После долгой разлуки

Кейт Хьюит

Аллегра сбежала из-под венца, узнав из случайно подслушанного разговора, что Стефано женится на ней по расчету. Спустя годы они вновь встречаются, и Аллегра понимает, что не все в их отношениях было продиктовано корыстью…

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Стефано Капоцци сидел в солидно обставленном кабинете одного из самых известных в Милане психотерапевтов. Глаза его лихорадочно блестели на неподвижном лице.

— Это продолжается уже восемь месяцев, — резко сказал он, хотя на столе перед Реналдо Спери лежала история болезни. — Восемь месяцев мы делали все, что возможно, но никаких изменений!

Спери сочувственно улыбнулся.

— Чудесного излечения не бывает, синьор Капоцци. — Он отвел глаза, встретив его колючий взгляд.

Стефано покачал головой.

— Я хотел бы, чтобы это чудо произошло.

Он не принимал отговорок. Он приехал в Милан, чтобы найти лучшего психотерапевта для ребенка, находившегося на его попечении, и не нашел.

Спери, вздохнув, провел рукой по редеющим волосам.

— Синьор Капоцци, весьма вероятно, что Лючио страдает некоторыми расстройствами развития…

— Нет. — Стефано отказывался поверить в это. Лючио молчал уже восемь месяцев, но наверняка его состояние — результат стресса. — Лючио был нормальным ребенком, пока не умер его отец.

— Аутизм обычно проявляется в возрасте трех лет, — мягко объяснил Спери. — Лючио начал говорить лишь незадолго до смерти отца и через несколько месяцев после этого печального события снова потерял речь.

Стефано саркастически приподнял бровь.

— И вы хотите сказать, что одно от другого не зависит?

— Я пытаюсь объяснить вам, что такая вероятность существует, — сказал Спери, и голос его стал напряженным.

Стефано минуту молчал, затем коротко бросил:

— Аутизм не лечится. — Он исследовал этот вопрос. Прочитал научные статьи, ознакомился со статистикой.

— Существуют терапии, диеты, способные смягчить симптомы, — тихо произнес Спери.

— И это все? — Стефано пронзил психотерапевта взглядом и стал ждать ответа.

Поколебавшись, Спери развел руками.

— Синьор Капоцци, мы обращались к разным специалистам, в том числе к психологам, которые занимаются стрессами, но, как вы сами сказали, никаких изменений к лучшему не произошло. Лючио еще больше отгородился от мира железной стеной. Если бы это был случай «нормального горя»…

— Что? — холодно переспросил Стефано. — Разве бывает «нормальное» горе?

— Да, процесс переживания горя — это нормальный, естественный процесс, — твердо сказал Спери. — Но поведение Лючио ненормально. Он до сих пор не общается с людьми.

Стефано, сжав в кулак руку, лежавшую у него на колене, погрузился в молчание.

Когда мать Лючио, Бьянка, попросила его о помощи — съездить в Милан и сказать «этим докторам», что сын ее не страдает аутизмом, — Стефано согласился. Тогда он поверил Бьянке, но теперь в нем зародилось первое зерно сомнения.

Он готов был сделать все для Бьянки, все для Лючио. Их семья спасла его много лет назад, вытащила из болота, в котором он родился, и помогла ему стать тем человеком, которым он был сейчас.

И он никогда не забудет этого.

— Но мы можем попробовать что-то сделать, — сказал он наконец. — Пока диагноз еще не окончательный.

— Психотерапевты, занимающиеся аутизмом, — очень опытные специалисты, — сказал Спери. — И компетентные. Они не стали бы выносить необдуманный приговор.

— Согласен, — отрывисто произнес Стефано. — Но неужели больше нет никакой надежды?

Спери долго молчал.

— Есть, — наконец неохотно произнес он. — Есть терапевт, который однажды успешно справился с аутизмом ребенка. С мнимым аутизмом, как оказалось. Мальчик страдал от жестокой травмы, и психотерапевты, работавшие с ним, не понимали этого, но когда травма была обнаружена, ребенок вновь обрел речь.

Надежда слабо затеплилась в Стефано.

— Так может, с Лючио происходит то же, что и с тем мальчиком?

— Не хочу вас напрасно обнадеживать, — сказал Спери, и голос его стал еще более сухим. — То был единственный случай, исключение из правила. Удача…

Стефано прервал его:

— Кто этот терапевт?

— Эта женщина — арт-терапевт, — сказал Спери. — Арт-терапевты часто помогают детям высвободить подавленные эмоции и воспоминания, как в том случае с мальчиком. Однако симптомы у Лючио гораздо серьезнее…

— Арт-терапевты, — повторил Стефано. Ему не понравилось, как это звучит: абстрактно и нелепо. — Поясните, пожалуйста.

— Она использует художественное творчество — рисование, песни, спектакли, — в процессе которого дети освобождаются от подавленных эмоций. В некотором роде это ключ к ребенку, до которого невозможно достучаться.

«Ключ». Подходящее слово, подумал Стефано, вспомнив отсутствующее лицо Лючио и его неподвижный взгляд. И ни одного слова. Практически за целый год.

— Понятно, — сказал он коротко. — Мы попробуем это сделать. Мне она нужна.

— Это всего один случай… — снова начал Спери, но Стефано, подняв руку, остановил его.

— Мне она нужна.

— Она живет в Лондоне. Я прочитал об этом случае в журнале, и мы обменялись короткими письмами, но я не знаю…

— Она англичанка? — разочарованно спросил Стефано. Зачем ему — и Лючио — английский психотерапевт?

— Нет, — с легкой улыбкой произнес Спери. — Она итальянка, но думаю, что не скоро приедет в Италию.

— Приедет, — твердо сказал Стефано. Он пообещает ей все, что она захочет. — Как долго она работала с тем мальчиком?

— Несколько месяцев…

— Тогда я хочу, чтобы она приехала к Лючио в Абруццо как можно скорее. — Стефано сказал это тоном, не допускающим возражений, и психотерапевт растерялся.

— Синьор Капоцци, у нее есть другие пациенты, обязательства…

— Она может отказаться от них.

— Это не так просто.

— Да, — коротко сказал Стефано. — Но так и будет. Лючио нельзя перевозить, для него это лишние волнения. Она приедет в Абруццо. И останется там.

Спери нервно поерзал на стуле.

— Тогда, конечно, поговорите с ней. Но это будет стоить…

— Денег, — ответил Стефано, сверкнув белоснежной улыбкой. — Не вопрос.

— Естественно, — Спери взглянул на свои записи; Стефано знал, что в них также есть его краткое резюме. Стефано Капоцци, владелец компании «Капоцци электроника». Не имеющей себе равных.

— Сейчас я вам все расскажу о ней, — сказал Спери, вздохнув. — У меня есть журнальная статья с описанием случая, о котором я упоминал. Отмечу, что она молода, хорошо образована, относительно неопытна, но, конечно, этот случай привлек всеобщее внимание…

— Когда мальчик выздоровел? Он снова заговорил? — потребовал ответа Стефано. Ему не понравилась искра сочувствия — или это была жалость? — мелькнувшая в глазах доктора.

— Да, — тихо произнес Спери. — Он заговорил. Но у Лючио, синьор Капоцци, может быть другая ситуация. Возможно, он…

— Пожалуйста, дайте журнал, — Стефано протянул руку. Он и не думал, что все будет просто. Он только хотел скорей начать.

— Секунду… — Спери порылся в стопке бумаг. — А вот и статья, о которой я говорил. — Он улыбнулся и протянул Стефано медицинский журнал, открытый на загнутой странице. — Вот… приятная внешность на фотографии, не правда ли? Ее зовут Аллегра Авести.

Стефано не слышал последних слов Спери, но ему и не надо было их слышать. Он знал ее имя. И был с ней знаком.

По крайней мере — прежде.

Аллегра Авести. Эта женщина должна была стать его женой, и эту женщину он больше не хотел знать.

Тревожные мысли о Лючио на миг улетучились, когда он взглянул на заголовок. «Аллегра Авести. Арт-терапевт вместе со своим пациентом». Воспоминания хлынули на поверхность, он затолкал их снова внутрь и бесстрастно взглянул на фото. Она повзрослела и похудела. Ее сияющие карие глаза были обращены на малыша, сидевшего рядом с ней. Тот мял в своих кулачках кусочки глины.

Ее золотистые волосы были сколоты в небрежный узел, и локоны касались щек, падали на плечи. Улыбка широкая, ободряющая, полная надежды. Он увидел ямочки на щеках. Никогда раньше не замечал. Может, она не улыбалась так никогда в его присутствии? Возможно.

Он смотрел на фотографию — призрак девушки, которую он когда-то знал, образ женщины, с которой никогда не встречался.

Аллегра.

Его Аллегра…

Стефано закрыл журнал, отдал его Спери. Надо думать о Лючио. Только о Лючио.

— Да, действительно симпатичная, — сказал он безразличным тоном. — Я свяжусь с ней.

Спери кивнул.

— Но если по каким-то причинам она не сможет вами заняться, мы готовы обсудить… другие варианты…

Стефано коротко кивнул. Он добьется того, что Аллегра будет работать с Лючио.

Невзирая на прошлое, поклялся он себе. Ведь речь идет о здоровье ребенка.

Аллегра Авести взглянула в зеркало, висевшее в дамской комнате отеля «Дорчестер», и состроила гримасу. Ей хотелось, чтобы прическа казалась элегантно-небрежной, но цель была достигнута лишь наполовину.

По крайней мере платьем она была удовлетворена. Дымчатое, с широким, но неглубоким вырезом, с тоненькими лямками на плечах, оно казалось элегантным и сексуальным, но не слишком откровенным.

Платье было безумно дорогим, если учесть ее скромные заработки терапевта. Но все же ей хотелось выглядеть хорошо на свадьбе кузины Дафни. И не только выглядеть, но и чувствовать себя хорошо.

Хотя Аллегра знала, ей это не удастся. После того как она сама сбежала с собственной свадьбы и оставила всех подбирать разбросанные осколки.

Тихо вздохнув, Аллегра вынула из сумочки помаду. Она запретила себе думать о той ночи — о разрушенной мечте, разбитом сердце. О предательстве, о страхе.

И все же свадьба кузины заставила ее вспомнить о собственной несостоявшейся свадьбе, и ей потребовались огромные усилия, чтобы подавить в себе эти воспоминания.

Церемония венчания, состоявшаяся в маленькой лондонской церкви, была очень трогательной. Дафни, с ее сердцевидным личиком, нежным голоском и облаком темных волос, была трепетна и прелестна.

Ее муж, топ-менеджер одной из рекламных компаний, выглядел слишком самоуверенно, на взгляд Аллегры, но она надеялась, что кузина нашла свое счастье. И любовь. Если такие вещи вообще можно найти.

Аллегра слушала обеты, которые они давали друг другу, с трудом скрывая циничную усмешку.

Будешь ли ты любить ее, лелеять, уважать и защищать, и, отвергая других, хранить ей верность всю оставшуюся жизнь?

А Аллегра в это время думала о том далеком дне своей собственной свадьбы, об обетах, которые так и не были произнесены.

Стефано не любил ее, не собирался лелеять или уважать. Защищать? Да, криво усмехнувшись, подумала она, он делал бы это. Хранить верность? Сомнительно…

И все же, сидя в этой тускло освещенной церкви, она чувствовала какую-то щемящую тоску, чем-то похожую на сожаление.

Хотя она не жалела ни о чем. Совсем не жалела, что оставила Стефано. И только ее дядя — иногда казалось и все остальные — осуждал ее за это.

Но она свободна, твердо сказала себе Аллегра. Свободна и счастлива.

Аллегра отвернулась от зеркала. Она выдержала официальную церемонию и сбежала — прежде чем кто-нибудь успел ее поймать. И ей совсем не хочется идти на банкет. Настроение у нее отвратительное — совсем не подходящее для того, чтобы болтать, смеяться и танцевать. И хотя она любила Дафни и свою тетю Барбару, ее отношения с дядей Георгом были весьма натянутыми.

За семь лет — с тех пор как она сбежала в Италию и на первое время нашла приют в его доме — они разговаривали всего несколько раз, и разговоры эти были весьма напряженными.

Выпрямив плечи, Аллегра вышла из роскошной дамской комнаты. Сегодня был сумасшедший день — она бегала в больнице из палаты в палату, занимаясь очень серьезными и, кажется, безнадежными случаями.

И сегодня в душе у нее не было надежды.

Она любила свою работу, любила со страстью, которую кто-то мог бы назвать замещением любви к мужчине, но сама-то Аллегра знала, что она свободна и счастлива. И она еще раз твердо напомнила себе об этом.

Но все же безнадежность некоторых случаев ее просто подавляла. Она занималась с детьми всего лишь по часу в неделю, но доктора уже ожидали перелома. Родители надеялись на чудо.

Иногда Бог бывает милостив. Иногда это случается.

Но не сегодня.

Банкет должен был состояться в Зале орхидей, где светло-голубые стены были расписаны завитками. Возле танцпола расположился струнный квартет, среди гостей сновали официанты с подносами, с изысканными закусками и сверкающими бокалами шампанского.

Аллегра взглянула на изысканную публику и вздохнула. Она не привыкла к такой обстановке. Она не ходила на банкеты.

Последнее торжество, которое ей довелось посетить, — подобное этому, с большим количеством гостей, — была ее собственная помолвка. На ней тогда было розовое платье с буфами и туфли, которые жали ноги, но она была так счастлива…

Аллегра покачала головой, отгоняя от себя эти мысли. Зачем ей вспоминать те дни? Зачем позволять появляться призракам из другой жизни — жизни, которой у нее никогда не будет, от которой она убежала?

Забудь об этом, сказала себе Аллегра и, взяв с подноса бокал шампанского, направилась сквозь толпу. Шипучий напиток ударил ей в голову.

— Аллегра… — окликнули ее. — Я так рада, что ты пришла.

Она повернулась и увидела свою тетю Барбару, неуверенно улыбавшуюся ей. Тетушка была в старомодном вечернем платье лимонного цвета, совершенно не сочетавшемся с бледным лицом и седыми волосами.

Аллегра тепло улыбнулась в ответ.

— Я тоже рада, — ответила она, немного лукавя. — Я так рада за Дафни.

— Да… Они будут счастливы, правда? — Тревожный взгляд Барбары скользнул по дочери, с улыбкой беседовавшей с гостями. Рядом стоял ее муж, обнимавший ее за плечи.

— Боюсь, что я не слишком много знаю о женихе, — сказала Аллегра, сделав еще глоток шампанского. — Его зовут Чарлз?

— Чарлз Эдмунд. Они познакомились на работе. Ты ведь знаешь, что Дафни работала секретаршей в компании «Хоббс и Форд»?

Аллегра кивнула. Хотя дяде не нравилось, что Аллегра общается с его семьей, время от времени она все же звонила Барбаре, и несколько раз Дафни, вопреки желанию своего отца, приглашала Аллегру на ланч.

На одной из таких встреч она узнала о том, что Дафни работает секретаршей в рекламном агентстве, несмотря на явное отсутствие квалификации. Очевидно, для этого было достаточно квалификации ее отца.

— Я счастлива за них, — сказала она и взглянула на Чарлза Эдмунда. Он в это время, оторвавшись от жены, окинул взглядом зал, и глаза его были стальными и холодными. Ищет контакты, деловых партнеров? — цинично подумала Аллегра. Во всяком случае, кого-нибудь стоящего, решила она, когда взгляд его, без всякой искры, скользнул мимо нее и Барбары.

Вот она — истинная любовь, подумала Аллегра, слегка поморщившись. Чарлз Эдмунд был такой же, как все, — холодный, амбициозный, рыщущий в поисках добычи.

— Барбара! — сквозь гул толпы послышался резкий голос ее дяди. Аллегра. и тетушка напряглись, когда к ним приблизился Джордж Мейсон. Он недовольно взглянул на племянницу.

— Барбара, иди к своим гостям, — коротко скомандовал он, и тетушка виновато улыбнулась Аллегре.

— Рада была тебя видеть, дорогая, — пробормотала Барбара и добавила с извиняющейся ноткой: — Мы редко с тобой встречаемся. — Джордж жестом поторопил ее, и Барбара ушла.

Возникло неловкое молчание, и Аллегра, крутя в руках бокал с шампанским, не знала, что сказать человеку, который выставил ее из своего дома семь лет назад. С тех пор она видела его всего лишь несколько раз — когда собиралась большая семья, и на этих встречах они избегали друг друга.

Но теперь стояли лицом к лицу.

Он почти не изменился. Худой, седоволосый, хорошо одетый, безупречный. Холодные глаза и поджатые губы. Ни искры юмора.

— Спасибо за то, что пригласили меня, дядя Джордж, — наконец сказала Аллегра.

— Мне пришлось пригласить тебя, Аллегра, — ответил Джордж. — Ты — член семьи, хотя в последние семь лет вела себя как чужой человек.

Аллегра едва сдержала резкий ответ. Ведь не она выпроводила так называемого «члена семьи» из дому, а потом препятствовала всякому ее общению с родственниками.

Ее единственной виной был побег, и дядя никогда не упускал случая напомнить ей об этом. Она не могла забыть, в какую ярость он пришел, когда увидел ее — измученную и потрясенную — на пороге своего дома.

— Ты можешь остаться на ночь, — сказал он тогда, — а потом должна уйти.

— У него деловые отношения со Стефано Капоцци, — в отчаянии пыталась объяснить Аллегре тетушка. — И если он тебя приютит, Капоцци может устроить ему — и всем нам — тяжелую жизнь.

Она подумала тогда — будет ли искать ее Стефано, чтобы и ей устроить тяжелую жизнь?

Но он не стал и, насколько ей было известно, не устроил никаких неприятностей дяде. Иногда она думала — не использовал ли дядя этот предлог, чтобы избавиться от нее, тем более что вскоре после ее побега точно так же поступила ее мать.

Ее мать… это другой человек, другая жизнь. Аллегра предпочитала не вспоминать о ней.

А теперь она встретила холодный дядюшкин взгляд.

— Мне нужна была помощь, и вы оказали ее, — произнесла она ровным голосом. — И я всегда была благодарна вам за это.

— Ты можешь выразить свою благодарность еще и тем, что будешь держаться от меня подальше, — холодно сказал Джордж. — И от Дафни тоже. Побереги ее нервы.

Аллегра почувствовала, что щеки ее вспыхнули. Она гордо вскинула подбородок.

— Я совершенно не хочу беспокоить кузину. Под благовидным предлогом я извинюсь и уйду как можно скорее.

— Хорошо, — сказал он, уходя.

Аллегра выпрямила плечи. Ей, казалось, что все смотрят на нее, хотя никто не обращал на нее внимания.

Кроме дяди и его родственников.

Мимо прошел официант, и Аллегра поставила почти нетронутое шампанское на поднос.

Бормоча извинения, она протиснулась сквозь толпившихся гостей в дальний угол зала и скрылась за большой пальмой. Ее никто не замечал, потому что она не была важной персоной. Последние семь лет она трудилась на двух работах, чтобы оплатить свое образование, и была очень далека от светской жизни.

Но теперь это ее совсем не волновало. У нее новая жизнь, и она довольна ею.

Музыка стихла, и Аллегра увидела, что гости направились к столам.

Сделав глубокий вдох, она присоединилась к ним и нашла свое место, обозначенное карточкой. Оно оказалось за самым дальним столом — среди гостей, которые, по-видимому, были такими же незначительными, как и она. Какие-то дальние родственники, коллеги и друзья, не слишком преуспевшие в жизни.

И арт-терапевт с подпорченной репутацией вполне вписывается в эту категорию, уныло подумала Аллегра.

Пробормотав приветствия, она заняла свое место между какой-то грузной дамой и худосочным бизнесменом.

Разговоры за столом казались Аллегре пустым звуком, и она думала лишь о том, как бы скорее уйти.

Ей хотелось поговорить с Дафни, но рядом с ней сидел надменный, амбициозный Чарлз Эдмунд, поэтому у них вряд ли мог получиться непринужденный разговор.

Встал ее дядя и начал говорить речь. Он рассказал о том, как познакомился с Чарлзом Эдмундом, затем стал распространяться о семейных ценностях. Аллегра с трудом сдерживала гнев, грозивший нарушить ее самообладание.

Через некоторое время снова заиграла музыка, и Аллегра незаметно выскользнула из-за стола, прежде чем ее успели пригласить на танец. Один мужчина, из офиса Чарлза, непрерывно смотрел на нее.

Она пошла сквозь толпу гостей, ни на кого не глядя.

Дафни стояла в стороне вместе с мужем, возбужденная и сияющая в своем дизайнерском свадебном платье, плотно облегавшем ее тонкую талию и пышными складками ниспадавшем вниз.

— Привет, Дафни, — сказала Аллегра.

Ее кузина — та самая кузина, с которой они вместе проводили лето в Италии, купались, веселились и заплетали друг другу косички, — теперь с тревогой повернулась к ней.

— Пр… привет, Аллегра, — сказала она, запнувшись, и беспокойно взглянула на мужа. — Ты знакома с Чарлзом?

Чарлз Эдмунд холодно улыбнулся.

— Да, твоя кузина приходила на нашу помолвку. Разве ты не помнишь, дорогая? — Он произнес это таким тоном, будто она явилась без приглашения. Аллегра предполагала, что ее приход именно так и воспринимался. И все же она хотела прийти, хотела показать, что, несмотря на их отчужденность, она все же является членом семьи.

— Дафни, я всего лишь хотела поздравить тебя, — тихо сказала Аллегра. — Боюсь, что мне придется уйти немного пораньше…

— О, Аллегра… — На лице Дафни одновременно возникли и облегчение, и огорчение. — Так жаль…

— Нет, это даже хорошо, — Аллегра улыбнулась и пожала руку кузины. — Я немного устала. У меня сегодня был трудный день.

— Спасибо тебе, — прошептала Дафни, и Аллегра не поняла, за что ее благодарят. За то, что она пришла? Или за то, что уходит? Или за то, что не устраивает сцен?

Но это не в ее обыкновении. Она устроила сцену всего лишь один раз в жизни и больше не собиралась этого делать.

— До свидания, — прошептала она и быстро поцеловала холодную щеку кузины.

Выйдя в фойе, она направилась к гардеробу, отдала номерок и получила свое простенькое и недорогое пальто.

Надевая его, она услышала позади голос — в нем звучали холодная уверенность и теплое восхищение. Этот голос проник в ее душу, разбудил воспоминания и чувства, которые она долгие годы держала на замке.

И вместе с воспоминаниями возникли страх, сожаление, ощущение предательства. Она услышала всего два слова — и будто вновь в один миг пережила ту ужасную ночь.

— Привет, Аллегра, — сказал Стефано.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Завтра день ее свадьбы. День шелковых нарядов, солнечных улыбок, магии и волшебства.

Аллегра прижала руку к бешено стучавшему сердцу. На виллу в Тоскане опускалась ночь, окутывая мглой пурпурные верхушки гор и зеленые оливковые рощи.

Аллегра оглядела свою девичью спальню: розовые подушки, игрушечные медведи, книжные полки… и пышное свадебное платье — такое, о каком мечтает любая невеста.

Она тихо засмеялась, радуясь словно девочка. Она выходит замуж!

Аллегра познакомилась со Стефано Капоцци тринадцать месяцев назад, когда отмечала свое восемнадцатилетие. Она увидела его, когда спускалась по лестнице в своих новых туфлях на высоченных каблуках. Он ожидал ее внизу, словно Ретт Батлер, и янтарные глаза его светились обещанием.

Она оперлась на его протянутую руку так непринужденно, будто давным-давно знала его, будто ожидала увидеть его здесь. И когда он пригласил ее на танец, она сразу же положила ему руки на плечи.

Это было так легко. И так правильно.

А потом, со счастливой улыбкой вспоминала Аллегра, они почти не расставались. Стефано приглашал ее в рестораны, театры, на вечеринки. Он писал ей письма из Парижа и Рима, когда уезжал в деловые поездки, и посылал цветы и красивые безделушки.

А потом попросил ее руки… предложил стать его женой.

Радостный смех вырвался из ее груди, и вдруг она услышала, что на улице, будто ей в ответ, тоже раздался смех — низкий, грудной, призывный. Аллегра открыла окно и вгляделась в темноту. Она увидела пару в тени дерева — и руки, и тела их были сплетены. Голова женщины была откинута назад, и мужчина целовал ее в шею.

Аллегра вздрогнула. Стефано никогда так не целовал ее. Его поцелуи были непорочными, почти братскими, и все же прикосновение его губ будто пронзало ее насквозь, наполняло доселе незнакомым теплом.

Глаза ее были устремлены на пару, благоуханный ночной ветерок овевал ей вспыхнувшее лицо. И внезапно захотелось увидеть Стефано. Захотелось сказать ему… что?

Что она любит его? Она никогда не говорила эти три коротких слова, и он тоже, но это не имело значения. Он ухаживал за ней романтично, как трубадур за прекрасной дамой. Конечно, он любил ее.

Аллегра отошла от окна, прижав руки к разгоревшимся щекам. Она видела Стефано без рубашки всего один раз, когда они купались на озере. А завтра они поженятся. И станут любовниками. Она знала об этом — даже она, обучавшаяся в церковно-приходской школе, знала об основах жизни. В том числе о сексе.

Увидеть его. Прикоснуться к нему. Прямо сейчас.

Должно быть, он еще не спит: сидит в отцовской библиотеке, читая свои старомодные книги.

Сделав глубокий вдох, Аллегра открыла дверь и пошла по коридору. Держась вспотевшими ладонями за перила, она спустилась по лестнице и, оказавшись в холле, услышала голоса, раздававшиеся из библиотеки.

— Завтра ты получишь свою маленькую невесту, — говорил Роберто, ее отец. Голос его звучал вкрадчиво, как мурлыкание кота.

— А вы получите то, что хотели, — отвечал Стефано, и Аллегра невольно отметила тон его голоса: холодный, бесстрастный.

Она никогда не слышала, чтобы он так говорил.

— Да, конечно, получу. Мы заключили с тобой хорошую сделку, Стефано… сынок.

— Да, — удовлетворенно произнес Стефано, и Аллегру охватила дрожь. — Я рад, что вы пошли мне навстречу.

— И неплохая цена, э? — хохотнул Роберто. Аллегра замерла, потрясенная бессердечием отца.

— Мать Аллегры хорошо ее воспитала, — продолжал Роберто. — Она подарит тебе пять или шесть малышей, а потом ты сможешь поселить ее в деревне. — Он снова хохотнул. — Она будет знать свое место. А мне известна одна женщина в Милане… она очень хороша.

— Неужели?

Аллегра чуть не задохнулась. О чем говорит отец? О чем говорит Стефано?

О какой-то сделке.

О женщине, которую продают.

Они говорили о замужестве. О ее замужестве.

Аллегра закрыла глаза, по-прежнему прижимая руку ко рту. Она почувствовала странное смятение, сердце ее отчаянно запрыгало в груди.

— Аллегра! Что ты здесь делаешь?

Глаза ее открылись. Перед ней стоял Стефано, с тревогой — или досадой? — на лице. Неожиданно Аллегра потеряла дар речи.

Но даже сейчас она с голодным томлением смотрела на него — на бронзовое от загара скуластое лицо, густые темно-каштановые волосы, спадавшие на лоб, янтарные глаза, поблескивавшие в тусклом свете.

— Я… — у нее пересохло во рту и вопросы умерли в ее сердце. — Я не могу уснуть.

— Ты слишком разволновалась, дорогая? — Стефано улыбнулся. — Осталось двенадцать часов — и мы будем мужем и женой. Ты не можешь дождаться, когда это произойдет? — он обхватил ее лицо руками и нежно провел большим пальцем по губам. Они невольно приоткрылись, и Стефано улыбнулся еще шире. — Иди спать, Аллегра. И мечтай обо мне.

Он повернулся и пошел прочь. Аллегра смотрела ему вслед — на его широкие плечи, узкие бедра, мощный торс.

— Ты любишь меня? — как только Аллегра произнесла ему вслед этот вопрос, она сразу же пожалела об этом. Голос ее прозвучал жалобно и умоляюще.

Но все же это был разумный вопрос, не так ли? Ведь завтра у них свадьба. Стефано медленно, напрягшись всем телом, повернулся. И она почувствовала, что спросила что-то не то. Задала глупый вопрос.

— В чем дело, Аллегра? — подходя к ней, тихо спросил он, и ей показалось, что имя ее прозвучало угрожающе.

— Я слышала, о чем вы говорили… с папой, — прошептала она и увидела, как изменилось лицо Стефано. Оно стало холодным и жестким.

— Мы говорили о бизнесе, Аллегра, и это касалось только нас двоих.

Она схватила его за руку, но он выдернул ее.

— Стефано… Я только хотела спросить… вы говорили такие вещи…

— Ты сомневаешься в том, что я буду заботиться о тебе? Защищать и оберегать?

— Нет, — быстро возразила Аллегра. — Но, Стефано, я хочу большего. Я хочу…

Он поднял брови.

— Чего еще ты хочешь?

Аллегра взглянула на него широко открытыми глазами. Чего еще? Многого, хотелось ей сказать. Уважения, тепла и откровенности. Делить вместе радость и веселье, горе и печаль. Помогать друг другу во всем. Но, увидев лед в его глазах, она поняла, что он и не думал о таких вещах.

Они для него ничего не значили.

Они для него вообще не существовали.

Она поняла, что он обращается с ней как с ребенком, которого можно баловать или держать в строгости, приласкать или наказать.

И с неожиданной ошеломляющей ясностью она поняла, что он всегда с ней так обращался. Она никогда не чувствовала себя с ним женщиной.

— Ложись в постель, Аллегра, — он заправил за ухо завиток ее волос и еще раз провел пальцем по ее губам. — Завтра мы поженимся. И наступит начало нашей новой жизни.

— Да… — прошептала Аллегра. Но она не чувствовала, что это будет «начало». Ей казалось, что завтра будет конец. У нее больно перехватило горло, и она, кивнув головой, опустила глаза.

Стефано смотрел, как она поднимается по лестнице, и она спиной ощущала его взгляд, он огнем пронзал ее сердце, ее душу.

Аллегра бросилась наверх бегом.

— Аллегра!

Испуганно вскрикнув, она увидела свою мать, Изабель, шедшую по коридору. Аллегра обернулась назад — Стефано уже не было.

— Что все это значит? — требовательно воскликнула Изабель, запахивая халат.

— Я… я не могла уснуть. — Аллегра, спотыкаясь, направилась в свою спальню, и мать последовала за ней. В комнате, казалось, все изменилось: плюшевые медвежата, старые книги, ее подвенечное платье. Все эти символы ее невинности, ее незнания.

— В чем дело? — спросила Изабель. Ее правильное красивое лицо было суровым. — Ты выглядишь так, будто встретила призрак!

— Ничего не случилось, — быстро соврала Аллегра. — Я не могла заснуть и пошла попить воды.

Изабель, приподняв бровь, окинула взглядом полураздетую дочь, и Аллегра попятилась.

— Ты видела Стефано? — спросила мать, и в тоне ее была какая-то скрытая нотка, от которой у Аллегры мурашки прошли по коже.

— Нет-нет, я…

— Не лги мне, Аллегра. — Изабель приподняла лицо дочери за подбородок. — Ты никогда мне не лгала. Что случилось? — И она добавила жестким голосом: — Неужели волшебная сказка окончилась, моя дорогая дочка?

Аллегра не поняла, что хочет сказать мать, однако ей не понравился ее тон. Но все же она была поймана в ловушку. И ей никто не мог помочь.

— Я видела его, — прошептала она, сморгнув слезы.

— И?..

— И слышала, как он разговаривал с отцом… — Аллегра закрыла глаза, затрясла головой.

Мать нетерпеливо вздохнула.

— И что?

— Это было деловое соглашение. — Слезы хлынули по щекам рекой. — Стефано никогда не любил меня.

Мать с холодной невозмутимостью взглянула на нее.

— Конечно, не любил.

У Аллегры исчезла еще одна иллюзия.

— Ты знала об этом? — Она сама не поняла, почему это ее удивило. Ведь мать никогда не разговаривала с ней по душам, никогда не радовалась ее обществу. И почему бы ей тоже не участвовать в этой грязной сделке? В продаже своей собственной дочери?

— О, Аллегра, ты еще дитя, — устало, без всякого сочувствия, произнесла Изабель. — Конечно, я знала. Твой отец связался со Стефано накануне твоего восемнадцатилетия и предложил заключить этот взаимовыгодный брак. У нас есть большие связи, у него — большие деньги. Именно поэтому он пришел на вечеринку. Именно поэтому мы и устроили ее.

— Чтобы я увидела его?

— Чтобы он увидел тебя, — холодно поправила Изабель. — И решил, подходишь ты ему или нет. И ты оказалась подходящей кандидатурой.

Аллегра истерично рассмеялась.

— Я не хочу быть «подходящей»! Я хочу быть любимой!

— Как Золушка? — насмешливо спросила мать. — Или Белоснежка? Жизнь — это не волшебная сказка, Аллегра.

Аллегра отвернулась, закрыв лицо руками.

— Ведь сейчас не Средние века, — произнесла она дрожащим голосом.

— Для таких женщин, как мы, хороший дом, богатство — не так уж и плохо, — мрачно заметила Изабель. — Стефано выглядит приличным мужчиной. Будь благодарна ему за это.

Выглядит, подумала Аллегра. Но кто он есть на самом деле? Она поняла, что вообще не знает его.

В памяти всплыли слова отца: «…мне известна одна женщина в Милане», — и Аллегра внутренне содрогнулась.

— Отец сказал… Стефано говорил… такие вещи…

— Насчет других женщин? — догадалась Изабель, жестко рассмеявшись. — В конце концов ты будешь радоваться этому, — пожав плечами, добавила она.

Глаза Аллегры расширились.

— Никогда!

— Поверь мне, — холодно произнесла Изабель.

Аллегра поняла, что все ее надежды на счастливый брак были лишь наивной детской фантазией. И она улетучилась, как дым. Ее ожидало холодное супружество, лишенное страсти, любви.

Несколько минут назад она сравнивала Стефано с Реттом Батлером, и Аллегра, вспомнив об этом, саркастично рассмеялась.

— Я не сделаю этого.

Раздался звонкий звук пощечины, и Аллегра пошатнулась, схватившись за лицо. Ее никогда не били.

— Аллегра, ты завтра выйдешь замуж.

Аллегра подумала о церкви, о гостях, об угощении, о цветах. Все это было очень дорого.

И еще она подумала о Стефано.

— Мамочка, пожалуйста, — прошептала она, назвав мать ласковым словом, как в детстве, — не принуждай меня.

— Ты не знаешь, о чем ты говоришь! — бросила Изабель. — Что ты будешь делать, Аллегра? Кроме как воспитывать детей, составлять меню обедов и покупать наряды? Скажи, что ты умеешь делать?

Аллегра, побледнев, смотрела на мать.

— Я не хочу быть такой же, как ты, — прошептала она.

— Ха! — Изабель отвернулась, дернув плечом. Аллегра вспомнила о льстивых словах Стефано, о подаренных безделушках и подумала, не было ли это все тщательно продумано. Он купил ее. Как корову, как автомобиль. Как вещь, которую можно использовать.

Его не беспокоило, о чем она думала и мечтала, и он даже не потрудился рассказать ей правду об их знакомстве.

И теперь она знала, что такое быть женщиной.

— Я не сделаю этого, — тихо сказала она, на этот раз без трепета и страха. — Не сделаю.

Мать ее долго молчала.

Аллегра ждала, затаив дыхание и надеясь…

На что?

На то, что мать, которая мало заботилась о ней и вообще едва замечала, поможет ей выйти из затруднительного положения?

И все же Аллегра ждала. Ей больше ничего не оставалось делать.

В конце концов Изабель заговорила.

— Твой отец страшно расстроится, если этот брак не состоится, — сказала она. В голосе ее прозвучала какая-то странная нотка удовлетворения. Но Аллегра предпочла не замечать ее. — Это его убьет, — добавила мать, теперь уже с явным удовольствием.

Аллегра медленно перевела дыхание.

— Меня это не волнует, — тихо сказала она. — Он убил меня тем, что манипулировал мною, — и, в конце концов, решил избавиться от меня!

— А ты подумала о Стефано? — Изабель приподняла брови. — Он будет унижен.

Аллегра закусила губу. Она любила его. По крайней мере, думала, что любила. Или просто находилась в плену волшебной сказки, как говорит ее мать?

Жизнь совсем не такая. Теперь она знала это.

— Я не хочу устраивать спектакль, — прошептала она. — Хочу уйти тихо. — Аллегра постаралась не думать о том, что ожидало ее впереди. — Я напишу ему письмо и все объясню.

Глаза Изабель сузились.

— Аллегра, не делай этого. Сейчас у тебя есть дом, друзья, но потом тебе не будет дороги назад.

Аллегра оглядела свою комнату, и внезапно все показалось ей таким родным, таким близким. И таким эфемерным. Она прижала к груди любимого розового медвежонка.

— Я не знаю, что делать, — вздохнула она, и голос ее дрогнул. — Мама, я не знаю. — Она взглянула на мать в надежде, что та успокоит, приласкает ее, но лицо матери было каменным.

— Нет ничего более ценного на свете, чем твое счастье, — сказала Изабель, и Аллегра, не веря своим ушам, покачала головой. Она никогда не слышала, чтобы мать говорила о счастье. Она говорила о долге. О семье. О послушании.

— Ты действительно заботишься о моем счастье? — изумленно спросила она.

Взгляд матери оставался холодным.

— Конечно, забочусь.

— И ты думаешь, что я буду более счастлива, если…

— Если ты хочешь любви, — прервала ее Изабель, — тогда нет. Стефано не любит тебя.

Аллегра отшатнулась от матери, услышав резкие слова. Но это правда.

— Что же мне делать? — прошептала она.

— Послушай, что я тебе скажу. — Мать подошла к ней, взяла ее за плечи. — Тебе будет трудно, потому что ты больше не сможешь жить в нашем доме. Я могу присылать тебе немного денег, вот и все.

Аллегра, прикусив губу так сильно, что почувствовала кровь, кивнула.

— Я не боюсь.

— Мой шофер отвезет тебя в Милан, — продолжала Изабель. — Оттуда ты переправишься в Англию. На первых порах тебе поможет мой брат Джордж, но потом… — Изабель развела руками. И с вызовом посмотрела на Аллегру. — Ты сможешь сделать такой шаг?

Аллегра никогда никуда не ездила одна, ничего сама не решала. У нее не было своих планов на жизнь. За нее все планировали родители.

Она медленно положила плюшевого медвежонка на кровать и решительно вскинула голову.

— Да, смогу.

Дрожащими руками она стала упаковывать дорожную сумку. Мать наблюдала за ней с непроницаемым лицом.

— Ведь ты никогда не стремилась к обычному благополучию, не правда ли? Ты всегда хотела чего-то большего. — Улыбка матери была саркастической. — Волшебной сказки.

Аллегра проглотила слезы.

— Разве это плохо?

Изабель пожала плечами.

— Мало кто из людей обретает эту сказку. А теперь напиши записку Стефано.

— Я не знаю, что написать!

— Скажи ему то, что сказала мне. Ты поняла, что он не любит тебя, а ты не хочешь жить в браке без любви. — Изабель достала бумагу и ручку.

Дорогой Стефано, написала Аллегра аккуратным детским почерком. Прости, но… Она закрыла глаза, из них закапали слезы.

— Ради бога, Аллегра, пора стать взрослой! — Изабель отобрала у нее ручку. — Пиши то, что я тебе продиктую.

Мать продиктовала ей несколько бездушных слов, а слезы Аллегры намочили бумагу, отчего расплылись чернила.

— А теперь тебе надо идти. Деньги у тебя в сумке. Иди, пока тебя никто не увидел.

Аллегру внезапно охватила паника. Ей стало страшно. Но что оставалось делать — выйти замуж за человека, который не только не любил, но и не уважал ее?

Одетая в джинсы и свитер, Аллегра, прижав к себе небольшую сумку, в которой было всего лишь несколько вещей, вышла в холл. Сердце ее билось так громко, что ей казалось, этот стук разносился по всей вилле.

Что она делает? Она чувствовала себя непослушным ребенком, вскочившим ночью с постели, но все было гораздо серьезнее.

По скользким терракотовым плиткам, на цыпочках, она дошла до двери и подергала за ручку. Дверь не открылась.

На секунду Аллегра почувствовала облегчение. Она не может выйти. Значит, сейчас тихонько вернется в кровать и забудет о своем безумном плане. Она уже повернулась, чтобы идти обратно, но замок в это время тихонько щелкнул. Дверь открылась снаружи. На пороге стоял Алонсо, шофер ее матери, — высокий, черноволосый, с непроницаемым лицом.

— Сюда, signorina, — прошептал он. Аллегра с тоской оглянулась на свой дом. Она не хотела покидать его, но завтра ей все равно придется уехать отсюда, и ее будет ждать гораздо худшая доля, чем эта.

А сейчас она по крайней мере сама выбирает свою судьбу.

— Signorina?

Аллегра кивнула, отвернувшись от тепло светившихся окон, и направилась вслед за Алонсо, во тьму. Под кроссовками тихо шуршал гравий.

Шофер безмолвно открыл дверцу машины, и она проскользнула внутрь, бросив прощальный взгляд на дом. В окне второго этажа, из-за прикрытых занавесок, показалось бледное лицо Изабель, и Аллегра увидела на нем холодную, жестокую улыбку триумфа. Сердце ее вздрогнуло от страха и удивления.

Слезы навернулись ей на глаза, внутри все больно сжалось, когда машина медленно отъехала от дома, в котором она выросла.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

При взгляде на него Аллегра замерла, пальцы застыли на пуговицах пальто. Стефано видел ее склоненную голову в профиль: совершенные линии щек и подбородка, вьющиеся волосы, спадавшие на плечи.

Когда он сегодня пришел сюда, то намеревался поговорить с Аллегрой только о деле. Но сейчас почувствовал, что прошлое не так легко забыть. Он подошел к ней совсем близко, так, что его дыхание коснулось ее волос — такого же темно-золотистого цвета, каким он их помнил, — и сказал:

— Зачем ты уходишь так рано?

Она медленно повернулась к нему, и он увидел ее широко открытые глаза. В них сквозило изумление… или страх? Он так и не понял.

Стефано улыбнулся и снял с ее плеч пальто. Ее сверкающие глаза напомнили ему о той девочке, которую он знал много лет назад. Он почувствовал, как больно кольнуло сердце, но тотчас же заставил себя улыбнуться.

Ему надо думать только о Лючио. Не об Аллегре. Никогда — об Аллегре.

— Ты не хочешь вернуться со мной на банкет?

Аллегра была потрясена. Она не ожидала, что он произведет на нее такое впечатление. Даже сейчас она почти с вожделением смотрела на его мощную фигуру, облаченную в безупречный темно-синий костюм, на его горделивую и непринужденную позу.

— Стефано, — наконец выговорила она, с неимоверным трудом справившись с потрясением, — я уже ухожу.

Много раз она представляла, что такое может произойти. Но ожидала увидеть Стефано яростным или холодно-равнодушным. И подумать не могла о том, что он предстанет перед нею в виде доброго знакомого, который хочет поболтать о жизни.

Он не отдавал ей пальто, не говорил ни слова, только все шире улыбался.

— Мое пальто, пожалуйста, — сказала она, стараясь говорить спокойно, без раздражения. Помедлив, она не сдержалась и добавила: — Я даже не представляла, что вы знакомы с моим дядей.

— У меня с твоим дядей деловые отношения. Разве ты не знаешь, что меня пригласили на свадьбу?

— Нет, — коротко ответила она.

— Насколько я понял, дядя тебя не очень жалует.

Аллегра сверкнула глазами.

— Откуда ты знаешь?

— Слышал. Поэтому позволь мне воспользоваться возможностью и составить тебе компанию, — сказал он, мило улыбаясь. Слишком мило. Аллегра отрицательно покачала головой.

Она была к этому не готова. Она ожидала встретить враждебность, ненависть или хуже того — равнодушие.

А он улыбается, проявляет участие, словно близкий друг.

Но она не хотела быть его другом. И никем другим.

— Думаю, нам не о чем разговаривать, Стефано, — сказала Аллегра, когда молчание слишком затянулось.

Стефано поднял бровь.

— Разве?

— Все, что было между нами, осталось в прошлом, — твердо сказала она.

— Если все осталось в прошлом, — мягко возразил Стефано, — тогда о чем беспокоиться? Разве мы не можем по-дружески провести вечер, Аллегра? Мне хочется поговорить с тобой.

Она колебалась. Часть ее кричала «нет», но другая, более разумная часть, понимала, что если она будет обращаться со Стефано как с другом, то это и будет значить, что он для нее — не больше, чем друг.

— Банкет только начался, а я здесь не знаю никого, кроме Джорджа Мейсона. Давай немного поболтаем, Аллегра, — губы его дрогнули в улыбке.

Аллегра нерешительно молчала. Все эти долгие годы она старалась забыть о нем, ведь он разбил ее сердце. Но сейчас у нее появилась возможность доказать себе и ему, что это не так, что она стала мудрее, сильнее, счастливее, чем была.

— Хорошо, — прошептала она. Затем произнесла более уверенным голосом: — Хорошо, пойдем.

Приобняв за талию, Стефано ввел ее в Зал орхидей. Он едва касался ее, но тело Аллегры вспыхнуло огнем, когда сквозь тонкий шелк платья она почувствовала прикосновение его пальцев.

— Позволь предложить тебе выпить, — сказал он, когда они оказались в зале и взгляды всех присутствующих обратились на них. По толпе пробежал легкий шепот. — Что ты предпочитаешь? Надеюсь, не лимонад?

— Нет… — Она непроизвольно сжалась, вспомнив о том, каким ребенком была тогда. — Не откажусь от бокала белого сухого вина.

— Замечательно.

Аллегра смотрела, как он удалялся в направлении бара, и в ней возникло желание срочно бежать отсюда…

Нет, на этот раз она не сбежит. Возможно, она ждала этого дня, когда встретится с ним лицом к лицу и покажет ему, насколько изменилась. Она уже не та глупая девочка, которая млела от счастья при мысли о том, что такой мужчина, как он, влюбился в нее.

— А вот и я. — Стефано стоял перед ней с двумя бокалами в руках и с кривой улыбкой на лице. — Я думал, ты сбежишь от меня.

Во рту у нее мгновенно пересохло. Аллегра сглотнула комок в горле и взяла у него бокал.

— Спасибо, — произнесла она и направилась в отдаленный тихий угол зала. Стефано последовал за ней.

— Почему ты прячешься, Аллегра?

— Я не прячусь, — быстро ответила она. — Просто здесь собралось чуждое мне окружение, вот и все.

— Интересно. Расскажи, пожалуйста, какие люди близки тебе. — Он помедлил и добавил: — Расскажи мне о себе.

Она взглянула на него и заметила, что он изменился. Волосы стали короче, в них проглядывали серебряные нити. Черты лица обострились, взгляд стал еще тверже.

— Ты обращаешься со мной вполне дружелюбно, — наконец сказала она. — Я не ожидала этого.

Стефано повертел в сильных загорелых пальцах бокал вина.

— Это было давно, — сказал он. — В отличие от твоего дяди я не держу на тебя зла.

— И я тоже, — вспыхнула Аллегра, и Стефано улыбнулся.

Аллегра пыталась проанализировать свои чувства. Она не испытывала сейчас боли, но была готова к тому, что боль снова к ней придет. Несмотря на то, что она излечила свое сердце.

Он сделал глоток вина.

— Как ты жила все эти годы? — спросил он. Аллегра подавила в себе желание рассмеяться, хотя смешного ничего не было.

— Я работала здесь, в Лондоне, — наконец сказала она.

— А чем занимаешься? — голос его был нейтральным, но почему-то этот невозмутимый тон насторожил ее.

— Арт-терапией. — Он вопросительно приподнял брови, и Аллегра продолжила с энтузиазмом: — Это вид психотерапии, которая помогает людям, особенно детям, высвободить свои эмоции. Занимаясь каким-либо искусством после перенесенной психической травмы, дети постепенно осознают свои подавленные чувства и воспоминания. — Аллегра нерешительно подняла глаза, ожидая увидеть насмешку на его лице, но встретила задумчивый и внимательный взгляд.

— Тебе нравится это занятие? Эта арт-терапия?

— Да, очень благодарная работа. Потрясающая возможность помочь ребенку, изменить его жизнь. — Во рту у нее пересохло, и она отпила еще глоток вина. — А как ты поживаешь?

— Я по-прежнему владею собственной компанией, «Капоцци электроника». К сожалению, все меньше времени остается заниматься исследовательской работой.

— Исследовательской работой, — повторила Аллегра. Он никогда не говорил ей об этом, а она никогда не спрашивала. — А какой именно?

— Новые технологии в области индустриального машиностроения.

— Ты меня совсем запутал, — рассмеявшись, сказала Аллегра, и Стефано улыбнулся ей в ответ. — «Капоцци Электроника» — это большой бизнес? Я видела твои логотипы на CD-плеерах, мобильных телефонах.

Стефано пожал плечами.

— Я купил несколько компаний.

Аллегра открыла было рот, чтобы задать очередной вопрос, но Стефано в этот миг отобрал у нее бокал.

— Ты слышишь, играет музыка? Позволь пригласить тебя на танец!

Он протянул ей руку — как тогда, семь лет назад, когда она спускалась по лестнице вниз — навстречу, как ей казалось, своему будущему.

Но теперь она колебалась.

— Стефано, я не…

— Давай потанцуем, как в старое время.

— Я не хочу его вспоминать.

Стефано едва заметно улыбнулся.

— Я тоже не хочу. Тогда что скажешь насчет «нового времени»? И новой дружбы?

Она понимала, что это плохая идея. Но в то же время ей хотелось знать, что она почувствует, когда они прижмутся друг к другу, как отреагирует на него. И вдруг ей захотелось снова испытать ту боль… узнать, жива ли она еще. Аллегра кивнула.

Стефано взял ее за руку и повел на танцплощадку. Их бедра легко соприкоснулись в танце, и это ощущение было гораздо интимнее, чем то, которое она испытывала в день своего восемнадцатилетия. Она почувствовала его сильное тело, и ноги ее ослабели. Она оступилась.

— Прости, — прошептала она. — Я не часто танцую.

— И я тоже, — тихо ответил ей Стефано, коснувшись губами ее волос. — Ты помнишь, как мы танцевали тогда? Ты цеплялась за меня, чтобы удержаться на ногах, потому что никогда не носила такие высокие каблуки.

Аллегра покачала головой, закрыв глаза.

— Я была ребенком.

Стефано нахмурился, взглянув в ее лицо.

— Возможно, — сказал он наконец. — Но теперь ты не ребенок.

— Нет, — согласилась Аллегра.

Они танцевали в молчании, покачиваясь в такт музыке, их тела были мучительно близки. Аллегра почувствовала, что расслабилась, хотя все происходящее казалось ей каким-то сном.

— Ты ненавидишь меня? — вдруг спросил Стефано. Аллегра вздрогнула и увидела мрачную тень в его глазах.

— Нет, — сказала она. — Я оставила прошлое позади, Стефано. И поняла, что ты мне не лгал. Я просто верила в то, во что хотела верить.

— И во что ты хотела верить? — тихо спросил Стефано.

Аллегра прямо встретила его взгляд.

— В то, что ты любил меня… так же, как я любила тебя.

Но Стефано не любил ее, даже и не думал об этом, и она, выйдя за него замуж, стала бы несчастной женой.

Ты любил меня… так же, как я любила тебя. Эти слова эхом раздавались в ушах Стефано, пока он прижимал к себе в танце ее соблазнительное тело. Он почувствовал желание прижать ее к себе крепче, и еще крепче, но…

Ему надо совладать с собой ради спасения Лючио.

Лючио… Он заставил себя отвлечься от искушающего тела Аллегры и вспомнить о сыне своей экономки, внуке человека, который дал ему в жизни все — кров, одежду, пищу, и вместе с ними — возможность стать на ноги.

Нет, нет. Он не позволит Аллегре отвлечь его от цели. С прошлым покончено навсегда.

Музыка стихла. Настало время сказать Аллегре об истинной причине его появления здесь…

Аллегра почувствовала, как руки Стефано отпустили ее, и подавила в себе дрожь. Стефано огляделся и вежливо улыбнулся окружающим.

— Мне не нравится эта толпа, — шепнул он ей. — Может, выпьем вина в более укромном месте?

В сердце Аллегры возникло тревожное предчувствие.

— Уже поздно, — пробормотала она.

— Еще нет и десяти, — возразил Стефано. Голос его был томным и ленивым, словно мурлыканье кота, готового вспрыгнуть ей на колени. Ей захотелось погладить его, почувствовать его тепло. — Всего один бокал, Аллегра, а потом я тебя отпущу.

— Хорошо, — с трудом произнесла она.

Почему она боялась этого?

Ведь они только что продемонстрировали друг другу, какие теперь оба взрослые и цивилизованные люди.

Стефано взял ее за руку и вывел из зала.

Как странно, думала Аллегра, когда Стефано подавал ей пальто. И слишком прекрасно, подумала она, когда прохладный сентябрьский ветерок подул на ее пылавшие щеки.

— Куда мы пойдем? — Стефано стоял на краю тротуара, перекинув через руку дорогое шерстяное пальто и нахмурив лоб.

— Боюсь, что я не знаю ночных заведений Лондона.

— И я тоже. Но здесь неподалеку, насколько мне известно, есть тихий уютный бар. Звучит заманчиво?

— Да, очень.

Бар внутри был отделан темным деревом, вокруг низких столиков стояли удобные кресла. Обстановка смахивала на рабочий кабинет, и Аллегра поняла, почему Стефано нравится этот бар.

— Я закажу бутылку красного? — спросил он, и Аллегра закусила губу.

— Думаю, что мы уже достаточно выпили.

— Но какой же дружеский вечер без вина? — улыбнулся он. — У меня есть тост.

— Хорошо, — согласилась она, хотя предпочла бы лишь холодную воду.

Он пожал плечами, и она увидела, сколько силы и грации в одном этом простом движении.

— Расскажи мне, как ты стала арт-терапевтом.

— Я пошла учиться.

— Сразу после того, как приехала в Лондон?

— Да.

Официант принес вино, и они оба молчали, пока он откупоривал бутылку и разливал вино по бокалам.

— Cin-cin, — произнес Стефано, поднимая бокал. Аллегра почувствовала, как терпкая жидкость обволокла горло и согрела грудь. Стефано, казалось, чувствовал себя непринужденно, но Аллегре было не по себе. Его появление пробудило в ней такие воспоминания, которые она хотела бы держать на замке.

Какие бы чувства Стефано ни испытывал к ней семь лет назад, он явно оставил их в прошлом. Оставил всех призраков и демонов позади себя и двинулся вперед.

Так должна сделать и она.

Но должна ли?

Да, должна, сказала она себе.

Стефано перекинул ногу на ногу и легко улыбнулся ей.

— Расскажи мне о своей учебе, — сказал он.

— А что о ней рассказывать? — голос ее стал напряженным и высоким. — Я приехала в Лондон и остановилась в доме дяди… совсем ненадолго. Потом нашла работу, а когда скопила немного денег, пошла учиться на вечернее отделение. Скоро я поняла, что очень люблю искусство, и стала специализироваться на арт-терапии. Два года назад я защитила диплом.

Стефано задумчиво кивнул.

— Ты много сделала для себя, — сказал он наконец. — Должно быть, тебе было очень трудно — без всякой помощи.

— Альтернатива была хуже, — возразила Аллегра и почувствовала, что покраснела.

— Альтернатива, — медленно повторил Стефано. Он криво усмехнулся, и в его глазах мелькнуло что-то такое, от чего ей стало не по себе. — Альтернатива была — выйти за меня замуж.

Аллегра сделала глубокий вдох.

— Да, Стефано. Этот брак разрушил бы меня. Мать помогла мне убежать той ночью — и это меня спасло.

— А заодно она спасла и себя.

Аллегра прикусила губу.

— Да, я понимаю теперь, что делала она это ради себя, чтобы опозорить моего отца. Она использовала меня так же, как отец собирался использовать меня.

Через месяц после приезда в Англию она услышала о том, что мать ее сбежала со своим любовником Алонсо — шофером, который помог Аллегре скрыться. И тогда Аллегра рассталась с остатками своей наивности.

Ко времени побега Изабель Роберто Авести был банкротом: его фирма, «Авести интернешнл», потерпела крах.

Аллегра прикусила губу. Лицо Стефано оставалось непроницаемым. Он прямо смотрел ей в глаза.

— Я знаю, ты была потрясена, когда узнала, что наш предполагаемый брак был сделкой между мной и твоим отцом.

— Да, — согласилась она. — Но это еще не все.

— Что же еще? — спросил он.

— Ты не любил меня, — сказала Аллегра, стараясь сдержать дрожь в голосе. — Но теперь это не имеет значения, не так ли? — добавила она как можно непринужденнее. — Все в прошлом, как ты сказал.

— Конечно, — голос Стефано был холодным. — Скажи, пожалуйста, с тех пор ты не была дома?

— Я побывала в Милане по профессиональным делам, — ответила Аллегра. — Но у меня нет дома, Стефано. Нашу виллу продали с молотка, когда отец разорился. — Голос ее был ясным и звонким, но она опустила глаза, чтобы Стефано не видел их.

Они замолчали на несколько секунд.

— Значит, теперь Лондон — твой дом? — спросил Стефано, когда молчание стало слишком напряженным.

Она пожала плечами.

— Это неплохое место для жизни, и я наслаждаюсь своей работой.

— Арт-терапией?

— Да.

— Есть ли у тебя друзья? — Он помедлил, покрутив в пальцах бокал. — Любовники?

— Это не твое дело, — напряженно ответила она, и он улыбнулся.

Она вспомнила о нескольких своих знакомых и пожала плечами.

— А у тебя? Друзья? Любовницы? — выдавила она и тут же пожалела об этом.

— Друзей — достаточно, — ответил Стефано, и на губах его заиграла какая-то жесткая улыбка. — А любовниц — нет.

Это признание поразило ее, но вместе с тем она почувствовала облегчение. Стефано был таким мужественным, таким сильным, что у него, как полагала Аллегра, должны быть любовницы.

Возможно, что любовниц у него нет в данный момент, подумала она цинично. Никого под рукой в этот вечер. Кроме нее.

— Тебе понравился мой ответ? — спросил Стефано, прерывая ее мысли.

— Мне все равно, — ответила она быстро.

Она увидела, как что-то вспыхнуло в его глазах, что-то живое и злое, и торопливо поставила бокал на стол.

— Почему же? — спросил Стефано, и губы его скривились в улыбке.

— Я думала, мы можем стать друзьями, хотя бы на один вечер, но ошиблась. Я поняла, что воспоминания могут причинять боль. И очень сильную.

Стефано склонился вперед и крепко сжал ее запястье.

— А я не испытываю боли, — сказал он тихо и твердо.

— Конечно, — язвительно проговорила она. — Ведь ты не любил меня. — Она сделала глубокий вдох и заставила себя продолжить: — Ты просто меня купил.

Он медленно покачал головой.

— Ты написала то же самое в своем письме.

Аллегра вспомнила о том письме, написанном круглым детским почерком, с расплывшимися от слез буквами, и почувствовала укол унижения.

— Мне пора идти, — тихо сказала она, и Стефано отпустил ее руку, откинувшись на спинку кресла. — Я никогда не думала, что придется снова об этом говорить. — Она постаралась улыбнуться, даже рассмеяться, но не смогла. — Жаль, что я не ушла пораньше с банкета. Тогда бы мы не встретились.

Стефано взглянул на нее с ироничной улыбкой.

— Мы встретились бы в любом случае.

Аллегра вздрогнула.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я пришел на свадьбу — и вообще приехал в Лондон, — чтобы увидеть тебя, — холодно и твердо произнес Стефано.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

— Меня?

Стефано увидел, как на лице ее, сменяя друг друга, отразилась масса эмоций: шок, страх, радость. Он улыбнулся. Даже сейчас она жаждала его внимания. И его прикосновений. А ведь его тянуло к ней. К той женщине, которую, как он поверил однажды, он любил.

Ты никогда не любил меня. Уже не единожды он слышал от нее эти слова. Нет, не любил. По крайней мере так, как она хотела. Не так, как Ретт Батлер или иной карикатурный мужчина, образ которого запечатлелся в ее девичьем мозгу.

Но сейчас это не имело значения. Главным сейчас был Лючио.

Улыбнувшись, он нарушил молчание.

— Да, тебя, — сказал он.

Аллегра заморгала и уставилась на него.

— Что ты имеешь в виду? — выговорила она наконец, не веря своим ушам.

Стефано покачал в руках бокал, взглянув на рубиновое вино, затем поднял голову. Лицо его было каменным.

— Мне сказали, что ты — лучший детский арт-терапевт в стране.

Аллегра изумленно отпрянула назад. Такого она совсем не ожидала. А чего ты ожидала? — спросил насмешливый тихий голосок. Думала, он скажет, что безумно скучал по тебе? Что любит тебя?

— Полагаю, меня слишком переоценивают, — сказала она, овладев собой. — Я практикую всего лишь два года.

— Врач, с которым я говорил в Милане, решительно рекомендовал тебя.

— Реналдо Спери, — догадалась Аллегра. — Мы переписывались по поводу мальчика, которому ошибочно поставили диагноз «аутизм».

— А он не страдал аутизмом?

— Нет, он жестоко страдал от душевной травмы — мать на его глазах покончила с собой. — Аллегра сморщилась при этом воспоминании.

— Спери отзывался о тебе очень хорошо, — сказал Стефано. — Он считает тебя лучшим психотерапевтом. А мне нужен такой специалист.

Аллегра прикрыла глаза. Зачем же тогда он не сказал об этом с самого начала? Зачем приглашал танцевать, привел ее в этот бар, спрашивал о любовниках?

Она открыла глаза и твердо встретила его испытующий взгляд.

— Если я интересовала тебя как профессионал, почему ты не пришел ко мне в офис?

Стефано невозмутимо пожал плечами.

— Ты знаешь, все не так просто, Аллегра. Прошлое еще живо, оно лежит между нами. И мне надо было убедиться в том, что мы сможем работать вместе.

— И что же — сможем? — язвительно спросила она, подняв брови.

— Да, — с холодной решимостью ответил он.

Аллегра сжала губы. Ей все еще было больно. И сердце ее наполняли сомнения и тревога.

— Ну хорошо, — сказала она наконец, — расскажи конкретно, в чем проблема.

Стефано помедлил.

— Сейчас уже поздно. Давай поговорим об этом в следующий раз. Как насчет завтра, например? За обедом?

Аллегра нахмурилась.

— Почему не в понедельник, в моем офисе? — возразила она.

— В понедельник я улетаю в Рим, — ответил Стефано. — Аллегра, ты интересуешь меня только как специалист…

— Я знаю об этом! — вскрикнула она, и щеки ее вспыхнули.

— Тогда почему бы нам не встретиться за обедом? Возможно, мы станем друзьями. — Он улыбнулся, в его янтарных глазах блеснуло обещание. Аллегра помнила этот взгляд. Обещание нежности и сострадания, понимания и заботы. Обещание любви.

Ложь. Все это ложь.

Аллегра перевела дыхание и вскинула голову.

— Хорошо. Завтра.

— Скажи мне свой адрес, и я заеду за тобой.

Она продиктовала ему адрес и встала из-за стола.

— Спокойной ночи, Стефано, — сказала она, протянув ему руку.

Он сжал ей пальцы, усмехнувшись. И она в этот миг почувствовала, какая у нее маленькая и хрупкая рука.

— Спокойной ночи, Аллегра, — хриплым шепотом произнес Стефано. — До завтра.

На следующий день Аллегру одолевали тревожные мысли. Стефано обратился к ней, чтобы помочь ребенку.

Какому ребенку?

Его собственному?

Его жены?

Она обдумывала эти варианты, стараясь анализировать себя как психотерапевт. Ей больно думать об этом? Насколько больно?

Она не ревнива, это точно. И не так уж сильно удивлена. Так что же она чувствует?

Она не знала. Слишком много мыслей, много эмоций выступило на поверхность сознания.

День клонился к концу, и Аллегра стала просматривать свой гардероб.

Кроме платья, купленного на свадьбу Дафни, у нее не было никаких красивых и дорогих нарядов. Ее деловая одежда была простой и удобной, но для ресторана совсем не годилась.

А почему тебя это волнует? — зашептал внутри нее голосок. Ты хочешь произвести на него впечатление? Увлечь его?

— Нет, — громко произнесла Аллегра, но голос ее прозвучал нерешительно и фальшиво.

Она снова стала рыться в шкафу и вытащила жакет. Это был оливковый жакет, купленный по случаю на распродаже. Она ходила в нем на собеседование. Но можно ли явиться в нем на обед… тем более на обед в одном из самых дорогих ресторанов Лондона? Аллегра, зная Стефано, не сомневалась в том, что он выберет именно такой ресторан.

Зная Стефано… А знала ли она его?

Семь лет — немалый срок для них обоих.

Аллегра примерила перед зеркалом жакет и поморщилась. Она выглядела ужасно — серенькой и неприметной, совсем не красивой, не сексуальной, не соблазнительной. Но уверенной и спокойной, по крайней мере.

Аллегра надела узкие черные брюки и белую шелковую блузку, зауженную в талии. Волосы тщательно уложила: никаких небрежных локонов на этот раз. Она должна выглядеть аскетично и строго.

Раздался звонок домофона, и Аллегра поспешно направилась к входной двери.

Стефано выглядел потрясающе. В темно-сером дорогом костюме, в белоснежной хрустящей рубашке и темно-красном галстуке.

— Предлагаю сначала выпить коктейль, — сказал он.

— Давай выйдем на улицу, — предложила Аллегра. — Моя квартира слишком мала. — Ей стало вдруг стыдно показывать ему свою убогую квартирку с ее подержанной мебелью. Арт-терапевту, несмотря на определенные успехи, не удалось пока заработать много денег.

Стефано ничего не сказал, только пожал плечами и жестом пригласил ее пройти к выходу.

На улице их ожидал шикарный черный автомобиль. Несколько прохожих с удивлением и завистью оглянулись на них, когда водитель, вскочив со своего места, открыл для них заднюю дверцу.

Все это было как в сказке. Последние семь лет Аллегра экономила на всем и уже забыла, что когда-то и она вела такой образ жизни.

— Спасибо, что вытащил меня из дома, — сказала она, когда автомобиль отъехал от края тротуара.

Они сидели рядом, их бедра и плечи слегка касались друг друга. Аллегра искоса взглянула на него — выточенный, словно из камня, профиль, мужественный подбородок — и сжала пальцы в кулак.

— Ты не хочешь рассказать мне о ребенке, который нуждается в терапии? — спросила она после нескольких минут молчания.

— Давай отложим этот разговор, пока не приедем в ресторан, — ответил он. — Там никто нам не помешает.

Аллегра кивнула. Это было разумно, но возникшее между ними молчание совершенно лишало ее присутствия духа, хотя она не понимала, почему.

— Аллегра… — мягко сказал Стефано. Он улыбнулся и положил свою большую руку ей на колено. Она уставилась на его пальцы и еще больше напряглась. — Расслабься.

Она попыталась рассмеяться, попыталась расслабиться — ничего не получилось.

— Прости, Стефано, но все это для меня так странно.

Он улыбнулся, взглянув на нее.

— И для меня тоже. — Он посмотрел на свою руку, на ее колено, будто внезапно осознав, что дотрагивается до нее.

Он не убрал руку, и в салоне автомобиля, кажется, сразу исчез воздух. Аллегре стало трудно дышать. У него есть сын, напомнила она себе, а это означает, что у него есть жена.

В конце концов, снова улыбнувшись, он убрал руку, и Аллегра перевела дыхание.

Они ехали молча, и через пятнадцать минут машина остановилась возле шикарного отеля на Пиккадилли.

Они поднялись по ступенькам, прошли через холл и, к ее удивлению, направились к лифту. В молчании они поднялись на самый верхний этаж, и Аллегра восхищенно ахнула, когда двери лифта открылись и она увидела зал ресторана, украшенный благоухающими свежими лилиями. Сквозь застекленные стены открывалась потрясающая панорама вечернего Лондона с его мерцающими и манящими огнями.

Официант провел их в укромный уголок зала, где в нише для них был сервирован столик. На секунду ей показалось, что они находятся в их собственном маленьком мире, и сердце Аллегры сильно застучало.

Она сделала глоток воды.

— Скажи, пожалуйста, ты часто приезжаешь в Лондон?

— В основном по делам бизнеса, — ответил Стефано, — хотя чаще бываю по работе в Бельгии.

— В Бельгии?

Он пожал плечами.

— Занимаюсь там индустриальными технологиями. Я говорил тебе об этом. — Он улыбнулся. — Очень скучное занятие.

— Но не для тебя, я полагаю.

— Нет, — согласился он, и на лицо его легла тень. — Не для меня.

— Я даже не знаю, что тебя интересует, — с горечью призналась Аллегра. — У меня такое ощущение, что я очень плохо тебя знаю.

А что, собственно, она знала о нем? Что он родился в Риме, имел свою собственную фирму, был богат, красив и хотел ее.

Или ей так казалось… пока она не поняла, что все, что он хотел, были ее социальный статус и выгодные связи ее семьи.

И почему она думает… нет, надеется, что он с тех пор изменился?

Она отпила еще глоток воды — отчего-то у нее внезапно пересохло во рту.

— Почему бы нам не посмотреть меню? — предложил Стефано, и в глазах его появился знакомый блеск.

Она полистала меню — элегантную золотистую книгу, наполовину на французском языке, — и едва сдержала смех.

Стефано взглянул на нее.

— Ты учила французский в школе?

Аллегра вспомнила о своей церковно-приходской школе и уроках, которые преподали ей там. Молчание. Подчинение. Повиновение.

— Да… учила, — с улыбкой промолвила она и вновь обратилась к меню. — А что такое «лангусты»?

— Лобстеры.

— О, — она слегка поморщилась, потому что никогда не любила морепродукты.

Стефано улыбнулся.

— Тогда выберем какое-нибудь национальное блюдо. Ведь ты, похоже, стала настоящей англичанкой.

Аллегра не поняла, почему эти слова укололи ее. Ей показалось, что они прозвучали как оскорбление.

— Я наполовину англичанка, — напомнила она ему.

Он взглянул на нее, и глаза его были темными и бездонными.

— Девочка, которую я знал, была итальянкой до мозга костей… или мне так казалось.

Аллегра положила меню на столик.

— Мне кажется, мы договорились не вспоминать о прошлом. В любом случае сейчас мы совершенно другие люди.

— Совершенно верно, — Стефано тоже отложил меню. — Ты выбрала себе блюдо?

— Да. Стейк.

— А на закуску?

— Зеленый салат. — Аллегра сжала губы. Он явно хотел все сам решать за нее, и это ее раздражало.

К столику мгновенно подошел официант, и Стефано сделал заказ. Когда официант удалился, возникло неловкое молчание.

— Поговорим о Лючио? — предложила Аллегра. — Он твой сын?

Стефано, казалось, искренне удивился.

— Нет. У меня нет сына, Аллегра. — Он помедлил, и ей показалось, что она снова увидела то самое выражение в его глазах: они потемнели и в глубине словно бы мелькнул отблеск его души. — Я — не женат.

— Понятно. — Она постаралась справиться с бурлившими в ней эмоциями. Главной эмоцией было облегчение. Но сразу же возникла досада оттого, что она его почувствовала. Ведь ее совершенно не должно волновать, женат он или нет. — Я подумала так потому, что ко мне в основном обращаются родители больных детей.

— На самом деле Лючио мне как сын. Как племянник по меньшей мере. Его мать, Бьянка, — моя экономка.

И любовница? — подумала Аллегра.

— Понятно.

Стефано улыбнулся, хотя глаза его оставались жесткими.

— Наверное, ты подумала, что она для меня — не только экономка, — сказал он, и Аллегра вспыхнула. — На самом деле Лючио и Бьянка заменили мне семью. Отец Бьянки, Маттео… — Стефано замолчал, дернув плечом. — Короче, отец Лючио, Энцо, погиб девять месяцев назад в автомобильной катастрофе. Он был управляющим на моей вилле в Абруццо. После его смерти Лючио стал все меньше говорить. А через месяц после этого несчастья совершенно утратил речь. — Стефано замолчал, лицо его омрачилось.

— Он удалился в свой собственный внутренний мир, — мягко подвела итог Аллегра. — Я наблюдала такие случаи раньше — когда дети внезапно получали жестокую травму. И зачастую самым легким способом справиться с ней было, не справляться с ней вообще. Просто существовать без всяких чувств.

— Да, — сказал Стефано, и Аллегра услышала облегчение в его голосе. — Именно так он и сделал. Никто не мог достучаться до него, даже его мать. Он не плачет, не возмущается, не страдает… Он, кажется, ничего не чувствует.

Аллегра кивнула.

— И вы обращались к психотерапевтам?

— Он прошел обследование, — тяжело вздохнув, произнес Стефано. — Бьянка отвела его к врачу, занимающемуся… психологией горя — так, кажется, это называется. Тот сказал, что некоторое отстранение от жизни — это нормальный процесс переживания горя. — Стефано склонил голову, и Аллегра почувствовала, как сердце ее дрогнуло от сострадания. Это часть ее работы, но ей всегда было больно. Всегда.

— А потом, — продолжил Стефано, — когда мальчик стал терять речь, психотерапевт направил его на комплексную диагностику, и врачи обнаружили у Лючио аутизм.

— Расскажи, как он вел себя? — попросила Аллегра.

— Он перестал не только говорить, но и смотреть в глаза. Играет в какие-то странные игры, с повторяющимися монотонными действиями. Перестал обниматься, избегает всяких физических прикосновений. — Стефано перечислял эти симптомы ровным голосом, и Аллегра представила, что он чувствовал, когда выслушивал приговор докторов.

Подошел официант и поставил перед ними легкую закуску. Некоторое время они ели молча, радуясь краткой передышке. Когда тарелки были убраны, Стефано продолжал:

— Диагноз «аутизм» поставили ему несколько месяцев назад, но Бьянка отказывалась верить этому. Она считала, что причиной такого поведения Лючио — горе, а не психическое расстройство. И так же считал я.

Аллегра глотнула воды.

— Тебе, наверное, говорили, что первые симптомы аутизма появляются именно в этом возрасте, — мягко напомнила она.

— Да, конечно, но ведь эти симптомы появились сразу после смерти его отца. Слишком явное совпадение.

— Оно ни о чем не говорит, — твердо и спокойно сказала Аллегра. — Профессионалы редко ошибаются, Стефано. Они не могут повесить ярлык на ребенка без веских на то оснований. Сначала психотерапевты проводят тщательное обследование, собирают данные…

— Но ведь ты имела дело с ребенком, которому поставили ошибочный диагноз, — холодно произнес Стефано.

— Да. Однако такой случай бывает один на сотни, тысячи случаев. — Она покачала головой. — Я не волшебница, Стефано. Если ты хочешь нанять меня, чтобы я доказала, что Лючио не аутист, то я не могу дать тебе никаких гарантий.

— Мне не нужны гарантии, — ответил Стефано. — Если ты, поработав с Лючио, придешь к тому же выводу, что и другие специалисты, тогда нам с Бьянкой не останется ничего, кроме как принять его. Но ведь возможно, что реальная причина этих симптомов — переживание горя?

— Возможно, — допустила она, — но почему ты думаешь, что ему поможет арт-терапия?

— Он всегда любил рисовать, — ответил Стефано с улыбкой, и при этих словах Аллегру охватило какое-то незнакомое теплое чувство.

— Ясно, — сказала она. — Значит, Лючио живет в Абруццо?

— Да, но я не могу вывозить его из дома, потому что он стал бояться незнакомых мест.

— Значит, ты хочешь, чтобы арт-терапевт, а именно я, приехала в Абруццо, — медленно произнесла Аллегра.

— Да, — не моргнув глазом, ответил Стефано. — И пожила там некоторое время.

Он налил им обоим вина и отставил бутылку в сторону. Аллегра сделала глоток, и у нее слегка закружилась голова.

Стефано даже не просил ее приехать в Абруццо. Просто сообщил ей об этом.

Такой же высокомерный и самоуверенный, как всегда, подумала Аллегра.

Она покачала головой.

— А что, если я не смогу приехать в Абруццо, Стефано? — спросила она с вызовом.

Стефано молча пронзил ее долгим взглядом.

— Я не думаю, — сказал он наконец тихим четким голосом, — что ты позволишь прошлому, нашему прошлому, угрожать будущему невинного ребенка.

Лицо Аллегры вспыхнуло от гнева.

— Речь не идет о нашем прошлом, Стефано! Речь идет о настоящем, о моей профессиональной жизни. Я уже не маленькая девочка-невеста, которой ты мог диктовать свои условия. Я квалифицированный психотерапевт, к которому ты обращаешься за услугами.

Слишком знакомая улыбка мелькнула на лице Стефано и тут же исчезла.

— Ты уверена, что речь не идет о прошлом, Аллегра? — тихо спросил он, и в этот момент Аллегра уже не была так уверена.

Официант принес вторые блюда, и Аллегра взглянула на свой сочный стейк без всякого аппетита.

— Давай поедим, — предложил Стефано. — А ты пока подумаешь над другими вопросами. Я буду рад ответить на них.

— Ты собираешься все это время находиться в Абруццо? — коротко поинтересовалась Аллегра. Стефано замер, а она почувствовала, что приоткрыла ему что-то интимное этим простым вопросом.

— Нет, — ответил он, помолчав. — Я попеременно живу то в Абруццо, то в Риме. Ты в основном будешь иметь дело с матерью Лючио, Бьянкой.

— Понятно. — Она испытала облегчение, но вместе с тем расстроилась.

Они продолжали есть, и вдруг Аллегра обнаружила, что в ней проснулся аппетит и стейк просто великолепный.

Когда с едой было покончено, она почувствовала, что к ней вернулось самообладание.

— Мне нужно посмотреть историю болезни Лючио, — сказала она, когда официант убирал пустые тарелки. — И поговорить с доктором Спери.

— Конечно.

— Понадобится несколько дней, чтобы проанализировать полученную информацию, — добавила она, — и в конце недели я сообщу тебе о своем решении.

— В среду.

Она хотела возразить, сказать, что он больше не имеет права командовать ею, но твердо сжала губы.

Поведение Стефано было типичным поведением взволнованного взрослого. Он хотел получить ответы, и получить их быстро.

— В среду, — сказала она, кивнув. — Я сделаю все возможное, Стефано, но мне нелегко будет оставить все дела в Лондоне на неопределенный период…

— Но ведь несколько месяцев — не так уж и долго, Аллегра. Это не семь лет.

Она быстро взглянула на него, не понимая, что он хочет сказать.

— Не желаете заказать десерт? — К их столику подошел официант, и они заказали шоколадное печенье для Стефано, а для нее — сливовый пудинг. Когда официант ушел, Стефано снова взглянул на нее. Взгляд у него был деловой.

— Я позвоню тебе в среду.

— Да, хорошо.

Принесли десерт, и Стефано сменил тему разговора: они стали обсуждать фильмы, погоду, достопримечательности Лондона. Аллегра с облегчением вдохнула — ей больше не надо следить за каждым своим словом и гадать о том, что скрывается за словами Стефано.

Было уже поздно, когда они покинули ресторан. Возле входа их ожидал автомобиль Стефано.

Всю дорогу до ее дома они хранили молчание. У Аллегры возникло ощущение, что сейчас что-то должно произойти.

Шел легкий дождь, улицу окутывал серый туман, когда машина остановилась возле ее дома.

— Не надо провожать меня дальше, — тщетно возражала Аллегра, когда Стефано вошел вместе с ней в подъезд.

— Я хочу довести тебя целой и невредимой до двери, — сказал он.

— Здесь вполне безопасно, — уверила она, но Стефано только улыбнулся. В его янтарных глазах мелькнул знакомый огонек, и Аллегра знала, что он может превратиться в огонь. Она сглотнула комок в горле, вжавшись в стену, словно стараясь отгородиться от него.

— Стефано… — начала она, но замолчала, потому что не знала, что ей сказать.

— Мне хочется знать, изменилась ли ты с тех пор, — тихо прошептал он, и Аллегра затрепетала.

— Мы стали другими, Стефано, — сказала она, пытаясь отвести взгляд от его горящих глаз. — Я стала другой, — добавила она, но это на него совсем не подействовало. Он улыбнулся, провел пальцами по ее щеке и заправил ей локон за ухо.

— Да, — прошептал он, — совсем другой.

От этого легкого прикосновения у нее закружилась голова, и она закрыла глаза.

— Не делай этого, Стефано, — прошептала она. У нее не было сил оттолкнуть его, и ей стало стыдно.

Он придвинулся ближе, и в нескольких сантиметрах от себя она почувствовала его грудь, торс, живот, бедра. Тепло, исходившее от него, подействовало на нее завораживающе, и она судорожно перевела дыхание.

— Нам надо попрощаться. — Голос ее сломался. — Давай пожмем друг другу руки, — с отчаянием добавила она, хотя знала, что этого не случится.

— Да, конечно, — согласился Стефано. Он обвел пальцем ее полные губы. — Мы закрепим нашу сделку поцелуем.

— Я не веду дела таким образом, — запинаясь, выговорила она.

— Мне хотелось бы знать, Аллегра, — прошептал он, приближая к ней свои губы, — что было бы между нами, если бы мы не расстались тогда?

Она попыталась что-то сказать, но все слова улетучились из головы. Она была окутана его аурой, словно мглистым туманом, опустившимся на улицы Лондона.

И тогда его губы коснулись ее губ, и легкое прикосновение превратилось в требовательный, обжигающий, властный поцелуй.

Он так никогда ее не целовал. Те поцелуи были нежные и братские, но даже они вызывали в ней дрожь.

А этот поцелуй превратил все тело в огонь.

Ее руки обхватили его плечи, и она ощутила их размах и мощь. Стефано поддержал ее, обняв за талию, когда она бессильно прильнула к нему.

Когда он наконец оторвался от нее, по-прежнему крепко прижимая к себе, она не могла вымолвить ни слова. И не могла думать ни о чем.

— Ну вот, мы и закрепили нашу сделку поцелуем, — удовлетворенно прошептал он и отступил назад. — Я позвоню тебе в среду. Спокойной ночи, Аллегра.

Она прикоснулась пальцами к своим губам, будто еще ощущая его поцелуй, и оцепенело подумала о том, что прошлое не забыто.

Усевшись в автомобиль, Стефано откинул голову на спинку сиденья и закрыл глаза. Он поцеловал Аллегру потому, что хотел ее; хотел ощутить ее губы, ее тело. Хотел узнать, соответствует ли реальность его мечтам.

Возможно, подумал он с циничной улыбкой. Но это не имеет значения.

Он больше не собирался целовать Аллегру. Она была психотерапевтом Лючио, и не более того.

Этого больше никогда не повторится, строго сказал он себе.

ГЛАВА ПЯТАЯ

В среду днем Аллегра сидела в офисе, разложив перед собой историю болезни Лючио. Невидящими глазами она смотрела в окно на дождливое серое небо Лондона и ждала звонка Стефано.

Она твердо решила — после того шокирующего, потрясающего поцелуя — не браться за лечение Лючио.

Ведь есть множество других арт-терапевтов, говорила она себе. Более опытных и не испытывающих никаких личных чувств к клиенту.

Но разве она испытывает личные чувства? Разумом Аллегра отрицала это, но тело все еще помнило вспышку желания, охватившего ее.

И все же ее тянет к нему, призналась себе она. У нее достаточная профессиональная подготовка, чтобы отделить чувства к Стефано от работы с Лючио, и ей хочется помочь мальчику, трагически молчавшему без малого восемь месяцев.

А еще это возможность не только помочь Лючио, но и вконец расстаться с прошлым.

И показать Стефано раз и навсегда, что она уже не та девочка, которой была тогда. Не та девочка, которая его любила.

Зазвонил телефон, и Аллегра вздрогнула и схватила трубку.

— Я слушаю.

— Аллегра, — отрывисто произнес Стефано, — ты ознакомилась с историей болезни Лючио?

— Да.

Возникло секундное молчание, и Аллегра услышала, как сильно бьется ее сердце.

— Ну и?..

— Да, я возьмусь за этот случай, Стефано. Хотя…

— У тебя есть какие-то возражения?

— Да.

— Насчет нашего поцелуя прошлым вечером? — Он говорил совершенно невозмутимо, и все же Аллегра крепко обхватила телефонную трубку.

— Да, — сказала она после секундного напряженного молчания. — Стефано, мы говорили о том, что я приеду в Абруццо работать. И поэтому не может быть…

— Не будет.

Она заморгала и сглотнула комок в горле, ошеломленная его уверенным тоном.

Затем отрывисто рассмеялась, потому что знала: все не так просто, и Стефано это тоже понимал.

— Ты никогда так не целовал меня, — вырвалось у нее, и она сразу же пожалела об этом. Стефано молчал, и в трубке раздавалось лишь его дыхание.

— Тебе было девятнадцать, — наконец сказал он, и голос его звучал ровно. — Совсем ребенок, как ты сама сказала. — Он помедлил, она ждала. — Но вчера вечером ты совсем не была ребенком. Однако не волнуйся. Больше такое не повторится.

Он произнес эти слова так твердо, что Аллегра поверила ему.

— Хорошо, — сказала она, понимая, что лучше не обсуждать этот вопрос по телефону.

— Мы вылетаем в Рим в пятницу, — сказал Стефано. — А из Рима отправимся в Абруццо.

— Хорошо, — повторила она и повесила трубку.

В течение недели она решила вопросы с детьми, с которыми занималась, — это было нетрудно, потому что Аллегра работала внештатным арт-терапевтом, — затем сдала в субаренду квартиру и собрала вещи в дорогу.

Она удивлялась тому, насколько легко расстается с жизнью, которую с таким трудом, ценою пота и слез, построила для себя за семь долгих лет.

Был хмурый сентябрьский день, лениво кружились желтые листья, было достаточно тепло, и Аллегра стояла на улице, напряженно ожидая появления роскошного черного автомобиля Стефано.

И вот наконец он подъехал к ее дому. Из машины вышел Стефано — в темном костюме, с телефонной трубкой, прижатой к уху. Он вел себя так, будто совсем не помнил о ней, а тем более — о том поцелуе.

Стефано по-прежнему разговаривал по телефону, когда шофер погрузил в багажник ее сумки и Аллегра уселась в автомобиль.

Они отъехали от дома, оставив позади ее улицу, ее жизнь, а Стефано даже не поздоровался с ней.

И только через двадцать минут он закончил свой телефонный разговор.

— Прошу прощения, — сказал он. — Это был деловой звонок.

— Очень похоже.

В его глазах блеснул веселый огонек.

— Я рассказал Бьянке о твоем приезде, и она собралась тебя встречать. Ты возродила в нас надежду, Аллегра.

Она кивнула.

— Но только помни, что я не даю никаких гарантий.

— Конечно, ведь в жизни вообще нет никаких гарантий, не правда ли? — произнес он непринужденно, но она уловила в его голосе нотку горечи. О чем он думал в этот момент? О своих несбывшихся мечтах?

Она приказала себе не думать об этом и отвернулась к окну.

В Рим они вылетели на частном самолете. Аллегра ожидала чего-то подобного, но все-таки была потрясена, увидев наглядное подтверждение богатства и власти Стефано.

— Ты стал богаче, чем семь лет назад? — спросила она с любопытством, когда они расположились на мягких кожаных сиденьях.

Стефано взглянул на нее через край газеты.

— Немного.

— Я знаю, что отец мой был богат, — сказала Аллегра, — но, сказать тебе по правде, я не слишком много видела этого богатства.

— Но тебе жилось хорошо? — спросил Стефано, приподняв бровь, и Аллегра рассмеялась.

— Да, конечно. Я не пытаюсь рассказать тебе историю о бедной маленькой девочке. — Она пожала плечами. — Просто я совсем не видела жизни и, думаю, поэтому потеряла голову, когда увидела тебя.

— Понятно, — сказал он совершенно невозмутимым тоном, не выражавшим никакого согласия.

Аллегра взглянула в иллюминатор. Самолет поднимался над серым туманом, окутывавшим Лондон, навстречу яркому голубому небу.

Ей вдруг захотелось поговорить со Стефано. Но о чем?

Ты любишь меня?

Даже если бы их брак и не был деловым соглашением, все равно у них бы ничего не вышло. Она не была бы счастлива. Стефано не любил ее, он рассматривал ее только как некую собственность, которую надо беречь и обеспечивать, положив на полку.

И теперь она, на множестве мелких примеров, убеждалась в том, что он остался таким же.

Аллегра повернулась к нему. Он читал газету, склонив голову и скрестив ноги.

— У тебя квартира в Риме? А где именно?

Он оторвал глаза от газеты и слегка улыбнулся ей.

— В Париоли, возле виллы Боргезе.

— Я никогда не была в Риме, — призналась она, немного смутившись. Ее жизнь в Италии ограничивалась домом и церковно-приходской школой, а каникулы она проводила за городом, возле озера, вот и все.

— Я покажу тебе достопримечательности, если у нас будет время, — сказал Стефано.

— Разве мы сразу не поедем в Абруццо?

— Завтра. Сегодня вечером у меня деловой ужин. — Он помолчал, отведя от нее глаза. — Возможно, ты захочешь пойти со мной.

Аллегра напряглась, и в ней забурлило множество эмоций: волнение, удивление, удовольствие.

— Зачем? — спросила она.

Стефано поднял брови.

— А почему бы и нет? У большинства мужчин есть подруги, а у меня нет.

— Я не подруга.

— Нет, конечно, — согласился он. — Но ты приехала со мной, и нет никаких причин оставлять тебя одну на вилле, не так ли? — Он снова улыбнулся, в глазах его блеснули веселые искры. — Я думал, что мы можем быть друзьями.

— Да, — быстро сказала она. — Только…

Стефано ждал, вопросительно изогнув бровь. Аллегра поняла, что он совершенно запутал ее. Да, она не против, чтобы они были друзьями, но…

Ей хотелось бы забыть об этом поцелуе, об их прошлом, но она не могла. Прошлое надо было проработать, а не стараться о нем забыть.

— Хорошо, — слегка кивнув, сказала она. — Спасибо. Это будет… — она искала подходящее слово и наконец его нашла, — приятно.

— Приятно, — задумчиво повторил Стефано. Он отвернулся к своей газете. — Да, конечно.

Она снова стала смотреть в иллюминатор.

Оставшееся время они провели в молчании. Самолет приземлился в аэропорту Рима, и Стефано помог ей сойти по трапу.

Аллегру сразу же окутал сухой горячий воздух. Такой знакомый. Такой успокаивающий.

Она вернулась домой.

Аллегра сделала глубокий вдох. И воздух здесь другой, и солнце гораздо ярче.

— Ты давно здесь не была? — спросил ее Стефано.

— Шесть лет.

— Последний раз приезжала на похороны отца? — Они шли по взлетной полосе в направлении таможни.

— Да. — Аллегра отвела глаза в сторону. Похороны ее отца. Его самоубийство. Она не хотела бы об этом вспоминать.

— Мне очень жаль, — сказал Стефано, и голос его был тихим и сочувственным.

— На самом деле я даже не думаю об этом, — сказала она, по-прежнему стараясь избегать внимательного взгляда Стефано.

К счастью для нее, он оставил этот разговор, и вскоре они, пройдя таможню, ехали на машине в сторону Рима. Позади расстилался лазурный океан, перед ними — пыльные степи, а далеко впереди возле коричневых холмов, почти у горизонта, виднелся древний город.

Аллегру охватила усталость. Последние несколько недель она много работала, но эмоциональное напряжение было еще более изнурительным. Она откинула голову на спинку сиденья и прикрыла глаза.

Она поняла, что уснула, когда Стефано осторожно разбудил ее. Седан остановился на маленькой улице возле элегантных особняков с цветными ставнями и коваными оградами.

— Мы приехали, — сказал Стефано и помог ей выйти из машины. Аллегра последовала за ним в дом. Он был изысканно украшен старинными роскошными коврами и дорогими картинами, но все же в нем не было отпечатка индивидуальности его владельца.

Аллегра еще раз убедилась в том, что совсем не знает Стефано. Она думала об этом без гнева и боли, лишь с глубокой печалью.

Ей хотелось спросить его, какие книги он любит читать, что заставляет его смеяться. Об этом ей следовало знать еще тогда, когда она была его невестой.

Но она не будет спрашивать его, твердо сказала она себе, даже и не подумает, потому что в этом нет необходимости.

Профессиональной.

— Я знаю, ты устала, — сказал Стефано. — Можешь отдохнуть наверху, если желаешь. У меня есть повар, который приготовит нам что-нибудь перекусить.

— Спасибо, — Аллегра колебалась. — Сегодня мы пойдем в ресторан… Полагаю, это будет формальная встреча?

— Да.

— Боюсь, что мне нечего надеть, — сказала Аллегра. Она старалась говорить непринужденно, хотя была растеряна. — Вечерние платья не нужны мне для работы.

Стефано смотрел на нее с непроницаемым лицом, хотя Аллегра уловила какой-то загадочный блеск в его глазах. Хотелось бы ей знать, о чем он думает.

Стефано коротко кивнул.

— Я пошлю кого-нибудь в магазин купить тебе подходящий наряд. Или ты хочешь пойти сама?

Аллегра покачала головой. Она не знала, что ей надо покупать, и, кроме того, мысль о блуждании по магазинам Рима приводила ее в ужас.

— Ну хорошо, мне надо уйти по делам, а Анна, моя экономка, покажет тебе твою комнату.

И словно по мановению волшебной палочки в конце коридора появилась приятная седенькая женщина.

— Пожалуйте со мной, signorina, — тихо произнесла она на итальянском языке.

— Grazie, — пробормотала Аллегра, и это слово — итальянское слово — странно прозвучало в ее ушах. Ведь долгие годы она разговаривала лишь на английском языке.

Аллегра поднялась вслед за Анной по лестнице, устланной ковром, в изящно обставленную спальню. Двуспальная кровать была застелена розовым шелковым покрывалом, на окнах висели шторы в розовых тонах, по обе стороны мраморного камина стояли старинные ореховые стулья.

Аллегра улыбнулась Анне.

— Grazie, — снова сказала она, и Анна, кивнув, удалилась.

Аллегра обессиленно опустилась на кровать, сбросила с себя одежду и нырнула под прохладные ароматные простыни.

С трудом верилось, что она находится здесь, в доме Стефано, в его кровати… в одной из них по крайней мере. Она громко рассмеялась, но в этом смехе не было радости. В огромной спальне он прозвучал одиноко.

Аллегра закрыла глаза. Ее переполняли эмоции, и она устала от них. Ей не хотелось анализировать свои чувства и мысли, а также пытаться догадаться о том, что думает или чувствует Стефано.

Она просто хотела жить. Заниматься своей работой. И надеялась, что, увидев Лючио, сможет полностью забыть о Стефано…

На этой туманной мысли ею овладел сон.

Она проснулась от легкого стука в дверь, когда лучи заходящего солнца косо падали на пол.

— Аллегра? — тихо позвал ее Стефано. — Ты спала четыре часа. Нам надо готовиться к ужину.

— Прости, — пробормотала она, откидывая со лба прядь волос. Стефано открыл дверь, и в этот момент Аллегра поняла, что на ней лишь бюстгальтер и трусики.

Стефано быстро окинул ее взглядом, и глаза его вспыхнули. Аллегра почувствовала, что в ней загорелся ответный огонь, от которого перехватило дыхание.

И все же лицо его оставалось вежливо-невозмутимым.

— Внизу тебя ожидает коллекция вечерних платьев. Я сейчас их принесу.

— Коллекция? — изумленно повторила Аллегра, но Стефано уже ушел.

Аллегра мигом соскочила с кровати и натянула на себя одежду. Она зачесывала волосы назад, когда явился Стефано с большими пакетами в руках.

— Все, что тебе нужно, находится здесь, — сказал он. — Мы должны выйти из дома через час. Анна принесет тебе поесть. Ты пропустила ланч.

— Спасибо, — запинаясь, произнесла она. — Ты такой чуткий.

Он наклонил голову.

— Пожалуйста.

Аллегра обрадовалась как девочка, которой было позволено залезть в гардероб матери.

Улыбнувшись этой мысли, она стала распаковывать пакеты.

Стефано предусмотрел все: в пакетах было три вечерних платья с сочетавшимися с ними туфлями и меховыми пелеринами, а также нижнее белье и колготки.

Таких изысканных нарядов у нее не было целых семь лет. Она не могла позволить себе подобные покупки.

Аллегра выбрала облегающее шелковое платье — до колен, темно-серого цвета. Простое и вместе с тем элегантное.

На дне одного из пакетов Аллегра нашла маленькую бархатную шкатулку. Открыв ее, она потрясенно вскрикнула. В шкатулке были серьги, которые Стефано подарил ей накануне свадьбы. Эти серьги она никогда не надевала, хотя он говорил, что очень хочет увидеть ее в них.

На ее глаза навернулись слезы. Аллегра не понимала, почему ей захотелось плакать, но в этот момент она не чувствовала себя вещью — она ощущала себя сокровищем.

И это опасно, подумала она. Ей надо держать дистанцию между собой и Стефано и помнить о цели своего приезда.

Но в этот момент ей так хотелось быть сокровищем!

Надев серьги, она распустила волосы, и они волнами рассыпались по плечам.

А потом спустилась вниз.

Стефано уже ждал ее в мраморном холле, одетый в смокинг. Сердце ее дрогнуло, когда она увидела его восхищенный взгляд.

— Ты выглядишь потрясающе, — сказал он. Взгляд его остановился на ее ушах — на бриллиантовых каплях, оттенявших кожу, и на лице его появилась улыбка, которая говорила больше, чем любые слова.

Аллегра ощутила, что улыбается ему в ответ, сияя так, будто проглотила солнце.

— Спасибо.

Он протянул руку, и Аллегра после секундного колебания взяла ее. Ей не хотелось ни о чем думать.

Один вечер, всего лишь один вечер — и она хотела насладиться им.

Автомобиль привез их к «Сен-Реджис Гранд-отелю». Аллегра, увидев его пышно украшенный фасад, не могла сдержать восхищения. Внутри ее поразили огромные люстры, мерцавшие над головами, мраморные колонны и мягкие ковры, в которых ноги буквально утопали.

Они вошли в зал ресторана, расписанный фресками и окутанный той же аурой роскоши и богатства, и Аллегра увидела, как головы всех присутствовавших повернулись к ним.

Откинув назад волосы, она горделиво улыбнулась.

Стефано подошел к небольшой группе мужчин и представил им Аллегру.

— Джентльмены, моя подруга, Аллегра Авести.

Моя подруга. Она никогда не была для него подругой.

На лицах мужчин мелькнуло удивление, и Аллегра не поняла, почему они так удивились. Ей стало немного не по себе. Неужели Стефано приходил на такие приемы с какой-то другой женщиной?

— Все в порядке? — прошептал Стефано, сжав ее локоть, и Аллегра почувствовала совсем близко его дыхание.

— Да, — прошептала она. — Все в порядке.

— Хорошо. — В его голосе прозвучала собственническая нотка, и это должно было бы встревожить ее, но ей не хотелось ни о чем думать. Хотелось просто наслаждаться этим вечером. Поэтому она улыбнулась Стефано, когда он повел ее к столу.

Соседкой Аллегры оказалась Антония ди Бона — костлявая остроносая женщина в платье из черного крепа.

— Стефано скрывал вас от всех, — заметила она слегка язвительным тоном.

Аллегра сглотнула и взглянула на Стефано, беседовавшего с каким-то мужчиной. Она улыбнулась Антонии:

— Я всего лишь подруга.

— Неужели? — Антония подняла тонкие, густо накрашенные брови. — У Стефано очень мало женщин-подруг.

— Да? — Аллегра почувствовала облегчение, в то же время понимая, что Антония собирается сообщить ей что-то еще.

Принесли первое блюдо, и разговоры на некоторое время затихли, но вскоре Антония вновь повернулась к ней, и улыбка ее была насмешливо-злобной.

— Вы давно знаете Стефано?

— Достаточно давно, — осторожно промолвила Аллегра.

— Давно? — с сомнением повторила Антония. Она пригнулась к Аллегре. — Похоже, вы не его тип. Он предпочитает… — Антония сделала паузу и критически окинула Аллегру взглядом, — более гламурных женщин. Вы часто выходите с ним в свет? — Она сладко улыбнулась.

— Нет, — холодно сказала Аллегра. Лицо ее загорелось, хотя она убеждала себя, что нет повода для беспокойства. Антония просто одна из тех женщин, которые наслаждаются своим цинизмом и ехидством. Они будут чувствовать себя несчастными, если не будут насмешничать.

— На самом деле я очень занята, — сказала Аллегра, — как, впрочем, и Стефано. — Она хотела объяснить этой женщине, что общается со Стефано лишь по профессиональным делам, но не нашла подходящих слов. Впрочем, Антония все равно не поверила бы ей.

Действительно, соседка ехидно рассмеялась.

— Стефано всегда занят. Именно поэтому он так разбогател. — Ее холодный взгляд еще раз пронзил Аллегру, но затем — по-видимому, утратив всякий интерес, — она небрежно добавила: — Именно поэтому распался его брак.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Аллегре показалось, что она заледенела, что сам воздух вокруг нее превратился в лед. Она закрыла глаза, затем открыла. Через стол она увидела, что на нее с беспокойством смотрит Стефано.

Его брак. Значит, он был женат. Женат на ком-то еще. Не на ней. Он любил другую, жил с другой и клялся ей в любви.

И кто же она?

Аллегре внезапно захотелось рассмеяться — громко и безудержно.

Почему он не сказал ей? И где его бывшая жена?

А впрочем, почему он должен ей об этом говорить?

Ведь у них лишь деловые отношения.

Они друзья.

Но в этот момент она совсем не чувствовала себя его подругой. Она ощущала его горячие губы на своих губах, и боль, которую испытывала все эти семь лет, и девочку внутри себя, которая — по-прежнему — продолжала плакать.

Ты любишь меня?

Она закрыла глаза, пытаясь справиться с волнением. Рядом с ней по-птичьи смеялась Антония, кокетничавшая с соседом. Аллегра услышала жужжание голосов, взглянула на поставленный перед ней десерт и почувствовала спазмы в желудке.

Расслабься, велела она себе.

Значит, Стефано был женат. И от этого ей больно. Очень больно.

Но почему? Почему она позволила ему проникнуть в свое сердце?

Аллегра инстинктивно покачала головой, в отчаянии пытаясь отвергнуть саму эту мысль. Она уже не та маленькая девочка, которую он тогда купил, как вещь.

Она отодвинула десерт в сторону, сделала глоток вина и почувствовала на себе взгляд Стефано. Он непринужденно беседовал с деловым партнером, но постоянно посматривал на нее, по-видимому догадываясь, что она расстроена.

Принесли кофе, и Аллегра заставила себя немного поболтать с дородной матроной слева от нее. Антония совершенно перестала обращать на нее внимание, и Аллегра почувствовала облегчение.

После еды гости стали расхаживать по залу, болтая и смеясь. Звучала тихая музыка. Аллегра прошла сквозь густую толпу и прислонилась к прохладной мраморной колонне. Как теперь держатся со Стефано?

— Почему ты прячешься? — Стефано внезапно возник позади нее, и она напряглась.

— Я не прячусь, — с вызовом ответила она, изогнув бровь.

— Ты избегаешь меня.

Аллегра вздернула подбородок.

— Не надо быть таким самонадеянным.

— Ты отрицаешь это?

— У меня нет настроения болтать с кем-либо, в том числе с тобой. Я устала и никого здесь не знаю.

В ответ Стефано приподнял ей подбородок и заглянул в глаза.

— Что-то не так? — тихо спросил он.

В груди Аллегры больно кольнуло.

— Нет, ничего, — процедила она.

— Ты расстроена.

— Прекрати говорить мне о моих ощущениях! — воскликнула Аллегра так громко, что все вокруг на секунду затихли.

— Можно ведь пообщаться, познакомиться с людьми, — мягко произнес Стефано.

Аллегра отвела глаза.

— У меня совсем нет настроения.

— Я надеялся, — продолжал он ровным голосом, — что мы получим удовольствие от этого вечера.

Она дернула плечом, по-прежнему отвернувшись от него.

— Я устала и вообще не обязана тебя сопровождать. Не так ли, Стефано? Разве ты не помнишь? Я приехала сюда, чтобы помочь Лючио. И все.

— Ты думаешь, я не помню? — В голосе его прозвучала жесткая нотка, и Аллегра удивленно взглянула на него. Лицо его было мрачным. — Думаешь, я не напоминаю себе об этом каждый день? — тихо произнес он.

Аллегра покачала головой, не решаясь представить, что он имел в виду.

— Стефано…

— Аллегра, я прошу тебя вести себя нормально.

Любезно беседовать с людьми. Ведь ты всегда любила поболтать. Я даже не мог вставить слово. Неужели ты так сильно изменилась? — И он улыбнулся, а она почувствовала, что на глазах у нее выступили слезы.

Она вспомнила их разговоры и как она болтала и смеялась без умолку — о своих глупых девичьих мечтах, — а Стефано слушал. Он всегда ее слушал.

— Не надо. Стефано, — прошептала она.

Он прикоснулся пальцем к ее щеке, и на нем остался влажный след.

— Не надо — что?

— Не надо, — беспомощно повторила она. Не надо напоминать мне об этом. Не надо снова влюблять меня в себя. Ты однажды разбил мое сердце. Я больше не вынесу этого.

— Почему ты плачешь? — тихо спросил он, и в его удивленном голосе послышалась печаль.

Аллегра покачала головой.

— Я не хочу думать о прошлом. Не хочу вспоминать.

— Но ведь было что-то хорошее? — спросил Стефано.

— Да, но очень мало. — Она сделала глубокий вдох и отступила от него. — Хорошего всегда бывает мало.

— Да, — согласился Стефано.

— Ты говоришь так, словно у тебя был кто-то еще.

Стефано напрягся, лицо его еще больше помрачнело.

— Я знаю, Стефано. — Аллегра сделала еще один глубокий вдох. — Антония сказала мне, что ты был женат.

Аллегра ожидала, что он будет отрицать, может, даже рассмеется, но на скулах его заиграли желваки, и он пожал плечом.

— Это не важно.

Аллегра звонко рассмеялась — и люди оглянулись на них.

— Хорошо, что я сегодня об этом узнала.

— Почему «хорошо», Аллегра? — Он так хмуро взглянул на нее, что Аллегра отпрянула назад.

— Потому что… потому что… — Она запнулась. — Потому что такие вещи мне надо…

— Знать? — закончил он за нее. Голос его был мрачным. — Разве ты спрашиваешь всех взрослых людей, с которыми общаешься, об их семейном положении? Родителей детей, с которыми работаешь? — Он усмехнулся, но глаза его были холодными.

— Ты знаешь, что не все так просто, — выпалила Аллегра. — Ты легко забываешь и вспоминаешь прошлое — наше прошлое — в зависимости от своего настроения! Так позволь мне делать то же самое! — Она поняла, что говорит очень громко. На них смотрели люди.

— Здесь не место для подобной дискуссии, — сказал Стефано сквозь зубы.

Она проигнорировала его замечание.

— Я даже не знаю, разведен ли ты. Есть ли у тебя дети.

— Я вдовец, — бросил он. — И уже говорил тебе, что у меня нет детей. — Он взял ее под руку. — Поедем домой.

— А может, я не хочу ехать вместе с тобой! — сказала она, отступив от него.

Возникло секундное замешательство, и Аллегра поняла, что устроила публичную сцену. Лицо ее вспыхнуло.

— Ты закончила? — спросил он ледяным тоном.

Аллегра понуро кивнула головой.

— Да. Мы можем идти, — прошептала она.

Высоко держа голову, но с пылавшими щеками, она вышла из зала в сопровождении Стефано и под громкое перешептывание толпы.

Сев в машину, Аллегра сжалась в комок на сиденье и стала смотреть на мелькавшие за окном огни. Ее поведение, конечно, непростительно. Ей надо было подождать, пока они не вернутся домой, и тогда уже выяснять отношения со Стефано. И ни в коем случае не делать этого на многолюдном банкете.

Она прикрыла глаза — их застилала пелена слез. Ему следовало сказать ей, что он был женат.

А зачем тебе это знать? — насмешливо спросил ее внутренний голос. Разве ты не порвала с ним раз и навсегда, когда сбежала той ночью? И с тех пор она действительно ничего не хотела о нем знать, никогда никого не спрашивала о нем и избегала не только разговоров, но и всяких мыслей о Стефано.

В итоге все эти усилия оказались напрасными, потому что сейчас они сидели рядом в ледяном молчании, колени их соприкасались, а сердце ее кричало от боли.

Машина остановилась возле особняка, и Аллегра прошла внутрь вслед за Стефано. Она смотрела, как он, войдя в гостиную, налил себе рюмку виски и встал возле камина. Отъезжавший от дома автомобиль на миг осветил гостиную ярким светом фар. Аллегра закрыла окна, задернула шторы и включила лампу.

— Прости меня, — сказала она.

— За что? — с сарказмом спросил Стефано. — За то, что согласилась помочь Лючио?

— Нет, — сказала она быстро, — за мое поведение сегодня вечером. Я была шокирована, узнав, что ты был женат, и… повела себя неадекватно. Я никогда не слышала об этом.

— А ты и не могла слышать, — ответил Стефано. — Я не сильно распространялся о своем браке.

— Почему? — прошептала она.

Он повернулся, и Аллегра с изумлением увидела следы усталости на его лице.

— Потому что я пожалел об этом сразу же после свадьбы.

Он провел рукой по волосам и опустился в кожаное кресло.

— Если тебе нужны факты, Аллегра, я предоставлю их тебе. Полагаю, кто-то на банкете упомянул о моем браке, но я сейчас не хочу обсуждать, кто это сделал. — Улыбка мелькнула и погасла на его лице, и Аллегра увидела перед собой совсем другого Стефано: искреннего, открытого. И уязвимого. Он сидел, устало развалившись в кресле, ослабив галстук, расстегнув ворот рубашки, с рюмкой виски в руке.

— И какие же факты? — тихо спросила она.

— Я был женат на Габриэлле Каполети шесть лет.

— Шесть лет! — вырвалось у нее. — И когда ты женился на ней?

— Через три месяца после того, как ты покинула меня, — ровным голосом произнес Стефано.

Покинула меня. Не Италию — меня. Ведь именно это она сделала.

Аллегра почувствовала, что у нее закружилась голова, и схватилась рукой за спинку кресла.

— Ты любил ее?

— Разве это имеет значение? — с легкой усмешкой спросил Стефано.

Да.

— Нет, — выдавила Аллегра. — Нет, конечно, нет. Мне просто интересно.

Стефано молчал, она тоже. С улицы доносились отдаленные гудки машин, отзвуки женского смеха.

— Я женился на Габриэлле из-за ее фамилии — точно так же, как собирался жениться на тебе, — в конце концов произнес Стефано. — Мне нужна была жена из хорошей, уважаемой семьи.

— Зачем? — спросила Аллегра.

Губы его изогнулись в улыбке, глаза блеснули, как топазы.

— Потому что у меня нет семьи. У меня есть деньги. И все. — Она уловила мрачную нотку в его голосе.

— И Габриэлла приняла твое корыстное предложение? — повысила голос Аллегра. — Или ты обманул ее так же, как обманул меня?

— Обманул тебя? — тихо повторил он. — Как ты цепляешься за это, Аллегра. Как хочешь в это верить.

— Конечно, верю, — бросила Аллегра. — Я слышала о вашей сделке собственными ушами! — Она гордо выпрямилась, пылая гневом. — И сколько же ты заплатил за меня, Стефано?

Стефано коротко рассмеялся.

— Ты разве не поняла? Нисколько.

Она потрясенно заморгала, и он улыбнулся.

— Но заплатил бы за тебя миллион евро, если бы ты не сбежала в тот день. Тот самый миллион, который проиграл твой отец. Именно поэтому он убил себя, насколько ты знаешь. Не смог расплатиться с долгами.

Аллегра закрыла глаза, пытаясь отгородиться от того, что сказал Стефано.

— Я не виновата, — прошептала она.

— Разве сейчас это имеет значение?

Она потрясла головой, отгоняя от себя нестерпимую боль.

— Расскажи мне о твоем браке.

— Габриэлле тогда было тридцать лет. Она была на два года старше меня. Она согласилась на этот брак по расчету, и мы очень скоро поженились.

Аллегра опустилась в кресло. Колени ее ослабели. Вот еще одно доказательство того, что он никогда никого, включая и ее, не любил.

— Так почему же ты скрывал свой брак, — спросила она, — если хотел породниться с ее семьей?

Стефано поднял бровь.

— Очень скоро я понял, что мне не нужно это родство. Я не хотел ее, а она не хотела меня. — Он сухо рассмеялся, но Аллегра уловила в этом смехе горечь. — И в конце концов я понял, что не хочу строить свой бизнес на чьих-то плечах. Я многого добился сам и решил идти той же дорогой.

Аллегра понимающе кивнула.

— Так что же случилось? — прошептала она. — Твоя жена… умерла?

— Да, — Стефано прямо встретил ее взгляд. — Но сначала, через два месяца после свадьбы, Габриэлла ушла от меня. Я был плохим мужем. — Он откинул голову на спинку кресла. — Она уехала во Флоренцию, где я купил ей квартиру. Мы пришли к соглашению, что будем жить раздельно. И ко времени ее гибели в автомобильной катастрофе я не видел ее почти пять лет.

— Это ужасно, — прошептала Аллегра.

— Да, — бесцветным голосом промолвил Стефано. — Ужасно.

— Но почему она оставила тебя?

Стефано желчно улыбнулся.

— Я понял, что мне хочется чего-то большего от нашего брака. И Габриэлле хотелось того же. К несчастью, мы не могли дать это друг другу.

— Что именно? — прошептала Аллегра.

Стефано медленно поднял голову, и глаза его ярко блеснули.

— А ты сама как думаешь, Аллегра?

— Я… — она облизала пересохшие губы. И правда, что? Ведь он приобрел связи и положение в обществе. Что же еще ему было надо?

— Интересно, — задумчиво произнес Стефано, вертя в ладонях рюмку, — почему тебя так шокировало то, что я был женат? Мне даже показалось, что тебе больно.

Аллегра вздрогнула.

— Конечно, я шокирована! Такой факт держать от всех в секрете!

— Но ведь у тебя тоже есть секреты, Аллегра, — прервал ее Стефано. — Я не воздерживался от общения с противоположным полом все эти семь лет. И ты, наверное, тоже.

Аллегре показалось, что ее пригвоздили к креслу.

— Что ты хочешь сказать? — наконец проговорила она.

— Сколько у тебя было любовников? — бесцветным голосом спросил Стефано.

Аллегра побледнела, голос ее задрожал:

— Стефано, я не была твоей женой. Я свободная женщина. Сколько у меня было любовников — это не твое дело.

— Нет, мое, — тихо ответил Стефано, и в голосе его прозвучала угроза.

— Почему? — Аллегра затрепетала под его пристальным взглядом.

Он улыбнулся.

— Кто первый овладел тобой? — мягко спросил он. — Кто прикасался к тем потаенным уголкам твоего тела, к которым прикасался я?

Аллегра закрыла глаза. Воспоминания нахлынули на нее.

— Замолчи, Стефано, — прошептала она. — Не говори этого.

— Хорошо, не буду, — согласился Стефано. — Но я хочу знать, кто был твоим первым мужчиной? Когда он появился?

Аллегра не открывала глаз. Она слышала, как Стефано встал с кресла, подошел и опустился перед ней на колени.

Она судорожно вдохнула воздух, почувствовав, как он прикоснулся к ней и от этого прикосновения у нее все перевернулось внутри…

— Стефано… — прошептала она и замолчала.

Она понимала, что они зашли опасно далеко. Какие у них могут сложиться отношения, если это произойдет?

Он медленно провел рукой по ее бедру, и Аллегра содрогнулась. Она не хотела открывать глаза, не хотела видеть его лицо.

— Он трогал тебя здесь? — хрипло произнес Стефано.

Аллегра почувствовала, что ноги ее раздвинуты, она открыта для его ласки.

Она покачала головой, но не знала, чего хочет: чтобы он остановился или чтобы продолжал.

— А вот здесь? — прошептал Стефано. Пальцы его, проникнув под кружевное белье, поглаживали ее нежную кожу. — Так тебе нравится? Да?..

Она со стоном выдохнула, охваченная стыдом и… блаженством.

А когда открыла глаза, увидела его взгляд: ненавидящий и злобный.

Его душа отражалась в этом взгляде так открыто, с такой ужасной откровенностью…

— В чем дело? — потрясенно воскликнула она. — Это месть?

Стефано секунду смотрел на нее пылавшим взором, затем тихо выругался и отпрянул назад. Аллегра смотрела, как он прошел через комнату и налил себе еще рюмку виски.

Она неподвижно сидела в кресле, будто из нее ушла жизнь.

Он наказывал ее, осознала она с холодной яростью, вызвав в ней страстное желание.

Наказывал за то, что у нее был любовник, когда сам он был женат. И это осознание двойного стандарта придало ей силы.

— Моим любовником был доктор из больницы, где я проходила практику, — сказала она, и голос ее прозвучал резко и холодно. Стефано напрягся, но не повернулся к ней. — Дэвид Стерлинг. Мы были любовниками два месяца, пока я не поняла, что он хочет так же контролировать меня и обладать мною, как и ты. Это… — добавила она дрогнувшим голосом, — это случилось в прошлом году. Шесть лет после тебя у меня не было никого, Стефано. А ты нашел себе другую через три месяца.

Он все еще стоял к ней спиной, и ей хотелось ударить его, причинить ему такую же боль, какую он причинил ей.

— Ты обращался со мной как с игрушкой! И если даже любил меня, мне не нужна была такая любовь — без радости, искренности и того, что действительно имеет ценность.

Стефано дернулся, но не повернулся к ней. Аллегра почувствовала злорадство. Но глубоко внутри она все же не испытывала удовлетворения.

Она перевела дыхание, пытаясь успокоить себя.

— Мне не следовало приезжать сюда, но ведь мы заключили договор. — Она прерывисто рассмеялась. — Это до смешного похоже на наш несостоявшийся брак! Я останусь, Стефано, ради Лючио. Я хочу помочь ему. Но как только сделаю это, уеду отсюда сразу же, чтобы больше никогда не видеть тебя.

Дрожа всем телом, Аллегра встала с кресла и вышла из комнаты.

Напоследок она громко хлопнула дверью.

Стефано понимал, что ему не надо пить третью рюмку виски, но ему нужно было успокоиться.

Ярость и раскаяние терзали его, и он хотел избавиться от этих ненужных эмоций.

Черт возьми. Зачем он так повел себя с ней?

Аллегра. Эта женщина приехала помочь Лючио. Эта женщина должна была стать его женой. Он не мог забыть того момента, когда узнал, что она сбежала. Даже не потрудилась попрощаться и объяснить причины своего поступка.

Ничего, кроме записки.

И какое ему дело, чем она занималась все эти годы, с кем была, кого любила. Сейчас ей двадцать шесть лет, и она имеет полное право влюбляться; заводить романы, иметь любовников.

Но эти мысли его страшно тяготили. Аллегра предпочла кого-то еще. Она ушла от него, чтобы найти утешение в чьих-то объятиях, и ничего — ничего — с этим нельзя поделать.

Стефано тяжело вздохнул и поставил рюмку на стол. Выйдя из гостиной, он медленно поднялся по лестнице и подошел к спальне Аллегры.

Он даже не пытался открыть дверь. Ясно, она заперта. Прислонившись лбом к гладкому дереву, он тихо произнес:

— Аллегра. — Ему показалось, что он услышал тихий всхлип, прерывистый вздох. — Прости меня. Я был неправ. Я… — Горло его сжалось, и он не смог сказать ни слова. — Спокойной ночи, — наконец выговорил он и медленно направился по коридору в свою пустую холодную комнату.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Дом был погружен в тишину, когда на следующее утро Аллегра спускалась вниз по лестнице. Но вскоре она услышала тихий звон посуды и, войдя в столовую, увидела Стефано с чашкой кофе, склонившегося над газетой.

Секунду она молча смотрела на его выточенный, словно из камня, профиль, на волнистые густые волосы и длинные сильные пальцы, сминавшие газетную страницу.

Она смотрела и смотрела на него, и наконец заметила горькие морщинки в уголках губ, темные тени под глазами.

Наверное, он не спал ночью, подумалось ей. Она слышала его слова, когда он стоял у нее под дверью, и укрылась с головой одеялом. Сердце ее ожесточилось.

Стефано обращался с ней как с вещью. Он заботился о ней холодно и расчетливо — и это она не могла забыть.

Но вопреки всему даже легкое прикосновение его пальцев заставило ее затрепетать, пробудило в ней желание, а она не могла позволить себе быть такой безвольной и слабой. И теперь хотела поговорить без дрожи и сожалений, лицом к лицу, а не из-за закрытой двери.

— Стефано.

Он настороженно вскинул голову, но сразу же улыбнулся.

— Доброе утро.

— Доброе утро. — Она села за стол, взяла себе хлеб и масло, и руки ее слегка дрожали. — Нам надо поговорить.

Он свернул газету и отложил ее в сторону. На лице его появилось вежливое ожидание.

— Конечно. О чем?

Она медленно покачала головой. Неужели он собирается притворяться, что прошлым вечером ничего не случилось?

— Когда мы оба обсуждали возможность моей работы с Лючио, — начала она, стараясь говорить твердо, — ты сказал тогда, что мы сейчас уже другие люди. Что прошлое не имеет значения.

— Да, — подтвердил Стефано; и в голосе его появился холодок. Он сделал глоток кофе.

— Но ведь это неправда, Стефано, — продолжала Аллегра. — Прошлое имеет значение, и мы, возможно, не изменились так сильно, как хотели бы измениться. А я не хочу, чтобы прошлое влияло на наше настоящее или будущее. Ни на мое, ни на твое, ни на будущее Лючио.

— Не думаю, что это возможно, — устало бросил Стефано.

— Ты нанял меня как работника, — продолжала Аллегра, и голос ее по-прежнему был твердым. — Но я — не твоя собственность. И я не желаю, чтобы со мной обращались как с…

— Аллегра, прошу простить меня за мое вчерашнее поведение, — холодно оборвал ее Стефано. — Я был зол из-за того, что случилось. Нет, не семь лет назад, а несколько часов назад. Ты вела себя в ресторане как капризная девочка, а я вел себя как мальчик здесь, дома. Так что еще раз прошу прощения, — с холодной учтивостью произнес Стефано. — Ты приехала сюда для того, чтобы помочь Лючио. И мы вообще можем больше не общаться.

— Это не так просто…

— Но так оно и будет, — сказал Стефано решительным тоном. Лицо его было непреклонным. — Так будет.

Аллегра сделала еще одну попытку:

— Пока мы не разобрались в нашем прошлом, наших чувствах…

Стефано рассмеялся. Аллегре не понравился этот смех.

— Ты хочешь поговорить о чувствах? Но ведь я не испытываю к тебе никаких чувств, Аллегра! Ты разве не помнишь? Ведь я купил тебя. Я обращался с тобой как с собственностью. А разве можно испытывать чувства к вещи?

Аллегра едва не задохнулась.

— Но…

Глаза его сверкали. Он склонился к ней и спросил тихим проникновенным голосом:

— А что ты скажешь насчет своих чувств, Аллегра?

Она отпрянула назад.

— Что ты хочешь узнать?

— Думаешь, только я один не желаю говорить о своем прошлом? А ты? Почему ты не виделась со своими родителями с тех пор, как сбежала из дома?

— Мой отец умер, — сказала Аллегра. — Стефано, это не имеет отношения…

— Ты не хочешь прямо взглянуть на свое поведение. Ну, и я тоже. — Он говорил спокойно и сдержанно, но Аллегре казалось, что он кричит на нее. — Почему ты порвала все связи со своей семьей? Ты присутствовала на похоронах отца не более часа. Я знаю. Я был там.

Аллегра пыталась что-то сказать, но не смогла. Он взглянул на нее с беспощадной улыбкой, и все же Аллегра уловила боль в его глазах. Ту боль, которую она чувствовала сама.

— Я видел тебя издали. Но ты не видела меня.

— Почему ты пришел туда?

— Я ведь знал твоего отца, Аллегра. И вина за его смерть частично тоже лежит на мне. Он был сумасбродным человеком и даже безнравственным, но он не заслужил таких страданий.

Аллегра подняла руку, будто пытаясь защититься от этих слов.

— Не надо…

— Тебе больно, да? — мягко спросил Стефано. — Больно вспоминать?

— Стефано…

— Ты отрезала себя от всего и всех, кого знала, Аллегра, — сказал он, и каждое его слово звучало приговором. — Даже от самой себя.

— Ты не знаешь, что…

— Потому что не смогла прямо взглянуть на свое прошлое. Ты не хотела встретиться с ним лицом к лицу. Поэтому не надо убеждать меня анализировать прошлое, когда ты сама бежишь от него — до сих пор не можешь остановиться.

Аллегре внезапно стало очень холодно. Она встала со стула, держась за спинку, чтобы сохранить равновесие.

— Ты сам не знаешь, о чем говоришь, — сказала она каким-то чужим, бесцветным голосом.

Стефано коротко рассмеялся.

— Думаю, что знаю. — Он отвернулся от нее. — Через час мы выезжаем в Абруццо.

— Прекрасно, — Аллегра едва кивнула головой.

Когда Стефано ушел, она почувствовала слабость в коленях и опустилась на стул, уронив голову на руки.

Каждый из них мог убеждать себя в чем угодно, но прошлое не было забыто. И множество мучительных воспоминаний витало между ними в воздухе.

Полуденное солнце ярко светило в небе, когда они выехали с маленькой узкой улочки и влились в бурливший поток городского транспорта. Стефано был одет в джинсы и белую хрустящую рубашку с засученными рукавами.

— Я думаю, тебе понравится Абруццо, — сказал он, когда они свернули на извилистую сельскую дорогу. По обеим сторонам ее растянулись поля с цветущими подсолнухами, вдалеке виднелись коричневые горы. — Там очень тихо, красиво, — продолжал Стефано. — Хорошее место для работы с Лючио.

— Надеюсь на это, — сдержанно ответила Аллегра, отведя глаза в сторону.

— Ну и хорошо.

Они ехали в молчании около часа, пока позади не остались поля, окружавшие Рим, и местность не стала более гористой.

Дорога вилась сквозь череду небольших городков, расположенных у подножия гор.

Аллегра заметила старую женщину, одетую в черное с головы до ног, с костлявой коровой на привязи. Женщина улыбнулась им беззубой улыбкой, глаза ее были скрыты за морщинистыми веками, и Стефано приветственно махнул ей рукой.

Здесь, в районе Абруццо, не было никаких признаков богатства. Улицы были узкими и безлюдными, дома и магазины — обшарпанными, с потрескавшимися ставнями. Время словно прошло мимо этих мест, подумала Аллегра.

— Что заставило тебя купить дом именно здесь? — спросила она Стефано, нарушая долгое молчание.

Пальцы его сжали руль.

— Я говорил тебе, здесь мой родной дом.

— Ты тут вырос? Я всегда думала, что ты родился в Риме.

— В окрестностях Рима, — уточнил он, устремив глаза на извилистую дорогу. — Мы отъехали не более ста километров от столицы, хотя в это, наверное, трудно поверить.

Да, трудно.

Суровая красота этих мест была несравнима с крикливым богатством и гламурной роскошью Вечного города.

Аллегра также не могла представить, что Стефано родился именно здесь. Она считала его римлянином, рожденным для богатства и успеха.

— У твоей семьи была здесь вилла? — осторожно спросила она, и он коротко рассмеялся.

— Можно и так сказать.

Он резко свернул на проселочную дорогу, пыльную и каменистую, и вскоре они въехали в маленькую сонную деревушку с горсткой домов. Несколько стариков сидели перед кафе и играли в шахматы, попивая кофе.

— Секунду, — сказал Стефано, и Аллегра с изумлением увидела, как он, выйдя из машины, направился к мужчинам — старым бедным фермерам, с прокуренными зубами, в засаленных кепках.

Аллегра видела, как они обнимали Стефано, целовали его в обе щеки, похлопывали по спине. И — что удивительно — он целовал их в ответ, обнимал за плечи, как любящий сын.

Они поговорили немного, взволнованно и громко, а затем Стефано, повернувшись к машине, кивком предложил ей присоединиться к ним.

— Бедняжка Лючио, — сказал Стефано. — Она приехала помочь ему.

Аллегра услышала восторженные и одобрительные возгласы. А затем ее стали обнимать, целовать в обе щеки и одобрительно приговаривать: «Grazie, grazie!»

Слезы навернулись ей на глаза. Она улыбалась в ответ, потом поняла, что смеется и тоже обнимает этих пожилых мужчин, хотя никого из них не знала.

Она уловила на себе напряженный взгляд Стефано, почувствовала его одобрение. Мужчины не отпустили их, пока они не выпили с ними вина, не ответили на все вопросы.

Приехали ли они надолго? Знает ли она Лючио — этого прекрасного ребенка? Знала ли она Энцо — такого мудрого, такого доброго человека? Какая это была трагедия, какая трагедия!..

Аллегра подумала о своей собственной семье, и ощущение печали и предательства пронзило ее. Она вспомнила слова Стефано, сказанные всего лишь этим утром: «Ты не виделась со своей семьей с той самой ночи», — и постаралась сразу же забыть о них.

Наконец Стефано попрощался, и они вернулись к машине. Местные жители приникли к окнам — женщины в черном и оборванные ребятишки, которые смеялись и взволнованно хлопали ставнями.

Они ехали в молчании несколько минут. В голове Аллегры крутилось множество вопросов. Она не ожидала, что Стефано будет так компанейски себя вести, так душевно общаться с пожилыми фермерами.

Аллегра взглянула на него, устремившего взгляд на дорогу, и осторожно поинтересовалась:

— Эти мужчины любят тебя?

— Каждый из них для меня — как отец. — Стефано сказал это тоном, не допускавшим никаких дальнейших вопросов. Аллегра кивнула, хотя вопросов у нее оставалось очень много.

Ей стало стыдно оттого, что она ничего не знала о Стефано. Кто были его отец и мать? Есть ли у него братья и сестры? Какое у него было детство?

Ей ничего о нем не известно.

Стефано свернул на длинную немощенную улицу, вдоль которой росли дубы, и вскоре они остановились перед простеньким, но ухоженным домом. Из подвесных корзин свисали бегония и герань, вдоль подъездной дорожки стояли терракотовые вазы.

Дверь им открыла молодая женщина с черными блестящими волосами. Рядом с ней стоял мальчик с такими же темными блестящими волосами, со странно безучастным выражением на лице.

— Моя экономка, Бьянка, — тихо сказал Стефано. — А это Лючио.

Аллегра кивнула и взглянула на мальчика, неподвижно смотревшего прямо перед собой.

— Привет, Лючио, — сказал Стефано и поворошил его густые кудрявые волосы. Мальчик не взглянул на него и не вымолвил ни слова.

Бьянка провела их в дом.

Аллегра огляделась вокруг — и снова удивилась. Особняк Стефано в Риме был образцом изысканного вкуса и роскоши, хотя в нем не проглядывала индивидуальность владельца. В этом доме не было антикварной мебели и картин, признаков высокого социального статуса и богатства.

И все же это был жилой дом — уютный и ухоженный. Бьянка привела их на кухню, и Аллегра поняла, что это сердце дома. У одной стены стоял широкий дубовый стол, в другой стене была ниша с тремя окнами, выходившими на три стороны света.

Аллегра вошла в нишу и восхищенно вскрикнула. Перед ней открывалась потрясающая панорама, ей показалось, что она стоит на вершине горы. Еще секунда — и она сможет взлететь в облака.

— Осторожно, не упади, — прошептал за ее спиной Стефано, слегка коснувшись ее талии.

— У меня закружилась голова, — призналась Аллегра и засмеялась. — Но это прекрасно. — Она взглянула на него. — Ты сам построил этот дом?

— Я участвовал в дизайне.

К ним обратилась Бьянка:

— Должно быть, вы проголодались. Как насчет ланча? Вы будете кушать здесь или в столовой?

— Здесь, — решительно ответила Аллегра. Она взглянула на горы, бесконечно тянувшиеся к горизонту, к вершинам Аппенин, и почувствовала легкий, удивительный трепет счастья. Ей показалось, что в этом месте может произойти нечто очень хорошее.

Бьянка подала им спагетти с сыром, но, несмотря на настояния Стефано, сама отказалась есть. Лючио до сих по не сказал ни слова и даже не взглянул на них. Аллегра сказала Бьянке, что Лючио должен сначала привыкнуть к ее присутствию, а затем она начнет заниматься с ним арт-терапией. Бьянка кивнула, хотя в ее темных глазах на миг мелькнуло разочарование.

Аллегра знала, что все втайне надеются на чудо.

Но сможет ли она его сотворить?

Бьянка с мальчиком ушли в свои комнаты, и они со Стефано остались одни.

Аллегра взглянула на него, и он показался ей здесь более раскрепощенным и расслабленным, чем в Лондоне и Риме.

Что это за человек? Он придумал дизайн для этого замечательного дома, обнимался с бедными фермерами, искренне заботился о сыне своей экономки…

Почему семь лет назад она не потрудилась узнать его поближе? Ей было достаточно, что Стефано любил ее, по крайней мере ей так казалось. А теперь, поняла Аллегра, ей хотелось узнать о нем больше.

После завтрака Бьянка отвела Аллегру в ее комнату, а Стефано тем временем отправился в свой кабинет, чтобы заняться работой.

В спальне Аллегры кроме широкой дубовой кровати и шкафа больше не было мебели. Единственным украшением служили белые тюлевые занавески.

Аллегра открыла окно и глубоко вдохнула свежий, пропитанный ароматом хвои, воздух. Где-то далеко в горах одиноко заблеяла овечка.

Слова Стефано, произнесенные утром, снова зазвучали в ее ушах. Ты хочешь поговорить о чувствах? А что ты скажешь насчет своих чувств?

Да, у нее были чувства, как ни хотелось это отрицать. Легче было не думать о них. И ничего не чувствовать.

Ведь она по-прежнему девочка, желающая верить, молить о любви.

Аллегра закрыла глаза. Ни она, ни он не изменились с тех пор.

По крайней мере настолько, насколько бы они хотели.

— Мне хочется тебе кое-что показать, — сказал Стефано. Он стоял в дверях, прислонившись плечом к косяку.

Аллегра, взглянув на открывавшуюся из окон панораму, раскинула руки.

— Что же еще ты мне можешь показать?

Стефано тихо рассмеялся.

— Тебе нравится этот вид?

— Да, — просто ответила Аллегра.

— Пойдем со мной.

Он подошел к ней сзади настолько близко, что Аллегра почувствовала его дыхание. Она еле удержалась от того, чтобы не прильнуть к нему. Очень смешное желание, сказала она себе, такое же смешное, как ожидание чуда.

Она ощущала, как в пространстве между нею и Стефано возникает некое напряжение. Оно наполнено их мыслями, воспоминаниями, чувствами.

— Хорошо, — сказала она и повернулась к нему.

Стефано спустился вместе с ней по лестнице и привел ее в другую спальню, в южной части виллы.

— Вот, — он открыл дверь и пропустил Аллегру вперед. Она с удивлением огляделась вокруг.

Это была не спальня, а мастерская. Окна в ней выходили на две стороны, и она была наполнена чистым ярким светом. В мастерской было все, что нужно для работы с Лючио: бумага, краски, мелки, кисточки, карандаши, фломастеры… Возле мольберта, залитого солнечным светом, стоял табурет, а в углу — удобный стул.

Аллегра медленно прошлась по комнате. Как замечательно, что Стефано купил все это для нее и Лючио! И вдруг горькая мысль кольнула ее сердце: даже самые лучшие принадлежности для рисования не смогут заставить Лючио заговорить. Это единственное, что не может купить Стефано.

А тот с удовлетворением оглядел мастерскую.

— Ты довольна? Всего хватает?

Взглянув на него и на комнату, которую он так заботливо обставил, Аллегра почувствовала, что сердце ее сжалось.

— Стефано, это потрясающе. — Она привстала на цыпочки и поцеловала его в щеку. — Спасибо тебе.

Глаза его удивленно блеснули.

— Пожалуйста.

Они стояли так секунду, и Аллегра почувствовала, что ее тело сладко заныло, и ей захотелось оказаться в его объятиях.

Но он не сделал этого шага, не прикоснулся к ней. Стефано смотрел на нее сверху вниз, изогнув губы в улыбке, но глаза его оставались холодными.

Аллегра улыбнулась в ответ и отступила назад.

— Я оставлю тебя здесь, — сказал Стефано, направляясь к двери. — Тебе надо приготовиться к работе с Лючио. Ужин у нас в семь часов.

В оставшееся время Аллегра изучала историю болезни мальчика. По словам Бьянки, Лючио находился на вилле, когда погиб Энцо. Когда мать рассказала ему о несчастье, мальчик очень расстроился, стал горевать, но это была нормальная реакция. Однако постепенно Лючио стал отдаляться от людей — вербально, физически, эмоционально.

А когда до него пытались достучаться, он приходил в волнение, бессвязно кричал и бился головой о стену, либо об пол.

Бьянка была вынуждена забрать его из детского сада, и вскоре с ним стало невозможно ходить на улицу, в церковь или магазин.

Погруженная в свои мысли, Аллегра смотрела в окно — на заходящее солнце, уже касавшееся горных вершин. Сумерки окутывали комнату, бросая на пол тени. Она рассеянно переставляла на столе новенькие кисточки, нераспакованные краски и фломастеры.

Ее охватила тревога. А что, если она не сможет помочь мальчику? Если он на самом деле страдает аутизмом?

А что, если, спросил ее тихий внутренний голосок, она приехала сюда из-за личного интереса? И что это за интерес?

Снова увидеть Стефано.

Аллегра покачала головой. Нет. Конечно, нет.

И все же она не могла отрицать того, что он пробудил в ней нечто, как ей казалось, давно умершее.

Далеко в горах раздался одинокий вой волка. Уже почти стемнело, и Аллегра поняла, что незаметно наступил вечер.

— Аллегра?

Она вздрогнула и обернулась. На фоне света, падавшего из коридора, темнел силуэт Стефано.

— Да, в чем дело? — спросила она.

— Ужин готов. — Он повернулся и пошел, не дожидаясь ее.

Аллегра последовала за ним.

В кухне было уютно и тепло, возле раковины стояла Бьянка, чистившая кастрюлю, за столом сидел Стефано и резал помидоры для салата.

Они болтали и смеялись, словно добрые друзья, а Лючио между тем молча стоял возле окна и методично стучал по подоконнику деревянной ложкой.

Стефано повернулся к Аллегре и пристально взглянул ей в глаза, затем кивнул и продолжил резать помидоры.

Этот взгляд пронзил ее насквозь. Она терялась в догадках, что в нем было: гнев, страсть или что-то другое?

Они вместе поужинали на кухне. Лючио сидел возле Бьянки с отсутствующим выражением на лице. Аллегра, сидя по другую сторону от мальчика, старалась вовлечь его в разговор, улыбалась ему, пыталась поймать его взгляд.

После ужина Аллегра вызвалась помочь Бьянке мыть посуду. А та в типично итальянской манере выставила Стефано из кухни.

— Он нам здесь не нужен, — сказала она с озорной улыбкой. — Женская работа и женские разговоры, а?

Аллегра коротко рассмеялась, решив не замечать фамильярную многозначительность ее тона.

— Я очень рада, что вы согласились помочь Лючио, — сказала Бьянка, вытирая тарелки. — Конечно, это будет нелегко, учитывая…

— Что? — спросила Аллегра, и брови ее удивленно изогнулись.

— Учитывая то, что вы и Стефано чуть не поженились, — тихо сказала Бьянка, склонив голову, и Аллегра испытала легкий шок.

— Я не знала, что вы в курсе нашей истории, — протянула она, помедлив. Голос ее прозвучал спокойно, и она была рада этому.

Бьянка удивленно подняла голову.

— Конечно, в курсе. Я знаю Стефано с детства. Когда умер его отец, мой отец взял его в нашу семью. Стефано для меня словно брат.

Аллегра кивнула. Теперь она поняла, почему Стефано так заботится о Лючио.

— Да, мы чуть не поженились. — Она отвернулась к столу, чтобы забрать тарелки. — Но мы решили забыть о нашем прошлом.

— Легко сказать… — тихо произнесла Бьянка.

Аллегра повернулась к ней.

— Что ты имеешь в виду?

— Я видела, как он смотрит на тебя, — ответила Бьянка, пожав плечами. — Он любил тебя, и думаю, все еще любит.

Эти простые слова вызвали у Аллегры недоверчивый смех.

— Он никогда не любил меня, Бьянка! И я совершенно уверена, что не любит и сейчас. Мы… мы не виделись с тех пор. И я думала, что больше никогда не увидимся.

Бьянка снова пожала плечами.

— Но ведь, — мягко возразила она, — ты любишь его.

Аллегра чуть не задохнулась.

— Нет, — сказала она, но услышала сомнение в своем голосе. — Нет! — она покачала головой. — Я была ужасно влюблена в него семь лет назад. Но теперь? Нет.

Сердце ее упало, когда Бьянка улыбнулась в ответ, пожав плечами.

После того как посуда была помыта, Бьянка пошла укладывать Лючио в кровать. Аллегра немного побродила по темному дому, пока не дошла до гостиной. Двери ее были полуоткрыты, изнутри струился свет, и Аллегра увидела Стефано, сидевшего в глубоком кресле с какой-то старинной, в кожаном переплете, книгой в руках. Она удивилась, увидев его в очках. Эта маленькая слабость делала его более доступным, и Аллегра решилась войти в гостиную.

Стефано оторвал глаза от книги и холодно улыбнулся.

— Все в порядке?

— Да. Бьянка пошла укладывать Лючио.

Аллегра присела на краешек дивана. Гостиная была уютной и теплой, отделанной в коричнево-красных тонах. Она казалась убежищем среди тьмы, окутывавшей дом снаружи.

— Скажи мне, что случилось с твоей семьей? — спросила Аллегра.

— Разъехались кто куда.

— Почему?

— А почему ты спрашиваешь меня об этом? — тон Стефано был резким.

— Потому что я поняла, что должна была спросить тебя об этом раньше.

— Раньше?

— Когда мы были помолвлены. Когда мне было девятнадцать лет.

Стефано, сняв очки, молчал секунду, склонив голову, и Аллегра не видела его лица. Затем он насмешливо взглянул на нее.

— Жалеешь об этом, Аллегра?

— Нет, — возразила она. — Я никогда не жалею о том, что сделала. Мы были бы ужасной парой.

Глаза его сузились.

— Тогда почему тебя это волнует?

— Я просто хочу завязать с тобой разговор.

Стефано долго молчал, постукивая пальцами по обложке книги. Затем отрывисто рассмеялся.

— Хорошо, дорогая, — сказал он насмешливым тоном. — Ты хочешь знать? Мой отец умер, когда мне было двенадцать лет. У семьи не было денег, не было вообще ничего, поэтому мать отправилась в Неаполь работать на фабрике, а нас приютили добрые люди. Меня забрал отец Бьянки, и мне очень повезло.

— А что было с твоими сестрами?

— Элизабетта поехала с матерью в Неаполь. Она погибла, когда мать взяла ее с собой на фабрику, а там произошел несчастный случай. Розалия осталась с тетей в Абруццо, встретила механика и вышла за него замуж. Она счастлива своей жизнью, ей от меня ничего не надо. — Стефано коротко пожал плечами. — Малышка Белла жила хорошо, пока я не стал давать ей деньги и не отправил ее в школу-интернат — там пристрастилась к наркотикам, и это погубило ее. — Улыбка его была холодной, и этот холод пронзил душу Аллегры. — Вот история моей семьи. Ты удовлетворена? — Он снова открыл книгу, надел очки и стал читать.

Аллегра смотрела на него, и сердце ее сжималось от боли. Нет, она не удовлетворена.

Медленно подойдя к нему, она положила руку на страницу книги.

— Почему ты не говорил об этом раньше?

Он оторвался от книги и насмешливо спросил:

— А ты хотела об этом знать, Аллегра? Или хотела верить, что я — прекрасный принц на белом коне?

Она покачала головой.

— Нет, Стефано. Я хотела знать, какой ты есть на самом деле. Я любила тебя…

— Ты любила мужчину, которого выдумала, — резко оборвал ее Стефано. — И когда узнала, что мои ноги сделаны из глины, стремглав бросилась в Англию. Поэтому избавь меня от этой мелодрамы, будь добра. — Двумя пальцами, будто брезгуя, он снял ее руку с книги.

Она стояла рядом, не в силах пошевелиться. Слова Стефано были такими жестокими, такими ясными. Теперь совершенно очевидно, что он думает о ней…

Стефано закрыл книгу.

— Завтра я уезжаю, — произнес он безразличным тоном. Аллегра потрясенно взглянула на него. Глаза его были такими же пустыми, как у Лючио.

— И когда вернешься? — спросила она.

Он пожал плечами.

— Не знаю.

— Ну хорошо, — сказала она, стараясь вторить его тону.

Стефано слегка улыбнулся, положил книгу на стол и подошел к ней.

Протянув руку, он заправил ей за ухо выбившуюся прядь волос, затем тихо провел рукой по щеке. В этом жесте сквозила нежность.

Аллегра взглянула на него — и увидела печаль в его в глазах.

— Так будет лучше, дорогая, — прошептал он. — Для нас двоих.

Она хотела что-то сказать, открыла рот, но из груди ее вырвался лишь слабый вскрик: тоненький и беспомощный, словно у птенчика.

— Спокойной ночи, — пробормотал он и вышел из комнаты, оставив ее среди тьмы и воспоминаний.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Проснувшись на следующее утро, Аллегра быстро умылась, оделась и спустилась вниз. На вилле, к ее удивлению, было очень тихо. На кухне Аллегра увидела Бьянку, мывшую посуду.

— Доброе утро, Бьянка! — тепло произнесла она, инстинктивно оглядываясь вокруг в поисках Стефано.

— Стефано уехал в Рим, — сказала Бьянка. — Очень рано.

Аллегра кивнула. Она, конечно, знала о том, что он уедет, и все же хотела с ним попрощаться. Но, может, они попрощались вчера вечером?

— Он сказал, что у него в Риме дела, — продолжала Бьянка, и в темных глазах ее блеснуло сочувствие.

Аллегра снова кивнула, попытавшись улыбнуться. Это к лучшему.

— Помочь тебе с завтраком? — спросила она.

— Нет, все готово, — сказала Бьянка и поставила перед Аллегрой чашку кофе и свежие булочки.

После завтрака Бьянка ушла в другую часть дома, а Аллегра начала работать с Лючио. Мальчик сначала должен привыкнуть к ее присутствию. Но он даже не смотрел на нее, а продолжал методично возить машинку по столу.

Аллегра начала разговаривать с ним, интересоваться машинкой, домом, садом. Она не ожидала ответов: на несколько секунд умолкала и снова продолжала весело говорить. Лючио никак не реагировал на нее — просто терпел ее присутствие.

Следующие два дня продолжалось то же самое. Лючио позволял Аллегре находиться вместе с ним в комнате и продолжал играть в те же бессмысленные методичные игры, а она сидела рядом и болтала. Но мальчик ни разу не взглянул на нее, никак не реагировал, и у Аллегры опускались руки.

Однажды вечером, уложив Лючио в постель, к Аллегра подошла Бьянка.

— Не получается? — спросила она, сцепив пальцы, и в глазах ее мелькнуло отчаяние.

Аллегра, свернувшаяся калачиком в углу дивана, оторвалась от своих записей.

— Я сделаю все, что в моих силах, — пообещала она, — но если такое поведение действительно спровоцировано травмой, тогда, возможно, мы что-то упустили. Уровень его эмоциональной подавленности чрезвычайно высок. — Она помолчала, дав Бьянке возможность осознать сказанные ею слова. Затем спросила: — Вы пытались говорить с Лючио о его отце? Я понимаю, что легче вообще не говорить об этом, но Лючио нужно дать выход своим чувствам.

— Я пыталась с ним поговорить, — сказала Бьянка. — Он тут же начинал плакать. — Она прикусила губу. — И для меня это тяжело — говорить об Энцо.

— Конечно, — тихо проговорила Аллегра.

— Лючио всегда любил рисовать, — сказала Бьянка. Голос ее дрожал, но лицо осветила надежда. — Он ничего не нарисовал с тех пор, как перестал говорить, но если вы поможете ему… — Бьянка замолчала и умоляюще взглянула на Аллегру.

Аллегра улыбнулась. Ей хотелось надеяться на лучшее, но она не могла ничего гарантировать.

— Я думаю, занятие рисованием поможет Лючио. Но удастся ли нарушить его молчание — покажет лишь время, — Она пожала плечами и накрыла ее руку своей. — Я сделаю все возможное, — добавила она, увидев, что глаза женщины наполнились слезами.

На следующий день Аллегра повела Лючио в мастерскую на втором этаже. Он держался удивительно послушно. Встав посредине комнаты, мальчик задержал взгляд на художественных принадлежностях, но затем глаза его снова потухли.

— Стефано говорил мне, что тебе нравится рисовать, — сказала Аллегра. — Возле его рабочего стола висят твои рисунки. Ты любишь рисовать цветными карандашами? — Аллегра села на пол и стала вынимать из коробки карандаши — один за другим. Она называла цвета, а Лючио молча смотрел на нее.

— Ты любишь рисовать? — тихо повторила Аллегра. Она взяла белый лист бумаги и положила перед ним.

Лючио долго смотрел на чистый лист, затем отвел глаза в сторону.

Аллегра продолжала непринужденно болтать. Она нарисовала несколько линий, показала ему, но Лючио ничего не сказал.

Наступило время ланча, и Лючио молча проследовал за ней на кухню. Аллегру охватило чувство отчаяния и беспомощности. Ей не удалось достучаться до мальчика, как не удавалось никому.

Большинство детей, с которыми она работала, не находились в таком безнадежном состоянии, как Лючио. Эта стена молчания, отсутствующий взгляд… Ей не за что было зацепиться, и Аллегра уже начинала терять надежду.

Мальчику нужен опытный психиатр, а ей — арт-терапевту, с двухгодичным опытом работы, — справиться с этой задачей не по силам. Когда вернется Стефано, решила Аллегра, она скажет ему об этом.

Вечером, когда Лючио уложили спать, в гостиную, где Аллегра сидела с книгой, зашла Бьянка.

— Тебя просят к телефону, — сказала она, протягивая ей трубку. — Это Стефано.

Сердце Аллегры бешено забилось. Она улыбнулась, пробормотав благодарность, и взяла трубку.

— Да, я слушаю.

— Аллегра…

Ей было удивительно услышать эмоции в его голосе. В нем звучало облегчение и, возможно, сожаление. Нечто глубокое и необъяснимое.

— Привет, Стефано, — тихо сказала она.

— Как идут дела у Лючио? — спросил он, стараясь говорить как можно более невозмутимо.

— Пока без изменений.

— Не сказал ни одного слова?

— Нет. Пока рано говорить об этом. Если подавленная травма действительно является причиной его симптомов, ему сначала надо все вспомнить. И почувствовать. Он должным образом не горевал. И ему нужно сделать это.

— Каким же образом можно побудить человека горевать?

— Предоставить ему безопасное пространство для того, чтобы выразить себя, — тихо ответила Аллегра. — Лючио — экстремальный случай. — Она помедлила. — И аутизм мы не можем исключить.

Аллегра прикусила губу, задумавшись.

— Вот что я еще думаю, — медленно сказала она. — Может быть, он подавляет в себе еще какие-то воспоминания — те, о которых мы не догадываемся?

— О чем ты говоришь? — Аллегра услышала нотку нетерпения в голосе Стефано. Он так же, как Бьянка, мучительно ждал чудесного исцеления.

— Возможно, это связано с моментом смерти Энцо? — продолжала размышлять Аллегра. — Если он видел Энцо…

— Это невозможно. Бьянка сказала, что он спал.

— Может быть, он случайно услышал что-то? — предположила Аллегра. — Маленький мальчик может легко извлечь слова из контекста и обвинить себя в чем-то…

— Ты думаешь, что он винит себя за смерть отца? — с недоверием спросил Стефано.

— Я не знаю, — ответила она, стараясь говорить ровно и спокойно.

— Ну тогда выясни это, — резко бросил Стефано и, прежде чем Аллегра успела сформулировать ответ, вздохнул и сказал: — Прости. Я знаю, ты делаешь все возможное.

— Я стараюсь, — прошептала она, и они оба замолчали, слушая дыхание друг друга. Аллегра хотела сказать ему еще нечто, что не относилось к Лючио, а касалось только их двоих. Но не знала, с чего начать. И Стефано, кажется, тоже не знал.

Телефонный провод образовал между ними странную, интимную связь. Временную связь, потому что после бесконечного томительного момента Стефано тихо сказал: «Спокойной ночи, Аллегра», — и повесил трубку.

На следующее утро Аллегра вновь привела Лючио в студию. Она попыталась заинтересовать мальчика, предлагая ему пластилин, краски, цветные карандаши, но он остался безучастным.

Решив использовать другой подход, Аллегра сама нарисовала картинку.

— Вот это вид из моего окна, — сказала она, с улыбкой набросав простые силуэты гор, солнце и небо. — Я люблю смотреть из него каждое утро. — Аллегра протянула рисунок Лючио. — Ты хочешь добавить что-нибудь в эту картинку? Что ты видишь из окна?

Лючио смотрел на листок долгое время — так долго, что рука у Аллегры заныла и ей захотелось опустить ее. Затем он взглянул на карандаши, и у Аллегры перехватило дыхание.

Лючио взял черный карандаш и методично, как он делал все остальное, закрасил в черный цвет и горы, и небо, и солнце. В некоторых местах бумага порвалась: с таким ожесточением закрашивал картинку мальчик.

Аллегра была потрясена: Лючио проявил коммуникативность. И послание его было ясным и ужасным.

Мальчик находился в ловушке подавленных воспоминаний и чувств — и не мог избавиться от них.

Точно так же, как они со Стефано.

Аллегра отодвинула в сторону черный лист бумаги и положила руку на плечо мальчика. Он не пошевелился.

— Когда умер мой отец, — тихо сказала Аллегра, — иногда я чувствовала внутри себя пустоту, будто внутри меня ничего не было. А иногда ощущала себя настолько наполненной, что мне казалось: сейчас я взорвусь, если не сделаю что-нибудь. Но я не знала, что мне делать.

Она ждала, пока слова ее дойдут до сознания Лючио, потом взяла коробку с пластилином и положила перед ним.

— Ты не хочешь слепить что-нибудь? — мягко спросила она. — Помни пластилин в пальцах. Он мягкий.

После долгой паузы Лючио дотронулся до пластилина, погладив его одним пальцем. Затем уронил руку. Аллегра поняла, что на сегодня достаточно.

— Мы поработаем с пластилином завтра, если хочешь, — сказала она, вставая, и увела Лючио из мастерской.

На закате дня, когда вершина Гран-Сассо была освещена золотыми лучами солнца, Аллегра пошла прогуляться по проселочной дороге. Бьянка взяла с собой Лючио в курятник собирать яйца, ободренная маленьким шагом, каким бы он ни был ужасным. Аллегра наслаждалась минутами отдыха.

Ветер играл ветвями дубов, листья которых уже были тронуты легкой желтизной, где-то вдали печально мычала корова, и Аллегра слышала звон ее колокольчика.

Здесь было тихо и мирно, хотя ей это безмятежное спокойствие и омрачали мысли о Лючио.

Сегодняшний прорыв его скрытой боли — ужасного горя, спрятанного глубоко внутри, заставил ее задуматься о собственных чувствах, которые Аллегра долгие годы подавляла в себе. Она хотела хранить их на замке, и все же не смогла это сделать.

И теперь боялась — что же произойдет, когда эти чувства в конце концов вырвутся наружу.

Что-то черное мелькнуло между деревьев, и через секунду Аллегра разглядела машину Стефано. В растерянности остановившись на обочине, она смотрела, как машина медленно приближается к ней.

Автомобиль остановился, из него вышел Стефано с каким-то странным выражением лица.

— Что ты делаешь? — спросил он.

Она пожала плечами.

— Гуляю.

— А что с Лючио?

Аллегра вспыхнула: это намек на то, что она пренебрегает своими обязанностями?

— Он с Бьянкой. Сегодня у нас было продуктивное занятие.

Стефано провел рукой по лицу, и Аллегра увидела, как он устал.

— Ты вернулся… — неуверенно протянула она. — Почему?

— Хотел повидать Лючио.

Аллегра кивнула, сглотнув комок в горле. Конечно, этого следовало ожидать. Глупо надеяться, что он хотел увидеть ее.

Взгляд Стефано скользнул мимо нее и устремился к деревьям, росшим возле изгиба дороги.

— Я давно здесь не был, — сказал он.

Аллегра не поняла, что он имеет в виду, но Стефано уже направился к деревьям. И только сейчас Аллегра заметила, что за пышными кронами вязов скрывается какой-то полуразрушенный дом.

Осторожно ступая по высокой траве, она направилась за ним.

Стефано остановился перед домом с прогнившими балками, разбитыми окнами, расшатанными ставнями. В крыше виднелась дыра, и на земле валялась разбитая черепица.

— Стефано?.. — неуверенно спросила Аллегра. Она не понимала, зачем они пришли сюда.

Сгущались сумерки, и вершина Гран-Сассо, только что освещенная солнцем, теперь погрузилась во тьму. Поднялся холодный ветерок. Стефано открыл дверь и заглянул внутрь.

— Это мой дом, — сказал он просто. — Эта развалина с двумя комнатами.

— Ты вырос здесь? — пытаясь скрыть изумление, спросила Аллегра.

Стефано рассмеялся.

— Ты удивлена? Да, здесь. Мой отец был фермером. У нас было несколько овец, пара коров. Но потом в нашей местности сельское хозяйство перестало быть прибыльным, и отец отправился работать на угольные шахты, в Бельгию.

— И теперь ты занимаешься угольной индустрией, — сказала Аллегра, помолчав.

— Да, — ответил Стефано. Он тоже помолчал. — Отец погиб на шахте. И когда я начал заниматься бизнесом, то поставил цель: создать систему безопасности на шахтах. — Стефано улыбнулся, хотя голос его был жестким. — И так случилось, что этот бизнес принес мне деньги.

Они помолчали, прислушиваясь к шуму деревьев, хлопанью ставен на ветру.

Аллегра вспомнила слова матери — «твои семейные связи, его деньги», — и они теперь обрели смысл. Она поняла, насколько важны, насколько необходимы были ему эти связи.

— Когда отец уехал на заработки, — продолжал Стефано, по-прежнему не глядя на нее, — мать отказалась следовать за ним. Она нашла работу здесь. Отец погиб через три года. Он никогда не приезжал сюда эти три года. Не мог позволить себе потратить деньги на билет.

Они возвращались домой в темноте и в молчании. Из окон виллы струился теплый свет. Стефано отправился в свой рабочий кабинет, проверить корреспонденцию, а Аллегра пошла на кухню к Бьянке.

За ужином было на удивление весело, женщины без конца болтали и радовались тому, что Стефано снова с ними. Но все же в глубине души Аллегру мучили воспоминания.

Она видела, что Стефано смотрит на нее понимающим взглядом. Аллегра чувствовала, что барьеры, сдерживающие ее эмоции, вот-вот могут рухнуть, грозя поглотить ее. Но ведь она хотела этого! Хотела открыть запоры и позволить выплеснуться своим страхам, сомнениям и слезам.

Позже, когда Бьянка пошла укладывать Лючио в постель, Аллегра поднялась в мастерскую. Она была погружена во тьму, и лишь свет луны проникал сквозь широкое окно.

Аллегра села на табурет, провела пальцами по рисунку, закрашенному Лючио в черный цвет. Этот всплеск ярости был первым шагом к излечению мальчика.

Но сейчас она думала не о его излечении, а о своем. Сердце ее ныло от боли. К этой боли она уже привыкла за семь лет, но настала пора от нее избавиться.

Аллегра склонила голову, желая расплакаться, но ей это не удалось. Глаза оставались сухими, в горле стоял ком.

— Аллегра…

Она вскинула голову, волосы ее рассыпались по плечам. Она не вынесет, если Стефано сейчас пожалеет ее.

Он вошел в комнату, положил свою сильную руку ей на плечо.

— Не надо, — умоляюще прошептала Аллегра. — Я не…

Она закрыла глаза, сжала кулаки. Нет. Она не будет плакать. Не расплачется перед ним.

Стефано присел перед ней на корточки, заглянул в ее раскрасневшееся лицо и провел рукой по щеке. Аллегра тихо всхлипнула, постаралась отодвинуться, но некая неумолимая сила повлекла ее к нему.

Она почувствовала щекой его грудь — мускулистую и твердую — и губами прижалась к его шее.

Она не знала, как долго плакала — несколько минут, час? Но в конце концов слезы иссякли и тело обмякло в его объятиях.

Они сидели на полу, освещенные лунным светом, и он баюкал ее, как ребенка.

— Скажи мне, — сказал он тихо, нежно погладив ее волосы, — о чем ты плакала?

— Обо всем, — прошептала Аллегра. Но она понимала, что ей нельзя отделаться общими словами. Надо объяснить все. — О своем отце, — начала она медленно. — О том, как он использовал меня и какой удар я ему нанесла. Если бы я знала, что ему так нужны деньги, я…

— Ты вышла бы за меня замуж? — осторожно предположил Стефано. — Дорогая, это не твоя вина. Ты не можешь винить себя за смерть отца.

— Я понимаю, — сказала Аллегра. — По крайней мере разумом. Но сердце мое…

— Мы не всегда можем совладать с нашими сердцами, — с горечью прошептал Стефано.

— Да. Было бы лучше вообще не думать об этом. Но мне больно. До сих пор больно.

Стефано кивнул, погладив ее волосы.

— Да, — пробормотал он. — Это больно.

— Я плакала о матери, — продолжала Аллегра, теперь уже более спокойно. — Я знаю, она использовала меня. Я поняла это после того, как она ушла от отца с Алонсо. Ведь именно он отвез меня тогда на вокзал! Она хотела унизить отца, а я была средством, не более. Я всегда была лишь средством достижения ее собственных целей. — Аллегра покачала головой, крепко прижимаясь к Стефано. — И было очень больно думать, — сказала она наконец едва слышным, срывающимся голосом, — что для тебя я тоже являюсь средством. Для тебя, кого я люблю больше всего на свете.

Руки Стефано замерли, напряглись, и он перестал гладить ее волосы.

Аллегра прижалась лицом к его плечу.

— Аллегра, — сказал он наконец. — Тогда мы были совсем другими людьми… Тогда я не смог бы сделать тебя счастливой.

Аллегра медленно подняла голову, и глаза их встретились.

Он не мог сделать ее счастливой тогда, а сейчас?.. Тот ли он человек, который нужен ей сегодня?

Стефано неотрывно смотрел ей в глаза. Потом склонил голову и нежно прикоснулся к ее губам.

И Аллегра ответила на его поцелуй. Ответила всем сердцем, каждой клеточкой своего тела. Она обвила руками его плечи, прижала его к себе в безумной жажде ощутить его близость, тепло, силу. Стефано нежно целовал ее губы, а она обнимала его, открываясь навстречу, — так прекрасный бутон розы раскрывает свои лепестки, встречая восходящее солнце.

Стефано прервался на несколько секунд, глубоко вздохнул, и глаза их снова встретились в серебристом лунном свете. Потом он снова поцеловал ее, но этот поцелуй был настойчивым, повелевающим, злым.

Он жадно овладел ее губами, и она с такой силой вцепилась в него, что стала трещать ткань рубашки и пуговицы посыпались на пол.

Они задели стаканчик с кисточками, и он звякнул, а кисточки с шумом посыпались на пол.

Как это произошло? — стучало у нее в голове, а между тем она отвечала Стефано на каждый поцелуй, будто они участвовали в какой-то гонке, стараясь быстрее овладеть друг другом, наказать и доставить наслаждение.

Желание наполняло ее до краев. Желание, и злость, и боль. И все это вместе сплеталось в неразрывный комок эмоций. Она чувствовала, как руки ее гладят обнаженную мужскую грудь, как пальцы с силой царапают ее. Она услышала изумленный вскрик Стефано — наслаждения и боли — и громко рассмеялась со странным ощущением победы.

Он откинул ее на спину, и лицо его исказилось страстью, когда он задрал вверх ее кофточку и прикоснулся к тем местам, к которым никто никогда не прикасался. Она почувствовала его руки на своей груди, животе и еще ниже — в таком интимном, таком потаенном месте, что…

Нет. Это неправильно. Она не хочет, чтобы это произошло на полу, грубо и стремительно. Они оба злились, и оба хотели причинить друг другу боль.

Эта мысль была ужасной, унизительной.

Руки Аллегры замерли, сердце сжалось в груди. Она не хотела видеть взгляд Стефано, не хотела видеть боль в его глазах, чувствовать ее в своем сердце.

И все же она хотела его, его — мужчину, который сделал ей больно, мужчину, который мог исцелить ее.

— Стефано… — прошептала она и запнулась.

Он замер, лежа на ней. Лицо его было жестким, дыхание прерывистым. Они долго смотрели друг другу в глаза, затем Стефано тихо чертыхнулся и скатился с нее, забыв об осколках стакана у стола.

Разбито. Все разбито.

Лежа на полу в растерзанной одежде, униженная и оскорбленная, Аллегра не могла поверить, что всего лишь несколько мгновений назад они оба испытывали нежность и сострадание друг к другу. А теперь ее переполняли лишь боль и гнев. Боль и страх.

И вдруг среди этой угнетающей тишины она услышала другой звук. Звук, который пронзил ее насквозь, заставил судорожно вскочить на ноги.

Это кричал Лючио.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Аллегра помчалась наверх, лихорадочно приводя одежду в порядок. Стефано побежал вместе с ней.

— Лючио… — сказала она, и он кивнул.

Это был непрекращающийся, ужасный, почти нечеловеческий крик. Крик страдающего животного.

Стефано остановился на пороге детской комнаты. На кровати сидела Бьянка, пытавшаяся успокоить метавшегося в истерике сына.

— Лючио, — умоляла она, рыдая. — Лючио, пожалуйста! Я твоя мама. Мама. Давай я возьму тебя на ручки…

Он словно не слышал ее. Лицо его превратилось в маску ужаса, рот был широко открыт, из глаз лились потоки слез.

Бьянка попыталась обнять Лючио, но он оттолкнул ее с такой силой, что она упала бы, если бы Стефано не подхватил ее.

— Лючио… — рыдала Бьянка.

Это была сцена из ада, воплощение мучительного горя и страха.

— Сделай что-нибудь, — сказал Стефано сдавленным голосом, и Аллегра выступила вперед.

Она села рядом с Лючио на кровать, положила руку на его содрогавшиеся плечи. Другой рукой она поймала взметнувшийся кулачок и твердо, но спокойно положила его мальчику на колени.

— Все хорошо, Лючио, — сказала она тихим голосом. — Тебе страшно. Ты в отчаянии. Но все это хорошо. — (Лючио напрягся, тело его по-прежнему дрожало.) — И тебе не надо останавливаться. Ты весь дрожишь, ну и пусть. Ты плачешь — и это хорошо.

Аллегра чувствовала на себе взгляд Стефано и понимала, что говорит эти слова не только Лючио, но и себе.

Она продолжала тихо говорить слова одобрения, гася эмоции, бурлившие в мальчике, пока он не приник к ее плечу и не стал засыпать. В последний момент, перед тем как окончательно уснуть, он открыл глаза и прямо взглянул Аллегре в лицо.

— Я видел, — прошептал он еле слышно. — Я видел и убежал.

Аллегра застыла в шоке, а Лючио крепко уснул. Бьянка прижала его к себе, беззвучно рыдая.

— Он заговорил, — прошептала Бьянка, округлив глаза. — Он заговорил. Что он сказал? Он… он?.. — голос ее сорвался.

— Это шаг в правильном направлении, — сказала ей Аллегра. — Это хорошо.

Она повернулась к двери, ожидая увидеть Стефано, его облегченную улыбку, но тот уже ушел.

Аллегра медленно побрела по коридору, ощущая боль каждой клеточкой тела, каждой частицей души.

У Лючио начался процесс выздоровления. Ей надо увидеть Стефано и поговорить с ним о том, что произошло.

Внизу его не было; комнаты были темны и пусты. Она заглянула в студию и увидела разбросанные на полу кисточки и разбитый стакан.

После минутного колебания она пошла в другой конец коридора и в нерешительности остановилась перед закрытой дверью его спальни. Наконец постучала в дверь.

Прошла долгая тяжелая секунда, и Стефано открыл дверь. Сердце Аллегры упало, когда она его увидела. Это выражение лица было хорошо ей знакомо, и она ненавидела его.

Он едва заметно улыбнулся, глаза его были непроницаемыми.

— Стефано…

— С Лючио все в порядке? — спросил он, и она кивнула.

— Я понимаю, что это тяжело видеть, но освобождение подавленных эмоций — шаг в правильном направлении.

— Сегодня вечер катарсиса для всех, — согласился он со знакомой, едва заметной улыбкой, которая говорила о многом. Не подходи ко мне.

— Стефано… — (Он ждал, подняв брови, положив руку на дверной косяк и перегораживая ей вход.) — Можно мне войти?

— Думаю, не стоит.

— Почему ты не пускаешь меня? — спросила она и услышала боль в своем голосе.

— То, что произошло между нами, было ошибкой. И это не должно… — Он помедлил, и она воспользовалась паузой.

— Мы злились, — тихо сказала она. — И это было неправильно. Я знаю, но…

Стефано пожал плечами.

— Очень хорошо, что мы остановились. Что Лючио остановил нас.

— Почему?

Он покачал головой.

— Аллегра, мы договорились забыть о нашем прошлом, быть друзьями. Поэтому оставим эти разговоры.

Глаза Аллегры наполнились слезами, пальцы сжались в кулаки. Ей захотелось закричать: «Я люблю тебя!» — но она не смогла.

— Неужели ты действительно этого хочешь? — задыхаясь, спросила она.

— Да, — произнес он одно-единственное убийственное слово и осторожно — очень осторожно — закрыл перед нею дверь.

Прислонившись к двери с другой стороны, Стефано слушал прерывистое дыхание Аллегры.

Он сделал ей больно. Он знал это, и ему было жалко ее.

Чертовски жалко, но это необходимо.

Он не позволит ей любить себя, не позволит светиться надежде и вере в ее глазах. Ведь он не может дать ей того, что ей нужно. Любовь его ничего не стоит, и в конце концов он разочарует ее — и себя.

Он закрыл глаза. Ему безумно хотелось обнять ее, поцеловать и сказать, что он хочет ее, невзирая ни на что.

Его пальцы коснулись дверной ручки. Он больно закусил губу, глаза его по-прежнему были закрыты.

И тогда он услышал в коридоре ее медленные удаляющиеся шаги.

Она уходила.

Стефано оттолкнулся от двери, опустился на кровать, запустив руку в волосы. Ему было больно.

Так будет лучше, сказал он себе, отчаянно пытаясь поверить в это.

На следующее утро небо было чистое и светлое, солнечные лучи проникли в комнату, наполнив ее ярким светом.

Аллегра очнулась от тревожного сна. Волосы ее были спутаны, все тело ломило от боли. Но больше всего болело ее сердце.

Когда Стефано закрыл перед нею дверь, он не ответил на ее безмолвный вопрос: «Ты любишь меня?» Но почему? Почему?

Аллегра села на кровати, обхватив руками колени. Она так долго верила в то, что Стефано не любит ее. И эта мысль позволяла ей сохранять хрупкое душевное равновесие. Она цеплялась за нее, потому что это было оправданием ее собственных действий, ее собственных чувств.

Она любила его, но боролась с любовью всем своим существом. А что, если то же самое испытывает Стефано?

Что, если он любит ее, но не хочет любить? Или даже боится?

Эта мысль была невероятной и пугающей.

Если Стефано любит ее… тогда надо заставить его признать это.

Непосильная задача.

Аллегра покачала головой. Не надо думать о Стефано, не надо бессмысленно ломать себе голову. Надо сосредоточиться на Лючио.

Она встала, умылась, оделась и отправилась завтракать. Бьянка была на кухне, за столом сидел Лючио.

— Привет, Бьянка, — сказала Аллегра. У Бьянки были темные круги под глазами, но лицо ее было счастливым. — Привет, Лючио, — сказала Аллегра, наклонившись к мальчику, чтобы встретить его взгляд.

Он долго молчал, отведя глаза в сторону. Аллегра терпеливо ждала. Наконец он вскинул голову и прошептал:

— Привет.

Бьянка засияла. Аллегра улыбнулась.

— Ты хочешь сегодня заняться со мной рисованием?

Еще один кивок. Аллегра посчитала, что этого достаточно. Она села завтракать.

Стефано не появился, пока они ели, и Бьянка сказала ей, что он уехал в Рим.

Теперь он сбежал от нее, подумала Аллегра с грустной улыбкой. А когда вернется, что она скажет ему?

После завтрака она привела Лючио в мастерскую. Слава богу, кто-то убрал осколки стекла. Кто это сделал? Бьянка? Или Стефано, старавшийся забыть то, что произошло между ними?

— Что ты хочешь нарисовать, Лючио? — спросила она.

Лючио медленно открыл коробку карандашей, выбрал зеленый и стал рисовать траву.

Аллегра молча наблюдала за ним — за тем, как к нему возвращается память. Мальчик нарисовал поле, а на нем — красный квадрат с черными кругами. Трактор, догадалась Аллегра. Перевернутый трактор. А вдалеке — фигурку мальчика с ручками и ножками из палочек, но с большим круглым лицом. На лице — огромные слезы в виде черных капель.

После долгой паузы Лючио кинул в нее рисунок. Лицо его было жестким, решительным.

— Ты видел это, Лючио? — мягко спросила Аллегра. — Ты видел твоего отца на тракторе?

Губы мальчика задрожали, в глазах блеснули слезы, и он кивнул.

— Мне надо было спать… Но я хотел видеть папу. Он посмотрел на меня и помахал рукой. — Лючио замолчал и начал дрожать.

Аллегра положила ему руку на плечо. Она догадалась о том, что было дальше. Энцо, махнув рукой сыну, перестал смотреть на дорогу. Он врезался в камень или в пень, и трактор перевернулся. Лючио видел все и в ужасе бросился бежать.

И я тоже убежала.

— Лючио, спасибо, что ты мне сказал. Я понимаю, тебе трудно было сделать это. Всегда трудно говорить правду. Но ты не виновен в смерти отца. Даже если ты так считаешь.

Лючио всхлипнул, покачал головой.

— Я убежал.

— Ты был напуган. Ты не знал, что делать. Это не твоя вина. — Аллегра говорила спокойно и твердо, но Лючио лишь качал головой.

— Я хочу к маме, — сказал он через минуту, и Аллегра кивнула.

— Пойдем найдем твою маму, — сказала она, взяв мальчика за руку.

Позже, когда Лючио уже спал, она поговорила с Бьянкой и объяснила, что случилось.

— И он видел?.. — Лицо Бьянки побледнело. — Мой бедный мальчик! И все это время он держал это в себе?

— Он считает себя виноватым, — объяснила Аллегра. — И ему надо пройти курс психотерапии, чтобы принять и примириться с тем, что случилось.

Бьянка кивнула.

— Ты думаешь… со временем… — прошептала она.

— Я думаю, психотерапевт ему поможет, — сказала Аллегра, стараясь говорить бодро, хотя сомнения мучили ее.

Разве способен человек принять трагические ошибки прошлого и двигаться дальше? Жить и снова любить?

Они сидели молча, пока не стало темнеть и горы закутались в темно-лиловую дымку сумерек.

— Пожалуй, мне надо съездить в Милан, — сказала Аллегра, — и поговорить с доктором Спери. Он известный психиатр и может порекомендовать, как дальше лечить Лючио.

Бьянка кивнула.

— Конечно, делай то, что надо.

— Как ты думаешь, когда вернется Стефано? — Аллегра постаралась задать этот вопрос безразличным тоном.

— Он не сказал, — печально улыбнулась Бьянка. — Он выглядел ужасно этим утром, как будто совсем не спал.

Аллегра кивнула.

— И я тоже плохо спала, — призналась она.

— Что случилось? Ты влюблена?

Аллегра долго молчала. Да, они любили друг друга. Она верила — ей пришлось поверить, — что Стефано любит ее. В конце концов она пожала плечами и грустно улыбнулась.

— Иногда, — сказала она, — одной любви недостаточно.

На следующее утро она уехала в Милан. Бьянка отвезла ее на железнодорожную станцию. Лючио сидел на заднем сиденье — в первый раз за долгое время он согласился выехать из дома, — и Аллегра радовалась этому.

Она позвонила доктору Спери, как только приехала в Милан, и он согласился выделить ей час, чтобы поговорить о Лючио.

Придя в его кабинет, Аллегра обрисовала всю ситуацию и рассказала о прогрессе, который наметился у Лючио.

— Бедный мальчик, — сказал доктор, выслушав ее. — Страдать так долго и так молчаливо.

— Мне кажется, он нуждается в более интенсивной терапии, которую я не могу обеспечить, — откровенно призналась Аллегра.

— Вы совершили чудо, Аллегра, и уже не первый раз, — с улыбкой произнес доктор Спери. — Я потрясен.

Аллегра коротко рассмеялась.

— Это не я, доктор Спери. Это дети. Наступает момент, когда они уже не в силах справиться со своими подавленными эмоциями и воспоминаниями, и в это время я оказываюсь рядом.

— Думаю, что дело не только в этом.

Аллегра в глубине души сама удивлялась тому, что произошло. Как ей удавалось помогать таким детям, как Лючио, когда она сама так долго подавляла в себе свое истинное «Я»?

Но теперь все должно измениться. Она не будет больше убегать, не будет больше прятаться. Она посмотрит правде в лицо и будет двигаться дальше.

Выйдя от доктора Спери, она взяла такси и отправилась в тихий фешенебельный пригород, застроенный высокими элегантными особняками. Здесь жила ее мать.

Аллегра нажала на дверной звонок слегка дрожавшим пальцем. Она не знала, дома ли мать, и даже не знала, хочет ли видеть ее.

Через секунду она услышала за дверью шаги. Кто это был? Раздраженная горничная, надушенный любовник или сама мать?

Дверь открыла сама мать. Она постарела за эти семь лет, но выглядела безупречно: платиновые волосы, искусно подтянутое лицо, длинные ноги, изящный маникюр.

Ее тонкие красные губы изогнулись в насмешливой улыбке.

— Ну, ну, — сказала она. — Блудная дочь вернулась.

— Привет, мама, — сказала Аллегра. — Можно войти?

— Конечно, — мать приглашающе махнула рукой.

Аллегра вошла в изысканную гостиную, и мать, указав ей на антикварный стул, уселась на белый кожаный диван.

— Я пришла, — сказала Аллегра, глядя, как мать закуривает сигарету и выпускает тонкую струйку дыма, — чтобы помириться с тобой.

Мать еще раз затянулась сигаретой.

— Очень трогательно.

— Я злилась на тебя и папу долгое время. И только совсем недавно поняла, насколько сильно злилась, и решила исправить это.

Тонкие брови матери недоуменно изогнулись.

— По-моему, это очень удобно, — колко произнесла она, — возлагать вину на других людей за свои собственные ошибки.

Аллегра неотрывно смотрела на нее.

— Что ты хочешь сказать?

— Неужели ты серьезно можешь обвинить меня в том, — продолжала мать, — что сбежала семь лет назад от своего бедного жениха? — Улыбка ее была такой злобной, что Аллегра почувствовала себя оскорбленной.

— Нет, конечно нет, — сказала она, помедлив. — Я отвечаю сама за свои поступки. Я сама приняла решение, даже если ты и подтолкнула меня в этом направлении. Я почти уже вернулась…

— Но ты не вернулась, — оборвала ее Изабель. — Аллегра, ты думала, что Стефано — это рыцарь в сверкающих доспехах. Когда ты поняла, что ошиблась, то покинула его. Все очень просто.

— Нет, не просто! — возразила Аллегра. — Брак был тщательно спланирован, и все скрывали это.

— Неужели? А ты действительно думала, что Стефано появился на твоем восемнадцатилетии по мановению волшебной палочки? И захотел танцевать с тобой — трогательной неказистой девочкой?

Аллегра заставила себя прямо взглянуть в злые глаза матери.

— Да, — сказала она. — Теперь я понимаю, насколько была тогда наивной, но никто не сказал мне об этом.

— А зачем? — холодно произнесла Изабель. — Стефано был внимателен к тебе, добр и предупредителен. Возможно, он и не любил тебя, но любовь пришла бы со временем.

— Почему ты не сказала мне об этом тогда? — воскликнула Аллегра. — Ты побудила меня бежать. Воспользовалась ситуацией, чтобы опозорить отца. Зачем?

— Потому что он изводил меня каждый день со времени нашей свадьбы, — бросила Изабель, и в голосе ее прозвучала боль, которую Аллегра никогда прежде не слышала. — А я опозорила его перед сотнями гостей, и он обливался потом в своем фраке! Это был прекрасный момент!

— О чем ты говоришь? — потрясенно прошептала Аллегра. — Ты обещала передать мою записку Стефано перед свадьбой! Отец не должен был терпеть такого публичного позора…

Изабель пожала плечами.

— Я передумала.

— Что?! Ты хочешь сказать, что Стефано отправился в церковь, полагая, что я уже там? Что он ждал меня?

Изабель улыбнулась, безжалостное веселье плясало в ее глазах.

— Главное, что тебя ждал твой отец. Стефано меня не волновал. Ну да, он тоже ждал тебя. Вместе со своими родственничками. — Изабель рассмеялась. — Я знала, что у Стефано есть деньги, но его родственники явно выросли на свиноферме. У матери было всего лишь три зуба, она была во всем черном и выглядела как последняя батрачка.

— Не смей так говорить о них! — закричала Аллегра. Она вспомнила деревенских жителей, которые так радушно приняли ее.

Они были там, осознала она с болью. Они стояли рядом со Стефано — и Бьянка тоже — и смотрели, как он ее ждет.

И видели, как он опозорен.

Она попыталась представить себе, что он почувствовал, когда понял, что она не придет, как вышел из церкви под пристальными взглядами сотен гостей…

— Неужели ты не знала об этом? — с недоверием спросила Изабель. — Тебе никто не рассказывал? Джордж или Дафни…

— Нет. — Аллегра покачала головой. Она не хотели ни с кем разговаривать о несостоявшейся свадьбе. Не хотела слышать об этом. — Нет.

— Тогда ты действительно зарыла свою голову в песок, как страус, — произнесла Изабель и почти восхищенно рассмеялась. — Ну, в таком случае позволь мне вытащить тебя оттуда. Да, он ждал. Ждал несколько часов. Даже после того, как гости разошлись. Отец твой уже начал пить, требовать деньги, звонить своим кредиторам. — Изабель покачала головой.

— Отец застрелил себя, — сказала Аллегра дрогнувшим голосом, и слезы выступили у нее на глазах.

— Да, я знаю. Ведь я там была, помнишь? А тебя не было. — Изабель пожала плечами. — Он был никчемным человеком.

— А разве ты не была никчемной матерью?! Как ты могла поступить так со Стефано? Со мной?

— А почему ты так переживаешь? — холодно спросила Изабель. — Ты хотела сделать ему больно за то, что он обращался с тобой как с ребенком и говорил, что не любит тебя. И я великодушно помогла тебе сделать это.

Аллегра отпрянула назад.

— Нет. — Но в глубине души она понимала, что мать говорит правду.

Она хотела уязвить Стефано, даже опозорить его. И не задумывалась о последствиях, не хотела о них знать.

А теперь они сжимали ее кольцом. Воспоминания. Чувства. Сожаления.

И не удивительно, что Стефано испытывал гнев, тускло подумала она. Отталкивал ее, говорил, что больше не хочет видеть. Не удивительно, что он больше не хотел любить ее.

— Спасибо, — сдавленным голосом произнесла Аллегра. — Ты открыла мне глаза. Вряд ли я снова увижусь с тобой.

Изабель небрежно махнула рукой.

— Замечательно.

Аллегра встала и направилась к двери, но напоследок повернулась.

— Мне очень жаль тебя, мама, — сказала она холодным и спокойным голосом. — Ты никогда не будешь счастлива.

Когда Аллегра вернулась на виллу к Бьянке, она вдруг почувствовала себя как дома. Ее дом там, где находится Стефано, но когда же он вернется?

И все же ей надо ждать, а если надо, она сама найдет его. Сделает все возможное, чтобы справиться с прошлым. Вылечить себя и Стефано.

Бьянка тепло обняла ее, и даже Лючио, застенчиво улыбнувшись, прикоснулся к ее руке.

Аллегра рассказала о рекомендациях доктора Спери.

— Он порекомендовал мне известных психотерапевтов, — сказала она Бьянке. — Мальчику будет нелегко, но я помогу.

Бьянка кивнула.

— Я рада, что мы уже сделали первый шаг. Спасибо тебе.

Аллегра улыбнулась ей в ответ.

— Слышно что-нибудь от Стефано? — спросила она.

— Нет, — печально ответила Бьянка. — Но он вернется. Должен вернуться.

Дни шли за днями, ветер становился все холоднее, с деревьев опадали листья, но от Стефано не было никакой весточки. Ни звонка, ни письма.

Аллегра не представляла где он, что делает, о чем думает.

Она проводила время с Лючио, продолжала заниматься с ним арт-терапией, а также ездила с ним к психотерапевту.

Лючио теперь разговаривал, но по-прежнему мало, и лицо его часто омрачала тень. До полнейшего выздоровления было еще далеко.

Но Аллегра сохраняла оптимизм, так же как и Бьянка.

Через неделю после поездки в Милан Аллегра решила снова отлучиться из дома. Теперь она могла на некоторое время оставить Лючио, тем более что он снова стал ходить в детский сад.

Она решила разыскать Стефано. И начать с его квартиры в Риме. Укладывая сумку, Аллегра задумалась: чем закончится эта поездка? Она не знала. Но надежда не оставляла ее.

Сумка была уже почти упакована, когда с шумом открылась дверь и Аллегра услышала чье-то прерывистое дыхание. Она не успела повернуться, как в ушах ее прозвучали жесткие осуждающие слова.

— Значит, — сказал Стефано, — ты снова сбегаешь.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Аллегра резко повернулась и застыла на месте.

— Стефано!

Лицо его было искажено гневом, горечью и болью.

— Сбегаешь, — бросил он, — не сказав мне, куда и почему. Я так и думал.

Но ведь она всего лишь упаковывала сумку, а он сделал такие выводы! Аллегра чуть не рассмеялась.

— Нет, Стефано, я не…

— Почему, Аллегра? — голос его сорвался. — Почему ты не хочешь поговорить? Объясниться лицом к лицу? Чего ты боишься? — Он повернулся, дернув плечом. — Тогда уходи. Уходи и не возвращайся назад. — И с этими словами он вышел из ее комнаты, громко хлопнув дверью.

Аллегра сделала несколько вдохов, пытаясь успокоиться. Через несколько минут, собрав все свое мужество, она вылетела из комнаты, промчалась по холлу и ворвалась в его спальню.

Он стоял возле окна, повесив голову, запустив руку в волосы. Сердце Аллегры сжалось от боли.

Ее собственный праведный гнев улетучился уже тогда, когда она узнала о том, что произошло много лет назад.

— Стефано, я никуда не собиралась сбегать, — тихо сказала она. Он молчал, даже не повернулся. — Я хотела… Я хотела поехать в Рим и найти тебя. Сказать тебе, что…

— Это не имеет значения, — бросил он. — Сказать тебя по правде, Аллегра, меня это не волнует. — Он отошел от окна и встал возле двери. Аллегра поняла: он ждет, чтобы она ушла. Она в изумлении приоткрыла рот.

— Нет, тебя это волнует! — вскричала она. — Ты только что продемонстрировал мне это!

— Меня волнует Лючио, — с холодным презрением произнес Стефано. — Я думал, ты проявишь к нему большее внимание…

— Нет, Стефано. Дело не в Лючио. Дело касается нас. Нас двоих. — Голос Аллегры задрожал.

Стефано молчал бесконечно долго. Аллегра не двигалась с места, желая увидеть его глаза. И когда он взглянул на нее, сердце ее упало.

— Но ведь я обращался с тобой как с вещью, помнишь? Как с объектом. Ты сама говорила мне об этом. — Он подошел к ней с угрожающим видом, дотронулся до ее щеки, а потом невозмутимо, с издевательским спокойствием, коснулся груди.

Аллегра задрожала, но не двинулась с места. Он взглянул ей в глаза и с отвращением отдернул руку.

Аллегра покраснела, затем побледнела. Она почувствовала, как пальцы ее сжались в кулаки.

— Ты говоришь так, потому что злишься.

— Злюсь? — с удивлением повторил Стефано. — Почему я должен злиться?

— Да, злишься. Я увидела это в первый же вечер, на банкете у Дафни. Злость была в твоих глазах.

Стефано скрестил руки на груди.

— Это звучит очень мелодраматично, — устало протянул он.

— Я почувствовала твой гнев, — продолжала Аллегра, — и после банкета. Ты прикасался ко мне так, словно…

— Словно ты была моей собственностью, — оборвал ее Стефано. — Ты обвинила меня в этом. Значит, это правда? Все, что ты сказала, — правда. — В голосе его звучал укор.

— Стефано, пожалуйста, послушай меня. Сегодня я разговаривала со своей матерью…

— Надеюсь, приятно провела время, — медленно произнес Стефано, и она закрыла глаза, молясь о спокойствии. Ей надо очень много сказать ему, но с ним сейчас невозможно разговаривать.

Он не хотел близко подпускать ее к себе. Не хотел снова испытать боль.

— Мать сказала мне, — снова начала Аллегра, стараясь сдержать дрожь в голосе, — что ты ждал меня в церкви — тогда, семь лет назад.

Он коротко рассмеялся.

— Конечно, ждал, Аллегра. Мы собирались пожениться, помнишь? — Глаза его были жесткими, губы презрительно сжались.

— Поверишь ли мне, — спросила Аллегра, — что я не знала об этом? Что я просила мать передать тебе записку накануне вечером? Я не хотела, чтобы ты был унижен на глазах у всех.

Стефано долго смотрел на нее, не говоря ни слова.

— Я не понимаю, зачем нам сейчас обсуждать этот вопрос, — сказал он наконец. — Это не имеет никакого значения.

— Когда я услышала ваш разговор с отцом, — продолжала Аллегра, — ты словно был другой человек, и этого человека я почти боялась. И потом ты не ответил на мой вопрос, когда я спросила, любишь ли ты меня, и я решила, что не любишь. — Она помедлила, горло у нее пересохло. Ей казалось, что она говорит с каменной стеной. Стефано смотрел на нее, по-прежнему сложив руки на груди, лицо его выражало усталость.

Почему он молчит?

Тогда он тоже молчал, и она сбежала. Она была слишком юна, слишком напугана, слишком глупа, чтобы сказать о своих страхах и сердечных мучениях.

Но теперь скажет все.

— Мне следовало сказать тебе о своих чувствах, — продолжала Аллегра. — Но я была совсем ребенком, Стефано. И любила тебя, как девочка. Ты был прав: когда я увидела, что ты не принц, я сбежала.

Что-то мелькнуло в его лице. Рот дернулся, он отвернулся и подошел к окну.

— Стефано…

— Когда-то, — сказал он охрипшим голосом, — я многое отдал бы за то, чтобы услышать от тебя эти слова. Но не сейчас. Не сейчас.

— Я понимаю, — сказала Аллегра дрожавшим голосом, — что мне нужно попросить у тебя прощения. Понимаю теперь, почему ты злился, и ты был совершенно прав, Стефано. Я представляю, как ты стоял там, ждал меня, и все твои родственники, мать, соседи из деревни… — Голос ее сорвался, слезы хлынули из глаз. — Прости меня, — прошептала она. — Я виновата. Ты простишь меня?

Стефано по-прежнему стоял к ней спиной. Он выпрямился, запустил руку в волосы, затем безвольно уронил ее вниз. Медленно и печально он покачал головой.

— Ты права. Я очень злился. Но, как и ты, подавлял свои эмоции. И свои воспоминания. Я убедил себя в том, что не испытываю к тебе, и никогда не испытывал, никаких чувств. И почти поверил в это.

Аллегра ждала, затаив дыхание.

— Я женился на Габриэлле и думал, что смогу справиться с этим. Но с ней я был несчастен, как я уже говорил тебе. Я понял, что мне не нужны имя и связи жены. Мне не нужна была жена как собственность. Я хотел тебя. Хотел любви.

Аллегра открыла рот, издала какой-то тоненький звук, но не могла вымолвить ни слова. Стефано понял это, поэтому продолжал:

— Но была ли между нами глубокая и настоящая любовь? Ведь она разбилась сразу же, как только наткнулась на первое препятствие.

Аллегра хотела возразить, но не могла. Каждое слово Стефано было правдой, ужасной правдой. Их любовь не выдержала первого испытания и никогда не выдержала бы брака. Ведь она была совсем девочкой, наивной и впечатлительной. А Стефано? У него были свои слабые стороны — те, которые сегодня он признавал.

Если бы только он мог поверить, что сейчас они — совсем другие люди. Более зрелые и сильные.

— Я знаю, ты считала, что я не люблю тебя, — произнес Стефано в ответ на ее молчание. — И что я рассматривал тебя как некий объект. В некоторой степени так оно и было. Сейчас трудно вспомнить. Мне до сих пор удавалось убеждать себя в том, что я не испытывал к тебе никаких чувств, но потом увидел тебя… и меня к тебе потянуло… несмотря на то, что ты опозорила меня.

— Я не…

Стефано пожал плечами и выпрямился.

— Я прощаю тебя, Аллегра, — сказал он. — Тем более что ты так хочешь услышать это. Я простил тебя много лет назад. Ты была юной и напуганной девочкой, находившейся под влиянием своей матери.

В сгущающихся сумерках она увидела его печальную улыбку.

— Зачем тебе было спрашивать, люблю ли я тебя, если ты была уверена в этом?

— Ты любил меня? — прошептала Аллегра, и он рассмеялся отрывистым хриплым смехом.

— Ты спрашиваешь даже сейчас? — Он повернулся, взмахнув руками, и откинул назад голову. — Ведь та моя любовь, да и я сам, каким я тогда был, совсем не удовлетворяли тебя, Аллегра! Ты не раз говорила мне об этом. То, что я тебе давал, было для тебя недостаточно. Ты хотела гораздо большего. И я понимал, что не могу тебе это дать. — Голос его сорвался, в глазах блеснуло отчаяние. — И сейчас не могу дать. Ведь ты показала мне, дала понять, всего несколько минут назад… — Он осекся и приложил руку к лицу. — Я приехал из Рима, чтобы сказать, что люблю тебя, а ты вроде бы уже догадалась об этом, но это, получается, не имеет значения. Так зачем мы это обсуждаем? Одной любви недостаточно.

Те же слова она сказала Бьянке и тогда верила в них. Сейчас она поняла, что это неправда. Поняла сердцем, душой, телом и разумом.

Любви достаточно.

— Одной любви достаточно, Стефано, — сказала она, — когда рядом с ней идут рука об руку искренность и прощение. И все то, что ты можешь мне дать и уже дал. Ты показал мне, как меня любишь, когда обнял и вытер мои слезы. А перед этим — когда взглянул на Лючио. Когда общался со своими земляками. Когда говорил о своей семье. Стефано! — Голос ее стал звонкий и сильный. — Твоей любви достаточно.

Он отрицательно закачал головой, но она остановила его. Ее страхи и сомнения исчезли в свете простой правды, которая изменила все: они любят друг друга. Она понимала это теперь, видела в глазах Стефано, чувствовала в своей душе.

Они любят друг друга, и этого достаточно.

Аллегра приподнялась на цыпочки, обняла руками его лицо. Ее пальцы прикоснулись к щетине на его щеках, ощутили влагу возле глаз.

— Я хочу задать тебе всего один вопрос, — тихо сказала она. — Моей любви тебе достаточно?

Стефано судорожно вздохнул, прижав ее руку к своей щеке. Аллегра сглотнула слезы, когда он заключил ее в объятия.

— Да, — прошептал он. — Да.

Она никогда не чувствовала себя так комфортно и уютно, такой защищенной, нужной и желанной, как в руках Стефано.

Они долго стояли так — молча и неподвижно. Сумерки постепенно окутывали виллу, багряные лучи заходящего солнца освещали отдаленные вершины гор, и мир погружался в тишину.

На этот раз все было по-другому. Аллегра стояла возле входа в маленькую церковь в простом шелковом платье цвета слоновой кости. Волосы ее солнечным каскадом спадали на плечи, в ушах сверкали бриллиантовые серьги.

Она почувствовала, как чья-то маленькая ручка дернула ее за платье, и, взглянув вниз, улыбнулась Лючио. Он застенчиво улыбнулся ей в ответ и опустил голову.

Лючио уже три месяца проходил курс психотерапии, и ему стало гораздо лучше. Шаги вперед были медленными, но верными, и Аллегра была рада за мальчика.

В церкви собрались немногочисленные гости — несколько друзей из деревни, Бьянка и Лючио, а также пара гостей из Лондона.

— Ты готова? — спросил отец Бьянки, Маттео, одетый в помятый костюм, попахивавший нафталином.

— Да, — сказала она и подала ему руку.

Заиграл орган, но Аллегра едва слышала музыку, когда шла по узкому проходу между потрескавшихся от времени каменных скамей. В конце прохода, возле алтаря, ее ждал Стефано в безукоризненном темно-сером костюме. В глазах его горел огонь любви.

Сердце Аллегры дрогнуло, голова закружилась, но Маттео поддержал ее. Аллегра перевела дыхание и оставшийся путь прошла твердой походкой. Подойдя к Стефано, она гордо встала рядом с ним.

Голоса новобрачных прозвучали ясно и звонко, когда они давали супружеский обет.

«Мы обещаем любить и лелеять друг друга в горе и радости, в болезни и здравии, пока смерть не разлучит нас».

Затем был скромный ужин на вилле, а потом Бьянка уехала с Лючио к своему отцу. Стефано хотел провести брачную ночь в отеле — роскошном и изысканном, — но Аллегра просто хотела быть дома, вместе с ним.

Она стояла возле окна и смотрела, как сумерки окутывают верхушки гор. Ей никогда не надоест любоваться этим видом, подумала она, глядя на первые звезды, заблиставшие над горизонтом.

Стефано подошел к ней, обнял за плечи и, наклонившись, поцеловал ее в затылок.

Аллегру наполнило неизъяснимое блаженство. Она повернулась к нему лицом, и он поцеловал ее — страстно и нежно.

Она заглянула в его глаза и увидела, что они сияют любовью. В них не было никаких сомнений и страхов. Никакой злости.

— Пойдем, — сказал Стефано, взяв ее за руку, и с нежной решимостью повел ее к брачному ложу.