Ким Харрисон

Два призрака для сестренки Рэйчел

Глава 1

Сжав зубами кончик карандаша, я стряхивала катышки от ластика с бумаги, раздумывая, как лучше всего ответить на вопрос в заявлении о приеме на работу «Какие уникальные навыки Вы можете применить для работы в ОВ?»

Остроумие? Поглаживая ногой ножку кухонного стула, я чувствовала себя глупо. Улыбка? Желание надрать задницу плохим парням?

Вздохнув, я заправила выбившуюся прядь за ухо и резко откинулась на спинку стула. Я перевела взгляд на часы над раковиной и стала следить за секундной стрелкой. Я не собиралась тратить свою жизнь впустую. Восемнадцать лет — это слишком рано, чтобы меня приняли в программу молодого специалиста ОВ без подписи родителей. Но если я подам заявление сейчас, то буду одной из первых в списке отдела кадров, когда достигну нужного возраста. Как сказал рекрутер, нет никаких проблем с поступлением на стажировку сразу после колледжа, если вы этого хотите. Кратчайший путь.

Слабый звук открывающейся парадной двери чуть не заставил мое сердце выпрыгнуть из груди. Я посмотрела в окно на закат. Пряча свое заявление под пачкой салфеток, я крикнула: «Привет, мама! Я думала, ты не вернешься раньше восьми!»

Черт побери, ну и как я закончу эту анкету если она все время возвращается?

Но моя тревога превратилась в восторг, когда высокий голос ответил фальцетом: «Сейчас восемь в Буэнос-Айресе, дорогая! Будь другом, найди мои колоши? Тут снег идет».

— Робби? — я соскочила со стула, почти уронив его, и с колотящимся сердцем бросилась из кухни в зеленую прихожую. Там возле двери, стряхивая снег с ветровки, стоял мой брат Робби. Его высокая фигура возвышалась над дверью, а рыжие волосы светились красным в отблесках заката. Из-под его джинсов выглядывали заляпанные грязью Докерсы[1], полностью несоответствующие погоде. Позади него таксист тащил два чемодана.

— Эй! — воскликнула я, и его зеленые глаза озорно сверкнули. — Ты должен был лететь вампирским рейсом. Почему не позвонил? Я бы тебя встретила!

Робби сунул водителю пачку купюр. Не закрывая дверь, он раскрыл объятия, и я прильнула к нему, утыкаясь носом ему в шею, а не в грудь, как это было во время прощания. Его руки обвились вокруг меня, и я вдохнула запах застарелого бримстона из той дыры, где он работал. В глазах защипало, и я затаила дыхание, сдерживая слезы. Мы не виделись четыре с половиной года. Невнимательный червяк грелся на Западном побережье все это время, оставив меня присматривать за мамой. Но он вернулся домой на это солнцестояние, и я, вдохнув его аромат, улыбнулась.

— Эй, светлячок! — сказал он, используя ласкательное прозвище, данное мне нашим отцом, и усмехнулся, заметив мои волосы. — Ты так выросла! И ничего себе, волосы до самой талии? Идешь на мировой рекорд?

Он выглядел довольным и счастливым, и я отступила, внезапно смутившись.

— Да, ну, почти пять лет прошло, — сказала я с обвинительной ноткой в голосе. Позади него такси с тусклыми от снега фарами начало медленно отъезжать.

Робби вздохнул.

— Не начинай, — попросил он. — Мне хватает упреков от мамы. Ты позволишь мне войти? — он взглянул на снег за своей спиной. — Холодно здесь.

— Слабак, — проворчала я, затем взяла один из его чемоданов. — Когда-нибудь слышал о такой волшебной вещи, как пальто?

Он фыркнул и, подняв второй чемодан, пристроился за мной. Дверь закрылась, и я направилась через длинный коридор в свою старую комнату, радуясь вновь появившемуся ощущению сплоченности нашей маленькой семьи.

— Я рада, что ты приехал, — сказала я, чувствуя, как учащается пульс от веса чемодана. Я давно не посещала больницу, но усталость все же наваливалась быстро. — Мама из кожи вон вылезет, когда вернется.

— Да, я бы хотел поговорить с тобой наедине сначала.

Щелкая локтем по выключателю, я прокатила чемодан в свою старую комнату, которую заранее прибрала. Уставшая, я скрестила руки на груди, скрывая свое тяжелое дыхание.

— О чем?

Робби не слушал. Он снял свой жакет, под ним была надета полосатая рубашка с галстуком. Улыбаясь, он медленно обернулся по кругу.

— Все выглядит точно так же!

Я пожала плечами.

— Ты же знаешь маму.

Его глаза встретили мои.

— Как она?

Я посмотрела на пол.

— Так же. Хочешь кофе?

Легким движением он развернул чемодан, который я приволокла к кровати.

— Не говори мне, что ты пьешь кофе!

— Напиток богов.

Я язвительно улыбнулась, заметив, как он распаковывает передний карман и вытаскивает пачку на вид очень дорогого кофе. Если мягкая, экологически чистая упаковка не сказала мне ничего о содержимом, то небесный запах кофейных зерен ответил за себя.

— Как ты провез это через таможню без проверки? — спросила я, и он улыбнулся.

— У меня свои способы.

Его рука легла на мое плечо, и мы вместе направились на кухню через узкий коридор. Робби был на восемь лет меня старше, мрачный бэби-ситтер, ставший чрезмерно заботливым старшим братом, который затем исчез четыре с лишним года назад, когда я нуждалась в нем больше всего, сбежал от боли потери нашего папы. Я ненавидела его за это долгое время, завидуя тому, что он может работать, а я осталась сиделкой при маме. Но потом я узнала, что он оплачивал ее психиатра. Плюс некоторые мои счета из больницы. Мы все помогали, как могли. И, похоже, здесь в Цинциннати, он не мог зарабатывать столько же.

Робби замедлил шаги, когда мы вошли на кухню. В молчании он изучал обстановку. Шкаф с развешенными травами, полку с книгами заклинаний с загнутыми уголками страниц, керамические ложки и медные горшки для заклинаний. Кухня была похоже на обычную, что абсолютно ненормально для мамы.

— Что стало с кухней? — спросил он, направляясь к кофеварке. Это было похоже на алтарь со сливками, сахаром, специальными ложками и тремя разными наполнителями в маленьких коробочках.

Я села за стол и потерла пятками о пол. Папа умер, подумала я, но не сказала. И так было ясно.

Тишина становилась неуютной. Я хотела бы сказать, что Робби походил на отца, но кроме роста и телосложения в нем не было больше ничего папиного. Рыжие волосы и зеленые глаза нам достались от мамы. Магия земли, которой я занималась, тоже перешла от мамы. Робби лучше работал с лей-линиями. Папа был первоклассным специалистом в лей-линейной магии и работал в отделе Арканов, секретном подразделении Охраны Внутриземелья — ОВ, если быть краткой.

С чувством вины я посмотрела на краешек анкеты, выглядывающей из салфеток.

— Итак, — протянул Робби, споласкивая кофеварку. — Ты не хочешь пойти на Площадь Фонтанов в солнцестояние? Я уже много лет там не был.

Я попыталась скрыть разочарование на лице. Он обещал достать билеты на концерт Такаты. Дерьмо.

— Конечно, — сказала я, натянуто улыбаясь. — Нам придется откопать для тебя пальто.

— Наверно, ты права, — сказал он, насыпая четыре столовых ложки кофе, взглянул на меня и высыпал пятую ложку обратно в коробку.

— А может, ты хочешь пойти на концерт вместо этого?

Я затанцевала прямо на стуле.

— Ты достал их! — завизжала я, и он усмехнулся.

— Да, — сказал он, сделал грудь колесом и полез в карман. Не найдя билеты, посмотрел на меня обеспокоенным взглядом. Я затаила дыхание, пока он не вытащил билеты с заднего кармана, специально медля и поддразнивая меня.

— Засранец, — воскликнула я, падая на стул.

— Пигалица, — в ответ выпалил Робби.

Но я была в слишком хорошем настроении для перепалки. Я пойду на концерт Такаты! Круто! Покачивая ногой, я смотрела на телефон. Я хотела позвонить Джули. Она умрет, она умрет прямо на месте.

— Как учеба? — внезапно спросил Робби. Я посмотрела на его спину, пока он настраивал кофеварку, и вспыхнула от злости. Почему-то всегда после восклицания «Как ты выросла!» следовал вопрос «Как учеба?» Больше не о чем спрашивать, что ли?

— Ты же уже закончила колледж, правильно? — добавил он, оборачиваясь.

— Ага, — я протянула ноги и заправила за ухо волосы. Я получила диплом, но завалила все экзамены по лей-линейной магии.

— Работу уже нашла?

Я глянула в сторону заявления.

— Я работаю над этим.

Учиться в колледже и жить с мамой не было моей идеей, но средств на аренду квартиры у меня пока не было, и я застряла здесь.

Улыбаясь с раздражающим пониманием, Робби скользнул на стул напротив меня, вытянув длинные ноги и сложив перед собой руки.

— А где мой «Бэтман»? Я не заметил его возле дома.

О, дерьмо. Я вскочила к кофеварке.

— Ничего себе, классно пахнет, — сказала я, протягивая руку за кружками. — Что это, эспрессо?

Я уже спрашивала. Но мне надо было хоть что-то сказать.

Робби знал меня лучше, чем я сама, фактически вырастив меня. Сложно найти бэби-ситтера для ребенка, чье сердце останавливается с завидной периодичностью. Я почувствовала его взгляд и повернулась, скрестив руки на груди.

— Рэйчел… — начал он, но тут его лицо побелело. — Ты получила права, да? И ты ее разбила? Боже! Ты разбила мою машину!

— Я не разбила ее, — ответила я, защищаясь, и начала теребить кончики волос. — И это был мой автомобиль. Ты его мне отдал!

— Был? — Робби подскочил со стула, красный от негодования. — Рэйч, что ты сделала?

— Я продала его, — сказала я, вздохнув.

— Ты — что?

— Я его продала! — повернувшись к нему спиной, я начала разливать кофе в кружки. Несомненно, аромат был восхитителен.

— Рэйчел, это была классическая модель!

— Вот почему я получила за него достаточно, чтобы оплатить свой черный пояс, — сказала я и резко повернулась, разозлившись. — Послушай, — произнесла я, протягивая ему чашку и присаживаясь. У меня не было водительских прав, и мама не может задержаться на работе достаточно долго, чтобы получить месячную зарплату. Он только занимал место.

— Не могу поверить, что ты продала мою машину, — в ужасе шептал Робби. — И для чего? Чтобы танцевать, как Джекки Чан?

Мои губы сжались.

— Я была зла на тебя, понял? — воскликнула я, и его глаза расширились. — Ты уехал сразу после папиных похорон и не вернулся. А я осталась с мамой, всеми силами пытаясь ее поддержать. А потом в школе узнали и начали ко мне докапываться. Мне нравится чувствовать себя сильной, понятно? Машина, которую я не могу водить, не давала этого, а спортзал дал! Мне нужны были деньги, чтобы получить мой пояс, и поэтому я ее продала!

Он виновато смотрел на меня.

— Ты… ты хочешь посмотреть, что я умею? — неуверенно спросила я.

Дыхание Робби ускорилось, и он встрепенулся.

— Нет, — сказал он, глядя на стол. — Ты все сделала правильно. Меня не было здесь, чтобы тебя защитить. Это была моя вина…

— Робби… — прошептала я. — Это не твоя вина. Я не хочу ничьей защиты. Я намного сильнее сейчас. Я могу сама себя защитить. На самом деле…

Я посмотрела на заявление, протянув к нему холодные пальцы. Я знала, Робби не одобрит мой выбор. Но если я смогу его уговорить, мы сможем убедить маму подписать заявление, и мне не пришлось бы ждать.

— На самом деле я хочу сделать что-то большее.

Он ничего не сказал, пока я вытаскивала заявление. Я виновато положила бумагу перед ним. Колени задрожали, я чувствовала головокружение. Боже, как я могла надеяться стать агентом, если мне не хватает нервов провести время с братом? В полной тишине Робби взял заявление. Сжав пальцы, я наблюдала за его глазами, читающими анкету. Выражение лица медленно изменилось, когда он понял, что это за документ. Глаза пристально смотрели на меня, а челюсти сжались.

— Нет, — он принялся мять бумагу, и я выхватила ее.

— Я сделаю это.

— ОВ? — громко сказал Робби. — Ты рехнулась? Они убили папу!

— Это не так. Я была там. Он говорил об этом. А где был ты?

Робби дернулся, как от пощечины.

— Это несправедливо.

— Не говори мне, что я не могу сделать что-то, потому что это пугает тебя, — обвиняюще сказала я.

Его брови нахмурились, и я передвинула чашку кофе между нами.

— Это поэтому ты так одержима классами карате? — с горечью спросил он.

— Это не карате, и да, это делает меня хорошим кандидатом. С моей второй степенью я могу быть настоящим агентом через четыре года. Четыре года, Робби!

— Я не верю в это, — Робби скрестил руки на груди. — Мама тебе разрешает?

Я ничего не ответила. Робби глубоко вздохнул и заметил с волнением:

— Она не знает!

Я пристально посмотрела на него. На глаза накатывали слезы, но я не собиралась вытирать их.

— Рэйчел! — умоляюще протянул он, видя мое состояние. — Ты хоть контракт читала? Это навсегда! Никакого пути назад! Тебе еще двадцати нет, и ты бросаешь свою жизнь коту под хвост!

— Нет, — закричала я дрожащим голосом. — Что еще я могу? Я никогда не буду настолько хороша в магии земли, как мама. Я пыталась продавать гамбургеры или туфли, и я ненавижу это! Ненавижу!

Я почти плакала.

Робби смотрел, явно озадаченный.

— Я могу помочь тебе получить реальную степень. Все, что ты захочешь. Выбери любые классы.

Я сжала челюсть.

— Я уже брала нужные классы и получила реальную степень, — сердито заметила я. — Я хочу работать в ОВ.

— Догонять преступников в темных переулках? Рэйчел, посмотри правде в глаза. Ты никогда не будешь настолько выносливой, — затем выражение его лица изменилось. — Ты делаешь это из-за папы.

— Нет, — прошептала я, отводя взгляд: частично это было правдой.

Робби вздохнул. Он наклонился через стол, чтобы взять мою руку, и я отодвинулась.

— Рэйчел, — сказал он мягко. — Если бы папа был здесь, то он сказал бы то же самое. Не делай этого.

— Если бы папа был здесь, то он за ручку привел бы меня к офису, — сказала я. — Папа верил в то, за что рисковал жизнью. Он не позволял опасности останавливать его; он только лучше готовился к ней.

— Тогда почему он позволил себя убить? — спросил Робби, старая боль плескалась в его прищуренных глазах. — Он сказал бы тебе получить какую-нибудь степень по земной магии и заняться чем-нибудь безопасным.

— Безопасным? — рявкнула я, откидываясь назад. Черт побери, теперь мне сроду не убедить маму. А мне нужна ее подпись на заявлении или придется ждать почти год до моего девятнадцатилетия.

Тогда я стану полноправным агентом только к двадцати трем годам. Я люблю маму, но еще четыре года жизни здесь я не вынесу.

— Папа бы мне позволил, — угрюмо пробормотала я.

— Ты так считаешь? — Робби отодвинул стул.

— Я знаю это.

Мы замолчали, и только тиканье часов нарушало тишину. Я взяла заявление и положила на стол между нами, как упрек. Притянув кружку, я сделала большой глоток, скривившись от отвращения. Фу, не смотря на божественный аромат, вкус был ужасный. И как люди пьют эту гадость?

Робби встал и направился к двери.

— Эй, ты куда? — спросила я. Он дома всего 5 минут, а мы уже спорим.

— Сейчас вернусь, — ответил он уже в коридоре. Я слышала, как он бормочет что-то себе под нос, затем резкий звук застежки-молнии, когда он открыл свой чемодан. Захлопнув дверь спальни, он шумно прошел через зал обратно на кухню.

Когда Робби бросил на стол передо мной тяжелую книгу, я, наверное, выглядела такой же угрюмой и смотрела также несчастно, как и он. — Счастливого солнцестояния, — сказал он, резко опускаясь на стул.

Я ждала, не зная, что сказать.

— Что это?

— Книга, — коротко ответил он. — Открой ее.

Я подвинулась ближе и заправила волосы за ухо. Книга была огромной, как словарь, но страницы были толстые, не тонкие. По ярким цветам было ясно, что книга новая, но заклятия в ней…

Я даже не слышала о таких.

— Это учебник восьмисотого уровня из Портлендского университета, — жестким голосом сказал Робби. — Теперь, когда у тебя есть вторая степень, я хотел спросить, не захочешь ли ты продолжать обучение.

Я подняла голову. Он хотел, чтобы я уехала на Западное побережье с ним?

— И мама тоже, — добавил он, и затем с мольбой в голосе продолжил. — Посмотри на эти заклинания, Рэйчел. Посмотри, что ты сможешь сделать, если будешь учиться еще некоторое время. Если ты пойдешь в ОВ, ты никогда не сможешь сплести такие заклятия, как эти. Это то, что ты хочешь?

Я снова посмотрела на страницы. Я неплохо владела земными заклинаниями, но эти казались действительно сложными.

— Робби, я…

Мои слова прервались, и я уставилась в книгу.

— О, ничего себе, — я задышала, глядя на заклинание.

— Видишь, — уговаривал Робби нетерпеливым тоном. — Этот материал будет твоим, только захоти. С твоими задатками тебе нужно только немного подучиться, и ты сможешь сделать все из этой книги.

— Не, смотри! — воскликнула я, пихая ему книгу через весь стол. — Видишь? Есть заклинание, чтобы вызвать дух умершего. Я могу спросить папу. Я могу узнать у папы, что он думает о моем решении!

Широко раскрыв рот, Робби склонился над книгой:

— Святое дерьмо! — дрожащими пальцами водя по тексту, он быстро задышал. — Ты права, — он улыбался, переместив взгляд от страниц на меня. Знакомая такая улыбка, означающая, что он что-то задумал. — Вот что! Ты делаешь заклинание, вызывающее дух отца. И если получится, ты спросишь его. И сделаешь то, что он скажет.

С ускорившимся пульсом я смотрела на него.

— Ты сказал, что эти заклинания восьмисотого уровня?

— Ага, ну и что?

Я задумалась на минуту.

— И если он скажет, что я могу вступить в ОВ?

— Я сам подпишу твое заявление. Мама дала мне право на твое опекунство сразу после папиной смерти.

Я никак не могла нормально вздохнуть. Это был выход.

— А если у меня не получится? Что тогда?

— Тогда ты едешь со мной в Портленд, поступаешь в университет и изучаешь все заклинания по этой книге. От корки до корки. Без исключения.

Глубоко вздохнув, я посмотрела на него. По крайне мере, они не на латинском языке. Насколько сложно это может быть?

— Договорились, — сказала я, протягивая руку Робби.

— Договорились, — повторил он. И мы пожали друг другу руки.

Глава 2

Сощурившись, я присела, чтобы глаза оказались на одном уровне с мерным стаканом. Колени сводило от усталости, пока я отмеряла три кубика белого вина. Урожай этого года, но не думаю, что это имеет большое значение, так как виноград был выращен здесь, в Цинциннати, впитав сущность земли, на которой жил и умер мой отец.

Мамин смех из другой комнаты отвлек мое внимание, и вино поднялось выше отметки. Она была с Робби в гостиной, думая, будто я в последний момент решила сделать им подарок на солнцестояние и поэтому заперлась в кухне. А это значило, что теперь я пыталась изготовить эти сраные чары без помощи Робби. Вот почему я хочу быть агентом. Я стану чертовски хорошей высокооплачиваемой ведьмой и смогу покупать нужные мне зелья и амулеты.

Я поморщилась, посмотрев на слишком полный стакан. Бросив взгляд в коридор, я поднесла его к губам и сделала глоток. Алкоголь прожигал горло так же, как и моя совесть, но когда вино переместилось в желудок, стало весьма приятно. Довольная, я перелила его в мамин котел. Она оттерла его днем наждачной бумагой, удаляя следы предыдущих заклинаний, как будто отмачивания в соленой воде было недостаточно. Мама так обрадовалась, когда я попросила ее старые принадлежности, и в сверхвосторженном состоянии перечистила все медные инструменты. Даже сейчас я могла слышать ее волнение из-за моего интереса к ее магической практике, такие радостные нотки я давно не слышала в ее голосе. Хотя присутствие Робби тоже объясняло эту радость.

Я склонилась над учебником, читая заметки внизу страницы, ВИНО И СВЯТАЯ ПЫЛЬ НЕИЗМЕННО ЯВЛЯЮТСЯ ГЛАВНЫМИ СОСТАВЛЯЮЩИМИ ДЛЯ СПИРИТИЧЕСКИХ ЗАКЛИНАНИЙ. Царапая кончик носа, я взглянула на часы. Это изменит меня навсегда, но я сделаю все, чтобы поговорить с отцом, даже если чары просуществуют только до рассвета. Было уже около одиннадцати. Мы с Робби должны скоро уехать, чтобы занять хорошие места на площади Фонтанов, где состоится замыкание круга. Мама думала, что мы едем на концерт Такаты, но нам требовался колоссально больший приток энергии для активирования чар. И хотя мы получили бы такой энергетический толчок и на концерте, потоки, исходящие из сотен колдунов, собравшихся на замыкание круга на Площади в полночь, будет легче задействовать. Я действительно хотела пойти на концерт, и вздыхала из-за потерянного шанса.

Я сделала надрез в центре остролиста. Это защитный компонент. Видимо, чары откроют дверь сквозь измерения, и остролист обеспечит безопасность духа. Руки свело нервной дрожью. Я должна сделать все верно. И во что бы то ни стало надо скрыть это от мамы. Если она увидит призрак папы, это введет ее в столь же безумное состояние, как и пять лет назад. Да и для меня это будет болезненно. Я даже не была уверена в описании «желаемых результатов», насколько плотным будет призрак. Но если мы оба не сможем увидеть его, Робби никогда не поверит, что я сделала все правильно.

Стоя у стола, я разрезала остролист на кусочки мамиными серебреными ножницами, прежде чем добавить их в вино. Пальцы у меня дрожали, но я знала, что это все нервы, а не утомление, низкий порог усталости или нет. Придерживая одной рукой котел, другой я размалывала листья остролиста. Смешав лимонный и тисовый соки, я отмерила нужное количество и перелила в чашу.

Лимонный сок использовался для привлечения внимания духа и его пробуждения, а тис поможет мне связаться с ним. Чары не будут работать со всеми умершими, а только с беспокойными душами. Но мой отец не мог упокоиться с миром. Не после того, как он умер. Глаза заволокло влагой, и я остановилась, ощущая приближающуюся тоску. Я сосредоточилась на голосе Робби, когда он разговаривал с мамой о приятной погоде в Портленде. Его голоса почти не было слышно на фоне мультфильма о Джеке Фросте на Картун ТВ. Не такой, как у папы, но было приятно слышать его вместе с маминым.

— Как давно Рэйчел пьет кофе? — спросил он, заставив маму рассмеяться.

Два года, мысленно ответила я. Мою руку уже сводило от усталости, пульс участился. Дерьмо, не удивительно, что моя мама редко делает чары.

— После того, как ты сообщил, что приедешь, — ответила мама, не зная, что я еще в колледже пила кофе, чтобы вписаться в круг более старших студентов. — Так она чувствует себя взрослее, — добавила мама со вздохом, и я нахмурилась.

— Я не хотела, чтобы она училась в колледже, — продолжала мама, не подозревая, что я ее слышу. — Полагаю, в этом есть моя вина — заставлять ее сидеть дома во время болезни и смотреть телевизор весь день… какая разница — учиться там или здесь?

Нахмурив брови, я заправила прядь волос за ухо. В первые четыре года государственной школы я ложилась в больницу так часто, что в основном находилась на домашнем обучении. На бумаге хорошо звучит, но когда через три месяца возвращаешься в класс и совершаешь ошибку, показывая свои немногие знания, школьная площадка превращается в место пыток.

Робби усмехнулся.

— Я думаю это пошло ей на пользу.

— Ах, я никогда не отрицала этого, — быстро заговорила мама. — Я просто не хотела, чтобы она встречалась со всеми этими проклятыми взрослыми мужиками.

Я вздохнула от слов мамы. Иногда она ругалась похлеще меня.

— Мужики? — засмеялся Робби. — Они ненамного старше ее. Рэйчел может позаботься о себе. Она хорошая девушка. Кроме того, она по-прежнему живет дома с тобой, не так ли?

Я оставила волосы в покое и опустила взгляд в котел. Рука болела, и я удивилась, как она еще работала. Под листьями появились зеленая дымка.

Канал переключился на рекламу, и я чуть не пропустила, как мама обругала Робби.

— Ты думаешь, я позволю ей жить в общежитии? Она устает гораздо больше, чем показывает. И она не совсем здорова пока. Просто скрывает лучше.

Плечо свело, но после этого я точно не собиралась останавливаться. Я чувствовала себя нормально. Нет, я чувствовала себя отлично. Черт, я даже начала утренние пробежки в зоопарке. Правда, в первый раз я вырубилась на дорожке, но с кем не бывает первого раза? Холмы — это вам не прямая дорога.

Но была причина того, почему у меня так мало фотографий до двенадцати лет, и она никак не связана с недостатком фотопленки. Вздохнув, я перестала толочь листы остролиста и помассировала руку. Она зверски болела, и я решила, что листья превратились во вполне удовлетворительную кашицу. Подвинула на столешницу заранее приготовленный корень плюща из маминых запасов. Крошечные корешки были воздушные, а не земляные, и в книге написано, что они используются для сплочения сущности вызываемого. Я подняла голову, когда телевизор затих, но затем включилась стерео-система. Рождественский джаз. Один из любимых альбомов моего отца.

— Снова пошел снег, — тихо сказал Робби, и я взглянула в окно кухни — черный квадрат с наваленными белыми сугробиками. — Я скучал по этому.

— Ты знаешь, комната для тебя есть всегда.

Склонив голову над котлом, я сжалась от грусти в мамином голосе.

В воздухе поплыл приятный аромат вина и хлорофилла, и я отбросила волосы с лица.

— Мама… — утешающе начал Робби. — Ты же знаешь, я не могу. Моя жизнь на побережье.

— Это были просто мысли, — саркастически заметила она. — Заткнись и жуй печенье.

Колени сводило от усталости, и, зная, что если я не сяду в ближайшие тридцать секунд, то свалюсь на пол, я опустилась на стул. Не обращая внимания на трясущиеся руки, я достала мамину кастрюльку из пыльной коробки. Я дважды протерла ее мягкой тряпочкой, чтобы не рисковать. Пыль в вине использовалась для придания призраку материальной формы, вроде как облако придавало форму снежинкам. И пыль должна быть именно святая. Робби собрал немного из-под скамьи в церкви, во время похода по магазинам за пальто, и я знала, что она свежая и мощная.

Я глубоко вздохнула и задержала дыхание, чтобы случайно не сдуть пыль.

Пыль, вино и остролист придают призраку субстанцию, лимонный сок призывает духа, тис позволяет говорить с мертвыми, плющ привязывает призрака к вызывающему колдуну, и, конечно, моя кровь — для активирования заклинания, которое создаст для бесплотного духа материальное тело. Чары не будут действовать вечно, а только до рассвета. Много времени, чтобы задать ему вопрос. Много времени, чтобы спросить почему.

Рука дернулась из-за вины и тревоги, и я достала слишком много пыли из пакетика.

Пожалуйста, позволь мне вступить в ОВ, загадала я, снова задерживая дыхание, пока смотрела на пыль. Аккуратно переместив пыль над столом в горшочек, я тщательно ее встряхнула. Затем залила лимонным соком. Вздохнула с облегчением, когда серая масса почернела и затонула. Поставив коробку с мамиными принадлежностями на стол, я рылась там, пока не нашла стеклянную палочку для перемешивания. Все было почти готово, но моя довольная улыбка дрогнула, когда Робби спросил:

— А ты не хочешь переехать ко мне? Вместе с Рэйчел?

Я замерла, сердце забилось быстрее.

Какого черта? Мы же договорились!

— Нет, — сказала мама с мягким сожалением в голосе, и я начала размешивать пыль по часовой стрелке, уделяя больше внимания гостиной, чем своим действиям.

— Папы нет уже давно, — уговаривал Робби. — Ты должна начать жить снова.

— Переезд в Портленд ничего не изменит, — резко и решительно ответила она. Когда она использовала этот тон, никакие аргументы не принимались.

— Рэйчел должна жить здесь, — добавила она. — Это ее дом. Здесь ее друзья. Я не собираюсь ничего менять. Не тогда, когда она, наконец, чувствует себя комфортно.

Я скривила лицо и убрала палочку в сторону. У меня не особо много друзей. Я была слишком больна, чтобы заводить их в детстве. Девушки в местном колледже относились ко мне как к ребенку, а парни, когда узнавали, что я еще несовершеннолетняя, тоже оставляли меня в покое. Может быть, переезд и не был плохой идеей. Я могла бы сказать, что мне уже двадцать один. Хотя с моей плоской грудью никто этому не поверит.

— Я могу устроить ее в университет, — уговаривал Робби тем тоном, каким обычно решал наши проблемы. — У меня большая двухкомнатная квартира, и я могу оплатить ее учебу. Она должна больше бывать на солнце.

Мы заключили сделку, думала я, уставившись в пустой коридор. Он пытался обойти меня. Это не сработает. Я собираюсь сделать чары, и он подпишет мое заявление.

— Нет, — ответила мама. — Кроме того, если Рэйчел захочет учиться дальше, в Цинциннати прекрасная программа по магии земли.

Возникла пауза.

— Но все равно спасибо.

— Она говорила тебе, что занимается боевыми искусствами? — спросила мама, чтобы сменить тему. И я улыбнулась ноткам гордости в ее голосе. Лимонная пыль была готова, и я потянулась к котлу со смесью вина и остролиста.

— Она получила свой черный пояс совсем недавно, — продолжала она, а я пыхтела, пытаясь растолочь еще немного. — Я хотела сказать тебе, но…

— Она продала мой «Бэтмен», — закончил Робби мрачно, и я улыбнулась. — Да, она мне рассказала. Мам, Рэйчел не надо учиться драться. Она не настолько сильна. И никогда не будет достаточно сильна для этого. И разрешение делать все, что ей хочется, может, в конце концов, сделать только хуже.

Я замерла, словно от пощечины.

— Рэйчел может делать все, — горячо защищала меня мама.

— Я не это имел в виду, мама… — протянул он. — Я знаю, что она может. Но почему она так зациклилась на этих физических нагрузках, когда может стать хорошей колдуньей в своей области? Она очень способная, мама! — уговаривал Робби. — Она сейчас на кухне делает чары восьмисотого уровня. И она согласилась, не моргнув глазом. Это природный талант. Этому не научиться!

Возмущение боролось с гордостью от его слов о моей квалификации. Мама молчала. И я, захваченная эмоциями, толкла листья.

— Я все это говорю к тому, — продолжал Робби, — может, ты попытаешь направить ее с пути крутой девчонки на путь мирных умных ребят в очках без мыслей о пинках по заднице.

— Причина, по которой Рэйчел столько трудится, чтобы доказать отсутствие слабости, — в том, что это Рэйчел. Она видит в этом свою вину и всеми силами старается преодолеть это чувство. И я во всем ее поддержу. Она выжила, и это главное. Так что заткнись и жуй эти проклятые печенья. Все будет хорошо.

Горло сжалось, я отпустила ступку, только теперь понимая, что пальцы свело судорогой, так сильно я их сжимала. Мне было очень тяжело получить черный пояс. И теперь ОВ не смогли бы проверить меня на физическую выносливость. Несомненно, это заняло у меня в два раза больше времени, чем у остальных, и да, я проводила минут десять, лежа плашмя в зале, восстанавливая дыхание после каждого занятия. Но я добилась своего. И с более высоким рангом, чем большинство. Вытирая злые слезы, я помешала стеклянной палочкой готовую кашицу. Черт побери. Ненавижу, когда Робби заставляет меня плакать. У него всегда это получалось. Так же, как и рассмешить. Плечи болели, а колени снова стали подгибаться. Мне пришлось сесть. С чувством отвращения к себе я опустилась на стул, поставив локти на стол, и волосы создали завесу между мной и остальным миром. Я была ненамного сильнее, чем когда меня выгнали из «Лагеря последнего желания». Я просто научилась лучше скрывать усталость. И я хотела стать агентом?

Жалея себя, я помассировала руки. Чары были готовы, за исключением трех капель ведьмовской крови, которые надо будет добавить перед активизацией. Мама и Робби понизили голоса, судя по интонации, они о чем-то спорили. Пододвинув коробку, я стала искать бутылек, в который можно перелить зелье. Фиолетовый мне не нравился, и я остановилась на черном из матового стекла. Я вытерла его кухонным полотенцем и начала вливать первый состав, удивившись, что остролист и плющ полностью растворились. Зелье с лимоном было следующим, и мои пальцы уже взялись за котелок, прежде чем я вспомнила последний компонент.

— Тупоголовая ведьма, — пробормотала я, размышляя о том, что мне нужно поехать в Портленд и биться головой о стены науки.

Чары не будут работать без какого-либо идентификационного определителя для духа. Элемент, который принадлежал вызываемому человеку. Также это может быть пепел после кремации, волосы… черт, даже ногти. Я не имела возможности попасть на чердак, где хранились папины вещи. Поэтому единственное, что смогла найти — старые карманные папины часы, лежащие на полке маминого шкафа.

Я посмотрела в коридор. В зале раздавались тихие голоса мамы и Робби. Наверно, обо мне говорят, но я не хотела ничего слышать. Чувствуя себя преступницей, я достала антикварные серебряные часы из кармана. Я глянула в коридор еще раз и, морщась, мамиными серебряными ножницами соскоблила немного покрытого грязью серебра с оборотной стороны часов. Там осталась блестящая полоска, и я потерла ее пальцами, стараясь замазать. Боже, мама мне убьет, если узнает об этом. Но я очень хотела поговорить с папой, даже если это будет всего лишь временный призрак.

Мама рассмеялась, и я, глупо вздохнув, свалила стружки в котел. Мягкое серебро опустилось на дно, ничего не происходило. Может быть, это была возможность передумать. Влив оставшуюся часть, я быстро помешала зелье и перелила во флакон. Все было сделано.

Возбужденная, я постучала пальцем по пузырьку. Согласно книге, если при активизации чар на камне появится красный дым, то все сделано правильно. Призрак примет форму от этого дыма. Все должно получиться.

Я почувствовала дрожь в животе, когда посмотрела на кухню. Все ящики открыты и перерыты, я искала нужные инструменты. Грязный медный котел, кастрюлька, чаша, стакан, ножницы, куча ошметков растений, разбросанных повсюду. Как будто на кухне не меньше трех ведьм работали. У мамы было много материалов для занятий магией земли, но она редко пользовалась ими, только на Хэллоуин, помогая мне с костюмом. И ее инструменты были на чердаке рядом с лей-линейными инструментами папы.

Я сполоснула свои инструменты в чане с соленой водой, чтобы отчистить от остатков чар, и сложила их в раковину. Помою позже.

Все получится. Я не поеду на Побережье. Я поступлю в ОВ и получу реальную работу. Все, что мне нужно для этого, — одно паршивое заклинание. Папа скажет мне, что я поступаю правильно. Я уверена.

Глава 3

Под светом ярких огней площади Фонтанов падающие снежинки казались ярко-белыми. Я наблюдала, как они падали, сидя на каменном бортике огромного фонтана и постукивая пятками по камню, ожидая Робби с горячим шоколадом. Было очень шумно, поскольку здесь собралось несколько тысяч человек, в основном ведьмы, но встречались и люди, хорошо владеющие лей-линейной магией или просто зеваки. Толпа растеклась по соседним улочкам, где продавали амулеты от холода, всякую всячину и еду. В животе заурчало от ароматов чили и пирогов. Мне не нравилась толкотня, и в центре фонтана меня никто не трогал. До полуночи осталось пятнадцать минут, я нервничала. Сейчас начнется жеребьевка ведьм, которые, взявшись за руки, замкнут круг в этом году. Чем дольше продержится круг, тем богаче год нас ожидает. Мое имя было в шляпе, так же как и имя Робби, и я не знала, что делать, если выберут одного из нас. Было бы подозрительно пройти через охрану площади, не добавив свои имена.

Я знала об охране, конечно. Но я никогда не пыталась использовать подобные чары и забыла об этом. Видимо, многие люди пытались воспользоваться в своих интересах нецеленаправленным выбросом энергии, которая генерируется от присутствия стольких ведьм в одном месте. Флакон с чарами лежал в кармане; к счастью, нас не обыскивали. Не как лей-линейную ведьму впереди нас, которую даже завалили на землю, с ужасом подумала я. Трудно было пронести все инструменты для лей-линейных заклятий незаметно. У меня же был небольшой пузырек и каменный тигель, размером с ладонь. Пятки застучали быстрее, и я вскочила, возвышаясь над толпой. Замёрзшими, не смотря на теплые ботинки, ногами я стряхнула снег с плюща, выросшего между камнями. Пританцовывая под «White Christmas» Мерлина Мэнсона, я искала глазами Робби. Он находился где-то в самой густой толкучке. Волнуясь, я перевела взгляд на единственное спокойное место на всей площади, кружок прямо перед фонтаном. Какой-то парень с логотипом «Городские мероприятия» на спине оранжевого жилета прорвался на свободную территорию, но в большинстве случаев охрана стояла живым барьером по кругу.

Тот парень поймал мой взгляд, и я снова села. Черт, не стоило на него смотреть.

— Возьмете флаер? — спросил он меня уставшим от повторения голосом. И двинулся ко мне. Я уже мысленно подготовила отказную речь, но, заметив его несчастное выражение лица, изменила мнение. Возьму я этот вонючий флаер.

— Спасибо, — сказала я, протягивая руку в перчатке, прежде чем он что-то сказал.

— Благослови вас Господь, — тихо проговорил он, протягивая мне влажный от снега листок.

Он оглядывался по сторонам, отчаянно высматривая, кому бы еще вручить листовки.

— Возьмете флаер? — снова произнес он, направляясь в толпу.

Подавленная, я смотрела на фотографию. Пропавшая девочка была симпатичная, прямые волосы свободно спадали на плечи. Сара Мартин. Человек. Одиннадцать лет. Последний раз была одета в розовое пальто и джинсы. Может иметь пару белых коньков. Светлые волосы и голубые глаза. Засунув листовку в карман, я глубоко вздохнула. Милое личико не должно делать тебя жертвой. Если ее не нашли сегодня вечером, она, вероятно, уже будет мертва, когда ее найдут. Я не единственная, кто хотел использовать силу солнцестояния для совершения сложного волшебства, и от этого мне стало нехорошо. Знакомая фигура привлекла мое внимание, и я улыбнулась Робби в новом длинном пальто. Он медленно и осторожно пробирался ко мне, стараясь ни кого не облить горячими напитками. Помимо нового пальто на нем были тёплая вязаная шапка, шарф и пара рукавиц, которые мама связала для него на солнцестояние. Все еще в своих Докерсах, и с красным от холода лицом.

— Спасибо, — поблагодарила я, когда Робби протянул мне бумажный стакан.

— Боже, вот же холодно тут, — пожаловался он, поставил свой стакан возле меня и засунул руки в рукавицах подмышки.

— Долго ты там ходил. Слабак.

— Пигалица.

Человек в форме службы безопасности прошел мимо, и народ как по волшебству расступился перед ним. Я поднесла стакан ко рту, не глядя в него, и теплое молоко с шоколадом попало в рот. Флакон с зельем оттягивал карман, как запретная тайна.

— Я забыла, что использовать накапливаемую энергию будет незаконно, — прошептала я.

Робби захохотал и пригубил стакан, разглядывая меня ярко-зелеными глазами, блестящими в ярких огнях, превративших полночь на площади в полдень.

— Хочешь пойти домой? — издевательски спросил он. — Поедем в Портленд прямо сейчас? Там гораздо теплее.

Он устраивал мне проблему, именно это он и делал. Хотя он и вытаскивал меня из них. Обычно.

— Я хочу поговорить с папой, — сказала я, шевеля замёрзшими пальцами.

— Ну ладно, — он пригубил напиток и повернулся так, чтобы заслонить меня спиной от порыва холодного ветра, вызвавшего громкие восклицания в толпе.

— Ты готова?

Я удивленно на него посмотрела.

— Ну, я думала, мы поищем какие-нибудь переулки поблизости.

— Чем ближе, тем лучше. Чем больше энергии мы сможет задействовать, тем дольше продержится магия.

Я подняла брови, не веря.

— Ты думаешь, никто не заметит призрака, принимающего материальную форму?

Блин, если мы попадемся, мое резюме станет не очень-то хорошим для ОВ.

Робби смотрел куда-то в сторону круга, наблюдая за народом.

— Да все будет в порядке. Никто ничего не заметит. Если, конечно, ты все сделала правильно, — поддразнивая, заметил он.

— Заткнись, — сухо сказала я и хотела пихнуть его в плечо, но он как раз пил горячий шоколад.

Странная версия песни Мерлин Мэнсона «Rudolph the Red-Nosed Reindeer» закончилась, и народ столпился перед сценой, о чем-то шумно переговариваясь.

— Они вытягивают имена, — сказал Робби, глядя на круг, а не на сцену.

Вне себя от волнения, я встала на ноги, возвышаясь над толпой. Никто не заставит меня сейчас спуститься с этого места. Робби передвинулся, чтобы я оперлась на его плечо, и со своего места я наблюдала, как вытягивают имена из большой шляпы. Я затаила дыхание, одновременно и желая услышать свое имя, и страшась этого.

Другой человек в жилете с логотипом «Городские мероприятия» склонил голову к женщине в белых наушниках. О чем-то переговорив пару минут, она взяла стопку с именами и зашагала на сцену, где Мерлин раздавал воздушные поцелуи и демонстрировал ноги в черных колготках.

Толпа стала еще больше, шум прибавился.

— Тебе видно? — спросил Робби, и я кивнула, задев коленом его спину. Напряжение росло, кончики пальцев закололо от волнения. Я стояла выше всех, и мне была хорошо видна женщина на сцене. Кто-то протянул руку, чтобы помочь ей подняться на возвышение. Она отрывисто засмеялась, когда запрыгнула на сцену, и явно растерялась, повернувшись лицом к толпе. Мерлин передал ей микрофон, сказав слово или два, пока вел женщину к середине сцены.

— Теперь я прочитаю имена, — сказала она просто, и площадь наполнилась шумом. Она смущенно обернулась, когда барабанщик присоединился к гулу.

Робби дернул меня за пальто, и я пропустила первое имя, но это была не я.

— Ты должна начать сейчас, — сказал он, задрав голову, чтобы смотреть на меня. Щеки красные, глаза горят от нетерпения.

Адреналин пронзил меня, и рука в перчатке коснулась кармана.

— Сейчас?

— По крайне мере начни приготовления, пока все смотрят на сцену, — добавил он, и я кивнула.

Он отвернулся и зааплодировал следующему везунчику.

На нашей стороне площади уже два человека стояли в круге, взволнованные и покрасневшие, пока охрана проверяла их удостоверения. Я взглянула на людей, ближайших к нам, сердце бешено колотилось. На самом деле, Робби выбрал действительно хорошее место. Благодаря узкому пространству между большой статуей фонтана и сценой никто не сможет подойти слишком близко, и, пока Робби стоит передо мной, никто не увидит, что я делаю.

Снег, кажется, пошел быстрее. Выдохнув облаком пара, я опустила красно-белый каменный тигель на землю и толкнула за статую. Он подходил по размеру для необходимого количества зелья. Тигель был одним из наиболее дорогих и редких инструментов, и мне сильно попадет, если мама узнает, что я его взяла.

Оглашение фамилий закончилось, и толпа испустила коллективный вздох. Разочарование быстро перешло в ожидание, когда остальные везунчики пробрались в круг, чтобы оставить подпись в книге событий и стать частью истории Цинциннати. Я вздрогнула, когда яркие прожекторы, освещающие площадь, погасли. Я ждала этого, но, тем не менее, вышло неожиданно. Крошечные, отдаленные огни окружающих зданий, казалось, сияют, как организованные звезды.

Напряжение росло, и когда шум возрос вдвое, я наклонилась к тиглю и сняла перчатки, складывая их в карман. Я должна сделать все правильно. Потому что я хочу вступить в ОВ, я не хочу ехать на Западное побережье. И Робби оставит маму в покое. Ведь правда?

Но когда он нахмурился, глядя через плечо, я уже не была уверена.

Медлительными от холода пальцами я в полной темноте наощупь открутила пробку и выплеснула зелье. Не рискуя подняться, чтобы снег случайно не попал в тигель, я могла только по шуму гадать, встали семеро колдунов в круг или нет.

— Поторопись, — прошипел Робби, оглядываясь на меня.

Я засунула пустой бутылек в карман и пошарила пальцем по медицинскому пистолетику. Тихий щелчок открывающейся иглы показался мне громким выстрелом, хотя в таком шуме это было немыслимо.

Внезапно настала тишина. Мое сердце выскакивало из груди. Они запели. Я ждала. Ничего более. Это было благословление на следующий год, и когда большинство людей склонили головы, я проткнула указательный палец. Пальцы настолько замерзли, что мне пришлось массировать его, выжимая капли крови. Одна, две, потом упала третья капля, окрашивая жидкость в темный цвет. Я наблюдала за ней, вдыхая пьянящий аромат красного дерева. Робби повернулся, широко раскрыв глаза, и мое сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Я сделала это! Неправильное зелье бы не пахло.

— Ты сделала это! — воскликнул он, и мы оба ахнули, когда моя кровь начала самостоятельно перемешиваться с прозрачной жидкостью.

Позади нас раздалось коллективное аханье. Я взглянула вверх. Пласт безвременья поплыл от земли. Мерцающее поле распространялось по огромному кругу. И когда площадь оказалась под куполом безвременья, слабый резонанс колоколов Кафедрального Собора усилился, и все колокола Цинциннати зарезонировали от вибраций магии.

Мы были вне круга. Все были. Он сверкал, как опал; голубые, зеленые и золотые цвета ауры семи ведьм плавно переходили друг в друга. Кое-где виднелись пятна красного и черного; красный отражал пережитые страдания, которые сделали нас сильнее, а черный — то плохое, что мы сознательно взяли на себя. Зрелище было захватывающе, и я смотрела на круг, присев на снег, окруженная сотнями людей, но с чувством ужасного одиночества в душе. Волосы на затылке покалывало. Я не видела нарастание энергии, но я могла чувствовать ее.

Я встретила взгляд Робби. Его глаза были огромны. Он не смотрел на круг. Открыв рот, он указал рукой в перчатке мне за спину.

Я повернулась лицом к статуе. Жидкость почти исчезла, превратившись в золотой туман, и я прикрыла ладонью рот. Морок принимал человекообразную форму. Мужскую фигуру с широкими плечами. Скорчившуюся от боли. От мысли, что я причинила боль папе, мне стало нехорошо.

За спиной криком взорвались тысячи глоток. Ахнув, я бросила взгляд на толпу над головой брата. Барабанная дробь известила всех о начале солнцестояния, и площадь затопило музыкой. Люди кричали от восторга, и я почувствовала головокружение. Звук отражался в моих висках, и я прислонилась к статуе.

— Дьявольские происки, — произнес нетвердый испуганный голос позади меня. — Это ад. Адские глубины. Святое пламя грешников!

Вздрогнув, я широко раскрыла глаза. Человек стоял между Робби и мной, невысокий мужчина в снегу, босиком, с волнистыми черными волосами, с бородкой, с широкими плечами… и абсолютно голый.

— Ты — не мой отец! — прошептала я, чувствуя, как сердце выпрыгивает из груди.

— Да, есть еще причина, чтобы спеть с ангелами, но не эта, — ответил он, сильно дрожа и пытаясь как-то прикрыться.

А затем закричала женщина.

Глава 4

— Стрикер![2] — закричала женщина в толстой меховой шубе, указывая на нас рукой. Головы стали поворачиваться в нашу сторону, и я запаниковала. Послышалось много возгласов и аплодисментов. Робби запрыгнул на каменный парапет ко мне и стал снимать пальто.

— Боже мой, Рэйчел! — сказал он, и свет от круга осветил его шокированное лицо. — Получилось!

Невысокий человек сжался и вздрогнул от далекого грохота. Над рекой запускали фейерверки, и толпа восторженно заорала, когда красно-золотой гриб взорвался в темном небе. Трясясь от страха, он наблюдал за сверкающим дождем, потерянный и совершенно изумленный.

— Вот. Наденьте это, — сказал Робби. Он выглядел забавно, оставшись только в шапке, шарфе и рукавицах, и человек испуганно вскочил, когда Робби накинул на него пальто. Мужчина молча повернулся ко мне спиной, быстро засунул руки в рукава и застегнулся. Взорвался следующий залп фейерверков, и он поднял глаза, разинув рот на зеленое свечение, отражающееся от соседних зданий.

— Дерьмо, дерьмо, дерьмо, — бормотал Робби пораженно. — Я никогда не сделал бы так. Рэйчел, ты можешь хотя бы раз сотворить гребаные чары неправильно?

Грудь сжалась, я не могла вдохнуть. Черт побери. Это был не папа. Я где-то ошиблась. Сгорбленный человек с босыми ногами и в новом пальто моего брата не был моим отцом.

— Я п-полагал, в аду ж-жарко… — выговорил он, стуча зубами. — Т-тут х-холодно.

— Не все получилось, — прошептала я, и он перевел на меня яркие синие глаза с выражением загнанного животного. У меня перехватило дыхание. Он был потерян и испуган. Еще один далекий залп заставил его перевести глаза с меня на снежное небо.

Откуда-то сбоку послышался пронзительный голос.

— Там! Вон он!

Я нашла глазами женщину, кричавшую раньше. Рядом с ней шел сотрудник службы безопасности, и оба они смотрели в нашу сторону.

— Это оскорбление для всех достойных людей! — громко сказала она в ярости.

Мои глаза нашли Робби. Дерьмо. И что теперь? Робби спрыгнул со сцены.

— Мы должны идти.

Маленький человек изучал толпу, страх сменился удивлением. Робби схватил мамин каменный тигель и засунул в карман.

— Приносим всем извинения! — с наигранной жизнерадостностью заговорил он. — Кузен Боб. Вот же задница. Сделал это на спор. Ха-ха! Ты выиграл, Боб. С меня ужин.

Я слезла со сцены, но человек-призрак уставился на здания.

— Это внушающая страх катастрофа — не ад, — прошептал он и перевел взгляд на меня. — Вы не демон.

Его сильный акцент звучал как в старых телешоу, и я задумалась, как долго этот парень был мертв. Робби протянул руку и схватил его за рукав, потянув.

— Ад будет, если мы не уберемся отсюда. Давайте!

Человек спустился с парапета, и мы втроем вклинились в толпу людей с покрасневшими лицами, одетых в тяжелые зимние пальто.

— Прошу прощения! — воскликнул Робби, когда мы столкнулись и чуть не свалились, так как он не отпускал мою руку. Я прищурилась от снежного ветра, дующего в лицо.

— В чем я ошиблась? — спросила я, из-за невысокого роста не видя, куда мы идем. В небо все еще взлетали фейерверки, и люди на площади начали петь.

— Я, я, я, — бурчал Робби, подталкивая призрака впереди нас. — Почему всегда ты, Рэйчел? Можете вы двигаться быстрее? Или хочешь, чтобы мама приехала в ОВ вытаскивать нас?

Я застыла на мгновение. О, Боже. Мама. Она не должна узнать.

— Давайте побыстрее! Поторопитесь! — крикнула я, толкая спину мужчины. Он споткнулся, и я отдернула руку от него. Вид голых ног на снегу вызвал шокирующее понимание, откуда он явился. Святое дерьмо, что я наделала?

Мы добежали до забитой улицы. Аромат еды стал сильнее по мере того, как толпа рассеивалась. Мои легкие горели, и я дернула Робби за рукав. Когда он повернулся ко мне, на его лице выражалось беспокойство, но потом он кивнул и остановился, увидев, что я задыхаюсь.

— Ты в порядке? — спросил он, и я кивнула, пытаясь отдышаться.

— Думаю, пронесло, — ответила я, но это походило больше на молитву, чем на истину.

Мужчина рядом со мной согнулся в три погибели. Он издал стон боли, и я шагнула назад, когда человек зашелся сухим кашлем. Люди с презрительными минами обходили нас вокруг.

— Слишком много выпивки, — пробормотал кто-то с отвращением.

— Бедный дядя Боб, — громко сказал Робби, осторожно поглаживая его спину, но человек отодвинулся, все еще кашляя.

— Не трогайте меня, — он задыхался, и Робби отступил ко мне; мы наблюдали за его сгорбленной кашляющей фигурой под падающим снегом. Группа позади нас снова заиграла. Постепенно человек взял себя в руки и выпрямился, тщательно расправив позаимствованное пальто и потянувшись к несуществующей шляпе. Его лицо казалось слишком молодым для короткой бороды. И морщин не было, только от стресса. Он молча разглядывал нас, стараясь не тревожить свои легкие, ярко-синие глаза перемещались с одного из нас на другого.

— Робби, мы должны выбираться отсюда, — прошептала я, дергая его за рукав. Он выглядел совсем замерзшим в тонкой рубашке, и только шапка, шарф и рукавицы защищали его от мороза.

Робби встал передо мной, заслонив спиной от пристального взгляда человека-призрака.

— Нам действительно жаль. Мы не хотели… чтобы все вышло вот так, — он взглянул на площадь, обнимая себя руками и дрожа. — Это не должно было случиться. На рассвете вы вернетесь обратно.

Однако мужчина ничего не ответил, и я смотрела на его босые ноги. Откуда-то послышалось агрессивное «Эй! Вы там!». Я замерла, Робби повернулся, чтобы посмотреть, и даже человек, казалось, встревожился.

— Нам нужно такси, — сказал брат, схватил меня за руку и подтолкнул парня вперед. Я вырвалась из его захвата и направилась в другую сторону.

— Мы не поймаем такси даже в радиусе пяти кварталов отсюда. Нам нужен автобус.

Робби тупо уставился на меня, и я рявкнула в раздражении.

— Автобусный парк там! Они не могли его закрыть. Пошли!

— Стоять! — крикнул мужской голос, и мы побежали. Ну ладно, побежали мы с Робби, зажав парня между собой. Мы прятались среди людей с детьми, которые тоже направлялись к остановке. Отсюда автобусы ходили во все части Цинци. Казалось, никто не обращал внимание на то, что ноги невысокого человека голые или что Робби одет не по сезону. Песни и смех звучали повсюду.

— Там! — пропыхтел Робби, указывая на автобус, отбывающий в Норвуд.

— Эй, подождите! Подождите нас! — заорала я, размахивая руками, и автобус остановился.

Дверь открылась, и мы зашли в автобус, я поскользнулась и чуть не упала. Робби тычком в спину заставил человека-призрака подняться по лестнице впереди меня, а сам остановился, доставая бумажник и отдавая водителю купюры. Наконец нас пропустили, и я бросилась в салон.

— Эй, — сказал водитель, кивая на пустой автобус. — Если он заблюет салон, я вас оштрафую. Я запомнил номер вашего проездного, юная мисс. Не думайте, что я не сделаю этого.

Мое сердце, казалось, билось в горле. Мы с Робби оглянулись. Человек сидел в одиночестве около центрального поручня, и вцепился в него обеими руками, когда автобус поехал. Босые ноги отчетливо виднелись на грязном резиновом полу, колени были разведены в стороны для баланса, открыв голые икры.

— Ммм, — сказал Робби, — он в норме.

— Надеюсь, — проворчал водитель, наблюдая за нами в большое зеркало. Каждый квартал отдалял нас от площади и приближал к дому.

— Пожалуйста, — произнесла я, стараясь скрыть отчаяние. — Мы просто пытаемся помочь ему вернуться домой. Это же солнцестояние.

Жесткое выражение лица водителя смягчилось. Убрав одну руку с руля, он покопался рядом с собой. С мягким шорохом целлофана он протянул мне пакет.

— Вот, — сказал он, — на всякий случай.

— Спасибо, — выдохнула я с облегчением.

Засовывая пакет в карман, я обменялась с Робби озабоченным взглядом. Мы вместе повернулись к задней части автобуса. Когда огни города померкли, и свет в салоне был совсем тусклым, мы медленно и осторожно приблизились к незнакомцу. К счастью, мы были единственными пассажирами, вероятно из-за нашего маршрута, ведущего в самый центр традиционно человеческой части города, где люди оставили ночные улицы на солнцестояние для внутриземельцев. Глаза парня перебегали с меня на Робби, когда мы сели перед ним. Я облизнула губы и посильнее прижалась к брату. Ему было холодно, он дрожал, но я не думала, что он взял бы пальто обратно.

— Робби, мне страшно, — прошептала я, и маленький человек моргнул.

Робби снял рукавицы и взял мою руку.

— Все хорошо, — выдохнул он, затем добавил громче. — Простите меня, сэр?

Человек поднял руку, как будто прося минуту.

— Прошу прощения, — сказал он. — В каком году это происходит?

Мой брат посмотрел на меня, и я выпалила.

— Одна тысяча девятьсот девяносто девятый. Сейчас солнцестояние.

Яркие синие глаза рассматривали местность за окном, в настоящее время больше горизонт, поскольку мы выехали за пределы жилых кварталов. У него были красивые, очень красивые синие глаза с длинными ресницами, за которые я бы отдала один размер лифчика. Если бы было, что отдавать.

— Это Цинциннати? — тихо спросил он, переводя взгляд с одного здания на другое.

— Да, — ответила я, потом выдернула руку у Робби, когда он сжал ее с просьбой помалкивать.

— Что? — зашипела я на него. — Ты думаешь, я должна была соврать? Он просто хочет знать, где находится.

Мужчина закашлялся, прерывая мое гневное шипение.

— Простите, — проговорил он, убирая одну руку с поручня. — У меня нет потребности дышать, но говорить и вдыхать в грудь воздух серьезное испытание.

Удивленная, я просто ждала, когда он медленно восстановит дыхание.

— Я Пирс, — сказал он, и его акцент стал почти незаметен. — Я не сомневаюсь, что вы не мой окончательный приговор, но на самом деле… — Он взглянул на водителя. Еле шевеля губами, он прошептал. — Вы адепт Искусства. Вы мастер колдунов, сэр.

Человек не дышал. Я наблюдала за ним, и он не дышал.

— Робби, — позвала я, дергая брата за руку. — Он мертвый. Он призрак.

Робби нервно засмеялся, закинув ногу на ногу, чтобы сохранить тепло. Мы сидели прямо над обогревателем, но все равно было холодно.

— Ты ведь и пыталась вызвать призрака, разве не так, светлячок? — спросил он.

— Да, но он так реален! — прошептала я. — Я не ожидала ничего, кроме шепота или чувства. Не голого мужчину на снегу. И конечно, не его!

Пирс покраснел. Его глаза встретились с моими, и я воздержалась от следующих слов, ошеломленная глубиной его недоумения. Автобус дернуло вперед, когда водитель притормозил, чтобы подобрать кого-то, Пирс чуть не упал с сиденья и, чтобы удержаться, схватился обеими руками за поручень.

— Вы вызвали меня из чистилища, — сказал он, с опаской наблюдая за пассажирами, проходящими в глубь салона. На его лице отразилась паника, и он сглотнул, заставляя эмоции утихнуть. — Я полагал, что направляюсь к дьяволу. Я имею в виду, что воздаяние для меня определено, и я отправляюсь в ад. Мне и показалось все это адом на первый взгляд, хотя и без запаха жженого янтаря.

Он посмотрел в окно.

— Нет лошадей, — заметил он тихо, потом его брови вопросительно изогнулись. — И вы облицовывали кирпичом канал, а то мерзостная была канава. Двигатели приведены в действие паром?

Робби рядом со мной усмехнулся.

— Он использует много слов, чтобы сказать что-нибудь.

— Заткнись, — пробормотала я. Мне он казался элегантным.

— Это не ад, — прошептал Пирс и опустил голову, показав мне макушку со спадающими черными кудрями. Его облегчение заставило мой желудок сжаться и гореть. Я неловко посмотрела в сторону. Мысли о моей договоренности с Робби вернулись. Не знаю, что он скажет — да или нет. Я призвала призрака, но это был не папа. И без папы, одобряющего мою работу в ОВ, он, вероятно, воспримет это как нет. Обеспокоенная я посмотрела на Робби и сказала:

— Я сделала чары правильно.

Брат собрался, словно подготавливаясь к спору. Сузив глаза, я повернулась к нему.

— Мне все равно, если они вызвали не того призрака, я сделала долбанные чары правильно!

Пирс в ужасе смотрел то на нас, то на новых людей, заходящих в автобус и спокойно садившихся. Я не заботилась о громкости своего голоса. Публично признавать свою ведьмовскую сущность было опасно до тысяча девятьсот шестьдесят шестого года, видимо, он умер раньше. Робби поморщился с досадой:

— Мы договорились, что ты вызываешь папу, — сказал он, и я стиснула зубы.

— Мы договорились, что я правильно делаю чары, и если не получится, то я еду с тобой в Портленд. Ну, смотри, — сказала я, указывая пальцем. — Там призрак. Только скажи, что он не существует.

— Ладно, ладно, — Робби ссутулился. — Ты сотворила чары правильно, но мы до сих пор не знаем, что бы ответил папа, поэтому я не собираюсь подписывать твое заявление.

— Ты гребанный сукин…

— Рэйчел! — перебил он меня. — Разве ты не поняла? Вот почему я хочу, чтобы ты поехала со мной и закончила образование. — Он указал на Пирса, как будто тот был вещью, а не человеком. — Ты выполнила спиритические чары восьмисотого уровня, не моргнув глазом. У тебя может быть все, что ты пожелаешь. Почему ты хочешь растратить все впустую в ОВ?

— ОВ — не пустое место, — зашипела я, и Пирс неловко заерзал. — Хочешь сказать, что папа потратил всю свою жизнь впустую, ты, немая куча дерьма?

Пирс бросил взгляд на меня, я покраснела. Лицо Робби было серьезным, он смотрел прямо перед собой. Автобус снова поехал, а я сидела в угрюмом молчании. Я знала, что обрушиваю на Робби больше злобы, чем он заслуживает. Но я хотела поговорить с папой, и этот шанс пропал. Я знала, что-нибудь пойдет не так. И как я ненавидела себя за это. На глаза навернулись слезы. Пирс откашлялся. Смущенный, он потер глаза и вздохнул:

— Вы пытались вызвать вашего отца, — тихо произнес он, нервно бросая взгляд на народ, перешептывающийся о голых ногах Пирса и легкой одежде Робби. — В солнцестояние. И вместо него ваша магия призвала меня?

Я быстро кивнула, из-за всех сил стараясь не заплакать. Я скучала по папе. Я действительно думала, что смогу сделать это.

— Я сожалею, — Пирс говорил так искренне, что я подняла глаза. — Но вы должны радоваться, госпожа ведьма. Вы сплели надлежащие чары, или меня бы здесь не было. Раз я оказался на его месте, значит, он отправился с миром.

Эгоистично, но я хотела, что бы папа скучал по нам так сильно, чтобы задержаться. Фыркнув, я уставилась в окно. Я была плохой дочерью.

— Пожалуйста, не плачьте, — и слезы потекли по щекам, когда он наклонился и взял меня за руку. — Вы столь бледны, мое сердце разбивается при взгляде на ваше горе, госпожа ведьма.

— Я только хотела увидеть его, — голос звучал низко, чтобы не сорваться на плач. Рука Пирса была холодной. Но его ладонь держала мою так твердо — мужские сильные руки рядом с моими худенькими ручками. Я почувствовала небольшой всплеск энергии внутри себя, как будто нашла линию, и подняла глаза.

— Почему… — сказал он, глядя своими яркими глазами в мои. — Вы взрослая женщина. Но такая юная.

От удивления слезы высохли.

— Мне восемнадцать, — оскорбленно заметила я, затем отняла свою руку. — Как давно вы мертвы?

— Восемнадцать, — пробормотал он. Я почувствовала возрастающее чувство тревоги, когда маленький человек откинулся, взглянув на Робби сконфуженно.

— Прошу меня извинить, — сказал он официальным тоном. — Я не подразумевал непочтительности к Вашей нареченной.

— Нареченная? — рявкнул Робби громко, и люди посмотрели на нас с опаской. — Она не моя подружка! Она моя сестра, — и тут выражение его лица стало злобным. — Держитесь подальше от моей сестры!

Я почувствовала на лице улыбку. Честно, Пирс призрак, и слишком старый для меня, даже если бы он был жив. По крайне мере, двадцать четыре, предположила я, оглядывая его. С головы до ног. Я покраснела, вспомнив его невысокий рост, крепкую мускулатуру и худобу, как у маленького коня, работающего в каторжных условиях. Подняв глаза, я смутилась, увидев, что он залился краской и поплотнее запахнул пальто.

— Если год тысяча девятьсот девяносто девятый, то я мертв почти сто сорок семь лет, — сказал он в пол.

Бедняга, с жалостью подумала я. Все, кого он знал, вероятно, уже умерли, либо настолько стары, что ничего о нем не помнят.

— Как вы умерли? — с любопытством спросила я. Пирс встретил мой взгляд, и я задрожала от напряжения.

— Я колдун, так же, как и вы, — прошептал он еле слышно, хотя и я, и Робби последние пять минут только и кричали о чарах. Но до Поворота вас могли убить за колдовство.

— Вас схватили? — спросила я, заваливаясь на край сидения, когда автобус качнуло на крутой дороге. — Перед Поворотом? Что они с вами сделали?

Пирс опустил голову, вздыхая.

— Самое жестокое убийство. Я не рассказал бы, если бы вы были слабее. Меня похоронили и замуровали камнями, в то время как дыхание все еще входило в мои легкие. И поставили на страже ангела-надзирателя, готового снова обрушиться на меня, если я восстану.

— Вас убили! — прошептала я, чувствуя дрожь страха.

Робби захихикал, и я стукнула его по колену.

— Заткнись, — прошипела я, ошеломленно глядя на Пирса. Если бы я была мертва сто сорок лет, то сейчас, наверное, ругалась бы, как пьяный матрос.

— Простите, — произнесла я, придерживаясь, когда автобус качнуло перед остановкой. Зашло много людей, последней из которых оказалась несчастная женщина с пачкой тех же флаеров. Она минуту говорила с водителем, прежде чем он проворчал что-то и махнул рукой. Откинувшись назад, он закрыл глаза, пока женщина приклеивала скотчем листовки на стенках автобуса и еще две на потолке.

— Возьмите флаер, — потребовала она, продвигаясь к задней части автобуса. — Сары нет два дня. Она милая девочка. Вы ее видели?

Только на каждом канале ТВ, подумала я, покачала головой и взяла фиолетовый листок. Я посмотрела, как она передала по одному для Робби и Пирса. Фотография отличалась от последней. Зажжённые именинные свечи были на первом плане, и куча подарков за спиной, размытых и не в фокусе. Сара радостно улыбалась, полная жизни. И мысли о ней, одинокой, потерянной в снегу были лишь немного лучше, чем мысли о том, что какой-то сумасшедший похитил ее. Я не могла больше смотреть. Женщина сошла через заднюю дверь, направляясь к другому автобусу. Я смяла листовку в карман, когда мы снова поехали.

— Я знаю, у кого она, — произнес Пирс, и его взволнованный голос заставил меня взглянуть на него. Фары встречного движения освещали его лицо, на котором застыло пугающее выражение.

— Извозчик! — закричал он, вставая, и я вжалась в сидение, растерявшись. — Остановите карету!

Все посмотрели на нас, большинство засмеялось.

— Сидеть! — Робби несильно пихнул, Пирс упал на сиденье, пальто на секунду распахнулось. — Вы никуда не пойдете.

— Я знаю, где ее держат! — воскликнул он, и я беспокойно оглянулась на пассажиров. Водитель, однако, думал, что он пьян в стельку, и все остальные хихикают над представлением.

— Сбавьте тон, — попросил Робби, пересев к нему на сиденье. — Люди подумают, что вы сумасшедший.

До Пирса явно дошли последние слова, и он затянул пальто потуже.

— Это, — проговорил он, махая листовкой перед Робби, — это человек, который… зверь, который убил меня до смерти. Тварь, которую я должен был представить на полуночный суд. И он убил еще одного.

Мои глаза от удивления раскрылись, а вот Робби не был впечатлен.

— Почти двести лет прошло!

— Что значит этот срок для демонских отродий, жаждущих крови? — спросил Пирс, и у меня перехватило дыхание. Вампир. Он говорил о вампирах. Мертвых. Дерьмо, если девочка у вампиров, то она точно в беде.

— Вы пытались поймать вампира? — спросила я с благоговением. — Вы, должно быть, были отличным колдуном! Даже ОВ не отправляет ведьм на задержание вампиров.

Пирс помрачнел и отвернулся.

— Недостаточно хорошим, я полагаю. Я был там, глядел в глаза собственной смерти с верой в то, что гордость и моральные убеждения будут поддерживать меня. Проклятое отродье имело страсть к молоденьким девушкам, и десятилетиями безнаказанно удовлетворяло ее. Пока он не похитил девушку из очень почтенной семьи, и ее родители не обратились к моим… полуночным услугам.

Робби посмеивался, но я смотрела. То, о чем рассказывал Пирс, было захватывающим.

Видя незаинтересованность Робби, Пирс сосредоточился на мне.

— Этот ребенок, — сказал он, глядя на бумагу, — похож на его любимую добычу. Я стоял перед ним, зная о его виновности, но этот дьявол умен, как филадельфийский адвокат, он сдал меня констеблям и обвинил в черном колдовстве.

Глаза Пирса смотрели в пол, и у меня мороз прошел по коже. Попасть в полицию по обвинению в колдовстве в те времена было смертным приговором. Отродьями, похоже, называли вампиров до Поворота. А полуночные услуги — прежнее название ОВ или внутриземельного детективного агентства. «Филадельфийский адвокат» — ну, это понятно[3].

— Я действительно был колдуном, — тихо проговорил он. — И я не отрекся. Девочку он убил для защиты своего имени. Ее мертвое тело было найдено на солнцестояние в снегу, все плакали. Она не могла больше говорить, чтобы спасти меня. Все указывало на мою вину, и меня никто не слушал. Они держали меня в соленой реке всю ночь перед тем, как похоронить заживо. И это, — сказал он, встряхивая листовку, — то же черное отродье. Он похитил еще одного ребенка, и если я не остановлю его, он загрязнит ее душу с восходом солнца. Бездействие будет надругательством над природой.

Я уставилась на него, впечатленная.

— Вау.

Робби скрестил руки на груди.

— Отчасти поэтично, не правда ли?

Пирс нахмурился, глядя на Робби потемневшими глазами.

— Я считаю, он говорит правду, — сказала я, пытаясь помочь, но маленький человек казался еще более оскорбленным.

— Что я выиграл бы ото лжи? — спросил он. — Это проклятое отродье выжило, а меня убили. Быть может, я смогу послужить правосудию теперь. Я полагаю, времени у меня только до восхода солнца. Чары закончатся, и я вернусь в чистилище. Если я смогу спасти девочку, возможно, я смогу спасти свою душу.

Он замолчал, мигая, внезапно испугавшись своих собственных слов, и Робби что-то неразборчиво пробормотал.

— Я должен проверить, — проговорил Пирс тихо, глядя в окно на высокие здания. — Отродья стараются не менять свои убежища. Я полагаю, он живет в том же самом месте. Истинная крепость, укрытая в окрестных холмах, одинокая и уединенная.

Одинокое и изолированное жилище где-то в горах в настоящее время, вероятно, облагалась огромными налогами и значилось на карте штата.

— У меня дома есть карта, — сказала я.

Пирс улыбнулся, лицо просветлело. Синие глаза с признательностью засветились, и я обнаружила, что готова помогать ему до конца света, если снова увижу благодарность, отраженную в них. Никто никогда не нуждался в моей помощи прежде. Никогда.

— Стоп, подождите! — сказал Робби, поворачиваясь к нам обоим. — Если вы знаете этого вампира и думаете, что знаете, где он, отлично. Но мы должны пойти в ОВ, и пусть они об этом позаботятся.

Мое дыхание от волнения ускорилось.

— Да! ОВ!

Энтузиазм Пирса дрогнул.

— ОВ?

Робби взглянул в окно, вероятно, соображая, где мы едем.

— Охрана Внутриземелья, — ответил он, потянув шнур, чтобы водитель остановил автобус. — Это полиция внутриземельцев, не людей. Ведьмы, веры, вампиры и прочие, — его взгляд упал на меня и стал несколько кривым. — Моя сестра хочет работать там, когда вырастет.

Я покраснела, смутившись. Пирс свободной рукой почесал бороду, я надеялась, это было просто привычкой.

— Это то, в чем заключалось мое полуночное ремесло, — сказал он. — Но его не называли так, «ОВ».

Автобус качнулся и заскрипел, останавливаясь. Пирс не двигался, крепко держась за поручень и дожидаясь полной остановки. Я подождала, когда он двинулся, шагая между мной и Робби.

Холод обрушился на меня снова, я щурилась в снежную ночь. Автобус уехал.

— Ты хочешь дождаться автобуса, идущего обратно в город? — спросила я, и Робби покачал головой, приложив к уху мобильник.

— Я вызову такси, — сказал он, дрожа от холода и стуча зубами.

— Хорошая идея, — согласилась я, замерзая, не смотря на пальто, перчатки и шапочку.

— Нам нужно поехать в торговый центр, — сказал Робби, — и я не хочу тратить много времени.

— В торговый центр? — удивленно спросила я, пока мы шли обратно к остановке, в убежище из плексигласа. — Зачем?

Тогда я вздрогнула.

— А, тебе нужно новое пальто!

Удерживая мобильный телефон около уха, Робби кивнул с покрасневшим от холода лицом.

— Да, и еще будет трудно убедить ОВ нам поверить, пока мы в компании голого мужика в пальто.

Пирс посмотрел недоуменно.

— Торговый центр?

Я кивнула. Интересно, он потом отдаст мне свою одежду?

— Торговый центр.

Глава 5

Я сидела на удобном диване с коричневой обивкой рядом с Пирсом и от скуки двигала коленями вперед-назад. Поездка в торговый центр прошла удачно, Робби таскал нас из магазина в магазин непростительно быстро, и уже два часа спустя мы прибыли в ОВ. Пирс выглядел весьма прилично в джинсах и темно-зеленой рубашке, которая очень шла к его темным волосам и синим глазам. На нем все еще было пальто Робби, и я клянусь, он едва не заплакал, когда мы подобрали ему пару ботинок.

Но весь прошедший час мы просидели в приемном зале на третьем этаже, ничего не делая. Ну, я и Пирс ничего не делали. Робби здесь, по крайне мере, восприняли серьезно. Я видела, как он сидел за столом с усталым офицером. Пока я смотрела, Робби снял свой новый дорогой кожаный плащ и сложил на коленях, не скрывая раздражения.

Пирс почти не разговаривал в торговом центре, минут пять он пытался найти источник музыки, пока не набрался храбрости, чтобы спросить. Отдел с фастфудом поразил его больше, чем электрические лампы, хотя он даже не попробовал blue slurry, который я вымолила у Робби. Детские карусели вызвали у него улыбку, потом изумление, когда я сообщила, что это не магия, а то же самое, что заставляет светиться лампы. Это было ничто по сравнению с тем, когда он увидел продавщицу в мини-юбке. Вспыхнув, он повернулся и вышел, заговорщицки склонив голову к Робби для тихого разговора. Все, что я разобрала, было бормотание о голых конечностях, и Робби, похоже, специально провел нас мимо «Склепа Валерии», поглазеть на кружевное белье. Мужчины.

Молчание Пирса усугубилось, когда мы увидели главное здание Охраны Внутриземелья, но даже я была под впечатлением от ОВ-тауэр. Внутри на верхние этажи вела огромная лестница, создававшая впечатление фойе пятизвездочного отеля, а не офиса хранителей порядка. С того места, где мы сидели, открывался отличный вид на нижние этажи. Очевидно, архитекторы использовали идею кафедрального собора, чтобы посетители прочувствовали свою никчемность.

Мягкий свет с первого этажа бросал на стены фигурные тени. Акустика помещения превращала громкую речь в приглушенный гул. В воздухе витал слабый вампирский аромат, и я сморщила нос, задаваясь вопросом, что меня больше беспокоит: Пирс или то, что мы сидим на третьем этаже. Небольшой переполох привлек наше внимание к улице перед входом в здание, где два мужчины — похоже, колдуны — вели третьего. Тот продолжал от них отбиваться, несмотря на то, что его руки были связаны за спиной зачарованной серебряной проволокой. Это выглядело по-варварски, но серебро не дает колдунам подключаться к лей-линии. Конечно, были и другие способы отключения магических способностей, например, фильтр в здании, но тогда и половина сотрудников ОВ окажутся беспомощными. Пирс понаблюдал, как колдуна запихнули в лифт, и повернулся ко мне. Его выразительные глаза были прищурены, когда он спросил:

— Как давно людям известно о нас, и как мы выжили, предоставив им это знание?

Я слегка наклонила голову, вспомнив шок Пирса, когда колдун и ведьма начали флиртовать в торговом центре, насылая друг на друга легкие чары.

— Мы вылезли из чулана около сорока лет назад.

Его рот приоткрылся.

— Из чулана…

Я усмехнулась.

— Простите. Мы перестали прятаться… ну… мы раскрыли свое существование после того, как вирус, скрывавшийся в помидорах, что-то вроде чумы, начал убивать людей. Он уменьшил их численность примерно на четверть. Они бы все равно узнали, потому что мы не умирали.

Пирс наблюдал за моими ногами и криво улыбался.

— Я всегда полагал, что помидоры — овощи дьявола, — сказал он. Потом он перевел взгляд на помещение, неопределенно указав рукой. — Это все возникло за последние четыре десятилетия?

Я пожала плечами, носком сапога закапываясь в ковер.

— Я не говорила, что это было легко.

Положив ногу на ногу, он потирал бороду, как будто не замечая ее отсутствия у большинства мужчин. Хотя почти всю дорогу он молчал, он явно воспринимал информацию. Даже его слова стали звучать… менее странно.

— Ваш брат, — сказал он, подбородком указывая в сторону Робби, — сказал, что вы хотите посвятить жизнь всему этому?

Я немного застенчиво улыбнулась.

— ОВ. Да, — мои брови нахмурились от внезапного беспокойства. — А что? Вы думаете, я не должна?

— Нет, — быстро ответил он, — желание дочери следовать по стопам родителей является справедливым.

Испугавшись, откуда он знает, что папа работал в ОВ, я затаила дыхание, пока не вспомнила о разговоре в автобусе.

— О, вы слышали это.

Он опустил голову.

— Да, госпожа ведьма. И кто я такой, чтобы говорить вам об опасности профессии защищать беспомощных? Я живу этим.

Я почувствовала возбуждение, он действительно понимал меня. Пирс, однако, криво улыбнулся.

— Жил для этого, — поправился он кисло.

Привыкшая к спорам о выбранной мною профессии, я задрала подбородок.

— Я становлюсь сильнее с каждым годом, — сказала я, будто он возражал. — Я хочу сказать, заметно сильнее.

— Вы страдали от болезни? — спросил Пирс, казалось бы, искренне заинтересованный.

Я кивнула, и, чувствуя, что некоторая честность не помешает, продолжила.

— Я все еще больна. Но мне гораздо лучше. Все так говорят. Я стала более вынослива. Я не посещала больницу уже четыре года. Я умирала, так что сейчас я не должна жаловаться, но я хочу сделать это, черт побери! Они не могут не допустить меня по состоянию здоровья. Я получила черный пояс, и все.

Я замолчала, понимая, что не только разоткровенничалась с первым человеком, кто понимал меня, но еще и сквернословила.

— Простите, — сказала я, ковыряя носком пол. — Наверно, это кажется вам базарной болтовней.

Пирс издал тихий звук, не обвиняя и не отрицая. Он смотрел на меня в легком замешательстве.

— Вы — как пламя, — сказал он наконец, и я с облегчением улыбнулась.

Я знала, он исчезнет с первыми лучами солнца, но не хотела отталкивать его. Он нравился мне, даже будучи призраком. О Боже, я ведь не увлеклась им?

— Я знаменитость в медицинских книгах, знаете ли, — проговорила я, стараясь отвлечь его от вырвавшихся у меня слов. — Единственная выжившая после синдрома Розвуда.

Он вздрогнул, отвлекаясь от наблюдения за тем, как Робби с кем-то спорит.

— Вы… Розвуд? Вы выжили? Я потерял двух сестер и брата, не доживших и до трех месяцев. Вы уверены, что болели именно этим?

Я улыбнулась, потому что в глазах у него не было страдания. Воспоминания, по-видимому, уже не были болезненными.

— Да, это было именно это. Современная медицина, я полагаю, или все те травы, которыми меня пичкали в «Лагере последнего желания» для умирающих детей. Я была там в течение трех лет, пока меня не выпинали, когда стало понятно, что я не умираю.

С изумленным взглядом он откинулся назад, как будто не веря этому.

— Вы удивительны, госпожа ведьма.

Я усмехнулась, постукивая ногтями по креслу.

— Я еще не совсем ведьма. Пока не получила лицензию. Вы можете называть меня Рэйчел.

Пирс замер, и я взглянула на него. Внезапное озарение вогнало меня в краску. Дерьмо, разрешение называть себя по имени может оказаться весьма интимным. Он, казалось, не знал, как отреагировать. Смущенная, я сосредоточилась на Робби.

— Я, ммм… сожалею, что вызвала вас, — сказала я. — Я пыталась вызвать папу. Понимаете, я договорилась с Робби. Я сказала, что папа хотел бы, чтобы я поступила на службу в ОВ, а Робби ответил, что если он был бы жив, то хотел бы, чтобы я училась дальше, совершенствуя свой уровень земной магии. Таким образом, Робби уговорил меня вызвать его и спросить. Если бы я смогла сделать это, то пообещала последовать желанию папы, если нет, то я уезжаю с Робби и учусь еще четыре года. Я не рассчитывала, что папа явится в материальной форме, я просто хотела… — прошептала я, чувствуя себя виноватой, — просто хотела поговорить с ним.

— Мисс Рэйчел, — произнес Пирс, и я подняла голову, когда он взял мою руку. — Не оплакивайте вашего отца. Я знаю, он в состоянии покоя, наблюдает за вами и желает вам счастья.

— Вы не знаете этого, — сказала я, отняв руку. — Вы застряли в чистилище.

Но вместо того, чтобы обидеться на резкие слова, он кивнул, будто ему понравилось это.

— Вы ведь понимаете, что главная цель вашего брата заключалась в том, чтобы доказать, что вы хорошая ведьма земли? Вы последуете по этому пути?

Приоткрыв рот, я смотрела на Робби.

— Мешок говна, — пробубнила я. — Ну, у нас не получилось, — сказала я, пока Пирс ломал голову над современным сленгом. — Мы не знаем, одобрил бы папа или нет, так что дело не выгорело. Я не поеду в Портленд. Я останусь здесь, с мамой, и стану лучшим гребанным агентом после моего папы.

Дерьмо, опять я ругаюсь, подумала я и улыбнулась Пирсу виноватой улыбкой.

— Что, вы думаете, я должна сделать?

Маленький человек подался вперед, поразив меня своей горячностью.

— Я верю, — произнес он в паре дюймов от меня, — что если вы не следуете за своими страстями, вы медленно умираете.

Он взял мою ладонь снова, медленная дрожь пробудилась где-то глубоко во мне, и я отняла руку, пока он не заметил, что я дрожу. Офисная болтовня, казалось, стала громче, и Пирс немного отодвинулся.

— Мои извинения, — сказал он, очевидно вовсе не сожалея. — Я перешел границы.

Да, он мне однозначно нравится.

— Все нормально, — сказала я, смело встретив его взгляд. — Я держала за руки парней и раньше.

И целовала их. Интересно, на что похож поцелуй призрака? Боже, он с бородой. Вероятно, она колючая и противная. А может, она мягкая?

Пытаясь отвлечься от этих неподобающих мыслей, я посмотрела в зал, где находился Робби. Он выглядел явно расстроенным, резкие движения выдавали его злость.

— Интересно, о чем они говорят? — пробормотала я.

Пирс все еще имел дьявольский вид, но мне это нравилось.

— Позвольте мне проверить, могу ли я связаться с безвременьем, — сказал он. — Я знаю чары, чтобы услышать их, хотя это будет нехорошим поступком.

Однако его энтузиазм дрогнул.

— Я не могу найти линию, — прошептал он, нервно теребя бороду. — Будучи призраком, можно было бы думать, это будет проще, и не недозволенно.

Хорошо, к черту все это. Я хочу знать, о чем говорит Робби. В эмоциональном порыве я схватила Пирса за запястье. Зрение размыло, пока я искала ближайшую лей-линию, пытаясь мысленно нащупать линию Университета: красноватая ленточка силы, которую могут задействовать все ведьмы, независимо от своих талантов. Желая получить эту силу, я соединилась с ней. Тепло медленными струйками потекло к моему ци, оставляя ощущение покалывания кожи. Заставив зрение сфокусироваться, я посмотрела на Пирса. Моя довольная улыбка поблекла. Дерьмо, я бы сделала это снова. Маленький человек уставился на меня, будто я только что сняла всю одежду и голая станцевала на столе.

— Теперь вы можете плести заклинание… — тихо сказала я и перевела дыхание, как будто только сейчас вспомнила, как дышать. — Разве вы не тянули линию совместно в свое время?

— Не часто, — ответил он, положив вторую руку на мою сверху, чтобы я ее не убрала. — Но я не там больше. Спасибо. Позвольте мне произвести… заклинание.

Он сосредоточился, и хотя я чувствовала себя, как шлюха на углу, он бросил нервный взгляд на меня своими красивыми, глубокими синими глазами.

— Ну? — спросила я.

— У меня нет намерения причинить вам боль, — объяснил он.

— Тогда не тяните много, — сказала я, поглядывая на Робби. Боже, он меня ребенком считает?

— Ээ, да… — пробормотал он, и я повела плечами, чувствуя мягкую силу, текущую сквозь меня.

— Все хорошо, — подбодрила я его, и он потянул еще больше, пока мои волосы не затрепетали от статистического напряжения. Я с интересом наблюдала, как Пирс закрыл глаза, будто пытаясь вспомнить что-то. Его губы шевелились, и я услышала латинские слова, такие чуждые и твердые. Свободной рукой он быстро нарисовал рисунок, и затем мои уши заложило.

— Момент, — сказал он, положив руку на мою, чтобы я не разорвала связь. Мой взгляд уперся в Робби.

— О, вау! — я быстро задышала, его голос был таким четким, как будто я слышала его по телефону.

— Вау, да, — повторил Пирс с улыбкой, и мы обратились в слух.

— Но я знаю, что он ее похитил, — жестко сказал Робби, и его губы двигались в такт словам. — Вы не можете просто отправить машину туда, что ли?

Сотрудник ОВ сидел к нам спиной, но я видела, он что-то печатал.

— Господин Морган, уверяю вас, мы займёмся этим вопросом.

— А как насчет вас? — спросил мой брат. — Она будет мертва к восходу солнца, если вы не предпримите хоть что-то. Он совершал это раньше. Он совершил ошибку, на сей раз похитив кого-то, кто будет найден.

Мужчина морщинистой рукой щелкнул по мышке, закрывая окна на мониторе. Держа одну руку на мышке, он пристально посмотрел на Робби.

— И вы знаете, как?

Робби ничего не ответил, и я наблюдала, как вампир оглянулся посмотреть на Пирса и меня.

— Господин Морган, — сказал он хрипло. — Я уже принял двенадцать похожих заявлений за последние три часа. Мы работаем с ними по очереди, но вы поймите, мы не можем направить все подразделения на поиски одного пропавшего ребенка, который обиделся из-за каких-нибудь подарков на рождество и сбежал к отцу.

— Я не чудак, — настойчиво проговорил Робби. — Мой отец работал в отделе Арканов, и я знаю, как отличить реальное от выдумки. Это не шутка.

Я вздохнула с облегчением, когда вампир снова сосредоточился на моем брате.

— Монти Морган? — спросил он, и я кивнула, так же, как Робби. Рука Пирса на моей дрогнула, когда вампир встал. Выражение озабоченности на лице призрака удивило меня.

— Подождите здесь, — сказал сотрудник. — Я сейчас вернусь.

Обрадовавшись, я улыбнулась Пирсу.

— Видите? — спросила я, чувствуя, что мы чего-то добились.

Но брови Пирса хмурились от глубокого беспокойства.

— Отродье, — пробормотал он. Моя ладонь все еще лежала в его, другой рукой он сделал какой-то жест. Я чуть не подпрыгнула, когда поток энергии, идущий сквозь меня изменился. Сжав губы, он указал на вампира, который, безусловно, говорил с начальством.

— Сэр, можно вас на минутку? — спросил интервьюер Робби ясным голосом.

Я не могла видеть лицо нового человека, но его тон выдавал обеспокоенность, когда он поднял голову и спросил:

— Что?

— Это по поводу пропавшей девочки, — сказал первый офицер, нервно сжимая пальцы за спиной. Я увидела лицо руководителя, обращающегося к Робби. Оно было гладким и приятным, несмотря на выражение досады. Молодой.

— Ну и что? — спросил он.

Сдвигая ноги, пожилой офицер наклонился ближе.

— Ему известны факты, не освещавшиеся в прессе.

Вампир вернулся к своей документации, движения ручки были слишком быстры для человека.

— Ну и что? — снова повторил он.

— Так он один из детей Моргана.

Я почувствовала удовлетворение, когда начальник остановил ручку.

— Кого?

— Колдун из отдела Арканов, — подсказал пожилой вампир.

— Который умер около четырех лет назад?

Но моя гордость перешла в абсолютный страх, когда вампир посмотрел на Робби, и его зрачки налились чернотой. Дерьмо, я отсюда это заметила. Он был практикующим вампиром. Но почему?

— Мальчик Моргана? — пробормотал он заинтересовано, и мой пульс ускорился. Что-то было неправильно. Я почти ощущала это. — Я думал, он в другом штате.

Пирс отпустил мою руку, я подпрыгнула, когда связь между нами оборвалась. Мой ци переполнился, и я отпустила энергию обратно в линию. Но подключение оставила, полностью готовая ко всему.

— Я думаю, нам нужно уходить, — сказал маленький человек, обежав взглядом лестницу и остановившись на главном входе в здание.

Я потерла запястье, избавляясь от оставшихся покалываний.

— Что случилось?

Пирс запахнул пальто.

— Это мой опыт, инстинкт, а не то, чему вы учитесь по книгам. Они думают, что ваш брат замешан в похищении девочки и хочет просить о помиловании на основе сотрудничества. Мы должны уйти.

— Подождите, — сказала я, когда он поднялся и подал мне руку. — А как насчет Робби?

Как будто услышав меня, брат встретил мой взгляд. Его лицо было пепельным. Позади него к нему направлялись два вампира. Очевидно, испугавшись, он сказал одними губами.

— Иди!

— Ваш брат будет в безопасности, — сказал Пирс, и я запнулась, когда он схватил меня за локоть и потащил к широкой лестнице. — Его будут допрашивать, пока не уверятся в его невиновности, но к тому времени солнце уже взойдёт. К черту все эти государственные службы, я должен был сам все исправить.

Я понятия не имела, о чем он говорит. Я озиралась вокруг и чуть не споткнулась. Двое крупных мужчин направлялись к нам и я, немного задыхаясь, толкнула Пирса вниз быстрее. Заорала сигнализация, и я похолодела.

— Перекрыть выход! — закричал кто-то.

— Проклятье, — выругался Пирс, но мы продолжили сбегать вниз и миновали второй этаж без проблем. Сердце колотилось слишком быстро, легкие болели, но мы не замедлялись. Нас не поймают из-за меня. Кроме этих двух парней, следовавших за нами, и одной женщины в униформе, стоящей перед выходом со скрещенными на груди руками, все остальные казалось, просто наблюдали.

— Госпожа ведьма, — сказал Пирс кратко. Мы спускались к первому этажу, я едва за ним поспевала. — Я убедительно прошу разрешения протянуть линейную энергию через вас. — Он поймал мой взгляд, снова потрясая меня насыщенным синим цветом своих глаз. — Для организации нашего побега. Если не получится иначе, я хотел бы использовать это.

Я крепко схватила его запястье.

— Тяните линию, — он недоуменно смотрел на меня, и я крикнула. — Тяните! Я не отключалась.

Мое дыхание сбивалось, и я пожала его руку, говоря, что все хорошо. Сила горела во мне, поскольку мы уже направлялись к выходу, я почувствовала, как покалывает язык. Пирс что-то шептал, и шар безвременья размером с голову навис над его свободной рукой. Это прошло через меня, изумленно подумала я, пока мы неслись к двери. Пирс бросил шар. Ведьма впереди закричала и кинулась на пол. Зеленая мощь попала в стеклянные двери, растекаясь, как слизь. Звуковой удар потряс воздух, и я чуть не упала. Стекло разлетелось на мелкие осколки.

— Вы в порядке, мисс Рэйчел? — спросил Пирс заботливо, когда мои уши перестало закладывать. Я посмотрела, как он держит меня под локоть. Мгновение мы стояли, сосредоточенные друг на друге, связанные линией и необходимостью бежать. В висках пульсировало от взрыва. Позади нас раздались крики. Из разбитых дверей доносились звуки улицы и холод зимней ночи. Ведьма, лежавшая на полу, отходила от шока.

— Вау! — сказала я, и напряжение Пирса ослабело. Увидев, что я уже держу равновесие, он отпустил мой локоть, но наши пальцы так и остались переплетены.

— Позвольте мне, госпожа ведьма, — галантно сказал он, проводя меня через разбитое стекло.

— Эй, стоять! — окликнул кто-то. Пульс ускорился, и, понимая, что мама задаст мне нагоняй, когда обо все узнает, я все же элегантно переступила через остатки двери и шагнула на тротуар.

— Момент, — сказал Пирс, оборачиваясь, и я почувствовала силу, идущую через меня, когда он провел пальцами по бокам и порогу двери, и широкий зеленый пласт поплыл с замороженного тротуара на дверь, запечатав выход.

— Теперь мы можем идти, — сияя, сказал он. — Может быть, заказать карету, — проговорил он и свистнул в поисках такси, будто всю жизнь прожил в Цинци. Впрочем, он видел, как то же самое делал Робби. — Я боюсь, нам стоит поспешить. Печать не продлиться долго. И мы должны держаться за руки до тех пор.

Я усмехнулась. Когда он был взволнован, то не задумывался о своих словах, и в этом была очаровательная изысканность.

— Может быть, нужно пройти несколько кварталов, чтобы они не узнали, какое такси мы взяли? — предложила я. — Иначе они просто перехватят нас по пути, сообщив по рации.

Лоб Пирса нахмурился, и он махнул рукой подъезжающему такси.

— Музыка из коробки? — спросил он, и я кивнула. Это было похоже. — Тогда пойдемте.

И под сердитые крики сотрудников ОВ, запертых в собственном здании темно-зеленой магической печатью, он сжал мои пальцы, и мы зашагали по тротуару. Мое сердце выскакивало из груди, дыхание затаилось. Я никогда не делала ничего подобного, и я чувствовала, что живу. Впервые в моей долбанной жизни я чувствовала, что я действительно жива. Адреналин сделал меня легкой и воздушной, а шаги длинными и уверенными. Снег все падал, и я хотела так и прожить вечность — идти с теплой мужской ладонью в моей, счастливая и довольная чувством жизни, проходящей через меня. Он был не намного выше, и мы шагали ногу в ногу. Я оглянулась на удаляющееся здание ОВ-тауэр, потом робко глянула на Пирса, отметив его заинтересованность витринами магазинов. Я посмотрела на цветные вывески и счастливых людей, идущих по снегу к магазинам, чтобы приобрести подарки на солнцестояние и Рождество.

— Нет бедняков, — прошептал он.

— Ну, есть немного, — сказала я. — Но они, скорее всего, на Площади или на концерте.

Пирс поднял наши сцепленные ладони вверх, мои пальцы были почти синие от холода.

— Я не могу бороться с отродьем, вытягивая линию через вас, — мягко сказал он. — Волков бояться — в лес не ходить, но спасать девочку только при помощи кулаков — это деяние дурака. Знаете ли вы… — он остановился, провожая взглядом нагруженный грузовик, и снова обратился ко мне. — Знаете ли вы колдуна иди ведьму, у которых я могу достать лей-линейные инструменты?

— Ах! — воскликнула я, стараясь не отставать от него, хотя дыхание стало сбиваться. Конечно, ему нужно что-нибудь, обнаруживающее линию, раз он сам не мог ее найти.

— Книжный магазин при Университете имеет целый этаж, посвященный лей-линейным исследованиям и материалам. Я уверена, там что-нибудь найдется.

— Магические исследования? В университете? — спросил он, и я кивнула, наши руки раскачивались в такт шагам. Нахмурив брови, он наклонился ко мне и прошептал, — я предпочел бы магазин поменьше, если вам известно о таком. У меня нет ничего на обмен или… кредитной карточки. — Добавил он нерешительно, как будто не уверенный в правильном употреблении слов.

Мои глаза расширились.

— У меня не так много денег. Только на такси, и все.

Пирс сделал глубокий вдох и выдохнул.

— Не важно, я объясню владельцу свою отчаянную потребность, — задрав подбородок, он посмотрел на меня с вызывающим выражением глаз и продолжил. — Я буду умолять. Если они благородны, они помогут.

Умолять, да? Я представила, как он опускается на колени перед продавцом в университетском книжном магазине. Который быстро вышвырнул бы его из магазина, очень не довольный своей сменой в ночь на солнцестояние.

— У меня есть идея получше, — сказала я, молясь, чтобы мама пошла на это. Материалы моего отца хранились на чердаке. Я знала, что мама не будет счастлива, но самое страшное, что она могла сделать, это сказать «нет».

Оглядывая улицу, я искала такси.

— Я отвезу вас домой, — сказала я, махнув рукой в универсальном жесте для таксистов. — Вы можете посмотреть старые лей-линейные инструменты моего папы. Наверно, там что-нибудь найдется.

Пирс отодвинул меня с дороги, и я уставилась на него с удивлением. Выражение его лица было взволнованным, освещенный светом фонаря он стоял под падающим снегом, элегантный в своем длинном пальто и блестящих новых ботинках.

— Мисс Рэйчел, нет. Я не поставлю вас под угрозу. Я провожу вас домой, а затем пойду к университету. Если там есть ученые люди, они мне помогут.

Я вздрогнула, представив себе пьяных студентов — единственных, кого мог бы там найти Пирс в эту ночь.

— Боже мой, Пирс, — сказала я, заметив приближающееся к нам такси. — Я — та, кто вас вызвал. Хватит выступать!

— Но… — произнес он, и я сильно сжала пальцы, головой указывая в сторону такси.

Рука Пирса напряглась, затем расслабилась.

— Благодарю вас, — сказал он, и в этих двух словах я услышала, насколько он был потерян.

У него было время только до рассвета, чтобы спасти девочку и свою душу, и я — единственная, кто может провести его через этот кошмарный сон, в котором я живу.

Глава 6

Такси медленно отъезжало от моего дома, рокот двигателя постепенно стихал в падающем снеге. В Низинах повсюду жгли костры и окрестности оглашались радостными воплями, но здесь, на моей улице, было тихо. Пирс почти бесшумно шагал рядом со мной, пока мы добирались до крыльца.

Подходя к крыльцу, я посмотрела на заснеженные черные ветви клена, который посадила после смерти папы. Горло сжалось, и я мимоходом провела по нему ладонью. Я была рада, что папа находился в состоянии покоя, но мне так хотелось, чтобы он вернулся, — как Пирс, хотя бы на одну ночь. Пирс неуверенно шагнул назад, когда я поднялась по трем бетонным ступенькам и безрезультатно подергала дверную ручку.

— Должно быть, мамы нет, — сказала я, потянувшись к сумке в поисках ключа. На крыльце горел свет, а следы на снегу следовали к гаражу. Может быть, решила что-то купить в последний момент? Или уехала в ОВ забирать Робби? У меня было плохое предчувствие, что второй вариант вернее.

— Это очень красивый дом, — сказал Пирс, оглядывая дворик с яркими фонарями и гвардией снеговиков.

— Спасибо, — сказала я и откопала ключ в кармане джинсов. — Большинство колдунов проживают в Низинах через реку в Кентукки, но мама захотела жить здесь.

Вытащив ключ, я подняла голову и увидела легкое недоумение в его взгляде.

— И она, и мой папа ходили в школу во время Поворота, и мне кажется, она любит «пассивные» неприятности, например такие, которые могут возникнуть из-за ее соседства с обычными людьми.

— И дочь вся в мать? — сухо спросил он.

Ключ в ладонях согрелся, и я отперла замок.

— Как вам нравится.

Только теперь Пирс поднялся по лестнице, оглядывая улицу в последний раз.

— Мама? — позвала я, когда открыла дверь, но я знала по легкой подсветке в зале, исходящей из кухни, что в доме никого нет. Взглянув на Пирса, топтавшегося на пороге, я улыбнулась.

— Заходите.

Пирс посмотрел на заляпанные слякотью ботинки.

— Я не хотел бы испачкать ваши ковры.

— Ну так потопайте ногами, — сказала я, взяв его за руку и потянув в дом. — Закройте дверь, пока тепло не ушло.

В темноте, из-за закрытой двери, я щелкнула выключателем в прихожей, и Пирс покосился на лампу. Я ненавидела зеленый цвет, которым были окрашены прихожая и гостиная. Рамки с фотографиями висели на стенах в коридоре перед кухней: фотографии мои и Робби, кусочки нашей жизни. Я оглянулась на Пирса, который все еще смотрел на лампу, но, несомненно, прикладывал много усилий, чтобы ни о чем не спрашивать. Я спрятала улыбку и спросила себя, когда любопытство возьмет верх над его попытками скрыть впечатления.

— У вас так много ковров, — произнес он, наконец, шагая за мной.

— Спасибо, — снова сказала я и сняла пальто.

Взгляд Пирса, наконец, уперся в стены.

— И фотографии. В цвете.

— Вы видели фотографии? — удивилась я и он кивнул.

— У меня было изображение со мной, — с гордостью проговорил он и протянул руку к портрету.

— Это вы? Она прекрасна! — произнес он в благоговении. — Выражение, запечатленное художником, захватывает дух. Ни один из Божьих пейзажей не выглядел бы так красиво.

Я смотрела на фото, которого он касался в почтении, а затем на Пирса со смешанными чувствами.

Это было мое лицо среди осенних листьев, глаза столь же зеленые и живые, как вся вселенная, волосы переливаются всеми оттенками осени. Я только что вернулась из больницы, и можно заметить, что я была больна по бледной коже и похудевшему лицу. Но моя улыбка была действительно красивой; улыбка, которую я подарила папе, когда он щёлкнул затвор, поблагодарив его за радость, которую мы нашли в простых удовольствиях обычного дня.

— Его сделал мой папа, — тихо проговорила я, отводя взгляд в сторону. — Проходите на кухню, — пригласила я, смаргивая слезы, навернувшиеся на глаза.

Это я должна была умереть раньше него, а не наоборот.

— Я не знаю, как долго мамы не будет, — громко сказала я, услышав его шаги за спиной. — Но если мы сможем найти то, что нам пригодится, и уйти, все будет в порядке. Прощаться проще, чем получать разрешение.

Пирс медленно вошел, нерешительно оглядывая стол, настенные часы, холодную плиту, раковину и посмотрел на меня, когда я бросила пальто и сумку на стул.

— Вы и ваша мать живете тут одни? — спросил он.

Удивленная интонацией его вопроса, я заколебалась.

— Мм… Да. Робби приехал с Западного побережья, но он возвращается на следующей неделе.

Он перевел яркие синие глаза с потолка на меня.

— Калифорния?

— Орегон.

Пирс снова взглянул на холодную плиту, видимо, угадав ее предназначение по медному котелку с традиционным клюквенным чаем на солнцестояние, который уже остыл.

— Ваша мать очень храбрая женщина, раз воспитала вас в одиночестве.

Если бы он только знал, как часто все происходило наоборот.

— Может да, а может и нет, — сказала я, направляясь к кофеварке, и заглянула внутрь, проверяя фильтр. — Не хотите кофе?

Пирс снял пальто и аккуратно повесил его на спинку стула. Руки потянулись к несуществующему галстуку, как будто он хотел ослабить его.

— Я бы не отказался, но наше ограниченное время это позволяет?

Я щелкнула выключателем, и кофеварка заработала. Мне понравились его слова. Очень стильно у него получалось.

— Да. Вы хотите помочь мне на чердаке?

Не дожидаясь ответа, я вышла в коридор, направляясь в остальную часть дома. Пирс следовал прямо за мной.

— Это ванная, — сообщила я, когда мы прошли мимо. — Моя комната находится в конце коридора, а мамина рядом. Комната Робби рядом с гостиной, хотя сейчас она больше похожа на чулан.

— А слуги живут на чердаке? — спросил он, когда мы остановились перед выдвигающейся лестницей.

— Слуги? — спросила я, уставившись на него. — У нас нет слуг.

Пирс выглядел таким же удивленным, как я себя чувствовала.

— Но ковры, фотографии, тепло вашего дома, его обстановка… — он замолчал, вопросительно разведя руками, и я покраснела, когда до меня дошло.

— Пирс, — смущенно начала я. — Мы принадлежим к среднему классу. А единственный раз, когда у меня был слуга, это когда Робби проиграл пари и драил мою комнату целый месяц.

Его рот приоткрылся.

— Это средний класс?

И я кивнула, вытянув сверху шнур и всем весом повиснув на нем.

— Большая часть города.

Люк сдвинулся всего на дюйм, и руки ослабли. Веревка вырвалась, люк захлопнулся, а я свалилась на четвереньки. Противно. Пирс взял шнур и встал под люком. Он был ненамного меня выше, но намного мускулистее.

— Я сама могу, — сказала я, но руки дрожали. Я наблюдала, как он потянул вниз, и лестница опустилась, будто ничего не весила. Но весила она прилично. Пирс посмотрел наверх в темноту, подул прохладный воздух, и он вздрогнул, когда я включила свет.

— Простите, — сказала я и, пользуясь его удивлением, прошла мимо него и поднялась по лестнице. — Я сейчас вернусь, — проговорила я, наслаждаясь прохладным воздухом с ароматами древесины и пыли. Шум от проезжавших машин звучал здесь странно и близко. Обхватив себя руками, я смотрела на разные коробки, сваленные в кучу, как воспоминания в человеческом мозге. Все такое знакомое. Слабая улыбка появилась на лице, и я шагнула к украшениям на Хэллоуин, дотронувшись рукой до пыльной коробки. Мои глаза загорелись, увидев ящики с красными пометками, где хранились мои мягкие игрушки. У меня их было около двухсот, все собранные во время моего лечения. Я придумывала им имена как моим настоящим друзьям, которых у меня не было в больнице. Я знала, мама хотела выбросить их, но у меня рука не поднималась, и как только я перееду, я заберу их с собой. Я подняла одну коробку и отложила ее в сторону, чтобы посмотреть на ту, которая стояла под ней. Это были папины вещи, спрятанные моей мамой в припадке меланхолии. Некоторые из его любимых вещей. Я вцепилась ногтями в крышку коробки, кряхтя, когда она не собиралась открываться. Боже, ее гвоздями, что ли, прибили?

— Позвольте мне, — раздался за мной голос Пирса, и его рука коснулась моего локтя. Я подскочила.

— Святое дерьмо! — воскликнула я, потом закрыла рот, чувствуя, как кровь приливает к лицу. — О! Мне очень жаль. Я не знала, что вы здесь.

Шок Пирса от моей брани почти растворился в смехе.

— Мои извинения, — сказал он, я отодвинулась и Пирс открыл коробку с завидной легкостью. — Я люблю чердаки. Они мирные, как Божьи церкви. Одинокие и обособленные, но человек может услышать глас Божий и понять себя. Прошлое хранится, как старые воспоминания, скрытые, но не забытые.

Прислушиваясь к холодной ночи, я улыбнулась.

— Я точно знаю, о чем вы говорите.

Смотря под ноги, я последовала за ним к лестнице. Он взял коробку из моих рук и жестом показал идти перед ним, что я и сделала, польщенная столь рыцарским поведением. Плечи сразу же охватило теплом, как только я спустилась, и я подождала в стороне, пока спустится Пирс. Он снова передал мне коробку, чтобы самому закрыть люк, и, колеблясь, посмотрел на лампу, освещающую чердак. Затем, не спрашивая моего разрешения, протянул руку к выключателю и щелкнул его вниз. Естественно, свет погас. Восхищенная улыбка озарила его лицо, и я загадала, поиграет он с выключателем или нет, но к его чести он сложил лестницу и задвинул ее наверх. Я наблюдала за его взглядом, будто запоминающим каждое движение и результат.

— Спасибо, — сказала я, и пошла перед ним на кухню с коробкой в руках. Кофеварка уже вовсю кипела и булькала, и Пирс посмотрел на нее, выясняя, откуда исходит богатый аромат, заполнивший всю кухню.

— А кофе не перельется через край? — спросил он, задумчиво наблюдая за кофе-машиной.

— Я сейчас налью, — сказала я, подходя к шкафу. Аромат стал еще насыщенней, когда я наполнила две чашки и передала ему одну, коснувшись его пальцев. Он улыбнулся, и что-то екнуло в моей груди. Боже, я же не влюбилась в него. Он мертвый. Но какая у него красивая, озорная улыбка.

— Надеюсь, я не совершу ошибки, выпив это? — спросил он. — Насколько я живой?

Я пожала плечами, и он пригубил кружку, глядя на меня через край, так что у меня перехватило дыхание. Боже, у него прекрасные глаза. Тут его брови поползли вверх, и он сильно закашлялся.

— О, черт возьми, — воскликнула я, и, вспомнив, что не стоит ругаться, я забрала у него чашку, прежде чем он обольется. — Я так сожалею, вы не можете пить, да?

— Крепкий, — ахнул он, синие глаза блестели, как драгоценные камни, поскольку на них выступили слезы. — Действительно крепкий.

Я поднесла свою чашку ко рту и отхлебнула. Мой рот сморщился, и я заставила себя проглотить это пойло. Дерьмо, мама заполнила фильтр так, что столько кофеина может умертвить кошку.

— Фу, это нельзя пить, — проговорила я, взяв чашки, и направилась к раковине. — Это ужасно.

— Нет, это хорошо, — я замерла, когда он поймал меня за руку. Я повернулась к нему, все еще чувствуя его прикосновение. Где-то во мне стала зарождаться медленная дрожь, и я попыталась заглушить ее, прежде чем она достигнет тела. Я вдруг очень хорошо поняла, что мы тут одни. Я почти слышала его мысли, которые вертелись вокруг того же. Что-то может произойти. Он был другим. Сильный, но не уверенный. Умный, но потерянный. Он знал о моей болезни и не обращался со мной как с ребенком. Он мне нравился. И даже больше. И ему нужна моя помощь. Никто никогда не нуждался в моей помощи прежде. Никто. Особенно кто-то такой умный и сильный, как он.

— Это непригодно для питья, — ответила я, когда голос вернулся ко мне, и он взял чашку из моих рук.

— Все, что вы делаете, божественно, — сказал он, улыбаясь, как сам дьявол, и я почувствовала, как сердце выпрыгивает из груди, поскольку он явно со мной заигрывал. Его пальцы перестали касаться моих, и присутствие духа вернулось ко мне. Я не какая-то дебютантка, чтобы упасть в обморок от внимания к своей персоне, но все же было безумно приятно видеть, как человек пьет ради меня отвратительное варево. Я нахмурила брови и подумала, как далеко он зайдет. В голове были мысли, не остановить ли его попытки польстить мне, выпив эту гадость.

— Благодарю вас, Пирс, — сказала я, улыбаясь. — Вы истинный джентльмен.

Я отвернулась, чтобы открыть окно, оглянувшись через плечо как раз в тот момент, когда он печально вздохнул, глядя в кружку. Десять против одного, он собирался это вылить.

Пыль защекотала в носу, когда я открыла коробку. Медленная улыбка появилась на губах, когда я посмотрела туда и увидела папу в каждой вещи. Он создал очень много вещей самостоятельно, при помощи магии лей-линий, и, будучи больной, я сидела дома большую часть времени и часто видела его за разработкой новых способов для поимки плохих парней. Одно из ранних воспоминаний было о том, как мы сидим за столом. У меня цветные карандаши, у него магнитный мел, и пока я разукрашивала эльфов и фей, он рисовал пентаграммы, растапливал воск и записывал какие-то лей-линейные заметки, пока мама вскидывала руки и жаловалась на запах, тайно гордясь папой. Улыбаясь прошлому, я провела рукой по волосам, вспоминая, как они вставали дыбом во время папиных экспериментов с лей-линейной магией, и его радостный взгляд, когда эксперимент удавался.

Тихий стук поставленной на стол чашки отвлек меня от воспоминаний, и я посмотрела на Пирса.

— Есть ли тут что-нибудь, что можно использовать? — спросила я, толкая коробку поближе к нему, и мы оба склонились над ней. — Я больше ведьма земли. Или буду ей, когда получу лицензию.

— Мисс Рэйчел, — сказал он, шутливо переведя взгляд на окно и мозолистыми пальцами указывая на окрестности. — Не много я встречал ведьм, способных с непревзойдённым мастерством устраивать беспорядки и предоставлять тела неуспокоенным душам. — В глазах мелькнула улыбка. — Пусть даже на одну ночь.

Смутившись, я пожала одним плечом.

— Ну, это не все моя заслуга. Большая часть энергии появилась из коллективных эмоций на площади.

— А кому принадлежала идея активировать чары на площади? — спросил он, вытаскивая из коробки несколько металлических дисков и штырьков и складывая их в кучку на столе.

Я вспомнила. Пойти на концерт и использовать эмоции, чтобы чары активировались, было моей идеей, но площадь предложил Робби.

— Робби, вроде.

Пирс что-то рассматривал на свету.

— О, — удовлетворенно сказал он, — это я могу использовать.

Я посмотрела на толстую серебряную шайбу со штырем посередине. Если не считать каких-то лей-линейных надписей на ней, она была похожа на те, что он отложил.

— Что это такое?

Улыбка молодого человека стала поистине дьявольской.

— Этот кусочек магии — шумная отмычка для двери, — ответил он и положил шайбу рядом с чашкой кофе.

— Шумная отмычка?

Пирс снова рылся в коробке.

— Эти чары не просто открывают замок, они сносят дверь с петель.

— О-о, — я заглянула в коробку с большим интересом и руками удерживала крышку. Это походило на большую коробку незнакомых конфет, вкус которых не узнаешь, пока не откусишь кусочек.

Пирс с удовлетворением хмыкнул и извлек еще одну шайбу, проведя пальцами по выгравированным на ней символам.

— Вот эта штука улавливает мощную магию. Может, она все еще работает? — он вытащил штырек, наблюдая за амулетом. Внутренняя часть шайбы приняла ярко-красную окраску. Пирс как будто удивился, затем рассмеялся. — О, я дурак. Держите его, — сказал он, протягивая амулет мне. Я взяла его, удивившись, когда Пирс отошел почти до самой гостиной. Слабые импульсы от амулета, казалось, заставляли ладонь пульсировать, а яркий красный цвет плавно перешел в розовый. Я взглянула на коробку с лей-линейными принадлежностями, Пирс покачал головой, возвращаясь и забирая амулет. Он опять загорелся красным.

— Он функционирует нормально, — сказал Пирс, и шайба потемнела, когда он воткнул штырь на место. — Я даже не представляю, насколько он будет эффективным, если так ярко светится от меня. — И аккуратно положил амулет на стол.

Моя челюсть поползла вниз, и я смотрела на Пирса.

— Вы его активируете? Я думала, он рассчитан на обнаружение заклинаний.

Пирс засмеялся приятным смехом.

— Я призрак, соединение земли и тела, в коротком шаге о реальности. Я полагаю, это определяется как сильные чары.

Взволнованная, я пожала плечами, и он снова полез в коробку.

— Это — для работы с фамилиаром, — сказал он, положив амулет в кучу с другими шайбами. — Это — чтобы скрыться от людей, которые вас ищут. А вот это странно, — сказал он, вертя в руке амулет. — Чары для роста горба на спине? Это, должно быть, ошибка.

Я взяла амулет, постаравшись, чтобы наши пальцы соприкоснулись. Да, он был мертв, но я жива.

— Нет. Все правильно, — сказала я. — Это для костюма. Папа как-то использовал его на Хэллоуин.

— Хэллоуин? — спросил Пирс, и я кивнула, снова углубившись в омут памяти.

— Для «Откупись, а то заколдую!». Я была сумасшедшим ученым, а он моим помощником. Мы хотели пройтись по всем залам больницы… — сглотнув подступающие слезы, я продолжила. — Мы начали с детского отделения, а затем пошли в отделение для престарелых.

Я не хотела говорить об этом, пальцы печально поглаживали амулет. Казалось, Пирс все понял. Немного помолчав, он сказал.

— Вы выглядите очень здоровой, мисс Рэйчел. Решительной, энергичной, молодой женщиной.

Сморщив губу, я бросила амулет обратно в коробку.

— Что ж, попытайтесь рассказать это моему брату.

Он опять замолчал, и я подумала, как в девятнадцатом веке относились к такой упорной решимости, как у меня. Он сказал, что я энергичная, но не думаю, что в его время это считалось ценным качеством для женщины.

— Если позволите, я хотел бы взять это, — сказал Пирс, вытащив довольно крупный, размером с ладонь, металлический амулет. — Это инструмент для выявления людей в ограниченном пространстве.

— Круто, — сказала я, взяв его и вытащив штырек. — Он работает?

Ладонь снова запульсировала, весь центр амулета стал непрозрачным, показывая две точки в центре. Нас, видимо.

— Все работает, — сказала я, вставив штырь, и передала амулет ему. — Вы можете его взять. Мне он навряд ли пригодится.

— Спасибо, — поблагодарил он и положил амулет в карман вместе с шумной отмычкой. — А этот? Он создает отвлечение.

Я усмехнулась.

— Заклинание для большого бума?

— Большой бум? — переспросил он, затем кивнул. — Да, заклинание для большого бума. Они очень эффективные. Так как я буду один, мне потребуется что-то для отвлечения.

У меня было чувство, что он выбирает те инструменты, которые знал, как активировать без посторонней помощи. Он взорвал двери в здании ОВ, затем установил печать на них. Без меня он не подключился бы к линии. Я реально могу помочь ему, не только заполнить карманы амулетами, но также прийти на помощь девочке.

— Пирс, — сказала я, вертя в руках амулет для роста горба. Внимание молодого человека было полностью поглощено коробкой, но, кажется, он прочел мои мысли.

— Нет никакой необходимости сопровождать меня, мисс Рэйчел. Я не позволю вам рисковать своим здоровьем. Мои решения отразятся только на мне.

Он вытащил еще один кругляшок.

— Этот тоже пригодится.

Мгновенно отвлекшись, я наклонилась вперед, касаясь его плеча.

— Что это такое?

Пирс отодвинулся немного, увеличив пространство между нами.

— Это позволяет слушать человека через несколько комнат.

Нахмурив брови, я воскликнула.

— Так вот как они всегда узнавали, что я делала!

Он засмеялся, и мужской смех будто впитывался в стены кухни, как вода впитывается в песчаное сухое русло ручья. В доме было так пусто, и этот смех пробудил еще более отчаянное одиночество.

— Ваш отец был злодеем, — сказал Пирс, не подозревающий, что я была уже на пределе, еле сдерживая слезы.

— Вы говорите так, будто это плохо, — огрызнулась я. Почему это так сильно меня задело? Думаю, это все разбитые надежды увидеть папу еще хоть раз.

— О, взгляните, — сказала я, и вытащила знакомый амулет. — Что он тут делает? Это мамин.

Пирс взял амулет, касаясь моих пальцев дольше, чем обычно, но глаза смотрели на шайбу со штырьком из красного дерева. Затем он положил его обратно в коробку.

— Эти чары создают круг безвременья, это магия земли, но для этого нужно подключиться в линии.

— О, мама совсем ничего не понимает в лей-линиях, — сказала я. — Папа всегда устанавливал круги для нее, а мама занималась земной магией для него.

Я видела, как Пирс напрягся, когда я вытащила амулет из коробки и повесила себе на шею.

— Я могу подключиться к линии. Он будет работать для меня.

— Нет, — сказал он, прожигая меня взглядом. — Вы не пойдете. Я запрещаю.

Я выдохнула со смешком.

— Вы мне запрещаете? — спросила я, задирая подбородок. — Видите ли, Пирс, — заявила я, упершись руками в бедра. — Вы не можете мне ничего запретить. Я делаю то, что хочу.

— Я запретил вам сопровождать меня, — отрезал он. — Я благодарен вам за все, что вы сделали. И ваше позволение использовать инструменты вашего отца показывает ваш добрый и благородный дух. Так докажите это и останьтесь дома.

— Вы маленькая шовинистическая свинья! — воскликнула я, чувствуя как ускоряется пульс и слабеют колени. Стараясь скрыть это, я скрестила руки на груди и оперлась бедром на стол. — Я могу помочь вам, и вы знаете это. Например, как вы собираетесь туда добраться, господин человек из прошлого? Пешком? По снегу? Расстояние не меньше пятнадцати километров.

Пирса же мое настроение абсолютно не испугало, что разозлило меня еще больше. Он спокойно пожал плечами и наклонился к коробке.

— Я все еще могу взять это? — спросил он, приподняв брови.

— Я сказала, что можете, — резко ответила я. — И я тоже пойду.

— Благодарю вас, — сказал он, убирая амулеты в карман. — Я постараюсь сделать все возможное, чтобы вернуть вам инструменты вашего отца, но это маловероятно.

Он отвернулся от меня, направившись к выходу.

— Вы не можете просто взять и выйти отсюда, — сказала я, направляясь за ним. Ноги дрожали от усталости. Черт побери, как я ненавидела это. — Вы не знаете, куда идти.

— Я знаю, где он был раньше. Маловероятно, что он переместился.

Мы вышли в прихожую, и я почти налетела на него, когда он резко остановился у двери, глядя на ручку.

— Вы собираетесь идти? — недоверчиво спросила я.

Он открыл дверь и глубоко вдохнул сухой холодный воздух.

— Да, таковы мои намерения.

Холод добрался до меня, и я скрестила руки на груди, стараясь сохранить тепло.

— Это совсем другой мир, Пирс. Все изменилось, и вы не сможете в одиночку справиться.

Возникла пауза.

— Я найду его, — сказал он, выходя на заснеженное крыльцо. — Я должен. Моя душа и девочка зависят от этого.

— Вы не найдете их до восхода солнца, — бросила я ему в след. Боже, ну что не так с этими гордыми мужчинами?

— Тогда мне следует поспешить.

«Тогда мне следует поспешить», — повторила я мысленно и шагнула на крыльцо.

— Пирс, — позвала я, он обернулся.

В его глазах была такая теплота, что все слова выветрились из моей головы. Я уставилась на него, ошеломленная этим теплом, направленным на меня. Его не удивлял мой характер. Он не беспокоился об этом. Он уважал его, даже когда говорил «нет».

— Благодарю вас, мисс Рэйчел, — сказал он, и я шагнула назад, переведя на мгновение взгляд на дверь, когда подперла ее пяткой. — Я не могу больше подвергать вас опасности.

Он наклонялся ко мне, и я замерла. Мое сердце забилось сильнее. Руки коснулись его груди, но я не оттолкнула его.

— Вы огненная и храбрая, — прошептал он мне на ухо, и я вздрогнула. — Как сказочная кобыла, знающая свои мечты и не отступающая от них. Я не буду утонченным. Я хотел бы ухаживать за вами, проживать каждый час, зарабатывая ваше доверие и внимание. Но я жив только в эту ночь, и мои слова должны быть смелыми, несмотря на риск обидеть вас и получить пощечину.

— Вы не обидели меня, — прошептала я, поглаживая ладонями его грудь. Я вся дрожала внутри в ожидании. — Я бы все отдала за ваш поцелуй, — почти беззвучно прошептала я.

— Я хочу сказать, — продолжила я, когда его глаза в шоке расширились. — Я и раньше целовала парней. Это вроде рукопожатия в наши дни, — я лгала, просто мне хотелось узнать вкус его губ. — А если вы уходите, то это почти обязательно.

Он колебался, и мои плечи упали, когда его руки начали ускользать.

— Ах, дьявол все забери! — вдруг воскликнул он и подался вперед. Прежде чем я поняла, что он делает — одной рукой он обнял меня, а другой оперся о дверной косяк возле моей головы. Я не успела перевести дыхание от неожиданности, и тут его губы нашли мои. Слабый стон вырвался из меня, и я широко распахнула глаза. Я стояла на крыльце, окутанная холодом и электрическим светом, и была слишком потрясена, чтобы делать что-нибудь еще. Его губы были прохладны, но они согрелись о мои, и борода была очень мягкой. Рука, прижимавшая меня к нему, была и защищающей и агрессивной в тоже время. Теплые волны проходили сквозь меня, вызывая покалывания где-то глубоко внутри.

— Пирс! — пробормотала я, доведенная почти до безумия внезапной страстью. Но когда он чуть отодвинулся, я притянула его к себе, обхватив за талию. Черт, я и раньше целовалась, но это были неопытные слюнявые поцелуи с путешествующими по телу руками и влажным языком. А этот был… изысканным, он затронул во мне ту струну, о которой я и не подозревала. Он почувствовал мое нарастающее пламя страсти, и с тихим стоном желания и сожаления прервал поцелуй. Наши губы разомкнулись, и я уставилась на него, потрясённая до глубины души. Проклятье, хорошо же он целуется.

— Вы самая замечательная женщина, — прошептал он. — Я благодарю вас за тот шанс, который вы мне подарили для искупления моих грехов.

Искупление грехов. Мда. Я стояла, как идиотка, пока он быстрым шагом спускался с лестницы. Не колеблясь ни секунды, он повернул налево и побежал.

Проклятье.

Я сглотнула, пытаясь прийти в себя. Обхватив себя руками, я посмотрела по сторонам на заснеженную улицу, не заметив никого, кто бы наблюдал за нами. Никого не было, но я вообразила, как кто-то смотрит на мой поцелуй с Пирсом на крыльце… мда.

— Проклятье, — прошептала я, потом сделала глубокий вдох, почувствовав, как холодный воздух вытесняет жар. Он, конечно, знал, что делает. Мало того, он оставил меня дома, а я и не злилась. Должно быть, какие-то чары.

Чары. Да, с чарами у него проблем не было.

С ускоренным пульсом я зашла домой. Выключив кофеварку, я быстро набросала записку для мамы, сообщив ей, что Робби в ОВ, а я убежала с тем, кого встретила на Площади, кто знал о местонахождении Сары. У меня есть машина, и я решила ему помочь. Я вернусь после восхода солнца. Посмотрела на записку, потом добавила «ЛЮБЛЮ ТЕБЯ — РЭЙЧЕЛ».

Я вздрогнула, когда протянула руку в пальто. Я решила помочь призраку спасти пропавшего без вести ребенка от вампиров. Боже! Неживого вампа, причем.

— Это то, чем ты хочешь заниматься всю жизнь, — буркнула я, дрожащими пальцами схватив брелок с ключами. — Если ты не сможешь сделать этого сейчас, можешь сразу отправляться на побережье с братом.

Ни за что. Я чувствовала жизнь, сердце колотилось, эмоции накалились. В таком возбужденном состоянии я добралась до гаража. Чуть подпрыгнув, я потянула дверь наверх со вполне приличной скоростью. Обычно я ждала маму, чтобы сделать это. Когда я шагнула внутрь, мои пальцы погладили плавные линии видавшего вида Фольксвагена, который я купила на оставшиеся от «Бэтмена» деньги. Обычно он заводился. Я села, чувствуя насколько жесткими стали виниловые чехлы от мороза. Теперь, когда снегопад прекратился, температура медленно понижалась, и я дрожала от холода.

— Пожалуйста, заводись! — попросила я, и погладила рулевое колесо, когда машина завелась. — Скажи мне, что я могу ехать, — прошептала я, оглядываясь назад, когда машина вдруг издала «бип-бип». Окей, реальных водительских прав у меня не было, но кто мне их выдаст на солнцестояние? Скрудж?

Медленно проезжая по улице с включенными фарами, я осматривала местность. Я нашла его в двух кварталах от дома. Он по-прежнему бежал, но уже медленно, по нерасчищенным дорожкам — видимо, соседи расслабились в честь праздника. Я опустила стекло и остановилась перед ним. Пирс взглянул на меня, затем остановился, не зная, что сказать. Я усмехнулась.

— Извините за бесполезность вашей прощальной речи. Мне очень понравилось. Не хотите прокатиться?

— Вы можете ездить? — спросил он, разглядывая странную форму автомобиля.

— Конечно, могу.

Было холодно, и я включила печку. Почти теплый воздух развевал мои волосы, и я заметила его взгляд, направленный на играющие пряди, поймав себя на мысли, а что будет, если эти пряди обовьются вокруг его пальцев. Он стоял в морозной ночи, выглядя очаровательно в своей нерешительности.

— Так сложно бежать и не пытаться вдохнуть, — наконец, произнес он. — Вы знаете дорогу к восточным холмам?

Я кивнула и улыбнулась шире. Понурив голову, он обошел машину спереди, направляясь к двери, и яркий свет фар осветил его поджатые губы. Пряча улыбку, я наблюдала, как он возился с дверью и, наконец, устраивается на сидении. Машина тронулась.

— Вы останетесь в карете, когда мы туда доберемся, — проворчал он, стряхивая снег с ботинок, и я только хмыкнула.

Ага. Конечно.

Глава 7

Где-то в холодной дали звучало пение Рождественских колядовщиков. Звук хлопнувшей автомобильной двери отозвался эхом от снежных гор, и я медленно втянула бодрящий ночной воздух. Здесь звезды выглядели ярче. И сухой горный воздух был гораздо холоднее. Слабый ветерок, казалось, продувал до костей. Было около четырех утра. Только внутриземельцы и сумасшедшие разгуливали по улицам в это время, самое чудесное время ночи на мой взгляд.

Пирс захлопнул свою дверь через минуту, и я послала ему улыбку над автомобилем. Он не улыбнулся в ответ, а только нахмурил брови. Пока он обходил машину, я прислонилась к холодному металлу и посмотрела на дом через дорогу.

Мы находились в одной из лучших частей города, на холмах, где когда-то жили только состоятельные граждане. Дом выглядел именно так, как описывал его Пирс. И это был монстр среди домов, он явно перестраивался и обновлялся в течение времени, с множеством ярусов, башенок и уложенными вокруг крыльца гладкими речными камнями — старинные монеты, большие деревья и фантастический вид на Цинциннати. Рождественские украшения были повсюду, сверкающие в хаотическом порядке.

Скрип шагов Пирса по замороженной слякоти отвлек меня от размышлений и, оттолкнувшись от машины, я пошла к широкому крыльцу.

— Я прошу вас уйти в карету и ждать там, — сказал он рядом со мной. Я смотрела прямо перед собой, пока мы переходили улицу.

— Это называется автомобиль, и ты можешь просить о чем угодно, но я не уйду.

Мы дошли до снежных сугробов на тротуаре, и Пирс схватил меня за запястье. Я резко дернулась, пораженная его силой.

— Простите меня, мисс Рэйчел, — сказал он, сжав губы в тонкую ниточку. — Вы полны отваги, но я просто не смогу жить, если вы пострадаете из-за меня.

Мой собственный гнев начал пробуждаться.

— Ага, хорошо, что ты не живой.

Покачивая головой, он потащил меня обратно к машине.

— Я прошу прощения за использование силы против вас.

Засунуть меня в мой собственный автомобиль против моей воли? Ага, конечно.

— Отпусти! — с угрозой сказала я, когда он сдвинул меня на шаг. — Правда, Пирс, отпусти. Или я сделаю тебе больно.

Но он не послушал.

Радуясь, что на мне нет перчаток, я дернулась, заставив Пирса остановится; заломив ему руку, я крутанула его вокруг себя и бросила в сугроб. Отплевываясь от снега, он удивленно уставился на меня.

— Блага земли, как вы это сделали? — пробормотал он, широко раскрыв глаза. Я стояла над ним, уперев руки в бока, полностью удовлетворенная.

— Еще раз попытаешься запереть меня в машине, и я покажу тебе, как.

Пирс стал подниматься, и я протянула руку, чтобы помочь ему. Что-то бормоча себе под нос, он резкими движениям отряхивал пальто от снега.

— Я иду туда, — сказала я, кивая на дом.

— Мисс Рэйчел, — начал он, и я шагнула к нему, глазами прожигая его лицо.

— Это то, чему я хочу посвятить свою жизнь, — проговорила я. — У меня есть амулет круга. Я не беспомощна. И ты не можешь остановить меня.

Переступая с ноги на ноги, он выглядел раздраженным.

— Рэйчел, я обучен для этого.

— А еще ты мертв, — я шагнула назад.

— Это самый сильный аргумент. Все может оказаться очень опасным для вас. — Я скривилась, и он взял меня за обе руки, искренне добавив, — я знаю, что вы хотите помочь. Вы храбрая, мужественная женщина, но вы не должны пострадать. Этому вампиру несколько сотен лет, а вам только восемнадцать. Разве вы не считайте это логичным?

— Логичным? — переспросила я, наслаждаясь ощущением его пальцев в моих ладонях. Но затем отняла руки, не желая, чтобы он догадался о моих чувствах. — Да, давай взглянем на это с логической точки зрения. Обучен ты или нет, но у тебя нет ничего кроме нескольких безделушек, и ты не сможешь активировать их без подключения к линии. У тебя нет шансов спасти девочку без меня, и ты знаешь это.

Он колебался, и я встретила его взгляд.

— Скажи мне, что я не нужна тебе, — указывая пальцем на себя, проговорила я. — Скажи, что тебе не нужен проводник энергии линий. Скажи мне.

Пирс смотрел под ноги, затем поднял глаза на меня.

— Я не могу, — произнес он.

— Тогда я пойду с тобой.

Снова я направилась к двери. Пирс шел на шаг позади, медленно и тяжело.

— Теперь я должен следить за вами тоже, — слышала я его бормотание, но мне было все равно. Я иду. Я замедлилась, скользнув своей ладонью в его. Он вздрогнул, и я подключилась к линии. Энергия текла в меня спокойно, волосы начали плавать вокруг шапочки, я чуть сдавила пальцы.

— Все будет в порядке, — уверенно сказала я, и дрожь прошла сквозь меня, когда он зачерпнул немного энергии в себя. Мы были почти у самого крыльца с искусственной елкой, когда я поняла, что он намеревается штурмом взять дверь.

— Эй, разве мы не должны идти к задней двери или еще что-нибудь? — спросила я, и он улыбнулся.

— Вы слишком много слушали приключенческих сказок. Они не ожидают нас у парадной двери.

— Тем не менее… — начала я, когда он бодро постучал в дверь.

— Парадная дверь, — сказал он, искоса глядя на меня и поправляя пальто. — Они несомненно слышали, как мы прибыли, и будет глупо если нас обнаружат скрывающимися среди мусорных баков.

Я подскочила на звук отворачиваемой ручки. Адреналин захлестнул меня, пульс ускорился. Я стояла рядом с Пирсом, широко раскрыв глаза, наблюдая, как открывается дверь, чтобы показать Сару, одиноко стоящую в красивом элегантном старом кружевном платье. Лицо было бледным, но ее еще не кусали. И не связали. Пирс ее увидел и улыбнулся.

— Иногда это так просто.

Сара открыла рот.

— Это ловушка! — закричала она, по-прежнему стоя на пороге. — Спасите меня!

Сердце бешено колотилось. Я отшатнулась назад, когда двое мужчин в черном появились возле двери. Один затащил Сару внутрь. Другой скользнул в распахнутую дверь, и прежде чем я смогла закричать, швырнул нас в дом. Теперь я кричала. Громко. Пролетев через всю комнату, на всей скорости врезавшись в стенку и свалившись кучей на пол.

— Ой! — подняв голову, я нашла Пирса, завалившегося на лестнице, ведущей на верхние этажи. Я поднялась на ноги, согнув спину. Сара исчезла, но я слышала ее плач. Рыдания стали слабее, но не пропали совсем. Дверь захлопнулась. Пирс встал и откинул черные волосы с лица. Губы сжаты, он диким взглядом смотрел на вампа. Вампир улыбался, блистая своими длинными клыками. Я пошатнулась у стены, и он сосредоточил свое внимание на мне.

— Не прикасайся ко мне, — проговорила я, пытаясь скрыть свой страх и побороть его гипнотизирующий взгляд.

Пирс провел пальцами по губам, и глаза его ошеломленно расширились, когда он заметил на своих руках кровь.

— Сообщите вашему мастеру о моем прибытии, — сказал он, и слова звучали почти смешно в таком официальном тоне. — У нас есть давний джентельменский вопрос, стоящий между нами.

— Где девочка? — выпалила я, думая, что я слышу ее где-то под ногами.

Вампир между нами и дверью улыбнулся, и у меня мурашки побежали по коже.

— Я бы больше беспокоился о своей собственной шее, маленькая ведьмочка, — ответил он мне, не спуская глаз с Пирса, считая его большей угрозой.

— Кристофер! — прокричал Пирс, и я почувствовала головокружение. — Выходи из своей дыры, ты отвратительный выродок дьявола. У нас есть нерешенный вопрос о преждевременном погребении.

Вампир шагнул вперед. Я прижалась к стене, наблюдая, как он почти незаметно для глаз появился рядом с Пирсом и ударил его.

— Пирс! — закричала я, когда маленький человек упал на ступеньки. — Оставьте его в покое! — орала я на вампира. Стоя у подножия лестницы, вамп улыбнулся.

— У тебя есть мама, девочка? Будет ли она оплакивать тебя?

Страх пронзил все тело, выталкивая усталость и головокружение. Я стояла, чувствуя, как жизнь бурлит во мне. Слишком плохо все могло закончиться. А ведь все хорошее началось совсем недавно.

— Не трогай ее, возьми меня, — сказал Пирс, придя в сознание. Вампир шагнул ко мне, и Пирс вытащил амулет из кармана. У меня была секунда на подготовку, прежде чем он вытащил штырек. Всю комнату тряхнуло от звукового удара. Двери и окна разлетелись в щепки, люстра дико закачалась.

Дрожа и чувствуя, как пульсирует в ушах, я осела на пол и ползком добралась до угла, где лестница и стена соединялись. Кто-то тронул меня за плечо. Паника придала мне сил. Широко раскрыв глаза, я приготовилась к обороне, но тут через меня потекли мягкие волны лей-линейной энергии. Пирс.

Я облегченно выдохнула, обнаружив его поблизости и невредимого. Он присел рядом со мной, сжимая в ладони другой амулет.

— Сожмите зубы и закройте глаза, — сказал он. — Простите меня, если будет слишком сильно.

Я кивнула. Сгорбившись, я попыталась лечь на пол. Дыхание перехватило, и будто ледяная сталь пролилась сквозь все мое тело, оставив послевкусие железа во рту. Пирс лежал на мне, защищая своим телом. Второй звуковой удар прозвучал над нами, и облако пыли и сломанного дерева окутало нас. Кашляя, я смотрела, как Пирс поднялся и протянул мне руку, помогая встать. Вампир, вылетевший через разбитую дверь, лежал в снегу без чувств. Но еще более поразительной была четырехфутовая дыра в полу между нами. Пирс заглянул мне в глаза, мягким заботливым взглядом.

— Вы в порядке? Я не причинил вам боли?

Я отрицательно покачала головой.

— Тут дыра в полу.

Пирс подвел меня к провалу.

— Я поймаю вас.

Я задержала дыхание, когда он небрежно шагнул к краю и упал вниз. С улицы раздался тихий стон, и вампир пошевелился. Быстро сев на край, я спустила ноги в дыру.

— Я спускаюсь! — предупредила я и прыгнула.

Я подавила крик, но он перешел в визг, когда Пирс поймал меня и мы свалились на пол в клубке рук и ног. Мы оказались в нижней гостиной с мягким ковром и дорогими картинами на стенах. В углу был установлен пункт наблюдения с телевизорами и пультами. В комнате было две двери, одна рядом с нами, другая в противоположном конце.

— Вы тяжелее, чем выглядите, — пропыхтел Пирс, пока я пыталась встать с него.

— Ага, а ты паршивый ловец.

Я взглянула на дырку в потолке, затем на телевизоры. Их было два, и на одном экране я увидела черно-белое изображение моего маленького автомобиля, выглядевшего смешным на фоне фешенебельных особняков. На втором экране был задний двор, засыпанный стеклом и деревянными ошметками от магии Пирса. И я порадовалась, что мы подошли именно к парадному входу.

Испуганное хныканье привлекло мое внимание. Вместе с Пирсом я посмотрела в дальний темный угол. Там была Сара, зажатая в хватке небольшого человека, одетого с изощренной вычурностью. Его рука, укутанная в шелк, оборачивала ее голову, прикрывая рот. Слезы катились по ее щекам, и она была безумно напугана.

— Гордиан Пирс, — протянул вампир мягким, почти женским голосом, — ты должен быть мертв.

Я шагнула поближе к Пирсу, но затем, понимая, что это выдало мой испуг, снова отступила на шаг назад. Наши ладони все еще были сцеплены. Я сказала себе, что так он мог черпать энергию, но на самом деле мне было также страшно, как и Саре.

— Ты совсем не изменился, — проговорил Пирс и его акцент стал сильнее. — Все тот же вонючий мальчик Нэнси, жалеющий маленьких девочек, как я вижу.

Сара издала душераздирающий звук, и вампир, Кристофер, замер. Его пальцы, сжимающие ее рот, побелели.

— Я видел тебя в земле, — сказал он с горечью, — ты не должен быть здесь.

Пирс в гневе сжал кулаки.

— Твоей первой ошибкой было закопать меня живым, — сказал он. — Это дало мне жизнь вне времени, и я вернулся. Ради твоего уничтожения я готов подождать с небесами.

Подняв подбородок, Кристофер изогнул губы в рычании. Я знала, что ему несколько сотен лет, но выглядел он на тридцать. Отличная ведьмовская магия.

— Хорошо, — прорычал он, толкнув девочку на диван, на который она рухнула с рыданием. — Я с удовольствием послушаю твои крики снова.

Я вздрогнула от внезапного внутреннего холода. Рука Пирса в моей была влажная от пота. Моего, скорее всего.

— Ты грязный ублюдок, — проговорил Пирс с яростной дрожью в голосе. — Я не уйду без девочки.

Интуиция и движение тени переключили мое внимание на дыру в потолке.

— Берегись! — закричала я, дергая Пирса назад, когда два вампира спрыгнули из гостиной.

Свободной рукой Пирс начал вырисовывать жесты за спиной, и мой пульс ускорился. Скалясь в улыбке, они приближались к нам.

— Нет! — крикнул хозяин, и они остановились. — Пусть они пока живут.

Он кивнул тому, кто ранее привел Сару сюда.

— Ты иди наружу, следи за улицей.

Затем обратился к другому.

— Ты иди на лестницу. Я не хочу, чтобы меня беспокоили.

Он перевел взгляд на Пирса и меня, и я вроде как услышала, как человек рядом со мной бормотал проклятия.

— Мне нравятся нарушители моего спокойствия, — сказал вампир. — Ты снова умрешь Пирс. И ты привел ко мне еще один восхитительный подарок. Благодарю.

Он коротко кивнул двум вампам, и они ушли, один через дверь позади, другой запрыгнул в дыру наверх. Сара все еще плакала, и замки на дверях закрылись со зловещими щелчками. Великолепно. Я думаю, вот-вот случится что-то кошмарное.

— Верьте мне, — прошептал Пирс, сдавливая мою руку. Я бросила быстрый взгляд на него, затем обратно на вампира.

— Что?

Пирс подвинулся, встав передо мной.

— Он хочет меня убить, но я уже мертв. Доверьтесь мне. Как только он подумает, что я умер, я нападу на него. Заберу девочку. Пожалуйста.

Я не хотела отпускать его. Я бы не отпустила.

Сердце бешено колотилось. Я отшатнулась назад, когда двое мужчин в черном появились возле двери. Один затащил Сару внутрь. Другой скользнул в распахнутую дверь, и прежде чем я смогла закричать, швырнул нас в дом. Теперь я кричала. Громко. Пролетев через всю комнату, на всей скорости врезавшись в стенку и свалившись кучей на пол.

— Ой! — подняв голову, я нашла Пирса, завалившегося на лестнице, ведущей на верхние этажи. Я поднялась на ноги, согнув спину. Сара исчезла, но я слышала ее плач. Рыдания стали слабее, но не пропали совсем. Дверь захлопнулась. Пирс встал и откинул черные волосы с лица. Губы сжаты, он диким взглядом смотрел на вампа. Вампир улыбался, блистая своими длинными клыками. Я пошатнулась у стены, и он сосредоточил свое внимание на мне.

— Не прикасайся ко мне, — проговорила я, пытаясь скрыть свой страх и побороть его гипнотизирующий взгляд.

Пирс провел пальцами по губам, и глаза его ошеломленно расширились, когда он заметил на своих руках кровь.

— Сообщите вашему мастеру о моем прибытии, — сказал он, и слова звучали почти смешно в таком официальном тоне. — У нас есть давний джентельменский вопрос, стоящий между нами.

— Где девочка? — выпалила я, думая, что я слышу ее где-то под ногами.

Вампир между нами и дверью улыбнулся, и у меня мурашки побежали по коже.

— Я бы больше беспокоился о своей собственной шее, маленькая ведьмочка, — ответил он мне, не спуская глаз с Пирса, считая его большей угрозой.

— Кристофер! — прокричал Пирс, и я почувствовала головокружение. — Выходи из своей дыры, ты отвратительный выродок дьявола. У нас есть нерешенный вопрос о преждевременном погребении.

Вампир шагнул вперед. Я прижалась к стене, наблюдая, как он почти незаметно для глаз появился рядом с Пирсом и ударил его.

— Пирс! — закричала я, когда маленький человек упал на ступеньки. — Оставьте его в покое! — орала я на вампира. Стоя у подножия лестницы, вамп улыбнулся.

— У тебя есть мама, девочка? Будет ли она оплакивать тебя?

Страх пронзил все тело, выталкивая усталость и головокружение. Я стояла, чувствуя, как жизнь бурлит во мне. Слишком плохо все могло закончиться. А ведь все хорошее началось совсем недавно.

— Не трогай ее, возьми меня, — сказал Пирс, придя в сознание. Вампир шагнул ко мне, и Пирс вытащил амулет из кармана. У меня была секунда на подготовку, прежде чем он вытащил штырек. Всю комнату тряхнуло от звукового удара. Двери и окна разлетелись в щепки, люстра дико закачалась.

Дрожа и чувствуя, как пульсирует в ушах, я осела на пол и ползком добралась до угла, где лестница и стена соединялись. Кто-то тронул меня за плечо. Паника придала мне сил. Широко раскрыв глаза, я приготовилась к обороне, но тут через меня потекли мягкие волны лей-линейной энергии. Пирс.

Я облегченно выдохнула, обнаружив его поблизости и невредимого. Он присел рядом со мной, сжимая в ладони другой амулет.

— Сожмите зубы и закройте глаза, — сказал он. — Простите меня, если будет слишком сильно.

Я кивнула. Сгорбившись, я попыталась лечь на пол. Дыхание перехватило, и будто ледяная сталь пролилась сквозь все мое тело, оставив послевкусие железа во рту. Пирс лежал на мне, защищая своим телом. Второй звуковой удар прозвучал над нами, и облако пыли и сломанного дерева окутало нас. Кашляя, я смотрела, как Пирс поднялся и протянул мне руку, помогая встать. Вампир, вылетевший через разбитую дверь, лежал в снегу без чувств. Но еще более поразительной была четырехфутовая дыра в полу между нами. Пирс заглянул мне в глаза, мягким заботливым взглядом.

— Вы в порядке? Я не причинил вам боли?

Я отрицательно покачала головой.

— Тут дыра в полу.

Пирс подвел меня к провалу.

— Я поймаю вас.

Я задержала дыхание, когда он небрежно шагнул к краю и упал вниз. С улицы раздался тихий стон, и вампир пошевелился. Быстро сев на край, я спустила ноги в дыру.

— Я спускаюсь! — предупредила я и прыгнула.

Я подавила крик, но он перешел в визг, когда Пирс поймал меня и мы свалились на пол в клубке рук и ног. Мы оказались в нижней гостиной с мягким ковром и дорогими картинами на стенах. В углу был установлен пункт наблюдения с телевизорами и пультами. В комнате было две двери, одна рядом с нами, другая в противоположном конце.

— Вы тяжелее, чем выглядите, — пропыхтел Пирс, пока я пыталась встать с него.

— Ага, а ты паршивый ловец.

Я взглянула на дырку в потолке, затем на телевизоры. Их было два, и на одном экране я увидела черно-белое изображение моего маленького автомобиля, выглядевшего смешным на фоне фешенебельных особняков. На втором экране был задний двор, засыпанный стеклом и деревянными ошметками от магии Пирса. И я порадовалась, что мы подошли именно к парадному входу.

Испуганное хныканье привлекло мое внимание. Вместе с Пирсом я посмотрела в дальний темный угол. Там была Сара, зажатая в хватке небольшого человека, одетого с изощренной вычурностью. Его рука, укутанная в шелк, оборачивала ее голову, прикрывая рот. Слезы катились по ее щекам, и она была безумно напугана.

— Гордиан Пирс, — протянул вампир мягким, почти женским голосом, — ты должен быть мертв.

Я шагнула поближе к Пирсу, но затем, понимая, что это выдало мой испуг, снова отступила на шаг назад. Наши ладони все еще были сцеплены. Я сказала себе, что так он мог черпать энергию, но на самом деле мне было также страшно, как и Саре.

— Ты совсем не изменился, — проговорил Пирс и его акцент стал сильнее. — Все тот же вонючий мальчик Нэнси, жалеющий маленьких девочек, как я вижу.

Сара издала душераздирающий звук, и вампир, Кристофер, замер. Его пальцы, сжимающие ее рот, побелели.

— Я видел тебя в земле, — сказал он с горечью, — ты не должен быть здесь.

Пирс в гневе сжал кулаки.

— Твоей первой ошибкой было закопать меня живым, — сказал он. — Это дало мне жизнь вне времени, и я вернулся. Ради твоего уничтожения я готов подождать с небесами.

Подняв подбородок, Кристофер изогнул губы в рычании. Я знала, что ему несколько сотен лет, но выглядел он на тридцать. Отличная ведьмовская магия.

— Хорошо, — прорычал он, толкнув девочку на диван, на который она рухнула с рыданием. — Я с удовольствием послушаю твои крики снова.

Я вздрогнула от внезапного внутреннего холода. Рука Пирса в моей была влажная от пота. Моего, скорее всего.

— Ты грязный ублюдок, — проговорил Пирс с яростной дрожью в голосе. — Я не уйду без девочки.

Интуиция и движение тени переключили мое внимание на дыру в потолке.

— Берегись! — закричала я, дергая Пирса назад, когда два вампира спрыгнули из гостиной.

Свободной рукой Пирс начал вырисовывать жесты за спиной, и мой пульс ускорился. Скалясь в улыбке, они приближались к нам.

— Нет! — крикнул хозяин, и они остановились. — Пусть они пока живут.

Он кивнул тому, кто ранее привел Сару сюда.

— Ты иди наружу, следи за улицей.

Затем обратился к другому.

— Ты иди на лестницу. Я не хочу, чтобы меня беспокоили.

Он перевел взгляд на Пирса и меня, и я вроде как услышала, как человек рядом со мной бормотал проклятия.

— Мне нравятся нарушители моего спокойствия, — сказал вампир. — Ты снова умрешь Пирс. И ты привел ко мне еще один восхитительный подарок. Благодарю.

Он коротко кивнул двум вампам, и они ушли, один через дверь позади, другой запрыгнул в дыру наверх. Сара все еще плакала, и замки на дверях закрылись со зловещими щелчками. Великолепно. Я думаю, вот-вот случится что-то кошмарное.

— Верьте мне, — прошептал Пирс, сдавливая мою руку. Я бросила быстрый взгляд на него, затем обратно на вампира.

— Что?

Пирс подвинулся, встав передо мной.

— Он хочет меня убить, но я уже мертв. Доверьтесь мне. Как только он подумает, что я умер, я нападу на него. Заберу девочку. Пожалуйста.

Я не хотела отпускать его. Я бы не отпустила.

Глава 8

Когда вам десять, вы считаете, что ваши родители знают все. В шестнадцать лет вы уверены, что они не знают ничего вообще. Если в тридцать лет вы не убедились, что они на самом деле все знают, то вам все еще шестнадцать. Наблюдая за тем, как мама сотрудничает с ОВ, я была впечатлена — она действительно знала все об этом долбанном мире.

Улыбаясь, я еще плотнее укуталась в шерстяное одеяло и подвинула складной стул поближе к небольшому костру, который Робби развел во дворе. Мама была рядом, сидела между мной и Робби, и мы в ожидании рассвета жарили над огнем зефир. Наблюдая за светлеющим небом, я изучала свое состояние. Я уже не спала нормально черт знает сколько, у меня дрожали руки и дыхание было замедленным. Я ужасно устала. Я ожидала, что очнусь где-нибудь в больнице или в машине скорой помощи, поэтому удивилась, когда пришла в себя на заднем сидении маминого Бьюика, по-прежнему на месте преступления. Завернувшись в овэшное одеяло, я выползла, чтобы найти Пирса в толчее журналистов и сотрудников ОВ. Но его не было.

Мы с Робби стояли в тени и с благоговением наблюдали за мамой, которая настолько хорошо разбиралась во всей этой системе, о которой я даже не подозревала. За счет своих смертельно серьезных угроз, замаскированных под легкомысленную суету, она не только добилась снятия с меня обвинений в умышленном уничтожении частной собственности, но также и остальные обвинения — выбитая дверь в ОВ и побег от стражи с неизвестным человеком — были с меня сняты. Сотрудники ОВ были более чем рады предоставить маме все, что она требует, если она будет говорить потише, пока три фургона новостей активно вынюхивают информацию.

Очевидно, у вампира, которого я помогла поймать, была богатая история похищения людей, но за все эти годы он ни разу не попадался. Я ненавидела такую работу, но не думаю, что смогла бы отвертеться от этого в будущем. Поэтому пока моя мама, Робби, я и девочка молчали — ее родителям обещали много денег, чтобы провести реабилитацию для Сары или на поступление в университет, на ее выбор — вампиру предъявили обвинение всего лишь в похищении, а не в других более серьезных преступлениях, таких как растление малолетних.

Это не обеспокоило меня так, как я ожидала. Он отправится в тюрьму, и если вампирское правосудие такое же, как и у остальных видов, то, вероятно, однажды он проснется с деревянной ложкой, воткнутой в сердце. Вампирам также не нравятся педофилы, как и остальным парням.

Наш с Робби приезд в ОВ был причислен к анонимному звонку, тем самим овэшники оказались единственными героями. Все равно. Пусть даже все обвинения против меня сняты, они могут сохранить эту информацию где-нибудь у себя. Мама, кстати, запретила мне водить машину. Боже, мне же почти девятнадцать!

От Пирса не было никаких вестей. Никто не вспомнил, что видел его, кроме моей мамы. Я глубоко вздохнула, поежившись, когда розовый цвет разбавил туманную серость, приближая восход солнца.

— Рэйчел, — заметила мама, поправив одеяло на моих плечах, — это третий вздох за несколько минут. Я уверена, он еще вернется.

Я поморщилась от того, что она догадалась, где блуждали мои мысли, затем снова уставилась на розоватые облака. Я знала, что первые лучи солнца вернут Пирса обратно, но я надеялась получить возможность попрощаться с ним.

— Нет, — сказала я, подняв свой зефир над пламенем, — он не вернется. Но ничего, все в порядке.

Мама обняла меня одной рукой.

— Ну, он не был похож на такого, которому все равно. Кто он вообще? — спросила она, и я почувствовала признаки тревоги. — Я не хотела спрашивать перед ОВ, поскольку он умчался, не желая быть замеченным, — добавила она, раздраженно выхватив мою палочку с зефиром. — Я не виню его, — продолжила она, дуя на охваченное пламенем лакомство. — Они могли бы свалить на него все дело. Я не люблю вампиров. Всегда гадость пихают под чужой коврик или в чужую тарелку.

Осторожно сжимая пальцами горелый зефир, она улыбнулась; в глазах отражалось пламя костра, делая их немного дьявольскими. Как и всякая ведьма ее лет, мама выглядела не намного старше меня, но одевалась соответственно человеческому возрасту, чтобы походить на других мамаш в округе. Однако в утреннем свете было видно, как молода она на самом деле.

— Так он был кем-то из школы? — выспрашивала она, скрывая улыбку.

Я кивнула ей, разрешая съесть липкую массу, если она хочет, и когда она отвлеклась, я с беспокойством посмотрела на Робби. Он меня игнорировал.

— Просто парень, которого я встретила на площади, — произнесла я.

Мама обиженно нахмурилась.

— А вот это другое дело, мисс, — сказала она, но сильный толчок в спину получил от нее Робби. Положив руку ему на плечо, она напомнила, — вы говорили, что собираетесь на концерт.

Робби бросил на меня хмурый взгляд.

— Ой, мам, я сдал билеты, чтобы купить тебе подарок на солнцестояние.

Это была ложь, но она ее приняла, издав счастливый вздох и подарив ему сладко-зефирный поцелуй в щеку.

— Там мы и встретили Пирса, — добавила я, чтобы придать хоть немного правдивости нашей истории. — Если бы мы не помогли ему, никто не стал бы.

— Вы поступили правильно, — твердо сказала мама. — Если я поджарю еще один зефир, ты будешь его, дорогая?

Я отрицательно покачала головой, задаваясь вопросом, знала ли она точно, как именно мы познакомились. Возможно, потому что когда я зашла на кухню, коробка с папиными инструментами уже отправилась обратно на чердак.

Робби взял палку и поднял новый зефир над огнем. Ему нравились такие, светло-коричневые, почти не поджаренные.

— Теперь, я надеюсь, твое маленькое приключение вылечило тебя от желания вступить в ОВ? — спросил он, и я изумленно подняла голову. Ошеломленная, что он затронул эту тему при маме, я смотрела на него во все глаза.

— Нет.

Мама сидела на своем стульчике и ничего не говорила.

— Посмотри на себя, — Робби бросил осторожный взгляд на маму. — Ты потеряла сознание. Ты не сможешь выдержать это!

— Достаточно, Робби, — сказала мама, и я перевела на нее удивленный взгляд. Но Робби повернулся, чтобы смотреть прямо на нее.

— Мама, погляди на это здраво. Она не сможет этим заниматься, а ты своей поддержкой даешь ей ложную надежду.

Я смотрела на него, пытаясь встать. Видя мои попытки подняться, Робби неловко подвинулся.

— Рэйчел — чертовски способная ведьма, — сказал он, вдруг занервничав. — Она выполнила чары восьмисотого уровня из тайного раздела. Мама, ты знаешь, как это сложно? Я не мог сделать это! Если она поступит в ОВ, это будет пустая трата ее таланта. Кроме того, они все равно ее не примут, если она будет отключаться на каждом задании.

Это было заклинание из тайного раздела? Он не сказал мне об этом. Я молчала, но только потому, что проклятая усталость удерживала меня на стуле и не позволила наброситься на Робби с кулаками. Он рассказал. Он не должен был говорить. Молчание было негласным правилом нашей сделки, и он только что его нарушил.

— Ты показал ей тайное заклинание восьмисотого уровня? — резко спросила мама, и я побледнела, вспомнив про инструменты, взятые без ее ведома.

Робби отвернулся, а я порадовалась, что это не меня испепеляет мамин взгляд.

— Я могу оформить ее в университет, — сказал он, глядя в землю. — ОВ не примет ее, и поощрять ее желания будет жестоко.

«Жестоко?», — подумала я, злые слезы наворачивались на глаза. Жестоко затоптать все мои надежды в грязь. Жестоко — бросить мне вызов, и когда я приняла его, говорить, что я не справилась, потому что потеряла сознание в конце. Но он был прав. Действительно, то, что я упала в обморок, имело значение. Что еще хуже, в ОВ знали об этом. Мне теперь ни за что не пройти медкомиссию. Я слабая и хилая. Я шумно хлюпнула носом, и мама посмотрела на меня, прежде чем снова обратиться к моему брату.

— Робби, могу я поговорить с тобой?

— Мам…

— Сейчас, — непререкаемым тоном сказала она. — Войди в дом.

— Да, мэм, — недовольно пробурчал он. Опустив палку с зефиром в костер, он двинулся к дому.

Я вздрогнула, когда с силой захлопнулась дверь. Тяжело вздохнув, мама вытащила палку из огня и поднялась. Я не смотрела на нее, когда она передала мне зефир. Это конец, теперь я никогда не смогу делать то, что заставляет мою кровь бурлить, оставляя ощущение жизни во всем теле.

— Я вернусь, — сказала мама, сжав мое плечо. — Я бы сохранила подарки до восхода солнца, но хочу, чтобы ты открыла их сейчас, до начала дня.

Ее тонкие, но сильные руки вынули из кармана конверт и небольшой подарок, который она положила мне на колени.

— Счастливого солнцестояния, дорогая, — прошептала она, и единственная слезинка потекла по моей щеке, когда она последовала за Робби в дом. Я вытерла щеку, сердце было разбито. Все так несправедливо. Я сделала это. Я вызвала призрака, хотя и не папу. Я помогла сохранить девочке жизнь. Тогда почему я чувствую себя по уши в дерьме?

Установив зефир Робби над костром, я сняла перчатки, и холодными пальцами открыла конверт. С округлившимися глазами я вытащила из него мое заявление в ОВ, подписанное мамой. В шоке я сунула его обратно в конверт. Я получила разрешение, но на этом и все.

— А тут что? — печально обратилась я к коробочке, — набор наручников, которые я никогда не буду использовать? Размер как раз подходит.

Я посмотрела на розовые облака и затаила дыхание. Облачко пара из моего рта как никогда отображало мое настроение — туманное и мрачное. Отложив конверт в сторону, я открыла коробочку. Слезы потекли по щекам, когда я увидела, что было в нем. Завернутые в тонкую черную бумагу часы моего папы. Чувствуя себя самой несчастной в мире, я оглянулась на дом. Она знала, какие чары я сделала. Она знала все, иначе зачем бы еще она отдала мне часы? Тоскуя по папе еще отчаяннее, я сжала часы в ладонях и уставилась на огонь, почти раскачиваясь от боли в сердце. Возможно, все сложилось бы иначе, если бы он показался. Я была рада, что он покоится с миром, и чары не вызовут его, но черт возьми, казалось, будто в груди образовалась гигантская дыра.

Ощущение тепла прошло сквозь меня, и я испугалась, оглядываясь по сторонам и сглатывая слезы. Пара рук показалась на верху деревянного забора, и как только я вытерла лицо, маленький человек в длинном пальто перепрыгнул через него. Пирс.

— О, привет, — сказала я, вытирая лицо в надежде, что он не заметит моих слез. — Я думала, ты уже ушел.

Я вытерла руку об одеяло, сложив руки на коленях, сжимая в ладонях папины часы и свое страдание. Пирс смотрел на дом, когда подходил ко мне, оставляя на снегу отпечатки мужских ботинок.

— Посмотрев на вашу мать в доме того выродка, я решил проявить осторожность, — ответил он со слабой улыбкой.

— Она пугает тебя?

— Как змея лошадь, — заявил он, притворно вздрагивая.

Он еще раз взглянул на дом и сел на место Робби. Я ничего не сказала, отметив расстояние.

— Я не мог найти ваш дом, — сказал он, глядя в огонь, а не на меня. — Водитель общественных вагонов… ах… автобусов сжалился надо мной и показал мне «желтую книгу».

Я фыркнула, чувствуя себя намного лучше рядом с ним.

— «Желтые страницы».

Кивнув, он смотрел на все еще горевший зефир.

— Да, «Желтые страницы». Цветной человек был так добр, что отвез меня в ваш район.

Я в ужасе уставилась на него, но потом вспомнила, что он умер почти сто пятьдесят лет назад.

— Сейчас вежливо называть их черными. Или афро-американцами, — поправилась я, и он спросил:

— Они все свободны сейчас?

— Была большая война по этому поводу, — ответила я, и он кивнул, погрузившись в глубокие размышления. Я не знала, что сказать, и, наконец, Пирс повернулся ко мне.

— Почему вы так грустны, мисс Рэйчел? Нам все удалось. Моя душа отомщена, и девочка в безопасности. Я уверен, что с первыми лучами солнца я с миром вернусь обратно. — Его взгляд потускнел. — Будь то хорошо или плохо, — добавил он.

— Конечно, хорошо, — торопливо проговорила я, мои пальцы впились в часы, как будто я могла выкроить еще немного времени на счастье для него. — Я болею за тебя, и я знаю, что все будет хорошо. Обещаю.

— Вы выглядите обеспокоенной, — пробормотал он, скрывая улыбку.

— Я и в самом деле волнуюсь, — сказала я. — Просто то, что мы сделали, было моей целью, я хотела жить этим, а теперь… — мое горло сжалось, я не могла признать вслух то, что окончательно убивало мою надежду, — я не смогу выдержать это, — прошептала я.

Сражаясь со слезами, я смотрела в огонь, заставляя себя задерживать дыхание.

— Нет, вы сможете… — воскликнул Пирс, но я помотала головой, прерывая.

— Нет, не смогу. Я отключилась. Если бы тебя не было там, я бы потеряла сознание, и круг разорвался, все оказалось бы зря.

— Ох, Рэйчел… — Пирс пересел на стул мамы и обнял меня одной рукой. Вздохнув, я повернулась к нему, чтобы объятие было полным, и уткнулась в его пальто. Я вдыхала его аромат с примесью пыли, угля и крема для обуви. Такой живой, настоящий аромат.

— В вас столько храбрости, — прошептал он, и его дыхание согрело мои волосы. — Вот что самое важное. А все остальное несущественно. Сила не всегда на первом месте, мы все не всесильны. Но это не столь важно. Но вот ум, ум на первом месте. Вы поймали вампира хитростью, а не грубой силой. Сила еще придет к вам.

Все казалось таким простым. Я хотела верить ему. Я хотела верить ему до боли в груди.

— Придет ли? — спросила я, немного отстраняясь и вглядываясь в его глаза сквозь занавес слез. — Я тоже думала об этом, но я так чертовски слаба. Посмотри на меня, — сказала я насмешливо. — Закутанная, как ребенок, на подгибающихся коленках доползаю до телевизора. Глупо думать, что меня примут в ОВ. Наверно, мне следует поехать в Портленд, поступить в университет, чтобы стать отличной земной ведьмой, открыть магический магазин и… — слезы снова полились по щекам. — Проклятье! И продавать чары для колдунов, — закончила я, пиная ком снега в огонь.

Пирс покачал головой.

— Это самая дурацкая идея, которую я когда-либо слышал. А я видел и слышал множество дураков за свою жизнь. Если бы я мог говорить с мертвыми, я бы спросил вашего отца, и я знаю, что он сказал бы.

Он замолчал и казался расстроенным. Я наблюдала за тающим снегом, подтапливающим огонь, внутри которого показалась ветка.

— Ты не можешь знать, — хмуро заявила я. — Ты никогда не встречался с ним.

Тем не менее он улыбался, в его синих глазах плясали огоньки от костра.

— А мне и не нужно. Я думаю, что человек, вырастивший молодую особу с таким огнем внутри, даст только один ответ. Следуйте за своими страстями, слушайте свое сердце.

Я поджала губы.

— Я слишком слабая, — сказала я, как будто это было самым главным, — ничего не изменится. Ничего.

Я не хотела больше говорить на эту тему. Пальцы замерзли, и я положила часы на колени, чтобы натянуть перчатки.

— Эй! — воскликнул Пирс, глядя на часы. — Это мое!

Открыв рот, я посмотрела на Пирса, но тут я все поняла.

— Неудивительно, что чары не сработали. Это были твои часы? — я запнулась. — Прежде, чем они стали папиными? Может быть, я могу попробовать еще раз вызвать его.

Но он покачал головой, явно желая прикоснуться к часам.

— Нет, — сказал он. — Вы его дочь, и ваша кровь гораздо сильнее разжигает чары, чем кусок металла или воображение. Если бы он был в состоянии отозваться, он появился бы.

С горящим взглядом, облизнув губы, он попросил:

— Можно мне?

Я молча протянула часы. Улыбка Пирса была так прекрасна, что было почти больно видеть ее.

— Они мои, — прошептал он. Затем быстро поправился. — Простите меня. Я имел в виду, что когда-то они принадлежали мне. Наверно, их продали, чтобы оплатить стоимость камней, которыми облицевали мою могилу, чтобы я не восстал и не отомстил за свою смерть. Видите? — сказал он, указывая на вмятину. — Она появилась, когда меня сбросила больно норовистая кляча.

Я наклонилась посмотреть, немного отвлекаясь от своих несчастий.

— Интересно, портрет моей возлюбленной все еще здесь? — произнес он, осматривая часы. Мои брови взлетели вверх, когда Пирс коротким ногтем провел по крошечной царапине и прошептал какие-то слова на латинском. Задняя крышка отошла, и оттуда вывалился на землю сложенный лист бумаги.

— Это не то, — протянул он со вздохом, и я подняла лист, передавая ему.

— Что это такое? — спросила я, и он, пожав плечами, протянул мне папины часы и стал разворачивать не совсем белый клочок бумаги. И тогда мое сердце, казалось, остановилось, когда аромат папы донесся до моего носа, вызвав шквал воспоминаний во всем теле. Пирс не заметил выражения моего лица и уставился на листок.

— Мой маленький светлячок, — прочитал он, и слезы хлынули из моих глаз, когда я узнала автора этих строк. — Я пишу это письмо вечером сегодняшнего осеннего дня, и ты уже спишь. Ты все еще ребенок, но сегодня я увидел женщину, которой ты станешь… — Пирс остановился, и он перевел взгляд на меня. — Это для вас, — сказал он, помедлив. Он выглядел грустным, разделяя со мной мою тоску.

— Прочитай его мне, — прошептала я сквозь рыдание, — пожалуйста.

Пирс неловко сдвинулся, потом начал снова.

— Сегодня я увидел женщину, которой ты станешь, и ты так красива. Мое сердце разрывается от того, что я, скорее всего, не увижу, как ты взрослеешь и как ты войдешь в полную силу; но я горжусь твоим мужеством и трепещу от тех высот, которых ты достигнешь, когда твои силы возрастут, соответствуя твоему неугасаемому духу. — Я задержала дыхание, пытаясь остановить слезы, но они не слушались. — Не бойся доверять своим способностям, — продолжал Пирс мягким голосом, — ты намного сильнее, чем ты думаешь. Никогда не забывай, как жить жизнью полной и храброй, и никогда не забывай, что я люблю тебя.

Пирс оторвал взгляд от письма и положил его мне на колени.

— И подпись — папа, — я фыркнула, и Пирс, улыбаясь, наблюдал, как я вытираю глаза.

— Спасибо.

— Маленький светлячок? — спросил он, стараясь отвлечь меня от душевной боли.

— Наверно, из-за волос, я так думаю, — ответила я, поднимая бумагу к лицу и глубоко втягивая слабый аромат, пока его не разбавил запах дыма и снежного утра.

— Спасибо, Пирс, — сказала я, мягко сжимая его ладонь. — Я никогда не нашла бы тайник, если бы не ты.

Молодой человек улыбнулся, нежно убирая пряди волос с моих глаз.

— Я сделал это не намеренно.

Может быть, думала я, улыбаясь и поглядывая на Пирса. Чары сработали в конце концов — против всех правил природы и магии именно любовь принесла мне весточку с того света. Мой папа гордился бы мной. Он гордился мной и знал, что я стану сильной. Это было всем, что я когда-нибудь желала. Я глубоко вздохнула, наполнив легкие свежим рассветным воздухом. Слезы снова грозили разразиться потоком, и я в поисках, чем бы отвлечься, повернулась, чтобы взять мамин подарок.

— Мама подписала мое заявление, — сказала я, с неожиданной решимостью нащупывая конверт рядом с собой. — Я собираюсь сделать это. Пирс, папа сказал верить в свои способности, и я собираюсь сделать это. Я поступлю в ОВ!

Но когда я повернулась к нему с подписанным заявлением в руке, его уже не было. Мое дыхание перехватило. С широко раскрытыми глазами я смотрела на восток, наблюдая первую вспышку красного золота сквозь черные ветви. По всему городу раздался звон колоколов, празднование нового дня. Солнце взошло. Он исчез.

— Пирс? — прошептала я, и рука с заявлением медленно опускалась. Не веря, я уставилась на стул, где он сидел. Его следы были все еще там, и я слышала аромат угольной пыли и крема для обуви, но я была одна.

Ветер раздул костер, и теплая волна сместила волосы с моего лица. Утешающее тепло, как прощальное прикосновение руки к моей щеке. Он ушел, как и этот ветер.

Я перевела взгляд на папины часы, крепко сжав их в ладони. Я собираюсь набраться сил. Моя выносливость улучшится. Мама верит в меня. Папа тоже. Дрожащими пальцами я сложила письмо обратно в часы, и резко защелкнула тайник.

Глубоко вздохнув, я направила взгляд в кристальную чистоту утреннего неба. Солнцестояние закончилось, но все остальное? Все остальное только начиналось.