Ирма Уокер
Ее выбор
1
Морин передала отцу ключи, он открыл парадную дверь дома, и на нее хлынула волна удушающе сладкого аромата оранжерейных цветов.
Сьюзен Пауэлл, соседка и подруга Морин, вернувшаяся вместе с ней с кладбища, заметила ее непроизвольную гримасу и пробормотала извиняющимся тоном:
– Их принесли в церковь уже после того как… уже когда все уехали на кладбище. Я попросила отправить букеты домой. Я как-то не подумала о… – Ее голос неуверенно затих.
Морин выдавила улыбку.
– Все нормально. Спасибо.
По привычке принимая на себя роль хозяйки, она первой прошла в гостиную. Включила свет, кондиционер – и помертвела от мучительно горестного спазма, сжавшего сердце.
Просторная комната, любовно обставленная и украшенная за те десять лет, что длился ее брак, теперь выглядела холодной и чужой. Тепло и уют исчезли, унесенные леденящим душу одиночеством. Каким же никчемным и тщетным все это казалось ей сейчас – и кропотливые поиски подходящей обивки для дивана, и многодневная работа по отделке добротного старинного стола с откидывающейся крышкой, и неутомимый подбор картин, вазочек, статуэток, способных придать интерьеру именно ту ауру эклектики, которой она добивалась. И вот теперь гостиная превратилась для Морин в немой упрек. Сколько лишних часов можно было бы провести с мужем…
Она ощущала на себе взгляды присутствующих. Неловко перебрасываясь короткими, ничего не значащими фразами, они все следили за ней – кто тайком, кто более открыто. Морин ловила замешательство в их глазах и как-то отстраненно, устало удивлялась. Неужели и она испытывала такое же неудобство перед лицом смерти, когда сопровождала с кладбища овдовевших друзей?
Вдова…
Ничего не значащее слово, не способное передать ее ощущения. Горечь и боль… потеря и одиночество… эти слова куда точнее описывали ее состояние.
И вина.
Чувство вины – вот что было тяжелее всего. Морин грыз непрестанный страх, что в сердечном приступе Ллойда есть доля и ее вины. Можно ли было предотвратить случившееся, если бы она вела себя немножко по-другому? Если бы заставляла его побольше отдыхать, если б не готовила собственными руками его любимые жирные и острые блюда, если б не настаивала той ночью на… – нет, об этом она думать не будет.
Только не сегодня.
Позже, когда утихнет первая, самая острая боль. Только тогда она попытается разобраться в терзающих ее жестоких страхах, чтобы больше уже никогда к ним не возвращаться.
Но не сейчас. Ведь ей предстоит еще как-то вынести целый час до отъезда отца в аэропорт.
Она всматривалась в напряженное лицо отца, и к ней возвращалось знакомое чувство отчужденности. Старая обида, уходившая корнями в детство, усиливалась недавно родившимся ощущением потери, которое к отцу не имело никакого отношения.
В свои семьдесят пять отец был все еще привлекателен: копна серебристых волос, ровный загар, внушительный рост. Когда-то он играл в жизни Морин самую существенную роль. В отличие от матери. Та всегда казалась ей чужой. Все заботы матери сосредоточились на муже, практически не оставляя ей времени для единственной дочери. Родив ребенка после сорока лет, мать, видимо, так и не научилась сочетать обязанности жены с родительскими…
Впрочем, все это далеко в прошлом. А в данный момент Морин нужно было как-то пережить еще один час, пока муж Сьюзен – кажется, именно на него возложили эту обязанность? – не увезет отца в аэропорт, чтобы он успел на рейс до Майами. Морин поежилась. Сама понимая, что это безумие, она все равно невольно подчинялась глубоко укоренившимся правилам детства.
– Не приставай к папе… не шуми, ты мешаешь папе смотреть телевизор… не кричи… и выключи свое радио; ты же знаешь, что папа должен отдыхать…
Вот и сейчас, едва пережив самую страшную трагедию, смерть мужа, Морин поймала себя на том, что беспокоится об отце, послушно подчиняется старым материнским запретам, думая в первую очередь о спокойствии отца, а не о собственных чувствах.
Отец подошел и остановился рядом с ней, потирая подбородок. Он всегда так делал, когда нервничал.
– Мама очень жалела, что не смогла приехать. Но ты понимаешь, этот инсульт… – В его тоне сквозил легкий укор, как будто инсульт жены казался ему предательством с ее стороны. – Она еще не совсем оправилась, прихрамывает на левую ногу… Мне нельзя оставлять ее одну надолго.
– Спасибо, что приехал, па. Ты мне очень помог…
– Ну ладно, ладно… Но мне уже пора собираться в аэропорт. Ты же знаешь маму – она себе места не находит, когда меня нет рядом.
Он помолчал. В его глубоко посаженных глазах теперь светилась неуверенность.
– С тобой и вправду все будет в порядке, а, дочка? Знаю, я должен был бы задержаться еще хоть на пару дней, но мама меня ждет, и… Она вообще не хотела меня отпускать, но я сказал, что кто-то из нас обязательно должен приехать.
– Да вы не волнуйтесь, мистер Норрис.
К ним подошел Говард Джорджис, один из помощников Ллойда, коренастый и плотный, с густой седеющей шевелюрой. Сейчас его голос звучал подчеркнуто сердечно, почти слащаво.
– Мы все позаботимся о Морин. С ней все будет нормально.
Отец коротко кивнул, и по этому отрывистому жесту Морин поняла, что он умирает от желания вернуться в Майами, выбраться из этой атмосферы уныния и скорби, снова оказаться в кругу своих закадычных друзей по клубу.
Острое желание хоть на миг стать центром его внимания пронзило Морин, и к глазам моментально подступили слезы. Она понимала, что это непростительное ребячество с ее стороны, и все равно ничего не могла поделать с приступом детской обиды. Боясь расстроить и смутить его своими слезами, она пробормотала что-то насчет кофе на дорожку и поспешила на кухню.
Даже здесь явственно ощущался аромат цветов. Морин включила кофеварку и, довольная, что нашлось чем занять руки, достала чашки, блюдца и салфетки, налила сливки в миниатюрный молочник, наполнила сахарницу.
Рядом раздался голос Сьюзен, и Морин только тогда заметила, что подруга пришла на кухню вслед за ней.
– Ты как? – осторожно спросила Сьюзен. – Уверена, что выдержишь?
– Все нормально. А когда волью в себя кофе, будет еще лучше…
Морин замолчала, услышав характерный скрип двери, что вела из комнаты отдыха в бассейн. Мгновение спустя по коридору прошелестели быстрые шаги в сторону кухни.
Морин оглянулась. В проеме двери возникла ее падчерица. Одарив Морин и Сьюзен непроницаемым взглядом, прошла к холодильнику и дернула на себя дверцу. Потом достала молоко и сделала несколько глотков прямо из пакета, не утруждая себя возней со стаканом.
Морин хватило одного взгляда на напряженно вздернутые плечи Шелли, чтобы понять, что та ищет повода для ссоры. Морин сдержала готовый сорваться с языка окрик, когда Шелли, ткнув пакет молока обратно в холодильник, перевернула блюдо с виноградом.
Шелли ногой захлопнула холодильник и повернулась к двери. Увидев, что она, по-прежнему игнорируя обеих женщин, собирается выйти из кухни, Морин быстро проговорила:
– Мы так и не смогли найти тебя на кладбище, Шелли, и решили, что кто-нибудь из твоих друзей отвез тебя домой.
Темно-синие глаза Шелли отсутствующе остановились на Морин. С собранными в пучок длинными светлыми волосами, в темном платье и туфлях-лодочках девушка казалась старше своих шестнадцати лет. Морин в первый раз увидела крошечные золотые сережки у нее в ушах – последний подарок отца.
– Не хотела возвращаться вместе с тобой, Морин, – бесстрастно и жестко прозвучал ответ Шелли.
И она ушла прежде, чем Морин нашлась с ответом. К горлу подступил комок, веки снова защипало, но Морин и на этот раз не дала волю слезам. Мысль о том, что отец ждет ее в гостиной с кофе, заставила ее сдержаться. Избегая тревожного взгляда Сьюзен, она принялась одну за другой наполнять чашки и ставить их на поднос.
Сьюзен укоризненно покачала головой.
– Я понимаю, как она расстроена, и все же… Нет, эта девочка чистое наказание, Морин! Она еще доставит тебе уйму хлопот. Ее сегодняшней грубости просто-напросто нет оправдания. Подумать только, сначала отказалась сесть рядом с тобой в церкви, а с кладбища и вовсе исчезла. Как подумаю, через что тебе пришлось пройти благодаря ей за эти… сколько уже?.. Девять лет?
– Десять. Мы с Ллойдом поженились, когда мне было…
Морин замолчала. Сейчас это была более чем болезненная тема. Ей исполнился двадцать один, когда она вышла замуж за Ллойда. А ему – тридцать девять. И вот теперь, в сорок девять, его не стало. Не дожил до пятидесятилетия, которое его так страшило.
– Она, слов нет, настоящая куколка… Еще бы, с ее-то белокурыми локонами и потрясающей фигуркой, – продолжала Сьюзен. – Неудивительно, что все ребята в округе без ума от нее – включая и моего Джейми, а ведь ему еще и пятнадцати нет. Даже ты, полагаю, заметила, что он без конца подстригает изгородь между нашими участками. – Сьюзен помолчала, покачала головой. – Напрасный труд. Шелли в его сторону и бровью не поведет. У нее ведь роман с парнишкой Монтгомери – ну, с тем, у которого желтый «Порше». Боюсь, бедняга Джейми плохой конкурент сыну владельца крупного пароходства…
Сьюзен все говорила и говорила, и Морин изо всех сил старалась сосредоточиться на ее словах.
– Что ты сказала? Прости, я, кажется, задумалась…
– Не важно. Это просто мысли вслух. – Сьюзен пару секунд смотрела, как Морин раскладывает салфетки на подносе. – Как жаль, что у Ллойда, кроме вас двоих, никого в целом свете не осталось.
– Только троюродный брат, Ноа Ларсен. Достаточно дальнее родство.
– Ах да, кажется, помню. Это тот инженер, с которым я познакомилась на последней вечеринке? Он еще постоянно уезжает то в Африку, то в Южную Америку, да? Обидно, что он улетел за два часа до… до того, как это случилось.
– Да. Через день-два я ему напишу. По телефону его разыскивать бесполезно. Да и что он может сделать? – ответила Морин.
У нее адски болела голова. До того сильно болела, что Морин хотелось прижаться щекой к прохладной стойке кухонного бара. Но если она позволит себе это, если проявит хоть малейшую слабость, то ей никогда не избавиться от общества сердобольной Сьюзен…
– Что ж, по крайней мере тебе несколько дней не придется беспокоиться о еде, – сказала Сьюзен. – Мы столько всего наготовили, что вам с Шелли, пожалуй, на пару недель хватит. Все разложено и надписано. Можно заморозить, а потом разогревать в микроволновке. Я… мы решили, что какое-то время тебе будет не до магазинов.
– Спасибо, Сьюзен, ты так заботлива… – безжизненным тоном отозвалась Морин. Душой она вся была наверху, в комнате Шелли. Что она сейчас делает? Плачет? Или просто лежит на кровати, уставившись сухими глазами в потолок, и страдает в одиночку?
С тех пор как они вернулись из больницы – Боже милостивый, неужели прошло всего три дня?– Шелли ее избегала. А Морин была так поглощена собственным горем и подготовкой к похоронам, что даже не попыталась перекинуть мостик через возникшую между ними пропасть отчуждения. И вот теперь ее мучили сомнения – не лучше ли было сразу настоять на откровенной беседе, вместо того чтобы позволить Шелли самой переживать трагедию.
О, Ллойд, ну почему тебя нет рядом? Мне так нужна твоя помощь. Ты же знаешь, я никогда не умела справляться с твоей дочерью. Морин разозлилась. Мало того, что она жалеет себя, так еще и вроде бы обвиняет Ллойда. Как будто он специально решил умереть, чтобы ее бросить…
Ей как-то удалось пережить следующий час. Она произносила нужные слова, снова и снова благодарила всех за участие, за соболезнования. Позже – Морин знала это – она будет искренне благодарна им всем за заботу, за то, что пришли на похороны, за то, что проявили внимание… Но сейчас ей отчаянно хотелось остаться наедине со своим горем.
И вот наконец отец уехал. Раздавленный окурок от его любимой тонкой сигары в пепельнице – вот и все, что напоминало о его недолгом присутствии. Вскоре разошлись и остальные – соседи, друзья, коллеги Ллойда. Продолжая бормотать слова утешения и соболезнования, они с облегчением – Морин это чувствовала – принимали ее заверения, что с ней все в порядке и нет, мол, никому не нужно с ней оставаться на ночь.
Распрощавшись с ними, Морин собрала все букеты в гостиной и выбросила их в мусорный бак во дворе. Лишь после этого, вернувшись в дом, она рухнула в ближайшее кресло и закрыла лицо ладонями.
Но теперь, когда она могла плакать вволю, слезы не приходили. Веки ее горели от непролитых слез, но лицо словно превратилось в ледяную маску. Минуты бежали, не принося облегчения. Через некоторое время Морин поднялась и направилась по лестнице на второй этаж… медленно, неохотно. Что она может сказать Шелли, чтобы облегчить ее горе? Что жалеет о смерти ее отца? Что попытается его заменить, стать ей не только матерью, но и отцом?
Каким грубым фарсом покажется подобное заявление! Наверное, лучше будет просто повторить те слова, которые ей самой пришлось бесконечно выслушивать сегодня, – что время залечит рану, боль утихнет и когда-нибудь все в конце концов наладится.
Все это, конечно, правда. Банальности и клише – они ведь и основаны на неопровержимых истинах. А значит, и этим мукам обязательно придет конец… но, о Боже, какой же болью отдается сейчас одиночество…
Еще не добравшись до площадки второго этажа, Морин услышала тихий плач Шелли. Не плач даже, а всхлипывание; монотонный звук, словно кто-то заунывно бормотал вдалеке. Волна слез мгновенно подступила к горевшим сухим огнем глазам Морин.
Она пошла по коридору к спальне Шелли – просторной, солнечной комнате, занимающей почти весь второй этаж, с окнами на бассейн, теннисный корт и ухоженный сад, благодаря которому дом Мартинов считался достопримечательностью Палметто-драйв, даже несмотря на то, что в этом шикарном районе Бэй-Сити не было недостатка в изысканных домах.
Но уже подойдя к спальне, Морин не сразу постучала в дверь. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы взять себя в руки и справиться со слезами.
Она словно бы готовилась к жестокому испытанию. Откуда эта нерешительность? Она ведь любит падчерицу, она полюбила ее задолго до того, как вышла замуж за Ллойда. Десять лет назад, перед свадьбой, она лелеяла большие надежды на добрые отношения с Шелли. Все, конечно, сложилось не так… Шелли так и не признала в ней даже подругу, что уж там говорить о матери… Но это не повлияло на чувства самой Морин к золотоволосой дочурке Ллойда. И вот теперь Шелли страдает и нуждается в поддержке. Почему же она так боится увидеть ее, утешить?
Морин покачала головой, как будто это помогло бы ей избавиться от опасений, и тихонько постучала в дверь спальни.
– Шелли… можно войти? – неуверенно спросила она.
Всхлипывания стихли, но ответа так и не последовало.
– Если ты хочешь побыть одна, я приду позже, – стыдясь собственного облегчения, быстро добавила Морин. – Я только хотела сказать, что я рядом. Если понадоблюсь…
Дверь так резко распахнулась, что Морин непроизвольно сделала шаг назад. Лицо Шелли опухло от слез; на щеке краснела яркая полоска – по-видимому, от подушки – а в глазах сверкал такой безумный огонь, что Морин на миг даже испугалась. Но страх тут же исчез, унесенный новой волной сочувствия. Морин протянула руки, чтобы обнять Шелли, но девушка, отшатнувшись, обожгла мачеху полным ярости взглядом.
– Не прикасайся ко мне! Ты убила папу, и я тебе никогда этого не прощу. Никогда! Думаешь, мне не хватает ума, чтобы понять, почему он умер?! Да миссис Уильямсон эту грязь уже по всей округе разнесла! Вы занимались любовью, когда… когда это случилось. Ты, ты во всем виновата! Он не должен был на тебе жениться. Лично я вообще не понимаю, с какой стати ему было все это узаконивать, – злобно кривя рот, выпалила она. – Ты ж с ним и так спала, задолго до свадьбы!
– Как ты можешь такое говорить? Ты же знаешь, что это неправда!
– Я знаю, что мамочка умирала в больнице, а ты уже за ним бегала. Подлизывалась ко мне, заигрывала, а у самой только и было мыслей, что окрутить папочку. Ты нам была не нужна! Лучше бы ты умерла. Если б папочка не женился на женщине, которая ему в дочери годилась, он был бы сейчас жив!
Злые, хлесткие слова набатом звучали в ушах Морин. Она хотела достойно ответить, но не сумела выдавить ни звука. И прежде чем к ней вернулся голос, дверь у нее перед лицом с треском захлопнулась и она услышала скрип ключа в замке.
Гнев, смешанный с жесточайшей обидой, лавиной обрушился на нее. Первым порывом Морин было затарабанить в дверь и до изнеможения кричать, что во всех этих диких обвинениях нет ни слова правды. До свадьбы она не была близка с Ллойдом. Поначалу между ними возникла лишь дружба. Морин испытывала нечто похожее на благоговейный трепет перед этим человеком, гораздо старше ее, который почему-то обращался с ней как с ровесницей, который поднимал ее в собственных глазах и за маленькой дочкой которого она присматривала, пока он навещал тяжело больную жену.
Она и в самом деле очень жалела его. Даже – что правда, то правда – пыталась оказывать ему маленькие знаки внимания, как, например, торт ко дню рождения, о котором не позаботилась его экономка.
Но для маленькой Шелли, такой одинокой и потерянной без матери, Морин делала куда больше. И у нее не было тайных корыстных мотивов, когда она водила девочку на прогулку в Тампа-Бэй или кормила ее сандвичами в перерывах между занятиями в колледже Бэй-Сити. Когда она забирала малышку на экскурсию в Плант-Сити – полакомиться земляникой, когда проводила с ней целый день в Дисней-парке – довольно дорогое удовольствие для Морин, когда загорала с ней на пляже… она делала это не для того, чтобы привлечь внимание отца Шелли, а просто потому, что, сама будучи единственным и одиноким ребенком, почувствовала в девочке родственную душу и искренне привязалась к ней.
Их отношения с Ллойдом изменились через много месяцев после того, как он овдовел. Поначалу они всегда были втроем. Потом Ллойд пригласил ее на первое настоящее свидание. И постепенно, сама не заметив как, она полюбила его.
Они подождали до ее совершеннолетия и лишь после ее двадцать первого дня рождения сыграли скромную свадьбу. Более того, первую брачную ночь Морин встретила девственницей. Это не было ее решением. Нет, она была безумно влюблена в Ллойда и не отказала бы ему ни в чем, если бы он попросил. Это именно Ллойд настаивал на том, чтобы дождаться свадьбы, именно он переживал за ее доброе имя и не хотел воспользоваться ее молодостью и неопытностью…
Гнев постепенно растаял, на смену ему вновь пришла боль, когда Морин вспомнила, как быстро неожиданная ревность Шелли уничтожила ее надежды стать девочке если уж не матерью, то хотя бы другом. В первые годы совместной жизни Шелли использовала все – и злые истерики, и горючие слезы, и постоянное – исподволь – вмешательство в их личную жизнь, и нарушение любых совместных планов. В конце концов Морин просто сдалась, отказалась от попыток наладить отношения с Шелли и переложила все связанные с ней проблемы на плечи Ллойда.
Где-то в глубине души она, наверное, мечтала о том времени, когда Шелли поступит в колледж и заживет самостоятельно, а они с Ллойдом, наконец, останутся вдвоем. И вот теперь Ллойда нет, а Шелли даже не закончила школу, и в свои шестнадцать лет еще слишком молода, чтобы идти своим путем.
Теперь им предстояло жить вместе, а Шелли, без сомнения, не собиралась признавать этот факт и принимать Морин. Более того, вошедшая за десять лет в привычку враждебность неожиданно вылилась в открытую войну.
Но тяжелее всего Морин было осознавать, что в сплетнях, о которых упоминала Шелли, доля правды все-таки была. Они с Ллойдом действительно занимались любовью за час-другой перед его сердечным приступом… и инициатором секса в этот раз была именно она…
О, Господи, если бы можно было изменить прошлое, с запоздалым отчаянием думала Морин. Может, повернись все по-другому в тот последний день, Ллойд действительно остался бы жив?
2
А начался он как самый обычный день.
Правда, за завтраком Ллойд был как-то молчалив, но Морин, поглощенная собственными проблемами, не обратила на это внимания. Уткнувшись в раскрытую записную книжку, она жевала тосты, папайю и при этом ни на секунду не отрывала глаз от списка неотложных дел. Ей нужно было не только подготовить прием, который Ллойд устраивал этим вечером, но и доделать еще массу мелочей для дневного показа мод – ее любимого детища, которое она курировала лично.
– Случись тебе нарваться на грабителей, ты без звука отдашь им бумажник, но я уверен, что за эту свою записную книжку ты будешь драться как львица. – Морин подняла глаза. Несмотря на шутливый тон, она уловила раздражение в тираде Ллойда. – Может, отложишь ее и позавтракаешь нормально? А заодно и поговоришь со своим любящим мужем?
– Ага, но в этой записной книжке кроется секрет моего успеха! Я ведь как-никак считаюсь лучшей хозяйкой в Бэй-Сити… и лучшим организатором благотворительных мероприятий, – беспечно отозвалась она. – Не записываешь – значит, и не помнишь.
– Что верно, то верно – ты в этой области просто гений. Наверное, стоит предложить тебе временную работу у меня в офисе, надо разобраться с моими папками, – улыбнулся Ллойд.
– Что я слышу! Твой бизнес у нас дома – запретная тема. И чтобы ты подпустил меня к своему кабинету?! – поддразнила Морин.
Ллойд пожал плечами.
– Не хочу впутывать тебя в свою бумажную рутину. Живи своей жизнью, развлекайся, но, прошу тебя, не поддавайся на уговоры дам-благотворительниц. Дело всегда заканчивается тем, что вся работа ложится на твои плечи, а все лавры достаются кому-то другому.
– Но мне нравится этим заниматься. – Поколебавшись, она добавила намеренно безразличным тоном: – Я ведь, в конце концов, не слишком занята по дому. Здесь почти за всем следит миссис Льюис, а я… ты же знаешь, гольф и бридж не по мне.
– Карьера деловой женщины, слава Богу, тоже не по тебе, – ответил он.
– А что тогда по мне? Кто я вообще такая, скажи, пожалуйста, – негромко поинтересовалась она.
– Ты – красавица, жена одного счастливчика. И великолепная хозяйка… как ты сама столь скромно признала. Разве смогла бы миссис Джеймс организовать хоть один прием так, как ты? Думаю, нет. Так что, повторяю, наслаждайся жизнью. – Ллойд через стеклянный столик дотянулся до Морин и похлопал ее по руке. – Но обещай, что тебя больше не заманят в водоворот этих бесконечных благотворительных мероприятий. Они забирают у тебя слишком много времени и сил.
Морин прикусила губу, сознательно удерживаясь от рвущейся из нее отповеди. Чтобы как-то скрыть возмущение, она обвела взглядом патио, затем подняла глаза к небу, изображая интерес к огромному фрегату, который кружил над водой в паре миль от пляжа. Ей вдруг на миг показалось, что она и сама, оставив свое тело, воспарила в небеса и теперь разглядывает их двоих как совершенно незнакомый человек.
Привлекательный, явно преуспевающий бизнесмен лет под пятьдесят, с мужественным лицом и только-только начинающими седеть волосами, и его кареглазая рыжеволосая жена, намного младше его, устроившись на просторной террасе за стеклянным столиком с витыми железными ножками, наслаждаются прекрасным утром, солнцем Флориды и завтраком из папайи, бекона, тостов и кофе…
Все так, верно. Но как же обманчиво это впечатление. Под тихой гладью по-домашнему уютной картины таятся скрытые течения, тревожные мысли и заботы… Просто Морин запретила себе о них размышлять.
– Ты хмуришься, Морин? В чем дело? – спросил Ллойд и тут же сам ответил на свой вопрос. Он это делал так часто, что на Морин вновь нахлынула волна раздражения. – Что, откусила такой огромный кусок, который не в состоянии проглотить? Видимо, тебе все же не следовало назначать прием на один день с этим твоим показом мод.
Она хотела было напомнить ему, что дата показа мод была выбрана много месяцев назад и что именно он настоял на том, чтобы организовать прием вечером того же дня – поскольку так было удобно его почетному гостю, Полу Гарфилду. И вновь она прикусила язык. Это тот случай, когда победа обернется проигрышем. Чего она добьется, освежив его память? К тому же и хмурилась-то она вовсе не по этой причине…
– Беспокоиться не о чем, – беспечно отозвалась она, – все сработает как часы. Я вернусь домой в шесть, и у меня останется еще масса времени, чтобы помочь миссис Льюис с последними приготовлениями. Впрочем, ей не очень-то и нужна моя помощь. Мы почти все приготовили заранее.
Поколебавшись, она все же спросила:
– Ты случайно не знаешь – Шелли тоже будет вечером дома? Она вроде бы говорила, что приведет друзей поплавать в бассейне. Я напомнила ей о нашем приеме, но она сказала, что в любом случае приведет их.
Вообще-то Шелли выразилась не совсем так. Надменно вскинув голову и рассыпав по плечам золото волос, она заявила Морин, что это ее дом и что она будет приводить сюда друзей, когда ей угодно.
– И не пытайся мне помешать, – ледяным тоном добавила она. – Все равно проиграешь.
Ллойд нахмурился.
– Я считал, что ты ей достаточно ясно объяснила – эти ее шумные, патлатые дружки сегодня будут не к месту. Для меня этот прием очень важен, потому что… ну, в общем, расположение Пола Гарфилда дорогого стоит. Он крупная фигура в банковском бизнесе. Учитывая нынешнее состояние дел, заручиться поддержкой Гарфилда было бы очень неплохо. По правде говоря, я слегка удивился, когда он принял мое приглашение, и не хочу никаких инцидентов – вроде того случая, когда приятели Шелли напустили в бассейн шампуня.
– Что ж, тогда сам поговори с дочерью. Причем заранее, – предложила Морин. – На мои слова она не обращает ни малейшего внимания. Может быть, тебя она послушает?
Ллойд стиснул губы. Его взгляд остановился на окнах спальни Шелли.
– Я не слышал никаких признаков жизни в ее комнате, когда спускался сюда. А ей уже пора собираться в школу, – уклончиво проговорил он. – Ты не проверяла – может, она снова проспала?
– Нет, не проверяла. Ты же ясно дал мне понять, что я этого делать не должна. «Не потакай ее опозданиям» – так ты, кажется, выразился, – заметила Морин.
Ллойд так резко поднялся из-за стола, что зазвенела посуда.
– Давай обойдемся сегодня без этого, – процедил он. – Мне очень жаль, что любой вопрос, касающийся моей… Шелли всегда заканчивается спором.
– Ну, давай поговорим о чем-нибудь другом, – обманчиво ровным тоном проговорила Морин. – О погоде, например. Абсолютно безопасная тема. Похоже, сегодня будет прекрасный день. Не скажешь, что только конец апреля, больше похоже на май – верно я говорю или опять ошибаюсь?
Ллойд сверкнул в ее сторону гневным взглядом, и Морин в душе приготовилась к резкой тираде. Но через миг его лицо смягчилось, он шагнул к ней и опустил ладони ей на плечи.
– Бедняжка Морин… плохую я тебе оказал услугу своей женитьбой. – Наклонившись, он поцеловал волосы у нее на макушке. – Ничего удивительного, что материнские обязанности тебе не под силу. Ты ведь так молода.
Обида и идущий из самой глубины души гнев затопили Морин, но она вновь промолчала. Так же молча поцеловала его на прощание и даже улыбнулась, довольная, что он не в состоянии читать ее мысли; но когда Ллойд ушел, она еще очень долго сидела за столом, уставившись на тарелку с недоеденным завтраком. Что-то с ее браком не так. И дело не только в древней как мир проблеме отношений падчерицы с мачехой.
Нет, в последнее время появилось нечто большее. Не связана ли эта проблема с той безжизненной вялостью, что стала появляться на лице Ллойда, когда он не улыбался, с удручающе глубокими складками вокруг рта, из-за которых он временами казался таким… старым? И вообще, когда они в последний раз занимались любовью? Что произошло с сексом, которым он словно не мог насытиться в первые годы их брака? Когда они поженились, от пламени их страсти, казалось, готов был вспыхнуть весь дом… но уже очень давно Ллойд не прикасался к ней в постели.
На террасе появилась миссис Льюис, начала убирать со стола, и Морин в спешке приготовлений к выходу выбросила эту проблему из головы. Поспешно надев элегантный светлый костюм – один из тех, что были специально предназначены для выездов в город, она выскочила из дому. Как бы хорошо ни было организовано мероприятие, Морин знала, что в последний момент всегда всплывает масса недоделок.
Но позже, уже когда она с головой погрузилась в подготовку показа мод – этот показ должен был, на ее взгляд, принести большой доход Фонду любителей книги, – она нет-нет да и возвращалась к мысли, что Ллойду стоило бы увидеть ее именно сейчас и здесь, стоило оценить ее способность объединять людей, время и события, чтобы все работало как часы. Как жаль, думала она, что у него даже нет желания взглянуть на нее со стороны и отметить, как она держит в голове десятки самых разнообразных дел, как умеет наладить работу и, что самое главное, направить энергию неопытных людей в нужное русло и тем самым сплотить их в единую команду. Если бы только он все это понял… Может быть, тогда он перестал бы утверждать, что она не в состоянии справляться с домашними проблемами.
К тому часу, когда Морин уже отправилась домой, довольная тем, что Фонд любителей книги стал богаче на несколько тысяч долларов, она чувствовала себя скорее возбужденной, чем уставшей.
Времени, чтобы понежиться в ванной, у нее не было. Она быстро приняла душ и, уже подсушивая волосы, подумала, что с нетерпением ждет приема, даже несмотря на столь загруженный день. Потом надела длинное узкое платье цвета меда и направилась вниз – проверить, все ли готово к приему, и помочь миссис Льюис на кухне. Тогда-то ей в голову и пришла довольно неприятная мысль: а может, пренебрежение Ллойда к ее благотворительным шоу и балам как раз и связано с тем, что сама она их так любит? Может быть, ему неприятно видеть ее восторг и удовлетворение своими успехами?
Войдя в просторную, прекрасно оборудованную кухню, Морин убедилась, что у миссис Льюис – спокойной, расторопной женщины, уже несколько лет работавшей экономкой у них в доме, практически все готово к приему гостей. Морин помогла ей расставить на серебряных подносах крошечные салатники с закуской и тарелки с канапе, которые они вместе приготовили накануне, попробовала компот из тропических фруктов и добавила капельку мяты, затем достала огромный хрустальный кубок для пунша – она сама отыскала его в антикварной лавке – и наполнила его пуншем «Фишхаус», любимым напитком Ллойда. Теперь оставалось лишь в самый последний момент положить туда кубики льда.
Закончив с делами на кухне, она на всякий случай еще раз обошла бассейн. Небо быстро темнело, свет фонарей на дне бассейна подчеркивал безмятежную синеву воды, и Морин, любуясь манящей гладью, от души пожалела, что обязанности хозяйки не позволят ей окунуться. Разве что потом, когда уже разойдутся все гости, она сумеет уговорить Ллойда поплавать. Разрядка ему не повредит – в последнее время он очень много работал, и у него не оставалось времени ни на плавание, ни даже на его любимый теннис.
Она все еще стояла у края бассейна, уставившись невидящим взглядом на воду, когда услышала позади себя шаги.
– Так-так, миссис хозяйка, о чем задумались? Примеряем очередной лавровый венок? Еще одну почетную золотую звезду для самой гостеприимной хозяйки во всем Бэй-Сити?
Ей даже не нужно было оборачиваться, чтобы узнать Ноа Ларсена, троюродного брата Ллойда. Стоявший перед ней человек – и стоявший, кстати, в довольно развязной позе, не преминула отметить про себя Морин, – был очень высок и внушителен, в то время как Ллойда можно было назвать скорее коренастым, и все же между ними было такое сходство, что многие принимали их за родных братьев и удивлялись, узнав об их дальнем родстве.
Но если в улыбке Ллойда всегда сквозила легкая отстраненность, то ухмылка Ноа, заразительная и искренняя, отражала врожденное чувство юмора – зачастую весьма дерзкого, – благодаря чему он казался моложе своих тридцати трех лет. Морин всегда поражало, что у Ллойда такой брат – настоящий атлет. Случалось, ее вводили в заблуждение его ленивый, с хрипотцой, голос и вальяжные манеры, но стоило ей увидеть его на теннисном корте или в бассейне, как она вспоминала, что все это – одна видимость.
Ноа прекрасно понимал, что смущает ее, и Морин даже подозревала, что он находит какое-то извращенное удовольствие в поддразнивании ее, причем его шпильки зачастую попадали слишком близко к цели для душевного спокойствия Морин. «Что ж, в этот раз я ни за что не попадусь на его крючок», – решила она, возвращая ему такую же насмешливую улыбку.
– Так-так, вечный странник наконец-то соизволил ступить на землю предков, – отозвалась Морин.
Подойдя неспешным шагом к Ноа, она подставила ему щеку для поцелуя.
– И надолго остановка? На час? Или даже на два?
Его ухмылка стала еще шире.
– Почти угадала. Я приземлился сегодня днем, а уже ночью улетаю в Африку. И поскольку в Штаты я вернусь только месяца через три, а то и больше, то решил, что стоит проведать моих единственных кровных родственников. Ну и, само собой, мою прелестную невестку. Как поживаешь, Морин?
Когда он произнес ее имя, его голос как-то незаметно изменился, и Морин несколько секунд с любопытством вглядывалась в него, гадая – почему за его дружеской улыбкой и беспечными репликами ей всегда чудится нечто недосказанное?
– Отлично… Просто отлично. Ты останешься на вечеринку, правда ведь? Уверена, что приглашенным на наш прием дамам это придется по душе.
– А тебе? Тебе самой, Морин?
– Ну, разумеется. Ты всегда желанный гость в этом доме.
– Тогда останусь – но лишь до десяти. Я взял в аэропорту машину напрокат – решил, что не стоит связываться со своей на каких-нибудь несколько часов. У себя дома я уже был, там все в порядке. Как ни странно, ничего не тронуто. Однажды, уверен, я вернусь и обнаружу, что мой дом унесло ураганом в океан… или местные подростки растащили его по камешку.
Несмотря на то, что работа в качестве инженера-консультанта забрасывала Ноа в самые разные уголки света, он все же купил себе дом на побережье. Один из соседей следил за домом в отсутствие Ноа, то есть практически круглый год. Время от времени Ллойд и Морин проводили там денек, когда ездили позагорать на пляж. «Но этого не случалось уже очень давно», – вдруг подумала она. В последнее время Ллойд работал не только по вечерам, но и по выходным тоже.
Только сейчас Морин заметила, что Ноа не сводит с нее пристального взгляда синих и неожиданно серьезных глаз. Она раздраженно поморщилась. Что он там увидел? Помада, что ли, у нее размазалась? Да нет же, ясно, что дело не в помаде. Перед тем как спуститься, она все тщательно проверила – и косметику, и одежду. Морин давно завела такую привычку, чтобы не беспокоиться о своем внешнем виде, отдавая все внимание гостям.
И потому сейчас она знала, кого он перед собой видит, – не красавицу, конечно, но довольно миловидную молодую женщину; длинные рыжие пряди разделены пробором ровно посередине и, мягкой волной накрывая каждое ухо, подхвачены сзади заколкой. Классически простого покроя платье выгодно обрисовывает изгибы фигуры. Так почему Ноа разглядывает ее с таким странным выражением в глазах?
– Ну, выкладывай, в чем дело? Что ты меня рассматриваешь, как жука под микроскопом? – Она даже и пытаться не стала скрыть раздражение.
Его густые, выгоревшие и оттого еще сильнее выделяющиеся на загорелом лице брови взлетели вверх.
– Ты так считаешь?
– Именно. Ты вечно так на меня смотришь – всякий раз, когда бываешь здесь.
– А ты уверена, что готова услышать честный ответ?
– Уверена, уверена. Так что кроется за… этим взглядом?
– Что ж, ладно. Не забудь – ты сама напросилась. Я просто удивляюсь, какого черта ты изображаешь из себя домохозяйку средних лет, если твой естественный стиль – более небрежная прическа и одежда попроще, желательно в ярких, глубоких тонах? Когда тебе, наконец, надоест соответствовать некоему имиджу, который придумал для тебя Ллойд, и ты станешь просто-напросто самой собой, а, Морин?
– Ну, это уж слишком, – холодно заявила она. – Я одеваюсь так, как мне нравится. И прическа моя мне тоже, представь себе, нравится. Она очень практична. Ты, возможно, не заметил, что с Тампа-Бэй постоянно дует ветер. Что же до стиля попроще… солнце моей коже противопоказано. И вообще, уроженцы Флориды слишком благоразумны и заняты делами, чтобы подолгу валяться на пляже. Уж тебе-то это должно быть известно. За загаром гоняются только туристы да бездельники.
– У-гу. Я, собственно, вовсе не загар имел в виду, хотя, если уж на то пошло, капелька солнца даже такой рыжеволосой, как ты, не помешала бы. Но разговор, судя по всему, зашел в тупик, так что не сменить ли нам тему? Расскажи-ка мне о Шелли – как у нее дела?
– Расцветает на глазах. И так же быстро растет. Добрая половина ребят Бэй-Сити вертится вокруг нее. Она будет рада повидаться с тобой. Я ожидаю наплыва ее друзей к концу вечера.
Несмотря на ее бесстрастный тон, Ноа, должно быть, что-то уловил в ее голосе и остановил на ней долгий испытующий взгляд:
– Несладко тебе с ней, да? Думаю, ей давно следовало признать твое право устанавливать правила в семье. Общеизвестно, что в избалованном дитяти отражаются его родители.
– Меньше всего мне сейчас нужен совет, тем более от человека, который понятия не имеет, что такое ответственность, – отрезала она. – Интересно, кто это вечно хвастает, что никогда не засиживается на одном месте? И кто вечно мотается по Богом забытым местам, о которых никто и не слыхал?
– Никто, кроме тех, кто там живет, – парировал он. – Большинство жителей Найроби о Флориде тоже слыхом не слыхивали. Образ жизни в Бэй-Сити наверняка показался бы им нелепым – и они были бы правы.
– Что ж ты сюда то и дело возвращаешься? Почему бы тебе не сделать нам одолжение и не…
Морин умолкла, пораженная собственной резкостью. Глаза Ноа на миг сузились – и вот он уже снова расплылся в своей неотразимой улыбке.
– Нет, вы только посмотрите на нашу леди! Под сдержанностью этой малышки и впрямь кипят страсти! А я всегда подозревал, что так оно и…
– И что ж ты подозревал? – Ллойд, сияющий от встречи с братом, остановился рядом с Морин.
Она обернулась к нему и с чувством облегчения подхватила его под руку. Ну почему в обществе Ноа она всегда теряет свое обычное хладнокровие? Как ему удается с такой легкостью выводить ее из себя?
Ллойд опустил ей руку на плечо и, по-прежнему улыбаясь, поцеловал в щеку. «Моя собственность», – без слов говорил этот поцелуй. Ноа это прекрасно понял, и смешливые морщинки вокруг его глаз стали еще глубже.
– Итак, ты снова среди нас, Ноа. Надолго ли? – спросил Ллойд.
– Боюсь, всего на пару часов. Я летал в Нью-Йорк. Нужно было организовать кое-какие поставки для нашей базы. Управился на день раньше и решил проведать вас. Но послезавтра мне уже нужно быть в Найроби. Мы столкнулись с неожиданными проблемами в связи с этой новой дамбой, из-за которых может быть остановлено ее строительство.
– Но тебе, как обычно, и проблемы только в радость, верно? – В голосе Ллойда снисходительность смешивалась с завистью. – Когда уже только ты остепенишься и примешь одно из тех выгодных предложений, которые сыплются на тебя в Штатах?
– Благодарю покорно, но думаю, что не скоро. Мне нравится такая жизнь… к тому же кто-то ведь должен делать эту работу. – Беспечный тон Ноа не обманул Морин. Она почувствовала его раздражение от завуалированной критики в словах Ллойда.
«Почему он всегда так обращается с Ллойдом? – обиженно думала Морин, бессознательно выступая в защиту мужа. – Почему рядом с ним Ллойд всегда выглядит таким… таким ретроградом, если на самом деле это вовсе не так? Может, Ллойд действительно слегка консервативен в своих убеждениях, но ведь не ретроград же он…»
Миссис Льюис, которая задержалась в этот вечер, чтобы помочь с приемом, объявила о приходе первых гостей.
В течение всего следующего часа Морин, приветствуя гостей, провожая их к столикам, занимая разговором, нет-нет да и думала о том, что любой, кто считал обязанности хозяйки простым делом – а Ноа именно так и считал, – был просто-напросто наивным человеком.
Она как раз следила за прыжком Ноа с трамплина – полтора оборота согнувшись и, разумеется, выполненным в совершенстве, – когда к ней подошел почетный гость вечеринки Пол Гарфилд. С этим преуспевающим банкиром, привлекательным и, похоже, почти одного возраста с Ллойдом, Морин не так давно познакомилась на одном из благотворительных мероприятий. Владелец нескольких крупных банков, Пол Гарфилд тем не менее покорил ее дружеским отношением и простыми манерами. Лишь пронзительный взгляд темно-серых глаз, которые, казалось, не пропускали ни малейшей, даже самой незначительной детали, напоминал о железной хватке бизнесмена, так восхваляемой Ллойдом.
Лоис Медина подошла к ним в тот момент, когда Пол расхваливал розарий Морин, ее любимое детище и ее гордость. Жена крупного судовладельца, Лоис – до прозрачности тонкая дама несколькими годами старше Морин – принадлежала к тесному кружку подруг, с которыми Морин регулярно встречалась за ленчем в загородном клубе Бэй-Сити. Лоис сбросила с плеч шикарный, восточного покроя халат, демонстрируя баснословно дорогой алый купальник, но Морин знала наверняка, что в бассейн ее не заманишь – не дай Бог, испортится макияж от знаменитого визажиста и прическа от не менее знаменитого парикмахера.
– Отличная вечеринка, Морин, – сказала она. Заученная улыбка была явно нацелена на Пола Гарфилда. – Ты, как я вижу, закончила отделку столовой на первом этаже. Поделись секретом – где ты отыскала эти восхитительные французские гравюры? Я уже облазила все антикварные лавки в округе в поисках чего-то подобного для своей гостиной! Должно быть, они обошлись тебе в целое состояние!
– По правде говоря, я отыскала их в Тампа, в одном из магазинчиков уцененных товаров на Сент-Винсент де Поль. И обошлись они мне в несколько долларов за штуку.
Лоис стрельнула глазами в Пола, снова перевела их на Морин.
– Нет, правда? Пожалуй, лучше мне об этом не распространяться. Что подумают клиенты Ллойда, если узнают, что его жена бегает за покупками по магазинам уцененных товаров?!
– И еще по распродажам, аукционам и лавкам подержанных вещей, – добавила Морин. – Надеюсь, его клиенты подумают, что я рачительная и экономная хозяйка. Если мне не изменяет память, ты тоже была рада той фарфоровой настольной лампе, что я нашла для тебя на последнем аукционе.
– Н-ну, да, но мне не приходит в голову сообщать всем, что эта вещица с аукциона. – Лоис мелодично рассмеялась и добавила: – На прошлый уик-энд я гостила у Парсонов, в их летнем коттедже. Должна сказать, она получила массу комплиментов за новое убранство своего сарая. Облизывалась от удовольствия, как кошка над блюдцем со сливками, но твоего имени из ее уст я что-то ни разу не услышала, а ведь ты сделала всю работу сама, так что и заслуга полностью твоя!
– Ну и что, мне просто нравилось этим заниматься, – отозвалась Морин.
– Внутренняя отделка сродни искусству, верно? – вставил Пол. – Насколько я понимаю, нужен особый талант, чтобы умело сочетать различные стили и эпохи, – так мне, во всяком случае, заявили, когда я собрался заново отделать мой собственный дом. Моя жена начала этим заниматься незадолго до смерти, и я хотел довести ее задумку до конца, но так и не собрался. Как и большинство мужчин, я ненавижу, когда нарушается привычный ритм жизни.
Он сверкнул в сторону Морин неожиданной улыбкой – очень привлекательной улыбкой, решила она.
– Я было хотел узнать фамилию вашего декоратора, но из всего услышанного делаю вывод, что вам не понадобился никто со стороны. Догадываюсь, что вы все сделали собственными руками. У вас очаровательный дом, в нем чувствуется собственный стиль.
– Благодарю вас. Да, я действительно сделала все сама. Но у меня на это ушли годы. Боюсь, я сделала не одну ошибку, пока училась, нащупывала этот самый стиль…
– А зачем, скажи на милость? Не проще ли было пригласить профессионала – и покончить с этим? – нетерпеливо встряла Лоис, явно раздосадованная тем, что на нее не обращают внимания.
Разговор перешел на темы, более близкие Лоис, но у Морин от похвалы Пола потеплело на душе. Ллойд терпеливо сносил ее увлечение внутренним убранством дома, но он, как и Лоис, не в состоянии был понять, к чему утруждать себя собственноручной переделкой старинного стола с откидной крышкой, если куда проще купить новый.
Шелли с друзьями объявилась после девяти. Она заметила Ноа, и ее наигранная маска скучающей красавицы в миг слетела с нее. Шелли ринулась к нему, раскрыв объятия, сияя счастливой улыбкой, с непосредственностью шестилетнего ребенка, а не шестнадцатилетней девушки.
Повиснув у него на руке, Шелли заливалась смехом в ответ на его шуточки насчет того, что в скором будущем она превратится в жирафу. Сейчас в ней было всего пять футов три дюйма росту, так что тема для насмешек не представляла особой опасности. Если Шелли и лелеяла какие-то планы на срыв вечеринки, то теперь они были забыты. Без руководства своей предводительницы ее друзья, потолкавшись у буфетного столика, потихоньку разбрелись. Шелли, по-прежнему не отпускавшая руки Ноа, их ухода даже не заметила.
Наконец вечеринка подошла к концу, и гости начали расходиться.
Морин и без всеобщих комплиментов и выражений благодарности знала, что гости остались довольны. У нее были собственные критерии – почти неуловимые мелочи, по которым она судила, удался ли ей прием. Этим вечером, например, ей удалось удержать Бартона Гарсона, владельца местной морской компании, от столкновения с менеджером грузовой авиалинии Джоном Чемпейном, так что у них не было возможности завести одну из своих бесконечных политических дискуссий. Кроме того, она отвела не слишком приличные ухаживания Арти Боландера, менеджера Ллойда, за очаровательной женой Келвина Вульфа… ну, по крайней мере хоть на этот вечер. И она обеспечила угрюмой миссис Фитцджеральд необходимую ей компанию такого же любителя кошек, поскольку другого интереса у этой дамы, похоже, не было.
«В общем и целом, – удовлетворенно говорила себе Морин, – вечер удался на славу, и их почетный гость тоже явно остался доволен».
Она убрала остатки съестного – непреодолимую приманку для вездесущих флоридских муравьев, и решила, что порядок наведет на следующий день вместе с миссис Льюис. На сегодня все дела были закончены, но Морин не чувствовала усталости. Скорее, наоборот, какую-то нервную взвинченность.
Выключив везде свет, она прошла наверх и обнаружила Ллойда уже в постели. Морин остановилась на пороге спальни, глядя на его прикрытую простыней фигуру, и гадала – не сердится ли он на нее, а если сердится, то за что? Подобные вечеринки обычно улучшали ему настроение, а возможность ночью еще раз обсудить прием с мужем доставляла и Морин особую радость. Может, он плохо себя чувствует? За весь вечер он почти не притронулся к еде, хотя свою норму виски с содовой заметно превысил.
Ей вдруг пришло в голову, что последние несколько недель Ллойд выглядит каким-то замкнутым. Может, чувствует себя покинутым из-за того, что она была так занята с последним благотворительным шоу? Но если на то пошло, она занималась этим вовсе не против его желания, хотя он, похоже, об этом забыл. А ведь он был более чем доволен, узнав, что сопредседателем Морин в этом шоу будет жена одного из богатейших промышленников Бэй-Сити. Впрочем, его память в последнее время вообще стала довольно избирательной. Может, у него нелады с бизнесом? Или же он и в самом деле чувствует себя покинутым?
Под влиянием неожиданного импульса она прошла в просторный встроенный гардероб спальни, достала с полки ночную рубашку и направилась в ванную. Приняв душ, распустила волосы, причесалась и набросила легчайшее одеяние из полупрозрачной летящей ткани – подарок Ллойда ко дню рождения. Под тонкой белой материей завлекающе темнели соски и треугольник между бедер. Морин, улыбаясь, взглянула на свое отражение в зеркале и оставила по капельке духов на мочках, запястьях, под коленями…
«Совсем даже неплохо, малышка Морин!» – подумала она. И к чертям Ноа вместе с его ехидными заявлениями. Зеркало отражало истинную Морин – счастливую в браке тридцатидвухлетнюю женщину, может быть, потерявшую стройное очарование юности, но все еще весьма привлекательную даже в прозрачной ночной рубашке.
Когда она вернулась в спальню, Ллойд лежал все в той же позе, но она интуитивно почувствовала, что он не спит.
– Ллойд? – тихонько позвала Морин.
Он не ответил. Ничего, этим он ее не остановит. Глупо обижаться лишь за то, что он не подождал ее, чтобы поговорить о прошедшей вечеринке, как делал это всегда. В конце концов, они ведь еще в самом начале своего брака заключили договор: если кого-то из них будет что-то беспокоить, они ничего не будут скрывать друг от друга. Настало время узнать, что же так тревожит Ллойда.
Она скользнула под простыню, прижалась к спине Ллойда и, обхватив рукой его талию, опустила подбородок ему на плечо.
– Я тут подумала об одном интересном эксперименте… – шепнула она. – Не хочешь поучаствовать в нем, любимый?
На мгновение ей показалось, что отвечать он не собирается, но тут он повернулся, с силой прижавшись к ее телу. И поцеловал ее. Это был настоящий поцелуй, а не ненавистное ей супружеское чмоканье в щеку.
– Ты меня, конечно, дразнишь, Морин, но я тебя очень люблю. Иногда меня берут сомнения – не воспользовался ли я твоей доверчивостью, когда женился на тебе. Ты вся соткана из лунного света, а я такой прозаический тип.
– Но ты ведь мой прозаический тип, – уверенно заявила она. – И я не обменяла бы тебя на всех Робертов Рэдфордов в мире.
– А тебя не беспокоит, что… – Он умолк.
– Не беспокоит – что?
– Что через каких-нибудь несколько недель мне стукнет пятьдесят? А тебе всего лишь чуть за тридцать?
– Разница в возрасте между нами все та же, что и в день нашей свадьбы, Ллойд, – напомнила она. – С чего бы меня это стало теперь тревожить?
– Потому что… о, черт, всякий раз когда появляется Ноа, я вдруг начинаю ощущать себя стариком. Это глупо, я знаю, но ничего не могу с этим поделать. Смешно, конечно, но почему-то сейчас тридцать два и пятьдесят кажутся мне разделенными целой пропастью по сравнению с нашей разницей в возрасте десять лет назад.
– А-га. Так вот что, значит, грызет тебя последнее время. Да знаешь ли ты, что даже когда тебе стукнет семьдесят пять, я буду по-прежнему умирать от любви к тебе?
– Ну-у, я еще не настолько стар, – отозвался он. – А в данный момент я чувствую себя максимум на восемнадцать!
Он прильнул к ней поцелуем, они окунулись в древний и привычный ритуал любви и обладания, и Морин охватили покой и удовлетворение.
Возможно, со временем пламя их страсти разгоралось не так часто, но разве же это хуже? Разве это не чудесно – знать, что тобою дорожит, что тебя боготворит человек, которого ты уважаешь и любишь? И пусть изредка между ними возникают проблемы, но у нее есть главное, то, о чем она мечтала, – стабильность счастливого брака.
Два часа спустя, глубокой ночью, ее разбудил сдавленный стон Ллойда… тогда-то и начался этот кошмар. Кошмар, так трагично закончившийся в отделении «скорой помощи» городской больницы Бэй-Сити.
И вот теперь, сидя в своей гостиной, которой она так гордилась и которая выглядела совершенно пустой и унылой, Морин терзалась сомнениями. А что если Шелли права? Что если сердечный приступ Ллойда был вызван именно их близостью той ночью? Или же он произошел бы в любом случае? Она даже задала этот вопрос врачу в больнице, и он ответил, что секс, скорее всего, ни при чем.
– Такое нередко случается, миссис Мартин, – пожав плечами, сказал врач.
Но сомнение не ушло, оно затаилось в подсознании и продолжало мучить Морин. Неужели той ночью она сократила жизнь Ллойда? Если это правда – как же ей жить с этим чувством вины и как облегчить Шелли, и без того настроенной против нее, потерю отца?
3
В те первые дни, а потом и недели, что последовали за похоронами, у Морин возникло ощущение раздвоенности.
Одна ее половина существовала в привычных рамках, послушно делая все, что от нее требовал адвокат Ллойда Джеймс Уосселл: подписывала документы, просматривала записи, юридические акты и страховые полисы. Но вторая, глубоко спрятанная Морин, существовала в каком-то замкнутом пространстве, где соболезнования друзей и ежедневная домашняя рутина выглядели нереальными, пришедшими из мира теней. Видимо, ее спокойствие вводило людей в заблуждение, поскольку она привыкла выслушивать похвалу своей силе и даже, да поможет ей Бог, ее «здравому смыслу».
Прошло целых три недели, прежде чем мистер Уосселл по телефону сообщил ей, что закончил необходимую подготовку документов, и попросил ее в тот же день подъехать к нему в офис. Возможно, его мрачный тон насторожил Морин, потому что ее неестественное спокойствие улетучилось задолго до того, как она устроилась в кресле за его отполированным до блеска столом красного дерева.
Она слушала молча, не сводя с него глаз, пока он демонстрировал ей бумаги, столбцы цифр с их дьявольскими итогами, пока объяснял результаты бухгалтерских отчетов, счетов, писем с требованиями уплаты долгов, процентов по кредитам – все атрибуты лопнувшего бизнеса.
И лишь после всего этого она спросила намеренно спокойным тоном:
– Значит, бюро путешествий обанкротилось? Но хоть что-нибудь осталось?
– Боюсь, что нет. Средства по страховому полису Ллойда должны бы были, разумеется, отойти вам, но они ушли в счет дополнительного обеспечения долгосрочного кредита, который он получил, когда дела пошли совсем плохо.
Мистер Уосселл был высоким, худощавым человеком с редеющими волосами. Его глаза за стеклами очков в золотой оправе светились сочувствием – Морин оно показалось вполне искренним.
– Дело было не просто в неудачных вложениях, миссис Мартин. Полагаю, с этим бы Ллойд справился и в конце концов выплатил бы ссуду. Дело еще и в тяжелых временах, причем я имею в виду не только спад производства. Видите ли, его агентство специализировалось на путешествиях в страны Центральной и Южной Америки, а там сейчас неспокойно… и люди опасаются ездить в эти регионы. Ваш муж был весьма ответственным и знающим бизнесменом, но он предпочитал всем заниматься самостоятельно. Ему следовало бы пригласить менеджера, который занимался бы бумагами, пока сам он обеспечивал бы туры и связи с общественностью…
– И в попытке спасти бизнес он вложил в него все свои средства? А как же наследство, оставленное женой для их дочери?
Мистер Уосселл покачал головой.
– Боюсь, что и этого нет. Он использовал его для погашения одного из банковских займов.
– В таком случае… что же вообще осталось?
– Ну, во-первых, несколько сот долларов на ваших счетах, затем три машины и ваши личные вещи – драгоценности, одежда, мебель. Несколько лет назад Ллойд переписал на ваше имя дом. В то время меня это решение удивило… но, по-видимому, Ллойд хотел хоть как-то обеспечить вас на случай… на случай, если произойдет самое худшее. Поскольку дом принадлежит вам, и он полностью свободен от каких-либо материальных посягательств, страховой полис Ллойда мог бы обеспечить вам вполне приличный доход, но, как я уже говорил, Ллойд использовал его для поддержания своего бизнеса. Он говорил мне, что намерен заключить новый страховой договор, но не смог по состоянию здоровья…
– Он знал, что у него были сложности со здоровьем?
– О да, конечно… Разве он вам не сказал?
Морин безмолвно покачала головой.
– Что ж… полагаю, не захотел вас тревожить. Он узнал о проблемах с сердцем, когда прошел медицинское освидетельствование для получения страховки. И было это… да, думаю, пару месяцев назад.
Не глядя на Морин, он перекладывал бумаги на столе с места на место.
– Вам тут кое-что нужно подписать, миссис Мартин. Думаю, это вполне можно сделать и сегодня, а затем я соберу для вас оставшиеся счета и подсчитаю налоги. – Он откашлялся. – Какое счастье, что Ллойд заранее переписал дом на ваше имя, иначе положение могло быть еще хуже. А сейчас я бы предложил вам продать дом – это довольно приличная недвижимость – а деньги положить под проценты. Вам и вашей падчерице должно хватить этих доходов по крайней мере до тех пор, пока вы не найдете работу или же не…
Он смущенно умолк, и Морин была очень рада, что не услышала продолжения. Если бы еще хоть один человек напомнил ей, что она еще достаточно молода, чтобы выйти замуж, она бы, наверное, закатила истерику. И неизвестно, когда бы эта истерика закончилась.
С застывшим лицом она пробежала глазами документы и подписала их. Столько неожиданностей – и все мучительные. Что ж, по крайней мере она очнулась от своей летаргии. Несмотря на то, что новости оказались даже хуже, чем она ожидала, Морин вдруг пронзило… что? Острое ощущение, что она все еще жива? Что ж, в данной ситуации это большой плюс…
Но как же ей объяснить Шелли, что той беспечной жизни, которую она всегда воспринимала как должное, настал конец; что ее отец потерял абсолютно все? И что они должны уехать из единственного дома, который она знала в жизни… куда? В тесную квартирку, которая им теперь по средствам?
По пути домой Морин раздумывала над тем, много ли из услышанного стоит рассказать Шелли. В последнее время между ними хотя бы не было этих безобразных стычек. Собственно, за эти три недели она практически не видела Шелли. А когда они все же встречались, ее падчерица демонстрировала ледяную вежливость, ограничиваясь односложными ответами или просто холодными взглядами.
Морин не форсировала события, не пыталась разузнать, чего хотела добиться Шелли, из вечера в вечер надолго исчезая из дому. Уже поздновато изображать из себя сурового родителя, который держит ребенка в ежовых рукавицах, думала Морин – когда вообще об этом думала.
Но сейчас ей стало стыдно, что она позволила себе плыть по течению. Ллойд возложил ответственность за благополучие дочери на ее плечи, а она не справилась со своими обязанностями. Ну что ж, все это придется изменить. Прямо сегодня.
Но застать Шелли в ее спальне она смогла лишь на следующее утро. Всматриваясь в настороженное лицо падчерицы, Морин испытывала и раздражение, и жалость одновременно. Под глазами у Шелли залегли темные тени, а искривившиеся в ядовитой ухмылке губы жалобно вздрагивали.
Морин хотелось протянуть к Шелли руки, обнять ее, но, разумеется, она не сделала этой ошибки. Сдерживая чувства, она ровным тоном объяснила, что после выплаты всех долгов и налогов от состояния Ллойда практически ничего не осталось.
– Нам придется изменить свой образ жизни, постараться жить гораздо скромнее. По правде говоря, адвокат, который занимался вопросами наследства, посоветовал мне продать дом и подыскать недорогое жилье, чтобы как-то…
– Ты что, хочешь сказать, что намерена продать дом? – со злостью перебила ее Шелли. – И не думай даже! Во-первых, этот дом – мой! Он принадлежал маме, когда она вышла замуж за папочку, так что теперь он мой.
– Мне жаль тебя разочаровывать, Шелли, но несколько лет назад твой папа переписал его на меня.
– Я тебе не верю! Папочка никогда бы этого не сделал! А ты… ты просто чудовище! Хочешь продать дом, запустить руки в его деньги – и что потом? Засунешь меня в какую-нибудь дыру, а сама смоешься с деньгами?
– Что ты говоришь, Шелли? Это неправда. Мы просто не можем себе позволить содержать такой большой дом. Да и платить за учебу в твоей престижной школе в Бруксе. Мистер Уосселл посоветовал продать дом, деньги положить в банк и жить на проценты. И будет, наверное, лучше последовать его совету.
– Лучше? Кому лучше? Тебе? Ну конечно, тебе же на меня наплевать – я это всегда знала. Ну так вот, я не стану жить в какой-то паршивой каморке. Попробуй только заставить меня – и я сразу уеду. У Джеффа Монтгомери теперь есть собственный домик на побережье. Он приглашал меня переехать к нему. Так что, если ты только попытаешься продать этот дом и забрать меня из моей школы, я тут же перееду к нему. И тебе меня не остановить. Мне уже шестнадцать лет, я могу делать все, что захочу.
Морин, глядя в обезумевшие от ярости глаза Шелли, стиснула зубы. К горлу подступила тошнота. Джефф Монтгомери был старше Шелли и уже учился в колледже. После того как Шелли несколько раз вернулась со свиданий с Джеффом намного позже положенного времени, Ллойд, обычно такой снисходительный с дочерью, устроил скандал и запретил ей встречаться с этим парнем. Теперь стало ясно, что Шелли его запрет нарушила. Но в одном Шелли права – Морин никак не сможет ее удержать, если она решит уехать. Да, в шестнадцать лет она, видимо, чувствует себя взрослой… но как же можно позволить ей совершить ошибку, которая наверняка искалечит девочке жизнь?
Нет, решила Морин, она просто обязана уберечь дочь Ллойда от опрометчивого шага – пусть даже в данный момент ей хотелось лишь одного – свернуть ее симпатичную юную шейку.
– Я ничего не могу тебе обещать, – устало сказала Морин, – но постараюсь сохранить дом. Если мне удастся быстро найти работу… в общем, посмотрим.
Она посмотрела Шелли прямо в глаза.
– Но тебе тоже придется приложить усилия. Ни услуги миссис Льюис, ни услуги садовника нам теперь не по карману. Так что ты должна будешь помогать мне готовить и убирать в доме. Кроме того, начиная прямо с сегодняшнего дня мы начинаем экономить. Это значит, что твои карманные деньги сократятся наполовину.
– Но мне этого будет мало! – в ярости выпалила Шелли.
– А ты попытайся уложиться. Понадобятся лишние деньги – подыщешь себе работу после школы. Если ты пообещаешь подчиняться мне… моим правилам, вопрос о твоей школе я пока оставлю открытым. Обучение оплачено до конца года. А к тому времени, когда придется платить за следующий учебный год… я уверена, что уже найду работу. Возможно, мы и справимся.
Морин не требовалось подтверждения в виде презрительного взгляда Шелли, чтобы понять, что ее слова для падчерицы были всего лишь пустым звуком. Спускаясь по лестнице, она уже раздумывала, с чего начинать поиски работы. С рекламных объявлений «требуются…»? Или же прямо с агентства по трудоустройству?
Спустившись в прихожую, она услышала настойчивый трезвон телефона. Морин, прежде чем снять трубку, по привычке собралась с душевными силами. В последнее время звонки стали значительно реже, но ей все еще приходилось вести эти натянутые диалоги, отвечать на соболезнования людей, которые, конечно же, звонили с благими намерениями. Если бы ей вовсе не звонили, Морин чувствовала бы себя забытой, но как же тяжело ей было выдерживать роль, заставляя себя произносить нужные слова, причем самым бодрым голосом, чтобы не расстраивать друзей и знакомых…
– Морин? – В трубке сильно трещало, но Морин моментально узнала этот голос, и у нее почему-то повлажнели глаза. – Морин, это ты?
– Привет, Ноа, – выдавила она.
– Боже милостивый, Морин, я только что вернулся с объекта, распечатал почту и узнал про Ллойда. Просто поверить не могу… Как там вы с Шелли?
– Нормально.
– Если бы я только был рядом… Что с Шелли? Они были так близки с Ллойдом…
– Она… ей очень тяжело.
– И тебе тоже. Рана не скоро затянется, да?
Перед глазами у нее снова поплыло, и неожиданно хлынули слезы – ее первые слезы с самого дня похорон. Она все же попыталась что-то сказать, даже произнесла несколько слов, чтобы заверить Ноа, что с ней все в порядке, – и опять сдавленно умолкла.
– Поплачь, поплачь, Морин, легче станет. Я подожду. Подумаешь – мне и обойдется-то это всего в каких-нибудь десять баксов за слезинку. – Он принялся фальшиво насвистывать популярную мелодию.
Сквозь всхлипывания Морин прорвался нервный смешок. Ноа в своем репертуаре – не мог обойтись без своих шуточек, даже когда у нее сердце разрывается от боли. Так почему же она перестала плакать? Почему на сердце у нее полегчало?
Морин шмыгнула носом и высморкалась.
– Ну и негодяй же ты, Ноа! – заявила она в трубку.
– Это точно. Но зато какой привлекательный, признайся!
– Ничего подобного, – упрямо возразила она.
– Послушай, Морин, я вернусь в Штаты через месяц. Может быть, даже раньше. У меня такое ощущение, что настоящий друг рядом тебе не помешает. Я сию же минуту все бросил бы и прилетел к вам, но здесь такая карусель завертелась! И кроме меня некому разбираться с делами. – Он молчал так долго, что Морин уже решила, что их разъединили. А потом добавил: – Думаю, ты уже встречалась с адвокатом Ллойда?
Что-то в его голосе насторожило Морин.
– Ты знал о неприятностях в турагентстве Ллойда? – медленно проговорила она.
– Не совсем. Но Ллойд действительно упоминал о некоторых сложностях с выплатой ссуды. Если бы я только был рядом…
– Это ничего бы не изменило, – перебила его Морин. – Ллойд все равно бы… – Она не смогла закончить фразу.
– Если я хоть чем-то могу помочь – только скажи, Морин. – Помолчав мгновение, он продолжил: – Ты, видимо, будешь подыскивать себе работу. Уже решила, чем бы хотела заняться?
– Я только вчера узнала о… об этих проблемах. У меня еще не было времени как следует все обдумать.
– Ну, так и не спеши. Ты сильная, Морин. Я знаю, ты справишься.
Спустя миг телефон умолк. Морин положила трубку и еще долго стояла, уставившись невидящими глазами в пространство и прислушиваясь к тупой боли в сердце. Ноа легко говорить, что она со всем справится, но что же ей делать? Как сохранить привычную жизнь Шелли, как облегчить ей утрату отца?
4
Морин стояла у окна на кухне с чашкой кофе в руке и смотрела на галдящую толпу подростков, расположившихся вокруг бассейна. Из-за спешки она пропустила сегодня ленч, но желудок у нее сводило не от голода. А от едва сдерживаемого гнева – и обиды.
«Что же случилось с пресловутой обещанной помощью Шелли?» – кипятилась в душе Морин. По кухне, заваленной грязной посудой, словно прошелся смерч; все имеющиеся в доме полотенца мокрой грудой свалены у двери на патио; и Морин даже не нужно было заглядывать в туалетную комнату на первом этаже, чтобы сказать, в каком она состоянии… впрочем, и ванные на втором этаже, скорее всего, не в лучшем.
Совсем недавно Шелли пообещала, что подобных погромов больше не будет. Морин еще не отошла от последней вечеринки, когда, неожиданно рано закончив поиски работы, вернулась домой и обнаружила… Боже, страшно вспомнить! Десяток полуобнаженных девиц загорали вокруг бассейна, еще несколько в таком же виде расположились в патио, а в собственной спальне Морин застала милующуюся парочку…
Она чувствовала себя смертельно уставшей. И старой. Боже, какой же она себя чувствовала старой! И если бы хоть что-нибудь облегчило ее бесконечные проблемы, накладывающиеся одна на другую, размножающиеся как… как кролики весной. Конечно, ей стало бы легче, если б она нашла работу, чтобы не волноваться о ежедневных расходах. Откуда, интересно, взялась эта ее наивная уверенность, что ей не составит труда найти пусть не квалифицированную, но хотя бы низкооплачиваемую работу – скажем, продавца или секретарши?
Она просто-напросто забыла, где живет. Это же «Солнечный край»! Каждый день сотни приезжих, спасаясь от зимней стужи северных штатов, пересекали границу Флориды и так же, как она, начинали поиски работы! Да, разумеется, местные жители, особенно со знанием иностранного языка, имели преимущество перед приезжими – само собой негласное. Но, во-первых, рабочих мест было крайне мало, а во-вторых, Морин не работала ни дня в своей жизни… Так могла ли она рассчитывать найти хоть какое-нибудь, пусть даже самое низкооплачиваемое, место?
Что ж, завтра она возобновит свои поиски. А сейчас, выпив эту чашку кофе, чтобы компенсировать упущенный ленч, она… займется привычным делом. Надо убрать за детьми…
Но когда подростки ушли, забрав с собой и мрачную, как обычно, Шелли, Морин поняла, что слишком устала и не в состоянии сразу же начать уборку. Она села за стол на кухне и, уронив голову на сцепленные ладони, с ужасом представила себе непочатый край ожидавшей ее работы.
Зазвонил телефон, и Морин схватила трубку, радуясь, что нашлась причина хоть ненадолго потянуть с уборкой. Услышав протяжный, с придыханием, голос Лоис Медина, она едва не застонала. Сейчас на нее обрушится шквал ядовитых сплетен о людях, которые, как теперь казалось Морин, жили в каком-то другом мире. Ну не странно ли, думала она, что финансовая стабильность – или же отсутствие таковой – заменяла собой практически все в жизни… и словно бы рассовывала людей по разным полочкам?
Тем не менее она из вежливости поддержала беседу: да, очень жаль, что Диксоны снова разбежались… да, конечно, наверняка новый «Линкольн» Лоис великолепен.
– Так когда же ты появишься у нас за ленчем? В конце концов, уже полтора месяца как… ну, ты понимаешь.
Морин заколебалась. Какими же далекими они ей теперь казались, те спокойные, беззаботные дни, когда ее самым важным делом было встретиться с подругами за ленчем в загородном клубе Бэй-Сити. Сам собой неожиданно возник вопрос – почему же Ллойд, зная о своих материальных трудностях, позволял ей – да и Шелли – выбрасывать деньги на престижные клубы и изысканные наряды из самых дорогих магазинов Бэй-Сити? Неужели ему было так трудно признаться жене и дочери, что он больше не в состоянии обеспечивать им роскошную и беспечную жизнь?
– Ты что, не слышишь? Я спросила, приедешь ли ты завтра на ленч?
Морин повела плечом. Почему бы и нет, если уж на то пошло? Один ленч, в конце концов, не нанесет непоправимый ущерб их с Шелли бюджету. А если и нанесет – что с того? Днем раньше, днем позже… Какая разница?
– Ладно… Только на полтретьего у меня назначена встреча по поводу работы. Так что в два мне придется уйти.
– Отлично! Я позвоню Сьюзен и Леске. – Лоис, помолчав, понизила голос: – Как продвигаются поиски работы?
– Не очень. – Морин заколебалась, но все же спросила, очень неохотно: – У Джона в офисе ничего подходящего нет? Скажем, места младшего клерка или вроде того?
– Н-не знаю… Я спрошу, конечно… Но ты же понимаешь, дела сейчас у всех идут неважно – спад производства и все такое… Кажется, он упоминал что-то насчет сокращений в его компании. – Она снова помолчала, а затем добавила скороговоркой: – Вот что, я у него спрошу, но ты особых надежд не питай, ладно?
Положив трубку, Морин устало поднялась из-за стола, сунула груду мокрых полотенец в стиральную машину, убрала на кухне. Потом поднялась наверх – и разозлилась еще сильнее. Дверь гардероба в ее спальне оказалась нараспашку, несколько платьев сняты с вешалок и валяются на полу. Не приходилось сомневаться, что кто-то примерял ее одежду.
Она навела порядок в своей ванной, взяла в охапку полотенца из раковины, куда перед этим их бросила, и направилась по коридору к лестнице. Дойдя до спальни Шелли, остановилась и заглянула в полуоткрытую дверь. С тех пор как им пришлось уволить миссис Льюис, Морин молча убирала в комнате Шелли, про себя решив, что из двух зол нужно выбирать меньшее. Но сейчас, глядя на раскиданные по всей комнате платья, россыпи косметики на изящном вишневого дерева трюмо, на покрывало, скомканное в ногах неубранной постели, она вся кипела от возмущения.
В качестве подарка на четырнадцатилетие Шелли она предложила свою помощь в переоборудовании спальни по вкусу девочки. На несколько недолгих недель между ними установилось редкое перемирие. Они работали в четыре руки – сообща выбрали серебристо-синюю ткань на покрывало и шторы, серебряные, с крошечными незабудками, обои, даже начертили вместе эскиз встроенного шкафа с полочками для коллекции кукол Шелли.
Морин со вздохом аккуратно закрыла дверь. Шелли уже не четырнадцать. Она считает себя взрослой. И если она предпочитает жить в свинарнике – что ж, так тому и быть. Это ее личный выбор.
Морин как раз занялась ужином, когда телефон снова зазвонил. Она скорчила недовольную гримасу, но все же накрыла крышкой кипящий куриный бульон и подошла к телефону.
– Да? – буркнула она в трубку.
– Не боишься с ходу отвечать «да» такому известному ловеласу, как я? – прозвучал в ответ голос Ноа.
Морин вспыхнула от радости.
– Ноа! Ты из Найроби звонишь?
– Я звоню из собственного дома на берегу Бэй-Сити. Прилетел вчера поздно ночью. А сегодня уже звонил несколько раз, но никто не отвечал.
– Нужно было набрать личный номер Шелли, – усмехнулась она. – На другие звонки, когда меня нет дома, она не отвечает.
– Ничего, я даже рад. Хотел сначала поговорить с тобой. Как дела?
– Дела… Ты хочешь знать правду?
– Только правду.
– В таком случае – все ужасно. Теперь твоя очередь. Давай, скажи мне, чтобы я не переживала, что все постепенно уладится, нужно только потерпеть. Так?
– Вообще-то я собирался сказать, что приеду через полчаса. И чтобы к этому времени ты была во всеоружии – причесана, накрашена и все такое. Мы едем ужинать в город. Тебя ждет гигантский стейк, столь же гигантский салат и слоеный торт с клубникой. В неограниченном количестве. После того, чем я питался целых два месяца, я намерен устроить гастрономическую оргию!
– Если все так плохо, почему бы тебе не сменить работу? – рассмеялась Морин.
– Ни за что. Мне такая жизнь нравится… того же и всем желаю. Итак, не забудь – через полчаса. Я уже выезжаю.
Он повесил трубку, не дожидаясь ее ответа, и Морин сразу вспомнила эту его несносную привычку – он никогда не утруждал себя излишними любезностями. Может, в этом виновата жизнь в местах, где нет даже намека на блага цивилизации?
Тем не менее, снова поднимаясь в спальню, она поймала себя на том, что улыбается. Как странно. Морин вовсе не одобряла принципы Ноа – жить независимо, ни за что и ни за кого не отвечая. И все же… как давно она не испытывала такого радостного возбуждения. Возможно, причина крылась в том, что она точно знала – сегодня вечером ей не грозит выслушивать соболезнования или советы, которых она за прошедшие недели получила столько, что хватит до конца жизни.
Она сильно похудела, и платье, что при покупке сидело на ней в обтяжку, теперь оказалось совсем свободным; Морин даже пришлось разыскать золотой поясок, чтобы немножко стянуть его в талии. Она знала, что это блестящее янтарное платье как нельзя больше шло ей. В нем она выглядела…
– Шикарно… благодарю за комплимент, – улыбнулась своему отражению Морин.
В безотчетном порыве она, причесавшись, оставила волосы распущенными и просто подхватила их по бокам заколками. Неужели прошло каких-нибудь шесть недель с тех пор, как Ноа советовал ей выбирать себе прическу посвободнее? Интересно, отчего это мужчин так привлекают длинные распущенные волосы? Видимо, в них дремлют какие-то первобытные инстинкты.
Значит, Ллойд был ближе к цивилизации, чем большинство мужчин, потому что любил строгие, гладкие прически… или же он предпочитал их просто потому, что с такими прическами она казалась гораздо старше, а разница в возрасте между ними сглаживалась?
Она поспешно отмахнулась от неприятной мысли и направилась из спальни вниз. Шелли возникла на пороге кухни, когда Морин отставляла с плиты недоваренный из-за звонка Ноа суп. Падчерица обвела Морин с ног до головы оценивающим взглядом:
– Собралась куда-то? – Ее резкий тон граничил с грубостью.
– Ужинаю с Ноа. Он только что вернулся из Найроби.
Глаза Шелли сузились.
– А почему ты мне об этом раньше не сказала? – выпалила она. – Мне же нужно время, чтобы одеться.
Морин неуверенно молчала. Относилось ли приглашение Ноа и к Шелли тоже? Подумав, она решила действовать дипломатично.
– Он позвонил буквально несколько минут назад. Вы с друзьями уже ушли.
Шелли ответила тяжелым подозрительным взглядом, развернулась – и через миг ее каблучки зацокали по лестнице. Морин закончила с делами на кухне и прошла в гостиную.
Включив свет, она огляделась и удовлетворенно вздохнула. Глубокие уютные кресла и диван; накидки и портьеры из плотного шелка; старинный письменный стол и длинные ряды полок с прекрасно изданными – и любимыми – книгами; китайская шелковая ширма позади дивана; коллекция хрусталя и фарфора, доставшаяся Ллойду от матери, к которой уже сама Морин добавила купленный на одном из аукционов изящный медный сервиз… все это могло бы выглядеть неуклюжим сборищем несочетаемых предметов и стилей, но Морин чувствовала, что от просторной комнаты исходит редкая аура удобства и элегантности одновременно.
Она обставила гостиную собственными руками, несмотря на то, что Ллойд упорно настаивал, чтобы она обратилась за помощью к профессиональному декоратору. В конце концов он все же согласился, что Морин была права и что приглашенный со стороны человек ни за что не сумел бы с такой точностью отразить вкусы живущих в доме людей.
«Для меня важнее всего – уют, – решила Морин, принимаясь за переделку гостиной. – Удобство и раскрепощенность – для друзей Шелли. И элегантность – для Ллойда, который не может ударить в грязь лицом перед важными клиентами».
Как странно, что один лишь Ноа и отметил тонкое сочетание в облике комнаты вкусов Ллойда и ее собственных. Что он сказал, впервые увидев обновленную гостиную? Ах да, кажется, так: «Аккуратнее, мисс Берите-с-меня-пример! Если вам вдруг вздумается заменить эти потрепанные старинные издания на новомодную литературу, предупреждаю – лучше сразу сматывайтесь от греха подальше, не то опозоритесь на всю округу».
В дверь позвонили в тот момент, когда она ставила пластинку на проигрыватель. Морин подойти не успела. Шелли кубарем скатилась по лестнице, и к тому времени, когда Морин дошла до холла, дверь уже была распахнута, и Шелли, в мини-халатике, уже висела на шее Ноа.
– Потрясающе! Я буду готова через пару минут. Как это вышло, что не я первая узнала о твоем приезде?
– Извини, Шелли, – охладил ее пыл Ноа. – Сегодня приглашение касается только твоей мамы. Мне нужно с ней кое-что обсудить. Обещаю, что мы встретимся в ближайшее время.
Нижняя губка Шелли капризно выпятилась, как у обиженного ребенка.
– Она мне не мама, – взвизгнула Шелли. – И как я погляжу, она вернулась к своим старым штучкам. Уводит у меня самых близких людей. В этом она мастер!
– А ты – мастер делать поспешные выводы, Шелли. Будь умницей, поднимись к себе и надень что-нибудь посущественнее, пока не подхватила простуду, договорились?
В тоне Ноа сквозил смешок, но Морин заранее приготовилась к одной из бурных истерик Шелли, к целому потоку упреков и обвинений. Но, к ее удивлению, Шелли, бросив один-единственный ядовитый взгляд в ее сторону, направилась по лестнице на второй этаж.
– Вы само совершенство, леди. – Нисколько не обеспокоенный недавним объяснением с Шелли, Ноа сверкнул улыбкой. – Только не забудьте накидку. Я заказал столик на семь в «Дельфиниуме».
Морин достала из шкафа в прихожей шаль. Проходя впереди Ноа к выходу, она не могла избавиться от мысли, что стычка с Шелли всего лишь отложена на какое-то время. Дайте только шанс, а уж она сведет на нет все удовольствие от этого обещавшего быть таким приятным вечера…
Но вечер, похоже, был полон приятных сюрпризов, потому что настроение Морин вновь улучшилось. Да и как можно было не развеселиться, если Ноа то и дело поддразнивал ее и осыпал комплиментами, утверждая, что в своем желтом платье она кажется лучиком жаркого флоридского солнца. В ответ она заявила, что ему нужно показаться окулисту, потому что только дальтоник не заметил бы, что ее платье не желтое, а золотое…
– Я-то неплохо разбираюсь в цветах, – лениво протянул он. – И нечего изображать превосходство. Что, например, ты знаешь о сопротивлении несущих опор под давлением?
– Ровным счетом ничего! – парировала Морин. – То есть ровно столько, сколько мне и необходимо.
– Вот именно, – самодовольно кивнул Ноа, словно победа в споре осталась за ним.
По пути через мост Франклина в сторону Тампа, к ресторану «Дельфиниум», известному в городе своими превосходными стейками, Ноа рассказывал о своей работе – подготовке строительства дамбы, которую предполагалось возвести посреди одной из засушливых долин Найроби, чтобы туда пришла вода. Будучи инженером-гидравликом, специализирующимся в области механики грунтов, он часто консультировал подобные проекты на первых этапах строительства.
– И задолго до того, как там начинают появляться милые нашему сердцу блага цивилизации, – суховато добавил Ноа. – Так что и эта машина, и прекрасная женщина рядом со мной, и предвкушение замечательного ужина – все это составляет разительный контраст с теми условиями, в которых я жил последнее время. Мне даже хочется ущипнуть себя, чтобы убедиться, что все это происходит со мной наяву.
Морин попыталась представить себе мир, откуда только что приехал Ноа. Наверняка жизнь там так же отличается от Бэй-Сити, как, скажем, жизнь на другой планете. И при этом Ноа всегда умудряется соответствовать любому из этих миров, нисколько не изменяя самому себе. Каким же образом ему это удается? Связано ли это с его самоуверенностью и изрядной долей эгоизма – или же дело в том, что он осознает свое место и знает себе цену?
Поразительно, что ей никогда не приходило в голову заглянуть поглубже, под тот бесстрастный фасад, который он демонстрирует всему свету. Может, она просто боялась? Может, интуитивно чувствовала, что если их добродушное подтрунивание друг над другом перейдет какую-то черту, если они затронут более серьезные темы… то появится угроза спокойному, тихому течению ее жизни?
Чуть позже, уже сидя за столиком в ресторане и потягивая вино, заказанное Ноа к стейкам, Морин неожиданно сообразила, что это ее первый бокал после вечеринки в ночь смерти Ллойда, и съежилась от пронзительного чувства вины. Как она может наслаждаться жизнью, смеяться шуткам Ноа, если каких-нибудь несколько недель назад ей казалось, что она даже улыбнуться не сможет до конца своих дней?
– Эй, Морин, выше голову! Не забывай, мы празднуем возвращение странника домой!
– И надолго ли это возвращение? Полагаю, через день-другой ты снова улетишь в Африку?
– Нет, у меня передышка между проектами на пару недель. Мне необходимо как следует отдохнуть, а вам с Шелли – получить малую толику сочувствия и вечернего чая. Сочувствия поменьше, чаю побольше и покрепче.
Но именно его сочувствие согревало ей душу следующие полчаса, когда она взахлеб рассказывала ему обо всем, что происходило с ней в эти горькие недели, – и о поисках работы, и о бесконечных советах со стороны знакомых и малознакомых людей, и о стычках с Шелли.
– Она отбилась от рук, а я чувствую себя с ней совершенно беспомощной. Она не разговаривает со мной, не помогает по дому и… в общем, я с ней не справляюсь. Если бы мы раньше были друзьями, если бы наши отношения сложились по-другому… возможно, смерть Ллойда нас бы еще больше сблизила. А так – пропасть между нами лишь углубилась.
– Сейчас уже поздновато мечтать о том, как все могло бы быть. Тебе нужно все начинать заново, установить собственные правила…
– Я так и сделала, но она не желает идти мне навстречу. Я не слишком давила на нее. Во многих отношениях она вполне взрослый, сформировавшийся человек – разве я могу обращаться с ней, как с ребенком? Но ведь она игнорирует даже мои самые несложные требования. Дом, по сути дела, превратился в военный лагерь. Ты слышал, что она сегодня сказала обо мне… что я отнимаю у нее родственников. Так вот – она действительно так считает. Знаешь, она всегда воспринимала меня захватчицей, посягнувшей на нечто, принадлежащее лично ей. Она даже считает, что у нас с Ллойдом был роман в то время, когда ее мама умирала в больнице.
– Даже если и так – кому какое дело? Почему ты позволяешь третировать себя подобным образом? Это твой дом, и устанавливать в нем правила – твоя привилегия. Вот когда она уедет – тогда пусть и живет по собственным.
– Я не могу рисковать. Она угрожала уехать немедленно. Понимаешь, этот парень…
Она рассказала Ноа о Джеффе Монтгомери – его неограниченных средствах, его «Порше», его привычке делать все что вздумается… и о его стремлении заполучить Шелли.
Она завершила свой рассказ, и Ноа покачал головой:
– Пробле-ема. И простого решения тут не найдешь. Но ты сильный человек, Морин, даже если пока этого и не осознала. Ллойд обращался с тобой как с ребенком, и у тебя не было возможности расправить крылья. Взяв свою судьбу в собственные руки, ты начнешь расти и почувствуешь свою силу. Но ты не должна вечно служить опорой Шелли, ее совестью.
Официант со стейками появился прежде, чем она успела напомнить Ноа, что уже попробовала установить свои правила – и что Шелли их отвергла. Тема их беседы была ужасно неприятна для Морин, и она решила, что аппетит у нее точно пропадет. Но стейк оказался настолько вкусным, что она в считанные минуты опустошила тарелку. Уже справляясь с последним кусочком, она подняла голову и поймала улыбку Ноа.
– Ладно уж, говори. Все равно ведь ты именно об этом думаешь. Мне нужно следить за своей диетой…
– Вообще-то я думал о том, что ты сказочно выглядишь. Совсем не похожа на мисс Примерную-во-всем-даму. И это платье весьма сексуально… Новое?
– Нет, но я его еще ни разу не надевала. Ллойд… – Поколебавшись, она скороговоркой закончила: – Ллойду оно не нравилось. Вернуть в магазин я его не могла, поскольку купила на распродаже, поэтому… короче, я подумала – почему бы и не воспользоваться им сегодня? Даже на распродаже оно обошлось мне в кругленькую сумму.
– У-гу. Ну, что я могу сказать? В нем ты выглядишь очень даже сексуально. И мужчина за соседним столиком определенно разделяет это мнение. Он пялится на тебя уже добрый час.
Морин, повернув голову, взглянула на человека за соседним столиком. И узнав Пола Гарфилда, машинально улыбнулась. Ей показалось, что он собирается подняться со своего места и присоединиться к ним, но Пол, поколебавшись и бросив быстрый взгляд на Ноа, лишь кивнул, приветствуя ее по-дружески теплой улыбкой.
– Это же Пол Гарфилд, – сказала она Ноа. – Разве ты не помнишь? Он был у нас на вечеринке в тот самый день, когда… – Она умолкла в ожидании привычного спазма горя. Но боли не было. Она ощутила лишь… что? Грусть. Но эта грусть была далека от всепоглощающего чувства потери прошлых недель.
– В чем дело, Морин?
– Так странно… Я хотела сказать, что Пол был у нас на вечеринке в ту ночь, когда у Ллойда случился сердечный приступ… и думала, что почувствую себя страшно несчастной… А мне только грустно – и все.
– Но это ведь естественно, Морин. Не можешь же ты до конца своих дней горевать и лить слезы!
Небрежность его тона почему-то разозлила Морин.
– Кто б это говорил! – язвительно воскликнула она. – Наш братец Ноа, который контролирует каждую минуту своей жизни! Ты, должно быть, здорово презираешь нас, обычных людей, которые копошатся, не зная, чего им ждать от собственной жизни.
– Заметь, это ты сказала. Не я. – Судя по ухмылке, ядовитая тирада Морин его позабавила. – Кроме того… ты можешь организовать собственную жизнь точно так же, Морин. Можешь установить свои правила, взять ответственность за свою судьбу в свои руки. Тебе и нужно-то всего проявить волю да не обращать внимания на советы окружающих.
– А что, по-твоему, ты сейчас делаешь? Разве не даешь мне советы, как жить дальше, а?
– Тouche! Я замолкаю. Не стану говорить тебе, что у тебя есть несколько возможностей на выбор, что у тебя есть сила и мужество, пусть даже ты их еще не ощутила в полной мере, и что ты неправа, заявляя о полном отсутствии у тебя каких-либо деловых навыков. По мне так любой, кто способен организовать благотворительное шоу, как это удавалось тебе, по-настоящему талантлив. Но я и об этом умолчу. Просто закажу бутылку хорошего шампанского к моему обожаемому слоеному пирогу с клубникой, а если этот самый Гарфилд не перестанет тебе улыбаться, я просто-напросто встану из-за стола и двину ему как следует.
Морин не выдержала и рассмеялась. Только тогда она почувствовала, насколько ей хорошо. Конечно, это мало что меняло, насущные жизненные проблемы так и остались при ней, но хотя бы на один-единственный вечер ей было так приятно расслабиться за ужином, приготовленным кем-то другим, и распить бутылку хорошего вина с симпатичным – и очень внимательным к ней – мужчиной.
Возможно, именно поэтому она и не воспротивилась, когда Ноа – уже на пути домой – свернул в сторону пляжа, заявив, что им обоим не помешает прогулка после такого сытного ужина. В глубине души Морин понимала, что играет в опасную игру, но ей было все равно. Ехать по пустынной дороге, наслаждаясь свежим бризом с залива, влетающим в открытое окно, и слушая тихую трогательную мелодию по радио… она уж и забыла, что бывает такое удовольствие.
Дом Ноа стоял последним в небольшом ряду прибрежных домов, вытянувшихся вдоль самой кромки пляжа. Морин знала, что дом был построен лет сорок назад – как раз когда разразился очередной строительный бум во Флориде, но выглядел он гораздо старше, словно возник здесь одновременно с древним океаном.
Мебель в комнатах была по большей части из ротанговой пальмы – добротная, удобная, безликая. Собственно, если что-то в доме и носило личный оттенок, так только набитый книжный шкаф и кое-какие произведения искусства – первобытные маски, резные фигурки из дерева и слоновой кости и тому подобные причудливые вещи, которые Ноа привозил из поездок по Африке и Южной Америке.
Пока Ноа открывал окна, чтобы впустить в комнату свежесть океана, Морин разглядывала одну особенно страшную маску, вырезанную из эбенового дерева.
– Батюшки, как тебе удается оберегать все это от грабителей?
– За домом присматривает отставной полицейский, мой сосед. Да я особенно и не волнуюсь по этому поводу. Обворуют так обворуют. В конце концов, это всего лишь вещи, Морин.
Он подошел к небольшому бару, очень изящному, из красного дерева и ротанговой пальмы, и достал бутылку коньяка. Наполнил два пузатых бокала и поднес один Морин. Потягивая янтарный напиток, она продолжала бродить по комнате, разглядывая развешанные на стенах диковины. Ноа выбрал кассету и вставил ее в магнитофон – чуть ли не такой же допотопный, удивленно отметила Морин, как и вся мебель в доме.
Негромкие напевы английских народных песен заполнили комнату. Морин открыла дверь и остановилась на пороге, всматриваясь в ночь. Ветер здесь дул заметно сильнее, оставляя соленый вкус на ее губах… и поднимая из сердца какие-то смутные, неопределенные мечты.
Всего лишь в сотне ярдов от дома волны с тихим шелестом накатывали на белый песок, напоминая ей о том, как давно она не была на пляже.
– Красиво, правда? – произнес у нее за спиной голос Ноа. – Можно даже воображать себе, что это прекрасная необитаемая планета… до тех пор, пока кто-нибудь не забудет полотенце на берегу или не зажжет огонь прямо под окнами. К счастью, время наплыва туристов еще не пришло.
Морин обернулась к нему. Ноа стоял так близко к ней, что она чувствовала его дыхание у себя на щеке. Ей вдруг захотелось прильнуть к нему, опустить голову ему на плечо, и этот порыв поверг ее в такое замешательство, что Морин поспешно сделала шаг назад, на выложенную каменными плитами дорожку.
– Ну, как насчет прогулки? Только тебе нужно захватить шаль – погоди-ка, я сам возьму.
Не дожидаясь ее согласия, Ноа снял со спинки кресла шаль и накинул ее на плечи Морин. Пока они шли по дорожке, он молчал, погруженный в свои мысли. В некоторых домах окна еще светились, но на пляже не было ни души. Только одинокий краб неуклюже пересек их путь, да пару раз вдалеке залаяла собака. Здесь дюны были гораздо выше, полностью закрывая от них коттеджи.
Прервав молчание, Ноа рассказал ей, что из-за непредсказуемого движения песков в этой части залива пляж постепенно расширился, и теперь коттеджи отделяла от океана длинная гряда песчаных дюн.
Морин взглянула на него с любопытством. В свете луны ей хорошо было видно лицо Ноа, и он показался ей непривычно серьезным.
– Как, должно быть, все это странно для тебя. Буквально вчера ты был в Африке – а теперь стоишь здесь, в тысячах миль оттуда, совершенно в другом мире, – негромко сказала она.
– Различий на самом деле меньше, чем тебе кажется. Песчаник, образующий центральные высокогорья Флориды, – точная копия палеозойского песчаного бассейна к востоку от Мавританид… это горы в Африке. В обоих регионах встречаются даже схожие ископаемые трилобиты. Как видишь, я вовсе и не покидал Африку.
Ноа притопнул ногой.
– На самом деле это не часть Северной Америки, а кусочек Гвинеи. Его прибило сюда благодаря смещению материков более чем… скажем, два миллиона лет назад. Ну, плюс-минус несколько сотен тысяч лет.
Ноа поймал ее ладонь, чтобы помочь перейти через полузасыпанное песком бревно, а потом так и забыл отпустить. Морин его прикосновение как-то странно растревожило, но, не желая останавливать на этом внимание, она не отдернула руку. Какое-то время они снова шли молча, а потом Ноа рассказал ей пресмешную историю о том, как купался однажды на пляже на другом конце света, в Австралии. Морин смеялась от души, и в ответ рассказала ему очень похожий случай, произошедший с ней и ее друзьями, когда они купались нагишом в озере неподалеку от ее родного дома в Майами.
– Ну, и как тебе? Понравилось?
– Здорово было, – призналась Морин. – В купании без одежды есть своя прелесть… ощущение свободы… В общем, я была в восторге.
– Согласен. Я это часто практикую.
– Но не здесь же, – со смехом возразила она.
– И здесь тоже.
– Да ладно тебе, Ноа, – недоверчиво отмахнулась Морин. – Тебя бы арестовали за непристойное поведение.
– Только не в межсезонье. И уж, конечно, не в такое позднее время. Кто увидит? Хочешь попробовать?
– Ни за что!
– Боишься? Кого, меня? Или себя? – мягко спросил он.
Морин понимала, что он бросает ей вызов и что ей стоило бы послать его к дьяволу – пусть бы играл в свои детские игры с какой-нибудь наивной дурочкой. Но ей внезапно так захотелось войти в эту призывно плещущуюся воду, ощутить на своей коже ее шелковистую прохладу. Она поняла, что колеблется уже слишком долго, лишь когда услышала его тихий смех. И увидела, как он начал раздеваться. Обнаженный, Ноа побежал к воде, даже не бросив взгляда назад – проверить, последует ли за ним Морин.
Он не уговаривал ее, не звал. В противном случае Морин сразу бы ушла. Но глядя, как он с наслаждением рассекает мерцающую призрачным светом воду, Морин неожиданно осознала, что уже выскользнула из платья, оставшись в одних трусиках. Вода обласкала сначала ее ступни, потом бедра, обнаженную грудь и плечи… Морин сама понимала, что поступает глупо и позже будет жалеть об этом, но…
«Любой вправе сделать парочку ошибок в жизни, – подумала она. – Так почему именно я должна быть самым благоразумным человеком в мире?»
Морин уловила всплеск воды от сильных рук Ноа. А через миг он уже оказался рядом, и его руки легли ей на плечи. Он развернул Морин лицом к себе, и при виде его мокрых волос, откинутых назад, капелек воды, блестевших на его лице, сердце у нее стремительно полетело куда-то вниз, как бывает на сверхскоростном лифте.
И вот он уже целовал ее, и его губы прикасались к ней очень нежно, почти умоляюще. Как чудесно вновь оказаться в объятиях мужчины. У его губ был соленый привкус, а тело… о Боже, каким восхитительным было ощущение его тела, прижатого к ней!
Его руки скользнули вниз по ее спине, обхватили бедра, и теперь уже даже вода не разделяла их. Морин словно плыла в невесомости; она словно стала частью океана… и этого сильного мужчины. Да разве такое возможно – чтобы ей казалось так легко и естественно быть рядом с ним, так близко, в окружении лишь вечно мятежных волн?
Смутная мысль не способна была замедлить затопивший ее тело жаркий поток. Губы Ноа вдруг приоткрылись, как будто он хотел о чем-то спросить, и Морин поняла, что ей стоит сделать только один жест – и он тут же остановится.
Но ей не хотелось, чтобы он останавливался, не хотелось, чтобы настал конец этим удивительным минутам, когда исчезли все вопросы – хорошо это или плохо, и когда важны были лишь чувства, лишь ощущения. Наоборот, если у нее сейчас и осталось какое-то желание, так только одно – быть еще ближе к его мощному, пульсирующему страстью телу; и она с силой притянула его к себе.
– Морин? – вопросительно пробормотал он.
Она не ответила ни словом, ни хотя бы кивком… и все же он уловил ее ответ.
Он подхватил ее на руки и понес к берегу. Прижавшись лицом к его плечу, она ощущала, как перекатываются под ее щекой мышцы, наслаждалась его запахом – запахом Ноа, йода и соли. Ей хотелось прикоснуться языком к ложбинке на плече, попробовать солоноватую кожу на вкус, хотелось пробежаться пальцами по влажному покрову на груди… но ее время еще не пришло. Странная робость и смущение овладели ею, как будто она согласилась принять участие в новой игре, не зная ее правил.
Он опустил ее на шаль, которую она сама несколько минут назад бросила на песок. А потом опустился рядом, и его ладони заскользили по ее телу, словно он обрел способность видеть кончиками пальцев. Тепло и сладкая боль разливались вслед за прикосновением его рук. Ее тело, так долго страдавшее от одиночества, отзывалось на его ласку – и вот уже и ее руки поднялись, легли ему на спину, заскользили по ней, даря ему ту же ласку.
А потом… а потом она испытала нечто особенное. Ллойд был внимательным, бережным, осторожным любовником, но сейчас Морин открывалась другая любовь.
Любовь Ноа.
Словно читая ее мысли, он удовлетворял самые тайные, до сих пор неизвестные даже ей самой желания; его поцелуи и прикосновения, интимные ласки любовника дарили ей неповторимое чувство единственной, самой желанной женщины на свете.
В ответ, забыв про робость и смущение, она открывалась ему, и желание, как волна во время прилива, неумолимо накатывало на нее, требуя удовлетворения и освобождения от невыносимой и сладостной – о Боже, какой сладостной! – муки. Но только когда Морин сказала Ноа, что хочет его, когда она прошептала эти слова ему в губы – лишь тогда он склонился над ней, вошел в нее.
Водоворот желания кружил и вскипал, то опуская, то вознося ее на своем гребне… пока не взорвался агонией страсти. Пока не пришло облегчение, бесконечное облегчение, которое было ей так необходимо, которого она так долго была лишена.
Потом она лежала в объятиях Ноа, и ее тело еще трепетало от любви, а дыхание еще рвалось из груди короткими и быстрыми толчками, но сомнения уже возвращались к ней вместе с реальностью.
А вместе с сомнениями пришла и злость на себя, на собственную глупость, легковерность, податливость. Как могла она позволить Ноа соблазнить себя, словно наивную девчонку… Она ведь многие годы знает и его, и его отношение к женщинам!
Ноа, должно быть, почувствовал напряжение в теле Морин, потому что приподнялся на локте и заглянул в ее освещенное луной лицо. Морин отвела глаза, поспешно отодвинулась от него, и он тяжело вздохнул:
– Морин… Морин… Ну когда же ты повзрослеешь? – сказал он.
Она в ярости замахнулась, поймав его врасплох. Ее кулак ткнулся ему в грудь, Ноа со смехом остановил ее руку, и этот смех окончательно вывел Морин из себя.
– Ты негодяй! Что ж, можешь добавить еще одну легкую победу к своему бесконечному списку. На этот раз в твоих сетях отчаявшаяся вдова. Еще один день прошел, еще одно очко в твою пользу.
Его улыбка растаяла.
– Ты действительно так думаешь… или же это тебе Ллойд меня так описал? Да, у меня в жизни были женщины. Мне тридцать три, коли уж на то пошло, и я нормальный мужчина. Но что дает тебе право судить меня подобным образом? Когда ты, наконец, увидишь жизнь в ее истинном свете, а, Морин? Ты не можешь вечно жить в собственном коконе. Ты ведь взрослая женщина, и у тебя не может не быть физических желаний. Так уж сложилось в мире, что мужчины занимаются любовью с женщинами, которые им нравятся. Ты нравишься мне, Морин, и я – видит Бог – не противен тебе. Так проснись же, наконец! Этот вечер был особенным для меня. Да и для тебя тоже. Так что же с тобой такое? Считаешь себя виноватой из-за Ллойда? Но это же безумие. Ллойда нет на свете, но ты-то жива! Ты полна страсти – неужели ты считаешь, что сможешь игнорировать секс?
Морин не желала выслушивать продолжение. Схватив с песка шаль, она закуталась в нее и с одеждой в руках побежала в сторону дома. Уже очутившись за дюнами, остановилась и дрожащими руками натянула на себя белье и платье, а когда услышала шаги Ноа, снова ринулась по пляжу и сквозь раздвижные стеклянные двери проскочила в дом. Потом пролетела через гостиную, на ходу подхватив свою сумочку, и к тому времени, когда Ноа, успев одеться, появился на крыльце, она уже сидела в машине и неотрывно смотрела сквозь ветровое стекло прямо перед собой.
На обратном пути ни один из них не произнес ни слова. В свете фар проезжавшей мимо машины Морин краем глаза увидела напряженное лицо Ноа – и тут же отвернулась. Он еще смеет злиться. Это она должна быть в бешенстве… и она действительно в бешенстве. Не только на него, но и на себя – за то, что так легко позволила себя соблазнить.
Морин намеревалась развернуться и молча уйти, но, выйдя у дома из машины, все же наклонилась и, не отдавая себе отчета, что говорит, произнесла:
– Спасибо тебе за приятный вечер.
И ее настроение отнюдь не улучшилось оттого, что Ноа скептически усмехнулся, повел бровью и протянул:
– Всегда к вашим услугам, мисс Берите-с-меня-пример.
5
На следующее утро Морин заставила себя подняться в обычное время, подавив мучительное желание хоть ненадолго отодвинуть начало дня. Но она не могла избавиться от неприятного ощущения тошноты и спазма в желудке.
Она выставила на стойку кухонного бара завтрак – апельсиновый сок, кофе, овсяные хлопья с молоком. В связи с их новым бюджетом она урезала расходы на продукты, и когда на кухне появилась Шелли, презрение в ее голубых глазах к столь спартанскому набору было очевидно. Но вслух она, по крайней мере, ничего не выдала. Безмолвно, слегка усерднее, чем нужно, изображая задумчивость, Шелли расправилась с чашкой хлопьев и двумя тостами – и при этом игнорировала Морин, словно той и вовсе не было.
На сей раз и Морин не стала пытаться заводить вежливую беседу. Она откусила было кусочек тоста, но тот застрял у нее в горле, и Морин решила ограничиться второй чашкой кофе.
– Что, мучает похмелье? – неожиданно поинтересовалась Шелли.
Морин кинула на нее быстрый взгляд.
– Нет… я выпила только немного вина да пару глотков коньяка. Думаю, у меня приступ болезни, которую дама в бюро по трудоустройству назвала «нервозностью безработных».
Голубые глаза Шелли бесстрастно изучали лицо Морин.
– Не везет?
В ее голосе тоже не было ни намека на эмоции – ни сочувствия, ни злорадства – так что Морин решила принять этот вопрос, так сказать, в чистом виде.
– Не везет. Похоже, сочетание полного отсутствия опыта с весьма зрелым возрастом… – она скорчила гримасу, – преодолеть непросто. Я ведь даже не могу похвастать, что работала, как большинство школьников, после занятий или на каникулах. Что ж, работодателей можно понять.
– То есть?
– А зачем им рисковать, принимая на работу совершенно неопытного человека? В конце концов, в город ежедневно приезжают сотни высококвалифицированных секретарей и продавцов, уставших от холодных зим на севере и готовых работать за минимальную плату, лишь бы жить во Флориде. Кому же нужна секретарша, которая печатает не больше двадцати слов в минуту – причем четырьмя пальцами – и испытывает патологическое отвращение к любым анкетам и заявлениям. В прошлую пятницу я с таким треском провалилась! Мне вроде бы хотели предложить работу младшего клерка, нужно было только пройти тестирование, так я – можешь себе представить? – начисто забыла, в каком порядке идут буквы в алфавите.
– Ага… понимаю. У меня тоже все из головы вылетает, как только наш старик Крамер произносит: «Сдавайте контрольные работы. Осталось всего пять минут, леди и джентльмены».
Морин неожиданно для самой себя рассмеялась. Шелли ее смеха не поддержала и быстро ушла из кухни наверх, за учебниками, но Морин поймала себя на том, что продолжает улыбаться, убирая грязную посуду в мойку.
Когда она закончила с уборкой, Шелли уже ушла. Спальню она, как обычно, бросила неубранной. По дороге к себе Морин заглянула в ванную Шелли, где стоял затхлый запах от сырых полотенец, поморщилась, но ей пришлось оставить все как есть. Она опаздывала на очередное собеседование, и потому была вынуждена закрыть глаза на грязь и раскиданные повсюду расчески, тюбики губной помады и нижнее белье.
Морин старательно подобрала подходящую одежду – темный костюм из плотной хлопчатобумажной ткани, белую блузку и закрытые туфли-лодочки. Взглянув на себя в зеркало, удовлетворенно кивнула. Именно так и должна быть одета скромная дама, подыскивающая себе работу.
Но уже через полчаса, глядя в скучающие глаза менеджера по кадрам одного из крупных универмагов, где она надеялась получить место младшего продавца, Морин поняла, что опять потерпела неудачу. Как объяснила ей менеджер, компания выработала политику приема на работу молодых юношей и девушек, сразу со школьной скамьи или после колледжа.
– Мы предпочитаем учить их с азов, чтобы годам к двадцати пяти они уже становились опытными специалистами, – добавила дама, бросив взгляд на аккуратно заполненную анкету Морин. – Если бы у вас был хоть какой-то опыт работы в этой области, возможно, мы бы и сделали исключение, но… – Вместо продолжения она просто пожала плечами.
«А мне в мои тридцать два уже пора на пенсию», – мысленно закончила за нее Морин. Она пыталась найти спасение в юморе, но любезная улыбка – словно она вовсе и не испытывала унижения от отказа – далась ей нелегко.
– И вся эта нервотрепка по поводу места с минимальной оплатой. Можешь себе представить? – час спустя говорила она Сьюзен.
Они устроились в изысканном баре загородного клуба Бэй-Сити и в ожидании Лоис Медина и Лески Осгуд потягивали белое вино. Морин появилась здесь впервые после смерти Ллойда; посматривая на остальных посетительниц, по большей части давно знакомых ей, она чувствовала себя чужой среди всех этих улыбающихся, беспечных и элегантно одетых дам.
В чем же причина ее дискомфорта? Только ли в недавнем вдовстве – или же виноваты материальные проблемы? Она была рада, что зайдя в клуб, нашла в баре одну Сьюзен. Ей хотелось поделиться хоть с кем-то близким, но уже через несколько минут она пожалела, что выложила подруге все свои неприятности. Что она уловила на лице Сьюзен – сочувствие или замешательство? И когда это в ней появилась такая обидчивость, такое неверие в истинность чувств других людей?
– Ита-ак, ты все же нашла время для старых друзей, как я вижу?
Рядом с ними возникла Лоис Медина, элегантная и стройная, в платье, обтягивающем ее словно змеиная кожа и открывающем максимум обнаженного тела на плечах и спине. Каждый волосок в ее прическе был на месте; никто бы не усомнился, что все утро Лоис провела у Мориса, самого знаменитого стилиста Бэй-Сити.
Леска за спиной у Лоис хихикнула – ее обычная реакция на остроты подруги. Леска была пухленькой, белокожей; ее светлые волосы и матово-молочная кожа придавали ей этакий простодушный шарм, прежде импонировавший Морин. Но почему-то сегодня, услышав хихиканье Лески, она скрипнула зубами и едва сумела выдавить приветственную улыбку.
– В этом наряде ты похожа на туристку, – окинув ее критическим взглядом, добавила Лоис.
– Я же ищу работу, – напомнила ей Морин и поспешно обернулась к Леске с вопросом о ее детях.
Эта ее уловка не сработала. Назойливая, как комар, Лоис вернулась к той же самой теме сразу же, едва они устроились за столиком в просторном обеденном зале клуба и сделали заказ.
– Похоже, ты всерьез решила устроиться на работу? Как… интересно.
– А на мой взгляд, это очень мудро с твоей стороны, – быстро проговорила Сьюзен. – У тебя появилась уйма лишнего времени…
– И далеко не такая уйма лишних денег, – закончила вместо нее Морин, презрев предложенную ей лазейку.
Лоис изобразила удивление – не слишком, впрочем, убедительно, решила про себя Морин. Она не сомневалась, что соседи и подруги уже успели досконально обсудить ее финансовую ситуацию. В прежние дни она принялась бы болтать о пустяках, чтобы увести разговор от неловкой для друзей темы. Но сегодня подобное лицемерие ей было отвратительно. За столом повисла напряженная пауза. Морин намеренно не нарушала затянувшееся молчание.
Леска, покрывшись пунцовыми пятнами, словно Морин во всеуслышание призналась в непристойной связи, жестом попросила официантку принести минеральной воды. Тут они все разом заговорили, и Морин на какое-то время оказалась словно на необитаемом острове посреди враждебного океана. Как странно, думала она, что эти женщины не моргнув глазом обсуждают интимнейшие подробности своей сексуальной жизни – она этого никогда не могла понять и никогда в подобных разговорах не участвовала – а вот тот факт, что она осталась вдовой без средств к существованию, стал для них запретной темой, чем-то почти неприличным.
Она остановила взгляд на Лоис, которая как раз делилась пикантными сплетнями об одной из соседок. Неожиданно Морин пришло в голову, что этот обед, вероятно, станет ее последней трапезой в клубе, и решение это будет исходить от нее самой. Во-первых, в конце месяца, когда потребуется очередной взнос за ее членство в клубе, она не в состоянии будет оплатить такие расходы. Ну а во-вторых, что гораздо важнее, сегодня она поняла, что ей здесь вовсе не нравится. Да и нравилось ли когда-нибудь вообще?
Нет, она относилась к Сьюзен с симпатией, а Леску считала достаточно безобидным созданием, но… почему она до сих пор не осознавала, что Лоис ей откровенно неприятна и что она терпела ее язвительность, ее заведомо злостные сплетни лишь ради Ллойда – потому, что муж Лоис был одним из его выгодных клиентов. Что ж, теперь, когда Ллойд умер, у нее нет причин поддерживать отношения с Лоис. Теперь она может дружить с близкими себе по духу людьми.
Через пару минут Морин встала из-за стола и, довольная удобным предлогом, извинилась, сказав, что у нее назначена еще одна встреча. Процедура прощания прошла как обычно, каждая из подруг приложилась щекой к ее щеке, но ни одна из них не упомянула о следующем ленче. «Начиная с этой минуты, – подумала Морин, – моя дружба с Лоис и Леской постепенно сойдет на нет. Какое-то время они будут еще позванивать мне из вежливости, а потом и вовсе забудут, что когда-то я принадлежала к их кругу».
Ведь Морин совершила непростительный для этого круга грех – она стала неплатежеспособной.
Кто ж виноват, что она столько времени растратила на подруг, для которых имеет значение только наличие или отсутствие крупного банковского счета? Ллойд никогда напрямую не требовал, чтобы она заводила себе подруг среди жен его деловых партнеров. О, некое завуалированное, возможно, даже бессознательное давление с его стороны, конечно, было, но ей и самой так было проще, поскольку в любом случае приходилось довольно часто устраивать для этих людей официальные приемы или вечеринки.
Но ведь она могла бы подружиться и с людьми совершенно другого склада, с которыми жизнь сводила ее в течение этих десяти лет и которые казались ей куда привлекательнее. Скажем, с той милой учительницей из школы Шелли, что разделяла ее страсть к цветоводству… или с супружеской парой, владельцами антикварного магазинчика на Пайнеллас-парк – с ними ее сближало сходное чувство юмора. Она попросила Ллойда пригласить их на одну из вечеринок, но он только поморщился, заявив, что они не впишутся в общую картину.
Позже Морин собиралась пригласить их на барбекю, но и эта ее идея так и не воплотилась. Ну почему она не настаивала? Неужели желание доказать Ллойду, что он не ошибся, женившись на такой молоденькой девушке, настолько поглотило ее, что она полностью подчинилась мужу, игнорируя собственные желания? Неужели Ноа прав, утверждая, что ей пора наконец жить самостоятельной жизнью?
Ее настроение нисколько не улучшилось после следующего собеседования по поводу работы – на этот раз в качестве секретаря. Менеджер свернула беседу так быстро, что Морин сразу поняла – на второе собеседование ее не пригласят. Дома ее встретил грохот любимой рок-группы Шелли, несшийся из динамиков наверху. Морин готова была даже подняться к падчерице, чтобы хоть с кем-нибудь поговорить и отвести душу.
Но она тут же передумала, решив, что сейчас ей все же лучше побыть одной. Чашечка горячего кофе – вот что ей действительно необходимо. Но уж никак не очередной презрительный взгляд – хватит с нее на сегодня этих взглядов. Со вздохом облегчения сбросив туфли, Морин растерла гудевшие ступни. Искать работу в подобных туфлях и колготках – истинное мучение, но, в конце концов, могло быть и хуже. У нее, по крайней мере, есть где отдохнуть, хотя… это радостное обстоятельство может кардинальным образом измениться, если она не подыщет себе места в ближайшее же время.
Морин прошла на кухню и увидела огромную коробку, брошенную прямо в раковину. Ярко-зеленая папиросная бумага была развернута, крышка сдвинута, но желтые розы так и остались в коробке, и вид у них уже был довольно несчастный. Неужто так трудно было поставить цветы в воду? Морин подавила приступ раздражения. Во-первых, из-за такой мелочи не стоило поднимать шум, а во-вторых… не слишком ли она многого ждет от Шелли?
Пальцы у нее чуть заметно дрогнули, когда она вынула из коробки небольшую карточку. «Друзья?» – вот и все, что там было написано. Подписи не оказалось, но Морин нетрудно было догадаться, что цветы от Ноа.
На протяжении всего дня она запрещала себе думать о Ноа, потому что как только память возвращала ей минуты, проведенные с ним, Морин вновь начинало терзать унизительное чувство презрения к самой себе. Прошлым вечером она обнаружила, что другой мужчина способен вызывать в ней чувства, которые – как она думала прежде – были предназначены лишь для Ллойда. И это казалось ей предательством по отношению к покойному мужу. Как это вышло, что в объятиях Ноа она испытала страсть, несравнимую с той, что связывала ее с Ллойдом? А ведь именно Ллойда она любила столько лет, была счастлива и считала, что это и есть истинная любовь.
Морин не желала ни думать об этом, ни отвечать на неприятные для нее вопросы, а цветы Ноа лишь подливали масла в огонь. Она чуть было не выбросила их, но потом все же поставила в вазу. В конце концов, криво усмехнулась про себя Морин, вряд ли ей в ближайшем будущем придется получать в подарок цветы. Тем более от Ноа.
– Ну, что? Нашла работу?
Шелли возникла на пороге, как морская нимфа, – в коротеньком зеленом топе и такого же цвета шортах. Волосы она забрала на затылке в пучок, но одна непокорная золотистая прядь выбилась и упала ей на глаза. Она небрежно сдула ее, не отводя от Морин немигающего взгляда.
– Ты не поверишь! Мне предпочли выпускницу колледжа, еще не излечившуюся от юношеских прыщей! – отозвалась Морин.
Она изо всех сил старалась придать своему голосу беспечность, но полностью скрыть разочарование ей, по-видимому, не удалось, поскольку Шелли неотрывно смотрела на нее несколько долгих секунд и лишь затем перевела взгляд на вазу с желтыми розами.
– Похоже, вы с Ноа неплохо провели время, – отметила она.
– Да, отлично. – Морин осторожно подбирала слова. – Мы ужинали в «Дельфиниуме», знаешь, это недавно открывшийся ресторан недалеко от аэропорта.
– Вот как? – Подчеркнуто равнодушным тоном Шелли поинтересовалась: – Ноа сегодня приедет?
– Не думаю, – поколебавшись, ответила Морин. – Он что-то там затеял по дому. Но, уверена, до отъезда он еще не раз с тобой встретится.
Шелли с напускным равнодушием пожала плечами, подошла к холодильнику, открыла дверцу и заглянула внутрь.
– В конце месяца одна из наших девочек устраивает вечеринку, – сообщила она, не глядя на Морин. – Для меня это очень важно… нужно одеться получше. Ничего, если я выберу себе платье у Шарман? Подпишешь мне чек?
У Морин упало сердце. Салон Шарман был одним из самых дорогих магазинов модной одежды в Бэй-Сити.
– Мне очень жаль, Шелли… правда, жаль, – сказала она. – Но наш бюджет не потянет таких трат.
Шелли с треском захлопнула дверцу холодильника и в бешенстве обернулась.
– Ты не имеешь права урезать мои расходы, – вскипела она. – В конце концов, мамочка оставила мне достаточно денег, и я могу их тратить, если мне что-то очень нужно!
Морин встретила воинствующий взгляд своей юной падчерицы. Может, настало время выложить Шелли все до конца? Объяснить, в каком отчаянном положении они оказались? Но готова ли девочка принять правду – о том, что ее папочка истратил оставленные ей матерью деньги? Нет… нет, еще слишком рано. Ее тоска по отцу еще не утихла.
– Извини. Но таково мое решение. Нам обеим нужно научиться жить по средствам. Твой папа никогда бы…
– Мой папа не был таким скупердяем, как ты! Он разрешал мне покупать то, что мне нравилось, – и он бы тебя заставил, если бы был жив!
Шелли крутанулась и выскочила из кухни. Через несколько минут магнитофон в ее комнате снова взревел. Морин покачала головой, но ее решимость не поколебалась. Вопрос с деньгами – первый на повестке дня. Ее личный счет таял с такой головокружительной быстротой, что у Морин мурашки бежали от одной только мысли о нем. Гора неоплаченных квитанций росла с каждым днем… Как долго ей еще удастся продержаться без работы?
Неужели ей в конце концов придется продать дом? Тогда Шелли точно уедет. Нет, сейчас об этом думать нельзя. Самое разумное – составить еще один из ее любимых списков…
Чуть ли не в первый раз за весь этот день ее улыбка была искренней. Ллойд часто отпускал шуточки насчет ее любви все разложить по полочкам, но она была права, когда говорила, что только благодаря привычке вести точные записи стала таким хорошим организатором.
Морин вынула из сумочки блокнот с ручкой и устроилась за столом на кухне. Несколько дней назад она уже записала на одной странице все долги, срочные платежи – и подвела итог. Вновь пробегая глазами аккуратный столбик цифр, она едва не застонала от того, какой огромной показалась ей сумма.
Даже если она получит какое-нибудь место, заработная плата не покроет расходов на дом и ежедневных трат. А уж об оплате дорогой частной школы, где училась Шелли, и речи быть не может… какое счастье, что за обучение заплачено до конца года!
Итак – где же искать выход? Ну, начать, видимо, нужно с продажи «Кадиллака» Ллойда. Сама Морин пользовалась только собственным небольшим «Фордом», но Шелли в последнее время стала брать отцовский «Кадиллак» – без разрешения, кстати. Разумеется, она закатит грандиозный скандал, когда ей придется пересесть на свой трехлетней давности «Рэббит», но… ничего не поделаешь, без этих денег им не обойтись. Хоть расплатятся с просроченными долгами – и то уже будет легче.
Морин, радуясь, что нашла вполне разумное и логичное решение, составила список всего, что еще можно было продать – ее личные драгоценности, дорогое спортивное снаряжение, почти новое, поскольку Ллойду некогда было им пользоваться, роскошную меховую шубу, которую она купила по настоянию Ллойда для их крайне редких деловых поездок на север страны.
Список оказался на удивление длинным, и Морин почувствовала прилив оптимизма – до тех пор, пока не представила себе, как будет все это продавать. Она в жизни не занималась ничем подобным… но, с другой стороны, она и работу раньше никогда не искала, а вот теперь вполне справляется, хоть и покрывается испариной, приходя на очередное собеседование.
Что там вчера вечером сказал ей Ноа? Что ее брак с Ллойдом оградил ее от реальной жизни? Даже если и так – а она еще не готова это признать, – то кто в этом виноват? Она сама? Неужели она действительно так и не повзрослела, прожив до тридцати двух лет за спиной Ллойда?
Ноа вообще сказал вчера предостаточно для человека, хвастающегося, что никогда не дает советов, если их у него не просят. К примеру, он заявил, что она не права, считая, что у нее нет никаких навыков работы… но ведь это неправда? Ведь за ее работу ей платили только в юности, когда она сидела с чужими детьми. Наверное, ей необходимо обратиться за советом к кому-нибудь знающему. Кажется, в колледже Бэй-Сити читают курс… как же он называется? Что-то насчет возвращения…
В памяти у нее сначала возникло лицо, а потом и фамилия. На одном из приемов в прошлом году она сидела напротив женщины по имени Шейла Бреннан. Кажется, именно она и рассказала Морин, что читает в колледже курс «Возращение в ряды работающих» – для женщин, которые после многих лет решают вновь начать работать. Может быть… может быть, отсюда и придет так необходимый ей совет? А что? Попытка – не пытка. Долго ли позвонить?
Через несколько минут она уже набрала записанный в ее блокноте номер, и в трубке раздался приятный женский голос:
– Шейла Бреннан. Слушаю вас.
– Вы меня вряд ли помните. Мы с вами познакомились прошлым летом, на приеме у супругов Бредшоу… – быстро проговорила Морин. – Меня зовут Морин Мартин…
– Ну почему же. Я вас помню. У вас великолепные рыжие волосы, верно? Кажется, мы с вами говорили о цветах, об удобрении почвы, да?
– Я бы хотела узнать… вы все еще ведете тот курс для женщин в колледже, о котором вы тогда упоминали?
– Разумеется. А что, вы хотели бы вернуться на работу? Не думаю, чтобы у вас возникли особые сложности, ведь вы еще очень молоды. Вот у пожилых женщин действительно бывают непростые проблемы.
– Вы мне не позволите приехать к вам поговорить? В удобное для вас время, конечно.
– Да пожалуйста, приезжайте! Скажем… Между двенадцатью и часом у меня перерыв. Можем встретиться прямо завтра, перекусить и поговорить заодно. Согласны?
Поблагодарив Шейлу, Морин повесила трубку. Давно она уже не испытывала такого радостного подъема. Занимаясь приготовлением салата к ужину, она услышала позади шаги. Шелли, сменившая шорты и топик на джинсы и обтягивающую футболку, звенящим от негодования голосом заявила ей, что ужинать не будет.
– Я вернусь поздно, – бросила она. – Так что не закрывай дверь на цепочку, если не хочешь, чтобы я подняла тебя среди ночи.
– Мне бы хотелось знать, где тебя можно найти в случае необходимости. – Морин пыталась придать своему тону твердость. – Мы с тобой договорились о том, что…
– Я с тобой ни о чем не договаривалась, – мрачно процедила Шелли. – Только пообещала не уезжать… пока.
И она исчезла прежде, чем Морин нашлась с ответом.
Салат она все же приготовила, но аппетит у нее пропал окончательно. Убирая блюдо в холодильник, Морин услышала телефонный звонок и подумала, что это наверняка Ноа.
Как обычно, любезности он опустил.
– Удачный был день?
– Нет. Похоже, для ученицы в любой профессии я слишком стара, а для других должностей – абсолютно неопытна.
– Тебе нужно кому-нибудь поплакаться в жилетку. Можно мне приехать?
Морин хотела отказаться – и не смогла. Как было бы приятно поделиться хоть с кем-нибудь близким, заботливым…
Она оборвала себя. Ноа, заботливый? О да, но насколько бескорыстна его забота? И насколько хватит этой заботы? Сколько он выдержит, прежде чем снова вернуться к попыткам увлечь ее в постель? Стоит ему поцеловать ее, обнять… теперь-то она уже знает, что не способна устоять перед его ласками.
Нет уж, меньше всего ей сейчас нужны лишние сложности в жизни, а любовная связь с Ноа наверняка принесет ей одни страдания, потому что через пару недель он снова уедет в свою Африку… и ее сердце будет разбито.
– Это ни к чему, – сказала она. – Сегодня я очень устала, так что вряд ли составлю тебе приятную компанию.
– В таком случае предлагаю свои услуги в качестве массажиста, официанта и шеф-повара. Я готовлю отменное рагу – или тебе больше по душе стейки? – Не дождавшись ответа, Ноа отбросил шутливый тон. – Перед отъездом мне бы хотелось увидеть Шелли. Она у меня одна осталась из родственников, и… я очень люблю эту девчушку.
Чтобы сохранить спокойный тон, Морин пришлось напрячь все силы.
– Значит, ты снова уезжаешь. А я-то думала, у тебя отпуск.
– Я и сам так думал. Но сегодня мне позвонили из управления. Срочный вызов – на этот раз в Сальвадор. Нужно сменить инженера, которого увезли в Штаты на операцию. Мне до чертиков не хочется уезжать, пока… в общем, так быстро. Но в моей работе такое часто случается.
– Такое часто случается, – бесстрастным эхом повторила она. – Какое счастье, что здесь, в нашем реальном мире, ты не обременен никакими заботами.
– Реальном мире? Реальный мир как раз там, где девяносто процентов людей существуют на крохи, которых нам не хватило бы, чтобы прокормить собаку! Что я, по-твоему, делаю в этих забытых Богом местах, а, Морин? Наслаждаюсь жизнью плейбоя?
– Нет, конечно. Но ты всегда утверждаешь, что очень любишь свою работу…
– Конечно, я люблю свою работу! Но это не значит, что она мне легко дается. Я инженер-строитель, понимаешь? Я появляюсь на месте будущего объекта задолго до того, как туда начинают доставлять оборудование, рабочих и все прочее. Ни о каких предметах роскоши там и слыхать не слыхивали, да и так называемые удобства не всегда встречаются. Но слаборазвитые страны остро нуждаются в питьевой воде, и поэтому необходимо строить дамбы, иначе вода уходит в моря и океаны. А чистая питьевая вода может спасти сотни тысяч людей в год от преждевременной смерти. Никакие медицинские программы и гуманитарная помощь не способны столько сделать, сколько обычная вода!
Он перевел дыхание и продолжил уже заметно спокойнее:
– Дай этим несчастным источник питьевой воды – и они будут выращивать урожаи и постепенно наладят нормальную жизнь. Так что когда опять заговоришь об ответственности или ее недостатке, вспомни о том, что я сейчас сказал, Морин.
Морин закусила губу. Она понимала, что прав Ноа, а не она, но не могла заставить себя извиниться. Воспоминания о его вчерашней легкой победе были еще слишком свежи… и унизительны.
– Благодарю за лекцию. Я посрамлена, – натянуто отозвалась она. – Но, думаю, что сегодняшний визит лучше отложить. Я действительно очень устала. Кроме того, Шелли ушла на весь вечер. Уверена, что она расстроится, узнав о твоем отъезде.
Морин повесила трубку, раздосадованная тем, что ее голос все же дрогнул в самом конце, выдав ее чувства. Какое-то время она продолжала стоять, глядя на телефон и почти надеясь, что он вновь зазвонит. Звонка не последовало, и Морин пошла наверх, предварительно погасив свет везде, кроме лампы в прихожей.
Дойдя до спальни Шелли она заглянула в открытую дверь и застыла от удивления. Не только постель была убрана, но и вся одежда развешана по местам, и даже по ковру явно прошлись пылесосом. В ванной тоже было убрано, свежие полотенца на крючках… и все краны сверкали как новенькие.
Может, Шелли надеялась этим смягчить ее сердце и добиться желаемой покупки? Похоже на то – и все же… почему бы не исходить из лучшего и не поверить, что Шелли, наконец, решила принять ее правила? Не забыть бы при встрече похвалить девочку. Морин ли не помнить, как все ее благие намерения, все усилия – и даже многие проступки – оставались практически незамеченными родителями. Странно еще, что в своем стремлении добиться их внимания она не превратилась в малолетнюю преступницу…
«А может быть, ты просто-напросто выбрала другой путь, а, Морин? И превратилась в нестерпимо примерную девочку?»
Она остановилась на площадке второго этажа перед висевшим на стене зеркалом в старинной раме, взглянула на свое отражение.
– Будь же честной с собой, Морин. Ты была просто маленькой занудой. Неудивительно, что Ноа прозвал тебя мисс Берите-с-меня-пример, – сказала она зеркалу – и отправилась спать.
* * *
На следующий день Морин появилась в кафетерии за несколько минут до назначенного времени, но Шейла уже ждала ее. Обменявшись сердечными приветствиями, они быстро расправились с ленчем, и Морин протянула Шейле приготовленное заранее резюме.
Пока Шейла читала его, Морин молча ждала, поглядывая по сторонам. В помещении было шумно, много молодых веселых лиц, и она невольно подумала о Шелли. Может, уже через год и она станет частью этой шумной толпы студентов? Или решит, что раз уж ей не суждено попасть в Рэдклифф или какой-нибудь другой престижный колледж, где она всегда мечтала учиться, так уж лучше и не учиться вовсе?
Очнувшись от мыслей, она увидела, что ее визави уже положила резюме на столик. Шейла Бреннан была приятной темноволосой женщиной лет сорока с небольшим; ее теплая улыбка проникала в душу, а в глазах, несмотря на их проницательность, светилось мягкое сочувствие. Мимо их столика прошла пожилая женщина, и Шейла обменялась с ней приветливой улыбкой.
– Одна из моих подопечных, – объяснила она Морин. – Не работала ни дня в жизни, а в пятьдесят пять лет овдовела. Я жду от нее многого.
– Правда? А я считала, что в таком возрасте найти работу практически невозможно.
– Да-да, конечно, но у нее есть и немало достоинств. Она сообразительна, практична, все еще достаточно привлекательна – и на ее счету годы общественной и благотворительной работы. Этот опыт вполне годится для резюме.
– Ну, я тоже этим занималась, – с сомнением протянула Морин. – Но… разве вам не кажется, что указывать общественную работу в анкетах при устройстве на работу было бы более чем наивно?
– Вот уж нет. Это достойный уважения труд. Почему же им нужно пренебрегать? Хотя, само собой, оплачиваемая работа предпочтительней… Как я поняла из вашего резюме, прежде вы никогда не работали, даже до замужества, верно?
– Только сидела с детьми – совсем недолго. И все, – кивнула Морин.
– Давайте-ка пока опустим этот момент. В вашем случае действительно есть кое-какие слабые места. Во-первых, у вас только школьный аттестат да неполный год обучения в колледже. Во-вторых, нет никаких секретарских навыков. Но и то и другое можно исправить. Скажем, вы могли бы вернуться и закончить обучение в своем колледже или пройти курс бизнес-колледжа.
– У меня на это нет времени, – быстро возразила Морин. – Я должна как можно быстрее подыскать себе место. И мне не подойдет работа, где платят совсем уж гроши.
– Понимаю. В таком случае… вам необходимо в кратчайшие сроки научиться как можно выгоднее преподносить собственные достоинства. У меня как-то был студент, который основал весьма выгодный бизнес, предоставляя уроки гольфа женщинам, мечтавшим составить компанию в игре своим мужьям. Видите ли, многие женщины стесняются обращаться за помощью к профессионалам. А еще одной женщине благодаря простому хобби – она очень любила театр – удалось получить прекрасную работу в фирме по обслуживанию населения. У нее четкая речь, она дисциплинированна и коммуникабельна. В резюме она указала, что умеет улаживать конфликты и находить общий язык с самыми сложными заказчиками.
Она помолчала, вглядываясь в сосредоточенное лицо Морин.
– Вам необходимо подумать, какие ваши качества могут иметь рыночную стоимость. Именно рыночную стоимость – это сочетание вам придется слышать часто, если вы решите пройти мой курс. Наверняка вы вспомните какие-нибудь хобби или умения, которые могут обеспечить вам работу – и даже привести к успешной карьере.
– И с чего мне начинать? – спросила Морин.
– Для начала постарайтесь быть честной с собой. Честной и реалистичной. Рассмотрите себя как личность – ваши хобби, ваши интересы, ваши сильные и слабые стороны. Это та область, в которой любая женщина является экспертом – она досконально знает саму себя. Покопайтесь, так сказать, в себе, взгляните на себя со стороны. Что вы умеете хорошо делать? За что вас чаще всего хвалят окружающие?
– Я хорошая хозяйка, мне удаются приемы. Я готовлю с фантазией… – Морин бросила на Шейлу виноватый взгляд. – Вряд ли это имеет какую-то рыночную стоимость…
– Уверяю вас, все имеет свою стоимость. Весь фокус в том, чтобы оценивать себя объективно. – Из объемистой сумки Шейла извлекла книгу. – Обычно я предлагаю пройти мой курс, но поскольку у вас нет на это времени, возьмите эту книгу и прочтите ее самым внимательным образом. Это учебник, который я использую на своих занятиях. Я, как правило, лично помогаю каждой женщине определить ее выигрышные стороны, но… короче, прочтите книжку. И, повторяю, не забудьте взглянуть на себя со стороны и быть объективной. – Она улыбнулась Морин. – Желаю удачи.
– Чувствую, она мне понадобится, – вздохнула Морин, пряча книгу в сумочку.
– Удача нам всем нужна. Возможно, дело закончится тем, что вы станете владелицей собственной фирмы, но даже если и не так, все равно с определенной долей упорства вы добьетесь успеха даже при нынешнем спаде производства и конкуренции со стороны чужаков, мечтающих обосноваться во Флориде. Ваш сравнительно молодой возраст – это большой плюс. Ко мне чаще всего приходят женщины за пятьдесят и старше. При приеме на работу возраст играет роль более важную, чем пол. В нашей стране, в отличие от многих других, возраст, к сожалению, не считается достоинством, но, с другой стороны, еще интереснее бросить вызов, верно?
Она встала, запихала в бесформенную матерчатую сумку тетради, книги, косметичку, и Морин не удержалась от мысли, что Шейла не слишком уж похожа на деловую даму.
– Если понадобится моя помощь, звоните, не стесняйтесь. Да, проблемы у вас есть, но сотни женщин каждый день справляются с такими же. Уверена, что и вам это удастся.
На этой оптимистичной ноте они и распрощались. Морин еще долго сидела за столиком. В голове у нее царил сумбур. Казалось бы, она должна была чувствовать себя подавленной, но на деле ее переполняло радостное нетерпение.
Потому ли, что оптимизм Шейлы оказался заразительным, или же потому, что она, наконец, ухватилась за конец клубка своих проблем, и у нее появилась реальная возможность его распутать?
6
Вернувшись домой, Морин прочла книгу Шейлы от корки до корки, делая пометки и время от времени отрываясь от страницы, чтобы обдумать очередной совет и применить его к своей ситуации.
Ей стало ясно, что в поисках работы она выбрала абсолютно неверную тактику, двигаясь вперед методом проб и ошибок, а не логическим, шаг за шагом, путем. Во-первых, она предлагала свою кандидатуру там, где ее никак не могли взять, поскольку у нее не было опыта работы в этих специальностях. А во-вторых, она полностью игнорировала еще один совет, много раз появлявшийся на страницах книги.
«Используйте все имеющиеся у вас связи, – подчеркивалось в учебнике. – Сообщите всем своим друзьям и знакомым, что вы ищете работу».
А она намеренно отказалась от любой помощи. Частью из-за нежелания обременять других людей своими проблемами. Но по большей части просто-напросто из гордыни и нежелания признаваться всем, что Ллойд потерпел неудачу в бизнесе. О, все они, разумеется, и так об этом знали. Новость облетела всю округу, так что не услышать о ней было невозможно. И все равно… чтобы она пошла к друзьям или коллегам Ллойда с протянутой рукой и стала просить принять ее на работу? Нет, для этого она была слишком горда.
Что и говорить, причины для подобной сверхчувствительности у нее были. Вчера, например, когда она призналась подругам, что вынуждена пойти работать, разве они не заерзали на стульях от неловкости? Наверное, никому не хочется иметь перед глазами живой пример того, насколько переменчива судьба; никому не хочется думать, что такое может случиться и с ним.
Что ж, придется спрятать гордость подальше и использовать личные связи… но сначала нужно объективно оценить свои возможности и, следуя рекомендациям учебника, составить новое, более конкретное резюме.
Она потратила на эту работу почти три часа. Затем отпечатала свои записи на машинке и расстроилась, пробежав глазами несколько жалких строчек. Совет, конечно, хорош – перечислить все свои достоинства и сильные стороны, свои хобби и интересы, которые могут быть полезны на какой-нибудь работе… Но что делать, если все твои таланты ограничиваются организацией приемов и вечеринок, а из хобби у тебя лишь садоводство… и создание уюта в доме для мужа?
– Практикуешься в машинописи? – раздался от двери голос Шелли.
Морин, смахнув со лба прядь волос и расправив затекшие плечи, виновато ответила:
– Боюсь, что это называется по-другому. Сдается мне, я пытаюсь скроить шелковый кошелек из свиных ушей. Вот, прочти и выскажи свое мнение.
Шелли прошла через гостиную и взяла у Морин отпечатанный лист. Углубилась в чтение, сосредоточенно хмуря брови, и наконец положила бумагу обратно на стол.
– Ты ведь помогала многим с устройством интерьера, – сказала она. – И у тебя неплохо получалось. Почему бы тебе не попробовать работу художника по интерьерам?
– Мне это тоже приходило в голову, но ведь у меня нет специального образования. Возможно, я и справилась бы с такой работой, но как это доказать, не имея диплома?
– Понимаю. В таком случае займись этим бизнесом самостоятельно. Пусть твои подруги не наживаются на тебе, а платят за то, чем ты раньше занималась ради удовольствия. Они же превозносили твои таланты до небес – так вот пусть теперь и раскошелятся.
Морин покачала головой.
– Вряд ли у меня хватит смелости, – призналась она. – Не умею просить об одолжении.
– Что ж, дело твое. – Шелли направилась в сторону кухни.
– Подожди, Шелли, я… я хотела с тобой поговорить.
Шелли, обернувшись, устремила на Морин выжидательный взгляд.
– Ну, поговори.
– Я хотела поблагодарить тебя за то… что ты убираешь у себя в спальне и в ванной. Для меня это огромная помощь. И я это ценю.
– У-гу… У меня было время, и я подумала – почему бы и не размяться. – Шелли небрежно пожала плечами.
Она исчезла на кухне, а Морин, вернувшись к своей работе, пробежала глазами все пункты резюме, отмеченные как ее достоинства. В самом низу страницы она аккуратно подпечатала: «Талант декоратора интерьеров».
Она откинулась на спинку кресла и задумалась. Какая-то промелькнувшая только что мысль ускользала от нее. Не так давно кто-то – не Пол ли Гарфилд? – сказал ей, что хочет заново отделать свой дом. Кажется, он добавил, что у него никак не дойдут до этого руки… а потом поинтересовался фамилией ее художника по интерьеру.
Художником по интерьеру была она сама, а этот учебник «Возвращение в ряды работающих» как раз и советовал в поисках работы использовать все имеющиеся знакомства. Весь вопрос в том, отважится ли она предложить Полу Гарфилду услуги декоратора-самоучки для отделки интерьера у него в доме?
Морин непроизвольно поморщилась – и тут же разозлилась на себя. Максимум, что может сделать Пол Гарфилд, – это отказаться. К тому же он такой… приятный человек. Если подумать, он был не просто внимателен к ней, а скорее очень добр. Пришел на похороны Ллойда, высказал свои соболезнования, которые даже в тот самый тяжелый для нее день показались ей искренними. Морин знала, что он несколько лет назад потерял жену, и поэтому его слова, слова человека, перенесшего такую же утрату, принесли ей особое утешение. А потом он еще пару раз звонил, предлагал свою помощь. Все это, разумеется, обычная вежливость… и все же. Терять-то ей нечего.
Она снова потянулась, поглядывая на матово-белый телефонный аппарат на столе. А потом поспешно, пока не потеряла решимости, отыскала номер Пола и принялась дрожащими пальцами крутить диск телефона. К ее радости, на второй звонок в трубке раздался глубокий голос.
– Пол Гарфилд слушает.
«Как ему подходит его голос», – подумала Морин – и все ее смущение разом испарилось. Она почувствовала себя спокойно, уверенно и даже как-то… безмятежно.
– Добрый день, это Морин Мартин, – проговорила она.
– Какой приятный сюрприз, Морин. – Судя по тону, он был искренне рад. – Я и сам собирался вам позвонить.
– Я хотела попросить вас… Не могли бы мы встретиться и поговорить, мистер Гарфилд?
– Пол – мы ведь договорились, верно? А в чем дело? Еще одно благотворительное мероприятие? Предупреждаю – у меня по горло работы… хотя в прошлый раз, помнится, от меня и не потребовалось ничего, кроме…
– Вашего имени и известности, что и было важнее всего. Нет-нет, у меня личный вопрос. У вас найдется в ближайшее время несколько минут для встречи со мной? Наверное, мне нужно было позвонить вашему секретарю и записаться на прием, но…
– У меня идея получше. Если вы завтра свободны, может, встретимся в двенадцать в клубе Семинолов? За ленчем и поговорим.
Морин быстро согласилась и повесила трубку. В конце концов все оказалось даже проще, чем она думала. Пол держался так, словно это она ему делала одолжение, а не наоборот.
* * *
На следующее утро она принялась выбирать одежду, понимая, как важно произвести нужное впечатление. К сожалению, учебник Шейлы этот вопрос обошел стороной. А самой Морин казалось, что в роскошном клубе Семинолов ее деловой темный костюм и белая блузка будут выглядеть неуместными.
Она все еще перебирала в шкафу свои наряды, когда к двери ее спальни подошла Шелли.
– Что тут у тебя происходит? – спросила она. – Только и слышу – вешалки друг о друга стучат, как кости скелета. Ты что, в кругосветное путешествие собралась?
– Я пытаюсь сообразить, что мне надеть, а это мне всегда с трудом давалось, – призналась Морин. – Как бы ты оделась, если бы собиралась просить об одолжении… мужчину? Откровенно соблазнительный наряд наверняка оттолкнет его, но и слишком уж по-деловому мне тоже не хочется выглядеть. Мне бы, если честно, хотелось его очаровать, но при этом не… ну, в общем, не произвести ложного впечатления.
Проблема, похоже, заинтриговала Шелли. Она прошла в комнату и остановилась у распахнутой двери встроенного гардероба.
– Поставишь на образ сексуальной красотки – он наверняка что-нибудь не то подумает. А выберешь этот темный костюм, в котором ходишь последнее время, то уж точно оттолкнешь его. Скромность и обольстительность одновременно, так я поняла? Вот! Почему бы тебе не надеть это синее платье? Вид у него довольно… строгий, что ли, и вместе с тем чересчур закрытым его тоже не назовешь. То что надо.
«А ведь она права», – подумала Морин. Синее платье из плотного льна простого покроя, с низким воротником-хомутом, безупречно подходило для этого случая. К тому же ни одно из ее платьев так ей не шло. Она посмотрела на Шелли с уважением.
– Ты права. Как тебе удалось этому научиться?
– Опыт большой. Если мне нужно было выпросить у папы лишние деньги на карманные расходы, я всегда надевала простенькую блузку и юбочку в складку. Он не мог устоять против облика невинной пай-девочки.
Выдав все это довольно резким тоном, Шелли ушла, но Морин почувствовала, что похвала была ей приятна.
Одевшись, Морин постучала в дверь к Шелли.
– Ну, как? – Она покрутилась в ожидании оценки падчерицы.
– Отлично. Что это за одолжение, о котором ты собираешься просить? Связано с работой?
– В точку. Я позвонила Полу Гарфилду. Ты его видела в тот… на одной из наших вечеринок. Шансов мало, но в учебнике сказано, что нужно использовать любые личные связи.
– В каком учебнике?
– Он называется «Возвращение в ряды работающих». В колледже читают курс для женщин, которые хотят вернуться на работу после долгого перерыва. Если я в скором времени ничего не найду, то мне тоже, наверное, придется прослушать этот курс. – Поколебавшись мгновение, она небрежным тоном добавила: – И для тебя это тоже урок. Видишь, как может пригодиться в жизни образование. В наши дни девушка должна рассчитывать на свои силы – а вдруг ей придется самой себя обеспечивать?
Не успев закончить последнее слово, Морин уже поняла, что этого ей говорить не следовало. Шелли снова надулась. Но, даже несмотря на эту ошибку, Морин вышла из дому в приподнятом настроении. В последнее время Шелли заметно изменилась. По крайней мере, перестала грубить. Оптимизм Морин, однако, испарился очень быстро – как только она села в машину Ллойда и обнаружила, что бензин почти на нуле. А ведь она заполнила бак буквально два дня назад! Значит, Шелли снова пользовалась машиной – и снова без разрешения.
Что ж, придется действовать. Раз уж она твердо решила не отступать перед трудностями, то ее следующим шагом станет объявление в местной газете о продаже «Кадиллака».
* * *
Клуб Семинолов считался одним из самых старых и престижных мужских клубов на побережье залива Тампа; вступить сюда можно было лишь по приглашению, и среди его членов числились в основном крупные банкиры, судовладельцы и другие столь же преуспевающие бизнесмены. Ллойд так и не получил приглашения вступить в члены клуба, но всегда лелеял эту мечту.
Помня об этом, Морин с любопытством разглядывала просторный обеденный зал с колоннами, сводчатым потолком и изысканной, обитой винного цвета бархатом, мебелью. Все до единого столики были заняты, но посетители переговаривались приглушенными голосами или же, подумала она, такое впечатление создавалось благодаря искусно расставленным пальмам и ширмам, за которыми скрывался каждый столик.
Морин перевела взгляд на своего спутника, пользуясь возможностью рассмотреть его получше, пока он занят с официантом. Странно, как это она раньше не обратила внимания, насколько он привлекателен. Гордо посаженная голова, проницательные глаза, черные с проседью густые волосы. На загорелом лице почти нет морщин, но она знала, что ему далеко за сорок. Видно, что он не забывает о спорте – даже утратив юношескую стройность, его фигура оставалась подтянутой и крепкой.
Она в душе поздравила себя с тем, что успешно преодолела первые несколько минут, не выдав своего нервного напряжения. Скорее всего, помогла та искренняя радость, с которой Пол приветствовал ее в элегантном холле клуба. Да и потом, когда они уже прошли в обеденный зал, он жестом отвел услуги метрдотеля и, собственноручно выдвинув для нее кресло, помог сесть. В его обществе Морин чувствовала себя… ну, скажем, окруженной теплом и заботой.
– Надеюсь, мой заказ придется вам по вкусу. Ресторан клуба знаменит своим крабовым салатом, – улыбаясь, обратился к ней Пол. – У вас нет аллергии на дары моря?
– Насколько я знаю, у меня ни на что нет аллергии. А крабов я просто обожаю.
– Отлично. И о диете вам волноваться не приходится, это уж точно. Тем вечером в «Дельфиниуме» я обратил внимание, что вы немножко похудели. Но вы выглядели восхитительно – как и сегодня.
– Благодарю вас. Да, вы правы. Я действительно похудела. Некогда было думать о еде… Я была очень занята все эти дни, с тех самых пор, как… – она сделала глубокий вдох, – … начала искать работу.
– Значит, вы хотите вернуться к работе. Мудрое решение, на мой взгляд.
– У меня просто нет другого выхода, – откровенно призналась Морин. – Мне нужны деньги. После оплаты всех счетов и налогов у нас, кроме дома, ничего не осталось.
Пол помолчал, словно пытался переварить услышанное.
– Я опасался чего-то похожего. Я знал, конечно, что у Ллойда определенные трудности с фирмой, но все же надеялся…
– Похоже, что об этом знали все вокруг, – немного натянуто произнесла она. – А я до самой смерти Ллойда понятия не имела о его неприятностях.
– Ясно. Что ж, согласен с вами. Работа в данной ситуации – единственный выход. У вас есть что-нибудь на примете?
Морин намеревалась приступить к интересующей ей теме в деловом, бесстрастном тоне. Но глаза Пола светились такой симпатией, что неожиданно для самой себя она рассказала ему все – и о безуспешных поисках работы в бюро по трудоустройству, и о встрече с Шейлой Бреннан.
– Вот я и поступила в точности по учебнику, который она мне дала, – составила список своих возможностей. Умение вести дом, принимать гостей, готовить и выращивать цветы, к сожалению, не пользуются спросом. Но у меня от природы есть дар декоратора. Собственно, я сама занималась интерьером в домах нескольких моих подруг, и они были очень довольны результатами. Я, можно сказать, сэкономила им немало денег на услугах профессионального художника по интерьерам. Мне не раз и не два говорили, что я умею как-то привнести в интерьер характер хозяев дома. Вот почему я подумала… в общем, вы ведь говорили, что хотите сменить обстановку в своем доме, верно? Вы интересовались именем художника, который оформлял наш дом, и я подумала, что, возможно, вы захотите воспользоваться моими услугами…
Она умолкла, затаив дыхание. Пол долго, серьезно смотрел на нее, а потом покачал головой.
– Мне очень жаль, Морин, но это было бы неразумно. Я нисколько не сомневаюсь в ваших природных способностях. А ваш дом меня просто очаровал. Вам, действительно, удалось передать в нем характер всех членов вашей семьи. Неудивительно, что ваши друзья так хвалят вас и обращаются за помощью.
Он прервался, чтобы заказать у официанта бутылку коллекционного вина, дав тем самым Морин шанс оправиться от разочарования.
– Но, к сожалению, вы недостаточно квалифицированны для того, чтобы заниматься интерьером моего жилища, – продолжил Пол. – Видите ли, этот дом, купленный мною пять лет назад, незадолго до смерти жены, всегда был местной достопримечательностью, эдакой меккой для туристов. Предыдущий владелец его модернизировал, причем весьма неуклюже. Я намерен вернуть ему былой облик, как можно более близкий к оригиналу. И поэтому мне необходим профессионал, способный работать в контакте с архитектором, знаток антиквариата, старинных обоев… и прочих деталей. Я действительно интересовался именем вашего декоратора, но вопрос был скорее риторическим. Вообще-то у меня уже есть на примете фирма, куда я хочу обратиться… когда выберу для этого время.
Он тепло улыбнулся Морин.
– Тем не менее я могу помочь вам, а заодно окажу и себе огромную услугу. Вы сказали, что ваше умение вести хозяйство и организовывать приемы не пользуются особенным спросом. Позвольте мне с вами не согласиться. Мне крайне нужен именно такой человек, который бы занимался прислугой, следил за оплатой текущих расходов, составлял меню для вечеринок и помогал мне в приеме гостей.
– То есть вам нужна экономка?
– Я бы сказал, гораздо больше, чем экономка. Давайте назовем эту должность «управляющим по хозяйству». Вам придется иметь дело с моим замечательным, но временами излишне темпераментным садовником. Вы тактичный человек, Морин, поэтому я уверен, что вы смогли бы приручить его в считанные дни. Кроме того, у меня никудышная кухарка, а времени, чтобы подыскать новую, абсолютно нет. В общем, работа не из легких, поэтому я намерен щедро оплачивать услуги того, кто с ней справится.
Словно не замечая ошарашенного взгляда Морин, он добавил:
– Во время приема я обратил внимание на ваш сад. Вы сами занимаетесь цветами?
– Это мое хобби. Мы приглашаем… приглашали садовника для тяжелой работы, но остальное я делаю сама.
– Вы талантливый человек, Морин, и превосходная хозяйка. Не так-то легко добиться, чтобы все без исключения гости – они ведь такие разные! – чувствовали себя непринужденно и комфортно. Как вам это удается, интересно знать?
– Я… н-ну, я всегда стараюсь, чтобы у гостей были общие темы для разговора. А когда вижу, что им интересно вместе, просто оставляю их в покое. Назойливая хозяйка может только помешать беседе, если сами гости нашли между собой контакт. И не важно, если не все перезнакомятся друг с другом, верно? – Она неожиданно улыбнулась. – Ллойд, разумеется, сначала возражал против такого подхода, но наши приемы у всех пользовались успехом, так что он предоставил мне в этом свободу.
– Понимаю. Ну, так что вы скажете, Морин? Для меня это так же важно, как иметь хорошего секретаря. Но, само собой, придется работать и во внеурочные часы, ведь я прошу вас быть и хозяйкой моих приемов. Вы согласны попробовать?
Морин улыбнулась.
– Я буду счастлива попробовать, – сказала она, даже не пытаясь скрыть своего облегчения.
– В таком случае все решено. Когда вы можете приступить к работе?
– Сегодня – это не слишком поздно для вас? – со смехом отозвалась она.
– Вполне сойдет и завтра. Сам я на пару дней уеду по делам, но вы можете прямо с утра взяться за дело. Сразу за холлом есть небольшая комнатка – вы можете использовать ее как свой кабинет. Да, вам придется нанять и экономку. Та, что была у меня прежде, оставила все счета в безобразном состоянии. Надеюсь, вы с ними разберетесь. Кстати, вы печатаете на машинке?
– Очень медленно, – призналась она. – Но без ошибок.
– Отлично. Бывает, какое-нибудь неотложное дело возникает прямо дома, а машинистки рядом нет. Не волнуйтесь, такое нечасто случается, но… возможно, вы даже набьете руку.
Официант принес заказанные блюда, и до конца обеда Пол уже не возвращался к этой теме. Они говорили о погоде, об общих знакомых, о его банковском бизнесе… Морин была ему очень благодарна за такую тактичность. В какой-то момент она осознала, что наслаждается и обедом, и обществом Пола. Подумать только, что могут сотворить с женщиной внимание привлекательного мужчины, превосходная еда и… уверенность, что у нее наконец-то появилась работа.
На следующее утро Морин спозаранку была уже на ногах. Быстро оделась и спустилась на кухню. Ее приподнятое настроение не испортил даже тот факт, что к Шелли опять вернулась былая агрессивность. В ответ на новость Морин о работе она лишь буркнула что-то себе под нос. Тем не менее Морин, не пытаясь приукрасить реальность, сообщила ей, что будет работать экономкой у Пола.
– Оч-чень интересно, – последовал комментарий Шелли, и она выплыла из кухни.
Раздался телефонный звонок, Морин быстро взглянула на часы, но все же сняла трубку.
Это оказалась Нита Джорджес, жена одного из самых близких друзей Ллойда.
– Привет. Вот, решила позвонить, узнать, что такое происходит. Куда ты пропала?
– Я была очень занята, – сказала Морин.
Она вполне могла бы добавить, что телефонная связь работает в оба конца и что Нита тем не менее после похорон Ллойда ей ни разу не позвонила.
– До меня дошли слухи, что ты снова выходишь в свет, – заметила Нита. – Говард сказал, что видел тебя вчера с Полом Гарфилдом в клубе Семинолов и что вы были так поглощены друг другом, что даже его не заметили.
– Это был деловой ленч, – объяснила Морин. Теперь-то ей стала понятна причина этого звонка. Нита просто умирала от любопытства. – Он принял меня на работу.
Наступила пауза.
– Вот как? Секретарем?
– Нет, экономкой, – любезным тоном отозвалась Морин. Воспользоваться названием, которое ее должности придумал Пол, она не захотела специально.
– Как это… ты что, в самом деле будешь работать у него экономкой? – Нита была в таком шоке, словно экономка это то же самое, что содержанка. – Но… по-твоему, это прилично? Можно ведь найти какую-нибудь другую работу!
Морин чуть не взорвалась от ярости.
– Я бы с радостью согласилась на что-нибудь более возвышенное. У тебя есть что мне предложить? Скажем, место секретарши твоего мужа… или хотя бы младшего клерка у него в офисе, а?
– Так, понятно, ты не в себе. Но я все же скажу. Ты, разумеется, можешь поступать как тебе вздумается. Но мой тебе совет – найди другую работу. Нет, ты только подумай, как это будет выглядеть? Член загородного клуба – и работает прислугой! Нужно же и о Шелли подумать. Да и Ллойд… что сказал бы Ллойд, если бы узнал об этом?
– Уверена, что он бы отнесся к этому с одобрением. В конце концов, он оставил Шелли на моем попечении… к тому же совершенно без средств. В работе экономки нет ничего зазорного, и я буду честно зарабатывать свои деньги. А теперь прошу меня извинить, но мне пора. Я непременно звякну тебе, когда найду время.
Морин с величайшим наслаждением хлопнула трубкой о рычаг, оборвав сдавленный возглас Ниты. Так-то вот! По дороге к выходу она улыбалась.
Но уже через несколько минут, когда по длинной извилистой дорожке она подъехала к дому Пола, ей пришлось собрать все силы, чтобы справиться с нервной дрожью.
Во-первых, это здание трудно было назвать домом, перед ней раскинулся величественный особняк. Построенный в стиле эпохи королевы Анны, он тем не менее прекрасно смотрелся среди пальм и других тропических растений. Морин не ответила бы, что тому причиной – то ли почтенный возраст особняка, то ли его неуловимое благородство.
Пол рассказал, что дом был построен очень давно одним старым морским волком, капитаном, и Морин ожидала увидеть если не обветшавшее, то видавшее виды здание. Но спустя полчаса, после обстоятельной экскурсии по всем комнатам, она поняла, как сильно ошибалась. И внутри, и снаружи дом оказался в прекрасном состоянии, хотя и нуждался – тут Пол был определенно прав – в руке опытного декоратора. Одно только нагромождение современной мебели вперемежку с антиквариатом уже производило несуразное впечатление.
Морин, вернувшись в холл и разглядывая великолепный витраж из цветного стекла в круглом окошке на двери, готова была умереть со стыда, что осмелилась предлагать свои услуги в качестве декоратора этого дома. И все же… разве это так уж невозможно? Будь у нее хоть специальный диплом в этой области, она наверняка не хуже любого другого справилась бы с этой работой. За то короткое время, что она здесь пробыла, она уже успела полюбить этот древний особняк. Почувствует ли профессиональный декоратор то же самое – или же для него дом Пола станет просто очередным выгодным заказом?
Ей в голову пришла смелая идея. Рискованная, неправдоподобная, возможно, даже невыполнимая… Морин неожиданно поняла, что по-прежнему хочет стать художником-декоратором особняка Пола.
Ей предстояло познакомиться с обслуживающим персоналом, и Морин отбросила навязчивую мысль.
В последующие несколько часов ей представили всех слуг в доме. Садовник, угрюмый шотландец по имени Джон Маклоутон, снизошел до обсуждения с ней особенностей выращивания роз в приморском городе, где в воздухе всегда чувствуется соленое дыхание океана. Они сошлись во мнении, что единственный выход – защищать растения от морского ветра и использовать для цветников не местную землю с песком, а плодородный перегной. Когда они наконец расстались, Морин не сомневалась, что контакт с садовником налажен.
Гораздо сложнее дело оказалось с миссис Колстон – кухаркой Пола, дородной средних лет женщиной. Едва взглянув на ее небрежные записи расходов и оценив качество продуктов, Морин поняла, что та завышает цены. Собственно, ее уловки были настолько неумелыми и очевидными, что Морин оставалось только удивляться: почему Пол сам этого не заметил. Вооруженная добытыми сведениями, Морин задала миссис Колстон несколько наводящих вопросов, от чего та пришла в ярость и заявила, что немедленно увольняется, подтвердив тем самым подозрения Морин.
Следующие несколько дней она постоянно ловила себя на мысли, что радуется отсутствию Пола. Ей пришлось беседовать со множеством кухарок, присылаемых из бюро по трудоустройству, и Морин отдала предпочтение миссис Уильямс – высокой, худой негритянке с приятным голосом.
Не зная, как ей выбрать лучшую из такого количества кандидаток, Морин сначала отбросила тех, кто совсем не подходил, а оставшихся вызывала по очереди в прекрасно оборудованную кухню, снабжала всеми необходимыми продуктами и предлагала приготовить салат из зелени.
Увидев, с какой ловкостью миссис Уильямс смазала деревянную миску для салата маслом и совсем немножко чесноком; как поджарила аппетитные гренки в небольшой сковородке, вместо того чтобы наскоро подсушить их в духовке; как в самый последний момент добавила к салатной зелени золотистые хрустящие кусочки; как смешала оливковое масло с уксусом и свежесмолотым базиликом, приготовив собственную заправку для салата, вместо того чтобы воспользоваться магазинным соусом… Морин убедилась, что ее первое впечатление оказалось и самым верным.
Нанять экономку особого труда не составило. Она просто-напросто позвонила миссис Льюис, предложила ей это место, и та с восторгом согласилась, особенно когда узнала, что ее обязанности по кухне будут ограничиваться завтраком для хозяина, а с уборкой ей будет помогать горничная.
Повесив трубку, Морин поздравила себя с успешным началом. Правда, ей предстояло преодолеть еще не один барьер – например, организацию приема у Пола.
Когда Пол вернулся из Чикаго, в доме все уже было налажено и Морин даже успела разобраться со всеми счетами так, чтобы можно было составить впечатление о положении дел. Для его первого после приезда вечера она составила простое меню, полагая, что во время деловой поездки он устал от изощренных ресторанных блюд. Пол, кажется, считал само собой разумеющимся, что Морин будет ужинать с ним, но она ровным тоном объяснила, что хотела бы уезжать пораньше.
– Разумеется, вечеринок и приемов это не касается, – добавила она.
Он кивнул – неохотно, как ей показалось.
– Что ж, ничего не поделаешь. Ваше общество мне было бы очень приятно, но я понимаю, как много у вас дома забот. И подчиняюсь вашему желанию.
Он уже улыбался, но Морин успела сделать вывод – у Пола Гарфилда, преуспевающего, занятого бизнесмена, случались в жизни и моменты одиночества. Ллойд рассказал ей, что Пол прожил с женой двадцать лет. «Интересно, – вдруг подумала Морин, – это был счастливый брак или, как это нередко случается в семьях, военные маневры, которые и браком-то трудно назвать?»
– Может, накрыть вам ужин в кабинете? – повинуясь неожиданному импульсу, спросила она. – Я попрошу миссис Льюис принести поднос прямо сюда. Тут вам будет… – она в нерешительности замолчала.
– Уютнее? Спасибо, с удовольствием. Как это мне такое раньше не приходило в голову? Гостиная подавляет своими размерами – прямо как сарай. Ее можно терпеть, только когда в доме много гостей. С антикварными вещами всегда так – у них такой холодный и неприступный вид. Этот гигантский стол, например, буквально подавляет меня, особенно когда я ужинаю в одиночестве.
– О, дело вовсе не в самом столе! Антикварная мебель тоже может создавать уют – ведь покупали же эту мебель люди в давние времена, когда она была еще совсем новой! Просто нельзя выставлять каждый предмет словно экспонат в музее. Этой мебелью нужно пользоваться, любить ее. А гостиная кажется такой… аскетической из-за своих пропорций. Краски холодные, а архитектурный стиль никак не соответствует обстановке комнаты…
Поймав его улыбку, Морин запнулась.
– Извините. С чего это я вздумала читать вам лекцию об антиквариате? Понимаете, просто…
– … это захватывающая для вас тема, – закончил он вместо нее. – Вы никогда не думали о том, чтобы прослушать курс по дизайну интерьеров?
– Я должна была получить диплом именно в этой области. Но когда мы поженились, Ллойд не…
Она вновь умолкла. Ей показалось непорядочным по отношению к Ллойду признаться, что он не поддержал ее желание закончить колледж. Пол еще подумает, что она жалуется. А ведь в конце концов решение-то приняла она сама.
Когда она на следующее утро приехала на работу, Пол так искренне расхвалил ее ужин, что Морин зарделась как школьница. Радуясь первому успеху, она передала благодарность Пола миссис Льюис и миссис Уильямс.
В течение дня она была так занята, что ей некогда было вспоминать о его комплиментах, и все же похвала ее поддержала, укрепила в желании отрабатывать свое щедрое жалованье до последнего пенни. И следить, чтобы любые желания ее босса в точности исполнялись.
Отношения с Шелли оставались прохладно ровными, и Морин была рада этому перемирию. Как-то вечером Шелли оставила на столе в кухне табель с итоговыми школьными отметками. При встрече Морин отметила ее успехи, и Шелли молча кивнула, приняв похвалу без обычного едкого замечания.
Шелли по-прежнему ничем не делилась с Морин, но, по крайней мере, была вежлива с ней. Может быть, немного резковата… это верно, но зато без вспышек ярости. Ее спальня иногда выглядела как после погрома, но перед приходом друзей Шелли всегда наводила порядок и стремилась к миру в их отношениях, Морин предпочитала просто не поднимать этого вопроса.
По совету Пола она упражнялась в машинописи, выкраивая время по вечерам, между другими делами, которые теперь, когда она целый день работала, все время накапливались.
Морин как раз сидела за машинкой в кабинете Ллойда, когда Шелли вернулась с теннисного корта. Словно занесенный попутным ветром, слегка растрепанный ангел, она возникла на пороге кабинета и, прислонившись к косяку, некоторое время следила за летающими над клавишами пальцами Морин.
– И какая теперь у тебя скорость? – поинтересовалась Шелли.
Морин распрямилась, устало потерла глаза.
– Точно не знаю. Я стараюсь, но все еще печатаю ужасно медленно.
Шелли бросила ракетку на ближайшее кресло.
– Давай я проверю тебя на время, – предложила она.
Морин сумела скрыть удивление.
– Отлично. – Она вставила чистый лист в машинку и раскрыла учебник на новом упражнении. Ее пальцы застыли над клавиатурой. – Следи за часами и останови, когда пройдет пять минут.
Через несколько минут Шелли проверила текст.
– Сорок слов в минуту, – объявила она.
– Результат не очень, а?
– Я бы сказала, совсем неплохо. Главное, без ошибок. – Падчерица помолчала, глядя на Морин. – А зачем ты практикуешься в машинописи? Ведь ты, кажется, говорила, что работаешь у мистера Гарфилда экономкой?
– Мои обязанности несколько шире. Экономкой, собственно, является миссис Льюис. А я слежу за прислугой, составляю меню, проверяю хозяйственные расходы, время от времени печатаю личные письма… и еще мистер Гарфилд просил меня вместе с ним принимать гостей на вечеринках.
– В общем, нечто вроде управляющего по хозяйству, – кивнув, заметила Шелли.
Морин ответила удивленным взглядом.
– Именно так Пол это и назвал. Но несмотря на красивое название, по сути я просто экономка.
– Статус тебя не волнует, верно? – сказала Шелли.
По ее тону невозможно было понять, комплимент это или порицание. Морин заколебалась с ответом. К счастью, Шелли тут же добавила, как бы между прочим:
– Я еду к Глории. Сегодня вечером у нее вечеринка.
– А я буду работать над меню для своего первого приема в доме Пола, – со вздохом отозвалась Морин.
– Волнуешься?
– Да, наверное. Даже странно… твой папа воспринимал как должное, что я справлюсь с любым приемом. Поначалу я тоже боялась, а потом… в общем, мне и самой понравилось.
– Угу. Тебе вообще легко дается общение с людьми. В этом, наверное, все дело. А я постоянно говорю не то что нужно.
– Но ты пользуешься колоссальным успехом! – изумилась Морин.
– Только потому, что держу рот на замке и притворяюсь, что мне все нипочем. Уж лучше быть костью у кого-то в горле, чем слабаком. Но, по-моему, рядом со мной люди… короче, я их часто отталкиваю. Тебе повезло – у тебя такой проблемы нет.
– У меня просто гораздо больше опыта, Шелли, только и всего. К тому же твой папа ожидал от меня очень многого… и мне пришлось преодолеть природную застенчивость. У моих родителей гости бывали редко, так что мне пришлось приложить немало усилий, чтобы научиться общению. – Она неуверенно улыбнулась. – Но в последнее время я, кажется, теряю почву под ногами. Поначалу телефон раскалялся от звонков, а сейчас друзья мне почти не звонят. Видимо, я превратилась в пресловутое пятое колесо в телеге.
– Или ты просто отказывалась от приглашений, и люди решили, что ты предпочитаешь одиночество.
– Возможно, ты и права. Я не представляла себе, как можно прийти на вечеринку одной. Ведь обычно туда приходят парами…
К ужасу Морин, глаза ее наполнились слезами. Она поспешно отвернулась и принялась собирать со стола бумаги.
– Тебе, наверное, нужно почаще отвлекаться от дел, выходить куда-нибудь…
Шелли замолчала, и Морин на миг показалось, что она хочет что-то добавить. Но, по-видимому, передумала, потому что молча взяла с кресла ракетку и, взмахнув коротенькой теннисной юбочкой над загорелыми бедрами, ушла к себе, а Морин осталась в кабинете готовить меню для вечеринки Пола.
* * *
Список гостей, к ее великому облегчению, оказался совсем небольшим. Меню Морин составила из стандартных блюд. Чутье подсказывало ей, что изысканным яствам Пол предпочитает обычные жареные ребрышки, запеченный картофель, аспарагус под голландским соусом и свежий салат из шпината и помидоров. Даже десерт она заказала дежурный – шоколадный мусс.
Тем не менее Морин заранее договорилась о дополнительной прислуге, собственноручно накрыла стол и, услышав похвальные замечания гостей Пола – по большей части пожилых семейных пар, – убедилась, что прием будет иметь успех.
Поначалу ей было неловко встречать гостей бок о бок с Полом, но все они, казалось, принимали как должное, что он позаботился о хозяйке для своего приема, и Морин вздохнула свободнее, находя его друзей не слишком высокомерными и чопорными.
Но нервное возбуждение, словно от большого количества крепкого кофе, не оставило ее даже после ухода гостей.
«Шелли права. Мне все это очень нравится. Более того, мне это чертовски хорошо удается», – подумала она.
– Устали, Морин? – Пол, весьма импозантный в вечернем смокинге, разливал по бокалам шерри.
Покачав головой, Морин принялась собирать со стола пепельницы и бокалы. Пол жестом остановил ее.
– Это подождет. А мы с вами выпьем по глотку шерри и поговорим. Давайте сделаем вид, что вы моя гостья и просто задержались, чтобы перемолвиться с хозяином парой слов об этом замечательном приеме.
Морин послушно опустилась на один из глубоких мягких диванов у камина. Какой же он приятный человек, думала она. Должно быть, эти мысли отразились на ее лице, потому что его улыбка вдруг как-то изменилась, а в глазах промелькнуло… но нет, он тут же отвернулся, продолжая говорить об удачном вечере. Как это глупо с ее стороны. С чего бы это такому богатому и влиятельному человеку интересоваться ее особой? К тому же он гораздо старше ее, ему уже, должно быть, лет под пятьдесят, почти как было Ллойду…
Морин вздрогнула, как будто прикоснулась к оголенной электропроводке. Шерри едва не выплеснулось из бокала.
– С вами все в порядке? Вы побледнели. – В глазах Пола светилось такое сочувствие, что Морин заставила себя улыбнуться.
– Все отлично, наверное, просто устала. – Она отхлебнула шерри. Разлившееся по телу приятное тепло помогло успокоиться.
– Я хочу поблагодарить вас за прекрасную организацию сегодняшнего приема, – немного церемонно произнес он. – Выбор блюд был великолепен, и вино безупречно. Я и не знал, что вы такой знаток вин.
– Вовсе нет. В винах я разбираюсь слабо, – призналась Морин. – Об этом всегда заботился Ллойд… поэтому я решила проконсультироваться у продавца в винном отделе универмага.
– Вот что отличает хорошего управляющего от дилетанта – умение вовремя обратиться за советом к специалисту, – с одобрением отметил Пол. – Теперь о тех письмах, что вы для меня вчера напечатали. Мне казалось, вы жаловались, что машинистка из вас неважная?
– Я тренировалась. Но все равно печатаю еще очень медленно. Если я пытаюсь печатать быстрее сорока слов в минуту, то пальцы как будто начинают мешать друг другу.
– А быстрее и не нужно. Я не собираюсь уж слишком загружать вас этой работой. С моей стороны было бы нечестно отнимать у вас время по вечерам.
– Вообще-то я действительно подумывала о том, чтобы записаться на вечерние курсы в колледже Бэй-Сити, – сказала Морин. – Там есть один, по дизайну… на мой взгляд, очень интересный.
Пол кивнул.
– И правильно. Если для этого вам потребуется лишнее время – только скажите. Вы можете сами составлять график работы. Я буду рад видеть вас на своих приемах, а в остальном все, что вы сочтете нужным делать, меня устроит. Лишь бы в доме всегда был такой порядок, как в последние две недели.
Согретая не столько шерри, сколько похвалой Пола, Морин по дороге домой улыбалась. Она успела только вставить ключ в замок, как услышала за дверью телефонный звонок. Пролетев по коридору, она схватила трубку и выдохнула:
– Алло?
– Господи, где ты пропадаешь? Я звоню тебе целый вечер, – раздался на другом конце раздраженный голос отца. – Ты не звонила с прошлой недели, а ты же знаешь, как мама о тебе беспокоится!
«О да, беспокоится, это точно, только не обо мне».
Вслух же Морин сказала:
– Извини – работа отнимает много времени.
– И об этом она тоже, кстати, очень переживает. Твоя новая работа… тебе бы не этим следовало заниматься. Разве нельзя было найти что-нибудь более… более подходящее? Как же так – простая экономка?
– Я больше ничего не умею. Последние десять лет я только этим и занималась. И до сих пор ни от кого не слышала нареканий, – ответила Морин.
– Так то ж для мужа, а не за деньги. Ты что, не видишь разницы? Если ты захотела устроиться на работу – почему бы не найти место… ну, секретарши, например?
Морин подавила вздох. Она не стала утруждать себя напоминанием, что у нее нет никаких секретарских навыков, как не стала и объяснять, что дело не в ее желании, а в необходимости работать. В прошлом у отца был процветающий бизнес, но Морин отлично знала, что после того, как он отошел от дел, его пенсии и процентов от сбережений как раз только-только хватало для безбедной жизни. Так что не имело смысла сообщать отцу о крахе бизнеса Ллойда. Это бы его только расстроило, а в конце концов виновата оказалась бы сама Морин. Наверняка он еще и лекцию ей прочитал бы о всех ее недостатках.
Пообещав писать почаще – «И уж, пожалуйста, повеселее, незачем беспокоить маму твоими проблемами», – Морин наконец повесила трубку. Какое-то время она еще посидела в гостиной, закрыв глаза и стараясь дышать как можно глубже. Эйфория от приема уже прошла, но она не позволит этому звонку себя расстроить.
Если рассудить здраво – она получила хорошую работу и возможность расплатиться с долгами. Через пару недель она сможет снова увеличить Шелли сумму на карманные расходы… что, в свою очередь, уменьшит напряженность в доме. А если экономить каждый пенни, возможно, ей даже удастся скопить достаточно денег, чтобы оплатить год учебы Шелли в Рэдклиффе…
Морин выключила везде свет и отправилась наверх, размышляя о том, что все в конце концов налаживается. Осталось только постараться забыть, какую глупость она совершила на пляже с Ноа, и жизнь снова начнет ее радовать.
7
На протяжении следующего месяца Морин крутилась как белка в колесе и не раз мечтала о прежних маленьких радостях жизни. Удастся ли ей когда-нибудь понежиться утром в постели, спокойно позавтракать с газетой в руках, выпить лишнюю чашечку кофе?
Она записалась на два летних курса в колледже Бэй-Сити – по промышленному дизайну и по истории антикварной мебели, так что теперь четыре вечера в неделю у нее были полностью загружены. Отказавшись от курсов машинописи, она тем не менее продолжала тренироваться урывками, зачастую вместо ленча – чтобы довести скорость до пятидесяти или шестидесяти слов в минуту, причем не столько для работы, сколько для оформления курсовых работ в колледже.
Как она вскоре выяснила, хозяйственные счета Пола особых хлопот ей не доставляли. Математика давалась ей легко еще со школьной скамьи, она без труда справлялась со всеми расчетами по дому. Но все-таки и на это уходило ее свободное время, поскольку бухгалтерией она занималась по вечерам, когда вся остальная работа была уже сделана.
Но случались и маленькие победы – ее награда за потраченные часы личного времени. Тот день, когда Пол предоставил ей право самой подписывать счета за расходы по дому, без его непосредственной проверки, стал ее триумфом.
Наверное, ее удовлетворение было бы полным, если бы не постоянная тревога за Шелли. Лето день за днем угасало, и с его уходом падчерица Морин постепенно пряталась в свою раковину. Подруги бывали у нее все реже и реже, и за редким исключением она проводила вечера за закрытыми дверьми своей спальни, откуда неслась оглушительная рок-музыка.
Даже когда Морин сообщила ей, что теперь им хватит средств оплатить второй год ее обучения в прежней школе Брукс, Шелли только пожала плечами.
– Осточертела эта школа. Я буду рада оттуда уйти, – бросила она.
Морин, следуя решению сохранять в доме мир и не навлекать на свою голову враждебность Шелли, позволила событиям идти своим чередом и по возможности старалась ни в чем не ограничивать девушку. Всю необходимую работу по дому она делала сама и закрывала глаза на беспорядок, который еще несколько месяцев назад ударил бы по ее самолюбию хозяйки. У Морин просто не было времени поддерживать в доме прежнюю образцовую чистоту. Она даже взяла себе за правило не заглядывать ни в спальню, ни в ванную Шелли. Пусть живет как поросенок в хлеву, если ей так нравится, думала Морин с не свойственной ей раньше язвительностью.
Многие из ее старых друзей тоже были забыты. Она сама старалась избегать тех, кто был связан с ней большую часть ее супружеской жизни, поскольку теперь у нее не было времени и на бесцельную болтовню.
Морин не слишком удивилась, что некоторые из них сами отошли от нее после того, как она, ссылаясь на усталость и недостаток времени, заканчивала разговор. Скорее ее удивление вызывали другие – те, кто отнесся к ней с пониманием и сочувствием, в основном все они и сами были занятыми людьми. Несколько раз Морин возвращалась к вопросу, почему же в прошлом она была так неразборчива в выборе друзей. Может, потому, что их болтовня заполняла пустоту в ее душе, о которой она и сама тогда не подозревала?
Была, конечно, и другая причина, но Морин почувствовала себя виноватой, когда облекла свою мысль в слова, потому что эта причина оказалась связанной с Ллойдом. Может, она превратилась в отдушину для таких сплетниц, как Лоис Медина и Нита Джорджес, потому, что Ллойд считал ее обязанной «быть милой» с женами его лучших клиентов?
С Полом у нее сложились теплые, дружеские отношения, но она не позволяла себе забыть, что он ее работодатель. Во многом он напоминал ей Ллойда, только более уверенного в себе и более удачливого в делах.
Морин по-прежнему принимала гостей на приемах Пола, но теперь ей приходилось договариваться со старостой группы в колледже и переписывать пропущенные лекции. Совершенно случайно Пол узнал о том, насколько неудобны для нее приемы по рабочим дням. Впоследствии он старался планировать их на выходные, и Морин была ему более чем благодарна за такую чуткость.
Как-то раз, после особенно трудоемкого ежегодного приема для сотрудников фирмы и их жен, Пол прислал ей семь великолепных роз. Над организацией этого приема она трудилась не покладая рук и не считаясь со временем – наняла небольшой оркестр, приказала украсить японскими фонариками просторную террасу в особняке Пола, не упустила ни одной мелочи, вплоть до ломившегося от закусок буфета и огромного выбора вин.
Морин, конечно, и самой хотелось проверить свои силы на чем-то более сложном, но она по достоинству оценила красивый жест Пола, который показался ей даже более значительным, нежели дополнительная сумма, появившаяся в конце месяца в ее расчетном чеке.
Несмотря на столь плотный график, она нередко ловила себя на мыслях о Ноа. Воспоминание об их свидании на берегу продолжало терзать ее. Иногда ей снилось, что она вновь замирает в его объятиях, что они снова занимаются любовью… и Морин просыпалась, дрожа от неудовлетворенного желания.
Она сердилась на себя, что дает волю своей чувственности. В первые недели после смерти Ллойда, оцепенев от горя, она даже и не пыталась размышлять об этой немаловажной проблеме в жизни вдовы. И лишь потом, после ночи с Ноа, Морин вынуждена была взглянуть в лицо тому факту, что она осталась по-прежнему молодой, здоровой женщиной, которая привыкла к физической любви мужчины… и что теперь она лишена этого выхода своей сексуальности.
Но где же выход? Разумеется, не в пожизненном воздержании. Но и мысль о короткой интрижке с человеком, который ничего для нее не значил, была для Морин тоже невыносима.
Однажды после занятий в колледже она согласилась поужинать в пиццерии с сокурсником – разведенным мужчиной приблизительно ее лет, оказывавшим ей знаки внимания с их первой встречи. Довольно приятный парень, управляющий рекламной фирмы в Тампа, он записался на курсы промышленного дизайна, по его собственным словам, чтобы улучшить качество своих рекламных проектов.
Морин неплохо провела время, ей понравилось его общество, но уже выйдя из его машины, она лишь вежливо распрощалась, хотя он и намекал на свое желание продолжить вечер у нее дома.
Судя по всему, решила после этого случая Морин, секс ради секса не для нее. Но если так, то почему она оказалась такой легкой добычей для Ноа, почему упала в его объятия, словно умирающая от любви школьница? Может, потеряла бдительность, потому что давно его знала? Может, желание подкралось к ней, когда она его меньше всего ожидала?
Отвращение Ноа к письмам было общеизвестно, и потому Морин немало удивилась, получив от него письмо еще до конца лета. Конверт с экзотической маркой, от которого словно веяло экзотикой, пришло перед уик-эндом, в пятницу. Морин пришла с работы и обнаружила его пристроенным у кофейника на кухонном столе. Она взяла его, повертела в руках, рассмотрела марку, изучила обратный адрес – в общем, сколько могла тянула время, перед тем как его открыть.
Она ожидала найти в конверте одну короткую насмешливую записку. Но письмо оказалось на удивление официальным. И вежливым. Ноа интересовался ее здоровьем, успехами Шелли, затем описал свою нынешнюю работу – на этот раз он проводил исследования почвы перед строительством водохранилища.
Морин дочитала письмо до конца и долго смотрела на него, словно хотела проникнуть взглядом между строк. В постскриптуме Ноа подписал, что приедет домой в сентябре. И добавил, словно это лишь в самый последний момент пришло ему в голову: «Очень надеюсь, что ты сможешь выкроить для меня время, потому что нам нужно серьезно поговорить».
Конверт выскользнул из ее пальцев и упал на пол. Морин медленно наклонилась за ним. Означает ли это, что Ноа хочет от нее большего, чем мимолетная связь? И если так – то что она сама думает по этому поводу? Что она чувствует? Готова ли она согласиться на такой серьезный шаг, как замужество? Готова ли отказаться от своей новоприобретенной свободы ради Ноа?
Подумав, Морин поняла, что не знает ответов на все эти вопросы. Физически Ноа затронул ее так, как это не удавалось ни одному мужчине, включая – если быть предельно честной – и Ллойда. Но достаточно ли этого? Сексуальное влечение так быстро проходит, а жизнь такая длинная… Готова ли она на подобный риск? Она ведь даже не может сказать наверняка, какие чувства питает к этому человеку… И почему она решила, что серьезный разговор, о котором пишет Ноа, зайдет об их совместном будущем?
– Что пишет Ноа?
Шелли прислонилась к стойке бара. В узеньком бикини, с распущенными по загорелым плечам, мокрыми после бассейна волосами, она словно сошла с рекламы лосьона для загара.
– Спрашивает о тебе. Говорит, что в сентябре возвращается. Вот, возьми, прочти сама. Уверена, оно адресовано нам обоим.
Она протянула ей письмо и отвернулась, чтобы убрать зелень из сумки в холодильник. Прочитав письмо, Шелли бросила его обратно на стол.
– Что он имеет в виду под серьезным разговором?
– Полагаю, его беспокоит наше… наши планы на будущее. Ведь он, в конце концов, твой единственный кровный родственник, – уклончиво отозвалась Морин.
Шелли сунула в рот черенок сельдерея.
– Ну и что? С какой это стати он должен нести за меня ответственность? Он занимается своим делом – и отлично справляется, я бы сказала.
Это был вызов, сомневаться не приходилось. Морин подавила тяжелый вздох; она вымыла овощи и достала разделочную доску, делая вид, что не замечает пристального взгляда Шелли.
– Давно ты постриглась? – раздался резкий вопрос ее падчерицы.
– Сегодня. Решила, что пора сменить прическу. У меня много лет были длинные волосы, потому что твой папа… – Она оборвала себя, совершенно ни к чему пускаться в ненужные объяснения: – Тебе нравится? Я долго сомневалась, но мне надоели длинные волосы, да и времени возиться с косами и пучками совсем нет.
Шелли, прежде чем ответить, проглотила сельдерей.
– Неплохо смотрится. Распущенные волосы до плеч выглядят естественно. Тебе идет. Ты кажешься моложе. И вообще, при маленьком лице ни к чему тяжелый пучок… такой, как ты делала раньше.
– Благодарю… Если это комплимент. – Морин с улыбкой взглянула на нее.
Но Шелли на ее улыбку не ответила.
– Мне тебя успокаивать ни к чему. Ты задала мне вопрос – я ответила. Если б мне не нравилось, я бы так и сказала. А фальшивые комплименты не по мне.
Ответная тирада так и рвалась с языка Морин, но она сумела удержаться.
– Разве можно обидеть человека похвалой? – помолчав, сказала она. – Всегда можно найти хоть что-то достойное комплимента. Иногда самые простые слова участия приносят кому-то облегчение. Разве же это фальшь?
– Думаю, так и есть. Но я не сильна в таких словах. Они застревают у меня в горле.
Шелли заколебалась; на лице у нее появилось совершенно не свойственная ей нерешительность. Но она не привыкла отступать и продолжила:
– Раз уж мы с тобой решили быть честными друг с другом… как насчет моих откровений? Ты отказала мне в деньгах, когда я сказала, что хочу купить новое платье для вечеринки у Глории, помнишь? Так вот, у нас еще кое-что намечается, и на этот раз мне совершенно необходимо новое платье для сентябрьского школьного бала. Я вчера видела одно у Шарман, ну просто фантастика! Ты теперь работаешь – так, может, разрешишь мне его купить, а?
Морин не спешила с ответом. У них все еще так много неоплаченных счетов. Но ведь Шелли впервые за много недель обратилась к ней с просьбой…
– Давай заключим сделку, – наконец, сказала она. – Ты можешь купить себе новое платье – я понимаю, насколько это для тебя важно, – но только не у Шарман. В этом магазине одежда стоит от трехсот долларов и выше. Тебе ни к чему покупать такую дорогую вещь для школьного вечера. Но если ты согласишься на что-нибудь подешевле, скажем, долларов за сто, думаю, мы выкроим на это средства.
Глаза у Шелли сузились, нижняя губа по привычке выпятилась. Без единого слова она развернулась, зашагала из кухни, и ее резиновые шлепанцы злобно захлопали сначала по коридору, потом по лестнице. Через несколько секунд магнитофон в спальне Шелли зашелся в безумном, оглушающем крике.
Следующие несколько дней Шелли совершенно игнорировала Морин. Разговаривала, лишь когда возникала крайняя необходимость, и моментально гасила любую попытку Морин наладить прежние отношения.
И снова, несмотря на грызущее беспокойство Морин о Шелли, она ровным счетом ничего не могла поделать. Если она надавит, Шелли просто-напросто возьмет и уедет. Чтобы этого не случилось, Морин держала язык за зубами и ни о чем ее не спрашивала, хотя Шелли демонстративно вернулась к старой привычке где-то болтаться до ночи, не говоря ей ни слова.
Вопрос о платье больше так и не поднимался. Морин сказала Шелли, что конверт с деньгами лежит в верхнем ящике ее письменного стола, но когда через пару дней она не выдержала и заглянула туда, купюра в сотню долларов, как немая пощечина, осталась на прежнем месте.
Морин уже готова была сдаться, но здравый смысл подсказывал ей, что этим она не добьется ничего, кроме победной усмешки на лице Шелли, а счета тем временем так и останутся неоплаченными.
Но среди проблем этих дней пробился и солнечный лучик. Морин поняла, что не ошибалась в своем природном таланте декоратора. Постепенно на занятиях в колледже она обнаружила, что у нее есть чутье на пропорции и сочетаемость предметов, и была счастлива, когда ее первая серьезная курсовая работа заслужила щедрую похвалу со стороны их куратора Гленны Рейслинг.
Гленне было уже под семьдесят; в прошлом она была владелицей крупной фирмы по устройству интерьеров. И даже отойдя от дел, как сообщила своей группе, она продолжала следить за последними достижениями в этой области. Когда Гленна узнала, что в отличие от большинства остальных студентов Морин заинтересована в профессиональной карьере, она взяла ее под свое крылышко.
За чашечкой кофе в небольшом кафе неподалеку от студенческого городка она развлекала Морин забавными случаями из жизни своих самых знаменитых клиентов, рассказывала об особняках и поместьях, где ей довелось работать. Как выяснилось, среди ее клиентов была даже одна голливудская звезда, для которой Гленна оформила яхту.
Морин впитывала в себя все эти рассказы, запоминала на будущее профессиональные секреты, которыми щедро делилась с ней Гленна. Когда она наконец набралась храбрости и рассказала о своем собственном секрете – тайном желании стать художником-декоратором дома Пола Гарфилда, Гленна вся так и загорелась любопытством.
– Самое сложное для начинающего декоратора – основать свое дело и привлечь клиентуру, – предупредила она. – Слишком много первоначальных затрат. Но если в качестве примера у вас будет дом времен королевы Анны… да, конечно, такой подарок судьбы трудно переоценить. А ваша нынешняя работа на мистера Гарфилда дает вам некоторое преимущество, верно ведь?
Она задумалась, глядя на Морин.
– Прежде всего вы, разумеется, должны быть как следует подготовлены. Этот заказ, если вам удастся его получить, будет крайне сложным. Я могла бы помочь советом, но не больше – это было бы нечестно по отношению к вам. Окончательное решение должно быть за вами, а вы к этому еще далеко не готовы. Вот после года усиленной подготовки – да, возможно. Говоря откровенно, требуются долгие годы обучения у первоклассных специалистов, а потом еще и практический опыт, чтобы достойно выполнить такой сложный заказ… хотя, видит Бог, вокруг полно совершенно неквалифицированных людей, называющих себя художниками по интерьеру.
Морин неуверенно улыбнулась, а Гленна, презрительно фыркнув, добавила:
– Но, на мой взгляд, вы от природы настолько талантливы, что могли бы справиться с этой задачей. Во-первых, вы гораздо более зрелый человек, чем большинство студентов, ну а во-вторых, стремитесь к достижению своей цели. Да, я думаю, это возможно, но очень… повторяю, очень рискованно.
– Рискованно?
– Именно. Видите ли, одна-единственная ваша ошибка может оказаться для клиента весьма дорогостоящей. Одного хорошего вкуса – который, кстати, у вас есть – недостаточно, чтобы найти верный путь среди нагромождения стилей или, к примеру, в изобилии антикварной мебели. Кое-какие вещи в нашем бизнесе приходят лишь с опытом. Я нисколько не сомневаюсь, что после дополнительного обучения вы сумели бы выполнить самый простой заказ… скажем, оформить интерьер в загородном доме какой-нибудь из ваших подруг. Но особняк времен королевы Анны… весьма проблематично.
– И все же… по-вашему, я могла бы уже через год приступить к работе над домом мистера Гарфилда?
– Как минимум через год. А скорее всего, гораздо позже. Я бы предложила вам помимо тех полугодичных курсов, которые вы посещаете, прослушать курс в какой-нибудь известной школе дизайна. Но даже и после этого вам не помешал бы дополнительный тренинг. – Она помолчала, внимательно вглядываясь в лицо Морин. – Вот что вам нужно было бы сделать – поступить на работу ученицей к первоклассному декоратору… или, скажем, в один из самых лучших аукционных домов на Восточном побережье. Вы должны приобрести опыт в оценке антиквариата… да и связи в этих кругах – далеко не лишнее. Подобным пренебрегать не стоит.
Морин покачала головой.
– Я не могу позволить себе отказаться от такого выгодного места ради низкооплачиваемой работы. У меня серьезные материальные проблемы. Кроме того, я должна обеспечить образование дочери.
– Что ж, в таком случае будем исходить из реальных возможностей. Что если я буду лично заниматься с вами? – Гленна отмахнулась от возражений Морин. – Я не возьму с вас за это платы, а вам это поможет восполнить некоторые пробелы в ваших знаниях. К сожалению, диплома вы за это не получите. Какая жалость, что вы так поздно взялись за учебу. Где вы, скажите на милость, были столько лет, Морин, дорогая?
– Н-ну, я была замужем…
– А при чем тут это? Я, заметьте, совмещала карьеру со счастливым браком. Даже вырастила двух сыновей, а уж они у меня были те еще сорванцы! Мой муж, да благословит его Господь, меня всегда поддерживал. Думаю, он решил, что уж лучше предоставить мне свободу действий, чем выслушивать мои жалобы. – Ее улыбка смягчила горечь последних слов: – Я ведь тоже овдовела, скоро уж пятнадцать лет, как его нет. Не представляю, что бы я стала делать без своей работы после смерти Карла.
– А мой муж… понимаете, я вышла за него совсем юной, так что поначалу мне пришлось учиться вести хозяйство, ну а потом вроде бы уж и не было смысла возвращаться в колледж. Я сама так решила. Уверена, что Ллойд тоже не стал бы возражать, если бы я настаивала на работе.
«Но ведь это не совсем так, – сама себе возразила Морин. – Разве Ллойд не давал мне исподволь понять, что ценит во мне свою примерную маленькую женушку? Откуда мне знать, что он не воспротивился бы моему желанию вернуться в колледж и получить диплом?»
– Ну, как говорится, что было, то прошло. Но теперь, когда вы решили воспользоваться талантом, данным вам Господом, вам придется наверстывать упущенное время.
Без лишних проволочек Гленна взялась составлять программу, скромно названную ею «необходимым минимумом», а Морин слушала ее как зачарованная, гадая лишь – как ей выкроить для всего этого время.
Но уже в течение августа она обнаружила, что нет лучшего средства растянуть день до отказа, чем поставленная перед собою цель. Ее работа у Пола очень быстро превратилась в привычную рутину, и она справлялась с ней без особых усилий. Все остальное время она проводила в открывшемся перед ней головокружительном мире идей, в том мире, к которому, как интуитивно чувствовала Морин, она стремилась всю свою жизнь.
Сколько часов в детстве, наказанная за какое-нибудь мелкое прегрешение, она провела в своей комнате, вырезая картинки красивых домов и комнат из модных журналов! Сколько раз она в уме переставляла мебель и украшала стены в родительском доме! Как ей хотелось впустить солнечный свет в комнаты, которые ее мать упорно держала закрытыми, потому что, по ее мнению, от солнца слишком быстро выгорали ковры и обивка! Как мечтала заменить чем-нибудь светлым и радостным те угрюмые обои и отвратительную, лишенную какого-либо стиля мебель, что ее мать выбирала из практических соображений.
Матери было не важно, что во всем доме не было ни единого удобного кресла, а все лампы были слишком слабыми для чтения. В доме все было тщательно вычищено, вымыто, отполировано… а такие излишества, как картины, для оживления мрачных красок были строго запрещены – ведь под ними остались бы светлые пятна на обоях…
И потому свою жажду ярких красок, уюта, разнообразия Морин старалась удовлетворить в мечтах о карьере художника-декоратора. Она представляла себе, как будет создавать для людей прекрасные, полные солнца дома, где им будет просторно и радостно жить.
Когда она сообщила о своем решении учиться на художника-декоратора вместо чего-нибудь более практичного, вроде бухгалтера, отец пришел в неописуемую ярость. Морин пришлось пережить не один скандал, особенно когда он узнал, что дочь выбрала колледж за несколько сотен миль от Майами. То было ее первое неповиновение родительскому авторитету, и ни отец, ни мать так ей этого и не простили. Как не простили и брака с человеком значительно старше себя, не желающим в тридцать девять лет заводить второго ребенка. Она лишила их внуков – и в этом крылась одна из причин, почему Морин не захотела обратиться к родителям за помощью после смерти Ллойда.
Замужество положило конец ее мечтам о карьере, но она легко отказалась от них, потому что теперь у нее был свой дом, и она могла обустраивать его по собственному желанию. Но теперь… неужели уже слишком поздно возрождать ее мечты? Неужели она делает ошибку? Может, лучше не загадывать слишком далеко вперед на будущее, когда оно настолько ненадежно. Достанет ли ей способностей и упорства сделать себе имя в изменчивом мире искусства?
Устав от подобных мыслей, Морин в конце концов выбросила их из головы. Она просто жила день за днем, работая как одержимая, стараясь наладить отношения с Шелли, впитывая всю информацию, что стала доступна ей благодаря помощи Гленны. По вечерам она училась, готовясь к будущему, которое – она это понимала – могло никогда не осуществиться.
И при этом ее внутренний календарь все время отсчитывал дни, оставшиеся до приезда Ноа.
А потом наступил сентябрь, и раздался тот самый долгожданный телефонный звонок. Морин только вернулась из магазина, и ей пришлось сначала пристроить пакет с продуктами на кухонном столе, а уж потом подбежать к телефону.
Вместо какой-нибудь подруги Шелли в трубке раздался голос Ноа:
– Морин? Это Ноа.
Кровь отхлынула от ее лица, и она на мгновение потеряла дар речи, хотя уже много недель жила в ожидании этого звонка.
– Морин? Ты меня слышишь?
Непонятно, как ей удалось сохранить спокойствие.
– Итак, ты снова у нас во Флориде, Ноа.
– Это точно. Душой и телом. Начальству я сообщил, что мне нужен отпуск. Надеюсь, на какое-то время оно вообще забудет о моем существовании.
Она и забыла, как всегда близок в его голосе смех и как он обычно заканчивает предложение на чуть удивленной ноте, словно в его жилах течет ирландская кровь, а не кровь скандинавских викингов.
Естественный тон Морин давался с трудом, и потому она позаимствовала из арсенала Шелли ледяную вежливость:
– Приятно, должно быть, когда ты так нужен.
Ноа воспринял ее замечание как должное.
– Специалистов в этой области очень мало, поэтому на нас всегда такой спрос. Но оставим пока дела. Ты-то как, Морин? Помнишь, я просил тебя освободить к моему приезду время, чтобы мы могли поговорить? Когда мы увидимся?
Его самоуверенность разозлила Морин. Он что, ожидает, что она с той же легкостью упадет в его объятия, как и в первый раз? Как же ему объяснить, что она изменилась и не собирается связываться с человеком, который через пару недель снова растворится в неведомой глуши.
– Мне бы, конечно, очень хотелось повидать тебя, но четыре дня в неделю у меня по вечерам занятия, а по выходным я часто принимаю гостей в доме Пола Гарфилда. Извини, но не в моих силах все это отменить лишь потому, что ты вернулся домой.
Она ждала возражений со стороны Ноа, но он, помолчав, просто сказал:
– Судя по всему, ты теперь очень занята. Обещаю, что не стану тебе мешать. Но мне все же хотелось бы проводить с тобой как можно больше времени. Ты ведь этого тоже хочешь, правда, Морин?
– Да, разумеется… может, приедешь на ужин? Шелли умирает от желания тебя увидеть. Ты же у нее любимый родственник.
– И единственный. Я тоже жду не дождусь, когда увижу принцессу, хоть она и бывает ужасной злючкой. Это все Ллойд виноват. Обращался с ней так, словно она и в самом деле королевская дочь. Не лучший способ подготовить ребенка к реальностям жизни. Я часто думаю – что будет, когда она поймет, что далеко не весь мир крутится вокруг ее желаний и капризов.
«Она уже это поняла», – подумала Морин.
– Думаю, Шелли с этим справится, – коротко произнесла она в трубку. Одно дело – самой думать об этом, и совсем другое – слышать те же слова от Ноа. В конце концов, он же не член их семьи.
– Как и все мы – кто успешно, а кто и не очень. Так когда мне приехать? Сегодня?
– Сегодня у меня занятия… Может, завтра вечером? Мистера Гарфилда нет в городе, и я по субботам не учусь. Уверена, что и Шелли по такому случаю останется дома. Она всегда так рада встрече с тобой.
Но уже через час Шелли сообщила ей ледяным тоном, что на следующий вечер у нее назначено свидание.
– Ноа не станет возражать. Я уверена, что он хочет поговорить с тобой. Кроме того, ты сама сказала, что он побудет какое-то время дома, так что мы с ним еще встретимся.
Морин как раз меньше всего хотелось остаться с Ноа наедине, и она с трудом подавила в себе желание уговорить Шелли отказаться от своей встречи и побыть этот вечер дома.
Весь следующий день она провела за уборкой и другими домашними делами; потом приготовила салат и положила размораживаться стейк, решив, что барбекю безопаснее и меньше располагает к соблазнению, чем интимный ужин при свечах.
Подошло время одеваться, и Морин остановила свой выбор на тайском национальном платье, самом любимом среди ее нарядов. Ллойду оно тоже понравилось, когда она его купила, – но только до первой вечеринки. Она получила массу комплиментов, но Ллойд, вернувшись домой, очень ласково заметил, что это платье добавляет ей парочку лишних фунтов.
С тех пор Морин его больше не надевала, но теперь, убеждала она себя, когда она похудела, оно в самый раз подойдет. Тем более что глухое, запахивающееся наподобие халата платье убедит Ноа, что соблазнение не входит в ее планы на вечер.
Морин быстро набросила платье и взглянула в зеркало. Облегающий покрой шелкового наряда подчеркивал высокую линию груди, изгибы талии – по сути дела, платье привлекало внимание именно к тому, что призвано было скрывать. Неизвестно откуда явилась непрошеная мысль – что если Ллойду платье как раз потому и не понравилось, что в нем она выглядела… сексуально?
Приветствие Ноа явно подтверждало это ее предположение. Он одарил ее долгим, оценивающим взглядом – и только после этого, легко прикоснувшись губами к щеке, вручил цветы и бутылку вина. И продолжал разглядывать ее, пока она ставила цветы в вазу.
– Ну, давай, выкладывай, – наконец не выдержала она. – Я по твоим глазам все вижу. У тебя уже наготове одно из твоих знаменитых замечаний, которые тебе самому, видимо, кажутся предельно честными. Что на этот раз? Бретелька выглядывает? Хотя нет, выглядывать нечему. Помада размазалась?
– Ты выглядишь сказочно, и сама наверняка об этом знаешь. Ослепительно. Я редко произношу это слово – уж больно оно затаскано в наше время… но только оно тебе и подходит. Наконец-то ты распустила волосы. Мне всегда так хотелось, чтобы ты дала свободу этим бесподобным локонам. Что тут с тобой случилось, пока меня не было? Решила повзрослеть, а?
Язвительная тирада так и рвалась с языка Морин, но она вдруг уловила смешливый блеск в его глазах и решила, что не доставит ему удовольствия любоваться своей ответной реакцией.
– Ну, что же ты? Продолжай, Ноа, – нарочито ласково протянула она. – Надеюсь, сам-то ты себя понимаешь. Ты так долго общался с иностранцами, что, похоже, подзабыл родной язык.
– Ладно, сойдемся на том, что ты выглядишь потрясающе, и поставим на этом точку. А что у нас на ужин? Моя помощь понадобится?
В течение следующего часа, пока Морин, переложив заботу о барбекю на плечи Ноа, занималась салатом из авокадо со шпинатом, разогревала французские булочки, смешивала соус для стейков и накрывала стол, они болтали вполне по-дружески, и у нее даже появилась надежда, что на этот раз она не совершит никакой глупости.
Потому что к ее великому огорчению, присутствие Ноа действовало на нее гораздо сильнее, чем она предполагала. Случайно прикоснувшись к его руке, когда он передавал ей бокал с вином, она вздрогнула как от электрического разряда.
И обвинять в этом Ноа было бы несправедливо. В его поведении, пока они неспешно ужинали в патио, любуясь закатом, не было и намека на скрытые желания – ничего, что могло бы вызвать в ней подозрения, будто он лелеет какие-либо особые планы. Наоборот, он был обаятелен и мил с ней. И абсолютно бесстрастен. Она рассказала ему о своей работе и о курсах в колледже, а он поделился с ней впечатлениями о своей новой работе в Сан-Сальвадоре.
Ужин уже закончился, и устроившись в раскладных креслах у самого бассейна, они следили за лунными бликами на поверхности воды. Ноа вдруг надолго замолчал. Морин не стала включать фонари, понадеявшись на полную луну. Кроме того, в темноте ей было спокойнее – она знала, что ей не нужно контролировать каждое свое движение.
Молчание затягивалось, и Морин наконец спросила:
– О чем ты думаешь, Ноа?
– Я думал об этом бассейне, о том, сколько в нем воды. Ты представляешь себе, какая это ценность в нашем мире – вода? Каждый год сотни тысяч людей погибают оттого, что им не хватает воды. Умирают от голода, от жажды, от болезней, вызванных зараженными источниками. А в этой стране мы можем позволить себе целые частные бассейны с пресной водой.
– В любом случае эта вода попала бы в океан, – задумчиво отозвалась Морин. – Если я, скажем, завтра осушу бассейн – попадет ли эта вода к умирающим людям?
– Конечно, нет. Я вовсе не пытаюсь возложить на тебя какую-то вину. Просто… все дело, наверное, в том, что после жизни в диких краях мне трудно вновь привыкать к благам цивилизации. Слишком уж огромная пропасть разделяет эти миры.
Он улыбнулся, став вдруг намного моложе.
– Ну хватит о грустном. Вот, полюбуйтесь, провожу вечер наедине с восхитительной женщиной и развлекаю ее разговорами об умирающих с голоду людях.
Она долго молча смотрела на него. Сколько лет он казался ей неким искателем приключений… а на самом деле на свете немного найдется таких преданных своему делу людей. Что же ввело ее в заблуждение – его юношески задорная улыбка? Тот факт, что он редко поднимал серьезные темы? Или же все дело в том, что Ллойд всегда с таким неодобрением относился к своему «безответственному» брату?
– Почему ты раньше не рассказывал мне об этом? Мне казалось… в общем, я думала, что тебя влечет жажда приключений, любовь к перемене мест…
– Жажда приключений… что ж, возможно, поначалу все так и было. Но вряд ли можно долго наслаждаться жизнью в грязных хижинах, за сотни миль от ближайшего города, среди москитов и змей… питаясь одними консервами из страха подхватить дизентерию от местных фруктов и овощей… обходясь без самых примитивных удобств и ежедневно встречаясь с такой нищетой, что сердце переворачивается в груди. Не-ет, если бы меня влекла лишь жажда приключений, я бы устроился на работу в одну из крупных нефтяных компаний. Искушение бывает слишком велико. Это так тяжело – постоянно видеть детей на грани истощения и умирающий от малярии скот. Что же до рассказов об этом… а о чем, собственно, говорить? Разговорами ведь ничего не изменишь.
У Морин сжалось сердце, когда она почувствовала в его словах неподдельную боль. Не раздумывая, она протянула руку и взяла его ладонь в свою. Ноа обернулся к ней, в его глазах она уловила вопрос.
– Морин в лунном свете… – тихонько сказал он и провел кончиком пальца по ее щеке. – Знаешь, как часто я мечтал дотронуться до тебя?
Он притянул ее к себе, заставив встать, и поцеловал; а ее губы сразу же приоткрылись навстречу его поцелую – вопреки всем ее благим намерениям. Ее тело, так долго лишенное мужской ласки, задрожало от почти первобытного желания, когда его руки скользнули вниз, на талию, развязали узелок пояса. Платье распахнулось, и теплый, влажный бриз с океана коснулся ее обнаженной груди.
Ноа уложил ее на траву, но не сразу опустился рядом. Морин купалась в его восхищенном взгляде, с замиранием сердца прислушиваясь к растущему из глубины ее тела ответному восторгу предвкушения. Сбросив одежду, Ноа вновь прильнул поцелуем к ее губам, и от чувственной волны наслаждения, пробежавшей по ее телу, глаза Морин сами собой закрылись. Его губы скользнули вниз, к горлу, к ложбинке груди – и на мгновение к ней вернулся рассудок. Нужно остановиться сейчас, иначе потом будет слишком поздно. Но вот его губы накрыли влажным теплом ее грудь, и жаркая волна унесла прочь и здравый смысл, и все мысли, оставив лишь неземное блаженство этого мига.
Любовь Ноа пробуждала к жизни каждую клеточку ее тела; казалось, вся она создана только для его ласк, его поцелуев, его прикосновений. Только для того, чтобы взлететь с ним на гребне страсти, а потом очнуться в его объятиях, зная, что он один способен воплотить все ее тайные мечты.
Прижавшись к нему разгоряченным от ласк телом, Морин мечтала, чтобы эти минуты никогда не закончились, чтобы можно было остаться вот так с ним до конца жизни. Но реальность темным облаком вторгалась в блаженный покой.
– Скоро вернется Шелли, – со вздохом пробормотала она. – Надо привести себя в порядок.
– Не хочу уходить от тебя, – пробормотал он, зарывшись лицом ей в волосы. – Хочу заниматься с тобой любовью, хочу заснуть, сжимая тебя в объятиях, хочу проснуться рядом с тобой и позавтракать вместе с тобой, Морин. Приезжай завтра ко мне… проведи со мной весь день и всю ночь. С Шелли можно договориться – пусть она останется ночевать у подруги…
Морин, не отрываясь от его груди, покачала головой.
– Не могу… Завтра не могу. Пол устраивает прием для японских банкиров с женами. Я буду занята целый день. Сначала приготовления к приему, а вечером я выступаю в качестве хозяйки.
– Ч-черт… так когда же я тебя вновь увижу? Когда ты сможешь побыть со мной? Мы бы позагорали на пляже…
– Боюсь, не раньше следующего уик-энда. Я как раз записалась на новый курс, занятия начинаются на следующей неделе, так что теперь у меня будет занят каждый вечер. Но в выходные я буду свободна… обещаю. – Помолчав, она добавила: – Вообще-то на субботу у меня было кое-что назначено, но с этим я разберусь. Встречу со старинной подругой можно отложить – она меня поймет.
Он кивнул, и Морин быстро проговорила:
– Так странно… теперь у меня нет времени на болтовню за ленчем и прогулки по магазинам с подругами, но мне все равно как-то удается поддерживать отношения с теми, кто мне дорог.
– А мне как раз этого и не хватает в жизни, – признался Ноа. – Той дружбы, которая длится годами. Нет, среди моих коллег существуют товарищеские отношения, довольно прочные… пока длится работа над очередным проектом, но как только наша работа на участке заканчивается, мы теряем связь друг с другом – если только счастливый случай не сводит нас на очередном строительстве.
– Так почему бы тебе не осесть наконец на одном месте? Тогда и у тебя появились бы настоящие друзья, – как бы мимоходом предложила Морин. И затаила дыхание в ожидании ответа.
– Я не скоро еще решусь выбросить белый флаг, Морин. Потому-то я и не могу позволить себе сейчас серьезные отношения, потому и не хочу слишком уж нарушать твою жизнь, когда ненадолго возвращаюсь домой. Было бы нечестно появляться время от времени и заставлять тебя отказываться от чего-то важного только потому, что я приехал. Видит Бог, мне бы хотелось каждую минуту проводить с тобой, но я вовсе не жду, что ты станешь приспосабливать свою жизнь к моим недолгим визитам.
Боль от его слов была настолько острой, что Морин побоялась выдать себя каким-нибудь восклицанием или жестом. Стараясь отвлечься от тягостных мыслей, она оторвалась от него, села и набросила платье.
– Тебе бы тоже лучше одеться, – сказала она. – Я очень устала… думаю, тебе пора отправляться домой.
Ноа тоже сел и, сильно нахмурившись, устремил на нее взгляд.
– Мне казалось, ты все поняла… ты с таким вниманием отнеслась к моим словам о работе. Ты что, совсем не слушала? Я бы с радостью устроился на работу здесь, в Бэй-Сити, и остался бы с тобой, но я не могу. Пока не могу. С моей стороны было бы нечестно просить, чтобы ты ждала меня, поэтому я соглашаюсь с твоим правом жить собственной жизнью. Ты постепенно превращаешься в ту женщину, которую я всегда в тебе видел. Так разве ж я могу, как собака на сене, хоть в чем-то тебя ограничивать? Именно поэтому я и не могу просить тебя выйти за меня замуж, Морин. Только не сейчас. Как ты не понимаешь, Морин?
Морин боролась с желанием завизжать и накинуться на него с кулаками. Эту битву она выиграла, но лишь за счет натянутых до предела нервов и спазмов в желудке.
– Ты мог обойтись и без этой лекции, – заявила она, когда удостоверилась, что сможет выговорить эти слова спокойным тоном. – Я вообще не привыкла предъявлять кому-либо требования, а уж тебе – меньше всего. Более того, я думаю, что нам стоит закончить наши отношения. Ты сам сказал, что не хочешь нарушать мою жизнь, так давай и поставим на этом точку. С Шелли ты можешь встречаться когда пожелаешь, но предпочтительнее – в мое отсутствие. Потому что… в одном ты точно прав – времени на тебя у меня сейчас нет.
Она отвернулась от него и зашагала к дому. Через несколько минут, складывая посуду в раковину, Морин услышала, как входная дверь открылась и снова захлопнулась, и поняла, что Ноа принял ее вызов.
8
На свой новый объект в Коста-Рике Ноа уехал через десять дней.
Морин еще раз виделась с ним, но уже в присутствии Шелли. Как-то раз он приехал к ним на ужин, а на следующие выходные пригласил Шелли в Дисней-парк. Морин провожала их глазами, пока они садились в машину Ноа – такие похожие, оба длинноногие, светловолосые, синеглазые, – и не могла избавиться от чувства одиночества, хотя Ноа заранее приглашал ее поехать с ними. Это приглашение она вежливо отклонила.
И все же – почему Шелли так привязана к этому человеку, брюзгливо удивлялась про себя Морин. Он не потакал ей, не льстил, не заигрывал с ней. Даже наоборот, дразнил немилосердно, обзывая то злючкой, то жирафой. И тем не менее Шелли его буквально обожала, и его общество ей никогда не надоедало.
После того как Морин предложила Ноа поставить точку на их отношениях, он больше не пытался встретиться с ней наедине. Противоречивые чувства мучили ее. Она ведь именно этого и хотела – так откуда же обида за то, что Ноа не сделал ни единой попытки заставить ее переменить решение? По сути дела, ей бы следовало радоваться, что из уважения к ней он предоставил ей полную свободу действий…
Ноа позвонил в последний раз – сообщить, что вечером уезжает в Лос-Анджелес, и Морин вместе с болезненным уколом в сердце испытала и облегчение – оттого, что больше ей не придется бороться с искушением. Она подозвала к телефону Шелли и ушла на кухню, но силы неожиданно оставили ее, и она застыла у раковины, устремив в окно невидящий взгляд.
Спустя несколько секунд звяканье крышки от банки с печеньем подсказало ей, что на кухне появилась Шелли, но Морин так и продолжала стоять спиной к падчерице, пока та сама не заговорила.
– Чем же, интересно, закончился твой роман с Ноа? – спросила Шелли.
– Не понимаю, о чем ты.
– Да ладно тебе, Морин. Что я, не понимаю, чем вы тут занимались? И вдруг всему пришел конец. Не смогла привязать его к домашнему очагу, а?
– Это мое личное дело, – отрезала Морин, не заботясь о том, что ее грубость может вызвать ссору.
Но Шелли, как ни странно, в этот раз лишь улыбнулась, словно слова Морин подтвердили ее подозрения. Со стаканом молока и пригоршней печенья она проплыла из кухни в гостиную – смотреть телевизор, оставив Морин наедине с ее мыслями.
В недели, что последовали за отъездом Ноа, жизнь Морин стала еще более загруженной. Гленна Рейслинг составила для нее углубленный учебный план, лично контролировала задания, направляя и поддерживая Морин в ее усилии закончить полугодовой заочный курс за две недели.
Помимо этого, она организовывала для Морин экскурсии повсюду, куда только они могли попасть во время обеденных перерывов, – в музеи, в примечательные обстановкой особняки вокруг Бэй-Сити, на художественные выставки и в антикварные магазины… и даже на ярмарку мебели в Тампа, где принимали участие три ближайших штата. Гленна казалась совершенно неутомимой, и Морин стыдно было отказываться, даже если она падала от усталости.
Для Морин наступило время открытий. Постепенно, слой за слоем, она открывала для себя знание в выбранной ею сфере искусства. Теперь она хорошо разбиралась в антиквариате, тканях, красках и дизайне, узнавала, из чего складывается истинное качество, и с каждым днем все сильнее поражалась, до чего же она была наивна, когда предлагала Полу оформить интерьер старинного особняка! А он по доброте душевной даже не осадил ее, не поднял на смех.
Возвращаясь домой из своего офиса в центре Тампа, Пол часто приглашал ее к себе в кабинет, выпить с ним по чашке кофе или по рюмочке коньяка. Он расспрашивал Морин о ее занятиях с Гленной Рейслинг, и из его вопросов было понятно, что он и сам многое знает в этой области.
– Когда я предложила вам оформить ваш дом – почему вы не объяснили, насколько нелепа и неприемлема подобная просьба со стороны дилетанта? – спросила она однажды после долгой беседы с Полом об искусстве декорации.
– Вы были полны энтузиазма, просто горели желанием – зачем бы я стал вас расхолаживать? В конце концов, талант и вкус у вас несомненно есть. Я видел, как вы оформили интерьер в домах ваших друзей… будь у меня обычный дом, я бы, наверное, предоставил этот заказ вам.
Он подошел к массивному, выложенному делфтским фаянсом камину и с улыбкой обернулся к Морин. Она улыбнулась в ответ, подумав, как ей всегда легко с ним общаться, как покойно в его обществе, какой защищенной она чувствует себя рядом с ним – и как эти чувства отличаются от тех, что она испытывает к Ноа…
Морин вдруг осознала, что Пол о чем-то говорит, а она давно потеряла нить разговора:
– … скажем, через год или около того, если ваш куратор, неутомимая миссис Рейслинг, согласится стать вашим консультантом, полагаю, вы будете готовы приступить к начальному этапу…
– Прошу прощения, Пол, кажется, я витала в облаках. О чем это вы? Что за начальный этап?
– Я говорил о переоформлении своего дома. – Он улыбнулся при виде ее потрясенного лица. – Вы ведь все еще хотите получить этот заказ, правда? Во-первых, вы так упорно занимаетесь и уже достигли определенных успехов, а во-вторых, в ящике вашего стола я заметил наброски планов отделки стен в моем кабинете и возвращения ему первоначального облика – например, окон, которые заложили кирпичом, когда к дому была пристроена эта кошмарная веранда. Из всего этого я сделал вывод, что от своей цели вы не отказались.
– Я… да, конечно. Но… но я и не предполагала… я и мечтать не смела… – Морин замолчала и сделала глубокий вдох, чтобы вернуть душевное равновесие. Этот бессвязный лепет Пол может принять за неуверенность в своих силах… – Я действительно мечтала именно о таком заказе, но не надеялась получить его до тех пор, пока миссис Рейслинг сама не решит, что я уже готова. А мне еще так многому нужно научиться. С каждым днем я все лучше это понимаю.
– Я уже достаточно долго ждал. А теперь, когда вы работаете в этом доме, вам и карты в руки. Именно вы и должны получить этот заказ. Разумеется, вам придется работать вместе с архитектором, а Гленну Рейслинг мне хотелось бы пригласить в качестве консультанта, но заказ – и соответственно основные решения – будут за вами.
Неописуемая радость охватила Морин. В порыве благодарности она без единого слова вскочила и поцеловала Пола в щеку. Он выглядел таким довольным, что Морин не удержалась и поцеловала его еще раз.
В смятении от собственного поступка она тут же вернулась на свое место, а Пол, словно понимая, что ей нужно прийти в себя, следующие полчаса говорил только о новом уголке в саду, который Джон Маклоутон вместе с Морин задумали отвести для акклиматизации самых нежных растений.
Час спустя, все еще воодушевленная предложением Пола, Морин затормозила у своего дома. Ей хотелось поделиться новостью с единственным человеком, способным понять переполнявшие ее восторг и сомнение, и она сразу же набрала номер Гленны Рейслинг. Но ей никто не ответил, хотя она терпеливо выслушала семь гудков. Немного разочарованная, Морин опустила трубку и отправилась на кухню сварить себе кофе.
День выдался пасмурный, и в семь часов уже стемнело. Но сейчас даже потоп не ухудшил бы настроения Морин. Вполголоса напевая, она вынула из холодильника все необходимое для тушеного мяса с овощами и занялась ужином.
Из-за нехватки времени Морин теперь все чаще готовила самые простые и быстрые блюда. Шелли как будто не жаловалась, но несколько раз сама попробовала свои силы в кулинарии. Ее пирог, первый опыт в выпечке, получился кривобоким и не совсем пропекся, но Морин, не обращая внимания на внешний вид, расхваливала его вкус. Шелли приняла ее комплименты молча, но еще через пару дней рискнула соорудить салат из крабов с аспарагусом, который ей действительно удался.
У Шелли почему-то была тяга к экзотическим блюдам. Морин попробовала все до единого – в том числе и острый до слез соус карри – и в каждом находила что похвалить. Она не хотела обольщаться, но отношения между нею и Шелли, все еще довольно хрупкие, тем не менее заметно улучшились. Временами Морин даже мечтала о том дне, когда они станут настоящими друзьями.
Она как раз добавила в сотейник с тушеным мясом нашинкованную морковь, когда раздался телефонный звонок. Поспешно вытерев руки о фартук, Морин сняла трубку.
На другом конце раздался пронзительный, резкий женский голос.
– Это миссис Морин Мартин?
– Да, слушаю вас.
– Я – Шарман Ланж, владелица салона женского платья Шарман.
– О, да-да, разумеется, я у вас часто бывала. Что-нибудь не так с моим счетом? За последние полгода я не сделала у вас ни одной покупки…
– Речь не о вашем счете. Один из наших охранников задержал вашу дочь, когда она пыталась совершить кражу в магазине. Будьте добры немедленно приехать.
– Шелли?! Вы точно знаете, что это Шелли? – Морин ушам своим не поверила. – Наверняка это какая-то ошибка.
– Ошибки нет. Так вы приедете?
– Да, конечно. Но…
В трубке раздались короткие гудки.
Морин медленно положила трубку на рычаг. На нее накатила такая волна гнева, что она готова была закричать во все горло или расколотить что-нибудь вдребезги. Каких-нибудь пару минут назад она думала, что наконец-то нашла общий язык с Шелли, и даже рассчитывала на дружбу с ней… и вот, пожалуйста, что вышло.
Неужели работа и учеба до такой степени поглотили ее, что она проморгала первые симптомы того, что с девочкой не все благополучно? То, что Шелли решилась стянуть что-то из магазина, – не признак ли некоего духовного стресса, моральной деградации? И могла ли она что-нибудь предпринять, чтобы не допустить этого?
Ее гнев сменился сильнейшим ощущением собственного бессилия. Понимая, насколько напряжены ее нервы, Морин вела машину очень осторожно и до центра города добралась лишь через четверть часа. Позади салона-магазина была небольшая стоянка, где она и оставила машину.
Прежде она довольно часто приезжала сюда, но почти никогда не покупала ничего существенного, разве что аксессуары, считая, что платья и костюмы у Шарман не только слишком дороги, но и чересчур уж вычурны на ее вкус.
Сегодня Морин прошла в раздвигающиеся стеклянные двери изысканного салона с глубоким чувством унижения. Казалось, даже продавцы, что были заняты с покупателями, и те исподтишка смотрели ей вслед, пока она проходила через весь зал к лифту. Морин поймала себя на том, что в душе молится, чтобы, не дай Бог, не столкнуться с какой-нибудь из своих прежних подруг, хотя они, разумеется, никак не могли бы догадаться об унизительной цели ее посещения.
В отличие от роскоши торгового зала на первом этаже, отведенный под служебные помещения второй этаж был строго официальным… как и секретарша, пожелавшая узнать имя Морин.
Морин, понизив голос, назвала себя и добавила, что у нее назначена встреча с Шарман Ланж. Ее незамедлительно проводили в кабинет со сдержанной табличкой «Служба безопасности», и на этот раз любопытство в глазах секретарши Морин явно не почудилось.
В кабинете ее ожидали двое.
Шелли в небрежной позе развалилась во вращающемся кресле сбоку от письменного стола; на лице у нее застыла маска безразличия, а в глазах сверкал воинственный огонь. Второй из присутствующих оказалась довольно молодая женщина, стройная и изысканно одетая. Она сидела за столом и – что само по себе было достаточно показательно – даже не приподнялась из кресла при появлении Морин.
– Миссис Мартин? Я – Шарман Ланж. Полагаю, нас ждет серьезный разговор.
Она жестом предложила ей сесть, и Морин, вдруг обнаружив, что у нее дрожат колени, поспешно опустилась в соседнее кресло.
– Надеюсь, вы понимаете, что я не могу допустить подобного безобразия в своем салоне, – без предисловий заговорила женщина. – В последнее время начался какой-то бум среди детей… нечто вроде игры подростков из самых привилегированных семей, и я всерьез подумываю о том, чтобы наказать Шелли в назидание всем остальным. Может быть, это и несправедливо, но ведь нужно же что-то делать. Ситуация уже выходит за всякие рамки…
– Я уверена, что здесь какое-то недоразумение. – Морин наконец обрела дар речи. – Моя дочь до сих пор не была замешана ни в чем…
– Никакого недоразумения нет. Шелли задержали, когда она пыталась в сумочке вынести из магазина несколько неоплаченных вещей. Она не стала ничего отрицать.
– И что же конкретно она сказала?
– Ничего. Ровным счетом ничего. У меня такое ощущение, что вся эта ситуация ее совершенно не волнует.
– Это у нее такая манера – она прячет свои чувства под маской безразличия, – поспешно проговорила Морин.
Слова с такой легкостью слетели с ее языка, что она не сразу сообразила, что произнесла их. А откуда ей это известно? И вообще – так ли это?
– Вы позволите мне поговорить с ней наедине? – попросила она. – Она ведь еще несовершеннолетняя.
– На это они и рассчитывают, бездельники, – негодующе сказала Шарман. – Они считают обкрадывание магазинов своего рода игрой. Насколько мне известно, в одной из элитных школ города – той самой, где учится ваша дочь, существует своего рода привилегированный клуб, членом которого может стать лишь тот, кто вынесет из моего салона товаров на сумму в пятьсот долларов.
Взгляд Морин непроизвольно остановился на Шелли. Неужели это правда? Какая глупость… Нет-нет, не может быть, Шелли достаточно разумная девочка, чтобы в этом участвовать…
Шарман предупредила их, что она человек занятой и поэтому может предоставить им не более десяти минут. После того как она ушла, Морин развернула кресло так, чтобы видеть лицо Шелли. Встретив ее тяжелый взгляд, Морин поняла, что достучаться до падчерицы будет непросто. Но необходимо. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы Шелли официально обвинили в краже, ведь это пятно останется с ней на всю жизнь…
– Как это случилось, Шелли? – спросила она, стараясь, чтобы голос звучал как можно мягче и дружелюбнее.
Шелли клацала замком своей сумочки.
– Очень просто. Захотелось – и все.
– А то, о чем говорила мисс Ланж, – это правда? У вас в школе действительно существует такой клуб, где членский взнос – кража товаров на пятьсот долларов из салона Шарман? Поэтому ты и взяла эти вещи?
Шелли стиснула зубы.
– Детский сад какой-то, – фыркнула она. – С чего бы мне заниматься такой ерундой? – Но при этом она невольно отвела глаза, тем самым выдав себя.
– Ты сделала это, чтобы попасть в клуб, – уверенно заявила Морин. – А мне казалось, что ты уже достаточно взрослый человек, чтобы пойти на подобную… глупость.
– О'кей, я это сделала, чтобы попасть в клуб. Послушай, на самом деле там собрались отличные ребята. Но им нужно доказать, что ты достоин их компании. Ну попалась я – так и что? Тебе ж ничего не стоит уладить проблему. Предложи заплатить за их барахло – и все дела. Мне, само собой, запретят здесь появляться, но мне плевать. Все равно я не могу здесь одеваться, раз ты не подписываешь мои счета.
Морин охватило непреодолимое желание влепить пощечину этому юному созданию. Вспыхнув от стыда за собственный некрасивый порыв, она поднялась, подошла к окну, взглянула вниз, на торговый зал салона. Люди что-то покупали, спешили по своим делам, и никому из них не было дела ни до ее неприятностей, ни до ее душевной боли… Если бы рядом был хоть кто-нибудь, к кому можно обратиться за советом. Был бы жив Ллойд, он нашел бы выход, и ей не пришлось бы терпеть такое унижение…
Впрочем, она и так прекрасно знала, что сделал бы Ллойд. Заплатил бы сколько нужно, подписал любые бумаги, лишь бы его обожаемой дочери не пришлось нести ответственность за этот проступок.
Может быть, из уважения к памяти Ллойда она обязана поступить так же? Это означало бы, что счет больнице еще долго останется неоплаченным, но, в конце концов, можно договориться… А Шелли? Какой урок извлечет из всего случившегося она?
Обернувшись, Морин увидела, что Шелли по-прежнему сидит, уставившись в пространство, с выражением ленивой скуки на лице. Неожиданная мысль застала Морин врасплох. Возможно, желание попасть в элитный школьный клуб – не единственная причина воровства Шелли? Что если таким способом она пыталась поквитаться с Морин за урезанные карманные расходы?
Очередная волна гнева накрыла Морин – и на этот раз ее разозлил не столько сам факт кражи, сколько безоговорочная уверенность Шелли, что за ее проступок отвечать будет кто-то другой. Морин поняла, что не дождется от падчерицы ни единого слова сожаления, ни единого обещания; что ни о каком раскаянии с ее стороны не может быть и речи…
Окончательное решение было принято. Морин, не глядя на Шелли, открыла дверь и кивнула мисс Ланж.
– Мы закончили, спасибо.
Шарман Ланж вернулась в кабинет и села за стол.
– У меня есть к вам предложение, – сказала Морин. – Если вы передадите дело Шелли в суд, деньги за украденные ею вещи вам уже не вернуть. А сама Шелли превратится в глазах сверстников в мученицу… можно сказать, героиню. Опять же, если я просто оплачу товар, подростки поймут, что лично им воровство ничем не грозит.
Она уловила насупленный взгляд Шелли, но никак не отреагировала на него.
– Ты мне как-то сказала, Шелли, что не любишь фальшивых слов. Ну так вот – твой поступок называется воровством. Ты – воровка. Может, тебе и твоим дружкам это и кажется детской забавой, но, поверь, дело гораздо серьезнее. Будь ты чуть постарше, ты могла бы на несколько лет угодить в тюрьму. А ты, как я посмотрю, не видишь в своем проступке ничего особенного. Я не стану платить за те вещи, что ты украла, потому что если я это сделаю, ты выйдешь сухой из воды.
Она вновь повернулась к Шарман Ланж. На лице хозяйки салона теперь читалось любопытство и недоумение.
– Вы должны получить возмещение ущерба от воровства Шелли. Во-первых, вы потратили на нее время, а во-вторых, эти товары теперь придется уценить. К тому же остается вопрос о примере для остальных подростков.
Морин на миг остановилась и сделала глубокий вдох. Хватит ли ей сил завершить задуманное? Должно хватить, решила она, бросив взгляд на хмурое лицо Шелли. Нужно лишь сохранять спокойствие и деловой тон.
– Вот почему я и решила обратиться к вам с предложением, – продолжила она. – Пусть Шелли отработает у вас те убытки, которые сегодня нанес вам ее проступок. Разумеется, это должна быть работа, напрямую не связанная с деньгами и к тому же такая, результаты которой легко проверить. Скажем, Шелли может раскладывать товар на полках, или упаковывать подарочные наборы, или убирать в комнатах отдыха… в общем, выполнять чисто физическую…
Шарман Ланж покачала головой.
– Не думаю, что это…
Она вдруг замолчала, задумчиво вглядываясь в Морин. Затем перевела глаза на потрясенное лицо Шелли.
– Хотя, с другой стороны… друзья вашей дочери получат прекрасный пример того, что с ними случится, если они будут продолжать свою опасную игру в моем салоне. Как только пройдет слух, что их родители не смогут просто выкупить их… да, вы правы, это должно сработать. Да и героини из Шелли при таком варианте не получится. Они увидят, как ей приходится тяжело работать – а уж мы найдем ей занятие, чтобы она не сидела сложа руки, – и после этого сто раз подумают, прежде чем рискнуть стянуть что-нибудь из нашего салона.
Ее голос стал жестче:
– Но ты должна отдавать себе отчет, что происходит, Шелли. Ты будешь работать два часа после школы по рабочим дням и полдня по субботам. И никаких пропусков, никаких опозданий. Лишь в этом случае о твоем поступке будет забыто.
Шелли сверкнула яростным взглядом на Шарман, затем на Морин, но та не отвела глаз, и Шелли сдалась.
– Ладно, – буркнула она. – Другого-то выхода у меня нет, так? Но я этого тебе никогда не прощу, Морин. Если бы только папочка был жив! Он никогда бы этого не допустил – никогда!
– Но его нет, Шелли. Ответственность за твою судьбу он возложил на меня, так что мне приходится рассчитывать лишь на собственные силы и опыт. Надеюсь, он одобрил бы мое решение и понял, что сам испортил тебя, потому что ни в чем тебе не отказывал. Впрочем, и моя вина в этом тоже есть. Не следовало идти у тебя на поводу и позволять вмешиваться в нашу жизнь. Если бы я была хоть немножко старше, когда выходила замуж за твоего папу, или если бы меньше любила тебя, все могло бы быть по-другому… Что ж, жалеть уже поздно. К тому же через год ты закончишь школу и сможешь жить, как тебе нравится. Так что потерпи еще чуть-чуть. Я не рассчитываю на твою дружбу, но очень надеюсь, что ты наконец будешь вести себя как взрослый, ответственный человек.
Шелли продолжала молчать, по-прежнему не поднимая на нее глаз, и Морин добавила чуть мягче:
– За последний год я тоже повзрослела, Шелли. Поздновато, нужно признать, – и потому для меня это был очень болезненный процесс. А у тебя еще все впереди. И я хочу, чтобы ты уже сейчас научилась отвечать за свои поступки, принимать собственные решения и перестала бездумно следовать за другими. Иначе жить нельзя. Но это нелегко… я, например, все еще делаю массу ошибок.
Шелли поднялась с кресла и молча ждала, уставившись в окно, пока Шарман Ланж составляла договор. Все так же молча, не глядя на Морин, она подписала документ – предварительно изучив каждое слово. Потом так же бесстрастно выслушала объяснения Шарман Ланж о том, когда ей приступать к работе помощника оформителя витрин. И с высоко поднятой головой вышла из кабинета впереди Морин.
В лифте она повернулась к Морин спиной, и только когда в кабину вошли несколько женщин с объемистыми свертками в руках, и ей пришлось отодвинуться… только тогда Морин поняла, что глаза падчерицы блестят от непролитых слез.
Раздражение Морин растаяло, ее переполнила жалость к девочке. Ей так хотелось взять Шелли за руку, но она удержалась, понимая, что этот жест будет отвергнут.
Они вместе дошли до стоянки, и Морин не стала окликать Шелли, когда та молча поспешила к своей машине. Сейчас бесполезно даже пытаться говорить с ней. Но потом… может быть, настанет день, когда Шелли поймет, что она поступила так из наилучших соображений…
* * *
С течением времени Морин все чаще задумывалась – не совершила ли она ошибки. Совершенно очевидно, что Шелли послушно работала в салоне Шарман. Поначалу Морин со страхом ждала, что вот-вот раздастся телефонный звонок, и ледяной голос Шарман Ланж сообщит ей, что Шелли не появилась на рабочем месте. Звонка не было, и в душе Морин поселилась робкая надежда…
Ей стало ясно, что Шелли – по какой-то одной ей известной причине – предпочла подчиниться ее решению, но что при этом думала падчерица, что происходило в ее личной жизни, для Морин оставалось загадкой.
Морин не могла не заметить, что Шелли теперь редко проводила вечера вне дома. Она либо слушала в спальне магнитофон, либо плавала, сосредоточенно рассекая загорелыми руками голубое пространство бассейна.
Как-то раз Морин пригласила ее пройтись по антикварным магазинам Тампа – они с Гленной давно планировали подобную экскурсию, но Шелли только покачала головой, пробормотав что-то насчет домашнего задания.
Но через несколько дней сама обратилась к Морин с просьбой подвезти ее до библиотеки, сославшись на то, что ее машина не на ходу. По дороге в центр города Морин поинтересовалась, не нужно ли вызвать мастера починить «Рэббит», но Шелли ответила, что машину починит ее приятель.
– Ты имеешь в виду Джеффа Монтгомери? – уточнила Морин.
– Я не встречаюсь с Джеффом, – коротко ответила Шелли.
Распространяться она не стала, и Морин удовольствовалась этим ответом, но про себя продолжала гадать – что это за друг такой и достанет ли ему умения починить машину.
Через пару дней машина в прекрасном состоянии вновь появилась у дома, и один из вопросов отпал сам собой.
Приблизительно в конце сентября Морин решила, что неплохо бы отдохнуть и немного развлечься. Обдумав все возможности, она остановилась на вечеринке с барбекю. Пожалуй, более простого способа расправить крылышки нельзя было придумать. Она уже разослала приглашения, начала составлять меню, когда Пол пригласил ее к себе в кабинет и сообщил, что запланировал вечеринку на тот же самый вечер.
Морин думала, что ей удалось скрыть разочарование, но он, должно быть, все-таки уловил что-то на ее лице:
– В чем дело, Морин? – тут же спросил он.
– Нет-нет, ничего. У меня тоже были кое-какие планы на этот вечер, но я их просто отложу. – Морин взяла ручку и блокнот. – Сколько предполагается гостей?
– Нисколько. Мы устроим этот прием позже. А что у вас за планы?
– Задумала вечеринку с барбекю. Способ, так сказать, расплатиться со светскими долгами. Я пригласила четырнадцать человек, но… послушайте, Пол, мне так неловко. Вы уверены, что я не подвела вас?
– Абсолютно. Я должен был сначала поинтересоваться вашими планами. Боюсь, в последнее время я принимаю вашу помощь как должное. Больше этого не случится. – Он вдруг усмехнулся. – Как насчет вознаграждения? Не пригласите ли меня на барбекю?
Морин заколебалась.
– У меня соберется такое разношерстное общество… даже дети будут, – предупредила она.
– А я люблю детей – особенно если их родители умеют с ними справляться, – с иронией заметил Пол. – Во сколько начало?.. И могу ли я принести вино?
– Можете. Скажу больше – это будет неоценимый вклад в наше меню, – улыбнулась Морин. – А начало в шесть. Немного рановато, но на это пришлось пойти из-за детей.
У Морин оставались некоторые сомнения – например, найдет ли Пол общий язык с юными супругами, которые жили в вагончике, носили одежду исключительно из натуральных тканей, а на жизнь зарабатывали продажей самодельной бижутерии. Да, сомнения у нее были, но она постаралась забыть о них и получше подготовиться к вечеринке. Она всегда искренне любила развлекать людей, хоть и выросла в семье, где гостей почти никогда не принимали, и сейчас с азартом придумывала угощения, которые пришлись бы по вкусу ее друзьям и при этом не нанесли особого урона ее бюджету.
Она сообщила Шелли о вечеринке, и та, к ее вящему удивлению, приняла приглашение и даже поинтересовалась:
– Я могу чем-нибудь помочь?
– Если хочешь, можешь приготовить фруктовый салат. Апельсины, бананы, папайя…
– И манго, и ананас, и обязательно парочку киви, верно? Ты помнишь, как папа любил этот десерт?
– Обожал. Детям он тоже понравится, да и родители не будут против, это ведь не конфеты.
– Детям?
– Я пригласила молодую пару, а у них сын и дочь. Я познакомилась с ними на курсах, они зарабатывают, собственноручно изготавливая бижутерию. Думаю, они тебе понравятся.
Шелли удивленно воззрилась на нее.
– Странно, что у тебя есть такие друзья.
– Почему же? Они такие приятные люди… да и мне не раз помогали с лекциями, когда я пропускала занятия. Я еще пригласила Роберту Сингер, учительницу из твоей школы, – ты ее тоже любишь. Подумала, что неплохо было бы познакомиться с ней поближе. – Улыбка Шелли согрела ей душу. – Мой босс тоже придет. Пол… короче, он сам себя пригласил. Я его предупредила, что он почти никого из наших гостей не знает, но он сказал, что его это не смущает. Я все равно волнуюсь, но тут уж ничего не поделаешь. Надеюсь, я не сделала ошибки.
– О, ты справишься. В конце концов все будут чувствовать себя как дома и получат массу удовольствия. Так всегда бывает, – заметила Шелли. – А интересно, какой он, твой босс?
– Ты его видела как-то раз… но, наверное, не помнишь. Он почти ровесник твоему папе, очень привлекательный внешне и очень… обаятельный, я бы сказала.
Шелли задумчиво накручивала на палец белокурую прядь.
– Пожалуй, я тоже приглашу одного человека, – вдруг решилась она. – Я познакомилась с ним на работе. Он учится на первом курсе колледжа.
– Конечно, Шелли, приглашай кого захочешь, – отозвалась немало заинтригованная Морин.
Через несколько дней она познакомилась с этим самым «другом с работы», и ее любопытство сменилось удивлением.
С тех пор как Шелли исполнилось тринадцать, в доме вечно толклись ребята – высокие, накачанные, загорелые, – которых Морин про себя нарекла «золотыми мальчиками Шелли». А этот парень выглядел довольно ординарно и росту был невысокого; он даже показался Морин простоватым – пока не улыбнулся.
Да и сама Шелли рядом с ним была другой – общительной, приветливой… Она даже предложила свои услуги в качестве няньки и присматривала за детьми, пока они развлекались в бассейне.
К великому облегчению Морин, Пол явно наслаждался вечеринкой. В легких брюках и рубашке без галстука, он вел себя совершенно свободно и раскованно – с аппетитом угощался рисом со специями и стейком, добродушно пикировался с мужем Сьюзен – биржевым брокером по профессии и либералом по убеждениям.
Сьюзен, весело блестя глазами, отвела Морин в уголок на кухне:
– Лоис почернеет от зависти, когда узнает, что ты увела у нее из-под носа такого светского льва, как Пол Гарфилд! Она же его столько раз приглашала на свои приемы, а он постоянно отказывался. Вот погоди, она узнает, что на твое барбекю он время нашел – ей-Богу, ее хватит удар!
Морин с сомнением взглянула на подругу.
– Лучше не говори Лоис о нашей вечеринке. Я должна была бы и ее пригласить, но…
– С какой стати? Она тебя хоть раз пригласила за последние месяцы? Да и вообще на свои самые шикарные приемы она нас никогда не приглашала. Мы ей подходили, конечно, как благодарные зрители – чтобы было перед кем похвастать, но… А ты знаешь, что мы больше не встречаемся в клубе за ленчем? Думаю, это ты нас как-то связывала. Мы встретились еще раз, но Лоис вся исходила злобой, я с ней поругалась, и… на том все и закончилось. И теперь мы даже не созваниваемся.
– Мне очень жаль, – сказала Морин.
Сьюзен пожала плечами.
– Да кому она нужна? А вот тебя мне не хватает, Морин. – Поколебавшись, она все же добавила немного смущенно: – Надеюсь, ты не считаешь, что из-за… ну, смерти Ллойда… мы от тебя отвернулись. Наоборот, кажется, мы только теперь, когда ты так занята, и оценили тебя по-настоящему. Знаю, мы частенько злоупотребляли твоей добротой, а я… ладно, признаюсь, поначалу я считала, что ты переигрываешь с этими занятиями и работой…
Она виновато улыбнулась Морин.
– Наверное, я просто немного завидовала тому, как ты… как ты сумела справиться с черной полосой в жизни. Я все думаю – а я так смогла бы, если бы со мной произошло то же самое?
Ее взгляд остановился на муже, который беседовал с владельцем антикварного магазинчика на Пайнеллас-парк.
– Конечно, смогла бы. Ты поступила бы как нужно, – вполне искренне ответила Морин. – Но я очень надеюсь, что до этого никогда не дойдет.
Сьюзен вдруг крепко обняла ее.
– Ты сама знаешь, какая ты умница, а? – И обернулась к возникшей на пороге Шелли. – А я как раз говорила твоей маме, что она отличная подруга, – весело воскликнула она.
Шелли опустила на стол поднос с грязной посудой и взяла графин с лимонадом.
– Ага. Она ничего, – кивнула Шелли и вышла с графином в руках.
Чуть позже Морин увидела, как Шелли беседует с Полом. Поразительно, но они смеялись. Перед тем как уехать, Пол специально разыскал Шелли, чтобы попрощаться, и девушка, обычно такая холодная и неприветливая со старшим поколением, одарила его одной из своих редких улыбок и добавила, что компот, который ему так понравился, она приготовила сама.
После того как разошлись последние гости, Шелли стала наводить порядок на лужайке вокруг бассейна, Морин занялась посудой, а новый приятель Шелли – Морин теперь уже знала, что его зовут Дик, – убирал складные стулья, помогал Шелли собирать мусор, и при этом дразнил ее так же немилосердно, как это обычно делал Ноа.
Когда он отправился в дом переодеться после купания, Морин поинтересовалась у Шелли, что она думает о Поле.
– Очень даже ничего, – сказала Шелли. – И от тебя без ума.
– Я всего лишь работаю у него! – возразила Морин.
– И только? Тогда зачем он напросился на твою вечеринку?
– Думаю… ну, просто захотелось – и все. Может, он любит встречаться с разными людьми.
– Угу… может быть. Он спросил у меня, что ты отмечаешь сегодня, и я сказала, что это просто обычная вечеринка. Но, честно говоря, у меня и самой такое чувство, будто ты что-то празднуешь.
Морин удивленно рассмеялась.
– А знаешь, так оно и есть. Конечно, трудно назвать это поводом для праздника и уж, само собой, нельзя объявить об этом гостям, но на прошлой неделе я наконец расплатилась по последнему больничному счету Ллойда. Основные расходы покрыла его страховка, но все равно оставалась еще довольно приличная сумма. Если все пойдет нормально, думаю, в следующем году я смогу оплатить первый курс в Рэдклиффе – разумеется, если ты туда поступишь.
– Вообще-то для этого ты могла бы воспользоваться теми деньгами, что мне оставила мама, – вскользь заметила Шелли.
Морин уловила вопрос в ее глазах. Она понимала, что время для правды пришло, – но сердце у нее тоскливо сжалось. Боже, как же она хотела бы избежать этого объяснения!
– Шелли… я кое-что недоговаривала. Но теперь ты должна знать… Речь о твоем наследстве. Боюсь, что от него ничего не осталось. Папе очень нужны были деньги, чтобы спасти фирму, и он воспользовался твоими деньгами. Конечно, он все сделал юридически законно, даже предоставил свою фирму в качестве дополнительного обеспечения, но после его смерти фирма пошла в счет долга, и деньги пропали.
– Так вот в чем дело. – Лицо Шелли оставалось бесстрастным. – Я предполагала что-то подобное.
– Но ты должна понимать – папа не украл твои деньги. Если бы не сердечный приступ, он бы получил ссуду в банке мистера Гарфилда – он как раз вел переговоры – и вернул бы твое наследство.
– Да, конечно, я знаю, что папочка не сделал бы ничего плохого. – Шелли долго, задумчиво смотрела на Морин. – Хорошо, что ты решила наконец поделиться со мной. Ты же понимаешь, только слепой бы не понял, что наше положение гораздо хуже, чем ты говорила. После того как все счета были оплачены, у нас ничего не осталось, верно?
– Только дом. Но вопрос о его продаже отпал. Моего жалованья хватит даже на твое обучение, только тебе придется летом подрабатывать. Какое-то время мы были на волоске, но теперь все долги оплачены, так что мы справились.
– Нужно было сразу мне все рассказать. Ты что, считала меня ребенком?
– Нет, Шелли, я знаю, что ты взрослый человек, но сама вспомни – как бы ты еще пару месяцев назад к этому отнеслась? Скорее всего, просто не поверила бы моим словам.
Шелли долго думала, прежде чем ответить.
– Тебе ничего не стоило представить доказательства… нет, ты не потому мне не рассказала. Просто тебе не хотелось, чтобы я знала, что папочка… в общем, что он воспользовался мамиными деньгами. Так?
– Частично, – неохотно призналась Морин.
– Следовательно, теперь ты считаешь, что я восприму это правильно.
– Твой папа мог бы гордиться тобой.
– Ага. – Шелли вдруг улыбнулась. – Молодцы мы с тобой, а?
Спустя полчаса, когда Морин поднималась к себе в спальню – оставив Шелли с Диком заканчивать уборку, – она поймала себя на том, что улыбается. Впервые за много недель она знала, что без опаски встретит следующий день.
9
Через месяц, ближе к концу ноября, Пол Гарфилд пригласил Морин в ресторан. Она как раз занималась бухгалтерией, подготавливая для налоговой инспекции годовые отчеты о доходах прислуги, и была весьма довольна собой, несмотря на то, что это был ее первый опыт, она не сделала ни единой ошибки.
В качестве вознаграждения Морин позволила себе глоток коньяка из запасов Пола и небольшой перерыв. Она постояла у стеклянной двери на террасу, глядя на простирающийся перед домом сад.
Ее самым любимым местом был отведенный для местных растений небольшой уголок у дальней стены, ее личная задумка. Земля на этом заброшенном участке была особенно бедной – не земля, а песок – и всасывала воду как помпа.
Джон Маклоутон, садовник Пола, охотно согласился на ее предложение, и они в четыре руки выпололи дикое индиго, и теперь на участке царило буйство душистого горошка и других нежных, исконно флоридских растений, которые так легко вытеснялись завезенными из дальних стран чужаками.
Три южные сосенки, пока лишь по нескольку футов в высоту, удачно дополняли ландшафт нового садика. Мысли Морин унесли ее в будущее. Она представляла себе, что будет с ней в то время, когда эти деревца вытянутся в полный рост… и в этот миг позади нее раздался голос Пола.
– За этот сад вам положено отдельное вознаграждение, – сказал он.
Морин с улыбкой обернулась, в который раз отметив, до чего же он элегантен – независимо от того, что на нем надето – смокинг или джинсы с футболкой. Даже в домашней одежде, решила Морин, он выглядит преуспевающим бизнесменом.
– Мне нравится гулять по утрам в вашем уголке и представлять себя индейцем племени семинолов на охоте, – продолжал Пол. На удивленный взгляд Морин он ответил улыбкой. – А что вы думаете? Романтическая жилка есть и у меня. А ваш уголок сада напоминает здешние края до появления белого человека.
– Вряд ли. Сомневаюсь, чтобы в те времена вы нашли столько видов растений на одном кусочке земли, – возразила она.
– Ну и что. Вы об этом никому не скажете, а уж я – тем более. – Его карие глаза весело сверкнули. – Вы даже не представляете, сколько комплиментов получает сотворенный вами уголок природы. Кто знает – может, с вас начнется новое течение в садоводстве, а? Вы творческая личность, Морин.
Она улыбнулась, благодарная за его теплые слова. Как же приятно общаться с человеком, который не боится хоть изредка хвалить вас. Давние слова Ноа непрошеными всплыли вдруг в ее памяти.
«Откуда такое желание получить одобрение окружающих, малышка Морин? Ты сама должна быть довольна собой – вот что главное».
– Да, так насчет вознаграждения… Приглашаю вас завтра в мой клуб на ужин, – сказал Пол. – Прошу вас, не отказывайтесь, Морин. Это даст мне возможность обсудить с вами… – он заколебался —… личный вопрос.
Она взглянула на него с любопытством, но он явно не собирался продолжать, и Морин просто кивнула. От предвкушения праздника ее охватило нервное возбуждение. Как же давно она не ужинала наедине с привлекательным мужчиной? Пусть это будет почти деловой ужин, но все же… можно надеть вечернее платье, провести несколько часов вне дома…
– С удовольствием, мистер Гарфилд, – не раздумывая, согласилась она.
Пол болезненно поморщился.
– Пожалуйста, Морин. Я-то думал, мы с вами давно договорились – никаких «мистеров Гарфилдов». Когда вы ко мне так обращаетесь, я чувствую себя столетним стариком.
– Извините, Пол, сорвалось с языка. Я называю вас мистером Гарфилдом перед прислугой, и…
– Вы прощены. Значит, договорились? Я заеду за вами, скажем, часов в восемь. После ужина мы могли бы потанцевать. Вы этого пока не знаете, но ваш дряхлый босс считается неплохим танцором.
– Ну, какой же вы дряхлый, Пол! Вы в самом расцвете жизненных сил, – смеясь, возразила Морин.
Что это – неужто она флиртует с мужчиной? А почему бы и нет? Вреда никакого, а Полу приятно. Комплимент за комплимент – а Ноа пусть катится ко всем чертям со своими язвительными замечаниями и провокационными вопросами…
– В восемь я буду готова.
Чувство радостного возбуждения вернулось к ней, когда она принялась выбирать одежду для свидания с Полом. Свидания? Нет, это неподходящее слово, тут же решила она и улыбнулась. Пожалуй, лучше будет назвать это… как? Деловой встречей? Официальным ужином?
– Что тут такое интересненькое происходит? – Шелли, в джинсах последней модели, полосатой футболке и сабо на изящных ножках, возникла на пороге спальни Морин.
– Да так, смеюсь сама над собой. Никак не могу решить, пригласил меня мистер Гарфилд на свидание или же на производственное совещание. Если я не могла отказаться – значит, это вроде как приказ?
– Он тебе нравится, да?
– Ну конечно. А что в нем может не нравиться? Он замечательный человек, такой внимательный и… и добрый. Но при этом, я уверена, что в бизнесе он умеет быть безжалостным. А его знания буквально вызывают у меня благоговение, хотя, нужно признать, он никогда не пытается без нужды демонстрировать их.
– Говорят он еще и деньгами набит до отказа, – добавила Шелли.
– Да, но в его обществе об этом как-то не думаешь.
– Ты, возможно, и не думаешь, а вот другие, уверяю тебя, еще как думают, – проницательно заметила Шелли. – На прошлой неделе я встретила в торговом центре миссис Медина, так она прямо набросилась на меня. Видите ли, ей требовалось узнать… «встречаешься ли ты с ним постоянно» – так она, кажется, выразилась.
– И что ты ей сказала?
– Сказала, что ты ежедневно встречаешься с мистером Гарфилдом. На работе.
Морин расхохоталась; и Шелли вслед за ней.
– Будет знать, как набрасываться на мою дочь… – Она оборвала себя, бросив на Шелли извиняющийся взгляд. – Извини. Обмолвилась.
– И что с того? В чем проблема? Языковыми вопросами терзаешься? Или биологическими? – Шелли старательно сохраняла небрежный тон. – Не о том переживаешь. Лучше подумай, что тебе надеть к вечеру. Лично я сделала бы ставку на сексуальность. Чуточку огня ему не повредит.
Прежде чем Морин успела спросить, что это значит, Шелли исчезла. Покачав головой, Морин распахнула шкаф с одеждой. У нее ведь есть то золотое платье… После знаменательного вечера с Ноа она сунула платье в дальний угол шкафа и постаралась о нем забыть.
В сердце неожиданно шевельнулась тупая боль. С самого отъезда Ноа она не получила от него ни слова. Морин точно знала, что Шелли с ним переписывается. Но падчерица хранила молчание, и потому Морин понятия не имела, о чем же он ей пишет.
Настроение у нее упало. Она захлопнула дверцы шкафа, выбрав узкое, с глухим воротом и без рукавов платье нестареющего классического покроя. Ярко-зеленая ткань как нельзя больше шла к ее рыжим волосам и подчеркивала изящные линии похудевшей фигуры.
Покопавшись в шкатулке с украшениями, она извлекла пару золотых серег в виде крупных колец, которые Ллойд терпеть не мог, считая их кричаще-безвкусными. Но с ее новой прической, с немного более яркой, чем обычно, косметикой сережки придавали восточный оттенок ее платью и экзотический шарм ее высоким скулам.
«Ллойд был неправ, – подумала она, – и вовсе они не кричащие…»
Перед ее глазами возник образ Ллойда – правильные приятные черты, вежливая улыбка… В ожидании горестного спазма Морин напряглась, но боли не было. В самом деле, как давно при воспоминании о Ллойде она не испытывала ничего, кроме легкой грусти? Может, ее время тоски по мужу уже закончилось? Похоже, что так… И похоже, что избитая веками истина «время лечит раны» снова подтверждается.
Она смотрела на свое отражение в зеркале, борясь с острым чувством вины. Ей казалось нечестным по отношению к Ллойду, почти предательством с ее стороны, что на ее лице эти последние месяцы не оставили печати страданий и горя. Что бы подумал, что бы сказал Ллойд о той женщине, в которую она постепенно превращается? Одобрил бы? Нет, Морин это точно знала. Он бы посчитал ее чересчур независимой, слишком амбициозной.
Но, с другой стороны… возможно, Ллойд никогда и не понимал, какая она на самом деле. Он сам устанавливал для нее критерии, создавал женщину, образ которой совпадал бы с его представлением, а она так сильно любила его – или же так сильно нуждалась в нем, – что просто подчинилась его правилам. Но та девушка не была настоящей Морин…
И не нужно его винить. Ведь она сама всего лишь каких-нибудь пару месяцев назад начала понимать, какая она на самом деле и что для нее важно в жизни. С каждым днем ей открывалась маленькая частичка ее самой. И теперь она знает, что хочет… чего? Наполненной делами, событиями, встречами, активной, творческой жизни. Хочет быть независимой, чтобы не превратиться в конце концов в свою мать, для которой забота о муже – единственная забота в жизни.
Да, все верно. Но она хочет и чего-то большего. Хочет развивать свой талант, использовать его в полную силу. И в дополнение к этому, вместе со всем этим… она нуждается в любви мужчины, потому что кое в чем Ноа оказался прав – она страстная женщина, и последние месяцы доказали ей это с очевидной ясностью. Как часто собственная подавленная сексуальность изводила ее, мучила бессонными ночами, горечью возвращалась среди дня…
Морин очнулась от своих мыслей и, сообразив, что назначенное время уже наступило, поспешно схватила подходящую к платью шаль и спустилась по лестнице. Пол уже ждал ее. Он беседовал с Шелли, и в своем безукоризненном смокинге выглядел впечатляюще.
На Морин вдруг напало смущение. Она замешкалась на середине лестницы, попыталась подшутить над собой, что волнуется как школьница, но ей все же пришлось сделать немалое усилие, чтобы заставить себя продолжить путь к двери. Пол услышал ее шаги и поднял голову. Одобрение, смешанное с чем-то еще трудноуловимым, мелькнуло в его глазах, и Морин напряглась от плохого предчувствия.
«О нет… Только не это! Боже, ведь если возникнет неловкая ситуация, ей придется отказать ему… и она может потерять место…»
Но Пол так по-дружески приветствовал ее, так любезно проводил к машине, так легко говорил с ней, что напряжение в конце концов отпустило Морин. Наверняка она ошиблась, и этот взгляд ей только почудился…
Смеясь над одним из его остроумных замечаний, она подумала, что ее ждет прекрасный вечер и что все ее опасения беспочвенны. Пол порядочный и деликатный человек, он не станет заводить интрижку с женщиной, которая на него работает, тем более что сама она не поощряет его ухаживаний.
Он привез ее в тот самый клуб Семинолов, где они уже обедали вместе. Вечером, в мерцании свечей на каждом столике, с неясными тенями от пальм на белоснежных скатертях и лицах посетителей, зал выглядел еще праздничнее.
И вновь, как и в первый раз, Пол отказался от услуг метрдотеля и сам усадил Морин за столик. И снова она отметила этот знак внимания, благодаря которому чувствовала себя такой… особенной. Пока он изучал карту вин, Морин огляделась, поймав на себе несколько любопытных взглядов. Но и эти взгляды ее не смутили. Она интуитивно знала, что ничем не хуже остальных женщин в привилегированном клубе. И пусть платье на ней не от известного модельера, а сережки не от Картье или Тиффани – она не сомневалась, что выглядит прекрасно, и это придавало ей уверенности в себе.
Пол встретился с ней глазами.
– Вам хорошо здесь, Морин?
– Замечательно! Если откровенно, я уже сто лет нигде, кроме дома, не ужинала – ну, если не считать Макдональдса да пиццерии «Колокольчики Тако».
В ответ Пол расхохотался.
– Вы в самом деле откровенный человек, Морин! И лично я думаю, что нам нужно почаще выходить в свет.
У их столика возник официант, и Пол, предварительно посоветовавшись с Морин, сделал заказ на двоих. Она снова отметила его прекрасное знание вин и блюд, его уважительное обращение с официантом, обслуживающим их.
– Сегодня Шелли мне сообщила, что на вечеринке вы отмечали благополучное завершение ваших финансовых трудностей, – обратился он к ней после ухода официанта. – Вы ведь могли бы и ко мне обратиться за помощью, Морин.
– Зачем? – удивленно спросила она. – Эти проблемы не имеют к вам никакого отношения. Вы и так сделали для меня много. Вы дали мне работу.
– Поверьте, это не было бы просто благотворительностью. Я не вкладываю деньги, если не уверен в прибыли, – негромко отозвался он. – Я бизнесмен до кончиков ногтей, Морин. И ваше спокойствие было бы весьма удачным вложением. Вы честно отработали каждый выплаченный вам пенни… и я надеюсь на вашу помощь и в будущем.
Сказать тут было нечего, и Морин, кивнув, поспешно сменила тему. С какой легкостью ему всегда удается успокоить ее, расположить к себе… Но, разумеется, она не намерена забывать, что при этом он все равно остается ее боссом. Слишком уж рассчитывать на его дружеское расположение было бы ошибкой.
Они поужинали не спеша, наслаждаясь восхитительными блюдами и вином, но когда закончили, было всего лишь начало одиннадцатого. Морин ожидала, что он отвезет ее домой, но Пол напомнил, что в программе вечера значились и танцы.
– Я договорился с друзьями, что мы присоединимся к ним в загородном клубе, – добавил он.
Прием в загородном клубе Бэй-Сити, как выяснилось, предназначался для большой компании человек из двадцати. А она-то ожидала встретить здесь две-три пары, не больше! Несколько гостей – в основном пожилые супружеские пары – были знакомы Морин по приемам Пола, остальных она видела впервые. По драгоценностям дам Морин догадалась, что ее собственный наряд выглядит здесь более чем скромным, но, вскинув голову и расправив плечи, она решила, что ни за что не позволит себе стушеваться… даже под прицелом пронзительных глаз одной престарелой особы с аристократическими манерами, которая разглядывала ее словно некий доселе неизвестный экземпляр человеческой породы.
Морин притворилась, что не замечает пристального разглядывания; вскоре рядом с ней присела другая дама, завела разговор о кошках – по-видимому, единственной заботе всей ее жизни – а уже в конце вечера, похлопав Морин по руке, заявила, что Морин – замечательная женщина, и что она полностью одобряет вкус Пола.
Что же до танцев… Пол сильно поскромничал, назвав себя неплохим танцором. В его объятиях Морин получила истинное наслаждение. Тем более что она уже так давно не кружилась в объятиях мужчины под звуки оркестра!
Из клуба они вышли только в начале третьего. И он опять, к удивлению Морин, не повез ее прямо домой. Не доезжая до поворота к ее дому, Пол свернул с главной дороги к своему особняку, и сердце у Морин болезненно екнуло.
– Думаю, напоследок неплохо выпить по чашечке кофе, – ровным тоном произнес он.
Морин кивнула, стараясь сохранять спокойствие, словно все ее плохие предчувствия не вернулись к ней с новой силой. Неужели она все-таки была права? Что ж, в таком случае придется призвать на помощь тот самый такт, за который ее так часто превозносят, все свои дипломатические способности – и объяснить ему… что интрижка с собственным боссом не для нее.
Во всем доме горели только две лампы – одна над входом, а вторая – в передней. Миссис Льюис наверняка уже видела десятый сон в своей спальне в дальнем крыле здания.
Пол не позволил ей помочь ему с кофе, усадил в своем кабинете и через несколько минут вернулся с подносом. Морин отхлебывала ароматный напиток, и ее тревога постепенно таяла. Ну конечно, она ошиблась. Пол Гарфилд относится к ней с симпатией, возможно, его даже влечет к ней, но он не позволит себе преступить границы приличий. Он настоящий джентльмен, осознающий свое высокое положение, и к тому же, как он сам ей сегодня сказал, она для него – прекрасное вложение средств, и он, конечно, не пойдет на риск ее потерять.
Один поцелуй на прощание – да, он вправе на него рассчитывать. В конце концов, многие на прощание целуются так же естественно, как и пожимают руку. Один поцелуй – возможно. Но не более того; и с ее стороны просто глупо так переживать, что у нее за дурацкая привычка предвосхищать события?
Можно сказать, она почти не удивилась, когда Пол забрал у нее пустую чашку, отставил на соседний столик и наклонился к ней с поцелуем. Не будь он настолько нежен, этот поцелуй, Морин, наверное, отстранилась бы, выждав положенные несколько секунд. Но неожиданно поняла, что ей это очень нравится – нравится, что ее целует этот человек, которым она восхищалась и которому была так благодарна. И даже когда его руки обвились вокруг нее и он поднял ее с кресла, она не стала противиться. Огня не было, но ее душу согрели покой и тихая радость.
Поцелуй прервался, но Пол не опустил рук.
– Знаю, что это опрометчиво с моей стороны и что я слишком спешу, но… ты ведь и сама чувствуешь, как дорога мне, Морин. – Голос его звучал проникновенно и нежно. – Мне кажется, я знаю тебя всю жизнь. И мне нужно больше, чем просто твоя дружба. Я хочу, чтобы ты стала моей женой, и я мог разделить с тобой жизнь. Конечно, мне бы следовало ухаживать за тобой, водить в рестораны, приглашать на приемы, и ты имеешь полное право ожидать всего этого, Морин, но… я так боюсь, что упущу тебя. Обещай, что мне не придется долго ждать, что мы поженимся очень скоро.
Морин онемела от неожиданности. Она смотрела на него во все глаза – и не находила слов для ответа.
– Я давно все обдумал, – с виноватой улыбкой признался он. – Хотел представить тебя своим друзьям и окружить вниманием, какого и заслуживает такая прекрасная женщина. И только к Рождеству я собирался сделать предложение. Но все мои планы пошли прахом. Я не могу ждать, Морин. Как только ты вошла в мой дом, я понял, что он создан для тебя. Ты ведь тоже это почувствовала, правда?
Он достал из кармана небольшую квадратную бархатную коробочку.
– Вот… Я буду счастливейшим человеком в мире, Морин, если ты согласишься это принять.
Завороженная, с головокружительным ощущением внезапно сбывшейся сказки, она открыла коробочку. Кольцо было сделано из платины, с квадратным, очень крупным бриллиантом; ничего прекраснее она в жизни не видела. Морин разглядывала кольцо, и ощущение нереальности усиливалось, но при этом ее вдруг стал разбирать смех.
Она подняла глаза на Пола – и необъяснимый порыв мгновенно растаял. Пол – один из самых замечательных людей, с которыми ей доводилось встречаться… и оттолкнуть его было бы непростительной глупостью.
Морин впервые принимала официальное предложение руки и сердца. Пол надел ей на палец кольцо, и она почему-то нисколько не удивилась, что оно оказалось ей точно впору. Она подняла руку, любуясь игрой граней великолепного камня. Под тяжестью кольца палец словно сам по себе согнулся – и она снова едва сдержала приступ истерического смеха.
Но в этот миг Пол опять склонился к ней – скрепить поцелуем их помолвку, и Морин с удовлетворенным вздохом прильнула к нему, впитывая тепло его тела, впитывая покой и безопасность, что всегда ощущала рядом с ним.
– Мы ведь не будем слишком медлить, да, Морин? – спросил Пол. Глаза у него искрились счастьем, и сейчас он казался гораздо моложе своих лет. – Не хочу долго ждать. Ты не против свадьбы на Рождество? Это не слишком рано?
– Но в январе у меня начинаются зимние курсы, – возразила Морин.
– Ты можешь отложить их. Конечно, я хочу, чтобы ты продолжала занятия, но ведь спешить тебе некуда? После свадьбы ты сможешь записаться на любые курсы. У тебя ведь будет гораздо больше свободного времени. Но сначала… сначала мы отправимся в свадебное путешествие. Как насчет южного побережья Франции? А потом, скажем, Швейцария – какой-нибудь лыжный курорт, а? Я так много хочу показать тебе, так много для тебя сделать. У нас будет замечательная жизнь, Морин.
И вновь к ней вернулось ощущение нереальности происходящего. Южное побережье Франции… Лыжный курорт в Швейцарии… Неужели она наконец все это увидит? Они с Ллойдом многие годы мечтали об отпуске в Европе, ему даже положены были значительные скидки как владельцу туристического агентства, но все как-то не было времени. И вот теперь ее мечты сбудутся…
«Счастливый конец, – завороженно подумала она, отвечая на поцелуй Пола. – Кто мог подумать, что у этого страшного года будет такой счастливый конец?»
* * *
Если у Морин и были тайные опасения, что Шелли воспримет ее новость в штыки, то они очень быстро развеялись.
– Потрясающе! – воскликнула Шелли. – Я догадывалась, что он к тебе неравнодушен, но не знала, как ты сама к этому относишься. И когда же свадьба?
– На Рождество. А потом медовый месяц в Европе. Но ты ведь понимаешь, Шелли, что мы не собираемся бросить тебя? Пол и об этом говорил вчера на обратном пути. Он успел к тебе привязаться и хочет позаботиться о твоем образовании. Учишься ты прекрасно, так что не будет никаких проблем с поступлением в Рэдклифф или в любой другой колледж – какой ты выберешь.
– Вот классно! Не волнуйся, щедрость Пола нисколечко не заденет мою гордость. Я же прирожденная попрошайка! – Шелли сверкнула озорной ухмылкой. – Просто дождаться не могу, когда все эти наши снобы в школе услышат, что Пол Гарфилд станет моим отчимом. Будут знать, как задирать передо мной носы.
В глазах Морин вспыхнул тревожный огонек. Ей вспомнилось то время, когда Шелли почти все вечера проводила дома одна. Тогда она посчитала, что девочка тоскует по отцу… значит, дело было не только в этом?
– Почему же ты мне ничего не говорила?
– А что я могла сказать? К тому же у тебя своих проблем хватало.
– И что же тогда произошло?
– Мои так называемые друзья после случая у Шарман отвернулись от меня. Я вроде как опустилась на ступеньку ниже и уже не принадлежала к элите. А мне плевать, тем более теперь, когда я познакомилась с Диком. Его друзья принимают меня такой, какая я есть, перед ними мне не нужно изображать из себя супердевочку.
– Мне понравились твои новые друзья. А Дик просто особенный.
– Ага. Хочешь кое-что узнать? Я тебя два раза просила купить мне платье у Шарман, помнишь? Так вот, оно мне было нужно не для вечеринки. Я собиралась соврать всей этой компании, что украла его. Ну, чтобы попасть в их дурацкий клуб. С ума сойти, до чего доходят некоторые, верно?
– Верно, – эхом отозвалась Морин.
– Но ты не думай, я по полной использую свое новое положение, – с самодовольным видом заявила Шелли. – Представляешь, как я войду в салон Шарман и начну там мерить все подряд.
– Давай, давай, мечтай, – со смехом отозвалась Морин.
Шелли вдруг погрустнела.
– Папочка не стал бы возражать. Он тебя, конечно, жутко ревновал, но наверняка сказал бы, что брак с Полом Гарфилдом – самый разумный шаг.
Ревновал? Ллойд? Морин решила вернуться к этой мысли позже.
– Значит, ты одобряешь мое решение? – спросила она Шелли.
Та удивилась.
– А я тут при чем? Это твоя жизнь. Когда я решу выйти замуж, твоего разрешения спрашивать не стану, уж поверь мне, хотя, возможно, и посоветуюсь.
Она помолчала, смущенно глядя на Морин.
– Я тебе немало хлопот доставила, когда папа был жив, да? Думаю… думаю, я тоже тебя ревновала. Ты ведь сначала была только моим другом, ты казалась мне моей личной собственностью… а потом вы вдруг поженились с папой, а я снова осталась одна. Папа меня, конечно, любил, но мы никогда не разговаривали с ним так, как с тобой. Вот я и постаралась отомстить… а теперь мне так стыдно. Правда. Я только после случая у Шарман поняла, что ты меня по-настоящему любишь. Тебе ведь гораздо проще было заплатить за меня – и все.
Она криво усмехнулась.
– Мне повезло, что ты не отвернулась от меня, Морин, хоть я и вела себя отвратительно.
Слезы подступили к глазам Морин. Этот миг для нее был несказанно дорог. Снова стать Шелли другом… о да, это стоило тех долгих часов одиночества, страха, боли, что ей пришлось пережить за последние восемь месяцев…
10
Морин, прокручивая в мыслях сотни дел, что ждали ее в Тампа, – ей столько всего нужно купить! – дала задний ход и выехала из гаража. И в этот момент увидела высокого, худощавого мужчину, решительно шагающего прямо к машине.
Она узнала Ноа, и ее сердце забилось в бешеном ритме. Губы сами сложились в приветственную улыбку, но ответа на нее Морин не увидела. Скривив в тонкую линию рот, Ноа резко постучал по стеклу. Потом жестом приказал ей выйти, и Морин была до того потрясена, что послушно остановила мотор и открыла дверцу.
– Ну и ну! Откуда ты взялся? – Ничего более умного не пришло ей в голову. – Мог бы и предупредить, что…
– Помолчи.
Он схватил ее за руку и вытащил из машины. Морин и охнуть не успела, как он уже впился ей в губы требовательным, почти злым поцелуем.
– Ладно-ладно, – глотнув наконец воздуха, выдавила она. – Ты рад меня видеть, но это не значит, что я должна умереть от удушья в твоих объятиях.
– Нам нужно поговорить, – сказал он, игнорируя ее шутливый тон. И ткнул пальцем в сторону небольшой машины, припаркованной у обочины напротив ее дома. – Идем туда.
– Послушай-ка… – разозлилась Морин.
– Делай, что я говорю, или твоим соседям гарантировано величайшее представление века, – процедил он. – Ты ведь не хочешь скандала? Не дай Бог, твой имидж пострадает.
Она долго молча смотрела на него, после чего развернулась, прошла впереди него к машине и села на переднее сиденье. Злобный лязг дверцы с другой стороны продемонстрировал ей, что Ноа едва сдерживает себя.
Он молчал, устремив глаза на дорогу, а Морин от ярости не в состоянии была вымолвить ни слова. Она заговорила, лишь когда он свернул на шоссе, ведущее из города.
– Куда ты меня везешь? – выпалила она.
– К себе. Не хочу, чтобы прерывали нашу беседу.
Морин сжала губы, твердо решив противопоставить Ноа – и всем его претензиям, какими бы они ни были, – хладнокровие и здравый смысл. Она откинулась на спинку сиденья и демонстративно уставилась в окно, сделав вид, что поглощена знакомым пейзажем Бэй-Сити. Мимо проплывали дома, автомобильные стоянки, заправочные станции, автобусные остановки с зелеными скамейками и терпеливо поджидающими на них своего автобуса пассажирами.
Прожив во Флориде всю жизнь, она привыкла к тому, что здесь так много пожилых людей, но только сейчас ей пришло в голову, что это место меньше всего подходит Ноа. Почему он постоянно возвращается сюда? Он ведь одинок и мог бы устроиться где угодно… почему, скажем, он не купил квартиру в Манхэттене или пляжный домик в Калифорнии, где его окружали бы одинокие женщины. Уж они бы, несомненно, были бы только рады предложить ему любовь и заботу, с горечью думала Морин, вспоминая, как легко он преодолел ее собственные сомнения.
Что ж, сомнениям пришел конец… по крайней мере, ему больше ее не заполучить. И как он смеет набрасываться на нее? Не он ли утверждал, что никогда не указывает другим, как им жить? И вообще, он ведет себя как сумасшедший. И что все это значит, наконец? С самого его отъезда она ни разу не написала ему – впрочем, и он ей тоже – так каким же образом она могла до такой степени разозлить его?
Хотя… Шелли-то с ним, разумеется, переписывалась. Может, она о чем-нибудь рассказала ему, что и вызвало этот приступ ярости? Единственная новость, о которой могла сообщить ему Шелли, – это помолвка с Полом… неужели причина в этом? Но его-то как раз совершенно не должно волновать, выйдет ли она замуж… За Пола или за кого другого. Он ведь сам яснее ясного дал ей понять, что у них нет общего будущего. Неужели все мужчины в душе собственники?
Полчаса спустя, когда они затормозили у его дома, Морин мгновенно вышла из машины и зашагала к двери, сгорая от желания узнать, что там на уме у Ноа, и покончить с этим.
Ноа немного отстал, и ей пришлось подождать, пока он откроет дверь. Окна все еще были закрыты ставнями, воздух в доме был спертый, как будто здесь долго не проветривали, – и Морин догадалась, что он приехал к ней прямо из аэропорта.
Пока он открывал ставни, распахивал окна, раздвигал стеклянные двери, Морин стояла посреди гостиной и следила за ним ледяным взглядом. Губы у него были по-прежнему плотно сжаты, между бровей залегла морщинка, но в остальном он не изменился. Те же светлые, выгоревшие на солнце пряди, те же лучики вокруг глаз, подчеркивающие его загар, то же стройное и сильное тело, элегантное даже в самой простой одежде…
И все-таки что-то изменилось. За той яростью, которую он даже не пытался скрывать, Морин уловила нечто новое; это неизвестное ей чувство кипело в нем, бурлило и, похоже, не выплескивалось через лишь благодаря его железной воле.
Смятение заставило ее воскликнуть:
– Ну? Так в чем дело?
– Дело в том, что кое-кто собирается совершить самую большую ошибку в своей жизни, – сказал он.
Она на миг задержала дыхание, а затем шумно выдохнула.
– Итак, тебе стало известно о моей помолвке с Полом. Позволь поинтересоваться: а тебе до этого что за дело?
– По-моему, ты просто сошла с ума. Ты что, так ничегошеньки и не поняла за этот год?
– Не понимаю, о чем ты. Пол замечательный человек…
– Да он же точная копия Ллойда! Разве что большего добился. Что случилось, скажи на милость? Припекло тебя, что ли? Или независимость оказалась для тебя слишком тяжелой ношей? С какой стати ты решила заползти в очередную нору?
– Ты ненормальный! И вообще – это не твое дело. Не ты ли заявил мне, что серьезные отношения с женщинами не для тебя?
– Ничего подобного! Мои отношения с тобой были и остаются очень серьезными. Я только сказал – и думал, что ты меня поняла, – что у меня есть еще и работа, очень важная работа, и что с моей стороны было бы нечестно просить тебя выйти за меня замуж, пока я мотаюсь по свету. Моя работа связана с большим риском – разве могу я подвергать тебя опасности во второй раз пережить смерть мужа? Но ради всего святого, я не предполагал, что ты решишься на такое, Морин! О чем ты вообще думаешь? Я считал, что ты повзрослела…
– Нет, ты действительно ненормальный! Даже после свадьбы я останусь хозяйкой своей жизни. Что ты себе вообразил о Поле? По-твоему, он привяжет меня к кухне и будет денно и нощно руководить моими поступками? Он порядочный и культурный человек… более того, он не боится связать себя обязательствами…
– Так, во-от оно в чем дело? Хочешь обязательств? Пожалуйста: я весь ваш, Морин Норрис Мартин! Я до чертиков люблю вас! Вы единственная женщина, которая мне нужна, и когда бы я ни вернулся, я в ту же секунду буду у ваших ног и не отойду от вас до самой последней минуты. Но в промежутках между встречами вам придется жить самостоятельно и действовать на свой страх и риск. И в этих отношениях никто не будет калечить другого, никто не будет зависеть от другого, никто не будет пожизненно привязан…
– А с твоей стороны не будет еще и никакой ответственности, верно?
– Как только я посчитаю, что мое время для подобной работы вышло, я найду себе место здесь – и до конца своих дней останусь с тобой. Подходят тебе такие обязательства? Но и тогда я не стану пытаться контролировать каждый твой шаг или просить тебя подчинить мне всю жизнь. Ну как ты не понимаешь, Морин? Только поэтому я и не прошу тебя немедленно выйти за меня замуж.
– Еще как понимаю! Едва до тебя дошла новость, что у меня появился другой, и ты тут как тут, прилетел и пытаешься разрушить помолвку. Интересная политика невмешательства в мою жизнь.
– Ты так ничего и не поняла. Если бы ты встретила человека, которого ты полюбила бы по-настоящему… я бы ни слова не возразил. Господи, я был бы рад, если бы ты вышла замуж, но только не за Пола Гарфилда. Не пройдет и года, как ты вернешься к былому образу покорной жены, станешь его тенью, будешь вторить его словам, суждениям, мыслям, закоснеешь в своем удобном коконе…
– Я была счастлива с Ллойдом! Я его любила, и…
– Конечно, любила. Но ведь тогда ты еще не знала вкуса свободы. Из отчего дома ты прямиком попала в руки к Ллойду; у тебя не было шанса узнать, какая ты на самом деле. Поймав тебя, он уж постарался, чтобы тебе не удалось попробовать свободу на вкус. Так что же, ты действительно думаешь, что такая жизнь принесет тебе счастье? Лично я уверен, что нет. Знаю, искушение велико… золотые клетки бывают очень привлекательными… но в конце концов ты придешь к краху, Морин! И еще – неужели ты готова отказаться от всего того, что нас связывает? Ты же полна страсти, Морин, – как ты с этим собираешься справиться? Полу, на мой взгляд, страсть вообще не знакома. И ты думаешь, что сможешь довольствоваться его безжизненной любовью после того, как узнала… вот это?
Он метнулся к ней через всю комнату так быстро, что она не смогла ни собраться с силами для отпора, ни просто ускользнуть. Его руки, теплые и мучительно родные, обвились вокруг нее, с такой силой прижали к его телу, что она ощутила его напряжение и поняла, что за сдержанной яростью его слов таилось нечто более глубокое… и примитивное.
Ее охватила паника – но вот он уже целовал ее, и его губы, его язык, казалось, были везде. Она сделала попытку вывернуться, но он лишал ее сил и воли к сопротивлению. Сама понимая тщетность этих усилий, Морин все еще сражалась с напором его губ – сначала в надежде вырваться, а потом уже хотя бы чтобы вдохнуть воздуха.
Но в конце концов изголодавшееся тело предало ее, и Морин обмякла в его руках. Только теперь, когда она перестала вырываться, хватка Ноа ослабла, и она наконец смогла дышать. Голова у нее кружилась от нахлынувших ощущений – чуть терпкого, мускусного запаха его разгоряченной кожи, давления отвердевшей от желания плоти, его прерывистого, тяжелого дыхания.
Она вдруг словно раздвоилась. Одна ее часть как будто следила за тем, как вторая таяла в объятиях Ноа, как сгорала от страсти. И даже когда Морин осознала, что он расстегнул «молнию» на спине, и платье с нее упало, обнажив его пылающему взгляду ее тело, она не шелохнулась.
«Еще только один раз, – твердила та ее часть, которая еще способна была мыслить. – Последний раз – и больше никогда».
Он опустил ее на кровать. Очень нежно, как будто бурлившая в нем ярость постепенно выкипела. Морин, словно плывя в тумане, следила за тем, как он раздевается. Мужское тело и красота прежде не совпадали в ее сознании, и только сейчас она поняла свою ошибку. Ее охватывала дрожь от одного только взгляда на его великолепные мышцы, длинные ноги, по-мужски узкие бедра…
Он вытянулся рядом с ней на постели; нежно, настойчиво его руки, его губы уговаривали ее – и вот уже наслаждение уносит ее за пределы реального мира туда, где властвуют чувства. И та ее частичка, что была бесстрастным наблюдателем, исчезает, и остается только жажда удовлетворения, желание слиться в единое целое с этим – единственным на земле – мужчиной.
А потом это случилось, он заполнил ее собой, и агония сладостной муки начала подниматься из глубин ее существа – такая же непреодолимая, как волны морского прибоя, такая же вечная, как дыхание океана за окнами домика Ноа. Вечная, как взлет мужчины и женщины в интимном, абсолютном единстве…
– Видишь? – удовлетворенно пробормотал у самого ее уха Ноа. – Этого тебе Пол Гарфилд не даст. Ты готова отказаться от этого ради спокойной жизни, а, Морин?
Глаза Морин распахнулись и впились в лицо Ноа. Ее словно окатило ледяным душем. Рассудок вернулся вместе с мыслью о том, что Ноа специально привез ее сюда, чтобы соблазнить, в надежде использовать секс как средство убеждения, если ничто другое не сработает.
Но он так и не пообещал ей ничего, так ни в чем и не уступил.
С застывшим, холодным лицом Морин выскользнула из его объятий, поднялась с кровати и начала одеваться. Даже отвернувшись от Ноа, она чувствовала на себе его нахмуренный взгляд.
– Морин? В чем дело?
– Все было очень мило, но я уже сильно опаздываю. Нужно купить подарки к Рождеству… да и вопрос со свадебным платьем еще не решен. Надеюсь, ты не против? Будь так добр, подвези меня до дома, – все так же не глядя на него, сказала она.
– Понятно. Несмотря ни на что, решила выбрать золотую клетку…
Она резко обернулась.
– Это твое личное мнение – и оно чертовски далеко от истины! Чтоб ты знал, я люблю Пола, а он поддерживает мое желание учиться и работать. Он поддерживал каждый мой шаг, он предложил мне конкретную помощь… в отличие от тебя. Где ты, интересно, был, когда мне так нужно было… с кем-нибудь поговорить хотя бы? Сам знаешь где – в отъезде, как обычно. Ну, так вот, Ноа, ты во мне ошибся. Так уж вышло, что мне действительно необходим мужчина, на которого я бы могла положиться…
– И спрятаться за его спину?
– Такой, который будет рядом, когда мне захочется заботы и ласки. В этом и заключается любовь, Ноа. Ее нельзя испытывать только время от времени, когда тебе это удобно…
– Ты что, в самом деле так обо мне думаешь, Морин? Значит, ты просто слепа. Я обещаю тебе всю любовь, до последней капли, на которую только способно мое сердце. Но вот чего я тебе не могу пока обещать – так это своего постоянного физического присутствия.
Да, тебе придется быть сильной. И придется иногда решать проблемы без меня. Но с тобой будет моя любовь – и это уже навсегда. Я же не об интрижке веду с тобой речь, Боже милостивый, Морин! Ведь я уже много лет люблю тебя. Ты что, не понимаешь этого? Ради чего, по-твоему, я все время возвращался в Бэй-Сити? Повидаться с Ллойдом, что ли? Ну не настолько уж я его любил… скорее даже ненавидел за то, что он сделал с тобой. Но я ничего не предпринимал. Не пытался приударить за тобой, хотя, видит Бог, как мне этого хотелось, Морин. Этот ваш безжизненный брак… как мне хотелось показать тебе, что ты достойна большего, что в тебе столько нерастраченной страсти. И теперь ты намерена запереть себя точно в таком же браке!
– Ты же ничего не знаешь. Пол очень нежен со мной…
– А когда он занимается с тобой любовью – ты чувствуешь то же, что и со мной? Так же забываешь обо всем на свете, так же купаешься в наслаждении? Когда он прикасается к тебе – уходит ли у тебя почва из-под ног, Морин? Потому что со мной это происходит всякий раз, когда я люблю тебя, Морин, и я знаю, что и с тобой тоже.
– Мы с Полом не были близки. Он уважает меня, и…
Ноа с сожалением покачал головой.
– Тогда ты еще глупее, чем я думал. Все, что ему нужно, – это молодая жена, прекрасная хозяйка для вечеринок с друзьями и коллегами, его маленькая послушная девочка. Да уж, он щедрый парень, он даже позволит тебе кое-какие хобби, но только до тех пор, пока они не будут противоречить его собственным планам.
Ей хотелось ударить его, найти хлесткие слова для отпора… и вдруг весь ее пыл растаял, и осталось лишь непреодолимое желание разрыдаться. В страхе, что она выдаст свое разочарование, если попытается произнести хоть слово, Морин повернулась к нему спиной.
– Я подожду в машине, пока ты оденешься, – бесцветным тоном произнесла она.
По пути в Бэй-Сити оба молчали. Морин откинула голову на спинку кресла, закрыла глаза. Она пыталась убедить себя, что рада, что все так случилось. Теперь ей известна вся правда без прикрас, и она уже не станет с сожалением оглядываться на прошлое. Так откуда же такая неизбывная грусть, словно она понесла невосполнимую утрату?
Ноа подъехал к ее дому, но, заглушив мотор, еще долго молча смотрел на нее тоскливым, полным муки взглядом. Наконец Морин открыла дверцу, и тогда он схватил ее за руку:
– Я все сделал не так сегодня, Морин, – сказал он. – Мне очень жаль. Но я хочу, чтобы ты знала – я буду ждать… если еще что-то можно собрать из этих осколков. Что бы ты ни думала, Морин, я люблю тебя – и в этом вся правда.
Она даже не стала утруждать себя ответом. Не взглянув на него, она вышла из машины и направилась к дому. И лишь оказавшись внутри, за закрытой и запертой на замок дверью, Морин дала волю слезам.
Она упала в гостиной на диван и долго плакала, сама не зная почему. От злости… да, от злости. Все это неправда – то, что Ноа сказал о ее браке с Ллойдом, о ее помолвке с Полом… но все равно очень больно. И от стыда – за свою слабость, за то, что снова оказалась в постели с Ноа и снова не сумела скрыть от него самую уязвимую частичку своей натуры.
Но теперь, по крайней мере, все встало на свои места. Теперь все позади. После того, что сегодня случилось, она его вряд ли когда-нибудь увидит…
– Что случилось? Или это просто предсвадебная лихорадка?
В звонком голосе Шелли слышалось сомнение, словно она не могла решить – остаться ей или лучше исчезнуть. Морин попыталась выдавить улыбку, но слезы хлынули еще сильнее. Через несколько секунд ладонь Шелли легонько прошлась по ее волосам.
– Ну, не надо, Морин. Ты же никогда не плачешь…
– А стоило бы. Даже приятно. – Морин промокнула лицо подолом платья.
Шелли достала из ящика стола бумажный платок, она высморкалась. Глупость какая-то. Расплакалась, как ребенок…
– Ага… Я, например, часто плачу, – кивнула Шелли. – Со слезами из тебя всякая гадость выходит.
Морин удивленно воззрилась на нее.
– Странно… Никогда бы такого о тебе не подумала.
– А ты вообще обо мне мало что знаешь. Так же, как и я о тебе. К примеру, я не знаю – ты не передумала насчет свадьбы с Полом, а?
– Почему ты спрашиваешь?
– Н-ну… просто пришло в голову, и все.
Шелли устроилась рядышком с Морин на диване и взяла ее ладонь в свою.
– Послушай, ты же не согласилась на этот брак ради… ну, в общем, из каких-нибудь дурацких соображений типа моего образования и все такое? Если так – уверяю тебя, таких жертв я не приму. Я и здесь, во Флориде, вполне могу получить все, что мне нужно. В конце концов, и на работу могу устроиться. Не так уж это, знаешь ли, и плохо – зарабатывать на хлеб свой насущный. Собственно, после того как я расплатилась с салоном, мисс Ланж предложила мне место оформителя витрин на неполный рабочий день. Заработки, конечно, нищенские, но очень может быть, что я и соглашусь… раз уж решила идти в торговый колледж.
– Замечательно! Что ты мне раньше не сказала?
– Ты же была занята. К тому же я подумала: с какой стати мне батрачить на самом пекле, украшая витрины, если мой отчим и так обеспечит меня всем что нужно? Знаешь, я бы в момент привыкла швыряться деньгами.
Морин по инерции вспыхнула.
– Ты это всерьез?
– Еще бы. Но могу и по-другому. Зарабатывать на жизнь, я имею в виду. За последнее время я познакомилась с разными людьми, научилась общению. Я справлюсь, не сомневайся.
Она закинула руки за голову и потянулась, улыбаясь Морин. Несмотря на ее беспечный вид, Морин чувствовала, что слова Шелли – не пустой звук.
– Так что не вздумай выходить замуж за Пола ради моего благополучия. Мне такая ответственность ни к чему. У меня собственные планы на жизнь. Хорошо, конечно, быть богатой, но вовсе не обязательно. Договорились?
Морин с трудом проглотила застрявший в горле комок и кивнула. А Шелли тут же добавила:
– Я вполне способна решить все свои проблемы… с помощью своей лучшей подруги, конечно. – Она легонько, с нежностью постучала костяшками пальцев по макушке Морин. – Помнишь, ты предлагала мне думать своей головой, а? Теперь твоя очередь воспользоваться собственным советом. Выбирай то, что тебе самой по душе.
Встряхнув белокурыми волосами, Шелли вышла из комнаты, а Морин еще долго смотрела на дверь, за которой она скрылась. Что за странный разговор… словно они на время поменялись ролями, и сама она стала ребенком, а Шелли – взрослым человеком. Она всегда считала Шелли довольно эгоцентричной личностью – так оно во многом и было, – но при этом ей хватало мудрости и здравого смысла, чтобы выделять в жизни истинное и ценное.
– И все-таки мы неплохо ее воспитали, Ллойд, – вслух произнесла она.
И вздрогнула от резкого телефонного звонка. Ей не хотелось снимать трубку, но телефон все звонил, и она в конце концов подчинилась.
Опасаясь, что это Ноа, она облегченно вздохнула, когда услышала голос Пола.
– Морин?
– Привет, Пол.
– Я звоню узнать: каковы твои планы на завтрашний вечер. К нам на пару дней приезжает менеджер Таллахасского отделения, и мне бы хотелось представить ему свою девочку. Ты как, не против?
Его предусмотрительность согрела душу Морин. Никаких приказов, никаких требований… только внимание и забота. «Ты неправ, Ноа Ларсен, – подумала она. – Абсолютно неправ».
– Конечно, Пол, никаких проблем, – отозвалась она. – Есть какие-нибудь особые пожелания насчет меню?
– Нет-нет, уверен, ты и сама прекрасно справишься. – Его голос зазвучал глубже, нежнее. – Уже недолго осталось – какие-нибудь две недели, и мы отправимся в свадебное путешествие. Сначала полетим в Нью-Йорк, я там быстренько справлюсь с делами – и вперед, в Европу. Если твое хобби потребует экскурсии по антикварным магазинам – мы и это запишем в программу, хорошо? У нас будет брак на равных, Морин. Я очень хочу, чтобы ты была счастлива.
Он отключился, и Морин медленно опустила трубку на рычаг. Что же такое сейчас сказал Пол… отчего ее проняла ледяная дрожь? Вроде бы он говорил разумные вещи и наверняка отложил бы завтрашний прием, если бы она сказала, что занята… Так откуда же эта… эта тревога?
Ведь не из-за того, что на их медовый месяц он запланировал деловую поездку в Нью-Йорк? Конечно, нет… она понимает, что он занятой человек и не всегда может распоряжаться своим временем. Тогда в чем же дело?
«Если твое хобби потребует экскурсии по антикварным магазинам – мы и это запишем в программу…»
Слова Пола ворвались в ее мысли. «Твое хобби». Да, вот оно что. Ее талант, ее увлеченность, ее восторг открытия, ее будущее… для Пола – всего лишь «хобби».
Его пренебрежение к самому главному в ее жизни, к ее творчеству сводит на нет все остальное. Она ведь мечтает о карьере дизайнера интерьеров. Что если ей предложат заказ, который пойдет в разрез с планами Пола и создаст ощутимые неудобства в его жизни – что тогда?
Что он сказал в тот вечер, когда сделал ей предложение? Он предложил сыграть свадьбу на Рождество… она возразила, что в январе начинаются зимние курсы, а он… он пожал плечами и заявил, что эти курсы можно прослушать в любое время…
И еще… еще кое-что открылось ей теперь, когда она начала понимать, что в жизни важно, а что нет. Она ведь узнала, каким может быть секс, если мужчину и женщину связывает истинная страсть, истинное физическое влечение. Долго ли она сумеет вытерпеть рассудочный – и скучный – секс с Полом? А что он будет именно таким, Морин не сомневалась.
Нет, конечно, секс – это еще не все, но если у женщины есть возможность любить мужчину, который дрожит при каждом прикосновении к ней – и ее заставляет дрожать от страсти; который пересек полмира лишь для того, чтобы признаться ей в любви; которому хватает смелости не лгать и ничего не обещать ей попусту… то разве не глупостью с ее стороны будет отказаться от всего этого и предпочесть спокойствие восторгу взаимной любви?!
Прижав ладони к глазам, Морин сделала несколько глубоких вдохов, пытаясь сосредоточиться. Столько всяких мыслей вихрем пронеслись у нее в сознании – и ожидающие ее после разрыва с Полом сложности, и, возможно, поиски новой работы, и долгие месяцы одиночества, пока Ноа будет работать в таких глухих уголках земли, которых и на карте-то нет…
Прошло немало времени, прежде чем Морин пошевелилась. А затем она снова подошла к телефону и набрала номер Ноа – очень медленно, потому что пальцы отказывались ей подчиняться. Услышав его голос в трубке, она облегченно закрыла глаза. Он не уехал, он все еще здесь.
– Ты приедешь ко мне, Ноа? – выдохнула Морин. – Мне так нужен друг… и любимый.
Молчание, казалось, будет длиться вечно. Когда Ноа заговорил, его голос прозвучал для нее музыкой.
– Я приеду через полчаса. Дождись меня, Морин, обязательно дождись.
Морин улыбнулась.
– Я буду ждать тебя, Ноа, – тихо пообещала она.