Громов Ивн

Н перекрестке времени

ИВАН ГРОМОВ

НА ПЕРЕКРЕСТКЕ ВРЕМЕНИ

ПРЕДИСЛОВИЕ ПУБЛИКАТОРА.

У меня хрнится его рхив: много листов исписнной от руки фиолетовыми чернилми, реже - химическим крндшом, бумги: отрывки, нброски, черновики, рзрозненные перебеленные глвы, никк не связнные между собой. Плюс к тому - дневники з много лет, ккуртные черные и серые тетрдки, открытки, геогрфические крты, листочек отрывного клендря (7 вгуст 191(?) год. Успенский пост. Меню: холодник постный, кшк с грибною подливкой, пирожки с черникою. Долгот дня 14 ч. 46 м.), вырезки из гзет и прочий сопутствующий творчеству мтерил. Все это умещлось в большой кртонной коробке и достлось мне, кк всегд бывет в подобных случях, стечением неожиднных обстоятельств. Коробку эту с бумгми тогд еще совершенно неизвестного мне человек - Ивн Ивнович Громов - я легкомысленно притщил домой, совершенно не подозревя, кк свяжут они меня, кк будут требовть голос - через меня - пожелтевшие листочки, исписнные чужим мелким почерком. Теперь я понимю, что поступил неосмотрительно, впустив его к себе. Он принес с собою много боли и стрдния богтой человеческой души, искореженной нелепицми жизни. Но он был предельно откровенен со мной и стл близок мне. Я, кк мог, отблгодрил его з откровенность: рссортировл его дневники и привел их в порядок. Попытлся сложить книжечку из уцелевших обрывков прозы, но в этом не преуспел: все, кроме одной мленькой повести, рссыплось н куски. В бесчисленных вринтх это были фргменты ромн, который он, кк исполинскую постройку, возводил всю жизнь: подкпливл знния, прописывл отдельные узлы, продумывл биогрфии героев, добывл подробные крты брусиловского нступления 1916-го год и строй Москвы. Отмеченные н плне Москвы 1913 год мршруты глвного героя ромн, Андрея Одинцов, довольно есте- ственным обрзом проводят нс по дресм, хорошо знкомым смому пистелю. Ромн, хотел того втор или нет, вышел втобиогрфичным, и следовтельно, Андрей Одинцов должен был рсскзть обо всем, что случилось с пистелем и что отпечтлось в сердце, до конц жизни побуждя его к рсскзу о пережитом. Поэтому Андрей Одинцов, кк я полгю, должен был бы четырндцтилетним подростком из сел Поповы Пруды Тверской губернии бежть в Петербург, окзться продвцом в мгзине готового плтья П.А.Голубин, выучиться, получить диплом сельского учителя, вернуться н родину со стрстным желнием учить детей, но вместо этого почти тотчс же уйти н войну, попсть в школу прпорщиков, в Москву, здесь безумно влюбиться, с обрзом возлюбленной в сердце отпрвиться н фронт, угодить в смое пекло летнего нступления 1916 год, пройти молотилку гржднской войны, то ли плен, то ли службу у Мхно, комндовние эскдроном крсной квлерии, чтобы осенью 1922-го, нищим студентом првового отделения фкультет общественных нук МГУ, встретить возлюбленную н Тверском бульвре и убедиться, что минувшие годы делют их любовь роковым обрзом невозможной, хотя об жили ожиднием этой встречи. Ужс неузнвния зпечтлевется в его сердце, он понимет, что должен спстись, снов выдержть неимоверную муку жизни, грызущее рзочровние фронтовик, ржвую селедку, пшенку, одиноче-ство - но уже без ндежды н то, что где-то любимя ждет его. Нконец, он должен был бы рсскзть о неистовой жжде творчеств, жжде слов, которым хотел бы поведть о себе русский ромнтик, родившийся, чтобы прожить жизнь ярко, посвятив ее людям... Этого не произошло. Что-то не получилось. Ромн, с фнтстическим упорством создввшийся несколько десятилетий, то ли не был дописн, то ли, будучи зконченным, почти тотчс же был уничтожен. Дочь пистеля рсскзл мне, что, почувствовв клешню смерти в желудке, он поехл н родину, в Кимры, и тм в доме мтери сжег переписнные женою нбело глвы ромн. Андрей Одинцов тк ничего и не скзл нм. Пистель убил своего героя и вскоре после этого умер см. Несостоявшийся тлнт - явление не менее тинственное, чем тлнт, релизоввший себя. Есть воистину дрмтическя згдк в том, почему призвнный не осуществил свое призвние. В случе с Громовым многое можно было бы списть н "эпоху", н "обстоятельств", если бы в дневникх его не было зписи, прочитв которую, невольно чувствуешь блгоговение перед Судьбой, которую ни здобрить, ни обмнуть, ни избежть... "...Полдюжины рсскзов, четыре с половиной глвы "ромн", около полсотни стихов и куч всяких нбросков. Охвтило желние предть все это огню, д рздумл: после жлеть буду. Но зню - рно ли, поздно ли, но сожгу. Тк же, кк в октябре 918 год. Тогд я двл себе обещние - не писть, не брться з перо больше. Д не могу. Тянет, мнит оно, проклятое. И тк ведь лет с 13-ти, с 12-ти дже. Если б не рзменивть рубля н гривеннички, если б все помыслы не уходили н поиски хлеб-денег-хлеб - может, и вышло б что-нибудь путное. В Бежецке, у Тольск, есть три рукописи моих с 918 год. Гиблые они, конечно..." Что потрясюще? Что нписно это в 1922 году 28-летним, полным еще сил человеком, прошедшим сквозь огонь двух войн, полным нетерпеливых змыслов, нписно з тридцть дв год до того, когд он же, смертельно больной, сжигл в печке мтеринского дом свой ромн. Он что же, ткой конец предвидел? Д не мог он предвидеть, кк не мог предвидеть, что будет в его жизни еще одн войн и что он уцелеет в ней, и не рстеряет ромн, побывв и н фронте, и в Новосибирске н строительстве оборонного комбинт номер 179, в конце-концов окжется снов в Москве, в своем нерзбомбленном доме и вновь возьмется з дело, которое озряло смыслом всю его жизнь. Удивительнее всего, что после ллегорического смоубийств в Кимрх, когд пистель уничтожил своего двойник, он нписл еще одну мленькую повесть. Это - последний бой смерти, последняя попытк прорвть брьер ндвигющейся немоты. Здесь и згдк, и рзгдк небольшого повествовния, созднного з несколько оствшихся пистелю для жизни месяцев 1954 год. Ивн Ивнович Громов - убежденный пессимист. Тким сделл его жизнь, рзвеяв ромнтические ндежды юности, тким сделло его пистельство, ношу которого ему едв-едв по силм было нести сквозь плотное, стылое, лютое время. Но Громов ни рзу не соврл, не сфльшивил, не искусился рдостями и почетом "пистельской жизни" в богтой кислородом пене литертурного официоз. Он умер совершенно безвестным, не- уклонно и сурово доделв до конц посильный ему труд. Свой ндрыв он унес с собой, нм оствил только стрнное повествовние о превртностях жизни и судьбы, которое позволило ему, нконец, смиренно отдться потоку времени и уйти "скромно и незметно", кк уходили отцы и деды. Смо время являлось ему в своем нивысшем кчестве, в кчестве неподвижности, вечности, которые человеком воспринимются кк счстье. Об этом свидетельствует стихотворение, нписнное тридцтилетним Ивном Громовым во время путешествия с молодою женой н Квкз в сентябре 1924 год:

Мы пошли вдоль ручья... Тк бывет лишь в книжкх из детств. Но мы првд пошли, нблюдя биение вод В узком кменном русле, нблюдя Игры поток с солнцем и тенью листвы, Нблюдя круговорот Кузнечиков и стрекоз в трве у воды, В кустх шиповник крснеющего. Тк бывет лишь в детстве. Тк бывет лишь тм, где времени нет. Но и здесь нету времени, првд: Только день, проносящий стрекоз нд водой, Д ночь, сыря и темня, кк колодец, Куд никогд не зглянет Лун.

Может стться, что к стрости Ивн Ивнович позбыл и об этом неподвижном, кк в детстве, времени, и об этом стихотворении, но оно сохрнилось в его дневнике, почему я и думю иногд, что дневник - это, возможно, единствення книг, которую в действительности пишет пистель. А если, скжем, повесть неожиднно прерывет писние дневник - то, знчит, он см стновится дневником, в котором человек исповедуется, в кждом слове которого он шифрует себя, ндеясь, конечно, быть все же рзгднным и прочитнным при помощи неизвестного код к неизвестному шифру - хоть когд-нибудь.

Всилий ГОЛОВАНОВ

1.

Они вселились перед Рождеством. Позже я стл считть это время нездолго до их переезд и срзу же после него - смым светлым в своей жизни. Я был новым, чистым, пустым гулким домом в тихом переулке огромного город, я считл себя прекрсным, я готовился к достойной меня будущности. Если бы вы только могли предствить, кк упоительны были те несколько недель, когд, повинуясь вкусу хозяин, буквльно н глзх преобржлись мои комнты, убирлись окн, и люди восхищлись мною, искренне веруя, что именно здесь, в моих стенх, суждено сбыться их счстью. Помню, кк звезли мебель: кк вкопнные, стли у подъезд мохнтые, в пушистом инее, битюги, и дв мужик терпеливо стли перетскивть в комнты стулья, шкфы и столики, специльно купленные в мгзине н Тверской для меблировки спльни. Кк принесли строе, рсплывчтых форм трюмо с мутными блгородными зерклми и тяжелый, кк кмень, письменный стол, и черный рояль с гулким медным нутром, и книжный шкф, по зстекленным дверцм которого пущен был узор в виде стеблей диковинных рстений, чем-то нпоминвший узор перил н моем блконе, по прихоти рхитектор рспустившихся флорой позднего, умирющего модерн. В коридорх еще пхло воском нтертых полов, свежими обоями, нклеенными н гзеты с сообщениями о новом нступлении и новых военных поржениях, но Анфис, прислуг, поселившяся в первом этже в комнтке возле кухни, срзу нчл топить - и комнты с кждым днем нпитывлись теплом, обрстли уютом новой обстновки. Позднее я убедился, что кждому дно довольствовться млым, и все эти слфеточки, ширмы с пвлином, чернильницы в виде черепхи, чсы с пстушкми вовсе не были необходимы. Но ощущение уют, со строгим вкусом и любовью оргнизовнного комфорт - потом нвсегд утрченное - до сих пор слдко мнит меня. Не рз зезжл см Алексндр Алексндрович. Порывисто взбегл по лестнице, проходил по комнтм, уверенно стуч кблучкми, и в угловой оглядывлся: - Тэк-с...

Ему тк приятен был ход перемен! Здесь уже обрисовывлся кбинет, рядом библиотек, детскя, спльня. Звершенность нступил, когд привезли книги. Хозяин срзу же рспечтл несколько обернутых плотной желтой бумгой пчек и зложил в фундмент будущей библиотеки словрь Брокгуз. В день переезд, несмотря н внезпную ростепель, Анфис впервые рзвел в гостиной огонь в кмине. У его открытой плитчтой псти, переливющейся синими угольями, нкрыли стол. Из кухни густо пхло бульоном, горячими пирожкми, уткой, печеными яблокми, жреной кртошкой. К обеду прибыли. Алексндр Алексндрович по-црски рспхивл двери, Нтлья Андреевн восхищенно хл, друг семьи Ефремов, который бывл потом кждую субботу, прятл в бороде улыбку и зинтересовнно взглядывл по сторонм. В кбинете он не выдержл и, взглянув н уютнейший зеленый бжур, сердечно обнял хозяин: - Хорошо, Сшеньк, очень хорошо... К столу вывели приодетого и причеснного Пвлик. Открыли шмпнское: - С новосельем! Ночью Алексндр Алексндрович с ккой-то особой нежностью обнимл жену: все сбылось, сбылось! Жль, что сбылось поздновто... Он думл о том, что если бы приобрел собственный дом пять, семь лет нзд - то, конечно, добился бы большего. Ведь собственный дом - это не только крыш нд головой, это психология. Это сил, уверенность, спокойствие и свобод. Кпитл, нконец. Он дорожил своей слвой рдикльного двокт, но мечтл о состоятельной клиентуре. Он верил, что эт клиентур придет - теперь, когд его жизнь мечен знком процветния... Сознние того, что н дворе тьм, тумн, снежня кш под ногми, ревмтизм, инфлюэнц - делло его рзмышления особенно приятными. Пусть нелепый нлог н побрякушки, призвнный спсти опустошенную кзну, пусть весь этот петрогрдский кошмр, пусть нету писем двно с фронт от Витеньки. Все пройдет. Все обрзуется, все устроится - лишь бы было где укрыться от всех этих ужсов и идиотств: штбс-кпитн фронтовик, избившего и изнсиловвшего свою жену, гимнзист Поляков, н при зстрелившего прохожего, московского "клуб смоубийц", мертвого Рспутин... Слово "революция" прозвучло впервые весной, когд рыхлый снег сползл с крыши в водосточный желоб. Алексндр Алексндрович собрл друзей, но сходк вышл сумтошня, неупрвляемя, текучя: кто-то где-то уже зседл, кто-то торопился в другом месте рсскзть последние новости. Новостей было много, но Питер томил не- определенностью: что дльше? Почему бездействует Дум? Кто позволил Совету вселиться в Тврический? И кто, нконец, стнет во глве - князь Львов? Милюков? Родзянко? Дымили ппиросми. Без устли ходили по гостиной. В одном месте от ходьбы рсштлсь и выскочил из своего гнезд половичк. В нчле лет только, когд Нтлья Андреевн с Пвликом уехли н дчу, Алексндр Алексндрович сделл Анфисе выговор, что поло-вичк до сих пор не н месте и он то и дело спотыкется. Првд, вечером извинился, что повысил голос из-з пустяк, но Анфис, вероятно, дже не слышл: он был влюблен. И, дожидясь вечер в зтененных комнтх, среди зчехленной мебели и прохлдных вз, он в отсутствие хозяин то пел, то рзговривл см с собой. Хорошее, тихое было лето... Осенью срзу пошли дожди. Анфисин любовь кончилсь воем и ревом н подушке, дождь нзойливо стучл в окн, день з днем точил крышу. Пвлик кшлял, но кмин не зжигли - не было дров, и только Алексндр Алексндрович, взявший з обыкновение возврщться домой поздно, все говорил об обещнной ему н очень выгодных условиях пртии. Но дров по-прежнему не было, минул сентябрь и половин октября - и тогд только во двор въехли три воз с сучковтыми сырыми поленьями, купленными, однко, не по дешевке, втридорог. А в одну из осенних ночей стли по городу слышться словно бы удры бич. Н следующий день эхо било чще, ктилось по крышм железными гроздьями. Алексндр Алексндрович из дом не выходил, бледный сидел в библиотеке. А вечером, неся мимо окон отчянную ругнь, по улице процокли копыт, близко-близко удрил выстрел, потом оглушительно хнуло и удрило тк, что щебенк и куски штуктурки полетели кк брызги... Но стены выстояли, сохрнили, выдержли; и когд миновл испуг, когд кончил причитть Анфис, когд, убедившись в целости Пвлик, вытерл слезы Нтлья Андреевн - стл чувствителен сквознячок: в первом этже взрывня волн выствил окно в гостиной, нверху - в библиотеке. Алексндр Алексндрович см боролся с мокрым ветром, зтягивя одеялом зияющие дыры. Срочно уклдывли Пвлик. Одеяло не слушлось, под ногми трещло стекло, сквозняк презрительно трепл стрницы "Божественной комедии"... А утром, когд - хвл Всевышнему! - пришел доктор Крицкий ("поздрвляю вс, господ: мы под влстью снкюлотов!"), они узнли, что мне достлось и снружи: оторвн половин водосточной трубы и глубоко поврежден фсдня стен. - Снряд рзорвлся в шести метрх от вс, Алексндр Алексндрович... Бодрое ехидство доктор Крицкого вселяло уверенность в Нтлью Андреевну, и ей не хотелось его отпускть. Но доктор спешил: - Извините, должен отклняться. Вш Пвлик молодчин и будет здоров через дв дня... Дворник Николев нутро нглухо зколотил рзбитые окн доскми. Получив з рботу золотой, он подкинул монету и, поймв, крепко сжл пльцми: - Золотишко приберегли, брин? Хорошее, верное дело, говорю, золотишко-то... Пвлик выздоровел, но жизнь змирл. Алексндр Алексндрович больше не бывл в суде - "сботжничл", перевривя слухи об рестх и принудительных мобилизциях. Нтлья Андреевн стл рздржительной, Анфис - пугливой, ее рссчитли, и он уехл в Сергиев Посд - к своим. Несчстья этой зимы духовно рзъединили всех - и эт перемен в жизни по-своему близких мне людей был мне особенно неприятн и обидн. В смую вьюжную ночь феврля неожиднно пришел Ефремов. Н нем был тяжелый тулуп, под тулупом окзлся френч, бород сбрит, в движениях появилось что-то упругое, хищное: - Алексндр, мне ндобно переночевть у вс, я уйду с рссветом... Его провели нверх - внизу в гостиной было слишком холодно. Он долго не мог согреться, пил жидкий чй, отогревя сткном пльцы. Его приход вызвл в пмяти многое: тихие субботы, зпх кофе, диспуты об искусстве. Вспоминлись невинные кошмры прошлого год: колония китйцев-кокинистов, обнруження будто бы н Божедомке, тени и мороки, которыми пугли пьяные поэты, скуплення спекулянтми н корню передвижня выствк... Но оживление было недолгим, все слишком изменилось с тех пор, и изменился см Ефремов. Алексндр Алексндрович под рсстегнутым френчем увидел н ремнях висящий пистолет, почувствовл, кк гденько зшевелились двно дремлющие стрхи, но почему-то не воспротивился, когд Ефремов произнес: - Нтлья Андреевн, всем сердцем признтелен з гостеприимство, но теперь хочу просить вс оствить нс с Алексндром вдвоем. Он встл. Он добвил: - И еще вот что, н всякий случй: не зперт ли комнт Пвлик? Если я верно помню, он выходит во двор - мне, быть может, придется бежть, если придут з мною... Алексндр Алексндрович с испугом посмотрел н него, но встретил взгляд холодный и твердый. Когд они остлись вдвоем, Ефремов принес тулуп и подпорол подклдку. - Ты уж меня, Сшеньк, извини - но девться мне некуд. Видишь ли, з помощью могу только к тебе, ибо доверять теперь, см знешь, никому нельзя. Просунув руку по локоть под подклдку, он стл срезть что-то, пришитое к одежде изнутри, потом, одну з другой, выклдывть н стол тяжелые кожные колбски. - Тут золото и немного кмней. Чьи и зчем - ты не должен знть. Ндо спрятть. Алексндру Алексндровичу хотелось никогд не слышть этих слов. Но Ефремов не хотел змечть, что тот боится: - Я бы ни з что не попросил, но мне нужно срочно уносить ноги, я дже ходить нормльно не могу в этом сркофге, - Ефремов встряхнул тулуп. - Когд мы вернемся - тебе зчтется. А нет зберешь ценности себе. Тогд уж все рвно... Они неумело вскрыли пол н кухне. Впрочем, это неумение не отрзилось н результтх их зтеи. Почему-то ни в тот год, ни потом, когд жизнь вообще пошл неряшливя, никто не придл знчения црпинм н половицх, нпоминющих о той ночи, когд в опилкх под полом припрятли тяжелый, схвченный шпгтом сверток. Рно утром Ефремов ушел. Он никогд больше не переступл знкомого порог. Подобно многим другим людям, с которыми свел меня судьб, Ефремов исчез нвсегд. В преле дров кончились. В комнтх было холодно и простудливо. Тогд я впервые почувствовл, что зболевю: сырыми сквознякми, холодными дыхниями, в которых, к моему стыду, слишком явственно чувствовлись зпхи погреб, неуют, сырого кирпич и подмоклого дерев. Может быть, поэтому Алексндр Алексндрович в ме решил вдруг собирться н юг, к родственникм. Он стл хлопотлив, писл письм, спорил с женой. Он решительно не хотел ехть, боясь дороги и неизвестности, потом внезпно соглсилсь, уступя, однко, не доводм муж, общему кочевому нстрою той весны, когд из голодного город потянулись обртно в рзоренные усдьбы бывшие помещики, чтобы тм н подножном корму дотянуть до нового урожя. Перед отъездом Нтлья Андреевн прошлсь по комнтм, всплкнул. Он объяснял эти слезы привязнностью к родному гнезду. Я - ее жлостью к себе, к сыну, и тем стрхом, который внушют людям все более грозные признки рзгорющейся гржднской войны.

2.

Одиночество меня испугло. Я впервые ощутил зброшенность, кк множество звуков, н которые прежде не обрщл внимния: поскрипывл см собою лестниц н второй этж, противно шелушился подоконник библиотеки, в кухне, кжется, звелись мыши и оттуд постоянно слышлся шорох. Где-то сочилсь вод. Я вдруг понял, что подвержен рзрушению. Что оно уже нчлось. Двно. С той смой отскочившей половички... К счстью, от этих мыслей довольно скоро избвил меня дворник Николев. Николев пришел под вечер и, отперев дверь черного ход, прошмыгнул в кухню. Здесь он присел отдышться. Тишин угнетл его. Он принялся нсвистывть, одновременно прислушивясь, но скоро умолк и довольно решительно нпрвился к двери в Анфисину комнту. Дверь был зперт. Он згремел связкой ключей и, попробовв три или четыре, услышл хрктерный щелчок. - Не обмнул девк... Комнт пустовл. По мусору н полу можно было догдться, что зимою тут хрнили дров. Н втором этже открылись все двери, кроме библиотечной, здесь висел змок. Ключ к этому змку не было, но дворник не спешил. В тот вечер он унес лишь несколько серебряных ложечек из гостиной. Н следующий день собрл кое-что из плтья. Но искл он другое. В пустотх под штуктуркой ему мерещилось "золотишко". Долгими летними сумеркми он ходил по комнтм, стучл по стенм и слушл. Однжды он зчем-то открыл рояль и нечянно произвел три чистых, круглых, жлобных звук. Звуки изумили его. Некоторое время он нжимл н клвиши и думл о чем-то. Потом подобрл с полу лом и стл рзрушть зднюю стенку кмин, покзвшуюся ему подозрительной. Но з слоем огнеупорного кирпич ничего не было, кроме кирпич крсного. Н другой день он бесстрстно сорвл висячий змок, изуродовв обе двери библиотеки, но, войдя, почувствовл себя среди книг беспомощным и отступил. Првд, обнружив в плтяном шкфу лучшие нглийские костюмы Алексндр Алексндрович и грнтовую брошь (не любимую Нтльей Андреевной), он оживился - но сокровищ не было. Н выходе ему зпрокинули голову нзд, и кто-то невидимый тяжело удрил под ребр. Помутившимся взглядом он уловил крй рыжей линялой рубхи, бритую голову и желтовтые, кк у цыгн, глз. - Ну-к-к, двй, - скзл голос. Николев почувствовл, что вяжут руки. Он знл, что это конец. - Пощдите, бртцы, - проговорил он, с трудом ворочя языком. Я бы ни з что... Бес попутл... - Двно же путет тебя бес, - беспощдно скзл голос. - Я з тобой третий день слежу. - Бес попутл... - зплкл Николев. Он знл, что ему не опрвдться. - Лдно, бес, говори, где ключи. Николев скзл. Вместе с ключми из-з пзухи извлекли грнтовую брошь. Бритый нклонился нд ним, нехорошо сузил цыгнские глз: - Воровть?! Николев готов был выть и ктться от стрх. - Лучше бы ты мне не попдлся, гд. Я - уполномоченный по жилой недвижимости, и ткого не прощу. Я тебя, гд, з ткие дел рсстреляю. Покосившись н уполномоченного, Николев увидел у смого своего виск черное отверстие дул. - Послушй, - вдруг рздлся из кухни приглушенный голос второго, - ндо взглянуть, что он тм нтворил. - Иду сейчс! - крикнул уполномоченный. Он тяжело поднялся с колен и пнул Николев ногой. - Ты пок полежи здесь, сволочь. Но н пощду не рссчитывй. Несколько секунд Николев действительно лежл, ничего не понимя: они збыли связть ноги! Он вскочил и бросился в темноту. Никогд в жизни он не бегл тк быстро и бесшумно, кк собк. Ждл выстрел вдогонку, но никто не выстрелил. Те двое рботли профессионльно и быстро. Через полчс они увязли в узлы все, что не ншел или не успел унести Николев. В гостиной мленький покзл н чсы: - Возьмем пстушек? - Нет, - скзл цыгн, - уходим. Под осень появился Бриллинт. Пришел в сопровождении нстоящего уполномоченного - невысокого, круглоголового белобрысого преньк. Тот вжно прошелся по комнтм, зглянул в тулет и скзл: - Бывший двокт Алябьев нлогов не уплчивют, в городе же отсутствуют. Тк что рсполгйтесь со всей душой, товрищ Бриллинт! Бриллинт, в противоположность провожтому, был высок, черен, имел голову сложной конфигурции, выпуклые веселые глз и крупный нос. Он смхнул пыль с пстушек, сунул нос в кмин и рсктился восторженным фрнцузским "р": - Ого! Д тут до нс поррботли! Пренек тоже поглядел и скзл: - Ничего. Полную инвентризцию проведем. Инвентризцию не провели, но комиссрит въехл. Бриллинт угнездился з черным столом в кбинете и нполнил комнту едким дымом дрянных смокруток. Спльню очистили и сложили в ней оружие. В детской печтл мндты Любовь Тимофеевн. Время от времени появлялись героический Берд и сутулый Сжин. Комиссрит Бриллинт ведл продовольствием. Продовольствие добывли тк. Бриллинт вызывл к себе Берду или Сжин и прикзывл: - Мобилизуйте людей. Подводы будут. Зйцев очень просил... Мобилизции шли туговто: все знли, что деревня хлеб не отдет и может быть сопротивление. Но чем дльше в осень, тем злее и отчяннее стновились прни в рбочих рйонх, и в отряде крепчл дух пролетрской решимости. Берд любил выстроить людей во дворе и, шгя туд-сюд вдоль строя, врщл глзми: - Орлы, орлы... Держись, хозяев! В ноябре его отряд попл в зсду. Одного убили, Берд был рнен в плечо. С тех пор првя рук у него не двиглсь и висел н перевязи. Люди из отряд вповлку спли в гостиной. Я чувствовл неприятный зпх их тел, их грязи. Вечером они нд плитой трясли исподнее - вши лоплись с сухим треском и душно воняли. Когд кончились те жлкие дров, что звезли в конце лет, открыли библиотеку. Снчл пошли в ход книги, потом мебель - потому что мебель им кзлсь ценнее книг. Бриллинт знл, что вовсю гуляет тиф и людям нужно тепло. Но вид коробящихся в огне стрниц срзил его. - Азохен вэй, - прошептл он, грея лдони о трубу, согретую теплом книг, - в ккое стршное время мы живем! Книг хвтило до середины ноября. В декбре они жгли стулья, шкфы; в янвре - рзрубили столы, сломли перил лестницы, оторвли плинтусы и нчли жечь рояль. Они сожгли все, что могло гореть и двть тепло. Они боролись з жизнь. Кто осудит их з это? Мне не нрвилось, конечно, что они не вытирют спог в прихожей, сплевывют н пол и никогд не убирют комнт. Мне не нрвилось, что они устроили ктлжку в клдовой и ккие-то люди, в которых подозревли мешочников, сидя тм по дв, то и по три дня, мочтся и гдят тм н пол. Но все рвно - я стрлся согреть их и укрыть от стужи, хотя удвлось это плохо. Просыпясь кждое утро в своем кресле, Бриллинт клцл зубми. Он готов был поклясться, что в Ндыме, где он провел в ссылке дв год, зимой было теплее. В мрте нчлся голодный мор. Берд вернулся из экспедиции обмороженный, без хлеб. Нчлись мобилизции н фронт, людей не было. Бриллинт взял четырех человек и трое сней. Его привезли через десять дней, рненного в голову, желтого, трясущегося от озноб. По лестнице он поднялся см, упл в кресло, зкурил с отврщением. Пришел Зйцев, спросил с порог: - Сколько? - Кк просил. Может, чуть меньше. - Меньше? Бриллинт вымученно усмехнулся: - Не хотят отдвть, гды... Тк обозлились, что и нводку дть никто не хочет... Зйцев сделл энергичный взмх рукой: - Тк ндо было... - У меня пять человек всего, - оборвл Бриллинт, - одни мльчишки. Не зню, почему не перебили всех. У меня еще, видишь ли, внешность еврейскя... Тут Зйцев зметил грязный бинт н его голове и неестественную бледность: - Тм? - Тм, конечно - блуют. - Стреляли, знчит? - н лице Зйцев появилсь вдруг зля усмешк. - Ну, Мрк Исич, дй только дожить до тепл - я им ткой кр-ртельный отряд пропишу! Всех от бловств вылечу! Но Бриллинт уже не слушл его. Он подумл вдруг, что стрелял в него, нверняк, тот, с изуродовнной ногой, мужик, в котором он верно угдл фронтовик, ндеясь рстрогть своей проництельностью. Не рстрогл. Вспомнил злой, беспомощный взгляд и рдостно-издевтельское: - Нету хлеб, вше блгородие... Он подумл, что совсем не знет этот живущий н земле нрод, что люди, вовлеченные в эту крутоверть, не понимют друг друг. Хлеб-то ншли. Немного, но ншли. А фронтовик, видть, вывел коня огородми, спустился в оврг, через лес вышел н поворот и оттуд дл из винтовки, и рдостно смотрел, кк он, Бриллинт, повлился н снег. Очнувшись, Бриллинт попросил зтопить печь. Любовь Тимофеевн согрел ему воды и принесл хлеб. Воду он выпил, хлеб есть не стл. Ночью Бриллинт умер. Когд я вспоминю о нем, меня всегд мучет чувство, будто и я виновт в том, что к утру его уже невозможно было рзогнуть.

3.

Минул зим. Зкрылись кнцелярии, потому что люди умерли, бумг кончилсь. Зкрылись все гзеты, кроме првительственных, потому что шл войн и првду о том, что происходило н ее выстуженных просторх земли, нельзя стло знть людям. Они и тк вы- сохли, обмельчли, стли привычны к смерти и другому стрднию. Но пришло лето - и я рдовлся солнцу. Следующя зим был едв ли лучше прошедшей, но з нею опять шло лето. Я нучился ценить эту дивную цикличность природы, которя обещет ндежду дже тогд, когд ндеяться совсем не н что. Однжды, действительно, в печи вновь зтрещл огонь, согревя горячим дыхнием мое немое холодное горло. Жизнь устривлсь. Появились приметы двно исчезнувшего мир: экипжи, торговцы ппиросми и молоком, шляпы, цветы, крсивые женщины. Вместе с зпхом бриолин и вксы, вместе с шорохом шин и скрипом кожного пльто ответственного рботник Шувлов, поселившегося в доме нпротив, вместе с фыркньем примусов, возвестивших о рождении нового коммунльного быт, вместе с фигурми строгих совслужщих и деловитых нэпмнов вынырнул из небытия дворник Николев. И хотя его дворницкя фигур потерлсь и пооблезл, я воспринял его появление с искренней рдостью - кк свидетельство непрерывности времени. Николеву было уже под пятьдесят. Он по смые глз зрос бородой, но движения его оствлись по-прежнему ккуртными и уверенными, отчего осенью вдоль тротур выстривлись торжественные пирмидльные кучи опвшей листвы, нпоминющие жертвенные курильни, зимой - строгой прллелью фсду вытягивлись сугробы. Иногд, обнружив н свежем снегу коричневый, будто из тюбик выдвленный звиток, он прерывл свой молчливый труд и с сердцем произносил: - Пртейный! А прислуг с собчкой гуляет - поди пойми... А где же те, стрые-то бре, которые беспртейные были? Ох-хо-хо... И чувствовлсь в этом вздохе тоск по лучшим временм, когд не стыдились двть чевые. Однжды решилсь и моя судьб: в комнтх поселились студенты. У прдного приколотили тбличку с ндписью "Общежитие" и дружно вымыли окн. Студентов было человек тридцть. Н первом этже в бывшей нфисиной кморке и в внной, где, кстти, внны двно уже не было, немецкий кфель был поколот и выщерблен, обосновлись семейные. В просторной гостиной поселились студенты млдших курсов. Их было много, они жили кучно и неряшливо. Нверху вольготно, по четыре в комнте, рзмещлись стршекурсники. Студенты жили бедно, весело, дружно, питлись всклдчину и увлеклись политикой. Нличие в первом этже семейных не могло, впрочем, не отклдывть свой отпечток н быт. Случлось, что к первокурсникм в гостиную врывлсь бойкя Любк, жен крутолобого Попов, и кричл рссерженно: - Что же, судрики мои, в сортире я должн ясным соколом сидеть? Нпрудонили, я з вми убирть буду, ?! Первокурсники понимли, что у нее с Поповым что-то опять не лдится, и не обижлись н нее. В рзноглсиях политических всегд повинен был троцкист Абрикосов. Жль, что никто никогд уже не услышит споров той длекой поры: нкл стрстей иссяк, и скоро о действующих лицх Великой Дискуссии стнут судить лишь по отрывочным циттм. Но я-то помню все тк, кк будто это было вчер - этих ребят, рскрсневшиеся лиц, ппиросный дым, эти попытки отыскть безусловную истину, формулу социльного совершенств н стрницх синеньких брошюрок, в которых текст предвряли изобржения вождей, стновившиеся, в свою очередь, едв ли не глвными ргументми в споре. Схолстические попытки словесно предопределить судьбы мир всегд кзлись мне бесплодными: сложнейшя клссификция политических оттенков требовл времени и зрт, споры истощли и то, и другое, рождя, однко, не истину, все новые и новые поводы для споров. И гзеты миллионными тиржми производили н свет политические штмпы необходимый для споров инструментрий. Иногд мне кзлось, что эт словесня игр зродилсь где-то в высших сферх и тысячи ее учстников - лишь хитроумное условие, грнтия того, что игр не исчхнет, будет шириться в геометрической прогрессии, вбиря в себя все новых игроков. Слов нкпливлись, уплотнялись, срстлись в суровую ткнь с устршющими кртинми взимного уничтожения, повергнутых кумиров и торжествующих победителей, овевемых крсными стягми. Но жизнь, к счстью, рушил эти схемы: студенты прекрсно уживлись под одной крышей, вместе ходили н лекции и готовились к зчетм, знимли друг у друг деньги в долг. Троцкист Абрикосов, обвиняемый во многих ересях и дже просто в большевистском неверии, тем не менее с воодушевлением ходил н субботники, вел ликбез н фбрике "Крсня Роз" и упрямо конспектировл Мркс. И хотя споры действительно рзъединяли их, хотя вржд не огрничивлсь только словесными бтлиями одного ортор оппозиции попросту зкидли глошми, другому боевым кордоном прегрдили путь в университетские удитории, жизнь, в отличие от гзет, не исчерпывлсь ею. Что влекло Абрикосов к опльному вождю, никто не знл. Я думю, он просто приндлежл к той редкой породе людей, что при любых обстоятельствх предпочитют оствться в меньшинстве, видя в этом злог своей смостоятельности. Тк или инче, его увжли. Абрикосову было двдцть пять - то есть год н три-четыре больше, чем большинству его однокурсников. Но, помимо возрст, отличл его стрння змкнутость, словно в жизни повидл он ткое, о чем больно и трудно рсскзывть. Это и притягивло, и отпугивло одно- временно. Знли, что брт у него погиб, что см он в Гржднскую был помощником мшинист н провозе и что однжды его чуть не убили "зеленые", знли, что в двдцть втором он схоронил мть. Но о себе он рсскзывл неохотно, рсспршивть не решлись... Летом студенты рзъехлись. Абрикосову уезжть было не к кому, и он устроился рботть в депо, откуд возврщлся лишь вечером черный, устлый, - рспхивл блконную дверь и, усевшись з стол, стоящий в комнте с незпмятных, кк ему кзлось, времен, зкуривл и читл. Однжды Абрикосов пришел с девушкой. Он молч рздел ее, влжно глядя н темнеющий в лунном свете контур ее обнженного тел, сел рядом. Отчего-то он медлил. - Ну, что же ты? - спросил он нетерпеливо. И он положил руку н ее теплую тлию. А днем было тихо, сонно. Тонкой взвесью висел пыль и звонко бились в окн мухи. В эти-то дни и стли происходить вещи необыкновенные. Кк-то после зкт появился Бриллинт. Он возник в кбинете и, приметив у окн стол, рдостно устремился к нему. Стол был прежний, тяжелый, черный, и Бриллинт был прежний - длинный, осунувшийся, остроносый. Он сел з стол и зкурил. Я вспомнил зпх его смокруток, почти уже выветрившийся из пмяти, и подумл, что время отметило меня, подрив мне персонльное привидение, вместе с ним возможность обрести дурную слву, неизменную спутницу ветшющего жилищ. Однжды Бриллинт зстл Абрикосов. Он вернулся позднее обычного и, открыв дверь, увидел у стол стрнную фигуру, будто мелом нрисовнную н доске. Ему почудился ткже зпх дешевого тбк. - Не зжигйте свет, - попросил Бриллинт. - Почему? - поинтересовлся Абрикосов. Он испуглся, но виду не подл. - Свет уничтожит меня, мне хотелось бы еще чуть-чуть здержться здесь, - мирно скзл Бриллинт и выпустил изо рт колечко дым. - А кто вы? - спросил Абрикосов. - Привидение, - пояснил Бриллинт. - Фнтом. Абрикосов опустился н кровть и см достл курево. - Ну уж это вы бросьте, - скзл он. - Ткого не бывет. Нрисовнный зшевелился и облокотился н стол: - Понимю. Я и см в прошлом безбожник и мтерьялист. Однко, соглситесь, души куд-то ндо пристривть? Абрикосов пожл плечми и откинулся к стене. - Видимо тк. Но в голове не уклдывется... - Понимю, - подтвердил Бриллинт. Они помолчли. Первым не выдержл Абрикосов: - Вы что же, бывший хозяин этого дом? - Нет, - покчл головой Бриллинт. - Я в прошлом грвер. А в этом доме я змерз восемь лет нзд. З этим смым столом. - Д-... - оздченно протянул Абрикосов, - большевик? - Комндовл продотрядом. - Д-... - Абрикосов совсем рстерялся. - А теперь-то вы где же? - А я и см не зню, - усмехнулся Бриллинт, - числюсь, вроде, в рю, но довольствие и ствку дли дскую. Тм сейчс, знете, нерзберих полнейшя. Еще с мировой войной не рзобрлись, тут - новя пртия китйцев в двести сорок тысяч... Он поднялся и пошел к окну. - Прежняя систем воздяния по грехм не опрвдывет себя, громоздк. Д и грехи ткие, что... Пок решили просто клссифицировть нс по возрстм, чтобы не возиться с кждым в отдельности. Всевышний против унификции нкзний, но свежих идей пок нет, д не спрвляется, врл, штурмовщин... К тому же, з всю историю впервые потеряли ктлог грешников з 1912 год... Вот я и болтюсь, в буквльном смысле, между небом и землей. - Он вздохнул и глянул н Абрикосов. Ну, д что мы все обо мне? Рсскжите, у вс тут кк. Абрикосов стл рсскзывть. Рсскзл о Волховстрое, об оживлении в деревне, о первом советском тнке, о торговле, о дипломтии - и постепенно, рзгорячясь все более, зговорил о Дискуссии, о гзетной войне, о своей непримиримости и готовности идти до конц. - Вы всерьез считете, что непримиримость - большое достоинство? - вдруг оборвл его Бриллинт. - Революционня непримиримость? - Д, - кивнул Бриллинт, - по-моему, он происходит от глухоты. Вы не здумывлись? - Вы что, всерьез, что ли? - грубовто спросил Абрикосов. Бриллинт смущенно кшлянул: - Я тоже был недоверчив. Поверьте, это и есть философия смерти сомнение, рсщепление, нлиз. Вот, впрочем, - он усмехнулся и похлопл по крышке стол, - вещь, которя не поддется рсщеплению. Он ничуть не изменилсь з минувшие годы. Вм нрвится? - Д, - бездумно соглсился Абрикосов. - А зчем же тогд гсите об стол ппиросы? Абрикосов смешлся: - Я же незметно... Снизу... - Должно быть, вм не известно, что второго ткого стол не существует. Вы цените уникльность? Фнтом здвл стрнные и порой совсем непонятные вопросы. Постепенно Абрикосов попривык к его прдоксльным вторжениям и полюбил беседовть с ним. Бриллинт появлялся теперь едв ли не кждый вечер. Изредк его здерживл дскя бюрокртия, зтеявшя предврительную перлюстрцию списков 1919 год, - и тогд Абрикосов тосковл. Ему хотелось вновь и вновь слушть воспоминния ночного гостя, его рссуждения о людях, о кумирх, о крсоте, обо всем, что в ожесточенности Дискуссии ускользло из поля его зрения. Кждое свидние с Бриллинтом открывло ему незнкомый, полный свежих крсок мир. Он чувствовл себя беспомощным и счстливым. ...В полуночных бдениях минул июль. А в вгусте случилось новое неожиднное происшествие. Однжды, когд Абрикосов не было дом и ничто, кроме шелест тополей, не нрушло сонный покой город - у ответственного рботник Шувлов чсы только что отбили четыре пополудни, - н улице появился человек. Он остновился против меня, в тени сирени у шувловской огрдки, и долго смотрел в окн. Н нем был серый, сильно зношенный, но ккуртный пиджк, брюки беж со следми пятновыводителя и рстресквшиеся бшмки. Лицо, по выржению скорее приятное, было гипертонически крсно и по подбородку з- росло сизой неряшливой щетиной. Глз смотрели мутно, розово, пугливо. Я срзу узнл его. Я понял, зчем он пришел. Впервые тогд почувствовл я все унижение недвижности, неспособности нпрвить зключенную во мне силу н совершение рботы хотя бы в один джоуль, чтобы повернуть язычок змк и пропустить этого человек внутрь, к оцрпнным половицм кухни, под которыми дремл клд. Я понимл, что поткю слбости, но, не рздумывя, отдл бы ему сокровище - просто для того, чтобы скрсить десять лет угсния, зпечтлевшиеся во всем его облике, последней рдостью. Постояв у огрды, Алексндр Алексндрович тяжело поднялся по ступенькм подъезд и дернул дверь. Дверь, зпертя Абрикосовым утром, не подлсь. Он пробормотл что-то и неуверенно двинулся во двор. Дверь черного ход тоже был зперт. Алябьев тяжко вздохнул. Тут-то и зметил его дворник Николев. - Эй, - крикнул он, сердито нпрвляясь в сторону незнкомц, чего ндо, гржднин? Алябьев, зстигнутый врсплох, попятился. Зметив это, Николев крикнул громче и требовтельнее: - Вы по ккому делу, ? Алексндр Алексндрович побледнел: - Николев? Николев посмотрел н него сурово и оздченно. - Не узнешь, что ли, Николев? Дворник широко рскрыл глз: - Алексн Алексныч? - А-, вот ведь кк - не узнл... - протянул Алексндр Алексндрович и вытер плтком слезящиеся глз, - я тебя срзу определил, Ивн. Черт возьми, из прежних-то людей уж никого и не остлось - ты вот н стром месте и молодцом... Кк у тебя, Ивн, жизнь-то? Говорил Алексндр Алексндрович суетливо, неприятно. Но дворник Николев, шестым чувством угдвший нелдное, вдруг нчл в тон ему: - Д ккя жизнь, брин? Чй, к смерти жизнь-то идет. Кончились, чй, лучшие-то денечки... Он жлобно шмыгнул носом и кк бы невзнчй обронил: - А сми кк, брин? С чем к нм пожловли? Алексндр Алексндрович пожевл, кк лошдь, губми. - У меня все прхом пошло, Ивн. Один я, двно один. Всю семью схоронил в Ростове... - голос Алябьев ззвенел, и н глз нвернулись жгучие нервические слезы. - Упокой, Господи, душу их, - зхлопотл дворник Николев. - Не след бы тк убивться, брин... - Д-... - всхлипнул Алексндр Алексндрович, стрясь успокоиться. - А что, Ивн, в доме моем теперь студенты живут? - Именно: студенты. Алябьев еще подумл и вдруг произнес: - Мне, может, помощь твоя пондобится, Ивн... Тут бы кое-что из брхлишк збрть. В дом ндо. - И взглянул вдруг н Николев по-прежнему - влстно. Николев взгляд выдержл. - Тк ведь если нсчет брхлишк, - кротко нчл он, - то теперь бесполезн... Вчистую все истопили в девятндцтом... Алябьев нервно повел плечми: - Что тм есть - это моя збот. Нйдем - и детишкм твоим н молочишко хвтит, и ббе н плтки, - Алексндр Алексндрович в упор посмотрел н него. - Дом откроешь? "Вот оно! - кк молния удрило. - Ведь чуяло сердце, что не пустой дом стоит - с нчинкой. А вот теперь см пришел, прибился, видно, обнищл совсем... См и укжет. Ужели упускть ткой фрт?!" - едв успевл сообржть дворник. - Откроешь, черт? Николев повел головой вбок: - Открою. Тм он теперь один живет, свет не жжет который день, домой не ходит. Риску нм никкого... - Ну вот, - кк-то срзу обмяк Алябьев. - И лдненько... - Теперь что ж стоять, брин? Двйте уж я вс к себе провожу. Алексндр Алексндрович взглянул н него, порылся в крмне брюк: - Ты, Ивн, принеси мне четушку, что ли. А то невесело мне отчего-то... Абрикосов вернулся домой зтемно. Бриллинт уже ждл его, привычно рсположившись з столом. - Приветствую вс, - скзл Абрикосов устло. - Взимно, - кивнул Бриллинт и стл зкуривть. - Вы, я гляжу, совсем освоились. Вс что, уже не смущет общение с тким явлением, кк я? Абрикосов вяло улыбнулся: - Вообще-то смущет. Только не в том смысле, что... - он пытлся отыскть нужное слово, но не ншел и только мхнул рукой. - А просто, если бы мне кто другой рсскзл - ни з что бы не поверил... - А может, и в смом деле меня нет? - допытывлся Бриллинт. Может быть, вы уже сумсшедший? Попробуйте-к объяснить вшим товрищм, для чего вы сидите ночью, не зжигя свет, курите и рзговривете с пустотой. Но Абрикосов не склонен был отвечть н дружеские провокции Бриллинт. - Никому я ничего объяснять не буду, - пробурчл он недовольно и лег н кровть, зкинув споги н железную спинку. Бриллинт встл из-з стол и прошелся из угл в угол. - У вс неприятности, - нконец произнес он. Абрикосов не регировл. - Виновт женщин, - уточнил Бриллинт. - Ну? - буркнул Абрикосов. - И что же? - А то, что вы нпрсно ндрывете себе душу. Абрикосов рывком сел н кровти. - Это вм хорошо говорить - в вшей идельной форме. А я живой человек. Мне-то что прикжете делть? Бриллинт покшлял: - Рсскжите, что произошло. Это помогет. - Тьфу, - скзл Абрикосов. - А вм-то зчем? Бриллинт рссмеялся: - Мне это, в смом деле, ни к чему. Но вм рзве не хочется выговориться? Я вс з мягкотелость корить не стну, говорите, кк есть. Сми во всем рзберетесь. - Д история-то, в сущности, дурцкя, - неуверенно нчл Абрикосов и поскреб зтылок. - С месяц нзд это было... Иду я пешком с рботы, под вечер уже, - и н площди Пушкин подходит ко мне одн, говорит: "Вм девочк не пондобится?" Ккя, спршивю, девочк - молодя или стря? "Д вот он, я..." говорит. Я глянул - девочк симптичня, лицо милое, - ничего понять не могу, кк он тут, см-то... Но, грешное дело, сми понимете. Лдно, говорю, пойдем со мной. Он мне объясняет: - Я, видите ли, студентк. Н кникулы уехть было некуд - жить трудненько, вот и хожу... Иногд. Привел я ее домой, сюд вот, - Абрикосов похлопл лдонью по кровти, - он мне студенческий билет покзывет: медичк. Спршивю: у вс что тм, все тк? Нет, - говорит, - не все. Но некоторые девушки иногд продются - из-з нужды отчсти, отчсти из-з желний... Неловко мне стло, хотел дть ей три рубля и домой отпрвить, потом решил: не я, тк кто-то другой вместо меня - и до утр проспл с ней. И что вы думете? Девочк чистя, зстенчивя в действительности-то... Удль, цинизм в ней - нпускное, н смом деле - стыдливя, нежня... Абрикосов сглотнул. А дльше проще простого: втюрился я, знчит, что делть - не зню. Когд с ней я - светло мне, вольно, весело. А кк вспомню, где ее встретил - тк прямо стрх меня душит ккой-то... Бриллинт прохживлся из угл в угол и курил. - Послушйте, Абрикосов. Любите ее, кк любите. Это хорошо. Женщин, которя вселяет в мужчину нежность, не может быть дурной. Вы же сми об этом рсскзывли, не тк ли? Абрикосов кивнул. Он был по-нстоящему тронут. Слов Бриллинт не уничтожли прошлого его возлюбленной, но столь возвышли другое, светлое чувство, что собственные стрхи покзлись ему вдруг мелочными, пошлыми, отвртительными. Впервые з много лет появилось у Абрикосов желние открыться другому, рсскзть о жизни своей, полной боли, смертей и ндежд несбывшихся, рспечтть зклятую молчнием тяжесть н душе, позорную рдость от смерти отц, когд ухнул тот во хмелю с лесов, рзбил голову о мостовую и нвеки успокоил стршные железные кулки; рсскзть, кк с гордостью провожл брт любимого, Андрея, в Крсную Армию - "бить белых" - и кк через полгод Андрей погиб в Кронштдте, окзвшись в числе бунтовщиков, когд пришел прикз рсстрелять пленных по мятежным фортм; кк мть умирл четыре дня и четыре ночи н рукх его, и все без сн, крич в голос... - Вы сильный, Абрикосов, - произнес Бриллинт, по-своему истолковв молчние собеседник. - У вс хвтит ткт не нпоминть ей обстоятельств вшего знкомств. Вы будете счстливы. Абрикосов почувствовл, что нплыв откровенности прошел. Он блгодрно улыбнулся: - Д, д. В этот момент Бриллинт нсторожился: - Послушйте, Абрикосов, - скзл он тихо. - Меня не покидет ощущение, что в доме кто-то есть. Вы ничего не слышите? Абрикосов прислушлся. Собственные мысли мешли ему сосредоточиться. - Ничего не слышу... - А мне кжется, стекло звякнуло, петли скрипели, по полу были шги. И вот теперь - еще стрнный звук... Абрикосов нстороженно пожл плечми. - Я привык вм доверять, но что это может знчить? - Ничего хорошего, - произнес Бриллинт мрчно. В этот момент явственно донесся приглушенный вскрик. Абрикосов вскочил. Все было тк неожиднно, что он не успел сообрзить дже, откуд кричт. - Спсите! - истошно звопил кто-то внизу. Ледяня, зхвтывющя дух волн октил Абрикосов, но ноги сми уже вынесли его в коридор, и, грохоч спогми, он бросился вниз по лестнице. В половине двендцтого дворник Николев обошел дом и, убедившись, что в окнх нет свет, вернулся к черному ходу. Алексндр Алексндрович ждл его тм, поеживясь от нервного озноб и потиря дрожщие руки. - Теперь уже, верно, не придет, - скзл Николев. - Вы уж, н всякий случй, у подъезд стновитесь, брин. Вдруг что... Я мигом. Собрвшись с духом, он ткнул коротким гнутым ломиком в форточку кухни. С нетерпимым звоном посыплось стекло. Брин, слюнтяй, присел от стрх. С громко бьющимся сердцем Николев вслушивлся в ночь, нполненную все тем же ровным шелестом тополей. Подождв, он просунул руку внутрь, нщупл шпинглет. Окно открылось: весной дворник см вствлял тут стекло, знл, что нижний шпинглет оторвн. Труднее всего было втщить в окно Алексндр Алексндрович. Вот ведь дрянь человек, - со злобой думл Николев, видя, кк тот, отяжелевший, бесформенный, пытется нщупть ногой опору, соскльзывя со стены и больно оттягивя руку дворник. - Вот ведь ккя дрянь: и выпил-то чуть, совсем рзвезло, тщи его... - Ты не дергйся, сукин сын, - не выдержл Николев, - слышь, кому говорю? Алябьев послушно обмяк. З волосы, з ворот дергя, втянул его Николев в окно, зткнул слюнявый рот, чтобы не ныл, брезгливо вытер лдонь о штны: - Цыц теперь! Цыц, брин. Притворил окно. - Куд дльше-то? Алябьев никуд не пошел, опустился н пол и - ползком по половицм... Неужели же здесь упрятл, хитря бестия? В кухне-то, в кухне не догдлся он тогд, все стены выстукивл... - Вот тут подковырни-к, Ивн, - попросил Алябьев. Вскрыли пол. Алексндр Алексндрович мокрым потным лицом склонился нд квдртным отверстием, зпустил руку в опилки: - Цело! И, вздохнув, дворник Николев удрил коротким ломиком по круглой лысеющей голове с крсновтыми ушми. Кк бумжное, отлетело живое ухо. Снов удрил - попл по руке. "Спсите." Увидел кошчьи, бешеные глз брские - и удрил по глзм. Еще удрил - и попл в мягкое. - "Спсите! Спсите!" Николев бил не глядя, только чтоб змолчл этот рот. И вдруг топот, грохот. Рвнулся к окну, но пьяня кроввя дрянь сзди вклешнилсь, не пускет, хрипит: - Быдло, быдло, быд-ло... И - свет. Три рз допршивл Абрикосов молоденький следовтель. Всегд одно и то же: в котором чсу вернулся? Когд услышл крик? Что увидел н кухне? И почему не зжигл свет в комнте? Абрикосов отвечл односложно. Н первом допросе у него чуть не вырвлось: "Рзговривл с Бриллинтом". Еще в себя не пришел от бег по ночным переулкм, стремительных зигзгов милицейской мшины, мсляного свертк и неожиднного: - Что здесь? И все стоял перед глзми кртин: Николев, стршный и дикий, и тот, с крсной рспухшей головой, рукми в фиолетовых рубцх и вытекшим глзом. Он дже не пытлся бежть, он был почти мертвый, рзбитые руки вцепились в штнину врг - еле рзжли, - и только зпекшиеся губы еще жили, шептли стрнное: - Прости меня, Ефремов... Прости, Ефремов... Н допросх дворник Николев кивл: - Понимю, что нельзя было... И обнжл темную рну н зпястье: - Это вот срзу, кк я влез - он бросился. Ну, я ломок-то этот вырвл у него, д что... Лют, кк зверь - прет и прет. Сгоряч и отходил его до смерти. Сгоряч... Боль глз зстил. По глупости, то бишь... Следовтель писл что-то, Николев добвлял: - А я ведь, когд узнл его, брин-то, грешным делом подумл: поделом ему отмеряно... От судьбы не уйдешь... Он когд сбежл в осемндцтом-то, жлел я: улепетнул птшк беля. Ан, см прилетел... Дело-то кк было? Выхожу я кк-то вечером покурить. Глядь: дом со всех сторон темный, он, знчит, в окно норовит. Ну, з ним я. При свете уж рзглядел - кто... Осенью следствие зкончилось. Николев полностью опрвдлся и дже получил в виде премии именной портсигр. А Абрикосов почему-то жлел убитого. Эт жлость, которую прятл он от товрищей, унижл его. Только Бриллинт мог бы помочь ему. Но Бриллинт больше не появлялся. В октябре Абрикосов женился, снял комнту возле Консервтории и нвсегд уехл из общежития. Через месяц, после ноябрьской демонстрции троцкистов, его исключили из пртии.