Ханна Хауэлл

«Если он опасен»

Глава 1

Англия, лето 1790 года

Среди роз стоял голый мужчина.

Лорелей Сандан крепко зажмурилась и снова открыла глаза. Голый мужчина не исчез, а оставался на месте и почему-то смотрел с изумлением. Но ведь это не она стояла в саду, прикрыв наготу одной-единственной пышной белой розой! Лорелей не сомневалась, что смотреть во все глаза следовало бы ей. Ну а если по-хорошему, то надо было со всех ног бежать к дому и громко звать на помощь. А вместо этого она застыла на месте, не в силах отвести глаз. Может быть, не надо было так долго сидеть на солнце и предаваться размышлениям о собственном одиночестве? Да к тому же без шляпы. Интересно, от перегрева может случиться воспаление мозга? Но даже воспаление мозга не оправдывает галлюцинаций в виде обнаженного мужчины, прикрывшего роскошным цветком ту часть тела, которая, собственно, и вызывала острый интерес. Лорелей не верила, что рисунки в той книге, которую ей удалось найти в огромной отцовской библиотеке на верхней полке самого дальнего шкафа, соответствуют действительности. Никогда в жизни ни одному мужчине не удалось бы спрятать в бриджах такой огромный предмет. Да и ходить было бы трудно. Более того, по ее мнению, лица женщин на этих рисунках выражали не столько экстаз, сколько мучительную боль.

И вот сейчас в розарии подобно античной статуе стоял очень красивый мужчина. Наверное, поэтому никак не удавалось заставить себя отвернуться, как сделала бы любая разумная девушка. Густые черные волосы спускались ниже плеч и блестели на солнце. Резкие черты лица можно было бы назвать хищными, но страха они не внушали; возможно, потому, что освещались легкой улыбкой и сиянием ровных белых зубов. Глаза казались темными — Лорелей едва не подошла ближе, чтобы рассмотреть; какого они цвета. Мужчина был высок и худ, однако под гладкой смуглой кожей проступали твердые, четко очерченные мускулы. Безупречную красоту несколько портили следы многочисленных ссадин и синяков. Чтобы подавить внезапное желание дотронуться до согретой солнцем кожи и хотя бы немного облегчить боль, пришлось крепко сжать руки на коленях. Странный человек перестал улыбаться и сомкнул соблазнительно полные губы. Помимо этих восхитительных губ да еще длинных черных ресниц мягких линий на лице не было.

— Кто вы? — произнес незнакомец глубоким голосом.

Повелительный тон незнакомца покоробил. Разве он имел право задавать вопросы?

— Леди Лорелей Сандан, седьмой ребенок лорда Рональда Сандана, герцога Санданмора, — ответила она. — А вы?

— Сэр Аргус Уэрлок. — Мужчина нахмурился. — Я вовсе не хотел здесь оказаться.

— Наверное, не слишком приятно стоять раздетым в саду герцога.

— Вы не должны были меня видеть.

— Почему же?

— В ваших венах не течет кровь Уэрлоков и Вонов. Я прав?

Предположение не несло в себе ответа на вопрос, однако Лорелей подавила раздражение и лишь пожала плечами:

— Ни одно из этих имен в нашей родословной не встречается.

Леди Сандан решила, что не может и далее держать человека обнаженным: собственное неумеренное любопытство лишало ее душевного равновесия. Она встала, подошла и, стараясь смотреть только на его лицо, протянула мужчине восхитительную шаль из тончайшего итальянского кружева. Глаза незнакомца удивленно распахнулись — они оказались темно-синими, цвета ночного неба. И только сейчас Лорелей поняла, как близко стоит к нему: достаточно протянуть руку, и можно было коснуться теплой кожи. Лорелей торопливо, почти испуганно отступила и отвернулась, ведь, чтобы соорудить из шали подобие килта, незваному гостю пришлось расстаться с розой. Впрочем, удалось заметить, что выражение крайнего изумления на его лице слегка поблекло.

— Чрезвычайно странно, — пробормотал сэр Уэрлок и нахмурился еще суровее. — Вы не должны меня видеть, а тем более вот так запросто протягивать свою шаль. А я не должен эту шаль принимать.

— А уж тем более не должны стоять в нашем розарии без намека на одежду, — добавила Лорелей. — И все же разговариваете со мной и даже не испытываете особого стеснения. Итак, где вы хотели оказаться?

— Я пытался найти кого-нибудь из членов нашей семьи. — Непрошеный гость недовольно покачал головой и едва слышно выругался. — А теперь меня уже влечет обратно.

— Что значит «влечет» и что значит «обратно»? — Лорелей не верила собственным глазам: очертания его фигуры медленно начали растворяться в воздухе. Сквозь прозрачное тело уже просвечивали кусты роз. — Вы исчезаете, сэр. Значит ли это, что вы призрак?

— Нет, я не призрак. Слушайте внимательно, времени остается совсем мало. Как можно быстрее найдите кого-нибудь из моих родственников — Уэрлоков или Вонов — и передайте, что срочно необходима помощь. Негодяй по имени Чарлз Корник похитил меня, а теперь держит в темном подвале и безжалостно пытает, чтобы выведать наши таланты.

— Ваши таланты?

Сэр Уэрлок стал совсем прозрачным — настолько, что почти не загораживал собой розарий. Лорелей захотелось крепко его схватить и удержать на месте.

— Да. Надеется их украсть и присвоить. Скажите моей семье, что нужна помощь. Немедленно. Срочно. Пусть все приедут.

— Но куда? Где держит вас этот человек?

— В деревне. Точнее сказать не могу. Там, где пахнет лавандой и душистым горошком.

В следующее мгновение незнакомец окончательно растворился в воздухе. Лорелей подошла к пышной розе, за которой он прятался, однако не обнаружила ни следа: на мягкой земле не осталось даже отпечатка ноги. Возможно, конечно, сэр Уэрлок стоял на одном из покрытых рунами камней — отец окружил их цветами, — но ведь к камню надо было как-то подойти…

Лорелей попыталась убедить себя, что встреча — не более чем плод разыгравшегося воображения, и по привычке потянулась к шали, чтобы прикрыть руки. Увы, шали на месте не оказалось. Вот в этот момент стало по-настоящему холодно, и вовсе не из-за гулявшего по саду свежего ветерка. Шаль так и осталась на поясе того, кто назвал себя сэром Уэрлоком, и исчезла вместе с ним. Странный факт означал, что произошло нечто необъяснимое и в то же время бесспорное.

— Ну что же? — растерянно пробормотала Лорелей и потерла виски. — Человек не может просто так появиться, а потом растаять в воздухе. А привидение не способно унести с собой шаль.

Значит, на самом деле ничего не произошло, а удивительная встреча — всего лишь сон или фантазия.

Лорелей медленно, неуверенно направилась к дому, но через несколько шагов остановилась и снова посмотрела на то место, где только что стоял обнаженный мужчина. Нет, это точно не сон. На всякий случай она ущипнула себя за ухо и поморщилась от боли. Сомнения в реальности происшествия рассеялись, и все же верилось с трудом. Куда проще было бы убедить себя, что шаль осталась в комнате, а странная встреча — не более чем плод воображения: должно быть, задремала на солнышке.

«Скажите моей семье, что нужна помощь. Немедленно. Срочно».

Лорелей поспешила к дому. Вопрос требовал внимательного и крайне осторожного рассмотрения. Если образ — не создание внезапно разыгравшейся от жары фантазии, то в каком-то неизвестном, но очень мрачном месте человек страдал и ждал избавления. Первым делом требовалось что-нибудь разузнать о той семье, которую поручено разыскать. Значит, начинать следовало с отца и его огромной библиотеки.

Рональд Сандан, восьмой герцог Санданмор, поднял взгляд от книги и вопросительно посмотрел на младшую из дочерей. Лорелей ворвалась в комнату, даже не потрудившись постучать.

— Дорогая, что-то случилось? Наверное, опять расшалились близнецы?

— Нет, папа. Аксель и Вольфганг занимаются с учителем, — ответила Лорелей дрожащим, срывающимся от волнения голосом.

Неблизкий путь от розария до библиотеки она пробежала, ни разу не остановившись, чтобы отдохнуть, и теперь едва дышала. Герцог — высокий худощавый (возможно, даже слишком худой) джентльмен — выглядел несколько ошеломленным, однако винить его было трудно. Столь стремительное появление кого-то из домашних могло означать лишь одно: произошло нечто исключительное, из ряда вон выходящее. Собственно, так оно и было, но раскрывать тайну в первую же минуту не хотелось.

— Папа, тебе что-нибудь известно о семействах Уэрлок или Вон?

— О да, дорогая. — Герцог закрыл книгу и встал из-за стола. — Уже много лет изучаю историю этого старинного клана. Но почему же ты спрашиваешь?

— Да так. Случайно услышала кое-какие сплетни. Говорят, за ними водятся разные… странности.

— Странности? Ничего подобного! Одаренные люди. Исключительно талантливые. Потрясающие. Необыкновенные.

Лорелей наблюдала, как отец подошел к высокому, до самого потолка, шкафу, где хранил книги и записи на дорогую сердцу тему. Описания и исследования призраков, привидений, магии, колдовства и всякого рода странных происшествий до отказа заполнили просторные полки. Интерес отца служил хорошим знаком. Немедленного ответа ждать, разумеется, не приходилось, но тот факт, что лорд Сандан направился прямиком к своему заветному шкафу, означал, что встреча в саду вполне могла оказаться самой что ни на есть настоящей.

Аргус болезненно поморщился. Всякий раз, заставляя дух покинуть тело, он испытывал мучительный приступ слабости, тошноты и головной боли. Страдания казались особенно несправедливыми, поскольку миссия себя не оправдала. Пытаясь унять болезненные симптомы, он провел рукой по животу и замер: пальцы наткнулись на тонкое мягкое кружево. Открыл глаза и с удивлением посмотрел на обвязанную вокруг пояса дорогую шаль:

— Черт возьми, неужели она настоящая?

В сердце затеплилась надежда, и дурнота отступила.

Юная леди сказала, что ее зовут Лорелей, и представилась седьмым ребенком лорда Сандана. Аргус призвал на помощь обширные познания в области английских аристократических фамилий и погрузился в размышления. Постепенно из глубины памяти начали появляться отрывочные сведения относительно герцога Санданмора, а вскоре из отдельных фрагментов сложилась интересная картина. Богат, влиятелен, эксцентричен. Трижды женат, у? Вдовец. Воспитывает целую армию детей. О каких-то конкретных связях между семейством Сандан и семейством Уэрлок Аргусу слышать не приходилось, но все же Лорелей его увидела и даже едва не дотронулась. А ведь не обладай она примерно таким же даром, как он сам и его родные, то не заподозрила бы ровным счетом ничего.

Оставался один важный вопрос: поверит ли мисс Сандан собственным глазам и ушам и воспримет ли всерьез просьбу о помощи? Он и сейчас ясно ее видел: большие зеленые глаза наполнены не страхом, а любопытством и живым интересом. Фигурка миниатюрная, но отнюдь не худая; все положенные выпуклости и изгибы присутствуют в полной мере. Пышные каштановые волосы с рыжеватым отливом свободно спадают на плечи. К сожалению, эффектная внешность не гарантировала одного: способности содействовать его освобождению.

На лестнице послышался стук сапог. Кажется, в подвал, служивший тюрьмой, кто-то спускался. Аргус торопливо развязал шаль и засунул под тонкий, набитый гнилой соломой матрас, на котором лежал. Убедился, что улика надежно спрятана, сложил руки на груди и принялся ждать. Внешнее спокойствие давалось ему с огромным трудом, однако он твердо решил, что ни за что не обрадует врагов унынием и страхом. Что и говорить, после двух недель голода, пыток и беспомощного лежания на каменном полу без одежды, но с цепью на ноге сохранять невозмутимость становилось все сложнее.

Железная дверь открылась, и в подвал вошел Чарлз Корник в сопровождении двух дюжих помощников. Все трое заранее прикрыли глаза темными очками, а в руках держали фонари, которые ту же повесили на крючки в стене. Аргус с трудом скрыл острую ненависть, пронзившую его при одном лишь взгляде на мучителя. Высокомерная невозмутимость пленника неизменно раздражала Чарлза, и Аргус не мог отказать себе в удовольствии в очередной раз продемонстрировать несгибаемую силу духа. И все же порожденный беспомощностью гнев с каждым днем становился все яростнее и уже с трудом поддавался контролю.

— Выглядишь на удивление здоровым, — заговорил Чарлз, усаживаясь на стул подальше от пленника. — Уж не слишком ли мягко мы с тобой обращаемся?

Аргус пожалел, что не обладает способностью двигать предметы силой мысли: очень хотелось запустить во врага чем-нибудь тяжелым. Впрочем, пару раз стукнуть его головой о каменную стену тоже не помешало бы.

— Гостеприимство — весьма похвальное качество. Трудно было ожидать от тебя чего-то иного. — При этих словах и без того маленькие карие глазки тюремщика превратились в узкие щелки, но Аргус не испугался и продолжил дразнить: — Впрочем, не уверен, что раздеть гостя догола и приковать цепью — лучший способ выражения симпатии. Не хотелось бы, чтобы он вошел в моду.

— Ошибаешься. На многих подобный прием наверняка оказал бы благотворное действие. — Чарлз криво улыбнулся. — Во всяком случае, никто не упрямился бы так, как ты.

Еще один выпад в адрес близких, подумал Аргус. Нескончаемые жестокие намеки лишали его остатков терпения; больше всего на свете ему хотелось придушить врага на месте. Чарлз не скупился на угрозы семейству Уэрлок, и в том, что это далеко не пустые слова, сомнений уже не оставалось. Алчный противник отказывался понимать, что редкостные знания и умения, которыми обладали члены древнего рода, не могли перейти к чужому человеку: редкие, почти сверхъестественные способности невозможно ни украсть, ни отнять силой.

— Что это за царапины на животе? — Чарлз внимательно посмотрел на пленника. — Где ты умудрился получить такие раны?

Аргус едва не произнес опасного слова «розы», однако, к счастью, вовремя спохватился. Чарлз искренне верил в потусторонние силы. Он не знал и не понимал, откуда берутся удивительные таланты, однако преклонялся перед их неограниченной мощью, уважал их власть и жаждал обладать хотя бы некоторыми из дарований. В отличие от большинства непосвященных он не терялся и не пасовал перед невероятными проявлениями непознанного. Напротив, необычные, а порою и шокирующие слова, поразительные действия вызывали неуемное любопытство, и тюремщик начинал задавать вопросы, требовать объяснений и даже пытать — тем более жестоко, чем дольше не получал ответа.

— Раны пустяковые. Немного поцарапался, пока пытался избавиться от цепи, — ровным голосом ответил Аргус.

— Напрасно трудился. Избавляться от цепи бесполезно. Все равно отсюда не выберешься. Твой дар не позволяет ни отпирать железные двери, ни рушить каменные стены. Впрочем, насколько мне известно, один из младших членов вашего огромного клана способен и на такие подвиги.

Враг знал слишком много. Это обстоятельство и заставило Аргуса пренебречь слабостью и болью от постоянных побоев, собрать остатки сил и отправить собственный дух к людям в надежде на помощь. Родные должны знать, что Корник выведал важные секреты и, скорее всего, действует не в одиночку.

— Слишком доверяешь слухам, — заметил Аргус.

Да, он снова попытался воспользоваться даром, однако ни один из тюремщиков не поддался чарам. Темные очки оберегали от воздействия магического взгляда. Вата в ушах ослабляла гипнотическую мощь голоса. Едва увидев средства защиты, Аргус понял, что Чарлз Корник не только подозревал о даре своего пленника, но и верил в силу древних знаний. И все же он не оставлял попыток вырваться на свободу и всякий раз, как только тюремщик появлялся в подвале, пытался атаковать.

— Должно быть, игра чересчур утомительна, — скептически ухмыльнулся Корник. — Как видишь, мы неуязвимы. — Он закинул ногу на ногу и лениво стер с сапога засохшую землю. — Но только прошу: не начинай снова доказывать, что никакого особого таланта нет. За две недели уже порядком надоело выслушивать твои выдумки. Неужели тебе самому еще не наскучило?

— Это вовсе не игра. Даже если бы я и обладал тем даром, о котором ты постоянно твердишь, все равно не смог бы передать его тебе.

— Возможно. Но вполне мог бы им поделиться.

— Как делятся познаниями в сочинении музыки или стихов? Неужели ты искренне считаешь, что подобное возможно?

— Почему бы и нет? Ты обладаешь неким мастерством, а мастерство способно переходить из рук в руки, от учителя к ученику, от мастера к подмастерью. Точно таким же полезным качеством является умение заставить людей говорить все, что им известно, вытягивать правду даже из тех, кто не желает ее сообщать. Мне известно немало действенных способов.

— Не могу передать тебе никакого мастерства.

— Фу, как скучно! Что за упрямство! Сам навлекаешь неприятности на свою голову.

— Неужели? А что случилось бы, если бы я действительно обладал неким тайным умением и передал его тебе? Ты бы меня сразу освободил?

Чарлз не произнес ни слова в ответ, лишь едва заметно улыбнулся и знаком приказал своим людям приступить к работе. Как всегда, Аргус стоически вынес зверские побои. Тяжелая железная цепь, две недели голодания и истязаний отняли силы и лишили возможности дать отпор врагам. Впрочем, те несколько славных следов, которые удалось оставить на ненавистных физиономиях в первые дни плена, радовали и по сей день. Конечно, даже сейчас можно было бы попробовать оказать сопротивление, однако неравная схватка доставила бы Корнику эстетическое наслаждение, а вот этого никак нельзя было допускать.

К тому моменту как избиение, наконец, закончилось, с действительностью Аргуса связывала лишь тонкая ниточка угасающего сознания. На теле не осталось ни единого целого места — сплошные синяки и кровавые ссадины. И все же стоило Чарлзу склониться над пленником, как тот попытался уничтожить тюремщика взглядом. Ничего не получилось: веки безнадежно распухли.

— Я же сказал, что все это скучно и утомительно. Очень скучно и крайне утомительно.

— Прошу прощения за доставленные хлопоты, — пробормотал Аргус.

Слова прозвучали невнятно — разбитые губы едва могли двигаться.

— Ничего, скоро томительная канитель закончится. Кажется, я нашел способ получить все, что хочу.

Тревога заставила Аргуса прийти в себя, ведь Корнику ничего не стоило взять в заложники кого-нибудь из родных и начать шантажировать.

— Я уже сказал: если бы дар и существовал, передать его тебе я все равно не смогу.

— С некоторых пор мы и сами так думаем, однако не исключено, что существует способ его украсть. — Чарлз выпрямился и суетливо поправил кружевные манжеты. — Лично мне предложение не очень нравится. Одно успокаивает: получив от ведьмы все, что надо, избавиться от нее не долго. — Он зловеще улыбнулся и направился к выходу. — Постарайтесь хорошо отдохнуть, сэр Уэрлок, и восстановить силы к нашему следующему визиту.

Дверь с шумом закрылась, а спустя мгновение в замке заскрежетал ключ. Аргус поморщился. Значит, ведьма? Несмотря на необычные способности многочисленных родственников, в существование ведьм и колдунов он верил слабо. Все дарования членов избранного природой семейства имели строгое логическое обоснование, в то время как магия, зелья и чары разумному объяснению, как правило, не поддавались. И все-таки трудно было утверждать наверняка, что подобных явлений на свете вообще не существует. Ну а если сверхъестественные силы присутствуют, то, значит, присутствует и возможность украсть дар. От одной мысли стало страшно: что, если негодяю действительно удастся присвоить умение властвовать над людьми, а потом придет в голову открыть охоту на всех, кто способен принести пользу?

«Мы». Враг сказал «мы». Аргус твердо знал, что оговорка не случайна. Позже, как только к нему вернется способность ясно мыслить, надо будет непременно подумать и решить, насколько важно короткое слово и какие опасности оно в себе таит. Если против семьи организован заговор, то угроза окажется нешуточной.

— Лорелей, седьмой ребенок герцога Санданмора, — невнятно прошептал Аргус, погружаясь во тьму. — Умоляю, помоги! Окажись сильнее, чем выглядишь. В твоих маленьких руках не только моя судьба.

Теряя сознание, узник сунул ладонь под тощий матрас и, словно спасительный талисман, сжал уголок кружевной шали.

Лорелей неподвижно сидела в огромном кожаном кресле и внимательно слушала долгие рассуждения отца об Уэрлоках и Вонах. Однако стоило герцогу на миг замолчать, как дочь тут же встрепенулась:

— Значит, все они маги?

— Нет, дитя мое. — Лорд Сандан улыбнулся той очаровательной улыбкой, против которой в свое время не смогли устоять три красивые женщины. — Эти люди обладают способностями, посланными Богом. Полагаю, в каждом из нас теплится Божья искра, но некоторым досталась порция более щедрая, а вдобавок и умение распорядиться посланным свыше благословением. Разве не слышим мы порою неясного предупреждения о грозящей опасности? Разве не чувствуем смутной тревоги, туманного предостережения? Те же, кто наделен истинным даром, ясно видят приближение опасности во сне или в минуты особого, близкого к трансу, состояния.

Герцог перевел дух и собрался продолжить лекцию.

— А человек может отделить собственный дух от тела и отослать прочь? — поспешила уточнить Лорелей.

— Ты слышала и о таких примерах?

— Среди прочего, — пробормотала мисс Сандан, стараясь выглядеть как можно наивнее.

— Мне доводилось читать о подобных опытах. Некоторым исключительно одаренным людям действительно удается преодолеть единство духа и плоти и отправить собственную душу в скитания по миру. Правда, свидетельств об этом значительно меньше, чем об иных умениях — в частности, о способности видеть призраки или слышать некие таинственные звуки.

— Понятно. Значит, ты считаешь, что это невозможно?

— Ну почему же невозможно? Просто достаточно трудно. В конце концов, все мы верим, что обладаем душой, которая после смерти покинет бренное тело. Так почему бы не попробовать отправить ее в небольшое путешествие еще при жизни?

Лорд Сандан увлеченно продолжал витиеватый монолог. Лорелей еще немного послушала, а потом попросила разрешения уйти, чтобы переодеться к обеду. По дороге в свою комнату она сосредоточенно обдумывала услышанное. Судя по всему; слухи ползли вовсе не случайно: Уэрлоки и Воны действительно обладали некими необычными способностями. Во всяком случае, отец считал именно так, а во всей Англии трудно было найти человека умнее герцога Санданмора. К тому же в потрясающие свойства разума и воли верил не только он: того же мнения придерживались и другие солидные ученые, иначе в заветном шкафу не стояло бы такое количество толстых мудреных книг.

Вывод: сэр Аргус Уэрлок действительно обладал возможностью отправить свой дух на волю. И ему действительно могла угрожать серьезная опасность. Сердце забилось тяжело и неровно — должно быть, от возбуждения, а вовсе не от страха за человека с темно-синими глазами и смуглой теплой кожей. Отныне вопрос заключался в следующем: следует ли срочно написать Уэрлокам письмо, честно рассказать о невероятной встрече и рискнуть прослыть ненормальной? Или проще отнестись к событию как к игре внезапно воспалившегося ума, забыть о просьбе и рискнуть оставить человека в плену?

Решение пришло само собой. Едва войдя в комнату, Лорелей безотлагательно направилась к письменному столу. Легче пережить перешептывания за спиной и кривые улыбки, чем бросить человека в беде, когда ничто не мешает помочь. Она быстро написала три письма. Макс, опытный дворецкий, наверняка сумеет разыскать адреса тех членов семейства Уэрлок, чьи имена удалось уловить и запомнить во время длинной и сумбурной лекции отца.

К сожалению, чтобы письма дошли по назначению, потребуется несколько дней. А если адресата не окажется дома, то на пересылку уйдет еще немало времени. Когда же родственники узнают о страшной беде, в которой оказался сэр Аргус? Не прошло и нескольких минут, как стало ясно: нельзя сидеть сложа руки и ждать, пока другие отправятся на помощь, тем более что пока неизвестно, поспешит ли кто-нибудь вообще и сможет ли неведомый спаситель что-то сделать. А раз так, поиски следует начинать немедленно.

Лорелей отложила письма в сторону, чтобы отдать дворецкому, и занялась подготовкой к обеду. Требовалось немедленно составить конкретный план действий, однако прежде следовало хорошенько подумать, где искать неведомый подвал. В столовую мисс Сандан спустилась легкой и стремительной походкой. Мечта о подвигах окрыляла.

Глава 2

— Понятия не имею, с какой стати мы тащимся за тобой по этим жутким зарослям!

На жалобы и нытье кузена Сайруса Лорелей не обращала ни малейшего внимания. Она внимательно рассматривала дом. Три дня назад мисс Сандан приехала в поместье близких родственников — Данн-Мэнор — и с тех пор старательно изучала окрестности. И вот сейчас, лежа в высокой траве и почесывая руку в том месте, где уже успел укусить муравей, поняла, что наконец-то нашла то, что так упорно искала. Большой старинный дом, хотя и оставался в приличном состоянии, выглядел необитаемым. Расположился он в неглубокой долине, со всех сторон окруженной холмами и высокими раскидистыми деревьями. Признаков жизни не наблюдалось ни в самом особняке, ни рядом. Зато повсюду в изобилии цвели лаванда и душистый горошек; судя по всему, рука садовника давно не касалась этих зарослей. К тому же в нижней части стены отчетливо виднелись маленькие зарешеченные окна — те самые, которые ей удалось мельком разглядеть сквозь стремительно растворившуюся в воздухе плоть сэра Аргуса. Сомнений не оставалось: он там, за толстыми стенами.

— Тащитесь за мной, потому что знаете: если я что-то ищу, то непременно найду, — уверенно ответила Лорелей.

— Этого у тебя не отнимешь, — согласился Сайрус, а затем осторожно приподнялся на локтях и осмотрелся, желая убедиться, что вокруг никого нет. — И все же я готов верить только при одном условии: если ты не перегрелась на солнце, а действительно встретила в саду незнакомца, который попросил помощи.

— Но если сомневаетесь, то зачем же согласились участвовать в экспедиции?

Устав лежать на земле, кузены сели. Ничего страшного не произошло, и Лорелей осмелилась последовать их примеру.

— Некуда было деваться. К тому же не исключено, что ты права, а я мечтаю о подвигах. Честное слово: сплю и вижу себя героем. — Питер лукаво улыбнулся, и широкое простоватое лицо сразу похорошело. — Дом выглядит пустым. Может быть, пойдем прямо сейчас и освободим узника?

— Почему бы и нет?

— Но ты выглядишь разочарованной.

— Всего лишь потому, что представляла, как мы крадемся во тьме безлунной ночи, одетые в черное, а возможно, даже в масках. — Кузены рассмеялись, а Лорелей с улыбкой поднялась. — Как бы то ни было, а наблюдаем мы уже целый час, и за это время не заметили ни единой живой души. Пожалуй, можно начинать операцию.

Она расправила юбку и пошла вниз по склону.

— А как же Вейл?

Лорелей остановилась и посмотрела туда, где в траве крепко спала горничная.

— Почему бы не оставить ее здесь? Лучшего места для отдыха и не придумаешь.

Питер энергично покачал головой, и светлые кудри взметнулись, словно от порыва ветра.

— Если она проснется и увидит, что нас нет, то очень расстроится.

Слово «расстроится» плохо подходило к той бурной сцене, которую устроила бы Вейл, обнаружив, что госпожа исчезла. Служанка питала склонность к бурному, почти театральному проявлению чувств. Лорелей решила не рисковать; подошла к мирно посапывающей горничной и осторожно разбудила.

Вейл с готовностью встала и отряхнула платье.

— Возвращаемся домой, миледи?

Однако ответить мисс Сандан так и не успела. Питер и Сайрус дернули обеих за руки и заставили упасть в траву. Прежде чем Лорелей успела возмутиться, Питер молча показал на трех приближающихся всадников. Она благодарно похлопала сообразительного кузена по руке и внимательно посмотрела на чужаков: те только что спешились возле дома.

Один из них выглядел джентльменом, зато двое других напоминали отъявленных бандитов. Приезжих никто не встретил. Никто не вышел, чтобы принять лошадей, и даже дверь они открыли сами. Значит, дом действительно пустовал. Разумеется, если не считать пленника, сэра Аргуса Уэрлока. Сомнений не осталось: странный посетитель розария, скорее всего, действительно томился в подвале, за маленькими зарешеченными окнами, а трое всадников, должно быть, приехали, чтобы продолжить истязания. Больше всего на свете Лорелей сейчас хотелось вскочить, подбежать к дому и каким-то неведомым способом задержать злодеев, не позволить им войти внутрь. Но пришлось обуздать порыв и остаться на месте, под прикрытием высокой травы. Люди были хорошо вооружены: одним метким выстрелом убрали бы помеху и продолжили свое дело.

— Но зачем же эти трое приехали в пустой дом? — недоуменно прошептал Питер. — Никто их не сопровождает и не встречает, не принимает лошадей и не открывает дверь. Смотри, каждый вооружен. Зачем оружие там, где не с кем сражаться? А двое и вообще выглядят как разбойники.

— Самые настоящие палачи, — согласилась Лорелей. Сердце подсказывало, что сэру Аргусу угрожает смертельная опасность. Неужели они пришли слишком поздно? Неужели не удастся помочь? — Я думаю о том же.

— Скорее всего, дом ты определила правильно, но вот попасть туда сейчас вряд ли удастся.

— А мы и не пойдем. Просто посмотрим, что происходит, а ночью попытаемся незаметно проникнуть в подвал.

— А ты уверена, что это не опасно? — уточнил осторожный Сайрус.

— Ровно настолько, насколько вообще можно быть в чем-то уверенной, — пожала плечами Лорелей. — Вряд ли эти люди здесь живут. Питер прав: слуг не видно, трубы не дымят, и даже лошади остались оседланными.

Сайрус понимающе кивнул:

— Значит, вернувшись ночью, мы сразу узнаем, здесь ли они: если уедут, то и лошадей не будет. А сейчас чего ждем? Пытаемся понять, что будет дальше?

Лорелей неопределенно покачала головой. Она с ужасом смотрела на дом. Трое преступников приехали лишь для того, чтобы пытать сэра Аргуса, а она лежала в траве и праздно наблюдала за происходящим. Оставалось одно: терпеливо ждать, пока мучители сделают свое черное дело и уедут.

Время ползло непростительно медленно. Но вот бандиты, наконец, вновь показались, причем оба дюжих слуги с подозрительным упорством потирали правую руку. Молча, не перекинувшись ни словом, все трое сели на лошадей и уехали, а Лорелей едва сдержалась, чтобы не броситься на штурм немедленно.

— Там явно происходит что-то нехорошее, — пробормотал Сайрус и сел. — Очень уж подозрительно они выглядят. Один одевается как джентльмен, но водит чертовски дурную компанию.

— Да, — согласилась Лорелей и тоже села, ни на миг не отводя глаз от зловещего дома. — Что-то не похоже, чтобы эти двое были его слугами. А тот, кто приходил в наш сад, был с головы до ног покрыт синяками.

— По-твоему, кому-то показалось мало?

— Не сомневаюсь.

Стремление пробраться в дом, отыскать сэра Аргуса, залечить его старые и новые раны стало почти непреодолимым.

— Они верят, что узник обладает неким таинственным даром, которым способен поделиться, и визиты призваны убедить его это сделать. — Лорелей взглянула на кузенов: оба смотрели хмуро, даже не пытаясь скрыть недоверие. — Знаю, что понять трудно, но папа очень серьезно относится к подобным способностям. К тому же на эту тему написано немало книг и статей.

Кузены слушали молча, и Лорелей продолжила:

— Наше с вами мнение не имеет ни малейшего значения. Джентльмен, который только что уехал, до такой степени уверен в таланте сэра Аргуса Уэрлока, что пытается любым путем его заполучить. Я действительно видела в саду человека. Исчезновение моей шали — надежное доказательство. Понимаю, что поверить почти невозможно, да я и сама порою начинаю сомневаться, но все же что было, то было: шаль испарилась вместе с незнакомцем. Точно так же очевидно, что это тот самый дом, где пытают сэра Аргуса Уэрлока, а эти всадники явно приезжали не чай пить.

— Это уж точно, — согласился Питер, вставая. — Как бы я ни относился к твоей истории о неведомом садовом госте, в одном сомневаться не приходится: в этом доме действительно происходит что-то неладное. Так почему бы не отправиться туда немедленно?

— Потому, что мы не знаем, окончательно ли уехали всадники или намерены продолжить пытки, Если они действительно сделали свое черное дело, то нам придется помогать измученному, обессиленному человеку с тяжелыми ранениями, а мы ничего с собой не взяли. Лучше вернуться затемно, удостовериться, что путь свободен, и как следует подготовиться к освобождению узника, который вряд ли сможет самостоятельно передвигаться.

— Согласен. Значит, дождемся ночи и тогда уже точно выясним, что происходит в этом таинственном доме. Кажется, твоей мечте одеться в черное и подкрасться незаметно все-таки суждено исполниться. Вот только на безлунную ночь надеяться не приходится, да и маску нацеплять я не собираюсь.

Сайрус подал кузине руку и помог встать.

— О, миледи! — запротестовала Вейл, и бросилась отряхивать юбку госпожи. — Лучше бы вы отказались от опасной затеи. Как бы не вышло худого! Не нравятся мне эти люди, честное слово! Даже джентльмен не внушает доверия. Вы же написали родственникам сэра Аргуса, так почему бы не подождать, пока они не приедут и не помогут?

— Вейл, — Лорелей отстранилась от назойливого внимания, — сэр Аргус в плену. Его жестоко истязают. Скорее всего, сейчас именно это и произошло… в очередной раз. Сомневаюсь, что кому-то из мучителей пришло в голову перевязать раны. Неужели можно спокойно сидеть и ждать, зная, что насилие творится изо дня в день?

Кузены закивали, однако горничная не унималась и всю дорогу до Данн-Мэнора убеждала одуматься и не лезть на рожон. Дома Лорелей отправила Вейл отдыхать, а сама поднялась в спальню, которую неизменно занимала, приезжая в гости. Ночная экспедиция требовала тщательного планирования, но разве можно думать в присутствии бесконечно квохчущей наседки? К тому же требовалось подготовить костюм. Увидев, в чем госпожа собирается спасать незнакомца, Вейл скорее всего упадет в обморок.

— Ты украла мою одежду! — возмутился Питер.

Не обращая внимания на испуганные возгласы горничной, Лорелей улыбнулась:

— Неужели ты думал, что в спасательную экспедицию можно отправиться в платье? Чтобы всю дорогу путаться в длинной юбке? Нет уж, спасибо, увольте! — Она провела ладонями по удобным черным бриджам. — Двигаться придется быстро и ловко. В платье это невозможно.

— Но Вейл до сих пор в платье.

— Вейл останется дома.

— Миледи, я… — попыталась возразить горничная.

— Тебе придется тщательно скрыть наше отсутствие и приготовить ту комнату, которую я выбрала для сэра Аргуса.

Госпожа поцеловала возмущенную служанку в щеку и подвела к двери.

— Но…

Вейл все еще что-то возбужденно доказывала, однако уже в следующую секунду незаметно для себя оказалась в коридоре.

— Нам ведь нужен верный помощник в доме, правда? — Лорелей осторожно, однако настойчиво закрыла дверь, дождалась, пока стихнут восклицания и шаги, и повернулась к кузенам: — Надеюсь, преимущества мужской одежды вы и сами отлично понимаете. В таком виде мне будет проще держаться в седле и не отставать. — Она предпочла не замечать, как Сайрус и Питер закатили глаза, словно призывая на помощь небеса. — Ну что, пора?

Лорелей первой шагнула навстречу приключениям, а братья поспешили следом.

— Ты, конечно, понимаешь, что, если кто-нибудь увидит тебя в таком виде, сплетням и осуждению не будет конца, — предупредил Сайрус.

— Если учесть, что предстоит избавить человека от издевательств похитителей, то сплетни и осуждение кажутся мне сущей ерундой.

— Отлично сказано, кузина!

— Благодарю, я старалась.

Лорелей пошла еще быстрее, уж очень хотелось поскорее добраться до конюшни и сесть в седло. Главное — не дать кузенам времени на раздумье, иначе они сообразят, какую глупость она только что произнесла. Даже вопрос жизни и смерти не мог оправдать появления молодой леди в мужском костюме. Наверное, кто-то нашел бы силы понять, простить и смолчать, но ей всегда не везло, а потому если бы в дороге встретился случайный свидетель, то непременно разнес бы по городам и весям новость о скандальном поведении дочки герцога Санданмора.

Как раз в тот момент, когда путники поднялись на холм, из-за облаков выплыла полная луна. Лорелей хмуро посмотрела на сияющий серебром круг: в призрачной голубоватой дымке спрятаться нелегко, надежнее пробираться в тени деревьев. Увы, тени оказалось совсем мало; луна стояла высоко и заливала долину безжалостным светом. Оставалось одно: молиться, чтобы возле дома никто не появился или, по крайней мере, небо снова затянули спасительные облака.

— Питер останется с лошадьми, — оповестил Сайрус, спешившись и помогая спуститься кузине. — А заодно и нас постережет.

— Уже успели бросить жребий? — Сайрус хитро улыбнулся, а Лорелей покачала головой и посмотрела на Питера. — Следи, не подадим ли мы сигнал. Если узник окажется не в состоянии идти, понадобится твоя помощь.

Кузен кивнул, и Лорелей решительно направилась вниз по склону.

Наконец добрались до дома. Сайрус занял наблюдательную позицию, а Лорелей попыталась открыть замок. Наконец после многочисленных неудач железная дверь дрогнула и поддалась. Первая победа! Несколько лет назад брат Тюдор показал хитрый, но верный способ борьбы с самыми замысловатыми конструкциями, однако процесс серьезно осложнялся отсутствием практики. Дверь угрожающе скрипнула, однако других опасных звуков не последовало. Сайрус зажег заранее приготовленный фонарь, и сразу стало заметно, что в доме действительно никто не живет; вокруг царило унылое запустение. Толстый слой пыли и паутина давно завоевали пространство, но тем яснее выделялась протоптанная бандитами тропинка.

— Как любезно с их стороны указать путь, — усмехнулся Сайрус. — Вот только куда?

— Туда, где томится сэр Аргус Уэрлок.

Лорелей уверенно направилась по следу.

— Или туда, где хранится контрабандный товар. А может быть, к убежищу воров или даже к мертвому телу.

— Сэр Аргус нужен похитителям живым. После смерти он уже ничего не сможет им передать. Уверена, он здесь.

— А вот я совсем не уверен, что обрадуюсь встрече, но говоря, жутковато думать о человеке, способном отправить собственную душу в небольшое путешествие, а потом вернуть на место.

— Не вижу ничего пугающего. Он же ни за кем не шпионил. К тому же разгуливать обнаженным — занятие не из приятных.

— Согласен. Но мне почему-то кажется, что ты не должна была его видеть.

— Скорее всего. Во всяком случае, сэр Уэрлок очень удивился. Можно понять, почему враги стремятся переснять редкостное умение, но вряд ли кому-то захочется часто его использовать.

— Почему же? Представь, например, сколько чужих секретов можно выведать таким способом!

— Секреты секретами, однако, пока дух где-то витает, тело, скорее всего, оказывается абсолютно беззащитным. А что будет с духом, если тело погибнет?

— Ой, даже подумать страшно!

Тропинка привела к порогу. Следы в пыли показывали, что дверь открывается наружу. Лорелей остановилась в нерешительности, но вовсе не потому, что боялась ошибиться. Больно было бы обнаружить, что помощь опоздала. Сайрус некстати вспомнил о мертвом теле.

— Лолли! — окликнул кузен. Детское прозвище прозвучало ободряюще: рядом свои. — Хочешь, пойду первым?

Лорелей быстро выпрямилась, покачала головой и решительно потянулась к засову. За дверью оказалась кромешная тьма. Сайрус поднял фонарь и осветил теряющиеся в черном подземелье узкие ступени. Одно из двух: или внизу еще одна дверь, или бандиты держат пленника без луча света.

Бесстрашные спасатели начали медленно спускаться. К счастью, путь оказался не слишком долгим: лестница действительно привела к узкой железной двери. Но вот как ее отпереть?

Аргус услышал тихий скрежет и с трудом открыл распухшие глаза. Били его часто, но в этот раз Корник вернулся неожиданно быстро, особенно если учесть, что мертвый пленник — бесполезный пленник. Еще одного истязания он точно не выдержит.

Смерть подкралась совсем близко. Аргус попытался пошевелиться и едва не закричал от боли. На теле не осталось ни единого живого места. Голод и жажда тоже не прошли даром: силы истощались с каждым днем и даже с каждым часом. Холод и промозглая сырость грозили инфекцией. Сколько еще удастся выдержать? Неделю, две?

Не успел Аргус подумать, что тюремщик подозрительно долго возится с замком, как дверь послушно щелкнула, и послышался тихий победный возглас. Узник нахмурился. Странно: голос явно женский. Неужели мучитель действительно привел ведьму? Хотелось бы верить, что настоящую. Если какая-нибудь глупая женщина попробует обмануть Корника, то неизбежно поплатится жизнью.

Тусклый свет фонаря позволил различить две фигуры: одну высокую, вторую миниатюрную. Нет, это не люди Чарлза. Незваные гости приблизились и остановились возле соломенной подстилки. Сквозь заплывшие щелочки глаз Аргус различал лишь смутные очертания.

— Черт возьми, Лолли! Он же голый!

В ответ послышался раздраженный вздох. Так вздыхать способны только женщины. Голос не оставил сомнений.

— По-моему, я предупреждала, Сайрус. Потому и позаботилась об одежде. Сэр, вы не спите?

На плечо Аргуса легла маленькая мягкая ладонь, и внезапно захотелось продлить ощущение, однако сласть не позволила даже приподнять руку.

— Кажется, нет.

— Помните встречу в саду, среди роз?

Дивное видение склонилось, овеяв ароматным облаком.

— Леди Лорелей Сандан. А где мои родные?

— Они еще не ответили на письма. Ну а я решила не дожидаться помощи, а действовать самостоятельно. — Даже в слабом неровном свете было видно, как жестоко избит пленник. — Сможете пошевелиться? Мы принесли одежду, а неподалеку ждут лошади.

— Ради этого смогу. Во всяком случае, постараюсь. — Аргус попробовал сесть, однако ничего не получилось: боль, голод и усталость не прошли даром. — Вот только помощь не помешала бы.

— Конечно.

Молодой человек (наверное, это и был Сайрус) тут же поставил на пол фонарь и подошел.

Сильные руки поддержали Аргуса, а в следующую секунду из сумки появилась свежая белая рубашка из тонкого полотна. Леди Лорелей времени тоже не теряла: опустилась на колени и принялась возиться с цепью на ноге. Несмотря на боль, Аргус с любопытством отметил, что красавица пытается взломать замок. Должно быть, в подвал она проникла таким же способом. Несколько секунд сосредоточенной работы — и послышался еще один тихий удовлетворенный возглас, а цепь со звоном упала на каменный пол.

Первый шаг к свободе, подумал Аргус и неожиданно ощутил мощный прилив сил и решимости.

— Отвернись, Лолли, — сказал Сайрус. — Дальше тебе смотреть нельзя.

Лорелей послушалась, хотя и не без сожаления: уж очень хотелось хотя бы одним глазком взглянуть, что сэр Аргус прятал под грязным потрепанным одеялом. Нет, сейчас не до любопытства! Главное — найти самый быстрый и верный путь к спасению. Узник был так слаб, что не смог бы выбраться из подземелья без поддержки. Чтобы вывести его наружу и добраться до лошадей, придется приложить немало усилий.

— Готово, — доложил Сайрус.

Лорелей обернулась и увидела, что кузен стоит, крепко обняв сэра Аргуса за пояс, а тот, в свою очередь, доверчиво опирается на его плечо. Сельская жизнь всегда проходит в движении и трудах, а потому Сайрус вырос сильным и ловким молодым человеком. И все же удастся ли ему в одиночку довести — нет, дотащить — узника до того места, где Питер держит наготове лошадей? Часть пути придется подниматься по заросшему высокой травой склону холма. Однако сомнения лучше держать при себе, решила Лорелей, кузен крайне самолюбив и обидчив. Она молча подняла с пола фонарь и собралась освещать путь.

— Ваша шаль под матрасом, — хрипло, едва внятно произнес сэр Аргус.

Лорелей подошла к убогой постели. Назвать тощую соломенную подстилку матрасом можно было, лишь крепко зажмурившись. Она засунула руку под холодную влажную солому, достала шаль, накинула на плечи и завязала надежным узлом. Подняла фонарь перед собой и начала осторожно подниматься по ступенькам, думая не столько о собственном удобстве, сколько о том, чтобы не споткнулись те, кто шел следом. Сзади то и дело слышались невнятное бормотание и тихие проклятия.

Дорога далась с огромным трудом: у подножия холма Сайрус уже тяжело дышал, а сэр Аргус едва держался на ногах. Однако Лорелей так и не успела предложить помощь: к счастью, навстречу кубарем скатился Питер.

— Черт возьми! Оказывается, там и правда держали пленника! — удивленно воскликнул он, подставляя крепкое плечо.

— Если ни один из вас не верил моим словам, то зачем же вы оба отправились на поиски?

Лорелей подняла фонарь как можно выше, чтобы осветить тропинку. Братья медленно, но упорно и надежно тащили спасенного на вершину холма.

— От скуки. Правда, можно было бы найти кого-нибудь пониже ростом и полегче.

— Да я и так, наверное, вешу на целый стоун меньше, чем две недели назад, — не выдержал сэр Уэрлок.

Дрожь в голосе подсказывала, что, несмотря на героическую попытку пошутить, он мог с минуты на минуту лишиться сознания. Очень некстати: Лорелей внезапно ощутила несомненное предчувствие беды. Подобные откровения изредка с ней случались: без видимых причин она начинала чувствовать приближение опасности.

— Быстрее! — приказала она. — Здесь что-то не так!

— Проклятие! — пробормотал Питер. — Неужели негодяи возвращаются? Ты же говорила, что пленник нужен им живым. Новых побоев он бы точно не выдержал.

На вершине холма стук копыт приближающихся лошадей раздавался глухо, но отчетливо. Сэр Аргус тоже услышал опасный звук и, собрав последние силы, зашагал быстрее и увереннее: Еще пара мгновений, и он уже полулежал в седле.

И все-таки всадники показались раньше, чем Лорелей успела задуть фонарь. Но даже после этого скрыться в спасительной тьме им бы не удалось: луна светила предательски ярко. Оставалось одно: спрятаться в тени дерева. С испуганно бьющимся сердцем Лорелей бросилась в сторону, однако в тот же момент первый из всадников повернулся и взглянул в ее сторону. Вряд ли он успел что-то ясно рассмотреть, и все же теперь погоня казалась неизбежной. Быстрее! Умчаться как можно дальше от зловещего места — вот единственный путь к спасению! Лорелей взлетела в седло, удостоверилась, что Сайрус крепко держит сэра Аргуса, и, отчаянно пришпорив коня, v помчалась в сторону Данн-Мэнора.

— Ничего не заметили?

Чарлз поднял голову и прищурился, пытаясь понять, что за тень мелькнула на открытом пространстве, в голубоватом свете луны.

— Нет.

Такер лениво почесал широкую грудь.

— Кажется, там кто-то есть.

Такер тоже прищурился и посмотрел вверх.

— Ничего не видно. Может быть, олень проскочил?

— Мне показалось, что я увидел женщину в мужском костюме.

— Если в мужском костюме, то с чего ты решил, что это женщина?

— В лунном свете блестели длинные волосы, да и зад слишком круглый и аппетитный. А еще светлая шаль на плечах. Разве мужчины носят шали?

— Может, нам с Джонсом пойти проверить?

Корник покачал головой:

— Скорее всего, какая-нибудь глупая девчонка возвращается со свидания. Некогда тратить время на ерунду. Есть дела поважнее.

Всадники подъехали к дому. Чарлз спешился первым и громко приказал:

— Такер, Джонс, тащите этого упрямца наверх, в гостиную. Колдунье нужен свет. Да и места в подвале мало.

Подручные бросились выполнять поручение, а Корник повернулся, чтобы помочь пожилой женщине. Поспешно, с очевидной брезгливостью снял ее с седла и поставил на землю. Неизвестно, была ли старуха на самом деле ведьмой, как утверждала, но вот то, что в целой Англии вряд ли удалось бы отыскать существо грязнее и отвратительнее, — это точно. Сам Чарлз почти не сомневался, что мнимая ворожея — всего лишь самозванка и мошенница, а колдовство ее ограничивается знанием трав и снадобий. Но ведь его соображения никого не интересовали! Он первым вошел в дом и, стараясь держаться как можно дальше от спутницы, направился в гостиную.

Корник уже достал из кармана трут и кресало и собрался зажечь лампу, как в комнату ввалились Такер и Джонс — вдвоем, без пленника.

— Где Уэрлок?

— Исчез, — растерянно пробормотал Такер.

— Значит, я действительно кого-то видел. — Чарлз с трудом сдерживал ярость. — Дверь закрыта?

— Нет. Все двери открыты настежь, а замок на цепи взломан.

— Даже если ваш подопечный сбежал, все равно платите, — подала голос старуха и сердито сверкнула маленькими хитрыми глазками. — Договор есть договор.

— Получишь все, что причитается.

Недолго думая, Чарлз выхватил из кармана пистолет и выстрелил ведьме в лоб.

— Час от часу не легче! — Такер с досадой посмотрел на труп. — Теперь еще и этот хлам куда-то девать!

— Оставь, пусть лежит. — Чарлз решительно направился к двери. — Быстрее. Нельзя терять ни минуты.

— Куда ты? Уэрлок сбежал. Вряд ли удастся снова его схватить.

— Ошибаешься. Главное — выяснить, кто его освободил.

— Дело за малым! И как же, позволь спросить, ты собираешься это сделать? Мы понятия не имеем, кого и где искать.

— И опять ошибаешься. Искать надо женщину с соблазнительной задницей и длинными рыжими волосами. А где? Скорее всего, где-то неподалеку. Там же наверняка окажется и Уэрлок.

Глава 3

Аргус проснулся от боли, попытался повернуться и тихо застонал. Руки и ноги исправно двигались, так что переломов, скорее всего, не было, но в то же время все тело пылало от ссадин, царапин и синяков. Грудь сдавливала тугая повязка: какая-то добрая душа позаботилась о ребрах; трещин, должно быть, избежать не удалось. На глазах лежало что-то прохладное и влажное, но как только Аргус пошевелился, ощущение тут же исчезло. Он осторожно, с опаской приподнял распухшие веки и уткнулся взглядом в огромные, широко раскрытые зеленые глаза. Прекрасные глаза под изящно изогнутыми темными бровями, обрамленные длинными, с медным отливом ресницами, смотрели с участливым вниманием.

— Леди Лорелей, — произнес Аргус и поморщился: болело даже горло.

— Да. — Мисс Сандан скользнула ладонью по подушке и бережно приподняла его голову — ровно настолько, чтобы Аргус смог сделать несколько глотков крепкого бульона. — Сон пошел на пользу: лицо уже не выглядит таким распухшим.

— Сколько я спал?

— Всю ночь и почти весь день.

— А где я?

— В Данн-Мэноре, в доме моих кузенов. О вашем присутствии известно только Сайрусу, Питеру и моей горничной. Кузены обработали раны и перевязали ребра, так как опасаются переломов. Двигайтесь осторожно. Мы положили вас в самую дальнюю комнату гостевого крыла. Убирают здесь раз в неделю, так что появления слуг можно не опасаться. Как только немного окрепнете, сразу перевезем вас в Санданмор. Там сможете спокойно жить в садовом доме до полного выздоровления, вас никто не побеспокоит. Дом тоже используют в качестве гостевого, убирают и проветривают всего два раза в год и перед приездом гостей. Сейчас мы никого не ждем, так что место абсолютно надежное.

Лорелей говорила тихо, спокойно и в то же время осторожно, ложку за ложкой, подносила к губам бульон. Аргус с удовольствием глотал ароматный отвар и чувствовал, как пробуждается аппетит. Травы, должно быть, добавлены не только для вкуса, но и для восстановления сил. Пожалуй, скоро потребуется еда более существенная. Но все же спокойно лежать в постели, принимать внимание и заботу очаровательной молодой леди было опасно. Корник ни за что не смирится с исчезновением пленника, а это означает, что и гостеприимному дому, и прекрасной сиделке угрожает опасность.

— Как моя семья? — коротко осведомился он между глотками.

— Пока ответа нет. Те из родственников, кому я написала, могли уехать в деревню: в это время года многие так поступают. Для того чтобы почта доставила письма, потребуется дополнительное время. Может, вы знаете точные адреса? Я попробую написать еще раз.

Лорелей поднесла очередную ложку, но Аргус предостерегающе поднял дрожащую руку: он так давно голодал, что возвращаться к нормальному питанию следовало постепенно и крайне осмотрительно. Жест получился слабым, едва заметным, однако Лорелей тут же отставила чашку в сторону. О, скорее бы восстановились силы!

— Я долго путешествовал по Европе. Вернулся в Англию и сразу попал в плен, так что не знаю, где и как родственники планируют провести лето. Думаю, лучше всего просто подождать еще немного. — Глаза предательски закрывались. — Куда спешить? Сил бороться с врагами все равно пока нет. А_: вы уверены, что опасаться нечего?

— Вполне уверена.

В голосе прозвучало едва заметное сомнение, однако сон неумолимо затягивал Аргуса в темную глубину, и расспросы пришлось отложить до лучших времен.

Лорелей внимательно посмотрела на больного. Синяки и ссадины безжалостно покрывали лицо, однако отек уже заметно спал. Сомнений не оставалось: отдых, уход и хорошее питание быстро восстановят здоровье. А это означает, что скоро можно будет уехать в Санданмор, подальше от врагов. Данн-Мэнор располагался в опасной близости к недавней тюрьме.

Задумчивый взгляд скользнул ниже. Одеяло доходило лишь до пояса, и белоснежные бинты, туго сжимавшие грудь, резко контрастировали с бронзовой кожей. Но вот досада! Никак не удавалось хотя бы мельком увидеть самое интересное! Любопытство подталкивало к действию, и пальцы сами собой приподняли краешек одеяла — ровно настолько, чтобы воровато заглянуть на запретную территорию. И снова неудача! Скрип двери заставил вздрогнуть и отдернуть руку.

— Как он? — спросил Сайрус и, осторожно ступая, подошел к постели.

— Пока очень слаб, но мне удалось влить в него почти целую чашку крепкого мясного бульона.

— В таком случае сейчас лучше подежурить мне. Скоро потребуется мужская помощь.

— Да, пожалуй.

Лорелей неохотно встала и уступила место.

— Пришли сюда Питера с ночной рубашкой. Да, а еще пусть принесет все необходимое для перевязки.

— Вы справитесь без меня?

Сайрус страдальчески закатил глаза, однако Лорелей предпочла сделать вид, что не заметила реакции.

— Откуда, скажи на милость, нам известно, как обращаться с подобными ранами? Кто, по-твоему, ухаживал за отцом, когда его сбросил необъезженный жеребец?

— Всегда считала, что этим занималась ваша мама, а камердинер ей помогал.

— Ошибаешься. От них как раз толку было очень мало. Мама не выносит крови и страданий, и Дидз только и делал, что во весь голос сокрушался. По его мнению, отцу предстояло провести остаток своих дней в постели. Конечно, кое в чем он помогал, но мы старались не оставлять его наедине с больным до тех пор, пока не стало ясно, что предсказание ошибочно.

— Вашему отцу повезло с сыновьями.

Сайрус улыбнулся и уселся в кресло возле кровати.

— Именно это мы ему постоянно твердим. Иди. Не забудь хорошенько поесть и отдохнуть.

Лорелей послушалась. Странно, почему же так не хотелось выходить из этой комнаты? Сэр Аргус Уэрлок, конечно, красив и даже сейчас, в самом плачевном состоянии, чертовски привлекателен. К тому же обладает некими удивительными способностями. Но ведь она его почти не знает. Откуда же это притяжение, желание оставаться рядом, прикасаться, ухаживать? Ей уже доводилось встречаться и даже флиртовать с элегантными джентльменами, но ни один из них не привлекал так, как этот изможденный, больной человек. Наверное, все дело в том, что он оказался в смертельной опасности, а ей удалось ему помочь, она спасла его и вернула к жизни. К тому же ночная вылазка представлялась романтическим приключением, развеявшим однообразие повседневности. Правда, в глубине сознания внезапно проснулся вредный, насмешливо-ехидный голосок, но Лорелей постаралась не обращать на него внимания, в чем почти преуспела.

Лунный свет коснулся лица, и Лорелей открыла глаза. Как же долго она спала! И все это время рядом с больным сидели Сайрус и Питер. Одного взгляда в окно оказалось достаточно, чтобы понять, что значительная часть ночи успела ускользнуть. Мисс Сандан торопливо умылась, оделась и по длинным коридорам отправилась в гостевое крыло, в самую дальнюю комнату — туда, где лежал сэр Аргус. Из-за двери доносился мощный трехголосый храп. Лорелей вошла и едва не рассмеялась. Сайрус развалился в кресле, откинув голову на спинку и широко открыв рот. Питер растянулся на кровати, в ногах у больного. Казалось, он заснул сидя и просто упал. Сэр Аргус тоже крепко спал, но храпел значительно тише кузенов. Оставалось лишь гадать, как ему удавалось не обращать внимания на храп братьев. Лорелей решительно, хотя и без лишнего шума, растолкала заботливых сиделок и отправила восвояси.

Сама же удобно устроилась в кресле и открыла книгу, которую предусмотрительно принесла с собой. Попробовала читать, однако взгляд впустую скользил по строчкам, то и дело обращаясь к постели; вернее, к ее обитателю. Кузены одели больного в одну из отцовских ночных рубашек, и безупречная белизна накрахмаленного полотна подчеркивала золотисто-бронзовый цвет кожи еще выразительнее, чем бинты. Было ясно, что это не загар, а природная смуглость, и оставалось лишь честно признаться самой себе, что редкий в Англии оттенок куда красивее, чем обычная бледность или — о, ужас! — нежно-розовый румянец. Не исключено, что именно непохожесть, необычность гипнотизировала, привлекала, вызывала острое желание прикоснуться. Но что, если вызов скромности бросало не только любопытство?

Лорелей заставила себя сосредоточиться на книге и даже прочитала несколько страниц, прежде чем позволила взгляду вновь остановиться на более интересном объекте. Ровное сопение стихло. Лорелей быстро встала и испуганно склонилась над Аргусом: что, если он вообще перестал дышать? Внезапно он открыл глаза и посмотрел на нее в упор. О, их глубина затягивала, как затягивает беззвездное ночное небо! Постепенно туман сна развеялся, и напряженный, пристальный взгляд сэра Аргуса отозвался в душе тревожной неуверенностью. И все же отступить или хотя бы отвернуться не хватило сил.

Аргус смотрел на стоявшую возле постели красавицу. Чтобы вспомнить, кто она и как здесь оказалась, потребовалось несколько мгновений. Вслед за узнаванием пришло вожделение. Каштановые с рыжим отливом волосы закрывали плечи и волной спадали к тонкой талии. Одета она была очень скромно, однако поза позволила увидеть мягкие холмы груди. О, если бы можно было прижаться лицом к этой нежной коже_, дотронуться языком до соблазнительной развилки, вдохнуть мучительно-сладкий аромат! Аргус поднял руку, сжал прядь густых и шелковистых волос Лорелей и слегка потянул.

— Сэр?

Она нагнулась ниже и заметно напряглась.

— Прекрасная… — пробормотал он, не отводя глаз от ее полных алых губ.

— Большое спасибо за комплимент, но…

Договорить она не успела: слова утонули в поцелуе. От неожиданности Лорелей застыла на месте: мысли в голове стремительно заметались. Какие у него теплые мягкие губы. А еще умелые и опытные. За те двадцать три года, которые Лорелей прожила на белом свете, ее целовали нечасто, но все же вполне достаточно для того, чтобы она могла оценить тонкое мастерство сэра Аргуса. Он легко прикусил нижнюю губу, и рот сам собой раскрылся, чтобы впустить язык, — столь смелую ласку ей пришлось испытать лишь раз, да и то очень бегло и без тени острого, горячего наслаждения, которое внезапно нахлынуло сейчас. Пожар разгорелся, а, как известно, обуздать пламя — задача почти неразрешимая.

Лорелей уже готова была сдаться, упасть в объятия, но в этот момент Аргус замер, точно окаменел, а потом неловко отстранился. Она едва сдержала возглас горького разочарования и покраснела, с ужасом заметив, что судорожно сжимает его рубашку. Осторожно, незаметно убрала руку: а вдруг в забытьи причинила боль?

Усилием воли Аргус подавил страстное желание увлечь зеленоглазую нимфу в постель и сделать своей. И вовсе не потому, что больные ребра не допустили бы вольностей. Остановила простая, очевидная мысль: перед ним незамужняя дочь герцога — та, которая совершила невозможное и освободила его из жестокого плена. Нет, эта благородная молодая леди выше любых попыток соблазнения, как бы ни стремилось к близости измученное, истосковавшееся тело. Румянец желания на нежных щеках и влажные от поцелуя губы манили и призывали, и все же…

— Прошу извинить меня, леди Лорелей, — произнес сэр Уэрлок хриплым от желания голосом. — Мне не следовало злоупотреблять вашей добротой.

По ее милому разгоряченному лицу пробежала тень. Аргус понял, что совершил ошибку, но в какой момент? История его отношений с женщинами была долгой и достаточно неприглядной — во всяком случае, до недавнего времени. А общаться в подобном ключе с аристократками и вообще не доводилось. Как правило, круг знакомых ограничивался служанками из таверн, горничными и куртизанками. Изысканных великосветских дам Аргус старался избегать по двум понятным причинам: во-первых, опасные игры грозили серьезными неприятностями, а во-вторых, вольности неизбежно привели бы к алтарю, чего ему совсем не хотелось. Надо было немедленно воспользоваться даром внушения и доказать молодой особе, что поцелуя на самом деле не было, а потом сконцентрировать силу воли и противостоять искушению, каким бы мощным оно ни оказалось.

— Извинить? — удивленно переспросила Лорелей.

— Это неразумно с моей стороны, — произнес Аргус, глядя ей в глаза и напряжением воли придавая голосу мощь прямого воздействия. — Вы скоро забудете об этой легкой оплошности. Ведь мы всего лишь беседовали.

Лорелей нахмурилась. В глубоком бархатном голосе сэра Аргуса неожиданно зазвучали странные нотки. И без того его темные глаза внезапно почернели, а пронзительный взгляд отозвался нервной дрожью.

— Неправда! Мы не только беседовали, — горячо возразила она. — Считаете меня наивной дурочкой? Разве во время обычной беседы язык мужчины способен оказаться во рту женщины? И не надо так на меня смотреть! Ха! Может быть, я шокировала вас тем, что не подчинилась вашей воле?

— Можно сказать и так. Позвольте попробовать еще раз.

Он снова взглянул на нее, посылая мощный поток энергии, однако Лорелей рассердилась еще больше.

— Странно! Очень странно. Вам зачем-то понадобилось доказать, что мы только разговаривали, а больше ничего не произошло, хотя на самом деле все было иначе.

Аргус недоумевал. Он серьезно отнесся к задаче, сосредоточился, включил посланный свыше дар, однако, мисс Сандан оставалась вне зоны внушения.

— Вы хорошо видите?

— Что за вопрос?

— Может, подобно многим, нуждаетесь в очках, но стесняетесь их носить?

— Что за ерунда! У меня прекрасное зрение.

— И со слухом тоже все в порядке?

— Разумеется. Но почему вас интересуют такие подробности?

Лорелей начала понимать, что необычный человек не просто считает ее глупышкой, которую можно убедить в чем угодно.

Аргус задумчиво потер подбородок. Наверное, странное поведение следовало как-то объяснить. Пальцы неосторожно коснулись ссадины, и он поморщился от боли.

— Кажется, я уже говорил, что Чарлз Корник захватил меня, чтобы похитить редкий талант.

Лорелей выпрямилась в кресле, однако продолжала смотреть все также прямо и открыто.

— Да. Отец рассказал мне о необычайной одаренности Уэрлоков и Вонов. Если бы я не увидела, как вы отправили за помощью собственный дух, то ни за что на свете не поверила бы. Честно говоря, я думала, что необычные способности в этом и заключаются.

— О, что вы! Это всего лишь умение, которое еще предстоит отточить, довести до совершенства. Нет, настоящий… дар состоит в умении использовать голос и взгляд для того, чтобы заставлять людей говорить правду и даже в поступках следовать моей воле. А еще я умею внушать веру в собственные слова, даже если все вокруг свидетельствует об обмане.

— Но со мной ничего не получилось. — Лорелей догадывалась, что в иной обстановке дерзкая попытка подчинить ее разум и волю вызвала бы у нее обиду и гнев, однако в эту минуту она испытывала лишь восхищение и, пожалуй, легкое недоверие. — Именно этот дар и хотел получить от вас Чарлз Корник?

— Да. Он полагает, что силу воздействия можно передать как закрытый сундук и научить пользоваться содержимым.

— Должно быть, негодяй считает, что ничего полезнее и быть не может. Подумайте только, какие бескрайние возможности открываются перед обладателем сокровища!

— Уже думал и, честно говоря, ничего хорошего не придумал.

— Ничего хорошего и быть не может. Разве тот, кто вас истязал, создан для благих свершений? Страшно представить, сколько зла он способен принести.

— И он сам, и его пособники. Чарлз ни разу не сказал «я», все время — «мы». Вызывает беспокойство еще один вопрос: что именно он успел разведать о моих родственниках?

В голосе сэра Аргуса снова послышалась хрипотца. Лорелей тут же поднялась и взяла со стола кружку сидра, в который заранее добавила ложку меда для укрепления сил и легкий отвар успокаивающих трав.

— Мой отец тоже многое знает. Судя по всему, ваше семейство вызывает немалый интерес у всех, кто изучает подобные необычные явления.

— Новость нерадостная. История свидетельствует, что повышенное внимание неизменно заставляет людей сражаться за собственную жизнь. Многие мои предки погибли как раз от излишнего любопытства окружающих.

— К счастью, жестокое преследование давно ушло в прошлое, хотя страх перед необъяснимыми возможностями сохранился по сей день. И сейчас еще можно увидеть, как люди прогоняют дьявола, а за спиной некоторых женщин до сих пор шепчутся, называют их ведьмами и обходят стороной. Конечно, многие наши современники успели вкусить плоды просвещения и не обращают внимания на предрассудки.

Лорелей вернулась к постели с кружкой в руках.

— Сможете выпить сами или нужна помощь?

Аргус на миг задумался, а потом медленно, преодолевая сопротивление измученного тела, приподнялся на подушках.

— Вы что-то сюда добавили.

— Только то, что укрепит силы и подарит спокойный сон. — Лаконичным, но выразительным жестом Лорелей предупредила возможные возражения. — Отдых — лучшее лекарство. К сожалению, боль не позволяет крепко уснуть, поэтому необходимы особые травы.

Спорить с очевидной истиной не имело смысла. Аргус послушно принял кружку и, чтобы не расплескать содержимое, изо всех сил сжал обеими руками. Напиток оказался чуть горьковатым, но приятным.

— Больше ничего не подмешивайте, — предупредил он, выпив лекарство до последней капли.

— Нет, еще раз без трав никак не обойдется. Придется добавить перед поездкой в Санданмор, чтобы облегчить ваш путь.

Аргус знал, что отвар скоро подействует, и попытался лечь, однако не смог сдержать стон: движение вызвало острый приступ боли. Лорелей наклонилась, чтобы помочь. Маленькие руки оказались на редкость сильными и ловкими, а от копны пышных волос повеяло тонким ароматом роз.

Она заботливо, словно малого ребенка, укутала Аргуса одеялом, и он с трудом сдержал улыбку. В этот момент дверь внезапно открылась, мисс Сандан от неожиданности вздрогнула, потеряла равновесие и едва не упала. Чтобы ее удержать, пришлось обнять за талию. А еще очень хотелось накрыть ладонью руку, которую она положила на грудь, пытаясь устоять. Впрочем, не окажись он такой жалкой развалиной, с удовольствием принял бы соблазнительный груз.

— Миледи! — Горничная в белом переднике испуганно бросилась к кровати. — Что он с вами делает?

— Ничего страшного, Вейл.

Лорелей заставила себя выпрямиться. Как же не хотелось лишаться теплого живого прикосновения! А это опасный симптом: почти незнакомый человек внес смуту и в разум, и в чувства.

— Помогала больному лечь, потеряла равновесие и едва не упала, вот и все. Но что делаешь здесь ты?

— Вам нельзя оставаться в этой комнате наедине с посторонним мужчиной!

— Возможно, мужчина и вправду посторонний, но тяжело ранен и нуждается в постоянном присмотре и уходе. Ничего не поделаешь, придется провести у постели еще пару ночей. Не волнуйся, я вне опасности.

— Если кто-нибудь узнает, чем занимается дочка герцога Санданмора, ваша безупречная репутация серьезно пострадает. Надо срочно прислать сюда одну из горничных, а вам давно пора спать.

Лорелей вздохнула. Что за изнеженная, капризная особа эта безупречная репутация! Со всех сторон ей постоянно угрожают опасности.

— Дело в том, что присутствие в доме чужого человека необходимо сохранить в тайне, поэтому мы с кузенами все делаем сами. Стоит привлечь к делу служанку, как уже на следующий день вся округа узнает, что в Данн-Мэноре выхаживают раненого.

— Вейл, посмотри на меня.

В глубоком голосе Аргуса звучал приказ.

Неудивительно, что служанка немедленно повиновалась, но Лорелей с тревогой заметила, что и сама едва не последовала ее примеру. Горничная застыла, не в силах отвести взгляд от требовательного взгляда незнакомца. Стало ясно, что сэр Уэрлок пустил в ход свой таинственный дар, и тут же захотелось остановить насилие над волей. Разве кто-нибудь из смертных имеет право подчинять себе другого человека помимо его желания? Но с другой стороны, тайну надо было сохранить любым способом, а непомерная забота Вейл о репутации госпожи отнюдь не способствовала поддержанию атмосферы секретности.

— Тебе известно, что я не причиню твоей госпоже зла, — негромко произнес Аргус.

— Известно, — повторила Вейл вялым, безжизненным голосом.

— Ты больше не будешь переживать из-за ее присутствия в этой комнате. Ничего плохого не случится.

— Ничего плохого не случится.

— Совершенно верно. В том, что она обо мне заботится, нет ни капли опасности, и тебе незачем охранять ее доброе имя.

— Незачем.

— Очень хорошо. Теперь можешь идти.

Лорелей ошеломленно наблюдала, как горничная направилась к двери, бесшумно ее открыла и так же бесшумно закрыла за собой. Прошло несколько секунд, прежде чем мисс Сандан нашла силы повернуться. Аргус выглядел крайне утомленным, а взгляд у него был усталый и опустошенный. Стоило ли удивляться? Все, что произошло в комнате минуту назад, казалось невероятным и даже слегка пугающим.

— Ну, вот теперь вы меня боитесь.

Аргус давно привык к подобной реакции, однако настороженность леди Сандан его огорчила.

— Да, немного страшно, — честно призналась Лорелей. — Сила воздействия непреодолима. Вейл мгновенно подчинилась вашему взгляду и голосу, и даже я ощутила напряжение, хотя стояла в стороне.

— Судя по недавней реакции, на вас воздействие не распространяется.

— Значит, внушению подвержены не все? Вейл оказалась более впечатлительной?

— Как правило, слуги тотчас попадают под влияние — должно быть, оттого, что привыкли выполнять распоряжения.

— А вот я с детства была непослушной и своевольной, — пожала плечами Лорелей.

Аргус слегка улыбнулся:

— Заметно. Но дело не только и даже не столько в послушании. Вы определенно ощутили посыл, однако без труда освободились от зависимости. Честно говоря, вы первая, кому это удалось, — конечно, если не считать Уэрлоков и Вонов. Впрочем, некоторые люди пытаются сопротивляться. Понимают, что именно я делаю, особенно если не скрываю последовательности внушений. Выходят из-под контроля раньше, чем хотелось бы, — да, случается и такое. Но вот чтобы кто-то с легкостью стряхнул с себя транс и приказал остановиться — ничего подобного не случалось еще ни разу.

— Возможно, если бы у вас было больше времени…

— Нет, время серьезной роли не играет. Продолжительность контакта имела значение много лет назад, когда я только начинал осваивать азы мастерства.

— Неужели вы никогда не используете дар просто для того, чтобы получить желаемое? — спросила Лорелей и с удивлением заметила, как погрустнели глаза, как печально опустились уголки его губ.

— Мой дар проявился очень рано. Конечно, по юношеской наивности я нередко использовал его с корыстными намерениями и чрезвычайно гордился собственной силой. Однако продолжалось это недолго. Скоро возникло странное ощущение… — Аргус задумался, с трудом подбирая нужные слова: очевидно, травы уже начали оказывать свое усыпляющее действие. — …ощущение неудовлетворенности, разочарования, даже потери. С тех пор применяю данное Богом оружие лишь в случае необходимости.

— Например, для того, чтобы защититься от чересчур настойчивой горничной? Или чтобы убедить женщину, что ваш язык не побывал у нее во рту?

Ехидство достигло цели: Аргус заметно рассердился.

— Я ведь уже извинился и за попытку внушения, и за поцелуй, — раздраженно отозвался он, особенно подчеркнув последнее слово; его огорчило, что поцелуй не доставил радости юной леди.

— Могли бы и не извиняться. Некоторый опыт в подобных делах у меня уже имеется.

— Неужели? — возмущенно встрепенулся больной.

Ему почему-то захотелось выяснить имена всех негодяев, посмевших коснуться восхитительных розовых губ леди Лорелей, разыскать каждого и уничтожить. Должно быть, травы дурно воздействовали на разум.

— Что ж, рад узнать, что не шокировал ваших нежных чувств, — пробормотал Аргус и закрыл глаза: сон одержал победу.

Лорелей не обратила внимания на сарказм. Она уже понимала мужской характер и отлично видела, как расстроился самолюбивый герой: ему очень хотелось чувствовать себя особенным! Конечно, он и был особенным — разве кто-нибудь мог с ним сравниться? Но пусть это обстоятельство останется секретом, маленькой невинной тайной. Страсть мужчины пуста до того момента, пока не коснется его сердца. Леди Сандан еще не понимала, чем так неумолимо притягивал ее Аргус Уэрлок, однако не сомневалась, что если и уступит влечению, то одной лишь страстью не удовольствуется.

— Спокойного сна, сэр Уэрлок, — прошептала она и встала, чтобы поправить одеяло. — Лучшего лекарства от всех болезней человечество до сих пор не придумало.

Подчинившись внезапному импульсу, она наклонилась и поцеловала его в горячий лоб, а потом снова устроилась в кресле и открыла книгу.

От прикосновения нежных бархатных губ Аргус наверняка бы проснулся и открыл глаза — если бы мог, но ощущение тепла и заботы проникло даже сквозь толщу сна. Леди Лорелей Сандан загадочная, непредсказуемая, прекрасная…

Волнующий образ нарушил душевный покой, напомнил о нежности и желании — чувствах, давным-давно не испытываемых. Самый надежный способ сохранить независимость — как можно быстрее расстаться с искусительницей, решил сэр Уэрлок и погрузился в плотный вязкий туман.

Глава 4

Лорелей сочувственно наблюдала, как Сайрус и Питер помогали сэру Аргусу выйти из экипажа. Несмотря на все предосторожности и неусыпную заботу о больном, путешествие из Данн-Мэнора оказалось долгим и трудным: ехали целый день, причем не по самой гладкой из английских дорог. Сэр Аргус выглядел усталым и бледным, возле плотно сжатых губ залегла глубокая складка боли. Вечерний воздух дарил прохладу, однако темные волосы сэра Аргуса слиплись от пота, а на лбу блестели крупные капли. И все же он не пожалел ни времени, ни сил и ради безопасности убедил возницу, что в карете не было никого, кроме мисс Сандан и двух ее кузенов. Удивительно, но ни Сайруса, ни Питера нисколько не смутило то обстоятельство, что Джем равнодушно улыбнулся, подтвердил, что посторонних пассажиров не видел, и преспокойно уехал в конюшню.

Лорелей поспешила к садовому дому, чтобы открыть двери. Одного взгляда, одного глубокого дыхания оказалось достаточно, чтобы убедиться: Макс на совесть выполнил просьбу и подготовил комнаты к приезду гостя. Мисс Сандан заранее отправила Вейл с подробным письмом, а теперь горько сожалела о поспешном и, возможно, опрометчивом решении. Макс, конечно, захочет выяснить, почему молодая госпожа требовала полной и абсолютной секретности.

— Помогите сэру Уэрлоку лечь в постель, — распорядилась Лорелей, — а я пока проверю, оставил ли Макс на кухне все, что я просила.

Она ворвалась в кухню и остановилась так резко, что едва не упала; чтобы удержаться на ногах, пришлось схватиться за спинку стула. Макс собственной персоной стоял у плиты, неторопливо помешивал в маленькой кастрюльке ароматный бульон и смотрел тем грустным, слегка укоризненным взглядом, от которого всегда возникало чувство вины — даже при отсутствии серьезного повода. Леди Сандан выпрямилась, привычным жестом расправила юбку и предприняла отважную попытку держаться с уверенным достоинством взрослой дамы. В конце концов, она вовсе не ребенок, которого уличили в краже печенья.

Макс абсолютно не походил на прочих дворецких — должно быть, оттого, что управлял огромным поместьем и сложным хозяйством в значительно большей степени, чем герцог Санданмор. Господин и слуга вместе выросли и всю жизнь оставались рядом. Макс в полной мере обладал здравым смыслом, а вот Рональду порою очень недоставало практичной рассудительности. Верный, надежный друг, дворецкий стал свидетелем трех браков своего хозяина и разделил с ним горе трех тяжких утрат: все жены безвременно покинули этот мир. Он хоронил предыдущего наследника титула — несчастного дядю Сесила, — а потом и его супругу; искренне радовался появлению на свет всех семнадцати детей герцога, двух дочек дяди Сесила, а также множества кузенов и кузин. Лорелей знала, что отец искренне любит молодое поколение — от малышей до молодых леди и джентльменов, однако именно Макс служил строгим наставником и одновременно надежной опорой для всех, кто называл Санданмор родным домом. Дворецкий держался с неизменным достоинством и невозмутимым спокойствием, а если кто-то из домашних вдруг пытался изобразить аристократическое высокомерие, то проницательный слуга без лишних слов ставил на место: как правило, для этого было достаточно всего лишь насмешливо вскинуть темную бровь.

— Неужели вы действительно считаете, что мне не захочется узнать, кто наш таинственный гость? — поинтересовался Макс, не повышая голоса. — И что заставляет этого человека старательно прятаться?

— Честно говоря, очень на это надеялась, — неуверенно подтвердила Лорелей.

— Сожалею, но вынужден разочаровать. — Судя по всему, возражения не допускались. — Кто же он и почему вынужден скрываться? — Дворецкий поставил на стол чашку горячего шоколада и кивком пригласил принять угощение. — Полагаю, ни одна деталь не останется за рамками исчерпывающего повествования.

Лорелей с удовольствием пила густой, чуть терпкий напиток и лихорадочно обдумывала ответ. Наконец, в достаточной степени собравшись с мыслями и изобразив непогрешимую искренность в изложении хода событий, она поведала, каким образом в садовом доме появился совершенно чужой да к тому же тяжелораненый человек. Разумеется, упоминаний о наготе и поцелуях не последовало, но, когда рассказ подошел к концу, Макс посмотрел так, словно знал, что кое-какие подробности не прозвучали. Оставалось надеяться, что во взгляде отразился опыт многолетнего общения с огромным выводком Санданов, а вовсе не подозрение в сокрытии фактов.

Макс налил еще одну чашку шоколада и сел за стол напротив госпожи.

— Уэрлоки, Уэрлоки, — задумчиво пробормотал он, напряженно наморщив лоб. — Ах да, доводилось кое-что о них слышать. Глава семейства — молодой герцог. Затворник по имени Модред Вон, герцог Элдервуд. Не помню точно, какой он по счету, но титул очень древний.

— Модред? — переспросила Лорелей. — Странно, когда я рассылала письма с просьбой о помощи, такого имени не заметила. Должно быть, оно фигурировало в сокращенном виде, одной буквой «М», а дальше шли имена более традиционные. Бедняга! На его месте любой предпочел бы инициалы.

— Точно. Поговаривают, что время от времени семья оказывает услуги правительству. А еще ходят слухи, что мужчины в их роду — отчаянные ловеласы. В Лондоне якобы даже есть специальный дом, где они содержат своих внебрачных отпрысков.

— О Господи! Хорошо хоть, что признают и заботятся. Мало кто на это способен.

Макс медленно кивнул:

— Факт, несомненно, свидетельствует в их пользу. Что ж, пожалуй, пора нести гостю бульон.

Он встал.

— Но…

— Нет. Вы чрезвычайно умны, миледи, однако столь же доверчивы и склонны к сочувствию. Хочу составить об этом человеке собственное мнение и на основании наблюдений решить, имеет ли смысл держать историю в тайне. Подозреваю, что вы не намерены поручить уход за больным слугам.

— Чем меньше людей знают о присутствии в поместье постороннего, тем безопаснее, — пояснила Лорелей.

— Согласен. И все же считаю необходимым лично убедиться в обоснованности доводов.

Макс позволил молодой леди добавить в кружку сидра отвар успокоительных трав и, не допуская возражений, отправил в главный дом. Спорить не имело смысла. Скорее всего, многие сочли бы поведение слуги чересчур самоуверенным и дерзким, однако для Санданов Макс был не простым дворецким, а человеком, тесно связанным с судьбой каждого члена семьи. Никому и в голову бы не пришло осудить его настойчивость. Лорелей послушалась и медленно побрела к дому по тенистым аллеям, по пути моля Бога об одном: чтобы Макс не запретил помогать сэру Аргусу. Подчиниться несправедливому решению она все равно не сможет, а ссориться отчаянно не хотелось.

Аргус наблюдал, как высокий худой человек аккуратно устраивает поднос на прикроватном столике.

— Вы очередной кузен?

— Нет. — Стараясь не причинить страданий, Макс помог больному приподняться на подушках. — Я Макс, дворецкий его светлости герцога Санданмора.

— Макс? Ваша фамилия Макс?

Аргус понимал, что задавать подобные вопросы невежливо, но боль в ребрах не способствовала деликатности.

— Нет. Фамилию предпочитаю не использовать, поскольку ее неблагозвучие, как правило, вызывает фривольные шуточки. Дело в том, что моя фамилия — Коксбейн.

— А, понятно. Значит, Макс. А я сэр Аргус Уэрлок.

— Именно так мне и сообщили. — Макс присел на край кровати и принялся кормить больного горячим, крепким мясным бульоном. — Я отправил юную леди домой, поскольку счел необходимым взглянуть на ситуацию своими, а не ее глазами. Мисс Сандан слишком добра. Итак, вам действительно угрожает серьезная опасность?

— Не сам же я себя так отделал, — пробормотал Аргус между глотками.

Дворецкий слегка прищурился.

— Досталось вам несладко, но что, если виной всему — обманутый муж? В версию какого-то необычного, редкого дара, который хотел отнять у вас злодей, поверить достаточно трудно, не так ли?

— Позвольте показать, что именно стремился похитить враг, — предложил Аргус вместо ответа и, слегка сжав запястье, принялся внушать дотошному собеседнику, чтобы тот не вмешивался, куда не следует.

— Если мисс Сандан в опасности, я обязан вмешаться, — неожиданно произнес Макс.

Аргус настолько удивился его реакции, что невольно разжал пальцы и послушно проглотил очередную ложку бульона.

— Неужели ничего не ощутили?

— Ощутил некоторую склонность повиноваться вашему распоряжению, но тут же понял, что это совсем не то, что я намерен делать, и без труда освободился от давления.

— Черт возьми! Сначала леди Лорелей, а теперь еще и вы.

В темных глазах Макса мелькнуло подозрение, и сэр Уэрлок недовольно поморщился.

— Вы пытались испытать свой трюк на дочери герцога?

— Всего лишь намеревался обеспечить собственную безопасность, — (безопасность от обиды и гнева девственной аристократки, подумал Аргус, однако вслух уточнять не стал). — К тому же это вовсе не трюк. Действует практически на всех. Ничего не стоило убедить Вейл не сообщать другим слугам о моем присутствии в Данн-Мэноре. Как я уже сказал леди Лорелей, трудности возникают исключительно при общении с родственниками.

— А еще, наверное, с теми из посторонних, кто обладает сильной волей?

— Да, пожалуй. Время от времени.

— Дело в том, что я и сам довожусь Вонам дальним родственником. Очень дальним. Возможно, это обстоятельство в какой-то мере сказывается на результате. Уважаю ваш дар, поскольку в первый момент почувствовал стремление повиноваться. Приходится признать и то, что вам удалось каким-то образом появиться в саду герцога и обратиться за помощью к его дочери. Но неужели кому-то могло прийти в голову отнять у вас редкие способности?

— Самое настоящее безумие, иначе не скажешь. А возможно, чрезмерная жадность — настолько острая, что затмила способность рассуждать здраво. Корник и его пособники решили, что смогут заставить меня передать мастерство из рук в руки или на худой конец научить основным приемам. Чарлз даже собирался напустить на меня какую-то ведьму.

Макс хмыкнул настолько презрительно и насмешливо, что Аргус едва не улыбнулся. Однако сдержался и послушно доел бульон. Дворецкий протянул кружку с сидром. Аромат подсказывал, что напиток щедро приправлен крепким отваром трав. Сэр Уэрлок неохотно взял замаскированное лекарство и решил при первой же возможности напомнить Лорелей, что последняя доза снотворного уже была принята перед путешествием из Данн-Мэнора в Санданмор. Но с другой стороны, долгая дорога требовала полноценного отдыха, а одной боли в ребрах, не говоря о синяках и ссадинах, было достаточно, чтобы лишить его сна. В последний раз, твердо пообещал Аргус самому себе и начал медленно пить.

— Но как же вам удалось сообщить мисс Сандан о грозящей опасности?

— Ни за что не поверите.

Аргус убедился в способности Макса весьма выразительно объясняться одним лишь движением бровей и поведал о неудачной попытке связаться с собственной семьей, которая неожиданно закончилась появлением в розарии герцога Санданмора.

— До сих пор не понимаю, каким образом очутился в чужом саду, а не в доме сестры или кузена. Леди Лорелей предположила, что виноваты древние камни с руническими письменами. Честное слово, вовсе не планировал оказаться в Санданморе. Несколько раз проводил подобный эксперимент и всегда переносился туда, куда собирался попасть.

— Да, камни могли сыграть решающую роль. Они очень старые и стоят замкнутым кругом, а подобным местам неизменно приписывают огромную мощь. Или магию, если это слово вам больше нравится.

— Значит, вы мне верите?

Аргус не смог скрыть удивления.

— Ради осторожности скажу, что заинтригован. Необычные явления всегда увлекали его светлость. Магия, всяческие странные способности, необъяснимые события, духи, привидения и прочее. Немало вечеров провели мы с ним в рассуждениях на подобные темы. Теперь понятно, почему леди Лорелей написала письма трем людям, которых ни разу не видела, и при этом подчеркнула, как важно, чтобы почта отправилась из дома герцога: титул гарантирует немедленную доставку.

— А вы не помните, кого именно она известила о моих затруднениях?

— Герцога Элдервуда, барона Аппингтона и леди Олимпию Уэрлок, баронессу Страйкхолл. К сожалению, никто из них до сих пор не ответил.

— Ничего удивительного. В это время года трудно застать кого-нибудь дома. Пожалуй, за исключением Модреда; да и он в последнее время начал то и дело отлучаться из Элдервуда. К тому же не прошло еще и недели. — Аргус посмотрел с особым вниманием. — Так вы действительно склонны поверить моей невероятной истории?

— Готов поверить, однако не хочу, чтобы леди Лорелей принимала в ваших неприятностях хотя бы косвенное участие. Но ничего не поделаешь: если уж наша девочка услышала просьбу о помощи, то немедленно бросится в бой. Хорошо, что вы оказались здесь. В Санданморе безопаснее как для вас, так и для нее. Поместье надежно защищено. И все же полностью исключить угрозу невозможно, а потому надеюсь, что ваши родственники не заставят себя долго ждать.

— Примчатся, как только получат известие.

В этом Аргус не сомневался. Больше того, казалось странным, что до сих пор никто его не разыскивал; как правило, члены семьи быстро чувствовали, что кому-то из своих нужна помощь. Правда, хотелось бы заранее узнать, кто из близких приедет, и подготовить хозяев к возможным сюрпризам.

— Я благодарен леди Лорелей за то, что она сумела так быстро меня разыскать. И, честно признаюсь, не понимаю, как ей это удалось.

— Мисс Сандан с детства обладает редкой способностью находить вещи. Или людей.

— Полезный дар.

Аргус осторожно поставил пустую кружку на небольшой столик возле кровати. Травы уже начали действовать: веки отяжелели, руки не спешили повиноваться. Очевидно, долгий путь отнял у него все силы, накопленные в Данн-Мэноре, и организм с готовностью подчинился силе успокаивающего отвара. Эффект не очень радостный, но необходимый.

— Осмелюсь предположить, что ваш талант еще полезней, — пробормотал Макс, помогая больному лечь и поправляя под головой подушки.

— Возможно. Не забывайте, однако, что у всякой медали две стороны, и обратная сторона той, что досталась мне, таит страшную опасность: приходится постоянно бороться с искушением. — Аргус удивился неожиданной откровенности, с которой беседовал с незнакомым человеком. Должно быть, сказывались усталость и боль; заботиться об осторожности не хватало сил. — От этого искушения невозможно избавиться, остается лишь повсюду таскать его за собой.

— Очень похоже на вожделение.

Аргус взглянул неожиданно остро и слегка улыбнулся:

— Что ж, пожалуй.

— И все же мы учимся обуздывать бесов.

— Макс, если собираетесь разговаривать со мной тонкими намеками, то лучше сразу прекратите. Для затейливых игр я слишком туго соображаю.

— Леди Лорелей — весьма привлекательная молодая леди.

— Ах, вот, оказывается, к чему вы клоните! Я так и подумал: слегка завуалированное требование держаться подальше. Не беспокойтесь. Я обязан мисс Сандан жизнью, а к тому же отлично сознаю, что совсем не пара дочке герцога.

— Вы неправильно меня поняли, сэр. Семейство Уэрлоков отличается знатностью и благородством, а состояние ваше, без сомнения, удовлетворит претензии самого требовательного отца. Я вовсе не это имел в виду. Придется говорить прямо.

— Прошу вас.

— Не соблазняйте девочку. Она так доверчива, так добра, что, даже несмотря на острый ум, может стать легкой жертвой ловеласа. Прошу одного: не затевайте опасных интриг. Если между вами и моей госпожой что-нибудь произойдет, на ваши плечи ляжет тяжкая ответственность. Не позволю ее обидеть или опозорить.

— Согласен. И я тоже не позволю.

— В таком случае желаю приятного сна. Как известно, лучшего лекарства от ран подобно вашим, доктора пока не создали.

— Не проще ли надежно оградить мисс Сандан от нежелательного общения? — поинтересовался Аргус.

— Вы говорите о той самой молодой леди, которая ночью в мужском костюме пробралась в неведомый дом и вытащила из подвала едва живого узника?

— Понятно.

Макс коротко кивнул и неслышно вышел из комнаты, а Аргус перестал сопротивляться и позволил сну вступить в свои права.

Неужели сердце способно колотиться с такой безумной скоростью? Сейчас оно билось отчаянно громко; эхо, должно быть, разносилось по всему поместью. Лорелей тайком пробиралась по коридору. Макс занимался хозяйственными делами, а кузены отправились на рыбалку. Значит, Аргус лежал в садовом доме в полном одиночестве, ведь больше о его присутствии никто не подозревал. Юная леди предусмотрительно прихватила альбом для рисования — на тот случай, если придется объяснять, куда она направляется. Но лучше обойтись без оправданий: тонкое искусство лжи давалось ей с трудом.

Всю ночь она проспала мертвым сном, а теперь страдала от чувства вины. Лорелей понимала, что оснований для тревоги нет: раны сэра Уэрлока не угрожали жизни и не требовали постоянного присутствия сиделки. Отдых вернет растраченные в дороге силы, и при необходимости больной сможет ненадолго покинуть постель. К тому же Макс доложил, что оставил в комнате еду, питье и чистое белье. Разум подсказывал Лорелей, что объективных причин для переживаний не существует, и все-таки ей нестерпимо хотелось убедиться, что у больного все в порядке. Вдруг человеку плохо, грустно, одиноко?

Садовый дом встретил ее странной, непривычной, жутковатой тишиной. Лорелей еще не приходилось бывать в пустом жилище; обычно повсюду сновали слуги, создавая впечатление беспорядочного движения и суеты. Должно быть, воображение разыгралось не на шутку: отсюда и непомерное волнение, и необъяснимое ощущение тревоги. Она поставила на стол сумку с рисовальными принадлежностями, достала книгу и пошла вверх по лестнице. Пусть сэр Аргус решит, что она пришла составить компанию и немного почитать вслух. Вряд ли большой, сильный, умудренный жизненным опытом мужчина обрадуется, если узнает, что мисс Сандан беспокоится о его здоровье и безопасности. Ее часто называли хрупкой юной леди, да и жизнь она вела весьма уединенную. Скорее всего, излишняя забота его просто оскорбит.

Лорелей собралась открыть дверь, но замерла в нерешительности. Нет, входить без предупреждения нельзя. Она тихо постучала и прислушалась. Из комнаты донеслось невнятное «войдите», и, только получив разрешение, она взялась за ручку.

Переступив порог, Лорелей сразу остановилась. Сэр Аргус сидел на кровати в расстегнутой до пояса ночной рубашке. Нижняя половина тела и ноги скрывались под одеялом, так что обостренное внимание сосредоточилось на груди. Грудь оказалась необыкновенно красивой: широкой, с рельефным узором мускулатуры и легкой, отнюдь не чрезмерной темной растительностью. Одно плохо: повязка на ребрах безжалостно скрывала мужественную фигуру. Почему-то Лорелей непреодолимо захотелось броситься в его объятия и прижаться щекой к гладкой смуглой коже. Да, ощущение было бы несказанно приятным. Но только для нее: неуместные нежности вряд ли доставили бы удовольствие больному.

— А я решил, что пришел Макс. — Сэр Уэрлок торопливо запахнул рубашку. — Вам не положено здесь быть.

Сентенция прозвучала прямолинейно, если не грубо. Что ж, ничего не поделаешь, сама виновата. Лорелей подавила разочарованный вздох: сэр Уэрлок укрылся простыней.

— Я пришла немного вам почитать. Конечно, если захотите. Может, одиночество уже вас утомило и недолгое общение развлечет?

Аргус взглянул на обложку книги:

— «История битвы роялистов с пуританами». Право, странный выбор для юной леди.

— У меня есть братья, сэр. Они очень любят эту книгу, вот я и решила, что вам тоже понравится. — Лорелей нахмурилась: — Впрочем, раз вы так быстро ее узнали, то, должно быть, уже читали.

— Знаю, что книга интересная, но прочесть еще не успел.

— В таком случае, может быть, захотите послушать?

Аргус знал, что должен ответить отказом, но не отважился погасить свет надежды, вспыхнувший в прекрасных глазах. К тому же, хотя он ни за что не признался бы вслух, одиночество тяготило и угнетало его: от собственных мыслей не убежишь. Попытка прогуляться по комнате успехом не увенчалась, усталость и боль заставили вернуться в постель. Оставалось одно — смотреть в потолок. Эксперимент показал, что вставать и двигаться еще рано, однако выхода не было: враг не дремал, а потому вернуться к нормальной жизни следовало как можно скорее. Аргус пришел к выводу, что чтение — занятие вполне невинное, особенно если учесть, что один из участников процесса настолько слаб, что и мухи не обидит.

— С удовольствием послушаю интересную историю, — признался он. — Устал от тишины.

Ответом ему послужила ослепительная улыбка, способная раз и навсегда лишить мужчину и самообладания, и свободы. А как только Лорелей начала читать, оказалось, что ее мягкий, богатый красками голос не менее опасен. Странно, что столь привлекательная особа до сих пор одинока; как могло случиться, что мисс Сандан все еще не замужем и не обзавелась парой-тройкой детишек? Выглядела она достаточно взрослой и скорее всего уже дебютировала в свете. Даже здесь, в деревне, наверняка нашлось бы немало желающих взять в жены красивую дочку герцога.

Аргус не очень внимательно слушал неспешный, беспристрастный рассказ о борьбе роялистов против пуритан; мысли то и дело своевольно возвращались к главному на данный момент вопросу: почему леди Лорелей до сих пор остается «мисс». Отсутствие на нежных пальцах колец подсказывало, что зеленоглазая волшебница даже не обручена. Красивая, молодая, хотя уже переступившая порог детства, она определенно обладала солидным приданым, а по знатности рода уступала лишь особам королевской крови. Операция по его освобождению продемонстрировала редкую, граничащую с безрассудством отвагу, но разве это качество можно считать недостатком? Дворецкий считал госпожу доброй и чересчур доверчивой; большинство мужчин не преминули бы воспользоваться столь очаровательными чертами характера. Загадка не давала покоя, и потребовалось волевое усилие, чтобы сдержаться и не спросить прямо, в чем причина затянувшегося девичества.

Вскоре негромкая музыка мелодичного голоса сделала свое дело. Усталость тоже не прошла даром, так что бороться с сонливостью становилось все труднее. Очень не хотелось обижать добровольную сиделку, тем более что читала она по-детски старательно, однако глаза неумолимо закрывались. Аргус досадовал: когда же, наконец, пройдет эта постоянная, неутолимая тяга ко сну? Любое проявление слабости неприятно, а в присутствии мисс Сандан собственная немощь казалась особенно отвратительной. Факт сам по себе достаточно тревожный.

Лорелей, конечно, заметила, что больной закрыл глаза, однако продолжала читать. За то недолгое время, что она сидела возле кровати, исхудавшие щеки покрылись легким румянцем: бледность, очевидно, была вызвана чрезмерным напряжением. Впрочем, в желании скорее встать на ноги не было ничего странного и предосудительного. И не одна лишь мужская гордость заставляла сэра Уэрлока форсировать события; он не мог не понимать, что враги не простят поражения и бросятся на поиски.

Полагая, что раненый герой крепко спит, Лорелей встала и положила книгу на стол: если он захочет, то продолжит чтение. Поправив одеяло, она склонилась над сэром Аргусом и легко прикоснулась губами к его прохладному лбу. Это был невероятно дерзкий поступок, но сдержать порыв Лорелей не удалось. Внезапно сэр Аргус заключил ее в объятия и с неожиданной настойчивостью заставил упасть на кровать.

Не обращая внимания на боль, Аргус внимательно посмотрел в пылающее лицо Лорелей:

— Зачем вы это сделали?

— Что именно, сэр?

Он взглянул укоризненно. Ничего удивительного, притворяться она никогда не умела.

— Поцеловали меня в лоб.

— Невинный поцелуй, знак сочувствия и дружеской поддержки.

— И я должен поверить?

— Почему бы нет?

— Да всего лишь потому, что в ваших словах нет ни капли правды.

Лорелей хотела возмутиться, однако не успела: сэр Аргус накрыл ее губы жадным, требовательным поцелуем. В этот раз она мгновенно уступила. Губы сами собой раскрылись, чтобы впустить дерзкий, не ведающий преград язык. Лорелей с удивлением почувствовала, как оживает каждая клеточка, как обостряются чувства и возникает удивительное, еще ни разу не испытанное ощущение несравненной полноты бытия. Мужской дух, смешанный с легким ароматом мыла, кружил голову. Вкус поцелуя казался полнее, насыщеннее вкуса лучшего шоколада — забыть его вряд ли удастся. Язык неустанно играл во рту, лишал способности думать и будил страстные порывы, а ведь Лорелей давно решила, что не способна ответить на призыв мужчины. Жар большого горячего тела проникал сквозь одежду, сквозь кожу и наполнял кровь новой, живительной силой. Но вот поцелуй неожиданно прервался, и из груди Лорелей вырвался печальный, разочарованный вздох.

— Что же, черт возьми, я делаю? — ошеломленно пробормотал Аргус и запустил пальцы в свои густые темные волосы.

Жест выражал растерянность и крайнее смятение.

— Неужели снова меня целуете? — невинно предположила Лорелей, не обращая внимания на сердитый взгляд.

— Это не должно повториться. А вы, — он решительно поднял указующий перст, — вы не должны сюда приходить. Никогда.

— Боюсь, требование невыполнимо. Ваше присутствие держится в глубокой тайне, а потому если Макс будет занят чем-то важным, как это нередко случается, то никто, кроме меня, не принесет вам еду, питье и чистое белье. — Она пожала плечами: — К сожалению, пока вам не дано выбирать помощников, сэр.

— Что ж, отлично. В таком случае, когда вы здесь, старайтесь держаться на почтительном расстоянии.

— Как прикажете. Желаю спокойного сна, сэр Аргус.

Не дожидаясь ответа, Лорелей выпорхнула из комнаты и плотно закрыла дверь. Только глупец мог надеяться, что после такого поцелуя удастся сохранить хладнокровный нейтралитет. Сомнения таяли с каждой секундой. Кажется, она все-таки нашла того человека, о котором мечтала, и отныне намеревалась держаться как можно ближе к своему избраннику, пока тот не признает, что они составляют прекрасную пару, или, напротив, не отвернется решительно, с недвусмысленной резкостью.

Аргус долго смотрел на дверь. Нечего было и надеяться, что Лорелей выполнит поставленное условие. А в ее присутствии его самоконтроль странным образом улетучивался. Сэр Уэрлок закрыл глаза и поклялся всеми силами ускорить выздоровление, чтобы при первой возможности спастись бегством. Правда, какой-то противный ехидный голос тут же возразил, что бежать никто не запрещает — все пути открыты, — но скрыться от воспоминаний о волшебном поцелуе все равно не удастся.

Глава 5

— Его светлость желает с вами побеседовать, миледи.

От этой простой, обыденной фразы сердце Лорелей почему-то тревожно забилось, сразу возникло леденящее душу подозрение, что отец узнал о присутствии сэра Аргуса в их садовом доме. Уже неделю в нем теплилась жизнь, так что даже герцог, все время погруженный в отвлеченные размышления, мог заподозрить неладное.

Лорелей отложила рукоделие и встала, чтобы отправиться вслед за Максом. Неожиданно вспомнился поспешный отъезд Сайруса и Питера. Кузены покинули поместье так скоропалительно, что даже не нашли времени попрощаться, и если бы мисс Сандан случайно не спустилась в холл, то скорее всего молодые люди улизнули бы незамеченными. Причина внезапного отступления не вызывала сомнений: предатели что-то рассказали отцу. А может, выдали тайну целиком, без остатка.

— Он узнал о сэре Уэрлоке, — дрожащим голосом проговорила Лорелей и с надеждой взглянула на Макса: вдруг дворецкий опровергнет ужасное предположение?

— Да, — невозмутимо ответил тот, — однако не от меня. Я не сказал ни слова, хотя и не был настроен хранить секрет. Вам отлично известно, что бесполезно скрывать от хозяина даже мелочь.

— Так я и думала. Должно быть, кузены некстати разоткровенничались, а потом струсили и убежали от греха подальше. А вы, случайно, не знаете, что именно они разболтали?

— Понятия не имею. Но вам, миледи, не мешает вспомнить, что когда позволяет погода, герцог регулярно обходит поместье. Пешком. Каждый день, сразу после завтрака. Не исключено, что он сам заметил нечто подозрительное и призвал племянников к ответу.

— А они, конечно, со страху сразу во всем признались.

— Вполне возможно.

— Жаль, что им не хватило мужества честно передо мной покаяться. Убежали, как воришки.

— Дело не в этом. Думаю, просто настало время сказать герцогу правду.

Лорелей вздохнула: аргумент показался исчерпывающим. Как бы ни хотелось поспорить, ни одного веского довода на ум не пришло. Значительную часть времени отец проводил в тиши кабинета, погрузившись в книги и бумаги. Но если какое-то обстоятельство или происшествие внезапно вызывало острое любопытство, он проявлял завидную настойчивость и непременно докапывался до сути. Вполне вероятно, что во время прогулки рачительный хозяин оказался возле садового дома и заметил нечто необычное. Понятно, что допрос кузенов лишь обострил подозрения. К счастью, герцог наверняка понимал главное требование: соблюдение абсолютной секретности. Сэр Аргус значительно окреп, но все еще не настолько, чтобы отразить нападение Корника и его приближенных. По настоянию Макса тугую повязку на ребрах оставили еще на неделю, а если понадобится, ее оставят и еще на какое-то время.

Лорелей высоко подняла голову, расправила плечи и переступила порог кабинета. Отец сидел, положив на стол сжатые кулаки. Он не читал, не писал, а терпеливо ждал появления дочери — обстоятельство само по себе неутешительное. Лорелей оглянулась в надежде на поддержку Макса, однако увидела лишь закрытую дверь. Еще один трусливый предатель сбежал подальше от ответственности.

— Ты хотел меня видеть, папа? — спросила она и подошла к столу.

Рональд Сандан, его светлость восьмой герцог Санданмор, внимательно посмотрел на дочь. В сердце шевельнулось далекое теплое воспоминание: Лорелей унаследовала его глаза, но во всем остальном до боли напоминала мать — единственную из трех жен, которую герцог любил. Нет, ни в коем случае нельзя позволить чувствам одержать верх! Девочка осмелилась действовать на собственный страх и риск, а значит, могла навлечь на себя серьезные неприятности. Путаные объяснения братьев Данн ощутимой пользы не принесли, но сейчас Рональд твердо решил выяснить правду. Разумеется, он догадывался о роли Макса, но решил до поры до времени оставить дворецкого и друга в покое: не хотелось заставлять его нарушать договор с любимицей.

— Присядь, дорогая. — Герцог указал на кресло по другую сторону огромного стола. — Полагаю, тебе надо многом мне рассказать.

— Разве?

Лорелей чинно сложила руки на коленях. Главное — спокойствие! Не проявлять ни капли страха, ни грамма волнения!

— Лорелей, я знаю, что уделяю тебе слишком мало внимания…

— О, что ты, папа! Ты самый чудесный, самый добрый отец на свете!

— Говоришь так потому, что мы оба сознаем: по большей части я понятия не имею, что происходит с моими детьми.

— Как же уследить за всеми семнадцатью?

— Умница. Ну что ж, хорошо. Перейдем к делу: кого ты прячешь в садовом доме?

— Сэра Аргуса Уэрлока. Честно говоря, надеялась, что пугливые кузены сообщили хотя бы это.

Лорелей жаждала отмщения.

— Парни отделались невнятным лепетом и сбежали. Впрочем, испуганные отговорки позволили сделать вывод, что в садовом доме действительно что-то происходит. — Герцог нахмурился и забарабанил пальцами по столу. — Честно говоря, я поначалу испугался, что забыл о каких-то очередных гостях. А разница в том, что этот гость как раз хотел, чтобы о нем забыли.

— Не столько забыли, сколько надежно спрятали, — уточнила Лорелей.

— Итак, юная леди, рассказывайте, в какую переделку впутались сами и втянули бедного Макса.

Мисс Сандан перевела дух, и слово в слово поведала отцу то, о чем несколько дней назад рассказывала дворецкому.

— Теперь, папа, ты видишь, как важно, чтобы о местонахождении сэра Уэрлока знало как можно меньше людей — во всяком случае, до тех пор, пока не приедут его родственники или сам он полностью не поправится.

Рональд долго смотрел на дочь, в задумчивости потирая подбородок. Да, он действительно уделял детям мало внимания, однако искренне всех их любил — и родных, тех, кого опекал. Пусть он целыми днями просиживал над своими книгами, каждый юный обитатель Санданмора знал, что в случае необходимости может обратиться к герцогу, и тот непременно поможет. И многие время от времени обращались. В результате проницательный отец семейства научился домысливать даже ту часть истории, которая оставалась невысказанной. Вот и сейчас дочь поведала правду, но не всю. К тому же выдавал взгляд, красноречивый блеск глаз при каждом упоминании имени сэра Аргуса. Герцог не сомневался, что прежде ни разу не замечал ничего подобного. Значит, пришло время отвлечься от решения вечных проблем, спуститься на бренную землю и обратить на ребенка пристальное внимание.

— Полагаю, мне необходимо встретиться с этим человеком, — заключил герцог и решительно встал.

— Прямо сейчас? — испуганно пробормотала Лорелей.

Отец подошел к ней, крепко взял за руку и поднял с кресла.

— Он живет у нас уже целую неделю, разве не так? Давно пора проявить радушие и поприветствовать госта.

— Папа, никто не должен знать, что он здесь!

Герцог галантно предложил дочери руку и поспешил успокоить:

— Не волнуйся, я прекрасно все помню. Незачем повторять одно и то же десять раз подряд. Однако ты жестоко недооцениваешь смекалку слуг, если веришь, что никто из них до сих пор не догадался о твоей страшной тайне.

Лорелей побледнела, и отец ободряюще похлопал ее по руке:

— Не бойся, дочка, ни один и слова лишнего не скажет. Все сплетники давным-давно уволены.

Лорелей неохотно подчинилась и пошла в коридор, а оттуда в холл, к парадному входу. Герцог не оставил ни малейшего шанса на то, чтобы она успела предупредить Аргуса о встрече. А сейчас не лучшее время для неожиданного проявления любопытства и настойчивости. Не хватало еще, чтобы он решил соблюсти все правила приличия: в этом случае путь в садовый дом окажется закрытым раз и навсегда.

Впрочем, регулярные визиты к больному особого успеха пока не принесли: сэр Аргус все так же ее целовал, а потом отстранял от себя. Если бы мисс Сандан не ощущала его острого вожделения, то, скорее всего от унижения не посмела бы выйти из комнаты. В поцелуях сэра Уэрлока таилось столько страсти, что она могла лишь поражаться колоссальной силе воли, с которой он обуздывал порывы. Сама она окончательно утратила стойкость, а в нежелании Аргуса сделать ее своей видела лишь одну положительную сторону: он уважал спасительницу, поэтому не считал возможным опуститься до бесчестной игры. Что ж, отлично. Лорелей тоже была настроена крайне серьезно.

Едва она появилась в комнате под руку с отцом, на лице сэра Уэрлока мелькнуло чрезвычайно забавное выражение удивления, смешанного с испугом. Впрочем, он быстро справился с замешательством и принял весьма любезный, хотя и независимый вид. Редкое самообладание!

— Ваша светлость, — произнес сэр Уэрлок и не без труда поднялся, собираясь поклониться.

— О, не беспокойтесь. Садитесь, — приказал герцог. — Должно быть, вы успели окрепнуть, и все же до сих пор выглядите так, словно побывали под колесами почтовой кареты.

Аргус послушался и после того, как убедился, что герцог намерен расположиться в кресле, вновь опустился на кровать. Он смотрел на своего гостеприимного хозяина и думал, что мало кто из посторонних угадал бы в этом человеке знатного аристократа, одного из самых влиятельных людей страны. Да и сам он вряд ли узнал бы герцога, если бы тот не явился вместе с дочерью и не взглянул точно такими же зелеными глазами, какими смотрела Лорелей. Одежда его светлости отличалась прекрасным кроем, однако выглядела слегка помятой. Каштановые, с легким налетом седины волосы давно не знали расчески. В глубокой задумчивости герцог, должно быть, то и дело запускал в шевелюру пятерню, однако, выходя из кабинета, не привык смотреться в зеркало. Ни во внешности, ни в манерах не было заметно даже намека на высокомерие и врожденное ощущение превосходства.

И в то же время любой мог понять, что отец Лорелей не так-то прост. Рональд Сандан, его светлость восьмой герцог Санданмор, обладал острым умом. И сейчас, под его взглядом, Аргус Уэрлок чувствовал себя не очень уютно.

— Вы гостите в моем поместье уже целую неделю, и я решил, что пора, наконец, познакомиться. — Герцог приветливо улыбнулся. — Молодые люди, которые привезли вас сюда, сообщили о вашем присутствии и сразу вспомнили, что дома их ждут срочные дела.

— Жалкие, подлые трусы, — пробормотала мисс Сандан, однако, стоило отцу взглянуть в ее сторону, очаровательно улыбнулась.

— Лорелей, детка, полагаю, сэр Аргус не откажется что-нибудь выпить, а я с удовольствием составлю ему компанию. Да и перекусить не помешает. — Герцог просиял ответной улыбкой. — Будь добра, не сочти за труд, поищи для нас что-нибудь вкусное. Для этого тебе придется спуститься в кухню.

Лорелей открыла было рот, чтобы оспорить дипломатично завуалированный приказ, однако вовремя передумала. Рональд Сандан смотрел так, словно говорил, что, во-первых, он отец, а во-вторых, герцог, а потому подчиняться следует немедленно и беспрекословно. Дочь присела в грациозном реверансе и отправилась выполнять поручение, намереваясь вернуться как можно скорее.

Рональд скрыл улыбку. Ничего не скажешь, характер у Лорелей намного тверже, чем у трех ее сестер. Он снова взглянул на того, о ком собрался составить непредвзятое мнение: этот человек сумел зажечь в изумрудных глазах его дочери невиданный прежде огонь. Сэр Аргус Уэрлок производил весьма благоприятное впечатление. Единственное, что слегка покоробило придирчивого отца, — это светский дух — судя по всему, незваный гость обладал богатым жизненным опытом. Удастся ли умной и живой, но по-детски наивной девушке найти общий язык с человеком, познавшим мир во всем его многообразии?

С другой стороны, дочка до сих пор не вышла замуж. Если бы Лорелей сознательно выбрала подобную жизнь, чтобы со временем превратиться в тетушку Лолли, милую старую деву, то Рональд не стал бы возражать. Вот только сомнительно, что одиночество принесет ей счастье. Безошибочный отцовский инстинкт подсказывал, что девочке нужна настоящая семья — хороший надежный муж и изрядное количество детей.

— Как же вас угораздило попасть в руки этого негодяя, столь опрометчиво решившего похитить посланный Богом дар? — уверенно осведомился герцог.

— Он попросил о встрече якобы для того, чтобы обсудить некие выгодные вложения. Я навел справки, не обнаружил ничего дурного и согласился. — Аргус нахмурился. — Не думаю, что упустил какие-то зловещие подробности из прошлого, и все-таки, попав в подземелье, не мог отделаться от ощущения, что руки Корника обагрены кровью.

— Не исключено, что преступления совершены в борделе и оттого не получили огласки. До этих несчастных никому нет дела. Боюсь, ужасные заведения лишь развязывают руки вселенскому злу и помогают преступникам оттачивать мастерство.

— Полагаю, так оно и есть.

— По словам Лорелей, ваш мучитель действовал не в одиночку.

— Он несколько раз сказал «мы».

— Но ведь под емким местоимением может скрываться целая толпа.

Аргус кивнул:

— Очень хочется верить, что злодеев двое или трое — не больше. Тесная компания глупцов, возомнивших, что им удастся украсть способности Уэрлоков и Вонов или научиться имитировать волевое воздействие. Главная их цель — получить власть. А для этого, как известно, все средства хороши.

— Но ведь Корник может оказаться наемным охотником. Такой вариант тоже нельзя исключать.

— Вряд ли. Ему безмерно, отчаянно хотелось завладеть моим даром. К тому же для простого исполнителя он чересчур информирован. Судя по всему, потратил немало времени на изучение истории нашей семьи.

Последнее обстоятельство не давало Аргусу покоя: злонамеренная осведомленность врага могла принести немало бед.

— Ваш многочисленный род и те слухи, которыми он оброс на протяжении нескольких поколений, всегда вызывали обостренный интерес. Я и сам обладаю обширной информацией относительно Вонов и Уэрлоков, хотя большая ее часть носит чисто спекулятивный характер и получена из сплетен и слухов. Да, ваши опасения мне понятны. Любой неумеренный интерес чреват колоссальными опасностями. Не нравится мне и то обстоятельство, что злодеи обосновались в непосредственной близости от поместья моих родственников Даннов. Сейчас они, должно быть, без устали вас разыскивают. Санданмор, разумеется, значительно безопаснее Данн-Мэнора, и все-таки, если вы намерены и впредь прятаться здесь, гарантировать надежную охрану я не в состоянии.

— Ваша светлость! — воскликнул Аргус. — Если мое присутствие хотя бы в малейшей степени угрожает безопасности вашего дома, то я немедленно его покину.

— И куда же вы пойдете? Нет уж, оставайтесь здесь и дожидайтесь, пока приедут близкие. Только они по-настоящему помогут вам и защитят. Я же со своей стороны готов предоставить столько надежных людей, сколько потребуется. Ну, а пока лучше оставаться здесь — будем вас прятать, как выжившую из ума тетушку. — Рональд коротко улыбнулся. — Даже если Корник и пронюхает, что вы здесь, добраться до цели ему вряд ли удастся. Мои земли неустанно охраняются. Не то чтобы нам грозила опасность — к счастью, ничего плохого еще не случалось. Однако герцогский титул обязывает, понимаете ли. Отец держал целую армию охраны, и я пошел по его стопам. Фамильная традиция, ничего больше, но, как видите, порою и традиции приносят пользу.

— Искренне благодарен за помощь.

— Моя заслуга невелика. А вот Лорелей действительно достойна благодарности. И теперь, если не возражаете, поговорим о моей дочери.

Аргус мысленно выругался. Он-то надеялся, что эту щекотливую тему удастся обойти стороной. Если герцог догадается, с каким трудом постоялец обуздывает порывы страсти, то немедленно откажет в помощи или, чего доброго, вообще укажет на дверь. И правильно сделает. Аргус и сам не понимал, почему внезапно утратил самоконтроль. Умение владеть собой он приобрел давным-давно, еще в юности, и с тех пор успешно противостоял очарованию множества красивых, светских и весьма искушенных особ.

— Я отнюдь не собирался втягивать мисс Сандан в неприятную историю, — попытался оправдаться Аргус.

Однако герцог нетерпеливо взмахнул рукой:

— Знаю. Вы искали родных. Но случалось так, что Лорелей попала в паутину. Хотелось бы узнать ваше мнение: распространяется ли на нее опасность?

— Не вижу для этого серьезных причин. Мисс Сандан — не Уэрлок и не Вон. Мои мучители охотятся за тайными умениями, слух о которых не дает им покоя. А какая польза от посторонней молодой леди?

— Эта молодая леди украла у них драгоценного узника.

— Они об этом не знают.

— Справедливо. В какой степени вы владеете оружием? Пистолеты, шпага, рапира?

— Владею свободно всем, что вы перечислили, но, попав в плен, остался с пустыми руками.

— В таком случае немедленно позабочусь, чтобы вы ни в чем не нуждались.

— Не проще ли запретить мисс Сандан посещать садовый дом?

— О, ничего не получится. Лорелей — хорошая девочка, однако обладает независимым нравом и очень сильным характером. Макс знал о ее затее с самого начала и все-таки не счел необходимым предпринять срочные меры предосторожности. Думаю, мне следует положиться на его суждение и поверить, что вы на самом деле столь же порядочны, как кажетесь.

Доверие легло на плечи Аргуса тяжким бременем. Хотелось предупредить герцога, что рядом с Лорелей порядочность неведомым образом испаряется, но разве можно говорить на подобные темы с отцом? Трудно представить глупца, который осмелится сообщить папочке, что вожделеет его дочь, однако жениться не намерен в принципе. Может быть, теперь, когда герцог узнал о существовании тайного обитателя старинного сада, он хотя бы немного приглядит за дочкой? Увы, скорее всего надежда так и останется надеждой, а добродетель Лорелей и впредь будет зависеть от его благородства и умения держать на цепи внутреннего неукротимого зверя. В данный момент Аргус и сам не отважился бы положиться на столь шаткие основы.

Дверь открылась, и в комнату вошла мисс Сандан с подносом в руках. Угощение оказалось скромным: хлеб, сыр и две кружки эля. Впрочем, Аргус с удовольствием отвлекся от тревожных мыслей и сосредоточился на еде. Герцог с нескрываемым удовольствием разделил незамысловатую трапезу. За столом он с интересом расспрашивал гостя о необыкновенных способностях и поразительных умениях, которыми, по слухам, обладали представители его древнего и разветвленного рода. Аргуса удивила непринужденность беседы, а искреннее доверие, которое внушал собеседник, оказалось приятной неожиданностью.

Визит закончился поздно. Лорелей снова спустилась в кухню, и в это время герцог пожелал спокойной ночи и удалился с выражением радостного возбуждения на лице. Кстати, выглядел отец семнадцати детей на редкость молодо, и Аргус даже попытался угадать его возраст.

— А где папа?

Лорелей вошла в комнату с тремя чашками горячего шоколада и удивленно остановилась.

— Ушел. А вас с собой не позвал? Могли бы вместе пойти домой.

Лорелей поставила поднос на стол, села в кресло, которое только что освободил отец, и взяла чашку.

— Скорее всего, забыл обо мне. — Она негромко засмеялась и пригубила темный густой напиток. — А виноваты вы: должно быть, у него голова трещит от новых сведений и неожиданных идей.

— Да, пожалуй, для первой беседы слишком много информации. — Аргус тоже взял чашку шоколада и начал с удовольствием пить. — Боюсь, я вел себя неосторожно и слишком открыто говорил о том, что родные предпочли бы сохранить в тайне.

— Не беспокойтесь. Конкретные детали и имена папу нисколько не интересуют. Важен принцип. Ему безразлично, кто из членов вашей семьи способен на те или иные подвиги; главное, что подобный дар существует, как существуют люди, которые им обладают. Да и имен вы не называли, обходились обтекаемыми формулами типа «мой кузен», «одна из моих родственниц» и так далее — определения совершенно бесполезные. Но главное заключается даже не в этом: папа ни с кем не станет обсуждать услышанное, а займется изучением новых фактов и попытается встроить их в систему собственных знаний. Можете положиться на его сдержанность, он отлично понимает, что семья ваша нуждается в защите.

— Должно быть, я сразу это почувствовал, иначе ни за что не стал бы так откровенно отвечать на многочисленные вопросы.

— Если папа чем-то серьезно интересуется, отделаться от его настойчивости непросто. Он ведь и пришел потому, что захотел собственными глазами увидеть, что происходит в садовом доме. — Лорелей торопливо объяснила, каким образом герцог узнал о появлении незваного гостя. — Если он что-то решил, то непременно добьется своего, а если увидел нечто странное, то не успокоится, пока не найдет ответ.

Аргус кивнул и допил шоколад. Увидев, что вторая чашка тоже опустела, поднялся и галантно подал руку:

— Ну, а теперь вам пора домой.

Лорелей вздохнула, однако подчинилась и встала.

— Не бойтесь, вернуться папа не надумает. Заметили, с каким рассеянным взглядом он уходил? Это отсутствующее выражение означает полное погружение в глубины какой-то новой теории, которую предстоит или доказать, или опровергнуть.

— Меня беспокоит вовсе не ваш отец. — Сэр Уэрлок подвел упрямую гостью к двери. — Ваша репутация — вот о чем нельзя забывать.

— Сэр, оттого, что я вас навестила, моя репутация не пострадает. Никто не знает, что вы здесь, а свободно передвигаться по территории поместья мне не запрещено.

— Никогда не поверю, что вы настолько наивны. Как только станет известно о моем здесь пребывании, кто-нибудь непременно вспомнит, что вы то и дело шныряли по саду — и днем и ночью. Пойдут сплетни, и неприятности обрушатся на голову, как снежная лавина в горах.

Мисс Сандан остановилась в дверях и взглянула на сэра Аргуса с неприкрытой обидой.

— Я никогда не шныряю.

— Лорелей…

— Я взрослый человек, сэр. Многие, возможно, уже успели записать меня в старые девы. К тому же я дочь герцога. Титул, конечно, не гарантирует защиты от пересудов, но в то же время позволяет избежать скандала, что бы обо мне ни говорили. Но почему же вы так торопитесь от меня избавиться?

Аргус схватил спорщицу за плечи с твердым намерением высказать все, что думает о неоправданном риске и нежелании сохранить доброе имя, и сразу понял, что совершил ошибку. Тепло и мягкая податливость женственной фигуры мгновенно воспламенили кровь. Приподнятое удивленное лицо, приоткрытые полные, чувственные губы снова доказали, что противиться желанию бесполезно. Строгая нотация как-то незаметно утратила смысл и испарилась, а ее место занял голодный, жадный поцелуй.

Едва их губы соприкоснулись, Лорелей доверчиво обвила руками шею Аргуса и прильнула к его груди, боясь упустить хотя бы миг близости. Его поцелуи опьяняли, рядом с ним невозможно было думать ни о чем ином, а на расстоянии томили мучительно сладкие воспоминания. Этот прекрасный мужчина сумел завоевать ее сердце, а неудержимый огонь, который вспыхнул во время первого объятия, с каждым днем разгорался все ярче и опаснее.

Аргус властно привлек к себе Лорелей, и она с трудом сдержала изумленный вздох. Одна особенно ощутимая, каменно-твердая часть мужественного тела будоражила и вселяла тревожное любопытство. Лорелей слегка пошевелилась, потерлась животом и в ответ услышала глухой стон. Объятие наполнилось новой энергией; близость манила, увлекала, обещала неясное, но блаженное наслаждение. Сильные ладони скользнули по спине, и Лорелей вздрогнула от неожиданного и оттого еще более острого восторга. Кто бы мог подумать, что ласка способна доставить столь рискованное удовольствие?

И вдруг Аргус резко, решительно отстранился — снова, уже не в первый раз. Лорелей не смогла скрыть досаду и посмотрела хмуро, обиженно. Ни тяжелое дыхание, ни лихорадочный румянец на смуглых щеках не облегчали разочарования. Очевидные признаки желания не успокаивали. Разве мужчина имеет право отталкивать ту, о которой мечтает?

— Хочу, чтобы вы немедленно ушли.

С этими словами Аргус Уэрлок выпроводил искусительницу за дверь.

— Вы, сэр, просто не знаете, чего хотите, — неприязненно отозвалась Лорелей. Пренебрежение всколыхнуло гнев — столь же неукротимый, как рожденное поцелуем вожделение. — Только что не находили сил разомкнуть объятия, и вот уже отталкиваете словно прокаженную.

— Полагаете, поступаю так потому, что не знаю, чего хочу? Глупышка! Еще как знаю, причем в мельчайших подробностях! Хочу вас раздеть и уложить вот в эту постель. Хочу проникнуть в сокровенную глубину, ощутить шелковистую гладкость кожи, услышать, как вы в забытьи шепчете и кричите мое имя. Вот чем заканчиваются такие поцелуи, но по этой тропинке я вас не поведу. Так что лучше немедленно уходите.

Лорелей ушла, но вовсе не потому, что испугалась или подчинилась властному приказу. Услышанное потрясло и покорило. Слова несли грубый плотский смысл, однако глубокий, внезапно охрипший голос обещал неземное наслаждение, а пылающий взгляд лишал остатков воли и рождал мучительное, почти болезненное томление. Да, она оставалась девственницей и все же ясно понимала, что такое неутоленное и неутолимое желание. От вожделения не спрятаться и не скрыться. Слова Аргуса разбудили пылкую фантазию, нарисовали яркий манящий образ, и голодная тоска навалилась с безжалостным остервенением.

Лорелей убегала прочь, как испуганное дитя. А ведь именно этого Аргус и добивался? Она остановилась и посмотрела на закрытую дверь. Значит, он считает вожделение собственной привилегией? Думает, что обладает исключительной властью, и навязывает бедной растерянной девочке свои порывы? Да, она выросла вдали от неприглядной правды жизни и сохранила невинную чистоту, за что готова неустанно благодарить судьбу, но в то же время никто не посмеет назвать ее невежественной. Так пусть же самоуверенный эгоист узнает, что и в ее душе таятся сокровенные чаяния.

— Послушайте, Аргус Уэрлок! — закричала мисс Сандан тем не слишком благородным, зато зычным голосом, который сам собой вырабатывается в окружении шестнадцати братьев и сестер и постоянно растущей компании кузенов и кузин. — Пытаетесь изображать из себя джентльмена и считаете, что ваши откровенные желания повергнут меня в бегство? А что, если я отнюдь не так труслива, как вы, и попытаюсь сама получить все, чего хочу? Никогда не задумывались о том, что и у меня могут появиться кое-какие стремления? А вдруг я тоже мечтаю увидеть вас обнаженным и распростертым на постели?

Едва слова эхом разнеслись по пустынному холлу, Лорелей пришла в себя и осознала, что в запале прокричала в закрытую дверь какую-то невероятную непристойность. Щеки загорелись румянцем стыда, однако она не утратила самообладания и удалилась, гордо подняв голову. Каким бы дерзким и скандальным ни казалось чересчур откровенное признание, оно целиком и полностью соответствовало правде. Прятаться от правды постыдно. Пусть тот, кто мнит себя всезнающим вершителем судьбы, слегка задумается. А она тем временем вернется домой и, если улыбнется удача, незаметно проскользнет в отцовскую библиотеку. А там, на дальней полке, притаилась книга, в которой подробно описано и даже нарисовано, что следует делать в том случае, если сэр Аргус когда-нибудь действительно окажется обнаженным и распростертым на постели. Трудно сказать, что он услышал в ее словах — угрозу или обещание, но если когда-нибудь призовет к ответу, она выйдет на поединок во всеоружии.

Аргус долго смотрел в закрытую дверь — пока не понял, что стоит с широко открытым ртом. Высокий, чистый, очень громкий голос без труда проник сквозь толстые дубовые доски. Голос, способный шокировать кого угодно, — трудно представить, что столь резкий дискант может принадлежать молодой, изысканно воспитанной аристократке. Но больше всего поразил не сам голос, а смысл долетевших из коридора слов.

Она хочет увидеть его обнаженным в постели? Аргус со стоном упал на кровать, едва заметив, как воспротивились резкому движению больные ребра. Леди, несомненно, оставалась девственницей, чистой и нетронутой, как первый снег, однако по только что прозвучавшей тираде можно было предположить все, что угодно, но только не это. Приходилось признать, что трусом она обозвала его не без оснований — порывы сдерживало не одно лишь понятие о чести джентльмена. Инстинкт подсказывал, что, заполучив Лорелей в постель, отпустить ее он уже не захочет. Следовательно, придется жениться. Практика тем временем свидетельствовала, что, несмотря на относительное равенство в социальном положении, подобные союзы пользы семье не приносили.

«Что, если я тоже хочу увидеть вас обнаженным и распростертым на постели?»

Трудно придумать лучший, более изощренный способ отомстить за то, что он так упорно ее отталкивал. Да и кричать вовсе не обязательно: достаточно было прошептать едва слышно, и он бы сразу все понял. Кодекс истинного джентльмена строго-настрого запрещал вступать в интимные отношения без твердого намерения жениться, а идти под венец сэр Уэрлок вообще не собирался. И все же порядочность не могла стереть образ, возникший после невероятных слов. Немало ночей предстояло провести в болезненном, неудовлетворенном бреду, тем более что поцелуи уже успели распалить страсть.

«Никогда не задумывались о том, что и у меня могут появиться кое-какие стремления?»

Предательский ум уже начал подсказывать, какие стремления следует удовлетворить в первую очередь, и Аргус раздраженно выругался. Хорошо, если теперь вообще удастся уснуть.

Глава 6

— Уэрлоки приехали.

— М-м-м?

Лорелей открыла один глаз и взглянула на Макса. Спала она плохо — мешали размышления о том, что можно сотворить с прекрасным телом сэра Аргуса, если удастся увидеть его обнаженным и распростертым на постели. Она уже не считала удачей возможность тайком забраться в отцовскую библиотеку и всласть покопаться на запретной полке. Ночь прошла в мучительных метаниях и неведомых прежде желаниях. Странно, как вообще удалось долежать в постели до утра.

Порочные мечты должны были бы смутить, шокировать, но ничего подобного не произошло, а вот вожделение и любопытство обострились до предела. То и дело просыпаясь, Лорелей горько сожалела, что Аргуса не было рядом — можно было бы доставить радость и себе, и ему. Подобная смелость внушала некоторую тревогу, однако успокаивало ясное сознание очевидной истины: этого человека она ждала всю жизнь. И вот теперь в дверях стоял Макс и невозмутимо сообщал о приезде гостей — в то время как она хотела лишь одного: спать. Внезапно в утомленном мозгу вспыхнула искра: Макс редко заходил к ней в комнату, значит, произошло что-то важное.

— Что ты сказал?

— Сказал, что приехали Уэрлоки.

Смысл дважды произнесенной фразы наконец-то проник сквозь толщу утомленного рассудка, и Лорелей испуганно пискнула:

— Который час?

— Одиннадцать. Утра.

— Достаточно рано для визита незнакомых людей. — Она поморщилась. — Что-то в этом роде, кажется, говорила старушка Миллер, наша последняя гувернантка. Какая чушь, я же сама написала и попросила срочно приехать. И вот они здесь. Значит, надо выйти и принять гостей.

Холодные, неотвратимые факты стерли остатки сна.

— Будь добр, пришли сюда Вейл, и через полчаса я спущусь. — Лорелей посмотрела вопросительно: — Может, неудобно заставлять ждать целых полчаса? Что, если просто накинуть…

— Для визита без предупреждения тридцать минут ожидания — не время даже для тех, кого вызвали письмом. О комфорте гостей я позабочусь.

— А папе ты сказал?

— Герцог повел младших мальчиков на пруд — порыбачить и, если удастся, поближе познакомиться с теми отвратительными существами, которые обитают в воде.

Макс ушел. Оставалось одно: сожалеть об обстоятельствах, так некстати отвлекших отца от серьезного, важного для всех момента. Поддержки и помощи герцога катастрофически не хватало. Впрочем, Макс, несомненно, сделает все, что необходимо в столь ответственный момент. Лорелей спрыгнула с кровати, а к приходу Вейл уже успела умыться и даже наполовину одеться, чем крайне расстроила преданную горничную. Потребовала причесать себя как можно проще и поспешила спуститься в голубую гостиную, где расположились гости. На сборы ушло не больше двадцати минут — чем не повод для гордости? Макс уже наверняка позаботился об угощении и напитках, так что путешественники вряд ли успели заскучать. Лорелей глубоко вздохнула, приказала себе успокоиться и открыла дверь.

Все до неприличия хороши собой — эта мысль первой пришла в голову при виде родственников сэра Уэрлока. В гостиной сидели четверо: одна леди и трое джентльменов. Дама отличалась поразительной красотой, а мужчины обладали притягательной и в то же время слегка пугающей внешностью, против которой не способна устоять ни одна женщина. Едва молодая хозяйка вошла в комнату, джентльмены тотчас встали, и к обаянию смуглых лиц добавились прекрасные фигуры и высокий рост. Только сейчас Лорелей вспомнила, что по правилам этикета дворецкому следовало объявить о ее появлении. Что ж, ничего не поделаешь, слишком поздно.

— Леди Лорелей Сандан? — уточнила дама. Лорелей присела в реверансе, и та продолжила: — Позвольте мне взять на себя церемонию знакомства.

Низкий бархатный голос звучал так, что при первом же слове большинство мужчин, должно быть, сразу задумывались о мягком мерцании свечей и прохладных простынях.

— Я — леди Олимпия Уэрлок, баронесса Страйкхолл. — Она показала на высокого черноволосого джентльмена: — А это лорд Яго Вон, барон Аппингтон. — Повернулась и похлопала по руке еще одного высокого черноволосого джентльмена с изумрудными глазами: — Лорд сэр Леопольд Уэрлок, барон Старкли. А рядом с ним сэр Бенед Вон.

Она улыбнулась мощному гиганту с необычными, отливающими серебром глазами и вновь посмотрела на Лорелей.

Джентльмены по очереди галантно приложились к руке дочери герцога Санданмора.

— Мы получили ваши письма и приехали. Должно быть, вам известно, где сейчас мой брат? — спросила леди Олимпия.

— Сэр Аргус — ваш брат? — удивленно воскликнула Лорелей. Приветственные поцелуи трех красавцев мешали думать. — И в то же время вы носите титул баронессы, а он не прибавляет к своему имени ни слова.

«Разве время сейчас задавать такие вопросы?» — укоризненно шепнул ей внутренний голос.

— Мой титул передается в нашей семье по женской линии со времен прабабушки, а она получила его за заслуги перед королем Карлом Вторым.

Лорелей знала о репутации любвеобильного монарха, а потому предпочла не уточнять, в чем именно заключались заслуги. Чтобы немного собраться с мыслями, она попросила гостей расположиться поудобнее, а сама занялась угощением: начала разливать чай и предложила каждому канапе и кексы. Трудно было не спасовать перед леди Олимпией Уэрлок. Сестра Аргуса была изумительной красавицей — высокой, стройной, с пышными черными волосами и небесно-голубыми глазами. Рядом с ней Лорелей ощущала себя не только щуплой пигалицей, но и неуклюжей, неопытной провинциалкой — и это при том, что леди Уэрлок вряд ли была намного старше. Жаль, что нервозность спровоцировала совершенно неуместный вопрос относительно титулов, с досадой подумала Лорелей, — теперь гости сочтут ее не просто дурнушкой, а невоспитанной дурнушкой.

— Вам что-нибудь известно о судьбе моего брата?

Леди Уэрлок не скрывала нетерпеливого волнения, вполне понятного, если учесть причину и цель визита.

— Во-первых, позвольте вас заверить, что он в полной безопасности, — ответила Лорелей и увидела, что гости вздохнули с облегчением: даже позы стали заметно раскованнее.

— Насколько мы поняли, Аргус был тяжело ранен.

— И, к сожалению, не ошиблись. Но думаю, лучше рассказать все по порядку, с того самого момента, когда сэр Уэрлок появился в нашем розарии.

— Простите, что вы сказали? Брат появился в вашем розарии?

Удивленные взгляды недвусмысленно свидетельствовали: никто из родственников не знал об особом даре Аргуса. Хотелось верить, что молчал, он исключительно потому, что не любил хвастаться раньше времени и намеревался до совершенства отточить способность отделять душу от тела. Впрочем, теперь уже мотивы излишней скромности особого значения не имели: тайна все равно была раскрыта.

— Сэр Аргус рассказал, что проверял, может ли дух перемещаться в пространстве отдельно от тела. Собирался отправиться к кому-нибудь из родных и попросить помощи, но случайно оказался в нашем саду. Полагаю, древние камни с руническими письменами обладают непреодолимой силой притяжения. Они образуют правильную окружность, внутри которой отец посадил розы. Впрочем, скорее всего теория покажется вам глупой.

— Ничуть. Не исключено, что именно камни и сыграли решающую роль, — возразил барон Аппингтон. — Достоверных свидетельств о воздействии подобных мест пока не получено, но легенд невероятно много. Итак, вы утверждаете, что встретили привидение, побеседовали и немедленно начали действовать?

— Вместо того чтобы закричать от ужаса и бегом броситься к дому? — с улыбкой уточнила Лорелей. — Да. Можно было бы попытаться доказать себе, что перегрелась на солнце, задремала и увидела причудливый сон, но, видите ли, исчезнув, дух сэра Аргуса прихватил с собой мою шаль.

Ах, до чего же неловкое, опасное объяснение! Вдруг кто-нибудь решит выяснить, с какой стати привидению понадобилась шаль?

— Как бы там ни было, я не поленилась отправить письма родственникам и передать просьбу о помощи. Честно говоря, из здесь присутствующих написала только двоим.

— Модред немедленно сообщил мне, — пояснил лорд Леопольд. — А Бенед в это время у меня гостил. Сам герцог путешествует редко, особенно в незнакомые края.

— О, понимаю.

Не дожидаясь дальнейших расспросов, Лорелей подробно рассказала обо всем, что произошло с момента отправки писем и до приезда гостей. Излишние подробности, в частности, упоминание о наготе и поцелуях, как всегда, остались в тени.

— Одного не понимаю: с какой стати Корник решил, что сможет похитить дар Аргуса, — задумчиво проговорила леди Олимпия.

— Кажется, бандит искренне верит, что удивительные способности можно таскать за собой, словно чемодан, — предположила Лорелей.

— Чистой воды безумие!

— Сэр Аргус тоже так считает. И все же безумец крайне опасен. Наверное, вам не помешает подробно обсудить ситуацию с братом, причем как можно скорее.

Не прошло и нескольких минут, как Лорелей уже вела гостей в садовый дом. Конечно, первым делом следовало познакомить их с отцом, однако герцог до сих пор не вернулся с рыбалки. Приятную встречу омрачало тяжкое опасение: родственники могли немедленно увезти сэра Уэрлока из Санданмора. Интуиция подсказывала, что новой встречи уже не будет. Но разве существует способ задержать Аргуса, предотвратить разлуку? Нет, вряд ли. Четверо благородных, красивых аристократов составляли его семью и имели право решать судьбу. А кто она? Всего лишь случайная знакомая, которая вытащила узника из застенка и все это время преданно залечивала его раны.

Компания поднялась в спальню и обнаружила сэра Аргуса за весьма ответственным занятием: морщась от боли, он пытался натянуть сапоги. Родственники бросились помогать. Начались бесконечные объятия, и Лорелей внезапно ощутила себя сторонним зрителем. Она попыталась избавиться от неприятного чувства, однако ничего не получилось: беседа близких, с полуслова понимающих друг друга людей все глубже погружала в одиночество. Наконец мисс Сандан решила незаметно уйти домой и подождать продолжения истории. Однако переступить порог не удалось: ее остановила леди Олимпия:

— И куда же это мы собрались?

— Я решила, что лучше дать вам возможность поговорить без свидетелей, обсудить планы, — ответила Лорелей, однако гостья не пожелала слушать объяснений и увлекла ее в комнату.

— Вам отлично известно, что без вашего активного участия победа невозможна. Поместье Санданмор и его отважная обитательница — центр любого из возможных планов. Надеюсь, застенок, в котором томился брат, остался достаточно далеко?

Замечание вселило надежду: судя по всему, леди Олимпия считала, что брата лучше оставить на месте. Однако Лорелей понимала, что радоваться еще рано.

— Если нет необходимости ехать очень медленно, то можно добраться за полдня.

— Значит, территория опасная. Враги наверняка рыщут в Данн-Мэноре — тем более, если выяснили или догадались, что беглеца спрятали неподалеку. Ну, а оттуда ниточка непременно потянется к вам, в Санданмор.

— Не исключено, хотя до сих пор сообщений о появлении чужаков не поступало.

Леди Олимпия посмотрела в окно, однако Лорелей не сомневалась, что вовсе не прекрасный пейзаж привлек внимание гостьи. В прелестных глазах, должно быть, уже не раз воспетых поэтами, появилось выражение отрешенной задумчивости. Интересно, каким даром обладает красавица?

— Поступят, причем очень скоро, — шепотом заверила она и коротко кивнула, подтверждая собственные слова.

— Не может быть! — возразила Лорелей. — Никто не знает о моей причастности к похищению, а построить логическую цепочку невозможно: не существует ни единой зацепки. Допустим, Корник догадается, что пленника спрятали в Данн-Мэноре. Ну и что? Об этом не знал никто, кроме меня, моей горничной и двух кузенов. К тому же оставался он там совсем не долго.

— И все же вас видели, — заметила леди Олимпия и посмотрела на нее в упор.

— Что? — Аргус прервал беседу с кузенами и повернулся. Оказывается, он слышал каждое слово. — Об этом вы мне не сказали, леди Лорелей. Кто, где и когда вас видел?

Мисс Сандан не собиралась посвящать сэра Аргуса в подробности спасения, а потому сурово взглянула на гостью.

Та, однако, лишь мило улыбнулась.

— В тот самый момент, когда мы посадили вас на коня и повезли прочь от страшного места, на вершине холма появились всадники. Один из них, кажется, мельком увидел меня при свете луны — всего лишь миг, не дольше. Но за нами никто не гнался, никто нас даже не окликнул. Я быстро спряталась в тени деревьев, к тому же была в мужском костюме. Не понимаю, каким образом Корник мог догадаться, что это я, а тем более проследить весь путь вплоть до Санданмора.

— Но ведь он мог добраться до ваших кузенов, — сказал Аргус.

— Сайруса и Питера никто не видел: к тому времени они уже посадили вас на лошадь, ожидавшую в густой тени. Прошла целая неделя, а в Данн-Мэноре, судя по всему, не произошло ничего подозрительного; в ином случае нам бы уже сообщили.

Сэр Уэрлок промолчал, однако аргументы явно его не убедили. Более того, выглядел он воинственно, словно собирался продолжить спор. Лорелей сочла за благо улизнуть, хотя бы ненадолго, пока волнение не уляжется.

— Пожалуй, пора проверить, распорядился ли Макс насчет угощения. Не желаете ли спуститься в гостиную? Там просторнее и светлее.

С этими словами она выскользнула за дверь.

В кухне обнаружилось немало вкусного: кексы, сыр, свежий хлеб и даже несколько бутылок прекрасного вина. Лорелей собирала поднос, а между делом слушала, как гости спускаются по лестнице. Очевидное беспокойство сэра Аргуса о ее безопасности тронуло Лорелей до глубины души, однако доверяться впечатлению не хотелось. Для истинного джентльмена чувство благодарности вполне естественно. Правда, существовала опасность, что гость сообщит о подозрениях Максу или отцу. В этом случае избавиться от постоянной охраны ни за что не удастся, а излишняя опека помешает осуществлению грандиозного плана: показать Аргусу, что они идеально подходят друг другу. Нет, нельзя позволить, чтобы под предлогом безопасности заботливая охрана украла и без того редкие мгновения встреч! И все же мечтать о будущем позволительно лишь в том случае, если сэр Уэрлок останется в Санданморе, а для этого необходимо срочно придумать убедительные доводы. Нельзя упускать неожиданную благосклонность судьбы.

— В интересную историю ты впутался, дорогой брат, — заметила Олимпия, устраиваясь рядом с Аргусом на темно-синей бархатной софе.

— Пытаюсь понять, как меня угораздило попасть в ловушку, и не вижу, где оступился, — пожал плечами сэр Уэрлок. — Прежде чем встретиться с Корником, я собрал всю доступную информацию и не обнаружил ни одного подвоха, ни единого намека на опасность. Скорее всего, бдительность притупил соблазн выгодной инвестиции.

— Чепуха! Очень трудно выведать о человеке все до мелочи, особенно если он намерен что-то скрыть. А главное, неприятность произошла неожиданно: в истории нашей семьи это первая попытка похищения.

— Уверена, что не ошибаешься?

— Уверена настолько, насколько вообще можно быть в чем-то уверенной. Наблюдатели не предупреждали о готовящемся преступлении, и до сих пор не известно ни одного подобного случая. Чтобы кого-то из наших пытались захватить в плен? Нет, такого еще не было.

— Тем не менее, жизнь показала, что существуют на свете люди, которым наши способности не дают покоя, — вступил в разговор Леопольд. — Пока не выяснится, кто стоит за преступлением, придется соблюдать крайнюю осторожность.

— Непременно, — поддержал Яго. — Необходимо срочно разослать предупреждения.

— Сделаем это, как только решим, где остановимся, когда уладим неприятности Аргуса. — Леопольд вопросительно взглянул на кузена. — Полагаешь, Корник попытается тебя разыскать?

— Без сомнения, хотя бы ради собственной безопасности. Я отлично его знаю, а совершенное преступление относится к разряду тяжких. Чарлз несколько раз сказал «мы», а это означает, что действует он не в одиночку и любым способом попытается заставить меня замолчать.

— Если его самого уже не заставили замолчать.

— Не исключено, однако вряд ли заговор сам себя изживет: подозрительно легкое решение проблемы.

— Тебе крупно повезло, спасение равносильно чуду.

— Знаю. После двух недель непрерывных мучений я окончательно потерял надежду вырваться на свободу, ведь связаться с вами никак не удавалось. Леди Лорелей и ее кузены появились вскоре после страшных побоев — еще одну такую пытку я бы не пережил. Голод и жажда отнимали остатки сил, а раны не успевали затягиваться и вот-вот могли воспалиться.

Услышав рассказ о перенесенных страданиях, леди Олимпия крепко сжала руку брата и долго не выпускала — единственное, но весьма красноречивое свидетельство искреннего сочувствия.

— Одного не могу понять: как негодяю удалось обнаружить твой дар?

— Сам не перестаю об этом думать, — пожал плечами сэр Уэрлок. — Возможно, один из членов правительства каким-то образом узнал о моем сотрудничестве с кабинетом министров и решил использовать мой дар в собственных корыстных целях.

— Постараюсь уточнить, — пообещал Леопольд.

— Было бы замечательно.

Лорелей вошла в гостиную с тяжелым подносом в руках. Леопольд поспешил на помощь, а в награду получил от хозяйки сияющую улыбку. Аргус недовольно нахмурился. Странно, но в сердце шевельнулась неприязнь, подозрительно напоминающая ревность, — а ведь женские улыбки давно не лишали его спокойствия.

Лорелей и Олимпия поставили угощение на стол, и некоторое время тишина прерывалась лишь короткими просьбами что-то передать и столь же лаконичным выражением благодарности. Аргус с удивлением осознал, что благородная леди, дочь герцога, спустилась в кухню, собственными руками собрала гостям еду и не сочла ниже своего достоинства нести по лестнице большой, нагруженный тарелками поднос. Ах, да! Не далее как вчера отец сам приказал ей это сделать. Судя по всему, чванством и снобизмом Санданы не страдали.

Это открытие порадовало Аргуса, и он с трудом сдержал улыбку. Простая логика подсказывала, что демократичное воспитание не позволит молодой аристократке свысока смотреть на того, кто носит скромный титул рыцаря. Опасные мысли! Аргус решил, что настало время вспомнить о неудачных браках: за долгую историю семьи их накопилось немало. Возможно, несложная процедура излечит от опасного желания связать судьбу с дочерью герцога Санданмора. Предательская мысль подкралась незаметно, и сэр Уэрлок постарался загнать ее в дальний, самый темный закоулок сознания.

Краем глаза он заметил, что сестра то и дело бросает на него и Лорелей быстрые, но острые взгляды. По спине пробежал холодок. Несмотря на то что в свои двадцать шесть Олимпия до сих пор не вышла замуж, она упорно пыталась подыскать брату невесту. Скорее всего, надеялась, что женитьба положит конец его полному тайн и опасностей сотрудничеству с правительством. Что ж, придется при первой же возможности поговорить по душам и поставить добровольную сваху на место. Можно подумать, без нее не обойдутся!

— Составили план действий? — поинтересовалась Лорелей и по очереди посмотрела на каждого из присутствующих.

— Если позволите, воспользуемся вашим гостеприимством и на некоторое время останемся в Санданморе, — неуверенно ответила Олимпия.

— Герцог уже предложил такой вариант, хотя и косвенно, — заметил Аргус. — Сомневаюсь, впрочем, что мы вправе принять приглашение.

Лорелей постаралась не обижаться на очевидное нежелание подольше побыть рядом и предпочла довольно неожиданное оправдание: сэр Уэрлок действовал подобно всем холостякам и пытался ускользнуть из-под нависшей над головой брачной сети. Критический голос разума подсказывал, что версия сомнительна, однако стоило ли к нему прислушиваться? Еще ни один мужчина не смотрел на нее так, как смотрел Аргус, а уж тем более не целовал так, как целовал он. Неужели это обстоятельство ровным счетом ничего не значит?

— Подумай сам, Аргус, — возразила Олимпия. — Ты еще слишком слаб, чтобы отправиться в дальний путь. Дорога отнимет те немногие силы, которые удалось восстановить. Со стороны заметно, что при каждом, даже самом легком движении ты невольно морщишься, а это значит, что ребра все еще болят, хотя они до сих пор крепко стянуты бинтами. Нельзя забывать и о том, что враг, скорее всего, рыщет по округе.

— Именно поэтому мы должны его отвлечь и увести подальше от фамильного гнезда Санданов.

— Намерение весьма похвальное, однако, крайне непрактичное.

— Боюсь, Олимпия права, — поддержал кузину лорд Леопольд. — По какой-то причине похититель выбрал заброшенный дом в непосредственной близости отсюда. Трудно представить, что пленника повезут в такую даль без особых на то оснований. В Лондоне множество укромных мест, которых никто и никогда не обнаружит. В огромном городе ничего не стоит незаметно перевезти человека из одного убежища в другое. Но, несмотря на все эти преимущества, преступники все-таки решили держать тебя за пределами Лондона. Значит, и расследование надо начинать отсюда.

— В садовом доме еще несколько просторных комнат, Макс немедленно их проветрит и приведет в порядок. А при необходимости папа, несомненно, предоставит надежных помощников.

— Об этом герцог тоже говорил, — подтвердил Аргус, понимая, что авторитетное мнение Леопольда только что решило его судьбу.

Перспектива остаться в Санданморе подозрительно обрадовала.

— В таком случае необходимо как можно скорее встретиться с его светлостью и попросить разрешения остаться здесь на некоторое время, — заключила Олимпия. — Надеюсь, ему известно о том, что случилось?

— Разумеется. Разве можно долго держать в неведении хозяина дома? — Аргус нахмурился. — А еще герцог обладает обширными познаниями относительно истории нашей семьи. Оказывается, все слухи и сплетни тщательно фиксируются, а он с интересом изучает свидетельства. Наши возможности кажутся ему удивительными.

Гости дружно посмотрели на мисс Сандан, и Лорелей улыбнулась:

— Не волнуйтесь, папа не относится к числу болтунов и свои теории ни с кем не обсуждает. Как только познакомитесь, сразу поймете, что он достоин доверия. Я уже объяснила сэру Аргусу, что научный интерес герцога сосредоточен на самом даре и его проявлениях, а не на том человеке, которому он достался. Ну и конечно, он в полной мере понимает необходимость оберегать интересы семьи.

— Я разговаривал с лордом Санданом и искренне поверил каждому его слову, — признался Аргус.

Лорелей с улыбкой кивнула, и сердце неожиданно подпрыгнуло. Как бы чересчур проницательные родственники не заметили лишнего!

Очень не хотелось признавать, что своевольное сердце нарушило договор о нейтралитете, а губы, не спросив разрешения, улыбнулись в ответ. Хуже того, возникло ужасное подозрение, что улыбка получилась не светской, а искренней и откровенно влюбленной. Непосредственная близость леди Лорелей Сандан влияла на него чрезвычайно странным образом, и Аргус твердо решил воздвигнуть надежную преграду, тем более что пребывание в Санданморе затягивалось на неопределенный срок, а надежда использовать в качестве щита родных рушилась на глазах.

Лорд Леопольд в очередной раз потянулся к бутылке.

— Боюсь, наша скрытная жизнь медленно, но верно подходит к концу.

— Почему? — удивилась леди Олимпия. — Речь идет об одном-единственном человеке, в крайнем случае — о небольшой группе. Говорить о серьезной угрозе преждевременно.

— Некоторые из нас обладают способностями, получить которые мечтает множество непосвященных. Если похититель и его сообщники верят, что дар может каким-то образом передаваться, о безопасности лучше забыть. Вывод: преступников надо обезвредить немедленно, здесь и сейчас, пока зараза не распространилась.

— Согласен, — поддержал лорд Яго. — Подумай хорошенько, Олимпия. Представь все наши способности и умения. Естественно, что алчные, жаждущие богатства и власти люди уже придумали, как использовать нашу силу в собственных интересах.

Леди Олимпия тяжело вздохнула; ее прекрасное лицо омрачилось глубокой печалью. Лорелей искренне сочувствовала ей, однако сдержала душевный порыв и подавила естественное желание поддержать — дружески взять за руку, возможно, даже обнять. И уж тем более не позволила себе уточнить, какие именно способности имели в виду гости. Мастерство сэра Аргуса поражало воображение, в то время как степень одаренности других представителей старинного рода оставалась загадкой. Не исключено, что некоторые из пересказанных отцом историй не сводились исключительно к выдумкам досужих сплетников. Но не стоило забывать, что еще в относительно недалеком прошлом нелепого оговора было достаточно, чтобы человека схватили, обвинили в колдовстве и после жестоких пыток казнили.

— Как вы собираетесь выследить преступников? — наконец осведомилась Лорелей. — Известно имя только одного из мучителей, а подельники остались в тени. Думаю, что все они старательно скрываются.

— Первым делом необходимо посетить тюрьму, в которой истязали Аргуса, — предложила леди Олимпия.

— Готов проводить вас туда завтра утром, — встрепенулся бывший заключенный.

— Ни в коем случае, — отрезала сестра. — Ты еще недостаточно окреп.

Возражений не последовало, так как в холле внезапно раздался шум. Судя по звукам, кто-то торопливо ворвался в дом. Топот на лестнице заставил всех вскочить с мест. Не успела Лорелей и глазом моргнуть, как мужчины встали перед ней и леди Олимпией и загородили собой дверь.

Однако уже в следующую секунду тревожное напряжение спало: в гостиную ворвался Сайрус, а следом за ним влетел Питер. Увидев незнакомых людей, оба остановились как вкопанные. Выглядели кузены непрезентабельно: потные, растрепанные, с головы до ног покрытые пылью. На лицах застыло выражение неподдельного ужаса. Лорелей осторожно выглянула из укрытия и похолодела: каждый из четырех джентльменов держал наготове пистолет.

Глава 7

— Лопни мои глаза! Думал, сердце остановится. — Сайрус смутился и виновато взглянул на баронессу Страйкхолл: — Прошу прощения, миледи.

Лорелей удивилась: разве она не заслужила извинения? Кузены все еще выглядели усталыми, однако Питер первым пришел в себя и даже нашел силы подкрепиться и выпить полбокала вина — факт сам по себе опасный: младший из братьев Данн очень плохо переносил спиртное.

— Что заставило вас так быстро вернуться? Убежали, как настоящие трусы, а ведь папа совсем не страшный.

— Только до тех пор, пока не начнет выпытывать правду, всю правду и только правду, — пробормотал Питер. — И пока не вспомнит, что он герцог.

— Но он и есть герцог.

— Ты, Лолли, отлично понимаешь, о чем я.

— Да, пожалуй. Что же заставило вас примчаться снова?

— Дурные новости, — невнятно пробормотал Сайрус, не успев прожевать бисквит.

Лорелей посмотрела на Аргуса и встретила его настороженный взгляд.

— А конкретнее?

— Боюсь, похитители узнали, кто освободил сэра Уэрлока. — Ощутив всеобщее внимание, Сайрус пунцово покраснел. — Неизвестные почти до смерти избили бедного Чамберса. Тот едва сумел сказать, что бандиты требовали сведений о сэре Аргусе Уэрлоке.

— Он поправится? — с неподдельной тревогой спросила Лорелей.

Волнение о здоровье пожилого егеря заставило ее на миг забыть даже о страхе за судьбу Аргуса.

— Миссис Ратчет надеется на лучшее, однако с постели старик встанет не скоро. Да, а еще он добавил, что били так жестоко потому, что, должно быть, поверили: он действительно не понимает, о ком и о чем идет речь. Скорее всего, преступники сошли с ума от ярости. Папа приказал всем соблюдать крайнюю осторожность и даже выставил караул.

— То же самое придется немедленно сделать и нам.

Лорелей, конечно, мгновенно узнала голос отца и все-таки вздрогнула, увидев его возле двери. Остальные выглядели откровенно растерянными — должно быть, потому, что никто из них не почувствовал присутствия постороннего. Немного придя в себя, трое кузенов Аргуса снова потянулись к оружию.

— Папа! — громко воскликнула Лорелей, торопясь показать, что опасности нет. — А я думала, что ты все еще на пруду с мальчиками!

— Мы как раз возвращались домой, и увидели этих молодых людей. — Герцог кивнул в сторону Сайруса и Питера. — Надо сказать, мчались они так, словно сам дьявол дышал в спину. Я отправил мальчиков домой под присмотром гувернера, а заодно поручил Пендлтону отнести на кухню ведерко с рыбой.

Лорелей с трудом сдержала смех. Образ чопорного, педантичного Пендлтона с пахнущим тиной ведром в руках с трудом укладывался в воображении. Должно быть, оскорбленный наставник немедленно потребует горячую ванну и свежую одежду. Потрясающая картина!

— Итак, сэр Аргус, судя по всему, родственники наконец-то прибыли.

Герцог с улыбкой направился к гостям, и те поспешили встать.

Лорелей невольно спросила себя, что подумают об отце новые знакомые, безупречно одетые даже с дороги. В облепленных грязью сапогах и мокрых бриджах лорд Сандан еще меньше, чем обычно, соответствовал привычному образу аристократа. Спутанных волос давно не касалась расческа. Камердинер давным-давно сдался и довольствовался малым: лишь бы его светлость вышел утром из спальни в приличном виде. Редкие моменты элегантности случались с ним исключительно во время важных событий. К счастью, на лицах Уэрлоков отразилось должное почтение, и церемония знакомства прошла безупречно.

— Прошу, садитесь, — пригласил лорд Сандан. — Пожалуйста, все до одного. У меня уже шея заболела от необходимости смотреть снизу вверх. Впервые в жизни чувствую себя коротышкой. — Не дожидаясь, пока гости последуют его настойчивому совету, он устроился на подлокотнике кресла, в котором сидела Лорелей, и с интересом посмотрел на племянников. — Надо понимать, в Данн-Мэноре какие-то неприятности? Надеюсь, впрочем, что батюшка ваш пребывает в добром здравии.

Сайрус коротко кивнул и объяснил, что привело их в Санданмор.

— Решили, что необходимо срочно сообщить кое-что сэру Аргусу. И папа согласился. После того, как отчитал нас за похождения, — угрюмо добавил он.

— И поделом, — кивнул герцог. — Скажите спасибо, что отделались выговором. А вот сегодня поступили правильно. Молодцы, что приехали: такую новость сэру Уэрлоку действительно необходимо знать.

Герцог повернулся к Аргусу и в этот момент заметил притаившийся среди диванов и кресел низкий столик с угощением. Лицо загорелось искренней радостью. Его светлость обожал вкусную еду, а особенно сладости, и ни в чем себе не отказывал. Странно, каким образом ему удавалось сохранять стройную, подтянутую фигуру.

— О, не может быть! Лимонные пирожные! — Он схватил самое большое и даже запел от радости. — Восхитительно! Итак, сэр Аргус, удалось ли вам и вашим родственникам составить определенный план действий? Враг, кажется, не дремлет и твердо намерен вернуть вас туда, откуда вы чудесным образом явились. Или, в крайнем случае, заставить молчать.

Уэрлоки и Воны принялись подробно рассказывать обо всем, что только что обсуждали, а лорд Сандан сосредоточенно слушал.

— Чем вызвано ваше желание осмотреть тюрьму? — обратился он к леди Олимпии. — Молодым дамам подобные впечатления ни к чему.

Баронесса Страйкхолл внимательно посмотрела на герцога, перевела пристальный взгляд на Сайруса и Питера и, убедившись в надежности слушателей, заговорила:

— Надеюсь получить важную информацию, крайне необходимую для того, чтобы положить конец преследованию. Нам кажется, что опасность угрожает не только Аргусу, но и всем остальным. Брат просто открыл счет.

— Совершенно верно. В вашей семье не он один обладает особой силой. Можно ли надеяться, что Корник оставил в заброшенном доме какие-нибудь улики?

— Скорее всего. Но только не те, о которых вы думаете. Я обладаю способностью видеть воспоминания, которые неизменно преследуют людей. Если удастся увидеть дом, походить вокруг, то воспоминания подскажут, что именно и каким образом там происходило. Если речь идет о насилии, как в нашем случае, то образы особенно отчетливы.

— Удивительно, — пробормотал герцог. — Непременно отправляйтесь.

— Думаю, завтра на рассвете необходимо выехать, — высказал свое мнение Аргус.

— Завтра? Нет, так дело не пойдет. Вы еще не готовы трястись в седле. Ребра недостаточно зажили. Все лечение пойдет насмарку. Если бы предстояло короткое путешествие — скажем, туда и обратно за один день, — возможно, вы бы справились. Но здесь все будет иначе. К тому же не думаю, что в дороге вы внимательно смотрели по сторонам. Сайрус и Питер — надежные проводники, парни с пути не собьются. У меня прекрасная конюшня, и утром всех будут ждать самые сильные верховые лошади.

Аргусу очень хотелось поспорить, однако аргументов не нашлось. Герцог, разумеется, прав: по пути из застенка в Данн-Мэнор он не заметил ровным счетом ничего, да и дорога в Санданмор прошла в глубоком тумане. Боль заполнила сознание, и окрестности оставили в памяти смутный, отрывочный след. Он вполне мог заблудиться сам и запутать остальных. И все же это была его битва. Легко ли оставаться в стороне? Завтра все дружно помчатся на охоту, а ему предстоит лежать в постели и зализывать раны. Тоскливая перспектива!

— Не расстраивайтесь, скоро настанет и ваш черед, — успокоил герцог, и Аргус понял, что горькое разочарование слишком явственно отразилось на его лице.

— Макс считает, что через несколько дней вы почувствуете себя значительно лучше, — добавила Лорелей.

— Будем надеяться, что он прав, — уступил Аргус. — Необходимо как можно быстрее остановить негодяя.

— Макс редко ошибается, — Герцог улыбнулся, встал и между делом прихватил с тарелки еще одно лимонное пирожное. — Ну а теперь, ребята, — обратился он к Сайрусу и Питеру, — немедленно отправляйтесь в главный дом и приведите себя в порядок. В этой гостиной подозрительно пахнет конским потом.

Повторять кузены не заставили и послушно удалились, а Лорелей спросила себя, почему деликатный и обходительный герцог то и дело унижает ни в чем не повинных молодых людей. Причину раздражения, скорее всего, следовало искать в излишней навязчивости их матушки, которая чересчур восторженно воспринимала родство с высокопоставленным аристократом.

— Немедленно пришлю вам в услужение несколько горничных и камердинеров, — пообещал Рональд.

— Большое спасибо, — отозвалась леди Олимпия, — однако мы предпочли бы обойтись без присутствия посторонних. Вам известно о наших исключительных талантах, а вот слугам излишняя осведомленность вовсе ни к чему. С вашего позволения я бы составила точное расписание, согласно которому можно будет получать необходимую помощь и в то же время сохранить привычный образ жизни. Хочу попросить разрешения вызвать собственных преданных слуг; как только они приедут, ваших людей можно будет освободить.

— Вам удалось собрать штат доверенных, надежных работников? Неужели необычные способности не внушают им ужаса?

— Существуют два семейства, каждое из которых из поколения в поколение снабжает нас верными помощниками. Есть еще несколько человек, пришедших со стороны, однако подбор персонала для столь непростой компании, как наша, требует особой осторожности.

— Понимаю. Что ж, немедленно прикажу проветрить и подготовить остальные комнаты, а также обеспечить вас всем необходимым. Не далее как через час сможете расположиться с комфортом. Обедаем мы в семь и будем искренне рады видеть вас за общим столом. На всякий случай хочу предупредить: общество соберется немалое.

Герцог коротко, деловито кивнул и ушел. По задумчивым выражениям на лицах гостей Лорелей догадалась, что каждый из них пытается понять, что за человек герцог Санданмор. Этот вопрос задавали себе все, кто сталкивался с Рональдом, но редко кому удавалось найти правильный ответ: высокий титул сбивал с толку.

— Не пугайтесь, сегодня народу за обедом будет меньше, чем обычно, — улыбнулась Лорелей. — Трое старших братьев и двое кузенов, которые постоянно у нас живут, уехали в Грецию. Брат Уинслоу гостит в графстве Суррей, в поместье друга. — Она слегка нахмурилась, вспоминая, кого еще следует исключить. — Да, двое младших пока еще не покидают детскую, а близнецы Аксель и Вольфганг отбывают наказание: от общего обеда их отлучили за то, что две недели назад во время десерта оба принялись отплясывать на столе. — Мужчины рассмеялись, а леди Олимпия с улыбкой покачала головой. — Таким образом, остается пять кузенов и пять братьев, которые пока не успели провиниться настолько, чтобы их изгнали из столовой.

— Герцог принял в свой дом немало молодых родственников, не так ли? — с легким удивлением поинтересовался Аргус.

— У нас достаточно места и опытных учителей, способных подготовить мальчиков к школе. Когда растишь семнадцать собственных детей, ничего не стоит приютить еще нескольких. Папа к тому же опекает крестников и неизменно дает крышу над головой тем из родственников, которые переживают тяжелые времена. В восточном крыле, например, живет целое семейство по фамилии Прадом: мать, отец, бабушка и трое детей. Но сегодня вы их тоже не увидите, так как все они лежат с приступом малярии.

— Значит, герцогу нравится, когда в доме полно народу?

— Скорее, ему это безразлично — до тех пор, пока никто не посягает на тишину библиотеки. Там отец проводит почти все время. А поскольку в доме постоянно царит суматоха, садовый дом мы содержим в полном порядке на случай приезда гостей: непосредственная близость шумной толпы детей устраивает далеко не всех.

В приятной, легкой беседе Лорелей провела еще несколько минут, а потом простилась до вечера и ушла, понимая, что гостям необходимо поговорить без посторонних. О новой знакомой они знали лишь то, что она спасла и приютила их брата, и не могли в ее присутствии чувствовать себя вполне свободно. Понять Уэрлоков не составляло труда. Впрочем, хотелось надеяться, что в ближайшем будущем положение изменится: пусть после каждого украденного поцелуя Аргус решительно ее отталкивал, мисс Сандан не сомневалась, что только этот человек — один на всем белом свете — способен составить ее счастье, и строила далеко идущие планы. А если говорить конкретно, собиралась войти в необычную семью на законных основаниях.

— Итак, нам выпала честь познакомиться с самим герцогом Санданмором, — с улыбкой подытожил барон Старкли. — Приятный парень, хотя и немного странный. Из разговора о том, кто живет в этом доме и кого содержит его светлость, я понял, что родственники бесстыдно его используют.

— Полагаю, он слишком умен, чтобы долго поддаваться интригам и не понимать умысла. К тому же если сам хозяин что-то упустит, дворецкий немедленно исправит оплошность, — возразил Аргус. — Макс обладает тем несокрушимым здравым смыслом, которого, возможно, слегка не хватает рассеянному герцогу. А уж к мнению своего верного наперсника он прислушивается безоговорочно. — Сэр Уэрлок посмотрел на сестру: — Ты, разумеется, не откажешься от возможности лично посетить мою тюрьму?

— А ты прекрасно знаешь, что стыдно не воспользоваться отличным шансом и не получить всю доступную информацию, — пожала плечами леди Олимпия.

Пока Аргус обдумывал, как лучше объяснить, почему ему не хочется отпускать сестру в непростое путешествие, из главного дома пришли работники и энергично взялись за уборку, а вслед за ними явились нагруженные чемоданами слуги Леопольда — Уинн и Тодд. Разговор пришлось отложить, однако сэр Уэрлок дал себе слово непременно поговорить с сестрой до ее отъезда: он знал, что в наполненном страданиями и болью воздухе подземелья Олимпия способна прочесть многое, и не хотел отправлять ее в путь «вслепую», без предварительной беседы.

Чтобы дать слугам возможность подготовить дом для большой компании, гости вышли в тенистый сад и устроились на скамье под окнами. Аргус удивился той необычной ловкости и уверенности, с которой каждый из работников выполнял свою долю общего дела. К тому же выглядели все аккуратными, добродушными, приветливыми и даже здоровыми, что случалось нечасто. Судя по всему, герцог хорошо относился к тем, кто обеспечивал безупречный комфорт ему самому и его многочисленным отпрыскам.

Вскоре комнаты приобрели жилой вид, а обитатели садового дома получили возможность без спешки, спокойно переодеться к обеду в обществе герцога и его семьи. Наконец Аргус торжественно ввел родственников в столовую и в изумлении замер на пороге: если не обращать внимания на разницу в возрасте всех, кто поднялся, чтобы поприветствовать гостей, роскошный обед мог бы происходить в любом из самых высокопоставленных домов королевства. Наряды присутствующих и сервировка соответствовали самым строгим требованиям светского этикета.

К огромному огорчению сэра Уэрлока, его место оказалось возле Лорелей. В темно-зеленом платье в тон прекрасным глазам мисс Сандан выглядела поистине неотразимо. Тонкая кружевная манишка слегка смягчала убийственный эффект низкого декольте, однако вызывала непреодолимое желание нарушить неписаные законы скромности и заглянуть в скрытую изящной паутинкой таинственную глубину. Нитка серебристого жемчуга оттеняла пышные каштановые волосы, густыми локонами спускавшиеся на открытые плечи. Тонкий аромат духов кружил голову; Аргус с трудом сдержался, чтобы не уткнуться носом в манящий изгиб шеи.

Он заставил себя отвлечься и обратить внимание на остальных. Оказалось, что Леопольда усадили по правую руку от хозяина, и между джентльменами уже завязалась оживленная беседа. Судя по всему, несмотря на постоянную погруженность в книги, — а возможно, именно благодаря чтению — герцог превосходно ориентировался в окружающей действительности. По обе стороны от Олимпии сидели братья Данн — и молодые люди отчаянно краснели от смущения. Яго занял место рядом с молодой особой, должно быть, едва переступившей школьный порог, и бедняжка замерла в благоговейном ужасе. Быстрый подсчет показал, что за сверкающим серебром и хрусталем столом собралось тридцать восемь человек, а по именам Аргус знал лишь нескольких — несмотря на то, что состоял в формальном знакомстве с каждым из членов семьи. Взгляд упал на отдельный стол в углу комнаты; там сидели двое взрослых и шестеро детей.

— А это что за компания?

— О, не удивляйтесь: тех, кому вскоре предстоит присоединиться к взрослому обществу, предварительно обучают хорошим манерам по соседству, — улыбнулась Лорелей.

— Значит, в ближайшее время понадобится еще более просторный стол.

— В парадной столовой без труда разместятся все.

Аргус обвел огромную комнату удивленным взглядом, но так и не успел спросить, где именно расположена парадная столовая и какое количество гостей вмещает. Неожиданно ему пришлось отвлечься: сидевшая с другой стороны пожилая леди завела беседу. Сэр Уэрлок с удовольствием поглощал восхитительные произведения поварского искусства и изо всех сил старался не обидеть разговорчивую соседку, хотя с трудом понимал, о ком и о чем та рассказывает. Внезапно старушка обратилась к Лорелей, причем для этого весьма ловко наклонилась за спиной разделявшего их джентльмена.

— Темно-синий, не так ли, девочка?

— Да, тетя Гретхен. Было бы прелестно, — ответила мисс Сандан.

Тетя Гретхен бесцеремонно осмотрела Аргуса, словно оценивала коня, которого собралась купить, и пробормотала:

— Очень высокий.

Нахмурилась и так же пристально взглянула на каждого из недавно прибывших джентльменов.

— Хм. Надо же, они все очень высокие. Серый и два оттенка зеленого. — Внимание переключилось на леди Олимпию. — Ярко-голубой.

Тетушка Гретхен повернулась к соседу слева — молодому человеку, чье имя Аргус вспомнить не смог, и на время забыла о гостях.

— Что означало перечисление цветов? — поинтересовался Аргус.

— Всего лишь то, что каждый из вас отправится домой с новым шарфом, — невозмутимо пояснила Лорелей. — Тетушка Гретхен вяжет с утра до вечера. Представляете, однажды папа в шутку сказал, что разорится на покупке пряжи, и она тотчас научилась не только прясть, но и красить нитки в нужный цвет. Настоящая мастерица — ее изделия охотно покупают лондонские магазины. А доход тетушка с гордостью делит с папой, поскольку использует шерсть его овец. Вяжет так быстро, что никто из гостей никогда не покидает дом без подарка: шали, шарфа или костюмчика для ребенка, если таковой имеется. А еще чудесно плетет кружева, так что ваша сестра вполне может рассчитывать на изящную шаль.

Да, приходилось признать, что семейство Сандан выглядело достаточно эксцентричным. Поначалу Аргус думал, что своеобразен лишь герцог, но теперь стало ясно, что оригинальность в крови у каждого, и даже Лорелей не слишком ясно, но вполне гармонично вписывалась в общую картину. Должно быть, именно поэтому и он сам, и его близкие сразу почувствовали себя желанными и дорогими гостями. Стоило ли удивляться, что юная леди не испугалась и не убежала с громким криком, обнаружив среди роз незнакомого обнаженного мужчину, а выполнила просьбу и даже сама отправилась на поиски? Аргус собрался спросить Лорелей, знает ли она точное число обитателей огромного особняка, но в эту минуту почувствовал, как что-то коснулось ног. Не успел он наклониться и заглянуть под стол, как Лорелей схватила его за руку.

— Прошу, не обращайте внимания, — шепнула она. — Это всего лишь Корнелиус. Папа сейчас же разберется.

Одного взгляда на детский стол хватило, чтобы понять, что происходит: детей оказалось не шесть, а всего лишь пять, в то время как гувернер и гувернантка озабоченно осматривали комнату. Аргус усомнился в наблюдательности герцога, однако напрасно; не прошло и секунды, как с дальнего конца стола донесся спокойный мягкий голос:

— Корнелиус, чем ты занимаешься? Очевидно, представил себя собакой и теперь ждешь, пока кто-нибудь бросит косточку?

Из-под скатерти тут же показалась вихрастая голова, и мальчик лет семи серьезно возразил:

— Нет, папа. Просто хотел поговорить с тобой.

— Но для этого вовсе не обязательно пробираться тайными тропами. Ничто не мешает после обеда встретиться в библиотеке и спокойно побеседовать. О чем именно ты хотел меня спросить?

— Хотел узнать, что делали в бельевом шкафу мистер Пендлтон и мисс Бейкер.

Рука с вилкой замерла в воздухе, но лишь на одно-единственное мгновение. Герцог невозмутимо отправил в рот очередной кусок жаркого и неторопливо прожевал.

— Полагаю, обсуждали предстоящую свадьбу.

— О!

Аргус заметил, что гувернантка пунцово покраснела, хотя и казалась чрезвычайно довольной. Ну а Пендлтон (должно быть, за детским столом сидел именно он) выглядел так, словно мог в любую секунду рухнуть замертво.

Судя по всему, брак не входил в его планы, а это означало, что в перенаселенном детьми доме следовало держаться подальше от бельевых шкафов.

— А ты надеялся, я уволю обоих? — уточнил герцог.

Корнелиус вылез из-под скатерти и встал рядом с отцом.

— Честно говоря, я рассматривал такой вариант.

— Но после этого я все равно бы нанял новых учителей, так что отделаться от уроков столь жестоким способом не удастся.

— Все равно можно с тобой поговорить?

— О чем именно?

— Как мужчина с мужчиной.

— Хорошо. Приходи в библиотеку ровно через час после окончания обеда. Заодно обсудим, достойно ли выдавать чужие секреты в собственных интересах. Ну, а теперь возвращайся на свое место — но прежде, конечно, приведи в порядок несколько тайком связанных шнурков.

Мальчик вздохнул и снова скрылся под столом, а Аргус едва заметно улыбнулся. Да, с таким изобретательным народом герцогу никак не обойтись без тишины и покоя библиотеки. Почему-то вспомнился лондонский дом Уэрлоков — там тоже кипела жизнь.

После прекрасного сытного обеда и бокала выдержанного портвейна в мужской компании Аргус неторопливым шагом возвращался в садовый дом под руку с сестрой. Прощаясь с Лорелей, он ограничился галантным поклоном и, разумеется, не мог не заметить тени разочарования в ее зеленых глазах. Сейчас, однако, не было возможности задуматься о чувствах мисс Сандан, даже несмотря на твердое намерение это сделать и острое раскаяние.

Аргус намеренно замедлил шаг, отстал от кузенов на почтительное расстояние, чтобы они не смогли ничего услышать, и тихо произнес:

— Нам необходимо поговорить наедине, другого удобного случая уже не представится.

— Можно будет побеседовать в гостиной, когда все займутся своими делами.

— Не стоит откладывать: ты заметно устала и захочешь сразу подняться к себе. Так вот, Олимпия, завтра тебе предстоит многое увидеть. Ты сама сказала, что чем тяжелее чувства или события, тем более глубокие воспоминания они оставляют. В темном сыром подвале я провел две недели и знал только два состояния: или терпел жестокие побои, или приходил в себя после истязаний. Ощущение холода не покидало ни на минуту, ведь одежду у меня отобрали, и укрыться можно было одним лишь рваным грязным одеялом. Голод и жажда тоже не отступали: еды и воды не было совсем, а если мучители что-то оставляли, то сущие крохи — ровно столько, чтобы поддержать существование. Раны, конечно, никого не интересовали, и угроза заражения пугала меня не на шутку. Толстая железная цепь прочно держала возле отвратительного соломенного матраса, а света я не видел ни разу, если не считать робкого луча, изредка пробивавшегося в крохотное окошко, да фонаря, который приносил с собой Корник.

— Я чувствовала, что тебе очень плохо. Как только ты пропал, я поняла, что стряслась беда. Но не догадывалась, что мучения зашли так далеко.

Леди Олимпия остановилась и обняла брата.

— Со мной обращались хуже, чем обращается с собакой самый жестокий из хозяев, — прошептал Аргус и поморщился от боли и унижения. — Лорелей появилась в критический момент: к тому времени я потерял последнюю надежду и приготовился к печальному исходу. Противостоять тяжелым кулакам не было сил, а от моего дара Корник с сообщниками сумели защититься: чтобы отгородиться от взгляда, прикрыли глаза темными очками, а уши заткнули ватой, чтобы не слышать голоса. Еще одной пытки я бы не выдержал, это точно. Беспомощность — страшное чувство, и даже сейчас воспоминание о собственном бессилии приводит меня в холодный ужас и порождает ненависть к самому себе.

— Ненависть? Значит, ты считаешь, что должен был чувствовать себя менее беспомощным? Но как, на каком основании? У тебя не было ничего, чтобы прикрыть наготу и залечить раны. Тебя держали на цепи голым и жестоко избивали. Две недели подряд! Многие на твоем месте с готовностью отдали бы мучителям все, что те требовали. А ты этого не сделал!

— Возможно, ты и права. Я жестоко ошибся в суждении о негодяе Корнике. А страшные подробности рассказываю для того, чтобы подготовить тебя к тяжким впечатлениям.

Олимпия разомкнула объятия, взяла брата под руку и продолжила путь.

— Понимаю, но от поездки ни за что не откажусь. Не исключено, что где-нибудь в темном углу подвала сохранился крохотный фрагмент воспоминания, который подскажет, как покончить с врагом.

— О, спешить не стоит! Прежде пусть выдаст всех своих сообщников, — возразил Аргус, слегка удивленный воинственным настроем обычно такой спокойной и миролюбивой сестры.

— Логично. А после этого разберемся и с ним самим, и с его сообщниками.

— Выступим в роли судьи, присяжных и палача одновременно?

— Ничего не поделаешь, придется проявить жесткость. Если умрет один Корник, то что же помешает его подельникам найти замену и продолжить охоту? Семья большая, к каждому охрану не приставишь, а прятаться никто не согласится. Остается одно: медленно, на законных основаниях искоренить угрозу. Знаю, сделать это будет нелегко. — Она вздохнула. — Понимаю, что не следует преувеличивать угрозу, но речь идет о безопасности всего рода Уэрлоков и Вонов. Вот что меня пугает.

— Я тоже немало об этом думал и все же считаю, что необходимо соблюдать крайнюю осторожность. Нам неизвестно, кто стоит за спиной Корника. Если люди влиятельные, то каждый неосторожный шаг может оказаться роковым. Какой смысл уничтожить одного врага и заплатить за призрачную победу свободой, а то и жизнью нескольких из нас?

Олимпия поморщилась.

— Честно говоря, такой вариант я рассмотреть не успела. Что ж, в таком случае спешить действительно незачем. И все-таки не сомневаюсь, что Корника ждет смерть. В тот самый момент, как почувствовала, что ты в беде, сразу поняла, что обидчик поплатится жизнью. Но в остальном ты совершенно прав: нужно найти сообщников, всех до одного. — Олимпия оглянулась на главный дом, а потом посмотрела брату в глаза и лукаво улыбнулась: — Очень приятная семья и очаровательная спасительница.

Аргус решительно покачал головой:

— Даже не пытайся сводничать, сестричка. Мое отношение к брачным узам тебе отлично известно. Уэрлокам и Вонам женитьба еще ни разу не принесла добра. Одни страдания.

— Разве? Вспомни-ка, кто из родных недавно вступил в брак. Хлоя, Пенелопа и Алетея. И что же, кто-то из них страдает?

— К счастью, нет. Но с другой стороны, способность общаться с призраками и видеть то, что не видят другие, не вызывает у обычных людей такого суеверного страха, как прочие наши таланты. К тому же девочкам просто повезло. Ну, а в свою удачу я абсолютно не верю.

Аргус остановился в холле и нежно поцеловал сестру в щеку.

— Ложись спать. Завтра тебя ждет долгий трудный день, так что отдых не помешает.

Олимпия снова вздохнула и направилась к лестнице, а Аргус открыл дверь в гостиную и увидел, что кузены удобно расположились в креслах и с удовольствием потягивают бренди.

— Думаю, привыкать к хорошей жизни особого смысла не имеет, — с улыбкой заметил сэр Уэрлок и, наполнив бокал, устроился на софе.

— Почему? Потому что планируешь решить проблему за несколько дней? — поинтересовался Леопольд. — Или потому, что собираешься при первой же возможности сбежать, чтобы спастись от чар зеленоглазой леди?

Аргус обиженно нахмурился, хотя отлично понимал, что в шутке кроется изрядная доля правды. Вступать в спор не хотелось: в пылу словесной перепалки недолго проявить собственную трусость по отношению к Лорелей. А потому он предпочел ограничиться холодной улыбкой и невозмутимо пригубил бренди.

— Разрешаю выбрать любой из вариантов.

Глава 8

— Осторожнее!

Олимпия остановилась в футе от двери того самого дома, где истязали ее брата, и вопросительно взглянула на Яго:

— Чувствуешь опасность?

— Здесь витает очень злой дух, — пояснил Яго.

— Ничего удивительного. Место унылое — как раз в таких и бродят рассерженные духи.

— Не просто рассерженный, а разгневанный до ярости.

— Опасный?

— Дух женщины вряд ли способен на крайности. А умерла она совсем недавно. Чуть больше недели назад — в тот самый день, когда освободили Аргуса.

— Проклятие.

Олимпия покопалась в сумке, которую принесла с собой, и вскоре вытащила несколько лоскутов и бутылочку с густой ароматной жидкостью.

— Что случилось? — настороженно спросил Сайрус.

Они с Питером подошли последними.

Олимпия пристально посмотрела на каждого из братьев и вздохнула:

— Думаю, вам лучше остаться здесь. В доме труп.

Оба побледнели и испуганно посмотрели на дверь, а леди Уэрлок добавила:

— Лежит он здесь чуть больше недели, так что приятных впечатлений ожидать трудно.

— Но как вы об этом узнали?

— Лорд Вон обладает даром видеть блуждающий дух. А что касается остального — всего лишь жизненный опыт. К сожалению, уже не раз доводилось видеть покойников. — Оба известия не оказали на молодых людей катастрофического впечатления, и Олимпия немного успокоилась. — Аргус говорил, что вам известно о наших необычных способностях, но я все-таки сомневалась.

— Да-да, мы знаем, — кивнул Питер. — Собственными глазами видели, как сэр Аргус заставил Вейл забыть о своем присутствии. Ему пришлось это сделать, ведь всем известно, что слуги не умеют хранить секреты. И на возницу, который привез нас в Санданмор, тоже пришлось воздействовать подобным образом. — Юноша с уважением посмотрел на Яго. — Вы и вправду видите, что в доме кто-то умер, милорд?

— Да, — ответил лорд Вон. — Пожилая женщина. Но убил ее не возраст.

— Может, необходимо срочно сообщить нашему отцу? Он выполняет обязанности мирового судьи.

— Несомненно, но только учтите, что скопление людей может помешать расследованию.

— Мы позовем только папу и больше никого.

Питер и Сайрус поспешили к лошадям.

Леопольд задумчиво посмотрел вслед.

— Как легко они все восприняли, — заметил он, не скрывая удивления. — Можно подумать, каждый день сталкиваются с трупами, духами и с теми, кто способен видеть их даже за толстыми стенами.

— Думаю, сказывается благотворное влияние герцога. — Олимпия повернулась к кузену. — Вчерашний обед многое прояснил: дом его светлости открыт для всех родственников, и молодежь пользуется там полной свободой. Герцог Санданмор производит впечатление очень умного и доброго человека, хотя и немного эксцентричного.

Она мимолетно улыбнулась, но тут же снова стала серьезной. Открыла пузырек, полила пахучей жидкостью сначала один кусок ткани, затем второй и протянула лоскуты кузенам.

— Должно быть, ему удалось научить домашних спокойствию и рассудительности. Ну, а теперь пойдемте. Пора приниматься за дело.

Едва изыскатели успели переступить порог, как в лицо ударил смрад смерти. Олимпия оставила дверь широко открытой и быстро обвязала лицо пропитанной духами тканью. Тело нашли быстро, а беглого осмотра оказалось достаточно, чтобы установить причину смерти. Олимпия оставила Яго беседовать с разгневанным духом, а сама спустилась в подвал — туда, где брат провел две страшные недели. Леопольд и Бенед не отставали ни на шаг.

Темная сырая камера превзошла самые страшные ожидания. От острого, непреодолимого ужаса Олимпия едва не потеряла сознание и с трудом удержалась на ногах. Мрачное зрелище угнетало: толстая цепь в стене, убогий соломенный матрас на холодном каменном полу, единственный стул, на котором мучитель восседал, наблюдая за истязаниями. Воспоминания о пытках наполняли воздух и безжалостно душили. Леопольд обнял кузину за плечи, и она приникла к нему, из последних сил пытаясь сохранить самообладание. Чтобы получить необходимую информацию, требовался ясный ум.

— Его держали здесь в полной темноте — обнаженным, прикованным к стене, голодным, погибающим от жажды, — прошептала она. — Почему же мы не почувствовали его страданий?

— Мы знали, что Аргус в беде. — Леопольд прищурился, пытаясь что-то разглядеть во мраке. — Предупреждения начали поступать, как только его заточили в этот подвал. Вот только определить место никак не удавалось. Аргус, конечно, необычайно крепок, и все же парню повезло, что девочка оказалась такой смышленой и сразу поняла, где искать.

Олимпия, наконец, собралась с силами, отстранилась от кузена и выпрямилась.

— По-твоему, его держали обнаженным? — уточнил Леопольд.

— Он признался вчера вечером, когда мы разговаривали, возвращаюсь из главного дома. Думаю, через несколько минут прочитаю в мрачной ауре все подробности.

— Теперь понятно, что случилось с шалью леди Лорелей.

— О чем ты?

— Помнишь ее слова во время первой беседы, сразу после приезда? Она рассказала, что поначалу приняла Аргуса за видение: решила, что перегрелась на солнце. Но, исчезая, он забрал с собой ее шаль. Только поэтому она и поверила в реальность событий, написала нам, а сама бросилась на поиски.

На мгновение жестокие воспоминания о мучениях брата отступили. Олимпия взглянула на Леопольда, и тот широко улыбнулся. Бенед тоже не сдержал многозначительной ухмылки. Баронесса покачала головой и тихо рассмеялась.

— Значит, дочка герцога не только увидела Аргуса во всем мужественном великолепии, но и немедленно приступила к делу. Если столь пикантная подробность станет достоянием общества, к алтарю придется бежать бегом.

— Скорее всего, — согласился Леопольд, однако тут же нахмурился и строго приказал: — Немедленно выбрось эту затею из головы. Если Аргус и решит жениться, то только по собственной воле. Думаю, так будет лучше и для леди Лорелей — во всяком случае, для ее душевного спокойствия. Надеюсь, все произойдет без твоего вмешательства.

— Хотелось бы верить, — поддержал Бенед.

— Ты что-то увидел? — уточнила Олимпия.

— Никаких видений или снов, если ты об этом, — пожал плечами Леопольд, — Просто знаю.

— Они прекрасная пара, — пояснил Бенед. — Мисс Сандан это понимает, а Аргус все еще сопротивляется очевидному.

— Но ведь брат не уставал твердить, что никогда не женится, — возразила Олимпия. — До недавних пор каждый брак, который ему доводилось видеть, не приносил ничего, кроме разочарования и несчастья, в том числе и союз наших родителей. Скажу честно: как только увидела леди Лорелей, первым делом подумала, что она создана для Аргуса. И все же, чтобы он сам это осознал, необходим особый импульс.

— Не беспокойся, импульс обеспечим, — кивнул Леопольд. — Нет ничего проще. Достаточно почаще оставлять парочку наедине. Семена прорастут, и урожай не заставит себя ждать. — Он слегка нахмурился. — Правда, поначалу Аргус будет упрямиться, сопротивляться чувствам, но в конце концов уступит. Сердечный кризис положит конец бесполезной битве с самим собой. Ну, а теперь давайте поскорее выполним печальную миссию.

Олимпия коротко кивнула и сосредоточилась на воспоминаниях о страданиях брата; она читала их в воздухе, как раскрытую книгу. Тесный подвал с трудом вмещал энергию насилия и сопротивления. Труд оказался мучительным, изнуряющим, отнял душевные и физические силы и оставил одно-единственное желание: забиться в укромный уголок, свернуться калачиком и долго-долго плакать. Из подвала удалось выбраться только благодаря помощи Леопольда. Однако, выйдя из кухни и сделав несколько шагов в сторону комнаты, где остался Яго, Олимпия поняла, что спасительное уединение откладывается на неопределенное время. Возле закрытой двери гостиной стояли бледные как мел братья Данн. Несмотря на стремление казаться смелыми и мужественными, Сайрус и Питер не могли сдержать отвращения и ужаса. Из комнаты доносились голоса: Яго с кем-то тихо разговаривал. Судя по всему, мировой судья прибыл без промедления.

После краткой церемонии знакомства сквайр Данн снова посмотрел на убитую:

— Старуха Белл. Считала себя ведьмой. Бродила по округе, собирала травы, причем далеко не всегда целебные. Два года назад от снадобий умер человек, и знахарку едва не повесили. Продала обиженной жене какую-то настойку, а женщина со страху во всем призналась: сказала, что муж изменил, и в отместку она применила средство старухи Белл. Та, однако, сумела каким-то образом убедить судей в своей невиновности.

— А вот на сей раз убедить не удалось, — заметил Яго.

Олимпия долго слушала, о чем говорят собеседники, и постепенно начала понимать, что мирового судью ничуть не беспокоит способность Яго общаться с духами. Широта мировоззрения герцога, должно быть, осенила и родственников.

— Чей это дом? — спросил Яго.

— Хозяин — некий мистер Уэндалл. Живет в Лондоне. — В голосе сквайра послышалось откровенное осуждение. — Сдает землю в аренду, получает доход, однако не считает нужным появляться здесь хотя бы время от времени. Поговаривают, что и вообще собирается продавать поместье.

— Вряд ли покупатели выстроятся в очередь. Этот дух отличается редкой строптивостью и сварливым нравом.

— Очень похоже на старуху Белл. Всегда была злючкой. Неужели даже сейчас способна насолить?

— Еще как! Вот только наберется сил да научится кое-каким фокусам. Странно только, почему ведьма до сих пор остается здесь. Из того, что вы рассказали, трудно предположить, что ей уготован лучший из миров. К тому же… — Яго прищурился и внимательно посмотрел на пол. — Ну вот, проблема разрешилась сама собой.

— Исчезла? По вашему взгляду ясно, что отнюдь не вознеслась на небеса. Вы ведь и это тоже видите, не так ли?

— Не всегда. Порою случается, что души, которым следовало бы попасть прямиком в ад, надолго задерживаются на земле. Хорошо еще, что бывает это нечасто.

— Дьявол нетерпелив, не так ли?

Мировой судья понимающе улыбнулся.

Олимпия покачала головой:

— Кажется, вас нисколько не волнует тот факт, что кузен видит призраков?

— Ничуть, миледи, — невозмутимо ответил сквайр. — А почему, собственно, я должен переживать по этому поводу? Церковь утверждает, что каждый из нас обладает душой. Разумно предположить, что далеко не все души в назначенный час торопятся отправиться восвояси, и столь же разумно представить, что существуют люди, которым дано их видеть. Кузен Рональд, герцог Санданмор, не устает повторять, что мы должны держать свой ум открытым навстречу всему новому и непонятному. Видите ли, мы вместе выросли, так что некоторые из его взглядов я разделяю в полной мере.

— Трудно представить, что могло бы быть иначе. — Олимпия подумала, в какую прекрасную, идеально подходящую семью мог бы войти брат. — Нет ли в округе человека, близко знакомого с хозяином этого дома?

— Могу дать имя и адрес стряпчего, однако он тоже живет в Лондоне. Как видите, за домом никто не следит. Время от времени появляется управляющий, чтобы собрать арендную плату за пользование землей.

— В таком случае делать нам здесь больше нечего. Можно возвращаться в Санданмор, — заключила Олимпия. — Благодарю за помощь, сэр.

Аргус вздохнул и устало потер глаза. Вместе с герцогом и Лорелей он уже несколько часов томился в библиотеке, просматривая книгу за книгой, папку за папкой в поисках сведений о семье Корник. Фамилию трудно было назвать распространенной, и все же ни одна из нескольких ниточек, которые удалось найти, к цели не привела.

Раздражение росло с каждой минутой. Еще бы! Вот он сидит и бесполезно перебирает ворохи бумаг, в то время как остальные заняты настоящим делом: идут по следу врага. Аргус понимал, что скучная, но необходимая работа могла принести важную, а то и бесценную информацию, и все же держался с огромным трудом. Терпение давно лопнуло, а мысль о том, что сестра не побоялась спуститься в жуткий подвал и прочитать жестокие воспоминания о его плене, мало способствовала душевному спокойствию.

— Складывается впечатление, что этого негодяя не существует на свете. У вас здесь собраны сведения практически о каждом жителе Англии, будь то мужчина, женщина или ребенок, но о человеке по имени Чарлз Корник нет ни слова.

— А что, если на самом деле его зовут иначе? — задумчиво предположил герцог. — Преступное деяние проще совершить под вымышленной или на худой конец измененной фамилией.

— В таком случае мы напрасно тратим время.

— Ничего подобного. Отрицательный результат указывает на необходимость двигаться в ином направлении.

— Вы обладаете несравненным терпением, ваша светлость.

— Исследование требует и выдержки, и умения признавать собственные ошибки.

В дверь постучали, и Рональд на миг нахмурился:

— Войдите. А, Макс! В чем дело?

— У вас гости, ваша светлость, — торжественно провозгласил дворецкий. — Вдова Бентон с дочерью.

На лице герцога отразился ужас.

— Скажи, что меня нет дома.

— Но, сэр, они пришли, потому что на прошлой неделе вы велели сказать, что вас нет дома, и попросили перенести визит именно на сегодняшний день.

Герцог уныло кивнул:

— В следующий раз напомни, что так поступать не следует. — Он неохотно встал. — Что ж, придется исполнить роль радушного хозяина. Сколько продлится это мучение? Минут десять?

— Не меньше получаса, — сурово произнес Макс.

— Господи, за что? — проворчал Рональд и шагнул к выходу.

— Намерены принять дам в таком виде?

Лорд Санданмор посмотрел на заляпанный чернилами жилет и пожал плечами:

— Но эти дамы упорно лезут в мой дом. Значит, пусть принимают меня таким, каков я есть.

Герцог вышел, а за ним скрылся и дворецкий. Лорелей посмотрела на дверь и рассмеялась:

— Бедный папа! Вдова Бентон даже не пытается скрыть, что мечтает стать четвертой женой.

— Вам бы этого не хотелось?

— Чтобы ей все-таки удалось поймать его в свои сети? Нет, но исключительно потому, что она сделает его несчастным, а он уже и так пережил два неудачных брака. В первый раз женился в четырнадцать лет. Невесте было столько же, и замужество она рассматривала как путь в Лондон, Париж и прочие столицы, где можно бросать на ветер деньги супруга. А он хотел одного: жить здесь. В итоге она родила папе троих сыновей и трех дочерей и умерла. Вторая жена, моя мама, любила деревню. По словам Макса, с ней папа был счастлив, однако счастье продолжалось недолго, потому что мама умерла после того, как дала жизнь близнецам. Третья жена заманила его в ловушку, поставив в такое положение, из которого порядочный человек не видел иного выхода, кроме как под венец. Она тоже мечтала о роли герцогини и сиянии лондонских огней.

— И что же с ней случилось?

— Погибла в дорожной аварии вскоре после того, как родила папе тринадцатого сына. Убегала с художником.

Аргус подумал, что, оказывается, для несчастной семейной жизни вовсе не обязательно носить фамилию Уэрлок или Вон. Неудачный брак родителей принес им с Олимпией немало страданий. Лорелей, ее братьям и сестрам повезло значительно больше: в их жизни постоянно присутствовал отец, умный и благородный герцог Санданмор. Для самого же Аргуса неизменной величиной всегда была сестра. А вот сейчас он остался один, в то время как Олимпия отправилась на поиски приключений.

Сэр Уэрлок нервно поднялся, быстро подошел к окну и остановился, глядя в сад; напряженная поза выдавала тягостные переживания. Фантазия подсказывала Лорелей, что у него есть множество поводов для мучительных раздумий, однако хотелось услышать простое, откровенное признание. Подавив вздох, она тоже отложила бумаги, неуверенно приблизилась и встала рядом.

— До темноты должны вернуться, — произнесла она шепотом, предположив, что Аргус беспокоится о безопасности родных.

— Мне следовало поехать с ними, а не сидеть здесь, — отозвался он охрипшим от досады голосом.

— Нет, не следовало, и придется это принять, хотите вы того или нет. Поездка верхом с перевязанными ребрами закончилась бы плохо, и вместо помощника вы превратились бы в обузу. Они прекрасно справятся и без вас.

Аргус неожиданно обернулся, схватил за плечи и посмотрел на нее побелевшими от гнева глазами.

— Я сам должен разыскать своего мучителя, — прошептал он. — Я, и только я, должен его схватить и заставить дрожать от страха перед тем, кого он бесконечно унизил и едва не лишил жизни.

Лорелей осторожно коснулась его бледной щеки.

— И непременно все это сделаете, как только окончательно выздоровеете. А если раньше времени попадете в критическую ситуацию, то раны подведут и цель отодвинется на неопределенный срок. Если хотите предстать перед врагом во всем своем могуществе, наберитесь терпения. Только в этом случае Корник увидит в вас реальную угрозу собственной жизни.

Аргус накрыл ладонью тонкие пальцы. Мисс Сандан убеждала так же, как обычно убеждала Олимпия, — не пытаясь спрятать правду за красивыми словами. Манера нравилась ему куда больше, чем должна была бы нравиться. А еще нравился теплый глубокий взгляд изумрудных глаз. Этот взгляд притягивал, заставлял склониться ниже, еще ниже… пока губы не коснулись губ. Тревожный колокол в голове напрасно взывал к самообладанию и твердости духа.

Лорелей доверчиво прильнула к нему и обвила руками шею. Она точно знала, что на сей раз поцелуй продлится недолго: отцовская библиотека — не самое подходящее место для встреч наедине. Но разве можно отказать себе в нескольких счастливых мгновениях? Она наслаждалась близостью и сгорала от желания, ощущая во рту дерзкий и в то же время нежный язык. Затем набралась смелости и ответила на ласку. Услышав приглушенный, полный сдержанной страсти стон, Лорелей почувствовала, как дрогнуло горячее мужественное тело Аргуса — он на миг замер, словно испугался собственных порывов, но тут же прогнал сомнения и принялся ласкать ее с новой силой.

Смелые прикосновения не пугали Лорелей; она лишь откровеннее прижималась, боясь упустить хотя бы миг близости. Вот губы Аргуса отстранились, и она что-то разочарованно пробормотала, но тут же удовлетворенно вздохнула: поцелуи возобновились, теперь они согревали шею. Сильные ласковые руки Аргуса поднялись и легли ей на грудь. Дерзкая ласка развеяла чувственный туман, но только на мгновение: удивление утонуло в потоке наслаждения, ставшего в десять раз острее, когда за ладонями последовали горячие губы.

Не прекращая поцелуев, Аргус прижал Лорелей к стене. Опустив корсаж платья, он обнажил ее грудь и лизнул твердую вершинку соска. Лорелей запустила пальцы в его густые непослушные волосы и замерла, уступив новым, ни разу в жизни не испытанным ощущениям.

И вдруг все томительное счастье внезапно оборвалось. Не успела она сообразить, что ее снова отвергли, как оказалась на свободе. Аргус торопливо привел в порядок корсаж, а сам отскочил на несколько футов и принял непринужденную позу.

В душе Лорелей вскипела обида, однако высказать негодование ей не довелось: в коридоре послышался голос отца. Ах, только бы ее не выдал предательский румянец!

— Абсолютно детский способ, ваша светлость, — произнес Макс, открывая дверь и пропуская герцога вперед.

— Не отрицаю, — согласился лорд Санданмор, — тем более что позаимствовал я его у Корнелиуса.

— Что же ты сделал, папа? — поинтересовалась Лорелей и с радостью услышала, что волнение не отразилось ни в голосе, ни в интонации.

— Едва миссис Бентон начинала говорить, его светлость тут же заходился кашлем, — ответил за господина Макс. — Гостья вскоре ушла. Подозреваю, что побоялась заразиться.

Подозрительно быстрые, цепкие взгляды отца и Макса смутили Лорелей: оба посмотрели сначала на нее, а затем — столь же внимательно и оценивающе — на сэра Уэрлока. Кажется, ни тот ни другой не поверили, что юная леди и джентльмен провели время в рассудительной беседе и просмотре старинных книг. К счастью, комментариев не последовало, а потому мисс Сандан позволила себе расслабиться и даже улыбнулась мальчишеской проделке герцога.

— Учти, она обязательно вернется.

— Хочется верить, что хотя бы не очень скоро, — развел руками лорд Санданмор.

Работа продолжилась, однако вскоре Лорелей сослалась на усталость и ушла. Спустя некоторое время она посмотрела в окно спальни и увидела сэра Уэрлока — тот возвращался в садовый дом. Конечно, она понимала, что должна благодарить Аргуса за то, что даже в минуты страсти он сумел сохранить рассудок и услышал шаги и голоса, но почему-то особой признательности не ощущала. Обида заслонила и мысли, и чувства: сколько же можно терпеть откровенное пренебрежение? В очередной раз с ней позабавились, а потом оттолкнули, как надоевшую игрушку.

Сэр Аргус Уэрлок ушел, но Рональд продолжал задумчиво смотреть на дверь.

— Скажи, Макс, моя дочь действительно выглядела так, как будто общение с этим джентльменом не ограничилось разговорами?

— Да, сэр. То же самое относится и к сэру Аргусу, хотя с его стороны была предпринята восхитительная попытка скрыть очевидный факт, — уверенно подтвердил дворецкий.

— Должен ли я вмешаться?

— Пока нет, ваша светлость. Уэрлоки располагают серьезными основаниями для сомнений относительно брачных уз. Как только джентльмен поселился в садовом доме, я просмотрел собранную вами литературу и пришел к выводу, что в этом семействе свадьба неизбежно приводит к катастрофе. Подозреваю, что гость боится достойного института семьи как огня. Впрочем, скоро страх испарится, поскольку он без ума влюблен в нашу девочку, хотя пока еще и не готов принять собственные чувства.

— У меня сложилось аналогичное мнение, однако отец обязан сомневаться, дабы защитить своего ребенка от возможных страданий.

— К сожалению, даже отцам не всегда удается это сделать. Впрочем, если я не ошибаюсь в суждениях, в данном случае все будут счастливы.

По дороге в садовый дом Аргус не переставал себя корить. Прижал дочку герцога к стене как дешевую потаскушку! Да еще и едва не попался на месте преступления. С каждым днем безумие укоренялось все основательнее, а похоть бесстыдно набирала силу. Отвратительно!

На пороге гостиной он решительно отбросил размышления о сладких губах, нежной коже и риске оказаться у алтаря. Кузены и сестра уже вернулись. Судя по их усталым, опустошенным лицам, экспедиция успеха не принесла: или не удалось найти вообще ничего, или находки оказались крайне огорчительными. Аргус налил себе бренди и сел на софу возле бледной, вялой Олимпии.

— Ну что, неудачно?

— И да, и нет. — Сестра поднесла к губам бокал. — Знаю, как выглядит сам Корник, и представляю его сообщников. Выяснила, что дом ему не принадлежит, хотя какая-то связь все-таки существует. В воздухе витало презрение, а вот ощущения собственности не чувствовалось. Неприятно, что мы там обнаружили труп.

— Одного из сообщников?

— К сожалению, нет, — вступил в разговор Яго. — Пожилой женщины. По словам сквайра Данна, знахарка собирала травы и не брезговала снадобьями, далекими от целебных. — Он кратко передал рассказ мирового судьи. — Дух ее вел себя крайне агрессивно, однако, к счастью для будущих жильцов дома, задержаться там ему не удалось. Старуху застрелили в упор и бросили на месте преступления. Похоже, убийца даже не беспокоился о том, что труп когда-нибудь обнаружат.

— Должно быть, это и есть та самая ведьма, которую грозил привезти Чарлз, — задумчиво предположил Аргус. — Он собирался заставить ее украсть у меня дар и передать ему — что-то в этом роде.

— Она неосторожно потребовала обещанные деньги и заявила, что бегство пленника ее не касается. Ну, а Корник выстрелил ей прямо в лоб. Судя по всему, в могущество ведьм он не очень верил.

— Мне кажется, сам он никогда и не верил. Однако кто-то из вышестоящих лиц решил попробовать и это средство.

— Еще мы узнали, что дом принадлежит некоему мистеру Уэндаллу. Он живет в Лондоне, там же обитает и его стряпчий. Ни тот ни другой в поместье не появляются, а за рентой периодически приезжает управляющий. Этого человека мистер Данн не знает.

— Немедленно поручу своим адвокатам разыскать обоих, — заметил Леопольд. — Если верить воспоминаниям сквайра, хозяина зовут Генри; возможно, уточнение облегчит поиски.

— А я обдумаю все, что удалось увидеть и узнать, и наверняка обнаружу какие-нибудь важные подробности, — пообещала Олимпия.

Обсуждение продолжалось больше часа. Внезапно леди Уэрлок встала, извинилась и вышла из комнаты. Встревоженный Аргус поспешил следом и догнал уже на лестнице.

— Тебе нехорошо?

Олимпия грустно улыбнулась:

— Нет, все в порядке. Просто устала. Жестокость доводит меня до отчаяния и напоминает о печальном прошлом нашей семьи, о тех несчастных предках, которых казнили за колдовство. Как-то не верится, что отношение кардинальным образом изменилось, и от этого становится еще грустнее. Ну и конечно, не дает покоя ненависть к Корнику. Если я могла, убила бы его собственными руками. — Она поцеловала брата в щеку: — Не волнуйся за меня: отдохну, и все пройдет.

Олимпия поднялась в свою комнату, а Аргус покачал головой и направился обратно в гостиную, к кузенам и бренди. Конечно, он волновался за сестру. Как же иначе? Женщина не должна видеть того, что пришлось увидеть Олимпии. Но с другой стороны, энергичную женщину невозможно удержать от решительных действий. Немалое беспокойство вызывала и собственная слабость: во-первых, рядом с мисс Сандан он полностью терял контроль над вожделением, а во-вторых, до сих пор сидел дома вместо того, чтобы отважно идти по следу врага, — при том, что враг угрожал безопасности родных.

Может, несколько бокалов бренди помогут хотя бы на время забыть о проблемах?

Глава 9

Макс наконец-то избавил его от тугой повязки на ребрах, и Аргус вздохнул с облегчением:

— Какое блаженство?

— Не радуйтесь раньше времени, — строго предупредил Макс. — Если бы вы не упрашивали так жалобно, я ни за что не согласился бы снять бинты. Если надеетесь сейчас же прыгнуть в седло и галопом промчаться по полям, то напрасно: до этого еще очень далеко.

Макс принялся осторожно нажимать на покрытые синяками ребра, и Аргус приготовился мужественно терпеть боль, однако, к собственному удивлению, почти ничего не почувствовал. Он послушно выполнил приказы Макса — несколько раз повернулся во все стороны, старательно наклонился, глубоко вдохнул, с силой выдохнул и даже покашлял, но боли не ощутил.

— Одно из двух: или вы умеете чудесным образом выздоравливать, или ребра повреждены меньше, чем нам показалось сначала. Само собой отдых, горячее питье и сытная еда тоже не помешали, — заключил дворецкий, помогая Аргусу надеть рубашку.

— Значит, я здоров.

— Пока можно говорить лишь о пути к выздоровлению, не больше. Еще, по меньшей мере, неделю придется соблюдать щадящий режим и воздерживаться от резких движений. Не вижу, что творится у вас внутри, а потому не могу утверждать, что все цело. Утешает одно: если бы ребра серьезно пострадали, вы ни за что не чувствовали бы себя таким бодрым, каким кажетесь со стороны, — это точно. Но не исключено, что кости восстановились не в полной мере, так что ведите себя осторожно. Подобные раны дают осложнения на протяжении нескольких лет. Окончательное выздоровление требует времени.

Аргус кивнул. Соблюдать осторожность — совсем не то, что чувствовать себя беспомощным и неповоротливым. Теперь, во всяком случае, можно будет принять участие в поисках Корника. К тому же в присутствии Лорелей не придется терпеливо выносить мучительное искушение: трусливый внутренний голос подсказывал, что отныне в критической ситуации можно будет спастись бегством.

Унизительно, конечно, но приходилось признать, что внутренний голос прав. Постоянная близость мисс Сандан методично разрушала контроль над собственными чувствами, а сэр Уэрлок привык всегда и во всем владеть собой и уступать не собирался. Но что же делать, если при одном лишь взгляде на Лорелей сразу хотелось заключить ее в объятия? Возможно, теперь удастся соблюдать более безопасную дистанцию.

— Спасибо, Макс, — с улыбкой поблагодарил Аргус. — Вы доказали, что разбираетесь в медицине и отлично умеете лечить.

— Когда в доме растет целая армия детей, поневоле научишься.

— Но зачем же герцог принимает чужих, когда у него семнадцать своих?

— Его светлость не может не помочь тому, кто нуждается в помощи, как не может смириться с мыслью, что из-за недостатка средств юные родственники не получат достойного образования. Но главная заслуга герцога заключается в том, что все дети, проживающие в его доме, ощущают себя одной большой и дружной семьей.

— Да, это действительно важно. Олимпия сказала, что сквайр Данн вырос вместе с его светлостью, а теперь его сыновья приезжают сюда запросто, как в родной дом.

Макс кивнул и достал из жилетного кармана изящные серебряные часы.

— Мне пора. У его светлости назначена встреча с управляющим. Необходимо проследить, чтобы он не забыл.

Дворецкий ушел, а Аргус принялся испытывать ребра на прочность: определяя степень свободы движения. Боль ощущалась нечасто, однако он не оставлял без внимания даже самые легкие ее проявления. Борьба с Корником требовала больших физических сил, так что рисковать понапрасну было бы преступлением. Изучив состояние собственного тела, сэр Уэрлок надел сюртук и отправился на поиски родственников.

Первой нашлась Олимпия. Баронесса Страйкхолл сидела в гостиной, пила чай и печально смотрела в окно. Впрочем, едва заметив брата, она приветливо улыбнулась:

— Итак, тебя наконец-то разбинтовали? Поздравляю.

— Спасибо. Макс предупредил, чтобы я соблюдал осторожность и не напрягался. Кажется, я парень крепкий, но он сказал, что еще некоторое время я буду приходить в норму. — Аргус сел рядом и внимательно посмотрел на сестру. — А как твои дела? Когда я вошел, ты выглядела задумчивой. Или грустной?

— Задумчивой, — ответила Олимпия так поспешно, что сразу стало ясно: обманывает. Настаивать Аргус не решился. — Пытаюсь понять, что делать дальше.

— Сам не знаю. Никакой информации о Корнике найти не удалось, во всяком случае, пока. Подозреваю, что те сведения, которые прежде лежали на поверхности, были специально сфабрикованы, чтобы я поддался на провокацию.

— И все же странно, что в бумагах его светлости нет даже намеков; более богатый архив трудно представить, да и сам герцог поражает эрудицией.

— Что правда, то правда: сам Леопольд пришел в восхищение. — Брат и сестра обменялись понимающими улыбками. — Кстати, где остальные?

— Поехали в деревню. Сказали, что хотят кое-что купить, но подозреваю, что на самом деле собираются послушать сплетни и задать кое-какие наводящие вопросы. Перед отъездом Лео не забыл написать письмо своим адвокатам: поручил навести справки о человеке по имени Уэндалл — хозяине ужасного дома.

Леди Уэрлок поежилась.

— Самое страшное уже позади, Олимпия, — успокоил Аргус. — Пора отвлечься от переживаний. Я выздоровел, а Корник непременно ответит за преступление.

Баронесса сжала руку брата.

— Не сомневаюсь. Ответят все: и он сам, и те, кого он имел в виду, когда говорил «мы». И все же ради безопасности младшего поколения нашей семьи хочется верить, что под этим «мы» скрывается лишь жалкая горстка негодяев, не больше. Твои мучения доказывают, как далеко они готовы зайти ради достижения цели. Даже представить невозможно, что люди способны на подобную жестокость.

— Я и сам надеюсь, что придется сражаться с парой-тройкой безумцев, и в то же время подозреваю, что за их спинами стоит кто-то могущественный; возможно, один из членов правительства. Не случайно осведомленность Корника ограничивается способностями тех из нас, кто сотрудничал с кабинетом министров.

— А, вот вы где! — послышался полный энергии голос Леопольда.

Вслед за бароном Старкли в комнату вошли Яго и Бенед.

Аргус дождался, пока кузены наполнят бокалы, и только после этого дал волю любопытству.

— Что слышно в деревне?

— Иными словами, как прошла шпионская вылазка? — уточнила Олимпия.

Леопольд развалился в кресле и с улыбкой посмотрел на сестру:

— Герцога все безоговорочно обожают, однако несколько человек честно признались, что, если возникает проблема, за помощью предпочитают обращаться к Максу. Кое-кто пожаловался, что внимания и расположения его светлости бессовестно добивается некая вдова — при том что лорд Санданмор был женат трижды и в четвертый раз под венец не рвется, равно как не спешит найти супругу кому-нибудь из тринадцати сыновей. Самые вдумчивые из собеседников заключили, что даже если наш гостеприимный хозяин и не думает жениться, все равно не отвертится, потому что ему всего-то сорок шесть лет.

Услышав новость, Аргус поперхнулся вином и закашлялся. Олимпия заботливо постучала брата по спине. Отдышавшись, он уточнил:

— Вполне возможно, что так оно и есть. Лорелей рассказала, что герцог женился в четырнадцать лет, а к пятнадцати уже стал отцом. Что неприлично, сказал бы я, если бы кто-нибудь захотел услышать мое мнение. Он и сам еще был ребенком.

— Верно, — согласился Леопольд. — И что же дальше? Тридцать два года назад столь ранний брак тоже считался неприличным, однако вплоть до восьмого герцога мальчики в семействе Сандан появлялись на свет чрезвычайно редко. Когда у седьмого герцога родился второй сын, то есть наш добрый знакомый, радости не было конца. Но старший из братьев, наследник титула и состояния, умер молодым, оставив двух маленьких дочек. Рональд их вырастил.

— Потрясающе, — покачала головой Олимпия. — Одного не пойму: какое отношение имеет эта увлекательная история к нашим сегодняшним проблемам?

— Самое прямое и достаточно важное, хотя и не слишком очевидное. Каждый местный житель, включая детей, твердо знает, что, если в округе появится посторонний (те, кто просто едет своей дорогой, разумеется, не в счет), необходимо срочно сообщить господину. Иными словами, существует на свете некто, в ком его светлость видит источник опасности.

— И ты веришь, что они это сделают?

— Несомненно. Преданность вопросов не вызывает. В рассуждениях людей не чувствовалось ни капли лицемерия, ни намека на двуличие и игру на публику. Все говорили искренне, от души. Герцог быстро решает все проблемы, по-отечески заботится о подданных, щедро платит за добросовестный труд. Кроме того, рачительно ведет хозяйство, а арендную плату ограничивает разумными суммами. Ну, а самое главное, регулярно приезжает в деревню, разговаривает с каждым встречным и при этом помнит имя собеседника, знает, сколько у него детей, а также неизменно интересуется их здоровьем и успехами.

— Поразительно. Остается лишь восхищаться его необыкновенной памятью.

— Согласен. Еще выяснилось, что в поместье работают семь человек с одной фамилией: Грегор. Шестьдесят лет назад их предки пришли из Шотландии, причем акцент у них сохранился до сих пор, и он очень заметный.

— Черт возьми! Не иначе как Санданы укрывали у себя Магрегоров, членов запрещенной секты якобитов! А ведь вольнодумство могло стоить жизни! — Аргус покачал головой: — Ну, а о незнакомцах, судя по всему, пока ничего не слышно?

— Ни слова, — ответил Леопольд. — И мои люди пока молчат.

— Бандиты надежно замели следы.

— Иначе и не скажешь. Но ничего, моим следопытам любое дело по плечу. — Он вздохнул. — К сожалению, любое расследование требует времени, а если в истории замешан кто-нибудь из членов правительства, задача усложняется. Действовать надо осторожно, чтобы не спугнуть тех, кто предпочитает прятаться за кулисами. Неплохо было бы узнать о Корнике хоть самую малость. Странно, что тебе удалось разыскать какие-то сведения, — все равно, хорошие или плохие. Сейчас невозможно найти ровным счетом ничего. Я уже поручил своим стряпчим просмотреть все документы, о которых ты говорил, однако все напрасно. Приходится признать, что кто-то старательно уничтожил улики, причем сделал это весьма ловко и умело.

— Час от часу не легче, — заметила Олимпия. — Твои слова прямо указывают на те места, где сосредоточена власть. Правительство, вот что приходит на ум. — Леопольд кивнул, и она нахмурилась. — Точнее, те его кабинеты, где умеют подтасовывать факты и используют фальшивые бумаги, воруют. — Она посмотрела на кузена. — А ведь именно этому правительству все вы помогаете.

— Знаю. Получить ответы будет нелегко, но мы постараемся. Мой начальник пришел в ярость от одного лишь намека на причастность к заговору сотрудников. Он отлично понимает, что, если наша семья пострадает от козней высокопоставленных интриганов, на помощь Уэрлоков и Вонов впредь рассчитывать не придется.

Разговор продолжался долго; каждый предлагал свой вариант поисков, однако прийти к общему мнению так и не удалось. От разочарования и безысходности у Аргуса разболелась голова, и он вышел в сад, надеясь, что свежий воздух его излечит. Он сел под старым дубом на каменную скамейку и прислонился затылком к прохладному шершавому стволу, который многие поколения Санданов самоотверженно защищали от посягательств кораблестроителей.

И все-таки что-то оставалось непонятым, не хватало самого важного звена, способного навести на след Корника и его сообщников, кем бы они ни оказались. Аргус помнил, что во время пыток Чарлз говорил не умолкая. К сожалению, из-за побоев смысл его монологов тонул в тумане. Воспоминания о мучительном плене отдавались болью во всем теле, и все же пришло время восстановить тяжкие события, извлечь из темных глубин сознания необходимые подробности.

— Вы уверены, что здесь и вправду присутствует дух? — неожиданно произнес чей-то нежный мелодичный голос, и мрачные мысли тут же покинули Аргуса.

Он открыл глаза и из своего тенистого укрытия посмотрел на освещенное солнцем пространство. В дальнем конце небольшого сада, возле толстой кирпичной стены стояли Яго, Лорелей и одна из ее юных кузин. Двое — а именно барон Аппингтон и мисс Сандан — смотрели на небольшую дверь в стене, а молодая особа не сводила глаз с джентльмена. Впрочем, кузен терпел неумеренный интерес с достойной восхищения выдержкой.

— Да, — ответил Яго. — Даже сейчас ее вижу: сидит возле стены к нам лицом.

Он показал на пустое место примерно в футе от двери.

— А ее хорошо видно? Платье, прическу, лицо?

Словно между прочим кузина подошла еще ближе и посмотрела туда, куда показывал гость.

— Образ немного затуманен, мисс Лилиана, — ответил Яго. — Думаю, бедняжка здесь уже давно.

— А почему же она до сих пор не на небесах?

— Говорят, дух задерживается на земле до тех пор, пока у человека, которому он принадлежал, остаются незавершенными важные дела, и исчезает не раньше, чем освободится от мирских обязанностей.

— А я-то надеялась, что нам удастся увидеть хотя бы смутную тень.

— Не думаю, Лилиана, что встреча с призраком принесет большую пользу. — Лорелей взяла кузину под руку и увлекла в сторону, подальше от Яго. — Но точно знаю, что скоро начнется урок танцев. Тебе пора возвращаться домой.

На мгновение сестра Лорелей замерла в нерешительности, и Аргус едва не рассмеялся, наблюдая, как она разрывается между чувством долга и влечением. Но вот, наконец, она торопливо присела в реверансе и, ни разу не оглянувшись, побежала к дому. Сэр Уэрлок решил, что прятаться больше незачем, и вышел из укрытия.

— Простите, милорд. — Лорелей смущенно повернулась к барону Аппингтону. — Лилиана…

— Милое дитя переживает первую влюбленность, увлечение, интерес — назовите восторженное чувство так, как считаете нужным, — с улыбкой перебил Яго. — Не волнуйтесь, оно скоро пройдет, как когда-то прошло мое собственное умопомрачение, к великой радости леди, которой я поклонялся, и ее супруга.

Лорелей весело рассмеялась и в тот же миг заметила Аргуса. Сэр Уэрлок как раз вышел из тени огромного старого дуба. Открытое проявление симпатии могло показаться непозволительной смелостью, но скрыть радость встречи все-таки не удалось: ее выдал особый, ни с чем не сравнимый блеск изумрудных глаз. Джентльмен, в свою очередь, церемонно предложил ей руку и повел по аллее к дому. Призрак, о котором рассказал Яго, стал отличной темой для обсуждения.

— Печальный образ, — заключила Лорелей уже в гостиной, когда Яго вежливо откланялся, а Аргус наполнил вином бокалы. — Постараюсь выяснить, нет ли среди старинных семейных преданий рассказа об умершей или убитой девушке. Жаль, что бедняжка до сих пор не нашла упокоения, а никто из нас ее не видит и не может ей помочь.

Аргус вскользь спросил себя, куда неожиданно подевались сестра и кузены — ведь определенных планов никто не строил, — но тут же забыл обо всем и удобно устроился на бархатном диване рядом с мисс Сандан. Да, внезапно он оказался в опасной близости к той самой особе, от которой следовало бы бежать со всех ног. Но странное дело, спасаться бегством вовсе не хотелось. Он только что увидел, как мягко и тактично Лорелей напомнила юной кузине о необходимости соблюдать приличия, как не выказала ни малейшего сомнения в искренности слов Яго, и теперь просто не мог уйти.

Он не мог жить без ощущения чистого аромата жемчужной кожи, без блеска изумрудных глаз, без сияния светлой улыбки. Только одна женщина на всем белом свете могла вырвать его из бездны мрачных воспоминаний, вернуть к жизни и подарить блаженство. Аргус внезапно понял, что сидит рядом с той, в ком сосредоточились все его мечты и желания. Леди Лорелей Сандан отличалась умом и добротой, обладала несомненной широтой взглядов и оттого без труда приняла и его самого, и его родных. А главное, в ее присутствии мир вспыхивал яркими красками, а сердце куда-то неудержимо мчалось. Циничный внутренний голос тут же напомнил еще об одном немаловажном обстоятельстве: «Не забудь, что, женившись на дочке герцога, в глазах общества ты сразу поднимешься на ступеньку выше».

— Почему вы так нахмурились? — неожиданно спросила Лорелей. — Считаете, что не имеет смысла помогать призраку?

— Нет, почему же? Если хотите выяснить судьбу бедной девушки, обязательно займитесь исследованиями — в библиотеке герцога наверняка найдутся свидетельства. Успокоить хотя бы одну мятущуюся душу — благой поступок. — Он бережно поправил выбившуюся из пышной прически непослушную прядку и неожиданно для самого себя прошептал: — Какие у вас прекрасные волосы!

Лорелей густо покраснела.

— Они же рыжие.

Аргус осторожно поймал прядку губами.

— Этот цвет вовсе не рыжий. Я бы назвал его темным, глубоким оттенком выдержанного бургундского вина. Добавьте к этому тепло и мягкость тончайшего шелка — вот на что похожи ваши восхитительные локоны!

Не в силах сдержаться, он провел ладонями по волосам и заглянул в изумрудные глаза Лорелей. Ее нежные щеки зарделись, а полные чувственные губы слегка приоткрылись в ожидании ласки. Аргус успел подумать, что на это восхитительное лицо можно любоваться вечно, а спустя миг мысли утонули в потоке чувств и ощущений.

Лорелей решила, что пора проявить характер и хотя бы раз самой прервать ласки, однако Аргус привлек ее еще ближе, заключил в кольцо сильных рук и подчинил своей воле так властно, что оставалось одно: уступить и раствориться в неумолимом требовательном поцелуе. Разве можно отвергнуть откровенную, пылающую нетерпением страсть? Противостоять искушению — значит лишить себя самых ярких впечатлений, самых богатых и красочных воспоминаний. В наступлении Аргуса сквозила отчаянная, почти яростная искренность, и любое сопротивление казалось фальшивым.

Спустя несколько секунд Лорелей уже лежала на диване, окончательно утонув в пламенных объятиях. Аргус, конечно, понимал, что ступил на опасную тропу: рядом с ним — нет, под ним — лежала девственница, однако сейчас даже столь неотвратимый аргумент утратил убедительность. Лорелей разделяла его безумную страсть, и ни о чем ином не хотелось даже думать.

Прикосновение горячих губ неожиданно сменилось ощущением прохлады, и она поняла, что лишается одежды. Остатки разума подсказывали, что необходимо воспротивиться, освободиться, встать: нельзя позволять вольностей в гостиной, да еще и средь бела дня. Но разве голос разума способен спорить с невероятными по остроте, ни разу в жизни не испытанными впечатлениями? Губы Аргуса неутомимо исследовали ее грудь, дерзкий язык ласкал, теребил, дразнил, заставлял мечтать о большем. Лорелей тихо вскрикнула и выгнулась, попыталась прижаться к нему, прильнуть, оказаться ближе, еще ближе… каждое движение губ обостряло желание, каждое прикосновение языка разжигало неведомые прежде фантазии.

Искусный рот продолжал игру, а рука уверенно проникла под юбки… и вдруг сквозь туман донеслись далекие, пока еще неясные звуки. Ах, что за ерунда? Лорелей попыталась отогнать тревогу, однако шум приближался и с каждым мгновением принимал все более конкретные очертания. И вот — о ужас! — стало ясно, что сквозь открытое окно отчетливо доносится звонкий мальчишеский смех.

— Братья идут! — воскликнула Лорелей и судорожно, с отчаянной силой оттолкнула того, чьи запретные ласки только что самозабвенно принимала.

Хватило мига, чтобы Аргус пришел в себя, вскочил с дивана, поднял мисс Сандан и виртуозно привел в порядок ее платье. Лорелей вспомнила о прическе, но решила, что к этому времени волосы всегда успевают изрядно растрепаться. Аргус благоразумно отступил на несколько шагов, а она направилась к зеркалу, однако тут же передумала. Какой смысл? И без того понятно, что опытный глаз сразу заметит множество следов предосудительного поведения. Оставалось надеяться на невинность нечаянных свидетелей.

Аргус торопливо наполнил бокалы, и преступники чинно уселись лицом друг к другу. Удивительно, с каким проворством сэру Уэрлоку удалось устранить следы бури и восстановить невозмутимое спокойствие. Подобное мастерство невозможно без солидного опыта… впрочем, стоит ли об этом думать? Достаточно и того, что в этот раз она смогла его оттолкнуть. Лорелей поднесла к губам бокал. Жаль, конечно, что пришлось прервать поцелуй. Может, в следующий раз Аргус выберет более укромное место?

Странно: вот он сидит и как ни в чем не бывало потягивает вино, словно и не испытал мгновений неудержимой страсти. Если бы не румянец на щеках и неровное, еще не пришедшее в норму дыхание, можно было бы подумать, что порывы чувств мимолетны и призрачны. Ее тело все еще сгорало от вожделения, очень хотелось, чтобы и он испытывал нечто подобное.

Спустя секунду в гостиную ворвались близнецы Аксель и Вольфганг, и Лорелей не смогла сдержать улыбки. Мальчики во всем походили на отца и даже одевались со свойственной герцогу небрежностью. Оба обладали редкой способностью попадать во всякого рода переделки, однако сейчас проявили безупречные манеры: чинно приветствовали сэра Уэрлока и должным образом передали сестре просьбу герцога немедленно явиться в главный дом: мистер Пендлтон и мисс Бейкер поссорились, и теперь мисс Бейкер крайне расстроена и плачет. Все обитатели поместья знали, что лорд Санданмор воспринимает женские слезы как катастрофу вселенского масштаба и никак не может обойтись без помощи дочери.

Мисс Сандан немедленно поставила бокал на стол и поднялась.

— Попробую восстановить мир.

Аргус тоже встал. Аксель посмотрел на гостя снизу вверх и с детской непосредственностью восхищенно выдохнул:

— Черт возьми, какой же вы высокий!

— Аксель, что за выражение? — строго заметила сестра, однако поймала себя на мысли, что при огромной разнице в росте эти двое удивительным образом подходили друг другу.

— Прости, Лолли. Прошу прощения, сэр. О небо, какой же вы высокий!

Теперь юный хулиган с безупречной точностью скопировал манеры тетушки Гретхен. Лорелей с трудом удержалась от смеха и кивнула Аргусу, который тоже как-то подозрительно поморщился.

— Не сомневаюсь в скорой встрече, сэр Уэрлок. — Она любезно улыбнулась. — Сожалею, но в этот раз спешить приходится мне.

Не дожидаясь ответа, мисс Сандан удалилась и увела с собой братьев. Следовало немедленно успокоить мисс Бейкер, пока отец не испугался окончательно и не спрятался в библиотеке на несколько дней. Чувствовала она себя неважно: уже в который раз распалялась до лихорадочного состояния, и в самый неподходящий момент все неожиданно заканчивалось, даже не начавшись по-настоящему. Одно утешало: соучастнику преступления, должно быть, сейчас тоже было не по себе.

Аргус смотрел в окно: Лорелей вместе с близнецами торопливо шагала по аллее в сторону главного дома. Ах, до чего же ему хотелось броситься вслед за ней, догнать, взвалить на плечо и притащить обратно, чтобы продолжить дело, которое так хорошо началось и так неожиданно и неуместно прервалось! Безумие! Лишить добродетели герцогскую дочку — значит немедленно пойти к венцу или доблестно принять заслуженную пулю. Трудно сказать, что страшнее.

Словно отвечая собственным мыслям, Аргус покачал головой, а потом вернулся на диван и залпом допил вино. Тело разрывалось от неудовлетворенного вожделения, однако муки плоти он рассматривал как справедливую кару за преступное деяние. Даже если оставить без внимания тот факт, что его стараниями дочь лорда Санданмора едва не рассталась с девственностью прямо в гостиной, при свете дня, то игнорировать собственное поведение было невозможно. Бросить молодую леди на диван, обнажить грудь, засунуть руку под юбку, и все это почти одновременно! Какой позор! Безумный голод заставил яростно наброситься на невинное создание — вместо того чтобы тонко, деликатно разбудить дремлющую чувственность. Конечно, было бы удобно сослаться на длительное воздержание, но лгать самому себе не имело смысла: проблема заключалась в Лорелей. Да, мисс Сандан сводила его с ума, заставляла забыть о кодексе джентльмена и возбуждала неведомую прежде страсть.

На прощание она ясно дала понять, что устала от странных отношений: сначала ее ласкали, а потом резко отталкивали и отсылали прочь. Он и сам устал не меньше, однако подозревал, что ее решение не совпадет с его желанием держаться от соблазнительной особы на расстоянии. Аргус предполагал, что мисс Сандан намерена привлечь его к себе как можно ближе, однако вовсе не для того, чтобы заманить в брачную ловушку. Нет, подобное коварство совсем не в духе прекрасной Лорелей.

Впрочем, вряд ли красавица думает о замужестве с отвращением. Юная леди родилась и выросла в аристократической семье, а дамы высшего света никогда не заводили любовников до замужества. Сначала нужно было вступить в законный брак, подарить мужу наследника, а вот потом… к тому же часто от чувства вины освобождало раннее вдовство. Нет, дочери герцога Санданмора подобный сценарий абсолютно не годился — Лорелей никогда бы не пополнила ряды любительниц приключений. Сейчас ее поступками руководила первая страсть, и Аргусу как более опытному предстояло проявить самообладание и мудрость. Мисс Сандан можно было причислить к кругу тех прекрасных дам, отношения с которыми должны развиваться по одному-единственному сценарию: красивое ухаживание, красивое венчание, красивая семейная жизнь и воспитание красивых детей.

Как всегда, приятные мечты разбились о суровую жизненную правду: Аргусу доводилось видеть счастливые супружеские пары, однако в успех брака для того, кто носил фамилию Уэрлок или Вон, он не верил, а заставить себя жениться исключительно ради продолжения рода ни за что бы не смог. У него уже было двое детей, а особой нужды в законном наследнике не ощущалось по той простой причине, что наследства как такового не существовало. Единственное, чем располагал сэр Уэрлок, — это деньги. Никаких домов, а тем более поместий за душой пока не числилось. Большинство его родственников пережили крайне неудачные браки — будь то женитьба или замужество — и не вынесли из семейных союзов ничего, кроме горьких переживаний. А главное, от разлада родителей страдали ни в чем не повинные дети, — глубокие раны на всю жизнь оставляли шрамы в их нежных душах.

И все же обманывать себя Аргус не хотел: будущее рядом с Лорелей неудержимо манило обещанием света и счастья. Но что, если на деле и этот брак превратится в кошмар? Если вдруг случится так, что, подобно женам и мужьям многих родственников, его супруга внезапно изменит отношение к нему и отвернется? Тогда он точно погибнет. Уверенность в этом возникла независимо от обстоятельств и переживаний и предстала в виде холодного неоспоримого факта. А после того, что случилось с двумя его сыновьями, Аргус вовсе не хотел, чтобы еще одна мать отвергла ребенка только из-за того, что он отличается от окружающих.

Сэр Уэрлок протянул руку к бутылке, желая снова наполнить бокал, однако остановился. Нет, так не пойдет. Вино, конечно, притупит боль и на время затуманит разум, однако ни одна из проблем не утратит остроты. Настало время принять решение и действовать по законам чести. Позорно уступать велению плоти, а потом, спохватившись, грубо отталкивать ту, которую только что целовал. Удивительно, что Лорелей до сих пор находит силы поддерживать отношения.

Единственный выход — освободиться от тумана желания и взглянуть на ситуацию трезво и спокойно; ему нужно понять, готов ли он рискнуть, и, следуя примеру недавно женившихся кузенов, попытаться доказать, что кое-кто из Уэрлоков все-таки способен обрести семейное счастье. Нужно только найти подходящую спутницу жизни, способную принять такого супруга, как он, и их будущих детей со всеми посланными свыше способностями и особенностями.

— Черт побери, — пробормотал, наконец, Аргус. — Кажется, вопрос заключается в одном: хочу я жениться или нет.

Глава 10

— Здесь кто-то был.

Аргус посмотрел в ту сторону, куда показывал Яго, заметил следы костра и коротко кивнул. Вот уже три дня в поисках чужаков кузены ездили по самым отдаленным уголкам обширного поместья Санданмор, заглядывали во все ложбинки и овраги, исследовали рощи и перелески, но заброшенное кострище оказалось первой убедительной уликой.

— Наверное, всего лишь браконьер, — усомнился сэр Уэрлок.

— Подождите немного, надо походить вокруг, осмотреть местность, — остановила Олимпия. — Трудно сказать, удастся ли поймать воспоминания, но попробовать все же стоит.

— Далеко не забредай, — предупредил брат.

— Не волнуйся, в лесной чаще мне делать нечего.

Яго улыбнулся:

— Иными словами, она послушалась тебя исключительно потому, что не собиралась лезть в заросли. — Лорд Вон принялся внимательно рассматривать землю вокруг костра. — Если здесь ночевали браконьеры, то им можно посочувствовать: охота удачи не принесла: никаких следов убитой дичи. — Не поднимая головы, он отошел в сторону. — Вот здесь стояли три лошади. Я, конечно, не обладаю даром Бенеда, но следы подсказывают, что и людей было трое.

— Что ж, число убедительное. Корник всегда приходил с двумя сообщниками. — Воспоминание о пытках отозвалось острой болью во всем теле, однако Аргус не позволил себе поддаться слабости. — Судя по их акценту, он нанял этих людей в Лондоне, где-то в районе доков. Так что связь со столицей очевидна.

— В таком случае люди Леопольда непременно выяснят, что к чему. — Яго вернулся, снова придирчиво оглядел угли и сделал вывод: — Три человека. Три лошади. Один костер. Никаких следов дичи или птицы. Нет, браконьеры здесь ни при чем.

Аргус посмотрел туда, где за деревьями скрылась Олимпия.

— В любом случае те, кто грелся у костра, уже далеко. По следам не видно, в какую сторону они уехали? Угли холодные и влажные — огонь явно заливали, а когда — неизвестно. Хорошо бы понять, где искать дальше.

— В лесу. — Яго внезапно насторожился. — Где Олимпия?

Аргус поспешно выхватил пистолет и пошел следом за сестрой. Лорд Вон не отставал ни на шаг.

Олимпия остановилась и огляделась. Она забрела гораздо дальше, чем собиралась. Теперь придется выслушивать нотации брата. Продолжать поиски не имело смысла: уже удалось уловить слабые отзвуки настроения тех, кто побывал здесь прежде: один очень рассерженный человек и двое одержимых страстью к насилию — скорее всего враги Аргуса. Разлитые в воздухе воспоминания о людях совпадали со следами жестокости, которые наполняли тюремную ауру, — только там ярость ощущалась значительно острее. Вот один из всадников безжалостно пришпорил коня; боль и страх животного подсказали, что это вовсе не то смирное, покорное создание, на каких обычно ездят браконьеры и бедные путники. Что ж, информации вполне достаточно.

Олимпия собралась вернуться на поляну, где ждали брат и кузен, но, подняв голову, в ужасе застыла: путь преграждал огромный, страшного вида человек верхом на мощном коне. Она слишком глубоко задумалась и не услышала, как он подъехал. А дальше все случилось точно в ужасном сне: всадник пришпорил коня, подлетел к ней и, сильной рукой схватив за талию, попытался поднять Олимпию на свое седло.

— Немного не то, что нужно Чарлзу, но тоже сгодится.

— Негодяй!

Она кричала, брыкалась и отчаянно размахивала кулаками, изо всех сил сопротивляясь бандиту. Если он втащит ее на спину коня, обратного пути уже не будет. Разбойник рычал и ругался, как ругаются только портовые грузчики. Один удачный удар Олимпии пришелся в висок, и на миг хватка ослабла, однако воспользоваться преимуществом не удалось: ответный выпад бандита не заставил себя ждать. К счастью, Олимпия сумела увернуться, и огромный кулак лишь слегка скользнул по ее щеке. Но все равно голова закружилась от боли, а враг снова крепко схватил ее за талию.

К счастью, в этот опасный момент из-за кустов показались Аргус и Яго. Олимпия перестала сопротивляться и доверилась судьбе. Раздался выстрел, бандит застонал и со злостью отшвырнул жертву. Спасители не успели подбежать вовремя, и Олимпия больно ударилась. Не в силах пошевелиться, она, словно сквозь туман, услышала удаляющийся стук копыт. Злодею все-таки удалось скрыться.

Аргус оставил кузена охранять территорию, а сам метнулся к сестре и опустился на колени.

— Олли?

— Не называй меня этим нелепым именем! — возмутилась Олимпия и застонала: даже несколько слов отозвались острой болью в щеке. — Негодяй ударил меня по лицу.

Аргус принялся ощупывать руки и ноги сестры, и Олимпия рассердилась еще больше.

— Прекрати немедленно!

— Хочу выяснить, нет ли переломов.

— Все цело, так что можешь не дергать. Лучше помоги подняться.

Аргус осторожно посадил сестру и с тревогой почувствовал, как она валится на бок.

— Что с тобой?

— Ничего страшного, просто немного закружилась голова. Уже все в порядке.

Олимпия попыталась встать, но снова покачнулась, и брат бросился на помощь: крепко обнял и поддержал.

— Голова все еще кружится?

— Нет. Зато теперь кажется, что на плечах лежит неподъемный груз, а вдобавок кто-то бьет по нему огромным молотом. О, а еще разные части тела начинают жаловаться на резкую и неприветливую встречу с землей.

— Пожалуй, отвезу тебя сам.

— Было бы неплохо. Что-то не верится, что твой выстрел окажется смертельным.

— Да, не очень похоже.

— Какой стыд!

С помощью Яго Аргус посадил сестру в седло и устроился позади нее. Олимпия старалась держаться мужественно, однако, несмотря на усилия, из груди то и дело вырывались тяжелые вздохи и болезненные стоны. Что ж, не так давно Аргус и сам не мог удержаться от жалостливых звуков. Удар о землю оказался нешуточным: к счастью, угрозы переломов можно было не опасаться, но боль, судя по всему, не отпускала. Нужно было ехать осторожно, чтобы по возможности уменьшить тряску, однако, с другой стороны, следовало как можно быстрее уложить Олимпию в постель и обеспечить ей заботливый уход. В итоге Аргус выбрал компромиссный вариант: пустил коня рысью, но в то же время крепко, хотя и бережно, обнял сестру и прижал к груди.

По пути к дому повстречали вторую поисковую группу. Леопольд, Бенед, Уинн и Тодд не обнаружили ничего подозрительного. Аргус рассказал о происшествии, и все тут же бросились в погоню. Рядом остался только Уинн: ему поручили охранять драгоценный груз и оказывать всю необходимую помощь. Остальные помчались в лес в надежде обнаружить преступника по кровавым следам. Аргус мысленно пожелал товарищам успеха, однако интуиция подсказывала, что даже острое чутье Бенеда не приведет к цели. А что, если Корник вовсе не обладает теми качествами, которые ему приписывают? Да, злодею удалось одержать верх, но означает ли это, что он умен, дальновиден и смел? Нет, не может быть! Изворотливость — не дольше чем обостренный инстинкт самосохранения. Даже самые тупые и примитивные люди перед лицом опасности способны проявлять чудеса смекалки. А сложность в поисках информации, скорее всего, объясняется хитростью и расчетливостью высокопоставленных покровителей, особенно если Леопольд прав и за спиной мучителя действительно стоит некий таинственный член правительства. Одно обстоятельство сомнений не вызывало: Чарлз Корник продолжит охоту, а если не сможет взять свою жертву живьем, как в первый раз, то постарается уничтожить. Нетрудно догадаться, что, освободившись, Аргус превратился в опасного свидетеля, ведь только он знал, как выглядит преступник.

Наконец недолгое, но утомительное путешествие закончилось. Аргус остановил коня возле садового дома и с радостью увидел на крыльце Лорелей. Какая удача! Никто не поможет Олимпии лучше мисс Сандан, тем более что пришла она не одна, а вместе с той самой молодой особой, которая во время торжественного обеда сидела за столом рядом с Яго.

Сэр Уэрлок спешился и бережно взял сестру на руки. Лорелей сразу поняла, что произошло несчастье, и забеспокоилась:

— Что случилось? Леди Уэрлок упала с лошади?

Не отставая ни на шаг, она тоже вошла в дом.

— Нет, всего лишь встретилась с одним из тех, кого мы так старательно ищем, — ответил Аргус, поднимаясь по лестнице. — И едва не оказалась в плену.

Лорелей немедленно отправила кузину на поиски незаменимого, всезнающего Макса: ей невыносимо тяжело было видеть полную жизни красавицу слабой и беспомощной. Сама же опередила Аргуса и поспешила подготовить Олимпии постель.

— Не уверен, что сестра позволит Максу ее осматривать, — покачал головой сэр Уэрлок, помогая Лорелей разуть пострадавшую.

— Не волнуйтесь. Я буду рядом и возьму на себя всю щепетильную работу. Наш дворецкий — опытный и чуткий лекарь. Впрочем, если хотите, можно послать за доктором.

— Не надо доктора, пусть придет Макс, — неожиданно распорядилась Олимпия. — И прекратите разговаривать так, будто меня здесь нет.

— Мы думали, что ты в обмороке и ничего не слышишь. — Аргус осторожно, чтобы не задеть разбитую щеку, убрал с лица сестры спутанные волосы. — А бандит, случайно, не объяснил, зачем ты ему понадобилась?

— Нет. Только проворчал что-то вроде «это не тот, кто нужен, но тоже сойдет».

Лорелей попыталась снять с подруги жакет, и та тихо застонала.

— Уверена, что переломов нет? — заботливо уточнил Аргус.

— Уверена. Но зато синяков и ссадин не сосчитать. До слез жалко, что твоя пуля не попала подлецу в сердце!

— Прости, мне ужасно стыдно.

К приходу Макса Олимпию уже раздели, оставив в одной рубашке. Капли пота на лбу дворецкого подсказывали, что всю дорогу от главного дома он пробежал, однако ни костюм, ни безупречная прическа при этом не пострадали. Аргус отошел в сторону и уступил место возле постели. Макс принялся за дело: внимательно и в то же время бережно он осмотрел многочисленные раны, но даже самое деликатное обращение не могло предотвратить болезненных ощущений. Время от времени Олимпия морщилась, а несколько раз даже негромко вскрикнула. Сэр Уэрлок тяжело переживал каждый стон сестры. Лорелей почувствовала, как неприятно ему наблюдать за необходимой, но удручающей процедурой. Она встала рядом и в знак дружеской поддержки доверчиво сжала его руку. Забота пришлась как нельзя кстати: смотреть, как страдает самый близкий человек, оказалось невыносимо трудно. Аргус крепко сжал теплую ладонь.

— К счастью, все обошлось: ни одного перелома, — наконец сделал вывод Макс.

— Сама знаю, — проворчала Олимпия, однако в ее слабом хрипловатом голосе отчетливо слышалась боль.

Дворецкий пропустил нелюбезное замечание мимо ушей.

— Необходим долгий отдых. Как можно меньше движений и полное спокойствие. Сейчас пришлю мазь от синяков и царапин, а также лед, чтобы снять отек на щеке. В соседней комнате приготовлена ванна. Если желаете, леди Лорелей поможет.

— Желаю.

Медленно и осторожно, словно опасаясь разбить драгоценный сосуд, Аргус поднял сестру с постели, а Лорелей тут же оказалась рядом и подставила надежное плечо. Тяжело опираясь на миниатюрную, хотя и сильную помощницу, с трудом переставляя непослушные ноги, Олимпия неуверенно вышла из комнаты.

— От боли и злости бандит бросил бедняжку на землю, удар оказался нешуточным, — сказал Аргус, обращаясь к Максу.

— Синяки красноречиво это подтверждают, — кивнул дворецкий. — Будем надеяться на волю к жизни и восстановительные силы молодого крепкого организма. Леди Олимпия — энергичная женщина.

Аргус непроизвольно оглянулся на дверь, чтобы убедиться, что сестра не услышит, и сказал:

— Боюсь, определение подобного рода принесло бы мало радости.

— О да. Женщины нередко делают неверные выводы. Всего лишь хочу сказать, что баронесса не относится к числу вялых, хлипких особ. Кости целы, однако несколько дней ей придется полежать в постели: боль от многочисленных ран проходит медленно.

— И все это время ей придется терпеть?

— Да. Конечно, если мы не обратимся к болеутоляющим средствам.

Аргус решительно покачал головой:

— Нет, на радикальные меры Олимпия ни за что не согласится. Впрочем, можно предложить ей те отвары, которыми потчевала меня Лорелей.

— Сейчас же проверю, остался ли здесь необходимый запас, а леди Лорелей научит смешивать травы.

Не требовалось особого внимания, чтобы заметить подчеркнутое ударение на слове «леди». Аргус понял оплошность: он только что назвал мисс Сандан по имени, что позволительно только самым близким людям. Какая досада! Сохранять дистанцию не удавалось даже в речи.

— В течение нескольких дней строго следите, чтобы баронесса Страйкхолл ни в коем случае не напрягалась, — продолжал наставлять Макс. — Как я уже говорил, мы не имеем возможности заглянуть под телесную оболочку, а потому не в состоянии судить о внутренних повреждениях. Перелом обнаружить легко, а вот более мелкие травмы требуют тонкого мастерства, которым я не обладаю — да и большинство докторов тоже. В любом случае лечению они все равно не поддаются. Вся надежда на природу и время.

— Постараюсь обеспечить полный и безусловный отдых.

— Вот и отлично. Оставайтесь здесь, вдруг леди Лорелей позовет на помощь? Впрочем, весьма сомнительно; думаю, вдвоем наши дамы прекрасно справятся. Горячая ванна непременно принесет пользу: расслабит и снимет недомогание.

Аргус хотел проводить Макса к выходу, однако тот остановил его энергичным движением руки и вышел из комнаты.

В процессе купания мисс Сандан выяснила, что у баронессы Страйкхолл весьма красочный словарный запас. Несмотря на самые легкие, мягкие, ласкающие прикосновения, с ее аристократических уст то и дело срывались проклятия. Ничего удивительного: спину леди Олимпии покрывали синяки, царапины и ссадины.

— Да, дрались вы отчаянно, — сочувственно пробормотала Лорелей.

И правда, на нежной коже отчетливо читалась история отважного сопротивления.

— Старалась изо всех сил, — призналась Олимпия и склонила голову, чтобы легче было мыть волосы. — Если бы бандит меня увез, то неизвестно, когда бы я вернулась, да и вернулась бы вообще. Если бы не убили сразу, то наверняка превратили бы в оружие против Аргуса.

— Путем угроз и шантажа?

— Да, непременно начали бы запугивать и торговаться. Не забывайте: теперь мне отлично известно, как эти люди обращаются с пленниками.

Лорелей вздрогнула и принялась сосредоточенно намыливать Олимпии волосы. С Аргусом обращались ужасно, а о том, какие истязания ожидали бы его сестру, не хотелось даже задумываться. Одно не вызывало сомнения: в ход пошли бы не только кулаки.

Наконец, купание подошло к концу. Лорелей старательно высушила и расчесала густые темные волосы Олимпии, помогла ей выйти из ванны, вытерла с головы до ног, облачила в белоснежную ночную сорочку и мягкий пушистый халат. К концу сложных манипуляций бедняжка Олимпия так устала, что побледнела и едва не валилась с ног. Как отвести ее в спальню, Лорелей не знала.

— Аргус! — громко окликнула она и заметила, что, несмотря на слабость, Олимпия приоткрыла глаза: неужели мисс Сандан уже зовет брата по имени?

Сэр Уэрлок появился мгновенно, и удивляться этому не стоило: нетрудно было предположить, что он ждет за дверью. Мало кто из братьев так искренне и нежно заботился о сестре, как этот суровый немногословный человек. Не обращая внимания на слабые протесты сестры, он легко поднял ее и отнес в постель. Лорелей поправила подушки и одеяло, торопливо добавила в сидр, отвар целебных трав и убедила Олимпию сделать несколько глотков. Спустя пять минут леди Уэрлок крепко спала.

— Бедняжке придется потерпеть, и все же хорошо, что она упорно сопротивлялась и не позволила разбойнику ее увезти.

Лорелей сочувственно взглянула на мрачного, погруженного в тяжелые мысли Аргуса.

— Это мои враги и моя битва. — Переполненный гневом голос напоминал рычание; казалось, если бы враги попались на глаза, сэр Уэрлок убил бы их голыми руками. — Олимпия здесь ни при чем и не должна страдать.

Лорелей легко дотронулась до плеча Аргуса и ощутила в нем напряженную готовность призвать преступников к ответу.

— Как ни при чем? Олимпия ваша сестра и не может оставаться в стороне. Разве вы позволили бы ей драться в одиночку? Разве смогли бы спокойно сидеть дома, если бы она неожиданно исчезла?

— Нет, не смог бы. И вы бы не смогли, если бы несчастье случилось с кем-то из братьев или сестер.

— Еще бы! Я горячо люблю каждого и готова сделать все, что в моих скромных силах. Разве может быть иначе?

— Точно так же ответила бы и Олимпия — с той лишь разницей, что вряд ли упомянула бы о любви. Ей хочется казаться жесткой и непреклонной.

Аргус глубоко вдохнул и медленно выдохнул, пытаясь освободить от гнева сердце и разум, и только после этого посмотрел на Лорелей. В теплом взгляде ее изумрудных глаз он прочел понимание и сочувствие — сейчас он остро нуждался и в том и в другом, чтобы удержаться, не броситься на поиски врагов и не погибнуть от руки злодея. Ярость притупляет расчетливость и даже простую осторожность, заставляя без оглядки бросаться в огонь. Работа с правительством ясно показала, что лучший способ одержать победу и при этом сохранить жизнь и здоровье — действовать медленно, осмотрительно и точно.

— Но отныне опасность грозит не только мне, — добавил Аргус и, не в силах сдержать чувства, прижал Лорелей к груди. Искушение оказалось сильнее воли: только нежная женственность способна успокоить мятущуюся душу. — Я всего лишь оказался первой жертвой.

Лорелей доверчиво прильнула к нему. Теплое, почти дружеское объятие дарило надежду и уверенность.

— Считаете, что если бандитов не удастся остановить, то они откроют охоту и на других?

— Уверен. Меня выбрали первым исключительно потому, что считали мой дар самым удобным и легким в применении. От меня злодеи ничего не получили, но это вовсе не означает, что жестокие попытки не повторятся. Больше всего боюсь, что пострадают самые слабые из нас: женщины и дети.

— Но вы этого ни за что не допустите.

— Откуда такая уверенность?

Аргус улыбнулся и легко коснулся, губами восхитительно чувственных губ Лорелей. Больше всего на свете сейчас ему хотелось забыться в полном нетерпеливой страсти, голодном поцелуе, найти утешение во властном объятии. Но к обычным веским причинам жесткого самоконтроля сейчас прибавилась и еще одна: постыдно давать волю вожделению рядом с постелью пострадавшей в борьбе с разбойником сестры. Аргус едва заметно улыбнулся: прежде он не особенно заботился о месте и времени.

— Макс сказал, что вы не откажетесь объяснить, как надо смешивать травы и готовить таинственный отвар, которым так любили меня поить, — напомнил он, слегка отстраняясь.

Лорелей молча кивнула: ничего не поделаешь, мгновение душевного тепла и сочувствия миновало. Она послушно спустилась в кухню и подробно рассказала Аргусу, как заваривать травы и какое количество целебного настоя добавлять в сидр, а едва убедившись, что ученик справится с заданием, сразу простилась и ушла. Сэр Уэрлок погрузился в заботы о здоровье сестры и больше в ее услугах не нуждался. Теперь ему предстояло взять себя в руки, обуздать ярость и пережить печаль. Разве можно помочь в работе души?

Аргус сидел возле постели Олимпии, смотрел, как спокойно спит сестра, и думал обо всем, о чем пришло время подумать. Минуты и часы текли незаметно: трудно сказать, сколько времени прошло, прежде чем тишину нарушили знакомые голоса: вернулись кузены. Сэр Уэрлок встал, коснулся губами высокого чистого лба и вышел из комнаты. Спускаясь по лестнице, неожиданно вспомнил, что Лорелей тоже всегда целовала его в лоб, когда думала, что он спит. Означало ли это, что уже тогда, в первые дни знакомства, в душе ее теплилось чувство? И с какой стати вопрос этот так его волнует, если он твердо решил держать мисс Сандан на почтительном расстоянии? Нет, сейчас ответ вряд ли найдется. Аргус покачал головой, дал себе слово углубиться в проблему при первой же возможности и открыл дверь в гостиную.

— Судя по всему, негодяю удалось скрыться, — заключил он, едва взглянув на разочарованные усталые лица, и подошел к столу, чтобы налить бренди.

— К огромному сожалению, — подтвердил Бенед. — Даже я не смог его найти, что, как вам известно, случается крайне редко. Не исключено, что подлец и сам обладает зачатками некоего дара, хотя пока об этом не знает. Ясно одно: хитер он необыкновенно. Сумел каким-то образом остановить кровь и поехал по оживленной дороге, так что след вскоре стерся, а потом переправился через реку и пропал. Признаюсь: не представляю даже, в какой местности прячутся сейчас бандиты, ведь он вполне мог повернуть и поехать в противоположном направлении.

— Новость не самая веселая. Одно хорошо: поведение одного из преступников позволяет предположить, почему так трудно обнаружить всю банду, — подвел итог Аргус.

— Как чувствует себя Олимпия? — осведомился Леопольд.

Сэр Уэрлок подробно рассказал об осмотре и передал мнение Макса. На лицах кузенов отразилось облегчение.

— Хуже всего то, что раны не настолько серьезны, чтобы надолго удержать в постели. Поймите правильно, я вовсе не желаю сестре зла, но, если бы она полежала подольше, впредь было бы легче уберечь ее от безрассудных поступков. Судя по всему, охота предстоит долгая.

В ответ братья кивнули.

— Идиот! Лучше бы ты сдох! — пожелал Чарлз, перевязывая Такеру руку.

Он нарочно старался причинить как можно больше боли, а раненый то и дело вздрагивал и сыпал проклятиями. То же самое происходило, пока Корник вынимал пулю.

— Да я совсем случайно на них наткнулся, — оправдывался Такер. — Увидел девчонку и решил, что если захватить хотя бы ее, то тебе меньше достанется от начальника.

— Много ты знаешь о моем начальнике! Ему нужен сэр Уэрлок. Аргус Уэрлок.

Чарлз подошел к шаткому столу, где стояла бутылка отличного бренди. Хижина, в которой приходилось прятаться, мало чем отличалась от шалаша, однако он позаботился о максимальном комфорте: кто знает, сколько еще придется дожидаться возвращения пленника? Обмен лаконичными письмами подтвердил, что выбор невелик: или вновь заполучить сэра Аргуса, или спасаться бегством, причем бежать придется как можно дольше и как можно дальше.

— Уверен, что она была родственницей? — уточнил Корник.

— Уж очень похожа.

— Значит, вокруг него уже начали собираться остальные.

— Так почему бы не схватить кого-нибудь, кто окажется более сговорчивым и податливым? Уверен, эту красотку удалось бы сломить без особого труда.

— Как она выглядела?

— Почти точная его копия. Высокая, красивая, статная, с пышными черными волосами.

— Сразу видно, как ты оцениваешь женщин. И все-таки даже по твоему описанию можно предположить, что это его сестра. Жаль, что упустил: хорошая была бы приманка.

— Может быть, удастся схватить еще кого-нибудь? Готов поспорить, что дамочка больше и носа за порог не высунет.

— Теперь уже они точно никуда ее не выпустят. А других видел?

— Да. Эти олухи гонялись за мной несколько часов подряд. Самый большой из них безошибочно чувствует след, как ни петляй.

Такер подробно описал всадников, от которых пусть и с трудом, но все же сумел оторваться.

— Один очень похож на сэра Леопольда Уэрлока, барона Старкли. — Корник зло сплюнул и грязно выругался. — Да, провалились мы в болото… увязаем все глубже и глубже.

— Было бы неплохо заполучить ту малышку, которая то и дело к ним бегает.

— Так ты знаешь, где они прячутся, и молчишь? Думаешь, мне не интересно?

— Решил, что мы сидим здесь потому, что тебе и без меня все известно.

— Просто это единственный след, который удалось обнаружить. Выяснилось, что сюда кто-то приезжал из Данн-Мэнора. Факт сомнения не вызывает, хотя от старика толку было немного. Подожди, так ты видел их собственными глазами?

Такер самодовольно кивнул и почесал живот.

— Знаешь большое поместье герцога? С огромным дворцом?

— Только не говори, что Уэрлоки живут в герцогском доме.

— Нет, не в большом доме, а в другом — маленьком, незаметном, в дальнем конце старинной аллеи. Я по ошибке свернул раньше времени и оказался слишком близко, а прежде чем успел улизнуть, заметил, что на крыльце нашего парня встретила милашка с шикарными рыжими волосами. Не ошибусь, если скажу, что они уже славно снюхались.

— Значит, рыжие волосы? А как насчет задницы? Хороша?

— Еще как! Думаешь, это та самая, которую ты успел заметить злосчастной ночью, когда умыкнули Уэрлока?

— Герцог и сквайр Данн состоят в родстве, причем близком. Из окрестностей Данн-Мэнора наш пленник перекочевал сюда. У герцога четыре дочери, но сейчас с отцом живет всего одна. Не исключено, впрочем, что ты видел горничную.

— Одежда не та.

— Надо проверить. Как, по-твоему, удастся подобраться совсем близко, чтобы взглянуть на садовый дом, а может быть, и на самого Уэрлока?

— В поместье полно охраны, работников и слуг, но попробовать стоит. Только придется действовать осторожно, а не то попадемся.

— Достаточно убедиться, что он там; ну, а если повезет, можно и на герцогскую дочку полюбоваться. А потом вернемся сюда, в убежище, и я придумаю, как его поймать.

— Затея рискованная. Что ж, попытаемся. Хорошо, если удастся сделать и то и другое.

Чарлз ощутил слабый проблеск надежды — впервые с той злосчастной ночи, когда едва живой пленник убежал из тюрьмы, которая казалась незыблемой. Сюда, в Санданмор, привели лишь слухи и подозрения — почти никаких конкретных фактов. И все же череда неприятностей подтверждала подозрение: Уэрлок прячется в поместье. Украсть герцогскую дочку — идея дерзкая, рискованная и трудновыполнимая. Но игра стоила свеч: даже если рыжеволосая красотка и сэр Аргус не настолько близки, как показалось Такеру, парень пойдет на все, чтобы вернуть огненную бестию папочке в целости и сохранности. Значит, несмотря на сплошное невезение, крошечный шанс сохранить жизнь и даже набить кошелек все-таки есть.

Глава 11

Утром Лорелей первым делом навестила Олимпию и увидела, что выздоровление идет семимильными шагами: после одной-единственной ночи леди Уэрлок уже смогла встать с постели. Лорелей собрала рисовальные принадлежности и отправилась в любимый уголок яблоневого сада. Только здесь можно было побыть одной: дети предпочитали бегать вокруг дома. Даже Грегор Третий, садовник, уже закончил обязательный осмотр деревьев и занялся другими делами. По утрам голова Лорелей еще оставалось свежей, рисование способствовало работе мысли, и ничто не мешало поискать ответы на некоторые острые вопросы.

Мисс Сандан выбрала потайное место, увидеть которое можно было, лишь вплотную подойдя к деревьям, и опустилась на мягкую траву. Грегор постоянно жаловался, что старые яблони дичают, однако не принимал никаких действенных мер, способных исправить положение. Урожай и правда не поражал изобилием, но Лорелей считала эти яблоки самыми сладкими и вкусными.

Карандаш коснулся бумаги, а вскоре на листе как-то незаметно, словно само собой, появилось лицо Аргуса. Ничего удивительного, Лорелей постоянно о нем думала. Ночью, в постели, ощущала прикосновение горячих ладоней, чувствовала вкус незабываемых поцелуев. Пусть упрямец продолжал ее отталкивать — все равно с каждым днем они становились все ближе. С каждой встречей, с каждым прикосновением страсть разгоралась все жарче, и Аргусу требовалось все больше времени и сил, чтобы прийти в себя и вспомнить о необходимости вновь отвергнуть ту, которую только что ласкал, вовлекая в безумный танец.

Лорелей понимала, что должна определиться и дать себе ответ, готова ли стать любовницей сэра Уэрлока. Решение следовало принимать в спокойную минуту, когда сердце не выпрыгивало от нетерпения, а разум не тонул в тумане желания. Свободный союз — непростой шаг для целомудренной дочери герцога; опасно рассуждать о собственном падении легкомысленно или в горячке страсти. Абсолютное большинство мужчин требовали, чтобы молодая супруга подходила к брачному ложу невинной.

Речь шла о будущем. Перерастет ли вожделение Аргуса в любовь? Проявится ли глубже, чем обычное влечение мужчины к женщине? Можно ли доверять собственной интуиции, собственным суждениям? Отсутствие опыта — плохой советчик. Ясно одно: вернуть утраченную девственность не удастся, даже если избранник не захочет жениться или не сможет полюбить так же, как любит она, Лорелей.

Да, она любит — любит всей душой, всем сердцем и даже разумом. Сэр Уэрлок — тот самый человек, с которым ей хотелось бы прожить всю жизнь. Если Бог пошлет детей, то о лучшем подарке невозможно и мечтать. Ну а если, победив врагов, Аргус все-таки оставит ее и вернется к прежней жизни, в сердце навсегда поселится тоска. И тогда, скорее всего, она превратится в старую деву — милую и смешную тетушку Лолли.

Лорелей внимательно посмотрела на портрет и вздохнула. Да, в последнее время вздохи превратились в досадную привычку. Аргус получился очень похожим и смотрел на нее тем горячим, полным страсти взглядом, который она так любила. Ради этого человека стоило рисковать, ведь наградой могла оказаться его любовь, а ничего большего для счастья и не требовалось. Что же, даже если он заберет ее добродетель, а потом они расстанутся, она сохранит в сердце прекрасные воспоминания: будет о чем подумать за бесконечным старушечьим вязанием.

Аргус шел по саду и безуспешно пытался прогнать чувство вины: несмотря ни на что, нельзя было оставлять сестру в одиночестве. Сегодня он постарался пораньше вернуться с ежедневного дежурного объезда герцогских угодий и сразу поднялся в комнату Олимпии, чтобы узнать, как она себя чувствует, и составить компанию. И что же? Не стесняясь в выражениях, благородная леди сердито заявила, что у нее все болит, и приказала немедленно убираться. Ничего не поделаешь, пациент оказался своенравным и несговорчивым. Аргус улыбнулся: сестра с детства отличалась вспыльчивостью и никогда не чуралась крепкого словца. Должно быть, он явился вскоре после ее неудачной, болезненной попытки встать и сделать несколько шагов по комнате, а поскольку сам еще недавно находился в подобном состоянии, то искренне и глубоко сочувствовал сестре.

День выдался солнечным, и энергичная прогулка приятно бодрила. Долгое сидение в седле утомило и напомнило, что далеко не все раны надежно затянулись. К тому же не существовало лучшего средства привести в порядок мысли, чем долгая ходьба. Сравниться с ней мог лишь искренний разговор с понимающим, благожелательным собеседником. К сожалению, помимо неуловимого Корника, немалое беспокойство внушали отношения с мисс Сандан, однако эту тему ни с кем обсуждать не хотелось.

Аргус мечтал о Лорелей, вожделел к ней и ни на минуту не мог отвлечься от навязчивого, упрямого стремления оказаться рядом. Стоило ей улыбнуться, как сердце начинало стучать с юношеской неудержимостью. Если бы он за собой не следил, то наверняка вздыхал бы каждую секунду, как вздыхают влюбленные девицы, или, не дай Бог, смотрел бы преданными щенячьими глазами — точно так же, как смотрела на Яго наивная юная кузина. Ужасное сравнение заставило Аргуса вздрогнуть.

Вчера вечером он даже задумался, не отправиться ли в деревню, чтобы избавиться, наконец, от мучительной тяжести вожделения. Смазливая девица в таверне не только проворно разносила кружки с элем, но и недвусмысленно намекала, что готова оказать иные услуги, — а уж в ее опытности сомневаться не приходилось. Разумеется, своим выразительным призывным взглядом красотка благословила не только Аргуса, но и Яго, Леопольда, Уинна и Тодда. Но не это обстоятельство заставило сэра Уэрлока отвергнуть заманчивое предложение. Помешало странное ощущение нарушенного долга. Почему-то показалось, что, прикоснувшись к другой женщине, он предаст Лорелей, и от одной лишь иллюзорной возможности измены похоть мгновенно отступила.

— Опасно, — пробормотал сэр Уэрлок.

Никаких обещаний они друг другу не давали. Поцелуи, конечно, дарили незабываемое впечатление, но по большому счету ничего не значили. Во всяком случае, именно так было с другими женщинами. И все же сердце и разум восставали против поступка, который воспринимался не иначе как измена любимой: примерно так же должен чувствовать себя человек, накрепко привязанный к корабельной мачте во время шторма. Здравый смысл приказывал как можно быстрее освободиться от пагубной несвободы, однако на отношения с Лорелей его благотворное влияние почему-то не распространялось.

— Невероятно опасно.

— Что невероятно опасно?

Голос прозвучал совсем близко, и Аргус вздрогнул от неожиданности: что это? До боли знакомый тембр, неповторимая мелодичная интонация. Пара шагов, и взору открылась волшебная картина. Мысли материализовались: под яблоней сидела Лорелей с альбомом и карандашом в руках.

— Любому из нас крайне опасно гулять в одиночестве, — строго пояснил Аргус и, несмотря на недавнюю рекомендацию, подошел и тоже опустился на траву, в то время как мисс Сандан поспешила захлопнуть альбом. — Бедняжка Олимпия на себе испытала, что враги не дремлют, а без устали рыщут по округе.

— Да, леди Уэрлок не повезло. Ужасно жаль. Одно радует: Макс заверил, что синяки скоро пройдут, а поскольку серьезных повреждений у нее нет, то боль скоро прекратится и она будет чувствовать себя как прежде. Плохо, что пострадало лицо. На щеке, наверное, надолго останется ссадина, но шрамов, к счастью, не будет.

— Как только сестре станет легче, ее настроение сразу изменится. Хочется верить, что Макс не ошибся. Сейчас Олимпия — компания не из приятных.

— Кажется, вы спаслись бегством?

— Убегал со всех ног, да еще как поспешно! А вы тоже предпочли удалиться?

— Только не от Олимпии, со мной она держалась очень мило. Я ушла подальше от родных, потому что захотелось посидеть в тишине, побыть в одиночестве. Дома можно укрыться только в своей спальне, а это, согласитесь, скучно. К тому же у нас не стесняются барабанить в дверь. В итоге я не выдержала, заявила обиженному мистеру Пендлтону, что он напрасно считает себя единственным и незаменимым учителем, схватила альбом и убежала от вечного шума и хаоса.

— Герцог намерен оплачивать его педагогический талант даже после свадьбы с мисс Бейкер?

— Конечно. Папа считает несправедливым налагать моральные ограничения на своих людей, а тем более препятствовать личному счастью. Слуги не обязаны проявлять безупречную нравственность, вовсе не свойственную господам. — Аргус рассмеялся, и Лорелей слегка улыбнулась. — Герцог выдвигает простые и доступные требования: добросовестно выполнять свою работу, проявлять должное уважение, хранить верность хозяину и не совершать преступлений.

— Чрезвычайно, логично. Так что же вы рисовали? — Сэр Уэрлок потянулся к альбому, однако Лорелей закрыла от него рисунок. — Не стесняйтесь. Что-то подсказывает мне, что вы талантливая художница.

— Нет-нет, что вы! Ничего интересного, просто несколько набросков! Смотреть совсем нечего!

Сопротивление естественным образом обострило любопытство. Аргус совершил неподражаемо хитрый маневр: ослабил бдительность легким поцелуем, а едва мисс Сандан отвлеклась, ловко выхватил драгоценный альбом. Не обращая внимания на ее гневные взгляды, он принялся внимательно рассматривать страницу за страницей. Да, в рисунках действительно ощущался острый глаз, а твердость руки и владение линией позволяли передать любой, даже самый сложный замысел. Особенно поэтичными выглядели пейзажи. И вдруг с белого листа взглянуло знакомое лицо: да ведь это он сам! Аргус на миг замер, а потом перевернул страницу, за ней еще одну и еще… портрет сменялся портретом. И вот, наконец, последний — тот самый, над которым Лорелей работала только что. Она и здесь приукрасила внешность — он никогда таким не был и не будет, — но, главное, сумела передать во взгляде неугасимый огонь страсти.

— Напрасно скромничаете, — заметил сэр Уэрлок после долгого молчания и снова задумчиво посмотрел на рисунок. — Талант и мастерство неоспоримы и не вызывают сомнения. Единственный недостаток в том, что я здесь намного красивее, чем в жизни. А вот взгляд передан безупречно.

Аргус отложил альбом и успел подумать, что совершает серьезную ошибку. Ну и что? Все равно что-то менять, уже поздно, а жалеть о последствиях пока рано. Портреты доказывали искреннее восхищение прекрасной художницы, и от этого скрытое вожделение вспыхнуло так же внезапно и неудержимо, как вспыхивает от искры туго связанный сноп. Да, она мечтала о нем, и желание воплотилось в рисунках. То, что он сейчас сделает, будет не соблазнением, а удовлетворением обоюдного голода, разделением страсти. Разве можно найти доводы, чтобы отвернуться, отказаться, отвергнуть?

Аргус посмотрел на возлюбленную: Лорелей очаровательно смутилась и пунцово покраснела, однако он счел за благо сделать вид, что не заметил ничего особенного. Обнял и начал ее целовать, позволяя почувствовать остроту собственного желания. Надежды оправдались: Лорелей ответила с равной жадностью и недвусмысленно дала понять, что готова идти до конца. Что ж, отвага — не раз испытанный и надежный путь к победе.

Аргус уложил любимую на мягкую траву, и Лорелей даже не задумалась о сопротивлении. На этот раз по горящим глазам Аргуса она поняла, что он не убежит, не оттолкнет, вероломно распалив чувства. Сейчас она наконец-то получит то, о чем тело своенравно мечтало с первой призрачной встречи среди белых роз. Наверное, нагретый дневным солнцем яблоневый сад — не лучшее место для первого любовного опыта, но раз так распорядилась судьба, роптать грешно.

Уступая смелым поцелуям, Лорелей откинула голову и безропотно позволила расстегнуть платье. В голове промелькнула торопливая мысль: раз сама она не замечает в собственном теле очевидных изъянов, то и объятый страстью мужчина вряд ли обнаружит нечто неприглядное. И все-таки, как только платье и сорочка спустились к талии, руки сами собой поднялись, чтобы прикрыть обнаженную грудь.

Аргус заметил и робость, и нерешительность; он понимал, что только желание способно заставить любимую забыть обо всем на свете. Ему до боли хотелось рассмотреть каждый уголок прекрасного тела, почувствовать шелковую гладкость жемчужной кожи, покрыть поцелуями точеную фигурку — с макушки до пальчиков на ногах и обратно. Он коснулся губами груди Лорелей, возлюбленная прогнулась с тихим, полным страсти стоном. Теперь уже ничто не мешало окончательно избавиться от одежды: остатки скромности растаяли в горячем потоке вожделения.

Да, Лорелей испугалась, что воспламенится или умрет от странного, не находящего выхода напряжения. Едва Аргус приостановил наступление, она попыталась его привлечь к себе и прижаться к нему сильнее, слиться с ним воедино. Но он избрал иную тактику: отстранился и с удивительной ловкостью в мгновение ока снял с Лорелей и платье, и сорочку. Она внезапно оказалась обнаженной и теперь лежала в ажурной тени яблони в первозданном очаровании.

— Нет. — Аргус решительно пресек попытку прикрыться хотя бы руками. — Ты восхитительна, позволь вдоволь насмотреться! — Он по очереди поцеловал ладошки и бережно, но твердо прижал их к земле. — Тем более что сейчас я и сам разденусь.

Он медленно освободил руки возлюбленной и, убедившись, что они покорно лежат вдоль тела, молниеносно сорвал с себя одежду.

Да, Лорелей воплощала безупречную красоту женственности тонкая, гибкая, в каждом, даже мимолетном движении исполненная естественной грации. Таких изысканных красавиц Аргусу при всем его немалом опыте видеть не приходилось. Чистая нежная кожа сияла на солнце и отливала золотом. Увенчанный твердыми розовыми вершинками полный бюст выглядел гармоничным и не создавал впечатления тяжести. Интимные завитки оказались рыжими, как и локоны на голове, но только еще более яркими, насыщенными и смелыми. С этим крохотным золотым щитом Аргус собирался познакомиться как можно ближе.

Он отбросил в сторону белье, посмотрел в лицо любимой и встретил взгляд, полный искреннего восхищения — настолько откровенного, что на миг возникло мальчишеское желание покрасоваться. Но вот зеленые глаза изумленно замерли и расширились, словно в испуге. Аргус внезапно осознал, что впервые предстал во всей мужественной доблести: Лорелей уже доводилось видеть его раздетым, но некоторые части тела все же оставались скрытыми от глаз. Судя по выражению лица, было бы неплохо соблюдать тайну и впредь — во всяком случае, до тех пор, пока любимая не постигнет всю полноту удовольствия.

Лорелей, в свою очередь, была готова бесконечно смотреть на обнаженную фигуру единственного в мире самого красивого и желанного мужчины. Смуглая кожа, рельефные мускулы, гармоничное и в то же время мощное сложение притягивали зачарованный взгляд. Удивительно, что при черных густых волосах грудь, руки, ноги оказались почти свободными от растительности, и Лорелей пришла к выводу, что так даже лучше: можно без помех гладить чистую бронзовую кожу. Но вот взгляд опустился, и она с трудом удержалась от ошеломленного возгласа. Символ мужской силы оказался не столь внушительным, как в тех книжках, которые прятались на дальних полках отцовской библиотеки, но назвать его скромным было бы несправедливо: окруженный черными курчавыми волосами твердый клинок уверенно смотрел в небо. Лорелей слегка занервничала, но в это мгновение Аргус нежно обнял ее, и в уютном гнезде его сильных надежных рук волнение Лорелей сразу улетучилось. Теперь уже можно было без стеснения прикасаться к любым уголкам манящего, полного вопросов и нераскрытых тайн тела.

Она робко прикоснулась маленькими мягкими ладошками, и Аргусу пришлось призвать на помощь волю. Он понимал необходимость действовать медленно, осторожно, мягко, чтобы не испугать, не оттолкнуть яростным напором страсти. Поцелуи и ласки доказывали, что и она сгорает от желания, и все же… чтобы первая встреча с мужчиной не превратилась в кошмарный, болезненный опыт, предстояло поднять вожделение до точки, полностью исключающей отступление: только в этом случае утрата невинности покажется необходимым, естественным продолжением и никогда не вызовет ни раскаяния, ни сожаления.

Аргус медленно отстранился и тут же услышал недовольный вздох. Впрочем, дерзкие поцелуи и дразнящие прикосновения языка не прошли даром, а отозвались легкой дрожью чувственного восторга. Вот губы настойчиво проникли в развилку бедер, и сквозь туман мелькнуло осознание опасной неотвратимости момента. Не успела Лорелей издать и звука протеста, не успела отстраниться или хотя бы скрестить ноги, как ощутила жадный, требовательный, не оставляющий сомнений поцелуй. Она замерла, окаменела от шока, однако несколько движений языка магическим образом сняли напряжение. Она слышала собственное тяжелое дыхание, понимала, что бесстыдно открывается навстречу мужчине, однако ничего не могла с собой поделать: немыслимые ласки пробуждали безумную потребность в наслаждении, обладании и освобождении. Мысли утонули в тумане, уступив вечным как мир инстинктам. В этот миг вся ее женская сущность сосредоточилась в распаленном предвкушением интимном уголке.

Напряжение неумолимо нарастало и вот, наконец, из наслаждения переросло в острую боль. Лорелей не выдержала и простонала — нет, выкрикнула имя любимого. Увы, ничего не изменилось. Но вот совершенно внезапно боль рассыпалась искрами волшебной радости, и она снова позвала его — еще громче, еще отчаяннее. И он пришел: склонился, накрыл собой и резким, неудержимо мощным движением преодолел воздвигнутую природой преграду.

От острой боли потемнело в глазах, однако Лорелей лишь крепче прижалась к Аргусу и вцепилась в его широкие плечи. Любимый оказался повсюду: наполнил собой, окружил, покрыл благодарными счастливыми поцелуями, словно не находил сил оторваться хотя бы на краткий миг. Он начал ровно, ритмично двигаться, а она обвила ногами его бедра и прижалась, стараясь слиться воедино. Боль снова начала нарастать, но уже не пугала, а казалась естественным продолжением близости. Ладонь Аргуса проникла между их телами, и легкое интимное прикосновение мгновенно создало ощущение радостного, феерического сияния. Заблудившись в собственных счастливых переживаниях, Лорелей лишь смутно осознала тот миг, когда любимый вздрогнул, прошептал ее имя и замер. Горячий поток в глубине тела подсказал, что отныне она действительно принадлежит ему не только душой, но и всем существом: лоно наполнилось щедрым семенем.

Спустя несколько минут Аргус очнулся от блаженного ступора и понял, что придавил любимую собственным немалым весом. Поспешно отстранился, лег на бок и снова сомкнул объятия. Сердце учащенно билось, недавняя слабость отзывалась легким головокружением, но счастливое удовлетворение наполняло восторгом и обещало новое блаженство. Он уткнулся носом в теплый уголок за ее ухом, вдохнул аромат рыжих локонов и понял, что никогда не пожалеет о том, что произошло мгновение назад. Ни одна из женщин — даже самых искушенных в таинствах любви — не дарила удовольствия столь чистого и глубокого. Теперь было бы правильно назвать нежную подругу своей перед Богом и людьми, чтобы не задумываться о превратностях и кознях судьбы, но холодные факты диктовали собственные условия. Рыцарь не обладал признанным правом жениться на дочери герцога. А главное, одна лишь мысль о брачных узах обдавала ледяным холодом: разве мог он просить руки мисс Сандан, если до недавних пор семейный союз не принес надежды на счастье ни одному из Уэрлоков?

Аргус приподнялся на локте.

— Видишь ли, я…

Договорить он не успел: на губы легла теплая ладонь.

Начало фразы подсказывало, что далее последуют раскаяние и сожаление истинного джентльмена или — что еще хуже — неповторимые мгновения попадут в разряд ошибок.

— Только не говори, что мы поступили плохо.

Аргус сжал ее руку.

— Нет, не плохо. То, что произошло, не назовешь иначе как высшим блаженством. Проблема во мне. Я тебе не подхожу и не могу предложить той жизни, которой ты заслуживаешь.

— Милый, грешно недооценивать собственные достоинства. Разве ты не рыцарь королевства? Разве в твоих венах не течет благородная кровь? Разве король и отечество не оценили твоих высоких достоинств? Как же можно говорить, что я заслуживаю большего?

Аргус покачал головой.

— Поверь, Уэрлоки — очень плохие мужья. Уж я-то знаю наверняка. История нашей семьи полна горечи: повсюду разбитые сердца, разрушенные браки, покинутые дети.

Лорелей вздохнула и задумчиво провела пальцами по бронзовой коже Аргуса. Женское любопытство подталкивало расспросить, выведать чужие тайны, однако она знала, что ступать на скользкую дорожку опасно. Любимый чувствовал, что должен сделать предложение, но по каким-то неведомым, глубоко скрытым причинам считал, что недостоин ее руки. Давняя история череды неудачных браков казалась Аргусу чрезвычайно важной, однако вникать в подробности он не хотел, а Лорелей искренне недоумевала: с какой стати и каким образом чьи-то неудачи способны помешать их счастью? Но сейчас подобные вопросы казались лишними, когда-нибудь настанет время и для серьезных разговоров. А сейчас она лежала в объятиях самого прекрасного, самого желанного на свете мужчины и вовсе не желала выслушивать рассуждения о том, почему он ей не подходит. Разговор об ошибках и чувстве вины, как известно, способен испортить любые отношения, и Лорелей нисколько не сомневалась, что если допустить опасные откровения, то монолог немедленно перерастет в жаркий спор.

Напрашивалось единственно верное решение: освободить любимого от тяжкого груза ответственности и тем самым снять проблему. Он считал, что должен ее оставить, потому что не имеет права жениться. Значит, необходимо дать понять, что она не ожидала и не ожидает предложения руки и сердца. Вот только как заставить его поверить?

— Теперь мы любовники, — прошептала Лорелей, отвечая собственным мыслям.

— Да.

Аргус не понимал, что она хотела сказать, неожиданным, хотя и очевидным замечанием, однако чувствовал, что любые оценки правильности события сейчас неуместны.

— А каким образом любовникам удается встречаться наедине? Вокруг столько людей…

— Вариантов множество.

— Можешь предложить безопасное место?

— Ну, например, такое: возле садового дома растет огромный старинный дуб. Ствол у него настолько толст, что вполне может служить стеной.

Лорелей рассмеялась:

— Да, наверное.

— Вот только затевать игру опасно: Корник продолжает охоту. Олимпия уже пострадала; кто знает, кому достанется в следующий раз. Ночные прогулки в саду — занятие рискованное.

— Какая предусмотрительность! А я сказала бы, что темнота — самая надежная защита.

Аргус улыбнулся и поцеловал Лорелей в кончик носа.

— Что-нибудь непременно придумаем. Теперь, когда я наконец-то тебя заполучил, в одиночестве вряд ли долго протяну.

Лорелей решила, что признание можно считать декларацией намерений, и скрепила договор нежным поцелуем. А вскоре страсть вспыхнула с новой силой, и, забыв обо всем на свете, она с радостью погрузилась в блаженное небытие.

Стеснительность вернулась вместе со способностью мыслить и рассуждать. Лорелей покраснела до такой степени, что щеки приобрели бордовый оттенок. Она поспешно встала и принялась смущенно, а оттого еще более неловко собирать разбросанную одежду. Впрочем, застенчивость вовсе не мешала ей исподтишка наблюдать, как одевается любимый. С трудом верилось, что еще несколько секунд назад самый красивый на свете мужчина принадлежал ей. Что ж, пусть восхитительные воспоминания останутся в сердце и послужат утешением в минуты одиночества и грусти.

Только дома, в тишине своей комнаты, Лорелей осознала, что не услышала даже намека на новую встречу. На краткий миг ее сердце утонуло в печали: кажется, история закончилась, едва начавшись. Чтобы унять паническую дрожь, понадобилось несколько глубоких вдохов. Спокойно. Аргус уже выбрал место для встреч. Скорее всего, назначить свидание помешала лишь осторожность: прежде чем договариваться, необходимо выяснить, не опасно ли появляться в саду ночью.

Вывод напрашивался сам собой: быть любовницей сэра Уэрлока непросто. Тревожила необходимость постоянно прятаться и делать вид, что ничего особенного не происходит. К тому же Аргус говорил только о желании, о стремлении обладать, но ни о любви, ни о зарождении глубоких чувств до сих пор не прозвучало ни единого слова. Если бы возлюбленный дал понять, что в душе взошел крохотный росток истинной, прочной привязанности, она ни за что не упустила бы возможности вырастить могучее дерево. Чтобы оставаться рядом с сэром Аргусом Уэрлоком, необходимо немало терпения и женской мудрости.

Аргус стоял возле садового дома и задумчиво смотрел на старый дуб. Лучшего места для тайных свиданий и не придумаешь. Одно неясно: каким образом обезопасив Лорелей от возможного риска? Корник рыскал вокруг поместья вместе с сообщниками и уже доказал, на что способен. Нет, ни в коем случае нельзя позволять себе идти на поводу у собственных страстей и совершать непростительные глупости.

Можно подумать, что до этой минуты его действиями руководил разум! Аргус сердито пнул попавший под ногу камень. Герой, ничего не скажешь! Лишил невинности дочку герцога — почтенного и доброго человека, которого глубоко уважал. Человека, доверчиво открывшего свой дом и готового помогать во всем, в том числе и в поисках опасных врагов. Иного определения собственному поступку, чем подлость, на ум Аргусу почему-то не приходило.

Странное дело: даже ненавидя себя за вероломство и непростительную слабость, он все равно продолжал рассматривать дуб. Воображение рисовало желанную встречу в надежном укрытии: ни один любопытный взгляд не проникнет за этот необъятный ствол. Но обманывать себя бесполезно: познав Лорелей, жить без нее он уже не сможет.

— На эту тему придется хорошенько поразмыслить, — пробормотал он.

— Давно ты научился разговаривать сам с собой? — послышался за спиной насмешливый голос.

Сэр Уэрлок обернулся и увидел Яго.

— Пытаюсь решить кое-какие проблемы.

— И главную проблему, разумеется, представляет некая зеленоглазая особа?

— Честно говоря, всегда считал, что не обязан ни перед кем отчитываться, — угрюмо огрызнулся Аргус, однако кузен ничуть не обиделся, а всего лишь понимающе улыбнулся.

В их семье каждый умел постоять за себя.

— Неужели? И все же, учитывая то немаловажное обстоятельство, что все мы пользуемся гостеприимством герцога Санданмора, позицию можно было бы пересмотреть. — Яго похлопал кузена по плечу и зашагал в сторону главного дома. — Я пришел сказать, что все уже садятся за стол. Возможно, на сытый желудок будет проще разобраться в путанице мыслей.

— Никакой путаницы, — лаконично возразил Аргус и направился в дом.

— Вот уж действительно! Очаровательная молодая леди спасает тебе жизнь, смотрит так, словно готова молиться, разделяет твою плохо скрытую страсть, а ты здесь стоишь и дуешься, как будто не можешь сдвинуть с места булыжник.

— Так и есть. И имя этому булыжнику — Корник.

— Согласен. Только не пытайся меня отвлечь. Ладно, оставим этот разговор.

Аргус не сомневался, что при первой же возможности острая тема всплывет снова. Ну почему, почему каждый считает себя вправе совать нос в чужие дела? Он сердито посмотрел в широкую спину Яго и вздохнул. Неожиданно возникло тяжкое предчувствие: краткая нотация — не что иное, как начало наступления. Продолжение неминуемо, и долго ждать очередной атаки не придется.

Глава 12

— Миледи, посетитель требует встречи с сэром Аргусом Уэрлоком.

Мисс Сандан оторвала взгляд от книги, которую безуспешно пыталась читать. Страница расплывалась перед глазами; взор то и дело обращался к окну, ведь там, в дальнем конце тенистой аллеи, прятался садовый дом. Теперь Лорелей знала, как прекрасна близость, и мечтала о новой встрече, но навязываться не позволяла гордость. Пусть Аргус поймет, что имеет дело со взрослой женщиной, согласной поддерживать близкие отношения, но не желающей требовать больше того, что он готов дать. Оставалось надеяться, что любимый придет сам или хотя бы попытается устроить романтическое свидание. Ожидание казалось удручающе томительным; к счастью, появление дворецкого отвлекло ее от грустных мыслей и помогло забыть о тягостной неопределенности.

— Требует? — переспросила она.

— Весьма настойчиво.

— Врагам сэра Уэрлока вряд ли придет в голову явиться в Санданмор и постучать в дверь, — пробормотала она.

— Нет-нет, это не враги. Всего лишь два молодых человека.

— Насколько молодых?

— Лет двенадцати или около того. В этом возрасте трудно сказать наверняка.

— И больше никого? Только мальчики?

— Судя по всему, да. Прикажете привести сюда?

— Если не трудно, Макс. Думаю, так будет лучше. Опасно отправлять незнакомцев в садовый дом, не выяснив, что этим странным гостям нужно. Не исключено, что придется заранее предупредить сэра Уэрлока, да и молодым людям, скорее всего, не помешает немного подкрепиться. Ну, а я тем временем попытаюсь выяснить цель визита.

Макс коротко поклонился и ушел с таким видом, словно хотел сказать: ничего хорошего ждать не стоит. Странно. Какую неприятность способны доставить два подростка? В доме полно мальчишек, и она всех их обожает. Каждый по-своему интересен и забавен. А с этими лучше прежде поговорить самой — так, на всякий случай. К тому же очень хочется узнать, зачем они пришли.

Лорелей едва успела отложить книгу, встать и расправить юбку, как дворецкий впустил в утреннюю комнату нежданных гостей. Выглядели они так, словно преодолели долгий нелегкий путь. При ближайшем рассмотрении сомнений не осталось: оба принадлежали к семейству Уэрлоков или Вонов. Всех представителей многочисленного клана объединяло ярко выраженное сходство. Иными словами, как сказал бы лорд Сандан, давала себя знать порода.

— Что вы сделали с нашим отцом? — строго осведомился один из подростков.

Он был выше ростом и скорее всего немного старше спутника.

— Молодой человек, — немедленно вмешался Макс. — Разве вам не известно, что джентльмены не разговаривают с дамами подобным тоном? Перед вами леди Лорелей, дочь герцога Санданмора. Извольте проявить должное почтение. Для начала поклонитесь и назовите себя.

На мгновение Лорелей испугалась, что по неопытности мальчики начнут пререкаться с Максом. Вся ее семья могла бы подтвердить, что любые попытки оспорить правоту дворецкого заканчивались полным провалом. Главный распорядитель огромного дома умел уничтожить взглядом и коротко, но емко доказать оппоненту его абсолютную несостоятельность. К счастью, посетители быстро поняли ошибку. Один ткнул другого локтем в бок, после чего оба посмотрели на Лорелей. Особого расположения во взглядах не чувствовалось, но поклоны оказались вполне грациозными и даже любезными.

— Меня зовут Дариус Уэрлок, — представился высокий мальчик. — А это мой брат Олуэн. Мы сыновья сэра Аргуса и хотим знать, где наш отец.

От потрясения Лорелей утратила дар речи. Ей показалось, что молчание длилось целый час, хотя на самом деле не прошло и пары секунд — Макс даже не успел откашляться. Да, не напрасно он предупредил о неприятностях: трудно было представить известие более неожиданное, ошеломительное и даже катастрофическое. В душе теснилось множество разнообразных чувств, но при всем желании среди них невозможно было бы найти ни одного приятного.

«Мы сыновья сэра Аргуса».

Лорелей не раз слышала, что слова способны глубоко ранить, но никогда не задумывалась, что означает расхожая поговорка. Прежде всегда казалось, что от любого резкого, нетактичного замечания можно отмахнуться: мало ли кому что взбредет на ум? И вот сейчас удар пришелся в самое сердце. У Аргуса двое сыновей, а он даже не счел нужным об этом сказать. Может быть, существовала и жена, о которой он тоже забыл упомянуть? В безвыходной ситуации спасти могли только хорошие манеры; к счастью, гувернантки в свое время работали добросовестно. Оставалось одно: закутаться в плащ отстраненной любезности и спрятать за ширмой гостеприимства растерянность и болезненное недоумение.

— Прошу вас, присаживайтесь. — Лорелей показала на кресла, полукругом расставленные возле выходящего в сад французского окна. — Сейчас Макс принесет чай, и можно будет спокойно поговорить.

Гости проявили воспитанность: дождались, пока хозяйка сядет первой, и последовали ее примеру.

— Прежде чем ответить на ваше требование, — при этих словах юноши слегка покраснели — хотелось бы услышать, как вы сюда попали и кто из взрослых вас сопровождает.

— Ехали сначала в повозке, а потом в почтовой карете, — ответил Дариус. — А вообще-то мы живем в Радмуре, у кузины Пенелопы и ее мужа Эштона Пенделлена, виконта Радмура.

— У них огромное поместье и такой же красивый дом, как у вас, — пояснил Олуэн. — Но когда папа достроит особняк в Лондоне, время от времени будем к нему ездить.

— Только время от времени?

— Да. Потому что не хотим надолго расставаться с остальными.

— А где же ваша мама? — поинтересовалась Лорелей.

Появление Макса не только ее не смутило, но даже придало уверенности. Дворецкий вернулся с большим подносом в руках и начал расставлять на столе блюда с закусками. Мясо, сыр и хлеб оказались особенно кстати.

— Наши матери оставили нас Пенелопе. Другие дети тоже переданы ей на попечение.

Макс выпрямился и строго посмотрел на мальчиков.

— Итак, вы приехали одни. Сбежали, как самые настоящие трусы, потому что знали, что вас не отпустят.

— Мы оставили Пенелопе записку, — попытался оправдаться Дариус. — А не поехать просто не могли, потому что услышали, что отец попал в беду. Но сколько ни расспрашивали старших, никто не говорил, что именно с ним случилось. Нам отвечали, что как только узнают все подробности, сразу расскажут. А потом выяснилось, что он здесь, а вместе с ним Яго, Леопольд, Бенед, Уинн, Тодд и даже тетя Олимпия. И вот мы решили своими глазами увидеть, что происходит.

— Макс, кажется, нам срочно необходимы бумага, перо и чернила, — задумчиво произнесла Лорелей.

— Одну минуту, миледи.

Дворецкий скрылся за дверью.

— Но мы же написали записку! — запротестовал Олуэн.

— Ешьте. — Она подождала, пока каждый из гостей соорудил солидных размеров сандвич, и продолжила расспросы: — Сколько вам лет? Двенадцать?

Мальчики молча кивнули.

— И при этом вы приехали сюда одни, без взрослых. Думаю, и сами отлично понимаете, что поступили плохо, как и то, что короткая записка не оправдывает самоуверенности. Виконт и виконтесса, без сомнения, встревожены, а возможно, уже начали поиски.

— Когда мы уехали, их в Радмуре не было.

— О, с каждой минутой становится все интереснее и интереснее, — заметил дворецкий, расставляя на столе письменные принадлежности.

— На вашем месте я бы не пыталась уничтожить Макса взглядом. Многие пробовали, но еще никому не удалось, — предупредила Лорелей, и путешественники послушно посмотрели в ее сторону. — Этот человек обладает богатым опытом: уже много лет играет в гляделки с непослушными детьми. Как только подкрепитесь, сразу напишете письмо в Радмур. Подробно объясните, где находитесь, и попросите прощения за самовольную отлучку. — Она взяла лист бумаги и обмакнула перо в чернильницу. — А я вложу записку с подтверждением вашей безопасности. Потом, при встрече с отцом, объясните ему свое поведение.

— Так, значит, он все-таки здесь! — воскликнул Дариус. — Но где же? — Мальчик встретил укоризненный взгляд Макса и поспешно добавил: — Миледи.

— Как только закончим дела, сразу провожу к сэру Уэрлоку. Убедитесь, что с ним все в порядке, и поймете, что поступили неразумно.

Лорелей подняла глаза и встретила прямые заинтересованные взгляды.

— У вас есть братья, — заключил Дариус.

— Тринадцать. Три старших и десять младших.

Олуэн тут же подавился, и брату пришлось стукнуть его по спине. Из куртки поднялось облако пыли. Макс недовольно поморщился, а Лорелей понимающе улыбнулась.

Пока под бдительным надзором дворецкого голодные путешественники с энтузиазмом набивали пустые желудки, мисс Сандан сосредоточенно сочиняла дипломатическое послание виконту и виконтессе. Но даже поиски убедительных доводов не могли отвлечь ее от посторонних мыслей — увы, далеко не самых приятных. Внешнее спокойствие давалось ей с огромным трудом, и в какой-то момент стало страшно, что горькие чувства прорвут тонкую оболочку и хлынут неудержимым потоком.

Хотелось вскочить, бегом броситься к садовому дому и потребовать от Аргуса объяснений. Но голос разума останавливал Лорелей: а будет ли польза от нового знания? Есть ли смысл выяснять, каким образом сэру Уэрлоку удалось заполучить от разных женщин двух сыновей-ровесников? И почему его дети живут у Радмуров?

Лорелей на миг зажмурилась и даже тряхнула головой, чтобы прогнать опасные мысли.

К тому времени как она закончила письмо, мальчики наелись и вежливо поблагодарили за угощение. Настал их черед сесть за письменный стол. За чашкой чая Лорелей с интересом наблюдала за развитием событий. Макс подробно объяснил юным гостям, что именно следует написать родственникам, а потом придирчиво проверил готовую работу. Дариус и Олуэн уже успели почувствовать строгость нового воспитателя и с трепетом ожидали приговора. Но вот Макс одобрительно кивнул, и оба мальчика вздохнули с облегчением. Удивительно, но все без исключения дети, а особенно мальчики, мечтали получить эту сдержанную молчаливую похвалу. Лорелей и сама дорожила мнением мудрого наставника.

Дворецкий собрал письма.

— Прослежу, чтобы почта отправилась немедленно, миледи. И распоряжусь, чтобы Грегор Четвертый проводил вас в садовый дом.

— Спасибо, Макс.

Спорить не имело смысла. После нападения на Олимпию передвигаться по территории поместья позволялось только под надежной охраной.

— Почему кто-то должен провожать вас в ваш собственный садовый дом? — удивился Олуэн.

— Спросите у отца, он объяснит, — пожала плечами Лорелей. — А потом запрет на чердаке и будет держать на хлебе и воде. За глупость.

— А со своими братьями вы тоже так разговариваете?

— Только так. Ну, пойдемте. — Она поднялась, и мальчики торопливо вскочили. — Пора показать вас сэру Аргусу.

Слово «отец» Лорелей повторить не смогла: язык не поворачивался.

— Как красиво! — восхищенно воскликнул Олуэн, едва все трое спустились в сад и по тенистой аллее направились в сторону садового дома.

— Да, наше поместье очень старое, — отозвалась Лорелей. — Многие поколения Санданов вложили сюда свой труд.

— Мы идем вон туда? — Вдали показался садовый дом, и Дариус заметно заволновался. — Там наш папа, дяди и тетя?

— Да-да. Этот небольшой особняк предназначен специально для гостей, ведь далеко не всем нравится та свобода, которой у нас пользуются дети. Папа заранее знает, кто именно пожелает расположиться подальше от шума и суеты, и предлагает поселиться здесь. Зато обид никогда не возникает.

— Хитро придумано! — с улыбкой покачал головой Дариус.

— Я бы предпочла сказать «умно», а может быть, даже «дипломатично».

— Да, пожалуй, так будет вернее, — поддержал Олуэн.

— Так вы уже поняли, что не должны были приезжать сюда одни? — уточнила Лорелей и не смогла сдержать улыбку: путешественники тяжело вздохнули.

— Поняли, — ответил Дариус. — Но дело в том, что никто не хотел объяснить, что с нашим отцом, и Олуэн очень беспокоился.

Лорелей покачала головой. Судя по всему, Олуэн покорно принимал на себя все шишки — просто потому, что Дариус был сильнее и упрямее, а он явно отличался более покладистым характером. Напрашивалось и еще одно наблюдение — обобщенного свойства: манера речи всех гостивших в поместье Уэрлоков подсказывала, что выросли они в деревне. Об этом мисс Сандан могла судить с полным основанием, поскольку ее собственная гувернантка безжалостно изгоняла из обихода любое простонародное выражение — при том, что ясно сознавала: юной леди едва ли доведется блистать в столичных светских салонах.

Возле двери Лорелей на миг остановилась. Почему-то ей не хотелось видеть, как Аргус признает в юных путешественниках собственных сыновей. Правда сразу обретет новую, неоспоримую реальность и из глубокой тайны превратится в очевидный факт. Но одного взгляда на путников оказалось достаточно, чтобы стряхнуть тяжелые мысли. Радом стояли два смелых мальчика, не побоявшихся преодолеть немалое расстояние с единственной целью: разыскать любимого отца. Разве допустимо превращать их в заложников собственной обиды? Разве они виноваты в том, что отец не предупредил новую возлюбленную об их существовании?

Лорелей постучала, и вскоре дверь открылась. На пороге появился Яго. При виде мисс Сандан барон Аппингтон широко улыбнулся, но в следующую секунду его взгляд упал на спутников Лорелей, и улыбка испарилась подобно утренней росе в лучах солнца. Он снова посмотрел на юную леди — теперь уже с очевидной тревогой.

Сомнений не осталось: мальчики действительно были сыновьями сэра Уэрлока.

Прежде чем лорд Вон успел что-нибудь произнести, Дариус пошел в наступление.

— Где наш отец?

— Аргус, иди сюда, — позвал Яго.

— Что такое?

Не прошло и нескольких мгновений, как возле двери возник виновник необыкновенных событий.

— К тебе гости.

Аргус смотрел на Лорелей и не мог понять, почему она не улыбается. Но вот Яго дернул за руку; взгляд скользнул вправо и застыл на серьезных лицах Олуэна и Дариуса. Что и говорить: правда о существовании двух почти взрослых сыновей открылась не самым изящным образом.

— Как вы здесь оказались? — строго спросил он.

— Приехали, чтобы найти тебя, — ответил Дариус на другой — очевидно, свой собственный вопрос.

Сэр Уэрлок снова посмотрел на Лорелей.

— Входите, и все обсудим, — пригласил он.

Ему хотелось надеяться, что возлюбленная поймет, что неожиданное появление сыновей вполне оправданно.

— Думаю, мне лучше вернуться в дом, — возразила мисс Сандан. — Вам предстоит семейный разговор. Мы уже написали Радмурам и сообщили, что мальчики добрались благополучно и проведут с отцом некоторое время. Они сами расскажут, почему решили приехать и как добрались. Лучше, если встреча пройдет без посторонних глаз. — Она кивнула новым знакомым: — Приятно было встретиться. Уверена, что увидимся снова. Желаю приятного дня, сэр Аргус.

Мисс Сандан удалилась, чрезвычайно гордая собственным спокойствием. На самом же деле ей очень хотелось схватить что-нибудь тяжелое и изо всех сил швырнуть в лицо предателю. Еще ни разу в жизни ей не доводилось переживать подобную бурю, а виноват в этом был он и только он. И если надеялся, что она равнодушно отмахнется, то глубоко заблуждался. Сэру Уэрлоку придется представить подробные объяснения, а уж она решит, прощать его или нет.

Яго смущенно откашлялся.

— Как-то прохладно, — пробормотал он.

— Прохладно? — Аргус взял сыновей за руки и повел в гостиную. — Мягко сказано. Лед. Чистый лед.

— Она на тебя рассердилась, — констатировал Дариус, усаживаясь на диван.

— Не поверишь, но я и сам это заметил. — Аргус устроился в кресле напротив сыновей и скрестил руки на груди. — Ну, а теперь будьте добры рассказать, почему вы здесь, а не в Радмуре, где должны находиться.

— Олуэна посетило видение, — четко отрапортовал Дариус.

— Совсем маленькое, — смущенно уточнил Олуэн.

— Так мы узнали, что ты в беде, но никто не хотел ничего рассказывать. Поэтому мы узнали, где ты, и решили поехать, чтобы выяснить на месте, все ли у тебя в порядке. Олуэн сомневался.

— Если ты прекратишь сваливать вину на Олуэна, то сможешь ответить, как и на чем вы сюда добрались.

Сыновья подробно рассказали о путешествии из Радмура в Санданмор, и Аргус похолодел от ужаса. То, что дети добрались целыми и невредимыми, можно было считать огромной удачей. Яго выглядел не менее испуганным. Как отец, он должен был прочитать им длинную нотацию, но, едва открыл рот, в дверь постучали. Кузен тут же вскочил и бросился в холл, словно спешил скрыться подальше от семейной сцены.

Голос посетителя оказался таким знакомым, что выговор пришлось отложить. И действительно: не прошло и минуты, как Яго привел в гостиную Стефана. Новый гость выразительно посмотрел на Дариуса и Олуэна, и одного лишь взгляда оказалось достаточно, чтобы понять, зачем он явился.

— Интересно, в Радмуре еще кто-нибудь остался? Или бедняжка Пенелопа вернется домой и обнаружит, что все птенцы улетели? — не скрывая иронии, поинтересовался Аргус.

Стефан обиженно нахмурился:

— Я увидел записку, которую беглецы оставили Пенелопе, и решил, что успею их догнать, пока мальчишки не уехали слишком далеко.

— А почему ты не пошел в главный дом, а сразу направился сюда?

— Встретил пастуха со стадом овец и спросил, не появлялись ли здесь два мальчика. Пастух спросил, кто я такой, и я представился. Он долго меня рассматривал, а потом кивнул, произнес что-то вроде «Да, заметно, что ты из этой семьи» и направил сюда.

— Должно быть, кто-нибудь из Грегоров, — предположил Яго. — Один из них, кажется, действительно пасет овец. Эти люди отличаются острой наблюдательностью, а Стефан к тому же очень на нас похож.

— Что ж, ты явился как раз вовремя: как раз к началу лекции о вреде излишней самоуверенности, — заключил Аргус.

Бедняга лишь обреченно вздохнул.

Нарушители героически вытерпели эмоциональную тираду сэра Уэрлока по поводу преступного легкомыслия и множества опасностей, которых им чудом удалось избежать. Аргус самым подробным образом объяснил, почему всем троим предстоит вымолить прощение у Пенелопы: кузина, должно быть, места себе не находит от беспокойства. Не умолчал он и об опасности, исходящей от Корника, ведь в поисках добычи злодей днем и ночью рыскал в окрестностях Санданмора. Вряд ли стоило объяснять подросткам, что бандит мог их схватить и использовать в целях шантажа, но Аргус все-таки решил идти до конца.

Когда ораторский пыл иссяк, сэр Уэрлок заставил Стефана написать Радмурам и добавил несколько строчек от себя. Он понимал, что позволить детям остаться в поместье — затея рискованная, но выхода не видел: отправить их домой было бы намного опаснее.

— Леди Лорелей сказала, что ты обязательно запрешь нас на чердаке и будешь кормить хлебом и водой, — жалобно, со слезами на глазах промямлил Олуэн.

— К вашему счастью, я не из тех, кто считает, что розгой ребенка не испортишь, — успокоил отец.

В комнату вошла Олимпия.

— Боже милостивый! — изумленно воскликнула она. — А что, если скоро сюда пожалует весь Радмур?

Яго туг же вскочил и помог кузине сесть.

— Тетя, что с тобой случилось? — встревожился Олуэн и вместе с Дариусом бросился на помощь. — Ты упала с лошади?

— Олуэн ведь ничего не видел, правда?

Аргус лукаво посмотрел на Дариуса, и тот виновато потупился.

— Случайно повстречалась с очень злым человеком, — ответила леди Уэрлок и шутливо взъерошила братьям волосы.

Оба недовольно заворчали, а она рассмеялась.

— Причем этот злой человек прятался как раз в той части леса, по которой вы так беспечно разгуливали, — добавил Аргус.

Известие произвело должное впечатление: путешественники взглянули испуганно.

— Могу помочь, — решительно произнес Стефан и тоже подошел.

— Но ведь ты только что с дороги и очень устал, — усомнилась Олимпия. — Не лучше ли сначала отдохнуть и набраться сил?

— Тебе очень больно! — покачал головой юноша. — Потом отдохну.

Аргус внимательно наблюдал за племянником. Великий дар исцеления всегда его завораживал. Невозможно было определить, как произошло чудо, но результат превзошел все ожидания: синяки и ссадины исчезли на глазах, Олимпия выпрямилась и села ровно, а лицо ее, наконец, утратило болезненное выражение. Сам Стефан лишь слегка побледнел, и то ненадолго: благодарный поцелуй Олимпии заставил его смущенно покраснеть. К счастью, в этот момент из кухни вернулся Яго с подносом и развеял неловкость.

— Откуда они взялись? — недоуменно поинтересовалась леди Уэрлок.

Аргус кратко пересказал историю, которую сам недавно услышал, и сестра с ужасом взглянула на отважных путников.

— Вот уж действительно повезло, иначе и не скажешь. — Она укоризненно покачала головой и пристально посмотрела на каждого по очереди, словно желая убедиться, что все здоровы и невредимы. — Их привела к тебе Лорелей?

— Дариус и Олуэн явились в главный дом.

От внимания Аргуса не ускользнуло промелькнувшее во взгляде сестры огорчение.

— По-моему, леди ужасно расстроилась, — отважился вступить в разговор Дариус. — Когда мы вошли, ее окружала светлая, радостная аура, а как только объяснили, кто мы такие, сразу появилось темное пятно, очень похожее на огромный синяк.

Аргус едва заметно прищурился.

— Наверное, мисс Сандан удивилась, узнав, что у меня есть дети. — Он мужественно выдержал скептические взгляды мальчиков. — Хочу, чтобы вы знали: она спасла мне жизнь.

Он кратко рассказал, как леди Лорелей вместе с кузенами вызволила его из тюрьмы.

— Готов поспорить, что мистеру Максу подвиг совсем не понравился.

Дариус лукаво улыбнулся.

— Ага! Значит, вам уже довелось познакомиться с дворецким?

— О да! Леди предупредила, что перечить этому человеку бесполезно, да я и сам это сразу понял: у него аура, как у военного, да и командует он, как самый настоящий генерал.

— Поскольку вам придется задержаться здесь на неопределенное время, то скоро своими глазами увидите, что на самом деле все так и есть.

— Значит, правда, что у леди Лорелей тринадцать братьев?

В голосе Олуэна послышался благоговейный ужас.

— А еще три сестры и множество кузенов, которые тоже подолгу живут в доме. Ну и по крайней мере одна тетушка. — Он посмотрел на три шарфа, которые прибыли совсем недавно, и перевел восхищенный взгляд на кружевную шаль на плечах сестры. — Подозреваю, что скоро и вас снабдят чем-нибудь теплым. Ну, а теперь пришло время привести себя в порядок и отдохнуть после глупых подвигов.

Путешественники послушно встали и направились к выходу, но возле двери Олуэн помедлил:

— Мы с Дариусом ничего с собой не взяли. — Он посмотрел на дорожную сумку на плече кузена. — В отличие от Стефана.

Аргус вздохнул, но ответить не успел: в дверь постучали. Яго пошел открывать, а вскоре вернулся с пухлым свертком.

— Вот, пожалуйста. Макс предусмотрительно прислал вам кое-какую одежду. — Он передал сверток. — И приложил записку, где говорится, что, скорее всего, придется избавлять вас от вшей.

Хотя и с большим трудом, но Аргусу все-таки удалось сохранить подобающую случаю серьезность. Стефан на прощание заверил, что обязательно проследит, чтобы младшие добросовестно вымылись, и все трое отправились наверх. Только сейчас сэр Уэрлок позволил себе дать волю чувствам и от души расхохотался.

— Начинаю думать, что Санданы не случайно держатся в стороне от большого света, — заметил он сквозь смех. — Иначе кто-нибудь давно украл бы у них этого бесценного дворецкого.

— Попытался бы украсть, — поправила Олимпия, вставая. — Но только Макса ни за что не переманишь: останется со своим герцогом до последнего вздоха.

Аргус не стал спорить.

— Да, скорее всего так и случится. Тебе, разумеется, виднее. Могу лишь гадать, не судьба ли распорядилась таким образом, что записку мальчишек обнаружил именно Стефан.

— Если так, выражаю милостивой госпоже судьбе глубочайшую благодарность. Пойду, пожалуй: узнаю, не нужна ли Стефану помощь, а потом отправлюсь на прогулку.

— Но, Олимпия, ты ведь только что с трудом переставляла ноги! Не рано ли гулять?

— Ничуть не рано. Как раз вовремя. Пора кое-что обдумать. — Леди Уэрлок подошла к двери. — Думаю, имеет смысл взять с собой Тодда.

— Не иначе как решила разыскать Лорелей, — с улыбкой заметил Яго.

— Несносная женщина! — простонал в ответ Аргус.

— Согласен. Полагаю, однако, что решение созрело в тот момент, как Дариус упомянул о темном пятне на ауре. Между прочим, не помешало бы самому рассказать мисс Сандан о сыновьях.

— Разве джентльмену позволительно беседовать с леди на подобные темы?

— Любовникам позволительно все.

— Я не говорил, что мы любовники.

Яго пожал плечами:

— А зачем говорить? Все ясно без слов. Ты подозрительно похож на человека, который, наконец, освободился от тяжкого бремени. Не переживай, пути к отступлению все равно не существовало: на вас обоих было больно смотреть: едва не лопались от желания — думаю, что с первой встречи. Еще ни разу в жизни мне не приходилось видеть такую огненную пару.

Аргус раздраженно вскочил.

— Порой хочется послать родственников ко всем чертям! — яростно прорычал он и вылетел из комнаты.

Едва стихли сердитые шаги Аргуса, как в коридоре послышался легкий стук каблучков.

— Олимпия! — окликнул Яго, и леди Уэрлок заглянула в гостиную. — Хочешь поговорить с леди Лорелей, не так ли?

— Чересчур догадливые кузены делают жизнь невыносимой.

— Всего лишь стараюсь приносить посильную пользу. Советую посмотреть в яблоневом саду: вчера Аргус как-то подозрительно смахивал с сюртука листья. А еще рекомендовал бы отвлечься и не обращать внимания на воспоминания, оставшиеся там от недавних событий.

— О! Думаешь, рассердившись на возлюбленного, девушка пойдет туда, где уступила страсти? Не слишком ли больно?

— Возможно, я ошибаюсь, но чувствую, что леди Лорелей спряталась в саду. Но что же ты собираешься ей сказать?

— Так, кое-что. Поговорим о своем, о женском.

Яго молча сверлил Олимпию взглядом. Наконец она вздохнула и уступила.

— Хочу определить степень потрясения и объяснить, почему брат так боится самого слова «брак».

Она повернулась и скрылась за дверью.

— Что ж, желаю удачи!

Глава 13

Нет, больше она никогда не пойдет в садовый дом и даже не взглянет в ту сторону. Да и вообще забудет, что в конце аллеи живет похотливый, трусливый лжец.

С такими мыслями Лорелей спешила к своему любимому фруктовому саду. Наверное, зализывать душевные раны было бы удобнее в другом месте, но как найти укромный уголок? А прятаться в собственной спальне подобно влюбленной экзальтированной девице она не собиралась. К тому же вид яблони, под сенью которой похотливый, трусливый лжец лишил ее девственности, подстегнет и распалит ее гнев. Ну, а гнев задавит жестокую, способную поставить на колени боль. Наконец, показалась та самая яблоня. Лорелей опустилась на траву, скрестила руки на груди и сквозь листву посмотрела на небо. Некоторое время она мысленно награждала сэра Уэрлока самыми безжалостными эпитетами, которые удавалось вспомнить. Скоро, однако, все известные характеристики иссякли, и пришлось придумывать новые. Если бы негодяй оказался здесь, можно было бы высказать ему всю правду прямо в похотливые, трусливые глаза.

Долго кипеть впустую оказалось скучно, выпустив пар, Лорелей успокоилась и прислонилась спиной к теплому стволу.

Итак, неожиданно выяснилось, что у Аргуса двое сыновей, и оба рождены вне брака. К тому же Дариус и Олуэн — почти ровесники, а это означает, что лет тринадцать назад сэр Уэрлок вел весьма бурную жизнь. Сколько ему сейчас? Около тридцати. А тогда он и сам был почти мальчишкой.

Лорелей нахмурилась и снова подсчитала. Да, все так: ему было лет шестнадцать-семнадцать, не больше. И сразу две любовницы? Сама того не замечая, она укоризненно покачала головой. Факты упрямы: уже в ранней юности этот человек отличался непомерной прытью.

Лорелей очень хотелось устроить грандиозный скандал — самый настоящий, с криком, слезами, упреками, а возможно, даже с парой пощечин. Да, она отважилась рискнуть собственным сердцем и будущим. До чего же больно сознавать, что все это отдано в обмен на жаркие объятия и несколько минут блаженства!

— Переживаете?

Лорелей вздрогнула от неожиданности и повернулась на голос. Она и не заметила, как леди Уэрлок подошла и удобно устроилась рядом. В стороне, на расстоянии нескольких метров, независимо расхаживал солидного вида сопровождающий. Внезапно вспомнился особый дар Олимпии: скорее всего она уже почувствовала, что произошло на этом самом месте. От стыда ей захотелось вскочить и убежать, однако Лорелей заставила себя остаться на месте и даже нашла силы внимательно посмотреть на собеседницу. Удивительно, но с лица Олимпии чудесным образом исчез огромный синяк, да и двигалась она с прежней легкостью.

— Прекрасно выглядишь, — не скрывая удивления, заметила Лорелей. — Намного лучше, чем вчера.

— Вскоре после твоего ухода появился Стефан, наш кузен. Увидел записку, которую оставили беглецы, и отправился за ними. Пришлось срочно отправлять в Радмур еще одно письмо. Парень, конечно, выглядит взрослым, но ему всего шестнадцать. К тому же он родной брат Пенелопы, так что бедняжка, должно быть, ужасно волнуется. Стефан обладает редким даром исцеления. Он немного поколдовал надо мной. — Олимпия слегка улыбнулась. — Да, он еще один внебрачный ребенок, но у Аргуса их только двое. Ну, а Пенелопа с юности заботится обо всех.

— Обо всех? Так сколько же их?

— Вместе с самой Пенелопой одиннадцать. В нашей семье мужчины далеко не всегда берут на себя ответственность за собственных детей. Ну, а Аргус к тому же очень рано стал отцом двух сыновей. Надо сказать, что с тех пор он научился сдерживать порывы и соблюдать осторожность.

— Неужели дети оказались брошенными на произвол судьбы?

Олимпия коротко кивнула.

— Даже щедрая рента не убедила матерей заботиться о младенцах. Двое младших братьев Пенелопы, также появившихся на свет без официального приглашения, оказались лишними потому, что мать, в конце концов, вышла замуж, и супруг не захотел кормить чужих детей. Пенелопа устроила в своем доме некое подобие приюта, и вскоре туда начали стекаться маленькие родственники, оставшиеся сиротами при живых родителях. От многих подкидышей матери отказались лишь по одной причине: вскоре после рождения выяснилось, что малыши обладают ярко выраженными особенностями и совсем не похожи на других, нормальных, детей. Так что, как видите, наши необычные таланты подозрительно напоминают проклятие.

— Честно говоря, не очень понимаю, каким образом одаренность способна влиять на личную жизнь.

— И все же зависимость очевидна и несомненна. Уэрлоки и Воны никогда не могли похвастаться семейным счастьем. К счастью, в наши дни ситуация постепенно меняется, но прежде многие браки распадались, или, что еще хуже, супруги через силу влачили жалкое совместное существование. Как правило, мужья и жены не могли принять нас такими, какие мы есть, и уходили. При этом детей оставляли нам и нередко даже пытались от них отказаться. Собственный ребенок внушал им страх, а вина, разумеется, ложилась на плечи Уэрлоков. Наша с Аргусом мать продержалась дольше остальных, однако трудно сказать, хорошо это или плохо. Она была глубоко несчастна, так как одновременно и боялась, и ненавидела собственных детей. Но все равно рожала, потому что оставалась покорной женой. Покорной — но не верной. Честно говоря, отцу повезло, что каждый из нас оказался настоящим Уэрлоком. Ну а мы должны благодарить судьбу за то, что матушка не придушила нас в первую же минуту. Отец очень страдал, и из-за этого мы рано его потеряли. А после его смерти нам остались только долги и душевные раны.

— И поэтому Аргус так боится жениться?

— Да. Решил, что Уэрлоки не созданы для брака. Правда, в последнее время три наши кузины удачно вышли замуж и счастливы, но он считает их исключением.

— Значит, он откажется на мне жениться, даже если очень этого захочет, — грустно заключила Лорелей.

Олимпия кивнула:

— Он искренне верит, что своим нелепым отказом спасет тебя от несчастного союза с Уэрлоком.

— Что за глупец!

Олимпия тихо рассмеялась и ласково похлопала Лорелей по руке.

— Хорошо сказано, спорить не буду. Но это вовсе не означает, что при желании не удастся заставить его изменить мнение. Конечно, если роль любовницы тебя не устраивает.

Олимпия неопределенно пожала плечами, а Лорелей ответила оскорбленным взглядом.

— Я не настолько безответственна, чтобы из-за безумных поцелуев рисковать будущим. — Она вздохнула. — Едва увидев сэра Уэрлока среди роз, я сразу поняла, что это тот, о ком я мечтала всю жизнь. Конечно, я выросла в деревне, но и у нас здесь часто приходится бывать на балах, пикниках и прочих светских увеселениях. За мной многие ухаживали, и все же я ни разу не почувствовала даже искры интереса, хотя встречала очень приятных джентльменов. Я уже начала беспокоиться, что со мной что-то не в порядке.

— И тогда появился Аргус.

— Да, совершенно неожиданно. В прямом смысле он материализовался из воздуха. Наверное, не следовало настаивать на продолжении отношений. Он меня отталкивал, значит, надо было уйти.

— Нет, все верно. Настойчивость необходима. Но как же насчет Дариуса и Олуэна?

— Дариус и Олуэн — прекрасные мальчики. Но главное, это сыновья сэра Уэрлока. Очень обидно, конечно, что он ничего о них не сказал. Ну, и от ревности, само собой, никуда не спрятаться. — Лорелей поморщилась. — Да, да, мучительная, черная ревность. Очень глупая ревность, потому что в то время, когда у Аргуса родились дети, я сама была ребенком. Но все равно больно думать, что до меня у него было много женщин.

— Уэрлоки и Воны издавна славятся не только красотой, но и бурным темпераментом. Прежде чем жениться, каждый успевает пережить множество романов — как правило, коротких. Такое чувство, что наши мужчины стараются приобрести как можно больше опыта.

— Знаю. У меня у самой тринадцать братьев. И как только голос начинает ломаться, каждый пускается во все тяжкие. — Олимпия рассмеялась, и Лорелей тоже не смогла сдержать улыбку, однако вскоре снова стала серьезной. — Значит, сыновья Аргуса тоже наделены талантами?

— Дариус видит то, что мы называем аурой. Каждого из нас окружает неповторимое облако, незаметное для обычных людей. Только избранные способны по его цвету определять состояние, настроение и даже мысли. Дариус изучает различные сочетания цветов, чтобы лучше понимать, что означает каждый из множества вариантов. Олуэн обладает иным даром: пожалуй, его можно смело назвать провидцем.

— Неужели эти способности настолько страшны, что из-за них матери бросили собственных детей?

— Суеверие до сих пор цветет буйным цветом: Дариус сказал, что ты обладаешь светлой, прозрачной аурой.

— О! — Лорелей не знала, как реагировать на неожиданную оценку. — А это хорошо? Звучит приятно.

— Очень хорошо. А еще он заметил, что ваш дворецкий аурой напоминает военного.

— Вполне подходит. Макса действительно можно считать генерал-майором Санданмора.

— Теперь ты поняла Аргуса?

— Поняла, что он боится брака как огня.

— В некотором роде. Опасается, что если встретит женщину, с которой не захочет расставаться, и женится, то семейная жизнь пойдет вкривь и вкось. Боится душевных страданий и сердечной боли, хотя ни за что не признается в собственной слабости. Страшится найти любовь и вскоре потерять, обрести счастье, а потом бессильно наблюдать, как оно рассыпается.

— Однако вслух ничего подобного не произнесет.

— Никогда. Разве можно? Так немужественно!

Лорелей со смехом покачала головой:

— Даже и не знаю, что делать.

— Надо постараться доказать ему свою любовь и заставить поверить, что не боишься наших способностей и ни за что на свете не предашь и не бросишь собственного ребенка.

— Сомневаюсь, что смогу произнести подобные слова, — пробормотала Лорелей, отлично понимая, что заверения в данном случае напрасны. — Нелегко заставить человека поверить, если он не готов выслушать.

— Согласна. И все-таки не сомневаюсь, что тебе удастся найти единственно возможный путь. — Олимпия легко поднялась и отряхнула юбку. — Прости, что помешала. Я решила, что пришла пора объяснить, почему Аргус до смешного страшится женитьбы. Понимаю, что ты приняла бы предубеждение на свой счет, но это совсем не так. Ни разу не видела, чтобы брат настолько увлекся, что изменил бы строгим правилам. Соблазнить невинную дочь герцога — серьезный шаг.

— Не сказала бы, что сэр Уэрлок действительно меня соблазнил, — попыталась уклониться Лорелей, но в этот миг вспомнила о даре новой подруги. — Святая Дева! — воскликнула она, густо покраснев. — Ты же способна прочитать все, что здесь происходило!

— Да, способна, и все же не прочитала, потому что умею волевым усилием отгораживаться от воспоминаний. Пришлось научиться, иначе давно бы сошла с ума. Нет, мне известно лишь о догадках Яго. Мужчина понимает мужчину. Ну, а еще сработали вещественные доказательства: вчера Аргус весь вечер стряхивал с сюртука листья яблони.

— Наверное, думаешь, что я…

— Думаю, что ты влюблена, а именно в любви остро нуждается брат. Ему необходима та, которая сумеет принять его целиком, — таким, каков он есть. И я искренне желаю ему найти свою единственную. И вот появляешься ты — совсем молодая, неискушенная, но такая смелая! Тебя не пугает даже его странный, таинственный дар, а это означает, что твоя любовь не знает препятствий.

Лорелей решила, что отрицать чувства не имеет смысла.

— Дело в том, что его дар не подействовал ни на меня, ни на Макса.

— Удивительно! Что ж, тем лучше. Мыс братом очень близки. Так сложилось с детства, ведь мы самые младшие в семье, где мать терпеть не могла собственных детей. Порою мне удается понять его лучше, чем он сам себя понимает. А он точно так же чувствует мои мысли и настроения. Уверена: Аргус мечтает о счастливом союзе, о жене, которая навсегда останется и с ним, и с общими детьми.

— А заодно и с теми юными путешественниками, которые явились сюда спасать отца? — с улыбкой уточнила Лорелей.

Олимпия кивнула:

— Да, и с ними тоже — отчасти. Вряд ли мальчики захотят оставить ту жизнь, которую построили вместе с Пенелопой и другими ее воспитанниками. В Радмуре сложилась крепкая любящая семья, хотя и довольно странная по составу. Муж нашей кузины — человек редкой доброты: сумел понять и принять каждого; даже специально перестроил западное крыло своего огромного дома, чтобы все могли жить вместе. Аргус обожает сыновей, а те искренне тянутся к отцу, но в то же время не могут оставить дом, ставший родным. Брат уважает их позицию.

— Да, мальчики и мне сказали, что готовы проводить в доме отца лишь часть времени, потому что не хотят расставаться с остальными. Скорее всего, дети настолько привязаны друг к другу из-за того, что каждый пережил боль предательства и не понаслышке знает, что такое одиночество и страдание.

— Лучше и не скажешь. — Олимпия взглянула на небо. — Темнеет. Думаю, тебе лучше пойти со мной, а потом Тодд проводит тебя до дома. Оставаться здесь одной опасно.

— Путь не слишком прямой.

Лорелей с улыбкой поднялась и тоже старательно отряхнула юбку.

— Да. Но ведь прогуляться не помешает, правда?

Лорелей рассмеялась и пошла рядом с Олимпией, а молчаливый, внимательный Тодд зашагал следом. Почему бы действительно не поучаствовать в игре и не притвориться, что возвращаться без охраны страшно? Тем более что и путь до садового дома короче, чем до главного. Если Аргус захочет поговорить — пожалуйста. А не захочет, так и не надо.

— Вот и Олимпия возвращается, — оповестил Яго, посмотрев в окно. — Причем не одна.

Аргус отложил книгу, которую читал, и встал.

— Что за упрямое создание!

— Несомненно. Но если подумать, то все правильно: разве можно отпускать леди Лорелей без надежного сопровождения? Кажется, Тодд собирается отвести ее домой. — Яго выразительно взглянул на кузена. — Не желаешь сказать пару слов? А то не догонишь!

— Лучше было бы оставить все так, как есть, — буркнул Аргус, однако тут же бросился вслед за мисс Сандан, пока та не успела уйти слишком далеко.

На крыльце он едва не сбил с ног Олимпию, однако, вместо того чтобы извиниться, сердито посоветовал сестре поменьше совать нос в чужие дела и торопливо зашагал по аллее. Он понятия не имел, что сейчас скажет, да и вообще считал, что для обоих будет лучше, если Лорелей продолжит считать его негодяем, от которого лучше держаться подальше. Но отпустить ее почему-то не мог.

— Лорелей. — Он схватил ее за руку и заставил остановиться. — Прошу, давай немного прогуляемся по саду.

Сразу вспомнился вчерашний разговор о старом дубе.

— Зачем? — строго уточнила Лорелей.

Аргус жалобно улыбнулся в надежде вызвать хоть искру симпатии.

— Чтобы немного поговорить.

Он слегка потянул ее за руку, и после короткого сопротивления Лорелей уступила и пошла рядом.

Впрочем, она не забыла оглянуться и посмотреть, где Тодд. Оказалось, что верный слуга уже успел раствориться в сумерках. Да, в делах сердечных все мужчины — союзники. Третий лишний безошибочно чувствует, когда пришла пора незаметно исчезнуть. Твердо решив противостоять желанию мгновенно упасть в объятия Аргуса, мисс Лорелей вырвала руку и пошла на почтительном расстоянии. Дорожка действительно привела к скамейке возле старого дуба.

— И о чем же ты намерен говорить?

Лорелей опустилась на скамью и с подозрением посмотрела на спутника: сохранять дистанцию тот посчитал излишним и решительно уселся рядом.

— Ты так холодна, — смущенно пробормотал Аргус. — Впрочем, некоторые основания для недовольства имеются.

Некоторые? Интересно было бы посмотреть на его радостное лицо, если бы двое симпатичных подростков внезапно назвали ее мамой!

— Полагаю, не следовало скрывать от меня наличие почти взрослых сыновей. Логично было бы сказать об этом прежде, чем… признаюсь, появление молодых людей в гостиной оказалось весьма неожиданным.

— Подозреваю, что сюрприз трудно назвать приятным. Я стал отцом очень рано — в те годы, когда мальчишка самонадеянно считает себя зрелым мужчиной. Это трудно объяснить, поскольку теперь я и сам не понимаю, как можно было вести себя подобным образом. Две любовницы, причем обе намного старше меня, льстили самолюбию и внушали приятную уверенность в собственных силах — во время первого лондонского сезона это обстоятельство казалось особенно важным. Рождение Дариуса и Олуэна поначалу меня поразило, сбило с толку, ведь я считал себя кавалером опытным и осторожным. Но ничего не поделаешь: я начал регулярно выплачивать каждой из подруг солидное содержание. Так продолжалось до тех пор, пока дети не начали проявлять особенностей, характерных для каждого из Уэрлоков. В этот критический момент обе матери испугались и наотрез отказались от малышей. Тогда-то я и отдал сыновей кузине Пенелопе — разумеется, вместе с прилагающимися деньгами.

— По крайней мере, ты счел необходимым заботиться о мальчиках, — заметила Лорелей.

— Я пытался, но, к сожалению, плохо следил за тем, куда уходили немалые средства. Потом оказалось, что значительную часть суммы у Пенелопы бессовестно украли стряпчие. К тому же пользоваться добротой юной девушки и взваливать ответственность на ее плечи — не что иное, как слепой эгоизм. С деньгами впоследствии разобрались, а вот детей я потерял из-за того, что продолжал жить в свое удовольствие, хотя уже без прежнего безоглядного стремления ежеминутно доказывать невиданную мужскую доблесть.

— Нет, ты не потерял сыновей — просто разделил их с леди Радмур.

Аргус кивнул:

— Да, наверное, так и есть. И все же факт остается фактом: отцом я был невнимательным и больше всего интересовался собственной жизнью. Прошу, не успокаивайте и не пытайтесь найти оправдание ошибкам молодости: возраст существенной роли не играет. Скорее всего, в преступном пренебрежении детьми проявилась кровь Уэрлоков.

— Кровь Уэрлоков? — задумчиво переспросила Лорелей. Странно, как взрослый, умный, талантливый человек мог настолько заблуждаться. — Сыновья родились вне брака, а потому не могли стать твоими наследниками. Большинство мужчин забыли бы о малышах, едва покинув постели их матерей. Ты же сумел спасти обоих и от ненависти тех, кто их родил, и от беспризорного существования. Сыновья любят тебя, а это значит, что все не так плохо, как видится самокритичным взором. Да, делить их преданность придется и впредь, однако виной тому вовсе не ошибка молодости.

— О чем ты? Я оставил детей Пенелопе, и она их вырастила.

— Прекрасно. Доверив мальчиков кузине, ты не ошибся. А делить сыновей придется со всеми детьми, которые живут в Радмуре. Каждого оставила мать — единственный в мире человек, обязанный любить ребенка в любых жизненных обстоятельствах. А в доме Пенелопы случилось так, что маленьких постояльцев объединило несчастье: все пережили личную драму, а потому научились с первой же минуты окружать новенького теплом и заботой. Вот с этим единством и придется делить сыновей… Думаю, что и взрослым в вашей семье приходится нелегко, но вряд ли это принято обсуждать. В любом случае дети понимают друг друга быстрее и глубже, а потому готовы помогать, защищать, поддерживать и даже облегчать боль. Связь так крепка, что разорвать ее невозможно, даже если проводить в их обществе круглые сутки. Преданность сохранится на всю жизнь.

Аргус ответил Лорелей благодарным поцелуем.

— Ты обладаешь удивительным даром: видишь то, что другим недоступно, умеешь безошибочно проникнуть в суть отношений. Да, именно так: преданность одиноких сердец неподвластна ни времени, ни расстоянию. Я и сам видел, как любят друг друга названые братья и сестры, но ни разу не давал себе труда задуматься. Недавно Пенелопе привезли маленькую девочку, и все остальные питомцы сразу бросились на защиту. Даже загородили ее от матери, которая зло отшвырнула несчастное дитя и принялась сыпать ругательствами. В ужасном монологе сравнение с ведьмой оказалось самым мягким. По словам Пенелопы, дети заявили, что отныне Джулия принадлежит им, и выпроводили фурию за дверь. История меня тронула, но понять до конца, что произошло, я так и не смог.

— Они сразу приняли малышку в свой круг.

— Да. Точно так же, как принимали каждого предыдущего сироту.

Аргус обнял любимую за плечи и с радостью почувствовал, что Лорелей не отстранилась и даже не напряглась. Хотелось немедленно сделать ее своей, но вовсе не потому, что одна лишь близость возбуждала острое вожделение. Нет, сейчас было важно другое: убедиться, что взаимная страсть не угасла. Он встал, взял возлюбленную за руки и заставил подняться со скамьи.

— Ты правильно сделала, что обиделась и рассердилась. — Он начал медленно отступать к необъятному дубу. — Надо было давно рассказать правду, а не дожидаться, пока обстоятельства швырнут ее в лицо. Я люблю сыновей, но порою вижу в каждом такого же юного глупца, каким был сам, и страдаю. Не хотелось бы предстать перед тобой в таком свете, а потому готов извиниться по-настоящему.

Лорелей взглянула на дуб и покачала годовой:

— Если ведешь меня за это дерево, то в благие намерения поверить трудно.

Аргус с улыбкой продолжал отступать, и вскоре оба оказались в надежном укрытии. Ствол надежно защитил их от любопытных взглядов. Аргус склонился и нежно, неуверенно поцеловал Лорелей. В ту же минуту она доверчиво обвила руками его шею, прижалась, уступила, ответила каждой клеточкой своего существа.

Холодная тревога, сжимавшая сердце Аргуса с той самой минуты, как любимая появилась на крыльце в обществе Дариуса и Олуэна, наконец, отступила. К счастью, ничего не изменилось: она по-прежнему сгорала от нетерпеливого желания.

Лорелей успела спросить себя, не слишком ли быстро наступило примирение, и тут же решила, что Аргус честно заслужил прощение: нашел силы искренне поделиться сокровенным и даже не скрыл, что презирает себя за преступное легкомыслие. Но лед растопил даже не сам рассказ о прошлом, а последнее признание: возлюбленный сожалел о том, что ей довелось увидеть его таким, каким он был в годы ранней молодости. Предстать в невыгодном свете ему не хотелось — значит, ее мнением он все-таки дорожил.

В этот момент Аргус добрался до ее груди, и стало окончательно ясно: решение о полном и безоговорочном прощении принято правильно. К тому же оно позволяло немедленно доказать любовь, нежность и способность принять своего мужчину таким, каков он есть и даже был много лет назад, — со всеми слабостями, ошибками и заблуждениями. Если Олимпия права, то именно в подобной преданности Аргус нуждается больше всего. Так зачем же сдерживать чувства, если и душа, и тело переполнены высокими порывами?

Лорелей с готовностью уступила волне желания. Вот горячая ладонь скользнула между ее ног. Вожделение мгновенно смыло тень смущения: прикосновение показалось не просто интимным, но и властным.

— Обхвати меня ногами, милая, — хриплым голосом попросил Аргус и непослушными пальцами расстегнул бриджи: страсть отказывалась медлить.

— А разве не обязательно ложиться? — удивленно спросила Лорелей.

— О, скоро узнаешь, что существует множество способов познать блаженство!

Их тела соединились, и она поняла, что любимый не ошибся. Последней ясной мыслью стал недоуменный вопрос: сколько же их всего — этих удивительных способов?

— Думаю, пришла пора отправиться в садовый дом и застрелить этого человека.

Герцог Санданмор стоял у окна и смотрел, как дочь прошла по темной аллее, явно стараясь остаться незамеченной, и скрылась за дверью, которой обычно пользовались только слуги.

— Боюсь, ваша светлость, что подобное событие способно серьезно огорчить леди Лорелей, — невозмутимо изрек Макс.

— В то время, когда я решил остаться в стороне и не настаивать на официальном ухаживании, трудно было предположить, что падение в принципе возможно. Остались ли у тебя сомнения в том, что он ее погубил?

— Ни малейших, хотя я бы оспорил уместность употребления слова «погубил».

Рональд повернулся и смерил дворецкого (а по совместительству и лучшего друга) суровым взглядом.

— Ты ее видел. Неужели возьмешься утверждать, что отношения не перешли критическую черту?

— Нет, не возьмусь.

— Запретить ей встречи я не мог — в конце концов, это он зажег в ее глазах огонь. Должно быть, следовало поступить иначе.

— Огонь, ваша светлость?

— Огонь, сияние, свет. — Герцог неопределенно взмахнул рукой. — Одним словом, жизнь. Лорелей исполнилось двадцать три года. За ней ухаживали весьма достойные джентльмены, но сама она ни разу не проявила к ним интереса. А впервые услышав от нее имя Уэрлока, я сразу заметил и интерес, и огонь. Наконец-то дочь встретила своего человека, способного подарить радость.

— Судя по всему, это у него получается замечательно.

— Макс! Они любовники, готов держать пари!

— С моей стороны было бы глупо его принять, поскольку заранее известно, кто выиграет.

— Он должен стоять здесь и просить ее руки!

— Это непременно произойдет, только несколько позже. Дело в том, что парень считает себя абсолютно непригодным для семейной жизни. Это мне по секрету объяснила леди Олимпия. Едва приехав, баронесса сразу почувствовала, откуда дует ветер. До недавних пор все браки в их семье не приносили ничего, кроме страданий, и сэр Аргус сделал вывод о существовании некоего проклятия Уэрлоков. Если верить письменным источникам, то же самое касается и Вонов. Лорелей придется изменить его взгляды.

Герцог нахмурился.

— В семье были несчастные браки?

— Множество. Жены оставляли мужей, мужья бросали жен. А самое страшное, что и те и другие категорически отказывались от детей и не желали иметь с ними ничего общего. Если вникнуть в историю семьи, то тенденция просматривается вполне определенно. Необычная одаренность передается по наследству и служит камнем преткновения в отношениях. Проще говоря, разрушает семьи.

— Печально. Но какое отношение имеет эта история к его нежеланию жениться на Лорелей?

— А вы хотите жениться после всего, что испытали в последнем браке?

— Черт возьми, конечно, нет! Но что же делать? Неужели сидеть сложа руки и ждать, пока дочь подарит мне внука, так и не выйдя замуж?

— Нет. Прежде чем это произойдет, Уэрлок одумается. Я наблюдал за ними, ваша светлость. Возможно, он и не желает признать, что влюблен, но так оно и есть. Не исключено, что даже попытается сбежать, однако непременно вернется.

— Надеюсь, ты прав, Макс. Очень не хочется его убивать. Хлопотно, грязно, Лорелей будет плакать. Да и человек он хороший, даже несмотря на то, что соблазняет мою дочь.

Глава 14

— Папа, Аксель и Вольфганг зовут нас на рыбалку!

Аргус посмотрел на сыновей, а потом взглянул в окно: перед садовым домом собралась разношерстная компания: герцог, полдюжины детей и угрюмый мистер Пендлтон терпеливо ждали ответа. Дариус и Олуэн провели в Санданморе всего три дня, но уже успели подружиться с его многочисленными обитателями и чувствовали себя как дома. Сэр Уэрлок еще не решил, как к этому относиться, но отказать мальчикам в удовольствии не смог.

— Идите, — разрешил он. — Только постарайтесь хорошо себя вести. Не испытывайте терпение герцога озорством и дурными манерами.

— Пожалуй, порыбачу вместе с ними, так будет надежнее, — решил Стефан и вышел вслед за кузенами.

Аргус долго смотрел в окно. Стефан шагал рядом с герцогом: новые знакомые что-то серьезно и увлеченно обсуждали. Вспомнились забавные слова Дариуса. Сын сказал, что аура его светлости вызывает улыбку. И все же, несмотря на эксцентричность, Рональд был человеком редкой доброты и порядочности, заботился о слугах, работниках, арендаторах и нежно любил свою небольшую армию — как собственных детей, так и приемных.

И все же судьбу его трудно было назвать безоблачной. По словам Лорелей, два из трех браков отца оказались неудачными, но это обстоятельство отнюдь не мешало герцогу радоваться жизни. Интересно, нельзя ли извлечь из чужого опыта полезный урок? Нет, вряд ли. Лорду Сандану никогда не приходилось сражаться с проклятием, тяготившим Уэрлоков и Вонов. Его дети не рассказывали, что за столом сидит призрак, не просили викария приберечь для церкви разговоры о дьяволах и вечных адских муках, не спрашивали, что мама и незнакомый дядя делали на софе в утренней комнате. Теперь Олимпия лишь отшучивалась, но Аргус знал, что яростные потоки брани, которые мать обрушила на нее в тот день, до сих пор отдавались в сердце острой болью.

Но почему же воспоминания о давних страданиях вызвали острое желание немедленно разыскать Лорелей? Ответ пришел сам собой: она умела утешить, успокоить и хотя бы на краткий миг внушить надежду на счастье в кругу любящей семьи. Ужасно, конечно, что отец мисс Сандан — герцог, к тому же отвратительно богатый. Аргус Уэрлок считал себя неудачным вариантом для любой женщины, а тем более для той, которая могла выбирать среди самых знатных вельмож королевства. Представить Лорелей с другим? Нет, ни за что! Необходимо срочно решить, что с ней делать, — разумеется, помимо постели: здесь и так все ясно.

— Ах, вот ты где!

В комнату вошел Леопольд. Аргус обрадовался возможности отвлечься от раздумий, однако серьезное лицо кузена насторожило.

— Только не говори, что снова что-то случилось.

Леопольд молча протянул письмо. Аргус прочитал строки, написанные рукой кузена Андраса Вона, и похолодел. Угроза нависла над другими членами семьи: за ними следили, а некоторых даже преследовали. Самого же Андраса попытались схватить прямо на улице Лондона, перед собственным домом.

— Итак, пока Корник охотится на меня, кто-то караулит и остальных. Подобный сценарий мы предполагали, но до сих пор оставалась надежда, что больше никто не пострадает.

— И я тоже в это верил. — Леопольд посмотрел на второе письмо, которое держал в руке. — Есть и хорошие новости. Мои сыщики выяснили, кто стоит за всей этой кутерьмой, и теперь неотступно следят за кукловодом.

Аргус смерил письмо таким брезгливым взглядом, словно в нем говорилось, что тот, кто возьмет листок в руки, немедленно заразится черной оспой.

— И что же, я знаю этого человека?

— Сэр Сидни Чаффингтон.

— Ну и негодяй! Теперь понятно, почему я так быстро попал в ловушку. Именно его я попросил выяснить, можно ли доверять Корнику.

На миг Аргус почувствовал себя последним глупцом, однако тут же сообразил, что никак не мог предчувствовать подвоха, поскольку обратился к доверенному лицу правительства и попросил сделать то, что тот умел делать едва ли не лучше всех: найти информацию о конкретном человеке.

— Подозреваю, что все его сведения выглядели тщательно документированными, — предположил Леопольд. — Чаффингтон придает бумагам огромное значение!

— Одного не понимаю: ради чего ему понадобилось затевать столь низкую игру.

— Ради власти. Он достаточно близок к верхам, а потому знает, каким образом правительство использует наши таланты, и хочет заполучить нас в свое полное распоряжение. По твоим рассказам нетрудно догадаться: глупец верит, что сможет каким-то образом перенять одаренность и использовать в собственных корыстных интересах. Возможно, помимо могущества, его интересует и кое-что другое — например, деньги и женщины. Как я уже сказал, сейчас за каждым его шагом пристально следят. В скором времени многое прояснится: в частности, удастся узнать, кто же такой на самом деле Чарлз Корник.

— Только не пытайся доказать, что в королевстве осталась хотя бы одна семья, о которой герцог не собрал бы всю доступную информацию.

Леопольд усмехнулся:

— О, конечно же, нет. Мне любезно разрешили пользоваться библиотекой, и я смог собственными глазами убедиться, что это настоящая сокровищница. Все во имя короля и отечества, как сам понимаешь.

— Поосторожнее с двусмысленными шутками. Итак, что же удалось выудить по поводу Корника?

— Твой Чарлз Корник на деле вполне может оказаться Уильямом Чарлзом Корником Уэндаллом Третьим.

— Неудивительно, что нам не удалось ничего обнаружить: искали не под тем именем. Родственник того самого Уэндалла, который выжимает все соки из земли и арендаторов, но в то же время бросил дом на произвол судьбы?

— Родственник, причем очень близкий — родной брат. Корник служит у него управляющим, а одновременно занимает какой-то мелкий пост в канцелярии Чаффингтона; правда, не так давно был вынужден уехать в деревню, чтобы позаботиться о больном родственнике. Сам же Уэндалл понятия не имеет, что происходит, и не ведает, какими делами занимается родственничек. Простак полностью доверяет брату, себя считает избранным Богом миссионером, чья жизненная цель — нести истинную веру несчастным, обездоленным язычникам в самых дальних уголках земли. Если не изменяет память, три последних месяца просветитель обитает где-то в Африке: полагаю, без устали проповедует.

— Есть надежда, что в ближайшем будущем неприятности все-таки закончатся.

Аргус искренне обрадовался, но сердце почему-то сжалось, словно от холода.

— Да-да, и тогда тебе придется проститься с прекрасной Лорелей и вернуться к прежнему существованию и к прежней пустоте.

В голосе Леопольда послышались сердитые нотки, и Аргус взглянул с удивлением.

— Для Лорелей я не самый удачный выбор.

— Вряд ли она так считает, иначе не бегала бы к тебе на свидания каждый вечер.

— Значит, шпионишь?

— Всего лишь видел, как вы встречаетесь, и больше ничего. — Леопольд пожал плечами и хитро улыбнулся: — К сожалению, продолжение скрывает огромный дуб, за которым вы неизменно прячетесь. — Барон Старкли снова стал серьезным. — Поверь, я не хотел ничего говорить на этот счет, потому что и сам далеко не безгрешен, и все же не могу молчать: разве прекрасная юная леди заслуживает столь пренебрежительного отношения? У нее доброе сердце, а страсть ваша бросается в глаза — хоть зажмуривайся. К тому же должен напомнить, что именно мисс Сандан спасла твою чертову жизнь!

— Знаю, — тихо ответил Аргус. — И понимаю, что недостоин ее любви.

— Что за нелепость! Почему, позволь спросить? Уж не потому ли, что ты — всего лишь рыцарь королевства, а она — дочь герцога? Неужели веришь, что лорд Санданмор обратит внимание на подобную мелочь? Конечно же, нет, и тебе это прекрасно известно. К тому же бедняком тебя никак не назовешь, да и наши способности ничуть ее не пугают.

— Пока не пугают. Но женщина меняется, едва замечает проявление дара в собственном ребенке, особенно если дар этот не из простых.

Леопольд покачал головой:

— Аргус, пора забыть о прошлом. Разве недавние браки не доказали, что ужасная история отступает, уходит в прошлое? Что, если именно нашему поколению дано разорвать трагический круг? Мы обязаны учесть горькие ошибки предков и пойти дальше. Только подумай: сын Гревилла обладает ярко выраженным талантом исцеления — подобного в нашем роду не встречалось на протяжении многих поколений. Но и он сам, и, разумеется, его супруга Алетея в мальчике души не чают. Виконт Радмур женился на Пенелопе и вместе с молодой женой принял в дом одиннадцать наших детей. Одиннадцать! И что же? Все прекрасно уживаются, а Эштон упорно постигает премудрости, чтобы в случае необходимости помочь и собственным детям, и тем, которых привела Пенелопа. То же самое можно сказать о Хлое и ее муже Колинсмуре. Счастливая, любящая, дружная семья.

— И все же принимать окончательное решение еще рано, — упрямо стоял на своем Аргус, однако Леопольд лишь нетерпеливо махнул рукой.

— Если хочешь, можешь меня ударить, но только потом. А сейчас я все-таки скажу все, что думаю. Видит Бог, парень, многие мечтали бы заполучить такую супругу, как леди Лорелей. Красива, умна, смела, любит братьев, сестер, бесчисленных кузенов и вообще всех детей на свете, не боится наших причуд и — сразу видно — способна разделить страсть. Ради тебя рискует всем, что так важно для особы ее высокого статуса. Да если бы женщина смотрела на меня так, как смотрит на тебя она, то я считал бы себя счастливейшим из смертных! А если бы ты оказался умнее, чем есть на самом деле, то выбросил бы из головы нелепые предрассудки, схватил мисс Сандан в охапку и со всех ног помчался бы в ближайшую церковь.

Завершив бурный монолог, барон Старкли не стал дожидаться реакции кузена и поспешил выйти. Таким рассерженным Аргус его еще ни разу не видел. К тому же в семье всегда считалось, что Леопольд намеренно сохраняет статус холостяка: ведь он сам признался, что далек от святости, хотя назвать его заправским сердцеедом было бы несправедливо. И вот сейчас возник неожиданный вопрос: а что, если Леопольд стремился к обычному человеческому счастью, мечтал о любящей жене и детях, но пока не мог найти ту, которая сумела бы понять и принять? Должно быть, способность кузена безошибочно распознавать не только ложь, но и полуправду серьезно осложняла существование, но в то же время он в полной мере обладал всеми качествами, которые ищет в будущем супруге любая женщина.

Сэр Уэрлок нервно взъерошил волосы. Родственники сплотились против него и дружно пошли в наступление: каждый считал своим долгом осудить пренебрежительное обращение с Лорелей, каждый спешил прочитать длинную лекцию о вреде предвзятого отношения к браку вообще. И даже Олимпия, в полной мере разделившая с братом тяжкий груз материнской ненависти, не хотела понять простого страха, опасения навредить Лорелей, доставить боль и страдания.

Аргус подошел к окну и невидящим взглядом посмотрел в ту сторону, куда герцог повел детей. Вновь вспомнилось, что этот человек пережил два неудачных брака и все же не утратил способности наслаждаться жизнью. Правда, союз с матерью Лорелей принес счастье, но ведь за ним последовал еще один, крайне печальный опыт! И все же герцог не выглядел ни разочарованным, ни удрученным. И это при том, что бедняга ступил на опасную тропу семейной жизни совсем молодым!

К счастью, герцог избежал проклятия Уэрлоков и Вонов — пугающие сверхъестественные способности обошли его стороной, — но в то же время богатый аристократ отличался очевидной эксцентричностью и блестящей городской жизни предпочитал сельское уединение. В итоге две его жены так и не смогли принять склонности супруга к отшельничеству. Он любил детей и сумел сделать так, что те не чувствовали отсутствия материнского тепла — во всяком случае, душевные шрамы не находили внешнего проявления. Пример рождал надежду: а что, если и ему удастся создать с Лорелей гармоничную семью? Смог же герцог найти счастье во втором браке и преодолеть печальный опыт двух других союзов.

И все же страх увидеть разочарование, охлаждение и уход Лорелей снова поднял голову. Аргус едва не рассмеялся: должно быть, спасти его было уже невозможно. Теперь уйдет не какая-то абстрактная жена, а возлюбленная Лорелей. Не безликая женщина, испугавшаяся собственных детей, а желанная, единственная на свете Лорелей. Кузены не понимали его переживаний, но им не пришлось видеть, как плакал отец, измученный и униженный изменами жены. Не довелось наблюдать, как из жизнерадостного, доброго человека он превратился в угрюмого, мстительного отшельника.

Еще больше тревожило то, что отец покинул мать, но не избавился от мучений. Аргус опасался, что, расправившись с врагом и покинув Санданмор, окажется в столь же печальном положении. Если тщеславие не лишит способности думать и не заставит видеть только то, что захочется видеть, то придется честно признаться самому себе: чувства Лорелей глубоки до самозабвения. Проблема постепенно принимала иной оборот: уже не приходилось решать, можно ли рисковать счастьем любимой, женившись на ней. Нет, предстояло ответить, допустимо ли покинуть ее, даже не попытавшись сделать счастливой.

Из глубокой задумчивости его вывел неожиданный шум. Аргус поспешил к двери и выглянул в коридор. Подняв платье почти до колен, по лестнице с несвойственной ей поспешностью спускалась Олимпия. Из соседней комнаты показались взволнованные Яго и Леопольд — очевидно, они тоже услышали странные шаги.

— Что случилось? — испуганно воскликнул Аргус.

Запыхавшись, сестра преодолела последнюю ступеньку и бросилась к выходу.

— Дети! С ними что-то случилось! Где этот чертов пруд?

— Недалеко.

Аргус машинально проверил, на месте ли пистолет, и бросился вслед за сестрой.

Яго и Леопольд не стали дожидаться особого приглашения и тоже побежали, а возле конюшни к господам присоединились верные слуги: Уинн и Тодд безошибочно чувствовали, когда требуется помощь. Вопросов никто не задавал; все знали, что выпытывать у Олимпии подробности бессмысленно: истинным провидцем она не была и чаще всего руководствовалась безотчетным, но в то же время безошибочным предчувствием. Да, верить ей следовало безоговорочно, и сейчас оставалось одно: держать под контролем безумный страх за детей — за всех, но в первую очередь, конечно, за Дариуса и Олуэна. Интуиция подсказывала, что опасность грозит именно им.

Рональд сидел на берегу пруда с удочкой в руках и безмятежно наслаждался теплом и покоем. Впрочем, время от времени он бросал зоркие взгляды на вереницу рыбаков и не мог не заметить, что все, кроме мистера Пендлтона, выглядели вполне счастливыми. Прекрасный летний день требовал, чтобы все дружно вышли на воздух и от души насладились благосклонностью природы. К сожалению, наставник предпочитал домашнее затворничество.

После проведенной в размышлениях бессонной ночи герцог решил сохранить нейтралитет и позволить дочери и сэру Аргусу выяснить отношения без посторонней помощи. Сам он пережил два неудачных брака, но не потерял способности радоваться. И все же приходилось признать, что его трудности несравнимы с проблемами Уэрлоков. Далеко не все люди обладали способностью рассуждать, рационально противостоять суеверию и страхам. Но Лорелей отлично умела думать — в ее здравомыслии сомневаться не приходилось. Было обидно и даже оскорбительно сознавать, что тот, кого девочка полюбила, мог предположить, что она когда-нибудь бросит мужа и собственных детей. Но, к сожалению, трагическая история необычного семейства изобиловала подобными случаями.

Воспоминания о неудачных женитьбах помогали понять сомнения Аргуса. Первый опыт оказался самым тяжелым: Рональд был отчаянно молод и столь же невинен, как и супруга, а первый вкус страсти — к сожалению, только с его стороны — перерос во влюбленность. Увы, юная леди не ощутила ничего, кроме отвращения, и сохранила неприязнь на всю свою недолгую жизнь. Рождение детей вызвало в ее душе отторжение столь резкое, что она так и не смогла простить мужа и даже самих малышей за перенесенные мучения. Кроме того, первая герцогиня Санданмор считала, что герцог ведет себя глупо: не пользуется многочисленными преимуществами высокого титула, не стремится к власти, а с работниками и арендаторами обращается как с равными. А самое главное, она с первого дня возненавидела Макса и постоянно изводила Рональда требованиями уволить дворецкого: по ее мнению, тот постоянно превышал полномочия.

Третья герцогиня мечтала о столичной жизни. На первых порах Рональд даже пошел ей навстречу: отвез жену в Лондон и предоставил возможность хвастаться титулом и тратить на наряды безумные суммы, на которые вполне можно было бы достойно одеть весь город. Но и этого оказалось мало. Герцогиня постоянно ныла, жаловалась и упрекала. Ее угнетала страсть мужа к книгам, раздражали его интеллектуальные занятия, возмущали чужие дети и тяготили собственные, которых приходилось исправно производить на свет. Недовольство не утихало ни на минуту, и, в конце концов, Рональд просто перестал обращать на жену внимание, предпочитая пропускать упреки мимо ушей. Одно хорошо: третьей супруге нравилось проводить время в постели, хотя и это достоинство вскоре получило неприятное продолжение: оказалось, что чужие спальни привлекали ее не меньше, чем собственная. Последние тонкие нити брака лопнули в тот момент, когда леди Санданмор в очередной раз потребовала отвезти ее в Лондон, а герцог спокойно, но твердо отказался. Разумеется, при этом он не упустил случая высказать свое мнение относительно моральных устоев и безудержного мотовства жены, но главным камнем преткновения все-таки стал отказ ехать в столицу и даже финансировать поездку супруги.

Из запутанной кутерьмы семейной жизни Рональд Сандан вынес одно глубокое, неоспоримое убеждение: хотя дети тяжело переживали семейную неустроенность, сохранить радость жизни им помогла поддержка двух близких людей: отца и Макса. Оба стали надежной опорой и якорем в бурном море взросления.

Рональд задумался, не поделиться ли некоторыми из соображений с сэром Аргусом, но принять решение не успел: рядом внезапно вскочил бледный, испуганный Олуэн.

— Пора идти, — пробормотал он.

Герцог отложил удочку и сжал дрожащие руки мальчика. В теплый летний день его ладони оказались холодными как лед. Ему хватило одного взгляда, чтобы понять: мысли ребенка витают где-то далеко. Рональд с трудом подавил волнение — он прекрасно понимал, что в эту минуту перед ним разворачивается одно из таинств Уэрлоков и Вонов.

— Почему, Олуэн? — негромко спросил герцог. — Почему мы должны прервать рыбалку раньше времени?

— Опасность близко. — Глаза Олуэна прояснились, и он тревожно оглянулся. — Где Дариус?

Рональд посмотрел вокруг и понял, что Олуэн беспокоился не зря: брата нигде не было. Очевидно, тот куда-то отошел, пока все увлеченно следили за поплавками.

— Пендлтон! — гаркнул герцог и стремительно вскочил. — Дариус пропал!

К чести учителя, тот мгновенно очнулся от дремоты, поднялся и принялся лихорадочно оглядываться.

— Стефан, не знаешь, куда он мог деться?

Стефан встал и растерянно запустил пятерню в волосы.

— Может, он пошел за желудями? Он что-то такое говорил.

Герцог посмотрел в сторону леса, плотной стеной окружавшего почти треть пруда.

— Кто-нибудь заметил, в каком направлении скрылся Дариус? — Он нахмурился: лишь самый младший из детей показал на лес; к сожалению, предположение Стефана подтвердилось. — Всем держаться возле меня, Пендлтона и Стефана, — приказал Рональд. — Немедленно начинаем поиски!

Как только компания ступила под своды высоких раскидистых деревьев, тишину прорезал душераздирающий крик. Герцог жестом приказал Пендлтону остаться с детьми, вытащил из-за пояса пистолет (после нападения на Олимпию пришлось вооружиться) и быстро зашагал на голос. Краем глаза он заметил, что Стефан идет рядом, сжимая в руке устрашающего вида нож. Юноша коротко кивнул и очень по-взрослому поднял бровь.

— Я не умею стрелять, — шепнул он.

— А с этим справишься? — спросил герцог.

Стефан улыбнулся так, что любой враг похолодел бы от дурного предчувствия. Некоторое время оба шли в полной тишине, однако вскоре из зарослей донеслась какофония яростных ругательств и проклятий, причем явственно слышались два голоса — мужской и детский.

Вскоре за кустами возникли смутные очертания лошади, и герцог остановился. Еще несколько осторожных шагов позволили увидеть Дариуса: мальчик отчаянно бился в руках похитителя, однако тот крепко сжимал добычу и уже готовился вскочить в седло и уехать. Впрочем, удары и царапины непослушного пленника заметно его раздражали. Герцог, в свою очередь, ясно видел противника, но боялся, что не сможет прицелиться и попадет в ребенка.

Оставалось одно: лобовая атака. Рональд бесстрашно шагнул вперед, а Стефан последовал его примеру, благоразумно спрятав нож за спиной. Парень вел себя так, как будто вырос не в безмятежном поместье Радмур, а в самом опасном квартале Лондона. Во всяком случае, его сноровке и бесстрашию могли позавидовать даже бывалые обитатели лондонских улиц.

— Отпустите мальчика, сэр, — спокойно потребовал герцог. — Я предпочел бы обойтись без выстрелов.

Незнакомец самоуверенно улыбнулся; прозвучавшее в словах откровенное пренебрежение явно его оскорбило.

— Повторять просьбу я не намерен.

— Выстрелите в меня, а попадете в пацана, — с ухмылкой ответил бандит. Даже одной-единственной фразы оказалось достаточно, чтобы проявился характерный выговор лондонских доков. — Вряд ли это вас обрадует. Подумайте сами.

— Я думаю. Вы похищаете ребенка, которого мне доверили. Но имейте в виду, герцоги Санданмор издавна славились меткостью.

— Если вы герцог, то этот щенок вам чужой. Сразу видно, что он — один из Уэрлоков.

— Возможно. Но данное обстоятельство не отменяет моей ответственности. Итак, предлагаю немедленно отпустить мальчика.

Разбойник крепко обхватил Дариуса огромной ручищей и поднял пистолет.

— Всякое в жизни бывало, однако убивать герцога еще не доводилось.

Внезапно он замер, и Рональд невольно оглянулся, чтобы понять, что же произошло. Сердце едва не остановилось: бандита плотным кольцом окружили мальчики и Олуэн. Здесь же стоял и Пендлтон — бледный, но решительный.

— Какого черта вы притащили сюда этих сосунков? — Похититель приставил дуло к виску Дариуса. — Хотите, чтобы все они увидели, как я убью мальчишку? Если нет, то лучше велите немедленно расступиться.

Герцог почувствовал, что Стефан вплотную подошел сзади, как будто хотел спрятаться за широкой спиной, а в следующий миг услышал шепот:

— Я хочу его отвлечь, пусть прицелится в меня. Сможете выстрелом выбить пистолет?

Рональд едва заметно кивнул. Спорить не имело смысла: бандит не отрывал от него взгляда. И все же страшно было представить, что умный, бесстрашный парень может поплатиться жизнью. В шестнадцать лет рано умирать даже героям.

— Пора! — шепотом приказал Стефан и, выскочив из-за спины герцога, приготовился метнуть нож.

Бандит тут же направил дуло в его сторону, а герцог прицелился в запястье негодяя и выстрелил. Раздался дикий крик. Пистолет выпал, а разбойник схватился за простреленную руку. Дариус воспользовался внезапной свободой, ловко отполз на безопасное расстояние и скрылся в кустах. Похититель забыл о лошади и бросился бежать. Однако стоило ему повернуться спиной, как Стефан с силой метнул нож, и острое лезвие застряло у бандита между лопаток. Крик перешел в дикое рычание раненого зверя.

— Уходит! — воскликнул Дариус и бросился вдогонку.

Дети гурьбой побежали следом, и в этот момент самообладание все-таки покинуло невозмутимого герцога Санданмора. Рональд Сандан громко, витиевато выругался и помчался за своей армией. Стефан и Пендлтон не отставали ни на шаг. Утешало одно: оружия у бандита уже не было, как не было и сил его держать.

— Стреляют!

Олимпия испуганно посмотрела в ту сторону, откуда донесся звук.

— Оставайся здесь, — приказал Аргус. — Ты не вооружена, а что нас ждет, неизвестно. Если появится кто-то чужой, немедленно прячься.

Он не стал проверять, готова ли сестра исполнить распоряжение, и, не теряя времени даром, побежал в лес. Остальные последовали его примеру. Вскоре раздался топот множества ног, послышались детские голоса и хриплые проклятия. Странный шум приближался.

Аргус поднял руку и остановился. Кузены и слуги тоже замерли в ожидании. Вскоре из леса появился массивный человек и тут же упал на колени, а спустя мгновение рухнул на землю лицом вниз. Из спины его торчал огромный нож — неизменный спутник Стефана. Но на этом неожиданности не закончились. Из-за деревьев выскочила целая толпа: Дариус, Олуэн, с полдюжины мальчишек разного возраста, герцог с пистолетом в руке — должно быть, уже разряженным, Стефан и мистер Пендлтон. Учитель оказался не столь тренированным, как остальные члены команды: тяжело дыша, остановился и уперся ладонями в колени.

— Олимпия, — негромко позвал Аргус, и сестра тут же подошла. Разумеется, ей и в голову не пришло спрятаться и переждать опасность в надежном месте. — Будь добра, проводи мистера Пендлтона и детей его светлости в главный дом. И не забудь взять себе в помощь Тодда.

— Вашим сыновьям тоже следовало бы удалиться, — негромко заметил герцог, глядя на застывшего в неестественной позе бандита. — Не исключено, что этот негодяй сейчас умрет.

— Раннее детство Дариуса и Олуэна прошло не в самом благородном районе Лондона, ваша светлость, — возразил Аргус. — К сожалению, видом смерти их не испугаешь.

Он подошел к Стефану, который уже вытащил нож из спины бандита.

Леопольд перевернул, раненого.

— Это Джонс, — сказал он и посмотрел на Стефана. — Шансы выжить остались?

Юноша покачал головой:

— Все кончено. Нож вошел слишком глубоко и поразил важные органы. К тому же герцог прострелил ему запястье, и кровь хлынула ручьем. Раненый бежал и кричал. От этого поток только усилился.

Аргус присел возле бандита.

— Привет, Джонс.

— Ублюдок, — зло прохрипел тот и открыл глаза. — С самого начала знал, что с тобой опасно связываться.

— Где Корник и Такер?

— Я их не пасу, так что не трать время.

— Тогда скажи, кто командует Корником и платит за охоту на Уэрлоков. Знаешь, как зовут этого человека?

— Чафф… дальше не помню. Чарлз всегда называл его просто Чаффи. — Он посмотрел на Стефана: — Отличный бросок, парень. Сразу видно, что вырос в моем городе. Да и насчет герцога я ошибся. Метко стреляет.

Едва были произнесены его последние слова, как по телу бандита пробежала предсмертная судорога, и он испустил дух. Аргус медленно поднялся. Все. Больше он ничего не скажет. Отныне врагов осталось двое. То обстоятельство, что Корнику помогали лишь Такер и Джонс, подсказывало, что на подкрепление Чаффингтон вряд ли расщедрится.

— Немногое он успел сказать, — покачал головой герцог. — Можно было бы просто выбить пистолет, но я решил, что в руку стрелять надежнее.

— Все верно. Жаль, конечно, что кровотечение оказалось смертельным, но переживать по этому поводу не стоит. Благодарю за сыновей.

— Негодяй схватил Дариуса, — уточнил герцог. — Олуэн вовремя предупредил, и поэтому мы успели его отбить; еще минута, и бандит бы его увез. Страшно признавать, но, судя по всему, Джонс устроил слежку и терпеливо дожидался удобного момента, чтобы схватить заложника и использовать против вас. И вот, наконец, Дариус решил прогуляться. — Герцог лукаво улыбнулся: — Ну, а теперь, если позволите, я пойду домой и попробую серьезно побеседовать с детьми. Например, попытаюсь убедить, что бесполезно бросаться в бой, если достаешь врагу только до колена.

Все рассмеялись, а лорд Санданмор ласково взъерошил и без того спутанные волосы маленьких Уэрлоков.

— Полагаю, джентльмены, отныне вы и сами видите, что та опасность, о которой предупреждал отец, отнюдь не эфемерна. — Мальчики кивнули, и его светлость повернулся к Стефану: — Прекрасная работа, сэр. Надеюсь, найдете время обсудить со мной, каким образом вам удалось так быстро установить, что раненый находится при смерти.

Герцог удалился. Аргус в последний раз взглянул на поверженного врага и обратился к Стефану:

— Поправь меня, если ошибаюсь, но убил его все-таки герцог.

— Скорее всего. И уж точно ускорил смерть, — согласился юноша и кратко рассказал, что именно произошло на пруду. — Ну, а дети не захотели отпускать отца и побежали его защищать. Ведь для всех этих малышей он — единственная опора.

— Бедняга, должно быть, изрядно поволновался. — Аргус покачал головой — Что ж, осталось одно: избавиться от трупа.

— Сейчас приведу лошадь, — вызвался Стефан.

Когда, наконец, небольшая траурная процессия приблизилась к садовому дому, у порога уже стоял Макс с двумя подручными. Работники забрали тело, а дворецкий весьма любезно оповестил, что лорд Санданмор, он же мировой судья графства, неотложно решит все вопросы. Аргус, в свою очередь, подумал, что близкое родство с таким предусмотрительным человеком, как герцог, может оказаться весьма полезным, и отправился в гостиную, чтобы налить себе стаканчик бренди. Даже возле дома сэр Уэрлок не отпустил сыновей. Одного из мальчиков он только что едва не потерял. Сегодняшнее приключение не скоро сотрется из памяти.

В гостиной сидели родные. Одного взгляда на их лица оказалось достаточно, чтобы понять; решение уже принято.

Корник должен умереть.

Глава 15

Лорелей прочитала записку, которую только что принес младший сын булочника, и нахмурилась. Хотя все в округе знали, что мисс Сандан разбирается в травах и целебных отварах, за помощью к ней приходили нечасто. С тех пор как стараниями герцога в деревню прибыл доктор, жители уже привыкли обращаться к специалисту и не тревожили юную леди без особой на то надобности. Однако булочник писал, что случилось несчастье: старший сын обварился кипятком, а доктор куда-то уехал.

В обычный день Лорелей быстро собрала бы все необходимое и побежала на помощь, однако сегодняшний день трудно было назвать обычным. Охрана окружала дом плотным кольцом, и от этого возникало неприятное чувство несвободы. Собственно говоря, в последнее время они действительно жили в осаде, хотя трудно было представить, что могут сделать Корник и его единственный подельник. Трагическое событие трехдневной давности очень расстроило герцога. Еще бы! С ним на рыбалку пошли дети — и свои, и Аргуса. Ребенком он считал даже Стефана, несмотря на то что молодой человек не только помог разоружить бандита, но и воткнул нож в спину. И вот теперь отец заставляет всех сидеть дома, под охраной — до тех пор, пока и сам Корник, и его сообщник не будут обезврежены окончательно и бесповоротно. Странно, что герцог сам не ходил по поместью с пистолетом в руке; таким сердитым Лорелей его еще ни разу не видела.

И все же булочник был коренным жителем деревни; разве можно отказать в помощи соседу? Лорелей на миг задумалась, не сделать ли прическу, ведь волосы просто спускались на плечи, но тут же покачала головой. Нет, сейчас не до тщеславия. Она сунула записку в карман платья и отправилась собирать аптечку, необходимую для лечения ожогов. С собой в деревню Лорелей решила взять самого сильного, вооруженного до зубов охранника — так, на всякий случай. Хотя в деревне опасаться было нечего.

К ее немалому удивлению, в провожатые напросился Уинн. Лорелей положила записку булочника на стол в библиотеке, чтобы отец заметил, как только вернется, и написала несколько строк от себя. Вышла на крыльцо и увидела скучающего на дежурстве Уинна.

— Надеюсь, вы не откажетесь немного пройтись.

С этими словами Лорелей быстро зашагала в сторону деревни.

— Ходить приятнее, чем ездить верхом, — с готовностью отозвался слуга.

День выдался прекрасным: солнечным и в меру теплым. В последнее время погода баловала, хотя крестьяне уже начинали ворчать и жаловаться на долгое отсутствие дождя. Скорее всего, отец прочитает длинную лекцию о необходимости соблюдать осторожность, да и Аргус молчать не будет. И все же прогулка радовала. Хотелось верить, что сын булочника пострадал не очень серьезно и боль удастся быстро снять. Ожог — травма опасная, следы и шрамы могут остаться надолго.

Как это случалось обычно, мысли незаметно сосредоточились на Аргусе. Отношения продолжались, однако о главном возлюбленный упорно молчал. Лорелей все больше опасалась, что проиграет. Она, конечно, не обладала ни одним из редких талантов Уэрлоков, однако не сомневалась, что битва с Корником скоро подойдет к концу. И все же Аргус не спешил объявить, что мечтает остаться рядом. Душевная боль обострялась с каждым днем, и, что самое неприятное, скрывать горькое разочарование становилось все труднее.

Она стремилась следовать советам Олимпии: старалась освободить сэра Уэрлока от страхов, искренне и открыто проявляла чувства. Бывало, в минуты страсти даже признавалась в любви, но он ни разу не ответил, словно и не слышал. Унизительно, конечно, однако Лорелей терпела.

Убедить его в постоянстве и верности оказалось труднее. Как доказать любимому, что она останется рядом навсегда — не уйдет, не бросит ни его, ни общих детей? Единственное, что можно было сделать, — это проявить преданность своей семье и дружескую симпатию к сыновьям Аргуса. Первоначальная ревность к мальчикам — а точнее, к их матерям — уже почти испарилась. Правда, время от времени возникал страх, что самой ей не доведется иметь от него детей просто потому, что он не останется рядом. Что же, придется смириться даже со столь безжалостным ударом.

— До чего ж глупо я себя веду, — пробормотала Лорелей.

— Нет, миледи, — неожиданно отозвался Уинн. — Скорее, это он глупо себя ведет. На днях барон Старкли долго пытался объяснить ему, что к чему, но, кажется, напрасно.

О Господи! Неужели все вокруг знают, что происходит?

— М-м… да. Видите ли, чтобы человек отказался от привычных заблуждений, иногда необходимо стукнуть его по голове.

— Это точно. Не удивлюсь, если в ближайшее время кто-нибудь из кузенов именно так и поступит.

Это открытие смутило Лорелей: оказывается, даже Уинн с интересом следил за развитием событий и не стеснялся выразить собственное мнение. И все же предположение рассмешило. Может, неожиданный аргумент поможет? Олимпия не сочла нужным скрывать, что почти все в их семье пострадали от разлада родителей, а многие и вообще оказались сиротами. Глубокие раны оставляют заметные шрамы. Если бы товарищи по несчастью поговорили с Аргусом откровенно, возможно, он и нашел бы силы отбросить страх. Ну, а она будет благодарна за любую помощь.

— А вот и булочная.

Лорелей поспешила к двери.

Уинн, однако, вошел первым, огляделся по сторонам и только после этого впустил госпожу. Какие же опасности таила правительственная служба Леопольда, если приходилось держать таких опытных, вышколенных охранников? В душе Лорелей мелькнуло сомнение: куда же делся младший сын? Однако ответ тут же нашелся: бледное лицо хозяина встревожило ее не на шутку. Булочник откровенно нервничал. Неужели ожог тяжелый?

— Доктор еще не приехал, мистер Блэк?

— Нет, пока не видно.

Обычно спокойный, дружелюбный, невозмутимый человек вел себя подобно загнанному зверю: испуганный взгляд странным образом метался из стороны в сторону. В таком состоянии его, пожалуй, еще никто не видел. Лорелей постаралась отбросить дурные предчувствия. Чему удивляться? Вся деревня знала, что булочник обожал сыновей.

— Скорее отведите меня к мальчику, — поторопила мисс Сандан. — Я уверена, что смогу помочь.

Однако в этот миг за ее спиной раздался приглушенный стон, а потом на пол упало что-то тяжелое. Лорелей обернулась и увидела, что Уинн стоит на коленях, а из спины его торчит рукоятка ножа. Не успев задуматься, она бросилась на помощь, однако ей на плечо легла тяжелая рука. Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы понять трагическое коварство замысла: рядом, до боли сжав плечо, с самодовольной ухмылкой на узком длинном лице стоял… так вот, оказывается, каков он, Чарлз Корник!

— Они захватили вашего сына, мистер Блэк? — тихо спросила Лорелей и увидела в глазах булочника слезы.

— Обоих сыновей. И жену тоже.

Лорелей сжала его пухлую руку:

— Не волнуйтесь, все уладится.

— Для него, но не для вас, — зловеще усмехнулся Корник.

Лорелей покачала головой.

— Папа понимает, что необходимо охранять детей.

— Как мило. Что ж, пойдемте со мной.

Негодяй подтолкнул ее в спину.

Лорелей невольно сделала шаг вперед, но тут же остановилась.

— Сомневаюсь, что готова исполнить просьбу, особенно если вы собираетесь использовать меня против сэра Уэрлока.

— Посмотрите сюда и попробуйте отказать еще раз.

Корник кивнул в ту сторону, где без движения лежал Уинн.

Мисс Сандан повернулась и громко выругалась, а булочник изумленно охнул от неожиданности. Должно быть, почтенный отец семейства ожидал, что юная красавица изящно упадет в обморок. Нет, от такого зрелища даже священник начал бы сыпать проклятиями. Грязный, безобразный, страшный верзила вытащил нож и приставил его к горлу Уинна.

— Ах, какая отвага! — насмешливо воскликнула Лорелей. — Сначала угрозами и шантажом толкнули мистера Блэка на предательство, а теперь готовитесь прикончить тяжелораненого.

— Черт возьми, твои люди убили Джонса! — прорычал бандит.

— Прошу прощения, но когда он похитил одного из наших детей, пить чай нам почему-то не хотелось.

— Лучше молчи, сука.

— Или что? Убьете? Исход ведь уже запланирован, не так ли? Только сначала попытаетесь заставить выманить того, кто вам нужен. Ничего не получится, не тратьте время понапрасну. Действовать по вашей команде я не буду.

— А вам и не придется действовать, — подал голос Корник. — Теперь вы — не больше чем наживка.

Лорелей набрала в легкие побольше воздуха, чтобы закричать изо всех сил, однако во рту тут же оказался кляп. Она попыталась вырваться, но враг крепко-накрепко связал ей руки за спиной. Оставалось одно: беспомощно дергаться и брыкаться. Сопротивление Лорелей даром не прошло: Корник отвесил ей тяжелую оплеуху, и если бы сам не удержал, то она непременно рухнула бы на пол.

— Напрасно храбришься, — прошипел он ей на ухо. — Мне терять нечего, так что лучше веди себя смирно. Наверное, слышала, что говорят о загнанном звере? Так вот, я и есть тот самый загнанный зверь.

— Сэр, — дрожащим голосом окликнул булочник. — Мисс дочка герцога. Если с ней что-нибудь случится, его светлость очень рассердится.

— У герцога полон дом народу, — огрызнулся Корник. — Пока он заметит, что кого-то не хватает, пройдет целая неделя.

— Ошибаетесь, немедленно хватится. Его светлость знает всех своих детей, каждого из тех, кого пригрел, и даже деревенских жителей и арендаторов. Ну, а если вдруг случайно что-нибудь упустит из виду, дворецкий тут же напомнит. Дурного обращения с девочкой вам не простят — это уж точно.

Корник с подельником обменялись ехидными ухмылками; предупреждению ни тот ни другой не поверили. А Лорелей удивилась, насколько хорошо знали своего господина простые люди, и дала себе слово при первой же удобной возможности поделиться этим наблюдением с отцом. Известие непременно его обрадует. О печальном исходе не хотелось и думать.

Корник повернулся к булочнику:

— Слушай внимательно: выждешь целый час, не меньше, и только после этого расскажешь Уэрлоку, что один из его людей ранен. Повторяю, не меньше часа! Обмануть не надейся, мы сразу узнаем и в наказание займемся твоей аппетитной женушкой.

Лорелей едва заметно покачала головой, однако так и не поняла, догадался ли мистер Блэк, что она хотела сказать. Булочник не знал, что Корник и Такер действовали вдвоем, без поддержки, а потому после их отъезда никто не смог бы проконтролировать исполнение приказа. Она посмотрела на Уинна и с радостным удивлением встретила твердый, осмысленный взгляд. К счастью, на самом деле рана оказалась не столь серьезной, как притворялся хитрец.

— Может быть, стоит связать толстяка, как связали его жену и детей? — предложил Такер.

— Отличная идея, — похвалил Корник. — Только побыстрее, а то прохожие заметят, что хозяин на месте, а лавка почему-то закрыта. Швырни его под прилавок, так будет надежнее.

Такер грубо схватил растерянного булочника, связал по рукам и ногам и толкнул на пол.

Лорелей поморщилась, словно от боли: видеть чужие страдания — все равно что страдать самой. Мистер Блэк пытался доказать, что если его свяжут, то он не сможет помочь ни родным, ни Уинну, однако его тут же заставили замолчать самым простым и надежным способом. С кляпом во рту особенно не разговоришься. Теперь уже бандиты могли не беспокоиться, что Аргус и герцог немедленно бросятся в погоню. Никто не станет ломиться в закрытую дверь булочной, и пройдет немало времени, прежде чем люди заподозрят неладное. Корник успеет далеко уехать.

Похитители выволокли заложницу через черный ход. Лорелей не переставала молиться, чтобы кто-нибудь попытался выяснить, что же случилось с добрым булочником и его семьей. Может, приятельницы миссис Блэк придут посплетничать, заподозрят неладное и поднимут тревогу? Они-то ведь точно знают, что в это время дня хозяйка бывает дома и помогает мужу. Люди должны как можно быстрее узнать о несчастье. Только в этом случае можно рассчитывать на спасение. А если Корник сумеет скрыться, то исход один — смерть.

— Где папа? Где мой папа?

Забыв о правилах этикета и хороших манерах, Олуэн ворвался в особняк герцога.

Макс крепко схватил обезумевшего от волнения мальчика за плечи и в этот момент увидел Дариуса — тот бежал вслед за братом и выглядел не менее испуганным. К счастью, удалось поймать и его.

— Отдышитесь, успокойтесь и расскажите мне все, что хотели сообщить сэру Уэрлоку, — потребовал дворецкий тоном, не допускающим возражений.

— Папе надо срочно ехать в деревню, — задыхаясь, с трудом выговорил Олуэн. — Там его леди, и ей очень-очень плохо.

— Леди Лорелей дома, — возразил Макс.

Олуэн покачал головой:

— Нет, она сейчас в деревне. В беде!

В это время в гостиной шел военный совет: хозяин и гости обсуждали, что нужно предпринять, чтобы быстрее заманить Корника в западню. До сих пор главному врагу удавалось оставаться в стороне, и даже Бенед не мог напасть на его след. Неожиданно дверь распахнулась, и, словно почувствовав призыв сыновей, в холле появился Аргус. Сразу увидел, в каком состоянии находится Олуэн, и испугался, что разбойники вновь похитили кого-то из родных.

Спустя пару секунд из гостиной вышли и остальные.

Макс отпустил мальчика, и тот стремглав бросился к отцу.

— В чем дело? Что случилось? Чем ты так расстроен?

Сэр Уэрлок забеспокоился не на шутку.

— Твоя леди в деревне, с ней случилось несчастье, — выпалил Олуэн. — Срочно нужна помощь! Ей и человеку с хлебом.

— Булочнику, — пояснил подошедший Макс.

Аргус даже не заметил, что дворецкий отлучался, и через минуту протянул ему две короткие записки. Сэр Уэрлок быстро пробежал глазами каждую, покачал головой и молча передал листки герцогу. Теперь уже испугался и Рональд. Лорелей писала, что булочник (его-то Олуэн и назвал «человеком с хлебом») попросил прийти и помочь сыну, который обварился кипятком. Найти доктора почему-то не смогли.

— Лучше собственными глазами проверить, есть ли у Олуэна основания для беспокойства.

Лорд Сандан решительно направился к выходу.

Аргус приказал сыновьям оставаться с Максом, а сам поспешил следом за ним. Яго, Леопольд, Стефан и Бенед тоже не заставили себя ждать. Возле конюшни бросилось в глаза, что Уинн почему-то изменил своему обычаю коротать время в приятной беседе с конюхами. Странно, но охранника нигде не было.

— Должно быть, пошел вместе с Лорелей, — предположил Аргус, наблюдая, как ловко грумы седлают лошадей. — Если так, то волноваться не о чем: мисс Сандан под надежной защитой.

— В таком случае своей ненужной суетой мы лишь отвлечем ее от работы, — нахмурился герцог. — Странно, впрочем, что не удалось разыскать доктора. Такого еще ни разу не случалось. Он крайне редко уезжает из деревни, обычно пациенты приезжают к нему на дом. Если только подоспели сложные роды? Мейбл Сирс на сносях, но она всегда справляется без посторонней помощи — этот ребенок у нее уже одиннадцатый.

Аргус не знал, что ответить, а потому молча пожал плечами. Сомнений не осталось: произошло что-то очень плохое. Пару мгновений спустя шесть всадников уже мчались в сторону деревни. Конечно, небольшое расстояние можно было бы пройти пешком, но, во-первых, дорога заняла бы больше времени, а во-вторых, лошади могли понадобиться для перевозки раненых. Надежнее сразу иметь их при себе, чем возвращаться в конюшню.

Когда остановились возле булочной, Аргус уже точно знал, что Олуэн не ошибся. Время шло к полудню, а дверь магазина оставалась закрытой. Около дома собралась небольшая толпа; взволнованные покупатели и просто соседи пытались заглянуть в окна, стучали, кричали. Впрочем, завидев герцога, все сразу замолчали и расступились.

Лорд Санданмор спешился, подошел и начал спокойно расспрашивать, не заметил ли кто-нибудь, что произошло. Растерянные люди молча качали головами, но вот из-за угла выбежала невысокая полная женщина.

— Никак не могу докричаться, — возбужденно затараторила она. — Мы с Милли собирались вместе пойти за покупками, но она почему-то не отвечает. Стучу-стучу — все бесполезно. И мальчиков не видно, а уж они-то всегда здесь бегают.

Герцог задумчиво посмотрел на запертую дверь, а потом перевел взгляд на Бенеда — самого высокого и мощного из Уэрлоков.

— Знаю, что можно выбить, но как именно, честно говоря, не очень представляю.

— Доверьте мне.

Бенед подошел вплотную, к немалому удовольствию собравшихся, картинно размял руки и нанес мастерский удар по двери — короткий, резкий и мощный. Та затрещала и широко распахнулась. Герцог первым ворвался в дом. Аргус бросился следом, но на миг остановился и повернулся к кузену.

— Странно, — с серьезным видом заметил он. — Ты так старательно разминал руки, а в итоге стукнул ногой.

Бенед хитро подмигнул и с улыбкой вошел в магазин. Однако благодушное настроение продолжалось недолго: уже в следующий миг великан тихо выругался и бросился к Уинну — тот стонал, но все-таки пытался подняться, хотя и безуспешно. На его одежде, между лопаток, зловеще темнело огромное пятно.

Не теряя времени, Аргус бросился за прилавок — там герцог уже вытащил изо рта булочника кляп и теперь развязывал руки. Прежде чем тот успел вымолвить хотя бы слово, стало ясно, что случилось страшное.

— Они ее забрали, ваша светлость, — печально и виновато сообщил мистер Блэк, с трудом поднимаясь. — Вы уж простите, ради всего святого, но бандиты связали жену и детей и пригрозили их убить, если не выполню приказ. Что я мог поделать? Даже не знаю, жива ли еще моя семья.

— Все живы, не беспокойтесь, — раздался голос Леопольда. — Мы с Яго их развязали, а сейчас там собрались подруги вашей жены.

Толстяк кивнул, вытер слезы и посмотрел на Уинна:

— Он жив? Я слышал стоны…

— Успокойтесь, мистер Блэк. — Герцог похлопал расстроенного булочника по пухлой руке. — Ваши все живы, наш Уинн тоже жив, и мою дочь мы непременно вернем живой и здоровой. Вы поступили так, как должны были поступить. Спасали семью. Никому из земляков и в голову не придет вас осудить, а я вполне понимаю чувства отца.

— Вот и жена сказала, что поймете, — всхлипнул булочник. — Спасибо, ваша светлость. Пойду к своим.

— Конечно, идите. Не волнуйтесь, мы здесь справимся.

Герцог проводил хозяина взглядом и повернулся к Аргусу:

— Все, пора свести с Корником счеты. Сначала негодяй похитил моего гостя, потом его сестру и сына и вот, наконец, добрался до Лолли, да вдобавок и охранника едва не убил. Нет, этот человек не имеет права ходить по земле. — Он глубоко вздохнул. — Пора возвращаться домой. Уинну необходима помощь, да и письмо с требованием выкупа придет с минуты на минуту.

Аргус наблюдал, как лорд Санданмор пробирается сквозь толпу, на каждом шагу кого-то успокаивая и утешая. Конечно, на самом деле герцог вовсе не был таким спокойным и уверенным в себе, каким казался со стороны. Выдавали глаза. Взгляд твердо обещал, что Корник и все, кто действовал заодно с преступником, дорого заплатят за похищение дочери. Милый, эксцентричный лорд Санданмор кипел негодованием и жаждой мести. Да и сам Аргус испытывал те же чувства. С той лишь разницей, что он не находил душевных сил успокаивать испуганных и расстроенных селян. Единственное, что приходило на ум, — как можно скорее уничтожить Корника и освободить Лорелей.

Но он все-таки помедлил рядом с Бенедом. Кузен стоял возле двери и смотрел, как повозка медленно направляется в сторону поместья.

— Когда ты успел найти телегу для Уинна? — удивленно спросил сэр Уэрлок.

— А я и не искал, — пожал плечами добродушный великан. — Как только люди узнали, что ранен слуга герцога, тут же предложили помощь. Рональда здесь все любят, и, кажется, нетрудно понять за что. Только посмотри: этот человек едва не взрывается от гнева, и все же отвечает на каждый вопрос, успокаивает, выслушивает мнения умных и глупых, принимает нелепое в данной ситуации сочувствие и не позволяет себе сделать то единственное, что хочет сделать.

— И что же, по-твоему, он хочет сделать?

— То же самое, что и ты: запрыгнуть в седло, догнать Корника и изрубить на мелкие куски. Этот очаровательный аристократ, которого все считают книжником не от мира сего и рассеянным чудаком, сейчас видит одну-единственную цель: вернуть дочь целой и невредимой и расквитаться с Корником.

— Неплохой план.

— Согласен. Хочется верить, правда, что наш умный друг тратит время на любезности и бесполезные заверения исключительно для того, чтобы успокоиться и привести в порядок мысли. Как только это произойдет, всем нам придется изрядно напрячься и совместными усилиями сочинить блестящий, безукоризненно точный план действий.

— Так оно и есть, — вступил в разговор Леопольд. — Герцог уже успел взять себя в руки и даже немного успокоился. — Он посмотрел на Аргуса. — Семья булочника, к счастью, не пострадала. Все, конечно, страшно перепуганы, но отделались лишь несколькими синяками.

— Этот трус выдал бандитам Лорелей, — мрачно проговорил сэр Уэрлок.

Простить предательство он не находил сил, хотя и понимал, что выбора у мистера Блэка не было.

— Корник знал, что бедняга обожает жену и детей. Я слушал разговоры на улице, и люди сходились в одном: ради семьи тот готов на все? Волнует одно: каким образом Корник сумел об этом узнать? Скорее всего, он сам или кто-то из подручных следил за жителями деревни, выбирая того, кто легче поддастся шантажу.

— Думаешь, маскировались под местных?

— Это самый легкий способ. Дело в том, что негодяй когда-то занимался тайным сбором информации. Черт возьми, не исключено даже, что мы ходили по одним улицам с ним самим или с его людьми.

— Скорее всего, с ним. Ему легче затеряться в толпе. А сообщники — огромные страшные громилы — слишком привлекают внимание.

Этот аргумент прозвучал убедительно. Собеседники кивнули в знак согласия, и Аргус пошел к лошадям. Стоять без дела и мирно беседовать в том самом месте, где схватили Лорелей, казалось, преступлением. Странно, что герцог до сих пор его не застрелил; ведь именно он виноват в том, что Корник оказался в Санданморе.

Подъехав к дому, он увидел сыновей; мальчики уныло сидели на широких каменных ступенях. Заметив отца, на миг обрадовались, но, взглянув в его суровое лицо, сразу поняли, что хороших вестей пока нет. Оба выглядели печальными, а глаза Олуэна покраснели от слез. Несмотря на краткое знакомство, дети успели искренне привязаться к Лорелей. Сэр Уэрлок спешился, сел между сыновьями и крепко обнял обоих.

— Я опоздал, — виновато пробормотал Олуэн.

— И все же твое предупреждение позволило выиграть немало времени, — успокоил отец.

— Значит, ее схватил тот самый злодей, который мучил тебя?

— Боюсь, что так. — На самом же деле чувства, бушевавшие в душе Аргуса, меньше всего напоминали страх. — Герцог считает, что скоро похититель даст о себе знать и потребует выкуп за освобождение леди Лорелей.

— Ему нужен ты, — подытожил Дариус.

— Но тебя он не получит, — решительно отрезал Олуэн.

— Честно говоря, даже и не знаю, чего он добивается, — покачал головой Аргус. Не хотелось признаваться детям, до какой степени угнетала неопределенность. — Но только не забывайте, что, если бы не решительность и отвага мисс Сандан, я бы сейчас здесь не сидел. Она меня спасла: чудом вытащила из темного сырого подвала, надежно спрятала у себя дома и ухаживала, пока не зажили раны и не вернулись силы. Ну а теперь пришла моя очередь отбить ее у преступника и в целости и сохранности вернуть отцу.

— Только обещай действовать осмотрительно, — строго приказал Олуэн. — Мы будем очень волноваться.

— Обещаю, — серьезно заверил Аргус. — Смотрите, вот и герцог.

— А с ним Олимпия и Стефан.

Герцог подошел первым. Олуэн тут же вскочил и замер, словно солдат в строю.

— Простите, ваша светлость, — негромко произнес он. — Я предупредил слишком поздно.

— Не переживай, ты сделал все, что мог. — Герцог ласково потрепал мальчика по волосам. — Теперь настал наш черед действовать.

Олуэн выпрямился, расправил плечи и кивнул. Очень хотелось обнять доброго герцога, выразить сочувствие, может быть, даже поцеловать. Но разве мужчинам позволено нежничать?

Олимпия и Стефан поспешили во флигель, где жили слуги, чтобы заняться раной Уинна. Аргус посоветовал сыновьям навестить новых друзей, юных обитателей Санданмора, а сам пошел вслед за герцогом. Дариус и Олуэн исчезли в огромной детской, до отказа набитой игрушками. Макс ожидал в холле и, бросив быстрый взгляд на лицо господина, без лишних слов крепко взял под руку и увел в библиотеку, бесцеремонно захлопнув дверь перед носом гостя. Сэр Уэрлок пожал плечами и отправился в гостиную — ждать. Конечно, прежде чем Корник выдвинет свои условия, пройдет время, и каждая минута мучительного бездействия покажется вечностью.

Рональд упал в кресло и бессильно опустил голову.

— Он увез мою Лолли, Макс. Мою веселую девочку. Невыносимо.

Дворецкий протянул стакан бренди:

— Выпейте. От меланхолии пользы мало. Сейчас помогут только спокойствие и ясный ум.

— Как думаешь, он будет ее мучить? — слабым голосом спросил герцог после нескольких глотков.

— Точно не знаю, но думаю, что нет. Он уже давно держит нас в напряжении, а для этого Необходима расчетливость. Скорее всего, та же самая расчетливость подскажет, что на тот случай, если грандиозный план провалится, заложницу лучше сохранить нетронутой. Теперь она — его единственная ценность и одновременно щит, которым можно прикрыться в критическую минуту. Негодяй не может не понимать, что только страх за дочь способен помещать вам организовать безжалостную, бешеную охоту.

— О себе не забудь, — с едва заметной улыбкой напомнил герцог. — Ты и сам на многое способен.

— Это точно. И сэр Уэрлок тоже.

— Хватит, не сверли меня своим знаменитым взглядом. Я не собираюсь никого убивать, хотя, если честно, мысль мелькала. До появления изверга здесь царили тишь да гладь.

— Вечной тишины не бывает, это давно известно. К тому же Аргус ни в чем не виноват перед похитителем и не провоцировал преступление. В чем его можно упрекнуть? Ни карточных долгов, ни соблазненных жен — ничего, кроме способности властвовать над чужими умами и подчинять людей своей воле. Вот только на нас это умение не распространяется, мы и сами любого заткнем за пояс. — Макс уверенно сложил руки на груди. — Ну что, готовы встретиться с Уэрлоками?

Рональд кивнул и энергично встал.

— Неужели у тебя самого ни разу не возникло желания хотя бы немного намять бока тому, из-за кого страдает Лолли?

— Еще как возникло. Но я стараюсь держать себя в руках. Как только хочется кого-нибудь ударить, сразу вспоминаю, что гостя к нам привезла ваша дочь. Сам он собирался отлежаться у родственников.

Герцог покачал головой:

— А вместо этого родственники приехали сюда. Что ж, хватит прятаться, пора выйти и посмотреть на людей. Только бы Корник не заставил долго ждать!

Глава 16

— Они заявляют, что отпустят ее, если взамен получат вас.

Аргус внимательно посмотрел на герцога, однако увидел лишь непроницаемую маску. Тот приятный, рассеянный джентльмен, который так любезно предоставил кров и ему самому, и его близким, бесследно исчез. Серые глаза смотрели твердо и холодно. Лорд Санданмор ожидал ответа.

— В таком случае я готов немедленно сдаться, — спокойно произнес Аргус, но вовсе не потому, что хотел успокоить человека, чья дочь попала в беду по его вине.

Он бы не задумываясь отдал жизнь, если бы мог обменять ее на безопасность Лорелей. К сожалению, не все проблемы решаются так просто.

— Как отец я мог бы немедленно приказать вам сесть в седло и галопом скакать туда, куда укажет посыльный. И как отец я мог бы обвинить вас в испытаниях, выпавших на долю, дочери.

— Вполне справедливо. Это мои враги…

Подняв узкую, с длинными тонкими пальцами ладонь, герцог заставил его замолчать.

— Нет. Это было бы неправильно. Как только дочь вернется, у меня немедленно возникнет чувство вины за то, что обменял одну жизнь на другую. Вы ведь не просили Лорелей сломя голову мчаться на помощь. Написать письмо родственникам и сообщить о случившемся — вот о чем шла речь. Она по доброй воле отправилась вас спасать. По доброй воле пошла сегодня в деревню. Даже не забыла взять с собой охранника и все же не избежала опасности. Удивляться не стоит: разбойники похитили Дариуса, когда он сидел на берегу вместе со мной и еще с добрым десятком товарищей, пусть даже большинство из них — дети. Сомнений нет: Лорелей подвергла себя опасности в тот самый момент, когда поехала вытаскивать вас из подвала. С вашей стороны было бы весьма благородно освободить девочку ценой собственной свободы, а возможно, и жизни, но жертва несоизмеримо велика, да и бесполезна. Лорелей уже слишком много знает, а потому представляет серьезную опасность. Не думаю, что Корник на самом деле готов ее отпустить. Просто использует в качестве щита, чтобы избавиться при первом же удобном случае. Нет, необходимо выработать надежный план освобождения, при котором никто из своих не пострадает, — причем как можно скорее. До назначенной похитителем встречи остается чуть больше часа. К счастью, кое-какие преимущества у нас все-таки есть.

— О каких преимуществах можно говорить? Ваша дочь в руках врага. Разве это не главный козырь?

— В определенном отношении, конечно, так и есть, но скорее всего отчаяние безысходности уже притупило прежнюю изобретательность Корника.

— Это точно, — поддержал Леопольд. — Например, выбор места встречи подсказывает, где он прячется.

— В дальнем западном углу моих угодий, в самой дикой части поместья. Не иначе как сидит в сторожке дровосека. — Герцог вздохнул: — Подозреваю, что старого Джеймса не пощадили. Если бы он был жив, то уже пришел бы, чтобы предупредить об опасности. Так вот, преимущество укромного лесного уголка в том, что к сторожке легко пробраться незамеченным. Просчет может обойтись Корнику очень дорого.

— К тому же в нашем распоряжении немало времени — вполне достаточно, чтобы посовещаться и составить план действий, — добавил Леопольд. — Корник думал, что оставляет не больше часа, однако не учел, что закрытая булочная немедленно привлечет всеобщее внимание. И о даре Олуэна он не подозревал. Все эти обстоятельства позволили нам прийти в себя и одуматься, а теперь вот появилось еще несколько дополнительных минут. Кое-кто из нас отлично знает местность, так что добраться до сторожки удастся очень быстро. Появимся неожиданно. Есть и еще один факт, о котором Корник знать не может. Чаффингтона арестовали, так что наш враг старается впустую — никакого вознаграждения за подвиги ему не светит.

— А вот об этом пока лучше не думать и не говорить, — заметил Аргус. — Трудно предвидеть, что он предпримет от безысходности.

— Согласен, хотя он и сейчас уже в отчаянии. И все же во время переговоров новость может принести пользу. А безысходности бояться не стоит, ведь враги и так уже совершили немало безумств. Только подумайте: схватили Олимпию, пытались взять в заложники Дариуса, когда рядом было столько народу! — Леопольд покачал головой. — Иначе как сумасшедшими эти поступки и не назовешь. Разумный человек ни за что бы на такое не пошел. Создается впечатление, что Корник пытается найти выход из западни, которую сам же себе и подстроил. Он не может не понимать, что просто заставить тебя замолчать уже невозможно: мы здесь и знаем все, что знаешь ты. Возможно, он настолько наивен, что до сих пор рассчитывает на помощь Чаффингтона. Правда, верится с трудом. В конце концов, он работает не первый год и безразличие хозяина успел испытать на собственной шкуре.

— Совершенно верно, — согласился Аргус. — Бывали случаи, когда Чаффингтон тянул, время и ничего не предпринимал для спасения агента, а в итоге тот погибал.

— О, подобное происходило не раз. Вот только дело, скорее всего, не в нерешительности. Таким способом опытный интриган умело и незаметно расправлялся с неугодными, слишком догадливыми подчиненными или с теми из соперников, кто намеренно или невольно вставал поперек дороги.

— Правительство слишком долго бездействовало: мошенника надо было уволить, как только возникли первые вопросы, — заключил герцог. — Самое меньшее, что следовало предпринять, — это убрать его с поста, позволяющего распоряжаться человеческими судьбами.

— Так бы и случилось, если бы дядюшка Чаффингтона не обладал властью и связями и не поддерживал племянника, — пожал плечами Леопольд. — Боюсь, немало членов правительства получили посты исключительно благодаря ходатайству могущественных родственников. Как правило, они так и остаются нелепыми, раздражающими, но относительно безвредными бездельниками. Главное, не подпускать их к важной информации, не говоря уж о секретах. Что же касается Чаффингтона, то он представлял серьезную опасность, а потому лишился не только теплого места, но и свободы.

— Идите сюда, посмотрите на карту поместья, — прервал рассуждения герцог, и все сосредоточенно склонились над большим столом. — Необходимо продумать все шаги.

Карта оказалась большой, очень подробной и тщательно прорисованной. Каждый холм, каждый овраг и каждое строение, пусть и небольшое, присутствовали в старательно рассчитанном и выверенном масштабе. Чтобы свиток не вернулся в исходное состояние, каждый его угол удерживал красивый цветной камень. Должно быть, подарки детей, догадался Аргус.

— Пятнадцать лет назад я начал измерять и зарисовывать различные участки поместья, — пояснил герцог. — С Максом и Теодором, моим старшим сыном и наследником, мы регулярно объезжали одну территорию за другой, и повсюду я скрупулезно заносил на бумагу мельчайшие особенности рельефа. Чтобы запечатлеть каждый уголок, потребовалось целых десять лет. После этого я отдал наброски художнику, и в итоге получилась вот такая точная, достоверная карта. — Он показал на аккуратный домик в правом углу: — Вот эта постройка новая, ее нарисовала Лорелей. Думаю, скоро придется заняться серьезной переработкой, потому что в последнее время появилось немало новых арендаторов и, соответственно, новых строений. — Герцог немного помолчал, а потом ткнул пальцем в крошечную хижину слева. — Вот сторожка Джеймса. Несколько старых деревьев могли пострадать от бури, но в целом все осталось так, как здесь нарисовано.

Леопольд наклонился еще ниже и внимательно рассмотрел каждый штрих.

— Странно, что бандиты обосновались именно здесь. Место закрытое, и ничего не стоит подобраться вплотную, причем совершенно незаметно.

— Скорее всего, увидели, что убежище надежное, да и живет там только один человек. А о безопасности просто не подумали, — предположил Аргус.

Яго кивнул:

— Стратегия отсутствует. Глупец руководствуется исключительно сиюминутными соображениями и удобством.

— Если бы Корник понимал элементарные стратегические задачи, то о требованиях удобства вряд ли бы вспомнил. Сразу увидел бы, в какой опасной ловушке оказался, — согласился герцог, не поднимая глаз от карты. — Кто из вас метко стреляет с большого расстояния?

Ответа не последовало, потому что в дверь постучали.

— Можно войти? — послышался голос Олимпии.

За ее спиной стоял Стефан.

— Конечно, миледи. — Герцог любезно подал руку и подвел гостью к столу. — Вы выглядите значительно лучше, чем вчера.

— Хорошая еда поддерживает силы, — вступил в разговор Стефан. — Кстати, рана Уинна оказалась достаточно тяжелой, но несложной. Теперь уже он скоро поправится и сможет вернуться в строй.

Герцог восхищенно покачал головой:

— Удивительно! Когда-нибудь непременно обсудим этот поистине редкий дар, а сейчас скажите: насколько вы искусны в обращении с ножом?

Стефан залился смущенным румянцем и пробормотал что-то невнятное, а потому отвечать пришлось Аргусу.

— Меткость несравненная, ваша светлость. Глаз настолько наметан, а рука так тверда, что лезвие вонзается с безупречной точностью. Но вот на пистолеты искусство нашего молодого друга почему-то не распространяется.

Он с нежностью взглянул на юношу и снисходительно улыбнулся.

— Никто не возражает против участия Стефана?

— Никто.

— А чем могу помочь я? — не выдержала Олимпия.

— Останьтесь с детьми, — лаконично распорядился герцог и снова погрузился в изучение карты.

Баронесса Страйкхолл возмущенно вздохнула, а мужское большинство семейства Уэрлок дружно нахмурилось. Олимпия терпеть не могла, когда ее заставляли заниматься женскими делами. Конечно, она добросовестно выполняла все обязанности, но только по доброй воле. Любой приказ воспринимался как попытка угнетения. Аргус посмотрел на герцога и заметил, что тот пытается спрятать улыбку.

— Я умею хорошо стрелять, — задиристо заявила Олимпия.

— Надеюсь, миледи, вам не придет в голову демонстрировать мастерство в присутствии детей.

Олимпия воинственно скрестила руки на груди, и Аргус собрался напомнить сестре, что она разговаривает с герцогом, однако в этот момент сам герцог повернулся и посмотрел на нее серьезно, почти строго.

— Видите ли, мадам, если бы я мог отправиться к похитителям в полном одиночестве, то непременно поступил бы именно так. Терпеть не могу подвергать опасности других людей. К сожалению, в данном случае это невозможно. В то же время я собственными глазами видел, как мастерски юноша управляется с холодным оружием. Его безупречно рассчитанный, искусный маневр позволил спасти Дариуса. И безошибочный воинский инстинкт, и способность напасть в полной тишине могут сослужить нам хорошую службу. Однако там, где льется кровь, даме не место.

— Но…

— Я герцог и вынужден воспользоваться преимуществами титула. Оставайтесь здесь и постарайтесь сохранить детей в добром здравии. Надеюсь, что с помощью Макса и слуг при необходимости сможете отразить нападение целой армии.

Аргус видел, что сестра готова спорить, но выражение лица лорда Санданмора заставило ее смолчать. Олимпия покорно отошла в сторону, присела на диван и приготовилась слушать разговоры джентльменов, а Аргус спросил себя, удастся ли ему когда-нибудь перенять магический взгляд. В одном сомневаться не приходилось: исполнить роль герцога не доведется при всем желании.

— А кто из вас лучше всех стреляет с большого расстояния? — деловито уточнил Рональд.

— Конечно, Яго, — не задумываясь, ответил Леопольд. — Но и Бенед почти не уступает.

Он посмотрел на молчаливого силача.

— В таком случае необходимо обеспечить надежным оружием обоих.

Герцог и Леопольд углубились в обсуждение конкретного плана действий. Время от времени Аргус ведшая в разговор и выражал собственное мнение, однако лорд Санданмор оказался столь же силен в стратегии, как и барон Старкли, так что вскоре сэр Уэрлок полностью положился на мнение специалистов и уселся на диван рядом с Яго, не забыв налить стаканчик бренди. Оба с интересом наблюдали, как в процессе спора постепенно вырисовывается картина наступления и захвата хижины.

— Не терзай себя, твоей вины здесь нет, — тихо произнес барон Аппингтон и улыбнулся в ответ на мрачный взгляд кузена. — Даже Рональд так считает.

— Можешь меня не успокаивать. Разве не ясно, что Корник захватил Лорелей лишь для того, чтобы добраться до меня?

— Возможно, рассчитывает, что ты сломя голову бросишься освобождать дочку герцога.

— Нет, скорее всего, просто разнюхал, что ее судьба мне небезразлична. Одно неясно: ради чего он до сих пор за мной гоняется? Теперь уже не один я знаю, кто он такой и чем занимается. Так почему же не спасает собственную шкуру? Проще всего было бы уехать из страны.

— Для того чтобы эмигрировать, нужны деньги, а у Корника их нет, — вступил в разговор герцог. — Не случайно сэру Уэрлоку приказано явиться на встречу с десятью тысячами фунтов стерлингов в кармане. По сравнению с жизнью моей дочери — сущая мелочь, однако сумма показывает, что как бы бандит ни шпионил, узнать обо мне сумел очень мало.

— Десять тысяч фунтов? — Олимпия с сомнением покачала головой. — И вы готовы немедленно собрать такую сумму наличными?

— В любую минуту. Деньги в доме есть всегда, так как приходится регулярно платить жалованье и покупать необходимые товары, которые не производятся в поместье. К тому же собирался на днях сделать щедрый подарок еще одному внуку — старшая дочь недавно родила мальчика. Сначала я подумал, что можно схитрить: положить настоящие деньги сверху — совсем немного, — а на дне спрятать нарезанную бумагу, но потом решил, что обман обернется дополнительной опасностью, ведь Корник обязательно проверит.

— Неужели он пошел на преступление ради денег?

— Думаю; жажда наживы с самого начала руководила его действиями. Ну, а потом, когда операция провалилась, возникла необходимость заставить платить сэра Уэрлока — вернее, меня.

Леопольд кивнул:

— Чаффингтон, несомненно, обещал за Аргуса щедрую награду, а теперь ждать нечего, и Корник пытается восполнить потерю. Сомнений нет: деньги ему нужны, чтобы уехать подальше и надежно спрятаться. — Барон Старкли презрительно поморщился: — Ну а прятаться он намерен с максимальным комфортом.

— Не исключено, что идея выкупа созрела в последнюю минуту, — заметил герцог. — Что ж, давайте закончим обсуждение и подведем итоги. Во-первых, можно с определенной долей уверенности утверждать, что за нами никто не следит. У негодяя остался один-единственный сообщник, которого он никуда от себя не отпустит.

— Так и есть, — подтвердил Аргус. — Корник понимает, что кто-то должен прикрывать тыл, даже если удастся выйти из переделки живым. Точно так же он отдает себе отчет в том: что Лорелей необходимо оставить живой и невредимой, любое насилие равноценно смертному приговору самому себе.

— Будем надеяться, что это обстоятельство преступник осознает в полной мере, — негромко подтвердил герцог. — Если бы он дал себе труд подробнее изучить мой характер, то убедился бы, что не существует на свете такого уголка, где бы я его не отыскал.

Слова прозвучали сдержанно, однако за внешним спокойствием и Аргус, и остальные услышали клятву разгневанного отца.

Лорелей открыла глаза и с трудом сдержала стон. По пути, недалеко от деревни, она попыталась вырваться и убежать, однако безжалостный удар лишил ее сознания. Голова раскалывалась от боли, мысли путались. Хотелось одного: свернуться калачиком, сжаться и снова погрузиться в небытие. Лицо саднило, а выглядела она, должно быть, не менее красочно, чем Олимпия несколько дней назад.

Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы понять, куда ее привезли. Хижина старого дровосека Джеймса. Только у него был такой огромный, почти от стены до стены, очаг, а на некрашеном деревянном полулежал потертый ковер из оленьей шкуры. Когда-то давно, еще в детстве, Лорелей приходила сюда с отцом и до сих пор помнила, как герцог шутил, что старик держит в доме улику, за которую и на виселицу недолго отправиться.

На самом же деле дровосек никогда не убивал земных тварей, а шкуру снял с найденного в лесной чаще мертвого оленя. Тогда хозяин и гость долго обсуждали, каким образом погибло великолепное животное, и пришли к выводу, что его загнали собаки и раны оказались смертельными.

Лорелей помнила, как сидела на полу, считала отчетливо заметные следы укусов и тихо плакала от жалости. Несмотря на протесты отца, Джеймс отрезал небольшой кусок от украшавших комнату ветвистых рогов, достал тонкую полоску выделанной кожи и, не прерывая неспешной беседы, смастерил для девочки оригинальный кулон. Когда же пришло время прощаться, сам повесил украшение на шею маленькой гостьи и просил помнить, что животные тоже страдают, что им, как и людям, ведомы боль и страх, но они всегда находят силы бороться за жизнь — так же, как этот раненый олень. Не самый легкий и понятный урок для ребенка, однако, простой кулон и сейчас лежал в шкатулке среди украшений, напоминая о необходимости вставать и идти дальше.

На глаза Лорелей навернулись слезы. Сам Джеймс уже никогда не сможет встать и продолжить путь. Бандиты наверняка его убили, иначе он давно пришел бы к отцу и рассказал обо всем, что случилось. Но где же собака? Без собаки дровосек никогда не жил, а если случалось так, что собачий век заканчивался, шел в деревню, выбирал самого слабого, некрасивого из щенков, выхаживал и выращивал себе верного друга. Должно быть, пес погиб, защищая хозяина.

— Ага, очнулись? — Корник подошел, остановился рядом и посмотрел сверху вниз. — Позвольте, помогу сесть.

Он схватил жертву за плечо, бесцеремонно дернул, заставив встать на ноги, подтащил к стулу и толкнул. Связанные за спиной руки больно стукнулись о грубую деревянную спинку, и Лорелей поморщилась.

— Вы убили Джеймса, — негромко произнесла она.

— Джеймса? Ах, должно быть, это тот самый старик, который здесь жил? — Корник кивнул: — Пришлось. Нам срочно понадобился этот дом, а он почему-то не желал уступать. Сейчас валяется в лесу. Скоро к нему присоединится и ваш любовник.

Даже движением ресниц пленница не выдала, как неприятно поразила осведомленность бандита. А может, он просто удачно догадался? Ах, если бы так! Страшно было представить, что сам Корник или кто-то из его людей мог выследить их с Аргусом во время свидания. Однако реагировать на подлый выпад означало стать на одну доску с подонком, а этого Лорелей никак не могла себе позволить.

— Надеетесь, что сэр Уэрлок доверчиво и наивно попадет в ловушку? — осведомилась Лорелей и по легкому прищуру поняла, что враг услышал в голосе нотки презрения.

— Он непременно явится, чтобы купить вам свободу, а любящий папочка щедро заплатит за мою новую, красивую жизнь.

— Но с какой же стати Аргусу добровольно возвращаться в неласковые объятия? И зачем он вам, если единственная ваша цель — убежать и скрыться?

— Уэрлок все испортил. Мы разработали гениальный план, но он упрямо не желал поделиться своим даром, а потом и вообще сбежал. После этого план рухнул, а неудачи и поражения посыпались, как камни на голову. Теперь ему придется заплатить за доставленные неудобства. Ну, а герцог заплатит за то, что помогал. И все же его помощь оказалась не столь действенной, как ваша, не так ли?

— Не понимаю, о чем вы.

Лорелей пожала плечами и поморщилась от боли.

Корник схватил ее за волосы и резко дернул.

— Не притворяйтесь. Ведь это вы его освободили, правда? Да-да, я видел вас собственными глазами. Конечно, лишь мельком, но даже мига оказалось достаточно, чтобы запомнить. В свете луны волосы казались красными, да и зад выглядел очень аппетитным.

— Красной была кровь сэра Уэрлока. Она до сих пор застилает вам глаза. Ах, нет, вы же его не били! Просто сидели в стороне и с удовольствием наблюдали, как умело работают ваши палачи.

Новый болезненный рывок заставил Лорелей вскрикнуть, а из глаз потоком хлынули слезы.

— Как вы узнали, где он? Не могу понять, откуда просочилась информация.

— Сэр Уэрлок сам мне сказал.

— Женщина! Может, я не раз ошибся в этой игре и даже упустил пленника, но считать меня полным идиотом все-таки рано.

Лорелей взглянула с сомнением, и Корник зло сжал кулаки, однако, сумел сдержаться.

— Повторяю, он сам мне сказал. Появился в нашем саду, объяснил, в какую беду попал, и попросил помощи. Не забывайте, сэр, что имеете дело не с кем-нибудь, а с человеком по фамилии Уэрлок.

— Но если он сумел прийти в ваш сад, то почему не сбежал из подвала, не вернулся домой?

— Аргус никуда не убегал, сэр. Тело оставалось там, куда вы его бросили, — в ужасном холодном подвале. Он всего-навсего отправил на волю свой дух.

Корник яростно выругался:

— Не говорите ерунды. Никто не в силах отделить дух от тела.

— Да, поверить трудно, однако именно это и произошло. — Лорелей попыталась пожать плечами, однако со связанными за спиной руками сделать это оказалось нелегко. — Подозреваю, что сэр Уэрлок способен ввести себя в состояние особого сна, и в это время дух его получает возможность путешествовать самостоятельно. В этот раз он пришел ко мне. Рассказал, что оказался вашим пленником, и попросил сообщить родственникам. Я написала письма, но решила, что помощь необходима как можно скорее, а потому немедленно отправилась на поиски. Должна сказать, что умею быстро находить все, что ищу.

— Ага, теперь понятно, почему в Санданморе полно Уэрлоков и Вонов! Это вы их вызвали!

Лорелей медленно кивнула, однако даже осторожное движение отозвалось острой болью. Кажется, Корник так и не поверил. Решил, что она намеренно пытается ввести в заблуждение и запутать следы. Страх перед темными силами и суеверные предубеждения не позволяли принять причудливую, больше похожую на сказку правду. Интересно, можно ли извлечь пользу из ограниченности ума? Отец как-то сказал, что если человек уступает собственной слабости, то сразу теряет остроту восприятия и способность сопротивляться, а значит, становится уязвимым. Пожалуй, несколько впечатляющих историй из богатой событиями жизни Уэрлоков произведут на Корника сильное впечатление и послужат хорошим подспорьем тем, кто уже спешит на помощь. А в том, что ее спасут, Лорелей ни секунды не сомневалась. Конечно, Уэрлоки ревностно охраняли свои тайны, но ведь эти двое все равно обречены. Даже если каким-то чудом бандитам и удастся избежать немедленной кровавой мести, рано или поздно отец и его соратники все равно их настигнут и правосудие свершится.

— Да, — негромко заговорила пленница. — Среди них есть леди Олимпия, та самая дама, которую пытался похитить ваш сообщник. Она обладает удивительным даром: может побывать в каком-нибудь месте и сразу понять, что там случилось. Воспоминания о событиях и людях раскрываются перед ее внутренним взором, как страницы книги. А еще есть мальчик, которого тоже хотели украсть. Зовут его Дариус, и он видит разноцветные круги, которые излучает каждый из нас. Излучение это называется аурой, но обычные люди его не замечают. Боюсь, что ваши с Такером ауры могут оказаться очень темными и грязными. Барон Старкли безошибочно чувствует малейшую ложь собеседника. Разговор с вами, сэр, довел бы Леопольда до полного истощения. Еще один из родственников, шестнадцатилетний юноша по имени Стефан, — тот самый, кто так метко вонзил нож в спину Джонса, — не только отличается поразительной ловкостью и точностью движений, но и славится редкой способностью исцелять любые недуги. Но на этом таланты семейства не заканчиваются: поговаривают (разумеется, шепотом), что глава клана, молодой герцог Элдервуд, умеет заглянуть в сердце и разум любого человека и без труда читает самые потаенные чувства и мысли.

— Заткни ее! — не выдержал Такер.

— Если таланты Уэрлоков так вас пугают, то зачем же понадобилось похищать сэра Аргуса? — Лорелей постаралась изобразить недоумение.

— Дело здесь вовсе не в таланте. Эти люди просто научились ремеслу — каждый своему.

— Заблуждаетесь, сэр. Наверное, вы не посчитали нужным добросовестно изучить, что представляет собой тот человек, которого взяли в плен, и на что способны его близкие. Конечно, все они стараются хранить свои секреты, потому что из поколения в поколение страдали от невежества и жестокости окружающих, но, даже несмотря на скрытность, информации немало — достаточно лишь дать себе труд поискать. Они действительно обладают поразительными способностями. Скоро вы и сами это узнаете: рано или поздно за похищение сэра Аргуса придется ответить.

— Немедленно замолчите! — закричал Корник, в ярости сжав кулаки и пронзая безумным взглядом. — Единственный, кто придет сюда, чтобы вас освободить, — это Уэрлок. А сопровождать его будет герцог Санданмор. Я схвачу беглеца, получу деньги и исчезну — уеду так далеко, что никто и никогда меня не найдет.

Лорелей заметила, что негодяй не упомянул, что намерен сделать с ней самой и с ее отцом. Должно быть, собирался прикончить без особой суеты, между делом. Захотелось объяснить глупцу, что никто — ни ее близкие, ни родственники Аргуса — не позволит ему избежать расплаты и уйти безнаказанным. Но интуиция подсказывала, что не стоит напрасно тратить силы: преступник просто не поверит. Скорее всего, решит, что прямой наследник обрадуется возможности получить титул и состояние, а потому замнет скандал и заодно позволит главному действующему лицу раствориться в пространстве. К сожалению, в аристократической среде нередко случались подобные истории.

— Ждать осталось недолго, — снова подал голос Такер. — Надеешься, они явятся безоружными?

— Конечно, — уверенно подтвердил Корник. — Они же истинные джентльмены.

Еще ни разу в жизни Лорелей не слышала, чтобы слова эти звучали со столь откровенным презрением.

— Ну, а если кто-нибудь вдруг припрячет пистолет, — продолжал Корник, — мы дремать не будем и сумеем предупредить: не успеют гости запустить руку в карман, как получат пулю в лоб.

— А вы когда-нибудь видели, чтобы герцог или сэр Уэрлок доставали пистолеты из карманов? — поинтересовалась Лорелей.

— Женщина, мы с Такером прицелимся заранее и успеем нажать на курок прежде, чем ваши защитники сообразят, что к чему. Честно говоря, герцог меня не слишком интересует. Всем известно, что чудак сидит здесь, в глуши, со своими книгами и при этом успевает размножаться, как кролик. Его бояться нечего. Сэр Уэрлок — совсем другое дело, но и он окажется на полу в луже крови, прежде чем сможет шевельнуть пальцем.

— Завидная уверенность, — пробормотала Лорелей. — А что, если они пристрелят вас потому, что точно знают: соблюдать собственные условия вы не намерены?

— Пока вы в моей власти и в моих руках, бояться нечего.

Довод звучал весомо, однако Лорелей нашла силы улыбнуться, чем немало рассердила мучителя. К сожалению, она должна была признать, что, даже несмотря на меткость отца, у Корника имелись серьезные основания для уверенности в собственном превосходстве. Прежде чем герцог и Аргус успеют выстрелить, каждому придется сделать, по крайней мере, один шаг.

— Значит, вы не планируете отпустить кого-либо из нас живым?

— Считаете, что я не способен выполнить условия, которые сам же и выдвинул? Герцог согласился принести деньги, а сэр Уэрлок готов занять ваше место. Прекрасная сделка! Зачем что-то менять?

— Ничего я не считаю, потому что слабо верю в то, что сделка вообще имела место. Вы все решили самостоятельно. Выдвинули отцу требование, которое он, должно быть, ожидал, а поскольку выбора не оставили, то ни на миг не усомнились, что ваши условия будут выполнены. А о том, что последует в случае убийства герцога королевства, не подумали?

— О, будет большой скандал, это точно!

Ответ оказался исчерпывающим: стало ясно, что бандит и в самом деле собирается убить тех, кто придет на помощь. Но разве отец и Аргус не понимают, что имеют дело с подлым, вероломным, жестоким преступником? Сердце сжалось от страха, однако Лорелей не позволила себе ни на миг усомниться в прозорливости двух самых дорогих на свете людей. Они сумеют предвидеть опасность и найдут лучший способ освободить ее и наказать преступника. Ну, а она постарается сохранить надежду на избавление и уверенность в торжестве справедливости — точно так же, как негодяй уверен в торжестве зла.

Корник достал часы, неторопливо открыл крышку и взглянул на циферблат. На его хищном лице появилась кривая улыбка.

— Примчатся с минуты на минуту. Герцог тянуть не станет. Скоро разбогатею.

Свирепый взгляд Такера подсказал Лорелей, что сообщник Корника видит ситуацию несколько иначе и в лучшем случае потребует своей доли. Впрочем, возможен и иной исход; конечно, при условии, что оба выживут в схватке с герцогом. Не случайно родилась поговорка: «Среди воров чести не отыщешь». Отношения похитителей подсказывали, что так оно и есть.

Нет, шанса поделить деньги злодеи ни за что не получат, твердо решила Лорелей. Нельзя сомневаться в победе. Отец, конечно, очень благороден, но назвать его глупым или наивным не сможет ни один человек на свете. К выполнению условий он отнесется так же, как относится к данному слову сам Корник. Придет в назначенный час, принесет деньги и приведет Аргуса, однако ни за что не забудет заручиться поддержкой отлично вооруженных Уэрлоков, а на всякий случай прихватит и небольшой отряд силачей из Санданмора. Корника, несомненно, ожидает крайне неприятный сюрприз.

Глава 17

Аргус и герцог безмолвно пробирались по лесу к хижине дровосека. Внезапно в лицо ударил тяжкий смрад смерти. На мгновение оба замерли; догадаться, что ожидает их впереди, не составляло труда. И все же надо было продолжать путь. Через несколько шагов взору открылись человеческие останки, которые уже успели обнаружить не брезгующие падалью хищники.

— Ах, бедняга Джеймс! — печально вздохнул герцог. — Негодяи даже не потрудились похоронить тело. Старик часто повторял, что боится умереть в любимом лесу: возможность стать добычей животных приводила его в ужас. За одно это преступление убийцы достойны казни. — Он вздохнул. — Мне всегда будет не хватать наших с ним неспешных разговоров и долгих шахматных партий.

Аргус с молчаливым сочувствием дотронулся до руки спутника и тут же пошел дальше. Он не был знаком со старым дровосеком, но отлично понимал боль и возмущение Рональда. Ему и самому доводилось испытывать горечь утраты, а жестокое убийство Джеймса никого не могло оставить равнодушным. Бандитам срочно потребовалось убежище, поэтому они избавились от хозяина и выбросили тело за порог, словно сметенные со стола крошки.

Труднее всего было соблюдать осторожность, двигаться медленно и бесшумно. Аргус едва сдерживался; хотелось броситься к хижине, одним ударом выбить дверь и задушить убийц голыми руками. И все же остатки разума, еще не разрушенные отчаянным страхом за судьбу Лорелей, подсказывали, что штурм ни к чему хорошему не приведет, но неизбежно подвергнет риску и любимую, и его самого. Лежать в луже крови, в то время как остальные спасают пленницу, может быть, и почетно, но чрезвычайно глупо.

Наконец деревья расступились, и показалась просторная опушка, на краю которой приютилась небольшая аккуратная хижина. Аргус остановился, а рядом замер герцог. Еще шаг, и оба окажутся на виду у тех, кто ожидает их появления. Аргус заметил смутные силуэты кузенов и Стефана — те осторожно обходили поляну, чтобы в тот момент, когда Корник выйдет навстречу главным участникам операции, оказаться за его спиной. Конечно, могли произойти любые неожиданности, но Аргус не сомневался в успехе. Да и могло ли быть иначе? Речь шла об освобождении Лорелей!

— Надеюсь, мое предположение оправдается, и бандит не убьет нас в первое же мгновение, — пробормотал герцог.

— Думаю, обстоятельства сложатся именно так, как вы рассчитали, — тихо отозвался Аргус. — Последние два часа неопровержимо доказали, что в тот момент, когда вы унаследовали герцогский титул, британская армия потеряла блестящего генерала.

Неожиданно высокая оценка заставила его светлость покраснеть от смущения.

— Честно говоря, в семье предполагали, что я выберу военную карьеру, однако лично меня походное существование не привлекло. Но главное даже не в трудностях быта. Да, стратегия и тактика — науки захватывающе интересные, но как выдержать постоянную близость смерти? Сомневаюсь, что можно смотреть на погибших и думать исключительно о благородстве воинов, героически отдавших жизнь за короля и отчизну.

Аргус на миг задумался и кивнул:

— Да, пожалуй, вы правы. Все солдаты — чьи-то сыновья, мужья, отцы. Но способность к сопереживанию нельзя считать слабостью.

Герцог пожал плечами:

— Каждый человек остается самим собой, и я всего лишь тот, кем сумел стать. — Он достал из жилетного кармана золотые часы, уточнил время и, аккуратно закрыв крышку, убрал часы на место. — Пора начинать. Та легкость, с которой это чудовище убивает невиновных, подсказывает, что его терпение лучше не испытывать. И не беспокойтесь, что в нем самом или в его подельнике я увижу чьего-то отца или сына. Нет, это опасные люди, мир должен от них как можно скорее избавиться. Полагаете, удастся воздействовать на преступников с помощью вашего искусства?

— Если они не защитятся так же, как защищались, когда держали меня в подвале, непременно попытаюсь подчинить обоих своей воле. В случае успеха освобождение пройдет тихо и чисто. К сожалению, не исключено, что, даже несмотря на отчаяние и явное помутнение рассудка, Корник с сообщником не забудут об угрозе и защитятся: наденут очки с затемненными стеклами, чтобы нейтрализовать гипнотическое действие взгляда, и заткнут уши, чтобы не слышать голоса.

— Увы, скорее всего так оно и будет. В ином случае не пройдет и нескольких минут, прежде чем оба смиренно сложат оружие и сдадутся. Ну, а теперь пришла пора всеми силами привлекать внимание и делать все возможное, чтобы они не застрелили нас до тех пор, пока остальные не проберутся в тыл.

Замечание напоминало приказ, а потому Аргус не стал вступать в дискуссию и спокойно направился к хижине. Для этого пришлось покинуть укрытие, спуститься с небольшого холма и пересечь открытое пространство. Спутник невозмутимо шагал рядом и ничуть не походил на обычного Рональда Сандана. В этот ответственный момент лорд Санданмор выглядел истинным аристократом, настоящим герцогом. Всезнающий Макс воспользовался помощью опытного камердинера и одел господина со всевозможной тщательностью и с той богатой, но неброской элегантностью, которая безотказно действовала на каждого встречного. В костюме преобладал черный цвет, изысканно оживленный белоснежной рубашкой, безупречно накрахмаленным шейным платком, кружевными манжетами и тонкой серебряной вышивкой на жилете. Даже вечно растрепанные волосы сегодня были тщательно причесаны и собраны в аккуратную косичку. Только сейчас Аргус заметил, что герцог достаточно молод и еще мог бы считаться завидным женихом. Подтянутая мускулистая фигура и красивое лицо притягивали взгляд. Если бы сельский отшельник дал себе труд приехать в Лондон, заинтересованные в достойном зяте матушки немедленно устроили бы осаду, особенно посыле того, как узнали о его богатстве.

Впрочем, сейчас это не имело значения. Аргус отбросил несвоевременные мысли и внимательно посмотрел на хижину. Небольшой, но крепкий и старательно ухоженный дом служил хозяину верой и правдой. Что и говорить, герцог заботился о своих людях.

Справа от входной двери в окне появилось лицо, и сэр Уэрлок без труда узнал Такера. Корник, должно быть, держался в стороне, опасаясь подвоха. Негодяй отличался редкой жестокостью и к людям относился с холодным пренебрежением, однако неукоснительно оберегал собственное благополучие. Осторожность нередко граничила с трусостью.

Парламентеры остановились в нескольких ярдах от дома.

— Корник! — громко окликнул сэр Уэрлок.

В воздухе витало ощущение опасности. В любой момент можно было ожидать пули. Чтобы защитить спутника, Аргус сделал шаг вперед. Герцог что-то недовольно проворчал, однако скоро понял, что сейчас не время проявлять самолюбие. И все же трудно было поверить, что Корник немедленно застрелит обоих, схватит деньги и скроется. Нет, бандит так долго ждал победы, что теперь наверняка захочет поглумиться над жертвами, проявить неограниченную власть. И все же, как бы ни храбрился бандит, минуты его были сочтены. Что ж, пусть до последнего верит в свое превосходство — самомнение притупляет бдительность.

Лорелей услышала голос Аргуса и почувствовала, как радостно и нетерпеливо вздрогнуло сердце. В окно посмотреть она не могла — огромная фигура Такера загораживала половину комнаты. Однако и без того было ясно, что сэр Уэрлок стоит перед домом и представляет собой замечательную мишень. В душе с новой силой вспыхнуло чувство вины, ведь он рисковал из-за ее нелепой неосторожности. Отказать булочнику в помощи она, конечно, не могла, но должна была заранее предвидеть нападение и взять с собой не одного-единственного охранника, а столько, сколько потребовалось бы для полной безопасности.

А сейчас надежда на спасение тонула в страхе за судьбу отца и возлюбленного. Да, она хотела вернуться домой, но только не ценой жизни близких людей. Недопустимо дорого!

— Пришли оба, — сообщил Такер. — И герцог, и Уэрлок. Да не с пустыми руками. Принесли большой мешок.

— Мои денежки! — Корник с довольным видом потер руки. — Что ж, отлично! — Он посмотрел на Лорелей. — Наверное, приятно, когда близкие проявляют заботу.

— Увидеть вас на земле с пулей во лбу будет еще приятнее, сэр.

— Фу, разве дочке герцога пристало отвечать так грубо? — рассеянно отмахнулся Корник. Пленница уже явно не представляла для него интереса. — Неплохо было бы заставить их подождать, и подольше. Нужно показать, кто здесь главный, но не хочется, чтобы они думали, будто я испугался и решил сдаться.

— Не спешите. Наслаждайтесь последними минутами своей никчемной жизни. Можете даже попытаться искупить грехи. Вдруг дьявол задумается и не утащит вас в ад? Барон Аппингтон видит призраков и утверждает, что те, кто принадлежит преисподней, редко медлят на земле. Их господин ждать не любит. Покаяние, возможно, дало бы вашим черным душам избежать возмездия хотя бы ненадолго.

Преступники заметно побледнели, но Корник неожиданно наклонился к Лорелей и заглянул ей в лицо. Внешней привлекательностью он не отличался, но и назвать его безобразным тоже было бы несправедливо. Обычный средний человек, такому ничего не стоит затеряться в толпе. Может, серость и незаметность сослужили ему плохую службу и толкнули на преступление? Случается, что люди готовы выделиться любым способом, пусть даже самым неприглядным. Впрочем, сейчас уже не имело значения, почему Корник стал самим собой — алчным, жаждущим крови подлецом. Главное, что судьба его отныне предрешена. Скоро справедливость восторжествует, и мучитель встретит заслуженный конец.

— Ты еще пожалеешь о своих словах, — прошипел Корник. — Не забывай: смерть бывает разной: кому-то достается легкая, а кому-то приходится умолять о пощаде. — Он ядовито улыбнулся: — Не исключено, что избавление наступит не скоро: сначала мы с Такером вволю насладимся твоими прелестями. Общество красивой женщины способно скрасить долгое морское путешествие, а я твердо намерен пересечь океан. Ну, а если вдруг не захочешь помалкивать, быстро объясним, что к чему.

Мысль о том, что преступники могут увезти ее с собой и превратить в наложницу, привела Лорелей в ужас, однако она сумела сохранить внешнее спокойствие. Корник безошибочно почувствовал ее страх и немедленно воспользовался преимуществом. Жестокие люди никогда не упускают возможности поглумиться над жертвой и не зря видят в издевательстве проявление власти. Она ни за что не доставит радости и не позволит управлять собственными чувствами. Ну, а угрозу насилия можно просто пропустить мимо ушей. Надругательства она не потерпит. Если не удастся сбежать, то придется расстаться с жизнью. Во время морского путешествия это сделать нетрудно: достаточно лишь как можно ниже перегнуться через ограждение.

Лорелей решила показать врагу, что понимает, какую игру тот затеял.

— Я всегда считала, что бессмысленно угрожать тем, кто слабее, — серьезно заметила она. — Настоящей власти вы все равно не добьетесь и уж точно не заслужите уважения. Испугаются лишь самые немощные, самые трусливые или самые глупые — те, кто не способен увидеть, с кем имеет дело. А тот, кто умеет рассуждать и готов постоять за себя, рано или поздно непременно одержит верх. Ах да, совсем забыла! Таких упрямцев вы крепко связываете.

Странно, но до сих пор Корник ни разу не дал воли рукам, несмотря на то что кулаки у него заметно чесались. А ведь совсем недавно, когда она пыталась сбежать, похититель не счел нужным сдерживаться. Должно быть, умел в достаточной мере владеть собой, а физическую силу применял лишь в тех исключительных случаях, когда видел угрозу себе лично или своим планам. Он мог без малейшего сомнения застрелить человека, но бить остерегался. Не исключено, что боялся испачкать богатый костюм или испортить маникюр.

В чем бы ни заключалась причина его странной нерешительности, Лорелей могла этому только радоваться. Очень уж ей не хотелось снова оказаться без сознания, да еще и в самый ответственный момент, когда Аргусу и отцу угрожала опасность, а она даже не знала, каким образом они решили действовать. Нет, сейчас необходимо сохранить ясность ума, чтобы поддержать их и помочь, ведь победить можно только общими усилиями. Конечно, не помешало бы придержать язык, но присутствие Корника раздражало Лорелей до такой степени, что язвительные слова слетали с уст сами собой. Необъяснимое стремление лишить жизни ни в чем не повинных людей вызывало негодование и ярость.

— Не понимаешь, с кем имеешь дело! — рявкнул Корник, отбросив недавнюю вежливость.

— Не понимаю, — спокойно согласилась Лорелей, ни на миг не отводя глаз от искаженного злобой лица. — У вас достаточно денег, чтобы покупать дорогую одежду, да и необразованным вас не назовешь. Так зачем же все это? Для чего было похищать человека и избивать до полусмерти в тщетной надежде отнять посланный свыше дар? Что заставляет вас совершать такие поступки, заранее обрекая себя на виселицу? — Она кивнула в сторону Такера: — С ним все ясно. Этот человек успел совершить столько преступлений, что заслужил дюжину смертных приговоров, так что еще один уже все равно ничего не решит и не изменит. Но вы ведь сын джентльмена, не так ли?

Корник выпрямился.

— Конечно. Но, к сожалению, я всего лишь младший сын небогатого барона, а потому всю жизнь вынужден трудиться, как простолюдин. Дядя нашел мне должность в правительстве и решил, что безмерно облагодетельствовал. И вот я годами работал незаметным клерком, но так и не смог продвинуться по служебной лестнице. Никто не замечал моих трудов, даже сам дядюшка. Но, слава Богу, мне выдалась возможность вырваться из болота, и я воспользовался этой возможностью. Я выполнял поручение человека, наделенного огромной властью. Огромной. А власти без денег не бывает — как известно. Но Уэрлок лишил меня шанса на красивую жизнь. Зато теперь твой папочка не позволит уйти с поля боя нищим.

Корник грубо схватил Лорелей за руку и заставил встать.

— Нет, вы не уйдете с поля боя! — воскликнула Лорелей. — Для этого надо остаться в живых!

Краем глаза она заметила, что в боковом окне мелькнул неясный силуэт. Да, план освобождения, несомненно, существовал! Значит, нужно любым способом удерживать внимание бандитов — только так можно отвлечь их от происходящих возле дома таинственных событий. Возможно, отец и Аргус делали то же самое, потому и стояли на виду, ничего не предпринимая. Скорее всего, они рассчитывали, что остальные успеют пробраться в тыл, и просто тянули время. Рискованная тактика! Оставалось одно: молиться, чтобы все получилось именно так, как было задумано.

— Корник! — снова закричал Аргус. — Ну что, выйдешь к нам или уже передумал?

Такер поднялся и лениво проверил пистолет.

— Пожалуй, пора пристрелить герцога. Еще ни разу не убивал такую важную птицу. Чувствую себя так, как будто должен прикончить короля!

— Осторожнее, приятель, отдает государственной изменой.

— Но я хочу убить герцога, — упрямо повторил Такер.

Корник взглянул на него с особым вниманием, однако Такер лишь пожал плечами:

— Ну что, разрешишь?

— Он твой, — коротко заключил злодей и тоже проверил пистолет.

Несмотря на напряженность момента, Лорелей заметила нелогичность поведения похитителей: оба несколько раз целились, но до сих пор ни разу не выстрелили. Что же изменилось? Какой смысл так часто убеждаться в готовности оружия? Этого она не понимала, но со своей стороны решила испытать, насколько они внимательны. Как только Корник и Такер отвлеклись и занялись пистолетами, неслышно отступила в сторону. Оба тут же повернулись. Да, далеко убежать не удастся, особенно если учесть, что дверь заперта, а руки связаны за спиной.

К сожалению, прежде чем выйти на переговоры, преступники не забыли надеть темные очки, чем сразу лишили Аргуса главного средства воздействия. Корник к тому же вытащил из сапога огромный нож и приставил к спине Лорелей. Да, если план спасения и существовал, то в эту минуту действия заметно осложнились.

— Шагай передо мной, — распорядился негодяй. — Не вздумай показать, что за спиной нож, и не пытайся убежать. Такер сразу выстрелит герцогу в живот, и тогда сможешь понаблюдать, как папочка медленно испускает дух.

Пока Такер отпирал дверь, в голову пленницы вихрем пронеслось несколько дерзких вариантов немедленного освобождения. Но всякий раз конец оказывался печальным: или она стояла над умирающим отцом, или сама лежала в луже крови. Возможно, Корник и в самом деле был всего лишь трусом и даже глупцом: позарился на богатство и власть, но даже не задумался о последствиях. Однако в одном сомневаться не приходилось: угрожать он умел отлично. Безошибочно почувствовал ее страх за спасителей, а поскольку не был уверен в отношении Аргуса, начал угрожать жизни и здоровью самого близкого и дорогого из родственников. Но как бы ни складывались обстоятельства, нужно было немедленно изобрести способ и предупредить отца о том, что к ее спине приставлен нож: даже сейчас острие больно царапало кожу.

Аргус вздохнул с облегчением: первой из хижины вышла Лорелей, а следом за ней показался Корник. Однако радоваться было рано: опасность отнюдь не миновала. К тому же как только любимая приблизилась на несколько шагов, стало заметно, что усталое бледное лицо сплошь покрыто синяками и кровоподтеками. Судя по лаконичному, но весьма красноречивому ругательству, герцог тоже успел заметить следы насилия. Захотелось в тот же миг расплатиться сполна, заставить подлеца изрядно помучиться перед смертью. Невысокая, хрупкая Лорелей не могла представлять серьезной угрозы, и безжалостный удар по лицу никак нельзя было оправдать попыткой обороны.

— Продолжаешь истязать тех, кто не способен ответить?

Сэр Уэрлок понимал, что не стоит злить противника, однако самоуверенного вида вынести не мог.

— Я всего лишь призвал ее к порядку, когда она пыталась убежать, — безмятежно пояснил Корник. — Боюсь, герцог окончательно избаловал девчонку: совсем не слушается. Не напрасно говорят: «Пожалеешь розгу, испортишь ребенка».

Он укоризненно покачал головой.

Не успел Аргус ответить, как герцог шагнул вперед и сдержанно произнес:

— Сэр, у вас все еще остается возможность уйти отсюда свободным человеком. Если немедленно освободите мою дочь, покинете Санданмор, а потом и страну, мы не станем вас ни преследовать, ни выдвигать обвинений.

— Папа, этот человек убил Джеймса, — негромко напомнила Лорелей.

Благородное предложение отца заслуживало уважения, но разве допустимо оставлять без возмездия гибель ни в чем не повинного дровосека?

— Джеймс смог бы меня понять, — ответил отец. — Я хорошо его знал, а потому уверен: старик с готовностью отдал бы жизнь за твою свободу.

— Неужели надеетесь, что я поверю пустым обещаниям? — усмехнулся Корник. — Возможно, вы сдержите слово, но вот Уэрлок даже и не подумает. Он ни словом, ни жестом не поддержал предложение. Да и ваша дочь не ленилась напоминать, что его родственники непременно отомстят.

Герцог хорошо знал, что дочь остра на язык. Он посмотрел на Лорелей с легкой укоризной, однако она лишь улыбнулась и едва заметно подмигнула. В глазах отца мелькнул вопрос: дочь что-то пыталась сказать, но что? Этот небольшой фокус они придумали давно, чтобы показать, что необходимо обсудить нечто важное, но так, чтобы дети ничего не поняли. Не зря томительно долгими зимними вечерами один из слуг обучал герцога и его дочку древнему гэльскому языку — наречию шотландцев. Усилия не пропали даром, и причудливые кельтские слова служили им верой и правдой, когда возникала необходимость обменяться мнениями об очередной проделке близнецов, а Аксель и Вольфганг обреченно ожидали наказания. Вот и сейчас Лорелей воспользовалась тайным знанием и коротко сообщила отцу о приставленном к спине ноже.

— Что ты сказала? — Корник надавил на нож сильнее, и острие еще больнее вонзилось в кожу.

— Я сказала отцу, что он хороший, добрый человек, и за это я очень его люблю. — Голос Лорелей прозвучал вполне искренне и невинно, однако враг смотрел с нескрываемым сомнением. — В критический момент такое признание необходимо, — пояснила Лорелей.

— Что за ерунда! — отмахнулся Корник, очевидно, все-таки поверив, но на всякий случай обернулся и проверил, прикрывает ли Такер тыл.

Ничего не происходило, и Лорелей начала сомневаться, действительно ли несколько минут назад за окном хижины она заметила движение. Отец и Аргус тем временем обменивались с противником все более колкими репликами, напрасно пытаясь склонить того к сделке, выполнять условия которой он не собирался. Корник все так же держал нож, приставив лезвие к спине Лорелей, и с каждой секундой боль становилась все острее. Рана, похоже, уже кровоточила. Лорелей с трудом сдерживалась, чтобы не вскрикнуть и не попытаться уклониться. Может, Уэрлоки видят, что происходит, и оттого стараются передвигаться медленно и незаметно?

— Нет, изменить условия сделки, пусть даже самую малость, я не согласен, — наконец решительно заключил Корник, устав и от переговоров, и от неравной игры ума. — Здесь командую я. Козырная карта в моих руках. Деньги и только деньги, больше ничего.

— Но ведь вы не намерены убивать мою дочь, — с трудом сдерживая ярость, произнес герцог.

— Если честно, ваша светлость, то было бы неплохо заставить эту юную леди замолчать раз и навсегда. Уж очень длинный и острый у нее язык. — На тонких губах Корника заиграла улыбка. — Как вы, должно быть, заметили, мне уже пришлось призвать упрямицу к порядку. Удивительно, что вы готовы заплатить за возвращение этой несдержанной особы.

Лорелей поняла, что преступник пытается нащупать уязвимое место. Если неосторожным словом или движением отец выдаст свою любовь и привязанность, злодей немедленно воспользуется оружием и начнет ее терзать. К счастью, герцог, кажется, и сам это понимал, а потому держался подчеркнуто строго, даже сухо.

— Это мой ребенок, — лаконично ответил он.

— Может, уже хватит болтать? — недовольно пробормотал Такер.

Судя по всему, ему не терпелось пролить кровь.

— Не спеши, успеем. Приятно сознавать, что и благородный герцог, и несносный Уэрлок наконец-то в моей власти. — Не отводя глаз, Корник поцеловал Лорелей в щеку. — А в моих объятиях прекрасная дама. Хочется продлить драгоценный момент, запечатлеть в памяти, чтобы потом, когда придет время с удовольствием тратить деньги, радовать себя приятными воспоминаниями.

— Достаточно! — не выдержал Аргус. — Забери свой чертов выкуп и немедленно освободи леди.

— Какой нетерпеливый, — криво улыбнулся Корник и сильнее надавил на нож.

Лорелей с трудом сдержала стон.

«Пожалуйста, застрелите его скорее!» — мысленно взмолилась она и ужаснулась собственной кровожадности. Острая боль подсказывала, что лезвие проникло глубоко. Да и кровь уже не сочилась, а текла тонким, но непрерывным ручейком. Еще немного, и под ногами соберется красная лужа.

Взгляд герцога красноречиво свидетельствовал, что манипуляции с ножом не укрылись от его внимания, и все же Лорелей надеялась, что упорным молчанием сумела ввести отца в заблуждение. Пусть он считает, что рана пустяковая, и действует так, как задумал. Корник и Такер держали пистолеты наготове, и потому любое агрессивное, да и просто резкое движение могло спровоцировать выстрел. Нет, рисковать безопасностью дорогих сердцу людей было бы непростительным слабоволием, тем более что за поясом у каждого тоже наверняка пряталось оружие. Зачем же раньше времени раскрывать карты?

Сзади, оттуда, где стоял Такер, донеслось невнятное бормотание. Лорелей посмотрела через плечо: с удивленным видом великан выпустил из руки пистолет, а в следующий миг медленно, грузно упал на колени.

— Идиот! — прохрипел он, обращаясь к Корнику. — Твое чванство стоило мне жизни…

Не успев закончить фразу, Такер упал лицом в грязь и затих. В спине торчал огромный нож. Герцог и Аргус шагнули к пленнице, однако Корник быстро поднял пистолет и прицелился лорду Санданмору прямо в лоб. Одновременно лезвие вонзилось еще глубже, и Лорелей застонала от боли.

— Ты проиграл, Корник, — заговорил сэр Уэрлок. — Дом окружен нашими людьми, и каждый из них вооружен. Если не бросишь пистолет и не отпустишь мисс Сандан, живым не уйдешь.

Как только Такер упал, злодей запаниковал. Тяжело, с присвистом дыша, он лихорадочно искал путь к спасению. Но внезапно наступила полная тишина, и Лорелей почувствовала: преступник понял, что обречен. В это мгновение ей стало по-настоящему страшно: инстинкт самосохранения подсказывал, что в одиночестве он умирать не намерен.

Он все еще мог застрелить отца, а мог по самую рукоятку вонзить нож ей в спину. Ни один из вариантов не радовал. А что, если резко метнуться в сторону? Нет, бесполезно. Прежде чем удастся сделать пару шагов, Корник все равно успеет расправиться и с отцом, и с ней.

— Должен признаться, я шокирован. Никак не предполагал, что герцог королевства способен нарушить данное слово.

Его голос звучал глухо и с усилием.

— Я не давал никаких обещаний, — спокойно возразил лорд Санданмор. — Всего лишь согласился встретиться, и не больше. Надеюсь, вы не расправились с мальчиком-посыльным так же, как с Джеймсом?

— Разумеется, нет. Какой вред от мальчишки? Но и платить, как обещал, не стал. Такер прогнал его прочь, и на этом история закончилась. — Корник быстро взглянул на Лорелей, однако пистолет в его руке не дрогнул. — Полагаю, этот грех мне тоже предстоит искупить.

— Да, — неожиданно ответил низкий бархатный голос, и Лорелей с радостью узнала Яго. — Боюсь, твой приятель уже в руках дьявола. Желаешь последовать за ним или все-таки предпочитаешь сдаться?

— Сдаться? О, выбор чрезвычайно привлекательный. Умереть сейчас или дождаться, пока палач затянет на шее петлю.

— Убери оружие, — приказал Яго.

— Сию минуту.

Не успела Лорелей перевести дух, как Корник с силой вонзил нож ей в спину и одновременно выстрелил в Аргуса. К счастью, в тот самый момент, когда злодей нажал на курок, сэр Уэрлок сделал шаг в сторону. Пока Лорелей стояла, оцепенев от боли, раздалось сразу несколько выстрелов. Хотелось посмотреть, не ранен ли кто-нибудь из своих, но пошевелиться или хотя бы повернуть голову у Лорелей не хватило сил. А спустя мгновение ноги подкосились. Уже стоя на коленях, она успела увидеть склонившегося над ней отца.

— Корник? — прошептала она.

— Убит несколько раз подряд. Мы все в него выстрелили.

— Хорошо.

— Но что же он с тобой сделал?

— Боюсь, тоже убил, — едва шевеля губами, ответила Лорелей и потеряла сознание.

Глава 18

Аргус подоспел в тот самый момент, когда герцог перевернул дочь на живот и сорвал с нее плащ. Платье почему-то стало липким и темным. Сэр Уэрлок без сил опустился на землю. Из глубокой раны потоком лилась кровь. Он смотрел на бледную, неподвижную Лорелей, а в мыслях крутилось только одно: «Дурак, глупец, идиот!»

В этой девочке заключалась вся его жизнь. Сейчас, когда кровотечение могло в любой момент убить ее, захотелось сказать ей все, что должен был сказать раньше.

— Вы знали. — Аргус посмотрел на герцога. — Она вам сказала.

— В тот самый момент, когда произнесла несколько слов на гэльском, — подтвердил Рональд и с печальной улыбкой убрал с белого как мел лица рыжие волосы. — Сказала, что подлец держит за ее спиной нож. Чуть позже стало ясно, что оружие пошло в ход, но, честно говоря, я решил, что дело ограничилось легкой царапиной, не больше. До чего нелепо! Он же с самого начала собирался убить нас и вряд ли изменил план в тот момент, когда понял, что обречен.

— Должно быть, хотел любым путем заставить вас заплатить за свое поражение, — вступил в разговор Стефан.

— Можешь что-нибудь сделать? — с надеждой в голосе спросил Аргус.

— Пожалуй, попробую унять кровотечение, — покачал головой юноша и опустился на колени рядом с герцогом. — А вот закрыть рану вряд ли удастся: слишком глубокая. Здесь нужен опытный хирург.

— Как только вернемся домой, хирург будет, — заверил герцог. — Если сумеешь остановить кровь, значит, еще не все потеряно.

Стефан сосредоточенно склонился над Лорелей, и Аргус замер в напряженном ожидании. Через несколько минут юноша поднял голову, посмотрел вокруг отсутствующим взглядом и попытался встать, однако покачнулся и едва не упал; герцог вовремя поддержал его. Теперь можно было перевязать рану. Аргус поспешно сорвал с себя рубашку и оторвал длинную широкую полосу; получился отличный широкий бинт. Трудно было представить, что хрупкая девушка стоически терпела мучительную боль, чтобы не отвлекать внимания от Корника.

— Очень глубокая рана, — пробормотал Стефан. — Думаю, внутренние органы не пострадали, но ведь я пока только учусь, а значит, могу ошибаться. Я умею останавливать кровотечение, облегчать боль, снимать лихорадку. — Он пожал плечами: — Если доктор наложит швы, непременно помогу восстановить силы и устранить угрозу воспаления.

Словно стараясь опередить герцога, Аргус завернул Лорелей в плащ и взял на руки; Лорд Санданмор собрался возразить, но передумал, покачал головой и грустно улыбнулся. Вскоре вернулись Яго и Леопольд: они отправили посыльного за доктором и привели лошадей. Аргусу отчаянно не хотелось хотя бы на миг уступать драгоценную ношу, но сесть верхом с Лорелей на руках оказалось невозможно. Пришлось передать ее отцу, быстро запрыгнуть в седло и после этого снова осторожно забрать. Только прижав любимую к груди, Аргус ощутил в душе проблеск надежды.

— Придется ехать быстро, но так, чтобы ее поменьше трясло. — Герцог уже успел сесть на своего коня. — Путь неблизкий и утомительный, а к доктору надо попасть как можно скорее. И все же нельзя забывать, что от напряжения кровотечение может возобновиться.

Аргус оглянулся на тела Корника и Такера:

— А с ними что делать? Честно говоря, я бы оставил на съедение зверям.

— Согласен. Хотя бы за то, как они обошлись с Джеймсом. Но я мировой судья и обязан неукоснительно соблюдать все законодательные процедуры. А потом пусть гниют. Но вот Джеймса обязательно привезу и с почестями похороню на церковном кладбище рядом с женой.

Мысли Аргуса вернулись к самому важному.

— В нашей семье есть еще несколько целителей, более опытных и знающих, — задумчиво произнес он. — Как только приедем, срочно их вызову.

— Стефан тоже об этом говорил. Будем надеяться, что доктор справится.

Путь показался Аргусу мучительно долгим и трудным. Каждый бугорок пугал, каждая впадина казалась страшной ямой. Стоило Лорелей пошевелиться, как он с ужасом проверял, не возобновилось ли кровотечение. К счастью, труд Стефана не пропал даром. И все же к тому моменту как из-за поворота показался Сандан-Хаус, Аргус уже с трудом держался в седле: ноги затекли от постоянного напряжения, руки одеревенели от попыток удержать Лорелей на весу и тем самым уберечь от тряски, а спина онемела от неподвижности.

Во дворе Аргус снова передал любимую герцогу, но только для того, чтобы спешиться и бросить груму поводья. Едва ощутив под ногами землю, он немедленно забрал Лорелей и понес к дому. Наверное, со стороны его поведение выглядело наивным, но почему-то Аргуса терзало смутное опасение: если он расстанется с Лорелей хотя бы на несколько минут, она ускользнет навсегда.

На крыльце его встретила взволнованная Олимпия.

— Что случилось? — испуганно спросила она и пошла рядом, чтобы помочь уложить больную.

— Корник ударил ее ножом в спину, — мрачно ответил Аргус. — Понял, что все потеряно, и решил отомстить.

— Мерзавец! Он мертв?

— Четырежды мертв! Мы все в него выстрелили: герцог, Леопольд, Яго и я. А Стефан метнул нож в Такера и, как всегда, не промахнулся.

Аргус вошел в спальню и осознал, что не хочет расставаться с Лорелей: руки отказывались разомкнуться и опустить любимую на постель. Но теперь настала очередь Олимпии и Вейл: в ожидании доктора им предстояло тщательно обработать рану. Сэр Уэрлок тем временем поспешил в садовый дом, чтобы умыться, переодеться и сложить кое-какие необходимые вещи, ведь он не собирался покидать главный дом до тех пор, пока опасность не отступит окончательно.

Ну, а потом предстоит отправиться в Лондон и закончить важные дела. Прежде всего, необходимо встретиться с тем из членов правительства, с которым он давно сотрудничал, и доложить обо всем, что произошло в последнее время. В конце концов, Корника нанял один из министров. Затем предстоит уладить множество формальностей и устранить возможные препятствия: ничто не должно мешать вступить на тот путь, по которому он твердо намерен идти.

— Надеюсь, парень, наконец, прозрел, — пробормотал Макс.

Они с герцогом стояли в дверях гостиной и наблюдали, как Аргус несется вверх по лестнице со свертком в руке.

— В пути он ни на миг не решался расстаться с Лорелей и, должно быть, изрядно устал, — покачал головой Рональд. — Честно говоря, не помню, чтобы приглашал его поселиться у себя.

— Вот увидите, он ни за что не отойдет от Лолли до той минуты, пока не удостоверится, что она вполне здорова.

— Считаешь, что он принял решение остаться с ней навсегда? А что, если это всего лишь забота о здоровье той, кому он обязан жизнью? Я хорошо знаю свою малышку: ей необходимо полное, безраздельное обладание. И брак нужен самый настоящий, основанный на доверии, верности и взаимной привязанности. А главнее, она нуждается в любви, — тихо добавил он. — От любви Лолли расцветает.

— Все это сэр Уэрлок непременно даст ей. Когда он появился на пороге, прижимая к груди несчастную окровавленную девочку, я увидел человека, обезумевшего от страха потери. Таким испуганным выглядит только тот, кто уже не принадлежит самому себе.

— Лорелей обязательно поправится, — уверенно произнес герцог.

Однако мудрому дворецкому показалось, что его светлость пытается в первую очередь убедить самого себя.

Макс положил руку на плечо друга.

— Знаю. Не сомневаюсь, что все будет хорошо. Молодость и сила — лучшие целители.

— Не бойтесь, она скоро выздоровеет, — раздался рядом голос Олуэна.

— Вас посетило видение, молодой человек? — спросил герцог.

— Да. Сначала ей будет очень плохо, и все испугаются, но пройдет немного времени и наступит улучшение.

— Рад слышать. Хорошо, что вы пришли, чтобы сообщить об этом, — поблагодарил лорд Санданмор.

— Я хотел избавить вас от переживаний. Вы такой добрый.

— Да, теперь действительно можно не волноваться. Скажите, юный Олуэн, вы играете в шахматы?

— Да, ваша светлость.

Рональд с улыбкой обнял мальчика за плечи:

— Так, может, сыграем?

Олуэн радостно кивнул, и герцог повел достойного соперника в библиотеку, однако возле двери остановился и обратился к дворецкому:

— Будь добр, принеси что-нибудь перекусить и не забудь прислать ко мне доктора, как только он закончит осмотр.

Едва доктор вышел из спальни Лорелей, путь ему преградил Аргус:

— Как она?

— Я намерен немедленно встретиться с герцогом.

— Сначала поговорите со мной, чтобы я мог правильно ухаживать. Я всю дорогу держал мисс Сандан на руках и хочу убедиться, что не нанес новых повреждений.

Доктор на миг задумался, словно сомневаясь, стоит ли терять время, но, видимо, решил удовлетворить ответом настойчивого собеседника.

— Человек, ее ранивший, не умел обращаться с холодным оружием, а потому нанес минимальный урон здоровью. Насколько можно судить, внутренние повреждения отсутствуют практически полностью. Необходим продолжительный покой. Рана затянется, и останется лишь небольшой шрам. Никакой тяжелой пищи, и побольше теплого питья. Следите за температурой. Впрочем, леди Олимпия сказала, что с лихорадкой справится без особого труда.

Закончив разговор, почтенный доктор спустился в холл и скрылся в библиотеке, а сэр Уэрлок поспешил в спальню. Его тревожило смутное сомнение: вдруг герцог прогонит его? Они ведь с Лорелей даже не были формально обручены. Разве позволительно постороннему человеку врываться в комнату юной леди на правах сиделки? Тем более что и в дом он явился по собственной воле, без приглашения.

И все же Аргус вошел в спальню, плотно закрыл за собой дверь и робко приблизился к постели. На огромной кровати Лорелей выглядела совсем маленькой и такой бледной, что лицо почти сливалось с белоснежной наволочкой. Доктор уложил ее на бок и устроил гнездо из подушек, чтобы она случайно не потревожила только что зашитую рану.

Аргус бережно провел ладонью по волосам возлюбленной.

— Она поправится, — успокоила Олимпия и поднялась с кресла.

— Откуда такая уверенность? — спросил сэр Уэрлок, занимая освободившееся место.

— Олуэн специально пришел, чтобы рассказать о видении. Думал, ты здесь. Предупредил, чтобы не отходили от постели, потому что поначалу болезнь будет протекать очень тяжело. Но выздоровление обязательно наступит. Я обещала тебе передать, и он побежал к герцогу.

— Лорд Санданмор очень волнуется, так что благая весть придется весьма кстати. Судя по всему, его Лолли пользуется особенно нежной привязанностью отца. Но не потому, что она — единственная дочь; есть и еще три.

— Мне довелось увидеть портрет второй супруги — той самой, с которой герцог познал семейное счастье. Девочка очень похожа на мать, особенно своими поразительными темно-рыжими волосами. Но, по-моему, сходство не ограничивается внешними чертами. Лорелей унаследовала характер герцогини и прекрасно ладит с многочисленным выводком мальчишек.

— Ты пытаешься меня о чем-то предупредить?

— Возможно. Мисс Сандан — всеобщая любимица, так что советую вести себя осторожнее. Ну, а теперь, пожалуй, пора немного отдохнуть.

Олимпия поцеловала брата в щеку, взяла книгу, которую читала, и вышла.

Как только дверь закрылась, Аргус предался размышлениям, Да, он действительно переступил все границы приличия, но действовал открыто, не прятался. Если бы герцог счел его поведение недостойным, то уже наверняка явился бы и вежливо, но настойчиво потребовал удалиться. Оставалось одно: надеяться, что ничего подобного не произойдет, поскольку вступать в горячую дискуссию с лордом Санданмором очень не хотелось. Да и оставлять пост возле постели Лорелей Аргус не собирался до победного конца.

Он наклонился и нежно провел пальцами по бледному лбу. Любимая перенесла испытания, способные ослабить ничуть не меньше, чем ранение. Да и долгий путь домой отнял немало сил. Все эти трудности несли угрозу воспаления и лихорадки, а ведь именно от лихорадки погибло множество людей! Да, родственники были правы, когда говорили, что из-за призрачного страха перед семейным проклятием он отказывался от истинного счастья.

Трудно признать собственную глупость, но он действительно вел себя как последний дурак. Упорно верил в невозможность удачного брака для каждого, кто носит фамилию Уэрлок или Вон. Да, его детство действительно не подходило под определение счастливого главным образом из-за разлада родителей. Но вместо того чтобы попытаться понять суть семейной драмы, он наивно принял ложные отношения за единственно возможный образец. И вот, наконец, настало время трезво проанализировать суть конфликта.

Первая и главная причина несчастья отца заключалась, несомненно, в характере матери. Избалованная, изнеженная, она не хотела думать ни о чем, кроме балов и нарядов, а от супруга требовала бесконечного восхищения и витиеватых комплиментов. Отец совершил непоправимую ошибку: доверчиво поддался внешнему, поверхностному обаянию и сделал ей предложение, даже не попытавшись выяснить, что представляет собой невеста, тем более что его собственная мать всю жизнь ненавидела «странные» способности того семейства, с которым связала судьбу. Наученному горьким опытом отцу следовало выяснить это опасное обстоятельство прежде, чем он надел на палец невесты обручальное кольцо.

Сам собой возник вопрос: а посещала ли кого-нибудь из предков идея заранее проверять отношение будущей жены или будущего мужа к талантам своей половины? Скорее всего, многие пытались скрыть дарованный Богом талант из страха получить отказ или остаться старой девой. Самое печальное, что трусливое поведение имело вполне объяснимое основание: разве случайно почти все рожденные вне брака дети становились сиротами? Мужчина скрывал от любовницы таинственные подробности, так как за долгие века преследования в семье выработался определенный стиль поведения. А когда рождался ребенок, особенности проявлялись со всей природной силой и пугали мать до такой степени, что она выбрасывала собственного младенца на улицу.

Вывод напрашивался сам собой: никакого проклятия Уэрлоков и Вонов в действительности не существовало; бесконечные проблемы возникали в результате ошибочного выбора, нежелания открыться близкому человеку и смешных попытках затеряться в толпе заурядных людей, притворившись одним из них. Но, несмотря на сложности, даже предыдущие поколения могли похвастаться несколькими удачными браками. Аргус не сомневался, что в этих случаях правда открывалась намного раньше, чем жених и невеста встречались у алтаря.

Идея семейного проклятия проникла в сознание прочно и надолго. Тем более странно, что сейчас, когда неожиданно появилось время для раздумья, удалось без особого труда ее развенчать. Но больше всего огорчало другое: он не дал себе труда доказать Лорелей, что видит в их отношениях не одну лишь поверхностную физическую связь. Придется при первой же возможности извиниться за досадную оплошность.

Смущало и еще одно нелепое обстоятельство: чтобы осознать глубину собственного чувства, потребовалось увидеть любимую неподвижно лежащей на земле, в луже крови. А прежде, в мгновения страсти, он высокомерно позволял себе молча выслушивать признания в любви, принимая искренность как нечто само собой разумеющееся. Еще один повод для раскаяния и глубоких извинений. Бедняжка, должно быть, молча страдала от унижения.

Основательно устроившись в кресле и вытянув ноги, чтобы не затекали, Аргус не отрываясь смотрел на спящую Лорелей. Она казалась такой красивой, что никаких слов не хватило бы, чтобы выразить безупречное совершенство. Но главное достоинство все-таки заключалось не в красоте, а в удивительной способности спокойно и невозмутимо принять и его самого, и членов его семьи. И даже Дариуса и Олуэна. Да, Леопольд прав. И Яго прав. И все остальные тоже правы: он действительно вел себя глупо и трусливо.

Но теперь пришла пора освободиться от досадных заблуждений и исправить ошибки. Необходимо уладить кое-какие неотложные дела, и можно будет жениться. Вот только откуда явилась странная нервозность? Неужели он боится сделать любимой предложение после того, как она подарила ему свою невинность и не раз признавалась в любви?

Размышления прервал тихий стон. Аргус склонился над Лорелей и со страхом увидел яркий румянец на ее щеках. Тронул лоб и не смог сдержать проклятия: подступала лихорадка. Стефан сумел остановить кровь и облегчить боль, однако теперь ей угрожала новая, не менее серьезная опасность.

Сэр Уэрлок позвонил. Спустя несколько секунд в комнату вошла Вейл, и он приказал протереть пылающее лицо Лорелей влажной салфеткой. Он поцеловал возлюбленную в лоб, а когда отстранился, с удивлением увидел, что она открыла глаза и смотрит прямо и осознанно. Вот только улыбка получилась совсем слабой, совсем не похожей на то ослепительное сияние, которое он так любил.

— Умерли только плохие люди, правда? — прошептала Лорелей.

— Правда, — подтвердил Аргус. — Все остальные живы и здоровы, только вот вы с Джеймсом подкачали.

— Ах да, бедняга Джеймс. Такой добрый. Наверное, лучше держаться от меня подальше: очень плохо себя чувствую.

— Корник ударил тебя ножом, забыла?

— Разве можно это забыть? Рана болит. Но плохо не от нее, а от чего-то другого. Это лихорадка?

В обессиленном хриплом голосе послышался страх, и Аргус поспешил успокоить любимую. Провел ладонью по волосам и как можно спокойнее произнес:

— Совсем легкая. Так, всего лишь небольшое повышение температуры. Сейчас найду кого-нибудь, кто сумеет с ним сладить. Воспаление началось только что, совсем внезапно и скорее всего так же внезапно закончится, особенно если вовремя помочь. Вейл будет постоянно протирать твои лицо и руки, чтобы не горели. А ты пока отдыхай и как можно больше спи. Помнишь, как вы с Максом меня лечили? Постоянно твердили, что лучший доктор — это сон.

— Ты вернешься?

Глаза Лорелей закрылись, однако рука крепко, по-хозяйски сжала ладонь.

— Обязательно.

Аргус торопливо вышел из комнаты и бегом спустился по лестнице. Его пугала не только сама лихорадка. Серьезные опасения внушал тот факт, что воспаление не заставило себя ждать и началось почти сразу: Лорелей еще не успела восстановить силы после ранения и серьезной потери крови. Он собирался обосноваться в библиотеке герцога и написать письма тем из родственников, кого считал самыми опытными целителями. Однако не успел дойти до двери, как едва не столкнулся с герцогом.

— К вам приехал посетитель, — сообщил лорд Санданмор. — Ждет в гостиной.

Он нетерпеливо схватил его за руку и потащил в противоположном направлении.

— Но мне необходимо срочно вызвать целителей.

— Целителей? — Герцог остановился как вкопанный и серьезно посмотрел Аргусу в глаза. — Срочно? Что означает эта спешка? Ей хуже?

— Проявились первые признаки лихорадки. Не исключено, что из-за значительной потери крови. Вейл делает все, что может, но я решил, что лучше вызвать кого-нибудь из самых сильных лекарей.

— И все же для начала загляните в гостиную. Может быть, и писать не придется?

Сэр Уэрлок послушно пошел за хозяином и, едва дверь открылась, радостно раскрыл объятия. С дивана поднялись два самых нужных человека.

— Септимус! Делмар! До чего же я счастлив вас видеть!

Он вопросительно взглянул на Стефана, но юноша молча покачал головой. Нет, он здесь ни при чем.

— Но как же вы узнали, что срочно необходима помощь?

— Хлоя сообщила, что у тебя несчастье, и велела немедленно ехать сюда. Можно даже сказать, строго приказала.

— А в чем заключается несчастье, вам не известно?

Герцог подошел к столу, на котором Макс уже успел расставить угощение, и взял с блюда лимонное пирожное.

— Здесь кто-то серьезно ранен и находится в тяжелом состоянии. — Септимус удивленно посмотрел на Аргуса. — Хлоя предупредила, чтобы мы спешили, иначе ты погибнешь, а ты выглядишь вполне здоровым.

— Я здоров, а вот леди Лорелей, дочь лорда Санданмора, действительно ранена и серьезно больна.

Аргус кратко объяснил, что случилось, хотя под пристальным, проницательным взглядом родственников чувствовал себя крайне неуютно.

— Что ж, надо спешить. Поднимемся и посмотрим, что удастся сделать. Мы с Делмаром обнаружили, что вдвоем работать надежнее: удается быстро снимать боль и лечить серьезные раны, но при этом почти не терять силы. Надеюсь, что общими усилиями справимся с недугом и поможем леди Сандан.

— Не возражаете, если я понаблюдаю за вашей работой? — неуверенно осведомился герцог.

Аргус заметил, что Септимус и Делмар заметно растерялись, и пришел на помощь:

— Наш благородный хозяин вполне надежен, и я полностью ему доверяю. К тому же многое знает о нашей семье.

Все поднялись в комнату Лорелей. Стефан, Септимус и Делмар подошли к постели, а Аргус остался возле двери и предусмотрительно попросил Вейл выйти: предстоящее действо могло расстроить податливую психику. Герцог тоже скромно остановился в стороне и замер, опасаясь пропустить хотя бы одно слово или движение.

Кузены приступили к сложной процедуре исцеления: осторожно прикасались к ране, дотрагивались до горячего лба.

— Нож был грязным, — пробормотал Делмар.

— Отвратительная небрежность, — согласился Септимус. — Уже началось воспаление, отсюда и лихорадка: организм всеми силами пытается противостоять.

— Рана серьезная, и инфекция проникла глубоко.

Аргус слушал, как тихо переговариваются целители.

Потом все трое закрыли глаза и застыли с вытянутыми руками. Аргус понял, что Септимус успел преподать молодому Делмару несколько важных уроков, и оттого помощник действовал со знанием дела. Нуждался в обучении и Стефан, а для этого молодому человеку нужно было набраться храбрости и заявить о твердом намерении посвятить себя сложной, но необходимой профессии целителя. Сейчас уже не оставалось сомнений в том, что он нашел свое призвание.

Наконец долгая процедура закончилась. Уставшие, заметно побледневшие Септимус, Делмар и Стефан расступились, чтобы пропустить герцога к постели дочери. Лорд Санданмор подошел и нежно погладил Лорелей по щеке. Аргусу отчаянно хотелось сделать то же самое, но он понимал, что придется подождать. Герцог не спешил уступать место, а растроганное выражение лица подсказывало, что долгое напряжение наконец-то отступило и сменилось надеждой.

Лорелей спала крепко, спокойно. Разговаривать в комнате не хотелось, и все вышли в коридор. Оказалось, что за дверью собралась толпа, однако многочисленные домочадцы вели себя на редкость сдержанно и тихо. Мальчики, несколько пожилых женщин, девушки и девочки — все молча смотрели на отца многочисленного семейства. Аргус увидел и своих сыновей: те устроились на полу рядом с новыми друзьями — близнецами Вольфгангом и Акселем. Герцог обвел питомцев пристальным взглядом и улыбнулся:

— Ей намного лучше. Наши гости, вот эти прекрасные молодые люди, приехали специально, чтобы помочь. — Он шутливо взмахнул руками, словно прогоняя стайку воробьев. — Займитесь делами, незачем здесь сидеть. Ну, а целителям необходимо отдохнуть и подкрепиться. — Лорд Санданмор повернулся к тетушке Гретхен. — Вам известно, какие из комнат свободны? Должно быть, потребуется небольшая уборка? Проследите, чтобы все было сделано как можно скорее.

Тетушка Гретхен поспешила выполнить важное поручение, а остальные спокойно разошлись кто куда. Аргус подумал, что Санданмор напоминает небольшую деревню. Интересно, умел ли хозяин отказывать в помощи многочисленным родственникам?

— Лорелей уже здорова? — с наивной доверчивостью спросил герцог, провожая гостей вниз, в столовую.

— Пока не совсем, ваша светлость, — ответил Септимус. — Но процесс выздоровления набирает силу. Должно быть, вы слышали наши разговоры у постели больной. Нож оказался грязным, и инфекция проникла глубоко в рану. Сейчас мы заставили воспалительный процесс отступить, но не исключено, что он попытается вернуться. Многое зависит от общего состояния здоровья и восстановительных сил организма. Но теперь уже ситуация под надежным контролем, и серьезных осложнений можно не опасаться.

— Корник даже собственное оружие не чистил! — Герцог укоризненно покачал головой. — От такого человека добра не жди.

Он знаком пригласил гостей к накрытому столу.

— Прошу вас, не стесняйтесь. Потраченную энергию необходимо восполнить. От Стефана я узнал, что каждый сеанс требует огромного напряжения и отнимает немало жизненных сил. Кстати, как вы намерены действовать дальше?

— Будем наблюдать за больной и при первых тревожных признаках снова объединим усилия. И так до тех пор, пока рана окончательно не очистится и угроза заражения не исчезнет.

Некоторое время Аргус внимательно слушал рассуждения, а когда убедился, что конкретная информация исчерпана и начался обмен мнениями, незаметно выскользнул из столовой и поднялся наверх. Сейчас он уже не сомневался, что его место рядом с Лорелей. Почему-то казалось, что если постоянно на нее смотреть и ловить дыхание, то ничего плохого уже не случится. Глупо, конечно, но переубедить себя сэр Уэрлок не мог.

— Ваша светлость, извините за бестактность… — робко начал Септимус.

— Сынок, я стал отцом в пятнадцать лет и с тех пор успел произвести на свет семнадцать детей. Бестактностью меня не удивишь, сталкиваюсь с ней изо дня в день, причем в самых неожиданных проявлениях.

— В таком случае позвольте спросить: как вы относитесь к чувствам Аргуса и дочери?

— Ага, значит, вас отправили на разведку?

— В некотором роде. Но основная и неотложная задача — вылечить мисс Сандан. Кузина Хлоя ясно дала понять, что если мы немедленно не отправимся в Санданмор и не поможем, то с Аргусом случится непоправимая беда. Ну, а едва увидев, как кузен смотрит на раненую, я уже ни секунды не сомневался в их отношениях. Однако он всего лишь рыцарь, в то время как леди Лорелей…

— Моя дочь. Да, этот факт отрицать трудно. И все же я считаю, что дети имеют право сами решать, за кого выходить замуж и на ком жениться. Меня устраивает любой союз, который устраивает их. А в конкретном случае считаю сэра Уэрлока прекрасной партией, поскольку именно такого мнения придерживается сама Лорелей. Более того, уверен, что за короткое время между похищением девочки и ее освобождением — пусть даже ценой тяжелого ранения — ваш кузен пережил истинное прозрение.

— Ах, да! Известное проклятие Уэрлоков и Вонов! Рад, что он сумел освободиться от суеверного страха и нашел в себе силы вырваться из заколдованного круга. Никто из нас не повторит роковой ошибки прошлого. Стремление сохранить тайну, ваша светлость, — вот в чем заключался стратегический просчет. Наши предки скрывали таланты от жен и мужей до тех пор, пока не приходилось объяснять, почему родившиеся дети совсем не похожи на остальных, обычных малышей. К счастью, в вашем доме подобные секреты не нужны.

— Я всегда старался вырастить детей разумными, свободно мыслящими и открытыми к новым знаниям. Аргус и Лорелей станут прекрасной парой — это такая же неоспоримая истина, как мой герцогский титул.

— И уверенность настолько непоколебима, что вы позволяете джентльмену оставаться в спальне дочери?

— Девочке двадцать три года, но она впервые обратила на мужчину пристальное внимание. Отводного звука его имени глаза ее начинают сиять. Мудрый отец не встанет на пути этого сияния.

Аргус сел возле постели и бережно сжал теплую безвольную руку любимой. Лорелей мирно спала, а лихорадочные красные пятна на щеках сменились здоровым мягким румянцем. С благодарностью вслушиваясь в ровное дыхание, он поцеловал тонкие пальчики. Септимус и Делмар не подведут, обязательно вылечат. Конечно, чтобы побороть воспаление и лихорадку, потребуется время, но ребята справятся. Ну, а ему тем временем предстоит решить, что делать дальше.

— Ты обязательно выздоровеешь, — произнес он вслух. — И мы отпразднуем победу на своем любимом месте, в яблоневом саду.

— Соблазнитель, — прошептала Лорелей и приоткрыла глаза.

Но уже в следующую секунду ее ресницы снова опустились. Целительный сон цепко держал в объятиях.

— Это ты меня вдохновляешь.

— Правда? Как мило! Но теперь у меня на спине останется шрам.

— Я буду его целовать. — Аргус с радостью заметил легкую улыбку Лорелей. — Отдыхай, милая. Целители творят чудеса, но впереди еще долгий и сложный путь.

— Знаю. Будь добр, поблагодари их за меня.

— Непременно. А твой отец уже это сделал.

Любимая с такой невозмутимой легкостью приняла нетрадиционный способ лечения, что Аргус понял: отпустить ее от себя было бы непростительной глупостью, даже несмотря на разницу в положении и достатке. А сейчас он осторожно спрятал обмякшую руку под одеяло и нежно убрал со лба непослушный локон. Солнце с любопытством заглядывало в окно, словно хотело рассмотреть необыкновенные рыжие волосы, а сэр Уэрлок дал себе слово сделать все, чтобы изо дня в день наслаждаться этой удивительной, ни с чем не сравнимой красотой.

Глава 19

— Уехал? Что значит уехал?

Лорелей с трудом верила собственным ушам и растерянно смотрела на Олимпию. После двух долгих недель болезни силы, наконец, вернулись, и она снова почувствовала себя здоровой. Конечно, если бы не помощь Септимуса, Делмара и юного Стефана, рана заживала бы значительно дольше, да и вообще неизвестно, справился бы организм с инфекцией или нет. И все же полмесяца в постели — серьезное испытание. Конечно, от посетителей не было отбоя: все разновозрастные обитатели Санданмора, а также Уэрлоки и Воны выстраивались в очередь, чтобы посидеть рядом и хотя бы немножко поговорить. И вот, когда она смогла выйти из комнаты и даже спуститься вниз, в гостиную, самый главный человек внезапно куда-то уехал. А ведь пока она лежала без сил, Аргус не отходил ни на шаг. Рассказывал забавные истории, читал, а перед сном нежно целовал в лоб. И Лорелей поверила, что счастье возможно.

Как выяснилось несколько мгновений назад, поверила напрасно. Казавшийся таким надежным друг исчез, не попрощавшись и не сообщив, куда и зачем едет. Неужели увидел, что она выздоровела после ранения, нанесенного его личным врагом, счел свою работу законченной и поспешил прочь, на свободу? В таком случае, что же делает в Санданморе многочисленный отряд Уэрлоков и Вонов?

— Не думай о плохом, — посоветовала Олимпия. — У Аргуса действительно накопилось немало дел; не забывай, что целых две недели он неотлучно просидел возле твоей постели. Ловил каждый твой вдох.

Так оно и было. Когда бы Лорелей ни открыла глаза, первым делом встречала теплый взгляд любимого. Даже отец появлялся реже. А Аргус не только составлял приятную компанию, но и кормил с ложечки, смачивал лоб прохладной водой, читал книги и выполнял множество мелких поручений. Так много времени они не проводили вместе с тех самых пор, как мисс Сандан привезла едва живого сэра Уэрлока в поместье герцога, устроила в садовом доме и два первых дня просидела рядом, почти не вставая. Должно быть, именно поэтому внезапное исчезновение не просто расстроило, но и обидело до глубины души.

Нет, твердо сказала себе Лорелей. Это не бегство. Олимпия никогда не ошибается; раз Аргус уехал, значит, так и должно быть. В конце концов, ему приходится зарабатывать на жизнь, а, начиная с рокового дня похищения и плена, он ничего для этого не делал. А в это самое время отец, при всей своей рассеянности и погруженности в абстрактные занятия, постоянно заботился о благосостоянии огромного семейства. Как любил повторять он сам, деньги в лесу не растут, и, чтобы их добыть, приходится прикладывать усилия.

— Помню, Аргус говорил, что его ждет работа, — заметила Олимпия.

— Да, вы правы. Вспоминаю, что в разговоре со мной он тоже об этом упоминал. Но только не объяснил, чем именно предстоит заниматься, и я решила, что неотложные дела накопились здесь, в Санданморе.

— О нет, брат сейчас в Лондоне.

При упоминании столицы сердце неприятно дрогнуло. Мысль о блестящих салонах и опытных светских дамах радости не доставила. Не пройдет и нескольких дней, как сама она превратится в его глазах в скучную провинциалку. Ужасное опасение, раз появившись, обосновалось прочно и надолго. Перед глазами Лорелей стояла жуткая картина: Аргус разгуливает по улицам Лондона под руку с какой-нибудь умопомрачительной модной красавицей.

— Ну, если вы вдоволь настрадались, представляя брата в разгар оргии с полудюжиной падших женщин, осмелюсь пригласить на небольшую прогулку. Свежий воздух поможет выветрить из головы глупости.

— С полудюжиной? — недоверчиво переспросила Лорелей. — Разве такое возможно?

Олимпия снисходительно пожала плечами, встала и расправила пышную юбку.

— Доводилось слышать, что во время оргии о целомудрии думают меньше всего.

— Но как же вы могли слышать об оргиях? Всегда думала, что дикие сборища происходили только в античные времена, в Древней Греции и Древнем Риме. Чтобы узнать о запретном, тайком читала те книги, которые отец, как ему казалось, надежно прятал от нас, детей.

— Все старое когда-то оживает, возвращается и становится новым, особенно если речь идет о мужской похоти. Как и в глубокой древности, в наши дни нелепое самолюбие тоже заставляет мужчин окружать себя подружками. Видимо, они полагают, что распущенность способна доказать недюжинную выдержку и силу.

— О, замечательно, ничего не скажешь! Гадкие самовлюбленные петухи, — пробормотала Лорелей и медленно поднялась. К немалой своей радости, она не ощутила даже легкого головокружения — молодые Уэрлоки оказались искусными лекарями. — Интересно, что бы они почувствовали, если бы женщины последовали их примеру и тоже устроили вакханалию?

Олимпия остановилась возле двери и заинтересованно обернулась:

— О, какая чудесная идея!

— Всего лишь шутка. Если угодно, гипотетическое сравнение.

— Тем не менее, мысль действительна увлекательная. Только представь: оргия для женщин, где они сами выбирают мужчин, а тем приходится безропотно выполнять любое желание, любой причудливый каприз.

Лорелей нахмурилась.

— Странно. Еще недавно я с радостью пустилась бы в пространные рассуждения, а сейчас эта тема почему-то меня совсем не интересует.

— А все оттого, что ты безумно влюблена в моего брата.

— Ну, насчет «безумно» сомневаюсь, — возразила Лорелей и следом за леди Уэрлок вышла из комнаты. — К тому же сейчас я далеко не так наивна, как раньше, и совсем не уверена, что захочу раздеться на глазах у нескольких мужчин. Впрочем, иногда встречаются такие красавцы… ой, что это я говорю? — Она покачала головой. — Ты то и дело втягиваешь меня в невероятные разговоры.

— Но они-то и бывают самыми интересными.

— И что же, милые дамы, вам кажется самым интересным? — насмешливо уточнил Септимус.

Он вышел из гостиной в тот самый момент, когда подруги спустились в холл.

— Неприличные разговоры, — улыбнулась Олимпия.

— А, понятно. Позволите присоединиться?

— Ты еще слишком молод.

— Не моложе леди Лорелей.

— Женщины взрослеют быстрее мужчин. А вы и в тридцать все еще остаетесь детьми. А потом, после пятидесяти, снова впадаете в детство. Это известный факт. Так что разрешим составить нам компанию в тот короткий период, когда будешь взрослым.

— Хулиганка.

Септимус рассмеялся, поцеловал кузину в щеку и тепло посмотрел на Лорелей:

— Немного окрепли?

— Еще как! Не могу больше сидеть в комнате. Если бы вы не ускорили выздоровление, то пришлось бы провести в постели еще несколько недель. Вот тогда точно сошла бы с ума.

Септимус снова весело засмеялся, а Лорелей улыбнулась.

— Ну, а поскольку все сложности уже позади, вы решили погулять. Позволите немного проводить?

— Конечно! — с готовностью согласилась Лорелей. — Но почему же немного?

— Нужно идти в деревню: необходима помощь в трудных родах. Герцог уже там и просил не задерживаться. Очевидно, эта женщина пользуется его особым расположением?

— Папа думает, что мы ничего не знаем, но несколько лет назад она была его любовницей.

— Но это не его ребенок?

— Нет. Папа внушал моим старшим братьям, что мужчина должен проявлять осторожность, особенно когда имеет дело с девушкой. Но этим наставление не ограничилось: он пошел дальше и изложил несколько надежных способов защиты, а особенно подробно тот, который способен предохранить от сифилиса.

— Ни за что не поверю, что подобные беседы велись в вашем присутствии.

— И правильно сделаете. Я сидела под дверью и подслушивала через замочную скважину. Вскоре, однако, меня поймал Макс, так что просвещение неожиданно оборвалось. Потом, правда, дворецкий объяснил, что поскольку папа когда-то сам был юношей и очень хорошо понимает сыновей, то в дальнейшем беседа сосредоточилась на тяжелых болезнях, которые возникают, если не соблюдать осторожность.

Теперь уже рассмеялся не только Септимус. Олимпия тоже весело расхохоталась.

— Должно быть, говорил он очень убедительно, иначе с какой бы стати Филипп, второй в очереди наследования, несколько месяцев подряд твердил, что мечтает посвятить себя Господу и стать священником? Отец объяснил, что если брат не перейдет в католичество, ничего не изменится: протестантские священники обета безбрачия не дают. Филипп еще немного поупрямился, но потом встретил хорошенькую молочницу.

Все трое с удовольствием гуляли по тенистому парку, наслаждались чудесным летним днем, болтали о пустяках, шутили. Скоро Лорелей заметно повеселела — а новые друзья именно этого и добивались. И хотя не очень приятно сознавать, что окружающие без труда читают твои чувства, она была благодарна и за компанию, и за поддержку. Конечно, хотелось бы узнать, надолго ли Аргус уехал и когда собирается вернуться, однако спросить прямо недоставало мужества.

— Завтра исполнится месяц с того дня, как Аргус исчез, а до сих пор не пришло ни одного письма.

Лорелей казалось, что сердце превратилось в камень. Но камень не болит, а ее сердце болело. Уж лучше бы действительно окаменеть, мрачно думала она. За время долгой разлуки любимый не прислал даже короткой записки с пожеланием полного выздоровления.

Мисс Сандан уныло сидела в утренней комнате, погруженная в печальные размышления. Да, она проиграла. Всеми силами пыталась показать, что любит и никогда не оставит, и все-таки не смогла добиться ответного чувства. Теперь уже стало абсолютно ясно, что рисковать не имело смысла.

— Может, выйдешь погулять? — предложила Олимпия, на миг подняв глаза от сложной вышивки, над которой увлеченно работала. — Смотри, дождь закончился и выглянуло солнце. Пройдись по саду, сразу станет веселее.

Лорелей понимала, что своим настроением способна нагнать хандру даже на жизнерадостную подругу, а потому послушалась и встала. Скоро ноги сами привели ее в укромный уголок яблоневого сада. Здесь она поняла, что любит Аргуса, и здесь же впервые доказала свою безоглядную преданность. В то время душу переполняли мечты и надежды. А сейчас? Сейчас жизнь рассыпалась в прах.

Лорелей опустилась на траву и прислонилась спиной к толстому стволу.

— Лолли!

Лорелей посмотрела сквозь листву: Дариус и Олуэн целенаправленно шагали в ее сторону. Да, в этих мальчиках сейчас сосредоточилась ее единственная надежда. Аргус ни за что не бросил бы сыновей, а те пока не высказывали намерения вернуться в Радмур. Уехали только Яго и Леопольд — обоих призвала работа, причем, насколько удалось понять, весьма секретная. Лорелей быстро вышла из укрытия и приветливо помахала рукой.

— Вам здесь нравится?

Дариус слегка нахмурился и посмотрел по сторонам.

Лорелей попыталась взглянуть на пейзаж глазами двенадцатилетнего подростка. По сравнению с прочими частями сада эта выглядела не лучшим образом. Деревья росли слишком густо и буйно, кусты никто не подстригал, а трава давным-давно не знала косы. И все же именно за дикое очарование она и любила забытое садовниками местечко; здесь природа сама решала, что и как устроить.

— Это мое убежище, и мне здесь нравится, — уверенно ответила мисс Сандан и улыбнулась: — Рассказывайте, зачем пожаловали.

— Ваш отец сказал, что когда-то вы собирали необычные камни, — начал Олуэн. — Вот мы и хотели спросить, помните ли вы, где они хранятся, или давно все выбросили.

— Конечно, помню. Камни целы. Собраны в большом темно-синем сундуке, а сундук стоит на чердаке, в восточном крыле, и на нем ярко-красной краской написано мое имя. Вы интересуетесь камнями?

— Конечно. Они же все разные. Правда, Дариус сомневается. А я уверен: ваша коллекция докажет, что так оно и есть.

— Думаю, ты прав, и Дариус сам в этом убедится. Если хотите, пойду с вами и помогу найти сундук.

— Нет, спасибо. Вам сейчас вредно лазить по чердакам и двигать всякие тяжелые вещи.

— Но я уже окончательно выздоровела, и рана почти незаметна.

— Дело не в ране, — серьезно возразил Дариус. — Ребенку может не понравиться.

— Прости?

Лорелей отлично расслышала, что сказал мальчик, и все же лихорадочно пыталась найти опровержение очевидному смыслу заявления. Увы, на ум приходило лишь одно ужасное обстоятельство: женские дни уже дважды обошли ее стороной. Катастрофа, иначе и не скажешь.

— Ребенок, говоришь? — обреченно переспросила она.

Первым ответил шустрый, непосредственный Олуэн:

— Точнее, сразу два. У вас будут близнецы, как у вашего отца. Но мы никому ничего не скажем до тех пор, пока вы не встретитесь с нашим отцом и не откроете ему тайну.

Разговор продолжался еще несколько минут, однако Лорелей почти не отдавала себе отчета в том, что слышит и какие слова произносит. С тех пор как прозвучало главное слово — «ребенок», мир отступил и замер.

Но ведь это не просто ребенок, думала Лорелей, вновь забившись в свой уголок. Это сразу двое детей!

Поначалу ей хотелось опровергнуть эту новость, сославшись на то обстоятельство, что о беременности ей сообщили двое подростков. Но разум отказывался доверять ложным аргументам, услужливо выдвигая собственные доказательства: например, не далее как вчера утром откуда-то явилась странная слабость, а следом подступила подозрительная дурнота. Лорелей решила, что дает себя знать недавняя рана, однако в свете последних новостей симптомы приобрели совсем иной смысл.

— Все, я пропала, — обреченно простонала она.

Легла на спину и устремила неподвижный взгляд вверх — туда, где сквозь густую листву пробивалось солнце.

О том, что скажет и что сделает отец, не хотелось даже думать. Как доказала история с Корником, этот милейший человек тоже имел предел терпения, за которым добрый отец и очаровательный Рональд мгновенно превращались в сурового, безжалостного восьмого герцога Санданмора. Он ни за что не допустит, чтобы дочь родила вне брака, тем более что отца будущего ребенка он отлично знал.

Больше всего на свете Лорелей мечтала назвать Аргуса супругом, но совсем не хотела тащить его к венцу силой. А если отец и Макс узнают, что она носит ребенка (вернее, детей) сэра Уэрлока, то именно это и произойдет. Выхода не было. Очень скоро все в доме начнут догадываться о ее состоянии; здесь беременность вовсе не считалась редкостью, а потому обитатели Санданмора отличались особой, отточенной наблюдательностью. Но может быть, если очень постараться, все-таки удастся найти решение и не заставлять любимого жениться, если он сам того не пожелает? Вынужденный брак — путь в бездну, лишнее доказательство теории Аргуса о семейном проклятии Уэрлоков и Вонов.

Аргус расправил сюртук и решительно постучал в дверь библиотеки. Нервничал он сейчас ничуть не меньше, чем юноша на пороге дома своей первой возлюбленной. Глупо и смешно, но сколько бы раз он ни повторял это затертое сравнение, нервозность не исчезала.

— Так-так, — покачал головой герцог, едва дверь открылась и сэр Уэрлок появился на пороге. — Все-таки решили вернуться? И где же пропадали целый месяц? Входите. — Он показал на стул перед большим столом, за которым работал. — Присаживайтесь, отдохните с дороги.

— Почти все это время я провел в Лондоне, ваша светлость, — пояснил Аргус, пока лорд Санданмор наполнял бокалы. — Нужно было довести дело Корника до логического конца и убедиться, что все заинтересованные лица нейтрализованы окончательно и бесповоротно. На свободе остались лишь два самых незначительных персонажа; обоих отцы отослали в Канаду, подальше от скандала. Возможно, в суровом краю, возделывая дикие земли, они быстрее поймут, где правда.

— Значит, в заговоре участвовали только Корник и его высокий покровитель?

— Да. И еще двое громил из доков. Судя по всему, они и раньше работали на Чаффингтона. Ну, а самому кукловоду придется закончить дни на виселице, и не только из-за того, что произошло здесь. Выясняются все новые и новые подробности его преступной деятельности, уважаемый министр без сомнений расправлялся со всеми неугодными.

Герцог покачал головой:

— Подумать только! В распоряжении подонка оказались правительственные ресурсы! Что ж, теперь понятно, что за дела удерживали вас в столице. Должен сказать, что сыновья прекрасно проводили время и, кажется, не особенно скучали.

— Не сомневаюсь. Насколько могу судить, они крепко подружились с Вольфгангом и Акселем, помоги нам Бог. — Герцог рассмеялся, а сэр Уэрлок не счел нужным скрыть улыбку. — Много времени пришлось уделить собственным делам.

— Намерены куда-нибудь отправиться?

— Надеюсь, что нет, ваша светлость. — Аргус положил на стол пачку бумаг. — Намерен жениться на вашей дочери, хотя ясно отдаю себе отчет в том, что ношу всего лишь рыцарский титул, а значит, ей не пара. Тем не менее, надеюсь обеспечить супруге достойную жизнь.

Рональд внимательно выслушал подробный рассказ о домах и поместьях, которыми отныне владел сэр Уэрлок, о его финансах и инвестициях. Не остались незамеченными и намеки на постоянное сотрудничество с правительством. Лорд Санданмор не счел нужным сообщить, что многое из услышанного уже знал, поскольку счел необходимым заранее навести справки об избраннике дочери. Помогло и то обстоятельство, что родственники жениха успели стать постоянными жителями поместья, ведь лучший способ понять человека — поближе познакомиться с его семьей.

Герцог знал, что прежние поколения огромного клана нередко страдали в несчастных браках, однако судьбы молодых людей складывались намного удачнее. Способность учиться на ошибках старших — отличное, весьма полезное качество. В прошлом брошенные дети окрашивали жизнь семейства в мрачные тона, но сыновья, которых Аргус произвел на свет на пороге юности, росли уверенными в себе, счастливыми юношами и пользовались всеми возможными привилегиями своего класса.

Удивило дотошного исследователя и то обстоятельство, что генеалогическое древо Уэрлоков и Вонов практически не было засорено преступлениями. Учитывая особую одаренность членов семьи, подобную чистоту можно было считать настоящим чудом. Макс тоже не выявил никаких отклонений от общепринятого жизненного уклада, за исключением одного: из поколения в поколение семья пользовалась услугами крайне ограниченного круга лиц: все горничные, камердинеры, работники и кухарки происходили из двух старинных родов, и обращались с этими людьми очень хорошо — почти как с ровней. В глазах мудрого дворецкого данный факт свидетельствовал в пользу соискателя.

Единственное, о чем лорд Санданмор не знал и даже ни разу не слышал, — это те чувства, которые Аргус испытывал к его дочери. Девочка слонялась по дому, словно тень, и пыталась делать вид, что довольна и весела, однако отцовское сердце обмануть трудно. Рональд успел устать от лицемерия, пусть и невинного. Но заставить дочь выйти замуж за человека, которому не было до нее дела, он не хотел и не мог.

Внезапно одна из фраз Аргуса привлекла особое внимание.

— Вы купили тот самый дом, в подвале которого провели две самые страшные недели своей жизни?

— Да. Так случилось, что поместье продавали по очень разумной цене. Дом хотя и старый, но очень крепкий и, как говорит мой поверенный, с очень надежным скелетом. Сейчас, пока мы с вами разговариваем, его ремонтируют и приводят в порядок: моют, чистят, красят. Мне показалось, что Лорелей будет приятно жить неподалеку от отца, сестер и братьев. Да и у меня в этом краю немало родственников.

— А дурные воспоминания не пугают?

— Ничуть. — Аргус улыбнулся. — Надеюсь поселиться там с молодой женой и уверен, что вместе мы без труда найдем способ избавиться от лишних переживаний. Впрочем, не думаю, что какие-то неприятные ассоциации вообще возникнут. Как правило, все плохое связано с теми людьми, которые причинили зло, а их уже давно нет на свете.

Герцог слегка наклонился, поставил локти на стол и задумчиво переплел пальцы.

— Ваша позиция, сэр Аргус, производит сильное впечатление. Признаюсь, однако, что финансовое положение будущего зятя мало меня интересует — конечно, при условии, что дочери не угрожает голод. Я желаю ей счастья. Мечтаю о внуках, которые вырастут в дружной семье. Хочу, чтобы супруг любил мою девочку, потому что без любви она зачахнет.

— Понимаю, ваша светлость. — Аргус откашлялся. Говорить о чувствах, особенно с отцом любимой, оказалось нелегко. — Я люблю вашу дочь, сэр Рональд. Я пытался бороться с чувством, пробовал не обращать на него внимания и даже откровенно отвергать. Ничего не получилось: люблю Лорелей и надеюсь, что она любит меня.

— Если дурное настроение, в котором она пребывает в последнее время, считать объективным показателем, то подозреваю, что так оно и есть. Но вы светский человек, а, следовательно, далеки от святости. Позвольте вопрос: как насчет верности? Известно, что многие джентльмены считают себя вправе разнообразить супружескую жизнь встречами с любовницей, а то и с несколькими. Ничего, кроме несчастья, подобная распущенность не приносит. Ни разу не приходилось видеть пары, где обе стороны были бы согласны с ситуацией.

— Клятва верности у алтаря определяет мой жизненный путь, ваша светлость. Если бы я чувствовал, что не способен сдержать данное слово, ни за что не пошел бы, под венец. Никогда не мог понять мужчин, которые дают обет перед Богом, священником и несколькими сотнями гостей, а потом, как только родится наследник, возвращаются к свободной холостяцкой жизни. Дело ведь не в любовнице, правда? Здесь — полное презрение к женщине, которая только что подарила вам ребенка. Своим безнравственным поведением такой человек открыто говорит супруге, что женился лишь для того, чтобы использовать ее здоровье, ее деньги и ее собственность.

— Но ведь именно на этом и основаны многие браки.

— Знаю, но прагматичный подход показывает, что тот из супругов, кто нарушает клятву, изначально не собирался хранить верность и даже не думал о достойном браке. Только лживые натуры способны на вероломство.

Рональд откинулся на спинку кресла и внимательно посмотрел на человека, с которым было суждено породниться, причем совсем скоро.

— Согласен, потому что и сам всегда рассуждал так же. Осталось выяснить последний вопрос.

— Какой же именно?

— Вам придется приложить немало усилий, чтобы убедить Лорелей в серьезности своих намерений. Настроение у нее, скажем прямо, неважное. За месяц отсутствия пара писем совсем бы не помешала.

— Но я же предупреждал, что вынужден заняться неотложными делами.

— И занимались неотложными делами день и ночь, изо дня в день?

Аргус недовольно поморщился:

— Дорога тоже отнимает немало времени.

— Дорога в новый дом, до которого отсюда всего-то день пути?

— Черт возьми! Мне не хотелось возвращаться, пока не приведу в порядок собственную жизнь и не смогу доказать, что достоин просить руки благородной леди! — горячо воскликнул Аргус. — Лорелей настолько выше меня по положению в обществе, что нужно было собрать доказательства собственной состоятельности и убедить вас, что смогу позаботиться и о жене, и о будущих детях. А главное, ясно показать, что женюсь только ради ее самой, потому что все остальное у меня уже и так есть.

— Сэр Уэрлок, поскольку мы будущие родственники, можно мне называть вас по имени? — Получив согласие, герцог продолжил: — Моя дочь, Аргус, очень похожа на ее мать, по которой я до сих пор тоскую. Слишком много размышляет и постоянно пытается докопаться до сути происходящего. Понимаю, что в моих устах подобное замечание звучит странно. И все же думаем мы о разном. Если я пытаюсь решить, почему и зачем кукушка откладывает яйца в чужие гнезда, Лорелей стремится понять, почему близкий человек до сих пор не вернулся и даже не написал. Богатая фантазия подсказывает ей самые смелые и самые невероятные объяснения. Например, последний вариант, который мне удалось услышать, предполагал, что вы весело проводите время в компании полудюжины распущенных красоток. — Аргус поперхнулся вином, и герцог слегка улыбнулся: — По этому поводу можете высказать претензии собственной сестре, леди Олимпия обожает фривольные разговоры. Но вернемся к настроению Лорелей. По ее мнению, Лондон переполнен красивыми опытными женщинами, а раз вы уехали и не спешите вернуться, значит, все эти красивые опытные женщины объявили на вас охоту. Ну и как, начинаете понимать неопровержимую логику?

— В полной мере. Я действительно оставил мисс Сандан в неведении, и настала пора положить конец неопределенности. Как я уже сказал, хотел всего лишь навести порядок в собственной жизни и предстать перед невестой во всеоружии. Надеюсь, удастся объяснить ей, насколько это важно — во всяком случае, для меня.

— Не сомневаюсь в успехе. — Герцог улыбнулся. — Только один совет: несколько ласковых слов значительно облегчат процесс. У Лорелей острый ум и доброе сердце. Вряд ли в будущем ей понадобятся постоянные комплименты и заверения в любви. Но сейчас, после долгой молчаливой разлуки, она сомневается в себе и совсем не уверена в вас. Прежде моя дочь мало интересовалась мужчинами. Да, она вежливо беседовала, танцевала и, насколько могу судить, даже иногда целовалась, но ни разу не увлеклась по-настоящему. А интерес к вашей персоне я ощутил сразу, при первом же упоминании имени. Возможно, сочтете меня наивным романтикой, но в глазах девочки зажегся особый свет. В подобных случаях дело отца — отступить и позволить событиям развиваться естественным образом. Только не подумайте, что я ничего не заметил. Просто решил не вмешиваться. И Макс тоже предпочел сохранять нейтралитет. Вот так и получилось, что теперь вам придется иметь дело не просто с обиженной долгим невниманием молодой леди, но с девушкой, которая впервые почувствовала свою женскую привлекательность и силу, а потом испытала серьезное разочарование. Так что, — лорд Санданмор неопределенно взмахнул рукой, — отправляйтесь заглаживать вину и исправлять ошибки.

— Разбит, подавлен и унижен, — признался сэр Уэрлок и встал. — Позволите оставить здесь бумаги?

— Разумеется. Кстати, два слова о свадьбе. Какой вы видите церемонию — пышной или скромной? Иными словами, готовы ли к долгой тщательной подготовке или хотите обвенчаться как можно скорее?

— Уверен, что поймете мои чувства, если скажу, что мечтаю получить Лорелей немедленно, потому что не видел ее целый месяц. Но в то же время безропотно уступлю желанию невесты.

Как только Аргус ушел, герцог вызвал дворецкого. Макс появился мгновение спустя, будто все это время ждал за дверью.

— Итак, он вернулся. — Лорд Санданмор удовлетворенно похлопал ладонью по лежавшим на столе бумагам. — Представил доказательства своей финансовой состоятельности и даже сообщил, что купил неподалеку дом; кстати, тот самый, где его держали в плену. Дело за малым: удастся ли парню убедить Лорелей.

— Было бы нелишне заставить самоуверенного героя немного пострадать. Два-три письма за месяц — труд посильный.

— Ты едва ли не единственный из мужчин, кто любит писать письма. И все же согласен: капля смиренного раскаяния ему совсем не помешает. Он мог бы попрощаться перед отъездом, рассказать о планах, и тогда разлука не казалась бы ей столь безысходной. Полагаю, однако, что очень скоро нас ждет свадьба.

— О! Что заставляет вас так думать?

— Случайно услышал разговор Дариуса и Олуэна, когда мальчики направлялись в восточное крыло, чтобы залезть на чердак. Есть серьезные основания радоваться возвращению того, кого ты только что назвал самоуверенным героем.

— Прошу прощения, ваша светлость?

— Сыновья сэра Уэрлока уверены, что примерно через восемь месяцев моя дочь, которая все еще не замужем, подарит ему сразу двух малышей — правда, насчет того, будут ли это братики или сестрички, они пока не знают.

Дворецкий без сил опустился в кресло, а герцог весело рассмеялся, наполнил бокал и протянул другу.

— Не волнуйся, Макс. Наша Лолли справится. А самое главное, девочка будет счастлива. Этот молодой упрямец любит ее всей душой.

— Слышал его признание. Жаль только, что он так поздно разобрался в собственных чувствах.

— Хорошо, что все-таки разобрался. А это означает, что в жизни моей дочки наконец-то наступит гармония.

Лорд Сандан поднял бокал в молчаливом тосте и выпил за будущее детей и внуков.

Глава 20

— Больше я не буду плакать, — сердито произнесла Лорелей и сквозь густую листву посмотрела в небо.

Давать обещание было глупо. Она прекрасно знала, что сегодня же нарушит слово. Если днем, на людях, как-то удавалось держать себя в руках, то ночью, в тишине спальни, одиночество терзало ее с безжалостной безысходностью. А сегодня будет особенно тяжело: напрасные сожаления, вопросы без ответов окончательно украдут сон. Сожаления о потере единственного в мире человека, в котором она нуждалась как в воздухе, и вопросы о том, почему же все-таки не удалось удержать и его самого, и его любовь. Долгие мучительные размышления неизменно заканчивались ощущением краха, конца жизни, и в этот момент подступали неудержимые, бессильные слезы. Ну почему, почему она постоянно плачет? В душе медленно, но упорно нарастал гнев.

Неожиданно возникла спасительная мысль: а что, если попробовать рассердиться по-настоящему? Справиться с гневом намного легче, чем с сожалением, раскаянием и жалостью к себе. Гнев не заставит окружающих смотреть с сочувствием, пытаться утешить и подбодрить. К рассерженному человеку люди боятся подойти, а пережить горе в одиночестве, наверное, будет проще.

Лорелей попыталась убедить себя, что Аргус просто действовал по-мужски: ленился писать письма и не задумывался о том, сколько времени прошло со дня отъезда. Прием снова не сработал, как не работал уже две недели. Правда, Олимпии иногда удавалось ее успокоить и заверить, что брат непременно вернется, но как только леди Уэрлок уходила или хотя бы прекращала душеспасительные разговоры, переживания наваливались с новой силой.

— Как же я устала сомневаться! — негромко пробормотала Лорелей.

Теперь ей приходилось думать и о будущем ребенке. О детях, поправила она себя и едва не застонала. Появление близнецов особого удивления не вызвало: среди братьев и сестер их было несколько пар, так что предрасположенность, очевидно, передалась от отца. Но вот к материнству она была совсем не готова — а особенно к материнству одинокому.

Она раз и навсегда потеряет свое доброе имя, и Вейл наконец-то сможет с полным основанием сказать, что ее репутация безвозвратно испорчена. Остаток дней пройдет в печальном положении падшей дочери герцога: в полном уединении и столь же полной зависимости от отцовской жалости и щедрости. О том, какие унижения и страдания ожидают внебрачных детей, не хотелось даже думать. Благородный и великодушный герцог, конечно, признает малышей своими внуками, но аристократическое родство не спасет от презрения и недобрых пересудов, которые будут сопровождать близнецов всю жизнь.

Но так произойдет лишь в том случае, если отец не убьет сэра Уэрлока и не закончит свои дни на виселице. Ужасная, невозможная, мучительная мысль! Гнев герцога трудно даже представить, и обрушится он целиком на голову Аргуса, а ей достанутся лишь страдания да горькие сожаления. Обиженная душа мечтала о возмездии, но сердце не желало зла любимому, пусть и вероломному, человеку. И уж тем более страшно было думать о смертельном противостоянии двух самых дорогих на свете мужчин.

Нежная песня малиновки отвлекла ее от мрачных мыслей, и Лорелей отыскала взглядом маленькую птичку с яркой грудкой. Да, птицам хорошо: они из-за неразделенной любви не страдают. Находят весной пару и выводят птенцов, не заботясь о верности избранника. Каждый год новая семья — восхитительная простота! Вот если бы и люди могли вести себя так же! Нет, людям мешает сердце: постоянно встает на пути безмятежной легкости нравов и заставляет мучиться. К тому же люди создали законы, правила и моральные устои, а теперь делают вид, что придерживаются строгих рамок. А счастливым птичкам незачем беспокоиться о том, что отец погубит себя, если честь заставит вызвать на дуэль обидчика дочери:

— Ответь, милая малиновка, может быть, мне лучше самой зарядить папин пистолет и собственными руками застрелить подлого, лживого негодяя?

Аргус нахмурился. Не иначе как Лорелей обсуждала планы его убийства… но с кем? Вот с этой крошечной птичкой? Сцена плохо гармонировала с предстоящим разговором о свадьбе. Герцог, как всегда, не ошибся: чтобы восстановить мир и спокойствие, придется приложить немало усилий.

— Не иначе как любящая дочь решила освободить отца от тяжкой обязанности. — С этими словами сэр Уэрлок ловко проскользнул в убежище. — Но может быть, для начала позволишь подлому, лживому негодяю замолвить словечко в свое оправдание?

Лорелей посмотрела на неожиданно появившегося беглеца и с трудом сдержалась, чтобы немедленно его не ударить. Несколько раз и как можно сильнее. Сердце запело от радости, однако разум призывал к сдержанности. Пока Аргус оставался в Санданморе, она вела на него неустанную охоту, хотя и скрытую (во всяком случае, хотелось верить, что так оно и было). Но несмотря на нетерпение, упасть в его объятия после долгого молчаливого отсутствия и, не дожидаясь извинений и объяснений, открыто выразить радость не позволяла уязвленная гордость.

— Вернулся, чтобы забрать родных?

Лорелей села.

Не дожидаясь приглашения, Аргус тоже опустился на траву.

— Честно говоря, даже не знал, что они все еще здесь.

— Да, они у нас, правда, не все. Яго и Леопольд давно уехали, но Олимпия, Септимус, Делмар и мальчики продолжают жить в садовом доме. Бенед оставался до вчерашнего вечера и старательно ухаживал за вдовой Моррис. Но интерес, кажется, иссяк.

— Бенед? Хм, никогда не считал парня дамским угодником.

— Это, должно быть, в крови.

Теперь уже захотелось ударить саму себя. Язвительная фраза сочилась неприкрытой ревностью. В глазах Аргуса вспыхнула озорная искра, однако он сумел сдержать улыбку. Чтобы не покраснеть от смущения, Лорелей старательно удерживала в душе обиду и гнев.

— Возможно, ты и права. Но все Уэрлоки и Воны решительно отказываются от похождений, как только судьба сводит их с единственной и незаменимой.

Аргус остался доволен собственным красноречием. Еще бы! Ему удалось так изящно намекнуть на собственные планы! Но возлюбленная почему-то продолжала дуться и смотрела настороженно, как испуганный зверек. Аргус осторожно сжал ее мягкую теплую ладонь. До чего же хотелось обнять Лорелей, прижать к груди, покрыть поцелуями ее чудесное лицо! Но она сидела, нахохлившись, словно испуганный воробей, хотя руку и не вырывала.

— Я же говорил, что должен заняться делами, — попытался оправдаться сэр Уэрлок.

— Но только не счел нужным пояснить, что это за дела, и уехал, не сказав на прощание ни слова.

— Во-первых, надо было встретиться с тем членом правительства, чьи поручения постоянно выполнял в последние годы, и положить конец истории с Корником. Затем пришлось найти ответы на некоторые важные вопросы и добиться ареста еще нескольких преступников. Ну и, наконец, настало время привести в порядок собственные дела.

— Собственные дела, — тихо повторила Лорелей.

Понятно. Каждый мужчина должен зарабатывать деньги, даже если для этого необходимо лишь следить за своевременным поступлением арендной платы и время от времени интересоваться, хорош ли в этом году урожай.

— Да-да, собственные дела, — серьезно подтвердил Аргус. — Я встретился с поверенными, решил немало финансовых проблем, проверил, как идет строительство в Лондоне, и даже приобрел дом в деревне. Купил тот самый старинный особняк, где провел пару приятных недель в гостях у Корника.

— Но зачем? Зачем тебе понадобилась эта ужасная, мрачная, полная страшных воспоминаний тюрьма?

— Сам дом ни в чем не виноват, он мне зла не принес. Источником несчастья был Корник. Так за что же обижаться на крепкое, добротное, удобное строение, окруженное плодородными землями? Владелец, брат нашего общего мучителя, с радостью сбыл поместье с рук. Можно было бы сыграть на его заблуждениях (он почему-то считал наследство бесполезной обузой), но я испытал искреннюю жалость, ведь иметь брата-преступника, навеки заклеймившего позором всю семью, — огромное несчастье. Мы немного поторговались и сошлись на цене, которая вполне устроила обоих. Вот уже две недели в доме идет ремонт, и скоро там можно будет с комфортом жить.

Лорелей растерялась. Неужели Аргус собирается обосноваться рядом, так близко? Значит, предстоит стерпеть новое унижение? Нет, это было бы слишком жестоко. В сердце проснулась надежда, пусть пока и слабая: в рассказах об успехах до сих пор не прозвучало ни слова о будущем. Для чего же все эти сложные операции с домами, землями и финансами?

— Что ж, значит, будем соседями.

Мисс Сандан равнодушно пожала плечами.

— Поверь, я старался не просто так, а с определенной, очень важной для меня целью. Хотел доказать герцогу, что способен обеспечить тебе ту жизнь, которой ты заслуживаешь и к которой привыкла с детства. Пусть я и не столь знатен, как твой отец, это обстоятельство не помешает любить, заботиться и дарить тебе радость.

— Аргус, я не смогу и впредь быть твоей любовницей.

Сэр Уэрлок прижал палец к губам и заставил ее замолчать. Выглядел он расстроенным и в то же время раздраженным, словно воспринял предупреждение, как прямое, открытое оскорбление, однако ничего не сказал.

— Я никогда не позволил бы тебе жить в Тадем-Хаусе в качестве любовницы. Никогда не унизил бы перед многочисленными родственниками, хотя, не спорю, мое поведение дает основание так думать. Да, я совершил много ошибок, но все же надеюсь, что ты не откажешься стать моей женой.

Почему же эти восхитительные слова не прозвучали раньше? Радость заполнила душу Лорелей, а сердце забилось гулко и стремительно, с такой силой, что едва не выскочило из груди. Однако даже сейчас ей чего-то не хватало. Где признание в любви? Где заверения в нежности и страсти? Любимый говорил об ином: об удобном доме, о деньгах, о стремлении угодить герцогу вопреки предвзятому отношению светского общества.

Но разве он не знал, что практические соображения ровным счетом ничего для нее не значат? Да и отец, скорее всего, не обратит внимания на житейские мелочи. Сэр Уэрлок провел в Санданморе немало времени и не мог не понять, какими идеалами живут обитатели огромного поместья, но даже сейчас упорно продолжает говорить лишь о материальной стороне брака. Как же заставить его открыть сердце и поведать о главном?

— Ах, ты до сих пор сомневаешься, — вздохнул Аргус. — И должно быть, все еще сердишься. Поверь, старался я не ради тебя, а ради себя самого, чтобы предстать перед герцогом с тугим кошельком и собственным местом под солнцем. С самого начала я знал, что не это для тебя главное, да и для твоего отца, пожалуй, тоже, но поступить иначе не мог. Я должен был доказать себе, что имею полное право взять на себя огромную ответственность. Главное даже не в том, что лорд Санданмор — герцог королевства, а я всего лишь рыцарь. И не в том, что ты осчастливила бы самых знатных женихов. Ответ на все сложные вопросы очень и очень прост: я хочу, чтобы ты знала — я делаю предложение только потому, что мечтаю видеть тебя своей женой.

— Почему?

— Что — почему?

— Почему ты мечтаешь видеть меня своей женой?

Аргус взглянул на Лорелей с недоумением. В ее голосе слышалась тревога, а в изумрудных глазах застыл вопрос. Кажется, нужны какие-то другие доказательства: отчет о деньгах и недвижимости особым успехом не увенчался. Медленно, преодолевая все еще заметное сопротивление, он привлек любимую к себе и спрятал лицо в рыжих волосах.

— Ты единственная, кого я готов видеть рядом с собой всю оставшуюся жизнь. Вот почему я так упорно доказывал собственную состоятельность, что даже не догадался написать и рассказать о том, что скучаю по тебе и мечтаю о встрече.

— Но почему ты не написал мне? Не рассказал, чем ты занят, о чем думаешь?

Лорелей прижалась щекой к широкой груди Аргуса и услышала, как мощно, ровно и надежно бьется его сердце.

— Сожалею об этом, — с грустью согласился он. — Времени действительно прошло немало, хотя я его не заметил. Тебе, наверное, было очень одиноко. — Он сжал ладонями лицо любимой и заглянул ей в глаза. — Поверь, я неустанно работал, чтобы скорее к тебе вернуться. Ну, а сейчас прошу одного: постарайся простить мою гордость, ведь это она не позволила подчиниться зову души, бросить все и примчаться к тебе.

— Аргус. — Лорелей слегка отстранилась и покраснела от смущения. Мысли разбегались, а слова отказывались подчиняться. — Да, я высоко ценю стремление обеспечить будущую семью и уважаю твое мужское самолюбие. Но, к огромному сожалению, этого мало. Несколько раз я пыталась предложить тебе нечто большее, однако ты не отзывался, не отвечал, не давал понять, что хочешь именно этого. А ведь речь идет не только о тех чувствах, которые я готова дать, но и о тех, которые мечтаю получить взамен.

— Да, я слышал все чудесные слова, которые ты шептала, и хранил их в сердце, но я не считал себя достойным таких признаний. А главное, не верил, что имею право остаться рядом с тобой надолго, навсегда. Но потом случилось страшное, и я понял, что могу тебя потерять, так и не открыв душу, не сказав самого важного. Во время твоей болезни, сидя возле постели, я принял твердое решение: доказать герцогу, что имею полное право стать мужем его любимой дочери. Возможно, не столь высокопоставленным, как ему бы хотелось, но все же надежным, верным и заботливым.

— А в итоге дождался моего выздоровления и исчез, даже не попрощавшись, и ни единым словом не намекнул, что собираешься жениться.

— Каюсь, поступок не самый удачный. — Аргус легко прикоснулся губами к виску Лорелей, хотя сгорал от вожделения. — Хочу, чтобы ты стала моей женой. Хочу каждое утро просыпаться рядом с тобой, в одной постели. Хочу каждую ночь доказывать нежность и страсть. Хочу, чтобы ты принадлежала мне душой и телом, и готов сам безоговорочно принадлежать тебе. Ты — мое солнце. Будущее возможно только с тобой. Люблю тебя.

Изумрудные глаза Лорелей наполнились слезами, и Аргус нахмурился.

— О, не волнуйся. — Она провела ладонью по его колючей щеке. — Я плачу от радости: так давно мечтала услышать эти слова!

Только сейчас Аргус уступил желанию и растворился в жадном, всепоглощающем поцелуе. Он чувствовал, как непосредственно и пылко отвечает любимая, как разгорается и набирает силу неутоленная страсть. Да, он сумел получить одобрение герцога, но до сих пор опасался, что не сможет завоевать доверия самой Лорелей. Сейчас все сомнения рассеялись и бесследно исчезли.

— Ты действительно меня любишь? По-настоящему? — Лорелей слегка подтолкнула Аргуса, заставив лечь, и посмотрела на него сверху вниз. — Признание прекрасное, но ведь нужны доказательства.

Задуматься над ответом не хватило времени: под ловкими руками любимая быстро раздела его, и одежда каким-то чудесным образом полетела в сторону. Аргус нетерпеливо и откровенно устремился всем своим существом к познанию радости, которой так не хватало в разлуке.

— Чего же ты хочешь? У тебя есть моя преданность.

— И твоя страсть.

— О, этого в избытке, — согласился Аргус, торопливо развязывая многочисленные тесемки.

— И твое уважение.

Лорелей слегка отстранилась, позволяя освободить себя сначала от платья, а потом и от сорочки. Тонкий шелк повис на колючем кусте ежевики, однако задумываться о возможных неприятностях не хотелось.

— Бесспорно.

— И твоя верность.

Он не ответил, потому что в этот момент возлюбленная предстала перед ним во всей своей первозданной красоте. Жемчужная кожа, мягкая полная грудь, стройные бедра обещали ни с чем несравнимую награду. Лорелей села на Аргуса сверху, медленно вынула из волос шпильки и выпустила на свободу пышные волосы. Длинные локоны рассыпались по спине и плечам, словно стремились скрыть целомудренную наготу. О, она и сама не подозревала, как прекрасна!

— Вечная верность, — прошептал Аргус и подобно гордому ваятелю провел ладонями по безупречным линиям точеной фигуры.

Лорелей положила руки на плечи и серьезно посмотрела в глаза любимому.

— Я не шучу. Знаю, как рассуждают мужчины. Не все, конечно, но огромное большинство. Как правило, не видят ничего зазорного во встрече с любовницей или в легкой интрижке с какой-нибудь смазливой девчонкой из таверны. Так, пустяки! Но мое сердце не выдержит даже намека на измену и разобьется на мелкие кусочки. Даже думать страшно.

— Не думай. Просто знай, что ничего плохого никогда не случится. В истории моей семьи немало печальных историй, но за долгие годы ни один брак не разрушился из-за нашей неверности. Уэрлоки и Воны никогда не изменяли, хотя сами не раз становились жертвами обмана. Я никогда бы не осмелился попросить тебя стать моей женой, если б предполагал, что хоть раз смогу посмотреть в сторону.

Лорелей с улыбкой склонилась над ним и поцеловала. Аргус нахмурился:

— Но ты до сих пор не ответила на мое предложение.

— Я еще не приняла окончательного решения. — Лорелей покрыла поцелуями сильную грудь, наслаждаясь ощущением обладания и слегка пьянея от желания. — Думаю, мне не помешает снова услышать убедительные аргументы в пользу брака с тем, кого люблю, и о ком непрестанно думала целый месяц. Правда, далеко не всегда хорошо.

Аргус попытался что-то ответить, однако из горла вырвалось лишь невнятное глухое рычание: губы любимой как раз добрались до его орудия любви. А что, если это и есть ответ на предложение? В любом случае решение вопроса пришлось отложить.

Еще несколько мгновений, и Аркус понял, что сладкая пытка становится невыносимой. Схватив любимую под мышки, он заставил Лорелей сесть на него верхом. Та с готовностью приняла его в таинственную глубину и снова спряталась под огненно-рыжим шелковым покрывалом. Аргус сжал ладонями тугие стройные бедра и заставил ритмично двигаться, повторяя и усиливая каждый подъем и каждое падение. Вершина оказалась совсем близко — вдохновенная, светлая, сияющая мириадами ярких искр.

Наконец Лорелей доверчиво сникла, все еще слегка вздрагивая от только что познанного блаженства. Вздохнула и с сожалением позволила Аргусу освободиться. Что ж, у мудрой природы свои законы: если бы счастливая усталость не руководила действиями влюбленных и время от времени не прерывала удовольствия, человечество вряд ли сумело бы пойти по пути прогресса.

Аргус прижал невесту к груди, с радостью почувствовал тепло разгоряченного недавней страстью тела и нежно провел ладонью по спине. И все же разум напомнил, что главный вопрос все еще оставался без ответа.

— Лорелей, ты до сих пор не дала согласия выйти за меня замуж.

— Сначала надо хорошенько взвесить все «за» и «против». — Она немного приподнялась и заглянула ему в лицо. — Первое: ты любишь меня, а я люблю тебя.

Блеск глаз подсказал, что сообщение порадовало.

— Что ж, неплохой повод вместе отправиться к алтарю.

— Особенно если учесть, что несколько минут назад мы доказали, что сгораем от страсти.

— Было бы неплохо доказать то же самое на удобной постели.

— Второе: ты обещал хранить верность. Я тоже готова оставаться верной.

Аргус что-то недовольно проворчал. О других вариантах даже думать не хотелось. Лорелей должна принадлежать ему, и лишь ему, — не только телом, но и душой, помыслами, взглядами. И впредь никаких непристойных разговоров с необузданной, своенравной Олимпией!

— Да, мы будем хранить старомодную верность друг другу.

— И родим детей, правда? Хочешь, чтобы у нас были дети?

— Обязательно. Но огромного выводка я не потребую. Сама решишь, когда остановиться.

— Как мило! Но учти: тебе придется объяснить, что необходимо делать, чтобы иметь ровно столько малышей, сколько захочется. Как только первая парочка появится на свет, сразу и начнешь.

Аргус недоуменно вскинул брови и, не выпуская любимую из объятий, сел.

— Прости, что ты сказала?

Лорелей со смехом взъерошила его и без того растрепанные волосы. Ах, до чего же забавным, очаровательно растерянным он сейчас выглядел! Она поцеловала его в губы и пояснила:

— Через восемь месяцев, а может, и меньше, у нас родятся дети. Заметь, именно дети, а не ребенок! Да-да, я собираюсь подарить тебе близнецов.

Некоторое время Аргус озадаченно молчал, а потом встал и начал собирать разбросанную одежду.

— И при этом ты позволяешь любить себя здесь, на земле, с откровенной грубой страстью?

— Да я и сама не слишком с тобой нежничала.

— Небольшая разница все-таки присутствует: не я ношу под сердцем сразу двоих.

Аргус нахмурился и, несмотря на недовольство любимой, принялся ее одевать.

— А откуда тебе известно, что будет двойня?

— Дариус и Олуэн сообщили.

Пока Аргус неловко боролся с ее платьем, Лорелей рассказала о коллекции камней, синем чемодане с красной надписью и чердаке.

— Разве ты не рад?

— И когда же, позволь уточнить, ты собралась поставить меня в известность?

— А о чем, по-твоему, я беседовала с малиновкой? Сама только что узнала и пыталась решить, что делать дальше.

— Например, застрелить меня.

Лорелей ласково поцеловала его в щеку.

— Разве мы не выяснили, почему я об этом думала? И почему сомневалась, имеет ли смысл выходить за тебя замуж?

— О Господи! Неужели я получил бы отказ, если б не сумел найти нужных слов?

— Вполне возможно. Но все-таки хочется верить, что рано или поздно тебя бы осенило. Право, милый, ни к чему обсуждать, как бы я могла поступить, если… сама не знаю, на какой бы шаг отважилась, и очень рада, что избавлена от унизительной необходимости принимать решение. Знаю одно: я всегда хотела, чтобы у моих будущих детей был отец, причем любящий, а не тот, которого привели к алтарю за ухо или, не дай Бог, под дулом пистолета. Как, по-твоему, такой человек есть?

— Не сомневайся. — Нежным долгим поцелуем Аргус постарался выразить любовь и радость в предвкушении счастливого отцовства. — Да, милая, я с тобой, рядом.

— Тогда что же мы сидим здесь одетыми?

Аргус рассмеялся:

— Честно говоря, думал, что было бы неплохо объявить о помолвке и принять поздравления.

— Успеем. Никто никуда не убежит. А я не видела тебя целый месяц.

— Ах, дорогая, с какой радостью я снова заключил бы тебя в объятия! — Сэр Уэрлок встал и бережно поднял невесту. — И все же время не терпит: уверен, что тянуть со свадьбой не стоит.

Лорелей очень не хотелось покидать уютный, тихий яблоневый сад. Как только домашние узнают о помолвке, от суеты уже не спрячешься. И все-таки Аргус прав: свадьба должна состояться как можно скорее. А потому мисс Сандан подала жениху руку и вместе с ним пошла к главному дому. И правильно сделала: все многочисленные родственники — и обитатели Санданмора, и гости, уже тоже успевшие стать постоянными жителями, — собрались в просторном холле и с радостным нетерпением ожидали торжественной минуты. Лорелей рассмеялась от счастья: их с Аргусом ждала жизнь, полная семейного тепла и искренней заботы. Среди нескончаемых поздравлений, объятий и пожеланий она поймала взгляд любимого и шутливо подмигнула, а в ответ получила гордую, сияющую улыбку.

Когда первое, самое бурное волнение немного улеглось, жениху и невесте удалось на минуту уединиться.

— Складывается впечатление, что в ближайшие три недели меня к тебе и близко не подпустят, — сокрушенно пожаловался Аргус.

Лорелей привстала на цыпочки и быстро, украдкой поцеловала любимого.

— Но зато потом мы будем принадлежать друг другу. Разве это не чудесно?

Сэр Уэрлок посмотрел в светящееся от счастья лицо Лорелей и улыбнулся широко и открыто, не скрывая переполнявшего душу восторга.

— Да, любовь моя. Чудесно.

Эпилог

Год спустя

— Я рада тебя видеть, Макс.

Дворецкий подошел к Лорелей, внимательно посмотрел на малыша, которого рыжеволосая красавица держала на руках, и нежно провел ладонью по черным как смоль кудрям. Та же процедура повторилась и со вторым ребенком: его держала симпатичная полная нянюшка.

— Миледи. Сэр, — с церемонным поклоном поздоровался Макс, посмотрел на Лорелей и одобрительно кивнул: — Отличная работа, миледи. Браво!

Лорелей взглянула на мужа и просияла счастливой улыбкой. Всю дорогу она заметно нервничала, а почему — Аргус понять не мог. С тех пор как близнецы появились на свет, герцог писал почти ежедневно и в каждом письме спрашивал, когда же, наконец, сможет познакомиться с новорожденными внуками. Трудно было представить, что жена опасалась разочарования. Но сейчас многое прояснилось. Лорелей боялась не отца: в его безоговорочной любви и абсолютном понимании она не сомневалась. В глубине души миссис Уэрлок до сих пор оставалась девочкой, для которой самой главной победой в жизни служило немногословное одобрение строгого Макса. Вот и сейчас она с трепетом ждала, как истинный хозяин Санданмора воспримет новоявленное чудо.

— Милый, я удостоилась похвалы, — гордо доложила она.

— Вполне заслуженно, любовь моя, — ответил Аргус и поцеловал жену в лоб.

— Где мои внуки? — Рональд поспешно вышел из библиотеки и замер в восхищенном изумлении. — До чего же хороши мальчишки, Лолли! Красивые, здоровые! Можно подержать хотя бы одного? — Он нетерпеливо вытянул руки. — Тетушка Гретхен на прошлой неделе вывихнула ногу, а то бы уже прибежала встречать. Если не возражаешь, отнесу к ней в гостиную.

Лорелей отдала отцу старшего сына, но младший сын тут же забеспокоился, и нянюшка, мисс Джонс, поспешила следом за герцогом, стараясь не отставать больше, чем на пять шагов. Вскоре герцог остановился и с любопытством оглянулся.

— Их нельзя разлучать? — догадался он. — Вы няня?

Мисс Джонс покраснела и, насколько позволял ребенок на руках, поклонилась:

— Да, ваша светлость. Меня зовут мисс Джонс. И да, ваша светлость, их нельзя разлучать. Расстояние не должно превышать пяти шагов, иначе оба начинают плакать.

Лорелей заметила, что отец смерил преданную заботливую нянюшку пристальным взглядом, и поняла, что — а вернее, кого — увидел герцог: перед ним стояла симпатичная женщина, в его представлении молодая и полная сил, но давно записавшая себя в старые девы. Огромные карие глаза и пышные каштановые волосы с легким рыжим оттенком, но больше всего привлекало выражение лица — искреннее и доброе. На мгновение глаза герцога загорелись неподдельным мужским интересом. Но вот он улыбнулся, и мисс Джонс сразу застеснялась.

— Пять шагов, говорите?

Рональд быстро зашагал по просторному холлу, и скоро расстояние между ним и няней увеличилось до десяти шагов, если не больше. Малыши тут же заревели во весь голос, однако шум продолжался недолго: мисс Джонс поспешила догнать герцога. Тот, однако, немедленно убежал дальше. Вскоре пара скрылась в коридоре, а Лорелей вопросительно посмотрела на Макса и встретила легкую улыбку.

— Думаю, вам придется воспользоваться услугами старшей мисс Пью, миледи, — невозмутимо произнес дворецкий.

Лорелей вздохнула:

— Ты уверен?

— Более чем, миледи. Слышал предсказание леди Олимпии, однако хотел убедиться собственными глазами. Убедился. Увидел в глазах его светлости то самое сияние, которое сам он примерно год назад заметил в ваших глазах.

— Черт возьми! — огорченно воскликнула Лорелей, и Макс неодобрительно нахмурился. — Не подумайте плохого. Мисс Пью очень мне нравится, но не хотелось бы менять нянечек так часто.

— Разве ты не желаешь отцу немного счастья на склоне лет? — вступил в разговор Аргус.

Он тоже знал о предсказании Олимпии: недавно леди Уэрлок пообещала, что герцог Санданмор женится на няне маленьких внуков.

Лорелей с улыбкой посмотрела на мужа:

— Хорошо сказано, мне даже стало немного стыдно за свой эгоизм. Ничего не имею против. Всего лишь не хочется терять служанку, к которой успела привыкнуть, и начинать сначала. Но раз Макс сказал, значит, так тому и быть. — Она прислушалась к неуклонно нараставшему гулу. — А вот, кажется, и все остальные!

Не прошло и минуты, как дорогих гостей окружило многочисленное население Сандан-Хауса. Однако, едва услышав, куда понесли близнецов, родственники гурьбой бросились вслед за герцогом и мисс Джонс. Лорелей перевела взгляд с мужа на дворецкого и пожала плечами; оба смотрели неодобрительно.

— Крайне несправедливо, миледи, — строго заметил Макс.

Передал лакею пальто и шляпы и повел гостей туда, где, судя по всему, уже собрались обитатели огромного дома.

— Награда кажется дороже, если дается с трудом, — отшутилась Лорелей.

— Вы же знаете, что герцог услышит шум и постарается убежать.

— До тех пор пока милая мисс Джонс не отстанет больше чем на пять шагов, пусть бежит куда угодно.

Прежде чем открыть дверь в гостиную, Макс остановился и посмотрел на молодую леди:

— Но вы заметили сияние? Или мне показалось?

— Да, я заметила сияние.

— Замечательно. Особенно радует то обстоятельство, что вы это сияние узнали.

Лорелей посмотрела на супруга и смущенно улыбнулась:

— Как же не узнать, Макс? Тот же свет я постоянно вижу и в глазах мужа, и в зеркале. Хочу пожелать папе такого же огромного счастья, какое выпало мне.

— Надеюсь, вы понимаете, что дочери не пристало сводничать и пытаться устроить судьбу отца.

— Почему же? Герцог еще слишком молод, чтобы прозябать здесь в одиночестве. Олимпия предрекла союз с мисс Джонс, а теперь я и сама вижу, что они прекрасно друг другу подходят.

— Однако позвольте им выяснить это без посторонней помощи — так же, как его светлость и я позволили вам найти свою любовь.

— О! Значит, мне совсем нельзя вмешиваться? — Лорелей обиженно покачала головой: — Не беспокойтесь, Макс, от этого никто не пострадает.

— Разумеется, миледи. Вам, как всегда, виднее.

Макс с поклоном открыл дверь и впустил гостей в комнату, где коротала время тетушка Гретхен.

— Пока герцог не вернется, миледи, можете без помех насладиться приятной беседой с любимой родственницей. Она как раз заканчивает работу над новым шарфом редкой расцветки и мечтает подарить вам свое новое произведение.

Дверь бесшумно закрылась, и миссис Уэрлок посмотрела на пряжу, над которой увлеченно трудилась старушка. Время от времени тетушка Гретхен выбирала экстравагантные цвета, которые не радовали никого, кроме самой мастерицы. Вот и сейчас она почему-то предпочла неопределенный оттенок, больше всего напоминавший полусгнивший фрукт. Как правило, всезнающий дворецкий заранее предупреждал об очередном всплеске экстравагантности, и поэтому удавалось избавляться от нежелательного подарка, но сейчас, видимо, решил пустить события на самотек. И не без умысла.

Лорелей посмотрела на мужа, но тот лишь широко улыбнулся:

— Да, дорогая, в этом раунде победа осталась за Максом.