Грегори Норминтон

Портрет призрк

1680

По лицу спящего не прочесть ничего. Он склоняется ниже и чувствует горький зпх его дыхния. Что з яркие кртины, что з пиршество крсок скрывется по ту сторону его век? Тйны его тел ей известны, он досконльно изучил беспомощную животную тяжесть этого бренного сосуд души. Но его глз… дже рскрытые, они будто зтянуты изморозью, кк окн зимой. Он улыбется и видит отржение своей улыбки в этих глзх — окнх в комнту, от которой у нее нет ключ.

— Отец?

Его сон рвется, кк путин; он не срзу выпутывется из ее нитей. С трудом рзлепив губы, склеенные высохшей слюной, он вздыхет и сдится прямо. Он не любит, когд его зстют спящим: чсто и помногу спят лишь млденцы д стрики, считть себя стриком он вопреки всему не хочет.

— А, это ты, Синтия…

— Я рзбудил тебя, отец?

— Я не спл. Просто прикрыл глз, чтобы отдохнуть. И ко мне явилсь твоя мть. Он сидел вон в том кресле и улыблсь. И, кк всегд, молчл, но в моих ушх музыкой звучли слов, что не были скзны ею вслух.

Синтия уже не рз слышл рсскз об этом. Он отмечет, что огонь в кмине почти угс; знчит, ндо будет принести снизу еще дров. Д, и еще гость.

— Господин Струд ждет внизу, отец.

— А… который теперь чс?

— Одинндцтый.

— Утр?

— Вечер.

— Тк скоро? Он приехл тк скоро?

— Срзу же, едв получил твое письмо.

Стрик глубоко вздыхет, точно стоит н утесе нд морем и не никк может ндышться свежим солоновтым воздухом. Он улыбется и произносит последнюю шутку, что у него еще есть:

— Передй ему, что я не смогу увидеться с ним. Но принять его я смогу. И немедля.

В просторной гостиной пхнет лвндой и пхтой, еще витет едв уловимый ромт (дым костр и цветы дрок?), источник которого неизвестен ему до сих пор. Здесь тк нтоплено, его срзу кидет в пот. Он торопится снять тяжелый теплый плщ и змечет суетливость собственных движений. Убрв руки з спину, он сцепляет пльцы и рссмтривет стоящее н столе блюдо с голлндскими бисквитми (Синтия печет их для отц, он помнит это) и мешочек с хлебом — осттки ужин. У него нчинет сость под ложечкой, и он вспоминет, что ничего не ел с смого полудня.

Нверху хрипит дверь, точно прокшливясь. Он возврщется. Он сдится возле пустого очг и рссмтривет почерневшие кирпичи, чтобы хоть н миг оствить мысли о ней, о ее торопливом почерке в письме, что лежит у него в крмне. Последний рз он был здесь, в поместье, год нзд. И вот всего несколько минут нзд он просккл по ллее к дому, и вихрь скчки взметл з его лошдью ветви деревьев. У него до сих пор зхвтывет дыхние — нверное, от спешки или от быстрой езды. Он слышит з дверью ее шги и шорох плтья. Он хотел поднять н нее глз, когд он будет в дверях, но дверь уже скрипит, открывясь, и он не осмеливется изменить свою отрешенную позу. Ему приходится делть вид, будто не змечет ее возврщения, пок он не зговривет первой:

— Господин Струд, он сейчс примет вс.

Он решет принять официльность обрщения з ничего не знчщий оборот речи, произнесенный в силу привычки. Кивнув хозяйке, Уильям поднимется, стягивя перчтки.

— Блгодрю, — говорит он и, окзвшись н ногх, н миг нходит в себе мужество встретиться с нею взглядом. Но никкого знк прочитть в ее глзх не может. Прикрывя лдонью огонек свечи, он ведет его нверх пмятным ему путем.

Поднимясь з нею по ступеням, Уильям смотрит, кк колышутся ее юбки, и вдруг с изумлением чувствует желние упсть перед ней н колени и зрыться лицом в ее плтье. Тк ксются щекой лепестков розы, словно принимя поцелуй гордого цветк. Он смотрит н бледную руку Синтии, скользящую по перилм, и его охвтывет щемящя, болезнення нежность.

— Необычный чс для того, чтобы знимться хозяйством, — говорит он, чтобы скзть хоть что-нибудь.

— Мы двно ведем ночной обрз жизни.

— Но когд же вы спите?

— Отец погружется в сон время от времени. Я приучил себя к ткому же сну.

В ее голосе Уильяму слыштся нотки рздржения, и он пытется смягчить ее улыбкой:

— Кк и должно поступть. Когд мы рождемся, родители приспосбливют свою жизнь к нм, детям. Когд же они стреют, мы меняемся с ними местми.

— Он мой отец. Я обязн ему всем и смой жизнью.

— Слов, все — лишь слов… — В нем поднимется гнев, вытесняя нежность, но гнев этот нпрвлен не н Синтию. Просто скзнное ею зтронуло в нем струны, спрятнные в смой глубине души, в ее темной глуби. — И если позволите, никто ведь не просит, чтобы его родили.

— Никто не просит и о стрости, — сухо и спокойно отвечет Синтия, поднимясь н последнюю ступеньку. — Вы сетуете н то, что появились н свет, господин Струд?

— Лишь н обстоятельств этого появления. Простите, мдм.

— Вм не з что просить прощения.

Уильяму знком и эт лестничня площдк — он провел здесь немло чсов, ожидя у двери кбинет влстного призыв войти. Н столике н оловянном блюде горят свечи, и огонек одинокой свечи Синтии словно рстворяется в их свете. Перед тем, кк войти, Синтия приклдывет ухо к двери в кбинет и прислушивется. Н ее лице дрожт тени. Он змечет, что, несмотря н стртельную утонченность мнер, он сейчс дышит ртом, кк дети во сне. Поддвшись порыву, он тянется к ее руке, лежщей н двери, но, вовремя спохвтившись, упирется пльцми в косяк.

— Вы тк официльны со мной, Синтия…

Он поднимет н него глз, но не отвечет. Постучв, он открывет дверь в кбинет отц и делет приглшющий жест.

— Господин Струд, отец.

Уильям клняется, не сообрзив, кк нелепо выглядит его поклон — ведь стрик слеп. Но, получив письмо, он не здумывлся ни о чем: две мили от мельницы он просккл словно в кком-то оцепенении, потом появление Синтии отвлекло его от предстоявшей ему встречи. И вдруг он думет: что, если ничего этого нет, он просто здремл, сидя з столом, и все происходящее — лишь игр его вообржения?

— Добрый вечер, господин Деллер, — говорит он. И не зня, что еще добвить, вновь не подумв, здет глупый вопрос: — Ндеюсь, вы здоровы?

— В моем возрсте чувствуешь себя счстливцем, если все еще жив. Здоровье в ткие годы — это уже непозволительня роскошь.

Голос звучит точно тк же, он лишь стл немного слбее и слегк зтруднен. Но лицо стрик утртило свою вырзительность, теперь оно словно зтянуто дымкой, пустотой, что будто рстекется из невидящих глз. Уильям усмехется, покзывя, что оценил остроту, но тут же, спохвтившись, издет веселый смешок:

— Что ж, тогд смею ндеяться, что зстл вс в роскоши.

Пустые глз резко отворчивются в сторону и срзу же остнвливются н Синтии. Уильям это несколько пугет.

— Дочк, у нс остлось от ужин что-нибудь легкое?

— Д, отец.

— Сходи принеси нм.

— Хорошо, отец. Господин Струд, — склоняет он голову в сторону Уильям.

Уильям едв не збывет поклониться Синтии. Он сопровождет ее взглядом, пок з ней не зкрывется дверь. А он-то ндеялся н ее зступничество во время своего визит. Спохвтившись, он переводит взгляд н лицо стрик — тот сидит, выствив вперед подбородок, и ждет. Помимо желния Уильяму вспоминется черепх, видення однжды в Дувре, — моряки нередко привозили их в Англию контрбндой. Высження н стол тверны, он вяло и неловко скребл по столу коготкми, пытясь ползти, ккой-то пьяный грдемрин тыкл ей в нос чубуком трубки, зствляя сворчивть в сторону. Уильяму отчетливо припомнилсь ее сморщення строгя мордочк, птрицинский прикус клюв и пустые сухие глз. По этим глзм Уильям понял, что он отчянно устл и невероятно измучен тщетными попыткми обойти препятствие, вновь и вновь возникющее н ее пути. Ему отчянно зхотелось, чтобы ее никогд не привозили сюд, чтобы он никогд не видел ее глз.

— Присядьте, господин Струд.

Уильям трясет головой, отгоняя охвтившие его воспоминния. Двным-двно — четыре год, тк? — когд господин Деллер впервые зговорил о своем недуге, его охвтил стрх: почему-то ему кзлось, что, потеряв зрение, стрик сможет горздо легче читть его мысли. И дже понимя, что это лишь плод его вообржения, он тем не менее изо всех сил гнл от себя низкие и непочтительные помыслы.

— Темно ли сейчс?

— Сейчс поздняя ночь, господин Деллер. Лун скрыт тучми, д и то это тоненький месяц.

— Я уже двно не змечю времени. — Воцряется недолгя тишин, не нрушемя дже потрескивнием дров в кмине: от них остлись лишь угли. — Кк вши успехи?

— Неплохо, сэр. — Стрик резко откидывется н спинку кресл. Что это з выржение н его лице? Улыбк? Не похоже. Нсмешк? Может быть. — Господин Деллер, вы говорите о рботх, которые я должен бы писть, или о тех, которые я пишу?

— Я бы не делл между ними рзличия.

— Но оно есть, и вы это знете.

— Кк у вс обстоят дел с зкзми?

— Н днях я писл для сквйр Тэйт его призовую свиномтку. Но кк ни требовл у него госпож Тэйт, кк ни брнилсь н весь двор, ее портрет он мне не зкжет, поскольку ей в случе чего предстоит выншивть дольше, чем той свинье.

— А-х! — Смех господин Деллер почти неотличим от вздох. — Люди рисовли и более низкие предметы, господин Струд, и бывли пожловны дворянством з свои труды.

— Кстельно возвышенности моих зкзчиков: вероятно, следующим, что я буду рисовть, будет вывеск тверны.

Откуд этот гнев? Он нходится в доме умирющего — человек, который некогд был близок Уильяму тк, что перед любовью к нему в душе Уильям меркл любовь к отцу. И все же он не может до конц изгнть из сердц сдвившую его злобу.

— Господин Струд, возможно, вы помните: когд мои глз еще служили мне, я нходил вши рботы многообещющими.

— Д, и для меня не было большей рдости, чем эт.

— У вс верный глз, отличное чутье н естественные формы, и рук легко следует з глзом. Кроме того, у вс светлый рзум, стремящийся к позннию.

Уильяму вспоминется их первя встреч. Он, совсем еще юнец, всю жизнь рисоввший что-нибудь кусочкми угля н укрденных из кухни листх пергментной бумги. И прослвленный живописец, недвно переехвший в их приход: без прик, не покрытый згром, в шитом серебром кмзоле с пышными руквми и пнтлонх черного брхт. Его нряд был великолепнее, чем дже у отц в воскресный день. Могущественный послнец мир влсти, он рисовл — и н холсте точно по волшебству возникли мельниц, лошдь, пьющя из мельничного лотк, зеленые дубы вдли, подобные крепостной стене. Уильям помнил, кк поклывло под волосми, когд он переминлся с ноги н ногу под белым полотняным пологом, рстянутым нд головой живописц, пок тот, бормоч что-то более или менее одобрительное, рссмтривл рисунки, робко предложенные ему сыном мельник. Помнил дже крестьянского мльчик, что держл пенл с кистями.

— Моя дочь всегд с большой рдостью ожидл вших визитов. Вы догдывлись об этом?

Уильям молчит. Он бы пожл плечми, но стрик не видит его. Невозможность ответить жестом лишет Уильям уверенности в себе.

— Вы вели с нею близкое знкомство?

— Я всегд относился к ней со всем возможным почтением, сэр.

Господин Деллер вдруг исполняется непонятно откуд взявшейся силой, он словно вырстет в своем кресле:

— Господин Струд! — От его голос Уильям рзом подтягивется, точно змечтвшийся школьник, поймнный нствником. — Эт стрн — не место для молодого художник. В ней нет ни вызов, ни соперничеств, ни товриществ. Боюсь, здесь, в Кенте, вш тлнт лишь зхиреет и погибнет.

Уильям всмтривется в пустое лицо, в морщины вокруг невидящих глз, оствленные рдостью и горем.

— Что вы хотите скзть этим, сэр? — осторожно спршивет он.

— Лишь то, что вывески тверн — неплохой зкз для ремесленник. Но вы не ремесленник! Инче я не взялся бы учить вс.

Сердце Уильям сжимется. Неужели стрик собирется дть ему зкз? А то и предложить чье-нибудь покровительство?

— Здесь неподлеку мельниц моего отц, которую мне предстоит унследовть, — отвечет Уильям. — И, кк вы знете, от любимого мною знятия меня удерживет сыновний долг.

Господин Деллер продолжет, словно не слыш его слов:

— Сейчс я скжу вм кое-что и попрошу не слишком торопиться с ответом. — Вновь тишин; но рссыпющийся н чсти мехнизм одряхлевшего тел еще повинуется своему нзнчению — тк продолжют врщться шестерни, дже потеряв более половины зубцов. — У меня имеется неоконченный портрет. Моей любимой усопшей жены. Я позвл вс в ндежде, что… что вы соглситесь зкончить эту кртину. Для меня.

Уильям ошеломлен, его охвтывет рзочровние, которое тут же сменяется тревогой. Он осведомляется:

— Этот портрет, сэр… Н нем нужно окончить здний плн?

— Нет. Передний плн. Ее сму.

Жену господин Деллер? Кк ее хотя бы звли? Вспомнить имя Уильяму не удется. З все годы его обучения стрик ни рзу дже не говорил о своей жене.

— Вы окзывете мне величйшую честь, господин Деллер. Но боюсь, то, о чем вы просите меня, невозможно.

— Что вы знете о возможном?

— Сэр, я зню, что портрет, если требуется истинное сходство, не может быть создн без нтуры. Или по крйней мере без смого полного предствления о тковой.

— Предствление о ней хрнится в моей пмяти, оно точно и превосходно.

— И кк же нм извлечь его оттуд? Дже при всем обоюдном желнии, вшем — передть мне это предствление, моем — получить его, вши воспоминния остнутся мне недоступны.

— Прежде всего холст не пуст. По крйней мере есть некоторые нброски…

— Я не смогу! — Уильям с силой стискивет зубы, до скрип, до привкус горечи во рту, и некоторое время рссмтривет в мерцнии догорющих углей свои згрубелые руки. — Господин Деллер, сэр, я не сумею вложить жизнь, дже след жизни в вш нбросок.

Стрик подется вперед:

— Он умерл двдцть лет нзд. Женщин, которую я лелеял, в которой изучил кждую мельчйшую черточку, знл все ее совершенств и все изъяны, и все это было моей жизнью!.. — Стрик подется вперед, и Уильям отштывется: неужели тот все же видит сквозь серые, словно зтянутые путиной зрчки? Рзве может быть у незрячих глз столь пронизывющий взор? — Господин Струд! Не говорите мне, что этот портрет не может быть зкончен. Он должен быть звершен.

— Что ж, в тком случе…

— Д, сэр?

— Вм придется нйти для этого другие глз и руки, не мои. Мне очень жль.

— Помогите же мне!

— Я не спрвлюсь!

— Вы получите вознгрждение, достойное сложности этой рботы, господин Струд.

В дымоходе звывет ветер. Они сидят, вслушивясь в хриплое дыхние друг друг, похожие н борцов после схвтки. Уильям чувствует необходимость зговорить. Хотя стрик не может видеть его, он принимет простодушный вид:

— Я готов выслушть вс, сэр.

— У меня остлось очень мло времени. А мне нужно позботиться о будущем, но не о своем… — Господин Деллер откидывется н спинку кресл, нмеренно откзывясь от нпряженной, скорченной позы зговорщик. — Вы получите все прв н мою дочь, если поможете вернуть к жизни ее мть.

1660

Он дремлет, постепенно погружясь в глубины сн, и к нему приходит тревожное видение. Он лежит н сеновле, нд ним возвышется отец. В сложенных чшечкой лдонях колышется мленькое облчко, беспокойня дымк. Он не может понять, из чего состоит это облчко, но видит и слышит, что отец глухо рыдет. Вскрикнув, мльчик просыпется в слезх и, плч, силится предствить себе лицо мтери. Он умерл три год нзд, и ее черты уже успели поблекнуть в его пмяти. Бедный, бедный Джем, говорит он себе. Ш-ш, Джем, спи, бю-бй. Он поворчивется спиной к дверям конюшни, чувствуя, кк нлетевший ветер теребит н нем рубшку. Кжется, приближется гроз; если тк, сегодняшняя ночь будет для него истинно сиротской: холодной и бессонной. Нет, он ошибся: гроз уже нчинется. Он слышит шуршние кпель по крыше, похожее н шелест плтья, н ллее уже шепчутся сгибемые ветром ветви деревьев.

Он не успевет обрести утешение и покой в этих звукх. Из шорох дождя доносится иной шум: топот скчущих лошдей. Нет, не лошдей — лошди. Он приближется со стороны дороги. Джем торопливо хвтет лмпу, тк до конц и не проснувшись, но высечь из кремня брт огонь и зжечь ее у него не выходит. Оствив тщетные попытки, он выбегет н двор. Тучи в небе — словно зстывшие бурные вихри из его сн. И свет ткой стрнный, непонятный. Хотя, пожлуй, это из-з того, что лун светит сквозь тучи. Из-з боярышник крьером вылетет взмылення лошдь.

Всдник видит Джем в воротх конюшни, видит хозяйский дом. Он грубо дергет повод — слишком грубо, лошдь вздргивет всем телом и в несколько скчков остнвливется. Джем умеет приветствовть незнкомцев, он много рз слышл, кк это делл отец. Он откшливется и кричит:

— Ккие новости с пути?

— Хороших — никких. Я гоню лошдь от смого Дувр, — отвечет из-под низко ндвинутой шляпы всдник, зкутнный в темный плщ.

В предгрозовом мрчном свете видно, что глз коня выкчены, с губ его пдет густя пен. Джем не очень уверенно тянется к поводьям. Взмылення, исходящя пром лошдь и незнкомый, погруженный в рздумья всдник — эт пр неумолимо зхвтывет его вообржение. Они пришли сюд из Большого Мир, принеся н себе его зпхи. Д, Джем еще юн (и, по словм брт, глуп), но и он знет, ккое нынче время и чего все ожидют.

— Не знете ли, вернулся ли король 1?

Спешившись, незнкомец окзывется совсем рядом с Джемом. Он стоит, широко рсствив ноги, уперев кулки в бок:

— Я собственными глзми видел его в Дувре. Его встречли толпы нроду. Все слютовли ему и выкрикивли приветствия. Меня чуть не стошнило от тмошней вони. Ткя неистовя рдость при виде «приков» говорит, что мы зслуживем, чтобы нми првил именно ткой человек.

Джем непонимюще смотрит н кривящиеся губы незнкомц. Ему хотелось бы побывть тм, н прздничных улицх. Он вообржет себе кртину: корбельные мчты вздымются выше крыш; слышны шум волн, вопли чек и приветственные крики.

— Могу я узнть вше имя, сэр?

— Томс Дигби. — Лицо человек, зтененное полями непромокемой шляпы, смягчется, и похоже, ткя мягкость для него непривычн. Джем слышит в его голосе нрочитую доброту: — А твое кк, дружище?

— Джеймс, сэр.

— Держись со мной тк же вольно, кк держишься см с собой, Джеймс. Совершенно не выношу почтительности, слышишь?

— Д, сэр.

— Не сэр.

Джем не понимет, сердится незнкомец или нет. Дождь переходит в ливень; крупные кпли брбнят по голове мльчик, вод бежит по лицу, от чего он кжется себе глупее, чем есть. Чтобы успокоить лошдь после бешеной скчки, он мягко похлопывет ее по шее и тянет мокрый ремень повод, нпрвляясь к воротм в конюшню. Лошдь покорно следует з ним. Уже почти войдя, он все же нбирется хрбрости здть всднику еще один вопрос:

— А он крсивый, сэр? Король? Хотел бы я увидеть его собственными глзми. Посмотреть; ведь про него все кругом говорят.

Из-з проклятого ливня Дигби приходится кричть, чтобы быть услышнным:

— Поверь, это зрелище не стоит того, что н него зтрчено. А цен его холеному виду — счстливые улыбки твоих детей.

— Я еще слишком мл, чтобы думть о детях, сэр.

— Тогд цени хотя бы свою свободу, пок он у тебя есть.

Джем укзывет дорогу к дому, хотя особой нужды в этом нет. Здние величественней, чем Томс Дигби предствлял себе: первый этж из мэйдстоуновского кмня; в стенх верхних этжей множество узких треугольных окон; под проливным дождем вяло дымят целых пять труб.

— Полгю, он дом?

— Я видел его в сду сегодня днем, сэр.

Дигби клдет в лдонь мльчик монетку. Глядя, кк его коня уводят отдыхть, он чувствует сильный голод и не менее сильную тревогу — но решительно шгет к дверям.

Дорожк рзъезжется под ногми; ветер треплет ствшие бесформенными кроны деревьев. Дигби бросет взгляд н кирпичную стену, что окружет сд позди темных подстриженных деревьев. Сбоку от дом — прудик, ливень хлещет по поверхности стоячей воды. Уже взявшись з дверной молоток, Дигби змирет в нерешительности. Он подумывет о бегстве, о том, чтобы вывести из конюшни измученную лошдь, снов вскочить в седло и помчться глопом обртно в Лэмбет. Но ливень стновится еще сильней, и это прекрщет колебния Дигби и придет ему мужеств — видно, провидению угодно, чтобы он остлся.

Едв слышный стук кжется ему сдвленным окриком, обрщенным к глухому, рвнодушному дому. Открывется решетчтое окошко; его спршивют, кто тков. Дигби коротко отвечет, силясь рссмотреть человек по другую сторону двери. Д нет, конечно же, нет, рзве он стл бы см отвечть н стук?

— Мы не ждем гостей, — сухо произносит слуг.

— Я не нзнчл визит, — из-з ливня и ветр Дигби вынужден почти кричть, — но прибыл по неотложному делу. Он будет рд видеть меня. — Рзглядеть лицо слуги через небольшое окошко невозможно, это черное отверстие приводит Дигби в отчяние. — Впусти же, я промок до костей.

— Подождите, — следует ответ, и окошко зхлопывется.

Дигби едв сдерживется, чтобы не пнуть дверь ногой. Он сжимет кулки, до боли вдвливя ногти в лдони, пок не приходит в себя. Но вот з дверью слыштся голос. Он узнет один из них, тот, что более низкий. Пок он думет, не отступить ли н шг-другой, чтобы не покзться бесцеремонным, дверь уже отпирют.

Судя по звукм, сперв поднимют щеколды, потом сдвигют зсов в скобх. Дверь рспхивется. Горят свечи, их свет бьет в глз, и вот нконец коренстя фигур зполняет дверной проем. Томс Дигби снимет шляпу, покзывя лицо.

— Господи помилуй!

— Нтниэль.

Он рссмтривет хозяин дом и приходит к зключению, что годы пощдили его. Он стл похож н сельского сквйр: упитнный, подбородок чуть ли не двойной, н пухлых щекх румянец. До чего же жлко рядом с ним должен сейчс выглядеть Дигби — грязный, с дождя, словно бездомный кот. Однко Дигби пытется улыбнуться, изобржя что-то вроде поклон. Когд он поднимет голову, изумление н полускрытом тенью лице хозяин уже почти исчезло, но недоумение остлось.

— Но… Боже првый… Что привело тебя сюд?

— Я был в Дувре и тм услышл о тебе. Мне скзли, ты унследовл поместье в этом приходе. Ты порядком рздобрел.

С кря крыши хлещут струи ливня, то сильней, то слбей, точно спзмтические выплески из ртерий дом. Дигби смотрит из-под кпель н ресницх н дородного хозяин дом, удивленного нстолько, что он в грозу держит гостя з порогом. Он понимет, что для Нтниэля он сейчс всего лишь призрк, эмнция прошлого, которой пок что не хвтет вещественности, которя еще не имеет прв н гостеприимство живущих здесь. Чтобы опровергнуть это, он изобржет чихние, и Нтниэль, судя по всему, вспоминет о приличиях.

— Входи же, Томс, — говорит он, деля величественный приглшющий жест. — Скверное сейчс время для путешествий.

Еще бы. Оперяющийся тирн и сын тирн, облдтель фрнцузских жемнных мнер вернулся н нглийскую землю. Все рзрушено, осквернено; попрн воля Господня.

— Д, скверное, — соглшется Дигби.

— Рзумеется, я говорю о ливне.

Дигби входит, не глядя н дряхлого слугу, что оствил его стоять под дождем. Перед ним полировнные дубовые пнели; дрожщее плмя свечей; огромный сундук, нкрытый персидским ковром. Гобелены, всколыхнутые ветром, что влетел вместе с гостем, мло-помлу вновь повисют неподвижно. Пхнет горящим деревом, тимьяном и слдким бзиликом. Д, думет Дигби, в тком убежище и впрвду можно поверить, будто этот мир хорош и спрведлив.

— Фредерик, горячего вин ншему гостю. И велите Лиззи нкрыть н стол.

Слуг выходит, волоч ноги. Хозяин то и дело потирет руки — похоже, он порядком не в себе, но возможно, это просто нервы. Дигби бросет взгляд н его крсивые, тонкие и длинные пльцы: кутикулы ногтей испчкны грязно-желтым.

— Достлось тебе, пок добирлся, — змечет Нтниэль.

— Думл, сумею обогнть грозу.

— По пятм шл, д?

Дигби кивет и, поскольку не нходит слов, проводит рукми по лицу, словно стряхивя с него водяную мску.

— Ты, должно быть, весь продрог, Томс. Проходи сюд, обсушись. В гостиной топится кмин.

Хозяин дом прочищет горло, но без толку, и, ведя Дигби по коридору, он все продолжет кшлять. Перед дверью в гостиную ккой-то человек шгет вперед, словно приветствует их. Дигби не срзу узнет собственное отржение в огромном зеркле в позолоченной рме. С некоторым удовлетворением он отмечет глянец, нведенный дождем н плщ, и рзгоревшиеся от скчки щеки. Н лбу крсновтый отпечток — след слишком туго ндвинутой шляпы.

— Э-э… позволь предложить тебе переменить одежду.

— Нет нужды, — отвечет Дигби. — Добрый огонь и твое общество вполне согреют меня.

В гостиной девушк-прислуг в грязновтом переднике, с рябинкми н щекх, поднимется с колен и приседет, оствив мехи для рздувния углей сопеть н кминной подствке. Томс Дигби борется с змештельством, потому что он узнл ее. Он возврщется к рзжигнию огня; ему с трудом удется отвести взгляд от ее пышного зд.

— Уже рзгорелось, — отмечет Нтниэль. — Зймитесь ужином для ншего гостя, Лиззи.

— Нет нужды, — возржет Дигби, — я вовсе не стрдю от голод.

— А должен бы.

Дигби кчет головой, хотя это ложь.

— Ты уверен, что не хочешь дже перекусить?

— Блгодрю, Нтниэль, ничего не нужно. — Он искос смотрит н лицо девушки: зстыв н месте, он ждет прикзний. — Рзве что немного хлеб.

— И сыр, — добвляет Нтниэль, — и жреный окорок из буфетной. — Хозяин дом снов зкшливется, и н сей рз кшель все же прочищет ему грудь. Кривясь, он сглтывет комок и с вялой улыбкой н губх подходит к стулу.

Гостиня обствлен богто: полировнное дерево с вырезнными по ореху херувимми, кмин укршют псторльные тнцы и сценки: легкий и рдостный сбор урожя, пстушки н отдыхе под рскидистыми дубми. Дигби не сдится. Он вышгивет по комнте взд-вперед, оценивюще бормочет нд млозметными предметми, с болезненной остротой чувствуя присутствие Нтниэля.

— Ох, Томс, твоя неугомонность меня утомляет. Присядь, пожлуйст.

— Я был в Дувре.

— Д?

— Приветствовл Крл Стюрт.

Нтниэль молчит, и это вынуждет Дигби приглядеться к нему. Что это з передник мышиного цвет, болтющийся ниже колен? Кк можно, живя в тком доме, по-прежнему подпоясывться веревкой? Нтниэль змечет хмурый взгляд Дигби, опускет глз н свою одежду и нчинет отряхивть перед, словно смхивя с него крошки.

— Я и збыл, что н мне ндето.

— Помнится, у тебя не было обыкновения носить рбочую одежду.

— Я рботю до зкт.

— Это чтобы прикрыть твое нрядное плтье?

— А, вот и kandeel2.

Дигби и хозяин дом в молчнии ждут, пок стрый слуг нполняет кубки вином, от которого идет пр. В предвкушении рот Дигби зполняется слюной, но он берется з свой кубок с нмеренной неторопливостью, небрежно кивнув в знк блгодрности. Фредерик отступет (медленно, словно к собственной могиле), и вот горячий нпиток с пряностями уже обжигет Дигби губы, ктится вниз, приятно согревет внутренности… Нконец Дигби нрушет молчние:

— Не ожидл, верно?

— Д, — чересчур поспешно отвечет Нтниэль. — Столько лет прошло…

— Десять.

— Целых десять?

— Стой поры, кк ты перестл мне писть, — девять.

Дигби кжется, будто его слов бьют в стены гостиной и отсккивют рикошетом. Нтниэль выпрямляется, словно принимя их в себя, но ккое-то болезненное ощущение зствляет его выгнуть спину и поморщиться.

— Будут репресслии, Нтниэль, ты и см это понимешь.

— После рестврции короля?

— Вряд ли он соглсится жить в мире с убийцми собственного отц.

— Ну что ж, нм-то опсться нечего.

Нтниэль поднимется со скрипучего стул и подходит к огню, невежливо повернувшись к Дигби спиной. Некоторое время он стоит в нерешительности, сжимя и рзжимя кулки. Нконец нклоняется з кочергой — и у Дигби все сжимется внутри. Н ккое-то мгновение ему кжется, что Нтниэль вот-вот удрит его. Но тяжелый темный прут зрывется в горящие поленья, взвихрив сноп бесполезных искр.

По-прежнему не оборчивясь, Нтниэль спршивет:

— Ты живешь все тм же, в Дептфорде?

— В Лэмбете.

— А, ну конечно. Вернулся к прежнему знятию?

— Чем же еще я сейчс могу быть полезен людям?

Нтниэль вешет кочергу и оборчивется, вытиря руки о перед одежды.

— Верно, простым людям нужны птекри, — говорит он. — И это делет их счстливее, чем твои дворяне, ведь те подчс рискуют головой, обрщясь к хирургу, который может окзться сторонником «круглоголовых».

— О-о, — вздрогнув, отвечет Дигби, — они умрут вместе со мной.

— Но не от твоей руки.

— Но с моего ведом и позволения. И тких будет много. — Дигби осторожно отпивет еще вин с пряностями. — Тм много хуже, чем в Лондоне. Люди теснятся, точно крысы н сухом пятчке посреди болот…

— Мне доводилось жить в Лэмбете.

— Я и збыл, — удивляется Дигби.

— Это было еще до того, кк мы познкомились. Для меня тогд были тяжкие времен. Я не мог позволить себе жилье в переулке Сент-Мртин.

— Мне кжется, я встречл тебя в Лэмбете.

— Будь тк, ты бы узнл меня.

Дигби проводит языком по губм.

— А теперь ты живешь в этом поместье?

— Я потерял брт; оно достлось мне в нследство. Не моими трудми мы здесь живем вполне прилично.

Возврщется Лиззи, приносит нрезнный хлеб и сочный окорок. Лицо Нтниэля по-прежнему скрыто в тени, но нет сомнения: он рд, что их прервли. У Дигби, в свою очередь, текут слюнки при виде мяс — по срвнению с тем, чем он обычно довольствуется, это нстоящя роскошь. Тонкя кожиц окорок сходит под ножом Лиззи. От вид еды, кк и от вин с пряностями, он чувствует предвкушение и вместе с тем неловкость. Неумеренность влечет з собой немло последствий, и длеко не все из них можно попрвить порошком для чистки рт или нстоем можжевельник от зубной боли. Но голод окзывется превыше всего. Он ест торопливо, ждно; с кждым куском ппетит рзгорется все сильнее; нижние зубы с хрустом трутся о верхние, передние впивются в толстый окорок. Полегче, нпоминет он себе. Не ндо покзывть, нсколько ты голоден.

— Зчем ты здесь, Томс?

Неужели Нтниэль нрочно здл этот вопрос именно сейчс, когд у него нбит рот? Хочет поствить его в неловкое положение? Что ж, Дигби не спеш жует, обдумывя ответ.

— Хотел повидться с тобой, Нтниэль.

— Но должно быть, есть и другя причин, кроме этой.

— Причин много… — Дигби ствит локти н стол и впивется зубми в еду. Он смотрит поверх окорок нлицо Нтниэля, тщетно пытясь понять его выржение. — Я не вижу тебя, Нтниэль.

— Извини.

К удивлению Дигби, хозяин дом тут же пересживется, сводя н нет свое нчльное преимущество. Неожиднно сердце Дигби сжимется от грусти, и он опускет глз н собственные руки. Д, время изменило и его. Сумел бы он узнть Нтниэля, если б случйно встретил его н улице? Он чувствует н себе его пристльный взгляд, полный смодовольств. И исходящее от этого взгляд предостережение рсползется в душе Дигби подобно сырому тумну.

— Что ж, — говорит Нтниэль, — прежде всего тебе нужно поесть и отдохнуть. Тут, у огня, твоя одежд подсохнет. Что бы мы ни хотели скзть друг другу, это может подождть…

1680

Что отличет его среди прочих людей того же знятия? Уильям не претендует н то, что способен видеть больше, чем те, кто нходится рядом с ним. Но все же он полгет, что видит много больше и глубже, чем его молчливый отец. Дже сейчс, трудясь н мельнице, Уильям может прервть рботу и рссмтривть дерево, что пошло н блку: рисунок древесины порой обнруживет то диковинные обрзы, то фигуры зверей и птиц. Порой, глядя н птину зерновой пыли в зсыпной воронке, он вдруг змечет н кменном полу лучик солнечного свет, подвергющий сомнению мимолетность сущего. Зрелость тк и не зтумнил его взор, в нем остлось слишком много от ребенк. Но он не может откзться от чудесных мгновений, в которые простейшие вещи рскрывются перед ним во всей своей глубине, — чувство ткое, словно он получил великий др, и вместе с тем оно неуловимо, кк движение тени н склоне холм. Мльчиком он любил ходить, почти зкрыв глз и глядя из-под ресниц. Он нпрвлялся неуверенной походкой в сд под сильным ветром рннего весеннего утр и н ходу словно впитывл изменение форм и перетекние одних в другие. Сквозь вуль ресниц мир кзлся совершенно иным.

Сейчс Уильям идет вдоль стеллж, отгоняя тьму от поблекших корешков знкомых книг светом свечи. Он поглживет кожный переплет «Минитюр» Норгейт и вспоминет, кк тйком приносил эту книгу домой, змотв в мешковину, чтобы избежть рсспросов сестер.

— Возьмите себе те, что вм нрвятся, господин Струд, — говорит стрик. — Синтия читет мне Писние, и других книг мне более не нужно.

— Я… я не могу взять ни одну из них, сэр.

— Я предпочел бы, чтобы эти книги жили у вс, не умирли со мною вместе.

Юношей, томящимся предчувствием чего-то необычйного в себе, Уильям нередко збирлся н нстил, что был н смом верху отцовской мельницы, где ясно ощущлся тихий ход мехнической мхины и знкомое подргивние ее сочленений. Тм он устривлся н блке между лрями и блгоговейно рскрывл книгу учителя, сдувя со стрниц муку. Створк окн был поднят, чтобы пропускть свет; рспоры регуляторов бросли н листы четкие тени; и его охвтывл сияющий восторг, когд он переводил глз с книги (этого зкрытого мирк) н лес и пстбищ вокруг. Отсюд, сверху, он смотрел н мть, кормившую уток в пруду; н белых голубей, то собирвшихся в стйку, то рзлетвшихся во все стороны; кк смя млдшя сестренк, Джудит (н Рождество ее не стнет), ковылял вперевлочку к стйке воробьев, вспугивя их.

— Блгодрю вс, — произносит Уильям. — Тогд я одолжу несколько книг.

Он отклдывет в сторону Норгейт и Пичем и вспоминет, кк многие месяцы знимлся рисовнием и кк уроки вселяли в него все большую уверенность в свои способности. Кк он устривлся поудобнее с лоптой для зерн н коленях, чтобы было н что положить бумгу, и трудился нд небольшим прямоугольником, в котором постепенно возникл пейзж: вот родной дом, вот сри, вот соседское поле н зпдном склоне холм. Он вслушивлся в голос поденщиков, что веяли зерно в мбре, и летящя из открытых дверей мякиння трух кзлсь ему очень похожей н дым. Среди его рисунков не было двух совершенно одинковых: ветряк мельницы то и дело поворчивлся, ловя ток воздух. Когд мельниц не рботл, он нпоминл ему стоящий в порту глеон с провисшими снстями. Он н слух знл кждое ее поскрипывние и потрескивние. Эти звуки словно укзывли н скрытую в деревянных мехнизмх мощь, которя кзлсь ему сродни его собственной. Оствлось лишь освободиться от обязтельств перед отцом, подствить прус ветру удчи и достичь своей земной цели!

— Помогите мне подняться, господин Струд.

Уильям подет стрику руку и поддерживет его з острый локоть. От былых мускулов господин Деллер не остлось и след. Уильяму кзлось, что он держит птицу.

— Видите сундук возле того окн?

Опирясь н руку Уильям, тк, словно вот-вот упдет, стрик выпячивет подбородок, укзывя, куд смотреть. Уильяму не доствляет удовольствия поддерживть скрюченную фигуру, кож которой ссохлсь, точно пергмент, тело пхнет мешковиной и мочой.

— Узнете?

Уильям смотрит н большой сундук орехового дерев. Он помнит: к примеру, тм лежт лтный нгрудники метллическя лебрд без древк, ржвчин н зточенном крю которой похож н кровь. Для мльчик, привычного к виду ножей-секчей д корзин для веяния, эти вещи кзлись нстоящим чудом. Он помнит и человеческий череп с пробитым сводом, и чучел птиц н деревянных шесткх, и ложечку для шербет с рядом жемчужин н ручке, сделнную в Стмбуле.

— Я бы предпочел см нйти, что нужно, — говорит господин Деллер. — Но этот сундук, знете ли, очень уж глубокий.

Уильям услужливо опускется н колени и отпирет сундук. В свете свечей он видит бумги: здесь хрнится множество документов, пергментов, истрепнных ппок для рисунков. От прежнего имуществ не остлось и след: оно больше не нужно своему влдельцу.

— Видите сверток крсной кожи с деревянными бусинми н звязкх? Дйте мне его.

Взяв сверток, господин Деллер неуклюже шркет к кмину, поближе к огню. Слегк здыхясь и, кжется, сердясь, он произносит:

— Я теперь чувствую только тепло, д и то едв-едв. Скоро стну совсем холодным, кк ящериц.

Сверток крсной кожи стянут тремя звязкми. Пльцы стрик вскоре зпутывются в узлх, и Уильям пытется вмешться и помочь ему.

— Боже милостивый! Стть тким немощным!..

— Узлы очень тугие. Позвольте…

Но стрик не уступет. Уильям держит перед ним пкет, тот теребит звязки, дергет их, и нконец они поддются. Тут же, точно рспустившиеся узлы должны включить некий скрытый мехнизм, господин Деллер отступет нзд и глубоко вздыхет, чтобы успокоиться.

— Что вы тм видите? — спршивет он. Рисунки. Здесь несколько дюжин рисунков, сделнных пером и бистром 3, крсной и белой пстелью. Некоторые — черновые нброски, эскизы для кртин; другие, пейзжи и интерьеры, — рботы, близкие к звершению.

— Кто-нибудь еще видел их, сэр?

— Кроме вс — никто.

Уильям чувствует себя вором, збрвшимся в усыпльницу. Он осторожно перебирет листы. Вот рстушевнные линии озер — колеблемые ветром кмыш и осок, мрчные зросли ольхи. Вот дом кузнец в деревне, вот деревенский пруд и белые вихри птиц нд ним. Молодой человек, чье лицо скрыто полями хорошо знкомой Уильяму шляпы, рботет нд рисунком у открытого окн, з которым виднеется лицо проходящего мимо сдовник. Снов и снов перед Уильямом предстют эскизы интерьеров поместья: тихие неприбрнные помещения; стоящя в кухне переносня витя лесенк; полупрозрчня фигур, греющяся у кухонной печи. При первом взгляде н рисунки кжется, будто дом зполнен призркми, безликими людьми з своей рботой; и лишь потом змечется обстновк, черты и линии которой просвечивют сквозь фигуры.

— Это… э-э… поздние рботы?

— Поздние, — эхом откликется господин Деллер; его пустой взгляд бесцельно блуждет по сторонм. Уильям рзворчивет сложенные листы и видит эскизы портретов Синтии: спящей, сидящей, погруженной в чтение. Его пронизывют нежность и горестное вожделение. Вот Синтия стоит у кухонного стол, вместе со строй Лиззи нрезет овощи, волосы Синтии рстрепны и припорошены мукой, пытливый взгляд обрщен к художнику.

— Видите рисунок, н котором женщин учит ребенк ходить?

— Д, вижу.

— Это Белинд.

Уильям рссмтривет рисунок. Черты лиц молодой женщины почти не прорисовны, лишь зштриховн тень н щеке. Неужели господин Деллер думет, что это сможет послужить ему при окончнии портрет?

— Это единственный рисунок здесь, который нходится не н своем месте.

— Потому что сделн много рньше?

— Потому что все остльные были сделны с нтуры. Но моя жен тк и не увидел ншу дочь. — Уильям чувствует, кк по коже пробегет холод. Господин Деллер втягивет его в свои тйны. Он покзывет эти последние рботы зтем, чтобы поймть его в ловушку жлости и смирения. — Это лишь фнтзия, в которой он остлсь жив.

Уильям отрывется от рисунк и видит, что господин Деллер ощупью идет вдоль стены. Возле одной из стенных пнелей стрик остнвливется и со всей силы бьет в стену плечом. Пнель со вздохом открывется, и з ней окзывется комнтк-тйник.

— Здесь прятлись священники 4, — здыхясь, говорит господин Деллер. — Я обнружил этот тйник случйно… оступился однжды, зпутвшись в бриджх.

Уильям издет нервный смешок. Д это не тйник, склеп, полный мягких ндгробий: здесь стоят пять кртин, зкутнных в шерстяные свны.

— Вот это — смые последние мои рботы, — говорит господин Деллер. — Можете збрть их. Возможно, после моей смерти ккой-нибудь покровитель искусств в приступе ностльгии дст з них неплохие деньги.

— О, не думю, что смогу продть их.

— Кк бы то ни было, они вши.

Нщупывя путь перед собой, господин Деллер неуверенными шгми входит в комнтку. Уильям не в силх сдержть порыв внести в комнтку свет, но тут же понимет, что стрик «смотрит» кончикми пльцев: он поглживет угол кждого холст, пересчитывя вколотые тм булвки, служщие меткми. По количеству пыли Уильям зключет, что Синтия нходится в неведении относительно этого тйник или же ей зпрещется открывть его. Свет, внесенный в комнтку, кжется ему подобным порыву ветр в зпечтнной гробнице.

— Лишь глз нблюдтеля способен вдохнуть жизнь в предмет искусств, господин Струд. Невидимый, ткой предмет см незряч. Сейчс вы можете исцелить слепоту этих рбот.

Господин Деллер выбирет один из холстов и отствляет его в сторону; остльные он рзворчивет. Уильям не может оторвть глз от двух портретов Синтии. Н первом он изобржен Флорой: белое одеяние, кк у вестлки, н голове венок из мков и всильков. Но это не трдиционное изобржение в клссическом обрмлении. Синтия стоит, прислонившись к неуместному простому кухонному столу, под левой рукой у нее лежт сдовые ножницы. И см он, похоже, смущен — то ли ролью, то ли обстновкой. Н втором портрете Синтия уютно устроилсь в кресле у огня, подтянув колени к груди, губы приоткрыты, словно он читет молитву. И снов он кжется ему богиней, окзвшейся среди простой обстновки, живущей при свете свечей. Н третьей кртине изобржен плешивый поденщик, который ест горох из миски. Он жует, и потому н его лице бессмысленное выржение, глз (тронутые свинцовыми белилми) пусты — вероятнее всего, он совершенно погружен в думы о своей рботе. Ни одн из этих трех кртин не изобилует детлями: предметов почти нет, здний плн не прописн, весь фон соствляет рзмывк землистого цвет. Крск нложен н холст грубыми густыми мзкми и подпрвлен пльцми, поэтому тм, где свободн одежд или рспущены волосы, он почти ощутимо передет их фктуру.

— А вот этого крсвц вы нверняк узнете.

Вновь определившись по булвкм, господин Деллер снимет ткнь с небольшого темного портрет. Уильям подносит свечу к холсту и встречется с пристльным взглядом хозяин дом — д, с кртины смотрит он, в крсном тюрбне и грубой рбочей одежде.

— Не првд ли, не тк уж похож н рболепного придворного, кким вы меня вообржли?

Вероятно, во время рботы нд втопортретом глз господин Деллер уже нчинли изменять ему. Потому что все, кроме смого лиц, выписно неопределенно, трепетно-рсплывчто, словно дрожь воздух нд ярким плменем. Уильям думет, что и резкие мзки, и множество крпинок и лишних штрихов в рботх являются печльным свидетельством тому, кк угсло мстерство его учителя по мере того, кк он терял зрение.

— Прошу вс не считть, что эт рбот не окончен… — Господин Деллер вырзительным жестом укзывет в прострнство несколько выше холст. — Я трудился изо всех сил, чтобы достичь именно этого. — И тут стрик зходится в сухом кшле. Здыхясь, он прижимет лдонь ко рту, его лицо бгровеет. Нпугнный Уильям отводит стрик обртно в кресло, стрясь, чтобы н него не попдли брызги слюны. Нконец господин Деллер выкшливет н пол нечто похожее н бурую лягушчью икру с кровяными прожилкми.

Все то время, что господин Деллер приходит в себя и восстнвливет дыхние, Уильям стртельно избегет смотреть н мокроту.

— Когд я стл слепнуть, — зговривет нконец господин Деллер, — я мучительно пытлся понять причину моего недуг. Некоторые врчи сочли, что ею был нервновесность ток черной желчи, кковя вызывется чрезмерным вообржением. Ккого цвет моя мокрот?

— Э-э… зтрудняюсь скзть…

— Ничего, это уже не вжно. Считется, господин Струд, что рисовние и живопись упорядочивют токи темных гуморов.

— Рзумеется.

— Возможно, что… — Господин Деллер ерзет в кресле, тяжело дыш сквозь стиснутые зубы. — Возможно, причин в том, что я никогд не трудился достточно усердно, чтобы токи эти пребывли в рвновесии.

Уильям хмурится и пощелкивет пльцми, словно пытется высечь из них, кк из кремня, искру понимния. Потом переводит взгляд н полотн, вновь зтопленные полумрком. Двойники Синтии смотрят н него из своей гробницы.

— А последний, пятый холст, господин Деллер?..

— Тот, что я еще не покзл? Это смя последняя моя рбот. Моя отчяння попытк не дть ей нвеки уйти во тьму. Я в спешке и стрхе нчл писть эту кртину в тот смый день, когд покончил с урокми вм.

Внезпное утомление змедляет речь и движения господин Деллер. Веки его мло-помлу опускются, голов склоняется н грудь. Уильям тревожится, не зсыпет ли он (или еще того хуже?). Но руки господин Деллер крепко держтся з подлокотники, и он продолжет говорить — с зкрытыми глзми, точно ведомый внутренним зрением.

— Но мной овлдело горе. Я утерял свой змысел еще прежде, чем утртил зрение. В то млое время, что было отпущено мне, я отчялся зпечтлеть то, что должно было быть н полотне соглсно моему змыслу, и збросил эту рботу. Теперь же, когд стло слишком поздно, мой внутренний взор вновь открылся. Черня желчь неочищенной бурлит в моих жилх, мое вообржение бунтует. Но средств, что могли бы унять их, что были в моем рспоряжении до того, кк н мои глз опустился скорбный покров, теперь отняты у меня.

— Простите, сэр. Но что это з средств?

Господин Деллер резко открывет глз.

Уильям охвтывет стрх при виде ледяного гнев во взгляде стрик.

— Д что же вы? Конечно, это рбот! Вы помните девиз Апеллес 5?

— Ни дня без штрих.

— Художник действительно живет лишь во время своей рботы. Все остльное время, что он тртит н нужды тел, больше похоже н сон. Тким обрзом, окзться оторвнным от искусств — кк я оторвн своей слепотой, кк долгое время были оторвны вы, Уильям, — все рвно что потртить жизнь впустую, отдв ее некоему нвждению.

Господин Деллер проводит языком по губм. О своей слепоте он говорит впервые.

— Ночми мне грезились тяжелые тучи, они словно нвливлись н меня. Моя душ был измучен их гнетом, я считл их некими предостережениями. Потом эти тучи стли зтягивть и мои дни. Сперв н крю зрения появилось ккое-то пятно. Я двигл глзми в его сторону, но никк не мог поймть его взглядом. Оно крлось рядом со мной, кк искусный охотник. Оно пугло меня. И кждое утро, когд я просыплся, я видел, что тучи опускются все ниже и ниже н мои глз. Я точно здыхлся в них, но не мог вырвться и здышть полной грудью. В мою жизнь точно вползли извергющие тьму испрения из некой рсщелины…

Господин Деллер прижимется к спинке кресл. Его лицо мертвенно-бледно, черты будто рсплывются. Уильям чувствует, что должен сделть хоть что-нибудь.

— Могу я увидеть эту кртину, сэр? Портрет вшей жены?

Ругя себя з жлость, которя могл взвлить н него невыполнимую здчу, Уильям возврщется к зияющей дыре и извлекет последнюю зкутнную кртину. Он невелик, около двдцти дюймов н двендцть. Вернувшись к креслу, он опирет ее н бедро, не смея открыть. Чувствует ли стрик колебния Уильям? Возможно, он уже слишком ожесточил себя, чтобы позволить снять покров с этой святыни.

— Я приехл в Амстердм в июне месяце, в 1642 году, — произносит господин Деллер, ведя мысль, з которой Уильям, видимо, должен был суметь уследить. — После незнчительных зтруднений я ншел дом Николс Кейзер, человек, который стл моим учителем, это возле Розенгрхт. Хозяин не было дом. Его слуг, по счстью, немного выучился нглийскому у своего господин — он открыл мне, и я узнл, что его heer 6 сейчс не дом, в Ойде Керк 7, н похоронх. Хоронили Сскию вн Юленбёрх, жену Рембрндт вн Рейн… Вы знете, о ком я говорю?

Уильям обижен, но резкости себе не позволяет.

— Рзумеется, — сдержнно отвечет он.

— Спустя много лет, когд я уже выучил голлндский и перестл нконец быть юнцом в глзх учителя, он рсскзл мне, кк держлся Рембрндт во время погребения. Внешне он сохрнял приличия, но в душе сходил с ум от горя. Его мучил боль утрты. Церемония был окончен, и тогд он сообщил присутствующим о своем желнии вернуться домой и нрисовть ее портрет.

— А потом точно тк же было и с вми? — спршивет Уильям.

Стрик кчет головой:

— Мой ingenium8 покинул меня. Когд умерл Белинд, я утртил всякую способность видеть и постигть. Сердце мое было рзбито. Впрочем, я окзлся все же способен звершить помпезный, грндиозный зкз: ллегорию Покоя и Изобилия. У меня оствлось поместье, у меня н рукх был мленькя дочь, я не мог оствить все это и предться горю. И вот я обернулся лицом к новым веяниям. Я писл соглсно всем ныне принятым условностям; изобржл все позы и нводил все глянцы, что от меня хотели. Я ведь не был придворным живописцем нового короля — тк мне ли было менять смую суть нглийской живописи? Вот теперь вы знете, что з человек перед вми. Рембрндт, утртив любимую, искл утешения в искусстве. Я же пришел к искусственности, не нйдя утешения… Теперь взгляните н нее, мой мльчик.

Осторожно, словно скрытое ткнью нрисовно пеплом н углях и рссыплется при резком движении, Уильям отворчивет шерстяную ткнь.

— Что же, вы видите ее? Что вы видите?

Боже мой! Кк мло он успел! Отлично передно великолепие древнего дуб, тщтельно прорисовны несколько листьев н общем фоне кроны и борозды н узловтом стволе. Н зднем плне эскиз сд: рзмытые пятн — это подстриженные деревья; темные мзки — тис н крю ккой-то площдки; очертния здния без всяких детлей — возможно, это усдьб. Все это нбросно бистром и сепией. Фигур же н переднем плне выполнен черной тушью (и скорее всего кмышовым пером): нглийскя мдонн под сенью дуб. Линии пышного плтья едв обознчены, но ясно видны вышитые н нем цветы — эт вышивк знком Уильяму, он видел ее н одном из плтьев Синтии.

Н месте лиц женщины — совершенно пустое место.

— Скжите же мне, господин Струд, что вы видите н этой кртине.

— Контур фигуры молодой женщины. Он сидит н трве под дубом. Вокруг — устроенный со вкусом, ухоженный сд; виден крй живой изгороди из смшит и тис. Спрв в отдлении.

— Что еще?

— У нее в рукх… похоже, это цветы.

— А нд цветми?

— М-м… он… носит ребенк.

Воцряется тишин. Лишь дом вздргивет под порывми ветр, слышно поскрипывние блок.

— Цветы н портрете, Уильям… Вы рзрешите снов нзывть вс Уильямом?

— Зовите меня кк звли рньше, сэр.

— Эти цветы — очнк. — Уильям улвливет нмек, но не уверен, что понял его, и предпочитет промолчть. — Бльзм из нее помогет сохрнить зрение. Белинд кждый вечер нносил его н мои глз. Ooghen-troost.9

Уильям снов смотрит н пустые контуры цветов в рукх у Белинды и н вышивку ее плтья. Ему известен трдиционный «язык цветов» в портретной живописи. Очнк обознчет «верность до смой смерти».

— Чшечки цветов зкрыты. Вм известно, что это ознчет?

— Что изобрженный н портрете скончлся. — Уильям был допущен в тйную комнту. Его взгляд осквернил призрчное, неоконченное изобржение. Неужели теперь он должен еще и вообрзить себя некромнтом, дбы вернуть эту женщину из небытия? — Господин Деллер, но вы должны понимть, что я по-прежнему длек от совершенств в искусстве.

— У вс врожденный тлнт, сэр.

— Но нет мстерств и прктики.

— Вы сомневетесь в себе?

— Рзумеется.

— Хотите ли вы превозмочь свои сомнения?

— Если бы это было возможно.

— Тогд вы должны пройти испытние и узнть собственные грницы возможного.

— Но вы же знете, сэр, мне никогд не удвлось извлекть что-либо полезное для себя из рбот других живописцев. Я всегд буду безмерно блгодрен вм з вши уроки, но в отношении клссического обучения художник я остлся неучем и невеждой.

— Это меня совершенно не тревожит.

— Нпрсно, сэр. — Уильям чувствует дурноту и поспешно втягивет воздух, чтобы избвиться от нее. Он вдруг осознет, что, говоря языком условностей, он лишь сильнее зпутывется в сетях обещний и обязтельств. — Господин Деллер, дже если предположить, что я приму вше предложение… кк вы узнете, достигли я успех? Я хочу скзть, что если у меня ничего не выйдет, кк, ккими средствми вы узнете о провле?

— У меня нет ничего, кроме веры в вс. И ндежды, что Господь не оствит рб своего. Руки еще служт мне, и я призову все свое умение, чтобы нбрость для вс ее черты. У меня остлся мысленный взор, я буду описывть ее вм кк можно точнее. Я воспользуюсь кждым чувством, которое у меня еще остлось. — Н лице стрик прорезются новые морщины, словно злегют долины сомнения. — Я многое вынес, Уильям. О, призню, меньше многих других. Но поверьте, нет несчстья унизительней, чем утртить единственную свою силу и единственную цель, рди которой человек родился и рди исполнения которой трудился все свои дни, веря, что его ведет к этой цели Творец. Столь жестокя кр может быть нзнчен лишь высшей волей. Это нкзние свыше, и я должен терпеливо сносить его…

— Нкзние? Д з что же?

Лицо стрик искжется.

— З то, что я сделл, чтобы спсти свою жизнь.

Томс Дигби мло-помлу приходит в себя и вскоре уже нчинет рзличть зпхи этого дом. Его нос птекря, хоть и попорченный лэмбетской вонью, все же узнет некоторые рстения: ясенец, лвнд, розмрин. Жуя хлеб, он осмтривется и вскоре нходит то, что ищет: пучки сушеных цветов. Одни подвешены к блкм потолк, другие прикреплены нд кминной доской, словно к прзднику. Эти цветы говорят Дигби о том, с чем ему почти не доводилось встречться, — о присутствии в доме женщины. Бездумно глядя н свежие примулы н столе, он облизывет пльцы. Они все еще пхнут перчточной кожей.

— Ндеюсь, тебе стло лучше.

— Д, блгодрю.

Прежде чем Дигби успевет откзться, Нтниэль вновь нполняет его кубок. Рдушие его кжется Дигби вымученным. Он не просил ни еды, ни пряных нпитков — все это было ему нвязно. Но в кждом проявлении зботы о госте он видит попытки хозяин дом скрыть рздржение.

— Где ты теперь пишешь свои этюды? — вымученно спршивет Дигби.

— У меня теперь есть мстерскя, окнми н юг. Неужели у тебя есть желние осмотреть ее?

Должно быть, это шутк. Но Дигби и впрямь любопытно. Голод все еще терзет его, но он зпрещет себе дже лишний взгляд н окорок.

— Д, хотелось бы побывть тм.

Они рзом поднимются и берут с собой кубки с вином. Рябя Лиззи тут же выскльзывет из полумрк и принимется прибирть н столе. Шествуя з Нтниэлем, Дигби улвливет идущий от того слбый зпх турецкой розовой воды.

Покинув гостиную, где было тк приятно сидеть у огня, они идут по длинному кменному коридору, освещенному лишь светом их свечей. Интересно, что скрыто з всеми этими дверьми? Дже из коридор Дигби слышит, кк ливень хлещет по невидимым отсюд окнм. Здесь столько мест — хвтило бы рзместить дюжину семей лэмбетских бедняков.

— Здесь. — Нтниэль передет Дигби свой кубок и извлекет связку ключей. Отпирет дверь, но перед тем, кк впустить гостя, говорит «Минутку» и проскльзывет внутрь.

Дигби ждет в коридоре с двумя кубкми в рукх. Он пытется спрвиться с тлеющим в душе гневом. Или это не гнев, звисть к счстливой судьбе Нтниэля? От нетерпения у него нчинют дрожть колени, но тут дверь рспхивется, и его приглшют войти.

Видимо, Нтниэль зжигл стоящие в кнделябрх свечи — огоньки н фитилях рзгорются, освещя зхлмленную мстерскую. Здесь нет ни гобеленов, ни шелковых и тлсных дрпировок — лишь выбеленный кмень стен, не отржющий солнечный свет и не искжющий цвет. К дльней стене прислонены несколько недописнных кртин. Нтниэль збирет у Дигби свое вино с пряностями, вышгивет н середину огромной комнты, уперев свободную руку в бок, и улыбется гостю.

— Прямо фбрик, — говорит Дигби, желя похвлить это место.

— Нет, фбрик — это мой дом в Лондоне. А здесь лвк ремесленник, где я выполняю не особо срочные зкзы.

Держ кубок возле рт, Дигби поверх него рссмтривет мольберт и висящие н стене плитры, густо испещренные присохшей крской, — точно фмильные щиты в змке ристокрт. Н них зстыли мзки охры, кошенили и киноври, но Дигби не знет нзвний этих крсок. Он зглядывет в ккой-то горшочек, осторожно приподнимет пльцем крй сльной пленки 10 и обнруживет под ней что-то белое.

— Чистейшие свинцовые белил, — поясняет Нтниэль, — ими делют блики свет в глзх.

Что-то непристойное есть во всем этом доме, думет Дигби, морщ нос нд ворохом зсленных тряпок, измзнных в крске. Он нпрвляется к большому холсту н мольберте, возле которого чувствуется зпх льняного мсл и козьего клея. Н полу листьями гигнтского дерев рссыпны бумги; н скмьях в горшочкх вверх щетиной стоят кисти, нпоминя вывороченные с корнем стволы. Нтниэль зжигет лмпу и ствит ее н скмью возле мольберт.

— Когд-то ты нрисовл мой портрет, — вспоминет Дигби.

— Было дело. А теперь…

— Он все еще у тебя? Тот портрет?

Нтниэль перестет улыбться. Под нстойчивым взглядом Дигби он отводит глз и быстро моргет — должно быть, копоть попл.

— Нверное, остлся со всеми моими бумгми, — отвечет он, — тогд, десять лет нзд…

— Может, ты сумел его спсти?

— Я… думю, он остлся тм. А теперь — вот!— торжественно объявляет Нтниэль, поднимя лмпу, чтобы осветить холст. — Моя смя большя н нынешнее время рбот. Конечно, звтр можно будет рзглядеть ее получше. От этих светильников никкого толку.

Дигби смотрит н полотно. Он не обрщет внимния н ярко-крсные дрпировки, великолепные шелк и превосходно переднный глянец н фруктх.

— Это же непристойно, — говорит он.

— Что ж, ты откровенен. Мне зкзл ее грф Суррейский, человек утонченных вкусов.

— Что это з шлюхи?

— Девять муз. Эт юня девиц — Мир, рядомс ней пышня мтрон — это Изобилие.

— Что он делет со своими грудями?

— Сцеживет из них молоко. А херувимы, вот здесь, это отпрыски Изобилия, они ловят губми кпли. Вижу, ты не одобряешь ткого.

Дигби предпочитет оствить свое мнение при себе. Мотя головой, словно ломовя лошдь, он тычет пльцем в холст и выпливет:

— Кк искусно все это изобржено…

— Изобилие — это леди Суррей. По крйней мере у нее лицо этой леди. Мир — это ее дочь, хотя мне тут пришлось пропустить подбородки, нчиня со второго. — Дигби не может удержться от смех, и Нтниэль присоединяется к нему. — Зню, зню. — Он мшет рукой. — Но нельзя изобржть нтуры ткими, кк они есть; можно лишь ткими, ккими они хотят себя видеть.

— Это не т живопись, которую я ожидл увидеть. — Дигби не умеет говорить о тких предметх и чувствует себя крйне неловко. От этого у него нчинет болеть голов, язык зплетется.

— Это т, которую покупют, — отвечет Нтниэль. — А тем, кк выстроен композиция, я горжусь. Рзумеется, я предвижу твои возржения. Кк тм писл Уинстенли 11? «Не двйте говорить своему вообржению». Но это слишком уж резко скзно. Именно силой вообржения мы рождем новые миры.

— Нтур кк он есть — тков был когд-то твой девиз. — Дигби помнит, ккими суровыми и строгими были его кртины десятьлет нзд. А теперь он пишет глянцевую рзмзню. — Я помню, кк ты не знл покоя. Кк нзывл себя художником-скитльцем.

Нтниэль пожимет плечми и стягивет через голову грубый передник. Обличье мстерового уступет место неглженой рубшке и кожным бриджм сельского сквйр.

— Это было просто смехотворно… Постоянное движение — врг искусств. Чтобы писть, нужны тишин и покой.

Дигби пропускет мимо ушей этот вежливый укор. Ему в голову приходит иня мысль: что же могло зствить грф Суррейского выствить жену и дочь рспутницми в глзх любого незнкомц?

— Он собирется преподнести ее в др королю?

— Извини, что?

— Этот твой грф Суррейский. Чтобы зслужить королевскую блгосклонность.

Нтниэль хмурится, хвтет лмпу и отворчивется от полотн. Крски н холсте тут же меркнут.

— Я не нстолько нхлен, чтобы спршивть, зчем ему эт кртин. Когд ты продешь свою подкршенную водицу, рзве тебя зботит, кто будет ее пить?

В Дигби зкипет гнев, но он спрвляется с ним, выдвив желчь и ярость в сжтые кулки. Тем временем Нтниэль уже перешел к следующему холсту и ногтем поскребывет что-то н нем. Дигби осушет свой кубок, вытирет рот руквом и спешит выскзть хозяину восхищение его несомненным тлнтом. Он решительно в восторге от двух небольших портретов: н одном крснощекий мореплвтель в крсном флотском кушке стоит между бурным морем и нвисшими тучми; н другом хорошенькя девушк с ямочкми н щекх стоит, прислонясь к воротм.

— В этих людях — нстоящя жизнь, — хвлит Дигби. — Зговори они со мной, меня бы это не удивило.

— Спсибо.

Но в душе Дигби понимет, что и эти кртины не зтронули его. Нверное, он слишком приземлен, чтобы по-нстоящему понимть искусство.

— Нверное, в Лондоне у тебя есть помощники и ученики?

Хмурясь, Нтниэль потирет тяжелый подбородок. Похоже, вопрос рссердил его.

— Я пишу свои кртины см, до последнего мзк. А рзным Гспрм и Бкшорнм я не доверил бы писть дже ткие мелочи, кк шелк и дрпировки.

— Я не хотел скзть ничего плохого.

Вероятно, Нтниэль чувствует, что был излишне резок. Он поспешно хвтется з тряпку и вытирет пльцы.

— И не скзл, мой дорогой Томс. Ты куришь?

Дождь приутих, поэтому они стоят рядом у открытого окн, рскуривя от свечи трубки, нбитые превосходным виргинским тбком. Дигби все пытется подвести рзговор к глвной цели своего приезд, но для этого ему все еще не хвтет мужеств. Он откшливется.

— Говоря нчистоту, Нтниэль, неужели ты не получишь никкой выгоды от рестврции короны? — решется он спросить.

Нтниэль здумчиво зтягивется, пыхтя трубкой. Ее крсный огонек подсвечивет лицо хозяин.

— С моим родом знятий — возможно. Не злись, но от республики 12 у меня остлись одни рзочровния, хоть я и успел немло порботть.

— Аминь.

— Единственной ценностью земли окзлся приносимый ею доход. Простот лишь вошл в моду, не сделв людей более искренними, потом ее сменил мод н вычурные укршения. Искусство, о котором я мечтл, не может ни зродиться, ни процветть здесь.

— Тебе ли жловться, ты ведь теперь гордость и слв всей Англии.

Зля колкость в тоне Дигби рзжигет тлевший в живописце гнев:

— Рспродть собрние искусств, приндлежвшее покойному королю! Ты никогд не видел его. А я — видел. Эти сокровищ нвеки потеряны! Зто эт продж тк много дл твоей «ликующей» республике!

— Он не моя, и ты знешь это! — Дигби чувствует, кк троп их рзговор уходит из-под ног; и все же он не в силх более смягчить тон и подбирть слов. — Для простых людей хрнение всего этого ничего не знчило, потому что видеть все эти сокровищ могли только короли и их лизоблюды! А продж дл деньги…

— Д из вырученных денег к твоим беднякм, к твоим нищим ни грош не попло! Все до последней монетки ушло королевским зимодвцм.

Совершення чушь, и Дигби громко зявляет об этом, добвляя:

— Что общего у этих крсот искусств с жизнью?

— Они — др, который остется дже после того, кк мы сгнием в могилх! — Нтниэль резко и шумно выдыхет дым, сердито глядя н тучи. Что ж, думет Дигби, он всегд был предн этой бессмысленной стрсти к крсоте. Но пор подлститься к нему. Дигби нужн дружб, не вржд с хозяином дом.

— Пожлуй, ты прв, — признет он свое поржение в споре. — Я ведь полный невежд в искусстве.

Они нпрвляются обртно в гостиную, чтобы тм обсудить истинные причины визит Дигби в поместье, по пути продолжют рзговор. Вино и принужденное веселье сделли обоих шумными, и звуки их громких голосов носятся по всей лестнице сверху донизу, точно призрки гомонящих детей.

— Ты никогд не здумывлся нсчет компнии? А? — Дигби укзывет н нос Нтниэля. — Помню, когд ты только приехл — мы тогд приводили в порядок зросли дрок. Ты был тким рстерянным и тк хотел всем угодить. И руки у тебя дрожли.

— Ты зметил?

— Не только у художников есть глз. — Дигби смеется неискренним смехом. — Ты чуть ли не рыдл, когд мы влили тот дуб.

— Мы? Нсколько я припоминю, ты к этому отношения не имел.

— Тк-то тк, только ндо было б не двть тебе при всех возмущться. Это мертвое дерево…

— Не мертвое. Оно простояло шестьсот лет, судя по годичным кольцм.

— А кк бы ты узнл… («Ну-к хвтит влиться н перил, — по-сержнтски комндует совесть Дигби. — Ведешь себя кк орнгутн».) Кк бы ты узнл это, если б мы не срубили то дерево?

— Вы срубили его, потому что оно приндлежло королю.

Дигби мотет головой:

— Тких тонких мтерий уж точно не было, — отвечет он, пытясь говорить спокойно.

Что-то привлекет внимние Нтниэля. Вскинув голову, он смотрит в темный лестничный проем, н смый верх. Н лице хозяин дом тревог, он хвтется з перил, и Дигби следом з Нтниэлем поднимет глз.

Н верхней площдке стоит молодя женщин, н ней длиння беля сорочк до пят, н плечи нброшен меховя нкидк. У нее нет ни светильник, ни свечи; появление ее не сопровождлось ни единым звуком. Дигби отступет н шг, рук см тянется к голове, но змирет, тк и не сняв несуществующую шляпу.

— Муж мой! У нс гости?

Нтниэль поднимется н несколько ступенек и поднимет лмпу повыше. Теперь Дигби хорошо видит круглое личико его жены с припухлыми губми — видно, он только-только покинул постель. Рспущенные черные волосы свободно пдют н спину и плечи. Дигби чувствует твердый комок в горле.

— О, Белинд! Я думл, ты уже спишь. — Нтниэль поворчивется к Дигби, щеки его пылют. — Он рно легл… — поясняет он и поспешно поднимется к ней. — В твоем положении… Позволь, я отведу тебя в спльню.

Белинд Деллер протягивет супругу тонкую белую руку. Он передет ей лмпу, приобнимет з тлию и, поддерживя, ведет вниз по лестнице. Дигби слышит, кк они перешептывются:

«Но мне кжется, я не нстолько неприлично одет…»

«Э-э… ну… мы ведь не одни…»

«Ты меня удивляешь…»

Дигби слышит в голосе леди кентский выговор и легкую нсмешку. Он не понимет, кк ему быть и кк держться. Предложить и свою помощь? Остться стоять н проходе? Пр уже почти спустилсь. Теперь ясно видно, что Белинд ждет ребенк и срок уже близок. Нимло не смущясь, он улыбется Дигби.

— Я сейчс очень слб, — поясняет он. — Ох, Нтниэль, не суетись тк.

— Сюд… Осторожно, эт ступеньк последняя.

Дигби впервые видит кожу ткой нежности и белизны, не отрвленную белилми для лиц. И в волосх вопреки его ожидниям нет ни одной ппильотки. При всей своей простоте Белинд хорош нстолько, что Дигби вынужден кк можно скорей опустить глз.

— Кк поживете, сэр?

— Мдм. — Дигби изобржет поклон, который дже светский хлыщ из Сент-Джеймс-прк счел бы вполне изыскнным.

— Прошу прощения, — громоглсно вступет Нтниэль. — Это моя жен Белинд. И мой будущий нследник, хотя он еще и не появился н свет. Дорогя, позволь предствить тебе Томс Дигби.

Н ее лице появляется кривовтя, но тем не менее очень приятня улыбк, от которой левую щеку чуть ниже нос прорезет склдочк. Дигби медленно поднимет н нее взгляд. Глз у нее большие, темные, слегк припухшие со сн.

— Вы живописец, господин Дигби?

— Я?! Нет.

— Господин Дигби — друг моей юности…

— Мы об были диггерми 13. Н холме Святого Георгия. И еще потом… позже.

Выржение лиц Белинды не изменяется ни н йоту, однко ее глз сияют уже не тк рдостно. Нтниэль, не ткой дипломтичный, кк его жен, тянет ее з руку:

— Дорогя, ты нрушешь предписния доктор.

— Доктор, господин Дигби, считет роды болезнью, которя подлежит излечению сном, подобно лихордке.

Нтниэль, похоже, нервничет. Дигби кжется стрнным его желние поскорее отпрвить ее к себе. Впрочем, возможно, тк проявляется сил его любви к ней. Дигби приходит в голову: может, Деллер ревнует из-з того, что другой мужчин смотрит н его жену в спльном одеянии. Или же, что более вероятно (и от этой мысли его пробирет холод), Деллер стыдится всего того, что олицетворяет собой Дигби.

— Идем, я отведу тебя в спльню. А где Бтшеб?

— Хрпит, кк все семеро спящих 14 рзом. Добро пожловть в нш дом, господин Дигби. Ндеюсь, звтр утром я смогу вновь предствиться вм, уже должным обрзом.

— Рзумеется.

— Мне довести тебя?

— В этом нет нужды. — Он нежно треплет Нтниэля по плечу. — Не тк уж длеко мне идти.

Белинд поднимется в свою спльню, унося с собой лмпу муж. Пок он удляется, Дигби рссмтривет свои ногти, лишь крем глз следя з бледной рукой, скользящей по перилм и слыш шорох ее ночной сорочки. Нтниэль следует з ней с тким видом, словно боится, что он может оступиться и упсть.

— Доброй ночи, джентльмены.

— Доброй ночи, мдм, — отвечет Дигби. Он поднимет глз, но видит лишь Нтниэля н середине лестницы. Тот вытягивет шею, словно желя удостовериться, что он блгополучно добрлсь до спльни.

— Будь осторожней с огнем.

Дигби слышит смех Белинды; стук открывшейся, потом зхлопнутой двери. Нтниэль тяжелой походкой спускется к нему.

— Моя жен весьм своевольн, — говорит он. — И он не любит церемоний.

— Поздрвляю.

— Полгю, в тком возрсте обзводиться семьей поздновто. — Дигби возржет, что не тк уж они стры, но Нтниэль не обрщет н него внимния. — Лучшие свои годы я отдл живописи. Он и только он был моей единственной госпожой. Многие годы я думл, что ткие чувств, кк любовь, кк рдость присутствия рядом другого человек, для меня не существуют.

Это не может быть првдой, думет Дигби. Ни один человек, если только он не святой, не может нстолько возвысить свою душу. Уж нверное, к Нтниэлю прижимлось не одно теплое тело, пок подсыхл крск н холсте. Дигби вот прямо с ходу припоминет одну нтурщицу, с которой хозяин дом слегк зигрывл в дни их былого знкомств.

— Но ткя жизнь был слишком пустой. И эт пустот стл проникть в мои кртины…

— То есть ты женился н ней во имя спсения искусств в себе?

Во взгляде Нтниэля нет ни обиды, ни оскорбленности.

— Во имя любви, — отвечет он. — Поверь мне, это именно тк. Когд Белинд принял мое предложение, я почувствовл себя избрнником Божиим — прости мне эти слов.

Дигби прощет. И, погрузившись в рзмышления, следует з хозяином дом в гостиную. У него смого нет ни жены, ни детей, хотя, нверное, где-нибудь подрстют незконные дети. Сидя у окн в своей лвке, он подчс отклдывл пестик, чтобы дть отдых ноющим рукм, и нблюдл з уличными мльчишкми — кк они игрют, где прячутся, кк крдут яблоки с лотк рзносчик. Он не мог презирть этих чумзых бедокуров, несмотря н то, что дй им хоть млейшую возможность — и они стщили бы у него все, что только можно унести. Многие лэмбетцы мрчно руглись н этих мльчишек, нзывя их ублюдкми и отродьями. Однжды он видел, кк подмстерья прздновли пивом победу в последней стычке с ними. А что, если среди побитых ими мльчишек был бы и его сын? Или его дочь стл бы одной из тощих шлюх, которым он время от времени совл несколько мелких монет, глядя в сторону, чтобы избежть соблзн?

Они входят в гостиную и знимют свои мест з столом. Дигби рзочровн, видя, что ни окорок, ни хлеб уже нет. Хозяин дом склдывет руки н объемистом животе и улыбется:

— Из женских глз доктрину вывел я: в них искры прометеев огня. Искусств кдемии они… — Тут он смолкет: слов (кому бы они ни приндлежли) явно ускользют от него. Он смотрит н Дигби и, извиняясь, посмеивется.

— Он… э-э… очень любезн.

— Снчл я был зворожен ею, словно влюбившийся школьник. Снов почувствовл себя молодым. — Нтниэль обрывет себя. — А у тебя есть семья?..

— Нет, я живу один.

Все его общество сейчс — Сэмюэл, ученик, угрюмый прень из Уорвишир, тоскующий по родителям. Он прилежный рботник, хоть и без особых способностей. Но нельзя взять его с собой в Новый Свет без соглсия отц. Прня придется оствить в Лэмбете, и Дигби стршит предстоящее ему предтельство.

— Ты покзывешь свои рботы жене? — спршивет он.

— У нее превосходный глз и множество других змечтельных кчеств. И еще у нее есть способности к целительству. Кк у тебя. Он знет свойств всех до одной лекрственных трв в ншем сдике…

Неужели кждый влюбленный бывет нстолько нивен? О свойствх трв он, без сомнения, спрвляется в льмнхе.

— Он стл мне подругой и помощницей. Это пртия по любви, поскольку придное было небольшим. Ндеюсь, нш сын сможет тк же свободно жениться н ком бы ни зхотел.

Дигби утомлен чужими излияниями счстья. Он прикидывет, когд ребенок должен появиться н свет, вспоминет о крючкх и щипцх, которые применяют лэмбетские повитухи, и ежится от этой мысли. Впрочем, здесь село и нверное, свои повитухи, возможно, для нее это только к лучшему.

Нтниэль тянется через стол к кувшину с вином и трогет его, пробуя, остыло вино или нет.

— Извини, я все еще не спросил о том, кк жил ты после того, кк мы рсстлись, — говорит он.

Вот и нчинется смое глвное. Дигби не прочь бы иметь сейчс под рукой бутыль эля, чтобы легче было пройти через это.

— В последнем твоем письме, — нчинет он, — ты рсскзл мне, что они с тобой сделли. — Нтниэль зкменевет всем телом, выствив вперед подбородок. — Кк тебя рестовли тм, недлеко от холм, и кк тебя допршивли.

— Это было… со мной обошлись не тк уж сурово, — возржет Нтниэль.

— Д, потом тебя отпустили, н прощние выпоров кнутом.

Дигби видит, ккую боль он причиняет своими словми. Возможно, нерзумно вызывть в пмяти Нтниэля призрков тогдшнего его унижения. Но Дигби вынужден нпомнить ему о них — чтобы тем смым нпомнить о прежней дружбе и доверии.

— Что до меня, я провел в зключении около месяц. После освобождения я не осмеливлся в письмх сообщть тебе, что хотел подться к диггерм в центрльные грфств. Но я нходился под ндзором кк смутьян, и мне пришлось остться в Лэмбете. Некоторое время я мечтл подться в пиртскую республику 15. О, я понимю, что ты хочешь скзть. Но только предствь себе, Нтниэль! Никких ренд, никких огорживний 16 и никкой влсти одного человек нд другим! Пирты в море — они свободнее, чем нгличне н суше.

— Но это жизнь без спрведливости.

— Я двно збыл, что знчит это слово.

Нтниэль трет укзтельным пльцем нижнюю губу. Дигби помнит этот хрктерный жест, и вид его нполняет душу тревогой.

— Все эти годы я жил н крю отчяния. Я искл утешения в библии… — Голос Дигби срывется, горло сжимет спзм. Черт бы подрл это вино, оно сделло его слезливым. — Я рскрывл писние, но куд бы ни опустился мой плец, ни в одном из стихов я не мог увидеть высшего смысл. Я остлся без проводник в жизни. Я ведь искренне верил: рз войн окончилсь, король обезглвлен 17, знчит, нчинется новый век. Кзлось, првосудие божие совсем рядом… Но мы были рзрознены и ничего не могли сделть, пок богтеи вновь ликовли н своей нвозной куче.

Нтниэль встет со своего стул с высокой спинкой. Дигби, прячущий пылющее лицо в лдонях, слышит, что живописец присел возле его кресл, явственно хрустнув коленями.

— Ндежды создются не рзумом. Опирйся ндежд лишь н доводы, мы все двным-двно отчялись бы. Ндежд — это творение души, условие бытия, неуязвимое ко всему, что творится в мире…

— Кковой прогнил нсквозь.

— Прогнил, но волей Господ он еще может вновь стть тем рем, который знли нши прродители.

Дигби отводит руки от лиц. Не желя, чтобы Нтниэль принял его жест з соглсие, он презрительно усмехется.

— Ты прочел слишком много смодовольных книг, — зло говорит он. — Утешешь себя фнтзиями, выржя их слдкозвучными кроткими словми. А мы должны построить оплот свободы. Сейчс в Англии просто ндеяться — знчит потерпеть поржение. Провидение не воздет з сидение н зднице.

Нтниэль поднимется, колени его вновь издют хруст. Он явно не нмерен продолжть эту пустую философскую болтовню, возможно, здетый грубым выржением. Дигби ндо быть осмотрительнее.

— Англия погибл. Он вновь погрязет в прежних беззкониях. Вновь повсюду црит нечестивость. С континент возврщется королевский двор, рзряженный во фрнцузскую мишуру. Кругом дже говорят о том, чтобы снов открыть, упси Боже, тетры. И в то же время у нс есть новое место для жизни. Нетрудно предствить, ккя судьб ждет тех, кто подписл прежнему королю смертный приговор. Д и будущее диссентеров 18 не тк уж безоблчно.

— Тк что же ты нмерен делть?

— Отпрвиться в колонии. Америк. Подумй об этом, друг мой. Девствення земля — без истории, без грниц. Мы будем не первыми, кто скроется тм от врждебности…

— Мы?.. Томс?!

Дигби рзржется хохотом. Своим рсскзом он опередил свое же предложение хозяину.

— Я не предполгю отпрвляться туд в одиночку. Уверяю тебя, отшельнику прекрсно живется и в Англии.

— Кого же ты ожидешь взять своими попутчикми?

— Тех, кто тогд был вместе с нми.

— Диггеров? Ты знешь, где они сейчс?

— Кое о ком зню. Мы нйдем их.

— Кк?

— С Божьей помощью. Мы должны быть верны своей судьбе, инче нельзя. Ты ведь не збыл, чего мы достигли тм — н холме и в Кобхэме 19? С чем мы соприкоснулись? Рвенство н земле — кк н небесх.

— Возвышенные иделы, Томс. Но очень двние.

— Иделы вечны. — Дигби не дст себя обескуржить. Ведь он ожидл от художник этого отпор. Ибо рзве легко было постолм, когд они услышли нкз покинуть жен своих и детей своих? — Рз уж ты живешь здесь, — продолжет Дигби, — тогд должен был хотя бы слышть, кково сейчс жить в Лэмбете. Те, у кого нет рботы, — все рвно что покойники, у кого рбот есть — те не лучше собк, попвших в колесо: они вынуждены бежть со всех ног, ничего не получя з это и не сдвигясь ни н шг.

— Что ж, но для тебя-то все это длеко не тк.

— Меня злит не мое положение. — Стрнный блеск в глзх Нтниэля понуждет Дигби к нстойчивости. — Првд. Мне повезло с моим знятием. Я мог бы быть дубильщиком, возиться по локоть в собчьем дерьме и моче…

— Умения весьм ценны и полезны для менее удчливых ближних твоих.

Дигби криво усмехется:

— Чем же я им полезен? Своей подкршенной водицей?

Сейчс кждый из них считет необходимостью убедить другого. И Нтниэль не сдется, постукивя по столу костяшкми пльцев, чтобы подчеркнуть свои слов:

— Я видел, кк ты лечил тех, кто был тм вместе с нми. Т девочк, у которой резлись зубки…

— Он умерл.

— Но твоя доброт и зботы позволили ей уйти н небес легко.

Нтниэль пышет жром уверенности, Дигби кжется, будто он здыхется в этом жру. Или это лишь звисть от того, что см он ткой уверенности не испытывет?

— Хорошо бы, если б тк, друг мой. — Н миг Дибги здумывется, грызя ноготь. И видит иной путь к убеждению хозяин дом — по крйней мере он умерл невинной. Чего не скжешь о взрослых лэмбетцх. Число нищих множится с кждым днем. Бесчисленному множеству людей нечем жить, кроме кк попрошйничть. И вот они отдют себя н волю приход, но и приход ничем не может им помочь. И тогд, отчявшись, они воруют, стновятся рзбойникми, перерезют глотки з гроши. А женщины отдются з кусок хлеб.

— Но ведь это не твое бремя…

Дигби делет вид, что не слышит.

— Вернуться н нш прежний путь, живя в городе, совершенно невозможно. Я вместе с двумя друзьями пытюсь помогть душм тк же, кк помогю телм. Но люди збыли, что они знчт для Бог, они опустились и полностью смирились с собственной низостью. — Сейчс, сейчс ндо нжимть еще, идти до конц, зкреплять свой успех.

Дигби не хочет и не собирется видеть жестов и гримс Нтниэля, которыми тот пытется обескуржить его. Ведь это же Нт Деллер, его прежний собрт! Он делился с Дигби своей порцией еды в зрослях цветущего дрок; он рисовл портреты детей; он тк чудесно пел, вызывя у Дигби восторг, когд они ночевли под холодным звездным небом. Конечно, он сможет вернуть Нтниэля н свою сторону. А потом, если будет н то Божья воля, он спсет и всех других, кто, блуждя, удлился от Истины.

— Вот почему мы должны покинуть Англию! — воодушевленно зключет Дигби. — Ведь тм, в Новом Свете, блгодть Господня пдет н нс, и свет истины омоет нс от скверны.

Его слов словно отсккивют от Нтниэля, будто стрелы от щит. Нтниэль все стоит, возвышясь, огромный, непроницемый, словно гор. Сердце Дигби сжимет отчяние. Этот человек непоколебим.

— Этот Крл Стюрт кжется рссудительнее и прозорливее, чем его отец.

— Ох, д не верь ты королям! От них можно ожидть лишь непрведных беззконий. Но хоть король и может тирнить людей, кк ему вздумется, рно или поздно и ему придется отвечть перед Христом, величйшим из урвнителей 20 сего мир.

Нтниэль вздргивет и мшинльно бросет взгляд через плечо. Уж не прячется ли з гобеленом роялистский шпион, думет Дигби.

— Кк бы то ни было, — с неторопливой рссудительностью говорит Нтниэль, — возврщение короля — это, безусловно, лучше, чем беспорядки, что творились все последние годы. — Он выствляет вперед открытую лдонь, предупреждя возможный протест (Дигби кжется, что именно тким жестом Христос успокивл море). — Я не могу ехть с тобой в Мссчусетс. Неужели ты не видишь этого? Это двно уже не мой путь.

— Долг кждого нгличнин — нести спсение в Новый Свет. Не мы ли во время войны сржлись с гонителями христин?

— Я не сржлся, — возржет Нтниэль. — Я писл кртины.

Дигби отворчивется и, не моргя, смотрит н свечи, пок н глз не нворчивются слезы. Бездумно оборвв цветок примулы, он нчинет рздергивть его н лепестки.

— Что ж, лдно, — отвечет он, — рз я не могу убедить тебя ехть туд смому…

— То что?

— Возможно, ты внесешь свой вклд в рсходы этой экспедиции? — Нтниэль молч отодвигет взу с примулми, тк что Дигби до нее более не дотянуться. — Или ты изрсходовл все свое состояние н то, чтобы стть нстоящим джентльменом?

— Нстоящим джентльменом, — эхом отзывется Нтниэль и добвляет: — В чьем доме ты сейчс нходишься.

— Я не знл, чего ожидть, когд ехл сюд. Пожлуй, Господь и поныне милостив к тебе.

— Я бы не скзл о себе ткого.

— Это не вжно, я вижу ее в твоих глзх. Но не свыкйся слишком с тем, что имеешь, ибо рно или поздно кр Господня обрушится н тех, кто уклоняется от выполнения долг своего.

— Боюсь, кр Господня обрушится н меня горздо рньше, если я с небрежением отнесусь к дру, что он вручил мне. У кждого человек призвние. Свое я зню, и оно здесь, в Англии. — Нтниэль присживется з стол до неприличного близко к Дигби. Кровь стынет в жилх Дигби, когд лдонь Нтниэля сочувствующе ложится н его плечо. — Нет ткого преднзнчения, что спсло бы нс от смерти. Жизнь — беспрерывный поиск, в котором нм дровны лишь крткие мгновения отдых: в любовной гвни или в преходящем збвении сн. И когд мы думем, что достигли нконец того, что всю жизнь искли, кк земля рзверзется под ншими ногми. Я не верю, что мы можем создть хоть что-то долговечное.

Дигби стртельно молчит ему сейчс спокойнее.

— Рзве что в искусстве, — добвляет Нтниэль.

— Что? — не выдерживет Дигби.

— В нем кждый может нйти совершенство. Н кртинх змирет время, которое непрерывным своим ходом зствляет нс опровергть свои собственные иделы.

— Н всех этих холстх жизни вообще нет, — презрительно усмехется Дигби.

Нтниэль вздыхет и отходит попрвить дров в кмине. Дигби с горечью говорит ему в спину:

— Величие души может проявиться лишь в обществе других. Твое зтворничество здесь — нрушение воли Божьей.

— Мы уже пытлись, Томс, и ничего не вышло!

— Нм просто не дли ничего сделть! Нс согнли с холм Святого Георгия, нс избивли в Кобхэме, когд местное дворянство не сумело избвиться от нс, туд привели рмию, которя и покончил с нми. Ты же см был тм! Ты видел, кк все было! — Он укзывет н еле зметный шрм н своем подбородке. Его беля полос стл зметн лишь сейчс, когд лицо Дигби рскрснелось. — Влсть, ккя бы он ни был, всегд несет нсилие и зло. А добродетель, свобод, любовь — они существуют лишь в душе человеческой.

— Нзывйте их своими именми, господин Деллер! Репутция, беззботность, нсилие нд душой! — Дигби уже понимет, что в попытке склонить бывшего собрт н свою сторону он потерпел неудчу, полнейшую неудчу.

— Не вижу пользы продолжть эту полемику. Я не допущу подстректельств к мятежу под своей крышей. — Нтниэль отступет, всем видом покзывя, что не нмерен более слушть уговоры Дигби. — Я отдм рспоряжение, чтобы тебе приготовили комнту для ночлег.

— Знчит, ты уходишь в сторону, — нсмешливо цедит Дигби. Гнев и слепя ярость рзрывют ему грудь, протлкивются через горло. — Тков человек принципов, друг мой: чуть что — поджимет хвост и улепетывет. Ты не лучше любого крестьянин. Они готовы приветствовть рдостными крикми дже нвоз из-под хвост королевской лошди.

— Томс, мое гостеприимство имеет свои грницы!

— Что, уже нельзя во всеуслышние объявлять, что королевский конь гдит? Ах д, он же королевский — он не гдит, пресуществляет 21 сено в нвоз. А ндлежит ли сотворять себе кумиров из гончих собк его величеств?

— Господин Дигби! Вш гнев не извиняет вших непристойностей! А вши принципы звучт скорее желчно, чем пылко и яростно… Я желю тебе добр, Томс. Я помолюсь з успех твоего дел. Но я не поеду с тобой.

— Нтниэль… когд-то ты звл меня бртом.

— Тогд прими от меня бртский совет. Нучись держть в узде свой гнев и свой язык. Они еще послужт тем смым беднякм, которых ты без всяких основний презирешь, — вот тебя они могут стереть с лиц земли.

— Я никого не презирю.

— И эт твоя ндежд будет обмнут.

Нтниэль звонит в колокольчик. Лизи появляется тк стремительно, что по огонькм свечей пробегет трепет, Дигби вздргивет. Должно быть, он слышл всю его брнь, до последнего слов. По ее склоненной голове и бледности щек он зключет, что он нпугн.

— Рзбудите Фредерик, — велит ей хозяин без тени учтивой доброты. — Скжите ему, господин Дигби сегодня ночью будет ншим гостем.

— Хорошо, сэр.

— Ты велел рзбудить того стрик?

— Он должен делть свою рботу, — резко отвечет Нтниэль и, сопя, отряхивет одежду. Под его глзми лежт глубокие тени от устлости, рнее Дигби не змечл их. — Звтр мы вернемся к рзговору. При свете дня этот диспут покжется не тким ужсным.

Нендолго они змирют: Нтниэль устло и грузно стоит в дверях. Томс зстыл в своем кресле, кк нкзнный школьник.

— Доброй ночи, господин Дигби.

— Хорошего сн… господин Деллер.

1680

Сегодня ночью все точно тк, кк уже бывло не рз с той поры, кк отец потерял зрение. З окном рздется ухнье совы. Синтия подходит к окну кухни и осторожно открывет створку, стрясь не спугнуть птиц, если те окжутся поблизости. Ночня прохлд освежет ее лицо. Снов слышится одинокий совиный крик, и Синтия вспоминет, кк совсем еще девочкой он лежл в кровтке и слушл ухнье сов, отец рботл в соседней комнте. Ей был виден свет под дверью, было слышно позвякивние кистей о стенки сткн с водой. И кждый рз, кк ухл сов, он вскрикивл, ожидя, что н этот тихий крик к ней придут и ее утешт. Но никто не приходил, и утешения не было. Няня спл в измятой, дурно пхнущей ночной рубхе.

Но вот где-то длеко, должно быть, в лесистой долине перед склоном бесплодного холм, ухющей сове откликется другя. Сд погружен во тьму. Смутные очертния подстриженных кустов, обвливющиеся стены, деревц лймов и стволы ясеней под тяжестью летней кроны — все словно зчровны этой скорбной песней. Д можно ли нзвть ее песней? Поэт ошиблся, сумев рсслышть лишь «ух-их, у-ху» 22. Совы не просто ухют, они ведут рзговор. Словно подтверждя это, ближняя сов снов кричит, и н сей рз Синтия понимет откуд: с рзросшегося дуплистого дуб, который он в детстве звл волшебным деревом, звороження множеством отверстий от жучиных ходов, которые испещряли весь ствол. Синтия вообржет, будто сд держит н широкой зеленой лдони и этот дуб, и птицу н нем. Он нкрывет огрок свечи глубокой миской, чтобы свет не нрушл очровния ночи. Близкий перерывистый звук обрщет ее внимние в сторону грядок. Похоже, в зрослях крпивы возятся то ли крысы, то ли мыши. Где-то возле зросшего пруд пронзительно кричт спривющиеся лисицы. Нконец Синтия зкрывет окно и возврщется н свое обычное место у стол.

Плщ Уильям Струд висит н спинке стул, где он и оствил его. Он тянется было счистить с его кожной поверхности присохшие глину и грязь, но, опомнившись, оствляет плщ, не трогя. Хрнит ли этот плщ его тепло, думет он. Н столе — его шляп для верховой езды, он поглживет ее, будто спящую кошку. Хрнит ли он пмять о том, кто ее носит? Он вообржет Уильям и кк он сейчс беседует нверху с ее отцом, тогд кк ей приходится обойтись обществом en верхней одежды.

Вдруг Синтия прижимет руки к груди. Он и не зметил, что сидел зтив дыхние — о том, что ндо дышть, ей нпомнил боль в груди, усилення корсетными плстинкми из китового ус. Он уже жлеет, что рзбудил Лиззи, чтобы т зтянул ее в корсет. Переодевясь, он всецело доверил себя рукм служнки. Лишь зливлсь крской волнения, когд Лиззи туго зтягивл шнурки, деля вид, будто не змечет, кк у Синтии перехвтывет дыхние. Синтия быстро и осторожно в третий рз попрвляет схрные булочки н оловянном блюде, проверяет чистоту боклов и пересчитывет вишенки в бутылке шерри…

Тм, у двери в кбинет отц, Уильям почти коснулся ее руки. Он видел, кк он потянулся к ней и кк почти немедленно изменил свое нмерение. Хвл небу, он сумел скрыть испуг. А может быть, увы, что сумел.

Сегодня ночью, кк и всегд, он проводит много времени в молчливом ожиднии н кухне. Отыскивет среди горшочков смшитовый гребень, который принесл вниз кк рз перед приездом Уильям, — говорят, смшит возврщет прядям их крсоту. Он причесывется нсколько можно хорошо, принимя во внимние отсутствие зеркл и горничной. Ощупв скрученный н зтылке пучок, он чувствует, что он вот-вот рссыплется, словно ветви рстущего в сду дикого лвр. Ничего, это все сует.

Неожиднно н нее нвливется глубочйшя устлость, дже перед глзми все плывет. Он сдится к столу и, сложив н нем руки, ждет, пок стены перед ней перестнут медленно кружиться. Плит пыхтит и хрипит. Нконец опрвившись, он поднимет нгруженный поднос и поднимется по лестнице для прислуги, стрясь не споткнуться и ничего не рсплескть.

Потом он идет по длинному коридору со скрипящими половицми, преодолевя пустоту и полумрк. Приблизившись к двери отцовского кбинет, Синтия смым неженственным обрзом упирется одним коленом в стену, ствит н него поднос и стучит. Изнутри слышны торопливые шорохи, словно он явилсь в тйный орден в рзгр совершения обрядов. Члены его убирют лтрь, прячут потиры и курильницы. Прислушвшись, он рзличет свистящий шепот отц, отдющего прикзния, шорох быстрых движений повинующегося ему Уильям Струд и не может сдержть улыбку.

— Минутку! — доносится из-з двери.

Синтия ждет, пок з дверью прячут некие тинственные и зпретные предметы; зтем входит и зстет Уильям отступющим от звешенной кртины, отц — сидящим н своем месте с выржением по-детски упрямого простодушия н лице. «Тк вот он», — думет Синтия, стртельно избегя смотреть в сторону кртины. Ствя поднос н стол, он придет себе безмятежный вид и, склонившись, нчинет рзливть шерри. Теперь кждый в этой небольшой комнте притворяется перед другими. Уильям возврщется к своему креслу и смотрит н нее. Он спиной чувствует его неотрывный взгляд, не ледяной, кк смотрят незнкомцы, теплый, кк его дыхние. Ей приходится сделть нд собой усилие, чтобы не пролить вино мимо бокл.

— Вш сд… — Уильям Струд откшливется. — Вы хотели бы зпечтлеть его н холсте?

— Hortusconclusus23 В переломные времен, времен рздоров сд ознчет порядок, покой, изобилие. Он всегд был для меня убежищем от безумия этого мир.

Не говоря ни слов, Синтия берет отц з руки и подводит его рскрытые лдони к трелке с схрными булочкми. Он ндеется, что он хоть немного поест. Неделю з неделей его ппетит все хуже; он непрестнно жлуется, что от еды его мутит. Сегодняшний kandeel и схрные булочки, рвно кк и голлндские бисквиты, и прочие потворств его любви к слдкому, — он стрется почще рдовть его хотя бы этим. Поткнием его вкусм он ндеется здержть его в этом мире еще хоть нендолго.

— Спсибо, моя миля.

— Бокл я поствил прямо перед тобой.

— Вложи его мне в руку. Булочку я съем попозже.

— Обещешь, отец?

Он тут же выходит из себя и в рздржении оттлкивет ее руки. Синтия покорно збирет у него трелку и вклдывет ему в пльцы бокл. Господин Деллер, похоже, недоволен собственной недостойной вспыльчивостью. Он кривится — то ли от стыд, то ли шерри щиплет ему губы. И он поспешно возврщется к прежней теме:

— Мой сд… Жен тк любил его. Я чсто писл или рисовл его, я сделл много эскизов для собственного удовольствия: буйные кроны лип, ккуртные клумбы. Увитя зеленью беседк, где дже тени стновятся зеленовтыми. Вы ведь знете, рй — это сд. Мы и в последнее время чсто гуляли по сду, слушя птиц. Ведь тк, Синтия?

— Я вел тебя под руку.

— И рсскзывл мне обо всем, что видел вокруг. Прдокс, достойный Лнселот Эндрюс 24. Все говорили, что у Синтии мои глз, и вот теперь он и впрвду стл моими глзми.

Уильям невольно всмтривется в лицо стрик, ищ сходств между ним и дочерью. Трудно решить что-либо определенно, глядя в его невидящие глз и срвнивя их с живым взглядом Синтии. Уильям пытется вообрзить, кково это: не видеть лиц Синтии, не подозревть о крпинкх веснушек у нее н носу, не знть, что ее волосы, собрнные в немодную, но, по его мнению, прелестную прическу, — кштновые с рыжинкой.

— Сд стл единственным моим утешением, — продолжет тем временем господин Деллер. — Синтия нзывл мне то, что видел, мои пмять и вообржение рисовли мне знкомые кртины. Сд — это единственное, чему я ни з что не позволю прийти в упдок. Я оствил человек, который им знимется. Остльных, кто у меня служил, увы, пришлось отпустить.

— Отец, если я не нужн тебе…

— Синтия, иди. Нм с господином Струдом еще многое нужно обсудить.

Он нпрвляется к двери, Уильям поднимется и склоняет голову, провожя ее уход. Тон, в котором Деллер рзговривет с ней, кжется ему оскорбительным. У них дом было зведено, что в рботе н мельнице отец был полновлстным хозяином, но домшними делми зпрвляли женщины, и по этой чсти глвными были именно они.

— Доброй ночи, джентльмены.

Уже выйдя, Синтия змечет, что перед ее юбки звернут и подколот булвкми. Он нмеревлсь отпустить его перед тем, кк идти в кбинет, чтобы скрыть это свидетельство ее трудов по дому. Но теперь уже поздно. Он вообржет себя: устля, рстрепння стря дев в пустом коридоре. Душ ее содрогется, но он все не может збыть взгляд Уильям, которым он проводил ее. Он сердито кчет головой. Он боится верить тому, что, кк ей кжется, было в этом взгляде.

Уильям, со своей стороны, вслушивется в звук ее удляющихся шгов. Кк он может сидеть тут и жевть, подобно ослу у кормушки, когд он совсем рядом, всего в нескольких ярдх? Лишь когд ее шги стихют, он чувствует облегчение и способен продолжть рзговор.

— Господин Деллер, перед этим вы говорили о нкзнии…

— Д, говорил.

— Могу я спросить, что вы имели в виду?

Господин Деллер осушет бокл, кпли шерри остются в его бороде. Он протягивет вперед руку с боклом и ждет.

— Я никогд не поверял вм своих секретов, верно?

Чтобы нполнить бокл стрик, Уильям подходит и склоняется к нему, поэтому слов звучт особенно доверительно.

— Когд… когд я был вшим учеником?

— Я полгл, в этом не было нужды. Все свои тйны я держл при себе. Хрнить в тйне недостойные или осуждемые поступки нстоящего джентльмен.

Вновь Уильям подвляет желние подхвтить слов стрик и продолжить их. Но он лишь н цыпочкх возврщется в свое кресло.

— Теперь же, — вздыхет господин Деллер, — я ткя рзвлин, что не могу дже…— сжимет и без того тонкие губы в едв зметную ниточку. Но потом берет себя в руки и продолжет: — Несчстен рожденный в досттке, Уильям.

— Ибо он нследует землю?

— А потом теряет ее. При рождении у меня было все. В том числе и богтство, достточное, чтобы я мог следовть своим склонностям, не оглядывясь н нужду. Кк отец угдл во мне стрсть к искусству — не зню. Должно быть, в моих глзх он увидел отсветы его огней.

Уильям хмыкет. Его собственный отец всегд был слишком знят, чтобы искть что-либо во взгляде сын.

— Ребенком я мог в восхищении созерцть природу целыми чсми. Меня привлекло все: формы древесных крон; биение сок в стеблях трвы; тени облков н склоне холм. Но созерцния мне было мло, и оно не приносило ни спокойствия, ни умиротворения. Я не мог смириться с мыслью, что восхитительные мгновения и прекрсные виды тк мимолетны и вскоре пропдют нвсегд. Я хотел зпечтлевть блгословенную природу н бумге и холсте, отржть в своих рботх хоть млую чстичку ее сущности. Когд я видел рспускющийся цветок, я чувствовл, что должен, просто обязн сохрнить нежную прелесть лепестков до того, кк они поникнут и зсохнут.

— Почему вы учились именно в Голлндии?

— Отец вел торговые дел с предствителями Орнского дом в Брбнте. Именно общением с ними он обязн своему восхищению Голлндией. Он счел првильным отпрвить меня туд, не в Рим. Именно отец выбрл мне в учителя Николс Кейзер, известного живописц, который к тому же говорил по-нглийски — выучился у немников, рядом с которыми сржлся в Хертогенбоше 25.

— Он был хорошим учителем?

— Горздо лучшим, чем я — учеником. Возможно, сейчс, когд вы смотрите н эту дряхлую рзвлину, нелегко предствить себе, что и у нее когд-то были пытливый рзум и немлое честолюбие. В течение нескольких лет мой неугомонный дух был всецело посвящен учению. Но все же н торговые корбли и их кпитнов я всегд смотрел с звистью.

— Рзве вы не получли рдости от своих трудов?

— Я хотел, чтобы они рдовли весь свет. Эх… если б я только мог выскзть тому юному глупцу, кким был, то, что зню теперь. Оствйся где есть, скзл бы я ему. Продолжй учиться. И, глвное, нучись терпению: мир никуд от тебя не убежит. — Господин Деллер делет еще один глоток, потом берется з булочку, но отдергивет руку. — Голлндия был великолепн. Ткое множество кртин! Н рынкх, в книжных лвкх, в домх гильдий. Я не хочу скзть, что кждя из них предствлял собой великое искусство. Но они были повсюду, только предствьте: в кждом доме — кртины. Я мечтл о том, что и в Англии нстнет ткой же рсцвет, ткое же отношение к прекрсному, вместо этого прлмент продл собрние искусств кзненного короля. Мы утртили дже то млое, что имели, все из-з небрежения и невежеств.

Уильям вообржет в Голлндии себя. См Рембрндт вн Рейн был сыном мельник. Возможно ли, чтобы тм его мстерство не оценили по достоинству?

— Вы тк до конц учения и жили в Голлндии?

— Нет. В Англии вспыхнул гржднскя войн 26. Н Бирже шептлись купцы; н нбережных вдоль кнлов перескзывли множество рзличных слухов. Я не мог оствться в стороне. И без позволения учителя отплыл в Хрвич. Король Крл I тогд был еще жив; до того дня, когд совершилось невозможное, оствлось четыре год. Я примкнул к прлменту. Зрисовывл события для потомков, делл грвюры для пмфлетов. Не думйте, что я презирл эту рботу. Ноборот, я предпочитл ее монотонному копировнию или зполнению крев и углов н кртинх учителя. Я ншел способ сделть свое искусство полезным. Подчиненным жизни и необходимым для нее.

— Необходимым в чем, сэр?

— Я говорю о сохрнении тких свидетельств о жизни, большинство которых (говоря нчистоту, почти все) проходят мимо внимния живописцев. Природ, соглсно трдициям, — это лишь мертвые орнменты. Терпеть не могу охотничьи сцены, ибо цель охоты — смерть, з смертью следует рзложение. Между тем бедняки необычйно живописны, но с них не нпишешь нпыщенные прдные портреты. Ведь истиння крсот — в творении в целом. Дже сгоревший дом, дже висельник под проливным дождем — и в этом есть утонченность цвет и формы, которые можно и должно переносить н холсты. Это же… ох… это моя вечня мечт. Прослвлять всеведение Господне.

— В предвидении своем знющем и об этом висельнике?

— Господь дл нм глз, чтобы мы могли пользовться ими.

Уильям изумлен неожиднной энергичностью стрик. Продолжи они эту тему, господин Деллер сумел бы, пожлуй, дожить до восьмидесяти. Но нет — вспышк был крткой, он вновь угсет. Ему отпущено не тк много времени, и признние (если это оно) продолжется.

— Некоторое время я жил в Лондоне. Художники вроде Уилл Добсон 27 и тогд могли нйти рботу в Оксфорде. Но я был сторонником прлмент, поэтому мне пришлось н некоторое время перебрться в Лэмбет — тм жизнь был подешевле. Я целыми днями сидел з копировнием, рисовл эскизы гобеленов для Мортлейк 28…

Слепец прерывется и устремляет взор в прострнство, словно видит приближющегося призрк. Подогретые вином воспоминния уводят его из обществ Уильям в некий иной мир. Это длится лишь мгновение, но Уильям бросет в дрожь, словно в воздухе зпхло смертью. Но господин Деллер продолжет:

— Я свел дружбу кое с кем из оценщиков, и мне посчстливилось увидеть некоторые рботы из собрния искусств, что приндлежло королю…

Уильям в недоумении:

— Простите — оценщиков?

— Двое из тех, кто покупл рботы из собрния искусств короля, зкзли мне свои портреты. Полковник Хтчинсон и полковник Уэбб. Я получил от них смую что ни н есть ничтожную плту, но и этого мне хвтило, чтобы покончить с нуждой. Что же до кртин из королевской сокровищницы… они покупли их отнюдь не для себя. Все эти прекрсные произведения были зтем перепродны в Испнию и Фрнцию…

Господин Деллер вновь осушет бокл и резко вытягивет перед собой руку, дже встряхивет опустевший сосуд, чтобы его требовние нельзя было не зметить или не понять. Рук его, вся в стрческих пятнх, желтовтя от болезни печени, мелко дрожит. Уильям, не шевелясь, глядит н облитую вином белую бороду, облысевшую голову с жиденькими прядкми волос, и ему чудится зпх рзложения — нстолько явственно, что он вынужден дышть ртом.

— Продолжим, — нконец хрипло произносит стрик, поняв, что Уильям не нмерен нполнять его бокл. — Я должен рсскзть ткое, что вряд ли известно кому бы то ни было.

— Д, сэр?

— Мне было омерзительно то, кк новые влсти рспорядились судьбой великолепных полотен из собрния искусств, и я покинул Лондон. Я слышл, что в Суррее появилось некое новое сообщество. Я был, нзовем это тк, хорошо знком со многими рдиклми. И вот я последовл з ними н холм, где они зтеяли свой… опыт простой и прведной жизни.

Уильям, зинтриговнный, приподнимется н стуле:

— А кто они? Проповедники?

— Я двно утртил все связи с ними.

— Вы с ними были друзьями?

Господин Деллер ерзет в кресле, будто у него случились неприятности с пищеврением. Но ведь он ничего не ел.

— Тм был один молодой человек. Чистый и очень пылкий юнош. Я помню, ккой огонь пылл в его глзх. Трепещущее плмя воодушевления, которое одним словом можно было погсить или рздуть в огромный пожр. — Хмурясь, Уильям пытется понять, о ком сейчс говорит стрик. Неужели о себе?— Я был немногим стрше его, и прежняя жизнь у него был куд труднее моей. Но рядом с ним, с его юношеским преклонением перед иделми, я чувствовл себя его отцом. Нет, скорее уж дядей. Я никогд… д, пожлуй, никогд не рзделял полностью его веру и ндежду.

— Что стло с ним потом?

— После возврщения короля он решил основть поселение в Америке.

— И ему это удлось?

— Он отпрвился в Голлндию. Полгю, в поискх сторонников. Я получил от него всего одно письмо.

— И что же дльше?

— Он погиб, сржясь з голлндский флот. Н реке Медуэй 29.

Уильям был еще ребенком, когд бритнский флот был рзбит у Чэтем. Он привык считть тех, кто сржлся н стороне голлндцев, предтелями. Словно читя его мысли, стрый живописец кчет головой:

— Я не смею осуждть его. Он действовл соглсно велениям своей совести.

— Но он сржлся против собственной стрны?

Господин Деллер смхивет с груди вообржемые то ли крошки, то ли пылинки.

— Это было словно целый век нзд, — произносит он.

Уильям нчинет клонить в сон, и чтобы знять себя чем-нибудь, он зпихивет в рот схрную булочку целиком. Он понимет, что ведет себя вульгрно, но почему-то это доствляет ему совершенно детское удовольствие. Он с трудом удерживется, чтобы не покзть язык.

— Кк булочки, хороши?

— М-м… — Уильям виновто прикрывет рот, торопливо прожевывя. — Не хотите ли попробовть сми?

Господин Деллер весь кривится при одной мысли о еде. Уильям лишний рз утверждется в мысли, что пить стрику больше не следует.

— Могу я продолжть свой рсскз?

— Прошу вс.

— После того, что я повидл, все мои ндежды были связны с республикой. Я считл, что с моим непредвзятым взглядом художник (кковым я его считл) и с подходом республикнцев «писть со всеми бородвкми» 30 я, без сомнения, достигну истинных высот в искусстве.

— Вм доводилось встречться с Кромвелем?

— Мне было поручено нписть его портрет для инострнных послов. Лорд-протектор покзлся мне неприветливым и чересчур уверенным в истинности и првоте своих устремлений.

Более я не встречлся с ним, но слышл, что ближе к концу жизни он усомнился во многом из содеянного им.

Уильяму всего рз довелось побывть в Лондоне — еще мльчишкой, они с отцом нвещли родственников, чудом переживших и чуму, и пожр 31. Они шли по улице, и Уильям зсмотрелся н выствленные нд Вестминстер-холлом головы Кромвеля и его генерлов 32. Кзлось, из прохожих никто более их не змечет. Суровое посмертное нкзние было не смым плохим путем сдержть возмущения и не допустить пролития новых рек крови. Один лишь Уильям трщил глз н головы н шестх, сперв в ужсе, потом будто звороженный, пок отец не прикрикнул н него «Ну хвтит, прень!» и не потщил сын прочь.

— Но и при республике меня постигло рзочровние, — продолжет Деллер. — Я хотел зложить основы истинно нглийского искусств, хоть и не знл толком, кк это сделть. Мне виделись творчество и блгоденствие, и жизнь, в которой кждый обрзчик крсоты был достоин созерцния и восхищения. Увы, новых влстителей интересовло не это, лишь увеличение собственных доходов д основние колоний повсюду. Мне удлось нйти несколько зкзов, и одним из смых крупных был от грф Суррейского. Уверен, ты понимешь, кк вжно живописцу иметь покровителя.

Уильям знет это — и дже лучше, чем ему хотелось бы. Он позволяет себе уже третью булочку, но н сей рз ест угрюмо и мрчно.

— Потом, примерно кк рз когд лорд-протектор скончлся, мои дел повернулись к лучшему. Тогд же я встретил свою жену. Он был дочерью перчточник из Мэйдстоун. Ткя крсвиц… — Господин Деллер медленно облизывет губы сухим шершвым языком. Он морщится, сглтывет комок в горле (кдык ходит вверх-вниз) и с трудом переводит дыхние. Стрик и его мнеры приводят Уильям в рздржение.

— А потом вы унследовли этот дом?

— Мой брт Роберт скончлся довольно неожиднно. В моей душе под скорбью тилсь рдость — предтельскя, лчня рдость. Я вступил во влдение поместьем и состоянием, и именно потому… — Стрик прерывется, шумно шмыгя носом. Вытерев нос тыльной стороной трясущейся руки, он широко улыбется, и Уильям видит провлившийся рот и кривые пеньки зубов. — Моя дочь родилсь в нчле июня. В кормилицы мы взяли опозорившую себя девушку из деревни, у которой ребенок родился мертвым. Тк что ндежд был, по крйней мере для Синтии. — К концу тирды в голосе господин Деллер появляются слезы.

Уильяму хочется узнть, от чего умерл Белинд; но спросить он не осмеливется, слезливые нотки тем временем вновь обрщются в смешок:

— Я целых десять лет рисовл для двор Крл. Теперь от меня требовлись блеск и глянец, не зскорузля прямот. Всегд одинковое освещение, всегд сочные, яркие цвет. Ровные и глдкие мзки, тк что если посмотреть н холст под углом, его поверхность блестел и сверкл. Никких изломов или неровностей, о которые взгляд зрителя мог бы зпнуться. — Он поглживет вообржемую цепь н груди — символ монршего покровительств. — Мой отец был противником двор, его пышности и привилегий, он всегд одевлся скромно и просто. А спустя всего несколько лет после его смерти я полностью переменил свой грдероб. Я стл тртиться н модные тулеты…

Уильям не может его осуждть. Леж ночми без сн, слушя хрп родителей и сопение собк из соседней комнты, он порой предствлял себя в лонжевом прике 33 и кмзоле, вышитом «под Персию». Сми по себе кружев и плюмжи не очень знимют его, но они ознчют положение в обществе, перед которым жизнь мельник — не более чем мякиння трух.

— Однко не думйте, что знть возвышенн в душе нстолько же, нсколько роскошн внешне. — Голос господин Деллер отрывет его от воспоминний. — Дорогие плтья — не более чем чехол. Я видел, кк придворные гдили по углм, испржнялись в кмины и ведерки для угля. И н всех при этом были пудреные прики и подрисовнные улыбки. — Уильям смотрит н рзъярившегося хозяин. «Гдить» — первое грубое слово, которое он от него услышл. — Они — косность, себялюбие и рспутство! Мне зкзывли портреты шлюх ншего монрх. Они были ткие прелестные — ну прямо свежие плоды, пряные пельсины. Можно было ндкусить… — Здохнувшись в гневе, он прерывется и пдет н спинку кресл, едв удерживя бокл в руке.

Уильям осторожно высвобождет бокл и ствит его н низкий столик. Голов господин Деллер зпрокинут, глз зкрыты, челюсть отвисл. Уильям змирет в змештельстве, не зня, что делть. Может, зствить стрик зесть шерри хоть половинкой булочки? Он уже тянется к блюду, когд глз Деллер открывются — и слепой взгляд нпрвлен прямо ему в лицо. Но это, вероятно, случйность.

— Вы знете, я был в приятелях с Лели 34.

— Тем смым художником?

— Ремесленником. К тому времени, кк я покинул Лондон, он свел допустимые в портретх позы нтурщиков к считнному числу. Можете вы предствить себе подобные измышления? Я был только рд перебрться сюд, в поместье.

— Это послужило и к моей пользе, — вствляет Уильям.

— Хм-м? Что именно?

— То, что вы ушли в отствку.

— От живописи я не уходил! — Уильям прикусывет губу. Похоже, господин Деллер в ярости. Но из-з чего же? Что он ткого скзл? — Именно здесь я рссчитывл исполнить свое земное преднзнчение. Я бы создл истинно нглийское искусство, возросшее н ншей родной почве, проникнутое духом ншей стрны.

Уильям оглядывется н немногие уцелевшие кртины: темные интерьеры без всякого декор, без излишних подробностей. И тем не менее кждя из этих кртин нкрепко зсел в его пмяти. В них окзлось столько истинной Естественности!..

— Я нчинл — лишь нчинл, Уильям! — приближться к своей зветной цели, когд глз подвели меня. После ярко пылвшего свет вдохновения я окзлся брошенным во тьму. Преднзнчение мое покинуло меня, и я всей силой своей скорби обрушился н всех, кто был рядом. Пок я мог писть кртины, я с рдостью оствлся недине с собой и своими кртинми. Но жить подле других, когд способность творить более недоступн, — это и есть совершенное одиночество.

— Сэр, вм следовло бы прилечь.

Его дыхние зтрудняется и стновится похожим н шипение змеи, свернувшейся в сплетении корней. В свете свечей лицо Деллер мертвенно-бледно, только н щекх нездоровые венозные прожилки, похожие н крсную грибницу, — нездоровый, губительный румянец. Взгляд стрик блуждет по сторонм.

— У меня был др, я его предл. Должно быть, мне следовло все же уехть в Итлию… стть живописцем высшего рнг… не знимться изыскниями в нглийской войне…

— Господин Деллер…

— Зносчивый прислужник!

— Может быть, продолжим рзговор звтр?

— Я думл, что смогу попрвить положение совершенств. Внутри душ. Человеческих.

— По крйней мере хоть съешьте…

— А теперь мое собственное положение рссыпется прхом. Я потерял всех слуг, пренебрег блгополучием дочери… Уильям!— Он выбрсывет вперед руки, и Уильям пдет н колени, чтобы взять его лдони в свои. Лицо стрик перекошено гримсой ужсного отчяния. — Когд скончлся лорд-протектор… прости меня, Боже… я отпрвился в Голлндию. Повидть своего строго учителя, его здоровье было все хуже… Но было у меня и другое, не столь блгородное нмерение. Я предствился нходящемуся тм в изгннии нглийскому двору… кк тот, кто пытлся спсти собрние искусств покойного короля… Вот тк я облчил свою искреннюю, но беспомощную обиду… в одежды госудрственной верности… чтобы получить покровительство… в случе, если Крл вернется н трон…

Руки Деллер, зжтые между лдоней Уильям, дергются, д и см стрик съеживется в кресле. Чего же из содеянного он тк стыдится, ведь он поступил кк многие до и после него?

— Посмотрите в сундуке, Томс. Во имя Господ… Тм есть еще один сверток, из тонкой кожи. Ну же!

Уильям удивляется имени, которым его нзвли, но исполняет прикзние стрик. Он берет свечу и зрывется в бумги в сундуке. А вдруг тм нброски Белинды? Или еще что-нибудь ткое, что позволит ему выполнить то, что хочет от него господин Деллер? Возвртившись со свертком, он рзворчивет его и извлекет три стрых, хрупких лист бумги. Н первом «круглоголовые» пьют воду из шлемов; лиц их грязны, кк после сржения или мрш-броск по топкой земле. Вокруг — рвнин, и лишь дубовя рощ вдли словно изнемогет от плящего зноя.

— Вы видите? Видите?

Н другом рисунке виселиц, н ней — повешенный, под ним лежит кусок хлеб (вне всяких сомнений, этот хлеб и есть его преступление).

— Сэр… но что я ищу здесь?

— Молодого человек в шляпе. Видите его?

Н смом плохо сохрнившемся листе, где двние сгибы оствили пустой крест поверх рисунк, Уильям рзличет фигуру молодого человек в широкополой соломенной шляпе, он сидит под зсыхющим дубом и читет книгу.

— Тм есть подпись.

— Nosceipsum35

— Познй себя… Я должен был отдть этот рисунок ему. Но я слишком испуглся его визит ко мне. — Господин Деллер зходится в очередном приступе кшля, лицо его бгровеет. Здыхясь, он выносит себе приговор: — И вот взвешен я н весх, и нйдено: недостточно.

— Может быть, мне лучше позвть вшу дочь?

Господин Деллер приходит в змештельство, речь его стновится сбивчивой. Уильям пытется успокоить его, но тут н стрик нпдет мучительный сухой кшель, перекшивя его рот, рзрывя гортнь, выпячивя вены. Стрик подется вперед, судорожно нщупывя стол перед собой. Уильям стрется догдться, что пытются нйти пльцы господин Деллер. Он нпрвляет стрческую руку к боклу, но ошибется, и трелк с оствшимися булочкми летит н пол от резкого взмх.

— Посмотри н нее, Уильям!.. Видишь? Спси ее для меня!..

Уильям пытется подхвтить свечу, но промхивется, и т пдет н пол. При пдении плмя гснет смо — но слепец не знет об этом, кк не знет и того, кк близко к нему стоит его зщитник.

— Н помощь! Н помощь!

Возможно, он хочет, чтобы подняли свечу и зтушили вообржемое им плмя. Уильям не успевет ничего скзть, кк стрик пдет ничком, и от звук, с которым его голов удряется о стол, Уильяму едв не стновится дурно.

Не отдвя себе отчет в том, что делет, Уильям выбегет в коридор и кричит в темноту:

— Мисс Деллер! Синтия!

В доме тут же хлопют двери, н лестнице слышен шум. Уильям склоняется нд рспростертым телом, и тут появляется Синтия в сопровождении служнки. Н их лицх появляется ужс, и Синтия кидется к стрику.

— Он упл, — извиняющимся тоном говорит Уильям.

— Отец!..

Господин Деллер шевелится, тянется рукой к голове и стонет:

— Я уронил свечу.

— Он срзу погсл, отец.

— Я уж было думл, что сгорю.

— Нет, плмени нет.

Чувствуя себя виновтым, Уильям делет шг в сторону, уступя хлопоты женщинм, но считет себя обязнным спросить:

— Вы ушиблись, сэр?

— Я… отведите меня в постель. Мне ндо немного полежть.

Все вместе они поднимют его. Зцепившись з низкий столик, Уильям опрокидывет его, и столик остется лежть н полу.

Господин Деллер сейчс, в стрости, рсплчивется з излишеств, которым предвлся рнее. У него гнилые зубы: Уильям чувствует дурной зпх изо рт слепц, пок они несут его нверх, в спльню. Неужели Синтия — смя крепкя среди них всех? Зботясь о стрике, он единствення не выкзывет никких неприязненных или брезгливых чувств.

Они осторожно клдут господин Деллер н кровть. Он вновь зходится ужсным кшлем.

— Дйте… дйте перевести дух. Я… безмозглый… стрик…

Служнк приносит тзик с водой со столик в темном углу. Синтия сдится н кровть и вынимет из тзик кусок полотн.

— Не пугйся, отец. Я оботру тебе лоб. — И он нчинет вытирть лицо стрик. Уильям стоит в стороне, смущенный, словно грубо прервл чье-то уединение. Он видит рну н голове Деллер: глубокя бгровя ссдин, из которой сочится кровь.

— О-ох… — стонет господин Деллер. Холодня вод и присутствие дочери, кжется, несколько успокоили его. Но Уильям не может ошибиться в истинной причине его возбуждения. Это портрет, звершение которого Деллер пытется поручить ему.

— Господин Струд, — говорит стрик, — вм тоже следует отдохнуть.

— Ш-ш, отец. Я приготовлю комнту для гостей.

Синтия еще рз смчивет полотно и, отжв, проводит тряпицей по бровям Деллер. Уильям рссмтривет форму ее рук. Нет, они не похоже н руки дмы, что проводит время в прздности: н них выступют вены, костяшки пльцев шелуштся, ногти обломны до перлмутрово-розовой кожицы.

— Посмотрите н нее еще рз, господин Струд. — Кож Деллер впитывет воду, точно иссохшя земля. — Взгляните н эту кртину снов, при свете дня.

— Я тк и сделю.

— И… и тогд?..

— И тогд дм вм ответ.

Синтия склоняется нд отцом, зкрывя его от взгляд Уильям:

— Тише, отец. Теперь тебе нужно отдохнуть. Пожлуйст, попробуй уснуть.

Стрик зкрывет глз, его дыхние стновится все рзмеренней и тяжелее. Подождв еще немного, Синтия и Уильям покидют его комнту. И здолго до того, кк последний из них уклдывется в постель, господин Деллер погружется в сон.

1660

Фредерик появляется в коридоре в длинной сорочке и чулкх; глз его слезятся от прервнного сн. Дигби следует з стриком вверх по лестнице. Он охотно поговорил бы с ним, но мысли упорно возврщются к спору с Деллером, и Дигби предпочитет придержть язык. Он смотрит вниз, н иссохшие ноги слуги. В чулке дырк, сквозь которую видн нездорово-бледня кож. Дигби очень хочет остться нконец один, порзмыслить нд происшедшим, понять смысл сегодняшнего обмен резкостями. Они идут мимо длинной глереи зкрытых дверей. Дигби рзличет хриплое дыхние Бтшебы и предствляет себе тучную мтрону, чьи груди вздымются и опускются, точно две квшни. З ккой же из этих дверей скрывется Белинд Деллер?

— Грядет новый потоп, — шепотом бормочет Фредерик, не поворчивя головы. Дигби не понимет, скзно это ему или стрик просто рзговривет см с собой. Здесь, в смом сердце поместья, шум дождя уже не слышен: только звук их шгов д скрипучие жлобы стрых половиц. Хрп служнки стихет в отдлении. Они подходят к спльне для гостей. Фредерик открывет дверь и придерживет ее:

— У вс есть вещи, сэр?

Дигби кчет головой и осмтривет комнту. Слуг удляется с лмпой, и тени нчинют сгущться и удлиняться. Но Фредерик вдруг возврщется:

— Во сколько прикжете рзбудить, сэр? Хозяин звтркет в…

— Нет, спсибо, друг мой. Я встю с рссветом. — Дигби кжется, что н лице слуги мелькнуло презрение, но тот уже чопорно клняется, отвергя дружественный тон, и ретируется.

Оствшись один среди теней, Дигби вздыхет и зевет. Чтобы отогнть мрчные мысли, он неторопливо и внимтельно осмтривет комнту, пробует н ощупь узорчтую ткнь гобеленов и шитье н блдхине нд кровтью. Не Белинд ли вышивл его? Он проводит лдонью по ткни, предствляя себе, кк он рботл иглой, кк порхли ее ловкие пльцы, кк склонялсь голов, кк сжимлись губы, когд он трудилсь нд рукоделием.

Нет. Он должен оствться хозяином своим мыслям и своим желниям. Сейчс поздний чс, он пьян — знчит искуситель душ человеческих где-то неподлеку. Чтобы отогнть видения, Дигби плескет в лицо холодной водой. Подняв голову от тзик для умывния, он видит в комнте ккую-то фигуру и вздргивет в испуге, но тут же понимет: это его собственное отржение в зеркле тулетного столик. Некоторое время он стоит, поштывясь, рссмтривя себя, пок нконец не привыкет к отржению нстолько, что нблюдение з ним стновится знятием бессмысленным. В особой чшечке возле тзик — зубной порошок. Пренебрегя им, Дигби чистит зубы солью из своего походного оловянного ящичк. Потом достет оттуд же деревянный скребок и прилежно счищет нлет с десен. Зкончив с тулетом, Дигби некоторое время пустым и бессмысленным взглядом смотрит в тзик, н сгустки слюны в ополоскх.

Все ясно. Деллер ненвидит его.

Он рздевется, швыряя грязную одежду н пол. От нее комнт нполняется невыносимым зловонием. Нклонившись, чтобы стянуть бриджи, он чувствует резкий болезненный спзм в кишечнике. В пнике он лезет под кровть з ночным горшком, но змечет приоткрытую дверь клозет и бегом кидется туд.

Сидя н стульчке, Дигби мрчно смотрит н свои трясущиеся колени. Он проклинет себя з неудчу с Деллером; проклинет Деллер з отступничество, едв прикрытое претенциозной философией; проклинет дже непреложные истины, которым они когд-то посвятили себя. По мере усиления мизмов спзм внутренностей мло-помлу слбеет. Это упдок его дух отрвляет все кругом, дже см воздух. Вдруг боль исчезет, и Дигби издет стон облегчения сквозь судорожно стиснутые зубы. Сделв нд собой усилие, он рсцепляет сжтые до боли челюсти.

Где-то в полях перешептывются деревья, мльчишки игрют в ручьях — Дигби чувствует себя зключенным под холодным прозрчным колпком. Он не может рдовться весне, ведь кждый бутон ее тит в себе плоды, которым предстоит сгнить. З что ему суждено стрдть в одиночку, почему он должен без всякой поддержки хрнить и зщищть пмять о постигшей их неудче? А его бывшие собртья в то же время процветют, поддвшись морльному рзложению. Неспрведливость, бессердечие, блгоденствие грешников — все убеждет его в том, что исход Времени уже близок. Мир — это чрево смерти.

Подтеревшись и сполоснув руки, Дигби рздевется догол. Н покрывле кровти он обнруживет букетик зсохших цветов и подносит их к лицу. Тот же ромт, что был в гостиной, исчезющий, еле уловимый. Дигби пробует н вкус ее имя: Белинд. Он клдет цветы н прикровтный столик, приподнимет одеяло и збирется в кровть, н чистые простыни. Но не успевет он улечься, кк поясницу пронзет остря боль. Жестокое, но необходимое нпоминние. Дигби с трудом сползет с кровти, из блгопристойности оборчивет вокруг тлии грязную, мокрую рубху и встет н полу н колени. Он читет «Отче нш» и еще, дбы избвиться от смятения дух, двдцть третий пслом. Но дже сейчс, когд он выговривет слов молитвы, мысли его витют длеко.

Презрительно отторгнутый политикнми у влсти, он не сумел получить птент, но, несмотря н это, держит птеку. И нстнет день, когд это рскроется. Ибо Твое есть црствие ныне и присно. Аминь. Почему он не рсскзл обо всех своих зтруднениях хозяину дом? Нтниэль считет, что его побуждения совершенно блгочестивы, ведь это не тк, длеко не тк. Господь ведет Томс Дигби к водм тихим 36, он все пребывет в иссохшей пустыне своих долгов. Приготовлен перед ним трпез в виду вргов его, и Дигби отчетливо предствляет их: кредиторы и мльчишки-посыльные, поджидющие его где-нибудь н узкой улочке, с плкми и кулкми нготове. Умстил елеем голову мою; чш моя преисполнен. В Мссчусетсе, по слухм, з долги в тюрьму не сжют. Т ли это свобод, о которой он всегд мечтл? Тк, блгость и милость д сопровождют меня во все дни жизни моей, и я пребуду в доме Господнем многие дни.

Прочитв пслом, Дигби возврщется в постель, и боль в пояснице тоже возврщется. Тюфяк слишком мягок и подтлив, д и подушк нбит не соломой — в ней ггчий пух. Дигби глубоко вздыхет и приподнимется н локте, чтобы здуть свечу. Д очистишься ты от всякой скверны. Он снов ложится, и мрк смыкет нд ним свои крылья. Дже лун скрыт грозовыми тучми. Глз постепенно свыкются с темнотой; нконец он зкрывет их, призывя сон. Но мысли и воспоминния продолжют тревожить его покой.

Сегодня в Дувре он искл возможность для предстоящего отъезд, и в этих поискх ему пришлось снести немло нсмешек и подозрений. Чтобы в Новый Свет попсть, говорили ему, это ндо в Бристоль ехть. Н торговых судх сперв смеялись нд его невежеством в морских делх, потом спршивли, с чего бы ему вдруг тк згорелось покинуть Англию? Нконец Дигби не выдержл и отпрвился восвояси. А н улице увидел из толпы своего злейшего врг — короля Англии — и тк узнл о его возврщении.

Во что обойдется ему путешествие в Америку? Все его сбережения ушли н покупку лошди. У него нет никкого опыт в мтросской рботе, знчит, придется предлгть кпитнм свои скромные нвыки хирург. Тоби, пожлуй, смог бы плотничть, но кк быть с остльными, которых еще ндо рзыскть? А ведь многие из них будут с семьями. Ему предствляются поднимющиеся н борт жены и дочери его собртьев, плотоядные взгляды моряков — и он резко поворчивется н другой бок.

Он поспешно покинул просоленный воздух Дувр, по которому бродили в недоумении оборвнные иноземные моряки; он бежл от приветственных толп н улицх и мрчнолицых солдт. Он отпрвился верхом к известковым холмм, между которыми, точно лужи, белели меловые луговины. Кругом пслись стд овец, издвя громкое блеяние. Н склоне одного из холмов влялсь ккя-то пдль, привлекя внимние коршунов. Он смотрел н кружщихся нд трупом птиц и думл: вот он, его мечт об Англии, вот тк он умерл…

А сейчс Дигби лежит в блгоухнной постели, но он изнурен до мозг костей. Долгя тряск в седле измучил все его тело. Ступни будто продолжют упирться в стремен, пятки то и дело дергются, словно все еще подгоняют лошдь. Н него нвливется душня темнот.

И еще он чувствует, что кровть под ним дрожит, точно кк было в детстве, когд он свлился в лихордке. Стены сдвигются вокруг него, потолок угрожюще опускется. Потом они словно отштывются, и комнт приобретет прежние рзмеры — он сжимется в комок н глдкой, мягкой перине, и в ушх Дигби снов звучит резкий откз Нтниэля еще рз присоединиться к нему.

Тени, сгущясь, зволкивют лицо живописц. Огонь позди него — словно плмя преисподней.

Где-то в лбиринте дом громко хлопет то ли дверь, то ли окно. Нверное, Деллер отпрвился спть. Зтем словно отовсюду рзом доносится стрнный перестук. По телу Дигби пробегет холод; он вздргивет, будто в его комнту явилось привидение. З окном сильный порыв ветр клонит ветви деревьев. Струи ливня хлещут по крыше. Дом скрипит, точно глеон в шторм. Но вот нступет тишь. Дождь стихет, ветер словно утомился, и Дигби ожидет услышть, кк деревья рспрвляют ветви, сбрсывя гнет обрушившейся н них бури. С ккой рдостью он отдлся бы передышке, подобно этим деревьям; но его дух по-прежнему томится предчувствиями. Что тм шептл стрик-слуг? Грядет новый потоп. Что ж, тк и должно быть. Рзве не был кзненный король Крл одним из црей Апоклипсис, рзве не отдл он свое могущество Зверю? Отчянное противостояние, с которым Дигби стлкивется изо дня в день, — рзве это не свидетельство близкого конц? Он вспоминет гримсы людей в кокпите улицы Шулейн. Порой он приходит туд в смиренном подржнии Господу ншему среди грешников, чтобы говорить с другими о возможности жить в ином мире. С Тоби и Робертом, своими собртьями, он посещет состязния по боксу в Медвежьем сду. Тм они отводят взгляд от злитых кровью лиц и ободрнных костяшек; дышт ртом, чтобы не чувствовть сильный зпх тбк и пот. Они ищут зрителя, который, стыдясь, зкрывет глз или сочувственно вздргивет, когд боец пдет нземь. Этот человек, ткой человек еще может быть спсен. И тогд Дигби с собртьями говорят с ним об общине, о милосердии господнем, что нисходите неб, кк двным-двно солнечный свет низошел н холм в Суррее, и о том, кк люди могут рсчистить путь для цря Иисус. Почему бы, брт, тебе не бежть с нми в Новый Свет?

Перья в подушке щекочутся, Дигби кшляет и стирет с лиц кпельки собственной слюны. Рзумеется, морское путешествие будет полно тягот и лишений. Внутренности словно слипнутся в ком, волны стнут хлестть их тяжелыми мокрыми бичми. Д, они будут тосковть по твердой нглийской земле, цепляясь з снсти во время шторм. И в срвнении с прожорливой пучиной все, что было тк мучительно в Лэмбете, будет кзться им рем. Нужны будут крсноречивые спутники, чтобы поддерживть среди них мужество, — может, среди них окжется новый Уинстенли или Уильям Делл. Боящийся Господ ничего не устршится и не убоится. Рзумеется, они не утонут — ведь провидение с ними и з них.

Дигби вытягивется под простынями и клдет голову н сгиб руки. Он должен поспть, он тк нуждется в целительном действии сн. Но воспоминния о споре с хозяином дом продолжют терзть его. Можно ли сделть что-нибудь еще, чтобы все же склонить его н свою сторону? Есть ли ндежд н ткой исход? Истинный Нтниэль погребен в глубинх дородного тел. Сумеет ли Дигби нйти рецепт, что извлечет Нтниэля из его могилы?

Он крутит головой, потом ворочется, устривясь удобнее. Н миг змерев, Дигби прислушивется и к собственным мыслям, и к звукм в доме. Где-то длеко едв слышен повторяющийся перект, будто тяжелый сундук двигют туд-сюд. Дигби зкрывет глз и до звон в ушх вслушивется, пытясь понять, что это. Ну конечно, это хрп Бтшебы. Он чувствует себя оскорбленным от того, что кто-то в доме тк легко лдит со сном. Охвченный себялюбивой звистью, он снов прислушивется и н сей рз нчинет сомневться в своей догдке. Для женщины это слишком низкий звук. Дигби тк и не удется определить, откуд он исходит. В конце концов он решет, что это хрп Нтниэля. Скорее всего, пок его жен в положении, он спит отдельно, чтобы не тревожить ее отдых.

Дигби вспоминется ночь в общине: тм были ромт дрок, прохлдный песок между пльцми и длекий жужжщий стрекот козодоев. Стояли теплые ночи, и не было нужды поддерживть огонь. Лун был полной; они лежли возле угсшего костр и упивлись свободой, рвные перед богом юные бродяги. Дигби нчл было что-то говорить, но, приподняв голову с подушки из вереск, обнружил, что его слушют лишь звезды — все собртья уже спли. Нэт Деллер был тогд с ними, и н его плече лежл рстрепння головк… кк звли ту девушку? Должно быть, тогд был их последняя ночь вместе.

Дигби рзмышляет о грмонии Времен. Сейчс, кк тогд, он слушет звуки сн Нтниэля. Все вокруг погружено в сон — и этот дом, и нсквозь промокшие холмы, и вся стрн. Но дже он — не более чем пылинк в бесконечности целого мир.

Дигби вдруг почувствовл, что и боль, и смятение покинули его душу. Ему открылось, что он никогд не знл в точности, кковы же н смом деле убеждения и ндежды его собрт. В те длекие годы их дружб возникл см собой. Кждому из них было легко и хорошо рядом с другим. Им нрвилось говорить друг с другом. Но желние изменить жизнь вокруг них — хотели они в этом одного и того же или нет? Дигби желл изменить все общество — Нтниэль?.. Его основным знятием н Кобхэме было рисовние. Он усживлся в тени березовой рощи, рсклдывл н трве подле себя свои приндлежности и подолгу всмтривлся в длекие пурпурные холмы, мерцющие от жры, пок вдохновение (кк он нзывл это) не нчинло двигть его рукой. И возникл кртин: неопределення форм обретл очертния коровы; путниц рстертых пльцем штрихов стновилсь листвой под ветром. Нтниэль никогд не мог откзть ребятишкм в удовольствии смотреть, кк он рботет, но среди взрослых Дигби был одним из немногих, кому он позволял присутствовть при этом. Нт Деллер увлеченно отдвлся своему знятию — д. Но он и трудился со всеми н вырубке дрок, хотя был рубщиком медлительным и неловким. Лицо его быстро нливлось кровью, рубх пропитывлсь потом, и вскоре он обычно объявлял о внутренней потребности зпечтлеть эту сцену или эти облк н бумге. Он был не тким, кк все другие. Одни этому рдовлись, другие негодовли — и среди вторых не все скрывли своей неприязни к нему. Но и в их тесных кружкх Дигби зщищл своего друг, не в силх откзться от неуместной порой привязнности к художнику. Тк неужели првы были те, кто считл художник лицемером? Более мудрые голос увещевли их. Для успех ншего дел, говорили они, нм нужны все верные люди. Предупрежденный об отношении к нему в общине Нтниэль взялся помогть псти скот. Он нпрвлял в нужную сторону стдо, хлопя шпкой по спинм животных, и вытскивл зстрявших в зрослях овец. Все это он проделывл без особого мстерств — тк же, кк Дигби упрвлялся с лекрствми. Много рз Нтниэль восхищлся ими всеми в уединенных беседх с Дигби. Он нслждлся — тково было его слово, — нслждлся простотой их жизни. Хотя угрюмое выржение их обветренных лиц, их тел, носившие отпечток тяжелого труд, должны были бы зствить это слово зстрять у него в горле.

В тот день они косили трву у реки. Пришедшее к Дигби озрение длилось не дольше взмх крыльев зеленого дятл, что летел через поляну. Но для Дигби этот миг покзлся едв ли не вечностью. Он смотрел н Нтниэля — тот отдыхл, опершись н ручку косы и глядя вдль. Грезы, которым предвлся художник, сделли его взгляд будто стеклянным — и Дигби неожиднно понял, кк длек его обеспеченный друг от негрмотных крестьян, что день з днем приходили н пустошь. Он не приндлежл их миру. Дже если нынешнее их дело потерпит неудчу, для Нтниэля путь к преуспевнию будет открыт, кк и прежде. Он всегд сможет вернуться к прежней жизни. Именно сейчс Дигби понял его, проник в суть его чуждости. Его отделяли от остльных не обороты речи, не одежд — но то, что его привело в общину собственное решение, не отчяння нужд. Почти для всех остльных общин был последней в жизни ндеждой. Для Деллер же — лишь игрой.

Дигби бесстрстно предется воспоминниям. Все его члены рсслблены. И мло-помлу безмятежное спокойствие зтумнивет его рзум. Он еще успевет подумть, похоже ли это н смерть: иметь возможность глядеть н мир ясно, не мучясь от жлящих укусов гнев или сожления. Вряд ли он когд-нибудь стнет хорошо понимть людей; они и сми себя зчстую не понимют. Лишь Господь видит все. Вот и око его покзывется из-з туч, нполняя комнту лунным светом. Но Дигби не знет об этом. Н несколько ближйших чсов он отрешился от мир.

1680

С минуту, может, и дольше, они прислушивются у двери, ндеясь, что з ней не рздстся ни кшля, ни тяжкого вздох, ни жлобных стонов, — будто родители возле спльни больного ребенк. Уильям отвлекется от этого знятия первым и поднимет глз н Синтию. Он чувствует н себе его взгляд и, прикусив губу, смотрит в стену — тк же уходил в сторону невидящий взор слепц. Однко сопротивляться долго он не в силх, и нконец их взгляды встречются. Об тут же смущенно отводят глз, и Уильям почтительно клняется с ффектировнно-серьезной глнтностью, деля рукой широкий жест по нпрвлению к лестнице.

— Вы не голодны? — спршивет Синтия, не поднимя н Уильям глз.

Уильяму не хочется, чтобы он считл его любителем поесть в чужом доме лишний рз, но ее вопрос позволяет ему отложить миг рсствния.

— У вс просто чудесные кексы.

— Вы обедли перед тем, кк ехть сюд?

— Нет.

— Несколько булочек не могут зменить пропущенный ужин. Не желете ли суп?

— Если вм нетрудно…

— Он стоит н плите. Готовил Лиззи — ндеюсь, вы не против…

— Буду только блгодрен…

— …лук-порея. — И обоим не удется сдержть улыбок. — Еще не совсем остыл. Сюд, мы пройдем лестницей для слуг.

Синтия ведет Уильям к винтовой лестнице, в душе тревожится о том, ккое знчение джентльмен может придть ее приглшению. Кухня — црство женщины, ее святилище, ее мстерскя. Достточно ли чисто и опрятно в ней сейчс?

— А, тк вот почему вы пришли нверх тк скоро, — говорит Уильям, осторожно ствя ногу н узкую ступеньку.

Синтия идет впереди; плмя ее свечи колеблется и дрожит. Уильям пользуется возможностью и беспрепятственно рзглядывет ее, придерживясь рукой з стену, чтобы не упсть. Нежный пушок спутнных волосков прочерчивет н бледной коже ее шеи тонкую линию. Целовл ли уже кто-нибудь ее туд? Исходящие от нее ромты в узком лестничном проеме словно стновятся сильнее: зпхи розовой воды и муки и еще ккое-то неуместно-трогтельное блгоухние.

— Не оступитесь н последней ступеньке, господин Струд. Он неровня.

Только подумть — он может приндлежть ему! Господин Деллер вырзился совершенно ясно. Все, что Уильяму нужно для этого, — кк можно лучше нрисовть лицо умершей женщины. Но ведь никто никогд не узнет, кк он спрвился. И это будет доброе дело: стрик сможет умереть спокойно.

Они спускются в кухню. Синтия подходит к плите, подвигет черный котел н огонь и снимет кухонные руквицы. Уильям нблюдет з нею. Ему ужсно нрвится вся эт простот — ни крсок для лиц, ни мушек, без которых не покжется н людях ни одн леди. И в тоже время лицо у нее не отекшее, не крсное от солнц, не обветрившееся, кк у многих кентских женщин. Если не считть полученных в детстве шрмиков (особенно притягтельным кжется ему тот, что нд левой бровью), в остльном кож у нее безупречн. Уильям всмтривется в безмятежную сосредосточенность ее движений, он, словно хорошя жен, ствит перед ним глубокую трелку и клдет деревянную ложку. Он дружелюбно улыбется созвездию веснушек н ее шее, хоть и знет, что они считются дурным знком, который принято скрывть от чужих глз. Но мнение целого мир не стоит для него и грош! Уильям поздрвляет себя с незвисимостью собственных вкусов, тем более что волосы у Синтии светлые с рыжинкой, не черные, кк теперь модно.

— Не хотите ли воды, господин Струд? Родниковя.

— Блгодрю.

Не стоит покзывть Синтии своей взволновнности. Стремясь отвлечь себя, Уильям глядит вокруг и лишь сейчс змечет множество цветочных горшков. Ими уствлен вся кухня: н столе, н полкх с бнкми и клендрями, н кждом подоконнике. Он нклоняется к одному из рстений, чтобы хорошенько рссмотреть блгоухющий побег.

— Ккя прелесть, — произносит он.

— Они избвляют от мух. — Н спинке стул все еще висит плщ гостя, возле колоды для рубки мяс лежит шляп. Синтия змечет это н миг рньше Уильям. — Я принесл их все сюд, чтобы не мерзли, — поспешно поясняет он.

Действительно, кухня — единственное место, где все еще горит огонь. Уильям кивет и улыбется в ответ н ее жест, приглшющий сесть з стол. Им нужно поговорить о многом тком, что не очень-то просто выговорить вслух.

— Кк вы думете, — отвживется прервть тишину Уильям, — сумеет ли вш отец поспть сегодня ночью?

— Я буду молиться з него.

Синтия возврщется к плите, приподнимет крышку котл, выпускя клубы пр. Кухня нполняется зпхми лук и кртофеля, от которого у Уильям едв ли не слюнки текут. Он легко подхвтывет котел — д, легко, ведь он, похоже, тяжеленный, — и огромным половником нливет Уильяму суп. Ее руки окзывются прямо перед его глзми. И руки у нее не кк у леди — крсновтые и припухшие, кк у его мтери. Он с извинениями подет ему зчерствевший хлеб. Уильям еще рз блгодрит ее и подносит ко рту первую ложку суп, стрясь не пролить ни кпли. У него дом горячую похлебку не едят, шумно хлебют. Если ед очень горячя, отец ест, не зкрывя рт, словно пес, грызущий мозговую кость. Но Уильям обязн выглядеть перед ней приличным человеком. Он чувствует н себе ее мелнхоличный взгляд.

— Держть в порядке ткой большой дом, должно быть, нелегко, — произносит он между глоткми.

Он кивет в знк соглсия. Нельзя говорить ему о своих зботх — и все же он должн рсскзть ему все. И о ндобности в слугх тоже, потому что именно ей приходится оттирть кухонный пол с песком; именно ей приходится подметть комнты и нводить глянец н мебель. А приходящие помогть женщины с ферм чересчур болтливы и слишком явно проявляют рдость от ее стесненного положения. Именно он покупет все, что нужно к столу, и поддерживет в кминх огонь; првд, это все с помощью Лиззи. Порой господину Деллеру приходится обойтись холодным мясом, потому что н готовку не остется времени.

— У меня, — осторожно говорит он, — горздо больше рботы, чем мне хотелось бы. Првд, стирку у нс берут прчки из деревни. — Он смолкет, Уильям глотет суп, припрвленный рзочровнием. Неужели они совсем бедны? — Большя чсть ншей провизии рстет у нс в огороде под присмотром Джем. И еще мльчик, племянник Лиззи, — он доствляет нм хлеб и прочее.

— Это тот прнишк, который принес мне вше письмо?

Синтия кивет:

— Скоро его отддут в учение кузнецу, и тогд мы остнемся без него.

Лицо Уильям выржет сочувствие. Крем глз он неотрывно нблюдет з ним, примечя кждую мелочь: кк он склоняется нд трелкой; кк погружет в нее ложку, пок т не зполнится до крев супом (в детстве он нзывл ткой суп «прудик с трвкой»); кк выпрямляется, не желя кзться деревенщиной; кк ждет, пок с луковых волоконец стечет бульон; кк зтем несет ложку ко рту. Одн кпля все же пдет н стол. Он поспешно стирет ее пльцем, он делет вид, будто ничего не зметил, будто всецело знят обрывнием стручков с сухого донник. Если отец сильно порнился при пдении, звтр нужно будет сделть для него припрку.

— Вм понрвилось, господин Струд?

— Восхитительно. Блгодрю вс.

О чем говорили эти двое мужчин? Ккие плны относительно нее они строили? Уильям отлмывет хлеб, он смотрит, кк н тыльной стороне его рук под кожей ходят мышцы. Он длеко не крсвец: у него крупный, слегк приплюснутый нос и тонкие губы скупц (незслуженно!). Но руки у него ткие же большие, кк у отц (только стрость не скрючил их, сделв похожими н когтистые лпы). В его рукх ей видится нечто простодушно-животное, они в немлой степени отржют нтуру своего облдтеля. Перед тем, кк приступить к еде, Уильям поддернул рукв, приобнжив руки, згорелые с тыльной стороны и более бледные с внутренней, где просвечивют вены. Темные волоски нчинют рсти от смого его зпястья.

Неприлично, что они окзлись н виду, но ей приятно видеть их. Он срвнивет те черты Уильям, которые ей удется рзглядеть, с вплыми линиями сложения отц, с мослстой фигурой сдовник, нпоминющей тритон, и все больше убеждется в том, что Уильям Струд смый крсивый мужчин из всех, кого он знет.

— Мисс Деллер, могу я спросить вс?

— Д, конечно же.

Уильям нчинет было вытирть трелку куском хлеб, но, едв поймв себя з этим знятием, оствляет его.

— Мне покзлось, вш отец рзочровлся в том, чему посвятил свою жизнь. Кк бы это объяснить?.. Я хочу скзть, что его тлнт не оценили ни двор, ни республик. Его рботы дышт првдой жизни, но он почти не получл вознгрждения з них. И нйти себе покровителя, чтобы спокойно следовть своим иделм, ему не удлось.

Синтия не отвечет.

— Ндеялся ли он н упрочение своего положения при короле? Ну хотя бы до того времени, кк Питер Лели отнял у него место глвного художник?

— Отец никогд не посвящл меня в свои дел.

Рздосдовнный Уильям смолкет. Синтия корит з себя з неуместную резкость ответ. Ей нужно было продолжить рзговор, ободрить его, ведь лишь когд он говорит, он получет прво поднять н него глз. Ей вспоминется их первя встреч. Уильям был тогд долговязым нервным подростком с едв пробившимся нд верхней губой пушком и бсовитым голосом, то и дело срыввшимся н фльцет. З свои двендцть лет он еще ни рзу не видел никого подобного ему. Пончлу он питл к нему звисть, видя, кк отец делет из Мельников сын сельского сквйр, доверяет ему читть и изучть книги, к которым ей не рзрешлось дже приксться, и попрвляет его рисунки. Но потом он, под предлогом облегчения труд служнки, стл все чще посещть их во время знятий, принося булочки и легкое пиво. И все для того, чтобы вновь увидеть хмурого юношу во время его уроков; чтобы побыть, пусть недолго, в обществе этих двух мужчин, тких рзных: зрелого и юного, близкого и чужого. Уильям хмурился, зливлся румянцем, его взгляд не отрывлся от лист. Он не помнил, оскорблялсь ли тем, что он всегд смотрел в сторону. При виде Уильям ей чсто вспоминлись ученики отц, которых он видел в прежние годы, — те, что изнывли от городской жры, тонкими мзкми создвя фон н кртинх учителя.

— Художник, который рботл один, он сделл очень много, — решется продолжить Уильям.

— Не совсем один, господин Струд.

— Ах вот что… рзве нет? Нсколько я понял, он рботл без помощников.

— Когд он приезжл сюд, именно тк и было.

— Тк, знчит, в Лондоне ссистенты у него были?

Синтия сплетет пльцы и опускет взгляд под нпором вопросов Уильям:

— Возможно, меня подводит пмять… или я просто ошибюсь. Кк бы то ни было, сейчс это уже вряд ли вжно.

И снов он отстрнил его от себя сдержнной сухостью ответ. Кк глупо! Н переносице Уильям появляется похожя н шрм морщин, и он принимется пльцем гонять по столу хлебные крошки.

— Ох! — Вскочив, Синтия отыскивет что-то н верхней полке. — Он велел отдть вм это.

Уильям принимет из ее рук небольшой футляр орехового дерев, недвно зново нтертый льняным мслом. Он узнет его: это коробочк для кврелей господин Деллер.

— Боже мой! — Охвченный ндеждой, он поспешно открывет ее, но тм, где должны быть брикетики крсок, лишь пятн от них н слоновой кости. Плец его, словно см по себе, ведет по ребрм пустых углублений. Что ознчет этот подрок? Должно быть, это нсмешк стрик. Он чувствует, что кровь бросется ему в лицо, но не может ничего поделть с этим. Уильям со своим бесплодным тлнтом способен творить искусство точно тк же, кк Деллер был бы способен нписть кртину с пустой коробочкой для крсок.

— Он хрнит ее с юности, — поясняет Синтия. — Для него это очень цення вещь. Верните ей ее нзнчение.

Уильям кивет и улыбется, чувствуя, что для этого ему пришлось рзжть стиснутые зубы.

— Вы помните, — говорит Синтия, — Генри Пичем 37 в «Совершенном джентльмене» писл…

— Вы читли Пичем?!

— «Кто не умеет писть минитюру, тот еще не достиг совершенств».

Уильям ошеломлен свидетельством ее учености. Он помнит эту книгу и угнетющее впечтление, которое он оствил, зствив его почувствовть себя бесконечно длеким от своей цели — блохой у подножия холм. Молодым человеком он писл мло и без особого стиля; он умел тнцевть только сельские тнцы, которым тк грциозно подржли в знтных кругх. Лишь искусство двло ему ндежду стть совершеннее, и он усердно посвящл себя знятиям живописью и рисунком. Он по многу рз повторял нброски мимики и жестов, срисовывл нтомию из книг учителя. Соглсно Пичему, нтренировнный глз очень вжен для живописц. Уильям считл, что это верно, и приучл свой дух к стилю, рзум — к порядку. Но все эти знятия не помогли ему узнть господин Деллер лучше.

— Похоже, вы чем-то недовольны? — спршивет Синтия.

— Нет, что вы. Теперь я в еще большем долгу у вшего отц.

— Думю, при подсчете долгов я буду длеко впереди вс, господин Струд.

Уильям зхлопывет коробочку для крсок, зперев в ней свои подозрения, и пытется изобрзить, будто просиял.

— Вот это др! — восклицет он. Синтия чувствует укол обиды. З что этому молодому человеку, почти незнкомцу, достлсь в др эт святыня? И кковы ее долги отцу?

Жизнь? Он не просил его об этом. Но тут он вспоминет о своем христинском долге. Он должн любить и почитть отц своего; но чтобы совсем рссеять неблгодрные чувств, ей приходится нпомнить себе, что отец умирет. Эпикуреец уже погребен в его немощной плоти; рвно кк и стоик. Последний рз, когд он протирл ему кожу нстойкой из нрывных жучков 38, он хныкл, кк ребенок. Что же до применения бнок, рньше отец нстивл н них, чтобы очищть токи черной желчи. Но он двно уже стл плохо переносить это грубое средство, что говорило о предсмертном упдке сил. Сегодня он подл ему шерри, но лишь кк уступку его нынешнему болезненному смолюбию. Обычно вечерми он приносил ему полезное для чувствительного желудк молоко ослицы, словно он вновь стл ребенком.

— Вш отец всегд был великодушным, — говорит Уильям. — Он отдл мне эстмпы Рубенс — «Сюзнну и стрцев» и «Снятие с крест». А потом, когд нчл терять зрение, — мольберт для этюдов.

Синтия слбо улыбется. Все эти вещи двно уже не нужны и пропдют без пользы. Они стли ненвистны отцу.

— Рсскжите о том, кк вш отец окончтельно ослеп. — Его слов зствляют ее вздрогнуть. Уильям не может не зметить этого, но все же упорствует: — Он отослл меня от себя еще до того, кк слепот стл полной. Я лишился вшего обществ, — добвляет он.

Что-то попдет Синтии в горло. Ей приходится хорошенько прокшляться.

— Я хотел скзть, мисс Деллер… н что это было похоже? Когд его объял тьм — кк это было для вс и для него?

Тьм. Снов это слово. Он тк долго был тенью в невидимом отцу мире. Его неловкие пльцы, слепо ищущие что-то в пугюще незнкомом воздухе; его безутешные рыдния, когд он не мог уже более рзличить цвет ее плтья, — все эти горести он выносил в молчнии, не осмеливясь жловться. Он опускет взгляд н спокойно лежщие н столе руки Уильям.

— Он ездил в Лондон, — отвечет он. — Чтобы сделть оперцию. Извлечь зтумненный зрчок. Ктркт 39, тк они это нзвли. — Ей невыносимо думть о том, кк мучительно было отцу сидеть привязнным шелковыми веревкми к креслу, отчянно пытться рзглядеть приближющиеся к глзм инструменты и все же не видеть их.

— Я не знл. Когд это было?

— Четыре год нзд. Я ездил с ним. Это был моя вторя поездк в Лондон.

— Но видеть лучше он не стл?

Тот врч, кк ей покзлось, противился необходимости объясняться перед девушкой. Он излгл ей првду, облеченную в медоточивые иноскзния; но его бледность и кпельки пот говорили горздо больше, чем слов. Он не спрвился с оперцией. Зрение к отцу не вернулось.

— То, чему вы были свидетелем сегодня вечером… господин Струд, прошу вс, помните моего отц тким, кким он был; не тким, кким стл. Рди него и меня.

— Он был и остется блгородным человеком.

— Вы помните историю Товит 40?

Уильям лихордочно перебирет в пмяти то, что помнит из Писния.

— Того человек, который ослеп от воробьиного помет?

— Именно. — Кково ему было, когд он почувствовл жркую тяжесть гуно в глзх? Бесспорно, ужсня история. Он видит ухмылку Уильям, но считет ниже своего достоинств покзть, что зметил ее. — Отец хотел нписть кртину н эту тему еще до того, кк для него он стл пророчеством. Вы помните, кк все происходит? Стрый Товит в отчянии. Ему грозит холодня зим в изгннии. Он слеп и немощен. И спсение приносит ему сын…

— Д, чудодействення рыб!

— Сын нклдывет ее пузырь н глз Товит. И стрик прозревет. А в миг исцеления он видит, что его сыну сопутствует см рхнгел Рфил. Потом — вспышк небесного огня, и небесный гость исчезет.

Уильям слушет, кивя, и недоумевет, к чему он ведет.

— Сияние, которое видел Товит, было знмением, господин Струд. Это был свет божий; Товиту было позволено увидеть его потому, что до этого он был лишен земного зрения.

— Вы хотите скзть, что?..

— Отцу не было дно ткого утешения. Я ни рзу не змечл примет того, что ему дн внутренний взор взмен обычного. — Синтия поднимется, жестом покзывя Уильяму «сидите», и збирет со стол его трелку и ложку. — Он говорил вм об ingenium?

— Ingenium?

— Божественный дух созидния.

— Боюсь, что нет.

— Для отц он принимет определенную форму.

Уильям чувствует уколы ледяных иголочек в зтылке.

— Д?..

— Женщин в белом, его духовня вдохновительниц, что приходит к нему во снх и мечтх. Ее появление всегд предрекет ему новую кртину. Но без нее ничего не выходит.

— Вероятно, это его муз?

— Он рсскзл мне об этом совсем недвно, господин Струд. Я не уверен, что првильно понял его.

— Есть ли у нее имя?

— Имя?

— Ну или… Кк выдумете, что он для него олицетворяет?

Синтия пожимет плечми:

— Творческий порыв. Духовную необходимость. Тяжкий недуг лишь усилил призрчные желния отц. Рньше он мог извлекть из них пользу, перенося н холст. А теперь его ingenium не может войти в зримый мир.

Он возврщется н свое место и змечет, что Уильям бледен. Он покусывет нижнюю губу, избегя ее взгляд. Почему в этот смый миг ему вспоминется собственный отец? Эбрхм Струд — не яркя зметня личность, у него слишком много тревог. Он всю жизнь живет под угрозми плохого урожя, откз недовольных его ценой зкзчиков, искры, которя может соскочить с кменного жернов и сжечь всю мельницу. Он всегд чего-то не договривет, Уильям с детств не переносит эту его мнеру. В смехе Эбрхм всегд звучт нотки угодливого извинения, с ккими обычно прокшливются. Для него дже хороший день нписн дождливыми крскми.

— Мой отец… — выдвливет из себя Уильям. — Я всегд считл его жестоким и бессердечным, мисс Деллер. Но его миновло несчстье, случившееся с вшим отцом. И я до сих пор не уверен, спрведливо ли это.

Ей хочется положить руку ему н плечо, но он лишь смотрит и слушет.

— Не то чтобы он был лишен хороших кчеств. Думю, он был бы добр, если б жизнь не приучил его скрывть свою доброту. В детстве мне нередко приходилось сносить его удры, которыми он нгрждл меня потому, что хотел, чтобы бить меня не приходилось. Я принуждл его действовть против его собственной нтуры, понимете? И эти принуждения изменили его, сделв тким, кким он не должен был стть.

Уильям ндеется, что его голос звучит сдержнно и ровно. Однко он видит сочувствие н лице Синтии. Это причиняет ему боль и одновременно возбуждет его. Это не припическое возбуждение, оно вскипет в недрх живот необузднным и неприятным жжением. Уильям вынужден опустить глз, хоть понимет, что это придет ему тот смый печльный вид, чего он стрлся избежть всеми силми.

— Вы стли думть тк об отце лишь ств взрослым? Или же это чувств той поры, когд вы были мльчиком и он ствил вм синяки, с которыми вы приходили н уроки?

Выходит, он змечл их? Ее отец ни рзу не покзл, что видит их, ни словом, ни жестом.

— Думю, до сегодняшнего вечер у меня не было слов, чтобы вырзить эти чувств, — отвечет Уильям.

Угли под решеткой плиты догорют и гснут. Тени словно окутывют Синтию, пряч ее от чужих глз. Уильям переводит взгляд н стол, тйно ндеясь, что з время их рзговор ее пльцы придвинулись ближе к его руке.

Ничуть.

Неожиднно н него нвливется глубочйшя устлость. Он клонится к ней — вероятно, это из-з охвтившей его сонливости. Ее глз кжутся ему темными озерми, он готов утонуть в этих озерх — но именно их бездоння глдь отгорживет ее от него.

— Синтия, почему вы не зовете меня по имени? — спршивет он.

Он молч смотрит в его искженное скорбью лицо. Снружи доносится резкий вскрик, з ним непонятня придушення возня. Он с видимым облегчением переводит взгляд н окно. Несмотря н ночь, оно приоткрыто, листья филок н подоконнике подргивют от ветерк. Стрнный короткий всхлип резко обрывется; и вновь нступет тишин, лишь ветер д спящий дом.

— Одн из сов словил себе кого-то н ужин, — произносит Синтия.

— Полгю, мышь-полевку?

— Ндеюсь, что крысу.

Что ж, он ушл от его вопрос. И теперь несет всякий вздор о том, кк трудно спрвиться с мышми и крысми, что они пробирются в клдовую, обглдывют ножки стульев, они подгрызют кря гобеленов в гостиной. Он слышит себя словно со стороны и с ужсом думет, что о тком говорят только торговки рыбой н бзре.

Уильям стрется не дть глзм зкрыться. Он не хочет тк быстро рсствться с ней. И рсскзывет ей зплетющимся, кк у пьяного, языком о мышх н отцовской мельнице. Обнружив их в лрях для зерн, он обычно прикзывл сестрм стряхивть мышей в желоб. А см вствл внизу, тм, где увертливые коричневые тельц пдли н кменный пол, и бил по ним плкой. Это кзлось отличной збвой, но однжды он нступил н мышь и ощутил горячую рзмозженную мссу под бшмком. И тогд стыд и отврщение положили конец этой игре.

— Господин Струд, вм нужно поспть.

— Который чс?

— Уже поздно. Или еще рно. — И, зметив тревожный проблеск в его глзх, он добвляет: — Вы все рвно не сможете сейчс ехть верхом. Вы уснете и упдете с лошди.

Уильям смеется:

— Осмелюсь зверить, что тк оно и будет.

Он предлгет проводить его в комнту. Он блгодрит ее з ужин и, что горздо вжнее, з общество. Он склдывет руки з спиной, и он понимет, что бесполезно тянуться поцеловть их, изобржя шутливую глнтность.

Они поднимются н верхний этж по винтовой лестнице. Уильям несет свечу, прикрывя плмя лдонью; у Синтии в руке лмп.

Спльня, куд он приводит его, нходится двумя комнтми дльше от спльни господин Деллер. Он прислушивется, не слышно ли звуков дыхния, и ему кжется, что он рзличет их, очень слбые и невнятные, — невозможно понять, кто это, может быть, и служнк.

Синтия медлит перед дверью, и Уильям входит в комнту впереди нее. Перед ним стриння кровть с четырьмя столбикми, с которых свисет выцветший желто-персиковый блдхин. Н голых стенх остлись призрчные контуры висевших здесь когд-то гобеленов. Душно, пхнет плесенью, молью и пылью.

— Лиззи нлил в умывльник родниковой воды. И простыни свежие.

— Блгодрю. — Он видит ее отржение в потускневшем зеркле тулетного столик. Он выглядит очень устлой и слбой. — Вм тоже не мешло бы отдохнуть.

— Я тк и собирюсь поступить, господин Струд.

Ему очень хочется поскорее улечься в постель: все тело ломит от сегодняшней скчки. Однко он не уходит. Нпротив: бросив быстрый взгляд в коридор, он решительно входит в комнту, оствив дверь едв приоткрытой.

— Вы видели ее портрет, господин Струд?

Сонное блгодушие Уильям кк рукой снимет. Знчит, он знет о портрете? Знчит, вся эт нелепя тйн — ни к чему? Он не успевет ответить, Синтия нетерпеливо продолжет:

— Что он покзл вм? Мне нужно знть это.

Уильям читет нстойчивое требовние н ее лице.

— Рисунки, — отвечет он. — Вы з чтением. И в минуту отдых. И много других, из горздо более длекого прошлого.

— Должно быть, они произвели н вс мрчное впечтление. — Уильям двусмысленно кривит губы, но блгорзумно воздерживется от легкомысленного ответ, что просится н язык. Тем временем Синтия серьезно продолжет: — Вся моя юность прошл под сенью мрк, ткого, кк сегодняшней ночью. Когд зрение стло изменять отцу, он удлился от мир. Он бросил писть, никого не хотел видеть. Он не отсылл вс от себя, господин Струд. Он отослл себя от всего мир, от всех людей. И я ушл в изгнние вместе с ним. У нс в доме всегд были опущены портьеры, дже в солнечные дни. И ствни зкрыты. Пок он еще хоть немного видел, он писл домшние портреты при свете лишь свечей и лмп. Все остльное, все его поместье прогоркло, словно жир.

— Но, скжем, портрет вшей мтери нписн отнюдь не в мрчных тонх.

— Я никогд не видел его. — Ее грудь вздымется в волнении. Он опускет руку с лмпой, и ее лицо погружется в тени. — Ну же! Стньте моими глзми, господин Струд. Что н этом портрете? Кк изобржен моя мть?

— Он… фигур рсположен в центре холст… сидит в летнем сду необычйной крсоты. Он ждет ребенк.

— Рсскжите же, кк он выглядит?

— Он успел лишь нбрость контуры.

— И он послл з вми сегодня вечером именно из-з этого портрет?

Они молч глядят в глз друг другу. Нконец Синтия делет легкий ревернс, шурш плтьем. Уильям клняется в ответ с вжностью олдермен. Он вот-вот уйдет; ему приходится крепко держть себя в рукх, чтобы сохрнить смооблдние. Открыв дверь, он остнвливется н пороге и поднимет лмпу повыше — ровно нстолько, чтобы хорошо видеть гостя и быть видимой ему.

— Я — единственное из его творений, что не остется неизменным, — говорит он.

1650

Ей кзлось, будто гор дышит. И из-з этого было слегк не по себе, словно рядом в ночи бродили привидения. А он скзл, что это тепло солнц, которое земля нкпливл в себе днем, ночь и лун теперь выпускют н волю.

— Кроме того, это не гор, — зметил он.

Он вложил руку в его лдонь. Они поднимлись н холм по зросшему ппоротником рспдку, чувствуя, кк з лодыжки цепляются плети ежевики, лицо и руки црпют ветки можжевельник. Они нслждлись теплом, что отдвл холм. Но его не покидл легкя тревог. Девушк рядом с ним был смой жизнью, ткя яркя, ткя живя, он же кзлся себе бескровной оболочкой, тянущейся к ее теплоте. Возможно, он почувствовл, кк он молч корит себя, потому что в укрытии березовой рощи поцеловл его в подбородок и потерлсь носом о его шею. Он собрл все силы, чтобы, несмотря н все свои предчувствия, быть или хотя бы кзться веселым — рди нее.

— Кк ты думешь, что з чудовищный хлеб выпекется в этой печи?

Он сдвинул брови, не срзу поняв его метфору, но потом сообрзил, о чем речь.

— Чего ж тут чудовищного? Это нше будущее. Его н всех хвтит.

Он присмотрелся к ней в неверном лунном свете. Что двло ей ткие ндежды, невежество или врождення мудрость? Мир, из которого он пришл, оствлся для него згдкой. Он дже не знл, умеет ли он читть.

— Двй лучше подумем о твоем будущем, — предложил он.

К тому времени они вышли н крй рощи, где подъем зкончился и нчлись спутнные зросли колючего кустрник и ежевики н вязкой песчной отмели. Когд-то в этом унылом месте были брсучьи норы, но потом диггеры зткнули выходы из них и перебили всех зверей рди того, чтобы продть их шкурки н щетину. Это было в смом нчле истории их общины, вскоре после уход с холм Святого Георгия. Им тогд нужно было что-то, что можно выменять н еду. Нтниэля огорчило истребление брсучьих семейств, но в то же время ему было интересно впервые в жизни принять учстие в обмене шкурок н ломкие подсушенные лепешки и их дележе.

С этого мест были видны почти что все окрестности, дже искрящяся поверхность длеко впереди, где рек под нзвнием Мул пробивл себе путь сквозь твердую нглийскую почву. Острым глзом живописц он всмтривлся в серебристое шитье пстбищ, испещренного точкми псущегося скот и черными пятнми зрослей уже отцветшего дрок. Созвездия розовых цветков вереск, что еще не был выжжен или пущен н рстопку, погсли, и ветви стли темно-серыми, цвет угольной пыли. Время от времени то собчий лй, то грубые голос доносились до них, перебивя птичий щебет в зрослях орляк 41. Он высмтривл их поселение н пустоши по дыму от костров, плывущему по темному небу. Несколько дюжин крытых дроком деревянных хижин (он поспешно отогнл мысль о том, кк легко горят ткие хижины) не рзрушли здешнюю природу, но словно произрстли из него. Ему кзлось, будто и их обиттели были слеплены из земли, березы и вереск. Сюзнн неуклюже поглдил босой ступней его лодыжку, кож н ее подошве был грубой и мозолистой. Он кк бы ненмеренно переменил позу тк, чтобы ее лск не зшл дльше, но и не прекртилсь совсем. Н зпде еще был видн тонкя полоск свет — точно золотое шитье в глубине склдки н брхте глубочйшего синего цвет.

— Взгляни, — окликнул он, желя перенести ее внимние туд, вдль. — Словно см Господь Бог сделл рзрез в ткни ночи. И в этом рзрезе, кк и во всем сущем, виден свет — coelum етругеит, инче сияние небесное.

Сюзнн нчл водить лдонью по его бедру. Мир вокруг сузился до них двоих, и он не смог удержться оттого, чтобы поцеловть ее. Он был крепкого сложения, но мленького рост, и ему пришлось нклониться к ее лицу. Он ответил н его поцелуй стрстным движением губ и робким кснием язык. Это было тк не похоже н бесстрстие проституток, с которыми он имел дело в Амстердме. При всей нсущности его желний общение с ними всегд оствляло в нем гдкий осдок. Но сейчс с ним было истинное дитя здешних пустошей, чей поцелуй по-нстоящему пьянил его. Его рук скользнул под ее юбку; он нчл издвть короткие жлобные постнывния. Ждно вдыхя ее зпх, он опустился н колени и нчл целовть ее груди. И лишь когд его пльцы коснулись жестковтых волос между ее ногми, осторожность превозмогл в нем желние.

— Мы не должны, — прошептл он. — Твой отец придет в ярость, если узнет.

— А с ккой стти ему знть?

Ее отец нверняк сейчс уже пьян. Нтниэль почти не был знком с ним, но знл его по рсскзм Сюзнны. Он убежденно твердил, что ненвидит любую тирнию, но к своей собственной был совершенно слеп. Он потерял двух бртьев во время войны 42, и это ожесточило его тк, что дже кзнь короля не смогл смягчить его нрв. Сюзнн носил н щеке рубец — след его гнев.

— Люди будут удивляться, где мы, — скзл Нтниэль.

— Пускй себе удивляются.

Он схвтил его з зпястья, не двя отодвинуться. Он же никк не мог подыскть способ отстрнить ее от себя, не обидев при этом. Если б он попытлся потрепть ее по щеке, кк ребенк, он пришл бы в ярость, вид которой вызывл в нем ужс и обожние одновременно. Он поднял руку, з которую он крепко держлсь, и поцеловл ее пльцы.

— Пойдем, — нежно скзл он. — Томс подыщет нм что-нибудь поесть.

Сюзнн был умиротворен его ответной лской, к тому же весьм и весьм голодн после целого дня тяжелой рботы (н что он и ндеялся). Он последовл з ним по тропе, снчл почти дыш ему в спину, потом приотстл. Нконец они выбрлись из зрослей орляк. Нтниэль прислушлся к прерывистому стрекоту козодоев (или козососов, кк нзывли их диггеры) и нпомнил себе, что ндо бы поствить силок, чтобы понблюдть з одним из них, перенося свои впечтления н бумгу. Резкий взмх крыльев нд смой головой зствил его вздрогнуть. Сюзнн же словно и не зметил этого. Ленивым взмхом руки он отмхнулсь от ночного мотыльк, отбросив его прямо к промелькнувшему козодою. Нтниэль остновился посмотреть, сумел ли козодой воспользовться удчным случем, но мотылек тут же пропл в темноте, Сюзнн з его спиной прищелкнул языком в знк нетерпения, тк что он поспешно двинулся дльше. Лишь когд дым от ближйшего костр уже щекотл ноздри, Нтниэль здумлся, где козодои проводят зиму. Нверное, беспробудно спят в песке, кк лсточки в глине, чтобы проснуться с теплыми солнечными лучми. И еще ему стло любопытно, где эти птицы исхитряются прятться днем, когд н пустоши полно людей?

— Про что ты думешь? — спросил Сюзнн, и по голосу он понял, что он улыбется.

— О птицх. Куд они пропдют. Откуд возврщются.

— Тебе-то что здело? Уж они-то это знют, и лдно. — Он зшгл шире и обогнл его н несколько шгов. — Ох, Нт, шевелись поживее. Я с твоими рзговорми с голоду помру.

Он ускорил шг, чтобы удовольствовть ее, и вернулся к мыслям, что мучили его последнее время. Другие видели все, что было вокруг, совсем инче, нежели он. Он восторглся этим иссохшим здумчивым лндшфтом, но это чувство не рзделялось его… его… Кем? Хозяевми? Собртьями? Они видели лишь еду и кров тм, где его взору предствл крсот творения божьего.

Он пришел в общину н холме Святого Георгия дв месяц нзд, всего з несколько дней до того, кк мелкопоместное дворянство с помощью ннятой силы вытеснило диггеров н восток, в Кобхэм. Тогд хижины, неприхотливый скот и рботющие с песней рубщики дрок в его глзх были ничтожными и незнчщими по срвнению с окружвшей их природой. Для них пустошь был лишь зеленеющими кое-где пстбищми д лесистыми овечьими выгонми. Он же видел грубую, выжженную солнцем, зросшую колючкми землю, первобытную в своей безжизненности. Здесь приземистые тени корчились под кустми сухощвого вереск, точно гибнущие от зсухи жбы. Дже небо здесь было не знкомым блгородным покровом, угнетющим душу скоплением безводных облков, и это небо словно нсмехлось нд людьми, откзывя им в своих дрх, но сокрушя невероятной безмерной мощью. Кк можно было не нслждться этим крем? Он поствил себе здчу изобржть его.

В тот день он едв не дрожл, спеш скорее добрться до этих простых людей. Он взбирлся н склон, с трудом продирясь через орляк по пояс, и нконец выбрлся н взъерошенный ветром трвянистый дерн. При его приближении с вересковых кустов вспорхнули, щебеч, пичужки, что подглядывли з ним из ветвей. А потом со стороны дозорных постов донесся крик, и диггеры вышли ему нвстречу.

Глядя в их лиц, Нтниэль рдовлся про себя, что догдлся сменить одежду. В тверне Уэйбридж он отдл кому-то свой брхтный кмзол, обменял шляпу н кртуз поденщик и, к своему удовлетворению, обнружил, что почти перестл отличться одеждой от обычных людей. Рубщики дрок, побросв секчи, подошли приветствовть его; причем вместо подозрительной неприязни — что было обычным в изнуренной Англии — его встретили рукопожтиями, теплыми улыбкми и обрщением «брт». Его мскировк был не тк уж совершенн, н нем все еще оствлся глстук, под жилетом был сорочк из беленого льн. Но в этой одежде он собирлся рботть, тк что вскоре он должн был истрепться и змрться. И тогд он уже ничем не будет выделяться среди других.

Однко его рисовльные приндлежности выглядели здесь неуместно, он не сумел бы скрыть ни их, ни произношения джентльмен. Диггеры изумленно выслушли рсскз о его нмерениях. Он будет рисовть? Рисовть что? Некоторые выглядели чуть ли не оскорбленными, когд он, чувствуя в голосе зискивющие нотки, объяснил, что предметом его кртин стнут они сми.

— Мы-то здесь не просто тк, чтоб жить, — резко произнес один из них, — чтоб жить, ндо рботть.

Нтниэль поспешно принес обещние вносить свой вклд в общий труд, но, похоже, его словм не очень-то поверили. И вот тогд из толпы рубщиков к нему шгнул молодой человек с открытым и вдохновенным лицом. Тк Нтниэль впервые увидел Томс. Аптекрь улыбнулся, клдя руку ему н плечо, и произнес, обрщясь к остльным:

— Свет осиял ншу пустошь, и возможно, Провидение желет, чтобы мы нвеки зпомнили этот Свет. Нельзя полгться н чувств человеческие, когд речь идет о делх Господних. Ддим ншему гостю докзть свои способности, тогд уж решим.

Нтниэль уселся н пожухлую трву и слегк подргивющей рукой нскоро нбросл портрет сосущего плец млыш, что глядел н него из толпы. Окончив, он передл рисунок рубщикм, и лист бумги зпорхл из рук в руки, точно птиц, пытющяся ускользнуть от птицеловов. Большинством голосов было решено, что Нтниэль может остться.

Молодой человек, что зговорил с ним, стл его вожтым и проводником в новом для него мире. Откуд приехли все эти смелые, непокорные люди? Одни — из Кент, Суссекс, Суррея, бежли от лчных землевлдельцев и безжлостных зимодвцев. Другие — из Лондон и других городов, эти пришли в поискх жизни если не более простой, то по крйней мере более близкой к Богу и спрведливости. Нтниэль восхищлся их речью, хотя мло кто из них умел читть. Они добывли воду с зтхлым рстительным привкусом тм, где, н его взгляд, ее и быть не могло; они умело строили жилищ из здешних непрочных мтерилов. Они познли эту пустошь н собственном опыте. Д, их дети бегли босиком и всегд хотели есть; д, их женщины уже к тридцти были некрсивыми и изнуренными — но в глзх диггеров сиял, подобно знтности, убежденность в том, что Господь одобряет их дело. Среди них не было вождей или стрших. Кждый мужчин и кждя женщин говорили свободно, и кждого выслушивли. Они вместе рботли и в полном соглсии молились, ожидя спсения в этом суровом древнем сду — пвшем Эдеме, плоды которого стли горькими и терпкими.

Они спустились в небольшую песчную низину, склоны которой крепили корни больших вересковых кустов. Ужин уже окончился. Диггеры сидели и лежли возле остывющих углей костр, н котором готовили еду. Едв звидев их, Сюзнн зкричл:

— Эй, бртья! Эгей!

Нтниэль змхл им в ответ. Его до сих пор изумляло, что ему позволялось уходить ночью вдвоем с девственницей, что был моложе его рз в дв.

Сюзнн подпрыгнул н месте, взметя песок и покзывя толстые лодыжки, после чего кинулсь к оствленным для них солодовым лепешкм.

— А Тоби меду ншел, — сообщил он Нтниэлю, который озирлся с неуверенной улыбкой, ищ, куд бы сесть. Нконец место ншлось.

От рстущей луны и от еще не погсших в лгере костров было достточно светло, чтобы он мог рзглядеть, кто окзлся у него в соседях. Тоби Корбет, который ему не доверял; друг Нтниэля Томс; Джон и Мргрет со своей млюткой, зкутнной в мешковину. Лицо девочки рспухло и перекосилось — у нее кк рз резлись зубки.

— Тоби пчелиное гнездо рзорил.

— Улей, — попрвил Томс, подрезя ногти.

— А пчелы тебя не покусли?

Тоби Корбет покчл головой и, нбрв полный рот дым из трубки, медленно выпустил его вверх, демонстрируя тем смым свою методу.

— Дымовухой их обдл. От дым они дуреют. Дльше просто. Штук только в том, чтоб не больно ждничть. — Его глз сверкнули н Нтниэля из-под тяжелых век, но он тут же снов обернулся к Сюзнне: — Двй я тебе н лепешку чуток кпну.

Он тут же опустилсь н колени возле Тоби, подствляя лепешку. Словно спниель у ног хозяин. Нтниэль отвел глз.

— Где вы были? — спросил Томс.

— Н холме, смотрели н зкт. В ткое время можно увидеть, кк дрок будто огнем охвтывет… если поймть нужный миг.

— Ну чего, нрвится?

— М-м…

— А крски ты с собой не брл?

— Тк ведь он не рисовть туд ходил, — вмешлсь Мргрет, подмигивя.

Нтниэль принял от ее муж плоскую бутыль, ндеясь ее содержимым утолить жжду и зтушить свой гнев. При этом его взгляд упл н Сюзнну, сидящую возле Тоби Корбет. Он чувствовл, что нельзя было уступть ее этому лесорубу с угрюмой, недоверчивой ухмылкой. И еще его тревожил мысль о том, что, возможно, он уже принял н себя определенные обязтельств н этот счет.

— Уже прочел пмфлет, который я тебе дл?

Побледневший Нтниэль перевел глз н молодого птекря. У него было крсивое згорелое лицо, в котором светились ндежд и приязнь. И еще ум.

— Который нписл Уинстенли, — пояснил Томс.

— Господи ты боже мой, д он нм этим пмфлетом уже все уши прожужжл, — встрял Корбет, мкя еще одну лепешку в тряпичный узелок с медом. — Счстливчик ты, брт. У тебя то он только в бшке звучит.

Томс, привыкший к грубым мнерм своего брт, с улыбкой ответил ему жестом из двух вскинутых пльцев и снов посерьезнел.

— Нм нужны ученые люди среди нс и художники, которые смогут говорить з нс в мире влсти, — скзл он Корбету. — Ты думешь, что это чепух, но Уинстенли — нш бптистский…

— Словми-то делу не поможешь.

— …и он призывет весь мир присоединиться к ншему великому делу. «Рзве не можем мы создть небес н земле, дбы жить достойно здесь и попсть н небес же после?» — процитировл Томс н пмять.

— А все потому, — отозвлся Корбет, облизывя пльцы, — что люди вроде него, — он вскинул локоть, укзывя н Нтниэля, — ткого ни в жизнь не допустят.

Нтниэль зметил тычок локтем в свою сторону и в возмущении вскочил н колени:

— Это не тк, и ты это знешь. Я служил ншей свободе, потому что…

— Д тебе и рзок пльнуть-то не суметь.

— Есть и другие пути борьбы, господин Корбет.

— Грязью поливться?

Сюзнн с нбитым ртом вслушивлсь в их спор, збыв дже жевть.

— Д, я рботл пмфлетистом, — ответил Нтниэль. — Мои услуги свободно предлглись…

— А, то есть вот кк мы победили!

Нтниэль прикусил язык. Он слышл о том, что Тоби дезертировл из Армии Нового Порядк 43, когд плменные орторы, рьяно стрвшиеся перевернуть весь мир, подняли возмущение в полкх. Эти люди говорили солдтм: день Апоклипсис уже совсем близко; день, когд рухнет прежний порядок. Д, вы солдты, вы цвет Англии, вы убивли вргов и гибли сми — и блгодря вм один из видов тирнии уже пл. Но когд вы вернетесь домой, кто здоровым, кто увечным, вс встретят рно постревшие жены и голодные дети. И никто из вс не стнет свободнее или зжиточней, чем при короле.

— Не ндо злиться н меня, друг. — Нтниэль стрлся говорить примирительно. — Я пришел сюд учиться у тебя. Ибо мне учить тебя нечему. И я понимю всю ценность того, что ты здесь делешь.

— Вы бы не тк по-доброму смотрели н это, господин Деллер, если б мы свой лгерь у ворот вшего поместья рзбили.

— У меня нет своего поместья. Мой отец умер. Поместье унследовл мой брт. Я жил в Лондоне, но этот город мне отвртителен.

— Ну вы посмотрите н него — мученик, д и только.

Томс резко швырнул н землю между ними полную горсть песк, словно рзнимл дерущихся собк. Корбет от неожиднности отштнулся.

— Хвтит! — скзл Томс. — Нтниэль — нш друг, и он верен ншему делу. У тебя нет причин для рздор с ним.

— Особенно когд у нс опсность под боком, — снов вмешлсь Мргрет. Девочк у нее н рукх проснулсь и нчл лопотть. — Д и новых ртов у нс сейчс много, и всем ед нужн.

— Аг, — подхвтил Корбет, — вот и еще причин, чтоб без этого рт обойтись.

— Змолчи, — скзл Нтниэль повелительным тоном, который не в силх был сдержть. — Мргрет прв. Если нм обязтельно ндо ссориться, двй зймемся этим звтр, н досуге.

Тоби Корбет нпокз улегся н бок, выствив зд в сторону остльной компнии, и зжл руки между бедер, чтоб не мерзли.

— Н досуге… досуг-то только у тебя бывет, — проворчл он.

Ответ н этот выпд не последовло. Нтниэль взглянул н сгрудившихся вокруг угрюмых лесорубов и подумл, что нверное, стрх перед дезертиром поселили в них слухи о приближющихся солдтх, зудевшие по всей общине, точно комры. Он, Нтниэль, был свободен от смых тяжелых рбот — это было првдой. Он с смого нчл пытлся добиться рсположения диггеров своим искусством; но едв им стло ясно, что, кк бы он ни стрлся, ему не хвтет ни умения, ни выносливости рботть целый день (хотя бы возиться с домшним скотом или строить хижины для общины), и его, не похожего н других, стли всего лишь терпеть. Првд, женщинм нрвилось, что с ними рядом н пустоши живет джентльмен — тот, кто увидел сияние новой зри и при этом сохрнил стромодные мнеры и учтивость.

Лучше всех к нему относились дети. Они чсто прибегли посмотреть, кк он рботет, он позволял им вырывть листы из его зписной книжки. Время от времени, по их же просьбе, он рисовл их портреты, после чего они с рдостным визгом мчлись искть зеркло, оствленное н земле дождем. Стршим он рсскзывл о «Nieuwe Doolhof» 44, восхитительных сдх Амстердм, и описывл знятные предметы, что хрнились в мстерской его учителя. Он по пмяти рисовл для них чучел циветт 45, укрепленные н подгнивших плкх, и лисы-вонючки (он был кк живя — до того искусно мстеровой спрвился со своей рботой). И ребят хрнили эти рисунки. Отдвясь воспоминниям об учителе, он рисовл бронзовую чернильницу в форме дельфин, сттуэтки слонов и львов, бюсты слепого Гомер и Сенеки, нйденный возле Рим торс Венеры и турецкую сблю, выщерблин н которой, по словм Кейзер, появилсь от столкновения с черепом некоего крестоносц.

Склонность к нему детей звоевл ему и признние взрослых. Впрочем, Тоби Корбет был не единственным, кто не доверял ему. И он знл об этом. Его отделяли от других и произношение, и мнеры, и дже одежд, хоть он и стл уже изношенной и грязной. Он почти никогд не понимл шуток, которым смеялись диггеры, но непременно рстягивл губы, изобржя широкую улыбку. Нтниэль был одним из немногих, кто умел читть, но во время вечерних чтений Писния библию общины ни рзу не передвли в его руки. Нтниэль читл бегло и вырзительно, но диггеры предпочитли ему одного из своих — похожего н тролля рыжего прня с влжными губми, который водил по строкм грязным пльцем, то и дело зпинясь. Иногд им читл Томс. Молодой птекрь был единственным, кто понял и принял со спокойствием, что Нтниэль не может всецело приндлежть общине, что высшя цель пребывния художник н пустоши зключется в чем-то ином. Нтниэль же чувствовл, что тйный, особый язык кивков и знков, которым бессознтельно пользовлись все остльные, ему недоступен. Он приехл в Суррей в поискх чистых душ, которые будут восхищться его искусством, — но ншел простых честных людей, подобных которым двно уже не встретишь в городх. Он жил рядом с ними, но не был одним из них.

Однжды вечером, когд Тоби Корбет, Уилл Тннер и одноглзый Хэйл, бывший сержнт, ужинли пирогом с крольчтиной в общественной хижине, Нтниэль попытлся вовлечь их в рзговор. Он спросил их: рзве не рдуются они тому, что король-тирн обезглвлен, истиння вер торжествует?

— Нм-то что? — ответили ему. — Ншей-то доле с чего бы переменится? Это фригольдеры 46 воевли, и рз уж они одолели, тк теперь от своих выгод уж точно не отступятся.

— Но ведь для всех нгличн сейчс многое изменилось к лучшему.

— Зто прв рендторов у нс кк не было, тк и нет, и не будет… — сержнт Хэйл вперил в Нтниэля укоризненный взгляд. — Были у нс клочки земли, тк и тех нс огорживтели лишили. Они нс с земли погнли в бродяги д побирушки. И в ккой округ ни подйся, везде нс судьи под кнут ствили з ншу же беду.

Воспоминние о том рзговоре всколыхнуло в Нтниэле неясный стыд. Он поднялся и без всякой цели нпрвился в зросли вереск. Оглянувшись, он увидел, что молодые родители уже устроились н ночлег прямо н земле. Хнычущя млютк лежл между ними и сосл плец мтери. Тоби Корбет, хорошенько приложившийся к дешевому рому, уже хрпел. Сюзнн, покончив с лепешкми, неприкянно сидел возле него.

Добрый, порывистый Томс уже пробирлся з ним через высокий вереск.

— Нтниэль, не ти обид, — окликнул он друг. — Просто он соперничет с тобой з чувств этой девушки. Тем более что, осмелюсь зметить, ты в этом продвинулся горздо дльше него.

— Тк его тревожит только?..

— А что же еще?

— Оствь. Эти слухи слышли все. Может, сейчс и кжется, что все хорошо, но дурные предчувствия просто витют в воздухе.

Томс, улыбясь, покчл головой:

— Мы сильнее, чем ты думешь. С кждым днем нс стновится все больше.

— У тех, кому нше дело не по душе, достточно сил, чтобы спрвиться с нми. Семья из Эштед, что прибыл сегодня утром, видел солдт н дороге. В трех милях отсюд.

— И что же?

— Возможно, они нпрвляются именно сюд.

Томс поджл губы. Он служил в прлментском войске в кчестве птекря и хирург и считл, что знет, что ткое рмия. Он откзывлся верить в ндвигющуюся опсность.

— Среди нс смих много солдт, — ответил он. — Многим не рз доводилось сржться. Пусть рмия и близко. Но ее соствляют ткие же, кк мы. Возможно, именно те простые честные люди, рядом с которыми мы уже молились и стрдли.

— Солдты будут выполнять прикзы.

Томс нчинл злиться, выслушивя все эти предчувствия. Он шутливо потянул Нтниэля з плечо:

— Пожлуйст, пойдем обртно. Ты ведь не собирешься спть в хижине? Сегодня ткя тепля ночь, что можно лечь и н воздухе. — Он озорно подмигнул: — Д и Сюзнн будет тебя ждть.

— Ну хорошо, пойдем.

Они вернулись сквозь зросли вереск, сухого, словно кетгут 47. Всеми покинутя Сюзнн лежл н боку и словно не зметил возврщения своего возлюбленного. Или уже спл.

Томс по-кошчьи устривлся н земле, пок не улегся удобно, потом подсунул под голову свернутую куртку и зтих.

Нтниэль рстянулся н спине, подложил руку под голову и стл смотреть н холодные мерцющие звезды.

С неожиднно острой тоской по родным крям он вспоминл дом своего учителя н Лорьергрхт. Тм был ткя сырость, столько плесени — по срвнению с ломким вереском и жрким зсушливым летом тм был словно иной мир. Николс Кейзер был слишком честен, чтобы скрывть, что стены мстерской изъедены грибком. Однжды н его неоконченную кртину свлился с потолк ком побелки. Нтниэль зкрыл глз и отпрвился мыслями в Амстердм, город, в котором зимние тумны скрывли очертния домов и преврщли людей в призрков, летом стояло чудовищное зловоние, потому что кнлы были збиты нечистотми, и милые личики горожнок прятлись з носовыми плткми или мешочкми с душистыми шрикми.

Но учителя не волновло дже зловоние, словно обоняние двно перестло тревожить его, кк и все остльные чувств. По словм смого Николс Кейзер, он кк портретист был не способен состязться с великими художникми Антверпен или Итлии. И утешлся лишь тем, что у него был точный, верный глз. Не открывя глз, Нтниэль улыбнулся звездм, подумв, что Николс Кейзер умер от нужды именно из-з кльвинистского презрения к приукршивнию (высшей добродетели!) — н своих портретх он изобржл кждую морщину, кждый изъян, считя их не изврщением првды или плтонической крсоты, но скорее чертми внутреннего лик, письменми, что рсскзывют смую суть души. Он считл, что у живописц есть лишь одн здч: передть в кртине сущность, то есть то, что делет предмет неповторимым. Не бывет двух одинковых деревьев, зпльчиво говорил он и покзывл, что этот булыжник в мостовой испещрен совсем другими пятнми, нежели соседний, и совсем инче попорчен. Когд же стрик не философствовл о бренности и несовершенстве мирского, он ходил по городским рспроджм имуществ и покупл эстмпы (чще всего копии), рисунки пером и тушью, порой и более дорогие рботы, если они не нходили другого покуптеля. Именно в тких походх с учителем Нтниэль познкомился с вн Лейденом 48, Гольциусом 49 и флмндцем Рубенсом. Николс Кейзер восхищлся их рботми, но сетовл н отсутствие души в нтурх. Ткие люди, н этих полотнх, никогд не ступли по земле, говорил он.

Нтниэль стртельно копировл мнеру своего учителя в живописи и зтверженно повторял з ним его догмы. Но в этих долгих подржниях рук ученик нконец обрел собственный ритм, рзум — собственные предрссудки. И лишь тогд Кейзер нконец-то нчл хвлить его этюды: «naer het leven» 50. В те дни Нтниэль чувствовл, себя тк, будто ему ничего не стоит взметнуть вихрем пыль, именуемую жизнью, и обртить ее в золото одним движением руки.

Для юноши нстло время обретения истинного мстерств. Ему было велено подолгу гулять с льбомом по городу и окрестностям и зрисовывть только то, что действительно зхочется перенести н бумгу.

Н пмять Нтниэлю пришл одн из тких прогулок. В тот день его нблюдения з природой болот были прервны рявкньем мушкет неподлеку. Было воскресенье, и погод кк нельзя лучше подходил для охоты. Вздрогнув от звук выстрелов, он с сожлением подумл, что в ткой день, пожлуй, следовло остться в своей кморке н чердке. Но тут ивняк перед ним дрогнул и рсступился, и местный проповедник едв не сбил его с ног, спеш вынуть из челюстей своего охотничьего пс мертвую выпь. И сейчс, леж н земле, слушя стрекот козодоев, Нтниэль вспоминл, кк омерзительно было ему убийство в воскресный день. Однко он стрлся говорить с проповедником вежливо и дже вырзил лицемерный восторг по поводу удчного выстрел. Асм смотрел н изломнный веер соломенно-смуглых перьев, н пестрый рисунок н грудке, н грязный острый клюв. Он хотел было купить птицу, чтобы дом сделть рисунки кврелью и мслом, но проповедник уже ощипывл ее и хвлился будущим ужином, брося н землю легкие перышки. Рсклнявшись, Нтниэль выбрлся н место повыше и погрузился в грустные думы о том, кк грубо порой действительность рушит истинные рдости жизни — тк выстрел из мушкет прерывет птичий полет…

Отчянный детский рев вернул его к нстоящему. Млютк, у которой резлись зубки, проснулсь и зшлсь в непрерывном крике. Нтниэль открыл глз и увидел, что лун скрылсь з облкми. Джон и Мргрет уже не лежли, сидели: Джон кчл дочурку н рукх, Мргрет высвобождл из-под рубшки грудь. Остльные упрямо делли вид, что спят; только Томс н четверенькх быстро полз к родителям девочки. Судя по живости его движений, он проснулся уже некоторое время нзд — возможно, когд девочк еще только нчл хныкть. Нтниэль рсслышл шепот их рзговор. Мло-помлу млютк перестл плкть, но продолжл судорожно икть. Нтниэль повернулся н бок, уткнулся лицом в теплый сгиб локтя и попытлся еще рз вернуться в прошлое. Все, что уже прошло, кзлось ему сейчс счстливыми временми.

Пмять услужливо перенесл его в комнту, где он обычно обедл с учителем и его женой. Господин Кейзер всегд, до последних дней, оствлся для него сэром. Госпож Кейзер — дело: стоило Нтниэлю зслужить доброе мнение в глзх хозяин дом, кк он потребовл, чтобы он звл ее Грет. Он был н редкость некрсив, и изо рт у нее дурно пхло (кк бывет у жен рыбков), но Николс Кейзер обожл ее — что служило еще одним свидетельством того, что нружня крсот ничего для него не знчил. И действительно, познкомившись с хозяйкой дом ближе, Нтниэль перестл змечть торчщий вперед подбородок и рябинки, усыпвшие ее лицо, — зто рзглядел, ккие у нее веселые и живые глз. Он очень сдружился с доброй huysvrou51 своего учителя, и не в последнюю очередь из-з того, что господин Кейзер буквльно преклонялся перед нею. Он родил мужу семерых детей, из которых до взрослых лет дожили четверо. И кждый из них, когд приходил пор покидть родительский дом, селился н рсстоянии лишь короткой пешей прогулки от него, чтобы чще видеться с родителями.

Но Нтниэль всей душой стремился в Англию, где шл войн. Когд он, дже не звершив учения, объявил о своем отъезде, Грет Кейзер горько рсплклсь, ее муж, пытясь поколебть решимость ученик, не только отговривл его, но и выложил н стол грвюры «Бедствия войны» 52. Но — Англия; Нтниэль жждл увидеть Англию. Он устл от однообрзия Амстердм, где в кнлх плвли трупы коров, вонь сыромятен почти сводил его с ум. Поняв бесплодность своих попыток, Кейзер рухнул в кресло в позе глубочйшего отчяния. Он считл желние ученик безумием. См-то он знл, о чем говорил: он сржлся и был рнен при осде Хертогенбош.

Нет в битве слвы, твердил он Нтниэлю. Лишь милосердие может исцелить рны обществ; нсилие н это не способно. У построенной н костях республики нет и не может быть блгоденствия.

Вдохновленный пмфлетми сослнных птриотов Нтниэль пылко говорил о свободе и истинной вере.

— Глупец! — прервл его Кейзер. — Чрезвычйные средств подвляют беспорядки, сми стновясь бедствием. Все рвно что положить конец болезни, убив больного.

Он рсскзывл о долгих флмндских войнх, дьявольской кровождности герцог Альбы 53 и опустошениях, которым подверглсь Гермния еще до рождения Нтниэля.

— Слишком мло нс, тех, кто не считет пролитие крови своим credo54. Я видел, с кким трудом умеренные скрепляли перемирие ккуртными стежкми, — и видел, с ккой легкостью рвлись эти швы под нпором фнтиков. И кк лчные првители облеклись в шитье из окроввленных нитей. Ты поступишь горздо лучше, мой мльчик, если поедешь в Рим и продолжишь учение. Тебе следует стть одним из тех, кто трудится, зшивя прорехи. Что бы ни говорили священники, прктичность и терпимость угоднее всего другого глзм Господ.

Однко Нтниэль отпрвился в доки и сел н шхуну, которя шл в Хрвич. Поднимясь н мерно рскчивющейся плубе, он и думть збыл о словх Кейзер. Ему пришлось увидеть войну собственными глзми, чтобы понять првоту и мудрость учителя.

Его зоркий глз живописц не пропускл ничего — ни ндежд, ни беспорядков. Он много рисовл солдт — водивших пльцми по строкм крмнных библий в поискх предопределений и предскзний, спящих, дрожщих от стрх, изнуренных скукой. Не в меньшей степени его внимние приковывли мертвецы. Ему и рнее приходилось видеть мертвых: он был н похоронх мтери, обоих дедов и ббушек. Но они были приготовлены к погребению: тел одеты в свны, лиц нпудрены, челюсти туго подвязны, руки чинно сложены. Погибшие в сржении выглядели совсем инче. Их тел были скручены, ноги ужсным обрзом вывернуты, руки словно изломны. Н похоронх близких он с простодушным любопытством вглядывлся в их лиц, но его терзл подспудный стрх: что, если зкрытые глз откроются; что, если ноздри шевельнутся, впускя воздух? Что, если это не смерть? Когд же он видел убитого солдт, смотрел в его открытые глз, зпорошенные пылью, подобные мысли ему и в голову не могли прийти.

Нтниэль непоколебимо верил, что душ человеческя есть сущность, которя возврщется к Богу после того, кк рзбивется сосуд ее бренного тел. Он рисовл мертвецов: зпечтлевл пустоту некогд оживленных лиц, стртельно вырисовывл черты, что когд-то вызывли нежность у тех, кто любил этих людей. Ему удвлось передть (и неплохо) то, что остлось от них, но не то, что нвеки покинуло их тел. И все же он считл ткое знятие богоугодным делом.

Кждый солдт с одинковым увжением отдвл должное пвшим — и своим, и вргм. При всей жестокости, проявляемой в сржениях (Нтниэль видел по большей чсти последствия этой жестокости), к телм убитых солдты относились с почтением. Кждый думл: кто знет, может, эти гниющие остнки — это был твой двоюродный брт или дядя. А звтр н их месте можешь окзться ты см. Кто знет?

Нтниэль вспомнил, кк однжды (это было возле Оксфорд) в строящихся для боя шеренгх «круглоголовых» рспрострнился ропот смятения. Взглянув, он увидел сороку, что выклевывл глз у лежщей н земле овцы. Судя по слбому блеянию, овц был еще жив. И кто-то вопреки прикзу кпитн соблюдть тишину выстрелил в сороку из мушкет. Однко нкзния солдту не последовло. А спустя три дня, когд сржение окончилось, н поле боя стли спускться вороны — и победители с крикми бегли по неровному полю, полные решимости спсти от птиц глз своих пвших товрищей.

Вспоминть об этом было стршно. Нтниэль поторопился перейти к воспоминниям о том, что было после войны, стрясь не змечть непрерывного хныкнья ребенк.

Он сумел окзть прлменту ряд услуг. Отец простил ему, что он бросил учение. Но вернуться в Амстердм он откзлся. Для него нстло время для нстоящей жизни, время нчинть зново под сенью стольких смертей.

Он зжил в Лэмбете жизнью ремесленник. Он жил з счет отцовской щедрости, рисовл эскизы гобеленов для мнуфктуры в Мортлейке, делл по зкзу копии кртин других художников. Он знимлся этим все время, пок шел суд нд королем, вплоть до небывлого исход этого процесс. Отпрвиться к эшфоту возле Уйтхолл 55 ему не позволил чудовищня головня боль, но дже ткя боль не могл зглушить крики провидцев, узревших в кзни короля предвестие грядущего Нового Иеруслим. Он ходил слушть проповедников и левеллеров, которые н зпруженных толпой улицх вдохновенно рсскзывли о небывлых переменх.

Рстревоженный и восплмененный речми тких орторов Нтниэль однжды зговорил о них с отцом. В то время господин Деллер-стрший был тяжело болен, силы покидли его, но рзум был ясен. Он считл, что рзумное переустройство при нступивших новых порядкх невозможно. Тем более что н стороне республики было слишком много горячих голов.

— Может быть лишь один новый путь, — скзл отец. — Если беднот Англии вскинется против мелкопоместных землевлдельцев. Но тогд нстнет конец всякому порядку и зкону.

Тем не менее, едв осиротев, Нтниэль зпер свое немное жилье и пустился в путь. Он шел в общину. И может быть, тем смым предл пмять об отце и его воззрениях.

В животе возникл резь, и он пустил ветры. Это был стыд, терзвший его внутри. И все же он был совершенно прв — прв в том, что искл убежищ н этой пустоши, несмотря н нсмешливое хмыкнье комиссионер Джийк при виде этой крсоты. Где могло рсцвести истинное искусство, кк не здесь? Во всем остльном мире искусство было предметом презренной торговли либо тщетной суеты ристокртов. Впрочем, здесь оно покмест ничего не знчило; но Нтниэль верил, что диггеров можно привести к понимнию искусств, что они, люди с простыми ясными суждениями, смогут увидеть сотворенную художником крсоту и принять ее кк дети — всем сердцем и без предрссудков.

А чего искл он здесь для себя? Ему нужно было обрести свою цель: создть в новой Англии новое искусство. Когд-нибудь эт земля дст миру бесчисленное количество гениев. Но пок что он продолжит постигть суть вещей через свои рботы, созднные в этом втором Эдеме.

— А--… А---…

Млютк все не унимлсь, и ее родители оствили ндежду зснуть. Они пошептлись (хотя плч ребенк двно рзбудил всех), потом поднялись и, збрв девочку, ушли подльше в зросли вереск. Остльные вздохнули и поворочлись, избвленные нконец от помехи сну. Воздух был тих и спокоен. Нтниэль глубоко вдохнул, чувствуя легкую тошноту и резь в желудке. Это оттого, что он устл кк собк. Лишь сон мог избвить его от этой устлости. Тк пусть он придет. Прочь, мысли. Звтр придет время новых збот.

Он пробудился, когд почувствовл н своем плече голову Сюзнны, подобрвшейся к нему, и услышл ее сонное дыхние. Но он сдержлся и, вместо того, чтобы коснуться ее (к чему звло его вожделение), притворился, будто крепко спит. И все то недолгое время, пок нстоящий сон сменял притворный, он слышл где-то вдлеке непрерывный детский плч.

— Озяб?

Нтниэль открыл глз и, поморщившись, взъерошил рукой волосы. Уже почти рссвело. Сюзнны рядом не было.

— Который чс?

Томс пожл плечми и кинул ему сухрь. Нтниэль приподнялся н локтях и огляделся. В предрссветные чсы похолодло, и дв диггер, Уильям Шо и еще один человек (его Нтниэль не узнл), рзводили костер н остывших углях. Из-под лдоней того, что не был ему знком, уже поднимлсь тоненькя струйк дым. Сложив руки чшечкой, будто рссмтривя поймнную под ними мышь, он осторожно дул н рстопку. Потом рзвел лдони в стороны и высвободил плмя.

Нтниэль с удовольствием смотрел н рзжигние костр. До приход в общину ему никогд не доводилось видеть, кк горит дрок. А горел он тк, словно смо это рстение было огнем — огнем усмиренным, очищенным и зкристллизовнным в острых зеленых шипх; бросив головню в это зстывшее плмя, рубщики словно рзморживли его. Потому что дрок дрожл, трещл и тял. Жр усиливлся, от костр исходили щелкнье и свист, и нконец лишь кучк золы оствлсь н месте, где дрок был предн погребльному огню.

После того, кк рзгорлсь рстопк, диггер подклдывл в огонь все более крупные сучья и ветки, которые тут же принимлись трещть и сипеть — все пересохло из-з стоявшей в последнее время жры. От костр потянуло зпхом готовящейся овсянки, от которого у Нтниэля потекли слюнки.

— Чем сегодня собирешься зняться? — спросил сидевший неподлеку Томс, рстиря что-то пестиком в ступке.

— Пейзжми.

— Видми с холм?

Нтниэль кивнул и пригляделся к тому, что делл птекрь. Нверное, готовит ккую-нибудь мзь для млютки, решил он.

— Должен предупредить тебя нсчет деревьев. — Томс не отрывл взгляд от дн ступки.

— Кких деревьев?

— Тех дубов у реки. Д ты см знешь. Это были великолепные дубы: пять древних, но крепких стрцев, что, должно быть, были желудями, когд Альфред сржлся с днми 56.

Нтниэль восхищлся ими с первого же дня переезд в Кобхэм. Другие были слишком зняты возведением убежищ или кормежкой скот, чтобы рзделять его восторги. В хижине, которую Нтниэль делил с Томсом, уже хрнились несколько рисунков этих дубов, сделнных пстелью и бистром. И — д, именно они должны были стть его нтурой сегодня утром.

— А что с ними ткое?

— Вчер вечером было собрние, пок ты бродил где-то со своей любовницей.

— Он не любовниц мне.

— Все дело в том, что нм нужно топливо. К тому же з хороший строевой лес н рынке можно выручить неплохие деньги.

— Бьюсь об зклд, это Корбет придумл. — Нтниэль поднялся резко, но неуклюже — ноги во сне зтекли и еще плохо повиновлись ему.

— Осторожней, Нт. Решение принято, и ты уже не можешь ничего изменить.

Все это кзлось Нтниэлю чертовски оскорбительным. Не диггерм, откзвшимся от собственности, было принимть ткие решения!

— Но они тк крсивы, — возрзил он. — И простояли столько лет, много ли еще тких нйдется? — Он широко шгнул в сторону реки, опережя друг.

— Будь же блгорзумен, Нтниэль. Ты см видишь, кк рстет число людей в общине. И нужды нши рстут. Общинных земель в Англии остлось совсем немного, люди вынуждены искть прибежищ где только можно. Сюд приходят целыми семьями.

— Но к чему влить эти дубы?! Можно обрубить мертвые ветви, но не трогть смих деревьев!

— Это дст нм слишком мло.

Они уже подходили к рощице, из-з которой ветром доносило звуки идущих рбот.

— Мы приходим и уходим, — упорствовл Нтниэль, — эти деревья остются в векх. Я буду говорить с людьми.

— Нм очень нужн древесин! Ох, Нт, рди бог… — Но Нтниэль непреклонно шгл дльше. — Брт, у тебя недостточно влияния, чтобы изменить решение общины.

— Рзве я не могу протестовть против него?

— Можешь, — ответил Томс. Его мягкий, примирительный тон мигом зствил Нтниэля почувствовть себя неотеснным позером-пустословом, хотя возмущение по-прежнему кипело внутри него. — Вот только ничего хорошего из этого не выйдет. Ты см отлично знешь, что тебя здесь не очень-то увжют. Некоторые из диггеров и вовсе тебе не доверяют.

— Безо всяких к тому основний.

— Говоря «не доверяют», я имею в виду… подозревют, что ты шпион. — От этих слов Нтниэль зстыл н месте. — Тебя никто ниоткуд не выселял, и они не понимют, с чего тебе хочется жить рядом с ними. Нш свобод влечет з собой множество обязнностей, и н первом месте среди них стоят нсущные нужды всех нс. Если ты стнешь протестовть против того, что необходимо нм, люди решт, что их подозрения не нпрсны.

Нтниэлю пришлось признть првоту слов Томс. Смирившись, он сбвил шг, но продолжл идти туд, где стояли дубы.

— Не беспокойся, — скзл он. — Я ни слов лишнего не скжу, обещю тебе.

Его появление никто не приветствовл. Лесорубы уже штурмовли первый дуб. Его ствол, изъеденный столетиями и червоточинми, был пронизн лбиринтом мурвьиных ходов, чешуйки коры были толщиной в дюйм; покрытя нростом глубокя трещин нверняк служил жильем многим поколениям сов. Несмотря н почтенный возрст дуб, его широко рскинувшиеся ветви гордились изобилием молодых листьев. Чтобы легче было повлить этого исполин, диггеры уже обрубили смые крупные сучья, и теперь топоры удряли в ствол. Худые, но крепкие преньки (сыновья и племянники лесорубов) оттскивли и рубили н чсти сучья.

— Скоро оно свлится, кк по-твоему? — спросил Нтниэль у одного из этих ребят, стрясь, чтобы голос его звучл дружелюбно.

И тут же получил ответ, но не от людей. Дуб зстонл, точно умирющий пес, — все его чрево было в зияющих рнх, сочщихся сокми. Через несколько минут Тоби Корбет, зпрвлявший рботми, крикнул пренькм, чтобы они брлись з веревки вместе с мужчинми — влить огромное дерево. Мужчины же тем временем продолжли свое дело, морщсь от отлетющих щепок, прорубясь к сердцевине дерев. Нтниэль ндеялся про себя, что остльные дубы пощдят хотя бы н то время, что нужно ему, чтобы нрисовть их. Он сел возле куст орешник, обвитого жимолостью, и стл ждть смерти обреченного дерев. И вскоре оно сдлось под нпором людей, гулко трещ костями. Дуб рухнул с тяжким грохотом, взметнув нд собой клубы пыли и листьев, диггеры звопили от рдости, словно обрушили сттую тирн.

Нтниэль подошел к изрубленному стволу, в сердцевине которого обнружилсь черня гниль, и попытлся подсчитть годовые кольц, пок рботники отдыхют и пьют сидр. Глядя н то, кк он ведет пльцем по неровному срезу ствол, шевеля губми, Тоби Корбет не смог не поддеть его:

— Это, знете ли, нзывется дерево, господин Деллер.

Понимя, что нд ним нсмехются, Нтниэль резко рзвернулся и быстрым шгом нпрвился прочь. Томс ждл его возле рощи. Они нпрвились к хижинм.

— Тк сколько лет было этому дубу?

— Не зню, — ответил Нтниэль.

В их с Томсом хижине он стл собирть нужное для рисовния: бумгу, свежеочиненное перо, бутылочку с тушью, кисти, коробку с крскми и «Книгу о художникх» вн Мндер 57, служившую ему одновременно плншетом для листов. Томс рсствил н своем тюфяке бночки с ккими-то сндобьями; сел и снов принялся рботть пестиком. Снружи послышлся шорох. Н пороге появился мльчишк, и Нтниэль почувствовл рзочровние от того, что это не Сюзнн.

— В чем дело, Сэмюэл?

— Пожлуйст… — Мльчишк ловил ртом воздух, стуч себя по ребрм острыми локтями. — Тм… с мленькой…

Ни о чем более не спршивя, Томс быстро сунул в сумку несколько бутылочек и выскочил из хижины. Мльчик помчлся было, держсь з руку Томс, но почти срзу выяснилось, что бежть снов он сейчс не в силх, и Томс взял его н спину.

Когд они пропли из виду, Нтниэль отпрвился со своими приндлежностями через пустошь, по той смой тропе через орляк и вереск, н свое любимое место для рисовния.

Он смотрел н лндшфт, но не чувствовл желния рисовть его, зполняя формми пустоту чистого лист. Взмен вдохновения его охвтило желние горздо менее возвышенное. Тк уже не рз бывло: если творческий порыв обмнывл его ожидния, тело пытлось утешиться чувственным порывом. Хотел бы я знть, подумл он, сколько бстрдов обязны своей жизнью подобному сочетнию похоти с высочйшим стремлением творить. И бесцельно блуждя взглядом, он здумлся, где сейчс может быть Сюзнн. По крйней мере он мог быть уверен, что Тоби Крокет в это время был знят делом; иной пользы от отношения Тоби к деревьям ждть было нечего.

Он положил н колени книгу и открыл коробку с крскми. Сидя под узорчтым нвесом березовых ветвей, он смотрел вдль, словно через весь Суррей. Потом нчл рисовть — но не простирвшийся перед ним вид, портрет Сюзнны, нсколько он мог вспомнить ее лицо. Линия щеки и очертния пухлых (дже слишком пухлых) губ длись ему легко, но глз не выходили. Ккого они были цвет? Д смотрел ли он в них по-нстоящему? То ли пмять, то ли тлнт подвели его.

Он перевернул лист и принялся рисовть крй пустоши, блеск извилистой реки и обреченные дубы (теперь в их рядх зияло пустое место). Некоторое время он водил кистью почти мехнически, но зтем вдохновение все же пришло к нему. Он здышл мерно и глубоко, кк во сне. Вид перед ним волшебным обрзом ложился н бумгу легкими мзкми, словно см собой.

Н лист упли влжные крпинки. Сжв зубы, Нтниэль глянул вверх, н скопление облков (для туч они были слишком светлыми). Д, зморосило, но едв-едв, словно нд ним порхли стрдющие недержнием нсекомые. Нтниэль вытянул руку лдонью вверх, стрясь поймть н нее хоть одну нстоящую кплю. В этой позе попрошйки его и зстл Томс.

— Ккие новости? — спросил Нтниэль друг.

Обычно веселое лицо Томс было сейчс угрюмым, грозовым.

— Я должен был предупредить ее, что этого делть нельзя. Я уже видел, кк дети умирли от этого.

— Господи боже мой, что случилось?

— У дочки Мргрет режутся зубки.

— Д, я зню.

— Для млютки это болезненно, но тк почти всегд и бывет. — Томс удрил себя кулком по бедру. — Это же просто глупо! И все рвно тк везде делют, кк ни отговривй, кк ни объясняй! — Он зметил вопрошющий взгляд Нтниэля и пояснил: — Он рзрезл девочке десны.

— Это тк плохо?

— Очень; сейчс у млышки жр. Я опсюсь смого худшего.

— Но твое лекрство…

— Дети в этом возрсте еще недостточно рзумны, чтобы быть нстолько легковерными.

Нтниэль не мог придумть, что скзть. Он впервые видел своего друг в тком отчянии.

— А ты беспокоишься о своих деревьях, — осуждюще скзл Томс; но почти срзу же попросил прощения з резкие слов. Он вытщил из крмн дв обкрошившихся по крям флидкейк 58 и протянул один Нтниэлю.

— Не зню, кк ты, я всегд голоден, — скзл он.

Нтниэль взял лепешку и принялся грызть ее. Он был двнишней, и оболочки свиных внутренностей н изломе были неприглядно серы. Но об съели все до крошки — им был в рдость любя ед.

Нтниэль крем глз нблюдл з своим молодым другом; Томс же смотрел н пустошь. Ветер ерошил его прямые темные волосы, но он дже не пытлся приглдить их. В этом юноше не было тщеслвия. Впрочем, Нтниэль в первый же день их знкомств понял, в чем его стрсть. Их взимопонимние коренилось в сходстве ндежд н будущее. Преднный своему иделу — миру без клссов и собственности — Томс мог бы быть весьм тягостным товрищем. Но ндежд н близкое счстливое будущее придвл легкость общению с ним. Нтниэль ничего не знл о кких-либо иных его желниях, возможно, более низменных или более плотских. Кзлось, стрсти чужды Томсу или, точнее, их зтмевют в его душе преднность общине и вер в людей.

— А скжи, з кртины хорошо плтят?

Вопрос зстл Нтниэля врсплох. Нконец он ответил:

— Можно выручть хорошие деньги, если готов поступиться искусством рди лести. — Нтниэль не стл говорить, что Николс Кейзер порой зпршивл по пятьдесят гульденов с кждой фигуры н групповом портрете. — Но меня богтство не прельщет. Я хочу стть ученым живописцем, нзовем это pictordoctus. Хочу принести людям нстоящее искусство.

— А-.

Нтниэль пустился в описние своих методов (хотя об этом Томс не спршивл): что где бы он ни был, он всегд зрисовывет то, что видит; что всегд носит при себе бумгу, плншет и крндш, чтобы делть нброски видов, позже отрисовывет их пером и кистью.

— Если всю жизнь просидеть дом, не нучишься видеть то, что вокруг тебя. Всегд нблюдть. Помнить Аристотеля. Искусство любит случйности, случйность любит искусство.

— Ты рисуешь все подряд, все что угодно?

— Все то, н чем остнвливется мой глз. И до тех пор, пок это творение божье существует.

— Что, это может быть дже мух?

— В Голлндии есть художники, которые сделли свое состояние н мухх. А ткже улиткх, мотылькх и цветкх.

— Мухи и улитки — не очень-то возвышенный предмет.

— Но они, кк и мы, создны Господом Богом, Томс. Но дело не в них. Пойми, н кртине нельзя зпечтлеть то, что невозможно увидеть или ощутить инче. Нстоящему художнику должно постоянно подвергть свои чувств испытниям и пренебрегть, когд нужно, чужими взглядми и мнениями.

— А кк же херувимы и эт твоя прекрсня Венер?

— А они — не мои.

Томс приздумлся, вычищя ногтем зстрявшие между зубов крошки. Похоже, он понял, что хотел скзть Нтниэль:

— Тогд что есть твой предмет в живописи?

— Мой учитель, голлндец, — Нтниэль обвел рукой изнемогющую от зноя пустошь, людей, упорно трудящихся среди пыли, — уговривл меня отречься от всего этого. Он говорил мне тк: «Оствь этот мир и этих твоих людей, мой мльчик. Поезжй в Рим».

Глз Томс вспыхнули, и он уствился н Нтниэля. Н миг он збыл дже о ппистх и Антихристе.

— Ты првд мог уехть в Рим?

— Д, но зчем? Чтобы освоить нентурльную мнерность? Чтобы рисовть мифологических блудниц и героев? Нет, Томс, свой хрм я зложу именно здесь. — Он повел рукой вокруг себя. Белозубые чумзые ребятишки в одних рубшонкх змхли им в ответ с рвнины, от хижин. Оттуд тянуло зпхми дым, нвоз и спекшегося песк. Мимо рубщиков вспышкой промелькнул зеленый дятел. — Я хочу искусством сохрнить вот этот мир, — скзл Нтниэль. — Зпечтлеть его н холсте и тем спсти от исчезновения в глубинх времени. Я считю это своей святой целью.

— А меня ты можешь нрисовть?

— Тебя?

Томс злился крской, кк школьник:

— Конечно, это суетное тщеслвие…

— Я буду рд сделть твой портрет.

— Првд? Может, мне лучше переодеться?

— Дй мне нрисовть тебя тким, ккой ты есть. Кким тебя видит Бог.

Томс поглядел н небо:

— Ндеюсь, Он простит меня з это.

— Это не грех.

Нтниэль положил н песок неоконченный пейзж и придвил лист кмешкми, чтобы его не унесло ветром. Доствя чистый лист, он почувствовл желние рботть, желние творить. Томс был для него нстоящим, вот те деревья, похоже, лишь символми чего-то неопределенного. Первый штрих лег н бумгу.

— Что мне ндо делть?

— Сидеть спокойно. Ничего не делй. Или делй что хочешь.

— А читть можно? — Из оттопыренного крмн передник Томс вытщил небольшой молитвенник в черном кожном переплете. Нтниэль впервые видел эту книгу и подумл, что, видимо, удостоен доверия присутствовть при личной молитве друг.

— Только сядь, пожлуйст, вот здесь, у этого дерев.

— А это-то зчем?

Это был еще один дуб. Он долго укреплялся и рос здесь, в этой песчной почве, но тк и не достиг величия своих родичей с рвнины.

— Твой портрет удстся нмного лучше, если здний плн будет именно тким, — нстивл Нтниэль.

Томс сморщил нос, глядя н дерево, и шутливо провозглсил:

— Вот он, Новя Республик, юня и голодня! — Усевшись под дубом, он вытянул ноги и снял потрепнную соломенную шляпу.

— Нет-нет, оствь ее, — скзл Нтниэль.

— Что, ты будешь рисовть меня с этим коровьим звтрком н голове?

— Оствь, пожлуйст, тк будет лучше.

Перед тем, кк приступить к рисовнию, Нтниэль по устоявшейся привычке некоторое время потирл щеку. Потом углем нбросл брис лиц друг и листву н зднем плне. Когд основные контуры рисунк были готовы, он взялся з перо и бутылочку с тушью. Мло-помлу Томс нчл ерзть. То привствл, чтобы убедиться, что не сидит н мурвейнике; то дул н стрницы молитвенник, сгоняя с них песок или ккого-нибудь блгочестивого комр.

— Рсскжи мне о своем учителе, — попросил Нтниэль с отменным спокойствием и скрытой целью, тоном хирург возле постели больного. — Только не двигй рукми.

— О моем учителе? — Томс ндул щеки, подбиря слов. — Он ушел добровольцем в Армию Нового Порядк. Врчей и хирургов тм не хвтло — почти всех звербовли сторонники короля.

— И ты отпрвился вместе с ним?

— Д.

— А отец отпустил тебя?

— К тому времени он уже умер.

— Мой отец тоже уже мертв. — Поглощенный нложением теней н лицо Нтниэль не смотрел н Томс. — Скжи, он был хорошим человеком?

— Кто, мой отец?

— Аптекрь, твой учитель.

— Ну, он искренне верил в силу всех своих сндобий. Тк ему было легче нзнчть их.

В голосе Томс второй рз з сегодня ззвучли угрюмые нотки. Нтниэль с тревогой подумл, что если он и дльше будет ксться этой рны, то вскоре уже не сможет рисовть.

— А см ты в сржениях учствовл? — перевел он рзговор.

— Нет, з все время я ни рзу не выстрелил. Учитель вскоре рзбился нсмерть, упв с лошди. Я знял его место и продолжл его рботу. Моим делом н войне стло выискивть пули в чужих внутренностях и штопть рны. Об этом он тоже говорил с горечью.

— А потом ты приехл сюд?

— Куд же еще мне было ехть? О диггерх я слышл еще в Лэмбете. Уже тогд я думл, что из прлмент ничего хорошего не выйдет.

— Почему ты тк решил?

— Потому что врчи-гленисты 59 сохрнили всю свою влсть и богтство. Они изо всех сил противятся кким бы то ни было нововведениям, особенно тем, что могут уменьшить их доходы. Девять человек из десяти мучются и стрдют от болезней, но их стрдниями пренебрегют, потому что им нечем плтить. А ведь можно было поделить достояние Англии между всеми, и тогд у людей был бы достойня во всем жизнь.

Нтниэль пожлел, что своим вопросом вызвл у Томс гнев — черты молодого птекря искзились, н лице обознчились будущие морщины.

— Но здесь у нс все инче, ведь тк? Я зню, ты не принимешь добрых слов в свой дрес, считя их лестью, но я искренне восхищюсь тем, кк преднно ты, Томс, зботишься о здоровье живущих в общине.

— Они — мои бртья и сестры во Христе. Игольное ушко не стнет для них серьезным препятствием 60. Здесь, — широким жестом он укзл н пустошь, — црит естествення простот. Принцм стоило бы поучиться у нс этому. И проповедникм тоже.

— Аминь.

— Христос учил, что бедность — это высочйшя из добродетелей, но люди двно збыли об этом.

Нтниэль кивнул. А про себя подумл, что любой из бртьев, рзбогтев, стнет вести себя точно тк же, кк те, кого Томс презирл.

Воцрилсь тишин, нрушемя лишь шорохом пер по бумге. Он длилсь долго. Томс смотрел в книгу, но перелистывл стрницы быстрее, чем успевл бы читть. И об сделли вид, будто не слышли пдения нземь второго дуб, кждый по собственным причинм.

Нстл очередь Томс спршивть:

— Что привело тебя к нм?

Нтниэль прервл рисовние и снял с острия пер волосок.

— Любопытство, — ответил он. — И, нверное, гнев.

— Против всеобщей неспрведливости?

— Против презрения к живописи. И из-з коллекции кртин, приндлежвших кзненному королю…

— Из-з чего?

— Томс, я видел эти кртины. Однжды мне довелось побывть в Уйтхолле, я сопровождл одного оценщик. Тк нзывют того, кто нзнчет цену н товры и знимется их проджей.

— И ты для этого приходил туд?

Нтниэль понимл недоверие друг. Он еще ни рзу не рсскзывл ему о случйном знкомстве с торговцем-посредником, который устнвливл стоимость бесценных произведений искусств и всегд ошиблся.

— Этого оценщик звли Джийк.

— Джийк?

— Я познкомился с ним в тверне и прижл к стенке. Ну и зплтил з его портер и пирог с ягненком.

— Ох, пожлей. — Томс шутливо похлопл себя по животу.

— В обмен он взял меня с собой, когд отпрвился н осмотр кртин, преднзнченных к продже.

У Влентйн Джийк было своеобрзное мнение о предстоящем укционе: с восхитительным пренебрежением к здрвому смыслу он вообрзил, будто покойный король при жизни состязлся с Бекингэмом («нложником его отц») в том, у кого богче коллекция искусств, теперь лорд Арундел промтывет то, что могло бы стть достоянием всей стрны. Джийк тыкл пльцем в шедевры, словно это были кустрные изделия, Нтниэль смотрел н все это, пряч свои чувств з неопределенной полуулыбкой.

— Нельзя считть искусство хорошим, — вещл оценщик, — если то, что изобржено н кртине, — просто чудовищно, — непрерывно морщил бескровный нос, словно глерея полнилсь зловонием. — Только посмотрите н всех этих сводников и блудниц.

Нтниэль слушл Джийк вполух, не перествя восхищться собрнными здесь полотнми, прво н которые король-тирн потерял вместе с головой. Рботы Вн Дейк, грндиозные холсты Рубенс (в том числе ллегория Мир с леопрдми, херувимми и брызжущим из сосков молоком), сумрчные кртины Тицин (в том числе Аполлон, сдирющий кожу с яркоглзого Мрсия 61); и множество портретов чвнливых особ королевской крови.

— Хотите знть, господин Деллер, где Крл Стюрт приобрел вкус ко всей этой рспутной роскоши? — с гримсой отврщения спршивл Джийк. — Я могу вм скзть. В Испнии. В этом рссднике ппизм.

Нтниэль с трепетом откинул звесу с очередной кртины — женщин в мехх. Он чувствовл себя молодым супругом, снимющим свдебный покров с новобрчной. Кк притягтельны были ее огромные глз! Полунгот, возвышення одеянием до целомудрия!

— Взгляните вот сюд: это подрок крдинл, племянник смого Ппы. Сколько же тут никчемных вещиц — и все, чтобы придть Риму лишний вес!..

Рсскз Нтниэля знял не очень много времени; нбросок тоже, хоть он и вышел не слишком удчным. Нтниэль решил подпрвить его цветом, и он поднял из трвы коробку с крскми. Едв он открыл ее, Томс восхищенно хнул.

— Это учитель подрил мне н прощние, — скзл Нтниэль.

— Это что, нстоящя слоновя кость?

Нтниэль кивнул.

— Вещь, должно быть, цення.

— Для меня — очень.

— А что ты сейчс будешь делть?

— Хочу добвить цвет. — Нтниэль пристльно рссмтривл рисунок, покусывя нижнюю губу.

— Вообще-то мне ндо идти обртно, — скзл Томс. — Можно посмотреть, если ты зкончил?

Портрет Нтниэлю не удлся. В нем не было души.

— Этот эскиз послужит мне основой для дльнейшей рботы, — ответил Нтниэль. — У тебя хвтит терпения подождть еще денек? Звтр к вечеру ты будешь существовть уже в цвете.

— Д ведь я и без того существую. — К Томсу вернулось доброе рсположение дух. Он поднялся, потянулся, рзмял ноги и с луквой улыбкой попытлся укрдкой глянуть н рисунок, но Нтниэль перевернул лист. — Что ж, хорошо, doctorpictorus62. Придется, видно, зпстись терпением.

— Здесь терпения полно, целя пустошь.

— Не слишком удчный клмбур.

— Ты идешь к Мргрет?

— Я должен нвестить млышку. — Он отвесил Нтниэлю поклон, шутливо-нпыщенный и в то же время серьезный. — Блгодрю з то, что подрил мне бессмертие в векх.

— Томс…

Все еще дурчсь, молодой человек рзвернулся н кблукх:

— Милорд?..

— Будет ли все это идти тк же и дльше? — Здвя этот вопрос, Нтниэль чувствовл отврщение к смому себе, но продолжл: — Вот республик, которой служишь ты, — он воплощет твои чяния? Он и твои иделы — это одно и то же?

Томс сурово сдвинул брови: мол, кк можно сомневться в этом?

— Возможно, он — лишь мечт, — Нтниэль.

— И эт мечт сможет воплотиться, если достточно много людей рзделят ее и будут мечтть вместе с нми. — Томс попрвил соломенную шляпу и зшгл вниз по склону; весь воплощение веселья.

— Знчит, ты ндеешься н нее? — бросил Нтниэль ему вслед.

— Ндежд — это когд есть з что бороться, — донесся ответ Томс.

Оствшись без нтурщик, Нтниэль некоторое время бездумно смотрел н зросли ппоротников. Его привел в чувство резкий зуд от комриного укус н лбу. Он еще рз всмотрелся в портрет, потом зменил его н книге неоконченным пейзжем.

Дв из пяти дубов, изобрженных н нем, более не существовли. Погибл ли истин жизни вместе с ними? Деревья ушли из мир, но остлись жить н бумге. Что это — првд или избитя метфор? Ведь изобржение смо по себе не живет. Более того, чем полнее кртин отржет жизнь, тем мертвее он см. Но тогд выходит, что кждый портрет — это воздвигнутый живописцем склеп. Нтниэль смотрел н людей, трудящихся н пустоши. Ничего не зня об искусстве, они трудились н этой земле во имя будущей жизни. Его же уделом были смерть и прошлое. Единство этих деревьев н рссвете, мерцние их листвы в лунном свете — все это существовло, но прошло. Но если Богу ведомо все и везде и миг Его существовния бесконечен, тогд для Него творения Божий существуют вне Времени. И знчит, эти дубы никогд не стояли здесь, но рз тк, их нельзя было и утртить…

Рзум Нтниэля не смог одолеть этого прдокс. Лишь мельком взглянув н божественность, он впл в рстерянность и смятение. Это было кк слишком долго смотреть н собственное отржение в зеркле: в конце концов кжется, будто видишь, кк тело и душ нчинют рзъединяться, и поскорее отводишь глз или трогешь собственное лицо, чтобы удержть их от рссоединения. Тйны бытия следовло оствить мистикм и мудрецм. Он был всего лишь ремесленником, смиренным служителем прекрсного.

И он снов взялся з кисть.

Облко к тому времени уже рссеялось. Течение времени и вызвнные им изменения в природе всегд были вргми художник. Стоило сделть эскиз пейзж — свет уже стл пдть инче, и тени сместились в сторону. Нтниэль нпомнил себе о необходимости упорств и смешл н плитре нежно-зеленый цвет для листвы дубов. Потом вымыл кисть и знялся вереском, что имел цвет свежего кровоподтек. Он нносил мзок з мзком, но рук тк и не нходил нужного ритм. Вдохновение покинуло его. Мло-помлу его стло клонить в сон: веки все тяжелели, голов опусклсь н грудь.

Но тут совсем рядом с ухом бсовито прожужжл шмель. Нтниэль помотл головой, рзминя зтекшую шею. Чтобы не здремть снов, он подпер щеку свободной рукой и принялся возить кистью по плитре. Но сон все же одолевл его. Людские голос, перепрхивние птиц в кустх, трели жворонк в небе — все это словно отдлялось и терялось в дымке. Нконец кисть выскользнул из пльцев Нтниэля, и он нчл похрпывть.

Ему снился один из смых ненвистных его снов, в которых он продолжл рисовть, с трудом водя кистью, что стл вдруг толщиной с морковину, по невероятно грубой бумге, н которую никк не ложилсь крск. Он не мог скзть, что было предметом рисовния: звитки и спирли зполняли лист, пок от белого цвет лист не оствлись лишь крпинки, похожие н звезды в ночном небе. Он смутно слышл глухой стук и метллические позвякивния — лязг дьявольской мшинерии; и еще слбые вскрики, будто множество людей, спящих в одной комнте, рзом увидели кошмр и зстонли в подушки.

Его пробудили мушкетные выстрелы. Он вспомнил, где нходится, и рзом понял, что происходит. Тело прижимлось к земле, подчиняясь животным инстинктм. Не поднимясь, он выполз н вершину холм.

Знчит, те рсскзы не были пустыми слухми. Нтниэль ошеломленно смотрел вниз. Всдники пробирлись сквозь высокий вереек, поднявшись н стременх и тыч лошдей шпорми. Пехотинцы, которых было нмного больше, чем верховых, уже рссыплись по всей общине. Они сгоняли вместе женщин и детей и угрожли мушкетми упрямящимся мужчинм.

Конечно, слышлись и протесты диггеров, и сердитые окрики солдт; но нельзя было скзть, чтобы солдтм пришлось прибегнуть к нсилию. Большинство жителей общины двно покорились судьбе, еще когд отпрвились через всю стрну к бесплодному клочку земли н обрывистом берегу. И мужчины, и женщины, и дети — все они принесли сюд бремя своих несчстий вместе с жлкими пожиткми. Между опустевшими хижинми стояли зпряженные лошдьми повозки, в которые солдты собирли топоры и косы. Тони Корбет зтеял с толстым сержнтом тщетный спор из-з своего топор. Нтниэль был слишком длеко, чтобы рсслышть их, но он видел протестующие жесты Корбет.

Знчит, мелкопоместные дворяне все-тки добились своего. Они нпрвили рмию против общины земледельцев, существовние которой не отвечло их интересм. Недром сердц солдт спокойно бились под тусклыми кирсми — перед ними не было достойного противник. Мленькя босоногя девочк окзлсь слишком близко к лошдям, испуглсь и зплкл. Мрджери, еще крепкя семидесятилетняя струх, упл и, скорчившись, остлсь лежть в песке, словно ожидл удр спогом.

Нтниэля охвтило бессильное бешенство. Он изо всех сил пострлся овлдеть собой.

Сейчс смым вжным было не удриться в пническое бегство. Он зствил себя мыслить ясно. Тм, в хижине, оствлись рисунки и ценные инструменты, которые обязтельно ндо было збрть. Нтниэль подумл, что его выговор и мнеры н сей рз могут сослужить ему хорошую службу, когд он обртится к офицеру. Но, с другой стороны, кто-нибудь из диггеров может решить, что его подозрения подтвердились, и при первом же удобном случе обрушит н художник всю ярость — кк свою, тк и остльных. Взгляд Нтниэля скользил по пустоши. Он кишел солдтми — мундиров тм было несрвнимо больше, чем простых одежд. Томс нигде не было видно, тк же, кк и родителей больной девочки. Ох, д ведь если их всех сейчс изобьют и вышвырнут отсюд, млышк почти нверняк погибнет!

Он решил все-тки сойти вниз, предствиться достойным обрзом кому-нибудь из офицеров и, получив позволение, спокойно собрть свои вещи. Возможно, если он сумеет покзть, что является джентльменом, его не оствят здесь н произвол диггеров.

Он лихордочно собрл то, что было у него с собой: кисти, плитру, коробку с крскми. Книгу он бросил в сторону, но неоконченный пейзж и портрет Томс, немного подумв, взял с собой. Он нчл спускться, стрясь пригибться кк можно ниже, чтобы ккой-нибудь не в меру зоркий солдт не выстрелил в мелькнувшую в кустх голову. Нтниэль понимл, что взгляд, которым солдты смотрят н этот мир, тит в себе немлую опсность для всех остльных.

Н середине спуск он приостновился и вытянул шею, ищ взглядом офицер с кк можно более великодушным лицом.

И увидел Томс с чем-то белым в рукх.

Нтниэль присмотрелся и узнл листы с пмфлетми. Томс рзмхивл ими перед двумя мушкетерми, словно гербовыми прикзми, подтверждющими прв диггеров. Слов Томс Нтниэль не слышл, однко легко мог вообрзить их: стрстный призыв к бртству и гимн свободе — в твердолобых головх солдт это должно было звучть призывом к бунту. Один из них выхвтил из рук птекря пмфлеты, швырнул н землю и принялся топтть. Нтниэль с болью увидел, ккое змештельство появилось н лице Томс, когд все его крсноречие рзбилось о нпрвленную н него стль и врждебные взгляды солдт. Вдруг з хижинми одн из лошдей, зржв, взвилсь н дыбы, и не ожидвший этого всдник свлился нземь. Тут же из зрослей вереск выскочили три диггер с плкми (Нтниэль не узнл их) и с мстительными крикми нбросились н упвшего солдт.

Более всего Нтниэль опслся чего-либо подобного. Рзъяренные нпдением солдты схвтились з мечи, несколько из них срзу кинулись н зщиту своего товрищ. Тем временем Томс, стоявший спиной к этой сцене, продолжл нстойчиво докзывть что-то тем двум мушкетерм. Похоже, те рсценили его слов кк злонмеренное препятствовние влстям: один из них грубо, с силой оттолкнул молодого птекря. Томс отштнулся нзд, взмхнув рукми (словно посылл проклятие), и солдты без всяких дльнейших рзговоров сбили его с ног приклдми мушкетов.

Вскрикнув, Нтниэль бросился в зросли. Шипы дрок црпли его лицо и руки. Н бегу он услышл топот солдт н той стороне холм и стл ломиться сквозь кустрник еще отчянней. Когд до выход н открытую рвнину было уже совсем немного, он остновился, перевел дыхние и лишь сейчс почувствовл сильный зпх дым и понял, что он ознчет.

Солдты жгли хижины.

Ндежд спсти свои вещи оствил его. Рисунки, изобржвшие жизнь и труд диггеров, неотпрвленные письм к брту, в которых он описывл общину, — все это пропло. Свидетельств тому, кк он пытлся обрести новую жизнь, у него больше не было.

Нтниэль выбрлся из зрослей. Судя по доносившимся с другой стороны холм звукм, стычк солдт с диггерми стновилсь все ожесточенней. Нтниэль бросился бежть н север, подльше от всего этого. Он был перепугн и понимл это. В голове крутились четыре слов — Итогmortisconturbatme63, — и он бежл сквозь спутнный вереск, непрерывно повторяя про себя эти слов. Двжды он пдл, зпутвшись ногой в сплетении вересковых ветвей. Упв во второй рз, он не стл поднимться. Притившись точно птиц, он вслушивлся в доносящиеся крики женщин и ржние коней. Перед глзми снов встл сцен: Томс, пдющий под удром приклдов. Но и гнев н солдт, и боль з друг не смогли вытеснить стрх. Нпрсно, все нпрсно. Дрож всем телом, он пополз н четверенькх. Трус, подумл он о себе. Трус, передвигющийся по-животному, ползущий в поискх хоть ккого-нибудь укрытия.

Кким же тщеслвным и легкомысленным глупцом он был! Он отпрвился сюд, поддвшись порыву чувств, когд окзлось, что отец почти ничего не оствил ему в нследство. И все это время гнл прочь мысли о звтршнем дне. Высокомерное рздржение и обид притупили его природное чутье, и лишь сейчс он понял, что жизнь в общине, среди диггеров, может стть для него позорным клеймом н всю жизнь. И не только для него, для всей его семьи.

А кк же знятия искусством? Кк же ему теперь быть? Он попытлся рссуждть взвешенно и здрво. Когд он уезжл, среди его лондонских знкомых никому не было дел до того, куд он нпрвлялся, тем более кругом црили ткие беспорядки. Д — в Лондон. Тм его не нйдут.

Он уже пересек пустошь и добрлся до оврг, когд три всдник, видимо, зметив одинокую фигуру н крю рвнины, глопом понеслись к нему. Он спрыгнул вниз, н когд-то глинистое, сейчс иссохшее и рстресквшееся дно.

— Нтниэль?

— Сюзнн! Боже мой, Сюзнн!

— Ты рнен?

Он был рстрепн, вся в грязи, глз дико рсширены от стрх; все ее тело сотрясл крупня дрожь. Он привычно приобнял ее з плечи, пытясь успокоить.

— Ты не пострдл? Где твои родители?

— Их уже збрли.

— Они приехли рестовть нс?

— Не зню. Мы должны немедля уйти с этой земли. У нс н нее нет прв, они тк скзли. Где ты был?

— Сюзнн! Послушй меня, Сюзнн. Тебе лучше выйти и сдться.

Он изо всех сил вцепилсь в него, явно не понимя.

— Позволь мне остться с тобой.

— Нет, это невозможно.

— Пожлуйст, Нтниэль, ну пожлуйст; я тк боюсь! Нтниэль, что ж теперь будет?..

— Ничего стршного не будет, если ты просто и мирно выйдешь и сдшься.

— Они сожгли нш дом.

— Родители стнут искть тебя. Они проклянут тебя, Сюзнн.

— Но я хочу остться с тобой.

Он не поддлся н ее уговоры и мольбы. От нее пхло стрхом, потом и грязью. Он прятл лицо н его груди. Единственное желние, которое он вызывл у него сейчс, — желние отшвырнуть ее, вырвться из ее хвтки, избвиться от нее. Он пострлся говорить спокойно, тоном рссудительного родителя:

— Делй что тебе говорят. Все будет в порядке, вот увидишь.

— Нет!

— Если ты не пойдешь см, мне придется позвть солдт. Тогд тебе от них не спрятться.

Он нсильно подсдил ее н крй откос, подпиря плечом, и стл вытлкивть нверх. В лицо ему посыплись грязь и песок, но он продолжл вытлкивть Сюзнну, непристойно упирясь рукми в ее ягодицы. Когд он был уже почти нверху, он почувствовл, кк обмякло ее тело — ее воля и вер в него рухнули перед неспрведливостью того, что он делл с ней. Окзвшись нконец н крю оврг, он не произнесл ни слов и не сделл попытки подняться. Если б он хотя бы плкл или проклинл его, ему было бы легче вынести то, что он делл.

Дже не взглянув н нее, Нтниэль вскрбклся н противоположный откос. Пробирясь дльше через вереск, он слышл доносящиеся от реки крики и стенния. Щеки его горели от стрх и стыд. Он не знл, кк скоро ему удлось добрться до лес. Но лишь тм, под ветвями буков, он нконец рспрямился в полный рост, чувствуя мучительную боль во всем зтекшем теле. Взяв под мышку коробку с крскми и неоконченные рисунки, он прошгл по лесу с полмили, то и больше, пок не нткнулся н знкомую тропу. Здесь он, нсколько сумел, привел себя в порядок и нчл долгий путь обртно в общество.

Рссвет

Уильям просыпется в незнкомом месте. Првой рукой он мшинльно тянется к ствне, но нщупывет лишь воздух. Открыв глз, он видит здернутые знвески, потускневшие столбики кровти, свою одежду, свленную н стуле, и вспоминет, где нходится. Некоторое время он просто лежит, нслждясь рсслбленностью всех членов и рдуясь теплу, что нкопилось з ночь под одеялом. Потом прислушивется к себе: в желудке слбя, но нстойчивя боль, и левое колено побливет — недели две нзд он повредил его, возясь с мельничным жерновом. Но постепенно слбый, кк зимой, утренний свет нчинет пробуждть легкую лихордочность и другие боли, двно знкомые и привычные телу.

Уильям перебирет в пмяти вчершний вечер: Деллер; пдение; портрет.

Он сдится, кровть под ним скрипит. Спльня полн молчливого ожидния, словно кто-то к чему-то прислушивется. Ему кжется, что он ощущет… нет, не присутствие, скорее некий призрчный рзум. Воспоминния, скопившиеся по углм комкми пыли, и следы помыслов и ндежд, витющие в воздухе. Сколько людей перебывло в этой комнте з множество лет? И кждый рз человеческое присутствие в ней было столь мимолетно, что и см эт комнт стл местом вне времени.

Откинув простыню, он змечет, что срмной уд стоит дыбом. Ежсь н холодных половицх, он подходит к стулу с одеждой и поскорее нтягивет бриджи, пряч в них строптивц. Уильям берет кувшин с ндколотым дном, нполняет умывльный тзик и умывется по пояс. Он не чувствует возбуждения, но упрямя чсть тел почему-то не желет успокивться. Уильям отодвигет знвеси и пытется открыть окно, но ничего не выходит — оно зкрыто слишком двно и едв ли не срослось со своей рмой. Уильяму остется только сесть н стул и смотреть н серый блдхин неб. Он думет об отце, который сейчс уже приступил к рботе н мельнице, — и о другом стрике, нудном и требовтельном, что спит неподлеку, в этом же доме.

Ему вспоминются последние рботы господин Деллер. Спекшиеся крски, грубые густые мзки, небрежный выбор цвет — печльное зрелище. Хотя, возможно, в грубости портретов и нрочитой мрчности зднего фон н них виновно угсвшее в те дни зрение стрик?

Ох, д что он, глупый мльчишк-мукомол, понимет в этом?

Уильям встряхнулся всем телом. Похоже, он слишком долго пробыл в этом доме, слишком долго подверглся воздействию здешнего спертого воздух. Решив осмотреть двор и сд (зпретные мест в дни его юности), Уильям одевется полностью. Сунув ноги в споги, он подтягивет голенищ, нбрсывет н плечи плщ для верховой езды — и вот он готов встретить новый день. Вот только жль, что Синтия нверняк еще спит.

Томс Дигби подбегет к окну, торопясь открыть его. Скорее! Отбросив тяжелые знвеси, он дергет щеколду, и вот нконец он, слв Богу, поддется. Он рспхивет ствни и по пояс высовывется нружу.

Он ловит ртом утренний воздух, крепко держсь з оконный переплет, и пник его уменьшется с кждым вдохом. Нет, не сегодня, еще не сегодня откжет его сердце, вопреки невидимой руке, крепкой хвткой сжимющей его в груди. Он сцепляет пльцы и опускет руки н подоконник; тело бьет легкя дрожь. Сколько же лет прошло с той поры, когд по утрм он чувствовл не рзбитость, прилив новых сил? Он уже не помнит, когд сон стл для него ужсющим кошмром, пдением в хос, з которым следовло мучительно болезненное пробуждение. Томс рскрывет лдони и смотрит н вдвленные следы, недолговечные шрмы, которые оствил н них тугя оконня рм; из твоего плн ничего не выйдет, говорит он себе. Д и что ты ндеялся получить от Деллер? Деньги н свою внтюру. Рзве может ли Мммон служить Господу?

Из сд доносятся звуки ккой-то рботы. Боль вдруг стновится острее, и Томс стонет, не в силх сдержться и не беспокоясь о том, услышт ли его. Сжв кулк, он с силой бьет себя по ребрм слев 64. Он отворчивется от вид н широкие луг и мокрые вязы и тяжелой походкой идет к столу. Взяв кувшин с водой обеими рукми, Томс пьет через кромку, кк неуч-деревенщин, потом ствит кувшин тк резко и неуклюже, что слышен хруст. Ничего, Деллер может позволить себе купить новый. Дже не взглянув, велик ли ущерб посуде, Томс, волоч ноги, бредет к стульчку, облегчиться. Его моч жгуч и зловонн. Зтем возврщется к окну. По положению солнц, поднимющегося н осмотр вымокшего, потрепнного бурей кря, он зключет, что довольно рно. Еще нет семи. Интересно, встл ли уже Нтниэль? Впрочем, ккя рзниц — времени н звтрк у него все рвно нет.

Он рзыскивет брошенную в угол куртку, твердо нмеревясь покинуть дом еще до того, кк хозяин проснется.

Некоторое время Уильям рздумывет, не пойти ли по внутренней лестнице, что ведет н кухню? Пожлуй, нет: этот ход приндлежит ночи и ночным тйнм. Он ведь не ккой-нибудь повес н поле любовной победы, чтобы непрошено бродить где вздумется.

Кк в низинх после дождя долго не высыхют лужи, тк и в коридорх ночь црствует дольше всего. Уильяму приходится идти, держсь з стену, пок глз привыкют к темноте. Возле двери в комнту господин Деллер он остнвливется и прислушивется, чувствуя себя точно возле скзочной пещеры, где великн-людоед хрнит свои сокровищ. Но тут же Уильяму предствляется испещрення стрческими пятнми рук, приподнимющяся с одеял жестом, молящем о милосердии. Не пробрться ли ему внутрь, не поглядеть ли н портрет еще рз? Вчер его рссудок был зтумнен шерри — может, сейчс, н ясную голову, окжется, что здч Деллер не тк уж невыполним, не трудн, кк подвиги Геркулес? А вдруг именно блгодря портрету покоящейся в могиле Белинды Деллер он сможет по-нстоящему проявить и докзть свой тлнт?

Однко Уильям остнвливет свой порыв. Подойдя к лестнице, он проводит лдонью по перилм и думет: ткие глдкие, это потому, что их чсто кслсь Синтия. Он спускется вниз. Здесь служнк уже успел открыть окн — бледный свет лужми рстекется по полу, гобелены и шплеры ритмично колышутся от ветерк. Уильям не спеш пересекет пустой коридор и входит в просторную гостиную. Дневной свет зствляет его прижмуриться, но он отчетливо слышит шркнье тряпки по кмню.

— Доброе утро, Лиззи, — говорит он. Стоящя н четверенькх женщин в подоткнутой змызгнной юбке поднимет голову.

— Ох, простите, — выпливет Уильям, отводя глз. — Я не узнл вс с опущенной головой.

Синтия поднимется, опрвляя юбку, и опускет зктнные рукв. Н ее щекх пылет румянец — не то от тяжелого труд, не то от стыд, не то от гнев.

— Ночью отец все время просыплся.

— Я не слышл никкого шум.

— Лиззи сидел подле него, делл ему н лоб мокрые повязки. У него сильный жр.

— Ндеюсь, это не опсно?

— Он тк и не ложилсь всю ночь. Я позволил ей спть до обед.

— А сми поднялись до зри.

— Тк же, кк и вы.

Кждый из них пытется скрыть неловкость, и другой видит это. Синтия улыбется первой и предлгет Уильяму звтрк. И вот он сдится, положив шляпу н стол, он уходит в кухню. Когд же проснется Деллер? — думет он. Нсколько серьезно он болен? Среди вопросов вспыхивет черствя, бессердечня ндежд, что, может, двть ответ стрику вообще не придется…

Синтия приносит хлеб и пхту и нходит его в здумчивости. З ночь у него н щекх и подбородке появилсь щетин.

— Вы еще погостите у нс? — спршивет он, ствя звтрк н стол.

— Пок не проснется вш отец.

— И тогд вы ддите ему ответ, которого он ждет от вс?

Уильям открывет рот, но не может выдвить ни слов. Смутившись, Синтия пододвигет к его трелке миску с пхтой и клдет нож н блюдечко с мслом. Они едят в молчнии. Поднося ко рту хлеб или ложку, кждый из них бросет отчянный взгляд н другого. К рдости и стрху обоих, их глз то и дело встречются.

— Вы не хотели бы присоединиться к моей прогулке? — спршивет Синтия.

— Я кк рз собирлся предложить вм пройтись.

— Что ж, хорошо. Идемте.

У передней двери Синтия поднимет зсов и делет приглшющий жест. Уильям с непокрытой головой следует з ней. Их приветствует прохлдный ветер, прилетевший издлек, с побережья.

— Вм не холодно?

— Нет, сэр. А вм?

— Будет чудесный день. — Он произносит это без тени сомнения, хотя небо зтянуто облкми. — Нзовите это предчувствием мельник.

Впервые з все время их знкомств они вместе выходят з ворот. Уильям идет рядом с ней, очровнный ею. Но вот он остнвливется и, словно вглядывясь в небо, поднимет голову, слегк склоняя ее нбок. Он догдывется: он предлгет ему поцеловть себя. Что ж, ему известен ритул, которого от него ждут.

— Мдм, — произносит он, элегнтно клняясь. Он целует тыльную сторону собственной руки и срзу же, мгновенно и дерзко, ксется ее губ своими. Всего лишь н миг. Не успев нслдиться спокойной подтливостью ее губ, он отступет, изобржя изнеможение и восторг, и ндевет шляпу. Синтия дожидется, пок он попрвит ее, чтобы сидел кк ндо, зтем, улыбясь, укзывет дорогу.

Уильям помнит эту тисовую рощу с тех пор, когд еще мльчиком он чсми не отрывлся от окон, рссмтривя ее. Некоторые деревья невероятно стры. Мрчные, трурного вид, они тем не менее действуют н него утешюще. Жизнь, что длится дольше жизни человеческой. Возможно, когд-нибудь под ними будут гулять его првнуки.

В прковых прудх всплескивет, игря, рыб. Смый большой пруд зрос ольхой, но в остльном з ними двно следят и ухживют.

— Вот этим мы и кормимся, — говорит Синтия, кивя н рсходящиеся по воде круги. — И еще мы держим кроликов и цыплят. Это дльше, з огородом.

Но он умлчивет, что и сдовник, и Лиззи свободно берут для себя из этих припсов сколько вздумется. И он не винит их в этом.

Подстриженный гзон кончется, дльше идет высокя трв. Синтия берет Уильям под руку и ведет его в сторону от зброшенной псеки, ветшющей з огрдой. Тм, дльше, он видит огород и сдовник, который стоит н коленях возле грядки и поддерживет рукой сломнный лук-порей. Нверное, предется невеселым рздумьям о причиненном бурей ущербе. Сдовник не змечет их — то ли его внимние полностью поглощено грядкми, то ли его чувств притуплены утренней дремотой. Синтия, рзумеется, видит, что сдовник пребывет в прздности, но вместо того, чтобы окликнуть или выбрнить его, он лишь подбирет юбки и идет дльше.

— А я его зню, — говорит Уильям. — Он нередко дет мне душистой руты для лечения суствов у отц.

— С ншей клумбы лекрственных трв?

— Я очень подвел его, сознвшись в этом?

Синтия улыбется:

— Добряк Джем.

И тут Уильям вспоминет, где еще он видел этого человек. Это же плешивый поденщик с рисунк господин Деллер. Джем с миской горох. Д, пожлуй, он добряк, думет Уильям.

Синтия открывет клитку, ведущую к сдику лекрственных трв. Здесь все по колено зросло сорнякми; н грядкх обосновлись лопухи и крпив.

— Некоторые учстки сд совершенно зброшены, — объясняет Синтия. — Слишком много рботы, чтобы упрвляться с ней одному.

Он подводит его к единственной ухоженной грядке.

— Вот ромшк. Вот душистый ясменник, вот — мирт. Эт чсть земли нужн не для того, чтобы кормиться. Мир для отц теперь существует лишь в тех чувствх, что у него остлись. И эти трвы, — он легонько трогет подсохший стебелек, — нужны мне, чтобы зполнять дом свежими зпхми.

Уильям не знет, что скзть; он молч смотрит н нее с возвышения, где стоит. Отсюд хорошо видн бледня полоск ее пробор. И едв зметный светлый пушок нд ее верхней губой.

— А вот эти трвы лечебные, может быть, вш мть знет об их целебном действии, — говорит Синтия, нклоняясь к земле, — рут для суствов вшего и моего отцов. Пристенный дубровник, это от подгры. Что с вми, господин Струд? Вм нехорошо?

Уильям откшливется, глядя н один из цветков, еще не нзвнных ею.

— Нет, со мной все в порядке. — Глупец, проклятый глупец! — Вшему отцу повезло, что у него есть вы.

Синтия рспрямляется.

— Идемте, — говорит он. — Я хочу покзть вм кое-что еще.

Дигби зглядывет в гостиную, не остлось ли тм с вчер хоть корки хлеб, и спугивет человек, едв ли не носом уткнувшегося в кресло хозяин. Дигби нетерпеливо отмхивется от извинений слуги и, видя, что стол пуст, покидет комнту. Деллер и его жен, по-видимому, еще спят, однко рядом слышен шорох щетки подметльщицы, и с кухни доносятся голос. Скоро поднимутся и хозяев, тогд ему уже не удстся ускользнуть незметно.

Дигби отыскивет двери н улицу, идя тем же путем, которым его вели по коридорм вчер, когд мокря одежд липл к телу точно глин. Перед дверью две служнки (Лиззи среди них нет) н коленях скребут пол тряпкми, смоченными в щелоке. Неужели вот эти грязные следы — его? Не меняя своей унизительной позы, служнки склоняют перед Дигби головы, глядя н него из-под ресниц.

— Передйте господину Деллеру, — говорит он, — что я… что Томс Дигби был вынужден спешно возвртиться в город.

— Д, сэр.

— И мою блгодрность господину Деллеру з гостеприимство.

Служнки улыбются, склонив головы нбок, чтобы рзглядеть его получше. Т, что слев, очень хорошенькя.

— Вы переддите ему мои слов?

— Д, сэр.

Длинные ресницы. Н лицх — покорность. Они отодвигются, освобождя ему дорогу, и он видит сверху, кк подргивют при этом движении их груди. Он нчинет дергть зсов, чувствуя спиной их взгляды. Нконец зсов поддется, дверь рспхивется, и он окзывется н свободе, щурясь от дневного свет.

Солнце поднялось и нбирет силу. Но вдоль мощеной дороги все еще стелется тумн. Он слышит всплески и, зинтересоввшись, сворчивет к нему. Сд у Деллер ккуртный и очень ухоженный; кустрники и деревья нпоминют изыскнную мебель; и рбот кипит: звучно и резко щелкют ножницы, шелестят грбли по земле. Сколько же тщетной суеты ндо, думет Дигби, чтобы приукршть бренное, вместо того, чтобы думть о вечном. Яркя пичужк проносится нд прудом, но он не смотрит н деревья, в которых он скрывется. Он не змечет ни серебристую филигрнь, оствленную в мокрой трве ночными улиткми, ни черного дрозд, купющегося в луже, ни рдуги в кплях воды, что он стряхивет с крыльев.

— Болвн. Дурень. Свлишься туд, тк я тебя спсть не полезу.

Дигби узнет вчершнего мльчишку, что принял у него лошдь по приезде. Сейчс тот лежит н животе возле пруд-сдк, лицо его рскрснелось, он пытется выпутть рыболовную сеть из цепкой хвтки водорослей.

— Вот ведь бестолочь безрукя. Тк и порвть недолго. Двй делй кк следует.

Прень пострше, весь в прыщх, с ломющимся голосом, стоит нд мльчишкой, ругя его, но не пытясь помочь.

Дигби решет не вмешивться. Опустив голову пониже, чтобы мльчишк не узнл его, он возврщется во внутренний двор. Белые голуби россыпью вспрхивют и кружт нд домом. Не обрщя н них внимния, он идет по грязи и прелой соломе в конюшню.

Кроме его лошди, других здесь нет. Животное жует сено, не обрщя н него никкого внимния. Дигби снимет с крюк свое седло, пробует лдонью кожу — он еще влжня после вчершнего ночного ливня. Положив седло н спину лошди, он нчинет зтягивть подпруги.

— Решил не прощться?

Дигби еще некоторое время возится с пряжкой и лишь зтем поднимет глз. Перед ним Нтниэль Деллер — без прик, в коричневом хлте, отделнном мехом, голые ноги торчт из спог для верховой езды. От его мнерности не остлось и след, нет дже нмек н тковую. По его помятому лицу, рвно кк и по пышности его нряд, Дигби зключет, что он только что поднялся.

— Я ндеялся, ты позвтркешь с нми, Томс.

— А я ндеялся, что ты еще в постели.

Нтниэль изобржет покорство, но Дигби не собирется поддвться н его уловки. Лошдь оседлн, и он тянется з уздечкой.

— Мы тк и рсстнемся, не примирившись? — не слишком искушен в прощниях, — отвечет Дигби.

Для подобной сцены здесь не лучшее место: слишком низменное и дурно пхнущее. Конь рвнодушно мотет головой. Дигби торопливо зстегивет уздечку, зтем подпирет плкой нижнюю дверцу денник 65, чтоб не зкрывлсь, и ведет лошдь к выходу из конюшни.

Нтниэль отступет в сторону, пропускя его.

— Моя жен очень ждл возможности поближе познкомиться с тобой.

— Передй ей, пожлуйст, мои извинения. Я и впрвду не могу медлить.

— Кк длеко продвинулись твои приготовления?

Чертов собрт, пристл кк бнный лист. Дигби сдится в седло.

— Со мной собирются отплыть трое товрищей. Двоих ты знешь. Тоби Корбет и Роберт Клэр. Ты считл их скверными людьми.

— Я никогд тк о них не думл.

— Знчит, будешь — потому что после Кобхэм они подлись в пирты и попробовли н вкус свободу и морскую соль. — Дигби нблюдет з действием его слов н блгородного хозяин дом с удовольствием, которого см же стыдится. — В пиртской республике нгличнин всегд свободен.

— И кк много глоток они уже успели перерезть? — Нтниэль тут же морщится, по-видимому, сожлея о собственных словх, и похлопывет лошдь по шее. — Извини. Я не хотел бы рсстться с тобой, кк вчер ночью.

— К нм готовы присоединиться многие другие. Люди, которых согнли с земли. Из вырубленных лесов, с осушенных болот. Нс много, см увидишь.

— И кков же твоя глвня цель?

Дигби, кривясь, смотрит н него:

— Цитируешь рмейский уств? Должен бы и тк знть.

— Боюсь, я позбыл.

— Не жди, что я открою тебе ее, — ты все рвно только будешь смеяться.

— З кого ты меня принимешь? Я спросил о твоей цели не со зл, лишь зтем, чтобы пожелть тебе смого хорошего.

Дигби склоняется в седле и широким жестом обводит и высокие ясени, и мокрый дом, и вздувшийся ручей в нвисющих нд ним зрослях щвеля.

— Во всем этом тк много грязи, которую нм предстоит вычистить. Влстители, ни один из которых ничего не сделл для нс, простых людей, — все они лишь прх под ногми Цря Небесного. И он грядет. Ты знешь, что чс уже близок. Общин был ншей первой попыткой приготовить мир к слве Его. Он не удлсь, ибо Врг нш силен. Но он недостточно силен. Знчит, нм нужно рсчистить для Него новое место. Мы нйдем ткое место в Америке.

Художник отступет н шг и попдет ногой в лужу. Он глядит н испчкнную полу хлт и пытется стряхнуть грязь. А потом снов поднимет глз н возвышющегося в седле Дигби — но это уже не облгороженный процветнием Нтниэль, стреющий несчстный человек.

— Я желю тебе успех в твоем нчиннии. И молись з меня, ибо много бедствий обрушилось н меня.

Дигби смущенно теребит перчтки.

— Непременно, — отвечет он.

— Но делй это с рдостью, кк тебе и должно.

— Для рдостей еще нстнет время…

— Пусть оно нстнет сейчс, Томс. С тобой всегд пребывл свет. Когд-то ты много смеялся см и умел рдовть других.

— А сейчс?

— Ты стл тяжким, кк ком глины.

Дигби срывет с губы полоску отмершей кожи. Выступившя кпельк крови пчкет ему пльцы, но он не змечет этого.

— Тогд я был молод…

— Я видел, кк тебя удрили. В тот день, когд пришли солдты. Видел, кк тебя сбили с ног. Но ничего не сделл. Прости.

— А что ты мог сделть? — Дигби похлопывет лошдь по шее. Неожиднно перед ним встет обрз Белинды Деллер: он перед ним в свете свечей, бледня рук ее лежит н перилх, из-под свободного одеяния выпирет живот. Свечи бросют тени н ее лицо, он улыбется ему из-з этих теней.

— Томс… — Нтниэль берется з повод. Если сейчс послть лошдь вскчь, он будет сбит нземь и, может быть, рстоптн. — То, что сейчс стоит между нми, — это не естественное нше свойство. Мы не были рождены для вржды. И что з людьми мы будем, если преддимся взимной ненвисти, стремясь кждый к своей цели?

— Во мне нет ненвисти к тебе.

— Тогд рздели со мной сейчс трпезу.

— Я предпочитю ездить верхом н пустой желудок. Во мне есть и иные очги, от которых я получю иную пишу.

— Не дй им угснуть. И, Томс, не дй твоему гневу пожрть тебя, рди твоего же счстья.

— Мое счстье не имеет знчения для мир. Я не был рожден для счстья.

Они молч смотрят н горизонт, н громды темных, уходящих вдль облков. Лошдь под Дигби нетерпеливо переступет ногми. Нверное, чувствует предстоящую дорогу домой, в зловоние Лэмбет. Пор, пор ехть: слишком уж зтянулось их прощние. Но Нтниэль не выпускет повод:

— Двй я провожу тебя до дороги.

— Нет. Пожлуйст, не ндо. — С высоты седл Дигби видит нметившуюся лысину Нтниэля: безволосый и безобидный учсток кожи, словно моншескя тонзур. Скоро он стнет больше, думет Дигби. Мы постепенно обрстем годми — тк рстет мох н кмне. И кк мох рно или поздно полностью покрывет его поверхность, тк и нс когд-нибудь полностью покроют год — и это будет смертью.

— Н что ты ндеешься, Нтниэль?

— Ндеюсь?

— При новой влсти.

— Рботть. — Нтниэль упирется в него взглядом голубых глз. — А ты, что теперь собирешься делть ты?

— Гнть коня, пок не уеду отсюд. Скроюсь подльше от этих крев. И нвсегд уйду из твоей жизни.

— Куд?

— В место, где нет врнья и фльши.

Томс Дигби щелкет языком, толкет лошдь кблукми, и Нтниэль вынужден отпустить повод. Комья грязи и осколки подсыхющей глины летят из-под копыт во все стороны. Об ощутили н себе силу животного — у Нтниэля хрустнули колени, Дигби почувствовл спзм во внутренностях. Томс ликует, чувствуя, кк покорны ему мощь и быстрот коня. И еще он слышит, что стук копыт стл другим — рньше был мощеня дорог, теперь стл влжный дерн, и кждый удр копытом словно уплотняет землю нд могилой, где зхоронено его прошлое. Он помнит, что стлось с женой Лот 66, и не оборчивется, хотя уже досккл до боярышник. Издлек доносится крик Нтниэля:

— Будь счстлив, друг! — И потом, слбее, совсем слбо, из-з рзделяющих их древних деревьев и неизменных холмов: — Помни обо мне!

Покинув сдик лекрственных трв, они идут по усыпнной грвием дорожке к липовой ллее. Когд-то деревья здесь были ухоженными, но теперь они двно зброшены. Уильям искос поглядывет н Синтию и чувствует, что молчния лучше не прерывть, ибо он выглядит решительной, дже грозной. Ее рук, что совсем недвно лежл н его руке, сейчс прижт к груди. Он словно не змечет, что он идет рядом. Уильям снимет плщ для верховой езды и вешет его н руку. То ли стновится жрче, то ли он см рзогрелся от ходьбы.

Усыпння грвием ллея зкнчивется, но длее через луг ведет тропинк, проложення косой. Удивленный ею Уильям рссмтривет недвно скошенные стебли, которые кто-то отгреб н крй тропинки. По просьбе Синтии сдовник Джем прокосил ее сегодня утром, но Уильям не знет об этом. Тропинк плвно зворчивет к строму, толстому дубу с почернелым стволом — и Синтия сдится под ним прямо н примятую трву.

Он молч, не отрывясь, смотрит н Уильям. Н его лбу — кпельки пот.

— Н портрете все именно тк; верно, господин Струд?

В тком ркурсе, с видом н крыши поместья и конюшни, он узнет это место безошибочно. Д, именно здесь, под этим деревом, сидит покойня жен господин Деллер н неоконченном портрете.

— Откуд вы знете? — изумленно спршивет Уильям. — Вы ведь говорили, что никогд не видели ту кртину.

— Тк, знчит, я не ошиблсь?

— Нверное, мне следовло описть вм…

— Нет нужды. — Синтия нклоняется вперед и поглживет трву у своих колен. — Видите ли, между корнями этого дерев похоронено сердце моей мтери.

У Уильям рзом пересыхет во рту. Он ловит себя н том, что обшривет взглядом землю в поискх цветков очнки. Нет, тщетно.

— Он любил сидеть здесь, — продолжет Синтия, — под этой кроной. С чтением или з шитьем. Или просто в рздумьях.

Уильям хмурится:

— Это отец вм рсскзл?

— Он ничего мне не рсскзывл.

— Тогд… кк вы обо всем этом узнли?

— Мне скзл Джем. Он был совсем мльчишкой, когд мм был жив, но он был очень добр к нему, и он до сих пор помнит ее. Когд он умерл, он рботл в доме, но отец Джем помогл… Считлось, что дети не должны знть о тком.

Уильям рзглядывет трву. Смя обычня трв. Что остлось от сердц госпожи Деллер, скрытого под корнями дерев, з все эти годы?

— Прошу вс, — тихо произносит Синтия, — сядьте здесь со мной, пожлуйст.

Точно сомнмбул, Уильям приближется к ней и опускется рядом. Земля сух, без росы, покрыт мхом и усыпн веточкми.

— Он умирет. Вы знете это.

— Зню, — отвечет Уильям.

Отсюд видн соседняя долин, покрытя деревьями, словно ворсом. Бледня трв н лугх словно светится внутренним светом. Рссветные облк мло-помлу рсходятся. Сегодня первый день июня, и он обещет быть солнечным.

— Он хочет, чтобы я зкончил портрет вшей мтери.

Синтия будто не слышит его.

— Рсскжите мне о вшей рботе н мельнице. Он очень трудня?

В змештельстве от неожиднной перемены рзговор Уильям пончлу не знет, что ответить. Нконец нходит слов:

— Д. Порой мне кжется, что отец был бы рд поручить мне еще и жернов вертеть.

— А рзве вы не можете это делть?

— Кк? Вместо ветр?

— Ox… Он хочет от вс тк много…

— Когд я был мленьким, я видел, кк возводили мельницу. Ее строили трист человек. Основную блку, огромную, доствили ж из вельд 67. Тк что удивляться тому, что больше всего он хочет, чтобы после его смерти я продолжил его дело?

— Но тогд вше искусство…

— Просто глупо, что я все еще мечтю об этом. У меня ведь почти нет времени н рисовние. — Уильям отлично знет, что обязтельными предпосылкми для совершенств в искусстве являются богтство, беспечльня жизнь и избыток времени. Кто знет, сколько нерспозннных тлнтов гибнет в мстерских и н полях Англии?

— А вы смогли бы, — спршивет Синтия, — последовть этому другому своему призвнию?

— О, н этот счет я не тешу себя иллюзиями. Возможно, я мог бы знимться рестврцией кртин. Может, дже сумел бы стть копиистом. Но кк мне быть, не имея в этом кругу друзей? В одиночку пробивться в Лондоне? Писть н зкз портреты, чтобы потом зкзчик брнился, что он хотел видеть совсем другое? Здесь я мельник. Это нужное ремесло. Где-либо еще я стну никем и ничем.

Подняв глз от сцепленных пльцев, Уильям видит, что Синтия рсстроен: он стискивет зубы, чтобы не дть волю чувствм.

— Извините меня, — говорит он.

— З что?

— Я слишком много говорю о себе. Он мужчин: этого следовло ожидть.

— Ребенок, — произносит он, — которого он носит н кртине, — это я.

— Вне всякого сомнения.

— И с меня же нрисовн смерть н портрете.

— Не ндо тк говорить.

— Это првд. Мое рождение стло ее смертью.

— Всё умирет, и всё возрождется.

— Легко скзть… — Он уступет, смягчется. — Н этом портрете он счстлив? Я похож н нее хоть в чем-нибудь?

— Мне очень жль, но я не могу вм ответить. Ее лицо пусто, он не успел нрисовть его.

Придвинувшись ближе, он берет ее првую руку и прижимет к губм. Рук холодн и безвольн; он переворчивет ее и целует влжную лдонь.

— Можно ли это сделть, Уильям? Сумеете ли вы нрисовть ее?

— Вы прекрсны, Синтия.

Он отдергивет руку:

— Кков вш ответ? Сможете ли вы ее нрисовть?

— Д. Думю, что смогу.

Кжется, будто с плеч Синтии упл тяжкий груз. Ее лицо светлеет. Он вдыхет утренний воздух глубоко-глубоко, кк только может. Он осмеливется снов звлдеть ее рукой, н сей рз нежно, и он охотно позволяет ему это.

— Вы скжете ему об этом, — говорит он, — когд он проснется.

— Но это будет нелегкий труд. И он зймет много времени. Меж тем у меня есть и другие обязтельств. — Здч, стоящя перед Уильямом, более не пугет его. Это всего лишь достойня снисходительности причуд умирющего стрик. — Но когд портрет будет звершен, я оствлю все свои стремления.

Он опускет голову и кончикми пльцев свободной руки поглживет тыльную сторону лдони Уильям. Кк это нзывется в живописи? Переплетение рук: dextrarumiunctio.

— Помогите мне, Синтия. Помогите откзться от моих ндежд. Если нет для меня истинного счстья, мне лучше срзу отвергнуть и крткую рдость, и долгую печль.

— О любви ли вы говорите, Уильям?

— Но ведь вм в кчестве спутник жизни нужен художник?

— Вы. Мне нужны вы.

— Вы готовы стть женой мельник?

— Хлеб — основ жизни. Вы создете ее, Уильям. Ств вшей, я могл бы считть себя богтой.

Но это еще не все тйны, которые он должен поверить ей. Он собирется с духом. Он же избвляет его от бремени испытующего взгляд и ждет, см тем временем вслушивется в голос невидимых птиц, пытясь по пению определить певц. Вот щебетние зяблик; вот «д-нет, д-нет» — это поет пеночк. Где-то в стороне огород (вероятно, привлеченный возней Джем н грядкх) выводит трели один черный дрозд, другой, много ближе, издет пронзительно-предупредительное чирикнье. (Мир клыкст и безнрвственен: ндо всегд держться нстороже.) Длеко з всем этим гомоном он рзличет голос млиновок и жворонков; в тенистой ллее кукует кукушк, совсем длеко, з освещенными солнцем холмми, все кричит и кричит петух.

— Синтия, — нконец решется Уильям и звершет сплетение рук, зключив ее лдони между своими. — Я зверяю вс, что торгового договор между господином Деллером и мной не будет. Мои услуги предлгются свободно и не звисят ни от кких условий.

— Предложил вм мою руку з портрет, д?

— Именно тк, мдм.

Синтия поднимет голову, глядя н движущийся по небу покров облков. Ему очень хочется коснуться губми ее подбородк. Но он остется неподвижен.

— Отец, должно быть, очень устл. Пусть отдохнет еще немного. Мы пойдем к нему попозже.

Стрнно, но первым приходит звук дыхния. Он отчетливо слышит хриплый шум воздух, с трудом проходящего сквозь гортнь. Этот звук похож н хрп, только грубее, словно орехи перектывются в коробочке. Он должен бы нсторожить его, но он не испытывет ни боли, ни мрчных предчувствий. Со сдержнным любопытством он прислушивется к своему изношенному телу. И знет, что он не один в комнте. Нконец он открывет глз.

— Я знл, что это ты.

Он сидит в кресле, н ней длинное белое одеяние вестлки. Никких следов тягостной беременности. Он улыбется ему через всю комнту — не дотянуться, — спокойно сложив руки н коленях. В пльцх у нее — рспустившийся цветок.

— Очнк, — говорит он и чувствует, что тяжелый влжный холст его лиц нтягивется в улыбке. — В моих снх я чувствовл твое присутствие. Ты прекрсн, любовь моя.

Он молч смотрит н него, и в ее лице — отржение его рдости. Но вскоре ее улыбк нчинет блекнуть.

— Почему ты тк смотришь н меня? Что я сделл не тк?

— Знешь, что должен сделть, Нтниэль.

— Рзве?

Ее голос глубок и спокоен, точно вод в колодце.

— Д. Скжи это вслух.

— Но что, если он откжется?

— Скжи мне.

— Я должен блгосклонно принять от Уильям откз. И, несмотря н него, отдть ему руку ншей дочери. — Что окутывет сиянием ее лицо и одежду, дневной свет? Его дряхлое тело — кк потухющие угли, но вдруг в нем вспыхивет жр. — О нет, я не могу этого принять.

— Можешь.

— Не могу!

— Ты должен.

— Я утртил веру. С моей смертью твое лицо нвсегд покинет этот мир.

— Другие зймут его место, Нтниэль. Никто не может поствить монумент, что будет неподвлстен течению времени. Попытк увековечить жизнь н холсте нрушет его.

Избвления; он жждет, чтобы нстло избвление. Но дже этому желнию он не может отдться целиком, в то время кк в его рзуме остется эт прегрд.

— Что я оствляю после себя? Я продл тк много и достиг столь млого. Я много рз шел н отступничество, но что же достлось мне ценой тких побед? Что будущие поколения стнут говорить обо мне, о нс — о ншем времени?

— Они скжут: это были нши предшественники. Без кждого из прежних поколений не было бы и нс. Кждя связь через век связывет нс в конечном счете с Богом.

Он сидит, созерця его скорбь, юня святя — его собствення юность. Он вновь утртит ее. Вернется дневной свет, окутет его свном печли.

— Мои глз, — говорит он. — Жен моя, в моих глзх нет более влги.

— Д пребудет с тобой покой, Нтниэль. Зкрой глз и отдохни.

При этих словх все желния и нежелния оствляют его. Он уверен, что кивет ей в ответ. Веки его опускются, ресницы трепещут, и в последний зрячий миг сн он видит ее: в белом плтье, в кресле, в пльцх он держит рспустившийся цветок.

Он просыпется.

Мир омывет пение птиц.