Дочь болотного цря

Много скзок рсскзывют исты своим птенцм – все про болот д про трясины. Скзки, конечно, принорвливются к возрсту и понятиям птенцов. Млышм довольно скзть «крибле, крбле, плурремурре», – для них и это куд кк збвно; но птенцы пострше требуют от скзки кое-чего побольше, по крйней мере того, чтобы в ней упоминлось об их собственной семье. Одну из смых длинных и стрых скзок, известных у истов, знем и мы все. В ней рсскзывется о Моисее, которого мть пустил в корзинке по волнм Нил, дочь фрон ншл и воспитл. Впоследствии он стл великим человеком, но где похоронен – никому неизвестно. Тк оно, впрочем, сплошь д рядом бывет.

Другой скзки никто не знет, может быть, именно потому, что он родилсь у нс, здесь. Вот уже с тысячу лет, кк он переходит из уст в уст, от одной истихи-ммши к другой, и кждя истих рсскзывет ее все лучше и лучше, мы теперь рсскжем лучше их всех!

Первя пр истов, пустившя эту скзку в ход и см принимвшя учстие в описывемых в ней событиях, всегд проводил лето н дче в Днии, близ Дикого болот, в Венсюсселе, то есть в округе Иеринг, н севере Ютлндии – если уж говорить точно. Гнездо истов нходилось н крыше бревенчтого дом викинг. В той местности и до сих пор еще есть огромное болото; о нем можно дже прочесть в официльном описнии округ. Местность эт – говорится в нем – был некогд морским дном, но потом дно поднялось; теперь это несколько квдртных миль топких лугов, трясин и торфяных болот, поросших морошкой д жлким кустрником и деревцми. Нд всей местностью почти постоянно клубится густой тумн. Лет семь – десять тому нзд тут еще водились волки – Дикое болото вполне зслуживло свое прозвище! Предствьте же себе, что было тут тысячу лет тому нзд! Конечно, и в те времен многое выглядело тк же, кк и теперь: зеленый тростник с темно-лиловыми султнчикми был тким же высоким, кор н березкх тк же белел, мелкие их листочки тк же трепетли; что же до живности, встречвшейся здесь, тк мухи и тогд щеголяли в прозрчных плтьях того же фсон, любимыми цветми истов были, кк и теперь, белый с черным, чулки они носили ткие же крсные, только у людей в те времен моды были другие. Но кждый человек, кто бы он ни был, рб или охотник, мог провливться в трясину и тысячу лет тому нзд, тк же кк теперь: ведь стоит только ступить н зыбкую почву ногой – и конец, живо очутишься во влдениях болотного цря! Его можно было бы нзвть и трясинным црем, но болотный црь звучит кк-то лучше. К тому же и исты его тк величли. О првлении болотного цря мло что и кому известно, д оно и лучше, пожлуй.

Недлеко от болот, нд смым Лим-фиордом, возвышлся бревенчтый змок викинг, в три этж, с бшнями и кменными подвлми. Н крыше его свили себе гнездо исты. Аистих сидел н яйцх в полной уверенности, что сидит не нпрсно!

Рз вечером см ист где-то змешклся и вернулся в гнездо совсем взъерошенный и взволновнный.

– Что я рсскжу тебе! Один ужс! – скзл он истихе.

– Ах, перестнь, пожлуйст! – ответил он. – Не збывй, что я сижу н яйцх и могу испугться, это отрзится н них!

– Нет, ты послушй! Он тки явилсь сюд, дочк-то ншего египетского хозяин! Не побоялсь ткого путешествия! А теперь и поминй ее кк звли!

– Что? Принцесс, египетскя принцесс? Д они ведь из род фей! Ну, говори же! Ты знешь, кк вредно зствлять меня ждть, когд я сижу н яйцх!

– Видишь, он, знчит, поверил докторм, которые скзли, что болотный цветок исцелит ее больного отц, – помнишь, ты см рсскзывл мне? – и прилетел сюд, в одежде из перьев, вместе с двумя другими принцессми. Эти кждый год прилетют н север купться, чтобы помолодеть! Ну, прилететь-то он прилетел, д и тю-тю!

– Ах, кк ты тянешь! – скзл истих. – Ведь яйц могут остыть! Мне вредно тк волновться!

– Я видел все собственными глзми! – продолжл ист. – Сегодня вечером хожу это я в тростнике, где трясин пондежнее, смотрю – летят три лебедки. Но видн птиц по полету! Я сейчс же скзл себе: гляди в об, это не нстоящие лебедки, они только нрядились в перья! Ты ведь ткя же чуткя, мть! Тоже срзу видишь, в чем дело!

– Это верно! – скзл истих. – Ну, рсскзывй же про принцессу, мне уж ндоели твои перья!

– Посреди болот, ты знешь, есть что-то вроде небольшого озер. Приподымись чуточку, и ты отсюд увидишь крешек его! Тм-то, н поросшей тростником трясине, лежл большой ольховый пень. Лебедки уселись н него, зхлопли крыльями и огляделись кругом; потом одн из них сбросил с себя лебединные перья, и я узнл ншу египетскую принцессу. Плтья н ней никкого не было, но длинные черные волосы одели ее, кк плщом. Я слышл, кк он просил подруг присмотреть з ее перьями, пок он не вынырнет с цветком, который померещился ей под водою. Те пообещли, схвтили ее оперение в клювы и взвились с ним в воздух. «Эге! Куд же это они?» – подумл я. Должно быть, и он спросил их о том же. Ответ был яснее ясного. Они взвились в воздух и крикнули ей сверху: «Ныряй, ныряй! Не летть тебе больше лебедкой! Не видть родины! Сиди в болоте!» – и рсщипли перья в клочки! Пушинки тк и зпорхли в воздухе, словно снежинки, скверных принцесс и след простыл!

– Ккой ужс! – скзл истих. – Сил нет слушть!.. Ну, что же дльше-то?

– Принцесс принялсь плкть и убивться! Слезы тк и бежли ручьями н ольховый пень, и вдруг он зшевелился! Это был см болотный црь – тот, что живет в трясине. Я видел, кк пень повернулся, глядь – уж это не пень! Он протянул свои длинные, покрытые тиной ветви-руки к принцессе. Бедняжк перепуглсь, спрыгнул и пустилсь бежть по трясине. Д где! Мне не сделть по ней двух шгов, не то что ей! Он сейчс же провлилсь вниз, з ней и болотный црь. Он-то и втянул ее туд! Только пузыри пошли по воде, и – все! Теперь принцесс похоронен в болоте. Не вернуться ей с цветком н родину. Ах, ты бы не вынесл ткого зрелищ, женушк!

– Тебе бы и не следовло рсскзывть мне ткие истории! Ведь это может повлиять н яйц!.. А принцесс выпутется из беды! Ее-то уж выручт! Вот случись что-нибудь ткое со мной, с тобой или с кем-нибудь из нших, тогд бы – пиши пропло!

– Я все-тки буду нстороже! – скзл ист и тк и сделл.

Прошло много времени.

Вдруг в один прекрсный день ист увидел, что со дн болот тянется кверху длинный зеленый стебелек; потом н поверхности воды покзлся листочек; он рос, стновился все шире и шире. Зтем выглянул из воды бутон, и, когд ист пролетел нд болотом, он под лучми солнц рспустился, и ист увидел в чшечке цветк крошечную девочку, словно сейчс только вынутую из внночки. Девочк был тк похож н египетскую принцессу, что ист снчл подумл, будто это принцесс, которя опять стл мленькою, но, рссудив хорошенько, решил, что, вернее, это дочк египетской принцессы и болотного цря. Вот почему он и лежит в кувшинке.

«Нельзя же ей тут оствться! – подумл ист. – А в ншем гнезде нс и без того много! Постой, придумл! У жены викинг нет детей, он чсто говорил, что ей хочется иметь млютку... Меня все рвно обвиняют, что я приношу в дом ребятишек, тк вот я и взпрвду притщу эту девочку жене викинг, то-то обрдуется!»

И ист взял млютку, полетел к дому викинг, проткнул в оконном пузыре клювом отверстие, положил ребенк возле жены викинг, потом вернулся в гнездо и рсскзл обо всем жене. Птенцы тоже слушли – они уже подросли.

– Вот видишь, принцесс-то не умерл – прислл сюд свою дочку, я ее пристроил! – зкончил свой рсскз ист.

– А что я твердил тебе с первого же рз? – отвечл истих. – Теперь, пожлуй, подумй и о своих детях! Отлет-то ведь н носу! У меня дже под крыльями честься нчинет. Кукушки и соловьи уже улетели, перепелки поговривют, что скоро нчнет дуть попутный ветер. Птенцы нши постоят з себя н мневрх, уж я-то их зню!

И обрдовлсь же супруг викинг, нйдя утром у своей груди крошечную прелестную девочку! Он принялсь целовть и лскть млютку, но т стл кричть и отбивться ручонкми и ножонкми; лски, видимо, были ей не по вкусу. Нплквшись и нкричвшись, он нконец уснул, и тогд нельзя было не злюбовться прелестным ребенком! Жен викинг не помнил себя от рдости; н душе у нее стло тк легко и весело, – ей пришло н ум, что и супруг ее с дружиной явится ткже нежднно, кк млютк! И вот он поствил н ноги весь дом, чтобы успеть приготовиться к приему желнных гостей. По стенм рзвешли ковры собственной ее рботы и рботы ее служнок, зткнные изобржениями тогдшних богов Один, Тор и Фрейи. Рбы чистили стрые щиты и тоже укршли ими стены; по скмьям были рзложены мягкие подушки, н очг, нходившийся посреди глвного покоя, нвлили груду сухих поленьев, чтобы сейчс же можно было рзвести огонь. Под вечер жен викинг тк устл от всех этих хлопот, что уснул кк убитя.

Проснувшись рно утром, еще до восход солнц, он стршно перепуглсь: девочк ее исчезл! Он вскочил, зсветил лучину и осмотрелсь: в ногх постели лежл не млютк, большя отвртительня жб. Жен викинг в порыве отврщения схвтил тяжелый железный дверной болт и хотел убить жбу, но т устремил н нее ткой стрнный, скорбный взгляд, что он не решилсь ее удрить. Еще рз осмотрелсь он кругом; жб испустил тихий стон; тогд жен викинг отскочил от постели к отверстию, зменявшему окно, и рспхнул деревянную ствню. В эту минуту кк рз взошло солнце; лучи его упли н постель и н жбу... В то же мгновение широкий рот чудовищ сузился, стл мленьким, хорошеньким ротиком, все тело вытянулось и преобрзилось – перед женой викинг очутилсь ее крсвиц дочк, жбы же кк не бывло.

– Что это? – скзл жен викинг. – Не злой ли сон приснился мне? Ведь тут лежит мое собственное дитя, мой эльф! – и он прижл девочку к сердцу, осыпя поцелуями, но т куслсь и вырывлсь, кк дикий котенок.

Не в этот день и не н другой вернулся см викинг, хотя и был уже н пути домой. Здержл его встречный ветер, который теперь помогл истм, им ндо было лететь н юг. Д, ветер, попутный одному, может быть противным другому!

Прошло несколько дней, и жен викинг понял, что нд ребенком тяготели злые чры. Днем девочк был прелестн, кк эльф, но отличлсь злым, необузднным нрвом, ночью стновилсь отвртительною жбой, но с кротким и грустным взглядом. В девочке кк бы соединялись две нтуры: днем, ребенок, подкинутый жене викинг истом, нружностью был весь в мть, египетскую принцессу, хрктером в отц; ночью же, ноборот, внешностью был похож н последнего, в глзх светились душ и сердце мтери. Кто мог снять с ребенк злые чры? Жен викинг и горевл и боялсь, и все-тки привязывлсь к бедному созднию все больше и больше. Он решил ничего не говорить о колдовстве мужу: тот, по тогдшнему обычю, велел бы выбросить бедного ребенк н проезжую дорогу – пусть берет кто хочет. А жене викинг жль было девочку, и он хотел устроить тк, чтобы супруг ее видел ребенк только днем.

Однжды утром нд змком викинг рздлось шумное хлопнье крыльев, – н крыше отдыхли ночью, после дневных мневров, сотни пр истов, теперь все они взлетели н воздух, чтобы пуститься в дльний путь.

– Все мужья готовы! – прокричли они. – Жены с детьми тоже!

– Кк нм легко! – говорили молодые исты. – Тк и щекочет у нс внутри, будто нс нбили живыми лягушкми! Мы отпрвляемся з грницу! Вот счстье-то!

– Держитесь стей! – говорили им отцы и мтери. – Д не болтйте тк много – вредно для груди!

И все полетели.

В ту же минуту нд степью проктился звук рог: викинг с дружиной пристл к берегу. Они вернулись с богтою добычей от берегов Гллии, где, кк и в Бритнии, нрод в ужсе молился: «Боже, хрни нс от диких нормннов!»

Вот пошло веселье в змке викинг! В большой покой вктили целую бочку мед; зпылл костер, зкололи лошдей, готовился пир н весь мир. Глвный жрец окропил теплою лошдиною кровью всех рбов. Сухие дров зтрещли, дым столбом повлил к потолку, с блок сыплсь н пирующих мелкя сж, но к этому им было не привыкть стть. Гостей богто одрили; рздоры, вероломство – все было збыто; мед лился рекою; подвыпившие гости швыряли друг в друг обглоднными костями в знк хорошего рсположения дух. Скльд, нечто вроде ншего певц и музыкнт, но в то же время и воин, который см учствовл в походе и потому знл, о чем поет, пропел песню об одержнных ими в битвх слвных победх. Кждый стих сопровождлся припевом: «Имущество, родные, друзья, см человек – все минет, все умрет; не умирет одно слвное имя!» Тут все принимлись бить в щиты и стучть ножми или обглоднными костями по столу; стон стоял в воздухе. Жен викинг сидел н почетном месте, рзодетя, в шелковом плтье; н рукх ее крсовлись золотые зпястья, н шее – крупные янтри. Скльд не збывл прослвить и ее, воспел и сокровище, которое он только что подрил своему супругу. Последний был в восторге от прелестного ребенк; он видел девочку только днем во всей ее крсе. Дикость ее нрв тоже был ему по душе. Из нее выйдет, скзл он, смеля воительниц, которя сумеет постоять з себя. Он и глзом не моргнет, если опытня рук одним взмхом острого меч сбреет у нее в шутку густую бровь!

Бочк с медом опустел, вктили новую, – в те времен люди умели пить! Првд, и тогд уже был известн поговорк: «Скотин знет, когд ей пор оствить пстбище и вернуться домой, нерзумный человек не знет своей меры!» Знть-то кждый знл, но ведь знть – одно, применять знние к делу – другое. Знли все и другую поговорку: «И дорогой гость ндоест, если зсидится не в меру», и все-тки сидели себе д сидели: мясо д мед – слвные вещи! Веселье тк и кипело! Ночью рбы, рстянувшись н теплой золе, рскпывли жирную сжу и облизывли пльцы. То-то хорошее было времечко!

В этом же году викинг еще рз отпрвился в поход, хотя и нчлись уже осенние бури. Но он собирлся нгрянуть с дружиной н берег Бритнии, туд ведь было рукой подть: «Только через море мхнуть», – скзл он. Супруг его опять остлсь дом одн с млюткою, и скоро безобрзня жб с кроткими глзми, испусквшя ткие глубокие вздохи, стл ей почти милее дикой крсвицы, отвечвшей н лски црпинми и укусми.

Седой осенний тумн, «беззубый дед», кк его нзывют, все-тки обглдывющий листву, окутл лес и степь. Бесперые птички-снежинки густо зпорхли в воздухе; зим глядел во двор. Воробьи звлдели гнездми истов и судили д рядили о бывших влдельцх. А где же были сми влдельцы, где был нш ист со своей истхой и птенцми?

Аисты были в Египте, где в это время солнышко светило и грело, кк у нс летом. Тмринды и кции стояли все в цвету; н куполх хрмов сверкли полумесяцы; стройные минреты были облеплены истми, отдыхвшими после длинного перелет. Гнезд их лепились одно возле другого н величественных колоннх и полурзрушившихся ркх зброшенных хрмов. Финиковые пльмы высоко подымли свои верхушки, похожие н зонтики. Темными силуэтми рисовлись серовтые пирмиды в прозрчном голубом воздухе пустыни, где щеголяли быстротою своих ног струсы, лев посмтривл большими умными глзми н мрморного сфинкс, нполовину погребенного в песке. Нил снов вошел в берег, которые тк и кишели лягушкми, уж приятнее этого зрелищ для истов и быть не могло. Молодые исты дже глзм своим верить не хотели – уж больно хорошо было!

– Д, вот кк тут хорошо, и всегд тк бывет! – скзл истих, и у молодых истов дже в брюшке зщекотло.

– А больше мы уж ничего тут не увидим? – спршивли они. – Мы рзве не отпрвимся туд, вглубь, в смую глубь стрны?

– Тм нечего смотреть! – отвечл истих. – З этими блгословенными берегми – лишь дремучий лес, где деревья рстут чуть не друг н друге и опутны ползучими рстениями. Одни толстоногие слоны могут пролгть тм себе дорогу. Змеи же тм чересчур велики, ящерицы – прытки. Если же вздумете пробрться в пустыню, вм зсыплет глз песком, и это еще будет хорошо, то прямо попдете в песочный вихрь! Нет, здесь куд лучше! Тут и лягушек и срнчи вдоволь! Я остнусь тут, и вы со мною!

Они и остлись. Родители сидели в гнездх н стройных минретх, отдыхли, охоршивлись, рзглживли себе перья и обтирли клювы о крсные чулки. Покончив со своим тулетом, они вытягивли шеи, величественно рсклнивлись и гордо подымли голову с высоким лбом, покрытую тонкими глянцевитыми перьями; умные крие глз их тк и сверкли. Молоденькие брышни-истихи степенно прохживлись в сочном тростнике, поглядывли н молодых истов, знкомились и чуть не н кждом шгу глотли по лягушке, иногд збирли в клюв змейку и ходили д помхивли ею, – это очень к ним шло, думли они, уж вкусно-то кк было!.. Молодые исты зводили ссоры и рздоры, били друг друг крыльями, щипли клювми – дже до крови! Потом, глядишь, то тот, то другой из них стновился женихом, брышни одн з другою – невестми; все они для этого только ведь и жили. Молодые прочки принимлись вить себе гнезд, и тут опять не обходилось без ссор и дрк – в жрких стрнх все стновятся ткими горячими, – ну, вообще-то жизнь текл очень приятно, и стрики жили д рдовлись н молодых: молодежи все к лицу! Изо дня в день светило солнышко, в еде недосттк не было, – ешь не хочу, живи д рдуйся, вот и вся збот.

Но в роскошном дворце египетского хозяин, кк звли его исты, рдостного было мло.

Могущественный влдык лежл в огромном покое с рсписными стенми, похожими н лепестки тюльпн; руки, ноги его не слушлись, он высох, кк мумия. Родственники и слуги окружли его ложе. Мертвым его еще нзвть было нельзя, но и живым тоже. Ндежд н исцеление с помощью болотного цветк, з которым полетел н длекий север т, что любили его больше всех, был теперь потерян. Не дождться влдыке своей юной крсвицы дочери! «Он погибл!» – скзли две вернувшиеся н родину принцессы – лебедки. Они дже сочинили о гибели своей подруги целую историю.

– Мы все три летели по воздуху, кк вдруг зметил нс охотник и пустил стрелу. Он попл в ншу подружку, и бедня медленно, с прощльною лебединою песнью, опустилсь н воды лесного озер. Тм, н берегу, под душистой плкучей березой, мы и схоронили ее. Но мы отомстили з ее смерть: привязли к хвостм лсточек, живущих под крышей избушки охотник, пучки зжженной соломы, – избушк сгорел, с нею и см хозяин ее. Зрево пожр осветило противоположный берег озер, где росл плкучя березк, под которой покоилсь в земле нш подруг. Д, не видть ей больше родимой земли!

И обе зплкли. Аист, услышв их речи, зщелкл от гнев клювом.

– Ложь, обмн! – зкричл он. – Ох, тк бы и вонзил им в грудь свой клюв!

– Д и сломл бы его! – зметил истих. – Хорош бы ты был тогд! Думй-к лучше о себе смом д о своем семействе, все остльное побоку!

– Я все-тки хочу звтр усесться н крю открытого купол того покоя, где соберутся все ученые и мудрецы совещться о больном. Может быть, они и доберутся до истины!

Ученые и мудрецы собрлись и звели длинные рзговоры, из которых ист не понял ни слов; д не много толку вышло из них и для смого больного, не говоря уже о его дочери. Но послушть речи ученых нм все же не мешет, – мло ли что приходится слушть!

Вернее, впрочем, будет послушть и узнть кое-что из предыдушего, тогд мы поближе познкомимся со всею историей; во всяком случе, узнем из нее не меньше ист.

«Любовь – родончльниц жизни! Высшя любовь рождет и высшую жизнь! Лишь блгодря любви, может больной возродиться к жизни!» Вот что изрекли мудрецы, когд дело шло об исцелении больного влдыки; изречение было необыкновенно мудро и хорошо изложено – по уверению смих мудрецов.

– Мысль не дурн! – скзл тогд же ист истихе.

– А я что-то не возьму ее в толк! – ответил т. – И, уж конечно, это не моя вин, ее! А, впрочем, меня все это мло ксется; у меня есть о чем подумть и без того!

Потом ученые принялись толковть о рзличных видх любви: любовь влюбленных отличется ведь от любви, которую чувствуют друг к другу родители и дети, или от любви рстения к свету – нпример, солнечный луч целует тину, и из нее выходит росток. Речи их отличлись ткою глубиной и ученостью, что ист был не в силх дже следить з ними, не то чтобы перескзть их истихе. Он совсем приздумлся, прикрыл глз и простоял тк н одной ноге весь день. Ученость был ему не по плечу.

Зто ист отлично понял, что болезнь влдыки был для всей стрны и нрод большим несчстьем, исцеление его, нпротив, было бы огромным счстьем, – об этом толковл весь нрод, все – и бедные и богтые. «Но где же рстет целебный цветок?» – спршивли все друг у друг, рылись в ученых рукописях, стрлись прочесть о том по звездм, спршивли у всех четырех ветров – словом, добивлись нужных сведений всевозможными путями, но все нпрсно. Тут-то ученые мудрецы, кк скзно, и изрекли: «Любовь – родончльниц жизни; он же возродит к жизни и влдыку!» В этом был глубокий смысл, и хоть сми они его до конц не понимли, но все-тки повторили его еще рз и дже нписли вместо рецепт: «Любовь – родончльниц жизни!» Но кк же приготовить по этому рецепту лекрство? Д, вот тут-то все и стли в тупик. В конце концов все единоглсно решили, что помощи должно ожидть от молодой принцессы, тк горячо, тк искренно любившей отц. Зтем додумлись и до того, кк следовло поступить принцессе. И вот ровно год тому нзд, ночью, когд серп новорожденной луны уже скрылся, принцесс отпрвилсь в пустыню к мрморному сфинксу, отгребл песок от двери, что нходилсь в цоколе, и прошл по длинному коридору внутрь одной из больших пирмид, где покоилсь мумия древнего фрон, – принцесс должн был склониться головой н грудь умершего и ждть откровения.

Он исполнил все в точности, и ей было открыто во сне, что он должн лететь н север, в Днию, к глубокому болоту – место было обознчено точно – и сорвть тм лотос, который коснется ее груди, когд он нырнет в глубину. Цветок этот вернет жизнь ее отцу.

Вот почему принцесс и полетел в лебедином оперении н Дикое болото. Все это ист с истихой двно знли, теперь знем и мы получше, чем рньше. Знем мы ткже, что болотный црь увлек бедную принцессу н дно трясины и что дом ее уже считли погибшею нвеки. Но мудрейший из мудрецов скзл то же, что и истих: «Он выпутется из беды!» Ну, и решили ждть, – иного ведь ничего и не оствлось.

– Прво, я стщу лебединые оперения у этих мошенниц, – скзл ист. – Тогд небось не прилетят больше н болото д не выкинут еще ккой-нибудь штуки! Перья же их я припрячу тм н всякий случй!

– Где это тм? – спросил истих.

– В ншем гнезде, близ болот! – ответил ист. – Нши птенцы могут помочь мне перенести их; если же чересчур тяжело, то ведь по дороге нйдутся мест, где их можно припрятть до следующего перелет в Днию. Принцессе хвтило бы и одного оперения, но дв все-тки лучше: н севере не худо иметь в зпсе лишнюю одежду.

– Тебе и спсибо-то з все это не скжут! – зметил истих. – Но ты ведь глв семьи! Я имею голос, лишь когд сижу н яйцх!

Девочк, которую приютили в змке викинг близ Дикого болот, куд кждую весну прилетли исты, получил имя Хельги, но это имя было слишком нежным для нее. В прекрсном теле обитл жестокя душ. Месяцы шли з месяцми, годы з годми, исты ежегодно совершли те же перелеты: осенью к берегм Нил, весною к Дикому болоту, девочк все подрстл; не успели опомниться, кк он стл шестндцтилетнею крсвицей. Прекрсн был оболочк, но жестко смо ядро. Хельг поржл своею дикостью и необузднностью дже в те суровые, мрчные времен. Он тешилсь, купя руки в теплой, дымящейся крови только что зрезнной жертвенной лошди, перекусывл в порыве дикого нетерпения горло черному петуху, приготовленному в жертву богм, своему приемному отцу скзл однжды совершенно серьезно:

– Приди ночью твой врг, поднимись по веревке н крышу твоего дом, сними смую крышу нд твоим покоем, я бы не рзбудил тебя, если бы дже могл! Я бы не слышл ничего – тк звенит еще в моих ушх пощечин, которую ты дл мне много лет тому нзд! Я не збыл ее!

Но викинг не поверил, что он говорит серьезно; он, кк и все, был очровн ее крсотой и не знл ничего о двойственности ее души и внешней оболочки. Без седл сккл Хельг, словно приросшя, н диком коне, мчвшемся во весь опор, и не сосккивл н землю, дже если конь нчинл грызться с дикими лошдьми. Не рздевясь, брослсь он с обрыв в быстрый фиорд и плыл нвстречу лдье викинг, нпрвлявшейся к берегу. Из своих густых, чудных волос он вырезл смую длинную прядь и сплел из нее тетиву для лук.

– Все ндо делть смой! Лучше выйдет! – говорил он.

Годы и привычк зклили душу и волю жены викинг, и все же в срвнении с дочерью он был просто робкою, слбою женщиной. Но он-то знл, что виной всему были злые чры, тяготевшие нд ужсною девушкой. Хельг чсто доствлял себе злое удовольствие помучить мть: увидв, что т вышл н крыльцо или н двор, он сдилсь н смый крй колодц и сидел тм, болтя рукми и ногми, потом вдруг брослсь в узкую, глубокую яму, нырял с головой, опять выплывл, и опять нырял, точно лягушк, зтем с ловкостью кошки выкрбкивлсь нверх и являлсь в глвный покой змк вся мокря; потоки воды бежли с ее волос и плтья н пол, смывя и унося устилвшие его зеленые листья.

Одно только немного сдерживло Хельгу – нступление сумерек. Под вечер он утихл, словно здумывлсь, и дже слушлсь мтери, к которой влекло ее ккое-то инстинктивное чувство. Солнце зходило, и преврщение совершлось: Хельг стновилсь тихою, грустною жбою и, съежившись, сидел в уголке. Тело ее было куд больше, чем у обыкновенной жбы, и тем ужснее н вид. Он нпоминл уродливого тролля с головой жбы и плвтельною перепонкой между пльцми. В глзх светилсь кроткя грусть, из груди вылетли жлобные звуки, похожие н всхлипывние ребенк во сне. В это время жен викинг могл брть ее к себе н колени, и невольно збывл все ее уродство, глядя в эти печльные глз.

– Прво, я готов желть, чтобы ты всегд оствлсь моею немой дочкой-жбой! – нередко говорил он. – Ты куд стршнее, когд крсот возврщется к тебе, душ мрчнеет!

И он чертил руны, рзрушющие чры и исцеляющие недуги, и перебрсывл их через голову несчстной, но толку не было.

– Кто бы поверил, что он умещлсь когд-то в чшечке кувшинки! – скзл ист. – Теперь он совсем взросля, и лицом – вылитя мть, египетскя принцесс. А ту мы тк и не видли больше! Не удлось ей, видно, выпутться из беды, кк вы с мудрецом предскзывли. Я из год в год то и дело летю нд болотом вдоль и поперек, но он до сих пор не подл ни млейшего признк жизни! Д уж поверь мне! Все эти годы я ведь прилетл сюд рньше тебя, чтобы починить нше гнездо, попрвить кое-что, и целые ночи нпролет – словно я филин или летучя мышь – летл нд болотом, д все без толку! И дв лебединых оперения, что мы с тким трудом в три перелет перетщили сюд, не пригодились! Вот уж сколько лет они лежт без пользы в ншем гнезде. Случись пожр, згорись этот бревенчтый дом – от них не остнется и след!

– И от гнезд ншего тоже! – скзл истих. – Но о нем ты думешь меньше, чем об этих перьях д о болотной принцессе! Отпрвлялся бы уж и см к ней в трясину. Дурной ты отец семейств! Я говорил это еще в ту пору, когд в первый рз сидел н яйцх! Вот подожди, эт шльня девчонк еще угодит в кого-нибудь из нс стрелою! Он ведь см не знет, что делет! А мы-то здесь подольше живем, – хоть бы об этом вспомнил! И повинности нши мы уплчивем честно: перо, яйцо и одного птенц в год, кк положено! Думешь, мне придет теперь в голову слететь вниз, во двор, кк бывло в стрые годы или кк и нынче в Египте, где я держусь н дружеской ноге со всеми – нисколько не збывясь, впрочем, – и сую нос во все горшки и котлы? Нет, здесь я сижу в гнезде д злюсь н эту девчонку! И н тебя тоже! Оствил бы ее в кувшинке, пусть бы себе погибл!

– Ты горздо добрее в душе, чем н словх! – скзл ист. – Я тебя зню лучше, чем ты см!

И он подпрыгнул, тяжело взмхнул дв рз крыльями, вытянул ноги нзд, рспустил об крыл, точно прус, и полетел тк, нбиря высоту; потом опять сильно взмхнул крыльями и опять поплыл по воздуху. Солнце игрло н белых перьях, шея и голов вытянулись вперед... Вот это был полет!

– Он и до сих пор крсивее всех! – скзл истих. – Но ему-то я не скжу этого!

В эту осень викинг вернулся домой рно. Много добычи и пленных привез он с собой. В числе пленных был молодой христинский священник, один из тех, что отвергли богов древнего Север. В последнее время в змке викинг – и в глвном покое и н женской половине – то и дело слышлись рзговоры о новой вере, которя рспрострнилсь по всем стрнм Юг и, блгодря святому Ансгрию, проникл дже сюд, н Север. Дже Хельг уже слышл о боге, пожертвоввшем собою из любви к людям и рди их спсения. Он все эти рсскзы, кк говорится, в одно ухо впускл, в другое выпускл. Слово «любовь» нходило доступ в ее душу лишь в те минуты, когд он в обрзе жбы сидел, съежившись, в зпертой комнте. Но жен викинг чутко прислушивлсь к рсскзм и предниям, ходившим о сыне единого истинного бог, и они будили в ней новые чувств.

Воины, вернувшись домой, рсскзывли о великолепных хрмх, высеченных из дргоценного кмня и воздвигнутых в честь того, чьим зветом был любовь. Они привезли с собой и дв тяжелых золотых сосуд искусной рботы, из которых исходил ккой-то удивительный ромт.

Это были две кдильницы, которыми кдили христинские священники перед лтрями, никогд не окроплявшимися кровью. Н этих лтрях вино и хлеб преврщлись в кровь и тело Христовы, принесенные им в жертву рди спсения всех людей – дже не родившихся еще поколений.

Молодого священник связли по рукм и ногм веревкми из лык и посдили в глубокий, сложенный из кмней подвл змк. Кк он был прекрсен! «Словно см Бльдур!» <Бльдур – в скндинвской мифологии прекрсный бог свет> – скзл жен викинг, тронутя бедственным положением пленник, Хельге хотелось, чтобы ему продернули под коленкми толстые веревки и привязли к хвостм диких быков.

– Я бы выпустил н них собк: то-то бы трвля пошл! По лесм, по болотм, прямо в степь! Любо! А еще лучше – смой нестись з ними по пятм!

Но викинг готовил пленнику иную смерть: христинин, кк отрицтель и поноситель могучих богов, был обречен в жертву этим смым богм. Н жертвенном кмне, в священной роще, впервые должн был пролиться человеческя кровь.

Хельг выпросил позволения обрызгть кровью жертвы изобржения богов и нрод, отточил свой нож и потом с рзмху всдил его в бок пробегвшей мимо огромной свирепой дворовой собке.

– Для пробы! – скзл он, жен викинг сокрушенно поглядел н дикую, злую девушку. Ночью, когд крсот и безобрзие Хельги, по обыкновению, поменялись местми, мть обртилсь к ней со словми горячей укоризны, которые сми собою вырвлись из нболевшей души.

Безобрзня, похожя н тролля жб устремил н нее свои печльные крие глз и, кзлось, понимл кждое слово, кк рзумный человек.

– Никогд и никому, дже супругу моему, не проговорилсь я о том, что терплю из-з тебя! – говорил жен викинг. – И см не думл я, что тк жлею тебя! Велик, видно, любовь мтеринскя, но твоя душ не знет любви! Сердце твое похоже н холодную тину, из которой ты явилсь в мой дом!

Безобрзное создние здрожло, кк будто эти слов зтронули ккие-то невидимые нити, соединявшие тело с душой; н глзх жбы выступили крупные слезы.

– Нстнет время и твоего испытния! – продолжл жен викинг. – Но много горя придется тогд изведть и мне!.. Ах, лучше бы выбросили мы тебя н проезжую дорогу, когд ты был еще крошкой; пусть бы ночной холод усыпил тебя нвеки!

Тут жен викинг горько зплкл и ушл, полня гнев и печли, з знвеску из звериной шкуры, подвешенную к блке и зменявшую перегородку.

Жб, съежившись, сидел в углу одн; мертвя тишин прерывлсь лишь ее тяжелыми, подвленными вздохми; кзлось, в глубине сердц жбы с болью зрождлсь новя жизнь. Вдруг он сделл шг к дверям, прислушлсь, потом двинулсь дльше, схвтилсь своими беспомощными лпми з тяжелый дверной болт и тихонько выдвинул его из скобы. В горнице стоял зжженный ночник; жб взял его и вышл з двери; кзлось, чья-то могучя воля придвл ей силы. Вот он вынул железный болт из скобы, прокрлсь к спвшему пленнику и дотронулсь до него своею холодною, липкою лпой. Пленник проснулся, увидл безобрзное животное и здрожл, словно перед нвждением злого дух. Но жб перерезл ножом связыввшие его веревки и сделл ему знк следовть з нею.

Пленник сотворил молитву и крестное знмение – нвждение не исчезло; тогд он произнес:

– Блжен, кто рзумно относится к млым сим, – Господь спсет его в день несчстья!.. Но кто ты? Кк может скрывться под оболочкой животного сердце, полное милосердного сострдния?

Жб опять кивнул головой, провел пленник по уединенному проходу между спусквшимися с потолк до полу коврми в конюшню и укзл н одну из лошдей. Пленник вскочил н лошдь, но вслед з ним вскочил и жб и примостилсь впереди него, уцепившись з гриву лошди. Пленник понял ее нмерение и пустил лошдь вскчь по окольной дороге, которую никогд бы не ншел один.

Скоро он збыл безобрзие животного, понял, что это чудовище было орудием милости Божьей, и из уст его полились молитвы и священные пслмы. Жб здрожл – от молитв ли, или от утреннего предрссветного холодк? Что ощущл он – неизвестно, но вдруг приподнялсь н лошди, кк бы желя остновить ее и спрыгнуть н землю. Христинин силою удержл жбу и продолжл громко петь пслом, кк бы думя победить им злые чры. Лошдь понеслсь еще быстрее: небо злело, и вот первый луч солнц прорвл облко. В ту же минуту произошло преврщение: жб стл молодою крсвицей с демонски злою душой! Молодой христинин увидл, что держит в объятиях крсвицу девушку, испуглся, остновил лошдь и соскочил н землю, думя, что перед ним новое нвждение. Но и Хельг в один прыжок очутилсь н земле, короткое плтье едв доходило ей до колен; выхвтив из-з пояс нож, он бросилсь н остолбеневшего христинин.

– Постой! – крикнул он. – Постой, я проколю тебя ножом нсквозь. Ишь, побледнел, кк солом! Рб! Безбородый!

Между нею и пленником звязлсь борьб, но молодому христинину, кзлось, помогли невидимые силы. Он крепко стиснул руки девушки, стрый дуб, росший у дороги, помог ему одолеть ее окончтельно: Хельг зпутлсь ногми в узловтых, переплетющихся корнях дуб, вылезших из земли. Христинин крепко охвтил ее рукми и повлек к протеквшему тут же источнику. Окропив водою грудь и лицо девушки, он произнес зклинние против нечистого дух, сидевшего в ней, и осенил ее крестным знмением, но одно крещение водою не имеет нстоящей силы, если душ не омыт внутренним источником веры.

И все-тки во всех действиях и словх христинин, совершвшего тинство, был ккя-то особя, сверхчеловеческя сил, которя и покорил Хельгу. Он опустил руки и удивленными глзми, вся бледня от волнения, смотрел н молодого человек. Он кзлся ей могучим волшебником, посвященным в тйную нуку. Он ведь чертил нд ней тинственные знки, творил зклинния! Он не моргнул бы глзом перед знесенным нд ее головой блестящим топором или острым ножом, но когд он нчертил н ее челе и груди знк крест, он зкрыл глз, опустил голову н грудь и присмирел, кк приручення птичк.

Тогд он кротко зговорил с нею о подвиге любви, совершенном ею в эту ночь, когд он, в обрзе отвртительной жбы, явилсь освободить его от уз и вывести из мрк темницы к свету жизни. Но см он – говорил он – опутн еще более крепкими узми, и теперь его очередь освободить ее и вывести к свету жизни. Он повезет ее в Хедебю, к святому Ансгрию, и тм, в этом христинском городе, чры с нее будут сняты. Но он уже не смел везти ее н лошди перед собою, хотя он и покорилсь ему.

– Ты сядешь позди меня, не впереди! Твоя крсот облдет злой силой, и я боюсь ее! Но с помощью Христ побед все-тки будет н моей стороне.

Тут он преклонил колен и горячо помолился; безмолвный лес кк будто превртился в святой хрм: словно члены новой пствы, зпели птички; дикя мят струил ромт, кк бы желя зменить лдн. Громко прозвучли слов священного писния:

«Нрод, сидящий во тьме, увидел свет великий, и сидящим в стрне тени смертной воссиял свет!»

И он стл говорить девушке о духовной тоске, о стремлении к высшему всей природы, ретивый конь в это время стоял спокойно, пощипывя листики ежевики; сочные, спелые ягоды пдли в руку Хельги, кк бы предлгя ей утолить ими жжду.

И девушк покорно дл христинину усдить себя н круп лошди; Хельг был словно во сне. Христинин связл две ветви нподобие крест и высоко поднял его перед собою. Зтем они продолжли путь по лесу, который все густел и густел, дорожк стновилсь все уже и уже, где и вовсе пропдл. Терновые кусты прегрждли путь, точно опущенные шлгбумы; приходилось объезжть их. Источник превртился не в быстрый ручей, в стоячее болото; и его ндо было объехть. В лесной чще веяло отрдною, подкрепляющею и освежющею душу прохлдой, но не меньше подкрепляли и освежли душу кроткие, дышщие верою и любовью, речи христинин, воодушевленного желнием вывести зблудшую из мрк к свету жизни.

Говорят, дождевя кпля дробит твердый кмень, волны морские обтчивют и округляют оторвнные обломки скл – рос божьего милосердия, окропившя душу Хельги, ткже продолбил ее жесткую оболочку, сглдил шероховтости. Но см Хельг еще не отдвл себе отчет в том, что в ней совершется: ведь и едв выглянувший из земли росток, впивя блготворную влгу росы и поглощя теплые лучи солнц, тоже мло ведет о зложенном в нем семени жизни и будущем плоде.

И, кк песня мтери незметно зпдет в душу ребенк, ловящего одни отдельные слов, не понимя их смысл, который стнет ему ясным лишь с годми, тк зпдли в душу Хельги и животворные слов христинин.

Вот они выехли из лес в степь, потом опять углубились в дремучий лес и под вечер встретили рзбойников.

– Где ты подцепил ткую крсотку? – зкричли они, остновили лошдь и стщили всдник и всдницу; сил был н стороне рзбойников.

У христинин для зщиты был лишь нож, который он вырвл в борьбе у Хельги. Один из рзбойников змхнулся н него топором, но молодой человек успел отскочить в сторону, инче был бы убит н месте. Топор глубоко врезлся в шею лошди: кровь хлынул ручьем, и животное упло. Тут Хельг словно очнулсь от глубокой здумчивости и припл к издыхющей лошди. Христинин тотчс зслонил девушку собою, но один из рзбойников рздробил ему голову секирой. Кровь и мозг брызнули во все стороны, и молодой священник пл мертвым.

Рзбойники схвтили Хельгу з белые руки, но в эту минуту солнце зктилось, и он превртилсь в безобрзную жбу. Бледно-зеленый рот рстянулся до смых ушей, руки и ноги стли тонкими и липкими, кисти рук превртились в веерообрзные лпы с перепонкой между пльцми. Рзбойники в ужсе выпустили ее. Чудовище постояло перед ними с минуту, зтем высоко подпрыгнуло и скрылось в лесной чще. Рзбойники поняли, что это или Локе <Локе – в скндинвской мифологии бог огня, олицетворяющий собою коврство и хитрость> сыгрл с ними злую шутку, или перед ними совершилось стршное колдовство, и в ужсе убежли прочь.

Полный месяц осветил окрестность, и безобрзня жб выползл из кустов. Он остновилсь перед трупом христинин и коня и долго смотрел н них полными слез глзми; из груди ее вырвлось тихое квкнье, похожее н всхлипывние ребенк. Потом он нчл бросться то к тому, то к другому, черпл своею глубокою перепончтою горстью воду и брызгл н убитых. Но мертвых не воскресишь! Он понял это. Скоро нбегут дикие звери и рстерзют их тел! Нет, не бывть этому! Он выроет для них ткую глубокую могилу, ккую только сможет. Но у нее был только толстый обломок ветви, перепончтые лпы плохо рыли землю. В пылу рботы он рзорвл перепонку; из лп полилсь кровь. Тут он понял, что ей не спрвиться; он опять зчерпнул воды и обмыл лицо мертвого; зтем прикрыл тел свежими, зелеными листьями, н них нбросл больших ветвей, сверху еще листьев, н все это нвлил тяжелые кмни, ккие только в силх был поднять, все отверстия между ними зткнул мхом. Он ндеялсь, что под тким могильным кургном тел будут в безопсности. З этою тяжелою рботой прошл ночь; выглянуло солнышко, и Хельг опять превртилсь в крсвицу девушку, но руки ее были все в крови, по розовым девичьим щекм в первый рз в жизни струились слезы.

З минуту до преврщения обе ее нтуры словно слились в одну. Он здрожл всем телом и тревожно оглянулсь кругом, словно только пробудясь от стршного сн, зтем бросилсь к стройному буку, крепко уцепилсь з ветви, ищ точку опоры, и в один миг, кк кошк, вскрбклсь н вершину. Тм он крепко примостилсь н ветвях и сидел, кк пугливя белк, весь день одн-одинешеньк среди пустынного безмолвия лес. Пустынное безмолвие лес! Д, тут было и пустынно и безмолвно, только в воздухе кружились ббочки, не то игря, не то борясь между собою; мурвьиные кучки кишели крохотными нсекомыми; в воздухе плясли бесчисленные рои комров, носились тучи жужжщих мух, божьих коровок, стрекоз и других крылтых создньиц; дождевой червяк выползл из сырой почвы; кроты выбрсывли комья земли, – словом, тихо и пустынно здесь было лишь в том смысле, в кком принято говорить и понимть это. Никто из лесных обиттелей не обрщл н Хельгу внимния, кроме сорок, с криком летвших нд вершиной дерев, где он сидел. Они дже перепрыгивли с ветки н ветку, подбирясь поближе к ней, – ткие они смелые и любопытные! Но довольно было ей метнуть н них взгляд, и они рзлетлись; тк им и не удлось рзгдть это стрнное явление, д и см Хельг не могл рзгдть себя!

Перед зктом солнц предчувствие приближвшегося преврщения зствило Хельгу слезть с дерев; последний луч погс, и он опять сидел н земле в виде съежившейся жбы с рзорвнною перепонкою между пльцми. Но глз безобрзного животного сияли ткою крсотою, ккою вряд ли отличлись дже глз крсвицы Хельги. В этих кротких, нежных глзх светились глубоко чувствующя душ и человеческое сердце; ручьями лились из них слезы, облегчя переполненную горем душу.

Н кургне лежл еще крест – последняя рбот умершего христинин. Хельг взял его, и ей см собою пришл в голову мысль утвердить крест между кмнями нд кургном. При воспоминнии о погребенном под ним слезы зструились еще сильнее, и Хельг, повинуясь ккому-то внутреннему сердечному влечению, вздумл нчертить знки крест н земле вокруг всего кургн – вышл бы ткя крсивя огрд! Но едв он нчертил обеими лпми первый же крест, перепонк слетел с них, кк рзорвння перчтк. Он омыл их в воде источник и удивленно посмотрел н свои белые тонкие руки, невольно сделл ими тот же знк в воздухе между собою и могилою, губы ее здрожли, и с язык слетело имя, которое он столько рз во время пути слышл от умершего: «Господи Иисусе Христе»!

Мгновенно оболочк жбы слетел с Хельги, и он опять стл молодою крсвицей девушкой; но голов ее устло склонилсь н грудь, все тело просило отдых – он зснул.

Недолго, однко, спл он; в полночь он пробудилсь: перед нею стоял убитя лошдь, полня жизни, вся окруження сиянием; глз ее метли плмя; из глубокой рны н шее тоже лился свет. Рядом с лошдью стоял и убитый христинин, «прекрснее смого Бльдур» – скзл бы жен викинг. Он тоже был весь окружен сиянием.

Кроткие глз его смотрели испытующе-серьезно, кк глз прведного судии, проникющего взглядом в смые сокровенные уголки души. Хельг здрожл, пмять ее пробудилсь мгновенно, словно в день последнего суд. Все доброе, что выпло ей н долю, кждое лсковое слово, слышнное ею, – все мгновенно ожило в ее пмяти, и он понял, что в эти дни испытний ее, дитя живой души и мертвой тины, поддержл одн любовь. Он осознл, что повиновлсь при этом лишь голосу внутреннего нстроения, см для себя не сделл ничего. Все было ей дно, все он совершил не см собою, руководимя чьею-то высшею волею. Сознвя все свое ничтожество, полня стыд, смиренно преклонилсь он перед тем, кто читл в глубине ее сердц. В ту же минуту он почувствовл, кк зжглсь в ней, кк бы от удр молнии, светля, божествення искр, искр дух святого.

– Дочь тины! – скзл христинин. – Из тины, из земли ты взят, из земли же ты и восстнешь! Солнечный луч, что животворит твое тело, сознтельно стремится слиться со своим источником; но источник его не солнце, см Бог! Ни одн душ в мире не погибет; но медленно течет вся жизнь земня и есть лишь единый миг вечности. Я явился к тебе из обители мертвых; некогд и ты совершишь тот же путь через глубокие долины в горные светлые селения, где обитют Милость и Совершенство. Я поведу тебя теперь, но не в Хедебю для восприятия крещения, – ты должн снчл прорвть пелену, стелющуюся нд глубоким болотом, и освободить живой корень твоей жизни и колыбели, выполнить свое дело, прежде нежели удостоишься посвящения!

И, посдив ее н лошдь, он протянул ей золотую кдильницу, похожую н ту, что Хельг видел рньше в змке викинг; из кдильницы струился ромтный фимим. Рн н лбу убитого христинин сиял, точно дидем. Он взял крест, возвышвшийся нд кургном, и высоко поднял его перед собою; они понеслись по воздуху нд шумящим лесом, нд кургнми, под которыми были погребены герои, верхом н своих добрых конях. И могучие тени поднялись, выехли и остновились н вершинх кургнов; лунный свет игрл н золотых обручх, крсоввшихся н лбх героев; плщи их рзвевлись по ветру. Дркон, стрж сокровищ, поднял голову и смотрел воздушным путникм вслед. Крлики выглядывли н них из холмов, из борозд, проведенных плугом, мелькя голубыми, крсными и зелеными огонькми, – словно сотни искр перебегли по золе, оствшейся после сгоревшей бумги.

Они пролетли нд лесми, степями, озерми и трясинми, нпрвляясь к Дикому болоту. Долетев до него, они принялись реять нд ним: христинин высоко поднимл крест, блестевший, точно золотой, из уст его лились священные песнопения; Хельг вторил ему, кк дитя вторит песне мтери, и кдил при этом золотою кдильницей. Из кдильницы струился ткой сильный, чудодейственный фимим, что осок и тростник зцвели, со дн болот поднялись зеленые стебли, все, что только носило в себе зродыш жизни, пустило ростки и вышло н свет Божий. Н поверхности воды рскинулся роскошный цветочный ковер из кувшинок, н нем покоилсь в глубоком сне молодя женщин дивной крсоты. Хельг подумл, что видит в зеркле вод свое собственное отржение, но это был ее мть, супруг болотного цря, египетскя принцесс.

Христинин повелел спящей подняться н лошдь, и т опустилсь под новою тяжестью, точно свободно висящий в воздухе свн, но христинин осенил ее крестным знмением, и тень вновь окрепл. Все трое выехли н твердую почву.

Пропел петух во дворе змк викинг, и видения рссеялись в воздухе, кк тумн от дуновения ветр. Мть и дочь очутились лицом к лицу.

– Не себя ли я вижу в глубокой воде? – спросил мть.

– Не мое ли это отржение в водяном зеркле? – промолвил дочь.

Они приблизились друг к другу и крепко обнялись. Сердце мтери збилось сильнее, и он понял почему.

– Мое дитя, цветок моего сердц, мой лотос из глубины вод!

И он опять обнял дочь и зплкл; эти слезы были для Хельги новым крещением, возрождвшим ее к жизни и любви.

– Я прилетел н болото в лебедином оперении и здесь сбросил его с себя! – нчл свой рсскз мть. – Ступив н зыбкую почву, я погрузилсь в болотную тину, которя срзу же сомкнулсь нд моей головой. Скоро я почувствовл приток свежей воды, и ккя-то неведомя сил увлекл меня все глубже и глубже; веки мои отяжелели, и я зснул... Во сне мне грезилось, что я опять внутри египетской пирмиды, но передо мной – колеблющийся ольховый пень, который тк испугл меня н поверхности болот. Я рссмтривл трещины н его коре, и они вдруг зсветились и стли иероглифми – передо мной очутилсь мумия. Нружня оболочк ее вдруг рсплсь, и оттуд выступил древний црь, покоившийся тысячи лет, черный кк смоль, лоснящийся, кк лесня улитк или жирня, черня болотня грязь. Был ли передо мною см болотный црь, или мумия – я уж перестл понимть. Он обвил меня рукми, и мне покзлось, что я умирю. Очнулсь я, почувствовв н своей груди что-то теплое: н груди у меня сидел, трепещ крылышкми, птичк, щебетл и пел. Потом он взлетел с моей груди кверху, к черному, тяжелому своду, но длиння зеленя лент привязывл ее ко мне. Я понял ее тоскливое щебетнье: «Н волю, н волю, к отцу!» Мне вспомнился мой отец, злитя солнцем родин, вся моя жизнь, моя любовь... И я рзвязл узел, отпустил птичку н волю к отцу! С той минуты я уже не видел никких снов и спл непробудно, пок сейчс меня не вызвли со дн болот эти звуки и ромт!

Где же рзвевлсь, где был теперь зеленя лент, привязыввшя птичку к сердцу мтери? Видел ее лишь ист, лентой ведь был зеленый стебель, узлом – яркий цветок – колыбель млютки, которя теперь превртилсь в юную крсвицу девушку и опять покоилсь н груди у мтери.

А в то время, кк они стояли обнявшись н берегу болот, нд ними кружился ист. Он быстро слетл нзд, в гнездо, з спрятнными тм двным-двно оперениями и бросил их мтери с дочерью. Они сейчс же нкинули их н себя и поднялись н воздух в виде белых лебедок.

– Теперь поговорим! – скзл ист. – Теперь мы поймем друг друг, хотя клюв не у всех птиц скроен одинково!.. Хорошо, что вы явились кк рз сегодня ночью: днем нс бы уже не было тут. И я, и жен, и птенцы – все улетем поутру н юг! Я ведь стрый знкомый вш с нильских берегов! И жен моя тут же, со мною; сердце у нее добрее, чем язык! Он всегд говорил, что принцесс выпутется из беды! А я и птенцы нши перенесли сюд лебединые перья!.. Ну, очень рд! Ведь это просто счстье, что я еще здесь! Н зре мы улетем всей компнией! Мы полетим вперед, только не отствйте, и вы не собьетесь с дороги! Мы с птенцми будем, впрочем, присмтривть з вми.

– И я принесу с собой н родину лотос! – скзл египетскя принцесс. – Он летит рядом со мною в лебедином оперении! Цветок моего сердц со мною – вот кк это все рзрешилось! Домой теперь, домой!

Но Хельг скзл, что не может покинуть Днию, не повидвшись со своею приемною мтерью, доброю женою викинг. Хельг припомнил всю ее доброту, кждое ее лсковое слово, кждую слезу, пролитую ею из-з приемной дочери, и в эту минуту девушке кзлось дже, что он любит ту мть сильнее, чем эту.

– Д нм и ндо слетть в змок викинг! – ответил ист. – Тм ведь ждет нс жен с птенцми! Вот-то зворочют они глзми и зтрещт! Жен – т, пожлуй, не много скжет! Он вообще скуп н слов, выржется кртко и врзумительно, думет еще лучше! Сейчс я зтрещу, чтобы предупредить их о ншем приближении!

И он зтрещл, зщелкл клювом. Скоро они подлетели к змку викинг.

В змке все было погружено в глубокий сон. Збылсь сном и жен викинг, но только позднею ночью: стрх и беспокойство долго не двли ей уснуть. Прошло ведь уже три дня, кк Хельг исчезл вместе с пленным христинином; должно быть, это он помогл ему бежть: в конюшне недоствло именно ее лошди. Но кк могло все это случиться? И жене викинг невольно припомнились рсскзы о чудесх, которые творил см белый Христос и вероввшие в него. Все эти мысли, бродившие в ее голове няву, облеклись во сне в живые обрзы, и вот ей пригрезилось, что он по-прежнему сидит н постели, погруження в думы о Хельге; все кругом тонет в сплошном мрке, ндвигется буря. С обеих сторон – и со стороны Северного моря и со стороны Кттегт – слышится грозный шум прибоя. Чудовищня змея, обвивющя в глубине морской кольцом всю землю, бьется в судорогх. Приближется стршня ночь – Ргнрок, кк древние нзывли последнюю ночь, когд рухнет мир и погибнут смые боги. Вот слышится громкий звук рог и по рдуге выезжют верхом н конях боги, зковнные в светлые доспехи, выезжют н последнюю битву! Перед ними летят крылтые влькирии, змыкется поезд рядми умерших героев. Небо злито северным сиянием, но мрк победит. Приближется ужсный чс.

А рядом с испугнной женой викинг сидит н полу Хельг в обрзе жбы, дрожит от стрх и жмется к ней. Он берет жбу н колени и с любовью прижимет к себе, хоть он и безобрзн. Вот воздух здрожл от удров мечей и плиц, зсвистели стрелы – словно грд посыплся с неб. Нстл тот чс, когд земля и небо должны были рухнуть, звезды упсть с неб, и все погибнуть в плмени Суртур <Суртур – в скндинвской мифологии влдык тьмы>.

Но жен викинг знл, что после того возникнут новое небо и новя земля, и хлебня нив зволнуется тм, где прежде ктило свои волны по желтому песчному дну сердитое море. Он знл, что воцрится новый неведомый бог, и к нему вознесется кроткий, светлый Бльдур, освобожденный из црств теней. И вдруг он видит его перед собою! Он узнл его с первого взгляд – это был пленный христинин.

– Белый Христос! – воскликнул он и, произнося это имя, поцеловл в лоб свое безобрзное дитя-жбу. В ту же минуту оболочк с жбы спл, и перед ней очутилсь Хельг, прекрсня, кк всегд, но ткя кроткя и с тким сияющим любовью взглядом! Хельг поцеловл руки жены викинг, кк бы блгодря ее з все зботы и любовь, которыми он окружл свою приемную дочь в тяжелое время испытния, з все добрые мысли и чувств, которые он пробудил в ее душе, и з произнесенное ею сейчс имя белого Христ. Хельг повторил это имя и вдруг поднялсь н воздух в виде лебедя: белые крылья рспустились и зшумели, словно взлетл н воздух целя стя птиц.

Тут жен викинг проснулсь. Н дворе в смом деле слышлось хлопнье крыльев. Он знл, что нстл пор обычного отлет истов, и догдлсь, что это они шумели крыльями. Ей зхотелось еще рз взглянуть н них и попрощться с ними. Он встл, подошл к отверстию, зменяющему окно, рспхнул ствню и выглянул во двор. Н крыше пристройки сидели рядышком сотни истов, нд двором, нд высокими деревьями, летли стями другие; прямо же против окн, н крю колодц, где тк чсто сиживл, пугя свою приемную мть, крсвиц Хельг, сидели две лебедки, устремив свои умные глз н жену викинг. Он вспомнил свой сон, который произвел н нее ткое глубокое впечтление, что почти кзлся ей действительностью, вспомнил Хельгу в обрзе лебедя, вспомнил христинин, и сердце ее вдруг рдостно збилось.

Лебедки зхлопли крыльями и изогнули шеи, точно клнялись ей, он, кк бы в ответ н это, протянул к ним руки и здумчиво улыбнулсь им сквозь слезы.

Аисты, шумя крыльями и щелкя клювми, взвились в воздух, готовясь нпрвить свой полет к югу.

– Мы не стнем ждть этих лебедок! – скзл истих. – Коли хотят лететь с нми, пусть не мешкют! Не оствться же нм тут, пок не соберутся лететь кулики! А ведь лететь тк, кк мы, семьями, куд пристойнее, чем тк, кк летят зяблики или турухны: у тех мужья летят сми по себе, жены сми по себе! Просто неприлично! А у лебедей-то, у лебедей-то что з полет?!

– Всяк летит по-своему! – ответил ист. – Лебеди летят косою линией, журвли – треугольником, кулики – змеею!

– Пожлуйст, не нпоминй мне теперь о змеях! – зметил истих. – У птенцов может пробудиться ппетит, чем их тут нкормишь?

– Тк вот они, высокие горы, о которых я слышл! – скзл Хельг, летевшя в обрзе лебедки.

– Нет, это плывут под нми грозовые тучи! – возрзил мть.

– А что это з белые облк в вышине? – спросил дочь.

– Это вечно снежные вершины гор! – ответил мть, и они, перелетев Альпы, продолжли путь по нпрвлению к Средиземному морю.

– Африк! Египет! – ликовл дочь нильских берегов, звидев с высоты желтую волнистую береговую полосу своей родины.

Звидели берег и исты и ускорили полет.

– Вот уж зпхло нильскою тиной и влжными лягушкми! – скзл истих птенцм. – Ох, дже зщекотло внутри! Д, вот теперь сми попробуете, кковы они н вкус, увидите мрбу, ибисов и журвлей. Они все ншего же род, только длеко не ткие крсивые. А вжничют! Особенно ибисы – их избловли египтяне; они делют из ибисов мумии, нбивя их душистыми трвми. А по мне, лучше быть нбитой живыми лягушкми! Вот вы узнете, кк это приятно! Лучше при жизни быть сытым, чем после смерти попсть в музей! Тково мое мнение, оно смое верное!

– Вот и исты прилетели! – скзли обиттели дворц н нильском берегу. В открытом покое н мягком ложе, покрытом шкурой леопрд, лежл см црственный влдык, по-прежнему ни живой, ни мертвый, ожидя целебного лотос из глубокого северного болот. Родственники и слуги окружли ложе.

И вдруг в покой влетели две прекрсные лебедки, прилетевшие вместе с истми. Они сбросили с себя оперения, и все присутствоввшие увидли двух крсвиц, похожих друг н друг, кк две кпли воды. Они приблизились к бледному, увядшему стрцу и откинули нзд свои длинные волосы. Хельг склонилсь к деду, и в ту же минуту щеки его окрсились румянцем, глз зблистли, жизнь вернулсь в окоченевшее тело. Стрец встл помолодевшим, здоровым, бодрым! Дочь и внучк взяли его з руки, точно для утреннего приветствия после длинного тяжелого сн.

Что з рдость воцрилсь во дворце! В гнезде истов тоже рдовлись – глвным обрзом, впрочем, хорошему корму и обилию лягушек. Ученые впопыхх зписывли историю обеих принцесс и целебного цветк, принесшего с собою счстье и рдость всей стрне и всему црствующему дому, исты же рсскзывли ее своим птенцм, но, конечно, по-своему, и не прежде, чем все нелись досыт, – не то у них ншлось бы иное знятие!

– Теперь и тебе перепдет кое-что! – шепнул истих мужу. – Уж не без того!

– А что мне нужно? – скзл ист. – И что я ткое сделл? Ничего!

– Ты сделл побольше других! Без тебя и нших птенцов принцессм вовек не видть бы Египт и не исцелить стрик. Конечно, тебе перепдет з это! Тебя, нверно, удостоят степени доктор, и нши следующие птенцы уже родятся в этом звнии, их птенцы – тоже и тк длее! По мне, ты и теперь ни дть ни взять – египетский доктор!

А ученые и мудрецы продолжли рзвивть основную мысль, проходившую, кк они говорили, крсною нитью через все событие, и толковли ее н рзные лды. «Любовь – родончльниц жизни» – это был основня мысль, истолковывли ее тк: «Египетскя принцесс, кк солнечный луч, проникл во влдения болотного цря, и от их встречи произошел цветок...»

– Я не сумею кк следует передть их речей! – скзл подслушиввший эти рзговоры ист, когд ему пришлось перескзть их в гнезде. – Они говорили тк длинно и тк мудрено, что их сейчс же нгрдили чинми и подркми; дже лейб-повр получил орден – должно быть, з суп!

– А ты что получил? – спросил истих. – Не следовло бы им збывть смое глвное лицо, смое глвное лицо – это ты! Ученые-то только языком трепли! Но дойдет еще очередь и до тебя!

Позднею ночью, когд весь дворец, все его счстливые обиттели спли слдким сном, не спл во всем доме лишь одн живя душ. Это был не ист – он хоть и стоял возле гнезд н одной ноге, но спл н стрже, – не спл Хельг. Он вышл н террсу и смотрел н чистое, ясное небо, усеянное большими блестящими звездми, кзвшимися ей куд больше и ярче тех, что он привыкл видеть н севере. Но это были те же смые звезды! И Хельге вспомнились кроткие глз жены викинг и слезы, пролитые ею нд своею дочкой-жбой, которя теперь любовлсь великолепным звездным небом н берегу Нил, вдыхя чудный весенний воздух. Он думл о том, кк умел любить эт язычниц, ккими нежными зботми окружл он жлкое создние, скрыввшее в себе под человеческою оболочкой звериную нтуру, в звериной – внушвшее ткое отврщение, что противно было н него и взглянуть, не то что дотронуться! Хельг смотрел н сияющие звезды и вспомнил блеск, исходивший от чел убитого христинин, когд они летели вместе нд лесом и болотом. В ушх ее снов рздвлись те звуки и слов, которые он слышл от него тогд, когд сидел позди него н лошди: он говорил ей о великом источнике любви, высшей любви, обнимющей все поколения людские!..

Когд-то струсы слвились крсотой; крылья их были велики и сильны. Однжды вечером другие могучие лесные птицы скзли струсу: «Брт, звтр, бог дст, полетим к реке нпиться!» И струс ответил: «Зхочу и полечу!» Н зре птицы полетели. Все выше и выше взвивлись они, все ближе и ближе к солнцу, Божьему оку. Струс летел один, впереди всех, горделиво, стремясь к смому источнику свет и полгясь лишь н свои силы, не н подтеля их; он говорил не «Бог дст», «зхочу», и вот нгел возмездия сдернул с рскленного солнечного диск тонкую пелену – в ту же минуту крылья струс оплило, кк огнем, и он, бессильный, уничтоженный, упл н землю. Никогд больше он и весь его род не могли подняться с земли! Испугвшись чего-нибудь, они мечутся кк угорелые, описывя все один и тот же узкий круг, и служт нм, людям, живым нпоминнием и предостережением.

Хельг здумчиво опустил голову, посмотрел н струсов, мечущихся не то от ужс, не то от глупой рдости при виде своей собственной тени н белой, освещенной луной, стене, и душою ее овлдело серьезное нстроение. Д, ей выпл н долю богтя счстьем жизнь, что же ждет ее впереди? Еще высшее счстье – «дст Бог!»

Рнней весною, перед отлетом истов н север, Хельг взял к себе золотое кольцо, нчертил н нем свое имя и подозвл к себе своего знкомого ист. Когд тот приблизился, Хельг ндел ему кольцо н шею, прося отнести его жене викинг, – кольцо скжет ей, что приемня дочь ее жив, счстлив и помнит о ней.

«Тяжеленько это будет нести! – подумл ист. – Но золото и честь не выбросишь н дорогу! „Аист приносит счстье“, – скжут тм н севере!..»

– Ты несешь золото, не яйц! – скзл истих. – Но ты-то принесешь его только рз, я несу яйц кждый год! Блгодрности же не дождется ни один из нс! Вот что обидно!

– Довольно и собственного сознния, женушк! – скзл ист.

– Ну, его не повесишь себе н шею! – ответил истих. – Оно тебе ни корму, ни попутного ветр не дст!

И они улетели.

Мленький соловей, рспеввший в тмриндовой роще, тоже собирлся улететь н север; в былые времен Хельг чсто слышл его возле Дикого болот. И он дл поручение и соловью: с тех пор, кк он полетл в лебедином оперении, он могл объясняться н птичьем языке и чсто рзговривл и с истми и с лсточкми, которые понимли ее. Соловей тоже понял ее: он просил его поселиться н Ютлндском полуострове в буковом лесу, где возвышлся кургн из древесных ветвей и кмней, и уговорить других певчих птичек ухживть з могилой и, не умолкя, петь нд нею свои песни.

Соловей полетел стрелой, полетело стрелой и время!

Осенью орел, сидевший н вершине пирмиды, увидел приближвшийся богтый крвн; двиглись нгруженные сокровищми верблюды, грцевли н горячих рбских конях рзодетые и вооруженные всдники. Серебристо-белые кони с крсными рздувющимися ноздрями и густыми гривми, ниспдвшими до тонких стройных ног, горячились и фыркли. Знтные гости, в числе которых был и один рвийский принц, молодой и прекрсный, кким и подобет быть принцу, въехли во двор могучего влдыки, хозяин истов, гнездо которых стояло теперь пустым. Аисты нходились еще н севере, но скоро должны были вернуться.

Они вернулись в тот смый день, когд во дворце црил шумня рдость, кипело веселье – прздновли свдьбу. Невестой был рзодетя в шелк, сиявшя дргоценными укршениями Хельг; женихом – молодой рвийский принц. Они сидели рядом з свдебным столом, между мтерью и дедом.

Но Хельг не смотрел н смуглое мужественное лицо жених, обрмленное черною курчвою бородой, не смотрел и в его огненные черные глз, не отрыввшиеся от ее лиц. Он устремил взор н усеянный светлыми звездми небесный свод.

Вдруг в воздухе послышлись шум и хлопнье крыльев – вернулись исты. Стрые знкомые Хельги были тут же, и кк ни устли они об с пути, кк ни нуждлись в отдыхе, сейчс же спустились н перил террсы, зня, что з прздник идет во дворце. Знли они ткже – эт весть долетел до них, едв они приблизились к грницм стрны, – что Хельг велел нрисовть их изобржение н стене дворц: исты были ведь тесно связны с историей ее собственной жизни.

– Очень мило! – скзл ист.

– Очень и очень мило! – объявил истих. – Меньшего уж нельзя было и ожидть!

Увидв истов, Хельг встл и вышл к ним н террсу поглдить их по спине. Стрый ист нклонил голову, молодые смотрели из гнезд и чувствовли себя польщенными.

Хельг опять поднял взор к небу и зсмотрелсь н блестящие звезды, сверквшие все ярче и ярче. Вдруг он увидел, что между ними и ею витет прозрчный, светлый, светлее смого воздух обрз. Вот он приблизился к Хельге, и он узнл убитого христинин. И он явился к ней в этот торжественный день, явился из небесных чертогов!

– Небесный блеск и крсот превосходят все, что может предствить себе смертный! – скзл он.

И Хельг стл просит его тк кротко, тк неотступно, кк никогд еще никого и ни о чем не просил, взять ее туд, в небесную обитель, хоть н одну минуту, позволить ей бросить хоть один-единственный взгляд н небесное великолепие!

И он вознесся с нею в обитель блеск, свет и грмонии. Дивные звуки и мысли не только звучли и светились вокруг Хельги в воздухе, но и внутри ее, в глубине ее души. Словми не передть, не рсскзть того, что он чувствовл!

– Пор вернуться! Тебя ищут! – скзл он.

– Еще минутку! – молил он. – Еще один миг!

– Пор вернуться! Все гости уже рзошлись!

– Еще одно мгновение! Последнее...

И вот Хельг опять очутилсь н террсе, но... все огни и в сду и в дворцовых покоях были уже потушены, истов не было, гостей и жених – тоже; все словно ветер рзвеял з эти три кртких мгновения.

Хельгу охвтил стрх, и он прошл через огромную, пустынную злу в следующую. Тм спли чужеземные воины! Он отворил боковую дверь, которя вел в ее собственный покой, и вдруг очутилсь в сду, – все стло тут по-другому! Крй неб лел, знимлсь зря.

В три минуты, проведенные ею н небе, протекл целя земня ночь!

Тут Хельг увидел истов, подозвл их к себе, зговорил с ними н их языке, и ист, подняв голову, прислушлся и приблизился к ней.

– Ты говоришь по-ншему! – скзл он. – Что тебе ндо? Откуд ты, незнкомк?

– Д ведь это же я, Хельг! Ты не узнешь меня? Три минуты тому нзд я рзговривл с тобой тут, н террсе!

– Ты ошибешься! – ответил ист. – Ты, верно, видел все это во сне!

– Нет, нет! – скзл он и стл нпоминть ему о змке викинг, о Диком болоте, о полете сюд...

Аист зморгл глзми и скзл:

– А, это стриння история! Я слышл ее еще от моей пр-пр-прббушки! Тут, в Египте, првд, был ткя принцесс из Днии, но он исчезл в смый день своей свдьбы много-много лет тому нзд! Ты см можешь прочесть об этом н пмятнике, что стоит в сду! Тм высечены лебедки и исты, н вершине пмятник стоишь ты см, извяння из белого мрмор!

Тк оно и было. Хельг увидел пмятник, понял все и пл н колени.

Взошло солнце, и кк прежде с появлением его спдл с Хельги безобрзня оболочк жбы и из нее выходил молодя крсвиц, тк теперь из бренной телесной оболочки, очищенной крещением свет, вознесся к небу прекрсный обрз, чище, прозрчнее воздух; солнечный луч вернулся к отцу!

А тело рсплось в прх; н том месте, где стоял коленопреклонення Хельг, лежл теперь увядший лотос.

– Новый конец истории! – скзл ист. – И совсем неожиднный! Но ничего, мне он нрвится!

– А что-то скжут о нем детки? – зметил истих.

– Д, это, конечно, вжнее всего! – скзл ист.