Гзднов Гйто

Черные лебеди

Гйто Гзднов

Черные лебеди

Двдцть шестого вгуст прошлого год я рскрыл утром гзету и прочел, что в Булонском лесу, недлеко от большого озер, был нйден труп русского, Пвлов. В бумжнике его было полторст фрнков; тм же лежл зписк, дресовння его брту:

"Милый Федя, жизнь здесь тяжел и неинтересн. Желю тебе всего хорошего. Мтери я нписл, что уехл в Австрлию".

Я очень хорошо знл Пвлов и знл, что именно двдцть пятого вгуст он зстрелится: этот человек никогд не лгл и не хвстлся.

Числ десятого того же месяц я пришел к нему з деньгми: мне нужно было взять в долг полторст фрнков.

- Когд вы сможете их вернуть?

- Числ двдцтого, двдцть пятого.

- Двдцть четвертого.

- Хорошо. Почему именно двдцть четвертого?

- Потому, что двдцть пятого будет поздно. Двдцть пятого вгуст я зстрелюсь.

- У вс неприятности? - спросил я.

Я не был бы тк лконичен, если бы не знл, что Пвлов никогд не меняет своих решений и что отговривть его - знчит попусту терять время.

- Нет, особенных неприятностей нет. Но живу я, кк вы знете, довольно скверно, в будущем никких изменений не предвижу и нхожу, что все это очень неинтересно. Дльнейшего смысл тк же продолжть есть и рботть, кк сейчс, я не вижу.

- Но у вс есть родные...

- Родные? - скзл он. - Д, есть. Они особенно не огорчтся; то есть им, конечно, некоторое время будет неприятно, но, в сущности, никто из них во мне не нуждется.

- Ну, хорошо, - скзл я, - я все-тки думю, что вы не првы. Мы еще поговорим об этом, если вы хотите, конечно, вполне объективно. Вы вечерми дом?

- Д, кк всегд. Приходите. Впрочем, мне кжется, я зню, что вы мне скжете.

- Это мы увидим.

- Хорошо, до свиднья, - скзл он, открывя мне дверь и улыбясь своей обыкновенной, обидной и холодной улыбкой.

После этого рзговор я уже твердо знл, что Пвлов зстрелится: я был тк же в этом уверен, кк в том, что, выйдя от Пвлов, пошел по тротуру. Однко, если бы о решении Пвлов мне скзл кто-нибудь другой, я счел бы это невероятным. Я вспомнил тут же, что уже год дв тому нзд один из нших общих знкомых говорил мне:

- Вот увидите, он плохо кончит. У него не остлось ничего святого. Он бросится под втобус или под поезд. Вот увидите...

- Друг мой, вы фнтзируете, - ответил я.

Из всех, кого я знл, Пвлов был смым удивительным человеком во многих отношениях; и, конечно, смым выносливым физически. Его тело не знло утомления; после одинндцти чсов рботы он шел гулять и, кзлось, никогд не чувствовл устлости. Он мог питться одним хлебом целые месяцы и не ощущть от этого ни недомогний, ни неудобств. Рботть он умел, кк никто другой, и тк же умел экономить деньги. Он мог жить несколько суток без сн; вообще же он спл пять чсов. Однжды я встретил его н улице в половине четвертого утр; он шел по бульвру неторопливой походкой, зложив руки в крмны своего легкого плщ, - был зим; но он, кжется, и к холоду был нечувствителен. Я знл, что он рботет н фбрике и что до первого фбричного гудк остется всего четыре чс.

- Поздно вы гуляете, - скзл я, - ведь вм скоро н рботу.

- У меня еще четыре чс времени. Что вы думете о Сен-Симоне? Он, по-моему, был интересный человек.

- Почему вдруг Сен-Симон?

- А я сдю политическую историю Фрнции, - скзл он, - и тм, кк вм известно, фигурирует Сен-Симон. Я знимлся с вечер до сих пор, теперь решил пройтись.

- А вы сегодня не рботете?

- Нет, почему же, рботю. Спокойной ночи.

- Спокойной ночи.

И он продолжл тк же медленно шгть по бульвру. Но физические его кчеств кзлись несущественными и невжными по срвнению с его душевной силой, пропдвшей совершенно впустую. Он см не мог бы, пожлуй, определить, кк он мог бы использовть свои необыкновенные днные; они оствлись без приложения. Он мог бы, я думю, быть незменимым кпитном корбля, но при непременном условии, чтобы с корблем постоянно происходили ктстрофы; он мог бы быть прекрсным путешественником через город, подвергющийся землетрясению, или через стрну, охвченную эпидемией чумы, или через горящий лес. Но ничего этого не было - ни чумы, ни лес, ни корбля; и Пвлов жил в дрянной прижской гостинице и рботл, кк все другие. Я подумл однжды, что, может быть, его же собствення сил, исквшя выход или приложения, побудил его к смоубийству; он взорвлся кк зкупоренный сосуд от стршного внутренней) двления. Но всякий рз, пытясь понять причины его добровольной смерти, я вынужден был откзться от этого, тк кк к Пвлову не подходил ни один из тех принципов, которые определяют поведение человек в смых рзнообрзных случях; и в результте Пвлов неизменно окзывлся вне всей системы рссуждений и предположений; он был в стороне, он ни н кого не походил.

У него был особення улыбк, от которой внчле стновилось неприятно: это был улыбк превосходств, причем чувствовлось - это ощущли почти все, дже смые тупые люди, - что у Пвлов есть ккое-то прво тк улыбться.

Он никогд не говорил непрвды; это было совершенно удивительно. Он, кроме того, никому не льстил и, действительно, говорил кждому, что он о нем думл; и это всегд бывло тяжело и неловко, и ниболее нходчивые люди стрлись обртить это в шутку и смеялись; и он смеялся вместе с ними своим особенным, холодным смехом. И только один рз з все время моего долгого знкомств с ним я услышл в его голосе мгновенную мягкость, к которой считл его неспособным. Мы говорили о воровстве.

- А, это любопытня вещь, - скзл он. - Вы знете, я рньше был вором; но потом решил, что не стоит, и перестл воровть и теперь уж больше ничего не укрду.

- Вы были вором? - удивился я.

- Что же тут стрнного? Большинство людей воры. Если они не крдут, то из боязни или по случйности. Но в душе почти кждый человек вор.

- Мне это очень чсто приходилось слышть; я, пожлуй, готов соглситься, что это одно из ниболее рспрострненных зблуждений. Я не думю, чтобы кждый человек был вор.

- А я думю. У меня н воров особенное чутье. Я вижу срзу, может человек укрсть или нет.

- Я, нпример?

- Можете, - скзл он. - Сто фрнков вы не укрдете. Но из-з женщины можете укрсть и если будет соблзн больших денег - тоже.

- А Лев? - спросил я. Я учился с Пвловым уже з грницей; у нс было много общих товрищей - одним из них был Лев - веселый, беспечный и в общем неплохой человек.

- Укрдет.

- А Всильев?

Это был один из лучших учеников - угрюмый и болезненно добросовестный человек, неряшливо одетый, очень усердный и скучный.

- Тоже, - не колеблясь скзл Пвлов.

- Кк? Но он добродетелен, трудолюбив и кждый день молится Богу.

- Он, глвное, трус, все остльное, что вы скзли, - невжно. Но он вор - и мелкий вор при этом.

- А Сереж?

Сереж был нш товрищ, лентяй, мечттель и дилетнт - но очень способный; он любил чсми лежть н трве, думя о несбыточных вещх, мечтя о Приже - мы жили тогд в Турции, - о море и еще Бог знет о чем; и все нстоящее, что окружло его, было ему чуждо и безрзлично. Однжды, нкнуне одного из вжных экзменов, я проснулся ночью и увидел, что Сереж не спит и курит.

- Ты что, - спросил я, - волнуешься?

- Д, немного, - скзл он неуверенно. - Это пустяки. - Нет, не совсем. - Ты боишься провлиться? - Д ты о чем? - скзл он с удивлением. - Об экзмене, конечно. - Ах нет, это неинтересно. Я совсем о другом думю. - О чем же именно? - Я думю: провя яхт стоит очень дорого, прусную не стоит делть. А н провую у меня не будет денег, - скзл он с убеждением; ему не н что было купить ппирос. Он курил - и бросил окурок; было темно, и мне покзлось, что окурок упл н одеяло. - Сереж, - скзл я через минуту, - у меня ткое впечтление, что твой окурок упл н одеяло. - Ну что же? - ответил он, - дй ему рзгореться, тогд будет видно. Но чще они потухют: тбк сырой. - И он зснул и, нверное, видел во сне яхту.

- А Сереж? - повторил я.

И лицо Пвлов в первый рз приняло непривычное для него, мягкое выржение, и он улыбнулся совсем инче, чем всегд, - удивительной и открытой улыбкой.

- Нет, Сереж никогд не укрдет, - скзл он. - Никогд.

Я был одним из немногих его собеседников; меня влекло к нему постоянное любопытство; и, рзговривя с ним, я збывл о необходимости - которую обычно не перествл чувствовть - кким-нибудь особенным обрзом проявить себя - скзть что-либо, что я нходил удчным, или выскзть ккое-нибудь мнение, не похожее н другие; я збывл об этой отвртительной своей привычке, и меня интересовло только то, что говорил Пвлов. Это был, пожлуй, первый случй в моей жизни, в которой мой интерес к человеку не диктовлся корыстными побуждениями - то есть желнием кк-то определить себя в еще одной комбинции условий. Я не мог бы скзть, что любил Пвлов, он был мне слишком чужд - д и он никого не любил и меня тк же, кк остльных. Мы об знли это очень хорошо. Я знл, кроме того, что у Пвлов не было бы сожления ко мне, если бы мне пришлось плохо; и убедись я, что возможность ткого сожления существует, я тотчс же откзлся бы от нее.

Я помнил, кк однжды Пвлов рсскзывл мне о знкомом, который попросил у него денег, дв честное слово, что вернет их звтр, - и не приходил две недели; зтем явился к нему ночью и со слезми просил прощения - и еще хотя бы пять фрнков, тк кк ему нечего есть.

- Что же вы сделли? - спросил я.

- Я дл ему денег. Я другому человеку не дл бы; но ведь он не человек, я ему скзл это. Но он промолчл и ждл, покуд я достну деньги из крмн.

Он улыбнулся и прибвил:

- Я дл ему, между прочим, десять фрнков.

У него не было душевной жлости, был жлость логическя; мне кжется, это объяснялось тем, что см он никогд не нуждлся в чьем бы то ни было сочувствии. Его не любили товрищи; и только уж очень простодушные люди были с ним хороши: они его не понимли и считли немного чудковтым, но, впрочем, отличным человеком. Может быть, это было в известном смысле верно; но только не в том, в кком они думли. Во всяком случе, Пвлов был довольно щедр; и деньги, которые он зрбтывл, проводя десять-одинндцть чсов н фбрике, он тртил легко и просто. Он довольно много денег рздвл, у него было множество должников; и нередко он помогл незнкомым людям, подходившим к нему н улице. Кк-то, когд мы с ним проходили по пустынному бульвру Арго - было темно и довольно поздно и холодно, во всех домх были нглухо зкрыты ствни, деревья без листьев еще особенно, кк мне кзлось, усиливли впечтление пустынности и холод, - к нм подошел обтрепнный, коренстый мужчин и хрипло скзл, что он только вчер вышел из госпитля, что он рбочий, что он остлся н улице зимой; не можем ли мы ему чем-нибудь помочь? - Voila mes papiers {Вот мои документы (фр.).}, скзл он, зня, что н них не посмотрят. Пвлов взял бумги, подошел к фонрю и покзл мне их; тм не было никкого упоминния о госпитле.

- Вы видите, кк он лжет, - скзл он по-русски.

И, обртившись к бродяге, он зсмеялся и дл ему пятифрнковый билет.

В другой рз мы встретили русского хромого, который тоже просил денег. Я его уже знл. Когд я однжды - это было вскоре после моего приезд в Приж - вышел в летний день из библиотеки и проходил по улице, читя, я вдруг почувствовл, кк кто-то просунул мне нд книгой сухую, холодную руку, - и, подняв глз, я увидел перед собой человек в приличном сером костюме и хорошей шляпе, хромого. Небрежным движением приподняв шляпу, он скзл с необыкновенной быстротой:

- Вы русский? Очень рд познкомиться, блгодря моей инвлидности, н которую вы можете обртить внимние, и будучи лишен возможности, подобно другим, зрбтывть деньги тяжелым эмигрнтским трудом в изгннии, я вынужден к вм обртиться в кчестве бывшего боевого офицер добровольческой рмии и студент последнего курс историко-филологического фкультет Московского имперторского университет, кк бывший гуср и политический непримиримый врг коммунистического првительств с просьбой уделить мне одну минуту вшего внимния и, войдя в мое положение, окзть мне посильную поддержку.

Он произнес все это, не остновившись, и я бы никогд не зпомнил его длинного и бестолкового обрщения, тем более что я половины не понял, - если бы впоследствии мне не пришлось слышть это еще несколько рз - и почти без изменений; только иногд он окзывлся студентом не Московского, Кзнского или Хрьковского университет и не гусром, улном или ртиллеристом или лейтеннтом черноморского флот. Это был стрнный человек; я видел его случйно, вечером, в сдике возле церкви Сен-Жермен де Пре - он сидел рядом с пожилой и грустной женщиной, согнувшись и опустив голову, и у него был ткой несчстный вид, что мне стло жль его. Но через три дня в кфе н площди Одэон этот же человек курил сигру, пил ккую-то лиловую жидкость в особенно длинном сткне и обнимл првой рукой рскршенную проститутку.

В тот день, когд он впервые подошел ко мне, у меня было всего шесть фрнков, и я скзл ему:

- К сожлению, я не могу вм помочь, у меня нет денег. Я могу вм дть фрнк дв; больше мне было бы трудно.

- Три пятьдесят, пожлуйст, - скзл он. Я удивился:

- Почему именно три пятьдесят?

- А потому, молодой человек, - ответил он почти нствительно, - что три пятьдесят - это цен обед в русской обжорке. - И, приняв опять свой блгородный вид, он прибвил: - Блгодрю вс, коллег. - И ушел, прихрмывя и опирясь н свою трость.

И вот именно он обртился к Пвлову и ко мне.

- Вы русские? Очень рд познкомиться, блгодря моей инвлидности...

- Я уже это зню, - скзл Пвлов. - Мне известно, что вы учились в Московском и Кзнском университете, были гусром, улном, ртиллеристом и моряком. Не плвли ли вы н подводной лодке, между прочим, и не были ли в духовной кдемии?

- Вы его не знете? - спросил он меня. - Я ему двл деньги уже пять рз.

- Зню, - скзл я. - Я думю, что нсчет историко-филологического фкультет это он увлекется. Но вообще он несчстный человек.

- Следующий рз вы обртитесь к другим, - проговорил Пвлов. - В общей сложности я зплтил вм пятьдесят фрнков: я считю, что тких денег вы не стоите. Не думйте, что я вм это говорю, пользуясь вшим плохим положением: если бы н вшем месте был ккой-нибудь рхиерей, я бы скзл ему то же смое. Вот вм деньги.

Пвлов жил в очень мленькой комнте одного из дешевых отелей Монпрнс. Он покрсил см ее стены, прибил полки, поствил книги, купил себе керосинку; и когд у него нбирлсь известня сумм денег, позволявшя ему некоторое время не рботть, он проводил в этой комнте целые месяцы, один с утр до вечер, выходя н улицу, только чтобы купить хлеб, или колбсы, или чю.

- Чем вы все время зниметесь? - спросил я его в один из тких периодов.

- Я думю, - ответил он.

Я не придл тогд знчения его словм; но позже я узнл, что Пвлов, этот непоколебимый и непогрешимый человек, был в сущности мечттелем. Это кзлось чрезвычйно стрнным и менее всего н него похожим - и, однко, это было тк. Я полгю, что, кроме меня, никто об этом не подозревл, потому что никто не пытлся рсспршивть Пвлов, о чем он думет, никому не приходило в голову, тем более что см Пвлов был н редкость нелюбопытен; он делл опыты только нд собой.

Он прожил в Приже четыре год, рботя с утр до вечер, почти ничего не читя и ничем особенно не интересуясь. Потом вдруг он решил получить высшее обрзовние. Это произошло потому, что кто-то в рзговоре с ним подчеркнул, что кончил университет.

- Что же, университет это не Бог весть что, - скзл Пвлов.

- Вы, однко, его не кончили.

- Д, но это случйно. Впрочем, вы мне подли мысль: я кончу университет.

И он стл учиться: поступил н философское отделение историко-филологического фкультет и знимлся вечерми после рботы - что было бы всякому другому почти не под силу. См Пвлов хорошо это знл. Он говорил мне:

- Вот пишут о кких-то русских, которые ночью рботют н вокзле, днем учтся. Ткие вещи нпоминют мне описния военных корреспондентов; я помню, читл в гзете о приготовлениях к бою, и было скзно, что "пушки грозно стояли хоботми к неприятелю". Для всякого военного, дже не ртиллерист, ясно, что этот корреспондент в пушкх ничего не понимл и вряд ли их видел. Тк и здесь: скжут ккому-нибудь репортеру, он и сообщет дескть, ночью рботют, днем учтся. А пошлите вы ткого репортер н ночную рботу, тк он дже своей хроники не сможет нписть, не то что знимться серьезными вещми.

Он здумлся; потом улыбнулся, кк всегд:

- Приятно все-тки, что н свете много дурков.

- Почему это вм доствляет удовольствие?

- Не зню. Есть утешение в том, что кк вы ни плохи и ни ничтожны, существуют еще люди, стоящие горздо ниже вс.

Это был единственный случй, в котором он прямо вырзил свое стрнное злордство; обычно он его не выскзывл. Трудно вообще было судить о нем по его словм - трудно и сложно; многие, знющие его недостточно, ему просто не верили - д это и было понятно. Он скзл кк-то:

- Служ в белой рмии, я был отчянным трусом; я очень боялся з свою жизнь.

Это покзлось мне невероятным, я спросил о трусости Пвлов у одного из его сослуживцев, которого случйно знл.

- Пвлов? - скзл он. - Смый хрбрый человек, вообще, которого я когд-либо видел.

Я скзл об этом Пвлову.

- Ведь я не говорил вм, - ответил он, - что уклонялся от опсности. Я очень боялся - и больше ничего. Но это не знчит, что я прятлся. Я тковл вдвоем с товрищем пулеметный взвод и зхвтил дв пулемет, хотя подо мной убили лошдь. Я ходил в рзведки - и вообще рзве я мог поступть инче? Но все это не мешло мне быть очень трусливым. Об этом знл только я, когд я говорил другим, они мне не верили.

- Кстти, кк вши знятия?

- Через дв год я кончу университет.

И я был свидетелем того, кк через дв год он рзговривл с тем своим собеседником, с которым он впервые зговорил о высшем учебном зведении. Они говорили о рзных вещх, и в конце рзговор собеседник Пвлов спросил:

- Ну, что же, вы продолжете думть, что университетское обрзовние это случйность и пустяк?

- Больше чем когд бы то ни было.

И он пожл плечми и перевел речь н другую тему. Он не скзл, что з это время он кончил историко-филологический фкультет Сорбонны.

Стрнное впечтление производил его речь: никогд во всем, что он говорил, я не змечл никкого желния сделть хотя бы небольшое усилие нд собой, чтобы скзть любезность или комплимент или просто умолчть о неприятных вещх; вот почему его многие избегли. Один рз, нходясь в обществе нескольких человек, он скзл вскользь, что у него мло денег. Среди нс был некий Свистунов, молодой человек, всегд хорошо одетый и несколько хвстливый: денег у него было много, и он постоянно говорил, сопровождя свои слов пренебрежительными жестми:

- Я не понимю, господ, вы не умеете жить. Я ни у кого не прошу взймы, живу лучше вс всех и никогд не испытывю унижений. Я себе предствляю, что должен чувствовть человек, просящий деньги в долг.

И вот этот Свистунов, зня, что Пвлов исключительно ккуртен и что, предложив ему свою поддержку, он ничем не рискует, скзл, что он с удовольствием дст Пвлову столько, сколько тот попросит.

- Нет, - ответил Пвлов, - я у вс денег не возьму.

- Почему?

- Вы очень скупы, - скзл Пвлов. - И к тому же мне не нрвится вш услужливость. Я ведь к вм не обрщлся.

Свистунов побледнел и смолчл.

Пвлов не знл и не любил женщин. Н фбрике, где он рботл, его соседкой был фрнцуженк лет тридцти двух, не тк двно овдовевшя. Он ей чрезвычйно нрвился: во-первых, он был прекрсным рботником, во-вторых, он был ей физически приятен: он иногд подолгу смотрел н быстрые и рвномерные движения его рук, обнженных выше локтя, н его розовый зтылок и широкую спину. Он был просто рботницей и считл Пвлов тоже рбочим: он почти не говорил со своими товрищми по мстерской, и он приписывл это его зстенчивости, тому, что он инострнец, и другим обстоятельствм, нисколько не соответствоввшим тем причинм, которые действительно побуждли Пвлов молчть. Он неоднокртно пытлсь вызвть его н рзговор, но он отвечл односложно.

- Il est timide {Он робок (фр.).}, - говорил он.

Нконец ей это удлось. Он говорил по-фрнцузски несколько книжным языком - он ни рзу не употребил ни одного слов "рго". Это был стрння бесед: и нельзя было себе предствить более рзных людей, чем эт рботниц и Пвлов.

- Послушйте, - скзл он, - вы человек молодой, и я думю, что вы не женты.

- Д.

- Кк вы обходитесь без женщины? - спросил он. Если у них было что-нибудь общее, то оно зключлось

в том, что об они нзывли вещи своими именми. Только говорили и думли они о рзных понятиях; и я думю, что рсстояние, рзделявшее их, было, пожлуй, смым большим, ккое может рзделять мужчину и женщину.

- Вм необходим жен или любовниц, - продолжл он. - Ecoute, mon vieux {Послушй, стрин (фр.).}, - он перешл н "ты", - мы могли бы устроиться вместе. Я бы нучил тебя многим вещм, я вижу, что ты неопытен. И потом - у тебя, нет женщины. Что ты скжешь?

Он смотрел н нее и улыблся. Кк он ни был нечувствительн, он не могл не увидеть по его улыбке, что сделл грубейшую ошибку, обртившись к этому человеку. У нее почти не остлось ндежды н блгополучный исход рзговор. Но все-тки - уже по инерции - он спросил его:

- Ну, что ты скжешь об этом?

- Вы мне не нужны, - ответил он.

В нем был сильн еще одн черт, чрезвычйно редкя: особення свежесть его восприятия, особення незвисимость мысли - и полня свобод от тех предрссудков, которые могл бы вселить в него сред. Он был un declasse {деклссировн (фр.).}, кк и другие: он не был ни рбочим, ни студентом, ни военным, ни крестьянином, ни дворянином - и он провел свою жизнь вне кких бы то ни было сословных огрничений: все люди всех клссов были ему чужды. Но смым удивительным мне кзлось то, что не будучи нгржден очень сильным умом, он сумел сохрнить ткую же незвисимость во всем, что кслось тех облстей, где влияние вторитетов особенно сильно - в литертуре, в нукх, в искусстве. Его суждения об этом бывли всегд не похожи н все или почти все, что мне приходилось до тех пор слышть или читть.

- Что вы думете о Достоевском, Пвлов? - спросил его молодой поэт, увлеквшийся философией, русской тргической литертурой и Нитчше.

- Он был мерзвец, по-моему, - скзл Пвлов.

- Кк? Что вы скзли?

- Мерзвец, - повторил он. - Истерический субъект, считвший себя генильным, мелочный, кк женщин, лгун и кртежник н чужой счет. Если бы он был немного блгообрзнее, он поступил бы н содержние к строй купчихе.

- Но его литертур?

- Это меня не интересует, - скзл Пвлов, - я никогд не дочитл ни одного его ромн до конц. Вы меня спросили, что я думю о Достоевском. В кждом человеке есть одно ккое-нибудь кчество, смое существенное для него, остльное - тк, добвочное. У Достоевского глвное то, что он мерзвец.

- Вы говорите чудовищные вещи.

- Я думю, что чудовищных вещей вообще не существует, - скзл Пвлов.

Я пришел к нему пятндцтого числ, пил с ним чй и потом зговорил о смоубийстве.

- Вм остлось десять дней, - нчл я.

- Д, приблизительно. Ну, ккие же вы приведете сообржения, чтобы докзть нецелесообрзность ткого поступк? Вы можете говорить все, что вы думете: вы знете, что это ничего не изменит.

- Д, зню. Но я хотел бы еще рз услышть вши доводы.

- Они чрезвычйно просты, - скзл он. - Вот судите сми: я рботю н фбрике и живу довольно плохо. Ничего другого придумть нельзя: я думл об одной поездке,

но теперь мне кжется, что, если бы он вдруг не опрвдл моих ндежд, это было бы для меня смым сильным удром. Дльше: никому решительно моя жизнь не нужн. Моя мть успел меня збыть, я для нее умер десять лет тому нзд. Сестры мои змужем и со мной не переписывются. Брт мой, которого вы знете, оболтус двдцти пяти лет, обойдется без меня. В Бог я не верю; ни одной женщины не люблю. Жить мне скучно: рботть и есть? Меня не интересует ни политик, ни искусство, ни судьб России, ни любовь: мне просто скучно. Крьеры я никкой не сделю - д и крьер меня не соблзнил бы. Скжите, пожлуйст, после всего этого: ккой смысл мне тк жить? Если бы я еще зблуждлся и считл, что у меня есть ккой-нибудь тлнт. Но я зню, что тлнтов у меня нет. Вот и все.

Он сидел против меня и улыблся и точно говорил всем своим высокомерным видом: вы видите, ккие это все простые вещи и вместе с тем я их понял, вы не понимете и не поймете. Я бы не мог скзть, что мне было жль Пвлов, кк жль было бы товрищ, у которого я, может быть, вырвл бы из рук револьвер. Пвлов был где-то вне сожления: он был точно окружен средой, сквозь которую чувств других людей не могли проникнуть, кк не проникют световые лучи через непрозрчный экрн; он был слишком длек и холоден. Но я жлел о том, что через некоторое время перестнет двигться и исчезнет из жизни ткой ценный и дорогой, ткой незменимый человеческий мехнизм; и все его кчеств - неутомимость, хрбрость и стршня душевня сил - все это рстворится в воздухе и погибнет, не нйдя себе никкого применения.

- Теперь скжите, что вы думете по этому поводу, - скзл Пвлов.

- Я думю, - ответил я, - что вы не првы, когд ищете ккое-то логическое опрвдние всему: это, действительно, потеря времени. Вот вы говорите, что вм скучно и что в вшем существовнии нет смысл. Кк ткие бстрктные идеи могут вс зствить совершить ккой бы то ни было поступок, вернее, я считю этот вопрос второстепенным. Предствьте себе, что я рботю четырндцть чсов подряд, устю кк собк и стновлюсь голоден тк, точно не ел три дня. Зтем я иду в ресторн, плотно обедю, прихожу домой, ложусь н дивн и зкуривю ппиросу. Н кой черт мне смысл?

Он пожл плечми.

- Или еще, - продолжл я. - Предствьте себе, что вы прожили год без женщины: я бы не говорил вм этого, но ведь нм остлось говорить не тк много, - поэтому у меня нет времени искть другой пример. Вы прожили год без женщины - и потом вы добились блгосклонности девушки, которя стновится вшей любовницей. Неужели и в этом вс будет интересовть смысл?

- Ну, это все вещи временные, - скзл он.

Меня удивляло то, что физическя любовь к жизни не был сильн у этого человек. Если бы он был болезненным юношей, это было бы понятно. Но он был исключительно силен и крепок; и ткое сообржение могло бы, пожлуй, объяснить то, что он не особенно устл бы от четырндцти чсов рботы, - но других вещей это не объясняло. Ничего похожего ни н отчяние, ни н рзочровние у Пвлов не было. Я знл этого человек много лет, знл его ближе, чем другие, и мог только думть в результте, что передо мной возникло и прошло тинственное явление, для определения которого у меня не окзлось ни мыслей, ни слов, ни дже интуитивного понимния. Я мог бы успокоиться н этом, скзв себе, что Пвлов с его смоубийством тк же згдочен для меня, кк те животные, живущие н дне моря, которые совершенно похожи н рстения, кк ночной шум неизвестного происхождения, кк множество других нечеловеческих явлений. Но я не мог примириться с этим.

- Есть что-нибудь н свете, что вы любите? - спросил я. Я ожидл отрицтельного ответ. Но Пвлов скзл:

- Есть.

- Что же это ткое?

И вдруг он зговорил. Я помню, ккими стрнными покзлись мне его признния в тот вечер. Он говорил, не стесняясь, приводя ужсные подробности, которые в другое время покоробили бы меня: но тогд все кзлось мне естественным - и ни н одну минуту я не мог збыть, что Пвлов приговорен к смерти и что никкие силы не спсут его: и его голос, который тогд звучл и колеблся, тк и пропдет без отклик, тк и зглохнет в этом теле, которое стнет трупом. Он нчл издлек и рсскзл мне историю детств, долгие годы воровств, удивительную охоту с револьвером н брсук, в России, во Влдимирской губернии, - речк, лодк, в которой он ктлся; и он кзлся явно взволновнным, когд зговорил о лебедях, которых нзывл смыми прекрсными птицми в мире. "Знете ли Вы; - скзл он зтем, - что в Австрлии водятся черные лебеди? В известное время год, нд внутренними озерми этой стрны они появляются десяткми тысяч". И он говорил о небе, покрытом могучими черными крыльями, - это ккя-то другя история мир, это возможность иного понимния всего, что существует, - говорил он, - и это я никогд не увижу.

- Черные лебеди! - повторил он. - Когд нступет период любви, лебеди нчинют кричть. Крик им труден; и для того, чтобы издть более сильный и чистый звук, лебедь клдет шею н воду во всю длину и потом поднимет голову и кричит. Н внутренних озерх Австрлии! Эти слов для меня лучше музыки.

Он долго говорил еще об Австрлии и черных лебедях. Он знл множество подробностей об их жизни; он читл все, что было о них нписно, проводя целые дни з переводми нглийских и немецких текстов, со словрем и с зписной книжкой в рукх. Австрлия был единственной иллюзией этого человек. Он соединил в себе все желния, которые когд-либо у него появлялись, все его мечты и ндежды. Мне кзлось, что если бы он вложил всю силу своих чувств в один взгляд и устремил бы глз н этот остров, то вокруг него зкипел бы вод; и я увидел в своем вообржении эту фнтстическую кртину, которую мог бы увидеть во сне: тысячи черных крыльев, зкрывющих небо, и холодный и пустой вечер н безлюдном берегу, возле которого кипит и волнуется море.

Я просидел с ним почти до утр - и ушел, томимый стрнными чувствми. Всего хорошего, - скзл мне Пвлов. - Спокойной ночи. А мне через чс н фбрику.

- Зчем это вм теперь? - против воли спросил я.

- Деньги, деньги. Я их не унесу с собой, конечно, но я должен зплтить нескольким людям. Неудобно пользовться преимуществми своего положения.

Я промолчл.

- В сущности, я уезжю в Австрлию, - скзл он.

Я вышел н улицу, было утро, уже нчлсь обычня жизнь; я смотрел н проезжвших и проходивших мимо меня людей и думл с исступлением, что они никогд не поймут смых вжных вещей; мне кзлось в то утро, что я их только что услышл и понял, и если бы эт печльня тйн стл доступн всем, мне было бы тяжело и обидно.

Кк и всегд в первую минуту, я увидел нечто невырзимое во всем, что окружло меня, - в кинемтогрфической витрине н углу, в остновленном грузовике со свернутыми колесми, чем-то похожем н человек, зстывшего в неестественной и искривленной позе, в торговке зеленью, ктившей свою ручную тележку, - я увидел во всем этом непонятное движение и скрытый от меня смысл, в который я не мог срзу вникнуть; но, против обыкновения, рздржение и немя досд н это продолжлись недолго, тк кк в звисимости от того, что я только что слышл, все стло невжным и пустым, только зрительным впечтлением - кк пыль, вдлеке поднявшяся н дороге.

Двдцть четвертого вгуст я принес Пвлову полторст фрнков.

- Спсибо, - скзл он, подвя мне руку.

Я сидел у него целый вечер, мы говорили о рзных предметх, не имевших отношения к его смоубийству. Тому, что он был совершенно спокоен, я не удивлялся: может быть, впервые он попл в ткие обстоятельств, в которых ему пригодилось его неистрченное духовное могущество - и в которых ему следовло бы провести всю свою жизнь. Он пошел со мной до площди с кменным львом, где мы рсстлись. Я сильно сжл его руку: я знл, что это нш последняя встреч.

- До свиднья, - по привычке скзл я. - До свиднья.

- Всего хорошего, - ответил Пвлов.

Я уходил, оборчивясь. Когд я дошел уже почти до середины площди, то поднял руку, и до меня донесся его спокойный, смеющийся голос:

- Вспомните когд-нибудь о черных лебедях!

ПРИМЕЧАНИЯ

Впервые - Воля России. 1930. Э 9.

Печтется по этой публикции.