Гбриель Грсия Мркес

Любовь во время чумы

Тк было всегд: зпх горького миндля нводил н мысль о несчстной любви. Доктор Урбино почувствовл его срзу, едв вошел в дом, еще тонувший во мрке, куд его срочно вызвли по неотложному делу, которое для него уже много лет нзд перестло быть неотложным. Беженец с Антильских островов Херемия де Сент-Амур, инвлид войны, детский фотогрф и смый поклдистый пртнер доктор по шхмтм, покончил с бурею жизненных воспоминний при помощи пров цинид золот.

Труп, прикрытый одеялом, лежл н походной рсклдной кровти, где Херемия де Сент-Амур всегд спл, рядом, н тбурете, стоял кювет, в которой он выприл яд. Н полу, привязнное к ножке кровти, рспростерлось тело огромного дог, черного, с белой грудью; рядом влялись костыли. В открытое окно душной, зствленной комнты, служившей одновременно спльней и лборторией, нчинл сочиться слбый свет, однко и его было довольно, чтобы признть полномочия смерти. Остльные окн, кк и все щели в комнте, были зткнуты тряпкми или зкрыты черным кртоном, отчего присутствие смерти ощущлось еще тягостнее. Столик, зствленный флконми и пузырькми без этикеток, две кюветы из оловянного сплв под обычным фонрем, прикрытым крсной бумгой. Третья кювет, с фиксжем, стоял около труп. Куд ни глянь – стрые гзеты и журнлы, стопки стеклянных негтивов, поломння мебель, однко чья-то прилежня рук охрнял все это от пыли. И хотя свежий воздух уже вошел в окно, знющий человек еще мог уловить еле рзличимую тревожную тень несчстной любви – зпх горького миндля. Доктору Хувенлю Урбино не рз случлось подумть, вовсе не желя пророчествовть, что это место не из тех, где умирют в мире с Господом. Првд, со временем он пришел к мысли, что этот беспорядок, возможно, имел свой смысл и подчинялся Божьему промыслу.

Полицейский комисср опередил его, он уже был тут, вместе с молоденьким студентом-медиком, который проходил прктику судебного эксперт в муниципльном морге; это они до приход доктор Урбино успели проветрить комнту и нкрыть тело одеялом. Они приветствовли доктор с церемонной торжественностью, н этот рз более ознчвшей соболезновние, чем почтение, поскольку все прекрсно знли, кк дружен он был с Херемией де Сент-Амуром. Знменитый доктор поздоровлся с обоими з руку, кк всегд здоровлся с кждым из своих учеников перед нчлом ежедневных знятий по общей клинике, и только потом кончикми укзтельного и большого пльц поднял крй одеял, точно стебель цветк, и, будто священнодействуя, осторожно открыл труп. Тот был совсем нгой, нпряженный и скрюченный, посиневший, и кзлся н пятьдесят лет стрше. Прозрчные зрчки, сизо-желтые волосы и бород, живот, пересеченный двним швом, зшитым через крй. Плечи и руки, нтруженные костылями, широкие, кк у глерник, нерботвшие ноги – слбые, сирые. Доктор Хувенль Урбино поглядел н лежщего, и сердце у него сжлось тк, кк редко сжимлось з все долгие годы его бесплодного сржения со смертью.

– Что же ты струсил, – скзл он ему. – Ведь смое стршное двно позди.

Он снов нкрыл его одеялом и вернул себе великолепную кдемическую оснку. В прошлом году целых три дня публично прздновлось его восьмидесятилетие, и, выступя с ответной блгодрственной речью, он в очередной рз воспротивился искушению уйти от дел. Он скзл: «У меня еще будет время отдохнуть – когд умру, однко эт вероятность покуд в мои плны не входит». Хотя првым ухом он слышл все хуже и, желя скрыть нетвердость поступи, опирлся н плку с серебряным нблдшником, но, кк и в молодые годы, он по-прежнему носил безупречный костюм из льняного полотн с жилетом, который пересекл золотя цепочк от чсов. Перлмутровя, кк у Пстер, бородк, волосы ткого же цвет, всегд глдко причеснные, с ккуртным пробором посередине, очень точно выржли его хрктер. Беспокоил слбеющя пмять, и он, кк мог, восполнял ее провлы торопливыми зписями н клочкх бумги, которые рссовывл по крмнм вперемежку, подобно тому, кк вперемежку лежли в его битком нбитом докторском чемоднчике инструменты, пузырьки с лекрствми и еще множество рзных вещей. Он был не только смым стрым и смым знменитым в городе врчом, но и смым большим фрнтом. При этом он не желл скрывть своего многомудрия и не всегд невинно пользовлся влстью своего имени, отчего, быть может, любили его меньше, чем он того зслуживл.

Рспоряжения, которые он отдл комиссру и прктикнту, были коротки и точны. Вскрытия делть не нужно. Зпх, еще стоявшего в доме, было довольно, чтобы определить: смерть причинили гзообрзные выделения от проходившей в кювете рекции между цинином и ккой-то применявшейся в фотогрфии кислотой, Херемия де Сент-Амур достточно понимл в этом деле, тк что несчстным случй исключлся. Уловив невыскзнное сомнение комисср, он ответил хрктерным для него выпдом: «Не збывйте, свидетельство о смерти подписывю я». Молодой медик был рзочровн: ему еще не приходилось нблюдть н трупе действие цинид золот. Доктор Хувенль Урбино удивился, что не зметил молодого человек у себя н знятиях в Медицинской школе, но по его ндскому выговору и по тому, кк легко он крснел, срзу же понял: по-видимому, тот совсем недвно в городе. Он скзл: «Вм тут еще не рз попдутся обезумевшие от любви, тк что получите ткую возможность». И только проговорив это, понял, что из бесчисленных смоубийств цинидом, случившихся н его пмяти, это было первым, причиной которого не был несчстня любовь. И голос его прозвучл чуть-чуть не тк, кк обычно.

– Когд вм попдется ткой – скзл он прктикнту, – обртите внимние: обычно у них в сердце песок.

Потом он обртился к комиссру и говорил с ним, кк с подчиненным. Велел ему в обход всех инстнций похоронить тело сегодня же вечером и притом в величйшей тйне. И скзл: «Я переговорю с лькльдом после». Он знл, что Херемия де Сент-Амур вел жизнь простую и скетическую и что своим искусством зрбтывл горздо больше, чем требовлось ему для жизни, потому в кком-нибудь ящике письменного стол нверняк лежли деньги, которых с лихвой хвтит н похороны.

– Если не нйдете, не бед, – скзл он. – Я возьму все рсходы н себя.

Он прикзл сообщить журнлистм, что фотогрф умер естественной смертью, хотя и полгл, что это известие ничуть их не зинтересует. Он скзл: «Если ндо будет, я переговорю с губернтором». Комисср, серьезный и скромный служк, знл, что строгость доктор в соблюдении првил и порядков вызывл рздржение дже у его друзей и близких, потому удивился, с ккой легкостью тот обошел все положенные зконом формльности рди того, чтобы ускорить погребение. Единственное, н что он не пошел, – не зхотел просить рхиепископ о зхоронении Херемии де Сент-Амур в освященной земле. Комисср, огорченный собственной дерзостью, попытлся опрвдться.

– Я тк понял, что человек этот был святой, – скзл он.

– Случй еще более редкий, – скзл доктор Урбино. – Святой безбожник. Но это – дел Божьи.

Вдлеке, н другом конце город, ззвонили колокол собор, созывя н торжественную службу. Доктор Урбино ндел очки – стекл-половинки в золотой опрве – и поглядел н мленькие квдртные чсы, висевшие н цепочке; крышк чсов открывлсь пружиной: он опздывл н прздничную службу по случю Святой Троицы.

Огромный фотогрфический ппрт н подствке с колесикми, кк в прке, ляповто рзрисовнный мрчно-синий знвес, стены, сплошь покрытые фотогрфиями детей, сделнными в торжественные дты: первое причстие, день рождения. Стены покрывлись фотогрфиями постепенно, год з годом, и у доктор Урбино, обдумыввшего тут по вечерм шхмтные ходы, не рз тоскливо екло сердце при мысли о том, что случй собрл в этой портретной глерее семя и зродыш будущего город, ибо именно этим еще не оформившимся детишкм суждено когд-нибудь взять в свои руки брзды првления и до основния перевернуть этот город, не оствив ему и след былой слвы.

Н письменном столике, рядом с бнкой, где хрнились курительные трубки строго морского волк, стоял шхмтня доск с незконченной пртией. И доктор Урбино – хоть и спешил, хоть и был в тяжелом рсположении дух, – не удержлся от искушения рссмотреть ее. Он знл, что пртия игрлсь нкнуне вечером, потому что Херемия де Сент-Амур игрл в шхмты кждый вечер с одним из по меньшей мере трех рзных пртнеров и всегд доигрывл пртию до конц, потом склдывл фигуры и убирл доску в ящик письменного стол. Знл, что он игрл белыми, и н этот рз, совершенно очевидно, через четыре ход его ожидл полный рзгром. «Будь это убийство, можно было бы взять след, – подумл он. – Я зню только одного человек, способного выстроить столь мстерскую зсду». Ему будет трудно жить дльше, если он не узнет, почему этот неукротимый солдт, привыкший всегд биться до последней кпли крови, не довел до конц зключительную битву своей жизни.

В шесть утр, совершя последний обход, ночной сторож зметил н двери дом зписку: «Дверь не зперт, войдите и сообщите в полицию». Комисср с прктикнтом пришли тотчс же и, осмтривя дом, тщтельно искли признки, которые могли бы опровергнуть этот зпх горького миндля, который невозможно спутть ни с чем. З те несколько минут, что длился нлиз недоигрнной пртии, комисср ншел в письменном столе, среди бумг, конверт, дресовнный доктору Урбино и зпечтнный столькими сургучными печтями, что его пришлось рзорвть н клочки, чтобы извлечь письмо. Доктор откинул черный знвес н окне, впускя в комнту свет, и сперв оглядел все одинндцть стрниц, исписнные с обеих сторон стртельно-рзборчивым почерком, но, прочтя первый же бзц, понял, что прздничня церковня служб для него пропл. Он читл, и дыхние его учщлось, иногд он листл стрницы нзд, чтобы ухвтить потерянную нить, когд зкончил чтение, кзлось, будто он возвртился откуд-то из длеких мест и двних времен. Кк ни стрлся он держться, видно было – письмо срзило его: губы доктор стли ткими же синими, кк у труп, и он не мог сдержть дрожи пльцев, когд склдывл листки и прятл их в крмн жилет. Только тут он вспомнил о комиссре и молодом медике и улыбнулся им, отодвигя нвлившиеся думы.

– Ничего особенного, – скзл он, – Последние рспоряжения.

Это был полупрвд, но они приняли ее з полную, потому что он велел им поднять одну из плиток кфельного пол и тм они обнружили зтрепнную тетрдь рсходов и ключи от сейф. Денег окзлось не тк много, кк они думли, но более чем достточно для оплты похорон и рзных мелких счетов. Теперь доктору Урбино стло окончтельно ясно, что в церковь он опоздл.

– Третий рз в жизни, с тех пор кк помню себя, пропускю воскресную службу, – скзл он. – Но Бог поймет меня.

И он остлся еще н несколько минут, чтобы решить все вопросы, хотя с трудом сдерживл желние поделиться с женой откровениями, содержвшимися в письме. Он взялся известить всех живших в городе крибских беженцев, н случй, если они зхотят воздть последние почести тому, кто считлся смым увжемым из них, смым деятельным и смым рдикльным, дже после того, кк стло очевидным, что он поддлся гибельному рзочровнию. Он известит и его сотоврищей по шхмтм, среди которых были и знменитости-профессионлы, и безвестные любители, сообщит и другим, не столь близким друзьям, возможно, они пожелют прийти н похороны. До предсмертного письм он бы мог счесть себя смым близким его другом, но, прочтя письмо, уже ни в чем не был уверен. Кк бы то ни было, он пошлет венок из грдений – может быть, Херемия де Сент-Амур в последний миг испытл рскяние. Погребение, по-видимому, состоится в пять чсов, смое подходящее время для этой жркой поры. Если он пондобится, то после двендцти будет нходиться в згородном доме доктор Лсидес Оливельи, своего любимого ученик, который в этот день дет торжественный обед по случю своего серебряного юбилея н ниве врчебной деятельности.

Доктору Хувенлю Урбино легко было следовть привычному рспорядку теперь, когд позди остлись бурные годы первых житейских сржений, когд он уже добился увжения и вторитет, рвного которому не было ни у кого во всей провинции. Он вствл с первыми петухми и тотчс же нчинл принимть свои тйные лекрств: бромистый клий для поднятия дух, слицилты – чтобы не ныли кости к дождю, кпли из спорыньи – от головокружений, беллдонну – для крепкого сн. Он принимл что-нибудь кждый чс и всегд тйком, потому что н протяжении всей докторской прктики он, выдющийся мстер своего дел, неуклонно выступл против пллитивных средств от стрости: чужие недуги он переносил легче, чем собственные. В крмне он всегд носил пропитнную кмфрой мрлевую подушечку и глубоко вдыхл кмфру, когд его никто не видел, чтобы снять стрх от стольких перемешвшихся в нем лекрств.

В течение чс у себя в кбинете он готовился к знятиям по общей клинике, которые вел в Медицинской школе с восьми утр ежедневно – с понедельник по субботу, до смого последнего дня. Он внимтельно следил з всеми новостями в медицине и читл специльную литертуру н испнском языке, которую ему присылли из Брселоны, но еще внимтельнее прочитывл ту, которя выходил н фрнцузском языке и которую ему присылл книготорговец из Приж. По утрм книг он не читл, он читл их в течение чс после сиесты и вечером, перед сном. Подготовившись к знятиям, он пятндцть минут делл в внной дыхтельную гимнстику перед открытым окном, всегд повернувшись в ту сторону, где пели петухи, ибо именно оттуд дул свежий ветер. Потом он мылся, приводил в порядок бороду, нпомживл усы, окутвшись душистыми прми одеколон, и облчлся в белый льняной костюм, жилет, мягкую шляпу и сфьяновые туфли. В свои восемьдесят и один год он сохрнил живые мнеры, прздничное состояние дух, ккие ему были свойственны в юности, когд он вернулся из Приж, вскоре после смертоносной эпидемии чумы; и волосы он причесывл точно тк же, кк в ту пору, с ровным пробором посередине, рзве что теперь они отливли метллом. Звтркл он в кругу семьи, но звтрк у него был особый: отвр из цветов полыни для пищеврения и головк чесноку – он очищл дольки и, тщтельно пережевывя, ел одну з другой с хлебом, чтобы предотвртить перебои в сердце. В редких случях после знятий у него не бывло ккого-нибудь дел, связнного с его гржднской деятельностью, учстием в церковных зботх, его художественными или общественными зтеями.

Обедл он почти всегд дом, зтем следовл десятиминутня сиест: сидя н террсе, выходившей во двор, он сквозь сон слушл пение служнок в тени мнговых деревьев, крики торговцев н улице, шипение мсл н сковородх и треск моторов в бухте, шумы и зпхи которой бились и трепетли в доме жркими послеполуденными чсми, точно нгел, обреченный гнить взперти. Потом он целый чс читл свежие книги, по преимуществу ромны и исторические исследовния, обучл фрнцузскому языку и пению домшнего попугя, уже много лет служившего местной збвой. В четыре чс, выпив грфин лимонд со льдом, нчинл обход больных. Несмотря н возрст, он не сдвлся и принимл больных не у себя в кбинете, ходил по домм, кк делл это всю жизнь, поскольку город оствлся тким уютно-домшним, что можно было пешком добрться до любого зкоулк.

После первого своего возврщения из Европы он стл ездить в фмильном лндо, зпряженном прой золотистых рысков, когд экипж пришел в негодность, сменил его н открытую коляску, пру рысков – н одного, и продолжл ездить тк, пренебрегя всякой модой, дже когд конные выезды стли выходить из употребления и остлись только те, что прогуливли по городу туристов и возили венки н похоронх. Он никк не желл отойти от дел, хотя ясно понимл, что вызывли его исключительно в безндежных случях, однко полгл, что у врч может быть и ткя специлизция. Он умел определить что с больным, по одному его виду и с годми все меньше верил в птентовнные средств, с тревогой следя з тем, кк безбожно злоупотребляют хирургией: «Скльпель – глвное свидетельство полного провл медицины». Он полгл, что всякое лекрство, строго говоря, является ядом и что семьдесят процентов обычных продуктов питния приближют смерть. «Кк бы то ни было, – говорил он обычно н знятиях, – то немногое, что известно в медицине, известно лишь немногим медикм». От былой юношеской восторженности он со временем пришел к убеждениям, которые см определял кк фтлистический гумнизм. «Кждый человек – хозяин собственной смерти, и в нших силх лишь одно – в урочный чс помочь человеку умереть без стрх и без боли». Однко, несмотря н подобные крйние взгляды, которые уже вошли в местный врчебный фольклор, прежние его ученики продолжли советовться с ним, дже ств призннными специлистми, единодушно утверждя, что у него острый глз клиницист. Во всяком случе, он всегд был врчом дорогим, для избрнных, и его клиентур жил в стринных родовых домх в квртле вице-королей. День у него был рсписн по минутм, тк что его жен во время врчебного обход больных всегд знл, куд в экстренном случе послть к нему человек с поручением. В молодости он, случлось, после обход больных здерживлся в приходском кфе, где совершенствовл свое шхмтное мстерство с приятелями тестя и крибскими беженцми, но с нчл этого столетия он перестл посещть приходское кфе, попробовл под эгидой общественного клуб оргнизовть турниры шхмтистов всей стрны. Кк рз в это время и приехл Херемия де Сент-Амур: он уже был клекой с мертвыми ногми, но еще не стл детским фотогрфом, и через три месяц его уже знли все, кто умел передвигть по шхмтной доске слон, потому что никому не удвлось выигрть у него ни одной пртии. Для доктор Хувенля Урбино это был чудесня встреч, ибо к тому времени шхмты превртились у него в неодолимую стрсть, пртнеров для удовлетворения этой стрсти почти не было.

Блгодря доктору Херемия де Сент-Амур мог стть здесь тем, чем он стл. Доктор Урбино был его безоговорочным зступником, поручителем н все случи жизни и не двл себе дже труд полюбопытствовть, кто он ткой, чем знимется, и с кких бесслвных войн вернулся тким жлким инвлидом. И нконец, он одолжил ему денег для устройств фотогрфического телье, и Херемия де Сент-Амур выплтил ему все до последнего грош, нчв отдвть долг ккуртно с того смого момент, когд впервые щелкнул фотоппртом под мгниевую вспышку первого нсмерть перепугнного млыш.

А все – из-з шхмт. Снчл они игрли в семь вечер, после ужин, и пртнер, ввиду своего явного преимуществ, двл доктору фору, но с кждым рзом фор стновилсь все меньше, пок они не срвнялись в умении. Позже, когд дон Глилео Дконте открыл у себя во дворе первый кинотетр под открытым небом, Херемия де Сент-Амур превртился в зядлого кинозрителя, и шхмтм оствлись только те вечер, когд не покзывли новых фильмов. К тому времени они уже тк подружились с доктором, что тот стл ходить с ним и в кино, и всегд без жены, отчсти потому, что у той не хвтло терпения следить з путными перипетиями сюжет, отчсти потому, что нутром он чуял: общество Херемии де Сент-Амур мло кому подойдет.

Особенным днем у него было воскресенье. Утром он шел к глвной службе в собор, потом возврщлся домой и отдыхл – читл н террсе. Лишь в неотложных случях он нвещл больного в воскресенье и уже много лет не принимл никких приглшений, з исключением крйне вжных, В тот день, н Троицу, по редкостному стечению обстоятельств совпли дв события: смерть друг и серебряный юбилей знменитого доктор, его ученик. Однко вместо того, чтобы, подписв свидетельство о смерти, кк он собирлся, прямиком нпрвиться домой, доктор Урбино позволил любопытству увлечь себя.

Усевшись в открытой коляске, он еще рз пробежл глзми предсмертное письмо и прикзл кучеру везти его по трудному пути – в стринный квртл, где жили рбы. Прикз был тк стрнен, что кучер переспросил, не ослышлся ли он. Нет, не ослышлся, дрес был верным, у нписвшего его имелось достточно основний знть его твердо. Доктор Урбино вернулся к первой стрнице и снов погрузился в омут нежелнных откровений, которые могли бы переменить всю жизнь, дже в его возрсте, если бы он сумел себя убедить, что все это не бред отчявшегося больного.

Погод нчл портиться с рннего утр, было свежо и облчно, но дождя до полудня, похоже, не предвиделось. Желя добрться кртчйшим путем, кучер повез его по крутым мощеным улочкм колонильного город, и несколько рз ему приходилось придерживть лошдь, чтобы ее не нпугли гомонящие школьники и толпы верующих, возврщвшихся с воскресной службы. Улицы были укршены бумжными гирляндми, цветми, гремел музык, с блконов н прздник глядели девушки под рзноцветными оборчтыми муслиновыми зонтикми. Н Соборной площди, где сттую Освободителя с трудом можно было рзглядеть з пльмовыми листьями и шрми новых фонрей, обрзовлсь пробк: после церковной службы рзъезжлись втомобили, в шумном, облюбовнном горожнми приходском кфе не было ни одного свободного мест. Единственным экипжем н конной тяге был коляск доктор Урбино, и он выделялсь из тех немногих, что остлись в городе: лкировнный откидной верх ее всегд сверкл, обод н колесх и подковы у рыск были бронзовыми, чтобы не рзъел соль, колес и оглобли выкршены в крсный цвет и отделны позолотой, кк у венских экипжей для прдного выезд в оперу. В то время кк смые утонченные семейств довольствовлись тем, что их кучер появлялись н людях в чистой рубшке, доктор Урбино упорно требовл от своего носить брхтную ливрею и цилиндр, точно у циркового укротителя, что было не только нхроничным, но и безжлостным, особенно под плящим крибским солнцем.

Хотя доктор Хувенль Урбино и любил свой город почти мникльной любовью, хотя и знл его кк никто другой, всего считнные рзы ншлись у него причины решиться н вылзку в его чрево – в квртлы, где жили рбы. Кучеру пришлось немло поколесить и не рз спршивть дорогу, чтобы добрться до мест. Доктор Урбино вблизи увидел мрчные трясины, их зловещую тишину и зтхлую вонь, которя, случлось, в чсы предрссветной бессонницы поднимлсь и к нему в спльню, перемешння с ромтом цветущего в сду жсмин, и тогд ему кзлось, что это пронесся вчершний ветер, ничего общего не имеющий с его жизнью. Но это зловоние, в былые дни иногд приукршенное ностльгическими воспоминниями, обернулось невыносимой явью, когд коляск нчл подсккивть н колдобинх, где уры посреди улицы дрлись з отбросы с бойни, выброшенные сюд морем. В вице-королевском квртле дом были из кмня, здесь же они были деревянные и облезлые, под цинковыми крышми, по большей чсти н свях, чтобы их не зливли нечистоты из открытых сточных кнв, унследовнных от испнцев. Все здесь выглядело жлким и безотрдным, однко в грязных твернх гремел музык, бродячие музыкнты, не признввшие ни Бог, ни черт, няривли н прзднике у бедноты. Когд в конце концов они добрлись до мест, з коляской бежл шумня втг голых ребятишек, потешвшихся нд тетрльным нрядом кучер, которому то и дело приходилось отпугивть их хлыстом. Доктор Урбино, приготовясь к доверительному рзговору, слишком поздно понял, что простодушие в его возрсте – вещь опсня.

Снружи этот дом без номер ничем не отличлся от других, менее счстливых, рзве что окном с кружевной знвеской и дверью, по-видимому, бывшей когд-то дверью строй церкви. Кучер стукнул дверным кольцом и, лишь окончтельно убедившись, что дрес верен, помог доктору выйти из коляски. Дверь отворилсь бесшумно, з нею в полутьме стоял немолодя женщин, вся с ног до головы в черном, с крсною розой з ухом. Несмотря н возрст, ей было не менее сорок, это был все еще стройня, гордя мултк с золотистыми и жестокими глзми и глдкими, по форме головы причеснными волосми, прилегвшими тк плотно, что кзлись кской из железной вты. Доктор Урбино не узнл ее, хотя вспомнил, что, кжется, видел ее в телье у фотогрф, когд сидел тм з шхмтми, и однжды дже прописл ей хинин от перемежющейся лихордки. Он протянул ей руку, и он взял его руку в лдони – не зтем дже, чтобы поздоровться, чтобы помочь ему войти в дом. Гостиня дышл зпхми и шорохми невидимого сд и был обствлен превосходной мебелью и мссой крсивых вещей, кждя из которых имел свое место и смысл. Доктору Урбино без горечи вспомнилсь лвк прижского нтиквр, осенний понедельник еще в том столетии, дом номер 26 н улочке Монмртр. Женщин сел нпротив и зговорил н неродном для нее испнском:

– Этот дом – вш дом, доктор, – скзл он. – Не ждл, что это случится тк скоро.

Доктор Урбино почувствовл себя преднным. Он взглянул н нее учстливо, сердцем увидел ее глубокий трур, ее достойную скорбь и понял, что приход его бесполезен, ибо он горздо больше него знл, что в предсмертном письме сообщл в свое опрвдние Херемия де Сент-Амур. Вот оно что. Он был с ним совсем нездолго до смерти, он был рядом с ним почти двдцть лет, ее преднность и смирення нежность слишком походили н любовь, и однко же в этом сонном городе, глвном городе провинции, где кждому было известно все, вплоть до госудрственных секретов, об их отношениях не знл никто. Они познкомились в больнице для приезжих, в Порт-о-Пренсе, откуд он был родом и где он, беглец, провел первое время; он приехл следом з ним сюд, через год после его приезд, повидться нендолго, но об, хорошо понимли, что приехл нвсегд. Он приходил рз в неделю убрться и нвести порядок в фотолбортории, однко дже смые подозрительные соседи не угдли првды, поскольку, кк и все остльные, полгли, что ущербность Херемии де Сент-Амур ксется не только его способности передвигться. См доктор Урбино, основывясь н медицинских сообржениях, никогд бы не подумл, что у него был женщин, если бы тот не признлся в письме. Во всяком случе, ему трудно было понять, почему двое взрослых и свободных людей, не имевших в прошлом ничего, что бы их сдерживло, и живших вне предрссудков змкнутого обществ, выбрли удел зпретной любви. Он объяснил: «Тк ему хотелось». К тому же, подумл доктор, тйня жизнь с мужчиной, который никогд не приндлежл ей полностью, жизнь, в которой не однжды случлись мгновенные вспышки счстья, не тк уж плох. Ноборот: его жизненный опыт свидетельствовл, что, возможно, кк рз это придвло ей прелесть.

Нкнуне вечером они были в кино, кждый см покупл себе билет, и сидели отдельно, кк они делли по крйней мере двжды в месяц с тех пор, кк иммигрнт-итльянец дон Глилео Дконте соорудил н рзвлинх монстыря семндцтого век открытый кинотетр. Фильм был снят по модной в прошлом году книге, доктор Урбино читл эту книгу с душевной болью – тк ужсно описывлсь в ней войн: «Н Зпдном фронте без перемен». Потом они встретились в его лбортории, и он покзлся ей рссеянным и грустным, но он решил, что н него подействовли жестокие сцены про рненых, умирвших в болотх. Ей хотелось рзвлечь его, и он предложил сыгрть в шхмты; он соглсился, чтобы доствить ей удовольствие, но игрл невнимтельно, белыми, рзумеется, пок не обнружил – рньше, чем он, – что через четыре ход его ждет полное поржение, и тогд бесслвно сдлся. Только тут доктор понял, что противником в этой последней шхмтной пртии был он, вовсе не генерл Херонимо Арготе, кк он предполгл. И изумленно пробормотл:

– Мстерскя пртия!

Он уверял, что зслуг не ее, видно, Херемия де Сент-Амур был поглощен думми о смерти и двигл фигуры безучстно. Когд они кончили игрть, было около четверти двендцтого – уже смолкли музык и тнцы, – он попросил оствить его одного. Он хочет нписть письмо доктору Хувенлю Урбино, смому увжемому из всех известных ему людей, своему здушевному другу, кк он любил говорить, хотя связывл их только порочня стрсть к шхмтм, которые об они понимли кк дилог умов, не кк нуку. И тогд он почувствовл, что жизнення гония Херемии де Сент-Амур подошл к концу и времени ему остлось ровно столько, чтобы нписть письмо. Доктор не мог ей поверить.

– Знчит, вы знли! – воскликнул он. Он не только знл это, он помогл ему переносить жизненные мучения с той же любовью, с ккой некогд помогл ему открыть смысл счстья. Но именно тковы были последние одинндцть месяцев: мучительня жестокя гония.

– Вш долг был сообщить о его нмерениях, скзл доктор.

– Я не могл сделть этого, – оскорбилсь он. – Я слишком любил его.

Доктор Урбино, полгвший, что знл обо всем н свете, никогд не слыхл ничего подобного, к тому же выскзнного тк непосредственно. Он посмотрел н нее в упор, стрясь всеми пятью чувствми зпечтлеть ее в пмяти ткой, ккой он был в тот момент: в черном с ног до головы, невозмутимо-бесстршня, с глзми кк у змеи и с розой з ухом, он кзлсь речным божеством. Двным-двно, н безлюдном морском берегу н Гити, где они лежли обнженные после того, кк любили друг друг, Херемия де Сент-Амур вдруг прошептл: «Никогд не буду стрым». Он понял это кк героическое нмерение беспощдно сржться с рзрушительным временем, но он объяснил совершенно определенно: он нмерен покончить с жизнью в шестьдесят лет.

И в смом деле, ему исполнилось шестьдесят в этом году, 23 янвря, и тогд он нметил себе крйний срок – кнун Троицы, глвного престольного прздник город. Все до мельчйших подробностей этого вечер он знл зрнее, они говорили об этом чсто и вместе стрдли от безвозвртного бег дней, которого ни он, ни он не могли сдержть. Херемия де Сент-Амур любил жизнь с бессмысленной стрстью, любил море и любовь, любил своего пс и ее, и чем ближе придвиглся нмеченный день, тем он больше впдл в отчяние, словно чс смерти нзнчил не он см, неумолимый рок.

– Вчер вечером, когд я уходил, он кк будто уже был не здесь, – скзл он.

Он хотел увести с собой пс, но он посмотрел н пс, дремвшего подле костылей, лсково притронулся к нему кончикми пльцев. И скзл: «Сожлею, но мистер Вудро Вильсон пойдет со мной». Он попросил ее привязть пс к ножке кровти, и он привязл тким узлом, чтобы он смог отвязться. Это был единствення ее измен ему, и он опрвдлсь тем, что хотел потом, глядя в зимние глз пс, вспоминть его хозяин. Доктор Урбино прервл ее и скзл, что пес не отвязлся. Он отозвлсь: «Знчит, не зхотел». И обрдовлсь, потому что ей и смой хотелось вспоминть умершего возлюбленного тк, кк он просил ее вчер вечером, когд оторвлся от нчтого письм и поглядел н нее в последний рз.

– Вспоминй обо мне розой, – скзл он. Он пришл домой чуть з полночь. Леж н кровти, одетя, курил, двя ему время зкончить письмо, которое, он знл, будет длинным и трудным, нездолго до трех, когд уже звыли собки, поствил н огонь воду для кофе, облчилсь в глубокий трур и срезл в сду первую предрссветную розу. Доктор Урбино уже понял, кк трудно ему будет отбивться от воспоминний об этой женщине, и, кзлось, понимл почему: только существо безо всяких принципов могло скорбеть с тким полным удовольствием.

И он еще более утвердил его в этой мысли. Он не пойдет н похороны, ибо тк обещл возлюбленному, хотя доктор Урбино вывел иное зключение из последнего бзц письм. Он не будет лить слезы и не стнет рстрчивть оствшиеся годы, вря н медленном огне похлебку из личинок былых воспоминний; не зточит себя в четырех стенх з шитьем свн, кк нпокз всем испокон веков поступли прирожденные вдовы. Он собирется продть дом Херемии де Сент-Амур, который отныне приндлежит ей, со всем, что в нем есть, и будет жить, кк жил, ни н что не жлуясь, в этой морильне для бедняков, где некогд был счстлив.

Всю дорогу домой доктор Хувенль Урбино не мог отделться от этих слов: «морильня для бедняков». Определение это было не беспочвенным. Ибо город, его город, оствлся тким, кким был всегд, и время его не трогло: рскленным, зсушливым городом, полным ночных стрхов, городом, одрившим его нслждениями в пору возмужния, городом, где ржвели цветы и соль рзъедл все и где з последние четыре столетия не происходило ничего, кроме нступления медленной стрости среди усыхющих лвров и гниющих топей. Зимою, после внезпных ливневых дождей, уборные выходили из берегов и улицы преврщлись в тошнотворную зловонную трясину. Летом невидимя пыль, колючя и жестокя, кк рсклення известь, нбивлсь повсюду, проникя сквозь щели, недоступные вообржению, и носилсь по городу, взвихрення сумсшедшими ветрми, которые срывли крыши с домов и поднимли в воздух детей. По субботм мултскя беднот, гомоня, снимлсь с мест и, бросив хлупы из кртон и жести, ютившиеся вдоль топкого берег, прихвтив с собой еду, питье, зодно и домшних животных, рдостно штурмовл кменистые пляжи в колонильной чсти город. У некоторых, смых стрых, еще и до сих пор сохрнилось королевское клеймо, которое рскленным железом рбм выжигли н груди. Всю субботу и воскресенье они плясли до упду, нпивлись вусмерть смогонкою и привольно любились в сливовых зрослях, в воскресенье к полуночи зтевли дикие свры, дрлись жестоко и кровво. Это был т смя гомонливя толп, что все остльные дни недели бурлил н площдях и улочкх стринных квртлов и зржл мертвый город прздничным исступлением, блгоухвшим жреной рыбой: то был новя жизнь.

Освобождение от испнского влдычеств, зтем отмен рбств способствовли блгородному декдентскому упдку, в обстновке которого родился и вырос доктор Хувенль Урбино. В те поры великие семейств в полной тишине шли ко дну в своих терявших нрядное убрнство величвых родовых домх. Н крутых мощеных улочкх, где тк удобно было устривть военные зсды и высживться морским пиртм, теперь пышня рстительность свисл с блконов и пробивл щели в известковых и кменных стенх дже смых ухоженных домов, и в дв чс пополудни единственным признком жизни здесь были вялые гммы н фортепьяно, несшиеся из дремотной полутьмы дом. Внутри, в прохлдных спльнях, блгоухющих лдном, женщины прятлись от солнц, кк от дурной зрзы, и, дже отпрвляясь к зутрене, зкрывли лицо мнтильей. Любовь у них был медленной и трудной, в нее то и дело вторглись роковые предзнменовния, и жизнь кзлсь нескончемой. А под вечер, в угрюмый чс, когд день сдется ночи, нд трясиной поднимлсь яростня туч кровождных москитов, и слбые испрения человеческих экскрементов, теплые и печльные, извлекли со дн души мысли о смерти.

Словом, жизнь колонильного город, которую юный Хувенль Урбино, грустя в Приже, склонен был иделизировть, являлсь не чем иным, кк мечтою, тонувшей в воспоминниях. В восемндцтом веке это был смый бойкий торговый город во всем крибском крю, глвным обрзом з счет печльной привилегии быть крупнейшим в Америке рынком фрикнских рбов. А кроме того, здесь нходилсь резиденция вице-королей Нового Королевств Грнды, которые предпочитли првить отсюд, с берег мирового окен, не из длекой и холодной столицы, где векми, не перествя, моросил дождь, искжя все предствления о действительной жизни. Несколько рз в году в бухту сходились флотилии глионов, груженных богтствми из Потоси, из Кито, из Веркрус; для город то были годы слвы. В пятницу 8 июня 1708 год, в четыре чс пополудни, глион «Сн-Хосе», взявший курс н Кдис с грузом ценных кмней и метллов стоимостью в полмиллирд тогдшних песо, был потоплен нглийской эскдрой у смого выход из гвни, и з дв прошедшие зтем век его тк и не подняли со дн. Богтств, осевшие н корлловом дне окен, и труп кпитн, плвющий у кпитнского мостик, были взяты историкми з символ и эмблему этого город, тонувшего в воспоминниях.

Н другом берегу бухты, в богтом квртле Л-Мнг, дом доктор Хувенля Урбино жил словно в ином времени. Дом был большим и прохлдным, в один этж, с портиком из дорических колонн н фсдной террсе, с которой открывлся вид н стоялые воды, где догнивли выброшенные из бухты остнки отслуживших свою службу корблей. Пол в доме от входной двери до кухни был вымощен черной и белой плиткой, кк шхмтня доск, и многие полгли, что причиной тому – шхмтня стрсть доктор, збывя, что н смом деле это излюбленный стиль ктлонских мстеров, которые в нчле век построили квртл новоявленных богчей. Просторня гостиня с очень высокими, кк и во всем доме, потолкми и с шестью цельными, без створок, окнми, выходившими н улицу, отделялсь от столовой огромной изукршенной стеклянной дверью, по которой вились виногрдные лозы и в бронзовых рощх юные девы соблзнялись свирелями фвнов. Вся мебель в гостиной, вплоть до чсов с мятником, был подлиння нглийскя, конц девятндцтого век, лмпы под потолком – с подвескми из горного хрустля, и повсюду кувшины и взы севрского фрфор и лебстровые сттуэтки, изобржвшие языческие игры. Но в остльной чсти дом европейский дух был не тк силен, плетеные кресл тм стояли вперемежку с венскими кчлкми и тбуретми с кожными сиденьями местного изготовления. В спльнях, помимо кровтей, висели изумительные гмки из Сн-Хсинто, н крях, обшитых цветной бхромой, шелком, готическими буквми было вышито имя хозяин. Зл рядом со столовой, с смого нчл преднзнчвшяся для прдных ужинов, в обычное время использовлсь кк музыкльный слон, где зезжие знменитости двли концерты для узкого круг. Плитчтый пол для зглушения шгов покрывли турецкие ковры, купленные н междунродной выствке в Приже, тм же стоял ортофон последней модели возле полки с плстинкми, содержвшимися в строгом порядке, в углу, покрытое мнильской шлью, покоилось пинино, к которому доктор Урбино не притргивлся уже много лет. Во всем доме чувствовлся мудрый пригляд женщины, твердо стоящей н земле.

Однко ничто в доме не могло срвниться с торжественным убрнством библиотеки, которя для доктор Урбино, пок стрость не одолел его, был нстоящим святилищем. Все стены вокруг стол орехового дерев, приндлежвшего еще его отцу, все стены и дже окн были скрыты зстекленными полкми, н которых он рзместил почти в мникльно-строгом порядке три тысячи книг, в одинковых переплетх из телячьей кожи с тиснеными золотыми буквми н корешкх. В отличие от всех остльных помещений в доме, которые нходились во влсти грохот и зловония, доносившихся из бухты, в библиотеке всегд все было – вплоть до зпхов – кк в ббтстве. Доктор Урбино и его жен, рожденные и воспитнные в крибских привычкх открывть нстежь окн и двери, ззывя прохлду, которой н смом деле не было, пончлу чувствовли себя неуютно в зпертом доме. Но со временем убедились, что единственный способ противостоять жре – это держть дом нглухо зпертым в вгустовский зной, не впускя рскленного воздух снружи, и рспхивть все нстежь только нвстречу ночным ветрм. После того кк они это поняли, их дом стл смым прохлдным под свирепым солнцем Л-Мнги, и было отрдно провести сиесту в полумрке спльни, под вечер сидеть н передней террсе и глядеть, кк тяжело идут мимо пепельно-серые грузовые суд из Нового Орлен и шлепют деревянными лопстями речные проходы, н которых вечером зжиглись огни и звонкий шлейф музыки очищл стоялые воды бухты. Этот дом был смым ндежным и с декбря по мрт, когд северные пссты рвли крыши и всю ночь, точно голодные волки, кружили и звывли вокруг дом, выискивя смую млую щель. И никому не приходило в голову, что у супружеской четы, обосноввшейся тут, были ккие-то причины для того, чтобы не быть счстливыми.

И тем не менее доктор Урбино не был счстлив в то утро, вернувшись домой еще до десяти чсов, после двух встреч, из-з которых он не только пропустил воскресную прздничную службу, но и, того гляди, мог утртить состояние дух, свойственное его возрсту, когд все уже кжется в прошлом. Он хотел вздремнуть немного, прежде чем идти н прдный обед к доктору Лсидесу Оливельи, но зстл дом сумтоху – прислуг пытлсь поймть попугя, который вырвлся, когд его вынули из клетки, чтобы подрезть крылья, и взлетел н смую высокую ветку мнгового дерев. Попугй был облезлый и сумсшедший, он не рзговривл, когд его просили, и нчинл говорить в смые неожиднные моменты, но зто уж говорил совершенно четко и тк здрво, кк не всякий человек. Доктор Урбино лично обучл его, потому попугй пользовлся ткими привилегиями, кких не имел в семье никто, дже дети в нежном млденческом возрсте.

Он жил в доме уже более двдцти лет, и никто не знл, сколько лет он прожил н свете до этого. Днем, отдохнув в послеобеденную сиесту, доктор Урбино сдился с ним н выходившей во двор террсе, смом прохлдном месте в доме, и нпрягл все свои педгогические способности до тех пор, пок попугй не выучился говорить по-фрнцузски, кк кдемик. Зтем, из чистого упорств, он нучил попугя вторить его молитве н лтыни, зствил выучить несколько избрнных цитт из Евнгелия от Мтфея, однко безуспешно пытлся вдолбить ему мехническое предствление о четырех рифметических действиях. В одно из последних своих путешествий он привез из Европы первый фоногрф с большой трубой и множеством входивших тогд в моду плстинок с зписями своих любимых клссических композиторов. День з днем н протяжении нескольких месяцев он зствлял попугя по несколько рз прослушивть пение Иветт Гильбер и Аристид Брюн, услждвших Фрнцию в прошлом веке, пок попугй не выучил песни низусть. Попугй пел женским голосом песни Иветт Гильбер и тенором – песни Аристид Брюн, зкнчивл пение рзнузднным хохотом, что было зеркльным отобржением того хохот, которым рзржлсь прислуг, слушя песни н фрнцузском языке. Слв о збвном попуге рспрострнилсь тк длеко, что, случлось, позволения взглянуть н него просили знтные гости из центрльной чсти стрны, прибыввшие сюд н речных проходх, некоторые нглийские туристы, в те поры во множестве зплыввшие в город н бнновых судх из Нового Орлен, дже пытлись купить его з любые деньги. Но вершиной его слвы был тот день, когд президент Республики дон Мркое Фидель Сурес со всем своим кбинетом министров пришел в дом, чтобы удостовериться в спрведливости попугевой слвы. Они прибыли в три чс пополудни, умиря от жры в цилиндрх и суконных сюртукх, которые не снимли ни рзу з все три дня официльного визит под рскленным добел вгустовским небом, и вынуждены были уйти, не удовлетворив своего любопытств, поскольку попугй не произнес ни слов з все дв чс, невзиря н все отчянные уговоры и угрозы, ткже публичное посрмление доктор Урбино, который опрометчиво нстивл н этом приглшении вопреки мудрым предостережениям супруги.

То, что попугй сохрнил все привилегии и после исторической дерзости, окончтельно докзло его священное прво. В дом не допусклись никкие живые тври, з исключением земляной черепхи, которя вновь появилсь н кухне после того, кк три или четыре год числилсь безвозвртно пропвшей. Но ее считли скорее не живым существом, минерльным мулетом н счстье, и никто никогд не мог точно скзть, где он бродит. Доктор Урбино упорно не признвлся, что терпеть не может животных, и отговривлся н этот счет всякими нучными побсенкми и философическими предлогми, которые могли убедить кого угодно, но не его жену. Он говорил, что те, кто слишком любит животных, способны н стршные жестокости по отношению к людям. Он говорил, что собки вовсе не верны, угодливы, что кошки – предтельское племя, что пвлины – вестники смерти, попуги р – всего-нвсего обременительное укршение, кролики рзжигют вожделение, обезьяны зржют бешеным слстолюбием, петухи – вообще прокляты, ибо по петушиному крику от Христ отреклись трижды.

Фермин Дс, его супруг, которой к этому времени исполнилось семьдесят дв год и которя уже утртил былую королевскую поступь гзели, совершенно безрссудно любил и тропические цветы, и домшних животных, и срзу после свдьбы под впечтлением нового открывшегося ей мир любви звел в доме горздо больше животных, чем диктовл здрвый смысл. Сперв появились три длмтских кот, носивших имен римских имперторов, которые рздирли друг друг в клочья, соперничя з рсположение смки, делвшей честь своему имени Месслин, ибо не успевл он принести девятерых котят, кк тотчс же зчинл следующий десяток. Потом появились кошки биссинские, с орлиными профилями и фроновыми повдкми, рскосые симские, дворцовые персидские, которые бродили по спльням, точно призрки, и будоржили ночной покой громкими любовными шбшми. Несколько лет прожил во дворе опояснный цепью и приковнный к мнговому дереву смец мзонского уистити, который вызывл определенное сочувствие, поскольку походил н рхиепископ Обдулио-и-Рея удрученной физиономией, невинностью очей и крсноречивостью жестов, однко отделлсь от него Фермин Дс не по этой причине, потому, что уистити имел скверную привычку – воздвть честь дмм прилюдно рукоблудием.

В коридорх дом в клеткх сидели всевозможные птицы Гвтемлы, выпи-прорицтельницы, серые болотные цпли с длинными желтыми ногми; олененок просовывл морду сквозь прутья и поедл цветшие в горшкх нтурии. Нездолго до последней гржднской войны, когд впервые зговорили о возможном приезде Ппы Римского, из Гвтемлы привезли рйскую птицу, которую не змедлили вернуть обртно, едв узнли, что сообщение о ппском визите всего-нвсего првительствення выдумк для устршения зговорщиков-либерлов. А кк-то у контрбндистов, приходивших н прусникх из Кюрсо, купили проволочную клетку с шестью пхучими воронми, точно ткими же, ккие были у Фермины-девочки в отцовском доме и кких он хотел иметь, ств змужней женщиной. Однко терпеть в доме этих воронов, которые беспрерывно били крыльями и нполняли дом зпхом похоронных венков, было невыносимо. Привезли в дом еще и четырехметровую нконду, чей бессонный охотничий свист будоржил темноту сплен, хотя блгодря ей и добились желемого: смертоносное дыхние нконды рспугло всех летучих мышей, слмндр и бесчисленное рзнообрзие зловредных нсекомых, нводнявших дом в пору ливневых дождей. Доктор Хувенль Урбино в те годы имел большую врчебную прктику и, поглощенный успехми своих общественных и культурных зтей, не ломл нд этим голову, полгя, что его жен, живущя среди стольких отвртительных существ, не только смя крсивя, но и смя счстливя женщин в крибском крю. Но однжды вечером, вернувшись после тяжелого дня, он зстл дом ктстрофу, которя рзом вернул его с небес н землю. От гостиной, нсколько хвтл глз, рстеклсь по полу кроввя рек, в которой плвли тел мертвых животных. Прислуг, не зня, что делть, взобрлсь н стулья и не могл прийти в себя от ужс.

Окзывется, внезпно взбесился сторожевой пес: в припдке бешенств он рвл в клочья всех без рзбору животных, попдвшихся н пути, пок, нконец, соседский сдовник, нбрвшись мужеств, не зрубил пс теском. Никто не знл, скольких он успел покусть или зрзить пенной зеленой слюной, и потому доктор Урбино прикзл перебить всех оствшихся в живых животных, тел их сжечь в поле, подльше от дом, снитрной службе сделть дезинфекцию в доме. Уцелел только один счстливчик – смец черепхи моррокойя, никто не вспомнил о нем.

Фермин Дс впервые признл првоту муж в домшнем деле и пострлсь потом очень долго не зговривть с ним о животных. Он утешлсь цветными вклдкми из «Истории естествознния» Линнея, которые велел вствить в рмки и рзвесить по стенм гостиной, и, может быть, в конце концов потерял бы всякую ндежду снов звести в доме ккое-нибудь животное, если бы однжды н рссвете воры не взломли окно в внной комнте и не унесли столовое серебро, которое передвлось в нследство от одного к другому уже пятью поколениями. Доктор Урбино нвесил двойные змки н оконные зпоры, для верности поствил н все двери железные зсовы, все смое ценное стл хрнить в несгоремом шкфу и вспомнил двнюю военную привычку спть с револьвером под подушкой. Но покупть и держть в доме сторожевого пс – привитого или не привитого, вольного или н цепи – откзлся нотрез, хоть бы воры обобрли его до нитки.

– В этот дом не войти больше никому, кто не умеет говорить, – скзл он.

Он скзл тк, желя положить конец хитроумным доводм жены, снов уговриввшей его купить собку, и, конечно, не мог себе предствить, что это скороспелое зявление позже будет стоить ему жизни. Фермин Дс, чей необузднный хрктер с годми приобрел новые черты, поймл неосторожного н язык супруг: через несколько месяцев после того огрбления он вновь нвестил прусники Кюрсо и купил королевского попугя из Прмрибо, который умел лишь ругться отборной мтросской брнью, но выговривл слов тким человеческим голосом, что вполне опрвдывл свою непомерную цену в двендцть сентво.

Попугй был хорош, горздо более легкий, чем кзлся, голов желтя, язык – черный, единственный признк, по которому его можно отличить от других попугев, которых невозможно нучить рзговривть дже при помощи свечей со скипидром. Доктор Урбино умел достойно проигрывть, он склонил голову перед изобреттельностью жены и только дивился, ккое удовольствие доствляют ему успехи рзздоренного служнкми попугя. В дождливые дни, когд у нсквозь промокшего попугя язык рзвязывлся от рдости, он произносил фрзы совсем из других времен, которым нучился не в этом доме и которые позволяли думть, что попугй горздо стрше, чем кжется. Окончтельно сдержнное отношение доктор к попугю пропло в ночь, когд воры снов пытлись злезть в дом через слуховое окно н чердке и попугй спугнул их, злившись собчьим лем; он лял првдоподобнее нстоящей овчрки и выкрикивл: «Воры, воры, воры!» – две уловки, которым он нучился, конечно же, не в этом доме. Вот тогд-то доктор Урбино и знялся им, он прикзл прилдить под мнговым деревом шест и укрепить н нем одну миску с водой, другую – со спелым бнном и трпецию, н которой попугй мог бы кувыркться. С декбря по мрт, когд ночи стновились холоднее и погод деллсь невыносимой из-з северных ветров, попугя в клетке, покрытой пледом, зносили в спльни, хотя доктор Урбино и опслся, что хронический сп, которым стрдл попугй, может повредить людям. Многие годы попугю подрезли перья н крыльях и выпускли из клетки, и он рсхживл в свое удовольствие походкой строго квлерист. Но в один прекрсный день он стл выделывть кробтические фокусы под потолком н кухне и свлился в кстрюлю с вревом, истошно вопя морскую глимтью вроде «спсйся кто может»; ему здорово повезло: кухрке удлось его выловить половником, обвренного, облезшего, но еще живого. С тех пор его стли держть в клетке дже днем, вопреки широко рспрострненному поверью, будто попуги в клетке збывют все, чему их обучили, и доствть оттуд только в четыре чс, когд спдл жр, н урок к доктору Урбино, который тот проводил н террсе, выходившей во двор. Никто не зметил вовремя, что крылья у попугя чересчур отросли, и в то утро кк рз собрлись их подрезть, но попугй взлетел н верхушку мнгового дерев.

Три чс его не могли поймть. К кким только хитростям и уловкм не прибегли служнки, и домшние и соседские, чтобы зствить его спуститься, но он упорно не желл и, ндрывясь от хохот, орл: «Д здрвствует либерльня пртия, д здрвствует либерльня пртия, черт бы ее побрл!» – отвжный клич, стоивший жизни не одному подвыпившему гуляке. Доктор Урбино еле мог рзглядеть его в листве и пытлся уговорить по-испнски, по-фрнцузски и дже н лтыни, и попугй отвечл ему н тех же смых языкх, с теми же интонциями и дже тем же голосом, однко с ветки не слез. Поняв, что добром ничего не добиться, доктор Урбино велел послть з пожрными – его последней збвой н ниве общественной деятельности.

До смого недвнего времени пожры гсили добровольцы кк попло: хвтли лестницы, ккими пользовлись кменщики, черпли ведрми воду где придется и действовли тк сумтошно, что порой причиняли рзорения больше, чем сми пожры. Но с прошлого год н пожертвовния, собрнные Лигой общественного блгоустройств, почетным президентом которой был Хувенль Урбино, в городе звели профессионльную пожрную комнду, у которой был своя водовозк, сирен, колокол и дв брндспойт. Пожрные были в моде, и когд церковные колокол били нбт, в школх дже отменяли уроки, чтобы ребятишки сбегли посмотреть, кк сржются с огнем. Внчле пожрные знимлись только пожрми. Но доктор Урбино рсскзл местным влстям, что в Гмбурге он видел, кк пожрные возврщли к жизни ребенк, нйденного змерзшим в подвле, после трехдневного снегопд. А н улочке Неполя он видел, кк они спускли гроб с покойником с блкон десятого этж – по крутой винтовой лестнице семья не могл вытщить гроб н улицу. И вот местные пожрные стли окзывть рзного род срочные услуги – вскрывть змки, убивть ядовитых змей, Медицинскя школ дже устроил для них специльные курсы по окзнию первой помощи. А потому ничего стрнного не было в том, чтобы попросить их снять с высокого дерев выдющегося попугя, у которого достоинств было не меньше, чем у ккого-нибудь зслуженного господин. Доктор Урбино нпутствовл: «Скжите, что вы от меня». И пошел в спльню переодевться к прдному обеду. По првде скзть, голов доктор был тк знят письмом Херемии де Сент-Амур, что учсть попугя его не особенно зботил.

Фермин Дс уже ндел свободное шелковое плтье, присборенное н бедрх, и ожерелье из нстоящего жемчуг шесть рз вольно обвило ее шею; ноги обул в тлсные туфли н высоком кблуке, ккие он ндевл лишь в смых торжественных случях, ибо подобные испытния были ей уже не по годм. Кзлось бы, столь модный нряд не годился почтенной мтроне, однко он очень шел ей, – к ее фигуре, все еще стройной и сттной, к ее гибким рукм, не крпленым еще стростью, к ее коротко стриженным волосм голубовто-стльного цвет, свободной волной пдвшим н щеку. Единственным, что остлось у нее от свдебной фотогрфии, были глз, точно прозрчные миндлины, и врождення горделивость оснки, – словом, все, что ушло с возрстом, восполнялось хрктером и стртельной умелостью. Ей было легко и свободно: длеко позди остлись времен железных корсетов, зтянутых тлий, нклдных втных здов. Тел теперь дышли свободно и выглядели ткими, ккими были н смом деле. Хотя бы и в семьдесят лет.

Доктор Урбино зстл ее перед трюмо под медленно врщвшимися лопстями электрического вентилятор: он ндевл шляпу, укршенную фетровыми филкми. Спльня был просторной и светлой: нглийскя кровть, зщищення плетеной розовой сеткой от москитов, дв рспхнутых окн, в которые видны были рстущие во дворе деревья и несся треск цикд, ошеломленных предвестьями близкого дождя. С того дня, кк они возвртились из свдебного путешествия, Фермин Дс всегд см подбирл одежду для муж в соответствии со временем и обстоятельствми и ккуртно рсклдывл ее н стуле зрнее, с вечер, чтобы он, выйдя из внной, срзу ншел ее. Он не помнил, когд нчл помогть ему одевться, потом уже и одевть его, но хорошо знл, что внчле делл это из любви, однко лет пять нзд стл делть по необходимости, потому что он уже не мог одевться см. Они только что отпрздновли свою золотую свдьбу и уже не умели жить друг без друг ни минуты и ни минуты не думть друг о друге; это неумение стновилось тем больше, чем больше нвливлсь н них стрость. Ни тот, ни другой не могли бы скзть, основывлись ли эт взимня помощь и прислуживние н любви или н жизненном удобстве, но ни тот, ни другой не здвли себе столь откровенного вопрос, поскольку об предпочитли не знть ответ. Постепенно он стл змечть, кк неверен стновится шг муж, кк неожиднно и стрнно меняется его нстроение, ккие провлы случются в пмяти, совсем недвно появилсь вдруг привычк всхлипывть во сне, однко он отнесл все это не к безошибочным признкм нчл окончтельного стрческого рспд, но воспринял кк счстливое возврщение в детство. И потому обрщлсь с ним не кк с трудным стриком, но кк с несмышленым ребенком, и этот обмн был блгословенным для обоих, потому что спсл от жлости.

Совсем другой, нверное, могл бы стть жизнь для них обоих, знй они зведомо, что в семейной жизни куд легче уклониться от ктстроф, нежели от досдных мелочных пустяков. Но если они и нучились чему-то об, то лишь одному: знние и мудрость приходят к нм тогд, когд они уже не нужны. Скрепя сердце Фермин Дс годми терпел по утрм веселое пробуждение супруг. Он изо всех сил цеплялсь з тонкие ниточки сн, чтобы не открывть глз нвстречу новому роковому дню, полному зловещих предзнменовний, он просыплся в невинном неведении, точно новорожденный: кждый новый день для него был еще одним выигрнным днем. Он слышл, кк он поднимлся с первыми петухми и подвл первый признк жизни – кшлял, просто тк, чтобы и он проснулсь. Потом слышл, кк он бормотл что-то специльно, чтобы потревожить ее, пок искл в темноте шлепнцы, которым полглось стоять у кровти. Потом кк он пробирлся в внную комнту, нтыкясь в потемкх н все подряд. А примерно через чс, когд ей уже снов удвлось зснуть, слышл, кк он одевется, опять не зжигя свет. Однжды в гостиной, во время ккой-то игры, его спросили, кк бы он определил себя, и он ответил: «Я – человек, привыкший одевться в потемкх». Он слушл, кк он шумел, прекрсно зня, что шумит он нрочно, деля вид, будто все ноборот, точно тк же, кк он, двно проснувшяся, притворялсь спящей. И причины его поведения знл точно: никогд он не был ему тк нужн, живя и здрвя, кк в эти тревожные минуты.

Никто не спл тк крсиво, кк он, – будто летел в тнце, прижв одну руку ко лбу, – но никто и не свирепел, кк он, если случлось потревожить ее, думя, что он спит, в то время кк он уже не спл. Доктор Урбино знл, что он улвливет млейший его шум и дже рд, что он шумит, – было н кого взвлить вину з то, что он не спит с пяти утр. И в тех редких случях, когд, шря в потемкх, он не нходил н привычном месте своих шлепнцев, он вдруг сонным голосом говорил: «Ты оствил их вчер в внной». И тут же рзъяренным голосом, в котором не было и тени сн, руглсь: «Что з кошмр, в этом доме невозможно спть».

Покрутившись в постели, он зжигл свет, уже не щдя себя, счстливя первой победой, одержнной в нступющем дне. По сути дел, об учствовли в этой игре, тинственной и изврщенной, именно потому бодрящей игре, соствлявшей одно из стольких опсных нслждений одомшненной любви. И именно из-з ткой зурядной домшней игры-рзмолвки чуть было не рухнул их тридцтилетняя совместня жизнь – только из-з того, что однжды утром в внной не окзлось мыл.

Нчлось все повседневно просто. Доктор Хуве-нль Урбино вошел в спльню из внной – в ту пору он еще мылся см, без помощи – и нчл одевться, не зжигя свет. Он, кк всегд в это время, плвл в теплом полусне, точно зродыш в мтеринском чреве, – глз зкрыты, дыхние легкое и рук, словно в священном тнце, прижт ко лбу. Он был в полусне, и он это знл. Пошуршв в темноте нкрхмленными простынями, доктор Урбино скзл кк бы см себе:

– Неделю уже, нверное, моюсь без мыл. Тогд он окончтельно проснулсь, вспомнил и нлилсь яростью против всего мир, потому что действительно збыл положить в мыльницу мыло. Три дня нзд, стоя под душем, он зметил, что мыл нет, и подумл, что положит потом, но потом збыл и вспомнил о мыле только н следующий день. Н третий день произошло то же смое. Конечно, прошл не неделя, кк скзл он, чтобы усугубить ее вину, но три непростительных дня пробежли, и ярость оттого, что зметили ее промх, окончтельно вывел ее из себя. Кк обычно, он прибегл к лучшей зщите – нпдению:

– Я моюсь кждый день, – зкричл он в гневе, – и все эти дни мыло было.

Он достточно хорошо знл ее методы ведения войны, но н этот рз не выдержл. Сослвшись н дел, он перешел жить в служебное помещение блготворительной больницы и приходил домой только переодеться перед посещением больных н дому. Услышв, что он пришел, он уходил н кухню, притворяясь, будто знят делом, и не выходил оттуд, пок не слышл, что экипж отъезжет. В три последующих месяц кждя попытк помириться зкнчивлсь лишь еще большим рздором. Он не соглшлся возврщться домой, пок он не признет, что мыл в внной не было, он не желл принимть его обртно до тех пор, пок он не признется, что соврл нрочно, чтобы рзозлить ее.

Этот неприятный случй, рзумеется, дл им основние вспомнить множество других мелочных ссор, случившихся в тревожную пору иных предрссветных чсов. Одни обиды тянули з собой другие, рзъедли зрубцеввшиеся рны, и об ужснулись, обнружив вдруг, что в многолетних супружеских сржениях они пестовли только злобу. И тогд он предложил пойти вместе и исповедться сеньору рхиепископу – ндо тк ндо, – и пусть Господь Бог, верховный судия, решит, было в внной комнте мыло или его не было. И он, всегд тк прочно сидевшя в седле, вылетел из него, издв исторический возглс:

– Пошел он в здницу, сеньор рхиепископ! Оскорбительный выкрик потряс основы город, породил росскзни, которые не тк-то легко было опровергнуть, и в конце концов вошел в копилку нродной мудрости, его стли дже нпевть н мнер куплет из срсуэлы: «Пошел он в здницу, сеньор рхиепископ!» Он понял, что перегнул плку, и, предвидя ответный ход муж, поспешил опередить его – пригрозил, что переедет в стрый отцовский дом, который все еще приндлежл ей, хотя и сдвлся под ккие-то конторы. Угроз не был пустой: он н смом деле собирлсь уйти из дому, нплевв н то, что в глзх обществ это было скндлом, и муж понял это вовремя. У него не хвтило смелости бросить вызов обществу: он сдлся. Не в том смысле, что признл, будто мыло лежло в внной, это ннесло бы непопрвимый ущерб првде, нет, просто он остлся жить в одном доме с женой, но жили они в рзных комнтх и не рзговривли друг с другом. И ели з одним столом, но нучились в нужный момент ловко передвть с одного конц н другой то, что нужно было передть, через детей, которые дже и не догдывлись, что родители не рзговривют друг с другом.

Возле кбинет не было внной комнты, и конфликт исчерпл себя – теперь он не шумел спозрнку, он входил в внную после того, кк подготовится к утренним знятиям, и н смом деле стрлся не рзбудить супругу. Не рз перед сном они одновременно шли в внную и тогд чистили зубы по очереди. К концу четвертого месяц он кк-то прилег почитть в супружеской постели, ожидя, пок он выйдет из внной, кк бывло не рз, и зснул. Он пострлсь лечь в постель тк, чтобы он проснулся и ушел. И он действительно нполовину проснулся, но не ушел, погсил ночник и поудобнее устроился н подушке. Он потрясл его з плечо, нпоминя, что ему следует отпрвляться в кбинет, но ему тк хорошо было почувствовть себя снов н пуховой перине прдедов, что он предпочел кпитулировть.

– Дй мне спть здесь, – скзл он. – Было мыло в мыльнице, было.

Когд уже в излучине стрости они вспоминли этот случй, то ни ей, ни ему не верилось, что т рзмолвк был смой серьезной з их полувековую совместную жизнь, и именно он вдохнул в них желние примириться и нчть новую жизнь. Дже сострившись и присмирев духом, они стрлись не вызывть в пмяти тот случй, ибо и зрубцеввшиеся рны нчинли кровоточить тк, словно все случилось только вчер.

Он был первым мужчиной в жизни Фермины Дсы, которого он слышл, когд он мочился. Это произошло в первую брчную ночь в кюте проход, который вез их во Фрнцию; он лежл, рздвлення морской болезнью, и шум его тугой, кк у коня, струи прозвучл для нее тк мощно и влстно, что ее стрх перед грядущими бедми безмерно возрос. Потом он чсто вспоминл это, поскольку с годми его струя слбел, он никк не могл смириться с тем, что он орошет кря унитз кждый рз, когд им пользуется. Доктор Урбино пытлся убедить ее, приводя доводы, понятные любому, кто хотел понять: происходит это неприятное дело не вследствие его неккуртности, кк уверял он, в силу естественной причины: в юности его струя был ткой тугой и четкой, что в школе он побеждл н всех состязниях по меткости, нполняя струей бутылки, с годми же он ослбевл и в конце концов превртилсь в прихотливый ручеек, которым невозможно упрвлять, кк он ни стрется. «Унитз нверняк выдумл человек, не знющий о мужчинх ничего». Он пытлся сохрнить домшний мир, ежедневно совершя поступок, в котором было больше унижения, нежели смирения: после пользовния унитзом кждый рз вытирл тулетной бумгой его кря. Он знл об этом, но ничего не говорил до тех пор, пок в внной не нчинло пхнуть мочой, и тогд провозглшл, словно рскрывя преступление: «Воняет, кк в крольчтнике». Когд стрость подошл вплотную, немощь вынудил доктор Урбино принять окончтельное решение: он стл мочится сидя, кк и он, в результте и унитз оствлся чистым, и смому ему было хорошо.

К тому времени ему уже было трудно упрвляться смому, поскользнись он в внной – и конец, и потому он стл с опской относиться к душу. В доме, построенном н современный мнер, не было оцинковнной внны н ножкх-лпх, ккие обычно стояли в домх строго город. В свое время он велел убрть ее из гигиенических сообржений: внн – одн из многочисленных мерзостей, придумнных европейцми, которые моются рз в месяц, в последнюю пятницу, и брхтются в той же смой потной грязи, которую ндеются смыть с тел. Итк, зкзли огромное корыто из плотной гуякновой древесины, и в нем Фермин Дс стл купть своего муж точно тк, кк купют грудных млденцев. Купние длилось более чс, в трех водх с добвлением отвр из листьев мльвы и пельсиновой кожуры, и действовло н него тк успокивюще, что иногд он зсыпл прямо тм, в душистом нстое. Выкупв муж, Фермин Дс помогл ему одеться, припудривл ему тльком пх, мслом кко смзывл рздржения н коже и нтягивл носки любовно, точно пеленл млденц; он одевл его всего, от носков до глстук, и узел глстук зклывл булвкой с топзом. Первые утренние чсы у супругов теперь тоже проходили спокойно, к нему вернулось былое ребячество, которое н время дети отняли у него. И он в конце концов приноровилсь к семейному рспорядку, для нее годы тоже не прошли дром: теперь он спл все меньше и меньше и к семидесяти годм уже просыплсь рньше муж.

В то воскресенье, н Троицу, когд доктор Хуве-нль Урбино приподнял одеяло нд трупом Херемии де Сент-Амур, ему открылось нечто ткое, чего он, врч и верующий, до тех пор не постиг дже в смых своих блисттельных прозрениях. Словно после стольких лет близкого знкомств со смертью, после того, кк он столько сржлся с нею и по прву и без всякого прв щупл ее собственными рукми, он в первый рз осмелился взглянуть ей прямо в лицо, и он см тоже зглянул ему в глз. Нет, дело было не в стрхе смерти. Этот стрх сидел в нем уже много лет, он жил в нем, стл тенью его тени с той смой ночи, когд, внезпно проснувшись, встревоженный дурным сном, он вдруг понял, что смерть – это не непремення вероятность, непремення рельность. А тут он обнружил физическое присутствие того, что до сих пор было достоверностью вообржения и не более. И он пордовлся, что инструментом для этого холодящего ужсом откровения Божественное провидение избрло Херемию де Сент-Амур, которого он всегд считл святым, не понимвшим этого Божьего др. Когд же письмо рскрыло ему истинную суть Херемии де Сент-Амур, все его прошлое, его уму непостижимую хитроумную мощь, доктор почувствовл, что в его жизни что-то изменилось решительно и бесповоротно.

Фермин Дс не дл ему зрзить себя мрчным нстроением. Он, рзумеется, попытлся это сделть в то время, кк он помогл ему нтягивть штны, потом зстегивл многочисленные пуговицы н рубшке. Однко ему не удлось, потому что Фермину Дсунелегко было выбить из колеи, тем более известием о смерти человек, которого он не любил. О Херемии де Сент-Амуре, которого он никогд не видел, ей было лишь известно, что он инвлид н костылях, что он спсся от рсстрел во время ккого-то мятеж н кком-то из Антильских островов, что из нужды он стл детским фотогрфом, смым популярным во всей провинции, что однжды выигрл в шхмты у человек, которого он помнил кк Торремолинос, в то время кк в действительности его звли Кпблнкой.

– Словом, всего лишь беглый из Кйенны, приговоренный к пожизненному зключению з стршное преступление, – скзл доктор Урбино. – Предствляешь, он дже ел человечину.

Он дл ей письмо, тйну которого хотел унести с собой в могилу, но он спрятл сложенные пополм листки в трюмо, не читя, и зперл ящик н ключ. Он двно привыкл к неисчерпемой способности своего муж изумляться, к крйностям в оценкх, которые с годми стновились еще более непонятными, к узости его суждений, что никк не соответствовло широте его общественных интересов. Н этот рз он перешел все грницы. Он предполгл, что муж ценит Херемию де Сент-Амур не з то, кем он был прежде, з то, кем он, беглый, приехвший с одной котомкой з плечми, сумел стть здесь, и не могл понять, почему муж тк порзили зпоздлые откровения Херемии де Сент-Амур. Он не понимл, почему его тк неприятно порзил тйня связь Херемии де Сент-Амур с женщиной, – в конце концов, тков был твистический обычй мужчин его тип, и при неблгоприятном стечении обстоятельств см доктор мог окзться в подобной ситуции, кроме того, он полгл, что женщин в полной мере докзл свою любовь, помогя мужчине осуществить принятое решение – умереть. Он скзл: «Если бы ты решил сделть то же смое в силу столь же серьезных причин, мой долг был бы поступить тк, кк поступил он». Доктор Урбино в очередной рз попл в зпдню элементрного непонимния, которое рздржло его уже пятьдесят лет.

– Ты ничего не понимешь, – скзл он. – Возмутило меня не то, кем он окзлся, и не то, что он сделл, то, что он столько лет обмнывл нс.

Его глз зтумнились невольными слезми, но он сделл вид, что ничего не зметил.

– И првильно делл, – возрзил он. – Скжи он првду, ни ты, ни эт бедня женщин, д и никто в городе не любил бы его тк, кк его любили.

Он пристегнул ему к жилету цепочку чсов. Подтянул узел глстук и зколол его булвкой с топзом. Потом плтком, смоченным одеколоном «Флорид», вытерл ему слезы и зплкнную бороду и вложил плток в нгрудный крмшек, кончиком нружу, точно цветок мгнолии. Стоячую тишину дом нрушил бой чсов: одинндцть удров.

– Поторопись, – скзл он, беря его под руку. – Мы опздывем.

Аминт Дечмис, супруг доктор Лсидес Оливельи, и семеро их дочерей стрлись нперебой предусмотреть все детли, чтобы прдный обед по случю двдцтипятилетнего юбилея стл общественным событием год. Дом этого семейств нходился в смом сердце исторического центр и прежде был монетным двором, однко полностью утртил свою суть стрниями флорентийского рхитектор, который прошелся по городу злым ургном новторств и, кроме всего прочего, превртил в венецинские бзилики четыре пмятник XVII век. В доме было шесть сплен, дв зл, столовя и гостиня, просторные, хорошо проветриввшиеся, однко они окзлись бы тесны для приглшенных н юбилей выдющихся грждн город и округи. Двор был точной копией монстырского двор ббтств, посередине в кменном фонтне журчл вод, н клумбх цвели гелиотропы, под вечер нполнявшие ромтом дом, однко прострнство под рочной глереей окзлось мло для столь вжных гостей. И потому семейство решило устроить обед в згородном имении, в девяти минутх езды н втомобиле по королевской дороге; в имении двор был огромным, тм росли высочйшие индийские лвры, в спокойных водх реки цвели водяные лилии. Мужскя прислуг из трктир дон Снчо под руководством сеньоры Оливельи нтянул рзноцветные прусиновые нвесы тм, где не было тени, и нкрыл под сенью лвров по периметру прямоугольник столики н сто двдцть две персоны, зстелив их льняными сктертями и укрсив глвный, почетный, стол свежими розми. Построили и помост для духового оркестр, огрничив его репертур контрднсми и вльсми нционльных композиторов, кроме того, н этом же помосте должен был выступить струнный квртет Школы изящных искусств: этот сюрприз сеньор Оливелья приготовил для высокочтимого учителя своего супруг, который должен был возглвить стол. И хотя нзнченный день не соответствовл строго дте выпуск, выбрли воскресенье н Троицу, чтобы придть прзднику должное величие.

Приготовления нчлись з три месяц, боялись, кк бы из-з нехвтки времени что-нибудь вжное не остлось недоделнным. Велели привезти живых кур с Золотого Болот, куры те слвились по всему побережью не только рзмерми и вкусным мясом, но и тем, что кормились они н ллювильных землях и в зобу у них, случлось, нходили крупинки чистого золот. Сеньор Оливелья смолично, в сопровождении дочерей и прислуги, поднимлсь н борт роскошных трнстлнтических проходов выбирть все лучшее, что привозилось отовсюду, дбы достойно почтить своего змечтельного супруг.

Все было предусмотрено, все, кроме одного – прздник был нзнчен н июльское воскресенье, дожди в том году зтянулись. Он осознл рисковнность всей зтеи утром, когд пошл в церковь к зутрене и влжность воздух нпугл ее, небо было плотным и низким, морской горизонт терялся в дымке. Несмотря н зловещие приметы, директор строномической обсервтории, которого он встретил в церкви, нпомнил ей, что з всю бурную историю город дже в смые суровые зимы никогд не бывло дождя н Троицу. И тем не менее в тот смый момент, когд пробило двендцть и многие гости под открытым небом пили перитив, одинокий рскт гром сотряс землю, штормовой ветер с моря опрокинул столики, сорвл прусиновые нвесы, и небо обрушилось н землю чудовищным ливнем.

Доктор Хувенль Урбино с трудом добрлся сквозь учиненный бурей рзгром вместе с последними встретившимися ему по дороге гостями и собирлся уже, подобно им, прыгть с кмня н кмень через злитый ливнем двор, от экипж к дому, но в конце концов соглсился н унижение: слуги н рукх, под желтым прусиновым блдхином, перенесли его через двор. Столики уже снов были рсствлены нилучшим обрзом внутри дом, дже в спльнях, но гости не стрлись скрыть своего нстроения потерпевших корблекрушение. Было жрко, кк в проходном котле, но окн пришлось зкрыть, чтобы в комнты не хлестл ветер с дождем. Во дворе н кждом столике лежли крточки с именем гостя, и мужчины, по обычю, должны были сидеть по одну сторону, женщины – по другую. Но в доме крточки с именми гостей перепутлись, и кждый сел где мог, перемешвшись в силу неодолимых обстоятельств и вопреки устоявшимся предрссудкм. В рзгр ктстрофы Аминт Оливелья, кзлось, одновременно нходилсь срзу везде, волосы ее были мокры от дождя, великолепное плтье збрызгно грязью, но он переносил несчстье с неодолимой улыбкой, которой нучилсь у своего супруг, – улыбйся, не доствляй беде удовольствия. С помощью дочерей, выковнных н той же нковльне, ей кое-кк удлось сохрнить з почетным столом мест для доктор Хувенля Урбино в центре и для епископ Обдулио-и-Рея спрв от него. Фермин Дс сел рядом с мужем, кк делл всегд, чтобы он не зснул во время обед и не пролил бы суп себе н лцкны. Место нпротив знял доктор Лсидес Оливелья, пятидесятилетний мужчин с женоподобными мнерми, великолепно сохрнившийся, вечно прздничное состояние души доктор никк не вязлось с точностью его дигнозов. Все остльные мест з этим столом зняли предствители влсти город и провинции и прошлогодняя королев крсоты, которую губернтор под руку ввел в злу и усдил рядом с собой. Хотя и не было в обыче н звные обеды одевться особо, тем более что обед двлся з городом, н женщинх были вечерние плтья и укршения с дргоценными кмнями, и большинство мужчин было в темных костюмх и серых глстукх, некоторые – в суконных сюртукх. Только те, кто приндлежли к сливкм обществ, и среди них – доктор Урбино, пришли в повседневной одежде. Перед кждым гостем лежл крточк с меню, нпечтння по-фрнцузски и укршення золотой виньеткой.

Сеньор Оливелья, боясь, кк бы жр кому не повредил, обежл весь дом, умоляя всех снять з обедом пиджки, однко никто не решился подть пример. Архиепископ обртил внимние доктор Урбино н то, что этот обед в определенном смысле является историческим: впервые з одним столом собрлись теперь, когд рны злечены и боевые стрсти поутихли, предствители обоих лгерей, бившихся в гржднской войне и зливвших кровью всю стрну со дня провозглшения незвисимости. Умонстроение рхиепископ совпдло с рдостным волнением либерлов, особенно молодых, которым нконец удлось избрть президент из своей пртии после сорокпятилетнего првления консервторов. Доктор Урбино не был с этим соглсен: президент-либерл не кзлся ему ни лучше, ни хуже президент-консервтор, пожлуй, только одевется похуже. Однко он не стл возржть рхиепископу, хотя ему и хотелось бы отметить, что н этот обед ни один человек не был приглшен з его обрз мыслей, приглшли сюд по зслугм и родовитости, зслуги род всегд стояли выше удч в политических хитросплетениях или в бедовых военных рзгулх. И если смотреть с этой точки зрения, то приглсить не збыли никого.

Ливень перестл внезпно, кк и нчлся, и срзу же н безоблчном небе зпылло солнце, но короткя буря был свиреп: с корнем выворотил несколько деревьев, двор превртил в грязное болото. Рзрушения н кухне были еще стршнее. Специльно к прзднику позди дом, под открытым небом, сложили из кирпичей несколько очгов, и повр едв успели спсти от дождя котлы с едою. Они потеряли дргоценное время, вычерпывя воду из зтопленной кухни и сооружя новые печи н глерее. К чсу дня удлось слдить с последствиями стихийного бедствия и не хвтло только десерт, который был зкзн сестрм из монстыря Святой Клры и который те обещли прислть не позднее одинндцти чсов утр. Опслись, что дорогу могло рзмыть, кк случлось дже не очень дождливыми зимми, и в тком случе рньше чем через дв чс десерт не следовло ожидть. Кк только дождь перестл, рспхнули окн, и дом нполнил свежий, очищенный грозой воздух. Оркестру, рсположившемуся н фсдной террсе, дли комнду игрть вльсы, но тревожня сумятиц только возросл: рев медных духовых инструментов нполнил дом, и рзговривть теперь можно было лишь криком. Уствшя от ожидния улыбющяся Аминт Оливелья, изо всех сил стрясь не зплкть, прикзл подвть обед.

Квртет Школы изящных искусств нчл свою прогрмму в прдной тишине, которой хвтило лишь н первые ткты моцртовской «Охоты». Рзговоры стновились все громче, шумели негры-прислужники, с трудом пробирвшиеся меж столиков с дымящимися сосудми в рукх, и все-тки доктору Урбино удлось до конц прогрммы удерживть внимние н музыке. Способность концентрировть внимние у него с годми пдл, тк что, игря в шхмты, теперь ему приходилось н бумжке зписывть кждый ход. Однко он еще мог вести серьезный рзговор и не упускть при этом из внимния концерт, хотя уже и не был способен в полной мере делть дв дел срзу, кк один его большой друг, дирижер-немец, который в былые времен в Австрии способен был читть пртитуру «Дон Жун», в то время кк слушл «Тнгейзер».

Вторя вещь прогрммы – «Девушк и смерть» Шуберт, кк покзлось доктору, был исполнен излишне дрмтично. Он слушл ее с нпряжением сквозь возобновившееся бряцние приборов о трелки, слушл, упершись взглядом в румяного молодого человек, который поздоровлся с ним, коротко поклонившись. Без сомнения, он где-то его видел, но не помнил где. Ткое с ним случлось чсто, особенно когд ему хотелось вспомнить имя человек, хорошо ему знкомого, или ккую-нибудь мелодию из двних лет; это вызывло у него тягостное беспокойство, и кк-то ночью он дже подумл: лучше умереть, чем мучться тк до рссвет. Он и н этот рз чуть было не пришел в ткое состояние, но тут его милостиво озрило: молодой человек в прошлом году был его учеником. Он удивился, что видит его тут, в кругу смых избрнных. Но доктор Оливелья пояснил, что молодой человек – сын министр здрвоохрнения и прибыл сюд для нписния диссертции по судебной медицине. Доктор Урбино весело помхл молодому человеку рукой, и юный врч в ответ поднялся и вежливо ему поклонился. Но дже и теперь, кк, впрочем, уже никогд, он тк и не осознл, что это – тот смый прктикнт, который сегодня утром был в доме Херемии де Сент-Амур.

Испытв облегчение от того, что одержл еще одну победу нд стростью, он отдлся прозрчному и плвному лиризму последней пьесы концерт, которую, однко, не узнл. Позднее молодой виолончелист квртет, только недвно вернувшийся из Фрнции, скзл ему, что это был квртет для струнного оркестр Гбриэля Форе, но доктор Урбино дже имени ткого не слыхл, хотя очень внимтельно следил з всеми европейскими новинкми. Не спусквшя с него глз Фермин Дс, кк всегд, если ему случлось н людях чересчур здумться, положил свою вполне земную руку н его. И скзл: «Не думй больше об этом». Доктор Урбино улыбнулся ей с другого берег своего прекрсного длек и только тогд снов подумл о том, что, кк опслсь Фермин Дс, знимло его мысли. Он вспомнил Херемию де Сент-Амур: теперь он в гробу, обряженный воином-пртизном, н груди – боевые нгрды, и детишки укоризненно глядят н него с фотогрфий. Он повернулся к рхиепископу – сообщить о смоубийстве, но тот уже знл о случившемся. После утренней службы в церкви об этом шел рзговор, и полковник Хоронимо Арготе дже обртился с просьбой от крибских беженцев рзрешить зхоронение в священной земле. «По-моему, эт просьб свидетельствует об отсутствии должного увжения», – скзл рхиепископ. И уже другим, более человечным тоном осведомился, не известны ли причины смоубийств. Доктор Урбино ответил ему одним и точным словом, которое, кк ему покзлось, придумл в этот миг: геронтофобия. Доктор Оливелья, зботливо опеквший смых близких ему гостей, н минутку оствил их, чтобы принять учстие в рзговоре, который вел его учитель. Он скзл: «Ккя жлость, что еще попдются люди, кончющие с собой не из-з несчстной любви». Доктор Урбино с удивлением обнружил, что его любимый ученик выскзл мысль, которя пришл в голову ему смому.

– И, что еще хуже, – скзл он, – при помощи цинид золот.

Скзв это, он почувствовл, кк жлость снов взял верх нд горечью, вызвнной письмом, но возблгодрил з это не жену, чудо музыки. И тогд он рсскзл рхиепископу о святом безбожнике, которого узнл долгими вечерми з шхмтми, рсскзл о том, кк тот своим искусством делл детей счстливыми, рсскзл о его необычйных знниях буквльно во всех облстях, о его спртнских привычкх и см подивился, с ккой чистой душой сумел вдруг полностью отделить обрз Херемии де Сент-Амур от его прошлого. Потом он скзл лькльду, что следовло бы купить его фотогрфический рхив и сохрнить негтивы – н них зпечтлен обрз целого поколения, которое, возможно, уже никогд больше не испытет того счстья, ккое брызжет со всех этих детских фотогрфий тех, в чьих рукх нходится будущее город. Архиепископ был шокировн, что ктолик, посещющий церковь, обрзовнный и культурный человек, допустил дерзкую мысль о святости смоубийцы, но с идеей приобрести рхив негтивов соглсился. Алькльд поинтересовлся, у кого следует его купить. Тйн чуть было не сорвлсь с язык доктор Урбино, но он вовремя спохвтился и не выдл подпольную влделицу рхив. «Я зймусь этим», – скзл он. И почувствовл, что этим ктом верности искупил свою вину перед женщиной, которую пять чсов нзд отверг. Фермин Дс зметил это и тихо взял у него обещние, что он пойдет н похороны. «Конечно, пойду, – скзл он, испытв облегчение, – кк же инче».

Речи были короткими и изящными. Духовой оркестр зигрл популярные мелодии, не предусмотренные прогрммой, гости прохживлись по террсе, выжидя, пок прислуг уберет воду во дворе н тот случй, если кто-то пожелет тнцевть. В зле оствлись только гости, сидевшие з почетным столом нд последней рюмкой бренди, которую доктор Урбино тотчс же, вслед з тостом, осушил. Никто не помнил, чтобы с ним случлось ткое рньше, рзве что после рюмки превосходного вин, требоввшего особой тмосферы, но в тот день сердце просило своего, и он поддлся слбости: впервые после стольких лет ему опять зхотелось петь. И без сомнения, он бы спел, вняв уговорм юного виолончелист, предложившего ккомпнировть ему, но тут втомобиль неведомой модели въехл н грязный двор, збрызгв музыкнтов и всполошив клксоном уток н птичьем дворе, въехл и остновился у прдного вход. Доктор Мрко Аурелио Урбино Дс и его жен, рдостно хохоч, вышли из втомобиля, в рукх у них были подносы, нкрытые кружевными слфеткми. Точно ткие же подносы стояли н свободных сиденьях втомобиля, и дже н сиденье рядом с шофером. То был опоздвший десерт, Когд стихли плодисменты и веселые дружеские шутки, доктор Урбино уже совершенно серьезно объявил, что сестры из монстыря Святой Клры попросили их окзть любезность, отвезти десерт еще до нчл грозы, однко им пришлось вернуться с дороги, тк кк скзли, что горит дом их родителей. Доктор Хувенль Урбино успел испугться, не дождвшись конц рсскз. Однко жен вовремя нпомнил ему, что он см прикзл вызвть пожрных – отловить попугя. Аминт Оливелья просиял и решил подвть десерт н террсх, ничего, что после кофе. Но Хувенль Урбино с женой ушли, не попробовв десерт, времени было в обрез для священной сиесты доктор, чтобы зтем успеть н погребение.

Он поспл в сиесту, но мло и плохо, потому что, придя домой, обнружил, что рзор от пожрных в доме едв ли не ткой же, кк от пожр. Они пытлись согнть попугя с дерев и брндспойтом сбили с дерев всю листву, неточно нпрвили струю воды под большим двлением, и он, ворввшись в окно глвной спльни, непопрвимо испортил мебель и портреты неведомых предков н стенх. Услыхв колокол, н пожр сбежлись соседи, и если дом не рзорили еще больше, то лишь потому, что по случю воскресного дня школы не рботли. Поняв, что попугя им не достть дже с рздвижных лестниц, пожрные принялись рубить ветки, но, слв Богу, подоспел доктор Урбино Дс и не дл превртить дерево в голый столб. Пожрные унялись, пообещв, что вернутся после пяти чсов вечер, может, им рзрешт доконть-тки дерево, но, уходя, между делом згвздли всю внутреннюю террсу с гостиной и рзодрли любимый турецкий ковер Фермины Дсы. К тому же все рзрушения окзлись совершенно бессмысленными, потому что попугй, судя по всему, воспользовлся сумтохой и упорхнул в соседские дворы. Доктор Урбино искл его в листве, однко не получил никкого ответ – ни н инострнных языкх, ни в виде свист или пения, и, решив, что попугй пропл, отпрвился спть около трех чсов дня. Но прежде получил неожиднное удовольствие от блгоухния тйного сд – зпх собственной мочи, очищенной съеденной з обедом спржей.

Рзбудил его печль. Не т, которую он испытл утром у тел мертвого друг, – точно невидимый тумн нполнял до крев его душу, когд он проснулся после сиесты, и он истолковл это кк божественное предзнменовние того, что проживет свои последние дни. До пятидесяти лет он не чувствовл ни рзмеров, ни вес своих внутренних оргнов. Но постепенно, просыпясь после сиесты и леж с зкрытыми глзми, он нчл чувствовть их в себе, внутри, один з другим, он стл чувствовть дже форму своего бессонного сердц, своей тинственной печени, своей нглухо зпрятнной поджелудочной железы и постепенно обнружил, что смые стрые стрики теперь моложе его и что в конце концов н свете он остлся один из тех, кто был зпечтлен н легендрном групповом снимке, предствлявшем его поколение. Когд он впервые зметил, что стл збывть, он прибегнул к средству, о котором слышл еще в Медицинской школе от одного из учителей: «Тот, у кого нет пмяти, делет ее из бумги». Пустя иллюзия – ибо он дошел до ткой крйности, что не мог вспомнить, что обознчют нпо-минловки, которые он рссовывл по крмнм: он обегл дом в поискх очков, которые сидели у него н носу, без конц проворчивл ключ в уже зпертом змке, читя книгу, все время збывл, что происходило до этого и кто есть кто в повествовнии. Но глвное, его беспокоило, что он все меньше и меньше мог полгться н свой рзум, он чувствовл: постепенно, с гибельной неотвртимостью рссудок уходит.

Не из нуки, но из собственного опыт доктор Хувенль Урбино знл, что у большинств смертельных болезней – свой особый зпх и что смый особый зпх – у стрости. Он улвливл его у труп, лежвшего н прозекторском столе, рзличл у пциентов, стртельно скрыввших возрст, нходил в своей потной одежде и в ровном дыхнии спящей жены. Не будь он тем, кем он по сути был, – строрежимным христинином, – может быть, он соглсился бы с Херемией де Сент-Амуром, что стрость – неприличн и ее следует вовремя пресекть. Единственным утешением для тких, кк он, в свое время нстоящих мужчин в постели, было медленное и милосердное убывние сексульного ппетит: н смену ему пришел покой. В восемьдесят один год он имел достточно ясную голову, чтобы понимть: теперь к этому миру его привязывют лишь слбые ниточки, которые могут, не причинив боли, оборвться просто от того, что во сне он повернется н другой бок, и если он делл все возможное, чтобы сохрнить их, то лишь потому, что боялся в потемкх смерти не нйти Бог.

Фермин Дс тем временем знимлсь приведением в порядок спльни, рзоренной пожрными, и около четырех чсов принесл мужу, кк было зведено, сткн лимонд со льдом и нпомнил, что пор одевться и идти н похороны. Под рукой у доктор Урбино в этот день лежли две книги: «Непозннное в человеке» Алексиев Крреля и «История Святого Михил» Акселя Мунт. Последняя был еще не рзрезн; он попросил Дину Прдо, кухрку, принести нож из слоновой кости для рзрезния бумги, который он збыл в спльне. Но когд нож принесли, доктор Урбино, зложив стрницу конвертом с письмом, внимтельно читл «Непозннное в человеке»; ему оствлось совсем немного до конц книги. Он читл медленно, с трудом пробирясь сквозь бившуюся в голове боль, в которой он винил полрюмки коньяку, выпитого в конце обед. Отрывясь от чтения, он отхлебывл глоток лимонд или грыз кусочек льд. Он сидел в носкх, в рубшке без стоячего воротничк, со спущенными полосто-зелеными подтяжкми, и ему неприятн был дже мысль, что ндо одевться и идти н похороны. Скоро он перестл читть, положил книгу н другую и принялся медленно покчивться в плетеной кчлке, хмуро глядя н бнновые зросли во дворе, н ободрнное мнговое дерево, н крылтых мурвьев, вылетевших после дождя, н мимолетное сияние еще одного дня, который уходил безвозвртно. Он уже не помнил, что у него был попугй из Прмрибо, которого он любил кк человек, когд неожиднно услышл: «Королевский попугй». Услышл очень близко, почти рядом, и срзу же увидел его н нижней ветке мнгового дерев. – Бесстыдник, – крикнул доктор Урбино. Попугй ответил точно тким же голосом: – От бесстыдник слышу, доктор. Он продолжл рзговривть с попугем, не теряя его из виду, см осторожно, чтобы не спугнуть, сунул ноги в туфли, поднял н плечи подтяжки и спустился в еще мокрый и грязный двор, нщупывя дорогу плкой, чтобы не споткнуться н трех ступенях террсы. Попугй не шелохнулся. Он сидел тк низко, что доктор протянул ему плку, ожидя, что попугй пересядет н серебряный нблдшник, кк, бывло, делл, но тот отскочил. Перепрыгнул н соседнюю ветку, чуть повыше, однко тм его достть было легче, поскольку именно к ней пожрными был приствлен лестниц. Доктор Урбино прикинул высоту и подумл, что со второй ступеньки он, пожлуй, его достнет. Он поднялся н первую ступеньку, нпевя песенку, чтобы отвлечь внимние своенрвной птицы, и тот вторил ему словми без мелодии, но см потихоньку перебирл лпкми – по ветке в сторону. Доктор без труд поднялся н вторую ступеньку, уже вцепившись в лестницу обеими рукми, и попугй снов повторил з ним куплет, не двигясь с мест. Доктор взобрлся н третью ступеньку и срзу же зтем – н четвертую, снизу он неверно рссчитл высоту ветки, и, ухвтившись покрепче левой рукой з лестницу, попытлся првой достть попугя. Дин Прдо, стря служнк, вышедшя во двор скзть доктору, что он может опоздть н погребение, увидел со спины мужчину н лестнице и в жизни бы не поверил, что это доктор, если бы не зеленые полостые подтяжки.

– Святое Причстие! – воскликнул он. – Д он же убьется!

Доктор Урбино ухвтил попугя з горло, победно выдохнув: «Дело сделно». И тут же выпустил его из рук, потому что лестниц выскользнул у него из-под ног, и он, н мгновение звиснув в воздухе, понял ясно и окончтельно, что он умер, умер без покяния и причстия, не успев проститься, умер в четыре чс семь минут пополудни, в воскресенье н Троицу.

Фермин Дс н кухне пробовл готовившийся к ужину суп и тут услыхл ужсный крик Дины Прдо, услыхл, кк тотчс же переполошилсь прислуг в ее доме и в соседском. Он бросил ложку и кинулсь – побежл, нсколько позволяло бежть ее отяжелевшее от возрст тело, побежл, крич сумсшедшим криком, хотя не знл еще, что произошло тм, под сенью мнгового дерев, и сердце чуть не выскочило у нее из груди, когд он увидел мужчину, лежвшего нвзничь н грязном плиточном полу, – уже мертвого, хотя он еще противился последнему решющему удру смерти, оттягивл время, чтобы он успел прибежть. И он дже успел узнть ее в этой сумятице, рзглядеть сквозь неповторимо горькие слезы из-з того, что он умирет один, без нее, и еще успел посмотреть н нее последний рз в жизни тким сияющим, тким печльным, тким блгодрным взглядом, ккого он не видел у него ни рзу з полвек их жизни вместе, и сумел скзть ей н последнем выдохе: – Один Бог знет, кк я тебя любил. Эт смерть всем зпл в пмять, и не без основния. Едв зкончивший учение во Фрнции доктор Хувенль Урбино стл известен в стрне тем, что с помощью новейших рдикльных средств спрвился с последней эпидемией смертоносной чумы, гулявшей по провинции. Предпоследняя эпидемия, рзрзившяся в стрне в то время, когд он нходился в Европе, менее чем з три месяц скосил четверть городского нселения, среди жертв окзлся и его отец, тоже чрезвычйно увжемый врч. Использовв свой стремительно звоевнный вторитет и солидную долю нследств, доствшегося ему от родителей, доктор основл Медицинское общество, первое и долгие годы единственное в Крибских крях, и стл его пожизненным президентом. Ему удлось пробить строительство первого в городе водопровод, первой кнлизции и первого крытого рынк, что позволило очистить преврщвшуюся в сточное болото бухту Лс-Анимс. Кроме того, он был президентом Акдемии язык и Акдемии истории. Римский птрирх Иеруслим сделл его квлером орден Гроб Господня з зслуги перед церковью, првительство Фрнции удостоило звния комндор Почетного легион. Он оживлял своим учстием деятельность всех церковных и светских собрний город, и в первую очередь – созднной влиятельными горожнми Птриотической хунты, стоявшей вне политических течений и окзыввшей влияние н местные влсти и н коммерческие круги в прогрессивном нпрвлении, достточно смелом для своего времени. Среди прочих дел ниболее пмятной был зтея с эросттом, н котором во время его торжественного полет было перепрвлено письмо в Сн-Хун-де-л-Сьен-гу, что произошло здолго до того, кк воздушня почт стл делом обыденным. Н протяжении многих лет доктор проводил прельские Цветочные игры; ему же приндлежл идея создния Художественного центр, который был основн Школой изящных искусств и рсполгется в том же смом зднии и поныне.

Лишь ему удлось то, что считлось невозможным н протяжении целого столетия: восстновить Тетр комедии, с колонильных времен использоввшийся кк птичник для рзведения бойцовых петухов. Это стло кульминцией впечтляющей кмпнии, охвтившей все городские слои и дже широкие мссы, что, по мнению многих, было достойно лучшего применения. Дело зкрутилось тк, что новый Тетр комедии открылся, когд в нем еще не было ни кресел, ни светильников, и зрители должны были приносить с собой то, н чем сидеть, и то, чем освещть зл в нтрктх. Открытие возвели в рнг смых знменитых европейских премьер, и в рзгр крибского пекл дмы блистли вечерними плтьями и меховыми мнто, к тому же пришлось рзрешить вход слугм – они приносили стулья и лмпы, ткже съестное, чтобы можно было высидеть нескончемое предствление, которое однжды зтянулось до зутрени. Сезон открыл фрнцузскя оперня трупп, привезшя в оркестре новинку – рфу – и прослвившую тетр турчнку, облдтельницу чистейшего сопрно и дрмтического тлнт; турчнк выступл рзутой, и н кждом пльце ее босых ног сверкли перстни с дргоценными кмнями. К концу первого кт сцену можно было рзглядеть с трудом, у певцов сдились голос от дым множеств мсляных лмп, однко городские писки здорово потрудились, чтобы стереть в пмяти досдные мелочи во имя возвеличивния непреходящего. Без сомнения, это был одн из смых зрзительных идей доктор, оперня лихордк охвтил смые неожиднные городские слои и породил целое поколение Изольд, Отелло, Аид и Зигфридов. Однко до крйностей, о которых, возможно, мечтл доктор Урбино, не дошло: ему тк и не случилось увидеть, чтобы в нтрктх шли стенк н стенку и бились н плкх сторонники итльянской оперы и приверженцы Вгнер.

Доктор Хувенль Урбино не принял ни одного официльного пост, хотя ему предлгли не один и н любых условиях, и яростно критиковл тех врчей, которые использовли свой профессионльный вторитет для политической крьеры. См он всегд считл себя либерлом и н выборх голосовл з них, но поступл тк скорее по трдиции, нежели по убеждениям, и, возможно, был последним предствителем знтных семейств, который преклонял колени, звидев экипж рхиепископ. Он считл себя прирожденным пцифистом, сторонником примирения либерлов с консервторми – н блго отечеств. Однко общественное поведение доктор было столь незвисимым, что никто его не принимл з своего: в глзх либерлов он был змшелым ристокртом, консервторы говорили, что ему не хвтет только быть мсоном, мсоны отреклись от него кк от тйного церковник, состоящего н службе у ппского престол. Менее кровождные критики полгли, что он всего лишь восторженный ристокрт, упивющийся Цветочными игрми, в то время кк нция истекет кровью в нескончемой гржднской войне.

Только дв его поступк не соответствовли этому обрзу. Первый – переезд в новый дом в квртле новоявленных богчей из стринного особняк мркиз Ксльдуэро, н протяжении более чем век бывшего их родовым гнездом. Второй – его женитьб н крсвице-простолюдинке, без имени и без состояния, нд которой тйком посмеивлись сеньоры, носившие длинные имен, до тех пор пок не окзлись вынуждены признть, что он н десять голов выше их всех своими блгородными достоинствми и хрктером. Доктор Урбино никогд не упускл из виду эти и другие досдные несоответствия своего общественного облик и, кк никто, ясно сознвл, что он – последний герой угсющего род. Ибо двое его детей – две ничем не примечтельные тупиковые ветви род. Сын, Мрко Ауре-лио, врч, кк он, и, кк все первенцы в роду, з пятьдесят лет жизни не создл ничего змечтельного, дже ребенк. Офелия, единствення дочь, вышедшя змуж з крупного служщего Новоорленского бнк, подошл к климксу, родив трех дочерей и одного сын. И кк ни печлил мысль, что с его кончиной прервется кровь его род во вселенском токе истории, еще более зботило доктор Ур-бино, кк будет жить Фермин Дс одн, без него.

Во всяком случе, скорбное смятение, которое произвел тргическя смерть доктор н его близких, перекинулось и н простой люд, который вышел н улицы в ндежде уловить отблеск легенды. Объявили трехдневный трур, приспустили флги н общественных здниях, и н всех церквях колокол без устли звонили до тех пор, пок не был зпечтн склеп фмильной усыпльницы. Мстер из Школы изящных искусств изготовили посмертную мску, которой предстояло стть формой для отливки бюст в нтурльную величину, однко впоследствии от этого проект откзлись, поскольку все единодуш-но сочли недостойной ту точность, с ккой отлился н мске ужс последнего мгновения. Известный художник, по случйности окзвшийся в городе перед своим отъездом в Европу, нписл гигнтское полотно в стиле птетического релизм, н котором доктор Урбино был предствлен взбирющимся по лестнице, в тот смертельный миг, когд он протянул руку, чтобы схвтить попугя. Единственное противоречие жестокой првде зключлось в том, что доктор н кртинке был не в рубшке без воротничк и зеленых полостых подтяжкх, в широкой фетровой шляпе и черном суконном сюртуке – художник срисовывл с фотогрфии, помещенной ккой-то гзетой времен рзгул чумы. Кртину выствили н всеобщее обозрение через несколько месяцев после тргедии в просторном зле мгзин «Золотя проволок», торговвшего импортными товрми, поглядеть н которые сходился весь город, потом он поочередно висел н стенх всех общественных и чстных учреждений, которые считли своей обязнностью воздть должное пмяти слвного птрирх, и в конце концов был похоронен н стене Школы изящных искусств, откуд много лет спустя ее извлекли студенты отделения живописи, чтобы сжечь публично н университетской площди кк символ ненвистного времени и эстетики.

С первого же момент стло ясно, что овдовевшя Фермин Дс вовсе не столь беспомощн, кк опслся ее супруг. С непоколебимой решимостью он воспрепятствовл тому, чтобы труп доктор использовли в кких бы то ни было целях, не сделв исключения дже для телегрммы президент Республики, повелеввшего выствить тело для прощния в ктовом зле местного првительственного здния. И точно с тким же спокойствием не дл выствить тело в соборе, о чем лично просил ее рхиепископ, позволил лишь привезти тело в собор для отпевния. Н посреднические просьбы сын, оглушенного сыпвшимися н него со всех сторон уговорми, твердо ответил, что, по ее простонродному рзумению, мертвые приндлежт только их близким, семье, и тело доктор будет стоять в доме, и, кк положено, будут горький кофе и льмохб-нс, и все, кто зхочет, смогут оплкть его н свой лд. Не было трдиционного бдения н протяжении девяти ночей: срзу после погребения двери дом зкрылись и впредь открывлись лишь для смых близких.

Смерть принесл в дом свой рспорядок. Все ценные вещи были убрны с глз, н голых стенх остлись лишь следы висевших когд-то кртин. Стулья – свои и одолженные у соседей – были придвинуты к стенм по всему дому, от злы до сплен, опустевшие комнты кзлись огромными, голос гулко отдвлись и дробились – вся мебель был вынесен вон, кроме рояля, который покоился в углу под своим белым свном. Посреди библиотеки, н письменном столе своего отц, без гроб лежл тот, кто некогд был Хувенлем Урбино де л Клье, лежл с лицом, н котором зстыл ужс, в черном плще и с боевой шпгой рыцря Орден Гроб Господня. Подле него, в глубоком труре, дрожщя, но вполне влдеющя собой Фермин Дс принимл соболезновния, не выкзывя скорби, почти не двигясь, до одинндцти утр следующего дня, когд у дверей дом он рсстлсь с супругом, мхнув прощльно плтком.

Нелегко ей было влдеть собою все это время, с того момент кк он услыхл крик Дины Прдо и потом увидел ткого дорогого ей строго человек испускющим последний вздох н грязном дворе. Первым ее чувством был ндежд, потому что глз у него были открыты и светились тк ясно, кк никогд в жизни. Он взмолилсь Господу, чтобы он отпустил ему еще хотя бы миг, чтобы он не ушел, не узнв, кк любил он его, невзиря н все сомнения, терзвшие их обоих, он почувствовл неодолимую жжду нчть жизнь с ним с смого нчл, чтобы скзть ему все, что остлось невыскзнным, зново и хорошо сделть все, что в их жизни было сделно плохо. Но ей пришлось сдться перед непреклонностью смерти. Ее боль рздробилсь о слепую ярость против всего свет и дже против себя смой, и это дло ей силу и мужество, чтобы один н один встретиться с одиночеством. И с этой минуты он не знл устли и зботилсь лишь о том, чтобы нечянным жестом не выствить нпокз свою боль. Единственный птетический момент, впрочем совершенно невольный, имел место в воскресенье, в одинндцть ночи, когд привезли епископский гроб, еще пхнувший корбельной свежестью, с медными ручкми, выстлнный изнутри стегным шелком. Доктор Урбино Дс велел немедля зкрыть гроб, тк кк в доме нечем было дышть из-з множеств цветов, в нестерпимом зное источвших ромты, к тому же ему покзлось, что н шее отц уже проступили первые фиолетовые пятн. В тишине прозвучло рссеянно: «К этому возрсту и живой человек успевет нполовину сгнить». Перед тем кк зкрыли гроб, Фермин Дс снял с себя свое обручльное кольцо и ндел его н плец покойному мужу, потом положил н его руку свою, кк делл всегд, едв змечл н людях, что он отключется. – Мы увидимся очень скоро, – скзл он ему. Флорентино Арис, зтерявшийся в толпе знменитостей, почувствовл укол в смое сердце. Фермин Дс не зметил его з скорбной суетой первых соболезновний, хотя не было другого человек, который вел себя тк учстливо и был тк же полезен, кк он, в сумтохе той ночи. Это он отдвл рспоряжения н звленной рботой кухне, следя, чтобы в досттке было кофе. Он достл еще стульев, когд окзлось, что их мло. Он позботился, чтобы не испытывли недосттк в коньяке гости доктор Лсидес Оливельи, которых скорбня весть нстигл в смый рзгр юбилейного торжеств, и они всем скопом прибыли продолжть посиделки, но теперь уже под ободрнным мнговым деревом. Он единственный вовремя и првильно понял, что делть, когд в полночь в столовую влетел беглый попугй с дерзко здрнной головой и рспростертыми крыльями, и все в ужсе оцепенели, углядев в этом знк покяния. Флорентино Арис схвтил попугя з шею и, не дв ему времени испустить ккой-нибудь нелепый клич, отнес в зкрытой клетке н конюшню. И тким обрзом он делл все удивительно ловко и с тким тктом, что все увидели не вмештельство в чужие дел, нпротив, неоценимую помощь, которя окзывется семье в тяжелый чс.

Он был тким, кким выглядел: внимтельно-услужливым и серьезным стрым человеком. Костистый и прямой, смуглый и безбородый, цепкие глз з круглыми стеклми очков в опрве из белого метлл и ромнтические усы с нпомженными концми, чуть, пожлуй, отствшие от времени. Редкие н вискх волосы были зчесны кверху и приклеены лком к сверкющей середине череп, уже решившего окончтельно облысеть. Его врождення обходительность, его мягкие мнеры срзу пленяли, однко эти же смые достоинств в зкоренелом холостяке выглядели подозрительно. Он тртил много денег, много изобреттельности и огромную силу воли н то, чтобы не брослся в глз его возрст – в мрте ему стукнуло семьдесят шесть, – в одиночестве своей души он был твердо убежден, что втихомолку познл ткую любовь, ккой не испытывл никто и никогд н этом свете.

В ту ночь он был одет тк, кк зстл его весть о смерти доктор Урбино, другими словми, кк обычно, несмотря н дскую июньскую жру: темный суконный костюм с жилетом, шелковый бнт поверх целлулоидного воротничк, фетровя шляп и черный зонтик, который, помимо всего, служил ему тростью. Однко едв нчло светть, он отлучился н дв чс и вернулся с первыми солнечными лучми свежевыбритый и блгоухющий дорогим лосьоном. Н нем был черный суконный сюртук, ккие ндевли только н похороны и н псхльные торжеств, вместо свободно повязнного глстук – ббочк, ккие носят художники, и широкополя шляп. Зхвтил он и зонтик, не только по привычке, еще и потому, что был уверен: до двендцти пойдет дождь – и сообщил об этом доктору Урбино Дсе, с тем чтобы, по возможности, поторопились с погребением. Ткя попытк был сделн, потому что Флорентино Арис приндлежл к семейству мореплвтелей и см был президентом Крибского речного проходств, это позволяло предположить, что он знл толк в прогнозе погоды. И все-тки не успели передоговориться с влстями, гржднскими и военными, с общественными и чстными оргнизциями, с военным оркестром и оркестром Школы изящных искусств, со школми и религиозными общинми, которые собирлись прийти к одинндцти, кк было нзнчено, и в результте публик, собрвшяся н погребение, здумнное кк событие исторического знчения, был рзогнн ургнным дождем. Лишь очень немногие дошлепли по грязным лужм до фмильного склеп, укрывшегося под рскидистой сейбой еще колонильных времен, ветви которой простерлись и з огрду клдбищ. Под сенью этой же сейбы, только по другую сторону огрды, н учстке, отведенном для смоубийц, крибские беженцы днем рньше похоронили Херемию де Сент-Амур, рядом с ним – его пс, соглсно воле покойного.

Флорентино Арис был в числе тех немногих, которые остлись до конц погребльной церемонии. Он промок до нитки и пришел домой смертельно перепугнный, что схвтит воспление легких после того кк столько лет тщтельно берегся. Он подогрел лимонд, плеснул в него коньяку и, леж в постели, выпил его с двумя тблеткми спирин, потом, укутвшись в шерстяное одеяло, долго потел, пок тело не пришло в норму. Когд он снов вернулся в дом Фермины Дсы, он уже полностью опрвился. Фермин Дс успел взять брзды првления в свои руки, дом был выметен и готов к приему людей, в библиотеке н лтре стоял нписнный пстелью портрет покойного с трурным крепом н рмке. К восьми чсм нбрлсь тьм нроду, жр был ничуть не меньше, чем нкнуне вечером, но после зупокойной службы кто-то пустил по кругу просьбу уйти порньше, чтобы вдов смогл отдохнуть первый рз з все время – с вечер воскресенья.

С большинством гостей Фермин Дс попрощлсь у лтря, последних, смых близких друзей, проводил до двери н улицу, чтобы смой зпереть ее, кк он это делл всегд. Он уже собирлсь зпереть дверь и перевести нконец дух, когд увидел Флорентино Арису в глубоком труре, стоявшего посреди опустевшей гостиной. Он дже обрдовлсь: человек, которого он двным-двно вычеркнул из жизни, вдруг предстл ей кк бы зново, збвение добросовестно очистило его от всех былых воспоминний. Но рдость был недолгой: он прижл шляпу к сердцу, и дрожщий, гордо выпрямившись, полоснул нрыв, который поддерживл его всю жизнь.

– Фермин, – скзл он, – полстолетия я ждл этой возможности: еще рз повторить клятву в вечной моей к тебе любви и верности.

Фермин Дс решил бы, что перед ней сумсшедший, не будь у нее основний думть, что Флорентино Арис в этот момент действует по нущению Святого Дух. Первым побуждением было проклясть святоттц, оскверняющего дом в то время, кк труп покойного супруг еще не остыл в могиле. Но блгородня ярость помешл ей.

– Ступй прочь, – скзл он ему. – И чтоб до конц твоей жизни я тебя больше не видел. – Он снов рспхнул дверь н улицу, дверь, которую только что собирлсь зпереть, и добвил: – Ндеюсь, что он недлек.

И когд услыхл, что одинокие шги н улице зтихли, медленно зперл дверь н зсов и н все зпоры и, оствшись одн, прямо взглянул в лицо своей судьбе. Никогд до того момент не осознвл он тк ясно тяжесть и огромность дрмы, которую см породил, когд ей едв исполнилось восемндцть, и которя должн был преследовть ее до смой смерти. И он зплкл, зплкл в первый рз с того дня, кк стряслсь эт бед, и плкл одн, без свидетелей, ибо только тк он и умел плкть. Он оплкивл умершего муж, оплкивл свое одиночество и свою ярость, войдя в опустевшую спльню – оплкл и себя, потому что считнные рзы случлось ей спть в этой постели одной с той ночи, кк он потерял девственность. А все, оствшееся здесь от муж, подглядывло, кк он плчет: и узорчтые с помпонми шлепнцы, и его пижм, лежвшя н подушке, и зияющее пустотой зеркло, в котором он уже не отржлся, и его особый зпх, удержвшийся н ее коже. Смутня мысль пронзил ее: «Людям, которых любят, следовло бы умирть вместе со всеми их вещми». Он не пожелл, чтобы ей помогли рздеться, и не зхотел есть перед сном. Удручення тяжкими думми, он просил Господ послть ей смерть сегодня ночью, во сне, и с этой мыслью легл одетя, но бося, легл и тут же зснул. Он не зметил, кк зснул, и во сне понимл, что продолжет жить и что другя половин постели – лишняя, см он лежит н боку н левой стороне кровти, кк всегд, но ей не хвтет тяжести другого тел н другой половине постели. Понимя, что спит, он подумл еще, что никогд в жизни он уже не сможет спть вот тк, всхлипывя во сне, и тк спл, всхлипывя, не поменяв во сне позы, и проснулсь лишь после того, кк пропели петухи, и ее рзбудило солнце, постылое в это утро без него. И только тогд он понял, что долго спл и не умерл, и что плкл во сне, и что когд во сне плкл, то думл горздо больше о Флорентино Арисе, чем о почившем супруге.

Флорентино Арис, нпротив, ни н миг не перествл думть о ней с той поры, кк Фермин Дс бесповоротно отвергл его после их бурной и трудной любви; с той поры прошли пятьдесят один год, девять месяцев и четыре дня. Ему не ндо было ежедневно для пмяти делть зрубки н стене кмеры, потому что и дня не проходило без того, чтобы что-либо не нпомнило ему о ней. В год их рзрыв ему исполнилось двдцть дв, он жил вместе с мтерью, Трнсито Арисой, н Клье де лс Вентнс – Оконной улице, – где мть снимл полдом и смолоду держл глнтерейную лвку; кроме того, он щипл корпию из стрых рубшек и тряпья для рненых. Он был ее единственным сыном от внебрчной связи с известным судовлдельцем доном Пием Пятым Лойсой, стршим из трех бртьев, основвших Крибское речное проходство, которое дло новый толчок к рзвитию речного судоходств н реке Мгдлене.

Дон Пий Пятый Лойс умер, когд сыну было десять лет. И хотя он в тйне от всех взял н себя содержние сын, зконным обрзом он его не признл и не устроил его будущего, тк что Флорентино Арис остлся с единственной фмилией – мтеринской, при том что все прекрсно знли его истинное происхождение. После смерти отц Флорентино Арисе пришлось откзться от школы и пойти учеником в почтовое гентство, где ему был поручен выемк почты и сортировк писем, он же извещл жителей о прибытии почты, для чего нд дверью гентств поднимлся флг той стрны, откуд прибыл почт.

Смышленый мльчик привлек внимние телегрфист, немецкого иммигрнт Лотрио Тугут, который, кроме всего прочего, по большим прздникм игрл н оргне в соборе и двл уроки музыки н дому. Лотрио Тугут обучил его збуке Морзе и рботе н телегрфном ппрте и дл несколько уроков игры н скрипке, после чего Флорентино Арис мог игрть по слуху не хуже профессионл. В восемндцть лет, когд он познкомился с Ферминой Дсой, он был смым интересным молодым человеком в своем социльном кругу: он лучше всех тнцевл модные тнцы, читл н пмять чувствительные стихи и был готов по просьбе друзей исполнять под окнми их невест серенды н скрипке. Он всегд был тощим, и в ту пору тоже, свои индейские волосы он злизывл душистой помдой, очки от близорукости придвли ему совсем неприкянный вид. Вдобвок к плохому зрению он стрдл еще и хроническими зпорми, из-з чего всю жизнь вынужден был принимть слбительное. У него был один-един-ственный костюм, перешедший ему от отц, но Трнсито Арис содержл этот костюм в тком порядке, что кждое воскресенье он выглядел кк новый. Несмотря н его змкнутость, хилый вид и мрчное одеяние, девушки его круг пусклись н хитроумные уловки, норовя остться с ним недине, он, в свою очередь, исхитрялся остться недине с ними, но эти невинные збвы продолжлись лишь до того момент, когд он встретил Фермину Дсу: тут им пришел конец.

Первый рз он увидел ее в один прекрсный день, когд Лотрио Тугут послл его отнести телегрмму, пришедшую по неизвестному ему дресу н имя некоего Лоренсо Дсы. Флорентино Арис ншел его в мленьком прке Евнгелий в одном из смых стринных домов, внутренний дворик полурзвлившегося дом походил н монстырский: весь зросший кустрником, с безводным кменным фонтном посередине. Флорентино Арис не уловил ни единого человеческого звук в доме, пок шел следом з босой служнкой по сводчтому коридору, где громоздились еще не вскрытые после переезд ящики, рбочие инструменты кменщиков, кучи извести и мешки с цементом; судя по всему, дом существенно перестривлся. В глубине двор обосновлсь времення контор, и тм з письменным столом, сидя, спл сиесту толстенный мужчин с кудрявыми бкенбрдми, ткими длинными, что они перепутлись с усми. Мужчину действительно звли Лорен-со Дс, и в городе его еще не знли, потому что он прибыл сюд всего дв год нзд и к тому же был не из тех, у кого водится много друзей.

Он взял телегрмму тк, словно он был продолжением зловещего сн. Флорентино Арис глядел в бгровые глз мужчины со специфическим официльным сострднием, глядел н его пльцы, неловко пытвшиеся вскрыть зпечтнную телегрмму, и видел, что стрх схвтил того з сердце; сколько рз он нблюдл этот стрх – в предствлении людей телегрммы все еще непременно связывлись со смертью. Но вот он прочел телегрмму и овлдел собой. Выдохнул: «Добрые вести». И вручил Флорентино Арисе положенные пять релов, улыбкой облегчения двя понять, что нипочем не дл бы денег, окжись вести дурными. Он отпустил Флорентино Арису, н прощние пожв руку, что было необычным в отношении к рзносчику телегрмм, и служнк проводил его до двери н улицу, не столько зтем, чтобы покзть дорогу, сколько чтобы приглядеть з ним н всякий случй. Они прошли обртно тем же сводчтым коридором, но теперь Флорентино Арис понял, что в доме есть кто-то еще, потому что ясный покой двор зполнял женский голос, повторявший урок по чтению. Проходя мимо комнты для шитья, он через окно увидел пожилую женщину и девочку: обе сидели н стульях очень близко друг к другу и вместе читли по книге, которя лежл н коленях у женщины. Это выглядело необычно: дочк обучл чтению мть. Суждение его окзлось неточным лишь отчсти: пожиля женщин был теткой, не мтерью юной девушки, хотя и вырстил ее, зменив мть. Урок не прервлся, девушк лишь поднял глз посмотреть, кто прошел мимо окн, и этот случйный взгляд породил ткую любовную нпсть, которя не прошл и полвек спустя.

Единственное, что удлось Флорентино Арисе узнть о Лоренсо Дсе, – что он прибыл из Сн-Хун-де-л-Сьенги с единственной дочерью и со своей сестрой, строй девой, после того кк в стрне рзрзилсь чум, те, кто видел, кк они высживлись н берег, не сомневлись, что прибыли они сюд нсовсем, ибо привезли с собой все необходимое для зжиточного дом. Жен Лоренсо Дсы умерл, когд девочк был совсем мленькой. Сестру звли Эсколстик, ей было сорок лет, он блюл обет и н улицу выходил в моншеском фрнцискнском одеянии, но в доме лишь подпоясывлсь веревочным поясом. Девочке было триндцть лет и звли ее, кк и покойную мть, Фермин.

Судя по всему, Лоренсо Дс был человеком со средствми, поскольку жил он привольно, хотя никто не ведл, чем он знимлся; з дом в прке Евнгелий он зплтил двести песо звонкой золотой монетой, перестройк должн был обойтись ему по меньшей мере вдвое дороже. Девочк училсь в школе Явления Пресвятой Девы, где вот уже более двух веков брышни из обществ обучлись искусству и ремеслу прилежных и покорных жен. В колонильные времен и в первые годы республики туд принимли только нследниц из знтных родов. Однко стринным семействм, рзорившимся в эпоху незвисимости, пришлось смириться с новой рельностью, и школ рспхнул двери для всех желющих, которые могли оплтить ее, не зботясь о древности их родословных, при одном существенном условии: принимлись лишь дочери, зконно рожденные в ктолическом брке. Одним словом, это был дорогя школ, и то, что Фермин Дс училсь тм, ознчло прежде всего прочное экономическое состояние, хотя ничего не говорило об ее общественном положении. Эти сведения воодушевили Флорентино Арису, ибо ознчли, что его мечты о прелестной отроковице с миндлевыми глзми были вполне рельны. Однко очень скоро обнружилось, что строгость, в которой содержл ее отец, предствляет непреодолимое препятствие. В отличие от других учениц, ходивших в школу группкми или под присмотром ккой-нибудь служнки, Фермин Дс всегд ходил со своей теткой и вел себя тк, что было ясно: ей не дозволены никкие рзвлечения.

И вот совершенно невинным обрзом Флорентино Арис нчл свою тйную жизнь одинокого охотник. С семи утр он усживлся н смую неприметную скмейку в прке, деля вид, будто в тени миндлевых деревьев читет книжку стихов, и ждл, когд через прк пройдет немыслимо прекрсня юня брышня в форменном плтьице в синюю полоску, в чулочкх с подвязкми у колен и мльчишечьих ботинкх со шнуровкой; толстя кос до пояс с бнтом н конце змеилсь по спине. Он шл легко и горделиво, голов высоко поднят, взгляд неподвижен, носик тонкий и прямой, сумк с книжкми прижт к груди нкрест сложенными рукми, поступь – кк у гзели, незнкомой с силой земного притяжения. Рядом с ней тяжело переступл тетушк в своем темном моншеском облчении, подпоясння вервием по обычю фрнцискнцев, и не отствл ни н шг, чтобы никто не подступился. Флорентино Арис смотрел, кк они шли мимо, туд и обртно, четыре рз в день, и еще видел их по воскресеньям, когд они выходили после службы из церкви: ему было довольно видеть ее. Постепенно он дорисовывл прекрсный обрз, приписывл ей невероятные добродетели и чувств, тк что через две недели уже больше ни о чем и не думл – лишь о ней. Он решил послть ей зписку и исписл листок с обеих сторон своим кллигрфическим почерком. Несколько дней он носил зписку в крмне, не зня, кк передть ее, вечером перед сном, ломя голову нд этой здчей, исписывл еще несколько листков, тк что письмо постепенно превртилось в просторный свод восторженных излияний, сложившихся под влиянием тех стихов, которые он успел выучить низусть во время ожидний н прковой скмейке.

Ищ способ передть письмо, он хотел было звязть знкомство с ее соученицми, но они приндлежли к совсем другому кругу. Нмявшись понпрсну, он решил, что, пожлуй, нехорошо, если кто-нибудь догдется о его нмерениях. Однко ему удлось узнть, что через несколько дней после их прибытия в город Фермину Дсу приглсили н субботние тнцы и что отец не рзрешил ей пойти, выскзвшись совершенно определенно: «Всякому овощу свое время». Письмо рспухло уже до шестидесяти стрниц, исписнных с обеих сторон, когд Флорентино Арис, не в состоянии более хрнить рспирвшей его тйны, открылся мтери, единственному человеку, с которым он позволял себе иногд быть откровенным. Любовный пыл сын до слез тронул Трнсито Арису, и он попытлсь нствить сын по своему рзумению. Сперв он уговривл его не вручть девочке пухлое лирическое послние, оно только нпугет предмет его обожния, поскольку, судя по всему, девочк столь же неопытн в сердечных делх, кк и он см. Первым делом, скзл он, ндо пострться, чтобы он зметил его интерес, тогд признние не зстнет ее врсплох, у нее будет время подумть.

– Но снчл, – скзл он, – тебе ндо звоевть не ее, ее тетушку.

Без сомнения, об совет были мудрыми, однко они зпоздли. Ибо в тот день, когд Фермин Дс н миг оторвлсь от чтения, которому обучл тетушку, и поднял глз посмотреть, кто проходит по коридору, Флорентино Арис успел порзить ее своим неприкянным видом. Вечером з ужином отец рсскзл о телегрмме, и тким обрзом он узнл, зчем Флорентино Арис приходил к ним и кков его профессия. Это подогрело интерес, потому что для нее, кк и для многих людей ее времени, изобретение телегрф было сродни мгии. И он узнл Флорентино Арису срзу же, когд увидел его в прке, читющим книжку под миндлевым деревом, однко и бровью не повел, пок тетушк однжды не обнружил, что он сидит н этом смом месте уже несколько недель кряду. Когд же они стли встречть его и по воскресеньям, выходя из церкви, тетушк убедилсь, что встречи не случйны. И скзл: «Едв ли он из-з меня тк хлопочет». Дело в том, что ни строгость поведения, ни облчение кющейся грешницы не зглушили в тетушке Эсколс-тике здрвого инстинкт жизни и призвния к мудрому пособничеству – глвных ее добродетелей, мысль о том, что мужчин проявляет интерес к ее племяннице, вызвл у нее бурный взрыв чувств. Однко Фермине Дсе пок еще не угрожло дже простое любовное любопытство, единственное чувство, которое он испытывл к Флорентино Арисе, был легкя жлость: ей покзлось, что он болен. Но тетушк скзл, что ндобно немло прожить н свете, чтобы понять, что ткое мужчин, и потому он уверен: этот, что сидит в прке лишь для того, чтобы посмотреть н них, проходящих мимо, если чем и болен, то только любовью.

Тетушк Эсколстик был клдезем понимния и любви для одинокой девочки, дочери от безлюбого брк. После смерти мтери он рстил ее и в семье был для нее больше сообщницей, чем теткой. Тким обрзом, появление Флорентино Арисы стло еще одним добвлением к многочисленным збвм, которые они вдвоем зтевли, чтобы скрсить стоялую жизнь дом. Четыре рз н день, проходя по прку, обе спешили крем глз отыскть тщедушного и робкого чсового любви, ткого невзрчного, почти всегд, в любую жру, с ног до головы в черном, который притворялся, будто читет под сенью дерев. «Он здесь», – стрясь не зсмеяться, успевл скзть т, что обнруживл его первой, но когд он поднимл глз, то видел двух женщин, проходивших по прку и не глядевших н него, гордо выпрямившихся и тких от него длеких.

– Бедняжк, – говорил тетушк. – Не осмеливется подойти, потому что я рядом, но в один прекрсный день он все-тки попытется, если его нмерения серьезны, и вручит тебе письмо.

Предвидя трудности, которые ожидли племянницу, тетушк поведл ей, что в тких случях, при зпретной любви, обычно пишут письм. Эти почти детские уловки, о которых Фермин Дс рньше не подозревл, пончлу вызвли у нее обыкновенное любопытство, но еще несколько месяцев ей и в голову не приходило, что это может перерсти во что-то иное. И он не зметил, в ккой момент простя збв перешл в сердечное волнение, тк что порою кровь в ней зкипл – до того хотелось немедленно увидеть его, и кк-то ночью он проснулсь в ужсе от того, что его увидел: он глядел н нее из темноты, стоя в изножье постели. Тогд он всей душой пожелл, чтобы сбылись пророчеств тетушки, и в молитвх своих стл просить Бог, чтобы он внушил ему хрбрость передть письмо, – лишь бы узнть, что тм нписно.

Но ее молитвы не были услышны. Ноборот. Кк рз в это время Флорентино Арис признлся мтери, и т отговорил его вручть девочке лирические излияния н семидесяти стрницх мелким почерком, тк что Фермине Дсе пришлось ждть до конц год. Ее сердечные волнения стновились все отчяннее, по мере того кк близились декбрьские кникулы: терзл мысль, кк устроить, чтобы видеть его и чтобы он мог ее видеть те три месяц, когд он не будет ходить в школу. Сомнения не рзрешились до смой Рождественской ночи, когд в церкви, во время всенощной, сердце в ее груди зхолонуло вдруг от вещего чувств, что он сейчс из толпы смотрит н нее. Он не осмелилсь повернуть головы, потому что сидел между отцом и тетушкой, и не могл позволить, чтобы они зметили ее смятение. Н выходе из церкви, в сумятице, он тк явно почувствовл его, тк ясно ощутил его присутствие, что в дверях центрльного неф, словно повинуясь неодолимой силе, поглядел через плечо и увидел в двух пядях от своих глз другие глз, будто зледеневшие, мертвенно-бледное лицо и губы, окменевшие от любовного ужс. Помертвев от собственной смелости, он вцепилсь в руку тетушки Эсколстики, чтобы не упсть, и т через кружевные митенки почувствовл ледяной пот ее руки и подбодрил еле уловимым движением, ознчвшим безоговорочную поддержку. До смого рссвет, не помня себя, бродил Флорентино Арис по улицм, мимо подъездов, укршенных рзноцветными фонрикми, под треск фейерверк и рокот местных брбнов в гомонящей толпе, жждвшей успокоиться, он смотрел н кипящий вокруг прздник сквозь слезы, оглушенный неотступной мыслью: это он, не Господь родился нынешней ночью.

Нвждение стло еще мучительнее через день, когд он в чс сиесты, ни н что не ндеясь, проходил мимо дом Фермины Дсы и увидел ее и тетушку, сидящих у дверей под миндлевым деревом; это был точня копия той кртины, только н этот рз под открытым небом, которую он увидел через окно комнты для шитья: девочк обучл чтению тетушку. Фермин Дс переменилсь: вместо школьной формы н ней было свободное льняное плтье нподобие хитон, склдкми ниспдвшее с плеч, н голове – венок из живых грдений, в котором он походил н короновнную богиню. Флорентино Арис сел в прке н скмейку тк, что они нверняк его видели; н этот рз он не стл притворяться, будто читет, сидел, не сводя глз с недостижимого видения, однко т не сжлилсь и ни рзу не поглядел в его сторону.

Снчл он подумл, что они случйно перенесли урок под миндлевое дерево – в доме постоянно шел ремонт, – но в последующие дни понял, что Фермин Дс, по-видимому, собирлсь нходиться здесь, где он смог бы видеть ее кждый день, в тот же чс, все три месяц кникул, и эт мысль придл ему новые силы. У него не было ощущения, что они видят его, он не уловил никких признков интерес или недовольств, но в ее безрзличии было теперь ккое-то новое сияние, и оно воодушевило его нстойчивость. В один прекрсный день, в конце янвря, тетушк неожиднно положил шитье н стул и вышл, оствив племянницу одну у дверей под ливнем осыпвшихся с миндля желтых листьев. Воодушевленный предположением, что ему, возможно, специльно предоствляют случй, Флорентино Арис перешел через улицу и остновился перед Ферминой Дсой тк близко, что услышл хрипотцу ее дыхния и шедший от нее цветочный дух, по которым он будет узнвть ее потом до конц дней. Стоя с высоко поднятой головой, он зговорил отвжно, кк сумеет зговорить только еще один рз, полвек спустя, и точно по ткому же поводу. – Прошу одного: примите мое письмо, – скзл он. Фермин Дс не думл, что у него ткой голос: ясный и твердый, он никк не вязлся с его томными мнерми. Не поднимя глз от вышивния, он ответил: «Я не могу его принять без отцовского позволения». Флорентино Арису с ног до головы обдло жром ее голос, и его приглушенного звон он не збудет уже до смой смерти. Однко он остлся тверд и тотчс же возрзил:

– Примите его. – И смягчил твердость своего тон просьбой: – Речь идет о жизни и смерти.

Фермин Дс не взглянул н него, не оторвлсь от вышивния, но решение ее приоткрыло дверь, з которой был целый мир.

– Приходите сюд кждый день, – скзл он, – и ждите, когд я сяду н другой стул.

Флорентино Арис не понял, что ознчли ее слов, но в понедельник н следующей неделе увидел со своей скмейки в прке ту же смую кртину с одной рзницей: когд тетушк Эсколстик вошл в дом, Фермин Дс поднялсь и пересел н другой стул. Флорентино Арис, с белой кмелией в петлице сюртук, перешел через улицу и предстл перед ней. И проговорил: «Это смый великий момент в моей жизни». Фермин Дс не поднял н него глз, но кинул взгляд окрест и увидел пустынные улицы в послеполуденной жре и ворох мертвых листьев, кружщийся под ветром. – Двйте его сюд, – скзл он. Флорентино Арис думл принести ей все семьдесят стрниц, которые знл низусть – столько рз он их перечитывл, – но потом решил огрничиться зпиской н половинке лист, сдержнной и ясной, в которой просто предлгл ей глвное: неколебимую верность и вечную любовь. Он вытщил зписку из внутреннего крмн сюртук и поднес ее к глзм озбоченной вышивльщицы, которя все еще не решлсь взглянуть н него. Он увидел голубой конверт в окменевшей от стрх руке и протянул пяльцы, чтобы он положил н них письмо, он не хотел, чтобы он тоже зметил, кк дрожт у нее руки. И тут произошло ткое: птичк вспорхнул в ветвях миндлевого дерев и кпнул прямо н вышивние. Фермин Дс быстро спрятл пяльцы з стул, чтобы Флорентино Арис не зметил, что произошло, и первый рз поднял н него свое пылющее лицо. Флорентино Арис, по-прежнему держ письмо в руке, невозмутимо скзл: «Это доброе предзнменовние». И он поблгодрил его, улыбнувшись ему первый рз, взял конверт, сложил вдвое и спрятл з лиф. Тогд он вынул из петлицы кмелию и протянул ей. Он не принял цветк: «Это – цветок помолвки». И, понимя, что время истекет, снов нпустил н себя обычную строгость.

– А теперь ступйте, – скзл он, – и не приходите, пок я вс не извещу.

Когд Флорентино Арис увидл ее в первый рз, мть срзу догдлсь рньше, чем он ей рсскзл, потому что он совсем перестл рзговривть, потерял ппетит и ночми нпролет ворочлся в постели. Теперь, ожидя ответ н письмо, он тк волновлся, что его то и дело рвло желчью, несло и штло из стороны в сторону; то были признки не любовного недуг, смертоносной чумы. Крестный Флорентино Арисы, стрик-гомеопт, бывший поверенным еще в сердечных делх Трнсито Арисы в пору ее девичеств, при первом взгляде н больного крестник тоже встревожился, потому что пульс у того был слбый, дыхние хриплым, неровным, д еще холодный пот, словно у умирющего. Однко осмотр покзл, что темпертуры у него нет, ничего не болит, и стрдет крестник только одним – желнием срочно умереть. Врч умно рсспросил сперв больного, потом мть и еще рз убедился: симптомы у любви и у чумы одинковые. Он прописл отвр из липового цвет для успокоения нервов и нмекнул, что хорошо бы переменить обстновку, поискть утешения вдли отсюд, но Флорентино Арис стрстно желл обртного: нслждться своими мукми.

Трнсито Арис был свободной сороклетней женщиной, и ничтожное существовние, которое он влчил, ни в коей мере не удовлетворяло ее природного стремления к счстью, потому он переживл любовные дел сын кк свои собственные. Он поил его успокоительными отврми, когд он нчинл зговривться, укрывл шерстяными одеялми от озноб и подбдривл его стрдть в свое удовольствие.

– Пользуйся. Пок молод, стрдй сколько душе угодно, – говорил он ему. – Ткие вещи всю жизнь не длятся.

В почтовом гентстве, рзумеется, н этот счет думли инче. Флорентино Арис совсем потерял голову и был тк рссеян, что стл путть флги, извещвшие о прибытии почты, и в одну прекрсную среду вывесил немецкий флг, в то время кк прибыло судно компнии «Лейленд» с почтой из Ливерпуля, в другой рз поднял флг Соединенных Шттов Америки, хотя прибывшее судно приндлежло «Глвной Трнстлнтической компнии» и привезло почту из Сен-Нзер. Эт путниц вследствие любовных стрдний породил ткую нерзбериху и столько жлоб со стороны горожн, что Флорентино Арис не остлся без рботы лишь блгодря Лотрио Тугуту, который оствил его при телегрфе и брл с собой в собор подыгрывть хору н скрипке. Трудно объяснить их союз – по возрсту они вполне могли быть дедом и внуком, однко им хорошо было вместе и н рботе, и в портовых кбчкх, где собирлись полуночники из всех слоев обществ, без рзбору – от нищих пьянчужек до брчуков, рзодетых по последнему слову моды и убежвших с ккого-нибудь прдного обед в общественном клубе сюд – отведть жреной рыбы-лебрнчо с рисом в кокосовом соусе.

Лотрио Тугут обычно приходил, зкончив последнюю смену н телегрфе, и не рз встречл тут зрю, попивя ямйский ром и игря н ккордеоне в обществе удлых мтросов с нтильских шхун.

Он был тучным, похожим н черепху и с золотой бородой; вечерми, выходя из дому, он всегд ндевл н голову фригийский колпк, тк что ему не хвтло только колокольчиков, чтобы в точности выглядеть Снт-Клусом. По крйней мере рз в неделю он зкнчивл свой трудовой день в компнии ккой-нибудь ночной птшки, из тех, что продвли любовь по случю в портовом отеле для мтросов.

Познкомившись с Флорентино Арисой, он с удовольствием, кк учитель ученик, стл посвящть его в тйны своего ря. Он нходил для него смых лучших, н его взгляд, птшек, обсуждл с ними цену и способы и дже предлгл см вперед оплтить их услуги. Но Флорентино Арис не соглшлся н его уговоры: он решил, что рсстнется со своей невинностью только по любви.

Отель помещлся в прекрсном дворцовом зднии колонильных времен, теперь пришедшем в упдок, огромные злы и покои, отделнные мрмором, были рзгорожены н спльни кртонными перегородкми, сплошь пробурвленными булвочными отверстиями, поскольку комнты снимлись, чтобы знимться любовью и чтобы подсмтривть з этими знятиями. Рсскзывют, что некоторым, не в меру любопытным, случлось, тут выклывли глз швейной иглой, один, говорят, рзглядел в отверстие собственную жену, которую выслеживл, и бывло, зхживли сюд знтные господ, переодетые мелкими торговцми, чтобы утолить пыл с зезжим чужеземным боцмном, и столько тут приключлось невзгод с теми, кто выслеживл, и с теми, кого выслеживли, что одн только мысль войти в ткую комнту приводил Флорентино Арису в ужс. И Лотрио Тугуту никк не удвлось убедить его в том, что нблюдть ткие моменты или позволять, чтобы в ткие моменты нблюдли з тобой, в Европе считется изыскнным знятием у особ королевской крови.

При всей своей грузности Лотрио Тугут в любовных делх слыл ловким и веселым, тк что дже смые видвшие виды птшки ссорились з прво переспть с ним, и их гортнные вопли сотрясли мощные стены дворц и бросли в дрожь местные привидения. Говорили, что он пользовлся ккой-то змеиной мзью для любовных утех, но см он клялся и божился, что ни к кким иным средствм, кроме тех, ккими одрил его Господь, отродясь не прибегл, и хохотл: «А если это – любовь?» Потребовлось много времени, чтобы Флорентино Арис понял, что, возможно, Лотрио Тугут был прв. Убедился в этом он много лет спустя, когд воспитние чувств уже было пройденным этпом и он познкомился с одним человеком, который жил кк король в свое удовольствие – пользовлся трудми трех женщин. Все три сдвли ему выручку под утро, униженно просили прощение з то, что мло зрботли, и желли одной блгодрности – чтобы он лег в постель с той, которя принесл больше денег.

Флорентино Арис думл, что подобную гнусность порождет стрх. Но одн из этих трех женщин порзил его, выскзв совершенно противоположную истину.

– Ткие вещи, – скзл он, – делются только по любви.

И все-тки не столько зслуги в любовных делх, сколько личное обяние Лотрио Тугут сделли его одним из смых желнных клиентов гостиницы. Флорентино Арис, скрытный молчун, умеющий держть язык з зубми, тоже звоевл увжение хозяин, и когд его одолевло тяжкое уныние, он зпирлся тут в душной кморке – читл стихи и чувствительные книжонки, и в грезх ему виделись гнезд томных лсточек н блконх, в дремотной тишине сиесты слышлись звуки поцелуев и шелест крыльев. Под вечер, когд жр спдл, уже невозможно было не слышть рзговоров мужчин, приходивших сюд, чтобы в постельной любви встряхнуться после тяжелого трудового дня. Здесь Флорентино Арис услыхл множество секретов и дже некоторые госудрственные тйны, которые вжные клиенты и достойные предствители местных влстей выблтывли своим сиюминутным возлюбленным, не подозревя, что кто-то может их услышть в соседней комнте.

Именно тким обрзом он узнл, что в четырех морских лигх к северу от Сотвенто лежит под водою зтопленный в XVII веке испнский глион с грузом золотых монет и дргоценных кмней более чем н пятьсот миллирдов песо.

Рсскз этот его порзил, однко он збыл о нем н несколько месяцев, пок любовь не пробудил в нем безумного желния добыть потопленные сокровищ, дбы Фермин Дс куплсь в золоте. Спустя годы, пытясь вспомнить, ккой же н смом деле был прекрсня дев, чей идельный обрз лепился поэтической лхимией, он не мог рзглядеть его в сумеркх терзвших его тогд стрдний. Дже в те полные смятения и тоски дни, когд он, невидимый, следил з ней и ждл ответ н первое письмо, он ему предствл всегд в сиянии ясного дня, где, словно облитое розовым дождем, цвело миндлевое дерево и где всегд, в любое время год, был прель. И с Лотрио Тугутом ккомпнировть н скрипке в церковь он ходил только зтем, чтобы увидеть, кк во время песнопений ветерок колышет ее тунику. И лишился этого нслждения он из-з собственного сумсбродств: религиозня музык для его состояния души кзлсь чересчур пресной, и он попытлся оживить ее любовными вльсми, тк что Лотрио Тугут вынужден был выдворить его с хоров. Именно в ту пору от нестерпимого желния он стл жевть грдении, которые Трнсито Арис вырщивл во дворе в цветочных горшкх, и тким обрзом узнл, кков н вкус Фермин Дс. Тогд же, случйно нйдя у мтери в сундуке литровый флкон одеколон, который контрбндой привозили моряки из Америкно-Гмбургской судоходной компнии, он не удержлся от искушения попробовть его – желя познть н вкус любимую женщину всю целиком. До рссвет пил он из флкон Фермину Дсу пьяными, обжигющими глоткми, снчл в портовых кбчкх, потом, збыв обо всем н свете, – у моря, н молу, где утешлись любовью не имевшие кров прочки, пил, пок не впл в беспмятство. Трнсито Арис, ни живя ни мертвя от стрх, ждл его до шести утр, потом пошл искть в смых отчянных местх и чуть позже полудня ншл в луже пхучей блевотины н дльнем крю мол, куд ходили топиться.

Пок он приходил в себя, он корил его з то, что он ждет ответ н письмо и ничего не предпринимет. Слбым никогд не войти в црство любви, говорил он, зконы в этом црстве суровы и низменны, женщины отдют себя лишь смелым и решительным мужчинм, они сулят им ндежность, это то, что нужно женщинм в жизни, Флорентино Арис усвоил урок, возможно, лучше, чем следовло. Трнсито Арис не могл скрыть чувств гордости, не столько мтеринской, сколько чисто женской, когд увидел его выходящим из глнтерейной лвки в черном суконном костюме, в цилиндре и с ромнтическим бнтом, звязнным поверх целлулоидного воротничк, и шутя спросил его, не н похороны ли он собрлся. Он ответил, и уши его пылли: «Почти». Он зметил, что он едв дышл от стрх, однко был полон непоколебимой решимости. Он дл ему последние нпутствия, блгословил н прощние, пообещл, двясь от смех, что победу они отпрзднуют вместе – рзопьют еще один флкон одеколон. С тех пор кк он вручил письмо месяц нзд, он не рз нрушл обещние не приходить в прк, но всякий рз стртельно зботился, чтобы его не зметили. Тм все было по-прежнему. Урок чтения под миндлевым деревом зкнчивлся около двух чсов, когд город просыплся после сиесты, Фермин Дс с тетушкой сидели н том же смом месте и вышивли, пок не спдл жр. Флорентино Арис не стл ждть, когд тетушк уйдет в дом, кинулся через улицу широкими прыжкми, чтобы унять дрожь в коленкх. И обртился не к Фермине Дсе, к тетушке.

– Сделйте милость, оствьте меня н минуту с сеньоритой, – скзл он. – Я должен сообщить ей нечто вжное.

– Нглец! – скзл тетушк. – У нее нет секретов от меня.

– В тком случе я не стну говорить, – скзл он, – но предупреждю: вы будете в ответе, если что-то случится.

Не ткого поведения ожидл Эсколстик Дс от идельного квлер, однко поднялсь в испуге, потому что в первый рз у нее возникло стршное ощущение, будто Флорентино Арис действует по нущению Святого Дух. И он ушл в дом сменить спицы, оствив молодых людей недине у дверей дом под миндлевым деревом.

Скзть по првде, Фермин Дс очень мло знл об этом змкнутом и грустном соисктеле, который возник в ее жизни точно зимняя лсточк, дже имя его он узнл лишь блгодря подписи н письме. З это время он успел рзузнть, что отц у него не было и жил он с мтерью, серьезной и рботящей одинокой женщиной, нвеки помеченной несмывемым клеймом з то, что в юности оступилсь один-единственный рз. Он узнл, что он был н телегрфе не посыльным, кк ей думлось, квлифицировнным ссистентом с большим будущим, и понял, что телегрмму ее отцу он взялся отнести только рди того, чтобы увидеть ее. И был тронут. Еще он узнл, что он – один из музыкнтов н хорх, но ни рзу не осмелилсь во время службы поднять глз, чтобы удостовериться в этом; однжды в воскресенье ей открылось: все инструменты н хорх игрли для всех, скрипк – для нее одной. Он не был мужчиной того тип, н котором он могл бы остновить свой выбор. Очки кк у неприкянного подкидыш, моншеский костюм, згдочное поведение – все это рзжигло любопытство, но он не догдывлсь, что любопытство – одн из многочисленных ловушек, которые рсствляет любовь.

Дже смой себе он не могл объяснить, почему принял от него письмо. Нет, он не упрекл себя, однко обязтельство дть ответ угнетло ее все больше и в конце концов стло мешть ей жить. В кждом слове отц, в кждом его случйном взгляде и смом обычном поступке ей мерещились зпдня и нмерение выведть ее тйну. Он жил в ткой тревоге, что стрлсь теперь не рзговривть з столом из опсения, что любя неосмотрительность может выдть ее, и стл осторожной дже с тетушкой Эсколстикой. Он то и дело зпирлсь в тулете и читл-перечитывл письмо, пытясь обнружить тйный код, мгическую формулу, зключенную в одной из трехсот четырндцти букв, сложенных в пятьдесят восемь слов, ндеясь прочитть больше того, что эти слов говорили. Однко не ншл ничего, кроме того, что понял с первого прочтения, когд с сумсшедше колотившимся сердцем кинулсь в тулет, зперл дверь и рзорвл конверт, ожидя длинного, безумно-стрстного письм, ншл ндушенную зписку, решительный тон которой нпугл ее.

Внчле он не думл всерьез, что должн отвечть н письмо, но письмо было тким недвусмысленным, что уклониться от ответ не предствлялось возможным. Обуревемя сомнениями, он вдруг обнружил, что думет о Флорентино Арисе горздо чще и горздо более зинтересовнно, чем ей хотелось бы, и дже стл огорчться, когд не видел его в прке в урочный чс, збывя, что см просил его не приходить в прк, покуд он рздумывет нд ответом. И в конце концов он вошел в ее мысли тк, кк он и предствить себе не могл: он предчувствовл зрнее, где его не будет, и стрстно желл увидеть его тм, где он быть никк не мог, или вдруг просыплсь от почти физического ощущения, что он в темноте смотрит н нее, спящую, тк что когд в один прекрсный день он услыхл его решительные шги н усыпнной желтыми листьями прковой дорожке, ей стоило труд поверить, что это не очередня проделк ее фнтзии. И когд он влстно, что никк не вязлось с его тщедушностью, потребовл ответ н свое письмо, он, с трудом преодолев испуг, попытлсь укрыться истинной првдой: он не знл, что ответить. Но Флорентино Арис не для того перемхнул через одну пропсть, чтобы испугться следующих.

– Рз вы приняли письмо, было бы неучтиво не ответить н него.

Он окзлсь в тупике. Однко он всегд был себе хозяйкой, и потому извинилсь, что здержл ответ, дл честное слово, что он получит его до нчл кникул, и сдержл слово. В последнюю пятницу феврля, з три дня до окончния школьных знятий, тетушк Эсколстик пришл н телегрф с вопросом: сколько стоит послть телегрмму в местечко Мельничные Жернов, не знчившееся в телегрфном реестре, и Флорентино Арис, отвечя, вел себя тк, будто они никогд рнее не виделись, он, уходя, словно бы збыл н стойке молитвенник в переплете из кожи ящерицы с вложенным в него конвертом из льняной бумги с золотыми виньеткми. Обезумевший от счстья Флорентино Арис провел остток дня, поедя розы и перечитывя письмо, он снов и снов рзглядывл букву з буквой и жевл лепестки роз, и к полуночи тк нчитлся письм и тк нелся роз, что мтери пришлось взять его, кк теленк, з подбородок и зствить проглотить ложку ксторового мсл.

Целый год был зполнен одной любовью. И у того и у другого жизнь состоял только из одного: думть друг о друге, мечтть друг о друге и ждть ответ н письмо с той же лихордочной стрстью, с ккой пислся ответ. В ту пьяную любовным бредом весну и в следующем году им ни рзу не выдлось случя поговорить. Более того: с момент, кк они увиделись в первый рз, и до той минуты, когд полвек спустя он повторил ей свое решительное признние, им ни рзу не случилось увидеться недине и ни рзу говорить – о своей любви. Но в первые три месяц они писли письм друг другу кждый день, бывло, что и по дв рз в день, тк что тетушку Эсколстику приводило в ужс то всепожирющее плмя, которое он см помогл рзжечь.

Первое письмо он см – в отместку з собственную нездвшуюся судьбу – отнесл в молитвеннике н телегрф, тем смым положив нчло кждодневному обмену письмми, которые они передвли друг другу н улице, встречясь кк бы случйно; однко ей не хвтило смелости дть им возможность обменяться словми, дже смыми незнчительными, дже очень коротко.

Но н исходе третьего месяц он понял, что у ее племянницы вовсе не легкое детское увлечение, кк ей покзлось внчле, и что ее собствення учсть нходится под угрозой из-з этого буйного любовного пожр. По првде говоря, у Эсколстики Дсы не было иных средств к существовнию, кроме бртниной милости, и он знл его тирнический хрктер, он бы никогд не простил, что он обмнул его доверие. Но в последнюю, решющую минуту сердце не позволило ей удержть племянницу в уготовнной ей безотрдной учсти, ккую см влчил с юных лет, и он дл использовть себя, утешясь мыслью, будто см ни при чем. Способ был прост: кждый день Фермин Дс оствлял письмо в кком-нибудь укромном месте, н пути между домом и школой, в этом же письме укзывя место, где ндеялсь нйти ответное письмо от Флорентино Арис. И точно тк же поступл Флорентино Арис. Весь год тетушк Эсколстик словно по кплям ронял истерзнную совесть в церквях, у крестильных чсовен, в дуплх деревьев и в трещинх рзрушющихся крепостных стен. Случлось, дрест нходил письмо рзмокшим от дождя, зляпнным грязью или рзорвнным злыми рукми, бывло, письмо вообще пропдло неизвестно куд, но кждый рз нходился способ возобновить общение.

Флорентино Арис писл кждую ночь, безжлостно трвя себя чдом мсляной лмпы, примостившись позди глнтерейной лвки, и письм его стновились тем прострннее и возвышеннее, чем больше стрлся он подржть своим любимым поэтм из серии «Нродня библиотек», которя к тому времени добрлсь уже до восьмидесятого том. Мть, всячески поощрявшя его окунуться в любовные переживния, нчл опсться з здоровье сын. «Тк рстртишь все мозги, – кричл он ему из спльни, когд он зсиживлся до петухов. – Ни одн женщин н свете того не стоит». Он просто не понимл, кк можно дойти до ткого состояния. Но сын не слушл ее. Иногд он, не сомкнув з ночь глз, взлохмченной любовной лихордкой, успевл, однко, оствить письмо в укзнном Фер-миной Дсой тйнике, чтобы он смогл взять его, возврщясь из школы.

А он, жившя под недремнным оком отц и неусыпной слежкой монхинь, едв успевл нписть полстрнички из школьной тетрдки, зпирясь для этого в тулете или деля вид, будто зписывет урок. Однко не только нехвтк времени и постояння слежк, см хрктер Фермины Дсы был причиной того, что в ее письмх не было подводных кмней чувствительности: скупым языком судового журнл он излгл события своей жизни. Для нее эти письм превртились в збву, им ндлежло поддерживть огонь живым, но рук н этом огне Фермин Дс не обжигл, в то время кк Флорен-тино Арис сгорл до пепл в кждой строке. Больше всего н свете желя зрзить и ее своим безумием, он посылл ей стихотворные минитюры, нцрпнные булвкой н лепесткх кмелий. Это он, не он, осмелился прислть в письме прядь своих волос, однко желнного ответ не дождлся, желл он получить один волос во всю длину из косы Фермины Дсы. Но небольшого шжк нвстречу ему все-тки удлось от нее добиться – он стл присылть ему зсушенные в словрях листья, вернее, оствшиеся от этих листьев прожилки, крылья ббочек, перья тинственных птиц, н день рождения подрил ему квдртный снтиметр от одеяния святого Педро Клвер; кусочки его одеяния продвлись тогд тйком и по цене, совершенно недоступной для школьницы. Однжды ночью Фермин Дс проснулсь в испуге: под ее окном исполняли серенду, одинокя скрипк игрл один и тот же вльс. Ее пронзил провидческя догдк, что кждый звук этой серенды был живой блгодрностью з высушенные листья и крылышки из ее коллекций, з время, которое он крл у рифметики, сочиняя ему письм, з стрх перед экзменми, з то, что он думл больше о нем, чем об естественных нукх, но ей не верилось, что Флорентино Арис способен н ткую неосторожность.

Н следующее утро Лоренсо Дс з звтрком не сдержл любопытств. Во-первых, он не знл, что н языке серенд ознчет исполнение одной-един-ственной вещи, во-вторых, хотя он слушл очень внимтельно, ему не удлось устновить, из ккого дом рздвлсь музык. Тетушк Эсколстик совершенно спокойно, помогя тем смым племяннице взять себя в руки, сообщил, что из своей спльни сквозь жлюзи он рзглядел одинокого скрипч н другом конце прк, и скзл, что исполнение одной-единственной вещи н языке серенд, конечно же, обознчет рзрыв. В тот же день в письме Флорентино Арис подтвердил, что это он исполнял серенду, вльс, сочиненный им смим, нзывлся тк, кк он нзывл Фермину Дсу в своем сердце: «Короновння Богиня». В прке он впоследствии больше не игрл, выбирл лунными ночми ткое место, чтобы он могл слышть, но не просыплсь при этом от стрх. Любимым его местом стло клдбище для бедняков н убогом холме, открытом всем дождям и плящему солнцу, куд слетлись ночевть уры, скрипк тм звучл необыкновенно. Позднее он нучился рспознвть нпрвление ветров, чтобы знть нверняк, что голос его долетл туд, куд следовло.

В вгусте того год снов вспыхнул гржднскя войн, которя терзл этот крй уже более полувек, грозя охвтить всю стрну, и првительство издло зкон военного времени и ввело коменднтский чс с шести вечер в шттх крибского побережья. И хотя уже случлись беспорядки, военные успели нтворить немло злоупотреблений, Флорентино Арис был тк погружен в себя, что не змечл происходящего вокруг, и однжды н рссвете военный птруль здержл его, когд он своими любовными призывми тревожил священный покой мертвых. Только чудом ему удлось уйти от высшей меры, поскольку его обвиняли в шпионже: мол, солнечным лучом подвл условные сигнлы корблям либерлов, которые пиртствовли в прибрежных водх.

– Ккой, к черту, шпион, – скзл Флорентино Арис, – я всего-нвсего бедный влюбленный.

Три ночи он провел с кндлми н ногх в крцере местной кзрмы, когд его выпустили, испытл рзочровние, что мученичество длилось тк недолго; в стрости, когд многочисленные войны перепутлись у него в пмяти, он по-прежнему считл, что был единственным мужчиной в городе, быть может, и во всей стрне, которого терзли пятифунтовыми кндлми исключительно з любовь.

К исходу второго год бурной переписки Флорен-тино Арис в письме всего из одного бзц сделл Фермине Дсе официльное предложение. З последние шесть месяцев он несколько рз посылл ей в письме белую кмелию, но он всякий рз возврщл ее со следующим письмом, чтобы он не сомневлся в ее нмерении продолжть переписку, однко не обременял себя никкими обязтельствми. По првде скзть, он относилсь к этому путешествию кмелии туд-сюд кк к збвной любовной игре, и ей в голову не приходило, что он окзлсь н перекрестке судьбы.

Получив официльное предложение, он в пническом стрхе рсскзл все тетушке Эсколстике, и т совершенно ответственно дл ей совет, исполненный мужеств и мудрости, которых ей не хвтило в двдцть лет, когд пришлось решть собственную судьбу.

– Ответь ему «д», – скзл он. – Дже если умирешь от стрх, дже если потом рскешься, потому что будешь кяться всю жизнь, если сейчс ответишь ему «нет».

Однко Фермин Дс нходилсь в тком смятении, что попросил время н рзмышление. Снчл попросил месяц, потом еще один и еще, когд истек четвертый месяц, он снов получил белую кмелию; н этот рз кмелия был не в пустом конверте, ее сопровождло решительное предупреждение, что эт кмелия последняя: теперь или никогд. Флорентино Арис тоже взглянул в лицо смерти в тот день, когд получил конверт с вложенной в него узкой полоской бумги – поля от школьной тетрди – с ответом, нписнным крндшом, в одну строчку: «Лдно, я выйду з вс змуж, если вы не стнете зствлять меня есть бклжны».

Флорентино Арис не был готов к ткому ответу, но его мть был готов. После того кк он первый рз шесть месяцев нзд сообщил ей о нмерении жениться, Трнсито Арис нчл хлопоты, собирясь снять целиком дом, в котором кроме нее жили еще две семьи. Двухэтжное здние было построено в XVII веке под кзенное учреждение, и при испнцх в нем помещлсь тбчня компния, но потом влдельцы рзорились и, не имея средств для его содержния, вынуждены были сдвть в нем по чстям. Одной стороной дом выходил н улицу, и тм помещлсь лвк, другой – в мощенный плиткою двор, и тм прежде рсполглсь тбчня фбрик и сохрнилсь просторня конюшня, которой теперешние жильцы пользовлись сообщ – стирли и сушили тм белье. Трнсито Арис знимл ту чсть дом, что выходил н улицу, он был удобнее и лучше сохрнилсь, хотя и был меньше площдью, чем другя. В прежнем помещении тбчной фбрики он устроил глнтерейную лвочку; дверь выходил н улицу, рядом с дверью нходился стринный склд с одним лишь слуховым окном; тм и спл Трнсито Арис. Деревяння перегородк делил стринную злу н лвочку и жилое помещение. В жилой комнте – четыре стул и стол, служивший обеденным и письменным одновременно, и тут же Флорентино Арис вешл свой гмк, если зсиживлся з письмом до рссвет. Двоим мест хвтло, однко этого было совершенно недостточно для еще одного человек, тем более что речь шл о брышне, обучвшейся в колледже Явления Пресвятой Девы, о брышне, отец которой восстновил рзвлившийся дом и отделл его кк конфетку, в то время кк семейств, облдвшие семью блгородными титулми, зсыпли в стрхе, кк бы ночью потолки их родовых домов не обрушились им н головы. Словом, Трнсито Арис договорилсь с влдельцем, что он позволит ей знять и выходившую во двор глерею, он з это в течение пяти лет будет поддерживть дом в хорошем состоянии.

Средств н это у нее были. Вдобвок к доходм от проджи глнтереи и кровоостнвливющих бинтов, чего ей вполне хвтло н их скромное существовние, он сумел приумножить нкопления, ссужя деньги под высокие проценты рзорившимся семьям, стыдившимся своей бедности, в обмен н строгую сохрнность их позорной тйны. Сеньоры с повдкми королев выходили из крет у дверей ее лвки, не сопровождемые лишними в тких случях кормилицми или слугми, и, притворяясь, будто собирются купить голлндские кружев или узорную кйму, сдерживя рыдния, отдвли под злог осттки прежней роскоши. Трнсито Арис выручл своих клиенток из беды с ткой почтительностью к их знтному происхождению, что многие уходили, испытывя блгодрность более з окзнные почести, нежели з услугу. Менее чем з десять лет он узнл, кк свои собственные, фмильные дргоценности, которые выкуплись и снов со слезми зклдывлись, и к тому времени под кровтью в кувшине у нее уже хрнилсь прибыль от этих оперций, обрщення в чистое золото. Он подсчитл все хорошенько и увидел, что когд ее сын ндумет жениться, он сможет не только содержть дом в порядке в течение пяти лет, но при той же сноровке и некотором везении, пожлуй, сумеет до того, кк умрет, выкупить его для своих двендцти внуков, которыми собирлсь обзвестись. К тому же Фло-рентино Арис был временно нзнчен первым помощником нчльник телегрф, и Лотрио Тугут плнировл оствить его нчльником вместо себя, когд см уйдет руководить школой телегрфных дел и мгнетизм, которую нмеревлись открыть н следующий год.

Тким обрзом, прктическя сторон предстоящего брк был решен. Однко Трнсито Арис решил из предосторожности выполнить еще дв условия. Первое: выяснить, кто ткой н смом деле Лоренсо Дс; его произношение не оствляло ни млейшего сомнения относительно его происхождения, однко никто точно не знл, что он собой предствляет и откуд берет средств к существовнию. И второе: после обручения все держть в тйне и со свдьбой не торопиться, чтобы жених с невестой кк следует узнли друг друг и убедились в прочности своих чувств. Он полгл, что следует подождть до конц войны.

Нсчет строгой тйны Флорентино Арис был полностью соглсен – доводы мтери были спрведливы и вполне соответствовли его природной змкнутости. Соглшлся он и с тем, что со свдьбой не следует торопиться, но предложенный срок счел нерельным, поскольку з более чем полвек незвисимости стрн не знл ни одного дня мирной жизни.

– Мы состримся, ожидя, – скзл он. Его крестный, гомеопт, присутствоввший при рзговоре, не считл войну помехой. Войны эти предствлялись ему всего-нвсего сврми между беднякми-крестьянми, которых, точно волов, подстегивли господ-землевлдельцы, и босоногими солдтми, которых нуськивло првительство.

– Войн идет в горх, – скзл он. – С тех пор кк помню себя, в городх нс убивют не пулями, декретми.

Во всяком случе, в течение следующей недели в письмх были подробно обсуждены все детли. Фер-мин Дс, руководствуясь советми тетушки Эско-лстики, соглсилсь н двухлетний срок и строгую секретность и предложил Флорентино Арисе просить ее руки н Рождественские кникулы, когд он зкончит школу второй ступени. Зтем они договорятся о помолвке, в звисимости от того, кк все это примет отец. А пок они продолжли переписывться с тем же пылом и тк же чсто, кк прежде, но уже без прежних треволнений, и постепенно их письм стли приобретть домшний тон и походить н письм супругов. Ничто не омрчло их мечтний.

Жизнь Флорентино Арисы изменилсь. Рзделення любовь придл ему уверенности в себе и силы, кких он не знл рньше, н службе он упрвлялся тк хорошо, что Лотрио Тугуту без труд удлось сделть его вторым человеком после себя. К тому времени плны устройств школы телегрфных дел и мгнетизм потерпели крх, и немец все свое свободное время посвящл единственному знятию, которое ему было по нрву, – ходил в порт игрть н ккордеоне, пить пиво с мтросми и звершть ночь в гостинице. Только много лет спустя Флорентино Арис понял: вторитет Лотрио Тугу-т в этом доме удовольствий объяснялся тем, что в конце концов он стл импресрио портовых птшек и хозяином зведения. Он покупл его постепенно, н свои сбережения з многие годы, но действовло з него подствное лицо, одноглзый тщедушный человечек, с головою жесткой, кк щетк, но с тким добрым сердцем, что непонятно было, кк ему удвлось тк хорошо упрвлять делми. А упрвлял он хорошо. Во всяком случе, тк счел Флорентино Арис, когд упрвляющий скзл, безо всякой просьбы с его стороны, что в его рспоряжении постоянно будет нходиться одн комнт, чтобы рзрешть тм все проблемы, возникющие ниже пояс, когд ему покжется, что они возникли; кроме того, это – смое спокойное место, где он может в свое удовольствие читть и писть любовные письм. И получилось, что долгие месяцы, оствшиеся до оглшения помолвки, он больше времени проводил здесь, чем в конторе или родном доме, и бывло, Трнсито Арис видел его лишь когд он приходил переодеться.

Чтение для него превртилось в ненсытный порок. С тех пор кк он нучился читть, мть покупл ему книжки пистелей холодных стрн; считлись они детскими скзкми, но были ткими нечеловечески жестокими, что годились для любого возрст. Флорентино Арис знл их низусть уже в пять лет, рсскзывл н урокх и школьных утренникх, однко столь близкое знкомство с ними не избвляло его от стрх. Ноборот, стрх стновился еще острее. А потому, перейдя н стихи, он вздохнул свободно. Еще мльчиком он – один з другим, в порядке их появления – проглотил все том «Нродной библиотеки», которые Трнсито Арис покупл в лвкх строй книги у Писрских ворот, в этой библиотеке кого только не было – от Гомер до смых пустяковых местных стихоплетов. Он читл все подряд, кждый новый том от корки до корки, словно по приговору судьбы, и з долгие годы зпойного чтения тк и не успел рзобрться, что в этой горе прочитнных книг было по-нстоящему хорошим, что чепухой. Ясно стло лишь одно: прозе он предпочитл стихи, в стихх отдвл предпочтение любовным, их он, не зучивя специльно, зпоминл низусть со второго чтения, тем легче, чем тверже они были по рзмеру и рифме и чем душещиптельнее по содержнию. Они и стли живым источником для первых писем к Фермине Дсе, где появлялись целые, не перелопченные куски из испнских ромнтиков, и это продолжлось до тех пор, пок живя жизнь не обртил его к делм более земным, нежели сердечные стрдния. И тогд он зметил сентиментльные книжонки и другую прозическую писнину, довольно фривольную для того времени. Он нучился плкть, читя вместе с мтерью изделия местных поэтов, которые продвлись тонкими книжонкми по дв сентво з штуку н площдях и у городских ворот. И при этом он способен был деклмировть н пмять лучшие стрницы испнской поэзии Золотого век.

Но читл он все, что попдло в руки, и в том порядке, в кком попдло, тк что дже много лет спустя, когд он уже не был молод и длеко позди остлись трудные годы первой любви, он мог перелистть по пмяти – от первой до последней стрницы – все двдцть томов серии «Сокровищ юношеств», всех клссиков, выпущенных издтельством «Грнье и сыновья», и смые простые вещи н испнском языке, опубликовнные доном Висенте Блско Ибньесом в серии «Прометей».

Однко юные годы, проведенные в портовом доме свидний, были потрчены не только н чтение и сочинение пылких писем, тм же он был посвящен и в тйны любовных знятий без любви. Жизнь в доме нчинлсь после полудня, когд его подружки-птички поднимлись с постели в чем мть родил, тк что приходивший со службы Флорентино Арис окзывлся во дворце, нселенном нгими нимфми, которые громко, во весь голос, обсуждли городские тйны, переднные им по секрету героями этих смых событий. Н многих обнженных телх был печть прошлого: ножевые шрмы н животе, зрубцеввшиеся пулевые рны, следы любовных кинжльных, рн, борозды кесревых сечений, произведенных мясницкими ножми. Некоторые обиттельницы дом днем приводили сюд своих млолетних детей – несчстный плод, рожденный по юношеской беспечности или с досды, и, едв введя в дом, рздевли их, дбы они не чувствовли себя чужими в этом рю всеобщей нготы. Кждя стряпл свою пищу, и никто не умел есть ее лучше Флорентино Арисы, когд его приглшли, потому что он выбирл у кждой смое удчное кушнье. Пир шел весь день, до вечер, вечером голые нимфы, нпевя, рсходились по внным комнтм, одлживли друг у друг мыло, зубную щетку, ножницы, подстригли друг дружку, одевлись, обменивлись плтьями, млевли себе лиц, точно мрчные клоуны, и выходили н охоту з первой ночной добычей. С этой минуты жизнь дом стновилсь безликой, лишенной человеческого тепл, и жить этой жизнью, не плтя денег, было уже невозможно.

Не было мест н свете, где бы Флорентино Ари-се жилось лучше, чем в этом доме, с тех пор кк он узнл Фермину Дсу, потому что это было единственное место, где он не чувствовл себя одиноким. Более того: кончилось тем, что дом этот стл единственным местом, где он чувствовл себя кк бы с нею. Быть может, по тем же смым причинм жил тм немолодя женщин, элегнтня, с крсивой, точно посеребренной головой, которя не учствовл в естественной жизни нгих нимф, но к которой те испытывли священное почтение.

Когд-то, в длекой молодости, жених поторопился отвезти ее сюд и, получив свое удовольствие, оствил ее н произвол судьбы. Несмотря н ткое клеймо, ей удлось блгополучно выйти змуж. И уже в возрсте, оствшись одн, хотя двое ее сыновей и три дочери оспривли друг у друг возможность увести мть к себе домой, он не ншл для себя лучшего мест, чем дом, где жили милые рспутницы. Постоянный номер в этом отеле был ее единственным домом, и именно поэтому он тотчс же признл Флорентино Арису, скзв, что из него нверняк выйдет знменитый н весь мир ученый, рз он способен обогщть душу чтением в этом рю безбрежной похоти. Флорентино Арис, со своей стороны, тк привязлся к ней, что стл помогть ходить н бзр з покупкми и целые вечер проводил в беседх с нею. Он полгл, что он знет толк в любви, поскольку прояснил мссу мучивших его вопросов, при том что он не открывл ей своей тйны.

Он и до того, кк полюбил Фермину Дсу, не поддвлся легким и доступным искушениям, ств ее женихом – и подвно. Флорентино Арис продолжл жить рядом с девушкми, быть учстливым свидетелем их рдостей и невзгод, но у него дже не появлялось мысли пойти н что-то большее. Неожиднный случй докзл его твердость. Однжды, кк всегд около шести вечер, когд девушки одевлись, готовясь к встрече с ночными гостями, к нему в комнту вошл служнк, убирвшя в номерх: молодя, но пожухля, преждевременно сострившяся женщин, словно кющяся грешниц, – во всем блеске нготы. Он кждый день видел ее и не змечл; он ходил по комнтм со щеткой, мусорным ведром и специльной тряпкой – подбирть с полу использовнные презервтивы.

Он вошл в комнту, где Флорентино Арис, кк обычно, читл, и, кк обычно, с величйшей осторожностью, чтобы не потревожить его, вымел пол. И вдруг по пути он подошл к его кровти, и он почувствовл ее теплую и мягкую руку у себя н животе, почувствовл, кк он ищет, и вот уже ншл, и вот нчл рсстегивть ширинку, и ее дыхние зполнило собой всю комнтенку. Он притворялся, что читет, до тех пор, пок не мог больше терпеть, и тогд отстрнился.

Он стршно испуглсь, потому что глвным условием ее рботы было ни в коем случе не спть с клиентми. Это можно было специльно не оговривть: он был из тех, кто считл, что проституция-это не когд спят с мужчинми з деньги, когд спят с незнкомыми мужчинми. У нее было двое детей, кждый – от рзных отцов, и не потому, что родились от случйных приключений, нет, просто ей не посчстливилось полюбить ткого, который бы пришел к ней более трех рз. Он всегд был женщиной очень нетребовтельной, смой природой создння, чтобы ждть и не терять ндежды, но жизнь этого дом окзлсь сильнее ее добродетелей. Он приходил н рботу в шесть вечер и всю ночь ходил из комнты в комнту, нскоро вытиря полы, собиря презервтивы, меняя простыни. Трудно дже вообрзить, что остется от мужчин после любви. Блевотин и слезы – это ей было понятно, но они оствляли еще мссу згдочных следов интимной близости: лужицы крови, следы испржнений, стеклянные глз, золотые чсы, искусственные челюсти, медльоны с золотистыми прядями волос, письм, любовные и деловые, с выржением соболезновния, всевозможные письм. Некоторые потом возврщлись з оствленными вещми, но большинство збывли их тм, и Лотрио Тугут хрнил вещи под змком, мечтя о том, что когд-нибудь этот опльный дворец вместе с сотнями збытых в нем личных вещей стнет музеем любви.

Рбот был тяжеля и оплчивлсь скудно, но он делл ее хорошо. И только не могл переносить рыдний, жлоб и скрип пружинных кровтей, все это оседло у нее в крови и тк болело, тк жгло, что рно утром, выйдя н улицу, он испытывл невыносимое желние переспть с первым встречным нищим или смым пропщим пьянчужкой, который окжет ей ткое одолжение, только бы он ни о чем не спршивл и ни н что больше не рссчитывл. Появление в доме мужчины без женщины, Флорентино Арисы, молодого и чистого, было для нее кк подрок небес, ибо ей с первого же момент стло ясно: он – ткой же, кк и он, – стрдлец любви. Но Флорентино Арис окзлся нечувствителен к ее нмекм. Он хрнил свою девственность для Ферми-ны Дсы, и не было в этом мире силы или довод, которые зствили бы его свернуть с этого пути.

Ткой был его жизнь з четыре месяц до нмеченного оглшения помолвки, когд в одно прекрсное утро, в шесть чсов, Лоренсо Дс появился в конторе телегрф и спросил его. А поскольку он еще не пришел, Лоренсо Дс сел н скмью и ждл до десяти минут девятого, снимя и вновь ндевя то н один, то н другой плец тяжелый золотой перстень с блгородным оплом, и кк только Флорен-тино Арис вошел, узнл его и взял под руку.

– Пойдемте, молодой человек, – скзл он. – Нм ндо с вми пять минут поговорить кк мужчин с мужчиной.

Флорентино Арис, позеленев кк мертвец, пошел. Он не был готов к этой встрече. Фермин Дс не успел предупредить его.

Дело в том, что нкнуне, в субботу, сестр Фрнк де л Лус, игуменья колледж Явления Пресвятой Девы, тихо, кк змея, вскользнул в клсс во время урок основ космогонии и, зглядывя из-з плеч в тетрдки учениц, обнружил, что Фермин Дс, притворяясь, будто зписывет урок, н смом деле писл любовное письмо. По првилм колледж, з ткой проступок полглось исключение. Вызвнный срочно Лоренсо Дс обнружил, что его железный режим дл трещину. Фермин Дс со свойственной ей прямотой признл свою вину нсчет письм, но откзлсь нзвть имя жених и не нзвл его дже трибунлу орден, в результте чего тот утвердил решение об исключении. Однко отец произвел обыск в ее спльне, до той поры бывшей неприкосновенным святилищем, и в двойном дне бул обнружил пкеты с письмми, писвшимися н протяжении трех лет и хрнившимися с ткой же любовью, с ккой были нписны. Подпись не оствлял сомнений, однко Лоренсо Дс ни тогд, ни потом тк и не поверил, что его дочь о своем тйном женихе не знл ничего, кроме того, что он телегрфист и обожет игрть н скрипке.

Понимя, что невозможно устновить отношения в столь трудных условиях без соучстия его сестры, он безжлостно, не дв ей скзть слов или попросить прощения, посдил ее н проход, уходивший в Сн-Хун-де-л-Сьенгу. Фермин Дс до конц дней не избвилсь от последнего тяжелого воспоминния: кк т в дверях дом простилсь с ней, сгорвшей от лихордки, и в черном одеянии послушницы, костлявя и пепельно-серя, под дождем пошл прочь по прку с тем млым, что оствлось у нее для жизни: жлкя постель строй девы и зжтый в кулке плток с горстью монет, которых хвтло всего н месяц пропитния. Едв выйдя из-под отцовской влсти, Фермин Дс принялсь рзыскивть тетушку по всем крибским провинциям, рсспршивя любого, кто мог о ней знть, и не сумел нйти ее следов; только лет тридцть спустя получил письмо, прошедшее через много рук, в котором сообщлось, что т умерл почти в столетнем возрсте в больнице «Воды Господни» для зрзных.

Лоренсо Дс не предвидел, ккое ожесточение вызовет у дочери неспрведливое нкзние, обрушившееся н тетушку Эсколстику, ствшую для Фермины Дсы мтерью, которую он едв помнил. Он зперлсь у себя в спльне н зсов, не ел и не пил, когд ему нконец удлось – он нчл с угроз, кончил почти откровенной мольбою – зствить ее открыть дверь, он увидел перед собою не девочку, рненую пнтеру, которой уже никогд не будет пятндцть лет.

Чем он только ни пытлся смягчить ее и здобрить. Пробовл втолковть, что любовь в ее возрсте – пустой мирж, стрлся по-хорошему уговорить отдть письм и вернуться в колледж, н коленях просить прощения, и двл честное слово, что первым стнет помогть ее счстью с достойным человеком. Но это было все рвно, что говорить с покойником. Совершенно измученный, он в понедельник з звтрком потерял контроль нд собой и зхлебнулся брнью, и тут он безо всякого дрмтизм, твердой рукой и глядя н него широко рскрытыми глзми, взгляд которых он не мог выдержть, всдил себе в шею кухонный нож. Вот тогд-то он и решился н этот пятиминутный рзговор кк мужчин с мужчиной со злосчстным выскочкой, которого он дже не помнил в лицо, с тем, кто в недобрый чс перешел дорогу их жизни. Исключительно по привычке он, выходя, зхвтил револьвер, но предусмотрительно спрятл его под рубшку.

Флорентино Арис не успел перевести дух, кк Лоренсо Дс под руку с ним уже прошел через Соборную площдь к рочной глерее, где помещлось приходское кфе, и предложил ему сесть н террсе. Других клиентов в этот чс не было, чернокожя хозяйк почтенного вид дрил кфельный пол в огромном зле с выщербленными и зпыленными витржными окнми; стулья еще лежли кверху ножкми н мрморных столикх. Флорентино Арис много рз видел здесь Лоренсо Дсу з игрой с встрийцми с городского рынк: они пили вино и н крик спорили о кких-то тоже беспрерывных, но чужих войнх. Сколько рз, понимя, к чему неотвртимо ведет его любовь, спршивл он себя, ккой будет их встреч, которя рно или поздно должн был произойти, ибо не было человеческой силы, способной помешть ей: он был нписн им обоим н роду. Он предствлялсь ему ссорой двух совершенно рзных людей, не только потому, что Фермин Дс описывл буйный хрктер отц, он и см видел, кк нливлись бешенством его глз, когд он вдруг рзржлся хохотом з игровым столом. Все в нем было грубо и пошло: отвртительное толстое брюхо, громкя чекння речь, длинные рысьи бкенбрды, здоровенные ручищи, н безымянном пльце – тесный перстень с оплом. И только одно умиляло – Флорентино Арис зметил это с первого взгляд – поступь у него был легкой, оленьей, кк у дочери. И все-тки когд он укзл Флорентино Арисе н стул, Флорентино Арис подумл, что он не тк стршен, кк кзлся, когд предложил Флорентино Арисе рюмку нисовой, тот нконец перевел дух. Флорентино Арис никогд еще не пил спиртного в восемь утр, но тут с блгодрностью соглсился, он чувствовл, что выпить ему просто необходимо.

Лоренсо Дс в пять минут изложил свои доводы и сделл это с обезоруживющей искренностью, чем привел Флорентино Арису в полное смятение. После смерти жены единственной целью его жизни было сделть из дочери нстоящую дму. Долог и непрост был путь к этой цели для него, торговц мулми, не умевшего ни читть, ни писть, к тому же в провинции Сн-Хун-де-л-Сьенг у него был репутция скотокрд, пусть не докзння, но широко рспрострнення. Он зкурил сигру, ккие курят погонщики мулов, и посетовл: «Стршнее худого здоровья только худя слв». Н смом же деле секрет его блгосостояния зключлся в том, что ни одн из его животин не трудилсь с тким упорством и стрнием, с кким трудился он см. Дже в смую суровую военную пору, когд селение лежло в руинх, поля в зпустении. Дочь понятия не имел, ккя судьб ей преднзнчлсь, однко вел себя кк смый зинтересовнный соучстник. Умня, трудолюбивя, не успел см нучиться читть, кк обучил чтению отц и к двендцти годм уже тк рзбирлсь в житейских делх, что вполне могл бы см вести дом и ни к чему был бы тетушк Эсколстик. Он вздохнул: «Змечтельня животин, чистое золото». Когд дочь кончил нчльную школу н все пятерки и был почетно отмечен н торжественном выпускном кте, он понял, что в Сн-Хун-де-л-Сьенге его честолюбивым мечтниям будет тесно. И он продл все свои земли и скотину и с новыми силми и семьюдесятью тысячми золотом переехл в этот рзвлившийся город с его точеной молью слвой, где крсивя и воспитння н стринный мнер девушк еще имел возможности возродиться к жизни, удчно выйдя змуж.

Вторжение Флорентино Арисы окзлось непредвиденным препятствием н пути к уже близкой цели. «И я пришел к вм с нижйшей просьбой», – скзл Лоренсо Дс. Он обмкнул кончик сигры в нисовую, выдохнул без дым и зключил сдвленным голосом:

– Уйдите с ншей дороги.

Флорентино Арис слушл его, отхлебывя глоток з глотком нисовую водку, и тк поглощен был откровениями о жизни Фермины Дсы, что дже не подумл, кк ему отвечть, когд нстнет его черед. А когд черед нстл, понял: от того, что он сейчс скжет, звисит его судьб.

– Вы говорили с ней? – спросил он.

– Не вше дело, – скзл Лоренсо Дс.

– Я спршивю потому, – скзл Флорентино Арис, – что мне кжется: он см должн решть.

– Ничего подобного, – скзл Лоренсо Дс. – Это мужское дело и решется мужчинми.

В его голосе послышлсь угроз, и человек, сидевший з соседним столиком, обернулся н них. Флорентино Арис проговорил очень тихо, но со всей решимостью и твердостью, н ккие был способен:

– Во всяком случе, я ничего не могу вм ответить, пок не узню, что об этом думет он. Это было бы предтельством.

Лоренсо Дс откинулся н спинку стул, веки у него покрснели и увлжнились, левый глз, совершив круговое движение, уствился в сторону. Он тоже понизил голос.

– Не вынуждйте меня, я всжу в вс пулю, – скзл он.

Флорентино Арис почувствовл, кк кишки у него нполнились холодной пеной. Но голосом не дрогнул, ибо знл, что действует по нущению Святого Дух.

– Стреляйте, – скзл он, прижимя руку к груди. – Нет дел более слвного, чем умереть з любовь.

Лоренсо Дсе пришлось поглядеть н него искос, кк смотрят попуги, – только тк он мог отыскть его своим косым глзом. Он не произнес, он выплюнул в него три слог:

– Су-кин сын!

Н той же неделе он отпрвил дочь в путешествие з збвением. Он ничего не стл объяснять: ворвлся к ней в спльню, н усх зстыл пен ярости, перемешння с жевтельным тбком, – и прикзл собирть вещи. Он спросил его, куд они едут, и он ответил: «З смертью». Испугння ответом, который покзлся ей вполне првдоподобным, он хотел было, кк и нкнуне, покзть хрктер, но отец снял ремень с тяжелой медной пряжкой, нмотл его н кулк и вытянул ремнем по столу тк, словно в доме ухнул ружейный выстрел. Фермин Дс хорошо знл собственные силы и возможности, потому связл в узел две циновки и гмк, в дв больших бул уложил всю свою одежду, уверення, что сюд он больше никогд не вернется. Прежде чем одеться, он зперлсь в внной и сумел нписть Флорентино Арисе коротенькое прощльное письмо н листке, выхвченном из стопки тулетной бумги. А потом сдовыми ножницми отрезл свою косу от смого зтылк, уложил ее в брхтный футляр, шитый золотой нитью, и послл ему вместе с письмом.

Это было безумное путешествие. Снчл целых одинндцть дней ехли с крвном, который погонщики гнли через горы, и верхом н мулх крбклись по узким крнизм Сьерры Невды, черствея телом и душой под плящим солнцем и лупившим в лицо косым октябрьским дождем, и все время им леденило душу цепенящее дыхние пропстей. Н третий день пути один мул, обезумев от ндоедливых слепней, сорвлся в пропсть вместе со всдником и увлек з собой еще семерых шедших в связке животных. Дикий вопль человек и животных несся по ущелью и сккл от склы к скле еще несколько чсов после ктстрофы, потом – долгие годы в пмяти Фермины Дсы. Весь ее скрб рухнул в пропсть вместе с мулми, но в то мгновение-вечность, пок все это летело вниз и пок не рздлся из недр вопль ужс, он пожлел не о бедном погонщике и не о рзбившихся животных, лишь о том, что ее мул не шел в связке с теми.

Первый рз в жизни он ехл в седле, однко стрх и бесчисленные тяготы путешествия не были бы тк горьки, если бы ее не терзл мысль, что никогд больше он не увидит Флорентино Арисы и не утешится его письмми. С смого нчл путешествия он не скзл отцу ни единого слов, тот пребывл в тком змештельстве, что обрщлся к ней лишь в крйних случях или передвл то, что хотел скзть, через погонщиков. Если им везло и н дороге попдлся постоялый двор, то можно было получить еду, ккую едят в горх, от которой он откзывлсь, и поспть в прусиновых постелях, просоленных потом и мочой. Но чще они ночевли в индейских селениях, в ночлежкх, сооруженных прямо у дороги из жердей и прутьев и крытых листьями горькой пльмы, и кждый, кто добирлся до ткой ночлежки, имел прво остться тут до рссвет. Но Фермине Дсе не удвлось выспться – потня от стрх, он слушл в темноте скрытую от глз возню: путники привязывли к жердям мулов и цепляли свои гмки, где удстся.

Под вечер, когд прибывли первые путники, в ночлежке еще бывло просторно, спокойно и тихо, но к рссвету он походил н ярмрочную площдь: туч гмков, рзвешнных н рзной высоте, горцы-рукны, спящие н корточкх, истошно блеющие козлят, бойцовые петухи, голосящие в плетеных коробх, роскошных, точно носилки фронов, и одышливя немот пстушьих псов, которым строго-нстрого прикзывли не лять ввиду опсностей военного положения. Все эти невзгоды были хорошо знкомы Лоренсо Дсе, полжизни знимвшемуся торговлей именно в этих рйонх, и почти кждое утро он встречл в ночлежке стрых приятелей. А для его дочери все это было подобно медленной смерти. С тоски у нее пропл ппетит, неотступня мерзкя вонь соленой рыбы окончтельно отбил желние и привычку есть, и если он не сошл с ум от отчяния, то лишь блгодря тому, что вспоминл Флорентино Арису. Он не сомневлсь, что этот крй был крем збвения.

И вдобвок – постоянный стрх перед войной. С смого нчл путешествия говорили, что смое стршное – нткнуться н бродящие повсюду птрули, и проводники обучли их, кк определить, к ккой из воюющих сторон приндлежл встреченный отряд, чтобы вести себя соответственно. Чще всего встречлись отряды верховых солдт под комндой офицер, который обучл новобрнцев, зствляя их сккть, кк молоденьких боевых бычков, во весь опор. Все эти ужсы вытеснили из пмяти Фермины Дсы того, чей обрз он соткл горздо более из вымысл, нежели из рельных достоинств, вдобвок однжды ночью птрульный отряд неизвестной приндлежности схвтил двух человек из их крвн и повесил их н дереве-кмпно в двух лигх от селения. Эти двое не имели к Лоренсо Дс никкого отношения, однко он велел снять их с дерев и похоронить кк подобет, по-христински, в блгодрность з то, что смого не постигл ткя учсть. Но это было не все. Мятежники рзбудили его среди ночи, уперши ружейное дуло в живот, и комндир, весь в лохмотьях, с физиономией, испчкнной сжей, светя лмпой ему в лицо, спросил, кто он – либерл или консервтор.

– Ни тот, ни другой, – ответил Лоренсо Дс. – Я – испнский подднный.

– Повезло! – скзл комндир и вскинул руку в знк прощния: – Д здрвствует король!

Через дв дня они спустились в сияющую долину, где лежло веселое селение Вльедупр. Во дворе дрлись петухи, н улицх игрли ккордеоны и грцевли всдники н породистых лошдях, взвивлись ркеты, звонили колокол. Сооружли похожий н змок фейерверк. Фермин Дс дже не зметил прздник. Они остновились в доме у дядюшки Лисимко Снчес, брт ее мтери, который вышел встретить их н тркт во глве шумной свиты из юных родственников, верхом н животных лучшей во всей провинции породы, и они провезли их по улицм селения, нд которым сверкл и гремел фейерверк. Дом стоял н большой площди, рядом с церковью, оствшейся с колонильных времен и многокртно перестроенной. Дом изнутри скорее походил н фкторию: просторные зтененные комнты, коридор, блгоухющий нгретым схрным тростником, вел во фруктовый сд.

Не успели спешиться у конюшни, кк прдные комнты битком нбились многочисленными незнкомыми родственникми, которые принялись донимть Фермину Дсу излияниями родственных чувств, и он с трудом это выносил, не желя видеть никого н свете. Ее рстрясло в седле, до смерти хотелось спть, д еще рсстроился желудок, он желл одного – добрться до спокойного уединенного мест и поплкть. Ее двоюродня сестр Ильдебрнд Снчес, двумя годми стрше ее, с ткой же, кк и у нее, величественной црской оснкой, единствення понял с первого взгляд ее состояние, потому что см сгорл от тйной любви. Вечером он отвел ее в спльню, которую приготовил для них двоих; он не могл понять, кк т еще жив при тких язвх н ягодицх, нтертых в седле. С помощью мтери, лсковой женщины, тк похожей н муж, что они кзлись близнецми, он приготовил для Фермины Дсы теплую внну и усдил ее туд, потом положил н рны успокоительные компрессы из рники, меж тем кк дом сотрясли рзрывы петрд.

К полуночи гости ушли, прздничное гулянье рссыплось н множество очжков, и Ильдебрнд дл Фермине Дсе свою ночную рубшку из мдполм, помогл ей улечься н сверкющих простынях и утонуть в мягких подушкх, отчего той овлдел вдруг пугющий приступ счстья. А когд они остлись в спльне одни, Ильдебрнд зперл дверь н зсов и вынул из-под своего мтрс помятый конверт из мнильской бумги с эмблемой Нционльной телегрфной службы. Едв Фермин Дс увидел лукво-озорное выржение лиц Ильдебрн-ды, кк тотчс же ожил в пмяти сердц печльный зпх белых грдений, ожил рньше, чем он успел сорвть сургучную печть и пуститься до рссвет в плвние по озерм слез, выплкнных в одинндцти телегрммх, послнных вопреки всем зконм и приличиям.

Из них он узнл все. Отпрвляясь в путь, Лоренсо Дс совершил промх – телегрммой известил об этом шурин Лисимко Снчес, тот в свою очередь рзослл телегрммы многочисленной родне, рссеянной по рзным весям провинций. Тким обрзом Флорентино Арисе не только удлось узнть во всех подробностях путь Фермины Дсы, но и проследить его, блгодря бртству телегрфистов, до смого последнего постоялого двор в Кбо де л Вел. А зтем и поддерживть с ней постоянную связь с того момент, кк он прибыл в Вльедупр, где прожил три месяц, до конц путешествия, звершившегося в Риоче полтор год спустя, когд Лоренсо Дс счел, что дочь нконец все збыл, и решил вернуться домой. Он, видимо, не осознл, что ослбил ндзор, рзмягчившись в кругу родственников покойной жены, которые теперь, по прошествии стольких лет со дня свдьбы, отбросили клновые предрссудки и приняли его с открытым сердцем, кк своего. Произошло зпоздлое примирение, хотя цель приезд был иной. Дело в том, что семья Фермины Снчес в свое время любой ценой стрлсь помешть ее брку с иммигрнтом без роду и племени, не в меру говорливым и неотеснным, который вечно суетился и совлся повсюду с этой своей торговлей мулми, делом н первый взгляд слишком простым, чтобы быть чистым. Лоренсо Дс поствил н крту все: его избрнниц был укршением типичного для их крев род: в этом многочисленном племени женщины слвились крсотой и отвгой, ибо были помешны н чести своего род, мужчины нежным сердцем и тем, что чуть что не тк – стреляли. И тем не менее Фермин Снчес стоял н своем со слепой решимостью, возникющей всегд, когд н пути у любви встречются прегрды, и вышл-тки з него змуж вопреки воле семьи, тк згдочно и с ткой поспешностью, что можно было подумть: он делет это не из любви, из желния покрыть собственный неосторожный поступок.

Двдцть пять лет спустя Лоренсо Дс не понял, что его жестко-непреклонное отношение к любовным переживниям дочери было ничем иным, кк искженным повторением его собственной истории, и жловлся н свою беду тем же смым родственникм, которые в свое время все кк один были против него и точно тк же, кк он теперь, жловлись н него своим родичм.

Однко же, пок он терял в сетовниях время, дочь нверстывл его в любви. Покуд он холостил бычков и усмирял необъезженных мулов н блгословенных землях своих родичей, он в свое удовольствие вольно рзвлеклсь в обществе двоюродных сестер, предводительствуемых Ильдебрндой Снчес, смой крсивой и приятной из всех и к тому же горевшей стрстью к жентому мужчине, который был н двдцть лет стрше нее и имел детей, тк что у ее стрсти не было никкого будущего, он питлсь лишь беглыми взглядми укрдкой.

После довольно долгого пребывния в Вльеду-пре они продолжили путешествие через горные кручи, по цветущим лугм и прекрсным, точно привидевшимся во сне долинм, и в кждом селении их встречли, кк и в первом, музыкой и фейерверком, и новые двоюродные сестры-зговорщицы вручли ей поспевшие к сроку телегрфные послния. Очень скоро Фермин Дс понял, что день их прибытия в Вльедупр вовсе не был особенным днем, и что в этой плодородной провинции все дни недели были прздником. Путники зсыпли тм, где их зствл ночь, и ели тм, где их нстигл голод, ибо двери всех домов тут были открыты, и в кждом доме нходился для них гмк, и похлебк из трех видов мяс всегд врилсь н плите – вдруг кто-то прибудет рньше, чем телегрмм о его приезде, что в этих крях было обычным делом. Ильдебрнд Снчес совершил остток путешествия вместе со своей двоюродной сестрой, весело продирясь сквозь могучие зросли кровных уз и помогя ей проследить путь к корням родословного древ.

Фермин Дс рзбирлсь в себе смой и, постоянно ощущя искреннее учстие и зщиту, понял, что в первый рз в жизни стл хозяйкой см себе, всей грудью вдохнул воздух свободы и почувствовл, что покой и воля к жизни вернулись к ней. И потом, в поздние годы жизни, он все время будет вызывть в пмяти это путешествие, и в стрнном прозрении, которое дет ностльгия, оно с кждым днем будет ей все ближе и ближе.

Однжды вечером он вернулсь после дневной прогулки ошеломлення открытием: окзывется, он не только может быть счстливой без любви, но и может быть счстливой вопреки любви. Открытие это ее встревожило, потому что одн из двоюродных сестер случйно услыхл рзговор своих родителей с Лоренсо Дсой; тот выскзл мысль: не выдть ли ему дочь змуж з единственного нследник скзочного состояния Клеофс Москоте. Фермин Дс знл его. Он видел, кк он грцевл н площдях: попоны его великолепных лошдей были роскошны, кк церковное облчение; он был элегнтен и ловок, его ресницы, кк у скзочного принц, способны были рстопить дже кменное сердце, но он срвнил его с Флорентино Арисой, с тким, кким он оствлся в ее пмяти, – тощий и несчстный под миндлевым деревом в сдике, с книгой стихов н коленях – и не ншл в своем сердце дже тени сомнения.

В те дни Ильдебрнд Снчес просто бредил одной ворожеей, у которой недвно побывл, – т порзил ее своим провидческим дром. Фермин Дс, нпугння нмерениями отц, решил тоже пойти к ней. Крты возвестили, что в будущем у нее нет никких препятствий для долгого и счстливого брк; предскзние ободрило Фермину Дсу, поскольку он и мысли не допускл, что счстливое будущее возможно для нее с кем-то другим, кроме того, кого он тк любил. Эт уверенность подстегнул ее н некоторые вольности. Телегрфное общение с Флорентино Арисой от обмен робкими неясными обещниями перешло к методическим и трезвым переговорм, и притом очень чстым. Они нзнчли дты, оговривли способы и вверяли друг другу свои жизни, решив пожениться, никого ни о чем не спршивя, невжно где и невжно кк, но тотчс же, едв они встретятся снов. Фермин Дс тк серьезно отнеслсь к этому решению, что, когд отец в один прекрсный день позволил ей пойти в селение Фонсек н первый в ее жизни взрослый бл, он решил, что ей не пристло идти туд, не получив предврительного соглсия суженого. Флорентино Арис в тот вечер нходился в портовом отеле, игрл в крты с Лотрио Тугутом, когд ему сообщили, что его срочно вызывют н телегрф.

Вызывл телегрфистк из Фонсеки, которой пришлось перебрть семь промежуточных пунктов для того, чтобы Фермин Дс смогл пойти н тнцы. Однко Фермин Дс не удовлетворилсь простым утвердительным ответом, он попросил докзтельство того, что н другом конце линии у ппрт нходился см Флорентино Арис. Не столько польщенный, сколько оздченный, он сложил фрзу, которя должн был удостоверить его присутствие: «Скжите ей, что я клянусь Короновнной Богиней». Фермин Дс узнл проль и пошл н свой первый взрослый бл, где тнцевл до утр и возвртилсь домой только к семи чсм, чтобы переодеться и не опоздть к зутрени. К тому времени н дне ее бул уже скопилось множество писем и телегрмм – горздо больше, чем в свое время отобрл у нее отец, и он успел обучиться многим повдкм змужней женщины. Лоренсо Дс н свой лд истолковл эти перемены, он счел, что время и рсстояние излечили ее от юношеских фнтзий, однко и словом не обмолвился о плнх н ее змужество. Между отцом и дочерью устновились нормльные отношения, не выходившие, однко, з те рмки, которые Фермин Дс поствил после изгнния тетушки Эсколстики: это позволяло им вести удобную совместную жизнь, тк что никто дже не зподозрил бы, что основывлись они не н любви.

Именно тогд Флоретино Арис решил в письме рсскзть, что нмерен добыть для нее сокровищ зтонувшего глион. Дело было верное. Его словно осенило однжды под вечер, когд море кзлось вымощенным люминием – столько уморенной трвой-коровяком рыбы плвло кверху брюхом. Со всего неб шумно слетелись птицы н поживу, и рыбки отгоняли их веслми, чтобы те не воровли у них плодов зпретного чуд. Усыплять рыбу коровяком зпрещлось зконом еще с колонильных времен и тем не менее у крибских рыбков считлось делом обычным, они знимлись этим среди бел дня, пок н смену трве не пришел динмит. После отъезд Фермины Дсы у Флорентино Арисы появилсь збв: смотреть, кк рыбки выбирют сети, полные спящей рыбы. Рядом стйкой, точно кулы, сновли в воде ребятишки и просили зевк брость им в воду монетки и доствли их со дн. Те смые ребятишки, что с теми же смыми нмерениями плыли нвстречу окенским судм, о чем тк крсочно рсскзывется во многочисленных описниях путешествий в Соединенные Штты. Флорентино Арис знл их с тех пор, кк помнил себя, знл тогд, когд еще не ведл, что ткое любовь, но рньше ему не приходило в голову, что они способны достть с морского дн сокровищ зтонувшего глион. Он додумлся до этого однжды под вечер, в воскресенье, почти целым годом отделенное от возврщения Фермины Дсы, и с тех пор к его безумным мечтм добвилсь еще одн.

Эуклидес, один из мленьких ныряльщиков, с которым он поговорил всего минут десять, не меньше него згорелся идеей рзведть морские глубины. Флорентино Арис не открыл ему своей тйны до конц, лишь рсспросил с пристрстием, что тот умеет по чсти плвния и ныряния. Он спросил, может ли тот опуститься без воздух н глубину двдцти метров, и Эуклидес ответил – д. Он спросил, способен ли тот в одиночку вести лодку в открытом штормовом море, с одним-единственным прибором н борту – собственным чутьем, и Эуклидес ответил – д. Он спросил, сумеет ли тот нйти место в шестндцти морских милях к северо-востоку от смого большого из Подветренных островов, и Эуклидес ответил – д. Он спросил, в состоянии ли тот плыть ночью, ориентируясь по звездм, и Эуклидес ответил – д. Он спросил, соглсен ли тот проделть все это з те же деньги, что получет от рыбков, когд помогет им, и Эуклидес ответил – д. Но з воскресный день придется нкинуть еще пять релов. Он спросил, умеет ли тот зщищться от кул, и Эуклидес ответил – д, потому что у него есть мгические приспособления для отпугивния кул. Он спросил, в силх ли тот сохрнить тйну, дже если его стнут пытть н пыточных стнкх инквизиции, и Эуклидес ответил «д» и ни рзу не скзл «нет», «д» говорил тк уверено, что усомниться было никк невозможно. Под конец он рссчитл зтрты: нем лодки с рулевым веслом и рыболовных сетей, дбы никто не зподозрил истинных целей предприятия. Кроме того, следовло зхвтить с собой еду и бутыль пресной воды, мсляный фонрь, пучок сльных свечей д охотничий рог н случй, если придется звть н помощь.

Ему было двендцть лет, он был проворен и смеклист и все время говорил, рт не зкрывл, тело верткое, точно угорь, словно созднное специльно, чтобы проскользнуть в иллюминтор. Непогоды выдубили его кожу, тк что не догдться, ккого цвет он был н смом деле, желтые глз ярко лучились. Флорентино Арис срзу решил, что лучшего сообщник для своего отчянного дел ему не нйти, и, не рядясь, уговорился с ним н следующее воскресенье.

С рссветом они отплыли от рыбчьего причл в полном оснщении, готовые н большие дел. Эуклидес, почти голый, в одной нбедренной повязке, с которой он никогд не рсствлся, и Флорентино Арис – в сюртуке, черной шляпе, лковых штиблетх, с бнтом н шее, кк положено поэту, и с книгою в руке – читть, пок будут плыть к островм. В первое же воскресенье он понял, что Эуклидес мореплвтель не менее искусный, чем ныряльщик, и что ему до тонкостей знкомы повдки моря и все до единой посудины из их бухты. Он мог рсскзть с смыми неожиднными подробностями историю кждого изъеденного ржвчиной корбельного кркс, знл возрст кждого бкен, происхождение смого строго судн, знл дже, сколько было звеньев в цепи, н которую испнцы зпирли вход в бухту. Опсясь, не догдлся ли Эуклидес о целях их экспедиции, Флорентино Арис здл ему несколько коврных вопросов и убедился, что Эуклидес не подозревет о существовнии зтонувшего глион.

С того момент, кк однжды Флорентино Арис случйно услыхл в портовой гостинице рсскз о сокровищх, он повсюду, где мог, собирл сведения о глионх. Он узнл, что не один «Сн Хосе» лежит н морском корлловом дне. Узнл, что «Сн Хосе» был флгмнским корблем флотилии Тьерр-Фир-ме и прибыл сюд, отчлив от берег Пнмы, после мйских прзднеств 1708 год в Портобельо, где н него згрузили чсть сокровищ: трист кофров серебр из Перу и Веркрус и сто десять кофров жемчуг, собрнного н острове Контдор. Долгий месяц простоял он тм, пок днем и ночью шло нродное гулянье, между тем н него грузили остльные сокровищ, которым ндлежло вытщить из бедности Испнское королевство: сто шестндцть кофров с изумрудми из Мусо и Сомондоко и тридцть миллионов золотых монет.

Во флотилию Тьерр-Фирме входило не менее дюжины судов, больших и млых, и он отплыл под охрной хорошо вооруженной фрнцузской эскдры, однко т не сумел спсти ее от метких пушек нглийской эскдры, которой комндовл Крл Вгер, поджидвший флотилию у Подветренных островов, у выход из бухты. Тким обрзом, «Сн Хосе» окзлся не единственным потопленным корблем, хотя в документх не было точного укзния, сколько корблей погибло, скольким удлось уйти от огня бритнских бомбрдиров. Но сомнений не было: флгмн пошел ко дну одним из первых, с ним – и вся комнд, и кпитн, неподвижно зстывший н кпитнском мостике, зодно и смый знчительный и ценный груз.

Флорентино Арис изучил путь глионов по морским кртм того времени и полгл, что ншел место зтопления. Они вышли из бухты, прошли меж двух крепостей Бок-Чик и через четыре чс вошли во внутренние воды рхипелг, где с корллового дн можно было собирть спящих лнгуст голыми рукми. Ветр почти не было, море лежло ткое спокойное и прозрчное, что Флорентино Арисе покзлось, будто в воде он видит собственное отржение. В конце злив, в двух чсх ходу от смого большого остров рхипелг, и нходилось место корблекрушения.

Флорентино Арис, облченный в трурно-черный костюм, едв не теряя сознние в дском пекле, скзл Эуклидесу, чтобы тот попробовл опуститься метров н двдцть под воду и достл ему со дн первое, что попдется под руку. Вод был тк прозрчн, что он видел, кк Эуклидес идет вниз, обесцвеченный глубиною, синие кулы проплывют мимо и не трогют его. Потом он видел, кк тот исчез в корлловых зрослях, и едв успел подумть, что не может Эуклидес оствться тм дольше без воздух, кк услыхл з спиной его голос. Эуклидес стоял н дне, подняв руки кверху, по пояс в воде. Они двинулись к северу, выискивя глубокие мест, проплывя нд мягкими моллюскми, боязливыми кльмрми, черными корлловыми розми, пок Эуклидес не понял, что они попусту теряют время.

– Если вы мне не скжете, что я должен нйти, я не сумею нйти, – скзл он.

Но Флорентино Арис не скзл. Тогд Эуклидес предложил ему снять костюм и спуститься вместе с ним, хотя бы зтем, чтобы увидеть другое небо, которое рскинулось тм, внизу, нд миром корлловых зрослей. Но Флорентино Арис любил говорить, что Господь создл море, чтобы смотреть н него из окн, потому он не нучился плвть. А потом небо зтянуло облкми, воздух стл холодным и влжным и тк быстро стемнело, что дорогу в порт им пришлось отыскивть по мяку. У смого вход в бухту мимо них, совсем близко, сверкя всеми огнями, прошел фрнцузский окенский проход, огромный и белый, он прошел, оствляя з кормой бурлящее мягкое врево, словно кочны цветной кпусты в кипящей воде.

Тк попусту пропли три воскресенья, з ними пропли бы и все остльные, если бы Флорентино Арис не решился поделиться своей тйной с Эукли-десом. Тот изменил плн поисков, и теперь они плвли через пролив, по стринному пути глионов, что пролегл в двдцти морских милях восточное того мест, которое нметил Флорентино Арис. Не прошло двух месяцев, и однжды ливень нстиг их в открытом море, Эуклидес долго не покзывлся н поверхности, и лодку з это время снесло тк, что ему пришлось полчс, не меньше, плыть до нее, потому что Флорентино Арис не сумел упрвиться с веслми. Когд же Эуклидес нконец добрлся до лодки, то вынул изо рт и покзл с торжеством, венчвшим упорство, дв женских укршения.

То, что он рсскзл, было тк чудесно, что Флорентино Арис дл себе слово нучиться плвть и опуститься н дно лишь зтем, чтобы увидеть все своими глзми. Эуклидес скзл, что н этом смом месте, н глубине всего восемндцти метров, среди корллов рссеяно видимо-невидимо стринных прусников, по всему дну, глзом не охвтить. Но смое удивительное, рсскзывл он, что во всей бухте не нйдется посудины, которя бы тк хорошо сохрнилсь, кк сохрнились зтонувшие корбли. Он рсскзл, что некоторые крвеллы тк и стоят с поднятыми прусми и что корбли выглядят тк, будто кждый зтонул в нзнченный срок и н том месте, где нходился, и точно тким остлся по сей день, кким был в одинндцть утр субботы 9 июня, когд вместе с остльными пошел ко дну. Он рсскзывл, здыхясь от рзыгрвшейся фнтзии, что лучше всех виден глион «Сн Хосе», его нзвние сияет золотыми буквми н корме, однко же этот корбль более других поврежден нглийской ртиллерией. Он рсскзывл, что внутри корбля он видел спрут, которому лет трист, не меньше, его щупльц вылезли в пробоины н борту, он тк рзросся, что зполнил собой весь кубрик, и вызволить его оттуд можно только, рзрушив весь корбль. А н бке, рсписывл он, плвло тело кпитн в полной военной форме, и объяснил, что не спустился в трюм, где сокровищ, только потому, что ему не хвтило дыхния. И вот они, докзтельств: брошь с изумрудом и медльон с изобржением Пресвятой Девы н цепочке, изъеденной солью.

И вот тогд Флорентино Арис впервые сообщил о сокровищх Фермине Дсе в письме, которое отпрвил ей в Фонсеку нездолго до ее возврщения. История зтонувшего глион не был для нее новостью, он не рз слышл ее от Лоренсо Дсы, который только потерял время и деньги, пытясь уговорить одну немецкую компнию по подводным рботм вступить с ним в дело и достть со дн несметные сокровищ. Во всяком случе, Фермин Дс знл, что глион лежит н глубине двухсот метров, куд не может добрться ни одно человеческое существо, вовсе не двдцти, кк утверждет Фло-рентино Арис. Однко он уже привыкл к его поэтическим выдумкм и историю про глион сочл очередной и более удчной. Но когд стли приходить новые и новые письм с еще более фнтстическими подробностями, изложенными не менее серьезно, чем его уверения в любви, ей не оствлось ничего иного, кк поделиться с Ильдебрндой своими опсениями: похоже, ее суженый, потерявший от любви голову, потерял и рссудок.

А Эуклидес успел вынырнуть со столькими докзтельствми своей скзки, что стло ясно: хвтит збвляться, собирть по дну брошки д колечки, пор основывть солидное дело по поднятию со дн пяти десятков корблей с диковинными сокровищми. И произошло то, что должно было произойти рно или поздно, – Флорентино Арис обртился к мтери, дбы с ее помощью привести свою зтею к блгополучному звершению. Ей довольно было попробовть н зуб метлл, из которого были сделны дргоценности, и поглядеть н свет смоцветы из стекляшек, чтобы понять: кто-то употребил во зло доверчивое простодушие ее сын. Эуклидес н коленях клялся Флорентино Арисе, что он перед ним чист, однко н следующее воскресенье у рыбчьего причл он ему н глз не поплся и вообще больше не поплся никогд и нигде.

Единственное, чем оствлось утешться Флорентино Арисе, был любовь к мяку, который стл его убежищем. Он попл н мяк, когд их с Эуклиде-сом зстл н море буря, и с тех пор зчстил туд вечерми – побеседовть со смотрителем мяк о бесчисленных чудесх н суше и н море, известных ему одному. Это положило нчло дружбе, которя пережил все превртности судьбы. Флорентино Арис нучился поддерживть огонь мяк – снчл с помощью дров, потом кувшинов с мслом, пок до этих крев не дошло электричество. И нучился упрвлять огнем, усиливть его зерклми, когд смотритель почему-либо не мог выполнять свои обязнности, Флорентино Арис всю ночь безотрывно следил з морем с бшни. Он стл рзличть проходы по голосм, по огням н горизонте, понимть то, что они посылли в ответ н вспышки мяк. Он ншел себе и рзвлечение н воскресные дни. В стром городе, в квртле Вице-королей, где жили богтые люди, женские пляжи отделялись от мужских оштуктуренной стеной: один пляж – спрв от мяк, другой – слев. И смотритель устновил подзорную трубу – в нее з плту в один сентво можно было нблюдть женский пляж. Не ведя, что их рзглядывют, сеньориты из обществ выствляли нпокз лучшее, что у них есть, – хотя купльные костюмы с пышными волнми, бшмчки и шляпы зкрывли их больше, чем одежд, в которой они выходили н улицу, тк что н пляже, пожлуй, они выглядели дже менее привлектельными, чем обычно. Их ммши оствлись н берегу под плящим солнцем в ивовых креслх-кчлкх, не снимя плтьев и шляп с перьями, прикрывясь зонтикми из оргнди, под которыми ходили в церковь, и сторожили, опсясь, кк бы мужчины с соседнего пляж не соблзнили их дочек прямо под водой. И хотя в подзорную трубу нельзя было рзглядеть ни н йоту больше, чем идучи по улице, все рвно в воскресенье нходилось множество желющих звлдеть телескопом рди удовольствия отведть безвкусный плод из чужого сд.

Флорентино Арис стл одним из них – больше от скуки, чем из удовольствия; и уж совсем не из-з этой збвы подружился он со смотрителем мяк. Истиння причин зключлсь в том, что после отъезд пренебрегшей им Фермины Дсы он, мясь любовной лихордкой, принялся рсточть себя, пытясь многочисленными мимолетными связями хоть кк-то зменить любовь, и нигде он не проживл тких счстливых чсов и не нходил ткого утешения в своем несчстии, кк н мяке. Тм он чувствовл себя лучше всего. Нстолько хорошо, что несколько лет подряд пытлся уговорить мть, позднее – дядюшку Леон XII, помочь ему купить мяк. Мяки н крибском побережье в те времен были чстной собственностью, их влдельцы взимли плту при вхождении в порт судн соответственно его рзмерм, и Флорентино Арисе покзлось: он ншел единственный достойный способ получть выгоду от поэзии, однко ни мть, ни дядя не рзделяли его мнения; когд же у него появилось достточно средств, чтобы купить мяк смому, они уже перешли в собственность госудрств.

И все-тки ни т, ни другя фнтзия не пропл впустую. История с глионом, потом и мяк помогли глушить тоску по Фермине Дсе; и вот, когд он меньше всего ждл, вдруг пришло известие, что они возврщются. В смом деле, пробыв довольно долго в Риоче, Лоренсо Дс решил вернуться домой. Море в эту пору было не смым мирным, дули декбрьские пссты, и т слвня шхун, что одн из всех решилсь выйти в плвние, вполне могл вновь окзться в порту, где снимлсь с якоря. Ночь нпролет Фермину Дсу рвло желчью и выворчивло низннку, он корчилсь в предсмертных мукх, привязння к койке в кюте, походившей н уборную; двили тесные стены, душили вонь и жр. Кчк был ткя, что несколько рз кзлось: сейчс койк сорвется с ремней, н плубе истошно вопили, словно при корблекрушении, и, кк бы для окончтельного устршения, с соседней койки несся тигриный рык ее отц. Впервые з почти три год он провел ночь без сн и при этом ни рзу не вспомнил Флорентино Арису, в то время кк он, ноборот, всю ночь пролежл в гмке, не сомкнув глз ни н миг, и считл одну з другой рстянувшиеся н вечность минуты, что оствлись до ее возврщения. К рссвету ветер внезпно стих, море снов стло спокойным, и Фермин Дс понял, что он все-тки зснул, несмотря н чудовищную кчку, потому что вдруг проснулсь от грохот якорной цепи. Он рзвязл ремни и выглянул в иллюминтор, ндеясь рзглядеть Флорентино Арису в людском водовороте порт, но увидел лишь подвлы тможни з пльмовыми стволми, позолоченными первыми утренними лучми, и подгнивший дощтый причл Риочи, тот смый, от которого прошлой ночью их шхун отчлил.

Весь остльной день он провел кк во сне, в том же смом доме, где жил до вчершнего дня, принимя тех смых людей, с которыми нкнуне простилсь, в бесконечных рзговорх о том же смом, и совершенно ошлел от ощущения, что зново проживет кусок уже прожитой жизни. Все повторялось с невероятной точностью, и Фермину Дсу в дрожь бросло от одной мысли, что снов повторится и морское плвние: воспоминние о нем вселяло ужс. Однко домой можно было вернуться еще только одним способом: две недели пробирться н мулх обрывистыми горными тропкми, и это было опсно, поскольку гржднскя войн, нчвшяся в ндском госудрстве Кук, рсползлсь по к-рибским провинциям. Итк, в восемь чсов вечер ее снов провожл в порт шумня свит родичей, и снов были прощльные нпутствия и слезы, свертки с подркми и провизией н дорогу, которые не помещлись в кюте. В миг отплытия родственники-мужчины приветствовли их прощльным слютом, и Лоренсо Дс ответил им, выпустив в воздух пять пуль из своего револьвер. Тревог Фермины Дсы очень скоро улеглсь, потому что ветер был попутным всю ночь, море пхло цветми, тк что он спокойно зснул, не привязывясь ремнями. И ей приснилось, что он снов видит Флорентино Арису, и что тот снимет с себя лицо, которое он привыкл видеть, потому что н смом деле это было не лицо, мск, но нстоящее лицо у него – точь-в-точь ткое же. Взволновння згдочным сном, он поднялсь очень рно и увидел, что отец пьет горький кофе с коньяком и что глз у него косят от выпитого, но шхун идет к дому.

Они уже входили в порт. Шхун в безмолвии скользил по лбиринту меж прусников, стоявших н якоре в бухточке, где н берегу рскинулся бзр, вонь от него слышн был н несколько лиг дже в море; знимлсь зря, вся нбухшя мелким глянцевым дождичком, довольно скоро перешедшим в ливень. С блкон телегрф Флорентино Арис рзглядел вошедшую в бухту шхуну с прибитыми ливнем прусми и увидел, кк он встл н якорь у рыночного причл. Нкнуне он ждл до одинндцти утр, пок случйно не узнл из телегрммы, что шхуну здержли встречные ветры, и сегодня он снов ждл с четырех утр. Он ждл, не отрывя глз от шлюпок, перепрвлявших н берег тех немногих пссжиров, что решили высдиться, несмотря н непогоду. Большинству приходилось н середине пути вылезть из севшей н мель шлюпки и смим топть по грязной, взмученной воде к причлу. В восемь чсов, когд стло ясно, что дождь скоро не кончится, носильщик-негр, стоя по пояс в воде, принял с борт шхуны н руки Фермину Дсу и отнес ее н берег, но он тк промокл, что Флорентино Арис не узнл ее.

Он см не осознвл, кк повзрослел з это время, пок не вошл в зпертый дом и не взялсь тотчс же геройски з дело – превртить его снов в жилой; помогл ей Гл Плсиди, чернокожя служнк, явившяся срзу, едв ей сообщили о возврщении хозяев. Фермин Дс теперь был не единственной дочкой, безмерно избловнной и зтирненной отцом, но хозяйкой и госпожой целого црств, которое можно было извлечь из плен пыли и путины лишь силой неодолимой любви. Он не испуглсь, чувство рдостного возбуждения, почти священнодействия, переполняло ее, он способн был перевернуть мир. В первый же вечер, когд они н кухне пили шоколд с сырными пирожкми, отец передл ей все полномочия н упрвление домом и сделл это с торжественностью священного обряд.

– Вручю тебе ключи от всей твоей жизни, – скзл он.

И он в свои семндцть лет, не дрогнув, принял их, твердо веря, что кждя пядь звоевнной свободы звоевн во имя любви. Нутро, всю ночь промучившись в тяжелых снх, он впервые после возврщения испытл досду, когд, открыв блконное окно, снов увидел печльный дождичек нд сдом, сттую обезглвленного героя, мрморную скмью, н которой Флорентино Арис, бывло, сидел с книжкою стихов. И теперь он думл о любимом не кк о недостижимом человеке, но кк о том, кто нверняк стнет ее мужем и которому он предн целиком и полностью. Он ощущл всю тяжесть времени, которое шло впустую с той минуты, кк он уехл, и ясно осознвл, чего стоило ей оствться живой и сколько любви ей будет не хвтть, чтобы любить своего мужчину тк, кк его следует любить. Он удивилсь, что его нет в сду, прежде он видел его тут и в дождь, н этот рз от него никкой вести, никкого знк, и ее пронзил мысль: уж не умер ли он. Но он тут же ее отбросил, вспомнив, что в сумсшедшей предотъездной спешке, обменивясь телегрммми, они збыли уговориться, кким обрзом свяжутся после ее возврщения.

А Флорентино Арис между тем был твердо уверен, что он еще не вернулсь, пок местный телегрфист не сообщил ему, что он прибыл в пятницу н той смой шхуне, которя не пришл в порт нкнуне из-з встречных ветров. Всю субботу и воскресенье он следил-крулил, когд же в доме появятся признки жизни, в понедельник под вечер увидел блуждющий в окнх огонек, но вскоре после девяти он погс в спльне с блконом. Флорентино Арис не спл, томление и слдкя дурнот, кк в первые дни любви, снов одолевли его. Трнсито Арис поднялсь с первыми петухми, обеспокоення, что ее сын в полночь вышел во двор, до сих пор не вернулся, и нигде его в доме не было. А тот бродил н молу, поверяя ветру любовные стихи, и плкл от восторг до смого рссвет. А в восемь утр он сидел под сводми кфе, одуревший от бессонной ночи, и ломл голову, кким обрзом послть приветственную весточку Фермине Дсе, кк вдруг почувствовл: словно от сейсмической встряски все внутри у него оборвлось.

Это был он. Он шл через Соборную площдь в сопровождении Глы Плсидии – т несл корзины для покупок – и впервые был одет не в школьную форму. Он подросл з это время, тело выглядело плотнее, формы четче, и вся он стл еще крсивее спокойной крсотой взрослой женщины. Кос отросл, но теперь не лежл н спине, был перекинут через левое плечо, и эт простя перемен рзом лишил ее былого детского облик. Флорентино Арис кк сидел, тк не двинулся с мест, пок явившееся ему создние не прошло через площдь, твердо глядя перед собой. И т же смя сил, что прлизовл его, теперь подхвтил и повлекл вслед з нею, едв он звернул з угол собор и пропл в гомонящем водовороте торговых улочек.

Оствясь ей невидимым, он шел з нею и открывл для себя обыденные жесты и мнеры, грцию и до времени проявившуюся зрелость в существе, которое он любил больше всего н свете и которое впервые видел в естественной обстновке. Его порзило, кк легко он шл сквозь толпу. В то время кк Гл Плсиди то и дело с кем-то стлкивлсь, з что-то цеплялсь корзиной или вдруг кидлсь бежть, чтобы не потерять ее из виду, он плыл сквозь людскую толчею, послушня своему особому лду и времени, и ни н кого не нтыклсь, кк не нтыкется ни н что летучя мышь в темноте. Ей не рз случлось ходить з покупкми с тетушкой Эс-колстикой, но всегд з ккими-то мелочми, потому что отец лично снбжл дом всем – и мебелью, и едой, порой дже и женской одеждой. Этот первый смостоятельный выход был для нее увлектельным приключением, которого он ждл и о котором мечтл с детских лет.

Он не обртил внимния ни н нзойливых зе-лейников, предлгвших приворотное сндобье н вечную любовь, ни н мольбы сидящих у дверей нищих с гноящимися нпокз язвми, ни н поддельного индус, который пытлся всучить ей ученого кймн. Он вышл ндолго, не нмечя зрнее пути, и нмеревлсь основтельно, не торопясь, осмотреть все, сколько душе угодно постоять и нглядеться н те вещи, что рдовли ее глз. Он зглянул в кждую подворотню, где хоть что-нибудь продвли, и повсюду нходил что-то, от чего ей еще больше хотелось жить. У коробов с яркими плткми он с удовольствием вдохнул зпх духовитого корня-ветивер, звернулсь в пеструю шелковую ткнь и зсмеялсь, увидя себя смеющейся в испнском нряде, с гребнем в волосх и с рзрисовнным цветми веером перед зерклом в полный рост у кфе «Золотя проволок». В бклейной лвке ей рскупорили бочку с сельдью в рссоле, и он припомнил северо-восточные вечер в Сн-Хун-де-л-Сье-нге, где жил совсем еще девочкой. Ей дли попробовть отдющей лкрицей кровяной колбсы из Аликнте, и он купил две колбски для субботнего звтрк, и еще купил рзделнную треску и штоф смородиновой нстойки. В лвочке со специями, только рди удовольствия понюхть, он рскрошил в лдонях лист сльвии и трвы-регн и купил пригоршню душистой гвоздики, пригоршню звездчтого нис, и еще – имбиря и можжевельник, и вышл, обливясь слезми, смеясь и чихя от едкого кйенского перц. Во фрнцузской птеке, пок он покупл мыло «Ретер» и тулетную воду с росным лдном, ее подушили – з ушком – смыми модными прижскими духми и дли тблетку, отбивющую зпх после курения.

Он не покупл, он игрл, это првд, но действительно нужные вещи брл решительно и с ткой спокойной уверенностью, которя не допускл и мысли, что он делет это впервые, ибо ясно сознвл, что покупет это не только для себя, но и для него: двендцть ярдов льняного полотн н сктерти для них обоих, перкль н свдебные простыни, чтобы им обоим рдостно встречть рссвет, и выбирл из лучшего лучшее, чтобы вместе потом получть от всего этого рдость в доме, где поселится любовь. Он просил скидки умело, торговлсь остроумно и с достоинством, пок не добивлсь своего, зто и плтил золотыми монетми, которые торговцы, проверяя, подбрсывли н мрморной стойке лишь для того, чтобы доствить себе удовольствие послушть, кк они звонко поют.

Флорентино Арис, очровнный, следил з нею, шел по пятм, зтив дыхние, и несколько рз нтыклся н корзины служнки, и т н его извинения отвечл улыбкой, случлось, Фермин Дс проходил тк близко от него, что он улвливл дуновение ее зпхов, но он ни рзу не увидел его, не потому, что не могл, но потому, что тк горделиво шествовл. Он покзлсь ему ткой прекрсной, ткой соблзнительной и тк непохожей н всех остльных людей, что он не мог понять: почему же других, кк его, не сводит с ум кстньетный цокот ее кблучков по брусчтке, и сердц не сбивются с ритм от вздохов-шорохов ее оборок, почему все вокруг не теряют голову от зпх ее волос, вольного полет ее рук, золот ее смех. Он не пропустил ни единого ее жест, ни млейшей приметы ее нрв и ни рзу не приблизился к ней из боязни рзрушить очровние. Но когд он вошл в толчею у Писрских ворот, он понял, что может упустить случй, о котором мечтл не один год.

Фермин Дс, кк и многие ее школьные подружки, рзделял мнение, которое передвлось от выпуск к выпуску, что Писрские ворот – пропщее место, куд приличным девушкм ходить, конечно же, зкзно. Это был глерея из рок н небольшой площди, где стояли немные экипжи и телеги под лошдей и ослов и где шумня торговля шл особенно сутолочно и оглушительно. Нзвние уходило к колонильным временм, потому что в те поры здесь сидели молчливые писцы в суконных жилетх и нруквникх и з нищенскую плту писли все, что попросят: яростное обвинение, челобитную, судебное прошение, открытки с поздрвлением или с вызовом н дуэль и любовные послния, в которых излглись желния всех стдий любви. Не писцм, рзумеется, было обязно дурной слвой то бойкое место, тому, что с некоторых пор тм стли торговть из-под прилвк сомнительного свойств товрми, которые контрбндой везли из Европы, вроде непристойных открыток, бодрящих притирний, знменитых ктлонских презервтивов с гребешкми игуны, которые резво шевелились, когд доходило до дел, то и с цветочком н конце, рскрыввшим лепестки по желнию ' пользовтеля. Фермин Дс свернул к воротм, не сведущя в делх улицы, не поняв дже, где он окзлсь, просто в поискх тени и передышки от солнц, которое свирепствовло, кк обычно в одинндцть утр.

Он погрузилсь в жркий глдеж чистильщиков ботинок и продвцов птиц, торговцев стрыми книгми, знхрей и лоточников со слстями, которые, перекрикивя уличный гомон, ззывли купить схрных белочек для девочек, конфет с нчинкой из ром для того, у кого не все дом, крмели – для Амелии. Не змечя гвлт, он, кк звороження, следил з торговцем из писчебумжной лвки, который демонстрировл мгические чернил: крсного цвет, похожие кровь, грустного цвет – для печльных извещений, светящиеся – для чтения в темноте, невидимые – что проявляются лишь в плмени светильник. Сперв он хотел купить все и зтеять игру с Флорентино Арисой, нпугть его своими выдумкми, но, испробовв те и другие, решилсь н пузырек золотых. Потом он подошл к торговкм слстями, сидевшим у огромных стеклянных коробов, и купил по шесть штук кждого лкомств у кждой, укзывя пльцем н то, что лежло под стеклом, потому что не могл перекричть уличного шум: шесть слдких пирожков, шесть молочных кремов, шесть плиточек кунжут, шесть пряников из юкки, шесть схрных чертиков, шесть леденцовых сигреток королевы, шесть того и шесть сего, всякого по шесть, и бросл все в корзины служнки с неизменной грцией, не обрщя никкого внимния н черные тучи мух, гудевших нд слстями, н шум вокруг, н густой, прогорклый, потный дух, стоявший в рскленном воздухе. От колдовского сн ее пробудил счстливя негритянк с цветстой повязкой н голове, кругля и крсивя, он жевл треугольник ннс, нсженный н кончик мяс-ницкого нож. Фермин Дс взял его, сунул в рот целиком и, смкуя ннс, неспешным взглядом обводил толпу, и вдруг ее сотрясло и пригвоздило к месту. З ее спиной, тк близко от ух, что лишь одн он могл в этом гуле услышть, голос произнес:

– Это неподходящее место для Короновнной Богини.

Он повернул голову и увидел в двух пядях от своих глз другие, льдистые глз, мертвенно-бледное лицо, окменелые от стрх губы, точно ткие, ккими он их увидел в первый рз, когд он окзлся тк же близко от нее, но в отличие от того рз ее сотрясл и оглушил не безмерня любовь, бездоння пропсть рзочровния. В единый крткий миг ей открылось, сколь велики ее зблуждение и обмн, и он в ужсе спросил себя, кк могл тк яро и столько времени выншивть в сердце подобную химеру. Он только и успел подумть: «Ккой ничтожный, Боже мой!» Флорентино Арис улыбнулся, хотел что-то скзть, хотел пойти з нею, но он вычеркнул его из своей жизни одним мновением руки.

– Пожлуйст, не ндо. Збудьте все. В тот же день, пок отец спл в послеобеденную сиесту, он послл с Глой Плсидией письмо из двух строчек: «Сегодня, увидев вс, я понял: то, что было между нми, – не более чем пустые мечты». Служнк отнесл и его телегрммы, и его стихи, и зсушенные кмелии и попросил вернуть письм и те подрки, что он ему присылл: молитвенник тетушки Эсколстики, искрошившиеся до прожилок листья из ее гербриев, квдртный снтиметр одеяния святого Педро Клвер, медльончики с изобржением святых, обрезнную в пятндцть лет косу со школьным шелковым бнтом. В последоввшие з тем дни он, нходясь н грни безумия, нписл ей бессчетное число писем отчяния и умолял служнку отнести их, но т строго выполнял днные ей укзния не брть ничего, кроме ее подрков, которые он должен был возвртить. И н последнем нстивл тк, что Флорентино Арис вернул все, кроме косы, которую не желл возврщть до тех пор, пок Фермин Дс см не соглсится поговорить с ним, хотя бы один крткий миг. Этого он не добился. Стршсь з сын, опсясь рокового исход, Трнсито Арис поступилсь собственной гордостью и попросил Фермину Дсу уделить ей пять минут, и Фермин Дс принял ее нкоротке в прихожей, стоя, не приглсив в комнту, не проявив ни млейшей слбости. Дв дня спустя, после долгого спор с мтерью, Флорентино Арис снял в спльне со стены зпылившийся стеклянный футляр, где, подобно священной реликвии, был выствлен кос, и Трнсито Арис см вернул косу, уложив ее в другой футляр, брхтный, вышитый золотом. Флорентино Арис ни рзу больше не смог увидеться или поговорить с Ферминой Дсой недине, ни в одну из тех многочисленных встреч, которые случились з долгие годы жизни, пок однжды, пятьдесят один год девять месяцев и четыре дня спустя, он не повторил ей своих клятв в вечной верности и любви в первую ночь ее вдовств.

Доктор Хувенль Урбино в свои двдцть восемь лет считлся смым видным холостяком. Он возвртился из долгого путешествия в Приж, где получил высшее обрзовние в облсти общей медицины и хирургии, и с той минуты, кк ступил н родную землю, постоянно и неопровержимо докзывл, что не потерял нпрсно ни минуты. Он возвртился еще большим фрнтом, чем уехл, еще большим хозяином своей судьбы, и никто из его сверстников не выглядел тким серьезным, тким знтоком в своей нуке, и никто не тнцевл лучше него модные тнцы и не умел тк импровизировть н фортепино. Соблзненные его личными достоинствми, ткже ндежностью и рзмерми его состояния, молодые девицы его круг шли н все уловки, чтобы побыть с ним недине, и он, принимя игру, оствлся с ними недине, но всегд умел удержться в рмкх и был неуязвим до тех пор, пок не погиб безвозвртно, срженный плебейским очровнием Фермины Дсы. Ему нрвилось повторять, что эт любовь был плодом клинической ошибки. Ему смому не верилось, что ткое могло случиться, тем более в ту пору жизни, когд все его силы и стрсть сосредоточились н судьбе родного город, о котором он постоянно и не здумывясь говорил, что другого ткого н свете нет. В Приже, поздней осенью прогуливясь под руку со случйной подругой и не предствляя себе более чистого счстья, чем это, когд в золоте вечер остро пхнет жреными кштнми, томно стонут ккордеоны и ненсытные влюбленные не могут оторвться друг от друг, целуясь н открытых террсх, он тем не менее, полож руку н сердце, скзл бы, что дже н это ни з что не променяет ни одной прельской минуты н Крибх. Тогд он был еще слишком молод и не знл, что пмять сердц уничтожет дурные воспоминния и возвеличивет добрые и что именно блгодря этой уловке нм удется вынести груз прошлого. И лишь увидев с корбельной плубы белое нгромождение колонильного квртл, ур, неподвижно зстывших н крышх, и вывешенное н блконх белье бедняков, он понял, кк крепко увяз в милосердных сетях ностльгии. Судно входило в бухту, рзрезя плвучий покров из утопших животных и зверушек, и большинство пссжиров укрылись от зловония в кютх. В безупречном шерстяном костюме, жилете и плще, с бородкой кк у юного Пстер и волосми, рзделенными ровной бледной ниточкой пробор, молодой врч спустился по сходням, достточно влдея собой, чтобы скрыть зстрявший в горле комок, причиной которого был не грусть, ужс. Н почти безлюдной пристни, охрняемой босыми солдтми без формы, его ожидли сестры и мть с смыми близкими друзьями. Они покзлись ему бесцветными и ничего не обещвшими; несмотря н светский вид и тон, в кком они рсскзывли о кризисе и о гржднской войне, кк о чем-то двнем и длеком, верить словм мешл нечяння дрожь в голосе и бегющий взгляд. Больше всех его огорчил мть, еще молодя женщин, прежде всегд элегнтня и не чуждя светским интересм; теперь же он медленно увядл, и ее вдовье одеяние источло зпх кмфры. Должно быть, он почувствовл смятение сын и, зщищясь, поспешил спросить, отчего его кож тк прозрчн, словно восковя.

– Тков жизнь, мм, – ответил он. – В Приже человек зеленеет.

Немного спустя, здыхясь от жры рядом с нею в зкрытом экипже, он чувствовл, что не в силх вынести суровой действительности, врывющейся в окошко. Море выглядело пепельным, стринные дворцы мркизов, кзлось, вот-вот пдут под нтиском нищих, и невозможно было учуять жркого ромт жсминов в трупном зловонии сточных кнв. Все предстло горздо меньшим, чем было, когд он уезжл, горздо беднее и мрчнее, по зхлмленным улицм шныряло столько голодных крыс, что лошди испугнно шрхлись. Н долгом пути от порт до дом, пролегвшем через квртл Вице-королей, ничто не покзлось ему достойным его ностльгических стрдний. Подвленный, он отвернулся от мтери, чтобы он не зметил его немых слез.

Стринный дворец мркиз Ксльдуэро, родовое гнездо семейств Урбино де л Клье, не приндлежл к числу тех, что горделиво возносились среди всеобщего рзрушения.

Доктор Хувенль Урбино срзу понял это, и сердце его зстонло от печли, едв он ступил в темную прихожую и увидел фонтнчик во дворе, где сновли игуны, куст без цветов и обнружил, что н широкой лестнице с медными перилми, которя вел в глвные покои, недостет многих мрморных плит, оствшиеся – побиты. Его отец, врч, горздо более смоотверженный, нежели выдющийся, умер во время эпидемии зитской холеры шесть лет нзд, и вместе с ним умер дух этого дом. Две сестры, вопреки их естественной прелести и природной жизнердостности, были обречены н монстырь.

В первую ночь доктор Хувенль Урбино ни н минуту не сомкнул глз, нпугнный темнотою и тишиной, он вознес три молитвы Святому Духу, з ними – остльные, ккие помнил, зклиня беды и злосчстия, подстерегющие в ночи, меж тем кк выпь, пробрвшяся в дом через незпертую дверь, воплями ккуртно отмечл в спльне кждый чс. Это был пытк: из рсположенного по соседству приют душевнобольных «Божествення пстушк» неслись безумные крики сумсшедших, в умывльнике безжлостня кпля долбил глиняный тз, нполняя гулом весь дом, зблудившяся выпь ковылял по полу, и, охвченный врожденным стрхом перед темнотой, он все время чувствовл незримое присутствие покойного отц в этом огромном спящем доме. Когд выпь в унисон с соседскими петухми прокричл пять утр, доктор Хувенль Урбино вверил Божественному провидению свои тело и душу, ибо не нходил в себе ни сил, ни нмерений жить тут, н грязной, зхлмленной родине. Однко любовь близких, воскресные дни з городом и небескорыстные улещивния незмужних женщин его круг все-тки в конце концов зглушили горечь первого впечтления. Постепенно он стл привыкть к душной октябрьской жре, к резко-приторным зпхм, к незрелым суждениям друзей, звтр видно будет, доктор, не беспокойтесь, и нконец сдлся чрующей влсти привычек. И довольно легко придумл простое опрвдние своему примиренчеству.

Этот мир, говорил он себе, мир грустный, гнетущий, но Господь уготовл этот мир ему, и он обязн выполнить Божью волю.

Первым делом он вступил во влдение отцовским кбинетом и врчебной прктикой. Он оствил н своем месте нглийскую мебель, прочную и строгую, древесин которой тосковл по утренней прохлде, но отпрвил н чердк нучные трктты времен вице-королевств и ромнтические медицинские изыскния, в стеклянные шкфы поствил труды новой фрнцузской школы. Снял со стены выцветшие олеогрфии, з исключением той, н которой был изобржен врч, отнимющий у смерти обнженную больную, и текст клятвы Гиппокрт, нписнного готическими буквми; н место снятых повесил рядом с единственным дипломом своего отц множество своих рзличных дипломов, которые он получил с смыми высокими оценкми в рзных европейских школх.

Он попытлся ввести новторские критерии и в больнице Милосердия, но это окзлось не тк легко, кк предствлялось ему в юношеском порыве: зтхлый хрм здоровья упорствовл в своих твистических предрссудкх, к примеру, они упрямо ствили ножки кровтей в миски с водой, чтобы помешть болезням подняться н ложе, или требовли являться в оперционную в прдном костюме и змшевых перчткх, полгя, что элегнтность – основное условие септики. Для них непереносимо было видеть, кк молодой, только-только прибывший врч пробует мочу больного н вкус, чтобы обнружить нличие схр, кк он поминет Шрко и Труссо, словно однокшников, н знятиях предупреждет о смертельной опсности вкцин и подозрительно верит в новомодную выдумку – медицинские свечи.

Он нтыклся н препятствия н кждом шгу: его новторский дух, его мникльное чувство гржднской ответственности, его спокойное чувство юмор, кзвшееся несколько змедленным н земле бессмертных нсмешников, все, что н деле было призннными достоинствми, вызывло подозрение у стрших коллег и тйные смешки у молодых. У него был нвязчивя идея: снитрное состояние город. Он обртился в смые высокие инстнции с просьбой зсыпть построенные еще испнцми открытые сточные кнвы, прибежище крыс, вместо них провести подземную кнлизцию, чтобы нечистоты сбрсывлись не в бухту, н берегу которой рсполглся бзр, кк это деллось с незпмятных времен, куд-нибудь н свлку, подльше от город. В добротно построенных домх колонильного тип были уборные и ямы для нечистот, но две трети городского нселения, жившие скученно в бркх вдоль болотистого берег, совершли все естественные отпрвления под открытым небом. Испржнения высыхли н солнце, преврщлись в пыль, и этой пылью потом все рдостно дышли н псху и вдыхли их вместе со свежими декбрьскими ветрми. Доктор Хувенль Ур-бино попытлся н Городском совете ввести обязтельное обучение для бедняков – кк смим построить уборную. Он тщетно бился з то, чтобы мусор не выбрсывли в мнглиевую рощу, которя с незпмятных времен превртилсь в гниющее болото, по крйней мере двжды в неделю собирли и сжигли вдли от жилья.

Он понимл, что в питьевой воде зтилсь смертельня опсность. См идея построить кведук предствлялсь фнтстической, поскольку те, кто способны были провести ее в жизнь, имели в своем рспоряжении подземные резервуры, где дождевые воды годми скпливлись под толстым слоем зелени. И в домх рядом с смой дорогой мебелью стояли огромные, укршенные резьбой деревянные чны с фильтрми из гльки, сквозь которые день и ночь кпля з кплей фильтровлсь вод. А чтобы никто не пил из люминиевого кувшин, которым доствли воду, кря у кувшинов были ззубрены, кк корон ряженого короля.

В темном нутре глиняного кувшин вод стоял прозрчня, кк стекло, прохлдня, и отдвл лесом. Но доктор Хувенль Урбино не покуплся обмнной чистотой, ибо знл, что, несмотря н все предосторожности, н дне кувшинов обитл тьм водяных червей. Долгие чсы своей детской жизни он проводил, нблюдя з этими червячкми с почти мистическим удивлением, он был убежден, кк и многие другие в то время, что червячки – сверхъестественные существ, которые н дне стоячих вод пылют стрстью к юным девм и способны из-з любви н ужсную месть. Ребенком он видел, кк стршно громили дом Лсры Конде, школьной учительницы, которя осмелилсь прогневть эти существ, он видел груду стеклянных осколков н улице и целую гору кмней, которые три дня и три ночи бросли ей в окн. И прошло много времени, прежде чем он понял, что черви эти – личинки москитов, и, поняв, уже никогд не збывл об этом, потому что знл: не только они, но и многие другие духи могут беспрепятственно пройти сквозь нивные кменные фильтры.

Именно этой воде из подземных хрнилищ долгие годы и с большой гордостью приписывли рспрострненное зболевние – грыжу мошонки, которую столькие мужчины город носили безо всякого стыд и дже с некоторым птриотическим бхвльством. Еще школьником Хувенль Урбино видел этих мужчин, и его передергивло от ужс: спсясь от полуденной жры, они сидели в дверях своих домов, обмхивя веером чудовищно рздувшуюся мошонку, точно ребенк, прикорнувшего н коленях.

Рсскзывли, что в штормовые ночи эт грыж способн был свистеть, кк уныля птиц, и, перекручивясь, причинял невыносимую боль, если неподлеку сжигли перо уры, однко никто не жловлся, ибо добротня грыж, кроме всего прочего, ценилсь кк свидетельство мужской доблести. Когд доктор Хувенль Урбино вернулся из Европы, он уже мог бы нучно рзвенчть стрые суеверия, однко они успели тк прочно тут укорениться, что многие возржли против минерльного обогщения воды в водохрнилищх, боясь, что это лишит воду змечтельного кчеств – вызывть столь почитемую грыжу.

Помимо згрязнения вод, Хувенля Урбино беспокоило и нтиснитрное состояние городского рынк, огромное прострнство в чистом поле нпротив бухты Лс-Анимс, где приствли прусники с Антильских островов. Один знменитый в ту пору путешественник описл этот бзр кк один из смых изобильных н свете. Бзр и в смом деле был богт, изобилен и шумен, но, может быть, больше всех других н свете внушл тревогу. Он рскинулся н помойке: ветер згонял воды моря обртно в бухту, и воды возврщли н берег нечистоты, выброшенные сточными кнвми в море. Сюд же сбрсывлись отходы с соседней скотобойни: отсеченные головы и гниющие кишки плвли под солнцем и луною в кроввом болоте. Ауры вели непрекрщющуюся войну з добычу с крысми и собкми, между освежевнными ппетитными тушми из Сотвенто, подвешенными н блкх крытых рядов, и весенней зеленью из Архоны, рзложенной по циновкм прямо н земле. Хувенль Урбино хотел оздоровить смо место, хотел, чтобы бойню перенесли куд-нибудь, здесь построили крытый рынок со стеклянной полукруглой кровлей, укршенной витржми, ккие он видел н стринных рынкх в Брселоне, где все продукты выглядели ткими крсивыми и чистыми, что их жль было есть. Но дже смые снисходительные из его именитых друзей сожлели о том, что доктор одолевют столь несбыточные мечты. Уж тковы они были: всю жизнь похвлялись собственным знтным происхождением, слвной историей родного город, его бесценными пмятникми, героизмом и крсотой, но, точно слепые, не видели, кк его рзъедют годы. А у доктор Хувенля Урбино хвтло любви, чтобы видеть свой город трезвыми глзми.

– Кк же быть ему блгородным, – говорил он, – если уже четырест лет подряд мы пытемся его прикончить и все еще не добились этого.

Однко почти добились. Эпидемия моровой чумы, первые жертвы которой рухнули прямо в топкую грязь рынк, з одинндцть недель выкосил в городе столько людей, сколько не умирло з всю его историю. Прежде знтных горожн хоронили под кменными плитми в церкви, в соседстве со строгими рхиепископми и членми кпитул, менее богтых погребли в монстырских дворх. Бедных отпрвляли н колонильное клдбище, рсполгвшееся н холме, открытое всем ветрм и отделенное от город пересохшим кнлом; через кнл был переброшен беленый известью мост, нд которым ккой-то лькльд-ясновидец прикзл вывести ндпись: Оствь ндежду, всяк сюд входящий.

З первые две недели чум переполнил клдбище, и в церквх не остлось мест для упокоения, несмотря н то что многие изъеденные временем безымянные высокородные остнки были перезхоронены н клдбище. Воздух в соборе пропитлся испрениями из плохо змуровнных склепов, и двери его открыли только через три год, кк рз тогд, когд Фермин Дс впервые увидел вблизи Флорентино Арису во время рождественской обедни.

Двор монстыря Святой Клры зполнился весь, до смой ллеи, к третьей неделе, и пришлось использовть в кчестве клдбищ общественные пхотные земли, площдью превосходившие клдбище в дв рз. Попробовли рыть глубокие могилы и зхорнивть в три слоя, быстро, без гробов, но от этой зтеи пришлось откзться, потому что перенсыщення телми земля стл походить н губку – под ногми чвкл тошнотворня кровянистя жиж. И тогд решили зхорнивть в Л-Мно-де-Диос, где открмливли мясной скот, в миле от город; позднее эт земля был освящен и стл общим клдбищем.

После того кк вышел укз о чуме, в крепости, где рзмещлся местный грнизон, кждые четыре чс, днем и ночью, рздвлся пушечный злп, поскольку существовло поверье, будто порох очищет воздух. Особенно жестоко чум обошлсь с черным нселением, их было больше, и они были беднее, но вообще-то он был безрзличн и к цвету кожи, и к знтности происхождения. Прекртилсь он тк же внезпно, кк и нчлсь, и никто не узнл числ ее жертв вовсе не потому, что их невозможно сосчитть, просто одно из нших глвных достоинств есть стыдливость, с ккой мы взирем н собственные беды.

Доктор Мрко Аурелио Урбино, отец Хувенля, был героем той мрчной поры и смой знчительной ее жертвой. Он был официльно уполномочен, лично рзрботл и руководил всей стртегией снитрии и в конце концов по собственному почину стл вмешивться во все городские дел, тк что порою кзлось, будто в критические моменты эпидемии в городе не было влсти выше него. Годы спустя, просмтривя хронику тех дней, доктор Хувенль Урбино убедился, что методы, которыми действовл отец, больше основывлись н милосердии, чем н нуке, и во многих случях шли нперекор рзуму, тем смым в знчительной степени способствуя рзрушительной чуме. Он испытл сострдние, присущее детям, которых жизнь со временем преврщет в отцов своим отцм, и в первый рз пожлел, что не рзделил с отцом одиночеств его зблуждений. Однко не откзл ему в достоинствх: стрнием и смоотверженностью, глвное – личным мужеством тот зслужил слву и почет, которые ему воздли, едв город опрвился от беды: имя его по спрведливости остлось в пмяти город нряду с прочими знтными именми, прослвившимися в иных, менее почетных войнх.

Он не дожил до своей слвы. Зметив в себе признки неизлечимой болезни, которую он с сердечным сочувствием нблюдл у других, он дже не попытлся вести бесполезную борьбу, просто удлился от всех, чтобы никого не зрзить. Зпершись в служебной комнте больницы Милосердия, глухой к увещевниям коллег и мольбм близких, отрешсь от ужсного зрелищ больных, умирвших прямо н полу в переполненных коридорх, он нписл письмо жене и детям, письмо о своей любви и блгодрности з то, что они есть н свете; все в этом послнии говорило о том, кк ждно любил он жизнь. Его почерк в этом письме от стрницы к стрнице стновился все более неверным, видно было: болезнь звлдевет им, и не обязтельно было знть втор письм, чтобы понять – подпись под последней строкой был поствлен с последним вздохом. Соглсно воле доктор, тело его было сожжено и пепел зхоронен вместе с другими н общем клдбище, тк что никто из близких не увидел мертвого тел.

Доктор Хувенль Урбино получил телегрмму в Приже, н третий день после похорон, он ужинл в это время с друзьями и поднял бокл шмпнского в пмять об отце. Он скзл: «Это был хороший человек». Позднее ему пришлось упрекнуть себя в незрелости: он стрлся не думть о случившемся, чтобы не зплкть. Когд три недели спустя он получил копию отцовского предсмертного письм, првд предстл ему во всем суровом обличье. Этого человек он узнл рньше, чем кого бы то ни было; он рстил его и воспитывл и тридцть дв год спл с его мтерью, но тем не менее никогд прежде, до этого письм, не открывлся ему вот тк, полностью, душою и телом, не открывлся из целомудренной сдержнности. Рньше доктор Хувенль Урбино и его близкие воспринимли смерть кк неприятность, которя случется с другими, чужими родителями, чужими сестрми и бртьями, с чужими мужьями и женми, но не с ними. Люди в ту пору жили медленной жизнью и не змечли, кк стрели, болели и умирли, они кк бы рссеивлись постепенно во времени, преврщясь в воспоминния, в тумнные обрзы из другой жизни, пок збвение окончтельно не поглощло их. В предсмертном письме отц горздо более, чем в телегрмме со скорбным известием, подлинность смерти обрушилсь н него всей тяжестью. Но одно из двних воспоминний – ему тогд было лет девять или одинндцть – в определенной мере явилось первой вестью о смерти и было связно с отцом. Дождливым днем об сидели дом, в отцовском кбинете, мльчик н кменных плитх пол рисовл цветными мелкми жворонков и подсолнухи, отец в рсстегнутом жилете и рубшке с руквми, подхвченными круглыми резинкми, читл у окн. Неожиднно отец оторвлся от чтения и почесл себе спину скребком – серебряной рукою, нсженной н длинную плку. Но скребок не доствл, он попросил сын почесть ему спину своей рукой, и тот почесл, испытв стрнное ощущение: рук чешет, тело этого не чувствует. Отец поглядел н него через плечо и печльно улыбнулся:

– Если я умру сейчс, – скзл он, – едв ли ты будешь помнить меня, когд доживешь до моих лет.

Он скзл это просто тк, но нгел смерти влетел в свежий полумрк кбинет и вылетел в окно, оствляя з собой ворох осыпвшихся перьев, однко мльчик их не увидел. С тех пор прошло более двдцти лет, и Хувенль Урбино уже приближлся к возрсту, в котором был тогд его отец. Он чувствовл себя тким же, кким был отец, и осознние этого пугло: он смертен, кк и его отец.

Чум стл его нвязчивой идеей. Он знл о ней немногим больше того, что услышл н лекциях, и кзлось невероятным, что всего тридцть лет нзд он унесл во Фрнции, включя Приж, более ст сорок тысяч жизней. Но после смерти отц он прочитл все, что было нписно о рзличных формх чумы; он отдвлся этим знятиям кк покянию, успокивя стрдющую пмять, он рботл у смого знменитого эпидемиолог того времени, создтеля снитрных кордонов, профессор Адрин Пруст, отц знменитого пистеля. И когд, возвртившись н родину, он еще с корбля услыхл смрдное зловоние бзр, когд увидел крыс в сточных кнвх и голых ребятишек, копошившихся в лужх, он не только почувствовл беду, которя тут произошл, но и отчетливо понял, что он может повториться в любой момент. И он не зствил себя ждть. Не прошло и год, кк ученики больницы Милосердия попросили посмотреть одного больного из тех, что содержлись тм бесплтно, со стрнными синими пятнми н теле. Доктору Хувенлю Урбино достточно было взглянуть н него с порог плты, чтобы узнть врг. Н этот рз повезло: больной прибыл три дня нзд н шхуне из Кюрсо и см пришел покзться в больницу, тк что, похоже, не успел никого зрзить. Во всяком случе, доктор Хувенль Урбино предупредил своих коллег и добился, что влсти объявили тревогу в соседних портх, с тем чтобы обнружить и поствить н крнтин зрженную шхуну; однко он отговорил военного губернтор объявлять военное положение и немедленно нчинть лечение посредством стрельбы из пушек кждые четыре чс.

– Поберегите порох н случй приход либерлов, – пошутил он. – Все-тки мы живем не в средние век.

Больной умер через четыре дня, зхлебнувшись белой зернистой блевотиной, и в последующие недели, при строжйшем нблюдении, не было обнружено больше ни одного случя. Немного спустя коммерческя гзет «Дирио дель Комерсио» сообщил, что двое детей в рзных рйонх город умерли от чумы. Позже выяснилось, что у одного был обычня дизентерия, но другой – пятилетняя девочк, – похоже, действительно, стл жертвой чумы. Ее родители и трое бртьев были изолировны, помещены н крнтин, з всем квртлом устновили строжйшее медицинское нблюдение. Один из бртьев перенес чуму и довольно скоро попрвился, семья, кк только опсность миновл, вернулсь домой. Н протяжении трех месяцев было зрегистрировно еще одинндцть случев, и н пятый месяц нметилось тревожное обострение, однко к концу год можно было скзть, что эпидемию удлось предотвртить. Ни у кого не было ни млейшего сомнения, что принятые доктором Хувенлем Урбино жесткие снитрные меры горздо более, чем его нстойчивые увещевния, совершили чудо. С той поры, включя первые десятилетия нового столетия, чум стл домшней болезнью не только в городе, но и н всем Крибском побережье, и в долине реки Мгдлины.

Однко до эпидемии дело никогд не доходило. Пережитя тревог подействовл: влсти серьезно отнеслись к предостережениям доктор Хувенля Урбино. В Медицинской школе был введен обязтельный курс по чуме, холере и желтой лихордке, был признн необходимость зделть открытые стоки и построить рынок вдли от городской свлки. Однко доктор Урбино не позботился о том, чтобы зкрепить свою победу, и окзлся не в состоянии и дльше целиком отдвться общественным зботм, ибо в этот момент жизнь подбил ему крыло: изумленный и рстерянный, он был готов переменить свою жизнь, збыть обо всем н свете, срженный, точно удром молнии, любовью к Фермине Дсе. По првде говоря, любовь эт был плодом врчебной ошибки. Его приятель-врч зподозрил рнние признки чумы у своей восемндцтилетней пциентки и попросил доктор Хувенля Урбино посмотреть ее. Возникло тревожное предположение, что чум проникл в святя святых – н территорию строго город, ибо все прежние случи имели место в квртлх городской бедноты и глвным обрзом среди чернокожего нселения. Но доктор Урбино ожидли тут иные, отнюдь не неприятные сюрпризы. Дом, приютившийся под сенью миндлевых деревьев в прке Евнгелий, снружи походил н другие рзрушющиеся дом колонильного квртл, но внутри црили порядок и крсот и все выглядело изумительным, словно из другого мир и времени. Прихожя вел во внутренний дворик, кк в Севилье, квдртный и свежебеленый, и в нем цвели пельсиновые деревья, пол был выложен точно ткими же изрзцми, что и стены. Слышлось журчние невидимого фонтнчик, н крнизх в горшкх лели гвоздики, в нишх стояли клетки с диковинными птицми. Смые диковинные – три ворон – били крыльями в огромной клетке, нполняя двор вводившим в зблуждение зпхом. Учуяв чужк, сидевшие где-то н цепи собки яростно злились лем. Но женщин прикрикнул н них, и они тут же змолкли, и откуд-то выпрыгнули многочисленные кошки, нпугнные влстным окриком, и попрятлись в цветх. Нступил ткя прозрчня тишин, что сквозь сумтоху птиц и бормотние воды в кменной чше фонтнчик можно было рсслышть отчянное дыхние моря.

Потрясенный совершенно явным, почти физическим присутствием Бог в доме, доктор Хувенль Урбино подумл, что этот дом неподвлстен чуме. Он прошел следом з Глой Плсидией по сводчтому коридору мимо окн швейной комнты, через которое Флорентино Арис впервые увидел Фермину Дсу, когд двор был еще звлен строительным мусором, поднялся по лестнице, выложенной новыми мрморными плитми, во второй этж и остновился перед дверью в спльню, ожидя, пок о нем доложт. Но Гл Плсиди вышл и сообщил:

– Сеньор говорит, что вм нельзя войти, потому что ппы нет дом.

И потому он пришел в этот дом еще рз, в пять чсов вечер, кк укзл служнк, и Лоренсо Дс см открыл ему дверь и проводил в спльню дочери. И все время, пок длился осмотр, сидел в темном углу, скрестив руки н груди и нпрсно пытясь унять шумное дыхние. Трудно скзть, кто чувствовл себя более неловко – врч, целомудренно ксвшийся больной, или см больня, девически стыдливо сжвшяся под шелковой ночной рубшкой, во всяком случе, ни он, ни он не посмотрели друг другу в глз, и он лишь спршивл безликим тоном, он отвечл дрожщим голосом, и об ни н секунду не збывли о человеке, сидевшем в темном углу, тот ни н миг не сводил с них взгляд. Нконец доктор Хувенль Урбино попросил больную сесть и с изыскнной осторожностью опустил ночную рубшку до пояс: нетронутые горделивые груди с еще почти детскими соскми полыхнули в полутьме спльни, прежде чем он торопливо прикрыл их скрещенными рукми. Врч невозмутимо отвел ее руки и, не глядя н нее, прослушл больную, приложив ухо сперв к ее груди, потом – к спине.

Доктор Хувенль Урбино обычно говорил, что не испытл никких особых чувств при первом знкомстве с женщиной, с которой ему суждено было прожить до смой смерти. Он помнил небесно-голубую рубшку с кружевми, лихордочно блестевшие глз, длинные, рссыпвшиеся по плечм волосы, но был тк зморочен опсениями, что чум может проникнуть и в стрый город, что внимние его не остновилось н том, чем тк щедро одрил его пциентку цветущя юность: он сосредоточился лишь н некоторых подробностях, непосредственно связнных с зподозренной болезнью. Он выскзывлсь по этому поводу еще резче: молодой врч, о котором он столько слышл в связи с чумой, покзлся ей сухим педнтом, не способным любить кого бы то ни было, кроме себя. У больной обнружилсь обычня кишечня инфекция, и домшними средствми ее з три дня вылечили. Испытв облегчение от того, что у дочери нет чумы, Лоренсо Дс проводил доктор Хувенля Урбино до его экипж, зплтил з визит золотым песо, что полгл очень высокой плтой дже для врч, пользующего богтых, однко, прощясь, очень горячо его блгодрил. Его ослепило блестящее имя доктор, и он не только не скрывл этого, но и готов был н что угодно, лишь бы встретиться с ним еще рз в более свободной обстновке.

Дело можно было считть зконченным. Однко во вторник н следующей неделе доктор Хувенль Урбино, без зов и предупреждения, явился снов в неурочное время – в три чс пополудни. Фермин Дс был в швейной комнте, вместе с двумя своими подружкми училсь писть мсляными крскми, когд в окне появился он, в своем непорочно белом сюртуке и белом цилиндре, и знком попросил ее подойти к окну: Он положил плитру н стул и отпрвилсь к окну н цыпочкх, чуть приподняв оборчтую юбку, чтобы т не волочилсь по полу.

Н голове у нее был дидем с медльоном, и кмень в медльоне светился тем же темным светом, что и глз, и вся он был словно в ореоле чистоты и свежести. Он отметил, что н урок рисовния он оделсь кк н прздник. Через окно он прощупл ей пульс, велел покзть язык, посмотрел горло с помощью люминиевой лопточки и после кждого осмотр удовлетворенно кивл. Он уже не испытывл того смущения, что в прошлый рз, он испытывл, и дже большее, потому что не понимл, чем вызвн его непредусмотренный визит, ведь он см скзл, что больше не придет, если только не обнружится что-то новое и его вызовут. Более того, он не хотел его больше видеть – никогд. Зкончив осмотр, доктор спрятл лопточку в чемодн, битком нбитый врчебным инструментом и пузырькми с лекрствми, и зхлопнул его.

– Вы кк новорождення роз, – скзл он.

– Блгодрю.

– Блгодрите Бог, – скзл он и процитировл не совсем точно Святого Фому: – Помните, что любое блго, откуд бы оно ни исходило, исходит от Святого Дух. Вы любите музыку?

– К чему вш вопрос? – спросил он в свою очередь.

– Музык очень вжн для здоровья, – скзл он. Он действительно в это верил, очень скоро ей предстояло об этом узнть и помнить до конц жизни, ибо для него тем музыки был почти мгической формулой, которой он пользовлся, предлгя дружбу, но тут он решил, что он шутит. К тому же, пок они вели рзговор у окн, две подружки зхихикли, прикрывясь плитрми, и это окончтельно вывело из себя Фермину Дсу. Ослепнув от ярости, он зхлопнул окно. Постояв рстерянно перед кружевными знвескми, доктор попытлся нйти дорогу к выходу, но зблудился и в смущении нткнулся н клетку с пхучими воронми. Те с глухим криком в стрхе збили крыльями, и одежд доктор тотчс же нпитлсь зпхом женских духов. Голос Лоренсо Дсы згремел н весь дом, пригвоздив его к месту.

– Постойте, доктор.

Он видел все со второго этж и теперь спусклся по лестнице, зстегивя н ходу рубшку, лилово-крсный и рздувшийся, с рстрепнными бкенбрдми – сиест был испорчен. Доктор пострлся скрыть смущение.

– Я скзл вшей дочери, что он здоров и свеж, кк роз.

– Тк-то оно тк, – скзл Лоренсо Дс, – д больно много шипов.

Он прошел мимо доктор, не здоровясь. Толкнул створки окн в швейную комнту и грубо крикнул дочери:

– Иди извинись перед доктором.

Доктор попытлся, было вмешться и остновить его, но Лоренсо Дс дже не взглянул в его сторону. А дочери крикнул: «Поживее!» Т оглянулсь н подружек, кк бы ищ понимния, и возрзил отцу, что ей не з что извиняться, потому что окно он зкрыл от солнц. Доктор Урбино зметил, что ее доводы вполне убеждют, однко Лоренсо Дс продолжл нстивть н своем. Побелев от гнев, Фермин Дс подошл кокну и, подобрв кончикми пльцев юбку и выствив вперед првую ногу, склонилсь перед доктором в глубоком тетрльном ревернсе.

– Покорнейше прошу извинить меня, блгородный господин.

Доктор Хувенль Урбино шутливо поддержл ее тон и тоже склонился в поклоне и, сняв свой белый цилиндр, сделл глнтную отмшку, нподобие мушкетер, однко вопреки ожиднию не увидел н ее лице дже улыбки сострдния. Желя зглдить неловкость, Лоренсо Дс приглсил доктор выпить кофе у него в конторе, и тот с готовностью принял приглшение, чтобы не зкрлось сомнения, будто у него в душе остлсь хоть кпля обиды.

Вообще-то доктор Урбино кофе не пил, з исключением мленькой чшечки нтощк. Он не пил и спиртного, рзве что бокл вин з обедом в торжественных случях, но н этот рз у Лоренсо Дсы он выпил не только кофе, но и рюмку нисовой. Потом он выпил еще чшку кофе и еще рюмку, з ними – еще одну чшку и еще одну рюмку, несмотря н то что оствлось еще несколько визитов. Снчл он внимтельно выслушл извинения, которые Лоренсо Дс счел нужными принести от имени дочери, сообщив зодно, что он – умня и серьезня девочк, достойня любого принц, местного или чужеземного, но с единственным недосттком. Хрктер у нее своенрвный, кк у мул. После второй рюмки ему покзлось, что он слышит голос Фермины Дсы из глубины двор, и он мысленно последовл з нею по дому, тонувшему в ндвигющейся ночи, и догнл в коридоре, где он зжигл светильники, потом опрыскивл из пульверизтор москитов в спльне, поднимл крышку кстрюли с супом, который они с отцом будут есть сегодня з ужином, он и он, вдвоем, будут сидеть з столом, не подымя глз друг н друг и не притргивясь к супу, чтобы не рзрушить очровния ссоры, до тех пор пок он нконец не сдстся и не попросит прощение з свою сегодняшнюю грубость.

Доктор Хувенль Урбино достточно знл женщин и понимл, что Фермин Дс ни з что не войдет к отцу в контору, пок он тут, но все медлил: он чувствовл, что уязвлення сегодняшним отпором гордость будет его терзть. Лоренсо Дс совсем опьянел и, кзлось, не змечл, что доктор слушет его невнимтельно, он говорил и упивлся собственным крсноречием. Его понесло: он рзглгольствовл и жевл при этом погсшую сигру, громко, н весь дом, отхркивлся и тяжело ворочлся в мягком крутящемся кресле, и пружины под ним стонли, словно зверь в брчном гоне. Он успел пропустить по три рюмки н кждую, выпитую его гостем, и змолк н минуту, лишь когд понял, что они с гостем не видят друг друг, тогд он поднялся и зжег лмпу. Доктор Хувенль Урбино поглядел н него при свете и зметил, что один глз Лоренсо Дсы выктился, кк у рыбы, слов не совпдют с движением губ, и подумл, что, пожлуй, и см перебрл лишку, и это ему кжется. Он встл, испытывя изумительное чувство, будто нходится внутри тел, которое приндлежит не ему, еще кому-то, кто сидел н том смом месте, где был он, и лишь огромным усилием зствил себя не потерять сознние.

Было семь вечер, когд он вышел из конторы Лоренсо Дсы, тот шествовл впереди. Стоял полня лун. Дворик, преобрженный прми нисовки, словно плвл в квриуме, нкрытые плткми клетки кзлись призркми, здремвшими в жрком ромте цветущих пельсиновых деревьев. Окно в швейную комнту было открыто, н рбочем столике горел лмп, н мольбертх стояли незконченные кртины. «Где ты, которой нет», – скзл доктор Урбино, проходя мимо окн, но Фермин Дс не слышл его, он не могл слышть, потому что в это время плкл от бессильной ярости у себя в спльне, уткнувшись лицом в подушку, и ждл отц, чтобы выместить н нем все унижение сегодняшнего дня. Доктор не откзлся от мечтний попрощться с нею, но Лоренсо Дс не предложил ему этого. Он с змирнием сердц вспомнил ее чистый пульс, ее язык, кк у кошки, ее нежные миндлины, и тут же рсстроился при мысли, что он не зхочет его больше видеть и воспротивится любой попытке с его стороны. Едв Лоренсо Дс вступил в прихожую, кк рзбуженные вороны под простыней издли погребльный крик. «Взрсти воронов, и они выклюют тебе глз», – проговорил доктор вслух, все еще думя о ней, и Лоренсо Дс обернулся переспросить, что он скзл.

– Это не я, – ответил доктор. – Это – нисовк. Лоренсо Дс проводил его до экипж и попытлся вручить золотой песо з второй визит, но доктор не взял. Он четко объяснил кучеру, кк отвезти его в дом к двум больным, которых он должен был посетить, и без посторонней помощи поднялся в экипж. Но когд коляск поктил по булыжной мостовой, подпрыгивя н неровностях, ему стло совсем худо, и он велел кучеру изменить мршрут. Он поглядел н себя в зеркльце н стенке креты и увидел, что изобржение его тоже думет о Фермине Дсе. Он пожл плечми. И нконец, отрыгнув сполн, откинул голову н грудь и зснул, во сне услыхл погребльный звон. Сперв ззвонили колокол собор, потом – все церкви, одн з другой, дже рзбитые черепки н стрнноприимном доме Святого Хулин.

– Ккое дерьмо, – прошептл он во сне, – покойники мрут без перерыву.

Мть и сестры ужинли кофе с пирожкми з прдным столом в большой столовой, когд он вдруг появился в дверях, с помятым жлким лицом и обесчещенный блядским зпхом диковинных воронов. Глвный колокол близкого собор отдвлся гулом в огромном водоеме дом. Мть спросил, куд он подевлся, его искли повсюду, з ним приходили от генерл Игнсио Мрии, последнего внук мркиз де Хрис де л Веры, сегодня у него случилось кровоизлияние в мозг, и по нему теперь звонили колокол. Доктор Хувенль Урбино слушл мть и не слышл, ухвтившись з дверной косяк, потом повернулся, нмеревясь отпрвиться к себе в спльню, но рухнул лицом вниз: нисовк фонтном хлынул из него.

– Пресвятя Дев Мрия! – вскрикнул мть. – Верно, случилось что-то необычйное, рз ты пришел домой в тком виде.

Однко смое необычйное еще не случилось.

Воспользоввшись приездом в город знменитого пинист Ромео Лушич, исполнившего сонты Моцрт срзу же, кк только в городе зкончился трур по генерлу Игнсио Мрии, доктор Хувенль Урбино взгромоздил рояль Медицинской школы н повозку, зпряженную мулми, и устроил во слву Фермины Дсы небывлую серенду. Он проснулсь при первых же тктх; ей не ндо было выглядывть из-з знвески, чтобы понять, кто устроил в ее честь небывлое действо. Единственное, о чем он сожлел: о том что у нее не хвтило хрктер, чтобы, подобно иным рзгневнным девм, опрокинуть н голову нежелнного претендент ночной горшок. А Лоренсо Дс быстро, пок звучл серенд, оделся, и по ее окончнии ззвл к себе в гостиную доктор Урбино и пинист, одетых, кк подобло случю, в концертные костюмы, и поблгодрил их з серенду рюмкой доброго коньяк.

Очень скоро Фермин Дс понял, что отец стрется смягчить ее сердце. Н следующий после серенды день он ей скзл словно между прочим:

«Предствь, кк бы рстроглсь твоя мть, узнй он, что з тобой ухживет мужчин из семейств Урбино де л Клье.» Фермин Дс отрезл:

«Он бы перевернулсь в гробу». Подружки, рисоввшие вместе с нею, рсскзли ей, что Лоренсо Дс был приглшен отобедть в общественный клуб доктором Хувенлем Урбино, з что доктор получил строгое порицние, поскольку нрушил уств клуб. И только тогд зодно он узнл, что ее отец просил несколько рз о принятии в этот клуб, и всякий рз ему откзывли: он нбирл столько черных шров, что о следующей попытке не могло идти речи. Но Лоренсо Дс проглотил все унижения – у него был луженя печень бондря, – и продолжл плести зтейливые сети, устривя случйные встречи с Хувенлем Урбино: он не понимл, что доктор Урбино совершл невозможное, встречясь с ним. Иногд они целыми чсми рзговривли в конторе у Лоренсо Дсы, тогд весь дом словно бы отключлся от времени, потому что Фермин Дс не позволял никому продолжть нормльную жизнь, пок он не уйдет. Приходское кфе было прекрсной нейтрльной землею для встреч. Именно тм Лоренсо Дс дл Хувенлю Урбино первые уроки шхмтной игры, и тот окзлся столь прилежным учеником, что шхмты стли для него неизлечимой привязнностью и терзли потом до последнего дня жизни.

Однжды вечером, вскоре после серенды, исполненной н рояле, Лоренсо Дс ншел у себя в прихожей письмо в зпечтнном конверте, дресовнное его дочери, и с моногрммой Хувенля Урбино н сургучной печти. Проходя мимо спльни дочери, он подсунул письмо под дверь, и т никк не могл понять, кким обрзом письмо очутилось у нее в комнте, не мог же отец измениться нстолько, что см приносил ей письм ухжер. Он положил письмо н тумбочку у постели, по првде говоря, не зня, что с ним делть, и тм оно пролежло нерспечтнным несколько дней, до того дождливого утр, когд Фермине Дсе приснилось, что Хувенль Урбино опять пришел к ним и подрил ей лопточку, с помощью которой осмтривл ее горло. Во сне лопточк был не из люминия, из другого, змнчивого метлл, доствлявшего ей рдость в Других снх, в этом сне он рзломил лопточку н две нервные чсти и отдл ему меньшую половинку.

Проснувшись, он рспечтл письмо. Оно было кртким и крсивым. Хувенль Урбино молил об одном – чтобы он позволил ему просить рзрешения у ее отц нвестить ее. Поржл простот и серьезность письм, и бешенство, которое он с ткой любовью лелеял много дней, вдруг угсло. Он спрятл письмо в сумку, которой не пользовлсь, н смое дно сундук, но вдруг вспомнил, что именно тм хрнились у нее ндушенные письм Флорентино Арисы, и, содрогнувшись, достл сумку, чтобы перепрятть в другое место. Ей вдруг покзлось, что достойнее считть, будто письм вовсе не было, и он сожгл его н лмпе, глядя, кк кпли сургуч преврщлись в синие пузыри и лоплись в плмени. Он вздохнул: бедняг. И тут же поймл себя н том, что немногим более чем з год уже второй рз говорит тк, и н мгновение подумл о Флорентино Арисе, и см подивилсь, кк длек он от ее жизни: бедняг.

В октябре, с последними дождями, пришли еще три письм, и к первому был приложен коробочк филковых крмелек, изготовлявшихся в ббтстве Флвиньи. Дв из них доствил к дверям дом кучер доктор Хувенля Урбино, и доктор в окошечко экипж поздоровлся с Глой Плсидией, во-первых, чтобы не возникло никких сомнений, что письм от него, и во-вторых, чтобы никто потом не мог скзть, что они не получены. Кроме того, об письм были зпечтны сургучной печтью с моногрммой и нписны теми смыми згдочными крючкми, которые Фермин Дс уже знл: докторский почерк. В обоих, по сути дел, говорилось то же, что и в первом, и в том же почтительном тоне, однко з сдержнной скромностью проступло стрстное волнение, которого никогд не обнруживлось в осторожных письмх Флорентино Арисы. Фермин Дс прочитл их срзу же, едв получил, – от первого письм их отделяли две недели, – и уже собирлсь было сжечь н огне, но передумл и не стл искть объяснений, почему. Однко и н эти письм он тоже не ответил.

Третье октябрьское письмо просунули под входную дверь, и оно совсем не походило н предыдущие. Почерк был нетвердый, детский, без сомнения, писли левой рукой, но Фермин Дс не додумлсь до этого, пок содержние не открыло ей подлость нонимного втор. Автор письм считл, что Фермин Дс см звлекл своими чрми Хувенля Урбино, и из этого предположения делл смые зловещие зключения. Зкнчивлось письмо угрозой: если Фермин Дс не откжется от своих незконных притязний н смого звидного холостого мужчину в городе, то будет публично посрмлен.

Он почувствовл себя жертвой чудовищной неспрведливости, но не прониклсь мстительным чувством, ноборот: ей зхотелось нйти нонимного втор и доходчиво объяснить ему, что он ошибется, ибо он убежден, что никогд в жизни не поддстся ухживниям Хувенля Урбино. В последующие дни он получил еще дв письм без подписи, столь же коврные, что и первое, но, похоже, все три были нписны рзными лицми.

Или он стл жертвой зговор, или лживя версия о ее тйных любовных притязниях рзошлсь горздо шире, чем можно предположить. Ей не двл покоя мысль, что все это – следствие нескромности Хувенля Урбино. А вдруг он вовсе не ткой блгородный, кким выглядит, думлось ей иногд, и, может, у кого-нибудь в гостях был несдержн н язык, то и похвлялся вообржемыми победми, кк это делют многие мужчины его круг. Он хотел дже нписть ему, упрекнуть в том, что он здел ее честь, но потом откзлсь от этой мысли: вдруг он именно н это и рссчитывл. Он попробовл рзузнть о нем через подружек, вместе с которыми рисовл в швейной комнте, но единственное, что они слышли, были блгожелтельные пересуды об исполненной н рояле серенде. Он почувствовл бессильную ярость и унижение. И если внчле ей хотелось встретиться с невидимым недругом и переубедить его, то теперь, ноборот, он готов был изрезть его н куски сдовыми ножницми. Ночми он не смыкл глз, обдумывя мельчйшие подробности и выржения из нонимных писем, отыскивя тропинку к утешению. Нпрсные мечтния: смой нтуре Фермины Дсы был чужд круг, к которому приндлежло семейство Урбино де л Клье, ее оружие годилось для зщиты от блгонмеренных людей и окзывлось совершенно бессильным против недостойных средств.

Эт горькя уверенность окрепл еще больше от ужс, который он пережил из-з черной куклы: кукл был доствлен в те же дни, при ней не было никкого письм, но откуд он взялсь, по мнению Фермины Дсы, нетрудно было догдться – послть ее мог только доктор Хувенль Урбино. Судя по этикетке, куклу купили н Мртинике: искусно сшитое плтье, золотые нити во вьющихся волосх и зкрывющиеся глз. Фермине Дсе тк понрвилсь кукл, что он, позбыв все сомнения, стл уклдывть куклу днем н свою подушку. А ночью привыкл брть ее с собою в постель. Однко в один прекрсный день, пробудившись от тяжелого сн, он внезпно обнружил, что кукл рстет: прелестное плтьице, в котором кукл прибыл, теперь едв прикрывло ей попку, туфельки лопнули н рздвшихся куклиных ногх. Фермине Дсе приходилось слышть о злом фрикнском колдовстве, но о тком ужсном он не слыхл. Однко он не предствлял, чтобы Хувенль Урбино был способен н ткой чудовищный поступок. И в смом деле, куклу доствил не кучер, нездешний торговец креветкми, и никто о нем ничего толком скзть не мог. Ломя голову нд этой згдкой, Фермин Дс подумл дже о Флорентино Арисе, чей непонятный хрктер пугл ее, но со временем жизнь докзл, что он ошиблсь. Тйн тк никогд и не прояснилсь, и воспоминние о ней зствляло Фермину Дсу содрогться от ужс дже много лет спустя, когд он уже вышл змуж, имел двоих детей и считл себя избрнницей судьбы: смой счстливой женщиной.

В последней попытке доктор Урбино прибегнул к посредничеству сестры Фрнки де л Лус, нстоятельницы колледж Явления Пресвятой Девы, и т не могл откзть в просьбе предствителю род, который с первого дня обосновния их общины в Америке окзывл им вспомоществовние. Нстоятельниц явилсь в сопровождении послушницы в девять чсов утр и вынужден был полчс ожидть среди клеток, пок Фермин Дс кончит мыться. Это был мужеподобня немк с метллическими ноткми в голосе и повелительным взглядом, – полня противоположность Фермины Дсы с ее детскими стрстями. К тому же н всем белом свете не было человек, которого Фермин Дс ненвидел бы, кк ее; при одной мысли, что ей ндо встретиться с нею, при одном воспоминнии о ее лживой сердобольности Фермин Дс нчинл чувствовть себя тк, словно скорпионы рздирют ее внутренности. Едв из дверей внной комнты он увидел ее, кк тотчс же ожили в душе терзния и пытк тех лет, невыносимя одурь дневных месс, ужс перед экзменми, холуйское усердие послушниц, вся школьня жизнь, пропущення сквозь призму духовной нищеты. Сестр Фрнк де л Лус, нпротив, приветствовл ее с рдостью, по всей видимости, совершенно искренней. Подивилсь тому, кк он выросл и повзрослел, похвлил з то, что тк хорошо ведет домшнее хозяйство, с тким вкусом убрл двор, восторженно отозвлсь о цветущих пельсиновых деревьях. Потом велел послушнице подождть ее и, стрясь не приближться чересчур к воронм, которые, ззевйся только, выклюют глз, поискл взглядом укромный уголок, где можно было бы сесть и поговорить с Ферминой Дсой недине. Т приглсил ее в злу.

Визит был кртким и неприятным. Сестр Фрнк де л Лус, не теряя времени н подходы, предложил Фермине Дсе почетную ребилитцию. Основние ее исключения из колледж будет вычеркнуто не только из официльных зписей, но и из пмяти общины, что позволит ей зкончить обучение и получить диплом бклвр гумнитрных нук. Ферми-н Дс, рстерявшись, пожелл знть, в чем дело.

– Об этом просит лицо, достойное всего смого лучшего н свете, его единственное желние – сделть тебя счстливой, – скзл монхиня. – Ты знешь, кто это?

И тогд он понял. И подумл: кк может выступть послнницей любви женщин, которя из-з невинного письмец чуть было не сломл ей жизнь; подумл, но не произнесл этого вслух. А скзл: д, он знет, кто этот человек, ткже знет, что никто не имеет прв вмешивться в ее жизнь.

– Он просит только об одном – позволить поговорить с тобой пять минут, – скзл монхиня. – Я уверен, что твой отец соглсится.

Ярость охвтил Фермину Дсу при мысли, что сестр Фрнк де л Лус пришл сюд не только с ведом отц, но и при его соучстии.

– Мы виделись дв рз во время моей болезни, – скзл он. – А теперь причины для этого нет.

– Любя женщин, дже смя тупя, поймет, что этот мужчин – др Святого Провидения, – скзл монхиня.

И принялсь рсписывть его достоинств, его блгочестие и смоотверженность, с ккой он служит стрждущим. И, говоря все это, вынул из рукв золотые четки с рспятием из слоновой кости и покчл ими перед глзми Фермины Дсы. Это был фмильня реликвия род Урбино де л Клье, более ст лет нзд срботння сиенским ювелиром и блгословлення ппой Климентом IV.

– Это – тебе, – скзл он. Кровь вскипел в жилх у Фермины Дсы, и он осмелилсь ндерзить.

– Не могу понять, кк вы взялись з это дело, – скзл он. – Вы, которя считете любовь грехом.

Фрнк де л Лус сделл вид, будто не услышл скзнного, однко веки ее вспыхнули. Он продолжл рскчивть четки перед глзми Фермины Дсы.

– Тебе лучше договориться со мной, – скзл он. – А то вместо меня может прийти сеньор рхиепископ, с ним будет другой рзговор.

– Пусть приходит, – скзл Фермин Дс. Сестр Фрнк де л Лус спрятл золотые четки обртно в рукв. А из другого достл несвежий, смятый в комочек носовой плток и зжл его в кулк, глядя н Фермину Дсу кк бы со стороны и сострдтельно улыбясь.

– Бедняжк, – вздохнул он, – ты все еще думешь о том человеке.

Фермин Дс молчл, не мигя смотрел н монхиню и жевл рвущуюся с губ дерзость, пок с безмерным удовлетворением не увидел, что мужские глз монхини нлились слезми. Сестр Фрнк де л Лус промкнул глз комочком плтк и поднялсь.

– Првильно говорит твой отец, ты упрям, кк мул, – скзл он.

Архиепископ не пришел. И можно было бы считть, что осд кончилсь в тот день, но н Рождество приехл Ильдебрнд Снчес, двоюродня сестр, и жизнь для них обеих потекл совсем инче. Ильдебрнду Снчес встречли в пять утр со шхуной из Риочи, в густой толпе пссжиров, полумертвых от морской кчки. Ильдебрнд Снчес вышл н берег, сияя рдостью, – нстоящя женщин, чуть возбуждення от бессонной ночи, он прибыл с горою корзин, нбитых живыми индюшкми и огромным количеством фруктов из ее блгодтных крев, чтобы никто не окзлся обделенным все то время, что он собирлсь гостить. Лисимко Сн-чес, ее отец, велел узнть, пондобятся ли н Псхльные прздники музыкнты, поскольку у него были превосходные, и он мог прислть их ко времени вместе с добрым зпсом потешных огней. Одновременно он сообщл, что не выберется з дочерью рньше мрт, тк что времени у сестер было достточно, чтобы пожить в свое удовольствие.

И двоюродные сестрицы не стли терять ни минуты. С первого же дня у них вошло в обычй купться вместе, нгишом, и они ежедневно совершли эти омовения в бссейне. Помогли друг дружке нмылиться и отмыться, глядя друг н дружку в зеркло, срвнивли свои ягодицы и недвижные груди, стрясь понять, нсколько сурово с кждой из них обошлось время с того рз, когд они видели друг дружку вот тк, нгишом. Ильдебрнд был крупной и крепкотелой, кож золотистя, волосы н теле, кк у мултки, короткие и вьющиеся пеной. Тело Фермины Дсы, ноборот, было белым, линии долгими, кож спокойной, волосы мягкими и глдкими. Гл Плсиди велел постелить им в спльне две одинковые постели, но, бывло, они ложились в одну постель и, погсив огонь, болтли до смого рссвет. Случлось, выкуривли по тонкой длинной сигре, которые Ильдебрнд тйком привезл з подклдкой сквояж, потом жгли душистую бумгу, чтобы в спльне не воняло кк в придорожной ночлежке. Фермин Дс первый рз попробовл курить в Вльедупре, потом повторил этот опыт в Фонсеке и в Риоче, где все десять двоюродных сестер зпирлись в одной комнте, чтобы тйком покурить и поговорить о мужчинх. Он нучилсь курить шиворот-нвыворот, держ горящий конец сигреты во рту, кк случлось курить мужчинм во время войны ночью, чтобы огонек не выдл их. Но он никогд не курил в одиночку. Дом у Ильдебрнды он курил с ней кждый вечер перед сном и постепенно приучилсь, хотя всегд делл это тйком дже от муж и детей, не только потому, что считлось неприличным женщине курить н людях, но и потому, что тйное курение делло удовольствие более острым.

И поездку Ильдебрнды ее родители здумли тоже для того, чтобы удлить ее от предмет любви, у которой не было никкого будущего, хотя ее сму зствили поверить, будто едет он с единственной целью – помочь Фермине решиться н хорошую пртию. Ильдебрнд соглсилсь в ндежде, что ей удстся обмнуть збвение, кк это в свое время случилось с двоюродной сестрой, и договорилсь с телегрфистом из Фонсеки, что тот, соблюдя величйшую тйну, будет передвть ей послния. Он испытл горькое, рзочровние, узнв, что Фермин Дс отвергл Флорентино Арису. Ильдебрнд Снчес исповедовл вселенскую концепцию любви и полгл: все, что происходит с кждым отдельным человеком, обязтельно воздействует н все любови во всем мире. Однко он не откзлсь от своего проект. С отвгою, до смерти нпугвшей Фермину Дсу, он одн отпрвилсь н телегрф с нмерением добиться рсположения Флорентино Арисы.

Он бы ни з что не узнл его, облик его никк не соответствовл тому обрзу, который сложился у нее со слов Фермины Дсы. И снчл ей покзлось просто невозможным, что двоюродня сестр едв не сошл с ум от любви к этому почти незметному служщему, похожему н побитого пс, чьи торжественные мнеры и одеяние, словно у нездчливого рввин, не способны были тронуть ничье сердце. Но очень скоро он рскялсь в первом впечтлении, потому что Флорентино Арис срзу и беззветно взялся ей помогть, понятия не имея, кто он ткя, и этого он не узнл никогд. Никто и никогд не сумел бы понять ее тк, и потому он не здвл ей вопросов, кто он и откуд. Предложенный им способ был крйне прост: кждую среду днем он будет приходить н телегрф и лично получть у него ответы н свои послния, вот и все. А потом, прочтя зрнее нписнное Ильдебрндой, спросил, позволит ли он сделть змечние, и он позволил. Сперв он нписл что-то нд строчкми, потом зчеркнул нписнное, снов нписл, и когд окзлось, что писть негде, рзорвл стрницу и все нписл зново, совершенно инче, и это новое письмо покзлось ей очень трогтельным. Уходя с телегрф, Ильдебрнд готов был рсплкться.

– Он некрсивый и печльный, – скзл он Фермине Дсе, – но он – см любовь.

Больше всего порзило Ильдебрнду, кк одинок ее двоюродня сестр. Он походил – Ильдебрнд тк ей об этом и скзл – н двдцтилетнюю струю деву. См Ильдебрнд привыкл к жизни среди многочисленной, рссеянной по многим домм семьи; никто не мог точно скзть, сколько в ней человек и сколько нроду сядет в этот рз з стол, потому в голове Ильдебрнды не уклдывлось, кк может девушк ее возрст жить зпертя, точно в монстыре, в четырех стенх своего дом. А было именно тк: с минуты, когд он просыплсь в шесть утр, до момент, когд гсил свет в спльне, всю свою жизнь Фермин Дс посвящл бесполезной потере времени. Жизнь в этот дом приходил только извне. Снчл, с последними петухми, человек, рзносивший молоко, будил ее, стукнув щеколдой н входной двери. Потом в дверь стучл продвщиц рыбы с полусонными прго, уложенными в огромном лотке н подстилке из водорослей, з ними – роскошные торговки овощми из Нижней Мрии и фруктми из Сн-Хсинто. А потом уже весь день в дверь стучли и стучли: и нищие, и де-вочки-лотерейщицы, и монхини, собирющие пожертвовния, и точильщик со свистулькой, и стрьевщик, собирющий бутылки, и скупщик поломнных золотых вещей, и мусорщик з стрыми гзетми, и фльшивые цыгнки, предлгвшие прочитть судьбу н кртх, н линиях руки, н кофейной гуще, н дне ночного горшк. Гл Плсиди целыми неделями отпирл и зпирл и снов отпирл входную дверь только зтем, чтобы скзть: нет не нужно, приходите в другой рз, или кричл прямо с блкон, потеряв терпение, чтобы больше не беспокоили, черт бы их побрл, все, что нужно, уже купили. Он с тким тктом и истовостью пришл н смену тетушке Эсколстике, что Фермин Дс стл путть ее с тетушкой и в конце концов полюбил. У Глы Плсидии были одержимость и привычки рбыни. Едв выпдл свободня минутк, он тут же отпрвлялсь в рбочую комнту и принимлсь глдить белье до безупречности, потом рсклдывл его по шкфм, пересыпя цветми лвнды, но глдил он и рсклдывл не только свежевыстирнное белье, но и то, что успело потерять свежесть из-з того, что им долго не пользовлись. В тком же порядке содержл он и грдероб Фер-мины Снчес, мтери Фермины, умершей четырндцть лет нзд. Однко все в доме решл Фермин Дс. Он отдвл прикзния, ккую готовить еду, что покупть и кк поступть в кждом отдельном случе, словом, нпрвлял жизнь в доме, где н смом деле нечего было нпрвлять. Вымыв клетки, здв корм птицм и позботившись, чтобы цветм ничто не вредило, он оствлсь без дел. И сколько рз после исключения из колледж случлось, что он, зснув в сиесту, не просыплсь до следующего утр. А знятия живописью были всего лишь збвным способом убивть время.

После изгнния тетушки Эсколстики отношениям Фермины Дсы с отцом не хвтло тепл, хотя об ншли способ жить рядом, не стлкивясь друг с другом лишний рз. Он успевл уйти по делм до того, кк он вствл. Очень редко он нрушл трдицию и не возврщлся домой к обеду, хотя почти никогд не ел – ему достточно было пропустить рюмку-другую и легко перекусить н испнский мнер в приходском кфе. Ужинть он тоже не ужинл: ему оствляли еду н столе, все н одной трелке, прикрытой сверху другой, хотя знли, что есть он этого не стнет до утр, утром, подогрев, съест н звтрк. Рз в неделю он выдвл дочери тщтельно рссчитнные деньги, он же в свою очередь не тртил лишнего грош, но при этом он с удовольствием оплчивл любые ее непредвиденные рсходы. Он никогд не торговлся с ней из-з денег и никогд не просил отчет, он вел себя тк, словно предстояло отчитывться перед трибунлом Святой Инквизиции. Он никогд не рсскзывл ей, чем знимется и в кком состоянии нходятся его дел, и никогд не водил ее к себе в конторы, нходившиеся в порту, куд строго-нстрого был зкзн путь приличным девушкм дже в сопровождении их собственных отцов. Лоренсо Дс не возврщлся домой рньше десяти вечер – в десять вечер в ту не смую критическую военную пору кк рз нчинлся коменднтский чс. А до десяти он сидел в приходском кфе, игрл во что-нибудь, потому что был большим знтоком всяческих зртных игр, и не только знтоком, но и мстером по этой чсти. Домой он всегд приходил с ясной головой, в твердой пмяти и не будил дочь, хотя первую рюмку нисовой выпивл, едв проснувшись, и з день, не выпускя изо рт потухшей сигры, успевл просмковть не одну. Но однжды Фермин услыхл, кк он пришел. Услыхл, кк тяжелой кзцкой поступью он поднялся по лестнице, могуче отдувясь в коридоре второго этж, и удрил лдонью в дверь ее спльни. Он открыл дверь и первый рз в жизни испуглсь его уехвшего вкось зрчк и невнятной речи.

– Мы рзорены, – скзл он. – Вконец рзорены, в общем, понимешь.

Только и скзл и потом больше никогд не возврщлся к этому, и не было никких признков, чтобы судить, првду ли он скзл, но только с той ночи Фермин Дс рз и нвсегд понял, что он одинок в этом мире. Он жил кк бы вне общей жизни. Ее подруги по колледжу теперь нходились н недоступном для нее небе, особенно после ее позорного изгнния, но и для своих соседей он не был кк все остльные, потому что те знли ее без ее прошлого, знли ее только в этом форменном плтье из монстыря Явления Пресвятой Богородицы. А мир ее отц был миром торговцев, грузчиков, миром людей, бежвших от войны в общественное логово приходского кфе, миром холостых мужчин. В последний год уроки живописи немного скрсили ее зточение, потому что учительниц предпочитл двть групповые уроки и обычно в комнту для шитья приводил с собой других учениц. Но эти девочки были из рзных семей и не очень определенных социльных кругов и для Фермины Дсы были подругми нпрокт, тк что их привязнность кончлсь одновременно с уроком. Ильдебрнд зхотел открыть дом, впустить в него свежий воздух, приглсить музыкнтов, устроить шумный фейерверк, ккие устривл ее отец, зтеять бл-мскрд, чтобы веселый шквл выветрил зтхлый дух из сердц ее двоюродной сестры, но очень скоро понял, что ее нмерения тщетны. По той простой причине, что делть это было не с кем. Однко он все-тки вернул Фермину Дсу к живой жизни. По вечерм, после знятий живописью, он зствлял Фермину Дсу выводить ее н улицу, чтобы посмотреть город. Фермин Дс покзл ей дорогу, по которой они кждый день ходили с тетушкой Эско-лстикой, скмью в прке, н которой Флорентино Арис ждл ее, деля вид, будто читет, переулочки, по которым он ходил з нею следом, тйники, где они прятли свои письм, и зловещее здние, где когд-то помещлись зстенки Святой Инквизиции, зтем преврщенное в ненвистную монстырскую школу Явления Пресвятой Богородицы. Они поднимлись н холм, где рскинулось клдбище бедняков и куд Флорентино Арис в былое время приходил игрть н скрипке, вствя с подветренной стороны, чтобы звуки долетли до нее и он могл слушть его, леж в постели; отсюд им виден был весь исторический город, рстресквшиеся крыши и изъеденные временем городские стены, зросшие кустрником рзвлины крепости, россыпь островков в бухте, лчуги бедноты вдоль зболоченных берегов, безбрежное Крибское море.

В рождественскую ночь они пошли в церковь к зутрене. Фермин сел тм, где лучше всего слышн был здушевня музык Флорентино Арисы, и покзл сестре то место, где однжды, ткой же вот ночью, он в первый рз неожиднно увидел совсем рядом его перепугнные глз. Они решились одни дойти до Писрских ворот, купили тм слстей, вошли рди интерес в лвочку, где продвли рзноцветную прздничную бумгу, и Фермин Дс покзл сестре то место, где ей вдруг открылось, что ее любовь – всего лишь мирж. Он см не ведл, что любой ее шг от дом до колледж, кждый уголок в этом городе и кждый миг ее недвнего прошлого существовли лишь блгодря Флорентино Арисе. Ильдебрнд скзл ей об этом, но он не соглсилсь, потому что никогд бы не признл простой истины: плохо ли, хорошо ли, но любовь Флорентино Арисы это единственное, что случилось в ее жизни.

В ту пору фотогрф-бельгиец обосновлся со своей мстерской у Писрских ворот, и кждый, кто был в состоянии зплтить, спешил у него сфотогрфировться. Фермин с Ильдебрндой окзлись среди первых. Переворошив грдероб Фермины Снчес, они выбрли смые нрядные плтья, зонтики, туфли и шляпы и облчились в одежды, ккие носили дмы в середине прошлого век. Гл Пл-сиди помогл им зтянуться в корсеты и обучил, кк следует двигться в проволочном крксе кринолин, кк нтягивть длинные тугие перчтки и шнуровть высокие ботинки н кблуке. Ильдебрнд выбрл широкополую шляпу со струсовыми перьями, спдвшими н спину. Фермин ндел шляпку несколько более современную, укршенную рзноцветными гипсовыми фруктми и проволочными цветми. Поглядев н себя в зеркло, они рсхохотлись – тк смхивли они н собственных ббушек со стрых дгерротипов; они были счстливы и хохотли: пусть сделют и с них фото н долгую пмять. Гл Плсиди смотрел с блкон, кк они шли, рскрыв зонтики, через прк, с трудом удерживясь н высоких кблукх и всем телом толкя вперед кринолин, точно детскую коляску, и посылл вслед им блгословение: «Помоги им Господи выйти н фотогрфиях».

Перед фототелье бельгийц црил веселя сумтох: фотогрфировли Бени Сентено, только что победившего н чемпионте по боксу в Пнме. Он снимлся в полном боксерском облчении и с чемпионской короной н голове, и фотогрфировться тк было нелегким делом, потому что целую минуту он должен был держться в стойке нпдения и почти не дышть, но едв он вствл в стойку, кк его болельщики рзржлись бурными овциями, и он не мог удержться от искушения пордовть их своим искусством. Когд подошл очередь сестер, небо успело зтянуться облкми, кзлось, дождь неминуем, но сестры уже нпудрили лиц крхмлом и тк естественно прислонились к лебстровой колонне, что успели продержться недвижимыми дже дольше, чем требовлось. Фотогрфия получилсь н долгую пмять. Когд Ильдебрнд, дожив почти до ст лет, умерл у себя в поместье Флорес де Мрия, фотогрфия эт был обнружен у нее в спльне, в зпертом шкфу, меж стопок ндушенных простыней, вместе с зкменевшим цветком нютиных глзок в письме, нчисто стертом годми. У Фермины Дсы эт фотогрфия долгие годы крсовлсь н первой стрнице семейного льбом, откуд он непонятным обрзом исчезл и в конце концов, после множеств невероятных случйностей, очутилсь в рукх Флорентино Арисы, когд им обоим уже перевлило з шестьдесят.

Площдь нпротив Писрских ворот был збит нродом, когд Фермин с Ильдебрндой вышли из мстерской бельгийц. Они збыли, что лиц у них белы от крхмл, губы нмзны помдой шоколдного цвет и что их одеяние не подходит ни к месту, ни ко времени. Улиц встретил их смехом и улюлюкньем. Они, словно згннные, не знли, где спрятться от нсмешек, кк вдруг гомонящя толп рсступилсь, двя дорогу лндо, зпряженному двумя лошдьми золотисто-рыжей мсти. Рзом смолк свист, нсмешки словно рстворились. Ильдебрнде н всю жизнь зпомнилось, кк он появился н подножке лндо, в тлсном цилиндре и прчовом жилете, зпли в пмять его мудро-спокойные повдки, нежность во взгляде и влстность, которую он излучл. Он срзу же узнл его, хотя рньше никогд не видел. Фермин Дс кк-то рсскзл о нем между прочим, с месяц нзд, когд не зхотел идти мимо дом мркиз дель Ксльдуэ-ро, потому что перед входом стояло лндо, зпряженное золотистыми лошдьми. Он рсскзл сестре, кто был хозяином лндо, и пытлсь объяснить причины своей неприязни, ни словом не обмолвившись о его нмерениях в отношении нее. Ильдебрнд збыл об этом рзговоре. Однко тотчс же узнл его, едв он, точно скзочное видение, вышел из креты – одн ног н подножке, другя н земле, – и, узнв его, не понял сестры.

– Окжите мне честь, сядьте в лндо, – обртился к ним доктор Хувенль Урбино. – Я отвезу вс куд прикжете.

Фермин Дс хотел было откзться, но Ильдебрнд уже принял приглшение. Доктор Хувенль Урбино ступил и другой ногой н землю и кончикми пльцев, почти не притргивясь к ней, помог Ильдебрнде подняться в экипж. Лицо Фермины вспыхнуло от гнев, но выбор не было, и он поднялсь вслед з сестрой.

До дом было всего три квртл. Сестры не зметили, когд доктор Урбино договорился с кучером, но только путь до дому длился более получс. Они сидели н глвном сиденье, по движению, он – нпротив них, спиной к движению. Фермин повернулсь к окошку экипж и змкнулсь. Ильдебрнд же, ноборот, был в полном восторге, доктор Урбино воодушевился еще больше, видя ее восторг. Едв лндо тронулось, он вдохнул жркий дух, исходивший от сидений, обитых нтурльной кожей, ощутил уютную мягкость кбины и скзл, что в тком месте, пожлуй, можно было бы и жить. Довольно скоро они нчли смеяться и шутить, словно стрые добрые друзья, и дже зтеяли незмысловтую игру – зговорили н трбрском языке, вствляя после кждого слог лишний, условный слог. И делли вид, будто думют, что Фермин их не понимет, отлично зня, что он их не только прекрсно понимет, но и следит з их игрой, и именно поэтому они ее и зтеяли. Потом, нхохотвшись от души, Ильдебрнд признлсь, что не в состоянии выносить этой пытки – высоких шнуровнных ботинок.

– Чего проще, – скзл доктор Урбино. – Посмотрим, кто скорее покончит с пыткой.

И принялся рсшнуровывть шнурки н своих ботинкх. Ильдебрнд принял вызов. Ей было не тк легко – корсет н жестких косточкх мешл нклониться, однко доктор Урбино сбвил темп и подождл, пок он с торжествующим смехом вытщил из-под юбок свои ботинки тким жестом, словно выловил рыбку из пруд. Об посмотрели н Фермину и увидели ее великолепный профиль, тонкий и острый, точно у иволги, особенно тонкий н фоне полыхющего зкт. Трижды были у нее причины для гнев: положение, в котором он окзлсь против воли, чересчур смелое поведение Ильдебрнды и уверенность, что экипж нмеренно кружит по улицм, рстягивя дорогу. Но Ильдебрнд словно с ктушек соскочил.

– Нконец-то я понял, – скзл он, – что терзли меня вовсе не ботинки, эт проволочня клетк.

Доктор Урбино догдлся, что он имеет в виду кринолин, и подхвтил игру. «Чего проще, – скзл он. – Снимите его». И, жестом фокусник выхвтив из крмн носовой плток, звязл себе глз.

– Я не смотрю, – скзл он.

Он тк туго звязл плток, что меж округлой черной бородкой и остроконечными, торчщими кверху усми, стли видны его губы. И тут Ильдебрнду охвтил стрх. Он взглянул н Фермину и увидел, что т не рзгневн, охвчен ужсом: кк бы он и н смом деле не снял юбку.

Ильдебрнд срзу стл серьезной и спросил у нее знкми: что будем делть? Фермин Дс ответил ей тоже знкми: если они тотчс же не нпрвятся прямиком домой, то он н ходу выбросится из экипж.

– Я жду, – скзл доктор.

– Можете открывть глз, – скзл Ильдебрнд.

Доктор Урбино снял с глз повязку, увидел, что Ильдебрнд уже не т, и понял: игр окончилсь, и окончилсь плохо. Повинуясь его знку, кучер тут же рзвернул экипж н сто восемьдесят грдусов и въехл в прк Евнгелий в тот смый момент, когд фонрщик нчл зжигть уличные фонри. Во всех церквх звонили, созывя н Анхелус. Ильдебрнд быстро вышл из экипж, несколько смущення тем, что вызвл недовольство двоюродной сестры, и, не жемнясь, попрощлсь с доктором з руку. Фермин последовл ее примеру, но когд он попробовл отнять руку, доктор цепко сжл лдонями ее средний плец.

– Я жду вшего ответ, – скзл он. Фермин выдернул руку, и пустя перчтк повисл в лдони доктор, но он не стл ждть, когд он ее вернет. Спть он легл без ужин. Ильдебрнд, поужинв н кухне с Глой Плсидией, кк ни в чем ни бывло вошл в спльню к Фермине и со свойственным ей остроумием нчл обсуждть события прошедшего дня. Он не скрыл приятного впечтления, ккое произвели н нее элегнтность и поведение доктор Урбино, но Фермин в ответ не проронил ни слов, снов охвчення досдой. И вдруг Ильдебрнд признлсь: когд доктор Хуве-нль Урбино звязл плтком глз и он увидел, кк з полными розовыми губми сверкнули его великолепные зубы, он почувствовл неодолимое желние впиться в них поцелуем. Фермин Дс отвернулсь к стене и положил конец рзговору, скзв безо всякого желния обидеть, скорее с улыбкой, но от всего сердц:

Ккя же ты блядь!

И зснул, кк провлилсь, но повсюду ей виделся доктор Хувенль Урбино, он смеялся, пел с звязнными глзми, сыпл с зубов сернистыми искрми и шутил нд нею н трбрском языке, не соблюдя положенных в этой игре првил, его экипж поднимлся по дороге к клдбищу для бедных. Он проснулсь здолго до рссвет, измучення, и, проснувшись, лежл с зкрытыми глзми, думя о долгих, бесчисленных годх, которые ей еще ндо было прожить. А потом, когд Ильдебрнд мылсь, он спешно нписл письмо, торопливо сложил его и, пок Ильдебрнд не вышл из внной, быстро зсунул в конверт и поспешил отпрвить с Г-лой Плсидией доктору Хувенлю Урбино. Это было типичное для нее письмо, он коротко и ясно нписл: д, доктор, можете говорить с отцом.

Когд Флорентино Арис узнл, что Фермин Дс собирется змуж з доктор из хорошего род и с большим состоянием, получившего обрзовние в Европе и пользоввшегося необыкновенной для его возрст репутцией, он впл в ткую депрессию, из которой вывести его не было силы. Трнсито Арис сделл все возможное и невозможное, чтобы утешить его, обнружив, что он потерял др речи и ппетит и ночи нпролет безутешно плчет, но к концу недели добилсь лишь того, что зствил его поесть лишний рз. Тогд он поговорил с доном Леоном XII Лойсой, единственным из трех бртьев, оствшихся в живых, и, не открывя ему причины, умолил устроить племянник н службу, н любую рботу, в речное проходство, но только куд-нибудь подльше, в ккой-нибудь збытый богом порт н реке Мгдлене, где бы не было ни почты, ни телегрф и никого, кто бы мог ему рсскзть что-либо об их пропщем городе. Дядюшк не взял его н службу в проходство из-з вдовы брт, которой был невыносим одн мысль о существовнии незконнорожденного сын, однко ншел ему место телегрфист в Вилье де Лейв, в городке, о котором можно только мечтть, нходившемся в двдцти днях пути и почти н три тысячи метров выше того уровня, н котором рсполглсь Оконня улиц.

Путешествие, в которое Флорентино Арис был отпрвлен с медицинскими целями, скорее всего, прошло мимо его сознния. Позднее он припоминл его, кк все, что происходило в ту пору, словно рзглядывл сквозь зтумненное стекло своей беды. Н телегрмму о своем нзнчении он попросту не обртил внимния, однко Лотрио Тугут убедил его, приведя чисто немецкие доводы: его ждет блестящее будущее н ниве общественно-полезной деятельности. «Телегрфист – профессия будущего», – скзл он. И подрил ему перчтки, подбитые кроличьим мехом, шляпу, ккую носили степные жители, и пльто с плюшевым воротником, прошедшее проверку студеными бврскими янврями. Дядюшк Леон XII подрил племяннику дв суконных костюм, непромокемые споги, приндлежвшие стршему брту, и билет в кюту н ближйший проход. Трнсито Арис подогнл одежду по фигуре, потому что Флорентино был не ткой коренстый, кк отец, и горздо ниже немц; купил ему длинные шерстяные носки и кльсоны, необходимые для жизни в суровой степи. Флорентино Арис, зкменевший от стрдний, бесчувственный, присутствовл при этих сборх, кк бы присутствовл мертвец н приготовлениях к собственным пышным похоронм. Он никому не скзл, что уезжет, ни с кем не простился, немой, кк железо, – о своей здушенной стрсти он поведл только мтери, – однко нкнуне отъезд совершенно сознтельно совершил последнее сердечное безумство, которое вполне могло стоить ему жизни. В полночь он облчился в прздничный костюм и один под блконом Фермины Дсы исполнил вльс любви, известный только им двоим, – он сочинил его для нее, и н протяжении трех лет этот вльс был знком их тйного сообщничеств. Он игрл, тихонько нпевя слов, зливя скрипку слезми, и с тким вдохновением, что собки, злявшие при первых звукх сперв н улице, потом и во всем городке, постепенно смолкли, зчровнные волшебством музыки, и последние звуки вльс утонули в неестественной тишине. Блконня дверь не отворилсь, и никто не выглянул н улицу, не появился дже сторож, почти всегд поспеввший со своим фонрем в ндежде хоть чуть-чуть поживиться н ночных серендх. Эт серенд-зклинние принесл облегчение: когд он, спрятв скрипку в футляр, пошел прочь по вымершим улицм, не оглядывясь нзд, у него уже не было чувств, что звтр ему предстоит уехть, ему кзлось, что он уехл двным-двно с твердым нмерением никогд больше не возврщться.

Проход, один из трех одинковых проходов, приндлежвших Крибскому речному проходству, был нречен в честь основтеля компнии «Пий Пятый Лойс». Это был плвучий двухэтжный деревянный дом н железном остове, широкий и плоский, с мксимльной осдкой в пять футов, что позволяло ему хорошо мневрировть н реке с неоднородным дном. Более стрые проходы, построенные в Цинциннти в середине прошлого век по обрзцу тех легендрных, что ходили по Огйо и Миссисипи, имели с кждой стороны по колесу, приводившемуся в движение провым котлом н дровх. У проходов Крибского речного проходств, кк и у тех, стринных, н нижней плубе, почти н уровне воды, нходились провые мшины, кухонные плиты, просторные згоны для кур, где комнд рзвешивл свои гмки н рзных уровнях. Н верхней плубе нходился кпитнский мостик, кют кпитн и офицеров, слон для отдых и столовя, куд смые увжемые пссжиры приглшлись по крйней мере один рз поужинть и сыгрть в крты. В промежуточном этже рсполглись шесть кют первого клсс, по обе стороны узкого помещения, которое служило общей столовой, в носовой чсти, огороженной резными деревянными перилми с железными стойкми, днем отдыхли, ночью рзвешивли свои гмки плубные пссжиры. Однко в отличие от стринных, у этих проходов вместо лопстных колес по обоим бортм, н корме, прямо под душными уборными пссжирской плубы, было одно огромное колесо с горизонтльными лопстями. Поднявшись н борт июльским воскресеньем в семь утр, Флорентино Арис не потрудился осмотреть проход, кк почти инстинктивно поступли все пссжиры, отпрвляющиеся в плвние первый рз. Новую рельность он осознл только под вечер, проплывя мимо селения К-лмр, когд пошел н корму помочиться и в уборной, сквозь отверстие в полу, увидел у себя под ногми деревянное колесо с лопстями, которое ревело и выбрсывло пену и горячий пр, точно вулкн.

Никогд рньше он не путешествовл. Он вез с собой жестяной чемодн с одеждою для студеных степей, ромны с кртинкми, которые покупл кждый месяц в виде брошюрок, потом собственноручно сшивл в кртонную обложку, и зученные низусть книжки любовных стихов, готовые того и гляди рссыпться в прх – столько рз он их перечитывл. Скрипку он оствил дом, он был нерзрывн с его бедою, однко мть зствил его взять с собою еще и постель: обычный нбор для сн – подушк, простыня, мленький оловянный горшок и сетчтый полог от москитов, все это было звернуто в циновку и связно двумя веревкми из питы, чтобы в случе необходимости нскоро соорудить гмк. Флорентино Арис не хотел брть с собою постельные приндлежности, полгя, что они не пондобятся в кюте, где есть койки, однко в первую же ночь с блгодрностью вспомнил здрвый смысл мтери. Получилось тк, что в последний момент н борт поднялся великолепно одетый пссжир, в это смое утро приплывший из Европы, сопровождл его губернтор провинции собственной персоной. Пссжир желл, не остнвливясь, продолжить путешествие вместе со своей супругой и дочерью, ткже ливрейным лкеем и семью булми с позолоченными укршениями, которые с великим трудом втщили по трпу.

Кпитну, гигнту из Кюрсо, удлось зтронуть птриотические струны в душх креолов и устроить нежднных пссжиров. Флорентино Арисе он объяснил – н винегрете из испнского и креольского, – что этот одетый по всем првилм этикет человек – новый полномочный министр из Англии, держит путь в столицу республики, и нпомнил ему, что вышеупомянутое королевство дло средств, сыгрвшие решющую роль в деле звоевния ншей незвисимости от испнского влдычеств, следовтельно, любое смопожертвовние – ничтожня млость во имя того, чтобы столь высокочтимое семейство чувствовло себя в ншем доме лучше, чем в своем собственном. Флорентино Арис, рзумеется, уступил им свою кюту.

И пончлу не жлел, поскольку рек в это время год полноводн и первые две ночи проход плыл довольно плвно. После ужин, в пять чсов пополудни, судовя комнд рздвл пссжирм холщовые рсклдушки, и кждый ствил свою где мог, рсклдывл свои постельные приндлежности и сверху пристривл сетку от москитов. Те, у кого были с собой гмки, рзвешивли их в слоне, те, у кого небыло ничего, устривлись н столх в столовой, укрывясь сктертями, которые меняли всего дв рз з плвние. Флорентино Арис бодрствовл всю ночь, ндеясь в свежем речном ветре услышть голос Фермины Дсы, и в одиночестве лелеял воспоминния, улвливл ее поющий голос в дыхнии проход, продвигвшегося в потемкх вперед, точно огромное животное, до тех пор, пок н горизонте не злели первые полоски и новый день вдруг вспыхнул нд пустынными лугми и зтянутыми тумном болотми. И тогд он понял, что путешествие – еще одно докзтельство мтеринской мудрости, и почувствовл, что в силх пережить збвение.

После трех дней спокойного плвния проход вошел в трудные воды, н пути стли попдться песчные мели, коврные водовороты. Рек стновилсь все более бурной и узкой, берег вствли непроходимой стеной высоченных деревьев, и лишь время от времени попдлсь соломення хижин, подле нее – дров, приготовленные для проходного котл. От глдеж попугев и возни невидимых обезьян полдневный зной кзлся еще невыносимее. Однко для ночного сн проход приходилось швртовть, и тогд невыносимым стновилось смо существовние. К жре и москитм добвлялсь вонь солонины, которя вялилсь н плубных перилх, Большинство пссжиров, особенно европейцы, покидли свои провонявшие кюты и всю ночь вышгивли по плубе, отпугивя всевозможных зверушек тем же смым полотенцем, кким отирли струившийся по телу пот, и встречли рссвет вконец измученные и сплошь искуснные.

К тому же тот год был отмечен новой вспышкой неутихвшей гржднской войны между либерлми и консервторми, и кпитн принял суровые предосторожности для соблюдения порядк и безопсности пссжиров. Опсясь ошибки или провокции, он зпретил любимейшую збву путешественников той поры – стрельбу по кймнм, выбирвшимся н берег погреться н солнышке. А по зднее, когд некоторые пссжиры в ходе жркого спор рзделились н две врждебные группы, велел у всех отобрть оружие, дв честное слово вернуть его по окончнии плвния. Он проявил неумолимость дже в отношении бритнского министр, который н второй день плвния появился в охотничьем костюме, с прицельным оружием и двустволкой для охоты н ягуров. Огрничения стли еще более жесткими, когд прошли порт Тенерифе, где повстречли проход с поднятым желтым флгом – знком чумы. Кпитну не удлось получить никкой информции относительно тревожного знк: проход не ответил н его сигнлы. Но в тот же день н пути им поплось еще одно судно, груженное скотом, нпрвлявшееся к Ямйке, и люди с того судн сообщили, что н проходе с чумным флгом нходились двое больных чумою и что болезнь уже явил свою рзрушительную силу в тех местх, куд им предстояло проследовть. Тогд кпитн зпретил сходить н берег не только в портх, но дже в безлюдных местх, где они остнвливлись, чтобы пополнить зпс дров. Тким обрзом, з оствшиеся шесть дней плвния пссжиры приобрели тюремные повдки. В том числе, нпример, ткую мерзкую, кк рзглядывние голлндских порногрфических открыток: никто из пссжиров не знл, откуд взялись эти ходившие по рукм кртинки, хотя любому бывлому моряку было ясно, что они – из легендрной коллекции смого кпитн. Однко это бсолютно бесперспективное знятие лишь приумножло скуку и пресыщение.

Флорентино Арис переносил тяготы путешествия с холодно-кменным терпением, которое всегд приводило в отчяние его мть и рздржло друзей. Он не общлся ни с кем. Ему не в тягость было сидеть целыми днями н плубе у перил, глядя, кк н огромных песчных отмелях грелись н солнце недвижные кймны с рзверстой пстью, время от времени зглтывя ббочку, кк сти вспугнутых цпель вдруг поднимлись в воздух нд топкими берегми и кк морские коровы кормили детенышей огромными мтеринскими сосцми и пугли пссжиров женскими воплями. Кк-то з один только день мимо проплыли три труп, позеленевшие и рздувшиеся, и уры восседли н них. Сперв проплыли трупы двух мужчин, один без головы, потом – труп совсем мленькой девочки, волосы ее, точно медуз, колыхлись в пенистом шлейфе з кормой. Он тк и не узнл – кк узнешь, – были то жертвы чумы или войны, но тошнотворный зпх отрвил ему дже воспоминния о Фермине Дсе.

Тк было всегд: что бы ни случилось, доброе или дурное, всякое событие у него тк или инче связывлось с нею. Ночью, когд проход швртовлся и большинство пссжиров, не нходя покоя, штлись по плубм, в столовой при свете крбидной лмпы, единственной лмпы, горевшей до рссвет, он проглядывл иллюстрировнные книжонки, которые помнил почти низусть, и зключенные в них дрмы, читные-перечитные, мгическим обрзом нполнялись живой жизнью, стоило ему н месте вообржемых персонжей предствить рельных людей, встреченных в жизни; им же с Ферминой Дсой непременно выпдл несбывшяся любовь. Бывло, ночь нпролет он писл ей письм, полные тревоги, потом рвл их в клочья и рссеивл по речной воде, без устли убегвшей нзд – к ней. Тк протекли смые тяжкие чсы его жизни, и он то оборчивлся робким принцем, плдином любви, то возврщлся в свою опленную шкуру брошенного возлюбленного, пок не нчинл дуть первый предрссветный ветер, и тогд он пристривлся подремть у плубных перил.

Однжды ночью он зкончил читть рньше обычного и рссеянно нпрвился к уборной, но не успел дойти до пустынной столовой, кк дверь чьей-то кюты отворилсь, и цепкя рук коршуном схвтил его з рукв, втщил в кюту и зперл дверь. Он едв успел почувствовть в потемкх нгое тело женщины без возрст, зливющееся горячим потом, ее рзнузднное дыхние: он швырнул его н койку, рсстегнул пряжку н поясе, освободил пуговицы, обрушилсь сверху и, рсплствшись н нем, без всякой слвы лишил его девственности. И об в гонии ухнули в бездонную пропсть, блгоухвшую водорослями и креветкми. Несколько мгновений он лежл н нем, переводя дух, потом нвсегд кнул во мрк.

– Ступй и збудь, – скзл он. – Ничего не было.

Столь внезпное и победное нпдение он воспринял не кк взблмошное сумсбродство, рожденное скукой, но счел результтом плн, до мелочей продумнного по времени и детлям. Эт льстившя смолюбию уверенность обндеживл и умножл тревогу, ибо н вершине нслждения ему вдруг открылось ткое, чему он откзывлся верить: возвышенно-иллюзорня любовь к Фермине Дсе, окзывется, могл нйти змену во вполне земной стрсти. Он ломл голову, гдя, кто был его искусня совртительниц, в ее хищной стрсти, возможно, тилось средство от его беды. Но догдться не мог. Ноборот: чем больше рзмышлял, тем дльше, чувствовл он, уходил от првды.

Зтщили его в последнюю кюту, однко эт, последняя, соединялсь внутренней дверью с предпоследней тким обрзом, что обе кюты соствляли одну семейную спльню н четыре койки. И плыли тм две молодые женщины, третья чуть пострше, однко вполне лдня собой, и грудной млденец. Они сели н проход в Бррнко де Лоб, в этом порту збирли груз и пссжиров из город Момпос, который с некоторых пор по кпризу реки остлся в стороне от речного пути, и Флорентино Арис обртил внимние н этих женщин лишь потому, что они носили спящего млденц в огромной птичьей клетке.

Они были одеты, кк в те времен было модно одевться среди пссжиров окенских проходов: под шелковыми юбкми– турнюр, пышный кружевной воротник, широкополя шляп, укршення мтерчтыми цветми, две млдшие переодевлись по нескольку рз н дню, тк что кзлось: в то время кк все остльные пссжиры здыхются от жры, эти прят в собственной тмосфере весны и свежести. Все три необычйно искусно пользовлись зонтикми и веерми из струсовых перьев, згдочное нзнчение которых досконльно было известно лишь жительницм Момпос той поры. Флорентино Арисе тк и не удлось понять, кем они приходились друг дружке, хотя совершенно очевидно было, что все они – одн семья. Сперв ему подумлось, что стршя, пожлуй, мть тех, что помоложе, но потом он понял, что по возрсту это не получется, и кроме того он носил легкий трур, которого две другие не соблюдли. В голове не уклдывлось, что одн из них решилсь н ткое в то время, кк две другие спли н соседних койкх, рзумнее предположить, что он воспользовлсь случйной или умело подстроенной ситуцией, когд остлсь в кюте одн. Он зметил, что две из них выходили подышть свежим воздухом и здерживлись допоздн, в то время кк третья оствлсь приглядеть з ребенком, в смые жркие ночи выходили из кюты все три и выносили с собою ребенк в птичьей клетке из ивовых прутьев, прикрытой легким гзовым плтком.

Все было неясно, и не з что было зцепиться, но Флорентино Арис все-тки откинул предположение, что нпдение н него совершил стршя из трех, зтем снял подозрение и с млдшей, смой крсивой и дерзкой. Особых основний для тких выводов не было, просто он нблюдл з ними тк стртельно, что в конце концов решил: ему до смерти хочется, чтобы мимолетной возлюбленной окзлсь мть зключенного в клетку ребенк. Эт мысль пьянил его и не двл покоя, и кончилось тем, что он стл думть о незнкомке не меньше, чем о Фермине Дсе, и его ничуть не смущло то обстоятельство, что молодя мть жил только одним – своим млышом. Лет двдцти пяти, не больше, стройня, золотисто-смугля, с португльскими векми, из-з которых лицо ее кзлось отстрненно-длеким, любой мужчин был бы счстлив и крохми той нежности, в которой он купл своего млыш-сын. Он знимлсь с ним в слоне от звтрк и до сн, в то время кк остльные игрли в китйские шшки, когд он зсыпл, подвешивл его клетку из ивовых прутьев к потолку в смом прохлдном месте, у плубных перил. Но и когд он спл, он ни н минуту не отвлеклсь от него, нпевя тихонько лсковые песни, и мысли ее витли высоко нд тяготми путешествия. Флорентино Арис тешил себя ндеждой, что рно или поздно он выдст себя, хотя бы жестом. Он ловил, кк меняется ритм ее дыхния, следя з медльоном, который он носил н груди поверх бтистовой блузки, и дже отрывл взгляд от рскрытой книги и глядел н нее в упор или нмеренно дерзко пересживлся в столовой н другое место, чтобы окзться прямо нпротив нее. Но ни рзу ему не удлось уловить ни млейшего признк, что он делил вместе с ним его тйну. Единственное, что ему достлось от нее, было имя без фмилии: Росльб – тк обрщлсь к ней ее млдшя нперсниц.

Н восьмой день проход с трудом пробирлся по узкой и бурной протоке меж мрморных скл, после обед встл н якорь в Пуэрто-Нре. Здесь сходили н берег пссжиры, нпрвлявшиеся в глубь провинции Антиохия, провинции, которя более других пострдл во время гржднской войны. Порт предствлял собой дюжину пльмовых хижин вкупе с деревянной тверной под цинковой крышей и нходился под зщитой нескольких отрядов босых и плохо вооруженных солдт, поскольку имелись сведения, что мятежники нмеревются грбить суд. Позди хижин к смому небу поднимлсь гряд диких гор, и только узкий крниз подковой примостился н склоне, у смого кря пропсти. Ночью н борту, ни один человек не спл спокойно, однко нпдения не произошло, утром порт проснулся, преобрженный воскресной ярмркой: индейцы продвли мулеты из мрморных семян пльмы-тгу и приворотное зелье, суетились крвны, снряжясь в шестидневный путь вверх по склонм глвного хребт, до зросшей орхидеями сельвы.

Флорентино Арисе любопытно было смотреть, кк негры переносят грузы с борт н берег н своем горбу, он видел, кк тщили корзины с китйским фрфором, рояли для стрых дев из Энвигдо, и слишком поздно обнружил, что в числе пссжиров, остющихся н берегу, был и Росльб со своими. Он зметил их, когд они уже перебирлись н берег в спожкх для верховой езды, прикрывясь от солнц яркими зонтикми, и тогд он решился н шг, которого никк не мог позволить себе рньше: он послл Росльбе прощльный привет, мхнув рукою, и все три женщины ответили ему тем же, д тк по-свойски, что у него зщемило сердце: ккя зпоздля вольность. Он глядел им вслед: вот они звернули з угол тверны, з ними – мулы, нвьюченные тюкми, шляпными коробкми и птичьей клеткой с ребенком, немного спустя уже крбклись, точно верениц нгруженных мурвьев, вверх по склону нд пропстью, и потом нвсегд пропли из его жизни. И тогд он почувствовл себя совсем одиноким в этом мире, и пмять о Фермине Дсе, которя в последние дни зтилсь и ждл своего чс, вновь вцепилсь в него смертельной хвткой.

Он знл, что в следующую субботу он пойдет под венец, что будет пышня свдьб, человек, который любил ее больше всего н свете и которому н роду было нписно любить ее вечно, не имел дже прв рди нее умереть. И ревность, которя до той поры топилсь в рыдниях, зхлестнул его душу. Он молил Бог, чтобы божественный огонь порзил Фермину Дсу в тот миг, когд он стнет приносить клятву в любви и повиновении человеку, который видел и любил в ней всего лишь супругу и укршение в глзх обществ, он впдл в трнс, предствляя, кк он – которя могл быть невестой только ему и никому больше, и коль скоро не достлсь ему, тк пусть и никому другому не достнется, – кк он рухнет нвзничь н холодный пол собор в своем белоснежном флердорнже, орошенном смертельным потом, и пенный поток фты зструится по могильным плитм четырндцти епископов, зхороненных перед глвным лтрем. Но, едв подумв о мести, он тотчс рскивлся в своих дурных помыслх и нчинл предствлять, кк Фермин Дс поднимется, живя и невредимя, чужя, но зто живя, потому что для него мир без нее – немыслим. Спть он больше не мог, и если сдился з стол съесть что-нибудь, то лишь потому, что вообржл, будто з этим же столом сидит и Фермин Дс, или ноборот, чтобы не доствлять ей удовольствия своим постом. А случлось, утешл себя мыслью, что в хмелю свдебного пир или дже лихордочными ночми медового месяц у Фермины Дсы случится мгновение – пусть всего лишь одно, но случится, – когд явится ее мысленному взору обрз отринутого возлюбленного, униженного и оплевнного, и это мгновение лишит ее счстья.

Нкнуне прибытия в порт Крколи, конечный пункт их плвния, кпитн устроил трдиционный прощльный прздник под духовой оркестр – музыкнтми были члены судовой комнды, – и с кпитнского мостик зпускли рзноцветный фейерверк. Бритнский министр переносил всю эту одиссею с примерным стоицизмом и охотился з животными исключительно с фотогрфическим ппртом, поскольку из ружья ему стрелять не рзрешили, но зто ни рзу не случилось, чтобы вечером к ужину он вышел одетым не по этикету. Н прощльном прзднике он появился в шотлндском костюме клн Мк-Тэвиш и игрл н волынке н удовольствие себе и всем, кто желл его слушть, обучл шотлндским тнцм, и перед смым рссветом пришлось чуть ли не волоком водворять его в кюту. Флорентино Арисе нездоровилось, и он збился в дльний угол н плубе, куд не доносились отголоски прздничного гулянья, нкинул н себя пльто Лотрио Тугут – озноб пробирл до костей. В эту субботу он проснулся в пять утр, кк просыпются н рссвете в день кзни приговоренные к смерти, и весь день минут з минутой предствлял мысленно все мгновения свдьбы Фермины Дсы. Потом, уже возвртившись домой, он понял, что ошибся в рсчетх времени и что все было совсем не тк, кк он вообржл, и у него дже хвтило юмор посмеяться нд своими фнтзиями.

Но тем не менее т суббот был его стрстной субботой и звершилсь лихордкой с жром, причем жр нвлился н него в тот момент, когд новобрчные, кк ему предствлялось, потихоньку выскользнули через потйную дверь, чтобы предться нслждениям первой брчной ночи. Кто-то зметил, что его бьет озноб, и сообщил кпитну; кпитн, опсясь чумы, ушел с прздник вместе с судовым врчом, который из предосторожности отпрвил Флорентино Арису в судовой изолятор, снбдив добрым зпсом бромистых препртов. Однко н следующий день, едв стло известно, что покзлся склистый берег Крколи, жр Флорентино Арисы спл, н смену пришло бодрое состояние дух, потому что в сонном помрчении от лекрств ему пришло в голову без промедления послть к чертям собчьим светлое будущее телегрфист и н том же смом проходе возвртиться н свою родную Оконную улицу.

Окзлось нетрудным договориться, чтобы его отвезли обртно, в пмять о том, кк он уступил свою кюту предствителю королевы Виктории. Кпитн попробовл отговорить его, упиря н то, что телегрф – нук будущего и он см подумывет устновить телегрфные ппрты н проходх. Но Флорентино Арис не поддлся н уговоры, и кпитн в конце концов соглсился отвезти его обртно – не потому, что чувствовл себя в долгу з кюту, просто он знл, ккое отношение имеет Флорентино Арис к Крибскому речному проходству.

Обртный путь вниз по реке знял менее шести дней, и Флорентино Арис вновь почувствовл себя дом с того момент, кк н рссвете они вошли в лгуну Мерседес и он увидел н волнх, рсходящихся з их проходом, покчивющиеся и мерцющие огонькми рыбцкие лодки. Утро еще не нступило, когд они пришвртовлись в мленькой лгуне Ниньо Пердидо, в девяти милях от бухты, где нходилсь прежняя пристнь, до того кк провели земляные рботы и убрли стринный брод, которым пользовлись еще испнцы. Пссжиры должны были ждть до шести чсов утр, когд к борту причлит целя лодочня флотилия, чтобы ннять лодку, которя доствит их н берег. Но Флорентино Арисе тк не терпелось сойти н берег, что здолго до этого чс он отплыл н почтовой шлюпке, блго почтовые служщие считли его своим. Но прежде чем покинуть судно, он не устоял перед искушением и совершил символический поступок: выкинул з борт узел с постельными приндлежностями и провожл его взглядом, пок он плыл меж фкелов невидимых рыбков, выплыл из лгуны и скрылся в окенском просторе. Он был твердо уверен: теперь эти вещи не пондобятся ему до скончния дней. Никогд. Ибо никогд больше не покинет он город, где живет Фермин Дс.

Н рссвете бухт являл собой кртину полного покоя. Сквозь золотистый тумн Флорентино Арис рзглядел позолоченный первыми лучми купол собор, голубятни н плоских крышх домов и, ориентируясь по ним, определил блкон дворц мркиз Ксльдуэро, где, по его рсчетм, он, предмет его нерзделенной любви, все еще спл н плече нсытившегося супруг. Эт мысль терзл ему сердце, однко он дже не пытлся подвить ее, ноборот: он упивлся своей болью. Солнце нчинло пригревть, когд почтовя шлюпк вошл в лбиринт стоящих н якоре прусников, где бесчисленные зпхи бзр, мешясь с гнилостным дыхнием дня, сливлись в густое зловоние. Только что прибыл шхун из Риочи, и втги грузчиков, стоя по пояс в воде, принимли с борт пссжиров и переносили их н берег. Флорентино Арис первым выпрыгнул из почтовой шлюпки н землю, и с этого смого мгновения он уже не чувствовл зловонного смрд бухты, но ловил в дыхнии город только один – ей, Фермине Дсе, свойственный зпх, А тут все пхло ею.

Он не вернулся в контору телегрф. Кзлось, его интересовли только книжонки о любви и книги из серии «Нродня библиотек», которые мть продолжл покупть для него: он читл и перечитывл их, леж в гмке, пок не выучивл их почти низусть. Он дже не спросил, где его скрипк. Снов стл встречться с смыми близкими друзьями, иногд они игрли в бильярд или беседовли з кофе под ркдою н Соборной площди, но н тнцы по субботм он больше не ходил: не предствлял себе тнцев без нее.

В утро возврщения из своего незтянувшегося путешествия он узнл, что Фермин Дс проводит медовый месяц в Европе, и его ошеломленному сердцу вдруг почудилось, что он может остться тм если и не нвсегд, то, во всяком случе, н долгие годы. Эт мысль ему впервые подл ндежду н збвение. Он стл думть о Росльбе, и воспоминния о ней стновились жрче по мере того, кк угсли все другие. Именно тогд он отпустил усы и носил их с нпомженными, зкрученными кверху концми до последнего дня жизни, и это совершенно изменило обрз его существовния, мысль о том, что любовь можно зменить, толкнул его н нежднные-негднные дороги. Зпх Фермины Дсы мло-помлу стл чудиться ему уже не тк чсто и в конце концов остлся лишь в белых грдениях.

И тк он плыл по воле судьбы, не зня, что будет делть дльше в этой жизни, когд однжды неспокойной военной ночью веселя вдов Нсрет, гонимя стрхом, укрылсь у них в доме, потому что ее собственный был рзрушен пушечным снрядом во время осды город мятежным генерлом Рикрдо Гйтно Обесо. Трнсито Арис воспользовлсь подвернувшимся случем и отпрвил вдову ночевть в спльню к сыну под тем предлогом, что в ее собственной мест не было, н смом же деле ндеясь, что иня любовь излечит сын от той, которя не двл ему житья. Флорентино Арис не знл близости с женщиной, кроме той ночи, когд Росльб лишил его невинности в проходной кюте, и ему покзлось вполне естественным, что в чрезвычйной обстновке вдов переночует в его постели, см он устроится в гмке. Но т все решил з него. Примостившись н крю кровти, где Флорентино Арис лежл, не зня, что делть, он принялсь рсскзывть ему, кк безутешно горюет о своем муже, безвременно погибшем три год нзд, см меж тем сбрсывл с себя – одну з другой – вдовьи одежды, пок н ней не остлось ничего, дже обручльного кольц. Снчл он сорвл с себя блузку из тфты, вышитую бисером, и швырнул ее через всю комнту в угол, н кресло, корсж перебросил через плечо в изножье кровти, одним мхом скинул длинную верхнюю юбку и нижнюю, оборчтую, тлсный пояс с подвязкми и трурные шелковые чулки, усыпв всю комнту этими обломкми вдовьего трур. Все было проделно с шумным рзмхом и столь хорошо рссчитнными пузми, что кждый ее жест, кзлось, сопровождлся орудийными злпми тех смых войск, которые сотрясли до основния осжденный город. Флорентино Арис хотел было помочь ей рсстегнуть зстежку н корсете, но он проворно опередил его, поскольку з пять лет обыденного супружеств нучилсь см, без всякой посторонней помощи, обслуживть себя во всех услдх любовного дел, рвно кк и н подступх к нему. И нконец ловкими движениями ног, движениями пловчихи, он освободилсь от кружевных пнтлонов и остлсь в чем мть родил.

Ей было двдцть восемь, он трижды рожл, но ее тело немыслимым обрзом сохрнилось будто нетронутым. Флорентино Арис не мог постичь, кким обрзом удвлось покянным одеждм скрывть жркие желния молодой необузднной кобылки, которя обнжил их с готовностью и, здыхясь от собственного пыл, чего никогд бы не позволил себе с собственным супругом, дбы он не счел ее рзвртницей, вознмерилсь единым рзом нсытиться з упущенное время – з кменное воздержние трур и пять невинных и смутных лет супружеской верности. До этой ночи, с смого блгословенного миг рождения, в ее постели не побывл ни один мужчин, кроме ее собственного покойного супруг.

Он не позволил себе дурного вкус – угрызений совести. Ноборот, всю ночь до рссвет он не спл и под жужжние пролетвших нд крышей горящих снрядов превозносил достоинств своего покойного супруг; единствення его измен, в которой он упрекл его, состоял в том, что он умер один, без нее, но зто теперь он уже ндежно, кк никогд рньше, приндлежл ей одной, в ящике, зколоченном двендцтью трехдюймовыми гвоздями, и зрытый в землю н глубину двух метров.

– Теперь я счстлив, – скзл он, – потому что нверняк зню, где он нходится, если не дом.

В ту ночь он скинул трур, обойдясь без переходной формы в виде сереньких кофточек в крпинку, и срзу ее жизнь нполнилсь любовными песнями и вызывющими нрядми в ярких цветх и ббочкх, и он принялсь рздвть свое тело всем, кто желл его. После шестидесятитрехдневной осды город войск генерл Гйтно Обесо были рзбиты, и вдов восстновил свой дом, рзрушенный до основния пушечным снрядом, и построил крсивую террсу нд смым морем, у волнорез, где во время шторм свирепо бушевл прибой. Он свил гнездо любви – тк он нзывл его безо всякой иронии – и в нем принимл лишь того, кто ей нрвился, принимл когд хотел и кк хотел, не беря ни с кого ни грош, ибо полгл, что не он, мужчины окзывли ей любезность. И лишь в очень редких случях брл подрки – ничего золотого – и вел себя тк умно и тктично, что никому бы не удлось уличить ее в неприличном поведении. Только один рз окзлсь он н грни публичного скндл, когд пронесся слух, что рхиепископ Днте де Лун скончлся не оттого, что по нечянности откушл несъедобных грибов, якобы съел их нмеренно, поскольку он пригрозил перерезть себе горло, если он будет упорствовть в своих святоттственных приствниях. Никто не здл ей вопрос, верны ли эти слухи, никто дже не зговорил с ней об этом, и ничто в ее жизни не переменилось. Он был, кк см он утверждл со смехом, единственной свободной женщиной во всей провинции.

Вдов Нсрет не откзлсь ни от одного свидния с Флорентино Арисой, выпдвшего ей н долю, дже в смые знятые дни, и никогд не лелеял пустой мечты о большой любви, хотя не терял ндежды встретить что-то подобное любви, но без проблем, которые любовь порождет. Иногд он приходил к ней в дом, и им нрвилось сидеть н террсе в брызгх соленой морской пены и глядеть, кк нд миром знимется зря. Он потртил немло сил, обучя ее штучкм, которые подглядел в щель в портовом доме свидний, и поведл теоретические формулы, услышнные от Лотрио Тугут в ночи его великих згулов. Он придумл устроить тк, чтобы видеть себя во время любовных утех, и догдлсь сменить постную миссионерскую позу н иные: нпоминвшие езду н речном велосипеде, или цыпленк, жренного н решетке, или рстерзнного нгел, и однжды они чуть было не лишились жизни, когд пытлись изобрести что-нибудь новенькое в гмке, веревки гмк оборвлись. Однко все уроки были бесплодны. Он окзлсь отвжной ученицей, но не облдл и крупицей тлнт в любовных збвх, кто бы ею ни руководил. Он никк не могл взять в толк – кк можно серьезно относиться к упржнениям в постели, и ни н миг не испытл вдохновения; все ее оргзмы случлись не вовремя, были мелки и некстти; одним словом, жлкя возня. Флорентино Арис долгое время ошибочно полгл, что был у нее единственным, и ее вполне устривло ткое его предствление, д вот бед: он облдл злосчстным свойством – рзговривл во сне. Слушя ее сонное бормотние, он по кусочкм сложил крту плвния и увидел себя в окружении многочисленных островков ее тйной жизни. Он понял, что он вовсе не собирлсь выходить з него змуж, но был необычйно привязн к нему, безмерно блгодрня з то, что он ее совртил. Сколько рз он повторял:

– Я обожю тебя з то, что ты сделл из меня блудницу.

Пожлуй, основния у нее для этого были, Флорентино Арис вызволил ее из невинности рутинного брк, более губительной, нежели природня невинность или вдовье воздержние. Он нучил ее, что в постели ничто не стыдно, если это н блго любви. И еще в одном он убедил, и это стло смыслом ее жизни: кждому человеку н роду отпущено определенное количество любовных сил, и все рзы любовного слияния сосчитны, тк что те, кто не истртили отпущенные им рзы по ккой-либо причине – звисящей от них или не звисящей, по собственной воле или по чужой, – теряют их нвсегд. Ее зслуг состоял в том, что он воспринял это буквльно. И все-тки Флорентино Арис, полгвший, что знет ее, кк никто другой, не мог понять, что привлекет мужчин в этой женщине со столь скромно-детскими сттями, к тому же в постели без умолку рзглгольствующей о том, кк он тоскует по своему покойному супругу. Было только одно объяснение, и никто не смог его опровергнуть: в постели вдов Нсрет нежностью и лской восполнял недостток боевого здор. Они стли встречться все реже по мере того, кк он рздвигл грницы своих влдений, и он тоже пытлся утопить свою двнюю боль в чужих рзбитых сердцх, тк что в конце концов они без стрдний збыли друг друг.

Это был первя плотскя любовь Флорентино Арисы. Но он не переросл в постоянную связь, о чем мечтл его мть, стл им обоим трмплином для прыжк в жизнь. Флорентино Арис преуспел в способх, кзвшихся невероятными для ткого человек, кк он, тощего и змкнутого, к тому же одеввшегося, точно допотопный стрик. Однко у него было дв достоинств. Первое – точный глз, дже в густой толпе срзу рспознющий женщину, которя того желл; но обхживл он ее всегд с крйней осторожностью, ибо знл: большего позор и унижения, чем откз, быть не может. Второе достоинство состояло в том, что сми эти женщины мгновенно рспознвли в нем отшельник, лкющего любви, жлкого, точно побитый пес, и это покоряло их, они сдвлись ему безоговорочно, ничего не прося и ничего не желя взмен, кроме удовлетворения от того, что окзли ему любезность. Это было его единственное оружие, но с ним он зтевл исторические сржения, которые происходили в полнейшей тйне, и с тщнием вел им счет в зшифровнной тетрдке, озглвленной крсноречиво: «Они». Первя зпись был сделн по поводу вдовы Нсрет. Пятьдесят лет спустя, к тому времени, когд Фермин Дс отбыл свой освященный церковью срок, у него нкопилось двдцть пять подобных тетрдей с шестьюстми двдцтью двумя зписями любовных связей, не считя тьмы мимолетных приключений, которые не зслуживли дже милостивого упоминния.

См Флорентино Арис по прошествии шести месяцев безудержных любовных збв с вдовой Нсрет решил, что ему удлось-тки пережить рзрушительную бурю по имени Фермин Дс. И не просто поверил в это, но дже стл рзговривть н эту тему с Трнсито Арисой, и рзговривл все дв год, что длилось свдебное путешествие, и после этого еще ккое-то время жил с ощущением освобождения, пок в одно злосчстное воскресенье не увидел ее вдруг, и сердце ему зрнее ничего не подскзло: он выходил из церкви под руку с мужем, в ореоле любопытств и льстивых похвл ее нового светского окружения. Те смые знтные дмы, которые внчле относились пренебрежительно и с нсмешкой к ней, пришлой, не имеющей громкого имени, теперь проявляли смый живой интерес, признв з свою и поддвшись ее обянию. Он тк естественно вошл в роль супруги и светской дмы, что Флорентино Арисе пришлось н мгновение здумться, прежде чем он узнл ее. Он стл другой: оснк взрослой женщины, высокие ботинки, шляпк с вулью и рзноцветным пером ккой-то восточной птицы – все в ней было иным и тким естественным, словно приндлежло ей от рождения. Он покзлсь ему кк никогд крсивой и юной, но что-то было утрчено ею невозвртимо, он не мог понять, что, пок не зметил, кк округлился ее живот под шелковой туникой: он был н седьмом месяце. Однко более всего его порзило другое: они с мужем предствляли восхитительную пру, и об чувствовли себя в этом мире тк естественно и тк свободно плыли поверх всех житейских рифов, что Флорентино Арис не ощутил ни ревности, ни злости, только одно безгрничное презрение к смому себе. Ощутил, кк он беден, некрсив, ничтожен и недостоин не только ее, но и любой другой женщины н всем белом свете.

Итк, он возвртилсь. Возвртилсь, и у нее не было никких основний рскивться в том, кк он повернул свою жизнь. И тем более – теперь, когд уже были прожиты первые годы змужеств. Горздо вжнее, что к первой брчной ночи голов ее еще был зтумнен предрссудкми невинности. Он нчл отделывться от них во время путешествия по провинции с сестрицей Ильдебрндой, В Вльедупре он понял нконец, с ккой целью петухи обхживют кур, нблюдл грубую процедуру ослиного племени, видел, кк н свет Божий появляется теленок, и слышл, кк ее двоюродные сестры зпросто обсуждли, ккие супружеские пры из их родни еще продолжют знимться любовью, ккие, с кких пор и по кким причинм уже не знимются, хотя продолжют жить вместе. Именно тогд он узнл, что ткое любовь в одиночку, и со стрнным ощущением, будто ее инстинктм это было известно всегд, стл предвться этому сперв в постели, зжимя рот, чтобы не услышли ее ненроком полдюжины двоюродных сестриц, спвших с ней в одной спльне, потом уже и вовсе в внной комнте, где выкурил свои первые смокрутки, рсплствшись н полу, с рспущенными волосми, мучясь совестью, которя утихл лишь после того, кк он вышл змуж; но он всегд знимлсь этим в полной тйне от окружющих, в то время кк ее двоюродные сестрицы бурно похвлялись друг перед дружкой, сколько рз з день успели проделть ткое и чей оргзм слще. Однко эти почти ритульные збвы не избвили ее от предствления, что потеря девственности – непременно кроввый обряд.

И потому свдебные торжеств, быть может, смые шумные з последние годы прошлого столетия, стли для нее преддверием истинного ужс. Мучительные переживния свдебного месяц подействовли н нее горздо больше, нежели скндл в обществе из-з ее брк с человеком, рвного которому в те поры не было во всей округе. После церковного оглшения о предстоящего брк, сделнного во время глвной службы в кфедрльном соборе, Фермин Дс нчл получть нонимные зписки, и некоторые дже содержли угрозы смерти, но он их кк бы не змечл, потому что весь стрх, н который он был способн, сосредоточился н одном: грядущем нсилии. Однко с нонимщикми именно тк и следовло обрщться, хотя он никогд бы не поступил тк умышленно, в силу своей приндлежности к клссу, привыкшему по иронии судьбы склонять голову пред лицом свершившихся фктов. Итк, по мере того кк свдьб приближлсь и стновилсь неизбежной, все, что прежде было нстроено врждебно по отношению к Фермине Дсе, стло переходить н ее сторону. Он зметил, кк постепенно переменилось к ней отношение сонм женщин с землисто-серыми лицми, рздвленных ртритом и рскянием: в один прекрсный день, поняв тщетность собственных интриг, они стли приходить в дом у прк Евнгелий, приходить без предупреждения, кк в свой собственный, с ворохом кулинрных рецептов и мелких дров н счстье. Этот мирок досконльно был известен Трнсито Арисе, хотя он только рз испытл все н собственной шкуре, он знл, что ее клиентки нкнуне великого торжеств прибегут к ней, чтобы он отрыл глиняные кувшины и выдл им зложенные дргоценности, всего н сутки, з еще один лишний процент. Уже двно не бывло ткого, все ее кувшины опустели рди того, чтобы сеньоры с длинными именми вышли из своих нбитых тенями прошлого комнт н белый свет, сверкя зложенными-перезложенными дргоценностями, н шумную свдьбу, блисттельнее которой до окончния столетия уже не будет и н которой в довершение слвы посженым отцом явился доктор Рфэль Нуньес, бывший трижды президентом Республики и кроме того – философом, поэтом и втором нционльного гимн, о чем можно узнть из некоторых впоследствии вышедших энциклопедических словрей. Фермин Дс прибыл к глвному лтрю под руку со своим отцом, которому приличествующий случю костюм придл н один день обмнчиво почтенный вид. И был обвенчн нвечно пред глвным лтрем кфедрльного собор тремя епископми в одинндцть чсов утр пятницы н слвную Пресвятую Троицу, безо всякого милосердия к Флорентино Арисе, который в этот момент в горячечном бреду умирл от любви к ней н борту проход, тк и не увезшего его в крй збвения. Во время церемонии и зтем, н протяжении всего свдебного торжеств, с лиц ее не сходил улыбк, кзвшяся нрисовнной свинцовыми белилми, в которой не было ни искры душевного свет; некоторые углядели в ней нсмешливое торжество одержнной победой, н деле же это был всего лишь жлкя попытк новобрчной скрыть безумный стрх нетронутой девственницы.

К счстью, блгодря обстоятельствм и понимнию, проявленному молодым мужем, первые три ночи обошлись без боли и стрдний. В том был промысл Божий. Проход, приндлежвший Генерльной трнстлнтической компнии, изменил свой мршрут из-з непогоды в Крибском море и всего з три дня до отплытия объявил, что выходит в море н сутки рньше нзнченного срок и отплывет в Л-Рошель не н следующий день после свдьбы, кк нмечлось полгод нзд, вечером того же дня. Никто бы не поручился, что перемен в рсписнии не входил в число многочисленных изящных сюрпризов свдебного торжеств, поскольку торжество окончилось длеко з полночь н борту сияющего огнями окенского проход, под звуки венского оркестр, исполнявшего смые свежие вльсы Иогнн Штрус. Тк что збрызгнных шмпнским посженых отцов, свтов и кумовьев выволкивли н берег их исстрдвшиеся супруги, те приствли с рсспросми к корбельной комнде: не нйдется ли свободной кютки, чтобы продолжить гулянье до смого Приж. Те, что сошли с проход последними, видели Лоренсо Дсу, сидевшего н улице возле портовой тверны, прямо н земле, в рзодрнном в лоскуты прдном костюме. Он голосил н всю улицу, кк голосят по мертвым рбы, плкл в крик нд зтхлой стоялой лужицей, которя, очень дже может быть, нтекл из его собственных глз.

Ни в первую штормовую ночь, ни в последующие ночи спокойного плвния по спокойному морю, и вообще ни рзу з всю долгую супружескую жизнь не случилось с Ферминой Дсой ни безобрзного, ни жестокого, чего он тк боялсь. Несмотря н то что проход был огромен, кют роскошн, первя ночь обернулсь чудовищным повторением двнего плвния н шхуне из Риочи, и молодой муж вел себя кк зботливый доктор: ни н миг не сомкнув глз, он успокивл ее – единственное средство от морской болезни, известное ему, знменитому врчу. Н третий день, после того кк прошли порт Гуйр, шторм стих, и к тому моменту они успели уже столько времени пробыть вместе и о стольком переговорить, что чувствовли себя стринными друзьями. Н четвертую ночь, когд кждый вернулся к своим привычкм и обычям, доктор Хувенль Урбино удивился тому, что его молодя супруг не молится н ночь. Он объяснил откровенно: лицемерие монхинь отвртило ее от церковных обрядов, однко веру не зтронуло, и он нучилсь хрнить ее в молчнии. «Я предпочитю нходить язык непосредственно с Богом», – скзл он. Он внял ее доводм, и с тех пор об исповедовли одну и ту же религию, но кждый н свой лд. Период между помолвкой и свдьбой у них был коротким, но по тем временм довольно неформльным, доктор Урбино виделся со своей невестой кждый день, под вечер, у нее дом, и при этом никто з ними не ндзирл. Он см не позволил бы коснуться ее дже кончиком пльц до епископского блгословения, д он и не пытлся. В первую спокойную ночь н море, когд они уже были в постели, но все еще в одежде, он решился н первые лски и был при этом тк деликтен, что ей вполне естественным покзлось его предложение ндеть ночную рубшку. Он пошл переодеться в внную комнту, но прежде погсил свет в кюте, и когд вышл уже в рубшке, то зткнул ккой-то тряпкой щель под дверью, чтобы вернуться в постель в полной темноте. И при этом пошутил:

– А кк же инче, доктор, первый рз в жизни сплю с незнкомым мужчиной.

Доктор Хувенль Урбино почувствовл, кк встревоженным зверьком он скользнул в постель рядом, стрясь держться кк можно дльше от него н корбельной койке, где двоим трудно было лечь, не коснувшись друг друг. Он взял ее руку, холодную и скрюченную стрхом, сплел ее пльцы со своими и тихо, почти шепотом, принялся вспоминть, кк ему случлось путешествовть по морю. Он лежл нпряження, потому что, скользнув в постель, понял: пок он переодевлсь в внной, он успел рздеться догол, и в ней ожил прежний стрх перед следующим шгом. Но следующий шг оттянулся н несколько чсов, доктор Урбино все рсскзывл и рсскзывл, спокойно и неторопливо, см миллиметр з миллиметром звоевывл доверие ее тел. Он рсскзывл ей о Приже, о том, кк любят в Приже, о влюбленных Приж, которые целуются прямо н улицх, в омнибусх, н зствленных цветми террсх кфе, открытых жркому дыхнию ночи и тягучим звукм ккордеонов, и кк знимются любовью, стоя, н нбережных Сены, и кк никто им не мешет. И пок он тк говорил в потемкх, он кончикми пльцев глдил изгиб ее шеи, шелковистый пушок н ее рукх, ее пугливый живот, когд почувствовл, что он уже не тк нпряжен, попробовл снять с нее ночную рубшку, но он не позволил со свойственной ей резкостью. «Я см умею», – скзл он. И н смом деле снял рубшку и зстыл неподвижно, тк что доктор Урбино мог подумть, будто ее нет рядом, если бы не светилось рядом в темноте ее тело.

И он снов взял ее руку в свою, и почувствовл, что теперь он мягкя и тепля и только чуть-чуть нежно вспотел. Они полежли немного молч и неподвижно, он подстерегл момент для следующего шг, он ждл, не зня, откуд он последует, и темнот нбухл его дыхнием, которое стновилось все жрче.

Вдруг он отпустил ее руку и резко чуть подлся в сторону; послюнил кончик среднего пльц и легонько дотронулся до ее девственного соск: ее будто удрило током, словно он прикоснулся к живому нерву. Он был рд, что в темноте он не видит, кк пунцовя крск стыд обожгл ее лицо до смых корней волос. «Успокойся, – скзл он тихо. – Не збывй, что я уже с ними знком». Он почувствовл, что он улыбется, и в темноте ее голос прозвучл нежно и по-новому.

– Прекрсно помню, – ответил он, – и все еще злюсь н тебя.

И он понял, что они уже обогнули мыс Доброй Ндежды, и снов взял ее уступчивую руку в свои и принялся покрывть осторожными поцелуями: снчл тугое зпястье, з ним – длинные чуткие пльцы, прозрчные ногти и зтем – иероглифы ее судьбы н вспотевшей лдони. Он и см не понял, кк получилось, что ее рук окзлсь н его груди и нткнулсь н что-то, ей непонятное. Он скзл: «Это лднк». Он лскл волосы у него н груди и вдруг вцепилсь в них всеми пятью пльцми, будто нмеревясь вырвть с корнем. «Сильнее!»– скзл он. Он попробовл сильнее, но тк, чтобы ему было не слишком больно, потом ншл потерявшуюся в темноте его руку. Но он не переплел ее пльцы со своими, сжл зпястье и повел ее руку вдоль своего тел к невидимой цели – до тех пор, пок он не ощутил жркое дыхние живого зверя, без телесной формы, но лчущего, вствшего н дыбы. Вопреки тому, чего он ждл, и вопреки тому, чего ждл он см, он не убрл руку, когд он выпустил ее из своей, и не остлсь безучстной, но, вверив душу и тело Пресвятой Деве и сжв зубы, чтобы не рссмеяться собственному безумству, пустилсь ощупывть вздыбившегося противник, изучя его величину, крепость ствол, его устройство, пугясь его решительности, но сочувствуя его одиночеству, привыкя к нему с тщтельным любопытством, которое кто-нибудь другой, менее опытный, чем ее муж, мог бы принять з привычную лску. Он же, собрв последние силы, превозмогл головокружение и стоически переносил убийственное обследовние, пок он см не выпустил его из рук с детской грцией, будто бросил ненужное в мусорное ведро.

– Никогд не могл понять, кк действует это приспособление, – скзл он.

И тогд он очень серьезно, в своей докторской мнере, принялся объяснять ей все, водя ее рукой тм, о чем шл речь, он позволял ему это с послушнием примерной ученицы. Он выскзл предположение, что все стло бы горздо яснее при свете. И уже собирлся зжечь свет, но он его остновил: «Я лучше вижу рукми». Н смом деле ей хотелось зжечь свет, но зжечь его он хотел см, не по чьей-то укзке, ткой уж он был. Он увидел ее в нрождющемся свете утр свернувшейся под простыней в клубочек, точно зродыш в мтеринском чреве. Увидел, кк он естественно, безо всякого стеснения взял в лдонь внушившего ей ткое любопытство зверьк, повернул его тк и эдк и, оглядывя с интересом, пожлуй, выходившим з рмки чисто нучного, зключил: «Ндо же, ккой некрсивый, горздо некрсивее, чем у женщин». Он соглсился с нею и укзл н другие его недосттки, более серьезные, нежели некрсивость: «Он вроде первенц, рботешь н него всю жизнь, всем для него жертвуешь, потом, в решющий момент, он делет то, что см пожелет». Он продолжл рзглядывть и спршивл, для чего то, зчем это, когд решил, что достточно о нем знет, взвесил его н лдонях, словно бы желя убедиться, что и по весу-то он – сущий пустяк, и досдливо, дже пренебрежительно выпустил из лдоней.

– К тому же, мне кжется, тут много лишнего, – скзл он.

Доктор почувствовл некоторую рстерянность. Темой своей нучной рботы в двние годы он выбрл именно эту: пользу упрощения человеческого оргнизм. Он предствлялся ему чрезмерно рхичным, и многие его функции кзлись бесполезными или повторяли друг друг; вероятно, человеческому роду они были необходимы в иную пору его возрст, но не н этой ступени рзвития. Д, ему следовло быть более простым и уж, во всяком случе, менее уязвимым. Он зключил: «Рзумеется, это под силу только Богу, но хорошо бы все-тки устновить ккие-то теоретические рмки». Эт мысль рзвеселил ее, и он зсмеялсь тк естественно, что он воспользовлся случем, обнял ее и первый рз поцеловл в губы. Он ему ответил, и он принялся нежно целовть: в щеки, в нос, в веки, рук меж тем скользнул под простыню и стл лскть и глдить ее округлый, слдостный, кк у японки, лобок. Он не отвел его руки, но свою держл нстороже – кк бы он не пошел дльше.

– Не будем больше знимться медициной, – скзл он.

– Не будем, – скзл он. – А зймемся любовью. И он снял с нее простыню, он не только не противилсь ему, но быстрым движением ног сбросил ее с койки, ибо не могл дольше выносить жры. Тело ее было гибким, с хорошо вырженными формми, вырженными горздо более, чем можно было предположить, глядя н нее в одежде, и зпх у нее был особый, кк у лесного зверьк, тк что по этому зпху ее можно было узнть среди всех женщин н белом свете. Он почувствовл себя беззщитной в ярком свете дня, кровь удрил ей в лицо, и, чтобы скрыть смущение, он сделл единственное, что пришло ей в голову: обвил рукми его шею и тк впилсь в него поцелуем, что у смой перехвтило дыхние.

Он ясно сознвл, что не любит ее. Он женился н ней потому, что ему понрвились ее горделивость, ее основтельность, ее жизнення сил, и еще чуть-чуть– из-з тщеслвия, но в тот миг, когд он его поцеловл в первый рз, он понял, что, пожлуй, нет никких препятствий для того, чтобы им полюбить друг друг. Они не говорили об этом в ту первую ночь, хотя до смого рссвет говорили обо всем н свете, и вообще никогд не говорили об этом. Но по большому счету, в целом, ни он, ни он не ошиблись. Н рссвете, когд они зснули, он все еще был девственницей. Првд, после этого оствлсь ею уже недолго. Н следующую ночь, после того кк он учил ее тнцевть венские вльсы под звездным крибским небом, он пошел в внную комнту, когд вернулся в кюту, увидел, что он ждет его обнження в постели. И н этот рз он взял иницитиву в свои руки, и отдлсь ему весело, словно пустилсь в отвжное путешествие по морю, збыв и о стрхе, и о боли, и о кроввой церемонии в виде цветк чести н простыне. Все у них вышло змечтельно, будто чудом, и с кждым рзом получлось все лучше и лучше, они знимлись этим ночью и днем, и когд добрлись до Л-Рошели, то чувствовли себя бывлыми любовникми.

Они провели в Европе шестндцть месяцев, жили в Приже, то и дело совершя короткие поездки в соседние стрны. И все это время ежедневно любили друг друг, случлось – и не один рз, особенно зимними воскресными днями, когд они до обед резвились в постели, У него были хорошие мужские здтки, к тому же он изрядно их рзвил, д и он по нтуре не был создн, чтобы пользовться чужими трудми, тк что в постели они окзлись рвнопрвными. После трех месяцев пылких любовных утех он понял, что один из них бесплоден, и об подверглись серьезным исследовниям в больнице Сльпетриер, где он проходил медицинскую прктику в свое время. Процедур был проделн с чрезвычйным тщнием, но результтов не дл. И в момент, когд они менее всего ожидли, и без ккого бы то ни было вмештельств медицины чудо свершилось. К концу следующего год, когд они возврщлись домой, Фермин был н седьмом месяце и считл себя смой счстливой женщиной н свете. Первенец, ткой желнный для обоих, родился спокойно под знком Водолея и был нречен в честь дед, скончвшегося от холеры.

Трудно скзть – Европ или любовь сделл их совершенно иными, поскольку и то и другое имело место в одно и то же время. Но изменились об, и изменились сильно, и не только по отношению друг к другу, но и по отношению ко всему вообще, что и почувствовл Флорентино Арис, когд увидел их, выходящих после церковной службы, через две недели после возврщения, в то злосчстное для него воскресенье. Они возвртились с новыми предствлениями о жизни, с новостями, ксвшимися всего н свете, полные сил и желния действовть. Он привез последние новинки литертуры и музыки, но глвное – новости своей нуки. Он привез с собой подписку н «Фигро», чтобы не терять связи с жизнью, и еще одну – н «Ревю де Дю Монд», чтобы не терять связи с поэзией. Кроме того он договорился со своим книготорговцем в Приже, что тот будет посылть ему книги ниболее читемых второв, в том числе – Антоля Фрнс и Пьер Лоти, из тех пистелей, что ему нрвились больше других, – Реми де Гурмон и Поля Бурже, но ни в коем случе не Эмиля Золя, которого не выносил, несмотря н его отвжное выступление н процессе Дрейфус. Этот же книготорговец взялся посылть ему почтой смые соблзнительные новинки из ктлог Рикор-ди, особенно – из кмерной музыки, чтобы поддержть честно зслуженную слву своего отц, глвного устроителя городских концертов.

Фермин Дс, яря противниц слепого следовния моде, привезл с собой шесть булов одежды, н все времен год, однко дже смые известные модные фирмы ее не убедили. Он был в Тюильри в смый рзгр зимы н покзе новой коллекции Ворс, непререкемого тирн в облсти изыскнной моды, и единственное, что унесл оттуд, был бронхит, уложивший ее в постель н пять дней. Л-ферьер покзлся ей менее претенциозным и нзойливым, но он принял мудрое решение: ншл все, что ей нрвилось, обойдя лвки дешевой рспроджи, хотя муж в ужсе клялся ей, что тм рспродют одежду покойников. Точно тким же обрзом он нкупил гору итльянской обуви без мрки, предпочитя ее прослвленным экстрвгнтным моделям Ферри, и принесл солнечный зонтик от Дюпу, жрко-крсного, точно дское плмя, цвет, дв тем смым богтый мтерил ншим трусливым социльным репортерм. Он купил всего одну шляпку у мдм Ребо, но зто зполнил бул гроздьями искусственных вишен и всеми, ккие только смогл нйти, цветочкми из фетр, пучкми струсиных и пвлиньих перьев, хвостми зитских петухов, целыми фзнми, колибри и чучелми бесчисленных экзотических птиц с рскинутыми в полете крыльями, рзинутыми в крике клювми и извивющимися в предсмертной гонии, словом, всего того, что в последние двдцть лет прилживли н шляпки, дбы шляпки не походили н шляпки. Он привезл с собой и коллекцию вееров из рзных стрн, все рзные и для рзных случев жизни. Привезл и волнующие духи, которые выбрл из богтого рзнообрзия в прфюмерном мгзине «Бзр де л Чрите», до того кк нлетели буйные весенние ветры, но подушилсь он ими всего один рз, ибо, переменив зпх, не узнл см себя. Привезл и косметический нбор – последний писк моды н рынке дмских примнок, и стл первой женщиной, которя носил его с собою н прздники в те времен, когд оживить лицо пудрой или помдой прилюдно считлось еще неприличным.

И еще они привезли с собой три незбывемых воспоминния: о небывлой прижской премьере «Скзок Гофмн», об ужсном пожре, пожрвшем почти все гондолы в Венеции нпротив площди Святого Мрк, н который они с болью в сердце смотрели из окн своего отеля, и об Оскре Уйльде, промелькнувшем перед ними однжды во время первого янврского снегопд. Но среди этих и множеств других воспоминний у доктор Хувенля Урбино было и еще одно – и он всегд сожлел, что не рзделил его со своей супругой, ибо случилось оно в те времен, когд он жил еще одиноким студентом в Приже. То было воспоминние о Викторе Гюго: его необычйня слв выходил з пределы его книг, и дже говорили, что он однжды скзл, хотя и неизвестно, кто это слышл, что нш Конституция нписн не для людей, для нгелов. С той поры ему воздвлись особые почести, и большинство многочисленных соотечественников доктор Урбино, попв в Приж, из кожи лезли вон, лишь бы увидеть его. Полдюжины студентов, и среди них Хувенль Урбино, устновили крул нпротив его резиденции н улице Эйлу и в кфе, куд, говорили, он обязтельно должен зйти, но никогд не зходил, и, в конце концов, нписли ему, прося удиенции от имени нгелов, для которых был нписн Конституция Рионегро. Ответ они не получили. Кк-то однжды Хувенль Урбино проходил мимо Люксембургского сд и увидел его выходившим из Сент, молодя женщин вел его под руку. Он покзлся Хувенлю Урбино очень стрым: двиглся с трудом, волосы и бород не тк сверкли, кк н портретх, пльто висело н нем, словно с чужого плеч. Хувенлю Урбино не зхотелось портить создвшегося обрз неуместным приветствием: ему н всю жизнь хвтило этого мимолетного, почти нерельного видения. А когд он снов вернулся в Приж, уже жентым, и с новыми своими возможностями и положением мог бы увидеть Виктор Гюго в иной ситуции, – того уже не было н свете.

В кчестве утешения у Хувенля и Фермины было общее воспоминние: в один прекрсный снежный день их зинтересовл группк людей, отвжно стоявшя, невзиря н снежную метель, перед мленькой книжной лвкой н бульвре Кпуцинов: окзывется, в лвке в это время нходился Оскр Уйльд. Когд же он нконец вышел, действительно элегнтный, првд, может быть, чересчур сознющий это, группк окружил его, прося втогрф н его книгх. Доктор Урбино остновился только зтем, чтобы посмотреть, но его импульсивня жен зхотел перейти через улицу, чтобы пистель поствил свой втогрф н единственном, что кзлось ей подходящим з неимением книги, – н прелестной перчтке из кожи гзели, длинной, мягкой и глдкой, и того же цвет, что и рук смой новобрчной. Он был уверен, что ткой утонченный человек способен оценить ее жест. Но муж воспротивился, и когд он вопреки его доводм все же попытлсь поступить по-своему, он' понял, что будет не в силх перенести этот позор.

– Если ты перейдешь через улицу, – скзл он ей, – то, возвртившись, нйдешь меня мертвым.

Он был необычйно естественн. В первый год змужеств он держлсь тк же непринужденно и свободно, кк девочкой в Сн-Хун-де-л-Сьенге, когд он все будто знл от рождения: с необычйной легкостью общлсь с совершенно незнкомыми людьми, что приводило в смущение ее муж, и облдл тинственным дром объясняться по-испнски с кем угодно и где угодно. «Языки ндо знть тем, кто продет, – говорил он со смехом. – А тех, кто покупет, понимют без слов, кем бы они ни были». Трудно предствить себе, кто бы еще тк быстро и с тким удовольствием воспринял повседневную прижскую жизнь, кто бы сумел потом в воспоминниях тк полюбить ее, несмотря н непрерывные дожди. И тем не менее, когд он вернулсь домой, под гнетом стольких пережитых вместе впечтлений, уствшя от путешествия и полусоння от беременности, первое, о чем ее спросили еще в порту, было – кк ей понрвились чудес Европы, и он подвел итог своим счстливым шестндцти месяцм в четырех исконно крибских словх: – Ничего особенного, одн суетня.

В тот день, когд Флорентино Арис увидел Фермину Дсу н пперти собор, беременную, н седьмом месяце, полностью вошедшую в новую роль светской женщины, он принял жестокое решение: он звоюет состояние и имя, дбы стть достойным ее. Его ни н секунду не смутил т досдня неловкость, что он был змужем, поскольку одновременно с глвным решением он еще решил, словно это звисело от него, что доктор Хувенль Урбино должен умереть. Он не знл, кким обрзом он умрет и когд, однко рссчитывл н это обстоятельство и был нмерен ждть спокойно, без спешки, хоть до скончния век.

Он нчл с смого нчл. Никого не предупредив, он явился в контору к дядюшке Леону XII, президенту првления и генерльному директору Крибского речного проходств, и зявил ему о своем нмерении отдть себя в полное его рспоряжение.

Дядюшк был недоволен им из-з того, что он пренебрег прекрсной должностью телегрфист в Виль-де-Лейве, однко позволил убедить себя в том, что человек не рождется рз и нвсегд в тот день, когд мть производит его н свет, но что жизнь зствляет его снов и снов – много рз – родиться зново смому. Кроме того, вдов его брт умерл год нзд, умерл, сгоря от злобы, но не оствив нследников. И потому он дл должность блудному племяннику.

Решение было типичным для дон Леон XII Лойсы. Под жестким пнцирем бездушного дельц тился генильный мечттель, который был способен открыть фонтн из лимонд посреди пустыни Гухир, или н погребении исторгнуть душерздирющий плч «В сей темной могиле». Он был кудрявый и толстогубый, точно фвн, но дй ему лиру в руки и лвровый венок н голову, и он был бы вылитый поджигтель Нерон, кким его живописует христинскя мифология. Чсы, свободные от упрвления своим хозяйством, которое состояло из обветшвших судов, держвшихся н плву исключительно блгодря недосмотру судьбы, и решения все более обострявшихся проблем речного судоходств он посвящл обогщению своего лирического репертур. Ничто не доствляло ему ткого удовольствия, кк петь н похоронх. У него был голос глерник, не поствленный, однко впечтлявший силой и дипзоном. Кто-то рсскзл ему, что Энрико Крузо мощью своего голос рзбивл вдребезги цветочные взы, и он год з годом пытлся достичь высот Крузо, упржняясь н оконных стеклх. Друзья привозили ему из згрничных стрнствий смые хрупкие взы и устривли специльные прзднеств, дбы он в конце концов достиг вершины своих мечтний. Он не достиг. Однко в глубинх его громоглсия мерцл лучик нежности, от которой сердц слуштелей двли трещину подобно стеклянным взм великого Крузо, и именно потому его тк ценили н погребльных церемониях. Только однжды случился сбой, когд ему взбрело в голову зпеть «Когд восстнешь во слве», луизинское погребльное песнопение, крсивое и проникновенное, и кпеллн зствил его змолчть, не поняв, чего рди в его церкви звели лютернскую песню.

Итк, его творческий тлнт и непобедимый предпринимтельский дух крепли и рзвивлись в звучных рулдх оперных рий и неполитнских серенд и сделли его одним из смых блисттельных предствителей речного проходств того времени. Он вышел из ничего, кк об его теперь уже покойные брт, и все поднялись до той высоты, о которой мечтли, несмотря н позорное клеймо – все они были детьми внебрчными и вдобвок официльно не призннными. Это был, кк выржлись в те времен, ристокртия ресторнной стойки, их хрмом был коммерческий клуб. Однко, уже рсполгя средствми, позволявшими ему жить кк римский импертор, н которого он походил, дядюшк Леон XII оствлся в стром городе, потому что тк ему было удобнее для рботы, и вместе со своей супругой и тремя детьми вел ткую суровую жизнь в тком скромном доме, что до конц своих дней не избвился от неспрведливой репутции скупц. Единствення роскошь, которую он себе позволил, был совсем скромной: дом у моря в двух лигх от конторы, с мебелью из шести тбуретов кустрной рботы, подствки для глиняных кувшинов и с гмком, подвешенным н террсе, чтобы лежть в нем по воскресеньям и рзмышлять. Никто не определил его лучше, чем он см один рз в ответ н обвинения, что он, мол, богч.

– Нет, я не богч, – скзл он. – Я бедняк с деньгми, это не одно и то же.

Этот необычйный обрз мыслей, который однжды кто-то восслвил в спиче, нзвв многомудрой глупостью, позволил ему вмиг рзглядеть то, что никто кроме него не увидел во Флорентино Арисе – ни рньше, ни потом. С того дня, кк тот явился просить место в его конторх, предств перед ним с похоронным видом в свои двдцть семь бесполезно прожитых лет, дядюшк, не уствя, подвергл его суровым испытниям почти кзрменного режим, способного сломить смого несгибемого. Но не сумел его зпугть. Дядюшк Леон XII и не подозревл, что стойкость племянник происходил не из необходимости зрботть н жизнь и не из унследовнного от отц ослиного упорств, но от ткой жжды любви, которую не способны были поколебть никкие трудности н этом или н том свете.

Смыми тяжелыми были первые годы, когд его нзнчили писцом при Глвном упрвлении, и эт должность, кзлось, был скроен точно по нему. Лотрио Тугут, бывший в свое время учителем музыки у дядюшки Леон XII, кк рз и посоветовл дть племяннику писрскую должность, поскольку тот поглощл литертуру в огромных количествх, и не столько хорошую, сколько скверную. Дядюшк Леон XII пропустил мимо ушей змечние нсчет литертурного дурновкусия племянник, поскольку его смого Лотрио Тугут считл худшим своим учеником по пению, он мог выбить слезу дже из клдбищенских могильных плит. Немец окзлся прв: что бы ни взялся писть Флорентино Арис, он писл с ткой стрстью, что дже официльные документы под его пером стновились похожими н любовные письм. Акты о прибытии в порт получлись в рифму, кк ни стрлся он этого избегть, смые обыденные коммерческие письм приобретли лирический нстрой, лишвший их ндлежщей силы. В один прекрсный день дядюшк смолично явился в контору с пчкою писем, под которыми он не отвжился поствить собственную подпись, и дл племяннику последнюю возможность спстись.

– Если ты не способен нписть обычного коммерческого письм, придется тебе убирть мусор н причле, – скзл он.

Флорентино Арис принял вызов. Он сделл нд собой невообрзимое усилие, дбы усвоить простоту земной коммерческой прозы, копируя обрзцы из нотрильных рхивов тк же стртельно, кк рньше копировл модных поэтов. Именно в ту пору он проводил все свободные чсы у Писрских ворот, помогя бесперым влюбленным писть ндушенные любовные послния и тем смым облегчя собственное сердце от стольких невостребовнных любовных слов, не имеющих никкого применения в тможенных отчетх. Однко по прошествии шести месяцев, кк он ни лез из кожи, ему тк и не удлось свернуть шею своему упорному лебедю. И когд дядюшк Леон XII упрекнул его во второй рз, он признл себя побежденным, однко сделл это с оттенком некоторой гордыни.

– Единственное, что меня интересует, это любовь, – скзл он.

– Бед в том, – ответил дядюшк, – что без речного судоходств не может быть и любви.

Он выполнил свою угрозу и отпрвил племянник убирть мусор н пристни, но дл ему слово, что стнет поднимть его – ступеньк з ступенькой – по служебной лестнице, пок тот не нйдет своего мест. Тк и вышло. Никкя смя тяжеля или унизительня рбот не согнул его, не сломило его дух скудное жловнье, и ни рзу, дже в ответ н оскорбления нчльств, он ни н миг не потерял своей невозмутимости. Однко и невинным гнцем он не был: н всякого, кому случлось перейти ему дорожку, обрушивлись последствия стршной рзрушительной силы, он был способен н все, хотя с виду кзлся совершенно беспомощным. Кк и пожелл дядюшк Леон XII, для племянник не остлось никких секретов в их деле, – з тридцть лет смоотверженной и упорной рботы он поднялся по всей, от смой первой ступеньки, служебной лестнице. С звидным стрнием он порботл н всех без исключения должностях, проникя во все хитросплетения этого згдочного мехнизм, который имел тк много общего с знятиями поэзией, однко тк и не зслужил смой желнной боевой медли: не сумел нписть приемлемого коммерческого письм, ни одного. См того не зня – не ведя, он собственной жизнью докзл спрведливость отцовских слов, тот до последнего вздох утверждл, что никто н свете не может срвниться с поэтми в здрвомыслии, кк не срвнятся с ними в упорстве смые упорные кменотесы, в прктичности и коврстве – смые ловкие упрвляющие. Во всяком случе, тк скзл дядюшк Леон XII, который любил душевно поговорить с ним об отце в минуту досуг, и в этих рсскзх отец Флорентины Арисы предствл скорее мечттелем, нежели человеком дел.

Он рсскзл ему, что для Пия Пятого Лойс контор был скорее удовольствием, чем рботой, и дже по воскресеньям он уходил из дому под тем предлогом, что ндо встретить или проводить судно. Хуже того: во дворе з винным погребком он велел устновить отслуживший свою службу котел с проходным гудком, и кто-нибудь в положенное время двл положенный гудок, чтобы успокоить оствшуюся дом зконную супругу. Одним словом, дядюшк Леон XII был совершенно уверен, что Флорентино Арис был зчт где-нибудь н письменном столе ккой-то по збывчивости не зпертой конторы, в воскресный послеполуденный зной, меж тем кк зконня супруг у себя дом слушл прощльные гудки никуд не отплыввшего несуществующего проход. Когд же он это обнружил, поздно было клеймить супруг позором, ибо он уже умер. Он, отрвлення горечью от того, что не имел детей, не уствл молить Господ ниспослть вечное проклятие н голову незконнорожденного отпрыск.

Мысль об отце волновл Флорентино Арису. В рсскзх мтери он предствл змечтельным человеком, у которого не было призвния к коммерции, но который в конце концов знялся нвигцией н Мгдлене, потому что его стрший брт был тесно связн делми с немецким коммодором Хуном Б. Элберсом, родончльником речного судоходств. Они были бртьями по мтери, служившей кухркой и прижившей детей от рзных мужчин, и потому все носили ее фмилию, имя для них выбирли по церковному клендрю нугд, в честь ккого-нибудь Святейшего Ппы, з исключением дядюшки Леон XII, которого нрекли в честь црствоввшего тогд Ппы Льв XII. Их дед по мтери звли Флорентино, и его имя перешло к сыну Трнсито Арисы, перескочив через всю глерею Святейших Пп.

Флорентино хрнил тетрдку, в которой его отец писл любовные стихи – н некоторые его вдохновил Трнсито Арис, – стрницы тетрдки были укршены пронзенными сердцми. Его удивили две вещи: первя – отцовский почерк, в точности похожий н его собственный, хотя свой он выбрл см по учебнику кллигрфии. А второе – фрз, которую он счел бы своей, если бы отец не зписл ее в тетрдке здолго до его рождения: «Горько умереть, если смерть эт будет не от любви».

Видел он и дв портрет отц. Одн фотогрфия был сделн в Снт-Фе: отец молодой, в том возрсте, в кком Флорентино первый рз увидел эту фотогрфию; в ткой огромной шубе, что, кзлось, он злез внутрь медведя, он стоял, прислонясь к пьедестлу сттуи, от которой видны были только крги. Рядом в кпитнской фуржке стоял млыш – дядюшк Леон XII. Н второй отец снялся вместе с группой воинов, Бог знет, которой из стольких войн: у него было смое длинное ружье, усы тк пропитлись порохом, что порохом несло дже от фотогрфии. Он был либерлом и мсоном, кк и его бртья, и тем не менее пожелл, чтобы сын обучлся в семинрии. Флорентино Арис не нходил сходств, которое им приписывли, однко, по словм дядюшки Леон XII, Пия Пятого упрекли з то, что документы, соствлявшиеся им, грешили излишним лиризмом. Кк бы то ни было, но сходств с отцом он не нходил ни н фотогрфиях, ни в собственных воспоминниях, ни в том обрзе, который, пропустив через призму любви, рисовл ему мть, ни в том, который рзвенчивл дядюшк Леон XII со свойственным ему жестоким остроумием. И все-тки прошли годы, и нстл день, когд Флорентино Арис обнружил это сходство, причесывясь перед зерклом, и в тот момент понял, что человек знет, когд нчинет стреть, ибо именно тогд он нчинет походить н своего отц.

Он не помнил отц н Оконной улице. Ему кзлось, что иногд отец спл в этом доме, в смом нчле своих любовных отношений с Трнсито Арисой, но потом, после его рождения, больше не приходил к ней. Метрическя зпись при крещении долгие годы был у нс единственным призннным документом, удостоверяющим личность, и в той, что хрнилсь в приходской церкви Святого Торибио, говорилось всего лишь, что Флорентино Арис является внебрчным сыном Трнсито Арисы, незмужней и тоже рожденной вне брк. В метрике не знчилось имя отц, который, тем не менее, до последнего дня жизни тйно помогл рстить ребенк. Ткое социльное положение зкрыло перед Флорентино Арисой двери семинрии, но оно же помогло избежть военной службы в пору смых кровопролитных нших войн, поскольку он был единственным сыном одинокой, незмужней женщины.

Кждую пятницу, после школьных знятий, он сдился нпротив конторского здния Крибского речного проходств и листл книгу с кртинкми о животных, столько рз листнную, что он рссып лсь под рукой. Отец входил в контору, не взглянув н него, всегд в суконном сюртуке, в том смом, который потом Трнсито Арис перешил для сын, и лицо у него было точь-в-точь кк у святого Ионн Евнгелист н церковном лтре. А когд выходил много чсов спустя, он тйком, чтобы не увидел дже его собственный кучер, двл мльчику деньги н недельные рсходы. Они не рзговривли не только потому, что отец не нчинл рзговор, но и потому, что мльчик боялся его до ужс. Однжды ему пришлось ждть дольше обычного, и отец, дв ему деньги, скзл:

– Возьми и больше сюд не приходи. Он видел его в последний рз. Но со временем узнл, что отец стл передвть деньги Трнсито Арисе через дядюшку Леон XII, бывшего лет н десять моложе его, который потом и позботился о ней, когд Пий Пятый умер от болей в животе – врчебня помощь зпоздл, и он умер, не успев сделть письменного рспоряжения и откзть что-либо в пользу своего единственного сын – сын улицы.

Дрм Флорентино Арисы состоял в том, что, служ писрем в Крибском речном проходстве, он никк не мог избвиться от лиризм, ибо ни н минуту не перествл думть о Фермине Дсе и не нучился писть, не думя о ней. Шло время, его переводили н другие мест и должности, но любовь переполнял его, и он, не зня, что с нею делть, принялся рздривть ее бесперым влюбленным – у Писрских ворот стл бесплтно писть для них любовные письм. Туд он шел после рботы. Аккуртно снимл сюртук и вешл его н спинку стул, ндевл нруквники, чтобы не пчкть рубшку, рсстегивл жилет, чтобы лучше думлось, и до смой поздней ночи поднимл дух у стрждущих и беспомощных своими сводящими с ум любовными послниями. Случлось, приходил несчстня женщин, у которой были сложности с ребенком, или ветерн войны, добиввшийся пенсии, или человек, у которого что-то укрли и он желл нпрвить жлобу првительству, однко, кк ни стрлся Флорентино Арис, этим он угодить не мог, ибо единственное, чем он сржл нповл, были любовные послния. Новичкм он дже не здвл вопросов: по белку глз он мгновенно определял их состояние и принимлся писть, лист з листом, о несчстной любви, следуя одному и тому же безоткзному способу: писл и думл о Фермине Дсе, только о ней и больше ни о чем. Через месяц ему пришлось зводить предврительную зпись – ткой окзлся нплыв влюбленных.

Смое приятное воспоминние из той поры у него сохрнилось об одной девчушке, почти ребенке, ужсно робкой: дрожщим голосом он попросил нписть ответ н только что полученное письмо, которое невозможно было оствить без ответ и в котором Флорентино Арис узнл письмо, нписнное им нкнуне. Он нписл ей ответ в ином стиле, подходящем чувствм и возрсту девушки, и почерком, который мог быть ее почерком, – он умел для кждого случя писть особо, соответственно кждому хрктеру. Он предствил, что бы ему ответил Фермин Дс, если бы любил его тк, кк любит своего юношу эт трогтельня девочк. Дв дня спустя, конечно же, ему пришлось писть ответ жених – тем почерком, стилем и с тем же чувством, ккое он вложил в первое письмо, и постепенно он втянулся в лихордочную переписку с смим собой.

Не прошло и месяц, кк они об, не сговривясь, пришли блгодрить его з то, что он, по собственной иницитиве, от лиц влюбленного нписл в его письме, он в ответном письме блгоговейно принял: они собирлись пожениться.

И только после рождения первенц они поняли, что письм им обоим писл один и тот же писрь, и тогд они вместе пошли к Писрским воротм просить его стть крестным их первенц. Н Флорентино Арису тк подействовл совершенно очевидня польз его мечтний, что он, не имея никкого времени, все-тки ншел его и нписл книжицу «Письмовник влюбленных», горздо более поэтическую и прострнную, чем т, которую продвли н площди з двдцть сентво и которую полгород знло низусть. Он собрл все возможные ситуции, в которых могли бы окзться они с Ферминой Дсой, и н кждую из них нписл столько вринтов, сколько могло, по его мнению, возникнуть. В результте получилось около тысячи писем в трех томх, тких же толстых, кк словрь Ковррубис, однко ни один издтель в городе не рискнул это нпечтть, и в конце концов они окзлись н чердке вместе с другими бумгми, приндлежщими прошлому, поскольку Трнсито Арис не зхотел открывть свои кувшины и рзбзривть сбережения всей жизни н безумную издтельскую зтею. Много лет спустя, когд у Флорентино Арисы были свои собственные средств для издния книги, ему стоило труд признть тот фкт, что любовные письм уже вышли из моды.

В то время, кк он делл первые шги в Крибском речном проходстве и бесплтно сочинял письм у Писрских ворот, друзья его юности зподозрили, что безвозвртно теряют его. Тк оно и было. Вернувшись из своего путешествия по реке, он снчл встречлся с кем-нибудь из них изредк в ндежде зглушить воспоминния о Фермине Дсе, игрл иногд в бильярд и сходил с ними н последние в своей жизни тнцы, ств дже предметом тйных ндежд у молоденьких девушек, словом, делл все, что, по его мнению, снов позволило бы ему быть смим собой. Позднее, когд дядюшк Пеон XII дл ему должность, он стл игрть в домино с сослуживцми в коммерческом клубе, и те нчли признвть его своим, когд он перестл говорить о чем бы то ни было, кроме кк о делх речного проходств, которое нзывл не полным нзвнием, сокрщенно, нчльными буквми: КРП (Крибское речное проходство). Он дже есть стл инче. Прежде рвнодушный к пище, теперь – и до конц своих дней – он стл питться по чсм и очень умеренно: большя чшк черного кофе н звтрк, кусок вреной рыбы с белым рисом н обед и чшк кофе с молоком и кусочек сыр – перед сном. Черный кофе он пил целый день, где бы ни нходился и что бы ни делл, и, случлось, выпивл до тридцти чшечек з день – густого, кк нефть, который предпочитл врить см и всегд держл в термосе под рукою. Он стл другим вопреки твердому нмерению и стрстным усилиям оствться прежним – кким был до того, кк тким убийственным обрзом споткнулся н любви.

И в смом деле, прежним он не остлся. Единственной целью всей его жизни было вернуть Фер-мину Дсу, и он тк твердо был уверен, что рно или поздно ее получит, что убедил Трнсито Арису продолжить перестройку дом, чтобы дом был готов принять ее в тот момент, когд свершится чудо. К этой идее Трнсито Арис отнеслсь совершенно инче, чем к зтее издния «Письмовник влюбленных»; он пошл дльше: выкупил дом з нличные и взялсь полностью перестривть его. Из помещения, где прежде нходилсь спльня, сделли гостиную, в верхнем этже оборудовли две просторные и светлые комнты – спльню для молодых и детскую для детей, которые у них будут; тм, где прежде рзмещлсь тбчня контор, рзбили большой сд и высдили всевозможные сорт роз, которым Флорентино Арис посвящл чсы утреннего досуг. Единственное, что не тронули и оствили кк было, в знк блгодрности к прошлому, – это глнтерейную лвку. В помещении з лвкой, тм, где спл Флорентино Арис, все оствили кк прежде: и гмк, и письменный стол, звленный книгми, но см он перебрлся в верхний этж, в комнту, преднзнченную для супружеской спльни. Эт комнт в доме был смой прохлдной и просторной, со внутренней террсой, где приятно было сидеть ночью, когд дул ветерок с моря, из розрия поднимлся розовый дух, но кроме того комнт вполне подходил моншескому облику Флорентино Арисы. Стены были шершвые, беленые известью, из мебели – только койк, кк в тюрьме, стринный шкф, кувшин с тзом для умывния и ночной столик, н нем – единствення свеч, вствлення в горлышко бутылки.

Перестройк дом продолжлсь почти три год и совпл со стремительным новым рсцветом город, произошедшим блгодря небывлому рзвитию речного судоходств и связнной с этим торговли, одним словом, блгодря тем же обстоятельствм, ккие породили величие город в колонильные времен, когд в течение более двух столетий он был воротми Америки. Во время перестройки дом у Трнсито Арисы появились первые симптомы неизлечимой болезни. Ее постоянные клиентки приходили в глнтерейную лвку с кждым рзом все более сострившиеся, бледные и сморщенные, и он, полжизни имевшя с ними дело, не узнвл их или путл, что кому приндлежит. Это было пгубно для ее деликтного дел, где никогд не соствляли никких бумг во имя сохрнения доброго имени, собственного и чужого, и где честное слово всегд считлось достточной грнтией. Снчл покзлось, что он теряет слух, но со временем стло совершенно ясно, что теряет он пмять. И тогд он перестл брть под злог дргоценности, н деньги, что хрнились у нее в кувшинх, зкончил дом и обствил его мебелью, и еще довольно остлось смых стринных и ценных укршений, влделицы которых не имели средств выкупить их обртно.

У Флорентино Арисы в ту пору было много дел, и все рвно у него хвтло сил для бурной жизни тйного охотник. После неуютного приключения с вдовою Нсрет, открывшего ему путь к уличной любви, он несколько лет не уствл охотиться з сирыми ночными птичкми, все еще не теряя ндежды нйти в конце концов облегчение от стрдний по Фермине Дсе. И потом уже не мог скзть, стл ли безндежня привычк к постельным утехм для него необходимостью, порожденной созннием, или же он просто превртилсь в плотский порок. Он реже стл ходить в портовую гостиницу не потому, что у него появились иные интересы: просто не хотел, чтобы его зстли з делми, столь длекими от тех целомудренных домшних знятий, з которыми его привыкли видеть. И тем не менее трижды, когд приспичило, ему пришлось прибегнуть к способу, бывшему в ходу еще до его появления н свет: переодевть в мужское плтье своих приятельниц, опсвшихся быть узннными, и с видом згулявших полуночников вместе шумно ввливться в гостиницу. И все-тки по крйней мере в двух случях кто-то зметил, кк Флорентино Арис со своим якобы спутником вошел не в питейный зл, в номер, и его уже достточно поштнувшяся репутция окончтельно рухнул. Кончилось тем, что он вообще перестл туд ходить, если и зхживл, то не зтем, чтобы нверстть упущенное, нпротив, спрятться и прийти в себя от бурных излишеств.

Едв выйдя з двери конторы, около пяти пополудни, он словно ястреб-куролов кидлся в погоню. Снчл ему было довольно того, что предоствлял ночь. Он подхвтывл служнок в пркх, негритянок – н бзре, пдких н рзвлечения девиц – н пляже, мерикнок – прямо н судх, пришедших из Нового Орлен. Он вел их н волнорез, где полгород знимлось тем же смым ежедневно после зход солнц, он водил их куд можно, иногд и куд нельзя, и не рз случлось, что ему приходилось проделывть это поспешно, в темном подъезде дом, прямо у входной двери.

Бшня мяк был прекрсным пристнищем, и он с грустью вспоминл ее в предрссветные чсы, уже сострившись, когд все было позди, потому что это змечтельное место, кк никкое другое, подходило для счстья, особенно ночью, когд, кк ему кзлось, кждя вспышк мяк вместе со светом доносил до мореплвтелей чстицу и его любовной рдости. Во всяком случе, туд он ходил чще всего, и приятель фонрщик принимл его с дорогой душой и совершенно дурцким выржением н лице, которое, по его мнению, служило нивернейшим злогом сохрнения тйны для перепугнных злетных птшек. Домик фонрщик стоял внизу, у смых волн, с ревом рзбиввшихся о склы, и т любовь был особенно слдкой, поскольку немного походил н корблекрушение. И все-тки после первой ночи Флорентино Арис стл отдвть предпочтение бшне мяк, потому что с нее был виден весь город, и россыпь рыбчьих огоньков в море, и дже светящиеся вдлеке болот.

Именно к той поре относятся несколько упрощенческие теории Флорентино Арисы относительно связи физических кчеств женщин и их способностей к любви. Он совершенно не доверял чувственному типу: кзлось, они способны живьем проглотить крокодил, но в постели, кк првило, окзывлись совершенно пссивными. Его типом были совсем другие, эдкие тощенькие лягушечки; н улице никто н них и не оглянется, д и когд рзденутся, вроде бы смотреть не н что, и слез нбегл слышть, кк хрустят их косточки пончлу, однко именно ткие могли выжть кк лимон и измочлить смого лихого нездник. Он нчл было зписывть свои скороспелые нблюдения в нмерении нписть прктическое приложение к «Письмовнику влюбленных», но этот проект постигл т же учсть, что и предыдущий, после того кк Аусенсия Снтндер обнюхл его труд, точно стря мудря сук, покрутил тк и эдк, рзнесл в пух и прх глубокомысленные теории и изрекл то единственное, что следовло знть о любви: мудрее жизни ничего не придумешь.

Аусенсия Снтндер был змужем двдцть лет, и от этого брк ей остлось трое детей, которые успели вступить в брк и нродить своих детей, тк что Аусенсия с полным основнием похвлялсь, что он уже ббушк, при том что постель ее оствлсь смой слдкой в городе. Неясно было, он ли оствил супруг, супруг ли оствил ее, или об они бросили друг друг, но он отпрвился жить к своей постоянной любовнице, он почувствовл себя свободной и впрве принимть среди бел дня Росендо-де-л-Росу, кпитн речного судн, которого рнее принимл по ночм и с черного ход. Именно он, и никто иной, привел к ней Флорентино Арису.

Привел его пообедть, И принес с собою оплетенную бутыль с домшней водкой и все, что нужно для потрясющей похлебки, ккую можно сврить только из домшних кур, нежного молодого мяс, из поросенк, выкормленного в хлеву, и вырщенных у реки овощей. Однко в первый рз Флорентино Арис был поржен не столько роскошеством кухни и великолепием смой хозяйки, сколько крсотою дом. Ему понрвился см дом, светлый и прохлдный, где четыре больших окн глядели н море, из других открывлся вид н весь стрый город. Ему понрвилось, что в доме много великолепных вещей, от которых гостиня кзлсь стрнной и в то же время строгой: кпитн Росендо-де-л-Рос привез столько всяческих кустрных поделок из своих многочисленных плвний, что больше не ншлось бы мест ни для одной. Н террсе, выходящей н море, в своем личном обруче восседл ккду из Млйзии, невероятно белого оперения и спокойной здумчивости; д и было нд чем здумться – ткого крсивого животного Флорентино Арис не видел никогд в жизни.

Кпитн Росендо-де-л-Росу позбвило изумление гостя, и он в подробностях принялся рсскзывть историю кждой вещи. И, рсскзывя, пил водку, мленькими глоточкми, но без передышки. Гигнт, кзлось, был отлит из железобетон: огромный, весь волостый, весь, кроме череп, усы – точно огромня кисть; подходил ему и громовой голос, подобный грохоту кбестн, но при этом кпитн был изыскнно учтив. Однко выяснилось, что его грндиозное тело не выдерживло ткого питья. Еще не сели з стол, он уже, прикончив половину бутыли, рухнул ничком н поднос с боклми, ломко хрустнув осколкми. Аусенсии Снтндер пришлось просить у Флорентино Арисы помощи – оттщить в постель безжизненное тело оплошвшего кит и рздеть спящего. Во внезпном озрении, з которое потом об блгодрили рсположение звезд, они, не здвя друг другу вопросов и не думя долго, рзделись в соседней комнте и впоследствии продолжли рздевться постоянно н протяжении более чем семи лет, едв кпитн уходил в плвние. Неприятных сюрпризов они не боялись, тк кк у кпитн был змечтельный обычй мореплвтеля – извещть о своем прибытии в порт проходным гудком, дже н рссвете; три долгих гудк преднзнчлись зконной супруге и девятерым детям, следующие з ними дв коротких, здумчивых – любовнице.

Аусенсии Снтндер было почти пятьдесят, и все ее годы были при ней, однко в любви он облдл тким неповторимым инстинктом, что не было н свете теорий, ни нучных, ни доморощенных, способных этот инстинкт притупить. Флорентино Арис знл по рсписнию проходов, когд можно ее нвещть, и всегд приходил без предупреждения, в любое время дня и ночи, и ни рзу не случилось, чтобы он не ждл его. Он открывл ему дверь в тком виде, в кком мть рстил ее до семи лет: голя, с бнтом из оргнди в волосх. Не дв ему ступить шгу, он срзу же снимл с него одежду, ибо полгл, что одетый мужчин в доме – не к добру. Это было постоянным предметом рзноглсий с кпитном Росендо-де-л-Росой, поскольку кпитн был суеверен и считл, что курить голышом – дурня примет, и потому иногд предпочитл повременить с любовью, но не погсить рньше времени свою неизменную гвнскую сигру. Флорентино Арисе, ноборот, по душе пришлись рдости нготы, и он с нслждением рздевл его, едв он зкрывл з собою дверь, не дв времени ни поздоровться, ни снять шляпу и очки, и, позволяя целовть себя, осыпл его поцелуями, см рсстегивл пуговицы н его одежде, снизу доверху, сперв – н ширинке, одну з другой: поцелуй – пуговиц, поцелуй – пуговиц, зтем шл пряжк н ремне, и нконец – пуговицы жилет и рубшки – и тк выпрстывл его из одежды, словно потрошил живую рыбу. Потом он усживл его в гостиной и рзувл: спускл ему брюки до щиколоток, тк, чтобы потом сдернуть их вместе с длинными, по щиколотки, кльсонми, и под конец рсстегивл резиновые подвязки н икрх и снимл с него носки. И тогд Флорентино Арис перествл целовть ее, и он н время прерывл это знятие, чтобы сделть то единственное, что оствлось сделть в этой рзмеренной церемонии: отстегнуть цепочку чсов от жилет, снять очки и положить то и другое в споги – для уверенности, что потом не збудет их. Н эту меру предосторожности он всегд, без исключения, шел, если случлось рздевться в чужом доме.

А он, не дв ему опомниться, нбрсывлсь н него н той же софе, где рздевл, и лишь иногд – в постели. Он подминл его под себя и звлдевл всем целиком, для одной себя, и, уйдя в себя, брел ощупью, с зкрытыми глзми, в полной темноте, внутри себя, то продвигясь вперед, то отступя, испрвляя свой никому не ведомый путь, и снов – вперед, еще нпористее, но инче, чтобы не потонуть в скользкой топи, что источло ее лоно, и см себя спршивл, и см себе отвечл шмелиным жужжнием н своем родном жргоне, где же в потемкх это, ведомое лишь ей одной и желемое только для себя одной, пок, нконец, не погибл одн, никого не ожидя, – обрушивлсь с высоты в бездну, взрывясь тким ликовнием окончтельной победы, что сотряслся мир. А Флорентино Арис, истощенный, недоумевл, плвя в луже пот обоих тел и чувствуя себя всего-нвсего инструментом нслждения. «Ты обрщешься со мной тк, словно я ккой-то тм», – говорил он. А он, рссмеявшись смехом вольной смки, отвечл: «Ноборот: словно тебя никкого тут». Он чувствовл, что он с ненсытной ждностью уносил все, и тогд в нем оживл гордость, и он уходил из ее дом с нмерением никогд больше сюд не возврщться. Но потом вдруг ни с того ни с сего просыплся среди ночи в мучительном одиночестве, вспоминл Аусенсию Снтндер с ее любовью в себе, и ему открывлось, что это ткое: ловушк счстья, которую он ненвидел и желл в одно и то же время, но избежть которой не мог.

Кк-то в воскресенье, год через дв после первого знкомств, едв он вошел, он вместо того, чтобы рздевть его, снял с него очки, чтобы лучше поцеловть, и тогд Флорентино Арис понял: он уже полюбил его. С первого дня он чувствовл себя в этом доме прекрсно, кк в своем собственном, однко никогд не нходился в нем более двух чсов подряд, ни рзу не оствлся ночевть и всего один рз ел тм, и то лишь потому, что он прислл ему официльное приглшение. Он ходил в этот дом только з тем, з чем ходил, и всегд приносил ей один и тот же подрок – одну розу, потом исчезл до следующего непредскзуемого рз. Но в то воскресенье, когд он снял с него очки, чтобы поцеловть, отчсти из-з этого, отчсти потому, что они зснули после полной, спокойной любви, они всю вторую половину дня провели обнженными в огромной кпитнской постели. Проснувшись, Флорентино Арис смутно вспомнил пронзительные крики ккду, тк не вязвшиеся с изыскнной крсотой птицы. Было четыре чс пополудни, стоял знойня прозрчня тишин, в окне спльни четко рисовлся контур строго город н фоне зходящего солнц, золотившего купол и злившего море до смой Ямйки. Аусенси Снтндер дерзкой рукой пошрил-поискл успокоившегося зверьк, но Флорентино Арис отстрнил ее руку. «Не сейчс: у меня стрнное чувство, будто н нс кто-то смотрел», – скзл он. Он вспугнул попугя, злившись счстливым смехом. И скзл: «Ткой отговорки не проглотил бы дже жен Ионы». А Аусенсия Снтндер не принял ее и подвно, однко спорить не стл, и об погрузились в долгое молчливое любовное соитие. Чсов в пять – солнце еще стояло н небе – он вскочил с постели, кк всегд нгя, с одним только 'бнтом в волосх, и пошл н кухню поискть что-нибудь выпить. Но, едв шгнув з порог спльни, зкричл в ужсе.

Глз откзывлись верить. В доме остлись только лмпы под потолком. Все остльное – сделння н зкз мебель, индийские ковры, сттуэтки и гобелены, бесчисленные безделушки из дргоценных кмней и метллов, словом, все, что делло дом одним из ниболее приятных и прекрсно обствленных в городе, все, включя священного ккду – будто исприлось. Все вынесли через глядевшую н море террсу, не нрушив их слдостного знятия. Остлись пустые комнты, четыре рспхнутых окн и зписк, пришпилення толстой булвкой н здней стене гостиной: «Допрыглись». Кпитн Росендо-де-л-Рос тк никогд и не понял, почему Аусенси Снтндер не зявил об огрблении, не попытлсь связться с торговцми крденым и дже не позволял говорить о приключившемся с ней несчстье.

Флорентино Арис продолжл нвещть ее и в огрбленном доме, обстновк которого теперь сводилсь к трем тбуретм с кожными сиденьями, которые грбители збыли н кухне, и мебели в спльне. Но теперь приходил он к ней реже, чем прежде, не из-з опустевшего дом, кк полгл он и дже скзл ему об этом, из-з новшеств, появившегося в городе с нчлом век, – трмвя н ослиной тяге, который Флорентино Арис воспринял кк чудесное и необычйное гнездо вольных птшек. Он ездил н трмве четыре рз в день, дв рз – в контору и дв рз из конторы домой, иногд он в дороге действительно читл, но в большинстве случев притворялся, что читет, см пользовлся случем звязть знкомство и нзнчить свидние. Позднее, когд дядюшк Леон XII предоствил в его рспоряжение экипж, зпряженный прой бурых мулов под золотистыми попонми, точно ткими, н кких выезжл президент Рфэль Нуньес, ему пришлось горько пожлеть о временх трмвя, столь блгоприятных для любовных приключений. И с полным основнием: нет у тйной любви врг более злого, чем поджидющий у дверей экипж. И потому он почти всегд прятл экипж дом и отпрвлялся пешком н свою охоту, чтобы в этом деле не оствлсь следов дже от колес н дорожной пыли. И с тоскою вспоминл стрый трмвй, который тянули тощие плешивые мулы, ибо тм довольно было пру рз стрельнуть глзми, чтобы знть, где прячется любовь. Из множеств слдостных воспоминний ему никк не удвлось избвиться от воспоминния об одной бедной беззщитной птичке: он тк и не узнл ее имени, прожил с нею половину безумной ночи, но этого окзлось достточно, чтобы до конц жизни омрчить ему невинную сумтоху крнвл.

Он привлекл его внимние в трмве тем, с ккой спокойной невозмутимостью ехл мимо бушующего прздничного гулянья. Ей было лет двдцть, не больше, и он не был нстроен н крнвл, если, конечно, нрочито не вырядилсь убогой: очень светлые, длинные и прямые волосы свободно пдли н плечи, вся одежд – хитон из простого полотн безо всяких укршений. Он словно не змечл ни грохотвшей н улицх музыки, ни рзноцветных струй, ни рисовой пудры, которую прохожие горстями швыряли н рельсы, отчего мулы, тянувшие трмвй, все три дня сумсшедшего крнвл ходили белыми и в укршенных цветми шляпх. В веселой сумтохе Флорентино Арис приглсил ее поесть мороженого, поскольку не думл, что он пойдет н большее. Он поглядел н него удивленно. И скзл: «С большим удовольствием, но предупреждю: я – сумсшедшя». Он зсмеялся ее остроте и повел смотреть н прздничный прд крет с блкон кфе-мороженого. А потом облчился во взятое нпрокт домино, и они отпрвились тнцевть н Тможенную площдь и нслждлись обществом друг друг, словно новоиспеченные влюбленные; ее полное безрзличие к прзднику было совершенным контрстом буйному ночному безумству: он тнцевл кк профессионльня тнцовщиц, в веселье был дерзк и изобреттельн, словом, перед ее очровнием невозможно было устоять.

– Ты не предствляешь, во что ты со мной вляплся, – хохотл он, стрясь перекричть крнвльное веселье. – Я ведь из психушки.

В ту ночь Флорентино Арис словно возвртился к невинным проделкм рнней юности, к той поре, когд любовь еще не рнил нсмерть. Но он знл, успел узнть н собственной шкуре, что легко добытое счстье не может длиться долго. И потому до того еще, кк ночное веселье пошло н убыль, что всегд случлось после рздчи призов з лучшие крнвльные костюмы, он предложил девушке отпрвиться н мяк смотреть рссвет. Он рдостно соглсилсь, но только после вручения призов.

Флорентино Арис был совершенно уверен, что именно это промедление спсло ему жизнь. И действительно, в тот миг, когд девушк подл ему знк, что можно идти к мяку, дв цербер-снитр и сиделк из сумсшедшего дом с улицы Божественной пстушки обрушились н них. Окзывется, ее искли с трех чсов, с того смого момент, кк он сбежл, и поискми знимлись не только они, но и жндрмы всего город. Он отрезл голову сторожу и теском, который отобрл у сдовник, тяжело рнил еще двоих: тк ей хотелось поплясть н крнвле. Никому не пришло в голову, что он могл плясть н улице, думли, что спрятлсь в ккой-нибудь лчуге.

Увести ее было нелегко. Он отчянно зщищлсь ножом, который выхвтил из-з корсж, и потребовлось шесть здоровых мужчин, чтобы ндеть н нее смирительную рубшку под ликующий свист и плодисменты толпы, полгвшей, что эт кроввя схвтк – всего-нвсего одно из крнвльных предствлений и потому не желвшей покидть Тможенную площдь. Сердце Флорентино Арисы рзрывлось от жлости, и с Пепельной среды, первого дня Великого пост, он стл ходить н улицу Божественной пстушки с коробкой нглийских шоколдных конфет. Он стоял под окнми, глядя н зключенных в доме, которые кричли ему – кто оскорбления, кто похвлы, – и мхл коробкой шоколд: вдруг повезет, и он тоже выглянет из-з железной решетки. Но тк и не увидел ее. Несколько месяцев спустя он выходил из трмвя, и мленькя девочк, ехвшя вместе с отцом, попросил у него шоколдную конфетку из коробки, которую он нес под мышкой. Отец пожурил девочку и извинился перед Флорентино Арисой. А тот отдл девочке всю коробку, подумв, что, может, этот поступок избвит его от горького чувств, и успокоил отц, похлопв по плечу.

– Это преднзнчлось для любви, но любовь отпрвилсь к чертям собчьим, – скзл он.

Судьб словно послл Флорентино Арисе возмещение з потерю: в том же смом трмве н ослиной тяге он встретил Леону Кссини, истинную женщину своей жизни, хотя ни он, ни он этого тк и не поняли, ибо не познли близости. Он возврщлся домой пятичсовым трмвем и почувствовл ее, еще не увидев: ощутил н себе взгляд физически, словно до него дотронулись пльцем. Флорентино Арис поднял глз и увидел н другом конце трмвя ее, резко выделявшуюся среди пссжиров. Он не отвел взгляд. Ноборот: глядел ему в глз тк дерзко, что он не мог подумть ничего кроме того, что подумл: негритянк, хорошенькя и молоденькя, однко ночня птичк, в этом не было никких сомнений. И он срзу выкинул ее из своей жизни, потому что не предствлял себе ничего более гнусного, нежели любовь з деньги: ткими вещми он не знимлся.

Флорентино Арис вышел н Тележной площди, н конечной остновке, и срзу юркнул в лбиринт торговых улочек, потому что мть ждл его к шести, когд выбрлся из людской толчеи, то услыхл з спиной резвый цокот кблучков по брусчтке и обернулся убедиться в том, что знл и без того: это был он. Он был одет кк рбыни н стринных грвюрх, юбк, вся в оборкх, вскидывлсь кверху, будто в тнце, когд он перешгивл через лужи, широкое декольте обнжло плечи, н шее бряцли ожерелья, н голове белел тюрбн. Он видел тких в портовой гостинице. Чстенько случлось, что до шести вечер им нечем было позвтркть, и тогд оствлся один выход: уподобиться уличному грбителю и нпсть н первого встречного, орудуя вместо нож своими женскими прелестями: в постель или в могилу! Желя окончтельно убедиться в своих предположениях, Флорентино Арис неожиднно свернул в безлюдный Лмповый переулок, и он свернул следом, приближясь к нему с кждым шгом. Тогд он остновился, повернулся к ней лицом и встл посреди тротур, упершись обеими лдонями в рукоять зонтик.

– Ты ошиблсь, милочк, – скзл он. – Я не покупю.

– Рзумеется, – скзл он, – у тебя это н лбу нписно.

Флорентино Арис вспомнил фрзу, еще мльчишкой слышнную от домшнего врч, его крестного, которую тот произнес по поводу хронического зпор: «Мир делится н тех, кто испржняется хорошо, и н тех, кто испржняется плохо». Н основе этой догмы тот рзрботл целую теорию о человеческом хрктере и считл ее более точной, чем стрология. Многолетний собственный опыт позволил Флорентино Арисе поствить вопрос инче: «Мир делится н тех, кто понимет толк в постели, и н тех, кто вообще не понимет, что это ткое». К последним он относился с недоверием: когд с ними приключлось это необычное для них дело, они нчинли кичиться своею любовью тк, будто сми только что все изобрели. Те же, кто знл в этом толк и предвлся этому чсто, ноборот, лишь рди этого жили. Они чувствовли себя естественно и прекрсно и были немы кк могил, ибо понимли, что от сдержнности и блгорзумия звисит их жизнь. Они никогд не похвлялись своими доблестями, ни с кем не откровенничли и выкзывли к этому вопросу ткое безрзличие, что дже могли прослыть импотентми, совершенно фригидными, то и стыдливыми гомосексулистми, что и случилось с Флорентино Арисой. Однко подобные зблуждения были им н руку, ибо служили зщитой. Словно члены некой тйной ложи, они узнвли друг друг в любом конце свет, не нуждясь в языке или переводе. А потому Флорентино Арис не удивился ответу девушки: он был из своих, из этих, и знл, что ему известно, что он это знет.

Н этот рз он грубо ошибся и эту ошибку будет вспоминть кждый день и кждый чс, до смой смерти. Не любви он хотел просить у него, и уж, во всяком случе, не той, что покупют з деньги, он просил у него рботы – любой и з любое жловнье, – рботы в Крибском речном проходстве. Флорентино Арис тк устыдился своего поведения, что отвел ее к нчльнику, ведвшему персонлом, и тот взял ее в общий отдел н смую низшую должность, где он прорботл три год, серьезно, скромно и с полной отдчей.

Контор речного проходств с смого основния компнии нходилсь нпротив речной пристни и не имел никкого отношения ни к порту для окенских проходов, рсположенному н другой стороне бухты, ни к рыночному причлу в бухте Лс-Анимс. Это было деревянное строение с двусктной цинковой крышей; длинный блкон с перилми тянулся по фсду, збрнные проволочной сеткой окн смотрели н четыре стороны, и все стоявшие у причл суд были отлично видны в них, словно н кртинке, пришпиленной к стене. Строившие это здние немцы, прежние влдельцы компнии, крсили цинковую крышу в крсный цвет, деревянные стены – в ослепительно белый, отчего здние походило н речной проход. Позднее строение целиком перекрсили в синий цвет, к тому времени, когд Флорентино Арис пришел служить в проходство, контор превртилсь в пыльный брк неопределенного цвет, н ржвевшей крыше сверкли жестяные зплты. З домом в беленом дворике, огороженном проволокой, точно курятник, нходились дв склд более поздней постройки, позди них, в непроточном узком кнле, грязном и зловонном, догнивли скопившиеся з полвек отбросы речного проходств: остнки исторических судов, от первого, примитивного, однотрубного, спущенного н воду Симоном Боливром, до современных, с электрическими вентиляторми в кютх. Большинство проходов рзбирлось н чсти, которые использовлись для других, новых, но многие выглядели тк, что, кзлось, стоит их чуть подкрсить – и они спокойно могут пускться в плвние, кк есть, не стряхнув с себя игун и гроздья крупных желтых цветов, придввших им ткой ромнтический вид.

Н верхнем этже здния помещлся дминистртивный отдел в мленьких, но удобных и хорошо оборудовнных комнтх, похожих н корбельные кюты, поскольку дом строили не обычные рхитекторы, морские инженеры. В конце коридор, словно это был еще один, лишний служщий, рсполглся дядюшк Леон XII, в точно ткой же комнтке, кк и все остльные, с единственной рзницей: кждое утро н его письменном столе в стеклянной взе появлялся новый душистый цветок. В нижнем этже рзмещлось отделение для пссжиров, зл ожидния со скмьями и стойкой, где продвли билеты и принимли бгж. И нконец, существовл еще млопонятный общий отдел – смо нзвние отдел свидетельствовло о неясности его нзнчения, – общий отдел, куд отпрвлялись умирть трудной смертью те проблемы, которые никк не могл рзрешить вся остльня контор проходств. Именно тм нходилсь Леон Кссини, з письменным столиком, среди свленных в кучу мешков с мисом и безндежных бумг, в тот день, когд дядюшк Леон XII зшел собственной персоной в общий отдел в ндежде, что ему придет в голову шльня идея, кк приспособить хоть к чему-то этот чертов отдел. Проведя три чс в нбитом служщими зле, где он здвл вопросы, рссуждл теоретически и знимлся конкретным рзбиртельством, дядюшк Леон XII вернулся к себе в кбинет в тяжелой уверенности, что не решил ни одного из многочисленных вопросов, нпротив, возникло много новых, рзнообрзных и совершенно безндежных проблем.

Н следующий день Флорентино Арис, войдя к себе, ншел н столе служебную зписку Леоны Кссини с просьбой изучить ее и, если он сочтет уместным, покзть дядюшке. Нкнуне во время беседы дядюшки Леон XII с персонлом он единствення не проронил ни слов. Он прекрсно понимл свое положение – ее взяли из милости – и в служебной зписке отметил, что вел себя тк не потому, что отстрнялсь от дел, но из увжения к иеррхии, сложившейся в отделе. Все выглядело пугюще просто. Дядюшк Леон XII считл, что отдел необходимо реоргнизовть коренным обрзом, Леон Кссини думл инче, основывясь н той простой логике, что общего отдел кк ткового не было – был свлк неудобных и зковыристых, однко несущественных проблем, от решения которых другие отделы уходили. И выход зключлся в том, чтобы ликвидировть общий отдел, нерешенные вопросы вернуть для решения туд, откуд они пришли.

Дядюшк Леон XII не имел ни млейшего понятия, кто ткя Леон Кссини, и, кк ни припоминл вчершнего собрния, ее он вспомнить не мог, однко, прочитв зписку, вызвл Леону Кссини и дв чс проговорил с нею з зкрытой дверью. Говорили они обо всем н свете – тков был его мнер узнвть людей. Ее зписк основывлсь н обычном здрвом смысле, и предложенное решение дло искомый результт. Но дядюшку Леон XII порзило не это, его порзил он см. И глвное – что единственное обучение, которое он прошл после нчльной школы, было обучение в шляпной мстерской. Но дом, см, он выучил нглийский по ускоренному методу без преподвтеля, и вот уже три месяц по вечерм брл уроки мшинописи – новомодное дело, которому прочили ткое же большое будущее, кк в свое время телегрфу, еще рньше – провым мшинм. Когд он вышл из кбинет дядюшки Леон XII, он уже нзывл ее тк, кк будет нзывть всегд: тезк-Леон. И уже решился росчерком пер уничтожить беспокойный отдел и рздть нкопившиеся проблемы тем, кто их породил, кк предлгл Леон Кссини, и уже придумл для нее смой место, еще без нзвния и без определенных обязнностей; по сути же он стновилсь его личным помощником. В тот же день, похоронив безо всяких почестей общий отдел, дядюшк Леон XII спросил у Флорентино Арисы, откуд он взял эту Леону Кссини, и тот рсскзл ему все, кк было.

– Тк возврщйся в трмвй и приведи мне всех тких, кк эт, – скзл ему дядюшк. – Еще прочк тких – и мы вытщим твой тонущий корбль.

Флорентино Арис счел это обычной дядюшкиной шуткой, однко н следующий день обнружил, что лишился пожловнного ему полгод нзд экипж, дбы он продолжл поиски скрывющихся в трмве тлнтов. А Леон Кссини очень скоро рспрощлсь с былой скромностью и извлекл нружу все, что тк хитро скрывл целых три год. В следующие три год он збрл в свои руки полный контроль нд всем, з четыре последующих добрлсь до дверей првления проходств, однко войти в эти двери не зхотел, потому что и без того окзлсь всего н одну ступень ниже Флорентино Арисы. До сих пор он нходилсь в его рспоряжении и желл оствться ему подчиненный, хотя н деле все было совсем инче: см Флорентино Арис не догдывлся, что это он нходился в ее рспоряжении. А именно: в првлении он выполнял всего-нвсего то, что предлгл он, помогя ему поднимться вверх вопреки всем козням его тйных недругов.

Леон Кссини имел дьявольский тлнт к тйным интригм и всегд в нужный момент окзывлсь тм, где ей следовло быть. Он был динмичн, молчлив и мудро нежн. Но если ндо, умел скрепить сердце и обнружить железный хрктер. Однко рди себя этого свойств в ход не пускл. Единственной ее целью было – любой ценой, если пондобится – кровью, рсчистить путь нверх для Флорентино Арисы, до той высоты, н которую он см хотел подняться, не очень рссчитв собственные силы. Он бы, рзумеется, в любом случе, делл то же смое из влстолюбия, но вышло тк, что он это делл осозннно, из чистой блгодрности. Он интриговл тк отчянно, что см Флорентино Арис зпутлся в ее ухищрениях и, было дело, дже безуспешно пытлся зкрыть ей дорогу, думя, что он пытется зкрыть дорогу ему. Леон Кссини рсствил все точки нд «i».

– Вы ошибетесь, – скзл он ему. – Я готов бросить все это, только скжите, но сперв подумйте хорошенько.

Флорентино Арис, который и в смом деле не успел еще подумть хорошенько, подумл нстолько хорошо, нсколько мог, и сложил перед ней оружие. По првде скзть, дже в рзгр глухой войны, которя кипел в недрх переживвшего постоянный кризис предприятия, дже стрдя от дрм, неизбежных в жизни охотник з женщинми, и мучясь слбевшей день ото дня мечтой о Фермине Дсе, невозмутимый с виду Флорентино Арис ни минуты не мог спокойно взирть н это чрующее зрелище: отвжня негритянк, по уши звязнув в мерзостях и в любви, вел отчянное сржение. Сколько рз втйне он горько жлел, что, по-видимому, он был не той, з ккую он принял ее при встрече, то бы нчхть н все принципы д зкрутить с нею любовь, дже з деньги, з звонкую золотую монету. Ибо Леон Кссини оствлсь точно ткой, ккой был в тот день в трмве, – те же нряды ветреной невольницы, те же невообрзимые тюрбны, те же бряцющие брслеты, бусы и ожерелья и перстни с фльшивыми кмнями н кждом пльце, одним словом, уличня львиц. А то немногое, что годы добвили к ее внешности, только пошло ей н пользу. Он вступил в пору ослепительного рсцвет, ее жркое тело фрикнки нливлось тугой зрелостью, женское очровние дрзнило и будоржило. Флорентино Арис з все десять лет ни рзу больше не сделл ни нмек, ни шг ей нвстречу, искупя свою прошлую ошибку, он помогл ему во всем, кроме этого.

Однжды он зсиделся в конторе допоздн, после смерти мтери он стл чстенько зсиживться, и, выходя, увидел, что в комнте Леоны Кссини горит свет. Он открыл дверь, не постучв, он был тм: одн, з письменным столом, сосредоточенно-серьезня, в новых очкх, которые придвли ей ученый вид. Флорентино Арис со счстливым ужсом вдруг понял, что они одни в доме, что пристнь безлюдн, город спит, вечня ночь опустилсь н утонувшее в тумне море, печльно прокричвший проходик подойдет к берегу не рньше, чем через чс. Флорентино Арис оперся обеими лдонями о рукоять зонтик, точь-в-точь кк тогд, когд зступил ей дорогу в Лмповом переулке, но только теперь он уперся зонтиком в пол зтем, чтобы незметно было, кк ходуном ходят его колени.

– Скжи н милость, Леон, львиц моя дорогя, – проговорил он, – когд же мы нконец с этим покончим?

Он ничуть не удивилсь, совершенно спокойно снял очки и солнечно ему улыбнулсь. Н «ты» они никогд не были.

– Ах, Флорентино Арис, – скзл он, – десять лет я сижу тут и жду от тебя этого вопрос.

Поздно: возможность, которя возникл в трмве и еще долго оствлсь, пок Леон Кссини сидел н том смом стуле, н котором он сидел сейчс, возможность эт ушл невозвртно. Рди него ей пришлось проделть столько тйных мерзостей, рди него он вынесл столько гнусной грязи, что з это время больше него прошл по дороге жизни и теперь уже не чувствовл той рзницы в двдцть лет, что был между ними: он сострилсь рди него. Он тк его любил, что предпочл не обмнывть, любить дльше, хотя и пришлось скзть ему об этом довольно грубо.

– Нет, – скзл он. – Это все рвно, что переспть с собственным сыном, которого у меня нет.

У Флорентино Арисы нвсегд остлсь зноз оттого, что последнее слово было не з ним. Он считл: говоря «нет», женщин ждет, что будут нстивть, это ее решение еще не окончтельное, но с Леоной было инче: он не мог рисковть и ошибиться во второй рз. И он отступился, не выдв досды, с любезной миной, что было вовсе не легко. Но с той ночи, ккя бы тень между ними ни скользнул, он тотчс же рссеивлсь без след, Флорентино Арис понял нконец, что можно дружить с женщиной, дже если ты с нею не спишь.

Леон Кссини был единственным человеком, кому Флорентино Арис попробовл открыть свою тйну о Фермине Дсе. Те немногие, кто знл, уже нчинли збывть об этом.

Трое из них, без сомнения, унесли тйну с собой в могилу: его мть здолго до смерти вычеркнул из пмяти вообще все, Гл Плсиди, н попечении которой нходилсь Фермин Дс почти девочкой, скончлсь в преклонном возрсте; незбвенной Эсколстики Дсы, той, что принесл в молитвеннике его первое в жизни любовное письмо, нверняк тоже не было в живых, Лоренсо Дс, о судьбе которого он ничего не знл, конечно, мог в свое время рсскзть что-то сестре Фрнке де л Лус, желя предотвртить исключение дочери из колледж, но едв ли т рсскзл об этом кому-нибудь еще. Оствлись еще одинндцть телегрфистов из дльней провинции, где жил Ильдебрнд Снчес, которые отпрвляли телегрммы с полными именми и дресми, и, рзумеется, см Ильдебрнд Снчес со свитой необузднных юных родственниц.

Но Флорентино Арис не знл, что в этот список следует включить и доктор Хувенля Урбино. Ильдебрнд Снчес открыл ему секрет в те первые годы, когд он чсто нвещл их. Но рсскзл он это мимоходом и словно бы невзнчй, тк что скзнное не влетело в одно ухо и вылетело в другое, кк он полгл, вообще никуд не влетело. Дело было тк: Ильдебрнд упомянул Флорентино Арису кк одного из тех тйных поэтов, которые, по ее мнению, вполне могли победить н Цветочных игрх. Доктор Урбино силился вспомнить, о ком он говорит, и тогд он скзл, хотя никкой нужды в этом не было, что он – тот единственный претендент, который был у Фермины Дсы до змужеств. Он рсскзл об этом кк о чем-то совершенно невинном, скоротечном и не более чем трогтельном. Доктор Урбино отозвлся, не глядя н нее: «Никогд бы не подумл, что этот тип – поэт». И в тот же момент выкинул его из пмяти, кк привык выкидывть многое, поскольку его профессия приучил его упрвлять збвением в угоду этике.

Флорентино Арис отметил, что все хрнители тйны, з исключением его мтери, приндлежли к миру Фермины Дсы. В его мире он оствлся один н один с тяжким грузом, который иногд ему неодолимо хотелось с кем-то рзделить, но до тех пор еще никто не зслужил ткого доверия. Леон Кссини был единственной, оствлось только придумть, кк это сделть, и дождться случя. Он думл кк рз об этом в послеобеденный летний зной, когд доктор Хувенль Урбино поднялся по крутой лестнице КРП, деля остновку н кждой ступеньке, чтобы выжить в этом пекле, и появился в конторе у Флорентино Арисы, зпыхвшийся, мокрый от пот вплоть до брюк, и проговорил н последнем дыхнии: «Похоже, ндвигется циклон». Флорентино Арис не рз видел его здесь – тот приходил к дядюшке Леону XII,-но никогд прежде у него не было ткого четкого ощущения: этот нежелнный посетитель имеет отношение к его жизни.

В ту пору и доктор Хувенль Урбино испытывл некоторые трудности и вынужден был ходить от двери к двери со шляпой в руке, прося взносы н свои художественные зтеи. Одним из ниболее змечтельных и постоянных дрителей был дядюшк Леон XII; в тот день он только что приступил к своей ежедневной десятиминутной сиесте, удобно рсположившись в мягком кресле, прямо з письменным столом. Флорентино Арис попросил доктор Хуве-нля Урбино сделть одолжение – подождть немного у него в кбинете, который соседствовл с кбинетом дядюшки Леон XII и в определенной мере служил приемной.

Ему случлось и рньше видеть доктор в рзличных обстоятельствх, однко он никогд не встречлся с ним вот тк, лицом к лицу, и Флорентино Арис еще рз почувствовл дурноту от ткого явного его превосходств. Они пробыли вместе целых десять минут, рстянувшихся в вечность; з эти десять минут Флорентино Арис трижды поднимлся в ндежде, что дядюшк проснется рньше времени, и проглотил целый термос черного кофе. Доктор Урбино откзлся выпить дже мленькую чшечку. «Кофе – яд», – скзл он. И говорил, цепляя тему з тему, все подряд, не зботясь, слушют ли его. Флорентино Арисе трудно было выносить его врожденное блгородство и обяние, легкий зпх кмфры, исходивший от него, и эту свободную, элегнтную мнеру говорить, блгодря которой дже смые пошлые вещи кзлись существенными. Неожиднно доктор резко переменил тему.

– Вы любите музыку?

Он зстл его врсплох. Н смом деле Флорентино Арис ходил н все концерты и оперные предствления в городе, но поддержть толковый рзговор н эту тему со знющим человеком он, пожлуй, не смог бы. Он не мог устоять перед модной музыкой, особенно сентиментльными вльсми, очень уж они походили н те, что см он игрл в рнней юности, и н стихи, которые писл тйком. Стоило ему мимоходом услышть ккой-нибудь из них, кк ниточк мелодии нчинл крутиться у него в голове, и никкя сил н свете не способн был ее оттуд выбить. Однко тк не ответишь н серьезный вопрос, зднный знтоком. – Мне нрвится Грдель, – скзл он. Доктор Урбино понял его. «Ясно, – скзл он. – Грдель в моде». И опять ушел в рссуждения о своих многочисленных новых проектх, которые он нмеревлся осуществить, кк всегд, без официльных субсидий. Он обртил внимние Флорентино Арисы н то, сколь обескурживюще унылы тетрльные предствления, которые привозят в город теперь, в срвнении с блисттельными обрзцми минувшего столетия. Действительно, н протяжении целого год ему пришлось просмтривть предствления, чтобы привезти в Тетр комедии трио Корто-Ксльс-Тибо, и в првительстве не окзлось ни одного человек, кто бы знл, кто они ткие, хотя в том же смом месяце были рскуплены все мест н предствления полицейских дрм Рмон Крль-т, н оперетты и срсуэлы дон Мноло де л Пре-сы, н группу Лос Снтнелос, нсмбль невырзимых трнсформистов и мимов, переодеввшихся прямо н сцене в фосфоресцирующем свете, н Де-низ Д'Альтен, которую объявляли кк стринную тнцовщицу из Фоли-Бержер, и дже н отвртительного бесновтого бск, который один н один сржлся с боевым быком. Д что тм жловться н это, сми европейцы в очередной рз подют дурной пример – рзвязли врврскую войну, в то время кк мы нконец нчли жить в мире после девяти гржднских войн в середине прошедшего век, точнее, одной-единственной, которя длилсь все то время. Более всего из той зхвтывющей беседы зпл в душу Флорентино Арисы мысль о возможности возобновить Цветочные игры, одну из двних иницитив доктор Хувенля Урбино, которя в свое время был горячо принят публикой и длилсь дольше других. Он чуть не проговорился, что бывл ниболее усердным учстником того ежегодного конкурс, зинтересоввшего именитых поэтов не только в их стрне, но и в других крибских стрнх.

Едв они нчли рзговор, кк пышущий жром воздух вдруг похолодл, столкнувшиеся воздушные потоки сотрясли двери и окн, словно ружейным злпом, и все здние вздрогнуло и зскрипело, будто прусник н плву. Доктор Хувенль Урбино, похоже, не обртил н это внимния. Только зметил мимоходом что-то относительно лунных июньских циклонов и неожиднно, безо всякого переход, зговорил о своей жене. Он был не только смой горячей его помощницей в трудх, но и душою всех его нчинний. «Без нее я был бы ничем», – скзл он. Флорентино Арис слушл его с невозмутимым видом, лишь чуть кивя головой, и боялся вымолвить слово, чтобы голос не выдл его. Еще через две фрзы он понял: у доктор Хувенля Урбино, знятого ткими увлектельными делми, хвтло времени обожть свою супругу почти тк, кк обожл ее он см, и эт истин порзил его. Однко он не мог выкзть своего отношения, кк хотел бы, ибо сердце сыгрло с ним ту мерзкую шутку, н ккую способно только сердце: оно открыло ему, что он и этот человек, которого он всегд считл своим зклятым вргом, пли жертвой одной и той же судьбы и делили одну и ту же выпвшую н их долю стрсть, словно дв вол под одним ярмом. И впервые з двдцть шесть бесконечных лет ожидния Флорентино Арис не смог подвить боли от мысли, что этот змечтельный человек должен умереть рди того, чтобы он стл счстливым.

Циклон промчлся, но мощные порывы ветр еще минут пятндцть сотрясли нижние квртлы и причинили рзрушения половине город. Доктор Хувенль Урбино, в очередной рз удовлетворенный щедростью дядюшки Леон XII, не стл дожидться, пок буря уймется окончтельно, и ушел, по рссеянности унеся с собой зонт Флорентино Арисы, который тот дл ему, чтобы дойти до экипж. Но Флорентино Арису это не огорчило. Ноборот, он обрдовлся: что подумет Фермин Дс, когд узнет, кто хозяин зонтик. Он все еще нходился под впечтлением встречи, когд Леон Кссини прошл через его кбинет, и его осенило: вот он, единственный случй, когд безо всякого можно открыть ей тйну, рзрушить это лсточкино гнездо, что не двло ему жить, – теперь или никогд. Для нчл он спросил, что он думет о докторе Хувенле Урбино. Он без промедления ответил: «Этот человек делет много всего, возможно, дже слишком много, но, по-моему, никто не знет, что он думет». Потом помолчл, рзгрызя лстик своими острыми зубми негритянки, и пожл плечми, словно желя покончить с совсем не интересоввшим ее вопросом.

– Может, именно потому тк много и делет, – скзл он. – Чтобы не думть. Флорентино Арис попытлся удержть ее. – Жль, что ему суждено умереть, – скзл он. – Всем н свете суждено умереть, – скзл он. – Конечно, – скзл он. – Но этому больше, чем кому бы то ни было.

Он ничего не понял, снов молч пожл плечми и вышл.

А Флорентино Арис подумл, что когд-нибудь н счстливом ложе Фермины Дсы он рсскжет ей, что не открыл тйну их любви дже тому единственному человеку, который зслужил прво н это. Нет, никому и никогд не следовло открывть секрет, дже смой Леоне Кссини, и не потому, что он не хотел открывть сундук, в котором половину жизни тк ндежно хрнил свою тйну, но потому, что в тот момент понял: ключ потерян.

Но еще больше взволновло его в тот день другое. Ожил грусть по временм юности, всколыхнулись живые воспоминния о Цветочных игрх, которые гремели кждое пятндцтое преля по всей нтильской земле. Он всегд учствовл в конкурсх, но всегд, кк почти во всем, – тйно. Он принимл в них учстие много рз, нчиня с смого первого, двдцть четыре год нзд, и ни рзу не был отмечен ни призом, ни простым упоминнием. Он не огорчлся – привлекл его не премия, см церемония: н первом конкурсе Фермине Дсе поручили вскрывть зпечтнные сургучом конверты и оглшть имен победителей, и с тех пор он делл это всегд.

Укрывшись в полутьме пртер, в первых рядх, с живой кмелией в петлице, трепетвшей н его взволновнной груди, Флорентино Арис в ночь первого конкурс смотрел н Фермину Дсу, вскрыввшую три зпечтнных сургучом конверт н сцене стринного Нционльного тетр. И думл о том, что произойдет в ее сердце, когд он обнружит, что он звоевл Золотую орхидею. Он был уверен, что он узнет его почерк и срзу же вспомнит, кк под вечер вышивл под миндлевым деревом в мленьком прке, вспомнит зпх зсушенных в письмх грдений и вльс Короновнной Богини, который он исполнял для нее одной в предутреннем ветерке. Но этого не случилось. Хуже того: Золотя орхидея, смый звидный приз нционльной поэзии, был присужден иммигрнту-китйцу. Столь необычное решение вызвло ткой общественный скндл, что поствило под сомнение серьезность смого мероприятия. Однко опрвднием единодушному решению жюри был превосходный сонет.

Никто не верил, что втором его н смом деле был премировнный китец. Он прибыл сюд в конце прошлого столетия, спсясь от бедствия – желтой лихордки, опустошившей Пнму з время строительств железнодорожного пути между двумя окенми, прибыл вместе со многими другими, которые остлись здесь до конц жизни и продолжли жить по-китйски, рзмножться по-китйски и тк походили друг н друг, что невозможно рзличить. Снчл их нсчитывлось десяток, не больше, они появились вместе со своими женми, детьми и собкми, которых употребляли в пищу, но уже через несколько лет они зполонили четыре улочки в предместье рядом с портом, – все новые и новые китйцы нводняли стрну, не оствляя никких следов в регистрционных тможенных спискх. Некоторые, совсем еще недвно молодые китйцы, тк стремительно преврщлись в почитемых птрирхов, что невозможно было понять, когд они успевли стриться. Нродня интуиция рзделил их н дв клсс: китйцы плохие и китйцы хорошие. Плохие – те, что сшивлись в мрчных постоялых дворх вокруг порт, и случлось, ккой-нибудь китец объедлся тм по-црски или умирл прямо з столом, нд вревом из крысы н постном мсле; про эти постоялые дворы ходили слухи, что н смом деле тм торгуют женщинми и продется и покупется все, что угодно. Хорошими были китйцы из прчечных, нследоввшие священные знния, они возврщли рубшки еще более чистыми, чем новые, с воротничкми и мнжетми, похожими н выглженную церковную облтку. Именно из хороших китйцев был тот, который н Цветочных игрх рзбил нголову семьдесят двух своих горздо лучше оснщенных соперников.

Никто не рзобрл имени, когд Фермин Дс в змештельстве прочитл его. И не потому, что это было необычное имя, но просто никто и никогд в точности не знл, кк зовут китйцев. Однко долго рздумывть не пришлось, потому что премировнный китец тотчс же возник из недр пртер с нгельской улыбочкой, которя всегд бывет у китйцев, когд они рно приходят домой. Он был тк уверен в победе, что зрнее в честь нее ндел обрядо вую весеннюю рубшку из желтого шелк. Он получил Золотую орхидею н восемндцть кртов и, счстливый, поцеловл ее под оглушительные нсмешки неверящих зрителей. И бровью не повел. Он стоял и ждл посреди сцены, невозмутимый, словно см постол Божественного провидения, и, едв нступил тишин, прочел премировнное стихотворение. Его никто не понял. Но когд новя волн нсмешек схлынул, Фермин Дс прочитл стихотворение еще рз, тихим, мягким голосом, и первя же строф ошеломил слуштелей. Сонет, нписнный в чистейшем прнсском стиле, был совершенен и овеян вдохновением, которое выдвло учстие мстерской руки. Объяснение нпршивлось только одно: ккой-то большой поэт здумл эту шутку в нсмешку нд Цветочными игрми, китйц взяли н эту роль с условием до конц жизни хрнить тйну. «Дирио дель комерсио», нш трдиционня гзет, попытлсь выпрвить положение с помощью зумной сттьи нсчет двнего присутствия китйцев в крибских стрнх и их культурного влияния, следовтельно, и прв н учстие в Цветочных игрх. Нписвший сттью был уверен, что втором сонет н смом деле был тот, кто нзвлся втором, и ничтоже сумняшеся утверждл это, нчиня с зглвия: «Все китйцы – поэты». Зтейники, если и впрвду имел место зтея, в конце концов сгнили в могилх вместе со своей тйной. Премировнный китец же умер без исповеди в подобющем восточному человеку возрсте, был положен в гроб вместе с Золотой орхидеей и похоронен, тк и не изжив горечи по поводу того, что не достиг в жизни единственного, о чем мечтл: репутции поэт. В связи с его смертью в печти снов вспомнили збытый эпизод Цветочных игр и снов нпечтли сонет с модернистской виньеткой, изобржвшей пышных дев с золотым рогом изобилия, и боги, хрнители поэзии, воспользоввшись случем, рсствили все по местм – новому поколению сонет покзлся нстолько плохим, что никто больше не сомневлся: втором был покойный китец.

В пмяти Флорентино Арисы этот скндл прочно связлся с незнкомой толстушкой, сидевшей рядом с ним. Он зметил ее в смом нчле церемонии, потом, объятый стрхом ожидния, совершенно збыл о ней. Внимние привлекл перлмутровя белизн ее кожи, блгоухние, исходившее от ее счстливого полного тел, огромня грудь, кк у облдтельницы мощного сопрно, увенчння искусственной мгнолией. Н ней было черное брхтное, очень облегющее плтье, ткое же черное, кк ее жркие, лкющие глз и волосы, подобрнные н зтылке цыгнским гребнем. Висячие серьги, ожерелье и множество колец н пльцх, все, кк одно, со сверкющими искусственными кмнями, н првой щеке – нрисовння мушк. В сумтохе финльных плодисментов он поглядел н Флорентино Арису с искренней душевной грустью.

– Поверьте, я всей душой сожлею, – скзл он ему.

Флорентино Арис был поржен не столько соболезновниями, которые и впрвду зслуживл, тем, что кто-то, окзывется, знл его тйну. Он объяснил: «Я видел, кк дрожл цветок у вс в петлице, когд вскрывли конверты». Он покзл ему плюшевую мгнолию, которую держл в руке, и открылсь: – Поэтому я снял свой цветок. Он готов был рсплкться, но Флорентино Арис, ночной охотник, смягчил ей горечь поржения.

– Пойдемте куд-нибудь, поплчем вместе, – скзл он.

Он проводил ее до дому. Остновившись у дверей и оглядев обезлюдевшую полуночную улицу, он стл уговривть ее приглсить его н рюмочку бренди и зодно покзть свои льбомы с вырезкми и фотогрфиями о последних десятилетиях жизни город, которые, кк он говорил, у нее имеются. Это был стрый трюк, но н этот рз все вышло непроизвольно, потому что он см рсскзл ему об этих льбомх, пок они шли от Нционльного тетр. Они вошли в дом. Первое, что увидел Флорентино Арис еще из гостиной, был рспхнутя дверь в спльню с широкой пышной постелью под прчовым покрывлом и изголовьем, укршенным бронзовыми листьями ппоротник. Эт кртин привел его в змештельство. Он, по-видимому, зметил, потому что прошл через гостиную и зкрыл дверь в спльню. Потом приглсил его сесть н кнпе, обитое кретоном в цветочек, где уже спл кот, и выложил н стоящий в центре комнты стол свою коллекцию льбомов. Флорентино Арис принялся не спеш листть их, горздо больше думя о том, кким будет его следующий шг, чем о том, что предствло его взору. Но вдруг поднял взгляд нд стрницей и увидел глз, полные слез. Он посоветовл ей не стесняться и выплкться, ибо ничто не приносит ткого облегчения, кк слезы, и зметил, что, нверное, корсет помешет ей плкть. И поспешил помочь, потому что корсет был туго зтянут н спине шнуровкой. Он не успел рспустить его, кк корсет см рскрылся под внутренним нпором, и строномически необозримя грудь вздохнул во всю свою ширь.

Флорентино Арис, которого никогд не оствлял стрх перед первым рзом, дже в смых легких случях, отвжился чуть поглдить кончикми пльцев ее шею, и он, не перествя плкть, изогнулсь со стоном, точно избловнный ребенок. Тогд он очень нежно поцеловл ее в то же смое место, которое только что глдил кончикми пльцев, но второй рз поцеловть ее не удлось, потому что он повернулсь к нему всем своим монументльным телом, жрким и лчущим, и они, сплетясь в объятии, поктились по полу. Кот проснулся и с визгом прыгнул н них. Словно неопытные новички, они торопливо искли друг друг, брхтясь среди рссыпвшихся льбомов, повлжневшей от пот одежды, горздо больше зботясь о том, кк уклониться от кошчьих когтей, чем от превртностей любовного беспорядк. Н следующую ночь, с не зжившими еще кошчьими црпинми, они повторили все снчл, и потом знимлись этим не один год. Когд он понял, что нчинет ее любить, он был в рсцвете сорок, он приближлся к своему тридцтилетию. Ее звли Ср Норьег, и в юности ей выпло пятндцть минут слвы, когд он победил н конкурсе с циклом стихотворений о любви бедняков, который тк никогд и не был издн. Он рботл учительницей в школх нродного обрзовния и жил н жловнье в доходном доме н живописном бульвре Влюбленных, в стринном квртле Хетсемни. У нее было несколько случйных мужчин, и ни один не имел в отношении нее серьезных нмерений: трудно было предствить, чтобы мужчин ее круг в те времен женился н женщине, с которой переспл. И он не лелеял пустых мечтний о змужестве после того, кк ее первый официльный жених, которого он любил с почти безумной стрстью в восемндцть лет, сбежл з неделю до нзнченной свдьбы, оствив ее вместе с прилипшей к ней репутцией брошенной невесты. Или бывшей в употреблении девицы, кк тогд выржлись. Однко тот первый опыт, при всей его скоротечности, не оствил в ней горечи, лишь ясную убежденность, что в брке или без брк, без Бог и без зкон, но жизнь не стоит ни грош, если в постели рядом нет мужчины. Флорентино Арису больше всего умиляло, что для полного и окончтельного удовольствия он в смый интимный момент непременно должн был сость детскую соску и только тк достигл вершины любовного торжеств. У них нбрлсь целя связк сосок всех рзмеров, форм и цветов, ккие только можно было нйти н рынке, и Ср Норьег вешл ее в изголовье, чтобы в минуту крйней нужды пошрить рукой и нйти.

Хотя он был тк же свободн, кк и он, и, возможно, не возржл бы против открытых отношений, Флорентино Арис с смого нчл окутл все глубокой тйной. Он проскльзывл через черный ход для прислуги, почти всегд ночью, и уходил н цыпочкх перед смым рссветом. Об понимли, что в тком нселенном доме рно или поздно соседи нверняк будут знть горздо больше, чем ндо, и все ухищрения окжутся пустой видимостью. Но тков уж он был, Флорентино Арис, и тким оствлся до конц жизни в отношениях со всеми женщинми. И ни рзу не сделл ложного шг, ни рзу не проговорился ни о ней, ни о ккой-либо другой. Он никогд не выходил з рмки и лишь однжды оствил компрометирующий след, письменную улику, что могло стоить ему жизни. Словом, он вел себя тк, будто всегд был супругом Фермины Дсы, хоть и неверным, но стойким супругом, который без передышки боролся з то, чтобы освободиться из-под ее влсти, не рня ее предтельством.

Ткя его зкрытость, рзумеется, не могл не породить ошибочных суждений. См Трнсито Арис умерл в глубокой убежденности, что ее сын, зчтый в любви и рожденный для любви, приобрел н всю жизнь иммунитет против этого чувств после первой несчстливой юношеской влюбленности.

Однко многие, менее к нему блгосклонные, нблюдвшие его изблизи и знвшие его пристрстие к тинственности, к необыкновенному одеянию и душистым притирниям, рзделяли подозрение относительно иммунитет, однко не против любви вообще, лишь против любви к женщине. Флорентино Арис знл об этом и никогд не пытлся эти подозрения рссеять. Не беспокоили они и Сру Норьегу. Точно тк же, кк и другие бесчисленные женщины, которых он любил, и дже те, которые доствляли ему удовольствие и получли удовольствие вместе с ним без любви, он принял его тким, кким он и был н смом деле: приходящим мужчиной.

В конце концов он стл приходить к ней в дом в любой чс дня и ночи, чще всего – по утрм в воскресенье, смое спокойное время. Он тотчс же бросл то, чем знимлсь, и отдвл всю себя без осттк, чтобы сделть его счстливым н, всегд готовой принять его, огромной изукршенной постели, где не допусклись никкие церковные формльности или огрничения. Флорентино Арис не понимл, кк незмужняя женщин без всякого прошлого могл быть тк умудрен в обрщении с мужчиной и кк ухитрялось ее большое и слдостное тело двигться в постели с той же легкостью и плвностью, с ккой скользит под водой дельфин. Он объяснял просто: любовь, кк ничто другое, – природный тлнт. И говорил: «Или умеешь это от рождения, или не сумеешь никогд». Флорентино Арису переворчивло от зпоздлой ревности при мысли о том, что, возможно, у нее было горздо более содержтельное прошлое, чем предствлялось, но пришлось смириться, см он говорил ей, кк и всем остльным, что он у него – единствення. Не доствляло ему удовольствия и присутствие в постели рзъяренного кот, но что поделешь; и Ср Норьег подстригл коту когти, чтобы он не рсцрпывл их до крови, пок они предвлись любви.

Почти с тким же нслждением, с кким он до изнеможения резвилсь в постели, Ср Норьег предвлсь культу поэзии в минуты отдохновения от любви. Он не только порзительно зпоминл низусть чувствительные стихи того времени – новинки подобной продукции продвли н улицх дешевыми книжицми по дв сентво з штуку, – но и пришпиливл н стену булвкми стихотворения, которые ей нрвились больше, чтобы в любой момент продеклмировть их. Он дже переложил в одинндцтистопник тексты из учебник нродного обрзовния н мнер тех, что пислись для зпоминния орфогрфии, првд, ей не удлось официльно утвердить их. Ее пристрстие к деклмции было столь велико, что порою он громко читл стихи в минуты любовного экстз, тк что Флорентино Арисе приходилось зпихивть ей в рот соску, точь-в-точь кк ребенку, чтобы он перестл плкть.

В смом рсцвете их отношений Флорентино Арис, случлось, спршивл себя: что же н смом деле было любовью – то шумное, что происходило у них в постели, или спокойные послеполуденные чсы по воскресеньям, и Ср Норьег приводил ему в утешение простой довод: любовь – все, что делется обнженно. Он говорил: «Любовь души – от пояс и выше, любовь тел – от пояс и ниже». Ткое определение покзлось Сре Норьеге подходящим для стихотворения о рзделенной любви, которое они нписли в четыре руки, и он предствил его н пятые Цветочные игры, свято веря, что никто еще не приносил н конкурс ткого оригинльного поэтического произведения. И снов потерпел поржение.

Флорентино Арис провожл ее домой, он метл громы и молнии. Он не могл объяснить, но почему-то был убежден, что не получил премии из-з интриг, и интриги эти сплел Фермин Дс. Он впл в мрчное рсположение дух с того смого момент, кк приступили к рздче призов: он двно не видел Фермину Дсу, и в тот вечер вдруг зметил, кк сильно он изменилсь: первый рз он увидел – это брослось в глз, – что он мть. Смо по себе это не было новостью, он знл, что ее сын скоро должен пойти в школу. Однко до тех пор это ее кчество не кзлось ему тким очевидным, кк в тот вечер, не только потому, что другой стл ее тлия и он чуть зпыхлсь от ходьбы, но и голос ее прерывлся, не хвтло дыхния, когд он зчитывл список премировнных поэтов.

Желя подкрепить фктми свои воспоминния, Флорентино Арис принялся листть льбомы, посвященные Цветочным игрм, пок Ср Норьег готовил ужин. Он рзглядывл фотогрфии из журнлов, пожелтевшие почтовые открытки, те, что продют в пмять о городе у городских ворот, и ему кзлось, будто он совершет фнтстическое путешествие в обмны прошлой жизни. До сих пор он лелеял мысль, что мир мимолетен и все в этом мире проходит, привычки, мод, – все, кроме нее, Фермины Дсы. Но в тот вечер впервые он увидел и осознл, что и у Фермины Дсы проходит жизнь, кк проходит его собствення, он не делет ничего, только ждет. Он никогд ни с кем не говорил о ней, потому что знл: он не способен произнести ее имени тк, чтобы при этом губы у него не побелели. Но н этот рз, пок он листл льбомы, кк листл он их и рньше в минуты воскресного досуг, Сре Норьеге случйно пришл догдк, одн из тех, от которых стыл кровь.

– Он – шлюх, – скзл Ср. Он скзл это, проходя мимо и кинув взгляд н фотогрфию бл-мскрд, где Фермин Дс предстл в костюме черной пнтеры, и уточнений не требовлось, Флорентино Арис и без того знл, кого он имеет в виду.

Стршсь, кк бы все не вышло нружу и не перевернуло его жизнь, он поспешил зщититься. И скзл, что знком с Ферминой Дсой шпочно, здоровются – не больше, и он ничего не знет о ее личной жизни, но считется, что женщин эт змечтельня, вышл из ничего и поднялсь нверх блгодря исключительно собственным достоинствм.

– Блгодря брку по рсчету и без любви, – прервл его Ср Норьег. – А это смый мерзкий тип шлюхи.

Менее жестоко, но с точно ткой же нрвственной твердостью говорил это Флорентино Арисе и его мть, утешя в беде. В стршном смущении он не ншелся что возрзить н суровый приговор, вынесенный Срой Норьегой, и попробовл зговорить о другом. Но Ср Норьег не дл ему переменить тему, пок не вылил н Фермину Дсу все, что у нее нкопилось. Интуитивным чувством, которого нверняк не смогл бы объяснить, он чувствовл и был уверен, что именно Фермин Дс сплел интригу, лишившую ее приз. Основний для этого не было никких: они не были знкомы, никогд не встречлись, и Фермин Дс никк не могл влиять н решение жюри, хотя, возможно, и был в курсе его секретов. Ср Норьег зявил решительно: «Мы, женщины, – провидицы», И тем положил конец обсуждению.

И в этот миг Флорентино Арис увидел ее другими глзми.

Годы проходили и для нее тоже. Ее щедрое, плодоносное естество бесслвно увядло, любовь стыл в рыдниях, н ее веки нчинли ложиться тени стрых обид. Он был уже вчершним цветком. К тому же, охвчення яростью поржения, он перестл вести счет выпитому.

Эт ночь ей не удлсь: пок они ели подогретый рис, он попробовл устновить лепту кждого из них в непризннном стихотворении, чтобы выяснить, сколько лепестков Золотой орхидеи полглось кждому. Не впервые збвлялись они визнтийскими турнирми, но н этот рз он воспользовлся случем рсковырять сднящую рну, и они зспорили смым пошлым обрзом, отчего в обоих ожили обиды, нкопившиеся з почти пять лет их любовной связи.

Когд оствлось десять минут до двендцти, Ср Норьег поднялсь со стул зпустить мятник н чсх, кк бы двя тем смым понять, что пор уходить. Флорентино Арис почувствовл: нужно немедленно рубнуть под корень эту безлюбую любовь, но тким обрзом, чтобы иницитив остлсь у него в рукх; он поступл всегд только тк. Моля Бог, чтобы Ср Норьег позволил ему остться в ее постели, где он и скжет ей, что между ними все кончено, Флорентино Арис попросил ее сесть рядом, когд он кончил зводить чсы. Но он предпочл соблюдть рсстояние и сел в кресло для гостей. Тогд Флорентино Арис протянул ей укзтельный плец, смоченный в коньяке, чтобы он обсосл его – он, бывло, делл тк перед тем, кк предться любовным утехм. Однко н этот рз Ср Норьег откзлсь.

– Сейчс – нет, – скзл он. – Ко мне должны прийти.

С тех пор кк он был отвергнут Ферминой Дсой, Флорентино Арис нучился последнее слово всегд оствлять з собой. В обстоятельствх не столь горьких он бы, возможно, стл домогться Сры, убежденный, что ко взимному удовольствию они все-тки вместе прикончт ночь в ее постели, поскольку жил в убеждении, что, если женщин переспл с мужчиной хоть однжды, он зтем будет спть с ним кждый рз, кк ему удстся рзмягчить ее. И потому он не брезговл дже смыми неприглядными любовными ухищрениями, лишь бы не дть ни одной н свете женщине, рожденной женщиной, скзть последнее слово. Но в ту ночь он почувствовл себя нстолько униженным, что злпом допил коньяк, стрясь не выдть обиды, и вышел, не попрощвшись. Больше они никогд не виделись.

Связь с Срой Норьегой был у него смой продолжительной и постоянной, хотя и не единственной з те пять лет. Когд он понял, что ему с нею хорошо, особенно в постели, хотя Фермину Дсу ей не зменить, он почувствовл, что совершть ночные охотничьи вылзки ему стло труднее и ндо рспределять время и силы, чтобы хвтло н все. И все-тки Сре Норьеге удлось чудо: н ккое-то время он принесл ему облегчение. Во всяком случе, теперь он мог жить без того, чтобы видеть Фермину Дсу, и не кидться вдруг искть ее туд, куд подскзывло сердце, н смые неожиднные улицы, в смые стрнные мест, где ее и быть-то не могло, или бродить без цели с щемящей тоскою в груди, лишь бы хоть н миг увидеть ее. Рзрыв с Срой Норьегой снов всколыхнул уснувшую боль, и он опять почувствовл себя, кк в былые дни в мленьком прке нд вечной книгой, однко н этот рз все осложнял мысль, что доктор Хувенль Урбино непременно должен умереть.

Он двно жил в уверенности, что ему н роду нписно принести счстье вдове и он тоже сделет его счстливым, потому особо не беспокоился. Ноборот: он был готов ко всему. Ночные похождения дли Флорентино Арисе богтые познния, и он понял: мир битком нбит счстливыми вдовми. Сперв он видел, кк они сходили с ум нд трупом покойного супруг, умоляли, чтобы их живьем похоронили в одном гробу с ним, не желя без него противостоять превртностям будущего. Но зтем видел, кк они примирялись со своим новым положением, и более того – восствли из пепл, полные новых сил и помолодевшие. Сперв они жили, словно рстения, под сенью огромного опустевшего дом, не имея иных нперсниц, кроме собственных служнок, иных возлюбленных, кроме собственных подушек, в одночсье лишившись дел после стольких лет бессмысленного плен. Они впустую рстрчивли ненужное теперь время, пришивя к одежде покойник те пуговицы, н которые прежде у них никогд не хвтло времени, глдили и переглживли рубшки с прфиновыми мнжетми и воротничкми, дбы превртить их в совершенство н веки вечные. И продолжли клсть им, кк положено, мыло в мыльницу, н постель – нволочку с их моногрммой, и ствить для них прибор н столе глядишь, и возвртится без предупреждения из смерти, кк, бывло, делл при жизни. Но в этом священнодействии в одиночку они нчинли осознвть, что снов стновятся хозяйкой своих желний, они, откзвшиеся не только от своей, доствшейся по рождению семьи, но дже и от собственной личности в обмен н некую житейскую ндежность, н поверку окзвшуюся не более чем еще одной из стольких девических иллюзий. Только они одни знли, кк тяжел был мужчин, которого любили до безумия и который, возможно, тоже любил; кк им следовло кормить-поить-лелеять его до последнего вздох, нянчить, менять перепчкнные пеленки и по-мтерински рзвлекть рзными штучкми, дбы рзвеять чуточку его боязнь – кждое утро выходить из дому нвстречу суровой действительности. А когд, подстрекемые ими, они все-тки выходили из дому с нмерением зглотить весь мир, то стрх поселялся в женщине: вдруг ее мужчин больше не вернется. Тков жизнь. А любовь, если он и существовл, это – отдельно, в другой жизни.

Досуг в одиночестве восстнвливл силы, и вдовы обнруживли со временем, что ниболее достойно жить по воле тел: есть, когд ощущешь голод, любить без обмн, спть, когд хочется спть, не притворяться спящей, чтобы уклониться от опостылевшей супружеской обязнности, и нконец-то стть хозяйкой всей постели целиком, где никто не оспривет у тебя половину простыни, половину воздух и половину твоей ночи, словом, спть тк, чтобы тело пресытилось сном, и видеть свои собственные сны, и проснуться одной. Возврщясь н рссвете со своей тйной охоты, Флорентино Арис видел их, выходящих из церкви после зутрени, в пять чсов, с ног до головы зкутнных в черный свн и с вороном своей судьбы н плече. Едв звидев его в слбых рссветных лучх, они переходили н другую сторону мелкими птичьими шжкми, кк же инче: окжешься рядом с мужчиной – и нвеки зпятнешь честь. И тем не менее он был уверен, что безутешня вдов, больше чем ккя-либо другя женщин, могл тить в себе зерно счстья.

Сколько вдов было в его жизни, нчиня со вдовы Нсрет, и именно блгодря им он познл, ккими счстливыми стновятся змужние женщины после смерти их супругов. То, что до поры до времени было для него всего лишь пустым мечтнием, блгодря им превртилось в рельность, которую можно было взять голыми рукми. Почему же Фермин Дс должн стть другой, жизнь подготовит ее к тому, чтобы принять его тким, ккой он есть, не обременив ложным чувством вины перед покойным супругом, и вместе с ним он нйдет новое счстье и стнет двжды счстливой: любовью повседневной, преврщющей кждый миг в чудо жизни, и другой любовью, которя отныне приндлежит лишь ей одной и ндежно зщищен смертью от любой порчи.

Возможно, воодушевление его поостыло бы, зподозри он хоть н миг, сколь длек был Фермин Дс от его призрчных рсчетов, когд н горизонте у нее змячил мир, где все зрнее было предусмотрено, все, кроме несчстья. Богтство в те поры ознчло множество преимуществ и ничуть не меньше сложностей, однко полсвет мечтло о богтстве, ндеясь с его помощью стть вечным. Фермин Дс отвергл Флорентино Арису в минуту проблеск зрелости, з что тотчс же рсплтилсь приступом жлости, но при этом он никогд не сомневлсь в том, что решение принял верное. Тогд он не могл объяснить, ккие тйные доводы рссудк породили ее ясновидение, но много лет спустя, н пороге стрости, он неожиднно для себя понял это в случйном рзговоре, коснувшемся Флорентино Арисы. Все собеседники знли, что он нследует Крибское речное проходство, нходившееся тогд в рсцвете, и все были убеждены, что много рз видели его и дже имели с ним дело, но ни одному из них не удлось его вспомнить. И в этот момент Фермине Дсе открылись подспудные причины, помешвшие любить его. Он скзл: «Он скорее тень, не человек». Тк оно и было: тень человек, которого никто не знл. И все то время, что он сопротивлялсь ухживниям доктор Хувенля Урбино, полной противоположности Флорентино Арисы, призрк вины одолевл ее: единственное чувство, которого он не в состоянии был вынести. Это чувство внушло ей пнический стрх, и победить его он могл только одним способом: нйти кого-то, кто бы снял с нее муки совести. Совсем мленькой девочкой, бывло, рзбив н кухне трелку или прищемив плец дверью, или вовсе увидев, кк кто-то упл, он тотчс же в стрхе оборчивлсь к стршему, окзвшемуся ближе других, и спешил взвлить вину н него: «Ты виновт». Дело было не в том, чтобы нйти виновтого или убедить других в собственной невиновности: ей просто необходимо было переложить тяжесть вины н другого.

Причуд был тк очевидн, что доктор Урбино вовремя понял, нсколько он угрожет домшнему миру, и, едв зметив нелдное, спешил скзть супруге: «Не беспокойся, дорогя, это моя вин». Потому что ничего н свете он не боялся тк, кк неожиднных решений жены, и твердо верил, что причин их всегд коренилсь в ее чувстве вины. Однко не ншлось утешительной фрзы, которя унял бы душевную смуту, охвтившую ее после того, кк он отвергл Флорентино Арису. Еще много месяцев Фермин Дс, кк и прежде, по утрм открывл блконную дверь, испытывя тоску от того, что больше не крулил ее в мленьком прке одинокя призрчня фигур, и смотрел н дерево, его дерево, и н скмью, еле зметную, где он, бывло, сидел и думл о ней, потом снов со вздохом зкрывл окно: «Бедняг». И дже, пожлуй, испытывл рзочровние, что он окзлся не тким упорным, кк он считл, и время от времени зпоздло тосковл по его письмм, которых больше не получл. Когд же пришл пор решть, выходить ли ей змуж з доктор Хувенля Урбино, он пришл в стршное змештельство, поняв, что у нее нет никких веских доводов выбрть его, после того кк он безо всяких веских доводов отвергл Флорентино Арису. И в смом деле, он любил его ничуть не больше, чем того, знл его горздо меньше, к тому же в его письмх не было того жр, который был в письмх Флорентино Арисы, и решение свое он не докзывл столь трогтельно, кк тот. Дело в том, что, ищ ее руки, Хувенль Урбино никогд не прибегл к любовной фрзеологии, и дже стрнно, что он, ревностный ктолик, предлгл ей земные блг: ндежность, порядок, счстье – все то, что при сложении вполне могло покзться любовью; почти любовью. Однко не было ею, и эти сомнения приумножли ее змештельство, потому что он вовсе не был убежден, что для жизни больше всего ей не хвтло любви.

Но глвным доводом против доктор Хувенля Урбино было его более чем подозрительное сходство с тем идельным мужчиной, которого желл для своей дочери Лоренсо Дс. Невозможно было не счесть его плодом отцовского зговор, хотя н смом деле это было не тк, однко Фермин Дс был убежден в зговоре с того смого момент, кк он появился в их доме второй рз в кчестве доктор, которого никто не вызывл. Рзговоры с сестрицей Ильдебрндой окончтельно смутили ее. Будучи см жертвой, Ильдебрнд склонялсь к тому, чтобы отождествлять себя с Флорентино Арисой, збывя о том, что Лоренсо Дс, возможно, подстроил ее приезд, ндеясь, что он повлияет н сестру и стнет сторонницей доктор Урбино. Один Бог знет, кких усилий Фермине Дсе стоило не пойти з сестрицей, когд т отпрвилсь н телегрф познкомиться с Флорентино Арисой. Возможно, ей хотелось увидеть его еще рз, чтобы проверить свои сомнения, поговорить с ним недине, получше узнть его и получить уверенность, что импульсивное решение не подтолкнет ее к другому, более серьезному, ознчвшему кпитуляцию в ее войне с собственным отцом. Он сделл выбор в решющий момент жизни вовсе не под воздействием мужественной крсоты претендент, или его легендрного богтств, или тк рно пришедшей к нему слвы, или ккого-либо другого из его подлинных достоинств, но лишь потому, что боялсь до умопомрчения: возможность уйдет, ей скоро двдцть один, тот тйный рубеж, н котором неминуемо ндо сдвться судьбе. Ей хвтило одной-единственой минуты, чтобы принять решение тк, кк должно по всем Божеским и людским зконм: рз и нвсегд, до смой смерти. И тотчс же рзвеялись все сомнения, и он смогл безо всяких угрызений совести сделть то, что рссудок подскзывл ей кк более достойное: он провел губкой, не смоченной слезми, по воспоминниям о Флорентино Арисе, стерл их все без осттк и н том прострнстве, которое в ее пмяти знимл он, дл рсцвести лужйке ярких мков. И нпоследок позволил себе лишь вздохнуть, глубже чем обычно, в последний рз: «Бедняг!»

Смые грозные опсения нчлись по возврщении из свдебного путешествия. Они еще не успели рскрыть булы, рспковть мебель и вынуть содержимое из одинндцти ящиков, которые он привезл с собой, чтобы обосновться хозяйкой и госпожой в стринном дворце мркизов де Ксльдуэро, кк уже понял, н грни обморок от ужс, что стл пленницей в доме, который принимл з другой, и, что еще хуже – вместе с мужчиной, который тковым не был. Потребовлось шесть лет для того, чтобы уйти оттуд. Шесть смых стршных лет в ее жизни, когд он пропдл от отчяния, отрвлення горечью доньи Блнки, своей свекрови, и тупой нерзвитостью своячениц, которые не гнили зживо в монстырских кельях лишь потому, что кельи эти гнездились в них смих.

Доктор Урбино, смиренно отдвя днь родовым устоям, оствлся глух к ее мольбм, веря в то, что мудрость Господня и безгрничня способность его супруги к дптции рсствят все по своим местм. Ему больно было видеть горькие перемены, произошедшие с его мтерью, некогд способной вселять рдость и волю к жизни дже в смых нетвердых духом. Действительно, н протяжении почти сорок лет эт крсивя, умня женщин с необычйно для своего круг рзвитыми чувствми был душою их по-рйски блгополучного обществ. Вдовство отрвило ее горечью и сделло непохожей н себя: он стл нпыщенной и рздржительной, врждебной всем и всякому. Объяснить ужсное перерождение могл только горькя злоб н то, что ее супруг совершенно сознтельно пожертвовл собою, кк он говорил, рди бнды черномзых, меж тем кк единственным спрведливым смопожертвовнием было бы жить и дльше для нее. Словом, счстье в змужестве для Фермины Дсы длилось ровно столько, сколько длилось ее свдебное путешествие, тот единственный, кто мог помочь ей избежть окончтельного крх, был прлизовн стрхом перед мтеринской влстью. Именно его, не глупых своячениц и не полусумсшедшую свекровь, винил Фермин Дс з то, что угодил в смертоносный кпкн. Слишком поздно зподозрил он, что з профессионльной уверенностью и светским обянием мужчины, которого он выбрл в мужья, тился безндежно слбый человек, держвшийся, словно н подпоркх, н общественной знчительности своего имени.

Он ншл убежище в новорожденном сыне. При родх он испытл чувство, будто ее тело освобождется от чего-то чужого, и ужснулсь см себе, поняв, что не ощущет ни млейшей любви к этому племенному сосунку, которого покзл ей повитух: голый, перепчкнный слизью и кровью, с пуповиной вокруг шеи. Но в одиночестве дворц он нучилсь понимть его, они узнли друг друг, и он, к великой своей рдости, обнружил, что детей любят не з то, что они твои дети, из-з дружбы, которя звязывется с ребенком. Кончилось тем, что он не могл выносить никого, кто не был похож н него в этом доме ее беды. Все подвляло ее здесь – и одиночество, и сд, похожий н клдбище, и вялое течение времени в огромных покоях без окон. Он чувствовл, что сходит с ум, когд по ночм из соседнего сумсшедшего дом доносились крики безумных женщин. Ей было стыдно, соблюдя обычй, кждый день нкрывть пиршественный стол – зстилть его вышитой сктертью, клсть серебряные приборы и погребльные кнделябры рди того, чтобы пять унылых призрков отужинли лепешкой и чшкой кофе с молоком. Он ненвидел вечернюю молитву, мнерничнье з столом, постоянные змечния: он-де не умеет кк следует пользовться вилкой с ножом, и походк у нее подпрыгивющя, кк у простолюдинки, и одевется кк циркчк, и к мужу обрщется н деревенский мнер, ребенк кормит, не прикрывя грудь мнтильей. Когд он попробовл приглшть к себе в пять чсов н чшку чя со сдобным печеньем и цветочным конфитюром, кк это только что вошло в моду в Англии, донья Блнк воспротивилсь: кк тк – в ее доме стнут пить лекрство для потения от лихордки вместо жидкого шоколд с плвленым сыром и хворостом из юкки. Из-под ндзор свекрови не уходили дже сны. Однжды утром Фермин Дс рсскзл, что ей приснился незнкомый человек, который голышом рсхживл по комнтм дворц и швырял горстями пепел. Донья Блнк перебил ее:

– Приличной женщине ткие сны не снятся. К чувству, будто он живет в чужом доме, прибвились нпсти и постршнее. Первя нпсть – почти ежедневные бклжны во всех видх, от которых донья Блнк ни в коем случе не желл откзывться из увжения к покойному мужу и которые Фермин Дс ни в коем случе не желл есть. Он ненвидел бклжны с детств, ненвидел, дже не пробуя, потому что ей всегд кзлось, что у бклжн ядовитый цвет. Првд, он вынужден был признть: кое-что в ее жизни все-тки переменилось к лучшему, потому что когд пятилетней девочкой он з столом скзл о бклжнх то же смое, отец зствил ее съесть целую кстрюлю бклжн, порцию н шестерых. Он думл, что умрет, сперв когд ее рвло жевными бклжнми, потом когд в нее влили чшку ксторового мсл, чтобы вылечить от нкзния. Обе вещи слились в ее пмяти в единое рвотное средство, спяв воедино бклжновый вкус со стрхом перед смертельным ядом, и теперь во время омерзительных обедов во дворце мркиз де Ксльдуэро ей приходилось отводить взгляд от блюд с бклжнми, дбы не почувствовть снов леденящую дурноту и вкус ксторового мсл.

Второй нпстью был рф. В один прекрсный день, ясно сознвя, что говорит, донья Блнк зявил: «Не верю в приличных женщин, которые не умеют игрть н пинино». Это был прикз, и сын попытлся его оспорить, поскольку его собственные детские годы прошли в упржнениях з пинино, хотя потом, ств взрослым, он был блгодрен з это. Он не мог предствить, чтобы подобному нкзнию подвергли его жену, двдцтипятилетнюю женщину, д еще с тким хрктером. Единственное, чего ему удлось добиться от мтери, это зменить пинино н рфу, убедив ее с помощью детского довод: рф – инструмент нгелов. И потому из Вены привезли великолепную рфу, всю словно из чистого золот, и звучл он, будто золотя; эт рф стл потом смым ценным экспонтом городского музея и был им до тех пор, пок плмя не пожрло ее вместе со всем, что тм было. Фермин Дс принял ткое в высшей степени роскошное нкзние, ндеясь, что это последнее смопожертвовние не дст ей окончтельно пойти ко дну. Он нчл брть уроки у нстоящего мэстро, которого специльно выписли из город Момпос, но тот через две недели внезпно скончлся, и ей несколько лет пришлось знимться с глвным музыкнтом семинрии, чей погребльный нстрой то и дело судорогой пробегл по рпеджио.

Он см удивлялсь своему послушнию. И хотя нутром он всего этого не принимл, – рвно кк ни з что и ни в чем не желл соглситься с супругом во время глухих споров, которым теперь они отдвли те смые чсы, что прежде посвящли любви, – тем не менее горздо рньше, чем он думл, трясин условностей и предрссудков новой среды зсосл ее. Внчле, желя докзть незвисимость своих суждений, он прибегл к ритульной фрзе: «Н кой черт веер, если существует ветер». Но со временем стл ревниво оберегть труд но зрботнные привилегии и, боясь скндл и нсмешек, готов был снести дже унижение в ндежде, что Господь в конце концов сжлится нд доньей Блнкой, которя без устли молил его ниспослть ей смерть.

Доктор Урбино опрвдывл собственную слбость сложностью и несовершенством брк, не здумывясь дже, не нходится ли эт точк зрения в противоречии с религией, которую он исповедует. Он и мысли не допускл, что нелды с женой происходят из-з тяжелой обстновки в доме, виня во всем сму природу брк: нелепое изобретение, существующее исключительно блгодря безгрничной милости Божьей. Брк кк тковой не имел никкого нучного обосновния: дв человек, едв знкомые, ничуть друг н друг не похожие, с рзными хрктерми, выросшие в рзличной культурной среде, и смое глвное – рзного пол, должны были почему-то жить вместе, спть в одной постели и делить друг с другом свою учсть при том, что, скорее всего, учсти их были змышлены совершенно рзличными. Он говорил: «Проблем брк зключется в том, что он кончется кждую ночь после любовного соития, и кждое утро нужно успеть восстновить его до звтрк». А их брк, говорил он, и того хуже: брк между людьми из нтгонистических клссов, д еще в городе, который по сей день спит и видит, когд же здесь снов устновится вице-королевство. Единственным скрепляющим рствором могл бы стть ткя мловероятня и переменчивя вещь, кк любовь, если бы он был, у них ее не было, когд они поженились, и судьб повернулсь тк, что в тот момент, когд они вот-вот могли сочинить ее, им пришлось встретиться лицом к лицу с суровой действительностью.

Тк склдывлсь их жизнь во времен рфы. Позди остлись слдостные случйности, когд он входил в внную, где он в это время мылся, и несмотря н все их рспри, н ядовитые бклжны, н слбоумных сестриц и ммшу, которя произвел их н свет, у него еще хвтло любви, чтобы попросить ее нмылить его. Он нчинл нмыливть его с теми крохми любви, которые еще оствлись в ней от Европы, и мло-помлу об поддвлись предтельским воспоминниям, рзмягчлись, того не ведя, и желние охвтывло их, хотя они и не говорили об этом ни слов, и, в конце концов, пдли н пол в смертельной любовной схвтке, покрытые хлопьями душистой пены, слыш, кк в прчечной слуги обсуждют их: «Откуд ж взяться детям, коли они совсем не любятся». А бывло, что они возврщлись с ккого-нибудь безумного прздник, и тоск, притившяся з дверью, вдруг влил их с ног, и тогд случлся чудесный взрыв, совсем кк прежде, и н пять минут они снов стновились безудержными любовникми, кк в медовый месяц.

Но, з исключением этих редких случев, кждый рз, когд нступло время ложиться спть, один из них окзывлся более устлым, чем другой. Он здерживлсь в внной комнте, сворчивл себе сигреты из ндушенной бумги, курил и снов предвлсь утешительной любви в одиночку, кк, бывло, делл это у себя дом, когд был молодой и свободной, единственной хозяйкой своего тел. У нее или болел голов, или было слишком жрко, или он притворялсь спящей, или опять приходили месячные, месячные, вечно месячные. Тк что доктор Урбино дерзнул дже скзть н знятиях, исключительно рди облегчения, тк у него нкипело, что у женщин, проживших десять лет в брке, месячные случются по три рз н неделе.

Бед не приходит одн. В смые тяжелые для Фермины Дсы годы произошло то, что рно или поздно должно было произойти: нружу вышл првд о невероятных и тйных делх ее отц. Губернтор провинции приглсил Хувенля Урбино к себе в кбинет и поведл о том, что творил его свекор, зключив следующим обрзом: «Нет ни одного ни божеского, ни человеческого зкон, которым бы этот тип не пренебрег». Некоторые, смые крупные, феры он обделывл под сенью вторитет своего зятя, и трудно было поверить, что зять с дочерью ничего об этом не знли. Прекрсно сознвя, что зщитою могло стть только его доброе имя, поскольку лишь оно одно оствлось незпятннным, доктор Хувенль Урбино употребил все свое могущество и своим честным словом положил конец скндлу. Лоренсо Дс н первом же проходе отбыл из стрны, чтобы больше никогд сюд не возврщться. Он вернулся н родину с тким видом, будто решил нведться туд, чтобы зглушить тоску, и если копнуть поглубже, в этом был доля првды: с некоторых пор он стл подымться н суд, прибывшие из его родных крев, только зтем, чтобы выпить сткн воды из цистерны, которя зполнялсь водою н его родной земле. Он уехл, не дв себя сломить и во всеуслышние твердя о своей невиновности, до последней минуты уверяя зятя, что пл жертвою политического зговор. Он уехл, оплкивя девочку, кк он стл нзывть Фермину Дсу после того, кк он вышл змуж, оплкивя внук и землю, н которой он стл богтым и приобрел свободу и где ему удлось осуществить дерзкую зтею – превртить дочь в изыскнную дму, опирясь исключительно н свои темные делишки. Он уехл сострившимся и больным, но жил еще долго, горздо дольше, чем того желли его несчстные жертвы. Фермин Дс не могл сдержть вздох облегчения, когд пришло известие о его смерти, и не носил по нему трур, чтобы избежть рсспросов, однко еще много месяцев плкл в глухой ярости, не зня почему, когд зпирлсь покурить в внной комнте, но плкл он по нему.

Смым же нелепым было то, что никогд еще об они н людях не кзлись ткими счстливыми, кк в те нелдные для них годы. Потому что кк рз в эти годы они добились глвных побед нд скрытой врждебностью общественной среды, не желвшей принимть их ткими, ккие они были: ни н кого не похожими, инкими, привносящими новшеств, следовтельно, нрушителями принятого порядк. Но эт сторон дел для Фермины Дсы окзлсь простой. Светскя жизнь, предствлявшяся ей ткой тумнной, пок он ее не знл, н деле обернулсь всего-нвсего системой из твистических устновлений, пошлых церемоний, зученных слов, которыми люди обществ зполняли свою жизнь, чтобы не перерезть друг друг. Доминнтой этого пустого провинцильного ря был стрх перед неизвестным. Он определил это очень точно: «Глвное в жизни обществ – уметь упрвляться со стрхом, глвное в жизни супругов – уметь упрвляться со скукой». Озрение пришло к ней срзу же, едв он, волоч з собой бесконечный шлейф подвенечного плтья, вошл в просторную злу общественного клуб, где трудно было дышть от тяжелых испрений множеств цветов, блеск вльсов и сутолоки, в которой потные мужчины и вибрирующие эмоциями женщины смотрели н нее и не знли, кк им нйти зклятие против этой ослепительной опсности, послнной извне. Фермине Дсе тогд только что исполнился двдцть один год, и из дому ей случлось выходить лишь в школу, но достточно было окинуть своих недругов взглядом, чтобы понять: они охвчены не ненвистью, они прлизовны стрхом. И вместо того, чтобы пугть их собою еще больше, он смилостивилсь и помогл им узнть себя. Не было человек, который бы окзлся не тким, кким он хотел его видеть; то же смое случлось и с городми, которые окзывлись не лучше и не хуже, именно ткими, ккими он сотворил их в своем сердце. Приж, несмотря н его постоянные дожди, н лчных лвочников и чудовищную грубость извозчиков, нвсегд остлся в ее пмяти кк смый крсивый город н свете не потому, что н смом деле был тким, просто в ее сердце он нвечно слился с тоскою по смым счстливым годм жизни. Доктор Урбино, в свою очередь, прибегнул к тому же оружию, с которым выступли против него, только обрщлся он с ним горздо умнее и с хорошо просчитнной церемонностью. Ничто теперь не обходилось без них: городские гулянья, Цветочные игры, тетрльные предствления, блготворительные лотереи, птриотические мероприятия, первый полет н воздушном шре. И везде были они, у истоков или во глве любого события. Никто и предствить себе не мог в эти годы их несчстливой супружеской жизни, что может сыскться человек счстливее или супружескя пр столь же соглсня, кк они.

Дом, оствленный отцом Фермины Дсы, стл для нее прибежищем от удушливой обстновки фмильного дворц. Кк только ей удвлось скрыться от чужих глз, он тйком шл в прк Евнгелий и тм принимл своих новых подруг или стринных, еще школьных, с кем вместе знимлсь рисовнием: ткой невинный способ змены супружеской неверности он ншл. Тм он проживл спокойные, одинокие чсы, утопя в воспоминниях детских лет. Он снов купил пхучих воронов, подбирл н улице бродячих кошек и оствлял их н попечение Глы Плсидии, которя сострилсь и стрдл ревмтизмом, но все еще был полн желния восстновить дом. Он отперл швейную комнту, где Флорентино Арис впервые увидел ее и где доктор Урбино зствил ее покзть язык, пытясь познть ее сердце, и превртил эту комнту в хрм – святилище прошлого. Однжды зимним днем он стл зкрывть блконное окно, чтобы его не рзбило ветром, и увидел Флорентино Арису н его скмье в прке под миндлевым деревом, в том же смом перешитом отцовском костюме, с открытою книгою н коленях, но увидел его не тким, кким видел, случйно встретив несколько рз, кким он был прежде и кким пмять сохрнил его. Он испуглсь, что это видение – предвестие смерти, и сердце сжлось от боли з него. Он решилсь подумть: кк знть, может, он был бы счстлив вдвоем с ним в этом доме, который некогд перестривл для него с ткой же любовью, с ккой он перестривл для нее свой, и эт мысль нпугл ее, потому что покзл, до ккой беды он доктилсь. И тогд он собрл последние силы и зствил муж обсудить все без околичностей, схлестнуться с ней и вместе с нею плкть горько по утрченному рю, пок не откричлись последние петухи и в кружевные окн дворц не зсочился свет, когд вспыхнуло солнце, муж, опухший от бесконечных рзговоров, изнуренный бессонной ночью, скрепя отвердевшее в плче сердце, потуже звязл шнурки н ботинкх, подтянул ремень и все, что еще оствлось у него от мужчины, и скзл ей: д, дорогя, и соглсился, что они отпрвятся отыскивть потерянную в Европе любовь звтр же и нвеки. Решение его было столь твердым, что он договорился с Кзнчейским бнком, рспорядителем всего его имуществ, о немедленной ликвидции всех дел, в которые с незпмятных времен вклдывлось семейное состояние, – всякого род предприятий, инвестиций и ценных бумг, священных и долгосрочных; обо всем этом сложном хозяйстве см он точно знл лишь одно: богтство его не столь несметно, кк о том судчили, но достточно велико, чтобы о нем не думть. Все, что у него было, следовло обртить в золото и постепенно перевести в згрничные бнки, дбы у них с супругой не остлось в этих немилосердных крях дже пяди земли, где умереть.

А Флорентино Арис – вопреки тому, что ей хотелось думть, – все-тки существовл. Он нходился н пристни, где стоял окенский проход из Фрнции, когд он с мужем и сыном прибыл в лндо, зпряженном золотистыми лошдьми; он видел, кк они выходили из экипж, ткие, ккими он столько рз видел их н людях: смо совершенство. С ними был и сын, воспитнный тк, что уже можно было понять, кким он стнет, когд вырстет: именно тким. Хувенль Урбино поздоровлся с Флорентино Арисой, весело приподняв шляпу: «Отпрвляемся звоевывть Флндрию». Фермин Дс приветствовл его нклоном головы, Флорентино Арис обнжил голову и поклонился ей; и он зметил, не выкзв при этом никкого сострдния, несколько преждевременную плешь н его голове. Он был тким, кким он его видел: тенью человек, которого он тк и не узнл.

Флорентино Арис тоже переживл не лучшую свою пору. Рбот с кждым днем стновилсь все нпряженней, тйня охот измотл вконец, пыл с годми поубвился, и вдобвок Трнсито Арис вступил в последние тяжкие годы: в пмяти стерлись почти все воспоминния – чистый лист. Дошло до того, что, бывло, спршивл с недоумением сын, сидящего, кк всегд, с книгой в кресле: «А ты чей сын?» И он всегд отвечл ей чистую првду, но он тотчс же снов прерывл его: – Скжи-к, сынок, я – кто? Он тк рстолстел, что не могл двигться и целый день проводил в лвке, но уже ничего не продвл, только нряжлсь и прихоршивлсь, от первых петухов и до следующей зри: спл он теперь очень мло. Он ндевл н голову венок из цветов, крсил губы, пудрил лицо и руки, потом спршивл того, кто окзывлся рядом: ну, кк? Соседи уже знли, что он ждет одного и того же ответ: «Вылитя Тркшк Мртинес». Это прозвище он позимствовл у персонж детской скзки и соглшлсь только н него. Некоторое время он сидел в кчлке, обмхивясь, точно веером, пучком огромных розовых перьев, потом нчинл все снчл: н голову – венок из бумжных цветов, н губы – крминную помду, н веки – мускус, н лицо – штуктурку из цинковых белил. И снов вопрос к тому, кто окзывлся рядом: «Ну, кк я?» Когд же он превртилсь в мишень для нсмешек всей округи, Флорентино Арис велел з ночь рзобрть прилвок, ящики и полки в глнтерейной лвке, нглухо зколотил дверь н улицу и обствил комнту тк, кк, по ее рсскзм, был обствлен спльня у Тркшки Мртинес, и Трнсито Арис перестл спршивть, кто он ткя. По совету дядюшки Леон XII Флорентино Арис ншел пожилую женщину ухживть з мтерью, но бедняг, кзлось, зсыпл н ходу, и, по-видимому, тоже збывл, кто он ткя. Теперь Флорентино Арис, возвртившись из конторы, сидел дом до тех пор, пок мть не зснет. Он больше не ходил в коммерческий клуб игрть в домино и уже двно не видел своих немногих стринных подружек, которых в прежние дни нвещл чстенько, – после ужсной встречи с Олимпией Сулетой в сердце его произошли глубокие изменения.

Все случилось внезпно и оглушительно. Флорентино Арис только что отвез домой дядюшку Леон XII – бушевли октябрьские грозы, от которых словно выздорвливешь, – и вдруг из экипж увидел девушку, очень обычную, шустренькую, в оборчтом плтье из оргнди, кк у невесты. Он метлсь по улице вслед з зонтиком, который ветер вырвл у нее из рук и гнл прямо к морю. Он выручил ее – посдил в экипж и сделл крюк, чтобы отвезти домой, в стринную чсовню, приспособленную под жилье, у смой кромки моря; с улицы было видно, что весь двор збит клеткми с голубями. По дороге он рсскзл ему, что еще год не прошло, кк он вышл змуж з рыночного торговц гончрными изделиями, которого Флорентино Арис много рз видел н судх Крибского речного проходств, когд тот сгружл ящики со всевозможной утврью н проджу и множество голубей в плетеных ивовых клеткх, вроде тех, в кких ммши носят грудных млденцев во время плвния н речном проходе. Олимпия Сулет, похоже, приндлежл к роду ос, не только потому, что облдл крепким, высоко посженным здом и едв обознченной грудью, но и по всем остльным приметм: волосы точно медня проволок, солнечные веснушки, необычно широко рсствленные круглые живые глз и звучный голос, который рздвлся лишь для того, чтобы выскзть что-то умное и знятное. Флорентино Арис счел ее скорее остроумной и збвной, нежели привлектельной, и збыл тотчс же, едв довез до дому, где он жил вместе с мужем, его отцом и прочими родственникми.

Несколько дней спустя он увидел ее муж в порту, н этот рз тот не сгружл, грузил свой товр, и когд судно отчлило, Флорентино Арис совершенно отчетливо услыхл, кк дьявол шепнул ему н ухо. В тот же вечер, отвезя домой дядюшку Лео-н XII, он кк бы случйно поехл мимо дом Олимпии Судеты и увидел, кк з изгородью, во дворе, он двл корм переполошившимся голубям. Он крикнул ей поверх изгороди, прямо из экипж: «Сколько стоит голубк?» Он узнл его и ответил весело: «Не продется». Он спросил: «А кк бы зполучить одну?» Не перествя брость голубям корм, он ответил: «Подбери голубятницу под дождем в пятницу». В тот вечер Флорентино Арис вернулся домой с подрком от Олимпии Сулеты – почтовым голубем с метллическим кольцом н лпке.

Н следующий день в тот же чс, чс еды, прекрсня голубятниц увидел, что подренный ею голубь возврщется н голубятню, и решил, что он улетел из клетки Флорентино Арисы. Но когд он взял его в руки осмотреть, то зметил, что к кольцу н лпке приклеен свернутя трубочкой бумжк: любовня зписк. Первый рз в жизни, и не последний, Флорентино Арис оствил письменный след, хотя осторожности все-тки хвтило, чтобы не подписывть зписок своим именем.

Н следующий день, в среду, когд он входил в дом, мльчишк с улицы передл ему клетку с голубем, в которой сидел тот же смый голубь, и устное послние, что, мол, голубя посылет ему сеньор голубятниц и просит его сделть одолжение держть голубя в зпертой клетке, чтобы не улетел, то он, мол, возврщет его в последний рз. Он не знл, кк истолковть это: то ли голубь потерял зписку по дороге, то ли голубятниц прикидывлсь дурочкой, то ли он посылл ему голубя, чтобы он снов отослл его обртно. В последнем случе естественно было бы вернуть голубя вместе с ответом.

В субботу утром, после долгих рздумий, Флорентино Арис послл голубя с новой зпиской без подписи, Н этот рз ему не пришлось ждть. К вечеру тот же смый мльчишк принес ему еще одну клетку и скзл, что велели передть: ему еще рз посылют голубя, который опять улетел, и позвчер его возвртили из вежливости, сегодня возврщют из жлости, но уж теперь-то и впрвду больше не вернут, если он опять улетит. Трнсито Арис допоздн збвлялсь с голубем, вынимл из клетки, бюкл н рукх, пытлсь усыпить его детской колыбельной песенкой и вдруг обнружил, что к колечку н лпке прикреплен зписк в одну строчку: «Анонимок в рсчет не беру». Флорентино Арис прочитл зписку, и сердце бешено зколотилось, точно это было первое любовное приключение, потом не спл всю ночь, крутился в постели от нетерпения. Н следующий день с утр порньше, прежде чем отпрвиться н службу, он снов выпустил голубя с любовной зпиской, подписнной полным именем, вместе с зпиской прикрепил к колечку и розу– смую свежую, смую яркую и смую блгоухющую розу из своего сд.

Но дело окзлось нелегким. Три месяц длилсь осд, прекрсня голубятниц отвечл одно и то же: «Я не из тких». Однко не оствлял без внимния ни одного послния и не пропускл ни одного свидния, которые Флорентино Арис устривл тк, что они выглядели случйными встречми. Он всегд оствлся незнкомцем – любовник, никогд не открывющий лиц, невероятно ждный в любви и в то же время стршно скупой: никогд ничего не двл, см хотел всего, никогд никому не позволял оствить в своем сердце никкого след; и вдруг этот всегд тившийся охотник выскочил н свет Божий и стл бросться письмми, подписывя их полным своим именем, ухживть и дрить подрки, неосторожно ктться мимо дом прекрсной голубятницы и дже дв рз проделл это, когд муж не был в отлучке – ни в поездке, ни н бзре. Впервые в жизни, с двней поры своей первой любви, он почувствовл: пронзило нсквозь.

Через шесть месяцев после первого знкомств они, нконец, встретились в кюте речного проход, стоявшего н покрске у причл. Это был чудесный вечер. Олимпия Сулет в любви окзлсь веселой, эткя шустря ветрениц, он с восторгом провел несколько чсов обнженной, в долгом отдохновении, которое доствляло ей не меньшее нслждение, чем любовные труды. Кют был совершенно пустой, окршенной только нполовину, и очень кстти пхло скипидром: этот зпх можно было унести с собой н пмять о счстливом дне. Внезпно, по стрнному вдохновению, Флорентино Арис рскрыл бнку с крсной крской, стоявшую возле койки, обмкнул в крску укзтельный плец и нчертл н лобке прекрсной голубятницы кроввую стрелу, смотрящую н юг, н животе сделл ндпись: «Эт штучк – моя». В тот же день Олимпия Сулет, збыв про ндпись, стл рздевться при муже, и тот, не скзв ни слов и дже глзом не моргнув, пошел в внную комнту, взял опсную бритву и в то время, кк он ндевл ночную рубшку, одним мхом обезглвил жену.

Флорентино Арис узнл об этом только много дней спустя, когд беглого супруг выловили и он рсскзл журнлистм, почему совершил ткое преступление. Долгие годы потом Флорентино Арис, со стрхом думя о том, что письм к ней он подписывл своим именем, вел счет дням, оствшимся убийце до выход из тюрьмы: конечно же, тот хорошо знл его, поскольку делми был связн с проходством. Но боялся Флорентино Арис не столько того, что ему отрежут голову или что рзрзится скндл, он боялся другого несчстья: Фермин Дс узнет о его неверности. В тягостном ожиднии шли годы, и однжды женщин, ходившя з Трнсито Арисой, здержлсь н бзре дольше обычного из-з не по сезону сильного ливня, возвртясь домой, ншл Трнсито Арису мертвой. Т сидел в своей кчлке, кк всегд нкршення и рзнряження, и глз были открыты, кк у живой, н лице зстыл ткя луквя улыбк, что бедня женщин еще несколько чсов тк и не догдлсь, что Трнсито Арис мертв. А нездолго до этого он рздл соседским ребятишкм все свое состояние – золото и дргоценные кмни, которые долгие годы хрнил в кувшинх у себя под кровтью: мол, ешьте, это крмельки, – и некоторые, смые ценные, тк и не удлось вернуть. Флорентино Арис похоронил ее в стринном поместье Рук Господня, которое по строй пмяти нзывли Холерным клдбищем, и посдил н ее могиле розовый куст.

В одно из первых посещений клдбищ Флорентино Арис обнружил, что совсем рядом похоронен и Олимпия Сулет, н могиле у нее не было плиты, имя и дты были нцрпны пльцем н свежем цементе склеп, и он ужснулся при мысли, что это, должно быть, кроввя шуточк супруг. Когд розовый куст зцвел, он стл приносить розу н ее могилу, если поблизости никого не окзывлось, потом взял отросток от мтеринского куст и посдил н могиле Олимпии Сулеты. Об куст тк буйно рзрослись, что Флорентино Арис должен был время от времени приносить сектор и другой сдовый инструмент – приводить кусты в порядок. И все рвно не мог сними спрвиться: через несколько лет дв розовых куст рсползлись меж могил густыми зрослями, тк что строе доброе Холерное клдбище стли нзывть Розовым клдбищем, и звли его тк до тех пор, пок ккой-то из мэров, здрвомыслием уступвший нродной мудрости, повелел однжды ночью вырубить розовые кусты, нд входом повесить республикнскую вывеску: «Общее клдбище».

Смерть мтери снов отбросил Флорентино Арису ко всегдшним обязтельствм, которые он выполнял с мникльным постоянством: контор, встречи в строгой очередности с постоянными возлюбленными, домино в коммерческом клубе, стрые любовные книги, воскресные посещения клдбищ. Ржвя рутин жизни пугл и принижл, однко именно он охрнял его – не двл осознть свой возрст. И тем не менее однжды декбрьским воскресеньем, когд розовые кусты все-тки одержли победу нд своим вргом – сдовым сектором, он зметил лсточек н недвно проведенных электрических проводх и вдруг осознл, сколько времени прошло со смерти мтери, сколько – с убийств Олимпии Сулеты и сколько с того длекого декбрьского дня, когд Фермин Дс прислл ему письмо, в котором говорил, что д, что будет любить его вечно. До тех пор он жил тк, словно время для него не проходило, проходило только для других. Всего неделю нзд он встретил н улице одну из тех пр, что поженились блгодря его письмм, и не узнл их первенц, который был его крестником. Он вышел из неловкого положения, прибегнув к обычному в тких случях восклицнию: «Черт побери, д он уже мужчин!» Он продолжл вести себя тк, дже когд тело нчло подвть ему первые тревожные знки, ибо всю жизнь облдл железным здоровьем, свойственным хилым н вид людям. Трнсито Арис, бывло, говорил: «З всю жизнь мой сын болел только чумой». Рзумеется, он путл чуму с любовью и нчл путть их здолго до того, кк пмять у нее зпутлсь окончтельно. Однко же он ошиблсь: ее сын тйком от нее шесть рз переболел гонореей, првд, врч говорил, что это был одн и т же гонорея, которя шесть рз возврщлсь к нему после кждого проигрнного сржения. Еще у него был бубон и шесть рз лиши, но ни ему смому и никому другому в голову бы не пришло считть их болезнями – то были военные трофеи.

Ему едв исполнилось сорок, когд пришлось обртиться к врчу из-з непонятных болей во всем теле. Доктор проделл множество нлизов и скзл: «Это от возрст». Флорентино Арис всегд, возврщясь домой, оствлял все з порогом, ибо считл: ничто случившееся не имеет к нему никкого отношения. Единственным стоящим в его прошлом был скоротечня любовь с Ферминой Дсой, и только то, что хоть кк-то было связно с нею, шло в зчет его жизни. В тот день, когд он зметил лсточек н электрических проводх, он мысленным взором окинул свою прошлую жизнь, всю, с смого двнего воспоминния, припомнил все свои случйные любови и бесчисленные рифы, которые ему пришлось обойти, чтобы добрться до нчльнического пост, и те бесконечные происшествия, которыми он был обязн своей лихордочной, одержимой убежденности в том, что в конце концов во что бы то ни стло Фермин Дс будет приндлежть ему, он – ей, и только тогд понял, что жизнь проходит. У него дже похолодело внутри и в глзх потемнело, он выронил из рук сдовый инструмент и прислонился к клдбищенской огрде, чтобы не рухнуть под первым удром стрости.

– Черт побери, – ужснулся он, – тридцть лет прошло!

И в смом деле. Тридцть лет прошли, рзумеется, и для Фермины Дсы, только для нее они были смыми приятными и блгодтными. Ужсные дни, прожитые во дворце Ксльдуэро, двно были отпрвлены н свлку пмяти. Теперь он обитл в собственном доме, в квртле Л-Мнг, ств полной хозяйкой своей судьбы, и жил тм вместе с мужем, которого выбрл бы из всех мужчин мир, если бы ей снов пришлось выбирть, с сыном, который продолжл семейную трдицию в Медицинской школе, и дочерью, тк походившей н мть, когд т был в ее возрсте, что порою мтери стновилось не по себе – до того точно он повторилсь в дочери. Он еще три рз побывл в Европе после того злосчстного путешествия, предпринятого с целью никогд больше не возврщться туд, где он жил в постоянном стрхе.

Должно быть, Господь услыхл чьи-то молитвы: в конце второго год их пребывния в Приже, когд Фермин Дс и Хувенль Урбино нчли было искть, что же остлось от их любви среди обломков, ночью их рзбудил телегрмм о том, что донья Блнке де Урбино серьезно больн, следом з нею– другя, с известием о ее смерти. Они тотчс же вернулись. Фермин Дс сошл с проход в трурной тунике, которя не могл скрыть ее положения. Он и в смом деле снов был беременн, и по этому поводу кто-то сочинил припевку, скорее луквую, чем ехидную, которя был в ходу до смого конц год: «Съезди, миля, в Приж – обязтельно родишь». Эти до крйности простенькие слов доктор Хувенль Урбино много лет потом вспоминл н всяких прзднествх в общественном клубе, что служило докзтельством его доброго рсположения дух.

Аристокртический дворец мркиз Ксльдуэро – о существовнии смого мркиз, рвно кк и о его гербе, достоверных сведений не имелось – был продн внчле з соответствующую цену муниципльному кзнчейству, зтем перепродн – з огромную цену – центрльному првительству, когд ккой-то голлндский исследовтель стл производить рскопки, чтобы докзть, что именно тм нходится подлиння могил Христофор Колумб, пятя по счету. Сестры доктор Урбино отпрвились простыми послушницми в монстырь слестинок, Фермин Дс оствлсь в стринном отцовском доме до тех пор, пок не был окончтельно отделн дом в Л-Мнге. И потом вошл в него твердой поступью, вошл хозяйкой, перевезя туд нглийскую мебель, привезенную еще из свдебного путешествия, и прочую обстновку, появившуюся после их примирительного путешествия в Европу, и с смого первого дня принялсь зводить в доме рзного род экзотических животных, которых собственной персоной отпрвлялсь покупть н шхуны, прибыввшие с Антильских островов. Он вошл в этот дом вместе с обретенным вновь мужем, с хорошо воспитнным сыном и дочерью, родившейся через четыре месяц после их возврщения и нреченной Офелией. В свою очередь доктор Урбино понял, что жен уже не будет приндлежть ему тк всецело, кк во время свдебного путешествия, потому что чсть всецелой любви, которой он желл, уже был отдн ею детям одновременно с лучшими днями ее жизни, однко он нучился жить и быть счстливым дже и тем, что оствлось н его долю. Вожделення грмония достигл своей вершины в смый неожиднный момент – во время прдного ужин, когд внесли изыскнное блюдо, которого Фермин Дс не смогл рспознть. Он положил себе отменную порцию, однко кушнье ей тк понрвилось, что он положил еще столько же, пожлев, что не может положить и в третий рз из сообржений приличия, и только тут понял, что с неожиднным удовольствием съел две полные трелки бклжнной икры. Гордыня сдлсь: с той поры н вилле Л-Мнг бклжны стли подвть во всех возможных видх и тк же чсто, кк в свое время во дворце Ксльдуэро, и они тк всем пришлись по вкусу, что доктор Хувенль Урбино любил в веселую минуту повторять, что желл бы иметь еще одну дочь и нречь ее милым для всех именем: Беренхен1 Урбино.

К тому времени Фермин Дс уже знл, что чстня жизнь, в отличие от жизни светской, переменчив и полн неожиднностей. Ей нелегко было провести четкую грницу между детьми и взрослыми, но по зрелому рзмышлению он стл отдвть предпочтение детям, потому что дети имели более четкие критерии. Едв свернув н тропу зрелости, нконец-то свободня от миржей и иллюзий, он нчл ощущть рзочровние: он тк и не стл той, ккой мечтл стть в прке Евнгелий, превртилсь – в чем не признлсь бы и себе смой – в служнку роскоши. Н людях, в своем кругу, он, в конце концов, стл смой любимой всеми и выглядел смой довольной жизнью и в то же время смой скромной, однко же нигде с нее не спршивли тк строго, не прощя ни единого промх, кк в ее собственном доме. Он ни н минуту не перествл чувствовть, что проживет жизнь, дровнную ей супругом: он был полновлстной влдычицей огромной империи счстья, выстроенного им и исключительно рди него. Он знл, что он любил ее больше всего н свете и никого в целом мире не любил больше нее, но любил он ее для себя, н блго себе, любимому.

И больше всего отрвлял ей жизнь мысль о том, что он пожизненно приговорен к ежедневному приготовлению обедов. Их следовло не только подвть вовремя: ед должн был быть превосходной и именно той, ккую ему хотелось, однко вопросов зрнее здвть не полглось. Если ей кк-нибудь и случлось спросить – просто тк, выполняя еще одну бессмысленную церемонию в ряду обыденных и бессмысленных домшних обычев, – он, дже не подняв глз от гзеты, отвечл: «Что-нибудь». Он полгл, что говорит првду, и говорил это приветливым тоном, ибо, по его мнению, не было н свете менее деспотичного супруг. Но вот нступл чс обед, и тут уж подвлось не что-нибудь, именно то, что он любил, и никкого промх не позволялось: мясо не имело прв выглядеть мясом, рыб – рыбой, свинине не следовло походить н свинину, курице – н пернтое. И дже когд для спржи был не сезон, ндлежло достть ее любой ценою, чтобы он мог вдоволь нслдиться горячим блгоухнием мочи. Он его не винил: виновт был см жизнь. Хвтло млейшего сомнения, чтобы он отодвинул трелку со словми: «Ед приготовлен без любви». И н этом пути он поднимлся до фнтстических высот вдохновения. Кк-то, отхлебнув свежеприготовленного нстоя ромшки, отдл его обртно, сопроводив одной-единственной фрзой: «Отдет окном». И см он, и прислуг стршно удивились, потому что никто из них никогд не слышл, чтобы кто-нибудь когд-нибудь пил вреное окно, однко сми попробовли нстой, чтобы понять, в чем дело, и поняли: отдет окном.

Он был идельным мужем: никогд в жизни ничего не поднял с полу, никогд не гсил свет, никогд не зкрывл двери. И утром, в предрссветной темноте, когд н рубшке у него не хвтло пуговицы, он слышл, кк он говорил: «Человеку нужно две жены, одн – для любви, другя – для пришивния пуговиц». Кждое утро, с первым глотком кофе или первой ложкой дымящегося суп, он издвл душерздирющий вопль, который уже никого не пугл, и тотчс же рзржлся: «Если я когд-нибудь уйду из этого дом, знйте: мне ндоело вечно ходить с обожженным ртом». Он говорил, что в доме никогд не готовили тких ппетитных и рзнообрзных обедов, кк в те дни, когд он не мог их есть из-з того, что принял слбительное, и тк убедил себя, что все это – женины козни, что в конце концов соглшлся принимть слбительное только в том случе, если и он примет его вместе с ним.

До смерти уств от его непонимния, он однжды, в день рождения, попросил его сделть ей необычный подрок: целый день вместо нее знимться домшними делми. Предложение покзлось ему знятным, и он соглсился, и н смом деле рнним утром взялся з дело. Он приготовил змечтельный звтрк, но збыл, что он терпеть не может яичницы и никогд не пил кофе с молоком. Потом принялся отдвть рспоряжения нсчет именинного обед н восемь персон и с головой ушел в уборку дом, словом, тк нтрудился, стрясь упрвлять домом лучше, чем он, что еще до нступления полудня вынужден был кпитулировть, ничуть не устыдившись. С первого же момент он понял, что не имеет ни млейшего предствления о том, что где нходится, особенно в кухне, слуги и пльцем не шевельнули, чтобы помочь ему отыскть то или это, они тоже учствовли в игре. К десяти чсм еще ничего не было решено относительно обед, потому что не успели убрть дом, дже не зстелили постели, не вымыли внну, и он збыл, что нужно положить свежую тулетную бумгу, переменить простыни и послть кучер з детьми, и все время путл – ккие обязнности у кждого из слуг: кухрке он прикзл стелить постели, н кухню послл горничных. В одинндцть, когд гости были почти н пороге, беспорядок в доме стоял ткой, что Фермин Дс, хохоч в душе, взял брзды првления в свои руки, испытывя вовсе не торжество, кк ей хотелось, сострдние к совершенно бесполезному в домшних делх супругу. Он злечил свою рну обычным доводом: «Во всяком случе, не причинил того вред, ккой причинил бы ты, если бы взялсь лечить моих больных». Однко урок окзлся полезным, и не только для него. Все эти годы об они рзными путями шли к одному и тому же мудрому зключению: невозможно жить вместе инче, и любить друг друг инче тоже невозможно, ибо ничего труднее любви в этом мире нет.

В рзгре этой новой жизни Фермине Дсе не рз случлось видеть Флорентино Арису н людях, все чще, по мере того кк он делл крьеру в Крибском речном проходстве, и он нучилсь относиться к нему тк естественно, что, бывло, могл дже не поздоровться с ним по рссеянности. Он слышл и то, что говорили о нем, потому что в деловых кругх его осмотрительный, но неудержимый подъем вверх по служебной лестнице был постоянной темой рзговоров. Он змечл, что и внешне он меняется к лучшему, его природня робость стл выглядеть згдочной отстрненностью, н пользу пошло и то, что он немного прибвил в весе, шл ему и появившяся с возрстом медлительность, и проблему нрождвшейся лысины он решил достойно. Единственное, чем он по-прежнему бросл вызов времени и моде, был его мрчня одежд – двно вышедшие в тирж сюртуки, всегд одн и т же шляп, поэтические глстуки-бнты из глнтерейной лвки его мтушки и трурные зонты. Но в пмяти Фермины Дсы остлся другой обрз, и в конце концов он перестл связывть этого Флорентино Арису с тем томным юношей, который вздыхл о ней под желтым листопдом в прке Евнгелий. Во всяком случе, он никогд не глядел н него рвнодушным оком и всегд был рд, если до нее доходили о нем добрые вести, потому что это кк бы освобождло ее от чувств вины.

И когд он считл, что совершенно вымел его из пмяти, он вдруг появился тм, где он меньше всего его ожидл, обернувшись призрком ее былых мечтний. Он еще не ощущл стрости, только первое, легкое ее дуновение, и вдруг – стоило ей услышть рскты гром, кк он чувствовл: в ее жизни случилось непопрвимое. Незживющя рн, открывшяся в том длеком октябре, грохотвшем громовым рсктми кждый день в три чс пополудни в горх Вильянуэв, с годми сднил все сильнее и оживлял воспоминния. В то время кк новые впечтления меркли в пмяти уже через несколько дней, воспоминния о том змечтельном путешествии по провинции кузины Ильдебрнды оживли со временем тк, словно все случилось только вчер, д еще с изврщенной ностльгией точностью. Вспоминлось горное селение Мнуре, одн сплошня улиц, прямя и зеленя, и тмошние птицы, сулившие счстье, и дом с привидениями, где он просыплсь в рубшке, мокрой от непросыхющих слез Петры Морлес, которя умерл от любви в той смой постели много лет нзд. Вспоминлся вкус гуйявы – нигде и никогд больше гуйяв не кзлсь ткой вкусной, – знмений было тк много, что их вещий шепот он порою принимл з шум дождя; вспоминлись и топзовые вечер в Сн-Хун-де-л-Сесре, где он выходил прогуляться с кортежем своих ветреных и шумливых кузин, и кк он стрлсь – изо всех сил сжимл зубы, чтобы сердце не выскочило, когд подходил к телегрфу. Конечно же, он продл отцовский дом потому, что не могл пересилить той, пришедшей из юности боли: мленький прк, грустный и пустынный, тким он виделся ей с блкон, вещий зпх грдений в жркой ночи, стрх перед стринным портретом дмы, который он испытывл в тот феврльский день, когд решилсь ее судьб, словом, куд бы в прошлое он ни обрщл взгляд, повсюду нтыклсь н пмять о Флорентино Арнее. И тем не менее ей вполне хвтло ясности ум и душевного покоя, чтобы осознть: то не были воспоминния любви или рскяния, но просто досдные обрзы, от которых порою нбегл слез. И, того не ведя, чуть было не угодил в ловушку сострдния, которя сгубил стольких неосмотрительных жертв.

Он ухвтилсь з супруг. Это было в ту пору, когд он нуждлся в ней все больше, ибо был перед ней в проигрыше – шел н десять лет впереди и уже испытывл тнтловы муки один, среди сгущвшихся туч стрости; к тому же он был мужчиной, знчит, более слбым. После тридцти лет совместной супружеской жизни они знли друг друг тк, что превртились словно в единое существо и чстенько испытывли неловкость, угдывя не выскзнную другим мысль, или же попдли в смешное положение, когд н людях один из них, опережя другого, говорил то, что другой кк рз собирлся скзть. Об стрлись избегть обыденных житейских недорзумений, внезпных вспышек вржды, взимных пкостей и нечянных всплесков супружеского блженств. Именно в ту пору они любили друг друг кк никогд, без спешки, без излишеств, с блгодрностью сознвя: невероятно, но нконец-то они одолели врждебность. Рзумеется, жизнь еще готовил им смертельные испытния, но что им до этого: они были уже н другом берегу.

Дбы отпрздновть нчло нового век должным обрзом, был рзрботн целя прогрмм публичных мероприятий, и смым пмятным событием окзлся первый полет н воздушном шре – плод неистощимой выдумки доктор Хувенля Урбино. Полгород сошлось н Арсенльную площдь, чтобы с восторгом нблюдть з подъемом огромного шр, прзднично рскршенного в цвет нционльного флг, который нес первую воздушную почту в Сн-Хун-де-л-Сьенгу, н рсстояние тридцти миль по прямой к северо-востоку. Доктор Хувенль Урбино с супругой, которым уже случилось пережить волнующий полет во время Всемирной выствки в Приже, поднялись в плетеную люльку первыми, вместе с инженером полет и еще шестерыми знтными гостями. При себе у них было письмо от губернтор провинции к муниципльным влстям город Сн-Хун-де-л-Сьенг, которое свидетельствовло для истории, что оно является первым почтовым отпрвлением по воздуху. Хроникер из «Коммерческой гзеты» спросил Хувенля Урбино, кковы его последние слов, если ему суждено погибнуть в полете, и тот не змешклся с ответом, нверняк нвлекшим н него немло попреков.

– Н мой взгляд, – скзл доктор, – двдцтый век принесет перемены всему миру, кроме нс.

Зтерянный в простодушной толпе, рспеввшей нционльный гимн, меж тем кк воздушный шр нбирл высоту, Флорентино Арис почувствовл, что полностью соглсен с кем-то, зметившим в сутолоке, что подобня внтюр – не для женщины, особенно в том возрсте, в котором нходилсь Фермин Дс. Однко зтея окзлсь не ткой опсной, кк кзлось. Скорее гнетущей, чем опсной. Воздушный шр тихо и спокойно добрлся до мест нзнчения по непрвдоподобно синему небу. Летели хорошо, очень низко, с приятным попутным ветром, сперв нд отрогми снежных гор, потом – нд обширными водми Больших болот.

С небес увидели они, кк видел их Господь Бог, рзвлины очень древнего и героического город – Кртхены-де-лс-Индис, смого крсивого в мире, покинутого в пнике перед чумою, после того кк н протяжении трех веков он выдерживл многочисленные осды нгличн и нлеты морских рзбойников. Они увидели неповрежденные стены, зросшие сорной трвой улицы, крепостные укрепления, изъеденные нютиными глзкми, мрморные дворцы и золотые лтри вместе со сгнившими от чумы вице-королями, зковнными в боевые доспехи.

Они пролетели нд свйными постройкми Трохс-де-Ктки, рскршенными в безумные цвет, где в специльных питомникх вырщивли съедобных игун, в ндозерных сдх цвели бльзмины и стромелии. Сотни голых ребятишек брослись в воду, их поднчивли громкими крикми, и ребятишки прыгли из окон, сигли с крыш домов, через борт кноэ, которыми упрвляли с порзительной ловкостью, и сновли в воде, словно рыбы-бешенки, стрясь выловить свертки с одеждой, пузырьки с крмелькми от кшля и ккую-то еду, которую крсивя женщин в шляпе с перьями, милосердия рди, швырял им сверху, из плетеной люльки воздушного шр.

Они пролетели нд океном теней, блуждющих в бнновых зрослях, и тишин, поднимвшяся снизу, окутывл их словно смертоносный пр; Фермин Дс вспомнил себя трехлетней, может, четырехлетней девочкой: он шл в сумеречных зрослях, мть вел ее з руку, и см мть был почти девочкой среди других женщин в муслиновых, кк и он, плтьях, под белым зонтиком и в широкополой шляпе из легкого гз. Инженер, нблюдвший мир через подзорную трубу, зметил: «Кк будто все вымерли». Он передл трубу доктору Хувенлю Урбино, и доктор увидел повозки, зпряженные волми, посреди пшни, столбы железнодорожного полотн, зстывшие оросительные кнвы, и повсюду, куд ни глянь, глз нтыклся н человеческие тел. Кто-то знющий скзл, что н Больших болотх свирепствует чум. Доктор Урбино, рзговривя, не отрывл от глз подзорную трубу.

– По-видимому, ккя-то особя рзновидность чумы, – скзл он. – Кждого мертвец добивли выстрелом в зтылок.

Потом они пролетели нд пенистым морем и без осложнений опустились н рскленный берег, рстресквшяся селитряня почв жгл огнем. Именно тм поджидли их местные влсти, зщищенные от солнц лишь зонтикми из гзет, школьники рзмхивли флжкми в ткт торжественным гимнм, королевы крсоты в кртонных золотых коронх держли в рукх пожухлые цветы и ппйи из процветющего селения Гйр, в те времен лучшего н всем Крибском побережье. Но Фермине Дсе хотелось только одного: увидеть еще рз родное селение, чтобы сопоствить увиденное с двними впечтлениями, однко из-з чумы в селение не позволили идти никому. Доктор Хувенль Урбино вручил историческое письмо, которое, конечно же, зтерялось, тк что никто никогд его больше не видел, весь кортеж чуть не здохнулся в дурмне торжественных речей. Нконец их все-тки отвезли н мулх к пристни Строго Селения, туд, где болото вливлось в море, потому что инженеру не удлось еще рз поднять шр в воздух. Фермин Дс был совершенно убежден, что однжды уже проезжл здесь девочкой, вместе с мтерью, н повозке, зпряженной волми. О той поездке он не рз рсскзывл отцу, но тот тк и умер в убеждении: не может быть, чтобы он это помнил.

– Очень хорошо помню ту поездку, и все было именно тк, – говорил он, – только случилось это лет з пять до твоего рождения.

Члены слвной экспедиции н воздушном шре возвртились в порт, откуд отбыли три дня нзд, измученные штормом, свирепствоввшим всю ночь, и были встречены кк герои. В толпе встречющих, рзумеется, нходился и Флорентино Арис, рзглядевший н лице Фермины Дсы следы стрх. Однко в тот же смый день он снов увидел ее н велосипедной выствке, которую ткже птронировл ее супруг, и н этот рз в ней не было и тени устлости. Он ехл н необычном велосипеде, скорее походившем н цирковой, восседя в седле нд передним, очень высоким колесом, зднее же, мленькое, едв-едв служило опорой. Н ней были яркие шровры с кймою, которые шокировли пожилых дм и привели в змештельство мужчин, однко никто не остлся рвнодушным к ее ловкости и сноровке.

Вот тк и тому подобным обрзом н протяжении многих лет неожиднно, н короткие мгновения, предствл он перед взором Флорентино Арисы, когд судьбе было угодно, и тк же внезпно и стремительно исчезл, рзбередив его сердце мучительным беспокойством. Но эти мимолетные встречи вствли вехми н его жизненном пути, потому что он нучился рспознвть суровую хвтку времени не столько в себе смом, сколько в тех едв уловимых изменениях, которые отмечл в Фермине Дсе кждый рз, когд ее видел. Однжды вечером он вошел в «Месон дон Снчо», шикрный ресторн в колонильном стиле, и сел в смый дльний угол, кк делл всегд, собирясь в одиночку поклевть чего-нибудь, точно воробышек. И вдруг в глубине, в огромном зеркле, он увидел Фермину Дсу – з столиком с мужем и еще двумя прми, – д еще под тким углом, что видн он был прекрсно, во всем блеске. Он сидел, ничем не зщищення, и вел, вероятно, остроумный рзговор, потому что смех ее то и дело рссыплся фейерверком, крсот еще более ослеплял, высвечення огромной хрустльной люстрой с подвескми. Алис еще рз вышл из Ззерклья.

Флорентино Арис нслждлся – глядел н нее и не дышл: кк он ест, кк пригубливет вино, кк шутит с четвертым предствителем семейств дон Снчо, словом, не вствя из-з своего одинокого столик, он прожил вместе с нею кусочек ее жизни и больше чсу, оствясь незмеченным, нходился в зповедном крю – в скзочной близости к ней.

Чтобы знять время, он выпил четыре чшки кофе, пок не увидел, кк он встл и вместе со всеми вышл. Они прошли тк близко от него, что он рзличил ее зпх в мешнине ромтов, которыми пхнуло от ее спутников.

С того вечер он целый год упорно осждл влдельц ресторн, предлгя ему все, что угодно, – любые деньги или услуги, – лишь бы тот продл ему зеркло. Это окзлось нелегко, потому что стрый дон Снчо верил легенде, будто великолепня рм того зеркл, срботння венскими крснодеревщикми, был прой другой, двно исчезнувшей, некогд приндлежвшей Мрии Антунетте, – уникльня дргоценность. Когд же в конце концов он сдлся, Флорентино Арис повесил зеркло у себя в гостиной, но вовсе не из-з достоинств дргоценной рмы, рди прострнств внутри нее, где когд-то н протяжении двух чсов нходился любимый обрз.

Фермину Дсу он почти всегд видел под руку с мужем: в полном единении, они жили и двиглись в своей среде с порзительной легкостью симских близнецов, соглсовнность которых нрушлсь лишь, когд они здоровлись с ним. Действительно, доктор Хувенль Урбино, здоровясь, тепло пожимл ему руку, то и позволял себе похлопть его по плечу. Он же, нпротив, обрекл его н нормльно-вежливое, безличное обрщение и ни рзу не сделл ни млейшего жест, который дл бы основние зподозрить, что он помнит его по двним временм, до змужеств. Они жили в рзных, совершенно не соприксющихся мирх, и в то время кк он изо всех сил стрлся сокртить дистнцию между ними, он если и делл шг, то в противоположном нпрвлении. Прошло много времени, прежде чем он осмелился допустить мысль, что безрзличие ее – всего лишь пнцирь, которым он прикрывется от стрх. Мысль эт пришл ему в голову неожиднно, во время спуск н воду первого речного проход, построенного н местных верфях, где Флорентино Арис впервые предствлял дядюшку Леон XII-в кчестве первого вице-президент Крибского речного проходств. Это совпдение придло особую торжественность церемонии, н которой присутствовли все, кто игрл мломльскую роль в жизни город.

Флорентино Арис принимл гостей в глвном слоне проход, еще пхнувшем свежей крской и дегтем, кк вдруг н причле рздлись плодисменты, и оркестр торжественно грянул мрш. Он с трудом подвил дрожь, знкомую ему почти с тех пор, кк помнил себя, когд увидел прекрсную женщину своей мечты, великолепную в зрелости, шествующую под руку с мужем, словно королев из иных времен, меж рядов почетного крул в прдной форме, под ливнем из бумжного серпнтин и живых цветочных лепестков. Об приветственно помхли рукою плодироввшей толпе, и он был тк ослепительн – вся в чем-то црственно-золотистом, от туфелек н высоком кблуке до горжетки из лисьих хвостов и шляпки колоколом, – что кзлось: он тут одн, и никого вокруг больше нет.

Флорентино Арис встретил их н кпитнском мостике вместе с влстями провинции, под грохот музыки, треск ркет и густой трехкртный рык проходного гудк, обдвшего пром всю пристнь. Хувенль Урбино поздоровлся с кждым с той присущей ему естественностью, что кждый мог подумть, будто доктор относится к нему с особой сердечностью: снчл с одетым в прдную форму кпитном проход, зтем – с рхиепископом, потом – с губернтором и его супругой, з ними – с лькльдом и его супругой, з ними – с коменднтом крепости, который был уроженцем горного селения и в город прибыл недвно. З предствителями влсти шел Флорентино Арис в своем темном суконном костюме, почти не видный н фоне стольких знменитостей. Поздороввшись с коменднтом крепости, Фермин, похоже, испытл колебния, глядя н руку Флорентино Арисы. Коменднт собрлся было предствить их друг другу и спросил ее, знкомы ли они. Он не ответил, только с слонной улыбкой протянул руку Флорентино Арисе. Ткое уже случлось двжды и вполне могло повториться, но Флорентино Арис всегд относил это н счет хрктер Фермины Дсы. Однко н этот рз он, неиспрвимый мечттель, подумл: не является ли столь ярко вырженное безрзличие всего лишь уловкой, призвнной скрыть любовное смятение.

Эт мысль вновь рзожгл в его душе любовную бурю. Он снов принялся ходить кругми возле дом Фермины Дсы, томясь, кк и много лет нзд в мленьком прке Евнгелий, только н этот рз ндежд состоял не в том, чтобы он зметил его, но единственно – смому увидеть ее, чтобы знть: жизнь продолжется. Првд, теперь ему трудно было оствться незмеченным. Квртл Л-Мнг нходился н почти безлюдном островке, отделенном от исторического город кнлом с зелеными водми; зросший сливовыми деревьями, он во времен Колонии служил воскресным приютом для влюбленных. Совсем недвно тут рзобрли стрый кменный мост, построенный еще испнцми, и соорудили новый, с круглыми фонрями, по которому проложили пути для трмвя н конной тяге. Пончлу жители Л-Мнги испытывли не предусмотренные проектом муки: они были обречены спть в непосредственной близости от первой в городе электростнции, трхтение которой сотрясло землю непрерывной дрожью. Дже см доктор Хувенль Урбино, при всем его могуществе, не сумел добиться, чтобы ее перенесли куд-нибудь, где бы он не беспокоил тк людей, пок н помощь в очередной рз не пришло Божественное провидение. В одну прекрсную ночь котел электростнции рзнесло тким чудовищным взрывом, что он, пролетев нд крышми новых домов, пересек полгород и рзворотил глвную глерею древнего монстыря Святого Хулин Стрнноприимник. Рзрушившееся от стрости здние монстыря было покинуто еще в нчле год, но котел все же прибил четверых зключенных, бежвших из местной тюрьмы и решивших в первую после побег ночь укрыться в монстырской чсовне.

Этот мирный пригород с ткими прекрсными любовными трдициями, превртившись в роскошный городской квртл, окзлся совершенно неприспособленным для любви несчстной. Улицы его были пыльными летом, грязными зимой и безлюдными в любое время год, редкие дом прятлись в густых сдх и вместо стринных, нвисвших нд улицею блконов были укршены мозичными террсми, словно специльно для того, чтобы повергть в отчяние тйных влюбленных. Хорошо еще, что в те поры в моду вошло прогуливться под вечер н холм в немных стрых дрожкх, зпряженных одной лошдью. С этого холм было удобнее любовться роскошным пиршеством зкт, нежели с бшни мяк: отсюд видны были и сторожкие кулы, крулившие пляж, который посещли семинристы, и приходивший по четвергм окенский проход, огромный и белый, до которого, кзлось, можно дотянуться рукой, когд он по кнлу входил в порт. Флорентино Арис после тяжелого дня в конторе обычно ннимл дрожки, но не опускл верх, кк водилось в жркие месяцы, збивлся вглубь и прятлся в тени, всегд один, зкзывя смые неожиднные мршруты, дбы не двть кучеру повод для дурных мыслей. Н деле же интересовло его в этой прогулке только одно – дворец из розового мрмор, нполовину скрытый бнновыми зрослями и рзвесистыми мнговыми деревьями, не слишком удчня копия идиллических обителей, обычных для хлопковых плнтций Луизины. Дети Фермины Дсы возврщлись домой нездолго до пяти. Флорентино Арис видел, кк они подъезжли в фмильном экипже, кк зтем из дому выходил доктор Хувенль Урбино, отпрвляясь н вечерний обход, но почти з целый год ему ни рзу не удлось увидеть дже тени той, о которой мечтл.

Однжды во время одинокой прогулки, н которую он отпрвился, несмотря н первый свирепый июньский ливень, лошдь поскользнулсь в грязи и рухнул нземь. Флорентино Арис с ужсом понял, что нходится кк рз нпротив дом Фермины Дсы, и взмолился кучеру, не подумв о том, что смятение может его выдть:

– Только не здесь, пожлуйст. Где угодно, только не здесь.

Оглушенный тким нпором кучер попытлся поднять лошдь, не рспрягя, и ось у коляски сломлсь. Флорентино Арис кое-кк выбрлся из экипж и терпеливо сносил свой позор под проливным дождем, пок проезжющие мимо досужие горожне не предложили отвезти его домой. Служнк из дом доктор Урбино увидел его, вымокшего под дождем и зляпнного по колено грязью, и вынесл зонтик, предлгя переждть дождь н террсе. О тком счстье Флорентино Арис не мечтл дже в смом безумном сне, но в тот день он лучше бы умер, чем позволил Фермине Дсе увидеть его в тком состоянии.

Прежде, живя в стром городе, Хувенль Урбино с семьей по воскресеньям пешком ходили в собор к восьмичсовой службе, что было скорее светским выходом, нежели религиозным обрядом. Позже, переехв в другой дом, они еще несколько лет продолжли ездить в собор в экипже и, бывло, потом зсиживлись где-нибудь с друзьями в прке, под пльмми. Но когд построили хрм с духовной семинрией в Л-Мнге, где был и свой пляж, и свое клдбище, в собор они стли ездить лишь по очень торжественным случям. Флорентино Арис, не знвший об этих переменх, не одно воскресенье просидел н террсе приходского кфе, ожидя, когд нрод нчнет выходить из церкви после всех трех служб. Потом, поняв свою ошибку, отпрвился к новой церкви, остввшейся модной до смого недвнего времени, и тм увидел Хувенля Урбино, ккуртно приходившего вместе с детьми ровно к восьми чсм кждое воскресенье вгуст, однко Фермины Дсы с ними не было. В одно из воскресений он зшел н клдбище, где жители Л-Мнги зрнее строили себе пышные пнтеоны, и сердце подскочило у него в груди, когд в тени рзвесистых сейб он увидел смый пышный пнтеон, уже отстроенный, с готическими витржми, мрморными нгелми и с золотыми буквми н позолоченных ндгробных плитх, зблговременно приготовленных для всей семьи. Среди них, рзумеется, был и плит для доньи Фермины Дсы де Урбино де л Клье и для ее супруг, с общей для обоих эпитфией: «Вместе и в миру, и у Господ».

До конц того год Фермин Дс не появлялсь нигде, дже н Рождественские прздники, где они с мужем обычно бывли смыми роскошными героями дня. Но более всего ее отсутствие чувствовлось н открытии оперного сезон. В нтркте Флорентино Арис нткнулся н группку людей, без сомнения, судчивших о ней, хотя имени ее не нзывли. Говорили, что кто-то видел, кк он в июне, в полночь, поднимлсь н окенский проход компнии «Кунрд», нпрвлявшийся в Пнму, и что лицо ее скрывл темня вуль, дбы не видны были следы рзрушвшей ее стыдной болезни. Кто-то спросил, что з ужсня болезнь осмелилсь нпсть н столь могущественную сеньору, и ответ сочился черной желчью:

– У столь блгородной дмы иной болезни, кроме чхотки, быть не может.

Флорентино Арис знл, что в его крях богтые люди не болели непродолжительными болезнями. Они или умирли в одночсье, обычно нкнуне ккого-нибудь грндиозного прздник, и прздник из-з трур портился, тк и не нчвшись, или же угсли от медленной и омерзительной болезни, смые интимные подробности которой в конце концов стновились достоянием общественности. Ссылк и зточение в Пнму был почти обязтельной епитимьей в жизни богчей. Они поручли себя воле Божьей в Больнице двентистов, огромном белом брке, зтерявшемся под доисторическими ливнями Дрьен, где больные теряли счет немногим оствшимся им дням, в плтх-одиночкх с окнми, зтянутыми холстиной, где никто точно не знл, чем пхнет крболк – жизнью или смертью. Те, что выздорвливли, возврщлись, нгруженные роскошными дрми, и щедро рздвли их нпрво и нлево, словно умоляя простить з то, что они совершют бестктность – продолжют жить. Некоторые возврщлись с животми, пересеченными чудовищными шрмми, зшитыми словно спожницкой дртвой, и в гостях здирли рубшки, чтобы покзть шов и срвнить свой с другими, облдтели которых просто здыхлись от счстья; и до конц дней своих все рсскзывли и рсскзывли, ккие нгелы являлись им в прх хлороформ. Но никто и никогд не узнл, ккие видения были у тех, кто не вернулся, и у смых несчстных – тех, кто, зточенный в чхоточный брк, умирл больше от тоскливых нескончемых дождей, чем от смой болезни.

Поствленный перед выбором Флорентино Арис не знл, что он предпочел бы для Фермины Дсы. Прежде всего он, конечно, предпочел бы првду, дже смую невыносимую, но, сколько он ни искл этой смой првды, он тк и не ншел ее. Невероятно, однко никто не мог привести ему ни млейшего докзтельств услышнной версии. В мире речного проходств, его мире, не бывло тйны, которя остлсь бы тйной, ни секрет, который бы сохрнился в секрете. Однко тм никто никогд не слыхл о женщине под черной вулью. Никто ничего не знл в городе, где все знли все и где о многом узнвли дже до того, кк это случлось. Особенно, если это кслось богтых. И тем не менее никто не мог объяснить, куд пропл Фермин Дс. Флорентино Арис исколесил вдоль и поперек Л-Мнгу, без должной нбожности слушл мессы в семинрской церкви, ходил н все светские сборищ, которые никогд бы не привлекли его, будь он в другом состоянии дух, и постепенно версия стновилсь все более првдоподобной. Все в жизни семьи Урбино выглядело нормльным, все, кроме отсутствия смой мтери семейств.

Во время своих розысков он услыхл рзные вещи, которых не знл, во всяком случе, не интересовлся ими, и среди них – известие о смерти Лоренсо Дсы: он умер в кнтбрийском селении, где и родился. Н протяжении многих лет Флорентино Арис видел его в бурных шхмтных сржениях в приходском кфе; он вспомнил ндсженный в громких спорх голос, вспомнил, кк тот стновился все тучнее и грубее, утопя в зыбучих пескх тяжелой стрости. Они не обменялись ни словом с того злосчстного звтрк из нисовой водки, имевшего место еще в прошлом столетии, и Флорентино Арис был уверен, что Лоренсо Дс точно тк же, кк и он, держит н него зло, хотя и добился своего: дочь удчно вышл змуж, что в глзх отц служило опрвднием всей его жизни. Флорентино Арис тк решительно нстроился добыть првду о здоровье Фермины Дсы, что отпрвился в приходское кфе, нмеревясь все узнть от ее отц; в то время кк рз проходил исторический шхмтный турнир, н котором Херемия де Сент-Амур сржлся один с сорок двумя противникми. Тм-то он и узнл, что Лоренсо Дс уже умер, и обрдовлся, хотя понимл, что, возможно, поэтому он никогд не узнет истинной првды. В конце концов он принял версию о больнице для безндежных, и единственным утешением ему остлось известное присловье: больня жен нвеки верн. В дни тоски и уныния он смирялся духом при мысли, что весть о смерти Фермины Дсы, если ткое случится, дойдет до него см.

Но весть тк и не дошл. Потому что Фермин Дс в это время в полном здрвии, удлившись от свет, жил в имении своей двоюродной сестры Иль-дебрнды Снчес, в полумиле от селения Флорес-де-Мрия. Он уехл туд без шум и ссор, по обоюдному соглсию с супругом, когд об они звязли, точно подростки, в единственном н смом деле серьезном кризисе з все двдцть пять лет их ровной супружеской жизни. Он обрушился н них в пору спокойной зрелости: кзлось, они уже обошли все ловушки врждебности, вырстили и воспитли детей и подступили к той черте, когд пор учиться стреть, не испытывя горечи. Все случилось тк неожиднно для обоих, что им не зхотелось рзрешть дело с помощью криков, слез и посредников, кк испокон веков повелось у жителей крибских крев: они отнеслись к случившемуся с мудростью, присущей европейцм, поскольку об, строго говоря, не были ни теми, ни другими, то в конце концов совершенно зпутлись в ситуции, словно дети, хотя см ситуция окзлсь длеко не детской. И кончилось тем, что он решил уехть, не зня толком, почему и зчем, просто от ярости, он не сумел ее отговорить, поскольку чувствовл свою вину.

И действительно, ровно в полночь Фермин Дс в строгой тйне, зкрыв лицо трурной мнтильей, сел н проход, но не н окенский, компнии «Кунрд», держвший курс н Пнму, н тот, что регулярно ходил в Сн-Хун-де-л-Сьенгу, город, где он родилсь и жил девочкой и по которому с годми стл невыносимо тосковть. Вопреки воле супруг и обычям времени, он не взял с собой никого, кроме пятндцтилетней воспитнницы, которя выросл в ее доме вместе с прислугой; однко о предстоящей поездке дли знть всем кпитнм судов и влстям кждого порт. Приняв это скороплительное решение, он сообщил детям, что едет н три месяц к тетушке Ильдебрнде, однко нмеревлсь остться тм нвсегд. Доктору Хувенлю Урбино хорошо был известн твердость ее хрктер, к тому же он был тк удручен случившимся, что смиренно принял все кк Божью кру з свои тяжкие прегрешения. Однко не успели еще огни проход скрыться из виду, кк об рскялись в собственной слбости.

И хотя они постоянно переписывлись – о детях и рзных домшних делх, – з дв год ни он, ни он не сумели повернуть нзд, ибо обртный путь был зминировн гордыней. Дети приезжли во Флорес-де-Мрия н школьные кникулы, и Фермин Дс делл невозможное, стрясь кзться довольной своей новой жизнью. Во всяком случе, Хувенль Урбино, читя письм сын, поверил этому. Кк рз в то время в тех крях совершл псторский объезд епископ Риочи – под блдхином и верхом н знменитом белом муле, покрытом шитой золотом попоной. З ним следовли пломники из дльних провинций, музыкнты с ккордеонми, коробейники с едою и мулетми: постоялый двор три дня был переполнен клекми и безндежно больными, которые н смом деле сошлись сюд не з учеными проповедями и отпущением грехов, в ндежде н милости мул, который, кк рсскзывли, тйком от хозяин творил чудес. Епископ был своим человеком в семействе Урбино де л Клье еще с той поры, когд служил простым священником, и кк-то среди дня он ушел с прзднеств, чтобы пообедть в доме у Ильдебрнды. После обед, з которым говорили только о мирских делх, он отвел в сторону Фермину Дсу в нмерении исповедть ее. Он очень любезно, но твердо откзлсь, недвусмысленно зявив, что ей не в чем кяться. И хотя умысл у нее не было, он понял, что ответ ее дойдет куд следует.

Доктор Хувенль Урбино говорил не без некоторого цинизм, что в тех двух горьких годх жизни виновт был не он, дурня привычк жены обнюхивть одежду, которую снимли с себя члены семьи и он см, чтобы по зпху решить, не пор ли ее стирть, хотя с виду он выглядит чистой. Он делл тк всегд, с детских лет, и не думл, что другие змечют, пок муж не обртил н это внимние в первую их брчную ночь. Точно тк же он зметил, что он курит, по крйней мере, три рз в день, зпершись в внной комнте, но не придл этому знчения, потому что у женщин их круг было принято зпирться в внной комнте целой компнией, чтобы поговорить о мужчинх, покурить и дже выпить водки; некоторые, случлось, нпивлись до беспмятств. Однко привычк обнюхивть всю одежду подряд покзлсь ему не только чудной, но и опсной для здоровья. Он, кк всегд, когд не желл спорить, попробовл отшутиться: мол, не только для укршения поместил Господь ей н лице трудолюбивый, точно у иволги, нос. Кк-то рз утром, пок он ходил з покупкми, прислуг поднял н ноги всех соседей, рзыскивя ее трехлетнего сын, после того кк обыскли сверху донизу весь дом. Он вернулсь в рзгр сумтохи, дв-три рз прошлсь по дому, кк хорошя собк-ищейк, и обнружил ребенк, зснувшего в бельевом шкфу, где никому и в голову не пришло его искть. Н вопрос изумленного муж, кким обрзом он его ншл, Фермин Дс ответил:

– По зпху ккшек.

По првде говоря, обоняние окзлось ей полезным не только в стирке белья и отыскивнии пропвших детей: оно помогло ей рзбирться во всех облстях жизни, особенно светской. Хувенль Урбино нблюдл з ней всю их супружескую жизнь, особенно внчле, когд он был еще чужой в среде, нстроенной против нее много лет нзд, и однко же, пробирлсь меж нсмерть рнящих корлловых зрослей, не нтыкясь, и полностью влдея ситуцией, исключительно блгодря своему сверхъестественному чутью. Этот грозный др, который мог корениться кк в вековой мудрости, тк и в кменной твердости ее сердц, обернулся бедою в злосчстное воскресенье, перед церковной службой, когд Фермин Дс обнюхл, кк обычно, белье, которое ее муж снял нкнуне вечером, и ее пронзило ощущение, что в постели с ней спит совершенно другой мужчин.

Он обнюхл снчл пиджк и жилет, пок вынимл из одного крмн чсы н цепочке, из других – крндш, портмоне и мелкие монеты, выклдывя все это н тумбочку; потом, вынимя зколку из глстук, зпонки с топзми из мнжет, золотую пуговицу из нклдного воротник, он понюхл рубшку, з ней – брюки, когд вынимл кольцо с одинндцтью ключми, перочинный ножичек с перлмутровой рукояткой, под конец – трусы, носки и носовой плток с моногрммой. Не оствлось и тени сомнения: н кждой вещи был зпх, которого н них никогд з столько лет совместной жизни не было, зпх, который невозможно определить: пхло не естественным цветочным или искусственным ромтом, пхло тк, кк пхнет только человеческое существо. Он не скзл ничего и в последующие дни не учуял этого зпх, но теперь обнюхивл одежду муж не зтем, чтобы решить, следует ли ее стирть, с неодолимым и мучительным беспокойством, рзъедвшим ее нутро.

Фермин Дс не знл, куд в рутинном рспорядке муж поместить этот зпх. Он не умещлся в промежуток между утренним преподвнием в училище и обедом, ибо он полгл: ни одн женщин в здрвом уме не стнет знимться любовью в спешке и нлетом, тем более – во время короткого визит, д еще в ткое время дня, когд нужно подметть пол, зстилть постели, делть покупки и готовить обед и при том беспокоиться, кк бы один из млолетних детей, поколоченный в ребячьей потсовке, явившись рньше времени из школы, не зстл бы ее в одинндцть утр посреди комнты голой и к тому же – вместе с доктором. Кроме того, он знл, что доктор Хувенль Урбино предется любви исключительно в ночное время, еще лучше – в полной темноте, и в крйнем случе – перед звтрком, под пение рнних птиц. А в иное время, говорил он см, рздевться и одевться – дольше, чем смо удовольствие от этой петушиной любви.

Итк, осквернение одежды могло произойти только во время докторского визит или же вследствие обмн – змены шхмт или киносенсов н сенсы любви. Это последнее трудно было проверить, потому что, в отличие от своих многочисленных подруг, Фермин Дс был слишком гордой, чтобы шпионить з мужем или попросить кого-нибудь сделть это з нее. Время визитов, кзвшееся ниболее подходящим для супружеской неверности, проследить было легче – доктор Хувенль Урбино тщтельным обрзом вел зписи относительно пциентов, учитывя дже все гонорры, полученные от кждого с смого первого визит до последнего, когд перекрестив, желл вечного блженств его душе.

К концу третьей недели Фермин Дс целых три дня не слышл этого зпх н одежде муж, и потом вдруг почуял, когд меньше всего ожидл, и несколько дней подряд ощущл его, кк никогд беззстенчивый, хотя один из этих дней был воскресным и к тому же семейным прздником, тк что весь день они ни н миг не рзлучлись. Кк-то под вечер он вошл в кбинет муж, вопреки обычю и дже вопреки своему желнию, словно это был не он, другя, поступвшя тк, кк см он не поступил бы никогд н свете, и стл с помощью сильной бенгльской лупы рзбирть кркули – зписи его врчебных визитов к пциентм з последние месяцы. Впервые входил он одн в этот кбинет, пропитнный испрениями креозот, нбитый книгми в переплетх из кожи неведомых животных, фотогрфиями, зпечтлевшими группки учеников, почетными грмотми, стролябиями и всевозможными кинжлми, которые он коллекционировл многие годы. Это тйное святилище было единственным уголком чстной жизни ее супруг, куд ей не было вход, потому что он не имел никкого отношения к любви: те редкие рзы, когд он туд входил, он всегд входил вместе с ним и всегд – по кким-то пустячным делм. Он не чувствовл себя впрве входить сюд одн, и еще меньше – пускться в розыски, которые не считл приличными. Но он вошл. Вошл потому, что очень хотел нйти првду и безумно боялсь нйти ее; неподвлстный ей порыв был сильнее природной гордости, сильнее собственного достоинств: эткя зхвтывющя мук. Он тк ничего толком и не узнл, потому что пциенты муж, з исключением общих друзей, тоже были чстью его монопольного влдычеств, люди безликие, которых знли не в лицо, по болезням, не по цвету глз или сердечным порывм, по рзмеру печени, нлету н языке, мутной моче и ночному бреду в лихордке. Люди, которые верили в ее муж, которые верили, что живут блгодря ему, в то время кк жили для него, и жизнь их в конечном счете сводилсь к фрзе, нписнной им собственноручно в смом низу рецептурного блнк: «Упокойся духом, Господь ожидет тебя у врт своих». После двух чсов бесплодных поисков Фермин Дс вышл из кбинет с ощущением, что поддлсь непристойному искушению.

Вообржение подстегивло, и он нчл обнруживть перемены в муже. Ей стло кзться, что он избегет ее, что стл безрзличен з столом и в постели, рздржителен и язвительно колок, и дом он уже не прежний, спокойный, походит н зпертого в клетку льв. Впервые после того, кк они поженились, он мысленно стл отмечть все его опоздния, по минутм, и см нчл лгть, чтобы выудить из него првду, чувствуя себя смертельно уязвленной этим противным ее естеству поведением. Однжды он проснулсь среди ночи от стршного ощущения: муж в темноте смотрел н нее, кк ей покзлось, полными ненвисти глзми. Потрясение было подобно тому, ккое он пережил в рнней юности, когд в изножье постели ей привиделся Флорентино Арис, только то было видение любви, это – ненвисти. К тому же это видение не было плодом фнтзии: в дв чс ночи муж не спл, приподнялся в постели и смотрел н нее, спящую, но когд он спросил, почему он н нее смотрит, он стл отрицть. Снов лег н подушку и скзл: – Нверное, тебе приснилось. После той ночи и некоторых других подобных случев, произошедших в ту же пору, Фермин Дс уже не могл с уверенностью скзть, где кончлсь рельность и нчинлся вымысел, и решил, что сходит с ум. Потом он увидел, что муж не пошел причщться в четверг н прздник Тел Христов и в следующие з тем недели, по воскресеньям, не ншел времени для духовного очищения з год. Н вопрос, чему обязны эти небывлые перемены в его духовном здоровье, он получил путный ответ. Это был ключ ко всему: ни рзу со дня первого причстия, которое он принял в восемь лет, он не уклонялся от причстия в большой прздник. Он понял: муж не только совершил смертный грех, но и решил жить в грехе, коль скоро не прибегет к помощи своего духовник. Он дже не предствлял, что может тк стрдть из-з того, что, н ее взгляд, было полной противоположностью любви, но, окзывется, стрдл, и решил – чтобы не умереть – прибегнуть к крйнему средству: сунуть горящий фкел в этот змеиный клубок, что рздирл ее внутренности. Ткя он был. Однжды после обед он сидел н террсе, штопл пятки н чулкх, муж, кк всегд в сиесту, читл книгу. Неожиднно он отложил штопку, поднял очки н лоб и прервл его знятие, но в тоне не было и тени жесткости:

– Доктор.

Он был погружен в чтение «Остров пингвинов», тогд все читли этот ромн, и ответил ей, не выходя из тмосферы книги:

– Оui?2

Он нстивл:

– Посмотри н меня.

Он посмотрел н нее, не видя, – очки зтумнивли все, – однко их можно было и не снимть: ее взгляд оплил его.

В чем дело? – спросил он.

– Ты знешь это лучше меня, – ответил он.

И больше ничего не скзл. Опустил очки н переносицу и снов принялсь з штопку. И доктор Хувенль Урбино понял, что долгие чсы тоскливой тревоги кончились. В отличие от того, кк он предствлял себе этот момент, сердце его не сотрясло волнение – в сердце хлынул покой. Великое облегчение от того, что нконец-то случилось то, что рно или поздно должно было случиться: призрк сеньориты Брбры Линч вошел в дом.

Доктор Хувенль Урбино увидел ее четыре месяц нзд, в очереди, в поликлинике больницы Милосердия, и срзу же понял: в его судьбе произошло непопрвимое. Это был высокя мултк, элегнтня, ширококостня, с кожей, цветом и нежностью походившей н птоку; в тот день н ней было крсное плтье с белыми рзводми и в тон ему – шляп с широкими полями, отбрсыввшими тень до смых ресниц. Более вырженное женское естество немыслимо было вообрзить. Доктор Хувенль Урбино не принимл в поликлинике, но если он попдл сюд, имея в зпсе время, он всегд зходил к своим бывшим ученикм, чтобы лишний рз нпомнить им: лучшее врчевние – хороший дигноз. Н этот рз он все устроил тк, чтобы присутствовть при осмотре неожиднно возникшей в его жизни мултки, стрясь, чтобы его ученики не зметили ккого-нибудь его жест, который не покзлся бы им случйным, см тем временем зпоминл все ее днные. В тот же вечер, зкончив последний визит, он велел кучеру ехть по дресу, который он оствил в поликлинике, и действительно увидел ее, сидящую н террсе в мртовской прохлде.

Типичный для нтильских крев дом, до смой цинковой крыши выкршенный в желтый цвет, с окнми под полотняным нвесом, с гвоздикми и ппоротникми в цветочных горшкх у вход, покоился н деревянных свях н зливемом приливом Пропщем береге. В клетке под крышей пел трупил. Н другой стороне улицы нходилсь нчльня школ, и в этот момент оттуд гурьбою высыпли ребятишки, тк что кучеру пришлось нтянуть вожжи, чтобы лошдь не понесло. Ккя удч: з это время сеньорит Брбр Линч успел узнть доктор. Он приветственно помхл ему, кк строму знкомому, и приглсил выпить кофе, пок улиц снов не успокоится, и он с удовольствием принял ее приглшение, вопреки своим првилм, и стл слушть, что он рсскзывл о себе, ибо только это одно было ему интересно с сегодняшнего утр и ни н минуту не перествло быть интересным все последующие месяцы. Когд-то один приятель скзл ему, только что женившемуся, в присутствии его молодой жены, что рно или поздно н его пути непременно встнет сводящя с ум стрсть, способня поколебть смую прочную семейную жизнь. Он, полгвший, что достточно знет себя и твердость своих морльных устоев, посмеялся тогд нд этим прогнозом. И вот, пожлуйст: ткя стрсть пришл.

Сеньорит Брбр Линч, доктор теологии, был единственной дочерью преподобного Джонтн Линч, протестнтского священник, сухопрого негр, который верхом н своем муле объезжл ютившиеся н болотистом берегу убогие домишки, проповедуя слово одного из тех многочисленных богов, которых доктор Хувенль Урбино всегд писл с мленькой буквы, дбы отличить от Своего. Он говорил н хорошем испнском, чуть зпинясь, что придвло ее речи определенное изящество. В декбре Брбре Линч должно было исполниться двдцть восемь, недвно он рзвелсь, муж был тоже пстором, учеником ее отц, и несчстливый брк, длившийся дв год, отбил у нее желние к змужеству. Он скзл: «Единствення моя любовь – этот трупил». Но доктор Хувенль Урбино был слишком серьезным человеком, чтобы подумть, будто это скзно с умыслом. Другя мысль пришл ему в голову: не является ли ткое стечение блгоприятных обстоятельств ловушкой, устроенной Господом, чтобы потом взять с него сторицей, однко тотчс же прогнл это теологически бсурдное предположение, отнеся его н счет своего смятенного состояния.

Прощясь, он словно бы невзнчй упомянул утреннюю врчебную консультцию, прекрсно зня, что больного хлебом не корми, дй только поговорить о его недуге, и он с тким блеском и остроумием рсскзл о своем, что он пообещл ей приехть н следующий день, ровно в четыре, чтобы осмотреть ее повнимтельнее. Он испуглсь, ибо знл, что врч ткого уровня ей не по средствм, но он успокоил: «Люди ншей профессии стрются устроить тк, чтобы богтые плтили з бедных». И зписл себе в тетрдь: «Сеньорит Брбр Линч, Пропщий берег, суббот, 4 чс пополудни». Через несколько месяцев Фермине Дсе предстояло прочитть эту зпись, дополненную подробностями дигноз и течения болезни. Он обртил внимние н имя и подумл, что это одн из тех зблудших ртисток, которые прибывют с фруктовыми проходми из Нового Орлен, но, поглядев н дрес, решил, что, скорее, он с Ямйки, ну и, конечно же, чернокожя, и потому срзу отбросил ее: не в его вкусе.

Доктор Хувенль Урбино явился н свидние в субботу н десять минут рньше, и сеньорит Линч еще не успел одеться к его приходу. Он не волновлся тк с двних прижских времен, когд сдвл устные экзмены. Леж н полотняном покрывле в тонкой шелковой комбинции, сеньорит Линч был бесконечно прекрсн. Ей было дно много и щедро: бедр – кк у сирены, кож – точно медленный огонь, изумленные груди, прозрчные десны и зубы совершенной формы; все ее тело дышло здоровьем: именно этот человеческий дух учуял Фермин Дс н одежде своего муж. В консультцию он пошл из-з того, что см очень остроумно нзвл «ложными коликми», и доктор Урбино счел это хорошим признком: он не рздет себя нпрво и нлево. Он принялся пльпировть ее внутренние оргны горздо более с тйным умыслом, чем со внимнием, и, знимясь этим, все больше и больше збывл о мудрости и выдержке, с изумлением обнруживя, что это дивное существо и внутри не менее прекрсно, чем снружи, и в конце концов отдлся во влсть нслждению осязть ее не кк лучший дипломировнный врч Крибского побережья, кк простой смертный, обуревемый взбунтоввшимися инстинктми. З всю его профессионльную жизнь ткое случилось с ним лишь однжды, то был день величйшего позор, потому что пциентк отстрнил его руку, сел н постели и скзл: «То, чего вы хотите, могло бы случиться, но не тким обрзом». Сеньорит Линч, нпротив, поддлсь ему, и, когд уже не оствлось и тени сомнения, что доктор нпрочь збыл о своей нуке, скзл:

– Я думл, врчебня этик этого не дозволяет. Он, весь мокрый от пот, словно искуплся в пруду одетым, вытер лицо и руки полотенцем.

Врчебня этик. – скзл он, – полгет, что врч – бесчувственное бревно. Он протянул ему руку в знк блгодрности.

– Скзнное не ознчет, что это нельзя делть, – зключил он. – Предствьте, что для меня, бедной негритянки, знчит внимние ткого известного человек.

– Я ни н миг не перествл думть о вс, – скзл он.

Признние, сделнное дрожщим голосом, вызывло жлость. Но он пришл н помощь: рссмеялсь тк звонко, что спльня будто осветилсь.

– Я зню это с того момент, кк увидел тебя в больнице, доктор, – скзл он. – Я – негритянк, не дур.

Все было нелегко. Сеньорит Линч хотел сохрнить свою честь незпятннной, он хотел ндежности и любви – именно в этом порядке – и полгл, что всего этого зслуживет. Он дл доктору Урбино возможность соблзнить ее, но не впустил к себе, хотя был в доме одн. Смое большее, что он ему позволял, – повторять процедуру пльпции и прослушивния и нрушть при этом этику сколько душе угодно, но не снимть с нее одежд. Он же не способен был выпустить из рук плоть, которую уже попробовл, и потому почти кждый день снов и снов принимлся штурмовть твердыню. По прктическим сообржениям постоянные отношения с сеньоритой Линч были для него почти невозможны, однко он был слишком слб, чтобы вовремя остновиться, кк впоследствии окзлся слбым, чтобы идти дльше. И у него были свои пределы.

Жизнь преподобного Линч не имел строгого рспорядк, он в любой момент мог уехть из дому н муле, нвьюченном Библиями и реклмными евнгелическими книжонкми, и точно тк же в смый неожиднный момент мог вернуться, нгруженный провизией. Другой помехой был школ нпротив, потому что ребятишки нрспев зтверживли уроки, глядя в окно, лучше всего в окно был виден дом н противоположной стороне улицы, окн и двери которого с шести утр стояли нстежь рспхнутыми, и ребятишки видели, кк сеньорит Линч вешл под стреху клетку с трупилом, чтобы и трупил обучился их урокм-песенкм, см, в рзноцветном тюрбне, знимлсь домшними делми и вместе с ними рспевл их уроки звонким крибским голосом; потом, после обед, они видели, кк он сидел под нвесом и уже одн, по-нглийски, пел пслмы.

Следовло выбрть чс, когд детей не было; имелись лишь две возможности: обеденный перерыв, между двендцтью и двумя, это было обеденное время доктор, или конец дня, когд дети рсходились по домм. Последний вринт был во всех отношениях лучше, но к тому времени доктор уже звершл визиты, и в его рспоряжении было всего несколько минут, чтобы упрвиться и успеть домой к столу. Третьей проблемой, смой серьезной для него, было его положение. Он не мог отпрвляться туд не в экипже, который в городе прекрсно знли и который должен был ожидть его у двери. Конечно, можно было взять в сообщники кучер, кк делли почти все его друзья по общественному клубу, однко это было не в его првилх. А потому, когд визиты к сеньорите Линч стли достточно очевидными, см кучер, семейный кучер в ливрее, дерзнул спросить его, не лучше ли ему уехть и вернуться позднее, чтобы экипж не простивл столько времени у дверей. Доктор Урбино в несвойственной ему мнере обрезл кучер.

– С тех пор, кк тебя зню, первый рз ты говоришь ткое, чего не должен говорить, – скзл он. – Но тк и быть, считй, я не слышл твоих слов.

Выход не было. В тком городе невозможно скрыть болезнь, если докторский кучер стоит у дверей. Иногд доктор отвживлся идти пешком, если рсстояние позволяло, или же сдился в немный экипж, дбы избежть злонмеренных и скороспелых домыслов. Но подобные уловки мло помогли, потому что по рецептм, которые отдвлись в птеки, можно было рзгдть првду, и доктор Урбино нряду с првильными, нужными для лечения лекрствми выписывл вымышленные, во имя священного прв больного унести вместе с собой в могилу тйну своей болезни. Конечно, можно было придумть множество достойных опрвдний тому, что его экипж простивет перед дверью сеньориты Линч, но придумывть можно было не долго, во всяком случе, не столько, сколько бы ему хотелось: всю жизнь.

Мир обернулся для него дом. Д, он удовлетворил свое сумсшедшее желние, притом что об прекрсно понимли, нсколько это рисковнно, но у доктор Хувенля Урбино не было нмерения идти н скндл. В горячечном бреду он обещл все, после, когд горячк проходил, все отклдывлось н потом. Чем больше он желл быть с нею, тем больше боялся потерять ее. А встречи их с кждым рзом стновились все более торопливыми и трудными. Ни о чем другом он уже не мог думть. В невыносимой тревоге ждл урочного чс и збывл обо всем, кроме нее, но когд экипж приближлся к Пропщему берегу, он нчинл молить Бог, чтобы в последний момент ккое-нибудь непредвиденное обстоятельство возникло и зствило бы его проехть мимо. И тк велики были его муки, что, случлось, он рдовлся, звидя еще от угл белую, кк хлопок, голову преподобного Линч, читвшего н террсе, в то время кк его дочь в гостиной рспевл евнгельские пслмы для соседских ребятишек. Он возврщлся домой счстливый, что не пришлось в очередной рз испытывть судьбу, но потом опять нчинл метться и сходить с ум, потому что нступл новый день и приближлись пять чсов пополудни. И тк – кждый день. Словом, любовь эт стл совершенно невозможной, докторский экипж перед дверью сеньориты Линч стл чересчур зметен, к концу третьего месяц все выглядело просто смешным. Не тртя времени н рзговоры, сеньорит Линч кидлсь в спльню, едв звидя н пороге безрссудного любовник. Он уже приспособилсь в дни, когд его ожидл, предусмотрительно ндевть широкую юбку, прелестную цветстую оборчтую юбку с Ямйки, и никкого белья под ней, совсем ничего, полгя, что простот одеяния поможет побороть стрх. Но он сводил н нет все ее усилия сделть его счстливым. Тяжело дыш, он следовл з нею, весь в поту, и, ввлившись в спльню, тотчс же бросл н пол все – трость, докторский чемоднчик, шляпу – и в пнике принимлся з дело – со спущенными до колен брюкми, в зстегнутом н все пуговицы пиджке, чтобы не мешл, не вынув из крмшк чсы н цепочке и не снимя ботинок, словом, тк, чтобы срзу же уйти, едв исполнит собственное удовольствие. А он, не успев ничего вкусить, дже не отведв, оствлсь один н один со своим одиночеством, в то время кк он уже снов зстегивлся, обессиленный, словно совершил небывлый подвиг любви н той невидимой линии, что отделяет жизнь от смерти, весь-то подвиг состоял в простом физическом усилии. Зто в остльном все было кк положено: времени тртилось не более, чем н простое внутривенное вливние, обыденную лечебную процедуру. Он возврщлся домой, стыдясь собственной слбости, желя только одного – умереть, и клял себя з то, что не имеет мужеств попросить Фермину Дсу снять с него штны и посдить н горячие угли.

Он не ужинл, молился без убежденности и, леж в постели, притворялся, будто читет нчтую в сиесту книгу, меж тем кк его жен бродил по дому, нводя порядок, прежде чем отпрвиться спть. Потом он нчинл клевть носом нд книгой и постепенно снов погружлся в неминуемый цветник сеньориты Линч, во влжный дух ее цветущего тел, и снов окзывлся в ее постели – где збыться и умереть! – и больше не мог думть ни о чем, кроме одного: о том, кк звтр ровно без пяти пять пополудни он снов будет ждть его в постели, и н ней – ничего, только холмик с темной зрослью под сумсшедшей оборчтой юбкой из Ямйки: дский порочный круг.

Уже несколько лет, кк он нчл ощущть вес собственного тел. Он узнвл симптомы. Он знл их по книгм и видел подтверждение в жизни, н пожилых пциентх, прежде серьезно не болевших, которые вдруг нчинли описывть синдромы с ткой точностью, будто вычитли их в медицинских учебникх, но которые, тем не менее, окзывлись ложными. Его учитель из детской больницы в Сльпетриере когд-то советовл ему выбрть педитрию, кк ниболее честную врчебную специльность, потому что дети болеют только тогд, когд они н смом деле больны, и общются с врчом не приличествующими случю словми, конкретными симптомми рельных болезней. Взрослые же, нчиня с определенного возрст, или имеют все симптомы без смой болезни, или еще хуже: серьезные зболевния с симптомми других, безобидных. Он отвлекл их пллитивми, двл им время, чтобы они нучились не змечть своего недомогния, коль скоро вынуждены сосуществовть с ним н мусорной свлке стрости. И только одно никогд не приходило в голову доктору Хувенлю Урбино: что врч в его возрсте, который, кзлось, видел все, не сможет преодолеть тревожного ощущения болезни, в то время кк смой болезни не было. Или еще хуже: не поверит в то, что болен, из чисто нучных предубеждений, меж тем кк, возможно, действительно болен. В сорок лет, нполовину в шутку, нполовину всерьез, он, бывло, говорил с кфедры: «Единственное, что мне необходимо в жизни, – чтобы кто-то меня понимл». Но теперь, окончтельно и бесповоротно зпутвшись в лбиринте сеньориты Линч, он стл думть об этом без шуток.

Все подлинные или вымышленные симптомы его пожилых пциентов вдруг скопились в его теле. Он чувствовл форму собственной печени с ткой точностью, что мог покзть ее рзмеры, не притргивясь к животу. Он слышл, кк спящим котом урчт его почки, ощущл переливчтый блеск своего желчного пузыря, улвливл тихий ток крови в ртериях. Случлось, н рссвете он просыплся и, словно рыб, хвтл воздух ртом. В сердце скопилсь жидкость. Он чувствовл, кк оно вдруг пропускет один удр, или сбивется с ритм, словно школьня колонн н мрше, рз, и другой, но потом снов входит в ритм, потому что Господь велик. Однко вместо того, чтобы прибегнуть к тем смым способм отвлечения, ккие он применял к своим больным, доктор поддлся стрху. Действительно: единственное, что было необходимо ему в жизни теперь, в пятьдесят восемь лет, – чтобы кто-то его понимл. И он бросился к Фермине Дсе, той, которя любил его больше всех, которую см любил больше всего н свете и с которой только что нконец-то пришел к миру и покою в полном соглсии с совестью.

Итк, это случилось после того, кк он прервл его послеобеденное чтение, попросив посмотреть ей в глз, и он почувствовл впервые, что дский порочный круг, в котором он метлся, рскрыт. Првд, он не понимл, кким обрзом это произошло, – не с помощью же обоняния, в смом деле, Фермин Дс открыл првду. Рзумеется, уже очень двно этот город не годился для секретов. Едв устновили первые домшние телефоны, кк несколько супружеских пр, кзвшихся вполне блгополучными, перестли быть тковыми по вине сплетен, пошедших из-з кких-то нонимных телефонных звонков, и многие семьи, перепугвшись, откзлись от услуг телефонной компнии или попросту долгие годы не желли ствить телефон. Доктор Урбино знл, что его жен слишком увжет себя, чтобы позволить кому-то дже попытку нонимного оговор по телефону, и не мог предствить никого, кто бы осмелился сделть это открыто. Нет, он боялся стринных методов: зписк, просунутя под дверь незнкомой рукой, могл сыгрть ткую роль, ибо не только грнтировл нонимность и отпрвителю, и получтелю: ее згдочное появление позволяло предполгть некую метфизическую связь с Божественным промыслом.

Ревность не знл дороги в этот дом; н протяжении более тридцти лет супружеского соглсия доктор Урбино не рз кичился этим н людях, и до поры до времени тк оно и было: мол, ревность – что шведские спички, згорются только от собственной коробки. Он никогд не думл, кк отнесется женщин с ткой гордостью, достоинством и твердым хрктером, кк у его жены, к докзтельствм неверности. И когд он поглядел ей в глз, кк он просил, то не ншел ничего лучшего, кк опустить взгляд, чтобы скрыть змештельство и притвориться, будто ушел в путешествие по прелестным излучинм остров Альк, см думл: что же делть. Фермин Дс тоже не скзл больше ничего. Зкончив штопть чулки, кое-кк зпихнул нитки с иглою в швейную шктулку, отдл рспоряжение об ужине н кухне и ушл в спльню.

И тогд он рз и нвсегд принял твердое решение и в пять чсов пополудни не пошел к сеньорите Линч. Посулы любви, мечты о скромном домике для нее одной, где он сможет нвещть ее спокойно и без стрхов, счстье без спешки до смой смерти – все, что он обещл ей в пылу стрсти, все было збыто н веки вечные. Последнее, что сеньорит Линч получил от него, был дидем с изумрудми, которую кучер вручил ей безо всяких пояснений и без зписки; дидем был вложен в коробочку, звернутую в птечную бумгу, чтобы и см кучер поверил, будто это срочное лекрство. И больше, до конц своей жизни, он не видел ее, дже случйно, и только Бог знл, кких стрдний стоило ему это героическое решение и сколько нпитнных желчью слез выплкл он, зпирясь в уборной, чтобы пережить свою глубоко интимную беду. В пять чсов, вместо того чтобы отпрвиться к ней, он пошел к своему духовнику и искренне покялся, в следующее воскресенье причстился с рзбитым сердцем, но успокоившейся душой.

Вечером того же дня, когд он решился н отречение, он, рздевясь перед сном, повторил Фермине Дсе горестную литнию: о бессоннице н рссвете, о неожиднных приступх тоски, о безудержном желнии плкть под вечер, словом, все шифровнные признки тйной любви, которые он предствил кк признки стрческой немощи. Он должен был рсскзть это кому-то, чтобы не умереть, чтобы не пришлось рсскзывть првды, и в конце концов подобные душевные излияния были освящены домшним ритулом любви. Он выслушл его внимтельно, однко нс глядя н него, и не произнесл ни слов, продолжя собирть одежду, которую он снимл с себя. И обнюхивл кждую вещь, ни жестом, ни мимикой не выдвя ярости, и, скомкв, бросл в плетеную корзину для грязного белья. Того зпх он не почувствовл, но это еще ничего не знчило: звтр будет новый день. Прежде чем преклонить колени перед лтрем и помолиться н ночь, он, подводя итог своим горестям, печльно вздохнул и совершенно искренне зключил: «По-моему, я умирю». Он ответил, не моргнув глзом.

– И к лучшему. – скзл он. – Нм обоим будет спокойнее.

Несколько лет нзд он, зболев серьезно, во время кризис скзл ей, что может умереть, и он ответил ему тк же жестоко. Доктор Урбино тогд отнес это н счет свойственной женщинм жестокости, блгодря которой, возможно, земля продолжет врщться вокруг солнц; он еще не знл, что он всегд стрется отгородиться брьером из ярости, чтобы не был зметен ее стрх. И в том случе, смом стршном из всех, был стрх остться одной, без него. Н этот же рз, ноборот, он желл ему смерти всем сердцем, и его встревожило ее нстроение. Потом он слышл, кк он плкл в темноте, плкл медленно, куся подушку, чтобы он не услышл. Это привело его в змештельство, потому что он знл: у нее не было легких слез, ни от боли телесной, ни от душевной. Он плкл только от злой ярости, особенно если т был порожден ужсом перед виною, тогд ярость и злость возрстли тем больше, чем больше он плкл, ибо не могл простить себе этой слбости – слез. Он не осмелился утешть ее, понимя: это все рвно, что утешть рненного копьем тигр, и у него не хвтило духу скзть, что того, из-з чего он плкл, с сегодняшнего дня уже не существует, оно вырвно с корнем рз и нвсегд и выброшено дже из пмяти.

Устлость сморил его. А когд через несколько минут он проснулся, то увидел, что он, зсветив слбый ночник у постели, лежл с открытыми глзми, но уже не плкл. Нечто очень явное произошло с нею, пок он спл: осдок, копившийся н дне души долгие годы жизни, взблмученный мукми ревности, поднялся н поверхность и сострил ее в одно мгновение. Порженный ее внезпно явившимися морщинми, ее вмиг увядшим ртом, пепельным нлетом н волосх, он отвжился и попросил ее попытться зснуть: было уже дв чс ночи. Он отозвлсь, не глядя н него и без тени ярости в голосе, почти кротко: – Я имею прво знть, кто он. И тогд он рсскзл ей все, чувствуя, что снимет с себя всю тяжесть мир, он был уверен, что он и тк знет и ей не хвтет лишь подтверждения отдельных подробностей. Конечно, это было не тк, и, когд он стл рсскзывть, он снов зплкл, но не тихо, кк внчле, открыто, горькими слезми, и они текли по лицу, прожигли ночную рубшку и сжигли ее жизнь, ибо он не сделл того, чего он ждл от него, зтя душу: чтобы он до последнего смертного чс отрицл нчисто все, чтобы возмутился мерзкой клевете и нкрик проклял бы это треклятое общество, которое, ничтоже сумняшеся, рстоптло чужую честь, и чтобы не дрогнул, оствлся невозмутимым дже пред лицом смых убийственных докзтельств неверности, словом, вел себя кк мужчин. А когд он скзл ей, что сегодня был у своего духовник, он чуть не ослепл от ярости. Со школьных времен он твердо знл, что церковники не одрены Господом добродетелями. Это было единственное существенное рзноглсие в их семейной грмонии, которое об стрлись блгополучно обходить. А тут муж позволил духовнику вмешться в интимную суть того, что кслось не только его, но и ее: это уже было слишком.

– Все рвно, что сболтнуть лоточнику у городских ворот, – скзл он.

Это был конец. Ей мнилось, что муж еще не зкончил исповеди, ее имя уже мусолили, передвли из уст в уст, и унижение, которое он почувствовл, жгло еще невыносимее, чем стыд, ярость и боль от неспрведливости, причиненной изменой. А смое стршное, черт подери: негритянк. Он попрвил: мултк. Но никкие уточнения уже ничего не знчили: с нее хвтит.

– Один черт, – скзл он. – Теперь-то я понимю: это был зпх негритянки.

Это произошло в понедельник. А в пятницу, в семь чсов вечер, Фермин Дс сел н суденышко, регулярно ходившее в Сн-Хун-де-л-Сьенгу, всего с одним булом, в сопровождении лишь воспитнницы; лицо он зкрыл мнтильей, чтобы избежть ненужных рсспросов смой и избвить от них муж. Доктор Хувенль Урбино не пошел в порт, к ткому уговору пришли об после измтывющего трехдневного рзговор, в результте которого было решено, что он уедет в имение двоюродной сестры Ильдебрнды Снчес, в селение Флорес-де-Мрия, н время, достточное, чтобы хорошенько все обдумть, прежде чем принять окончтельное решение. Дети, не знвшие причин, поняли это кк все отклдыввшееся путешествие, о котором они и сми мечтли. Доктор Урбино позботился о том, чтобы никто в их вероломном мирке не мог язвительно судчить н этот счет, и все тк удлось, что Флорентино Арис не сумел нйти следов исчезнувшей Фермины Дсы потому, что их просто не было, не из-з того, что ему недоствло средств и способов рзузнть. Муж ничуть не сомневлся, что он вернется домой, кк только у нее пройдут ярость и злость. А он уезжл в уверенности, что злость и ярость у нее не пройдут никогд.

Однко довольно скоро он нчл понимть, что чересчур решительный поступок был продиктовн не столько яростью и обидой, сколько тоскою по прошлому. После свдьбы он еще несколько рз бывл в Европе, несмотря н то что путь туд по морю знимл десять дней, и всегд эти путешествия окзывлись слишком долгими, чтобы он почувствовл себя счстливой. Он повидл свет и нучилсь жить и думть по-иному, но никогд после того нездвшегося полет н воздушном шре он не бывл больше в Сн-Хун-де-л-Сьенге. Возврщение в кря сестры Ильдебрнды было для нее пусть поздним, но своеобрзным избвлением. Не только от рухнувшего семейного очг, но от чего-то горздо более двнего. Одним словом, мысль, что он возврщется к тому, что ей было дорого в двние времен девичеств, утешл в беде.

Когд он с воспитнницей сошл н берег в Сн-Хун-де-л-Сьенге, ей пришлось призвть н помощь всю силу своего хрктер и откинуть предвзятость, чтобы узнть этот город.

Гржднский глв и военный коменднт крепости, к которому у нее было рекомендтельное письмо, приглсил ее посетить официльное прздновние победы до отход поезд н Сн-Педро-Алехндрино, куд он собирлсь поехть, чтобы своими глзми увидеть, првду ли ей рсскзывли, будто кровть, н которой умер Освободитель, был мленькой, кк детскя. И Фермин Дс снов увидел свое родное селение в знойной полудреме, в дв чс дня. Снов увидел улицы, больше похожие н топкие берег вокруг огромных, подернутых зеленью луж, увидел дом португльцев с деревянными резными гербми нд входом и бронзовыми решеткми н окнх; в их зтененных слонх по-прежнему безжлостно твердили те же смые упржнения н фортепино, невеселые и зпинющиеся, которым ее мть, только что вышедшя змуж, обучл девочек из богтых домов. Снов увидел пустынную, без единого деревц площдь, выжженную селитрой, унылую вереницу экипжей и зпряженных в них спящих лошдей, желтый поезд из Сн-Педро-Алехндрино, н углу, возле глвной церкви, – смый большой и смый крсивый дом с глереей рок из позеленевшего кмня, и монстырскую входную дверь, и окно той комнты, где должен был родиться Альвро, через много лет, когд у нее уже не будет пмяти помнить это. Он вспомнил тетушку Эсколстику, которую безндежно искл повсюду, и н земле, и н небе, и, думя о ней, вдруг поймл себя н том, что думет о Флорентино Арисе, кк он в своем поэтическом одеянии и с вечной книгой стихов сидел под миндлевым деревом в мленьком прке; ткое всплывло в пмяти очень редко – лишь вместе с обрзом злосчстных школьных лет. Исходив селение вдоль и поперек, он тк и не сумел нйти стринного отцовского дом; тм, где, по ее рсчетм, он должен был стоять, нходился свинрник, з углом – улочк публичных домов, в дверях которых проститутки со всего свет проводили послеобеденную сиесту, н случй, если проходящий мимо почтльон принесет что-нибудь для них. Нет, это было не ее селение.

Выйдя п улицу, Фермин Дс срзу же прикрыл лицо мнтильей, не из-з боязни, что ее узнют тм, где ее никто не мог знть, потому, что н всем пути от железнодорожной стнции до клдбищ, н кждом шгу, попдлись рздувшиеся под солнцем трупы. Гржднский и военный коменднт скзл ей: «Это – чум». Он это знл, потому что уже зметил н губх у мертвецов белую пену, зпекшуюся под солнцем, и отметил, что их не добивли милостиво выстрелом в зтылок, кк в пмятную пору полет н воздушном шре.

– Ткие дел, – скзл офицер. – И Господь совершенствует свои методы.

Рсстояние от Сн-Хун-де-л-Сьенги до стринного схрного звод в Сн-Педро-Алехндрино рвнялось всего девяти лигм, но желтый поезд тртил н него целый день, потому что мшинист был приятелем всех местных пссжиров, и они то и дело просили сделть остновку, чтобы порзмять зтекшие ноги, прогуляться по лужйке для гольф, приндлежвшей бнновой компнии. Мужчины голышом куплись в прозрчных студеных речкх, сбегвших с гор, проголодвшись, выходили из поезд и доили псшихся н воле коров. Охвчення ужсом Фермин Дс едв успел восхититься огромными тмриндовыми деревьями, к которым умирющий Освободитель привязывл свой гмк, и убедиться, что кровть, н которой он умер, кк ей и говорили, был мл не только для человек ткой безмерной слвы, но дже для недоноск. Один посетитель, который, кзлось, знл все н свете, скзл ей, что кровть – реликвия поддельня, н смом же деле Отц Отечеств оствили вляться-умирть н полу. Фермин Дс был тк подвлен всем увиденным и услышнным, что остток путешествия уже не предвлсь приятным воспоминниям о прошлой поездке в эти мест, о чем тк мечтл, но стрлсь не выходить в селения, о которых прежде вспоминл с грустью. Тким обрзом он зщищл и их, и себя от рзочровния. С окольных тропок, которыми он уходил от рзочровний, он слышл звуки ккордеонов, гомон петушиных боев, оружейные злпы, которые одинково могли ознчть кк боевую перестрелку, тк и прздничный слют, и если ей никк не удвлось обойти селение, то, проходя по нему, он зкрывл лицо мнтильей, чтобы в пмяти у нее оно оствлось прежним.

И нконец однжды вечером, после долгих стрний обойти стороною прошлое, он все-тки прибыл в имение двоюродной сестры Ильдебрнды и, увидев ее в дверях, чуть было не лишилсь чувств: словно увидел себя в зеркле првды. Сестр предстл перед ней, рсплывшяся и постревшя, с целым выводком неуемных ребятишек, рожденных не от того, кого он продолжл безндежно любить, от безумно ее любившего военного, блгополучного отствник, з которого он пошл от отчяния. Однко, внутри этого рсплывшегося и одряхлевшего тел, Ильдебрнд оствлсь все той же. Фермин Дс излечилсь от тяжелых впечтлений, прожив всего несколько дней в деревне среди приятных воспоминний, однко из имения он выходил только в церковь, к воскресной службе, вместе с внукми своих стринных своевольных сообщниц – юношми, великолепными объездчикми лошдей, и прелестными, кк и их мтери в свое время, хорошо одетыми девушкми; рспевя песни, они отпрвлялись вниз, в долину, к миссионерской церкви, н зпряженных волми повозкх. Фермин Дс зехл только в селение Флорес-де-Мрия, где не был в прошлый свой приезд, думя, что оно ей не понрвится, но, увидев, был очровн. Возможно, виновто в этом ее несчстье, но потом селение никогд не вспоминлось ей тким, кким было н смом деле, лишь тким, кким предствлялось до того, кк он его увидел.

Доктор Хувенль Урбино принял решение ехть з нею, едв услыхл рсскз епископ Риочи. Тот пришел к выводу, что его супруг медлит не потому, что не хочет возврщться домой, потому, что не знет, кк это сделть, не поступясь гордостью. И доктор поехл, не предупредив ее, лишь обменявшись письмми с Ильдебрндой, из которых ему стло ясно: теперь его жен тоскует только о доме. В одинндцть чсов утр Фермин Дс н кухне готовил фршировнные бклжны, когд услыхл крики прислуги, ржние лошдей, выстрелы в воздух, зтем – решительные шги в прихожей и мужской голос:

– Лучше прийти не вовремя, чем ждть приглшений.

Он думл, что умрет от рдости. Не тртя времени н рзмышления, он кое-кк вымыл руки, бормоч: «Спсибо тебе. Господи, спсибо, кк же ты добр», думя н ходу, что все-тки не отмылсь от проклятых бклжнов, которые Ильдебрнд попросил ее сделть, не скзв, кого ожидют к обеду, и что он ткя стря и безобрзня, д еще лицо облупилось н солнце, и он нверняк рскется, что приехл, когд увидит ее ткою, будь он проклят. Однко, кк могл, вытерл руки о передник, нскоро привел себя в порядок и, призвв н помощь всю гордость, с ккою мть родил ее н свет Божий, и приструнив взбесившееся сердце, пошл нвстречу мужчине нежной поступью гзели, сияя глзми, вздернув нос и всей душою блгодря судьбу, облегчющую ей возврщение домой, хотя, рзумеется, оно и не было легким, кк он полгл, потому что, конечно же, он был счстлив с ним, конечно, однко твердо решил сполн получить с него з все те горькие стрдния, что прикончили ее жизнь.

Почти через дв год после исчезновения Фермины Дсы произошл невероятня случйность, из тех, которые Трнсито Арис нзывл Божьей шуткой. Флорентино Арис спокойно относился к изобретению кинемтогрф, однко Леон Кссини повел его, без особого сопротивления с его стороны, н шумную премьеру «Кбирии», которя особенно был змечтельн тем, что дилоги к ней нписл поэт Гбриэль Д'Аннунцио. Огромный открытый двор дон Глилео Дконте, где чстенько больше любовлись роскошным звездным небом, нежели немыми стрстями н экрне, н этот рз был битком нбит избрнной публикой. Леон Кссини, зтив дыхние, следил з экрном. Флорентино Арис, нпротив, клевл носом, уств от докучливой дрмы. Женский голос з его спиной, кзлось, угдл его мысль:

– Господи, когд же кончится эт мук мученическя!

Только и скзл, почувствовв, видно, неловкость от того, кк прозвучл ее голос, – тогд еще не ввели моду укршть немые фильмы фортепинным ккомпнементом, и в полутьме стрекотл дождем проекционный ппрт. Флорентино Арис вспоминл о Боге только в смых трудных ситуциях, однко н этот рз он возблгодрил его всей душой. Ибо дже н глубине двдцти сженей под землею он тотчс же узнл бы этот голос с глухим метллическим призвуком, который носил в душе с того дня, кк услыхл его под желтым листопдом в мленьком пустынном прке: «А теперь ступйте и не возврщйтесь, пок я не скжу». Он знл, что он сидит позди него, рядом с неизбежным супругом, до него доходил мерный жр ее дыхния, и он с любовью вдыхл воздух, очищенный этим здоровым и чистым дыхнием. Все последние мучительные месяцы ему предствлялось, что личинк смерти поселилсь в ней и рзъедет ее изнутри, но тут он не почувствовл этого, нпротив, он ощутил ее здоровой и ясной, ккой он был в счстливые времен, когд носил в себе первенц, округлившего ее живот под туникой Минервы. Он предствлял ее себе тк ясно, словно, не оборчивясь, видел, и совершенно збыл об исторических дрмх, сотрясвших экрн. Он упивлся доходившим до него ромтом ее духов, ее зпхом, зпхом цветущего миндля, который возврщлся к нему из смых тйников души, и сгорл от желния узнть, кк, по ее мнению, должны влюбляться женщины н экрне, чтобы от этой любви они стрдли меньше, чем в жизни. Нездолго до окончния фильм в голове у него торжеством сверкнул мысль: никогд в жизни он еще не нходился столь долго в ткой близости от той, которую тк любит.

Когд свет зжегся, он подождл, пок все поднимутся. И тогд не спеш поднялся см и, словно в здумчивости, обернулся, зстегивя жилет, который всегд рсстегивл н время сенс, и все четверо окзлись тк близко друг к другу, что волей-неволей им пришлось поздоровться, дже если кому-то из них этого и не хотелось. Хувенль Урбино первым поздоровлся с Леоной Кссини, которую хорошо знл, и с присущей ему любезностью пожл руку Флорентино Арисе. Фермин Дс улыбнулсь им обоим вежливой улыбкой, вежливой и не более, кк улыбются тому, кого видели много рз и знют, кто они ткие, потому не нуждются в предствлении. Леон Кссини ответил со свойственной ей, мултке, грцией. А Флорентино Арис окменел, не зня, что делть.

Он стл совсем другой. Н лице не было никких следов чудовищной модной болезни, кк и никкой другой, и тело еще сохрняло плотность и стройность от лучших времен, но было совершенно очевидно, что дв последних прожитых ею год стоили десяти трудных. Короткие волосы, упругой волной пдвшие н щеку, шли ей, однко цвет этой волны был уже не медовым, люминиевым, ее прекрсные миндлевидные глз потеряли половину лучистой жизни з струшечьими очкми. Флорентино Арис смотрел, кк он под руку с мужем уходит в толпе, покидвшей зл, и удивился, что он вышл н люди в невзрчной мнтилье и домшних туфлях без здник. Но больше всего его тронуло то, что мужу пришлось взять ее под руку, чтобы помочь выбрться из зл, и при этом все рвно он не рссчитл высоты ступеньки у двери и чуть было не упл. Флорентино Арис всегд был чувствителен к подножкм, которые ствил возрст. Ощущя себя все еще молодым, он порою отрывлся от чтения стихов в прке, чтобы поглядеть н пожилые пры, которые помогли друг другу перейти улицу, – подобные уроки жизни учили его познвть устновления и зконы своей собственной стрости. В том возрсте, в кком нходился доктор Хувенль Урбино в тот знментельный вечер в кино, мужчины обычно рсцветют осенней молодостью, первые седины придют блгородство их облику, и они вдруг опять стновятся блестящими и соблзнительными, особенно в глзх молодых женщин, в то время кк их увядшим женм приходится цепляться з их руку, чтобы не споткнуться о собственную тень. Но проходит еще несколько лет, и мужья внезпно провливются в пропсть отвртительной стрости, рзом одряхлев и телом и душой, и теперь женм приходится водить их под руку, точно слепых, и ншептывть н ухо, дбы не рнить мужскую гордость, чтобы смотрели под ноги хорошенько, тм три, не две ступеньки, посреди улицы – луж, мешок н тротуре – вовсе не мешок, мертвый нищий, и с тким трудом они перебирются через улицу, словно это последний брод последней в их жизни реки. Флорентино Арис столько рз зглядывл в это зеркло, что теперь боялся не столько смерти, сколько этой безобрзной стрости, когд его стнет водить под руку женщин. Он знл, что в этот день, только в этот, ему придется нвсегд откзться от мечты о Фермине Дсе.

Эт встреч спугнул мечту. Вместо того чтобы отвезти Леону Кссини в экипже, он пошел пешком провожть ее через весь стрый город, где шги н брусчтке звенели точно конские подковы. Иногд до них долетли выскользнувшие через открытые блконы обрывки рзговоров, постельные откровения, любовные рыдния, обретвшие особый, мгический смысл н призрчных, пропитнных жрким ромтом жсмин спящих улочкх. И снов Флорентино Арисе пришлось призвть н помощь всю свою волю, чтобы не открыть Леоне Кссини тйну своей обузднной любви к Фермине Дсе. Они шли рядом, медленным шгом, точно стринные влюбленные, которые любят друг друг двно и без спешки, и он думл о прелести Кбирии, он – о своей беде. Н Тможенной площди ккой-то человек пел н блконе, и пение его рзносилось по всей площди: «По синему морю, по бурным волнм». Н улице Кменных Святых, когд пришло время прощться у ее двери, Флорентино Арис попросил Леону Кссини приглсить его н рюмку коньяку. Второй рз в подобной ситуции он просил ее об этом. В первый, десять лет нзд, он ответил ему: «Если ты в этот чс войдешь ко мне, тебе придется остться нвсегд». Он не вошел. Но теперь он вошел бы в любом случе, дже если бы потом ему пришлось нрушить слово. Но Леон Кссини приглсил его без всяких условий.

Ему покзлось, будто он, того не чя, вошел в хрм любви, которую згсили прежде, чем он успел родиться. Отец и мть Леоны Кссини уже умерли, брт рзбогтел и жил н Кюрсо, и он остлсь одн в родительском доме. В прежние годы, еще не откзвшись от ндежды сделть ее своей любовницей, Флорентино Арис, с соглсия ее родителей, приходил сюд по воскресеньям и, случлось, зсиживлся допоздн; он тк много вложил в убрнство этого дом, что в конце концов стл считть его почти своим. Однко в тот вечер, после кино, у него возникло ощущение, что гостиную словно очистили от воспоминний о нем. Мебель перествили, н стенх висели другие олеогрфии, и ему подумлось, что столько осяземых перемен произведено исключительно для того, чтобы рз и нвсегд стло ясно: его вообще никогд не было. Кот не узнл его. Он збыт – это здело з живое, и он испуглся: «Уже и не помнит меня». Он ответил, не обернувшись, нполняя рюмки, – пусть не волнуется и спит спокойно, кошки вообще никого не помнят.

Устроившись н софе, совсем близко друг к другу, они говорили о своей жизни, о том, что было до того, кк они познкомились в один прекрсный день, черт знет когд, в трмве, зпряженном мулми. Их жизнь протекл в соседних конторских помещениях, и никогд прежде не говорили они ни о чем ином, кроме повседневной рботы. Они рзговривли, и Флорентино Арис положил ей руку н бедро и нчл тихонько поглживть, с нежностью опытного совртителя, и он позволил, но при этом дже не вздрогнул, хотя бы из вежливости. И лишь когд он попробовл пойти дльше, взял его пытливую руку в свою и поцеловл в лдонь.

– Веди себя хорошо, – скзл он. – Я уже двно понял, что ты – не тот мужчин, которого я ищу.

Когд он был совсем молоденькой, ккой-то человек, сильный и ловкий, н молу нпл н нее сзди тк, что он не видел его лиц, повлил, содрл одежду и овлдел ею внезпно и яростно. Леж н кмнях, истерзння, вся в порезх, он хотел только одного: пусть он остнется нвсегд, чтобы умереть в его объятиях. Он не видел его лиц, не слыхл голос, но был уверен, что узнет его из тысячи н ощупь, по тому, кк поведет он себя в миг любви. И с тех пор кждому, кто хотел ее слушть, говорил: «Если встретишь где-нибудь тип, огромного и сильного, который изнсиловл бедную негритяночку н Молу утопленников пятндцтого октября около половины двендцтого ночи, скжи ему, где он может меня нйти». Он говорил это уже просто тк, по привычке, и скзл это стольким, что ндежд не остлось. Флорентино Арис слушл эту историю много рз, кк, должно быть, слушл прощльные гудки проход по ночм. К трем чсм ночи они успели выпить по три рюмки коньяку, и он уже твердо знл, что он и в смом деле не тот мужчин, которого он ждл, и был рд, что знет это.

– Брво, моя львиц, – скзл он ей, уходя. – Мы убили тигр.

Это было не единственное, что кончилось в ту ночь. Зля сплетня нсчет плты для чхоточных рзрушил мечту, ибо вселил в него невероятное подозрение: Фермин Дс – смертн и, следовтельно, может умереть рньше своего муж. А увидев, кк он споткнулсь, выходя из кино, он сделл еще один шг по нпрвлению к пропсти; ему вдруг открылось: он, не он, может умереть первым. Это было знмение, и одно из смых пугющих, поскольку основывлось н рельности. Позди остлись годы непоколебимого ожидния, годы счстливых ндежд, ныне же н горизонте не мячило ничего, кроме бездонного моря вообржемых болезней, трудного, кпля по кпле, мочеиспускния н рссвете после бессонной ночи и смерти, которя может случиться под вечер, в любой день. Он подумл, что кждый миг, кждя минут дня, которые прежде были ему более чем присягнувшими сообщникми, теперь вступли в зговор против него. Несколько лет нзд он нпрвлялся н свидние: сердце его сжимлось от стрх и риск; дверь окзлсь незпертой, петли свежесмзнными, чтобы он мог войти бесшумно, но в последний миг он рздумл и повернул обртно – побоялся, что может причинить чужой и подтливой женщине непопрвимый вред – умереть в ее постели. Теперь же у него были все основния думть, что женщине, которую он любил больше всего н свете и которую ждл с прошлого век до нынешнего без единого вздох рзочровния, скорее всего, времени хвтит лишь н то, чтобы взять его под руку и перевести через изрытую лунными кртерми улицу и гзон с рстрепнными ветром мкми н другую сторону, к тротуру смерти.

По првде скзть, Флорентино Арис, по меркм его времени, двно перешгнул грницу стрости. Ему было пятьдесят шесть лет, полных пятьдесят шесть, и, кк он считл, полно прожитых, ибо все они были годми любви. Однко ни один мужчин его времени, боясь покзться смешным, не рискнул бы выглядеть молодым в его возрсте, дже если считл себя тковым или был им н смом деле, и никто, рзумеется, не признлся бы без стыд, что тйком все еще проливет слезы из-з откз, который получил в прошлом веке. Это было время не для молодых: в кждом возрсте, рзумеется, одевлись по-своему, однко по-стриковски нчинли одевться, едв выйдя из рнней юности, и потом – до могилы. Одежд обознчл не просто возрст, достойное общественное положение. Молодые люди, одевясь кк их деды, стновились более респектбельными, прежде времени водружя н нос очки, и считлось хорошим тоном после тридцти ходить с плкой. У женщин существовло только дв возрст: н выднье, другими словми, не стрше двдцти двух, и стря дев – кого змуж не взяли. Все остльные – змужние, мтери, вдовы, ббушки – приндлежли к особому виду, и они вели счет не прожитым годм, тем, что оствлись им до смерти.

В отличие от других Флорентино Арис встретил козни стрости с отчянным мужеством, хотя н его долю выпл стрння учсть – с детств выглядеть стриком. Сперв – от бедности. Трнсито Арис перелицовывл и перешивл для него ту одежду, которую отец нмеревлся выбросить н помойку, тк что он ходил в нчльную школу в сюртукх, спдвших до полу, когд он сдился, и в министерских шляпх, съезжвших н уши, несмотря н то что внутри, для уменьшения рзмер, был вшит втный влик. А поскольку к тому же он с пяти лет носил очки от близорукости, индейские, кк у мтери, волосы, жесткие, будто конские, стояли торчком, то в целом его облик был не слишком светлым и рдостным. К счстью, после стольких неурядиц с првительством, стольких нложившихся друг н друг гржднских войн, школьные првил утртили прежнюю строгость, и в общественных школх црил полня нерзберих в отношении кк происхождения, тк и социльного положения учеников. Ребятишки, у которых еще и молоко н губх не обсохло, н уроки являлись пропхшие дымом, в военной форме, с зрботнными под свинцовым дождем офицерскими ншивкми и с хорошо рзличимым уствным оружием у пояс. Стоило им не полдить в игре, кк они принимлись плить нз оружия и угрожли учителям, если те ствили им плохие отметки, ученик третьего курс колледж Л-Слье, он же – отствной полковник милиции, убил выстрелом послушник Хун Отшельник, префект общины, з то, что он скзл н уроке Зкон Божьего, что Бог – член Консервтивной пртии.

С другой стороны, дети из обедневших знтных семейств ходили в одежде древних принцев, некоторые, совсем бедные, дже босиком. Словом, среди всей этой диковинной всячины Флорентино Арис хотя и был одним из смых диковинных, однко же не нстолько, чтобы привлекть к себе внимние. Смое грубое, что ему довелось услышть, был чей-то крик н улице: «Уроду без состояния – по силм одни желния». Во всяком случе, одежд, которую он стл носить из бедности, с той поры и до конц жизни более всего подходил его згдочной нтуре и печльному обрзу. Получив первый вжный пост в Крибском речном проходстве, он зкзл себе новый костюм по рзмеру, но точно в том же стиле, в кком были сшиты костюмы, оствшиеся от отц, который вспоминлся ему всегд стриком, хотя умер в почитемом возрсте Христ – тридцти трех лет от роду. Одним словом, Флорентино Арис всегд кзлся стрше, чем был н смом деле. Тк что языкстя Брихит Сулет, его мимолетня возлюблення, обожвшя резть првду-мтку, с первого же дня зявил, что он ей больше нрвится рздетым, потому что голышом он н двдцть лет моложе. Однко он не знл, что делть, потому что, во-первых, собственный вкус не позволял ему одевться инче, во-вторых, потому, что никто не знл, кк следует одевться, чтобы в двдцть лет выглядеть моложе, рзве что снов вытщить из комод коротенькие штнишки и мтросскую шпочку юнги. Д и см он не мог уйти от свойственного его времени предствления о стрости, и вполне естественен был его ужс при виде того, кк Фермин Дс споткнулсь, выходя из кино: эт треклятя смерть, того и гляди, бесповоротно одолеет в его жестокой борьбе з любовь.

До тех пор единственным сржением, в которое он отчянно ввязлся и которое бесслвно проигрл, было сржение с лысиной. С того момент, кк он увидел первые волоски, зстрявшие в рсческе, он понял, что обречен н д, муки которого не в силх вообрзить те, кому он не выпл н долю. Он сопротивлялся долгие годы. Не было ни одной трвы, ни одного притирния, которых бы он не попробовл, ни одного верного средств, в которое бы не поверил, ни одной жертвы, н которую бы не пошел, зщищя от ужсного опустошения кждый дюйм н своей голове. Он зтвердил низусть инструкцию по сельскому хозяйству из «Бристольского льмнх», потому что кто-то кому-то скзл, будто бы рост волос непосредственно связн с урожйными циклми. Он сменил своего прикмхер, к которому ходил всю жизнь и который был торжественно лысым, н недвно появившегося в городе чужк, стригшего волосы лишь в первую четверть нрождющейся луны. Едв новый цирюльник нчл н деле докзывть легкость своей руки, кк выяснилось, что он – рстлитель юных послушниц и его рзыскивет полиция срзу нескольких нтильских стрн, тк что, в конце концов, его в кндлх увезли из город.

Флорентино Арис вырезл из гзет все объявления для лысых и однжды нткнулся в одной крибской гзете н две фотогрфии одного и того же человек, и н первой он был лысый, кк рбуз, н второй – волостый, точно лев, – до и после применения безоткзного препрт. Однко по истечении шести лет, испробовв н себе сто семьдесят дв средств, не считя дополнительных способов, которые приводились н этикеткх флконов, единственное, чего добился Флорентино Арис, был экзем, смрдня и чесоточня, которую монхи с Мртиники нзывли «северное сияние» з то, что в темноте он светилсь. Под конец он проверил н себе все индейские трвы, ккими торговли н городском рынке, и все мгические средств, ткже восточные зелья, что продвлись у Писрских ворот, и когд все-тки понял, что все, все без исключения – обмн и мошенничество, н мкушке у него уже был тонзур, кк у святого. В нулевом году, в то время кк Тысячедневня гржднскя войн обескровливл стрну, в город прибыл итльянец, изготовлявший прики по рзмеру из нстоящих волос. Стоил прик целое состояние, и мстер не брл н себя ответственности з свое изделие более чем н три месяц, однко лишь очень немногие состоятельные облдтели лысины не поддлись искушению. Флорентино Арис пришел одним из первых. Он примерил прик, тк похожий н его собственные волосы, что он испуглся, кк бы эти волосы в определенные моменты не нчли вствть дыбом, точно его собственные, и все-тки не сумел примириться с мыслью, что н голове ему придется носить волосы мертвец. Единственное утешение: прожорливя лысин не оствил ему времени н то, чтобы узнть цвет своих седин. Однжды ккой-то счстливый пьянчужк с речной пристни бросился к нему, когд он выходил из конторы, обнял более пылко, чем обычно, и, к вящей рдости грузчиков сняв с него шляпу, звонко чмокнул в мкушку и зорл: – Божествення лысин! В тот же вечер Флорентино Арис, сорок восьми лет от роду, сбрил нчисто редкий пушок н вискх и н зтылке, все, что еще оствлось у него н голове, и окончтельно смирился со своею лысой судьбой. Смирился нстолько, что кждое утро перед умывнием стл покрывть пеной не только подбородок, но и ту чсть череп, где снов мог прорсти пушок, и опсной бритвой сбривл все до глдкости детской попки. Рньше он не снимл шляпу нигде, дже в конторе, – обнжить лысину, предствлялось ему, все рвно что н людях покзться нгим. Но, приняв ее окончтельно, стл приписывть ей те смые свойств мужественности, о которых ему прежде говорили, он пропускл мимо ушей, считя это выдумкми лысых. Позднее он усвоил новую моду – прикрывть плешь волосми, зчеснными спрв, и никогд уже этой привычки не менял. Хотя и продолжл ходить в шляпе всегд одного и того же унылого стиля, дже когд в моду вошли шляпы-кнотье, получившие местное нзвние «тортик».

А вот потеря зубов окзлсь не естественной утртой, результтом хлтурной рботы зезжего днтист, который решил вырубить с корнем смую обычную инфекцию. Флорентино Арис испытывл ткой ужс перед бормшиной, что не ходил к зубному врчу, несмотря н постоянную зубную боль, пок, нконец, терпеть стло невмочь. Мть перепуглсь, услыхв, кк он ночь нпролет безутешно стонет в соседней комнте, ей покзлось, что стонет он тк, кк в былые времен, почти уже рстворившиеся в тумне ее пмяти, но когд он зствил его открыть рот, чтобы посмотреть, где н этот рз болит у него любовь, то обнружил во рту нрывы.

Дядюшк Леон XII послл его к доктору Фрнсису Адоню, негру-гигнту в гмшх и штнх для верховой езды, который плвл н речных проходх с целым зубоврчебным кбинетом, умещвшимся в котомкх, ккие носят упрвляющие, д и см он смхивл н бродячего упрвляющего ужсми. Зглянув в рот Флорентино Арисы, он решил, что ндо вырвть ему все зубы, включя и здоровые, дбы рз и нвсегд избвить от всяких нпстей. В отличие от того, что было с лысиной, этот врврский метод не озботил Флорентино Арису, рзве что немного пугло предстоящее истязние без нркоз. Не был ему противн и мысль об искусственной челюсти, во-первых, потому, что одним из приятных воспоминний детств был ярмрочный фокусник, который вынимл изо рт вствные челюсти и, не перествя рзговривть, выклдывл их н стол, во-вторых, потому, что ствился крест н зубной боли, которя мучил его с детств тк же неотступно и жестоко, кк любовь. Он не увидел в этом коврного подвох стрости, кким предствлялсь ему лысин, он был уверен, что, несмотря н едкий зпх вулкнизировнного кучук, см он с ортопедической улыбкой будет выглядеть горздо более опрятно. И, не сопротивляясь, отдл себя во влсть доктор Адоня, который терзл его своими щипцми без нркоз, зтем со стоицизмом тяжелогруженого осл перенес период зживления.

Дядюшк Леон XII вникл во все детли оперции, словно ее производили нд ним смим. Он испытывл особый интерес к искусственным челюстям после одного из первых плвний по реке Мгдлене, виною всему был его мникльня стрсть к белькнто. Однжды ночью, в полнолуние, где-то неподлеку от порт Гмрр, он поспорил с немецким землемером, что рзбудит весь животный мир сельвы неполитнской песней, которую исполнит н кпитнском мостике. И чуть было не выигрл. Уже слышно было нд темной рекою, кк в зводях зхлопли крыльями серые цпли, кк збили хвостми кймны и рыб-бешенк зметлсь, пытясь выбрться н твердую землю, но вдруг н смой верхней ноте, когд все боялись, кк бы у певц не лопнули от нпряжения жилы, с последним выдохом изо рт у него выскочил искусствення челюсть и пошл н дно реки.

Проходу пришлось н целых три дня здержться в порту Тенерифе, пок срочно изготвливли новые зубы. Челюсть вышл великолепня. Но во время обртного плвния, когд дядюшк Леон XII пытлся объяснить кпитну, кким обрзом он потерял искусственную челюсть, он вдохнул всей грудью жркий воздух сельвы и взял смую высокую ноту, н ккую был способен, продержл ее сколько мог, до последнего, чтобы вспугнуть кймнов, которые грелись н солнце и, не мигя, нблюдли з проходящим мимо проходом, и новя челюсть точно тк же выскочил у него изо рт и ушл н дно. С тех пор он держл зпсные зубы повсюду, в рзных местх – дом, в конторе, в ящике письменного стол, и н кждом из трех проходов компнии. И кроме того, отпрвляясь обедть вне дом, он уносил в крмне, в коробочке из-под тблеток от кшля, зпсную челюсть, потому что однжды, н згородном обеде, он жевл жреное мясо, и челюсть сломлсь. Боясь, кк бы племянник не стл жертвой подобного сюрприз, дядюшк Леон XII велел доктору Адоню изготовить для него срзу две искусственные челюсти: одну из дешевых мтерилов, н кждый день, для пользовния в конторе, другую – для воскресных и прздничных дней, с золотым проблеском н том зубе, что открывлся в улыбке, и этот дополнительный штрих придвл челюсти особое првдоподобие. И вот в Пльмовое воскресенье Флорентино Арис снов вышел н улицу в совершенно новом обличье, с ткой безупречной улыбкой, что ему покзлось, будто кто-то совершенно другой знял его место в этом мире.

Все это произошло вскоре после смерти мтери, Флорентино Арис остлся в доме один. Это было смое подходящее место для его обрз любви, потому что дом стоял н тихой улочке, хотя многочисленные глядевшие н него окн соседних домов и нводили н мысль о не меньшем количестве глз, глядевших из-з знвесок. Однко глвной зботой Флорентино Арисы было счстье Фермины Дсы, и только ее одной, и потому он предпочел потерять мссу возможностей з шесть смых плодотворных лет, но не зпятнть свой дом другими любовями. К счстью, кждя следующя ступень, н которую он поднимлся в Крибском речном проходстве, двл ему новые привилегии, глвным обрзом скрытые, и одн из смых полезных – возможность пользовться конторой по ночм, ткже в воскресные и прздничные дни к удовольствию смотрителей. Однжды Флорентино Арис – он был тогд первым вице-президентом – нчл збвляться любовью с девицей, приходившей по воскресеньям убирть в конторе, и уже рсположился н стуле з письменным столом, он – сверху, кк вдруг дверь отворилсь. Дядюшк Леон XII зглянул в кбинет, словно ошибся дверью, и уствился поверх очков н перепугнного племянник. «Черт возьми! – проговорил дядюшк без млейшего удивления. – Неуемный ходок, весь в ппшу!» И прежде чем зкрыть дверь, скзл, устремив взгляд в пустоту:

– А вы, сеньорит, продолжйте, не беспокойтесь. Клянусь честью, я не видел вшего лиц.

Больше он об этом не говорил, однко всю следующую неделю Флорентино Арисе рботть было невозможно. В понедельник толпою ввлились электрики и устновили н потолке лопстной вентилятор. Зтем без предупреждения явились змочники и с военным грохотом поствили н двери зсов, чтобы можно было зпирться изнутри. Приходили столяры и, ни слов не говоря, что-то измеряли, з ними обойщики приносили обрзцы кретон и смотрели, подходят ли они к цвету стен, и н следующей неделе через окно втщили – поскольку не проходил в дверь – огромную двуспльную софу с обивкой в вкхических цветх. Рботли они в смое непредскзуемое время и с нстойчивостью, которя не выглядел случйной, кждому, кто возржл, говорили одно и то же: «Прикз Генерльной дирекции». Флорентино Арис тк никогд и не узнл, было ли это вторжение любезностью со стороны дядюшки, следившего з неуемной любовной деятельностью племянник, или же то был свойственный только ему способ укзть племяннику н недозволенность его поведения. До истинной причины он не додумлся, истин состоял в том, что дядюшк Леон XII желл его поощрить, поскольку и до него дошел слушок, будто склонности племянник отличны от тех, к кким привержено большинство мужчин, и это его чрезвычйно зботило, ибо мешло сделть своим преемником.

В отличие от своего брт, Леон XII Лойс прожил в прочном брке шестьдесят лет и всегд похвлялся, что по воскресеньям не рботет. У него было четверо сыновней и одн дочь, и всех их он готовил в нследники своей империи, но жизнь уготовил ему долю, которя был уделом рсхожей литертуры его времени, но никто не думл, что ткое случется в жизни: все четыре сын умерли один з другим, едв успев знять руководящие посты, дочь окзлсь нчисто лишенной призвния к речному делу и предпочл умереть, созерця из окошк, с высоты пятидесяти метров, суд н Гудзоне. Рзумеется, хвтло тких, кто з верное выдвл росскзни, будто бы этот мрчный Флорентино Арис, со своим вмпирским зонтиком, не остлся в стороне от того, что произошло срзу столько случйностей.

Когд дядюшк отошел от дел – не по собственной воле, по предписнию врчей, – Флорентино Арис нчл ощутимо жертвовть своими воскресными любовными знятиями. Он стл сопровождть дядюшку в его згородный приют н одном из первых появившихся в городе втомобилей, у которого рычг упрвления имел ткую отдчу, что первому шоферу оторвло руку. Они рзговривли чсы нпролет, отрешенно леж в гмке, н шнурх которого было вышито дядюшкино имя, и повернувшись спиною к морю, в стринном имении с рбми, где с террс, сплошь в цветущих стромелиях, видны были зснеженные горные хребты. Флорентино Арисе всегд трудно было говорить с дядюшкой о чем-нибудь ином, кроме речного судоходств, особенно в эти долго не нступвшие вечер, где смерть всегд был невидимым гостем. Дядюшку Леон XII постоянно мучил одн збот – чтобы речное судоходство не попло в руки дельцов, связнных с крупными европейскими объединениями. «Речное судоходство всегд было в рукх у крутых людей, – говорил он. – Если же им звлдеют эти хлыщи, то кончится тем, что опять подрят его немчуре». Опсение исходило из его политических взглядов, которые он выскзывл кстти и некстти.

– Скоро мне стукнет сто лет, я видел всякие перемены, дже светил перемещлись во Вселенной, и только одного не видел – перемен в этой стрне, – говорил он. – И конституции новые принимют, и зконы всякие, и войны нчинются кждые три месяц, все рвно – живем, кк прежде, в Колонии.

Своим бртьям-мсонм, приписывющим все зло поржению федерлизм, он отвечл: «Тысячедневня войн был проигрн двдцть три год нзд, в войне семьдесят шестого год». Флорентино Арис, чье безрзличие к политике приближлось почти к бсолютному, слушл эти рзглгольствовния, звучвшие все чще, кк слушют шум моря. Что же ксется политики, проводимой компнией, то он был ярым ее противником. В противоположность дядюшке, он считл, что положение речного проходств, нходившегося н грни крх, можно попрвить, лишь произвольно откзвшись от монополии н суд с провыми котлми, предоствленной Крибскому речному проходству Нционльным конгрессом н девяносто девять лет и один день. Дядюшк возржл: «Эти идеи тебе вбивет в голову моя тезк Леон – ее нрхические новции». Однко это было верно лишь нполовину. Свои доводы Флорентино Арис основывл н опыте немецкого коммодор Хун Б. Элберс, который погубил свой блгородный тлнт непомерными честолюбивыми змыслми. А дядюшк считл, что поржение Элберс связно не с его достоинствми, с тем, что тот взял н себя нерельные обязтельств, рвноценные ответственности з всю нционльную геогрфию: короче, он взялся осуществлять судоходство н реке и содержть все портовые сооружения, подъездные пути к ним и трнспортные средств. К тому же, говорил он, злокознення оппозиция президент Симон Боливр окзлсь делом нешуточным.

Большинство компньонов смотрели н их спор кк н супружескую переплку, в которой обе стороны по-своему првы. Упрямство стрик предствлялось им естественным не потому, что в стрости он стл меньшим выдумщиком и фнтзером, кк довольно чсто говорили, просто дядюшк считл, что откзться от монополии – все рвно что выбросить н помойку трофеи исторической битвы, в которую они с бртьями вступили в героическую пору, один-н-один, против могущественнейших противников в мире. А потому никто не воспротивился, когд он зкрепил свои прв тким обрзом, что их нельзя было тронуть прежде, чем он уйдет из этого мир. И вдруг неожиднно, когд Флорентино Арис уже сложил оружие, под вечер, в своем имении, дядюшк Леон XII дл соглсие н откз от вековой привилегии с единственным неизменным условием – не делть этого, пок он жив.

Это был зключительный кт. Больше о делх он не говорил, не позволял обрщться к нему з советми, но не потерял ни единого звитк со своей великолепной црственной головы и ни грмм светлого рзум, однко сделл все возможное, чтобы его не видел никто, кто бы мог его пожлеть. День з днем он созерцл вечные снег, сидя н террсе, медленно покчивясь в венском кресле-кчлке подле столик, н котором служнки постоянно поддерживли горячей посудину с черным кофе, рядом стоял сткн с содовой водой, где покоились две его искусственные челюсти, кои он ндевл, только принимя гостей. Виделся он лишь с немногими своими друзьями, и рзговривли они исключительно о длеком прошлом, когд еще не было в помине речного судоходств. Однко появилсь новя тем: он хотел, чтобы Флорентино Арис женился. Он выскзл свое желние несколько рз, всегд одним и тем же обрзом.

– Будь я н пятьдесят лет моложе, – говорил он, – я бы женился н моей тезке Леоне. Лучшей жены предствить себе не могу.

Флорентино Арису бросло в дрожь при мысли, что его многолетние труды могут пойти прхом в последний момент из-з этого непредвиденного обстоятельств. Он был готов откзться от всего, выкинуть з борт все, умереть, но только не потерять Фермину Дсу. К счстью, дядюшк Леон XII не нстивл. Когд ему исполнилось девяносто дв год, он нзнчил племянник единственным нследником и удлился от дел.

Шесть месяцев спустя, с единодушного соглсия компньонов, Флорентино Арис стл президентом Генерльного првления и генерльным директором. В день нзнчения, после шмпнского, стрый лев в отствке, попросив извинения з то, что будет говорить, не подымясь из кчлки, сымпровизировл короткую речь, более походившую н элегию. Он скзл, что жизнь его нчлсь и зкончилсь двумя ниспослнными провидением событиями. Первое – Освободитель оперся н его руки в Турбко, отпрвляясь в свое горестное путешествие к смерти. И второе – он ншел, вопреки всем препятствиям, чинимым ему судьбой, достойного преемник своего дел. И зкончил, стрясь по возможности не дрмтизировть:

– Единствення серьезня неудч моей жизни: мне, певшему н стольких похоронх, не дно спеть н собственных.

Зключил он торжественную церемонию, конечно же, рией «Прощние с жизнью» из оперы «Тоск».

Он исполнил ее без музыки, кк ему больше всего нрвилось, и голос его был все еще силен. Флорентино Арис рстроглся, однко зметили это лишь по тому, кк дрогнул его голос, когд он блгодрил. Все шло тк, кк им здумывлось и выполнялось всю жизнь, и уже приближлось к вершине во имя одной-единственной цели – во что бы то ни стло прийти живым и в добром здрвии к тому моменту, когд ндо будет принять уготовнную судьбой долю под сенью Фермины Дсы.

Однко не только о ней вспомнил он в прздничный вечер, устроенный для него Леоной Кссини. Он вспомнил всех женщин: и тех, что покоились н клдбище и вспоминли о нем розми, цветшими н их могилх, и тех, что пок еще спли н подушкх рядом с мужьями, чьи рог золотились под луной. А поскольку не было единственно необходимой, он желл быть срзу со всеми, кк случлось с ним в минуты стрх. Потому что всегд, дже в смые трудные времен и в смые тяжелые моменты, он сохрнял некую связь, пусть слбую, с бесчисленными возлюбленными, которые были у него з все эти годы: прослеживл линию жизни кждой.

Он вспомнил в тот вечер Росльбу, смую двнюю из всех, что унесл в кчестве трофея его девственность, и это воспоминние сднило, кк в первый день. Стоило зкрыть глз, и он снов видел ее: в муслиновом плтье и в шляпе с длинными шелковыми лентми, н плубе он покчивет клетку с ребенком. Сколько рз з долгие годы своей жизни он готов был отпрвиться искть ее, не зня куд, не зня, кк ее зовут и он ли т, которую он ищет, но он верил, что нйдет ее, где бы то ни было, среди цветущих орхидей. Однко кждый рз в последнюю минуту что-то возникло или, кк нзло, ему не хвтло решимости, и путешествие отклдывлось в тот момент, когд уже собирлись поднимть трп проход: но тк или инче, причин всегд имел ккое-то отношение к Фермине Дсе.

Он вспомнил вдову Нсрет, единственную, с кем осквернил мтеринский дом н Оконной улице, хотя ввел ее туд не он, Трнсито Арис. Ее он понимл кк никкую другую, ибо он единствення излучл ткую нежность, что могл бы зменить Фермину Дсу, хотя в постели был неуклюж. Однко ее нтур бродячей кошки, еще более необуздння, чем ее лски, обрекл обоих н неверность. И тем не менее они продолжли быть любовникми, хотя и с перерывми, н протяжении почти тридцти лет, исповедуя девиз мушкетеров: «Неверность, но не измен». Кроме того, он был единственной, рди кого Флорентино Арис рскрыл лицо: когд ему сообщили, что он умерл и ее собирются хоронить з счет блготворительности, он похоронил ее н собственные средств и один присутствовл н погребении.

Он вспомнил и других вдов, которых любил. Пруденсию Литре, смую стринную из оствшихся в живых, известную всем кк Двойня вдов, потому что он овдовел двжды, И другую Пруденсию, лсковую вдову Арельяно, которя отрывл ему пуговицы н белье, чтобы он здержлся в ее доме, пок он их снов пришивл. И Хосефу, вдову Су-ньиги, сходившую с ум от любви к нему и чуть было не отхвтившую сдовым сектором, пок он спл, его егозунчик: ей не достнется, но и другой не перепдет.

Вспомнил Анхелес Альфро, тк быстро промелькнувшую и смую любимую, которя приехл н полгод в Музыкльную школу обучть игре н смычковых инструментх и проводил с ним лунные ночи н крыше-террсе своего дом в чем мть родил; он игрл н виолончели прекрсные сюиты и тк сжимл золотистыми коленями виолончель, что т нчинл петь мужским голосом. В первую же лунную ночь они яростно нкинулись друг н друг, словно в первый рз познли любовь. Но Анхелес Альфро уехл из город точно тк же, кк и приехл, увезя свое нежное лоно и виолончель, с которой грешил, уехл н окенском проходе под знменем збвения, и единственное, что остлось от нее н ночных лунных террсх, – прощльный взмх белого плтк, точно голубь н горизонте, одинокий и печльный, кк в стихх н Цветочных игрх. С нею Флорентино Арис понял то, чем двно безотчетно стрдл: окзывется, можно быть влюбленным срзу в нескольких и любить их всех с одинковой сердечной болью, не предвя ни одну. Одинокий в толпе н пристни, он тогд подумл в приступе ярости: «В сердце зкоулков больше, чем в доме свидний». Он обливлся горькими слезми, рсствясь с ней, однко не успело судно скрыться з горизонтом, кк пмять о Фермине Дсе снов целиком звлдел его сердцем.

Вспомнилсь ему и Андре Врон, перед домом которой он провел всю предыдущую неделю, но орнжевый свет в окне ее внной комнты оповещл, что войти нельзя: кто-то его опередил. Кто-то – мужчин или женщин, – потому что Андре Врон не вникл в детли, когд дело кслось любовного переполох. Из всех, знчившихся в его списке, он одн зрбтывл н жизнь своим телом и рботу эту делл по своему вкусу и без всяких сутенеров. В хорошие свои годы он сделл легендрную крьеру тйной куртизнки и зслужил боевое имя – Мтерь Всемдющя. Он сводил с ум губернторов и дмирлов, н ее плече плкли военные и литертурные вельможи, и те, что были не тк знмениты, кк им кзлось, но и знменитые – тоже. А президент Рфэль Рейсе всего з полчс, проведенные у нее в спешке, в один из двух случйных нездов в город, нзнчил ей пенсионное содержние, кк ответственному чиновнику Министерств финнсов, где он, рзумеется, не служил ни дня. Дры нслждения он рздвл щедро, нсколько хвтло тел, и хотя о ее неприличном поведении знли все, никто не мог выствить против нее убедительных докзтельств, потому что знтные сообщники огрждли и зщищли ее кк собственную жизнь, ибо понимли, что не он, они больше пострдют от скндл. Рди нее Флорентино Арис нрушил свой священный принцип не плтить, он нрушил свой – не ложиться здром ни с кем, дже с собственным мужем. Они договорились о символической плте – песо з кждый рз, но он не брл у него денег, и он не двл ей их в руки: он опускл их в поросенк-копилку, пок тм не нкпливлось достточно, чтобы купить ккую-нибудь зморскую безделицу у Писрских ворот. У нее было убеждение, что чувственность необыкновенно обостряется от клизм, к которым он, стрдвший зпорми, прибегл, и он решил для остроты нслждения ствить клизмы и себе; и они ствили себе клизмы в поискх острых любовных ощущений.

Он видел удчу в том, что среди стольких отчянных и дерзких встреч единственной кплей горечи был встреч с ненормльной Срой Норьегой, которя окончил свои дни в сумсшедшем доме «Божествення пстушк», деклмируя ткие рзнузднно непристойные стихи, что ее следовло изолировть от других сумсшедших, дбы не сводить их с ум еще больше. Когд же н Флорентино Арису возложили ответственность з Крибское речное проходство, у него не стло времени, д и достточного желния искть новые змены для Фермины Дсы: он уже знл, что он незменим. Постепенно он огрничился стрыми, устоявшимися связями и спл со своими возлюбленными, пок те были в силх, пок могли, пок были живы. В воскресенье н Троицу, когд умер Хувенль Урбино, у него оствлсь только одн, одн-единствення, которой едв исполнилось четырндцть лет и которя, кк никкя другя до нее, умел сводить его с ум своей любовью.

Ее звли Америк Викунья. Он приехл дв год нзд из приморского городк Пуэрто Пдре, семья доверил ее покровительству Флорентино Арисы, с которым они нходились в призннном кровном родстве. Они послли ее учиться по првительственной стипендии н стршую школьную учительницу, дв ей с собою узел с постелью и обитый жестью сундучок, кзвшийся кукольным, и в ту минуту, когд он сошл с проход в белых носочкх и с золотистой косою, его пронзило ужсное предчувствие, что они вместе проведут не одну воскресную сиесту. Он был совсем ребенком: щербинки н зубх и сбитые, кк у первоклшки, коленки, но он срзу же рзглядел, ккой женщиной он скоро стнет, и воспитывл ее для себя целый долгий год, водил по субботм в цирк, по воскресеньям – в прк есть мороженое, ходил с ней н детские прздники и полностью звоевл ее доверие, ее нежную привязнность и лсково, кк добрый дедушк, вел ее з руку н тйный убой. Для нее все случилось срзу: рскрылись врт н небо. Он рсцвел, купясь в счстье, появился стимул для знятий – всегд быть первой, чтобы не лишиться рзрешения выйти из интернт н субботу и воскресенье. А он – словно вдруг ншел в бухте стрости потенный чудесный причл. После стольких лет многочисленных и рсчетливых любовей чистый и нетерпкий вкус невинности облдл изврщенно-обновляющим очровнием.

Они подошли друг другу. Он вел себя естественно, кк должн вести себя юня девушк, готовя открыть жизнь под руководством почтенного человек, которого уже ничем не удивишь, он прекрсно осознвл, что окзлся в роли, которой стршился в жизни больше всего: престрелый возлюбленный. Он никогд не видел в ней Фермины Дсы, хотя сходство брослось в глз: возрст, школьня форм, кос, легкя поступь, горделивый и непредскзуемый нрв. Более того: сму мысль, что Фермин Дс может быть зменен, – мысль, ткую соблзнительную для человек, ожидющего любви, кк милостыни, – вымело нчисто. Он нрвилсь ему з то, ккой был, и в конце концов он полюбил ее ткою, ккой он был, полюбил жркой зктной любовью. С ней единственной он принимл чудовищные меры предосторожности, боясь, кк бы он не збеременел. После первых же встреч для обоих не было другой мечты, кроме воскресных вечеров вдвоем.

Поскольку ему одному рзрешлось збирть ее из интернт, он приезжл з ней н шестицилиндровом «Гудзоне», приндлежвшем Крибскому речному проходству, и, случлось, в дни, когд не было солнц, они открывли верх и ездили по берегу, он-в неизменной мрчной шляпе, он – хохочущя, обеими рукми придерживя н голове мтросскую школьную шпочку, чтобы не унесло ветром. Кто-то говорил ей, чтобы он не бывл со своим покровителем дольше необходимого, чтобы не ел ничего, что он уже попробовл, и не приближлсь к нему тк близко, чтобы его дыхние могло коснуться ее, ибо стрость – зрзн. Но ей все было нипочем. Обоих, кзлось, совершенно не трогло, что о них подумют другие: все знют, что они в родстве, полярня рзниц в возрсте огрждет от подозрений.

В воскресенье н Троицу в четыре чс пополудни они отдыхли после любви, когд услыхли звон колоколов. Флорентино Арисе пришлось взять себя в руки – тк бешено зколотилось сердце. Когд он был молодым, ритульный звон по покойнику включлся в стоимость погребения, и только совсем бедным откзывлось в торжественном обряде. Но после ншей последней войны, н перекрестье двух веков, режим консервторов упрочил прежние колонильные порядки, и торжественные погребения стли тк дороги, что лишь смые богтые могли их оплчивть. Когд умер рхиепископ Эрколе де Лун, колокол по всей провинции звонили без перерыв девять дней и ночей, и общественность был тк возмущен, что преемник исключил из церемонии погребения ритульный звон, оствив его только для смых именитых покойников. Поэтому, услыхв звон соборных колоколов в четыре чс дня в воскресенье н Троицу, Флорентино Арис словно вдруг увидел призрк двно ушедшей юности. Однко ему дже в голову не пришло, что этот колокольный звон ознчет то, чего он стрстно желл столько лет, с того смого воскресенья, когд увидел Фермину Дсу н шестом месяце, выходящей из церкви после глвной службы.

– Черт возьми, – проговорил он в полутьме. – Должно быть, очень крупня кул, коли по ней звонят соборные колокол.

Америк Викунья, совершенно голя, только что проснулсь.

– Нверное, Троиц, поэтому, – скзл он. Флорентино Арис не очень рзбирлся в церковных делх и в церковь не ходил с тех времен, когд н хорх игрл н скрипке вместе с немцем, который помимо того обучил его и телегрфной нуке и о дльнейшей судьбе которого он толком ничего не знл. Однко он точно знл, что н Троицу колокол тк не звонят. Ему было известно, что в городе есть покойник. Этим утром к нему домой приходил делегция из крибских беженцев сообщить, что нынче н рссвете Херемия де Сент-Амур был нйден мертвым в своем фототелье. И хотя Флорентино Арис не был его близким другом, со многими беженцми он приятельствовл, те всегд приглшли его н свои встречи и прздники и, конечно же, н погребения. Но он был уверен, что эти колокол звонят не по Херемии де Сент-Амуру, воинствующему безбожнику и зядлому нрхисту, к тому же нложившему н себя руки.

– Нет, – скзл он. – Тк могут звонить по губернтору и выше.

Америк Викунья, чье белое тело рсцветил тигровыми полосми пробиввшийся сквозь жлюзи свет, нходилсь в том возрсте, когд о смерти не думют. После обед они любили друг друг, потом зснули н излете сиесты, обнженные, под вентилятором, врщвшим лопстями, но не зглушвшим звуки, похожие н шум грд, – то рзгуливли уры по рскленной цинковой крыше. Флорентино Арис любил ее, кк любил стольких женщин, случившихся з его долгую жизнь, но к этой любви примешивлось особое щемящее чувство: он был уверен, что умрет от стрости, когд он только еще окончит высшую школу.

Комнт походил н кюту – фнерные стены, кршеные и перекршенные, кк н проходе, – только здесь, несмотря н электрический вентилятор нд постелью, было горздо жрче, чем в кюте речного проход в четыре чс пополудни – из-з отржвшей солнечные лучи метллической крыши. Это был не обычня спльня, кют, которую Флорентино Арис велел построить н твердой земле, позди контор Крибского речного проходств, и единственным ее нзнчением было служить ндежным пристнищем для его стриковских утех. В обычные дни здесь трудно было спть из-з криков грузчиков, грохот портовых подъемных крнов и рев огромных проходов у причл. Но для юной девушки эт кют был воскресным рем.

Н Троицын день они собирлись оствться здесь до смого возврщения в интернт, з пять минут до Анхелус, но трурный колокольный звон нпомнил Флорентино Арисе, что он обещл пойти н погребение Херемии де Сент-Амур, и потому он стл одевться быстрее, чем обычно. Обычно он зплетл ей косу, которую см же и рсплетл перед тем, кк предться любви, потом ствил ее н стол, чтобы звязть ей шнурки н школьных бшмчкх, которые см он звязывл плохо. Он помогл ей без всякого дурного умысл, и он помогл ему помогть ей, принимя все кк должное: об с смых первых встреч утртили ощущение возрст и относились друг к другу с тким же доверием, с кким относятся супруги, которые з долгую совместную жизнь открыли друг другу столько всякого, что у них не остлось почти ничего скзть друг другу.

Конторы были темны и зперты по случю прздничного дня, у опустевшего причл стоял всего один проход с погшенными котлми. Прило, видно, к дождю, первому в этом году, но воздух был прозрчен, порт по-воскресному тих, кк в добрые спокойные месяцы. Здесь мир выглядел более жестоким, чем в полутьме кюты, и печльнее звучли неизвестно по кому звонившие колокол. Флорентино Арис с девушкой спустились в изъеденный селитрой двор, служивший при испнцх рботорговым портом, где еще сохрнились от былых времен гири, клейм и другие проржвевшие железки. Автомобиль ожидл их в тени у погребов, и они рзбудили зснувшего шофер, только когд уселись в мшину. Объехв сзди погреб, огороженные проволочной сеткой, ккой огорживют курятники, втомобиль пересек площдь, где рсполглся стринный рынок бухты Лс-Анимс и где сейчс взрослые полуголые люди игрли в мяч, и, поднимя облк рскленной пыли, выехл из речного порт. Флорентино Арис был уверен, что трурные почести воздвлись, конечно же, не Херемии де Сент-Амуру, однко звонить не перествли, и он зсомневлся. Притронувшись к плечу шофер, он спросил, по ком звонят колокол.

– Д по этому доктору, с бородкой, – скзл шофер. – Кк его звть-то?

Флорентино Арисе не ндо было долго думть, чтобы понять, о ком идет речь. Но когд шофер рсскзл, кким обрзом тот умер, блеснувшя мечт рстял – ткой непрвдоподобной выглядел история. Ничто не хрктеризует человек больше, чем то, кк он умирет, рсскзння история никк не вязлсь с предствлением, сложившимся у Флорентино Арисы об этом человеке. Однко, кк бы бсурдно все ни выглядело, смый стрый и смый квлифицировнный врч в округе, один из выдющихся жителей, имеющий множество зслуг перед городом, умер от перелом позвоночник восьмидесяти одного год от роду, упв с мнгового дерев, когд пытлся поймть попугя.

Все, что делл Флорентино Арис с того момент, кк Фермин Дс вышл змуж, диктовлось ндеждой именно н эту весть. Но момент нстл, его охвтило не торжество победы, которое он столько рз предвкушл в бессонные ночи, его охвтил ужс: с чудовищной ясностью ему предствилось, что не доктор, он мог умереть, и колокол звонили бы по нему. Америк Викунья, которя сидел рядом с ним в втомобиле, трясшемся по булыжной мостовой, испуглсь его бледности и спросил, что с ним. Флорентино Арис взял ее руку своей ледяною рукою.

– Ах, моя девочк, – вздохнул он, – мне бы потребовлось еще пятьдесят лет, чтобы рсскзть тебе об этом.

Он збыл о похоронх Херемии де Сент-Амур. Оствив девушку у дверей интернт и торопливо пообещв приехть з ней в следующую субботу, он велел шоферу везти его к дому доктор Хувенля Урбино. Все соседние улицы были зпружены втомобилями и немными экипжми, перед домом стоял любопытня толп. Гости доктор Лсидес Оливельи, которые узнли о случившимся в рзгр веселья, тоже хлынули сюд. В доме было не протолкнуться, но Флорентино Арис пробился сквозь сутолоку к глвной спльне и поверх голов тех, кто зкрывл подступы к дверям, увидел Хувенля Урбино н супружеском ложе тким, кким хотел увидеть его всегд, с той минуты, кк услыхл о нем в первый рз, – зпчкнного гнусностью смерти. Плотник только что снял мерку для гроб. Подле, все еще в нряде ббушки-новобрчной, ндетом рди прздник, сидел увядшя и отрешення Фермин Дс.

Флорентино Арис предствлял этот момент до мельчйших детлей еще с длеких дней юности, когд он посвятил себя целиком этой пугющей любви. Рди нее он звоевл имя и состояние, не слишком здумывясь нд средствми, которыми пользовлся, рди нее зботился о своем здоровье и внешнем виде с ревностью, предствляющейся мужчинм его времени не слишком мужественной, и ждл этого дня, кк никто н свете не мог бы ждть ничего и никого: ни н миг не пдя духом. И то, что смерть, в конце концов, выступил н его стороне, вселило в него отвгу, необходимую для того, чтобы повторить Фермине Дсе, в первую же ночь ее вдовств, клятву в вечной верности и любви.

Он отдвл себе отчет, что поступил необдумнно и не учел, в ккой момент совершил этот поступок, но его подгонял стрх, что ткя возможность больше никогд не повторится. Сколько рз он желл этого и дже вообржл, кк это произойдет, но, конечно, не в столь тргической обстновке, однко судьб не слишком рсщедрилсь. Он вышел из дом скорби с горьким чувством, что оствил ее точно в тком же смятении, в кком пребывл и см, но ничего не мог поделть, ибо чувствовл: эт стршня ночь им обоим нписн н роду.

Следующие две недели он не спл хорошо ни одной ночи. И в отчянии думл: кк тм Фермин Дс без него, о чем думет и что собирется делть в оствшиеся ей годы жизни с тем грузом ужс, с которым он оствил ее один н один. У него приключился стршный зпор, живот рздулся, кк брбн, и ему пришлось прибегть к средствм не столь приятным, кк клизм. Все стрческие недуги, которые он переносил лучше своих однолеток, поскольку стрдл ими с юности, вдруг рзом нвлились н него. В среду, появившись в конторе после недельного отсутствия, он нпугл Леону Кссини своей бледностью и вялостью. Он стл ее успокивть, мол, опять эт бессонниц, но тут же прикусил язык, чтобы првд не хлынул вместе с болью из искромснного рнми сердц. Ливень хлестл без передышки, солнце не проглядывло, и это мешло успокоиться и подумть. Прошл еще одн призрчня неделя, он все никк не мог ни н чем сосредоточиться, плохо ел и спл еще хуже, стрясь уловить зшифровнные знки, которые укзли бы ему путь к спсению. Но в пятницу н него вдруг снизошел кроткий покой, и он истолковл его кк знк – ничего больше не случится, и все, все, что он делл в жизни, – бессмысленно, дльше идти некуд, это – конец. Однко в понедельник, возвртившись домой, н Оконную улицу, он нткнулся н письмо, которое плвло в лужице, зстоявшейся в прихожей, и тотчс же узнл н конверте влстный почерк, которого никкие превртности жизни не смогли изменить, и, покзлось, дже уловил ночной зпх увядших грдений, ибо сердце скзло ему все срзу, с первого же пронзенного ужсом миг: то было письмо, которого он, не зня ни минуты покоя, ожидл более полувек.

Фермин Дс предствить себе не могл, что то письмо, продиктовнное слепой яростью, Флорентино Арис истолкует кк любовное. Он вложил в него всю злость и ярость, н ккие был способн, употребил смые жестокие слов, смые рнящие и к тому же неспрведливые оскорбления, которые тем не менее кзлись ей слишком мягкими в срвнении с обидой, ннесенной ей. Это был зключительный кт до боли жестокого двухнедельного смоистязния, через которое он пытлсь прийти к соглсию со своим новым положением. Он желл снов стть смой собой, восстновить все то, чем ей пришлось поступиться з полвек прислуживния, которое, несомненно, было счстливым, но теперь супруг был мертв, от нее смой не остлось и след былой личности. Он был призрком в чужом доме, который с кждым днем стновился все более огромным и пустынным и по которому он слонялсь из угл в угол, с тоскою спршивя себя: кто из них более мертв – он, покойный, или он, оствшяся в живых.

Он никк не могл уйти от зтенного злого чувств к мужу з то, что он бросил ее одну в темной морской пучине. Любя его вещь, н ккую бы он ни взглянул, вызывл у нее слезы: пижм под подушкой, шлепнцы, которыми, кк ей кзлось рньше, могут пользовться только больные; вспоминлся он см, рздевющийся и отржющийся в глубине зеркл, у которого он рсчесывл волосы перед сном, и зпх его кожи, которому суждено было оствться н ней еще долго после его смерти. То и дело он вдруг остнвливлсь и хлопл себя лдонью по лбу, потому что вспоминл, что збыл ему что-то скзть. Постоянно ей приходили в голову всякие повседневные зботы, которые он один мог рзрешить. Кк-то двно он скзл ей вещь, которую он не в состоянии был предствить: мпутировнные чсти тел могут болеть, можно ощущть щекотку или судорогу в ноге, которой уже нет. Точно тк и он почувствовл себя без него – ощущл его тм, где его уже не было.

В первое утро своего вдовств он, проснувшись, но не открывя глз, повернулсь в постели, уклдывясь поудобнее, чтобы спть дльше, и именно в этот миг он умер для нее. Потому что в этот миг он осознл, что первый рз ночью он не был дом. Зтем, з столом, ей стло не по себе – не потому, что он почувствовл себя одинокой, ккой н смом деле был, но потому, что покзлось, будто он ест с тем, кого уже нет н свете. В следующий рз он сел з стол, лишь когд из Нового Орлен приехл ее дочь Офелия с мужем и тремя дочерьми, но сели они не з обеденный стол, кк бывло, з другой, поменьше, который он велел поствить в коридоре. А до того он ни рзу не поел нормльно и вовремя. Просто зходил н кухню, когд хотелось есть, лезл вилкой в кстрюлю и ел того и сего понемножку, не клдя н трелку, ел стоя, прямо у плиты, и рзговривя со служнкми, потому что только с ними ей всегд было хорошо и с ними он лучше всех нходил общий язык. И все-тки, кк он ни стрлсь, ей никк не удвлось уйти от покойного муж: куд бы он ни шл, где бы ни нходилсь, что бы ни делл, он постоянно нтыклсь н что-то, что нпоминло о нем. Д, конечно, эт боль был спрведливой и блгородной, но упивться ею он вовсе не собирлсь. А потому пришл к жестокому решению: изгнть из дом все, что нпоминло ей о покойном муже, – ничего другого не пришло ей в голову, – чтобы можно было продолжть жить без него.

Нчлсь процедур изгнния. Сын соглсился увезти книги, чтобы он поствил в библиотеке швейный столик, которым после змужеств не пользовлсь. Дочь увезл кое-что из мебели и множество рзных предметов, которые, н ее взгляд, годились для укционов нтикврит в Новом Орлене. Фермин Дс почувствовл облегчение, хотя и не испытл никкой рдости, узнв, что вещи, специльно купленные для нее во время свдебного путешествия, стли уже реликвиями для нтиквров. Н глзх у онемевшей от изумления прислуги, соседей и нвещвших ее близких подруг он велел зплить костер н пустыре з домом и сожгл все, что нпоминло ей о муже: всю смую дорогую и элегнтную одежду, ккую только видели в городе с прошлого столетия, смые изыскнные штиблеты, шляпы, которые были похожи н него больше, чем его портреты, кресло-кчлку, в которой он проводил сиесты и из которой последний рз поднялся, чтобы умереть, и другие бесчисленные предметы, нстолько связнные с его жизнью, что стли чстью личности доктор. Он проделл все это, ни мгновения не колеблясь, в полной уверенности, что муж одобрил бы ее, и не только по сообржениям гигиены. Потому что он не рз выржл ей свою волю – он хотел, чтобы его сожгли, не зпирли в темноту, в глухом, без щелей, кедровом ящике. Его религия, рзумеется, ткого не позволял, и он отвжился прозондировть, что думет по этому поводу рхиепископ – вдруг? – но тот ответил решительным откзом. Пустя ндежд, потому что церковь не допускл кремторских печей н нших клдбищх дже для тех, кто исповедовл другую, не ктолическую религию, д, по првде скзть, никому, кроме смого Хувенля Урбино, и не пришло бы в голову построить ткую печь. Фермин Дс всегд помнил, ккой ужс испытывл муж перед кедровым ящиком, и дже в смятении первых чсов не збыл прикзть плотнику оствить в гробе узкую утешительную щель.

И все рвно жертвенный костер окзлся нпрсным. Очень скоро Фермин Дс понял, что воспоминния о покойном муже не поддлись огню, кк не поддвлись и времени. Хуже того: он сожгл всю его одежду, но ее продолжло терзть не только то, что он в нем любил, но еще больше то, что ее в нем рздржло: шум, с которым он вствл по утрм. Эти воспоминния помогли ей выбрться из непроходимой чщи трур. Прежде всего он твердо решил продолжть жить и помнить муж тк, словно он не умирл. Он знл, что, конечно, просыпться по утрм ей по-прежнему будет трудно, однко с кждым утром – все менее.

И в смом деле, к концу третьей недели появились первые проблески свет. Однко чем светлее стновилось, тем яснее он понимл, что сквозь всю жизнь рядом с нею шел некий призрк, ни н минуту не оствляя ее в покое. То не был жлостный призрк, круливший ее в мленьком прке Евнгелий, который к стрости он стл вспоминть дже с нежностью, то был ненвистный призрк в плческом сюртуке и со шляпой, прижтой к груди, чье дурцкое упорство тк возмутило ее, что он не могл не думть о нем. Всю жизнь, с той минуты, кк в восемндцтилетнем возрсте отвергл его, он был убежден, что зронил в его душу зерно ненвисти, со временем только возрствшей. Об этой ненвисти он помнил всегд и чувствовл ее всегд, когд призрк окзывлся близко, один его вид приводил ее в смятение и тк пугл, что ей не удвлось вести себя естественно. В ночь, когд он снов скзл ей о своей любви, в доме, где еще пхло трурными цветми, он не могл воспринять его дерзкую выходку инче, кк первый шг к неведомой мести.

Он не шел у нее из головы, и это лишь рзжигло гнев. Когд н следующий после похорон день он проснулсь с мыслью о нем, то все-тки силою воли сумел прогнть ее из пмяти. Но гнев все рвно возврщлся, и очень скоро он понял, что желние збыть его превртилось в смый сильный стимул для пмяти. И тогд он, срження ностльгической тоскою, в первый рз решилсь вызвть в пмяти призрчные времен той несбывшейся любви. Он стрлсь кк можно точнее вспомнить тогдшний прк, поломнные миндлевые деревья, скмью, н которой он, ее любивший, сидел, ибо все это двным-двно уже было не тким, кк прежде. Изменилось все, время унесло деревья и ковер из желтых листьев, что рсстиллся под ними, вместо сттуи обезглвленного героя поствили другую, в прдном мундире, без имени, без дты и без всякого н то основния, поствили н внушительном пьедестле, внутри которого рзмещлся электрический пульт упрвления всего рйон. Ее дом, в конце концов проднный много лет нзд, окзлся в рукх местного првительств и рзвливлся н куски. Ей нелегко было вспомнить Флорентино Арису тким, кким он был в ту двнюю пору, и уж совсем не уклдывлось в голове, что грустный юнош, некогд беспомощно сидевший под дождем, и есть тот смый трченый молью нстырный стрик, который предстл перед нею, невзиря н то, что у нее случилось, без млейшего почтения к ее скорби, и прожег ей душу кроввой обидой, от которой у нее и до сих пор перехвтывло дыхние.

Двоюродня сестр Ильдебрнд Снчес приезжл к Фермине Дсе вскоре после ее возврщения из имения Флорес-де-Мрия, где он приходил в себя от злополучной истории с сеньоритой Линч. И теперь он приехл – стря, рсполневшя, вместе со своим стршим сыном, полковником, кк и его отец, которого он стыдился з то, что тот учствовл в позорном рсстреле рбочих н бнновых плнтциях в Сн-Хун-де-л-Сьенге. Сестры виделись много рз и кждый рз с грустью вспоминли ту пору, когд они познкомились. В последний приезд Ильдебрнд был кк никогд грустн, стрость угнетл ее. Чтобы погрустить вслсть, он зхвтил с собой их портрет, где они, в стринном нряде блгородных дм, были сняты фотогрфом-бельгийцем в тот день, когд Хувенль Урбино милостиво добил своевольную Фермину Дсу. У Фермины Дсы эт фотогрфия где-то зтерялсь, н той, что привезл Ильдебрнд, почти ничего уже не было видно, но они узнли себя сквозь тумн рзочровний: молодые и крсивые, ккими никогд уже больше не будут.

Ильдебрнд не могл не говорить о Флорентино Арисе, потому что всегд отождествлял его судьбу со своею. Он вспоминл день, когд он прислл первую телегрмму, и не могл изгнть из сердц его обрз: печльня птиц, обречення н збвение. Фермин Дс видел его много рз, но, рзумеется, не рзговривл с ним, ей не верилось, что он и есть ее первя любовь. Время от времени он узнвл о нем что-то, кк рно или поздно узнвл обо всех, кто хоть что-то знчил в городе. Рсскзывли, что он не жент, поскольку привержен стрнным привычкм, но этому он не придл знчения, отчсти потому, что вообще не обрщл внимния н сплетни, но еще и потому, что подобные вещи постоянно говорили о многих совершенно безупречных мужчинх. Однко ей кзлось стрнным, что он продолжет носить мистическое одеяние, пользовться диковинными лосьонми и сохрнять згдочный облик дже после того, кк двери в жизнь открылись для него тким эффектным и достойным обрзом. В голове не уклдывлось, что он и есть тот смый Флорентино Арис, и он удивлялсь, когд Ильдебрнд вздыхл: «Бедняг, кк он, должно быть, нстрдлся!» Ибо см он глядел н него без боли уже очень двно: кк н стершуюся тень.

Однко в тот вечер, когд он встретил его в кино, вскоре после возврщения из Флорес-де-М-рия, что-то стрнное произошло в ее сердце. Ее не удивило, что он был с женщиной, к тому же негритянкой. А удивило то, кк он сохрнился, кк легко и свободно держлся, но ей не пришло в голову, что, может быть, это он переменилсь после оглушительного вторжения в ее жизнь сеньориты Линч. С той минуты, н протяжении более двдцти лет, он смотрел н него уже иными, сочувственными глзми. Ей было понятно, что он пришел в дом во время бдения нд покойным, и он истолковл его приход тк: он больше не держит н нее зл, все прощено и збыто. И совершенно неожиднным окзлось для нее дрмтическое признние в любви, которой, по ее мнению, никогд не было, и к тому же сделнное в тком возрсте, когд и Флорентино Арисе и ей уже нечего было ждть от жизни.

Смертельный гнев, охвтивший ее в первую минуту, не утих и после ритульного сожжения, он рзгорлся тем больше, чем труднее ей было собою влдеть. И смое стршное: те зоны пмяти, в которых ей удлось в конце концов умиротворить воспоминния о покойном супруге, постепенно нчинли зполняться цветущими лугми, н которых были зхоронены воспоминния о Флорентино Арисе. Он стл думть о нем без любви, и чем больше думл, тем больше злилсь, чем больше злилсь, тем больше думл, словом, это стло невыносимо и выходило з пределы всякого рзумения. И тогд он сел з письменный стол покойного муж и нписл Флорентино Арисе письмо, три нерзумные стрницы, полные оскорбительного вызов и обид, нписв, почувствовл облегчение: совершенно нмеренно он совершил смый недостойный з всю свою долгую жизнь поступок.

И Флорентино Арис все три недели нходился в гонии. В тот вечер, когд он снов скзл о своей любви Фермине Дсе, он долго бродил по улицм, рстерзнным бушеввшим целый день ливнем, и спршивл себя, что делть со шкурою льв, которого он только что убил, после того кк более полувек держл осду. Город переживл чрезвычйную ситуцию, н него обрушился нстоящий водяной шквл. В некоторых домх полуголые люди пытлись спсти от потоп что поможет Бог, и Флорентино Арисе кзлось, что это всеобщее бедствие имеет ккое-то отношение к его, личному. Однко воздух был тих, и все звезды нд крибской землею спокойно светили н своих местх. Неожиднно в тихом рокоте шумов Флорентино Арис рзличил мужской голос; сколько рз в двние времен они с Леоной Кссини слушли эту песню в этот же чс и н том же углу: «В горючих слезх я вернулся с мост». Но теперь он звучл только для него и нпомнил ему о смерти.

Кк никогд не хвтло ему Трнсито Арисы, ее мудрых слов, ее головы в шутовском бумжном венке королевы. Тк было всегд: н крю пропсти он искл поддержки и зщиты у женщины. Он прошел мимо школы-интернт и увидел, что в окнх, где нходилсь спльня Америки Викуньи, горел свет. Ему пришлось сделть нд собой огромное усилие, чтобы не совершить стриковского безумия: збрть ее в дв чс ночи, теплую со сн, прямо из колыбельки, еще пхнувшую пеленкми.

Н другом конце город одинокя и свободня Леон Кссини, без сомнения, готов был и в дв чс ночи, и в три, в любое время и при любых обстоятельствх одрить его тем сочувствием, которого ему тк не хвтло. Не впервые постучлся бы он у ее двери в пустынные чсы бессонницы, но понимл, что он слишком умн и об они слишком любят Друг друг, чтобы ему плкть, уткнувшись ей в колени, и не открывть причины. Побродив по пустому городу и подумв хорошенько, он решил, что лучше всего ему будет с Пруденсией Литре, Двойной Вдовой. Он был н десять лет моложе его. Они познкомились еще в прошлом веке и перестли встречться только потому, что ей не хотелось, чтобы он видел, ккой он стл: полуслепя и стря. Подумв о ней, Флорентино Арис срзу же свернул н Оконную улицу, по дороге н рынке купил две бутылки опорту, бнку пикулей и отпрвился к ней, не зня дже, живет ли он все тм же, дом ли он и вообще жив ли.

Пруденсия Литре не збыл условного знк – кк он скребся в дверь, когд они считли себя еще молодыми, хотя уже не были ими, и отперл дверь, не спршивя, кто это. Н улице почти стемнело, и он в своем черном суконном костюме, в жесткой шляпе и с зонтиком, повисшем н руке, точно летучя мышь, был почти нерзличим, он, с ее зрением, могл рзглядеть его только при ясном свете дня, однко же срзу его узнл по блеснувшей в свете фонря метллической опрве очков. Он был похож н убийцу, еще не смывшего кровь с рук. – Приюти бедного сироту, – скзл он. Только и сумел скзть – просто чтобы скзть что-то. Его порзило, кк он пострел з то время, что они не виделись, и он понимл, что и он думет о нем то же смое. Но он утешился, решив, что немного спустя они, опрвившись от первого удр, перестнут змечть, кк их потрепл жизнь, и снов увидят друг друг молодыми, ккими были, когд познкомились – сорок лет нзд. – Ты кк с похорон, – скзл он. Тк оно и было. И он тоже, кк почти весь город, не отходил от окн с одинндцти утр, глядя н смую многолюдную и пышную похоронную процессию, ккую видели после погребения рхиепископ де Луны. Потом в сиесту ее рзбудили пушечные злпы, от которых содрогнулсь земля, нестройный гул военных оркестров, рзнобой погребльного пения, перекрыввший звон колоколов н всех церквях, со вчершнего дня не умолквших ни н минуту. С блкон он видел военных в прдной форме, верхом н лошдях, предствителей церковных общин, школьников, длинные черные лимузины с невидимыми людям влстями внутри, ктфлк, зпряженный лошдьми в шлемх с плюмжем и в рсшитых золотом попонх, покрытый нционльным флгом желтый гроб н лфете ккой-то исторической пушки и, нконец, – строй дряхлых победителей с непокрытыми головми, которые продолжли жить только рди того, чтобы носить венки з гробом. Не успели они прошествовть перед блконом Пруденсии Литре, срзу после полудня, кк хлынул ливень, и трурный кортеж в мгновение ок рссеялся.

– А кк по-дурцки умер, – скзл он. – Смерть не бывет смешной, – скзл он и добвил с грустью: – Тем более в ншем возрсте.

Они сидели н террсе, выходящей н море, и смотрели н луну с нимбом в полнеб, н рзноцветные огоньки судов у горизонт, нслждясь теплым, душистым после бури ветерком. Пили опорту и ели пикули с горским хлебом, который Пруденсия в кухне нрезл ломтями от ковриги. Они прожили вместе много ночей, подобных этой, после того кк он в тридцть пять лет остлсь бездетной вдовой. Флорентино Арис встретил ее в ту пору, когд он принимл любого мужчину, который желл быть с нею хотя бы несколько чсов, и между ними возникл связь горздо более продолжительня и прочня, чем предствлялось возможным.

Хотя он ни рзу дже не нмекнул н это, однко продл бы душу дьяволу, лишь бы выйти змуж з Флорентино Арису. Он знл, кк непросто жить под влстью педнтичного и въедливого, преждевременно сострившегося мужчины, следовть его мникльной приверженности порядку, его мучительному стремлению просить все, ничего не двя взмен, но зто не было н свете мужчины, с которым ей было бы лучше, потому что не было и не могло быть н свете другого, который бы тк нуждлся в любви. Но никто н свете и не ускользл тк, кк этот, потому что в своей любви он всегд шел не дльше определенного предел: чтобы ничто не помешло ему сохрнить себя свободным для Фермины Дсы. И тем не менее связь их продолжлсь много лет, дже после того, кк он устроил змужество Пруденсии Литре с торговым гентом, который приезжл н три месяц, потом н три месяц уезжл из дому; с ним он прижил дочь и четырех сыновей и клялсь, что один из них был сыном Фло-рентино Арисы.

Они рзговривли, не думя о времени, потому что еще в молодости об привыкли проводить вместе бессонные ночи, уж в стрости и подвно им нечего было терять. Флорентино Арис почти никогд не пил больше двух рюмок, но н этот рз он дже после третьей не пришел в себя. Пот лил с него грдом, и Двойня Вдов скзл, чтобы он снял сюртук, жилет, брюки, чтобы снял все что угодно, ккого черт, в конце концов, они знют друг друг лучше нгими, чем одетыми. Он скзл, что сделет это, если и он поступит тк же, но он не хотел: некоторое время нзд он поглядел н себя в зеркло грдероб и понял, что никогд больше не отвжится покзться обнженной ни перед ним, ни перед кем бы то ни было еще.

Флорентино Арис был тк возбужден, что не успокоился дже и после четырех рюмок, он все говорил о прошлом, с некоторых пор единственной его темой стли воспоминния о прекрсных моментх прошлого, то был его потенный путь к облегчению души. Ибо в этом он нуждлся больше всего: через рот выплеснуть то, что нкопилось в душе. А когд н горизонте чуть збрезжило, попробовл осторожно подойти к сути. Он спросил, словно бы невзнчй: «Что бы ты сделл, если бы кто-то позвл тебя змуж теперь, вдову, в твоем возрсте». Он зсмеялсь – лицо по-струшечьи пошло морщинми – и спросил в свою очередь: – Ты имеешь в виду вдову Урбино? Флорентино Арис всегд, особенно когд это было вжно, збывл, что женщины горздо больше внимния обрщют н подтекст, чем н см вопрос, Пруденсия Литре – больше всех. В ужсе от ее чудовищной проництельности он выскользнул через зпсной выход: «Я имею в виду тебя». Он опять зсмеялсь: «Рсскжи своей ббушке, д покоится он с миром». И стл нстивть, чтобы он ей открылся, потому что знл: ни он и ни один мужчин н свете не стл бы будить в три чс ночи ее, с которой столько лет не виделся, только зтем, чтобы выпить опорту и поесть горского хлеб с пикулями. Он скзл: «Тк поступют лишь когд ищут, с кем бы поплкть вместе». Флорентино Арис с боем отступил.

– Н этот рз ты ошибешься, – скзл он. – Сегодня у меня больше поводов, чтобы петь. – Ну, тк споем. – скзл он. И стл нпевть, очень недурно, модную тогд песенку «Рмон, мне без тебя теперь не жить». Этим все и кончилось, потому что он не отвжился дльше игрть в зпретные игры с женщиной, которя не рз докзл ему, что знет оборотную сторону луны. Он вышел в совсем другой город, непривычно свежо пхнувший последними июньскими длиями, н улицу своей юности, по которой рсходились по домм после зутрени прятвшиеся в сумрк вдовы. Но только в этот рз не они, он переходил н другую сторону, чтобы не увидели его слез, которых он не в силх был сдержть, не с полуночи, кк он думл, нет, то были другие слезы: те, что он носил в себе и которыми зхлебывлся ровно пятьдесят один год, девять месяцев и четыре дня.

Он потерял счет времени и проснулся, не понимя, где он, нпротив злитого светом окн. Голос Америки Викуньи, в сду игрющей в мяч со служнкми, вернул его к действительности: он лежл в постели мтери, где ничего не изменил после ее смерти и где спл очень редко, только когд его одолевло одиночество. Нпротив кровти стояло огромное зеркло из ресторн дон Снчо, и, просыпясь, достточно было посмотреть в него, чтобы тотчс же в его глубине увидеть Фермину Дсу. Он знл, что был суббот, потому что в этот день шофер збирл Америку Викунью из интернт и привозил к нему домой. Он понял, что не зметил, кк зснул, и ему снилось, что он не может зснуть, потому что во сне ему видится гневное лицо Фермины Дсы. Он помылся, думя о том, кким будет следующий шг, неспешно оделся в свой лучший костюм, ндушился, нпомдил свои белые, торчщие кверху усы и, выйдя, увидел из коридор второго этж прелестное существо в школьной форме, н лету ловившее мяч с потрясющей грцией, от которой у него столько суббот зхвтывло дух, но в это утро он не произвел н него ни млейшего впечтления. Он подозвл ее и, прежде чем сесть в втомобиль, скзл без всякой необходимости: «Сегодня мы не будем этого делть». И повез ее в мерикнское кфе-мороженое, в эти чсы битком нбитое родителями, которые вместе с детьми ели мороженое под огромными лопстями вентиляторов, врщющихся у потолк. Америк Викунья попросил свое любимое многослойное мороженое – рзноцветное, в гигнтском бокле, – которое покупли всего охотнее из-з его восхитительного ромт. Флорентино Арис взял себе чшку черного кофе и молч смотрел н девочку, кк он ел мороженое длинной мнговой ложечкой. Не отрывя от нее взгляд, он вдруг скзл: – Я женюсь.

Он посмотрел ему в глз – искрой мелькнуло сомнение, ложечк повисл в воздухе, – но тут же улыбнулсь успокоенно.

– Врки, – скзл он. – Стренькие не женятся.

В этот вечер он привез ее в интернт точно к нчлу Анхелус, под нзойливым дождем, после того кк они вместе посмотрели в прке кукольный тетр, пообедли н молу жреной рыбой, поглядели н хищников в клетке, только что привезенных в город цирком, нкупили у городских ворот всевозможных слстей, чтобы збрть в интернт, и несколько рз объехли город в втомобиле с открытым верхом – пусть привыкет к мысли, что он ей теперь только опекун, не любовник. В воскресенье он послл ей втомобиль с шофером, н случй, если он пожелет поктться с подругми, но см видеть ее не зхотел: н прошлой неделе он вдруг с полной ясностью осознл рзницу в их возрсте. А вечером принял решение нписть Фермине Дсе письмо с извинением, хотя бы для того, чтобы не сдвться, но отложил дело н звтр. В понедельник, по истечении трехнедельного стрстотерпия, он пришел домой промокший до нитки и ншел ее письмо.

Было восемь вечер. Обе служнки уже легли спть, и в коридоре горел слбый ночник, позволявший Флорентино Арисе добрться до спльни. Он знл, что его пресный и скудный ужин ждет в столовой, и хотя последние дни ел кое-кк, дже слбый ппетит рзом пропл от волнения, едв он увидел письмо. Ему стоило труд включить верхний свет в спльне – тк дрожли руки. Он положил нмокшее письмо н кровть, зжег лмпу н ночном столике и с делнным спокойствием, к которому всегд прибегл, желя успокоиться, снял промокший пиджк, повесил н спинку стул, потом снял жилет и, сложив ккуртно, повесил поверх пиджк, снял черную шелковую ленту и целлулоидный воротничок, двно вышедший из моды во всем мире, рсстегнул рубшку до пояс, рспустил ремень, чтобы легче дышлось, и, нконец, снял шляпу и положил ее сушиться у окн. И тут содрогнулся: збыл, где письмо; он пришел в ткое возбуждение, что, увидев его, удивился, потому что совершенно не помнил, кк положил его н кровть. Прежде чем вскрыть письмо, он просушил его плтком, стрясь не смзть чернил, которыми было нписно его имя, и вдруг до него дошло, что секрет теперь знли не только они двое, был по меньшей мере некто третий, доствивший это письмо, он должен был обртить внимние н то, что вдов Урбино писл человеку, не приндлежвшему к ее кругу, спустя всего три недели после смерти супруг, и тк при этом спешил, что не послл письмо по почте и к тому же, блюдя тйну, велел не отдвть его в руки, просунуть под дверь, кк нонимку. Ему не пришлось рзрывть конверт, от влги он рсклеился, но письмо было сухим: три плотно исписнных листк без обрщения, подписнные ее иницилми в змужестве.

Он прочел его злпом, сидя н постели, зхвченный более тоном, нежели содержнием, и, еще не перейдя ко второй стрнице, уже знл, что это то смое ругтельное письмо, которого он ждл. Оствив рскрытое письмо под нстольной лмпой, он снял промокшие туфли и носки, пошел к двери, погсил верхний свет, ндел змшевые нусники и, не снимя брюк и рубшки, лег н постель, подложив под голову две большие подушки, которые подклдывл под спину, если читл в постели. И перечитл письмо, н этот рз букву з буквой, вглядывясь в кждую, чтобы от внимния не ускользнуло ни млейшее движение скрытого смысл, потом перечитл его еще четыре рз, и тк нчитлся им, что нписнные слов нчли терять свой смысл. Нконец он спрятл письмо без конверт в ящик ночного столик, лег нвзничь, зложил руки з голову и тк пролежл четыре чс, упершись неподвижным взглядом в ззеркльное прострнство: лежл, не мигя и почти не дыш, мертвее мертвого. Ровно в полночь он пошел н кухню, приготовил и принес в комнту термос с кофе, густым, кк сыря нефть, положил искусственную челюсть в сткн с борной водой, которую всегд держл под рукой н ночном столике, и снов лег, приняв позу поверженной мрморной сттуи, лишь время от времени приподымясь, чтобы отхлебнуть кофе, и пролежл тк до шести утр, когд горничня внесл термос со свежим кофе.

К этому моменту Флорентино Арис уже знл, кким будет кждый его следующий шг. По првде говоря, оскорбления не причинили ему боли, и он не собирлся копться в неспрведливых обвинениях, они могли быть и похлеще, если принять во внимние хрктер Фермины Дсы и серьезность причины. Вжно было одно: письмо двло ему возможность и прво н ответ. Более того: оно требовло ответ. Итк, жизнь его пришл к тому пределу, к которому он хотел ее привести. Все остльное звисело от него, и он был убежден, что его личный д, длившийся более полувек, уготовл ему еще много смертельных испытний, которые он нмеревлся встретить с еще большим жром, большими стрдниями и большей любовью, чем все предыдущие, потому что они – последние.

Через пять дней после того, кк он получил письмо от Фермины Дсы, войдя в контору, он испытл ткое чувство, будто нырнул в крутую пустоту, – то смолкли пишущие мшинки, и их молчние было слышно уху больше, чем их ливнеподобный рокот. Когд же они вновь зрокотли, Флорентино Арис зглянул в кбинет к Леоне Кссини и увидел ее з пишущей мшинкой, которя повиновлсь кончикм ее пльцев, точно живое существо. Он почувствовл, что з нею нблюдют, и обернулсь н дверь, солнечно улыбясь, но от мшинки не оторвлсь, пок не допечтл бзц.

– Скжи мне, львиц моей души, – спросил ее Флорентино Арис. – Что бы ты почувствовл, если бы получил любовное письмо, нпечтнное н этой рзвлюхе?

Он, никогд ничему не удивлявшяся, н этот рз выкзл откровенное удивление.

– Ндо же! – воскликнул он. – А мне ткое в голову не приходило.

И именно поэтому ничего больше не скзл. Флорентино Арисе рньше ткое тоже не приходило в голову, и он решил: рисковть тк рисковть. Он взял одну из мшинок под добродушные шуточки подчиненных: «Строго попугя говорить не выучишь». Леон Кссини, с энтузизмом относившяся к любому новшеству, предложил двть ему уроки мшинописи н дому. Но он был противником любого методического обучения еще с тех пор, когд Лотрио Тугут хотел нучить его игрть н скрипке по нотм; он боялся, что ему потребуется по меньшей мере год для нчл, потом пять – чтобы приняли в профессионльный оркестр, потом – вся жизнь, по шесть чсов ежедневно, чтобы игрть хорошо. Тем не менее ему удлось уговорить мть купить простенькую скрипку и, пользуясь пятью основными првилми, которые ему преподл Лотрио Тугут, он уже через год осмелился игрть н хорх в соборе и посылть с клдбищ для бедных, при блгоприятном ветре, серенды Фермине Дсе. Если двдцтилетним он сумел ткое, д еще с тким сложным инструментом, кк скрипк, то почему бы ему в семьдесят шесть лет не одолеть инструмент, где требовлся всего один плец, – пишущую мшинку.

И все получилось. Три дня ему потребовлось, чтобы рзобрться в рсположении букв н клвитуре, еще шесть – чтобы нучиться одновременно думть и писть, и, нконец, три – чтобы нписть первое письмо без ошибок, првд, изведя полпчки бумги. Письмо нчинлось торжественно: «Сеньор», и было подписно иницилми, кк он подписывл свои ндушенные зписки в юности. Он послл его почтой, в конверте с трурной виньеткой, что было строго обязтельно для письм к только что овдовевшей женщине, и н оборотной стороне конверт не нписл имени отпрвителя.

Письмо состояло из шести стрниц и не имело ничего общего ни с одним из нписнных им когд бы то ни было рнее. Ни тоном, ни стилем, ни духом оно дже не нпоминло о двних годх любви, смысл был тким рзумным и взвешенным, что зпх грдений н нем покзлся бы просто бестктным. В некотором смысле оно более всего походило н коммерческие письм, которые он никогд не умел писть. Спустя годы личное письмо, нписнное не от руки, будет воспринимться почти кк оскорбление, но тогд пишущя мшинк был чем-то вроде конторского животного, в отношении которого еще не вырботлось этики, ее одомшнивние в личных целях не было предусмотрено никкими учебникми. Личное письмо, нписнное н мшинке, воспринимлось скорее кк отчянное новшество, и именно тк, нверное, воспринял его Фермин Дс, потому что во втором своем письме к Флорентино Арисе, нписнном после того, кк от него получил более сорок, он извинялсь з нерзборчивость почерк и з то, что не рсполгет более современными орудиями письм, нежели примитивное стльное перо.

Флорентино Арис дже не упомянул ее ужсного письм, он попробовл иной способ обольщения – совсем не ксться былой любви и вообще былого: все зчеркнуто и нчинется с нуля. Письмо предствляло кк бы прострнное рзмышление о жизни, основнное н его личном опыте отношений между мужчиной и женщиной, который он когд-то собирлся описть в виде приложения к «Письмовнику для влюбленных». И облек он свои рзмышления в несколько птрирхльный стиль – эдкие воспоминния строго человек, – дбы не слишком проявилось, что н смом деле это подлинное свидетельство любви. Но прежде он исписл множество черновиков, в стромодной мнере, которые скорее зхотелось бы отложить и потом прочитть н холодную голову, чем швырять в плмя. Он знл, что стоит ему допустить оплошность, случйно, мельком зтронуть строе, и в ее сердце могут всколыхнуться неприятные воспоминния, и хотя он допускл, что, возможно, он возвртит ему сто его писем, прежде чем решится вскрыть первый конверт, он предпочитл, чтобы ткого не произошло. Итк, он сплнировл все до мельчйшей мелочи, кк для последнего решющего боя: все должно быть не тким, кк прежде, чтобы пробудить новое любопытство, новую звязку, новые ндежды у женщины, которя прожил полную и нсыщенную жизнь. Мечте ндлежло выглядеть совершенно безумной, чтобы хвтило духу выкинуть н помойку предрссудки клсс, который не был ее клссом по рождению и перестл быть ее клссом более чем ккой бы то ни было другой. Предстояло нучить ее думть о любви кк о блгодти, которя вовсе не является средством для чего-то, но есть см по себе нчло и конец всего.

Он был преисполнен доброго нмерения не ждть ответ немедленно, довольно и того, что письмо не будет возврщено ему. И оно не было возврщено, кк не были возврщены и все последующие, и, по мере того кк шли дни, нпряжение возрстло, ибо чем больше проходило дней без ответ, тем больше крепл его ндежд получить ответ. А чстот писем нпрямую звисел от ловкости его пльцев: снчл удвлось з неделю нписть одно письмо, потом – дв, и нконец – в день по письму. Его рдовли успехи, произошедшие в почтовом деле с тех времен, когд он см был в нем знменосцем, потому что не рискнул бы ходить ежедневно в почтовое гентство и отпрвлять письм одному и тому же дресту с кем-то, кто мог их прочитть. Теперь же проще простого было послть служщего купить мрок н целый месяц, потом – знй опускй их в один из трех почтовых ящиков строго город. Очень скоро обряд впислся в рутинный рспорядок дня: чсы бессонницы он использовл, чтобы писть, н следующий день, по дороге н рботу, просил шофер н минуту остновиться у почтового ящик н углу и см опускл письмо в ящик. И ни рзу не позволил шоферу сделть это з него, хотя однжды, во время дождя, тот предложил сделть это, случлось, из предосторожности он опускл срзу несколько конвертов, чтобы выглядело естественно. Рзумеется, шофер не знл, что в других конвертх были чистые листки, которые Флорентино Арис отпрвлял смому себе. У него вообще не было чстной переписки ни с кем, кроме одного письм в конце кждого месяц, которое он, кк опекун Америки Викуньи, отпрвлял ее родителям, сообщя свои личные впечтления о поведении, нстроении и здоровье девочки, ткже о ее школьных успехх.

По истечении первого месяц он стл нумеровть письм и нчинть кждое с крткого изложения предшествующего, нподобие того кк делли в гзетх, печтвших мтерилы с продолжением, ибо опслся, что Фермин Дс может не догдться, что кждое письмо есть продолжение предыдущих. Когд письм стли ежедневными, он сменил трурные конверты н обычные белые, удлиненные, и они стли походить н безликие коммерческие послния. Нчиня писть, он был готов подвергнуть свое терпение величйшему испытнию, во всяком случе, ждть до тех пор, пок не стнет совершенно очевидно, что он теряет время уникльным, не уклдывющимся в голове обрзом. И действительно ждл без отчяния и уныния, ккие причиняли ему ожидния в юности, ждл с кменным упорством стрик, которому не о чем больше думть и нечего делть в речном проходстве, оствленном н волю волн и попутных ветров, но который совершенно уверен, что сохрнит здоровье и все свои мужские достоинств до того дня, в скором будущем или несколько позже, когд Фермин Дс поймет нконец, что у ее тоскливой вдовьей доли нет иного пути, кроме кк опустить перед ним свои подъемные мосты.

А тем временем он продолжл жить своей обычной жизнью. В предвидении блгоприятного ответ он принялся во второй рз обновлять дом, дбы сделть его достойным той, которя могл считться его хозяйкой и госпожой с того момент, кк он был куплен. Он еще несколько рз нвестил Пруденсию Литре, кк и обещл, чтобы покзть: он любил ее, несмотря н ннесенный ей временем урон, любил при ясном свете дня и при открытых дверях, не только бесприютной ночью. Продолжл он ходить и мимо дом Андреи Врон, пок не гс свет в внной комнте, и тогд пробовл оглушить себя ее постельными безумствми, хотя бы зтем, чтобы не потерять нвыков в любви, в соответствии с еще одним предрссудком, впрочем, не опровергнутым до сих пор, будто плоть жив, покуд жив человек.

Единственной сложностью стли отношения с Америкой Викуньи. Он еще рз отдл прикз шоферу збирть ее по субботм в десять утр из интернт, но не знл, что делть с нею целую субботу и воскресенье. Впервые з все время он не знимлся ею, и эт перемен ее рнил. Он стл поручть служнкм водить ее в кино, н детские прздники, в детский прк, н блготворительные лотереи, то и см придумывл воскресные рзвлечения для нее с подружкми по колледжу, лишь бы не вести ее в рй, спрятнный позди контор, куд ей хотелось постоянно с того момент, кк он первый рз привел ее туд. Он не понимл, витя в облкх своей новой мечты, что женщин может повзрослеть з три дня, прошло три год с тех пор, кк он встретил ее, прибывшую н пруснике из Пуэрто-Пдре. Кк ни стрлся он подслстить пилюлю, для нее перемен был чудовищной, и он не могл понять причины. В день, когд в кфе-мороженом он поведл ей првду, скзв, что собирется жениться, он испытл приступ стрх, но потом эт мысль покзлсь ей нстолько бсурдной, что он нчисто о ней збыл. Однко очень скоро понял, что он ведет себя тк, будто это и в смом деле првд: избегет ее без всяких объяснений, словно он не н шестьдесят лет стрше нее, н шестьдесят лет моложе.

Однжды субботним вечером Флорентино Арис зстл ее з мшинкой у себя в спльне, он печтл, и довольно хорошо, потому что в колледже изучл мшинопись. Он уже отстучл мшинльно полстрницы, и в нписнном легко можно было выделить фрзу, хрктеризующую ее состояние дух. Флорентино Арис склонился нд ней, из-з плеч читя нписнное. Он смутилсь: жркий мужской дух, прерывистое дыхние, зпх белья, тот же смый, что и н его подушке. Он был уже не той только что приехвшей девочкой, с которой он снимл одежду, одну з другой, с уловкми для мленьких: ну-к, двй сюд, туфельки – для медвежонк, рубшечку – для собчонки, штнишки в цветочек – для крольчонк, поцелуйчик в слденькую попочку – для ппочки. Нет: теперь это был совершенно взросля женщин, и ей нрвилось брть иницитиву в свои руки. Он продолжл печтть одним пльцем првой руки, левой ншрил его ногу, обследовл ее, ншл что искл и почувствовл, кк он оживет, рстет, кк здыхется в тревожном желнии, услышл трудное стрческое дыхние. Он его знл: с этого момент он терял всякую волю, рссудок больше его не слушлся, и он целиком отдвл себя во влсть ей, и уже не было пути нзд, только дльше, до смого конц. Он взял его з руку и повел к постели, кк несчстного слепц через улицу, рзъял его н чсти, звлдевя им, пядь з пядью, коврными лскми: посолил н свой вкус, поперчил для зпх, добвил зубчик чеснок, рубленого лучку, лврового лист, сбрызнул лимонным соком, вот и все, готов – пор выпекть при ндлежщей темпертуре. В доме никого не было. Служнки уже ушли, плотники и столяры, отделыввшие дом, по субботм не рботли: весь мир приндлежл им двоим. Но он у смого кря пропсти вышел из исступления, отвел ее руку, привстл н постели и скзл дрожщим голосом:

– Осторожно, у нс нет резиночек. Он долго лежл в постели нвзничь и думл, когд возвртилсь в интернт, н чс рньше обычного, то уже был по ту сторону слез и плч, только острил нюх и оттчивл когти, чтобы отыскть, где скрывется т мягкя тврь, от которой вся ее жизнь пошл кувырком. А Флорентино Арис, нпротив, в очередной рз впл в свойственную мужчинм ошибку: подумл, что он убедилсь в тщетности своих нмерений и решил оствить их.

И шел своим путем. К концу шестого месяц, без всяких видимых симптомов, он стл до рссвет ворочться с боку н бок в постели, теряясь в пустыне, не похожей н прежние бессонницы. Ему кзлось, Фермин Дс уже вскрыл первое невинное н вид письмо, сличил знкомые иницилы с теми, что стояли под двними письмми, и швырнул их в костер, н котором сжигют мусор, не дв себе дже труд порвть их. И едв кинув взгляд н конверт кждого следующего письм, отпрвит его вслед з предыдущими, не вскрывя, и тк будет до скончния век, меж тем кк он уже приближлся к концу своих письменных рзмышлений. Он не думл, чтобы н свете существовл женщин, способня противостоять любопытству, – целые полгод получть письм и не знть дже цвет чернил, которыми они нписны. Но если ткя женщин есть, то ею могл быть только он.

У Флорентино Арисы было ткое ощущение, что время в стрости – не горизонтльный поток, бездонный колодец, в который утекет пмять. Его изобреттельность истощлсь. Походив несколько дней вокруг особняк в Л-Мнге, он понял, что двний юношеский способ не поможет ему открыть двери дом, обреченного н трур. Однжды утром он, листя телефонный спрвочник, нткнулся н ее телефон. Он нбрл номер. Трубку не поднимли долго, и нконец, он услышл ее голос, серьезный и тихий: «Д?» Он молч положил трубку: голос был тк длек и недосягем, что он совсем пл духом.

Кк рз в это время Леон Кссини отмечл свой день рождения дом, в узком кругу друзей. Он был рссеян и пролил куриный соус н лцкн. Он почистил лцкн, смочив крй слфетки в сткне с водой, потом подвязл ему слфетку кк слюнявчик, чтобы предотвртить более серьезные неприятности: он стл похож н строго ребенк. Он зметил, что з едою он несколько рз снимл очки и протирл их плтком, – глз слезились. З кофе он здремл с чшкою в руке, и он хотел взять чшку, не будя его, но он встрепенулся пристыженно: «Я просто тк, чтобы отдохнули глз». Ложсь спть, Леон Кссини с удивлением думл о том, кк зметно он нчл стреть.

В первую годовщину смерти Хувенля Урбино семья зкзл поминльную службу в соборе и рзослл приглшения. К этому моменту Флорентино Арис послл уже сто тридцть второе письмо, не получив в ответ ни млейшего знк, и потому он отвжился н отчянный шг – решился пойти в собор к поминльной службе, хотя и не был приглшен. Действо окзлось скорее пышным, нежели трогтельным. Скмьи первых рядов, зкрепленные пожизненно и передввшиеся по нследству, н спинке имели медную дощечку с именем того, кому они приндлежли; Флорентино Арис пришел в числе первых, чтобы знять ткое место, где бы Фермин Дс непременно увидел его. Он подумл, что лучше всего для этой цели подходили скмьи в центрльном нефе, срзу з именными, однко нроду пришло столько, что он не ншел свободного мест, и ему пришлось сесть в нефе бедных родственников. Оттуд он видел, кк под руку с сыном вошл Фермин Дс, в черном брхтном плтье с длинными руквми, похожим н сутну епископ – безо всяких укршений, только ряд пуговиц, от ворот до кончиков туфель, вместо шляпы н голове – нкидк из испнских кружев и вуль, кк у всех вдов и еще многих-многих сеньор, желющих ими стть. Открытое лицо светилось, точно лебстровое, миндлевые глз жили своей жизнью в блеске огромных люстр центрльного неф; он шл – ткя прямя, ткя горделивя, ткя смостоятельня, – что выглядел не стрше собственного сын. Флорентино Арис стоял, впившись кончикми пльцев в спинку скмьи, пок не прошл обморочня дурнот, ибо почувствовл: он и он нходились не в семи шгх друг от друг, нет, они нходились в двух совершенно рзных днях.

Фермин Дс выстоял всю службу, почти все время н ногх, у фмильной скмьи, перед глвным лтрем, и держлсь великолепно, тк, кк если бы слушл оперу. Но под конец нрушил принятые в днном случе нормы и не остлсь н своем месте, чтобы принять соболезновния еще рз, стл обходить всех приглшенных и блгодрить их: новшество вполне в ее духе. Тк, переходя от одного к другому, он дошл до рядов бедных родственников и огляделсь вокруг, желя убедиться, что не збыл никого из знкомых. И тут Флорентино Арису словно подхвтил сверхъестествення сил: он его увидел. И действительно, Фермин Дс отошл от своего сопровождения и с непринужденной естественностью, с ккою всегд вел себя н людях, подл ему руку и произнесл с лсковой улыбкой: – Спсибо, что пришли. Ибо он не просто получл его письм, но читл их с огромным интересом и именно в них ншл серьезные доводы для того, чтобы продолжть жить дльше. Он сидел с дочерью з звтрком, когд принесли первое письмо. Он вскрыл его – ее зинтересовло то, что оно было нписно н мшинке, – узнв иницилы, которыми оно было подписно, вспыхнул до корней волос. Однко тотчс же взял себя в руки и спрятл письмо в крмн передник со словми: «Соболезновние от влстей». Дочь удивилсь: «Все двно прислли». Он не смутилсь: «Еще одно». Он собирлсь сжечь письмо позже, без дочери, чтобы не возникло вопросов, но не смогл удержться от искушения прежде зглянуть в него. Он ожидл достойного ответ н ее полное неспрведливостей письмо и нчл рскивться, едв его отпрвил, однко, пробежв глзми полное блгородств обрщение и первый бзц, понял, что в мире кое-что изменилось. Все это тк ее зинтриговло, что он зперлсь в спльне, чтобы прочитть письмо спокойно, прежде чем сжечь, и прочитл его три рз, не переводя дыхния.

Это были рзмышления о жизни, о любви, о стрости, о смерти: мысли, которые, точно ночные птицы, сновли у нее нд головой, но когд он пытлсь схвтить их, рзлетлись ворохом перьев. А тут они были выскзны просто и точно, кк ей смой хотелось бы выскзть их, и он снов горько пожлел о том, что муж нет в живых, то бы они обсудили все с ним, кк, бывло, обсуждли перед сном случившееся з день. Итк, ей открылся незнкомый Флорентино Арис, ясномыслие которого никк не вязлось ни с юношескими лихордочными письмми, ни с мрчными повдкми всей его жизни. Скорее эти рзмышления подходили тому человеку, который, по мнению тетушки Эсколстики, действовл нущением Святого Дух, и эт мысль нпугл ее, кк и в первый рз. Но душу успокоило убеждение, что письмо, нписнное мудрым стриком, не имеет ничего общего с дерзкой попыткой, предпринятой в скорбную ночь, но есть блгородный способ зчеркнуть прошлое.

Последующие письм успокоили ее еще больше. Он все рвно сжигл их, но прежде читл со все возрстющим интересом, сжигя, ощущл привкус вины, от которого двно не могл отделться. Когд же письм нчли приходить под номерми, у нее появилось двно желнное морльное опрвдние не уничтожть их. Пончлу он не собирлсь сохрнять их для себя, хотел дождться случя и возвртить Флорентино Арисе, дбы не утртилось то, что, н ее взгляд, могло принести пользу людям. Плохо, однко, что время шло, письм продолжли приходить кждые три или четыре дня н протяжении всего год, он не знл, кк возвртить их, не оскорбив при этом, чего ей вовсе не хотелось, но писть объяснительные письм гордыня не позволял.

Ей хвтило год, чтобы свыкнуться со своим вдовством. Очищенное воспоминние о муже перестло быть помехой в ее повседневной жизни, в ее рзмышлениях о сокровенном и в смых простых побуждениях, теперь он кк бы постоянно присутствовл и нпрвлял ее, не мешя. Случлось, он обнруживл его не кк видение, во плоти и крови, тм, где ей н смом деле его не хвтло. Возникло ощущение, будто он и впрвду тут, живой кк прежде, но только без его мужских прихотей, без его птрирхльной требовтельности и этой утомительной придирчивости, чтобы любовь сопровождлсь ритулом неуместных поцелуев и нежных слов, ккие присущи его любви. И он дже стл понимть его лучше, чем понимл живого, стл понимть его мучительно-беспокойную любовь и почему он тк нуждлся в ее ндежности, которую, по-видимому, считл опорою в своей общественной деятельности, но чем н смом деле он не был. Однжды в приступе отчяния он крикнул ему: «Ты дже не предствляешь, кк я несчстн». Он снял очки очень хрктерным для него жестом, не меняясь в лице, октил ее прозрчными водми своих детских глз и одной-единственной фрзой обрушил н нее всю тяжесть своей невыносимой мудрости: «Зпомни: смое глвное в семейной жизни не счстье, устойчивое постоянство». Едв ощутив одиночество вдовств, он понял, что эт фрз не тил в себе мелочной угрозы, которя ей в свое время почудилсь, но был тем мгическим кристллом, блгодря которому обоим выпло столько счстливых чсов.

Путешествуя по свету, Фермин Дс покупл все, что привлекло ее внимние новизной. У нее был инстинктивня тяг к ткого род вещм, меж тем кк ее муж склонен был относиться к ним более рционльно, эти вещи были крсивыми и полезными у себя н родине, в витринх Рим, Приж, Лондон и того содрогющегося в чрльстоне Нью-Йорк, где уже нчинли поднимться небоскребы, однко они не выдержли испытния вльсми Штрус со смуглыми квлерми или Цветочными турнирми при сорок грдусх в тени. Итк, он возврщлсь домой с полудюжиной стоячих огромных булов, сверкющих медными зпорми и уголкми, похожих н фнтстические гробы, возврщлсь хозяйкой и госпожой новейших чудес свет, цен которых, однко, измерялсь не зплченным з них золотом, тем быстротечным мгновением, когд здесь, н родине, кто-нибудь из ее круг в первый рз видел их. Именно для этого они и покуплись: чтобы другие увидели их однжды. Он понял, что выглядит в глзх обществ тщеслвной, здолго до того, кк нчл стреть, и в доме чстенько слышли, кк он говорил: «Ндо отделться от всего этого хлм, в доме от него негде жить». Доктор Урбино посмеивлся нд ее блгими нмерениями, он знл, что освободившееся место тотчс зполнится точно ткими же вещми. Но он нстивл, потому что и действительно не оствлось мест уже ни для чего, вещи, которыми был нбит дом, н смом деле ни н что не годились: рубшки висели н дверных ручкх, кухонный шкф был збит европейскими шубми. И в один прекрсный день, проснувшись в боевом нстроении, он вытряхивл все из шкфов, опустошл булы, вытскивл все с чердк и учинял военный рзгром – выкидывл горы чересчур вызывющей одежды, шляпки, которые тк и не пришлось ндеть, пок они были в моде, туфли, скопировнные европейскими художникми с тех, что ндевли импертрицы н коронцию, но к которым местные знтные сеньориты относились пренебрежительно, поскольку они слишком походили н те, что негритянки покупли н рынке для дом. Все утро внутренняя террс нходилсь н чрезвычйном положении, и в доме трудно было дышть от взметвшихся волнми едких нфтлиновых пров. Однко через несколько чсов воцрялся покой – в конце концов ей стновилось жлко этих шелков, рзброснных по полу, прчового изобилия, ворох позументов, кучки песцовых хвостов, приговоренных к сожжению.

– Грех сжигть ткое, – говорил он, – когд столько людей не имеют дже еды.

Тким обрзом кремция отклдывлсь, вещи всего лишь меняли место, со своих привилегировнных позиций переносились в стринные стойл, переоборудовнные под склд стрья, освободившееся место, кк он и говорил, постепенно нчинло снов зполняться, до откз збивться вещми, которые жили всего один миг, зтем отпрвлялись умирть в шкфы: до следующей кремции. Он говорил: «Ндо бы придумть, что делть с вещми, которые ни н что не годятся, но которые нельзя выбросить». И было тк: в ужсе от ненсытности вещей, пожирвших жилое прострнство в доме, теснивших и згонявших в угол людей, Фермин Дс зсовывл их куд-нибудь с глз долой. Он не был привержен порядку, хотя ей кзлось обртное, просто у нее был свой собственный отчянный метод: он прятл беспорядок. В день, когд умер Хувенль Урбино, пришлось освобождть половину его кбинет, унося вещи в спльни, чтобы было где выствить тело.

Смерть прошлсь по дому и принесл решение. Предв огню одежду муж, Фермин Дс увидел, что пульс у нее не збился чще, и принялсь то и дело рзводить костер, брося в огонь все – и строе, и новое, не думя ни о звисти богтых, ни о возмездии бедняков, которые умирли от голод. И, нконец, под корень срубил мнговое дерево, чтобы не остлось никких следов ее беды, живого попугя подрил новому городскому музею. И только тогд вздохнул с полным удовольствием в доме, ствшем тким, о кком он мечтл: просторным, простым, ее домом.

Дочь Офелия прожил с ней три месяц и вернулсь к себе в Новый Орлен. Сын приходил к ней с семьей в воскресенье пообедть по-домшнему, если мог, то и среди недели. Смые близкие подруги Фермины Дсы стли нвещть ее, когд он немного пришл в себя: игрли в крты в облысевшем дворе, пробовли новые кулинрные рецепты, посвящли ее в тйны ненсытного свет, жизнь которого продолжлсь и без нее. Чще других бывл с нею Лукресия дель Рель дель Обиспо, ристокртк из стрых, с которой он и рньше поддерживл дружеские отношения, но особенно близко сошлсь после смерти Хувенля Урбино. Скрючення ртритом и рскявшяся в скверно прожитой жизни Лукресия дель Рель лучше других пришлсь ей в ту пору, ей он выскзл свое мнение по поводу рзличных плнов и проектов из жизни город, – это позволяло Фермине Дсе чувствовть себя полезной смой по себе, не блгодря всесильной тени муж. Однко никогд еще не сливлсь он с ним в ткой мере, кк теперь, потому что теперь у нее отобрли ее девичье имя, кким прежде нзывли, и он стл просто вдовой Урбино.

Не уклдывлось в голове: по мере того кк приближлсь первя годовщин смерти муж, Ферми-н Дс все более ощущл, будто вступет в некое зтенное, прохлдное и покойное место – в рощу непопрвимого. Он тк и не осознл, ни тогд, ни с годми, в ккой мере помогли ей обрести душевный покой письменные рзмышления Флорентино Арисы. Именно они, эти рзмышления, пропущенные через опыт собственной жизни, позволили ей понять ее жизнь, уяснить смысл и нзнчение стрости. Встреч в соборе н поминльной службе предствлялсь ниспослнной провидением, дбы дть понять Флорентино Арисе, что и он тоже, блгодря его мужественным письмм, готов зчеркнуть прошлое.

Дв дня спустя он получил от него письмо, не похожее н остльные: письмо было нписно от руки н особой бумге и с полным именем отпрвителя н оборотной стороне конверт. Тот же изящный почерк, что и н первых двних письмх, тот же лирический стиль, но всего в один бзц: блгодрность з особое приветствие, которым он удостоил его в соборе. Все последующие дни Фермин Дс продолжл думть о письме, оно всколыхнуло в ней двние воспоминния, ткие чистые, что в четверг, встретившись с Лукрецией дель Рель, он совершенно безотчетно спросил ее, не знет ли т случйно Флорентино Арису, влдельц речных проходов. Лукреция ответил, что знет: «Похоже, совсем пропщий». И повторил рсхожую историю о том, что он якобы никогд не знл женщины, ведь был звидным женихом, и что де у него есть потйня контор, куд он водит мльчиков, з которыми охотится ночью н нбережной. Фермин Дс слышл эту скзочку с тех пор, кк помнил себя, но никогд в нес не верил и не придвл ей знчения. Однко н этот рз, когд ее тк убежденно повторил Лукресия дель Рель дель Обиспо, о которой в свое время тоже говорили, что он отличется стрнными вкусми, Фермин Дс не удержлсь и рсствил все по своим местм. Он скзл, что знет Флорентино Арису с детских лет. И нпомнил, что его мть влдел глнтерейной лвкой н Оконной улице, во время гржднских войн покупл стрые рубшки и простыни, щипл корпию и продвл перевязочный мтерил. И зключил убежденно: «Это люди достойные, без всякого сомнения». Он говорил с тким жром, что Лукреция сдлсь со словми: «В конце концов, обо мне говорят то же смое». Фермин Дс не здлсь вопросом, почему он вдруг бросилсь тк пылко зщищть человек, бывшего в ее жизни не более чем тенью. Он продолжл думть о нем, особенно когд приходил почт и в ней не было письм от него.

Две недели прошли в молчнии, и однжды после сиесты служнк рзбудил ее тревожным шепотом.

– Сеньор, – скзл он, – тут пришел дон Фло-рентиио.

Он пришел. Первой рекцией Фермины Дсы был дикий стрх. Он дже не подумл, что нет, пусть придет в другой день, в более подходящий чс, теперь он не в состоянии принимть визиты, д и не о чем говорить. Однко срзу же взял себя в руки, велел провести его в гостиную и подть ему кофе, пок он приведет себя в порядок, чтобы выйти к нему. Флорентино Арис ждл у входной двери и жрился н дском солнце, ккое плит в три чс пополудни, сжв всю волю в кулк. Он был готов к тому, что его не примут, конечно, под кким-нибудь вежливым предлогом, и это помогло ему сохрнять спокойствие. Принесенное решение совершенно потрясло его, но, войдя в зтенную прохлду гостиной, он не успел дже подумть о свершющемся чуде: в животе у него словно взорвлсь и рстеклсь горькя пен. Он сел, не дыш, в голове билось проклятое воспоминние о том, кк птичк кк-нул н его первое любовное письмо, и, не шевелясь, он сидел и ждл в полутемной гостиной, пок схлынет первя волн озноб, готовый выдержть любое испытние, только не эту неспрведливую нпсть.

Он хорошо себя знл: помимо врожденного хронического рсстройств желудк, живот подводил его н людях три или четыре рз з многие годы, и кждый рз он вынужден был сдться. В этих случях, кк и в других, столь же чрезвычйных, он в полной мере осознвл, нсколько верн фрз, которую ему нрвилось повторять в шутку: «Я не верю в Бог, но я его боюсь». В этот рз у него не оствлось времени н сомнения: он лихордочно пытлся вспомнить ккую-нибудь молитву, но не вспомнил. Когд он был еще мльчишкой, другой мльчишк нучил его волшебным словм, помогвшим попсть кмнем в птицу: «Целься, целься, првый глз, попдю в цель зрз». Он опробовл эти слов, когд пошел первый рз в горы с новой прщой, и птиц, точно молнией срження, упл н землю. Мелькнул смутня мысль, что, пожлуй, то и другое кким-то обрзом связно между собой, и он повторил зклинние с жром, кк молитву, однко эффект не достиг. Кишки скрутило тк, что он не усидел н месте, пен поднимлсь от желудк, все более густя и едкя, и выжл из него стон, он весь покрылся холодным потом. Служнку, принесшую кофе, испугло его белое, точно у мертвец, лицо. Он лишь выдохнул: «Это от жры». Он рспхнул окно, желя помочь ему, но плящее полуденное солнце удрило ему в лицо, и окно пришлось снов зкрыть. Он понял, что не выдержит больше ни минуты, и тут появилсь Фермин Дс, почти не видимя в полумрке, и испуглсь, увидя его тким. – Можете снять пиджк, – скзл он. Но больше смертельного кишечного спзм он боялся, что он услышит, кк бурчит у него в животе. И он выдержл еще мгновение и скзл, что пришел лишь спросить, когд он сможет его принять. Он, сбитя с толку, ответил: «Но вы уже здесь». И приглсил его пройти н террсу во внутренний двор, где не тк жрко. Он ответил ей голосом, больше походившим н жлобный стон: – Умоляю вс, звтр.

Он вспомнил, что звтр четверг, день непременного визит Лукресии дель Рель дель Обиспо, и вынесл непререкемое решение: «Послезвтр в пять», Флорентино Арис поблгодрил ее, поспешно рсклнялся, взмхнув шляпой, и вышел, тк и не пригубив кофе. Он в нерешительности стоял посреди гостиной, стрясь понять, что же произошло только что, пок втомобильные выхлопы нс стихли в глубине улицы. А Флорентино Арис, пострвшись устроиться н зднем сиденье тк, чтобы болело меньше, зкрыл глз, рсслбил мышцы и отдлся н волю телу. Было ткое ощущение, что он рождлся еще рз. Шофер, з долгие годы службы привыкший ничему не удивляться, остлся бесстрстным. Но когд подъехли к дому, открывя ему дверцу, скзл:

– Будьте осторожны, дон Флоро, это похоже н чуму.

Нет, это было то же смое, что и всегд. В пятницу, ровно в пять, Флорентино Арис возблгодрил Бог, когд служнк провел его через полутемную гостиную н внутреннюю террсу, где Фермин Дс сидел з столиком, нкрытым н двоих. Он предложил ему чй, шоколд или кофе. Флорентино Арис попросил кофе, горячий и покрепче, и он прикзл служнке: «Мне – кк обычно». Обычным окзлся чй, звренный из рзных восточных сортов, который он пил после сиесты для бодрости. К тому времени, когд он допил свой чйничек, он – свой кофейник, они успели зтронуть и оствить несколько тем, не потому, что темы эти их интересовли, но чтобы избежть других, которых ни он, ни он не осмеливлись коснуться. Об робели, не понимя, что об они делют тут, тк длеко от своей юности, н этой террсе с плитчтым шхмтным полом, в ничейном доме, еще пхшем клдбищенскими цветми. В первый рз сидели они друг против друг тк близко и достточно долго, чтобы поглядеть спокойно друг н друг через полвек, и об увидели друг друг ткими, ккими были: дв стрик, которых уже крулит смерть и у которых нет ничего общего, кроме мимолетного воспоминния в прошлом, д и оно приндлежит не им, двум уже исчезнувшим молодым людям, которые вполне могли быть их внукми. Он подумл, что он пришел убедиться нконец в нерельности своей мечты, и в тком случе его дерзость был извинительн.

Стрясь избежть неловкого молчния или нежелтельных тем, он принялсь здвть ему незтейливые вопросы о проходх. Невероятно, но окзлось, что он, хозяин этих проходов, плвл по реке всего один рз, много лет нзд, когд еще не имел к проходству никкого отношения. Ей не были известны причины того путешествия, он душу бы отдл з то, чтобы поведть об этом. Он тоже не знл реки. Ее муж не любил ндских крев, и нелюбовь свою прикрывл рзными доводми: мол, высот вредн для сердц, д еще, не ровен чс, схвтишь воспление легких, местные жители тк лицемерны, к тому же вокруг столько неспрведливости от политики центрлизм. И они, объехвшие полмир, не знли собственной стрны. Теперь в долине реки Мгдлен от селения к селению летл гидроплн «Юнкере», точно огромный люминиевый кузнечик-попрыгунчик, с двумя членми экипж, шестью пссжирми и мешкми с почтой. Флорентино Арис зметил: «Просто летющий гроб». Ей, принявшей учстие в первом полете н воздушном шре и не ншедшей в этом ничего стршного, теперь с трудом верилось, что он когд-то решилсь н ткую внтюру. Однко он скзл: «Нет, это не тк». И подумл, что это он изменилсь, не способы передвижения.

Случлось, ее зствл врсплох рокот проносившихся вверху эроплнов. А н столетии со дня смерти Освободителя он увидел, кк они летли очень низко и проделывли кробтические трюки. Один ткой эроплн, черный, точно огромня птиц-гриф, пролетел, здевя крыши домов в Л-Мн-ге, оствил кусок крыл н соседском дереве и повис н электрических проводх. Но дже и тогд Фермин Дс не свыклсь с существовнием смолетов. И не проявлял к ним любопытств нстолько, чтобы отпрвиться в бухту Мнснилья, где в последние годы стли сдиться н воду гидроплны, после того кк тможенные брксы рзогнли рыбцкие кноэ и прогулочные шлюпки, множившиеся день ото дня. И вот ее, струю женщину, выбрли для того, чтобы поднести букет роз Чрльзу Линдбергу, когд он прилетел с добровольческой миссией, и он никк не могл взять в толк, кким обрзом ему, ткому большому, ткому светловолосому, ткому крсивому, удлось збрться в этот ппрт, похожий н мятую жестяную бнку, который дв мехник толкли в хвост, чтобы он поднялся в воздух. Мысль о том, что ккие-то смолеты, не нмного больше этого, могут перевозить восемь человек, никк не уклдывлсь у нее в голове. А о речных проходх он слышл, что плвть н них – чистое нслждение, потому что н них не бывет кчки, кк н окенских, хотя их подстерегют более серьезные опсности, нпример речные отмели или рзбойничьи нлеты.

Флорентино Арис объяснил ей, что это – стродвние легенды: н нынешних проходх есть тнцевльные слоны, и кюты тк же просторны и роскошны, кк гостиничные пртменты, со своей внной комнтой и электрическими вентиляторми, рзбойничьих нлетов не случлось со времен последней гржднской войны. И еще он рсскзл ей, испытывя при этом удовлетворение и дже торжествуя, что прогресс этот глвным обрзом обязн свободе в речном проходстве, которой способствовл именно он, стимулируя конкуренцию: вместо одной проходной компнии, кк было рньше, теперь действуют целых три, очень деятельные и процветющие. Однко стремительное рзвитие виции предствляет рельную угрозу для всех. Он попробовл успокоить его: проходы будут существовть всегд – не тк уж много н земле сумсшедших, готовых злезть внутрь тких дже с виду противоестественных ппртов. И нконец, Флорентино Арис зговорил о достижениях почтовой связи, и с точки зрения перевозки, и с точки зрения доствки, стрясь построить рзговор тким обрзом, чтобы он зговорил о его письмх. Но результт не добился.

Однко немного спустя случй подвернулся см. Они уже отошли от этой темы, когд вошл служнк и подл Фермине Дсе письмо, только что доствленное специльной городской почтовой службой, недвно созднной, которя тким же обрзом доствлял и телегрммы. Кк всегд, он никк не могл нйти очки, чтобы прочитть. Флорентино Арис сохрнял спокойствие.

– В очкх нет нужды, – скзл он. – Это мое письмо.

И в смом деле. Он нписл его нкнуне, в стршной депрессии после своего первого и нездвшегося позорного визит к ней. В письме он просил извинения з то, что дерзнул прийти без предупреждения, и откзывлся от нмерения прийти еще рз. Он бросил письмо в почтовый ящик, не рздумывя, когд одумлся, было поздно. Однко он решил, что не стоит объяснять все тк подробно, попросил Фермину Дсу сделть одолжение – не читть этого письм.

– Хорошо, – соглсилсь он. – В конце концов, письм приндлежт тем, кто их пишет. Верно? Он сделл решительный шг. – Конечно, – скзл он. – Потому-то при рзрыве первым делом возврщют письм.

Он пропустил нмек мимо ушей и отдл ему письмо со словми: «Жль, что не смогу его прочитть, другие сослужили мне добрую службу». Он зхлебнулся от неожиднности – кк это вдруг он скзл тк много – и проговорил: «Вы себе дже не предствляете, кк я счстлив слышть это». Но он тут же переменил тему, и больше ему не удлось вернуть ее к этому рзговору.

Они попрощлись, когд уже перевлило з шесть и в доме нчли зжигть огни. Он чувствовл себя более уверенно, но и лишних иллюзий не питл, поскольку ему были хорошо известны своенрвие и непредскзуемость поступков двдцтилетней Фермины Дсы, и не было никких основний думть, что он изменилсь. И потому он лишь осмелился с искренним смирением спросить, нельзя ли ему прийти еще рз, и снов удивился ответу.

– Приходите когд хотите, – скзл он. – Я почти всегд одн.

Четыре дня спустя, во вторник, он снов пришел без предупреждения, и н этот рз он, не дожидясь, когд поддут чй, зговорил о том, кк ей помогли его письм. Он ответил, что это были не письм в прямом смысле слов, но стрницы из книги, которую ему хотелось бы нписть. Он тоже тк считл. И потому собирлсь вернуть их ему, если, конечно, он не обидится, чтобы он ншел для них лучшее применение. Он стл говорить, чем они стли для нее в трудную пору, и говорил об этом с волнением, блгодрностью и дже сердечной теплотой, тк что Флорентино Арнс отвжился не просто н еще один решительный шг – он сделл сльто мортле.

– Рньше мы были н «ты», – скзл он. Это было зпретное слово: рньше. Он почувствовл: пролетел химерический нгел прошлого – и попробовл уклониться. Но Флорентино Арис пошел дльше. «Я имею в виду рньше – в нших письмх». Это ей не понрвилось, и пришлось сделть нд собой большое усилие, чтобы он не зметил ее недовольств. Но он зметил и понял, что нступть ндо с большим тктом, и блгодря своему промху увидел, что он остлсь ткой же суровой, кк в юности, хотя и нучилсь эту суровость подслщивть.

– Я имею в виду, – скзл он, – что эти письм – совсем другие.

– Все изменилось в мире, – скзл он. – А я – нет, – скзл он. – А вы? Вторя чшк чя зстыл у нее в рукх, и глз остновились н нем с укором, по ту сторону суровости.

– Ккя рзниц, – скзл он. – Мне только что исполнилось семьдесят дв.

Удр пришелся в смое сердце. Он хотел бы метнуть ответ быстро и решительно, кк стрелу, но тяжесть одолел его: никогд еще он не выдыхлся тк от столь короткой беседы, сердце ныло, кждый удр отдвлся метллическим эхом в ртериях. Он почувствовл себя стрым, печльно-унылым, ненужным, и тк неудержимо зхотелось плкть, что он не мог вымолвить ни слов. Они допили вторую чшку в тишине, изборожденной вещими предчувствиями, и первой зговорил он, попросив служнку принести бювр с письмми. Он хотел попросить ее оствить письм себе, – у него были копии, нписнные под копировльную бумгу, – но подумл, что ткя предосторожность может выглядеть неблгородно. Скзть было нечего. Прежде чем попрощться, он попросил рзрешения прийти в следующий вторник в это же время. Он спросил себя, следует ли ей быть столь уступчивой.

– Не вижу, ккой смысл – ходить и ходить, – скзл он.

– Я и вообще не думл, что приду, – скзл он. Итк, он пришел в следующий вторник в пять чсов, потом стл приходить кждый вторник, всегд без предупреждения, и к концу второго месяц эти посещения рз в неделю стли для обоих привычными. Флорентино Арис приносил нглийские глеты к чю, зсхренные кштны, греческие мслины и рзличные безделушки для ее гостиной, которые привозили с окенскими проходми. В один из вторников он принес ей копию той фотогрфии, где они с Ильдебрндой были сняты фотогрфом-бельгийцем более полувек нзд и которую он купил з пятндцть снтимов н рспродже почтовых открыток у Писрских ворот. Фермин Дс не могл понять, кким обрзом ее фотогрфия попл туд, и он тоже не предствлял себе этого инче кк чудом, сотворенным любовью. Однжды утром, подрезя розы в своем сду, Флорентино Арис испытл искушение – отнести розу Фермине Дсе. Пришлось поломть голову, ккую розу следует отнести недвно овдовевшей женщине, сообрзуясь с непростым языком цветов. Крсня роз, символ пылкой стрсти, могл оскорбить ее трур, желтые розы, некоторыми считвшиеся знком удчи, н рспрострненном языке цветов ознчли ревность. Он слышл о черных розх из Турции, и, нверное, они более всего подходили к случю, однко ему не удлось вывести тких, у себя в сду. Вдоволь поломв голову нд проблемой, он рискнул остновить выбор н белой розе, они ему нрвились меньше других, кзлись пресными и немыми: ничего не ознчли. В последний момент, опсясь, что Фермин Дс все-тки зподозрит тйный смысл, он срезл с розы все шипы.

Он принял подрок хорошо, не углядев в нем никких нмеков, и тким обрзом вторники обогтились еще одним ритулом. Он приносил белую розу, и для нее уже стоял посреди чйного столик вз с водой. В один из вторников, ствя розу в воду, он зметил кк бы между прочим: – В нши времен приносили не розы, кмелии. – Првильно, – скзл он, – но нмерения при этом были другие, и вм это известно.

И тк было все время: он пытлся продвинуться вперед, он его окорчивл. Однко н этот рз, несмотря н резкий ответ, Флорентино Арис понял, что попл в цель: он отвернулсь, чтобы он не зметил, кк вспыхнуло ее лицо. Вспыхнуло молодо, до корней волос, и оттого, что это произошло помимо ее воли, он остлсь недовольн собой. Флорентино Арис осторожно попробовл перейти н менее острые темы, он зметил его усилия и понял, что он понял ее состояние, от этого рзозлилсь еще больше. Это был неудчный вторник. Он уже собирлсь попросить его не приходить больше, но мысль о том, что это выглядит ссорой влюбленных, покзлсь ей ткой смешной в их возрсте и положении, что он от души рсхохотлсь. В следующий вторник, пок Флорентино Арис ствил розу в воду, он с пристрстием зглянул себе в душу и с рдостью обнружил, что совсем не держит н него зл з прошлый вторник.

Скоро его визиты стли приобретть несколько неловкий семейный хрктер: случлось, при нем зходили доктор Урбино Дс с супругой и оствлись игрть в крты. Флорентино Арис в крты игрть не умел, но Фермин нучил его з один прием, и они послли супругм Урбино Дс письменный вызов н следующий вторник. Игрлось им вместе тк хорошо, что встречи эти утвердились тк же быстро, кк и его визиты, зодно срзу же определились и взносы кждого учстник. Доктор Урбино Дс с женой, превосходной кулинркой, кждый рз приносили необыкновенные торты, и кждый рз – рзные. Флорентино Арис продолжл выискивть всякие диковины н проходх, приходивших из Европы, Фермин Дс изощрялсь придумть н вторник ккой-нибудь сюрприз. Крточные турниры устривлись кждый третий вторник месяц, и игрли не н деньги: проигрвший должен был к следующему состязнию приготовить что-то особенное.

Доктор Урбино Дс вполне соответствовл тому, чем кзлся н людях: звезд с неб не хвтл, в общении был довольно неуклюж, и к тому же ни с того ни с сего н него нктывли приступы то веселья, то недовольств, отчего его бросло в крску тк, что впору было опсться з здрвие его рссудк. Однко, без всякого сомнения, он был – и это змечлось с первого взгляд – тем, кем более всего опслся прослыть Флорентино Арис: слвным млым. Его жен, нпротив, облдл живостью, плебейской жилкой, тктом и смеклкой, что придвло ее элегнтности человеческую теплоту. Лучших пртнеров для игры в крты не пожелешь, и ненсытня потребность Флорентино Арисы в любви увенчлсь ко всему прочему ощущением, что он – в кругу семьи.

Однжды вечером, когд они вместе выходили из дом Фермины Дсы, Урбино Дс приглсил его пообедть с ним: «Звтр ровно в половине первого в общественном клубе». Блюдо было изыскнное, но с отрвленном вином: общественный клуб оствлял з собой прво прием н определенных условиях, и одним из условий было – рождение в зконном брке. Дядюшк Леон XII в свое время имел неприятный опыт по этому поводу, и см Флорентино Арис пережил минуту позор, когд его, уже сидевшего з столом и приглшенного одним из основтелей, зствили уйти. И человеку, которому Флорентино Арис окзывл серьезные услуги в нелегком деле речного судоходств, не оствлось иного выход, кк повести его обедть в другое место.

– Мы, издющие првил и устновления, обязны особенно строго их соблюдть, – скзл он тогд Флорентино Арисе.

И тем не менее Флорентино Арис решил пойти н риск с доктором Урбино Дсой, и ему окзли в клубе особый прием, првд, сделть зпись в золотой книге для почетных гостей не предложили. Присутствовли лишь они двое, обед был недолгим и спокойным. Опсения, волноввшие Флорентино Арису с вечер нкнуне, рссеялись с первой же рюмкой перитив. Доктор Урбино Дс хотел поговорить с ним о своей мтери. Из скзнного з столом Флорентино Арис понял, что он рсскзл ему о нем. Но смое удивительное: он здорово приукрсил всю историю. Он рсскзл, что они дружили с детских лет, вместе игрли, когд он только еще приехл из Сн-Хун-де-л-Сьенги, что это он руководил ее чтением, кк только он взялсь з книжки, з что он всегд будет ему блгодрн. Что, бывло, после школьных знятий он чсми сидел у Трнсито Арисы в глнтерейной лвке, творя чудес з пяльцми, – т был змечтельной мстерицей, – и что впоследствии перестл чсто видеться с Флорентино Арисой не потому, что не хотел, просто-нпросто жизнь их рзвел в рзные стороны.

Прежде чем подойти к сути дел, доктор Урбино Дс сделл несколько змечний по поводу стрости кк тковой. Он полгл, что мир двинулся бы вперед горздо скорее, если бы ему не мешли стрики. Он скзл: «Человечество подобно рмии н мрше: продвигется вперед со скоростью смых медленных». Он считл, что в будущем, более гумнном, потому более цивилизовнном, людей, уже не приносящих пользы, стнут отселять в особые город, чтобы избвить их от ощущения стыд, стрдний и ужсного одиночеств стрости. С медицинской точки зрения, по его мнению, возрстную грницу можно устновить н шестидесяти годх. Но покуд общество не пришло к ткому понимнию милосердия, единственное решение этой проблемы – дом для престрелых, где стрики могут нйти утешение друг в друге, им легче понять их пристрстия и неприязни, причины рздржения и что их печлит, словом, тм они будут избвлены от естественных рзноглсий с молодым поколением. Он скзл: «Стрики в среде стриков – не ткие стрые». Короче: доктор Урбино Дс желл вырзить Флорентино Арисе блгодрность з то, что он тк змечтельно помогет мтери коротть одиночество ее вдовств, и убедительно просил его продолжть в том же духе, н блго их обоих и ко всеобщему удобству, и с терпением относиться к ее стрческим причудм. Флорентино Арис вздохнул с облегчением. «Можете быть спокойны, – скзл он доктору. – Я н четыре год стрше нее, и не только сейчс, но и рньше был, с двних пор, еще до вшего рождения». И не устоял перед искушением рзрядиться ироническим змечнием.

– В этом гумнном обществе будущего, – скзл он, – вм бы сейчс пришлось отпрвиться н клдбище, отнести нм с ней по букетику нтурий н обед.

Доктору Урбино Дсе, до того не змечвшему неловкости своего пророчеств, пришлось пуститься в прострнные объяснения, где он и зпутлся окончтельно. Но Флорентино Арис помог ему оттуд выбрться. Он тк и лучился рдостью, ибо знл, что рно или поздно ему предстоит подобня сегодняшней встреч с доктором Урбино Дсой, дбы выполнить непременное в их среде условие: официльно просить руки его мтери. Обед обндеживл еще и потому, что покзл: обязтельня просьб, с которой он обртится к доктору, будет легко удовлетворен. Имей он соглсие смой Фермины Дсы, более удобного случя, чем этот, не придумешь. И столько было переговорено з тем историческим обедом, что всякие формльности последующей просьбы предствлялись излишними.

Флорентино Арис всегд поднимлся и спусклся по лестницм с особой осторожностью, дже в молодости, ибо полгл, что стрость нчинется с первого пустякового пдения, смерть приходит вместе со вторым. Смой опсной из всех лестниц был для него лестниц в конторе, крутя и узкя, и здолго до того, кк он нчл прилгть особые усилия, чтобы не шркть подошвми о ступени, он стл поднимться, внимтельно глядя под ноги и держсь з перил обеими рукми. Не рз ему предлгли зменить эту лестницу н другую, не ткую коврную, но окончтельное решение всегд отклдывлось н следующий месяц: ему кзлось что это– уступк стрости. Шли годы, и теперь он, подходя к лестнице, долго медлил, не только потому, что поднимться стновилось все труднее, кк он спешил объяснить смому себе, но просто кждый рз он преодолевл ее все с большей осторожностью. Однко в тот день, возвртившись после обед с доктором Урбино Дсой, после рюмки опорту з перитивом и полсткн крсного вин з обедом, глвное – после триумфльного рзговор, он стл поднимться по лестнице, молодо притнцовывя, и н третьей ступеньке тк подвернул левую лодыжку, что рухнул н спину и чудом не убился. Он пдл, голов рботл ясно, и он успел подумть, что не умрет из-з лестницы, потому что по жизненной логике невозможно, чтобы двое мужчин, столько лет любившие одну и ту же женщину, умерли бы одним и тем же обрзом, всего лишь с промежутком в год. Он окзлся прв. Ему нложили гипс от стопы до икры и велели оствться в постели, но он чувствовл себя живее, чем до пдения. Когд врч прописл ему шестьдесят дней не рботть, он не мог поверить в ткую беду.

– Не делйте этого, доктор, – взмолился он. – Для меня дв месяц – все рвно что для вс десять лет. Несколько рз он пытлся подняться с постели, обеими рукми поддерживя тяжелую, точно кмення сттуя, ногу, но кждый рз суровя рельность одерживл нд ним верх. И когд в конце концов он снов пошел – ног еще болел, спину жгл живя рн, – у него было достточно основний верить в то, что пдение – удр судьбы з его упорство.

Смым стршным днем был первый понедельник. Боль отступил, врчебный прогноз обндеживл, и он никк не желл смириться с тем, что в силу роковой случйности не увидится с Ферминой Дсой н следующий день, первый рз з четыре месяц. Однко после сиесты он успокоился, смирился с суровой действительностью и нписл зписку с извинениями. В зписке, нписнной от руки, н ндушенной бумге, светящимися чернилми, чтобы можно было читть в темноте, он без ззрения совести преувеличил тяжесть приключившегося с ним несчстья, ндеясь н сочувствие. Он ответил ему через дв дня, очень мило вырзив сочувствие, но сверх того – ни слов, кк в былые великие дни любви. Он не упустил случя и снов нписл ей. Когд он ответил ему во второй рз, он решился пойти дльше, чем позволял себе во время рзговоров-полунмеков по вторникм: велел поствить рядом с кровтью телефон под предлогом, что собирется следить з повседневными делми конторы. И попросил телефонистку н коммутторе соединить его с номером из трех цифр, который знл низусть с того момент, кк позвонил по нему в первый рз. Погсший, без оттенков голос, прозвучвший из згдочного длек, ткой любимый голос, ответил и узнл другой голос и, обменявшись двумя-тремя фрзми приветствия, попрощлся. Ее рвнодушие повергло Флорентино Арису в безутешное отчяние: снов он окзлся в смом нчле.

Однко спустя дв дня он получил письмо, в котором он умолял не звонить ей больше. Доводы выглядели серьезно. В городе было мло телефонов, и связь осуществлялсь через телефонистку, которя знл всех бонентов и всю их подноготную, тк что если кого-то не окзывлось дом, он все рвно нходил его. Но зто был и в курсе всех рзговоров, проникл во все секреты чстной жизни, во все стртельно скрыввшиеся дрмы, случлось, и просто вмешивлсь в рзговор, чтобы выскзть собственную точку зрения или успокоить рзговривющих. К тому же в тот год стл выходить вечерняя гзет под нзвнием «Спрведливость», единственной здчей которой было без устли сечь семейств с громкими фмилиями, без утйки нзывя все имен и не принимя во внимние никкие обстоятельств, – то был месть влдельц гзеты: его детей не принимли в общественный клуб. Несмотря н то что жизнь Фермины Дсы был совершенно чист, он стл усердно зботиться о том, что говорил или делл, дже в отношениях с смыми близкими друзьями. И потому поддерживл связь с Флорентино Арисой нхроничным способом – посредством писем. Переписк стл ткой чстой и интенсивной, что он збыл и о больной ноге, и о нкзнии постельным режимом, збыл обо всем н свете и ушел с головою в писние писем – н мленьком переносном столике, ккие используют в больницх для кормления лежчих больных.

Они снов перешли н «ты» и снов стли подробно писть друг другу о своей жизни, кк в двних письмх, но Флорентино Арис опять попытлся ускорить события: нписл ее имя булвочными уколми н лепесткх кмелии и отпрвил ей вместе с письмом. Дв дня спустя он получил кмелию обртно без кких-либо комментриев. Фермин Дс не могл поступить инче: все это кзлось ей детскими игрушкми. Особенно когд Флорентино Арис стл постоянно вспоминть нпоенные мелнхолическими стихми былые дни в мленьком прке Евнгелий, тйники, в которых прятлись письм по дороге в школу, вышивние под миндлевым деревом. Скрепя сердце он поствил его н место одним вроде бы случйным вопросом: «Почему ты тк нстойчиво вспоминешь то, чего нет?» В другой рз он упрекнул его в бесплодном упрямстве – нежелнии стриться естественным обрзом. Вот потому-то, по ее мнению, он тк нерзумно и невпопд все время обрщется к прошлому. Он не понимл, кк человек, способный н рссуждения, тк поддержвшие ее в тяготх вдовств, мог зпутться совсем по-детски, когд пробовл приложить свои нблюдения к собственной жизни. И роли поменялись. Теперь он пытлсь поддержть его перед лицом будущего словми, которых он в ошеломляющей торопливости не мог понять: «Пусть пройдет время, увидим, что оно принесет». Ибо он не был тким хорошим учеником, кк он. Вынуждення неподвижность, ощущение, что время мчится без остновки, и безумное желние видеть ее – все это укрепляло в мысли, что стрхи по поводу приключившегося с ним пдения окзлись более верными и тргическими, чем он предполгл. Впервые он нчл трезво думть о рельности смерти.

Леон Кссини кждые дв дня помогл ему мыться и менять пижму, ствил клизмы, подвл судно, приклдывл компрессы из рники к пролежням н спине и, по совету врч, делл мссж, чтобы неподвижность не привел к еще худшим бедм. По субботм и воскресеньям ее подменял Америк Викунья, которой в декбре предстояло получить диплом учительницы. Он пообещл послть ее учиться н высшие курсы в Албму з счет проходной компнии, отчсти для успокоения собственной совести, но глвным обрзом зтем, чтобы не услышть от нее упреков, которые т еще не умел выскзть, и чтобы не двть ей объяснений, которые должен был дть. Он и вообрзить не мог, кк он стрдл-мучилсь бессонными ночми в интернте, и все субботы и воскресенья – без него, всю жизнь – без него, потому что он дже не предствлял, кк он его любил. Из официльного письм школы он узнл, что с первого мест, которое он всегд знимл, он сктилсь н последнее и с трудом допущен к выпускным экзменм. Но он пренебрег долгом доверенного лиц и ничего не сообщил ее родителям из-з чувств вины, которое пытлся зглушить; не поговорил он и с ней, поскольку вполне спрведливо опслся, что в своих неудчх он обвинит его. Он предоствил всему идти своим чередом. И бессознтельно отклдывл трудные проблемы в ндежде, что их рзрешит смерть.

Не только две женщины, ухживвшие з ним, но и см Флорентино Арис удивлялся тому, кк он переменился. Всего десять лет нзд он, было дело, нлетел н служнку прямо з прдной лестницей и, стоя, в дв счет, скорее, чем ккой-нибудь филиппинский петух, ублготворил ее. Пришлось подрить ей полностью обствленный дом, чтобы он поклялсь: втор бесчестья – ее воскресный ухжер, с которым он дже еще и не целовлсь; в результте отец с дядьями, рубщики схрного тростник, зствили их пожениться. Кзлось невероятным, что этого смого человек ныне переворчивли с боку н бок две женщины, при виде которых всего несколько месяцев нзд его бросло в любовную дрожь, теперь же они нмыливли его и выше и ниже пояс, осушли полотенцми из египетского хлопк и мссировли ему тело, он – хоть бы что. Кждя по-своему объяснял его бесчувственность. Леон Кссини увидел в этом прелюдию смерти. А Америк Викунья приписывл тйной причине, рскрыть которую ей не удвлось. И только он один знл првду, и у этой првды было имя. Во всяком случе, получлось неспрведливо: горздо больше стрдли женщины, ухживвшие з ним, чем он см, тк хорошо ими ухоженный.

Фермине Дсе хвтило трех вторников, чтобы понять, кк ей не хвтет Флорентино Арисы. Ей хорошо было с приятельницми, и тем лучше, чем больше отдляло ее время от привычек и обычев муж. Лукресия дель Рель дель Обиспо, нездолго до того уехвшя в Пнму покзть врчм ухо, которое болело и не проходило, вернулсь в конце месяц с облегчением – боль ушл, но вместе со слухом, и теперь, чтобы слышть, он должн был приклдывть к уху трубку. Фермин Дс терпеливее всех сносил ее чудные вопросы и ответы невпопд, и потому не было дня, чтобы Лукресия не появлялсь у нее в любое время. Однко ничто нс могло зменить Фермине Дсе умиротворяющие чсы в обществе Флорентино Арисы.

Воспоминния о прошлом не приближли будущего, во что пытлся верить Флорентино Арис. Ноборот, росло убеждение, которое у Фермины Дсы было всегд: безумня лихордк, что обуял их в двдцтилетнем возрсте, был, конечно, чувством блгородным и прекрсным, но не любовью. При всей своей искренности Фермин Дс вовсе не собирлсь выклдывть ему это ни в письмх, ни в рзговоре: у нее не хвтло духу скзть ему, кк фльшиво звучли его изъявления чувств после тех рзмышлений, что дровли ей чудо утешения, и кк мло в срвнении с этим стоили его лирические выдумки, мникльня нстырность и вовсе портил все. Нет, ни одн строчк двних писем, ни один миг ненвистной ей юности не предвещли этих вечеров по вторникм, тких бесконечно длинных без него, тких без него одиноких и невосполнимых.

Когд-то, в порыве желния рз и нвсегд решить все проблемы, он отпрвил н конюшню рдиолу, подренную ей мужем в день рождения, которую они собирлись передть в музей, поскольку он был первой в городе рдиолой. В сумеркх трур ей покзлось, что он никогд больше не стнет ею пользовться, поскольку вдов с тким громким именем не могл позволить себе слушть ккую бы то ни было музыку, дже в одиночестве, – это оскорбляло пмять покойного. Но после третьего тоскливого вторник он велел вернуть рдиолу в гостиную, но не для того, чтобы услждть свой слух сентиментльными песенкми рдиостнции Рио-бмб, кк бывло рньше, чтобы зполнить мертвые чсы историями, которые передвлись из Снтьяго-де-Куб. Мысль окзлсь удчной, потому что после рождения дочери Фермин Дс стл отвыкть от чтения, к которому супруг стртельно приучл ее с смого свдебного путешествия, и по мере того кк зрение слбело, совсем перестл читть, тк что иногд месяцми дже не знл, где нходятся ее очки.

Он пристрстилсь к рдионовеллм Снтьяго-де-Кубы и кждый день с нетерпением ожидл следующей глвы. Иногд он слушл новости, чтобы знть, что творится в мире, и очень редко, оствшись в доме одн, слушл длекие и чистые мелодии меренги, звучвшие из Снто-Доминго, и плены – из Пуэрто-Рико. Однжды ночью ккя-то незнкомя рдиостнция, ворввшяся внезпно, д тк громко и ясно, будто нходилсь в соседнем доме, передл ужсное сообщение: двое стриков, супружескя пр, решившя повторить свдебное путешествие по тем же местм сорок лет спустя, были убиты веслом; убил лодочник, ктвший их н лодке, рди денег – четырндцти доллров. Впечтление многокртно усилилось от рсскз Лукресии дель Рель, которя прочитл об этом в местной гзете. Полиция обнружил, что двое зверски збитых веслом стриков, он – семидесяти восьми лет, он – восьмидесяти четырех, были тйными любовникми, сорок лет проводившими вместе отпуск, и у обоих были семьи, крепкие и счстливые, и многочисленные чд и домочдцы. Фермин Дс никогд не плкл от душещиптельных рдиоисторий, но тут слезы комом встли у нее в горле. В следующем письме Флорентино Арис прислл ей вырезку из гзеты без всяких комментриев.

Это были не последние слезы, которые пришлось глотть Фермине Дсе. Флорентино Арис не отлежл еще шестидесяти дней своего зключения, когд гзет «Спрведливость» опубликовл во всю первую полосу, с фотогрфиями героев, историю якобы тйной любовной связи доктор Хувенля Ур-бино с Лукресией дель Рель дель Обиспо. Обссывлись детли их предполгемых отношений – кк чсто и кким обрзом? – но особое внимние обрщлось н то, что супруг Лукресии см погряз в мерзостях содомского грех с негрми, рбочими схрного звод. История эт, нпечтння под огромным зголовком кровво-крсного цвет, обрушилсь громом н несчстную местную ристокртию. Однко в ней не было ни строчки првды: Хуве-нль Урбино и Лукресия дель Рель близко дружили с молодых лет и продолжли дружить после того, кк обзвелись семьями, однко любовникми не были никогд. Скорее всего публикция был нпрвлен не против доктор Хувенля Урбино, к пмяти которого все относились с почтением, против муж Лукресии дель Рель, з неделю до того избрнного президентом общественного клуб. Скндл зглушили в считнные чсы. Но Лукресия дель Рель перестл ходить к Фермине Дсе, что т истолковл кк признние своей вины.

Скоро, однко, стло ясно, что и Фермин Дс не зщищен от опсностей, подстерегющих ее сословие. «Спрведливость» обрушилсь н ее единственный слбый флнг: торговые дел ее отц. Когд Лоренсо Дс вынужден был против воли уехть из стрны, ей было известно лишь одно его темное дело и в том виде, в кком ей рсскзл об этом Гл Плсиди. Позднее, когд Хувенль Урбино в рзговоре с губернтором получил подтверждение этому, он пришл к убеждению, что отец стл жертвой оговор. А дело было тк: дв првительственных уполномоченных явились в их дом в прке Евнгелий с ордером н обыск, перерыли все сверху донизу, но не ншли того, что искли, и под конец прикзли открыть шкф с зеркльными дверцми в строй спльне Фермины Дсы. Гл Плсиди окзлсь в доме одн и не успел никого предупредить, потому откзлсь открыть шкф, скзв, что у нее нет ключей. Тогд один из уполномоченных рукояткой револьвер рзбил зеркльную дверцу, и между стеклом и деревом открылось прострнство, нбитое фльшивыми стодоллровыми купюрми. Лоренсо Дс окзлся последним звеном в цепи широкой междунродной оперции. Мошенничество обстряпывлось по высшему клссу: все купюры были отпечтны н подлинной бумге с водяными знкми – просто смыли обознчение в один доллр химическим способом, грничщим с мгией, вместо него нпечтли стодоллровое достоинство. Лоренсо Дс покзл, что шкф был куплен много лет спустя после свдьбы дочери и, нверное, попл в дом вместе с зпрятнными в него купюрми, но полиция докзл, что шкф стоял в доме, когд Фермин Дс еще ходил в школу. А знчит, никто, кроме него, не мог спрятть з зерклом фльшивые деньги. Только это и рсскзл доктор Урбино жене о рзговоре с губернтором, в котором пообещл отпрвить свекр н родину, чтобы прикрыть скндл. В гзете же рсскзывлось горздо больше.

Рсскзывлось, что во время одной из многочисленных гржднских войн прошлого столетия Лоренсо Дс выступил посредником между првительством президент-либерл Акилео Прры и неким Джозефом К. Коженевским, поляком по рождению, который здержлся здесь н несколько месяцев вместе с торговым судном «Сн Антун», плввшим под фрнцузским флгом, и пытлся провернуть ккое-то темное дело, связнное с торговлей оружием. Коженевский, прослвившийся позднее во всем мире под именем Джозеф Конрд, кким-то обрзом вышел н Лоренсо Дсу, и тот купил у него груз оружия н деньги првительств, имея для этого все положенные бумги и зплтив чистым золотом. По словм гзеты, Лоренсо Дс зтем зявил, что купленное оружие пропло в результте ккого-то невероятного нпдения, н смом деле перепродл его з двойную цену консервторм, воеввшим против првительств.

И еще «Спрведливость» сообщл, что Лоренсо Дс купил по очень низкой цене излишек солдтских спог у нгличн в ту пору, когд генерл Р-фэль Рейес создвл военно-морской флот, и н одной этой оперции з шесть месяцев удвоил свое состояние. По словм гзеты, Лоренсо Дс откзлся принять прибывшие в порт нзнчения споги н том основнии, что все они были н првую ногу, однко, когд в соответствии с зконом тможня стл рспродвть их с торгов, он окзлся единственным покуптелем и купил их все з символическую цену в сто песо. Теми же смыми днями его сообщник купил н тех же условиях груз спог н левую ногу, прибывший н тможню в Риочу. А потом Лоренсо Дс сложил пры спог кк положено и, использовв родственные отношения с семейством Урбино де л Клье, продл споги новорожденному военному флоту с прибылью в две тысячи процентов.

И зкнчивл «Спрведливость» сообщением о том, что покинул Лоренсо Дс Сн-Хун-де-л-Сьенгу в конце прошлого столетия вовсе не только в поискх светлого будущего для своей дочери, кк любил повторять, потому, что его поймли н прибыльном дельце: подмешивл в тбк измельченную бумгу, д тк ловко, что смые утонченные курильщики не змечли обмн. Рскрылись и его связи с подпольным междунродным предприятием, ниболее доходным промыслом которого в конце прошлого столетия стл нелегльный ввоз китйцев из Пнмы. А вот подозрительня торговля мулми, тк нвредившя его репутции, похоже, окзлсь единственной честной коммерцией.

Едв вств с постели, Флорентино Арис, с еще сднящей спиной, взял в руки толстый посох вместо зонт и в первый же свой выход из дому нпрвился к Фермине Дсе. Ткой он ее не знл: н кожу легл неизглдимя печть лет, горькя обид умертвил всякое желние жить. Доктор Урбино Дс, двжды нвещвший Флорентино Арису во время его зточения, поведл, кк потрясли ее публикции в «Спрведливости». Неверность муж и предтельство подруги, о которых он прочитл в первых сттьях, привели ее в ткую ярость, что он перестл по воскресеньям ходить в фмильный мвзолей, кк было зведено, ибо не могл смириться, что он тм, в своем ящике, нс услышит оскорблений, которые ей хотелось выкрикнуть: он воевл с мертвецом. А Лукресии дель Рель дель Обиспо он велел передть, если кто-то того зхочет: пусть утешится тем, что в толпе, прошедшей через ее постель, был один нстоящий мужчин. Что ксется публикции о Лоренсо Дсе, то трудно скзть, что здело ее больше – см ли фкт обнродовния или то, что он тк поздно узнл, кем н смом деле был ее отец. Но незвисимо от того, что повлияло больше, он был рздвлен. Волосы, прежде чистого стльного цвет, тк ее облгорживвшие, теперь походили н пожелтевшие космы кукурузного почтк, прекрсные глз пнтеры не сверкли кк прежде, дже в гневе. Кждый жест, кждое движение говорили о том, что он не хочет жить. Уже двно перестл он зпирться в внной комнте или другом укромном месте, чтобы покурить, но впервые нчл курить н людях, с нескрывемой ждностью, сперв сворчивя сигреты см, кк ей всегд нрвилось, потом стл курить и смые простые, готовые, которые удвлось купить: не хвтло ни времени, ни терпения сворчивть их смой. Другой человек, не Флорентино Арис, непременно здлся бы вопросом: ккое будущее может быть у ткого, кк он, стрик, хромого д еще с истерзнной и облезшей, точно у осл, спиной, и женщины, не желвшей иного счстья, кроме смерти. Другой – но не он. Среди рзвлин и обломков он отыскл крохотный лучик ндежды, ибо ему покзлось, что несчстье возвеличивло Фермину Дсу, гнев и ярость крсили ее, злость н весь свет вернул ей дикое своенрвие, кким он отличлсь в двдцтилетнем возрсте.

У нее появились новые основния быть ему блгодрной: он послл в «Спрведливость», опубликоввшую подлые сттьи, змечтельное письмо – об этической ответственности прессы и об увжении к чужой чести. «Спрведливость» не опубликовл письм, но втор послл копию в «Дирио дель Ко-мерсио», смую струю и серьезную гзету Крибского побережья, и тм его поместили н первой стрнице. Письмо под псевдонимом Юпитер было нписно тк убедительно, тк остро и тким прекрсным слогом, что вторство стли приписывть некоторым ниболее известным пистелям провинции. Это был одинокий голос в окене, но голос глубокий, и он был услышн, и Фермин Дс догдлсь, кто втор письм: он срзу узнл некоторые мысли и дже буквльно целую фрзу из рзмышлений Флорентино Арисы н тему нрвственности. И в мрчном зпустении своего одиночеств откликнулсь помолодевшим вдруг чувством приязни. И в те же смые дни Америк Викунья, окзвшись субботним вечером одн в спльне н Оконной улице, по чистой случйности нткнулсь в незпертом шкфу н мшинописные копии рзмышлений Флорентино Арисы и нписнные от руки письм Фермины Дсы.

Доктор Урбино Дс был рд, что возобновились визиты Флорентино Арисы, которые тк поднимли дух его мтери. Совсем инче к этому отнеслсь Офелия, его сестр: он вернулсь из Нового Орлен с первым же проходом, груженным фруктми, едв узнл, что Фермин Дс звел стрнную дружбу с человеком, чьи морльные устои, судя по всему, оствляли желть лучшего. Он не сдерживл своего беспокойств, и не прошло недели, кк рзрзился скндл: он понял, что Флорентино Арис был своим человеком в доме и влияние его велико, увидел, кк они перешептывются или вдруг зтевют ссоры, точно молодые влюбленные, во время его визитов, зтягиввшихся до ночи. То, что доктор Урбино Дс считл блготворной привязнностью двух одиноких стриков, ей предствлялось чуть ли не тйным сожительством. Ткя уж он был, Офелия Урбино, вылитя донья Блнк, будто приходилсь ей не внучкой по отцовской линии, родной дочерью. Ткя же блговоспитння, ткя же высокомерня, и точно тк же, кк т, питвшяся предрссудкми. Он просто не способн был предствить, что возможн невиння дружб между мужчиной и женщиной. Дже если им всего пять лет от роду, тем более – восемьдесят. В жркой переплке с бртом он зявил: чтобы окончтельно утешить мть, Флорентино Арисе остется только злезть в ее вдовью постель. У доктор Урбино Дсы никогд не хвтло ни слов, ни духу ответить ей, и н этот рз тоже не хвтило, но вмешлсь его жен и спокойно зметил, что любви покорны все возрсты. Офелия взорвлсь.

– Любовь смешн и в ншем возрсте! – зкричл он. – А в их возрсте любовь – просто свинство. Он вознмерилсь во что бы то ни стло изгнть из дому Флорентино Арису, и это достигло ушей Фермины Дсы. Т позвл ее к себе в спльню, кк поступл всегд, когд желл, чтобы не слышл прислуг, и попросил ее повторить обвинения. Офелия не стл ничего тить, он был убежден, что Флорентино Арис – всем известно, что он изврщенец, – нпрсно домоглся мтери, что эти отношения нносили больший ущерб доброму имени семьи, чем темные делишки Лоренсо Дсы и невинные шлости Хувенля Урбино. Фермин Дс выслушл ее, не проронив ни слов, не моргнув, когд дочь зкончил, он был уже другой: снов вернулсь к жизни.

– Единственное, о чем жлею, что у меня нет сил выпороть тебя кк следует з дерзость и дурномыс-лие, – скзл он дочери. – А теперь сию минуту уходи из этого дом, и клянусь прхом мтери: пок я жив, ты н этот порог больше не ступишь.

Не было силы, способной переубедить ее. Офелия ушл жить в дом к брту и оттуд принялсь зсылть к мтери высоких эмиссров с просьбми о прощении. Но все было нпрсно. Ни посредничество сын, ни вмештельство подруг не переменили ее решения. Невестке, с которой у нее всегд были отношения по-простонродному свойские, он в конце концов скзл, сочно и метко, кк в лучшие свои годы: «Сто лет нзд нм с ним изговняли жизнь потому, что мы, видите ли, были слишком молоды, теперь хотят изгдить потому, что слишком стры». Он прикурил новую сигрету от окурк и нконец вырвл яд, который рзъедл ей нутро.

– Пусть ктятся в здницу, – скзл он. – Единствення отдушин есть у нс, вдов, – никто нм не укз.

Делть было нечего. Убедившись, что никкие просьбы не помогют, Офелия в конце концов уехл к себе в Новый Орлен. Ей удлось добиться от мтери лишь одного – после долгих просьб и уговоров Фермин Дс все-тки соглсилсь попрощться с ней, однко в дом войти не рзрешил, ведь он поклялсь прхом мтери, единственным, что в те мрчные дни оствлось чистым в ее глзх.

В один из первых вторников Флорентино Арис, рсскзывя о своих судх, приглсил Фермину Дсу совершить прогулку по реке н проходе. А если зтем еще один день проехть н поезде, то можно добрться и до столицы республики, которую они, кк большинство людей их поколения в криб-ских крях, нзывли по-строму, Снт-Фе, кк нзывли ее до прошлого столетия. Однко Фермин Дс все еще рзделял предрссудки муж и не имел никкого желния увидеть холодный и мрчный город, где женщины, кк ей рсскзывли, выходят из дому только к зутрене и не имеют прв зйти в кфе поесть мороженого или появиться в общественных местх, н улицх тм постоянно зторы из-з похоронных процессий, и дождь сыплет – не перестет со времен Потоп: хуже, чем в Приже. А вот к реке ее, ноборот, тянуло; хотелось увидеть, кк н песчных отмелях греются под солнцем кймны, хотелось проснуться среди ночи от воплей морской коровы, однко пуститься в столь трудное путешествие в ее возрсте, вдове, д еще одной, предствлялось совершенно невозможным.

Флорентино Арис еще рз повторил свое приглшение по прошествии времени, когд он уже решил продолжть жить без супруг, и теперь зтея покзлсь ей более вероятной. Теперь, после ссоры с дочерью, после стольких горьких переживний из-з отц, испытывя зпоздлую злобу н муж и ярость н лицемерную лесть Лукреции дель Рель, которую столько лет считл лучшей подругой, теперь он кзлсь и см себе лишней в этом доме. И однжды вечером, прихлебывя нстой из рзных сортов чя, он оглядел постылый двор, где уже никогд не поднимется дерево ее беды.

– Одного хочу – уйти из этого дом, уйти куд глз глядят и больше сюд не возврщться, – скзл он.

– Вот и уйди – н проходе, – скзл Флорентино Арис.

Фермин Дс в здумчивости поглядел н него. – А что, вполне может быть, – скзл он. Еще минуту нзд он ничего ткого и не думл, тут скзл – и все, решено. Сын с невесткой, узнв, обрдовлись, А Флорентино Арис поспешил уточнить, что Фермин Дс будет почетным пссжиром, и в ее рспоряжение предоствят кюту, где он будет чувствовть себя кк дом; обслуживние он обещет превосходное, кпитн смолично позботится о ее безопсности и блгополучии. Чтобы зинтересовть ее, он принес крты мршрут, открытки с полыхющими зктми, стихи, воспевющие незмысловтый рй н реке Мгдлене, нписнные знменитостями, путешествоввшими по этим местм, или же теми, кто стл знменит блгодря прекрсным стихм. Он просмтривл их, когд был в добром рсположении дух.

– Не ндо меня звлекть, кк ребенк, – говорил он ему. – Если я поеду, то потому, что решил, не рди крсот природы.

Сын предложил, чтобы невестк поехл с нею, но он резко возрзил: «Я достточно взросля и в присмотре не нуждюсь». Он см собрлсь, продумв все детли. И почувствовл огромное облегчение, предвкушя восемь дней плвния вверх по реке и пять – обртного плвния вниз, имея при себе лишь смое необходимое: полдюжины плтьев из хлопк, тулетные приндлежности, пру туфель – чтобы подняться н проход и сойти с него, и домшние ббуши для проход, больше – ничего: мечт жизни.

В янвре тысяч восемьсот двдцть четвертого год Хун Бернрде Элберс, основтель речного проходств, знес в списки судов первый проход, который стл ходить по реке Мгдлене, примитивную посудину мощностью в сорок лошдиных сил под нзвнием «Верность». Более век спустя, седьмого июля, в шесть чсов вечер доктор Урбино Дс с женой посдили Фермину Дсу н проход: он отбывл в первое в своей жизни плвние по реке. Это был первый проход, построенный н местных верфях, который Флорентино Арис в пмять о слвном предшественнике окрестил «Новя Верность». Фермин Дс никк не могл поверить, что это тк много говорившее им обоим нзвние было историческим совпдением, не еще одним изящным выржением хронического ромнтизм Флорентино Арисы.

В отличие от других речных судов, стринных и современных, н «Новой Верности» рядом с кпитнской кютой были еще одни пртменты, просторные и удобные: гостиня с бмбуковой мебелью ярких цветов, убрння в китйском стиле супружескя спльня, вння комнт и зстеклення широкя плуб в виде блкон, в носовой чсти судн, укршення свисвшими из горшков ппоротникми; с плубы открывлся прекрсный вид н реку и н об берег – првый и левый, бесшумня систем охлждения огрждл от лишних шумов и поддерживл климт непроходящей весны. Роскошные покои носили нзвние Президентской кюты, поскольку именно в них совершли плвние три президент республики, и не использовлись в коммерческих целях, преднзнчлись исключительно для высоких предствителей влсти и особо чтимых гостей. Флорентино Арис рспорядился оборудовть помещения с предствительскими целями срзу же, кк только стл президентом Крибского речного проходств, тя ндежду, что рно или поздно они стнут счстливым приютом в их с Ферминой Дсой свдебном путешествии.

И день нстл: он вошл в Президентскую кюту н првх хозяйки и госпожи. Кпитн окзл почести ступившим н его судно доктору Урбино Дсе и его супруге – шмпнским и копченым лососем. Кпитн Диего Смритно, облченный в белую полотняную форму, был смо совершенство от кончиков штиблет до фуржки с вышитым золотом гербом КРП, и, кк все остльные речные кпитны, был крепок, точно сейб, облдл комндирским голосом и мнерми флорентийского крдинл.

В шесть чсов дли первый сигнл к отплытию, и Фермин Дс почувствовл, кк звук острой болью отдлся в ее левом ухе. Нкнуне ей снились дурные сны, и он не решилсь рзгдывть предзнменовний. Но рно утром велел отвести ее н рсположенное поблизости семинрское зхоронение, клдбище «Л-Мнг», и тм, у подножия фмильного склеп, примирилсь с покойным супругом, произнеся монолог, в котором прорывлись и спрведливые упреки, двно стоявшие комом у нее в горле. Потом он рсскзл ему о предстоящем плвнии и попрощлсь нендолго. Он не хотел никому говорить, что уезжет; почти всегд, уезжя в Европу, он поступл тк во избежние утомительного прощния. Он немло путешествовл, однко н этот рз у нее было ощущение, будто он уезжет первый рз, и с кждым чсом тревог возрстл. Поднявшись н судно, он вдруг почувствовл ткое одиночество, ткую печль, что пожелл остться одн – чтобы всплкнуть.

Когд прозвучл последний предупредительный сигнл, доктор Урбино Дс и его жен попрощлись с Ферминой без ндрыв, и Флорентино Арис дошел с ними до поручней трп. Доктор отступил, пропускя его вперед, вслед з своей женой, и только тут понял, что Флорентино Арис тоже отплывет н проходе. Доктору не удлось скрыть недовольство. – Мы тк не договривлись, – скзл он.

Флорентино Арис покзл ключ от своей кюты с явным умыслом: мол, обычня кют н общей плубе. По мнению доктор Урбино Дсы, это не являлось убедительным опрвднием. Он посмотрел н жену, кк утопющий н соломинку, ищ у нее поддержки, и нткнулся н ледяной взгляд. Очень тихо и строго он скзл: «И ты – тоже?» Д, и он тоже, кк и его сестр Офелия, считл, что в определенном возрсте любовь выглядит неприлично. Но сумел вовремя совлдть с собой и попрощлся с Флорентино Арисой пожтием руки, в котором было больше смирения, нежели блгодрности.

Оствшись у перил, Флорентино Арис смотрел, кк они спусклись по трпу. Прежде чем сесть в втомобиль, доктор Урбино с женою – кк желл и ндеялся Флорентино Арис – еще рз посмотрели в его сторону, и он помхл им н прощнье рукой. Об помхли ему в ответ. Он не отходил от перил, пок втомобиль не исчез в клубх пыли н грузовом причле, потом пошел к себе в кюту переодеться для первого ужин н борту проход, в кпитнской столовой.

Вечер был великолепный, и кпитн Диего Смритно сдбривл его сочными рсскзми из своей жизни, жизни человек, сорок лет плвющего по реке, но Фермин Дс делл нд собой усилие, стрясь покзть, будто ей это интересно. Хотя последний предупредительный сигнл дли в восемь чсов, после чего все провожвшие покинули судно и трп был поднят, отчлил проход, лишь когд кпитн кончил ужинть и поднялся н кпитнский мостик. Фермин Дс и Флорентино Арис нблюдли з отплытием, стоя у поручней в общем слоне, среди гомонящих пссжиров, которые нперебой стрлись угдть огоньки город, пок проход не выбрлся из бухты и не пошел по невидимому глзу судоходному кнлу, по зводям с дрожвшими н воде огонькми рыбцких лодок и нконец тяжело, всей грудью здышл н открытом просторе великой реки Мгдлены. И тогд оркестр грянул модную мелодию, пссжиры взорвлись восторгом, и пошли тнцы.

Фермин Дс предпочл уединиться в своих покоях. З весь вечер он не проронил ни слов, и Флорентино Арис дл ей вволю думть о своем. И прервл ее думы лишь у дверей ее кюты, чтобы попрощться, но ей не хотелось спть, он немного змерзл и предложил посидеть – посмотреть н реку с ее блкон. Флорентино Арис подктил дв плетеных кресл к смым перилм, погсил свет, нкинул ей н плечи шерстяной плед и сел рядом. Он свернул сигрету из пчки, которые он дрил ей, свернул с удивительной сноровкой, медленно зкурил, ни слов не говоря, потом свернул еще две, одну з другой, и выкурил их без передышки. Флорентино Арис мелкими глоткми выпил дв термос горького кофе.

Отсветы город скрылись з горизонтом. С темной плубы глдкя и змолкшя рек и пстбищ по обоим берегм кзлись одной светящейся рвниной. Время от времени по берегм попдлись соломенные шлши рядом с огромными кострми, оповещвшими, что здесь продются дров для проходных котлов. У Флорентино Арисы сохрнилсь пмять о путешествии по реке, совершенном в юности, и теперь одно з другим всплывли воспоминния, словно это было вчер. Он стл рсскзывть их Фермине Дсе, думя подбодрить ее, но он курил в другом мире. Флорентино Арис змолчл, оствив ее недине с ее воспоминниями, и принялся сворчивть для нее сигреты, одну з другой, пок не кончилсь пчк. После полуночи музык смолкл, гомон пссжиров тихонько рсползся по всему проходу, мло-помлу переходя в ночные шепоты. Они остлись одни н темной плубе, и дв сердц слились с живым дыхнием проход.

Прошло много времени, прежде чем Флорентино Арис поглядел н Фермину Дсу – в сиянии реки он кзлсь призрком: четкий профиль мягко обволкивло слбое голубое сияние, – и увидел, что он молч плчет. Но вместо того, чтобы утешить ее или подождть, пок он выплчется, он поддлся стрху.

– Хочешь остться одн? – спросил он. – Если бы хотел, я бы тебя не позвл, – ответил он.

И тогд он ледяными пльцми отыскл в темноте ее руку и понял, что ее рук ждл его. Об мыслили достточно ясно, чтобы н миг ощутить: ни т, ни другя рук не был ткою, ккою они вообржли ее себе перед тем, кк коснуться, то были две костлявые стрческие руки. Но в следующий миг они уже были ткими. Он стл говорить о покойном супруге, в нстоящем времени, словно он был жив, и Флорентино Арис понял: нстл пор и для нее здть себе вопрос с достоинством, великодушием и с неукротимой жждой жизни: что делть с любовью, которя остлсь без хозяин.

Фермин Дс уже не курил, чтобы не вынимть своей руки из его. И терялсь в мучительном желнии понять. Он не предствлял себе муж лучше, чем был ее муж, и тем не менее, вспоминя их жизнь, он нходил в ней горздо больше рзноглсий и столкновений, чем рдостного соглсия, слишком чсто возникло взимное непонимние, бессмысленные споры и ссоры без примирения. Он вздохнул: «Невероятно, столько лет быть счстливой в бесконечных ссорх и препиртельствх, черт возьми, не зня н смом деле, любовь ли это». Ну что ж, он выплеснул душу. Кто-то уже погсил луну, и проход шлепл по воде рзмеренно, шг з шгом, словно огромное осторожное животное. Фер-мин Дс стряхнул тоску. – А теперь ступй, – скзл он. Флорентино Арис сжл ее руку и нклонился поцеловть в щеку. Но он остновил его, и голос с хрипотцой прозвучл мягко: – Не сейчс, – скзл он. – Я пхну струхой. Он слышл, кк он в темноте вышел, слышл, кк он поднимлся по лестнице, потом – больше не слышл, и он перестл существовть для нее до следующего дня. Фермин Дс зкурил сигрету, и пок курил, ей виделся доктор Хувенль Урбино: в своем безупречном полотняном костюме, профессионл высокого клсс и ослепительного обяния, ткой првильный в любви, он прощльно мхл ей белой шляпой с борт проход, отошедшего в прошлое. «Мы, мужчины, – бедные рбы предрссудков, – скзл он ей кк-то. – А если женщине зхочется переспть с мужчиной, он перепрыгнет любую огрду, рзрушит любую крепость, д еще и нйдет себе морльное опрвдние, никкого Бог не постесняется». Фермин Дс неподвижно сидел до смого рссвет и думл о Флорентино Ари-се; нет, не о безутешном чсовом из мленького прк Евнгелий, это воспоминние не будило в ней ностльгических чувств, он думл о нем теперешнем, немощном и хромом, но из плоти и крови: о мужчине, который всегд был рядом и который не хотел взглянуть н рельность трезво. И пок проход, тяжело отдувясь, тщился нвстречу первым проблескм зри, он молил Господ об одном: чтобы Флорентино Арис знл, с чего нчть звтр.

Он знл. Фермин Дс попросил кмердинер не будить ее и дть выспться кк следует, когд проснулсь, н столике у постели стоял в взе беля роз, свежя, еще в кпелькх росы, рядом лежло письмо от Флорентино Арисы, н стольких стрницх, сколько он успел исписть с того момент, кк простился с нею. Спокойное письмо, пытвшееся вырзить то состояние дух, что влдело им со вчершнего вечер, письмо ткое же лирическое, кк и другие, и ткое же возвышенное, но только питлось оно, в отличие от всех остльных, живой рельностью. Фермин Дс читл письмо, стыдясь того, кк отчянно колотится ее сердце. Зкнчивлось письмо просьбой известить его через кмердинер, когд он будет готов, чтобы пойти к кпитну, который ждет н кпитнском мостике, желя покзть, кк упрвляют проходом.

Он был готов в одинндцть, свежевымытя, пхнущя цветочным мылом, в простом вдовьем плтье из серого этмин, прекрсно отдохнувшя после ночной бури. Он зкзл скромный звтрк кмердинеру в безупречно белой униформе, который обслуживл лично кпитн, но не попросил скзть, чтобы з ней пришли. Он см поднялсь н кпитнский мостик, н мгновение ослепл от чистого, без единого облчк неб, потом увидел Флорентино Арису, беседующего с кпитном. Он покзлся ей другим, не только потому, что теперь он смотрел н него иными глзми, но он и впрямь изменился. Вместо мрчного одеяния, ккое он носил всю жизнь, н нем были белые удобные туфли, льняные брюки и рубшк с открытым воротом, короткими руквми и нгрудным крмшком с вышитой моногрммой. Голову прикрывл шотлндскя шпочк, тоже беля, привычные очки от близорукости сменили другие, удобные, с зтемненными стеклми. Все было новеньким, с иголочки, и куплено специльно для этого путешествия, кроме ношеного коричневого ремня, н который взгляд Фер-мины Дсы нткнулся срзу же, кк н муху в супе. Увидев его тким, принрядившимся специльно Для нее, он не могл совлдть с собой – крск злил лицо. Здоровясь с ним, он смутилсь, он от ее смущения смутился еще больше. Мысль о том, что они ведут себя кк молодые влюбленные, привел их в ткое змештельство, что дже сердце кпитн Смритно дрогнуло сочувствием. И он пришел им н помощь – пустился объяснять, кк упрвляют судном и его глвным мехнизмом, подробно, по чсм. Они медленно плыли по безбрежной реке, до горизонт усеянной огромными рскленными песчными отмелями. Это были уже не мутные и быстрые воды устья, медленные и прозрчные, отливвшие метллом под безжлостным солнцем. Фермин Дс решил, что это дельт, испещрення песчными островми.

– Нет, это то, что остлось нм от реки, – скзл кпитн.

Флорентино Арис был потрясен переменми, особенно н следующий день, когд плыть стло труднее, он понял, что великя родительниц рек Мгдлен, одн из величйших в мире, увы, всего лишь оствшяся в пмяти мечт. Кпитн Смритно рсскзл, кк нерзумное сведение лесов з сорок лет прикончило реку; проходные котлы сожрли непроходимую сельву, деревья-колоссы, которые порзили Флорентино Арису во время первого путешествия по реке. Фермин Дс, скорее всего, не увидит животных, которых мечтл увидеть: охотники з шкурми для нью-орленских кожевенных зводов истребили кймнов, которые, притворяясь мертвыми, долгими чсми лежли с открытой пстью по берегм, подстерегя ббочек, гомонливые попуги и орвшие, точно сумсшедшие, уистити вымирли в умирвших лесх, морские коровы с огромными мтеринскими сисями, кормившие детенышей, вопя безутешными женскими голосми н песчных отмелях, исчезли нчисто, кк вид, под свинцовыми пулями охотников – любителей рзвлечений.

Кпитн Смритно испытывл едв ли не любовь к морским коровм, предствлявшимся ему почти женщинми, и считл првдивой легенду, соглсно которой они были единственными в животном мире смкми без смцов. Он никогд не позволял стрелять в них с борт своего проход, что повсюду стло обычным делом, несмотря н зпретительные зконы. Один охотник из Северной Кролины, с выпрвленными по всей форме бумгми, не повиновлся ему и точным выстрелом из «спринг-фильд» рздробил голову смке морской коровы, и детеныш плкл – убивлся нд мертвым телом мтери. Кпитн велел подобрть осиротевшее животное и позботиться о нем, охотник высдил н пустынной отмели возле труп убитой им мтери. Он отсидел шесть месяцев в тюрьме, поскольку был зявлен дипломтический протест, и чуть было не потерял лицензию н судовождение, но готов был снов поступить тк же сколько угодно рз. Эпизод окзлся историческим: осиротевший детеныш, который вырос и жил много лет в прке редких животных в Сн-Николс-де-лс-Бррнкс, был последним экземпляром морской коровы, который видели н реке.

– Кждый рз, кк проплывю эту отмель, – скзл кпитн, – молю Бог, чтобы гринго опять сел н мое судно, – я бы опять его высдил.

Фермин Дс, которой кпитн снчл не понрвился, был рстрогн рсскзом нежного гигнт и с рдостью впустил его в свое сердце. И првильно сделл: путешествие только нчинлось, и ей предстояло еще не рз убедиться, что он не ошиблсь.

Фермин Дс и Флорентино Арис оствлись н кпитнском мостике до смого обед, нездолго до того они прошли мимо селенья Клмр, в котором всего несколько лет нзд звенел неумолквший прздник; теперь порт лежл в рзвлинх, улицы были пустынны. Единственное живое существо, которое они увидели с проход, был женщин в белом, мхвшя им плтком. Фермин Дс не понял, почему они не подобрли ее, он кзлсь ткой огорченной, но кпитн объяснил, что это призрк утопленницы и делл он обмнные знки, чтобы сбить проход с првильного курс н опсные водовороты у другого берег. Они проплыли тк близко, что Фермин Дс прекрсно рзглядел ее, ткую четкую под сверкющим солнцем, и не усомнилсь в том, что он существует н смом деле, првд, лицо покзлось ей знкомым.

День был длинный и жркий. После обед Фермин Дс пошл к себе в кюту, чтобы отдохнуть, кк положено в сиесту, но спл плохо, болело ухо, особенно когд проход обменивлся непременными приветствиями с другим проходом Крибского речного проходств, который встретился им несколькими лигми выше Строго Ущелья. Флорентино Арис провлился в сон, сидя в глвном слоне, где большя чсть пссжиров, не имевших кют, спл будто глубокой ночью, и ему приснилсь Росльб, поблизости от того мест, где он сдилсь н проход. Он был одн, в стринном трдиционном нряде жительницы Момпос, и н этот рз он, не ребенок, спл в плетеной клетке, подвешенной н плубе. Сон был ткой згдочный и в то же время збвный, что не шел из головы весь день, пок он игрл в домино с кпитном и еще двумя пссжирми, его приятелями.

После зход солнц жр спл, и проход ожил. Пссжиры словно очнулись от летргического сн – умытые, в свежей одежде, они рсселись в плетеных креслх слон и ждли ужин, нзнченного н пять чсов, о чем объявил метрдотель, обойдя плубу из конц в конец с церковным колокольчиком, и все ему шутливо плодировли. Пок ужинли, оркестр нчл игрть фнднго, зтем пошли тнцы, и продолжлись до полуночи.

Фермине Дсе не хотелось ужинть, болело ухо, он сидел и смотрел, кк в первый рз згружют дров для прового котл, причлив в лысом ущелье, где не было ничего, кроме повленных стволов д строго стрик, который вел торговлю; похоже, н много лиг вокруг больше не остлось ни души, фермине Дсе остновк покзлсь длинной и скучной, немыслимой для европейских окенских проходов, жр стоял ткя, что ощущлсь дже в ее зкрытой охлжденной кюте. Но едв проход отчлил, снов подул свежий ветер, пхнуло нутром сельвы, и музык ззвучл веселее. В селении Новое Местечко светилось только одно окно в одном доме, из портового здния не подли знк о том, что есть груз или пссжиры, потому они прошли мимо, не дв приветственного гудк.

Фермин Дс весь день мучилсь вопросом, кк у Флорентино Арисы хвтет сил терпеливо ждть, когд он выйдет из кюты, но к восьми чсм он см больше не могл сдерживть желния быть с ним. Он вышл в коридор, ндеясь встретить его кк бы случйно, но длеко идти не пришлось: Флорентино Арис сидел н скмье, молчливый и печльный, кк некогд в прке Евнгелий, уже более двух чсов, думя о том, кк бы ее увидеть. Об сделли вид, будто удивлены встрече, и об знли, что притворяются, и пошли рядом по плубе первого клсс, збитой молодежью, в большинстве своем шумливыми студентми, н последнем пределе догуливвшими кникулы. В бре они взяли прохлдительного питья в бутылке, усевшись кк студенты у стойки, и он вдруг почувствовл, что ей стршно. «Ккой ужс!»– скзл он. Флорентино Арис спросил, о чем он думет, что ее испугло.

– Вспомнил несчстных стриков, – скзл он. – Которых збили веслом в лодке.

Об отпрвились спть, когд смолкл музык, перед тем долго сидели у нее н темной плубе и рзговривли. Луны не было, небо зволокло, н горизонте вспыхивли зрницы, н мгновение освещя их. Флорентино Арис сворчивл для нее сигреты, но он выкурил всего четыре, мучил боль в ухе, временми отступя, потом снов возврщлсь, когд проход ревел, приветствуя встречное судно, или проплывя мимо спящего селения, или же просто желя рзведть, что его ждет впереди н реке. Он рсскзл ей, с ккой мучительной тоскою следил з ней во время Цветочных игр или полет н воздушном шре, з ее кробтическими упржнениями н велосипеде, с кким нетерпением ждл прздников, где мог увидеть ее. Он тоже видел его много рз, но, конечно же, не предствлял, что он приходит только рди того, чтобы увидеть ее. Однко всего год нзд, читя его письм, он пожлел вдруг, что он не учствовл в Цветочных игрх: нверняк он победил бы н конкурсе. Флорентино Арис солгл: он писл только для нее, стихи – для нее, и читл их только он один. Н этот рз он поискл в темноте его руку, но т не ждл ее, кк нкнуне ночью ее рук ждл его, и был зстигнут врсплох. У Флорентино Арисы зхолонуло сердце. – Ккие женщины стрнные, – скзл он. У нее вырвлся смех, глубокий, горловой, точно у молодой голубки, и снов вспомнились стрики в лодке. Ничего не поделешь, теперь их обрз будет преследовть всегд. Но сегодня ночью он могл вынести его, сегодня ночью он чувствовл себя тк хорошо и покойно, кк редко бывло в жизни: совершенно ни в чем не виновтой. Если бы можно было вот тк до рссвет молчть и держть в руке его ледяную потеющую руку, д только невыносимо рзбушевлось ухо. А когд музык смолкл, зтем змерл и сует плубных пссжиров, рзвешиввших гмки в слоне, он понял, что боль сильнее желния быть с ним. Он знл, что достточно рсскзть ему, кк ей больно, и срзу стнет легче, но он не скзл, чтобы он не волновлся. Ей кзлось, он знет его тк, словно прожил с ним всю жизнь, и считл, что он способен отдть прикз повернуть судно обртно, домой, если от того ей стнет легче.

Флорентино Арис предчувствовл, что сегодняшней ночью все сложится именно тким обрзом, потому смирился и нпрвился к себе. Уже в дверях он зхотел поцеловть ее н прощнье, и он подствил ему левую щеку. Он продолжл нстивть, дыхние стло прерывистым, и он кокетливо подствил ему другую щеку, ткого он не помнил з ней со школьных времен. Но он не отступл, и тогд он дл ему губы, и при этом испытл ткую внутреннюю дрожь, что попытлсь зглушить ее смехом, кким не смеялсь со своей первой брчной ночи.

– Боже мой, – проговорил он. – Д я просто с ум схожу н этих проходх.

Флорентино Арис внутренне содрогнулся: д, он был прв, от нее пхло терпко, возрстом. Но пок добирлся до глвной кюты сквозь лбиринт уснувших гмков, он утешился мыслью, что и его зпх, верно, был точно тким же, только четырьмя годми стрше, и он, нверное, почувствовл то же смое. Это был зпх человеческих ферментов, он слышл его у своих смых стринных подруг, они слышли этот зпх у него. Вдов Нсрет, которя не очень-то стеснялсь, вырзилсь н этот счет грубо: «От нс уже воняет курятником». Но об терпели этот зпх друг от друг, они были н рвных: мой зпх против твоего. А вот с Америкой Викуньей приходилось осторожничть, от нее пхло пеленкми, это будило в нем родительские инстинкты, и он боялся, что он не вынесет его зпх, зпх похотливой стрости. Теперь все это отошло в прошлое. И вжно было одно: первый рз с того дня, когд тетушк Эсколстик оствил свой молитвенник н прилвке телегрфного отделения, Флорентино Ари-с испытывл счстье, ткое сильное, что деллось стршно.

Он стл зсыпть, когд его рзбудил судовой интенднт, в пять утр в порту Смбрно, и вручил срочную телегрмму. Телегрмм, подписння Ле-оной Кссини и послння нкнуне днем, зключл весь ужс в одной строчке: «Америк Викунья умерл вчер, причин неясн». В одинндцть утр он узнл подробности из телегрфных переговоров с Леоной Кссини, он см сел з передтчик, чего не делл с длеких лет рботы н телегрфе. Америк Викунья, нходясь в тяжелой депрессии после того, кк не сдл выпускные экзмены, выпил пузырек опиум, который укрл в школьном лзрете. В глубине души Флорентино Арис понимл, что сведения эти неполны. Однко Америк Викунья не оствил ни письм, ни зписки, н основнии которых можно было бы н кого-то возложить вину з ее поступок. Из Пуэрто-Пдре прибыл ее семья, извещення Леоной Кссини, и погребение должно состояться сегодня в пять чсов вечер. Флорентино Арис перевел дух. Единственный способ жить дльше – не двть воспоминниям терзть себя. И он вымел их из пмяти, хотя потом они будут оживть в нем снов и снов, безотчетно, кк внезпня резь строго шрм.

Последующие дни были жркими и бесконечно долгими. Рек стновилсь все более бурной и узкой, зросли и деревья-колоссы, тк порзившие Флорентино Арису во время первого путешествия, сменили выжженные рвнины, где деревья были сведены и сожжены в проходных котлх, збытые Богом селения лежли в рзвлинх, улицы, дже в смую жестокую сушь, тонули в жидкой грязи. По ночм их тревожило не пение сирен и не женские вопли морских коров н песчных отмелях, тошнотворня вонь плывших к морю мертвых тел. Уже кончились войны и не свирепствовл чум, рздувшиеся мертвые тел все плыли и плыли. Кпитн был сдержн: «Нм прикзно говорить пссжирм, что это – случйно утонувшие». Вместо гомон попугев и оглушительных обезьяньих скндлов, от которых, бывло, дневной зной кзлся нестерпимым, проход окружл пустыння тишин рзоренной земли.

Остлось совсем мло мест, где можно было пополнить зпс дров, и они нходились тк длеко друг от друг, что н четвертый день плвния «Новя Верность» остлсь без топлив. И простоял н причле почти неделю, пок отряды, специльно снряженные, бродили по зболоченным кострищм в поискх брошенных дров. Вокруг ничего не было: дровосеки, оствив нсиженные мест, бежли от жестокости землевлдельцев, от невидимой глзу чумы, от вялых войн, неподвлстных бесполезным првительственным декретм. Скучвшие пссжиры между тем устривли состязния по плвнию и охотничьи вылзки, возврщясь с живыми игунми, которых вскрывли, потом снов зшивли дртвой, но сперв вынимли из них гроздья прозрчных и мягких яиц и подвешивли сушить н плубных перилх. Нищие проститутки из окрестных селений следили з передвижением проход и, едв судно швртовлось, ствили походные плтки н берегу, нчинл звучть музык, возникло питейное зведение, и нпротив зстрявшего судн рзворчивлсь шумня гульб.

'Еще здолго до того, кк стть президентом Крибского речного проходств, Флорентино Арис получл тревожные сообщения о положении н реке, но почти не читл их, компньонов успокивл: «Не волнуйтесь, к тому времени, когд дров кончтся, суд будут ходить н нефти». Он не двл себе труд думть об этом, ослепленный стрстью к Фермине Дсе, когд осознл, кк обстоят дел, было поздно что-либо делть, рзве что провести новую реку. Н ночь – еще со стрых добрых времен – проходы швртовли, и тогд одно то, что ты жив, стновилось непереносимым. Большинство пссжиров, в основном европейцы, выбирлись из гноильных ям, в которые преврщлись кюты, н плубу и всю ночь рсхживли по ней, отмхивясь от всевозможной живности тем же смым полотенцем, кким отирли непрерывно струившийся пот, и к рссвету окончтельно измтывлись и рспухли от укусов. Один нглийский путешественник нчл XIX век, рсскзывя о пятидесятидневном путешествии н кноэ и мулх, писл: «Это одно из смых скверных и неудобных путешествий, которое способен совершить человек». В первые восемьдесят лет прового судоходств путешествие перестло быть тким, однко утверждение это снов стло верным, и уже нвсегд, после того кк кймны съели последнюю ббочку, исчезли морские коровы, пропли попуги, обезьяны, селения – сгинуло все.

– Ничего, – смеялся кпитн, – через несколько лет мы будем ездить по высохшему руслу в роскошных втомобилях.

Первые три дня Фермин Дс и Флорентино Арис жили под зщитой мягкой весны Президентской кюты, но когд дров иссякли и охлдительня систем нчл откзывть, эт кют превртилсь в кофеврку. Ночью он спслсь речным ветром, входившим в открытые окн, и отпугивл москитов полотенцем, потому что бесполезно было опрыскивть их инсектицидом, если проход стоял. Боль в ухе, двно ствшя невыносимой, в одно прекрсное утро вдруг резко оборвлсь, кк будто рздвили цикду. И только вечером он понял, что левое ухо совсем перестло слышть, – когд Флорентино Арис скзл что-то, стоя слев, и ей пришлось повернуться в его сторону, чтобы рсслышть. Он никому об этом не сообщил, смиренно приняв еще один удр в ряду стольких непопрвимых удров возрст.

И все же здержк проход обоим был дровн судьбой. Флорентино Арис где-то прочитл: «В беде любовь обретет величие и блгородство». Во влжной жре Президентской кюты, погрузившей их в иррельное летргическое состояние, легче было любить друг друг, не здвясь вопросми. Они прожили бесчисленные чсы, утонув в глубоких креслх у перил блкон, не рсцепляя рук, и неспешно целовлись, опьяняясь лскми без ндрыв и исступления. Н третью ночь дурмнящей дремоты он поджидл его с бутылкой нисовой нстойки, ккую, бывло, тйком пригубливл в компнии сестрицы Ильдебрнды, потом в змужестве, после рождения детей, зпирясь вместе с подругми своего зыбкого мирк. Ей было необходимо немного оглушить себя, чтобы не думть слишком трезво о судьбе, но Флорентино Арис решил, что он хочет подбодрить себя для решительного шг. Воодушевленный этой иллюзией, он осмелился кончикми пльцев коснуться ее морщинистой шеи, зтем пльцы скользнули к зковнной в корсет груди, к съеденным временем бедрм и ниже, к ее ногм строй гзели. Он принимл его лски с удовольствием, зкрыв глз, но без дрожи, – курил и время от времени пригубливл нисовую. Когд же рук опустилсь и коснулсь ее живот, сердце было уже полно нисом.

– Ну, коли дошло до этого – что ж, – скзл он. – Только пусть уж все будет по-людски.

Он отвел его в спльню и нчл рздевться без ложного стыд, не выключя свет. Флорентино Арис лежл нвзничь и пытлся взять себя в руки, снов не зня, что делть со шкурой тигр, которого убил. Он скзл: «Не смотри». Он спросил, почему, не отрывя глз от потолк.

– Потому что тебе это не понрвится, – ответил он.

И тогд он посмотрел н нее, обнженную до пояс, и увидел ткой, ккой предствлял. Опвшие плечи, вислые груди, и кож н бокх бледня и холодня, кк у лягушки. Он прикрыл грудь блузкой, которую только что снял, и погсил свет. Тогд он встл и нчл рздевться в темноте, и, снимя с себя одежду, бросл в нее, он, смеясь, бросл ему обртно.

Потом они долго лежли рядом н спине, все более тупея, по мере того кк опьянение проходило; он был спокойн, не испытывл никких желний и молил Бог только об одном – чтобы он не дл ей смеяться без причин, кк с ней постоянно случлось от нисовой. Чтобы скоротть время, они говорили. Говорили о себе, о своих тких рзных жизнях и о том невероятном, что случилось: вот они, нгие, лежт в кюте стоящего н якоре судн, ведь подумть здрво – им бы смерти ждть. Он никогд не слышл, чтобы у него был женщин, дже смя пропщя, и это в городе, где все стновилось известно порой дже рньше, чем происходило. Он скзл это кк бы между прочим, и он тут же ответил недрогнувшим голосом: – Я сохрнил девственность для тебя. Он бы не поверил, дже будь это првдой, потому что его любовные письм сплошь состояли из подобных фрз и хороши были не выскзнными мыслями, силой и стрстностью чувств. Но ей понрвилсь отвг, с ккой он это зявил. А он подумл, что никогд бы не осмелился спросить: был ли у нее тйня жизнь з пределми брк. Он ничему бы не удивился, потому что знл: в тйных похождениях женщины ведут себя точно тк же, кк и мужчины, те же уловки, те же чувственные порывы, те же измены без ззрения совести. И хорошо сделл, что не спросил. Однжды, когд отношения Фермины Дсы с церковью были уже достточно плчевными, исповедник спросил у нее некстти, был ли он неверн когд-нибудь супругу, и он поднялсь, ничего не ответив, не зкончив исповеди, не простившись, и больше никогд не исповедовлсь ни у этого духовник и ни у ккого-либо другого. Осторожность Флорентино Арисы был неожиднно вознгржден: в темноте он протянул руку, поглдил его живот, бок, почти голый лобок. И проговорил: «У тебя кож кк у млденц». И нконец решилсь, поискл-пошрил рукою тм, где не было, и снов, уже без пустых ндежд, поискл, ншл, и понял: неживой. – Мертвый, – скзл он.

Первый рз это с ним бывло всегд, со всеми женщинми, во все времен, тк что ему пришлось нучиться с этим сосуществовть: кждый рз обучться зново, кк впервые. Он взял ее руку и положил себе н грудь: он почувствовл, кк почти под кожей строе неуемное сердце колотится с ткой же силой и безудержной резвостью, кк у подростк. Он скзл: «Слишком большя любовь в этом деле ткя же помех, кк и мля». Но скзл неубежденно – было стыдно, он искл повод взвлить вину з свой провл н нее. Он это знл и стл потихоньку, шутливо-слдко терзть беззщитное тело, точно лсковя кошк, нслждясь своей жестокостью, пок он, в конце концов не выдержв этой муки, не ушел к себе в кюту. До смого рссвет он думл о нем, нконец-то поверив в его любовь, и по мере того кк нис волнми уходил, в душу зползл тревог: вдруг ему было тк нехорошо, что он больше не вернется.

Но он вернулся н следующий день, в необычное время – в одинндцть утр, свежий и отдохнувший, и с некоторой брвдой рзделся у нее н глзх.

При свете белого дня он с рдостью увидел его тким, кким предствлял в темноте: мужчин без возрст, со смуглой, блестящей и тугой, точно рскрытый зонт, кожей, с редким глдким пушком н подмышкх и н лобке. Он был во всеоружии, и он понял, что боевой ствол он не случйно оствил неприкрытым, но выствляет для хрбрости нпокз, кк военный трофей. Он не дл ей времени сбросить ночную рубшку, которую он ндел, когд вечером подул ветер, и тк спешил, будто новичок, что он содрогнулсь от жлости. Это ее не встревожило, потому что в подобных случях нелегко отделить жлость от любви. Но когд все кончилось, он почувствовл себя опустошенной.

Первый рз з более чем двдцть лет – плотскя любовь; он не понимл, кк это могло случиться в ее возрсте, и это ей мешло. Но он не дл ей времени рзбирться, желет ли этого ее тело. Все произошло быстро и грустно, и он подумл: «Ну вот, все и выебли, точк». Но он ошиблсь: хотя об были рзочровны – он рскивлся в своей неуклюжей грубости, он терзлсь, что нис удрил ей в голову, – несмотря н это, следующие дни они не рзлучлись ни н миг. И выходили из кюты только поесть. Кпитн Смритно, мгновенно чуявший инстинктом любую тйну, которую н его судне хотели сохрнить, кждое утро посылл им белую розу, велел игрть для них серенды из вльсов их длекой юности и прикзывл готовить для них шутливые яств с бодрящими припрвми. Они больше не пробовли повторить любовного опыт, пок вдохновение не пришло смо, без зов. Им хвтло простого счстья быть вместе.

Они не собирлись выходить из кюты, но кпитн известил зпиской, что после обед ожидется прибытие в порт Л-Дорд, Золоченый, конечный пункт, до которого добирлись одинндцть дней. Фермин Дс и Флорентино Арис, звидев высокий мыс и дом, освещенные бледным солнцем, решили, что порт нзвн удчно, однко уверенность пропл при виде пышущих жром мостовых и пузырящегося под солнцем гудрон. Но судно пришвртовлось у противоположного берег, где нходилсь конечня стнция железной дороги н Снт-Фе.

Они покинули свое убежище, едв пссжиры высдились н берег. Фермин Дс полной грудью и безнкзнно вдохнул чистый воздух пустого слон, и об, стоя у перил, стли смотреть н бурлившую толпу, которя рзбирл свой бгж у вгончиков поезд, издли кзвшегося игрушечным. Можно было подумть, что они ехли из Европы, особенно женщины, их теплые пльто и стромодные шляпки выглядели нелепо под рскленным пыльным зноем. Некоторые женщины укрсили себе волосы крсивыми цветкми кртофеля, но те пожухли от жры. Люди прибыли с ндской рвнины, целый день ехли в поезде по прекрсной ндской свнне и еще не переоделись сообрзно крибскому климту.

Посреди гомонящей рыночной сутолоки совсем древний стрик пропщего вид доствл из крмнов грязного и зношенного пльто цыплят. Он появился неожиднно, продрвшись сквозь толпу; пльто, все в лохмотьях, было с чужого, куд более крупного плеч. Стрик снял шляпу, положил ее н землю – н случй, если кому-то зхочется кинуть в нее монетку, – и принялся доствть из крмнов пригоршнями нежных выцветших цыпляток, проскльзыввших у него сквозь пльцы. Н миг покзлось, что весь мол, точно ковром, устлн крошечными суетящимися цыплятми, они пищли повсюду под ногми у пссжиров, которые дже не чувствовли, что нступют н них. Фермин Дс, звороження чудесным спектклем, будто нрочно устроенным в ее честь, не зметил, кк н судно стли поднимться новые пссжиры. Прздник для нее кончился: среди вновь прибывших он зметил знкомые лиц и дже нескольких приятельниц, которые еще совсем недвно коротли с ней одинокие чсы вдовств; он поспешил снов укрыться в кюте. Флорентино Арис ншел ее совершенно убитой: он готов был умереть, лишь бы знкомые не увидели ее здесь, путешествующей в свое удовольствие, меж тем кк со смерти супруг прошло совсем немного времени. Ее состояние тк подействовло н Флорентино Арису, что он пообещл ей придумть что-нибудь получше зточения в кюте.

Спсительня идея пришл ему в голову внезпно, з ужином в кпитнской столовой. Кпитн двно хотел обсудить с Флорентино Арисой одну проблему, но тот всегд уходил от рзговор, выдвигя один и тот же довод: «Эту херню Леон Ксси-ни улживет куд лучше меня». Однко н этот рз он выслушл кпитн. Дело в том, что суд плвли вверх по реке с грузом, но почти без пссжиров, возврщлись вниз по реке без груз, но пссжиров сдилось много. «У груз то преимущество, что з груз плтят больше, кормить его не ндо», – скзл кпитн. Фермин Дс ел плохо, ей нскучил рзговор мужчин о необходимости введения дифференцировнных трифов. Флорентино Арис терпеливо довел рзговор до конц и лишь тогд здл вопрос, который, кк покзлось кпитну, мог привести к спсительному выходу.

– А рссуждя гипотетически, – скзл Флорентино Арис, – возможен ли прямой рейс – без груз, без пссжиров и без зход в порты?

Кпитн ответил, что ткое возможно лишь гипотетически.

Крибское речное проходство имеет свои профессионльные обязтельств, которые Флорентино Арисе известны лучше, чем кому бы то ни было, – у него контркты н грузовые, пссжирские, почтовые и прочие перевозки, большинство из которых нельзя обойти. И только в одном-единственном случе можно пренебречь обязтельствми – если н борту вспыхнет чум. Тогд судно объявляет крнтин, поднимет желтый флг и осуществляет чрезвычйный рейс. Кпитну Смритно приходилось идти н ткое несколько рз из-з холеры, которя вспыхивл н реке не однжды, хотя потом снитрня инспекция зствлял врчей регистрировть эти случи кк обычную дизентерию. В истории реки бывли случи, и нередко, когд желтый флг чумы поднимлся, чтобы обойти нлоговую инспекцию, или не взять н борт нежелтельного пссжир, или уйти от опсной проверки. Флорентино Арис ншел под столом руку Фермины Дсы. – Ну, – скзл он, – знчит, тк и поступим. Кпитн удивился было, однко тут же инстинктом строго лис все ухвтил.

– Я комндую н этом судне, но вы комндуете нми, – скзл он. – Итк, если это серьезно, дйте мне письменное рспоряжение, и отплывем тотчс же.

Рзумеется, Флорентино Арис говорил серьезно и подписл рспоряжение. В конце концов, всякий знл, что времен чумы еще не прошли, несмотря н жизнердостные отчеты снитрных влстей. С смим судном проблемы не было. Перегрузили тот немногий груз, который уже был згружен, пссжирм скзли, что неиспрвны мшины, и н рссвете перевезли их н проход другой компнии. Если уж ткие вещи проделывлись в целях безнрвственных и дже недостойных, Флорентино Арис не считл ззорным сделть это рди любви. Единственное, о чем попросил кпитн, – остновиться в Пуэрто-Нре и зхвтить кое-кого, кто поплывет вместе с ним: у кпитнского сердц был своя тйн.

Итк, «Новя Верность» отчлил н рссвете следующего дня, без груз и пссжиров, и желтый флг чумы весело рзвевлся н рее. К вечеру, в Пуэрто-Нре, они взяли н борт женщину, еще более коренстую и высокую, чем кпитн, женщину непривычной крсоты – ей не хвтло только бороды, чтобы выступть в цирке. Звли женщину Сен-ид Невес, но кпитн нзывл ее мой Бес: это был его стриння подружк, он збирл ее в плвние и оствлял в кком-нибудь другом порту; он поднялсь н борт, и ветер удчи сопутствовл ей. В ту печльную ночь, когд во Флорентино Арисе ожили ностльгические воспоминния о Росльбе при виде поезд н Энвигдо, с трудом крбквшегося по козьей тропе, рзрзился тропический ливень, ккой бывет только н Амзонке, с короткими перерывми он бушевл до окончния плвния. Но никто не обрщл н него внимния: у плвучего прздник был крыш. В тот вечер Фермин Дс внесл свой вклд в общий пир, он спустилсь в кмбуз под плодисменты комнды и приготовил н всех ею смой придумнное блюдо, которое Флорентино Арис окрестил бклжнми любви.

Днем обиттели проход игрли в крты, ели до отвл, в сиесту уединялись и выходили из кют изнеможенные, но едв сдилось солнце, нчинл игрть оркестр и нступл черед нисовки с лососем, пок не ндоест. Плыли быстро: не груженый корбль, д по течению, к тому же вод поднялсь, всю неделю дожди лили беспрерывно, и в верховье, и по всему мршруту. В некоторых селениях, звидя их, окзывли посильную помощь – плили из пушек, чтобы спугнуть чуму, они в ответ блгодрили печльным ревом проходного гудк. Встречные суд любой компнии посылли им знки сочувствия. В селении Мгнге, родине Мерседес, они последний рз згрузились дровми.

фермин Дс испуглсь, когд проходный гудок стл отдвться и в здоровом ухе, но н второй пропитнный нисом день об ух стли слышть лучше. Он вдруг обнружил, что розы пхнут нежнее, чем рньше, и птицы н рссвете поют звонче, и что Господь создл морскую корову и поместил ее н отмели Тмлмеке только для того, чтобы он рзбудил Фермину Дсу. Вопли услыхл кпитн, прикзл отклониться от курс, и нконец они увидели огромное чдолюбивое животное – сжимя в объятиях детеныш, оно кормило его грудью. Ни Флорентино, ни Фермин не могли понять, кк им удлось войти в жизнь друг друг: он ствил ему клизмы, поднимлсь рньше него, чтобы почистить его вствную челюсть, оствленную н ночь в сткне; зодно решилсь и проблем с потерянными очкми, его очки вполне годились ей, чтобы читть и штопть. Однжды утром, проснувшись, он увидел, кк он в полутьме прилживет пуговицу к рубшке, и поспешил сделть это прежде, чем он произнесет скрментльную фрзу о том, что ему требуются две жены. Ей же от него нужно было только одно – поствить бнки от болей в спине.

Скрипк проходного оркестр всколыхнул во Флорентино Арисе ностльгические воспоминния, и всего з полдня он вспомнил вльс «Короновння Богиня» и игрл его несколько чсов кряду, тк что унять его смогли только силой. Однжды ночью Фермин Дс проснулсь, здыхясь от плч, первый рз в жизни плкл он не от злости, от печли, ей вспомнились збитые веслом стрики. А вот непрекрщющийся дождь совсем не угнетл ее, и он с зпозднием подумл, что, возможно, Приж совсем не тк уныл, кк ей покзлось, улицы Снт-Фе не збиты похоронными процессиями, Мечт о новых путешествиях с Флорентино Арисой вствл н горизонте: безумные путешествия, в которых не будет ткого количеств булов и обязтельств перед другими людьми, – путешествия любви.

Нкнуне прибытия они устроили грндиозный прздник, с бумжными гирляндми и рзноцветными фонрикми. К вечеру дождь перестл. Кпитн с Сенидой, тесно прижвшись друг к другу, тнцевли болеро, которое кк рз в эту пору нчинло рзбивть сердц. Флорентино Арис осмелился приглсить Фермину Дсу н их интимный тнец-вльс, но он откзлсь. Однко весь вечер сидел, кивя головою в ткт музыке и отстукивя кблукми ритм, и был дже момент, когд он, не отдвя себе отчет, притнцовывл, сидя н стуле, в то время кк кпитн в полумрке болеро совсем слился со своим слдким Бесом. Он выпил столько нисовой, что пришлось помогть ей подняться по лестнице, и он тк смеялсь, до слез, что всех нпугл. Но когд в блгоухющей зводи кюты ему удлось нконец ее успокоить, они любили друг друг спокойной, здоровой любовью двух потрепнных жизнью стрых людей, и этим минутм было суждено остться у них в пмяти кк лучшим во всем этом стрнном путешествии. Они ощущли себя уже не свежеиспеченными любовникми, ккими считли их кпитн с Сенидой, но и не зпоздлыми. У них было ткое чувство, будто они проскочили голгофу брк и прямиком вышли к смой сути любви. Точно супруги, прожившие много лет вместе и нученные жизнью, они вступили в тишину и покой – з грницу стрсти, где кончлись грубые шутки несбывшихся мечтний и обмнчивых миржей: по ту сторону любви. Они и впрвду достточно прожили вместе, чтобы понимть: любовь остется любовью во всякие времен и повсюду, но особенно сильной и острой он стновиться по мере приближения к смерти.

Они проснулись в шесть. Болел зтумнення нисом голов, и сердце сумтошно зколотилось: ей покзлось, что вернулся доктор Хувенль Урбино, он был моложе и толще, чем когд упл с дерев, он сидел в кчлке у дверей дом и ждл ее. Однко ей хвтило здрвого смысл, чтобы понять – это не от нис, от того, что неизбежно возврщение. – Все рвно что умереть, – скзл он. Флорентино Арис подивился тому, кк он угдл мысль, не дввшую ему жить с того момент, кк проход пустился в обртный путь. Ни он, ни он не могли предствить себе другого дом, кроме кюты, иной еды, чем т, которую они ели н проходе, они, привыкшие к другой жизни, которя теперь нвсегд будет для них чужой. Действительно, все рвно что умереть. Сон больше не шел. Он полежл немного в постели, н спине, сцепив руки н зтылке. И вдруг воспоминние об Америке Викунье кольнуло тк, что он передернулся от боли и больше уже не мог уходить от првды: он зперся и плкл долго, вслсть, не спеш, до последней слезы. И только тогд нбрлся мужеств признться себе, кк он ее любил.

Когд они поднялись и оделись, чтобы сойти н берег, позди уже остлись судоходный кнл, стринный, построенный еще испнцми зболоченный проход, и они плыли меж судов, по подернутым мслянистой пленкой мертвым водм бухты. Нд позолоченными куполми город вице-королей знимлся сверкющий четверг, но Фермине Дсе невмочь было глядеть с плубы н смердящую слву, н бстионы, згженные игунми, – н весь этот ужс рельной жизни. Однко, ни он, ни он не собирлись сдвться н милость времени тк просто.

Кпитн ншли в столовой в виде, совсем не вязвшимся с его всегдшней ккуртностью: небритый, глз восплены бессонницей, потня, со вчершнего дня не менявшяся одежд; он еле вязл слов, то и дело отрыгивя нисом. Сенид спл. В молчнии принялись з звтрк, но тут моторняшлюпк портовой снитрной инспекции прикзл проходу остновиться.

Кпитн с мостик что-то кричл н вопросы вооруженного птруля. Они желли знть все о чуме, сколько пссжиров н борту, кто из них болен и кков вероятность зболевния остльных. Кпитн ответил, что н судне всего три пссжир, и у всех – чум, но они содержтся в строгой изоляции. Ни те, что поднимлись н борт в Л-Дорде, ни двдцть шесть человек комнды контктов с больными не имели. Однко комндиру птруля этого покзлось недостточно, и он прикзл судну выйти из бухты и ожидть в зводи Л-Мерседес до двух чсов дня, пок проход оформят н крнтин. Кпитн рзрзился смчной извозчичьей брнью и взмхом руки прикзл лоцмну сделть круг и вернуться в зводь.

Фермин Дс и Флорентино Арис, сидя з столиком, все слышли, но кпитн, похоже, это не беспокоило. Он продолжл молч есть, и его дурное рсположение дух обнруживлось дже в том, кк он пренебрегл всеми првилми приличия, н которых всегд зиждилсь легендрня репутция речных кпитнов. Кончиком нож он сгреб яичницу из четырех яиц прямо н трелку с кружочкми зеленого бнн, потом целиком швырял в рот одно з другим и жевл с первобытным нслждением. Фермин Дс и Флорентино Арис, ни слов не говоря, смотрели н него и, словно школьники з пртой, ожидли оглшения окончтельных результтов. Они не обменялись ни словом дже между собой, пок шли переговоры с снитрным птрулем, и не имели ни млейшего понятия, что стнется с их жизнями, но об знли, что кпитн думет з них: достточно видеть, кк пульсировли вены у него н вискх.

Пок он рспрвлялся с яичницей, трелкой бннов и целым кофейником кофе с молоком, проход н тихих прх вышел из бухты и, пройдя по судоходному кнлу сквозь мякоть водорослей и поляны лотос с фиолетовыми цветми и огромными сердцевидными листьями, вернулся в зводь. Вод сверкл и переливлсь от безбрежья плвющей кверху брюхом рыбы, згубленной динмитом брконьеров, и птицы, водоплвющие и береговые, носились нд нею кругми с метллическим криком. Крибский ветер вместе с птичьей сумтохой злетл в окн, и Фермин Дс вдруг услыхл неровное биение крови – то рвлись н волю двние желния и мечты. Спрв, до смого кря земли, простирлись мутные и небыстрые воды дельты великой реки Мгдлены.

Когд н трелкх ничего не остлось, кпитн вытер рот крем сктерти и рзрзился тким сквернословием, что окончтельно поствил крест н доброй слве речных кпитнов, якобы знющих меру в словх. Речь его не был обрщен к сотрпезникм и вообще ни к кому не был обрщен, просто он пытлся унять ярость. Смысл отборной трехэтжной брни сводился к тому, что он не знл, кк рсхлебывть кшу, которую зврил желтый чумной флг.

Флорентино Арис слушл его, не мигя. А потом, поглядев окрест себя – н чистый горизонт, декбрьское небо без единого облчк и вечно судоходные воды з бортом, – проговорил:

– Полный вперед, кпитн, полный вперед, снов до Л-Дорды.

Фермин Дс вздрогнул, он узнл этот голос, осененный блгодтью Святого Дух, и поглядел н кпитн: он был их судьбой. Но кпитн не видел ее, он был во влсти могучей, исходящей от Флорентино Арисы воли. – Вы это всерьез? – спросил он. – Всегд, с смого рождения, – ответил Флорентино Арис, – я не скзл ничего, что бы не было всерьез.

Кпитн посмотрел н Фермину Дсу и увидел н ее ресницх первые просверки зимней изморози. Потом перевел взгляд н Флорентино Арису, ткого непобедимо-твердого, ткого бесстршного в любви, и испуглся зпоздлой догдки, что, должно быть, жизнь еще больше, чем смерть, не знет грниц.

– И кк долго, по-вшему, мы будем болтться по реке туд-сюд? – спросил он.

Этот ответ Флорентино Арис знл уже пятьдесят три год семь месяцев и одинндцть дней.

– Всю жизнь, – скзл он.