Гэлен Фоули

Ее единственное желание

Глава 1

Индия, 1817 год

Обожженная зноем Калькутта нежилась под ярко-синим небом. Город расплескался вдоль поросшей пальмами излучины реки Хугли подобно ожившему гобелену или богатой шелковой шали, вздымавшейся под порывами пряно благоухавшего ветра.

Стайки птиц вились вокруг закрученных спиралью шпилей древних индусских храмов, на подступах к которым теснились многочисленные молящиеся в ярких одеяниях.

Шумный базар, окружавший затянутый туманной дымкой берег реки, представлял собой беспорядочное скопление кособоких убогих лотков и шатров, предлагавших все: от афганских ковров до афродизиаков из носорожьего рога.

Немного в стороне от многолюдных речных берегов жила своей бурной жизнью британская столица Индии. Монополии, так долго удерживаемые Ост-Индской компанией, только недавно были сняты. Началась борьба деловых людей, спешивших составить огромные состояния. Торговцы и купцы со всей Индии нагружали своими товарами суда и отправляли в дальние страны.

И среди всего этого хаоса и суматохи в гавани тихо бросила якорь шхуна с низкой осадкой.

Величественный англичанин стоял у поручня, широко расставив ноги и упрямо выдвинув подбородок. Высокий рост и безупречный покрой явно сшитого в Лондоне неброского костюма выделяли его среди грязных босых матросов, суетившихся на палубе.

Темноволосый, с чеканными патрицианскими чертами сурового лица и зелеными умными глазами, он внимательно рассматривал панораму пристани, не пропуская ни единой детали и размышляя о своей нелегкой миссии…

Каждый год, к концу сентября, когда заканчивался сезон дождей, прояснялось небо и бурлившие реки вновь возвращались в берега, начинался другой сезон. Кровавый. Сезон войны. Даже сейчас вдалеке слышался непрестанный бой барабанов: в десятках миль отсюда собирались целые армии.

Настал октябрь. Скоро земля просохнет настолько, что тележные колеса и конские копыта больше не будут в ней вязнуть. И тогда начнется резня.

Если только он не сумеет ее предотвратить.

Неспешно оглянувшись, Йен Прескотт, маркиз Гриффит, осмотрел речные суденышки. Кто-то следил за ним. Он это ощущал кожей.

Впрочем, ничего страшного. Уничтожить его сложнее, чем обычного придворного. Этот факт, на свою беду, уже усвоили наемные убийцы нескольких иностранных государств.

Его модный костюм скрывал целый арсенал оружия. Кроме того, вряд ли враги осмелятся расправиться с дипломатом его ранга, не вызвав при этом международного скандала.

И все же неплохо бы узнать, кто послал за ним «хвост».

Французы? Скорее всего они, хотя нельзя вычеркнуть и голландцев, крайне расстроенных недавней потерей отобранного британцами Цейлона. Португальцы до сих пор удерживали Гоа и не собирались с ним расставаться. Вне всякого сомнения, агенты всех этих государств пытались узнать о намерениях англичан.

Если же шпиона послал махараджа Джанпура — что ж, это совсем другое дело, и конец может быть самым непредсказуемым. Впрочем, если его намереваются убить, значит, к этому времени уже попытались бы.

Когда сходни уперлись в каменные ступеньки, ведущие от воды, Йен поманил тройку индийских слуг, еще раз через плечо украдкой оглянулся и вышел на берег.

Каблуки черных сапог стучали по камню. Нужно помнить, что в них спрятаны маленькие пружинные ножи. В трости с серебряным набалдашником скрывалось лезвие шпаги, а под темно-оливковым утренним сюртуком находился упиравшийся в ребра заряженный пистолет.

В сопровождении слуг он поднялся по ступенькам, но, добравшись до верхней, остановился, оглядывая базар и жалея, что у него не оказалось достаточно времени, чтобы лучше подготовиться и больше узнать о жизни страны.

Йен никогда прежде не бывал в Индии. Когда пришел вызов, он отдыхал на Цейлоне. Лежал на белом песчаном пляже, изо всех сил стараясь прогнать кое-каких собственных демонов, стараясь смириться с пустотой, которая за последние несколько лет стала такой глубокой, что он чувствовал себя одиноким и чужим даже в самой шумной толпе.

Наверное, именно поэтому, прежде чем осуществить тщательно задуманный план, он с радостью предложил свои услуги по разрешению проблем, постоянно возникающих из-за княжества Маратха. Однако пока он не освоится и не поймет, что к чему, придется проявлять крайнюю осторожность и с безупречной вежливостью разговаривать с теми, кто встречается на его пути. Самый ужасный промах, который только может совершить дипломат, — невольное оскорбление собеседника.

К счастью, он был немного знаком с законодательством страны, а также с двумя основными языками, которые потребуются для выполнения задания: бенгальским и маратхи. И все благодаря верному проводнику и переводчику Рави Бхиму.

Пока что он направлялся к раскинувшемуся впереди базару. Ничего не поделать, придется идти напрямик. Базар обойти невозможно.

Стоило ему ступить в основной проход, где находился рынок специй, как в ноздри ударил пряный острый аромат. Глаза заслезились. Резкие запахи, словно густой туман, висели во влажном воздухе: черный перец и гвоздика, корица и кумьян, куркума и горчичное семя… все это горами лежало на широких плетеных блюдах. Продавцы в белых одеяниях зазывали покупателей. Тут же стояли мешки с кардамоном, шафраном и шелухой мускатного ореха, растертым мускатным орехом и кориандром.

Оглянувшись, Йен увидел, как один из его слуг потрясенно остановился и глазеет на заклинателя змей, заставлявшего раскачиваться смертоносную кобру под незатейливую мелодию тростниковой дудочки. Еще один индиец в тюрбане колотил по паре гулких барабанов. Их игра дополнялась криками муэдзинов с минаретов всех мечетей города.

Заметив вскинутые брови Йена, кули побледнел и торопливо засеменил вперед. Вскоре они оказались в жаркой гуще тел, запахов и разноголосых воплей. И все это вертелось, кружилось, толкалось, как в танце дервишей. Его усердные попытки впитать местную атмосферу растворялись в головокружительной мешанине ароматов и звуков.

Немного растерянный, он шел по узкому проходу, окаймленному с двух сторон красочными восточными сокровищами. Канчипурамский шелк, такой тонкий, что его лондонская любовница при виде этой роскоши стонала бы от удовольствия. Парча, затканная серебром и золотом. Легкие как пух узорчатые ситцы. Роскошные ковры с изысканным узором. Яркие бусы и глиняные животные. Кожаные сандалии. Румяна и растительные красители. Редкостная кипарисовая мебель и позолоченные фигурки многоруких богинь и синекожих богов.

Йена и слуг то и дело толкали многочисленные покупатели. Сияющие от непонятной радости индианки, разодетые в сари всех цветов радуги, с шелковыми шарфами на головах, сновали во всех направлениях. На лбах замужних дам краснели точки, так называемые бинди.

Английские офицеры гарцевали на конях, достойных быть проданными на аукционе «Таттерсоллз», объезжая рынок по периметру. Буддийские монахи в оранжевых одеяниях, с чисто выбритыми головами бродили по рынку с видом полнейшей отрешенности.

Очевидно, эти миролюбивые люди понятия не имели, что назревает еще одна война.

Небольшая группа мусульманок, одетых с головы до ног в черное, остановилась у палатки ювелира. Одна держала за руку маленького мальчика. Тот ел манго, и Йен невольно улыбнулся. Малышу было лет пять. Примерно столько же, сколько его сыну.

Решительно проигнорировав болезненный толчок сердца, он оглянулся в поисках игрушки для своего наследника. Лучше купить сейчас, пока не началась серьезная работа. Это была привычка, которой он никогда не изменял независимо от того, в какую часть света заносила его судьба. Позже времени может не представиться.

Он выбрал слона из тикового дерева и приблизился к ремесленнику:

— Кото?

Хотя он никогда не торговался, соглашаться на первую же предложенную цену было не только неприлично, но и оскорбляло продавца.

И потому Йен торговался.

Чтобы выказать уважение.

Рави весело ухмылялся.

Когда парочка наконец сторговалась под добродушный смех окружающих, собравшихся посмотреть, как английский лорд пытается лопотать по-бенгальски. Йен отдал игрушку слуге, сказал продавцу традиционное «намасте», сложив руки на груди и слегка кланяясь, и повел свой маленький отряд дальше по рынку.

Наконец они вышли на другую сторону. Йен послал Рави поискать экипаж, который довез бы его до отеля «Акбар», рекомендованного в дружеском письме генерал-губернатора лорда Гастингса.

Одного из кули Йен послал в Дом правительства, чтобы сообщить лорду Гастингсу о своем приезде и скором визите. Губернатор объяснит ему подробности миссии и познакомит с двумя необыкновенными личностями: кавалерийскими офицерами Гейбриелом и Дереком Найтами.

Хотя он и не встречался с этой пересаженной на чужую почву ветвью клана Найт, связи между их влиятельными семьями были неразрывны. Главой лондонских Найтов был его ближайший друг Роберт, герцог Хоксклифф, или просто Хок.

Гейбриел и Дерек были его двоюродными братьями. Благородство было у них в крови. Рожденные и воспитанные в Индии братья знали страну и ее народ гораздо лучше, чем Йен. Именно поэтому тот выбрал их в помощники. Эта миссия, в свою очередь, поможет им в продвижении и без того блестящей военной карьеры. И если ему придется ехать ко двору враждебного повелителя, нужно, чтобы рядом были люди, которым он мог бы доверять.

Снова ощутив чей-то взгляд и абсолютно уверенный в том, что кто-то следит за каждым его движением. Йен лениво огляделся, надеясь засечь соглядатая, но вместо этого замер при виде поразительного зрелища: носильщики несли клетку с огромным бенгальским тигром. Длинные шесты лежали на смуглых плечах восьмерых индийцев. Зверь весил не менее пятисот фунтов.

Тигра несли к реке, очевидно, чтобы погрузить на судно и отправить в один из европейских зоопарков.

Неожиданно животное оглушительно зарычало, пугая носильщиков и пытаясь достать их лапой сквозь деревянные прутья клетки.

Кули всполошенно завопили и едва не уронили клетку, спеша поскорее удрать. Но надсмотрщик, убедившись, что клетка выдержала, велел им вернуться. Бедняги с нервными смешками осторожно подобрались к шестам и вновь подняли их на плечи.

Йен продолжал завороженно смотреть на зверя, почему-то скорбя о его судьбе. Правда, будь тигр свободен, здесь началась бы настоящая бойня.

Некоторые существа безопаснее держать в клетке.

Кому, как не ему, знать это!

— Сахиб!

Он обернулся. К нему спешил Рави с незнакомым индийцем, явно лакеем из богатого дома, в белом парике и сиреневой ливрее.

Рави показал на роскошный черный экипаж, запряженный четверкой белоснежных лошадей. Грум в такой же ливрее держал под уздцы коренника.

— Сахиб, этот человек говорит, что ему было поручено встретить вас.

Йен с подозрением уставился на лакея.

— Вы слуга губернатора?

— Нет, милорд, — с поклоном ответил индиец. — Я служу в доме лорда Артура Найта.

— Лорд Артур? — воскликнул Йен. Отец Дерека и Гейбриела!

— Да, сэр. Вот уже две недели я приезжаю на пристань в ожидании прибытия судна. Мне велели передать вам это.

Сунув руку в карманчик белоснежного жилета, лакеи вынул сложенный листочек желтоватой бумаги.

Похоже, что настороженную реакцию Йена предвидели, потому что записка была запечатана красным воском с оттиском фамильного герба герцогов Хоксклиффов.

Увидев печать, Йен едва не ухмыльнулся: этот герб он знал не хуже собственного. Пусть он чужак в незнакомой стране, но в эту минуту почувствовал себя дома.

Лорд Артур был дядей Хока и младшим братом предыдущего герцога. Завзятый повеса в юности, как почти все младшие сыновья аристократов, лорд Артур был всеобщим любимцем, прежде чем отправился зарабатывать состояние в Ост-Индской компании. Йен обещал передать ему привет от лондонской ветви семьи Найт, но не рассчитывал, что придется делать визит, прежде чем устроится в отеле и позаботится о подготовке к выполнению миссии.

В любом случае герб Хоксклиффов служил лучшим подтверждением правдивости рассказа лакея. Значит, это не ловушка, устроенная коварным иностранным агентом!

Йен сломал печать и развернул бумагу.

«Дорогой лорд Гриффит!

Добро пожаловать в Индию. Лучший отель Калькутты не может сравниться гостеприимством с домом старого друга, и, как я слышала, в Лондоне вы считаетесь почти членом нашей семьи. Следовательно, просто обязаны остановиться у нас и быть нашим гостем. Обещаем позаботиться о всех ваших нуждах.

Искренне ваша

Джорджиана Найт».

Так-так-так… Джорджиана? Дочь лорда Артура?

Он так пытался выбросить из головы мысли об этой девушке!

Но это было нелегко, учитывая все интригующие истории, которые он слышал о молодой леди еще в Англии. Не только о ее красоте, но и о добрых делах. Первая красавица британского общества в Калькутте, окруженная бесчисленными друзьями и поклонниками, она активно занималась благотворительностью.

Ходили слухи о детском приюте, основанном на деньги отца, доме призрения для пожилых женщин, ветеринарной лечебнице, спасении древнего храма, который хотели разрушить, чтобы проложить новую дорогу. Кроме того, она была главной патронессой Общества ориенталистов и спонсировала ученых, изучавших старые санскритские тексты и все направления восточной философии и искусства.

Обитатели деревни, находящейся в сотне миль отсюда, произносили имя Джорджианы почтительным шепотом, словно говорили о божестве или святой. Но, зная о шокирующих похождениях первой Джорджианы, матери Хока, в честь которой была названа девушка, Йен таил определенные сомнения.

Женщины этого семейства были олицетворением бед и неприятностей.

И все же ему почему-то не терпелось увидеть ее.

На протяжении нескольких поколений ходили разговоры о желании объединить два могущественных клана: герцогов Хоксклифф и маркизов Гриффит. Но для Йена это значения не имело. Его интерес был чисто академическим. Великий союз может подождать еще немного. Может, когда-нибудь его сын Мэтью женится на дочери Хока и Бел, которая пока еще лежит в пеленках. Для него дни семейной жизни окончены.

Он был женат. Однажды. И одного раза более чем достаточно.

Лакей выжидающе уставился на Йена, но тот колебался. Если за ним следят недобрые глаза, не стоит подвергать друзей опасности.

С другой стороны, шпион, зная о присутствии в доме двух кавалерийских офицеров, Гейбриела и Дерека, вряд ли решится подобраться слишком близко. Кроме того, лорд Артур может рассказать что-то полезное о знаменитом махарадже Джанпура.

Приняв решение, Йен сунул записку в нагрудный карман и кивнул лакею.

— Спасибо. Я поеду.

— Прошу сюда, милорд.

Но как раз в тот момент, когда слуга попытался расчистить ему дорогу, ветер слегка сменился, донося до него запах гари. Люди бросали все и мчались на запад.

— Что случилось? — поспешно спросил Йен, опасаясь, что пожар разгорелся на многолюдном рынке.

Рави остановил прохожего, допросил и облегченно вздохнул:

— Это всего лишь похороны, сахиб. Какой-то местный чиновник умер, и его сжигают на костре. Его пепел будет рассеян над рекой.

— Вот как! — обрадовался Йен, — Значит, все в порядке. Прекрасно. В таком случае едем скорее…

Он резко осекся, когда на базар влетел всадник. Вернее, всадница, верхом на великолепной белой арабской кобыле.

На ее пути разлетались во все стороны куры, сыпали проклятиями торговцы, рухнула башня из корзин, сбив по пути лоток с фруктами. Разбегались во все стороны люди.

Йен потрясенно раскрыл рот.

Незнакомка, окутанная облаком тонкого шелка, обвивавшего ее гибкую фигурку, наклонилась пониже и что-то прошептала на ухо лошади. Взгляд кобальтово-синих глаз над прозрачной вуалью буквально излучал бешенство.

Синие глаза?!

Не успел Йен опомниться, как она перескочила медленно двигавшуюся, запряженную буйволами телегу и исчезла в направлении погребального костра.

Рави и Йен растерянно посмотрели друг на друга. Кули последовали их примеру.

Йен знал только одну особу женского пола, способную так быстро и успешно сотворить подобный хаос.

Да-да, в глубине души он точно знал, кого только что видел.

Побледневший лакей тихо ахнул и хотел что-то сказать, но захлопнул рот, услышав сардонический шепот Йена:

— Я сам все улажу.

Сдержанно кивнув и словно повинуясь невидимому зову, Йен зашагал в том же направлении.

Джорджиана Найт гнала кобылу, стараясь объезжать рикш, пешеходов и священных коров, лениво бродивших по дорогам, пока наконец не добралась до речного берега. Там человек пятьдесят окружили погребальный костер. Гигантские языки пламени лизали лазурное небо.

Тошнотворный запах паленого мяса ударил в нос. Горло сжимало судорогой, но она продолжала скакать. От быстроты действий зависела жизнь любимой подруги.

Родственники усопшего старика Баларама заметили приближение Джорджи. Многие все еще толпились вокруг погребального костра, изображая подобающую случаю скорбь: выли и размахивали руками. Впрочем, некоторые уже настороженно наблюдали за вновь прибывшей. Уж они-то знали, как ненавидят британцы священный ритуал!

Недаром Джорджи ожидала, что ей попытаются помешать!

По индийским законам самосожжение прекрасной и добродетельной вдовы не только угодно богам, но и становится великой честью для обеих семей: ее и мужа.

Подумать только: погибнуть ужасной смертью лишь для того, чтобы почтить имя супруга!

Джорджи подумала, что это идеальный пример того, что с институтом брака не все ладно, причем в обеих их культурах. Вся власть принадлежит мужчине! И, видит Бог, одного обращения с женщинами на Востоке вполне достаточно, чтобы отвратить от брака!

Недаром ее знаменитая тетка, герцогиня Джорджиана Хоксклифф, говаривала, что брак — это кандалы каторжника. Что ж, сегодня она сама не позволит, чтобы брак стал еще и смертным приговором!

И тут она заметила милую Лакшми, стоявшую рядом с костром, в свадебном сари из красного шелка, густо расшитом золотом и жемчугом. Черноволосая красавица смотрела на пламя с таким видом, словно оценивала, сколько мук придется перенести, пока небытие ее не поглотит.

Погруженная в свои мысли и, вне всякого сомнения, находившаяся под воздействием легкого наркотика, она не заметила появления своей английской подруги.

Белая кобыла, раздраженная дымом, встала на дыбы, как только Джорджи натянула поводья.

Приказав лошади стоять смирно, она спрыгнула с седла.

По толпе пробежал шепоток. Но Джорджи решительно пробивалась вперед. В наступившей тишине неестественно громко звенели крошечные серебряные колокольчики на ее щиколотке.

Все знали, что девочки с младенчества играли вместе и что Джорджи, в отличие от многих британцев, сама стала почти индианкой. Возможно, родственники решили, что она пришла попрощаться со вдовой. Родные Лакшми были богатыми браминами, считавшиеся в Индии кем-то вроде аристократии.

Наверное, поэтому ей позволили пройти.

Она услышала шум и, даже не оборачиваясь, поняла, что вслед за ней прибыл Одли, но родственники Баларама не подпускали щеголеватого набоба ближе к костру. Тот захлебывался от негодования.

— Да как вы смеете! Прочь руки! Мисс Найт! Если понадоблюсь, я здесь!

Но Джорджи, сосредоточившись на своей цели, по-прежнему не оглядывалась.

Жадное пламя уже превратило кости старого Баларама в золу. Наконец Лакшми подняла глаза и, увидев шагавшую навстречу Джорджи, даже отшатнулась от ее свирепого взгляда.

Подступив к подруге, Джорджи стиснула ее плечи и повернула спиной к огню.

— Ты совершенно спятила, если вообразила, будто я позволю тебе пройти через это. Что за абсурдные предрассудки!

— Какой у меня выбор? — дрожащим голосом спросила Лакшми. — Я не могу обесчестить свою семью.

— Еще как можешь! Достаточно и того, что они заставили тебя выйти за этого старого козла! Так еще и умирать за него?! Да это просто непристойно! — яростно прошипела Джорджи.

— Но это вовсе не смерть, — не слишком решительно настаивала Лакшми. — Я пойду прямо на небо, и к-когда люди будут молиться за меня, стану исполнять их желания.

— О, Лакшми, что с тобой сделали?!

Последние три года подруга жила в строгом заточении на женской половине дома. Неужели такая жизнь лишила ее всякого подобия здравого смысла?

— Неужели не понимаешь, что все это чушь?!

— О, Джорджи, если откажусь, моя жизнь станет кошмаром! — выдавила Лакшми, и ее огромные карие глаза наполнились слезами. — Сама знаешь, что ждет таких вдов! Меня предадут позору! Люди будут сторониться меня и считать изгоем! Я превращусь в бремя для своей семьи… и… буду вынуждена обрить голову.

Последнее казалось настоящей трагедией, ибо черные как ночь, доходившие до пояса волосы Лакшми были ее величайшей гордостью и сокровищем.

— Какой в этом смысл? — с горечью продолжала она. — Моя жизнь кончена. Мне даже запрещено еще раз выйти замуж. Счастливые дни моего детства ушли навсегда в тот час, когда я произнесла брачные обеты. Ушли и больше не вернутся. Какая разница, жива я или мертва?

— А вот этого ты не знаешь. Никому не дано предвидеть будущее. Дорогая, ты не должна сдаваться! — Джорджи обняла подругу. На глазах выступили слезы гнева. — Послушай, — уговаривала она, — не пытайся думать о том, какой будет твоя дальнейшая жизнь. Живи только этой минутой.

Дым разъедал горло, и Джорджи кашлянула. Она попыталась подавить раздиравшую грудь боль и проигнорировала страх, возникший, когда дым стал наполнять легкие, пробуждая старый недуг.

— Подумай, сколько причин жить у тебя осталось! — уговаривала она. — Сколько хорошего нам предстоит! Будем швыряться красками на празднике Холи! Разыгрывать Одли! Если ты умрешь, кто будет учить Одисси танцам? Если ты умрешь, дорогая, больше никогда не потанцуешь со мной!

Лакшми сдавленно всхлипнула, но рев огня заглушил плач.

— Послушай меня, — тихо велела Джорджи. — Ты не станешь бременем для своей семьи, потому что…

Болезненная судорога в легких не давала говорить.

Джорджи схватилась за грудь. Ничего подобного она не испытывала с самого детства. С каждой секундой ей становилось хуже.

Она откашлялась, но все было напрасно.

— Что случилось? — встревожилась Лакшми.

— Ничего, — нетерпеливо солгала она, полная решимости спасти подругу даже ценой собственной жизни. — Ты не станешь бременем для своей семьи, потому что будешь жить в моем доме. Папа не будет возражать. Его вообще никогда не бывает дома, а мои братья вжизни не простят тебе то, что позволила себя сжечь! И никогда не простят меня за то, что тебя не остановила.

Джорджи снова закашлялась.

— Опять твоя астма?

— За меня не беспокойся! — отрезала Джорджи, но тревога за подругу уже вывела Лакшми из транса.

— Джиджи, ты едва дышишь, — настаивала она. — Тебе нужно поскорее уходить отсюда!

— И тебе тоже, — настойчиво прошептала Джорджи. — Будь храброй, дорогая.

— Мисс Найт, отпустите ее, — вмешался отец Лакшми. — Пора. Поспеши, Лакшми, пока огонь еще достаточно ярок.

В этот момент из костра в сторону Лакшми высыпался сноп искр, словно это Баларам невидимыми руками из глубины пламени пытался схватить бедняжку и утащить с собой.

— Помоги мне, — панически прохрипела Лакшми.

Сердце Джорджи сильно забилось.

— Конечно, помогу! Именно поэтому я и приехала сюда! Пойдем. Возьми меня под руку. И давай уберемся отсюда.

Нужно уходить, прежде чем родственники Лакшми заставят ее сделать это, насильно или нет. Она настороженно огляделась.

— Обещаю, что все будет хорошо. Ну же, пойдем! — Сжав руку подруги, Джорджи оттащила ее от пылающего ада.

Собравшиеся шумно запротестовали. Уже через мгновение подруг окружило море разгневанных коричневых лиц.

— Оставьте ее в покое! — завопила Джорджи, отталкивая индийцев, но они отказывались отступать.

Брат усопшего принялся ругать ее, напоминая о священном долге.

— Отпусти ее! — повторила Джорджи, отталкивая мужчину одной рукой и яростно вцепившись в Лакшми другой. — Отойди! Я не позволю вам убить ее!

— Неблагодарная дочь, посмевшая польститься на лживые посулы этой чужеземки! Как смеешь ты позорить семью?!

— Отец, прошу вас! — заплакала Лакшми, пытаясь сопротивляться. В ее карих глазах вспыхнул ужас. Теперь инстинкт самосохранения взял верх, и Лакшми боролась за свою жизнь.

Джорджи с трудом дышала, но продолжала цепляться за подругу обеими руками. Она сама не поняла, как ей удалось закричать:

— Одли!

— Я здесь, мисс Найт! Держитесь! Держитесь!

Прошло всего минуты две, а казалось — целая вечность, прежде чем ее верный рыцарь ворвался в толпу на гнедом мерине, ведя на поводу кобылу Джорджи.

Животные словно разрезали скопление людей, и Джорджи в мгновение ока подсадила Лакшми в седло позади Одли.

— Везите ее в мой дом! Скорее!

Одли колебался.

— Я прискачу следом, — заверила Джорджи и шлепнула мерина по крупу. Нужно поскорее удирать отсюда, пока ситуация не стала еще страшнее.

В следующий момент Джорджи тоже вскочила на лошадь, но один из родственников схватил ее под уздцы.

— Отпусти мою лошадь!

Круг смыкался все теснее, и страх окончательно сжал ее горло, не давая дышать. Кровь билась в ушах, губы напрасно ловили воздух, и душой завладела давно забытая паника.

В детстве она хорошо знала, что это такое, и сейчас боялась, что потеряет сознание и упадет вниз, в разъяренную толпу.

Неожиданно на сцене действия возник великан-англичанин. Вид у него был такой, что родственники усопшего отступили.

— Стоять! — проревел он, выбрасывая вперед руку с обыкновенной тростью и мешая индийцам подобраться к ней.

Джорджи широко распахнула глаза.

Толпа отступила так быстро, словно перед ней появился сбежавший из клетки тигр.

Джорджи невольно залюбовалась вновь прибывшим. Шесть с лишним футов, не меньше! А разворот плеч!

И какая узкая талия!

Он производил впечатление неумолимой силы: от короткой стрижки до сверкающих черных сапог. Из него вышло бы целых два Одли. Вот только от фата в нем не было ни капли.

И тут Джорджи поняла, кто он. Это лорд Гриффит.

Джорджи благоговейно уставилась на него. Похоже, ее знаменитый гость наконец прибыл. И с первой секунды произвел на нее куда большее впечатление, чем она смела признать.

Она не поняла, каким образом лорду Гриффиту удалось успокоить толпу. Он отвлек внимание индийцев на себя, и Джорджи наконец смогла дышать свободнее. Остается только выбраться отсюда: ей и ему. В любую минуту относительное спокойствие может взорваться.

Он бросил на нее пронизывающий взгляд, словно спрашивая все ли в порядке, а она вдруг позабыла обо всем на свете. Не говоря уже об астме.

Боже, да он прекрасен!

Джорджиана искренне гордилась своими неотразимыми братьями, так что красивые мужчины были для нее не внове. Но даже в этом хаосе поразительно правильные черты лица дипломата заставили ее ошеломленно моргнуть.

Кое-кто из индийцев, успевших опомниться, двинулся на маркиза, выкрикивая проклятия на различных диалектах и грозя кулаками. Похоже, в любую минуту дело дойдет до драки!

Его мрачный взгляд ненадолго утихомирил их, но теперь рассерженные индусы делали все, чтобы перекричать его.

Джорджи, крепко держа поводья, смогла наконец дышать свободнее, хотя в груди и легких горело.

Но она сумела подвести кобылу еще ближе.

— Лорд Гриффит, полагаю? — негромко спросила она.

Он взглянул на нее со странной смесью удивления и раздражения, но тут же перевел глаза на толпу, очевидно опасаясь доверять этим людям. Губы невольно скривились в насмешливой полуулыбке.

— Мисс Джорджиана Найт.

— Собственной персоной, — пробормотала она и тут же закашлялась.

— Я получил вашу записку.

— Не пора ли нам своевременно отступить?

— Согласен.

Резко повернувшись спиной к толпе, он вскочил на спину лошади легко и ловко, как прирожденный наездник. Большие красивые руки в желтовато-коричневых перчатках протянулись вперед.

— Лучше отдать поводья мне.

Джорджи фыркнула. Ох уж эти мужчины!

— Это моя лошадь, и вы не знаете дороги. Держитесь.

Кобыла немного попятилась, и Джорджи наконец удалось ее развернуть.

Вырвавшись за пределы круга, они помчались в направлении дома.

Глава 2

Ад и проклятие! Во что втянула его эта безумная девчонка! Он приехал сюда, чтобы помешать чертовой войне, а не для того, чтобы начать новую.

Впрочем, маркиз Гриффит славился тем, что никогда не выходит из себя.

Проявление эмоций присуще лишь крестьянам!

Черпая полной чашей в бездонном озере своего терпения, Йен стиснул зубы.

Поверить невозможно: она подвигла его нарушить траурные ритуалы индийцев!

Оставалось лишь молиться, чтобы среди этих людей не оказалось тех, с кем ему придется вести переговоры! Что только ей в голову взбрело!

Он определенно должен потолковать с ее отцом об этой истории. Вряд ли лорд Артур знает о той проделке, которую выкинула его прелестная дочь! Но это не может служить извинением! Девчонку едва не поджарили заживо, и все из-за ее глупости!

Его потряс тот факт, что отец и братья совершенно не следят за девушкой! Разве им не известно, что за племянницей Распутницы Хоксклифф требуется более строгий надзор, чем за обычной девицей? Эта ветвь фамилии Найт играет с бедой, если дает своей Джорджиане такую свободу!

Конечно, по справедливости, не стоит ее винить. Тем более что он сам был свидетелем ее отваги. И признавал, что речь действительно шла о жизни и смерти.

Она только что спасла человека. Он впервые видел, как женщина рискует собой ради другой. И, честно говоря, его прежний цинизм в отношении Джорджианы значительно ослаб.

Кроме того, он только гость и не имеет права читать ее отцу нотации, пусть даже очень этого хотелось. Да и близость столь лакомого кусочка направила его мысли в совершенно иное русло.

Его руки сжимали тонкую талию.

Постепенно все ощущения вылились в одно: жгучее, доводящее до полубезумия желание.

Йен пытался игнорировать его.

Вожделение к девственной дочери хозяина — верх дурного тона.

Но тут она кашлянула: короткий хриплый звук, — и его защитные инстинкты вновь воспрянули.

— Дым разъедает ваши легкие.

— Нет… все в порядке… честное слово.

Она попыталась заглушить очередной приступ кашля, и он выругал себя за неуместное вожделение.

— Дорогая, вы не умеете лгать. Говорите, что стряслось! — сухо приказал он.

— Приступ… астмы. Это у меня с детства. Обычно она меня не беспокоит. Но этот дым…

— Вам нужен доктор?

— Нет. Спасибо.

Она оглянулась, послала ему благодарный взгляд и нерешительно добавила:

— Я знаю, что делать, когда вернусь домой. Сразу станет легче.

— Прекрасно. Значит, следует как можно скорее оказаться на месте, — пробормотал он, не пытаясь ее уговорить, и, осторожно, но властно взяв из ее рук поводья, позволил Джорджи указывать путь. Теперь его главная цель — благополучно доставить ее домой.

С момента появления лорда Гриффита главными реакциями Джорджи были облегчение и благодарность. И тайное удовольствие от близости его великолепного тела…

Но когда он вынудил ее отдать поводья, торжество по поводу спасения Лакшми сменилось чувством неловкости. Хотя в такой момент она не стала возражать, этот мягкий, но решительный захват власти вернул ее к действительности и напомнил о ее прежнем и истинном отношении к этому человеку, возникшем до того, как лорд Гриффит появился на сцене и так отважно увез ее от костра и разъяренных индийцев. И отношение это можно с полным правом назвать здоровым скептицизмом.

О да, она знала, что весь свет считал маркиза Гриффита чем-то вроде воплощенной добродетели, человеком справедливым и безупречно благородным. С тех пор как Джорджи получила его письмо к отцу с извещением о немедленном приезде, она старалась побольше узнать о нем в обществе, собирая каждую крупицу информации и даже не гнушаясь сплетнями.

Оказалось, что маркиз — один из лучших дипломатов и признанный специалист по переговорам в министерстве иностранных дел, мало того, лучший друг министра, лорда Каслрея. По слухам, лорду Гриффиту удавалось предотвращать войны, заключать перемирия, договариваться об освобождении пленных и усмирять кровожадных правителей, и все это посредством неизменного хладнокровия и стального самообладания. В каком бы месте планеты ни назревал взрывной конфликт, именно лорда Гриффита посылали туда, чтобы разрешить ситуацию.

Как женщина, исповедовавшая многовековую джайнистскую философию ненасилия и социального равенства, широко принятую в Индии, Джорджи не могла не уважать человека, считавшего, что его главнейшая жизненная миссия — воспрепятствовать человеческим существам уничтожать друг друга.

И все же в глубине сознания шевелились определенные сомнения.

По словам окружающих, он просто святой. А святых не бывает. Учения восточных мистиков говорили о том, что на каждую вспышку света в человеческой душе приходится равное количество тьмы. Кроме того, она стала настоящим циником после многочисленных встреч с дипломатами, политиками и чиновниками, присланными из Лондона якобы для того, чтобы помочь править Индией, а на деле одержимых лишь одной жаждой — жаждой золота. Не успев сойти на сушу, они принимались набивать свои карманы богатствами Востока, безжалостно при этом эксплуатируя индийцев. Только очень немногим англичанам был небезразличен народ Индии. И среди этих немногих была Джорджи.

С самого детства она привыкла думать об индийцах как о своей второй семье. После смерти матери ее воспитали и вырастили добросердечные индийские слуги. Они приняли ее, одинокую маленькую сироту, в свой мир, в свой веселый, танцующий, многоцветный, таинственный, парадоксальный мир.

И этот мир сделал ее такой.

Она использовала свое положение, чтобы защищать индийцев от худших последствий нашествия западной цивилизации, но у женщин мало власти, помимо данных Богом красоты, обаяния и ума.

И вот теперь облеченные властью прислали из Лондона лорда Гриффита, пушку самого крупного калибра из своего арсенала.

Что не сулило ничего хорошего.

Значит, грядет нечто неприятное, и Джорджи намеревалась выведать, что именно. Она слышала сплетни об очередной войне против княжества Маратха, но молилась, чтобы это было не так, особенно еще и потому, что двое ее братьев так и рвались в бой. И еще это тревожное письмо от Мины…

Недавно одна из ее индийских подруг детства, принадлежавшая к высшей касте, дорогая прелестная Мина, стала женой Джохара, махараджи Джанпура. Красавец и храбрец, воин и поэт, князь Джохар правил одним из наиболее крупных и могущественных индийских княжеств в северной и центральной Индии. Его царственные предки были среди основателей княжества Маратха, появившегося в результате союза шести могущественных раджей, владевших территориями вокруг Бомбея и девственными лесами плато Декан.

Связанные многолетним союзническим договором взаимной обороны против врагов, князья Маратха, происходившие из касты воинов, впервые объединились сотни лет назад, чтобы противостоять завоевателям Моголам — буре, налетевшей из Афганистана, чтобы покорить Индию.

И по сей день они защищали свой суверенитет от британцев. За пятьдесят лет разразилось уже две войны между англичанами и властителями Маратхи, но пока что, вот уже десять лет, царил худой мир. Однако многие считали, что очередная война — всего лишь вопрос времени.

Джорджи тоже обуревала тревога. Она ненавидела насилие, и ей было не по себе при мысли о падении такого справедливого правителя, как князь Джохар. Так много гордых индийских княжеств пало жертвой британских махинаций! Многих погубили войны, других — унизительные договоры: Хайдерабад, Майсур и даже воинственные раджпуты на севере. Только Маратха оставалась совершенно свободной и независимой.

Но, возможно, ненадолго.

Если начнется война и махараджа-воин будет убит в бою, все его тридцать жен, включая дорогую Мину, не говоря уже о сотнях наложниц, будут сожжены на погребальном костре, как едва не сожгли сегодня Лакшми.

При этой жуткой мысли Джорджи содрогнулась, и лорд Гриффит чуть сильнее прижал ее к себе.

— Вам плохо? — пробормотал он. Как нежны его прикосновения!

Голова еще слегка кружилась, но Джорджи умудрилась ею качнуть.

— Нет, благодарю вас, — выдавила она, снова напомнив себе, что, какие бы интриги тут ни плелись, этот человек находится в самом их центре.

Она намеревалась выведать у гостя, что происходит: разумеется, не прямо, а обиняками. В конце концов, она «всего лишь женщина». Лорд Гриффит никогда не поделится с ней правительственными секретами, да она и не имеет права спрашивать. Так что лучше всего не возбуждать в нем подозрений. Если пустить в ход женские хитрости, держать открытыми уши и глаза, очаровать его, заставить забыть об осторожности, скоро у нее будет необходимая информация.

Отныне она намерена следить за ним, как ястреб — за цыпленком.

И как бы ни хотелось верить кристально прозрачной репутации лорда Гриффита, не настолько она наивна. Вряд ли стоит надеяться, что великолепный маркиз чем-то отличается от остальных алчных европейцев, веками грабивших Индию.

Если его мотивы искренни и честны, если он действительно приехал, чтобы остановить войну, и достоин доверия, значит, она сделает все, чтобы ему помочь.

Но если окажется, что он такой же, как все остальные, продажный и жестокий, и что его истинная цель — обогащение, либо собственное, либо Ост-Индской компании и Короны, значит, она попробует постоять за своих друзей из Маратхи и найдет способ действовать против него. Тем более что он станет ее гостем, и это поможет ей не спускать с него глаз. Поэтому она и послала ему записку с приглашением остановиться в ее доме. Это даст ей достаточно времени, чтобы понаблюдать за ним, узнать получше и определить, какова его истинная натура.

Вскоре они свернули на широкую красивую улицу, известную как Чоуринги, калькуттский синоним Парк-лейн. Проезжая мимо ряда величественных особняков, где в роскоши и покое проживали богатейшие английские семьи, Джорджи низко нагнула голову, втайне радуясь, что догадалась надеть восточные одежды и скрыть вуалью лицо от любопытных соседей.

Правда, большинство из них, возможно, еще спят, тем более что ночью были на балу, но вряд ли следует рисковать. Не стоит, подобно покойной внучатой тетке, становиться героиней скандала, ибо в этом случае она никому уже не сумеет помочь.

Когда они приблизились к ее дому, Джорджиана дала лорду Гриффиту знак остановиться.

— Вот мы и прибыли.

Йен натянул поводья перед самым причудливым домом во всем квартале. Здание напоминало белоснежную восточную фантазию: экзотическое сооружение, увенчанное бирюзовым куполом-луковицей, с четырьмя забавными башенками-минаретами по углам. Оно словно плыло перед Йеном, как сон безумного поэта о Кубла-Хане[1], мерцающая иллюзия, сверкающая белизной на лазурном небе.

Йен моргнул, словно ожидая, что видение исчезнет.

Но оно не исчезло.

Только возникло то же странное ощущение, что и на рынке пряностей. Ощущение, что он очарован, потрясен, заворожен, а может, и обольщен этой чужой землей.

Спрыгнув с лошади, он автоматически повернулся, чтобы помочь Джорджиане. И когда она оперлась о его плечи, осторожно сжал ее талию и поставил на ноги. На какое-то мгновение их взгляды встретились. Сиявшие поверх вуали сапфировые глаза манили его с гипнотической силой. Эти кобальтово-синие глаза ярко выделялись на белоснежной коже и оттенялись полночно-черными волосами, собранными в тугой узел.

Йен ошеломленно уставился на нее. Желание ударило его с силой ядра, выпущенного из пушки, и пробило все бастионы его безупречного рыцарства.

— Спасибо, — хрипловато прошептала Джорджиана.

Неожиданно вспомнив, как зол на нее, Йен молча показал на дорожку к дому. Джорджиана на миг оцепенела, а затем опустила глаза и шагнула вперед.

Когда навстречу поспешил затянутый в ливрею грум-индиец, она приказала ему прогулять кобылу, чтобы дать ей остыть, прежде чем поставить в стойло.

— Да, мэмсахиб, — поклонился конюх.

Джорджиана бросила на Йена очередной недоверчивый взгляд и жестом пригласила следовать за ней. Он невольно залюбовался ее грациозной походкой. Она приподняла подол ниспадавшего до земли шелкового сари и шагала в волшебном звоне колокольчиков.

Йен наблюдал за ней сквозь полуопущенные ресницы, чувствуя себя кем-то вроде Одиссея, покорно идущего в пещеру Цирцеи.

Многие древние поэты считали, что вожделеть волшебницу — великая дерзость, и, возможно, поделом ему будет, если она обратит его в тритона.

Но он все равно пошел за ней.

И уже у самого входа бросил последний настороженный взгляд через плечо. Если повезет, его поспешное исчезновение с рынка собьет со следа того, кто шпионил за ним.

Прищурившись от солнца, Йен оглядел раскинувшийся на другой стороне улицы парк Майдан и площадь для парадов вокруг форта Уильям.

Туманная дымка смягчила резкие углы мрачной восьмиугольной твердыни. Стараясь запомнить все подробности, Йен тем не менее не увидел никого подозрительного. И, слава Богу, похоже, родственники усопшего тоже их не преследуют.

Он переступил порог. В доме царила суматоха, вызванная появлением индианки.

Тем временем слуги всех возрастов беспорядочно метались взад-вперед, встревоженные таким поворотом событий. Стоило хозяйке появиться в дверях, как они окружили ее и подняли оглушительный гвалт. Обмен репликами на бенгальском был таким молниеносно-быстрым, что Йен не успевал ничего понять.

Он выждал минуту-другую, но ни отец, ни братья Джорджианы не появлялись. Тогда Йен взял дело в собственные стараясь сделать все, чтобы разъяренная толпа не проникла в дом.

Прежде всего он запер входную дверь. Затем методично обошел все комнаты первого этажа, закрывая все окна и двери. И с удивлением заметил, что обстановка ничем не отличается от интерьера любого богатого лондонского дома. Единственным отличием были пышные тропические пальмы, растущие в огромных керамических урнах.

Когда все двери и окна были заперты, Йен, убедившись, что все предосторожности приняты, вернулся в холл. Джорджиана как раз заканчивала переговоры со своим всполошенным штатом слуг.

Обернувшись, она взглянула на него с легким удивлением, словно гадала, куда он уходил.

Йен, не сводя глаз с ее лица, подошел к ней, взял под локоть и осторожно подвел к ближайшему креслу.

— Как ваши легкие?

— Спасибо… уже гораздо лучше.

— Вы бледны. Прошу вас, сядьте. Позвольте послать за доктором…

— Не стоит, милорд. Все обойдется, — перебила она. — Худшее уже позади. Кроме того… у меня есть… другие средства.

Йен нахмурился и сложил руки на груди.

— Прекрасно. Идите и примите лекарство. Я подожду.

Боже, что за наглец! Ведет себя как хозяин! Впрочем, он желает добра.

— Это… э-э… не порошок и не отвар.

Йен скептически усмехнулся.

Джорджиана мгновенно распознала пронизывающий взгляд мужчины, недовольного женскими недомолвками, и вздохнула.

— Хорошо, если вам так интересно знать, это дыхательные упражнения, которым меня научили в детстве. И физические тоже. Они помогут легким.

— Понятно.

Его взгляд стал еще пристальнее. Похоже, она не совсем его убедила.

— Это называется йога, — пробормотала она. — Единственное, что облегчает болезнь.

— Да, я слышал об этом, — медленно кивнул он, изучая ее с настороженным интересом. — Древнее искусство, не так ли?

— Совершенно верно. И, что важнее всего, оно действует, — ответила она, удивленная тем, что не услышала в его голосе и нотки осуждения. Она не любила говорить на эту тему со своими английскими знакомыми, большинство из которых считали йогу крайне неприличным занятием.

Но все, на что оказались способны британские доктора, так это обескровливать ее жуткими пиявками и пичкать настойкой опия, от которой картины в ее спальне оживали, а потолок сжимался. Пойди она по этому пути, давно бы превратилась в наркоманку и инвалида.

К счастью, много лет назад се любимая айя, то есть няня-индианка, Пурнима, совершенно отчаявшаяся из-за болезни своей маленькой подопечной, послала за родственником, мастером йоги. Он стал наставником Джорджи и показал необходимые асаны.

Именно мудрая Пурнима заметила, что приступы Джорджи происходят, только когда ее покидают любимые люди. Болезнь приняла серьезный оборот после смерти матери и ухудшалась каждый раз, когда отец уезжал по делам, а братья — в пансион.

Малышка горько плакала и всхлипывала, пока горло не перехватывало и в легкие переставал поступать воздух. В такие минуты ей казалось, что она умирает.

Она научилась справляться с одиночеством, окружая себя таким количеством компаньонов, что, даже если кто-то покидал ее, на его место находилась дюжина других: англичан или темнокожих, женщин или мужчин.

К этому времени Джорджиана знала почти всех как в Калькутте, так и в Бомбее, где у семьи был второй дом. Но она никогда не встречала таких людей, как лорд Гриффит. Какой загадочный человек! И лицо непроницаемое — вернее, замкнутое. Никак не догадаться, о чем он думает! Зеленые глаза полны тайны, хотя в глубине вроде бы мелькнула тщательно скрываемая боль.

Пока он стоял, наблюдая за ней, она позволила себе несколько мгновений изучать его гордое патрицианское лицо. Высокий лоб, угловатые скулы, тонкий прямой нос, квадратный подбородок…

В недавней неразберихе на лоб упала темно-каштановая прядь, и, похоже, немного смутившись под ее взглядом, он откинул волосы мальчишеским движением, так противоречащим его уверенным манерам. Упругие чувственные губы чуть дрогнули в улыбке.

Джорджи, заинтригованная больше, чем хотела показать, отвела взор, и медленно стянула с головы шелковый шарф, хотя продолжала украдкой изучать гостя. И никак не могла заставить себя отвернуться.

Полосатые брюки плотно облегали мускулистые бедра. Утренний сюртук из приглушенно-зеленой ткани оттенка лесной травы, в цвет глаз, обтянул широченные плечи.

Но было в нем что-то еще: беспокойный, неутомимый магнетизм. Огонь, тлеющий под полированной поверхностью и вызывающий в памяти эротические наслаждения, так живо воплощенные в резьбе храмов и забавных иллюстрациях из непристойной книжонки, которую она когда-то нашла под кроватью брата.

Джорджи усилием воли вернулась к действительности и с ужасом поняла, что краснеет.

— Хотите что-нибудь выпить, милорд? Боюсь, мне нужно проверить, как там Лакшми и Одли.

Бедняга! Слуги сказали, что ее симпатичный неумеха свалился без чувств, едва переступив порог. Хорошо еще, что успел доставить в дом Лакшми!

— Нет, спасибо, — вежливо и сухо отказался лорд Гриффит. — Я буду счастлив немедленно выразить почтение вашему отцу.

— О, папы нет дома, — пояснила она с деланно беззаботным видом. Ну вот, сейчас начнется!

— Вот как?! — удивился он. — А когда он вернется?

— Понятия не имею.

— Простите?!

— О, папа затеял очередное рискованное предприятие и вместе с кузеном Джеком отплыл в кругосветное путешествие. Вряд ли он вернется до будущего года.

— Понимаю, — обронил он, хмурясь. — Я этого не знал.

— Да, и мне очень жаль, — успокоила она. — У меня не было возможности сообщить вам, поскольку вы уже были в пути. Но я направила ваше письмо отцу. Наша корреспонденция передается торговыми судами Джека, и папа просил меня вскрывать его письма и все важное немедленно ему отсылать.

— Мне тоже очень жаль, что мы не встретились, — вздохнул Йен. — Мальчишками все мы обожали вашего отца. Тогда он еще жил в Англии. Вы передадите ему мой привет?

— С радостью, и уверена, что он пошлет вам собственный. Но, ради Бога, заходите же в гостиную! — попросила она, взяв его за руку. — Не стойте у двери, мой дорогой гость! Будьте как дома! Что-нибудь выпить? Бренди? Лимонад?

— Последнее звучит неплохо, — признался он со сдержанной улыбкой.

— Согласна! — широко улыбнулась она.

* * *

Йен стал опасаться, что слишком наслаждается обществом энергичной красавицы. В гостиной Джорджиана выпустила его руку и грациозно подошла к шкафчику с напитками.

Он следил за каждым ее движением, очарованный против собственной воли.

Вскоре она принесла два бокала и протянула ему один. Благодарно кивнув, он принял лимонад. Она подняла свой бокал и произнесла тост:

— Добро пожаловать в Индию, лорд Гриффит. И благодарю за спасение моей жизни.

Он насмешливо поклонился.

При виде столь скромной реакции она рассмеялась и чокнулась с ним. Они дружно выпили.

— Жаль, что я не увиделся с вашим отцом. Зато получил шанс познакомиться с вами, — заметил он, с легкой улыбкой изучая свою хозяйку. К его удивлению, она чуть покраснела. Странно. Она показалась ему не из тех, кого смущают комплименты.

— Ах, сэр, это для меня большая честь, — также беспечно ответила она. — Это вы у нас знаменитая личность.

— Вздор. Должен ли я подождать здесь, пока вы справитесь, как там ваши друзья? — спросил он, показывая на ближайший диван.

— О, они прекрасно обойдутся без меня ближайшие пару минут. С ними мои слуги.

— Вот и хорошо, — кивнул Йен, но тут же опустил глаза. Он попытался придумать тему для разговора и, смущенно откашлявшись, спросил: — Итак, когда вы ожидаете домой братьев?

Он предполагал, что братья Найт сейчас находятся в гарнизоне или, возможно, ждут его в Доме правительства. Остается надеяться, что они не возражают против его короткого визита. Но почему они должны возражать? Он давний друг семьи, у него репутация благородного человека, и, кроме того, здесь не происходит ничего неприличного.

А жаль! Эти прелестные розовые губки так и напрашивались на поцелуи, но риск того не стоил. Она не искушенная вдовушка, не дорогая куртизанка, а хорошо воспитанная юная леди, которой давно пора замуж. И всякий флирт приведет к тому, что он опять окажется женатым человеком: единственное, что ему совершенно ни к чему.

И все же когда Джорджиана, отпив лимонада, облизнула губы. Йен едва не содрогнулся. Такие запретные порывы опасны! Кроме того, она унаследовала прославленную привлекательность своей тетки. И поэтому нужно держаться подальше от нее.

Йен отвел глаза.

— Ваши братья?

Джорджи, похоже, уже успела позабыть о его вопросе.

— Э-э… видите ли, их тоже нет. Мне очень жаль. — Она одарила его неожиданной ослепительной улыбкой. — Боюсь, вам придется обойтись моим обществом.

— Какая жалость, — тихо пробормотал он. — Возможно, вам стоило бы послать за ними и попросить встретиться со мной здесь, а не в Доме правительства. Таким образом, мы смогли бы вместе отразить возможное нападение толпы.

— О, не тревожьтесь насчет родственников Баларама! — отмахнулась она. — Они никогда не посмеют тронуть меня или мою семью. Кроме того, гарнизон находится на противоположной стороне улицы и многие офицеры обещали моим братьям присмотреть за мной.

Он вопросительно вскинул брови.

— Дерека и Гейбриела нет в Доме правительства, — призналась она.

— Нет?

— Нет, — медленно покачала она головой, глядя ему в глаза, и, расправив хрупкие плечики, добавила: — Мои братья в двухстах милях к северу отсюда, со своим полком.

— Что?!

— Проводить вас в вашу комнату? Мои слуги приготовили уютную спальню. Уверена, вам там будет очень удобно. Если хотите немного отдохнуть… — захлопотала Джорджиана.

— Подождите! Всего одну минуту!

Он отставил свой бокал с лимонадом и подбоченился.

— Хотите сказать, мисс Найт, что вашего отца и ваших братьев здесь нет и что, короче говоря, вы здесь одна?!

— Ну, я бы так не сказала. У меня, конечно, есть Пурнима и Гита, и остальные слуги… — Она осеклась, услышав его шумный выдох.

Отвернувшись, он провел рукой по волосам, стараясь не взорваться. Ад и проклятие! Ему следовало знать!

Йен провел рукой по лицу, еще раз глубоко вздохнул и осведомился:

— Итак, как вы собираетесь исправить это положение? Возможно, у леди Гастингс будут здравые предложения.

— О чем вы? — удивилась Джорджиана, сводя темные брови. — Здесь нечего исправлять.

Йен не слишком тактично фыркнул:

— Не можете же вы оставаться здесь совсем одна! Не понимаю, о чем только думают ваши родственники, но я и слышать о таком не желаю. Особенно сейчас.

— Я уже объяснила, что семья Баларама угрозы не представляет, и, кроме того, я не одна. Вы здесь, — подчеркнула она с довольно вымученной улыбкой.

Что ж, по крайней мере она немного занервничала! Во всяком случае, так ему показалось.

Йен покачал головой. Это означает, что она хоть и смутно, но представляет, что предлагает ему. Как может мужчина остаться на ночь в одном доме с ней?! Да это за пределами приличия!

Мало того, это скандал!

Да, но чего и ожидать от племянницы Распутницы Хоксклифф? Он будет последним глупцом, если доверится этой женщине!

На секунду он даже задался вопросом: не хитрая ли это ловушка, чтобы заманить его в сети брака? Ведь это случается каждый раз, стоит ему показаться в Лондоне! К счастью, с годами он стал коварнее и хитрее беркширского лиса и в совершенстве овладел искусством избегать светских охотниц.

Может, она воображает, будто делает своей семье огромное одолжение, подцепив столь выгодного жениха?

Он снова сложил руки на груди и пригвоздил ее к месту строгим взглядом.

— Я здесь не для того, чтобы губить репутации молодых девушек, мисс Найт, не говоря уже о том, чтобы играть роль опекуна при одной из них. Я прибыл, если вам угодно, чтобы попытаться предотвратить войну. И не могу оставаться с вами наедине, как вам, должно быть, вполне понятно.

И как бы ни была заманчива эта идея…

— Что?! О чем вы?

При виде столь деланной наивности он иронически выгнул бровь.

— Играете со мной в странные игры? Не рекомендую. — Прищурившись, он продолжал наблюдать за ней. — Итак, что происходит?

— Понятия не имею, о чем вы толкуете, — ответила она. — Наоборот, сэр, поскольку вы друг моего отца, я делаю все, чтобы облегчить вам существование в чужой стране.

— Неужели?

Джорджи кивнула. Сама серьезность!

Ах, маленькая плутовка!

— Вот уже две недели я посылаю экипаж в порт встретить вас! Теперь, когда вы здесь и все уладилось, позвольте сказать, что у меня чудесные планы на этот день. Как только вы устроитесь, мы проведем несколько часов в саду, и вы сможете подготовиться к вашей миссии. Потом мы вкусно поужинаем, поговорим по душам, чтобы узнать друг друга получше. Ну не заманчиво ли?

Некоторые части его тела согласно пульсировали, но она, не зная об этом, продолжала:

— И, наконец, после крепкого сна мы на рассвете вместе отправимся в Джанпур.

Глаза Йена сверкнули, но он тут же стиснул зубы.

— Джанпур, — сдавленно процедил он, не представляя, с чего начать.

И поэтому отвернулся и принялся мерить шагами комнату.

Знай мисс Найт его поближе, наверняка поняла бы, что тут есть определенный повод для беспокойства.

— Джанпур, — снова повторил он, решительно подавив нарастающее раздражение.

— Да, я слышала, что в это время года там очень красиво.

— Мисс Найт, ваши братья не должны были перед отъездом рассказывать вам о месте нашего назначения. Неужели им непонятны такие слова, как «конфиденциальная миссия»? Господь милостивый!

— Нет-нет-нет, дорогой мой лорд Гриффит, вы неверно истолковали мои слова! — успокоила она, поспешно подходя ближе. — Умоляю, не тревожьтесь зря! Вовсе не мои братья сообщили, что вы едете в Джанпур. Клянусь, я ни за что не подвергла бы вас опасности!

— А вот это уже облегчение. Наверное, об этом напечатали в газетах? — резко бросил он.

— Ну-ну, милорд, не стоит расстраиваться. Конечно, не в газетах. Я все узнала из письма моей подруги Мины, которая по случайности оказалась женой махараджи Джанпура.

— Вот как, — бросил он, недоверчиво разглядывая ее.

— Нет, в самом деле. Еще совсем маленькими мы играли вместе с ней и Лакшми.

Йен стиснул зубы и еще пристальнее вгляделся в ее лицо, пытаясь распознать ложь. Но она, похоже, говорила чистую правду.

— Мина… вернее, теперь княгиня Мина, не просто за мужем за князем Джохаром, но, похоже, до сих пор остается любимой женой. Она самая молодая и красивая из всех тридцати жен Джохара. Все говорят, что он трясется над ней и называет своей жемчужиной. Как мило, не находите?

Йен предостерегающе прищурил глаза:

— Продолжайте.

— Когда Мина написала мне, что мои братья должны приехать в Джанпур в составе военного эскорта британских дипломатов, я поняла, что она имеет в виду именно вас. Тем более что я как раз прочла письмо о вашем скором прибытии. Не волнуйтесь, я единственная, кто знает о цели вашего путешествия, и даю слово, что никому ничего не скажу. Можете вполне мне довериться, — добавила она, пожалуй, чересчур серьезно.

— Хм… — Междометие вырвалось из его горла низким рычанием.

— Вы мне не верите?

Он ответил настороженным взглядом. Джорджиана нахмурилась:

— С самого замужества Мина хотела, чтобы я навестила ее в новом доме. Боюсь, что она очень несчастлива там. И немудрено: очень сложно быть счастливой в обществе еще двадцати девяти ревнивых жен. Уверена, они всячески портят ей жизнь.

Йен фыркнул, искренне жалея махараджу. Тридцать жен? Да этот человек, должно быть, безумен!

— Мина знала, что присутствие моих братьев в Джанпуре станет приманкой, перед которой я не смогу устоять. Бедняжка, ей так одиноко вдали от дома… — Она осеклась и расстроенно покачала головой.

Конечно, Йен уже видел, насколько далеко она готова зайти, чтобы спасти того, кто ей небезразличен. Но Джорджиана тут же пожала плечами:

— Мина посчитала, что будет забавным сделать сюрприз моим братьям там, в Джанпуре. Если не верите мне, я могу принести письмо…

— Это не обязательно. — Он помедлил и задумчиво почесал бровь, собираясь с мыслями. — Мисс Найт, я не могу подробно объяснить вам, как важна секретность моей миссии. Вы должны понимать, что на кону стоит много-много тысяч жизней, включая жизни ваших братьев и мою тоже. Вы не должны обсуждать это ни с одной живой душой, иначе можете поставить под удар всю нашу работу. Я прибыл, чтобы обеспечить мир между британцами и Джанпуром.

— Я никогда не смогла бы поставить под удар дело мира, лорд Гриффит. Я уже говорила, что никому и ничего не сказала и не скажу.

— Прекрасно. Постарайтесь и впредь молчать.

Господи, для дипломата этот человек ужасно груб!

Джорджи хотела что-то сказать, но ее внимание привлек стук колес за окном. Выглянув, она увидела, что это прибыл ее лакей со слугами и вещами лорда Гриффита.

Старательно подавляя раздражение, она с сияющей улыбкой обернулась к гостю:

— Привезли ваш багаж. Позвольте показать вам спальню. Теперь, когда мы все выяснили, можете подняться и устроиться по своему вкусу…

Но Йен пренебрежительно усмехнулся:

— Моя дорогая юная леди, ваша настойчивость достойна восхищения, но я не смогу остаться, Как вам хорошо известно, это было бы верхом неприличия.

— Но здесь Пурнима и…

— Вы действительно считаете, будто присутствия вашей няни достаточно, чтобы заткнуть рты сплетникам? Дорогая, повторяю: я не гублю репутации юных девушек.

— А мою уж тем более не погубите, — отмахнулась она. — Да и почему мы должны соблюдать все церемонии? Мы практически родственники!

— Но на самом деле — нет, — подчеркнул он. — Определенно… нет!

При этом откровенном намеке ее сердце пропустило удар.

— Возможно, нет, — признала Джорджиана, подвигаясь ближе. — Но, лорд Гриффит… я вам доверяю. — Она опустила голову, поглядывая на него из-под завесы ресниц. — Все знают вас как человека чести и безупречного благородства.

— Но я волнуюсь о вашей репутации, — возразил Йен.

— Никто не узнает, — уговаривала она. — Это всего одна ночь, а потом мы отбудем в Джанпур.

— Нет, — отстранился он. — Вы со мной не поедете, Джорджиана.

Он назвал ее по имени!

Услышав это, она вскинула брови, а он, казалось, растерялся даже больше ее: уж слишком легко сорвалось с языка ее имя! Что ж, видно, не такой уж он чопорный!

Джорджиана лукаво усмехнулась.

— Прошу прощения, мисс Найт, — сухо поправился он, снова возвращаясь к официальному тону. — Дело в том, что сейчас не время ездить в гости, тем более — в Джанпур. Кроме того, это чересчур опасно. Кстати, об опасности: вы не пошлете за констеблем? Меня ждут в Доме правительства, но я останусь с вами, пока констебль не пришлет людей для охраны дома, на случай если сюда нахлынет толпа. Откровенно говоря, я шокирован тем обстоятельством, что братья оставили вас без защиты…

— О, прошу вас, они никогда не сделают ничего подобного! — Джорджи подняла руки и дважды хлопнула в ладоши.

Почти тут же в холл нахлынули вооруженные сипаи в тюрбанах, красных мундирах, черных бриджах и сапогах для верховой езды. Засверкали сабли, послышался стук мушкетных прикладов.

Когда их капитан отсалютовал Джорджи, та кивнула и гордо воззрилась на лорда Гриффита:

— По-прежнему считаете, что мне необходима защита?

Маркиз молча рассматривал ее телохранителей.

— Могу я осведомиться, почему вы не сочли нужным взять с собой этих парней к… э-э… праздничному костру, мисс Найт?

— Разумеется. Если бы родственники Лакшми увидели меня в сопровождении телохранителей, то наверняка разгадали бы мои намерения и не подпустили бы меня к ней.

— А, вот как? — иронически процедил он. — И поскольку я вижу, что у вас все в порядке, позвольте распрощаться.

— О, не уходите, — взмолилась она, но он проигнорировал ее.

— Мисс Найт, — с поклоном произнес маркиз, прежде чем удалиться.

У Джорджи снова перехватило горло. Черт возьми! Она едва не зарычала от досады. Ничего, он плохо ее знает, если вообразил, будто так легко сорвался с крючка! Стиснув кулаки, она последовала за ним.

— Лорд Гриффит!

Он уже успел выйти из дома и жестом велел своим слугам подать экипаж.

— Лорд Гриффит! — снова окликнула Джорджи, злясь на его безразличие. Легкие горели как в огне, но она старалась не обращать внимания на начинающийся приступ. Остановившись, она негодующе подбоченилась. — Я не давала вам своего позволения уйти!

Он замер на несколько мгновений, а затем медленно оглянулся. Глаза его так зловеще блеснули, что Джорджи тихо охнула, но тут же вызывающе вскинула подбородок.

— Моя подруга пригласила меня погостить в ее новом доме. И вам меня не остановить! Я собираюсь… — Она вовремя осеклась. — Я еду туда, — поправилась она, — с вами или без вас, но еду. Поэтому мне кажется, что вместе путешествовать удобнее и безопаснее.

Он молча уставился на нее.

Джорджи нервно сглотнула, но не сдалась. Даже когда великолепный маркиз повернулся и направился к ней.

Сердце ее забилось быстрее.

Он был так высок, что, когда остановился перед Джорджи, той пришлось запрокинуть голову, чтобы выдержать его ледяной взгляд. Но он не запугает ее ни своим ростом, ни своим молчанием!

— Мина нуждается во мне, — сообщила она, — и если разразится очередная дурацкая война, я хочу увидеться с братьями, прежде чем они умчатся на фронт! Их ведь и убить могут! Кроме того… — Она гордо расправила плечи. — Вы не имеете права приказывать мне, что делать.

Несколько долгих секунд он бесстрастно мерил ее взглядом. Молчание действовало ей на нервы. Наконец Йен кивнул.

— Так и быть, — уже мягче ответил он. — Если вы так считаете. Подождите здесь, я скоро приду.

— Но…

— Мне нужно идти и встретиться со своими агентами, — бесцеремонно перебил он. — Я с вами свяжусь.

— О… хорошо, — выдавила она, поспешно скрыв удивление, что так быстро и без труда удалось вырвать его согласие.

Наконец-то она встретила благоразумного мужчину!

— В таком случае идите, — велела Джорджи.

— Спасибо, — ответил он с безупречной учтивостью. — А теперь, моя дорогая принцесса, не возражаете, если я позаимствую ваш экипаж, чтобы добраться до отеля?

— Пожалуйста, будьте моим гостем. Почему вы назвали меня… впрочем, не важно. — Она поспешно прикусила язык. — Но вы вернетесь?

— Вы скоро обо мне услышите, — пообещал он.

Джорджи кивнула, не смея и дальше испытывать судьбу. Наблюдая, как он садится в экипаж, она едва не задала очередной вопрос, но посчитала более мудрым придержать язык. И облегченно выдохнула, только когда экипаж отъехал.

Что ж, весьма интересно…

Ей так и не удалось расспросить лорда Гриффита о его миссии. Мало того, он отверг ее гостеприимство. Что ж, у нее будет достаточно времени для более близкого знакомства с ним. Поездка в Джанпур займет несколько дней.

Кстати, пора укладывать вещи! Но прежде следует навестить Лакшми.

Узнав от слуги, что подруга спустилась вниз, Джорджи прошла в красивые застекленные двери в конце главного коридора и оказалась в залитом солнцем саду.

Это зеленое убежище было ее любимым уголком: настоящий рай в стиле Моголов, разделенный на четыре части узенькими журчащими ручейками с фонтаном в центре.

Душистый ветерок играл листвой тамаринда. Именно здесь Джорджи и нашла подругу. Та сидела за белым садовым столиком из кованого железа и плакала.

— О, дорогая, не плачь, — попросила Джорджи, положив руку на плечо Лакшми. — Зачем лить слезы? Радоваться нужно! Ведь ты свободна!

Лакшми высморкалась и с сомнением уставилась на нее покрасневшими глазами.

— Неужели не видишь, какие великолепные возможности открываются перед тобой? — продолжала Джорджи, садясь напротив и пытаясь вызвать в подруге энтузиазм. — Теперь ты можешь сделать все, что захочешь! Сменить имя, стать совершенно другим человеком…

— О, Джорджи, ты всегда была такой бунтаркой!

— И что тут плохого? — возразила она с улыбкой. — Если бы я подчинялась всем правилам, мы с тобой никогда не стали бы подругами. Вот возьми. Это поможет тебе собраться с мужеством. Мне неизменно помогает.

Джорджи вынула из кармана тонкий томик, который, как талисман, повсюду носила с собой. Она набиралась сил, когда всего лишь проводила пальцем по выцветшим золотым буквам, выдавленным на потертой оленьей коже переплета: «Очерки о природных правах прекрасного пола, написанные Джорджианой Найт, восьмой герцогиней Хоксклифф».

Полное собрание произведений ее скандальной тетки.

Она протянула книгу Лакшми.

— Возьми и прочитай. Это может дать тебе… совершенно новое видение жизни.

Лакшми не протянула руки. Лишь подозрительно уставилась на томик.

Джорджи терпеливо ждала. Она понимала, что прошло три года с тех пор, как Лакшми в последний раз дотрагивалась до книги. С той минуты, как сыграли свадьбу. Приходилось строго соблюдать правила женской половины. Ортодоксальные индийцы суеверно считали, что, если замужняя женщина дотронется до книги, се муж умрет. И тогда, разумеется, его жена взойдет на погребальный костер. Интересно, что сказала бы по этому поводу тетя Джорджиана? Впрочем, герцогиня никогда не посещала страну, где жены содержались в гареме, под замком, как коллекция драгоценностей какого-нибудь богача. Собственно говоря, судя по тому, что она слышала о тетке, герцогиня, возможно, не возражала бы против того, чтобы завести гарем из мужчин.

Джорджи со своей стороны считала правило, запрещавшее женщинам читать книги, очевидным средством держать их в полном невежестве. Наивную женщину так легко контролировать!

Эта гневная мысль удвоила решимость Джорджи охранять свое сердце и никогда не влюбляться, иначе она тоже подпадет под безжалостную власть какого-то мужчины.

Наконец Лакшми, медленно и осторожно, взяла книгу.

— Ну… не то чтобы я сумела убить его сейчас, — застенчиво улыбнулась она.

Джорджи улыбнулась в ответ, невыразимо гордясь подругой.

С другой стороны, если книга и способна убить чьего-то мужа, то, возможно, именно эта. Мужа тети Джорджианы, предыдущего герцога Хоксклиффа, едва не хватил удар, когда эссе впервые вышли в свет. Папа рассказывал Джорджи о разразившемся тогда скандале.

Герцогиня потратила выданные на булавки деньги, чтобы отпечатать и переплести сто экземпляров эссе, которые она и подарила своим великосветским подругам. Это, в свою очередь, едва не вызвало восстание в палате лордов. Обезумевшие мужья пытались понять, что нашло на их мятежных жен. Когда Хоксклифф узнал обо всем и понял, что источником всех бед стала его упрямая жена, он разыскал все экземпляры книги и сжег. Лорд Артур Найт, отец Джорджи, младший брат герцога, посочувствовал несчастьям герцогини и сумел спасти несколько экземпляров для потомства.

Так или иначе, Лакшми заинтересовалась эссе и теперь осторожно перелистывала опасные страницы.

— Знаешь, — прошептала она, — иногда мне кажется, что ты реинкарнация своей тетки.

— Нет, не думаю. Я всего лишь ее тезка. Но… я точно знаю: не намерена повторять ее ошибки.

Лакшми с любопытством уставилась на нее.

— Какие именно?

— Не выйду замуж за нелюбимого человека. Не стану любить мужчину, за которого не могу выйти замуж. Мою бедную тетю, как и тебя, насильно выдали замуж родители.

Лакшми вздохнула.

— Но довольно всего этого, — заключила Джорджи, просветлев. — У меня новости, которые сделают тебя очень счастливой.

— Что за новости? — жалобно спросила Лакшми. — Надеюсь, хорошие?

Джорджи ободряюще сжала руку подруги:

— Мы с тобой едем к Мине!

Глава 3

До чего же невозможная женщина!

Йен ехал в экипаже. Руки сложены на груди, лицо раздраженное, желание по-прежнему терзает его после кокетливого приглашения провести ночь в ее доме. Абсурдное создание. До чего же он рад, что Джорджиана Найт не была и не будет его проблемой!

Он вздрогнул, пытаясь выбросить из головы прихотливую фантазию, как позволяет себя уговорить взять ее в Джанпур. Но предательская память тут же воскресила образ девушки, прижимавшейся к нему, когда они вместе удирали на лошади. В экипаже стоял аромат экзотических духов, что тоже не способствовало его успокоению.

Черт, не будь он джентльменом…

Но, увы, конечно, он джентльмен, и поэтому пальцем к ней не притронется. А это означает, что прелестная маленькая демоница прекрасно знает, как надежно он связан узами чести, и это дает ей свободу и средства терзать его своей красотой.

Ничего у нее не выйдет! Даже в восемнадцать лет он был слишком дисциплинированным, слишком ответственным, слишком умным и слишком хорошо воспитанным. Он всегда осторожен.

Всегда.

И теперь понимал, что должен быть вдвойне осторожен с Джорджианой. Ибо она отнюдь не глупа.

«Ах, если бы только она была глупа», — думал он с невольным восхищением. Большинство незамужних молодых женщин немедленно растекались беспомощными лужами сентиментальности, стоило ему попытаться заговорить с ними. Но не мисс Найт. Только не мисс Найт.

Вместо этого она посмела вести с ним чуть ли не словесную партию в шахматы.

При мысли об этом Йен едва не рассмеялся. Даже сам Меттерних не любил с ним спорить.

Может, ее семейство смотрит сквозь пальцы на такое поведение. Но он знает, какая это глупость. И не позволит вечной возмутительнице спокойствия помешать ему выполнить миссию.

Она воображает, что едет в Джанпур? Что ж, принцесса, вас ждет разочарование.

Ее визит к царственной подруге подождет. Сейчас не время для дамских развлечений. Жаль, что она вынудила его принять решительные меры. Но ничего не поделать. Никто, кроме него, похоже, не склонен с ней связываться.

Прибыв в отель «Акбар», Йен вышел и поднялся по широким ступенькам крыльца, по обе стороны которого стояли большие каменные львы. На ходу он оглянулся, чтобы проверить, нет ли каких признаков слежки. Быстрый осмотр солнечной улицы выявил присутствие группы мужчин в индийских одеяниях, о чем-то разговаривавших на углу, в нескольких ярдах отсюда, и множества пешеходов, неспешно идущих по своим делам. Ни одного человека в западной одежде, но это ничего не значит. Французы или голландцы могли нанять индийца-шпиона, да и европейский агент легко способен замаскироваться.

Какое-то непонятное шевеление в задних рядах компании привлекло внимание Йена. Он успел увидеть смуглого человека в черном одеянии, исчезающего за углом. Так вот он каков!

Его губы сжались при мысли о том, что стоило бы погнаться за шпионом. Но, может, лучше, если тот посчитает, что его не заметили? По крайней мере теперь Йен знает, кого высматривать.

Отвернувшись, Йен немного помедлил, а затем поднялся на последнюю пару ступенек.

В вестибюль он вошел вместе с Рави. Впереди шли тащившие багаж кули. В вестибюле его уже ожидали. Все было в порядке. Адъютант с мальчишеским лицом молодцевато отсалютовал ему.

— Сэр!

Он назвался лейтенантом Дэниелом Дьюиттом, прикомандированным к Йену самим губернатором.

Швейцар отеля проводил Йена в номер. Щенок Дьюитт следовал за ними по пятам.

— Мы слышали, что ваш корабль прибыл еще утром…

— Меня задержали, — туманно пояснил Йен. — Новости от Гастингса?

— Да, сэр.

Йен дал чаевые швейцару. Рави тем временем проводил кули в смежную спальню, где они сгрузили вещи.

— Лорд Гастингс выехал из города, — сообщил мальчишка, как только дверь закрылась. — Собирает войска в Конпоре, — добавил он, явно завидуя военным, которые отправляются на войну. — Он просил меня передать вам это.

Дьюитт протянул папку в кожаном переплете, очевидно, содержащую подробности о положении в Джанпуре. Йен пролистал документы.

— Как насчет людей, которых я просил?

— Да, сэр. Братья Найт уже отправились в путь. Они встретят вас в Варанаси, по дороге в Джанпур.

Значит, маленькая плутовка говорила правду.

— В настоящее время, — продолжал парнишка, — майор Макдоналд руководит всеми приготовлениями к вашему отъезду, включая транспорт и припасы.

— Макдоналд, вот как? Шотландский горец?

— О да, сэр, настоящий, — расплылся в улыбке Дьюитт. Йен кивнул. В нем тоже текла толика шотландской крови.

— Как скоро майор закончит все приготовления?

— К рассвету, сэр. Поскольку лорд Гастингс уже начал мобилизацию, он посчитал, что вы скорее всего захотите выехать как можно раньше.

— Превосходно, — снова кивнул Йен.

— Вам угодно еще что-то, сэр?

— Собственно говоря, да.

— Сэр?

— В городе живет одна молодая леди. Вы, возможно, знакомы с ней. Джорджиана Найт, сестра Гейбриела и Дерека.

Глаза парнишки едва не вылезли на лоб. Лицо приняло мечтательное, почти благоговейное выражение.

— О да, сэр.

— Я боюсь, что участие братьев в моей миссии может сделать ее мишенью…

— Э-э… простите… — ахнул Дьюитт.

Йен вскинул брови:

— Я просил бы разместить самых доверенных людей вокруг ее дома и обеспечить се безопасность. Пусть глаз с нее не спускают. Сделают все, чтобы она не покидала Калькутту. Всякий раз, когда она выходит на улицу, ее следует сопровождать.

— Да, сэр, я лично об этом позабочусь. — Парень снова отсалютовал, с таким видом, словно Йен только что произвел его в рыцари. — А теперь, милорд, оставляю вас. Устраивайтесь. Должно быть, плавание оказалось утомительным.

— Благодарю, лейтенант. Вы очень мне помогли, — сухо ответил Йен, уже понявший, что недостатка в готовых охранять дом Джорджианы добровольцах не будет.

Что ж, это по крайней мере ее отвлечет. Чего бы он ни дал, лишь бы увидеть выражение ее лица, когда дом наполнится охранниками! Но поскольку по городу шныряют соглядатаи, он не имеет права своими визитами привлекать к Джорджиане внимание!

Дьюитт поклонился и вышел.

Наконец-то оставшись один, Йен провел несколько минут за чтением первой части заметок лорда Гастингса о Джанпуре и изучением карт.

Распустив галстук, он отложил доклад и открыл один из дорожных сундуков. И, как делал всегда, приезжая на новое место, вынул плоский серебряный футляр размером не больше карманных часов. Открыл медальон и хотел положить на тумбочку рядом с постелью, но загляделся на круглолицего мальчонку, смотревшего на него с миниатюрного портрета большими серьезными глазами.

Мэтью…

Знакомое чувство родительской вины охватило его, но он в стотысячный раз напомнил себе, что волноваться за Мэтью нет причин. Помимо няни, наставника, гувернантки и небольшой армии горничных, за малышом приглядывают еще и лондонские Найты.

Сыновья Йена и Роберта были лучшими друзьями. Совсем как их отцы. Роберт и Бел считали Мэтью чуть ли не собственным сыном. И почти так оно и было. Мэтью обожал тетю Бел и дядю Хока, а вот что касается собственного отца… черт, какая там любовь! Парень вообще не питал к нему никакой симпатии!

Оставшись в узких черных штанишках и кофточке-чоли, которую обычно носила под сари, Джорджи вышла в сад, чтобы сделать упражнения. Она приветствовала солнце, вытянув над головой руки, пока пальцы не соприкоснулись, и стала делать наклоны вперед. Потом приняла позу доски, сменившуюся позой собаки, и несколько раз повторила каждое движение. Наконец стесненность в груди исчезла. Слава Богу, теперь она может свободно дышать!

Лакшми была наверху, выбирая из гардероба Джорджи вещи, которые могла носить. Одли давно уехал. Слуги складывали одежду для поездки. Сама же Джорджи со все усиливающимся нетерпением ждала записки от лорда Гриффита. Он пообещал скоро с ней связаться! Джорджи гадала, намерен ли он, как она и предлагала, ехать в Джанпур завтра утром, но тут с запиской в руках вбежала ее горничная Гита.

— Мэмсахиб, посыльный только что принес это.

— От лорда Гриффита?

— Да, мэмсахиб.

— Подай сюда, — попросила она и, сложив ноги, села в позу лотоса. — Спасибо, Гита.

Сердце тревожно забилось. Сломав печать, она развернула бумагу.

«Дорогая мисс Найт!

Увы, у меня слишком много дел до отъезда из Калькутты и совсем не остается времени навестить вас, поэтому придется ограничиться запиской. Вы вскоре заметите, что я взял на себя вольность принять дополнительные меры для обеспечения вашей безопасности, на случай если толпа, присутствующая на похоронах, вздумает напасть на дом. При встрече я передам вашим братьям привет от вас. По возвращении обязательно приеду с визитом.

Ваш покорный слуга

Гриффит».

Джорджи нахмурилась, решив, что, должно быть, пропустила ту часть, где говорится об отъезде в Джанпур.

Еще раз перечитала записку, и тут ее осенило. Он собирается уехать без нее!

Легкие немедленно сжались от спазма, словно протестуя против его намерения покинуть ее. Вскочив, Джорджи натянула длинную тунику и метнулась наверх, чтобы переодеться. Ее буквально трясло от ярости. Предатель! Негодяй! Двуличный подлец!

Нет, она не потерпит ничего подобного. Немедленно отправится в отель и приведет его в чувство!

Когда она ворвалась в увешанную шелками спальню, Лакшми стояла перед зеркалом, прикладывая к себе синее сари.

— Что случилось? — резко спросила она при виде расстроенного лица подруги.

— Мне нужно что-то надеть, — пробормотала та. — Быстро.

— Это?

Лакшми протянула синее сари, но Джорджи нетерпеливо отмахнулась.

— Европейское платье. Дневное.

Она подошла к высокому гардеробу красного дерева.

— Джиджи, что случилось?

— Этот гнусный лондонец… солгал мне! — воскликнула Джорджи, срывая с себя одежду, в которой занималась йогой, и поспешно натягивая первое же попавшееся под руку приличное платье. — Что ж, может, он и не лгал, — призналась она, — но, уж конечно, не сказал всей правды. Только то, что я хотела услышать. И все для того, чтобы избавиться от меня. Вы очень хитры, маркиз. Слишком хитры! Интересно, о каких дополнительных мерах он говорил?!

Ей не терпелось поскорее добраться до отеля и заставить его объясниться.

— Э-э… Джиджи, ты уже одета. Думаю… тебе лучше подойти и самой увидеть, — смущенно пробормотала Лакшми. Она как раз подошла к окну и теперь показывала вниз, то и дело беспокойно оглядываясь на подругу.

— Что там? Он пришел? — бросила та, поправляя вырез платья. — О, надеюсь, у него хватило смелости показаться здесь! Я столько хотела бы ему сказать прямо сейчас!

— Нет, это не маркиз. Смотри! Дом окружили солдаты.

Джорджи от удивления открыла рот.

— Джиджи? — словно издалека донесся до нее встревоженный голос Лакшми. В ушах забилась кровь.

— Не верю, — едва слышно пролепетала она. — Он посадил меня под домашний арест!

Джорджиана выпрямилась. Голова ее шла кругом.

Да, он принял дополнительные меры. Уж это точно! Но не для того, чтобы ее защитить, а чтобы помешать ехать в Джанпур!

Вместе с этой мыслью вернулись худшие подозрения относительно маркиза.

— Этот змей! — вскричала Джорджи, побагровев от злости. Внезапно выйдя из оцепенения, она стала поочередно выглядывать во все окна дома. И верно, солдаты из форта Уильям окружили дом по периметру.

Лакшми поспешно проверила окна на противоположной стороне.

— Да как он смеет?! Считает меня ребенком? Домашним зверьком, которого следует держать в клетке?! Конечно, замужество — это кандалы каторжника, но мы даже не женаты!

— Дорогая, может, тебе лучше успокоиться…

— Успокоиться?! — завопила Джорджи. — Я ничего такого не потерплю! Кем это он себя вообразил?! У него нет прав запирать меня здесь против воли! Он сделал меня пленницей в собственном доме!

— Да! Как в гареме, — едва слышно согласилась Лакшми.

Джорджи, мгновенно отрезвев, повернулась к ней.

— Ты права. Только через ее труп! Кошмарный тип!

— И что нам теперь делать? — расстроилась Лакшми. — Мы не сможем повидаться с Миной!

— Еще как повидаемся! — поклялась Джорджи. — Этот человек не имеет и никогда не будет иметь власти надо мной.

— Но как же мы сбежим?

— Ну… я еще не сообразила, — призналась она, вновь выглянув в окно. — Но не волнуйся. Лакшми. Я что-нибудь придумаю.

Как раз в этот момент патрульный вышел вперед и огляделся по сторонам. Джорджи, присмотревшись к чисто выбритому лицу под козырьком шако[2], широко улыбнулась. Да это один из самых верных ее обожателей!

Томми Грей.

Возможно, молодой сержант почувствовал ее взгляд, потому что поднял голову и глянул в то окно, у которого она стояла. Джорджи пустила в ход все свои женские чары и, подняв руку, кокетливо ему помахала.

Томми стащил с головы шако, широко им взмахнул и расплылся в улыбке.

Милый мальчик!

Дурень! Как все эти глупые, помешанные на власти мужчины. Да и на что они годятся?!

— Не беспокойся, Лакшми, — заверила она подругу, сладко улыбнувшись. — Думаешь, я позволю какому-то спесивому маркизу встать на моем пути? Уверяю, мой отец вырастил достаточно сообразительную дочь!

Поздней ночью Амир Фируз Килджи сбросил туфли и скользящей бесшумной походкой вошел в освещенный факелами храм богини Кали. Вечером пошел дождь, жалкие остатки сезона муссонов, и теперь во влажной тьме шептались шорохи.

Удостоверившись, что англичанин проведет остаток ночи в гостиничном номере, Фируз воспользовался возможностью поклониться богине. Не спуская глаз с огромной статуи в конце храма, он стал осторожно подбираться ближе. Жертвенные животные были убиты еще в сумерки, но хотя он пропустил ритуалы, все же дал встретившему его жрецу увесистый кошель с золотом — приношение богине. Фируз склонил голову, когда старик коснулся его лба и дал свое благословение.

Когда он ушел, чтобы положить богатый дар в безопасное место, Фируз распростерся перед массивным идолом. Потом поднял голову и сквозь ресницы с нарастающим ужасом вгляделся в устрашающую фигуру. Волосы на затылке поднялись дыбом. Даже после всех этих лет.

Чудовищно!

Кати, богиня разрушения.

Она была абсолютным мраком. Темной матерью. Концом времени. Кошмаром. Смертью, страхом и болью. И для того чтобы лучше служить ей, он превратил себя в кошмар, смерть, страх и боль.

Этот путь был трудным и одиноким. И он оказался одним из немногих, кто понял всю важность этого пути.

Обнаженное тело Кали было выкрашено в черный цвет. Длинные черные волосы беспорядочно спутаны после танца смерти. На шее — ожерелье из человеческих черепов. Юбка сделана из отрубленных человеческих рук. В глазах — жажда крови. Изо рта высовывается золотой язык, словно в стремлении пожрать весь мир. В четырех руках она держала окровавленный меч и отрубленную голову.

Фируз спросил себя, скольких еще он должен убить, чтобы познать эту тайну.

Ее защита была так надежна, что британские власти не могли его поймать, и хотя он убивал сотнями, оставался недосягаемым для индийских законов. Она защищала его, посылая множество знаков и знамений. Вот и сегодня карканье вороны возвестило, что пора отправляться на молитву в ее храм.

Фируз низко согнулся, вознося хвалы богине и лихорадочным шепотом произнося множество ее имен: Деви, Бхавани и, конечно, Мать Кали, в честь которой названа Калькутта.

Неукротимая спутница Шивы.

Она все, что у него есть. Все, о чем он думал, с той давней ночи, когда его родители были убиты во славу ее имени. Их семья, бродяжничавшая на дорогах, подверглась нападению тхагов. В то время он был совсем маленьким, а братство отказывалось убивать детей. Поэтому его пощадили.

Родителей уложили в могилы, а мужчина, который принес их в жертву, взял его к себе, воспитал и посвятил в тайны секты.

После многолетнего обучения Фируз возвысился, став наиболее почитаемым убийцей во всем братстве. Сначала он служил разведчиком, совершенствуясь в искусстве планирования операций и сбора информации, так чтобы не привлечь к себе внимание.

Далее его назначили могильщиком. Он совершал ритуалы над жертвами и учился избавляться от тел. Расчленение было грязной и тошнотворной работой, но даже шестнадцатилетним мальчишкой Фируз никогда не морщился. Этим он снискал одобрение гуру. Его произвели в шамси. Он заговаривал зубы богатым путешественникам, успокаивал их страхи, а потом они становились легкой добычей для душителей.

Фируз достиг ранга бхартота, ритуального убийцы, каких-то десять лет назад. И с тех пор каждый месяц неуклонно жертвовал богине четыре жизни. По одной на каждую руку. Он был так же искусен в убийствах, как и беспощаден. И не испытывал раскаяния. Да и к чему скорбеть? Их души ждет реинкарнация, а смерть помогает сохранить равновесие во Вселенной. Там, где есть жизнь, должна существовать смерть. Если существует свет, должен существовать мрак.

Он продолжал молиться, а перед глазами стояла танцующая богиня. Иногда в его сознании две таинственные женские силы, которым он служил, сливались в одну: жуткая богиня и темная властительница.

Порой казалось, что скрытая густой вуалью земная дама была воплощением богини. И испытывала его, как часто делают боги со своими любимцами. Задания, которые она ему давала, были чрезвычайно сложны. Но он выполнял любые пожелания ее светлости с рвением, которого не мог пробудить в нем ни князь, ни жрец.

Убийства ради богини были его дхармой. А вот служба княгине Судхане из Джанпура — обязанностью. Обязанностью шпиона, убийцы… он был всем, кем она потребует. Именно по ее приказу он следил за английским дипломатом. Потому что шпионы донесли махарани, что лорд Гриффит собирается прибыть в Джанпур.

Он посвящал ночные молитвы Кали, но вскоре придется вернуться к земной работе.

Немного спустя Фируз подкрался к статуе богини. Зажег благовония у гигантских ног и осторожно направил дым в ее сторону.

Как и Кали, Фируз был ужасен. Как и любая жертва, которую он убивал, Фируз был одинок.

Солнечные лучи струились сквозь резные арки, освещая цветные мозаики и яркую позолоту. Влажный, слегка пахнувший сандалом ветерок шуршал листьями пальм в горшках, но когда Йен поднялся, чтобы приветствовать княжеский двор, воздух буквально раскалился от неприязни и недоверия.

Прошла неделя, и Йен уже вел переговоры в роскошном тронном зале махараджи.

С редким спокойствием и холодной решимостью он обвел собравшихся стальным взглядом. Ни на секунду Йен не забывал, что на кону — сотни жизней.

Впрочем, в его работе так было всегда.

Сознавая, что это его последний шанс предотвратить надвигающуюся войну, Йен с величайшей осторожностью выбирал слова:

— Преданность. Это, ваша светлость, лежит в глубине любых разногласий.

Советники в длинных одеяниях и тюрбанах прекратили шептаться и прислушались. Большинство знатных людей знали английский.

Впереди, на подушках трона, восседал великолепный махараджа Джохар. Он поглаживал черную бороду и внимательно слушал.

Одетый с восточной роскошью, махараджа был в свободном халате до колен из богатой парчи поверх белой подпоясанной туники с длинными рукавами и штанах из белого шелка. Сапфир величиной с куриное яйцо придерживал эгрет из павлиньих перьев.

Позади него полумесяцем расположились одетые в темное советники и свирепые дворцовые стражники. Один держал яркое чатри, церемониальный зонтик с бахромой, остальные медленно размахивали гигантскими опахалами из павлиньих перьев.

Рядом с махараджей, на троне поменьше, со скучающим видом сидел наследник князя Шаху, очевидно, пребывавший в дурном настроении. Похоже, он предпочел бы охотиться с соколами в густых лесах, окружавших дворец, и в компании своих приспешников.

— Сотни лет, — продолжал Йен, выходя из-за длинного стола тикового дерева, за которым расположились тщательно отобранные члены делегации, — шесть правящих домов княжества Маратха, верные своей священной клятве на крови о взаимной помощи при обороне, сдерживали нашествие узурпаторов. Широко известно, что, если одно из ваших владений подвергнется атаке, все остальные бросят свои войска на защиту. Иметь подобных верных друзей в наше время достойно всяческой зависти!

Он привез с собой своих друзей. Гейбриел и Дерек Найты сидели за столом вместе с другими членами делегации: большим неуклюжим шотландцем майором Макдоналдом и старым воякой, полковником Монтроузом. Все четверо наблюдали, как Йен медленно расхаживает по беломраморному полу.

— Но что, если один из ваших собратьев князей оскорбит взаимную преданность князей Маратха? Совершит роковую ошибку? Развяжет войну по причинам, известным только ему одному? Справедливо ли требовать, чтобы вы явились спасать его, если он единственный, кто поступил неразумно? — Добравшись до стены, он развернулся и уставился на придворных. — Неужели вашим людям придется терпеть тяготы войны? Неужели солдатам придется умирать? И все ради тщеславных заблуждений вашего великого союзника Баджи Рао?

— Заблуждений? — вскочил наследник. — Да как ты смеешь говорить так непочтительно о моем дяде, английская…

— Сядь! — рявкнул Джохар, буквально закативший глаза от раздражения на недостойное поведение сына. — Мы просим вас запастись терпением, лорд Гриффит. Моему сыну еще нужно многому учиться в искусстве управления государством.

Йен поклонился, ничуть не оскорбившись. Мало того, скрывая усмешку. С точки зрения дипломата, подобная вспыльчивость являлась признаком слабости.

Шаху поспешно сжал губы и, яростно глядя на отца, сел. От резкого движения в ушах качнулись длинные золотые серьги.

— Возможно, его светлость хочет выслушать истинную суть наших споров с Баджи Рао? — с ледяным апломбом предложил дипломат.

— Очень хочет, — отрезал молодой человек.

— Буду счастлив объяснить.

Он подошел к длинному столу. Дерек Найт протянул ему карту.

— В горных владениях князя давно нашла убежище шайка преступников, известных как орда пиндари, величайшая мусорная куча человеческих отбросов, когда-либо собранная вместе. Убийцы, насильники, грабители. Каждый год они спускаются в долины из своих горных крепостей, совершают набеги на окружающие земли, сжигая все, что не могут украсть. Только в прошлом году они уничтожили четыреста деревень, как британских, так и индийских. На этой карте проложен их разрушительный путь. Деревень, отмеченных крестиком, больше не существует. — Развернув карту, он понес ее к тронам. — Когда их жажда насилия удовлетворена, пиндари попросту возвращаются в горы окольными путями, до следующего набега. Наши разведчики докладывают, что они ведут спокойное и уютное существование под крылышком Баджи Рао. Число их войск достигло пятидесяти тысяч.

Потрясенный шепот пробежал по залу.

— Тридцать тысяч кавалерии, двадцать — пехоты. И они продолжают приобретать тяжелую артиллерию. Похоже на настоящую армию, не так ли? Армию варваров, которые не придерживаются общепринятых законов и не уважают правил ведения войны. Ваши светлости, господа придворные, во имя всего благородного, что есть на свете: подобного больше нельзя допускать.

В ответ пронесся утвердительный шепот, Йен заложил руки за спину и добавил:

— Губернатор лорд Гастингс не раз просил Баджи Рао собрать солдат и настигнуть убийц в горных норах, решив тем самым проблему. Но он отказывается. По причинам, известным только ему самому, Баджи Рао предпочитает защищать этих изгоев, хотя почему — непонятно. Может, боится, что пиндари слишком много и они одолеют его? Или, возможно, находит их… полезными?

Зловещее предположение было встречено тишиной.

Йен пожал плечами.

— Никому не дано знать, о чем думает человек. Зато мы прекрасно осведомлены о собственных мыслях, и наше мнение по этому делу вполне ясно. Если ваш родственник отказывается остановить пиндари, задушить зло в корне, это сделают британцы.

— Но Баджи Рао не позволит вашим войскам пересечь его границы в погоне за пиндари, — заговорил махараджа.

— Да, ваша светлость. Вы совершенно правы. Баджи Рао объявил, что, если хотя бы один британский солдат ступит на его территорию, он посчитает это началом войны. И, насколько мне известно, уже разослал гонцов к вам и другим князьям, напоминая о данной клятве.

— Так и есть, — признал Джохар. — Мы получили просьбу Баджи Рао оказать поддержку против того, что он считает угрозой британского вторжения.

— А я здесь, сир, чтобы заверить вас: мы не замышляем никакого вторжения. И стремимся лишь к одному — стереть с лица земли бандитов пиндари. Мы не можем позволить им и дальше убивать невинных людей. Если Баджи Рао желает созвать войска и потребовать от союзников встать на нашем пути, мы будем сражаться с вами, хотя в этом нет ни малейшей необходимости. Нам не стоит драться друг с другом. Наоборот, следует действовать вместе, чтобы уничтожить преступников.

— Так что вы, британцы, хотите от нас? — вопросил махараджа.

— Ничего, кроме вашей дружбы, сир, — вкрадчиво ответил Йен. — Британцы не ссорились с Джанпуром. Мало того, за прошедшее десятилетие наши люди прекрасно ладили. Вы великодушно позволили британским торговцам беспрепятственно проезжать через Джанпур, сопровождая грузы туда и обратно, между Калькуттой и Бомбеем. Ваше государство, в свою очередь, пополнило казну за счет налогов и сборов от провоза товаров.

— Действительно, — согласился Джохар с легкой, но гордой улыбкой. — Но, возможно, говоря о дружбе, вам следует выражаться более определенно.

Йен кивнул и опустил глаза. Двенадцать лет дипломатической службы слишком хорошо научили его, что всеобщим выражением преданности служит золото.

Он понимал также, что исполненные собственного достоинства кшатрии, или воины, каковыми являлись основатели Маратхи, найдут его ответ шокирующим, и поэтому приготовился к их реакции.

— Мы хотели бы заключить с Джанпуром договор о нейтралитете. В свете того, что Баджи Рао не прав, мы просим вас забыть о древнем союзе и устраниться. Тогда войны можно будет избежать!

Последние слова он прокричал, поскольку придворные уже взорвались от столь дерзкого предложения и почти его не слушали.

Советники вступили в жаркий спор. Хмурые дворцовые стражники сжимали гигантские копья и вопросительно смотрели на повелителя, ожидая приказаний. Но махараджа молчал.

— Нейтралитет? — закричал князь Шаху, снова вскакивая. — Клянусь мечом Шиваджи, мы не предадим своего родственника! И знаем истинную причину, по которой ты пришел сюда в поисках мира: вы боитесь нас! Как тому и следует быть! Но если британцы слишком трусливы, чтобы выстоять против объединенных сил Маратхи, вам стоит вернуться и сказать лорду Гастингсу…

Ветер донес громкий сигнал фанфар, прервавший тираду наследника. Все обернулись.

Оглушительные резкие звуки второй раз возвестили о чьем-то прибытии.

Йен нахмурился, раздраженный непрошеным вмешательством. Похоже, у махараджи гости!

Советники возбужденно перешептывались.

Князь Джохар послал своего сына узнать, в чем дело, пробормотав, при этом:

— Еще одна такая выходка, и больше тебя не пригласят в тронный зал!

— Да, отец, извини меня, — тихо ответил Шаху, хотя его буквально трясло от злости. Мрачный как туча, но явно обрадованный возможностью избавиться от назойливого англичанина, наследник Джанпура поклонился отцу и вышел через аркаду, ведущую на дорожку, по которой неустанно шагали часовые.

Йен взглянул на махараджу, не слишком понимая, какой оборот примет их беседа теперь, после досадного перерыва. Конечно, Джохару нужно время подумать, да и советники захотят обсудить предложение британцев, но пока что все, кроме него, кажется, потеряли нить разговора.

Среди придворных царил хаос. Даже махараджа жестом подозвал одного из министров и стал о чем-то тихо с ним совещаться.

Йен сдержал раздражение и, предоставив им договариваться, обменялся стоическими взглядами с братьями Найт, после чего вернулся к столу, чтобы глотнуть воды. Мужчины понимали друг друга без слов, и братья разделяли его недовольство неожиданным вмешательством неизвестного лица в крайне деликатные переговоры.

Неожиданно в зал ворвался Шаху.

— Отец, на подходе караван. Похоже, это княжеская процессия. Двадцать кавалеристов, слуги и музыканты, а также множество верблюдов, груженных подарками, и принцесса на слоне!

— Принцесса?

Махараджа, хмурясь, поднялся. Шаху метнулся обратно.

Йен недоуменно моргнул, но тут же выбросил из головы пришедшую в голову мысль. Невероятно!

— Ваша светлость ожидает гостей? — с деланным спокойствием осведомился он.

— Нет!

Грубовато-красивое лицо махараджи потемнело: очевидно, он не доверял англичанину.

— Весьма необычно, — выразился Йен, подозрительно щурясь. Он ничуть не удивится, если окажется, что это происки Баджи Рао!

— Хм… — буркнул Джохар, словно, в свою очередь, подозревал, что это дело рук британцев.

Расстроенный случившимся и не понимая, какая интрига тут затевается, Йен едва слышно вздохнул. Возможно, это советники махараджи что-то затевают?

— Прошу прошения, сир, мне нужно время, чтобы оценить ситуацию.

Джохар махнул рукой, позволяя дипломату делать все, что тому заблагорассудится.

Настороженно оглядывая хозяев, Йен поклонился махарадже и вышел на стены крепости, решив сам увидеть «принцессу».

Ах, только женщина способна испортить любое дело: принцип, вынесенный из его опыта и столь же непреложный, как ньютоновский закон тяготения.

Назойливый ветер спутал его волосы. Под бесконечным лазурным небом, на обожженной солнцем возвышенности стоял дворец Джанпур. Его могучие укрепления и внешние стены были высечены из горного песчаника. Фантастические скругленные бастионы, увенчанные резными куполами, охраняли вход в крепость. Каждая башня была украшена сверкающими изразцами из лазурита.

Стоявшая на обветренной вершине древняя твердыня царила над окружающими просторами: холмами, поросшими тиковыми лесами и бамбуком, быстрыми речками, разбухшими сейчас, в конце сезона муссонных дождей, и прозрачными водопадами.

Со своего наблюдательного пункта Йен хорошо видел крутую каменную дорогу, спиралью поднимавшуюся по склону горы.

Князь Шаху дал точное описание.

Двадцать вооруженных конных сипаев охраняли караван. В караване следовала целая дюжина верблюдов, груженных сверкающими сокровищами. Шесть музыкантов на телеге, запряженной буйволами, уже наигрывали веселую мелодию на барабанах, ситаре и тростниковых флейтах.

Но центром этой экстравагантной группы был слон, чья голова и хобот были раскрашены розовыми, желтыми и зелеными узорами. На спине его раскачивалась башенка, украшенная многоцветными флажками.

Ладонью защитив глаза от солнца, он различил в башенке четыре фигуры, и подозрения с новой силой охватили его.

Что это еще за троянский конь?

Музыка внезапно смолкла. Длинная процессия подошла к воротам. Повисла напряженная тишина, в которой слышался только вой ветра.

Погонщик что-то резко приказал, и слон осторожно опустился на колени. С подножия башенки немедленно развернулась изящная лесенка, на которую ступили две служанки в сари и неярких вуалях. Оказавшись на земле, они немедленно повернулись лицами к дворцу.

Йен вдруг охнул. О Боже!

Он узнал лакея. Это он приезжал вместе с экипажем!

Лакей в красивой сиреневой ливрее выскочил вперед и помог спуститься полной, одетой в черное немолодой матроне. Ее айя.

И, наконец, сама закутанная в вуаль «принцесса» соскользнула вниз.

Он не верил собственным глазам. Пока не увидел ее. И едва не свалился вниз от потрясения. Это действительно она, Джорджиана. Ее легкая уверенная походка. Ее идеальная фигурка, столь же элегантная, как силуэт лилии.

Шелковое сари ярко-пунцового и розового цветов удивительно ей шло, и Йен затаил дыхание, не понимая, слышал ли он перезвон серебряных колокольчиков, или это только ему показалось.

Он молча взирал на нее, пораженный такой дерзостью, чувствуя, как неодолимо тянет его к ней. Маленькая волшебница очаровала его!

Не моргая, он потрясенно взирал на нее.

Похоже, и наследник Шаху испытывал то же самое.

— Это апсара[3], — выдохнул он. У молодого воина буквально слюнки текли.

Очевидная похоть князя вывела Йена из ступора. Он хмуро воззрился на Шаху.

Лакей Джорджианы поспешил за госпожой, пытаясь держать над ее головой зонтик, чтобы защитить от солнца. Но она вручила ему листок бумаги и грациозным жестом храмовой танцовщицы послала к воротам. Остальные женщины, включая няню, шли следом. Лакей подошел к воротам и сунул записку сквозь прутья подошедшему стражнику.

Судя по размерам, это визитная карточка.

Дожидаясь, пока она будет доставлена по назначению, Джорджиана подняла глаза, словно знала, что он за ней наблюдает.

Йен даже растерялся, увидев, что ее глаза по индийским обычаям подведены сурьмой, но это лишь подчеркивало ее экзотическую красоту. На голову Джорджианы был небрежно наброшен прозрачный шарф, один конец которого развевался на ветру.

В этот момент Йен хотел ее сильнее, чем любую женщину в своей жизни. Но в ее холодном взгляде стыло равнодушие.

Увидев махараджу, который только что вышел посмотреть, в чем дело, она широко улыбнулась. При виде красавицы Джохар ответил такой же теплой улыбкой мужского восхищения.

Джорджи сложила ладони и поклонилась, как подобало индийской женщине. Джохар был известным ценителем дам — неудивительно для мужчины, имеющего тридцать жен и сотню наложниц, — но Йен был потрясен собственной бурной реакцией, когда махараджа вернул приветствие гостьи и весело приказал слуге:

— Приведите мою жемчужину.

Тот умчался выполнять повеление, а махараджа скомандовал ближайшему стражнику впустить караван, после чего удалился в тронный зал.

Йен снова посмотрел вниз, на Джорджиану, и невольно сжал кулаки. Все это не сулит ничего хорошего. Князь хотел ее. Его сын хотел ее. Он хотел се. И, вне всякого сомнения, пиндари тоже не пожелают упустить столь лакомый кусочек.

Ад и проклятие! Каким образом, спрашивается, она ускользнула от своих стражей?!

— Что происходит? — хором спросили братья, вышедшие посмотреть, из-за чего столько шума.

Йен с саркастическим видом показал на процессию. Братья Найт потрясенно переглянулись.

— Какой кошмар! Джорджи!

Дерек сунул два пальца в рот и издал оглушительный свист. Гейбриел помахал рукой.

— Джорджиана! Грифф, нам нужно спуститься вниз. Не возражаете?

— Да, прошу нас извинить на несколько минут, — поддакнул Дерек, лицо которого сияло. — Все равно переговоры на сегодня сорваны.

— Да, самым таинственным образом, — ехидно протянул Йен.

— Можно нам повидаться с сестрой?

— Безусловно.

Йен рассказал друзьям, что встретился с Джорджи в Калькутте, но не изложил детали тех неприятностей, в которые она его втянула, решив подождать, пока миссия будет выполнена. Он надеялся — очевидно, напрасно, — что все они смогут сосредоточиться на задании.

До чего же он был глуп!

— Не волнуйтесь. Мы сделаем все, чтобы она не попала в беду, — пообещал Гейбриел.

— Буду очень рад, — улыбнулся Йен, не скрывая скептицизма.

Братья умчались к сестре. Огромные ворота со скрипом приоткрылись.

Только поприветствовав махараджу и помахав рукой братьям, Джорджиана соизволила посмотреть на Йена. На этот раз в ее глазах сверкал вызов.

Нет, эта девушка — воплощенная неприятность.

Угрюмо взирая на нее, Йен оперся ладонями о стену и медленно покачал головой, словно обещая, что все это ей так просто не сойдет.

Глава 4

Надежно скрытая вуалью Джорджи облегченно вздохнула. Наконец-то она в безопасности!

Через два дня после начала путешествия до нее дошли слухи, что в округе замечены пиндари. Но, к счастью, их караван благополучно прибыл в Джанпур.

Когда огромные ворота, словно нехотя, раздвинулись, она почувствовала, что слугам, стоявшим за спиной, стало явно не по себе. Сама Джорджи испытывала то же самое, но продолжала безмятежно смотреть вперед, пока стражники жестом не приказали им войти.

Она кивнула доверенному лакею, который, в свою очередь, посигналил вожатому каравана. Вместо того чтобы вскарабкаться на спину нанятого для поездки слона, Джорджи продолжала путь пешком.

Длинная узкая дорога все поднималась в гору. Вокруг вздымались суровые, сложенные из камня стены, вдоль которых стояли гигантские статуи божеств, вздыбленных львов с оскаленными клыками и выпущенными когтями. Но самыми впечатляющими были два огромных военных слона, чьи поднятые хоботы образовали арку, через которую входили вновь прибывшие. Эта церемониальная дорога должна была приводить в благоговение всех гостей, и Джорджи вдруг почувствовала себя совсем крошечной.

Животных и погонщиков увели в другом направлении, чтобы поставить в стойла для верблюдов и слонов. Если не считать служанки и няни, все остальные слуги были отправлены в предназначенные для них помещения, путь к которым пролегал мимо храма Шивы и гигантской железной клетки, в которой росли тенистые деревья и содержались тигры махараджи.

Слуга повел Джорджи и ее дам вперед, на другой конец площади. Они вошли в массивные ворота и оказались в большом внутреннем дворе с фонтаном. Ее сердце забилось в ожидании. Она и Лакшми быстро переглянулись в полной Уверенности, что все встанет на свои места, как только они вновь увидятся с Миной.

Колоссальные колонны поддерживали двухэтажные галереи, окружавшие большой прямоугольник двора, открытого безоблачно-синему небу. Кое-где росли пальмы. Тень была приятна, но Джорджи немного расстроилась при виде стражников, стоявших повсюду и таких же неподвижных, как каменные статуи. Сжимая блестящие боевые топоры, они смотрели прямо вперед. Стражники были одеты в подпоясанные черные туники и узкие черные штаны и казались похожими друг на друга как две капли воды: густые бороды, длинные волосы, собранные на затылке, и грозные лица. Они в самом деле выглядели устрашающе со своими саблями в черных ножнах и серебряными кинжалами на поясах.

Один из них неожиданно повернул голову и насторожился, когда во двор влетели два самых любимых ее воина. Черные сверкающие сапоги стучали по каменным плитам.

— Джорджи!

Она радостно взвизгнула при виде своих красавцев братьев.

— Привет! — Отбросив назад вуаль, она бросилась к ним.

Те принялись ее обнимать. Гейбриел даже подбросил ее в воздух, а Дерек поцеловал в щеку.

— Господи, глазам не верю! Это действительно ты?!

— Ах, плутовка! Что ты здесь делаешь?

— Я должна была приехать. Должна была вас увидеть. О, мои дорогие братья, как вы?

Она любовно погладила загорелые лица. Хоть и младшая в семье, она до какой-то степени взяла на себя роль умершей матери.

— Выглядите неплохо. Вас, надеюсь, хорошо кормят? — принялась расспрашивать она. Оба рассмеялись, услышав ее встревоженный голос, но ее сердце готово было взорваться от гордости за эту красивую парочку повес. Она любила их. Настоящие герои в темно-синих кавалерийских мундирах, с золотыми эполетами, сверкающими на широких плечах, кремовых бриджах для верховой езды и блестящих начищенных сапогах. Трудно винить женщин, которые с первого взгляда влюбляются в таких мужчин! Неудивительно, что сама она всех поклонников сравнивает со своими идеальными братьями!

Оба были брюнетами, но волосы Дерека доходили до плеч, а Гейбриел был коротко подстрижен. Глаза Гейбриела походили на темно-синий сапфир, глаза Дерека были светлее, небесно-голубыми, как у отца, и искрились лукавством.

Оба сильно загорели под беспощадным индийским солнцем.

— Откуда ты узнала, что мы здесь? — удивлялся Дерек.

— Мина сказала! Вернее, написала мне несколько недель назад. Вы ее видели?

— Конечно, нет! Это запрещено, — пробормотал Гейбриел и, покачав головой, обнял сестру за плечи, прижал к себе и чмокнул в висок. Но тут же, вздохнув, добавил: — Твой приезд сюда — это безумие.

— Надеюсь, ты не сердишься?

— Как я могу сердиться? Мы не видели нашу сестренку больше года!

— Только не поссорься с лордом Гриффитом, — тихо предупредил Дерек. — Хороший человек, но ужасный педант, если понимаешь, о чем я.

— Расскажи, — пробормотала Джорджи.

— Лучше пообещай, что будешь вести себя прилично, — потребовал Гейбриел, искоса поглядывая на нее.

— Ничего подобного я не сделаю, — фыркнула Джорджи.

Дерек рассмеялся и дернул ее за прядь волос.

— Ты не изменилась.

— Вижу, имя нашей принцессы наконец-то стало известным, — заметил низкий недобрый голос. По плитам застучали медленные гулкие шаги.

Джорджи оцепенела. И хотя стояла спиной, все же узнала этот голос. И без труда распознала звучавшее в нем раздражение.

Гриффит!

— Э-э… простите, сэр…

Гейбриел откашлялся и послал сестре очередной предостерегающий взгляд, безмолвно умоляя сдержаться.

— Мы как раз закончили разговор…

— Вовсе нет, джентльмены, — ответил он тоном, мягким как весенний день. Зловещий знак. — Не торопитесь. Переговоры отложены на день. Интересно почему? Ведь сейчас только час дня.

Заранее готовясь к схватке, Джорджи повернулась — как раз в тот момент, когда маркиз посмотрел на карманные часы. Посмотрел и с укоризненным щелчком захлопнул крышку. И тут их взгляды столкнулись, и по телу Джорджи пробежала дрожь. Она сказала себе, что не выносит его. Но на самом деле ее раздражало сознание того, что она небезразлична к его мужскому обаянию.

И выглядит он как ожившая мечта: сдержанный, очень красивый в темно-шоколадном фраке, безупречно белом галстуке и желто-коричневых брюках.

Холодно взирая на нее, он сунул часы в карман темно-красного полосатого жилета.

Джорджи заметила его плотно сжатые губы и подумала, что, возможно, безопаснее было бы попасть в лапы пиндари.

Тем не менее маркиз, похоже, смирился с ее появлением. Вот и хорошо! Тем более что она не думает уезжать. По правде говоря, ей не терпится застать его одного и высказать все, что она о нем думает!

Спесивый лондонский маркиз нуждается в паре уроков обращения с дамами, начиная с основ.

Нельзя просто запереть ее, как красивую куклу. Несправедливо судить о ней всего по одной несчастной случайности: истории, случившейся у погребального костра старого Баларама. Но главное — ему необходимо усвоить, что у него нет власти над ней. Должно быть, теперь, получив доказательства всего этого, он сходит с ума от злости! Но ему следует знать, что она всегда принимает решения самостоятельно!

— Вы… э-э… разумеется, уже знакомы с нашей сестрой, — осторожно напомнил Гейбриел.

— О да, еще бы не знаком. — Маркиз с поистине придворной вежливостью наклонил голову. — Мисс Найт, — продолжал он голосом, гладким как стекло. — Как чудесно снова видеть вас.

— Взаимно, милорд.

Она ответила королевским кивком.

Они смотрели друг на друга, и Джорджи решила не говорить братьям, что это чудовище задумало посадить ее под домашний арест. Нет, куда мудрее держать секрет над его головой в качестве постоянной угрозы, на случай если от него потребуются кое-какие уступки.

Кроме того, братьям тоже не обязательно знать все. Например, обстоятельства спасения Лакшми и едва не вызванный этим мятеж.

Дерек неловко откашлялся.

— Наверное, королевским советникам нужно время обдумать ваше предложение, — пробормотал он в храброй попытке умаслить лорда Гриффита, чье неудовольствие было поистине ощутимым.

— Вероятно, — согласился Йен, заводя руки за спину. — Любопытное время вы выбрали для родственного визита.

Последнее было произнесено столь леденяще вежливым тоном, что братья поспешно стали оправдывать сестру. Но он заткнул им рты заученной улыбкой и ленивым взмахом руки.

— Кстати, нельзя ли перемолвиться словцом с вашей троицей?

— Конечно, — пролепетал, как всегда обязательный, Гейбриел. Дерек кивнул и шагнул вперед, но Джорджи их остановила.

— Это совершенно не обязательно, лорд Гриффит, — объявила она. Если он желает драки, он ее получит.

Маркиз выгнул бровь.

— Мальчики, останьтесь здесь, — велела она, мельком взглянув на братьев. — Именно я заслужила гнев его милости. Так что и выяснять отношения мы будем с глазу на глаз.

— Уверены? — тихо спросил он. В глазах звездой сверкнула искра веселья. Очевидно, он был заинтригован столь неприкрытым вызовом.

Джорджи надменно вскинула подбородок.

— Я сама веду собственные битвы.

— Как пожелаете. — Он вежливо указал на одно из закрытых боковых помещений, чуть в стороне от главного двора.

Джорджи пошла вперед и уже хотела открыть дверь, но ее айя запротестовала, заявив, что такое поведение неприлично. Лакшми что-то встревоженно бормотала. Джорджи ответила на бенгальском, что сейчас придет. Кроме того, у этого человека репутация святого, черт бы его побрал!

Дерек и Гейбриел помрачнели. Но когда она решительно покачала головой и взглядом попросила их не волноваться — она знает, что делает, — они, похоже, смирились с ее решением.

В конце концов, она сама попала в переплет и сама постарается благополучно из него выбраться.

Гейбриел сунул руки в карманы и прислонился к толстому стволу пальмы, намереваясь дождаться сестру, Дерек повернулся и тепло приветствовал старую няню. Пурнима со своей стороны вовсе не радовалась происходящему.

Джорджи подошла к двери комнаты, остро сознавая присутствие лорда Гриффита. Какое счастье, что братья предпочли не оспаривать ее решение!

Все это дело ее и лорда Гриффита, не стоит впутывать братьев. Если маркиз пожелает, то легко сможет испортить им карьеру. Одно дурное слово от человека, обладающего подобной властью, может бросить тень на блестящую военную карьеру, а для Дерека и Гейбриела армия — это жизнь.

Она терпеть не могла их опасную профессию, как и работу отца на мерзкую Ост-Индскую компанию, но, хорошо зная, как много все это значит для них, никогда не посмела бы поставить их под удар.

Йен придержал для нее дверь. Джорджи с трудом подавила дрожь и протиснулась мимо него в комнату.

Он шагнул следом, закрыл за собой дверь и повернулся лицом к ней, сложив руки на груди.

— Так-так, мисс Джорджиана. Мы снова встретились! — иронически бросил он, но она подняла палец, призывая его к молчанию, и внимательно оглядела комнату в поисках слухового отверстия или решетки, у которой можно подслушать разговор.

В этих роскошных дворцах даже стены имеют уши.

Монументальные фрески на стенах изображали историю сошествия Ганги в окружении летающих богинь и небесных стражников на лошадях. Пол из прохладных каменных плит покрывал многоцветный ковер со сложным узором. С потолка свисала железная люстра с незажженными свечами.

Из других предметов, достойных упоминания, в комнате были низкий диван с красными подушками, длинный тяжелый стол со спиральными ножками и пара небольших деревьев манго в глиняных горшках.

Джорджи выглянула в окно, стараясь убедиться, что никто не подслушивает. Осторожность не помешает!

— Прекрасно, — пробормотала она. — Теперь мы можем говорить свободно.

Вернее, теперь она может сказать этому негодяю все, что о нем думает.

— Что вы делаете здесь? — мрачно спросил он.

— Здесь я задаю вопросы, змей вы этакий! — взорвалась Джорджи. — Знаете, кто вы? Деспот, тиран…

— Тиран? — тихо рассмеялся Йен.

— Вы прекрасно слышали!

Она столько дней ждала, чтобы дать волю ярости! Пусть теперь получит сполна!

— Почему вы вообразили, будто можете диктовать мне условия? Запирать меня под стражей, как пленницу, в собственном доме?! У вас нет никаких прав! Как вы посмели?! И… — прервала она, когда он попытался ответить. — Вы лгали мне!

Маркиз приподнял бровь. Впрочем, он уже начал понимать, что впереди их ждет куда более жестокая битва, чем можно было предположить.

— Вы позволили мне верить как последней дуре, что собираетесь взять с собой в поездку, но вместо этого заперли меня, словно наложницу — на женской половине индийского дома, а сами благополучно уехали. Это было низко! Очень низко! Но, как видите, дорогой маркиз, у вас нет власти надо мной! — Она раскинула руки, словно давая ему возможность полюбоваться ею. — Я здесь, и вы ничего не сможете поделать! Ваша попытка запереть меня в клетке не удалась!

Он холодно посмотрел на нее. Правда, напряженные складки в уголках губ ясно показывали, что он не был так уж безразличен к ее словам. Вот и хорошо!

— Я настойчиво просил вас оставаться дома, мисс Найт, — начал он рассудительно. — Как и вести себя прилично, и держаться подальше от неприятностей. Все это делалось ради вашей защиты и безопасности моей миссии. Я знал, что вы ничего не пожелаете слушать. Поэтому и попросил Дьюитта прислать людей. Вы не оставили мне выбора.

— Вздор!

— Наоборот, дорогая. Вы забываете: я уже видел, какой хаос вы способны устроить, а наше положение и без того достаточно шаткое. Не хватало еще, чтобы вы изображали здесь чертова слона в посудной лавке, — резко закончил маркиз.

— Слон в посудной лавке? — задохнулась Джорджи. — Невероятно!

— Вам здесь нечего делать!

Он шагнул вперед и навис над ней. Маска деланного безразличия словно спала, уступив место ярости.

— Да как вы смеете столь дерзко пренебрегать моими требованиями!

На этот раз рассмеялась Джорджи.

— А вы к этому не привыкли, так ведь? Знайте, что я ни перед кем не пресмыкаюсь.

— Очевидно, было слишком глупо надеяться, что спасение вашей жизни что-то для вас значит…

— Я сама смогла бы справиться с этими людьми.

Йен потрясенно уставился на нее.

— Ха!

Джорджи поджала губы, отказываясь взять назад чересчур самоуверенное заявление.

— Знаете, в чем ваша проблема? Вы безобразно избалованы!

— Вовсе нет! — фыркнула она. — Вы просто меня не знаете!

— Давайте рассмотрим факты. Вам приспичило увидеться с подругой. Увидеться с братьями. Следовательно, пусть все и вся идет к черту, главное — добиться своего. На первом месте — ваши желания! — рассерженно рявкнул он. — Да имеете ли вы хоть какое-то представление о том, что стоит на кону? Неужели вы, чертовы бабы, никогда не научитесь пользоваться собственными мозгами?!

Джорджи стиснула зубы и отвела глаза, стараясь держать себя в руках.

— Ладно, давайте успокоимся…

— Я спокоен! — закричал он, но она его проигнорировала.

— Теперь понятно, почему вы не способны меня понять. Тут виновата я. Вы считаете меня избалованной. Но это лишь потому, что я не была… полностью с нами откровенна насчет моих истинных тревог. Однако, похоже, вы слишком толстокожи для деликатных намеков…

— Деликатные намеки? — взорвался он. — Что-то я ни одного не заметил!

Она бросила на него предостерегающий взгляд.

— Теперь придется все выложить начистоту.

— Пожалуйста, не стесняйтесь. Похоже, сейчас я узнаю много нового! — Он подался вперед.

— Я не глупенькая дебютантка, каковой вы меня считаете, — бросила она. — Вы действительно верите, что я приехала ради светского визита?

Вопрос, кажется, застал его врасплох.

— Так и быть, говорите. Если это не светский визит, почему же вы сюда явились?

Она спокойно выдержала его пронизывающий взгляд.

— Из-за вас.

— Из-за меня?

Маркиз снова растерялся. В глазах мелькнуло трогательное смущение, но он тут же привычно насторожился и цинично хмыкнул:

— Неужели? Я весьма польщен, но…

— Не стоит. Меня интересуют не наши стройные ноги, лорд Гриффит, а суть вашей миссии здесь, в Джанпуре. — Помолчав, она пронзила его строгим взглядом. — Я хочу, чтобы вы признались мне прямо сейчас: что здесь происходит?

— И почему я должен это сделать?

Она скромно пожала плечами и сцепила руки за спиной.

— Потому что, лорд Гриффит, я обладаю здесь определенным влиянием. Моя подруга — фаворитка махараджи, и у меня есть доступ к закрытой для вас информации. Все это означает, что я смогу либо помочь, либо помешать вам — в зависимости от ваших целей. Поэтому предлагаю начать с правды.

Его зеленые глаза сузились, как у разъяренного тигра.

— Я хочу знать, чего вы пытаетесь здесь достичь, — неслась она на всех парах. — Если вы откажетесь сказать мне, ямогу предположить худшее. А это означает, что я немедленно иду к Мине и она предупредит своего мужа, чтобы он не доверял вам.

Только этого ему не хватало!

Маркиз продолжал молчать, хотя глаза рассерженно сверкнули. И еще он выглядел потрясенным до кончиков ногтей. Что, до сих пор никогда не встречал женщин с мозгами?!

Джорджи торжествующе вскинула подбородок.

— В Калькутте вы говорили, что посланы остановить войну. Если это правда, значит, мы союзники. Я, естественно, скорее предпочитаю работать с вами, чем против вас. Но после того, что вы сделали со мной, я с трудом верю в чистоту ваших помыслов.

Йен в ярости отвел глаза, притворяясь, будто изучает фрески.

— Интригующая вы женщина, Джорджиана.

— Спасибо, — обронила она. — Так как? Именно мир — истинная ваша цель, или ваши деяния здесь просто коварный трюк, направленный на расширение владений Ост-Индской компании?

Он метнул на нее мрачный взгляд и словно стал еще выше и шире в плечах.

— Я кажусь вам мальчиком на посылках у какого-то торговца?

— Вовсе нет. Но это не отвечает на мой вопрос.

Он снова отвернулся с безмолвным проклятием на губах.

Джорджи с интересом наблюдала за ним.

— Вы оскорблены. Именно поэтому я и хотела сначала все выяснить, — объяснила она, пожав плечами. — Если бы вы приняли мое гостеприимство в Калькутте и согласились потолковать по душам, я смогла бы сама найти ответы. Не тревожа вас.

— Очень сомневаюсь, — проворчал он.

Джорджи опустила голову.

— Вы не жили в Индии, милорд. Не видели, как компания разрушает все, к чему прикасается. И индийцам приходится выносить бремя этого проклятия, а войска компании захватывают одно древнее княжество за другим и ставят во главе очередного равнодушного и продажного англичанина. Чиновникам компании наплевать на эту страну и ее народ. Все, что им нужно, — набить собственные карманы.

Он с подозрением уставился на нее.

— Нельзя допустить, чтобы такое случилось с Джохаром. Он хороший правитель и справедливый человек, и его люди нуждаются в нем. Если мне придется бороться с вами, чтобы спасти его владения, значит, так тому и быть.

— Вот как. — Он ущипнул себя за переносицу.

Она молча смотрела на него.

— Почему вы не рассказали мне обо всем этом раньше? Вам следовало признаться во всем в Калькутте.

— Не знала, можно ли вам довериться.

Он тяжко вздохнул.

— Что ж, возможно, мы оба слишком многое скрывали друг от друга.

— Но теперь я с вами честна.

— Хорошо. Поскольку для вас, по-видимому, это имеет огромное значение, позвольте сразу заверить вас, что я не лакей никому — ни компании, ни Короне, — произнес он стальным тоном, ибо она действительно оскорбила его гордость. — У меня нет желания набить свои карманы богатствами Востока. Я приехал в Индию не ради выгоды. Мало того, я отдыхал на Цейлоне и никому не мешал, когда за мной прислали и попросили заняться этим делом. И потом, простите за вульгарное заявление, я уже чрезвычайно богат. Как говорят, родился с серебряной ложкой во рту.

Джорджи смущенно опустила глаза.

— Я не знала…

— Более того: посчитай я, что цель этой миссии несправедлива, просто отказался бы выполнять ее.

Она остро ощущала его пронизывающий взгляд.

— Короче говоря, я занимаюсь этой работой не за деньги, Джорджиана. Я здесь ради блага своей страны, в надежде спасти сотни жизней. Потому что всегда хотел превратить этот мир в более цивилизованное место. И по этим причинам мне не слишком нравятся ваши инсинуации относительно моих намерений.

Она не смела поднять голову. Щеки пылали. На память пришли все достойные восхищения высказывания о лорде Гриффите.

— Вы так и не сказали мне, какие у вас дела в Джанпуре, — промямлила она с легкой дрожью, осторожно поглядывая на него.

Он рассмеялся и покачал головой.

— Вижу, вы не отстанете от меня.

— Не могу. Эти люди — мои друзья.

— Нужно отдать вам должное: такая преданность похвальна, — кивнул он, отходя к окну.

Джорджи ничего не ответила, но нашла в себе силы снова поднять голову и встретить его взгляд.

Он отвернулся и выглянул наружу, щурясь от яркого солнечного света.

— И снова вы почти не оставляете мне выбора. С другой стороны… я достаточно долго занимаюсь своим делом, чтобы знать: у женщин есть свои приемы. Итак, мисс Найт, если хотите, чтобы махараджа сохранил свой трон, помогите убедить его принять наше предложение. — Лорд Гриффит помолчал и, понизив голос, добавил: — Пока что к войне стремится не Джохар, а его шурин, Баджи Рао. Вы слышали о нем?

Джорджи кивнула.

— Но Баджи Рао — верховный глава всего княжества, — ответила она, спеша показать, что знакома с обычаями этих мест.

— Так вот, этот человек стал настоящим шипом в боку Короны.

— Не могу сказать, что удивлена. Баджи Рао не Джохар. У него репутация жестокого труса и любителя запугивать слабых. Его ненавидят даже собственные люди.

— У него истинный талант обзаводиться врагами, — кивнул Йен. — Губернатор лорд Гастингс приказал уничтожить орду пиндари, но Баджи Рао обеспечил им безопасное убежите, и теперь нам придется перейти границы его владений, чтобы сразиться с ними.

— Но он не желает вас пропустить?

— Разумеется.

— Полагаю, он просто вам не доверяет, — заметила она.

— Судя по тому, что я слышал, он вообще никому не доверяет. — Йен отошел от окна и, остановившись у стола, оперся о столешницу. — Трудно сказать, что Баджи Рао надеется выиграть от всего этого, но, боюсь, он использует пиндари для войны с нами. И теперь пытается собрать всех своих союзников. Яздесь, чтобы убедить повелителя Джохара сохранять нейтралитет. С той же целью мы посылаем другую команду дипломатов в Гвалиор. В идеале и Джанпур, и Гвалиор должны подписать с нами договор о нейтралитете.

— Но они самые сильные члены союза Маратха, — вздохнула она.

— Совершенно верно. И без них Баджи Рао и остальные его союзники проиграют. Конечно, и Джохар, и Гвалиор вполне могут отказаться от нашего предложения, поддержать Баджи Рао и быть уничтоженными вместе с остальными жителями Маратхи. Но если они решат не вступать в войну, мы вскоре победим Баджи Рао и поделим его территории между Джанпуром и Гвалиором.

— По крайней мере вы щедро отплатите им за отказ от старого договора.

— Первый принцип дипломатии, дорогая. Если хотите получить, нужно уметь отдавать, — согласился он сухо.

Они смотрели друг на друга мгновением дольше, чем следовало бы.

Она первой опустила глаза.

— Все же сомневаюсь, что Джохар согласится. Преданность и честь — все для жителей Маратхи.

— Я заметил, — с сожалением пробормотал он, отворачиваясь, словно тоже был взбудоражен странной реакцией, происходившей между ними. — И примером этому — наш славный князь Шаху. Чертов пороховой заряд, состоящий из кичливой гордости! Кстати, будьте с ним поосторожнее. Вы имели несчастье привлечь ею внимание.

— Так это и есть вся ваша миссия? — уточнила она, отмахнувшись от его предостережений. — И никакого второго дна? То есть второе дно всегда имеется.

Йен закусил губу.

— Союз княжеств перестанет существовать.

Джорджи поморщилась.

— Так я и знала! Именно этого боялась.

— Но это не наша вина, Джорджиана. Во всем виноват Баджи Рао. Он глава союза и не уступает ни на дюйм! Хочет, чтобы все белые либо убрались из Индии, либо легли в землю. Мы не желаем никакой войны с Маратхой. Положение было стабильным. Пока Баджи Рао не пришел к власти. Ситуация неприятна и для нас. Маратха была буфером между нами и Оттоманской империей на севере. Другого решения пока нет, и я пытаюсь разрешить проблему самой малой кровью. Когда все будет сделано и сказано, народом Маратхи будут править два более мудрых махараджи, которые ценят мир между соседями. Люди, которым можно доверять. Орду пиндари уничтожат, а Баджи Рао потеряет трон.

— Пожалуй, так будет безопаснее для всех, — признала она.

— Видите? Я не такой уж змей, пытающийся поглотить Джанпур, — поддразнил он.

— Может, и нет. — Она осторожно улыбнулась. — Простите, что так вас назвала. Надеюсь, вы не обиделись и мы станем друзьями?

— Конечно!

Он протянул ей руку.

Она поднялась и сжала теплые пальцы.

— Мне не стоило говорить, что вы избалованы, — пробормотал он, не отпуская ее ладонь. — Ваша преданность друзьям поразительна.

Он поднял ее руку к губам и нежно поцеловал.

— Надеюсь, эта преданность частично распространится и на меня. Особенно потому, что я рассказал вам о своей миссии, а вы не тот человек, чтобы предавать чье-то доверие. Но помните, Джорджиана: одно неосторожное слово, и несчастье неминуемо.

— Я не подведу вас, — тихо пообещала она, глядя ему в глаза.

— Надеюсь, — кивнул Йен.

Она игриво дернула за пуговицу на его жилете и лукаво улыбнулась:

— Ну вот видите? Не так уж и трудно довериться мне.

— Не заставьте меня пожалеть об этом.

— О, вы не пожалеете. В гареме я буду держать глаза и уши открытыми, только ради вас, и, если узнаю что-то полезное, немедленно дам знать.

Нежность в его взгляде сменилась тревогой.

— Будьте осторожны.

— Не волнуйтесь, — с улыбкой прошептала она. — Вы слишком много беспокоитесь.

— И не без причин. Я вполне серьезен, Джорджиана. Если снова устроите беспорядки, я отошлю вас в Калькутту.

— Я буду хорошей девочкой, — заверила она и, неожиданно расстегнув верхнюю пуговицу его жилета, скользнула мимо и направилась к двери, прежде чем он успел возразить.

— Пытаетесь раздеть меня? — осведомился он, снова застегивая пуговицу.

Оглянувшись, она дерзко усмехнулась.

— Не могу сказать, что это мне в голову не приходило.

«В мою тоже», — подумал Йен, сдерживая ухмылку. Оставалось надеяться, что он не совершил фатальную ошибку, доверившись ей. Впрочем, она не оставила ему выбора.

Поспешно скрыв неотступное вожделение, он вышел во двор. Джорджи присоединилась к братьям и своим спутницам.

Одна из служанок махараджи уже ожидала рядом, чтобы проводить женщин в зенан, помещения гарема. Тем временем капитан стражи пришел, чтобы развлечь британскую делегацию показом традиционного индийского оружия.

Они расстались.

Джорджиана распрощалась с братьями и осторожно поглядела в сторону Йена из-под пушистых ресниц. Этот взгляд, пожалуй, мог бы растопить замерзшие воды Темзы в январе. У него перехватило дыхание, но она уже отвела взгляд и, отвернувшись, последовала за служанкой.

Он молча смотрел, как она входит в большие позолоченные двери гарема и исчезает из виду.

— Надеюсь, она доставит нам не слишком много неприятностей, — осторожно пробормотал Гейбриел, с некоторой тревогой глядя на Йена. — Боюсь, временами наша сестра абсолютно неукротима.

— Когда-нибудь нам придется приложить все усилия, чтобы выдать ее замуж, — вторил Дерек. — Если бы только она не была так чертовски разборчива.

— Не важно, — отмахнулся Йен. — Думаю, теперь мы лучше понимаем друг друга. Идем?

— После вас, сэр, — вежливо ответил Дерек.

Йен кивнул и отошел.

Братья обменялись заинтересованными взглядами, но молча последовали за ним.

Глава 5

Джорджи остановилась у входа в гарем. Величественные евнухи держали скрещенные копья. При виде женщин они разняли копья и открыли двери.

Джорджи со спутницами проследовала по длинному коридору, в конце которого уже ждала Мина. Подруги с радостными восклицаниями обнялись. Увидев Лакшми, Мина пораженно покачала головой:

— Какой сюрприз!

Любимая жена повелителя положительно сияла от счастья, и подруги тут же стали весело щебетать.

Пурниму и Гиту отослали готовить покои. Мина предложила Джорджи и Лакшми показать отдельный зенан, выстроенный специально для нее в другом крыле дворца.

— Зенан еще не докончен. Но по крайней мере там мы можем не бояться, что сотня человек будет беззастенчиво подслушивать наши разговоры! — пробормотала она.

Остальные дружно с ней согласились.

Гарем образовывал дворец внутри дворца. Пока мужчины занимались своими повседневными делами, женщины оставались вечными пленницами. Повсюду были слуховые решетки, отверстия и изысканные резные экраны, черезкоторые женщинам позволялось наблюдать мир мужчин. Правда, в некоторые комнаты они не допускались.

Наконец подруги добрались до того крыла, в котором сооружался новый зенан. Всех рабочих немедленно выгнали.

— Мой муж чрезвычайно щедр, — объявила Мина. — Но знаете, что приятнее всего?

— Что именно? — спросила Джорджи с улыбкой.

— Махарани Судхана теперь живет с сознанием того, что сама подала Джохару эту идею, — хихикнула Мина. — Она все твердила, что не выносит моего вида, и вот его ответ на ее требования! Взгляните, это будет наша спальня!

Она привела их в большую комнату с высоким потолком.

— Ах, мои сестры, — мечтательно вздохнула она, — когда у мужчины тридцать жен и сотня наложниц, скажу одно: у него была великолепная практика!

Услышав столь скандальное заявление, Джорджи разразилась смехом, а Лакшми мрачно вздохнула, поняв, сколько всего упустила, будучи замужем за стариком. Джорджи поспешно прикусила язык, на котором вертелись десятки вопросов.

Позже, когда бедняжка Лакшми уснет, она расспросит Мину, каково это — лежать в постели с мужчиной, изощренным в искусстве любви.

Осмотрев покои, они вернулись в Оружейный зал. Дворцовые стражники демонстрировали приемы древней индийской борьбы.

Среди зрителей Джорджи разглядела братьев и лорда Гриффита. Один из стражников показывал Гейбриелу и Дереку собрание острых как бритва чакр, или дисков, — смертоносных зазубренных метательных орудий. Стоявшие за резной деревянной ширмой девушки сдерживали смех и шепотом унимали друг друга, решив подольше подсматривать за мужчинами.

Джорджи почти не обращала внимания на братьев и сосредоточилась на лорде Гриффите. По-мальчишески сунув руки в карманы, маркиз подошел к гигантским стальным щитам и кольчугам тонкой работы, призванным защищать боевых слонов махараджи. Исподтишка наблюдая за ним. Джорджи испытывала непонятное удовольствие. Приходилось признать, что какой-то крошечный уголок ее сердца наполняется счастьем при мысли о нем.

Ее до сих пор преследовали его благородные слова о службе стране и спасении жизней. И ей по-настоящему захотелось подружиться с маркизом.

Тут капитан предложил англичанам поучаствовать в схватке. Но Гейбриел с холодной улыбкой отказался:

— Прошу прощения, джентльмены, я никогда не обнажаю оружие без особой на то необходимости.

— А я обнажаю! — жизнерадостно воскликнул Дерек.

Подруги обменялись улыбками, когда воин-маратха бросил Дереку длинное копье. Тот ловко поймал его и принял воинственную позу, чем заслужил искреннее одобрение индийцев.

Они спросили лорда Гриффита, будет ли тот участвовать. Он отмахнулся и скромно заявил:

— Не хотелось бы выглядеть идиотом рядом с вами, парни. Я всего лишь дипломат. Предоставляю подвиги военным.

Что ж, по мнению Джорджи, столь самоуничижительный ответ вполне совпадает с принципами джайнистской философии. Но искренен ли он?

Она медленно оглядела маркиза, любуясь его совершенной фигурой. После экскурсии по покоям Мины она не могла не гадать, каков лорд Гриффит в постели.

Она вспомнила нежную силу его прикосновений, ласку губ, целующих ее пальцы…

Маркиз неожиданно повернулся и пронизывающим взглядом уставился на деревянную ширму. Словно знал, кто за ней стоит.

Джорджи, залившись краской, отпрянула.

— Что случилось? — прошептала Лакшми.

Ее щеки так раскалились, словно она наелась острого красного чили.

— Ты не заболела? — озадаченно осведомилась Мина.

— Все… в порядке. Просто здесь… немного жарко. Может нам лучше уйти? — промямлила она.

— Да, пойдем выпьем чего-нибудь освежающего. Ваше путешествие было долгим и утомительным.

Мина взяла ее под руку. Подруги пересекли огромный сверкающий пиршественный зал, где суетилась целая армия слуг.

— Сегодня здесь будет пир в честь британской делегации, — сообщила Мина, нежно гладя плечо Джорджи. — Тебе тоже следует пойти. Побудешь немного с братьями. Нас с Лакшми, конечно, не пригласят, но у тебя нет причин оставаться здесь. Ты чужеземка и гостья. Тебе нет нужды сидеть на женской половине.

— А вы не будете возражать? — с надеждой спросила Джорджи.

— Вовсе нет! — заверила Мина. — Хотя, предупреждаю, твое появление произведет фурор…

— Она к этому привыкла, — вставила Лакшми.

— Те женщины, которых мужчины привыкли видеть в пиршественном зале, танцовщицы. Но тебе, конечно, важнее всего повидаться с братьями, — заявила Мина. — Неизвестно, сколько еще они будут здесь оставаться. Наверное, до конца переговоров, а кто знает, как скоро они завершатся?

— Да, кто знает… — откликнулась Джорджи.

Они удалились в главное помещение гарема — место чудес с садами, бассейнами в форме лотоса, поросшими водяными лилиями, причудливыми павильонами, арочными колоннадами; место, посвященное праздности, роскоши и отдохновению. Здесь были комнаты, предназначенные для искусства, и музыки, дворы для занятий верховой ездой и стрельбой из лука, площадки для игры в мяч, подобной нашему теннису. Тут находился небольшой, по красивый храм в честь богини Парвати и просторные детские, заполненные веселыми ребятишками. Имелся даже большой зал для торжественных приемов, где махарани вершила суд и рассматривала жалобы женщин своего княжества. Повсюду сновали бесчисленные ручные обезьянки, олени, в клетках кричали ярко раскрашенные попугаи.

Каким бы прекрасным, каким бы безмятежным ни казалось это место, оно по-прежнему оставалось клеткой. Однако Джорджи не спешила высказаться. Совершенно ясно, что Мина безоглядно счастлива, а Лакшми выглядит ошеломленной этим райским уголком. Вне всякого сомнения, ей это кажется небывалой роскошью, особенно после тюрьмы, какой был ее брак со старым Баларамом.

Неожиданно из храма вышла высокая стройная женщина лет сорока. За ней следовала стайка служанок.

— О нет! — прошептала Мина, бледнея. — Это махарани Судхана!

— Правда? — с большим интересом спросила Джорджи.

Стройная фигура махарани была закутана в темное сари из шелка цвета индиго, прошитого золотой и серебряной нитями. Все вместе создавало эффект ночного неба. На лбу драгоценной «каплей» сверкала яркая точка. Черные волосы были гладко причесаны, контрастируя с поразительно бледной кожей, мрачные глаза подведены сурьмой.

В момент ее появления в гареме воцарилась мертвенная тишина. Все прекратили свои занятия, оставив танцы и игры, и низко склонились перед махарани. Музыка смолкла. Даже дети послушно притихли.

— Черт, она увидела нас, — выдохнула Мина, когда Судхана остановилась и уставилась на них. — Боюсь, дорогие, она потребует от нас полагающегося приветствия.

— До чего же не хочется, — пробормотала Джорджи.

— Скорее! — поторопила Лакшми.

Девушки опустились на колени и поклонились, как того требовали традиции, так низко, чтобы коснуться лбом земли.

— Мина, кто эти женщины? — осведомилась Судхана, останавливаясь перед ними и, судя по всему, умиротворенная их почтительностью.

— Это мои подруги из Калькутты, — застенчиво пролепетала Мина.

— У меня не спросили разрешения на этот визит.

— Г-господин дал мне разрешение.

— Неужели тебя совсем не воспитывали? Не важно, что говорит Джохар, прежде всего ты должна была обратиться ко мне. Таков порядок.

— Д-да, ваша светлость.

Джорджи скривилась, но не подняла головы. Судя по всему, махарани вне себя от ярости.

Бедная Мина. Как ее жаль! Не хотела бы она иметь такого врага!

Наконец ей и Лакшми приказали встать. Джорджи невольно заметила исполненный злобы взгляд махарани на молодую красивую соперницу, вытеснившую ее из постели мужа. Джорджи видела, как трясется Мина, но все же она не отступила и назвала махарани имена подруг. Та изучала их с холодным интересом.

— Что ж, если так пожелал мой муж, мне остается только повиноваться, — обронила она исполненным яда голосом.

Мина медленно выдохнула, но лишь когда махарани удалилась на достаточное расстояние.

— Она всегда такая? — выпалила Лакшми, болезненно морщась.

— Это еще что! Обычно она в десять раз хуже! — пояснила Мина. — Считает себя почти что божеством только потому, что она сестра Баджи Рао!

Джорджи навострила уши.

— Такая спесивая семейка, — продолжала Мина.

— Куда она идет? — спросила Джорджи, видя, что махарани подходит к тяжелым деревянным дверям под заостренной каменной аркой.

— Возможно, в свою приемную. Никому не позволено входить в это помещение. Только евнухам-стражникам и служанкам самого высокого ранга дозволяется следовать туда за ней. Она обвиняет меня в избалованности, но Джохар позволяет ей принимать посетителей из внешнего мира на том условии, что она всегда будет оставаться за ширмой.

— Посетителей? Вроде него? — удивленно спросила Джорджи, кивнув в сторону молодого человека, только что открывшего дверь приемной и заглянувшего в гарем.

— О, что он опять здесь делает? — раздраженно фыркнула Мина.

— Кто это?

— Ее драгоценный сын. Наследник Шаху. Он будущий преемник Джохара. И, как говорят англичане, фат!

— О да. Это видно сразу, — кивнула Джорджи.

Ярко и вызывающе одетый: в узорчатые шелка и туфли с загнутыми носами, — щеголяющий огромными золотыми серьгами и белоснежным тюрбаном двадцатилетний наследник был абсолютно доволен собой. Излучая задор молодого петушка, он послал Джорджи дерзкую улыбку, и та поспешно отвела глаза, прижав пальцы к губам, чтобы не расхохотаться.

— Взгляни только, как нагло он таращится на тебя! Что за тщеславный дурак, — прошипела Мина. — Он уже взрослый и не должен приходить в гарем. Но все же является каждый день повидаться с мамашей. Хорошо еще, что не остается надолго. Ему разрешено заходить не дальше дверей приемной махарани.

— Но почему он приходит так часто?

— Они очень близки. Его, разумеется, растили в гареме, как других детей. И сейчас он никак не в силах осознать, что давно бы полагалось стать мужчиной. Так нет. Цепляется за материнские юбки, как избалованный мальчишка! Подумать только, что когда-нибудь именно он станет править Джанпуром!

Мина досадливо качнула головой.

Джорджиана все еще пыталась понять, что представляет собой Шаху, когда Лакшми вдруг сказала странным, почти безразличным тоном:

— Мина? Джиджи?

Они одновременно повернулись к ней.

— Что с тобой, дорогая? — спросила Мина.

Лакшми сидела на корточках у бассейна-лотоса. Вынув из воды цветок на длинном стебле, она рассматривала изящную чашечку.

— Я приняла решение.

— Лакшми?

Джорджи нахмурилась. Тревога сжала сердце.

— Что-то стряслось?

— О каком решении ты говоришь, дорогая?

— Я думала об этом с того момента, как ты спасла меня, Джиджи.

Лакшми смотрела на подруг большими серьезными глазами.

— Я решила выполнить все обязанности, полагающиеся вдове, которая не взошла на костер вместе с мужем.

Джорджи попыталась протестовать, но Мина сжала ее плечо. Лакшми продолжала держать цветок.

— Мне нужна ваша помощь, — тихо продолжала она.

— Конечно, мы тебе поможем, — заверила Мина, подходя к Лакшми и осторожно ее обнимая. — Не беспокойся, сестра, Если хочешь соблюдать пурдах[4], останься здесь, со мной. Будешь прислуживать мне в новом зенане. Это самая подходящая для вдовы роль. Когда-нибудь ты поможешь Мне ухаживать за моими детьми.

Джорджи потрясение наблюдала за всем этим, не зная, что и сказать.

— Да, — прошептала Лакшми. — Думаю, так будет лучше.

Она поцеловала Мину в щеку и с сожалением взглянула на Джорджи.

— Ты была ко мне добрее сестры, Джиджи, но я не принадлежу к твоему миру.

Джорджи сжала руку подруги.

— Ты сама знаешь, как поступить, — выдохнула она. — Я хочу лишь одного: чтобы ты была счастлива.

— Я не могу быть счастлива, отрекшись от своего долга, — глухо пробормотала Лакшми. — Я отказалась взойти на костер и теперь должна пожинать последствия своего выбора.

Джорджи не могла, а возможно, и отказывалась ее понять. Но Мина взглядом велела ей придержать язык. В эту часть их мира она никогда не будет допущена. И если обе видят в происходящем какой-то смысл, кто она такая, чтобы спорить?!

Лакшми переоделась в белое сари. Цвет траура. Отныне она будет носить только белое: ни жизнерадостного желтого, ни кобальтово-синего, ни, разумеется, никаких оттенков красного, цвета индийских свадебных нарядов.

Мина и Джорджи отвели ее в укромный уголок гарема, где Лакшми села перед зеркалом, медленно стерла красное бинди, знак замужней женщины, и взяла в руки ножницы. Слезы выступили на глазах Джорджи, когда Лакшми срезала свои длинные черные волосы, оставив на голове не более полудюйма длины. Джорджи хотелось отвернуться, но она вынудила себя смотреть. Только старалась сдержать слезы при виде того, как подруга следует принятому в ее обществе безжалостному кодексу женской чести. Лакшми сделала именно то, что требовала от нее семья. Она могла бы получить свободу, но предпочла умереть для всего мира.

Лицо Мины превратилось в маску сочувственной решимости, словно сама она на месте Лакшми сделала бы то же самое.

— Вы посылали за мной, повелительница?

Фируз неподвижно стоял перед деревянной ширмой, разделявшей приемную махарани, которая разъяренной тигрицей металась по комнате.

Иногда он умирал от желания выпустить ее на волю — у него хватит силы освободить ее, если она того пожелает, — но Фируз был реалистом, и, честно говоря, что он стал бы делать с махарани? Она принадлежала Джохару, а Фируз знал свое место.

Обычно на их встречи она приходила одна. И сейчас успела отослать своего глупого сына, одарив его несколькими золотыми монетами и погладив по щеке.

Только Фирузу была известна полная степень ее власти над Шаху. Это отношения не просто сына с матерью, а кукловода и марионетки. Когда-нибудь Судхана, прикрываясь мальчишкой, будет править Джанпуром.

— Вскоре я передам с тобой послание моему брату. Он теряет терпение, — презрительно сказана она, все еще продолжая метаться. Тени, падавшие от ширмы, играли на ее тонкой фигуре. Круто развернувшись у одной стены, она направилась к противоположной. Фируз не спускал глаз с ширмы.

— А пока я хочу, чтобы ты побольше узнал об этой англичанке. Мне крайне не нравится ее появление здесь. Достаточно и того, что во дворце кишат британцы, но здесь, в самом гареме?! Подумать только, что мне приходится выносить! О, эта гнусная потаскушка Мина! Это она притащила ее сюда! Как я жажду видеть ее мертвой!

Фируз вопросительно уставился на ширму.

Судхана остановилась, и Фируз услышал восторженный, зловещий смешок.

— Друг мой, пока что я говорила чисто риторически, — весело попеняла она. — Всему свое время.

Фируз едва не улыбнулся, но скрыл свое удовольствие, поклонился и бесшумно вышел выполнять очередной приказ госпожи.

Никогда раньше под сводами этого дворца не слышался вой волынок. Но пока придворные ожидали начала пира, майор Макдоналд собрал нескольких горцев своего полка, чтобы развлечь хозяев шотландским танцем с саблями.

Обряженные в полную форму шотландского полка — килты и шотландские береты, — мужественные воины исполняли энергичную джигу над скрещенными на полу саблями. Под нытье волынок и бой горских барабанов они выказывали свою силу и ловкость. Каждый танцор поднял одну руку над головой, а другой упирался в бедро.

— Смысл этого танца — поднятие боевого духа перед битвой, — объяснял Йен группе придворных, пока Рави старательно переводил. — Кстати, джентльмены, вы когда-нибудь пробовали виски?

Взмахом руки он показал на стол. Слуга наливал в рюмки лучшее виски.

— Это любимый напиток мужчин нашей страны.

К счастью, они также привезли в дар махарадже пятьсот бутылок шампанского, поскольку некоторые придворные, пригубив горького виски, едва его не выплюнули. Рави перевел высказывание одного из них, посчитавшего, что «пьет жидкую грязь». Он был недалек от истины: в напитке ясно ощущался привкус горелого торфа.

Зорко оглядывая пиршественный зал и старательно сохраняя маску дружелюбия, Йен пригубил виски и почему-то ощутил вызванную знакомым вкусом тоску по родине.

От его родового имения на севере Англии было рукой подать до шотландской границы.

Его внимательный взгляд скользил по толпе, пока не остановился на братьях Найт. Прекрасные люди. Их способность завоевывать уважение и доброе отношение придворных махараджи восхищала. Впрочем, обаяние — это их фамильная черта. Даже сейчас до него доносились обрывки разговора. Братья беседовали с хозяевами о преимуществах жизни кавалеристов: мужчины Маратхи были искусными наездниками.

Гейбриел был более спокойным и серьезным, а Дерек — более открытым и дружелюбным.

Пока шотландский танец двигался к грандиозному крещендо, Йен разглядывал одинокую фигуру у стены: человека с темной бородой и в черном одеянии, не сводившего с него глаз. Он вдруг уверился, что это тот шпион, которого он видел у отеля «Акбар» в Калькутте.

Как и тогда, мужчина внезапно развернулся и исчез в ближайшем дверном проеме.

Йен тихо фыркнул.

Так вот кто послал шпиона — Джохар! Что ж, по крайней мере тайна разгадана!

В этот момент музыка смолкла. Публика разразилась аплодисментами, но Йен заметил, что многие поворачивались лицами к украшенному колоннами входу. По собравшимся пробежал потрясенный шепоток.

Йен проследил за направлением их взглядов и замер при виде стоявшей на пороге Джорджианы Найт.

И задохнулся. Словно от удара кулаком в грудь.

Свет люстр падал на ее свежее безупречное лицо, танцевал на полночно-черных волосах, сколотых на макушке и ниспадавших вниз кокетливыми локонами. На ней был открытый темно-синий туалет. Юбки с разрезами были заколоты красными атласными розами, открывая модные белые нижние юбки в оборках и кружевах. На запястье, поверх длинной белой перчатки, переливался рубиновый браслет.

Эффект был сокрушительным. Йен потерял дар речи.

Что уж говорить об индийцах? Не нужно было владеть языком, чтобы понять общую реакцию: смесь удивления, некоторого оскорбления дерзким вторжением и привычной мужской очарованности ее красотой.

Йен не знал, удивляться ли ему или раздражаться.

Что, спрашивается, она здесь делает? Неужели эта девушка не знает страха?

Неустрашимая мисс Найт, очевидно, была полна решимости идти до конца. И порхала по пиршественному залу, словно имела все права находиться здесь.

Заметив, что, несмотря ни на что, она явно не в своей тарелке. Йен мгновенно вспомнил о манерах.

Глава 6

Джорджи нерешительно остановилась в дверях, оглядывая сверкающее море ярких цветов и потрясенных коричневых лиц. Однако она отказывалась отступить. Недаром пришла без приглашения, чтобы заявить: она здесь, потому что другим женщинам вход воспрещен.

Сердце бешено билось от страха, а во рту пересохло. Злобные взгляды придворных и угрюмые гримасы полковника Монтроуза и шотландских горцев лишь подчеркивали тот факт, что ей здесь не место. На миг ей стало очень больно, тем более что душу все еще терзало напоминание Лакшми и Мины, что она не совсем принадлежит и к их миру, как бы ей ни хотелось думать обратное.

Так где же ее истинное место?

Джорджи не знала сама.

Она сжала кулаки, чуть приподняла подбородок и стала искать взглядом братьев. Уж они-то ее не прогонят!

Из толпы выступил лорд Гриффит. Его взгляд был устремлен на нее, хотя по бесстрастному лицу было трудно сказать, собирается ли он ее спасти или как следует отчитать. Но, так или иначе, при виде его ее сердце сжалась от счастья. Да он неотразим в своем вечернем костюме. Просто великолепен!

— Мисс Найт! — воскликнул маркиз, взяв ее руку и наклоняясь с истинно светской учтивостью. — Выглядите чудесно!

Она недоуменно уставилась на него. Почти немедленно появились братья. Дерек сухо улыбнулся, а Гейбриел отвел лорда Гриффита в сторону и тихо произнес:

— Милорд, мне очень жаль. Я не знал, что она собирается прийти. Сейчас скажу, что ей придется вернуться в гарем.

— Вздор! Они уже ее видели, — прошептал Йен в ответ, переводя взгляд с Гейбриела на Джорджи. — Если мы сейчас попытаемся ее спрятать, будем выглядеть слабаками. Потеряем лицо. Она должна остаться. Будет сидеть с нами, за столом махараджи.

— Уверены, сэр? — пробормотал Гейбриел.

— Все обойдется, — заверил маркиз. — Позвольте ей пойти со мной. Таким образом, они не смогут отделаться от нее, не оскорбив всю делегацию.

— Так и быть, — кивнул Гейбриел.

Лорд Гриффит с вкрадчивой улыбкой повернулся к Джорджи:

— Не угодно ли присоединиться к нам, мисс Найт?

Когда он спокойно предложил ей руку, она испытующе оглядела его.

Само олицетворение светской вежливости. Однако в глазах мелькнуло что-то непонятное. До чего же интригующий человек!

— Благодарю, лорд Гриффит, — ответила она так же вежливо и взяла его руку. Заметила проницательные взгляды братьев, но решила их проигнорировать и изящной походкой проследовала через зал. Позже маркиз скорее всего прочтет очередное наставление, но пока довольно и того, что он решил взять ее под свое крыло. Тем более что негодный Шаху снова пялился на нее с другого конца комнаты.

У Джорджи имелось множество приемов, чтобы держать на расстоянии влюбленных мужчин, но они в основном были британскими набобами, воспитанными по правилам западного этикета.

Вскоре появился махараджа Джохар, и армия дворцовой челяди принялась обслуживать гостей.

В ожидании начала обеда все расположились на квадратных подушках, разбросанных вокруг длинных низких столов. Йен нашел такое размещение весьма интимным, особенно когда рядом очаровательная женщина.

Сняв перчатки перед обедом, мисс Найт устроилась между Гейбриелом и Йеном.

Перед каждой парой гостей поставили большие серебряные блюда с экзотическими яствами. Рядом поместились стопки мягких дымящихся лепешек, дрожжевых и пресных. Джорджиана объясняла маркизу название каждой: пшеничная, мятная, кукурузная, ржаная… из каштановой муки, из чечевичной…

Лепешками вместо вилок подцепляли еду И отправляли в рот.

На блюдах лежали также горки риса. Джорджи различила люля-кебабы с овощами и кусочки баранины и курицы на миниатюрных шпажках. В крохотных мисочках находилось пюре из чечевицы и бирьяни, приготовленное на медленном огне куриное рагу с овощами и пряностями: шафраном, корицей и кардамоном. Йен словно вновь очутился на рынке специй, где впервые увидел Джорджиану.

Онотведал еще одно блюдо: нечто вроде бараньего жаркого в сливках и с миндалем — и даже спросил Джорджиану, не хочет ли она попробовать, но та ответила, что не ест мясо.

Выросший на простой английской пище, в чопорной школе, где превыше всего ценились аристократические манеры, Йен понимал, что настало время разнообразить свои вкусы. Оставалось лишь надеяться, что он не уронит на галстук чечевичное пюре в попытках донести еду на лепешке от тарелки до рта.

Джорджиана весело наблюдала за ним. Бедняга сокрушался, что именно в этот вечер надел белый жилет.

— Дорогой лорд Гриффит, упоминал ли ваш переводчик о том, что для индийцев знаменуют черный и белый цвета? — пробормотала она, подавшись ближе.

— Нет, а в чем дело?

— В Индии белый — цвет смерти, а черный — знак несчастья, — прошептала Джорджи.

— Шутите?! — воскликнул он, садясь прямее.

Она покачала головой и осторожно слизнула с пальцев каплю соуса.

— Лично я считаю вас очень красивым, но если хотите смягчить сердца хозяев, попробуйте красный, зеленый или голубой. Можно и желтый. Розовый также приемлем.

— Розовый? Дорогая леди, ни один потомок норманнских воинов не снизойдет до розового цвета!

— Вы можете стать родоначальником новой моды. Одли наверняка бы так и сделал, — весело подмигнула она.

Он рассмеялся.

Все это время их развлекал оркестр махараджи. Причудливая мелодия вины, старинного щипкового инструмента, флейты и медленный барабанный ритм успокаивали.

Обед прошел в приятной беседе.

Приятной… если не считать усилий Шаху привлечь внимание Джорджианы. Молодой фат, вне всякого сомнения, нашел ее достойным своего внимания развлечением. Но ее вежливое безразличие сбивало его с толку. Чем больше она игнорировала его, тем громче и настойчивее становилось его хвастовство. Двум беднягам телохранителям неизбежно приходилось подтверждать заявления высокородного балбеса, утверждавшего, что он превосходит всех и во всех областях — начиная с охоты и заканчивая военным искусством.

Судя по лицу, Джохару очень хотелось дать сыну пощечину.

Гейбриела явно обуревало то же желание.

Чувствуя нарастающее раздражение, Йен поспешил сменить тему:

— Как ваш отец, майор?

— Мы несколько месяцев с ним не виделись. С тех пор как он отправился в море, на встречу с нашим кузеном Джеком, — пояснил Гейбриел. — Но надеюсь, что он здоров.

Услышав это, Дерек поспешно подался вперед:

— Знаете, что Джек владеет судоходной компанией?

— Я слышал об этом.

— Склады по всему миру. В тот момент, когда монополия Ост-Индской компании была снята, он принялся завоевывать индийский рынок. Теперь у него конторы в Мадрасе, Калькутте и Бомбее.

— Рад за него, — пробормотал Йен, пораженный тем, что завзятый озорник, с которым они пускались во множество детских проделок, так разительно изменил свою жизнь.

Джорджиана осторожно подтолкнула Йена локтем.

— Насколько я поняла, вы знали нашего отца совсем молодым? Каким он был?

— О, мы любили его, — со всей искренностью проговорил он. — В те дни — Господи, мы были просто щенятами: десять-одиннадцать лет — лорд Артур был единственным взрослым, который никогда нам не лгал. Мы все пришли в отчаяние, когда он уехал. Особенно Джек.

— Жаль, что две ветви нашей семьи так отдалились друг от друга, — заметил Дерек.

— Насколько я понял, отец поссорился со старшим братом, предыдущим герцогом Хоксклиффом, — добавил Гейбриел.

— Да, я тоже так слышал, — кивнул Йен. — Но подробностей случившегося не знаю.

— Не уверен, что это имеет значение, — вздохнул Дерек.

К этому времени обед подошел к концу.

Слуги убирали блюда и подавали охлажденный десерт. Фруктовый шербет и легчайшее мороженое с фисташками и шафраном были восхитительны. На подносах красовались нарезанные дыни, манго, абрикосы и огромные виноградные кисти. Йен попробовал тилгул — сладость из кунжутных семян, пальмового сахара, кокосовой стружки и арахиса. Сладкие печенья были щедро украшены тончайшими нитями серебра. По блюдам были разбросаны покрытые серебром семена гвоздики, помогающие пищеварению и услаждающие дыхание.

— Лорд Гриффит, — позвала Джорджиана.

Йен запил печенье глотком шампанского.

— Да, дорогая?

— Вы были знакомы с моей тетушкой, герцогиней Хоксклифф? — спросила она почти застенчиво.

— Э-э… да, мы несколько раз встречались.

Его заученная улыбка ничем не выдавала истинного мнения по этому поводу. Поэтому он снова сменил тему:

— Я также знал вашего дядюшку. Он был моим крестным.

— В самом деле?! — воскликнула она. Йен кивнул.

— Наши семьи всегда дружили. Вам стоит когда-нибудь посетить Лондон. Уверен, ваши родные будут рады вас видеть.

Он заметил тень напряжения в ее кобальтовых глазах и немедленно насторожился:

— В чем дело?

Джорджи попыталась скрыть свою мимолетную реакцию:

— О, я уверена, что будет очень приятно посетить Англию, но… вряд ли я когда-нибудь туда попаду.

— Но почему? Надеюсь, вы не разделяете суеверия, о котором говорил мне Рави? О том, что проклятие ляжет на того, кто пересечет великую воду?

— Нет! Мне просто… не хочется, — уклончиво пожала она плечами.

— Почему?

Щеки Джорджи чуть порозовели.

— Предпочитаю об этом не говорить.

Йен вопросительно уставился на нее.

— Я не хочу быть невежливой.

Йен тихо рассмеялся.

— Теперь вы просто обязаны рассказать. Ну же, я ужасно заинтригован.

— Видите ли, лондонцы не кажутся мне чересчур приятными людьми.

— В самом деле? — удивился он.

— Да. Простите, но в Индии они только и делают, что жалуются и все критикуют. Погоду, людей. Обращаются с нами как с отсталыми провинциалами. Если мои родственники тоже таковы, предпочитаю восхищаться ими издали. Слава Богу, вы совсем на них не похожи, — чистосердечно призналась она.

Ее попытки оправдать его весьма позабавили Йена.

— Благодарю вас, мисс Найт, но, если можно так сказать, вам нечего бояться. Ваши кузены славные, добрые и благородные люди.

— Может, вам так кажется, но они не были так уж добры к своему брату Джеку.

Да эта женщина беззаветно предана тем, кого любит!

— Насколько я поняла, Джек может считаться паршивой овцой в семье, но здесь он наш любимый родственник. Научил меня стрелять из пращи, когда мне было всего десять лет. И отпирать любые замки.

— Ничего не скажешь, полезные умения для маленькой девочки, — сухо заметил он.

— Еще какие! — ухмыльнулась она.

— Я рад, что он не терял связи с вашей семьей, — ответил Йен. — Его лондонские братья не видели Джека много лет, но, насколько мне известно, его сестра Джасинда переписывается с ним.

— Я хотела бы встретиться с кузиной Джасиндой, — обрадовалась Джорджиана. — Интересно, каково это: быть дочерью такой великой женщины и настоящей леди.

— Это твоя мать была настоящей леди, — пробормотал Гейбриел с легкой укоризной.

— Я едва ее знаю, — вздохнула Джорджи, опустив глаза.

Дерек откашлялся.

— Наша мать умерла, когда все мы были очень молоды, — пояснил он и, дружески обняв брата, добавил: — Поэтому мы так хорошо ладим. Приходится, видите ли. У нас есть только мы и отец.

Йен заметил, как смотрит Джорджиана на братьев: с грустью и обожанием. По ее лицу было видно, что братья для нее — все.

Он отвернулся от ее трогательной улыбки и на секунду опустил глаза в бокал с шампанским. Ему вдруг стало не по себе, словно он чересчур глубоко заглянул в глубины ее души. Слишком много всего увидел.

И тут дружеские крики прервали неловкое молчание. Подняв голову, он увидел за стоявшим чуть подальше столом ярко одетых придворных, которые жестами приглашали Гейбриела и Дерека покурить с ними.

Братья дружно уставились на Йена, ожидая его решения. Тот кивнул. Это поможет расположить индийцев.

— Только следите за своей речью, не допускайте чересчур вольных высказываний и постарайтесь убедиться, что в трубках нет ничего сильнее табака, — тихо предостерег он.

Братья кивнули и направились к компании новых знакомых.

— Как поживает ваша подруга? — негромко спросил маркиз Джорджиану. — Та молодая леди, которую мы не дали сжечь?

— Лакшми? О, достаточно хорошо, учитывая обстоятельства. С вашей стороны очень любезно осведомиться о ней. Лакшми решила остаться с Миной. Все уже устроено.

— Вы, кажется, разочарованы, — заметил он, пристально наблюдая за ней.

Джорджиана пожала плечами:

— Она предпочла запереться в гареме навечно. Поверить не могу. И еще она остригла волосы.

— Неужели? Хм… — задумчиво протянул он. — Не могу сказать, что удивлен.

— Не удивлены? — тихо ахнула она. — Но вы даже не знаете ее! В отличие от меня. А я в шоке!

— Но здешние законы направлены против таких, как она. Нельзя заставить рыбу плыть вверх по течению. — Он наклонился ближе и понизил голос. — У большинства людей не хватает решимости идти против традиций, мисс Найт, не говоря уже о мужестве вытерпеть публичное осуждение. Вы это знаете.

Джорджи нахмурилась и молча отвела взгляд.

— Я просто никак не могу осознать… потому что дала подруге великолепный шанс получить свободу! Но она отказалась.

— Свобода иногда пугает людей, уж поверьте.

— Но меня она не пугает! — объявила она.

— Да, я это вижу, — пробормотал он с нежной полуулыбкой и, решив прощупать почву, добавил: — Именно по этой причине вы не замужем? Ревностно охраняете свою свободу?

Настороженно взглянув на него, она нерешительно рассмеялась:

— Вы уже составили мнение обо мне, верно?

— Ни в малейшей степени, — покачал он головой. — Но я пытаюсь.

— В таком случае позвольте мне объяснить.

Йен жестом попросил ее продолжать.

Джорджи глотнула вина и изящно облизнула губы.

— Как вы уже, видимо, поняли из нашего разговора, жизнь под властью любого мужчины не кажется мне таким уж приятным способом существования. Я никогда не стану собственностью мужчины.

— Да, естественно, но почему вы считаете, что такова природа брака? Я сам не слишком ревностный сторонник этого института, но неужели супружеская жизнь — это непременно непрерывная домашняя борьба за власть?

— Разве это не так?

— Возможно. Хотя с точки зрения теории не вижу, почему этому обязательно суждено случиться.

— Теория и практика — вещи абсолютно разные, дорогой лорд Гриффит. По закону вся власть в семье принадлежит мужчине. Женщины в сравнении с ними беззащитны и полностью зависят от мужа. Любовь, разумеется, побуждает мужчин мягко обращаться с женами, но в наше время почти никто не женится по любви.

— Судя по тому, что я слышал, вас осаждают множество влюбленных поклонников, — поддел Йен, пряча улыбку. — Почему бы не выйти за одного из них, если так уж хотите получить любящего мужа?

— Влюбленные? — рассмеялась она. — Да они даже не знают меня. Ничего не видят дальше моего лица и совершенно не желают узнать, какова я на самом деле. Все до единого… ну, если не считать Одли. Он единственный, кто имеет хоть какое-то представление о моем истинном характере. Но я никогда не выйду за Одли. Бедный малыш! Такой милый беспомощный зайчик!

Он с невольным восхищением уставился на нее, но тут же покачал головой.

— Ваши братья правы. Вы слишком разборчивы.

От удивления она даже рот приоткрыла.

— Вы трое сплетничали обо мне за моей спиной? — Джорджи поджала губы и негодующе ткнула его в бок. — Как это невоспитанно!

Йен ухмыльнулся.

— Ваши братья хотят видеть вас замужней женщиной.

— Но это не их дело!

— Разумеется, их. Они ваши братья. Их долг сделать все, чтобы вы благополучно устроили свою жизнь.

— Благодарю, но только на моих условиях, — отпарировала она. — Никто не сумеет силком навязать мне то, чего я не пожелаю!

— Да, это очевидно, — сухо согласился он.

— Не то чтобы я была противницей замужества в принципе, — попыталась объяснить она. — Если бы кто-то искренне полюбил меня, а я ему ответила тем же, это была бы другая история. Тогда я, пожалуй, отказалась бы от своей независимости. Но пока эта химера, это несбыточное чудо, этот странный, непонятный феномен не выпал на мою долю…

— Вы имеете в виду любовь?

— Да, — решительно кивнула Джорджи. — До этого дня я предпочту следовать совету тети и держаться подальше от мышеловки викария. В своих эссе тетя Джорджиана называла брак кандалами каторжника.

Он окинул Джорджиану проницательным взглядом.

— И отец позволил вам читать эту книгу? Осмелюсь заметить, весьма рискованный шаг с его стороны.

— Мой отец приучал меня мыслить и действовать самостоятельно, — отрезала она. — Вы, разумеется, меня не одобряете.

— Не вас, дорогая, но герцогиню… видите ли, в свое время она обидела и ранила немало людей. И больше всего своего мужа и детей.

На несколько долгих минут Джорджиана впала в задумчивое молчание.

— Как насчет вас? — неожиданно спросила она. — Почему вы не женаты?

— Был женат, — монотонно пробормотал он. — Она умерла.

Джорджиана ахнула, поспешно прикрыла рот кончиками пальцев и села прямее.

— О Боже, простите меня! Я понятия не имела…

— Все в порядке. — Заученно улыбаясь, он чувствовал, как уходит в себя. Механическая реакция. Как и его механические слова. — Она сейчас в лучшем мире.

В ее глазах светилось сочувствие.

— Мне и вправду очень жаль.

Он отвернулся.

— Давно это было? — тихо допытывалась она.

— Пять лет назад.

Ее нерешительное молчание буквально наполнилось нежностью.

— Вы… очень ее любили?

— Она была моей женой, — ответил он, не глядя ей в глаза.

Если она и заметила, что ответ чересчур сух и краток, то ничем этого не показала, тем более что кто-то громко окликнул его:

— Лорд Гриффит!

Йен оглянулся. Ад и проклятие!

Лицо вновь застыло маской дипломатической учтивости.

— Да, ваша светлость?

Занятые разговором, они совершенно забыли о наследнике Джохара.

— Вы не слышали мою шутку? — допрашивал Шаху.

— Простите, ваша светлость, нет.

— Я сказал: «Включите ее в сделку, и я упрошу своего отца подписать этот договор».

Услышав столь наглое оскорбление, Джорджиана застыла. Телохранители повелителя натужно рассмеялись, но Йен не поддался на приманку.

— Вы просите невозможного, ваша светлость, — учтиво ответил он.

— Почему это вдруг? — вскинулся Шаху.

Йен словно случайно положил руку на колено Джорджиане.

— Потому, — ответил он с ледяной улыбкой, — что она моя.

Их взгляды скрестились и замерли. Неизвестно, какова была бы реакция Шаху, но в этот момент громкая музыка, барабанная дробь и звон серебряных колокольчиков возвестили о прибытии танцовщиц махараджи. Шаху злобно уставился на Йена, но, не выдержав поединка взглядов, с надутым видом отвернулся.

Только тогда Йен не спеша снял руку с колена Джорджианы. Его сердце бешено колотилось, в крови горело желание, словно он действительно имел все права на нее. Заметив, что обычно бойкая Джорджиана залилась краской, он слегка усмехнулся. Похоже, на этот раз настала его очередь шокировать.

Грубый, но, возможно, эффективный прием.

— Мне нужно идти, — выдавила она. — Думаю, я достаточно долго испытывала удачу. Кроме того… дым начинает раздражать мне легкие.

— Конечно.

Вспомнив о ее недуге, Йен встал и протянул руку, чтобы помочь подняться с подушек. Она еще не надела перчатки, и прикосновение ее руки обожгло его ладонь, только усилив нараставшее между ними напряжение.

— Спасибо.

Ее мелодичный голос сейчас звучал немного хрипло. Бедняжка выглядела столь потрясенной его дерзким прикосновением, что, казалось, не могла заставить себя встретиться с ним взглядом.

— Проводить вас в ваши покои? — нежно спросил он.

Она наконец взглянула на него из-под ресниц и нерешительно улыбнулась.

— Лорд Гриффит, вас и близко не подпустят к гарему, но все равно спасибо.

Он вернул ей улыбку и прошептал на ухо:

— Когда-нибудь вы расскажете мне, что там происходит.

— Собственно говоря, я сама задавалась этим вопросом, — многозначительно ответила она и, осторожно покосившись в сторону Шаху, снова посмотрела на Йена. — Надеюсь, у нас скоро будет возможность снова поговорить: с глазу на глаз.

Он сдержанно поклонился:

— Я в вашем распоряжении, мисс Найт. Пошлите за мной, когда пожелаете.

Если она и почувствовала какой-то скрытый смысл в его словах, то ничем не выказала реакции.

— До встречи, лорд Гриффит, — пробормотала она и, опустив густые бархатистые ресницы, подобрала юбки и удалилась.

Глава 7

Снова пробежав между лысыми евнухами, Джорджи оказалась в залитом лунным светом зенане. Прислонилась к высокой колонне, пытаясь собраться с мыслями. Ее трясло как в лихорадке. Она по-прежнему ощущала тепло его сильной руки на своем колене. Сердце готово было выпрыгнуть из груди.

Конечно, все это ничего не означало! Его шокирующее признание было ложью, призванной отпугнуть настойчивого наследника. И отговорка подействовала. Но каким реальным все это казалось, пусть и на мгновение! И как естественно он потянулся к ней.

Глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, она подняла глаза к сводчатому потолку, не понимая, почему последнее время так часто думает о маркизе Гриффите. Ее тянуло к нему с первого дня их знакомства. И чувства становились все сильнее. Маркиз оказался глубоко порядочным человеком. Его откровенность о безвременной смерти жены будоражила ее душу. Вызывала желание утешить его. Опасное желание. Особенно еще и потому, что она самолично убедилась, насколько властным он может быть.

И все же воспоминания о его прикосновении искушали и соблазняли, шепча о тех эротических тайнах, которые до сих пор были для нее запретными.

Усилием воли Джорджи выбросила из головы обаятельного лондонца, распрямила плечи и отправилась на поиски подруг.

Мина и Лакшми сидели у бассейна-лотоса и тихо беседовали, поедая сладости. Вокруг них стояло несколько зажженных свечей. Отражения огоньков плясали на воде.

Подруги проболтали около двух часов.

Наконец Лакшми, измученная эмоциональным напряжением, которое ей пришлось выдержать за последние дни, решила идти спать. Мина и Джорджи остались одни. Энергичная и разговорчивая Мина почти без умолку трещала о добродетелях своего мужа, но Джорджи не возражала.

Раньше она собиралась задать Мине несколько вопросов о плотских отношениях с мужем, но теперь не могла заставить себя это сделать. И почему-то не хотела знать, действительно ли Джохар искусный любовник. Беда в том, что проклятый англичанин завладел ее воображением, будя самые непристойные картины, и в этом Мина никак не могла ей помочь.

Наконец рассказы Мины о бесчисленных достоинствах мужа немного истощились, и она решила тоже идти спать. Джорджи поцеловала подругу в щеку, пожелала доброй ночи и снова уселась у бассейна, пытаясь не думать о лорде Гриффите.

Как грустно, что он потерял жену! И хотелось бы знать, какую именно женщину он выбрал… Вне всякого сомнения, чинную и чопорную лондонскую мисс. Дочь аристократа с голубой кровью.

Джорджи встала, надела туфли, оставила у бассейна чулки и принялась бродить по лабиринту проходов гарема.

В одной из длинных темных прогулочных галерей на верхнем этаже она приложилась глазом к смотровому отверстию и увидела, что оно выходит на широкую площадь.

Сияние свечей в настенных шандалах пронизывало тьму. Джорджи удалось увидеть пару часовых. Повсюду сновали слуги.

В свете факелов возвышался храм махараджи — не очень большое, покрытое резьбой узкое здание с пирамидальной крышей. Неподалеку стояла богато изукрашенная клетка с тиграми величиной с сельский дом. Там росли деревья и царил непроглядный мрак. Большинство махараджей держали у себя зверей, но если Джорджи верно запомнила, на гербе Джохара красовались вставшие на задние лапы львы.

В этот момент ее внимание привлекло какое-то движение на площади.

Человек в европейской одежде, сунув руки в карманы, гулял под лунным светом.

Глаза Джорджи широко распахнулись. Сердце предательски заколотилось. Она прикусила губу, не зная, стоит ли спуститься вниз и снова увидеться с маркизом… но тут же вспомнила, что имеет абсолютно вескую причину встретиться с ним. Необходимо рассказать о махарани Судхане. Сообразив, что нужно спешить, а то он либо войдет во дворец, либо окажется в компании друзей, Джорджи летела по переходам гарема. Маркиза она нашла у гигантской клетки с бенгальским тигром. Завидев ее, зверь скрылся в зелени.

— Бедный красавец, — пробормотала она, становясь рядом с маркизом у перил, окружавших клетку. — Ему следовало бы свободно бегать по лесу.

— Где он сможет поедать людей? — с веселой нежностью протянул лорд Гриффит, слегка улыбаясь.

Он совсем не удивился, увидев ее, и все же его удовольствие было почти ощутимым. Ей вдруг показалось, что он специально вышел из дворца в надежде на тайное свидание.

— Не ошибитесь, мисс Найт. Он может выглядеть тихим и ручным, но на самом деле это дикое животное и при удобном случае разорвет вас в клочья. Возможно, даже сейчас думает, какая вы сладкая и сочная на вкус…

Джорджи содрогнулась.

— Разве тигры ждут разрешения, милорд? — пролепетала она.

— Полагаю, что нет. Но… его клетка достаточно крепкая. Думаю, вы в полной безопасности.

Она уставилась на него, гадая, действительно ли они говорят о тиграх.

— Простите, если оскорбил вас своим ответом наследнику. Это первое, что пришло мне в голову.

— Разумеется… и я ничуть не оскорбилась.

Она не сделала скандальное признание, что была польщена. И сейчас подавила чувственную дрожь при мысли об этой теплой сильной руке.

— Я… я понимаю, что вам пришлось это сделать.

— Очень рад.

— Собственно говоря, Шаху — это часть причины, по которой я хотела видеть вас.

Лицо Йена потемнело.

— Он снова вас оскорбил?

— Нет. Ничего подобного. — Она нервно огляделась. Повсюду стояли стражники и мельтешили слуги. — Пойдемте. Нас могут подслушать.

— Как скажете.

— Сюда. — Джорджи повела его к храму, посчитав, что так меньше шансов, что их увидят и помешают разговору. — Где мои братья? — осведомилась она, пытаясь разогнать напряжение, охватившее ее, как только они оказались рядом, достаточно близко, чтобы коснуться друг друга.

— Угадайте.

— Любуются танцовщицами.

— В точку, — тихо рассмеялся он.

— А вас танцовщицы не интересуют?

— У меня более… изысканные вкусы.

— Понимаю, — обронила она, метнув на него зачарованный взгляд.

Они свернули за угол и пошли вдоль резной стены храма, украшенной эротическими скульптурами, обольщавшими своей откровенной непристойностью. С каждой минутой становилось все труднее игнорировать этих каменных любовников. Казалось, они извивались в свете факелов.

Джорджи снова взглянула на лорда Гриффита, гадая, какова будет его реакция на этот «туземный разврат», как выразилась одна приехавшая из Лондона леди.

Он не пытался скрыть интерес к скульптурам, медленно оглядывая каждую слившуюся в объятиях пару. Потом уставился на Джорджи:

— Может, достать нюхательную соль?

— Не стоит.

Они долго смотрели друг на друга, не отводя глаз. Боже, сейчас сердце просто остановится!

— Находись эти статуи в Лондоне, вам бы не позволили на них смотреть, — заметил он.

— Вздор! Это искусство, — возразила она, наслаждаясь его близостью куда больше, чем он подозревал. И сейчас взяла его под руку, втайне восхищаясь мощными бицепсами.

— Я слышал, — продолжал Йен, — что в Лондоне кое-кто приказал прилепить искусственные фиговые листочки на греческие и римские статуи, привезенные из Европы.

— Как респектабельно! — усмехнулась она. — Что ж, контраст налицо, не так ли? По нашей вере, Создатель обитает где-то высоко на небесах, в таинственном одиночестве. А в индуизме почти каждый бог имеет жену, свою ровню, богиню, которая является его противоположностью и чьи силы дополняют его собственную. И боюсь, как вы ясно видите на этих барельефах, божества выражают преданность друг другу в торжествующем праздновании…

— Священного соития, — шепотом докончил он.

— Д-да, — сдавленно пробормотала она и, краснея, кивнула.

— Вам не следует знать подобные вещи, — мягко упрекнул маркиз, наблюдая за ней с легкой улыбкой.

— Но я знаю, — выпалила она, глядя ему в глаза. — Вернее, знаю о них. Не по личному опыту, конечно, но…

— Вам хотелось бы научиться, — хрипло прошептал он, искоса поглядывая на нее.

— Зачем? Предлагаете меня научить?

— Хм… — Огонь в его глазах рассек тьму зеленой молнией.

Джорджи отвернулась. Может, не стоит флиртовать с ним так открыто, но когда он смотрит на нее голодным взглядом, словно тигр в клетке…

Вскоре они оказались у грандиозного входа в храм, и Джорджи заметила, что изнутри пробивается свет.

Она заглянула в храм и увидела, как молятся жрецы-брамины.

Джорджи повернулась к лорду Гриффиту и предостерегающе покачала головой, давая понять, что здесь они не будут одни.

Но тут она заметила вход в знаменитую молитвенную пещеру Джанпура и поманила Йена за собой.

Он последовал за ней. Каменный портик из песчаника поддерживался тяжелыми колоннами, по обе стороны от которых всех верующих приветствовали статуи небесных дев.

— Это пещерные храмы, которых так много по всему плато Декан, — тихо объяснила она. — Форт построили в Средние века, храм — гораздо старше, а пещера — еще древнее. Кое-кто утверждает, что она была здесь тысячу лет назад. Это одна из причин, по которой именно это место выбрали для форта. Что-то связанное с плодородием.

— Почему я не удивлен? — пробормотал он.

Она сухо улыбнулась, сбросила туфли, оставив их у стены, и повела его за собой.

При свете маленьких свечек, оставленных жрецами вдоль ступенек, они вместе стали спускаться. Огоньки блестели в сгущавшемся мраке подобно маленьким звездочкам.

Воздух постепенно становился прохладным и влажным, а ощущение навалившейся на плечи тяжести все усиливалось.

— Мне кое-что непонятно, лорд Гриффит.

— Йен, пожалуйста.

Джорджи приостановилась на лестнице и улыбнулась ему, обрадованная разрешением называть его по имени.

— Я не поняла, почему вы проехали полсвета, чтобы отдохнуть на Цейлоне? — весело спросила она. — Путешествие из Англии занимает несколько месяцев, не так ли?

— Верно, — согласился он. — Мне было необходимо расслабиться.

Она скептически на него посмотрела.

— Но, насколько я поняла, вас отозвали, прежде чем вам это удалось?

— Очень заметно? — рассмеялся он.

— Немного. Все же почему вы уехали так далеко?

— Не знаю, — пробормотал он. — Полагаю, мне хотелось убраться как можно дальше.

— От чего именно?

— От всего. — Избегая ее взгляда, он отогнал назойливого мотылька. — От работы. Ответственности. Прошлого.

Джорджи сочувственно вздохнула.

— От воспоминаний о жене?

Йен потер щеку и смущенно нахмурился.

— Да… и от этого.

Джорджи улыбнулась. Очень нежно.

— Жизнь для живых, Йен.

— Да, так все говорят. — Он отвел глаза, осматривая таинственную, погруженную в темноту пещеру. — Поразительное место! Пойдемте посмотрим поближе.

Древняя пещера была переполнена свидетельствами времени. Фрески, изображавшие сплетавшихся в объятиях любовников, потрескались и выцвели, но все еще были полны жизни. Ими был украшен даже потолок.

Курящиеся благовония и подношения из цветов украшали ноги изображенных бодисатв, идущих по каменистым тропам к просветлению. Колеблющиеся огоньки свечей отбрасывали неверные тени на барельефы, и казалось, что маленькие каменные фигуры двигаются и танцуют.

Мрачная атмосфера создавала впечатление, что они похоронены заживо в каменных саркофагах. И лишь непристойные изображения со всех сторон призывали их обнять жизнь с бесстрашным самозабвением и забыть обо всех условностях.

Живи днем…

Йен, должно быть, думал о том же, потому что неожиданно остановился и спросил:

— Как умерла ваша мать?

— Во время прогулки, — удивленно ответила она, — ужасная трагедия… она утонула.

Странное выражение — возможно, шок — промелькнуло в зеленых глазах, лицо его напряглось.

— Мне очень жаль.

Она пожала плечами. Скорбь долгое время боролась с гневом в ее сердце. И каждый раз гнев брал верх при мысли о глупейшей ошибке, совершенной матерью в тот день.

— Она поехала с подругами на пикник, и они приблизились к реке, вздувшейся после муссонных дождей. Дамы оказались нетерпеливыми и потребовали от возницы перебраться на другую сторону. Тот пытался объяснить им, что это небезопасно, но они настаивали, и всех унесло течением.

— Какой кошмар, — глухо обронил он.

— Как насчет вашей жены?

— Лихорадка. — Йен отвел глаза. — Так что вы хотели сказать мне?

Поспешность, с которой он сменил тему, и стоический тон вызывали сочувствие, и у нее не хватило духу расспрашивать дальше. Кроме того, и времени было не так много.

— Скажите, Шаху присутствует на ваших переговорах с махараджей? — едва слышно спросила она, увлекая его в тень, отбрасываемую толстой колонной.

— Да. Он будущий правитель Джанпура, и отец хотел преподать ему урок дипломатии.

— Вы не должны ему доверять.

— Я и не доверяю, особенно учитывая его поведение по отношению к вам. Но почему вы это сказали?

— Попав в гарем, я обнаружила, что он каждый день приходит повидаться с матерью. И, познакомившись с махарапи Судханой, я заподозрила, что она что-то затевает.

Йен насторожился.

— О чем вы?

— Думаю, сын рассказывает ей все, что происходит на переговорах. Знаете ли вы, что она сестра Баджи Рао?

— Да… я слышал, — помедлив, ответил Йен.

— Но что, если она использует своего сына как шпиона? Она вполне может передавать информацию брату.

— Думаю, Джохар умеет держать жену в руках, — возразил он. — И она не выходит за пределы гарема. Кому она может передавать информацию? И, кроме того, это означает, что она предает своего мужа. Зачем ей это?

— Месть, разумеется.

Йен свел брови.

— Разве вы не знаете, что махараджа безумно влюблен в Мину? — улыбнулась она.

Йен раздраженно вздохнул и потер лоб.

— В тонкости любовной жизни махараджи меня не посвятили. Черт возьми, брошенная женщина…

— Брошенная махарани, — поправила Джорджи. — Возможно, вам стоит позаботиться о том, чтобы наследника не допускали на переговоры.

— И какой же предлог я должен выдумать, не оскорбив при этом махараджу, да еще смертельно? Сказать Джохару, что его сын — гнусная змея, а жена замышляет заговор? Вряд ли он тут же подпишет договор.

— А если у нас будут доказательства? — поспешно спросила она, и Йен бросил на нее подозрительный взгляд.

— В зенане есть комната, где махарани принимает посетителей. Никого из посторонних туда не допускают. Если она что-то скрывает, то только в этом помещении. Бьюсь об заклад, я смогу пробраться туда и посмотреть…

— Нет, — твердо отрезал он, тыча пальцем ей в лицо. — Держитесь подальше от всего этого. Вам и без того грозит опасность. Это не игра.

— Йен, имея двух братьев, которые рвутся в любое сражение, я лучше других понимаю, как высоки ставки. И сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь вам предотвратить войну.

— Очень мило с вашей стороны, но я не собираюсь совать нос в домашние ссоры махараджи. Это неприлично и оскорбительно для него. Я просто постараюсь решить другую часть уравнения: выставлю часовых, пусть отслеживают возможных шпионов, которых посылает из форта махарани.

— Невозможно. Слишком много ворот и слишком много выходящих из дворца людей: слуг, торговцев, рабочих. Кроме того, видите, как легко режется песчаник?

Она показала на окружавшие их скульптуры.

— Большинство старых фортов оснащены подземными ходами. И махарани, разумеется, о них знает. Поскольку я имею доступ в гарем, у вас есть шанс узнать, что происходит в действительности. Поймите, она способна погубить все ваши замыслы.

— Даже если и так, она опоздала. Наши переговоры почти закончены. Уверен, что махараджа собирается подписать договор. Джорджиана, вы меня слышите? Я не желаю, чтобы вы вмешивались. Слишком опасно!

— Я не боюсь.

— В этом и проблема, — парировал он. — Вы поставили себя под удар самим приездом сюда и привлекли чересчур много внимания. Все мужчины в этом зале, если не считать ваших братьев, сражены вашей красотой. Даже Шаху.

— Даже вы? — выпалила она, не успев сообразить, что говорит.

Йен долго молча смотрел на нее.

— Думаю, ответ вам известен.

— Ответ истинного дипломата, — поддела она. — Вы никогда не отвечаете на вопросы прямо?

Маркиз смотрел на ее губы, словно борясь с искушением и споря с собой. В эту секунду он был таким спокойным и неподвижным, что Джорджи испугалась собственной дерзости. Но тут он полоснул ее горящим взглядом и шагнул ближе. Его огромная тень заслонила барельефы. В этот момент он походил на элегантного Люцифера, окутанного подземным мраком, величественного и грозного, сосредоточенного на своей цели.

Он коснулся ее с пьянящей легкостью, как человек, выжидающий своего часа. Провел кончиками пальцев по щеке. Тронул ушко, погладил линию подбородка. И приподнял его двумя пальцами.

И когда нагнул голову, чтобы попробовать ее на вкус, Джорджи затрепетала и закрыла глаза.

Его губы коснулись-погладили ее рот. Искушая. Обольщая подобно пустынному миражу, принявшему вид оазиса. Жажда к нему сводила ее с ума. Она понимала, что он из последних сил старается держать себя и свои страсти под жестким контролем, но эмоции кипели в глубине подобно лаве в жерле вулкана. В каждом касании его больших, но красивых рук чувствовалась скрытая сила.

Джорджи подняла ресницы и наткнулась на его взгляд.

— Ты так прекрасна, — прошептал он.

В ее глазах светилось застенчивое приглашение.

Он сжал ее в объятиях, жадно коснулся губ. Медленные настойчивые ласки языка заставили ее приоткрыть рот. И тут началась настоящая магия. Чувственная. Головокружительная. Эротическая.

Гипнотический ритм лишал разума.

Колени Джорджи подогнулись. Пришлось схватиться за Йена, чтобы не упасть. Обхватить его шею, сцепить пальцы на затылке.

Он стиснул ее еще сильнее.

Мощь его объятий, исступленные поцелуи говорили о силе его жажды. Его прикосновения нашептывали истории о бесконечных дальних путешествиях, о неустанных поисках неизвестно чего, об одиночестве… Свернувшееся тугой спиралью напряжение требовало выхода. И она жаждала утешить его, обнять и окружить своим теплом, дать ему дом иприют в своем теле. Позволить ему коснуться ее там, где никто и никогда не касался. Дрожащими руками она сжимала и ласкала его, безмолвно заверяя, что он может получить все, что пожелает. Слишком долго она делала вид, что существует и живет во имя справедливости. Но в глубине души сознавала, что существует и живет ради любви. И эта черта ее истинной натуры пугала так долго, особенно при встречах с мужчинами, но никогда раньше она не встречала человека, достойного всего, что могла дать. И теперь она ничего не боялась. Потому что доверяла ему. И их поцелуй — невероятное блаженство.

Его руки скользили по ее спине, прижимая ее к мужской груди еще сильнее. Наконец она ощутила твердость его мужского достоинства.

Он, задыхаясь, отстранился и подарил ей лукавую, почти дерзкую улыбку.

— Надеюсь, это достаточно прямой ответ?

Его глаза жарко пылали в темноте.

Джорджи тихо рассмеялась.

— Скверный мальчишка.

— Только никому не говорите, — прошептал он ей на ухо. — Я сумел одурачить весь мир. Иди сюда.

Продолжая осыпать Джорджи поцелуями, он поднял ее и посадил на высокий, находящийся на уровне пояса, вырезанный из камня выступ, словно делая подношение богам. Разгоряченный и нетерпеливый, он сорвал с себя фрак и швырнул на землю.

Сидя на выступе, Джорджи жадно исследовала его великолепное тело. Провела ладонями по щекам, по широкой груди, по плоскому животу. Ощутила, как часто бьется его сердце. Совсем как индийские барабаны табла. Коснулась его галстука.

Нужно это убрать.

Йен помог ей развязать узел, стянул галстук и тоже бросил на землю. Теперь воротник его рубашки легко расстегнулся и полы разошлись.

Кончиками пальцев она провела по гордым линиям его шеи, маленькой ямочке в основании горла и верхней части груди.

Йен улыбался. Лихорадочный блеск глаз выдавал его желание.

Она вернула ему улыбку. И со вздохом безоглядной радости привлекла его к себе и зарылась пальцами в волосы на затылке. Никто и ничто не могло затмить очарования их поцелуев. Йен целовал ее веки, щеки, шею, уши, плечи… Джорджи буквально извивалась от безумного восторга.

И тут он пошел дальше. Декольте ее платья было довольно низким. Он осторожно стянул вниз лиф, обнажил грудь и с низким, горловым, почти болезненным рычанием сжал бархатистый холмик. Джорджи вздрогнула, застонала и, дрожа, откинулась назад, на приятно-теплый камень. Она гладила голову Йена, пока тот упивался вкусом ее груди. Иногда она судорожно вцеплялась в шелковистые волосы, опьяненная его раскованными ласками. Господи Боже, она засыпала Мину вопросами. Но никакими словами невозможно передать это неземное наслаждение.

Ее соски пульсировали. Грудь вздымалась от желания. Он гладил и ласкал ее обеими руками. Металл перстня-печатки, который он носил на мизинце, нагрелся от жара его руки.

Температура между ними все повышалась, и она не удивилась бы, если бы перстень оставил на ее теле отпечаток фамильного герба. Она горела в огне. Горела от жажды.

Ритмические движения его влажного рта одновременно и удовлетворили ее, и воспламенили. И сам Йен, очевидно, наслаждался: самозабвенное восхищение было написано на его обычно бесстрастном лице. Он упивался с бесстыдством, которого никто не смог бы заподозрить в чопорном маркизе. Она была счастлива узнать, что он так восхитительно дерзок, несмотря на кажущуюся сдержанность.

Она прижала его голову к своей груди. Зарылась пальцами в волосы.

Его губы все еще были влажны, когда он насытился вкусом ее груди, покрыл поцелуями ее шею и завладел губами.

— Знаешь, ты действительно безумно красива, — пробормотал он между поцелуями.

Джорджи дремотно рассмеялась, гадая, что будет дальше.

— Итак? — спросила она, нетерпеливо тыча его в бок.

Должно быть, он боялся щекотки, потому что поморщился и фыркнул.

— Итак — что? — потребовал он.

— Итак, Йен…

Она сжала ладонями его щеки и уставилась в глаза.

— Что ты собираешься сделать со мной сейчас?

Его глаза хищно сверкнули.

Он повернул ее руку ладонью вверх и поцеловал.

— А чего тебе хотелось бы?

— Не знаю, — пробормотала она, краснея. — И откуда мне знать? Я никогда не делала этого раньше.

Эта фраза, похоже, застала его врасплох, потому что игривый взгляд сменился пристыженным.

— Нам следует остановиться, — нехотя прошептал он.

— Нет! Пожалуйста! — взмолилась она. — Мне все равно, что диктуют правила чести. Никто не узнает.

— Моя дорогая, ты так… восхитительно не права…

— Поцелуй меня.

Закрыв глаза, она взяла его руку и поцеловала.

— Йен, я хочу тебя.

Он прерывисто вздохнул, и Джорджи ощутила, как его пальцы ласкают ее бедро сквозь юбки. Усилием воли она открыла глаза, готовая избавиться от своей бесполезной девственности: ведь теперь она нашла человека, которому можно безусловно довериться.

Несколько мгновении он смотрел на нее с мучительной нежностью.

— Я дам тебе то, чего ты хочешь, — пообещал он и, медленно, крепко поцеловав Джорджи, поднял ее юбки. Ладони заскользили по голым бедрам.

Что-то несвязно пробормотав по-бенгальски, она опустила веки. Но тут ее и без того слабеющий голос растворился, словно звезды в свете утра… когда он нежно коснулся ее.

Она оказалась постыдно влажной. И поняла это по легкости, с которой его пальцы проникли в нее. Наслаждение молнией ударило в нее. Она судорожно втянула воздух.

— Я знаю, что тебе нужно, — заверил он хриплым шепотом. Его тяжелое дыхание шевелило прядки ее волос.

Она простонала его имя.

— Тебе хорошо, милая? Еще?

— Да… пожалуйста.

Все остальные вопросы показались бы слишком сложными. Мысли исчезли — остались животные инстинкты. Они стали любовниками у стен храма, боготворя друг друга, в поисках земной нирваны, в блаженстве слепого желания. Время потеряло всякий смысл, пока он ласкал и ублажал ее, не лишая, однако, девственности. Но теперь она знала, что может происходить между мужчиной и женщиной, если их влечет друг другу так неодолимо, как ее и Йена.

Ее жажда постепенно обращалась в отчаяние.

— О, Йен, прошу…

Она сама не знала точно, чего просит.

Зато знал Йен.

Точно знал.

И дал ей.

Его поцелуй был яростным. Прикосновения — такими же быстрыми и точными, как работа ткача над шелковым полотном. В этот момент она испытывала один только восторг, истекая невероятным наслаждением. Ее стоны эхом отдавались от темных глубин священной пещеры.

Внезапно весь мир перевернулся. Она вцепилась в его широкие плечи, беспомощно охнула и на миг застыла в экстазе. Перед глазами замелькали блестящие цветные огоньки, крупная дрожь сотрясала тело. Неумолимая богиня Времени застыла в своем танце с мечами, словно оцепенев, и вся бесстыдная радость, которую Джорджи обрела в этот момент, имела запах Йена, вкус Йена…

Она продолжала содрогаться, испытывая огромную нежность к этому человеку.

Нежность и благоговение. Он отстранился и глянул на нее мерцающими в полутьме глазами. И на его лице тоже отпечаталась нежность.

Она потянулась к нему, сдерживая непрошеные слезы, словно ее сердечная чакра, о которой много лет назад рассказывал гуру, только сейчас открылась и туда, как сквозь рухнувшую дамбу в сезон дождей, бурным потоком хлынула радость. Сейчас ничто не могло заглушить ощущения чуда, случившегося с ней.

Приникнув к Йену, она осторожно поцеловала его в щеку. И поблагодарила бы. Но облегчение было столь глубоко, что Джорджи даже не могла говорить.

Наконец он осторожно снял с шеи ее руки и позволил ей прислониться к каменной стене. Глядя в ее довольное лицо, он вздохнул и с легкой завистью заметил:

— Думаю, это стоило того, чтобы проехать полмира.

В пещере звонким колокольчиком рассыпался смех Джорджи. Она кое-как собралась с силами, чтобы поднять руку.

— Ты действительно хорош в подобных вещах, верно?

— Джентльмен никогда не хвастается, — возразил он с коварной улыбкой.

— Нет. Это просто невозможно! — шутливо пожаловалась Джорджи.

— Да неужели? — невинно пробормотал он, поднимая спою правую руку, которой ублажал ее, и, окинув девушку взглядом сатира, стал слизывать ее соки со среднего пальца.

Джорджи смотрела на него широко раскрытыми глазами.

— Думаю, я начинаю лучше вас понимать, — резко провозгласила она.

— Черт, а я-то надеялся… — хмыкнул он.

И тут до них донесся голос Дерека. Оба напряглись Джорджи, собиравшаяся обнять Йена, опустила руки.

— А, пришло время для той части спектакля, где твои братья убивают меня, — съязвил он.

— Мои братья не намерены чинить над тобой расправу.

— Значит, вознамерятся, и сделают это с удовольствием.

— О, прекрати!

— Гриффит!

Голос Дерека приближался. Похоже, брат уже стоял наверху каменной лестницы. Джорджи вопросительно взглянула на Йена. Тот готовился выйти на свет.

Очевидно, не было смысла пытаться снова завязать галстук. Поэтому Йен сунул его в карман и, морщась от боли, поправил свой набухший член, удобнее расположив его в брюках.

Джорджи тоже поспешила привести в порядок одежду.

Йен жадно пожирал ее глазами и со стоической решимостью подавлял продолжавшее бушевать в нем желание. Джорджи сочувственно поморщилась. Бедняга! Сам он остался неудовлетворенным!

Но, к счастью, самообладание его оказалось достаточно велико. Надев обычную маску холодной бесстрастности, маркиз взял ее руку, поднес к губам и поцеловал.

— Готова?

Джорджи кивнула и набрала в грудь воздуха.

Они дружно откликнулись на зов Дерека. Джорджи опасалась, что тот может заметить их сброшенную у входа обувь, но когда они подошли ближе, оказалось, что Дерека уже нет. Очевидно, он вернулся на площадь в поисках Йена.

Когда Джорджи и маркиз выбрались из пещеры, братья стояли у клетки с тиграми.

— Джентльмены, — позвал Йен обычным спокойным голосом.

Боже, какая же он интригующая загадка!

Джорджи покачала головой. Только сейчас она наблюдала поразительное превращение чувственного пылкого мужчины в деловитого и рассудительного дипломата.

Братья обернулись и, заметив парочку, многозначительно переглянулись. Джорджи сразу поняла, что подобные взгляды грозят бедой. По крайней мере ей.

— Это правда? — гневно выпалил Дерек.

— Боже, — пробормотала Джорджи, испугавшись, что братья застали их в пещере несколько минут назад.

Но ведь это невозможно!

— Не волнуйся, — ободряюще шепнул Йен, — я все улажу. — И, повысив голос, уточнил: — Что именно, майор?

— Этот маленький наглый бентамский петушок оскорбил нашу сестру за нашими же спинами?!

— А, это…

— Мы только что услышали высказывание Шаху насчет Джорджи, — вмешался Гейбриел. — Так все и было?

— Ничего страшного не случилось, — поспешно заверила Джорджи. — Именно это мы как раз и обсуждали с лордом Гриффитом.

Йен послал ей предостерегающий взгляд, напоминая о своем обещании все уладить.

— Что случилось? — взорвался Гейбриел.

— Наглость глупого юнца, не более того. Плюс несколько бокалов французского шампанского. Его светлость пытался спровоцировать меня, отпустив грубое замечание.

— Что он сказал? — осведомились они едва ли не хором.

— Только то, что уговорит отца подписать договор, если мы включим в сделку и ее.

Джорджи нервно рассмеялась, стараясь все свести к шутке. Что ни говори, а не стоило злить братьев. Мужчин, посмевших встать на пути заядлых дуэлянтов, ждал скорый и кровавый конец.

— И что вы ему ответили? — требовательно допытывался Дерек, складывая руки на груди.

Йен ответил задорной ухмылкой.

— Я всего лишь сказал ублюдку, что она моя.

— Ха!

Короткий смешок Дерека прокатился эхом по площади Слава Богу, кажется, ответ Йена не оскорбил его!

— Бьюсь об заклад, это заткнуло ему пасть! — воскликнул Дерек.

— Совершенно верно.

— А ты что здесь делаешь, Джорджи? Мы думали, ты вернулась в гарем.

— Я так и сделала. Но мне было необходимо снова увидеться с лордом Гриффитом…

— Это так и есть? — поинтересовался Гейбриел. Подняв брови, он медленно переводил взгляд с Йена на Джорджи и обратно.

Джорджи замялась, но Йен снова ее спас. Он ужасно ловко умел это делать.

— Ваша сестра сообщила мне весьма тревожную информацию о махарани Судхане. Джорджиана, вам лучше вернуться, пока вас не хватились. Я сам все расскажу.

— Прекрасно. Увидимся… завтра.

Она улыбнулась братьям и позволила себе последним, жадный… но, как она надеялась, не слишком очевидный взгляд на Йена.

Его взгляд продолжал преследовать ее, пока она шла во дворец. Она ощущала его даже с другого конца площади.

Йен втайне любовался ее грациозной походкой, хотя пока что не понимал, в какую авантюру она вовлекла его на этот раз.

Впрочем… «вовлекла» не совсем точное слово.

Сейчас он сознавал только, что сама невинность с горячей кровью стонала, что хочет его, а он не смог ей отказать. Возможно, то, что он проделывал с ней, бесчестно, но, учитывая тот факт, что он воздержался, такая сила воли граничит с героизмом. Кроме того, она так жаждала получить опыт плотских отношений! Не лучше ли экспериментировать подобным образом с тем, кто обеспечит ей безопасность, кому можно довериться, кто не погубит ее репутацию глупым мужским хвастовством?

Йен мог поклясться, что впервые сжимал в объятиях столь пылкую и страстную женщину, бросившуюся очертя голову на поиски наслаждений. И возможно, с его стороны это тщеславие, но ему было приятно сознавать, что она предложила себя именно ему.

Ах, Джорджиана Найт…

Ему следовало знать, что она обязательно подобьет его на какую-нибудь рискованную проделку. Она завоевала его нескрываемым любопытством и желанием побольше о нем узнать… эта соблазнительная сирена, которая могла бы стать его женой, если бы многолетние разговоры о союзе между двумя семьями привели бы к какому-то реальному итогу.

Но Йену в голову не приходило принять эти разговоры всерьез. Он всего лишь хотел отведать запретных ласк. И не он один. Она тоже. Хотели безумно. Он знал, что именно это было у них на уме с самой первой встречи. Пусть он поднаторел в искусстве самоотречения, но она и слышать ничего не желала, и, дьявол ее побери, таким чарам слишком сложно противиться. Пусть он и джентльмен, но, видит Бог, святым его не назовешь!

Когда-нибудь, покинув Индию и вернувшись в Англию, он станет вспоминать это как приятное и чарующее приключение. Сладостная Джорджиана в молитвенной пещере.

Удостоверившись, что прелестница благополучно вернулась во дворец, Йен рассказал братьям об опасениях их сестры. Вполне возможно, наследник рассказывает матери обо всем, что происходит на переговорах с махараджей, а та, в свою очередь, передает информацию Баджи Рао.

Они решили пойти во дворец и попытаться проверить так ли это.

По пути Дерек мимоходом спросил, что случилось с его галстуком.

— Чертова жара! Никак не могу привыкнуть к этому климату. Как вы можете выносить его, да еще в бою?

— Приходится, — жизнерадостно сообщил Дерек, но в глазах Гейбриела блеснули настороженные искорки.

Он знает, подумал Йен. Или по крайней мере подозревает. Черт!

Он отвел взгляд, надеясь, что на его лице не написаны угрызения совести. Простите, парни, не смог устоять…

— Если не возражаете, Грифф, я хотел кое-что у вас узнать, — продолжал Дерек.

— Что именно?

— Сегодня, в Оружейном зале, я заметил, что вы не стали участвовать в поединке. Сомневаетесь в своем умении?

— О, что вы, — цинично улыбнулся Йен. — Но нет смысла демонстрировать его. Если кто-то нападет на меня, поверьте, скоро обнаружит правду.

— Разумно, — согласился Дерек, ухмыляясь.

— Даже слишком, — пробормотал Гейбриел в спину шагавшему впереди Йену.

Братья намеренно отстали на несколько шагов.

— Думаю, он только что нас предупредил, — шепнул Гейбриел.

— Чтобы не вызывали его на дуэль?

Старший Найт кивнул.

Младший смерил взглядом Йена и широко улыбнулся:

— Блефует.

— Разве?

— По крайней мере он на нашей стороне, — пожал плечами Дерек.

Гейбриел ответил жестким взглядом:

— Они были вместе.

— Знаю, — вздохнул Дерек. — Что ж, могло быть и хуже. Он по крайней мере маркиз.

— Но он не ищет жену!

— Откуда тебе знать?

Гейбриел недовольно фыркнул.

— Не волнуйся, — успокоил Дерек. — Лорд Добродетель не того сорта негодяй, чтобы соблазнять сестру под нашими же носами.

— Я тревожусь не об этом, — подчеркнул Гейбриел.

— Да, тут ты прав, — кивнул Дерек, хорошо знавший буйную натуру сестры, но, тут же отмахнувшись, добавил: — И что прикажешь делать? Джорджи — взрослая женщина. Она всегда твердит о своей свободе, и, как бы эти бредни ни сводили нас с ума, мы обязаны уважать ее мнение.

— Да, но… — Гейбриел осекся и скорчил недовольную гримасу.

— Гейбриел, мы десятки раз говорили на эту тему. Она уже не маленькая. Ты сейчас говоришь как наш отец. Конечно, мы рады, что она ведет хозяйство и заботится о нас. Но рано или поздно она должна начать свою жизнь. Ей давно пора замуж, и если она серьезно заинтересуется Гриффом, я последний, кто встанет на ее пути. Он, по-моему, именно тот, кто ей нужен. Достаточно умен, чтобы справиться с ней, и видит ее насквозь. Впрочем, и она вполне способна справиться с ним.

Гейбриел, все еще хмурясь, опустил глаза и покачал головой.

— Просто не хочу, чтобы он увез ее в Англию. Пойми же, мы разлучимся навеки и никогда больше не увидимся, — признался он с тяжким вздохом.

— Не слишком ты забегаешь вперед?

— Нет.

Дерек с сожалением рассмеялся и хлопнул брата по спине.

— Брось, братец, у нас полно дел. Никогда не понимал почему из всех возможных заключений ты вечно приходишь к самым мрачным. Недаром я считаю тебя пессимистом.

Гейбриел пренебрежительно фыркнул:

— Я солдат, и, если ты еще не заметил, обычно оказываюсь прав.

Они наконец добрались до входа. Во дворце продолжалось веселье. Собравшиеся беседовали, курили кальян, обменивались шутками, любовались танцами девушек и трюками приглашенных циркачей.

Йен приостановился, заметив сидевшую за столом Джохара женщину. Ее лицо было скрыто густой вуалью. Один из придворных объяснил, что это махарани Судхана. Как старшей жене махараджи ей даровалась редкая привилегия появляться на людях рядом с мужем, особенно в случае официальных церемоний. Конечно, ее светлости полагалось закрывать лицо, чтобы никто не мог обвинить ее в нарушении строгих правил пурдаха.

Обрадованный возможностью получше изучить женщину и сделать все возможное, чтобы попытаться понять ее. Йен занял свое место за столом махараджи.

Братья Найт устроились рядом, а Йен все размышлял, как бы затеять разговор с махарани, ведь это запрещено всем, кроме мужа и, возможно, сына.

Обоих не было за столом. Джохар отошел в другой конец большого зала и беседовал с советниками. Шаху нигде не было видно. Без них бедной женщине приходилось сидеть за столом молча подобно слугам, размахивавшим опахалами.

Йен почувствовал, что она внимательно следит за происходящим. Вбирает все, что происходит вокруг.

Откинувшись на цилиндрическую подушку и продолжая размышлять, как лучше заговорить с ней, он поднес к губам бокал, но тут же ощутил пронизывающий, словно прожигавший вуаль, взгляд махарани. Это заставило его задаться вопросом, стоит ли вообще прикасаться к шампанскому. Ее острый ум, нескрываемое любопытство и явное недоверие к нему были весьма ощутимы.

Теперь он знал, что подозрения Джорджианы вполне обоснованны. Эта женщина — серьезный противник.

Поэтому он предпочел свою любимую стратегию, применяемую обычно в присутствии противника. Из его уст полился поток дезинформации.

Несколько хорошо отобранных ложных фактов о планах британцев в отношении Гвалиора позволят ее светлости передать кое-что Баджи Рао. Если ее брат, узнав все это, предпримет определенные действия, скоро станет ясно, что Судхана предает мужа.

Йену не терпелось поймать ее на месте преступления. Хорошо бы она попалась в расставленную ловушку. Не только ради их переговоров. Ради его личного удовлетворения.

В этом мире очень немногие вещи ранят больнее, чем предательство собственной жены.

Это он знает по собственному опыту.

За несколько минут до происходящего Джорджи вошла в зенан. Миновала новую парочку огромных лысых евнухов, пробежала позолоченный коридор и обнаружила, что в мраморном атриуме все спокойно.

Двери в сад оказались открыты, и было видно, как лунный свет играет в журчащем фонтанчике. Детей уложили спать, и даже полуночницы удалились в свои комнаты.

Сердце Джорджи тревожно билось, потому что она тоже видела Судхану за столом Джохара, когда проходила мимо пиршественного зала по дороге в гарем. Точно зная, что не встретит ее светлость, Джорджи молча повернулась и уставилась на закрытую дверь приемной махарани.

Посмеет ли она?!

Вот она — прекрасная возможность заглянуть в таинственное помещение и попытаться выяснить, что скрывает эта женщина.

«Вторгнуться в личную жизнь махарани? Да это безумие!» — восклицал внутренний голос.

Но если это поможет Йену…

Восхитительные ощущения пронизали ее тело при мысли о нем. О, в этот момент она чувствовала, что сделает для него все.

Конечно, он предупредил, чтобы она не вмешивалась не в свои дела, но это все типично мужские штучки: стремление защитить слабую женщину. Благодаря братьям она прекрасно в этом разбиралась.

Джорджи на цыпочках подошла к двери.

Заперто.

— Что ж, вполне естественно.

Вот тут и пригодится наука кузена Джека.

Она хитро ухмыльнулась и вытащила из прически длинную шпильку. Наклонилась и, стараясь не шуметь, повертела шпилькой в замке.

Раздался щелчок.

Осторожно оглянувшись, Джорджи открыла дверь и заглянула внутрь. Уверившись, что комната пуста, она скользнула туда и прикрыла за собой дверь. И снова заперлась. На всякий случай.

Приемная была разгорожена резной деревянной ширмой. Сквозь узорчатые щели было видно, что дверь для посетителей приоткрыта. Через нее проникал слабый свет. В конце длинного коридора стояли евнухи.

На небольшом возвышении Джорджи увидела усыпанный подушками трон. Стены были богато декорированы фресками и мозаиками, изображавшими богов и богинь.

Она заметила изящный письменный стол в европейском стиле, стоявший в углу.

Джорджи подбежала к нему, осторожно подняла столешницу и принялась шарить в письменных принадлежностях, сознавая при этом, что за подобное преступление ее могут обезглавить. Она подносила стопки бумаг к свету и старалась разобрать общее содержание каждого документа: петиции, приговоры, награды, сделки и тому подобное. Диалект маратха она знала для этого достаточно.

Ничего подозрительного она не нашла. Только скучные бумаги махарани, старательно выполнявшей те немногие задания, которые были ей доверены.

На секунду ей стало жаль Судхану, потому что даже за их короткую встречу ее поразила аура неукротимой гордости и ума, исходившая от этой женщины. И все же она была заперта здесь, как тигрица в клетке.

Джорджи оглядела комнату, гадая, где искать дальше.

Подошла к белому трону и пошарила в подушках, на случай если в них что-то зашито.

Ничего.

Нужно спешить.

Она быстро осмотрела картины, ковры и гобелены, отодвигая их в поисках тайника.

Опять ничего.

Джорджи нахмурилась.

Оставались статуи. Некоторые могли быть пустыми. Поэтому она проверила все. Шива, Ганеша, Индра, Парвати… им нечего было скрывать. Но когда очередь дошла до статуи Кали ростом с саму Джорджи и выкрашенную в черный цвет, ей вдруг не захотелось дотрагиваться до богини.

Но она напомнила себе, что это всего лишь статуя.

Поежившись, она потыкала пальцем во все аксессуары богини смерти и неожиданно наткнулась на едва ощутимый шов вокруг отрубленной головы, которую безжалостно сжимала рука Кали.

Тогда Джорджи осторожно повернула голову. И ахнула, когда лицо откинулось подобно крошечной дверце.

Внутри оказался сложенный листок бумаги.

Виновато оглядевшись, Джорджи развернула листок, поднесла к тусклому свету, струившемуся из противоположной двери, и смогла разобрать наспех написанные строки.

Записка действительно принадлежала Судхане. Та, в своем высокомерии, даже не попыталась использовать шифр, и когда Джорджи поняла смысл послания, у нее кровь похолодела от ужаса.

Все оказалось еще хуже, чем она предполагала.

Судхана задумала убить мужа и посадить на трон сына!

«Терпение, младший брат. Я сообщу, когда англичане покинут Джанпур. Тогда мы нанесем удар», — говорилось в проклятом письме.

Джорджи была так занята переводом, что не заметила вторжения еще одного человека, пока не услышала слабый звон украшений.

Но было уже слишком поздно.

По комнате понеслись ругательства.

— Что ты здесь делаешь? — воскликнул чей-то низкий голос.

Джорджи подняла голову. Кровь отлила от ее лица. Это Шаху!

Она поймана!

На месте преступления!

Джорджи поспешно сунула бумагу за спину и попятилась. Но он продолжал наступать.

— Как ты посмела вломиться в комнату моей матери?

Тени искажали злобный оскал, превращая его в зловещий. Джорджи лихорадочно пыталась придумать отговорку в надежде, что ей придет на ум какое-нибудь остроумное объяснение и она сумеет уверить Шаху, что все не так ужасно, как выглядит.

Ничего не получалось.

— Я…

Джорджи в ужасе осмотрелась, мечтая об одном: как поскорее сбежать.

— Глупая женщина!

Драгоценный камень в тюрбане Шаху сверкнул ярким светом. Длинные золотые серьги закачались, отбрасывая желтые отблески. Только глаза оставались в тени.

— Я надеялся на дружеский разговор, апсара, но теперь… как жаль.

Послышался шипящий звук металла о ножны: мальчишка выхватил клинок.

Глава 8

Сидевшие в пиршественном зале одновременно застыли, услышав пронзительный крик.

Йен прислушался, сел прямее и поставил бокал. Очевидно, кричала женщина, хотя голос был приглушен дворцовыми стенами.

Гейбриел и Дерек тоже посмотрели в сторону позолоченных дверей. Эти закаленные в битвах воины уже были готовы немедленно действовать.

Второй вопль был еще отчаяннее:

— Помогите!

Дерек и Гейбриел мгновенно бросились к выходу. Йен вздрогнул от ужаса, распознав голос. Джорджиана!

Он отставал от братьев всего на несколько шагов. Ноги подкашивались от страха. В какой переплет она попала на этот раз?!

Шаху сжимал ее мертвой хваткой и держал нож у горла, лезвие уже успело задеть шею.

Но тут Джорджи, отчаянно сражаясь за свою жизнь, вцепилась в серьгу и вырвала ее из уха наследника. Тот заревел от боли и схватился за разодранную мочку. Джорджи наконец удалось вырваться. Она промчалась мимо него, выскочила в дверь для посетителей, растрепанная, в крови, текущей из пореза на шее, выбежала в коридор, призывая на помощь и крепко сжимая в руке послание махарани. Вылетела из гарема, мимо растерянных евнухов.

Шаху, вне себя от ярости, гнался за ней.

Она немного опомнилась, только увидев братьев, мчавшихся к ней по центральному коридору дворца.

Джорджи облегченно всхлипнула.

Они мгновенно заметили струйку крови, ползущую по ее шее и груди, и обезумели от бешенства. Но все же пропустили ее, обнажили сабли и встали на пути наследника Джанпура.

Тот осыпал их проклятиями, и на его крики прибежали телохранители. И тут начался сущий ад.

Джорджи сбили с ног. Она упала на колени, затерянная в вихре ударов стали о сталь, отдававшихся звоном в узком пространстве коридора. Она плакала и умоляла мужчин остановиться.

Никто не слушал.

О, что она наделала!

Дерек и Гейбриел держали ее между собой, ведя неравную борьбу со все прибывающими стражниками. Коридор превратился в настоящее поле битвы.

Джорджи понимала, что им предстоит умереть. Двое против сотни!

В драку вступили даже гиганты евнухи. И когда одна из пальм в горшке с треском ударилась об пол, Джорджи почувствовала, как сжимаются легкие. Внезапный недостаток воздуха утроил ужас. Помещение начало медленно вращаться перед глазами.

Неожиданный рев Гейбриела ударом грома раскатился по коридору:

— Ложись!

Джорджи не раздумывая повиновалась. Пронзительный вопль резал уши: стальной метательный диск чакры со звоном упал в нескольких шагах от нее, так и не найдя свою жертву.

Потрясенная Джорджи подняла глаза, пытаясь понять, кто швырнул в нее этот диск, и увидела, как Шаху, пошатываясь, отступает назад, а из его груди торчит лезвие кинжала.

Гейбриел стоял, тяжело дыша, и с мрачным удовлетворением наблюдал за искаженным от ужаса лицом наследника махараджи.

Ошеломленные стражники опустили оружие, поняв, что Шаху смертельно ранен.

Дерек схватил сестру за руку и потащил к Гейбриелу, готовясь защищать родных.

Один из телохранителей Шаху, который еще недавно был так дружески настроен к братьям, поднял длинное копье и медленно направил в грудь Гейбриелу.

Остальные последовали его примеру.

— Не нужно, пожалуйста, — взмолилась Джорджи.

Но полукруг, в который их замкнули, ощерился целым лесом копий. В таких обстоятельствах сабли были бесполезны.

— Боюсь, дорогие мои, из нас вот-вот сделают шиш-кебаб, — негромко протянул Дерек, когда все трое прижались к стене.

Джорджи громко сглотнула.

— Может, вам стоит опустить оружие? — предложила она.

— И довериться их милосердию? — проворчал Гейбриел. — Ты в своем уме?

В этот момент Шаху с воплем «Убейте их!» выдернул из груди окровавленный клинок. Воины дружно завыли и с безумной яростью в глазах приготовились выполнить приказ.

Помешал им прорвавший сомкнутые ряды Йен.

— Отойти! — повелительно проревел он. Пришлось повторить приказ несколько раз, прежде чем стражники неохотно повиновались. — Что здесь происходит? Возьмите себя в руки и опустите оружие. Всем успокоиться!

Заняв позицию между двумя воюющими сторонами, он повернулся к стражникам и поднял руки, показывая, что при нем нет оружия.

Индийцы тут же начали орать на него, требуя убраться с дороги и не лезть не в свои дела. Но Йен бесстрашно отказывался подчиниться, и Джорджи поняла, что он делает все для их спасения.

— Давайте все остановимся, немного подумаем и все разложим по полочкам. Кто-нибудь, пошлите за доктором. Наследник нуждается в помощи, и здесь немало раненых. Дерек, Гейбриел, вложите сабли в ножны.

— Лорд Гриффит…

— Немедленно! — прогремел он как раз в ту минуту, когда появился разгневанный махараджа.

— Отец, — прохрипел Шаху.

Джохар опустил глаза и увидел бледного как мел сына. Кровь просачивалась сквозь пальцы прижатой к сердцу руки.

— Сын мой! — вскричал махараджа, бросившись к нему.

— Осторожнее, ваша светлость! Он предатель! — завопила Джорджи, выступив вперед. Краем глаза она заметила, как Йен уставился на порез у нее на шее. Очевидно, он хотел удостовериться, что с ней все в порядке, и поэтому пристально оглядел ее с головы до ног. Но сейчас не это было самым главным.

Она упрямо шагала к махарадже на подгибавшихся ногах, протягивая ему письмо — их единственную надежду на спасение.

Особенно на спасение Гейбриела.

Дрожащей рукой она протянула письмо и низко поклонилась.

— Мои братья всего лишь защищали меня. Его светлость пытался перерезать мне горло, стремясь помешать передать вам это.

Потрясенный шепоток пробежал по толпе.

— Она лжет, — едва слышно запротестовал Шаху. В углу его рта показалась кровь.

Джохар с мрачным видом выпрямился, выхватил у нее письмо, развернул и стал читать.

Несколько мгновений он казался окаменевшим. Потом вскинул голову и без всякого удивления посмотрел на Йена.

Вбежавшая Судхана ринулась к сыну и издала вопль, от которого кровь стыла в жилах. К всеобщему изумлению, она сорвала перед всеми вуаль и прижала ткань к груди Шаху.

Стражники дружно охнули и попытались отвести глаза. Молчание мужа казалось ледяным.

— Немедленно доктора! О чем вы думаете? Почему стоите и ничего не делаете! Быстрее! — кричала махарани.

Врачи вскоре появились, велели положить Шаху на носилки и унесли, чтобы попытаться спасти ему жизнь. Судхана побежала за ними.

Джохар покачал головой в ответ на вопросительные взгляды своих людей, ожидавших приказа.

Очевидно, махарани еще не знала, что ее измена обличена, но Шаху может оставаться в сознании достаточно долго, чтобы все ей рассказать. Джорджи даже предположить боялась, что тогда будет.

— Ваша светлость? — пробормотан Йен.

Все ждали его реакции. Страх подкатывал к горлу Джорджи, ибо она превосходно знала, что всякий, кто поднимет руку на члена индийской правящей семьи, будет обезглавлен.

Она судорожно вцепилась в братьев.

Джохар медленно обернулся и показал унизанным перстнями пальцем на Дерека и Гейбриела.

— Бросьте их в темницу, — процедил он.

Джорджи испуганно вскрикнула, но Гейбриел послал ей стоический взгляд.

— Вы двое! — Махараджа поманил за собой Джорджи и Йена. — Идите за мной.

Из комнаты в самом сердце гарема, неподалеку от помещения, где врачи суетились вокруг Шаху, махарани в холодной ярости наблюдала за развертывавшейся в личной приемной мужа драмой. Джохар, по-видимому, забыл, что в позолоченный фриз вмонтировано смотровое отверстие.

Пока в горле ее мальчика клокотали смертельные хрипы, Судхана пыталась выведать как можно больше информации.

Ненавистная Мина прибежала утешать проклятую англичанку. Хитрый лис дипломат делал все возможное, чтобы вытащить из подземелья осужденных.

Убийцы!

Она и не представляла, до каких глубин предательства способен дойти ее муж, пока не услышала, что тот наконец уступил требованиям дипломата и согласился до самой казни отпустить братьев Найт под надзор полковника. И это вместо того чтобы оставить их в тюрьме, где им самое место!

Как он может давать убийцам собственного сына шанс скрыться? Будь она проклята, если позволит этим англичанам остаться в живых!

Джохар приказал их наглой сестрице убираться из Джанпура, а Судхана была вынуждена стать свидетельницей трогательного прощания дипломата и этой кошмарной девицы, обнимавшихся у порога.

Так когда-то обнимал ее Джохар… десять или двадцать жен назад.

Судхана горько улыбнулась, глядя, как высокий англичанин нежно целует девушку в лоб.

— Клянусь мечом Кали, я желаю видеть их мертвыми. Всех разом.

Она не позволит, чтобы подобное деяние сошло им с рук.

Судхана уже знала, что ее разоблачили, поскольку Шаху пришел в себя ровно настолько, чтобы рассказать, как англичанка проникла в ее приемную и нашла адресованное Баджи Рао письмо. Едва пролепетав несколько слов, сын вновь лишился чувств.

Ничего, она отомстит! Все эти интриганы-британцы узнают силу ее гнева!

После ухода англичанки Джохар приказал одному из слуг приготовить верхнюю комнату в старой башне.

Так вот какова ее участь. Ну разумеется. Джохар не посмеет убить ее из страха, что Баджи Рао натравит на нее свою орду пиндари.

— Теперь вы понимаете, кто ваши истинные друзья, — говорил тем временем лорд Гриффит, снова принявшийся уговаривать ее мужа подписать проклятый договор.

— Госпожа! — Один из докторов подбежал к Судхане и с тревогой прошептал: — Пора.

— Оставьте меня, — хрипло приказала она докторам. Те споклонами попятились к выходу.

Судхана вцепилась в окровавленную тунику сына и зарыдала. Подошедшая служанка участливо спросила:

— О повелительница, чем я могу вам помочь?

Судхана медленно собралась с силами, давя ком в горле.

У нее еще будет время оплакать сына.

В любой момент люди мужа могут прийти за ней и заточить в башню. И если она хочет отомстить, нужно действовать быстро.

Она с трудом выпустила тунику Шаху. Глубоко вздохнула, выпрямилась и обернулась к служанке.

— Иди в комнату лорда Гриффита и оставь этот подарок для него. Ты знаешь, что делать, — зловещим тоном добавила она.

— Да, повелительница.

— Обыщи комнату. Принеси что-то такое, что поможет мне уничтожить его. Иди.

Служанка низко склонилась перед махарани и бесшумно вышла.

Затем Судхана призвала начальников дворцовой стражи. Вне всякого сомнения, они с радостью отомстят братьям Найт. Тем более что не смогли защитить своего повелителя, а четверо стражников были убиты в драке.

— Джохар намеренно дает английским офицерам шанс сбежать, — сообщила она все еще кипящим от ярости стражникам. — Стоит им оказаться под присмотром старого полковника, как свобода будет у них в кармане. Не знаю, каким маршрутом они будут уходить из Джанпура, но найдите и убейте их. И я обещаю, что мой брат Баджи Рао щедро вознаградит вас за службу.

— Да, госпожа, — дружно согласились они и, поклонившись, вышли.

Наконец она призвала своего самого опасного и верного слугу. Убийцу Фируза.

Даже Судхана немного его побаивалась. И почти верила, что он способен проходить сквозь стены. Подобно чудовищному призраку, он явился мгновенно, словно ждал вызова.

Фируз стоял неподвижно, молча, по другую сторону деревянной ширмы. Свет, проникавший сзади, падал на его мощные плечи и буйные завитки бороды.

— Моя госпожа, чем я могу вам служить? — прошептал он.

Этот человек возбуждал ее. Иметь с ним дело — все равно что приручить ужасающего джинна, живущего в бутылке.

Вопрос в том, как лучше его сейчас использовать?

Она нервно мерила шагами комнату.

— Если меня заточат в башне, ты вызволишь меня?

— Да, повелительница.

— Я желаю, чтобы Найты были мертвы. И женщина тоже. Дворцовые стражники могут потерпеть неудачу. Так уже бывало.

— Понимаю.

Он хотел отвернуться и растаять в темноте, но она его остановила и приказала подождать, потому что в этот момент вернулась служанка.

— Что ты обнаружила?

— Это, госпожа.

Она протянула Судхане маленький круглый предмет.

— Ты принесла мне его часы? — спросила Судхана, бросив нетерпеливый взгляд на серебряный предмет.

— Нет, повелительница. Откройте крышку! Заметив торжествующий блеск в глазах служанки, Судхана открыла футляр и увидела портрет ребенка.

Прелестного малыша с карими печальными глазами.

Глаза ее мгновенно наполнились слезами. Она тут же вспомнила Шаху. Такие были смелые надежды…

Судхана невольно затрепетала, разглядывая сквозь слезы ангельское личико мальчика.

— Это сын лорда Гриффита, повелительница, — пояснила служанка. — Видите надпись?

— Да…

«Мэтью Прескотт, шестнадцатый граф Эйлсуорт».

Медленно, дерзко, зная, что не стоит больше притворяться, будто она строго следует правилам, махарани обошла ширму и вложила миниатюру в ладонь Фируза. Тот благоговейно уставился на свою повелительницу. Он служил ей с тех пор, как Судхане исполнилось восемнадцать, но впервые за все это время их руки соприкоснулись.

— Не нужно заниматься остальными. Привези мне ребенка, — настойчиво прошептала она. — Живого. Я сделаю мальчишку своим рабом.

— Госпожа… — неуверенно пробормотал Фируз, но Судхана покачала головой.

— Ты должен отплыть в Англию, выкрасть его из дома и привезти сюда. Ты единственный, кому это по плечу. Хорошо говоришь по-английски. Бывал раньше в чужеземных краях. Знаешь, как обращаться с людьми различных национальностей. Будешь ли ты служить мне, как служил моему отцу?

— Всегда, — поклялся он.

— Прекрасно, — хищно усмехнулась махарани. — Если моего сына больше нет со мной, то и лорд Гриффит потеряет своего.

Джорджи и ее братья еще до рассвета выехали в путь, и сейчас тряслись на лошадях в сопровождении сипаев, майора Макдоналда и нескольких храбрых шотландцев.

Они не вернутся в Калькутту за вещами. Полковник Монтроуз приказал им отправляться в дождливую Англию и доложить парламенту о настоятельной необходимости высылки жалованья армии ввиду грозящей войны.

Англия?!

Джорджи была потрясена.

Когда она несколько дней назад собиралась в Джанпур, то и подумать не могла о том, чтобы оставить свою любимую Индию. Но теперь, похоже, у нее не было выбора.

Отдав Гейбриела и Дерека под надзор полковника Монтроуза, махараджа Джохар пощадил их и позволил ускользнуть. Но, строго говоря, теперь братья стали беглецами от индийского правосудия, и вскоре солдаты махараджи пойдут по их следу. Если их поймают, Джохар не сможет помочь им и будет вынужден казнить. В конце концов, ни один достойный повелитель не может изменять законы по собственной прихоти. Факты говорили за себя: Гейбриел убил наследника, Дерек помог ему, и, согласно законам Маратхи, оба должны понести наказание.

Джорджи отдала бы жизнь за братьев. Она понимала, что тоже не может остаться в Индии, потому что нажила слишком много врагов. Если ее поймают, то могут использовать в качестве приманки для поимки братьев.

Одним словом, вскоре придется взойти на борт корабля, направляющегося к землям их предков.

К несчастью, дорога до порта была длинна и трудна и большей частью проходила через владения Баджи Рао. Если маленький отряд наткнется на шайку пиндари, им конец.

Джорджи умирала от стыда и раскаяния и смертельно тосковала по Йену. Подумать только, им пришлось расстаться, ничего не выяснив. Ни о чем не договорившись. Он потребовал, чтобы они уехали, и как можно быстрее, и пообещал все уладить. По ее мнению, он уже все уладил. Спас им жизнь. Но ему еще нужно было убедить Джохара подписать договор и самому остаться в живых.

К полудню все были измучены жарой и непрестанным жужжанием безжалостно жаливших насекомых. Солнце превратило тиковую рощу, через которую змеей вилась дорога, в душную теплицу.

Джорджи надела узкие индийские штаны под английское платье для прогулок, чтобы можно было ехать верхом. На голове ее красовалась широкополая соломенная шляпа, на плечи была накинута ротонда, поскольку по вечерам возле моря было прохладно. Местность была каменистой. Ехать в дамском седле было чересчур опасно. Довершив свой наряд сапожками для верховой езды и лайковыми перчатками, она решила, что выглядит настоящим чучелом.

По дороге она размышляла о своих приключениях. Ей удалось разоблачить заговор убийц против одного из самых богатых махарадж Индии. Ее едва не насадили на копья. Она нашла мужчину своей мечты. И, возможно, погубила блестящую военную карьеру братьев и миссию Йена.

Она еще не могла осознать того, что сказал полковник Монтроуз Дереку и Гейбриелу. Честно говоря, она подслушивала…

— Но, полковник. Как насчет наших людей?

— Они будут отданы под команду других офицеров. Вам нужно радоваться, что я не требую вашей отставки!

— Сэр, этот слизняк пытался убить нашу сестру!

— Ваша сестра вообще не должна была там находиться! А теперь слушайте меня, оба! У вас в палате лордов есть влиятельные родственники, верно? Так вот, используйте их! И не спорьте со мной, мальчишки! Вы дрались с врагами едва не с самого рождения. Тащите свои задницы в Лондон и заставьте этих проклятых старперов в палате Индии и парламенте понять, что войны обходятся дорого! Если они хотят видеть победные реляции, мы должны получить обещанные денежки! Наши люди нуждаются в резвых конях, вооружении и боеприпасах! Черт возьми, мы все здесь банкроты! А вы видите, как баснословно богаты эти махараджи! Они могут позволить себе вести бесконечные бои! И даже платят французским генералам, которые обучают их солдат! От всего этого наша работа легче не становится.

— Но, сэр, мы солдаты! И не привыкли к дипломатии! — простонал Дерек. Судя по тону, он предпочел бы сидеть в индийской тюрьме.

— И не смей жаловаться, ты, безголовый негодяй! — прогремел полковник. — Никто не приказывал тебе обнажать оружие под крышей дворца махараджи! Вы сами навлекли на себя неприятности. Теперь придется уламывать ваших всесильных родичей и требовать, чтобы парламент выделил обещанные армии денежки! И плевать мне на то, что говорит этот лощеный дипломат! Убивать врагов нужно пулями, а не чертовым пустозвонством!

— Да, сэр!

Джорджи стало не по себе. Зачем она приехала в Джанпур, да еще вела себя как слепая самоуверенная дура!

Братья были в бешенстве. Ее герои — преследуемые преступники! А Йен, должно быть, считает ее чем-то вроде ходячей катастрофы.

Гейбриел молча подгонял коня. Но Дерек был не из тех, ктоскрывает свои чувства.

— Значит, теперь мы должны просить милостыню в Лондоне, — буркнул он. — Спасибо, Джорджиана, твоими усилиями мы превратились в чертовых нищих. И сколько времени это займет?

— Не знаю, — коротко ответил Гейбриел, устремив взгляд на дорогу. — Столько, сколько потребуется.

— Полагаю, ты прав. Но мы сможем это сделать, верно? Бывали ситуации и похуже, чем встреча с хитрыми и жирными бюрократами.

— Совершенно верно.

— Ладно, мы выжмем проклятое золото из парламентских кошельков, а потом вернемся сюда и все будет как обычно. Надеюсь, мы успеем к началу войны.

— Ты говоришь так, словно собираешься на бал, — фыркнула Джорджи.

— Это куда важнее любого бала, — отпарировал Дерек. Жара и напряжение словно подначивали их затеять глупую детскую перепалку. — Но разве тебе понять это, с твоей слюнявой джайнистской философией? Как мило проповедовать непротивление, когда другие делают за тебя всю работу!

— Оставь ее в покое, Дерек.

— Она уже не ребенок! Не понимаю, почему ты с ней нянчишься? Она должна видеть, насколько лицемерны подобные взгляды!

— Простите меня! — вскрикнула она.

— И что мы скажем отцу? — неумолимо продолжал Дерек. — Что нас выперли из Индии? Вряд ли это ему понравится!

— Думаю, ему не понравилось бы еще больше, позволь мы убить нашу сестру, не так ли? И, ради Бога, помолчи, — пробормотал Гейбриел. — Ты когда-нибудь заткнешься?

— Ладно!

Дерек поджал губы, коснулся шпорами боков лошади и поскакал вперед.

Джорджи взглянула на старшего брата. Тот по-прежнему смотрел куда-то вдаль.

Она опустила глаза и слегка придержала коня, позволяя Гейбриелу ее обогнать. Пусть он не так откровенен, как Дерек, но, возможно, думает то же самое. Просто не высказывает свои мысли вслух.

Согнав жирную уродливую муху с несчастной лошади, она вспомнила о Мине, пообещавшей благополучно вернуть в Калькутту ее слуг и нанятого слона. При мысли о том, что придется оставить в Индии верную няню, ей хотелось плакать. Пурнима слишком стара, а дорога чересчур опасна… Она даже не попрощалась с Лакшми. Все мысли были только о Йене. Как храбро он ворвался в гущу схватки, чтобы успокоить враждующие стороны! Он спас им жизнь, и она сомневалась, что сможет достойно отплатить ему за такое благородство.

В отличие от Дерека он и словом ее не упрекнул. Ни единого «я же говорил!».

Наоборот, он был неизменно добр, терпелив и надежен. И в глазах его светилось сочувствие.

Когда они прощались, она покаянно уткнулась лицом ему в грудь, сгорая от стыда.

— Не бойся, — прошептал он, поднимая ее подбородок теплыми пальцами, пока их взгляды не встретились. Он серьезно смотрел ей в глаза. — Увидимся в Англии, договорились?

Джорджи молча смотрела на него, умирая от желания поцеловать эти твердые губы. Но это было бы неприлично в присутствии Джохара и Мины.

Поэтому она просто кивнула.

— Вот и хорошо. А сейчас беги, детка. Выше нос! — тихо приказал он. — И прибереги для меня танец в «Олмаке»!

Он отослал ее с понимающей улыбкой и украдкой подмигнул на прощание. Но слезы выступили у нее на глазах при мысли о том, что она оставляет его одного и без союзников.

— Со мной все будет хорошо, — прошептал он. — Иди.

Он кивком показал на дверь, и в глазах его было столько нежности, что она запомнит это навсегда.

— Муж — вот что тебе требуется, — провозгласил Дерек, дождавшись, пока она поравняется с ним, и, очевидно, пылая жаждой продолжить воспитание сестры.

Она ответила предостерегающим взглядом.

— Я всего лишь желаю тебе добра, Джорджиана. Будь ты замужем, как полагается девице твоего возраста, всего этого никогда бы не случилось. Выполняла бы долг жены и матери, а не бегала бы повсюду, вытворяя все, что в голову взбредет…

— Дерек, еще одно слово, и я запихну тебе в глотку стек…

— Довольно, я сказал! Дерек, оставь ее в покое! Сейчас не время!

— А мне кажется, что сейчас самое время, учитывая, что она едва не развязала войну.

— Прекратить! — велел Гейбриел, поднимая руку. — Сделаем привал, отдохнем четверть часа и напоим лошадей.

— Нужно бы съехать с дороги, — предложил Дерек.

Гейбриел кивнул, и они, спешившись, повели животных на несколько ярдов в глубь леса, где параллельно дороге протекал кристально чистый ручей.

Пока лошади жадно пили, Джорджи подошла к старшему брату, чье мнение всегда имело огромный вес для нее.

— Как по-твоему, Гейбриел, Дерек прав? Ты тоже считаешь, что я должна выйти замуж?

Гладя коня по холке, он заговорил медленно, осторожно выбирая слова:

— Далеко не всякий мужчина подойдет тебе. Только такой, который сделает тебя счастливой. Которого ты сможешь уважать. Кому сможешь довериться. — Он помедлил бросив на нее пронизывающий взгляд. — Что ты думаешь о лорде Гриффите?

Глаза Джорджи широко раскрылись от удивления. По щекам пополз предательский румянец.

Когда она попыталась отвернуться, Гейбриел понимающе улыбнулся.

— Выкладывай.

— Гейбриел, он маркиз, — покачала головой Джорджи. — Слишком знатен для меня. И потом, после того, что случилось, он, возможно, со всех ног побежит в противоположном направлении, если вдруг я вздумаю попасться ему на глаза.

— На твоем месте я не был бы так уверен ни в том ни в другом.

— Почему ты так считаешь?

— Пусть он знатен, а ты всего лишь племянница герцога, между нашими семьями существует давняя дружба. И второе: должен сказать, что со стороны кажется, будто вы прекрасно ладите.

— Ну, этому человеку вряд ли понравится страдать, — вмешался Дерек, ослабляя подпругу. — Кому нужна жена, которая бегает повсюду, сея беду?

— Дерек! — воскликнул Гейбриел, когда по щекам Джорджи покатились слезы.

— Я не хотел! — завопил Дерек.

Нижняя губа Джорджи трогательно дрогнула.

— Нет, ты, возможно, прав. Теперь он не захочет меня, и я его не виню. О, не важно!

Она быстро отошла, чтобы скрыть от братьев свое несчастное лицо. И услышала их приглушенные голоса.

— Идиот! Что это на тебя нашло?

— Я не знал, что она расплачется…

Джорджи закрыла ладонями уши. Трудно цепляться за нежные уверения Йена, если сама она понимает, какой дурочкой выглядит в его глазах. Она была уверена, что он утешает ее только по доброте душевной.

И она действительно отчаялась. Растеряла всю свою самоуверенность. Может, пора перестать вести себя так опрометчиво, прежде чем она повторит судьбу тети Джорджианы. Погубит репутацию и причинит мужу и детям много боли. Подумать только, из-за нес братья едва не погибли! Да и ее жизнь была на волоске. Какое право она имела вмешиваться в государственные дела? Может, ей следовало сидеть на женской половине? Или по крайней мере найти себе мужа и подчиняться ему.

Прислонившись к большому старому тику, она совершенно неприлично вытерла нос рукавом, поскольку платка у нее не было. И вспомнила остриженную голову Лакшми. Долг…

Может, Дерек прав?

Она никогда прежде не считала брак долгом, хотя знала, что для других девушек это именно так. Но отец воспитывал ее по-другому и не навязывал свою волю.

— Ах, девушка, не нужно плакать.

Подняв глаза, она увидела рыжего майора Макдоналда. Тот протягивал ей носовой платок. Она с благодарностью взяла платок.

— Спасибо, Мак.

— Оставь себе. И если хочешь, чтобы я на тебе женился, только слово скажи, — пошутил он.

Она улыбнулась сквозь слезы.

И в это мгновение услышала мерзкий свист, сопровождаемый громким глухим ударом.

— Черт побери! — выругался майор, разглядывая ствол дерева над головой Джорджи. — Ложись!

— Что случилось? — начала она и снова услышала странный стук.

Подняв глаза, Джорджи увидела две стрелы, застрявшие в стволе в нескольких дюймах выше ее головы.

— К оружию, парни! — завопил майор Макдоналд, бесстрашно закрывая Джорджи своим могучим телом. — Похоже, у нас гости!

Йену наконец удалось подписать договор. Повезло еще, что Джохар уже давно подозревал махарани, хотя и долго не мог поверить, что старшая жена способна на предательство. Теперь же, благодаря вмешательству Джорджианы, правда вышлана свет.

Не будет преувеличением сказать, что англичанка спасла ему жизнь, за что он и пощадил ее братьев.

Йен направился в отведенную ему комнату, чтобы собрать вещи, размышляя о пользе прямолинейного подхода. Конечно, осмотрительность предпочтительнее, но способ Джорджи дал более быстрые результаты.

Хотя она не подчинилась его приказам, Йену пришлось с сожалением признать, что, если бы не она, подпись Джохара на договоре вскоре потеряла бы всякую силу, поскольку его попросту убили бы. Вне всякого сомнения, махарани немедленно отказалась бы от нейтралитета и объединила бы войска с Баджи Рао.

Теперь же все пойдет, как и должно быть, и Йен не мог не чувствовать некоторого удовлетворения при этой мысли.

Но когда он открыл двери, ощущение торжества мигом испарилось.

В узком проходе за кроватью виднелась пара босых коричневых ног. Йен прикрыл дверь, метнулся туда и с ужасом увидел лежавшего без сознания с раскинутыми руками своего слугу Рави.

Нет… не без сознания.

Пульса не было.

Мертв.

Иисусе! Он потрясенно оглядывал застывшее тело и широко открытые невидящие глаза Рави. Изо рта на ковер тянулась дорожка белой пены, смешанной с рвотными массами.

Йен не верил собственным глазам. Но тут взгляд его упал на откинутую руку Рави. Рядом валялся недоеденный плод манго. Похоже, он выкатился из ладони слуги, когда тот упал.

Йен настороженно осмотрел комнату.

Ярость сверкнула в его глазах, когда он заметил чашу с соблазнительными фруктами.

Яд.

Йен присел на корточки и вытер рукой рот, гадая, стоит ли говорить Джохару об этом подлом нападении. Яд — любимое оружие женщин, и Йен не сомневался, что это дело рук махарани.

Очевидно, яд был предназначен для него. Терзаясь угрызениями совести, Йен закрыл глаза несчастному.

Нужно немедленно убираться отсюда!

Его тревога за братьев Найт и Джорджиану вспыхнула с новой силой. Они в опасности! Нужно их предупредить! Если махарани прислала яд ему, одному Богу известно, кого она отправила в погоню за Найтами!

И поскольку Рави все равно уже не поможешь, он решил поскорее покинуть дворец. Но сначала надо отправить лорду Гастингсу подписанный договор. Необходимо срочно будить курьеров!

Позабыв о привычной аккуратности, он поспешно побросал вещи в дорожный сундук и только сейчас хватился миниатюрного портрета Мэтью. Куда он пропал, черт побери?

Йен наскоро обыскал комнату, откинул покрывала на постели и отодвинул комод от стены, предположив, что миниатюра завалилась за него. И даже приподнял труп Рави.

Ничего.

Неужели он оставил портрет в Калькутте?

Времени искать дальше не было. Ну и Бог с ним. Скоро он увидит своего малыша.

Все же, вытаскивая вещи в коридор и приказывая дворовым кули снести их вниз, он не переставал думать о пропаже. Неприятное чувство не проходило.

Дурной знак.

Чем раньше он уберется отсюда, тем лучше.

Через несколько дней вкус морской соли на губах и влажный ветер возвестили Йену о прибытии в Бомбей.

Проскакав мимо лежащих за пределами города болот, он сразу отправился на верфи Джека Найта.

— Господи Боже! — пробормотал он, остановив уставшего коня и оглядывая верфь, словно только сейчас выдержавшую жестокую атаку врага. Запахи дыма и черного пороха все еще витали в воздухе. Там и сям виднелись зловещие кровавые лужи.

Похоже, его бедный переводчик оказался не единственной жертвой.

Йен поспешно спросил одного из раненых шотландских горцев, куда подевались Найты. Тот показал на стоявший неподалеку красивый кирпичный дом. Йен повернул лошадь и поскакал к дому, сообразив, что это, должно быть, бомбейское жилище Найтов. Дом в Калькутте был великолепной причудой. Этот же — обиталище деловых людей.

Мостовая перед домом была устлана соломой, чтобы приглушить стук проезжающих экипажей. И это дурной знак, означавший, что в доме больной. Йен спешился и привязал лошадь в тени. Тревога его с каждой минутой становилась все острее.

Пройдя по короткой дорожке, он постучал и, не дождавшись ответа, приоткрыл дверь и заглянул внутрь.

— Эй! Кто-нибудь есть дома?

На зов вышла босоногая индийская служанка с обеспокоенным смуглым лицом.

— Сахиб?

— Не волнуйтесь, я лорд Гриффит, — пояснил Йен, входя. — Ищу майоров и мисс Найт.

— О, сахиб! Слава Богу, вы приехали! Господа наверху, сэр. Идите скорее! Они вас ждут!

Она показала на лестницу полированного тикового дерева, явно обрадованная тем, что наконец-то явился человек, готовый взять на себя ответственность.

— А что с дамой?

— Ее здесь нет, — всхлипнула женщина.

Слезы лились по ее лицу.

— Нет?!

Кровь отлила от лица Йена. Не дожидаясь дальнейших объяснений, он помчался наверх. Сердце сжималось от страха.

— Мы здесь, — окликнул бесстрастный голос.

Йен вошел в аккуратную, просто обставленную спальню.

— Дерек?

Обычно жизнерадостный Дерек сейчас был непривычно мрачен. Подняв на Йена угрюмый взгляд, он коротко кивнул. На письменном столе лежало недописанное письмо. Дерек сидел рядом с кроватью, на которой лежал Гейбриел с забинтованной грудью и серым от боли лицом.

Йен судорожно втянул воздух.

Гейбриел был в сознании, но синие глаза заволокла страдальческая дымка. Когда Йен вошел, он даже не шевельнулся.

— Джохар подписал договор? — спросил Дерек мертвенным, монотонным голосом.

Йен кивнул.

— По крайней мере хоть что-то.

— Он очень плох? — прошептал Йен, подходя ближе.

— Очень. Сражался как лев. В жизни не видел ничего подобного. Дерек тяжело вздохнул. — В него ударила стрела, Грифф. Она предназначалась мне, но он оттолкнул меня и загородил собой.

— О Боже!

— Он спас мне жизнь. И Джорджи тоже.

Йен не находил в себе сил спросить, что случилось с их сестрой. Наконец он собрался с духом.

— Где она?

— На нас напали. Мы выслали ее вперед. Так казалось безопаснее. У нас не было выхода. Судхана послала за нами своих стражников.

— И за мной тоже, — пробормотал Йен, вознося Господу благодарственную молитву за то, что Джорджиана жива.

— Впервые они напали по дороге из Джанпура, — пробормотал Дерек. — Мы сумели вырваться и сбежать, но они не унимались и продолжали нас преследовать. Самая жаркая битва разыгралась на верфи. Не думали, что кто-то останется в живых, но нам удалось сдерживать их, пока Джорджи не удрала на одном из судов Джека.

— Слава Богу! — выдохнул Йен, чувствуя, как трясутся ноги. На этот раз они все были слишком близки к гибели!

— Да, — согласился Дерек, — но она сейчас одна и, клянусь, напугана до смерти.

— Она ранена?

— Нет, но мы потеряли много людей. Майор Макдоналд и половина сипаев мертвы.

Йен наклонил голову:

— Упокой их, Господи.

— Грифф, мой брат не может путешествовать в таком состоянии. Плавание будет длинным и утомительным. Он еще не скоро окрепнет, чтобы сесть на корабль. Я должен оставаться с ним.

— Разумеется. Не волнуйтесь, я привез с собой подкрепление. Остальные члены дипломатической делегации сейчас подъезжают сюда. Они позаботятся о том, чтобы отпугнуть ублюдков.

— Думаю, мы положили всех, — кивнул Дерек, и от его глухого невыразительного голоса мурашки поползли по спине Йена. — Лорд Гриффит… я… я понимаю, что мы обязаны вам жизнью, но выбора нет: мне придется просить вас еще об одном одолжении.

— Конечно. Только скажите.

— Не присмотрите за нашей сестрой, когда доберетесь до Англии? Она впервые выехала за пределы Индии. С ней нет слуг, она совсем без денег… Если будет угодно Богу, команда Джека благополучно доставит ее в Лондон. Но она не знает там ни единой живой души, кроме вас. Она вам доверяет.

— Как называется судно, на котором она отплыла?

— «Андромеда». Двадцатипушечный фрегат из торгового флота Джека, так что он будет заходить во множество портов. Вы наверняка сумеете его догнать.

Йен не колеблясь кивнул.

— Не волнуйтесь за сестру. Сейчас главное — здоровье Гейбриела. Я пригляжу за Джорджианой как за собственной родственницей.

Дерек благодарно улыбнулся:

— Собственно говоря, мы не возражали бы, стань она действительно вашей родственницей.

— Простите?

— Вы умеете с ней обращаться. Я знаю, она может быть настоящей дикаркой, но… но сердце у нее доброе. Она вас слушается. А после того, что случилось, думаю, она станет куда сговорчивее.

Йен нерешительно уставился на него:

— О чем вы, Дерек?

— Я говорю, что, если хотите жениться на ней, мы даем благословение. Я и Гейбриел.

Йен потерял дар речи. Его сердце пропустило удар. Опустив глаза, он пытался придумать наиболее дипломатичный ответ.

— Ах, не слушайте, старина. Я не хотел ставить вас в неловкое положение. Просто не спал несколько ночей. Вот и несу чушь. Простите.

— Вам ни к чему извиняться. Просто… — Йен прикусил губу. — Я не собирался снова жениться.

— Да, но иногда намерения принимают самый неожиданный оборот. — Дерек обернулся сначала к раненому брату, потом к Йену. — Путешествие в Англию будет долгим. Может, вы измените курс. У вас будет много времени, чтобы понять собственное сердце и собственные желания. Но естественно, выбор за вами.

После этого Дерек сменил тему. И вскоре Йен поднялся.

— Отдайте это моему отцу, если увидитесь с ним. — Дерек сложил письмо и протянул Йену. — Я снимаю с него копии, чтобы отослать со всеми кораблями компании Джека, так что, где бы старик ни был, он обязательно обо всем узнает. Я просил отца встретить нас в Лондоне.

— Чем еще я могу помочь? — спросил Йен, пряча письмо для лорда Артура в нагрудный карман жилета.

Дерек покачал головой:

— Возможно, лучше не говорить Джорджи, насколько серьезна рана Гейбриела. Она и так изводится угрызениями совести и во всем винит себя. Конечно… отчасти это моих рук дело. Я… высказал ей все, что думаю обо всем этом. — Он немного поколебался. — Скажите ей, что мне очень жаль. Пусть она не обращает внимания…

— Будьте уверены, Дерек. Я знаю, что вы, несмотря ни на что, любите ее. — Йен ободряюще сжал плечо солдата. — Старайтесь не слишком сильно волноваться. Ваш брат силен как лошадь. Он выживет. А вам следует отдохнуть.

— Верно! — решительно кивнул Дерек, прерывисто вздыхая. — Благополучного путешествия, старина. Передайте Джорджиане, что мы любим ее.

Глава 9

Перед ней открывался Лондон, нереальный и чужой новый мир, окутанный мраком и туманом.

Фрегат «Андромеда» плыл вверх по течению мутной Темзы. Джорджи, закутанная в коричневый шерстяной плащ, стояла у поручня и смотрела на город. Сырая ночная тьма была пронизана маленькими огоньками, при свете которых можно было разглядеть силуэты домов, огромных мостов, церковных шпилей, бесчисленных судов. Уличные фонари отбрасывали неяркий свет. Где-то вдалеке били колокола собора.

Два часа ночи.

Она встретила Рождество в море. И Пасху тоже.

Давно начался новый, 1818 год.

Джорджи закрыла глаза, вспомнив жестокую битву в бомбейских доках. Ей каждый раз становилось плохо, когда сотни вопросов с новой силой одолевали уставший мозг. Живы ли ее братья? И как они вынесли тяжкое испытание?

Теперь она была в тысячах миль от дома, без пенни в кармане и без вещей. Джорджи даже не была уверена, что власти позволят ей сойти на берег, потому что у нее не было при себе никаких документов. Для сборов просто не было времени. Она едва осталась цела.

Милый старый капитан «Андромеды» велел ей не беспокоиться, поскольку, когда они поднимутся вверх, к складам «Найт шиппинг», ее кузен, лорд Джек, сам поговорит с инспектором порта. Джорджи посчитала, что капитан таким образом дает ей понять, что Джек просто подкупит таможенников. Джорджи не сомневалась, что у кузена все получится. Безжалостный и беспринципный набоб, он умел улаживать дела. Но трудно сказать, в Англии ли он сейчас.

Страх по-прежнему шептал в ее крови, напоминая, что в этом городе у нее никого нет. Мало того, ей некуда идти. Единственной надеждой были ее знатные родственники. Но она никогда их не видела и не знала, где они живут. Город был огромным. Что, если она не сумеет их найти? Но если каким-то чудом отыщет дом, будет крайне неприличным и грубым заявиться посреди ночи и заявить, что она их дальняя родственница из Индии. Они скорее всего позовут констебля.

По мере приближения к складам ее тревога росла.

Дрожа от предутреннего холода, она старалась не терять мужества, пока корабль скользил мимо огромного увеселительного сада к южному берегу Темзы.

Веселые цветные фонарики украшали аляповатые беседки. Шумная назойливая музыка заглушалась жужжанием многих голосов. Один из матросов объяснил, что это оживленное место зовется Воксхоллом. Несмотря на поздний час, лодочники перевозили людей через реку, туда и обратно.

Она взяла у первого помощника подзорную трубу и увидела целую выставку прихотливо подстриженных кустов и скульптур. Джорджи вздрогнула от страха, увидев, как циркачи жонглируют различными предметами, одновременно шагая по высоко натянутому над землей канату.

Вскоре они проплыли мимо дворца Ламбет, резиденции епископа. Она даже увидела Уайтхолл, место заседании парламента. У Йена есть место в палате лордов.

При мысли о нем заболело сердце. Увидятся ли они снова? Спасся ли он? Выбрался ли из Джанпура живым?

Если махарани так быстро сумела послать за ними своих приспешников, то и Йену грозит беда. Ей не терпелось поскорее услышать обо всем, потому что, если честно сказать, ее чувства к маркизу тоже претерпели изменения. Все эти долгие одинокие месяцы в море она вспоминала каждое слово, каждый поцелуй и каждое прикосновение, которыми обменялись, каждую украденную ласку в молитвенной пещере, и ее восхищение им переросло в нечто куда более глубокое.

К несчастью, после ее безумств в Джанпуре она была совершенно уверена, что Дерек прав. Йен больше не захочет ее. И все попытки восстановить прежние отношения будут бесплодными.

Как бы она хотела, чтобы он был здесь! Она так растеряна, так несчастна, а он всегда знал, что сказать и сделать.

Чуть подальше она увидела огромный склад, на стене которого было выведено крупными белыми буквами «Найт шиппинг».

Сердце ее упало, когда она заметила, что в окнах наверху нет света.

Здесь никого нет.

Похоже, она оказалась одна в этой чужой стране. Фрегат бросил якорь недалеко от берега. Инспектор порта пристал к судну, и вскоре капитан «Андромеды» уже отвечал на вопросы о корабельном грузе. Однако вскоре он прервал беседу и потопал к тому месту, где все еще стояла Джорджи.

— Хотите сойти на берег сейчас, мисс?

«Зачем? — мрачно подумала она. — Что мне там делать? Бродить по лондонским улицам до рассвета?»

— Инспектор порта сказал, что у вас уже есть разрешение, — добавил капитан, весело поблескивая глазами.

— Что? Но как это возможно? Вы объяснили, что у меня нет документов?

— Да, и он утверждает, что все улажено каким-то джентльменом еще два дня назад.

— Джентльмен? Кто он?

— Полагаю, этот. — Капитан ткнул пальцев в сторону погруженного в темноту склада.

— Лорд Джек? — поразилась Джорджи.

— Нет, мисс, тот самый, что приехал за вами.

Она затаила дыхание и всмотрелась в непроглядный мрак.

— Разве вы не знаете его имя?

— Инспектор не сказал. Называл джентльмена его светлостью. Послать кого-то из моих людей, чтобы все выяснил?

— Н-нет. Я немедленно иду.

Все, что угодно, лишь бы поскорее убраться с корабля после стольких месяцев! А вдруг это отец? Дерек говорил, что собирается написать лорду Артуру и попросить его встретить их в Лондоне. Может, одно из судов Джека передало послание ее дорогому отцу?

Да, это вполне возможно. Она была совершенно убеждена, что отец всемогущ и всегда оказывается там, где больше всего нужен ей.

Если это и не он, тогда, вероятнее всего, один из титулованных родственников.

Она рванулась вперед. Наконец-то надежда!

— Если что-то покажется подозрительным, бегите обратно, слышите? — негромко предупредил капитан. — Пристань не место для молодой леди, особенно ночью.

— Понимаю. Спасибо, капитан. Вы были так добры ко мне, и поверьте, я обязательно расскажу лорду Джеку о том, как вы и ваша команда заботились обо мне.

— А, бросьте, — широко улыбнулся он. — Бегите, девочка. И удачи вам.

Капитан громко приказал матросам спустить шлюпку и отвезти Джорджи на берег, после чего вернулся к инспектору.

Вскоре матросы уже дружно орудовали веслами, выгребая против сильного течения.

Скаждым гребком шлюпка приближалась к берегу.

Когда наконец швартовы были привязаны к грязным причальным столбикам, помощник боцмана помог Джорджи подняться на пирс по деревянной лестнице.

Фонари на столбах отбрасывали тусклый свет на мокрые доски. Джорджи осторожно шагнула вперед, боясь поскользнуться и упасть в грязную, маслянистую воду. Она неделями училась ходить по палубе. Но теперь колени подгибались и ее пошатывало.

В этот момент из клубящегося тумана выступил высокий, завернутый в плащ человек.

Джорджи застыла на месте.

Сначала она различила темный массивный силуэт… потом мелькнула алая подкладка черного плаща. Когда он устремился к ней, свет упал на знакомые черты сурового лица, отразился в зеленых глазах.

Джорджи потрясенно уставилась на него.

Йен!

Но как?!

Она покинула Индию раньше его.

Джорджи часто заморгала.

Или это призрак?

— Джорджиана! — резко окликнул он громким напряженным голосом, не сбавляя шага.

Сердце Джорджи куда-то покатилось. Это он!

Забыв о своих страхах, она ринулась к нему. И хотя краем сознания отметила мрачное выражение его лица, это ее не остановило. Губы Йена были плотно сжаты, глаза напоминали мраморные шарики.

Он быстро, оценивающе оглядел ее, но она, уже не обращая ни на что внимания, бросилась в его распахнутые объятия. Он поймал ее и почти грубо стиснул, словно забыв о том, насколько силен.

— Наконец-то, — проворчал он. — Теперь ты в безопасности, дорогая. Я с тобой.

Она прильнула к нему, не в силах говорить, не в силах поверить собственным ощущениям.

Он стал с отчаянием и облегчением целовать ее лоб, словно утешая. Заявляя свои права на нее.

Джорджи почти теряла рассудок, понятия не имея, как это он может стоять на пристани, обнимая ее, после того, что случилось! Но она не смела задавать подобные вопросы.

Он жив. Он с ней. Совсем близко. И только это имеет смысл.

Содрогаясь от буйства чувств, Йен поцеловал ее в макушку и закутал в плащ, чтобы согреть теплом своего тела. Но уже через минуту, немного отодвинулся, сжал лицо Джорджи ладонями и впился в нее напряженным взглядом:

— Ты здорова? С тобой все в порядке?

Джорджи улыбнулась сквозь слезы:

— Сейчас уже гораздо лучше.

Йен медленно кивнул. Напряженное лицо чуть расслабилось. Но сама Джорджи уже не могла скрыть своей радости от нежданной встречи.

— Что ты здесь делаешь? — воскликнула она, вцепившись в его плащ. — И как это может быть? Каким образом тыоказался в Лондоне раньше меня?

Он тихо рассмеялся и накрыл ее ладони своей.

— Не важно, дорогая. У меня свои методы. — Он поднял ее руки к губам и поцеловал каждую.

Джорджи все еще не верила своим глазам.

— О, Йен, я так за тебя боялась! Не знала, жив ли ты! Все обошлось?

— Такая сладкая, — прошептал он, качая головой. — Ну конечно, все обошлось. У меня всегда все хорошо, Джорджиана. Никогда за меня не бойся. Пойдем. Мой экипаж ждет.

— Но, честно, Йен, как ты попал сюда раньше меня? — настаивала она, но он обнял ее за плечи и повел прочь от здания компании.

— «Андромеда» — судно торговое и слишком часто заходило в порты, чтобы избавиться от груза. Поэтому мы вас опередили, — пояснил он. — Я хотел встретиться с тобой в море, но мы потеряли вас неподалеку от африканского побережья. Потерпев неудачу, я поспешил в Англию, чтобы все устроить к твоему приезду.

— В самом деле?

Она была уверена, что за небрежным кивком и легкой улыбкой кроются сверхчеловеческие усилия и немалая сумма истраченных на взятки денег.

— К счастью, суда компании Джека почти всегда придерживаются точного расписания, — продолжал Йен. — Я получил список отплывающих и прибывающих судов, послал на пристань слугу с приказом отслеживать появление каждого и таким образом узнал о прибытии «Андромеды». Я и сам оказался дома всего пару дней назад.

— Не знаю, как и отблагодарить тебя, — прошептала она, останавливаясь и гладя его по груди. — Сколько раз ты спасал мне жизнь: сначала у погребального костра, а потом — в Джанпуре. И моих братьев ты тоже спас.

— Любой из вас сделал бы то же самое для меня, — заверил он внезапно охрипшим голосом.

Она заглянула ему в глаза:

— Я так раскаиваюсь, Йен, и прошу прощения за случившееся.

— Вздор.

— Вздор? Из-за меня нас всех едва не убили! — взорвалась она, и так долго копившиеся в душе слова теперь рвались с губ. — Почему я тебя не слушала? Ты велел мне не вмешиваться, но я все сделала по-своему и, хуже того, даже не подумала о том, чем это может кончиться. Я такая дура, Йен, такая слепая упертая дура! Иногда я удивляюсь, как это вы меня терпите! Но я сожалею, сожалею от всего сердца! И… Ты сможешь когда-нибудь меня простить?

Йен ответил нежным взглядом.

— Джорджиана, — прошептал он, — выслушай меня.

Она с беспокойством изучала его лицо, боясь услышать приговор. Но зеленые глаза весело блеснули.

— Тебя не за что прощать. Дело в том, что ты спасла положение. Нет. Это правда, — подчеркнул он, когда она попыталась протестовать. — У меня не было иного способа получить сведения о заговоре махарани. Ты послушалась своей интуиции и действовала инстинктивно, а по мне — это настоящее мужество.

— Это ты по доброте душевной.

— Ты спасла жизнь повелителю, — напомнил он. — После твоего отъезда, Джохар согласился сохранять нейтралитет.

— О, это чудесно! Молодец, Йен!

— Да, но если бы ты не разоблачила Судхану, договор не стоил бы и бумаги, на которой написан! Ты, конечно, поспешила, но в противном случае Судхана убила бы своего мужа и стала править княжеством, прикрываясь сыном-марионеткой. И, конечно, помогла бы Баджи Рао. Тогда лорду Гастингсу пришлось бы иметь дело с куда большими силами. И нас ждала бы кровавая и долгая война. Теперь же это будет всего лишь местный конфликт. И если повезет, он скоро закончится. Так что, видишь, дорогая, в конце концов твоя непокорность сберегла тысячи жизней.

Она молча смотрела на него, не зная, что и сказать.

— Понимаю, я читал тебе нотации, когда ты заявилась в Джанпур, — вздохнул он. — Но если хочешь знать, это я должен перед тобой извиниться.

— Что?!

— Да, дорогая, я ничего не смог бы сделать без тебя. Думаю, мы составляем прекрасную команду.

Джорджи задохнулась от изумления.

— Что с тобой? — удивился он.

Она покачала головой:

— Я была уверена, что ты презираешь меня за все неприятности, которые я причинила.

— Разумеется, нет. Но скажу тебе вот что. — Его лицо исказилось свирепой гримасой. — Никогда больше не смей меня пугать подобным образом! Нам повезло, что все так обернулось, но я не потерплю твоего своенравия и вечного стремления подвергать себя риску.

Он не потерпит? Откуда такой тон? Словно он имеет на нее права!

— Боже, когда я увидел тебя бегущей по коридору, в окровавленном платье… не знаю, как с ума не сошел! Надеюсь, она зажила? Рана, я имею в виду.

— Давно. Видишь? Только маленький шрам остался.

Она наклонила голову набок, спеша показать ему шрам.

Он осторожно отвел ее волосы в сторону и коснулся зажившего пореза кончиком пальца в черной перчатке.

Он продолжал гладить ее шею, но соблазн был слишком велик. Не в силах ему противостоять, Йен стал ласкать светлую полоску губами.

— Моя прелестная Джорджиана…

Йен пытался остановить себя, прекрасно сознавая, что он, возможно, единственный человек в Лондоне, которому, как она считает, можно доверять.

Но он ничего не смог поделать. Его жажда к ней стала нестерпимой за месяцы разлуки.

Ее легкое частое дыхание щекотало его губы, но она ждала, ждала этих поцелуев. И он не разочаровал ее.

Джорджи застонала, когда он властно и почти грубо раздвинул ее губы.

Она беспомощно цеплялась за его плечи, боясь упасть, и пламя между ними уже вздымалось едва не до небес, с ревом пожирая последние остатки разума.

Он целовал ее с безумством отчаяния, а она наслаждалась каждым его прикосновением. И когда она с очередным стоном растаяла в его объятиях, он возмечтал лишь об одном: уложить ее прямо на эти доски и сделать своей. Возобновить и подтвердить ту связь, которая существовала между ними. Еще больше укрепить.

«Ради Бога, возьми себя в руки, парень!»

Йен, крайне неохотно, отстранился, Джорджиана тяжело дышала, сотрясаемая дрожью. Она пьяно покачнулась, и он поспешно подхватил ее под руку.

— О, Йен, — выпалила она, с трудом поднимая тяжелые веки. В глазах ее сверкало желание. — Что теперь произойдет между нами?

Безыскусная наивность вопроса тронула его. Йен с нежной полуулыбкой пригладил ее волосы.

— Неужели ты еще не поняла? — прошептал он. — Думаешь, я стоял бы на пристани среди ночи, ожидая постороннего, чужого мне человека?

Она нерешительно улыбнулась в ответ. Йен заметил, что щеки ее раскраснелись.

Он приподнял ее подбородок и непререкаемым тоном объявил:

— Случится одно: ты выйдешь за меня замуж.

Она широко раскрыла глаза, не в силах вымолвить ни слова.

— Есть еще вопросы? — деловито осведомился он.

Похоже, Джорджи не сразу осознала, что он сказал. Немного придя в себя, она потрясенно пробормотала:

— Только один.

Он изогнул бровь.

— Когда? — прошептала она.

Медленная довольная улыбка озарила его лицо.

— Ну и ну! И никаких возражений?

Ее огромные синие, полные доверия и наивного желания глаза в упор смотрели на него. Немного подумав, она покачала головой.

— Хорошая девочка, — кивнул он и нежно ее поцеловал. — А теперь пойдем, милая. Нужно поскорее оказаться в тепле.

* * *

Теперь Джорджи твердо знала, что спит и видит сон.

Экипаж был запряжен четверкой вороных коней.

Йен кивнул кучеру, открыл дверцу и усадил Джорджи. Внутри экипаж напоминал небольшую гостиную. Стены и потолок были обиты светлым дамастом, заглушавшим доносившийся извне шум. Джорджи устроилась на сиденьях, обтянутых лайкой цвета слоновой кожи, и вопросительно уставилась на Йена. Теперь она находилась в его мире, и Йен оказался его частью: богатый маркиз, чувствующий себя как дома в этом роскошном экипаже и столице могущественной Британской империи. Неужели этот великолепный мужчина, средоточие всех добродетелей, действительно станет ее мужем?

А она так измучена долгим путешествием! Платье довольно чистое, но стиранное столько раз, что совсем выцвело.

А он так элегантно одет: белоснежный галстук, шелковый жилет… словно явился на пристань после проведенного в театре вечера. Можно лишь представить, как поворачиваются головы светских модниц, когда он входит в зал!

Он послал ей понимающую улыбку и открыл маленькую панель атласного дерева, за которой скрывался набор хрустальных графинчиков.

— Что-нибудь выпьешь?

— Пожалуйста, — скованно кивнула она.

Он стал разливать бренди. Джорджи тем временем не могла наглядеться на него. Как он красив! Бронзовый загар, приобретенный под индийским солнцем, поблек, и Йен успел отрастить короткие бачки.

Он заметил ее пристальное внимание и вскинул брови.

— Прости… я не хотела глазеть, — извинилась она, краснея. — Но… я так рада тебя видеть! Ты… сделал меня такой счастливой! Б-боюсь, я потрясена.

Он тихо рассмеялся и вручил ей рюмку с солидной порцией бренди:

— Это должно помочь.

Джорджи благодарно кивнула.

Он налил бренди во вторую рюмку и произнес тост:

— За Индию.

— За Лондон, — возразила она дрожащим голосом.

— Нет, — покачал он головой. — За нас.

Джорджи невольно улыбнулась и тоже подняла рюмку.

— За нас, мой дорогой лорд Гриффит.

Прежде чем выпить, они несколько минут смотрели друг другу в глаза.

Наконец Джорджи осторожно пригубила огненной жидкости и немедленно раскашлялась, смахивая выступившие на глазах слезы.

— Боже! — воскликнула она, смеясь. — Как крепко!

— Зато согревает желудок в холодные ночи.

— Пожалуй! — Она сделала второй глоток, решив, что это поможет ей полностью осознать происходящее. Она станет женой Йена! Маркизой! Подумать только, все эти долгие месяцы она терзала себя мыслями о том, что он презирает ее и больше никогда не заговорит с ней. Она и не думала, что он захочет повести ее к алтарю!

— Я заметил, что ты не спросила меня о братьях, — напомнил он, наблюдая за игрой эмоций на ее липе.

Джорджи резко вскинула голову:

— Ты их видел? О, какое счастье! Мы разлучились в Бомбее, когда они сражались с кровожадными посланниками Судханы! Целая орда! Они… выжили?

— Да, — решительно кивнул Йен. — Они оба живы. Правда, Гейбриел ранен, и довольно серьезно, но он силен и крепок, и мы должны верить, что все закончится благополучно.

— Что случилось?

— Не знаю, — уклончиво ответил он. — Дерек цел и невредим и ухаживает за братом. Я говорил с ним перед отъездом. Это он назвал мне корабль, на котором ты уплыла. Больше всего они беспокоились о тебе. Они велели передать, что любят тебя и приедут в Лондон при первой же возможности. Просили позаботиться о тебе.

Его улыбка была нежнее ласки.

— Я пообещал, что сделаю все.

Услышав, что братья живы, Джорджи прижала руку к сердцу и с облегченным вздохом закрыла глаза. Господи, какое счастье!

— Еще бренди, дорогая? Судя по виду, оно тебе не помешает.

Снова открыв глаза, Джорджи с сожалением улыбнулась.

— Нет. Спасибо.

Разговоры о братьях пробудили в ней тоску по дому.

— Дерек велел передать еще кое-что, — добавил он, наблюдая за ней.

— Что?

— Он просил сказать, что жалеет о сказанном тебе по дороге из Джанпура. Он не рассказывал подробностей вашей ссоры, но клянется, что не хотел тебя обидеть.

— Он так сказал? — переспросила она.

Йен кивнул.

Устало улыбнувшись, она пригладила волосы.

— Собственно говоря, мы поссорились из-за тебя.

— Из-за меня?

— Я призналась Гейбриелу, что интересуюсь тобой…

— Да неужели? — промурлыкал он.

Она фыркнула при виде его довольной ухмылки.

— Да. Но тут подоспел Дерек и заявил, что только безумец может связаться со мной после всех неприятностей, которые я причиняю окружающим. Очень зло с его стороны, не находишь?

— Ну, в его словах есть доля правды, — лукаво заметил Йен.

— Эй! — запротестовала она.

— Иди сюда, — потребовал он и, схватив ее за руку, потянул на противоположное сиденье, рядом с собой. Она уютно прижалась к нему.

— По крайней мере жизнь с тобой, Джорджиана, никогда не будет скучной.

Она снова фыркнула, но это было так чудесно — нежиться в его объятиях, и будущее казалось таким светлым, что она не смогла хмуриться дольше и рассмеялась вместе с ним.

— Гдетвой ножной браслет с маленькими колокольчиками? — неожиданно спросил он, сажая ее на колени.

— Я выбросила.

— Что?!

— Швырнула в океан.

— И зачем ты это сделала? — поинтересовался он, искоса глядя на нее.

Джорджи тяжко вздохнула:

— Потому что твердо намерена измениться.

— Измениться? Но как? — нахмурился он.

— Стать более осмотрительной. Такой, как Мина и Лакшми.

— Может, мне заточить тебя в гарем? — поддел он.

— Нет! Не смей смеяться надо мной, бессовестный! Все это очень серьезно. Я намереваюсь быть послушной женой.

— Понятно, — серьезно кивнул он, не слишком пытаясь скрыть веселье.

— Что тебе понятно?

Йен пожал плечами.

— Мне нравились твои колокольчики. Они были частью тебя. Твоей натуры. Как жаль. Полагаю, что уже слишком поздно.

Джорджи растерялась.

— Так или иначе, — продолжал Йен, — перейдем к практическим вопросам. Ты будешь рада услышать, что я привез несколько дорожных сундуков с твоими платьями и вещами из бомбейского дома.

— Правда? — Она посмотрела на него.

— Да. Твоя экономка сложила все.

— О, Йен, ты обо всем подумал.

— Совершенно верно. Жизнь состоит из мелочей, — сухоответил он.

Она обняла его и осыпала поцелуями.

— Спасибо тебе, спасибо, спасибо! Мои платья и туфли! Я снова стану человеком!

— Все готово и ждет тебя в Найт-Хаусе, куда мы сейчас направляемся, — пояснил он. — Мы сейчас приедем. Это за углом.

— О, неужели мы должны ехать туда сейчас? — запротестовала она, продолжая обнимать его. — Пожалуйста, не можем ли мы немного побыть наедине? Я так по тебе истосковалась!

— Милая, — пробормотал он, проводя костяшкой пальца по ее щеке. — Сейчас два часа ночи.

— Я не устала. А ты?

Йен изнемогал от желания, ощущая прикосновения ее пальцев. Даже эта невинная ласка вызывала озноб в его теле. Вряд ли он когда-нибудь испытывал подобные чувства.

— Пожалуйста, Йен, — упрашивала она. — Нет, я хочу познакомиться с родственниками. Но ведь сегодняшняя ночь — для нас, согласен?

И она так нежно посмотрела на него, что он сразу забыл все свои благие намерения.

— Нельзя ли отвезти меня в их дом завтра?

Он погладил ее по щеке, хотя сердце неудержимо стучало.

— Ты хочешь остаться со мной на эту ночь? — прошептал он и затрепетал, когда она медленно опустила голову.

— Да…

Йен колебался. Конечно, это более чем неприлично. Его долг — защищать ее репутацию. Но он твердо решил жениться на ней, и, кроме того, никого из женщин не хотел так безумно, как эту.

— Уверена? — прошептал он, полыхающим взглядом давая понять, что случится, если сегодня она поедет к нему.

— Более чем, — заверила она с такими же горящими, как у него, глазами.

Боже, как она пьянит его! И как можно отказать ей, когда он хочет того же самого? Невозможно отказать Джорджиане, такой прекрасной, такой мягкой и податливой, особенно когда она его обнимает. Чувственная красавица лишила его всякой воли к сопротивлению.

— Согласен. — Он нежно, но настойчиво поцеловал ее в губы.

Йен умирал от желания. Ему не терпелось уложить ее в постель. Показать все, что могут разделить мужчина и женщина.

Отстранившись, Йен высунулся в окно, постучал по стенке экипажа и уведомил кучера об изменении в планах.

Глава 10

Когда экипаж остановился перед высоким величественным зданием, он вышел первым, спеша убедиться, что за ними никто не наблюдает. Теперь они находились в самом сердце фешенебельного Лондона, где сплетни распространяются быстрее лесного пожара. Молодая леди не может позволить себе быть беспечной, особенно если она к тому же племянница Распутницы Хоксклифф. И пусть свадьба не за горами, не стоит, чтобы Джорджиану видели входящей в его дом, да еще посреди ночи.

В столь поздний час улицы были не только безлюдны, но и темны. Ночь выдалась безлунная, а фонари на углах едва светили. Йен помог Джорджи спуститься.

Он показал ей Найт-Хаус, находившийся в дальнем конце парка, и поспешно повел ее к парадному крыльцу здания, выложенному белым известняком. Темно-красная дверь открылась. Тускло освещенный холл предстал перед ними во всей своей роскоши.

— О, Йен, твой дом прекрасен, — пробормотала Джорджиана, застенчиво оглядываясь.

Йен запер двери и подошел к ней.

— Наш дом, — тихо напомнил он.

Сияющая улыбка озарила ее лицо, словно он опять удивил ее своим предложением.

Йен весело подмигнул:

— Пойдем.

Но тут подбежал мистер Тук, дворецкий, чтобы взять их плащи. Добродушный пухлый немолодой коротышка с лысой головой, белоснежными усами и искрящимися голубыми глазами, он всегда улыбался, а когда Йен объяснил, кто такая Джорджиана, просиял от восторга.

Теперь дворецкий хлопотал над Джорджианой, как наседка — над цыпленком.

— О, моя дорогая, дорогая, дорогая юная леди, неужели я ничего не могу сделать для вас? Совсем ничего? Вы голодны? Успели поужинать? Может, чашку теплого шоколада?

Джорджи облегченно засмеялась, радуясь, что нашла понимание и сочувствие, и поблагодарила дворецкого, но отказалась.

Тук забрал ее потрепанный плащ вместе с модным плащом Йена и оставил парочку наедине.

Однако Тук не упустил случая кивнуть Йену, одобряя его выбор.

Йен, в свою очередь, откашлялся, поднял канделябр, оставленный Туком, и проводил Джорджиану наверх.

Хоть и не столь роскошный, как Найт-Хаус, дом Йена отражал его высокий статус и изысканные вкусы. Обстановка парадных комнат на первых этажах указывала на то, что их хозяин — дипломат высокого ранга, привыкший развлекать иностранных особ.

Однако Йен должен был признать, что вся эта роскошь каким-то образом подчеркивает пустоту его жизни. Дом приспособлен для больших приемов, но вряд ли здесь бывает кто-то, кроме слуг.

В детстве, когда отец был еще жив. Йен наивно полагал, что все живут так, как он и его лучший друг Роберт: в особняках с высокими позолоченными потолками, мраморными греческими бюстами и огороженными забором садами украшенными скульптурами.

Но с тех пор он значительно поумнел, слава Богу, и давно понял, какими привилегиями наделил его Господь. Поэтому серьезно относился к обязанностям, налагаемым этими привилегиями.

Он вместе с Джорджианой поднялся на третий этаж. Там располагалась небольшая галерея, выходившая окнами в сад.

В передней части, разделенной надвое, находились просторные хозяйские апартаменты. Покои хозяйки сейчас были пусты.

В каждой половине было по огромной спальне, гостиной, гигантскому чулану и гардеробной.

Апартаменты, разумеется, соединялись между собой, чтобы супруги могли без помех навещать друг друга. Была и еще одна гостиная, где собирались члены семьи.

Йен проводил туда Джорджи, вспоминая, как сидевшая здесь когда-то мать обучала шитью его сестру Мору. А сам он, совсем еще мальчишка, лежал на животе, дергая за усы всеобщего любимца кота и пытаясь запомнить латинские изречения философов-стоиков. И заодно краем уха прислушивался к словам матери, передававшей сплетни о последних похождениях пресловутой герцогини Хоксклифф. Первой Джорджианы.

Мать вряд ли одобрила бы этот брак…

Йен саркастически усмехнулся. Мать всегда верила в крепость светских браков по расчету. Неудивительно, что сделала все, чтобы он женился на Кэтрин. Взяв руки Джорджианы, Йен отступил в свою спальню и увлек ее за собой.

Джорджи задалась вопросом, уж не суждено ли ей отныне вечно ходить с алыми от стыда щеками. Лицо пылало при мысли о том, что ждет впереди.

Казалось странным, что она так легко позволила себя соблазнить. Впрочем, она безоглядно ему доверяла. В его присутствии она всегда чувствовала себя в полной безопасности. И неудивительно: он несколько раз спасал ей жизнь! Кроме того, ее тянуло к Йену. Не покидало сознание того, что она принадлежит ему.

Сердце часто билось от предвкушения, и, услышав щелчок замка, она смущенно улыбнулась.

— Заходи, — пригласил он, показывая на спальню. — Будь как дома.

Отвернувшись, он поставил канделябр на маленький столик.

Джорджи оглядывала погруженную в полумрак комнату.

Кремовые стены, темные персидские ковры на дубовых полах и сводчатый, разрисованный медальонами потолок.

Слева в камине горел огонь. Вокруг были расставлены кресла и диваны черного дерева с позолотой в римском стиле.

А вот справа, в тени, возвышалась гигантская кровать Йена. При виде ее Джорджи молча сглотнула.

Под предусмотрительно откинутым покрывалом шоколадного атласа виднелись простыни из кремового хлопка. У изголовья горой навалены подушки с бахромой. Все вместе казалось восхитительно манящим и одновременно пугающим.

Тем временем Йен снял черный фрак и повесил его на дверную ручку чулана.

Сердце Джорджи сжалось.

Она принялась медленно стягивать перчатки. В конце концов, этот человек скоро станет ее мужем.

Мысль об этом пьянила, кружила голову, и радостный смех вскипал на ее губах.

Йен, оставшись в белой рубашке и сером жилете в тонкую полоску, приблизился к ней.

— Над чем ты смеешься? — стал допытываться он бархатистым шепотом, гладя ее руки.

— Прости, не могу поверить, что все это происходит на самом деле!

— Слишком неожиданно?

— Нет. — Она подступила к нему и откинула голову. — Я счастлива.

Йен обнял ее за талию и улыбнулся.

— Я тоже, — признался он, целуя ее.

Будь у нее хоть какие-то сомнения, наверняка они исчезли бы, когда их губы соприкоснулись.

Он неожиданно подхватил ее и понес к огню.

— Йен… — пробормотала она, продолжая смеяться.

— Что, дорогая?

— Ты не туда идешь, — запротестовала Джорджи, обнимая его в девическом восторге.

— Мм?

— Кровать в другом направлении, — прошептала она ему на ухо.

— Так нетерпелива… — пожурил он, пожирая ее глазами.

— Так у тебя есть план?

— Как всегда.

Подойдя к камину, он поставил се на пол.

— Теперь ты не замерзнешь, когда я тебя раздену.

Джорджи ойкнула от неожиданности, но быстро пришла в себя.

— Или… когда я раздену тебя, — заявила она, потянувшись к безупречно завязанному галстуку.

Оннагнул голову, чтобы снова поцеловать ее, такой нежный и уверенный в себе, что она едва заметила, как он, обнимая ее, одновременно расстегивает пуговицы платья на спине.

— Ты ведь не боишься, правда?

— Нет.

— Вот и хорошо. Я буду очень осторожен.

Сообразив, чем заняты за ее спиной его проворные пальцы, она решила отплатить той же монетой и потянулась к пуговицам его жилета. Но оказалась далеко не такой ловкой. Он закончил свою работу раньше и теперь с любовью смотрел на Джорджи.

Наконец она стащила жилет с его широких плеч. В ответ он потянул вниз ее лиф, и она задрожала от восторга. Как трудно было уговорить его поцеловать ее в молитвенной пещере! Но теперь он решился. И его ничто не остановит!

Однако он продолжал действовать все так же неспешно, боясь спугнуть ее слишком бурным натиском. Едва прикасаясь губами, целовал ее щеки, мочки ушей, шею и плечи, ублажая и успокаивая ее любовными играми. Тело Джорджи мучительно пульсировало.

Он сжал ее лицо теплыми, восхитительно умелыми руками и снова принялся целовать, медленно, крепко, одновременно вынимая из волос черепаховые гребни. Вскоре тяжелые волны волос обрушились ей на грудь и плечи.

О, этот мужчина знает, что делает!

Йен тем временем снял с нее платье с отточенной ловкостью, восхитившей бы горничную любой леди.

Огонь отбрасывал длинные тени на любовников, обменивавшихся поцелуями и продолжавших раздевать друг друга. Чувства Джорджи были так обострены, что она заметила прикосновение легчайшего ветерка, когда Йен расшнуровал ее корсет.

Он медленно протянул руку, провел по ее животу и стал теребить затвердевший сосок.

Джорджи вздохнула. Она тоже хотела увидеть его без одежды. Расстегнув пуговицу у треугольного выреза сорочки, она развела полы, и вид открывшейся, словно вылепленной скульптором, мужской груди заставил ее застонать.

— Твоя очередь, — прошептала она, жадно проводя пальцами по гладкой коже.

Йен усилием воли вернулся к действительности, расстегнул серебряные запонки, отбросил рубашку на пол и хотел подойти ближе, чтобы избавить Джорджи от нижних юбок. Но та остановила его, удерживая на расстоянии вытянутой руки, чтобы лишний раз полюбоваться им. В ее взгляде светилось благоговение.

— О, Йен, — ошеломленно выдохнула она. — Ты великолепен!

Он улыбнулся ей и опустил глаза с почти мальчишеской скромностью.

Он был абсолютно неотразим: высокий, сильный и прекрасно сложенный. Его грудь была прямо перед ее глазами, и Джорджи невольно загляделась на выпуклые мышцы, плоские кружки сосков, легкую впадинку посредине, начинавшуюся трогательной ямочкой в основании горла. А ниже на животе тоже бугрились мускулы, хотя кожа была бархатисто-гладкой. Но она не смела… не дерзала коснуться его.

Опустив глаза, она жадно изучала узкие бедра и длинные мощные ноги. Однако размер бугра между ними неожиданно заставил ее вспомнить, что ждет впереди.

Подняв руки, она медленно провела кончиками пальцев по вздувшимся бицепсам, поросшим тонкими волосами предплечьям, к теплым сильным ладоням.

И замерла, дойдя до печатки, которую он носил на мизинце. Но тут Йен неожиданно перехватил ее неугомонные руки. Подняв взгляд, она с удивлением увидела, как он наблюдает за ней пылающими глазами.

— Насмотрелась? — хрипло спросил он, но Джорджи потеряла дар речи. И могла только пожирать его глазами: сильная прямая колонна шеи, угловатое адамово яблоко…

Она восхищалась упрямым подбородком, гладко выбритыми щеками, широким чувственным ртом.

Раньше она почти не замечала золотистых прядей в его темно-каштановых волосах, но теперь золото сверкало в свете огня. Упрямый локон упал на лоб, а под ним пылали зеленые глаза.

Джорджи осторожно отвела волосы с его лба, открыв разлет густых бровей.

Невозможно красив!

Каким-то образом вновь обретя способность мыслить, Джорджи спросила себя, не стоит ли извиниться за столь настойчивый взгляд, но неожиданно заметила в углу трюмо, отражавшее его широкую голую спину.

Боже!

Она изнемогала от нового прилива яростного желания.

Но больше всего ее поразила гордая осанка.

Она счастливо улыбнулась. Да, каждая линия этого царственного тела говорила о неотъемлемом благородстве.

Она по-прежнему не могла говорить. При мысли о том, что этот человек будет принадлежать ей, комок вставал в горле. Пусть она не может на него наглядеться, но если он действительно ее мужчина и это не мечта — значит, можно его коснуться.

Джорджи дотронулась до его живота, и Йен растаял в ее руках. Закрыл глаза и слегка откинул голову.

Каждое ее прикосновение вызывало дрожь предвкушения. Она гладила его с почтительным восторгом.

Ее неумелые ласки вызывали в нем странное ощущение, что это и с ним происходит впервые. Может, каким-то Непонятным образом так оно и было? Потому что за всеми практическими соображениями, по которым он решил жениться на Джорджиане, помимо безумного физического желания друг к другу, было еще нечто… какая-то искра вспыхнувшая между ними, обещание несбыточного…

Она заставила его понять также, как много ему придется отдать. Может, ее почти первобытная отвага вдохновила его, потому что наконец, несмотря на кошмар первого брака, он готов попытаться снова. Рискнуть открыться перед ней. Но тут она притянула к себе его голову и стала целовать. Он отвечал ей, пораженный тем, как легко она согласилась на брак.

Он не забыл дурацкую цитату из книги ее тетки о том что брак — это кандалы каторжника. Что ж, совсем недавно он согласился бы с этим. Но события в Джанпуре и грозившая им смерть вынудили обоих относиться к жизни куда серьезнее.

Йен со своей стороны за все эти месяцы, проведенные в море, понял, что не хочет провести остаток жизни в одиночестве. Каждый раз, приходя в Найт-Хаус, он глубоко страдал. Все друзья были женаты и счастливы в браке. Конечно, и у него было много возможностей жениться снова. После окончания официального траура по Кэтрин его секретарь показал список тридцати самых красивых дебютанток года, чьи родители осторожно интересовались планами маркиза.

Йен не питал иллюзий относительно такого внезапного интереса. Их привлекали титул, богатство и положение в обществе. Но его уже использовали один раз! Больше он не допустит ничего подобного!

Поэтому он порвал список и не пожелал иметь ничего общего с жеманными пустоголовыми особами.

Но с Джорджианой все было по-иному. Она стала его вторым шансом на то, чего он втайне желал больше всего на свете. На единственное, чего до сих пор лишала его судьба, так щедро одарившая в остальном. На семью. Дом, наполненный счастьем и любовью.

Много лет назад он ожидал, что его мечты сбудутся. Но брак обернулся жестокой шуткой.

Бесстрашная Джорджиана дала ему достаточно отваги, чтобы попытаться вновь. И на этот раз он был абсолютно уверен, что эта страстная красавица никогда его не предаст.

Выбросив из головы прошлое ради куда более счастливого будущего, он продолжал целовать ее, одновременно развязывая поясок единственной нижней юбки.

Он долго смотрел на свою будущую жену, любуясь ее тонкой фигуркой, почти не скрытой полупрозрачной сорочкой.

Елена Троянская в подметки не годилась Джорджиане, самой прекрасной на свете женщине.

Йен был в этом убежден. Стоит только взглянуть на ее волосы цвета воронова крыла, сливочно-белую кожу, розовые губки, раскрасневшиеся щечки. Ее кобальтово-синие глаза…

— Прости, но ты почему-то уставился на меня, — ехидно заметила она.

Йен лишь улыбнулся:

— Ничего не могу с собой поделать. Чувствую себя королем.

— Ты мне кажешься богом, — истово прошептала она.

Йен опустил голову, смущенный столь неприкрытым восхищением.

— А ты мне — ангелом.

— Но я не ангел, — напомнила она, с кокетливой полуулыбкой притягивая его к себе.

— Не ангел, — охотно согласился он, сжимая в объятиях очаровательную плутовку. — И это твое лучшее качество.

Поцеловав ее еще раз, Йен отступил, предложил ей руку и кивнул в сторону кровати:

— Миледи?

Джорджиана осторожно вложила пальцы в протянутую ладонь.

Они стали бешено целоваться.

— У твоих губ такой приятный вкус, — выдохнула она, когда он отпустил ее и попытался втянуть воздух. — Ты сделаешь то, что делал со мной в молитвенной пещере?

— Это и гораздо больше, — промурлыкал он.

— А есть и больше?!

Он поднял брови и ответил слегка зловещей улыбкой.

— Ну да, конечно, — понимающе прошептала она. — Какая я глупая! Я же видела изображения на храмовых стенах!

— Мм, — согласился он, кивнув.

— А что я при этом почувствую? — нерешительно пробормотала она.

Он нежно заправил ей за ухо длинную прядь волос.

— А ты хотела бы некоторую прелюдию, дорогая? Что-то вроде первого шага в неведомое?

— Д-да.

— Ложись на спину, — прошептал он, и доверие, с которым Джорджи немедленно подчинилась, потрясло его до глубины души. — Разведи ноги. Шире, — хрипло наставлял он, ложась на нее.

Хорошо, что он не успел снять брюки! Так безопаснее…

И все же голова кружилась от блаженства, когда он ощущал под собой ее тонкое теплое тело.

Она глядела на него с такой искренностью, таким сладостным, наивным изумлением, что Йен не мог отвести глаз от ее широко раскрытых кобальтово-синих очей.

Он еще ни разу в жизни не был в постели с девственницей.

Конечно, это должно было произойти в его брачную ночь, но иногда все оказывается не таким, как кажется на первый взгляд.

С другой стороны, будучи человеком светским, он был готов к тому, что Джорджиана окажется не девственной.

Он уговаривал себя не злиться и не сетовать, если обнаружится, что в прошлом она успела отдаться какому-то мужчине.

Нет, его это не оскорбит. На этот раз его не застигнут врасплох! Если он решил жениться, по крайней мере будет знать, во что ввязывается. В прошлый раз ему не было даровано этой милости. И с тех пор он не переставал об этом жалеть.

Но теперь, когда Джорджиана лежала в его объятиях, он всеми фибрами своего существа осознавал, что она чиста. Ее невинность написана на прелестном лице! Для нее эта ночь оказалась поистине ошеломляющим событием, а он был искренне растроган тем, что именно ему она решила подарить свою девственность.

Но и для него это новые впечатления…

Он обвел пальцем контур ее лица и пригладил брови. Обычно, когда он укладывал женщину в постель, это происходило совсем иначе. Все, чем он занимался с тщательно выбранными любовницами, было пустой демонстрацией равнодушной виртуозности. Спать с женщинами — такая же необходимость для здорового взрослого мужчины, как вода или еда.

Но Джорджи питала его душу и сердце, выпустив на волю бурю эмоций.

Он наклонил голову и нежно поцеловал ее. Она ответила на поцелуй. Ее реакция на ласки будила в нем желание защитить ее от всех остальных мужчин, которые могут воспользоваться се наивностью. Но они не посмеют коснуться ее, если будут знать, что она принадлежит ему.

— А теперь поднимай бедра, так чтобы они терлись о мои. Это еще больше увеличит наслаждение. — Он с трудом сглотнул, пытаясь сдержать себя. — Попробуй…

Она так и сделала.

Йен улыбнулся и закрыл глаза с тихим «ах-х-х», а она трепетала в безумном восторге от восхитительных ощущений, вызываемых каждым движением ее тела, наслаждаясь прикосновениями его голой груди и рук.

Он был теплым, и приятно тяжелым, и таким восхитительно упругим… весь — едва сдерживаемая сила…

— О, Йен, я с ума схожу.

Его тихий смех пощекотал мочку ее уха.

— Я твердо намерен этого добиться, — заверил он и, продев палец под бретельку сорочки, стащил ее с плеча Джорджи.

Он сжал ее грудь и начал ласкать. Сбросил с плеча вторую бретельку, стянул сорочку вниз, до талии, и стал покрывать ее грудь поцелуями. А когда стал ласкать соски, она провела ногтями по его голове и вниз, до самых плеч, слегка, игриво царапая его великолепную спину.

Он со стоном вновь завладел ее губами, и Джорджи наконец нашла ритм и раздвинула ноги еще шире, сжимая его бедрами. Ее бросило в жар, когда он поднял подол ее сорочки и проник ладонью под легкую ткань, явно вознамерившись ублажить ее, как в ту ночь, в молитвенной пещере.

Два пальца скользнули в нее, и Джорджи судорожно вздохнула. Но на этот раз она хотела подарить ему столь же незабываемые ощущения.

Набравшись храбрости, она потянулась к ширинке его брюк.

Йен замер.

Он едва дышал, когда она расстегнула его брюки и вытащила главный приз!

— О Боже, — пробормотала Джорджи, взяв в руки тяжелую плоть. Ее пальцы едва сомкнулись у основания. Она погладила его достоинство, не веря своим глазам. Какое огромное! — Йен, это просто гигант какой-то!

Он тихо рассмеялся и, немного поморщившись, закрыл глаза.

— Не волнуйся, я буду нежен. О Боже!

— Я все делаю правильно?

Йен так и не ответил. Но закрытые глаза и блаженное говорили сами за себя.

Он казался полностью поглощенным ее ласками. Любопытно, что он пульсирует в ее сомкнутой ладони!

— Боже, твое прикосновение, — выдохнул он, сжимая ее плечо. — Ямогу излиться в твою руку. Погладь меня. Погладь, Джорджиана! Мне так хорошо!

Его мольбы воспламенили ее. Она сделала, как он просил. Позволила ему показать, что нужно для того, чтобы удовлетворить его.

Его стоны восхищали ее, особенно когда струи густой белой жидкости вылетали из содрогавшегося фаллоса.

Она упивалась этими стонами, завороженная игрой мышц живота, когда очередной спазм сотряс его. Ее вел чистейший инстинкт, но волна разрядки, захлестнувшая его, оказалась заразительной, потому что она тоже затрепетала.

Сердце бешено колотилось. Она наклонилась и поцеловала его, когда он безвольно обмяк на простынях. Правда, сейчас она не знала, что делать со своей рукой, липкой и покрытой семенем.

— Поверить не могу, — вымолвил он наконец, — что ты отважилась на это.

— На что именно? — невинно осведомилась она и, улыбнувшись, слегка укусила его за шею.

Йен фыркнул и приподнял голову.

— Заставить меня потерять голову. Не могла бы ты принести мне полотенце, любимая?

— Где оно?

Йен кивнул в сторону умывальника. Лукаво усмехнувшись, она встала.

На самом деле Джорджи была в таком восторге, что хотела все немедленно повторить, но, намыливая руки, сообразила, что ему, возможно, необходима небольшая передышка.

Она вытерла руки и принесла ему полотенце. И когда Йен привел себя в порядок, оказалось, что он выглядит не только моложе, но и куда счастливее, чем несколько минут назад. И губы стали полнее. Более соблазнительными. Глаза под полуопущенными веками светились золотистым сиянием. Суровое лицо смягчилось.

Джорджи упала в эти новые, нежные объятия и подумала, что он стал еще красивее. Если только это возможно.

— Знаешь, — задумчиво протянул он, — полагаю, что мне это было нужно. Очень.

— Правда? Ты в этом уверен? — непочтительно хихикнула она.

— Не смей дерзить! — воскликнул Йен, опрокидывая ее на подушки. А сам встал на четвереньки и медленно пополз к ней, словно большой голодный тигр. Глаза его хитро блеснули. — Не думай, что я с тобой покончил, девочка моя!

— Нет? — ахнула она, снова краснея.

Обжигая ее взглядом, Йен наклонился, поцеловал и лизнул ее колено.

— Ты восхитительна, — прошептал он, осыпая легкими поцелуями внутреннюю поверхность ее бедер и поднимая сорочку все выше, пока она не закрутилась поясом вокруг ее талии.

— Йен?

— Джорджиана, — выдохнул он, приблизив губы к поросшему темными завитками холмику. Она ощутила его горячее дыхание.

Он опустил голову еще ниже и стал языком ласкать развилку ее бедер. Властно сжал бедро и продолжал обводить языком розовые нежные складки.

Она буквально таяла, растекалась по подушкам, вцепившись в его волосы и наблюдая за ним затуманенными глазами. А Йен лежал на животе между ее ног и безмерно наслаждался, целиком отдаваясь этому удовольствию, упиваясь ее вкусом, играя с ней и превращая в совершенную бесстыдницу.

До этой минуты она никогда не чувствовала себя богиней, которой поклоняются. Он боготворил ее бесконечными поцелуями, доводя до безумия. Язык обводил затвердевший бугорок, слизывая нектар. Йен никак не мог насытиться. В комнате звучали ее стоны. Она самозабвенно извивалась под ласками его теплого и влажного рта.

Новскоре ей потребовалось больше. Все желание смеяться пропало, когда она вцепилась в его плечи, безмолвно умоляя подняться. Она хотела почувствовать его на себе. В себе. Хотела, чтобы он утолил эту невозможную жажду.

Джорджи была так возбуждена, что кусала его грудь в любовной игре.

Он поспешил угодить ей, выпуская из брюк восставшую плоть.

— Я так хочу тебя, — дрожащим шепотом призналась она и стала ласкать его твердое копье. Но он перехватил ее руку, прижал к матрацу и, переплетясь с ней пальцами, придавил своим телом.

Она еще шире развела ноги, чтобы принять его.

— В первый раз может быть немного больно, — проворчал он.

— Мне все равно, — заверила она, стремясь поскорее стать его женщиной.

Йена трясло от вожделения. Он прижался к ее губам в исступленном поцелуе. Она с восторгом отвечала, счастливая его неминуемым вторжением.

— Господи милостивый! — ахнула она, когда он сжал ее грудь.

— Джорджи! — прошептал он. — Что…

— Взгляни на меня. Я хочу смотреть в твои глаза, когда возьму тебя.

— О, Йен…

Она сделала, как он просил, глядя на него с безмерным обожанием. В его взгляде плескалось неукротимое, жаркое желание и еще… нежность. Невероятная нежность.

Да ведь он обещал быть мягким с ней, а такой человек, как он, никогда не нарушит слова.

Прекрасный. Умный. Добрый.

Глаза его вспыхнули почти нестерпимым огнем. Значит, пора…

Он стал медленно входить в ее раскаленный грот.

К несчастью, в этот момент их прервали.

Из длинной узкой гостиной, примыкавшей к его спальне, раздались громкие голоса.

Оба прислушались.

Один голос явно принадлежал дворецкому, возбужденно о чем-то умолявшему.

Другой, женский, звучал повелительно и, судя по выговору, принадлежал светской даме.

— Не стоит волноваться, дорогой Тук. Уверена, лорд Гриффит ждет меня. Что это на вас нашло? Попрошу вас отступить и дать мне пройти!

— Нет! — в отчаянии охнул Йен, оцепенев от неожиданности. — Господи, нет! Ад и проклятие!

— Йен, кто это? — насторожилась Джорджи.

Йен ответил измученным взглядом.

— Леди Фолконер, вы не понимаете! — отбивался Тук. — Его светлости нет дома!

— Почему же в окне его спальни горит свет? Глупы старик, конечно, он дома!

— Но он нездоров.

— Вот как? Я сегодня видела его в театре. И мне он показался очень даже бодрым! — объявила дама.

Джорджи потрясенно воззрилась на своего неудачливого соблазнителя.

— Мадам, я должен настоять на том, чтобы вы не входили туда!

Джорджи ахнула, когда дверная ручка стала поворачиваться.

— Гриффит?! Я приехала в гости! Не соизволите ли сказать вашему дворецкому, чтобы прекратил кусать меня за пятки подобно спятившему терьеру?

— Я избавлюсь от нее, — прошептал Йен. — Клянусь. Не двигайся.

— Что происходит? — спросили дамы почти хором.

На лице Джорджи читалась откровенная ярость, а леди другую сторону двери понимающе рассмеялась.

— Йен Прескотт, ненасытное животное, неужели у вас там кто-то есть?

— Тесс, вам действительно лучше уйти, — выдавил он. — Сейчас… не время.

— Прости, дорогой, я помешала твоим забавам? — сварливо осведомилась леди Фолконер. — О, понимаю! Ты опять с баронессой Уотсон. Верно? Мой привет, Эмили! Надеюсь, ты прекрасно проводишь время! А вот мою ночь напрочь испортила!

Она сардонически рассмеялась.

— Кто такая Эмили? — взвилась Джорджи.

— Не важно! — горячо воскликнул Йен.

— Еще как важно! — яростно фыркнула она.

Он с раздраженным рычанием поднялся и сел. Джорджи тут же вскочила.

— Кто эта женщина за твоей дверью? — прошептала она, пытаясь говорить тихо и рассерженно тыча в дверь.

— Это Тесс. Леди Фолконер.

— И?..

— Мы были… друзьями. Много лет.

— Друзьями? Теперь мне все понятно.

— Черт побери, Джорджиана, она ничего для меня не значит! — прошипел он, наспех застегивая брюки. — Я и в оперу поехал сегодня для того, чтобы сказать ей, что между нами все кончено. Но увидел ее с другим мужчиной. Она выглядела спокойной и довольной. И я предположил, что за время моего долгого отсутствия она нашла себе любовника.

— Ну так, похоже, ты ошибся!

— Понятия не имею, что она здесь делает! Мы немного поболтали — учитывая, что у нее есть кто-то новый, я счел излишним объяснять, что между нами все кончено! Полагал, что это понятно без слов.

— Тебе никто не говорил, что лучше не делать опрометчивых предположений?

— Джорджи…

— Иди! Убери ее отсюда, ради Христа! Поверить не могу что у тебя есть любовница!

— Бывшая любовница. Джорджи, это было задолго до того, как мы встретились!

— Я жду-у! — нетерпеливо пропела Тесс, не подозревая об их тихой ссоре и продолжая барабанить пальцами по двери.

Джорджи прикусила язык. Она едва сдерживала отвращение к этой женщине, разгуливавшей по чужому дому словно по собственным владениям. Как быстро она нашла дорогу в его спальню! Не будь дверь заперта, наверняка, бесцеремонно вломилась бы сюда!

— И ты лежал с ней в этой постели? — злобно уточнила она.

Йен пожал плечами.

— Запри за мной дверь. Не хочу, чтобы она увидела тебя, иначе сплетня в два счета распространится по всему городу.

— И что ты ей скажешь?

— Солгу, — отрезал он.

— Вот это верно! Лгать ты умеешь!

— Именно, дорогая. Я же работаю на правительство, — язвительно напомнил он и, как был полуголый, шагнул к двери.

Джорджи едва не запротестовала, напомнив, что не годится встречать даму в таком виде. Но тут же со все возрастающей яростью поняла, что, если они много лет были любовниками, Тесс имела возможность любоваться им совсем без одежды. Неудивительно, что эта шлюха не желает уходить! Какая женщина в здравом уме готова без борьбы отдать Йена Преекотта?

Он подождал у двери, пока Джорджи подойдет, чтобы запереть замок. Такой, как леди Фолконер, ничего не стоит ворваться в спальню.

Джорджи с тихим ругательством ударила кулаком в подушку, но все-таки встала и направилась к нему.

Он знаком велел Джорджи отойти в сторону, чтобы Тесс ее не увидела, и вышел, плотно закрыв за собой дверь.

— Ах ты, скверный мальчишка! — пожурила Тесс, мило улыбаясь.

— Пойдем. Я провожу тебя к выходу! — процедил он сквозь стиснутые зубы.

— Ой! Буду очень благодарна, если не сломаешь мне руку!

Джорджи повернула защелку замка, но не отошла. Негодование буквально сжигало ее. Уж лучше подслушать, что будет дальше, иначе она попросту выскочит и свернет шею леди Фолконер. Пусть она вне себя от злости, все-таки интересно, какую женщину выбрал Йен в любовницы.

Тесс явилась в огромной шляпе, которую сняла и небрежно бросила на пристенный столик. Но Йен на ходу подхватил шляпу, не слишком нежно сжал локоть леди и буквально потащил к порогу.

Та издала короткий негодующий вскрик, но Йен уже вывел ее в коридор. Мистер Тук последовал за ними, пространно извиняясь перед хозяином.

— Все в порядке, Тук. Каждому известно, что дорогая леди Фолконер куда упрямее обычной женщины, — сухо бросил Йен, пинком захлопывая дверь гостиной.

Джорджи снова заперлась — на всякий случай — и прислонилась к стене.

Она и представить не могла, что у него есть любовниц. А может, и несколько. И кто, ради всего святого, эта Эмили?!

Все выглядело крайне неприятно. И невольно напрашивался очевидный вопрос: если она не знает о Йене этого, что еще ей неизвестно?

Джорджи с тихим вздохом опустила голову, потирая лоб и пытаясь сдержать недоумение по поводу того, как легко она была готова лишиться девственности в объятиях обманщика! Если бы это случилось, ей пришлось бы согласиться на его предложение: иного выхода просто не было бы.

— О Господи, что я делаю? — спросила она себя.

Негодование с новой силой овладело ею. Боже, какая она идиотка! Упала в объятия его светлости, как деревенская простушка! Он словно околдовал ее! Неужели события в Джанпуре так изменили ее, что она почему-то готова позволить мужчине топтать ее ногами?!

Брак — кандалы каторжника…

И не стоит забывать, что именно этот человек посадил ее под домашний арест!

Правда, он также спас жизнь ей и братьям и имеет немало прекрасных черт и достойных качеств. Но иногда бывает чересчур властным, и ей лучше не забывать, что поспешный брак даст ему все права на нее.

На всю оставшуюся жизнь.

Как часто остерегала тетя Джорджиана в своих эссе, брак в глазах закона превращает пару в одного человека, и этот человек — мужчина.

Джорджи тяжело вздохнула и уныло уставилась в потолок.

Почему все так сложно?

И все же, как признал ранее сам Йен, его предложение было совершенно неожиданным. Правда заключалась в том, что она мечтала быть с ним, но она сошла с корабля в полной уверенности, что Йен ее презирает. И вот теперь, час спустя, они уже готовы к браку!

Носейчас уж точно не время действовать опрометчиво, Не мешало бы прислушаться к доводам разума! И, может, стоит более тщательно все обдумать, вместо того чтобы очертя голову слепо кидаться в непонятную авантюру. Речь идет о браке, и следовательно, обо всей ее жизни. Если она действительно небезразлична Йену, тот по крайней мере даст ей некоторое время убедиться в правильности принятого решения.

Мэтью Прескотт, шестнадцатый граф Эйлсуорт, проснулся в детской, когда услышал доносившийся снизу громкой спор. Сел в своей удобной постельке и сонно потер глаза. Он не знал, о чем идет речь, но при звуках низкого голоса сон слетел с него. Папа дома!

Вскочив с кровати, мальчик, как был босой, прошлепал к двери, осторожно повернул ручку и выскользнул наружу, очень тихо, чтобы не потревожить горничных.

Лестница вела вниз, в семейную гостиную, но папы там не оказалось. Мэтью услышат шум захлопнувшейся двери и рассудил, что отец вышел в коридор.

Он стал спускаться вниз по темной лестнице, нащупывая ногой каждую ступеньку и держась за перила. Судя по тону, собеседницей папы была Леди в Шляпе.

Мэтью наморщил нос.

Леди в Шляпе часто приходила в гости, но казалась ему не слишком доброй. Мэтью всегда считал, что у нее злые глаза, поблескивающие, как маленькие отполированные речные камешки. Она твердила, что дети не должны есть за одним столом со взрослыми, и всякий раз, когда отец отворачивался, брезгливо оглядывала Мэтью.

Иногда она ныла и капризничала — так противно, что, окажись он на ее месте, непременно получил бы выговор от няни.

Подходя ближе, он стал разбирать слова, хотя смысла не понимал.

— Тесс, не разыгрывай обиженную и оскорбленную. Я видел тебя в театре с новым дружком.

— Ах с ним?! Брось, дорогой, неужели ревнуешь? Именно это привело тебя сегодня в объятия другой женщины?

— Нет.

— Черт возьми, Гриффит. Я несколько месяцев ждала твоего возвращения из этой кошмарной страны, и теперь ты демонстративно меня игнорируешь?

— Я не игнорирую, Тесс, ты просто не слушаешь. Все кончено.

Леди в Шляпе разразилась визгливой тирадой, но Мэтью уже не слушал, потому что дверь папиной спальни открылась и оттуда вышла другая женщина. Осторожно прикрыла за собой дверь, подошла к камину и, сжав кулаки, стала метаться по комнате. Поношенные юбки ее выцветшего платья развевались вокруг щиколоток.

Не успел мальчик оглянуться, как она неожиданно уселась на диван. Подалась вперед, поставила локти на колени, на минуту сжала голову руками, а потом заткнула уши ладонями, словно не могла больше слышать голосов папы и той леди.

Что за странная личность!

Не зная, как отнестись к гостье, Мэтью продолжал стоять в тени, хотя его разбирало немалое любопытство. Длинные волосы незнакомки были чернее сажи. И одета она совсем просто.

Мэтью заметил, что она выглядит расстроенной. Может, подойти и спросить, что случилось? Но если она хоть немного похожа на Леди в Шляпе, значит, непременно рассердится на него и позовет няню, а та пожурит его за то, что без разрешения покинул детскую.

Когда она подняла голову и расправила плечи, он увидел, что она куда красивее Леди в Шляпе.

Но тут она всхлипнула и вытерла рукавом нос. Мэтью хихикнул, чем едва не выдал свое пребывание на лестнице. Онзнал, что леди так себя не ведут. Но почему-то столь очевидное нарушение этикета вызвало самую горячую симпатию к ней.

В этот момент он услышал, как Леди в Шляпе с проклятиями покидает дом, а старый мистер Тук, изо всех сил пытаясь быть вежливым, провожает ее к выходу.

Когда торопливые шаги стихли, отец вернулся в гостиную.

Невидимый во тьме Мэтью пристально следил за ним и новой леди. Ему ужасно хотелось подбежать к отцу, но что-то его удерживало.

Отец выглядел мрачным и серьезным. Закрыв дверь, он прошел мимо подножия лестницы, тихо вздохнул и устало прислонился к перилам. Но почти сразу же выпрямился и шагнул к взъерошенной леди.

Та встала с дивана. Щеки ее раскраснелись, волосы растрепались.

— Пожалуйста, не отвезете ли вы меня в Найт-Хаус? — спросила она.

Мэтью навострил уши. Найт-Хаус?

Там жил его лучший друг Морли. Найт-Хаус был его самым любимым в мире местом. Там дышалось гораздо легче, туда он каждый день ходил через парк. И считал тетю Бел кем-то вроде матери.

— Джорджиана…

— Пожалуйста, Йен.

Голос растрепанной леди был мягок, как дуновение ветерка.

Мэтью не мог отвести от нее взгляда.

— Джорджиана… прости меня, — умолял отец.

— Тебе не за что извиняться, — заверила она, проводя рукой по спутанным волосам. — Я поняла, что она явилась без приглашения.

— Но как насчет нас? — Он многозначительно глянул в сторону спальни.

— Нет! Прошу, Йен, я очень устала. И считаю… действительно считаю, что мне нужно время подумать.

— Время?

— Все случилось так быстро! Я совсем сбита с толку… пожалуйста, отвези меня к моим родственникам. Я так измучена, что совсем не могу думать связно.

Очередной вздох отца говорил о многом.

— Конечно, — пробормотал он, уставившись в стену. Вошел в спальню и скоро вышел, полностью одетый, и повел темноволосую леди к двери.

Когда она подошла ближе, Мэтью заметил, что ее глаза блестят от слез. Отец, кажется, ничего не заметил.

Впрочем, он мало что вообще замечал.

Например, Мэтью.

Сидя на лестнице, мальчик смотрел вслед уходившим, как всегда, полный уважения и благоговения к своему могущественному отцу. Его няня Салли говорила, что у маркиза нет времени на маленьких мальчиков. И все же как жаль, что Мэтью не может поехать в Найт-Хаус вместе с ними, хотя сейчас глубокая ночь и Морли скорее всего спит.

Но тут он вспомнил, что завтра сам отправится в Найт-Хаус. Если папа ведет дурно одетую леди именно туда, он сможет лучше разглядеть ее утром.

Глава 11

Неяркое английское солнце проникло сквозь сомкнутые веки.

Джорджи лениво приоткрыла глаза, не сразу поняв, где находится. Да это же кремовая спальня, отведенная ей в Найт-Хаусе! Похоже, утро уже миновало!

Первое, что она увидела, — вазу с пурпурными аквилегиями, стоявшую на столике у окна.

Джорджи со вздохом закрыла глаза, потянулась, но не спешила встать. Как приятно лежать в постели, прислушиваясь к пению птиц за окном!

Настал новый день, в свете которого случившиеся недавно события казались не столь уж мрачными. Братья живы. Родственники, высокомерия которых она боялась, встретили ее с распростертыми объятиями. Их доброта потрясла ее, особенно учитывая ее предубеждения относительно лондонцев. Теперь она поняла, как ошибалась. Она в безопасности, и Йен попросил ее выйти за него замуж.

Джорджи вспомнила о ласках, которыми они осыпали друг друга в прошлую ночь. И чем все это закончилось? Появлением прежней возлюбленной Йена. Какой скандал!

Она раздраженно поморщилась и спрятала голову под подушку.

Сегодня нужно решить, что ответить ему на предложение. Если, разумеется, все это не было сном.

Снова отбросив подушку, Джорджи встала, подошла к окну и выглянула наружу. На другой стороне парка возвышался его величественный дом, тот, в котором входная дверь выкрашена в темно-красный.

Она всматривалась в окна, надеясь увидеть Йена, но это, конечно, несбыточная мечта.

Он не появился.

А желтое солнце поднялось уже довольно высоко. По гравийным дорожкам парка гуляли люди. Увидится ли она сегодня с Йеном? Он обещал прийти и навестить ее.

Легкий стук в дверь отвлек Джорджи от ее мыслей.

— Вы, никак, встали, мисс? — осведомился тихий голос с типичным акцентом кокни. — Я Дейзи. Ваша горничная.

— Войдите! — крикнула она, радуясь приходу Дейзи, отвернулась от окна и пошла навстречу горничной.

С Дейзи пришли еще две служанки и тут же стали хлопотать над Джорджи. Та была искренне тронута их заботливым отношением. Дейзи наполняла ванну водой. Остальные принесли завтрак.

— Лорд Гриффит сказал, чтобы вам не подавали мяса верно, мисс?

— О да, — растерянно пробормотала она. Йен запомнил, что она не ест мяса? Конечно, ведь он всегда так внимателен!

— Вы любите яичницу?

Она кивнула. Горничная подняла серебряную крышку с ее тарелки, на которой лежали бекон с сосисками. Но Джорджи положила себе фруктов, пирожных, яичницу и немного бобов.

— Хотите, чтобы мы разложили ваши вещи, мисс?

Джорджи снова кивнула.

Из открытых сундуков повеяло ароматами сандала и благовоний. Джорджи, жуя, рассматривала содержимое. Горничные охали и ахали над ее яркими сари и другими экзотическими вещами, особенно шарфами чистого канчипурамского шелка, но тут в комнате появилась Камилла, горничная герцогини. Признанный эксперт Найт-Хауса по красоте помогла Джорджи одеться и причесаться. Отметив, что морское путешествие неблагоприятно повлияло на цвет лица и волосы, Камилла тут же принесла различные средства для их восстановления. Растолкла авокадо и наложила на волосы. Протерла лицо, руки и верхнюю часть груди лимонами, чтобы высветлить легкий загар. Лимонный сок смыли молоком и розовой водой, а руки смазали густым маслом какао.

Когда Джорджи вышла из ванны, завернутая в широкий халат, Камилла обрезала посеченные концы волос и сделала ей маникюр.

После всех ее усилий в зеркале отразилась настоящая английская девушка в платье из узорчатого муслина, с длинными рукавами и завышенной талией. Волосы уложены в узелна макушке. Лицо обрамляют мягкие букли.

Что ж, сари, конечно, куда удобнее, зато теперь она больше похожа па особу, получившую впечатляющее предложение руки и сердца от богатого и влиятельного маркиза.

А главное — теперь, учитывая ее нетрадиционное воспитание, — она вполне удовлетворяет требованиям, предъявляемым жене Йена.

Настало время предстать перед обществом. Отбросить все оставшиеся сомнения.

Она поблагодарила горничных и отправилась на поиски родственников.

Шагая по коридору, не совсем уверенная в том, что поступает правильно, она перебирала в памяти поразительные новости, которые узнала вчера, прибыв в роскошный дом герцога и герцогини Хоксклифф, попросивших называть их Робертом и Бел.

Они объяснили, что Джек был в Лондоне, но его корабль недавно отчалил. Последнее было совершенно неудивительно, учитывая его ненависть к этому месту. Но они добавили, что он привез с собой жену!

Джорджи ушам не верила! Не может быть! Неужели какой-то женщине удалось укротить Джека? Ей не терпелось поскорее познакомиться с этой необычной дамой, однако супружеская пара уже отправилась в Южную Америку по какому-то срочному делу.

К полному удивлению Джорджи, оказалось, что отец тоже был в городе, но Джеку понадобилась его помощь и лорд Артур немедленно отплыл с ним.

Сначала Джорджи было трудно смириться с тем, что отец предпочел помощь Джеку заботе о благосостоянии своих отпрысков, но тут ее старший кузен Роберт, герцог Хоксклифф, под чьей крышей она сейчас жила, объяснил, что Джек и ее отец борются за независимость испанских колоний в Южной Америке. Суда Джека перевозят солдат, пушки, порох и оружие, чтобы поддержать революцию, и просил отца помочь ему прорвать испанскую блокаду.

Джорджи охватывал ужас при мысли о том, что ее любимый отец подвергается такой опасности. Он слишком стар для подобных приключений!

Лорд Артур не знал, когда вернется, но до этого времени попросил Роберта и Бел позаботиться о дочери.

Джорджи шла по коридору, размышляя обо всех произошедших в ее жизни переменах и не зная, что самое большое потрясение ждет впереди.

И тут она увидела малыша.

Он сидел в кресле у стены, но, увидев Джорджи, встал и спокойно направился к ней.

Одетый как миниатюрный джентльмен, ребенок почти не возвышался над спинкой кресла. Джорджи заметила, что у него каштановые волосы, светлая кожа, веснушки на носу и огромные темные глаза.

Она удивленно рассматривала мальчика. Тот остановился перед ней, откинул голову, чтобы встретить ее взгляд, и жизнерадостно поздоровался.

— Здравствуйте и вы, сэр. — Сложив руки за спиной, она чуть подалась вперед. — Вы, должно быть, Морли. Я ищу вашу маму.

— Я Мэтью, — покачал головой мальчик. — И у меня нет мамы.

— Что? — тихо переспросила Джорджи, которую застал врасплох этот трогательный ответ. Она даже присела, так что теперь их глаза оказались на одном уровне.

Малыш серьезно уставился на нее:

— Почему вы спите днем?

— Обычно не сплю, но сегодня ужасно устала.

— Вот как? — Он с интересом изучал ее волосы и серьги. — Я люблю собак. А вы?

— Некоторых…

— Тетя Бел сказала, что вас зовут мисс Найт.

— Верно, но вы можете называть меня Джорджи.

Он неожиданно и очень заразительно рассмеялся:

— Джорджи? Как короли?

— Именно, — тоже рассмеялась она. — Совсем как короля.

— Папа говорит, король Георг безумен.

— Кто ваш папа, Мэтью?

Она вспомнила, что четвертый из братьев Найт имел пасынка.

— Это лорд Люсьен?

— Нет, мадам, мой папа — лорд Гриффит, а когда я вырасту, стану таким, как он.

При этой новости она едва не упала.

— Лорд Гриффит? — повторила она. Так вот почему мальчик показался ей таким знакомым!

Мэтью подобрался ближе к ней и кивнул. Но, похоже, ему надоела эта тема, и поэтому он с огромным интересом рассматривал цветочный узор на ее платье, словно никогда раньше не видел дам. Постепенно осмелев, он осторожно коснулся пальцем ее сверкающей сережки, отчего жемчужина закачалась.

Джорджи не мешала ему, пытаясь справиться с шокирущим открытием.

У Йена есть сын!

Очевидно, Мэтью родила его первая жена. Приглядевшись к мальчику, она кивнула. Ну конечно! Чьим же еще может быть этот ребенок? Такой же серьезный вид, такой же умный взгляд, такая же добродушная рассудительность. Таже спокойная сосредоточенность. И такая же грусть во всем облике.

Как он мог не сказать ей, что у него ребенок?!

Джорджи зажмурилась, но взяла себя в руки, всмотрелась в милого малыша и поняла, что его присутствие изменило все.

— Мэтью, вы знаете, где сейчас герцогиня? — спросила она, когда наконец обрела дар речи. — Мне очень хотело бы ее увидеть.

— Тетя Бел? — встрепенулся он. — Она в утренней комнате с малышкой Кейт.

— А где эта комната? Боюсь, что не знаю дороги.

— Пойдемте, я вам покажу.

Он схватил ее за руку и повел по коридору.

Она заметила, что Мэтью все время поглядывает на нее, словно опасается, что она в любую минуту исчезнет.

Несколько часов спустя, после закрытого совещания комитета, сопровождаемого типично бесплодной дискуссией с некоторыми членами кабинета министров, Йен и Хок вернулись в Найт-Хаус.

Судя по тишине, детей уложили спать. Дворецкий мистер Уэлш, бесшумно ступая на цыпочках, забрал у них шляпы и верхнюю одежду и сообщил, что ленч будет подан через полчаса на террасе, в соответствии с желанием ее светлости.

Йену предложение показалось заманчивым, тем более что июньский денек выдался на редкость теплым. Тихо обмениваясь мыслями и наблюдениями по поводу утренних бесед, они направились наверх, где уже сидели дамы. Йен неожиданно почувствовал, как сильно бьется сердце. Все утро он почти не мог сосредоточиться, думая о Джорджиане.

Очевидно, последняя ночь прошла не совсем так, как задумывалось. Что принесет сегодняшний день… впрочем, зная ее, можно только догадываться. Что, если она все еще злится из-за Тесс? Или крепкий ночной сон умиротворил Джорджи и поможет им примириться?

Жена Хока Белинда, изящная блондинка, тихо вышла вкоридор и приветствовала Йена улыбкой, а мужа — поцелуем в щеку.

— Роберт, можно с тобой поговорить? — Она потянула мужа за рукав и одновременно показала Йену на музыкальный салон. — Загляните туда, — шепотом посоветовала она.

Йен нерешительно улыбнулся жене лучшего друга и покорно пошел в указанном направлении. Бел тем временем увлекла Хока в гостиную. Дверь закрылась.

Заглянув в салон, Йен замер при виде своего маленького сына, дремавшего на коленях Джорджианы. Будущий маркиз сосал большой палец — младенческая привычка, которая не оставляла его во время сна. Другой рукой он держался за кружевную оборку рукава, словно утверждая свои права на эту леди.

Зрелище поразило Йена.

Вид Джорджи, баюкающей сына, ошеломил его. Настоящее олицетворение материнской нежности!

Сердце Йена наполнилось радостью и болью. Но сейчас он, возможно, видит начало новой жизни. Это настоящая семья. Настоящий дом.

В его жилище не было души, а у сына — материнской любви.

Джорджиана выглядела такой милой, доброй и приветливой, такой нежной и сердечной, что горло Йена сжалось. Он прислонился к косяку, и продолжал жадно смотреть на нее.

Она должна выйти за него! Иначе и быть не может!

Он хотел для своего сына лучшего воспитания, чем было у него, и остро сожалел о том, что живет еще хуже, чем его родители.

Аристократический дом, в котором он вырос, был холодным и чопорным. Вместо любви в нем царили гордость, достоинство и строгость.

До того момента, когда Джорджи подняла глаза и увидела стоявшего в дверях Йена, в душе все еще жил гнев на него, за то, что утаил от нее существование Мэтью. Одно дело — нежелание упоминать о бывших любовницах, имеющих наглость врываться в дом в самое неподходящее время, и совсем другое — держать в тайне от нее своего ребенка. Это оскорбление куда серьезнее.

Но тут она почувствовала его присутствие, увидела, что он наблюдает, как она баюкает его сына, и замерла, невольно отметив выражение его лица: под глазами лежали густые тени, губы напряженно сжаты, брови сведены, и каждая линия его могучего тела кричала о неописуемом одиночестве.

Джорджи молча уставилась на него.

Еще во время их первой встречи в Калькутте она ощутила скрытую под маской успешного дипломата боль. И еще раз — в молитвенной пещере, где спросила о его жене. Обычно он умело скрывал эту боль, но теперь Джорджи впервые увидела ее. Она была написана на его лице. Отражалась в тоскующем взгляде.

Этот человек тяжело ранен. И одного долгого, испытующего взгляда в его глаза было достаточно, чтобы превратить гнев в сочувствие. Как могла она сердиться, когда он выглядел таким убитым? Так очевидно нуждавшимся в нежности?

И тут ее осенило. Возможно, в том, что ее отослали в Лондон, виден перст судьбы. Йен Прескотт спас жизнь ей и братьям. Может, теперь ее очередь спасти его?

Они безмолвно смотрели друг на друга. Джорджи не шевелилась, боясь разбудить спящего малыша.

Мэтью, должно быть, почувствовал присутствие отца и пошевелился в ее объятиях. Она успокоила мальчика поцелуем в теплый лоб.

— Папа! — Мэтыо брыкнул ножками, но поскольку очень уютно пригрелся, не хотел слезать с колен Джорджи.

Йен улыбнулся. Глаза его светились гордостью.

— Сынок! — Он нагнулся и сжал брыкающуюся ножку сына. — Вижу, у тебя новый друг.

Сердце Джорджи дрогнуло, когда Йен поднял на нее настороженный взгляд.

— Здравствуйте.

Она улыбнулась, вспомнив, что получила такое же приветствие от его сына.

— Ленч подадут на террасе. Скоро, — пробормотал он. — Пойду отыщу кого-нибудь из нянь, чтобы приглядела за ним. Мэтью, ты хорошо себя вел, пока меня не было?

— Он настоящий ангел. И состоит из одних достоинств. — Она поцеловала ребенка в макушку и обняла чуть крепче. — Я забираю его себе.

— Правда? — удивленно прошептал Йен. — Я завидую.

— Нам нужно поговорить, — решительно объявила она.

При этих словах по его лицу пробежала тень. Очевидно, ему было не по себе. Но он тут же кивнул и отправился на поиски няни.

Когда, несколько минут спустя, Мэтью передали на попечение добродушной полной женщины. Йен закрыл дверь и повернулся к Джорджи, не подозревая, что в той проснулся материнский инстинкт и что она сердится на него из-за ребенка.

Ей очень хотелось как следует отчитать Йена, но под настороженностью и внешней стойкостью явно крылась его уязвимость, и стало понятно, что нужно действовать крайне осторожно.

Гадая, с чего начать, Джорджи нахмурилась, пожала плечами и решила, что лучше действовать напрямик.

— Почему ты ничего не сказал мне о сыне?

— Просто не было подходящего случая, — бросил он, глядя на нее с безопасного расстояния.

— Но ты мог хотя бы упомянуть о нем! — воскликнула она. — Специально скрывал его от меня или забыл о его существовании?

— Ни то и ни другое, — проворчал Йен. — Доброго дня и тебе тоже!

— Прости, если мое приветствие тебе не понравилось, но, боюсь, сегодня утром меня ожидало немалое потрясение. Собственно говоря, полагается упомянуть о своих детях, когда делаешь предложение. О чем еще мне следует знать?

— Ни о чем! — крикнул он.

Джорджи медленно выдохнула. У нее было так много общего с маленьким Мэтью Прескоттом! Такая же грусть, которую часто испытывала вечно предоставленная себе малышка Джорджи… Но в то же время кто лучше ее может заставить его понять нужды сына?

Джорджи села в кресло.

— Он прелестный ребенок.

— Спасибо, знаю, — буркнул Йен.

— Чудесный, умный и прекрасно воспитанный. И… — Она осеклась.

Йен оглянулся и послал ей мрачный взгляд:

— И?..

— Изголодался по твоей любви.

Он продолжал смотреть на нее.

— Почему ты никогда не рассказывал о нем?

Йен растерянно провел рукой по волосам и отвернулся.

— Не знаю.

— Не знаешь? Неужели не видишь, как он старается привлечь твое внимание? Надеюсь, ты не стыдишься его?

— Конечно, нет, — обиделся Йен, после чего надолго замолчал, уставившись в стену.

— Поговори со мной, — попросила Джорджи. — Не отворачивайся. Помоги мне понять.

Он расстроенно потер лоб и покачал головой.

— Когда я надолго уезжаю, стараюсь не думать о Мэтью. Я просто должен выбросить его из головы. Иначе просто не мог бы выполнять свою работу. А она требует холодного разума и спокойствия. Отрешенности. Объективности. И, поверь, в этом мальчике ничто меня не раздражает. — Он громко сглотнул и послал ей измученный взгляд. — Он мое дитя. И я никогда его не забуду и не покину.

— О, Йен… — Она подошла и положила руку ему на плечо.

Не стоит спрашивать, почему так болезненно пребывание рядом с сыном. Ответ был очевиден: скорбь по матери Мэтью. Ребенок напоминал Йену об умершей жене. Должно быть, он очень ее любил!

— Идем. Посиди со мной, — прошептала она, сжимая ладонями его руку.

Избегая ее нежного взгляда, он позволил подвести себя к дивану. Они уселись. Джорджи испустила долгий вздох, но оба продолжали молчать. Она почти ощущала присутствие его усопшей жены в этой комнате.

Он заговорил — тон был привычно сдержанным и немного язвительным:

— Он часть причин, по которым ты мне нужна.

— Я это поняла и польщена твоим доверием. Я рада, что ты считаешь, будто из меня выйдет хорошая мать.

Он сухо улыбнулся.

— Я в этом нисколько не сомневаюсь. Ты обладаешь способностью делиться радостью со всеми, кого встречаешь на пути.

Эти слова вызвали новый прилив слез.

— Спасибо.

— И это правда.

— Но, знаешь, сначала нужно убедиться, что брак — именно то, чего мы хотим.

— Я уверен, — не колеблясь выпалил он.

— Ты хорошо все обдумал?

— Разумеется. Я не просил бы тебя стать моей женой, будь у меня сомнения.

— Может, объяснишь причины, заставившие тебя прийти к этому решению?

Йен пожал плечами:

— Прежде всего — Мэтью. И союз между семьями, который все так давно хотели заключить. Наш брак кажется неизбежным. Я уже сказал, что вместе мы хорошая команда. У нас одни и те же ценности, и, конечно, ты очень красива. Ну и я хотел бы иметь еще одною ребенка. Возможно, несколько.

— Правда?

— Да, — решительно кивнул он. — И… после того, что произошло в пещере и прошлой ночью… женитьба на тебе — самый правильный и порядочный поступок.

Все его доводы имели смысл. Но она не смогла не заметить, что он не упомянул о любви.

Странное разочарование овладело ею, но она ничего не сказала. Честность — неотъемлемая часть любви. По крайней мере это начало.

— Похоже, ты действительно уверен, — сдержанно заметила она.

— Да. После того как твои братья предложили этот брак, у меня за время плавания было достаточно возможностей, чтобы принять решение, и, уверяю, я почти ни о чем другом не мог думать.

— Погоди! — воскликнула она. — Мои братья предложили тебе жениться на мне?

— Угу, — весело кивнул он, но Джорджи побледнела.

— Они заставили тебя, Йен? Я знаю, как они могут навязывать свое мнение…

— Нет, что ты, разумеется, нет! Не сердись на них. Они хотят для тебя лучшего — и это я! — деловито пояснил он.

Она сухо усмехнулась и снова взяла его руку.

— Йен… мне понадобится немного времени.

— Для чего?

— Честно говоря, ты можешь быть очень властным, и я тоже должна быть уверена.

— Я не властный! Я решительный! — запротестовал он. — И разве это не добродетель? Ты сама сказала, что хочешь мужа, на которого можно смотреть снизу вверх. Прошлой ночью ты казалась вполне уверенной.

— Да, но потом появилась она, и я поняла, что почти ничего о тебе не знаю.

Она смотрела на него, безмолвно умоляя понять и не сердиться.

— Зачем нам спешить? Неужели мы не можем узнать друг друга лучше? Ради Мэтью…

— Лучше? — намекнул он.

Джорджи побагровела, опустила глаза и сплела пальцы.

— Мне было хорошо прошлой ночью.

— И было бы еще лучше, не вмешайся Тесс, — пробормотал он.

Она улыбнулась, но когда он коснулся ее лица, сразу стала серьезной.

— Пойми, она нам не может помешать. Я сделал все, чтобы она поняла, что эта связь — в прошлом.

— Рада эта слышать.

Дальнейшей беседе помешал негромкий стук.

— Ленч готов! — окликнула Бел, как оказалось, не забывавшая о своих обязанностях дуэньи.

Джорджи не удивилась, что им с Йеном разрешили провести немного времени наедине. Ее родственница, казалось, была исполнена решимости принять на себя роль свахи.

— Спасибо. Мы сейчас придем, — отозвалась она.

— Так что ты хочешь, Джорджиана? — откровенно спросил Йен.

Она легко сжала его руку.

— Всего лишь не желаю торопиться. Думаю, нам троим — мне, тебе, Мэтью — нужно больше времени, чтобы лучше узнать друг друга.

— И сколько времени тебе требуется?

— Похоже, тебе не нравится мой ответ.

— Я не собираюсь ждать вечно! — раздраженно пробурчал он. — И не играю в подобные игры.

— Это не игра! Я только что объяснила, что чувствую.

Йен подался к ней и поцеловал в щеку.

— Две недели! — постановил он. — Потом я ожидаю услышать ответ.

— Йен!

— Пойдем?

Он поднялся и показал на дверь.

Тяжело вздохнув, она пошла к двери и кивком разрешила Йену сопровождать ее.

Они молча покинули музыкальный салон. Но мысли Джорджи были в смятении: она никак не могла понять, почему до него так трудно достучаться.

— Расскажи, каким ты был в детстве, — неожиданно попросила она.

— Зачем?

— Пытаюсь представить тебя в возрасте Мэтью. Ты, наверное, был очаровательным ребенком.

— Естественно, — протянул он. — Но мне не о чем рассказывать.

— Не может быть!

— Я уже родился взрослым, разве не знаешь?

— О, Йен, пожалуйста, хотя бы одну маленькую историю! Я же говорила, что хочу больше о тебе знать! Подробности, пожалуйста!

— О, так и быть! — промямлил он. — Возраст Мэтью? Так вот, когда я был в возрасте Мэтью, решил подарить матери букет цветов.

Они прошли по широкому мраморному коридору к винтовой мраморной лестнице.

— Я был так доволен собой! Сам нарезал цветов, принес в дом в уверенности, что мать обрадуется: по какой-то причине она всегда выглядела грустной. Но, к моему изумлению, она, взглянув на мой подарок, упала в обморок. А меня отослали в детскую без ужина. Вот был скандал!

— Но почему? — ахнула Джорджи.

— К сожалению, оказалось, что я оборвал все цветы в призовом саду матери. В своем энтузиазме я буквально его уничтожил.

— Бедный мальчик! — со смехом посочувствовала Джорджи.

— Ах, дорогая, я вырос в доме, где любовь и нежность были не в цене.

— Похоже, что так! Но это можно исправить, — сообщила она.

— Каким же образом?

— Начать с малого. Я могу сделать так, что наш ленч начнется с десерта.

— И ты способна на такое? — уточнил он, притворяясь шокированным.

Приподнявшись на носочках, она прошептала ему на ухо:

— Но ведь ты сделал то же самое для меня.

Его левая бровь взлетела вверх.

Она прикусила губу, глянула исподлобья и снова потянула его за руку.

Она ему нужна.

В этом нет сомнения.

Ах, Джорджиана! Что ему делать с этим созданием?

Но ее просьба дать ей больше времени запала ему в душу. Он почти не знал Кэтрин до свадьбы. Если бы он настоял на чем-то большем, чем несколько мимолетных встреч в присутствии родных и дуэний, может, скорее разгадал бы истинную сущность этой чопорной богатой наследницы.

С другой стороны, он твердо намеревался получить ответ в течение двух недель, поскольку при ведении переговоров всегда плохо, когда одна из сторон слишком тянет с принятием решения. Это всегда было признаком каких-то затруднений. А то и прямого отказа.

Он хотел заключить этот союз, скрепить сделку, подписать договор. Но если она начнет тянуть время, значит, не хочет этого брака, что, в свою очередь, означает необходимость разрыва. Ему и сыну не нужна еще одна женщина, которая не хочет быть с ними.

Все это уже было.

Дни шли, и он очень старался не выглядеть властным. Ради Мэтью и Джорджи он показывал, что тоже может идти на уступки. Она не оставила ему выбора.

Очевидно, у этой женщины были свои мысли относительно того, какими должны быть их отношения, и он был достаточно заинтригован, чтобы следовать за ней.

Временно свободный от обязанностей в министерстве иностранных дел, Йен решил завоевать Джорджи.

Ни он, ни Мэтью раньше не были знакомы с подобными женщинами. Никогда раньше они не знали такого тепла и простой радости. Джорджи обладала талантом наслаждаться каждым моментом и делилась этим даром с обоими. Быть с ней — все равно что идти по рынку пряностей, полному незнакомых сокровищ, экзотических приключений, немного опасных приманок и резких, неизведанных доселе ароматов, имевших способность вселять энергию и жажду жизни. Она шла по жизни танцуя, с чувственным восторгом, околдовавшим его.

Хотя в его душе происходили легкие перемены, иногда из темных глубин поднималась неловкость, стремившаяся уничтожить обретенную радость напоминаниями о черных тайнах, которые ему приходилось скрывать. Но впервые в жизни Йен отказывался думать об этом. Слишком долго обременял его моральный груз, отделяя от всего мира. Даже самые дорогие люди не знали всей правды, и, видит Бог, никогда не узнают.

Поэтому он всеми силами стремился стереть мучитель-нос прошлое, то и дело вторгавшееся в настоящее.

Джорджиана несет счастье. Ему и Мэтью. Она их будущее, и он сделает все, чтобы она принадлежала ему.

Вскоре настала ночь бала, на котором Джорджи предстояло впервые появиться в обществе.

Йен с легким сердцем пробирался сквозь толпу, к собственному удивлению, наслаждаясь происходящим. Обычно на подобных мероприятиях он невыносимо скучал и, забившись в угол, часами говорил о политике с пожилыми джентльменами.

Но не сегодня.

Он сунул в рот меренгу и одобрительно замычал, когда хрупкое пирожное растаяло на языке взрывом изысканного вкуса. Миндаль? Лимон? Немного ванили? Как бы там ни было, очень вкусно!

Рассеянно напевая мелодию, которая сегодня звучала на редкость гармонично, он подумал, что в жизни не ел таких вкусных меренг. Возможно, стоит взять еще одну.

Проходя через колоннаду, он услышал, как пузатый красноносый, некрасиво стареющий повеса рассказывает приятелям непристойный анекдот, но по каким-то причинам даже их грубые шуточки не раздражали его. Обычно он твердо придерживался мнения, что подобные разговоры лучше вести в клубе или на ипподроме, а не в обществе леди, но сегодня предпочел быть снисходительным к бесчисленным порокам человеческой расы. Даже ослепительное сияние свечей в люстрах, казалось, более мягко освещало осунувшиеся, озабоченные лица самых энергичных матрон общества. Одному Богу известно, что с ним происходит!

Его чувства были так обострены, что он даже ощущал текстуру своей одежды, жесткость накрахмаленного пластрона сорочки, гладкую шерсть черных брюк.

Да, в его душе поселилась нежность. Он чувствовал себя так, словно только что очнулся после долгого зимнего сна. И все это, разумеется, благодаря живительному воздействию Джорджианы. Означает ли это, что он влюбился? Он чувствовал себя обновленным, молодым и легким. Больше улыбался и громче смеялся при встрече со знакомыми. И продолжал идти вперед, пока не нашел ее, само великолепие в переливающемся атласном платье, похожую на букет летних роз.

Он наслаждался, наблюдая за ней, с тем же заворожен ным благоговением, с каким мечтатели-поэты Озерной школы любовались солнечным восходом. Судя по всему она вполне освоилась.

Вчера они договорились держаться в обществе на почтительном расстоянии друг от друга. Их собственная восхитительная тайная шутка. Что ж, она правильно делает что не желает «въехать в общество, держась за фалды его фрака». Джорджиана желала крепко стоять на своих ногах. Считала, что люди должны видеть в ней личность еще до того, как распространится известие о помолвке.

Возможной помолвке, мрачно напомнил себе Йен. По крайней мере так считает она. По его мнению — это всего лишь вопрос времени.

Так или иначе, она приняла мудрое решение. Как только распространится известие, что они жених и невеста, Джорджи станет мишенью нападок для всех ревнивых особ, задумавших заманить его в сети после смерти Кэтрин.

Теперь он издали восхищался изящными складками индийской шали, повисшей на ее локтях, и, слегка улыбаясь, думал о том, что зря беспокоился. Она прекрасно себя чувствует. Тем не менее накануне он дал ей несколько советов, относительно того, как вести себя в свете, и теперь с удовольствием видел, что она этим советам последовала.

В самом деле, племянница и тезка Распутницы Хоксклифф с самого начала дала понять, что, провинциалка она или нет, ни за что не позволит лондонскому обществу относиться к ней пренебрежительно. Ее необычайная красота вкупе с царственной осанкой и восхитительно скандальным происхождением произвели фурор в свете. Слегка наклонив голову, он ловил проносившийся по залу восторженный шепоток. Ее триумф только усилил в нем желание сделать ее своей.

Уже через пару часов первая Джорджиана и все ее выходки были почти забыты. Померкли в сверкании славы новой Джорджианы.

Наконец часы пробили полночь, заранее условленный час их свидания. Йен был рад этому, потому что, честно говоря, испытывал нечто вроде ревности. Нелегко видеть Джорджи танцующей с другими мужчинами!

Всякой молодой леди полагалось иметь привлекающие мужчин таланты. Кто-то пел, кто-то играл на фортепьяно, кто-то рисовал акварели. Джорджиана же, несомненно, была прирожденной танцовщицей. Йен испытывал неподдельную радость, наблюдая, как она танцует. Возможно, долгие занятия йогой придали ей необыкновенную грацию. Она божественно держалась, ее движения были изящны и отточенны.

Йен небрежной походкой направился к Джорджи. Она подняла глаза, почувствовав его взгляд, словно всю ночь втайне следила за ним.

Он сложил руки в индийском намасте и слегка поклонился. Это вызвало улыбку на ее губах. Покраснев, она взглянула на большие часы на стене и увидела, что уже полночь. Прекрасно!

Она послала ему еще одну тайную улыбку и осторожно выступила из круга поклонников. Его сердце забилось сильнее, но он не ускорил шага и с самым хладнокровным видом подошел к ней:

— Мисс Найт?

— Лорд Гриффит, — ответила она с изысканным реверансом.

Он протянул руку. Она молча вложила пальцы в его ладонь.

— Я восхищен, — пробормотал он, ведя ее в центр зала.

— Рада, что ты одобряешь.

Пока оркестр играл первые такты вступления, она подтянула длинную белую перчатку.

— Я никогда не упоминала о том, что маленький кружок британских дам в Калькутте руководствовался еще более строгими правилами, чем твои лондонские леди?

— Нет, — удивленно ответил он, начиная кружить ее по залу под мелодию вальса.

— Таким образом они восполняют все недостатки положения простых провинциалок.

— Вот как?

— И поскольку все эти дамы были закадычными приятельницами моей матери, они сделали все, чтобы я знала, как вести себя в обществе. С детства вдалбливали мне в голову правила этикета.

— Подумать только, а ведь я беспокоился, — тихо рассмеялся он.

— Разве я не уверяла, что все будет хорошо, милорд?

— Конечно, уверяла, дорогая.

Они продолжали танцевать, улыбаясь и глядя друг другу в глаза, как влюбленные глупцы, легко и без усилий скользя в рискованных па вальса. Йен крепче сжал се талию. Джорджиана украдкой погладила его по плечу.

— Я говорил, что приготовил подарок для тебя, о мой прелестный друг? — прошептал он.

— Для меня? О, божественно! И что это?

— Сюрприз, — покачал головой Йен. — Но тебе не придется долго ждать. Он будет готов к завтрашнему дню. Могу я принести его лично?

— О, пожалуйста! Пожалуйста, хотя бы малюсенький намек, — умоляла она. — Ненавижу сюрпризы.

— Странно, учитывая, что ты полна сюрпризов.

— Если я не буду знать, что это, как же определю, прилично ли мне принимать подарок от джентльмена?

Йен фыркнул.

— Умоляю!

Он рассмеялся.

— Так и быть. Это украшение, и ты можешь посчитать меня бессовестным и чересчур навязчивым, но мне все равно. Ты должна его иметь.

— Йен!

— Шш, — предупредил он.

— Я хотела сказать, лорд Гриффит, — поспешно поправилась она, понижая голос. — Лорд Гриффит, дорогой, я думала, у меня еще осталось пять дней.

— Это не кольцо, так что не волнуйся, — заверил он, кружа ее под взглядами улыбавшихся гостей. — Уверяю, это нечто совершенно иное.

— Какие тайны! — высокомерно мотнула она головой.

Он усмехнулся.

Когда музыка смолкла, раскрасневшаяся Джорджи рассмеялась и прижала руку к груди, пытаясь отдышаться. Он предложил принести ей прохладительного, и она немедленно согласилась.

— Сейчас вернусь, — прошептал Йен.

Осторожно протискиваясь сквозь толпу, он направился в зал поменьше, где был устроен буфет. Да там же, наверное, еще остались эти восхитительные меренги! Но по дороге его остановили милый старый лорд Эпплкрофт, один из дипломатов старой школы, и молодой курьер министерства иностранных дел.

— Гриффит! Вот вы где! Этому парню поручено вас разыскать, — объявил лорд Эпплкрофт, схватив Йена за рукав. — Вот он, вот он, мальчик мой. Какие новости? Нам можно сказать все. Пришло известие из Индии?

— Да, сэр, — кивнул молодой человек. — Но мне приказано говорить только с лордом Гриффитом.

— Все в порядке, — заверил Йен. — Я сам отдавал этот приказ.

Он специально предупредил в министерстве, чтобы ему сообщили, как только из Индии прибудут суда с извещением о начавшейся войне.

— Лорд Эпплкрофт — мой друг. Можете говорить свободно. Скажите, те два офицера, о которых я справлялся, Уже прибыли?

— Нет, сэр, зато есть новости, касающиеся общей ситуации. Махараджа Гвалиора также подписал договор о соблюдении нейтралитета.

— Превосходно!

— Война началась, и, судя по докладам, пока что Баджи Рао оказывает яростное сопротивление. Но после вашего отъезда произошло нечто поразительное: Амир-Хан, главарь орды пиндари, сдался!

— Что?!

— Орда пиндари решила не участвовать в войне, — взволнованно объяснил курьер. — Правда, произошла короткая схватка. Но лорд Гастингс довольно быстро обратил их в бегство. Наши войска стали их преследовать, и они сдались. Многие будут повешены. Остальные рассеялись по стране.

— Невероятно! — выдохнул Йен. Вот тебе и свирепые воины!

Теперь, оглядываясь назад, было понятно, что пиндари попросту обнаглели, не встречая серьезного сопротивления, и так продолжалось, пока лорд Гастингс не поклялся уничтожить орду.

— Они не оказали сопротивления? — уточнил он.

— Только некоторые предводители попытались сражаться. Но их попросту уничтожили. Ходят слухи, что один из них убежал в лес, где его сожрал тигр!

— Вот это да! — ахнул лорд Эпплкрофт.

— Тигр?

Йен отрывисто хохотнул.

— Что ж, не могу придумать для него лучшей судьбы! — кровожадно объявил он. — Если хотите знать, негодяй получил по заслугам!

— Еще бы! — согласился лорд Эпплкрофт, но тут же нахмурился и проницательно уставился на собеседника: — Никогда раньше не слышал от вас подобных речей! Похоже, в дальних путешествиях вы набрались от дикарей жестокости!

— Ах, дружище! — вздохнул Йен, хлопнув его по плечу. — Не будь я сам от рождения дикарем, вряд ли попытался бы вести переговоры с обезумевшими от вседозволенности махараджами!

Он подмигнул старому графу, посмеялся над изумленной физиономией курьера и отправился за обещанным своей леди пуншем.

— Вы с лордом Гриффитом так красиво танцевали!

Джорджи с удивлением обернулась, оказавшись лицом к лицу с довольно молодой женщиной. Незнакомка могла похвастаться безупречной кожей и рыжеватыми, уложенными в искусную прическу волосами. Ее прямое платье из розового атласа с высоким вандейковским воротником имело, однако, глубокий вырез, почти обнажавший пышную грудь.

Прелестное создание, благосклонно улыбаясь и медленно обмахиваясь веером, подплыло ближе.

— Благодарю, мадам, — дружелюбно кивнула Джорджи. — По-моему, мы с вами раньше не встречались.

— Леди Фолконер, дорогая. Вы, конечно, в представлении не нуждаетесь. Весь бальный зал в восторге от вас! — вкрадчиво пропела женщина. — А после такого прелестного танца… вы завоюете Лондон!

— Леди Фолконер? — Джорджи постаралась скрыть свое изумление и даже холодновато улыбнулась, словно благодаря за комплимент, но, честно говоря, не могла понять, что нужно этой женщине.

Должно быть, Тесс что-то задумала.

— Вы очень добры, но нужно отдать должное лорду Гриффиту: он превосходный танцор и… в его обществе почти всякая партнерша выглядит идеально. — Джорджи одарила ее безмятежной улыбкой.

— Но вы, дорогая, далеко не всякая партнерша, не так ли? — снова перешла в атаку Тесс.

— Простите? — сделанным недоумением осведомилась Джорджи.

— Вы Найт, а он Прескотт, — пояснила бывшая любовница Йена. — Ваши кланы всегда были очень близки.

Джорджи промолчала.

Леди Фолконер взглянула в сторону танцующих, которые выстраивались в две цепочки, готовясь к контрдансу, и понимающе кивнула:

— Следовательно, у вас больше шансов поймать его, чем у остальных.

Джорджиана выдавила смешок:

— Я не собираюсь ловить его.

— Возможно. Он слишком стар для вас.

Джорджи невольно нахмурилась, но тут же поняла, что ее попросту дразнят.

— Тем не менее вам посоветуют выйти за него. Помяните мои слова, — весело продолжила леди Фолконер. — Бьюсь об заклад, он и Хоксклифф уже составляют брачный договор.

Джорджи начала раздражать бесцеремонность этой особы, но, не желая этого показывать, она звонко рассмеялась.

— Дорогая леди Фолконер, боюсь, вы немало озадачили меня своими предсказаниями. Должно быть, вы знаете нечто такое, чего не знаю я.

— Именно, — кивнула та, не отрывая взгляда от танцующих. — И поэтому решила поговорить с вами.

— Мадам?

Она повернула голову. Серые глаза хищно блеснули.

— Вряд ли меня можно обвинить в стремлении делать добрые дела, но кто-то должен предупредить вас насчет этого… этого человека.

— Предупредить? — удивилась Джорджи.

— Вашему положению не позавидуешь. Представить только, какое давление окажут на вас обе семьи. А он! Он так вкрадчив и хитер… думаю, вы так и не поймете, откуда нанесен удар и что произошло на самом деле.

— Миледи, я вас не понимаю, — отрезала Джорджиана. — Лорд Гриффит — олицетворение рыцарства в лучшем значении этого слова.

— Вы так считаете? Ах, до чего же вы молоды, — снисходительно заметила леди Фолконер. — И не знаете его так же хорошо, как я.

Джорджи, не веря собственным ушам, уставилась на нее.

— Вряд ли мне пристало критиковать столь прекрасного человека, — продолжила Тесс, — но, видите ли, дорогая, лорд Гриффит и я… как бы получше выразиться… это целая история…

— Какого рода? — спросила Джорджи напрямик.

— Мы были близки… много лет, — призналась женщина с довольным видом, подсказавшим Джорджи, что она не собиралась отдавать Йена без борьбы.

— Сколько именно? — выпалила Джорджи.

— Думаю… не меньше четырех, — ответила Тесс. — Достаточно долго, чтобы удостовериться: какая бы удачливая особа ни появилась рядом с Гриффитом, единственная женщина, которую он будет любить до конца дней своих, — это Кэтрин.

Джорджи побледнела.

Леди Фолконер с горечью уставилась на танцующих.

— Его драгоценная Кэтрин. Берегитесь, дорогая, он может сильно вас ранить. Выходите за него, если на этом будут настаивать, но вы слишком молоды и полны жизни, чтобы бросить свое сердце под ноги человеку, неспособному ответить на вашу любовь.

— О чем вы? — прохрипела Джорджи, не узнавая собственного голоса.

Леди Фолконер тяжко вздохнула:

— Целых четыре года я пыталась заставить его полюбить меня. Все безуспешно. Не думаю, что вам повезет больше. Мы обе красивые, умные, благородные женщины, не так ли? Конечно, так. Мы обе его достойны. Но ни вы, ни я — не Кэтрин, и в этом вся проблема.

Леди Фолконер помолчала.

— Неужели не заметили, как он холоден и бесчувствен? Что его ничто не злит и не волнует? Почему ему всегда все равно? Так я вам объясню: потому что наш дорогой лорд Гриффит положил свое сердце в гроб жены и никогда больше не полюбит вновь.

Джорджи ощутила резкую боль в легких.

— Если вы достаточно мудры, убережетесь от унижений и не станете пытаться любить его. Его жена умерла родами, и с тех пор он достаточно ясно дает понять, что на земле ей не было равных и достойных его привязанности. Что ж, теперь вы все знаете. — Леди Фолконер со щелчком сложила веер. — И потом не говорите, что вас не предупредили.

Она отошла, оставив Джорджи на грани обморока.

Глава 12

Отчаянно нуждаясь в одиночестве, которое поможет привести в порядок смятенные мысли, Джорджи вышла на каменную террасу.

Ветерок шуршал листьями деревьев, на темно-синем небе переливались звезды, и тонкий полумесяц выглядывал из-за гряды облаков, плывущих на запад.

Но красота июньской ночи не трогала сердце Джорджи. Она была абсолютно растеряна и не знала, как оценить шокирующие заявления леди Фолконер.

Любому глупцу понятно, что у Тесс имеются свои скрытые мотивы, чтобы вести подобные речи, и Джорджи не намерена попадать в ловушку ревнивой фурии.

Но все же…

Все же имеется один неоспоримый факт. В тот день, в музыкальной комнате Найт-Хауса, она попросила Йена перечислить причины, по которым тот собрался жениться. И он не упомянул о любви.

Говорил о семье, долге, желании и порядочности, но ни слова о любви. А ведь именно этого жаждало ее сердце.

Может, леди Фолконер права и Йен по-прежнему любит жену? Он никогда о ней не говорил. Джорджи впервые услышала сегодня, что ее зовут Кэтрин, не говоря уже о том, что она умерла, когда рожала Мэтью.

Конечно, родовая горячка убила тысячи женщин. Возможно, он винил себя за то, что она умерла? Страшно подумать, что он терзает себя такими мыслями!

Она знала только, что стоило упомянуть о покойной жене, как его тон сразу становился сухим и холодным, и, насколько помнила Джорджи, он сразу же менял тему. Очевидно, у Йена не было привычки обсуждать дела сердечные. Чем сильнее его эмоции, тем сдержаннее он становился.

Объясняло ли это его нежелание говорить о Кэтрин? Неужели он так любил ее, что даже теперь, пять лет спустя, рана была слишком глубока, чтобы вынести разговоры о тяжкой потере? Может, он, как утверждает леди Фолконер, не в силах ее забыть? Наверное, стоит пойти и прямо спросить его?

Джорджи была готова бороться за Йена, но не в том случае, когда все ее усилия обречены с самого начала. У нее нет ни малейшего желания делить своего мужа. Ни с кем. Даже с призраком, не говоря уже о леди Фолконер и ей подобных.

Истинная любовь — это все или ничего. Она хотела его целиком, и в ответ готова отдать себя. Все или ничего.

Но тут в ее мысли вторгся жизнерадостный мужской голос:

— Вот вы где! Я нашел ее, приятели! Она здесь!

Обернувшись, она увидела стоявшего в дверях и широко улыбавшегося молодого джентльмена. Увы, его имя выскользнуло из памяти.

— О, моя дорогая мисс Найт! Неужели забыли? Вы обещали мне танец!

— Он нашел ее! Она на террасе! — раздались мужские голоса из бального зала. Джентльмен подбежал к ней первым, но уже через минуту она была окружена четырьмя молодыми щеголями. Своими сияющими улыбками и чисто выбритыми щеками они напоминали ей Одли, ее славного поклонника из Калькутты.

— Моя дорогая леди, вы здоровы? Клянусь Богом, вы чем-то расстроены.

— Отступите немного, дайте ей свободно дышать, злодей вы этакий!

— Может, принести вам прохладительного? — вмешался третий.

— Я совершенно здорова! Уверяю вас, — отмахнулась она.

— Какое облегчение! Я думал, что вы больше не желаете танцевать со мной!

Она повернулась к первому щеголю, проглотив нетерпеливый ответ. Второй немедленно отодвинул его локтем:

— Все равно сейчас моя очередь, она мне обещала!

— Ошибаетесь!

Первый вызывающе подбоченился:

— Мисс Найт определенно сказала, что будет танцевать со мной следующую кадриль. Не помните, мисс Найт? Пожалуйста, скажите ему! Он ужасно груб!

— Я, груб? Это вы не даете ей покоя!

— Не слушайте никого! — вставил еще один, маслено улыбаясь, и, оттеснив первых двух, схватил ее руку. — Вы слишком красивы, чтобы тратить время на таких, как они! Потанцуйте со мной!

— О, не слушайте, у него нет ни пенни! Знаете, вы самая интересная девушка, которая появилась в городе за последние сто лет…

— Джентльмены! — раздался низкий взбешенный голос.

Все замерли.

Джорджи, испуганная злобным ревом, подняла глаза.

На террасе появился Йен. Свет фонаря бросал зловещие тени на его разъяренное лицо.

Новые друзья сжались подобно испуганным щенкам перед огромным злобным львом.

— Что все это означает? — прорычат он, по очереди оглядывая молодых денди, ибо они действительно становились чересчур дерзкими.

Бедняги наперебой бормотали наспех придуманные извинения и, бледнея, пятились к двери.

Йен повернул голову, наблюдая, как они спешат вернуться в бальный зал. Но когда он обратил и на нее свой мрачный взгляд, Джорджи оскорбилась.

Ради всего святого, чем она заслужила его немилость?! Если кто-то и должен ревновать к сопернице, так это она! Сначала его кошмарная любовница, потом — жена, святая!

Вид Джорджианы, окруженной вожделеющими ее поклонниками, вызвал к жизни волну темных эмоций.

Хотя теперь она стояла у перил в одиночестве, он не мог изгнать из памяти сомнительную сцену. Как не мог остановить быструю последовательность ассоциаций, гнездившихся в глубинах его сознания.

Он никогда больше не позволит женщине играть с ним!

Унижать его. Изменять. Предавать доверие.

Никогда.

И если именно так Джорджи собирается себя вести, править бал в окружении пыхтящих от похоти мужчин, он не желает иметь с ней ничего общего. И удалится, пока отношения не зашли слишком далеко.

Он просто не сможет пройти через это еще раз.

«Не забывай, она племянница Распутницы Хоксклифф…»

Тем временем Джорджи уперлась рукой в бедро и кинула на Йена вопросительный взгляд:

— Чем ты так недоволен?

Ее откровенный вопрос и дерзкий тон вернули его из мрачного прошлого, имевшего такую власть над ним, к неясному будущему.

— Джорджи, — напомнил он себе.

Это Джорджи! Его пряная, маленькая, жгучая, как перец чили, девочка.

Не его лживая жена.

Он пристально оглядел ее и почти сразу же убедился, что Джорджи не сделала ничего дурного.

Пока.

— Хм? — Ее подбородок чуть вздернулся. Кажется, девочка рвется в бой.

Придется взять себя в руки. Это Джорджи. Джорджи, а не Кэтрин, и его резкая реакция ничем не оправдана.

Решительно подавив раздражение, он расправил плечи, убрал с лица гневное выражение и протянул ей бокал с пуншем.

— Прости, меня задержали, — процедил он.

— Что-то случилось?

— Собственно говоря, да, — ответил он, поднося бокал к свету. — В мой пунш попала чертова мушка.

Крохотное крылатое насекомое действительно плавало среди кусочков фруктов, утопавших в сладком сиропе.

— Йен… — произнесла Джорджи.

Он мгновенно насторожился.

— Ты прекрасно понимаешь, что я не об этом.

Он знал одно: что ему следует заткнуться, изобразить улыбку, отрицать все — в этом он мастер, — но почему-то сразу понял, что не сможет молчать. И поэтому отставил бокал.

— Не слишком мудро с твоей стороны выходить на террасу без сопровождения, — уведомил он, кипя от тщательно скрываемой ярости. — Ты должна быть более осмотрительной, Джорджиана. Нельзя пребывать в обществе посторонних мужчин, не подвергая риску свою репутацию и репутацию семьи. И мою также.

— Я вышла немного подышать свежим воздухом, если желаешь знать! И стояла здесь, никого не трогая, когда они ворвались сюда.

— И что, по-твоему, им нужно? — тихо и жестко осведомился он.

— Они хотели танцевать со мной, — обронила Джорджи.

— Верно, — хмыкнул он, но тут его осенила новая мысль, в голосе зазвенел лед. — Они оскорбили тебя?

— Нет, — фыркнула она.

— Испугали?

— Разумеется, нет, — отрезала она.

Йен, застигнутый врасплох, плотно сжал губы. Момент ясности засиял в темном хаосе его бурливших эмоций подобно лучу солнца, прорезавшему грозовые тучи. Господи, что с ним творится?!

Джорджи снова посмотрела на него — взгляд был ясным и проницательным.

Йен медленно поднял бокал, выплеснул содержимое и поставил на широкие перила.

— Нам следует вернуться в бальный зал.

— Да, — пробормотала она. — Пойдем.

Это он! Оригинал очень похож на портрет!

Фируз, стоя в темноте, поднес к глазам миниатюру, после чего припал к окну и еще раз оглядел ребенка. Окутанный тенями, падавшими от деревьев парка, он мог беспрепятственно заглядывать в дом дипломата.

Растрепанный босой мальчик в длинной белой ночной рубашке неохотно плелся к детской, подгоняемый слугами. Фируз заметил дородного старого дворецкого, двух горничных и здоровенного лакея. Впрочем, это его не беспокоило: он уже не раз похищал людей по политическим мотивам, повинуясь приказаниям семьи Баджи Рао. Но впервые ему было велено похитить ребенка. Ему не нравилось пачкать руки подобными делами, но ради нее, ради своей темной королевы, он был готов на все.

Захлопнув медальон, Фируз сунул его в карман простого европейского одеяния, которое был вынужден приобрести, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания.

Его корабль прибыл в порт только вчера. В пути ему удалось примкнуть к богатому путешественнику, глупому английскому набобу, который любил слушать только себя. Фируз беззастенчиво льстил ему, хотя руки так и чесались стиснуть жирную шею и выдавить воздух из легких. Но пришлось держать себя в руках. Сэр Бертрам был ему полезен. Ни одна тема не была ближе тщеславному сердцу англичанина, чем истории о загородном доме, который он обязательно построит в одном из английских графств на деньги, нажитые в Индии.

Фируз униженно молил о чести служить столь мудрому и благородному сахибу, и тот, разумеется, не устоял. А когда Фируз приготовил ему свое лучшее карри и стал рабски прислуживать, сэр Бертрам охотно пошел в приготовленную ему ловушку и заявил, что лучшего карри ему не довелось пробовать, после чего нанял Фируза в камердинеры.

Конечно, другие индийские слуги сэра Бертрама немедленно заподозрили, в чем дело, и предупредили сахиба, но тот ничего не захотел слышать.

Один бенгалец даже попытался прошептать на ухо старому пьянице, что у Фируза опасный вид, но хозяин отмахнулся: уж очень ему хотелось показать экзотический зверинец человеческих особей в своем клубе.

Очутившись на пристани, Фируз постарался держаться поближе к маленькому отряду сэра Бертрама, дивясь на пеструю смесь мужчин и женщин со всех уголков света. Направляясь к фургону, который должен был увезти всех слуг, он услышал обрывки фраз не менее чем на дюжине языков. Что за непонятный, хаотический мир у этих англичан! Ему не терпелось вернуться в покой и тишину пустынных гор к северу от Джанпура.

Как только он сумел немного сориентироваться в новом окружении, настало время действовать.

Фируз подождал до ночи и украдкой вышел из городского дома сэра Бертрама. Он точно знал, куда идет, и без труда нашел дом. Внимательно оглядел парк, который послужит прекрасным прикрытием на случай побега. Оставалось лишь дождаться подходящего момента.

Он решил заранее позаботиться об отходе и договориться о месте на корабле, возвращавшемся в Индию. Махарани дала ему достаточно золота, чтобы заплатить за проезд.

Поняв, что нужно возвращаться в дом сэра Бертрама, пока его не хватились, он вышел из тени большого вяза и уже хотел убраться восвояси, когда на темной улице загрохотали колеса экипажа. Лошади остановились у дома лорда Гриффита.

Фируз попятился назад, наблюдая, как маркиз выходит из экипажа и с раздраженным видом хлопает дверцей. Не останавливаясь, он быстро взбежал на крыльцо и вошел в дом.

Зловещая улыбка искривила губы Фируза, но к этому времени он уже увидел все, что требовалось.

Он снова вышел из-под дерева и вернулся в конюшню.

С самого начала махарани приказала ему шпионить за дипломатом по дороге в Джанпур и отслеживать каждый его шаг, как только тот прибудет во дворец. Таким образом, у Фируза была прекрасная возможность как следует изучить лорда Гриффита.

Опытный и послушный слуга смерти, он с первого взгляда мог распознать такого же, как сам, жестокого убийцу. И поэтому предпочел избегать прямой стычки с лордом Гриффитом. У него не было сомнений в своей способности прикончить этого человека, но и сам он может получить Увечье в поединке, а это задержит его возвращение домой.

Фируз всей душой стремился покинуть эту языческую страну. Скорее бы выполнить поручение и поспешить домой, к махарани Судхане.

Он тревожился за нее. Как она там, одна, в этой башне?

Да, ему нужно поскорее украсть львенка. Он дождется своего шанса и похитит мальчишку, когда отца не будет рядом.

С этими мыслями Фируз бежал легко и неутомимо, быстро приближаясь к месту своего ночлега.

Слепящий солнечный свет струился в окна утренней столовой. Подперев щеку рукой, Джорджи механически тыкала вилкой в яичницу с сыром.

Дурные манеры, — но тут, кроме нее, никого не было, если не считать портрета тети Джорджианы, с застывшей улыбкой наблюдавшей за ней со стены над каминной полкой. Ее родственники правы: они с тетей Джорджианой действительно похожи, только у тетки глаза карие, а у нее — синие.

Но почему-то это сходство сегодня не доставило удовольствия. Вчерашние щеголи скорее всего надеялись, что она копия тети Джорджианы в самом дурном смысле этого слова, и в результате Йен рассердился.

Но ведь она ничего такого не сделала!

Чувствуя себя несправедливо обиженной, Джорджи устало потянулась к изящным серебряным щипчикам и положила в чай еще кусочек сахара.

Какой же дурной оборот приняли события вчерашнего вечера!

После бесцеремонного вмешательства леди Фолконер все пошло не так. Они с Йеном расстались, недовольные друг другом.

— Еще цветы, мисс!

Джорджи встрепенулась.

— От кого они, Марта? — с надеждой спросила она.

— Я не посмотрела, мисс. Хотите увидеть карточку?

— О да, пожалуйста.

Она жестом подозвала к себе горничную. Сердце взволнованно билось. А вдруг это от Йена?

Марта поставила переливающийся всеми цветами радуги букет на стол, выудила из гущи душистых цветов и веточек гипсофилы маленькую карточку и протянула Джорджи.

Та, затаив дыхание, пробежала ее глазами.

Плечи тут же грустно опустились. Нетерпеливо морщась, она отдала карточку Марте.

— Кто, по-вашему, этот «Д»? — спросила она.

— Полагаю, один из джентльменов, с которым вы вчера танцевали на балу, — широко улыбнулась горничная.

Джорджи со вздохом кивнула:

— Ты, конечно, права.

— Положить ее к остальным, мисс? — нерешительно спросила горничная.

— Спасибо, — кивнула Джорджи, неопределенно взмахнув рукой.

После ухода Марты она немного посидела, невесело глядя в пустоту и гадая, сердится ли на нее Йен.

Да какого черта он должен на нее злиться, если это у нее есть все причины гневаться?

Это он влюблен в призрак!

Конечно, иногда было почти невозможно понять, что он в действительности чувствует, хотя, нужно признать, она с каждым днем понимает его лучше. Поэтому и была уверена, что, когда в ту ночь он вышел на террасу и увидел этих безмозглых повес, столпившихся вокруг нее, то неожиданно пришел в бешенство.

Не сказать чтобы он признал это.

О нет. Только не он! Не это воплощение добродетели!

Но если он отказался говорить об этом, еще не значит, что не рассержен на нее. И Джорджи боялась, что на самом деле он ранен гораздо сильнее; вот только жаль, что она не может понять, в чем дело!

Иногда ей казалось, что Йен что-то скрывает.

Впрочем, вряд ли стоит жаловаться на Йена за нежелание делиться своими переживаниями.

Брр… от этих мыслей у нее разболелась голова!

Она медленно постучала ложечкой о стол. Рассказать ему о разговоре с леди Фолконер? Спросить напрямик, есть ли хоть доля правды в речах Тесс? Все это казалось ужасно неприятным испытанием. Если она посмеет заговорить об этом, а Йен подтвердит рассказ леди Фолконер и признает, что усопшая Кэтрин всегда будет занимать первое место в его сердце… тогда ее собственное разобьется.

С другой стороны, неизвестность еще хуже. Нет. Она должна рискнуть и выяснить, что он испытывает к ее мертвой сопернице. Спросить — и покончить с этим. Необходимо встретиться с ним.

Нетерпение охватило Джорджи с такой силой, что она не смогла усидеть на стуле. Наспех допила чай и побежала к себе. Нужно что-то делать, чтобы не сойти с ума.

Поднимаясь по лестнице, она услышала сердитые всхлипы и несвязные протесты ребенка, впавшего в истерику.

Джорджи мигом взлетела по ступенькам.

Заглянув в дверь, она нашла раздраженную няню Салли, пытавшуюся утешить раскрасневшегося от ярости Мэтью.

— Прекратите, мастер Эйлсуорт! Разве так полагается вести себя молодому джентльмену?

— Не хочу, не буду тебя слушать! Ты не моя мать!

— Но вам нельзя ездить верхом на собаке! Пес старый, вы его покалечите!

Несчастная взяла Мэтью за руку и осторожно попыталась вывести из комнаты — возможно, на встречу с его лучшим другом Морли.

— Гиперион слишком стар, чтобы вынести таких наездников, как вы, мальчишки, — в десятый раз объясняла няня. — Что, если он разозлится и укусит вас?

— Я хочу прокатиться на нем! Он никогда не кусается! Оставь меня в покое! — Маленький лорд попытался вырвать руку, а когда ничего не вышло, испустил такой яростный вопль, что удивительно, как это оконные стекла остались целы.

— О Боже, Боже! — весело воскликнула Джорджи, подбегая к ним. — Мэтью, дорогой, к чему эта буря в стакане воды?

При виде Джорджи с мальчиком произошли разительные перемены. Ярость мгновенно сменилась почти скорбью, и лорд Эйлсуорт разразился слезами.

— О, что ты, что ты, милый! — Джорджи опустилась на одно колено и обняла малыша. Она не знала, что так его беспокоит, но сомневалась, что дело только в собаке. — Что случилось, солнышко?

— Она кричала на меня, — выдавил он.

— О нет, она только пыталась объяснить, что ты можешь случайно покалечить Гипериона. Он уже дедушка. Ты должен обращаться с ним бережно или поломаешь его старые кости, и тогда дядя Роберт очень расстроится. Почему бы тебе не подняться в детскую и не поиграть с Морли?

— Не-ет!

Он уперся кулачками ей в грудь, но она его не отпустила.

— Ш-ш. Ты уже позавтракал? В утренней столовой есть булочки с корицей, — прошептала она, проигнорировав его пинок.

— Не хочу!

— Мэтью!

— Оставь меня в покое!

Очевидно, она не разгадала его истинных желаний. Мэтью снова пришел в бешенство.

— Я знаю! Пойдем поиграем с Ноевым ковчегом! И ты покажешь мне всех животных, а я расскажу тебе историю о слоне!

— Нет, — прорычал он, вырываясь. — Мне не нужен слон!

— Хорошо, — согласилась она, — почему бы нам не пойти в конюшню и не взглянуть на пони?

— Не хочу! — заорал он. — Почему ты меня не слушаешь?

Джорджи нежно взглянула на мальчика:

— Что же в таком случае ты хочешь, дорогой мой?

И тут правда вышла наружу.

— Я хочу к папе! — зарыдал Мэтью. — Его никогда не бывает дома! И он никогда не хочет поиграть со мной!

— О, солнышко! — Джорджи притянула его к себе и крепко обняла. Одиночество малыша разрывало ей сердце.

Малыш положил горячую головку ей на плечо. Он показался Джорджи достаточно спокойным, чтобы попытаться его урезонить.

— Мэтью, я знаю: тебе кажется, что твой отец слишком занят, — но, уверяю, он очень тебя любит. Просто… видишь ли… он выполняет очень важную работу, а в мире взрослых люди нуждаются в его помощи. Твой папа помогает людям лучше ладить, чтобы они не поссорились. Это нелегкая работа. Ты должен им гордиться.

— Он никогда не остается дома надолго. Я точно знаю, что скоро он опять уедет.

— О, милый… — пробормотала Джорджи. Подняв голову, она встретилась со встревоженным взглядом няни: — Не можете ли вы узнать, дома ли лорд Гриффит?

— О, его светлость уехал в парламент, мисс, — выпалила та, но тут же покраснела, поняв, что выдала себя. Теперь мисс Найт поймет, что слуги маркиза сплетничают за его спиной! — Мне сказал Скотт, его лакей, — добавила она.

— Понятно. — Джорджи благодарно кивнула, немного отстранила Мэтью и нежно улыбнулась. — У меня появилась великолепная идея, Мэтью! Не хочешь послушать?

Мальчик кивнул и вытер слезы. Но сначала Джорджи вынула платок и прижала к его носу:

— Сморкайся!

Мэтью старательно высморкался.

— Послушай, почему бы нам не поехать в парламент и не посмотреть, как работает твой папа?

— В парламент, мисс? — ахнула няня.

— Да. Думаю, поездка будет весьма познавательной. Я слышала, там есть галерея для посетителей, верно?

— Да, мисс, галерея для публики, но туда вряд ли пустят даму, а уж ребенка…

Джорджи сочувственно улыбнулась Мэтью и пригладила его темные локоны.

— Не забывайте, что этот ребенок когда-нибудь займет свое законное место в палате лордов! Мы всего лишь заглянем туда на минуту-другую. И маленький лорд Эйлсуорт увидит, что его папа усердно трудится, а не просто бросает сына одного дома без всяких причин.

Она была уверена: это поможет мальчику понять, что он не покинут, даже если временами тоскует и скучает по отцу.

— Ну как тебе мой план, малыш?

Лицо Мэтью осветилось. Рот от восторга приоткрылся. Джорджи рассмеялась:

— Молчание — знак согласия! Пойдем, юный негодник! Салли, вы поедете с нами? Попросите какого-нибудь лакея проводить нас.

— Да, мисс. Я сбегаю на конюшню, скажу, чтобы запрягали лошадей в двуколку.

Джорджи снова кивнула и поднялась, держа Мэтью за руку. Его темно-карие глаза были широко распахнуты. Должно быть, он унаследовал их от матери.

На миг она почувствовала себя исключенной из круга Прескоттов, но тут же решительно выбросила из головы эту мысль.

Какая разница, чей это ребенок? Ему плохо, а она может помочь…

— Сначала, дорогой, найдем твои туфли. — Она нагнулась и подмигнула мальчику: — У нас будет настоящее приключение!

Глава 13

День выдался пасмурным, июньский ветерок играл с лентами шляпки Джорджи. Вскоре двуколка, запряженная одной лошадкой, остановилась на оживленном Нью-Пэлас-ярд. В тот момент огромные колокола Вестминстерского аббатства как раз пробили полчаса.

Кучер остался с двуколкой. Лакей Скотт помог мальчику и женщинам выйти.

У величественного входа Джорджи остановилась, поправила курточку Мэтью, сняла с его головки шапку и дала ему в руку.

— Шапки прочь. Туфли надеть! — строго напомнила она.

Малыш хихикнул.

— А теперь, львенок, — продолжала она, приглаживая его взъерошенные волосы, — обещай, что будешь вести себя тихо, как мышка. И если сдержишь слово, потом мы пойдем в «Гантер» есть мороженое.

— Вместе с папой?

— Может быть. Пойдем посмотрим.

Он вцепился в ее руку, и все четверо вошли в гулкий вестибюль. Здесь было очень тихо. И неудивительно: вряд ли многие англичане интересовались скучными вопросами политики в такой чудесный летний день.

Слуги почтительно встали у отделанной темными панелями стены, а Джорджи и Мэтью пошли вперед. Вскоре к ней приблизился герольдмейстер палаты лордов в традиционном черном костюме и осведомился о причине визита. Джорджи тут же объяснила, кто она и кто Мэтью.

Герольдмейстер, похоже, не был склонен разрешить им заглянуть в палату лордов с галереи для публики, тем более что дамам вход обычно воспрещен. Но Джорджи так умоляла и уговаривала, льстила и обещала остаться всего на две минуты, самое большее — на три, поклялась могилой матери, что не наделает шума, напомнила о влиятельных связях своей семьи, нагло заявила, что помолвлена с лордом Гриффитом, а также запугала беднягу. В общем, тот согласился.

Вместе с Мэтью они на цыпочках прошли по галерее, подкрались к перилам и стали смотреть в зал, на блестящее собрание.

Массивные медные люстры освещали продолговатый зал. В дальнем конце возвышался алый балдахин над позолоченным троном монарха, в настоящее время пустым. Над посветлевшими от времени дубовыми панелями висели старые гобелены в темных деревянных рамах, изображающие разгром Непобедимой армады.

Краем уха слушая речь спикера о каких-то унылых экономических проблемах, Джорджи искала взглядом Йена. Увидела своего кузена Дэмиена, лорда Уинтерли. Он лишь недавно стал графом, поэтому сидел сзади. Роберт, наоборот, занимал одну из самых выгодных позиций как один из герцогов стариннейшего рода. Все аристократы рассаживались в зависимости от древности титула.

Лорды один за другим поднимались с мест, чтобы высказать свое мнение. Порядок строго соблюдался верховным канцлером, восседавшим на мешке с шерстью. Вскоре он ударил молотком по столу:

— Речь маркиза Гриффита.

Йен встал. Джорджи и Мэтью обменялись радостными улыбками. Тема была до ужаса скучна: Йен критиковал избыточные расходы правительства и решительно протестовал против новой политики сбора налогов.

Джорджи внимательно слушала, беззастенчиво восхищаясь каждым словом. Этот человек так же свободно держится в присутствии всей палаты лордов, как и за разговором в столовой, во время обеда.

— Мои высокоученые и благородные лорды…

Отвечая на вопрос, он обвел взглядом зал и, случайно подняв глаза, увидел их и запнулся.

Сердце Джорджи забилось сильнее.

На красивом лице Йена промелькнуло изумление. Он уже хотел продолжать, когда Мэтью, не выдержав, подпрыгнул и энергично замахал руками:

— Папа! Это мой папа!

— Ш-ш, — прошипела Джорджи, но было уже поздно. Лорды со смехом оглядывались на галерею.

— Порядок, джентльмены! Порядок в палате! — призвал лорд-канцлер, скрывая растроганную улыбку доброго дедушки.

Джорджи, багровая от стыда, оттащила Мэтью от перил и понесла к двери, боясь, что они окончательно опозорят Йена, если лорд-канцлер велит герольдмейстеру официально их изгнать.

— Лорд Гриффит, вам есть что сказать? — осведомился лорд-канцлер.

— Нет, сэр. Уступаю место следующему оратору.

— Как пожелаете. Прошу вас, лорд Форрестер, продолжайте.

Когда поднялся очередной оратор, Йен изящно откинул фалды фрака и сел, послав Джорджи улыбку сожаления.

Когда палата удалилась на короткий перерыв, Йен позвал «преступную» парочку. Едва они вошли в зал, как Мэтью бросился к своему родителю.

К облегчению Джорджи, Йен раскрыл сыну объятия. Вместо того чтобы пожурить Мэтью за дурное поведение, он подхватил мальчика на руки и с гордым видом держал, пока остальные лорды подходили, чтобы поздороваться и пошутить с малышом.

Мэтью уцепился за шею отца с таким видом, будто не намеревался никогда больше его отпускать.

Джорджи смущенно кивала джентльменам, некоторых она уже видела на балу вчера ночью.

Наконец Йен подвел наследника к креслу, которое сотни лет занимали его предки. Мэтью взобрался на сиденье и широко улыбнулся.

Джорджи с любовью смотрела на них с другого конца зала. Заметив, что Йен помог Мэтью слезть на пол, она направилась к ним.

Они встретились посреди прохода. Один из пожилых джентльменов занял мальчика разговором. Йен повернулся к ней, все еще озадаченный их появлением в парламенте.

— Весьма неожиданный визит, — пробормотал он, пока три пожилых добродушных графа допытывались у Мэтью, сколько ему лет.

— Надеюсь, ты не возражаешь? — спросила она. — У Мэтью началась истерика, и ему действительно необходимо было увидеть тебя.

— Нет, я рад, что вы пришли, — заверил Йен, вглядываюсь в ее лицо.

Джорджи смутилась и, покраснев, отвела глаза.

— Мы собирались поесть мороженого. Может, ты к нам присоединишься?

— Не могу. Весь следующий час будет идти голосование, — покачал головой Йен.

— Ясно, — обронила она. Последовала неловкая пауза.

— Не один Мэтью скучал по тебе, — призналась она с колотившимся сердцем. — Я тоже.

— Ты?

— Я хотела… убедиться… что между нами все по-прежнему, — выпалила она. — Прошлой ночью… все пошло наперекосяк…

— Верно, — осторожно кивнул Йен.

— Мне очень жаль, — тихо призналась она. — Я…я была немного груба с тобой, а ведь ты был прав. Мне стоит быть осмотрительнее и никуда не ходить… без сопровождения. Не хотелось бы позорить родных, и тебя тоже.

Йен покачал головой:

— Я чересчур вспыльчив и поспешил тебя осудить. Честно. Ты ничего плохого не сделала. Просто хотела подышать свежим воздухом. В бальном зале было очень душно. Я не подумал о твоей астме. Тебе опять было плохо?

— Нет, — ответила она, глядя на него в упор. — Это было… нечто другое.

Йен вопросительно прищурился. Джорджи нервно оглядела людный зал.

— Может, поговорим об этом позже?

— Разумеется, — немедленно согласился он. — У тебя все хорошо?

— О да, прекрасно…

— Я все равно собирался заехать сегодня днем. Отдать тебе подарок. Только не был уверен, что ты захочешь меня видеть.

— Конечно, захочу, — лукаво улыбнулась она.

Йен нерешительно улыбнулся в ответ и, помедлив, признался:

— Иногда я бываю напыщенной задницей. Прости.

— Вовсе нет! — запротестовала она, и ее тихий смех немного ослабил напряжение между ними.

Йен пожал плечами, но она схватила его руку и сжала, не заботясь о том, что их могут увидеть. Их пальцы переплелись. И от этого прикосновения ей стало легче на душе.

Люди действительно смотрели на них, но Джорджи было все равно.

— Уверена, что с тобой все в порядке? — прошептал он, не сводя с нее глаз.

— Сейчас — да.

— Вот и хорошо. Обещаешь рассказать, что тебя мучит, когда мы встретимся?

Джорджи кивнула, заранее набираясь храбрости перед нелегким разговором.

— Что бы там ни было, — добавил он тихо, — мы сумеем это обсудить.

«Я люблю тебя», — вдруг подумала она, пытаясь сглотнуть душивший комок.

Неподалеку раздался взрыв смеха. Мэтью вырвался из круга и, бросившись к Йену, вцепился в его ногу.

— Папа, ты идешь есть мороженое?

Йен положил руку на головку сына.

— Нет, парень, я нужен этим джентльменам. Иди с мисс Джорджи, а я скоро приеду… обещаю.

— Да, папа.

— И веди себя достойно, — добавил он, строго глядя на мальчика. — Я ничего больше не желаю слышать ни о каких истериках. Прескоттам не подобают такие дурные манеры.

Джорджи поспешно спрятала улыбку. Мэтью покаянно шаркнул ногой.

— Простите, сэр, — промямлил он.

— На первый раз прощаю, — кивнул Йен, пощекотав его под подбородком. — Ну а сейчас вам пора бежать, прежде чем все мороженое растает.

— Идемте, лорд Эйлсуорт! — жизнерадостно воскликнула Джорджи. — Посмотрим, какие сегодня сорта приготовили для нас.

Мэтью помахал на прощание престарелым лордам, с которыми успел подружиться, и Джорджи поторопилась утащить его из зала.

Заседание закончилось только через два часа. Победила сторона Йена, но он не стал тратить время на поздравления коллег, а немедленно покинул Вестминстер и приказал кучеру везти его в Найт-Хаус.

Встретивший его мистер Уэлш, представительный дворецкий Хока, уведомил, что мисс Найт ожидает в музыкальном салоне.

Сунув цилиндр и трость в руки старика, Йен направился к лестнице, но, проходя мимо приемной, остановился.

В открытую дверь виднелось великое множество букетов словно комнату на время превратили в цветочную лавку.

Йен резко обернулся к дворецкому.

— Господи милостивый. Разве кто-то умер?

— Э-э… нет, сэр. Цветы присланы для мисс Найт. Поклонники… после вчерашнего бала, — добавил дворецкий заговорщическим шепотом.

— Как, все эти букеты для мисс Найт?! — воскликнул он.

— Да убедитесь сами, милорд. Если желаете, конечно.

Йен нахмурился, но решил последовать совету дворецкого и, войдя в приемную, едва не чихнул: такой густой и приторный аромат стоял в комнате. Йен с недовольным видом выхватил карточку из стоявшего ближе всего букета роз и, прочитав, помрачнел как туча. Просмотрев карточки, он составил внушительный список своих соперников: один герцог, одиннадцать графов и два виконта.

Ад и проклятие!

Йен поджал губы и молча уставился на мистера Уэлша.

— Какая удача, что милорд всегда был человеком азартным, — отметил нахальный дворецкий, дерзко изогнув мохнатые седые брови.

Йен фыркнул.

— Какая удача, что я не пришел с пустыми руками!

— Совершенно верно, сэр. Желаю счастья, — учтиво поклонился старик.

Йен решительно кивнул и взбежал по ступенькам.

Войдя в музыкальный салон, он застал свою прелестную подругу, залитую солнечным сиянием, льющимся из ряда сверкающих окон на задней стене.

Облаченная в странные одеяния, она сидела на полу в какой-то причудливой позе. Йен потрясенно взирал, как она расплела ноги и ловко встала на голову.

Какого дьявола…

Изящные ножки вздымались к потолку, ладони подпирали спину, а стройное тело держалась на локтях, образуя нечто вроде треножника.

Ее прозрачная индийская юбка сползла к талии, обнажив плоский смугловатый живот. Свободные черные шаровары тоже задрались, открыв его взгляду скандальное зрелище изящных щиколоток.

Лицо Джорджи постепенно наливалось краской, но она умудрилась слегка повернуть голову.

— Йен! — радостно воскликнула она. — Заходи! Да, и закрой дверь, иначе родственники посчитают меня чудачкой.

Йен невольно рассмеялся, подумав, что она слишком поздно спохватилась. Впрочем, повиновался.

— Какого дьявола ты вытворяешь?

— Играю на пианино. А как, по-твоему, это выглядит?

— Как пытка.

— Это йога, глупыш! Помнишь, я говорила, что это мое спасение. — Она с блаженным видом закрыла глаза. — Ты должен как-нибудь попробовать. Это поможет тебе не быть… таким негибким.

— А мне казалось, тебе нравится именно моя негибкость, — пробормотал он, снимая сюртук и бросая его в кресло.

— Какое неприличие! — хихикнула Джорджи.

— О, ты и понятия не имеешь обо всех глубинах моего бесстыдства, — согласился он. Если бы Джорджи только знала, куда ведут его неуправляемые мысли… И как его возбуждает ее впечатляющая гибкость! — Но разве тебе не больно?

— Нисколько! — заверила она, медленно ложась на спину.

Лежа на мягком ковре, она выглядела такой нежной и манящей — воплощенный соблазн! Кожа светится, глаза — синее неба. Йен, подавшись вперед, завороженно смотрел на нее.

Она протянула ему руку, но, вместо того чтобы поднять ее с пола, Йен встал на колени и завладел ее губами в глубоком, властном поцелуе.

Джорджи тихо застонала, обняла его и, приоткрыв губы, впустила его язык. Ее теплые нежные руки гладили его волосы. Йен просунул руку ей под спину и прижал к себе.

Самое лучшее в ссорах — возможность примирения.

Он подложил ладонь ей под голову, наслаждаясь прикосновениями к длинным роскошным прядям.

Джорджиана целовала его снова и снова.

Его сердце бешено колотилось, ибо эти поцелуи говорили больше, чем могли выразить любые слова. Что у него нет причин ревновать.

Пусть ей посылают целые клумбы цветов, но соперники зря тратят время. Каждое касание, поцелуй и вздох уверяли, что она принадлежит ему.

Он целовал ее шею, плечи и тонкие женственные руки, обнимавшие его.

А она тем временем терзала его каждым движением упругого тела.

Он застонал, когда она провела ногтями по его спине.

Она готова отдаться, и как же он жаждал взять ее!

Он вынудил себя сдержать порыв страсти и уперся в ее лоб своим. Если сюда войдет Хок, вряд ли останется доволен. Возня на полу с чувственной молодой родственницей вряд ли может считаться приличным поведением, учитывая, что она находится под покровительством герцога.

Совсем другое дело — ласкать ее в своем доме…

Джорджиана продолжала целовать его, но Йен из последних сил пытался сдержать ее порывы.

— Ты мой восхитительный ангел, — поклялся он, тяжело дыша.

— Еще!

Она схватила его за волосы и резко потянула его голову вниз.

Йен с хриплым смехом повиновался. Боже, он, должно быть, умер и попал в рай!

Тем не менее он придумал способ вернуть свою страстную нимфу на землю.

— Хочешь получить подарок? — прошептал он ей на ухо.

Джорджи помедлила, задумчиво покусывая его ухо.

— Ты его принес?

— Лежит в кармане.

— А что еще в твоем кармане, Йен?

Бессовестно хихикая, она сжала его твердую плоть.

— Джорджиана! — воскликнул он с растерянным смешком. — Я имел в виду карман сюртука, неисправимая ты плутовка!

— Предпочитаю то, что у меня в руке.

Она сжала его, и он застонал.

— Ты… ужасно скверная.

— Разве не знаешь, что это у меня в крови? — прошептала она.

— Похоже, что так.

Изнемогая от блаженства, он позволил ей делать все, что она хочет, но только на минуту. Отстранившись, он встал на колени и дотянулся до внутреннего кармана сюртука.

Джорджи села.

— Закрой глаза и протяни руку, — велел он.

Она повиновалась. Несколько секунд он просто любовался ее неправдоподобно длинными ресницами.

Какая она красавица! И так еще невинна, несмотря на кажущуюся смелость! Он не переставал удивляться каждый раз, когда это замечал.

— Ты еще здесь? — нетерпеливо осведомилась она.

— Здесь, принцесса.

Он наклонился, прижался поцелуем к маленькой ладони и только потом вложил в нее свой подарок. Джорджи открыла глаза.

На ладони лежал серебряный ножной браслет.

— Йен! — обрадовалась она. — Ты купил мне колокольчики!

Встав на колени, она вдруг обхватила его шею. Он в ответ обнял ее за талию.

— Тебе не нужно меняться, Джорджиана, — хрипло прошептал он. — Ты само совершенство.

— О, Йен, — выдохнула она, прильнув к нему.

Его впервые в жизни обнимали так крепко и жарко! Ее безграничная привязанность к нему иногда озадачивала его, но к этому он сможет привыкнуть.

Йен улыбнулся.

— Ну вот. Позволь мне надеть их тебе.

Поцеловав его в щеку, она неохотно отстранилась, послушно уселась на пол и положила ему на колени изящную босую ножку.

Он плотоядно улыбнулся, восхищенный прелестью ее ступней, осторожно сжал пятку и стал щекотать легкими движениями кончика пальца, но Джорджи прикусила губу, отказываясь смеяться.

— Ну вот, — объявил он, щелкнув по браслету, чтобы услышать звон.

Джорджи тряхнула ногой.

— Какой прекрасный подарок! Ты так заботлив! Так добр!

— Ты слишком строга к себе.

— Не могу высказать, как много значит для меня твой поступок! Значит, ты действительно принимаешь меня такой, какова я есть. Будем откровенны — я немного странная… не такая, как все, и прекрасно это сознаю.

Йен рассмеялся.

— Может, ко мне нужно привыкнуть? Я пытаюсь ладить со всеми, однако… всегда ощущала, что не принадлежу ни к какому кругу, что чужая всем, даже подругам… пока не встретила тебя.

Он погладил ее колено.

— Не все понимают тебя. В отличие от меня.

Она неожиданно подалась вперед и прижалась крепким нежным поцелуем к его губам.

Йен слегка откашлялся.

— Так о чем ты… э-э… хотела со мной поговорить? Я думал, всему причиной твоя астма, но сегодня ты сказала, что… э-э… тебя беспокоит что-то другое.

— Верно, — кивнула она. — Видишь ли… все это не так просто.

— В чем дело? — нахмурился Йен.

— Помнишь, когда мы танцевали прошлой ночью, ты пошел за пуншем?

Йен кивнул.

— В твое отсутствие ко мне подошла леди Фолконер и представилась.

— Что она сказала? — насторожился он.

Джорджиана глубоко вздохнула, помолчала и, наконец, вынудила себя сказать то, что не давало ей покоя со вчерашнего дня:

— Заявила, что, даже если мы поженимся, ты никогда не полюбишь меня, потому что твое сердце умерло вместе с Кэтрин.

— Понятно. — Йен высоко поднял брови, пытаясь осознать сказанное. — Какой вздор! И ты ей поверила?

— Не знаю, чему верить! Поэтому и вышла на террасу. Успокоиться и подумать. Меня совершенно ошеломили ее откровения.

— Не откровения. Ложь. О чем еще она тебе солгала?

— Это все. В основном.

Сейчас она выглядела такой беззащитной… такой уязвимой…

— Леди Фолконер добавила, что ты никогда не любил ее, и это означает, что и меня любить не будешь. Из-за Кэтрин. Но если ты не можешь любить меня, Йен, не уверена, что хочу знать об этом. Может, не стоит мне это говорить, ведь я так люблю тебя, что не вынесу…

— Ш-ш…

Он прижал палец к ее губам и уставился на нее со всевозрастающей изумленной радостью.

Ее глаза были широко раскрыты.

Если он не ошибся, она только что призналась ему в любви.

Йен осторожно сжал ее подбородок большим и указательным пальцами, чувствуя, как из самых глубин души поднимается волна благоговейного восхищения.

— Дорогая, — очень тихо сказал он, — я никогда не любил ни одну женщину так, как люблю тебя.

И услышат, как она ахнула. Увидел, как синие глаза наполняются мучительной надеждой.

— Ты… любишь меня?

Он пожирал ее глазами. Слова, слетавшие с губ, шли прямо из сердца.

— Джорджиана, я полюбил тебя в тот момент, как увидел. Ты мчалась по рынку пряностей на белой лошади. Я понятия не имел, кто ты, но точно знал, что вижу перед собой самое храброе, самое безумное, самое прекрасное создание на свете. И теперь, узнав тебя, считаю, что ты в тысячу раз прекраснее, чем мне показалось тогда.

Она неверяще рассмеялась и тут же заплакала. Бриллианты слез покатились по щекам. Не успел он опомниться, как она бросилась ему на шею и радостно прошептала:

— Женись на мне! Да, я хочу стать твоей женой. Хочу, чтобы мы всегда были вместе.

Он схватил ее за плечи.

— Ты согласна? Согласна стать моей женой? Наконец-то опомнилась и послушалась своего сердца?

— Да! — Она энергично закивала. — Да! Я хочу выйти за тебя замуж! Я люблю тебя, Йен! Люблю! И если ты все еще хочешь меня, ничто не сможет нас разлучить!

Он молча смотрел на нее, стараясь запечатлеть в памяти ее лицо в этот момент. Чтобы никогда не забыть любви, сияющей на этом лице.

— Если? — прошептал он наконец и рывком притянул к себе ее худенькое тело.

Ощутил его трепет и поцеловал розовую щеку.

— Ты так дорога мне, — признался он, закрыв глаза.

Давным-давно он отказался от всяких надежд, что истинная любовь когда-нибудь его посетит.

Теперь он держит в своих объятиях прелестную волшебную женщину, ставшую такой же дорогой ему, как его собственная плоть и кровь.

Он поцеловал ее в макушку, стараясь успокоить бушующее в его груди море эмоций. Таких странных и незнакомых…

Она отстранилась и улыбнулась, лаская его щеку. И хотела что-то сказать, но нахмурилась и повернулась к окну.

— Слышишь, Йен? Собака!

Йен обернулся к окну и уже хотел что-то сказать, но осекся и прислушался.

— Похоже на Гипериона, — выдавил он, насторожившись.

Этот пес жил у Хока всегда. Когда-то он был щенком. Они — мальчишками…

Йен неожиданно нахмурился:

— Этот пес не лаял с тех пор, как король Георг еще был в своем уме.

Йен поднялся, подошел к окнам и осмотрел двор.

И точно: большой старый пес, обычно смирный и флегматичный, сейчас метался взад-вперед перед высоким забором из кованого железа, окружавшим владения герцога. Боже, да ньюфаундленд захлебывался лаем и рычал, как бешеный волк, пытаясь до чего-то добраться.

Или кого-то?

Йен прищурился.

Чужак в доме?

Он стал изучать тенистый парк, пытаясь отыскать объект ярости Гипериона.

Но тут его взгляд упал на одетого в черное человека.

Йен оцепенел.

Ужас пронзил его разрядом молнии.

Не может быть!

Мэтью!

— Йен, что случилось? — вскрикнула Джорджи, когда тот отвернулся от окна с белым как полотно лицом и бросился к двери.

Он не ответил.

— Йен!

— У него мой сын!

— Что?! У кого?!

Но он уже выскочил в коридор, не тратя времени на объяснения. Слетел с лестницы, пересек мраморный холл и выскочил на крыльцо.

— Милорд! — воскликнул мистер Уэлш, выбегая за ним. — Что стряслось?

— Пошлите за констеблем! — крикнул он и метнулся к забору. Красная дымка ярости застилала глаза.

Глава 14

— Что происходит… кто-то украл Мэтью?!

Накинув поверх одежды для занятий йогой широкую индийскую тунику, Джорджи мельком глянула в окно, но не увидела ничего странного, кроме беснующегося пса. Она не совсем поняла, что происходит, но никогда раньше не видела Йена в таком состоянии.

Как была босиком, она вылетела из комнаты вслед за Йеном. В обычно тихом дворе творилось нечто невообразимое. Слуги покинули свои привычные места. Гиперион надрывался так, словно задумал разбудить мертвых, а из дома неслись вопли Бел, зовущей Роберта на помощь.

— Это был цыган, мэм! — визжала одна из горничных. — Цыган хотел похитить маленького Мэтью! Салли и Скотт играли с ним в прятки, а теперь все исчезли!

— Что?!

Пытаясь разглядеть, что творится в парке, Джорджи вдруг увидела худого, одетого в черное мужчину в надвинутой на лоб шляпе, выскочившего из-за деревьев. Ужас мгновенно парализовал Джорджи. В руках незнакомца бился Мэтью. Мальчик не мог кричать: неизвестный зажал ему рот рукой и бежал к лошади, стоявшей неподалеку.

Мэтью извивался, пытаясь лягнуть похитителя, но его ноги болтались над землей. Но тут из двора выбежал Йен и погнался за похитителем. Еще немного, и они поравняются!

Джорджи была уверена, что ее сердце вот-вот остановится, но не могла отвести глаз от разворачивавшейся перед ней сцены.

Йен набросился на похитителя, когда тот уже был в нескольких шагах от лошади, и врезался в него с силой потерявшего управление дилижанса. Все трое повалились на мягкую зеленую траву.

Йен схватил Мэтью, отбросил его в сторону и закричал:

— Беги!

Малыш помчался в безопасное укрытие так быстро, как только мог. Но внезапно остановился и нерешительно оглянулся на отца. Увидев, что враги катаются по земле в жестокой схватке, пятилетний малыш громко заплакал.

Но к нему уже мчалась Джорджи, не обращая внимания на то, что мелкие камешки впиваются в босые ступни.

Она не слышала криков, не искала глазами Йена.

Сейчас она не замечала никого и ничего, кроме плачущего ребенка, которого стремительно подхватила на руки. Даже не спросив, болит ли у него что-то, Джорджи побежала обратно к дому. Легкие предательски горели, но она не остановилась, пока не оказалась во дворе. Мистер Уэлш и старшая няня немедленно оказались рядом. Грузная женщина взяла у нее ребенка. Колени Джорджи дрожали, но когда мистер Уэлш попросил ее войти в дом, она отказалась. Вцепившись в железные прутья, она смотрела на Йена, снова преследовавшего неудачливого похитителя, который вскочил и попытался добраться до лошади. Однако Йен не собирался упускать злодея. Он был выше, шире в плечах и, самое главное, не помнил себя от ярости.

Наблюдая за погоней, Джорджи неожиданно для себя взмолилась, чтобы Йен не догнал незнакомца. Онвыбежал из дома без оружия. Что, если у подлого преступника есть пистолет?

Роберт, к счастью, успел захватить ружье и теперь спешил на помощь.

Пойманный в клещи преступник отпрыгнул влево, пытаясь избежать ловушки, и этот маневр позволил Йену нагнать его.

Они снова сшиблись в драке и покатились по земле. Но когда преступник выхватил нож и замахнулся на Йена, Джорджи едва не потеряла сознание. Перед глазами вдруг всплыли сцены кошмарных битв, которые им пришлось выдержать во время бегства из Джанпура.

Ее трясло как в лихорадке. Господи Боже, Йен дипломат! Миротворец. В отличие от Дерека и Гейбриела он не провел последние несколько лет в постоянных битвах.

Ужас и тоска парализовали ее. Господи, не забирай у нее Йена!

Пьяная от страха, она вцепилась в прутья забора, не в силах ни смотреть, ни отвернуться.

Подбежавший Роберт встал рядом. В этот момент Йен и очередной раз ловко увернулся от мстившего в сердце ножа.

— Брось нож, ублюдок. Или я пристрелю тебя на месте! — прорычал герцог, снова прицелившись.

Но Йен сжал запястье противника и резко повернул, так что тот потерял равновесие. Сокрушительный удар заставил преступника с воплем уронить клинок. Йен всадил локоть ему в лицо, и драка продолжилась. Роберт не смел спустить курок из страха попасть в друга.

Теперь противники дрались голыми руками, и такого жестокого поединка ей еще не приходилось видеть.

Хотя Джорджи заметила угольно-черные волосы и смуглую кожу незнакомца, все же не сразу поняла, кто перед ней, пока похититель не выругался на знакомом наречии маратха.

Только теперь до нее дошло, что ненависть Судханы преследовала их до самой Англии. И что перед ней не цыган, крадущий детей, как наивно предположила горничная, а один из хорошо обученных наемных убийц махарани.

В этот момент рядом появился мистер Уэлш и попытался оторвать ее от забора, прежде чем она увидит нечто еще более жуткое.

— Мисс, вам нужно идти в дом.

— Оставьте меня в покое! — вскричала она, вырываясь, как раз вовремя, чтобы увидеть, как бандит хищно согнул пальцы и нацелился в шею Йена, словно намереваясь вырвать глотку.

Но в ее джентльмене дипломате произошли удивительные изменения! Он в мгновение ока превратился в дикаря. Его колени были грязны, рубашка порвана, лицо в крови, волосы взъерошены. Глаза горели неестественно ярким зеленым светом.

Он иногда в шутку упоминал о своих воинственных норманнских предках, но теперь доказал, что их дух по-прежнему горит в его крови.

Прижав к земле своего противника, Йен надавил коленом ему на горло, чтобы придержать до прибытия констеблей. Но и бандит вцепился в шею Йену своими мощными руками, пытаясь задушить.

Противники словно застыли в смертельной схватке.

Наконец Йену удалось отвести локоть и несколько раз ударить им в лицо незнакомца, но тот, как ни удивительно, даже не потерял сознание.

Йен задыхался. Лицо все сильнее багровело. Должно быть, он понял, что сейчас умрет.

Оцепеневшая от ужаса Джорджи наблюдала всю сцену, хорошо зная по своим предыдущим сражениям с астмой, чточеловек не может жить без воздуха больше нескольких минут.

Но тут она увидела, как Йен потянулся к отброшенному индийцем ножу.

Все еще удерживая врага и ловя губами воздух, он шарил пальцами по земле. А когда нащупал, вонзил клинок в ямку на шее индийца.

Руки последнего, внезапно ослабев, бессильно упали. Йен не позаботился вытащить нож из раны. Индиец обмяк, даже не успев вскрикнуть. Еще мгновение — и он умер.

Джорджи смотрела на все это, не веря собственным глазам. Невозможно осознать, что лощеный дипломат маркиз Гриффит только что расправился с хорошо обученным убийцей.

Сколько всего еще она о нем не знает?!

Йен отодвинулся от мертвого врага.

Хоксклифф медленно направился к нему и ткнул мертвеца в бок дулом ружья.

Друзья переглянулись.

Послышался шум: это мистер Уэлш показывал дорогу невозмутимым констеблям.

Перепуганные зеваки смотрели на все с безопасного расстояния. Посеревшая от страха Джорджи оставалась на месте, только прижала ладонь к губам.

Мистеру Уэлшу наконец удалось взять Гипериона на поводок. Один из лакеев потащил в дом все еще взбудораженного пса. Дворецкий резко приказал слугам заняться делом.

Тем временем подбежавшая Бел обняла Джорджи:

— Пойдем, дорогая. Все закончилось.

— Йен убил его, — пробормотала Джорджи.

— Знаю. Теперь все будет хорошо.

— Капитан! Здесь тело! — окликнул один из констеблей, стоявший в гуще зарослей.

Джорджи всхлипнула, но Бел снова попыталась заманить ее в дом.

— Пойдем же! С тебя достаточно!

— Нет! Мне нужно поговорить с Йеном. Хочу убедиться, что с ним все в порядке.

Не дожидаясь ответа Бел, она бросилась к воротам и выбежала в парк, к группе людей, топтавшихся у трупа. Кроме Йена и Роберта, там было несколько констеблей.

Подбегая ближе, Джорджи с тревогой осмотрела могучее тело Йена, боясь, что он ранен. Конечно, он был весь в синяках и по лицу текла кровь — видимо, из рассеченной губы, — но, похоже, все действительно обошлось.

— Я видел его в Джанпуре, — объяснял он окружающим. — Запомнил лицо.

— Вернее, то, что от него осталось, — пробормотал констебль. Тело накрыли мешком и бесцеремонно оттащили в полицейский фургон.

— Не волнуйся, Грифф, мы обязательно докопаемся, в чем дело, — заверил Роберт.

— Нужно немедленно увезти Джорджиану и Мэтью из Лондона, — отрезал Йен. — Махарани Судхана пыталась отравить меня еще до отъезда из Джанпура. Ее шпионы вломились в мою комнату и украли медальон с портретом Мэтью, а потом сумели нас разыскать и попытались похитить ребенка. Неужели не понятно, что это означает? Мы убили ее сына, и теперь она пришла за моим. Кто знает, сколько еще убийц она послала за нами? Ее приспешники едва не убили Гейбриела. Я посчитал, что этим дело и кончилось, Но теперь вижу, что ошибся. Мой сын в опасности, Хок. И твоя кузина — тоже. Я хочу убрать их отсюда и посадить под охрану. Придется отправить их в безопасное место.

— Поместье Дэмиена достаточно далеко отсюда — в нескольких часах езды. Ты знаешь, как туда добраться?

— Да.

— Я пришлю к тебе Люсьена. Он крайне полезен в подобных ситуациях.

Йен угрюмо кивнул, но тут же закашлялся и потер саднившее горло.

— Честно говоря, помощь мне понадобится.

— Милорд, не угодно ли пойти с нами? — спросил дюжий офицер. — Нужно ответить на несколько вопросов.

Йен снова кивнул, но, заметив Джорджи, нахмурился:

— Минуту, пожалуйста.

— Да, сэр, — кивнул офицер, настороженно приглядываясь к Йену.

Роберт ободряюще улыбнулся Джорджи, и та вдруг вспомнила, что на ней индийское одеяние. Вероятно, этим и объясняются странные взгляды констеблей.

Они с Йеном отошли на несколько шагов.

— Как ты? — прошептала она.

— Все в порядке.

— У тебя губа разбита.

Он вытер кровь, глянул на красную полоску, оставшуюся на руке, и нерешительно взглянул на нее:

— Хок отвезет тебя в Уинтерхейвен. Поместье Дэмиена. Мне… э-э… придется еще ненадолго остаться в Лондоне, пока все не выяснится.

— Тебя арестовали?

— Не знаю.

Оглядевшись, она увидела, что констебли уже записывают имена свидетелей, гулявших в парке во время происшествия. Два констебля рылись в седельных сумках убийцы, притороченных к седлу лошади.

Йен проследил за ее взглядом. Его измученное лицо сильно осунулось.

— Прости… меня, — прохрипел он.

— Ты ни в чем не виноват.

Она потянулась, чтобы погладить его по щеке, но что-то остановило ее. Неуверенность? Страх, вызванный тем, что она совсем его не знает?

Онзаметил ее колебания и потрясенно охнул, словно она дала ему пощечину.

— Иди, — прошептал он, опустив голову.

— Йен, я не хотела… — Она снова, уже решительнее, потянулась к нему, но он отступил.

— Присмотри за моим сыном. Хорошо?

— Конечно, — прошептала она. — Мы будем ждать тебя, оба.

Йен горько усмехнулся, и она поняла, что он уже мысленно отгородился от нее.

— Увидимся… когда смогу.

Беда, едва не постигшая любимого человека… что может быть хуже? И это почти случилось с ним!

Он сорвался.

Он чувствовал себя выставленным напоказ… чудовищем, способным на гнусные поступки, именно те, которые он всеми силами старался сдержать в других людях. Не допустить, чтобы они выползли наружу. Но какой выбор у него был? Угроза Джорджиане и сыну разрушила все жесткие ограничения, которые так долго опутывали его истинную природу. Когда же он усвоит, что эмоциям никогда нельзя доверять? Каждый раз, когда он дает им волю, случается что-то скверное.

Но что теперь сетовать? Случившегося все равно не изменить. Кот выскочил из мешка. Тигр вырвался из клетки.

Он даже испытывал некоторое облегчение. Теперь ему больше не нужно скрываться. Наконец-то он может дышать полной грудью. Освободиться от слишком накрахмаленного галстука.

Он снова потер горло, все еще поражаясь тому, как близок был к смерти. И если бы он не выпустил на волю монстра, таившегося в нем, его сына похитили бы, бог весть с какой целью. Возможно, следующей убили бы Джорджиану, ведь именно она обличила предательство махарани.

Но Йен в своей ярости помешал преступлениям свершиться. И это давало ему некое мрачное удовлетворение. Теперь, если посланцы Судханы снова придут за его семьей, он сможет дать им отпор.

Оставалось лишь надеяться, что победа не будет стоить ему того, что дороже всего: доверия Мэтью и любви Джорджианы.

Он готов на все, чтобы удержать этих двоих. Чего бы это ни стоило. Да и что хорошего, если рядом с ним они не чувствуют себя в безопасности?

Но он видел, как она съежилась, не решаясь дотронуться донего. Потому что исповедует философию ненасилия? Он не вынесет, если она будет смотреть на него с тем же ужасом и страхом, как смотрела Кэтрин за несколько секунд до смерти.

Вместе с констеблем он покинул Грин-парк. Йена отвезли в суд, где он провел остаток дня, снова и снова отвечая на одни и те же вопросы, задаваемые представителями закона всех рангов: от Боу-стрит до министерства внутренних дел.

Тем временем в дело вмешались члены семьи Найт. Хок и его лучший друг виконт Стратмор воспользовались своим положением, встретились с восточными послами и попытались узнать все, что можно, о заговоре махарани и ее брата Баджи Рао, а также о том, обращался ли к ним Фируз.

Люсьен играл роль адвоката на допросах. Коллега Йена по министерству иностранных дел, чьей специальностью была внешняя разведка, Люсьен отошел от дел после женитьбы, но имел множество друзей на Боу-стрит. Ему нравилось оттачивать мастерство шпиона, помогая сыщикам с Боу-стрит искать преступников. Такого друга было очень полезно иметь на случай беды.

В поместье его брата-близнеца Дэмиена отвезли Джорджи и Мэтью. Уинтерхейвен, подаренный полковнику благодарным монархом за подвиги, совершенные во время войны с Наполеоном, находился не слишком близко и не слишком далеко от Лондона. Там беглецы будут в безопасности еще и потому, что в скаковых конюшнях Дэмиена служили закаленные в битвах ветераны его собственного полка.

Лорд Алек, младший из братьев Найт, поехал с Джорджи и Мэтью, чтобы охранять их по дороге. Он был прекрасным фехтовальщиком. Кроме того, Алекс был сообразителен и смел, обладал душой игрока, хотя после женитьбы не притрагивался ни к костям, ни к картам.

Несмотря на серьезность ситуации, Йен был спокоен, зная, что Джорджи и Мэтью ничто не грозит.

Вот только когда они увидятся?

Трудно сказать…

Допросы продолжались. Наконец Люсьен обратился к коллегам из министерства иностранных дел, которые удостоверили существование связи между мертвым иностранцем и последней дипломатической миссией Йена. Его заявление, что незнакомец был агентом махарани Судханы, подтверждалось наличием в кармане убитого миниатюрного портрета Мэтью. Да и показания гулявших в парке свидетелей были в пользу Йена.

Карта Лондона, тоже найденная в седельной сумке, привела полицейских в дом некоего сэра Бертрама Дрисколла. Только что прибывший из Индии набоб и его индийские слуги рассказали, что неизвестный присоединился к ним во время плавания. Слуги объяснили также, что он с самого начала вызывал в них страх и подозрения.

Хотя сэр Бертрам клялся, что Фируз путешествовал один, Йен не собирался принимать во внимание его заверения. Кто знает? Коварство Судханы беспредельно.

Втайне он был шокирован тем, что она способна зайти так далеко. Подлая змея!

Впрочем, вполне может случиться так, что один из разгневанных правителей, с которыми он вел переговоры, решит наказать лично Йена.

Наконец, к облегчению Йена, власти объявили, что обвинения против него не будут выдвинуты.

Он собирался уехать из Лондона, пока буря сплетен немного не уляжется. И не сомневался, что к полуночи всему городу будет известно, как сдержанный и благородный маркиз Гриффит средь бела дня убил человека, пытавшегося украсть его сына. Вряд ли кто-то станет его осуждать, но все будут поражены, что он способен на такую жестокость.

А сам он не имел ни малейшего желания задерживаться в столице и отвечать на вопросы любопытных. Он уже почти слышал эти вопросы: откуда взялось такое умение драться? Убивал ли он раньше?

Будучи человеком замкнутым, Йен содрогался от отвращения при мысли о подобной пытке.

Теперь самым срочным делом было немедленно увезти сына и невесту.

Уже на закате, выйдя из душных помещений суда, они с Люсьеном поужинали и вскоре пустились в путь, вдыхая прохладный ночной воздух. Оба долго молчали. Все слова были сказаны за этот утомительный жаркий день. И сейчас каждый был погружен в собственные мысли.

Дорога, ведущая из Лондона на запад, серебряной лентой простиралась далеко вперед.

Йен думал о Джорджиане. О том, как она смотрела на него после драки. Как хотела коснуться его и отдернула руку… словно испугалась. Йен не мог этого вынести. Он привык к Джорджиане, которая постоянно осыпала его ласками! Привык к ее безграничной привязанности.

Он просто умрет, если она отречется от него. Потому что впервые в жизни так сильно любил.

Правда, его немного утешили слова Люсьена. Когда Йен спросил, правильно ли он поступил, убив человека, друг ответил:

— На твоем месте я сделал бы то же самое. Как и мои братья. И, бьюсь об заклад, братья Джорджианы.

Йен понимал, что Люсьен прав. Он не собирался терять любовь Джорджины теперь, когда наконец завоевал ее. Как и любовь Мэтью.

Страшно подумать, что они могли посчитать его чудовищем. Поэтому он заранее подготовил особенный подарок для сына и заодно тщательно обдумал планы, как вернуть Джорджиану.

Наконец Люсьен дал знак сворачивать на дорогу, ведущую в Уинтерхейвен. Йен обрадовался, увидев, что железные ворота наглухо закрыты, а привратницкую охраняют четверо вооруженных стражей, которые сказали, что Дэмиен выставил часовых по всей границе поместья, и пока что все спокойно.

Прекрасные новости!

— Вас ждут в доме, милорды.

— Большое спасибо, — кивнул Люсьен. Ворота за ними снова закрылись.

Мужчины устало спешились и немного отряхнули одежду от пыли. Выбежавшие конюхи взяли у них лошадей. Лакеи захлопотали вокруг приезжих.

Йен глотнул вина из фляги. Поднял глаза к небу. Никаких признаков близкого дождя. Тонкий полумесяц был почти не виден. На черном небе ослепительно сияли звезды.

Сунув фляжку в карман, он последовал за Люсьеном в дом. Дэмиен встречал их на пороге гостиной. Йен пожал ему руку и поблагодарил за помощь. Потом коротко рассказал обо всем, что случилось. К ним присоединилась Миранда, жена Дэмиена, поцеловала Йена в щеку и сообщила, что отвела ему комнату рядом с комнатой Алека и что он может остаться здесь хоть навсегда.

Йен улыбнулся столь теплому приему, вспоминая дни, когда Дэмиен, свирепый и неистовый полковник, пытался сплавить Миранду ему, прежде чем опомнился и понял, что эта женщина создана для него.

— Кстати, — добавила Миранда перед уходом, — Джорджиана с полчаса назад уложила вашего сына в постель. Если хотите видеть его, он, возможно, еще не спит.

— Как он? — осторожно спросил Йен, вполне доверявший мнению Миранды, тем более что сама она растила сыновей-близнецов.

Миранда вздохнула.

— Джорджи почти удалось его успокоить. Она так добра к нему! Все же вы его отец, и, увидев вас, он почувствует себя намного лучше. Оночень тревожился за вас. И Джорджи тоже.

— И мы все, — вставил Алек.

Йен послал ему благодарный взгляд.

— Где ваша кузина? — тихо спросил он.

— Гуляет в саду. Такая прекрасная ночь!

— Спасибо, — кивнул Йен и, поклонившись, вышел. Полотняная сумка с подарком для Мэтью висела у него на плече.

Следуя указаниям Миранды, Йен поднялся на третий этаж и стал заглядывать в детские комнаты.

Отыскав сына, он несколько минут стоял неподвижно, глядя на него, такого маленького и беззащитного. Когда из сумки Йена донесся странный звук, Мэтью немедленно встрепенулся:

— Папа!

Йен с улыбкой скользнул в комнату, осторожно поставил сумку у стены и, подойдя к кровати, обнял ребенка.

— Я так горжусь тобой, Мэтью! Ты сегодня был очень храбрым, — прошептал он.

— Таким, как ты, папа?

— Еще храбрее. Как дядя Дэмиен, который сражался против Наполеона.

— Правда?

Йен кивнул, плотно сжав губы, боясь взрыва эмоций, туманивших глаза.

— Я никогда и никому не позволю тебя обидеть, сынок. Слышишь? Со мной ты всегда будешь в безопасности, чтобы ни пришлось для этого сделать.

— Знаю, папа. Дядя Алекс сказал, что этот скверный человек больше не вернется, потому что ты прогнал его!

Йен рассмеялся. Боже, благослови Алекса! Он всегда знает, что сказать ребенку!

— Итак, ты думаешь, Мэтт, все будет хорошо?

Малыш кивнул и положил маленькие руки Йену на плечи.

— Со мной — да, однако ты должен поговорить с мисс Джорджи. Она плакала, но не хотела, чтобы я знал. И все время отворачивалась.

— Поговорю, сынок, — кивнул Йен, сажая Мэтью на колени. — И я только что вспомнил, что должен сказать тебе что-то очень важное.

Мэтью откинул голову и внимательно уставился на отца.

— Старик Гиперион был сегодня молодцом. Он всполошил весь дом, едва ты попал в беду. Поэтому я решил, что есть одна вещь, которую просто необходимо иметь любому мальчику.

— И что это? — пропищал Мэтью.

— Загляни в мою сумку — и увидишь сам, — ответил Йен с таинственной улыбкой.

В глазах Мэтью вспыхнуло любопытство. Соскользнув с колен отца, он подбежал к парусиновой сумке.

— Осторожно, — предупредил Йен.

Встав на колени, Мэтью удивленно ахнул и осторожно вынул подарок.

— Это щенок! Папа, можно взять его себе?

— Конечно. Ведь я для этого его и принес. Мэтью восторженно рассмеялся.

— Он не вырастет таким огромным, как Гиперион, так что ты не сможешь ездить на нем верхом. Но мистер Тук сказал, что эти собаки очень умные. От спаниеля он унаследовал беззаветную преданность, а храбрость у него — от терьера.

— Он лучший щенок в мире!

— И к тому же твой. Как ты его назовешь?

— Робин, — не колеблясь ответил Мэтью.

— Робин? — поразился Йен, хотя вовсе не думал протестовать. — Прекрасно. Робин так Робин. А теперь, малыш, вам с Робином нужно поспать.

Он откинул одеяло, и Мэтью проворно залез в постель. Щенок немного повозился, прижался к новому хозяину и засопел. Мэтью взглянул на него и радостно хихикнул.

— Мэтью, — задумчиво начал Йен, разглаживая одеяло на груди сына, — ты не станешь возражать, если я попрошу мисс Джорджи выйти за меня замуж?

— Что?

Малыш потрясенно воззрился на отца.

— Видишь ли, она сможет прийти и жить с нами. И заботиться о нас.

— И играть тоже?

— Да.

— Как настоящая мама?

— Именно, сынок. Как настоящая мама.

— Да, папа! Пожалуйста! Мисс Джорджи — то, что надо!

Йен тихо рассмеялся, хотя его сердце сжалось. Нагнувшись, он поцеловал сына в лоб.

— Еще одно выражение дяди Алека, полагаю? — понимающе пробормотал он.

— Что?

— Ничего. Доброй ночи, сынок. Спокойной ночи, песик… то есть Робин.

Йен выпрямился и направился к двери. На поиски Джорджианы.

— Папа? Йен остановился и оглянулся.

— Надеюсь, она скажет «да».

— Не волнуйся, Мэтт. Скажет.

Он все для этого сделает.

Под шорох ветерка в деревьях и кустах Джорджи неустанно бродила по заросшим травой берегам озера, пока не набрела на лежавшее на земле одеяло. Очевидно, оно осталось после дневного пикника.

Мэтью не отходил от нее после сегодняшнего происшествия, но Джорджи уже видела некоторое улучшение в его состоянии и поведении. При мысли о том, что они чуть не потеряли его, ей становилось дурно.

Она только позже узнала, как развертывались события. Одна из горничных объяснила, что Салли и Скотт предложили Мэтью поиграть в прятки в парке.

Прятки давали этой парочке превосходную возможность укрыться в каком-нибудь уголке и нацеловаться всласть. Именно этим и воспользовался Фируз.

Насилие, вызывавшее кошмарные воспоминания о Джанпуре, заставило ее волноваться за братьев. Когда они приедут? Неужели забыли о поручении полковника Монтроуза?

Кроме того, Йен сказал Роберту, что палачи Судханы едва не убили Гейбриела. Может, он, чтобы не пугать, обманул ее, уверяя, что рана не слишком серьезна? И где, спрашивается, папа?

Джорджи не могла вынести разлуки с семьей, но и страшилась расставания с Йеном.

Йен…

Когда он погнался за Фирузом, она увидела новую сторону его натуры.

На чисто инстинктивном уровне сила и мощь этого нового, свирепого Йена волновали ее. Во дворце Джанпура она отреклась от большинства джайнистских принципов, когда едва не стала причиной гибели братьев. Наивно отрицать, что иногда насилие — защита невинных.

Но в то же время она не предполагала, что в Йене кипит такая ярость. Что же кроется под его лощеной маской?

Сможет ли она когда-нибудь узнать его по-настоящему?

Джорджи вдруг ощутила чей-то взгляд. Повернулась. Вгляделась в тень. И поняла, что это он!

Заметив, что она увидела его, он медленно, крадучись, вышел из мрака.

Джорджи не могла шевельнуться, завороженная властью его взгляда. Только заметила, как сияют его зеленые глаза.

Сердце забилось сильнее. Ее обдало жаром. Было нечто новое в этой ночи. Предвкушение. Предчувствие неизведанного.

Должно быть, он только что спешился и сразу отправился искать ее: на черном сюртуке все еще серела дорожная пыль. И выглядел он иначе — мрачным и неухоженным. Не мешало бы ему побриться!

Вокруг губ залегли глубокие морщины, в глазах светилась свирепая сосредоточенность.

Джорджи отвернулась, а Йен подойдя сзади, обнял ее за талию и поцеловал в уголок губ.

Она развернулась и прижалась к нему, дрожа от облегчения. Он жив и здоров!

— О, слава Богу, тебя не арестовали!

— Нет, меня оправдали, — заверил он. — Никаких обвинений предъявлено не будет.

— Какие еще новости?

— Ничего тревожного, милая. — Йен осторожно отвел ее волосы за спину.

— Я не знала, что ты способен на такое.

Йен кивнул, избегая ее взгляда.

— Ты испугал меня, — добавила она.

На этот раз он внимательно на нее посмотрел.

— И сейчас боишься? — прошептал он.

Джорджи не ответила.

— Не уходи от меня, Джорджиана. Я слишком хочу тебя, чтобы отпустить. Ты мне нужна, — выдохнул Йен.

— Но ты так стараешься закрыть для меня свою душу! Я хочу узнать тебя, Йен, — пробормотала она с мучительной тоской, вцепившись в лацканы его сюртука. — Как я могу любить тебя, если ты не хочешь и не можешь быть со мной откровенным? Не даешь узнать себя?

— Узнай меня сейчас. Узнай сегодня.

От его жаркого шепота по ее телу прошла восхитительная дрожь.

Он стал целовать ее шею, возбуждая в Джорджи чувственность.

Она вдруг вспомнила, как в джанпурском дворце он предупреждал ее не верить обманчивому смирению сидевшего в клетке тигра. Стоит дать зверю свободу, как он вонзит в жертву когти и зубы…

И вот клетка открыта. И Йен нежно покусывает ее шею. И голод, так и сквозивший в каждой ласке, был чересчур велик, чтобы отказывать Йену в его утолении. Похоже, сегодня он больше не имел воли сдерживать свои инстинкты. И какая теперь разница, если она сегодня увидела его настоящего?

Его пальцы настойчиво сжимали ее бедра, и Джорджи с необычайной ясностью поняла, в чем он нуждается. Чего хочет.

Она ощущала также, что вряд ли он предоставит ей выбор.

Он крепче прижался губами к ее шее, и Джорджи тихо застонала, изнемогая от чувственного восторга.

Он опустился на колени и обнял ее за талию сильными руками, целуя ее тело, всюду, куда мог дотянуться. Согревал кожу сквозь легкий белый газ ее платья. Обожествлял, целуя грудь и гладя средоточие ее женственности.

Время потеряло значение. Джорджи сознавала одно: она больше не может выносить бремени одежды. Ей нужно нежное дуновение ветерка, сладостная тяжесть Йена и ничего больше. В этот момент ей были безразличны последствия. Она должна получить его. Немедленно.

Он сбросил сюртук и жилет, словно ему тоже было слишком жарко в эту летнюю ночь.

Джорджи трепетала, опьяненная его запахом и упругостью мощных мышц, по которым так нежно скользили ее руки. А Йен все обострял наслаждение искусными ласками, пока у нее не ослабели ноги.

Через мгновение она, обнаженная, уже медленно опускалась на одеяло. Йен скинул последнюю одежду и упал в ее объятия, осыпая поцелуями. Краем глаза Джорджи видела серебряную дорожку на гладкой поверхности озера. И этот свет продолжал танцевать перед ее изумленным взором, когда Йен вошел в нее. Она не отстранилась. Не испугалась. И наслаждалась каждым моментом его проникновения.

Он дрожал от страсти, яростной и одновременно нежной, отдавая всего себя, со всеми недомолвками и тайнами.

Их дыхание смешалось. Поцелуи становились все исступленнее. Его плоть вонзилась в ее тугое лоно. Джорджи отдавалась ему телом и душой. Они вместе достигли экстаза, сжимая друг друга в объятиях. Он излился в нее мощными пульсациями. Его тихие стоны сменились нежным шепотом.

— Любовь моя…

Джорджи пригладила ему волосы и поцеловала в лоб.

— Дражайший Йен! Никогда и думать не смей, что я могу оставить тебя. У меня не получится, — выдохнула она. — Ты никогда не потеряешь меня, дорогой. Что бы ни случилось.

— Любимая, — вторил Йен, вновь целуя ее.

Глава 15

Они поженились несколько дней спустя, в гостиной Уинтерхейвена. На скромной церемонии присутствовали только родные.

Решение было принято довольно неожиданно. Отсюда — ни роскошного платья, ни свадебного пиршества, только чудесный свадебный торт… на счастье.

Кольцо представляло собой простенький золотой ободок. А цветы принесли из сада: ровно столько белых и розовых роз, сколько в тот день распустилось на кустах. И еще какие-то чудесные пурпурные соцветия, названия которых Джорджи не знала.

И она поклялась быть ему верной женой.

Джорджи легонько сжала его руку, готовая идти с ним одной дорогой до конца дней своих.

Он посмотрел на нее с легкой улыбкой, и ее сердце наполнилось радостью. Да, любовь озарит им путь и прогонит темные тайны, которые он хранит в душе.

К счастью, она никогда не испытывала недостатка в храбрости. И смело смотрит в будущее. А пока необходимо быть терпеливой, и когда-нибудь он окончательно ей доверится.

Если бы она считала, что от его откровенности что-то зависит, не отдалась бы ему в ту ночь. Но это был ее Йен, и она всем своим существом сознавала, что он никогда не предаст ее любви.

Они произнесли обеты.

Священник объявил их мужем и женой.

Она замужняя женщина. Маркиза Гриффит. Приемная мать Мэтью.

Злые языки, должно быть, заработают с удвоенной силой, обсуждая столь внезапную свадьбу. Впрочем, общество все еще судачит о драке Йена и убийстве неизвестного индийца. Так что у сплетников еще есть чем заняться.

А новобрачным есть что праздновать.

И они праздновали.

День уже клонился к вечеру, и маленькая семья вместе со слугами и вооруженными охранниками отправилась на север, в фамильное имение Йена.

Йен приказал привезти из Лондона прекрасный дорожный экипаж, запряженный шестеркой сильных коней, так что они ехали со всеми возможными удобствами.

Через несколько часов пути они остановились в уютной гостинице и сняли на ночь лучшие комнаты.

Ночь они провели, предаваясь излишествам, описанным в «Камасутре».

Теперь они женаты, и что бы ни делали в постели, грехом не считается. Поэтому они с бесстыдным самозабвением сжимали друг друга в объятиях. С восхитительно бесстыдным самозабвением…

Через несколько часов они лежали, утомленные и совершенно обессиленные, лениво лаская друг друга. Обмениваясь дремотными улыбками.

— Йен, — застенчиво спросила она наконец, — я кое-что хотела тебе сказать…

— Мм, — промычал он, проводя пальцем по ее руке.

— Хочу, чтобы ты знал: я никогда не попытаюсь вытеснить Кэтрин из твоей памяти. Она была твоей первой женой и матерью Мэтью, и я вместе с тобой буду чтить ее память и сделаю все, чтобы вырастить ее сына именно таким, каким она хотела бы его видеть.

Он долго смотрел на нее, а потом нежно поцеловал в распухшие губы.

— Спасибо, дорогая. Ты так великодушна!

Джорджи помедлила, гладя его грудь.

— Какой она была?

— Милая, я не хочу говорить о другой женщине в свою брачную ночь с тобой.

— Ты никогда не упоминаешь о ней. Признаюсь, иногда мне это кажется странным.

Йен нахмурился и повернул к ней голову.

— Джорджи! Что случилось?

Она капризно пожала плечами:

— Может, ты вовсе не хочешь делить со мной эту часть твоей жизни?

— Ничего подобного. Просто эта глава моей жизни зарыта. И я не хочу вновь ее открывать.

Джорджи опустила глаза.

— Что? — терпеливо допытывался Йен.

— Я просто хочу окончательно убедиться, что леди Фолконер ошибалась и в твоем сердце не осталось любви к Кэтрин. Ничего не могу с собой поделать. Да, я немного ревную мертвой. Конечно, ты можешь посчитать это глупым, но я… я только хочу, чтобы ты любил меня больше.

— Джорджиана… — Йен тяжело вздохнул. — Дорогая, знаешь ли ты, что брак с Кэтрин был заключен исключительно по настоянию родителей с обеих сторон?

— Нет. Откуда мне знать, если ты никогда об этом не говоришь?

Она чувствовала, как кровь приливает к щекам. Остается надеяться, что он не примет ее за ревнивую дуру!

— Вот видишь? Она была матерью моего сына, и поэтому я всегда будут чтить ее память, но, поверь, до встречи с тобой никого никогда не любил.

Он приподнялся на локте и бросил на нее лукавый взгляд:

— Доказать тебе?

— О, Йен! Нет! Держись подальше от меня, ненасытное животное, — проворковала Джорджи, правда, не слишком убедительно. Но не прошло и нескольких минут, как она сдалась под напором его ласк, и скоро уже стонала, придавленная его телом.

Летнее небо синело над головами. Стайки пушистых облаков плыли над лоскутными одеялами камберлендских холмов и зелеными лугами, усеянными пасущимися овцами.

Проведя в пути почти неделю, они вот-вот должны были добраться до поместья Йена, Эйлсуорт-Парка.

Джорджи буквально бурлила от возбуждения и радости, прижимая к себе Мэтью. Оба раскрыв рты смотрели в окно, любуясь мелькавшими мимо пейзажами.

Йен, сидевший напротив, слегка улыбался.

— Смотри, мама. Это Хоксклифф-Холл! — воскликнул Мэтью, показывая на вершину дальнего холма. Похоже, ему очень нравилось называть ее мамой. И сейчас он взволнованно пояснил: — Дом Морли! Настоящая крепость!

— Господь милостивый! Хоксклифф-Холл? Знакомое название.

— Здесь выросли твои кузены, и отец тоже, — напомнил Йен и стал рассказывать о своих детских проделках. О том, как убегал из дому, чтобы поиграть с Робертом, Джеком, Дэмиеном, Люсьеном и Алеком.

Джорджи зачарованно слушала воспоминания о походах по зеленым долинам вместе с компанией преданных друзей. О том, как они гонялись за табунами диких лошадей, живущих в лощинах, играли в развалинах древнего замка, который, по слухам, когда-то принадлежал Утеру Пендрагону, отцу самого короля Артура.

— О, я хочу его видеть!

— Обязательно. Может, мы устроим там пикник? — пердложил Йен.

— Ур-ра! — завопил Мэтью. — А Робина возьмем?

— Ну куда же ты без своей тени? Конечно, возьмем, — заверила Джорджи, ласково ероша ему волосы.

Некоторое время экипаж ехал вдоль берега реки Гриффит. Йен пояснил, что титул им присвоили по названию этой реки, которая вытекала из Шотландского нагорья и исчезала где-то в Восточной Англии.

— О, смотрите, рухнувший мост, — пробормотала Джорджи, показывая на зубья деревянных опор, когда-то державших мост.

— Да, — обронил Йен. — Буря уничтожила его много лет назад.

— И ты не приказал его восстановить? — допрашивала она. Должно быть, через мост попасть в дом куда проще.

— Да… но мне нравится уединение, — сардонически ответил он. — Так нас реже навещают незваные гости.

— Хм… — пробурчала Джорджи.

— Постройка мостов обходится очень дорого. Я лучше подожду и сразу закажу железный мост, а не временный, деревянный. Весенняя погода, — продолжал он, тщательно выбирая слова, — в этих местах может быть очень переменчива. Когда снега Пеннинских гор начинают таять, вода в реке поднимается очень высоко.

— Понимаю.

— Мэтью, можешь сказать маме, как вести себя на берегу реки?

— Осторожнее! Не подходи близко, — пропищал малыш, явно подражая взрослым.

— Молодец! — похвалил Йен, и Мэтью немедленно просиял.

— Смотрите! — неожиданно выкрикнул он.

Джорджи взглянула туда, куда показывал его пальчик.

— О, это наша соседка. Вероятно, жена арендатора? — осведомилась она при виде старухи, медленно бредущей по обочине дороги. — Не показывай пальцем, Мэтью. Это невежливо.

Она опустила руку мальчика и, проезжая мимо старушки, дружелюбно махнула в знак приветствия, но в ответ получила пронизывающий взгляд: Джорджи успела заметить сгорбленную спину и длинный плащ с капюшоном. Скрюченные пальцы сжимали корзину с яблоками.

— Что за странная старушка!

— Здешняя повитуха. Все зовут ее матушкой Авессалом. Моя мать всегда благоговела перед ней, — пояснил Йен. — Но, боюсь, теперь она совершенно безумна.

— Правда?

— Да, и живет в одном из коттеджей, которые я предоставляю для престарелых слуг семейства Гриффит.

— Бедная старушка, — сочувственно вздохнула Джорджи, снова выглядывая из окна, хотя матушки Авессалом уже не было видно. Возможно, холодность Йена объясняется тем, что повитуха помогала при родах Мэтью и не смогла спасти от родовой горячки Кэтрин. — Может, нам следовало остановиться и пожелать ей доброго утра? Она очень стара. Наверное, ее следовало подвезти.

— О, не обманывайся. Она еще полна сил, и заверяю, что этот древний кусок кожи доверху полон яда и уксуса. В детстве мы страшно ее боялись.

— Правда? — хихикнула Джорджи. — Ты и мои всемогущие родственники пугались безвредной старушки?

Йен серьезно кивнул.

— Мы были уверены, что она ведьма.

— Может, так оно и есть, — отпарировала она, но при виде побледневшего личика Мэтью рассмеялась. — О, солнышко, я просто пошутила!

— Ничего подобного! Она умеет летать на метле, — вставил Йен.

— Ты плохой.

— Нет, — возразил он, окидывая ее затуманенным взором. — Я просто спешу. Хочу поскорее лечь в постель.

— Ты устал, папа?

— Мм, — промычал он, многозначительно глядя на Джорджи.

Та укоризненно покачала головой, хотя щеки уже пылали.

Только не в присутствии ребенка!

Экипаж замедлил ход у высоких железных ворот поместья. Краснолицый привратник вышел из сторожки, почтительно притрагиваясь пальцами к полям шляпы. Мэтью энергично помахал ему.

— О, как прекрасно! — воскликнула Джорджи, любуясь живописными кустами и деревьями.

— «Капабилити» Брауна[5], — загадочно сказал Йен.

— Что это такое?

— Не важно! Просто наслаждайся. Объясню потом.

— Только взгляните на эту огромную плакучую иву. Она великолепна! Это ведь ива, верно?

— Да.

— В Индии ив нет, но я часто о них слышала. А это что? Вон та белая штука за деревьями? Садовая беседка?

— Нет. Это памятник Кэтрин, — бесстрастно сообщил Йен.

Джорджи удивленно уставилась на него.

— Мама сейчас на небе, с ангелами, — торжественно сообщил Мэтью.

Растерянная Джорджи повернулась к мальчику и нежно отвела с его лба волосы. Она ощущала взгляд Йена, но, повернувшись к нему, заметила, что в зеленых глубинах залегли мрачные тени. Очевидно, ее жизнь с ним не будет легкой.

Но обратной дороги уже нет. Да она и не хочет поворачивать назад.

Экипаж спустился с холма, поднялся на другой, проехал в облаке пыли мимо изящного каменного фонтана. Впереди показался дом. Ее новый дом. Большой. Белый и величественный. С прямыми строгими линиями. Выстроенный в неоклассическом стиле. С роскошной колоннадой на верхней площадке крыльца.

Джорджи заметила, как из дома выбегают слуги, спеша приветствовать хозяев. Вскоре они уже выстроились в ряд перед крыльцом, где остановился экипаж.

Джорджи с ранней молодости привыкла управлять хозяйством. В Индии она занималась этим не только для братьев, но и для отца, и к тому же входила в советы попечителей нескольких домов призрения. Но, честно говоря, она немного нервничала при мысли о встрече с обитателями поместья.

Йен помог ей выйти из экипажа и стал знакомить со слугами. Худой дворецкий Таунсенд, экономка, кухарка, лакеи и горничные, конюхи и садовники смиренно приветствовали ее.

Джорджи произнесла небольшую, приготовленную заранее речь, поблагодарив за теплый прием и выразив уверенность, что они прекрасно поладят. Йен тем временем уставился на огромную лозу желтых роз, вьющихся по стене.

— Боже! — воскликнул он, разглядывая густые ветки и пышные цветы, обвившие окно первого этажа и, казалось, стремившиеся поглотить дом.

Джорджи обернулась посмотреть, что привлекло внимание мужа.

— Чем вы их удобряете? — спросила она старшего садовника. — Поведайте ваш секрет! Они поразительны.

— Они омерзительны, — пробормотал Йен.

Джорджи удивленно вскинула брови:

— Почему вы так говорите, милорд? Это розы, а розы всегда прекрасны.

— Они кошмарны. И запах удушливый. Они покрыты шипами и роями пчел. От них ничего, кроме неприятностей!

— О, они не так уж плохи. Пойдем!

Джорджи, смеясь, взяла его под руку, припала головой к плечу и потянула к двери.

— Мама! Папа! Подождите меня! — крикнул Мэтью, бросившись к ним. Верный Робин мчался следом.

Дворецкий провел новую хозяйку по всему дому. Йен шел рядом, учтиво заложив руки за спину. Джорджи время от времени с подозрением поглядывала на мужа.

Что с ним такое? Он действительно как-то странно ведет себя. И она так и не поняла, почему он вдруг разозлился из-за каких-то роз. Может, ему просто не нравится здесь жить? Одолевают мучительные воспоминания о том времени, когда он жил здесь с Кэтрин?

Что ж, ведь это он предложил приехать в поместье! Собственно говоря, даже разрушенный мост поможет их защитить, поскольку затрудняет доступ в Эйлсуорт-Парк. Только людям, знающим здешние места, известно, как сюда добраться. Так что в этом отношении она спокойна.

Интересно, Кэтрин тоже чувствовала себя в безопасности?

Преисполнившись любопытства, Джорджи стала искать глазами портрет своей предшественницы, наверняка выставленный на видном месте, но так ничего и не нашла. Если портрет и существовал, его явно не собирались вешать.

Когда она выразила вежливое восхищение красивым резным буфетом в столовой, Таунсенд с довольным видом сообщил, что его выбрала предыдущая леди Гриффит.

— Дорогой, сколько лет вы с Кэтрин были женаты?

— Меньше года.

— Ясно. Значит, эти чудесные комнаты были обставлены…

— Моей матерью.

— А, разумеется.

Значит, именно в таком доме рос Йен.

— Кстати, теперь, когда об этом зашел разговор, думаю, здесь нужно многое изменить, — дипломатично прошептал он ей на ухо.

Джорджи широко улыбнулась.

Но когда они поднялись наверх и подошли к смежным спальням хозяина и хозяйки, Йен словно заледенел.

— Омерзительно, — снова буркнул он себе под нос, брезгливо оглядывая алую, с золотом, спальню.

Джорджи, потеряв терпение, круто развернулась.

— Ты здоров?

Он озадаченно моргнул, словно ее резкий тон вернул его в настоящее.

— Конечно. Прости меня. Похоже, долгое путешествие неблагоприятно подействовало на мой характер.

— Именно! Ты портишь мне все веселье! Может, тебе следует пойти и выспаться?

Йен фыркнул.

— Пожалуйста, если это улучшит тебе настроение. Дорогая, оставляю тебя устраиваться. У меня кое-какие дела, — объявил Йен. — Нужно дать указания парням Дэмиена.

— Верно.

Он поклонился ей.

— Увидимся за ужином.

Он уже отвернулся, но Джорджи громко кашлянула. Йен повернулся и вопросительно поднял брови. Джорджи откинула голову и с выжидающей улыбкой постучала пальцем по щеке.

Его сведенное напряжением лицо немного расслабилось.

— Как же я мог забыть?

В этот момент он был олицетворением влюбленного мужа. Йен подошел и нежно поцеловал ее в щечку.

Дворецкий изумленно хлопнул глазами и принялся внимательно изучать шторы.

— Ты должен всегда целовать меня, когда приходишь или уходишь, — кокетливо напомнила она.

— Особенно когда прихожу, — прошептал он, страстно глядя ей в глаза.

— Распутник! — фыркнула она, надеясь, что старик Таунсенд ничего не услышал.

— Увидимся за ужином, любовь моя, — мягко пообещал Йен и снова поклонился.

Следующие три-четыре дня Джорджи с тревогой наблюдала, как Йен становится все более отчужденным. Он пытался скрыть свое настроение и по ночам любил ее с прежним пылом. Но она постоянно ощущала его отстраненность.

Она спрашивала, не хочет ли он поговорить, но, разумеется, ответ был отрицательным. Часто она видела, как он стоит у разрушенного моста, глядя в бурлящий поток.

Однажды она просто испугалась, увидев, как он, с топором в руке, яростно рубит желтые розы, увившие всю боковую стену дома.

— Боже, что ты делаешь?!

— Э-э… их давно пора было подрезать. Собственно, я подумываю снести дом. Хочешь, построим новый? — спросил Йен, тяжело дыша. — Он очень древний и старомодный. Может, что-нибудь в неоготическом стиле?

Джорджи, не веря своим ушам, уставилась на него. Он положил топор на плечо и глотнул воды.

— Ты чего-то хотела?

— Н-нет.

Она покачала головой и вошла в дом.

Вырубив розы, он собрал ветки и бросил в реку. Джорджи с беспокойством наблюдала, как Йен следит за желтыми бутонами, уплывавшими вниз по течению. Он, похоже, жил в собственном мире, и этот мир был не слишком счастливым.

Джорджи хотела расспросить слуг, не знают ли они, что мучает хозяина, но при ее приближении они разбежались и в заговорщическом молчании принялись за дело.

Происходило нечто непонятное, но вот что именно? Вряд ли даже Роберт, ближайший друг Йена, мог это объяснить.

Но что бы ни терзало мужа, расправа с розами успокоила его на несколько дней. Он снова стал самим собой, спокойным и дружелюбным.

Обрадованная переменами в Йене, Джорджи предложила отправиться на пикник. Возможно, Йену полезно ненадолго уйти из дома.

Они отправились в развалины замка Утера Пендрагона.

Вскоре они расстелили широкое одеяло в тени гигантского дуба, поставили на него низенький складной столик и разложили несколько больших подушек.

Слуги принесли корзинку с незатейливым ленчем, после чего удалились на почтительное расстояние. Йен и Мэтью гоняли мяч по земле. Пятнистый щенок бегал вокруг с возбужденным тявканьем, иногда исчезая в высокой траве.

К облегчению Джорджи, Йен был весел и беззаботен. Мэтью, как всегда, когда отец уделял ему внимание, пребывал на седьмом небе и громко запротестовал, услышав, как Джорджи зовет их обедать. Отец с сыном медлили, пока она пыталась справиться с бутылкой охлажденного белого вина. Пришлось приложить немало сил, чтобы ввинтить штопор в пробку.

Но тут Йен направился к ней. Она с нескрываемым восхищением воззрилась на мужа. Сегодня на Йене были светлые брюки, рубашка с широкими рукавами, темно-коричневый, небрежно повязанный галстук и синий однобортный сюртук в бежевую полоску.

— Нужна помощь?

Она с улыбкой вручила ему упрямую бутылку.

— Папа! Иди сюда!

— Пора обедать, Мэтт, — покачал он головой, легко откупоривая бутылку.

— Но я не голоден! Хочу играть!

Йен послал жене веселый взгляд:

— По-моему, твоя очередь его развлекать.

— Я не так уж плохо бью по мячу. Не забывай, я выросла с братьями!

— Ничуть не сомневаюсь, любовь моя. Хотя ты, должно быть, первая маркиза, обладающая подобным умением.

Джорджи рассмеялась, а Йен, нагнувшись, поцеловал ее.

— Папа, кто-нибудь, поиграйте со мной! — настаивал Мэтью.

— Этот молодой человек нуждается в младшем брате или сестре, — тихо заметил Йен.

— В свое время, — пообещала Джорджи. — Мэтью, папа хочет есть! Попробуй целиться мячом в дерево. Увидишь, как он будет отскакивать. А мы посмотрим.

— Ладно! — страдальчески вздохнул малыш.

— Ну вот, — прошептала Джорджи мужу. — Возможно, теперь ты сможешь в мире и покое выпить бокал вина со своей женой.

— Надежда умирает последней? — съязвил он.

Джорджи хихикнула, подняла пустой бокал, и Йен налил вина им обоим, после чего они с аппетитом принялись за еду.

Втайне она радовалась, что ей пришло в голову отправиться на пикник именно сегодня. Тепло, свежий воздух и простые радости: что может быть лучше? Кроме того, ей представлялась великолепная возможность попытаться выяснить, что не дает покоя Йену.

Взглянув в его сторону, она заметила, как он потирает плечо.

— Ноет?

— Что-то вроде судороги. Боюсь, я не привык работать топором.

— Вероятно. Подожди, я помогу.

Она отставила тарелку, поднялась и, встав на колени, стала массировать больное плечо.

— Мм, до чего же приятно.

— Знаешь, дорогой… твоя вчерашняя атака на розы кажется мне несколько странной.

— Я просто больше не мог их видеть.

— Но почему?

— Они омерзительны. Скажи честно, разве ты не рада, что мы от них избавились?

Джорджи опустила глаза.

— Если ты чувствуешь себя лучше, значит, хорошо и мне.

— Это были ее розы. Понимаешь?

— Твоей матери? — уточнила она.

Но Йен покачал головой.

— Кэтрин.

— Вот как… — пробормотана она.

— Для девушки, получившей такое хорошее воспитание, у нее были отвратительно вульгарные вкусы.

— Эй, видели, какой удар? — воскликнул Мэтью, торжествующе подняв мяч над головой.

Все это время он старательно пинал мяч, стараясь попасть в дерево, но часто промахивался, бегал за мячом и при этом весело щебетал, полагая, что все к нему прислушиваются. Однако теперь маленький надменный лорд Эйлсуорт понял, что все это время они не обращали на него внимания.

— Смотрите же! — потребовал он. — Папа, почему ты не смотришь?

— Смотрю, — устало пробормотал Йен.

— Вовсе нет! — обозлился Мэтью и в припадке ребяческой вспыльчивости пинком подбросил мяч в воздух. Мяч отрикошетил от толстой узловатой ветки дуба и упал, подобно метеору, прямо на тарелку Йена. Лежавшая на ней еда разлетелась во все стороны. Большая часть картофельного салата оказалась на его груди. Бокал с вином опрокинулся прямо на его колени.

Джорджи ахнула. Йен с проклятием вскочил. Глаза Мэтью стали круглыми как блюдца.

— Молодой человек! — прогремел Йен. — Немедленно идите сюда, садитесь и ешьте ленч, как было приказано!

Джорджи поднялась и со всей возможной деликатностью попыталась вмешаться, тем более что и Мэтью, и щенок сжались от страха.

— Дорогой, он нечаянно. Уверена, что он этого не хотел…

— Не смей его защищать! Это совершенно недопустимая выходка, и он это знает. Сюда, Мэтью! Немедленно!

Мэтью неохотно подобрался к одеялу, уселся и внезапно сделался ужасно маленьким и жалким. Дрожащий щенок прижался к нему.

— Мэтью, думаю, тебе лучше извиниться перед отцом, — спокойно посоветовала Джорджи.

— Простите, сэр.

Йен медленно опустился на одеяло.

— Ты не должен закатывать истерики каждый раз, когда не получаешь желаемого. Прескотты так себя не ведут! Помоги мне Боже, я сделаю все, чтобы ты не вырос таким же избалованным и испорченным, как твоя мамаша! Если я хочу побеседовать со своей женой, ты должен ждать своей очереди вставить слово!

— Довольно, Йен! — воскликнула Джорджи. — Мальчику и без того много пришлось пережить! Ты пугаешь его… и меня тоже!

Эти слова заставили Йена плотно сжать губы. Побледнев, он несколько секунд в упор смотрел на жену. Молча протянул руку, взял большую столовую салфетку, выпрямился, развернулся и пошел прочь, рассерженно отряхивая одежду.

— Ты уходишь?

Молчание.

Джорджи потрясенно смотрела ему вслед, ощущая, как судорожно сжимаются легкие. Он покидает ее?

— Йен, скажи, что случилось? — выдавила она, ловя губами воздух.

— Поверь, Джорджиана, — отрезал ом, не останавливаясь, — тебе не стоит это знать!

С этими словами он ушел.

Испугал ее? Разумеется. В этом нет сомнений. Ее и сына. Боже, может, он действительно чудовище, как утверждала Кэтрин?

Йен остановился на берегу бурлящей реки, глядя в водоворот. Рухнувший мост выглядел ужасно. Как незажившая рана!

Он закрыл глаза, размеренно дыша и стараясь успокоиться. В ушах звучал шум воды, запах лез в ноздри. Если бы он только сумел заставить Джорджи понять!

Его растили с сознанием того, что он обязан соответствовать избранной роли и безупречной репутации блестящей семьи Гриффит. И он с детства носил начищенные сверкающие доспехи, буквально вросшие в его кожу. Как он мог оторвать их, чтобы показать Джорджиане свою истинную натуру?

Лучше оставить жене ее иллюзии. Ей вряд ли захочется услышать такое. Да и кому захочется?

И все же он не мог отделаться от ощущения, что огненные письмена уже горят на стене. Она оставит его. Это только вопрос времени. Слишком близко подобралась она к истине. Как в случае с Судханой. От Джорджианы Найт не укроешь ни одну тайну.

Она все обнаружит, и тогда единственный способ удержать ее — запереть в комнате. Поступить подобно грязному животному, каковым он на самом деле является. Только Йен не вынесет, если она будет несчастна. Он снова открыл глаза, и клокочущие воды реки Гриффит быстро его заворожили. Они бесконечно текли вдаль, унося сломанные ветви и сучья, затягивая под воду листья. Пена и пузыри, миниатюрные водовороты, смертоносные камни. Один, острый и зазубренный, удивительно напоминал шрам на плече Йена.

«— Кэтрин!!! — Его вопль пронесся по ущелью.

— Отпусти узду, животное! Я ухожу от тебя! Ненавижу, монстр ты этакий! Зверь! Ненавижу!

— Можешь ненавидеть меня сколько хочешь, но я не позволю тебе покинуть нашего новорожденного сына!

— Да неужели?! Попробуй меня остановить!»

Йен снова закрыл глаза, пытаясь отсечь мучительные воспоминания. Прошлое осталось позади, а впереди ждет будущее с Джорджианой. Господи, не дай рассказать ей…

Впервые в жизни он подошел так близко к истинной любви, и если расскажет Джорджи, что произошло той ночью, она попросту сбежит от него, и он никогда ее не вернет.

Если быть честным… он просто не знает, сколько еще сможет выносить это.

Но ведь дала же ему Джорджиана второй шанс после насилия, совершенного в Грин-парке! Невозможно пустить все под откос.

Йен не хотел, чтобы она знала. Не хотел признаваться в этом даже себе.

Нет, он сохранит свою ужасную тайну. На это у него хватит сил. Ведь хранить тайны, скрывать свои чувства — это самые сильные его стороны. Не так ли?

Она любила своего человечного, сдержанного дипломата, своего благородного миротворца, своего рассудительно го, благоразумного мужа.

Иисусе, какой же он притворщик!

Разве может их любовь выжить, когда жуткая тайна в его душе разверзла пропасть между ними?

И все же он был уверен, что, если скажет правду, она уйдет.

Он сознавал, что в каком-то смысле поступает с ней точно так, как Кэтрин когда-то поступила с ним. Это она шла к алтарю, притворяясь другой.

Он еще не знает как, но обязательно загонит тайну обратно в клетку и будет продолжать лицемерить, являя миру благопристойного Прескотта, как делал с той невыносимой ночи.

Но в самой темной глубине души, такой же холодной, как черные речные камни, Йен понимал, что ни о чем не жалеет. Да, он лгал Джорджиане, а заодно и всему миру, и теперь вынужден жить с этой ложью. Но пусть ему очень больно, онс радостью сделает это.

Ради Мэтью.

Днем Мэтью беспрекословно отправился спать, а когда задремал, Джорджи решила немного прогуляться по саду.

Должно быть, дурное настроение мужа было заразительным: она обнаружила, что расстроена и встревожена его неожиданным уходом. День, так хорошо начавшийся, показал, что беда никуда не ушла.

Боже, во что она ввязалась? Замужем неделю, а муж уже кричит на нее, явно желая, чтобы она оставила его в покое.

Что ж, он получит то, чего так страстно желает.

Джорджи упрямо поджала губы. Она не подойдет к этому человеку, пока он не извинится.

Бродя по зеленым лугам, Джорджи находила утешение в компании светло-желтых бабочек, порхавших над тропинкой. Время от времени ей казалось, что кто-то наблюдает за ней, возможно, идет следом. Джорджи нервно оглядывалась, но вокруг не было ни души.

Она шла без особенной цели, но когда за деревьями увидела белый мраморный обелиск, решила посмотреть на памятник своей усопшей предшественнице.

В небольшой впадине, из которой к лазурному небу поднималась белая мраморная игла, царило задумчивое молчание. Высокую мраморную колонну с верхушкой-пирамидой окружал мелкий гравий, а также кусты самшита и клумбы с фиалками и незабудками.

Здесь же стояли две изогнутые скамьи, на которых полагалось сидеть скорбящим, явившимся, чтобы помянуть Кэтрин. Может, и Йен проводит здесь те одинокие часы, когда покидает дом?

Она прошла по хрустевшему под ногами гравию, чтобы рассмотреть портрет в овальном медальоне. С портрета смотрела неулыбчивая светлокожая блондинка с карими, как у Мэтью, глазами.

Вокруг портрета вилась надпись на латинском, но Джорджи не знала этого языка. Можно было только догадываться, какой эпитафии удостоилась Кэтрин.

Она внимательно изучала надпись, когда тишину нарушил тонкий дрожащий голос:

— Ты вышла за дьявола, девочка моя.

Джорджи едва не подскочила от неожиданности и, схватившись за сердце, обернулась.

— О Господи! Матушка Авессалом, верно? — Она облегченно рассмеялась, узнав старую повитуху. — Как же вы меня испугали!

— Вам и следует пугаться, дорогая. На вашем месте я пребывала бы в постоянном страхе.

— Вот как? — терпеливо улыбнулась Джорджи. Хорошо, что Йен предупредил ее насчет безумной старухи. Но даже в этих обстоятельствах ее слова встревожили Джорджи.

Матушка Авессалом неодобрительно пожевала губами.

Господи! Теперь она поняла, почему все считали старуху ведьмой. У этой женщины такой зловещий вид: длинный черный плащ, пронизывающий взгляд и космы седых волос!

Старуха подковыляла ближе, тяжело налегая на посох.

— Итак, каково это — быть женой дьявола? Брови Джорджи взлетели вверх.

— Вы о лорде Гриффите?

— Дьявол, говорю я, — закудахтала старуха. — Отец Лжи!

Джорджи изумленно моргнула.

— Я уверена, что он не так уж плох.

— Да! Он сделал это, верно? — Матушка Авессалом кивнула в сторону обелиска. — Свел в могилу бедную молодую шлюху!

Джорджи ахнула:

— Добрая матушка, вы не смеете обвинять моего мужа в смерти леди Кэтрин! Для мужа и жены вполне естественно желать ребенка! Но иногда случаются трагедии, и в этом нет ничьей вины: ни ее, ни вашей. Боюсь, такова судьба.

— Судьба! Вздор! Вовсе не судьба швырнула ее в реку в ту ночь, когда мост провалился!

Джорджи, бледнея, воззрилась на нее:

— Оч-чем вы г-говорите? Первая леди Гриффит умерла от лихорадки.

— Глупая девчонка! Если хочешь выжить в этом месте, следует быть сообразительнее! Лихорадка? Сказка, которую он поведал всем, чтобы скрыть свои грехи! Он скрытен, подл и хитер, говорю я вам! Но ты молода и сладка, как это, — ответила старуха, доставая из складок плаща большое спелое яблоко.

Она протянула плод Джорджи, и та, словно в тумане, взяла его.

— Они знают, что он сделал, — заверила матушка Авессалом с хитрым взглядом в сторону дома. — Все они были тут в эту ночь. Но не смеют говорить из страха, что он и их убьет!

— Я вам не верю, — объявила Джорджи, пренебрежительно отбрасывая яблоко. Матушка Авессалом продолжала проницательно смотреть на нее. — Глупая старуха! Как смеете вы так ужасно лгать и чернить м-моего прекрасного мужа?! Он дал вам приют в своих владениях!

Неблагодарная ведьма рассмеялась ей в лицо.

— Хорошенькая молодая маркиза! Слепая девчонка! Будьте поосторожнее, говорю я вам! В этом саду есть место для второго памятника! В память о вас!

Джорджи содрогнулась.

— Вон отсюда!

— Если не верите матушке Авессалом, спросите старого Таунсенда, — добавила старуха, ковыляя прочь. — Хозяин убил леди Кэтрин собственными руками, а если осмелитесь ему перечить, и вас прикончит. Берегись, дитя. Берегись!

Джорджи в потрясенном молчании смотрела ей вслед. Она не верила ни одному слову безумной ведьмы. Так почему же она так дрожит?!

Глава 16

Уверившись, что крепко держит себя в руках, Йен пошел мириться с Мэтью. Самое прекрасное качество в детях — их способность быстро забывать и прощать ошибки родителей.

А вот жены… дело другое.

Исполненный решимости вытерпеть порку, как подобает мужчине, он отправился на поиски Джорджи.

После их ссоры прошло несколько часов. Больше так продолжаться не может. Он терпеть не мог ссориться с ней.

Как виновник, он должен был извиниться первым и сказать, что жалеет о своей вспыльчивости и о том, что испортил пикник.

Йен заглянул в несколько комнат, стремясь поскорее найти жену, потому что без нее чувствовал себя опустошенным. Он знал, что последнее время с ним нелегко, но теперь, когда у него было время подумать и загнать вглубь темные порывы души, все изменилось. Он хотел одного: чтобы между ними все стало как прежде.

Жаль, что они вообще приехали сюда. И это убеждение еще больше укрепилось в нем, когда он наконец увидел Джорджи в отвратительно безвкусной красной с золотом спальне, предназначенной для хозяйки дома.

Она неподвижно сидела на краю кровати, спиной к мужу, глядя в окно. Темные волосы ниспадали на спину мягкими вьющимися прядями. Возможно, она ждет горничную? Пора переодеваться к ужину, но она все еще была в светлом дневном платье изящного покроя.

— Любовь моя? — Он застыл в дверях, увидев, как окаменела ее спина.

О Господи! Он знал, что Джорджиана не злопамятна, но были все причины опасаться, что сегодня его так легко не простят.

Он расстроил не только ее, но и Мэтью, а это значит, что Джорджи вне себя. Йена очень трогало ее стремление защитить приемного сына.

— Можно войти?

— Можешь делать все, что тебе угодно. Это твой дом, — бросила она не оборачиваясь.

Йен прикусил губу. Судя по тихому бесстрастному тону, ему предстоит скандал.

Он закрыл за собой дверь.

— Сегодня я ужасно себя вел. И хотел бы загладить свою вину, — объявил Йен, прислонившись к стене и не делая попытки приблизиться.

Она обернулась: синие глаза были красными и распухшими. Очевидно, она плакала.

— Прости, дорогая, — нежно пробормотал охваченный раскаянием Йен, но когда подошел ближе и положил руку ей на плечо, надеясь обнять, Джорджи дернулась как от удара.

Йен отнял руку.

Он попытался что-то сказать, но тут взгляд его упал на открытый дорожный сундук.

К горлу Йена подступила тошнота.

— Ты… куда-то уезжаешь? — выдавил он, призвав на помощь все самообладание, чтобы не закричать.

— Я еще не решила, — ответила она едва слышно.

Йен нахмурился, все еще не понимая, в чем дело.

— Джорджиана?

— Сядь, Йен.

Он послушно опустился на кровать. Джорджи продолжала пристально смотреть на него, и в ее глазах стояла тоска.

— Я хочу, чтобы ты рассказал мне правду о том, что случилось с твоей первой женой. Если ты откажешься — я уеду. — Джорджи говорила очень тихо, и все же его словно громом поразило. — До меня дошли… жуткие слухи. Если ты не скажешь мне правду, я беру Мэтью и возвращаюсь в Хоксклифф-Холл, а оттуда — в Лондон.

Он упорно смотрел в деревянный пол, не зная, что сказать. Мысли его были в смятении, сердце выбивало барабанную дробь. Задумчиво потерев лоб, он осторожно взглянул на жену. B ee глазах светилась упрямая решимость. Губы были плотно сжаты.

— Не лги мне, — прошептала она.

Йен снова опустил глаза.

Будь он проклят, если солжет, и будь проклят, если скажет правду!

Он встал и подошел к окну, прислонился лбом к стеклу и стал смотреть на все еще солнечный вечерний сад.

— Я не хочу терять тебя, Джорджиана, — простонал он.

— В таком случае тебе лучше рассказать, как все было. Прямо сейчас. Неужели это правда, Йен? Неужели ты воплощение всего, что мне ненавистно?

Уж лучше бы она взяла шпагу и пронзила его. Наверное, было бы не так больно.

Ее пухлые губы дрогнули, но она безжалостно продолжала:

— Ты убил ее?

Йен зажмурился и опустил голову.

— Это был несчастный случай.

— О мой Бог!

Йен заставил себя поднять веки и с мучительной мольбой воззрился на жену. Она успела вскочить. И вид ее потрясенного, белого как снег лица яснее ясного говорил, что у него два выхода: либо оправдаться, либо навеки распрощаться с ней. Дипломат высшего класса или нет, но теперь уже слишком поздно лавировать. И, честно говоря, он понял, что не хочет этого.

Да, именно разоблачения он и боялся больше всего, но теперь, когда все случилось, осознал, что не может больше нести в одиночку такую тяжесть.

Он не потрудился спросить, кто рассказал Джорджи. Вряд ли это сейчас важно. Возможно, кто-то из слуг. Но ведь он знал, что рано или поздно это случится. И без того заговор молчания длился пять лет.

— По крайней мере обещай, что выслушаешь, — выдавил он.

— Говори, — дрожащим голосом велела она. — Расскажи, любил ли ты ее. И как она умерла.

— Любил? — с горечью откликнулся он. — Я ненавидел ее. Мы ненавидели друг друга.

— Ты ненавидел Кэтрин и поэтому отнял у нее жизнь? Я уже видела, как ты умеешь убивать.

Йен долго молчал, потрясенный обвинением.

— Ничего подобного не было. Я виноват в ее смерти, но не расправился с ней, как ты считаешь!

— Что же случилось?

Йен тяжело вздохнул.

— Предупреждаю, если ты произнесешь хотя бы одно лживое слово, как это любят дипломаты…

— Я скажу тебе правду, — перебил он. — Но обещай, что ты выслушаешь. Без тебя, Джорджи, у меня ничего не останется.

Слезы полились по ее щекам.

— У меня без тебя — тоже. Я не хочу потерять тебя. Но даже не знаю, кто ты на самом деле!

— И действительно хочешь узнать?

— Да. Больше всего на свете, — тихо заверила она.

Он снова вздохнул и помедлил, а затем начал рассказ:

— Все пошло наперекосяк уже через две недели после свадьбы. Это было настоящей катастрофой. Но, клянусь могилой отца, я не собирался мстить ей. Наш брак устроили семьи.

— Да, ты уже говорил мне, — кивнула она.

— До свадьбы я видел Кэтрин дважды. Ее выбрали мои родители. Я доверял им. И, честно сказать, мне было все равно. Я был не из тех, кто женится по любви. Женитьба всего лишь была частью моего долга. — Йен пожал плечами. — И почему-то я ее жалел. Пытался защитить.

Он снова подошел к окну и слепо уставился в пространство.

— Пышная свадьба состоялась в Лондоне. Длинная очередь экипажей. Гости из королевской семьи. Главы государства. Обед на тысячу персон. Все самое лучшее. Самое роскошное.

При упоминании о столь грандиозной свадьбе с ресниц Джорджи упала прозрачная хрустальная слеза и разбилась о щеку.

Йен страстно жаждал снять эту слезу кончиком пальца, но сомневался, что Джорджи вытерпит его прикосновение.

— Потом… что ж, Кэтрин была такой чистой, такой хрупкой, такой чувствительной, что не могла вынести… вульгарности супружеских отношений, как она выражалась. Можешь себе представить? — Он устремил мрачный взгляд в окно и прислонился плечом к раме. — Женщины всего мира из кожи вон лезли, чтобы увлечь меня. А собственная жена не могла заставить себя лечь в мою постель.

Джорджиана, которой явно пришлось не по вкусу сказанное, отвела взгляд.

— И?..

— Я, конечно, был с ней терпелив, посчитав, что она, возможно, побаивается первой ночи. Но когда прошло две недели, а она по-прежнему отказывалась осуществить наш брак, я оскорбился.

Джорджи встрепенулась. Во взгляде ее мелькнуло подозрение.

— Я мог жениться на самой завидной невесте, — пояснил он. — И моя гордость была задета тем, что та, которой я оказал честь, дав свой титул и имя, отвергает меня. Я имел полное право потребовать исполнения супружеского долга. А она открыто отталкивала меня… — Йен покачал головой. — Я был взбешен. Обозлен. Поэтому как-то ночью напоил ее, чтобы помочь расслабиться и забыть о страхах. А потом соблазнил.

Джорджиана поспешно уставилась в пол. Йен знал, что ей нелегко слышать все это. Но и ему нелегко признаваться во всем…

— Она наконец стала моей. К несчастью, я вскоре обнаружил, почему она до этого отказывала мне.

Джорджиана стремительно вскинула голову:

— Почему?

— Кэтрин была не девственна. Факт, который она отчаянно пыталась скрыть от меня. Но, боюсь, я оказался немного умнее, чем она предполагала. Видишь ли, после того как я овладел ею, она попросила меня принести еще вина. Была уже середина ночи и все слуги давно спали. Я не хотел их будить. Разумеется, мы запираем на ночь винные подвалы, и я понял, что забыл ключ. Я держал его в письменном столе, в спальне, а когда вошел, увидел, что она льет на простыни свиную кровь из маленького пузырька. Задумала обмануть меня самым подлым образом.

Йен брезгливо поморщился.

Джорджиана скривила губы от омерзения.

— Свиная кровь?

— Я и сам бы не поверил, если бы не увидел собственными глазами. Конечно, слышал о подобных проделках, но в жизни не думал… — Он недоуменно покачал головой и снова пожал плечами. — В этот момент я понял, что она с самого начала предавала меня.

— Предавала… — эхом откликнулась она. — Ты сказал, что семьи устроили брак. Кто еще знал? Ее родители? Твои?

— Точно сказать не могу. Знаю, что и те и другие хотели этого брака. Вряд ли она могла так прямо признаться родителям, что позволила одному из конюхов стать ее первым мужчиной.

— Конюху?!

— Именно. Кэтрин, разумеется, не желала открытого скандала и позора: для этого она была слишком надменна. Она думала, что, если правильно разыграет свои карты, сможет и на елку влезть, и не исцарапаться. И я был идеальной мишенью для ее целей. Не так ли? Слишком большой пуританин и чертовски благороден, чтобы допустить мысль о женитьбе на начинающей потаскухе. Боже, а я клялся, что никогда в жизни так не поступлю. Особенно после того как видел, сколько боли и несчастий принесла своим детям твоя распутная тетка!

— Тетя Джорджиана?!

— Она самая.

Йен кивнул, снова сел рядом с ней и долго молчал.

— Кэтрин была еще хуже, — признался он наконец. — Распутница Хоксклифф по крайней мере не делала тайны из своих похождений и отважно выносила последствия, которые неминуемо валились на ее голову. Моя жена была не только лгуньей, но и трусихой. Знаешь, я пытался. И вступил в брак с полным намерением быть честным, порядочным мужем. Первые две недели, пока истина не вышла на свет, я делал все возможное. Обращался с ней нежно, заботливо и старался предугадать каждое желание. Даже надеялся со временем полюбить ее. И наивно предполагал, что когда-нибудь она сможет полюбить меня. — Он горько улыбнулся. — Но, к сожалению, выяснилось, что она увлечена все тем же конюхом.

— И что же ты сделал?

— После того как застал ее с пузырьком свиной крови в руках, начался скандал. Я кричал. Она плакала.

— Ты ударил ее?

Йен нетерпеливо обернулся к ней:

— Джорджиана, ты действительно считаешь, что я способен ударить женщину?

Джорджи покаянно потупилась:

— Прости. Нет, конечно.

— Рад, что ты по крайней мере в этих грехах меня не обвиняешь! Нет, я угрозами и давлением заставил ее признаться во всем. Лучше всего подействовало обещание обличить ее перед всем светом. Мне было противно слышать о том, сколько раз она встречалась с ним и какие слуги помогали ей скрыть эту связь. К утру я вполне ясно представлял всю картину ее падения.

— И, должно быть, не тратя времени, попытался справиться с ситуацией.

— Совершенно верно. На следующий день я выгнал всех ее слуг, приказал моим не выпускать ее из виду и поскакал в конюшни, чтобы положить конец этой связи.

— То есть ты посадил ее под домашний арест. Как сделал со мной в Калькутте.

Йен смущенно взглянул на жену, озадаченный сравнением, но поскольку ответа не нашлось, продолжил свой рассказ.

— Приехав в конюшни, я нашел этого человека и поговорил с ним с глазу на глаз.

— Он попытался решить дело кулаками?

— Наоборот. Задумал шантажировать меня. Моя жена была влюблена в него, но он не питал к ней никаких чувств. Аморальный негодяй. Ему нравилось спать с ней, но его интересы были чисто меркантильными. Он хотел сто фунтов в обмен на свое молчание.

— Не слишком большая сумма, учитывая обстоятельства. Ты заплатил?

— Нет, черт побери! Я никогда не позволял шантажировать себя! Сказал, что у него есть двадцать четыре часа, чтобы убраться из Англии, иначе он мертвец. И что, если он когда-то посмеет открыть рот и сказать хотя бы слово о моей жене, я найду его, куда бы он ни скрылся, и убью как собаку.

— Понимаю.

— Он сбежал.

— Как всякий бы сделал на его месте, — сухо добавила она.

— Отправился в Кале. Рай для мерзавцев. — Йен тяжко вздохнул и покачал головой. — Собственно говоря, оглядываясь назад, я вижу, что в этом и была моя главная ошибка, если не считать женитьбы на Кэтрин.

— Что же ты сделал?

— Солгал ей. Сказал, что он мертв. Что убил его. Большинство мужчин на моем месте сделали бы то же самое. Я знал, что из-за этого она возненавидит меня еще сильнее. Но хотел, чтобы он навсегда убрался из нашей жизни. Не хватало еще, чтобы она питала хоть какие-то надежды на его возвращение. Пусть знает, что все кончено. И я сказал ей все это потому… что хотел причинить боль. — Он отвел глаза. — Как я уже сказал, у меня нет оснований этим гордиться.

Джорджи молча смотрела на него.

— После этого все успокоилось. Я знал, что сумел ранить ее, потому что она ушла в себя. Я по-прежнему приказывал слугам следить за каждым ее движением. Девять месяцев спустя она родила мальчика. Но был ли это мой сын, истинный наследник рода и всего моего состояния? Или низкорожденный ублюдок конюха? Я никак не мог знать этого наверняка.

— Мэтью, — ахнула она.

— Мэтью, — медленно кивнул Йен.

Джорджи не знала, что сказать, хотя остро ощущала боль от предательства женщины, бывшей его женой. От разочарования и унижения.

Теперь она поняла природу отчуждения между Йеном и его сыном.

— Ты сомневался в своем отцовстве?

— Да, и очень долго.

— Надеюсь, теперь уже нет? Неужели не видишь, что он точная твоя копия? У него твои темные волосы, те же редкие веснушки, та же форма носа, — мягко заметила она, скользя взглядом по любимому лицу. — Он весь твой. Даже характер. Спокойный и серьезный. Умный и любознательный.

— И своевольный? — добавил он с насмешливой улыбкой, напомнившей ей о сегодняшнем взрыве Мэтью.

Его вспыльчивость тоже иногда принимала опасные размеры.

Она настороженно улыбнулась в ответ:

— О да, он твой сын, и аристократ до кончиков ногтей.

— Поэтому ему нужно усвоить правила дисциплины. Мужчина моего положения обладает слишком большой властью и имеет слишком много золота и влияния, чтобы делать все, что в голову взбредет.

— Не смею возражать.

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Йен потянулся к ее руке, и Джорджи не отстранилась. Но хотя ей страстно хотелось обнять его, она сдержалась.

— Ты так и не рассказал, как умерла Кэтрин.

Он кивнул, выпустил ее руку и тяжело вздохнул.

— По мере того как шли месяцы ее беременности, я стал замечать в ней перемены.

— Какие именно?

— К лучшему. Она больше не питала ко мне былой ненависти и даже бывала любезной. Я счел это хорошим знаком, решил, что она, возможно, стала забывать своего конюха. И не собирался нанимать кормилицу, когда родится ребенок. Подумал, что это вынудит Кэтрин впервые в жизни почувствовать ответственность за кого-то. Я сознавал, что она не любит меня, и боялся, что из-за этого откажется от ребенка. А если ей придется кормить дитя грудью, это усилит связь между ним и матерью.

Наконец настал день родов. Мэтью появился на свет днем, и акушерка сообщила, что это мальчик и мать и ребенок здоровы.

— И никакой лихорадки?

— Нет, — прошептал Йен, опуская глаза. — Прости, что лгал тебе.

Она положила руку на его плечо.

— Что же случилось, дорогой?

Он долго смотрел на нее. Что-то в его взгляде заставило ее отстраниться. Изнемогая от напряжения, Джорджи переплела пальцы лежавших на коленях рук.

— Две недели спустя Кэтрин сбежала.

— Что?!

— Эта женщина предала меня, но это было ничто по сравнению с тем, как она поступила с Мэтью.

Джорджи раскрыла рот, но язык ей не повиновался.

— Она просто… бросила его. Новорожденное дитя. Двухнедельное.

— Но как она могла? Почему?

— Помнишь, я говорил, что уволил ее слуг? Так вот, конюх через ее бывшую горничную умудрился передать Кэтрин письмо из Кале. Сообщил, где находится, и умолял покинуть меня и ехать к нему. Тогда я понял, что все это время она выжидала удобного момента. Родив и освободившись от бремени, она получила свободу исчезнуть из нашей жизни.

— Она задумала оставить Мэтью еще до его рождения? Немыслимо!

— Именно так. Что же до конюха, я был уверен, что он хочет вытянуть деньги либо из меня, либо из ее семьи в надежде, что мы рано или поздно заплатим, пытаясь избежать скандала. Так или иначе, в ту ночь… ночь бури я отправился в Хоксклифф-Холл на ужин и партию бильярда с твоими, тогда еще холостыми, родственниками. Они хотели поздравить меня с рождением сына, тем более что понятия не имели о происходившем в моем доме.

— Ты так и не рассказал им?

— Нет. Даже самым близким друзьям. Все это было так гнусно! Я не хотел, чтобы они считали меня рогоносцем. Боялся, что они перестанут меня уважать.

Мужская гордость! Впрочем, разве можно его за это осуждать?

— Так или иначе, вернувшись из Хоксклифф-Холла, я застал в доме полный хаос и узнал от слуг, что Кэтрин сбежала. Таунсенд сказал, что за ней прибыл экипаж: горничная и лакей, выгнанные мной из дома, остались верными своей госпоже, и приехали, чтобы помочь ей добраться до Франции.

— О, Йен, — потрясенно прошептала она.

— Знаешь, очень велик был соблазн оставить все как есть и никогда больше ее не видеть. Но в детской плакал новорожденный младенец. А кормилицу так и не наняли, и мы не знали, как его накормить.

— Хочешь сказать, что она оставила ребенка умирать от голода?!

— Совершенно верно. Она так и поступила.

Мозг Джорджи отказывался воспринимать подобные заявления. Боже, кажется, она тоже ненавидит эту женщину. Бросить Мэтью? И Йена тоже?

— Учитывая все обстоятельства, выбор был невелик. Пришлось немедленно вскочить на коня. К этому времени, уверяю тебя, у меня не осталось иных чувств к этой женщине, кроме глубочайшего презрения. Но я не хотел, чтобы малыш голодал под крышей моего дома независимо оттого, мой он сын или нет. Я догнал экипаж на мосту, но лакей осмелился отстегать меня кнутом. Когда я прицелился в него из пистолета, он струсил. Мне удалось схватить узду коренного. Я соскочил с коня и подошел, чтобы вытащить Кэтрин. Она и ее горничная бились в истерике. Наконец Кэтрин каким-то образом сумела овладеть собой и выскочила из кареты, размахивая пистолетом.

— Пистолетом?

— Очаровательно, не правда ли? Объявила, что ненавидит меня и убьет, если я не отпущу ее. И добавила: «Ты получил своего наследника. Только для этого я и была тебе нужна. А теперь давай избавимся друг от друга раз и навсегда». Я объяснил, что вполне с ней согласен, но не могу допустить, чтобы ребенок умер из-за ее равнодушия. Поэтому я схватил ее и попытался потащить за собой.

— А пистолет?

— Осечка. Порох отсырел.

— Слава Богу!

— Но я взбесился от того, что она посмела спустить курок. Вырвал у нее пистолет и швырнул в реку, и только тогда заметил, как высоко поднялась вода. Местами она даже перехлестывала через мост, расшатывая опоры. Все сооружение опасно раскачивалось. А ветер просто буйствовал. Молнии доводили лошадей до безумия. Лакей с трудом удерживал их на месте.

Неожиданно раздался оглушительный треск, и мост вздыбился. Кэтрин отчаянно завопила, но я по-прежнему не отпускал ее. В этот момент лошади понесли, потащив за собой экипаж вместе со слугами. Еще минута — и они, промчавшись по дороге, исчезли из виду. На мосту оставались только мы двое. Моя лошадь все еще стояла неподалеку. Я перебросил Кэтрин через плечо, чтобы увезти домой, поскольку добровольно она идти отказывалась, но она стала отбиваться с такой яростью, словно я был диким гунном.

Когда она локтем ударила меня в ухо, я отпустил ее, боясь уронить, — не хотел причинять боль. В конце концов, она еще не оправилась после родов. Но Кэтрин тут же бросилась бежать…

— За экипажем?!

— Да. Она была в такой безумной ярости, что вряд ли сознавала, что делает. Я снова схватил ее за руку и стал кричать: пытался объяснить, что нужно поскорее укрыться от бури, — но она злобно вырвалась и в тот же момент мост треснул и развалился. Прямо на моих глазах она изогнулась, пытаясь удержаться, перевалилась через перила и исчезла в бурлящей воде. Волны унесли ее.

Джорджи в ужасе прижала пальцы к губам.

— Я подбежал к краю и увидел ее в белой пене. Не мог разглядеть камни в такой темноте, но сбросил сюртук и нырнул за ней.

— Йен!

— Течение бесновалось. В ледяной воде было полно всякого мусора. Бог знает как, но мне удалось обхватить ее за талию. Я погреб к берегу, однако она продолжала сопротивляться. В этот момент она была похожа на обезумевшее животное и, подобно кошке, кусалась и царапалась. Я так старался дотащить ее до берега, что не заметил камней. Один из них распорол мне плечо, о другой я ударился затылком и едва не потерял сознание. Руки разжались сами собой. — Он мрачно нахмурился. — Тогда я в последний раз увидел ее живой.

Джорджи продолжала молчать.

— Мы нашли ее тело на следующее утро, менее чем в сотне ярдов вниз по течению. Принесли в дом. И тогда поползли лживые сплетни. Я велел слугам молчать о тех обстоятельствах, которые привели к ее смерти. Ни к чему было позорить обе семьи. Ее. Мою. Не стоило выносить этот стыд на страницы газет. И, кроме того, я не мог допустить, чтобы кто-то усомнился в законном происхождении моего сына. — Он покачал головой. Глаза его грозно блеснули. — И это после того, как я видел, что пришлось вынести твоим кузенам из-за амурных похождений своей матери! Я должен был защитить будущее и репутацию сына. Да и свою собственную. Не мог вынести мысли о том, что стану объектом презрения и издевательств.

Поэтому мы придумали пристойную смерть для Кэтрин. Самым подходящим объяснением была послеродовая горячка. Я так и не сказал семье всей правды. Никому. Даже своим лучшим друзьям. Не хотел, чтобы кто-то еще был замешан в моей личной трагедии.

Он снова помолчал.

— Мы устроили пышные похороны, с соблюдением всех обрядов. Впервые за все время нашего знакомства я увидел ее лицо спокойным. Горничные напудрили ей лицо и прикрыли подвенечной вуалью. У меня на руках остался сын. И я не смел ни слова сказать о конюхе. Воздвиг ей памятник и носил траур как полагалось. Общество провозгласило меня кем-то вроде трагического героя. — Йен цинично усмехнулся. — Но той ночью умерла не только она.

— Что же еще? — прошептала Джорджи.

— Умерла всякая надежда на то, что я когда-нибудь познаю истинную любовь, — печально ответил Йен. — Именно эта безнадежность побудила меня зарыться в дела Возможно, я каким-то образом пробовал заплатить за грехи, помогая другим заключить мир. Мир, которого я сам не ведал.

— И это заставило тебя понять всю его ценность.

— Кто знает? Но работа в полную силу, целых пять лет без передышки, в такие трудные для моей страны времена, как война с Наполеоном, погрузила меня в какое-то странное состояние отчаяния и одиночества. Твоя кузина Бел утверждала, что я, должно быть, устал. Но не физически. Это было… нечто иное. Более глубокое. Полная пустота. Именно из-за этого я бежал на Цейлон, надеялся там примириться со своими личными демонами… но без особого успеха, должен сказать. Однако тут генерал-губернатор лорд Гастингс попросил помочь в переговорах с махараджей Джанпура. Я согласился, — прошептал он, нежно сжимая ее лицо. — И там, на краю света, увидел тебя. Ты казалась обещанием той любви, о которой я всегда мечтал, но не думал, что когда-нибудь узнаю.

— О, Йен, — повторила она, придвигаясь ближе.

— Своим вмешательством ты спасла положение в Джанпуре. И теперь твоя судьба снова в моих руках, милая Джорджиана, — умоляюще выдохнул он. — Можешь ли ты по-прежнему любить меня, хоть и знаешь, каким лжецом я был?

— Ты не лжец, — покачала она головой, пытаясь осознать все им сказанное. — Думаю, ты просто человек, пытавшийся сохранить семью, несмотря на страшную и подлую измену. И ты отец, готовый пожертвовать всем самым дорогим ради любви к сыну.

— Моя честь, — выговорил Йен одними губами.

— Но ты ее не уронил, дорогой. Твоя честь всегда с тобой. Здесь. — Она положила ладонь на то место, где билось его сердце. — И отвечая на твой вопрос: да. Конечно, я люблю тебя. И всегда буду любить. Не смей никогда в этом сомневаться. А еще — спасибо за то, что доверил свои секреты. Если бы кто-то проделал со мной нечто подобное, не знаю, смогла бы я вообще доверять кому-то. Я люблю тебя, Йен. И клянусь никогда тебя не предавать.

— Означает ли это, что ты останешься? — недоверчиво спросил он.

Джорджи нежно улыбнулась:

— Как, покинуть тебя? И твоего милого сына? Я никуда не еду, родной. Мое место здесь. С тобой.

Он потрясенно покачал головой.

— Я так боялся, что, рассказав все, потеряю тебя.

— Нет. Было бы куда хуже, продолжай ты молчать.

— Сейчас я это понимаю, — кивнул он.

Она придвинулась, поцеловала его в щеку и обняла за плечи.

— Знаешь, я не ожидаю от тебя совершенства во всем, даже если ты по какой-то причине требуешь его от себя.

Он взял ее ладонь и прижал к груди.

— Джорджиана, поклянись еще раз, что никогда меня не покинешь.

— Никогда, дорогой. Не могу заставить себя сделать это.

Он стал осыпать поцелуями ее лицо. Ее кровь закипела, когда он сжал ее бедро. Она крепче обняла его, приоткрыла губы, впуская его язык. И тихо застонала, когда он уложил ее на постель. Но не противилась. Потому что поняла его намерения и всем сердцем их приветствовала.

— Никогда не покидай меня, — снова прошептал он, ловко расстегивая ее платье. — Я люблю тебя.

— Я обожаю тебя, Йен, — выдохнула она, растаяв от его прикосновений. — Никто не смеет так больно ранить тебя, но я обещаю всю оставшуюся жизнь отдавать тебе свою любовь, в которой ты так нуждаешься.

— Не только в ней. Но и в тебе.

— Тогда возьми меня! — прошептала она, глядя ему в глаза. — Я вся твоя.

Йен с едва слышным стоном снова припал к ее горящим губам, одновременно сдернув лиф платья почти до талии Она тем временем освободила его от галстука и почти сорвала жилет.

— Скорее, — поторопила она.

— Обними меня ногами.

Она с радостью повиновалась. Рывком задрав многочисленные юбки, он свирепо вонзился в нее. Кровать угрожающе раскачивалась, когда они сливались в страстных объятиях. Джорджи почти в беспамятстве целовала его, зная, что никогда не насытится этим мужчиной.

— О Боже, Йен, — всхлипывала она, изнемогая от острого наслаждения.

— Я хочу все начать сначала, — неистово шептал он. — Хочу начать новую жизнь с тобой. Роди мне ребенка!

— Все, что пожелаешь.

— Милая… — Он погладил ее разгоряченное лицо, и она заметила, что его глаза предательски повлажнели. — Мне так жаль, что я скрыл от тебя свое прошлое. Больше этого не будет.

— Я прощаю тебя, любимый.

— Благодарю Господа за то, что ты мне поверила.

— Конечно, поверила, — заверила она, сжимая его руку. — Только больше никаких тайн.

Он тряхнул головой, и на лоб упала непокорная прядь.

— Никаких. Даю слово.

— Слово джентльмена, — добавила она, сопровождая свое высказывание бесстыдными ласками.

Эпилог

На лондонской пристани царила обычная суматоха и бурная деятельность. В душном летнем воздухе разливались запахи рыбного рынка, чайки громко кричали и ныряли вниз, охотясь за выброшенными в Темзу остатками еды. Летнее солнце бросало отблески на глубокую оливковую воду реки. Многочисленные ялики и рыбацкие лодки скользили вдоль бортов огромных парусных судов.

Джорджи и Йен, державшие Мэтью за руки, стояли на одном из ближайших причалов, вслушиваясь в крики матросов, дружно работавших на палубе.

Они уехали из Эйлсуорт-Парка всего несколько дней назад, после того как получили известие о скором прибытии ее братьев и отца. Если верить письму, лорд Артур Найт присоединился к Дереку и Гейбриелу, когда их судно разгружало товары из Индии в Португалии.

Теперь все трое Прескоттов жадно наблюдали за кораблями.

Джорджи улыбнулась и подняла чуть повыше зонтик, защищавший ее от солнца.

Они прибыли на пирс с двумя экипажами: большим, городским, где могла поместиться целая семья, и фургоном, куда можно сложить багаж вновь прибывших.

— Вот они! — неожиданно воскликнул Йен, когда к пирсу подошла шлюпка с пассажирами.

Джорджи в полном восторге смотрела, как братья и отец взбираются по лестнице на причал. Дерек легко вспрыгнул наверх и повернулся посмотреть, нуждается ли в помощи Гейбриел. Отец оставался внизу, чтобы вовремя поддержать раненого воина. Гейбриел поднимался медленно, стараясь сохранить равновесие.

— Беги вперед, и первой встретишься с ними, — тихо предложил Йен, увидев, как она взволнована.

— Ты не возражаешь?

— Конечно, нет. Иди.

Джорджи бросила ему полный нежной благодарности взгляд и расплылась в улыбке. Отдав зонтик одному из слуг, она подхватила юбки и ринулась на пирс.

Отец, вскарабкавшийся наверх после Гейбриела, увидел ее первым. Высокий и загорелый, все еще красивый и энергичный в свои шестьдесят, лорд Артур снял треуголку и, улыбаясь во весь рот, размахивал ею. Солнце отражалось от белоснежных волос, которые когда-то были такими же черными, как у нее и братьев.

— Папа! — Джорджи бросилась к отцу, едва увертываясь от покрытых татуировками матросов и рыбных торговок с корзинами сельди на головах.

Уже в следующий момент она оказалась в кругу родственников. Все четверо радостно обнимались. Джорджи едва могла говорить, ошеломленная сознанием того, что эта разлука едва не стала вечной.

— Господи, как же я счастлива видеть тебя! — прошептала она Гейбриелу. — Как ты?

Когда она немного отстранилась, чтобы получше разглядеть его, строгий старший брат сдержанно кивнул и плотнее сжал губы. Она заметила, что он сильно похудел и побледнел.

На осунувшемся лице лежала печать боли, но в темных глазах по-прежнему горела решимость. А в ее собственных стояли слезы.

— Мой герой-братец. Ты спас наши жизни и едва не потерял свою. Но теперь ты наконец-то здесь, и я буду выхаживать тебя, пока не окрепнешь.

— Прекрасно. Потому что меня немного тошнит от Дерека, — сухо пробормотал он.

— Эй! — с шутливым негодованием запротестовал младший брат под смех остальных. — Неблагодарный ублюдок! Сделал из меня мальчика на побегушках!

Гейбриел послал ему лукавый взгляд.

— Так, где моя малышка? — прогремел отец. Джорджи с сияющим лицом прижалась к его груди.

— Старый пройдоха! — воскликнула она, обнимая отца, но тут же отодвинулась и сурово уставилась на него. — Больше никаких приключений, сэр! Мои нервы этого не выдержат! Джек намеревается найти нового волонтера. Потому что вас я больше никуда не пущу! Понятно?

— Ай-ай-ай, дорогая! — Лорд Артур с добродушным смешком отодвинул ее, придержал за плечи и с явной гордостью заметил: — Только взгляните на эту миссис Замужнюю Леди!

— И все благодаря мне! — вставил Дерек. Джорджи, снова просияв, обернулась к брату:

— Иди сюда, ты, лучший в мире сват!

Они крепко обнялись, и Дерек поцеловал ее в щеку.

— Иногда мне кажется, что ты еще и лучший в мире брат! — призналась она.

— Не правда ли?

Джорджи закатила глаза.

— Прекрасно, я жду, выкладывай!

— Сколько раз я тебе об этом говорил? — очаровательно улыбнулся Дерек.

Она рассмеялась, покачала головой и снова обняла его.

— Что там с войной? — шепнула она, отстраняясь.

Дерек пожал плечами:

— Идет. Ничего не слышал с тех пор, как мы, много месяцев назад, отплыли из Индии.

— Но приказ от полковника Монтроуза вытянуть армейское жалованье из парламента все еще остается в силе?

— Да, помоги мне Боже, — протянул Дерек. — Я сказал Гейбриелу, что справлюсь в одиночку. Пусть лучше приложит все усилия, чтобы поскорее поправиться. Кстати, — добавил он, заметив, что Йен направляется им навстречу, — Джохар узнал о попытках Судханы расправиться с нами и… скажем так, решил проблему на восточный манер.

— О Боже, — ахнула Джорджи, представляя себе, сколько крови было пролито при решении проблемы. Но с другой стороны, какое облегчение! Если махараджа Джохар приказал обезглавить, или бросить в клетку с тиграми, или казнить еще каким-то манером всех палачей Судханы, значит, больше никто не пойдет по их следу. Теперь каждую ночь, укладывая Мэтью в постель, она сможет куда более убедительно заверять мальчика, что ему ничто не грозит.

Йен тем временем обменивался рукопожатиями и принимал поздравления от лорда Артура и Гейбриела.

— Взгляни, — неожиданно пробормотала Джорджи Дереку, кивая в сторону отца, которого только что познакомили с внуком. — Помнишь его старый трюк?

Дерек закатил глаза и рассмеялся.

— Прямо сюда, малыш, — приказал лорд Артур, поднимая ладонь. — Ударь изо всех сил! Посмотрим, сколько их у тебя!

Мэтью недоуменно взглянул на Йена.

— Давай, сынок, — кивнул тот. Судя по веселому взгляду, он тоже помнил, как лорд Артур когда-то требовал того же от него и всех маленьких Найтов.

— Давай, парень! — вторил лорд Артур.

Мэтью свел брови, отступил и, собравшись, стукнул новообретенного деда кулачком по подставленной ладони. Лорд Артур громко вскрикнул от боли:

— О, дьявол! Похоже, она сломана! Вот это кулак! Говорю я вам, мальчик настоящий силач!

Все это, разумеется, было частью розыгрыша. Мэтью нерешительно оглянулся на взрослых и, что-то сообразив, тоже засмеялся.

— Брось, па, — фыркнул Гейбриел, хлопнув отца по плечу, — этой проделке уже тридцать лет.

— А для него это впервые, верно, парень? — Лорд Артур жизнерадостно подмигнул и взъерошил волосы мальчика.

Тот сразу же решил, что иметь собственного деда совсем не плохо, и немедленно вцепился в лорда Артура.

Джорджи несколько секунд следила за своим дорогим отцом и маленьким приемным сыном, идущими по пристани рука об руку, после чего перевела взгляд на лица братьев. Оба, кажется, радовались концу долгого и трудного путешествия. Гейбриелу придется еще долго поправляться, что же касается Дерека… за привычным внешним жизнелюбием и веселостью она разглядела угрюмую серьезность и тоску. Похоже, он еще не пришел в себя.

— Послушайте, все! — выдавила она сквозь забивший горло ком. — Поедем домой.

— Не знаю, можно ли называть это домом, — выдохнул Дерек, оглядывая незнакомые виды Лондона.

Джорджи удивленно повернулась к нему. Йен тем временем показал Гейбриелу на дожидавшиеся экипажи.

— Дерек, ты хочешь вернуться в Индию?

— Да, когда выполню задание. Не расстраивайся, сестричка. Мы, младшие сыновья, должны как-то сколачивать состояние!

— Может, ты встретишь достойную женщину и тоже женишься?

— К чему это мне делать подобные глупости, когда на Востоке полно танцовщиц? — фыркнул Дерек. — Кроме того, мне нужно быть со своими людьми. Там идет война. Мне необходимо вести их в бой.

Она с жалостью уставилась на него. Но Дерек широким жестом обвел пристань, приглашая сестру идти вперед. Джорджи молча повиновалась.

— Мы тут уместимся? — неожиданно спросил лорд Артур, оглядев дорогой экипаж.

— Мы одна семья. Втиснемся! — весело ответила Джорджи.

— А рана Гейбриела? — встревожился Дерек. — Как бы ее не разбередить!

— Вы садитесь. Я буду править, — решил Йен.

— Что за превосходный зять! — воскликнул лорд Артур, дружески хлопнув Йена по спине.

— Спасибо, сэр, — чарующе улыбнулся тот и, направившись к козлам, велел кучеру ехать вместе со слугами.

— Но разве… э-э… общество не будет шокировано видом маркиза Гриффита с поводьями в руках? — весело поддел лорд Артур.

Йен ответил лукавой усмешкой:

— Кому интересно мнение общества?

— Как, лорд Гриффит! Слышать столь шокирующие откровения от чопорного Прескотта?!

— Знаю, — сухо ответил Йен. — Это все дело рук вашей дочери. Она успешно разделывается со всеми традициями Прескоттов.

— Возможно, это огромное преимущество, — серьезно заметил тесть, подсаживая Мэтью в экипаж.

— Несомненно, — согласился Йен. — В таком случае все на борт!

— Я сяду с тобой, муженек, — весело объявила Джорджи, плюхнувшись рядом с ним. — Если ты задумал шокировать общество, я хочу помочь.

— Как и должно быть, о моя любящая женушка, — съязвил Йен, хотя на губах играла нежная улыбка.

Уже через несколько минут пассажиры получили полную возможность услышать весьма любопытную дискуссию, доносившуюся с козел.

— Отдай мне поводья, дорогая.

— Но, Йен, я хочу сама править…

— Джорджиана! Немедленно отдай поводья!

Последовала длинная упрямая пауза.

Лорд Артур прислушался и с едва различимым отцовским беспокойством нахмурил брови.

Но тут до них долетел мечтательный женский вздох:

— О, так и быть, муженек! Бери, если так уж нужно! Они все твои — как и я.

— Вот это верно, принцесса. Вот видишь, не так уже это трудно!

— Совсем не трудно, особенно если знать, что ты у меня под каблуком.

— Да неужели? Поберегись, иначе я сотру поцелуями эту лукавую улыбку с твоих губ! — промурлыкал маркиз.

— Попробуй!

Лорд Артур вскинул брови, услышав чувственный смешок, донесшийся в карету откуда-то сверху. И действительно, прошло несколько минут, прежде чем лошади тронули.

Но наконец они благополучно пустились в путь. Домой.