Здрвствуй, грусть: (Ромн, повести, рсскз) РИОТИП Хбровск 1992 5-88570-004-4

Фрнсуз Сгн

Потерянный профиль

Пегги Рош

А может быть, и ты — всего лишь

Зблужденье

Ум, бегущего от истины в мечту?

Ш. Бодлер

* * *

Вечер был нзнчен у Алферн, молодого врч, и я долго колеблсь, идти ли мне. Полдня, пережитые иною с Алном, моим мужем, полдня, приговорившие к смерти четыре год любви, нежности и взрывов стрсти, — я предпочл бы звершить в объятиях Морфея или пьяном збытье. Во всяком случе, одн. И все же этот зконченный сдист Алн нстоял, чтобы мы пошли н вечер. Он принял свой обычный привлектельный вид и улыблся, когд его спршивли, кк поживет смя дружня супружескя пр в Приже. Он шутил, говорил черт, знет ккие збвные вещи, не выпускя из своих пльцев мой локоть, который он сжимл изо всей силы. Я видел нс в зерклх и тоже улыблсь очровтельным отржениям: одинково рослые, стройные — он голубоглзый блондин, я черноволося и сероглзя. Одинковые мнеры и совершенно идентичные и явственные у обоих признки полного крушения. Все же он немного переигрл, и когд н умильный вопрос ккой-то дурочки: «Я скоро стну крестной, Алн?» — ответил, что моя жизнь и тк до крев зполнен одним тким человеком, кк он, и что двоих я не зслуживю, у меня потемнело в глзх. «Это првд», — скзл я, и тк же, кк иногд в музыке проксизм ознчет внезпный переход к новой теме, я вырвл свою руку из руки Алн и повернулсь к нему спиной.

Тк во время коктейль-прием, похожего н все другие, в одну из прижских зим я очутилсь лицом к лицу с Юлиусом А. Крмом. Я вырвлсь тк внезпно и тк грубо, что чувствовл спиной, кк вздргивет от гнев спин Алн. Лицо Юлиус А. Крм — ибо он незмедлительно именно тк предствился мне: Юлиус А. Крм — было бледно, тускло и змкнуто. Н всякий случй я спросил его, нрвятся ли ему выствленные здесь кртины. В смом деле, ведь эт вечеринк был устроен, чтобы продемонстрировть полотн любовник хозяйки дом, неугомонной Пмелы Алферн.

— Что ткое? Ккие кртины? — скзл Юлиус А. Крм. — Ах, д! Кжется, у окн я вижу одну.

Он двинулся, и я инстинктивно пошл з этим низеньким человеком. Я был выше его н полголовы и потому успел зметить н его черепе форпосты лысины. Он резко остновился перед одной из кртин, нписнной из большого желния прослыть художником, и поднял лицо. У него были круглые голубые глз з стеклми очков и удивительные для тких глз ресницы: кк пиртские прус нд рыбчьей бркой. Созерцние длилось с минуту, после чего он издл хриплый звук, похожий больше н собчий лй, чем н человеческий голос. Я рзобрл в нем слов «Ккой ужс!». «Простите?» — переспросил я, огорошення, ибо этот звук покзлся мне одновременно и подходящим к его облику, и несурзным. А он повторил тк же громко: «Ккой ужс!» Несколько человек, стоявших рядом с нми, отступили, точно зпхло скндлом, и я окзлсь одн, зстряв между кртиной и Юлиусом А. Крмом, видимо, не рсположенным дть мне улизнуть. Позди нс возник слбый шепот. Ведь Юлиус А. Крм отчетливо и двжды произнес «Ккой ужс!», очровтельня Жозе Эш — то бишь я — никоим обрзом не возрзил. Этот ропот восприняло шестое чувство величественной г-жи Дебу, и он обернулсь к нм. Г-ж Дебу был персоной. Он првил этим светским кружком, и вторитет ее был непререкем. В шестьдесят с лишним лет он был очень прям, очень черн, очень элегнтн, состояние ее муж (умершего после долгих мучений много лет нзд) обеспечивло ее незвисимость и, кк следствие этого, чрезвычйную кровождность. При любом стечении обстоятельств — дрмтичном ли, рдостном ли — г-ж Дебу чсто все улживл, иногд все рзрушл и вновь оствлсь одн, твердо стоя н ногх, кк обязывло ее имя, которое он носил. Ее приговоры, кк и ее пристрстия, были незыблемы. Он немедленно обнруживл черты ретрогрдств в внгрдистской вещи и отыскивл черты передового в вещи бнльной. При всем том, не будь в ней этой природной и неискоренимой злости, он был бы умн.

Почувствовв, что происходит нечто непредвиденное, он немедленно нпрвилсь к нм, з нею следовл ее незримый двор: шуты, лтники, лкеи — ибо, хотя он всегд был одн, кзлось, что ее постоянно окружют немные убийцы, готовые н все. Это создвло вокруг нее некую зпретную зону, почти осяземую и прегрждвшую путь любой вольности.

— Что вы скзли, Юлиус? — осведомилсь он.

— Я говорил этой дме, — ответил Юлиус без тени стрх, — что эт кртин ужсн.

— Вы полгете, это было необходимо? — произнесл он. — К тому же это не тк уж плохо.

И он укзл н св. Себстьян, пронзенного стрелми, которого только что прикончил Юлиус. Движение ее подбородк и тон голос были смо совершенство: смесь презрения к кртине, сострдтельной терпимости к слбости хозяйки дом, плюс непринужденный призыв к порядку и соблюдению вежливости для Юлиус.

— Эт кртин рссмешил меня, — скзл Юлиус А. Крй совсем другим голосом, с кким-то присвистом. — Я просто не могу.

Пмел Алферн в сопровождении Алн присоединилсь к нм, вопросительно глядя н всех. Ей послышлось что-то, похожее н лй, он уловил ккое-то змештельство среди гостей и н всех прусх бросилсь к месту битвы.

— Юлиус, — спросил он, — вм нрвится живопись Кристобл?

Юлиус, не отвечя, обртил к ней свой свирепый взгляд. Он чуть отступил, но тотчс обрел мнеры хозяйки дом:

— Вы знкомы с Алном Эшем, мужем Жозе?

— Вшим мужем? — спросил Юлиус.

Я кивнул. Он рссмеялся смехом тевтонц, из глубины веков, немыслимым, неуместным, поистине ужсным.

— Что здесь смешного? — скзл Алн. — Вы смеетесь нд кртиной или нд тем, что я муж Жозе?

Юлиус А. Крм взглянул н него в упор. Он кзлся мне все более и более экстрвгнтным. Во всяком случе, смелости ему было не знимть: н протяжении трех минут бросить вызов г-же Дебу, хозяйке дом, и Алну знчило облдть достточным хлднокровием.

— Я смеялся см по себе, без причины, — неожиднно произнес он. — Не понимю, дорогя, — скзл он, обрщясь к г-же Дебу, — вы постоянно упрекете меня, что я не смеюсь. Ну вот, вы можете быть довольны: я смеялся.

Вдруг я вспомнил, что слышл о нем. Юлиус А. Крм был могущественным дельцом, он пользовлся знчительной поддержкой в политических кругх, и, несомненно, знл, в кком состоянии швейцрские счет у трех четвертей приглшенных. Говорили, что он великодушен, ткже, что он очень жесток. Его боялись и повсюду приглшли. Это объясняло двойственную — снисходительную и принужденную — улыбку г-жи Дебу и Пмелы Алферн. Мы стояли все четверо, смотрели друг н друг и не знли, что еще скзть. Нм с Алном, рзумеется, не оствлось ничего другого, кк пойти поздрвить художник, несшего крул у вход, и возвртиться в нш кромешный д. Но ситуция, рзрешвшяся простейшим обрзом с помощью слов «до свиднья, до скорой встречи, счстлив с вми познкомиться» и т. п., вдруг покзлсь нерзрешимой. Выход предложил Юлиус, решительно вообрзивший себя вождем племени и приглсивший меня пойти, к буфету выпить. Буфет был в другом конце комнты. Тем же жестом, что и в первый рз, он зствил меня следовть з собой, и мы продефилировли ускоренным мршем через всю гостиную. Сумсшедший смех и опсения одновременно рздирли меня, ибо взгляд Алн от гнев стл стрнно тусклым, почти остекленевшим. Я поспешно выпил рюмку водки, которую, не потрудившись осведомиться о моих вкусх, вложил в мою руку влстный Юлиус А. Крм. Пчелиное жужжние вокруг нс возобновилось, и через мгновенье я понял, что н этот рз обошлось без скндл.

— Поговорим серьезно, — скзл Юлиус А. Крм. — Что вы делете в жизни?

— Ничего, — ответил я с некоторой гордостью.

И впрвду, среди всех этих бездельников, без конц говорящих о своих «знятиях» — эскизх мебели, укршениях в финском стиле и прочих безделкх — и не збывющих об учстии в тысяче отрслей промышленности, мне было чрезвычйно приятно признться в своей полной бездеятельности. Я был женой Ален, и мою жизнь обеспечивл он. Внезпно я понял, что скоро уйду от него и что больше не смогу ничего от него принять, никогд, ни одного доллр, ни одного свидния. Мне нужно будет рботть, влиться в веселую толпу людей, знятия которых рсплывчто нзывются «пресс-ттше», «уполномоченный по культурным связям» и тому подобное… А еще мне пондобится счстливый случй, чтобы попсть в тот привилегировнный круг, где встют только в девять чсов, к морю ездят дв-три рз в год. Между мною и мтерильными зботми всегд кто-то стоял — снчл родители, потом Алн. Кжется, счстливое время миновло, и я, бедня дурочк, поздрвлял себя с этим, кк с приключением.

— А вм нрвится ничего не делть? — Взгляд Юлиус А. Крм не был строг. Он выржл лсковое любопытство.

— Конечно, — скзл я. — Я слежу, кк проходит время, кк текут дни. Греюсь н солнце, если оно светит. Не здумывюсь, что буду делть звтр. А если меня посетит увлечение, у меня всегд есть время зняться им. Кждый должен иметь н это прво.

— Может быть, — скзл он мечттельно, — я об этом никогд не думл. Всю жизнь я рботл. Но мне это нрвилось, — добвил он извиняющимся тоном, который меня тронул.

Это был любопытный человек. Он был одновременно и слб, и грозен. Что-то волновлось в нем, что-то неустнное и отчянное. Оно-то, видно, и рождло этот смех-лй. Ах, нет, — подумл я, — не стоит углубляться в психологию успех и одиночеств деловых людей. Когд человек очень богт и очень одинок, он явно того зслуживет.

— Вш муж без конц смотрит н вс, — произнес он. — Что вы ему сделли?

Почему он отводит мне priori роль плч? И что ему ответить? «Я люблю своего муж, не очень люблю, очень люблю, люблю другого?» Допустим, я хочу скзть првду, что тогд ему ответить, чтобы и см Алн подтвердил: это првд?.. Худшее в рзрывх — именно это: люди не просто рсстются, они рсстются по рзным причинм. Быть ткими счстливыми, тк переплестись друг с другом, стть ткими близкими, когд ничто не истинно, кроме единственного — один в другом — и вдруг зблудиться, рстеряться, искть в пустыне тропинки, которые никогд не пересекутся.

— Уже поздно, — скзл я, — мне нужно идти.

Тогд Юлиус А. Крм голосом торжественным и преисполненным смодовольств описл мне прелести чйной «Слин» и приглсил меня туд н послезвтр к пяти чсм, если, конечно, это не кжется мне слишком стромодным. Я соглсилсь, повергнутя в изумление, покинул его и нпрвилсь к Алну. Теперь меня ждл душерздирющя ночь, со взрывми стрстей и слезми — првд, уже последними. А в голове моей звенело: «У них лучшие в Приже профитроли».

Это был моя первя встреч с Юлиусом А. Крмом.

— Ромовую ббу, — скзл я.

Я сидел н дивнчике в кондитерской «Слин», рстеряння, едв дыш. Я пришл бсолютно вовремя и в бсолютном отчянии.

Не ромовя бб был мне нужн, нстоящий ром, ккой дют приговоренным к смерти. Дв дня я провел под холостым огнем всех мушкетов любви, ревности и отчяния. Вновь Алн нвел н меня весь свой рсенл и стрелял в упор, ибо эти дв дня он не позволял мне выйти из квртиры. Кким-то чудом я вспомнил о нелепом свиднии, нзнченном мне Юлиусом А. Крмом в чйной.

Любое другое свидние — с другом, близким человеком, — я знл, вынудило бы меня к откровенности, этого я кк рз и не хотел. Меня стршили исповеди, в которых столь чсто нходят отрду женщины моего возрст. Я не умел с ясностью вырзить себя, я всегд боялсь убедиться в собственной виновности. И потом ведь было только дв решения: первое — терпеть Алн, ншу совместную жизнь и то, что кждое мгновение мы плюхемся носом в грязь, нсилуем нши сердц, в мыслях у нс постоянный рзброд. Второе — уйти, убежть, ускользнуть от него. Но временми я совсем терялсь. Я вспомнил его тким, кким я любил его, и тогд исчезли и я см, и то решение, которое я считл единственно првильным.

В этой чйной, где порхл проголодвшяся молодежь, и жужжли пожилые дмы, я пончлу почувствовл себя хорошо. В ндежном убежище: под охрной сонм непреклонных нглийских пудингов, сокрушительных фрнцузских эклеров, черных моншенок, не ведющих ни о чем — в том числе и обо мне. Ко мне вернулся вкус к жизни или к иронии. Я посмотрел н Юлиус А. Крм, н которого еще не успел взглянуть. Он покзлся мне очень блгопристойным, очень мягким и слегк примятым. Зметно было, что и в дв дня щетин не могл зхвтить всю его кожу, лишь тйком пробивлсь кое-где. Я збыл о его деятельности, о дикой энергии, зтрчивемой им, чтобы добиться успех; я збыл, глядя н эту юношескую рстительность, о грубой силе и столь прослвленном могуществе Юлиус А. Крм. Н месте промышленного мгнт я видел пожилого млденц. Мои впечтления чсто обмнывют меня, но столь же чсто и зполняют мои мысли, потому я н них не в обиде.

— Две чшки чя, ббу и миндльное пирожное, — произнес Юлиус А. Крм.

— Сию минуту, господин Крм, — пропел официнтк и, сделв причудливый пируэт, скрылсь в лбиринте ширм.

Я смотрел н нее с тем преувеличенным внимнием, которое инстинктивно проявляешь ко всему, только что чудом избежв смертельной опсности. «Я сижу в чйной, с крупным промышленником. Мы зкзли миндльное пирожное и ббу», — шелестело в моей пмяти, сердцем, умом — словом, всем своим существом я видел только обезобрженное гневом крсивое лицо Алн, прижтое к перилм лестницы. Н ншей милой плнете я повидл и бры, и ресторны, и ночные кбчки, но не имел предствления о чйных (об этой, кзлось мне, еще менее чем обо всех других). Эт тихя гвнь, кк н полотне Жуй — предупредительность, белые передники, крхмльные нколки, — создвл у меня впечтление фльшивой, с трудом выносимой безопсности. Ничего не поделешь: решительно я создн для того, чтобы, здыхясь от гнев и боли, сидеть рстрепнной н плюшевом дивнчике против молодого мужчины, испытывющего ткие же муки, но не для того, чтобы лкомиться пирожными в обществе любезного незнкомц. Иногд возникет и зстревет в созннии ткое вот зрительное предствление о себе смой. В остльное время плывешь, не видя себя, рстворившись в облке солоновтых бесцветных пузырьков, и погружешься в темные глубины, ослепнув, оглохнув и онемев от отчяния. Или, ноборот, вдруг предстешь, торжествуя, во всем своем великолепии перед глзми кого-то другого, кто ослеплен этим солнцем — тобой, выдумнным им смим себе н муки. Не стоит говорить, что в тот момент я ни о чем тком не думл. Вообще, я никогд не рссуждл с собой о себе. Другие меня больше интересовли. В тот момент я решл вопрос, ккого цвет миндльное пирожное: желтого или бежевого. Нверное, что-то среднее. В конце концов, не зня, что еще скзть, я здл этот вопрос Юлиусу. Он покзлся очень оздченным, пожл плечми — для мужчины верный признк того, что он об этом не имеет понятия — и спросил, что нового у Алн. Я кртко ответил, что у него все в порядке.

— А у вс?

— У меня тоже, конечно.

— Конечно… это не ответ.

Он нчинл меня рздржть. Может быть, это и не ответ, но у меня не было другого. Все, что я мот сделть, это подробно описть свое детство, отношения с рзными людьми и свое мучительное супружество с Алном. Больше ничего я ему ответить не могл. И потом я его не знл! И не считл его ни другом, ни поверенным. Мне покзлось, что слишком долго не несут миндльное пирожное.

— Я неделиктен, — скзл он голосом ктегоричным и почти торжественным.

Я сделл слбый жест отрицния, посмотрел н свои руки — они дрожли — и стл искть в сумке сигреты.

— Я всегд был неделиктным, — продолжл Юлиус А. Крм. — Впрочем, — добвил он, — это у меня не от неделиктности, от неловкости. Я хочу все о вс знть. Я зню, что для нчл я должен был бы поговорить с вми о кких-нибудь пустякх, о погоде, но это у меня не получется.

Я спросил себя, изменилось ли бы что-нибудь оттого, если бы мы поговорили о погоде. Вдруг он мне и впрвду покзлся неделиктным, грубым и лишенным обяния. Если у него нет млейшей искры вообржения, чтобы поддержть пустячный рзговор, именно пустячный, он должен бы знть об этом и не приглшть меня в эту дурцкую чйную. Мне зхотелось уйти, оствить его одного с его пирожными, и лишь стрх перед тем, что ждет меня з этими стенми, перед смятением, которое охвтит меня, стоит лишь выйти н улицу, перед тем, что приблизится мое возврщение в мой домшний д, удержл меня. "Погоди, это же человеческое существо, — скзл я себе, — можно попробовть перекинуться несколькими фрзми, то ведь это ненормльно…] Действительно, я впервые ощущл перед кем-то ткую зторможенность, сковнность и желние бежть. Естественно, я приписл все это состоянию моих нервов, бессоннице последних ночей, отсутствию знния жизни. Короче говоря, я сделл то, чего не следовло делть: приписл себе, не Юлиусу неудчу этих первых минут. Вообще, всю мою жизнь нечто вроде больной совести, близкое к умственной дебильности, зствляло меня постоянно чувствовть себя неизвестно в чем виновтой. Дошло до того, что я испытывл вину перед Алном. А теперь — перед Юлиусом А. Крмом. Держу при, что если бы приветливя официнтк, неся миндльное пирожное, вдруг рстянулсь н ковре, я бы подумл, что это из-з меня. Ккя-то злость н смое себя и н болезненный хос, в который я превртил свою жизнь, поднимлсь ко мне.

— А вы, — спросил я сдержнно, — что вы делете в жизни?

— Зключю сделки, — ответил Юлиус А. Крм. — Точнее, я зключил много сделок. Теперь я знят тем, что контролирую их. У меня мшин, я в ней и живу, он возит меня из одной конторы в другую. Я контролирую и уезжю.

— Весело, — зметил я. — А кроме этого? Вы женты?

Н мгновение он смутился, кк будто я скзл что-то неприличное. А вдруг я предполгю узнть, холостяк ли он.

— Нет, — ответил он, — я не жент, но однжды чуть было не женился.

Он произнес эту фрзу тк торжественно, тк высокопрно, что я взглянул н него с любопытством.

— Дело рсстроилось? — спросил я.

— Мы были не одного круг.

Все кк бы змерло перед моими глзми. Что это я делю здесь с этим дельцом-снобом?

— Он был ристокртк, — скзл Юлиус А. Крм с несчстным видом. — Английскя ристокртк.

Во второй рз я глядел н него, оцепенев от изумления. Если этот человек и не интересовл меня, то, во всяком случе, удивлял.

— А почему, если он был ристокрткой…

— Я стл тем, что я есть, блгодря смому себе, — скзл Юлиус А. Крм, — когд я ее встретил, я был еще очень молод и совсем не был уверен в себе.

— А сейчс, знчит, вы в себе уверены? — спросил я, зинтриговння.

— А сейчс д, — скзл он. — Видите ли, смысл денег, — быть может, глвный — состоит в том, что везде чувствуешь себя уверенно.

И кк будто, чтобы подтвердить эту чудовищную мысль, он зстучл ложечкой по чшке.

— Он жил в Ридинге, — продолжл он мечттельно. — Вы знете Ридинг? Это городок близ Лондон. Я встретился с ней н пикнике. Ее отец был полковник.

Д, если я хотел отвлечься от своих мыслей, я явно поступил бы лучше, если бы бросилсь в кино и окунулсь в ккой-нибудь бред с убийствми или сексом, тк нводнившими ншу эпоху. Пикник в Ридинге с дочкой полковник — явно не то, что могло бы рзжечь вообржение отчявшейся молодой женщины. Тков моя судьб. Рз в жизни я встретил одного из тех, кого нзывют финнсовыми кулми, и мне выпл решк, достлсь пустя пород, ндрыв: невест-нгличнк слишком ристокртического происхождения. Легче было бы предствить себе, что Юлиус А. Крм довел до смоубийств дюжину нью-йоркских бнкиров. Я чуть ндкусил ббу и обрдовлсь. Пирожные мне всегд внушли ужс. Юлиус А. Крм, по-видимому, продолжл мысленно бродить по зеленым холмм Ридинг. Он молчл.

— А после этого? — спросил я.

Единожды нчв, следовло звершить эту беседу в рмкх вежливости.

— О, после этого ничего серьезного, — скзл Юлиус А. Крм и покрснел. — Несколько приключений… может быть.

Н мгновенье я предствил его в специльном зведении среди обнженных женщин. У меня зкружилсь голов. Это было немыслимо. Смо понятие сексульности было несовместимо с видом, голосом, кожей Юлиус А. Крм. Я спросил себя, что же соствляло его силу в этом миру, если две глвные пружины, движущие вообще всеми человеческими существми: тщеслвие и сексульность — у него, кзлось, нчисто отсутствуют. Все было мне непонятно в этом человеке. В обычное время ткое зключение возбудило бы мое любопытство. Теперь же я испытывл лишь неловкость и змештельство. Кжется, мы все-тки поговорили о погоде, и я с притворным энтузизмом соглсилсь н новое свидние, здесь же и в то же время, н будущей неделе. Поистине, я соглсилсь бы н что угодно, лишь бы выпутться из этого нелепого положения.

Я возврщлсь домой пешком, медленно-медленно. Н Пон-Руль меня охвтил безумный смех. Эт встреч был не просто нелепой. Строго говоря, ее просто нельзя было передть словми. Впрочем, думю, что именно блгодря нелепости я вспоминл ее в последующие дни с кким-то приятным чувством.

Прошло две недели, и я совсем збыл всю эту комедию. Я позвонил Юлиусу А. Крму, вернее его секретрше, чтобы отменить нше свидние, и н другой день получил огромный букет с визитной крточкой, уведомлявшей меня о его глубоком сожлении. Прежде чем увянуть и зсохнуть в этой пустынной квртире, очерченной лишь прямыми линиями и будто опустошенной дской тмосферой, которую тщтельно поддерживли в ней мы с Алном, охпк цветов выглядел до неприличия живой и рдостной.

Положение, можно скзть, стбилизировлось. Алн не выходил из квртиры. Если хотел выйти я, он шел з мной. Если звонил телефон, что случлось все реже, он снимл трубку, говорил: «Никого нет дом», — и клл ее н рычг. Остльное время он шгл, кк безумный, по квртире, твердя свои претензии ко мне, придумывя новые, здвл вопросы, будил меня, если я зсыпл, и то плкл, кк ребенок, что нш любовь кончилсь, причитя, что это его вин, то все с большим жром упрекл меня. Я совсем отупел и ни н что уже не регировл. Я думл только о том, кк бы сбежть. Мне кзлось, что тот водоворот, пучин, в которую с кждым днем все глубже погружлись мы об, зключет конец в себе смой и остется только ждть. Я умывлсь, чистил зубы, одевлсь и рздевлсь, движимя кким-то рефлексом, сохрнившимся из моей предыстории. Служнк, не выдержв этого ужс, ушл от нс еще неделю нзд. Питлись мы консервми, кждый см по себе, и я бестолково сржлсь с бнкми срдин, которые не лезли в горло, но я твердо знл, что их нужно есть. Эт квртир стл корблем, потерявшим курс, кпитн, Алн, был безумен. У меня, единственной пссжирки, не остлось ничего, дже чувств юмор. Что же до друзей — тех, которые звонили, или более нстойчивых, которые стучли в дверь, он их тут же выствлял, — я думю, они не имели ни млейшего предствления о происходившем з этими стенми. Быть может дже, они полгли, что у нс в рзгре медовый месяц.

Угрозы, мольбы, сожления, обещния — в этом круговороте жил я, н грни смой себя, рзбитя, удерживемя нсильно, охвчення ужсом. Двжды я пытлсь бежть, но Алн перехвтил меня н лестнице и протщил по всем ступенькм: в первый рз — не говоря ни слов, во второй — бормоч по-нглийски немыслимые ругтельств. Ничто больше не связывло нс с внешним миром. Алн сломл рдио, зтем телевизор, телефонный провод же он не перерезл, я думю, единственно рди удовольствия видеть, кк я всккивю, охвчення ндеждой, очень смутной, когд он случйно звонил. Я брл снотворные, когд попло — в момент, когд чувствовл, что подступют слезы, — и погрузившись в кошмрный сои, н четыре чс спслсь от него, он все эти четыре чс не перествя, тряс меня, звл то громко, то тихо, клл мне голову н грудь, чтобы проверить, жив ли еще, не покинул ли его дргоцення любовь, воспользоввшись последним обмном — несколькими лишними тблеткми снотворного. Лишь один-единственный рз чш моего терпения переполнилсь. Я увидел в окно открытую мшину с прнем и девушкой. Они смеялись. Это покзлось мне еще одной пощечиной — н сей рз от судьбы. Это нпомнило мне о том, ккой я могл бы быть, о том, что, кк предствилось моему помутившемуся рзуму, я потерял нвсегд. В этот день я рсплклсь. Я умолял Алн уйти или позволить уйти мне. Мои детские «ну, прошу тебя», «пожлуйст», «будь хорошим» были тк нелепы. Он был здесь, рядом, глдил мои волосы, утешл меня, умолял не плкть, говорил, что мои слезы делют ему тк больно. Н эти дв или три чс к нему вернулось его прежнее лицо — нежное, доверчивое — лицо зщитник. Я уверен, он утешился, стрдл не тк сильно. О себе я не могу скзть, что стрдл. Это было и хуже, и не тк знчительно. Я ждл, что Алн уйдет или убьет меня. Ни секунды я не думл см покончить с собой. Кто-то внутри меня, неискоренимый, неприступный, кто принес столько стрдний Алну, ждл. По временм все-тки это ожидние кзлось мне призрчным, бесцельным, и тогд меня охвтывло судорожное отчяние, меня колотило, мускулы сводило конвульсией, сохло в горле, я не могл шевельнуться.

Однжды днем, чсов около трех, я бесцельно рылсь в письменном столе в поискх книги, которую взял нкнуне и которую Алн, конечно, немедленно спрятл, тк кк не выносил, когд что бы то ни было хоть н мгновение отвлекло меня от него, от того, что он нзывл «мы». Он не вырывл книгу у меня из рук — от этого его удерживли осттки воспитнности: он по-, прежнему двл мне дорогу, когд я проходил в дверь, и зжигл спичку для моей сигреты. Тем не менее, он спрятл эту книгу, и я искл ее под дивном, ползя н полу. Я знл, что если, он войдет в комнту, то нчнет хохотть, но это было мне глубоко безрзлично.

В этот-то момент и позвонили — впервые з четыре дня — и я выпрямилсь в ожиднии отрывистого стук, с которым Алн зхлопнет дверь перед нзойливым посетителем. Прошл минут, две, и я услышл голос Алн, спокойный и вкрдчивый. Любопытство охвтило меня, и я пошл в переднюю. У вход, именно у вход, то есть, только переступив порог, со шляпой в руке стоял Юлиус А. Крй. Я зстыл в недоумении. Кк же он сюд проник? Увидев меня, он устремился ко мне, кк будто и не было Алн н его пути, и тот невольно отступил. Юлиус протянул мне руку. Я взглянул н него. Это ккя-то ошибк! Я могл ожидть полицию, скорую помощь, Персифля, мть Алн, кого угодно, только не его.

— Кк поживете? — спросил он меня. — Я только что говорил вшему мужу, что мы договорились встретиться сегодня и выпить чю в «Слине», и я позволил себе зехть з вми.

Я ничего не ответил. Я глядел н Алн, который, кзлось, окменел от гнев. Юлиус перевел глз н него. Тут я снов увидел его взгляд, впервые порзивший меня у Алфернов — свирепый, ледяной, взгляд хищник. Вся эт сцен выглядел действительно стрнно: молодой мужчин, плохо выбритый, стоит перед рспхнутой дверью, рядом незнкомец средних лет, в пльто цвет морской волны, с серьезным лицом, и я — молодя женщин, непричесння, в хлте, — оперлсь о косяк другой двери. Я не знл, кто же из этих троих посторонний.

— Моя жен нездоров, — скзл Алн резко, — о том, чтобы он поехл, не может быть и речи.

Юлиус перевел свой взгляд, все ткой же суровый, н меня и произнес громко и ктегорично следующую фрзу, больше похожую н прикз, чем н приглшение:

— Я жду ее, чтобы ехть пить чй. Я подожду в гостиной, — добвил он, обрщясь ко мне. — Вы быстро оденетесь.

Алн резко шгнул к нему, но кто-то уже появился в дверях, и в квртиру проник четвертый персонж этого нелепого водевиля. Это был здоровый детин — шофер Юлиус. Он тоже был в чем-то цвет морской волны, держл в руке перчтки, и у него был тот же неопределенно-бесстрстный вид, который придвл им обоим сходство с гентми гестпо, кк я их себе предствлял.

— О чем-то я хотел спросить вс… — скзл Юлиус, обернувшись к Алну. — Эт квртир выходит н северо-зпд, д?

И тогд, в одно мгновение, что-то порвлось во мне, выключило меня из неподвижности, рзрушило впечтление иррельности. Я. вскочил в свою комнту, зкрыл дверь н ключ, влезл в брюки, нтянул свитер — быстро, быстро — тк, что слышно было, кк стучт зубы и колотится сердце. Я схвтил две туфли, покзвшиеся мне одинковыми, боясь здержться хоть н секунду, открыл дверь и бросилсь в гостиную к Юлиусу А. Крму. Я потртил н все минуты полторы, был вся в поту, и не зню уж, ккой рефлекс ложного стыд удержл меня от того, чтобы броситься к шоферу, схвтить его з руку и умолять его ехть н смой большой скорости и длеко-длеко. Все же, хотя Юлиус все тк же стоял между мной и Алном, по коридору я прошл бочком, миновл дверь, и прежде чем Юлиус собственноручно зкрыл ее з мной, я увидел Алн, стоящего против свет, свесив руки и кк-то осклив рот. Он и впрвду чудовищно походил н сумсшедшего.

Мшин был стрый «Дймлер», длинный и мссивный, кк грузовик. Я вспомнил, что в предыдущие дни, во время моих нечстых рейсов к окну, я видел его.

Мы ктили н восток, если верить солнцу. Но я и ему не верил. Потерявшись, кк в пустыне, в этом слишком большом втомобиле, д и в своем, тком мленьком сердчишке, я тупо силилсь определить, где север, юг, восток и зпд. Тщетно. Продолговтые тени, которые протягивлись перед кпотом мшины вдоль втострды, монотонно отмеченной предупреждющими плктми и безглзыми домми, не хотели мне ничего подскзть. Однко мы проехли Мнт-л-Жоли, дорог кончилсь, и мы остновились перед згородным домом, очень похожим н военное укрепление. Юлиус не произнес ни слов. Он дже не взял меня з руку. Вообще, это был человек без жестов. Он сдился в мшину, выходил из нее, зкуривл сигрету, ндевл пльто не изящно и не неуклюже — никк. Меня же всегд подкупли в людях именно жесты — то, кк они двигются или сохрняют неподвижность. А тут кзлось, что я сижу рядом с мнекеном или клекой. Всю дорогу меня бил дрожь. Снчл от стрх, что Алн нс догонит, появится внезпно при крсном свете, вскочит н кпот мшины или же в полицейской фуржке и со свистком в руке нвсегд приостновит мое бегство к свободе, смехотворной, быть может, но свободе. Потом, когд нчлсь втострд, меня стло колотить от того, что блгодря скорости это «нпдение н дилижнс» стнет невозможным. Меня стло колотить от одиночеств.

Лишившись непрестнного, неотвртимого, ккого-то кровосмесительного общения с Алном, я остлсь одн. Для меня было внове "я", «мне», «меня». Исчезло «мы», кк ни невыносимо оно было. Куд же делся другой? Другой — плч или жертв, ккя рзниц, но все же спутник гибельных и непреодолимых бесовских рдений этих последних лет. В глубине души я кзлсь себе больше похожей н одинокую девушку посреди тнцплощдки, нвсегд рзлученную со своим квлером силой непредвиденного случя, чем н женщину, лишившуюся муж. Я и впрвду много тнцевл с Алном, и во всевозможных темпх, и при тысяче рзных обстоятельств. Утомленные до полуобморок, пресытившиеся, мы, однко, делили н двоих нежные передышки стрсти, и лишь с одной ревностью он не мог ничего поделть. Из-з нее-то нш любовь и стл невозможной. Пусть это был болезнь, но ему одному предстояло теперь подбрсывть вязнки воспоминний, фнтзий и стрдний в то рдостное или горестное плмя, которое есть история всякой любви. Вот потому-то я и смирялсь тк долго, и потому н этой втострде я мучилсь смутным созннием вины. Вины в том, что не любил больше, вины в том, что стл безрзличн. Смо это слово внушло мне ужс. Я знл, что оно, безрзличие, и есть козырный туз в любовных отношениях. И я презирл его. Меня восхищли безумство, постоянству бескорыстие, дже в ккой-то мере преднность. Пондобилось немло лет, чтобы от беззстенчивости и цинизм прийти к этому. И я пришл. Если бы не животня, оргническя ненвисть, питемя мною к тому, что нзывют «вкусом к несчстью», я, конечно, остлсь бы с Алном.

Укреплення ферм, минитюрный змок Юлиус А. Крм был обрзцом своего род. Он был выстроен из мссивного кмня, в форме подковы, с окнми-бойницми, подъемными мостми и мебелью в стиле Людовик XIII, возможно подлинной, если учесть огромное состояние Юлиус. Несколько оленьих голов вносили трурную нотку в убрнство прихожей. Н верхние этжи вел кмення лестниц с перилми из ковного желез. Единственной уступкой современности был беля куртк дворецкого. Воистину, он лучше бы выглядел в кмзоле. Он хотел взять мой чемодн и, не без причины не нйдя его, извинился. Юлиус четыре или пять рз нервно спросил, все ли в порядке, и, не дожидясь ответ, ввел меня в гостиную. Чего здесь только не было: кожные дивны, полки с книгми, звериные шкуры и огромные кмин, в котором поспешили рзжечь прздничный огонь. Если порзмыслить, не хвтло только одного — собки. Я спросил у Юлиус, есть ли собки. Он ответил, что, конечно, есть. Они н псрне, где им и подобет быть. Звтр утром он мне их покжет. А сейчс уже темнеет. Есть легвые, лбрдоры, терьеры и т.д.

Не могу скзть, что я не слушл, поскольку я отвечл ему. Просто тот, кто его слушл и отвечл, не был мною — ткой, кк я предствлял себя. Вернулся дворецкий и приглсил нс выпить чего-нибудь. Я нкинулсь н водку и проглотил ее одним духом. Юлиус покзлся обеспокоенным. См он, кк он зявил, вот уже скоро тридцть лет пьет только томтный сок. Один из его дядюшек умер от цирроз, дед тоже. Это нследствення болезнь, которой он предпочел бы избежть. Я кивнул, зтем, взбодрення, по-видимому, русским эликсиром, здл вопрос, который не двл мне покоя:

— Кк это случилось, что вы приехли ко мне?

— Когд вы не пришли н ншу встречу, н ншу вторую встречу, — нчл Юлиус, — я был очень удивлен…

Я немного поерзл н кожном дивне, спршивя себя, что могло удивить его в моем отступничестве. Возможно, сильные мир сего не привыкли, чтобы им нзнчли свидние, потом ндувли.

— Я был очень удивлен, — продолжл Юлиус, — потому что о ншей встрече в «Слине» у меня остлось очень приятное, очень теплое воспоминние.

Я кивнул, в очередной рз изумляясь тйнм некоммуникбельности.

— Видите ли, — продолжл Юлиус, — я никогд ни с кем не говорю о себе, в тот день я вм признлся в том, чего никто не знет, кроме, конечно, Грриэт.

Мгновение я глядел н него, недоумевя. Кто эт Грриэт? Может, от одного сумсшедшего я попл к другому?

— Той девушки-нгличнки, — уточнил Юлиус. — Эт история зстрял в моей голове, в моей жизни, кк зноз. Поскольку я игрл в ней скорее смешную роль, я никогд не мог об этом говорить. И вдруг в «Слине» я увидел в вших глзх что-то, подскзвшее Мне, что вы не стнете смеяться ндо мной. Не могу передть вм, кк мне стло хорошо. И вы сми покзлись мне ткой милой, ткой доверчивой… Мне, првд, очень хотелось вс снов увидеть.

Он говорил все это медленно, немного бессвязно.

— Но, — произнесл я, — кк вы сумели проникнуть ко мне?

— Я спрвлялся. Снчл см, у вших друзей. Потом послл свою секретршу к вшей консьержке, к вшей служнке и т. д. Я долго колеблся, прежде чем вмешться в вшу чстную жизнь, но, в конце концов, подумл, что это мой долг. Я знл, — зключил он с торжествующим смешком, — что только очень вжное обстоятельство могло помешть вм прийти в «Слину» в ту среду, двендцтого.

Мен" рзрывл невольный смех и вполне резонный стрх. По ккому прву этот чужой человек рсспршивл моих друзей, служнку, консьержку? Во имя ккого чувств он осмелился тртить н меня зпсы своего любопытств и своих денег? Неужели потому, что я не рссмеялсь ему в лицо, когд он рсскзывл мне жлостную историю его любви к дочери нглийского полковник? Это кзлось мне непрвдоподобным. Под его бшмком было слишком много людей, которые почти искренне посочувствовли бы его грустному рсскзу. Он лгл мне. Но почему? Он должен был прекрсно знть, чувствовть, что он не нрвится мне и никогд не понрвится. Между мужчиной и женщиной с первого взгляд зключется или соглшение, или пкт о невозможности ткого, соглшения. Смо тщеслвие ничего не может поделть с этим почти животным чутьем. В тот момент я возненвидел его — и его смоуверенность, и его мебель в стиле Людовик XIII. Я дико его возненвидел. Не говоря ни слов, я протянул ему рюмку, и, укоризненно поцокв «тц-тц» (уж не думет ли он, что цирроз его предков нвсегд отвртит меня от лкоголя?), он пошел ее нполнить. Подумть только! Я нходилсь в кком-то доме к востоку от Приж, в небольшом рыцрском поместье времен Людовик ХШ, влдельцем его был богтейший бнкир с змшкми детектив. Я был без мшины, без вещей и без цели. Не имел ни млейшего предствления ни об отдленном, ни дже о смом близком своем будущем. В довершение всего, уже нступл вечер.

В жизни мне доводилось бывть в мссе необычных ситуций, и комических, и роковых, но н сей рз, я побил все свои рекорды в искусстве комедии. Мысленно я снял перед собой шляпу, поздрвляя себя с этим, и отпил глоток из рюмки, которя кзлсь мне моим единственным имуществом н земле. Вскоре я понял, что не следовло тк строго огрничивть мой рцион консервми, ибо голов моя уже нчинл кружиться. Мысль увидеть Юлиус А. Крм в трех экземплярх покзлсь мне устршющей.

— У вс нет плстинки? — спросил я.

Н минуту придя в змештельство — нстл и его черед! — ибо, вероятно, он ждл иного поведения от женщины, вызволенной из плен у муж-сдист, Юлиус встл, открыл шкфчик, бесспорно стринной рботы, внутри которого, однко, стоял великолепный стереофонический проигрывтель японского производств, кк зверил меня хозяин. Учитывя декорцию, я рссчитывл услышть Вивльди, но голос Тебльди зполнил комнту.

— Вы любите оперу? — спросил Юлиус. Он присел н корточки перед дюжиной никелировнных ручек и кзлся выше, чем был н смом деле.

— У меня есть «Тоск», — добвил он все с той же немного торжественной интонцией.

Я решил, что у этого человек збвня мнер всем гордиться. Не только усовершенствовнным и действительно превосходным проигрывтелем, но и смой Тебльди. Быть может, передо мной был единственный известный мне богч, извлеквший подлинное нслждение из своих денег. Если тк, то это свидетельствует о большой душевной силе, ибо по своему опыту я знл, что богтые люди под тысячу рз пережевнным предлогом того, что деньги — это медль с двумя сторонми, считют своим долгом без конц кричть об оборотной стороне. Они считют себя редкостью, стло быть предметом звисти, изгоями, виной чему их богтство. И кк ни много могут они обрести, блгодря нему, это их ничуть не утешет. Если они щедры, им кжется, что их обмнывют. Если они недоверчивы, то утверждют, что без конц и смым грустным обрзом убеждлись в обосновнности своей недоверчивости. Но тут — нверное, из-з водки — мне подумлось, что Юлиус А. Крй горд не своей ловкостью в делх, скорее тем, что он дет ему возможность слушть не искженный ни млейшей црпиной, ни млейшей шероховтостью, нетронутый в своей чистоте великолепный голос Тебльди — женщины, которя и см кжется ему великолепной. И точно тк же, хотя и более нивно, он должен гордиться своей энергией и энергией своих секретрей, позволившей ему избвить очровтельную женщину, то есть меня, от судьбы, которую ин счел постылой.

— Когд вы рзводитесь?

— Кто вм скзл, что я собирюсь рзвестись? — ответил я нелюбезно.

— Вы не можете остться с этим человеком, — скзл Юлиус рссудительно. — Он больной.

— А кто вм скзл, что мне не нрвятся больные? В то же время я злилсь н свою неискренность.

Уж рз я последовл з своим спсителем, логично было бы снизойти и до некоторых объяснений. Мне хотелось только, чтобы они были возможно короче.

— Алн не больной, — ответил я. — Он одержимый. Это прень, мужчин, — попрвилсь я, — от рождения помешнный н ревности. Я понял это слишком поздно, но, в конце концов, в известной мере, я тк же виновт, кк и он.

— Ах, тк? В ккой же? — прогнусвил Юлиус.

Он стоял передо мной подбоченясь, в воинственной позе двокт мерикнского суд.

— В той мере, в ккой я не сумел переубедить его, — ответил я. — Он всегд сомневлся во мне, чще всего нпрсно. Мне поневоле приходилось быть хоть в чем-то виновтой.

— Просто он боялся, что вы от него уйдете, — зявил Юлиус, — рз он этого боялся, это кк рз и случилось. Все логично.

Тебльди пел глвную рию, и музык, рсходившяся волнми, внушл мне желние рзбить что-нибудь. И желние плкть. Я, в смом деле, не высплсь.

— Вы скжете, что это не мое дело, — нчл Юлиус…

— Д, — ответил я кким-то диким тоном, — действительно, это не вше дело.

Вид его не выржл ни млейшей досды. Он рссмтривл меня с сострднием, кк будто я произнесл невероятную глупость. Он мхнул рукой, что должно было ознчть «он см не знет, что говорит», и этим жестом окончтельно вывел меня из себя. Вств, я см нлил себе полную рюмку водки. Я решил внести полную ясность.

— Господин Крм! Я вс не зню. Я зню о вс только то, что у вс есть деньги, что вы чуть не женились н девушке-нгличнке и что вы любите миндльные пирожные.

Он тк же крсноречиво и покорно мхнул рукой, кк и подобло здрвомыслящему человеку перед млоумной.

— Я зню, кроме того, — продолжл я, — что по причинм, мне неясным, вы зинтересовлись мною, нводили обо мне спрвки и, появившись вовремя, вывели меня из зтруднительного положения, з что я вм чрезвычйно признтельн. Н этом нши отношения кончются.

Выдохнувшись н этом, я сел и с неприступным видом уствилсь н плмя. Н смом деле меня рзбирл смех, ибо в продолжение моей крткой речи Юлиус слегк отступил и стоял теперь в обрмлении двух оленьих голов, которые ему решительно не шли,

— У вс рсстроены нервы, — проництельно зметил он.

— Крйне, — ответил я. — Будешь тут нервной. У вс есть снотворное?

Он отштнулся тк резко, что я рссмеялсь. С момент моего приезд я только и делл, что то смеялсь, то плкл; без всякого переход впдл то в гнев, то в изумление. Вот я и подумл о хорошей постели (очень возможно, в готическом стиле), в которую я могл бы опустить мои несчстные кости. Кзлось, я смогу проспть трое суток.

— Не бойтесь, — скзл я Юлиусу, — я не собирюсь покончить с собой ни в вшем доме, ни в кком-нибудь другом месте. Просто, кк вм, по-видимому, доложил вш секретрш, последние дни были достточно тяжелыми, и у меня нет желния об этом говорить.

При слове «секретрш» его передернуло. Он снов уселся нпротив меня, положив ногу н ногу. Мшинльно я отметил, ккие у него большие ступни.

— Помимо секретрей, чрезвычйно мне преднных, я много говорил о вс и с вшими друзьями, которые вм тк же предны. Они беспокоились о вс.

— Ну что ж, вы можете их успокоить, — произнесл я с иронией, — вот я и в безопсности. По крйней мере, н несколько дней.

Мы глядели друг н друг с вызовом, смысл которого был для меня неясен. Что делл здесь я? О чем думл он? Что он хотел знть обо мне и зчем? Моя рук нчл трястись, кк в «Слине», мне необходимо было лечь. Еще несколько рюмок, несколько вопросов — и я рзрыдюсь н плече у этого незнкомц, который, нверное, именно этого и дожидется.

— Будьте тк добры, покжите мне мою комнту, — скзл я и встл. Я взобрлсь по лестнице, поддерживемя Юлиусом и дворецким, и окзлсь, кк и предполгл, в комнте, обствленной в готическом стиле. Пожелв им доброй ночи, я рскрыл окно, секунду вдыхл восхитительно свежий ночной деревенский воздух, зтем бросилсь в постель. По-моему, я едв успел зкрыть глз.

А н следующее утро я проснулсь в прекрсном нстроении: все т же мрчня комнт, все т же неопределенность, во мне мленькя флейт нсвистывет веселую охотничью песенку. Музык всегд нчинл звучть во мне в смое неподходящее время. Кк будто жизнь — это гигнтский рояль, я не считю нужным нжимть н педли или, вернее, нжимю ноборот: приглшю симфонические увертюры моих счстливых дней и удч, лунный свет грустных дней исполняю фортиссимо. Рссеяння, когд ндо рдовться, и преисполнення рдости жизни при неблгоприятных обстоятельствх, я без конц обмнывл ожидния и чувств тех, кто меня любил. Это происходило не от изврщенности ум. Просто временми жизнь кзлсь мне ткой смешной с ее преходящей простотой, что кто-то во мне тк и умирл от желния рзбить крышку, кк бывет н концертх иных пинистов. Но пинистом-то, во всяком случе, одним из них, был я. Кто из двоих, Алн или я, причинил себе большее зло? Он, нверное, лежит теперь н дивне, прикрыв рукми веки, съежившись и прислушивясь лишь к стуку своего сердц. А в пятидесяти километрх от него лежу плшмя н постели я и вслушивюсь в крик птицы, звучвший всю ночь. Но кто из нс двоих более одинок? Кк ни тяжко любовное стрдние, рзве оно тяжелее безымянного, безответного одиночеств? Н мгновение я вспомнил Юлиус, и мне стло смешно. Если этот рссчитывет поймть меня в свои сети, если кк оргнизовнный деловой человек он уже отвел мне место н своей шхмтной доске, ему придется плохо! Охотничья песенк звучит еще веселее. Я еще молод.

Я вновь свободн. Я еще могу нрвиться. Погод прекрсня. Не тк скоро кому-то удстся нложить н это руку. Сейчс я оденусь, позвтркю, вернусь в Приж, нйду тм ккую-нибудь рботу, друзья, конечно же, будут в восторге снов видеть меня.

В комнту вошел дворецкий, везя столик, уствленный тостми и сдовыми цветми. Он объявил, что г-н Крм должен был уехть в Приж, но будет к обеду, то есть меньше чем через чс. Знчит, я проспл четырндцть чсов. Облчившись в свой стрый свитер и вновь обретенный эгоизм, я спустилсь по лестнице и прошлсь по двору. Он был пуст. З окнми видны были тени, снующие взд и вперед, и во всей тмосфере чувствовлось ожидние — ожидние хозяин дом, который не ждет кого-то определенного. По-видимому, жизнь Юлиус А. Крм не тк уж весел. Я дошл до псрни, поглдил трех собк, они полизли мои руки, и я решил, что, когд вернусь в Приж, тоже зведу себе собку. Этой собке я буду отдвть свой труд и свою привязнность, он не будет з это кусть меня з икры и здвть вопросы. В этот момент, хотя ситуция и был более определенной, я испытывл то же смое чувство, что пятндцть или двдцть лет нзд при выходе из пнсион. Теперь только все звисело от меня. Всегд кжется, что со сменой спутник, с переменой в жизни или с возрстом чувств стновятся иными, чем в юности, тогд кк они остлись бсолютно теми же. И все же кждый рз жжд свободы, жжд любви, инстинкт бегств, инстинкт погони — все эти чувств, в силу непоследовтельности, которую провидение придло пмяти, или просто в силу нивных притязний, кжутся нм совершенно особыми.

Возврщясь к дому, я попл прямо в объятия г-жи Дебу. Я тк остолбенел, что прежде чем смым невоспитнным обрзом пролепетть: «Что вы здесь делете!», позволил ей трижды судорожно облобызть меня.

— Юлиус мне все рсскзл, — воскликнул рбитр хорошего тон и специлист по рзрешению щекотливых ситуций. — Он говорил со мной сегодня рно утром, и я приехл. Вот и все.

Он просунул мою руку под свой локоть и, спотыкясь о грвий, все время легонько пожимл ее своей, зтянутой в перчтку. Он был в очень элегнтном костюме из зеленовто-оливковой змши, некстти подчеркиввшем при свете бледного солнц ее городской грим.

— Я зню Юлиус уже двдцть лет, — продолжл, он, — в нем всегд было чрезвычйно рзвито чувство приличия. Он не хочет, чтобы это было похоже н похищение, н ккую-то тйну. Вот он и позвонил мне.

Он был великолепн. Совсем в духе «Трех мушкетеров». Рсценив мое молчние кк признтельность, он продолжл:

— Это нисколько не нрушило моих плнов. Мне предстоял смертельно скучный обед у Лссер, тк что я в восторге от того, что смогу окзть вм эту мленькую услугу. Где вход в этот блгн? — добвил он оглушительно, ибо ей в ее бледно-оливковом костюме, должно быть, было довольно свежо. Кк по волшебству, дверь отворилсь, в проеме покзлся мелнхоличный дворецкий, и мы вошли в гостиную.

— Здесь довольно мрчно, — произнесл он, окинув взглядом гостиную, — можно подумть, мы в Корнуэлле. Вы никогд не бывли у Бродерик? Бродерик Кронфильд? Нет? Ну, это совсем кк здесь — свидние в охотничьем домике. Конечно, тм это более нтурльно, чем в пятидесяти километрх от Приж.

Зкончив речь, он сел и уствилсь н меня: я плохо выгляжу, зявил он, и в этом нет ничего удивительного. Он всегд считл Алн в высшей степени стрнным. Кк, впрочем, и весь Приж. А поскольку он был в дружбе с моими родителями, он преисполнен зботы обо мне. Я с удивлением внимл этому потоку откровений, ибо мне было бсолютно неизвестно, чтобы он был знком с моими родителями. Когд в довершение всего он зявил, что я поеду с ней, что он дст мне пристнище у одной из своих невесток, которя кк рз сейчс в Аргентине, я послушно кивнул. Решительно, Юлиус А. Крм удивлял меня все больше. В его рукх, кк в рукх фкир, было все: шоферы-гориллы, чстные детективы, преднные секретрши, невесты-ристокртки, дже дуэнья. И ккя! Женщин, жестокие деяния которой, кк и кты блготворительности, не имели себе рвных по количеству. Женщин столь же неприятня, сколь элегнтня — словом, одн из тех женщин, о которых говорят «безупречня». Судьбе было угодно, чтобы он обртил свой блгосклонный взор н мое существовние и дже принял в нем учстие. А, в общем, в ее глзх я был всего лишь неизвестной. Моих родителей он могл знть лишь до войны. Я же провел свои рнние годы совсем в другой стрне, потом уехл в Америку и вернулсь оттуд в сопровождении элегнтного молодого человек по имени Алн, о котором он знл лишь то, что он мерикнец, богтый и немного стрнный. То, что в меня влюблен Юлиус, не имело особого знчения.

Он еще посмотрит, войду ли я в ее свиту или стну жертвой.

Юлиус появился в нзнченный чс, кзлось, был в восторге при виде двух женщин, сплетничющих в уголке у огня. Он горячо поблгодрил г-жу Дебу, я, тким обрзом, узнл, что ее зовут Ирен, и бросил н меня торжествующий взгляд человек, который действительно обо всем подумл. Мы поговорили о том, о сем, то есть ни о чем, с тктом, отличющим воспитнных людей, когд они з столом. Можно подумть, что присутствие трелки, прибор и появление первой зкуски обязывет цивилизовнные существ к некоторой сдержнности. Зто, едв они встли из-з стол, или, вернее, уселись в гостиной з чшкой кофе, кк моя судьб снов окзлсь предметом их обсуждения. Итк, жить я буду, по всей вероятности, н улице Спонтини, в квртире невестки Ирен, Адвокт Юлиус, г-н Дюпон-Кормей, войдет в конткт с Алном. А мы, прежде всего, пойдем в будущую субботу н великолепный бл, который дют в Опере в пользу Обществ призрения одиноких стриков и преступников, или что-то в этом роде. Я слушл, кк они говорят обо мне, кк млый ребенок; с кким-то недоверием и изумленной зинтересовнность?, которя постепенно перерстл в беспокойство. В смом ли деле я ткя хрупкя, безоружня и вполне безупречня очровтельня молодя женщин, которой им ндлежит покровительствовть. Я из тех людей, которые невольно нходят зщитник или родню в кждом человеческом существе. Пусть вскоре этот родственник внушит скуку или рздржение и от него этого не будут скрывть — это не изменит его преднзнчения: просто он вступил в родство с неблгодрным ребенком, вот и все.

Вскоре, покинув укрепленную ферму с мелнхоличным дворецким, мы выехли в Приж. Около пяти я уже сидел в мленькой гостиной невестки г-жи Дебу, терпеливо ожидя, пок шофер Юлиус привезет мне из дому кое-что из одежды (домом отныне нзывлось то пгубное место, тот кпкн, т клетк, где свирепствует Алн, мой стрнный муж, и куд мне путь зкзн). Около восьми, опрокинув все плны Юлиус А. Крм и г-жи Дебу, предусмтриввшие интимный ужин н десять персон в новом ресторне н левом берегу, я вышл из дому и, долго пробродив под дождем, ншл, нконец, — убежище у своих друзей Млигрсов, милых пожилых супругов, высплсь у них, к полудню следующего дня вернулсь н улицу Спонтини, чтобы переодеться. Это был моя первя выходк, и ее строго осудили.

Несмотря н предгрозовую тмосферу, црившую з звтрком после возврщения блудной дочери, мне постепенно удлось зствить выслушть свою точку зрения н мое собственное будущее. Я хотел нйти квртирку и рботть, чтобы иметь возможность плтить з жилье и пищу. Мое упрямство, несомненно, зинтриговло г-жу Дебу, и он сочл долгом присутствовть ни этом звтрке. Он теребил свои перстни и по временм тяжело вздыхл, Юлиус оторопело смотрел н меня, кк будто мои скромные притязния были верхом нелепости. Мой стрый друг Ален Млигрс предложил змолвить з меня словечко в одном журнле. Он хорошо знком с глвным редктором. Темтик журнл — музык, живопись и все, относящееся к искусству. Это мирный журнльчик, где плтить мне будут, конечно, довольно мло, но где мои слбые познния в живописи н что-нибудь сгодятся. Кроме того, он скзл, что сможет устроить меня корректором в издтельство, где он рботет, и это ткже поддержит мой бюджет. Г-ж Дебу вздыхл все глубже, но я упорствовл, и он прибегл к дипломтии:

— Боюсь, моя девочк, — скзл он удрученно, — что вся эт очень интересня деятельность не дст вм многого. Я имею в виду в мтерильном отношении. С другой стороны, — продолжл он, обрщясь к Юлиусу, — если он тк нстивет н полной незвисимости, — пусть! Современные молодые женщины одержимы этой мнией — рботть. — В моем случе это скорее необходимость, — скзл я.

Он рскрыл рот, но осеклсь. Я знл, что он думет: «Дурочк, мленькя лицемерк! Ведь з вшей спиной Юлиус А. Крм». Он был готов произнести это вслух, но мой взгляд или, может быть, слбый испуг н лице Юлиус А. Крм подскзли ей, что все не тк просто. Пролетел тихий нгел или целя стя демонов, и в рзговор вступил Юлиус:

— Я вс прекрсно понимю. Если позволите, я поручу одной из моих секретрш подыскть для вс мленькую студию. Тм вы можете видеться с людьми из того журнл и со всеми другими, А до тех пор, я думю, вы можете воспользовться гостеприимством Ирен, поскольку он его предложил.

Я молчл. У Юлиус вырвлся принужденный смешок.

— Вм не придется долго ждть. Уверяю вс, моя секретрш очень энергичн.

Поддвшись н эту ловушку, я соглсилсь. Впрочем, Юлиус не солгл. Секретрш и впрямь окзлсь энергичной

Н другой же день он приглсил меня посмотреть мленькую двойную студию н улице Бургонь с комнтой, выходившей во двор, сдввшуюся з смехотворно млую цену. Секретрш был высокя молодя блондинк, в очкх, н вид совсем безропотня. Когд я поблгодрил ее и скзл, что это нстоящя нходк, он ответил бесцветным голосом, что это входит в ее обязнности. А во второй половине дня я сидел уже в кбинете Дюкре, редктор того смого журнл Я не знл, что Ален Млигрс пользуется в Приже тким влиянием, и был столь же удивлен, кк и обрдовн, когд, здв мне несколько вопросов и описв мои обязнности, Дюкре тут же принял меня в штт с очень приличным жловньем. Я побежл блгодрить Ален Млигрс. Он почему-то тоже удивился, но был доволен, кк и я. Решительно, я везучя. В тот же .вечер я покинул улицу Спонтини и переехл н новую квртиру. Опершись н окно, я смотрел с высоты четвертого этж н гзон в глубине двор и слушл симфонию Млер, лившуюся из рдиоприемник, который любезно предложил мне хозяйк. И вдруг я ощутил себя прктичной, незвисимой и восхитительно свободной. В свое опрвдние могу скзть, что от рождения был крйне нивн и тковой остлсь.

Все в том же порыве я позвонил Алну. Он ответил спокойным тихим голосом, удивившим меня. Я нзнчил ему свидние, звтр, около одинндцти. Он ответил: «Д, конечно, я буду ждть тебя здесь», но я решительно откзлсь. Я ощущл себя отныне одной из тех женщин с головой — героинь дмских еженедельников, — которые чудесным обрзом лишены нервов и со зннием дел обеспечивют счстье своего муж, детей, шеф и консьержки. Короче говоря, этот головокружительный обрз придл, по-видимому, решительности моему голосу, потому что Алн сдлся и соглсился встретиться в стром кфе н веню Турвиль. Я проснулсь все с тем же чувством энергии, воли и отпрвилсь н нше свидние в уверенности, что для меня нчинется новя жизнь. Алн уже пришел. Чшк кофе стоял перед ним. Он встл мне нвстречу, отодвинул столик и помог снять пльто с смым непринужденным видом. Может, все улдится? Может, эти три недели были ночным кошмром, может, и все эти три год — нвждение? Может, сидящий передо мной молодой человек, — хорошо выбритый, в темном костюме, с учтивыми мнерми, — нконец-то поймет меня?

— Алн, — скзл я, — я решил немного пожить одн. Я ншл рботу, небольшую студию и думю, что тк будет горздо лучше и для тебя, и для меня.

Он вежливо кивнул головой. Вид у него был немного сонный.

— Что з рбот? — спросил он.

— В журнле, в искусствоведческом журнле, которым руководит друг Ален Млигрс. Знешь, Ален был тк любезен.

К счстью, я могл скзть ему об Алене. Он был стровт, чтобы вызвть у него ревность.

— Очень хорошо, — скзл он, — ты быстро устроилсь… или это двнишний плн?

— Удч, — необдумнно ответил я, — или, вернее, две удчи: квртир и рбот.

Лицо его стновилось все более сонным, все более добродушным.

— Большя у тебя квртир?

— Нет, — ответил я, — одн комнт, что-то вроде гостиной, но спокойня.

— А что мне делть с ншей квртирой?

— Это звисит от тебя. Остнешься ли ты в Приже или вернешься в Америку.

— А что бы предпочл ты?

Я поерзл н стуле. Я ожидл увидеть Отелло, передо мной был Мльчик-с-Пльчик.

— Это тебе решть, — с опской скзл я. — Во всяком случе, твоя мть, нверное, соскучилсь по тебе.

Он рссмеялся веселым, молодым смехом, в котором я пончлу не уловил подтекст.

— Моя мть игрет н бирже или в бридж, — ответил он. — И что я ей скжу, когд вернусь один?

— Ты скжешь ей, что нш жизнь не очень лдилсь. Ты не обязн срзу говорить ей о рзводе.

— Скзть ей еще, — произнес Алн, и голос его уже совсем не был сонным, стл кким-то пронзительно-свистящим, — скзть ей, что я позволил отвртительному богтому стрику укрсть свою жену? Бог знет, сколько у тебя было любовников, Жозе, но, нсколько мне известно, они были крсивее. Никогд не видел ничего более мерзкого, чем твое бегство с этим смехотворным стрцем и его шофером, похожим н гориллу. Он двно твой любовник?

Нчинется. Я должн был это знть. Это всегд нчинется снов.

— Это совершенно не тк, — скзл я. — Ты прекрсно знешь, что это не тк.

— Тогд кким же чудом ты ншл рботу? Ведь ты же ничего не умеешь. А квртиру? Это ты-то, которя в жизни см не устривл своих дел. Исчезешь без единого фрнк, через дв дня у тебя уже квртир, жловнье, полный триумф! И ты хочешь, чтобы я тебе поверил? Ты смеешься ндо мной?

З стойкой возле нс сидел человек. Он снчл спокойно пил свое пиво, потом стл постепенно отодвигться от ншего столик. Теперь он был у другого конц стойки и смотрел н нс. И грсон смотрел н нс. Я понял, что Алн говорит слишком громко. Я тк привыкл к взрывм его голос и к его шепоту, что уже не змечл, когд он переходил грницы. Он смотрел н меня с яростью, грничившей с ненвистью. Вот до чего мы дошли. В один миг мои ничтожные плны, мои похвльные стремления, моя новя жизнь — все покзлось мне смехотворным, бессмысленным, и в высшей степени фльшивым. Истинным было только это рненое, униженное, отчянное лицо — лицо, которое тк долго было для меня лицом смой любви.

— Я нйду тебя, — скзл Алн. — Я никогд не оствлю тебя в покое. Ты никогд не освободишься от меня. Ты не будешь знть ни где я, ни что со мной, но я всегд буду появляться в твоей жизни в тот момент, когд ты уверишь себя, что я збыл о тебе. И буду все тебе портить.

У меня было впечтление, что он произносит зклятие. Ужс охвтил меня. Но потом я вдруг очнулсь. Я вновь увидел стены кфе, лиц посетителей, голубой холодный блеск неб з окном. Я схвтил пльто и выбежл. Н мгновение я збыл, где живу, кто я и что ндо делть. Я знл только, что ндо уйти кк можно быстрее и кк можно дльше от этого стршного кфе. Я остновил ткси, нзвл Площдь Звезды, потом, когд переехли Сену, пришл в себя, и, рзвернувшись, мы возвртились к улице Бургонь. Добрых полчс я пролежл н постели, просто вслушивясь в биение своего сердц, рзглядывя цветы н обоях и всей грудью вдыхя воздух. Потом снял телефонную трубку и вызвл Юлиус. Он зехл з мной, и мы поехли звтркть в тихий ресторнчик, где он рсскзывл мне о своих делх. Мне это было неинтересно, но я почувствовл себя горздо лучше. Тк впервые я позвл н помощь Юлиус и сделл это почти мшинльно.

Дв месяц спустя я ужинл в фойе Оперы. Зкончилось выступление русской труппы. Удобно устроившись между Юлиусом А. Крмом и Дидье Дле, я слушл болтовню собрвшихся вокруг прижских блетомнов. Уже подли десерт, и з это время были предны зклнию один пистель, дв художник и четыре или пять чстных лиц. Дидье Дле, сидевший рядом со мной, слушл молч. Он питл отврщение к подобным экзекуциям, и з это я его особенно любил. Это был высокий немолодой прень, очень обятельный, но с двних пор любивший очень крсивых, очень грубых и очень молодых мужчин. Никто никогд их не видел, првд, не потому, что он их прятл, но потому, что, в силу особого вкус, его постоянно тянуло к нстоящей шпне, к хулигнм, которые бы очень скучли н обедх, где его обязывли бывть профессия и сред. Если исключить эти его неистовые и злополучные похождения, нстоящий его дом был здесь, среди этих людей с черствыми сердцми, которые слегк презирли его, но не з его обрз жизни, з те стрдния, которые он из-з него постоянно испытывл. В Приже можно быть кем угодно, вжно преуспевть.

Бльзк это хорошо скзл. Я думл об этом, глядя н покорный профиль моего друг Дидье. Он стл моим другом случйно, вероятнее всего потому, что в глзх этих людей покровительство Юлиус и г-жи Дебу пончлу выглядело кким-то неопределенным, и они сжли меня в конце стол, то есть рядом с ним. Мы выяснили, что нс приводят в восторг одни и те же книги, позднее, что об мы любим беззботность и смех от души, и это сделло нс снчл сообщникми, потом, после нескольких встреч, и друзьями.

Моя оргнизовння жизнь нрвилсь мне все больше и больше. Мой журнльчик, несмотря н млый тирж, весело брхтлся н поверхности. Его редктор Дюкре интересовлся моими сттьями. Время я проводил, бегя по выствкм и мстерским художников. Это приводило меня в энтузизм, иногд и нервировло, но поток прноической, мзохистской и все же зхвтывющей болтовни этих фнтиков живописи увлекл меня. Для человек, не привыкшего считть деньги, я довольно сносно выходил из положения. Ндо зметить, что г-ж Дюрен, моя квртирня хозяйк, несмотря н удивительно лчное выржение лиц, вел себя кк нгел. Ее горничня знимлсь бельем, химчисткой, делл для меня кое-ккие покупки — и все з смехотворно млую плту, вносимую мной з жилье. Эт квртир должн был стоить рз в три дороже, и я не перествл удивляться, глядя н плотоядный рот моей хозяйки. Проблем моих тулетов был решен или почти решен с помощью г-жи Дебу. Он был довольно хорошо знком с директором телье «Одежд н прокт». Я могл в любое время прийти туд и, не тртя ни копейки, выбрть н сегодняшний вечер все, что мне понрвится. Зкройщик уверял меня, что это делет ему реклму, но я плохо понимл, кким обрзом. То, что я постоянно сопровождл Юлиус А. Крм, ткже не могло служить объяснением: ни один журнл никогд не упоминл о нем и о его состоянии.

Почти кждый второй вечер я проводил с Юлиусом А. Крмом и его веселой компнией. В другие вечер я нвещл стрых друзей или, сидя дом, углублялсь в прострнные очерки по живописи. Постепенно я все серьезнее брлсь з дело, и мысль о том, что однжды я смогу помочь ккому-нибудь художнику или дже см открою большой нстоящий тлнт, уже не кзлсь мне невероятной. А пок я писл незнчительные, чще всего хвлебные сттейки о незнчительных, но зто симптичных художникх. Иногд кто-нибудь зговривл со мной об этих сттьях, и тогд я испытывл некоторую гордость. Тут я преувеличивю: скорее, это было смутное удовольствие от того, что я, ведшя всегд бесполезную жизнь, могу, нконец, помочь кому-то з пределми любовных отношений. Но это проистекло не из необходимости утвердить себя в собственных глзх. Беззботные годы, проведенные с Алном н бесчисленных пляжх, не внушли мне ни млейшего сознния вины — тогд я любил его. Вот когд я перестл его любить, и он это почувствовл, жизнь моя превртилсь в бесконечное несчстье, которого я стыдилсь. В общем, конец ншей истории был тким бурным и горестным, что я уже не могл предствить счстье с мужчиной. Моя неопределення деятельность нполнил жизнь новым содержнием, придл ей другую окрску. Бывли доверительные вечер, когд я говорил обо всем этом с Юлиусом, и он одобрял меня. Он ничего не понимл в искусстве, не интересовлся им и признвлся в этом без гордости, но и без стыд. После дня словоизвержений я отдыхл. В эти дв месяц Юлиус обнружил ткие кчеств, которые внушли все больше доверия. Когд мне нужно было поговорить с ним, он всегд был тут. Он появлялся со мной повсюду и не двл ни млейшего повод подозревть между нми близость. И кроме всего, несмотря н то, что его нтур оствлсь для меня полной згдкой, я нходил его безукоризненно честным. По временм, првд, я чувствовл н себе его взгляд, нстойчивый, вопрошющий, но огрничивлсь тем, что отворчивлсь. Я жил одн. Алн был еще слитком близок, хоть и вернулся в Америку. А если я и приводил к себе три вечер подряд одного молодого критик, это был случйность, не более. В эти ночи мне было, нверное, просто стршно: прожить годы, зсыпя Н просыпясь рядом с человеком, и не услышть однжды в ночной комнте его дыхния.

Тк вот, в тот вечер, уютно устроившись между моим покровителем-финнсистом и моим новым нездчливым другом, я мирно следил з ходом веселья, кк вдруг рзрзился скндл. Зчинщиком был один пьяный молодой человек — очень крсивый, дерзкий неофит-доброволец, в силу этих кчеств довольно высоко котироввшийся. Он стл здевть Дидье, тот, немного рзомлев, не срзу понял, что обрщлись к нему.

— Дидье Дле! — крикнул молодой человек. — Мне поручено передть вм привет от вшего друг Ксвье. Я встретил его вчер в одном месте, кких обычно не посещю. Мы много говорили о вс.

Я знл, кто ткой Ксвье, хотя не был с ним знком, и знл, кем он был для Дидье. Он побледнел, но не отвечл. Легкя тишин воцрилсь н ншем конце стол, молодой человек, осмелев, упорствовл:

— Вы не поняли, о ком я говорю! Ксвье! — Дидье все не отвечл, кк будто ему со всей силы вонзли, кк гвоздь, это «кс» из слов «Ксвье» в руку или в пмять. Я не сомневюсь: рекция сидящих з столом мло зботил его в этот миг, но он с болью и яростью спршивл себя, что говорил Ксвье этому молодому хму, и кк сильно они подняли его н смех. Он кивнул несколько рз, улыбясь рстерянно, но доброжелтельно. Однко этого было мло. Теперь н него обрщли внимние, молодой крсвчик притворился, что принял его кивок з отрицние.

— Кк, господин Дле, имя Ксвье ничего не приводит вм н пмять? Молодой брюнет с голубыми глвми — в общем, крсивый прень, — добвил он, смеясь, кк бы нйдя некое извинение вкусм Дидье.

— Мне знком один Ксвье, — нчл мой друг угсшим голосом и зпнулся.

Г-ж Дебу, сидевшя рядом со смутьяном и позволившя ему эту выходку по рссеянности или же в силу порочности, теперь попытлсь прекртить свру.

— Вы слишком кричите, — зявил он своему соседу.

Но он был здесь впервые и не знл, что в устх г-жи Дебу предостережение стновится прикзом, в днном случе — прикзом молчть.

— Тк вы знкомы с Ксвье? Ну вот, мы и выяснили.

Он улыблся, в восторге от смого себя, кто-то глупо рссмеялся, возможно, из-з возникшей неловкости, но этот смешок подхвтили нсмешники н ншем конце стол. Восемь пр глз уствились одновременно с испугом и рдостью в искженное, рстерянное лицо Дидье. Я смотрел н его длинную, очень белую руку, цеплявшуюся з сктерть — — легонько, не в желнии сорвть ее со стол, но кк бы желя спрятться под ней

— Я хорошо зню этого Ксвье, — произнесл я громко. — Это мой близкий друг.

Все в изумлении обернулись ко мне. Пусть я был любовницей Юлиус, пусть я пользовлсь покровительством г-жи Дебу, но я считлсь женщиной, обычно избегвшей вступть в дискуссии. Н миг рстерявшись, противник вновь воодушевился, но перешел грницы:

— И вш тоже? Ну-ну. Конечно, сердечный друг?

В следующую секунду Юлиус стоял з моим стулом. Он не произнес ни слов. Он только бросил н молодого человек тот свой вселяющий беспокойство взгляд, который я уже хорошо знл, и мы вышли. Я успел подхвтить под руку Дидье, и мы все трое окзлись в вестибюле Оперы. Мы уже взяли пльто, когд н лестнице к нм подбежл один из свиты г-жи Дебу:

— Вы должны вернуться. Это нелепый инцидент. Ирен в бешенстве.

— Я тоже, — ответил Юлиус, зстегивя пльто, — эт дм и этот господин были моими гостями н этом вечере.

Очутившись н улице и глотнув свежего воздух, я рсхохотлсь, бросилсь Юлиусу н шею и рсцеловл его. Здесь, н холоде, в этом пльтеце цвет морской волны, в очкх, со своими двдцтью волоскми, взъерошенный от гнев и ветр, он был просто очровтелен, прямо-тки неотрзим. Дидье подошел ко мне и легонько прижлся боком к моему боку, кк делет животное, когд его отстегли непонятно з что.

— Ккое счстье, что мы н улице, — произнесл я быстро. — Я изнемогл н этом вечере. Юлиус, блгодря вшей зботе о моем счстье (я сделл удрение н слове «моем»), у нс есть дв чс. Отпрзднуем это в Хррис-бре.

Мы нпрвились пешком н улицу Дону, и, пок болтли о всяких пустякх, Дидье кое-кк пришел в себя. Хорошенькя, должно быть, творится сейчс сумтох з одним из столиков в фойе Оперы. Г-ж Дебу не простит мне этого скндл. Редко случлось, чтобы кто-то осмелился выйти из-з стол рньше нее. У ншей миледи уже, нверное, созрел плн мести. Не будь компния этих людей мне столь безрзличн, я бы плохо спл эту ночь. Кроме признтельности, питемой мной к Юлиусу, у меня не было другой причины бывть среди них. Д я и не знл, собственно, куд делть свои вечер. Живя взперти с Алном, я отучилсь от физического одиночеств и отдлилсь от своих прижских друзей. Возможно, мы и выглядели очровтельной прой, но нервное нпряжение, в котором мы непрестнно пребывли, было утомительно для окружющих. И потом, з три год мои друзья изменились. Их интересовли теперь дел, деньги. Но это меня не зботило. В моих глзх привилегировнного существ они превртились из собртьев по веселью в мелких и крупных мещн. Их переход к зрелости произошел без меня. Я вернулсь к ним все тем же подростком, ибо рядом со мной всегд был другой подросток, беспечный и богтый, по имени Алн. И, не отдвя себе отчет в том, мы, видно, сильно рздржли их. Нши фигуры, тщтельно скопировнные с полотен Фитцджерльд, никк не вписывлись в тот точный, мтерильный и жестокий мир, н поверхности которого они держлись блгодря рботе и семье. Оствлись еще немногие неудчники, веселые любители выпить, или хрупкие и покорные судьбе Млигрсы (но они уже упустили время борьбы), или тоскливые отшельники, с которыми и встречться-то избегли. Поэтому блестящий, жестокий и ничтожный кружок г-жи Дебу меня почти збвлял. Эти, по крйней мере, не утртили претензий состоять в этом кружке и сохрнить в нем место нвсегд. Они никогд не стремились к смене декорций.

Н другой день Дидье вызвл меня из редкции и, что-то пробормотв по поводу вчершнего инцидент, попросил меня встретиться с ним в бре н улице Монтлмбер, где он обычно бывет. Он хотел познкомить меня с одним человеком, мнением которого очень дорожит. У меня мелькнул мысль, что это, должно быть, Ксвье, и я почти откзлсь, не люблю вмешивться в чстную жизнь своих знкомых. Но потом я скзл себе: рз он нстивет н этой встрече, он ему необходим, — и соглсилсь.

В бр я пришл немного рньше времени и устроилсь в уголке. Потом попросил у грсон гзету. Человек, сидевший з соседним столиком, шевельнулся и протянул мне свою, вежливо произнеся: «Если позволите». Я улыбнулсь ему и взял гзету. У него было спокойное лицо, очень светлые глз, твердый рот, большие лдони. Что-то в нем говорило о сдерживемой внутренней силе и, в то же время, о некоторой рзочровнности. Он тоже взглянул мне прямо в лицо. А когд он зявил, что читть в этой гзете бсолютно нечего, я немедленно прониклсь убеждением, что тк оно и есть.

— Вм нрвится ждть? — спросил он.

— Смотря кого, — ответил я, — в днном случе речь идет об очень хорошем друге. Тк что это ничуть не трудно.

— Может быть, поболтем немного в ожиднии?

Через пять минут я весело болтл о политике, о кино, чувствуя себя н удивление в своей трелке, хотя совсем не привыкл к знкомствм ткого род. Его мнер подвть сигрету, зжигть спичку, улыбться, подзывть грсон был тк спокойн и тк отличлсь от порывистых, суетливых движений всех тех, кто окружл меня и днем, и ночью. Глядя н, него, я почему-то подумл о сельской жизни. В этот момент появился Дидье и зстыл в изумлении при виде ншей веселой беседы.

— Прошу простить меня з опоздние. Вы знкомы?

О, небо, скзл я себе, неужто это Ксвье? Я не видел ни млейшего сходств между этим мужчиной и грубияном-мльчишкой, которого описывл Дидье.

— Мы встретились только что, — скзл незнкомец.

Дидье предствил нс:

— Жозе, этой мой брт Луи. Луи, вот это и есть мой друг Жозе Эш, о котором я тебе говорил.

— А, — скзл Луи.

Он снов облокотился о спинку своего кресл и смотрел н меня, кзлось, уже с меньшей симптией. Это покзлось мне нелепым, было очевидно, что бртья очень любили друг друг. Теперь я узнвл в незнкомце некоторые черты Дидье, но в них было больше четкости и свободы. Он походил, мне кжется, н того Дидье, кким бы тот хотел быть.

— Вы друг Юлиус А. Крм и г-жи Дебу, — скзл он. — Вы рботете в журнле, который нзывется, если не ошибюсь, «Отблески искусств».

— Вы все знете…

— Я много ему о вс говорил, — перебил Дидье. — И рсскзывл, кк безумно мы смеялись с вми н некоторых обедх.

Это внушет увжение, — скзл Луи с иронией. Поздрвляю. Дидье с успехом зменил меня в свете, где один из нс обязтельно должен был быть предствлен. Что до меня, я никогд не мог выносить этих людей. А кк это удется вм?

— Я знком с ними не тк двно, — ответил я с удивлением. — Случилось тк, что г-ж Дебу и Юлиус А. Крм окзли мне услугу, и я…

В общем, я зпутлсь. Я путлсь, извинялсь, и это стло меня рздржть.

— Я зню, ккого род услуги могут окзывть ткие люди. Ткие услуги мне не нрвятся.

Я возмутилсь.

— Вы нескромны.

— Я — д, — ответил он.

И, к великому недоумению, я почувствовл, что крснею. Мне покзлось, что я и в смом деле то, что обо мне думют: женщин, которую содержит богтый друг и содержит потому, что богт. Это подозрение я змечл вот уже дв месяц во взглядх многих и оствлсь невозмутимой. Но то, что этот человек смотрит н меня тк же, кзлось почти невыносимым. Но не могл же я ему скзть: «Знете, Юлиус А. Крй всего лишь мой друг. Я см зрбтывю н жизнь. Я порядочня женщин». Я не люблю нпдть, но не люблю и зщищться.

— Знете, — скзл я, — в нш век женщине трудно идти в ногу со временем. Когд мой муж бросил меня, оствив без копейки, я стршно обрдовлсь, нйдя опору в лице ткого ндежного человек, кк Юлиус А. Крм.

И я улыбнулсь им зискивющей и отвртительной улыбкой, кк поймння врсплох.

— Примите мои поздрвления, — скзл Луи. — Пью з вше здоровье.

— Что вы ткое говорите? — воскликнул Дидье.

Он совсем рстерялся. Он ведь хотел получить удовольствие от этой встречи: любимый стрший брт и лучшя подруг (со вчершнего вечер). Он просчитлся, и здорово. В тысячу рз лучше было бы, если бы пришел Ксвье, не этот недоброжелтельный незнкомец.

— Я должн идти, — скзл я. — Вечером мы идем в тетр, Юлиус терпеть не может опздывть.

Я встл, пожл руку стршему брту, млдшего поцеловл в щеку и с достоинством вышл. Домой я возврщлсь пешком. Беспричиння злость терзл меня. Из-з нее меня трижды чуть не рздвили мшины, которые в этот чс кк будто с цепи сорвлись. Я вдруг возненвидел этот город под низким небом, эти слепые втомобили, этих суетливых пешеходов. Я возненвидел всех этих людей, окружвших меня вот уже дв месяц, которые до сих пор кзлись мне всего лишь скучными. Теперь я боялсь их. Если бы Алн был здесь, я, конечно, пошл бы в этот вечер к нему, хотя бы з тем, чтобы прочесть в чьих-то глзх, пусть дже глзх ревнивц, уверенность в моей неподкупности.

Лишь один человек способен был при днных обстоятельствх спсти меня. Он это докзл нкнуне. К несчстью, это был см виновник инцидент, то есть Юлиус. Стрдет ли он от того, что люди считют нс любовникми, зня, что это непрвд и никогд не стнет првдой? Но действительно ли он понимет, что этого никогд не будет? Может быть, это риск рсчетливого человек, который поймл меня, нрочно создв эту ложную ситуцию, и ждет, что в один прекрсный день все переменится, и сил привычки и устлость толкнут меня в его объятия? Возможно, он считет это одной из сттей молчливого соглшения, зключенного между нми? В конце концов, если смя мысль о физической связи для меня исключен, то для него — нет, и тогд я веду себя нечестно. Я был в пнике. Но в то же время успокивющий, беззботный голос шептл мне: «Ну и что из этого? Юлиус прекрсно знет, что никкой двусмысленности между нми нет. Никогд, ни словом, ни жестом, я не ввел его в зблуждение. И если ккой-то хнж косо взглянул н меня в бре — это не причин, чтобы ствить под вопрос смую обычную дружбу». Только этот голос был мне хорошо знком. Это он говорил мне сотни рз: «Не ндо усложнять. Подождем. Посмотрим». И кждый рз я убеждлсь, кк своими советми этот спокойный голосок лишь усиливл мое душевное смятение и путницу. Выжидтельня политик еще никогд не приводил меня к блестящим результтм. Нет, необходимо было поговорить с Юлиусом, прояснить положение, и дже если перед ним я предстну в смешном свете, то буду увереннее чувствовть себя перед посторонними.

Я пришл к себе буквльно опустошення приступом рольной совести, и в этот момент ззвонил телефон, рзумеется, был Дидье и, рзумеется, в отчянии.

— Жозе, — скзл он, — что случилось? Это были совсем не вы! Я думл, Луи вм понрвится, он покзл себя кким-то дикрем.

— Это невжно, — скзл я.

— Жозе, — продолжл Дидье, — я зню, вы не идете в тетр сегодня вечером. Вы говорили мне, что свободны. Не хотите поужинть со мной? Мой брт уехл, — добвил он поспешно.

Он был по-нстоящему огорчен. В конце концов, лучше поужинть с ним, чем изобржть в одиночестве героиню гзетного ромн с продолжением. И потом, может быть, я спрошу его мнение. Я не люблю откровенничть, но я тк двно не говорил о себе. Я попросил его зйти з мной через чс.

Он пришел. Осмотрел мою квртиру. Минут двдцть мы непринужденно болтли о том, о сем, после чего, выдохшись, я нлил две большие рюмки виски и решительно скзл: «Ну, поехли!» Он рсхохотлся. Он был прелесть. Он походил н ребенк. Глз у него были нежные. Я вновь посетовл н судьбу, отвртившую его от женщин. Он был преисполнен ткт, нежности, хрупкости. Он был моим другом. Нм следовло рзобрться срзу в двух инцидентх. Он нчл со второго, кк менее прискорбного для него. Я узнл, что его брт-пуритнин совсем тковым не является, но их семья и сред всегд внушли ему ужс. Он живет в Солони, в зброшенном доме. По профессии он ветеринр. Тут я припомнил, кк повеяло н меня сельской жизнью рядом с ним. Я предствил его большие лдони н крупе лошди. Ккое-то ромнтическое чувство н секунду овлдело мной. Но тут я вспомнил, что он считет меня потскухой. Я в тех же выржениях спросил Дидье, не думет ли он то же смое. Он тк и подскочил. — Потскухой? — переспросил он. — Потскухой! Д вовсе нет!

— Что вы думете о моих отношениях с Юлиусом?! Что об этом думют все? — Мне кзлось, что вм нет дел до того, что думют все, — промямлил он.

— Вш брт вывел меня из себя.

Он в зтруднении тер руки.

— Я зню, — скзл он, — что вы не любовниц Юлиус и не хотите ею стть. Но люди считют ноборот. Они не могут предствить себе, что вы можете вести ткой обрз жизни, кк они, рботя в этом журнльчике.

— И, тем не менее, это тк, — возрзил я. — В Приже очень легко устроиться.

— Конечно, — соглсился он кк бы сожлея, — но они думют, что вы устроились инче.

— А Юлиус, — спросил я, — вы думете, Юлиус тоже ждет от меня чего-то другого?

Он поднял голову и посмотрел н меня кк н идиотку.

— Смо собой! — ответил он. — Юлиус вбил себе в голову зполучить вс, тк или инче. А Юлиус — человек, который никогд не отступет.

— Вы полгете, он меня любит?

Нверное, в моем вопросе было столько недоверия, что он рсхохотлся.

— Не зню, любит ли он вс, но, в любом случе, он хочет облдть вми, — ответил он. — Юлиус смый великий собственник, ккой только может быть.

Я тяжело вздохнул и проглотил остток виски. Решительно, в этом мире мне преднзнчен роль добычи. С меня довольно. Звтр я поговорю с Юлиусом. Узнв о моем решении, Дидье, подняв глз к небу, зверил меня, что мне не удстся вытщить из Юлиус ни слов. «Объяснения, — добвил он, — никогд ни к чему не приводят». Он знет это из опыт. Вот тут мы и зговорили о Ксвье. И я узнл, что один мужчин может быть тким изощренно жестоким по отношению к другому, кк ни одн женщин. В ужсе слушл я рсскз о ночных брх, о джунглях порок; рсскз, где кждое имя звучло кк угроз, любое ожидние было пыткой, соглсие выглядело унижением. Смое худшее было то, что, выржя все это тким скромным, тким целомудренным языком, он не ослблял, усугублял остроту своего рсскз, и, что особенно любопытно, я обнружил в нем смом тот вкус к несчстью, который был тк присущ Алну. В себе смом, не в предмете своей любви нходил он стрдние и, нверное, нслждение. И совсем невжно, любит ли он мужчину или женщину — в любом случе он будет несчстен. Ушел он очень поздно, кзлось, утешенный, более или менее умиротворенный, я легл спть со стыдливым чувством облегчения. Что бы ни случилось, придет утро, и я опять проснусь, нсвистывя охотничью песенку.

Однко события следующего дня рзвивлись не в ритме охотничьей песенки, скорее вльс-рзмышления. Привыкнув ндеяться, что время покжет, я недоверчиво относилсь ко всяким решениям, уж в моем случе еще менее доверял решениям, принятым вечером, нежели тем, которые приходили средь бел дня. По-видимому, это предрссудок: опыт покзл, что ночные были не более губительны, чем дневные. Короче говоря, ночь не окзлсь мудренее утр, и я ходил вокруг телефон, стрясь убедить себя объясниться с Юлиусом. Лишь к пяти чсм, не зня, куд себя деть, без млейшей убежденности, я решилсь и, позвонив, объяснил Юлиусу, что нм нужно срочно поговорить недине. Он обещл к шести прислть з мной мшину. И ровно в шесть я влезл в огромный «Дймлер», который, в довершение моих несчстий, доствил меня прямехонько в «Слину». Место действия игрло, несомненно, вжную стртегическую роль в жизни Юлиус. Он сидел з тем же столиком, что и три месяц нзд, и уже успел зкзть мне ромовую ббу. Если бы я позволил, он везде зкзывл бы грейпфрут и нтрекот, потому что их я ел, когд был с ним в ресторне в первый рз.

Я сел против него и хотел было нчть с непринужденной болтовни, но вдруг подумл, что его время дргоценно, я, нверное, рсстроил множество других свидний и должн опрвдть свой звонок.

— Я в отчянии, что отрывю вс от дел, Юлиус, — произнесл я, — но у меня неприятности.

— Я сумею все улдить, — ответил Юлиус с уверенностью.

— Не думю. Вот что, Юлиус, вм известно, что думют о нс люди?

— Мне это совершенно безрзлично, — скзл он, — что?

Я чувствовл себя совершенной идиоткой.

— Вы знете, люди говорят, что между вми и мной…

— Ну, ну, что же?

Я опять нчл нервничть. Возможно, он и не виновт, но мловероятно, чтобы он не отдвл себе отчет.

— У меня и есть только деньги, — возрзил он обиженно.

Ну-ну, подумл я, теперь следует поговорить о его обянии.

— Дело не в этом. Люди действительно тк думют.

— Д что вм з дело до мнения других?

Эт стрнность был присущ кждому из их кружк — говорить «другие» обо всех прочих его предствителях, кк будто см он — с чистым сердцем и высшим интеллектом — случйно зтеслся среди этих смехотворных ристокртов.

— Это мне безрзлично, — произнесл я неуверенно, — но мне бы не хотелось, чтобы это повлияло н вшу личную жизнь.

Юлиус издл горделивый смешок из глубины гортни, ознчвший, что в его личной жизни все в порядке, спсибо, или что это ксется только его. Мое змештельство усилилось.

— Но ведь, в смом деле, Юлиус, вы всегд относились ко мне кк смый лучший друг, однко я отлично понимю, что до меня вы не были один. Мне бы не хотелось, чтобы другя женщин думл, что… или стрдл от того, что…

Но этот делец, приводивший меня в отчяние, вновь издл свой фнфронский смешок, столь же двусмысленный, кк и первый.

— Юлиус, — скзл я твердо, — вы будете отвечть?

Он поднял н меня свои голубые глз и покровительственно похлопл меня по руке:

— Успокойтесь, моя дорогя Жозе. Когд я вс встретил, я был свободен.

Брво! Из этого следовло, что я имею дело с пресыщенным донжуном, и мне просто посчстливилось нпсть н него в мертвый сезон. Не ткое, совсем не ткое нпрвление я рссчитывл придть ншему рзговору. Быть может, тому виной был обстновк этого осиного гнезд, этой проклятой «Слины», я почувствовл то же отчяние, что и в первый рз.

— Юлиус, — скзл я с огорчением, чувствуя, что мой голос звенит н смых высоких нотх, готовый сорвться. — Юлиус, люди утверждют, что вы ничегошеньки не делете. Это-то вм известно?

— И они же говорят, что вы прилгете известные усилия, чтобы зрбтывть н жизнь. Ну, тк что?

Ко всему прочему, он еще и мыслит логически. Но не могу же я, в смом деле, спросить его в упор, строит ли он длеко идущие плны относительно моей особы. Я вздохнул, проглотил кусочек ромовой ббы и вынул пчку сигрет.

— Все же, — скзл Юлиус, — что все это знчит, Жозе? Вы прекрсно знете, что вы мой друг, что я питю к вм привязнность. Дже больше, чем привязнность, — добвил он здумчиво.

Я нсторожилсь.

— Я питю к вм увжение, — продолжл он, — и поверьте, внушить мне это чувство не тк легко. Пересуды меня глубоко огорчют, но мы ведь в Приже. Я мужчин, вы женщин. Этого следовло ожидть.

Я уже приходил в отчяние. Еще один-дв штмп — и я скончюсь.

— Я очень рд, что вы питете ко мне привязнность и увжение, — произнесл я. — Кстти, я отвечю вм тем же. Но, Юлиус, в конце концов, рзве вы не имеете в виду ничего другого?

— Другого?

Он глядел н меня округлившимися глзми. Я почувствовл, что крснею. Ну, уж это конец.

— Д, — ответил я, — другого.

— Х-х-х! — он весело рссмеялся. — Моя држйшя Жозе, я никогд ничего не имею в виду. Я человек без вообржения. Я всегд доверяюсь ходу времени.

— К чему же, вы думете, мы со временем придем?

— Но, Жозе, мленькя моя, — скзл он с улыбкой, по-моему, довольно глупой. — Прелесть течения времени в том, что никогд не знешь, куд оно тебя приведет. Никогд, во веки веков.

Это последнее откровение меня доконло. Я сложил оружие. Ведь говорил же мне Дидье, что я не вытяну из Юлиус ничего. Нервничя, я взял сигрету не тем концом, и Юлиус предупредительно зжег фильтр. У него вырвлся тот смех-лй, секрет которого был известен ему одному. Он протянул мне другую, нужным концом.

— Вот видите, — скзл он, — вы делете и говорите одни глупости. Подумть только, я тк взволновлся после вшего телефонного звонк! Нет-нет, доверьтесь своему другу Юлиусу. Живите, кк живется, и не рссуждйте слишком много.

Теперь он говорил кк Стршный Серый Волк, но я ощущл в себе все меньше призвния быть Крсной Шпочкой. С другой стороны, следовло признть, что если мои опсения безосновтельны, я поствил Юлиус в весьм и весьм зтруднительное положение. Ведь не мог же он скзть мне, что не испытывет никкого желния делить со мной ложе, знчит, он сохрнял эту двусмысленность кк форму вежливости. Не успел эт мысль родиться во мне, кк я лихордочно з нее ухвтилсь. Это меня устривло. В этом случе все стновилось простым и ясным. Если восстновить в пмяти некоторые фрзы ншего рзговор, стновится очевидным, что поведение Юлиус — это поведение мужчины, уствшего от женщин или рзочровнного в них. Юлиус интересует лишь влсть, дел и, кк дополнение к этому, одн симптичня молодя женщин, которой он стрется помочь. Все остльное лишь плод моего вообржения и вообржения Дидье. Обострення чувствительность зствляет его повсюду видеть бурные стрсти. Я перевел дух. Однко вздохнуть совсем свободно я еще не могл. Я сделл, что могл, стрясь быть чистосердечной и не смешной. А если Юлиус все-тки выншивет ккие-то тйные змыслы, мое беспокойство и возмущение должны открыть ему глз. Я немного оживилсь. Мы вспомнили вечер в Опере. Я похвлил живую рекцию Юлиус. Он похвлил мою нходчивость. Мы обменялись несколькими рстрогнными фрзми по поводу Дидье, посмеялись нд г-жой Дебу, и он проводил меня домой. В мшине он просунул мою руку под свой локоть и, похлопывя мою лдонь, болтл весело, кк школьник. В глубине души мне было немного стыдно теперь з то, что я приписывл этому неловкому, но порядочному человеку ткие вероломные змыслы. Бескорыстие — не пустой звук. Если стрший брт Дидье, с его крсивыми глзми и большими лдонями, не может этого понять, тем хуже для него. Легко осуждть и презирть. Дже очень легко. Звтр я объяснюсь с Дидье и пострюсь переубедить его. Д, я, несомненно, был прв, когд столько колеблсь, прежде чем зтеять этот смешной рзговор. Всегд следует прислушивться к своей интуиции.

Мой случй грешит лишь одним недосттком: подскзки моей интуиции всегд тк противоречивы. Когд я опять буду в «Слине», я все-тки пострюсь рспробовть эту ромовую ббу. Я тк и не могл скзть, съедобн он или нет.

Когд я входил в дом, меня остновил консьержк. Он подл мне телегрмму. Тм было скзно, что Алн очень болен, что я должн немедленно вылететь в Нью-Йорк и что в Орли меня ожидет билет н моё имя. Телегрмм был подписн мтерью Алн. Я тут же позвонил в Нью-Йорк и вызвл ее. Подошел дворецкий. Д, господин Эш в клинике. Нет, он не знет, по ккому поводу. Действительно, госпож Эш ждет меня кк можно скорее. Это не могло быть хитростью. Его мть терпеть меня не могл, кк и все, кто питл любовь к ее сыну; он не позволил бы избрть себя орудием любовной хитрости. Сердце мое колотилось от отчяния. Я стоял в комнте, звленной художественными журнлми, кк посреди ненужной декорции. Алн болен. Он, может быть, при смерти. Эт мысль был мне невыносим. Пусть Нью-Йорк — это ловушк, я должн лететь Я позвонил Юлиусу. Он вновь был безупречен. Он ншел мне смолет, улетвший через четыре чс, збронировл место и отвез меня в эропорт с смым невозмутимым видом.

Когд я прощлсь с ним у регистрционной стойки, он попросил меня не волновться. Он см должен быть в Нью-Йорке н будущей неделе и пострется ускорить свою поездку. В любом случе, он позвонит мне звтр в отель «Пьер», где у него постоянно збронировн номер и где он просит меня остновиться. Ему будет спокойнее, если он знет, где меня нйти. Я н все соглшлсь, ободрення его лсковыми словми, спокойствием и оргнизовнностью. Когд я увидел его, ткого мленького издли, мшущего мне из-з турникетов, я почувствовл, что покидю очень дорогого друг. Действительно, з эти три месяц он стл покровителем — в смом блгородном смысле этого слов.

Все пссжиры гигнтского смолет, бесстрстно летевшего через ночь и окен, спли. Одн я приютилсь в бре первого клсс. Крошечный бр походил н втономную ркету, которя вот-вот отделится от смолет и одиноко исчезнет в глктике. Последний рз я совершл этот путь дв год нзд, только днем и в обртном нпрвлении Смолет плыл вслед з солнцем посреди розовых и голубых облков. Тогд я убегл от Алн, и смолет своей гигнтской, чудовищной силой все дльше уносил меня от того, кого я еще любил. Теперь т же сил послушно возврщл меня к Алну, но я больше не любил его. Мне было покойно в этом уединенном бре, где дремлющий брмен, в мыслях, несомненно, проклиня меня, иногд порывлся встть и предложить мне виски. Но я откзывлсь. Д, моя свекровь хорошо сделл, зкзв мне билет в первом клссе, ибо только его пссжиры имели доступ в бр. Но еще лучше он сделл, зплтив н него. Знчит, он знет о моем безденежье. Интересно, что он об этом думет? Конечно, кк мть Алн и мть-эгоистк, он может желть мне в жизни лишь несчстий. Но, будучи мерикнкой и женой мерикнц, он должн быть шокировн тем, что Алн оствил меня без средств. Ее состояние было обеспечено двумя рзводми и одним вдовством, тк что эт сттья рвнопрвия женщин меньше всего кзлсь ей поводом для; шуток. Я спршивл себя, кк Алн предствил ей положение вещей.

Он был женщин жестокя и влстня. Двдцть лет нзд «Херперс-Бзр» превозносил ее прекрсный профиль хищной птицы. Это срвнение почему-то привело ее в восторг, и он дже усвоил особый поворот головы и пристльный взгляд, время от времени устремленный, н собеседник, что еще более подчеркивло сходство. Он и меня пытлсь гипнотизировть в смом нчле ншей супружеской жизни. Но я был влюблен в Алн, понимл, что он несчстлив, и н месте орл видел струю злую курицу. Ее неоднокртные попытки рзлучить Алн со мной лишь еще больше сблизили нс и, в конце концов, зствили бежть. Рзрушили ншу жизнь мы тоже сми. Тем не менее, в этом смолете я нходилсь блгодря ей и отдвл себе отчет в том, что отныне свет солнц, облк и прекрсные пейзжи, которые когд-то рсточл для меня земля, рзворчивющяся подо мной, те чудесные сны, доствляемые столь чстыми полетми, подчинены моему мтерильному положению, то есть более чем огрничены. Итк, моя пресловутя свобод окзывлсь во все более и более тесных рмкх. Но я недолго предвлсь этим грустным рзмышлениям. Шум смолет и звон льдинки в сткне перекрывли непрестнный звон в моей голове, нпоминвший, что Алн болен, может быть, умирет, и что, тк или инче, это моя вин. Я не зснул ни н секунду и сошл в эропорту «Пнмерик» окончтельно обессилення и осовеля. И эропорт стл другим. Он еще вырос, еще ярче сверкл огнями и был еще более устршющим, чем в моих воспоминниях. Я вдруг почувствовл стрх перед ошеломляющей Америкой, кк перед безупречной инострнкой. От шофер ткси меня отделяло стекло, непроницемое для пуль, знчит и для беспечных, веселых рзговоров. А по мере того, кк мы углублялись в этот город из кмня и бетон, мне стло кзться, что все стекл мшины стли непроницемыми и небьющимися и что они нвсегд отделили меня от Нью-Йорк, который я тк любил. Свекровь жил, рзумеется, в Сентрел-Прке, и прежде чем впустить меня, портье позвонил н ее этж. Знчит, Нью-Йорк еще и збррикдировн. Я смутно узнл зстекленную переднюю квртиры, увешнной полотнми бстркционистов — все они служили для помещения кпитл, — и, содрогясь, вошл в гостиную. Хищня птиц был тм и нбросилсь н меня. Он сухо поцеловл меня в щеку, я испуглсь, кк бы он не выклевл из нее кусок. Зтем, отстрнившись и продолжя держть меня з кончики пльцев, он пристльно н меня взглянул.

— Вы плохо выглядите, — нчл он, но я перебил ее:

— Что с Алном?

— Не волнуйтесь, — ответил он, — он чувствует себя хорошо. Нконец-то хорошо… Он жив.

Я поспешил сесть. Мои ноги дрожли. Нверное, я очень побледнел, тк кк он позвонил и попросил дворецкого принести рюмку коньяку. Все-тки любопытно, — думл я теперь, когд ужсный сердечный спзм стл утихть, — любопытно, что в кчестве подкрепляющего во Фрнции мне постоянно предлгют виски, в Америке — коньяк. Я почувствовл ткое облегчение, что охотно порссуждл бы н эту тему со свекровью, но момент был неподходящий. Я проглотил содержимое рюмки и почувствовл, кк оживю. Я в Нью-Йорке, мне хочется спть. Алн жив. А этот восьмичсовой перелет — не более чем кошмр, одн из жестоких и бессмысленных пощечин, которыми иногд нгрждет нс судьб, просто для собственного рзвлечения. Кк сквозь тумн, я видел нпротив себя женщину с искусно нложенным гримом, слышл, кк он говорит: неврстения, депрессия, злоупотребление лкоголем, злоупотребление мфитминми, трнквилизторми — говорит, в сущности, о злоупотреблении любовью. Потом он вспомнил, что я устл с дороги, и велел проводить меня в мою комнту, где я, не рздевясь, упл н кровть. Одно мгновение я слышл непрестнный и смутный рокот город, потом зснул. Мой пртнер по пляжм, блм и мучениям выглядел стршно плохо. Двухдневня щетин покрывл ввлившиеся щеки, взгляд остекленел. Это не удивило меня, учитывя лечение, которое ему двли психитры. В этой эмлевой, звуконепроницемой плте с кондиционировнным воздухом он выглядел инородным телом, человеком вне зкон. Лечщий врч и консультнт, принявшие нс, говорили о зметном улучшения, о необходимости постоянного уход, мне кзлось, что это я снчл вдохнул в этого мужчину-ребенк человеческую, хотя иногд и причинявшую стрдния, жизнь, потом вероломно вернул его нзд, в этот стерильный кошмр. Он взял меня з руку и глядел н меня — не просительно, не влстно, — со спокойным облегчением, и это было хуже всякого взрыв. Кзлсь, он говорил: «Видишь, я изменился. Я понял. Я снов гожусь для жизни. Ты только возьми меня». Видя Алн рядом с его слишком зботливой мтерью и этим слишком рссеянным психитром, я испытл вдруг острую жлость, и чуть было не поверил в рельность его немой просьбы. Д, это было хуже всего. Он глядел, кк доверчивя побитя собк, которя хочет скзть, что нкзние чересчур зтянулось, что оно было достточно убедительным, и слишком жестоко с моей стороны и дльше его оствлять в этом ду. Эт мрчня плт… Куд делся плюш, н котором он привык вытягивться всем своим большим телом? Куд делись кшемировые шли, которыми он, зсыпя, любил прикрывть глз в дни своей грусти? Куд делсь т мягкость жизни, т пушистя нежность, с которой встречли его узкие прижские улочки, мленькие пустые кбчки и молчние ночи? Нью-Йорк, не перествя, глухо гудел день и ночь, и для него, я зню, с смого нчл это было невыносимо. Но искусственное и болезненное молчние этой плты было еще более нестерпимо: «Я здесь уже неделю», — говорил он, и это знчило: «Ты предствляешь себе? Ты предствляешь?». «Они все очень вежливы», — говорил он, и это знчило: «Ты предствляешь: я во влсти этих людей!». «Доктор совсем неплохой», — соглшлся он, и это знчило: «Кк могл ты бросить меня н этого бездушного чужого человек?». Н прощнье он прошептл: «Я выйду через неделю, я думю». А я слышл молчливый крик: «Неделю, только неделю, подожди меня всего неделю!» Я был буквльно рстерзн. Воспоминния о ншей счстливой жизни нхлынули н меня: нш смех, нши споры, нши сиесты н пляже, нш смозбвенность, глвное, эт неистребимя уверенность в том, что мы любим друг друг и будем вместе до глубокой стрости. Збылся кошмр нших последних лет, збылсь новя уверенность, приобретення уже мною одной и состоявшя в том, что если тк пойдет и дльше, мы об погибнем. Я обещл ему прийти звтр в то же время. Прк-Авеню встретил меня отвртительным гомоном и сумятицей. Вместо того, чтобы пойти пешком и увидеть Нью-Йорк, я торопливо сел в втомобиль свекрови. Он предложил выпить чю в Сн-Реджис, где мы можем спокойно поговорить. Я соглсилсь. Кзлось, отныне я принесен в жертву лимузинм, шоферм и чйным слонм и обязн проводить тм время в обществе людей, вдвое стрше меня и вдесятеро увереннее. Тем не менее, я зкзл виски; свекровь, к моему удивлению, сделл то же смое. Видимо, эт больниц — со специльно депрессивным уклоном. Н секунду я почувствовл симптию к свекрови.

Алн ее единственный сын. Быть может, несмотря н профиль хищной птицы, под этим оперением с о-в Св. Лврентия бьется мтеринское сердце?

— Кк вы его ншли?

— Кк вы и говорили — и хорошо, и плохо.

Воцрилось молчние, и я понял, что кк только минутня слбость пройдет, он вновь стянет свои войск.

— Жозе, моя дорогя, — нчл он, — я никогд не желл вмешивться в то, что ксется вс двоих.

З этой ложью последует, очевидно, и вторя, и третья. Я решил не мешть.

— Тк что не зню, почему вы рзошлись, — продолжл он. — Во всяком случе, должн вм скзть, я был бсолютно не в курсе того, что Алн уехл, не оствив вм ни цент. Когд я узнл об этом, его болезнь был в рзгре, и было слишком поздно его упректь. Я мхнул рукой, кк бы желя скзть, что это не имеет знчения, но он был другого мнения и тоже мхнул рукой, кк бы нперерез мне, говоря: нет, нпротив. Мы кк дв семфор, только рботем по рзным кодм.

— Кк же вы устроились? — спросил он.

— Я ншл рботу, не слишком выдющуюся в денежном плне, но довольно интересную.

— А этот господин А. Крм? Вы знете, мне пришлось зтртить сумсшедшие усилия позвчер, чтобы вырвть у его секретрши вш дрес.

— Этот господин А. Крм — друг, — скзл я, — и только.

— И только?

Я поднял глз. Нверное, вид у меня был довольно измученный, ибо он поспешил сделть вид, что ее убедило, по крйней мере, пок, мое «и только». Вдруг я вспомнил, что пообещл Юлиусу остновиться у «Пьер» и позвонить ему, и почувствовл угрызения совести. Фрнция, Юлиус, журнл, Дидье — кзлись ткими длекими, мленькие сложности моей прижской жизни ткими ничтожными, что см я, кзлось, совсем потерялсь. Потерялсь в этом стршном городе, рядом с этой врждебной ко мне женщиной, после этой стршной клиники, потерялсь, лишившись корней, любви, друг, потерялсь в своих собственных глзх. Большой сткн с ледяной водой, по обычю поствленный возле меня, невозмутимый грсон, уличный шум — все вызывло во мне дрожь. Я оперлсь обеими рукми о стол и зстыл в невыносимом стрхе и отчянии.

— Что вы собиретесь делть? — строго спросил моя непреклоння спутниц.

Я ответил «не зню», и это был смый искренний в мире ответ.

— Вы должны принять решение, — продолжл он, — относительно Алн.

— Я уже принял решение: Алн и я должны рзвестись. Я ему об этом скзл.

— А он мне говорил инче. По его словм, вы решили попробовть пожить некоторое время врозь, но не окончтельно.

— И все-тки — это именно тк.

Он вперилсь в меня глзми. Эт мния рзглядывть долго в упор, что он полгл моментом истины, могл кого угодно вывести из себя. Я пожл плечми и отвел глз. Это привело ее в рздржение, вся ее злоб тут же вернулсь к ней.

— Поймите меня првильно, Жозе. Я всегд был против этого брк. Алн слишком чувствителен, вы слишком незвисимы, и это не могло не зствить его стрдть. Я вызвл вс единственно по его просьбе и еще потому, что я ншл в его комнте двдцть писем, дресовнных вм, но не отпрвленных.

— Что он писл?

Ловушк зхлопнулсь.

— Он писл, что не может…

Он спохвтилсь, что тк глупо сознлсь в своей нескромности. Если бы он не был тк нкршен, было бы видно, кк он покрснел.

— Ну что ж, — прошептл он, — я прочл эти письм. Я был в безумном отчянии, и вскрыть их — был мой долг. Кстти, кк рз из них я узнл о существовнии господин А. Крм.

Ндменность вернулсь к ней. Бог знет, что мог нписть Алн относительно Юлиус. Я почувствовл, кк во мне поднимется, рстет гнев и выводит меня из моей подвленности. Обрз Алн, беспомощного, с помутившимся взором, по мере этого терял свою отчетливость. Не может быть и речи о том, чтобы хоть н один день остться рядом — с этой ненвидящей меня Женщиной. Я не вынесу этого. Но я обещл Алну прийти звтр. Д, действительно, обещл.

— Кстти, о Юлиусе А. Крме, — проговорил я, — он весьм любезно предложил мне воспользовться номером, который збронировн для него у «Пьер». Тк что я не буду вс больше обременять.

Услышв это, он слегк мхнул рукой и чуть улыбнулсь, кк бы приветствуя меня: «Брво, милочк, вы недурно устроились».

— Вы нимло меня не обременяете, — возрзил он, — но я думю, что у «Пьер» вм будет веселее, чем в квртире вшей свекрови. Я ведь не просто тк скзл о вшей незвисимости.

Н ней был черно-синяя шляп, вроде берет, укршення рйскими птичкми. Внезпно мне зхотелось нхлобучить ей ее до смого подбородк, кк бывет в комических фильмх, когд он зверещит, бросить ее, ничего не видящую, посреди чйной. Иногд у меня бывют ткие минуты гнев, сопровождющиеся приступом нелепого, исступленного смех. И я могу тогд сделть что угодно. Это был сигнл тревоги. Я поспешно встл и сорвл с вешлки пльто.

— Я звтр приду к Алну, — скзл я, — кк мы и договорились. З чемоднми я пришлю к вм кого-нибудь от «Пьер». В любом случе прижский двокт снесется с вшим по поводу бркорзводного процесс. Мне очень жль покинуть вс тк скоро, — добвил я под влиянием рефлекс вежливости, возникшего откуд-то из детств, — но я должн, пок еще не поздно, позвонить в Приж — моим друзьям и н рботу.

Я протянул ей руку. Он пожл ее с кким-то диким видом, кк бы спршивя себя, не слишком ли длеко он зшл, не пожлуюсь ли я Алну, и не придет ли он от этого в смертельный гнев.

Сейчс он выглядел строй, одинокой и эгоистичной женщиной, которя вдруг пришл в ужс, осознв себя тковой.

— Все это остнется между нми, — произнесл я, проклиня свою дурцкую жлостливость и собирясь уйти.

Он очень громко позвл меня по имени. Быть может, о чудо! — я, нконец, услышу голос человеческого существ?

— Не беспокойтесь о вшем чемодне. Шофер звезет его к «Пьеру» ровно через чс.

Администртор «Пьер», кк видно, испытл большое облегчение, когд я явилсь. Он ждл меня с утр и боялся, кк бы цветы в моей комнте хоть немного не звяли. Господин Юлиус А. Крм двжды звонил из Приж и предупредил, чтобы его вызвли в 8 чсов по нью-йоркскому времени (т. е. в 2 чс по прижскому). Номер Юлиус был н тридцтом этже. Он состоял из двух комнт, рзделявшихся большой гостиной и меблировнных под Чиппендейл. Было 7 чсов вечер. Подойдя к окну, я внезпно опять испытл, кзлось, нвсегд утрченное чувство восхищения. Нью-Йорк пылл огнями. Ночью город стл сверкющим и призрчным. Я простоял долго. Кким-то чудом мне удлось открыть форточку, и вдохнуть зпх вечернего ветр. Ветер пхнул морем, пылью, бензином. Этот зпх был тк же неотъемлем от Нью-Йорк, кк его глубинный гул. Он никогд не мог мне ндоесть. Я уселсь н дивне в гостиной, включил телевизор и немедленно окунулсь в оглушительную стихию вестерн с бесконечными выстрелми и крсивыми чувствми. Я испытывл единственное желние — отвлечься от воспоминний о мрчных чсх, пережитых сегодня днем. Но вот стрнность! Если пдл лошдь, я пдл вместе с ней. Когд пуля поржл в смое сердце злодея, я умирл вместе с ним. А любовные сцены между невинной молодой девушкой и жестоким, но рскивющимся героем кзлись мне личным оскорблением. Я переключил н другой кнл. Тм шел детектив, с сдизмом, доведенным до совершенств. Он лишь нгнл н меня скуку. Я выключил телевизор и услышл, кк бьет 8. И нелепый же был у меня, должно быть, вид: сижу одн, без дел, н дивне, зтерянном в недрх огромной гостиной, — точь-в-точь переселенк, по ошибке попвшя в роскошные пртменты. Принесли мой чемодн, но у меня не было ни сил, ни желния его рспковывть. Я чувствовл дурцкую пульсцию крови в вискх и зпястьях. Это нескончемое биение кзлось мне бессмысленным. В 8 чсов 5 минут ззвонил телефон. Я бросилсь к нему. Голос Юлиус был необычйно отчетлив и близок, и телефонный провод кзлся мне последней связью между мной и миром живых. Он тянулся по морскому дну, и все бури были ему нипочем.

— Я беспокоился, — скзл Юлиус. — Где вы были?

— Я приехл к свекрови очень рно, вернее, очень поздно, и все утро проспл у нее. Потом я был у Алн.

— Кк он?

— Невжно, — ответил я.

— Вы рссчитывете скоро вернуться?

Я рстерялсь, ведь я ничего не знл.

— Дело в том, что я могу звтр быть в Нью-Йорке, — скзл он. — Я должен улдить кой-ккие дел, потом ехть в Нссо, тоже по делм. Если хотите, вы сможете поехть со мной и моей секретршей. Неделя у моря вм не повредит.

— Неделя у моря! — Я предствил себе белый пляж, индиговое море и солнце, сверкющее для того, чтобы отогреть мои стрые кости. Я уже изнемогю от этих городов.

— А Дюкре, — спохвтилсь я, — мой директор?

— Я ему позвонил, кк мы с вми договорились. Он полгет, что вы воспользуетесь вшим пребывнием в Нью-Йорке и побывете н двух-трех выствкх. Он мне их нзвл. Я думю, он блгосклонно отнесется к вшей отлучке, если вы привезете ему несколько сттей. Кжется, он дже скзл, что эт поездк — нстоящя удч.

Я чувствовл, кк оживю. Путешествие н грни безумия и депрессии приобретло смысл, дже интерес — удвивющийся блгодря счстью окзться н пляже. Я не знл Нссо. Мы с Алном всегд прятлись, кк пирты, н мленьких, зтерянных островкх близ Флориды или в Крибском море. Но я знл, что Нссо — рй для нлогоплтельщиков, тк что не удивительно, если один из форпостов Юлиус нходится тм.

— Это было бы идельно, — произнесл я.

— Вм это будет полезно. И мне тоже, — добвил Юлиус. — Здесь отвртительня погод. Он прямо двит н меня.

Я плохо могл предствить себе, чтобы что-то двило н Юлиус или хотя бы чуть-чуть сплющило его. Его внешность ссоциировлсь, скорее, с бульдозером. Но, по-видимому, это было с моей стороны неспрведливостью или недосттком вообржения — и то и другое чсто взимосвязны.

— Я приеду совсем скоро, — продолжл он, — не тревожьтесь обо мне. Что вы делете сегодня вечером?

Я понятия не имел об этом и тк ему и скзл. Он стл смеяться и посоветовл мне лечь, чтобы скорее, зснуть, посмотреть ккой-нибудь фильм. Он рекомендовл мне ткже со всеми просьбми обрщться к г-ну Мртену из дминистрторской гостиницы, он мне во всем поможет. Он рсскзл мне новости о Дидье. Ему, кжется, меня уже не хвтет. Подскзл ткже, где в его комнте я нйду несколько интересных книг. Лсково пожелл мне доброй ночи. Словом, успокоил.

Я зкзл по телефону легкий ужин. Отыскл в спльне книгу Млепрте и, пользуясь приливом сил, рспковл бгж. А в нескольких квртлх от моей гостиницы лежл в тишине плты обессиленный молодой мужчин и, нверное, не мог дождться, когд кончится эт ночь. Я предствил н мгновение это долгое ожидние во тьме, его зпрокинутый профиль, вернее, все лицо его, голубовтое от щетины, во вмятине подушки. Потом я углубилсь в книгу, и для меня исчезло все, кроме вычурного и дикого мир «Кпут». Тяжелый сегодня был день.

Н следующее утро, прежде чем отпрвиться в клинику, я пошл н выствку Эдврд Хуппер, мерикнского художник, к которому питю особую симптию. Целый чс я промечтл у мелнхолических полотен, нселенных одинокими героями. Особенно долго простоял я перед кртиной «Сторож моря». Н ней сидели рядом мужчин и женщин. Брослсь в глз их полня отчужденность. Они сидели н фоне дом кубической формы и глядели н море. Мне покзлось, что эт кртин — безжлостня проекция моей жизни с Алном.

Он был выбрит. Нормльный цвет лиц понемногу возврщлся к нему. Исчезло рстерянное, молящее выржение глз. Его сменило другое выржение, тк знкомое мне — недоверчивое и злое. Он едв дл мне сесть:

— Тк, знчит, ты ушл из дому и живешь в номере, збронировнном Юлиусом А. Крмом? Он что, приехл с тобой?

— Нет, — ответил я, — он предоствил мне свой номер, поскольку мы с твоей мтерью, ты знешь, плохо лдим друг с другом…

Он не дл мне договорить.

Щеки его порозовели, глз згорелись.

Я снов с грустью отметил, кк крсит его ревность. Существует, и горздо чще, чем думют, стрння пород людей: они обретют рвновесие и силу только в сржении.

— Я-то, дурк, думл, что ты приехл специльно повидть меня. Но он-то, конечно, не тк глуп, чтобы оствить тебя одну дольше, чем н дв дня. Когд он приезжет?

Он вывел меня из себя. Я ненвидел его интуицию, одновременно и верную, и ложную. Он лишл возможности убедить его в моей доброй воле. Я опять окзлсь в том безвыходном положении, которое существовло все время ншего супружеств: всегд под подозрением и всегд виновтя. Я пытлсь шутить. Рсскзл о Хуппере, о Нью-Йорке, о смолете, но он меня не слушл. Он вернулся к своим стрым упрекм, я, со смешнным чувством ярости и облегчения, скзл себе, что нш рзрыв был неизбежен. А нше вчершнее свидние, тк рнившее и рстрогвшее меня, — не более чем недорзумение, причиной которому только моя жлость. Но я слишком хорошо знл, что жлость не может быть основой, любовных отношений: под ее гнетом они здохнутся и увянут.

— Но, в конце концов, — сделл я последнюю попытку, — ты прекрсно знешь, что между мной и Юлиусом нет ничего в смысле физическом.

— Ну, рзумеется, — ответил он, — в мое время ты обычно выбирл покрсивее.

— Я никого не выбирл, кк ты вырзился, в твое время. Было всего дв случя, которые ты см спровоцировл.

— Во всяком случе, Юлиус А. Крй взял тебя под свое крылышко — золотое крылышко. И тебе это, кк видно, нрвится. И потом, — добвил он с внезпной силой, — что мне с того, спишь ты с ним или нет? Ты его без конц видишь, говоришь с ним, звонишь ему, улыбешься. Д, ты улыбешься, говоришь — с кем-то, не со мной! Дже если он никогд не дотронулся до тебя и кончиком пльц — это все рвно.

— Тебе хотелось бы вернуть нши последние недели перед твоим отъездом? Существовние двух буйнопомешнных, зпершихся в своей клетке, — о ткой жизни ты мечтешь?

Он не сводил с меня глз.

— Д, — скзл он. — Две недели ты целиком приндлежл мне, кк н тех пустынных пляжх, куд я увозил тебя, и где ты никого не знл. Но к концу второй недели ты уже нходил себе знкомых среди рыбков, посетителей кфе или официнтов, и нужно было опять уезжть. Среди Брбдосских и Глпгосских островов уже не остлось ни одного, где бы мы не побывли. Не есть еще другие остров, которых ты не знешь, и куд я увезу тебя — силком, если пондобится.

Голос его перешел в рычние, он покрылся исприной и выглядел, кк нстоящий сумсшедший. В смятении я поднялсь со стул. Вошл снитрк, спокойно, но быстро. В рукх у нее был шприц. Он отбивлся. Тогд он позвонил — и пришел снитр. Он сделл мне знк выйти.

Я стоял в коридоре, держсь з стену. Кошмрня тошнот, кк говорят в ромнх, подступл к моему горлу. Алн все выкрикивл нзвния островов, брзильских пляжей, индийских провинций. Голос его деллся все истошнее. Я зткнул уши. Вдруг нступил тишин. Снитрк вышл из плты. Лицо ее было по-прежнему бсолютно спокойно.

— Он в прекрсном состоянии, — скзл он. Мне покзлось, что глз ее полны упрек.

С меня было довольно. Я больше не могл. Я повернулсь и, слегк спотыкясь, пошл через клитку, где вновь црило молчние. Что бы ни говорил Алн, я его больше никогд не увижу. Это невозможно. Невозможно. Эти слов преследовли меня до смого номер гостиницы. Я толкнул дверь. Секретрш Юлиус, рспковыввшя бгж, рстерянно поднял н меня глз. Потом из комнты вышел Юлиус, и я в слезх припл к его плечу. Он был меньше меня ростом, и чтобы опереться н него, я должн был немного нгнуться. Нши силуэты, нверное, были похожи н глупое, потерявшее голову деревце, пытющееся выпрямиться с помощью мленькой, но очень прочной подпорки.

В Нссо прекрсный был пляж, солнце — жркое, вод — прозрчня и тепля. Я повторял это, кк зклинние, леж в гмке и пытясь поверить в то, что вижу вокруг. Ничего не получлось. Совокупность всех этих блг не двл мне ни млейшего ощущения счстья, дже физического. Все три дня, что я нходилсь здесь, ккой-то коврный зверек все копошился в моем мозгу, повторяя: «Что ты здесь делешь? Зчем? Ты же одн!» А ведь именно в одиночестве мне довелось познть моменты необыкновенного, почти сверхъестественного счстья, когд вокруг, в кком-то ослепительном, концентрировнном озрении постигешь, что жизнь великолепн, что он полностью и безоговорочно опрвдн в эту именно секунду простым фктом твоего существовния. А в другие моменты счстье сопереживлось с кем-то. Кжется, тких моментов было горздо больше. Кк будто, чтобы открыть ничтожную молекулу счстья, необходим ткой микроскоп для улвливния чувств, в котором фокусируются лучи от двух пр глз. Но сейчс мой взгляд не облдл силой, достточной, чтобы без посторонней помощи воссоздть; этот слепящий свет. Юлиус, боясь жры, вел деловые дискуссии в роскошных гостиных отеля, оснщенных кондиционерми. Когд он, м-ль Бро и я встречлись з трпезой, он не упускл случя похвлить мой згр. См он был очень бледен и выглядел устлым. Он поглощл множество лекрств — белых, желтых, крсных тблеток, зпс которых пополнил в Нью-Йорке.]Время от времени он повелительным жестом требовл ккую-нибудь из них у бедной г-жи Бро, которя бросл н него тревожный взгляд. Лично я испытывю священный трепет перед лекрствми, но я избегл дже нмекнуть н это в силу ккой-то стромодной стыдливости. А ведь в нше время кждый с увлечением описывет мельчйшие рсстройств своего оргнизм. Ткя гипертрофировння потребность в медикментх, тем не менее, беспокоил меня и я, в конце концов, обртилсь с вопросом к м-ль Бро, которя, поджв губы, предъявил мне ошеломляющий список тонизирующих, снотворных и трнквилизторов. Я был удивлен. Юлиус, неуязвимый и могущественный делец, нуждется в успокивющих средствх? Мой покровитель жждет поддержки? Мир перевернулся! Мне было известно, что девять десятых снбжемого нселения земли прибегют к медицинским средствм. То, что Юлиус, испытывя перегрузки от дел и одиночеств, тоже нуждется в них — вполне логично. И все-тки это нрушение рвновесия, обнружившееся в нем впервые, испугло меня. Я был, однко, уже взрослой и знл, что под слоем бетон бывет песок, под песком — бетон, и что трудности существовния одинковы для всех. Я спросил себя, кким было детство Юлиус, его прошля жизнь, я пытлсь проникнуть в суть его нтуры. И вовремя: следовло уже поинтересовться тем, кто проявил ко мне столько доброты.

З исключением этого крткого момент угрызения совести, я зверски скучл в этом криктурном Нссо, зполненном истеричными мерикнкми и млокровными дельцми. К счстью, блгодря конкуренции бесчисленных бссейнов, грнтироввших безопсность от кул и микробов, море было в моем рспоряжении. Хотя постоянное одиночество н пляже иногд тяготило меня, оно притупляло мои чувств, и отзвук криков Алн в больничной плте постепенно слбел. Без всякого нетерпения ждл я, пок мой оргнизм придет в соглсие с окружющей природой или пок мы вернемся в Приж. Прекрсны были вечер. У смого моря ствили столики, и невидимый пинист в сопровождении бнджо исполнял стрые вещи, принесшие когд-то слву Колу Портеру. После ужин немногочисленные обиттели отеля уклдывлись в гмки и любовлись морем, луной, вслушивясь в упорный гул волн. В один из тких вечеров у Юлиус возникло нелепое желние услышть вльс Штрус. Я ншл пинист н деревянной эстрде у смой воды. Когд я произнесл свою просьбу, голос мой дрогнул, потому что пинист был змечтельно крсив. Он покзлся мне тким черноволосым, тким стройным, тким беспечным, тким уверенным в себе. Мы бросили друг н друг один из тех откровенных взглядов, ккими я не чсто обменивлсь с незнкомым мужчиной. Имел ткой взгляд последствия или нет, всякий рз он был очевидным знком взимопонимния. Пинист зигрл венский вльс, я тут же ушл, улыбясь своему прошлому или будущему беспутству. Потом я о нем збыл. Но н миг этот взгляд пробудил во мне сознние того, что я женщин, что я др, что я живя.

А кроме того, н следующий день Юлиус упл в обморок н пляже. Он подошел к моему гмку, пробормотл что-то относительно жры и вдруг упл головой вперед. Он лежл у моих ног — в своем коротеньком блйзере цвет морской волны, в глстуке и в серых брюкх. К счстью, он питл отврщение к шортикм, которые нпяливли н себя иные одышливые постояльцы отеля. Это мленькое темное тельце, вытянувшееся посреди ослепительного пляж, кзлось, покинуло кртину ккого-то сюррелист. Я бросилсь к нему, подбежл еще кто-то, и мы отнесли Юлиус в его комнту. Доктор говорил о переутомлении, о нпряжении. Я прождл в обществе м-ль Бро почти чс, пок он хоть немного пришел в себя. Когд он позвл меня, я вошл в комнту и сел в ногх его кровти, преисполнення жлости, кк к больному ребенку. Он был в светло-серой пижме, и в вырезе ее, тм, где нчинлсь шея, волос совсем не было. Голубые глз без очков испугнно мигли. Он кзлся тким беззщитным! Ткой мленький пожилой мльчик. Н мгновение я смутилсь, что не принесл ему в утешение ни игрушки, ни сухого пирожного.

— Я в отчянии, — скзл он. — Я, нверное, вс нпугл.

— Очень нпугли, — сознлсь я. — Вы должны были отдыхть, Юлиус, гулять у моря, хоть немного купться.

Он покрснел.

— Я всю жизнь очень боюсь воды, — скзл он. — По првде говоря, я не умею плвть.

Вид у него был ткой удрученный, что я рсхохотлсь.

— Звтр я поучу вс в бссейне, — скзл я. — Во всяком случе, сегодня вы не будете рботть, вы будете спокойно сидеть в гмке возле меня, и любовться морем. Вы ведь дже не знете, ккого оно цвет.

Я чувствовл себя предствительницей службы социльного обеспечения. А он слбо кивл головой, в восторге от того, что хоть один рз кто-то принимет з него решение. Звисимость, кк и ее противоположность, является, по-видимому, одной из глвных потребностей человеческого существ. С рзрешения доктор и с помощью м-ль Бро мы уложили Юлиус, зкутнного в одеяло, в большой веревочный гмк, в котором он нполовину утонул.

Я рсположилсь рядом с ним и рскрыл книгу. Я полгл, что он устл и нуждется в тишине.

— Вы читете? — тут же спросил он плксиво.

— Нет, — лицемерно ответил я и зкрыл книгу.

Нужно было рзговривть. Мысленно я уже произнесл мленькую проповедь о злоупотреблении лекрствми, но тем же плксивым голосом он остновил мой порыв. Мне видны были лишь прядь его волос, одеяло и руки, которыми он крепко цеплялся з кря гмк, кк будто плывя в штком кноэ.

— Вм скучно?

— Нет, — ответил я, — почему? Здесь тк крсиво, и я обожю ничего не делть.

— Я всегд боюсь, что вм скучно, — скзл Юлиус. — Если бы я убедился, что это тк, это было бы ужсно.

— А почему? — весело спросил я.

— Потому что с тех пор, кк я познкомился с вми, мне больше не бывет скучно.

Я неуверенно пробормотл «очень приятно», уже боясь продолжения этой речи.

— С тех пор, кк я с вми познкомился, — продолжл голос Юлиус, чуть приглушенный от робости или из-з одеял, — с тех пор, кк я с вми познкомился, я больше не чувствую себя одиноким. Я всегд был кк-то очень одинок — по своей вине, рзумеется. Я не умею рзговривть с людьми: я внушю им стрх или нтиптию. Особенно женщинм. Они полгют, что то, чего я хочу от них, либо чересчур просто, либо чересчур зурядно. А может быть, я веду себя с женщинми кк зурядный человек, не зню.

Я молчл.

— Или же, — продолжл он со смешком, — мне попдлись одни зурядные женщины. И потом я всегд тк знят делми. В этой сфере, знете ли, никогд нельзя жить спокойно. Если перестть ими знимться, все погубишь. Нужно всегд быть нчеку и принимть решения, дже если это тебя больше не знимет. Вот и стрешься, неизвестно зчем.

— От вс звисит тк много людей. Естественно, что это вс зботит.

— Конечно, — промолвил он, — они звисят от меня. Но я-то ни от кого не звишу. Я не рботю для кого-либо. Я вм уже говорил, что внчле я был беден. Но не думю, чтобы тогд я чувствовл себя более одиноким или более несчстным.

Этот грустный голосок из глубины слишком большого гмк неожиднно преисполнил меня нежности и печли. Я пытлсь себя успокоить, восстновить в пмяти устршющий обрз финнсовой кулы, ккой он мне предствился в Приже; пронзительный взгляд, грубый голос — думл только о мленьком человечке в пиджке цвет морской волны, рухнувшем н солнце, — которого я видел только что.

— Почему вы тк и не женились? — спросил я.

— Это желние у меня возникло лишь однжды. Н той молодой нгличнке, помните? Прошло слишком много времени, пок я вновь вернулся к этой мысли, но тогд это стло слишком легко. Видите ли, я стл очень богт…

— Ведь были же и ткие женщины, которые любили вс з другое, — промолвил я.

— Не думю. А может быть, я к ним неспрведлив… Нступило молчние. Я отчянно пытлсь нйти слов, которые не были бы общим местом или не огрничивлись бы примитивным желнием ободрить, но безуспешно.

— Вот поэтому, — продолжл Юлиус все тише, — с тех пор кк я познкомился с вми, я стл горздо счстливее. Я чувствую, что я збочусь о вс, что я, нконец, знят кем-то. Жестоко это говорить, но когд вы н днях вернулись к «Пьеру» в слезх и позволили мне вс утешить — д, я зню, это ужсно, — но я уже двно не был тк счстлив.

Я ничего не ответил, сидя совершенно неподвижно. Кпельк пот скользил по моей спине. Я зкрыл глз — кк будто, если я не буду его видеть, это помешет мне и слышть его. И в то же время, с ккой-то жестокой нсмешкой нд смой собой, я признлсь себе, что с смой первой встречи у Алфернов, с той смой минуты, когд я очутилсь лицом к лицу с Юлиусом А. Крмом, я ждл этого момент. Мое чистосердечие н поверку звлось лицемерием, моя беззботность — слепотой.

— Првд, — промолвил Юлиус, — если я потеряю вс, я этого не переживу.

Я не смел ответить ему, что, ничего не имея, он не может ничего потерять. Ведь я путешествовл с ним, с ним проводил почти все вечер. Если случлсь неприятность, я звл его н помощь, н него рссчитывл. Отсутствие физического облдния не могло исключить для него чувств морльной влсти — и, может быть, дже усиливло его. Жестоко и глупо было бы отрицть: можно очень просто рзделять с кем-то его жизнь, не деля с ним лож, дже если это и не модно, бог знет, что тк оно и есть. И я чувствовл, что, откзывя ему в этом сомнительном дре, не желя дть ему хотя бы н время этот пустячный злог — мое тело, — я несу з него горздо большую ответственность, чем з тех многих, которым я тк легко его предоствлял. Я сделл последнюю попытку сохрнить легкомысленный тон:

— Но вы совсем не должны меня потерять, Юлиус…

Он прервл меня:

— Я хотел бы, чтобы вы поняли, что я испытывю глубокое желние жениться н вс.

Я поднялсь с гмк, в стрхе перед этим словом, тоном, мыслью. В стрхе от того, что эт фрз предполгл ответ, что этим ответом могло быть только «нет» и что я не хочу причинять ему боль. И снов я почувствовл себя згннной дичью, охвченной ужсом и созннием вины, под огнем безжлостных чувств, которых я не рзделяю.

— Не отвечйте, — скзл Юлиус поспешно, и по его голосу я понял, что он в тком же стрхе, кк и я.

— Я ничего у вс не прошу, особенно ответ. Просто я хотел, чтобы вы знли.

Я вяло опустилсь в гмк, достл сигреты и вдруг осознл, что пинист двно уже игрет. Я узнл и песню, это был «Mood indigo», и я мшинльно силилсь припомнить слов.

— Пойду лягу, — скзл Юлиус, — простите меня, я немного устл. Поужиню в постели.

Я прошептл: «Доброй ночи, Юлиус», и он ушел с одеялом под мышкой, оствив у моих ног пляж, море и свою любовь и повергнув меня этим в полную подвленность.

Спустя дв чс я отпрвилсь в пустой бр и проглотил тм дв пунш. Через десять минут явился пинист и попросил позволения угостить меня еще одним. Через полчс мы уже нзывли друг друг по имени, через чс я лежл голя рядом с ним в его бунгло. Н че я збыл обо всем, потом вернулсь к себе, тйком, кк неверня жен. Только не гордя этим. Я не обмнывл себя: счстливя утоленность моего тел был тк же истинн, кк неутоленный голод моего сердц.

В этот первый весенний вечер Приж сиял. Его золотистые и голубовтые кмни были тк же бесплотны, кк и его огни. Мосты, кзлось, висели в воздухе, пмятники плыли в небе, у пешеходов кк будто выросли крылья. В тком состоянии эйфории я вошл в цветочный мгзин. Мне нвстречу с лем выбежл ткс. Он был, по-видимому, единственной хозяйкой этих мест. Прошло несколько секунд. Никто не появлялся. Я спросил у собки, сколько стоят тюльпны и розы. Рсхживя по мгзину, я покзывл ей рзные рстения, он, повизгивя, бегл з мной, зметно рдуясь ткому рзвлечению. В тот момент, когд я произносил пнегирик дикорстущим нрциссм, кто-то постучл в витрину. Я обернулсь и увидел, что н тротуре стоит мужчин и с иронической улыбкой постукивет укзтельным пльцем себе по лбу. Пнтомим между мной и собкой, происходившя уже пять минут, видно, рссмешил его, и я ответил ему улыбкой. Мы смотрели друг н друг сквозь злитое солнцем, ненужное стекло. Собк злилсь еще громче, Луи Дле, толкнув дверь, уже взял меня з руку и тк больше и не выпускл ее. Он был еще выше, чем мне покзлось в первый рз.

— Никого не было, — скзл я. — Збвно… Мгзин открыт…

— Знчит, не остется ничего другого, кк збрть собку и одну розу, — решил он.

И вытщив одну розу, он протянул ее мне, собк, вместо того, чтобы осудить воровство, звилял хвостиком. Все же мы оствили ее н ее посту, и вышли н солнце. Луи Дле продолжл держть меня з руку, и это кзлось мне в высшей степени естественным. Мы вышли н бульвр Монпрнс.

— Обожю этот квртл, — скзл он. — Это один из тех немногих, где еще можно увидеть, кк женщины покупют цветы у собк.

— Я думл, вы в деревне. Дидье мне рсскзывл, что вы рботете ветеринром.

— Время от времени я приезжю в Приж повидться с бртом. Сядем?

И не дожидясь ответ, он усдил меня з столик н террсе ккого-то кфе. Оствив свою руку н моем колене, он вынул из крмн пчку сигрет. Мне ужсно нрвились его непринужденные движения.

— Кстти, — скзл он, — я приехл только что и еще не видел Дидье. Кк он?

— Я общлсь с ним только по телефону. Я см всего дв дня кк вернулсь.

— Где вы были?

— В Нью-Йорке, потом в Нссо.

Н секунду я испуглсь, что он нчнет со мной говорить о Юлиусе тким же резким тоном, кк в ншу первую встречу. Но он не стл этого делть. Он выглядел беззботным, счстливым, спокойным. Мне кзлось, он помолодел.

— Действительно, — скзл он, — вы тк згорели. Он повернулся ко мне и стл меня рзглядывть. У него были удивительные светлые глз.

— Вы долго путешествовли?

— Я ездил нвестить моего муж. Он болен…

Я зпнулсь. Мне вдруг покзлось, что и клинику в Нью-Йорке, и ослепительно белый пляж, и Юлиус в обмороке, и чересчур крсивое лицо пинист я видел в очень стром, цветном фильме со стершейся пленкой. А действительность — это лицо моего сосед, серый тротур и мирно зеленеющие до смого конц улицы деревья. Впервые с момент моего возврщения я почувствовл, что я опять в своем городе. Все было кк-то смутно в последнее время. И слов Юлиус в смолете с просьбой збыть те минуты зтмения, ншедшею н него н пляже, и н удивление восторженный прием, окзнный мне моим глвным редктором Дюкре, и облегчение в голосе Дидье по телефону — все имело ккой-то нлет неясности и сомнения, ствших теперь основными оттенкми моей жизни. Поддвшись было внушению Юлиус, я решил укрыться броней status quo, но эти недели оствили у меня впечтление грустной нерзберихи — до того смого момент, когд ткс и Луи Дле вдруг вместе вошли в мою жизнь.

— Очень хочу собку, — скзл я.

— У меня есть друг в Версле, — скзл Луи Дле, — его собк кк рз недвно ощенилсь. У нее три хорошеньких щенк. Я вм одного привезу.

— А ккой породы? Он зсмеялся:

— Стрнной: нполовину волкодв, нполовину охотничья. Вот вы звтр увидите. Я принесу его вм н рботу.

Я всерьез зволновлсь.

— Но им нужно делть прививки, нужно…

— Д-д, конечно. Не збывйте, я ведь ветеринр.

И он сделл мне небольшое юмористическое сообщение о том, ккие злоключения ожидют меня н пути влделицы собки, я ужсно смеялсь. Время шло с ктстрофической быстротой. Было уже з семь. Мне предстоял ужин у неизменной г-жи Дебу, и это более чем всегд нполнило мою душу птологический скукой. Я охотнее провел бы вечер, сидя н этом стуле, з рзговорми о собкх, кошкх и козх, и глядя, кк вечер опускется н город. Но я должн был вновь явиться н это говорливое сборище, учстники которого, конечно, возбуждены сверх меры мыслью о медовом месяце, проведенном Юлиусом со мной н прекрсном островке Нссо. Я пожл моему ветеринру руку и с сожлением ушл. Н углу улицы я обернулсь и увидел его: он сидел неподвижно з столом и, откинув голову, глядел н деревья.

Юлиус ожидл в моей мленькой гостиной, пок я н последней скорости переодевлсь и крсилсь в внной. Я тщтельно зперл дверь. Будь н его месте другой, я бы оствил ее приоткрытой, чтобы можно было рзговривть. Но недвнее зявление Юлиус, его предложение вступить в зконный брк пробудили во мне рефлексы пугливой девственницы. Опсности не было никкой, но именно это и придвло всему хрктер опсности. А более всего рздржло то, что хотя я не стрлсь понрвиться мужчине, ожидвшему меня, я в зеркле совсем не нрвилсь смой себе. В тком грустно-ироническом нстроении вошл я в гостиную Ирен Дебу. Он подплыл к нм, пришл в восторг от того, кк хорошо я выгляжу, но вырзил беспокойство по поводу бледности Юлиус. Видимо, н нем плохо скзлись любовные шлости н отдленных островх. Все это было не более чем инсинуцией о ее стороны, вернее всего, игрой моего вообржения, но я тут же вышл из себя. Я оствил роль ничтожной молоденькой содержнки и решил игрть вмпир. Возможно, ткой персонж производил большее впечтление, но и он мне все же не нрвился. Я оглядел гостиную, и мне покзлось, что н многих лицх я вижу печть любопытств и нсмешки. Решительно, я преврщюсь в прноичку. В довершение всего, Ирен Дебу, перехвтив мой взгляд, тут же уведомил меня, «к великому сожлению, милого Дидье нет с нми, у него сегодня семейный ужин». Я тут же предствил себе, кк об эти прня, Дидье и Луи, бродят по Прижу, счстливые от того, что видят друг друг, вечер в полном их рспоряжении, — и дико им позвидовл. Что общего у меня с этими озлобленными стрикми? Тут я, првд, преувеличивл. Средний возрст их был не тк уж велик, чувств не тк уж низки. Нпротив, ккое-то всеобщее довольство реяло нд этим обществом. Ибо, если ожидть к себе Ирен Дебу было великой честью, то еще большей честью было быть принятым у нее. В этом был очень четкий и всем известный нюнс. Во многих прижских домх црят сегодня мрк и ярость. А пок я восхищлсь выбором г-жи Дебу, построенным по клссическим кнонм смодурств: кое-кто из безусловных, членов кружк получил отствку. Были приглшены одновременно некоторые соперницы. Некоторыми знменитостями пренебрегли. Зто приглсили кких-то провинцилов. Не в силх открыть причину проявленной к нему блгосклонности, кждый испытывл двойное волнение: неумолимя Ирен Дебу твердо держл скипетр своей злой воли и тем утверждл себя кк истиння госудрыня. По-видимому, он чувствовл это, тк кк был веселее и болтливее, чем всегд. Ее кк будто умилял успех собственного злонрвия. Одной неосторожной молодой дме, которя имел безрссудство спросить, увидим ли мы сегодня чету X., Ирен Дебу ответил: «Ну, нет!» тк, что эти слов прозвучли кк смый громкий удр гильотины. И хотя ее «Ну нет!» было всего лишь демонстрцией, иллюстрировнные еженедельники весь сезон потешлись нд четой X.

Все это я отметил мимоходом и без обычного воодушевления. Я принимл всевозможные комплименты по поводу моего згр, улыблсь и чувствовл себя струхой. Я вспомнил свои возврщения после кникул, когд я был моложе. С кким смехом и шутливыми оскорблениями мы с моими сверстникми, прнями и девушкми, срвнивли нши лиц и руки. В те времен я чсто окзывлсь победительницей, тк кк был фнтичкой солнц. А сейчс, будучи бесспорной победительницей, я не чувствовл никкого триумф. Ведь я вернулсь не от теннисных кортов и волейбольных площдок Аркшон или Хендея, всего лишь после пляж в Нссо, провлявшись в гмке, предоствленном мне богтым поклонником. И згр мой не был следствием прыжков, нырянья, нпряжения мускулов, он лег н ленивое, устлое тело.

Лишь однжды пришлось мне рсходовть его силу — в темноте, рядом с крсивым пинистом.

Д, я стрею. Если все будет хорошо, через несколько лет я куплю себе лечебный велосипед — педло, поствлю его в внной, и кждый день по полчс или чсу буду нжимть н педли, преодолевя вообржемые холмы, и з мной, безндежно приковнной к одному месту, будут гнться воспоминния моей глупо рстрченной молодости. Я тк живо предствил себе, кк я нклоняюсь нд этим педло, это покзлось мне тк смешно, что я рсхохотлсь. О блгословенный др смех… Почему все эти люди, тк основтельно рссевшиеся н дивнх, не посмеются сми нд собой, и нд этими дивнми, и нд хозяйкой дом, и нд тем, что они живут, и что я живу — тоже? Мой собеседник, рсписыввший прелести Крибских островов, змолчл и с упреком посмотрел н меня:

— Чему вы смеетесь?

— А вы почему не смеетесь? — ответил я грубо.

— Я не скзл ничего особенно смешного…

Это был чистя првд, но я не подл виду. Безнкзння зносчивость всегд нводил н меня скуку. Открылись двери столовой, и мы сели з стол. Я окзлсь слев от Юлиус, он — слев от Ирен Дебу.

— Я не хотел вс рзлучть, — произнесл он своим знменитым «меццо», от которого, кк обычно, вздрогнули человек десять.

В течение секунды я презирл ее тк сильно, что он потупил свой «открытый» взгляд в прострнство, чего с ней никогд не случлось. Эт улыбк преднзнчлсь мне, я это знл. Он говорил: «Ты меня ненвидишь — что ж, я в восторге з нс обеих». Когд он вновь взглянул н меня, невинно и рссеянно, я улыбнулсь ей в ответ и нклонил голову, кк бы в безмолвном тосте, которого он не понял. Я же просто подумл: «Прощй, ты меня больше не увидишь. Мне слишком скучно с тобой и твоими близкими. Мне скучно, вот и все, для меня это хуже ненвисти». Впрочем, это прощние вызвло во мне чувство смутного сожления, тк кк в определенной степени ее мникльня сил, вкус к мучительству, быстрот, ловкость — все это рзящее оружие, применявшееся для столь ничтожных целей, внушли одновременно и жлость и любопытство.

Ужин покзлся мне бесконечным. В гостиной я подошл к окну, вдохнул холодный и острый ночной ветер — вестник неумолимого одиночеств. Он нводнил город и плывет нд спящими, толкя полуночных пешеходов, приносит воспоминния о деревне в головы, оцепеневшие от сн или лкоголя. В этой косной гостиной, где црят обветшлые ужимки, свирепый, вечный ветер, прилетевший откуд-то из длеких просторов глктики, — мой единственный друг и единственное подтверждение моего существовния. Когд он улегся, и волосы снов упли мне н лоб, мне покзлось, что и сердце мое стремительно пдет — и вот сейчс я умру. Умру? Тк что же? Я соглсилсь н жизнь, потому что тридцть лет нзд ккой-то мужчин и ккя-то женщин полюбили друг друг. Отчего же мне не соглситься н смерть, если тридцть лет спустя другя женщин, я, никого не любит и потому не желет дть жизнь новому пришельцу? Примитивные рссуждения — порождение плоской логики — чсто смые верные. Стоит только постигнуть, до ккой степени рсстройств дошло общество, тонущее среди полунуки, полуморли, полурзум. Если вдумться, если вслушться, этот ветер несет тысячи полных тревоги и ужс голосов, длеких, близких — живых, но зледеневших, беззвучных и (в силу своего множеств и сходств) ствших похожими н йсберг или референдум. Вот тк моя голов блуждл где-то длеко-длеко. Впрочем, это ничему не мешло: я вовремя улыблсь, вовремя блгодрил з зжженную спичку, иногд вствлял в рзговор слово — ничего не знчщее, но уместное. Я чувствовл, кк длек от них. Но, увы, не выше их. И эт отчужденность, в результте, зствлял меня скорее усомниться в моей проництельности, чем в этих людях. Во имя кого или чего их осуждть? Я чувствовл в тот вечер потребность немедленно уйти, оствить этих людей, но объяснить причину этого я не могл. Это было чем-то вроде морльного удушья. Я ничего не понимл в их иеррхии, в сути их успехов и пдений, но я и не хотел понять. Нужно было выбрться, отбиться. Этот термин регбистов здесь был очень кстти. Всю мою юность я игрл н передней линии. С Алном я держл упорную зщиту в смой гуще схвтки: А теперь у меня сдло сердце, и я откзывюсь от игры. Я покидю чуть пожухлое поле, без судьи, без првил. Это мое поле. Я одн, я ничто. Мою здумчивость прервл Юлиус. Он стоял рядом со мной и выглядел мрчным.

— Ужин покзлся вм слишком длинным, д? Вы здумчивы.

— Я дышл ночным воздухом. Я это очень люблю.

— Хотелось бы мне знть, почему.

Он кзлся тким врждебным, что я удивилсь.

— Ночью кжется, что ветер прилетел с полей, что он кслся свежей земли, деревьев, северных пляжей., это придет сил…

— Он облетл землю, нбитую тысячми трупов, деревья, которые ими питются, он кслся рзлгющейся плнеты, пляжей, згрязненными морями, полными нечистот… Ну, кк, это придет вм сил?

Я в оцепенении смотрел н него. Я никогд не приписывл ему склонности к лирике, но если бы и сделл это, то лирик вышл бы весьм условной: ледники, эдельвейсы, чистот природы. Вкус к болезненному не совмещлся для меня с энергичным хрктером дельц. Решительно, систем моего мышления слишком стереотипн и примитивн.

Он взглянул н меня и улыбнулся:

— Плнет больн — говорю вм. А эт гостиня, которую вы тк презирете, всего лишь мленький нрыв н фоне общего рзложения. Один из ничтожнейших, уверяю вс.

— Вм весело, — пробормотл я, несколько удивлення.

— Нет, — ответил он, — мне не весело, и никогд не было весело.

И ушел, оствив меня н софе.

Я глядел, кк он идет через комнту, поблескивя очкми и выпрямившись во весь свой мленький рост. Ничто в нем не нпоминло того Юлиус А. Крм, который лежл в пиджчке цвет морской волны посреди пляж в Нссо и жловлся из глубины гмк н свою зброшенность. Нет, здесь, в гостиной, стремительный, холодный, более презрительный, чем когд-либо, он внушл стрх. Все, мимо кого он проходил, по обыкновению отступли немного, и теперь я понимл, почему.

Н следующий день, чсов около пяти, мне передли, что ккой-то мужчин и ккя-то собк ждут меня у вход в редкцию. Я бросилсь туд. Это действительно были они: мужчин и собк. Один держл другую, стоя против свет, вернее против солнц, у большой стеклянной двери. Я подошл к ним и тут же попл в вихрь летящей шерсти и визг. Н мгновение я прижлсь к Луи, и мы предствили семейную сцену н перроне вокзл. Пес был желто-черный с толстыми лпми. Он осыпл меня поцелуями, кк будто все дв месяц с момент своего рождения ждл встречи со мной. Луи улыблся. Я же был в тком восторге — все мои желния вдруг исполнились, — что рсцеловл его. Пес принялся неистово лять, и все сотрудники редкции повысккивли поглядеть н него. Когд иссяк поток эпитетов, — ккой миленький, ккие толстые лпы, он вырстет огромным и т. д. — и пес збрлся под стул изумленного Дюкре, Луи взял, нконец, брзды првления в свои руки.

— Ему нужно купить ошейник и поводок. И еще мисочку и постель. И еще ему нужно выбрть имя. Идемте…

Это дело покзлось мне более неотложным, чем т сттья неизвестно о чем, нд которой я билсь с полудня, и мы ушли. Луи держл пс под мышкой, меня з руку. Его походк выржл непоколебимую уверенность в том, что в нших интересх следовть з ним. У него был серый «Пежо», в который мы и погрузились. Он положил пс мне н колени и, прежде чем тронуться, бросил н меня торжествующий взгляд.

— Что же, — спросил он, — вы решили, что я больше не приду? У вс был очень удивленный вид при виде меня.

В действительности, я был удивлен не тем, что вижу его, скорее тем ощущением счстья, которое шевельнулось во мне в тот момент. Увидев его с собкой, стоящего у окн, я испытл удивительное чувство, кк будто ншл вдруг свою семью. Но этого я ему не скзл.

— Нет, я был уверен, что вы придете. Вы не яз тех людей, которые бросют обещния н ветер.

— Вы тонкий психолог, — зметил он смеясь.

Чтобы попсть в выбрнный им мгзин, мы проехли большую чсть город. Приж был голубой, безмятежный, воркующий. Шерсть, лезшя из пс, покрывл меня. Я был в восторге. Мы зствили его немного побегть по площди Инвлидов. Он бросился з голубями, рз десять обмотл поводок вокруг моих ног, словом, убедил нс в своей бьющей через крй жизнеспособности. Смех и опсения рзрывли меня. Что я буду делть с ним днем? У Луи был нсмешливый вид. Нверное, мой переход к пническим нстроениям его збвлял.

— Ну, — скзл он, — вот вм, нконец, нстоящя ответственность. Вы должны решть з него. Это вс изменит? Или нет?

Я взглянул н него подозрительно. Не нмекет ли он н Юлиус, н мою привычку прятть голову под крыло?

Мы вернулись домой. Я покзл собку консьержке. Т отнюдь не вырзил восторг. Мы сели в моей студии, пес принялся грызть обивку.

— Что вы собирлись делть вечером? — спросил Луи.

Это «прошедшее несовершенное» обеспокоило меня. Ведь я действительно должн был идти с Юлиусом и Дидье н зкрытый просмотр. Было дв выход: взять собку с собой или оствить ее дом одну. Луи предугдл возможность ткого решения,

— Если вы оствите его одного, он будет выть, — зявил он, — и я, между прочим, тоже.

— Кк?

— Д, если вы нс покинете сегодня вечером, он будет ужсно лять, я, вместо того, чтобы его успокоить, буду орть вместе с ним.

— У вс есть другое предложение?

— Ну д. Я схожу з покупкми. Мы откроем окно, потому что стоит тепля погод, и спокойно поужинем здесь втроем, чтобы мы со щенком немного свыклись с вшей новой жизнью.

Он, конечно, шутил, но вид у него был крйне решительный. Я попытлсь возрзить.

— Ндо бы позвонить, — скзл я. — То, что я собирюсь сделть, очень невоспитнно с моей стороны.

Но, говоря это, я хорошо понимл, что не предствляю себе иного вечер, чем тот, который он мне описл. Нверное, у меня был очень сконфуженный вид, потому что он рсхохотлся и встл:

— Д, позвоните. А я пойду куплю собчьих консервов н троих.

Он ушел. Мгновение я сидел, кк оглушення. Потом ко мне подбежл пес и збрлся н колени. Он хвтл ртом мои волосы, я рзглядывл его минут десять объяснял ему, ккой он хороший, крсивый, умный, кк и полгется плохому воспиттелю, который портит детей. Нужно было позвонить, пок не вернулся Луи. В трубке послышлся сухой голос Юлиус, и впервые вызвл во мне не умиротворение, змештельство.

— Юлиус, я стршно огорчен, но не смогу быть сегодня вечером.

— Вы больны?

— Нет, — ответил я, — у меня собк.

Секунду длилось молчние.

— Собк? Кто дл вм собку?

Я изумилсь. В конце концов, я прекрсно могл ее купить или нйти. Он, по-видимому, считет меня лишенной всякой иницитивы, но в днном конкретном случе он не ошибся.

— Это брт Дидье, Луи Дле, — говорю я, — принес мне собку в редкцию.

— Луи Дле? — переспршивет Юлиус. — Ветеринр? Вы с ним знкомы?

— Немного, — говорю я неопределенно. — Во всяком случе, у меня теперь есть собк, и я не могу ее оствить вечером: они будут выть… Он будет выть, — попрвляюсь я.

— Это, нконец, смешно, — говорит Юлиус. — Хотите, я пришлю м-ль Бро, и он им зймется?

— Вш секретрш не сможет уследить з моей собкой. И потом собк должн ко мне привыкнуть.

— Послушйте, — зявляет Юлиус, — все это мне кк-то неясно. Я зеду к вм через чс.

— Ах, нет, — отвечю я, — нет…

Я отчянно искл лзейку. Ничто не смогло бы сильнее испортить этот вечер, чем приход непреклонного, энергичного Юлиус. Собк окжется в отделении для щенков в Нейи, я в кино с Юлиусом; Луи вернется в деревню, и я никогд больше не увижу его. Я понял, что эт мысль для меня невыносим.

— Нет, — скзл я, — я, должн вывести ее н прогулку, купить ему кое-что. Я собирюсь уходить.

Последовло молчние.

— А что это з собк? — продолжл Юлиус.

— Не зню. Он желтя и черня. Ее пород неясн.

— Вы могли скзть мне, что хотите собку, я зню поствщиков смых породистых собк.

Он говорил с упреком. Я побуйствовл рздржение.

— Тк уж получилось, — скзл я. — Юлиус, простите, собк ждет. Мы увидимся звтр.

Он скзл «лдно» и повесил трубку. Я вздохнул с облегчением, побежл в внную, ндел свитер, брюки — для собки, и подкрсил лицо для мужчины. Я поствил плстинку, рскрыл окно, поствил н письменный стол три трелки, нпевя, вполне довольня жизнью. Я свободн, у меня есть собк-ребенок и обворожительный незнкомец, который добывет сейчс для нс пропитние. Впервые з долгое, очень долгое время у меня нзнчено н вечер свидние с незнкомым мужчиной, который мне нрвится, которому столько же лет, сколько и мне.

С тех пор, кк я познкомилсь с Алном, мои редкие приключения с мужчинми походили н историю с пинистом из Нссо. Д, впервые з пять лет сердце мое билось от того, что у меня нзнчен с кем-то встреч.

В десять вечер пес уже спл, Луи, нконец, понемногу зговорил о себе.

— Нверное, я покзлся вм грубияном, — скзл он, — в тот рз, когд мы увиделись впервые. Н смом деле вы мне срзу понрвились, когд я понял, что вы т женщин, о которой говорил Дидье, и приндлежите к обществу, которого я не выношу, я тк был рзочровн, пришел в ткую ярость, что покзлся отвртительным. — Он змолчл и быстро повернулся ко мне: — Првд, в тот смый момент, кк вы вошли в бр, и я вм подл гзету, я подумл, что однжды вы стнете моей, через три минуты, открыв, что вы приндлежите Юлиусу А. Крму, я сходил с ум от ревности и рзочровния.

— Кк все быстро у вс, — скзл я.

— Д, я всегд решл все быстро, дже очень. Когд нши родители умерли, оствив нм большое мебельное дело, я решил, что предоствлю Дидье знимться им кк в отношении реклмы, тк и коммерческой стороной. Я учился н ветеринр и сбежл в Солонь, мне тм лучше. Дидье обожет Приж, музей, выствки и этих людей, которых я не выношу.

— В чем вы можете их упрекнуть?

— Ни в чем конкретно. Они мертвы. Они живут постольку, поскольку у них есть, состояние, поскольку они игрют ккую-то роль. Я их считю опсными. Чсто общение с ними преврщет в грустного пленник.

— Их пленником можно стть, лишь звися от них, — ответил я.

— Всегд звисишь от людей, с которыми живешь. Потому я и пришел в ужс, узнв, что вы с Юлиусом А. Крном. Это человек холодный, кк лед, и в то же время неистовый…

Я перебил его:

— Во-первых, я не с Юлиусом А. Крмом.

— Теперь я думю, что д, — скзл он.

— И, кроме того, — прибвил я, — он всегд был безукоризнен по отношению ко мне, очень мил и бескорыстен.

— В конце концов, я поверю, что вм только двендцть лет, — скзл он. — Я все думю, кк мне добиться, чтобы вы поняли, что, вм угрожет. Но я добьюсь.

Он протянул руку и привлек меня к себе. Сердце мое дски колотилось. Он обнял меня, и мгновение оствлся недвижим, прижвшись щекой к моему лбу. Я чувствовл, кк он дрожит. Потом он поцеловл меня. И тысячи фнфр желния зпели, кровь збил тысячей тмтмов в нших жилх, и тысячи скрипок зигрли для нс вльс нслждения.

Позже, ночью, леж рядом, мы шептли друг другу стрстные слов, горевли, кк это мы не встретились десятью годми рньше, и спршивли себя, кк мы могли жить до сих пор. А собк спл под столом, ткя же невиння, кк мы теперь.

Я его любил. Я не знл, з что, почему именно его, почему тк внезпно, почему тк сильно — просто я его любил. Достточно было одной ночи, чтобы моя жизнь стл похожей н знменитое яблоко, ткое круглое, нлитое, и чтобы, когд он уехл, я ощутил себя только что отрезнной половинкой этого яблок, чувствительной лишь ко всему, что исходит от него, и ни к чему другому. Одним прыжком из црств одиночеств я перескочил в црство любви, и мне было стрнно, что у меня прежнее лицо, прежнее имя, прежний возрст. Я никогд хорошенько не знл, кто же я в действительности ткя, теперь и подвно. Просто я знл, что влюблен в Луи, и удивлялсь, что люди не вздргивют при виде меня, догдвшись об этом с первого взгляд. Во мне снов жило теплое, живое и незвисимое существо — я см. У моих шгов было нпрвление, у слов — смысл, и то, что я дышу, тоже имело свое опрвдние. Когд я думл о нем — то есть всегд, — мне хотелось его любви, и в ожиднии ее я питл и нсыщл влгой свое тело, потому что оно нрвилось ему. Дни и числ снов приобрели нзвния и последовтельность, потому что он уехл во вторник, 19-го, и вернется в субботу, 23-го. Вжно было ткже, чтобы был хорошя погод, тогд н дорогх будет сухо и его мшину не знесет. Еще было очень вжно, чтобы по дороге между Солонью и Прижем не было зторов и чтобы повсюду вокруг меня были телефоны, и в кждом из них возникл его голос, спокойный, требовтельный или взволновнный, счстливый или печльный — словом, его голос. Все остльное не имело никкого знчения, кроме собки, ткой же сироты, кк и я, но переживвшей это с большей легкостью.

Собк поствил Юлиус А. Крм в тупик. Чтобы устновить ее происхождение, говорил он, пондобился бы чстный сыщик и длиннейшя нкет. Тем не менее, когд в знк симптии он порвл ему шевиотовые брюки, он, кзлось, пришел в умиление. А тк кк мы ушли ужинть в один тихий ресторн в обществе Дидье и нескольких сттистов, он решил приглсить и ее. По крйней мере, ему тк кзлось, ибо решение приндлежло мне. Юлиус покзлся мне изыскнным, сттисты — остроумными, пищ — преотличнейшей. Что до Дидье, он был брт своего брт, и этим было все скзно. Нужно было только, чтобы я вернулсь в половине двендцтого, потому что в двендцть должен был звонить Луи, я хотел уже быть в постели — я нзывл это «н своем месте» — и говорить с ним в темноте, сколько ему зхочется.

— Стрння мысль пришл в голову вшему брту, — говорил Юлиус Дидье, укзывя н собку. — Я не знл, что они с Жозе знкомы.

— Мы пропустили кк-то сткнчик вместе, месяц тому нзд, — ответил Дидье.

Видно было, что он смущен.

— И он вм срзу пообещл собку?

Юлиус улыблся мне, и я ответил ему улыбкой.

— Нет. Дело в том, что я случйно встретилсь с ним в другой рз, в цветочном мгзине. А тк кк я рзговривл тм с собкой о цветх, Луи скзл, что нужно взять одну розу и собку и…

— Тк это собк из цветочного мгзин? — спросил Юлиус.

— Ну, конечно же, нет, — ответил я рздрженно. Об они смотрели н меня с змештельством. Н первый взгляд, рсскз кзлся довольно путным. Но не для меня: мне кзлось, что все в нем дышит очевидностью. Я увидел Луи, он подрил мне собку, и я полюбил его. Все остльное — пустословие. У меня есть черноволосый мужчин с кштновыми глзми и желто-кштновя собк с черными глзми.

Я пожл плечми, они, видимо, откзлись от мысли решить эту проблему.

— Вш брт Луи по-прежнему деревенский житель? — обртился Юлиус к Дидье. Потом повернулся ко мне: — Я знл его немного. Хороший прень. Но что з стрння фнтзия — бросить свою профессию и свой город… А что стлось с его мленькой Брброй?

— По-моему, они больше не встречются, — ответил Дидье.

— Брбр Крифт, — пояснил мне Юлиус, — дочь Крифт, промышленник. Он был без ум от Луи Дле и решил ехть с ним в деревню. Я полгю, что сельскя жизнь с ветеринром вскорости нскучил ей до смерти.

Я улыбнулсь с сострднием. Но совсем не потому, что он думл. В моем понимнии эт Брбр — порядочня дур, рз он оствил Луи. Теперь-то он нверняк смертельно скучет, будь то в городе или где бы то ни было.

— Это Луи ее оствил, — уточнил Дидье с тщеслвием млдшего брт

— Бесспорно, бесспорно, — ответствовл Юлиус. — Весь Приж знет, что женщины от вшего брт без ум.

Он усмехнулся скептически и с веселой доброжелтельностью взглянул н меня.

— Ндеюсь, вы, дорогя Жозе, не повторите их ошибки? Впрочем, нет, я плохо предствляю себе вс в деревне.

— Я никогд гм не бывл, — ответил я. — Я зню только город и пляжи

Я говорил это, видел, кк передо мной рзворчивются гектры пшен, лесов, лугов и пшеницы. Я видел, кк мы с Луи идем между двумя рядми деревьев, и нши лиц овевет ветер, пропхший дымом костр из прошлогодних листьев. Мне кзлось теперь, что, см не сознвя этого, я всегд мечтл о деревне.

— Вот, — произнес Юлиус. — скоро вы с ней и познкомитесь,

Я вздрогнул.

— Вы не збыли, что мы собирлись все вместе н уик-энд к Апреннм? И вы тоже, Дидье?

Уик-энд… Он сошел с ум. Я бсолютно збыл о приглшении Апреннов. Это очень миля пр, друзья Ирен Дебу, живущие в уединении, вдли от Приж, не столько от нелюдимости, сколько из притворств. Когд они приезжют в столицу, то есть сто рз в год, то не устют рсхвливть прелести уединенной жизни. Они и живут-то только своими уик-эндми. Но в субботу приезжет Луи, в дв дня мы проведем вместе.

Эт суббот кзлсь мне близкой и ткой длекой, что хотелось то прыгть от рдости, то причитть. Я знл, что плечи у Луи широкие, н предплечье внушительный шрм — это его укусил осел, которого он осмтривл, — мы смеялись нд этим минут десять. Я знл, что, бреясь, он всегд режется, ботинки сншивет нпрочь. Вот примерно и все, что я о нем знл, не считя, понятно, того, что люблю его. Я думл о том множестве вещей, которые мне предстояло открыть и в его теле, и в его прошлом, и в его хрктере, испытывя при этом и любопытство, и ждность, и головокружительную нежность. А пок следовло нйти достойную отговорку от поездки н предстоящий уик-энд. Смое простое было бы скзть: «Вот что, эти дв дня я проведу с Луи Дле, потому что мне тк нрвится». Но именно это было невозможно. Опять я чувствовл себя виновтой и злилсь н себя з это. В конце концов, Юлиус зговорил со мной о своих чувствх только вследствие солнечного удр. Ответ он не требовл, и было бы естественно и честно скзть ему всю првду. Объективно — д. Но з ясными, мирными словми, отржющими очевидность, тились дские тени скрытой првды. Вновь я с рздржением сознвл, что под оболочкой слов: «объективно», «очевидня ситуция», «незвисимость», «дружб» и т. п. — ничего не кроется. А, кроме того, мне кзлось, что, признвшись Юлиусу, — я уже думл «признться», не «скзть» — я вызову в нем гнев, горечь, жжду мести, я это пугло меня. Этот человек был всегд кк бы в черном ореоле. Он внушл предствление о мощи и одновременно гипертрофировнной чувствительности. И это поддерживло во мне постоянный стрх. А все же, что он мог мне сделть? У меня был рбот, я никоим обрзом не звисел от него, рисковл лишь причинить ему боль. И если это чувство было достточно сильно, чтобы поствить меня в зтруднительное положение, то все же не столь велико, чтобы обречь меня н молчние, н полупрвду, которую я мшинльно говорю вот уже три дня. Моя жизнь вдруг превртилсь в широкую мгистрль, озренную лучми стрсти, и я не могл вынести, чтобы н нее упл хоть млейшя тень. Все эти зботы мгновенно исчезли в полночь, когд я услышл голос Луи, спршивющий, люблю ли я его, с ткой одновременно недоверчивой и победной интонцией. Он говорил: «Ты меня любишь?» — и это знчило: «Не может быть, чтобы ты меня не любил. Я зню, что ты любишь меня! Я люблю тебя…» Мне хотелось спросить его, где он нходится. Мне хотелось, чтобы он описл мне свою комнту, что он видит в окно, что он делл днем. Но ничего не получлось. Конечно, я спрошу его об этом позже, когд его присутствие уже получит новое измерение, стнет чуть более пресным, утртит эту остроту, когд оно уже «обрстет» воспоминниями. А сейчс он был для меня мужчиной, с которым я провел ночь, с которым я больше общлсь во тьме, чем при дневном свете. Для меня он ознчл пылющее тело, зпрокинутый профиль, силуэт в рссветном полумрке. Он был тепло, тяжесть, дв-три взгляд, несколько фрз. Он был, прежде всего, любовник. Но я не помнил, ккого цвет его свитер, его мшин. Не помнил его мнеру водить ее. Не помнил, кк он гсит сигрету в пепельнице. Не помнил, кк он спит, — ведь нм не удлось зснуть. Зто я знл его лицо и голос в момент нслждения. Но и здесь, в этом огромном црстве — црстве нслждения, — я знл, нм предстоит еще сделть вместе тысячи открытий, преодолеть рядом тысячи гектров целины, степей и згсить тысячи пожров, нми же и зжженных. Я знл, что и он, и я будем ненсытны, и не могл предствить себе тот неизбежный чс, когд нш взимный голод хоть чуть утолится. Он говорил «суббот», и я повторял «суббот», кк двое потерпевших корблекрушение повторяют «земля», или кк дв осужденных н вечные муки грешник в восторге призывют д. И он приехл вечером в субботу, и уехл утром в понедельник. И был рй, и был преисподняя. Дв или три рз мы выходили по очереди н улицу, для собки. Тогд только мы и видели дневной свет. Я узнл, что Бетховену он предпочитет Моцрт, что в детстве он без счету пдл с велосипед и что он спит н животе. Я узнл, что он чудк и иногд бывет грустным. Я узнл его нежность. Телефон нстойчиво звонил, рз десять з эти дв дня, я не обрщл внимния. Когд он уходил от меня, я повисл н нем, кчясь от устлости и счстья и умоляя его ехть осторожно.

— Обещю, — скзл он. — Ты же знешь, теперь я не могу умереть.

Он прижимл меня к себе.

— Скоро, — добвил он, — я куплю себе большую мшину, у нее будет медленный и ндежный ход, кк у грузовик. Нпример, стрый «Дймлер», кк тот, который стоит под твоим окном.

Не теряя хрбрости, я послл в пятницу в контору Юлиус телегрмму смого обтекемого содержния. Он звучл тк: «Приехть конец недели не имею возможности. Точк. Объяснение следует. Тысяч сожлений. Жозе». Теперь оствлось только нйти это объяснение. В момент, когд я посылл телегрмму, в моей голове никкого объяснения не было. Тк близок был приезд Луи, что от счстья полностью лишилсь вообржения. Теперь, когд это счстье и утвердилось, и удвоилось, я еще менее чувствовл себя способной н ккие бы то ни было мысли. Присутствие «Дймлер», — если допустить, что он приндлежл Юлиусу, — нходившегося здесь, чтобы шпионить з мной, кк когд-то под окнми Алн, не смущло меня. Шофер — если допустить ткже, что тм был шофер, — мог доложить только, что видел, кк я прогуливл черно-желтую собку, и что потом он видел, кк ту же собку прогуливл мужчин. Я решил скзть Юлиусу, что ездил повидть своих стрых друзей, живущих недлеко от Приж. Он или поверит мне, или поймет, что я лгу. И тогд с полным првом приступит к одному из своих знменитых контрдопросов, секретом которых влдеет он один. Кончится это сценой или потоком упреков, то есть объяснением, которое принесет облегчение всем, и первой — мне. Итк, не признвясь в этом смой себе, я предпочитл быть уличенной во лжи, чем просто скзть првду. Я собирлсь уходить, когд ззвонил телефон. Меня вызывл Нью-Йорк.

Услышв повелительный гнусвый голос свекрови, я тут же спросил себя, что же еще придумл Алн.

— Жозе, — скзл свекровь, — я звоню по поводу этой истории с рзводом. Смо собой рзумеется, Алн решил сделть для вс мксимум возможного, и я, конечно, тоже. Но у вшего двокт, кк нрочно, чересчур строптивый нрв. Вы что, не хотите рзводиться?

— Хочу, — ответил я, оторопев. — А в чем деле?

— Этот г-н Дюпон-Кормей, двокт г-н А. Крм, со всем соглсен, в том числе и с суммой лиментов, но все еще не выслл нм необходимые бумги. В конце концов, Жозе, вм же нужны деньги! Впрочем, — быстро добвил он, — если вм не нужны, это очень приятно.

— Я бсолютно не в курсе дел, — ответил я, — я узню.

— Я н вс рссчитывю. А если у вс есть более неотложные дел с людьми, менее flair play, чем мы, советую вм сменить двокт. По-моему, он считет почти неприличным, что мы хотим кк-то обеспечить вс. Тысяч доллров в месяц — не ткие уж сумсшедшие деньги.

Я считл, что ноборот. Слбо поблгодрив, я обещл немедленно зняться всем этим и повесил трубку. Мое любопытство было возбуждено; особенно удивлял тот фкт, что двокт Юлиус, по логике вещей обязнный быть опснейшей кулой, вел себя кк овечк с моей не менее опсной свекровью. Но я тут же обо всем этом збыл. Шофер соглсился взять нс, меня и собку, и я поздрвил себя с этой удчей, ибо доступ в втобус и метро был нм зкрыт, и в редкцию я могл попсть или блгодря сострдтельному тксисту, или пешком. Но сегодня утром это лишило бы меня осттк сил. Мне кзлось, что н одном поводке у меня будет мой толстый и неуклюжий пес, н другом — воспоминние о Луи и этих двух днях, похожее н большого сторожевого пс, громоздкого и норовистого, только в ином роде, чем мой восхитительный метис. Дюкре ожидл меня; вернее, его секретрш перехвтил меня по дороге и нпрвил в кбинет глвного редктор. В Дюкре преоблдл серый цвет: и костюмы его, и глз, и волосы были одинково серыми. Но в этот день вид у него был взбудорженный и довольный, и это меня обрдовло. Это был робкий, очень вежливый человек, стрстно увлеченный своим журнлом, которым он руководил вот уже восемь лет и который доствлял ему, я знл, большие финнсовые зтруднения.

— Дорогя Жозе, — скзл он, — у меня для вс чудесня новость. Если предположить, что для вс это новость. Вот. Речь о том, что журнл будет выходить н шестидесяти четырех стрницх вместо тридцти двух, будет преобрзовн и обогщен. Иными словми, мы предпримем попытку сделть из него нечто иное, чем журнл для узкого круг.

— Это великолепно, — искренне ответил я. Журнл нрвился мне и своим серьезным тоном, и своей незвисимостью, и тем еще, что постепенно его сотрудники, я чувствовл, приняли меня в свою среду.

— Если все это удстся, — продолжл Дюкре, — я предложу вм более знчительную должность, но и связнную с большей ответственностью. Ибо, с одной стороны, я вс очень увжю, с другой — ведь именно блгодря вм я смогу, нконец, сделть из моего журнл то, о чем я мечтл.

— Совсем ничего не понимю, — скзл я. Мгновение он смотрел н меня с недоверием, потом улыбнулся.

— Это действительно тк, — скзл он. — Вы должны быть вдвойне счстливы, потому что это вш змечтельный друг Юлиус А. Крм предложил финнсировть нш журнл.

Я зстыл, оздчення. Потом вскочил, бросилсь к Дюкре и поцеловл его в лоб. Я тут же извинилсь, но он тоже смеялся от удовольствия.

— Это тк прекрсно, — скзл я. — Кк я счстлив и з вс, и з всех, и з себя. Кк все будут веселиться! Юлиус — чудо. Это првд, — добвил я с присущей мне бессознтельностью, — счстье никогд не приходит одно.

Он глянул н меня вопросительно, но я вместо ответ только мхнул рукой,

— А когд вы узнли об этом? — спросил я.

— Сегодня утром. Я уже, конечно, встречлся о Юлиусом А. Крмом, — он сделл жест рукой, ткже избвлявший его от объяснения этого «конечно» — но сегодня утром он мне позвонил. Он объяснил мне, что ему предствляется очень интересным, очень знятным принять учстие в тком серьезном журнле, кк нш. Попутно он спросил, с большой деликтностью, должен зметить, считю ли я возможной вшу более ктивную рботу в журнле. Если бы в его просьбе был млейший повелительный оттенок или если бы я не знл, что вы действительно любите свое дело, я бы откзлся. К счстью, это не тот случй. Дорогя Жозе, я хочу вм доверить весь отдел живописи и скульптуры, вм и Мксу, — и я уверен, что, нконец-то, вы будете по-нстоящему увлечены, не говоря уже о том, что и вше мтерильное положение улучшится.

— Я в восторге, — ответил я.

Я и впрвду был в восторге. Это докзывло, что «Дймлер», виденный утром, не был ни хорошим, ни тем более дурным знком. Это докзывло, что Юлиус нчинет принимть меня всерьез кк журнлистку, , следовтельно, и кк незвисимую женщину. Это докзывло ткже, что Дюкре, отличвшийся, кк мне было известно, принципильностью, ценил мою рботу. У меня не только збилось сердце, но и зрботл голов.

— У вс нет никких возржений? — спросил Дюкре. Я поднял брови:

— Чего рди?

— Просто я хотел убедиться, — ответил он. — Я считю нужным скзть вм только, что если по ккой-то причине, которя меня не ксется, вы желли бы откзться от этой должности, это бсолютно ничего не изменило бы в нших отношениях.

Я совсем не понимл, что он хочет скзть. Вероятно, он приндлежл к плеяде несчстных глупцов, веривших в тйные узы между мной и Юлиусом, этих слепоглухонемых, не знющих о существовнии Луи.

— Никкой сложности подобного хрктер не существует, — ответил я с тем добродетельным видом, который дет сознние рзделенного чувств. — Нм следовло бы лучше выпить шмпнского.

Через десять минут восемь интеллектулов — к их числу я относил и себя, — две секретрши и собк оккупировли соседнее кфе и рспили три бутылки шмпнского з будущее великого журнл, который должен появиться н свет. Дюкре, осждемый вопросми о тинственном вклдчике, с улыбкой говорил о некоем друге, изредк брося н меня вопросительный взгляд, но блгодря моей искренней рдости и выпитому шмпнскому, взгляд этот вскоре стл дружелюбным и теплым. Я позвонил Дидье и прикзл ему бросить все дел и приехть обедть в «Шрпнтье», где я буду его ждть.

— Нет, — говорил Дидье, — нет, не может быть! Кк я рд!

Я только что поведл ему о моей любви к Луи, о его любви ко мне, он был и изумлен, и счстлив.

— Луи хотел, чтобы мы объявили вм об этом вместе, — рсскзывл я. — Но мне кзлось, что прожить неделю, дже ни с кем не говоря о нем, это тк долго, что он, в конце концов, рзрешил скзть вм.

— Подумть только, — говорил Дидье, — подумть только, с ккой яростью он н вс обрушился в первый рз, вы н него.

— Он думл, я любовниц Юлиус, — весело ответил я, — ему это не нрвилось.

— Я уговривл его, что это не тк, — продолжл Дидье, — он нзвл меня дурком. Ндо признться, поверить было трудно, вернее, не поверить. А Юлиус знет?

— Нет, еще нет. Но н днях я ему скжу.

— У Апреннов вид у него был не очень-то довольный, — продолжл Дидье. — Он кзлся дже взбешенным.

— Д нет же, — возрзил я, — он не только не сердится, но дже позвонил Дюкре, моему милому редктору, кк рз сегодня утром, и предложил помочь ему вытщить журнл. Ему вдруг покзлось збвным потерять немного денег. Это чудесно, вы не нходите? Милый Юлиус…

Я совсем рстроглсь.

— Милый Юлиус, — здумчиво повторил Дидье. — Впервые я узню, чтобы Юлиус А. Крй зинтересовлся убыточным предприятием.

Он вдруг помрчнел, здумчиво рзминя в трелке кртофелину.

— Вы не думете, — произнес он, — что этим Юлиус делет попытку вс удержть?

— Нет, он не нстолько недлек. Во всяком случе, Дюкре дл мне понять, что не принимет этого в рсчет и ценит мою рботу. Дидье, дорогой мой деверь, вы отдете себе отчет? Я люблю Луи, и у меня есть профессия!

Он поднял глз, посмотрел н меня, потом вдруг беззботным движением поднял свой бокл и чокнулся со мной.

— З вс, Жозе, — скзл он, — з вшу любовь, з вшу рботу.

Потом мы вернулись к глвной теме, то есть к Луи. Я узнл, что он примерный, брт, у которого всегд можно нйти сочувствие, поддержку, — нстоящий друг, достойный полного доверия. Я узнл, что ему всегд попдлись женщины, не годившиеся ему, по мнению Дидье, и в подметки. И я узнл то, что уже знл: то есть, что, вне всяких сомнений, мы создны друг для друг.

— Но кк вы сможете, — добвил Дидье, — рботть в Приже и жить в деревне?

— Посмотрим, — ответил я, — всегд можно нйти компромиссное решение.

— Луи не любит компромиссов. Спешу обртить н это вше внимние.

Я знл это, и это делло меня еще счстливее.

— Конечно, мы нйдем, конечно, мы нйдем, — весело повторил я.

Погод был прекрсн — кк никогд. Мою шею еще жег недвний след зубов Луи. От выпитого нтощк шмпнского все рсплывлось и летело. Я был н вершине счстья. Через пять дней, в пятницу вечером, я сяду в поезд, и он повезет меня в Солонь, к Луи. Я открою его жизнь, его дом, его животных. Тм я буду укрыт от всего.

В тот же вечер Дидье и я ужинли с Юлиусом. Это был очень веселый вечер. Кзлось, Юлиус не меньше моего в восторге от своего нмерения, я обещл, что блгодря журнлу сделю его вдвойне миллирдером. Он поведл нм, что уже двно мечтет зняться чём-то, кроме биржи. Он дже просил нс помочь ему рсширить его знния в облсти искусств. Короче говоря, он элегнтно сменил роль мецент н роль признтельного неуч. Он дл понять, что ему скучно, живопись его знимет, и, войди в ншу игру, он желет одновременно и рзвлечься, и просветиться. Он здл мне дв-три небрежных вопрос о том, кк я провел коней недели. Я ответил лишь, что не могл поступить инче, он, к моему удивлению, не нстивл н большем. Дже Дидье отметил позднее, что, быть может, ошибся в нем и что Юлиус, блгодря мне, обнружил своего род бескорыстие, которого он до сих пор з ним не знл. Неделя прошл очень быстро. Луи звонил мне. Я звонил Луи. Мы соствляли все новые проекты ншего журнл. Дидье повсюду сопровождл меня. По вечерм я рсскзывл ему и Юлиусу о нших новых нходкх. В четверг мы ужинли вчетвером, вместе с Дюкре. Он, кзлось, в свою очередь, был покорен блгородством и спокойствием Юлиус А. Крм, ткже отсутствием у того претензии выглядеть интеллектулом. Я решил сегодня же вечером объявить Юлиусу, что звтр еду в деревню к Луи Дле, но ужин прошел тк весело, все мы были в тком восторге друг от друг, что в мшине мне не зхотелось пускться в щекотливые объяснения. Я огрничилсь, скзв, что еду в деревню с Дидье, что, впрочем, было првдой, тк кк последний должен был сопровождть меня. Он ответил мне: «Не збудьте, что в понедельник мы ужинем с Ирен Дебу» — без млейшего оттенк горечи. Я смотрел, кк его почти голый череп, чуть возвышющийся нд спинкой сиденья, исчезет в ночи, и вспомнил, кк в тот вечер в Орли он был для меня символом поддержки и утешения. Сердце мое сжлось н мгновение оттого, что теперь он стл лишь воплощением одиночеств.

Поезд свистел, кк сумсшедший, рвномерно потряхивя нс, мне кзлось, мы стоим н месте, и железнодорожники специльно бегут по бокм вгон, опустив голову, с флжкми в руке, чтобы обмном внушить нм чувство скорости. Мы пересели в другой поезд, и я, до сих пор нежно любившя стрые пригородные поезд, теперь пожлел о тех сверхъестественных молниеносных экспрессх, которые домчли бы меня до моего порт — Луи. Попытвшись рзвлечь меня кроссвордом, джином, новостями политики, Дидье смирился, нконец, что едет с привидением, и принялся перелистывть детектив. Время от времени он, посмеивясь, поглядывл н меня, нпевя «Жизнь в розовом». Было семь чсов вечер, тени вытягивлись, сельский пейзж был прекрсен.

Нконец, нш вгон склонился к ногм Луи и оствил меня в его объятиях. Дидье вынес бгж, и собку, и мы уселись в открытый «Пежо». Прежде чем тронуться, Луи обернулся к нм, и мы все трое, улыбясь, оглядели друг друг. Я почувствовл, что никогд не збуду этой минуты: мленький пустынный вокзл при свете зкт, их лиц, ткие похожие и ткие рзные, обрщенные ко мне, зпх деревни, тишин, сменившя шум поезд, и ощущение счстья, точно волшебный кинжл, пригвоздившее меня к сиденью. Н миг все змерло и нвсегд зпечтлелось в моей болезненной пмяти: Потом рук Луи опустилсь н руль, и жизнь возобновилсь.

Деревенскя дорог, село, тропинк и вот, нконец, дом: квдртный, низкий; окн, слепые под желтыми лучми солнц, строе дерево, спящее между ними; две собки. Мой пес безотлгтельно очнулся от своего глубокого детского сн и с лем бросился к ним. Я пришл в неописуемый восторг, но об мужчины, пожв плечми, хлопнули дверцми и поднялись с чемоднми в руке н мленькое крыльцо. У них были одинковые сильные и безмятежные движения деревенских прней. В гостиной стоял большой плюшевый дивн, пинино, было много хрустля, повсюду лежли гзеты, и возвышлся огромный кмин. Все это мне немедленно понрвилось, но точно тк же мне понрвились бы готические кресл или обстновк в бстркционистском стиле. Я подошл к блконной двери: он выходил в сд священник, з ним шло нескончемое поле люцерны.

— Ккое спокойное место, — произнесл я, обернувшись.

Луи, пройдя через комнту, положил руку н мое плечо.

— Тебе нрвится?

Я поднял н него глз. До сих пор я не осмеливлсь взглянуть ему в лицо. Я робел перед ним, перед собой, перед всем, что нс окружло с того момент, кк мы окзлись вместе. Это взимное присутствие кзлось почти осяземым. Впрочем, и его рук едв оперлсь о мое плечо. Он положил ее нерешительно, с опской. Лицо его слегк искзилось, я слышл, кк прерывисто он дышит. Мы смотрели друг н друг, не видя. Я чувствовл, что мое лицо тк же обнжено, кк и его, и что об эти неподвижных лиц кричт: «это ты», «это ты». Дв лиц, истерзнные любовью, — две окменевшие, покрытые пеплом, плнеты с немыми морями устремленных друг н друг глз и бездной сомкнутых губ. Голубое биение вен в нших вискх было непристойным нхронизмом, упрямым воспоминнием о тех временх, когд нм кзлось, что мы существуем, любим, спим, мы ещё не знли друг друг. До него я узнл, что солнце горячо, шелк мягок, море солоно. Я тк долго спл, я дже думл, что сострилсь, см еще и не родилсь. «Есть хочу, есть хочу», — говорил Дидье з километры отсюд. Нконец, его голос достиг нс, и мы очнулись. Я внезпно обнружил, что кож Луи уже покрылсь легким згром, под глзми згр перерезет тонкя беля линия.

— Ты, нверное, читл н солнце, — скзл я.

И он, нконец, улыбнулся, кивнул головой, его рук сжл мое плечо, и он отступил н шг. До сих пор нши тел, нходившиеся в метре друг от друг, были нтянуты в сопротивлении неистовому геотропизму рзделенного желния. Они держлись вдли от своей добычи, н привязи, кк две великолепно выдрессировнные охотничьи собки. Один шг Луи — и они сорвлись с привязи. Мы тк естественно скользнули один к другому и, тесно прижвшись, обернулись к Дидье. Он улыблся.

— Не хочется вс обижть, но об вы выглядели ккими-то неуклюжими, — скзл он, — и невеселыми. Выпить бы чего-нибудь. А то я кк дуэнья испнских жених с невестой.

А я, знвшя, что дневня неловкость — отржение ночной грмонии, что нрочито соблюдемя дистнция обличет тйное бесстыдство, почувствовл гордость я блгодрность к этим сильным телм, приндлежщим Луи и мне, с ткой легкостью смиряющимся под взглядом третьего. Д, ншу любовь повезут по преднчертнному пути две хорошие лошдки, дв чистокровных сккун, пугливых, верных, любящих ветер и тьму. Я прилегл н дивн. Луи достл бутылку виски. Дидье поствил н проигрывтель плстинку с квинтетом Шуберт, и мы быстро выпили первую рюмку. Окзлось, я умирю от жжды и устлости. Нступил вечер. Я уже десять лет сидел перед этим кмином и могл низусть пропеть этот незнкомый квинтет. Пусть я сто рз умру, я соглсн быть сто рз осужденной н вечные муки з эти мгновения жизни.

Деревенский ресторнчик нходился в трехстх метрх от дом, и мы пошли пешком. Когд мы возврщлись, было совсем темно, но беля дорог бледно вырисовывлсь перед нми. Комнт Луи был просторн и пустынн. Об окн были открыты, и ночной ветер, пролетя из одного в другое, изредк здерживлся н нс, освежя и осушя нши тел — внимтельный, легкий, кк рб, сторожщий двух своих собртьев, тоже рбов, но другого, более безжлостного хозяин.

Через дв дня, то есть в воскресенье, окрестня коров решил отелиться. Луи предложил нм сопровождть его, но мы с Дидье зколеблись.

— Пошли, — скзл Луи, — вот уже дв дня вы об, не перествя, рсхвливете сельские крсоты. После флоры — фун. В путь!

Мы проехли пятндцть километров н предельной скорости. Я пытлсь припомнить эпизод из одного очень хорошего ромн Вйян, где героиня, женщин хрупкя, но в то же время сильня, помогет теленку появиться н свет. В конце концов, если моя жизнь должн протекть между утонченными дискуссиями об импрессионизме и брокко и более жестокими кпризми природы, мне следует хорошенько изучить мтерил.

В стойле было темно, женщин, двое мужчин и ребенок толпились перед згородкой, из-з которой слышлось душерздирющее мычнье. Стрнный зпх, пресный и сильный, мешлся с зпхом нвоз. Вдруг я понял, что это зпх крови. Луи снял куртку, зктл рукв и пошел вперед. Об, мужчины рсступились, и я увидел что-то серое, розовое и липкое, кчвшееся продолжением коровы. Он змычл громче, в это что-то кк будто увеличилось. Я понял, что это теленок, и бросилсь вон, охвчення приступом тошноты. Дидье, под предлогом, что я нуждюсь в помощи, последовл з мной, но см весь дрожл. Мы жлобно взглянули друг н друг, потом стли смеяться. Решительно, переходу от гостиной г-жи Дебу к тому стойлу недоствло постепенности.

Коров издл новый крик, от которого рзрывлось сердце. Дидье протянул мне сигрету.

— Ккой ужс, — произнес он, — Не хочет ли мой бедный брт тким способом примирить меня с мыслью об отцовстве? Лично я подожду здесь.

Чуть позже мы пошли полюбовться н теленк. Потом Луи вымыл руки, злитые кровью. Фермер предложил нм рюмку спиртного, и мы вернулись в мшину. Луи смеялся. — Опыт был не слишком убедителен, — скзл он.

— Для меня тк очень, — зявил Дидье. — Я никогд не имел удовольствия видеть это. Интересно, кк ты с этим спрвляешься?

Луи пожл плечми.

— По првде говоря, этой несчстной корове я не был нужен. Я был бы полезен, если бы дел пошли плохо. Иногд после приходится зшивть.

— Ох, змолчи! — скзл Дидье. — Пощди нс.

Из чистого сдизм Луи пустился в прострнные подробности, одн ужснее другой. Мы были вынуждены зткнуть уши. Остновились в лесу, у пруд. Бртья принялись кидть кмушки по воде.

— Жозе говорил тебе о последнем чудчестве Юлиус А. Крм? — спросил Дидье.

— Нет, — ответил я, — я дже не вспомнил об этом.

Луи нклонился, держ кмешек в руке, повернул голову и поглядел н меня.

— Что з чудчество?

— Юлиус решил финнсировть журнл, где рботет Жозе, — объявил Дидье. — И вот эт женщин, которя только что нблюдл, кк телилсь коров, будет решть судьбы современной живописи и скульптуры.

— Ну-ну, — скзл Луи, потом вытянул руку, и кмушек просккл пять или шесть рз по глдкой поверхности пруд и исчез.

— Неплохо, — скзл он, довольный собой. — Это большя ответственность, д?

Он смотрел н меня, и внезпно пьянящя рдость при мысли о моих новых обязнностях сменилсь созннием суетности и грозящей опсности. По ккому прву я соглсилсь выносить приговор чужим творениям, если не могл поручиться з его спрведливость? Я сошл с ум! Взгляд Луи зствил меня это понять.

— Дидье искжет фкты, — скзл я. — Я не буду критиковть в полном смысле слов. Я огрничусь тем, что буду писть о том, что вызывет у меня восхищение, нрвится мне.

— Ты не поэтому сумсшедшя, — скзл Луи. — Ты отдешь себе отчет, что з твоя слов, кк, впрочем, и з твое молчние тебе будут плтить? И плтить будет Юлиус А. Крм.

— Через Дюкре, — попрвил я.

— Через посредство Дюкре, — подхвтил Луи. — Ты не можешь н это соглситься.

Я смотрел н него, смотрел н Дидье, который опустил глз, без сомнения смущенный тем, что коснулся этой темы, и знервничл. Кк тогд в «Пон-Руль», я видел в Луи врг, судью, пуритнин. Я больше не видел в нем моего дорогого возлюбленного.

— Я уже три месяц это делю, — ответил я. — Может быть, мне недостет опыт, но этим я зрбтывю н жизнь, и, кроме того, мне это нрвится. Мне невжно, кто мне плтит — Дюкре или Юлиус.

— А мне вжно, — зявил Луи.

Он поднял новый кмушек. Лицо его стло жестким. У меня вдруг возникло дурцкое предчувствие, что он бросит мне его в лицо.

— Все думют, что я любовниц Юлиус, — скзл я. — Во всяком случе, все думют, что он меня содержит.

— Это тоже должно измениться, — перебил Луи, — и очень скоро.

Что, в конце концов, он хочет изменить? Приж — нечистый город. А уж в этой среде живут одними уловкми и видимостью. Но я приндлежу Луи, ему одному, и он это знет. Он хочет, чтобы я не восхищлсь никем, кроме него? Он хочет, чтобы я откзлсь от своих одиноких прогулок по музеям, выствкм, улицм? Он не может понять, что ккие-то голубые тон н полотне, ккие-то формы умиляют меня больше, чем новорожденный теленок? Точно тк же, кк я ощущл в себе больше жизни, больше првды под его взглядом, я видел природу ярче и полнее через взгляд художник. Что же, я вырожденк, синий чулок, у меня особые претензии? Во всяком случе, с меня довольно. Мне уже не восемндцть лет, и я не ищу Пигмлион, дже в обрзе ветеринр. Я пережевывл эти дурные мысли, глядя н дорогу и не видя ее, когд Луи положил свою руку н мою.

— Не нервничй, — скзл он. — Всему свое время. — Потом он улыбнулся мне, и я улыбнулсь ему, в эту минуту поклявшись нвсегд остться с ним и посвятить себя исключительно зботм о крупном рогтом скоте. Видимо, перемен моих взглядов был ощутимой, ибо Дидье, до сих пор не рскрывший рт, вдруг вздохнул возле меня и опять зсвистел «Жизнь в розовом». Вечером, ночью, если у нс остнется время, если нши тел, в их зботе о нслждении и стрхе рзъединения, оствят его нм, мы все это обсудим. Но уже вероломно и слдострстно знл я, что ни один из нс не позволит ничему проскользнуть между нми и что единственные слов, которые мы скжем друг другу, будут слов любви.

— Я не могу ехть в Лондон, — говорил я. — Звтр я не могу ехть.

— Послушйте, — возрзил Юлиус, — в пятницу, субботу и понедельник рспродж у Сотби. И рз Дюкре нстивет, чтобы вы ехли…

Мы сидели н террсе у «Алексндр». К нм только что присоединилсь Ирен Дебу.

— Вы не любите Лондон? — спросил он. — Прекрсный город! А рспроджи у Сотби бывют грндиозны. Если боитесь зскучть тм, возьмите с собой Дидье.

Я нстивл н своем. Звтр приезжет Луи, и я не думл, что он обрдуется, узнв, что нужно ехть в Лондон: вот уже пять вечеров подряд мы говорили по телефону о ншей квртире н улице Бургонь — кк мы рзобьем тм, нконец, бивук н целых дв дня и будем в темноте слушть плстинки. Он не хотел ни смолетов, ни гостиниц, ни кртин. Он хотел только меня.

— Не понимю вс, — произнесл Ирен Дебу.

— Вот именно, — ответил я быстро.

Я видел, кк он покрснел от злости. В последнее время я горздо реже встречлсь с ней и ее приближенными. Мы допоздн зсиживлись в редкции — порыв рдостного возбуждения еще не прошел, — после я срзу шл домой. Мы с моим псом ужинли, и, кк только зкнчивлся телефонный рзговор с Луи, Я зсыпл, кк убитя. Юлиус чсто зходил обедть в ресторнчик по соседству с редкцией. Кзлось, он тк же, кк и мы, зхвчен ншими проектми. Он дже возил с собой в мшине, кк примерный ученик, льбомы и книги по искусству, которые ему рекомендовл Дюкре. Он нстоял н том, что предоствит мне млолитржку из своей конторы, чтобы мне с собкой легче было добирться. Но в этот день я попл в ловушку. Мне следовло со всей твердостью откзться от этого лондонского проект и объяснить причины. Присутствие г-жи Дебу не только не стесняло меня, но, нпротив, облегчло дело.

Он превртит мою любовную историю в некдот, низведет ее до уровня мелкой интрижки. Это будет немного досдно: ведь предтельство — ее профессия, но не более. Своим обвинением в легкомыслии он облегчит мою исповедь.

— Дидье Дле не может ехть точно тк же, кк и я, — произнесл я. — Мы ждем его брт Луи. Он приезжет в Приж н дв дня.

У Юлиус не дрогнул ни одн ресниц, но Ирен Дебу встрепенулсь, глянул мне в лицо, зтем строго уствилсь н Юлиус.

— Луи Дле? — повторил он. — Что это еще з история, Юлиус? Вы в курсе дел?

Нступило молчние, которое Юлиус кк будто не спешил нрушить. Он рзглядывл свои руки.

— Юлиус совсем не в курсе, — ответил я с усилием. — Я знком с Луи Дле недвно. Это он подрил мне собку, вы знете. Короче говоря, он приезжет н уик-энд в Приж, и в Лондон я ехть не могу.

Ирен Дебу рзрзилсь скрипучим смехом.

— Это бессмыслиц, — повторил он, — бессмыслиц.

— Дорогя Ирен, — нчл Юлиус, — если это вс не огорчит, я бы обсудил все это с Жозе позже. Мне не предствляется удобным…

— Мне тоже, — зявил он. — Вы можете дже поговорить об этом сейчс же, если хотите. Я ухожу.

Он поднялсь и вышл с ткой поспешностью, что Юлиус едв успел встть со стул.

— Что это с ней ткое? — спросил я.

— С ней то, — ответил Юлиус, — что он, кк и я, кстти, думл, что вс интересует вш рбот, что именно в ней вы ншли точку опоры, и он несколько рзочровн, видя, что вы тк быстро пренебрегли ею рди млознкомого мужчины. В конце концов, Ирен, несмотря н ее недосттки, очень любит вс, и он не знет, кк вы быстро увлекетесь.

— О ком вы? — спросил я.

— О том же Луи Дле, — спокойно ответил Юлиус, — о нем или о пинисте из Нссо.

Я покрснел. Я чувствовл, кк крск зливет мне лицо.

— Откуд вы знете? — произнесл я. — А если знете, то кк смеете говорить мне об этом? Вы что, шпионите з мной?

— Я уже говорил вм, что вы меня интересуете.

Его глз были полуприкрыты, он не смотрел н меня. Я почувствовл ужс перед ним, перед собой Я встл тк быстро, что собк тоже вскочил и неистово злял.

— Я ухожу, — скзл я. — Мне невыносимо знть, что… что вы… — От гнев, от смущения я нчл зикться.

Юлиус добродушно поднял руку.

— Успокойтесь, — скзл он, — все это случйности. Я зеду з вми в семь, кк мы договорились.

Но я уже убежл. Большими шгми я пересекл проспект и влезл вместе с собкой в мшину. Лишь поворчивя ключ зжигния, я вспомнил, что это «его» мшин. Но мне это было безрзлично. Рискуя рзбить эту дргоценную мшину, я н мксимльной скорости проехл проспект, пересекл мост и вернулсь домой. Я сел н кровть. В вискх у меня стучло. Собк, в знк симптии, положил голову мне н колени. Я не знл, что с собой делть.

Через десять минут в дверь позвонил Юлиус. Он уселся против меня. Взглянул в окно. А, в смом деле, если подумть, мы никогд не смотрели друг другу прямо в лицо. Если я пытлсь мысленно предствить его, я всегд видел его профиль. У этого человек не было ни жестов, ни взглядов. Но именно этот человек видел меня, когд я был в зточении у Алн, видел меня в слезх в нью-йоркской гостинице, видел увлеченной пляжным пинистом. Этот человек хрнил обо мне несколько ярких, дже мелодрмтичных впечтлений, я же не знл о нем ничего, или почти ничего. О своих чувствх он говорил со мной один-единственный рз, д и то из глубины гмк, откуд виднелись лишь его волосы.

Силы были слишком нервны.

— Я зню, что вы предпочли бы сейчс быть одной, — скзл Юлиус, — но я очень хочу объяснить вм кое-что.

Я не ответил. Я смотрел н него и, действительно, очень хотел, чтобы он ушел. Впервые я видел в нем врг. Кк это ни смешно, но единственное, что меня сейчс знимло, — это, рсскжет ли он Луи о пинисте. Я понимл, что это детскя рекция, не имеющя никкой связи с днной ситуцией, но не могл зствить себя не думть об этом. Конечно, это был случйность, но я боялсь, кк бы Луи не подумл, что и он случйность. Я знл, что он для этого достточно неурвновешен.

— В сущности, — произнес Юлиус, — вы сердитесь н меня из-з пинист. Это не я вс видел в тот вечер, м-ль Бро. Но, тк или инче, вы свободны.

— Вы это нзывете быть свободной?

— Я всегд вм это говорил, Жозе, и вы всегд делли, что хотели. Тот фкт, что я интересуюсь вми, вшей жизнью, не звисит от чувств, которые я могу к вм питть. Вы думете, что любите Луи, и любите его, — предупредил он мое возржение, — я нхожу это вполне нормльным. Но вы не можете зпретить мне думть о вс и определенным обрзом зботиться о вс. Это долг и прво всякого друг.

Он говорил спокойно, уверенно. И действительно, в чем объективно могл я его упрекнуть?

— В конце концов, — продолжл он, — когд я познкомился с вми, вм было плохо, и в дльнейшем я, по-моему, всегд стрлся лишь помочь вм. Возможно, я поступил непрвильно, когд в Нссо зговорил о своих чувствх, но я тогд был переутомлен, очень одинок, и, кроме того, нзвтр я принес свои извинения.

Д, этот мленький могущественный человек, действительно, был совершенно одинок, я в своем тк недвно обретенном счстье вел себя с претензией и жестокостью выскочки. Он все смотрел куд-то сквозь меня. Движимя кким-то импульсом, я встл и положил руку н его рукв. Все-тки он же любил меня, и стрдл, и ничего не мог с этим поделть.

— Юлиус, — скзл я, — я прошу у вс прощения, искренне прошу. Я вм очень блгодрн з все, что вы для меня сделли. Просто, мне кзлось, что з мной следят, что я в ловушке и… А «Дймлер»? — спросил я вдруг.

— «Дймлер»? — переспросил Юлиус.

— «Дймлер» под моими окнми?

Он смотрел н меня с полным недоумением. Ведь в Приже есть и другие «Дймлеры», я дже не знл, ккого цвет тот, который видел Луи. И потом мне всегд отвртительны подробности. Я предпочл сохрнить рмки дружбы, привязнности, не углубляться в тйны прижского сыск. И снов, чтобы избежть познния сути вещей, я углубилсь в зботу об их форме.

— Не будем больше говорить об этом, — скзл я. — Хотите чего-нибудь выпить?

Он улыбнулся.

— Д. И н сей рз чего-нибудь покрепче.

Он достл из крмн коробочку и вынул из нее две тблетки.

— Вы продолжете принимть все эти лекрств? — спросил я.

— Большинство городских жителей делет то же смое, — ответил он.

— Это трнквилизтор? Не могу объяснить, до ккой степени эт привычк внушет мне стрх.

Это был првд. Я не понимл, кк можно тк упорствовть в стремлении сглдить любые удры жизни. Я видел в этом что-то похожее н непрерывное поржение — кк будто отгорживешь смого себя от несчстий, скуки знвесью, и эт знвесь — кк белый флг, кк символ кпитуляции без боя.

— Когд вы будете в моем возрсте, — произнес с улыбкой Юлиус, — вм тоже покжется несносным сдвться н милость…

Он искл слов.

— Н милость смого себя, — скзл я с некоторой иронией.

Он зкрыл глз и соглсно кивнул, мне больше не хотелось улыбться. Быть может, нстнет день, когд и мне придется со всей решительностью зтыкть глотку голодной сте моих желний, крикливым птицм моих стрхов и сожлений. Быть может, в один прекрсный день и я смогу выносить свое существовние лишь в виде черно-белой копии, без цвет, без острых грней. Д-д, я буду ктться н велосипеде, не выходя из внной, и грызть тблетки, чтобы усыпить свои чувств. Мускулистые ноги и бессильное сердце, безмятежное лицо и мертвя душ. Мысленно я видел все эго и не верил себе, ибо между мной и этим кошмром был еще Юлиус. Все же я выпил с ним виски, и мы со смехом вспомнили бегство оскорбленной г-жи Дебу.

— Кончится тем, что он вцепится мне в горло, — весело скзл я. — Он не любит, когд с нее сбивют спесь…

Я не предствлял, кк недлек я от истины.

Приближлось лето. Еще несколько дней — и нступит июнь. Люксембургский сд был приветлив и полон орущей детворы, хвстливых игроков в шры и струшек, оживших с нступлением теплых дней. Мы с Луи сидели н скмейке. Нм ндо было серьезно поговорить. Дело в том, что стоило нм остться недине, кк его или моя рук инстинктивно тянулсь к волосм или лицу другого, и неизъяснимое блженство охвтывло нс, зствляя чуть ли не мурлыкть, все, не относящееся к проявлениям нежности, отклдывлось н после. Мы переживли чсы нполненного счстьем молчния; фрзы оствлись незконченными; подлинный дилог мы препоручли ншим телм. Но в тот день Луи все же решился все рсствить по местм.

— Я подумл, — скзл он, — прежде всего, я должен тебе кое в чем признться. Помимо блгородного презрения, питемого мной к обществу, я оствил Приж из-з того, что игрл. Я стрстный кртежник.

— Прекрсно, — скзл я, — я тоже.

— Это мло утешет. Прежде чем окончтельно промотть свою долю нследств и долю Дидье, я сбежл. Ветеринром я стл потому, что люблю животных, и потом всегд знятно окзывть помощь тем, кто не может пожловться. Но зствлять тебя переезжть в деревню я не хочу, жить без тебя не хочу тоже.

— Если ты нстивешь, я поеду в деревню, — ответил я.

— Я зню это. Но я зню и то, что ты любишь свой журнл. А я вполне мог бы рботть вблизи Приж. Я зню нескольких влдельцев конных зводов. Я зймусь лошдьми, вот нм и не придется больше рсствться.

Я почувствовл облегчение. Я не говорил Луи, что моя рбот, по крйней мере, мысль о том, что я ею знимюсь, рзрстлсь во мне в бредовое желние, которого я никогд до сих пор не испытывл: быть хоть н что-нибудь годной. Открытие, что Луи — игрок, збвляло меня: в этой глыбе — воплощении спокойствия, урвновешенности, ккой он предстл с смого ншего первого знкомств, окзывется, был и пустя пород. Конечно, в словх, которые он говорил ночью, в его поведении влюбленного рскрывлось вообржение и ккое-то безумство нежности, переполнявшее меня доверием. Ночь, кк и лкоголь, я зню, — великие рзоблчители. Но то, что он см сознлся в своей сложности и, в то же время, слбости, ознчло, что он питет теперь ко мне доверие, что он опустил збрло, что мы добились величйшей победы, которя только доступн счстливым влюбленным и повелевет им сложить оружие.

— Мы поселимся недлеко от Приж, — скзл Луи, — потом, если ты зхочешь, у нс будет ребенок или двое.

Впервые з всю мою полную случйности жизнь ткя возможность покзлсь мне желнной. Я могу жить в одном доме с Луи, собкой и ребенком. Я могу стть лучшим в Приже искусствоведом. А в сду мы сможем вырщивть чистокровных лошдей. Тков будет хеппи-энд жизни, полной бурь, погонь и бегств. Нконец-то я сменю роль: перестну быть дичью, з которой по пятм гонится исступленный охотник. Я стну густым гостеприимным лесом, в котором укроются, нсытятся и утолят жжду послушные и любимые мной обиттели: мой спутник, мой ребенок и мои животные. Я больше не буду идти от кржи к крже, от душевной муки к душевной муке. Я стну солнечной лужйкой, речкой, к которой придут мои близкие, чтобы вдоволь испить молок человеческой нежности. Это мое последнее приключение кзлось мне смым опсным из всех, ибо н этот рз я не могл предствить себе его конц.

— Это ужсно, — произнесл я, — но мне кжется, что я никогд уже не сумею подумть о ком-нибудь, кроме тебя.

— Я тоже. Именно поэтому мы должны быть особенно осторожны, особенно ты.

— Ты опять о Юлиусе?

— Д, — ответил он без улыбки. — Стрсть этого человек — облдние. Поз бескорыстия, которую он принял по отношению к тебе, пугет меня. Если бы он предъявлял ккие-то прв, я бы не беспокоился тк. Но я не хочу говорить с тобой об этом. Не мне тебя рзубеждть. Просто я хочу, чтобы в тот день, когд это произойдет, ты пришл ко мне.

— Жловться?

— Нет, искть утешения. Всегд невесело делть рзоблчения. Ты обязтельно зтишь злобу н того, кто тебя н это нтолкнет. Мне не хочется, чтобы это был я.

Все это покзлось мне слишком неопределенным и мловероятным. В своей эйфории я легче могл предствить себе Юлиус в роли доброго дядюшки, чем в роли тирн. И я рссеянно улыбнулсь и встл. В шесть чсов я должн был встретиться с Дюкре, чтобы обсудить модель обложки. Луи проводил меня и уехл. Он ужинл с Дидье.

Я немного опоздл и вошл н цыпочкх. В соседнем кбинете Дюкре рзговривл по телефону. Я tie хотел ему мешть. Дверь был открыт. Я сел з свой стол. Прошло некоторое время, пок я понял, что речь идет обо мне.

— …я в крйнем зтруднении, — говорил Дюкре. — Когд вы попросили меня принять ее, у меня не было никких основний для откз. В конце концов, человек нуждлся в рботе, у меня из-з денежных зтруднений не хвтло сотрудников. И поскольку вы предложили выплчивть ей жловнье… Нет, ничего не изменилось, только я думл, что он в курсе дел. В течение двух месяцев — с тех пор кк вы решили — для нее — рсширить мой журнл, я внимтельно нблюдл з ней. Он ничего не знет… Мне неизвестны вши плны… Я понимю, это меня не ксется, но если однжды он обо всем узнет, я буду выглядеть человеком без првил, я не тков. Это похоже н зпдню…

Он перестл говорить, потому что я стоял н пороге и в ужсе глядел н него. Он тихонько положил трубку, укзл мне н кресло против себя, я мшинльно сел. Мы не сводили друг с друг глз.

— Добвить нечего, я полгю, — скзл он. Он был еще более бледен и сер, чем обычно.

— Нет, — ответил я, — по-моему, я все понял.

— Нмерения г-н Крм покзлись мне добрыми, и я впрвду думл, что вы в курсе дел. Зтруднения у меня появились дв месяц нзд, когд он попросил побольше знять вс, зствить вс рзъезжть… В общем, я не понимл, в чем дело, пок вы не предствили мне Луи Дле.

Мне было трудно дышть. Мне было стыдно з себя, з него, з Юлиус, но с особой горечью и отчянием я думл о молодой, умной, чуткой и обрзовнной женщине, ккой вообрзил себя среди этих пыльных стен.

— Ничего, — скзл я. — Крсиво, конечно, ничего не скжешь.

— Знете, — нчл Дюкре, — это ничего не меняет. Я готов снов позвонить г-ну Крму и откзться от этого нового журнл, вы остнетесь у нс.

Я улыбнулсь ему, вернее, попытлсь улыбнуться, но мне это было мучительно.

— Это будет слишком глупо, — ответил я. — Уйти мне необходимо, но не думю, что Юлиус окжется нстолько мелким, чтобы отыгрться н вс.

Секунду длилось молчние. Мы смотрели друг н друг с ккой-то нежностью.

— Мое предложение остется в силе, — произнес он, — и если когд-нибудь вм пондобится друг… Простите меня, Жозе, я относился к вм, кк к кпризу…

— Тк оно и есть, — ответил я спокойно. — Во всяком случе, было. Я вм позвоню.

Я быстро вышл, потому что у меня щипло глз. Я огляделсь: кбинет, кк бы отмеченный печтью устлости, бумги, репродукции, пишущие мшинки — ккя внушющя доверие декорция для иллюзии — и выбежл. Я остновилсь не у первого кфе, где собирлсь нш дружня компния, у следующего. Что-то рспрямлялось во мне, и не остлось ничего, кроме желния узнть, рзоблчить — все рвно что. Я не могл обртиться к Юлиусу. Он превртит мое предтельство, эту покупку меня — в простую предупредительность блгородного человек, в подрок зблудшей молодой женщине. Я знл лишь одного человек, достточно ненвидевшего меня, чтобы быть откровенным. Это был кровождня г-ж Дебу. Я позвонил ей. О чудо — он был дом.

— Жду вс, — скзл он.

Он не добвил «не сходя с мест», но в ткси, которое везло меня к ней, я предствлял себе, кк он нверняк сейчс причесывется, готовится — с особенным ликовнием.

Я сидел в ее гостиной. Стоял прекрсня погод. Я был спокойн.

— Вы ведь не стнете говорить, что не знли обо всем этом?

— Я ничего не стну вм говорить, — ответил я, — потому что вы мне не поверите.

— Рзумеется. Ну-к, вы не знли, что невозможно снять н время квртиру н улице Бургонь з сорок пять тысяч фрнков стрыми в месяц? Вы не знли, что портные — мой, в чстности, — не одевют бесплтно неизвестных молодых женщин? Вы не знли, что н место в редкции претендуют пятьдесят молодых особ, горздо более обрзовнных, чем вы?

— Я не должн был не знть этого, это верно.

— Юлиус очень терпелив, и эт миля игр могл длиться долго, кковы бы ни были вши прихоти. Юлиус никогд не умел откзывться от чего бы то ни было. Но признюсь вм, для его друзей, в особенности для меня, невыносимо было видеть его под кблуком у ткой…

— Ккой? — подхвтил я.

— Скжем, под вшим кблуком.

— Прекрсно.

Я рссмеялсь, и это несколько вывело ее из рвновесия. Ненвисть, презрение, недоверие переполняли ее нстолько, что он выглядел почти збвной.

— А чего, по-вшему, хотел Юлиус? — спросил я.

— Вы хотите скзть, чего хочет Юлиус? Он скзл мне об этом в смом нчле: он хотел дть вм интересную, приятную жизнь и оствлял вм время для кое-кких глупостей, которые в любом случе привели бы вс к нему. Не думйте, что вы тк легко улизнете. Вы еще не прекртили вшего знкомств с нми, моя дорогя Жозе.

— Думю, что прекртил, — ответил я. — Видите ли, я решил жить с Луи Дле и н будущей неделе уезжю в деревню.

— А когд вы устнете от него, вы вернетесь. Юлиус будет здесь, и вы будете очень рды снов видеть его. Вши комедии збвляют его, вш притворня ненвисть смешит, но не злоупотребляйте!

— Если я првильно понял, — произнесл я, — он тоже презирет меня.

— Д нет. Он говорит, что в глубине души вы честны и что, в конце концов, уступите.

Я встл, улыбясь н этот рз без всякого усилия.

— Не думю. Видите ли, вы ослеплены презрением: есть вещь, о которой вы и не догдыветесь: дело в том, что с вми я смертельно скучю — и от вс, и от вших ухищрений. Ухищрения Юлиус меня оскорбляют, потому что я очень его люблю, но вы-то…

Я попл в цель. Слово «скук» было для нее бсолютно невыносимым, мучительным, моя невозмутимость, нверное, внушл ей больший стрх, чем внушил бы внезпный гнев.

— Я постепенно уплчу и Юлиусу, и портному, — скзл я. — Я см поговорю с моей бывшей свекровью и кк можно скорее улжу эту историю с лиментми, без помощи Юлиус.

Он остновил меня у смой двери. Кзлось, он обеспокоен.

— Что вы скжете Юлиусу?

— Ничего, — ответил я, — мы с ним не увидимся.

Я широко шгл по улице, нпевя. Ккя-то веселя злость вселилсь в меня. Я покончил с ложью, с окольными путями, с обмном. Для рзвлечения этих людишек меня тйно содержли. Кк их, нверное, веселил мой незвисимый вид, мои похождения. Они меня здорово провели. Д, я был в отчянии, но и испытывл облегчение. Теперь я знл, ккой сделть выбор. Они ндели н меня крсивый золотой ошейник, но цепь спл. Теперь все хорошо. Уклдывя чемодн, к слову скзть, почти пустой, ибо в нем было лишь несколько плтьев, оствленных мне Алном, я нсмешливо говорил себе, что воистину смоувжение — не мой удел. Моя слепот и оптимизм позволили Юлиусу выствить меня н посмешище перед его друзьями и, нверное, перед ним смим. И я сетовл н него з это, ибо, если, вопреки своему презрению, он все-тки любил меня, то не должен был выносить, чтобы другие меня осуждли. Я окинул блгодрным взглядом мою студию, где я понемногу излечилсь от Алн, где я узнл Луи — мое призрчное, но теплое убежище. Я взял собку з поводок, и мы спокойно сошли по лестнице. Хозяйк, еще одн ствленниц Юлиус А. Крм, сочл з лучшее не покзывться. Я остновилсь в мленькой гостинице. Я лежл н постели, в ногх лежл собк, н полу стоял чемодн. Н полгод жизни и схороненную дружбу опусклся вечер.

Ликующее, слдостное лето прошло в доме Луи. Он никк не комментировл мой рсскз. Просто он стл еще нежнее обычного, еще внимтельнее. Дидье приходил чсто. Вместе мы искли дом в окрестностях Приж, и ншли его, нконец, в Версле. Мы были счстливы, и тот морльный ндлом, устлость и грусть, которые сопровождли мое бегство, к концу месяц рссеялись. Я не писл Юлиусу, не отвечл н его письм. Впрочем, я их и не читл. Я не виделсь ни с кем из того кружк. Мы встречлись с друзьями Луи, с моими стрыми друзьями. Я чувствовл, что спсен. Спсен от опсности, лишенной имени и зримого обрз, и именно потому кзвшейся в тысячу рз большей, чем любые опсности, которые могли меня подстерегть: я чуть было не поверил всерьез, что приндлежу людям, которых не люблю, я чуть было не посвятил свою жизнь скуке, нзвв ее совсем иным именем. Жизнь возврщлсь ко мне, он удвивлсь во мне, ибо в вгусте я почувствовл, что жду от Луи ребенк. Мы решили окрестить одновременно и ребенк, и собку, ведь у нее до сих пор еще не было имени.

Мы только что переехли, несколько дней спустя, когд я под дождем пересекл веню де л Грнд Арме в Приже, я столкнулсь с Юлиусом. «Дймлер» выскочил из боковой ллеи. Я срзу же узнл его и остновилсь. Юлиус вылез и подошел ко мне. Он похудел.

— Жозе! — воскликнул он. — Нконец! Я был уверен, что вы вернетесь.

Я смотрел н него, н этого мленького упрямого человечк. Мне покзлось, что я впервые смотрю ему прямо в лицо. Все те же голубые глз, поблескивющие з стеклми очков, все тот же костюмчик цвет морской волны, все те же безжизненные руки. Мне пондобилось большое усилие, чтобы зствить себя вспомнить, что этот человек тк долго был для меня символом поддержки. Теперь он кзлся мне чуждым, стесняющим и близким в одно и то же время, кк мньяк.

— Вы все еще сердитесь? С этим покончено, не тк ли?

— Д, Юлиус, — ответил я, — с этим покончено.

— Я полгю, вы поняли, что все это было для вшего блг? Быть может, я был несколько неловок…

Он улыбнулся, явно вполне довольный собой. У меня возникло то же впечтление, кк впервые в «Слине» — что, рядом со мной неизвестный и бсолютно чуждый мехнизм. Я не могл припомнить ни одного, хотя бы мленького дилог между нми, мне приходил н пмять лишь один монолог, н пляже, — единственный рз, когд он приоткрыл мне более или менее понятное лицо. И только это воспоминние зствляло меня стоять в нерешительности перед ним, вместо того, чтобы убежть.

— Я получл о вс известия все лето, — добвил он, — я зню Солонь тк же хорошо, кк вы.

— Опять вши чстные сыщики… — Он улыбнулся.

— Вы не думли ведь, что и перестну зботиться о вс?

Гнев вдруг охвтил меня, и я услышл произносимые мной слов рньше, чем решилсь их скзть:

— А вши чстные сыщики доложили вм, что я жду ребенк?

Н миг он зстыл, порженный, потом спохвтился:

— Но это очень хорошя новость, Жозе. Мы вместе прекрсно воспитем этого ребенк.

— Это ребенок Луи, — ответил я, — в будущем месяце мы поженимся.

И тут, к моему изумлению, к моему великому ужсу, лицо его искзилось, глз нполнились слезми, он неистово зтопл ногми о тротур и змхл рукми.

— Это непрвд, — ревел он, — это непрвд, это невозможно!

Я смотрел н него, оцепенев. Вдруг з его спиной вырос шофер и схвтил его з плечи, кк рз в тот момент, когд он нмеревлся меня удрить. Стли собирться люди.

— Этот ребенок мой, — рычл Юлиус, — и вы тоже!

— Господин Крм, — повторял шофер, оттскивя его нзд, — господин Крм…

— Пустите меня, — кричл Юлиус, — пустите меня! Этого не может быть! Говорю вм, этот ребенок мой!

Шофер уволок его, я внезпно очнулсь от своего столбняк, бросилсь бежть и укрылсь в кком-то кфе. Я долго сидел, стуч зубми, пытясь овлдеть собой. Я не решлсь выйти. Мне кзлось, я сейчс же увижу Юлиус, н том же месте, кк он здыхется и топет ногми, н глзх у него эти стршные слезы ярости, рзочровния и, может быть, любви. Я позвонил Дидье. Он пришел з мной и проводил меня домой.

Через дв месяц я узнл о смерти Юлиус А. Крм. По-видимому, он скончлся от сердечного приступ вследствие злоупотребления нтидепресснтми, трнквилизторми и прочими средствми, помогющими убежть от действительности. Мы прошли по жизни друг друг, неизменно сохрняя прллельное нпрвление и неизменно чуждые друг другу. Мы всегд видели друг друг лишь в профиль, мы никогд не любили друг друг. Он мечтл лишь влдеть мною, я — спстись от него. Вот и все. Если подумть, очень жлкя история. И все же я зню, когд время привычно нведет порядок в моей хрупкой пмяти, в ней остнется лишь прядь его светлых волос, виднеющяся нд гмком, и голос, говорящий неуверенно и устло «с тех пор, кк я узнл вс, я больше не скучю».