Фред Саберхаген

Разоренные земли

1. СЛУШАЙ МЕНЯ, ЭКУМЕН

Когда сатрап Экумена бросил старика в подземелье Замка и попытался приступить к серьезному допросу, оказалось, что трудности только начинаются. Проблема была не в том, как можно было подумать при первом взгляде на старика, что узник был слишком хрупким и немощным, грозящим помереть от первой же доброй порции боли. Вовсе нет. Правда, как ни трудно было в это поверить, заключалась в обратном: старик в действительности оказался слишком крепким, его сила все еще защищала его. В течение всей долгой ночи он не только оборонялся, но и пытался сам нанести ответный удар.

Двое магов Экумена, Элслуд и Зарф, были самыми искусными из всех, кого сатрапу доводилось встречать западнее Черных гор, слишком сильными, чтобы им мог противостоять какой-то одинокий узник, особенно здесь, на их территории. И тем не менее старик не уступал им — вероятно, из гордости и упрямства, и, несомненно, понимая, что сопротивление может обратить против него силы столь могучие, что неизбежное поражение принесет стремительную и относительно безболезненную смерть.

В самые темные предутренние часы, когда человеческие силы иссякают, а нечеловеческие достигают своего пика, напряжение молчаливой борьбы нарастало. Экумен и его маги не могли определить, какие именно силы Запада призвал старик, но, безусловно, силы эти были незаурядными. Задолго до развязки Экумену почудилось, будто воздух в подземной темнице начал громко звенеть от столкновения противоборствующих сил, а зрение ввело сатрапа в заблуждение, убеждая, будто древние каменные своды как-то загадочно вытянулись и несколько отдалились. Ручная жаба Зарфа, обычно радостно скачущая во время допросов узников, теперь нашла убежище в подставке для факела у подножия ведущей наверх лестницы, сразу потеряв интерес к темным углам помещения. Там она замерла неподвижно, выпученными глазами провожая своего хозяина, когда тот проходил мимо.

Элслуд и Зарф суетились на краю ямы трехметровой глубины, на дне которой был прикован старик. Они манипулировали амулетами и чертили знаки на полу и на стенах. Они, конечно, жестикулировать могли вполне свободно — на уровне физических действий борьба проходила почти незаметно, как и можно было ожидать от поединка магов такого ранга.

Пока один из чародеев Экумена пытался заставить узника заговорить, второй стоял в стороне, перед приподнятым креслом сатрапа, совещаясь с ним. Все трое были уверены, что старик вождь, возможно, один из главных, у тех, кто называл себя Вольным Народом. Это были банды туземцев, получившие подкрепление в лице упрямых беженцев с других земель. Скрываясь в горах и непроходимых болотах, они вели нескончаемую партизанскую войну против Экумена.

Только благодаря чистому везению обычное прочесывание болот привело к захвату старика. Зарф с отрядом в сорок солдат наткнулся на него, спящего в лачуге. Теперь Экумен начинал понимать, что, если бы старик успел проснуться, они бы не смогли его захватить. Даже несмотря на теперешнее незавидное положение узника, Элслуд и Зарф вместе не смогли выпытать у него даже имени.

В глубине ямы мерцающий свет факела необычайно ярко отражался от цепей, сделанных из необычного металла. У ног старика темнела лужа крови, но ни одна ее капля не принадлежала ему. Перед ним без признаков жизни лежал один из тюремщиков Экумена. Этот человек неосторожно приблизился к закованному чародею и был неприятно удивлен, когда его собственный пыточный нож сам собой выскользнул из ножен, взлетел в воздух и по самую рукоять вонзился притупленным клинком в горло своего хозяина. После этого Экумен приказал всем своим людям удалиться и оставил в помещении только двух магов.

Позже, когда узник начал выказывать еле заметные признаки упадка сил, Экумен собрался было снова вызвать тюремщиков, чтобы выяснить, что могут сделать маленькие ножи и пламя. Но маги отсоветовали ему делать это, клянясь, что лучший способ продлить мучения, чтобы извлечь из жертвы полезные сведения, — продолжать начатое с помощью магии. Их гордость была уязвлена.

Сатрап подумал и предоставил магам делать дело по-своему, а сам в течение всех долгих часов допроса сидел, внимательно следя за всем происходящим. У него был высокий лоб и густая темная борода. Он был одет в простой плащ с черным и бронзовым; его черные сапоги нетерпеливо шаркали по каменному полу.

Лишь на исходе ночи — впрочем, здесь, в темнице, день и ночь ничем не отличались друг от друга — старик наконец нарушил молчание. Он заговорил, обращаясь к Экумену, и его слова, очевидно, не были заклинанием, ни тайным, ни явным, так как довольно ясно донеслись через заградительное пространство над ямой для пыток. Когда к концу речи силы жертвы начали иссякать, Экумен поднялся с кресла и наклонился вперед, чтобы лучше слышать. Лицо сатрапа в это мгновение выражало почтительность, словно он просто выказывал вежливость по отношению к человеку старше его по возрасту.

— Слушай меня, Экумен!

Ручная жаба ниже припала к полу, замерев при первых звуках этих слов.

— Слушай меня, потому что я — Арднех! Арднех — тот, кто ездит на Слоне, кто повелевает молниями, кто разрушает крепости, словно время, разъедающее истлевшую одежду. Ты убиваешь меня в этом воплощении, но я воскресну в другом человеческом существе. Я — Арднех, и в конце концов я убью тебя, и ты не воскреснешь.

Учитывая обстоятельства, Экумен понимал, что в угрозах нет никакой опасности. Однако слово «Слон» сразу привлекло его внимание. Когда оно прозвучало, он быстро глянул на своих магов. Зарф и Элслуд, встретившись с его взглядом, потупились, и он все свое внимание обратил на узника.

Теперь мука проступила на лице узника и звучала в его голосе. Заслоны рушились, силы его иссякали, и он быстро превращался в простого старика, каких тысячи, в обычную умирающую жертву. Напрягаясь, он прохрипел:

— Слушай меня, Экумен. Ни днем, ни ночью убью я тебя. Ни клинком, ни из лука. Ни пальцами, ни кулаком… Ни сухим, ни мокрым…

Экумен напрягся, чтобы расслышать еще что-нибудь, но губы старика перестали шевелиться. Теперь только отблески факела создавали иллюзию жизни на лице жертвы, так же, как и на лице палача, стоявшего у ее ног.

Звенящее противоборство невидимых сил быстро угасло в сыром воздухе. Когда Экумен со вздохом выпрямился, отворачиваясь от ямы, он не удержался и быстро глянул вверх, чтобы убедиться, что своды подземелья обрели привычные очертания.

Зарф, более молодой из двух магов, пошел открыть дверь и кликнуть тюремщиков, чтобы те позаботились о теле. Когда чародей вернулся, Экумен властно спросил:

— Вы осмотрите тело старика с особой тщательностью?

— Да, господин. — Голос Зарфа не выражал оптимизма по поводу результатов подобного вскрытия. Его ручная жаба, однако, теперь снова ожила и была готова приступить к делу. Она пронзительно заквакала, впрыгнув в яму, и начала свои обычные проделки над двумя телами. Экумен устало потянулся и начал подниматься по каменным ступеням. Кое-что было сделано, один из вождей бунтовщиков был убит. Но этого было недостаточно. Экумен не получил сведений, в которых нуждался.

На середине первого пролета винтовой лестницы он остановился, повернул голову и спросил:

— Что вы думаете об угрозах старика?

Элслуд, шедший тремя ступенями позади, склонил свою красивую седую голову, нахмурил четко очерченные брови и задумчиво сжал губы; но в данный момент он не мог придумать никакого ответа.

Пожав плечами, сатрап продолжил подъем. Ему пришлось преодолеть более ста каменных ступеней, чтобы выйти из темницы на залитый серым утренним светом замкнутый внутренний двор, оттуда — в галерею, а из галереи в башню, где помещались его личные покои. В нескольких местах Экумен, не останавливаясь, ответил на приветствия стражников в бронзовых шлемах.

Выйдя на поверхность, лестница вилась внутри массивных, недавно укрепленных стен Замка. Выступающая галерея была высотой в три этажа, а башня возвышалась над ее крышей еще на два. Большую часть нижнего этажа башни занимало единственное огромное помещение, Зал Приемов, где Экумен, как правило, вершил государственные дела. С одной стороны этого огромного круглого зала было выделено место для магов — закрытые ниши, в которых они могли хранить свои орудия, лавки и столы, где они могли выполнять свою работу под пристальным взором своего господина.

Именно в этот конец Зала Приемов направился Элслуд, как только поднялся в башню вместе с Экуменом. Здесь были все колдовские атрибуты: маски, талисманы и амулеты, которые не просто было бы назвать, все выполненные очень искусно, разложенные на подставках и столах, свисающие со стен. На подставке горела единственная толстая коричневая свеча, чье пламя поблекло в холодном утреннем свете, просачивавшемся через высокие узкие окна.

Задержавшись, чтобы пробормотать тайное слово, лишь из предосторожности, Элслуд потянулся сдвинуть в сторону занавеску, скрывавшую нишу. Здесь сатрап дозволил ему держать некоторые личные книги и приспособления. Отодвинутая занавесь открыла замершего на высокой полке огромного черного сторожевого паука, временно обездвиженного тайным словом. Высокий маг протянул длинную руку мимо паука и снял с полки пыльный том.

Когда он был извлечен на свет, Экумен увидел, что это была отпечатанная на превосходной бумаге и в отличном переплете книга Старого Мира, которая пережила уже не одно поколение пергаментных копий. Технология, подумал сатрап и невольно вздрогнул, наблюдая за тем, как нетерпеливые пальцы Элслуда уверенно перелистывают удивительные белые страницы. Нелегко было человеку, обитающему в мире, который он считал разумно устроенным, современным и стабильным, принять реальность подобных вещей. Даже Экумену, который видел свидетельства существования техники и имел с ними дело чаще, чем большинство других людей. Эта книга была не единственной реликвией Старого Мира, хранящейся в стенах его Замка.

А где-то за замковыми стенами ожидал, когда же его обнаружат, Слон. Экумен возбужденно потер руки.

Поднеся книгу к окну, к свету, Элслуд, по всей видимости, отыскал в ней интересующее его место. Теперь он молча читал, кивая сам себе, словно человек, чьи подозрения подтверждались.

Наконец маг откашлялся и заговорил.

— Это была цитата, господин Экумен, почти слово в слово. Отсюда — то ли предания, то ли истории Старого Мира, я не знаю точно. Я переведу. — Элслуд снял свой колпак мага, открыв копну серебристых волос, еще раз откашлялся и начал читать твердым голосом:

— И сказал великий Дерхан демону Кэмену: «Ни днем, ни ночью убью я тебя. Ни клинком, ни из лука. Ни пальцами, ни кулаком… Ни сухим, ни мокрым».

— Дерхан?

— Один из богов, господин. Повелевающий молниями…

— И Слонами? — В голосе Экумена прозвучал легкий сарказм. «Слоном» звалось некое существо, реальное или мистическое, Старого Мира. Здесь, на Разоренных Землях, изображение этого животного можно было увидеть в нескольких местах: выбитым или нарисованным на металлических изделиях Старого Мира, вышитым на уцелевших клочках одежды Старого Мира, которые доводилось видеть Экумену, и нарисованным, вероятно в еще более древние времена, на скалах в Расколотых горах.

А теперь непонятным образом Слон оказался символом тех, кто называл себя Вольным Народом. И, что еще важнее, воплощение этого символа продолжало существовать в виде некой реальной силы, скрытой где-то в этих краях, отказывающихся признать Экумена своим покорителем — так уверяли сатрапа маги, и он сам верил в это. По всем признакам эта земля принадлежала ему, а Вольный Народ был всего лишь отребьем, находящимся вне закона; и все же колдовство его магов предостерегало, что без власти над Слоном его правление обречено на гибель.

Тем не менее, ответ Элслуда прозвучал для Экумена действительно неожиданно:

— Возможно, господин, очень возможно. По крайней мере, на одном изображении, которое я где-то видел, Дерхан показан восседающим на животном, которое, как я уверен, и есть Слон.

— Тогда читай дальше.

В голосе Экумена явственно прозвучала угроза; маг поспешно прочел:

— «Но убил он его в утренних сумерках, обрызгав морской пеной». Имеется в виду, что Дерхан убил демона Кэмену.

— Хм. — Экумен только теперь обратил кое на что внимание: Дерхан — Арднех, Кэмену — Экумен. Конечно, магическая сила могла заключаться в словах, но вряд ли — в этой простой перестановке букв. Открытие явной игры слов скорее принесло ему облегчение, чем встревожило. Старик, не в состоянии нанести ответный удар, все же вложил в предсмертную угрозу нечто неуловимое. Неуловимое же представляло собой трудный предмет даже для магии.

Экумен заставил себя слабо улыбнуться.

— Довольно хрупкий демон, раз он умер от небольшого морского душа, — прокомментировал он.

Почувствовав облегчение, Элслуд позволил себе тихо рассмеяться.

— Насколько я припоминаю, господин, этот демон, Кэмену, хранил свою жизнь, свою душу, скрытой в морской пене. Поэтому он был бессилен перед ней. — Элслуд покачал головой. — А ведь можно было бы подумать, что это весьма разумный выбор укрытия.

Экумен несогласно что-то проворчал. Услышав звук шагов, он обернулся и увидел входящего в Зал Приемов Зарфа. Зарф был моложе и ниже Элслуда и представлял менее популярное магическое учение. По внешнему облику Зарфа можно было принять за торговца или преуспевающего фермера, — если бы не ручная жаба, которая хала сейчас под полой наброшенного на его плечи плаща, полностью, за исключением выпученных глаз, скрытая от постороннего взора.

— Ты уже закончил осмотр тела старика? И это ничего тебе не дало?

— Из осмотра ничего нельзя выяснить, господин. — Зарф попытался стойко выдержать взгляд Экумена, затем отвел глаза. — Я могу позже провести дальнейшие исследования — но это ни к чему.

С молчаливым, но очевидным неудовольствием Экумен разглядывал обоих магов, которые ждали, что же воспоследует, застыв в неподвижности, в своем страхе довольно сильно напоминая детей. Власть над такими могущественными людьми, как эти, служила сатрапу источником непрерывного наслаждения. Конечно, не благодаря неким врожденным качествам или талантам Экумен мог властвовать над Элслудом и Зарфом. Превосходство над магами было дано ему Востоком, и они хорошо знали, как эффективно он мог распорядиться своей властью. Ручная жаба, не опасаясь наказания, пронзительно заквакала, радуясь чему-то своему.

Дав магам время оценить возможные последствия своего гнева, Экумен произнес:

— Поскольку ни один из вас не может мне сказать ничего существенного, вам лучше заняться своими кристаллами и чернильницами и попытаться что-нибудь узнать. Или кто-нибудь из вас может предложить более действенный способ?

— Нет, господин, — смиренно сказал Элслуд.

— Нет, господин. — Но затем Зарф отважился на попытку оправдаться. — Поскольку этот Слон, которого мы ищем, несомненно не живое существо, но детище… техники, науки… — Зарф все еще с трудом подбирал слова, звучащие абсурдно. — …найти его, узнать о нем хоть немного сверх того, что мы уже знаем, что-нибудь существенное и важное, это может быть не под силу никакому прорицателю… — Голос Зарфа пресекся от страха, когда его взгляд снова упал на лицо Экумена.

Экумен устало пересек Зал Приемов, открыл дверь и поставил ногу на лестницу, ведущую в его личные покои.

— Найдите мне Слона, — приказал он просто и угрожающе, после чего начал подниматься. Когда он скрылся из вида, до магов донесся его голос: — Пришлите ко мне командующего воинами и командующего рептилиями. Я желаю укрепить свою власть на этой земле, и сделать это быстро!

— Приближается день венчания его дочери, — прошептал Зарф, огорчено кивая. Они с Элслудом хмуро переглянулись друг на друга. Оба они знали, насколько важно для Экумена, чтобы его власть была или по меньшей мере казалась непоколебимой и полной в день, когда господа и госпожи ближайших сатрапий прибудут сюда на венчальные торжества.

— Пойду вниз, — в конце концов вздохнул Элслуд, — и попытаюсь вызнать что-нибудь по телу старика. И прослежу, чтобы к сатрапу вызвали тех, кто ему нужен. А ты останешься здесь и снова попробуешь добиться какого-нибудь полезного видения. — Зарф, согласно кивая, уже спешил в нишу, где держал собственные приспособления; разлив лужицу чернил, он уставился в нее.

На первой площадке лестницы ниже Зала Приемов Элслуд посторонился, чтобы освободить проход, и низко склонился перед принцессой Чармианой, поднимающейся наверх. Ее красота осветила темный коридор, словно солнце. Ее одежда была бронзовых, серебряных и черных тонов, на голове был повязан красно-черный шарф. Служанка, которую Чармиана выбрала за ее уродливость, испуганно следовала за ней.

Чармиана миновала Элслуда, и не подумав удостоить его словом или взглядом. Он же, в свою очередь, как всегда не удержался и провожал ее взглядом, пока она не скрылась из вида.

Затем он выпрямился и сунул руку в потайной карман своего плаща, касаясь длинной пряди ее золотистых волос, которую хранил там. Эти волосы были добыты со смертельным риском и завязаны под чтение множества могущественных заклинаний в запутанный магический любовный узел. Увы, любовные чары оказались бесполезны для Элслуда — в глубине души он все время знал, что так и должно было быть. Любовные приключения воспрещались ему в уплату за огромную колдовскую силу.

Сейчас он подумал, что узел золотых волос Чармианы был бы сомнительным трофеем для любого мужчины. Женщину столь зловещую трудно было бы какими бы то ни было чарами склонить к чему-либо, напоминающему любовь.

2. РОЛЬФ

Когда он дошел до конца борозды, развернул грубый плуг и у него появилась возможность оторвать взор от земли, Рольф заметил признаки одновременно привычные и угрожающие — крылатые рептилии снова вылетали из Замка, чтобы рыскать по окрестностям.

«Может, какой-нибудь демон сожрет их, если они приблизятся к нашему птичнику!» — подумал он. Но он не был колдуном, чтобы повелевать демонами. Ему не оставалось ничего другого, кроме как беспомощно стоять и смотреть.

За спиной Рольфа полуденное солнце уже четыре часа как поднялось над Западным морем, отделенным от того места, где стоял Рольф, несколькими километрами низменной и болотистой земли. Впереди, над ближайшими деревьями, виднелась часть зубчатой цепочки Расколотых гор, лежащих в половине дня ходьбы на восток. Сам Замок Рольф не видел, но знал, где тот находится, — Замок возвышался в южной оконечности центрального прохода, прорезавшего горы с востока на запад. Рептилии прилетали из Замка, и там же обитали те, кто привез рептилий на Разоренные Земли, — народ столь зловещий, что и сами они казались нелюдями в человеческом обличье.

Сейчас со стороны Замка, вытягиваясь к западу, разрушая все очарование весеннего неба, приближалось скопление точек. Рольф слыхал, что хозяева рептилий посылали их не просто на поиски добычи — отвратительные твари искали что-то, что Экумен желал найти больше всего на свете. Так ли, нет ли, но рептилии чаще всего разоряли земли фермеров в поисках пищи и ради развлечения.

Зрение Рольфа, зрение шестнадцатилетнего, было достаточно острым, чтобы он мог разглядеть взмахи кожистых крыльев. Летающие твари из Замка медленно развернулись у него на виду, узкое вытянутое облако, состоящее из сотен особей, устремилось в его сторону. Он знал, что зрение у них острее, чем у него. Теперь рептилии прилетали почти ежедневно, прочесывая землю, и так уже ограбленную и разоренную новыми хозяевами с Востока; землю, которая теперь оскудела, несмотря на свое богатство; землю, на которой с каждым месяцем убивали, разоряли или сгоняли с угодий все больше фермеров. Землю, чьи поселки были превращены в тюремные лагеря или опустошены ради того, чтобы сатрап Экумен получил рабскую рабочую силу для еще лучшего укрепления своего Замка…

Действительно ли крылатые зубастые твари умели летать в пять или десять раз быстрее, чем мог бы бежать человек? Ширококостной рукой Рольф откинул назад копну черных волос, запрокинув голову, чтобы следить за авангардом рептилий, который пролетал теперь почти над ним. Сделанный из веревки пояс, обвязанный вокруг его узкой талии, поддерживал штаны из добротного домотканого полотна; рубашка из такого же материала была распахнута из-за жары и работы. Роста Рольф был среднего и жилист, словно узловатый канат. Плечи из-за сухощавости и прямоты казались шире, чем были на самом деле. И только запястья, мускулистые руки и обнаженные ноги казались великоватыми для его тела.

Издалека можно было подумать, что рептилии летят плотным строем. Но теперь Рольф разглядел, что они шныряют в различных направлениях с различными скоростями. То здесь, то там одинокий летун приостанавливался в воздухе и начинал описывать широкие круги, высматривая что-то на земле внизу. Затем рептилия снова устремлялась вперед, набирая скорость, казалось, без всяких усилий, решив, что замеченное ею не стоит того, чтобы за ним пикировать. Но иногда она бросалась вниз. Сжавшись. Сложив крылья. Словно падающий камень…

Над домом Рольфа! С замиранием сердца он увидел, как крылатый хищник устремился в атаку. Он еще не скрылся за верхушками деревьев, а Рольф уже бежал к своему дому. Приземистый маленький домик не был виден отсюда — до него было больше километра изрезанной оврагами и поросшей кустарником земли.

Должно быть, рептилия пикировала на их птичий двор, хотя после последнего нападения мать Рольфа попыталась спрятать его под решеткой из жил, шерстяных веревок и веток, чтобы обеспечить хоть какую-то защиту. Отец Рольфа по-прежнему был прикован к постели из-за ноги, перебитой камнем, когда он батрачил в Замке. Маленькая Лиза могла сейчас выбежать наружу, чтобы напасть на последнюю рептилию, размахивая метлой или мотыгой перед клыкастым, наделенным разумом убийцей, который по размерам почти не уступал ей самой…

От поля, где он работал, к дому путь Рольфа пролегал по земле, непригодной для земледелия из-за рытвин и обломков скал. Знакомая тропинка вилась вверх-вниз по холмам; теперь она прыгала и дергалась у него под ногами, когда он несся по ней большими скачками. Никогда раньше не бегал Рольф по этой дороге так быстро. Он продолжал смотреть вперед, и его страх нарастал, потому что, как ни странно, спикировавшая рептилия еще не взлетела снова, с добычей или без.

Кто-то, должно быть, нарушил закон Замка и убил эту тварь — но кто и как? Отец Рольфа едва ли мог встать с постели. Мать? В соответствии с еще одним законом Замка домовладельцы были лишены всякого оружия серьезнее короткого кухонного ножа. Маленькая Лиза — Рольф представил себе ее, сражающуюся против этих зубов и когтей лопатой, граблями или метлой, и припустил еще быстрее.

Впрочем, в то, что рептилия могла быть убита, верилось с трудом. Как и в то, что она могла бы спокойно сидеть и смотреть на разгуливающих перед ее носом кур. Теперь Рольф был достаточно близко к дому, чтобы услышать звуки борьбы или переполоха, но там царила зловещая тишина.

Когда Рольф наконец выбежал на открытое место и увидел развалины простого жилища, бывшего его домом, ему показалось, что он все это время знал, что должен там найти, — знал с первого взгляда на пикирующую рептилию.

В то же время истинное положение вещей начинало казаться непостижимым. Это выходило за рамки здравого смысла.

Дым и огонь, какие ему доводилось видеть там, где прошли захватчики, могли бы открыть ему правду. Но среди домов, какие Рольф мог припомнить, не было ни одного попросту разнесенного в куски, словно игрушечная избушка, словно нечто, что не стоило даже сжигать. Его дом был маленьким нехитрым строением, и не требовалось слишком большой силы, чтобы развалить его на доски и бревна.

Рольф едва удержался, чтобы не закричать. Из-за рептилии, тревожно захлопавшей крыльями там, где она склонилась над мертвой птицей — одной из тех, что выбрались из рухнувшего птичника, когда хлипкий домик был развален. Разрушение было произведено до того, как прилетела рептилия. Прочесывающей окрестности группой солдат из Замка — кем же еще? Никто на Разоренных Землях не знал, когда к нему могли пожаловать захватчики или что они с ним могли при этом сделать.

В отчаянии роясь среди жалких обломков домика, Рольф словно во сне натыкался на предметы, которые, казалось, находились вовсе не там, где следовало. Он натыкался на самые обыденные вещи. Вон котелок, как-то странно висящий на своей ручке. А вот…

Голос, выкликающий имена, собственный голос Рольфа, пресекся. Он стоял, глядя на нечто неподвижное и лежащее навзничь, на кучу плоти и волос, незнакомую в своей окровавленной наготе. Эти мертвые останки чем-то напоминали его мать. Это и впрямь была она, лежала среди других обломков, такая же неподвижная.

Рольф должен был продолжать поиски. Вот тело мужчины, одетого, с лицом, очень похожим на лицо отца. Глаза отца, теперь неподвижные и смирившиеся, были открыты и глядели в небо. В них больше не было ни страха, ни тревоги, ни сдерживаемого гнева. Никаких ответов на вопросы сына. Никакого страдания из-за перебитой ноги. Никакой боли, хотя он и был залит кровью, и теперь Рольф заметил, что распахнутая рубаха отца открывала странные багровые раны. Эти раны, подумал про себя Рольф, должно быть, были от меча. Он никогда раньше не видел таких ран.

Он больше не звал. Он огляделся в поисках рептилии, но она уже улетела. Осмотрев то, что осталось от дома и нескольких наружных построек, он остановился на краю двора. До него смутно дошло, что он стоит как бы в задумчивости, хотя, по сути, его голова была совершенно пуста. Но ему нужно было подумать. Лизы здесь не было. Если бы она пряталась где-то поблизости, шум, поднятый им, уже должен был заставить ее выбраться из своего укрытия.

От этих мыслей Рольфа отвлекло появление на лужайке рабочего животного, на котором он пахал. Животное научилось освобождаться от привязи, если Рольф по какой-нибудь причине оставлял его одного на поле. До этого оно бежало трусцой к лужайке перед домом, но теперь сразу остановилось, подрагивая и поскуливая при виде непонятной ему картины.

Рольф не задумываясь заговорил с животным и направился к нему, но оно развернулось и бросилось от него, словно напуганное самой обыденностью его поведения среди вот такого… да, странно, что он мог оставаться таким спокойным.

Сердце Рольфа снова сжалось, и он опять стал яростно рыться в обломках. Но нет, тела Лизы здесь не было. Он кружил по лужайке, приглядываясь к каждому предмету, словно пытаясь убедиться, что это происходит на самом деле. Затем он начал делать все расширяющиеся круги по прилегающему лесу. В каждом упавшем стволе ему мерещилось неподвижное тело. Он начал снова ласково звать Лизу по имени. Или она убежала слишком далеко, или же солдаты…

В это невозможно было поверить, невозможно было, чтобы солдаты пришли сюда, сотворили весь этот ужас, а он, Рольф, в это время спокойно пахал в поле. Значит, в действительности ничего подобного не произошло. Потому что это было невозможно. И все же он понимал, что все это — правда.

…Или же солдаты забрали Лизу с собой. Если уж допускались убийства, то это тем более нельзя было исключить. Рольф опомнился снова во дворе, отводя глаза от нагих останков матери. Он не позволял себе думать о том, как или почему с нее сорвали одежду, хотя и догадывался об этом. Люди из Замка. Солдаты. Захватчики. С Востока.

— Лиза! — Он снова был в зарослях кустарника, более громко окликал сестру. Полдень стоял жаркий, даже здесь, в тени деревьев. Рольф поднял руку, чтобы вытереть рукавом пот с лица, и заметил, что держит небольшой кухонный нож, который, должно быть, подобрал среди развалин дома.

Чуть позже, когда мозг Рольфа снова ненадолго очнулся от безумия и шока, юноша осознал, что идет по узкой извилистой дороге, проходившей вблизи от его дома. Мир вокруг него выглядел на удивление нормальным, точно таким, как и в любой другой день. Он брел на восток, выбирая путь, который привел бы его на большую дорогу и, неминуемо, к Замку, нависающему над ней. Куда он направлялся? Что собирался делать?

И снова чуть позже мир перед его глазами помутнел и стал серым. Рольф почувствовал, что теряет сознание, и быстро перевел взгляд вниз, на придорожную траву. Ноги его не сомлели. И он не стал отдыхать, хотя все его мышцы ныли от перенапряжения. Он заметил, что его одежда разорвана в нескольких местах. Он только что бежал через лес, выкрикивая имя Лизы. Но она исчезла, и он не надеялся, что ему удастся вернуть ее.

Никого не осталось.

В момент очередного просветления Рольф с легким удивлением обнаружил, что рядом с ним в желтовато-серой пыли дороги стоит человек. Он увидел ноги, обутые в сандалии, мужские икры с поджарыми мышцами, поросшие грубыми черными волосами. Сперва Рольфу пришло в голову, что человек этот — непременно солдат, и он подумал, успеет ли вытащить свой нож и ударить до того, как солдат убьет его, — он засунул кухонный нож за веревку, служившую ему поясом, и запахнул на нем рубашку, чтобы скрыть.

Но когда Рольф поднял глаза, он увидел, что мужчина не был солдатом. Он оказался безоружным и вовсе не выглядел угрожающе.

— Что-то случилось? — голос мужчины был заботливым и ласковым, один из немногих голосов, когда-либо слышанных Рольфом, которые наводили на мысли о дальних краях и странных людях. Ласковые глаза говорящего смотрели на Рольфа сверху вниз с лица, чье слишком удрученное выражение и слишком заурядные черты с крючковатым носом вряд ли позволяли им гордиться.

Мужчина не был крестьянином. Одет он был не так красиво, как одевались важные персоны, но все же лучше, чем Рольф. Он весь пропылился в дальней дороге, а за спиной у него был дорожный мешок. Простой, до колен, плащ был полураспахнут, и из-под него вытягивалась в вопросительном жесте худая, поросшая темными волосами рука.

— Случилось что-то очень плохое, да?

Найти ответ на этот вопрос в данный момент было для Рольфа неразрешимой проблемой. Сделав над собой усилие, он начал рассказывать обо всем.

Следующим, что ясно дошло до его сознания, было горлышко бутылки с водой, приложенное к его губам. Если его разум и забыл о насущных потребностях, то тело о них помнило, и несколько мгновений он жадно пил воду. Затем наступила реакция, и его едва не вырвало. Свежая чистая вода попала ему в нос, но в конце концов он отдышался. Влага прояснила его сознание, привела в чувство, дала возможность действовать осмысленно. Он обнаружил, что стоит, опираясь на мужчину. Он отстранился и оглядел его.

Мужчина был повыше Рольфа и не такой смуглый. Его лицо казалось непропорционально вытянутым по сравнению с телом и слегка странным, словно могло выражать только неподдельное сочувствие — «сострадание» не входило в круг понятий, привычных для Рольфа.

— Что, голубчик, худо? — Ласковые глаза быстро моргнули несколько раз, и продолговатое лицо осветила осторожная улыбка, словно незнакомец надеялся, что, в конце концов, все обстоит не так уж плохо. Но улыбка быстро растаяла. Кисти с крепкими пальцами отобрали бутылку с водой и спрятали ее под плащом, а затем сплелись друг с другом, словно готовясь к самому худшему.

Рольфу потребовалось не слишком много времени, чтобы в основном изложить свою историю. Прежде, чем рассказ был завершен, он уже шел вместе с мужчиной, удаляясь от главной дороги и Замка, направляясь туда, откуда пришел. Рольф сознавал это как-то отстраненно, с полным безразличием к тому, куда идти. Тени деревьев удлинились, продуваемая ветром дорога казалась холодной и серой.

— О, это все ужасно, ужасно! — слушая, не переставал бормотать мужчина. Он перестал заламывать руки и шел, сцепив их за спиной. Раз за разом он поправлял и сдвигал дорожный мешок за плечами, словно, несмотря на пройденный путь, так и не привык к его тяжести. Во время пауз в рассказе Рольфа мужчина спросил его имя и сказал, что самого его зовут Мевик. Когда Рольф закончил рассказ, Мевик продолжал заговаривать с ним, задавая праздно звучащие вопросы о дороге и погоде, вопросы, которые не давали Рольфу снова погрузиться в отчаяние. Кроме того, Мевик рассказал, как он прошел вдоль побережья великого моря с севера на юг, предлагая на продажу самый замечательный набор магических принадлежностей, амулетов и талисманов, какой только можно увидеть на рынке. При этом Мевик горько улыбнулся, как человек, не надеющийся, что ему поверят.

— А у тебя есть… — голос Рольфа пресекся, поэтому он вынужден был начать с начала, но затем его слова зазвучали твердо. — А у тебя в мешке есть что-нибудь, чтобы выслеживать и убивать людей?

Услышав этот вопрос, торговец только еще сильнее нахмурился и сперва ничего не ответил. Шагая, он продолжал держать голову повернутой к Рольфу и бросать на него явно озабоченные взгляды.

— Убийства и снова убийства, — наконец произнес торговец, с отвращением покачав головой. — Нет, нет, у меня в мешке нет ничего подобного. Нет — но сегодня неподходящий день, чтобы читать тебе нотации. Нет, нет, как я могу объяснить тебе сейчас?

Они подошли к развилке. Правое ответвление вело к поляне, где был дом Рольфа. Рольф внезапно остановился.

— Я должен вернуться, — произнес он с видимым усилием. — Я должен позаботиться о погребении своих родителей.

Не сказав ни слова, Мевик пошел с ним. На поляне ничего не изменилось — только тени стали длиннее. Вдвоем Рольф и Мевик довольно быстро сделали то, что нужно было сделать, вонзая заступ и лопату в мягкий грунте того, что раньше было садом. Когда обе могилы были засыпаны, Рольф показал на мешок, который Мевик положил в стороне, и спросил:

— Есть у тебя там что-нибудь?.. Я бы произнес какое-нибудь заклинание для защиты могил. Я мог бы заплатить за это позже. Со временем.

Слегка нахмурившись, Мевик покачал головой.

— Нет. Несмотря на то, что я говорил раньше, у меня здесь нет ничего, что бы тебе пригодилось. Разве что немного еды. Смог бы ты теперь поесть?

Рольф не мог. Он оглядел поляну, как ему подумалось, в последний раз. Лиза не отозвалась, когда он снова несколько раз окликнул ее.

Мевик медленно копался в своем мешке, очевидно, колеблясь относительно того, что ему говорить или делать теперь.

— Тогда пойдем со мной, — предложил он наконец. — Мне думается, я знаю, где остановиться на ночь. Не слишком далеко. Хорошее место для отдыха.

Солнце вскоре должно было зайти.

— Какое место? — спросил Рольф, хотя на самом деле ему было совершенно безразлично, где провести ночь.

Мевик стоял, разглядывая простирающиеся перед ними земли, словно мог видеть прямо сквозь окружающие леса. Он посмотрел на юг и задал несколько вопросов о дорогах, огибавших болота с той стороны.

— Будет быстрее, мне кажется, если не ходить кружным путем, — сказал он наконец.

У Рольфа не было сил ни спорить, ни даже думать. Мевик помог ему. Благодаря Мевику он обрел какую-то опору в жизни, и он был готов идти с ним куда угодно. Рольф произнес:

— Да, можно пройти напрямик, если хочешь, и выйти на дорогу у болота.

Следуя этому решению, они вышли из лесных зарослей на идущую на юг вдоль побережья дорогу как раз тогда, когда солнце готово было скрыться за низкими облаками на морском горизонте. От того места, где они вышли на дорогу, она около километра шла почти прямо на юг, а затем сворачивала налево в глубь материка, чтобы обогнуть начинающиеся болота.

Леса остались позади слева, а здесь по обеим сторонам дороги простирались поля, все — запущенные и неухоженные. В двух местах Рольф увидел в заброшенных садах дома — опустевшие и полуразрушенные. Он продолжал идти рядом с Мевиком, не ощущая усталости, словно плыл в каком-то нереальном мире. Он не выказал никакого удивления, когда Мевик остановился и повернулся к нему, стягивая со спины мешок:

— Не понесешь ли ты его немного? Он не тяжелый. Ты будешь подручным продавца магических принадлежностей. Недолго, а?

— Хорошо. — Он безразлично взял мешок и забросил себе за спину. «Побрякушки для простаков и чепуха», говорил его отец о вещицах, которые сладкоречивые торговцы магией таскали от фермы к ферме.

— Эй, а это что, а? — резко спросил Мевик. Он заметил очертания рукоятки небольшого кухонного ножа, ставшие заметными, когда лямки мешка натянули рубашку на груди Рольфа. Прежде, чем Рольф успел сделать какое-либо движение или произнести хоть слово в ответ, Мевик вытащил у него нож, издал возглас отвращения и зашвырнул его далеко в высокие заросли у обочины дороги. — Нет, голубчик, нет! Здесь, в Разоренных Землях, слишком многие вне закона, чтобы можно было носить с собой спрятанное оружие.

— Закон Замка. — Слова вылетели безжизненно, сквозь зубы.

— Да. Если солдаты Замка увидят у тебя нож — ха! — Очевидно, желая оправдать свой поступок, избавивший Рольфа от его имущества, Мевик попытался озабочено нахмуриться. Но у него это получилось не слишком убедительно.

Рольф стоял, опустив плечи, тупо уставившись перед собой.

— Неважно. Что бы я мог сделать с маленьким ножом? Может, убить одного. Я должен найти способ убить многих из них. Многих.

— Убийство! — недовольно воскликнул Мевик. Он мотнул головой, и они пошли дальше. День клонился к закату, вот-вот должны были наступить сумерки. Мевик что-то бормотал про себя, словно подбирая аргументы в споре. Словно забывшись, он все ускорял шаг, пока не обогнал Рольфа.

Рольф услышал позади отдаленное цоканье копыт по дороге и обернулся, машинально потянувшись рукой к поясу, за ножом, которого там уже не было. Неторопливой рысью приближались трое солдат, на фоне темнеющего неба вырисовывались торчащие вверх короткие пики. Руки Рольфа непроизвольно метнулись к лямкам мешка; в следующий момент он, должно быть, скинул бы их с плеч и бросился бы с дороги, ища укрытия. Но рука Мевика крепко схватила его сзади за рубашку и держала до тех пор, пока Рольф не расслабился. Голые поля, окаймлявшие здесь дорогу, не могли предоставить никакого укрытия, что, без сомнения, объясняло, почему в сгущавшихся сумерках только трое солдат трусили по дороге столь открыто.

Патрульные были в форме из черной материи и в бронзовых шлемах, у каждого к седлу был приторочен маленький, круглый бронзовый щит. Кроме того, один из них был наполовину закован в броню, состоявшую из наколенников и кирасы, по цвету подходивших к его шлему. Он ехал на самом большом коне и был, наверное, подумалось Рольфу, сержантом. В эти дни люди Замка редко появлялись в патрулях с какими-либо знаками отличия.

— Куда, торговец? — скрипучим голосом потребовал ответа сержант; поравнявшись с Мевиком и Рольфом, он придержал коня. Движения этого коренастого человека, когда он спешивался, были медленными и тяжелыми, — словно он слезал с коня только для того, чтобы отдохнуть и размяться. Двое его подчиненных остались в седлах, по одному с каждой стороны дороги, глядя рассеянно, но вместе с тем настороженно, больше внимания уделяя зарослям высокой травы вокруг и дороге впереди, чем двум безоружным путникам, которых они догнали. Через мгновение Рольф понял, что они приняли его за слугу Мевика или за посыльного, так как он шел в двух шагах сзади, нес поклажу и был одет более бедно.

Но эта и другие мысли только на мгновение мелькнули в голове Рольфа, не вызвав никакого отклика. Все, о чем он мог думать в настоящую минуту, — что эти солдаты, быть может, те самые. Их было трое.

Склонившись перед спешившимся сержантом, Мевик сразу начал говорить, объясняя, как он, пересекая со своим хлопотным, но важным делом Разоренные Земли с севера на юг, везде находил у доблестных солдат радушный прием, так как они знали, что у него есть для продажи самые сильные талисманы и амулеты, и цены у него более чем разумные.

Сержант отдыхал, стоя посреди дороги, и теперь крутил головой, словно стараясь размять мышцы шеи.

— Загляните в мешок, — приказал он через плечо.

Один из патрульных соскользнул с седла и приблизился к Рольфу, второй не стал спешиваться, продолжая осматривать окрестности. Оба спешившихся солдата оставили свои пики в чехлах, притороченных к седлам, но у каждого из них кроме того было еще по короткому мечу.

Солдат, подошедший к Рольфу, тоже был молод, у него и самого могла быть маленькая сестренка где-нибудь на Востоке. Он видел в Рольфе всего-навсего обычного носильщика, тащившего мешок. Рольф пошевелил плечами, освобождаясь от мешка, и солдат взял его у него. Когда-то, когда люди Разоренных Земель все еще мирно трудились, кто-то подсыпал и укрепил дорогу в этом низменном месте; босыми ступнями Рольф ощущал под слоем песка и глины булыжники размером с человеческий кулак.

Сержант стоял, вперив в Мевика непроницаемый взгляд, словно пытался пробуравить его; солдат взял котомку и вывалил ее содержимое на землю. Посыпались колокольчики, браслеты, цепочки вперемешку с приворотными амулетами из чьих-то срезанных волос и амулетами, вырезанными из дерева и кости. Большинство предметов были исписаны или имели при себе таблички с трудно читаемыми надписями и бессмысленными знаками, которые должны были производить впечатление на покупателя.

Сержант вяло копался в этой куче, в то время, как Мевик, моргая и сложив руки, молча стоял перед ним.

Молодой солдат пнул ногой груду и отделил от нее испачканный грязью любовный амулет, за которым затем нагнулся. Он счистил грязь с пряди длинных волос, затем поднял перед собой, задумчиво глядя на нее.

— И почему это, — спросил он, не обращаясь ни к кому конкретно, — нам никогда не попадаются здесь молодые девушки?

Верховой отвернулся, глядя через плечо в сторону. Рольф, не представляя себе, что он собирается делать дальше, двигаясь почти в беспамятстве, которое внешне напоминало спокойствие, нагнулся, поднял с дороги камень, которым вполне можно было убить, и изо всех сил швырнул его в голову молодого солдата.

Юноша оказался очень проворен, и ему удалось увернуться от снаряда. Под взглядом ставших круглыми, как у рыбы, удивленных глаз тот шлепнулся на землю, подняв фонтанчик пыли. С чувством глубокого, но спокойного разочарования Рольф наклонился, чтобы поднять еще один камень. Не успев удивиться, боковым зрением он увидел, что коренастый сержант растянулся на земле и что Мевик отвел руку назад, чтобы метнуть маленький блестящий предмет в человека, который все еще сидел на лошади.

Молодой солдат, увернувшись от первого камня, выхватил короткий меч и бросился на Рольфа. Рольф уже держал следующий камень, и тактика, которую он применил, шла из детства, когда мальчишки швыряли друг в друга комки грязи. Сперва ложный бросок, движение рукой, чтобы заставить противника пригнуться, затем, когда тот снова выпрямится — настоящий бросок. При этом Рольф не мог вложить в бросок полную силу, но тем не менее камень остановил солдата, угодив ему в нижнюю часть лица. Солдат приостановился всего лишь на мгновение, словно в раздумье, подняв одну руку к окровавленной скуле, другой по-прежнему сжимая короткий меч. И в этот миг Мевик напал на него сбоку. Размашистый пинок ногой, невероятное, стремительное горизонтальное движение ноги, угодил в незащищенный пах; и когда воин сложился пополам, уронив с головы шлем, локоть Мевика, подобно топору, опустился ему на спину чуть ниже шеи.

Две лошади без всадников встали на дыбы и слегка попятились по дороге, и их стало три, когда седло покинул последний из патрульных, который запоздало и как-то плавно свалился на землю, схватившись за рукоятку короткого ножа, пронзившего ему горло. В следующую минуту три лошади без всадников галопом мчались по дороге на северо-восток, туда, откуда они прискакали.

До Рольфа вдруг донесся пронзительно-тревожный крик рептилии в вышине. И все же он мог только стоять в оцепенении и следить за тем, как Мевик в развевающемся плаще носится взад-вперед по дороге, привычными точными движениями умелого мясника перерезая горло одному за другим. Последним из троих солдат умер тот, что упал первым, коренастый сержант; он, похоже, был вспорот от паха до пупа в первое же мгновение схватки.

Рольф увидел, как нож Мевика сделал последний необходимый разрез, был вытерт о рукав сержанта и снова исчез в потайных ножнах под плащом торговца. Обретая способность мыслить, Рольф, наблюдая за ним, заметил, что одна черная пика, бесполезная и окровавленная, лежит на обочине дороги, и наконец наклонился, чтобы подобрать короткий меч молодого сержанта.

С этим оружием в руке Рольф бросился бежать за Мевиком по дороге на юг, а затем прочь с дороги, на запад, через заросшее сорняками заброшенное поле к ближайшему краю болота. Сумерки сгущались, и крики рептилии становились все отчаяннее.

Уже когда они с Мевиком бежали, шлепая по первым участкам трясины, где-то позади Рольф услышал отдаленный цокот копыт и крики.

Люди Замка не стали вести долгое преследование — не ночью, не в болотах. И все же путь беглецов был не из легких. Теперь, ночью, бредя в воде, доходящей до бедер, поскальзываясь и продираясь сквозь заросли странных фосфоресцирующих растений, почти засыпая на ходу, Рольф, готовый упасть, если бы не поддерживающая его рука Мевика, неожиданно обратил внимание на огромное крылатое создание, парящее над ним без единого звука, словно тень. Это определенно была не рептилия, но оно было значительно крупнее любой птицы, какую ему когда-либо доводилось видеть. Ему показалось, что оно обратилось к нему с вопросом мягким ухающим голосом и что Мевик прошептал что-то в ответ. Мгновением позже, когда создание пролетело чуть позади него, Рольф смог разглядеть его круглые и необычайно большие глаза, отразившие какой-то яркий маленький огонек.

Действительно, на кусочке сухой земли впереди виднелся узкий язычок пламени. Грунт под ногами начал подниматься, превращаясь в сушу. Крылатый спутник растворился в ночи, но теперь от костра вперед шагнул огромный белокурый человек, безусловно, какой-то предводитель воинов; он заговорил с Мевиком, как со знакомым, глянул на Рольфа и приветствовал его.

Здесь было укрытие, лагерь. Наконец Рольф мог сесть, расслабиться. Женский голос спросил его, не хочет ли он есть…

3. ВОЛЬНЫЙ НАРОД

«Да, мои родители мертвы и лежат в могиле», — так сказал себе Рольф в ту же секунду, как проснулся, еще до того, как открыл глаза, чтобы посмотреть, где он находится. Мои мать и отец мертвы, и их больше нет. А моя сестра… если Лиза жива, быть может, она жалеет об этом.

Уверив себя, что может смириться с этими мыслями, Рольф открыл глаза. И увидел над собой небольшие щели в наклонном навесе, расположенном на расстоянии вытянутой руки над его лицом. Более высокая сторона низкого навеса опиралась на гладкий ствол какого-то дерева, и похоже было, что его устроили, просто связав вместе зеленые ветви. Небольшие полоски видневшегося сквозь навес неба были полны яркого солнечного света; день был в самом разгаре.

Он не помнил, как заполз в это укрытие. Возможно, кто-то положил его сюда спать, как ребенка. Но это не имело значения. Он приподнялся на локте, сминая опавшие листья, служившие ему постелью. Движение пробудило дюжину ссадин на его теле. Его одежда вся была изорвана и испачкана грязью. Живот сводило от голода.

Рядом с ним на листьях, реальный и осязаемый, лежал меч, который он вчера забрал у мертвого солдата. Мысленно он снова увидел, как камень, брошенный его собственной рукой, врезается в челюсть солдата, до крови разбивая ему лицо. Он вытянул руку и на мгновение сжал рукоять захваченного оружия.

Где-то рядом, довольно близко от навеса, слышалось бормотание нескольких голосов, обсуждавших что-то деловым тоном; Рольф не мог отчетливо разобрать слов. В следующий момент он стал на четвереньки и, оставив меч, выполз из-под навеса. Он появился почти в центре группы из трех человек, которые беседовали вокруг небольшого бездымного костра.

Одним из них был Мевик; он сидел скрестив ноги и расслабившись, его плащ лежал рядом. У костра также сидел крупный блондин, которого Рольф запомнил с ночи, а рядом с ним — женщина, достаточно похожая на него, чтобы ее можно было принять за его сестру. Когда появился Рольф, все трое замолчали и повернулись к нему.

Выбравшись из-под навеса, Рольф сразу встал на ноги. Свои первые слова он обратил к Мевику:

— Я прошу прощения за то, что начал драку вчера. Я мог погубить тебя.

— Да, — Мевик кивнул. — Это так. Но у тебя была причина, пусть она и не может служить оправданием. Отныне ты будешь более благоразумен, а?

— Да. — Рольф глубоко вздохнул. — Ты научишь меня драться так, как ты?

Мевик не стал спешить с ответом, и вопрос повис в воздухе.

Женщина у костра была одета в мужскую одежду, что было довольно естественно для тех, кто обретался в болотах, а ее белокурые волосы были зачесаны назад и уложены в тугой узел.

— Итак, тебя зовут Рольфом, — сказала она, поворачиваясь всем телом, чтобы получше разглядеть его. — Меня зовут Мэнка. Я и мой муж Лофорд узнали кое-что о тебе от Мевика.

Белокурый мужчина сочувственно кивнул, и женщина продолжила:

— С другой стороны холма, Рольф, есть омут в котором можно безбоязненно вымыться. Затем возвращайся и немного поешь, и тогда поговорим.

Рольф кивнул и, повернувшись обогнул навес и небольшой островок деревьев, занимавший центральную часть этого небольшого клочка твердой земли, имеющего в поперечнике около пятнадцати шагов. За холмом берег уступами спускался к воде, которая здесь казалась более глубокой и чистой, чем в окружающем болоте.

Только после того, как Рольф вымылся, выбрался на берег и снова оделся, собираясь присоединиться к остальным, он заметил живое существо, сидевшее на самом большом из деревьев в центре. Почти у самого ствола виднелся ком коричневато-серых перьев размером с согнувшегося невысокого человека. Этот ком был таким тусклым, таким неподвижным, таким бесформенным, что Рольфу пришлось присмотреться к нему повнимательнее, чтобы увериться, что это не часть дерева. Когда он пригляделся к ногам гигантской птицы, то увидел, что на них было по три пальца, более крупных, чем у рептилий, и вооруженных даже еще более мощными когтями. Он по-прежнему не мог разглядеть головы птицы, каким-то странным образом скрытой от взгляда перьями.

Он продолжал оглядываться на дерево, присоединившись к остальным людям у костра.

— Страйджиф — наш друг, — сказал Рольфу Лофорд, заметив, к чему было приковано его внимание. — Его вид может мыслить и говорить; они называют себя «молчуны». Как и наш друг Мевик, они были изгнаны с родных земель. Теперь они обосновались здесь с нами, прижатыми к морю.

Мэнка достала из котла немного тушеного мяса и положила в миску Рольфа. Поблагодарив ее и начав есть, он кивнул в сторону птицы и спросил:

— Сейчас она спит?

— Его племя спит в течение всего дня, — ответил Лофорд. — Или, по крайней мере, они прячутся. Солнечный свет слепит их, поэтому днем их естественные враги — рептилии — находят и убивают их, это удается. Ночью наступает очередь птиц охотиться на кожистокрылых.

— Рад услышать, что кто-то охотится за ними. — Рольф кивнул. — То-то я удивлялся, почему они каждый вечер на закате торопятся в Замок. — После этого он принялся поглощать великолепную еду, прислушиваясь при этом к разговору остальных.

Мевик принес Вольному Народу в болота известия от других групп сопротивления, которые жили и сражались вдоль побережья на севере Разоренных Земель. Эту часть океанского побережья недавно захватили люди и твари с Востока, и правил ими такой же сатрап, как Экумен, — Чап. Этот Чап, как предполагалось, теперь держал путь на юг, чтобы жениться на дочери Экумена.

Сатрапов остальных соседних земель тоже ожидали здесь для участия в празднествах. Каждый из них, подобно Экумену и Чапу, властвовал в своей собственной области, правя с помощью солдат и под черным знаменем Востока.

Когда в разговоре наступила пауза, Рольф спросил:

— Я не пойму: что это — Восток? Или кто? Существует какой-нибудь правитель над всеми ими?

— Я слышал разное, — сказал Лофорд, — о том, кто на самом деле стоит над Экуменом; я почти ничего не знаю о них. Здесь у нас глухомань. Я даже почти ничего не знаю о верховных властителях Запада. — Лицо Рольфа выразило еще с дюжину вопросов, готовых сорваться с его губ, поэтому Лофорд улыбнулся ему. — Да, есть еще и Запад, и мы — часть его, мы — те, кто сражается ради возможности жить как подобает людям. Запад потерпел здесь поражение, но он не погиб. Думаю, хозяева Экумена были бы слишком заняты делами в других местах, чтобы прислать какие-нибудь существенные дополнительные силы ему в помощь, — если бы мы смогли найти способ свергнуть его власть.

Последовало недолгое молчание. Сердце Рольфа буквально подпрыгнуло при мысли о том, чтобы свалить Экумена, но он видел удручающую реальность, свидетельствующую о силе сатрапа, — длинные, внушающие страх колонны солдат на параде — сотни всадников и тысячи пехотинцев; и еще — укрепленные стены огромного Замка.

Лофорд, додумав до конца какую-то свою мысль, подытожил свои слова.

— Если Экумен не может надеяться ни на чью помощь, то и нам не приходится на это рассчитывать. Люди Разоренных Земель или разобьют свои цепи, или продолжат носить их. — С досадой тряхнув большой головой, он глянул на Мевика. — Я надеялся, что ты принесешь нам известие о какой-нибудь повстанческой армии, все еще сражающейся на севере. О каком-нибудь западном принце, еще уцелевшем там, — или, по крайней мере, о каком-нибудь правительстве, пытающемся сохранить нейтралитет. Это было бы хорошей моральной поддержкой.

— Жив принц Дункан в Исландии, — сказал Мевик. — Но, думается мне, сейчас у него нет никакой армии на материке. Возможно, за морем существуют и другие независимые государства. — Уголки его скорбных губ мелко подрагивали. — Я здесь затем, чтобы помочь, если это может подбодрить хоть кого-нибудь.

— Конечно, может, — сказал Лофорд. Затем, стремительно меняя направление мыслей, бросил пристальный взгляд на Рольфа. — Скажи-ка мне, парень, что ты знаешь о Слоне?

Рольф был удивлен.

— О Слоне? Это, по-моему, какой-то колдовской символ. Я не знаю, что он означает. Я видел его — может быть, раз шесть.

— Где и когда?

Рольф задумался.

— Однажды — вышитым на клочке материи, который я видел на магическом представлении в городе. И еще есть одно место в Расколотых горах, где кто-то выбил его на скале… — Он продолжил, как можно более подробно перечисляя места и время, когда ему попадалось странное изображение невероятного животного с вытянутым носом и похожими на сабли клыками.

Лофорд внимательно его выслушал.

— Что-нибудь еще? Какие-нибудь разговоры, которые ты мог слышать, особенно в последние несколько дней?

Рольф беспомощно покачал головой.

— Я провел эти дни на пахоте в поле. До тех пор, пока…

— Да, конечно. — Лофорд со стоном вздохнул. — Я хватаюсь за соломинку. Но мы должны использовать любой шанс найти Слона прежде, чем это сделают люди из Замка.

Рольф решил, что силач говорил о еще одном, имеющем магическое значение изображении Слона.

— Может, попросить помощи у колдуна? — предложил он.

У Лофорда отвисла челюсть. Брови Мевика поползли вверх, лицо приняло странное выражение, и он издал серию странных квохтаний — только в следующее мгновение Рольф понял, что он смеется. Глаза Мэнки сперва, казалось, блеснули гневом, но затем улыбнулась и она.

— Ты когда-нибудь слышал о Великом, дитя? — спросила она Рольфа, наполовину раздраженно, наполовину развлекаясь.

У него словно произошло просветление. Однажды, очень давно, Рольф сидел на городском рынке, отдыхая после игр, прислушиваясь к разговору взрослых мужчин. Деревенские колдуны-любители собрались обсудить достоинства профессионалов. Великий из южной дельты легко сделал бы то и то, сказал кто-то, употребив это имя, словно общепринятое звание. И слушающие его мужчины серьезно закивали, покачивая фермерскими бородами. Да, Великий. Это имя произвело впечатление на всех, и у маленького мальчика, каким был тогда Рольф, еще некоторое время спустя оно рождало образ огромного и могущественного существа, реющего над фермами, холмами и равнинами.

— Нет, все в порядке, — и сам теперь улыбаясь, заверил Лофорд Рольфа. — Ты даешь мне хороший совет. Я должен помнить, что я далеко не самый великий колдун в мире. Просто я лучший из тех, кто есть у нас под рукой после того, как Старейшего забрали на смерть в подземелье Замка.

— После Старейшего ты должен возглавить колдунов, — заметил, обращаясь к нему, Мевик. — Но кто собирается вести за собой в других вопросах теперь, когда его нет? Я буду говорить прямо. Мне кажется, ты обычно не… не слишком практичен.

— Да, да, я знаю. — Голос Лофорда прозвучал раздраженно. — Быть может, Томас? Надеюсь, он захочет стать во главе. О, он достаточно отважен и настроен против Замка как никто другой. Но повести на самом деле, обладать реальной возможностью для этого — это нечто другое.

Разговор продолжался. Мэнка подложила Рольфу еще немного мяса, и он, прислушиваясь, занялся едой. Все время мысли и планы остальных вращались вокруг таинственного Слона. Рольф начал в целом понимать, что речь идет не просто об изображении, что это название подразумевало какой-то предмет или существо Старого Мира, все еще сохранившееся где-то здесь, на Разоренных Землях. И это существо или предмет в ближайшем будущем должно было оказаться ужасно важным как для Востока, так и для Запада. Это — но, к сожалению, ничего более — смогло сказать ему о Слоне искусство Лофорда.

Внезапно Мевик замолк на полуслове, обратив глаза к небу, подняв руку и замерев, призывая всех к тишине. Но было уже слишком поздно, несмотря на заслон из деревьев они были обнаружены с воздуха.

Над головой раздался скрипучий крик рептилий. Дюжина летающих тварей атаковала их, наклонно пикируя под деревья, выпустив когти и распахнув продолговатые зубастые пасти.

Рольф нырнул под навес и выскочил оттуда с мечом. Мевик и Мэнка уже схватили луки и колчаны из небольшой кучки снаряжения, сложенного возле костра; в следующее мгновение одна из нападающих рептилий, пронзенная стрелой, была сбита на землю к ногам Рольфа.

Главной целью нападения, увидел Рольф, была птица, укрывшаяся в ветвях дерева. Птица проснулась, рептилии же, наткнувшись на преграду из ветвей, принялись кружить вокруг нее; но, похоже, птица была ослеплена и сбита с толку светом.

Прежде, чем первая из чешуйчатых тварей успела прорваться сквозь ветви, их атака была прервана. Одна за другой в их сторону полетели стрелы, чаще попадая в цель, чем пролетая мимо. Рольф тем временем взобрался на нижние ветви, размахивая мечом. Он не был уверен, ранил ли хотя бы одну рептилию, зато в изобилии нарубил ветвей и листьев. Однако, оказавшись между клинком и стрелами, кожистокрылые вынуждены были ретироваться, кружа над головой пронзительно кричащей серо-зеленой стаей. Стрелы сшибли четырех из них, и Рольф имел удовольствие прикончить их мечом. Умирая, они выкрикивали в его адрес полупроклятия, полуугрозы; тем не менее, эта резня значила для него не больше, чем забой скота.

Поднявшись за пределы досягаемости стрел из лука, уцелевшие рептилии принялись кружить над самым холмом, пронзительно крича.

— Когда они поступают так, это значит, что приближаются солдаты, — сказала Мэнка. Она уже забросила лук за спину и принялась торопливо собирать остатки лагерной утвари. — Быстрее, юноша, пойди вытащи каноэ.

Рольф увидел челнок, замаскированный ветками и привязанный к берегу рядом с омутом, в котором он мылся. Он принялся бегом сносить к нему вещи. Мэнка позвала птицу. Ориентируясь по ее голосу, та спустилась с дерева, направляясь к носу каноэ. Одним мощным взмахом крыльев, поразившим Рольфа, она слетела в лодку и уселась, завернувшись в опущенные крылья, словно грубо вытесанная носовая фигура.

Мевик, не выпуская лука из рук, настороженно ходил вдоль подножия холма, пытаясь установить, откуда приближаются солдаты. Лофорд, стоя возле каноэ в воде, доходившей ему до бедер, наклонялся и вытаскивал массивные пригоршни сероватого болотного ила. Каждый раз он поднимал комок, а затем ронял его обратно в воду. Наконец одна цепочка капель отклонилась от вертикали и веером отлетела в сторону, словно подхваченная сильным порывом ветра.

Лофорд указал в том же направлении.

— Они идут оттуда, Мевик, — произнес он тихо.

— Тогда отправляемся в противоположную сторону, и поскорее! — Мевик бегом бросился к каноэ.

Но теперь Лофорд что-то забормотал — торопливее, чем прежде, делая руками странные круговые движения, словно человек, пытающийся плыть назад по воздуху. С кончиков его пальцев разлетались капельки ила. Даже тогда, когда Мэнка позвала его занять место в челноке, он продолжал жестикулировать, из-за своей неуклюжести едва не перевернув лодку, так что остальные с трудом смогли удержать равновесие. «А я-то принял его за воина!» — сказал себе Рольф с раскаянием, беспокойно оглядываясь со своего места на переднем сиденье. Затем челюсть Рольфа начала отвисать. Он увидел волны, вырастающие в воде болота; волны, которые появились без какого-либо ветра или течения. Возрастая по амплитуде с каждым движением непрерывно вращающихся рук Великого, волны подчинялись ритму этих рук; и они не расходились в стороны, как обычные волны, а, наоборот, собирались вместе, становясь все выше.

Мэнка оттолкнулась от берега, а затем начала загребать с заднего сиденья. Полоса потревоженной воды, поднятой магией Великого, плавно следовала за каноэ. Рольф принялся грести, положив меч на дно каноэ, чтобы он был под рукой. Мевик, продолжая держать лук с наложенной на тетиву длинной стрелой, сидел на втором сиденье, шепотом подсказывая Рольфу дорогу между гниющих стволов и маленьких кочек твердой земли. Рольф поминутно оглядывался назад. На третьем сиденье Лофорд продолжал творить свои заклинания. Он резко сдвинул свое грузное тело и еще раз едва не перевернул каноэ. Рольфу показалось, что они переворачиваются, но над поверхностью выросла илистая масса, похожая на обмотанную грязной тряпкой руку, и мимолетно, но сильно ударила в корму. Затем Рольф понял, что он стал сейчас свидетелем управления стихией, и его уважение к Лофорду резко поднялось.

Рептилии также заметили это, так как одна из них вырвалась из круга, державшегося над каноэ, и устремилась за только что покинутый ими холм, выкрикивая предупреждение.

Но предупреждение, должно быть, слишком запоздало, чтобы принести какую-нибудь пользу все еще невидимым преследующим их солдатам. Следуя даже самым незначительным выверенным движениям рук Лофорда, волна мутной воды позади каноэ превратилась в медленно движущийся невероятный пузырь, вырастающий все выше и выше, теперь уже расходящийся в обхват большого холма, за которым, должно быть, находился враг.

Теперь вода вокруг каноэ снова стала довольно спокойной. Словно по команде, и Рольф и Мэнка прекратили грести. Все, кроме ослепленной дневным светом птицы, сидели, глядя назад и выжидая.

Руки Лофорда по-прежнему были распростерты.

— Гребите! — приказал он неожиданно резким шепотом. Некоторое время Рольф был не в состоянии подчиниться этому приказу — он увидел вздыбившийся по ту сторону холма и почти мгновенно достигший высоты его центральных деревьев огромный вал грязи, ила и воды. Это проявление стихии было встречено криками стольких пораженных и перепуганных людей, что они могли бы заполнить не одно каноэ. Рольф не мог видеть этих людей, но сквозь деревья разглядел тяжело шагающее среди них нечто из грязи. Это было что-то серо-черное, блестящее, словно лакированное; при движении от него разлетались небольшие куски.

Раздались крики, исходящие отнюдь не из глоток рептилий, и громкие всплески рассказали о людях, барахтающихся возле перевернутых лодок. Затем последовали еще более растерянные вопли и ритмичные удары весел, загребающих назад.

— Гребите! — сказал Лофорд. — Оно теперь может повернуть в нашу сторону.

Рольф налег на весло, по указаниям Мевика правя в канал, который тянулся между топкими берегами.

— Гребите! — снова потребовал Лофорд, хотя и Рольф и Мэнка и так уже изо всех сил налегали на весла. Торопливый взгляд через плечо сказал Рольфу, что вал, сильно уменьшившийся, но все еще в человеческий рост, обогнул холм и устремился вслед за своим создателем и лодкой, в которой тот сидел. Тело-волна испускало струи воды, издавая бессмысленные звуки с каждым небольшим фонтанчиком; оно еще больше опало, сократив расстояние между собой и каноэ. Лофорд успокаивал то, что вызвал к жизни, успокаивал и разрушал его; его голос снова зашептал что-то, руки совершали уверенные движения, словно прижимая книзу нечто невидимое.

Жизнь, которой Лофорд наделил стихию, уходила из нее, словно отлив. То, что в конце концов приподняло челнок, было не больше пологой волны, колеблющей ряску, покрывавшую поверхность воды. Когда она прошла, приподняв каноэ, Рольф заметил переворачивающуюся в ней сандалию, сорванную с одного из солдат Замка. Он тщетно приглядывался, не покажется ли еще какой-нибудь обнадеживающий трофей.

Злобно крича, но по-прежнему держась вне пределов досягаемости луков, рептилии продолжали преследовать каноэ. Вскоре деревья вокруг канала, которым плыло суденышко, стали расти гуще, и листва болотных зарослей над головой сплелась в почти сплошной навес. Теперь несколько рептилий в своей тщетной ярости отважились с криком спикировать вниз, атакуя птицу, которая продолжала неподвижно сидеть на носу челнока.

Рольф быстро бросил весло и снова схватил меч. Встреченные стрелами Мевика и мечом, свистящим над их головами, кожистокрылые метнулись прочь. Они снова набрали высоту и исчезли над ставшей почти твердой кровлей из зелени.

Рольф мрачно посмотрел на свой меч, так и не запятнанный во время этой последней схватки.

— Мевик — ты научишь меня пользоваться оружием?

— …для самообороны, — пробормотал Мевик, выпрямляясь. Ему пришлось резко припасть ко дну каноэ, чтобы избежать последовавшего за словами Рольфа взмаха меча.

— О! Прошу прощения. — Уши Рольфа горели. Он взял весло и навалился на него, глядя прямо перед собой.

Через некоторое время голос Мевика позади него произнес:

— Ладно, хорошо, я обучу тебя, когда будет такая возможность. Поскольку меч уже у тебя в руке.

Рольф оглянулся.

— И другим способам сражаться тоже? Тому, как ты ударил вчера того человека из Замка…

— Да, да, когда будет время. — Голос Мевика не выражал никакого энтузиазма. — Подобным вещам не выучиться за неделю или месяц.

Канал, которым они плыли, разделялся, сходился и затем разветвлялся снова. Мэнка, которая теперь управляла челноком со своего места на корме у руля, изредка начинала сомневаться, по какому из рукавов следует плыть. Тогда на помощь снова приходила магия Лофорда; она раздвигала стены нависавших над каноэ растений — или по крайней мере их оказывалось легче раздвинуть руками — а затем снова смыкала их после того, как суденышко проплывало в образовавшийся проход. Рольф греб туда, куда ему указывали, в то же время бросая пристальные взгляды наверх.

Рольф первым заметил молодую девушку, глядевшую на них со дозорного помоста, устроенного на высоком дереве; он прекратил работать веслом и собирался заговорить, когда Мэнка сказала:

— Все в порядке. Она — дозорный большого лагеря.

Сидевшая на дереве девушка с каштановыми волосами, одетая так же, как Мэнка, в мужскую одежду, тоже узнала Великого и его жену. Она оставила свой наблюдательный пункт и побежала по берегу им навстречу. Рольфу и Мевику она была представлена, как Сара; Рольф решил, что ей было лет четырнадцать.

И она, очевидно, была чем-то озабочена.

— Думаю, ни у кого из вас нет никаких вестей о Нильсе? — спросила она, переводя взгляд с одного на другому.

Нильс был приятелем Сары, похоже, одних лет с Рольфом или немного старше. Он отправился на какую-то разведывательную вылазку с другими юношами Вольного Народа, и они пропали. Никто из сидящих в каноэ не мог дать Саре никаких сведений, но все они постарались успокоить ее, и она достаточно приветливо помахала им, когда они поплыли дальше.

Вскоре после того, как они миновали дозорный пост, впереди показался остров намного больше того, с которого им пришлось бежать утром. Около дюжины каноэ уже стояли у илистого причала, от которого к деревьям тянулись тщательно связанные мостки. Вдоль одного из этих проходов выстроилось человек восемь, чтобы встретить вновь прибывших, когда те высадятся на берег.

День уже давно перевалил за полдень. Здесь, в густой тени растущих на острове деревьев, Страйджиф очнулся от своей летаргии. Он поднял голову, произнес несколько слов певучим голосом и бесшумно взлетел на могучее дерево. На этот раз он не стал прятать голову, но поглядывал по сторонам сквозь встопорщенные перья. Несколько слов в речи птицы, похоже, были обращены к Рольфу, но он не смог их понять.

— Птица благодарит тебя за то, что ты сражался с рептилиями, — сказал высокий молодой человек, заметив недоумение Рольфа.

— Он очень любезен, — ответил Рольф. Затем с горечью добавил: — У меня была возможность убить нескольких, но я сплоховал.

Человек пожал плечами и произнес что-то ободряющее. Представившись Томасом, он начал расспрашивать Рольфа о событиях последних двух дней. Томас был, должно быть, лет на десять старше Рольфа; он был крепкого сложения и держался серьезно. Остальных вновь прибывших он приветствовал, как старых друзей, и сразу стал расспрашивать их о передвижениях противника. Пока Рольф описывал Томасу и остальным свою исчезнувшую сестру, группа подошла к главному лагерю, в котором под деревьями скрывалось около дюжины больших навесов. История Рольфа была воспринята с сочувствием, но без удивления; большинство слушателей могли сравнить ее с чем-то подобным из своей собственной жизни. Описание Лизы будет разослано повсюду, но — предупредил Рольфа Томас — не стоит питать слишком большие надежды на успех ее поисков.

Ужин в лагере был только что приготовлен; здесь не было недостатка в рыбе и сочном жарком. Группа, насчитывающая человек пятнадцать — двадцать, собралась вокруг костра.

Еда почти полностью поглотила внимание Рольфа, но он услышал известие, что приближается еще одно каноэ. В нем находился только один человек, которого вскоре привели к костру. Он привез какие-то кое-какие свежие новости, и после того, как он переговорил с Лофордом, Томасом и несколькими другими, был послан следующий вестник. Очевидно, этот лагерь был своего рода командным пунктом, постоянно поддерживающим связь с остальными группами Вольного Народа. Но пока обсуждались новости, привезенные вестником, Рольф почувствовал какую-то напряженность, возникшую при принятии решения. В обсуждении, похоже, принимало участие довольно много народа, и не все делали это достаточно охотно. Они говорили медленно, с сомнением в голосе, оценивая реакцию остальных на каждое сказанное ими слово. Никто, похоже, не отваживался выставлять на передний план себя или свои идеи.

— Если бы только Старейший был здесь! — воскликнул один из мужчин, похоже, выведенный из себя затянувшимся спором по поводу того, нужно или не нужно переносить один из складов оружия.

— Но его нет, — ответила одна из женщин. — И он не вернется.

— Мне кажется, он был Арднехом, — сказал первый из говоривших. — А теперь никто не может заменить его.

Рольф никогда раньше не слышал о Арднехе. Поэтому немного позже, когда Лофорд сел рядом с ним, чтобы поесть, он спросил колдуна об упомянутом человеке.

Сперва Лофорд отвечал осторожно.

— О, мы привыкли использовать это имя в качестве символа нашего дела. Символа наших надежд на освобождение. Похоже, мы пытаемся сами себе создать бога.

Что? Рольф молча выразил удивление.

Медленно пережевывая жареную рыбу, Лофорд вглядывался в языки костра, который теперь, к концу дня, казался ярче. Теперь он заговорил более энергично.

— Мне Арднех видится вот каким: фигура вооруженного молнией воина, сидящего на верхом на Слоне.

Это произвело сильное впечатление на Рольфа.

— Но тогда, значит, Арднех настоящий? Живое существо, демон или сила природы?

Движение массивных плеч Лофорда могло означать, что ответа на этот вопрос не существует.

— Он был богом Старого Мира, или, по крайней мере, мы так думаем.

Любопытство заставило Рольфа обнаружить свое невежество.

— Что такое бог?

— О, — ответил Лофорд, — у нас нет богов в наши дни. — Он занялся едой.

— Но были ли боги похожи на демонов? — без особой надежды спросил Рольф, когда ему показалось, что он не получит больше никакой информации. Раз уж он начал попытки узнать о чем-то, то хотел довести дело до конца.

— Они были чем-то большим; но я — всего лишь сельский колдун и знаю не слишком много. — В голосе Великого прозвучали легкие нотки раздражения.

А затем Рольф забыл о таких серьезных вещах, так как, сменившись с поста, к костру пришла Сара. Рольф разговаривал с ней, пока она ужинала. Ее мальчишеская одежда не могла скрыть ни привлекательности ее лица, ни стройности тоненького тела, и он не был настроен искать себе другого собеседника.

Она заговорила с ним довольно легко, с сочувствием выслушала его историю, внимательно отнесясь к описанию его сестры, — затем почти буднично поведала, как ее собственная семья тоже была уничтожена людьми и тварями из Замка.

Ее маска спокойствия приподнялась, когда стало известно, что в челноке прибывает новый вестник, и когда этот человек подошел к костру, она стала слушать его с явным проблеском интереса — который вскоре пропал. Новости не имели никакого отношения к Нильсу.

Солнце скрылось за горизонтом, и в жарких отблесках костра Сара выглядела все более привлекательной. Но размышления Рольфа по этому поводу были прерваны прибытием еще одного гонца.

Этот прибыл по воздуху. Страйджиф, который быстро проснулся и начал оглядываться по сторонам, едва на небе исчезли последние отблески солнечного света, первым заметил приближающуюся птицу. Но Страйджиф едва успел взлететь в воздух и поприветствовать ее, как вновь прибывший снизился, с удивительной скоростью проскользнув сквозь полог листвы над костром, и оказался на земле, вздрагивая и прерывисто дыша, словно в полном изнеможении. Люди собрались вокруг него, заслоняя его глаза от пламени костра, предлагая попить воды и ожидая новостей, ради которых птица затратила столько сил.

Первые слова, которые птица смогла вымолвить, в значительной степени смешивались со вздохами и посвистываниями, но были достаточно громкими и ясными, чтобы их смогли разобрать даже непривычные уши Рольфа:

— Я нашла… Слона.

Птица — молодая самка, чье имя Рольф расслышал как Фэзертип, — в начале прошлой ночи летала возле Замка. Замок и расположенные высоко гнезда рептилий были защищены от нападения любых птиц натянутыми веревками и сетями, но всегда имелась возможность перехватить после захода солнца какую-нибудь припозднившуюся рептилию.

Прошлой ночью таких рептилий было несколько, но Фэзертип не удалось догнать их — у нее ушло слишком много времени, чтобы добраться до Замка от того места в лесу, где она укрывалась в дневное время. Последние из кожистокрылых могли добираться домой в темноте в полной безопасности прямо у нее над головой.

Тогда она решила попытаться найти место для укрытия на день как можно ближе к Замку. С этой мыслью она летела вдоль северной стороны дороги, рядом с которой возвышалась южная стена замка. Дорога прорезала тонкую полоску Расколотых гор. С северной стороны раскола гора была испещрена путаницей расщелин и каньонов, сулящих укрытие. С восходом луны Фэзертип полетела туда в поисках какого-нибудь уступа или расщелины, достаточно хорошо скрытой, чтобы рептилии не заметили ее во время своего дневного патрульного полета, и расположенной достаточно высоко и недоступно, чтобы к ней не мог приблизиться никакой солдатский патруль.

Огромные глаза птиц лучше всего видели в лунном свете и при густых ночных тенях. И все же Фэзертип дважды пролетела мимо входа, прежде чем при третьем пролете узким каньоном задержалась, чтобы исследовать то, что казалось всего лишь темным пятном на затененной скале.

Пятно оказалось отверстием, входом в пещеру. Проем был не только скрыт от всех, кроме разве что наиболее рьяных крылатых ищеек, но и настолько узок, что Фэзертип подумала: если бы дошло до этого, то она могла бы оборонять его днем. Итак, она решила остаться здесь на день.

Обследуя пещеру изнутри в поисках других возможных входов, а также, чтобы спрятаться как можно дальше от солнечных лучей, птица и совершила свое великое открытие. По узкой наклонной шахте — по которой тяжелый, лишенный крыльев человек все же мог бы спуститься, если бы захотел, — Фэзертип проникла в пещеру со стенами гладкими, словно яичная скорлупа, и достаточно просторную, чтобы в ней мог поместиться дом. Птице был знаком символ слона, и этот символ был на каждом боку огромного — создания? предмета? (Фэзертип не могла подобрать подходящее слово) — который один занимал всю пещеру, и этот предмет, по мнению Фэзертип, не мог быть ничем иным, кроме самого Слона.

У него было четыре ноги? Нет, похоже, у него совсем не было ног. Имел ли он свисающий нос и зубы, напоминающие сабли? Нет — по крайней мере, не совсем так. Но птица никогда не видела ничего подобного тому, что, неподвижное, ожидало в засыпанной пещере.

К этому времени Фэзертип отдышалась и явно получала удовольствие, рассказывая свою историю тяжелым бескрылым людям, толпящимся вокруг и нетерпеливо забрасывающим ее вопросами. Теперь она устроилась спиной к затененному костру, и люди видели только ее темный, плавных очертаний силуэт и огромные глаза, которые то и дело таинственно вспыхивали, отражая болотные огни.

Она упрямо настаивала на том, что предмет в пещере не может быть ничем иным, как только Слоном. Нет, он не двигался; но он не казался мертвым или сломанным. На том, что напоминало его голову, имелось несколько выступов, все они казались твердыми, как когти. Нет, Фэзертип не притрагивалась к слону. Но каждая его часть выглядела очень твердой, как что-то, сделанное из металла.

Сара пояснила Рольфу, что птицы всегда испытывали трудности при описании вещей, изготовленных людьми; некоторые из них не могли отличить топор от меча. Они просто мыслили другими категориями.

Расспросы начали приводить к повторам. Дух сомнения, отсутствие решимости взять на себя ответственность лидерства, похоже, по-прежнему преобладали в этой группе людей.

— Ладно, нужно послать кого-нибудь, чтобы он посмотрел, что это за штука, — сказал Томас, окидывая взглядом остальных. — Одного или больше из нас, тяжелых, бескрылых людей. И как можно скорее. Это совершенно ясно.

Начался спор о том, какая из различных групп Вольного Народа, разбросанных по округе, находится ближе всех к пещере и которой из них было бы проще и безопасней всего добраться до нее.

Томас вскоре прервал дискуссию.

— Мы находимся всего лишь километрах в восемнадцати от пещеры — и я думаю, что, в конечном счете, выйдет быстрее, если один или двое из нас отправятся прямо отсюда.

Лофорд сидел улыбаясь, молча выражая одобрение тому, что Томас начал руководить. Теперь Томас повернулся к птице и сказал:

— Фэзертип — теперь подумай-ка хорошенько. Есть какой-нибудь доступный для человека путь ко входу в эту твою пещеру?

— У-уу. Нет. Разве что вырубить ступени в скале.

— Насколько высокими они должны быть?

— В одиннадцать раз выше тебя. — Высоты птицы, очевидно, определяли очень быстро и точно.

— Среди нас нет скалолазов, и времени у нас тоже нет. — Томас принялся нервно расхаживать, затем резко остановился. — У нас есть веревки, конечно. Есть какой-нибудь выступ в этой пещере или рядом с ней, за который ты могла бы зацепить веревочную петлю, чтобы мы могли взобраться?

Фэзертип после некоторого раздумья сказала, что ни одного такого выступа в верхней пещере не было. На противоположной стороне каньона был выступ, за который она могла бы зацепить веревку; но человеку, взобравшемуся туда, все равно придется перебраться через каньон и спуститься под нависающий уступ.

— Мог бы я перепрыгнуть эту расщелину? Какой она ширины?

Расстояние для довольно длинного прыжка с разбега. А это нужно сделать с места, да еще имея под ногами весьма ненадежную опору.

Это было существенно, и зачатки плана начали прорисовываться.

— Послушайте, мы знаем, что птица не может поднять взрослого человека, — сказал Томас. — Но здесь у нас две птицы, обе достаточно крупные и сильные для своего вида.

Люди зашумели, возражая.

— Дайте мне закончить. Они не могут непосредственно поднять человека, но, может быть, они могли бы помочь ему прыгнуть? Протащить его немного, задержать падение, когда он прыгнет с уступа, чтобы он мог перебраться через каньон?

Обе птицы заявили, что нечто подобное, по их мнению, вполне возможно. К тому же никто не смог придумать ничего лучшего, чтобы людям поскорее попасть в пещеру; конечно, сперва нужно было все обследовать. В любом случае выслать большую группу с лестницами и другим громоздким снаряжением безопасно работать так близко от Замка было невозможно.

Энтузиазм Томаса непрерывно возрастал.

— Это нужно сделать во чтобы то ни стало, и помощь птиц может сделать это возможным. Мы посмотрим, как поступить, когда доберемся туда. Нельзя терять времени. Если я отправлюсь туда в течение ближайшего часа, то до наступления рассвета успею спрятаться среди скал у северной оконечности дороги. Днем пролежу в укрытии, а затем, следующей ночью…

Лофорд спросил его:

— Ты?

Томас криво улыбнулся.

— Ладно, вы вынудили меня принять своего рода командование.

— Это не дело для вождя. Это дело разведчика. Почему именно ты? Ты необходим здесь, чтобы принимать решения.

Остальные тоже подключились к спору. Было более или менее ясно, что послать следует двоих, но никак не могли договориться, кто это должен быть. Каждый не отягощенный возрастом и не обессиленный ранами изъявил желание быть добровольцем.

— Меня высота совсем не страшит, — предложил Рольф.

— И меня! — Сара тоже горела желанием пойти. Она клялась, что была легче всех остальных, — это определенно было бы преимуществом, если бы дошло до того, что ее пришлось бы нести двум птицами.

— Ах! — обратился к ней Томас, и при этом в его глазах блеснула искорка юмора. — Но что, если вернется Нильс и узнает, что ты одна пошла со мной?

Это уняло Сару — на некоторое время — но с остальными Томасу оказалось совладать сложнее. В конце концов ему пришлось почти кричать.

— Ладно, ладно! Я знаю эти места не хуже остальных. Полагаю, я могу решить, что делать со Слоном, когда доберусь до него, не хуже любого другого. Поэтому я иду. Лофорд останется здесь за старшего — если только я имею право назначить кого-то. Мевик — ты должен остаться на некоторое время в болотах, чтобы поговорить с остальными нашими, когда они придут, рассказать им о положении на севере и везде, чтобы они поняли, что мы не можем надеяться ни на чью помощь… а теперь поглядим. Достаточно ли я легкий, чтобы перепрыгнуть к пещере с помощью двух птиц?

Он вытянул руки. Страйджиф и Фэзертип поднялись в воздух, зависли над ним, и каждый осторожно схватился лапами за кисть Томаса. Крылья птиц мощно заработали, делая шумные взмахи и поднимая снопы искр и пепла над угасающим костром. Но ноги Томаса не оторвались от земли. Только когда он подпрыгнул, две птицы смогли удержать его в воздухе, да и то только на краткий миг.

— Теперь попробуйте со мной! — потребовала Сара. С большим трудом птицы смогли поднять Сару всего на метр над землей и продержать ее так до счета три. Подпрыгивание помогло ей не слишком много.

Она возликовала, но Томас отрицательно покачал головой.

— Нет, нет. Может быть, нам придется сражаться или…

— Я умею стрелять из лука!

Он проигнорировал ее возражения и кивнул в сторону Рольфа.

— Теперь попробуем с ним. Он выглядит самым легким.

Птицы немного отдохнули, затем схватились за концы веревки, которую Рольф нашел и обернул вокруг себя под мышками.

— В пещере мне понадобятся свободные руки, чтобы цепляться и карабкаться, — пояснил он. Затем подпрыгнул изо всех сил в тот момент, когда обе птицы мощно потянули его вверх. Он поднимался вверх до тех пор, пока его ноги не оказались выше головы высокого мужчины. Спуск на землю, при поддержке птиц, занял пять секунд.

— Хорошо, — подытожил Томас. — Похоже, это лучшее, что мы можем сделать.

— Я готов идти, — сказал ему Рольф. — Я отдыхал большую часть дня. Если не считать гребли в челноке.

Томас задумчиво посмотрел на него и криво усмехнулся.

— Ты называешь это отдыхом, а? — Он глянул поверх костра на Мевика.

— Думаю, молодой человек избавился от слепой ярости, — сказал Мевик.

Томас снова посмотрел на Рольфа.

— Это правда? Если я возьму тебя с собой, возможно, нам придется драться, но сами мы не будем искать схватки.

— Я понимаю. — Ярость от причиненного горя не потухла его. Но она переросла в нечто холодное и спокойное. В трезвый расчет.

Томас еще на мгновение задержал свой взор на Рольфе; затем улыбнулся.

— Очень хорошо. Тогда в путь.

4. ПЕЩЕРА

Первые лучи рассвета застали Рольфа и Томаса в узкой расщелине между нагромождениями скал. Они лежали и глядели на юг через дорогу. Дорога, простирающаяся перед ними, не имела названия, хотя и была единственным открытым проходом в Расколотых горах на много километров как к северу, так и к югу. И Томаса, и Рольфа утомил долгий ночной переход — болото, пересеченная местность, река Доллс вброд, скалы, по которым пришлось карабкаться — проделанный в стремлении успеть до рассвета добраться до места, где они залегли теперь.

Это место занимало командную высоту по отношению к окружающей местности. Продвинувшись на метр вперед, к устью узкого каньона, они могли бы справа увидеть Доллс, лениво змеящуюся с севера на юг у подножия гор. За рекой раскинулись родные для Рольфа фермерские поля, низменности и болота. А вдали, ясно различимый, простирался бескрайний голубой простор западного океана.

Прямо перед устьем узкого каньона бесплодная земля крутым двухсотметровым склоном спускалась к тому месту, где проходящая с востока на запад дорога упиралась в нижнюю часть горного прохода. К югу от дороги земля таким же крутым склоном снова поднималась к отрогу южного горного хребта; поблизости от него стояли серые, недавно укрепленные стены Замка.

Слева от Замка Рольфу была видна пустыня, начинающаяся от безводных склонов Расколотых гор и простирающаяся, наверное, километров на двести вплоть до высоких и неприступных Черных гор. Пустыня казалась уже раскаленной, хотя солнце едва взошло.

— Кожистокрылые просыпаются, — спокойно заметил Томас, кивком указав вперед. Утреннее солнце ярко освещало защищенные сетями дома и насесты, прилепившиеся к верхним частям высокого Замка, делая видимыми шевеление серо-зеленых тел рептилий под сетями. Черно-бронзовое знамя Экумена, очевидно, всю ночь развевалось на флагштоке, установленном на плоской крыше. Кроме того, на стене и парапете были развешаны и другие украшения; тонкие, беловатые, словно из прутиков, фигурки — они, знал Рольф, когда-то были людьми, хорошими людьми, которые, вызвав неудовольствие новых хозяев этой земли, были подняты туда в качестве живых игрушек и пищи для кожистокрылых.

Единственные живые люди, заметные теперь наверху, являли собой черно-бронзовые точки; движения их рук и ног трудно было разобрать с такого расстояния. Они занимались обычной утренней работой, сворачивали сети, защищавшие гнезда рептилий. Теперь серо-зеленые точки стали видны более ясно, они разбухали и опадали. Рептилии, должно быть, расправляли крылья. Из-за дороги донеслись громкие карканье и клекот. В следующее мгновение первые твари взлетели, освобождая место на насестах для новых, которых становилось все больше. Вскоре воздух над Замком стал пестрым от кружащейся стаи.

— Теперь нам лучше залезть поглубже, — сказал Томас, оглядывая их укрытие. Узкая щель, в которой они лежали, позади них загибалась к основанию горы, ее песчаное дно терялось среди огромных глыб и осколков скалы. Вершина горы откололась и рухнула здесь столетие назад. Где-то позади них в этих развалинах узкая трещина раздавалась вширь, и высоко в одной из ее стен прятался вход в пещеру. Страйджиф и Фэзертип затаились там на день. Рольф и Томас отложили попытку добраться до пещеры до следующей ночи.

Прямо над Томасом и Рольфом скальные выступы на стенах каньона полностью заслоняли небо. Рой рептилий, вьющийся над Замком, теперь вытянулся так, что его суженный конец достигал того места, где они скрывались, и уходил дальше, но по-прежнему не было ни тревожного клекота наверху, ни обеспокоенных лиц на стенах Замка. С каждой минутой Рольфу все легче верилось, что их с Томасом сегодня не заметят, если они будут вести себя тихо.

Это оказалось не так уж трудно. Люди с болот снабдили его сандалиями, но его ступни по-прежнему саднили от длинного, быстрого перехода. Он чувствовал усталость в каждой мышце.

Лежа на песке, с по-прежнему натянутыми от усталости нервами, он снова устремил взгляд на восток. Вдалеке призрачно серели в солнечных лучах, бьющих почти из-за них, Черные горы. Значительно ближе, но все же далеко от пустынных земель высоко в небе тучи собирались в клубок, обещая дождь. Рольф знал, что под этими тучами должен находиться Оазис Двух Камней, хотя небольшое поднятие земли не давало ему возможности увидеть это небольшое круглое плодородное пятно. Много лет назад отец Рольфа привел его сюда, к дороге, чтобы показать Замок — тогда это были невинные с виду заброшенные развалины, — и тогда же он показал ему, где посреди пустыни лежит Оазис, и рассказал о чуде выпадающих там дождей.

Рольф внезапно заметил, что с облаками происходит что-то странное. Вместо того, чтобы продолжать собираться там, где обычно это делали, они теперь двигались, непрерывно приближаясь к проходу.

Это показалось ему таким странным, что он обратил на это внимание Томаса. Томас скользнул на несколько сантиметров вперед и осторожно выглянул из каньона, чтобы посмотреть самому.

— Что-то, должно быть, случилось там с их магией, — коротко сказал он.

— Я все думаю, что это может быть за магия?

Томас покачал головой. Отдаленный клубок облаков уже потемнел, превращаясь в грозовые тучи, и тянул к ним через пустыню свою тень, время от времени освещаясь изнутри внезапными вспышками молний.

— Думаю, захватчики заняли и Оазис, — сказал Рольф. Ему показалось, что он слышит гром, далекий и приглушенный.

Томас кивнул.

— И поставили там достаточно сильный гарнизон, как я понимаю. — Он заполз обратно. — Нам лучше установить дежурства и поочередно поспать, пока есть такая возможность.

Рольф сказал, что сейчас все равно не сможет заснуть, поэтому Томас согласился оставить его на посту первым. Затем Томас развязал свой узелок и вытащил оттуда странный предмет. Это было устройство Старого Мира, пояснил он, которое предположительно попало сюда из-за Западного Моря. Его в течение многих поколений сберегали в семье человека, который присоединился к Вольному Народу.

Прибор состоял из пары металлических цилиндров, каждый длиной с человеческую руку. Цилиндры соединялись друг с другом с боков металлическими зажимами, которые перемещались удивительно мягко, как заметил Рольф, когда Томас позволил ему осторожно взять устройство в руки. Ему никогда раньше не приходилось держать так свободно что-нибудь из Старого Мира, и никогда раньше он не видел такого искусного изделия из металла.

Торцы цилиндров были стеклянными, при взгляде через них все неожиданно оказывалось в десять раз ближе. Сперва Рольф поражался не столько функционированию этого предмета, сколько его форме. Но Томас дал ему понять, что здесь не было никакой магии; что устройства Старого Мира, сказал Томас, никогда не зависели от нее. Напротив, иллюзия приближения непонятным образом достигалась благодаря тому, что Томас назвал техникой; эта вещь была инструментом, подобно топору или мотыге, но вместо того, чтобы обрабатывать дерево или почву, она имела дело со светом. Нужно было только взглянуть через ее двойные трубки.

Не требовалось никакой магии, чтобы удалить точку зрительного восприятия человека от его тела и вернуть обратно? Это было сверхъестественно. Техника была миром, о котором Рольф до сего дня слышал, наверное, десятки раз, и всегда в связи с чем-то удивительным; но теперь истинное ее значение начало само по себе постепенно производить на него впечатление.

— Откуда ты знаешь, что в этом не заключено никакой магии?

Томас слегка пожал плечами.

— Никто не может ничего ощутить. Колдуны уже пытались.

Рольф держал эту штуку с уважением, которое все возрастало по мере того, как они приближали Замок, а затем отдаляли снова. Он посмотрел туда, где собиралась гроза, но она уже рассеялась. Он глянул на лицо Томаса, из-за близости видимое расплывчатой горой.

— Не смотри сквозь это на солнце, не то выжжешь себе глаза.

— Не буду. — Рольф уже проникся к технике гораздо более глубоким почтением, чем когда-либо испытывал перед какими бы то ни было магическими предметами, и ему хватало сообразительности не глядеть на солнце, ставшее в десятки раз ярче.

Каким-то образом восторг от этих стекол уничтожил напряжение, которое до сих пор не позволяло ему заснуть; он зевнул и почувствовал, что глаза у него слипаются. Томас заявил, что лучше все же первым дежурить ему.

Рольф привалился к скалистой стене каньона, уронил голову на грудь и сразу провалился в сон; проснулся он, сильно вздрогнув, когда почувствовал прикосновение к своей руке. Он плохо представлял себе, сколько прошло времени, но чувствовал себя отдохнувшим, а солнце близилось к зениту.

Рольф обнаружил, что со стеклами Старого Мира время послеполуденного дежурства бежит быстро. У главных ворот Замка продолжалось более-менее постоянное движение как солдат, так и гражданских. Несколько фургонов с провизией прогрохотали по мосту, переброшенному через Доллс посреди теперь наполовину опустевшего поселка у подножия Замкового холма. Бочки, тюки и мешки перекочевывали в Замок с барж, причаленных у гавани поселка, на спинах рабов. Теперь лишь рабы трудились теперь там, где, как помнилось Рольфу, прежде стоял свободный процветающий город. Черные и бронзовые точки оказались охранниками с кнутами, что было видно только через стекла.

Рольф не стал долго наблюдать за этим. Каждый раз, когда отряд солдат выходил из Замка или проходил под ним по дороге, все равно, в каком направлении, он провожал его пристальным взглядом, готовый мгновенно разбудить Томаса, если кто-нибудь, свернув с дороги, стал бы подниматься вверх по склону к этим скалам.

Томас как можно дальше закатился под нависающую скалу, и там спал. Раз за разом он издавал приглушенный стон и делал сильными руками отстраняющие движения. Почему-то Рольфа угнетало, что мужчина, сильный и здоровый, удачливый вождь, вынужден был бороться с плохими снами.

Рольф еще раз окинул взглядом местность через бинокль. В пейзаже появилось что-то новое, оно приближалось к Замку с юго-запада, со стороны болот. Вскоре Рольф разобрал, что это шагала по дороге группа рабов или пленников. Сперва он заметил только пыль, поднятую при их медленном продвижении; потом сквозь стекла он рассмотрел, что это были мужчины и женщины, скованные или связанные друг с другом, человек пятнадцать. Теперь он смог увидеть, как рука охранника в бронзовом шлеме поднялась, сжалась в кулак и снова опустилась. И лишь много позже донесся слабый хлопок кнута.

Он не хотел наблюдать за этим, но все же не мог отвести взгляда. Стали видны лица узников. Большинство были измождены бесконечным строительством…

Рольф едва не уронил бинокль. Он быстро поднял их снова и дрожащими пальцами повернул вращающийся выступ, которым Томас научил его пользоваться для увеличения резкости. Изображение по-прежнему колебалось перед его взором, пока он не вспомнил и снова не уперся локтями в песок.

Немного позади остальных пленников, связанная не так крепко, как остальные, если вообще связанная, двигалась молодая девушка, похожая на Сару. Она ехала верхом на огромном животном позади одного из солдат. По мере того, как группа медленно приближалась, она становилась все более похожей на Сару. Если это была не какая-то ужасная шутка дьявольских стекол… Рольф пытался убедить себя, что дело обстоит именно так.

В конце концов он разбудил Томаса. Томас мгновенно проснулся, но было уже слишком поздно рассматривать девушку — ворота Замка поглотили последних узников и их конвоиров. Зубья решетки звякнули, запираясь за ними.

Томас опустил бинокль, который только что поднял к глазам.

— Ты уверен, что это была Сара?

— Да. — Рольф уставился на две пригоршни земли и мелких камней, которые сжимал, пока у него не заболели пальцы.

— Ладно. — Рольфу показалось, что Томас воспринял известие с неестественным спокойствием. — Ты узнал еще кого-нибудь?

— Нет. Не думаю, что там был кто-нибудь из нашего лагеря.

— Так. Должно быть, какие-то новости о Нильсе дошли до болота, и Сара отправилась попытаться их проверить — какими бы они ни были. И просто попала в западню. Бывает. В любом случае мы ничего не можем поделать, только продолжать начатое. — Когда Рольф кивнул, Томас на мгновение положил руку ему на плечо, затем снова привалился к скале. — Мне надо еще немного поспать. Будь внимателен и разбуди меня до захода солнца.

Но едва Томас задремал, как Рольф вновь растолкал его. К Замку приближались еще какие-то люди, они появились в поле зрения Рольфа внезапно, так как до этого их закрывала скала, за которой он прятался. Эти люди были не в оковах, а напротив, прибывали с большой пышностью на ярко раскрашенной речной барже, которая спускалась вниз по течению Доллс, сопровождаемая сотней всадников по каждому из берегов.

На этот раз Томас долго разглядывал их, прежде чем вернуть стекла Рольфу.

— Это сатрап Чап, прибывающий из своего разбойничьего гнезда на севере. Будущий зять Экумена.

Баржа пристала к центральному причалу. Центром высадившейся на берег группы людей был богатырь в черных штанах и кирасе, отливающей краснотой, на великолепном скакуне. Рядом с ним на белой лошади ехала молодая девушка с белокурыми волосами поразительной длины; у нее была такая замечательная кожа, такое прекрасное лицо, что Рольф вслух выразил сомнение, не могли ли стекла волшебно улучшать то, что они показывали.

— Нет, нет, — нетерпеливо заверил его Томас. — Ты не видел ее раньше потому, что обычно она живет в Замке и показывается только в его ближайших окрестностях. Но это — Чармиана, дочь Экумена. Очевидно, она выехала, чтобы встретить на полдороге своего жениха, и теперь завершает путешествие вместе с ним. Свадьба может оказаться примечательным событием: я слышал, что в Замке кое-кто еще положил на нее глаз.

— Как ты мог такое слышать?

— Слуги в Замке — люди, даже если их хозяева и не таковы. Они слишком запуганы, чтобы много болтать, но иногда и единственное слово может проделать удивительный путь.

Рольф слышал о существовании Чармианы, но никогда не думал о ней до настоящего момента.

— Я думал, что у Экумена никогда не было жены.

— Когда-то была, или, возможно, она была всего лишь любимой наложницей. Затем он отправился на Восток, чтобы утвердиться в… в выбранном им пути.

Рольф не понял.

— Отправился на Восток?

— Как он начинал, я не знаю, но он побывал в Черных горах, принеся клятву верности Мертвому Сому.

Это имя было незнакомо Рольфу. Он решил, что позже попытается узнать больше, но сейчас задумчиво промолчал. У него не укладывалось в голове, что у такого чудовища как Экумен могла быть такая красавица-дочь, которую он собирался торжественно выдать замуж, словно какой-нибудь добряк фермер.

Мысли Томаса, очевидно, текли в том же направлении.

— Я иногда удивляюсь, зачем женятся подобные негодяи. Вряд ли в доказательство своей любви. Думаю, даже не затем, чтобы оказывать друг другу какую-либо помощь в жизни.

— Тогда зачем же? — Рольфу не хотелось думать ни о чем, кроме того, что случилось с Сарой.

Томас пожал плечами.

— Иногда трудно вспомнить, что Экумен и ему подобные все еще остаются людьми, что преступления, которые они совершают, — это человеческие преступления. Я слышал от Лофорда, что, если сатрапы живут долго, все более укрепляясь в зле, иногда случается, что их призывают на Восток, чтобы они там и остались.

— Зачем?

— Чтобы стать чем-то большим или меньшим, нежели человек; думаю, именно это имел в виду Лофорд. — Томас зевнул. — Лофорд не был уверен, и я говорю предположительно. Хочешь еще отдохнуть?

— Нет. Я не чувствую себя усталым.

Тогда Томас снова заснул и проснулся перед заходом солнца. К тому времени Рольф достаточно устал, чтобы прикорнуть и самому. Он едва вздремнул и сам проснулся до того, как тени начали густеть.

Как и люди Замка, рептилии небольшими группами то покидали его, то возвращались в течение всего дня, но теперь они летели со всех сторон, спеша добраться до своих гнезд до наступления ночи. Наступило время Фэзертип, если она следовала первоначальному плану, зависнуть в вышине. Этой ночью она могла бы перехватить не одну беспечную из-за близости Замка рептилию. Но, имея перед собой гораздо более важную задачу, птицы не должны были охотиться на рептилий этой ночью. Кожистокрылые невредимыми возвращались домой, медленно затемняя собой крышу Замка.

Едва только сгустились сумерки, обе птицы тихо спустились в каньон, следуя по его извивам практически без единого взмаха крыльев. Их огромные силуэты оказались над Рольфом прежде, чем он сообразил, что видит их.

И у Рольфа и у Томаса под куртками вокруг тела были обмотаны веревки, длинные и крепкие, хотя и тонкие. Томас смотал с себя длинную веревку и сделал на ее конце петлю такого размера, как сказала Фэзертип.

Затем обе птицы снова поднялись в воздух. За ними тянулся конец веревки, раскачиваясь над песком и скрытыми ночным сумраком обломками скал, где нога человека должна была ступать с осторожностью.

Рольф с Томасом последовали за ними. Веревка уже висела у начала подъема, когда они догнали птиц, поджидавших их на дне каньона.

— Хорошо, — сказал Томас. Он положил свой узел на землю, затем сильно дернул веревку, чтобы убедиться, что она прочно закреплена на невидимом пике, расположенном на высоте, в одиннадцать раз превышающей его рост. Он заколебался. Наконец он произнес: — Если я убьюсь или буду без сознания — я видел людей после падения — делай то, что сочтешь самым подходящим.

— Я знаю.

После этого Томас больше не стал медлить, а быстро и уверенно полез по веревке; Рольф невольно восхитился силой его рук, позволявших крупному мужчине подтягиваться подобным образом. Через несколько мгновений карабкающаяся вверх фигура Томаса стала едва различима на фоне звезд. Затем он исчез из вида, скрывшись за выступом скалы. Вскоре после этого свисающая веревка прекратила раскачиваться.

С того места, где стоял Рольф, ему была видна только свободно свисающую веревку и ничего, что происходило выше. Ему было видно, где очутился бы Томас, если бы упал. В этом месте плоская твердая поверхность представляла при падении достаточно серьезную опасность, но еще хуже были острые выступающие углы. Веревка повисла неподвижно и висела так некоторое время. Затем она начала раскачиваться снова. Рольф глубоко беззвучно вздохнул. Сперва на землю спустились птицы, затем появился человек, он соскользнул по веревке, обхватив ее ногами, обутыми в сандалии.

Спустившись вниз, Томас наклонился, словно желая опереться о скалу, которую только что покинул. Затем вытер лицо рукавом и произнес:

— Я не стал рисковать. Это можно сделать только с помощью птиц.

Страйджиф проухал:

— Слииишком тяжел.

Фэзертип кивнула — движение, которое она, должно быть, переняла у людей.

— Тогда пойду я. — Рольф глянул на птиц, втолковывая себе, какие они сильные, особенно теперь, после хорошего дневного отдыха. Но он не мог отвести взгляда от острых скал у подножия расщелины. — Ведь для того я и пошел с тобой.

— Да. — Теперь голос Томаса звучал сердито. Рольф признался себе, что он наполовину хотел бы, чтобы Томас изменил свое решение и сам попробовал прыгнуть — удачно, конечно. Но этого не произошло.

Рольф освободился от своего узла и дополнительной веревки. Их можно было легко поднять к нему позже, если он… после того, как он доберется до пещеры. Он оставил себе только короткий кусок веревки, за который птицы смогли бы его приподнять.

— Удачи тебе, — пожелал Томас.

Рольф кивнул и полез по длинной веревке, подтягиваясь на руках и упираясь ногами в скалу. Он помнил, что нельзя глядеть вниз с высоты — и не глядел.

А затем, прежде чем успел задуматься над тем, что делать дальше, он достиг вершины скалы. Весь мир выглядел отсюда как-то неестественно — звезды над головой, искры фонарей в далеком Замке. Луна, огромная и почти полная, только что взошедшая над пустыней.

Птицы зависли по бокам от него. Рольф протянул им концы веревки, завязанной у него под мышками, обшаривая взглядом неверные тени у подножия скалы на противоположной стороне расщелины.

— Я не вижу пещеры. Где она?

— Там. Встань.

Он встал, раскинув для равновесия руки. Мягко натянув веревку, крепко зажав в когтях ее концы, птицы развернули его в нужном направлении.

— Я по-прежнему не вижу ее.

— Мы доставим тебя туда. Прыгай высоко, прыгай далеко, а затем хватайся за скалу, если сможешь.

Он вспомнил, как ребенком на спор прыгал с дерева достаточно высокого, чтобы бояться сорваться с него. Не давать себе времени думать, сразу прыгать, тогда все получится… промедли — и ты никогда не сдвинешься с места… за слепым прыжком следовало жесткое, наполняющее ликованием приземление… только не смотреть вниз.

— Туда?

— Туда. — Кончики птичьих крыльев у головы Рольфа участили взмахи. — Теперь соберись и прыгай!

Вверяя себя птицам, Рольф прыгнул; страх придал силы его ногам. Сила, тянущая за веревки вверх, подхватила его — на мгновение. Затем он начал падать. Это не было простое падение, подобное падению с дерева, но это не был и полет. Руки Рольфа панически вскинулись вверх и заметались над головой в попытке ухватиться за что-нибудь. Человеческие глаза были не в состоянии в темноте оценить расстояние. Над Рольфом работали огромные крылья; поток воздуха, нагнетаемый ими, а также порождаемый его падением, бил ему в лицо, в то время как горизонтальная инерция прыжка продолжала нести Рольфа к каменной стене, где должна была находиться пещера. Эта стена пугающе ушла вверх, когда его пальцы царапнули по ней, потом под странным углом надвинулась на него, пальцы ощутили перед ним пустоту, и Рольф резко остановился, ударившись грудью — руки внутри пещеры, а сам он повис у ее входа, больно задев коленями о стену, ни за что не держась, приникнув к гладкой скале. Натяжение поддерживающих веревок исчезло, птицы пролетели над его головой в пещеру. Затем они снова принялись тянуть, на этот раз вперед. С помощью клювов и когтей они помогли Рольфу подтянуться вверх и внутрь пещеры.

Как только под ним оказалась твердая почва, он сел и замер, стараясь совладать с руками, все еще пытавшимися за что-нибудь ухватиться. Тяжело дышащим, вздрагивающим птицам он сказал:

— Скажите… скажите Томасу, что мне удалось.

— Он видел, что ты не упал. Он знает, что ты сделал. — Но, отдохнув всего несколько мгновений, птицы взлетели и оставили его. Вскоре они должны были вернуться с инструментами и припасами. Рольф надеялся, что к тому моменту будет в состоянии оторваться от скалы и делать что-нибудь полезное.

Было просто замечательно, что Томас не решился прыгнуть. С его тяжелыми мышцами и костями он наверняка упал бы и разбился о скалы… но теперь смысла в подобных рассуждениях не было. Рольф заставил себя расслабиться. Страйджиф вернулся даже раньше, чем Рольф ожидал, и торопливо выронил к его ногам пакет, перевязанный веревкой.

— Рольф, от Замка по земле движется большой патруль. Томас постарается удрать, чтобы, если его схватят, это случилось бы не здесь. Мы, молчуны, должны помочь ему. Вернемся, когда сможем. Солдаты не могут взобраться сюда. Томас говорит, узнай, что сможешь.

— Хорошо, — Рольф на мгновение запнулся. — Хорошо. Скажи ему, чтобы не беспокоился. Я разузнаю. — Больше, похоже, сказать было нечего.

Птица подождала еще мгновение, поглядывая на Рольфа большими мудрыми глазами, проступающими капельками призрачного света в темной пещере.

— Удачи тебе, — сказала она и коснулась его концом крыла.

— И вам.

Когда Страйджиф исчез, Рольф замер в тишине, прислушиваясь. После продолжительного, как ему показалось, ожидания он услышал где-то внизу цокот копыт, глухо ступающих по песку и очень слабо позвякивающих на обломках скал. Через некоторое время движение, казалось, замедлилось и прекратилось совсем; затем те, кто был внизу, поскакали быстрее и вскоре стали не слышны.

Силясь расслышать еще что-нибудь, Рольф убеждал себя, что Томаса, конечно же, не могли захватить без борьбы и шума. Птицы должны были служить Томасу глазами. Он определенно должен был удрать.

Время шло, никакие звуки больше не доносились в пещеру. Рольф развязал обвивавшую тюк веревку и достал еду, воду, еще одну веревку, кремень и огниво, небольшие восковые факелы и маленький молоток, привязанный к зубилу. При помощи этих последних инструментов он собирался вытесать в скале что-нибудь, за что можно было бы зацепить веревку для подъема. Чтобы не пришлось повторять безумный прыжок с помощью птиц.

Он задумался. Солдаты, проехавшие внизу, должно быть, были уже далеко — они или вернулись в Замок, или преследовали Томаса, или просто продолжали патрулировать. Вряд ли они оставили здесь одного или двух человек — по крайней мере, ночью вряд ли, а если бы они оставили больше, он слышал бы производимый ими шум. Но они вполне могли послать сюда людей утром. К тому же, утром вылетят рептилии. По всему выходило, что сейчас самое подходящее время для каменотесных работ.

Чтобы приглушить звуки ударов, Рольф опустошил мешок и завернул в него долото. Затем он выбрал место на скале и приступил к работе, делая паузу после каждого удара, чтобы прислушаться. Веревка, которую он собирался закрепить, уже была привязана к середине короткого прочного стержня, и ему нужно было только придать нужную форму одной из расщелин в полу, чтобы надежно закрепить вбитый в нее стопор.

Вскоре производимый Рольфом шум прекратился. Он упаковал снаряжение и еще некоторое время посидел, прислушиваясь. Один раз ему показалось, что ветер донес до него какой-то далекий крик, то ли человеческий, то ли звериный — он не мог сказать с уверенностью. Рольф слегка вздрогнул. Он ощущал сильное возбуждение. Что теперь? Начинать исследование пещеры?

Он решил, что следует осторожно приступить к делу. Он пополз от устья пещеры в непроглядный мрак, нащупывая дорогу руками. Он продвинулся всего на несколько метров, когда его рука провалилась в пустоту. Он свесился через край вертикального колодца и как можно дальше вытянул вперед руку, но не смог коснуться противоположного края.

Он вернулся к своему узлу и достал один из факелов. Он представлял собой тугой стебель болотного тростника, высушенный и пропитанный животным жиром, а затем заговоренный Лофордом при помощи какого-то огненного заклинания, которое должно было заставить его гореть без дыма и ярко. Но в конце концов Рольф решил не зажигать факел и отложить дальнейшие исследования до утра. Дневной свет, несомненно, должен был проникать даже в нижнюю пещеру, и, таким образом, он смог бы спуститься вниз, не занимая рук факелом. Кроме того, он все еще надеялся, что одна из птиц с минуты на минуту вернется и расскажет ему, что случилось с Томасом. И еще — он не решался спуститься вниз и встретиться лицом к лицу со Слоном в одиночку среди ночи.

Он уселся у входа в пещеру и, несмотря на опасность своего положения, без труда заснул. Дважды Рольф просыпался, когда ему снилось, что он падает, и обнаруживал, что судорожно хватается за скалу. И с каждым пробуждением он беспокойство его росло, поскольку птицы еще не вернулись. Безусловно, к этому времени Томас уже должен был скрыться, или его все же настигли? И неужели птиц тоже сбили?

Рольф коротал время, задремывая и просыпаясь, до тех пор, пока после периода более глубокого сна не вздрогнул, осознав, что приближается рассвет. Теперь он уже был уверен, что птицы не прилетят — по крайней мере до вечера.

Он выбил паз в скале таким образом, что тот должен был крепко держать стопор при натяжении веревки в любом направлении. Теперь он вставил стержень на место и спустил привязанную к нему более длинную веревку во внутреннюю шахту. Когда солнце полностью взошло, он начал спуск, хорошенько привязав к спине узел со снаряжением.

Расщелина у вершины в ширину была, наверное, метра три; по мере того, как Рольф спускался, она неравномерно сужалась. Она походила на естественный раскол, трещину в горном склоне, которая образовалась одновременно с обвалом и разрушением скалы снаружи.

По мере того, как Рольф продвигался вниз, дневной свет мерк, но тем не менее на протяжении первых двадцати метров факел ему был не нужен. Затем на уровне земли снаружи, как ему казалось, расщелина заканчивалась отверстием; веревка, проходившая сквозь него, исчезала в темноте. Упираясь ногами в стенки сузившейся шахты, чтобы не упасть, Рольф освободил руки и высек огонь на тростник. Он ярко загорелся. Рольф отметил, что пламя и легкий дымок показывают наличие слабого восходящего потока воздуха.

Рольф соскользнул по веревке, обхватив ее ногами и освободив одну руку, чтобы держать факел. Он оказался в огромной полости. Спустившись всего на несколько метров, он смог поставить ноги на гладкий и плоский камень.

Факела осветил пещеру, отразившись в огромных закрытых двустворчатых дверях. Перед Рольфом стояло огромное неподвижное тело плавных очертаний, вдвое выше человеческого роста и, наверное, в тысячу раз более тяжелое.

Рольф понял, что он нашел Слона.

5. ГРОЗА В ПУСТЫНЕ

Томас не видел, как Рольф прыгнул через расщелину, он услышал только слабый скребущий звук, когда Рольф добрался до пещеры. Но этого пока было достаточно. Томас позволил себе облегченно вздохнуть.

Птицы дали ему расслабиться только на несколько минут, спустившись вниз с известием, что конный патруль, движущийся от Замка в их сторону, уже пересекает дорогу у основания ущелья.

Это означало, что патруль отделяло от них не более двухсот метров, и Томас снялся с места раньше, чем произнес хоть слово.

— Если они схватят меня здесь, то обыщут всю округу. Я отправлюсь к западному склону. Передайте Рольфу — пусть разузнает в пещере все, что сможет. И пусть убедится, что ни одна веревка не болтается на виду.

Он только начал пробираться среди скал на западном склоне, намереваясь добраться до болот, если получится, и связаться с Рольфом через день или два при помощи птиц, когда Страйджиф закружился у него над головой с известием, что еще одна группа людей приближается с запада, поднимаясь в гору от берега реки.

— Ты должен идти на восток, Томас. Мы поможем.

Ему не хотелось оставлять Рольфа одного, но юноше, находящемуся в пещере, теперь придется рассчитывать на собственную смекалку и нервы. Томас наконец выбрался из скал на восточную сторону и начал таясь пробираться вниз по открытому склону, предвестнику обширной пустыни. У него была с собой бутылка воды, и он мог залечь на день среди бесплодных земель. Когда снова опустится ночь, он сможет пройти к северу и где-нибудь перебраться через горы обратно; Расколотые горы нигде не были достаточно высокими или широкими, чтобы ловкий человек не смог перебраться через них.

Спускаясь по пологому длинному открытому склону, прочь от перевала и Замка, он проклинал яркую луну. Пройдя немногим более ста метров, он приостановился и прислушался. Ему показалось, что он расслышал приглушенный звук движения людей там, откуда он только что ушел. Он бы отдал многое, чтобы знать, был ли это обычный патруль или они искали или заподозрили что-то. Сара находилась в Замке. Если у противника был повод связывать ее с Вольным Народом, то к этому времени ее легко могли вынудить рассказать все, что она знала. Несомненно, это была ошибка самого Томаса, что девочка знала так много. Он решил, что он сам и другие командиры должны быть более скрытными и, составляя планы, держать их в тайне от своих людей, позволяя им узнать только то, что совершенно необходимо. Только так можно было должным образом подготовить восстание. Установив жесткую командную систему и железную дисциплину. Подобные вещи, вероятно, имели жизненно важное значение, и ими нельзя было пренебрегать — если Экумен позволит Вольному Народу просуществовать достаточно долго, чтобы он успел это усвоить.

Если он собирался уцелеть, то ему следовало поторопиться с отступлением. Он успел пройти совсем немного, когда, оглянувшись, увидел врагов, показавшихся из-за скал, — облитые лунным светом, высокие, похожие на призраков фигуры всадников. Томас снова пригнулся и стал медленно отступать в сторону. Выехав из скал, вражеские воины рассыпались веером, медленно двигаясь в его сторону. Очевидно, его еще не заметили, но они пока не собирались поворачивать домой на ночь.

Выбранное явно наобум, направление их дальнейшего прочесывания было неприятно точным. Согнувшись до земли, Томас бросился по щебенке на юго-восток, взяв правее. Всадники услышали; он увидел, что кое-кто из них остановился, прислушиваясь. Возможно, они решили, что это, вероятно, было какое-то животное, но тем не менее насторожились. Теперь весь отряд, что-то около двадцати человек, замер на месте. Томас продолжал медленно и бесшумно удаляться от них. Когда они снова тронулись с места, то направились несколько восточнее.

Он мог бы теперь лечь неподвижно и дождаться, пока они проедут, но при этом оставался шанс, что они могут повернуть обратно, а ему не хотелось, чтобы его прижали к горе. Поэтому он продолжал отступать, углубившись в пустыню. Едва он, немного отдышавшись, поздравил себя с тем, что не ошибся, пустившись на юго-восток, как у него над головой, предостерегая его тихим уханьем, повисла птица. Томас повернулся и от того, что увидел в лунном свете, прирос к месту. Он ощутил себя выставленным напоказ нагишом. Длинный открытый склон, который еще мгновение назад был совершенно чист, превратился в самую настоящую западню.

Рассыпавшись широким веером, по нему с севера спускались около сотни, а может быть, и больше, всадников. Их цепочка растянулась от крутого и неприступного склона горы до самой пустыни, теряясь из виду в ночном мраке. Теперь Томасу стало совершенно ясно, что меньший отряд, отрезавший его от скал, попросту загонял добычу в сеть. Возможно, они всего лишь были заняты учениями, но западня оказалась весьма реальной.

Он был один и пеший; они все еще едва ли могли его заметить. Обе птицы на мгновение зависли над головой Томаса, но они только молча сблизились и взлетели снова. Томас не сомневался: они сделают все возможное, чтобы помочь ему скрыться.

Ловушка выглядела очень надежной. Теперь он остановился — идти было некуда. Если его возьмут живым… он знал слишком много, чтобы рисковать. Он вытащил из-за пояса длинный нож, свое единственное оружие. Но пытаться прорваться сквозь цепочку врагов было бы полной глупостью. Когда петля затянулась туже, он бросился на землю в тени жиденьких кустиков, стараясь сжаться и стать как можно меньше. Одной рукой он подгреб к себе песок, стараясь присыпать ноги, торчащие из тени. Этого было явно мало, но это было лучшее, что он мог сделать. Вот если бы птицам удалось отвлечь внимание солдат…

Призрачная цепочка всадников приближалась кажущейся неторопливой рысью, но тем не менее приближалась. В том месте, где они были ближе всего к Томасу, строй был таким плотным, что даже ящерица не проскользнула бы сквозь него незамеченной. Проклятая луна сияла, казалось, все ярче с каждой секундой. Несомненно, теперь все видели его, они просто забавлялись с ним. Вооруженный только ножом, он не смог бы убить ни одного из них. Он бросил попытки спрятать ноги, затаил дыхание и стал ждать. Цепь была почти над ним.

Вдруг ближайший всадник привстал в стременах. На нем был чудовищный крылатый шлем, пятно тьмы, которое внезапно заколыхалось, вырвав у верхового крик ужаса и боли. Его лошадь испугалась и встала на дыбы, а соседние попятились, их хозяева пытались совладать с ними. «Птицы!» — разошелся вправо и влево по цепи приглушенный шепот.

Человек, на которого напали первым, каким-то образом сбросил атакующего. Цепочка вновь двинулась вперед. Последовала короткая заминка немного дальше по цепи, затем еще одна. Теперь атаковали обе птицы, создавая впечатление, что их значительно больше. Шныряя вдоль цепи, Страйджиф и Фэзертип сеяли ужас и замешательство, одного стягивая с седла, другого клювом и когтями заставляя повернуть назад, отворачивая на бреющем полете, если натыкались на человека, готового встретить их мечом или короткой пикой.

Трудно было сказать, сколько птицы смогли бы продержаться. Томас заставил себя ползком двинуться к врагам из тени кустов. Казалось невозможным поверить в то, что его не видели. Но всадники глядели вверх, в звездное небо, стараясь защититься. Встревоженные, если не объятые ужасом кони храпели и вставали на дыбы.

Томас на животе, прижимаясь к земле, продвигался вперед метр за метром. Лошадь фыркнула почти у него над головой, копыта процокали рядом, чуть не задев его. Если лошадь и заметила его, то всадник — нет.

Он услышал торжествующий возглас в цепочке, которая наконец-то прошла мимо него, и одновременно вскрик, какого он никогда не слышал ни от человека, ни от животного. Небольшая потасовка закончилась звуками, которых он никогда прежде не слышал — хлопали крылья молчунов. Затем очень скоро в пустыне воцарилась почти полная тишина.

Томас лежал неподвижно, лицом вниз, не делая попыток оглядеться. Рукоятка ножа в его руке была липкой от пота. Он вдыхал пыль пустыни. Его слух говорил ему, что цепочка всадников продолжает удаляться от него.

Когда звуки отдалились, он осторожно встал на четвереньки и повернул голову. Всадники находились за много метров от него и продолжали отдаляться; он не мог разглядеть, везет ли кто-нибудь из них пернатый трофей. Он ползком кружил, насколько только мог отважиться, там, где птицы напали на людей. Но не смог найти ни единого следа, ни единого перышка.

Птицы спасли его, пришлось ли им погибнуть за него или нет. Мертвые или раненые, они исчезли. Томас отползал в пустыню до тех пор, пока не почувствовал, что может без опаски встать. Оглянувшись, он увидел, что петля все это время затягивалась. Силы противника, сперва собранные вместе, похоже, дробились на более мелкие группы. Угадать, что они будут делать дальше, следуя своему плану, было нельзя. Единственной возможностью для Томаса оставалось уходить от них, все дальше и дальше в пустыню. Что ж, ничего не поделаешь. При первой же возможности он свернет на запад. Быть может, это случится следующей ночью. В конце концов, у него была бутылка воды.

Рассвет застал Томаса в пути; к этому времени Замок и проход в горах остались далеко позади. Черные горы ощутимо не приблизились. Почти бесплодная земля вокруг него простиралась до горизонта во всех направлениях, нигде не было ни следа присутствия человека.

С приходом дня должны были появиться рептилии. Выемка ущелья была слишком далеко, чтобы Томас мог разглядеть, как рептилии взлетают над Замком, но он знал, что они там. Вскоре он должен будет спрятаться на день.

Скудная пустынная растительность не давала никакого мало-мальски годного укрытия. Ему пришлось пройти еще немного в поисках более густых кустов. Теперь, при дневном свете, Томас заметил странную вещь: местами песок спекся в твердую, плотную корку, словно недавно здесь прошел дождь. Действительно, всего день назад они с Рольфом видели невероятный грозовой фронт, перемещавшийся над этим участком пустыни. Где-то здесь находился оазис Двух Камней, хотя Томас не мог его видеть из-за неровностей ландшафта.

Он продолжал идти, отыскивая подходящее место для укрытия и бросая частые внимательные взгляды на светлеющее небо.

Затем Томас увидел рептилию, но она лежала на земле, мертвая — и, как и уплотненный дождем песок вокруг, выглядела как-то странно. Он поднялся на вершину небольшой дюны и в выемке перед собой заметил труп рептилии. Она лежала, раскинув крылья и изогнувшись; она больше не была серо-зеленой, она была распухла и почернела.

В самой ее смерти не было ничего странного — рептилии не были застрахованы ни от болезней, ни от несчастных случаев, и конечно у них были свои враги — скорее, странно было то, как она погибла. Туловище распухло до такой степени, что натянувшаяся кожа лопнула, но не от разложения, а, скорее, как если бы животное было зажарено живьем. Тем не менее песок вокруг не хранил никаких признаков огня или высокой температуры, только слабые следы вчерашнего дождя.

Вокруг распухшего туловища был обмотан ремешок, на котором висела сумка, — рептилия была одним из курьеров Экумена. Томас ногой перевернул тело величиной с ребенка. Сумка тоже обгорела и порвалась; поврежденная материя расползлась еще больше при его прикосновении. Она уже давно остыла. Внутри Томас обнаружил то, что несомненно было письменным сообщением, но бумага рассыпалась мелким пеплом при первом же дуновении.

Однако в сумке было что-то еще. Закрытая коробочка из какого-то тяжелого металла. Судя по ее форме, в ней мог храниться какой-нибудь драгоценный камень величиной с два кулака Томаса. Он осторожно повертел ее в руках. Вещь не из Старого Мира, решил он, так как ее форме и отделке недоставало удивительной точности, отличающей металлические изделия древних. Шкатулка почернела и деформировалась. Томас не мог прочесть выгравированных на ней знаков, но, взвесив ее в руке, он с уверенностью почувствовал, что держит какой-то могущественный магический предмет. Враг вряд ли нагружал своих курьеров всякой ерундой.

Значит, эту вещь нужно было отнести Лофорду. Томас торопливо забросал рептилию вместе с пустой сумкой песком, чтобы она не попалась на глаза своим сородичам.

Он пошел дальше и на ходу потряс странную коробочку. Внутри что-то перемещалось. Томас крутил ее и так и сяк, ощущая естественное стремление открыть. Но осторожность возобладала над любопытством, и он, не отперев шкатулки, засунул ее в свой мешок.

Снова посмотрев вверх, высматривая рептилий, Томас с удовлетворением увидел, что небо затягивается тучами. Если в этом году в пустыне наступает странный сезон дождей — отлично, он извлечет из этого пользу; тучи скроют его от рептилий лучше, чем все эти чахлые кусты вместе взятые.

Взошло солнце, но чистое небо было только у горизонта, а прямо над головой образовался плотный слой облаков диаметром в несколько километров. Его серый цвет все густел и темнел, образуя вихри, вспухая клубами пара. Томас мысленно радовался этому. Сильный дождь не только защитил бы его от наблюдения с воздуха, но и мог исключить вероятность того, что он останется в пустыне без воды.

Томас сел отдохнуть. Тучи не выказывали намерения улететь в каком-либо направлении, воздух казался неподвижным. Над головой прозвучал первый раскат грома; на землю упали первые крупные капли. Он высунул язык и попробовал их на вкус.

Небо над головой осветила вспышка, затем снова прогремел гром. Напряжение вокруг возрастало, а молния запаздывала. И тут раздался пронзительный крик, заставивший Томаса вскочить на ноги и обернуться. Оттуда, откуда он пришел, к нему бежала молодая женщина, отделенная от него примерно пятьюдесятью метрами. На ней была простая одежда деревенской девушки и широкополая шляпа, какие надевали жители Оазиса, когда работали на своих лишенных тени полях. На бегу она кричала:

— Брось его! Брось его подальше от себя!

Какой-то дальний уголок мозга Томаса, должно быть, уже почувствовал опасность, так как теперь, не колеблясь ни секунды, он выхватил почерневшую магическую коробку из своего мешка и одним движением руки отшвырнул ее от себя, вложив в бросок всю свою силу. А затем воздух вокруг него залило белым сиянием, и грохот, неизмеримо превосходящий по силе способность слышать, казалось, расколол мир на части.

6. ТЕХНИКА

Рольф дважды медленно обошел вокруг Слона, осторожно держась от него на некотором расстоянии, высоко поднимая факел над головой.

Если не считать впечатления огромной и таинственной мощи, то, что находилось перед ним, не слишком напоминало существо, нарисованное на знаках. Это было приплюснутое металлическое ромбовидное тело с гладкими симметричными обводами, припавшее низко к земле. Не было ни фантастического болтающегося носа, ни торчащих зубов. Вообще не было никакой настоящей морды, только какие-то тонкие металлические стержни с отверстиями, все торчащие в одном направлении из расположенного сверху бугра. Присмотревшись внимательнее, Рольф увидел, что вокруг этого бугра, или головы, помещались какие-то крошечные, похожие на стекла штуковины, напоминающий искусственные глаза какой-то огромной статуи.

Слон был безногим, что только усиливало впечатление, заставляя задаться вопросом, как может быть использована его очевидная мощь? Не было также и никаких приличествующих ему по габаритам колес, как у повозок и фургонов. Слон покоился на двух лентах из крепких зубчатых металлических секций, их закрытые стальными пластинами верхние края проходили выше головы Рольфа.

На плоской металлической поверхности с каждой стороны были нарисованы маленькие, но тщательно выполненные (что было характерно для Старого Мира) знакомые знаки — животное, серое и мощное, — благодаря какой-то хитрости художника вызывающие у зрителя впечатление, что представляемое ими было гигантским. Огромным скрученным носом существо на рисунке держало зазубренное по всей длине острое копье. Под его ногами проходила надпись:

426-я БРОНЕТАНКОВАЯ ДИВИЗИЯ

Значение ее и даже язык были Рольфу незнакомы. Теперь, затаив дыхание, он отважился вытянуть руку и коснуться одной из кольцевых лент — броневой плиты, слишком тяжелой, чтобы ее мог нести человек или лошадь в боевом снаряжении. Прикосновение, похоже, не вызвало никаких перемен. Рольф решился прижать руку к металлической боковой поверхности Слона.

Затем он отступил и оглядел остальную часть пещеры. Смотреть особенно было не на что. Несколько отверстий в арочном своде, служившем и стенами и потоком — слишком маленьких, чтобы сквозь них мог пройти человек. Возможно, это было для проветривания — воздух в пещере был свежим. И еще — огромная дверь в стене прямо впереди слона — если «перед» у него был именно там, куда указывали выступающие части на верхнем бугре.

Эта дверь представляла собой плоские металлические створки, похоже, закрывавшие проем такого размера, что Слон только-только мог пройти сквозь него. Из-за неплотного прилегания кромок дверей вертикальные щели были заметно шире у основания, чем вверху, словно огромные панели были слегка перекошены. Сквозь каждую из щелей на пол время от времени тонкой струйкой осыпалась земля.

Рольф задумчиво опустился на колени, чтобы потрогать пальцем некоторые из образовавшихся кучек пыли. Насколько он мог себе представить, пол здесь находился приблизительно на том же уровне, что и дно каньона. Тот же сдвиг почвы, который вызвал крушение скалы снаружи, легко мог завалить и эти двери.

Он на мгновение закрыл глаза, чтобы лучше представить себе, на какой расстояния и в каком направлении он двигался, чтобы попасть в пещеру. Да, похоже, это так и было. Если открыть двери и убрать снаружи некоторые из глыб величиной с дом, Слон окажется на свободе.

Факел Рольфа сгорел и начал обжигать пальцы, и он поджег от него следующий. Воздух в пещере, казалось, не утратил свежести, как и все время, а слабый дымок от факела Рольфа, постоянно поднимался вверх. Он явно был слишком рассеянным и редким, чтобы его можно было заметить у наружного входа пещеры.

Рольф снова пошел вокруг Слона, ведя по его поверхности рукой. В этот раз он уделил гораздо больше внимания деталям. Это было похоже на то, как он держал бинокль Томаса; не было никакого ощущения присутствия здесь магии, но создавалось впечатление наличия каких-то иных сил, которые почему-то подходили Рольфу больше, чем колдовство.

Вверху, на необъятном бронированном боку, прямо над скрытой щитами верхней поверхностью кольцевой ленты шла едва заметная кольцевая линия, похожая на щель между очень плотными дверными створками. И была утопленная в поверхность этого круга рукоятка, которая могла отпирать дверь — если это действительно была дверь. Теперь Рольф заметил сделанные в прочном металле четыре маленькие ступеньки, поднимавшиеся от уровня пола до этого круга.

Он глубоко вздохнул, предусмотрительно зажал факел в зубах и начал взбираться. Рукоятка на двери удобно легла в его руку. Сдавленным шепотом он пробормотал защитное заклинание, наполовину забытое с детства, — и потянул за рукоятку. Первый рывок, как и второй, ни к чему не привел. Тогда Рольф решился повиснуть на рукоятке всей своей тяжестью, и древняя дверь вдруг заскрежетала и поддалась, распахнулась, повернувшись на петлях, и оказалась невероятно толстой. В то же мгновение где-то внутри Слона раздался продолжительный звонок, и из открывшегося проема ударил свет, яркий, словно золотые солнечные лучи.

Едва не потеряв равновесие, Рольф скорее свалился, чем спрыгнул со Слона, факел упал на пол рядом с ним. Но факел теперь не был нужен — такой поток света лился из разверстого бока Слона. Золотистое сияние яркостью уступало солнечному, но было таким же ровным, без какого-либо мерцания и дыма.

Сейчас появится Арднех, подумал Рольф и поднялся. Он имел, или, по крайней мере, ему казалось, будто он имел, некоторое представление о том, как должен выглядеть демон, но как может выглядеть бог было для него загадкой. Он подождал, но никто не появился. Слон оставался неподвижен.

Рольф решил считать свет благоприятным предзнаменованием и снова полез по ступенькам. На мгновение он задержался, дивясь тому, как хорошо сбалансирована тяжелая дверь, которую он открыл. Заглянув через нижний край люка, он снова замер: внутри находились самые разнообразные предметы, и все — очень странные. Повсюду были густо нарисованы и выгравированы символы, ни один из которых Рольф не мог прочесть. Ничто не двигалось; ничто прямо ему не угрожало. Свет, такой же ровный, как и солнечный, исходил от небольших панелей, которые светились, словно раскаленное добела железо, но, похоже, не излучали никакого тепла.

Постепенно подтянувшись так, что наполовину залез в люк, Рольф прислушался. Откуда-то из чрева Слона доносилось слабое урчание, напоминающее то ли журчание воды, то ли шум легкого ветерка. Скорее всего, это был ветер, так как из двери слабо дуло.

Рольф еще немного помедлил в дверях, настороженно оглядывая странную картину, открывшуюся его взору. В действительности свободного места внутри Слона было не так уж много. Три или четыре человека едва-едва могли бы разместиться в нем, теснясь среди множества находящихся здесь странных предметов. Но теперь Рольф заметил определенные признаки того, что здесь действительно предполагалось присутствие людей. Двери были снабжены необычайно крепким, но простым замком, который можно было открыть только изнутри. Узкий проход на металлическом полу имел шершавое покрытие, словно для того, чтобы нельзя было поскользнуться. А из странно отделанных предметов торчало несколько выступов, с виду походивших на рукоятки инструментов, приспособленных для человеческих пальцев.

Вскоре Рольф полностью оказался в дверном проеме, купаясь в холодном свете и продолжая удивляться. Отсюда ему было видно больше. Внезапно до него дошло, что три предмета, сперва поразившие его, — кресла. Низкие и прочные, они не были повернуты друг к другу — они стояли рядком, повернутые туда, куда, как казалось, смотрел Слон: в сторону огромных плоских дверей.

Постепенно смелея, Рольф осторожно выпрямился — хотя он был невысок ростом, он едва не задевал головой потолок — и шаг за шагом, с непроизвольной осторожностью касаясь окружающих предметов, направился к центральному креслу. Это кресло было покрыто толстым материалом, который, вероятно, когда-то был мягким, но теперь стал жестким и растрескался. Когда Рольф наконец отважился на него сесть, он лопнул и исторг облако пыли. От пыли Рольф расчихался, но вскоре ее унес загадочный, приглушенно шелестящий, поток воздуха.

Вокруг трех кресел и перед ними располагалось множество непостижимых предметов, сделанных из металла, стекла и материалов, которые Рольф затруднялся назвать. Здесь было несколько рукояток, которые могли быть рукоятками каких-то инструментов или оружия; экспериментируя с ними, сперва осторожно, а затем более энергично, Рольф убедился, что ни одна из этих рукояток не желала вытаскиваться, чтобы можно было извлечь какой-нибудь простой инструмент.

Слон, похоже, терпел Рольфа, как какое-нибудь домашнее животное могло бы терпеть проделки ребенка; когда это сравнение пришло на ум Рольфу, он улыбнулся. В нем росло ощущение того, что он овладевает грозной силой. Все эти непонятные вещи становились его — они уже принадлежали ему больше, чем кому бы то ни было другому. Предположим, что здесь был бы Томас или Лофорд. Или один из самых мудрых и могущественных колдунов Замка. Отважился бы кто-нибудь из них на подобное? И Рольф поднял руку и осторожно прикоснулся к одной из световых панелей, ощутив при этом только слабое тепло.

Поглубже усаживаясь в кресло, он обратил внимание, что над каждым сиденьем висела маска. На каждой маске имелись тесемки, словно для того, чтобы крепиться на голове у человека, и два круглых стеклышка для глаз. От каждой маски вился хобот, более длинный, чем у Слона, прикрепляясь к соску в стене. Первое же прикосновение Рольфа заставило маску, которая висела над его сиденьем, издать сухой треск, и длинный хобот рассыпался в пыль и мелкие кусочки.

Моргая и стряхивая с волос пыль, он выжидательно огляделся. Но по-прежнему ничего не происходило. Даже гудение, казалось, стало еще более ровным.

Рольф издал продолжительный вздох и понял, что в этот момент его наконец покинули последние страхи. Его пребывание здесь было вполне дозволенным, какие бы силы ни были в это замешаны. Спокойный воздух, казалось, был насыщен важностью происходящего. Движение воздуха вынесло свежую пыль. Сломанная маска, вероятно, не имела для Арднеха никакого значения, так как Арднех не был демоном. Он был кем-то — кем-то значительно большим. Если он вообще был кем-то.

Поддавшись внезапному порыву, Рольф тихо заговорил вслух:

— Арднех? Тебе поклонялись в Старом Мире, где был создан этот Слон. Мне известно только это. Я не знаю никаких заклинаний, чтобы вызвать тебя. Но поскольку ты — не демон, может быть, заклинания и не нужны — я не знаю.

Он сделал паузу. Мягко движущийся воздух, казалось, подбодрил его.

— Лофорд говорит, что ты пришел, чтобы отстаивать свободу, и поэтому я… я хочу, чтобы ты явил свою силу через меня. Некоторые говорили, что Старейший был Арднехом — в определенном смысле, и в этом же смысле я тоже хочу быть Арднехом. — На мгновение в воображении Рольфа появилась картина: он в образе воина, как это виделось Лофорду, едет верхом на Слоне, вооруженный молниями. В данный момент эта мечта не казалась безумной.

По-прежнему ни один голос, кроме постепенно затухающего гудения, не ответил ему. Рольф вздрогнул на сиденье, внезапно почувствовав себя глупым ребенком, который, играя, разговаривает сам с собой. Он снова чихнул от новой порции пыли, поднятой его движением. Довольно. Было бы замечательно получить силу колдуна, но не имело смысла играть в это, словно ребенку. Он не обладал никакой реальной властью ни над демонами, ни над богами, чем бы они ни были.

Он решил заняться делом и снова начал исследовать окружающие предметы, осторожно нажимая, дергая и поворачивая различные кнопки и рукоятки. Если Слон обладал магическими свойствами, ему было не совладать с ним. Оставалось только осторожно подступиться к нему, подобно фермеру, который, столкнувшись со странным и необычным инструментом, пытается найти ту рукоятку, что заставит его работать…

Рольф удивленно хмыкнул и убрал руки от чего-то похожего на стол. Внезапно внутри стеклянной панели на этом столе появились последовательности светящихся точек, одинаковых по форме, но ни одна из которых не повторяла цвета предыдущей. Над светящимися точками и вокруг них виднелись последовательности светящихся яркими цветами символов на незнакомом Рольфу языке. Самая большая из них гласила:

ДИАГНОСТИКА

Рольф в течение некоторого времени глядел на это, потом, уверившись, что ничего более серьезного не случилось, собрался с духом, чтобы снова положить руку на орган управления, который он тронул последним, и нажал на рукоятку, которую до этого тянул на себя. Огоньки на панели перед ним тут же пропали. Он включал и выключал их снова и снова, овладевая новой силой.

Большинство верхних точек были ярко-оранжевого цвета. Небольшой рычажок с кнопкой, находящийся на краю панели, рядом с правой рукой Рольфа, также был помечен оранжевым огоньком. Рольф толкнул его, и рычажок сдвинулся с места с легким щелчком.

«ЗАПУСК ЯДЕРНОГО РЕАКТОРА» — выскочили на панели оранжевые буквы ниже слова «ДИАГНОСТИКА». И в то же мгновение Слон зарычал.

Рычание шло откуда-то из нутра Слона. Оно повторилось и превратилось в стон, словно от какой-то сильной боли во внутренностях. Рольф, внезапно содрогнувшись от всех оживших с удвоенной силой страхов, схватился за рычажок, чтобы исправить то, что натворил. Его дрожащие пальцы промахнулись, и весь Слон под ним дернулся. Стон стал многоголосым, словно шел из ящика, полного демонов, подвергаемых мучениям и сражающихся друг с другом. Рольф сидел парализованный, боясь теперь и пробовать угомонить их, и позволить им вырваться на свободу. Голоса медленно обрели определенную гармонию в своем гневе, вскрики участились, слившись в единое приглушенное рычание.

ЯДЕРНЫЙ РЕАКТОР ВКЛЮЧЕН

Рольф, наверное, вскочил бы и убежал, если бы не мысль, что ему не успеть выбраться из пещеры — Арднех неминуемо поразит его. Он просто вцепился в свое запыленное кресло и ждал.

Однако ничто его не поразило. Вместо этого подрагивания Слона постепенно утихли. Рычание усилилось, но стало более ровным и уверенным. Будоражащее ощущение огромной мощи, доверенной его рукам, было вытеснено возвратившейся к Рольфу уверенностью, которой стало вдруг куда больше, чем раньше.

Теперь оранжевая точка рядом со словами «ЯДЕРНЫЙ РЕАКТОР ВКЛЮЧЕН» внутри стеклянной панели исчезла, исчез и оранжевый огонек с маленького рычажка. Следующая верхняя точка на панели была пурпурной, и теперь зажегся пурпурный огонек на другой маленькой рукоятке слева от Рольфа.

На этот раз он закрыл глаза, с дрожью ожидая щелчка рычага под своими пальцами. Когда он снова их открыл, то испытал еще один краткий приступ страха. Кольцо, напоминающее гигантский воротник, имеющее в диаметре около метра, спускалось сверху, чтобы охватить его голову.

Кольцо остановилось на уровне глаз, не коснувшись его. Его гладкая и светлая внутренняя поверхность мерцала световыми пятнами — так мог бы в представлении Рольфа выглядеть какой-нибудь волшебный кристалл, если взор слегка затуманен. Но вскоре его растерянность прошла, и Рольф понял, что благодаря какой-то неведомой силе смотрит в широкое кольцо, как в окно. Это поражало значительно больше, чем стекла Томаса для дальновидения. Он мог видеть пещеру и большие плоские двери впереди так же легко, как если бы твердая масса Слона стала прозрачной, как вода.

Пурпурные огоньки пропали. Теперь появилась красная точка на панели и подсвеченный красным рычажок.

ВООРУЖЕНИЕ НЕ АКТИВИРОВАНО

На зрительном кольце появилась пара тонких красных линий, пересекающихся под прямым углом. Рольф снова нажал на красный рычажок, и струя чего-то похожего на жидкое пламя ударила из одного из выступов на рыле Слона. Словно Слон плюнул пламенем и забрызгал свой собственный перед слюной. Одна капля этого пламени достала до двери и медленно поползла по ней вниз, словно огненная слеза, оставляя за собой почерневший след.

Рольф некоторое время сидел неподвижно, наблюдая за тем, как следы пламени остывают и темнеют на двери и неуязвимой металлической шкуре Слона. В конце концов он снова тронул рычажок, который вызвал пламя, но на этот раз ничего не случилось. Красная точка, в отличие от предыдущих, осталась на панели, так же, как и «ВООРУЖЕНИЕ НЕ АКТИВИРОВАНО», хотя он и мог включать и выключать перекрестье.

Он решил, что в любом случае ему следует переходить к следующему цвету — голубому, словно весеннее небо. Он включал и выключал голубую точку, пробуя один орган управления за другим. Были и другие точки, которые оставались гореть или замещались красными. Некоторые органы управления вызывали странный рокот или звяканье. А некоторые не вызывали никакого видимого эффекта, если не считать изменений огоньков на панели.

Когда наконец самая нижняя точка на панели потухла, надпись «ДИАГНОСТИКА» пропала вместе с ней. И впервые, высветив их ярко-зеленым цветом, огни появились на двух рукоятках, самых больших из тех, до которых он мог достать. Эти две рукоятки, достаточно большие, чтобы на них могла лечь ладонь, располагались по бокам его кресла. Он уже пытался сдвинуть их вперед раньше, но безуспешно. Теперь он попытался снова. При первом же осторожном нажиме на рычаги рычание под ним, которое перед этим само по себе постепенно перешло в ровный приглушенный звук, усилилось. Рольф поколебался, выждал, а затем напряг руки и толкнул оба рычага вперед. Снова рыкнув, Слон дернулся и сдвинулся с места. Неожиданно двери оказались очень близко. Пораженный, Рольф рванул оба рычага назад. Его огромный конь дернулся, раздался скрежет металла о камень, словно по полу заскребли чудовищные когти, и рванулся в обратном направлении, набирая скорость. Теперь задняя стена пещеры оказалась вдруг слишком близко. И снова Рольф перестарался, чересчур сильно подав рычаги вперед. В спешке он сдвинул их неодинаково, правый больше, чем левый, и прежде, чем успел среагировать, Слон развернулся влево. Его правое плечо задело дверь как раз в тот момент, когда Рольф, преодолевая панику, снова изменил положение рычагов. Любой ребенок способен управляться с вожжами. Нужно дать понять животному, что ты его хозяин. Опыт домашней работы помог Рольфу взять себя в руки, а сделав это, он понял, что управлять Слоном очень просто.

Осторожно, приобретая навык, он заставлял своего огромного коня двигаться взад-вперед. Похоже, здесь не хватало места для полного разворота, но Рольф начал поворачивать влево, затем остановился и начал поворачивать назад вправо. В конце концов он привел Слона примерно к первоначальному положению, где тот остановился, спокойно подрагивая.

Тогда он решился оторваться от рычагов, чтобы вытереть пот с лица. Он кивнул себе — для одного дня достаточно. Он и так, вероятно, уже достаточно долго испытывал судьбу. Теперь следовало проверить, сможет ли он снова усыпить Слона.

Повинуясь здравому смыслу, Рольф начал возвращать рычажки, которые трогал, в первоначальное положение в обратном порядке относительно того, как он делал это, пробуждая Слона. Эта система сработала. На панели, снизу вверх, снова начали появляться цветные точки. Вскоре зрительное кольцо потускнело, стало матовым и поднялось над его головой. А чуть позже рокот двигателя полностью стих, а все буквы и точки надписи «ДИАГНОСТИКА» снова исчезли в толще стекла.

Медленно, дрожа от напряжения, которое до этого момента он не осознавал полностью, Рольф выбрался через отверстие в боку Слона. Сперва он оставил дверь открытой, и из нее лился свет, пока он, не веря самому себе, стоял на каменном полу. Да, все так: там, где бок Слона задел поверхность огромной двери, красовалась свежая царапина; на двери и на поверхности Слона там, куда упали капли жидкого пламени, чернели пятна — наверное, молнии Слона ослабели с годами. Если и так — это, похоже, вряд ли имело значение. Размеры, мощь и неуязвимость металла Слона казались достаточно грозным оружием для любой битвы.

На какой-то миг Рольф представил, как крушит стены Замка, освобождает Сару. Но теперь нужно отдохнуть, чтобы быть готовым к ночи, когда на помощь ему несомненно прилетят птицы и, возможно, люди.

Он зажег факел, затем снова взобрался на борт Слона, чтобы захлопнуть массивную дверь, заслонив свет внутри. Поднимаясь по веревке с факелом, зажатым в зубах, он живо представлял себе Томаса, Лофорда и остальных, отказывающихся поверить в то, что он должен был им рассказать.

Верхнюю пещеру заливал дневной свет. Рольф распаковал свой мешок и немного поел и попил воды. В бутылке оставался только глоток. Вероятно, птицы принесут ему еще, как только стемнеет. Да, безусловно, они прилетят к ночи.

Усталый Рольф вскоре заснул на твердых камнях в верхней пещере и проснулся только когда снаружи сгустились сумерки. Он встряхнул бутылку с водой и допил остатки — вскоре обязательно должны были прилететь птицы.

Наступила ночь, и он ждал их появления в любой момент, но они все не прилетали.

Устроившийся у самого входа в пещеру Рольф видел участок звездного неба. Пусть вон та яркая голубая звезда скроется за противоположным пиком, подумал он. К тому моменту пройдет уже достаточно времени, и можно будет не сомневаться, что что-то случилось. Но они должны быть здесь до того, как небо так сильно повернет звезды. Безусловно, теперь в любую минуту…

Голубая звезда прошла своим извечным путем и скрылась. Чувствуя едва ли не облегчение от того, что он вынужден действовать, Рольф встал, кусая губы. Что ж, ладно. Случилось что-то очень плохое. Он решил покинуть пещеру и попробовать добраться до болота, чтобы найти своих друзей. И не только потому, что лишился воды, но и потому, что информация, которой он располагал, была слишком важна, чтобы медлить.

Казалось, по-прежнему ничего, кроме ночного ветра, не нарушало спокойствия ночи за стенами пещеры. Рольф снова закрепил веревку, надел дорожный мешок и начал спускаться. Свободный конец веревки он держал смотанным в кольца, разматывая их только по мере спуска. Теперь, глядя вниз на освещенные лунным светом скалы, он подумал, что должен был быть полубезумцем или настоящим героем, чтобы отважиться на прыжок, который привел его в пещеру.

Наконец его ноги коснулись земли. Самое время выскочить поджидавшим в засаде врагам… но никакой засады не было. Значит, они и понятия не имели о том, что Рольф здесь.

После нескольких попыток ему удалось сдернуть сверху веревку; он попытался подхватить на лету стопорный стержень, но ему это не удалось, и стержень приглушенно звякнул о камни. Но никто не появился, и только ночной ветерок тихо шелестел вдоль каньона.

Рольф быстро смотал длинную веревку и спрятал ее в свой мешок. Затем он направился к болотам, выбирая дорогу из каньона и скал с таким расчетом, чтобы выйти у подножия горы на западный склон, где протекала река. По этому склону он свернул к северу, направляясь прочь от прохода в горах и Замка. Пройдя около ста метров, он почувствовал под ногами песчаную почву и решил, что было бы неплохо зарыть мешок со снаряжением. Ему вряд ли удастся скрыть, где он был, если его поймают со всем этим. К тому же налегке он шел бы быстрее.

Укрыв мешок, Рольф продолжил свой путь к восточному берегу Доллс, все еще надеясь в любой момент услышать приветствие птиц.

Он избегал мест, где по дороге к ущелью они с Томасом видели солдат. Через несколько километров он вышел к воде. Здесь, как он знал, был брод; он вошел в воду прямо в одежде.

Едва Рольф выбрался на восточный берег перед Замком, как из укрытия выскочили солдаты, чтобы схватить его. Он сразу повернулся, чтобы бежать, но что-то твердое и тяжелое ударило его сбоку по голове.

Он лежал лицом вниз в речном иле. Словно сквозь вату, до него доносились раздающиеся над ним голоса.

— Это хорошо его успокоило. — Раздался короткий смешок.

— Может, он подбирался к баржам? Посмотри, нет ли у него какой-нибудь добычи.

Чьи-то руки перевернули, потрясли и обыскали его.

— Не-а, ничего.

— Что, если повесить его на дереве? Мы еще не вешали воров на этом берегу реки.

— Хм. Нет, в Замке нужны рабочие. Этот выглядит достаточно здоровым, чтобы пригодиться. Если ты не вышиб ему мозги.

7. ДВА КАМНЯ

Томас, все еще ослепленный светящимися пятнами, пляшущими перед его глазами, оглушенный звоном в ушах, поднял голову и попытался прийти в себя. Он лежал на песке, куда мгновение назад был отброшен или куда успел добежать. Неподалеку, глядя на него, на коленях стояла девушка-крестьянка в широкополой шляпе.

— Ты жив, — произнесла она. — Я рада. Ты ведь не один из них, правда? О, нет, конечно же — нет. Мне очень жаль.

— Конечно, нет. — Если бы эта молодая женщина немного просохла, она бы довольно неплохо выглядела, подумал он. Он заметил, что на пальце у нее не было обручального кольца. — Почему ты кричала мне, предупреждая? Откуда ты знала, что должно было произойти?

Девушка отвернулась и принялась оглядываться, словно в поисках какой-то утерянной вещи.

— Поскольку я спасла тебе жизнь, может, теперь ты мне немного поможешь? Пожалуйста. Я должна найти его.

— То, что было в той коробке, да?

— Да. Куда она подевалась?

— Хотя я и владел ею некоторое время, я не уверен, что мне когда-нибудь снова захочется ее видеть.

— О, но я… я должна. — Она встала, пристально вглядываясь в песок вокруг.

— Меня зовут Томас.

— О… а я — Оланта.

— Ты из Оазиса? Я вижу, на тебе такая шляпа, как у них.

— Я… да. Ну как, ты поможешь мне найти Камень?

Похоже, она слишком поздно поняла, что последнее слово дало ему еще немного информации.

— Камень, да? — У него появилась догадка. — Оазис Двух Камней; думаю, это название что-то означает. Может, этот Камень, который ты ищешь, — как раз один из них? Мне бы очень хотелось узнать, что же едва не убило меня.

Дождь притих. Оланта отвернулась от Томаса и пошла по расширяющейся спирали, отыскивая камень.

— Оланта? Тебе не кажется, что у меня есть причины любопытствовать? Я не желаю никакого зла вашему Оазису. Я и сам когда-то был фермером. Скажи, как тебе удалось пройти мимо стражи?

— Ты был фермером? А кто же ты теперь?

— Теперь я борец.

Она окинула его красноречивым взглядом.

— Я слышала, что все борцы — в болотах.

— И я хотел бы поблагодарить тебя за предупреждение. Правда, ты могла бы сделать это и раньше, а?

Она отвела взгляд, рассеянно оглядывая ближайшие дюны и кусты.

— Я… я видела, как ты склонился над мертвой рептилией. Сперва я подумала, что ты можешь быть только бандитом.

— Этот ваш Камень каким-то образом притягивает молнии, это и убило рептилию. Ты последовала за мной, выжидая, пока молния ударит снова, чтобы можно было забрать Камень с моего обгоревшего тела. А затем вдруг не решилась так со мной поступить.

— Я не знала тебя, я была напугана, — сказала она тихо. — Помоги мне найти его, пожалуйста, это очень важно.

— Я могу это понять. Послушай, тебе не нужно меня бояться, девушка с фермы, если то, что ты говоришь, — правда. Оставь при себе свой Камень. Нам в болотах не нужны дожди. — Дождь почти перестал; Томас посмотрел на небо, где сквозь пелену облаков проглядывали окна и полосы голубого. — Поскольку ты, похоже, дружна с рептилиями ничуть не больше чем я, тебе лучше последовать моему примеру и спрятаться под одним из этих кустов.

— Сперва я должна найти Камень! Он не может быть далеко.

— Хорошо, я помогу. Ведь если увидят, как ты бегаешь здесь, то найдут и меня. А что, молния действительно ударяет в Камень? Ты могла бы рассказать мне о нем, пока мы заняты поисками.

Теперь они вдвоем прочесывали холмистую пустыню, расхаживая петлями и кругами, то расходясь, то снова сближаясь. Оланта торопливо рассказывала.

— Молния всегда бьет прямо в камень и иногда отбрасывает его на много метров. После этого гроза заканчивается. — Затем она добавила, должно быть, предупреждая: — Понимаешь, тот, кто создал Камень, хотел защитить его от любых посягательств. Его действие проявляется только, если он переходит из одних рук в другие, тогда он вызывает грозу.

Томас как раз заметил что-то метрах в двадцати. Если он не ошибся, это Камень в своем ящичке… но взять его, похоже, будет непросто.

Через мгновение Оланта заметила остановившийся взгляд Томаса и направилась к нему.

— Ох! — сказала она, увидев, на что он смотрит. Ящичек из почерневшего металла наполовину затонул в том, что на первый взгляд казалось плоской, покрытой рябью поверхностью маленького озерца около восьми метров в поперечнике, заполнявшего небольшую впадину между дюнами. — Растение-мираж!

Томас кивнул.

— И одно из самых больших, какие я видел на своем веку. — Можно было не сомневаться в том, что это было; здравый смысл подсказывал, что никакое озерцо с настоящей водой здесь совершенно невозможно.

Иллюзия была полной. Солнечные лучи поблескивали на мнимой поверхности пруда (хотя капли дождя, теперь прекратившегося, касались ее без всплеска, подтверждая тем самым, что воды в озере не было). Небольшие зеленые растения, вполне настоящие, живущие за счет влаги, перепадающей им от полуразумного растения-хозяина, растущего под ними, окаймляли иллюзорный пруд. Такая маскировка создавала впечатление прохлады, исходящей от поверхности озерца, которое на самом деле было лишь картинкой, возникшей на границе слоев воздуха с различной температурой. По озерцу пробегала слабая рябь, словно ветерок морщил настоящую водную гладь. Томас знал, что если наклониться, чтобы попить, то на расстоянии в метр иллюзия исчезнет. Человек или животное при этом могли бы отпрыгнуть, но никому, как правило, не удавалось отпрыгнуть достаточно быстро.

Томас нахмурился, посмотрев на небо, где облака продолжали рассеиваться, и не думая собираться снова.

— Ты ведь сказала, что гроза собирается всякий раз, как Камень переходит из рук в руки, и что молния должна ударить прямо в Камень? Если так, то нужно просто подождать, и этот наш маленький пруд благополучно выкипит.

Они остановились метрах в десяти от миража. Оланта покачала головой.

— Гроза приходит только в том случае, если Камень попадает в руки человека или другого существа, которое обладает речью, как и рептилии.

Камень покоился на мелководье воображаемого озерца, под поверхностью «воды». Казалось, проще простого подойти и поднять его.

Томас достал из мешка кусок веревки, сделал лассо и попытался набросить его на ящичек. Петля беззвучно погрузилась в «воду», веревка натянулась. Томас уперся каблуками в песок; Оланта пришла на помощь, присоединив свои скромные усилия к его усилиям, но вскоре им пришлось бросить веревку, чтобы их не затянуло. Стоя на безопасном расстоянии, они как зачарованные следили за тем, как веревка, словно ползущая змея, исчезает из виду. Но, очевидно, веревка мало пришлась по вкусу растению — через несколько секунд она, более чем потрепанная, скрученная в узловатый комок, была выплюнута на расстояние около десятка метров.

По мнению Оланты, следующее, что им следовало попытаться сделать, — это забросать растение-мираж песком. Но песок летел к ним обратно скорее, чем они, держась на безопасном расстоянии, успевали зачерпывать его. К тому же поблизости не было никаких камней, чтобы забросать «озерцо».

— Если бы оно выплюнуло твой Камень, как выплевывало веревку и песок, — проворчал Томас. — Так нет же, у него, должно быть, есть тяга к магии.

Теперь, узнав, где находится Камень, Оланта, похоже, не очень беспокоилась.

— Ладно, значит, один из нас должен попытаться отвлечь эту тварь, а в это время другой подбежит и схватит Камень, — сказала она.

— Всего-навсего? Твоя жизнь значит для тебя не слишком много?

— Камень означает жизнь для людей Оазиса. — Она надменно глянула на него. — Я сама попытаюсь отвлечь его. Ведь это мою собственность мы пытаемся спасти. И твой план зацепить его с помощью лассо не слишком удался.

На это Томасу нечего было возразить, но он по-прежнему никак не мог это логически связать с новым планом, когда неожиданно для себя сам решительно вызвался отвлечь тварь — хотя если бы он дал себе время поразмыслить, то не смог бы решить, какая из двух ролей опасней. Может, девушка просто хитростью заставила его взять на себя ту роль, какую ей хотелось, чтобы он взял? Просто так было быстрее и проще?

Коротко обсудив свой план, Томас и Оланта разделились и приблизились к невинно выглядевшему озерцу с противоположных сторон. Они обменялись кивками, и Томас двинулся вперед. В одной руке он держал нож, в другой — изжеванную веревку, которую он частично распутал. В последний момент он приостановился, опускаясь на четвереньки. Затем вытянул вперед руку и хлестнул веревкой по поверхности миража. Похоже было, что хитрость может удастся — тварь, таившаяся под ним, вцепилась в однажды уже отвергнутые волокна.

Оланта действовала стремительно, и расчет оказался точен. Но, к несчастью, девушка выронила Камень, едва схватив его, и была вынуждена наклониться за ним снова. Глядя с противоположной стороны водоема, Томас впервые увидел смертоносные щупальца растения-миража, когда, взметнувшись над иллюзорной поверхностью, они с поразительной быстротой оплели тело девушки. Он закричал, бегом обогнул озерце и вступил в схватку, нанося удары ножом.

Только когда Томас запутался сам, он понял, что, каким бы невероятным это ни казалось, смертельная паутина оказалась не в состоянии удержать девушку, и та довольно легко убралась на безопасное расстояние. Ему было некогда удивляться ее везению, поскольку его собственные дела обстояли отнюдь не так блестяще. Щупальца оплелись вокруг его туловища и головы. Клинок Томаса отсек тугой эластичный побег, но еще два оплели его, их присоски жаждали его крови. Один побег захлестнул его правую руку, в которой он держал нож. Левая рука уже была заломлена ему за спину. Томас, поваленный на песок, отчаянно упирался ногами, не давая утащить себя в пасть смерти. Водная поверхность теперь бесследно исчезла — хищному растению требовались все силы, чтобы справиться со своей упрямой добычей. Когда еще один рывок подтащил Томаса немного вправо, он смог заглянуть в отверстие и там, где иллюзия показывала всего лишь песчаное дно впадины, увидел скопище кровожадных ртов и белые кости животных между ними.

Томас вскрикнул. Он увидел девушку, на ее лице застыло выражение муки, она полезла в свой маленький мешок. Ее рука появилась, держа сероватый, по форме напоминающий яйцо, предмет, который Оланта протянула ему.

— Держи!

Ему пришлось бросить бесполезный нож, чтобы взять предмет, который девушка всунула в его сведенные судорогой пальцы. Предмет был твердым и тяжелым. Прежде, чем Томас успел задуматься над тем, что ему с ним делать, он почувствовал, что хватка растения-миража ослабевает. Словно его кожа и одежда покрылись подтаявшим льдом или маслом. Через мгновение он освободился и отполз на несколько метров от опасного места. Он лежал на песке, тяжело дыша, и наблюдал за тем, как щупальца слепо шарят над ним, а потом отдергиваются.

Оланта, по-прежнему держа под мышкой Грозовой Камень в помятом ящичке, опустилась на колени рядом с Томасом; она нерешительно протянула руку, чтобы забрать у Томаса маленький серый Камень, который он все еще держал; но вместо того, чтобы вернуть ей камушек, он схватил ее за запястье.

— Одну минуту, девочка. Можешь, конечно, достать еще один Камень и уничтожить меня с его помощью, если желаешь, но я все же хочу получить некоторые разъяснения.

Тем не менее, когда она не ответила, а только молча попыталась вырваться, он отпустил ее. Тогда Оланта сама опустилась на песок рядом с ним, виновата глядя на него.

— У меня — у меня нет других Камней. И вообще их больше нет.

— Ага. Это уже что-то. Так-так. Если бы это был Оазис Дюжины Камней, то тогда — не знаю… — Томас внезапно оборвал фразу и посмотрел на небо. — Солнце снова спряталось. Как я понимаю, жди еще одной грозы?

Она успокаивающе помахала тонкой рукой.

— Да, конечно, ведь Грозовой Камень снова перешел из рук в руки, вернувшись ко мне. Но ничего страшного. Я оставлю его здесь, а мы просто отойдем немного и подождем. Затем, после того, как в него ударит молния, я смогу нести его, ничего не опасаясь.

— Могу я посоветовать тебе оставить его на безопасном расстоянии от растения-миража? Чтобы нам не пришлось… Эй? А пока мы будем пережидать очередной дождь, ты могла бы рассказать мне о свойствах второго Камня.

Над головой опять стремительно собирались тучи. Томас и Оланта в еще не просохшей после предыдущей грозы одежде оставили Грозовой Камень у небольшой впадины между дюнами и отошли на несколько шагов, чтобы вместе усесться под бесполезным прикрытием скудных кустов.

Она пробурчала:

— Я не хотела, чтобы ты знал еще и о Камне Свободы. Иначе я могла бы просто подойти к растению-миражу и взять свою вещь.

— Да, теперь я понимаю.

— Мне очень жаль. Эти присоски ведь не успели высосать у тебя ни капли крови, правда? Хорошо. Ладно, теперь ты знаешь наши секреты, и я должна доверять тебе. Нам в Оазисе нужна помощь. Там захватчики — мы не можем их терпеть.

— А кто может? Пожалуй, мы сумеем помочь друг другу. — Снова пошел дождь. Томас задумался. — Расскажи мне побольше об этих Камнях.

Происхождение обоих Камней, рассказала Оланта, теряется в глубоком прошлом. С самого начала истории Оазиса тамошние фермеры владели ими обоими. Люди Оазиса по большей части жили в согласии друг с другом, оставаясь почти изолированными от остального мира, хотя к гостям и истощенным путешественникам, забредавшим к ним из пустыни, относились дружественно и гостеприимно. Тайна Двух Камней оставалась достоянием лишь их поселения.

Почва пустыни была плодородна, ей недоставало только воды. И когда бы полям Оазиса ни потребовался дождь, тот, кто хранил Грозовой Камень, просто передавал его соседу; таким образом вода появлялась по желанию фермеров, а голод и жажда были совершенно незнакомы Оазису. Второй талисман — Камень Свободы, или Камень Узника, — был спрятан, и только старейшины Оазиса знали о его существовании. Честным людям от него было мало пользы до тех пор, пока на земле царила свобода.

Затем с Востока пришли жестокие захватчики, обладающие такой силой, что им трудно было сопротивляться. Но старейшинам удалось сохранить в тайне секрет обоих Камней.

— И вот мой родной отец нарушил договор о сохранении тайны. О, он поступил так вовсе не из желания угодить захватчикам, нет, как раз наоборот. — Оланта на мгновение замолчала, ее глаза потемнели, с широких полей фермерской шляпы стекали капли дождя.

— Как это? — Томас смахнул дождинки с лица. Пустыня действительно становилась весьма дождливой. Он почувствовал смутное удовлетворение от мысли, что притаившееся неподалеку растение-мираж имеет шанс стать первым из своих сородичей, которое утонуло.

Оланта уставилась на свои руки, сложенные на коленях.

— Начальник захватнического гарнизона… дело в том… он хотел…

— Что-то сделать с тобой?

— Да… со мной. — Она кивнула и подняла взор. — Когда я воспротивилась, они принялись угрожать… — Она замолчала и молчала, пока Томас не взял ее за руку.

— Тогда… — Ей пришлось откашляться и начать снова. — Тогда мой отец — так случилось, что Грозовой Камень в это время был у него. Он достал его из тайника…

Последняя молния ударила в Камень метрах в сорока-пятидесяти от них, заставив Томаса, хотя он и ожидал удара, подскочить на месте, снова клацнув зубами и почувствовав ломоту в костях.

— И, притворяясь, что хочет завоевать расположение захватчиков, отдал командиру гарнизона. Мой отец вел себя так, словно был доволен тем, что эта свинья положила на меня глаз. Отец намекнул, что Камень как-то связан с дождями в Оазисе, но, конечно, не упомянул о молнии.

— Они… они стояли, разговаривая, среди лагеря захватчиков, там, где когда-то был парк. Мой отец сказал позже, что слышал первые раскаты грома над головой, пока они стояли там, а он улыбался своему врагу, человеку, который… а затем командир повернулся, держа Грозовой Камень под мышкой, чтобы пройти через плац к своим комнатам. Он не дошел.

Томас кивнул и легонько пожал руку Оланты. Девушка продолжала:

— На следующий день солдаты подобрали Камень и принесли его прямо к тому, кто был следующим по чину и теперь оказался старшим. Они поняли, что это нечто, обладающее магической силой, но больше они ни о чем не догадались. Прежде, чем следующая гроза успела разразиться над их головами, они положили Грозовой Камень в сумку посыльной рептилии и отослали ее к колдунам Замка. Мы узнали об этом потому, что видели, как собирающаяся гроза последовала за рептилией из пустыни. Мы знали, что гроза настигнет ее прежде, чем она успеет добраться до Замка. Нужно было, чтобы кто-нибудь отправился ей вслед и разыскал Камень прежде, чем он снова попадет в руки врагов или путешественников. Без него Оазис погиб бы от недостатка воды.

— А как выбор пал на тебя?

— Девушка может искать не хуже мужчины. Кроме того, меня стали бы преследовать после смерти прежнего командира. Тогда отец сделал бы еще что-нибудь — и, возможно, накликал бы гибель на всех нас. Поэтому старейшины были не против того, чтобы я ушла, и дали мне Камень Свободы, который способен провести своего обладателя через все преграды, мимо любой охраны, из любой тюрьмы. Теперь я должна вернуть Грозовой Камень в Оазис, а затем — я не знаю, что буду делать.

— Понимаю. — Промокший до нитки Томас пошевелился. Дождь снова стихал. Последняя молния не слишком сдвинула Грозовой Камень — он мог разглядеть его, маленький темный выступ на песке.

Он протянул Оланте руку с Камнем Свободы.

— Камни принадлежат тебе. Но скажи мне, какой толк от них, какой толк от самой жизни для ваших людей, пока здесь находятся захватчики?

Она приняла Камень.

— А что мы можем сделать? К чему ты клонишь? Я должна принести назад Грозовой Камень, не то все погибнут.

— Оазис может просуществовать без него, по крайней мере, еще несколько дней. И помни: пока Камень здесь, враги могут его найти, понять, что это такое, и обратить его силу против вас.

Она снова спросила, теперь словно оправдываясь:

— Как же быть?

Томас улыбнулся. Он встал как раз в тот момент, когда вновь выглянуло солнце.

— У меня есть свои соображения. И я знаю тех, у кого идей еще больше. Пойдем со мной в болота!

8. ЧАП

Несмотря на то, что удар по голове оглушил его, Рольф все-таки сознавал достаточно, чтобы понять, что солдаты считают его попросту вором, который пытался пробраться на борт одной из барж на реке. Они не задавали ему никаких вопросов, а он молчал.

Со спутанными ногами, с руками, связанными за спиной, его отвели на пост, скрытый среди деревьев прямо на берегу реки. Голова у Рольфа раскалывалась. Он сел на землю и старался ни о чем не думать. Здесь было слишком много солдат, чтобы питать надежду на побег, и к тому же они выглядели удручающе вымуштрованными, если судить по их отношению к обычному дежурству.

Рано утром караул сменился. Солдаты, схватившие Рольфа, теперь накинули веревку ему на шею, освободили ноги и повели по дороге к Замку, привязав позади лошади, словно маленькое животное, которое ведут на убой.

Путешествие было коротким. Дорога несколько километров шла вдоль западного берега Доллс, сливаясь с другими дорогами, которые сходились к проходу в горах. Вскоре стал виден проход вместе с поселком, мостом на въезде и Замком, возвышающимся над ним.

Пересекая мост, Рольф поднял взгляд к высоким скалам вдали, которые всего днем раньше предоставляли ему безопасное убежище. Теперь он увидел то, что усугубило его отчаяние, — рептилии сидели на этих скалах и вились над ними, словно мухи над падалью. А вверх по склону, словно бронзово-черные муравьи, ползли солдаты.

Значит, враг нашел пещеру. Должно быть, так. Рольф снова потупился, глядя на мост под ногами, едва ли воспринимая окружающее. С ним было кончено, и с остальным тоже.

Оказавшись на мосту, солдаты ослабили бдительность. На площади почти опустевшего поселка они остановились, оправляя форму, очевидно, чтобы появиться в Замке в надлежащем виде.

Рольф стоял, тупо уставясь на луку седла лошади, к которой он бы привязан, пока какое-то движение, которое он заметил боковым зрением, не заставило его повернуть раскалывающуюся от боли голову. Деревенская гостиница, двухэтажное бревенчатое здание, очевидно, все еще работала, так как на ее пороге стояли двое мужчин.

Его сердце подпрыгнуло: он узнал Мевика. Ошибки быть не могло — та же долговязая фигура, хотя обильные седые пряди в темных волосах делали его старше лет на двадцать, что вполне соответствовало морщинам и серьезности лица. Теперь Мевик был одет богато, но без чрезмерной роскоши, он напомнил Рольфу купцов, которых он видел как-то и о которых говорили, что они с далеких островов в океане.

Рольф отвернулся, сохраняя невозмутимое выражение лица. Стоило ему допустить одну-единственную ошибку, и Мевика могли бы потащить следом за ним, навстречу куда худшей участи, чем ожидала простого вора. Рольф в отчаянии пытался придумать способ передать Мевику новые сведения о Слоне.

Порог гостиницы был от силы в десяти метрах. Ему было слышно, как Мевик разговаривает с полным мужчиной, наверное, хозяином гостиницы, о торговле, мореплавании и о распространении разбойников. Если бы он спросил что-нибудь о солдатах, толпящихся на противоположном склоне, — если бы он спросил что — нибудь, на что я мог бы ответить «да» или «нет», подумал Рольф, я мог бы кивнуть или покачать головой, чтобы он смог увидеть.

Но Мевик ни о чем таком не спросил — не отважился или не смог придумать никакого нужного вопроса, который звучал бы достаточно невинно. Рольф тоже. К ночи — не к ночи он окажется в темнице — они оба придумали бы десяток вопросов, которые мог бы задать Мевик. Или другой способ передать сведения. Но, по крайней мере, Рольф знал, что Мевик наверняка заметил его — это было уже кое-что, теперь его друзья не будут в полном неведении относительно его судьбы. Глядя прямо перед собой, Рольф один раз кивнул.

Солдаты были уже готовы и снова потащили его за собой. Сразу за маленьким поселком дорога, углубленная ежедневным прохождением войск, стала подниматься вверх. Приблизившись, стены и башни Замка проступили четче. Главные ворота были открыты, решетка более чем когда-либо напоминала зубы в широкой пасти.

Во внутреннем дворе путы с Рольфа были сняты, и его передали в руки стражников, у которых не было ни бронзовых шлемов, ни мечей, а только ключи и дубинки, привешенные к поясу. Эти втолкнули его в двери в основании тюремной стены и повели вниз по истертым сырым ступенькам. Сразу под землей коридор стал горизонтальным, темным и узким. По его сторонам располагались камеры, разделенные тяжелыми железными решетками. Некоторые из них были заполнены изможденными фигурами, другие пустовали, без сомнения, ожидая возвращения рабов, которые трудились где-то наверху. Зловоние было хуже, чем в любом хлеву, в котором доводилось бывать Рольфу. Равнодушным пинком Рольфа принудили присоединиться к апатичным обитателям одной из камер, и дверь быстро захлопнулась за ним.

Утренний свет, который с трудом пробивался в верхние камеры темницы, не многим лучше проникал и в пышно задрапированные окна стоящей над ней башни. И не солнце разбудило сатрапа Экумена сегодня, а довольно взволнованные голоса под самой дверью его спальни.

Моргая, он приподнялся в широкой кровати. Когда его наложница, которая, словно какое-то домашнее животное, спала, свернувшись калачиком, у ног своего хозяина, сделала движение, помешавшее ему потягиваться, он раздраженно пнул ее. Оказавшись на ногах, он завернулся в меховую накидку, затем задержался на мгновение, убирая магическую преграду, которая защищала двери его спальни изнутри, и только потом кликнул узнать, какое дело привело их к нему в такой час.

Охрана пропустила в спальню командующего рептилиями. Это был маленький человечек, обычно флегматичный. Но теперь его лицо светилось таким торжеством, что надежды Экумена пробудились еще до того, как вошедший заговорил.

— Господин, мы нашли для тебя Слона! — сказав это, он быстро пустился в объяснения, к чему его поощрило выражение лица Экумена, — о том, как он скрупулезно изучил вчерашний рапорт о слышанном рептилиями странном грохотании, идущем из-под земли в северной оконечности прохода в горах. Затем птицы атаковали всадников во время ночного рейда в том районе…

— Слон, Слон! Есть у тебя сведения о нем или нет?

— Да, мой господин!

На рассвете командующий рептилиями выслал несколько групп кожистокрылых к тем скалам, приказав обыскать все сантиметр за сантиметром, ползая, если потребуется, на брюхе, и выяснить причину странного шума. Сперва они нашли вход в пещеру и следы того, что по крайней мере один человек недавно побывал там, так же, как и птицы…

Заметив выражение лица своего господина, командующий рептилиями опустил кое-что и торопливо продолжил свой рассказ. Одна рептилия в конце концов углядела в этой пещере Слона — предмет из металла, огромный, как дом, со знакомыми символами, нарисованными на его боках.

— Очень хорошо. Ты получишь достойную награду, если все это окажется правдой. — Экумен протянул человеку кольцо с драгоценными камнями в подтверждение того, что его ждет еще большая награда. Затем сатрап, как был, полуодетый, спустился в нижний этаж башни. Здесь двери вывели его на плоскую крышу темницы, откуда хорошо были видны окрестности за проходом в горах.

Командующий рептилиями, раздуваясь от гордости, торопливо семенил за ним. Остальные его подчиненные, как он хорошо понимал, соберутся, едва до них дойдут слухи о великом открытии. И действительно, Экумен едва успел положить руки на северный парапет, как на ближайшей лестнице послышался топот множества ног. Повернувшись, он увидал, что на крышу выходит командующий воинами в сопровождении своих офицеров и адъютантов.

Хмуро глянув на командующего воинами, сурового, седоватого ветерана по имени Гэрл, Экумен спросил:

— А что делают здесь все эти люди?

Лицо Гэрла, который собирался разделить триумф своего господина, быстро посерьезнело.

— Мой господин, мы… собираем силы, дабы предупредить возможные действия врага. Я жду только вашего слова, чтобы послать людей в пещеру.

Экумен кивнул.

— Ты хорошо сделал, что дождался моего приказа, прежде чем предпринять такие действия.

Зарф прибыл как раз вовремя, чтобы услышать последний обмен фразами.

— Мой господин, — выступил он вперед. — Будет лучше, если я первым войду в пещеру. — Затем он слегка поклонился, когда по лестнице поднялся, тяжело отдуваясь, старший колдун. — Или мастер Элслуд, конечно. Если его присутствие не потребуется еще где-нибудь.

Экумен отвернулся от колдунов. Элслуд и Зарф надежно и прочно находились у него под каблуком, а благодаря им — и все остальные. Тем не менее, он слышал о сатрапах, которые, несомненно, сидели на своем месте так же прочно и все же были свергнуты из-за интриг собственных слуг — Мертвого Сома, похоже, совершенно не волновало, кто именно и где правит, если узурпаторы служили ему с такой же или даже большей преданностью.

Поэтому Экумен не собирался доверять такую огромную силу как Слон кому бы то ни было, кроме себя самого. По крайней мере, он собирался оставить эту возможность в резерве до тех пор, пока не узнает о Слоне много больше того, что его колдуны были способны рассказать ему.

Экумен обратился к Гэрлу:

— Передай тем, кто находится по ту сторону прохода: ни один человек не должен входить в эту пещеру до тех пор, пока я лично не дам на то разрешения.

Этот приказ был быстро передан. Затем, заметив старшего по гарему, топчущегося на заднем плане, Экумен вспомнил еще об одном, о чем следовало позаботиться. Он склонился к евнуху и сказал:

— Девчонка, что была у меня ночью, вела себя так, словно она больна. Убери ее.

— Сию минуту, мой господин. — Затем евнух обернулся и жестом фокусника вытолкнул вперед невысокую тоненькую фигурку, одетую в гаремную накидку, — до сих пор девушку загораживала его массивная фигура. — Эта девушка, я думаю, очень вам понравится, мой господин. Ее привели два дня назад, и по моему указанию она была тщательно осмотрена и оставлена для вас.

— Хм. — Как ни был Экумен занят другими делами, он нашел время глянуть на девушку. Она была темноволосая, очень юная и действительно привлекательная. Ее лицо залилось краской, когда евнух распахнул ее накидку. Молчаливая, но достаточно отважная, чтобы бросить на него открытый, полный ненависти взгляд — да, она была интересна. — Очень хорошо. Но сейчас не время для гаремных дел. — Он жестом отпустил евнуха.

Командующий рептилиями теперь стал рядом с Экуменом и вложил то, что казалось новым для него ощущением собственной значимости, в осторожный кашель.

— Господин не желает, чтобы я подготовил гонца, который отправится на Восток? С известием о нашем открытии?

Этот человек уже обрел самоуверенность. Экумен даст ему поважничать еще немного, чтобы, когда придет время поставить его на место, сделать это более успешно и благотворно.

— Нет, я пока не стану извещать Восток об этом открытии. До тех пор, пока точно не удостоверюсь, что именно мы нашли. — Если мощь Слона действительно была такова, как поговаривали, то вполне возможно, располагая им, однажды он даже смог бы предстать перед Востоком без раболепия — но нет, не следовало позволять даже сокровенным мыслям идти в этом направлении. Пока нет.

Со стороны идущей вверх лестницы донесся громкий мужской голос:

— Хороша! Самая хорошенькая крошка, какую я видел за месяц!

Экумен снова повернулся, чтобы приветствовать своего соседа и будущего зятя. Сатрап Чап только что поднялся на террасу на крыше, держа под руку золотоволосую Чармиану. Экумен достаточно хорошо разбирался в выражении лица своей дочери; глянув на нее теперь, он сразу понял, что легкомысленное восклицание Чапа по поводу новой юной темноволосой рабыни будет стоить ему в будущем самое малое нескольких моментов семейного покоя.

Основным чувством Экумена, когда он думал о предстоящем замужестве своей дочери, было облегчение; ее склонность к мелким гадостям была столь велика, что он был уверен: ее отъезд избавит его дом от целого вихря мелких интриг. Кроме того, он полагал, и не без оснований, что присутствие Чармианы неизбежно ослабило бы Чапа, что вполне соответствовало собственным намерениям Экумена. Ходили слухи, что один из прибрежных сатрапов вскоре может занять положение сюзерена по отношению к остальным. Это, возможно, были просто слухи, распускаемые с тем, чтобы заставить их соревноваться друг с другом в изъявлении преданности Востоку, но все же…

Чап стал рядом с Экуменом. Высокий, облаченный в роскошные одежды красного и черного тонов воин склонился к парапету и стал наблюдать за суетой людей и рептилий на северной стороне прохода.

Экумен задумчиво обратился к нему:

— Думаю, брат, что сегодня в полдень я должен буду поехать присмотреть за тем, чем занимаются мои люди. Вы, несомненно, кое-что слышали? Если захотите поехать со мной, я, конечно, буду рад вашему обществу.

Экумен облек приглашение в такую форму, что оно давало возможность как принять его, так и вежливо отклонить, и Чап решил выбрать первое.

— Конечно, мой старший брат, ваше общество всегда доставляет удовольствие. А езда верхом, даже среди скал, была бы своего рода разминкой. Но — хорошо, если только вы…

Экумен позволил себе внезапно вспомнить что-то.

— По правде говоря, выбор развлечений был довольно скудный. У меня есть кое-что, гораздо более подходящее воину. Вы могли бы развлечься и одновременно оказать мне настоящую услугу в подготовке к свадебным торжествам. Как вы знаете, я планирую устроить в этот день состязание гладиаторов — ничего профессионального, всего лишь несколько крепких сельских парней…

— Мне нравится наблюдать за любителями на арене, если только у них есть хоть капля мужества.

— Вот именно, брат Чап. Не будете ли вы так любезны посетить темницу вместе с моим Распорядителем Игр? Я уверен, что никто из моей свиты лучше вас не выберет бойцов. Вы могли бы даже выявить одного-двух действительно подходящих — если же и нет, я знаю, что вы разглядите тех, у кого есть способности…

Чап кивком выразил согласие, хотя и без особого энтузиазма. Экумен тем временем потихоньку подталкивал его к лестнице. Старший по гарему следовал позади, крепко сжимая массивной рукой предплечье темноволосой девушки-рабыни. Чармиана, с лицом, слегка искаженным гневом, наблюдала за ними. Теперь принцесса осталась на террасе одна, если не считать ее личной горничной — и еще одного человека.

Элслуд, чародей, стал перед Чармианой и слегка склонил свою массивную седую голову. От него не ускользнуло, с какой ненавистью глаза принцессы провожали хорошенькую рабыню.

— Моя принцесса?

Ее глаза обратились к нему, утрачивая выражение ненависти, но оставаясь такими же безнадежно далекими, как всегда.

— Да? — спросила она.

Вскоре она уйдет, а он не сможет последовать за ней. Пока она еще была здесь, он должен был пойти на огромный риск, надеясь только на одно: угодить ей. Это был его рок, и Элслуд ничего не мог тут поделать, кроме как пытаться скрыть это от окружающих; он не сумел даже этого, понял он с горестным чувством, и теперь даже служанка открыто потешалась над ним.

— Я о новой наложнице, моя принцесса, — сказал Элслуд. — Я сейчас в таком состоянии, что мог бы позабавить вас…

Слушая его, Чармиана заулыбалась.

Следуя за словоохотливым Распорядителем Игр и за болезненным старшим надзирателем по темнице с низким потолком, Чап морщил нос и старался задерживать дыхание, чтобы меньше чувствовалось зловоние. До сих пор ему нечего было сказать о вероятных гладиаторах, кроме нескольких отрывистых презрительных выражений. Возможно, когда-то они и были крепкими сельскими парнями, но теперь уже давно заживо сгнили в своих камерах. Он подозревал, что все здоровые были наверху, разгружали баржи или строили стены. Фу! Какой смысл сгонять людей в такую тесноту? Насколько мог судить Чап, никакого смысла в этом не было, лишь проявление глупости. Если люди нежелательны или бесполезны, их следует убить. Если же от них можно добиться хорошей работы, то тогда, по крайней мере, их нужно держать на свежем воздухе и кормить, как животных, представляющих определенную ценность.

Чап до сих пор еще не совершал паломничества на Восток, не присягал на верность Сому или иному загадочному владыке. Он подозревал, что вскоре ему придется туда отправиться. Каждый должен служить какому-нибудь хозяину, по крайней мере так, казалось, устроен мир. Чармиана уже начала подстрекать его к тому, чтобы его колдуны организовали такое путешествие. Чармиана… почему он решил жениться на ней? У него было достаточно женщин — правда, ни одной такой прекрасной. А величайший воин должен обладать прекраснейшей принцессой, это была одна из вещей, за которые сражались мужчины. Так был устроен мир.

Охранник остановился перед очередной темной и зловонной камерой и осторожно напомнил Чапу, что еще ни один гладиатор не отобран:

— Нам бы лучше отобрать тех, кого ваше высочество соблаговолит приберечь для игр, сегодня. Думаю, что десятники рабочих бригад довольно скоро спустятся сюда, чтобы поднять наверх всех, кто может ходить. — Затем охранник внезапно замолчал, только теперь перехватив хмурый взгляд Распорядителя Игр. Должно быть, новым рабочим бригадам предстояло отправиться за проход в горах, на земляные работы, а это не следовало обсуждать в присутствии постороннего.

У Чапа было вполне ясное представление о ходе поисков Слона, но, конечно, он хотел узнать еще больше. Он знал, что, если бы он поехал вместе с Экуменом, его бы не взяли туда, где было что-либо достойное внимания. Но он надеялся своевременно узнать, что же там нашли. Чармиана, которая безусловно преследовала свои цели, страстно желала стать королевой при верховном правителе. До чародеев Чапа доходили слухи, что один из сатрапов, обосновавшихся здесь, на побережье, мог вскоре занять главенствующее положение…

— Те, что здесь, — чуть посвежее остальных, — с надеждой сказал надзиратель, заглядывая в камеру.

Чап фыркнул.

— Хотя и не приятнее. — Камера была заполнена довольно плотно: там находилось около дюжины мужчин, которые на первый взгляд не представляли ничего особенного; но при мимолетном взгляде никогда нельзя быть уверенным. Чапа всегда занимали бои и бойцы, даже потенциальные. Распорядитель Игр принялся подзадоривать этих несчастных: смельчаки, кто хочет выйти вперед и попытать счастья ради славы и будущего, поднимите руку. Если бы Чап был в камере, он ни на секунду не поверил бы ни единому его слову. Так же, как и те, что действительно находились внутри. Впрочем, если здесь были настоящие мужчины, они должны были ухватиться за самый ничтожный шанс избавиться от своей печальной участи.

Поддавшись мгновенному порыву, Чап вмешался.

— Открой дверь, — приказал он. Он перехватил удивленный взгляд надзирателя, чью речь он прервал, но голос сатрапа прозвучал так и он так себя держал, что ему не пришлось повторять приказ дважды.

Пока надзиратель отодвигал решетку, Чап вытащил свой меч и положил его на грязный пол. Это не был его испытанный боевой меч, конечно, он не унизил бы его подобным образом. Это был роскошный клинок, который он носил в торжественные дни, подобные сегодняшнему, — тем не менее, вполне пригодный для дела.

Все уставились на него.

— Теперь дайте мне заняться этим, — произнес он, вытащил дубинку из-за пояса удивленного надзирателя, взвесил ее в руке и несколько раз взмахнул ею в воздухе. Затем опустил ее вниз.

Он обратился к хмурым недоверчивым лицам, глядящим из камеры.

— Эй, вы, там — вы мужчины? Или кто вы? Если среди вас есть настоящий мужчина, пусть он выйдет и возьмет это. — И сатрап ногой пододвинул обнаженный меч поближе к узникам. — Мы находимся в конце коридора, так что вы можете стать спиной к стене и сразиться со мной — эти двое не станут нам мешать, я не сомневаюсь в этом. Согласны?

Вопрос остался без ответа.

— Давайте-давайте, или вы боитесь испачкать мою роскошную одежду? Так вот что я вам скажу — сегодня утром я изнасиловал десяток ваших сестер еще до завтрака. Гляньте, меч настоящий. Или вы думаете, что я унижусь до того, чтобы шутить с такими, как вы, — ладно, я вижу, здесь есть молодой петушок, в котором сохранилось еще немного жизни. Раз уж мы не можем увидеть взрослого мужчину.

Рольф медленно вышел из камеры. Как только он оказался снаружи, надзиратель прыгнул вперед и с грохотом захлопнул дверь.

То ли под влиянием духа Арднеха, которым обладал теперь Рольф, то ли под влиянием ненависти, но в нем не осталось места страху. Не сводя глаз с Чапа, он наклонился и снова выпрямился, теперь крепко сжимая в правой руке рукоятку меча. Оружие казалось удивительно грозным, более длинным и тяжелым, чем любой другой меч, который Рольфу доводилось держать.

Надзиратель и Распорядитель Игр отступили назад; с неприкрытым возмущением они уставились из-за спины сатрапа на это странное существо — вооруженного узника. В другое время Рольф расхохотался бы, видя выражение их лиц. Распорядитель Игр приподнял руку, не отваживаясь потянуть Чапа за рукав; а надзиратель продолжал бормотать что-то о том, что следует позвать несколько человек с пиками.

Взгляд Чапа встретился со взглядом Рольфа, и между ними словно проскочила искра. Лицо высокого сатрапа оживилось, что было не заметно раньше. Не оборачиваясь, он ответил на доносящееся сзади бормотание:

— Если хотите, пойдите и станьте позади своих людей с пиками. Но дайте мне несколько мгновений настоящей жизни за весь этот невыносимо скучный день.

Про себя Чап в это время думал: «Горы Востока! Как решительно настроен этот пустить мне кровь! Гляньте только на его лицо, как мало он ценит собственную шкуру в данный момент. Если бы он знал, как держать в руках меч, я бы и сам спрятался за пикенеров. Ах, если бы вести в бой армию, состоящих из людей, похожих на этого!»

Теперь юноша двинулся вперед, сперва медленно, проверяя, не поджидает ли его какая-то скрытая ловушка. Через мгновение он должен был нанести удар. Чап ждал, став в оборонительную позицию, свободно держа дубинку на уровне груди, направив ее горизонтально, словно кинжал. Перед лицом реальной физической опасности, гораздо более реальной, чем любая другая сторона жизни, он был счастлив. Ему понадобятся все силы, чтобы победить с короткой деревянной палкой против длинного острого клинка вкупе с чистейшей ненавистью.

Намерение Рольфа атаковать отразилось на его лице за мгновение до того, как он сделал выпад, и Чап был весьма рад получить предупреждение; он знал, что юноша может двигаться очень быстро, и, недооцени Чап его, клинок мог сделаться совершенно смертоносным. Попятившись, Чап уклонился от неуклюжего удара сверху. Меч тем не менее просвистел чуть ближе к нему, чем он рассчитывал допустить в момент прилива отваги. Чап контратаковал со всей стремительностью, на какую был способен, ударив дубинкой по мечу сверху вниз, отражая боковой удар, нацеленный в его ноги или пах, затем ткнул дубинкой, словно кинжалом. Он метил юноше под ребра; ему не хотелось нанести этому храбрецу какое-нибудь серьезное увечье.

Рольф даже не заметил контрвыпада. Он только ощутил убийственный удар, парализовавший его, сбивший ему дыхание. Его рука выронила меч. Колени подогнулись, и он обессиленно грохнулся на грязные камни, глядя сквозь красноватый туман и не думая ни о чем, кроме восстановления дыхания.

Надзиратель и Распорядитель Игр голосами, полными облегчения, выражали свое восхищение мужеством и искусством его высочества. Его высочество сплюнул и подтолкнул Рольфа носком сапога.

— Эй ты — через несколько дней тебе представится еще один шанс пролить немного крови. — Он вернул дубинку надзирателю и взял меч, который тот поднял для него.

— Накормите и подучите его, — приказал Чап, кивнув в сторону Рольфа. Затем он в последний раз оглядел остальных заключенных, которые беспокойно ворочались в своей тесной камере, пробудившись от апатии теперь, когда было слишком поздно и дверь снова захлопнулась. Зная людей, Чап и не ожидал ничего другого. — Остальных выберите сами, кого захотите! — И он пошел прочь.

Рольфа не отправили обратно в камеру, вместо этого, когда он смог идти, его вывели по лестнице наверх, на солнечный свет. Затем провели несколькими маленькими тюремными двориками, между нависающими стенами и сараями, через несколько ворот. Повернув голову, чтобы глянуть на тюрьму и ее башню, он попытался сориентироваться; теперь он находился на восточной стороне тюрьмы, по-прежнему, конечно, внутри мощных наружных стен. И почти сразу после того, как его дыхание восстановилось настолько, что он мог идти без особого труда, Рольф увидел такое, что заставило его почувствовать себя так, словно дубина Чапа снова обрушилась на него, — маленькое личико в обрамлении темных волос в одном из узких верхних окон темницы.

Он попытался задержать на нем взгляд немного дольше, но охранники потащили его дальше. Наконец его привели в камеру, которая одна располагалась напротив стены сарая, в камеру с каменными стенами, едва позволявшую стоять, выпрямившись, и лечь. В ней не было окон, зато дверь заменяла открытая решетка из крепкого дерева и железа.

Как ни мала была эта камера, но она предоставляла ему больше простора, чем переполненный каземат внизу. Кроме того, она была свободна от нечистот и находилась на свежем воздухе. Глядя сквозь решетку, Рольф мог видеть только стену, угол примыкающего к ней сарая и чуть дальше — несколько голых стен. Темница и ее окна находились вне поля его зрения.

Не успел он немного отдохнуть, сидя на застланном соломой полу, как пришел охранник и принес кружку воды и тарелку с пищей, на удивление сытной. Рольф попил и поел, стараясь не думать ни о чем, кроме удовлетворения своих нужд в данный момент.

Его пробудило от нервного, беспокойного сна звяканье замка. В проеме открытой двери стоял мужчина — крепкий на вид солдат с загорелым продолговатым лицом, а не один из тюремных надзирателей. Этот человек был в бронзовом шлеме кавалериста, а под мышкой держал пару тренировочных мечей, имеющих настоящие рукоятки, но грубые деревянные палки вместо клинков.

— Ладно, детка, вываливай отсюда.

Ничего не говоря, Рольф встал и вышел вместе с ним. Человек завел его за угол в маленький закрытый дворик. Вдоль одной из стен в землю были надежно врыты деревянные чурбаки, сильно порубленные и расщепленные.

Мужчина протянул ему один из учебных мечей, рукояткой вперед.

— Возьми и нападай на меня. Посмотрим, на что ты способен. — Когда Рольф не подчинился сразу, голос солдата зазвучал более веско, угрожающе. — Ну! Или, может, ты предпочитаешь отправиться на крышу и подраться с кожистокрылыми? Там ты не получишь никакого меча — тебе придется сражаться голыми руками.

Рольф медленно взял протянутое ему оружие. Очевидно, видя по поведению Рольфа, что он совершенно ничего не понимает и сбит с толку, солдат перестал запугивать его и пояснил:

— Парень, тебе повезло. Тебе предстоит выйти на арену, чтобы сражаться. Хорошо проделай работу, и ты больше не увидишь темницы. Как тебе нравится шанс вступить в армию? Жить настоящей мужской жизнью?

— Если я попаду на арену вместе с Чапом, — тихо произнес Рольф, — я выпущу ему все кишки, если только смогу. Ему придется убить меня. Так что в любом случае в вашу армию я не попаду.

Солдат почесал скулу.

— Господин Чап? — произнес он.

— Он выбрал меня. Он сказал, что через несколько дней у меня будет еще один шанс сразиться с ним.

— Да уж. Да, это похоже на него. Настоящий мужчина, настоящий боец, он уважает любого, кто не избегает драки.

Как ни ненавидел Рольф захватчиков, он вынужден был признать благородство человека, который недавно побил его деревянной палкой против меча. Его перевели на свежий воздух, обеспечили чистой водой и хорошей пищей, а теперь, похоже, и человеком, который будет учить его фехтованию. Ему предоставлялся реальный шанс, хотя и очень незначительный, ударить в ответ прежде, чем он будет убит.

— Ладно, парень. Соберись с мыслями.

Рольф улыбнулся, глядя на деревянный меч в своей руке. Быть может, ему удастся нанести не один ответный удар. Он неожиданно бросился вперед и ударил, пытаясь попасть в лицо противника.

Оружие старого солдата легко скользнуло в нужное место, чтобы отразить удар. Он одобрительно улыбнулся Рольфу.

— Вот это правильно, бей первым и бей во всю силу, если можешь. А теперь давай я покажу тебе, как держать меч.

9. ИЗВЕСТИЯ

— Мы должны ударить первыми, и ударить во всю силу. — Томас говорил тихо, веско, сознавая справедливость своих слов и в то же время понимая огромный риск, которому они при этом подвергались.

Вокруг него в огромном убежище собрались те вожди Вольного Народа, которые смогли вовремя откликнуться на его призыв устроить совещание. Оланта сидела от него по левую руку, Лофорд — по правую. Страйджиф занимал место в центре, сидя боком и прикрывая раненым крылом глаза от света костра.

Шумы болота вокруг острова становились то громче, то тише. Томас продолжал:

— Когда Экумен завладеет Слоном и станет повелевать им — тогда нам будет слишком поздно нападать или обороняться, даже если мы смогли бы поднять десять тысяч человек. Разве не так?

Лофорд сразу кивнул своей огромной головой. Остальные присутствующие тоже выразили согласие. Никто не мог опровергнуть сказанное.

Томас продолжил:

— Если у нас хватит мужества, мы можем сперва позволить Экумену разрыть гору, а затем ударить, чтобы отобрать у него сокровище. Но даже до этого момента остается всего несколько дней.

— Это может произойти в любой день свадьбы, — заметил кто-то.

— Весьма вероятно, — согласился Томас.

Другой мужчина, вождь группы из района дельты, покачал головой.

— Вы хотите атаковать его у самого порога его крепости. Сколько человек мы можем поднять за несколько дней и переправить туда в тайне? Думаю, едва ли больше двух сотен!

Разгорелся небольшой спор. Действительно, никто не мог оспорить того факта, что число в две сотни было приблизительно верным.

— Экумен будет тщательно охранять раскопки Слона, — предрек человек из дельты. — Нам нужно не менее тысячи человек в Замке и вокруг него.

— И все же: ты можешь предложить что-то вместо атаки? — спросил его Томас. Затем он обвел взглядом круг сидящих около костра, глазами спрашивая мнения каждого. Никто ничего не мог предложить. Видения Лофорда, а до него Старейшего убедили всех, что Слон — ключ к будущему.

— Тогда, раз мы должны атаковать, осталось только решить — как. Не забывайте, что теперь на нашей стороне новые магические силы. Грозовой Камень — мы уже обсуждали некоторые планы с его применением. И мы найдем способ использовать Камень Свободы. Есть множество узников, которых нужно освободить. Один из них в особенности был бы важен для нас теперь.

— Парень, который был в пещере, — сказала Оланта.

Томас кивнул.

Мевик заговорил; с сединой, все еще видневшейся в его волосах, он походил на старейшину племени.

— Думаю, что солдаты, схватившие его, не имеют ни малейшего представления о том, какая он важная персона. На его одежде было много ила, поэтому скорее всего его поймали на берегу реки. Они очень тщательно привязали его позади лошади, и они не спешили. К тому же Рольф проявил сообразительность. Он глянул на меня только один раз. Если он и дальше будет проявлять такую же осмотрительность, думаю, они просто станут использовать его в качестве обычного раба.

Томас добавил:

— Птицы высматривают Рольфа среди партий рабочих, которые выходят из Замка ночью. Несколько из них и сейчас там. — Он поколебался. — Конечно, мы не можем быть уверены, что парнишка действительно узнал что-то о Слоне.

— Он кивнул мне, — с досадой сказал Мевик. — Как он мог заговорить? Какой другой сигнал он мог подать? Поэтому я думаю, что его кивок что-то означает.

— Возможно, только то, что он видел тебя, — сказала Оланта.

— Может быть.

— Ладно. — Томас жестом прекратил обсуждение вопроса о Рольфе. — С дополнительными знаниями о Слоне или без них мы все равно должны вырвать эту штуку из рук Экумена или свергнуть его до того, как он сможет воспользоваться ею. Но следует учитывать, что наш друг Экумен вовсе не глуп, так же, как и его старшие офицеры. Они знают, что мы вынуждены действовать.

— Все складывается еще более безнадежно, — заметил пессимистически настроенный человек из дельты.

— Вовсе нет, — твердо возразил Томас. Он оглядел присутствующих и увидел на лицах одобрение. — Во-первых, мы устроим диверсию. Выманим всадников из Замка, если получится, или по крайней мере задержим какую-то их часть, чтобы их не могли послать туда. Во-вторых, мы нападем на Экумена так, как он не ожидает.

Склонившись, он начертил на голой земле возле костра грубую карту Разоренных Земель.

— Здесь и здесь — наиболее удобные места, чтобы пересечь реку и подобраться к Замку для атаки. Экумен наверняка усилил здесь ночные патрули. Но мы обойдем их.

— Каким образом?

— Это будет означать длинный крюк, но мы можем сделать это. Пойдем дальше на юг и пересечем Доллс в твоих местах, в дельте. Будем двигаться маленькими группами, большей частью ночью, конечно. И там же, на юге, перейдем через горы. Соберемся снова где-нибудь в пустыне… — Речь Томаса замедлилась. Он почувствовал, что новая идея начала обретать очертания.

Оланта словно читала его мысли.

— Это недалеко от Оазиса.

Томас повернулся к ней.

— Оланта, сколько фермеров Оазиса захотят присоединиться к нам, учитывая опасности, которые нас ожидают?

— Сколько? Да все до единого! — Ее лицо осветилось. — Две сотни мужчин и парней или немного больше. И некоторые из женщин. Если вы сбросите захватчиков с шеи моего народа, они отправятся к Замку и будут сражаться, они последуют за вами вплоть до Черных гор, если вы захотите, и будут драться своими вилами и мотыгами.

— Они получат мечи, щиты и стрелы, если мы сможем как следует ударить по гарнизону Оазиса! — Томасу было радостно видеть, как надежда проступила на лицах этих сильных людей, которые теперь так зависели от его слов.

Упрямец из дельты был готов к спору и не упускал случая обрезать крылья мечтам Томаса.

— Эй, предположим, мы атакуем Оазис ночью. Предположим, мы победим! А что потом, на следующий день, когда из Замка прилетят кожистокрылые и увидят, что случилось? Мы будем там, в сердце пустыни; мы не сможем вернуться в болота или уйти в горы прежде, чем нас настигнет кавалерия Экумена. — В его голосе звучал сарказм. — Или, может, ты думаешь, мы можем достичь Оазиса, вырезать гарнизон и вернуться обратно, и все в течение одной ночи? — Мужчина фыркнул в знак недоверия. — Это уже было бы сделано, если бы было так просто.

— Мы теперь получили новые силы, припоминаешь? — Томас снова показал на Грозовой Камень, подвешенный в новом мешочке на боку у Оланты. — Он принесет не только молнию, но и густой покров облаков и дождь. И я собираюсь полностью использовать эти возможности.

В свою первую ночь в стенах Замка Рольф из-за огромной усталости мог только спать. Утром его сытно накормили, в обед — тоже. И утром, и в полдень приходил старый солдат, чтобы отвести его на учебный двор, где они каждый раз проводили час или два. В полдень они занимались с настоящими щитами и тренировочными мечами, а на Рольфе был гребенчатый гладиаторский шлем, чтобы он привык к доспехам.

Его кисти огрубели от работы на ферме, и он думал, что его руки тоже достаточно крепки. Но новый непривычный груз оружия, похоже, выявил новые мышцы и заставил их мучительно ныть. Наставник изматывал его Рольфа бесконечными повторениями простых ударов и парирований, отступлений и контрударов. Это была работа, которая вскоре стала рутинной; и при всем угрюмом стремлении Рольфа поразить своего противника ему не удавалось ударить этого человека, в то время как старый солдат исправлял технику Рольфа, ударяя и царапая его ребра, казалось, как и когда ему хотелось.

Словно бы их держали в секрете, практические занятия Рольфа прекращались, как только другие солдаты приходили во двор, чтобы рубить чурбаки или упражняться попарно, друг против друга. Рольфа это удивляло, но его занимали гораздо более неотложные заботы. Теперь, когда он был накормлен и отдохнул, мысль об освобождении не покидала его. Но вокруг были высокие стены, и только его мысли могли перескочить через них.

Время от времени поглядывая вверх из тренировочного двора, Рольф замечал все более активные приготовления к приближающейся свадьбе. Цветы и праздничные знамена грузовыми фургонами свозили в Замок, где из-за окружающей обстановки они сразу начинали казаться какими-то гротескными. По указанию Распорядителя Игр их развешивали на стенах, парапетах и ограждениях. Рольфу было любопытно узнать, прикроют ли цветами и обглоданные человеческие кости, висящие рядом с гнездами рептилий.

А где-то рядом с его камерой в течение всего дня звучала приятная музыка. Замок готовился к празднествам, но Рольф не замечал ни тени радости ни в одном из лиц в отличие от того, что он видел во время приготовлений к сельским свадьбам. Здесь же даже Распорядитель Игр был угрюм, словно узник.

Во время второй ночи в своей отдельной камере Рольф увидел бригаду рабочих, которые сразу после захода солнца спотыкаясь и хромая возвращались в свои темницы, откуда их вытащили рано утром. Этой ночью они были выпачканы в каменной пыли и песке, а не в речном иле — и он понял, что большинство их работало на северной стороне прохода, убирая камни с того места, где покоился Слон.

Прислонившись к стене камеры рядом с дверью, Рольф услышал, как двое надзирателей устало проковыляли мимо. Один из них сказал, что сегодняшние раскопки открыли угол двери, но работы оставалось еще на день. Нет, сказал другой. Не раньше, чем состоится свадьба. Голоса затихли. Рольф растянулся на своей постели из соломы. Конь Арднеха — Слон, который принадлежал Рольфу больше, чем кому бы то ни было, был почти освобожден. Даже приближающаяся схватка с Чапом отступила в его мыслях на второй план.

Этой же ночью вторая партия рабов отправилась на работу из темницы; рядом с ними шагала колонна солдат, таких же угрюмых, как и они. Тюремные дворики освещались факелами почти всю ночь. Рабочие и гонцы продолжали прибывать и отбывать, и даже пение не смолкало, так что раскопки, похоже, переплелись со свадебными делами. Рольфу удалось поспать, но очень мало из-за света и шума. И он снова забеспокоился — жизнь больше не казалась ему не имеющей ценности. Он не должен был умереть ради шанса зарубить Чапа — не тогда, когда Вольный Народ мог оказаться перед лицом гибели из-за недостатка информации о Слоне, информации, которую только Рольф мог сообщить.

Когда пришло утро и его снова, как обычно, вывели из камеры к баракам для тренировки, он заметил сгоревший факел среди носилок, случайно оставленных на камнях покрытия с ночи. Охранник, который сопровождал его, то ли переработал ночью, то ли перепил, то ли и то и другое, так как его глаза были прикрыты примерно столько же времени, сколько и открыты. На обратном пути Рольфу удалось наклониться и потянуть время, якобы завязывая ремешки сандалий. Когда двери его камеры захлопнулись за ним снова, у него во вспотевшей руке был маленький обломок обугленной палочки.

Ему снова принесли воду и сытную пищу. И снова старый солдат пришел забрать его для тренировки. Рольф умудрился спрятать свой уголек под рубашку. И бессознательный импульс, побудивший его поднять деревяшку, преобразовался в его голове в подобие плана.

Сегодня его инструктор принес с собой мечи, хотя и с затупленными кромками и остриями. Во время тренировки мозг Рольфа был слишком занят, чтобы продумывать план. Он начинал постигать истинность предупреждения Мевика — воинские искусства не освоишь за неделю. Не успел он подумать, что его рука приобрела некоторую уверенность, как оружие учителя снова ткнулось ему в ребра.

Но во время перерыва на обед и с наступлением ночи, когда его вновь заперли в камере, он мог спокойно подумать. Он уже сообразил, что ночью птицы безусловно должны прилетать к Замку на разведку — вероятно, каждую ночь. Он видел, что после того, как с закатом солнца рептилии поспешно возвращаются домой, над замком всегда тщательно натягиваются защитные сети. Но ничто не могло помешать птицам летать еще выше, над ними. Они всегда могли добыть немного информации благодаря своему острому зрению и сообразительности. Если бы теперь он сумел передать какое-нибудь сообщение, которое они смогли бы прочесть…

Эта ночь в стенах Замка была спокойней, чем предыдущая; похоже, что работу по раскопкам Слона в две смены запретили. Может быть, просто не хватало рабов. Этой ночью во дворе не было никаких факелов, и камера Рольфа была незаметна караульным, которые через равные промежутки времени проходили в нескольких метрах от нее. Рольф понимал, что никто не мог разглядеть крыши его камеры. Нависающий козырек скрывал ее от взглядов сверху.

Вывернув свою относительно новую рубашку наизнанку, он получил почти белую поверхность, на которой можно было писать. После короткого раздумья о том, как передать побольше информации в нескольких словах, он написал:

Я ЕЗДИЛ НА С. В ПЕЩЕРЕ

Затем он задумался о том, как передать то, что было необходимо, о мощи, которую он видел и ощутил. В конце концов он прибавил:

СПАСИТЕ ЕГО ОТ ЭКУМЕНА. РОЛЬФ

Он жирно обвел и подчеркнул буквы двумя линиями и, послюнив пальцы, втер в материю. Он свернул надпись и развернул ее снова; его сообщение, похоже, вышло достаточно стойким.

Теперь ему оставалось только выставить его на плоскую крышу камеры и постараться расправить, чтобы птицы смогли прочесть.

После небольшого раздумья он просунул руку сквозь прутья решетки у основания двери и собрал немного маленьких камешков и кусочков высушенной известки. Выбрав несколько подходящих по размерам, он сделал из них грузики, которые прикрепил к подолу рубашки. На то, чтобы безопасно сделать это, потребовалось некоторое время, но времени у Рольфа было достаточно.

Затем он свернул рубашку в виде свитка и несколько раз развернул для пробы, заставляя ее рывком быстро расстелиться на полу. Один из грузиков выпал, и его пришлось прикрепить заново, но Рольф не видел причин, чтобы его план не удался.

До этого он считал про себя, грубо отмечая интервалы между прохождением часового. Теперь Рольф подождал, пока человек пройдет еще раз, затем подошел к двери. Он просунул свернутую рубашку сквозь верхние прутья решетки, затем, держа ее за плечи, рывком заставил развернуться. Он услышал, как мелкие камешки со слабым цокотом ударились о плоскую крышу над его головой.

Оставив рубашку развернутой — как он надеялся — на крыше, Рольф отошел в самый темный угол камеры. Он так строго запрещал себе питать какую-либо надежду на успех, что, когда раздался еще один слабый стук по крыше, вскочил на ноги, убеждая себя, что этот звук должен означать, что его сигнал замечен врагом. Но ни крика, ни шагов рассерженных людей с факелами не последовало.

Он постепенно осознал, что удар по крыше был похож на звук мелкого предмета, упавшего с большой высоты. Часовой снова был рядом. Рольф заставил себя спокойно лежать на соломе, пока человек не прошагал мимо. Не успел охранник скрыться из виду, как упал новый камешек, на этот раз на брусчатку перед камерой, слабо звякнув о прутья решетки; Рольф не смог его разглядеть, но у него не оставалось сомнений по поводу происхождения этого звука. Он подскочил к двери, вытянул руку, схватил свою рубашку и подвигал ею из стороны в сторону по крыше. Затем быстро втащил надпись в камеру, оторвал камни и выбросил их наружу. Он затер свое сообщение так, чтобы надпись невозможно было прочесть, и снова надел рубашку.

У него были деятельные и внимательные друзья. Он не был забыт, не был совершенно одинок. Он плотно запахнул на себе рубашку. Только тогда до него дошло, что он дрожит не от холода и не от страха, а от торжества, которое нужно было держать при себе.

На следующий день Рольф упражнялся с таким усердием, что удостоился нескольких скупых похвал от своего инструктора. Следующей ночью Рольф не делал никаких попыток сигналить снова — это было слишком опасно, и ему нечего было сказать — но он лежал с широко открытыми глазами, прислушиваясь, до того часа, когда прошлой ночью произошел обмен сигналами.

Клик, клик, клик. Раздалось три слабых удара о крышу, разделенных равными промежутками времени. Он рывком сел, затем выждал, опершись локтем о солому. Ждала ли птица его ответа? Он подошел к двери, высунул руку наружу и трижды медленно покачал ею из стороны в сторону. Затем лег отдыхать, прислушиваясь, но никаких новых сигналов сверху не последовало.

10. БИТВА ЗА ОАЗИС

Распластавшись у вершины пологой дюны и глядя поверх ее гребня, Томас различал темное, похожее на остров, пятно Оазиса Двух Камней, раскинувшегося перед ним в лунном свете, — его ближайшая граница находилась менее чем в ста метрах от него. Ночь делала контуры огромного круга плодородной почвы расплывчатыми и придавала ему полумагический вид. И все же, поскольку Оланта просветила его на этот счет, Томас мог различить, где располагаются отдельные части селения.

Большая часть территории Оазиса была занята широким внешним кольцом обработанных полей. Захватчики, как рассказала Оланта, сперва хотели огородить весь плодородный круг, но здесь, в пустыне, были сложности со строительными материалами, и они сосредоточились на завершении внутренних работ.

Все фермерские жилища — полу-постоянные строения из деревянных остовов и натянутых шкур — теснились на одной стороне центральной площади Оазиса, а вокруг них была выстроена крепкая ограда. В этом лагере люди Оазиса могли с заходом солнца запираться на всю ночь. И как днем, так и ночью усиленные конные и пешие патрули солдат Замка прочесывали поля и тропы по периметру орошаемой земли.

Распластавшись на дюне, где лежал Томас, и на соседних с ней к западу и к востоку, в безмолвии отдыхая после тяжелого перехода, приведшего их сюда от гор, затаилось двести человек мужчин и женщин из его штурмового отряда. Оланта лежала слева от Томаса, Мевик — справа; их лица были измазаны землей для ночной атаки так, что напоминали физиономии каких-то резных меланхолических демонов.

Рядом с Мевиком лежал Лофорд, и в тишине до Томаса доносилось его легкое сопение. Волосы Оланты, развеваемые ночным ветерком, касались щеки Томаса. Она прижалась к нему, чтобы что-то прошептать, и вытянула, указывая, руку. Там, куда она показывала, в центре Оазиса, располагался укрепленный лагерь врага. Там их нужно было захватить ночью врасплох и вырезать. Два угла его высокой ограды были теперь освещены факелами. Оланта уже объяснила раньше, что ворота лагеря обычно остаются открытыми, хотя, конечно, возле них выставляют охрану.

Томас знал, что над Оазисом, неразличимые глазом человека или рептилий, теперь вились птицы. Они отмечали для него позиции вражеских патрулей; после начала атаки на птиц возлагалась обязанность не допустить, чтобы хоть один враг, двуногий или крылатый, спасся. Известие о нападении этой же ночью или даже утром переполошило бы весь Замок; Вольный Народ намеревался отдохнуть в Оазисе еще один день и одну ночь прежде, чем начать переход, который станет прологом к решающей битве за Слона. Сегодняшняя битва могла стать решающей только в том случае, если бы Вольный Народ потерпел поражение.

— Передайте снова, — прошептал Томас, повторив приказ вправо и влево. — Никакого огня. — Любое пламя наверняка привлечет внимание далекого Замка; утром прилетят рептилии, узнать, в чем дело, а после рептилий прискачет кавалерия. Экумену не потребовался бы никакой Слон, чтобы выиграть битву днем и на открытой местности.

К Томасу подполз Лофорд. Несколько минут тому назад Великий спустился с дюны, и теперь он вернулся, заняв место между Томасом и Мевиком. Колдун двигался, подумалось Томасу, тихо, как запряженный в плуг вол. Но даже он не мог поднять слишком большого шума на мягком песке, хотя теперь это и не имело особого значения.

— Я пытался и так и сяк, — мягко пророкотал Лофорд, со всего маха плюхаясь на песок рядом с ним. — Но обстоятельства не благоприятствуют магии. Думаю, обнажено слишком много клинков.

— Даже природная волна? — Томасу нужна была любая помощь, какую он мог получить, а он знал, что Лофорд имеет власть над природными волнами.

Лофорд покачал головой.

— Я мог бы поднять хорошую волну в пустыне. Но не ночью. Пустыня — это прежде всего день. Солнце, жара, порывистый ветер, швыряющий пригоршни песка, — о, я мог бы постараться, чтобы доставить тебе удовольствие! Но не ночью. — Голос колдуна звучал виновато.

Томас осторожно тронул его плечо.

— Я особенно и не рассчитывал на твои силы сегодня ночью. Песчаная волна больше понадобится, чтобы заслонить нас, когда мы будем пересекать пустыню, двигаясь к Замку, днем позже. В том случае, если Грозовой Камень вызовет недостаточно сильный дождь, чтобы мы могли в нем скрыться.

— Я все думаю об этом переходе; бросать вперед Камень, чтобы все время шел дождь и притягивались молнии! Это потребует такой же отваги, как любая битва. А ты еще хочешь, чтобы и волна составила нам компанию. Ого!

— Ш-шш! — прошипел Мевик.

Очень тихим шепотом Томас добавил:

— И мне думается, что так или иначе нам больше не придется вести сражений в болоте.

Вниз безмолвно, словно призрак, спланировала тень, и на дюну рядом с Томасом опустилась птица. Гордо расправив крылья, она доложила, сколько и где вражеских патрулей. Томас торопливо принял решение и по цепочке передал приказания командирам отрядов. Одному из отрядов он приказал выдвинуться к западной оконечности Оазиса, чтобы быть готовым перехватить любого, кто попытается бежать по направлению к Замку.

— А мы в воздухе готовы, Томас, — заверила его птица. — Если рептилии рискнут взлететь, ни одна из них не спасется.

Получив приказания, длинная цепочка человеческих фигур начала рваться, люди расходились молчаливыми группами, почти невидимыми в лунном свете.

— Теперь лети, — сказал Томас птице. — Дашь мне знать, когда наши люди будут в дальнем конце Оазиса. — Нападение на вражеские патрули должно было произойти везде в одно и то же время, и одновременно с этим должны быть взяты ворота во внутренний лагерь.

Взмахнув крыльями, гонец поднялся в воздух и улетел. Теперь, если что-то и было упущено, вспоминать было слишком поздно. Томас подумал, что положение командира давало одно преимущество: у него не было времени слишком беспокоиться о собственной шкуре.

Его глаза встретились с глазами Оланты, блестевшими в лунном свете, и они некоторое время глядели друг на друга. Никто из них не нуждался в словах.

Птица вернулась раньше, чем Томас начал ожидать ее возвращения.

— Они в дальнем конце готовы. И с западной стороны тоже, Томас.

— Так. В таком случае мы тоже готовы. — Он глубоко вздохнул и оглядел остатки своих сил, которые располагались достаточно близко от него, чтобы он мог их видеть. — И мы атакуем.

Махнув рукой, он отдал приказ десятку человек, которые находились рядом с ним, напасть на ворота внутреннего лагеря. Второй такой же отряд под предводительством Мевика должен был сразу последовать за ними, чтобы быть готовым прорваться через ворота и перебить спящих захватчиков в бараках.

Внешняя граница Оазиса была отмечена рвом, который, по словам Оланты, служил для того, чтобы сдерживать натиск пустыни. Пересекая его теперь, она прошептала:

— Он почти высох. Мы должны использовать Камень, чтобы вызвать дождь, пока находимся здесь.

Перебравшись через этот наружный ров, Томас сразу повел свой отряд между рядов растений, доходящих им до колен, к центру Оазиса. Он жестом приказал своим людям рассредоточиться и сперва двигаться бегом согнувшись. Когда они преодолели несколько сот метров, он перешел на шаг и вскоре пополз между рядков растений. Где-то недалеко впереди должен был находиться патруль из восьми пеших солдат. Предполагалось, что отряды Томаса и Мевика проскользнут мимо этого патруля, предоставив его другим группам Вольного Народа, идущим чуть позади.

Томас увидел патруль, приближавшийся справа медленным шагом. Лунный свет превращал шлемы в головы призраков. Он замер, и отряд вокруг него растворился в песке и ночи.

Враги прошли мимо. Затем их предводитель неожиданно повернул в другую сторону. Приподняв голову на несколько сантиметров, Томас увидел, что теперь они идут прямо на отряд Мевика, припавший к земле. Только бы не было шума, подумал Томас, когда столкновение стало казаться неизбежным.

Командир патруля остановился, удивленно оборачиваясь. Вокруг него и его людей, словно мрачные демоны, выросли люди Мевика. Они превосходили противника числом, двенадцать против восьми, и имели преимущество внезапности, так что не удивительно, что они вырезали людей Замка без потерь со своей стороны. И все же трудно было надеяться на сохранение полной тишины; несколько вскриков раздались в ночи.

Томас напряженно замер, вглядываясь в центр Оазиса, до которого теперь было менее полукилометра. Он почувствовал на своей руке руку Оланты.

— Может, в центральном лагере и не поднимется тревога, — сказала она мягко. — Они могут подумать, что какие-то беглецы были застигнуты в поле или что патруль потревожили птицы. Иногда такое случается.

— В любой момент какой-нибудь другой патруль может поднять шум. Нам лучше поторопиться. — Он сделал Мевику знак подтягиваться ближе и получил ответный сигнал.

Короткий меч Томаса, висящий в ножнах, задевал его ноги. Он увидел, что Оланта на ходу засунула длинный нож в ножны, которые были у нее на бедре.

Теперь центральная часть Оазиса оказалась достаточно близко, чтобы можно было разглядеть детали. Стала видна ограда из заостренных кольев, образующая лагерь-тюрьму, где люди Оазиса запирались на ночь. Томас смог разглядеть силосную яму, амбары, хранилища зерна. А прямо перед ними находилась защитное ограждение захватчиков, где продолжали гореть факелы. Ворота были открыты. Не было заметно никаких деревьев; Оланта говорила, что они все пошли на бревна. Не видно было ни людей, ни рептилий.

— Давайте мы вдвоем пойдем первыми, — прошептал Томас, когда его отряд собрался вокруг него. Затем он взял Оланту за руку и пошел вместе с ней по темной тропинке, которая вела почти к самым воротам изгороди. Теперь он заметил руку и часть формы солдата, который хохотал над чем-то сразу за воротами. Он надеялся, что первые солдаты, которые увидят их с Олантой, примут их за обыкновенную парочку, пытающуюся проскользнуть внутрь после свидания.

Справа от тропинки тянулась баррикада, охватывающая дома фермеров, а слева находились высокие зернохранилища. Из-за одного из них неожиданно выступил солдат, чтобы преградить им дорогу.

Он довольно улыбнулся, заметив их замешательство.

— Ищете какую-нибудь дыру в изгороди? Надеюсь, ваше хождение в течение половины ночи стоило того, потому что… — Он уставился на руку Оланты. — А что это у тебя там?

Откуда-то из полей донесся вопль боли и страха, ослабленный и приглушенный расстоянием. Солдат разглядел длинный нож Оланты, и из его глотки вырвался такой же вопль, сам он начал вытаскивать меч; он хотел отступить назад, но клинок Томаса уже вонзился ему между ребрами.

Бросаясь к воротам ограды, Томас услышал топот двух десятков ног по тропинке за своей спиной. Выскочила пара встревоженных часовых — слишком поздно. Они успели крикнуть, но не более.

Как только ворота были взяты, Томас бросил взгляд назад. Отряд Мевика бежал по тропе всего в нескольких метрах от ворот. Томас рукой отстранил Оланту, повернулся и побежал внутрь лагеря, устремляясь к открытой двери ближайшего барака. Справа от ворот он увидел расположенные вдоль ограды конюшни, а за ними — бараки, длинные приземистые строения, достаточно большие, чтобы вместить около сотни человек. Слева были такие же конюшни и бараки, а напротив ворот располагалось еще одно длинное здание, где, знал Томас, жили офицеры. Оно же служило штабом. Весь центр лагеря представлял собой голую песчаную площадку, утрамбованную марширующими ногами. Перед штабом на флагштоке развевалось черно-бронзовое знамя Экумена. А в самом центре плаца на своего рода распятии висел человек — обнаженный мужчина, чье тело было все исполосовано бичом. Теперь человек приподнял седую голову, чтобы с трудом посмотреть на Томаса. У Томаса не было времени разглядывать жертву; он мчался прямиком к открытой двери барака.

Из нее показался человек — полуодетый и полусонный, опирающийся на меч. Он замер на месте, его глаза и рот широко раскрылись при виде Томаса, несущегося на него, — огромного, всего черного, специально для ночной атаки.

Томас, метя в середину туловища, вонзил меч почти по самую рукоятку, втолкнул мертвого внутрь барака и последовал за ним. Сразу вслед за ним сквозь узкую дверь ворвались его люди, стараясь посеять ужас и панику. Лишь несколько врагов успели схватить оружие. Томас не был искусным фехтовальщиком и знал это. Поэтому он постарался как можно лучше воспользоваться преимуществами своей силы и роста. Двумя размашистыми ударами он выбил оружие из рук своего следующего противника, а следующим — отрубил ему руку почти до плеча.

Через мгновение нападающие овладели дверями и расположенной рядом с ними стойкой с оружием, откуда Томас выхватил себе щит; то, что последовало через несколько мгновений, нельзя было назвать схваткой. Людей Замка убивали прямо в их гамаках, рубили забившихся в углы, вырезали, словно мычащий скот на бойне.

Бойня еще не прекратилась, когда Томас пробрался по скользкому от крови полу обратно к дверям. К этому моменту большинство Вольного Народа было уже внутри лагеря, и перед вторым бараком разгорелась яростная схватка. Мевик был здесь, он колол длинным кинжалом и размахивал боевым топором, который был бы похож на какое-нибудь крестьянское орудие, если бы не плетеная гарда, как у меча, прикрывающая кисть.

Даже после того, как один барак был вырезан, Вольный Народ внутри укрепления все равно был в меньшинстве. Томас с криками повел свой отряд на подмогу Мевику.

Чтобы проснуться, люди во втором бараке имели всего на несколько мгновений больше, чем в первом, и это в значительной степени изменило картину боя. Эти люди только начали прорываться наружу и вступать в бой, но, когда подоспел Томас, они стали отступать обратно в барак, очевидно, в растерянности не понимая, что численное преимущество по-прежнему на их стороне. Из бойниц в бревенчатых стенах барака со свистом полетели стрелы. Барак был прочным и возведен был у самой стены высокой изгороди.

— Помните, никакого огня! — закричал Томас. Он увидел, что двое его людей сражены стрелами. Но через ворота ограды уже подходило подкрепление — отряд Вольного Народа, который, по всей видимости, покончил с одним из наружных патрулей.

Откуда-то возникла Оланта и стала рядом с Томасом.

— Держись сзади! — рявкнул он, прикрывая ее собой. Затем сунул руку в ее мешок, вытащил Грозовой Камень и швырнул его в сторону барака. Помятый металлический ящичек упал как раз возле угла низкого здания.

Гроза не заставила себя ждать. Тем временем Томас расставил несколько человек так, чтобы те, что были внутри, не смогли выскочить наружу; когда это было сделано, он основное внимание уделил зданию штаб-квартиры. Он увидел, что Мевик со своими людьми уже залез на ее крышу и сражался там с несколькими фигурами в бронзовых шлемах, появившимися изнутри. Остальные метали камни и дротики в двери и окна.

В лагерь ворвался еще один отряд Вольного Народа, а с ними и первые фермеры, как и предполагалось, вооруженные вилами и мотыгами и охваченные боевой яростью. Томас побежал встретить их и повел к зданию штаб-квартиры.

На крыше штаба офицеры и командиры в бронзовых шлемах сдерживали Вольный Народ пиками, мечами и палицами, защищая один угол ограды. Там один из них размахивал факелом, чтобы отогнать птиц, а другой тем временем пытался стянуть защитную сеть с гнезда рептилий: они собирались послать гонца к Экумену.

Солдат, размахивавший факелом, упал, сраженный вилами, брошенными с земли. Томас быстро затоптал искры, пока они не подожгли крышу. Человеку, возившемуся с сеткой, наконец удалось убрать ее с пути рептилий — но ни одна из них не отваживалась выбраться из гнезда. Ночь принадлежала птицам, и рептилии очень хорошо знали это.

Над головой прогрохотал гром. На крыше не осталось уже никого, кроме Вольного Народа. Кровь хлюпала под ногами и собиралась лужицами. Кто-то подобрал брошенную пику и пытался с ее помощью выгнать рептилий из их небольшого домика. Птицы приземлились у порога, их мягкие голоса вибрировали, не стесняться и выйти поприветствовать своих гостей.

Люди, стоявшие на земле у входа в штаб-квартиру, позвали Томаса. Он свесился с края крыши и, спрыгнув вниз, узнал, что кто-то из отряда Мевика схватил, как они думали, командира гарнизона. Вперед вытолкнули человека с седыми волосами и тонкой жилистой шеей. Они захватили его в складской комнате, когда он переодевался в форму простого солдата.

Зашелестел, а затем забарабанил по земле и крышам дождь. Молния блеснула ближе. Во время одной из ослепительных вспышек Томас посмотрел вверх и увидел, как Страйджиф, все еще с перевязанным крылом, дико сверкая глазами, появился из гнезда рептилий. Скорлупа яиц кожистокрылых пристала к его когтям. Клюв был запачкан кровью.

— Посмотри в другом гнезде! — крикнул Томас. Затем он потащил седовласого пленника к Оланте и другим жителям Оазиса, чтобы окончательно удостовериться в том, кто он такой. Оланта находилась в центре плаца, в пределах досягаемости стрел из все еще обороняющегося барака. Несколько фермеров стояли рядом с захваченными щитами наготове, чтобы прикрыть от любых снарядов тех, кто снимал старика с эшафота. Оланта плакала, не обращая внимания на стрелы; Томас понял, что человек на кресте, должно быть, ее отец.

Жертву как раз сняли, когда Грозовой Камень притянул молнию, которую вызывал. Молния, прошившая барак сверху донизу, расколола строение, словно огромное яйцо, положенное на стол. Проливной дождь не дал огню разгореться. Томас побежал, чтобы присоединиться к своим людям, входящим в брешь, но его руководство было излишним. Его люди проникли внутрь и завершили ночную работу без дополнительных потерь в своих рядах.

Так завершилась битва за Оазис. Отца Оланты и остальных раненых бойцов за свободу вынесли из лагеря захватчиков, чтобы перенести в дома фермеров. В лагере фермеров, который больше не был тюрьмой, послышались голоса: мужчины, женщины и дети пели от счастья, что они теперь свободны.

Почувствовав прикосновение к плечу, Томас повернулся и увидел стоящего рядом Лофорда, который широко улыбался; на правой руке колдуна сочилась кровью небольшая рана.

— Как тебе схватка? — спросил Томас.

— Здорово! Великолепно! Один раз я сошелся сразу с двумя… Но я пришел напомнить тебе, что теперь твоя очередь подобрать Грозовой Камень.

— Это верно. — Томас ухмыльнулся, прикинув, как будет дразнить Лофорда, намеренно не интересуясь, как он получил свою «страшную» рану, подошел к бараку и подобрал с земли ящичек с гравировкой.

В это время к нему спустилась птица с хорошей вестью: ни один враг не спасся. Несколько патрульных, находившихся в полях, попытались бежать, чтобы добраться до Замка, когда увидели, что Оазис подвергся нападению. Их всех до единого вырезали людьми Томаса, оставленные вдоль западной границы Оазиса как раз на такой случай. Один, которому удалось проскочить мимо них верхом, был на всем скаку сброшен с седла тремя молчунами, которые кинулись сверху и перехватили его. А теперь даже его напуганную лошадь привели обратно в стойло.

Битва закончилась, но ни один из тех, кто не был ранен, не мог позволить себе отдых. Слишком многое непременно следовало сделать до рассвета. Нужно было убрать и позаботиться о раненых, похоронить мертвых и скрыть все следы могил. Нельзя было допустить, чтобы какой-нибудь гонец из Замка заподозрил, что произошло, — до тех пор, пока он не приземлится или, по крайней мере, не снизится до пределов досягаемости стрелы.

Стену разрушенного барака поспешно поставили на место, а бреши заделали как можно лучше. С рассветом фермеры, как обычно, должны были выйти в поля. Представители Вольного Народа — надеть форму черного с бронзой цвета, чтобы прилетевшие рептилии видели, как они маршируют, разъезжают верхом или стоят на часах. Скорлупу разбитых яиц и пурпурную кровь рептилий убрали и соскоблили с наружных частей гнезд.

— Еще одно, — сказала Оланта. И она кивнула на пустое распятие в центре плаца, с которого еле-еле успели живым снять ее отца.

— Подойдет какой-нибудь мертвец, — сказал Томас. — С седыми волосами. — Он попытался припомнить какой-нибудь труп среди тех, кого сейчас хоронили, кого-нибудь, кто бы был похож на отца Оланты; но тщетно. Он повернулся, чтобы оглядеть горстку пленников, ожидавших допроса; его взгляд упал на длинные спутанные локоны начальника гарнизона.

Томас кивнул в его сторону, и люди, которые присматривали за пленниками, поняли его замысел. Ухмыляясь, они выволокли вперед побледневшего офицера.

— Мы вздернем его, вождь! И приглядим, чтобы его шкуру сперва как следует обработали!

В целом это было правильно. Так было лучше всего. Но Томас отвернулся. Он увидел, что Мевик тоже отвернулся с обычным для него выражением досады на лице. Однако ответственность за экзекуцию и казнь лежала не на Мевике. Томас заставил себя снова повернуться, чтобы все видеть и слышать свист бича. Он был удивлен тем, каких внутренних усилий это потребовало от него, — словно никогда прежде он не видел крови. Оланта следила за происходящим с выражением глубокого удовлетворения. Но Томас был напуган. Он опасался, что восторг от насилия и упоение властью, которые он ощущал, дадут в его душе ростки, словно коварная болезнь.

Командира гарнизона пороли зря. За весь следующий день, пока он висел, умирая, на кресте, из Замка не прибыл ни один гонец. Вольный Народ и фермеры, которые собирались отправиться в поход вместе с их освободителями, передохнули в течение дня, а затем более основательно отдохнули следующей ночью.

Ночью птицы принесли известие, что они узнали, где в Замке находится Рольф, и повторили Томасу его сообщение. Они попытались предупредить парня о том, что атака состоится через три ночи. Если Рольф сумеет подобраться к дверям после наступления темноты, они попытаются передать ему Камень Узника.

11. Я — АРДНЕХ

Три камешка упали на крышу камеры Рольфа в первую ночь, а во вторую в тот же час — два. Он в ответ дважды махнул рукой.

На следующее утро Рольф впервые получил настоящий острый меч, и этим оружием он все утро колол и рубил деревянные чурбаки. Его инструктор стоял рядом, делая замечания, под охраной двух пикенеров, которые держали наготове свое длинное оружие все время, пока Рольф был вооружен по-настоящему.

В полдень Рольф и его инструктор снова сражались один на один затупленными мечами. Во время этого урока меч инструктора несколько раз оказывался слишком низко, и Рольфу удавалось уколоть своего учителя в живот или рубануть по руке. Но Рольфа это не слишком удовлетворило — он подозревал, что солдат позволил ему выиграть очко, чтобы укрепить его уверенность в своих силах. Если бы только инструктор знал, что двое пикенеров утром сделали это куда успешнее…

Этой ночью пришел сигнал — единственный камешек, — на который Рольф ответил одним взмахом. Три, два, один — счет уменьшался от ночи к ночи.

Рольф знал, что утром следующего дня должно было состояться венчание. В полдень он встретится с Чапом на арене. Конечно же, не об этом сообщал ему Вольный Народ — следовательно, завтра днем или ночью должно было произойти что-то другое, исключительно важное.

Он намеревался выжить, чтобы увидеть, в чем дело.

В день свадьбы Рольфа рано утром разбудили громкие крики и музыка, которая звучала, словно аккомпанемент какому-то непристойному танцу. Ему снова подумалось, что сегодняшние свадебные торжества не могут походить на те простые свадьбы, на которых ему в свое время довелось погулять. Там по крайней мере пытались соблюдать внешнюю благопристойность до середины дня, пока не происходил обмен клятвами и какой-нибудь местный сельский колдун не произносил над кольцами заклинание на счастье. После этого начинались танцы, пирушка, игры и все, до чего способны додуматься веселящиеся люди…

День разгорался. Рольфу принесли чистый плащ из дешевой черной материи, чтобы он надел его поверх своей одежды. В этот день никакой тренировки не было, не показывался и инструктор. Рольфа, как обычно, накормили и отвели в туалет. Вокруг двора стояли люди в ливреях, которых Рольф не видел раньше, — на каждой черный цвет дополнялся красным, зеленым, белым или серым. Значит, это правда, что на свадьбу собрались гости из всех соседних сатрапий.

После полудня в камеру Рольфа явился Распорядитель Игр с двумя охранниками, и Рольфа поспешно вывели из нее. Сперва снова в уборную — чтобы не смущать их высочества, если его страх явно проявится прямо на арене, решил он, затем его под охраной отвели в маленькую комнатушку без окон, с перекрытием из грубо отесанных бревен. Через щели в этом потолке и вокруг двери напротив той, через которую они вошли, пробивался солнечный свет. Над головой раздавались шаги, совсем близко звучал смех, и Рольф понял, что находится уже под местами для зрителей, окружающими арену. Солдат-инструктор описывал это место.

Его уже ожидали бронзовый шлем, щит и меч. Распорядитель Игр поспешил по каким-то своим делам; охранники Рольфа сразу вручили ему шлем и щит. Они критически его оглядывали, пока он брал щит и надевал шлем на голову; он подозревал, что они хотели посмотреть не свалится ли он от страха. Из-под стены они вытащили что-то вроде сети и привязали его к двери, ведущей на арену. И лишь когда он был таким образом опутан, они вложили ему в руку обнаженный меч. Почти сразу после того, как это было сделано, до них донесся какой-то сигнал, и один из мужчин ухватился за засов, чтобы распахнуть перед Рольфом дверь, а второй взял копье, чтобы вытолкнуть его, если потребуется, на песок арены.

Копье не понадобилось. Ноги Рольфа сами вынесли его на солнечный свет. Сквозь Т-образную прорезь шлема он мельком увидел лица вокруг арены, яркие цвета, волнующуюся публику; его встретил взрыв грубых выкриков. Он стоял в одном из концов песчаного овала длиной около двадцати метров и соответствующей ширины, окруженного гладкой высокой стеной.

Еще один шквал аплодисментов, и Рольф увидел высокую, облаченную в черное фигуру своего противника, приближавшуюся с противоположной стороны маленького замкнутого пространства, в котором они теперь были один на один. Красная маска, нарисованная на передней части черного шишковатого шлема, скрывала лицо Чапа. Держа наготове меч и щит, сатрап двинулся прямо вперед; шел он немного враскачку, что Рольф расценил как какую-то хитрость.

Рольф выбросил из головы все, кроме: «бей первым, и бей во всю силу». Дрожащие колени теперь уверенно понесли его вперед.

Его враг был выше ростом, руки у него были длиннее, а потому он имел возможность нанести удар первым — преимущество, которым он не замедлил воспользоваться. Размашистый удар сплеча также показался Рольфу хитростью, так как был более медленным, чем те, что Рольфу доводилось отражать на тренировках с инструктором. Рольф принял удар щитом и, должно быть, закричал — он еще раньше решил, что должен кричать что-нибудь, чтобы злодеи, которые будут наблюдать за поединком, знали, что он умирает за свободу.

Позже он не мог сказать, выкрикнул ли он в тот момент вообще что-нибудь. Он знал только, что щитом, как его учили, отразил мощный удар сверху и нанес смертельный прямой укол.

Его острие так легко вошло в черную одежду между ребер его противника, что Рольф не сразу поверил своей удаче. Он отступил на шаг, думая только: «а это что за хитрость?»

Но человек в черном не хитрил. Из его груди брызнула струя крови. Руки, державшие оружие, обвисли, и, словно бесконечно устав, он опустился на колени. Затем, завалившись на бок, во весь рост рухнул на песок.

Победа все еще казалась Рольфу нереальной. Праздничная толпа над стеной приветствовала его, и этот шум казался еще более нереальным из-за примешивавшегося к нему ропота, — не воплей ярости или боли, но ропота разочарования, звуков, издаваемых зрителями, раздосадованными внезапным прекращением представления.

Сняв шлем, Рольф посмотрел вверх. Чап сидел в первом ряду, глядя вниз на Рольфа, чуть улыбаясь и аплодируя. Рядом с Чапом сидела его златовласая невеста; только теперь Рольф заметил, что Чармиана выжидающе смотрела поверх арены.

Рольф повернулся и снова посмотрел вниз, на фигуру, распростертую на песке. Он вряд ли заметил, как подошли солдаты, чтобы забрать его оружие; он следил за двумя тюремщиками, приближающимися к поверженному человеку. Один из них предусмотрительно отшвырнул ногой оброненный меч, второй перевернул тело на спину и снял раскрашенный шлем. Открывшееся лицо было молодым и совершенно незнакомым Рольфу.

Один из тюремщиков начал поднимать тяжелый молот, чтобы положить конец страданиям раненного. Его движение было остановлено вскриком — женским воплем, таким неожиданным и таким пронзительным, что он переполошил рептилий на их высоком насесте.

И Рольф понял, кого он заколол; он понял это, когда посмотрел наверх и увидел, что кричала Сара.

Сатрап Экумен, повернувшись на своем троне под черно-бронзовым навесом, тоже смотрел на Сару. Совершенно ясно было, что девушка выкрикивала имя человека, только что павшего в на удивление неравном бою. Здесь нечто большее, чем простая случайность, подумал Экумен. Взглядом он приказал старшему по гарему поскорее успокоить девчонку, убрав подальше от гостей вместе с ее безумными выкриками и искаженным лицом. А затем он снова повернулся вперед, глядя через арену туда, где рядом со своим женихом сидела его дочь. Это превратилось почти в рефлекс для Экумена — подозревать дочь, как только досадные внутренние интриги начинали угрожать согласию, если не безопасности, в его доме. И то выражение, которое она придала своему лицу в данную минуту, вид этакого аристократического раздражения из-за переполоха, было слишком нарочитым, чтобы он хотя бы на мгновение ему поверил.

Так.

Сатрапа, конечно, не волновала утрата, понесенная рабыней гарема. Так же, как и исход гладиаторской схватки, хотя и досадный. Что его действительно уязвило — так это только что сделанное открытие: в его собственном Замке, без его участия и ведома, кем-то посторонним, кто завтра вообще, скорее всего, не будет иметь здесь никакого веса, могла быть завязана интрига. Это означало, что в его окружении есть влиятельные люди, преданные, прежде всего, его дочери — и сегодня, и завтра, когда она станет госпожой в соперничающем доме и ставки будут куда выше.

Он должен был произвести впечатление на своих гостей. Он должен был сегодня же узнать, кто эти шутники, и сегодня же расквитаться с ними.

И вот он уже наклонился вперед, жестом останавливая охранников, уже готовых прикончить лежащего человека, — раненый мог пригодиться для допроса. Гэрл, командующий воинами, поняв по лицу своего господина, что что-то не так, был уже рядом. Экумен быстро отдал приказ немедленно доставить к нему обоих гладиаторов и тех, кто готовил их к схватке.

— В мой Зал Приемов.

Повернув голову, Экумен бросил Распорядителю Игр:

— Позаботься, чтобы моим гостям было предоставлено какое-нибудь другое развлечение, а затем тоже явишься ко мне. — Он пристально взглянул через арену и повысил голос: — Моя дорогая дочь и мой сын, прошу вас следовать за мной.

Но, вставая, Экумен вынужден был замешкаться: по проходу у самого нижнего ряда мест, вызывая волнение и пересуды среди гостей, к нему проталкивался командующий рептилиями. На лице командующего рептилиями было написано, что он считает свое дело не терпящим отлагательства. В руке он держал сумку рептилии-гонца с каким-то объемистым грузом.

— Пойдем со мной, — сказал ему Экумен и зашагал по проходу, образованному расступившимися придворными, направляясь в здание. Он заметил облака, которые, набежав с поразительной внезапностью, закрывали закатное солнце, и услышал, как Распорядитель Игр призывал:

— Дамы и господа, прошу внутрь! Погода, похоже, восстала против нашего праздника. Мой господин призывает вас чувствовать себя свободно в его зале, где он присоединится к вам, как только сможет!

Оказавшись внутри здания, Экумен сразу отстранил командующего рептилиями.

Командующий рептилиями прошептал:

— Мой господин, эта сумка, скорее всего, была послана нам из Оазиса, так как ее нашли в пустыне. Ее послали несколько дней назад, так как труп гонца успел разложиться. Один из моих разведчиков нашел его час назад. Гонец, вероятно, погиб во время одной из тех странных гроз, что свирепствовали над пещерой в течение нескольких последних дней.

— Что в ней?

— Там, должно быть, было сообщение, мой господин, но — видите? — замок сумки сломан, из-за грозы или при падении, и ветер пустыни не дал сохраниться никакой бумаге. Только это. — Командующий рептилиями отбросил потрепанную сумку; в его руках остался увесистый металлический ящичек величиной в два сложенных кулака. Он выглядел так, словно побывал и в огне, и в битве.

Экумен взял вещицу. Выгравированные значки пронзили его ощупывающие пальцы ощущением силы; он всегда узнавал сильные чары, когда держал их в руках.

— Ты хорошо сделал, что принес это прямо ко мне.

Проблемы разом навалились на него, словно орда вооруженных врагов. Ему оставалось только вступить в бой со всеми и наносить удары то одному, то другому, пока ему не удастся покончить с одним и приняться за остальных; это было обычное бремя правителя.

— Позови в Зал Приемов Элслуда, — приказал Экумен солдату, стоявшему рядом. Тот отдал честь и бегом бросился выполнять приказ. Экумен пропустил двоих солдат, которые несли на носилках сраженного гладиатора. Затем и сам направился в ту же сторону. Проходя мимо узкого окна, он отметил, как внезапно потемнело снаружи. Распорядитель Игр был прав, позвав гостей в зал.

Рольф не сопротивлялся, когда его разоружили; в этот момент ему хотелось никогда больше не прикасаться к мечу. Он стоял на арене, не зная, чего хочет: жить или умереть. Только один раз с того момента, как Нильс упал, посмотрела Сара в сторону Рольфа, и этот взгляд пронзил его, словно клинок.

По крайней мере, Нильс остался жив — его жизнь чего-то стоила. Двое мужчин в накидках подошли, чтобы осмотреть Нильса и присмотреть за тем, как его уносят. Вскоре Рольфа повели следом. Под внезапно ставшим грозным небом радостно настроенные зрители тоже потянулись в здание.

Рольф зашел внутрь и стал подниматься по лестнице. Постепенно он начинал понимать: что-то, связанное с его схваткой с Нильсом, обеспокоило власть имущих Замка; на лицах охранников было написано беспокойство по поводу значительно более важному, чем желание укрыться от грозы.

Пришел офицер, чтобы обыскать Рольфа; затем его под охраной провели в огромный, пышно украшенный зал, заполняющийся теперь зрителями с арены. Они разглядывали Рольфа, когда он проходил мимо, и удивленно перешептывались, в то время как Распорядитель Игр взывал к ним, пытаясь заинтересовать своих подопечных. Слуги зажигали факелы в нишах стен, чтобы разогнать внезапно сгустившийся ночной мрак.

Они поднялись еще на один лестничный пролет, затем стали ждать в роскошной передней. Затем Рольфа ввели в огромное круглое помещение, расположенное в нижнем этаже квадратной башни, которая венчала здание. У одной из стен в огромном кресле восседал Экумен. В креслах по обе стороны от него сидели Чап и златовласая Чармиана, невозмутимые, словно статуи. На вогнутой стене позади Экумена были развешаны многочисленные трофеи — военные и охотничьи; среди них были и предметы Старого Мира — Рольф думал, что узнал их по гладкой, совершенной форме, как у стекол для дальновидения и у Слона.

Вокруг суетились переполошенные слуги. На деревянном паркете перед Экуменом стояли носилки с Нильсом, над которым склонились мужчины в накидках, чтобы остановить кровотечение. А перед Экуменом стоял солдат, который учил Рольфа фехтованию, всей своей статью выражая напряженное внимание и дрожа от напряжения, боясь нарушить дисциплину. Тут же была и Сара — между двумя солдатами, державшими ее за руки, чтобы не дать ей упасть или подбежать носилкам, на которых лежал ее любимый.

Рольфу представилось только одно мгновение, чтобы окинуть всех взглядом, и его вытолкнули вперед, чтобы он предстал перед самим сатрапом. Зловещие глаза Экумена обратились к нему, и двое, которые держали Рольфа за руки, поставили его на колени.

Голос сатрапа заставил юношу вздрогнуть, несмотря на все его кажущееся спокойствие.

— Ты хорошо дрался сегодня, раб. Что бы ты хотел получить в награду?

— Я хотел бы — только то, что, как я думал, я уже получил. Возможность сразиться с тем, кто, как мне казалось, скрывается под шлемом с нарисованной на нем дьявольской маской! — Рольф не смотрел на Сару, но надеялся, что она его слышала.

— И с кем же, по-твоему, ты должен был драться? — спокойно спросил его Экумен.

Рольф повернул голову, чтобы взглянуть в сторону Чапа.

Прошло некоторое время прежде, чем воин понял, что именно имел в виду пленник. Затем Чап выпрямился в кресле.

— Со мной? Ты, деревенщина! Ты думал, что я вооружусь щитом и надену шлем, чтобы унизиться до поединка с тобой?

Снова все припомнив, Рольф понял, что это он сам по глупости взял себе в голову, будто Чап будет драться с ним. А другие использовали его глупость, чтобы натравить его на Нильса и заставить убить его ради их забавы.

— Деревенщина? — пробормотал Экумен. — Да, судя по всему, он крестьянин — но удар был хорош… да и отбивался он неплохо. Юный мастер, где ты научился так обращаться с мечом?

Интриги были в новинку Рольфу, но он явственно ощущал недоверие друг к другу и ненависть окружавших его зловещих людей. Он почувствовал, что все они настроены друг против друга. Если бы он знал, какая ложь надежней всего подтолкнет их к взаимному уничтожению, он солгал бы, не задумываясь. Но при сложившемся положении дел он инстинктивно выбрал своим оружием правду.

— Всему, что я знаю о фехтовании, — сказал он отчетливо, — я научился здесь, в Замке. — И он понял, что правда каким-то образом угодила в цель; если бы взгляд Чармианы мог убивать, он в ту же секунду пал бы бездыханным.

— Кто учил тебя? — сурово спросил Экумен.

— Вот он. — Рольф показал рукой в сторону старого солдата. Тот даже не посмотрел на Рольфа. Стоя прямо, расправив плечи, он, казалось, не стал дрожать ни больше, ни меньше, чем до этого.

Блеснула молния, где-то совсем рядом. Сперва послышался легкий треск, затем словно великан разорвал небо надвое сверху донизу, на мгновение дав прорваться наружу ослепительному пламени из какой-то огромной печи, находящейся позади. Молния ярко осветила лицо Чармианы, когда принцесса с облегчением подняла глаза. Она смотрела поверх плеча Рольфа. Рольф на мгновение повернул голову; в дверях стояла высокая серая фигура — если ему это не показалось.

— Смотри на сатрапа! — Кулак охранника ударил Рольфа в лицо; Рольф повернулся обратно. Каким-то образом видение расширенных глаз седого колдуна не исчезло и наложилось на лицо Экумена.

— И тебя хорошо кормили? — заботливо спросил Экумен.

— Да.

Один из мужчин с накидками на головах, стоявших у носилок, повернул голову, и Рольф с внезапным ужасом увидел, что на плече колдуна, наполовину скрытое его плащом, скорчилось существо, бывшее и жабой, и чем-то большим.

— Господин, я теперь уверен, что этот человек, который проиграл поединок, был истощен и ослаблен. И долго был без отдыха. Признаки совершенно очевидны.

После этого на какое-то время Рольф утратил способность слышать. При всем владевшем им страхе и ненависти он ощутил почти жалость к этим людям, озлобившимся настолько, что могли играть в подобные игры с беспомощными рабами. Но он поверил им — что ему представится шанс сразиться с Чапом — он хотел поверить в это. Он почувствовал, как колени под ним подогнулись. Но и теперь он не мог повернуть лицо к Саре, даже ради спасения своей жизни. Своей жизни? Нет, поворачиваться не стоило. Если бы только не он убил Нильса, а Нильс убил его!

Когда к нему вернулась ясность мысли, когда отвращение к самому себе обратилось на тех, кто так провел его и использовал для своих целей, тогда он увидел, что его инструктор стоит на коленях рядом с ним. Старый солдат, запинаясь, проговорил:

— Пощадите, господин. — Но он не поднимал глаз, чтобы взглянуть на Экумена.

— Скажи мне, мой верный сержант, — кто отдал приказ так готовить этих двух гладиаторов?

В ту же секунду старый солдат захрипел. Его голова повернулась, глаза расширились, словно он хотел увидеть что-то невидимое, набросившееся на него сзади. В следующее мгновение он повалился вперед, почти так же, как Нильс на арене. Но этот человек не был сражен клинком, а только парализован каким-то припадком; он продолжал стонать, не в силах произнести ни слова.

Экумен вскочил на ноги, сердито отдавая приказания. Человек с жабой осмотрел солдата и, хмурясь, поднял голову. К ним величественным шагом подходил тот, что был в глубине помещения, высокий и седой.

Экумен протянул ему почерневший металлический ящичек и произнес:

— Элслуд. Быстро ответь мне, что ты можешь извлечь из этого?

Нахмурясь, Элслуд принял вещицу, взвесил ее в руке, побормотал над ней, затем поднял резную крышку. Все, кто был рядом, попятились. Он уставился на почерневший камень, который лежал внутри.

— Я не могу сразу ничего ответить вам, господин, кроме того, что эта вещь обладает какой-то реальной силой.

— Это я и сам знаю. Положи ее в какое-нибудь безопасное место, а затем приходи ко мне сюда. Я хочу добраться до истоков того представления, что было разыграно сегодня на арене.

Элслуд со щелчком захлопнул крышку. Он — с кажущимся безразличием — глянул на упавшего солдата, который продолжал слабо корчиться на полу, пока ему пытались оказать помощь, и посмотрел на Рольфа. И снова, еще ярче прежнего, видение его глаз запечатлелось в мозгу у юноши. Затем он вручил ящичек человеку с жабой, одновременно показывая кивком в дальний угол помещения. Человек с жабообразным существом взял ящичек и отправился с ним на другой комнаты, где находилась ширма, возможно, скрывавшая нишу или отдельное помещение.

За ближайшим к нему окном Рольф услышал шум дождя, внезапно забарабанившего по плоской крыше террасы. Слуги как раз закончили зажигать факелы, и те сильно дымили. У Рольфа появилось ощущение, что небо, словно плоская крышка какого-то огромного сундука, опускается на башню.

— Ну-с, деревенщина! — снова обратился к нему Экумен. Но на этот раз голос сатрапа, казалось, делался то громче, то тише, словно доносился из-за перегородки, а затем, словно бы отразившись издалека эхом, звучал снова. Рольф, похоже, был не в состоянии отвечать. Образ глаз Элслуда, разрастающихся и грозящих, оставался в его мозгу, словно разрастающееся растение, туманя мысли и зрение. Высокий седой колдун стоял рядом, но Рольф не отваживался посмотреть на него снова. — Отвечай мне, деревенщина! — Экумен почти кричал. — Правдивый ответ спасет тебя от наказания, когда тебя снова отведут вниз!

То ли отупение, то ли полное отчаяние, охватившие теперь Рольфа, то ли какая-то внешняя сила пришли ему на помощь, и он смог преодолеть и ужас, который старался внушить ему Экумен, и навязчивое видение глаз колдуна, призывающее его хранить молчание. Лицо сатрапа яснее проступило перед Рольфом, и юноша встал с колен.

В повисшей тягостной тишине зазвучал, сливаясь со стуком дождя, голос Экумена — снова внятный и обычный.

— Скажи мне, искусный фехтовальщик, кому ты служишь?

Несмотря на свой страх, Рольф улыбнулся.

— Я? Я — Арднех…

В этот миг ночь, опустившаяся на Замок, неожиданно разорвала молния, такая же пугающая, как та, что ударила из Слона, и в тысячу, в миллион раз более яркая. Грохот, последовавший за ней, невозможно было сравнить ни с каким звуком.

Рольф почувствовал только, как что-то ударило в него с силой, достаточной, чтобы вбить в землю — нет, даже вывернуть наизнанку. Другие, похоже, ощущали то же самое, так как снова и снова раздавался какой-то вскрик. Нет, это был не один голос. Некоторые из женских голосов охрипли, а какой-то мужчина кричал тонко, словно ребенок.

Каким-то образом, как именно — Рольф сперва не понял, ближайшее к нему окно оказалось распахнуто, и дождь лил внутрь, туда, где он лежал на полу среди выпавших камней и расщепленного дерева. Может, это кричала Сара под плетью Чапа?

Когда Рольф поднял голову, шаровая молния все еще плавала посреди комнаты. Он наблюдал, как она пляшет, сияющая и дрожащая, словно, прежде чем раствориться в стене или исчезнуть в дымоходе, высматривала, не упустила ли она какую-нибудь возможность для разрушения.

Посреди зала высилась груда обломков. От ближайшего к Рольфу выбитого окна до охваченной пламенем дальней ниши лежали тела и обломки мебели, словно в мышином гнезде, развороченном чьей-то лапой. На дереве паркета виднелся почерневший след, дымящийся и смердящий. Заливающийся в башню дождь шипел на этом шраме, но больше никуда не попадал.

Дым, поднимающийся от пола, собирался вверху в густое облако, так что Рольф не сразу попробовал встать. В данный момент лучше было ползти. Где Сара? Она исчезла, как его сестра и родители. Ошеломленный Рольф на четвереньках полз по обломкам, равнодушно глядя на мертвых и раненых, слыша потрескивание голодного разгорающегося пламени.

Не находя Сары, он, оглушенный, полз вдоль почерневшего следа молнии. Там, где след обрывался, он наткнулся на неподвижное тело Зарфа; от него исходил запах жареного мяса. После смерти лицо колдуна утратило странную заурядность, а мертвое существо на его плече больше не было жабой, а превратилось в странную, ужасающую маленькую тварь, похожую на бородатого младенца. Тут же потрескивал в огне чудовищный паук, но все это выглядело не более странно, чем остальное, раскиданное по полу среди обрушившихся полок и упавших, горящих занавесей.

Не находя Сары, Рольф снова повернул обратно. Теперь он заметил, что в комнате появились новые люди, свободно передвигающиеся по ней, и заставил себя встать на ноги. Ничего больше он сделать не мог. Теперь в помещение со стороны лестницы и с террасы на крыше врывались солдаты и слуги.

Сам Экумен тоже был на ногах. Его богатые одежды были изорваны, лицо — бледно, но решительность его движений свидетельствовала о том, что он серьезно не пострадал. Теперь он держал в руках один из предметов Старого Мира, который раньше Рольф заметил на стене позади трона, — один из двух красных цилиндров, чей близнец все еще висел там на тесьме. У цилиндра был черный наконечник, который Экумен нацелил на горящий пол. Второй рукой сатрап ухватился за рукоятку, напомнившую Рольфу одну из рукояток внутри Слона.

Из черного наконечника вырвалась белая струя, которая казалась не плотнее дыма, но оставалась направленной и непрозрачной и была при этом достаточно тяжелой, чтобы осесть на полу. Там она расплылась. Словно какая-то магическая сила заставила белую массу саму по себе растечься по горящему полу; пламя и дымящееся дерево исчезли под ней. Раненые, лежащие на полу, поднимали головы над белым покрывалом, чтобы иметь возможность дышать — но при этом могли уже больше не вопить истошно от страха сгореть заживо. Пламя быстро угасало.

Сара была возле носилок Нильса, она поддерживала его голову над белой массой. Рольф несказанно обрадовался, увидев ее живой, несмотря на то, что за ней следили солдаты, а еще двое схватили его, как только он сделал к ней первый шаг.

Экумен продолжал свое дело, словно прилежный работник. Из, казалось, неистощимого устройства, которое он держал, текла белая пена, покрывая собой все пламя. Солдаты и слуги хватались за сердце, видя, как их господин стоит невредимый посреди огня. Вскоре по его приказу раненых унесли, ущерб был оценен, порядок восстановлен.

Только один голос продолжал скулить в безумном страхе, голос той, которой не было причинено ни малейшего вреда. Рольф увидел, как Чап поднял руку и хладнокровно дал пощечину своей побледневшей жене. Этот единственный удар заставил ее замолчать в изумлении, онеметь от ярости, полуоткрыв рот.

Теперь в помещении слышался только деловой шум, производимый рабочими. Огонь угас; Экумен выключил свой пенообразователь и положил его на пол. Нильс все еще был жив, и высокий колдун, Элслуд, тоже как будто не был ранен.

Дождь снаружи прекратился, но дневной свет не вернулся. Солнце, подумал Рольф, должно быть, уже зашло.

То, что ворвалось в помещение в следующую минуту, не было светом. Это был сгусток тьмы, но не черной, а серо-зеленой. Рептилия шмякнулась посредине покрытого белым слоем пола, и прокаркала, обращаясь к Экумену:

— Гос-по-дин! Гос-по-ди-ин! Враг атакует из-за прохода!

12. ВЕРХОМ НА СЛОНЕ

Рольф рванулся и изогнулся в руках державших его солдат, пытаясь выглянуть наружу. Вглядываясь в густую мглу за узким северным окном, он смог увидеть только несколько искорок вдалеке — пламя факелов — прежде, чем его оттащили от окна.

— Уберите этого в его камеру, — было приказано офицеру. — Держать его в одиночке, пока господин Экумен не найдет время, чтобы снова допросить его.

Охранники потащили Рольфа вниз по лестнице. Несколько раз они приостанавливались, чтобы пропустить вестников, спешащих вверх или вниз. Рольф видел только что солдаты взбудоражены известием о том, что Вольный Народ атакует большими силами. Люди Замка ничуть не сомневались в том, что они могут победить в открытой битве, даже ночью.

Каждый раз, проходя мимо окна, Рольф тщетно пытался выглянуть наружу. Три, два, один — значит, счет указывал на сегодняшнюю ночь. Сигналы должны были означать нечто, касающееся его более непосредственно, чем сама по себе атака из-за прохода. От него чего-то ждали. И теперь он возвращался обратно в свою камеру, туда, где и надеялись найти его друзья.

Во дворах, заполненных переполошенными, спешащими людьми и животными, зажглись дополнительные факелы. Три, два, один — время пришло, и он все еще был жив и мог увидеть все своими глазами. Рольф был до предела насторожен, и его уши сразу различили высокое, отчетливое уханье, донесшееся сверху. Он не поднял головы, так как в то же мгновение маленький предмет ударился о брусчатку у его ног и подпрыгнул прямо перед ним. К снаряду была привязана записка — по крайней мере, какая-то белая лента.

Рольф подхватил камень на первом же подскоке, думая между тем, что птица сошла с ума, если бросила ему сообщение таким образом. Руки охранников схватили его, но затем неожиданно разжались, как только камень оказался у него в руке. Он освободился, надеясь улучить момент, чтобы узнать, какие слова стоили того, чтобы подвергать его смертельному риску ради прочтения.

— А ну брось! — рявкнул один из охранников и сопроводил это целым букетом проклятий, адресованных его товарищу, который неуклюже наткнулся на него. Рольф отодвинулся еще дальше и развернул бумагу, но прочесть не успел — оба охранника уже спешили к нему, вытянув руки. Рольф поднял камень, собираясь свалить им одного из них, но в это мгновение в стене, прямо за его спиной, открылась дверь. Из нее в сильном возбуждении выскочил солдат и, словно ничего не замечая, побежал прямо навстречу тем, кто гнался за Рольфом.

Воспользовавшись представившейся возможностью, Рольф проскользнул в дверь. Она за ним сама собой захлопнулась, а затем содрогнулась под напором его вопящих преследователей. Он оказался в следующем дворе, почти полностью заполненном солдатами, только что выстроившимися для переклички. За ним не видно было больше никаких открытых дверей. Рольф пронесся мимо зазевавшегося офицера, а затем, поскольку ничего другого ему не оставалось, побежал вдоль шеренг, отчаянно отыскивая какой-нибудь путь к спасению. Люди глядели на него, некоторые с любопытством, некоторые со смехом.

— Держите его!

— Он весь скользкий!

— Его невозможно схватить!

— В чем дело? Схватите этого человека!

— Это какой-то раб, убейте его, и дело с концом.

— Нет, его хочет допросить сатрап! Берите его живым!

Прикрывая лицо руками, уворачиваясь от хватающих и не могущих удержать его рук, Рольф выскочил из прохода — и тут же понял, что в растерянности ему пришлось повернуть обратно к зданию. Зная теперь, что какая-то магия охраняет его и не дает схватить, он снова повернулся. Группа солдат бросилась ему вдогонку, крича, ругаясь, путаясь друг у друга под ногами. Рольф проскользнул между ними. Их пальцы скользили по нему, словно ветви, не имея силы схватить. Выведенный из себя офицер, хотя и призывал своих людей образовать кольцо, сам отступил в сторону, словно бы безучастно позволяя Рольфу пробежать мимо себя.

Впереди показалась низкая стена — боковина одноэтажного навеса. Рольф вскочил на бочку, стоявшую у стены, и не мешкая прыгнул снова. Упругое дерево верхней крышки бочки, казалось, неестественно спружинило под его ногами. Едва он успел прибегнуть к помощи рук, как его ноги оказались на пологом скате крыши; он помчался по ней, не останавливаясь ни на мгновение. Камень был намертво зажат у него в руке. Подарок Лофорда; ему следовало понять это сразу.

Между ним и мощной наружной стеной Замка был последний внутренний двор, и в его дальнем конце — ворота; узкая дверь, которая теперь была заперта, прочно забаррикадирована и охранялась изнутри двумя часовыми. Они удивленно смотрели, как Рольф легко соскочил с низкой крыши, вскочил на ноги и помчался в их сторону. Он непоколебимо верил в силу переданной ему магии. На бегу он услышал позади себя голоса:

— Эй, охрана! Остановите этого беглеца! Убейте его, если нужно, но остановите!

Один из часовых начал вытаскивать меч. Рольф продолжал бежать, держа перед собой Камень двумя руками, словно собирался протаранить ворота. И действительно, эффект оказался почти таким же. Когда Рольфу оставалось до ворот всего пять шагов, гигантская решетка, запиравшая их, начала подниматься. В то же мгновение двери сами собой с грохотом распахнулись. Часовые шарахнулись в сторону, и им потребовалось несколько секунд, чтобы опомниться. Проносясь через ворота, Рольф боковым зрением заметил, что по нему наносят удар мечом, но он ощутил всего лишь легкое прикосновение чуть пониже лопатки, а затем очутился на свободе и невредимый скрылся во мраке.

За стенами Замка склон под ногами Рольфа вскоре стал более пологим. Уже загорались звезды, и он очень скоро смог сориентироваться. Он находился с восточной стороны Замка. Ему нужно было взять левее, обогнуть стены и добраться к северной оконечности прохода и к пещере Слона. Глядя теперь в ту сторону, он заметил огни факелов, которые уже видел раньше из окна Замка. С той стороны доносились крики — громкие и яростные. Рольф направился туда, ожидая в любой момент услышать совсем другой звук — но Слона пока молчал, по крайней мере, его голос не был слышен Рольфу.

Почти сразу ему пришлось перейти на более медленный и осторожный шаг. До него донеслись настороженные голоса людей — впереди неподалеку переговаривались. Так как глаза Рольфа уже привыкли к ночному сумраку, а облачное звездное небо давало рассеянный свет, он смог разглядеть человеческие фигуры — размытые и отдаленные тени, движущиеся в одном с ним направлении. Он не мог разглядеть, были они друзьями или врагами. Наверное, вся долина, примыкающая к проходу, была запружена перемещающимися отрядами, принадлежащими обеим сторонам.

— Ро-о-ольф! — На этот раз ухающий голос был мягким, довольным, и раздался совсем близко, над самой его головой. — Молодчина, хороший побег!

Он посмотрел вверх на зависшую над ним темную тень.

— Страйджиф?

— Да, да, это я. Поторапливайся, поторапливайся! Правее. Экумен мертв?

— Нет, был жив, когда я видел его в последний раз. Молния не попала в него, хотя и не принесла ничего хорошего его приятелям. Где Томас? Страйджиф, ты должен провести меня к Слону.

— Я прилетел, чтобы отвести тебя туда. Теперь бегом, дорога впереди как раз свободна! Томас занят сражением. Он просит, чтобы ты разбудил Слона, если можешь, и вступил на нем в битву.

— Передай ему, что да — да, если я смогу пробраться в пещеру. И выбраться со Слоном наружу. Есть там теперь кто-нибудь? Там идет сражение?

— Нееет. Бьются перед большими дверями; они все еще заперты. Камень, который ты несешь, поможет тебе открыть их изнутри. Экумен не доверил бы никому из своих людей войти в пещеру без него; поэтому я могу прикрепить веревку там, где ты сделал засечки в скале. Когда мы доберемся туда, я сброшу тебе ее, чтобы ты смог взобраться.

Несколько раз Страйджиф заставлял Рольфа обходить вражеские отряды или пережидать, пока они пройдут мимо. Когда можно было безопасно разговаривать, Рольф двигался быстрее, а Страйджиф рассказывал ему многое о том, что произошло; о том, как Фэзертип была убита, а он сам ранен, помогая Томасу, и как поэтому Рольф остался один в Пещере. О том, как был найден Грозовой Камень и как он был использован, чтобы скрыть сегодняшний переход Вольного Народа через пустыню; и о том, как после того, как они укрылись в горах, его вернули в сумку погибшей рептилии и ее останки были отрыты, чтобы их смогли найти разведчики Экумена.

— А Камень, который ты сбросил ко мне? Что за записка была привязана к нему? Ты знаешь, что меня едва не убили, когда я попытался развернуть ее, чтобы прочесть?

— У-уу! — Страйджиф явно вспоминал происшедшее с удовольствием. — Записка всего лишь объясняла тебе, что это за Камень; но ты выяснил это сам. У-уу! Одно удовольствие было наблюдать за тем, как ты бежал по крыше и через стену!

На этот раз Рольф перешел дорогу у основания прохода, и теперь северный склон уступами поднимался под его ногами. Он прошел поблизости от горящего сигнального факела, который все еще отбрасывал небольшой яркий круг на песок и на руку мертвого солдата, продолжавшую сжимать его. Рольф приостановился было возле мертвеца в поисках оружия, но Страйджиф заторопил его.

— Враги все еще держатся перед большой дверью. Схватка там сейчас попритихла, и наших немного потеснили назад. Я проведу тебя обходным путем.

Они поднимались по северному склону. Рольфу пришлось еще раз остановиться и переждать — мимо, пересекая склон с запада на восток, прошел отряд врагов. Когда последние звуки их шагов затихли вдали, зависшая над юношей птица молча потянула Рольфа за рубашку, он поднялся и последовал за Страйджифом вверх по склону. Теперь он узнал знакомые очертания вздымающихся на фоне неба скал. Из темноты до него донеслись жалобные стоны раненных.

— Как проходит сражение? — отважился спросить Рольф шепотом, когда крыло птицы задело его лицо.

— Не слишком плохо, но и не слишком хорошо. У людей Замка нет глаз, которые бы высматривали для них в темноте врага, но численное преимущество по-прежнему на их стороне.

Страйджиф вел Рольфа одной из восточных расщелин к нагромождению скал. Рольф пробирался, перелезая через глыбы и проскальзывая между ними. Наконец он ощутил под ногами знакомое песчаное дно каньона и вышел к острым камням, которые, как он помнил, находились прямо под высоко расположенным входом в пещеру. Страйджиф бесшумно взмыл вверх, и через мгновение сверху со свистом упала веревка, задев Рольфа концом по лицу.

Из осторожности он сперва сильно потянул за веревку, потом быстро полез вверх. Рана на спине причиняла легкую тянущую боль, но слишком слабую, чтобы доставлять особое беспокойство. Добравшись до пещеры — Страйджиф нервно метался у самого входа и торопил его — Рольф быстро втянул веревку наверх. Оставив крепежный штырь в выемке, он вполз в темноту грота и снова сбросил веревку вниз. При спуске в нижнюю пещеру не хватало места, чтобы птица могла вести его, но он и сам мог легко нащупать дорогу. Вскоре он смог сперва дотронуться рукой, а затем и прислониться лбом к холодному твердому боку Слона.

В то же мгновение, казалось, всякая усталость покинула его; и только когда это случилось, он понял, как велика она была. Теперь же словно что-то из древней силы Слона перетекало к нему, сила какой-то фантастической металлической армии приливала к его ногам и рукам. Руки Рольфа быстро нашли ступени и поручни. Прежде, чем распахнуть круглую дверь, он не забыл прикрыть привыкшие к темноте глаза и предупредить Страйджифа, чтобы он сделал то же самое.

Как и ожидал Рольф, свет, хлынувший изнутри пробился даже сквозь его веки. Он влез внутрь и плотно закрыл за собой дверь, убедившись, что массивный запор сработал. Со странным ощущением, что вернулся домой, он направился к сиденью, где сидел раньше, постепенно приоткрывая глаза. Вокруг слышался знакомый шелест потока воздуха. Его руки сразу начали выполнять полузабытые операции по пробуждению Слона.

Сонно подморгнув Рольфу огоньками на панели, Слон издал первый рык. Это пробуждение не было таким тряским и мучительным, как в прошлый раз, — Рольф предположил, что Слону не хватило времени, чтобы снова впасть в вековой сон. Успокаивающе загорелись огоньки надписи «ДИАГНОСТИКА», и Рольф снова начал ритуал удаления цветных точек. Как и прежде, на его голову опустилось зрительное кольцо. Сквозь него стала видна пещера и Страйджиф, летающий по ней осторожными кругами. Глаза птицы были широко раскрыты, черные бездонные зрачки расширены так, как Рольфу никогда раньше не доводилось видеть; каждое перышко на распростертых крыльях птицы, повязка на одном из крыльев были отчетливо различимы. Ночное зрение Слона было, очевидно, не хуже, чем у любой из птиц; если бы Рольфу удалось вырваться из пещеры, он и без проводника отыскал бы врагов.

Точка за точкой надпись «ДИАГНОСТИКА» исчезла. В этот раз процесс происходил значительно быстрее, чем раньше. Голос Слона рычал сильно и уверенно. Страйджиф сказал, что звук этого голоса и привел врагов к пещере. Ладно, теперь пусть слышат. Пусть содрогается земля под их ногами, по всей долине. Пусть вибрация ощущается в помещениях Замка и отдается в костях тех, кто стоит, отдавая приказы в гордой башне над ним!

Неожиданно на двух больших рычагах по бокам кресла Рольфа появились зеленые светящиеся черточки. Он сунул руку под рубашку, чтобы еще раз коснуться спрятанного там Камня Свободы. Затем он ухватился за рычаги и осторожно потянул их на себя.

Слон попятился, грохоча, разворачиваясь по указанию Рольфа так, чтобы стать головой к дверям, которые должны были открыться. Страйджиф возбужденно носился кругами в воздухе. Рольф резко подал оба рычага вперед.

Его огромный скакун взвыл, словно в ярости, и прыгнул вперед, как рассвирепевший зверь. Рольфу показалось, что он ощутил, как Камень дернулся у него под рубашкой. Прежде, чем Слон коснулся огромных дверей, они распахнулись, разойдясь в стороны, словно занавески, под незримым воздействием Камня. Неосторожное плечо Слона задело их, хотя они и разошлись, и Рольф услышал, как металлический барьер с громким треском разорвался, словно бумага, и пропустил его.

Глыбы, которые рабы Экумена не успели убрать с дороги, замедлили движение Слона вниз по склону. Но они не могли остановить его; они отодвигались, откатывались или рассыпались под его напором.

Удивительно отчетливо видимый Замок неожиданно проступил перед Рольфом. В поле зрения появились обе армии, рассредоточенные по долине вдоль прохода, разбившиеся на отдельные группы, отряды и засады. Все они теперь замерли в ожидании исхода, прислушиваясь к могучему лязгу и грохоту невидимого Слона, зная, что это, но не догадываясь, что это может означать. Приглушенный голос Слона предупредил их всех еще почти от самых дверей, но все же некоторые, и друзья и враги, были достаточно близко, чтобы Рольф мог разглядеть их удивление и страх. Их лица, ослепленные темнотой, все были повернуты в его сторону.

Рольф оставил оба рычага в переднем положении. Яростно рыча на всю долину, Слон устремился вниз по склону, быстро набирая скорость. Рольф наметил себе первую цель — отряд вражеской кавалерии. Они только-только пустили коней вверх по склону от подножия прохода, слишком поздно, чтобы поддержать своих товарищей в схватке у пещеры.

Рольф направлял Слона так, чтобы ударить в голову отряда. Он трясся и подпрыгивал по мере того, как его стальной конь наращивал скорость, но держался на сиденье. Заслышав приближение Слона, хотя и не в состоянии его увидеть, отряд вскочил в седла. Но в следующее мгновение их кони вышли из повиновения, запаниковали и бросились врассыпную перед чудовищем, несшимся на них в ночной темноте.

Те, кто галопом бросились по сторонам, избежали встречи со Слоном, но те, кто бросился удирать в прямо противоположном направлении, не могли бежать достаточно быстро. И лошади, и всадники попадали под широкие, быстро движущиеся ленты. Рольф оглянулся, но только один раз.

Частично рассеяв, частично уничтожив кавалеристов, Рольф пересек дорогу. Больше не видя перед собой врагов, он потянул на себя левый рычаг, заставив Слона с грохотом развернуться и вернуться на дорогу. По ней он направился на запад, проезжая под Замком. Теперь враги в поле казались всего лишь разбросанными по нему муравьями — цель не стоящая его гнева до тех пор, пока сам муравейник продолжал стоять, надменный как всегда. Рольф подумал было повернуть Слона прямо на стены Замка, кратчайшим путем. Но вопреки самому себе решил не делать этого, вспомнив о невероятной толщине этих высоких серых стен, о том, из каких огромных глыб сложено их основание. В увлеченности он не замечал взволнованных птиц, которые кружили над ним и снова улетали. Нет, он возьмет Замок в его самой слабой точке. Он направится к поселку и свернет на дорогу к воротам, через которые его однажды проволокли привязанным позади лошади.

Пусть зубья решетки попробуют опуститься перед ним теперь!

Томас стоял на середине северного склона, напрягая глаза, чтобы что-нибудь разглядеть в ночи, и услышал могучий голос и тяжелую поступь Слона, когда тот проехал мимо.

— Куда это он? — спросил Томас птицу, зависшую в воздухе поблизости. — Скажи ему, чтобы он подождал, пока я не переговорю с ним! — Этой ночью, естественно, молчуны служили Томасу глазами и системой связи. Благодаря им он держал в голове почти такую же ясную картину боя, какую Рольф видел через зрительное кольцо. Томасу, привыкшему мыслить стратегически, было ясно, что первый удар Слон должен был нанести с фланга по врагу, находящемуся в открытом поле, отрезая его от Замка и довершая деморализацию, вызванную ночным нападением. Слон с его зарекомендовавшим себя ночным зрением, скоростью и непреодолимой мощью, казалось, был вполне способен посеять панику в рядах врагов, завершить их разгром, заставляя уцелевших в слепом страхе и отчаянии искать спасения в реке и в пустыне, где их позже смогут выловить отдохнувшие люди Томаса…

Но Рольф просто ехал вдоль дороги.

Сверху спикировал Страйджиф, крича:

— Мы не можем заговорить с ним! Слон, похоже, не имеет ушей, хотя глаза у него, должно быть, не хуже моих!

Томас спросил:

— Куда он направляется? Судя по звуку, теперь он в поселке.

— Так и есть. — Страйджиф поднялся выше, посмотрел еще раз и закричал: — Он сворачивает с дороги! Он движется к Замку!

После секундного размышления Томас приказал:

— Тогда ты и остальные птицы соберите сюда ко мне всех моих людей, и как можно скорее. Рольф не может нас слышать — ладно; раз он не может получать приказов, он должен повести людей за собой.

Рольф еще недостаточно хорошо научился управлять Слоном при резких поворотах; хотя он и проехал через поселок на приличной скорости, бронированный бок Слона все же задел один из пустующих домов. Юноша не увидел в завалившемся доме никаких людей; поселок казался вымершим. Вскоре Рольф уже выезжал из него по дороге, поднимающейся вверх к Замку. Огромные ворота в конце дороги были открыты, в них как раз вбегали солдаты; последний человек едва успел вскочить внутрь, как ворота начали закрываться. Теперь решетка толщиной с древесные стволы опустится и встанет на место, чтобы накрепко запереть ворота. Пусть закончат укреплять свою оборону. Да, пусть считают себя в безопасности.

С рычагами, выставленными наполовину вперед, Слон поднимался по дороге со скоростью идущего человека. Стены Замка вырастали перед ним. Даже теперь Рольф ощущал отзвуки своего былого удивления перед их размерами. Теперь оборонительные башни по сторонам от огромных ворот, казалось, почти нависали у него над головой, их верхушки были в слепой зоне обзорного кольца.

И все же, когда Рольф остановился недалеко от ворот, он смог разглядеть на верхушках башен людей. На него посыпались стрелы и камни из пращей. Слон не обращал внимания на подобные вещи; Рольф даже не слышал, как они падали вокруг. Он двинул Слона вперед, намереваясь захватить вход, и люди наверху принялись лить вниз своего рода жидкий огонь; Слон обратил на это не больше внимания, чем на обычный дождь.

На небольшой горизонтальной площадке перед замком не было места, чтобы развить достаточную скорость. Тем не менее при первом же ударе Слона железные зубья решетки прогнулись внутрь, словно солома, а сами ворота поддались, треща и раскалываясь в щепы. Слона остановила не прочность ворот, а всего лишь их узость; широкое основание стального коня Рольфа было зажато башнями по обе стороны от ворот.

Горящая жидкость, льющаяся сверху, вызвала оранжевое сияние вокруг глаз Слона, затем стекла вниз, не причинив никакого вреда и оставив Рольфу такой же хороший обзор, как и прежде. Рольф передвинул рычаги назад, заставляя Слона попятиться. Он на мгновение удивился, что башни смогли противостоять ему, когда Камень Узника по-прежнему находился у него в кармане. Но до него дошло, что он больше не узник; он пытался ворваться внутрь, а не вырваться наружу. Он осторожно переместил рычаги, разворачивая Слона немного вправо, направляя его на правую башню. И ударил снова.

Массивная башня остановила Слона, и Рольфа бросило вперед так, что он ударился лбом о внутреннюю поверхность обзорного кольца. На мгновение он был полуоглушен, а затем его охватила ярость разочарования. Ворча и бормоча проклятия, он перевел рычаги в заднее положение. Слон, явно не поврежденный, подчинился; когда они подались назад, Рольф с удовлетворением увидел, что несколько крупных глыб в основании башни сдвинулись и ослабли. Разбитые ворота покосились еще больше, и их бревна начинали загораться от капель горючей жидкости.

Снова Рольф пошел в наступление, обращая грубую силу Слона против крепости гигантского сооружения. На этот раз он изо всех сил уперся ногами в нижнюю часть панели, расположенной перед ним, приготовившись встретить удар. Еще несколько камней вывалились, словно зубы, встретившиеся с дубиной. В холодной ярости Рольф снова и снова отводил Слона назад и снова и снова бросал его вперед. Слон не уставал и не ослабевал. С верхушки сотрясающейся башни посыпались камни парапета, образовывалась мешанина из свалившихся сверху людей, связок стрел и сочащихся бочонков с горючей жидкостью. «Экумен, где ты? Прячься в большей башне, чем эта, или заройся в свое самое глубокое подземелье, если желаешь. Арднех идет, чтобы найти тебя!»

Следующий удар полностью разнес ворота, разбросав по опустевшему двору летящие с кажущейся медлительностью горящие щепки. Но тем не менее башня стояла, закрывая пролет достаточно, чтобы Слон не мог пройти.

Последняя атака Слона на поврежденную башню не закончилась досадной остановкой. Вместо этого он проскочил внутрь под раскатистый, вызвавший у Рольфа чувство удовлетворения, грохот обвала. Слон временно ослеп — сперва из-за обрушившихся камней, затем — из-за облака пыли, такого густого, что в нем ничего не смогли бы разглядеть ни птицы, ни машина. Зажав уши руками, Рольф пригнулся в кресле, слыша, как башня рушится ему на голову.

Его продвижение в конце концов было остановлено; Слон стоял, накренившись на один бок, невозмутимо урча. Рольф как раз снова прочно уселся в кресле и потянулся к рычагам управления, когда его удивило новое движение воздуха вокруг. Одновременно донеслись наружные шумы и запах каменной пыли. Он повернулся, чтобы посмотреть на дверь, и с еще большим удивлением увидел, что она открыта. В ее проеме стоял воин. Его одежды, шлем и щит были окрашены в черный и красный цвета; в полувытянутой руке он держал меч — так, что тот находился едва ли в метре от сердца Рольфа. Лицо воина было скрыто забралом, на черном фоне была нарисована красная демоническая маска; Рольф ни на мгновение не усомнился, что это Чап.

Даже Чап, впервые попав внутрь Слона, поневоле на мгновение задержался, испытывая благоговейный страх и изумление. В тот же миг Рольф скользнул из кресла в противоположную от меча сторону.

Меч стремительно последовал за ним. Но Камень Свободы по-прежнему находился у Рольфа в кармане, и даже теперь он открыл ему дорогу. Перед юношей в полу открылся люк, о существовании которого он даже не подозревал. Головой вперед он нырнул в темное пространство внутри машины. Даже когда панель сама по себе закрылась над его головой, поверхность, на которой он лежал, дала ему возможность двигаться к выходу. Он выскользнул наружу прямо сквозь твердую броневую плиту, такой толщины, что он мог бы полностью уместиться внутри нее; металл позади него сам собой стал точно на место.

Он распростерся на одном из камней обрушившейся башни, полулежа под наклонившимся телом Слона. В воздухе по-прежнему густым облаком висела пыль. Деревянные обломки, загоревшиеся от жидкого пламени, давали слабый свет.

Здесь голос Слона был оглушительно громким; но когда Рольф выскользнул из-под наклонившейся громадины, он смог расслышать крики, раздававшиеся в отдалении. Он встал, слегка пригнувшись, оглядываясь в поисках какого-нибудь оружия; с минуты на минуту на него должен был броситься Чап. По крайней мере, нигде поблизости не было видно никаких других солдат; похоже, Чап был отважнее всех прочих защитников Замка.

Нет, здесь был один из людей Замка, который отважно защищал свой пост — или просто оказался чересчур нерасторопным, чтобы вовремя удрать. Теперь он был завален камнями. Его торчащая рука продолжала сжимать меч; Рольф наклонился, чтобы забрать клинок, и обнаружил, что должен разжать сведенные судорогой пальцы.

Он едва успел вооружиться, когда из-за передней части Слона, ступая по обломкам, показался Чап. Командующий воинами, очевидно, зря потерял время, пытаясь последовать за Рольфом через магический выход, и вынужден был покинуть Слона через обычную дверь. Теперь у Рольфа не было времени удивляться, как Чап смог открыть дверь в первый раз.

— Это ты, юнец! — голос Чапа звучал почти весело, но он подходил осторожно. Даже Чап чувствовал уважение к тому, кто управлял мощью Слона. — Мой юный гладиатор — и, похоже, могущественный колдун. Что ж, ты сражался хорошо, ты сражался, словно титан, но ты потерпел поражение. А теперь сообщи мне заклинание, волшебное слово или что там еще, что ты используешь, чтобы подчинить этого монстра своей воле.

Рольф не стал тратить время на ответ, а только наклонился и подобрал левой рукой увесистый камень, правой держа наготове обнаженный меч. Теперь отдельные крики раздавались совсем близко, сразу за разрушенными воротами, теперь наполовину блокированными замершим Слоном.

Чап стоял между Рольфом и Слоном. Рольф немного отступил вглубь двора, предпочитая ощущать под ногами ровную землю, а не обломки башни.

Чап не собирался терпеть никаких проволочек; он решительно и стремительно двинулся на Рольфа. Пути для отступления не было; легкая рана на спине Рольфа напомнила ему, что Камень Узника не защищает от клинка. Рольф левой рукой изо всех сил швырнул камень, и сразу вслед за этим попытался уколоть противника острием меча. Он увидел, что камень отскочил от поднятого Чапом щита, а затем меч Рольфа был выбит из его руки коротким парирующим ударом такой силы, что рука онемела. Чап атаковал словно человек-слон, и гибель Рольфа казалась неминуемой. Он знал, что еще жив только потому, что Чапу нужно было сперва выведать его секрет; фигура Чапа в дьявольской маске нависла над ним, острие меча Чапа замерло возле его живота.

— Теперь выкладывай мне секрет этого Слона! Или я медленно…

Боевой клич предупредил Чапа, и тот повернулся как раз вовремя, когда на него бросился Мевик. У Мевика не было щита, только короткий меч в правой руке и боевой топор с оплетенной для защиты рукояткой — в левой.

Рольфу удалось откатиться в сторону. Он увидел, что Чап каким-то образом отразил первый натиск, немного отступив, затем остановился и бросился в контратаку. Меч и щит, меч и боевой топор закружились с головокружительной быстротой, разделяясь на короткое время, чтобы затем столкнуться с новой силой.

Теперь все больше Вольного Народа пробиралось вокруг Слона в пролом, который когда-то был воротами. А из Замка спешили им навстречу солдаты в бронзовых шлемах. Среди всеобщего смятения Рольф пробирался по засыпанной обломками земле, чтобы попытаться снова проникнуть внутрь Слона, чей утробный голос тонул в шуме схватки. Но везде на своем пути он наталкивался на бронзовые шлемы. Он не мог пробиться сквозь них к Слону, не имея оружия. Где же меч, который Чап выбил из его руки? Похоже было, что ему никогда не удастся раздобыть меч.

Пригибаясь и отскакивая, чтобы уберечься, Рольф в обход центра схватки пробрался к месту, откуда ему было видно, что дверь Слона по-прежнему гостеприимно открыта. Он попытался докричаться до кого-нибудь из Вольного Народа, чтобы они вошли в нее, но шум битвы покрыл его голос. Кроме того, никто из них никогда не видел Слона раньше — неудивительно, что они не спешили залезать в грохочущую пещеру его нутра.

Рольфу наконец удалось забрать оружие из руки еще одного убитого солдата. Но затем ему пришлось изо всех сил защищаться от ближайшего соратника павшего. Этот противник не шел ни в какое сравнение с Чапом по силе и искусству, но все же он не был таким новичком в обращении с клинком, как Рольф. Рольф обнаружил, что вынужден отступить от разрушенной стены и от Слона.

Поединок приближался к очевидному исходу; но тут Рольфа и его противника разделила группа солдат, которые, потеряв голову, отступали во внутренний двор. Снова сбитый на землю, Рольф притворился мертвым, пока толпа мчалась над ним. В какой-то момент он задумался над тем, все ли битвы такие безумные и отупляюще отчаянные, как эта. Когда наступило относительное затишье, он поднял голову и обнаружил, что поле битвы осталось за его друзьями.

Однако не все обстояло так благополучно. Последние из Вольного Народа, кто пролезал через разрушенные ворота, не нападали, а скорее отступали. Вслед им неслись звуки труб и приближающийся грохот копыт — кавалерия, и в значительном количестве.

Первые несколько всадников въехали во двор, но их лошади запнулись среди развалин башни и шарахнулись от Слона и горящих бревен, раскиданных вокруг. Томас собрал своих людей, чтобы сдерживать кавалерию у ворот. Противник спешился и, наставив копья, стал удерживать развалины — а с ними и Слона, хотя ни один не решался прикоснуться к нему. Сотня бойцов, ворвавшихся за ворота вместе с Томасом, оказалась в настоящей западне внутри Замка. Довольный ропот пробежал по рядам людей Экумена у ворот и на крыше здания.

Частокол копий, защищавших Слона, казался непроницаемым.

— К зданию! — выкрикнул Томас, быстро принимая решение. Прежде, чем Рольф смог добраться до него, чтобы оспорить этот приказ, Вольный Народ бросился в глубь Замка, и Рольфу не оставалось ничего другого, кроме как присоединиться к ним. Его меч все еще не был запятнан кровью, так как атака встретила очень слабое сопротивление; они смели часовых со стен и проникли в саму твердыню Замка. Здесь Вольный Народ наткнулся на двери, такие же прочные, как и наружные ворота, запертые и защищенные решеткой. А сверху на них посыпались стрелы и камни.

В этом дворе было много навесов и других строений, под которыми люди могли укрыться. Только Рольф, задыхаясь, забрался под навес, как рядом с ним опустился крупный мужчина с мечом в руке. Повернувшись, Рольф узнал Томаса.

Стараясь отдышаться, как и Рольф, Томас спросил:

— Слон сломался? Вышел из строя?

— Нет…

— Нет? Так какой же демон овладел тобой, что ты оставил его?

— Демон Чап. Он смог открыть дверь — я не знаю, как…

Томас застонал.

— Не важно, как. Но, значит, враг сможет использовать Слона? Он подчинится им, если они решатся сделать попытку?

— Может. — Рольф начал объяснять принцип управления.

— Хорошо, хорошо. Значит, мы должны доставить тебя обратно. Береги свою жизнь до тех пор, пока нам это не удастся. Что это? Птицы! Это нам на руку, если мы сумеем этим воспользоваться!

Над Замком разнесся сильный многоголосый шум. Защитная система сетей и веревок, вероятно, ослабевшая из-за падения башни у ворот, теперь подверглась массированному нападению птиц, которые, похоже, воспользовались при этом каким-то заостренным оружием. Куски разрезанной сети начали падать во двор, накрывая людей Томаса, когда он повел их на новый приступ наружных ворот.

Здесь было слишком много огня, чтобы можно было рассчитывать на помощь птиц. В свете пылающих бревен спины Вольного Народа были слишком открыты для стрел и камней, которые теперь градом посыпались сверху. И длинное оружие спешившихся копьеносцев, густо, словно частокол, нацеленное во двор, по-прежнему образовывало стену, неприбиваемую для мечей, дубин и фермерских вил.

— Назад! Назад в укрытие! — закричал Томас.

Они снова отступили в относительное укрытие внутреннего двора. Теперь Томас закричал:

— Найдите бревно! Мы должны выломать дверь здания! — Наконец в его голосе зазвучало отчаяние. Эта дверь явно была способна выдержать удар самого большого тарана, какой могли поднять люди; сверху продолжали сыпаться снаряды; кроме того, располагая временем, Экумен мог собрать подкрепление.

Рольф ощутил вес Камня Узника, который все еще был у него под рубашкой. Он не мог помочь ворваться в двери…

Внезапно его осенила догадка. Рольф схватил Томаса за рукав, одновременно вытягивая Камень Свободы.

— Вот что открыло дверь Чапу, когда я был внутри Слона! Ни одна дверь не останется запертой, если ее охраняет тот, у кого этот Камень!

Томас всего лишь мгновение смотрел на него непонимающе. Затем он поднял руку, энергично подзывая птицу.

13. УТРЕННЯЯ ЗАРЯ

Хмуро глядя на свои приборы, Элслуд стоял у окаймленного факелами стола в противоположном от пустого трона конце опаленного молнией Зала Приемов. Пол вокруг него был все еще усыпан камнями, осколками разбитого стекла, кусками материи, пятнами сбивающей огонь пены и другими следами послеполуденного несчастья, включая один или два трупа. Но тела Зарфа и его приятеля были убраны; труп колдуна все еще обладал силой, способной свести на нет чужую магию.

Здесь, у себя, где у него когда-то был кабинет, устланный богатыми коврами и охранявшийся пауком, Элслуд установил свой рабочий стол и восстановил относительный порядок. Делая пассы и произнося заклинания над диаграммами и другими предметами, которые он разложил на столе, Элслуд предчувствовал, что его хлопоты будут напрасны. Трудно было использовать зыбкие искусства против врага в открытом бою, когда обнажались мечи и лилась кровь. Конечно, иногда в подобных обстоятельствах оказывались применимы природные волны — его основной противник Лофорд достаточно сноровисто управлял ими, хотя он вряд ли мог сравниться с Элслудом в других отношениях. Однако невозможно было поднять природную волну ни из зацементированных камней Замка, ни из утоптанной земли, на которой Замок стоял.

На столе лежал кристалл с плоскими гранями, который непрерывно темнел, пока Элслуд работал. Он не мог остановить потемнение, не мог вызвать иссякшую силу, в которой нуждался, — в своем нынешнем состоянии кристалл действовал как обычное зеркало. Зеркало раздражало Элслуда тем, что отражало происходящее в дальнем конце зала, близ пустого трона Экумена. Солдаты постоянно входили и выходили во всех направлениях, но все время кто-нибудь из них оставался на часах возле носилок, на которых лежал узник, павший сегодня на арене. И все время там же темноволосая девушка несла свою вахту милосердия.

Элслуд знал, что даже битва и вторжение не могли заставить Экумена забыть о расследовании утренней интриги. Экумен никогда и ничего не забывал. И когда Экумен выиграет ночную битву, к чему теперь, похоже, шло дело, он снова возобновит прерванное расследование.

Элслуд успешно заставил замолчать сержанта, вызвав у него припадок безумия. И таинственный юноша, назвавшийся Арднехом, тоже сбежал. Однако тот, что лежал на носилках, все еще мог дать показания, в которых неизбежно всплыло бы имя Элслуда. Безусловно, его следовало успокоить. Но оставался солдат на часах и темноволосая наложница, которая, сама того не ведая, представляла для него еще большую опасность. Она так и излучала преданность, словно свет факела удерживая на расстоянии темные силы безумия. И все же должен был существовать способ сделать что —нибудь, чтобы покончить с человеком, получившим такую серьезную рану…

Так уж случилось, что Элслуд, отвлекшись от служения своему господину, глянул в зеркало кристалла и в одной из его плоских граней увидел крылатую тень, влетевшую в разбитое окно. Сперва он подумал, что это была рептилия; затем он услышал резкое, громкое уханье. Он резко обернулся, как раз вовремя, чтобы увидеть как большая когтистая лапа птицы обронила в комнату предмет, весьма напоминающий по виду яйцо. Предмет, подскакивая, покатился по обгорелому полу прямо к девушке у носилок. Она перегнулась через носилки и подхватила его; больше, похоже, чтобы предохранить от удара своего возлюбленного, чем с какой-либо другой целью. Птица уже вылетела в окно. Девушка, вскочив, словно напуганная лань, отступила на шаг, прижимая к груди неизвестный объект. Ей не нужна была эта вещь. Она не хотела ее. Элслуд видел по ее лицу, что она хочет одного: избавиться от нее, спрятать, чтобы незаметно снова вернуться к своим обязанностям сиделки.

Часовой у носилок закричал на птицу, которая улетела прежде, чем он сумел сделать что-нибудь еще. Теперь он схватил девушку. Хотя она и не делала никаких попыток убежать, его руки только соскальзывали с ее плеч и одежды, сколько он ни хватал ее, прилагая, как казалось, для этого отчаянные усилия. Напуганный тем, что столкнулся с магией, солдат отскочил назад как раз тогда, когда Элслуд направился в их сторону.

Он не стал пытаться задержать девушку. Она не хотела бежать, по крайней мере, без своего парня. На этот раз птицы ошиблись, пытаясь освободить не того узника. Нависшему над испуганной девушкой, Элслуду достаточно было лишь протянуть раскрытую ладонь.

Она отдала ему Камень. И в тот же момент откуда-то от основания здания донеслись страшный треск и громкие вопли. Шок, сперва подозрения, затем понимания, потряс Элслуда, в то время как девушка снова опустилась на колени возле носилок. Искусные пальцы Элслуда торопливо заскользили по древней резьбе, покрывающей предмет, который она отдала ему: «…ни заклятьем, ни узами, ни рвом, ни обрывом не удержать в заточении того, кто сим камнем владеет. Ни замок, ни ключ, ни решетка не могут удержать его. Бессильны будут все двери и стражи, все часовые и все стены, поставленные для того, чтобы охранять его…»

Элслуд некоторое время стоял, тупо уставившись в пустоту, затем на его лице появилась кривая усмешка: «Так, Лофорд. Я слишком недооценивал тебя, и в конце концов ты выиграл».

Экумен на террасе крыши ревел, как разъяренный бык, а по лестнице приближался гомон панического отступления. В здании было слишком мало солдат, чтобы оборонять его после того, как огромные двери, которые облегчали защитникам их задачу, внезапно распахнулись.

Мысль о Чармиане вернула Элслуду всю его энергию. Не обращая внимания ни на крики Экумена, ни на что-либо другое, высокий седой колдун выбежал из Зала Приемов на лестницу. Резво, словно юноша, он проскочил один пролет, разминувшись с отступающими наверх побледневшими и окровавленными сатрапами в боевых доспехах.

Взлетев по лестнице на этаж, примыкающий к террасе на крыше, Элслуд промчался по коридору, пропитанному запахом увядающих цветов, и бесцеремонно ворвался в богато украшенные покои Чармианы. Из коридора он услышал, как внутри визжат женщины.

При его появлении шум внезапно затих. Враг еще не добрался сюда; это была всего лишь какая-то женская свара. На время битвы все жены прибывших сатрапов собрались здесь, в самом безопасном месте, среди приторного аромата моря цветов, в комнатах, которые этой ночью должны были стать брачными покоями. И некоторые дамы повздорили с Чармианой, закипела драка. Принцесса была в самой гуще свалки, она подняла голову; Элслуд никогда еще не видел, чтобы лицо Чармиан было таким грубым и злобным. Длинные волосы были растрепанны, лицо залито слезами и переполнено яростью… но Элслуд видел не это — другое: его принцесса была, неважно, по какой причине, рада его видеть.

— Преврати их! — выкрикнула она. — Испепели этих сук своими заклинаниями, обрати их в старух…

У Элслуда не было времени выслуживаться или разводить церемонии. Он повысил голос, перекрикивая ее, одновременно протягивая ей Камень Свободы.

— Госпожа, возьмите это! Для правителей это пустяк, но для беглеца — спасение. Поскольку вы из властительницы превратились в нищенку, его постоянное действие из зла обратиться в благо. Это все, что я могу дать вам в настоящий момент.

Ее лицо смягчилось от страха, вызванного его тоном. Она послушно взяла Камень.

— В нищенку? Значит, мы терпим поражение?

Колдун услышал, что ее голос звучит совсем как у десятилетней девочки. Пока остальные женщины в ужасе шарахались от него, он взял Чармиану за руку и вывел из комнаты. Он знал, где начинался тайный, на случай бегства, ход Экумена, знал и то, что этот коридор проходил в полной темноте под стенами всего Замка и выходил из-под земли только несколькими километрами дальше, в восточной пустыне. И еще он знал о тайном складе в конце туннеля, о воде, пище и оружии, припасенном как раз на такой случай, как этот.

Экумен поджидал их за первым же поворотом лестницы над Залом Приемов, у входа в тайный коридор.

— Так, — только и промолвил сатрап в первый момент. Но золотоволосая женщина-ребенок и высокий седой мужчина оба остановились, онемев и дрожа перед ним.

Чармиана первая нарушила молчание.

— Отец? — взмолилась она испуганным детским голоском. И когда Экумен, который неотрывно смотрел на Элслуда, не сдвинулся с места и не заговорил, она выдернула свою руку из руки колдуна и бросилась вперед, миновала отца, взбежала по лестнице и скрылась за ее поворотом.

— Думаю, это ты меня предал, — произнес Экумен. Его взгляд был прикован к Элслуду, лицо — словно вытесано из гранита. — Когда солдата хватил этот странный удар, я так сразу и подумал. Но я медлил, желая убедиться. — Сатрап удивленно покачал головой. — Ты мог бы уничтожить меня — ни за что. Ради пустого увлечения.

Элслуд слишком долго приучал себя не преодолевать страх, а избегать опасности. Поэтому теперь страх навалился на него, словно невыносимая тяжесть, сковывающая мышцы человека, ставшего слабым и изнеженным из-за долгого пренебрежения физическими упражнениями. Глядя теперь на Экумена, он ясно видел свою участь, и безграничный страх охватил его, словно приступ рвоты, подкатывающий от живота к горлу. Не может быть, чтобы это действительно должно было случиться с ним, нет, не сейчас; всегда отыскивался еще хотя бы один путь к спасению…

Поддавшись рефлексу самосохранения, Элслуд начал бормотать заклинания, но не смог их закончить. Как ни велики были его возможности, он был беспомощен перед силой, данной Экумену как раз на такой случай Сомом Мертвым из Черных гор. И все же Элслуд никак не мог поверить, что это действительно случилось. Не веря собственным глазам, он следил за тем, как рука Экумена делала властный жест, слушал, как голос Экумена произносил соответствующие слова.

Элслуд лишился зрения — на некоторое время. Он оставался в сознании. Ему показалось, что он чувствует, как вода выходит из всех пор его тела, как вещество, которое делало его высоким и сильным покидает его влагой и потом, делая размером с младенца. Его мозг знал, что усыхает пропорционально всем остальным органам. Но еще ужаснее было то, что Элслуд понимал — его разум усыхает вместе с мозгом. Интеллект следил, шаг за шагом, за своим собственным угасанием.

Затем его чувства исчезли, растворились, но вскоре вернулись к нему, к его новому телу, погребенному под ворохом человеческой одежды, сваленной на полу. То, что обрело чувства, забыло, что такое магия и даже что такое речь. Но его память хранила и знала, что будет хранить вечно, знание о том, что когда-то оно было человеком.

Экумен пнул тварь носком сапога, и она в ужасе запрыгала прочь от него, стараясь освоиться со своими новыми перепончатыми лапами. Она заквакала и поскакала прочь, словно это могло обеспечить ей безопасность. Сатрап не стал больше уделять ей внимания, так как звуки схватки, кипевшей внизу на лестнице, приближались. Он резко повернулся и последовал в тайный проход тем же путем, что и его дочь. Он позаботился о том, чтобы дверь за ним плотно закрылась. Шаги Чармианы уже затихли впереди, растворившись в темноте. Экумен последовал за ней, не нуждаясь в свете. Но едва ли его мысли занимала Чармиана. Он направлялся не в пустыню, нет, еще нет. У него еще оставался шанс все спасти.

Его мысли по-прежнему были прикованы к Слону. Он наблюдал с верха главного здания, как бесстрашный Чап проник в Слона и выкурил оттуда юнца. Затем он видел, как Слон стоял открытый, неуправляемый, и со смесью ярости и удовлетворения понял, что ни один из тех его людей, кто мог добраться до него, не осмелился войти.

Теперь Экумен решился на другой шаг. Его тайный ход имел еще один выход — совсем рядом с разрушенными воротами, где замер Слон.

Когда чья-то рука внутри здания взяла Камень Свободы и его сила распахнула огромную дверь, Рольф был одним из первых, кто ворвался внутрь. В нижних залах здания он пустил в дело свой меч — так же безуспешно, как и раньше. Но на стороне Рольфа были бойцы и посильнее. Враги были быстро отброшены назад и перебиты, захваченные врасплох, оказавшись в меньшинстве в своей твердыне, где, как они полагали, они наконец спаслись.

Затем Рольф присоединился к остальным, к тем, кто наседал на лестницу, ломая последнее отчаянное сопротивление сатрапов-гостей и их телохранителей. Чапа среди них не было. Рольф не видел ни Чапа, ни Мевика с тех пор, как те сошлись в поединке на наружном дворе.

Когда сопротивление было полностью сломлено, Рольф, который лучше всех был знаком с местным расположением, повел победителей на верхний этаж здания. Держа в руке меч, он первым из Вольного Народа вошел в Зал Приемов, туда, откуда был выведен под конвоем всего несколько часов назад. Его колени задрожали от облегчения, когда он увидел, что Сара по-прежнему жива и невредима. Она оставалась там же, где Рольф видел ее в последний раз, — на коленях у носилок Нильса — словно в течение всего прошедшего времени была неуязвима для опасностей, окружавших ее.

Она радостно подняла глаза навстречу Вольному Народу — но когда она узнала Рольфа под кровью и грязью, которые скрывали его лицо, ее взгляд стал ледяным. Нильс еще дышал; он повернул запавшие, но живые глаза к своим спасителям, когда они вошли.

Томас окинул взглядом все помещение, затем повернулся лицом к Саре.

— Ты видела, куда сбежал наш доблестный владыка Экумен?

Она смогла только отрицательно покачать головой. Вольный Народ рассыпался по замку, обыскивая все закоулки. Некоторые вышли на террасу. Другие шарили среди драпировок, свисающих со стен, и проверяли трупы своими клинками.

Рольф решил пройти по лестнице, которая вела на самый верхний этаж башни. Поднявшись всего на несколько ступенек, он наткнулся на ворох одежды. Он приподнял ее своим мечом. Это был длинный серый плащ. Он напомнил ему кого-то, но в данный момент он не мог вспомнить, кого именно…

Маленький клубок золотистых волос выпал из плаща и упал на ступеньку у его ног. Ему припомнилось, каким холодным и убийственным был взгляд Сары только что, когда она смотрела на него. Ее волосы были темными, совсем непохожими на эти. Он любил Сару, так почему же он быстро наклонился и подобрал этот желтый талисман?

К нему подошел Томас, и они вместе поднялись по лестнице. Увидев пышность убранства верхнего этажа, они убедились, что эти помещения занимал сам Экумен. В маленькой прихожей прятались две наложницы; они в ужасе вскрикнули, когда Рольф с Томасом наткнулись на них.

— Где он? — спросил Томас, но девушки только в страхе качали головами. Рольф заметил, что у одной из них были рыжие волосы, а у другой каштановые. Похоже было, что только у одной девушки в Замке, а то и на всей земле, волосы были чисто золотого цвета…

Раздавшийся снаружи ликующий шум заставил Рольфа и Томаса выглянуть в окно. На террасе крыши горело достаточно факелов, чтобы они увидели, как черно-бронзовое знамя Экумена было сорвано вниз, разорвано в клочья, втоптано в грязь.

Это послужило сигналом для последних воинов Экумена, удерживающих часть территории. Это были копьеносцы, все еще державшиеся вместе вокруг Слона. Падения башни, о чем свидетельствовал сорванный флаг, оказалось для них достаточно. Оставив раненых, а кое-кто — и оружие, они обратились в бегство.

Здесь, на верхушке башни, окна были шире и просторнее, чем в нижних стенах. Томас смог перегнуться наружу и ударить кулаками по подоконнику.

— Их меньше, чем мы думали! Мы можем пробиться к Слону еще одним ударом. Ладно, теперь он наш…

Пожар, который начался с поджога ворот, все время медленно распространялся среди строений сразу за внешней стеной Замка; поэтому света было достаточно, чтобы Рольф с Томасом заметили, как внезапно стала подниматься одна из плит мостовой. Из земли появились мужские голова и плечи, а затем и все высокое крепкое тело. Человек покрутил головой, оглядываясь, и бросился к Слону.

— Это Экумен! — Даже на таком расстоянии Рольф не мог ошибиться.

Томас прокричал какое-то проклятие. Фигура Экумена, казалось, стала тоньше, приблизившись к громаде Слона. Сатрап нашел поручни, вскарабкался наверх, пролез в освещенный круг входной двери и захлопнул ее за собой. Он едва успел проделать это — один из фермеров швырнул вилы, угодив в дверь, а второй подбежал и заколотил в нее бесполезным топором. Но теперь Экумен устроился там, откуда его не мог вытащить ни один человек; и Рольф знал, насколько готовы были поводья подчиниться рукам Экумена или любого другого, кто их возьмет.

Рольф уже сбегал по лестнице, когда Томас спросил:

— Слон подчинится ему?

— Я очень быстро научился отдавать приказы Слону. А теперь он уже разбужен.

Подчиняясь внезапному побуждению, Рольф свернул в сторону от лестницы, дойдя до этажа Зала Приемов. Он остановился в центре огромного, когда-то роскошного помещения. На полу виднелся почерневший, слабо змеящийся след молнии, покрытый пятнами подсыхающей пены…

Прыжком Рольф вскочил на трон и потянулся снять со стены красный цилиндр, такой же, как тот, который Экумен использовал, чтобы потушить огонь. Он оказался нетяжелым.

Томас по-прежнему был с ним рядом.

— Неужели эта штука остановит Слона? Сомневаюсь, чтобы это было под силу даже молнии.

— Ничто из известного мне не может остановить Слона, — убежденно произнес Рольф. — Мне кажется, он может развалить всю эту крепость, если руки водителя не устанут двигать взад-вперед рычаги. Но, быть может, мне удастся на некоторое время ослепить Слона. Может быть, этого времени окажется достаточно, чтобы наши люди успели уйти высоко в горы или вернуться в болота.

Рольф отшвырнул свой меч. Привязав красный цилиндр себе на спину при помощи кожаной петли, на которой тот висел на стене, он устремился вниз по лестнице.

Проскользнув внутрь Слона, Экумен получил возможность помедлить, подумать и поступать осмотрительно. Снаружи, среди тех из восставших, кто видел, как он вошел внутрь, должны были царить растерянность и отчаяние, но здесь было слышно только рокочущее урчание загадочной силы под ногами и его собственное тяжелое дыхание. Без дрожи в руках он приблизился, а затем и прикоснулся к странным фонарям, горевшим вокруг, таким ярким и тем не менее остававшимся такими холодными. Теперь он очень хорошо понимал, что ему нечего терять.

Вскоре он заметил, что кто-то недавно сидел на центральном кресле, — древнее сиденье было смято и продавлено. Он знал, кто занимал это место, дающее большую власть, чем трон, — он наблюдал с террасы на крыше, как Чап изгнал Рольфа из Слона. Он узнал в нем того же юношу, внешне напоминавшего обычного крестьянина, который был вовлечен в детскую интригу Чармианы — и который во время допроса вдруг встал с колен и бесстрашно взглянул в глаза Экумену. «Я — Арднех», — сказал мальчишка и затем правой рукой словно швырнул молнию.

Но сатрап пережил молнию, как переживал до сих пор все удары Арднеха. И теперь трон, олицетворяющий власть над Слоном, принадлежал Экумену. Был ли Арднех всего лишь символом или чем-то большим, но Экумен собирался сокрушить его раз и навсегда.

Он грузно опустился в кресло, в котором до этого сидел Рольф. Ничего не произошло, если не считать поднявшегося небольшого облачка пыли, прозаической и чем-то успокаивающей. Теперь он заметил обзорное кольцо, и оно его удивило.

Он осторожно, но решительно потянулся к рычагам управления. Они явно были расположены так, чтобы человек, сидящий здесь, мог положить на них руки.

Рольф выбежал из распахнутых дверей здания, перепрыгивая через тела и обломки. Он поспел как раз вовремя, чтобы увидеть, как Слон делает первые медленные и осторожные движения под управлением нового хозяина. Он стал пробираться по разоренному двору, стараясь как можно дольше прятать красный цилиндр за спиной, чтобы Экумен не мог его заметить и понять, что замышляет Рольф. Неясно, видел ли Экумен приближающегося Рольфа или нет, но внезапно Слон резко рванулся и высвободился из-под обломков башни, и, зарычав еще громче, попятился в пролом, который он сам проделал в стене.

Слон исчез из поля зрения Рольфа, но издаваемый им грохот стих лишь отчасти; когда юноша взобрался на обломки рухнувшей башни, то увидел, что огромная бронированная махина стоит неподвижно, словно дожидаясь его, немного впереди, на дороге, вьющейся вниз к поселку.

Рольф знал, что новый водитель еще не обрел достаточной уверенности в управлении машиной. Он побежал прямо к Слону, и Экумен заставил Слона зарычать и рвануться навстречу. Рольф подождал, чтобы могучие вращающиеся ленты оказались почти над ним, начали сотрясать землю у него под ногами; затем он отпрыгнул в сторону, повернулся и забежал Слону во фланг.

Прежде, чем металлическое существо успело миновать его, руки и ноги Рольфа нащупали узкие ступени и поручни, и он взобрался на голову Слона. Экумен внезапно свернул с дороги и повел машину прямо по склону. Рольф едва не слетел, но он крепко держался за поручни, красный цилиндр болтался у него за спиной. Он всем весом навалился на дверную рукоятку, когда дотянулся до нее, но, конечно, Экумен запер дверь изнутри — и у Экумена не было никакого Камня Узника, который предал бы его теперь.

Когда Экумен снова изменил направление движения, Рольфу удалось передвинуть руку и отчаянным усилием дотянуться до одного из стержней, торчащих из передней части головы Слона. В следующее мгновение он смог подтянуться и взобраться наверх. Сидя на верхушке горба, он умудрился охватить торчащие стержни ногами и освободить руки, чтобы достать из-за спины красный цилиндр. Он схватил черное сопло и нацелил его так, как, он видел, делал это сатрап, а пальцы его правой руки в это время нащупали рычаг. Он направил струю из сопла на мелкие, словно у насекомого, глаза, расположенные вокруг головы Слона. Пена, вырывающаяся наружу, была неопределенного цвета в мертвенном предрассветном свете.

Пена не залепила глаза Слона, как надеялся Рольф. Металл и небьющееся стекло были очень гладкие, и при тряском движении Слона, под вызываемым им встречном ветре пена быстро опадала вниз. Все же глаза Слона оставались застланы до тех пор, пока Рольф поливал их из сопла. Экумен был не в состоянии ни видеть, куда правит, ни охотиться за бегущими целями; из своего собственного опыта Рольф помнил, что пыль, падающие камни, жидкий огонь на время ослепляли Слона.

Экумен, который ничего больше не мог сделать, покуда не сбросил Рольфа, останавливал Слона, снова трогался с места, поворачивал, двигался вниз по длинному склону к подножию прохода. Красный цилиндр продолжал извергать пену в поразительном количестве. Рольф двигал соплом по кругу, стараясь покрывать пеной глаза Слона как спереди, так и сзади. Когда он улучил момент, чтобы поднять взгляд, то увидел, что Вольный Народ устремляется от Замка. Он давал им шанс когда-то потом снова вступить в бой — в бой против сатрапа, который ездит на Слоне, и такими силами, которые могли бы с ним справиться.

Но теперь у Рольфа не было времени, чтобы сокрушаться по поводу прискорбного будущего. Повороты Слона, его тряский бег вниз по проходу продолжались, сопровождаясь маневрами, которые становились все более мощными по мере того, как Экумен овладевал управлением. Несколько раз Рольф едва не слетел вниз и был вынужден выпустить сопло и держаться обеими руками, чтобы спастись. Но каждый раз он улучал момент и снова покрывал пеной глаза Слона.

Экумен внезапно оставил тактику смены направления движения и взял курс прямо на запад. Должно быть, ему выпало несколько мгновений ясного видения, и их оказалось достаточно, чтобы он смог составить себе некоторое представление о направлении, но тем не менее он выбрал курс, который привел бы его к покинутому поселку и неизбежно к реке. Неужели сатрап настолько отчаялся избавиться от Рольфа, что решил рискнуть погрузить своего тяжелого коня в ил и воду? Почему?

Красный цилиндр шипел, словно был бездонным. Теперь, в первых лучах рассвета, пена, покрывающая огромный бугор головы Слона, стала белой — белая пелена, окутывающая и все время стекающая вниз, закрывая его глаза. Теперь Рольф заметил странную вещь; в одной маленькой точке, точно на задней поверхности головы Слона, пена вместо того, чтобы сдуваться прочь, всасывалась внутрь — словно здесь находились ноздри Слона, и он непрерывно вдыхал воздух. И тогда Рольф вспомнил о циркуляции свежего воздуха внутри при плотно закрытой двери.

Он развернулся, насколько позволяло его неудобное положение, и направил струю пены так, чтобы покрыть ею дышащие ноздри, пусть даже на время ему пришлось оставить в покое передние глаза.

Двигаясь на полной скорости вниз по западному склону, Слон зарычал своим самым громким голосом. Хотя его глаза не были теперь закрыты, он продолжал вилять, словно ослепленное животное. Рольфа швыряло взад и вперед, вверх и вниз, больно выворачивая все суставы. Он каким-то образом держался, продолжая направлять сопло с пеной на маленькое отверстие, которое так жадно всасывало воздух. Когда он глянул назад, то увидел, что Слон, словно слабеющее животное, оставлял за собой след из капель. Цепочка пены вытекала, словно бы исторгалась его организмом, откуда-то у него из-под брюха.

Поселок на берегу реки находился прямо по курсу. Мимо начали проноситься деревья. Рольф пригнулся, отчаянно цепляясь за стержни на голове Слона, пока огромные ветви проносились прямо над его головой. Другие стволы валились, словно трава, подмятые махиной Слона. Низкая уцелевшая стена рассыпалась под гусеницами.

Касания боков несущегося Слона обрушивали стены домов. Теперь, казалось, на рычагах вообще не лежала ничья рука.

Затем Рольф увидел — последнего прыжка в реку не миновать; он понял, что это делалось для того, чтобы наверняка сбросить его. Как только Слон свесился с берега реки, он спрыгнул с него. Он прыгнул вперед и в сторону, так высоко и сильно, как только мог, надеясь, что в этом месте достаточно глубоко. Красный цилиндр по-прежнему был с ним, удерживаемый лентой, обвязанной вокруг тела. Его ноги едва успели коснуться спокойной поверхности Доллс, как позади него вздыбилась волна, вызванная грузным падением в воду Слона.

Звук погружения Слона доносился до Рольфа, пока он был под водой. Цилиндр был теперь достаточно легким, чтобы плавать, и потревоженная вода легко вынесла Рольфа к поверхности. Казалось, что в месте погружения Слона вода в реке клокотала, словно в котле.

Наполовину затонув, Слон продолжал бороться, не желая останавливаться. Его передняя часть, очевидно, уперлась в какой-то подводный валун, в какой-то твердый скальный выступ. Бесконечные гусеницы продолжали вращаться, словно змеи, заглотившие собственный хвост, поднимая клубы ила и вспенивая воду, все глубже зарываясь в дно реки.

Совершенно обессилев, Рольф побрел к берегу. Когда вода опустилась до уровня бедер, он остановился и снова принялся орудовать красным цилиндром. До тех пор, пока цилиндр не опустел, он заполнял пеной узкое дыхательное отверстие Слона.

Не то чтобы вдыхание пены причиняло какой-нибудь видимый вред Слону. Его голос по-прежнему был громким, его гусеницы продолжали вращаться так же быстро, как и раньше. Рольф, однако, думал о том, что происходило внутри кабины. Все холодные фонари там должны были теперь светиться, проглядывая сквозь густую призрачную белизну, заполняющую собой все пространство, забивающую глаза, уши, ноздри, легкие…

Когда цилиндр опустел, Рольф выронил его из ослабевших рук и позволил, чтобы его унесло течением. У него сил осталось только на то, чтобы самому добраться до берега. Оказавшись на суше, он повалился в ил, не имея сил приподнять голову на топот бегущих ног. Он узнал своих друзей, когда они появились в поле его зрения. Им пришлось следовать за ним по длинному следу пены и через разрушенный поселок, хотя безумный спуск Слона оставил их далеко позади. Теперь, в лучах утренней зари, они собрались вокруг Рольфа и подняли его, издавая ликующие возгласы, на которые у него самого не хватало сил.

Был полдень того же дня, когда Слон умер — или снова заснул. Во всяком случае, его рокочущий голос кашлянул несколько раз и замолк, а вместе с этим прекратилась и бесконечная, бессмысленная работа гусениц. Речная поверхность тут же сомкнулась над ним, образуя один-единственный бурун вокруг неподвижной металлической громадины. Те, кто несли рядом дежурство, сперва попятились, затем подошли поближе. Но круглая дверь, за которой они наблюдали, так и не открылась.

Когда Рольф проснулся — почти на закате — ему рассказали о Слоне. Рольф проснулся в Замке. Он с трудом вспомнил, как ему помогли подняться вверх по склону люди, которые устали лишь немногим меньше его; он даже не помнил, как лег и заснул.

Были и другие новости. Отряды, которые двигались на помощь Экумену из форпостов, разбросанных по Разоренным Землям, повернули назад и обратились в бегство, когда увидели, что Замок пал, и узнали от своих разведчиков, что сам сатрап мертв. Все высшие командиры Экумена удрали или погибли. Что еще важнее, ни один из гостивших здесь сатрапов не спасся; таким образом, сегодняшним единым ударом вся власть Востока вдоль всего морского побережья была поколеблена. И здесь, на Разоренных Землях, фермеры и горожане наконец увидели победу в виде неба, впервые за долгие годы свободного от рептилий; а повстанцы тем временем уничтожали остатки армии Экумена или изгоняли их в восточную пустыню.

Насытившись пищей, предназначавшейся для праздничного стола Экумена, Рольф взобрался на стену Замка, чтобы оглядеться. Высокие крыши и стены были очищены от последних трупов рептилий, последние обглоданные кости их жертв были убраны и захоронены. Теперь на всех насестах восседали птицы, начинающие просыпаться с заходом солнца; Рольф смог разглядеть Страйджифа, расправляющего перевязанное крыло.

Рольф поворачивался во все стороны, оглядывая поле битвы. Ему показалось странным, что новый воздух свободы нельзя было почуять в отдаленных болотах и фермах, в поселках и на дорогах, на перевале, в пустыне, в Оазисе Двух Камней…

Грозовой Камень по-прежнему был у них, однако Камень Узника все еще не был найден. Так же, как и Чармиана.

Глядя с террасы на крыше туда, где раньше был Зал Приемов, Рольф увидел, что Сара все еще здесь. Теперь ее заботам и заботам других женщин было поручено много раненых; но по-прежнему все свое свободное время она проводила возле одних носилок. Нильс все еще был жив. И Мевик — он даже немного ходил, хотя и получил пять или шесть ран и потерял много крови.

Выжил и Чап — или, по крайней мере, был полужив. Он лежал на одних из носилок, которые рядами были установлены в Зале Приемов. Большую часть времени он закрывал поднятыми руками лицо. Его ноги и туловище ниже пояса были мертвы, лишены подвижности с того момента, как топор Мевика, несмотря на защиту, в конце концов ударил его по спине.

Глаза Сары не встречались с взглядом Рольфа. Он отвернулся и посмотрел вниз во двор. Томас — его широкоплечая фигура неутомимо сохраняла прямую осанку — был там, руководил постройкой временного ограждения поперек пролома, сделанного Слоном в наружной стене Замка. Вздумай какие-нибудь из уцелевших вражеских отрядов захватить восставших врасплох, с вождем Вольного Народа этот номер у них не прошел бы.

Хотя Томас непрестанно отдавал приказы, он не колеблясь и сам нагибался и поднимал бревна. Рядом с Томасом стояла незнакомая Рольфу девушка в широкополой фермерской шляпе. Там же желтоволосая Мэнка готовила еду в огромном котле — и там же стоял Лофорд, щеголяя яркой повязкой на правой руке повыше локтя.

У Рольфа тоже была повязка, на ране на спине. Несколько менее серьезных царапин саднили и болели. Но эти неудобства теперь не имели значения; с ним случались вещи и пострашнее.

Он до сих пор не имел представления, что произошло с его сестрой Лизой; он больше не надеялся, что ему когда-либо удастся узнать о ее судьбе.

Его пальцы продолжали сжимать во внутреннем кармане рубашки спрятанный там клубочек золотых волос. Он спросит об этом талисмане у Лофорда — да, когда ему представится такая возможность.

Рольф стоял на террасе, в одиночку провожая последние дневные лучи, глядя в пустыню. Горы Востока казались черными даже теперь, в лучах заходящего солнца, падающих прямо на них.