Звуки Шофара

Рику и Сью Хан Верным слугам Иисуса Христа посвящается

Благодарность

Хочу поблагодарить жен многих пасторов, рядовых членов церкви, служителей, строителей церкви, учителей и тех, кто пережил нелегкие времена. Я благодарна всем, кто поделился со мной своими порой весьма болезненными, а зачастую слишком личными переживаниями. Ваши души изранены после «строительства церкви». Эти раны кровоточат, а вы продолжаете служить, невзирая на преследования и гонения. Сохраните веру! Пусть вера вдохновляет вас! Человек полагает, но Бог располагает.

Хочу выразить свою глубочайшую признательность Кэти Олсон, выдающемуся редактору, и сотрудникам издательства «Тиндейл» за их постоянную поддержку. А также хочу поблагодарить Боба Койбиона за его помощь в описании строительных проектов.

Братья и сестры, мы едины в Теле и Духе нашего Господа Иисуса Христа. Он краеугольный камень, на котором должно строить то, что будет длиться вечно: наши отношения с Создателем, Спасителем и Владыкой.

«Если Господь не созиждет до́ма, напрасно трудятся строящие его; если Господь не охранит города, напрасно бодрствует страж».

Пс. 126:1

ШОФАР — традиционно используемый евреями музыкальный инструмент; изготавливается из бараньего рога и по устройству близок к трубе. В библейские времена он использовался для провозглашения юбилейного года и при восшествии на престол нового царя. В наши дни в шофар трубят при отправлении синагогальных служб на самые большие праздника Согласно еврейским представлениям, звуки шофара могут восприниматься как призыв Бога к покаянию.

Призыв

_1.

1987

Сэмюель сидел в своем белом «де сото»[1], припаркованном на противоположной от Сентервилльской христианской церкви стороне улицы. Сэмюелю казалось, что старенькое здание очень походило на него самого, — то есть знавало и лучшие времена. Крыша колокольни во время торнадо 1984 года потеряла с полдюжины черепиц и все еще не была приведена в порядок. Кое–где облупилась краска, обнажив серые доски обшивки. Треснуло одно из высоких арочных окон. Трава на лужайке пожухла, розовые кусты не в меру разрослись, а береза, растущая во дворике между церковью, залом собраний и небольшим домом пастора, погибала от какого‑то паразита.

Сэмюель боялся, что если решение не будет принято в ближайшее время, то, к его большому огорчению, у него появится шанс дожить до той поры, когда на здании церкви появится табличка «продается», а на входную дверь приколотят абонентский ящик риелтора. Сэмюель взял с пассажирского сиденья лежавшую на нем Библию в потертом кожаном переплете. «Я стараюсь сохранить веру, Господи. Я стараюсь верить».

— Сэмюель! — По тротуару Фёрст–стрит, прихрамывая, к нему направлялся Холлис Сойер. Они встретились у крыльца церкви. Холлис ухватился левой рукой за проржавевшие металлические перила, оперся на свою трость, рывком приподнял протез и поставил его на вторую ступеньку. — Отис звонил. Предупредил, что опоздает.

— Неприятности?

— Не стал говорить, но доходят слухи, что Мейбл опять ворчит. И говорил он как‑то неохотно.

Сэмюель отпер входную дверь церкви и глянул внутрь, на когда‑то розово–лиловый ковер, лежавший в притворе. Теперь этот ковер был серым. Холлис поежился, переступая через порог. Сэмюель оставил дверь приоткрытой для Отиса.

За многие годы внутри ничего не изменилось. Выцветшие брошюрки все так же лежали аккуратными стопками. Потрепанный уголок ковра был все так же загнут от двери в сторону небольшого служебного помещения. Пыльные листья искусственного фикуса по–прежнему служили убежищем для пауков. Еще одна паутина раскинулась в углу высокого окна; следовало бы вытащить стремянку и смахнуть ее. Но кому взбредет в голову карабкаться на лестницу, если возможное падение неминуемо уложит его старые кости в больницу на длительный срок? А о том, чтобы нанять уборщицу, не могло быть и речи. Денег совсем не было.

Прихрамывая, Холлис двинулся по центральному проходу.

— Надо же, какая холодина, как в Миннесоте зимой.

В церкви пахло затхлостью, как это обычно бывает в помещении, наглухо закрытом на долгое время.

— Могу включить отопление.

— Не утруждайся. К тому времени, когда помещение прогреется, наша встреча подойдет к концу. — Холлис свернул во второй ряд, повесил свою трость на спинку одной из скамеек впереди и сел. — Так кто будет читать проповедь в это воскресенье?

Сэмюель расположился в том же ряду через проход от Холлиса и положил Библию рядом с собой.

— Воскресенье — это самая незначительная из наших проблем, Холлис.

Положив кисти на спинку передней скамьи, он сомкнул пальцы рук и посмотрел наверх. По крайней мере, медный крест и два подсвечника на алтаре были до блеска начищены и отполированы. Казалось, они были единственными предметами, получавшими хоть какой‑то уход. Ковру требовалась хорошая чистка, кафедру нужно было подкрасить, а церковный орган — отремонтировать.

К сожалению, с каждым годом уменьшалось и количество членов общины, и денежные пожертвования, несмотря на душевную щедрость прихожан, одни из которых жили на фиксированный доход, а другие могли рассчитывать только на государственную пенсию.

Господи… Сэмюель не смог продолжить, на глаза навернулись слезы, которые он постарался скрыть. Проглотив комок в горле, он посмотрел на клирос. Было время, когда клирос был полон одетых в красное с золотом хористов. Теперь же осталась только его жена Эбби, которая пела на воскресных собраниях. Ей аккомпанировала Сюзанна Портер на пианино. Как бы сильно Сэмюель ни любил свою старушку, он не мог не признать, что голос Эбби уже не был таким, как прежде.

Одно за другим, все церковные мероприятия сошли на нет, словно их ветром сдуло, как пыль. Дети выросли и разъехались. Люди зрелого возраста перешли в разряд пожилых, а старики — в мир иной. Голос пастора более не отзывался в живых душах, которые могли бы впитать в себя мудрое слово.

О, Господи, не позволяй мне жить так долго, чтобы оказаться свидетелем того, как закроются двери этой церкви для воскресных богослужений.

Вот уже сорок лет он и Эбби являются частью этой церкви. Их дети посещали занятия в воскресной школе и крестились здесь. В этой церкви пастор Хэнк проводил церемонию венчания их дочери Алисы, а затем поминальную службу по их сыну Донни, когда его тело доставили домой из Вьетнама. Теперь уже было весьма трудно вспомнить, когда в последний раз проводили обряд крещения. А вот поминальные службы стали слишком частым явлением. Да и откуда ему было знать, может, обряд крещения вообще стал пережитком прошлого.

Сэмюель почувствовал себя измотанным, лишенным сил. Старые, сухие кости. Осталось лишь ощущение усталости, подавленности и полного поражения. А теперь еще одна беда свалилась на них. Сэмюель просто не представлял себе, что нужно было предпринять, чтобы предотвратить закрытие церкви. Если они не смогут найти выход, что станется с той небольшой группкой верующих, которые все еще приходили сюда по воскресеньям для совместной молитвы? Одни из них слишком слабы, чтобы сесть за руль машины, а другие слишком заняты, чтобы проехать двадцать миль и помолиться в другой церкви в обществе незнакомых людей.

Неужели всем нам суждено довольствоваться выступлением телевизионных проповедников, которые только и делают, что выклянчивают деньги? Боже, помоги нам.

Хлопнула входная дверь, под тяжестью приближающихся шагов заскрипели деревянные половицы.

— Простите за опоздание! — Отис Харрисон прошел по проходу и сел в переднем ряду.

Сэмюель разомкнул руки и встал, чтобы поприветствовать его.

— Как себя чувствует Мейбл?

— Неважно. Доктор снова прописал лечение кислородом. Так что ей приходится таскать этот громоздкий кислородный баллон за собой по всему дому, и в результате она вскипает по любому поводу. Надеялся, что теперь утихомирится хоть немного. Ан нет. За ней нужен глаз да глаз. Вчера поймал ее на кухне. Пошумели друг на друга. Я сказал ей, что в один прекрасный день она включит газ, зажжет спичку и отправит нас обоих к праотцам. Она же брюзжала, что больше не может есть обеды из замороженных полуфабрикатов.

— Почему ты не воспользуешься услугами «Обеда на колесах»?[2] — спросил Холлис.

— Именно их услугами я и воспользовался и потому опоздал.

— Они что, не приехали?

— Приехали‑то они вовремя, иначе вы бы все еще ждали меня. Проблема в том, что мне пришлось их дожидаться, чтобы открыть им дверь, потому что Мейбл наотрез отказалась принимать их.

Передняя скамейка скрипнула под тяжестью тела Отиса.

Невозможно было сосчитать, сколько приятных вечеров за прошедшие годы Сэмюель и Эбби провели в доме Харрисонов. Стол Мейбл всегда ломился от разнообразных яств: фаршированная утка, бисквитный торт, овощи с ее собственного огорода, жареные или тушеные на пару. Жена Отиса любила готовить. Для нее это было не просто любимым занятием — это было ее призванием. Мейбл и Отис всегда оказывали радушный прием новым прихожанам церкви, приглашая их к себе на обед. Мейбл была готова экспериментировать и готовила блюда итальянской, немецкой, французской и даже китайской кухни к удовольствию и восторгу сидящих за их столом. Люди обычно съедали всё, что ни предлагала Мейбл, — будь то запеканка из риса с овощами или пирог. Она даже умудрилась послать печенье в город Хюэ во Вьетнаме, где дислоцировалась часть Донни. Отис в те времена любил жаловаться, что никогда не знает, чего ему ждать на обед, но никому и в голову не приходило посочувствовать ему.

— Она до сих пор смотрит кулинарные шоу и записывает рецепты. Сама доводит себя до исступления из‑за ощущения своей ненужности! И меня вместе с собой сводит с ума. Я предлагал ей взять в руки иголку. Или заняться рисованием. Разгадыванием кроссвордов, наконец. Чем‑нибудь… да чем угодно, в конце концов! Не хочу даже повторять, что она ответила.

— А как насчет электрической плиты? — подал идею Холлис. — Или микроволновки?

— Мейбл ни за что не притронется к электрической плите. Что же касается микроволновки, наш сын подарил нам одну пару лет назад. Ни я, ни Мейбл так и не разобрались до конца, как она работает. Так что устанавливаем на одну минуту и подогреваем в ней кофе. — Отис покачал головой. — Теперь уже скучаю по тем далеким временам, когда я приходил с работы и не знал, что будет на столе. В последнее время Мейбл приходится обходиться только салатами, и она уже не выдерживает. Я попробовал было приготовить что‑нибудь сам, но это была настоящая катастрофа. — Поморщившись, Отис с нетерпением махнул рукой. — Ну, хватит о моих делах. Слышал, у нас есть другие проблемы, которые следует обсудить. Какие новости у Хэнка?

— Не очень хорошие, — ответил Сэмюель. — Мы с Эбби были вчера вечером в больнице, разговаривали с Сюзанной. Она хочет, чтобы Хэнк вышел на пенсию.

Холлис вытянул вперед протез.

— Нам следует подождать, что скажет сам Хэнк.

Сэмюель знал, что ни Холлису, ни Отису совсем не хочется смотреть фактам в лицо.

— У него был сердечный приступ, Холлис. Изо рта у него теперь торчит трубка, он и говорить‑то почти не может.

Неужели они в самом деле думают, что Хэнк Портер будет вечно у руля? Для бедняги Хэнка уже давно прошли те времена, когда он был «батарейкой энерджайзер» для их прихода, заряжая всех энергией.

Отис нахмурился:

— Все так плохо?

— Вчера днем, как раз, когда Хэнк навещал прихожан в больнице, его хватил удар и он свалился прямо в вестибюле неподалеку от отделения скорой помощи. Случись это в другом месте, мы бы сейчас сидели тут и планировали организацию его похорон.

— Господь позаботился о нем, — заявил Холлис. — Впрочем, как всегда.

— Настало время и нам позаботиться о его насущных интересах. Отис напрягся:

— Что ты имеешь в виду?

— Просто Сэмюэль плохо спал этой ночью, — с надеждой в голосе заметил Холлис.

— В общем‑то, да, — согласился Сэмюель. И впрямь, беспокойная была ночь. Тревожные мысли о будущем так и не дали ему уснуть. — Необходимо признать, что болезнь Хэнка — не единственная наша проблема. Это одно из испытаний, которые выпали на нашу долю. И мне не хочется, чтобы они сломали меня. Нужно что‑то решать.

Холлис беспокойно заерзал:

— В котором часу вы с Эбби прибыли в больницу?

Каждый раз, когда речь заходила о сложных проблемах, Холлис переводил разговор на другую тему.

— Через полчаса после звонка Сюзанны. Хэнк уже давно чувствовал себя неважно.

Отис нахмурился:

— Он никогда ничего не говорил.

— За последние два года он полностью поседел. Разве ты не заметил?

— С моей шевелюрой та же беда, — недоуменно пожал плечами Холлис.

— А еще он заметно похудел.

— Я бы тоже так хотел, — усмехнулся Отис.

Сэмюель призвал на помощь все свое терпение. Если он не настоит на своем, это собрание обернется очередной пустой болтовней о прискорбном состоянии всего мира и страны в частности.

— Приблизительно неделю назад Хэнк рассказал мне о своем институтском друге, который сейчас занимает должность декана в Христианском университете на Среднем Западе. Хэнк говорил о нем и об университете с восторгом. — Сэмюель посмотрел в пространство между своими старыми друзьями. — Думаю, он пытался подсказать, где нам следует начинать поиски его замены.

— Погоди! — воскликнул Холлис. — Сейчас не время отправлять его на пенсию, Сэмюель. Каким ударом это станет для человека, который беспомощно лежит на больничной койке? — он раздраженно хмыкнул. — Как тебе понравится, если в твою палату заявятся и пробубнят: «Жаль, старина, что у тебя был инфаркт, но теперь пользы от тебя никакой»?

Отис напрягся, его лицо покраснело.

— Последние сорок лет Хэнк был движущей силой этой церкви. Надежным рулевым. Без него нам не справиться.

Сэмюель знал, что будет нелегко. Всему свое время: время быть мягким и уступчивым, и время быть жестким и настойчивым.

— Я вам говорю, Хэнк не вернется. И если мы хотим, чтобы эта церковь выжила, нам лучше заняться поисками кого‑то другого, кто встанет у штурвала. Мне кажется, что нас уже несет на скалы.

Холлис махнул рукой:

— Пять лет тому назад Хэнк тоже лежал в больнице, его прооперировали, поставили шунты. Он вернулся. Так что, думаю, вполне можно обойтись приглашением временного проповедника, пока Хэнк не поднимется на ноги. Что, собственно, мы и сделали в прошлый раз. Можно позвать кого‑нибудь из Гедеонова общества[3], или из Армии спасения, или из этой «походной кухни» на другом конце города. Предложи им приехать и поговорить об их делах, и они захватят кафедру на несколько воскресных собраний. — Он нервно усмехнулся. — Ну а если придется совсем туго, мы попросим Отиса устроить просмотр его слайдов о Святой земле.

Сэмюель принялся постукивать каблуком. Это был верный признак того, что он сердился. Сколько времени и усилий ему понадобится, чтобы достучаться до своих старых друзей? Может, Господь должен лично протрубить в бараний рог, чтобы заставить их шевелиться?

— Сюзанна сказала, что этой весной их старшая внучка должна родить, и ей очень хочется увидеть Хэнка с правнучкой или правнуком на коленях. Они снова хотят принимать участие в жизни собственных детей, сидеть вместе в одной церкви, в одном ряду. Кто из вас посмеет сказать Хэнку, что он не имеет права на это? Кто из вас скажет ему, что мы ждем не дождемся, когда он снова встанет за кафедру и будет делать свое дело, пока не свалится замертво?

Голос Сэмюеля сорвался.

Холлис нахмурился и отвел взгляд в сторону, но Сэмюель успел заметить слезы в его глазах.

Сэмюель облокотился на спинку впереди стоящей скамьи.

— Хэнку жизненно важно знать, что мы все понимаем. Что мы бесконечно благодарны ему за все годы его преданного служения нашей общине. Он нуждается в нашем благословении. А еще в том пенсионном фонде, который мы основали много лет тому назад для того, чтобы он со своей женой Сюзанной имел чуть бо́льшую сумму на проживание, чем месячное пособие от государства и помощь от детей!

Сэмюель едва мог разглядеть лица друзей из‑за пелены слез в глазах.

Отис встал и, сунув одну руку в карман, принялся ходить по проходу взад–вперед. Потерев бровь, он сказал:

— На рынке сейчас падение цен, Сэмюель. В этом году реальная стоимость накопленного капитала снизилась вдвое по сравнению с прошлым годом.

— Половина лучше, чем ничего.

— Возможно, если бы я раньше отказался от тех акций… но, жизнь есть жизнь, Хэнк будет получать две с половиной сотни долларов в месяц за сорокалетний стаж работы.

Сэмюель закрыл глаза:

— По крайней мере, мы сумели выплатить их долгосрочную медицинскую страховку.

— Хорошо, что занялись ею задолго до тридцатилетия Хэнка, иначе ставка оказалась бы слишком высокой и у нас не хватило бы денег на ежемесячные взносы.

Замолчав, Отис тяжело рухнул на край скамьи. Он посмотрел Сэмюелю прямо в глаза, и тот кивнул, прекрасно осознавая, что им с Эбби придется обходиться очень скромной суммой, на которую они порой жили, когда блюдо для пожертвований оставалось пустым.

Холлис вздохнул:

— Лет пять назад у нас было шесть старейшин. Первым мы потеряли Фрэнка Банкера из‑за рака простаты. А затем Джим Попофф лег вздремнуть на своем диванчике и уже больше не проснулся. В прошлом году с Эдом Фростом случился удар. Приехали его дети, взяли напрокат трейлер, прикрепили к палке табличку «Продается», воткнули перед парадным входом и увезли родителей в дом престарелых где‑то на юге. А вот теперь Хэнк…

Холлис осекся.

— Итак, — растягивая слова, начал Отис, — что мы будем делать без пастора?

— Сдадимся и все бросим! — вставил Холлис.

— Или начнем сначала.

Оба собеседника посмотрели на Сэмюеля. Отис снова хмыкнул.

— Ты мечтатель, Сэмюель. Всегда был мечтателем. Вот уже десять лет эта церковь на ладан дышит. Когда Хэнк отойдет от дел, ей придет конец.

— Неужели вы в самом деле хотите запереть дверь на замок и бросить церковь?

— Мы как раз этого не хотим! Но это обязательно произойдет!

— Я не согласен, — решительно заявил Сэмюель. — Почему бы нам не помолиться об этом?

Вид у Отиса был мрачный.

— Какую пользу может принести молитва в нашем случае? Холлис встал:

— Нога затекла. Нужно походить. — Он взял свою трость со спинки скамьи и, хромая, направился к центральной части церкви. — Не знаю, что происходит в нашей стране за последние годы. — Постучал тростью по полу. — Всех своих четверых детей я воспитывал в духе христианских принципов, и ни один из них не посещает церковь. Только два раза в году они появляются здесь: на Рождество и на Пасху.

— Может, все дело в том, что они теперь работают практически без выходных? — предположил Отис. — В наши дни, чтобы платить только за дом, работать должны двое. Каждые несколько лет им приходится менять машину из‑за ее ежедневной эксплуатации. Мой сын накручивает 140 миль каждый день, и так пять дней в неделю, а его жена набирает почти половину этого. Кроме того, уход за ребенком обходится им в 1800 долларов в месяц. Плюс страховка, и…

Ну, пошло–поехало. Сэмюель все это уже слышал, и не один раз. Мир прогнил. Новое поколение неуважительно относится к старшим. Проблемами окружающей среды занимаются хиппи, а все политики — воры, мошенники и прелюбодеи, если не хуже.

— Проблемы нам известны. Давайте займемся решением этих проблем.

— Решением! — Отис покачал головой. — О каком решении может идти речь? Послушай, Сэмюель. Все кончено. Сколько в нашей общине членов?

— Пятьдесят девять, — мрачно констатировал Холлис. — По списку. В прошлую субботу церковь посетили лишь тридцать три из них.

Отис посмотрел на Сэмюеля:

— Вот так‑то. Видишь, как идут дела. У нас нет денег, чтобы оплачивать счета. Нет пастора, который проводил бы службу. Детей в нашей общине всего двое — Брейди и внук Фриды, да и тот не является членом общины. Так что, если ты не собираешься взять в свои руки бразды правления, то лучше всего достойно уйти.

— Достойно? Как можно закрыть церковь достойно?

Отис побагровел.

— Все кончено. Когда ты прозреешь, друг мой? Вечеринка была презабавной, но она подошла к концу. Настало время идти домой.

Сэмюель почувствовал, как внутри у него разгорается пламя, словно кто‑то старательно раздувал тлеющие угли.

— Что случилось с нами? Неужели тот огонь, который горел в наших сердцах, когда мы пришли к Иисусу, погас?

— Мы постарели, — заявил Холлис.

— Мы устали, — вторил ему Отис. — Работать приходится всегда одним и тем же, тогда как все остальные преспокойно сидят на скамьях и полагают, что все будет идти своим чередом.

Сэмюель поднялся:

— Аврааму было сто лет, когда он зачал Исаака! Моисею было восемьдесят, когда Господь призвал его вывести народ Израиля из Египта! Халеву стукнуло восемьдесят пять, когда он получил в удел Хеврон!

Отис фыркнул:

— В библейские времена «восемьдесят», должно быть, считалось юношеским возрастом.

— Мы собрались в этом месте потому, что верим в Иисуса Христа, не так ли? — Сэмюель не собирался отступать. — Ослабела ли наша вера?

— Нет, — заверил Холлис.

— Мы обсуждаем закрытие нашей церкви, а не отступление от веры, — с жаром добавил Отис.

Сэмюель вскинул на него глаза:

— Можешь ли ты сделать одно, не затронув другого?

Отис надул щеки и потер бровь. Его лицо снова побагровело. Плохой знак.

— Мы все еще здесь, — продолжил Сэмюель. — Церковь еще не умерла. — Он не собирается сдаваться, как бы Отис ни гневался и ни раздувался как шар.

— На прошлой неделе на блюде для сбора пожертвований набралось 102 доллара и 65 центов. — Отис рассвирепел. — Не хватает даже, чтобы оплатить счет за коммунальные услуги, платеж по которому мы уже просрочили, между прочим.

— Господь нам поможет, — не колеблясь, заверил Сэмюель.

— Господь, как же! Хочу напомнить, мы тратим свои деньги, а не чьи‑нибудь чужие. Ты снова собираешься платить налог на недвижимость из своего кармана, Сэмюель? — не на шутку распалился Отис. — Как долго это может продолжаться? У нас нет выхода, кроме как закрыть церковь! Она не может продолжать свою деятельность, тем более при отсутствии пастора!

— Именно.

— И где ты собираешься найти проповедника? — продолжал буйствовать Отис. — Насколько я знаю, на деревьях они не растут.

— Даже если таковой отыщется, у нас все равно нет денег, чтобы платить по счетам. Нам нужно больше людей. — Холлис сел, вытянул ногу и стал растирать бедро узловатыми пальцами. — Автобус водить я больше не могу, да и с ногами у меня не все в порядке, чтобы ходить от одной двери к другой, как в былые времена.

Отис чуть было не испепелил его взглядом.

— У нас нет автобуса, Холлис. А поскольку у нас нет пастора, богослужений у нас тоже не предвидится, так что и приглашать никого не придется. — Он махнул рукой. — Все, что мы имеем на данный момент, — это здание. И какое‑нибудь землетрясение однажды обрушит его на наши бренные головы.

Холлис невесело усмехнулся:

— По крайней мере, мы получим страховку и тогда с шиком отправим Хэнка на пенсию.

— У меня появилась идея. — Губы Отиса скривились в саркастической ухмылке. — Почему бы нам не приспособить это древнее здание под аттракцион «Дом с привидениями» на Хэллоуин? Входной билет будет стоить десять долларов. Тогда выплатим все долги, и останется еще кругленькая сумма на проводы Хэнка.

— Очень смешно, — сухо ответил Сэмюель.

Отис насупился:

— В моей шутке только доля шутки.

Сэмюель печально посмотрел на одного, потом на другого мужчину:

— У нас все еще есть тридцать три прихожанина, которые нуждаются в общине.

У Холлиса опустились плечи.

— Почти все они, в том числе мы, одной ногой стоят в могиле, а один еще держится за подол материнской юбки.

Сэмюель твердо стоял на своем:

— Голосую за то, чтобы мы позвонили другу Хэнка.

— Ладно. — Отис поднял руку. — Согласен! Если ты именно этого хочешь, я отдаю тебе свой голос. Позвони ему. Посмотрим, что он сможет сделать для нас. Готов поспорить, ничего. Звони, кому хочешь. Хоть Самому Господу Богу, если только Он услышит тебя теперь. Мне плевать, можешь позвонить президенту Соединенных Штатов Америки. Я же иду домой, пока моя жена, чего доброго, не спалила кухню или себя.

Отис сник, безвольно опустил плечи и двинулся по проходу к двери.

Сэмюель знал своего друга и, несмотря на всю сердитость Отиса и его грозные протесты, понял, что тот не собирается сдаваться, как казалось раньше.

— Спасибо, Отис.

— Только смотри, не приведи какого‑нибудь неуемного прощелыгу, который притащит сюда тамтамы с электрической гитарой! — бросил Отис через плечо.

Сэмюель хохотнул:

— Возможно, это именно то, что нам нужно, старина.

— Только через мой труп!

Хлопнула входная дверь.

Холлис с трудом встал, опираясь на спинку скамьи, взял свою трость и глубоко вздохнул. Долго оглядывался вокруг.

— Знаешь… — Глаза его заблестели. Рот дрогнул. Отчаянно сжимая свои дрожащие губы, он покачал головой. Чуть приподнял трость в знак прощания и захромал к выходу.

— Храни веру, брат.

— Пока, — хрипло буркнул Холлис.

Дверь снова открылась и захлопнулась за ним.

В церкви воцарилась тишина.

Сэмюель положил руку на Библию, но не взял ее. Он молился; слезы катились по его щекам.

* * *

Сэмюель проехал по узкой дорожке, въехал под навес и поставил машину в гараж. Задняя дверь небольшого дома с верандой открылась, и в освещенном проеме он увидел поджидавшую его Эбби. Как только он переступил через порог, она поцеловала его.

— Как прошла встреча?

Сэмюель нежно коснулся ее щеки.

— Собираюсь завтра позвонить другу Хэнка.

— Слава Богу. — Она прошла на кухню. — Садись, дорогой. Сейчас подогрею твой ужин.

Сэмюель положил свою Библию на белый столик, выдвинул стул с красным виниловым сиденьем и сел на него.

— У нас теперь появилась работа.

— По крайней мере, они будут слушаться тебя.

— Только лишь потому, что они уже слишком устали, чтобы спорить.

Эбби улыбнулась через плечо:

— Не становись циничным на старости лет. Возможно, как раз эта работа поможет нам снова почувствовать себя молодыми. — Эбби включила микроволновку.

— Отис назвал меня мечтателем. — Сэмюель наблюдал, как жена раскладывала на столе столовые приборы и салфетки. В свои семьдесят четыре она была для него такой же красивой, как и в восемнадцать лет, когда он только женился на ней. Сэмюель взял ее за руку. — Знаешь, я все еще люблю тебя.

— Это хорошо. Потому что тебе уже не отделаться от меня. — Раздался звук отключившейся микроволновки. — Ужин готов.

— Когда Отис пришел в церковь, он уже был на взводе. Здоровье Мейбл опять ухудшилось. Ей снова прописали лечение кислородом.

— Слышала. — Эбби поставила перед ним тарелку. Горячее пюре, пара ложек зеленого горошка и добрый кусок мяса. — Я звонила ей сегодня вечером. Вдоволь наболтались. — Она присела на стул напротив мужа.

Сэмюель взял свою вилку.

— Ну и как она?

Эбби засмеялась:

— Поначалу до моего слуха доносился чей‑то голос: кто‑то рассказывал о выложенных слоями салатах, но потом Мейбл уменьшила звук телевизора.

— Бедняжка.

— О, да полно тебе. Одно из ее развлечений — это расстраивать Отиса. Она прекрасно осознает, на какую кнопочку нажать, чтобы заставить его попрыгать.

— Разве она не скучает по стряпне?

— Не так уж она убивается, как ему хотелось бы.

— Женщины… Жить с вами сложно, но и без вас никак.

Эбби встала со своего стула и открыла холодильник. Налила высокий стакан молока, поставила его перед Сэмюелем и снова села. Долго сидеть на одном месте ей никогда не удавалось. Это было против ее натуры. Эбби оперлась локтями о стол, сцепила пальцы и стала наблюдать за мужем. Несмотря на отсутствие аппетита, Сэмюель неспешно поглощал пищу, чтобы не вызывать ее беспокойства.

— Сюзанна наконец вздохнет с облегчением, Сэмюель. Еще с тех пор, как Хэнк перенес операцию на сосудах, она хотела, чтобы он вышел на пенсию.

— Не очень‑то много денег у них будет на проживание. Ведь они даже не смогут продать свой дом.

— По–моему, Сюзанна будет очень скучать по старому прицерковному домику. Она говорила, что они скопили десять тысяч. Слава Богу, у нас есть пенсионный фонд. Иначе им пришлось бы полностью полагаться на поддержку своих детей и зависеть от их помощи.

Эбби молча склонила голову. Сэмюель сообщил ей плохую новость. Он положил вилку в ожидании, зная, что она читает про себя одну из своих горячих молитв. Когда Эбби подняла голову, лицо ее было бледным, глаза — влажными от слез. Сэмюель испытывал те же самые чувства, что и она.

— Было бы во сто крат лучше, если бы я родился богатым, а не симпатичным малым.

Старая шутка не возымела прежнего действия. Эбби дотянулась до его руки и положила на нее свою. Сэмюель только покачал головой, говорить он не мог.

— Интересно, что же на этот раз сделает Бог? — произнесла она задумчиво.

— Ты не единственная, кто хочет это знать.

* * *

Страшный грохот донесся до ушей Пола Хадсона, как только он открыл входную дверь арендуемого им дома. Он снял пиджак и повесил его во встроенный шкаф в коридоре. И от души расхохотался, когда на полу кухни обнаружил своего трехлетнего сынишку Тимоти, нещадно колотившего деревянной ложкой по днищу кастрюли, пока Юнис звонким голосом распевала: «Бытие, Исход, Левит, Числа…»

С улыбкой Пол наблюдал за ним, прислонившись к дверному косяку. Тимоти первым заметил его.

— Папа!

Он бросил ложку и вскочил на ноги. Пол обнял сына, поцеловал его и закинул себе на плечи.

С радостной улыбкой на лице Юнис положила целую горсть столовых приборов в ячейку для сушки и потянулась за полотенцем.

— Как прошел твой день?

— Замечательно! Занятие прошло отлично. Лес рук. Вопросы. Горячее обсуждение. Я люблю, когда люди увлекаются дискуссией. — Пол подошел к ней, поцеловал. — От мамы так вкусно пахнет.

— Мы сегодня пекли печенье.

— Па, будешь моей лошадкой?

— Если не будешь очень сильно погонять своего старика. — Пол встал на четвереньки. Тимми вскарабкался ему на спину и обхватил своими тоненькими ножками его грудную клетку. Пол встал «на дыбы» и издал громкое ржание. Тимми крепко держался, заливаясь от смеха и визжа. Потом дважды вонзил свои острые пяточки в ребра Пола.

— Полегче, ковбой! — Пол взглянул на смеющуюся Юнис, и сердце его переполнилось острым чувством счастья. Разве может мужчина обладать такой благодатью? — Хорошо, что у него нет шпор! — Пол три раза обежал гостиную, прежде чем перевернулся на спину и скинул сына на ковер. Тим, не теряя времени даром, взобрался отцу на живот и принялся прыгать на нем, что было не так уж приятно.

— Уф! Уф! — постанывал Пол.

— На автоответчике записан звонок от декана Уиттиера, — сообщила Юнис.

— Я давно не говорил с ним. Который час?

— Четыре тридцать.

— Покружи меня самолетиком, пап. Пожалуйста!

Пол подхватил сына за руку и за ногу и стал кружить его вокруг себя, а тот в свою очередь имитировал звуки работающего мотора.

— Он никогда не уходит с работы до шести. — Пол аккуратно посадил «самолетик» на диван. — Давай поиграем в футбол, Тимми. — Перед тем как выйти во двор, Пол поцеловал Юнис. — Свистни мне в пять тридцать, ладно? Не хочу томить декана ожиданием.

Во дворе Тимми ударил по мячу, пасуя Полу, и тот послал мяч обратно. Когда Тимми устал играть с мячом, отец покачал его на качелях. В пять тридцать к ним во двор вышла Юнис и напомнила мужу о звонке декана. Пол посадил Тимми себе на плечи и вошел с ним в дом, а там Юнис подхватила сына.

— Теперь пора помыть руки перед ужином, солнышко.

Пол сразу направился к телефону. Включил автоответчик.

«Это декан Уиттиер. Недавно у меня состоялся любопытный разговор, и, по всей видимости, это может вас заинтересовать».

Непонятное сообщение смутило Пола. Он открыл телефонную книгу и набрал нужный номер. Декан всегда помогал ему во время учебы в университете. Пол же в свою очередь старался не терять с ним связь, однако со времени их последнего разговора прошло уже полгода. Пол был очень благодарен декану за поддержку, которую тот оказал ему в Христианском университете Среднего Запада, особенно в тот период, когда Пол стремился оправдать ожидания и остро ощущал, как много надежд возложено на него. Только потому, что Пол был сыном известного пастора, некоторые полагали, что ему предназначено стать Божьим служителем. И, конечно, многие несказанно удивились бы, если бы узнали, что сын не был ни во что посвящен и ничего не понимал, кроме, пожалуй, одного: его отец всем заправлял. Пол слушал и наблюдал, как прихожане в благоговении стояли перед Дейвидом Хадсоном, а потом стремглав бросались выполнять его указания.

Пол много и усердно работал, чтобы стать лидером на своем курсе. Простым делом это не назовешь, но с той поры, когда он поступил в высшее учебное заведение, он не осмеливался делать себе поблажки. Все, кроме высшей оценки, могло вызвать недовольство его отца. Отец всегда ждал от Пола только блестящих результатов. «Если человек не работает в полную силу, это бесславит Бога». Пол старался как мог, чтобы держать планку, но зачастую не оправдывал ожиданий отца.

Декан Уиттиер рекомендовал его на должность помощника пастора в церковь Маунтин–Хай, одну из самых больших в стране. Иногда на воскресных богослужениях Пол ощущал себя потерянным среди огромной толпы верующих, но в классе чувствовал себя как дома. Он любил преподавать, особенно в маленьких группах, где люди с легкостью раскрываются, могут поговорить о своей жизни, получить поддержку, услышать слова ободрения.

— Приемная декана Уиттиера. С вами говорит миссис Макферсон. Чем я могу помочь?

— Здравствуйте, Эвелин. Как поживаете?

— Пол! Как вы? Как Юнис?

— Она прекрасна, как всегда. — Он подмигнул Юнис.

— Как Тимми? Пол рассмеялся:

— Он только что нещадно барабанил на кухне. Будущий музыкант.

Эвелин усмехнулась:

— Ну, это и не удивительно, принимая во внимание таланты его матери. У декана сейчас посетитель, но я знаю, что он хочет поговорить с вами. Можете подождать? Я передам ему записку, что вы ждете на линии.

— Да, конечно. Нет проблем.

Пол ждал, просматривая почту. Оказывается, Юнис уже распечатала конверты со счетами. Ух ты! Тарифы на коммунальные услуги повысились. Пол отложил извещения в сторону и пробежал глазами рекламную «макулатуру» от множества благотворительных организаций, взывающих о денежной помощи, потом просмотрел пасторский каталог товаров.

— Пол, — заговорил декан Уиттиер, — простите, что заставил вас ждать. — Они обменялись приветствиями и обычными комплиментами. — На днях я беседовал с пастором Райли. Он восторженно отзывался о вашей работе и успехах. Сказал, что на ваших лекциях всегда много слушателей, люди даже заблаговременно записываются к вам на занятия.

Пол смутился от такой похвалы.

— Много людей жаждет Божьего Слова.

— И много общин чахнет из‑за отсутствия хорошего пастора. Как раз по этой причине я звонил вам. Сегодня утром со мной связался один из старейшин маленькой церкви в Сентервилле в Калифорнии. Их пастор — мой старинный друг. Он перенес инфаркт и на службу не вернется. Старейшина посетовал, что их церковь закроется, если за кафедрой никого не окажется. Община уже сократилась до пятидесяти девяти членов, большинство из которых старше шестидесяти пяти. У них есть кое–какая собственность. В их владении находится здание церкви, которому уже сто лет, зал собраний, построенный в шестидесятые, и небольшой дом, где может проживать пастор, конечно же, не внося арендной платы. Господь сразу же подсказал мне ваше имя. Пол не знал, что ответить.

— Город находится в Большой Калифорнийской долине где‑то между Сакраменто и Бейкерсфилдом. Вы окажетесь ближе к своим родителям.

Большая Калифорнийская долина. Пол знал эти края. Он вырос в Южной Калифорнии. Каждое лето мать возила его на север в гости к тетушке и дяде в Модесто. Самые лучшие воспоминания его детства были связаны с тем временем, которое он провел со своими кузенами. Отец никогда не участвовал в тех поездках в Модесто, всегда отговариваясь своей работой, требовавшей его постоянного внимания. Когда Пол набрался смелости и спросил у отца, почему он избегает общества тети и дяди, отец ответил: «Они очень милые люди, Пол, если единственное, чем ты хочешь заниматься, — это играть в игрушки. Но у меня нет времени на людей, которые не желают вносить свой вклад в расширение Царства Божьего».

На следующее лето после этого разговора мать поехала на север одна, а Пол отправился в христианский лагерь на остров Каталина.

Иногда Пол вспоминал о своих кузенах, которые уже давно выросли и разъехались. Родственников со стороны матери у него было очень мало. Отец же был единственным ребенком в семье. Бабушка Хадсон умерла задолго до рождения Пола, а своего дедушку Эзру, который провел свои последние годы в приюте для престарелых, Пол помнил очень плохо. Старик скончался, когда мальчику было восемь лет. Пол вспомнил, какое он тогда почувствовал облегчение, поскольку ему больше не нужно было ходить в то дурно пахнущее место и видеть слезы, текущие по лицу его матери каждый раз, когда они выходили из этого заведения.

Как странно, что одно упоминание родного края в какие‑то доли секунды вызвало столько воспоминаний. Пол чуть ли не физически ощутил запах раскаленного песка, виноградников, фруктовых садов, услышал задорный смех кузенов, выкинувших очередной трюк.

— Будете сами себе голова, — продолжал декан Уиттиер. — Вам придется заступить на место пастора, который вел свою паству в течение сорока лет.

— Сорок лет — это приличный срок.

Пол понимал, что из‑за потери, подобной этой, в церкви может разыграться такая сильная буря, которая уничтожит всю общину, прежде чем он успеет до нее добраться, или его самого, если он действительно почувствует, что Бог зовет его отправиться на запад.

— Знаю, знаю. Уход пастора, который вел своих прихожан так долго, может грозить гибелью общине и церкви. Но, по–моему, вы являетесь именно тем человеком, которого Бог призывает туда. У вас есть для этого все данные.

— Я должен помолиться об этом, декан Уиттиер. Они, возможно, ищут человека старше и опытнее меня.

— О возрасте не было сказано ни слова. И сейчас не время проявлять малодушие. Звонивший мне старейшина не выказывал намерения найти кого‑то особенного. Скорее, он звонил, чтобы попросить совета. Но после десятиминутной беседы с ним я вдруг понял, что этот почтенный старец готов сделать нечто большее, чем просто сохранить двери церкви открытыми.

Полу сразу же захотелось согласиться, но он воздержался.

— Вы знаете, что я мечтал о должности пастора, декан Уиттиер, но будет лучше, если я сначала посвящу несколько дней молитве. Я не хочу торопиться. — Пол знал, что решения, принятые под влиянием эмоций, могут быть ошибочными.

— Думайте столько, сколько вам нужно. Но дайте знать мистеру Сэмюелю Мейсону, что вы обдумываете его предложение. Я продиктую вам номер телефона, по которому можете связаться с ним. — Декан торопливо произнес цифры, но у Пола под рукой были карандаш и листок бумаги, и он успел все записать. — Переговорите с пастором Райли и Юнис и еще с кем‑нибудь, кому доверяете.

— Обязательно.

— И дайте мне знать, когда примете решение.

— Как только я буду готов, я позвоню вам и, если вы не против, мы обсудим все за обедом.

— Хорошо. Благослови вас Господь, Пол. И передайте привет вашей замечательной жене. — Декан повесил трубку.

Юнис вошла на кухню с Тимми.

— Декан Уиттиер передал тебе привет.

— Вид у тебя какой‑то взволнованный.

— Ты угадала. — Пол поднял Тимми и посадил его на высокий детский стульчик, а Юнис тем временем достала из духовки запеканку. — Декану звонил старейшина одной небольшой церквушки в Калифорнии. Им нужен пастор.

Юнис выпрямилась, в ее глазах появился блеск.

— И тебя призывают?

— Может быть, да, а может, и нет. Давай не будем бежать впереди Бога, Юни. Нужно помолиться об этом.

— Каждое утро и каждый вечер мы возносим Богу молитвы, чтобы Он повел нас туда, куда считает нужным, Пол.

— Знаю. Конечно, звонок декана Уиттиера очень важен для меня. С удовольствием ухватился бы за это предложение и согласился бы. Ты ведь знаешь, Юни, как я страстно мечтаю о собственной церкви. Но в данный момент я веду занятия в двух группах и не могу взять и уйти посередине курса.

— Если во всем этом есть Божий промысел, значит, все образуется.

— Декан Уиттиер упомянул имя старейшины, который позвонил из Сентервилльской христианской церкви. Сэмюель Мейсон.

— Может, тебе стоит позвонить ему? Семестр заканчивается менее чем через месяц.

— Месяц, вероятно, слишком долго. Их пастор лежит в больнице после перенесенного инфаркта. Ему нужна замена как можно скорее.

— У них нет никого, кто мог бы временно взять на себя его обязанности?

— Не знаю. Но их пастор служил своей пастве сорок лет, Юни. — Столько же, сколько его родной отец прослужил в своей Южно–Калифорнийской церкви. — Будет нелегко работать с его прихожанами.

— Да, нелегко.

— Декан Уиттиер посоветовал позвонить мистеру Мейсону. Полагаю, вреда мой звонок не нанесет. Могу рассказать о себе, о своем опыте, объяснить, какие у меня здесь обязанности. Если мистер Мейсон скажет, что ждать они не могут, значит, таков ответ Господа — мне не нужно ехать.

— Когда думаешь позвонить?

— Не раньше чем через несколько дней. Сначала я хочу взять пост и помолиться.

* * *

Когда зазвонил телефон, Сэмюель дремал в своем кресле. Эбби отложила кроссворд и взяла трубку. Сэмюель не отреагировал. От монотонного жужжания телевизора он всегда впадал в полудремоту. Обычно, как только Сэмюель начинал смотреть ESPN[4], он сразу же засыпал и просыпался к началу показа старых классических фильмов. Пульт к тому времени уже находился в руках у Эбби.

— Минуточку подождите, пожалуйста. Сэмюель. Ну же, Сэмюель!

Сэмюель поднял голову.

— Пол Хадсон звонит, — прошептала Эбби.

— Кто такой Пол Хадсон?

— Пастор из церкви Маунтин–Хай в Иллинойсе. А звонит он по поводу твоего разговора с деканом Уиттиером.

Сэмюель сразу же проснулся.

— Я поговорю на кухне. — Он рывком встал с кресла, краем глаза глянул на экран телевизора. Сделал вид, что рассердился. — Быстренько переключила на другой канал, да? Поскольку баскетбол сейчас закончится, можешь, с моего благословения, насладиться «Звуками музыки»[5].

Эбби довольно улыбнулась, а потом произнесла:

— Мой муж буквально через минуту будет у аппарата, пастор Хадсон.

Сэмюель подошел к телефону на кухне.

— Я взял трубку, Абигайль. Сэмюель Мейсон слушает.

— Добрый день, меня зовут Пол Хадсон, сэр. Декан Уиттиер позвонил мне на прошлой неделе и сообщил, что вы ищете пастора. Он порекомендовал мне связаться с вами.

Сэмюель почесал подбородок. Как, собственно, нужно вести разговор?

— Что, по–вашему, нам следует знать о вас?

— А кого вы рассчитываете найти?

— Того, кто был бы подобен Христу.

— Так… Я сразу же могу вас заверить, что я далеко не тот, кого вы ищете, сэр.

Голос Пола Хадсона казался довольно молодым. Сэмюель вооружился ручкой и блокнотом.

— Почему бы нам не начать с нескольких слов о вашей квалификации?

— Я окончил Христианский университет Среднего Запада, — Пол замялся. — Вероятно, будет лучше, если о моих успехах в учебе вы расспросите декана Уиттиера. После окончания университета я был зачислен в штат церкви Маунтин–Хай.

— Работаете с молодежью?

— С новообращенными. Всех возрастов. Пока неплохо.

— Как долго вы там служите?

— Пять лет. Недавно я получил степень магистра по консультированию по проблемам семьи и брака.

Мастер на все руки.

— Вы женаты?

— Да, сэр. — Сэмюелю показалось, что пастор Пол улыбается. — Мою жену зовут Юнис. Мы познакомились в университете, а через две недели после получения диплома поженились. Ее специализация — музыка. Она играет на пианино и поет. Не думайте, что я хвастаюсь, но моя жена очень одаренная.

Два служителя по цене одного.

— А дети у вас есть?

— Да, сэр. У нас очень смышленый и активный трехлетний сынишка, Тимоти.

— Дети — это благословение Божье. — Сэмюель чуть было не начал рассказывать о своих дочери и сыне, но тут же запнулся — его сердце пронзила острая боль при воспоминании о гибели Донни. Сэмюель кашлянул. — Расскажите о ваших отношениях с Богом.

Сэмюель прислонился к кухонному столу, слушая, как Пол энергично и с чувством дает показания на самого себя. Родился в христианской семье. Отец — пастор церкви в Южной Калифорнии. Хадсон? Имя зазвенело в памяти знакомыми нотками, но был ли это набат или благовест, Сэмюель не знал.

Пол продолжал говорить. Он уверовал в Христа, когда ему было десять лет, в подростковом возрасте был членом молодежных групп, консультантом в христианских лагерях, летом работал в организации «Среда обитания для человечества». Во время учебы в университете трудился добровольцем в центре для пожилых людей неподалеку от своей альма–матер. Занимался с трудными подростками и детьми из малообеспеченных семей, а также учил детей скорочтению в городской школе.

Пол Хадсон казался даром небес.

Повисла долгая пауза.

— Мистер Мейсон?

— Я слушаю вас. — Просто растерялся от ошеломляющего напора молодости.

— Может быть, мне следует отправить свое резюме по электронной почте? — предложил Пол в некотором замешательстве.

Сэмюеля тронули юношеская горячность и рвение собеседника.

— У нас нет компьютера.

— Факсом?

— И этого добра не завели. — Сэмюель снова потер подбородок. — Вот что я вам скажу: воспользуйтесь услугами «Федерал экспресс»[6]. — Поскольку в церковном штате никого кроме старейшин не было, Сэмюель продиктовал свой домашний адрес. — Чем вы занимаетесь сейчас? Я имею в виду, какие у вас обязанности в церкви?

— Я работаю в нескольких направлениях, но сейчас моей прямой обязанностью является преподавание основ христианского вероучения в двух группах.

— Как долго длится курс?

— Курс закончится через три недели в обеих группах. А еще через неделю после этого мы проводим церемонию заключения завета для тех, кто покаялся и принял Христа.

— Значит, ближайшие четыре–пять недель вы заняты.

— Именно так, сэр. И если вы меня вызовете, мне нужно будет дополнительное время, чтобы собрать свои пожитки, перевезти семью, устроиться на новом месте.

— С этим проблем нет. Но мы не хотим спешить. Я доведу информацию до сведения других старейшин. Нам нужно помолиться об этом. Учитывая вашу квалификацию, это место может быть не самым лучшим для вас. Церковь у нас небольшая, Пол. Меньше шестидесяти прихожан.

— Община может увеличиться.

Она должна увеличиться, иначе они не смогут позволить себе содержать нового пастора.

— Высылайте свое резюме. Я еще раз поговорю с деканом Уиттиером. — Сэмюель хотел удостовериться, что Пол Хадсон был именно тем человеком, о котором говорил декан. — Я перезвоню вам недели через две. Как вам такое решение?

— Мудрое, сэр.

— Я бы нанял вас прямо сейчас, Пол, но нам лучше подождать и посмотреть, тот ли вы человек, которого Господь нам посылает.

— Я бываю излишне словоохотлив, чем могу утомить, мистер Мейсон. Но я молился о том, чтобы Господь дал мне возможность стать пастором.

Сэмюелю понравилась интонация, с которой были сказаны эти слова.

— Ничто из того, что вы мне поведали, не будет использовано против вас.

Они обменялись еще несколькими вежливыми словами на прощание, и Сэмюель повесил трубку. Он вернулся обратно в гостиную. На экране пела Джули Эндрюс.

— Ты уже выучила этот фильм наизусть, Эбби, — проворчал Сэмюель. — Сколько раз ты его смотрела?

— Приблизительно столько же, сколько раз ты засыпал во время программы «Ночной футбол по понедельникам». — Она взяла пульт, уменьшила звук телевизора, затем положила пульт на журнальный столик, стоявший сбоку от дивана.

Сэмюель сел в свое откидывающееся кресло[7], отрегулировал угол наклона спинки и устроился поудобнее. Помолчал. Знал, что вопросы не заставят себя ждать.

— Ну…

— Дай мне пульт, и я все расскажу тебе.

— Ты же знаешь, я возьму его снова, как только ты уснешь.

Пульт перекочевал в руки Сэмюеля.

— Ему двадцать восемь, удачно женат, имеет трехлетнего сына.

— И это все, что ты узнал от него за полчаса?

— Степень магистра. Ревностный служитель.

— Это замечательно. — Эбби подождала, пока Сэмюель что‑то обдумывал. — Не так ли?

— Поживем, увидим. — Ревностное служение может возродить церковь из пепла. Неоправданная горячность испепелит ее.

— Ты можешь направлять его.

Сэмюель глянул на жену поверх оправы своих очков.

— Ладно, а кого еще ты можешь предложить? Отиса? Холлиса?

Сэмюель вернул спинку кресла в вертикальное положение.

— Нужно подумать. Возможно, мы сумеем найти кого‑то постарше, более опытного.

— Неужели ты такой малодушный, Сэмюель?

— Вообще‑то, теперь я уже не такой молодой и дерзкий, как в былые времена, моя дорогая.

— Знаешь, как говорят: молодость и мастерство не чета опыту и вероломству.

— Шоколадное мороженое было бы сейчас как раз кстати.

Эбби вздохнула и встала. Сэмюель поймал ее за руку, когда она проходила мимо него.

— Поцелуй меня, старушка.

— Ты не заслужил поцелуя.

Он улыбнулся ей:

— А ты все же поцелуй.

Она наклонилась к нему и прильнула губами к его губам.

— Ты — старый чудак. — Глаза ее заблестели.

— Можешь взять пульт, когда вернешься.

Как только Эбби покинула комнату, Сэмюель начал молиться о том, чтобы Господь указал ему, призван ли Пол Хадсон служить в Сентервилльской христианской церкви. Сэмюель молился, пока ел мороженое, пока его жена смотрела «Звуки музыки». Когда они приготовились ко сну, Сэмюель помолился вместе с Эбби, а потом еще долго лежал без сна рядом с давно уснувшей супругой и разговаривал с Господом. Молился он и на следующий день, пока косил траву на лужайке и смазывал маслом петли и пружины гаражной двери. Сэмюель продолжал молиться, доливая моторное масло в свой «де сото», смахивая жуков с радиаторной решетки автомобиля, а потом подстригая живую изгородь.

Эбби пришла в гараж и протянула ему конверт с пометкой «Федерал экспресс». Резюме Пола Хадсона. Да, этот парень не медлил. Сэмюель распечатал конверт, прочитал резюме и положил его на кухонный стол.

— Посмотри, а потом скажешь, что думаешь. — И направился к двери.

— А как насчет обеда?

Сэмюель взял банан из круглой вазы, стоявшей на небольшом столике в углу, и вышел во внутренний дворик, чтобы еще немного поговорить с Богом. Он стоял не шелохнувшись, пока жена не позвала его. Резюме по–прежнему лежало на столе.

— Ну?

В ответ Эбби лишь слегка присвистнула.

— Вот и я так думаю.

Позднее, вечером того же дня, Сэмюель позвонил декану Уиттиеру.

— Когда Пол поступил к нам, ему пришлось очень много работать, чтобы самоутвердиться, — сказал декан.

Сэмюель нахмурился:

— Зачем ему это понадобилось?

— Его отец — Дейвид Хадсон. Для любого человека это нелегкое испытание — быть достойным такого отца и всегда оправдывать его ожидания.

Прежде чем Сэмюель успел поинтересоваться, чем Дейвид Хадсон заслужил известность, декан посчитал своим долгом рассказать о многочисленных проектах, которыми занимался Пол во время своей учебы в университете. В отдалении послышался голос секретаря декана.

— Простите, Сэмюель, но меня вызывают подругой линии. Позвольте мне лишь сказать напоследок: у Пола Хадсона есть потенциал стать великим пастором, возможно, даже значительнее, чем его отец. Хватайте его, пока можете.

После разговора с деканом Сэмюель отправился на поиски своей жены.

— Когда‑нибудь слышала о Дейвиде Хадсоне?

— Он является главой одной из крупнейших церквей на юге. Его проповеди показывают по телевидению. Пэт Сойер в нем души не чает. — Глаза Эбби засверкали от радости — она догадалась. — Ради всех святых! Неужели ты хочешь сказать, что Пол Хадсон — его родственник?

— Именно это я и имею в виду. Он сын Дейвида Хадсона.

— О, это даже больше того, о чем мы могли мечтать…

— Не делай скоропалительных выводов, Эбби. — Он направился к двери.

— Ты куда, Сэмюель?

— Хочу пройтись.

Ему было необходимо побыть наедине с собой, чтобы как следует все обдумать и помолиться, прежде чем связываться с остальными старейшинами общины.

_2.

На следующий день Сэмюель отправился в больницу, чтобы поговорить с Хэнком и Сюзанной Портер о Поле Хадсоне. Хэнк вздохнул с облегчением, узнав, что церковь не закроется и что все силы старейшин брошены на поиски нового пастора. Хэнк сказал, что их сын приедет в Сентервилль в субботу.

— На этот раз, несмотря на все наши заверения, он и слушать нас не желает. Забирает нас с собой в Орегон.

У Хэнка задрожали губы, и Сюзанна взяла его за руку и нежно сжала ее.

— В последние годы мы с тобой много говорили об этом, дорогой. Пришло время.

Хэнк кивнул, соглашаясь.

— Я оставлю свою библиотеку церкви.

Сюзанна обратилась к Сэмюелю:

— Бо́льшую часть мебели мы оставим. Нам будет некуда ее поставить. Мы переедем в ту часть дома, которую раньше занимала бабушка Роберта. А это одна спальня с небольшой кухонькой и ванной комнатой. Туда можно запихнуть только спальный гарнитур, угловой стол и стулья. — Сюзанна смахнула выступившие слезы. — Когда мы должны покинуть прицерковный домик?

Сэмюель тяжело сглотнул.

— Оставайтесь столько, сколько вам потребуется, Сюзанна.

Хэнк взглянул на жену:

— Прости, что тебе одной приходится заниматься всем этим, но чем скорее ты управишься, дорогая, тем лучше. — Потом посмотрел Сэмюелю прямо в глаза: — Если ты вызовешь этого молодого человека в Сентервилль, им с женой нужно будет где‑то жить.

В палату вошла медсестра:

— Моему пациенту пора отдыхать.

Сэмюель неохотно встал, положил руку Хэнку на плечо, потом шагнул в сторону, наклонился и поцеловал Сюзанну в щеку. Говорить он не мог, мешал комок в горле.

Сэмюель вышел из больницы, сел в свой старенький «де сото», мирно поджидавший его на парковке, и заплакал. Затем поехал домой и позвонил Отису Харрисону и Холлису Сойеру.

В среду вечером они встретились в церкви, и Сэмюель предоставил им копии резюме Пола Хадсона. Характеристики молодого человека произвели на них сильное впечатление. После продолжительной молитвы старейшины около двух часов проговорили о старой церквушке, о ее лучших временах и о том, чего можно было ожидать от нового молодого пастора. Сэмюель предложил помолиться еще, прежде чем принимать какое‑либо решение. Отис пообещал, что он с Холлисом непременно серьезно отнесется к этому делу, и они сразу же переключились на обсуждение футбольных матчей, своих болячек и сумасбродств любимых женушек. Спустя какое‑то время Сэмюель предложил разойтись и встретиться через несколько дней.

К началу следующей недели старейшинам стало ясно, что Пол Хадсон явился ответом на их молитвы, и они единогласно проголосовали за то, чтобы позвонить ему и пригласить на служение при условии, что община даст свое согласие.

Члены общины были извещены по телефону, что в воскресенье утром после собрания состоится важное совещание. Тридцать семь прихожан выдержали показ Святой земли в слайдах и досидели до конца, а по завершении показа двадцать один человек даже все еще бодрствовал.

В зале собраний Эбби подала кофе. Сэмюель зачитал резюме Пола Хадсона. Кто‑то из присутствующих выразил сожаление, что к кофе нет печенья. Кто‑то предложил послушать проповедь Пола Хадсона перед принятием решения. Отис объявил, что у церкви нет возможности оплатить туристическую «прогулку» пастора самолетом для проверки его профессиональных качеств и что только чудом им удастся наскрести энную сумму денег на переезд семьи Хадсон, если, конечно, удача улыбнется им и они смогут заполучить этого молодого пастора. Это привело к обсуждению вопросов, связанных с Хэнком и Сюзанной и прицерковным домом. Поговорили также о том, как члены общины относятся к уходу Хэнка и его замене новым пастором.

Кто‑то поинтересовался, почему нет Хэнка и Сюзанны. Пришлось громче повторить новость об инфаркте Хэнка. Кто‑то сообщил, что с того самого вторника, когда Хэнка хватил удар прямо в коридоре больницы, Сюзанна постоянно, с рассвета до поздней ночи, дежурит у его постели.

Один из членов общины заметил разводы на потолке и обмолвился о необходимости срочно починить крышу. Это подвигло собравшихся к обсуждению самых разных проблем: говорили о требующемся ремонте в храме, в зале собраний и прицерковном домике, что, в свою очередь, напомнило прихожанам о плохом состоянии газона, живой изгороди и о жуках, точнее, о паразитах, которые уничтожали дерево, растущее во дворе. Кто‑то в связи с этим вспомнил о средиземноморской мухе, потом обсудили прошлых губернаторов, упомянули, сколько вреда причинили Калифорнии полчища цикад, атаковавшие виноградники. Потом пошли разговоры о засухах, авариях в энергосистеме, потопах, экономическом спаде, отсюда забрели еще дальше — к временам Великой депрессии, а потом переключились на Вторую мировую войну.

Отис должен был пообедать часа два назад, и поэтому терпение его стремительно таяло, как мороженое на солнцепеке. Он громко обратился к присутствующим с предложением голосовать. Холлис его тут же поддержал. Кто‑то полюбопытствовал, за что или против чего, собственно, нужно голосовать.

— Все, кто «за», поднять руки! — с красным от возмущения лицом выкрикнул Отис.

Двое, вздрогнув, пробудились ото сна. Двадцать восемь проголосовали «за». Десять — «против». Одной даме было сказано, что она не может голосовать дважды, после чего она обиделась, сложила руки и вообще отказалась участвовать в избирательном процессе.

Отис поручил Сэмюелю Мейсону позвонить Полу Хадсону и пригласить его на должность пастора в Сентервилльскую христианскую церковь.

— Раз уж ты начал это дело, тебе и продолжать.

* * *

Пол Хадсон обсудил приглашение старейшин Сентервилльской христианской церкви со старшим пастором церкви Маун–тин–Хай.

— Вообще‑то, Пол, я удивлен, что ты так долго задержался у нас, — бодро проговорил пастор Райли и поддержал его в решении отойти от дел в Маунтин–Хай и отправиться в Калифорнию.

Обсудив все с Юнис, Пол позвонил Сэмюелю Мейсону и сообщил добрую весть. Через несколько недель Пол завершил курс занятий по изучению основ христианского вероучения, возликовал душой, приветствуя десять новообращенных, и написал в церковный бюллетень вдохновляющее послание общине о Божьем поручении идти в мир и нести людям свет Благой вести.

Накануне отъезда семьи Хадсон община устроила прощальный ужин. Щедрыми пожертвованиями люди выражали свою любовь и уважение к виновникам торжества.

— Здесь намного больше, чем нужно на наш переезд.

Оба, и Пол и Юнис, увидели в щедрых подарках добрый знак свыше, подтверждающий, что Пол сделал правильный выбор. После переезда у них даже должны были остаться деньги, которые они могли положить на свой счет в банке и использовать уже в Сентервилле, если, конечно, возникнет такая необходимость.

В день отъезда Пол встал раньше Юнис и упаковал несколько последних сумок, перед тем как разбудить ее. Пока Юнис готовила кофе и выкладывала на поднос пончики, целая когорта друзей помогала грузить вещи в трейлер.

К восьми арендованный домик опустел, все слова благодарности были сказаны, молитвы произнесены и пожелания выражены. Пол сел в кабину трейлера и тронулся в путь в Калифорнию, Юнис последовала за ним на их красной «тойоте» с Тимом на заднем сидении, посаженным в свое детское кресло.

Пол подготовил две карты, на каждой из которых обозначил самый короткий путь между двумя точками. Расстояние он разделил на три части, а каждую ночную остановку отметил красным кружком. Номера в мотелях были заранее забронированы. Пол и Юнис вовсе не намеревались попусту терять время и желали поскорее достичь пункта назначения и начать новую жизнь.

* * *

Когда среди членов общины разнесся слух, что Хэнк и Сюзанна Портер уезжают в Орегон, все пришли проводить их, благословить в дорогу, обнять и поцеловать на прощание. А также пообещать поддерживать связь. Появилась даже Мейбл, волоча за собой переносной кислородный баллон. Рядом шел Отис с корзиной для пикников, полной домашней еды, приготовленной женой, чтобы скрасить путь друзей на север.

Слезы текли рекой. Хэнк напомнил всем о том, что надо любить Бога и друг друга. Наказал радушно принять нового пастора, так как именно он явился ответом на многочисленные молитвы. Хэнк пожелал своим друзьям оставаться твердыми в вере, а потом уже более ничего не мог сказать. Одним долго жал руку, других обнимал. Наконец, старый пастор уступил торопившему его сыну и, не без посторонней помощи, сел во внушительный внедорожник, в задней части которого для него была приготовлена постель.

Эбби обняла Сюзанну еще раз, прежде чем та села в машину.

— Мы будем скучать по тебе, Сюзи, — со слезами на глазах призналась она.

— Мне так стыдно, что я оставляю наш дом в таком беспорядке, Эбби. — Она отдала ключи подруге. Снова прильнув к ней, прошептала: — Некоторые вещи в доме я особо отметила. Все остальное можно будет передать в Армию спасения.

Эбби снова крепко обняла свою дорогую подругу:

— Напиши, как только вы с Хэнком устроитесь. Напиши, как у вас там будут идти дела.

— Нам пора трогаться, ма, — поторопил Сюзанну сын.

Эбби отступила назад; Роберт Портер помог матери сесть в машину, после чего плотно захлопнул дверцу. Сэмюель встал рядом с Эбби, обнял ее за плечи. Внедорожник «шевроле» и трейлер съехали с обочины. Никто не двинулся с места, пока машины не выехали на главную улицу и не исчезли за поворотом. Разбредаясь по домам, ни один из прихожан не промолвил ни слова. Некоторые, живущие неподалеку, шли пешком. Один уехал на предоставленном домом инвалидов микроавтобусе.

— Только Фергус Осландер не пришел, — грустно заметила Эбби.

Сэмюель улыбнулся:

— Они попрощались в больнице. Хэнк рассказал, что медсестра поймала Фергуса, когда тот пытался натянуть штаны, и отправила его обратно в постель.

Эбби посмеялась сквозь слезы, потом высморкалась.

— Ладно, сдается мне, пора приниматься за работу.

Весь остаток дня Сэмюель и Эбби провели в прицерковном домике: протерли пыль, вымыли пол и ванную комнату, пропылесосили потертый ковролин. Подъехал грузовичок из Армии спасения и увез оставшуюся мебель. Сэмюель и Эбби погрузили оставленные для друзей вещи в старенький «де сото» и по пути домой развезли их новым владельцам. Две адресованные им самим коробки так и пролежали до следующего утра нераспакованными.

У Эбби слезы потекли ручьем, когда она раскрыла коробку и увидела фарфоровый чайник с голубой росписью.

— Сюзи так любила этот сервиз.

Из того же сервиза Сюзанна оставила ей сливочник, сахарницу и две чашки с блюдцами.

Хэнк подарил Сэмюелю доску из оливкового дерева, на которой был вырезан Святой Георгий, поражающий змея.

* * *

Пол позвонил Сэмюелю Мейсону из мотеля в Лавлоке, штат Невада, и предупредил, что они прибудут в Сентервилль во второй половине следующего дня.

— В дороге все было нормально. Проблем не возникло.

— Мы вас встретим.

Пол нырнул в гущу автодорожной сутолоки гудящего как улей Сакраменто, но после девяти лет проживания в Чикаго интенсивность дорожного движения никоим образом не смущала его. Чтобы ненароком не потерять Юнис из поля зрения, он наблюдал за ней, поглядывая в зеркало заднего вида. Как только они минуют эту жуткую пробку и выедут на автостраду 99, им будет уже легче добраться до поворота на Сентервилль.

Сентервилль расположен на пересечении двух основных магистралей. Пол ориентировался по объектам, о которых ему говорил Сэмюель Мейсон: старое здание суда, в дальнейшем переоборудованное под городскую библиотеку, четыре пальмы перед мексиканским рестораном и огромный магазин скобяных изделий. Пол проехал два квартала, повернул направо и проехал три квартала на восток. В конце обсаженной кленами улицы возвышалась колокольня. Пол медленно проехал мимо старомодной изящной церкви, построенной в новоанглийском стиле, развернулся на перекрестке, припарковался позади старенького «де сото», стоявшего перед небольшим угловым домом, и вышел из кабины трейлера. Вскоре появилась Юнис, которая тоже развернула машину на перекрестке и припарковалась за трейлером.

Подбоченившись, Пол по–хозяйски окинул взглядом церковь и ощутил нахлынувшее на него чувство восторга. Вот она, его церковь.

Тимми, не мешкая, направился во двор, Юнис подошла к мужу, встала рядом.

— Изумительная, правда? Будто с открытки начала века.

— Да, изумительная. — Пол снова взглянул наверх. — Работы здесь непочатый край.

— Пастор Хадсон?

Пол повернулся и увидел спешившего в его сторону высокого, худого седовласого мужчину в очках. Он был одет в светло–коричневые брюки, белую рубашку, расстегнутую у ворота, и коричневый шерстяной свитер.

— Сэмюель Мейсон.

Рукопожатие мужчины оказалось довольно крепким для такого пожилого человека, как он.

Пол представил Юнис и Тимми.

— Можем мы немного оглядеться, Сэмюель?

— О, времени для этого у вас будет предостаточно. — Он показал рукой в сторону небольшого дома, стоявшего на углу. — Моя жена приготовила обед и ждет вас к столу.

Пол ничуть не ощущал голода: слишком велико было его возбуждение, но Юнис опередила мужа, поблагодарив Сэмюеля. Присоединившись к нему, она прошла вдоль неухоженной живой изгороди на узкую бетонированную дорожку, ведущую к прицерковному домику. Небольшое жилое здание, скорее всего, было позднее достроено к церкви и представляло собой простой прямоугольник без каких‑либо архитектурных изысков.

Как только Пол переступил через порог, он вмиг почувствовал манящий аромат тушеного мяса. Сэмюель Мейсон проводил их через пустую мрачную гостиную в освещенную кухню, где представил свою жену, Абигайль.

— Располагайтесь, пожалуйста. — Эбби указала на маленький, уже накрытый на пять персон стол. — Чувствуйте себя как дома. — Ловко орудуя черпаком, она разложила мясо по пиалам. — Мы обнаружили этот детский стульчик в кладовой зала собраний общины.

— Уже много лет его никто не использовал, — с сожалением заметил Сэмюель.

Абигайль поставила на стол кувшин молока и широкую плетеную хлебницу с багетом, приправленным чесноком и сыром. Когда перед каждым из сидевших стояла пиала с мясом, Абигайль села на свое место и взяла мужа за правую руку. Когда все сидевшие за столом взяли друг друга за руки, Сэмюель обратился к Богу, поблагодарив Его за благополучный приезд Пола и его семьи и за нового пастора для Сентервилльской христианской церкви. Сэмюель попросил Бога благословить их трапезу, беседу и служение Пола.

— Аминь, — заключил Тимми, и все рассмеялись.

Пол, сгорая от нетерпения побольше разузнать об общине, хотел было задать кучу вопросов, но Абигайль опередила его, поинтересовавшись их дорожными впечатлениями. Юнис принялась рассказывать об изумительных видах и исторических памятниках, которые им удалось увидеть. Правда, она умолчала о том, насколько быстро им пришлось проехать по всем этим местам из‑за сильного желания Пола поскорее добраться до Калифорнии. Пол оценил деликатность своей великодушной жены и мысленно поблагодарил ее.

Сэмюель извинился за плачевное состояние прицерковного домика.

— Каждая комната нуждается в косметическом ремонте, но времени у нас не было.

— И денег, к сожалению, тоже, — извиняющимся тоном добавила его жена.

— У нас есть немного сбережений, — радостно сообщил Пол. — А Юнис — просто потрясающий дизайнер. — Он нежно сжал ее руку.

Абигайль рассказала о Портерах и о том, как много они сделали для церкви.

— Здоровье Хэнка пошатнулось давно, уже несколько лет назад. — Эбби рассказала, как он получил инфаркт. — Нам так грустно было расставаться с ними. — Она моргнула, ее щеки покрылись румянцем, и она поспешно добавила: — Но мы несказанно рады, что вы трое приехали к нам.

Юнис накрыла своей рукой руку старой женщины.

— Мы понимаем вас. — Она рассказала, что выросла в маленьком шахтерском городке, где ее отец работал шахтером и служил пастором. Юнис поведала о том, что он был предан общине до самой своей кончины и умер от пневмокониоза[8]. — Приход так и не сумел оправиться после смерти моего отца.

Замечание жены застало Пола врасплох, и он помолился о том, чтобы с этой церковью не повторилось то же самое.

— Там была другая ситуация, Юнис. Шахты закрывались, сам городок пришел в полный упадок. Сентервилль — маленький, но растущий город. Будем уповать на Бога. Кроме того, между этим городом и Сакраменто ходят рейсовые автобусы.

Пока готовилось кофе без кофеина, Абигайль подала теплый ромовый напиток с ароматом персиков и ванильное мороженое. Тимми поел и начал ерзать.

— Путешественником он был отменным, — заметила Юнис. — Но, думаю, теперь он уже порядком насиделся.

Она извинилась, встала из‑за стола и вышла к машине за коробкой с игрушками сына.

Пол помог убрать посуду.

Сэмюель задвинул свой стул.

— Хотите взглянуть на церковь и зал собраний?

— Очень.

— Здание церкви было построено в 1858 году и считается сентервилльским историческим памятником.

— Жители города сначала воздвигли церковь и только затем здание суда на Мэйн–стрит, мимо которого вы недавно проезжали, — с гордостью отметил Сэмюель. За годы своего существования эта церковь послужила молитвенным домом для многих верующих, из коих последними оказались баптисты. — А в начале пятидесятых, когда разнесся слух о том, что здание церкви будут продавать, десять семей объединились и купили его.

— Мы наняли Генри Портера, достроили зал собраний и дом для пастора.

В течение двадцати лет церковная община переживала бурный расцвет, а затем начался медленный спад. Дети подрастали и покидали родные места. Когда же построили объездную автостраду, для города наступили тяжелые времена. Корпорации скупили землю у местных фермеров, выкорчевали миндальные деревья, посадили более прибыльные виноградники.

Сэмюель Мейсон отпер входную дверь церкви и вручил Полу связку ключей. Их тяжесть символизировала ту огромную ответственность, которую он принимал на себя. Готов ли он к тому, чтобы вдохнуть жизнь в эту церковь? Пол окинул взглядом притвор: везде виднелась паутина, пыль лежала толстым слоем. Сэмюель открыл дверь в маленький кабинет, располагавшийся в глубине притвора. Здесь находился старинный дубовый рабочий стол, полки, все еще заставленные книгами, некоторые из которых были настолько ветхими, что Пол не мог разобрать их заглавий, и массивный черный телефон с диском. Юни понравится эта древность!

— Хэнк оставил вам книги, — сказал Сэмюель.

— Очень мило с его стороны.

Пол надеялся, что никто не будет требовать от него их сохранения. Бо́льшая часть изданий морально устарела, кроме того, он собирал свою личную библиотеку.

В самом храме было прохладно и пахло сыростью. Многие вещи нуждались в починке, ремонте, покраске, возможно, перестановке. Какую‑то часть работ, Пол знал, он сможет осилить сам. Его мать всегда говорила, что пастор должен быть мастером на все руки. И хотя отец подшучивал над этой затеей, Пол записался на курсы по столярному и водопроводному делу. Теперь эти знания ему очень пригодятся.

Высокая кафедра в форме восьмиугольника производила самое сильное впечатление в храме. Она располагалась слева от алтаря и на такой высоте, что голос проповедника, по всей видимости, не нуждался в усилении различными аудиосистемами. Пола так и подмывало взойти на нее и испытать акустику помещения. Сэмюель отворил дверь слева от кафедры и впустил его в широкий коридор. В конце размещались два туалета, рядом же находилась дверь, которая вела в пристроенное к церкви помещение. Воздух был холодный и затхлый.

— Раньше здесь была детская комната, — пояснил Мейсон. — Это помещение не используется вот уже десять лет.

Вернувшись в коридор, Сэмюель отворил двойную дверь, которая располагалась сбоку от алтарной части церкви. Настроение Пола тут же поднялось при виде зала собраний. Какие тут были возможности!

— Когда‑то каждое Рождество на этой сцене исполнялись кантаты, — вздохнул Сэмюель.

Вдоль одной из стен зала были расположены три двери, ведущие в классные комнаты. Здесь же имелась большая кухня с функционирующей плитой и холодильником.

Через кухню они вышли к каменным ступенькам, по которым спустились во внутренний двор, сплошь засаженный высоченными вечнозелеными деревьями. Газон был неухоженным, но уход и удобрения сделают свое дело. Здесь же в случайном порядке стояли шесть столов со скамейками для отдыха на природе. Пандус для инвалидных колясок тянулся от дорожки вдоль западной стены церкви до черного хода и входа в коридор, ведущего в храм.

— Итак, все это теперь ваше, — заключил Сэмюель, стоя в отблесках заката. — Вас ждет много работы.

Пол широко улыбнулся:

— Я готов засучить рукава и приступить к ней.

* * *

Абигайль мыла посуду, а Юнис насухо вытирала ее.

— Как давно вы являетесь членом церковной общины, миссис Мейсон?

— Зови меня Эбби, дорогая.

Юнис понравилось исходившее от этой женщины тепло, и она подумала, что Абигайль Мейсон — самая симпатичная старушка, которую она когда‑либо встречала в своей жизни, с ясными синими глазами и седыми волосами, убранными в пучок в стиле «девушки Гибсона»[9]. На ней были бирюзовые брюки и красный жакет с широким воротником. Украшением служили ниточка искусственного жемчуга и клипсы. Некоторым людям удается носить изделия из пластика и выглядеть при этом элегантно.

— Мы с Сэмюелем были совсем молодыми, когда стали прихожанами этой церкви. Дай‑ка подумать… — Эбби замолчала на некоторое время, не вынимая рук из теплой мыльной воды. — Наш сын Донни был приблизительно того же возраста, что и Тимми. Дочери же исполнилось шесть. Сорок лет назад. Да, по–моему, сорок лет.

— А ваши дети живут неподалеку от вас?

Эбби достала несколько ножей и вилок из мыльной воды.

— Донни погиб во Вьетнаме. Он служил в морской пехоте, их часть тогда стояла около Дананга. — Она потерла приборы губкой, ополоснула чистой водой и положила в сушилку. — А дочка, Эллис, вышла замуж и уехала. — Вынула из воды еще одну горсть приборов и принялась тщательно промывать их. — Она со своим мужем Джимом живет в Луисвилле, в штате Кентукки. Видим мы их, конечно, не так часто, как хотелось бы. Они с удовольствием прилетели бы к нам в гости, но путешествовать с тремя детьми очень накладно. В прошлом году они предложили купить для нас билеты на самолет, но мы не поехали. — Эбби положила последнюю вилку в сушилку.

— Почему? — Юнис взяла несколько ножей и начала вытирать их насухо.

— Сэмюель не любит летать. — Эбби вытащила пробку из раковины. — Я уговаривала его принять снотворное на время перелета, но он наотрез отказался. С самолетами у него связаны воспоминания, от которых он хотел бы избавиться. Последний перелет домой вышел ему боком, его долго мучили ночные кошмары. — Эбби вытерла руки полотенцем. — Во время Второй мировой Сэмюель служил в Европе пулеметчиком на бомбардировщике Б-17. — Эбби отложила полотенце в сторону. — Давай я покажу тебе ваш новый дом.

Убедившись, что Тимми с удовольствием играет со своими машинками в гостиной, Юнис последовала за Эбби. Помимо кухни с небольшой столовой в доме была гостиная с камином и две спальни с ванной комнатой между ними.

— Мне так жаль, что мы не смогли сделать больше, — призналась Эбби. — Нам хватило времени лишь на то, чтобы пропылесосить ковролин и перемыть шкафчики. Крышу следует заново покрыть, а комнаты нужно обязательно покрасить и…

— Дом просто чудесный, Эбби, и это здорово, что он у нас есть. Дайте мне две–три недели, и я обещаю, что вы не узнаете его. Мы пригласим вас на обед, и вы посмотрите, что у нас получилось. — Они с Полом платили четыреста долларов в месяц за дом с двумя спальнями неподалеку от церкви Маунтин–Хай. Этот же дом был просто дар Божий. Жить они будут в непосредственной близости от церкви, и платить за аренду им не придется. Хотя зарплата Пола была не очень высокой, Юнис надеялась, что им будет хватать этих денег и ей не придется искать работу на неполный рабочий день.

— О, ужас! — в отчаянии воскликнула Эбби. — Я даже не подумала, на чем вы сегодня будете спать.

— У нас есть спальные мешки. А вещи мы начнем распаковывать завтра.

Скорее всего, завтра же она сходит в магазин скобяных товаров, купит краску и валики, а еще заглянет в «Уолмарт», где подыщет ткань на шторы.

— Как хорошо, что вы здесь, — искренне проговорила Эбби. — Нас осталось очень мало, но мы стараемся компенсировать это любовью.

— Сколько людей в нашей общине?

— О, не более шестидесяти. Еще двое старейшин — Отис Харрисон и Холлис Сойер. Также членами церкви являются Бренсоны, Кинги, Карлсоны, Ноксы. — Женщины вернулись на кухню и продолжили неторопливый разговор сидя. Юнис жадно впиты вала всю информацию о семьях, столь многие годы не терявших свою веру. — О, и Фергус. Как я могла забыть Ферджи? Как раз Фергуса Осландера Хэнк приходил навестить в больнице, когда его самого хватил удар. Бедняга. Фергуса перевели из городской больницы в приют для престарелых в Вайн–Хилле. Туда перебралось уже несколько наших прихожан.

— Если вы подскажете их имена, мы с Тимми обязательно навестим их.

Глаза Эбби засияли.

— Конечно! Дай мне знать, когда соберетесь, и я с удовольствием поеду с вами и познакомлю вас. Всем им сообщили об уходе Хэнка на пенсию, но вас они вовсе не ожидают. О, как они обрадуются, увидев Тимми. Никто на свете не может поднять настроение так, как ребенок.

Осмотрев церковь и зал собраний, Пол и Сэмюель вернулись к женщинам.

— Могу я помочь вам распаковаться?

— О, нет, сэр. Спасибо. Я сам позабочусь обо всем.

Юнис заметила выражение глаз Сэмюеля Мейсона и очень пожалела, что Пол отказался от предложенной помощи.

Сэмюель слегка коснулся рукой локтя Эбби.

— Ладно, думаю, нам пора идти, чтобы молодые люди смогли устроиться на ночь.

Юнис обняла Эбби.

— Огромное вам спасибо за такой теплый прием.

Пол тоже поблагодарил милых стариков и проводил их к начищенному до блеска «де сото», припаркованному перед домом. Когда Пол снова вернулся в дом, он сгреб Юнис в объятия и закружил ее посреди комнаты.

— Что ты обо всем этом думаешь? — спросил он.

— Если остальные члены общины такие же замечательные люди, как Мейсоны, мечтать больше не о чем.

Пол поцеловал Юнис.

— Ты читаешь мои мысли.

— Мне кажется, Сэмюель Мейсон горел желанием помочь нам.

— Знаю, но меньше всего на свете мне хотелось бы, что один из наших старейшин заработал грыжу в первый же вечер нашего здесь пребывания. Ему уже за семьдесят, Юни.

— Я знаю, намерения у тебя благие, Пол, но ты заставил этого милого старика почувствовать себя бесполезным.

— Надеюсь, что нет. Просто я не хотел утруждать его. Его жена приготовила обед и накормила нас, а он проводил меня по всей церкви, показал все уголки. И я совершенно не собирался просить его о том, чтобы помочь нам с вещами.

— Что будем делать с пианино и холодильником?

— Пойду завтра к школе, загляну к старшеклассникам, выясню, где они проводят свободное время. Потом найму парочку подростков. Было бы неплохо найти бригаду рабочих. В церкви и зале собраний полно работы. — Пол огляделся. — Да и здесь тоже.

Юнис знала, Пол думал не только о переезде и ремонте в церкви. Она также знала, каким энергичным становился он, когда был увлечен каким‑либо делом. Без сомнения, он уже обдумывал способы привлечения молодых людей к возрождению умирающей церкви. И именно об этом, как сказала Эбби, Сэмюель молился все последние годы. Все же Юнис хотела предостеречь своего мужа.

— Не гони на всех парах, Пол. Подожди, понаблюдай за паствой, которую тебе вверил Бог.

* * *

Как только разнесся слух о благополучном прибытии нового пастора с женой и сыном, по всему Сентервиллю зазвонили телефоны. В последующие два дня к Хадсонам заглянули полдюжины домохозяек и принесли разнообразную еду, чтобы как‑то облегчить семье тяжесть переезда и обустройства на новом месте. Даже Мейбл нашла в себе силы приготовить лазанью, достойную самого мэра города, и отправила ее с вечно брюзжащим Отисом. Кухонный стол Хадсонов был заставлен полностью, он буквально ломился от всевозможных яств. Чего здесь только не было: фруктовый салат, яблочный пирог, персиковый ромовый напиток, мясной рулет, острый соус «чили», свинина с бобами, морковный салат с изюмом.

Когда наступило воскресное утро, Сэмюель и Абигайль Мейсон первыми прибыли в церковь. Сэмюель сразу же предложил раздать программы собрания, распечатанные Полом на установленном в кабинете пастора принтере. Эбби обещала присмотреть за Тимми, страстно желая вернуться на свое прежнее место учителя воскресной школы. Алтарь был украшен пышной композицией из цветов, присланных родителями Пола, по обе стороны от него горели свечи.

Юнис прошла по боковому проходу и заняла свое место у пианино.

Холлис сел рядом с Сэмюелем и прочитал программу. Подался вперед.

— Здесь говорится, что мы должны помолиться за молодежную группу. — Хмыкнул. — Какую молодежную группу?

— Пол нанял четверых старшеклассников из сентервилльской школы, которые помогли ему внести вещи в дом. Все они придут во вторник вечером снова, чтобы изучать Библию. Будут разбирать Книгу пророка Даниила.

Брови Холлиса поползли вверх.

— Не может быть!

Отис подался вперед:

— На нем костюм! Почему он не надел мантию, как всегда делал Хэнк?

— Можешь спросить у него после службы, когда будем пить кофе с печеньем, — раздраженно прошипела Мейбл. — А пока прекрати ворчать.

Отис фыркнул, откинулся назад на спинку скамьи и скрестил на груди руки.

Сэмюель осмотрелся. Присутствовали все члены общины, кроме тех, кто лежал в больнице или перебрался в приют для престарелых. Одни перешептывались, одобрительно кивали, улыбались, в их глазах впервые за многие годы светилась надежда. Другие, как Отис, сидели настороженно и были готовы подметить любую мелочь, которая не соответствовала известному им порядку или выходила за рамки установившейся традиции.

— Так, одно могу сказать с полной уверенностью, — прошептал Холлис, не отрывая взгляда от молодой Юнис у пианино. — Она радует глаз как весенняя пора.

— И слух тоже, — добавил Дурбин Хаксли, сидящий по другую сторону от него.

Эльмира Хаксли подалась вперед:

— Я слышала, она уже успела навестить Мици Пайк в Вайн–Хилле.

— Она даже привезла с собой розы, — тихо проронил Сэмюель. — Эбби рассказала ей, что Фергус был учителем средней школы и что Мици на ежегодной ярмарке цветов не раз выигрывала призы за выращенные ею розы. На следующее утро, когда Юнис подъехала к их дому, чтобы взять с собой Эбби, у нее в руках уже был букет желтых роз для Мици, а для Фергуса она привезла магнитофон и несколько аудиокниг. «О, видел бы ты лицо Мици, Сэмюель, — сказала тогда Эбби, поднося платок к глазам. — И Фергуса… Юнис покорила их прежде, чем я успела ее представить».

Через несколько минут игра Юнис заставила замолчать всех присутствующих в церкви. Все сидели с влажными от слез глазами, слушая дивную композицию из известных псалмов.

Пол Хадсон прошел по центральному проходу, поднялся по ступенькам и сел в пасторское кресло у стены. Закрыв глаза, он склонил голову, пока играла его молодая жена.

Сэмюель внимательно всматривался в лицо Пола Хадсона. Как странно было видеть такого молодого человека в кресле Хэнка Портера. Он помолился за своих старых друзей, сидящих в церкви, прекрасно осознавая, что одни из них будут видеть в Поле Хадсоне человека, за которым необходимо ухаживать и присматривать, другие же посчитают, что нового пастора нужно контролировать. Новый пастор просто по определению обязан изменить жизнь общины. Господи, важно только одно. Ты — Бог, наш Господь. Помоги нам сохранить единство духа в союзе мира[10].

Доверие не завоюешь за один день. Сэмюель очень надеялся, что Пол, сидя в кресле Хэнка, молится о даровании ему мудрости. Возможно, у Хэнка не очень хорошо получалось зажигать огонь в сердцах людей, но он заботился о своих прихожанах в течение долгих сорока лет. Сэмюель надеялся, что Пол Хадсон, глядя на свою паству, будет видеть не возраст и старческую немощь, а сердца, нуждающиеся в укреплении Духом Господа.

Композиция из псалмов, исполненная Юнис, завершилась быстрым мелодичным пассажем и изящным аккордом. Она грациозно встала, спустилась по ступенькам и села в первом ряду. Община затихла в ожидании. Сэмюель не сомневался, что он был не единственным прихожанином, кто, затаив дыхание, внимательно следил за Полом, когда тот встал и взошел на кафедру.

* * *

Пол, в свою очередь, надеялся, что эти люди, которые смотрели на него во все глаза, не заметили, как сильно он волнуется. У него вспотели ладони, сердце нещадно колотилось, в горле пересохло. Он сделал глубокий вдох, потом медленно через нос выдохнул, одновременно разглядывая свою немногочисленную паству, состоящую из далеко не молодых уже прихожан.

Сэмюель Мейсон сидел во втором ряду. С одной стороны от него сидел мужчина постарше с тростью, а с другой — немолодая супружеская пара. Пол улыбнулся ему, благодарный за его присутствие и поддержку. Люди беспорядочно распределились по всей церкви. Видимо, они сидели на тех местах, которые занимали вот уже сорок с лишним лет; между ними были пустые скамьи, скорее всего, на этих местах сидели те, кто уже воссоединился с Богом. Пол посмотрел на сидевшую в первом ряду Юнис, и на душе, согретой сиянием ее любящих глаз, вдруг стало совершенно спокойно. Она улыбнулась, и у Пола сладко защемило в груди. Ему захотелось, чтобы она гордилась им.

О, Отец, вложи в мои уста Твои слова, чтобы я мог говорить с этими людьми. Я сейчас как перепуганный ребенок. Я не хочу подвести Тебя. Я горю желанием построить церковь во славу Тебе и хочу, чтобы Твой свет озарил сердца тех, кто сегодня пришел на службу. Они такие старые и такие ранимые.

— В смирении я стою здесь и готов служить вам.

Пол постарался охватить взглядом как можно больше людей, чтобы установить с ними зрительный контакт. Он признал, что молод и неопытен, и заговорил о юности и ревностном служении, приведя в пример апостола Иоанна и Тимофея, ученика апостола Павла. Он говорил о том, что значит быть успешным с Божьей точки зрения, и о том, как Господь выбирал крестьян и пастухов для выполнения Своего замысла. Пол рассказал о нескольких верных, оставшихся у креста людях и о напуганных учениках, которые прятались за запертыми дверями, пока воскресший Христос не явился им. Пол говорил о небольшой группе верующих, ставших свидетелями вознесения Господа, которые ждали, единодушно пребывая в молитве, исполнения Божьего обетования.

— И исполнившись Духа Святого, они понесли весть о спасении в мир и подарили новую жизнь тысячам. — Пол протянул руки вперед ладонями вверх. — Благодаря небольшой горстке людей Слово Божье распространилось по всему миру. — Он всмотрелся в лица тех, чьи души вверил ему Господь, и ощутил прилив любви к ним. Некоторые внимательно слушали, другие мирно дремали. — Да, нас мало. Но Бог посредством малого достигает многого. Когда наступил день Пятидесятницы, Святой Дух сошел на учеников. Исполненные Его силы, они бежали по улицам Иерусалима и возвещали Благую весть об искуплении и спасении! В тот день были спасены три тысячи душ. И благодаря тем трем тысячам спасение обрели еще тысячи тысяч, поскольку Благую весть понесли на Крит, в Месопотамию, Каппадокию, Грецию, Рим. — Пол ласково улыбнулся пожилым мужчинам и женщинам. Господи, подари им надежду. — Нас мало, но мы тверды в своей вере. Так давайте же помолимся.

Юнис вернулась к пианино, и община вслед за ней спела несколько выбранных ею гимнов. Пол встал перед алтарем с тарелкой крекеров в одной руке и подносом с маленькими стаканчиками, наполненными виноградным соком, в другой.

— Господь Иисус в ту ночь, в которую предан был, взял хлеб и, благословив, преломил и сказал: «Приимите, ядите: сие есть Тело Мое, которое за вас предается; сие творите в Мое воспоминание». Потом Он взял чашу после вечери, говоря: «Сия чаша есть новый завет в Моей Крови, которая за вас проливается»[11]. Ибо всякий раз, когда вы едите хлеб сей и пьете чашу сию, смерть Господню возвещаете, доколе Он придет[12].

Юнис, аккомпанируя себе, спела еще несколько гимнов, пока Пол причащал свою паству.

— Да дарует Господь тебе сил и благословит тебя, — сердечно говорил он каждому.

Пол упомянул о благословениях, даруемых Богом тем, кто подает с радостью, и передал медные блюда для сбора пожертвований Сэмюелю и Отису. После того как блюда прошли по рядам, Сэмюель собрал их, положил на алтарь и вернулся на свое место.

Пол встал на возвышение у алтаря и стал молиться за свою паству. Молился он об открытых сердцах и ревности по Боге, призывая Святого Духа укрепить молящихся, чтобы каждый мог проповедовать спасение. Пол просил Божьего благословения для каждого пришедшего в церковь этим утром. Затем вместе с Юнис он прошел по проходу к входной двери, чтобы пожать руки прихожанам, покидавшим церковь и пригласить каждого из них в зал собраний на чашку чая или кофе с печеньем.

— Надеюсь, он не ожидает от нас миссионерской деятельности, — пробурчал один из стариков, который, опираясь на руку жены и сильно припадая на одну ногу, спускался по ступенькам.

— Какой пионерской деятельности?

— Миссионерской, говорю. Миссионерской деятельности. Жена старика постучала по слуховому аппарату.

— Кажется, батарейка села.

Плечи Пола поникли, он весь сжался. Он читал проповедь для страдающих тугоухостью. Сэмюель Мейсон последним покидал церковь. Со слезами на глазах он крепко пожал руку Полу:

— Хорошая проповедь.

Юнис обняла мужа, когда последняя пара спустилась по лестнице:

— От твоих слов у меня на глазах выступили слезы, а в сердце зазвучала песня.

Полу очень хотелось бы, чтобы и остальным было так же легко угодить.

* * *

Сэмюель повел Эбби в ресторан «У Денни» пообедать.

— Тимми вел себя замечательно.

Чуть ли не пятнадцать минут она расхваливала малыша, а потом спросила о Поле и Юнис.

— Он ревностный служитель, она же играет на пианино и поет как ангел. — Сэмюель улыбнулся. — Это ты рассказала Мейбл о визите Юнис в приют для престарелых, не так ли?

В глазах Эбби мелькнул озорной огонек.

— Я знала, что это лучший способ донести до всех и каждого, какая она замечательная. А что скажешь о проповеди Пола?

— Он пытается воскресить мертвых.

— Молодец! — Эбби сделала глоток кофе, в который добавила сахар и сливки. — Ты ведь доволен, не так ли?

— Да.

— Что насчет остальных?

— Он их встряхнул.

— Нас всех надо слегка растрясти. И периодически повторять такую «встряску».

Сэмюель ухмыльнулся:

— Думаю, что теперь нас будут «встряхивать» не периодически, а постоянно.

* * *

Пол вернулся в небольшой кабинет пастора и оставшуюся часть дня провел, планируя расписание на неделю. Для начала включил компьютер, составил полный список членов общины во главе со старейшинами и вписал их адреса и телефоны. Добавил новые столбцы, чтобы отмечать последующие посещения церкви. Решил встретиться и пообщаться с каждым прихожанином индивидуально, чтобы понять, как лучше служить своей пастве. Но еще ему необходимо встречаться с людьми, которые пока не являлись членами их общины. Если церковь хочет выжить, ей нужен приток молодежи.

Пол начал составлять другой список.

Нужно позвонить в торговую палату и узнать, нет ли у них клуба для новоприбывших. А еще заглянуть в излюбленное местечко старшеклассников, познакомиться с владельцем заведения, поговорить с ребятами. На Мэйн–стрит можно пообщаться с хозяевами магазинов и других торговых учреждений. Он обязательно посетит собрание городского совета и узнает о происходящих в Сентервилле событиях. Ему необходимо влиться в жизнь города и донести до сознания жителей, что двери Сентервилльской христианской церкви широко открыты для каждого.

Пока Юнис не позвала Пола на обед в пять часов, он даже не вспомнил, что за весь день у него и росинки маковой во рту не было. Перед службой он слишком волновался, а в зале собраний его слегка подташнивало. Пол запер церковь и пошел домой.

На кухне столешница была сплошь заставлена посудой: горшками, пластиковыми контейнерами и мисками из термостойкого стекла. Гора еды, образовавшаяся за последние три дня, исчезла. Юнис заметила изумленное выражение на лице мужа и улыбнулась. Изящным движением руки она распахнула холодильник — полки ломились от продуктов, распределенных на порции для одной семьи и аккуратно уложенных в пакетики.

— Еще несколько недель мне не нужно будет ходить в магазин и готовить.

— В следующее воскресенье ты можешь оставить посуду в зале собраний и при выходе каждому предложить забрать свои тарелки.

Юнис закрыла холодильник.

— Лучше я сама занесу хозяевам их вещи. Так у меня появится возможность поближе познакомиться с членами нашей небольшой общины, а заодно похвалить моего мужа.

Пол сел за обеденный стол.

— У меня, оказывается, уже есть свой представитель по связям с общественностью.

Стол был застелен красивой скатертью, на нем стояла миниатюрная ваза с букетом роз, а рядом высокая красная свеча. Полу очень хотелось иметь соответствующее случаю более праздничное настроение. Но, как ни странно, ему казалось, будто он потерпел неудачу.

— Это твое первое воскресенье, Пол. — Юнис встала позади него, погладила его плечи и, склонившись к нему, поцеловала в щеку. — Людям нужно время, чтобы лучше узнать тебя, Пол, а не то, что ты собираешься сделать для церкви.

— А где Тимми?

— Спит. Я покормила его пораньше, искупала и уложила в кровать. — Она весело рассмеялась. — Эбби довела его до полного изнеможения. Благослови ее Господь.

Пол отодвинул стул от стола и посадил жену к себе на колени. Поцеловал ее долгим и крепким поцелуем. Какие сладкие у нее губы… Что бы он без нее делал?

— Собираюсь с завтрашнего дня начать навещать прихожан.

Юнис погладила его по затылку.

— Они полюбят тебя.

— Что‑то я не почувствовал ничего похожего сегодня.

— Они все еще грустят из‑за ухода Генри Портера, Пол. Но все они горят желанием ближе познакомиться с тобой. Задай им несколько вопросов, попроси рассказать о себе, своей жизни. Они удивят тебя, вот увидишь.

— По–моему, у тебя врожденные способности находить общий язык с людьми. Мне нужно брать у тебя уроки.

Юнис снова поцеловала его.

— Ты сам прекрасно умеешь ладить с людьми.

Они женаты пять лет, а она по–прежнему волнует его, как и на их первом свидании.

— Пока ты работал, звонила Эбби, сказала, что Сэмюель доволен проповедью, что, словом, ты угодил.

— Угодил.

Не угодить хотел он, а пробудить, взволновать, вывести из дремотного состояния, чтобы они поднялись со скамей и пошли в мир. Юнис снова потрепала его шевелюру.

— Сэмюель молился за возрождение этой церкви последние десять лет.

— Он сам тебе это сказал?

— Эбби рассказала мне сразу после того, как призналась, что у Сэмюеля появилась надежда после твоей сегодняшней проповеди.

Его беспокойство, кажется, стало понемногу утихать, пока Юнис нежно поглаживала его затылок и плечи. Вдруг она по–детски хихикнула и ласково прошептала Полу на ухо:

— Любимый, у тебя в животе урчит.

— Я не завтракал. В зале собраний тоже не удалось перекусить. Юнис встала и прямиком направилась к плите.

Пол последовал за ней.

— Умираю с голоду.

Пока она выкладывала большой кусок тушеной говядины на тарелку, он, улыбаясь, обнял ее за талию и поцеловал в изгиб шеи. Потом вдохнул запах ее тела, откровенно наслаждаясь им. В животе снова заурчало.

Юнис расхохоталась:

— По–моему, у тебя в желудке сидит целая стая голодных волков.

Она слегка толкнула Пола и поставила на стол две тарелки.

Потом достала из кармашка своего передника коробок спичек и зажгла свечу. Пол снова занял свое место за столом. Он не сводил глаз с жены, пока она выключала свет. Когда же Юнис села за стол, он продолжал пристально смотреть на нее. Брови Юнис чуть приподнялись в немом вопросе.

— Я люблю тебя, Юнис. Так сильно, до боли, что порой это даже пугает.

Глаза ее засияли и наполнились нежностью.

— Я тоже люблю тебя.

Она была нежной и мудрой, красивой и твердой в своей вере настолько, что порой внушала ему благоговейный ужас. Господи, никогда бы не подумал, что женюсь на ангеле. К горлу внезапно подступил комок от прилива безграничной благодарности.

Юнис подалась вперед, протянула ему руку.

— Тебе не один день пришлось ухаживать за мной, чтобы покорить мое сердце, Пол Хадсон. Чтобы покорить сердца этих людей, тоже понадобится время. Наберись терпения. Они полюбят тебя так же, как и я. Дай им время.

Он коснулся ее руки, поцеловал в ладонь и смиренно поблагодарил Бога за дарованную ему благодать.

_3.

В 6.30 утра Стивен Декер вошел в «Закусочную Чарли» и присел у стойки вместе с остальными ранними завсегдатаями. Только он положил свой номер «Уолл–стрит джорнал» на стойку, как официантка отошла от кухонного окошка с двумя большими тарелками в руках. Она внимательно посмотрела на Стивена, улыбнулась ему и занялась двумя посетителями, сидевшими неподалеку от него. Поставила тарелку с омлетом перед мужчиной в заляпанной маслом спецовке, а яйца «Бенедикт» перед человеком в форме почтового служащего. Плавно развернулась, сняла кофейник с горячей подставки и долила кофе в их чашки, потом, прихватив еще одну чашку, прошлась в обратную сторону вдоль стойки. Улыбнулась.

— Кофе?

— Да, пожалуйста.

Женщина поставила чашку и до самых краев наполнила ее кофе.

— Сливки? Сахар?

— Спасибо, черный вполне устроит.

— По–моему, раньше я вас не видела. Уверена, я бы запомнила. Стивен поднес чашку ко рту, улыбнулся прямо над ее краем и с наслаждением сделал глоток обжигающего напитка.

— Кстати, меня зовут Салли Уэнтворт. А вас?

— Стивен Декер.

Она посмотрела на газету, затем перевела взгляд на его спецовку. Стивену стало интересно, неужели она пытается догадаться, кто он и чем занимается.

— Вам когда‑нибудь говорили, что вы похожи на Тома Селлека[13]?

— Пару раз, — Стивен улыбнулся. — Тот постарше. Женщина рассмеялась:

— По–моему, все мы рано или поздно станем старше. Чем вы занимаетесь?

— Строительством.

— Вы плотник?

— В том числе.

— Вы не очень‑то разговорчивы, как я посмотрю, верно?

Повар дважды дернул колокольчик:

— Эй, Салли, хватит приставать к клиентам. Блины и омлет «Денвер» готовы.

— В один прекрасный день я отберу у тебя этот колокольчик, Чарли!

Она снова посмотрела на Стивена и тряхнула головой в сторону повара:

— Мой муж.

— Ну‑ка, одна нога тут, другая там! — грозно прикрикнул Чарли.

— Ладно, иду уже.

Смеясь, она вернула кофейник на подставку и взяла две тарелки. Вышла из‑за стойки, отнесла заказ немолодой паре, которая сидела у окна. Стивен услышал, как Салли непринужденно заворковала с клиентами. Очевидно, они были постоянными посетителями, поскольку она передала привет их дочери и поинтересовалась, как обстоят дела у внуков, называя их по именам.

— Эй, вы, там у стойки! — Чарли обратился к Стивену. — Если Салли задает много вопросов, просто скажите, чтобы она занималась своими делами!

Стивен рассмеялся:

— Тут у вас, как я погляжу, обстановка прямо как дома.

Салли проплыла снова за стойку.

— Мы всегда обращаемся с нашими клиентами как с родными, стараемся создать семейную атмосферу. — Она достала из кармана своего передника блокнот, а из пучка золотистых волос — карандаш. — Так, а теперь, что бы вы хотели, чтобы Чарли приготовил вам на завтрак? Что‑то легкое, ни то ни се или посытнее, с пряностями?

— Глазунью из трех яиц, поджаренный картофель и стейк с кровью.

— Правильно. Один раз живем. Нужно получать удовольствие, даже поглощая холестерин. — Женщина крикнула через плечо: — Один полный завтрак, Чарли! И пошевеливайся! Этот мужчина очень голоден! — Салли подмигнула Стивену: — Пока ждете, не хотите промочить горло апельсиновым соком?

— Да. Почему бы нет?

После этого Салли оставила его и заговорила с почтовым служащим и автомехаником.

Стивен развернул газету и принялся читать в ожидании завтрака. На какое‑то время он полностью выпал из жизни. Шесть месяцев в реабилитационном центре кого угодно выбьют из колеи. Вышел он оттуда всего шесть недель назад. Приходилось вести себя очень осторожно, чтобы оставаться сухим в этом непросыхающем мире. Больше полугода назад Стивен принял осознанное решение — оставить дела и восстановить здоровье. Вполне здравый и разумный шаг.

К сожалению, он слишком долго тянул с принятием этого решения, так что на отношения с женой его поступок существенно не повлиял. Через день после того, как Стивен уехал в реабилитационный центр, его жена Кэтрин закрыла все их банковские счета и вычеркнула его из своей жизни, прихватив с собой их пятилетнюю дочь Бриттани. В тот день, когда Стивен позвонил домой и обнаружил, что телефон отключен, он понял, что значит бороться с искушением. Ему тогда потребовалась вся его воля, чтобы остаться в центре и продолжить лечение, а не броситься упаковывать вещи, чтобы вернуться в пустой дом с бутылкой виски.

Декер немного успокоился, когда его друг все разузнал и сообщил, что Кэтрин переехала в Сакраменто и сняла квартиру поблизости от брокерской конторы, в которую устроилась на работу. Но когда через месяц пребывания в центре Стивен получил бракоразводные документы, ему снова пришлось собрать всю свою волю в кулак, чтобы не сорваться. Вернулось непреодолимое желание пойти по протоптанной дорожке. Снова напиться и спрятаться от острой боли, которая непременно возвращалась с удвоенной силой на следующее утро. К счастью, Стивен понял, что это не решит проблему.

— Между нами непримиримые противоречия, — заявила Кэтрин. Несколько недель Стивен буквально сходил с ума от злобы и гнева, обвинял жену во всех грехах, подыскивал разумное объяснение и оправдание своему поведению на протяжении последних лет. Но на этот раз легче не становилось. Наставник Декера, Рик, не позволил ему долго оставаться в таком состоянии, да и программа лечения предполагала честность с самим собой. Стивену не нравилось то, что он видел в зеркале. Рик заявил ему со всей прямотой:

— Если ты бросишь пить ради жены и дочери, ты потерпишь неудачу. Ты должен сделать это ради себя.

Стивен прислушался к совету. Ведь он и раньше пытался справиться с этой напастью, только все заканчивалось очередным запоем. И сейчас он знал, что если снова возьмется за старое, то будет уже безостановочно пить до самой смерти. Поэтому он решил последовать за Иисусом Христом и начать жить заботами и радостями одного дня. «Жить» — главный постулат программы. Стивен должен был принять жизнь такой, какой она была, а это значило примириться с самим собой и позволить Кэтрин поступать по–своему. Он должен был освободиться от горечи и негодования, которые порой угрожающе переполняли его. Стивену было необходимо перестать винить Кэтрин в своем пьянстве, а также перестать быть козлом отпущения во всех ее проблемах.

Стивен подписал бумаги и связался с адвокатом жены, хотя уже решил не вступать с ней в споры. Через адвоката же он получил звонкую пощечину — Кэтрин потребовала дом в счет алиментов. Честный развод, заявила она, но он‑то знал, чем все обернется. Обстановка на рынке недвижимости была накалена, и Кэтрин просто «уничтожит» дом, который он сам спроектировал и построил на поле для гольфа неподалеку от Гранит–Бэй. Стивен согласился, никак не ожидая получить отказ в совместной опеке над их дочерью — еще один удар теперь уже прямо в солнечное сплетение. Когда же он сообщил о своем намерении бороться, то получил удар ниже пояса: Кэтрин заявила, что он был плохим супругом и отцом, склонным к насилию, и подтвердила свои слова, указав на его пребывание в реабилитационном центре. Она потребовала самую высокую сумму на оплату нужд ребенка и оговорила условие: деньги необходимо переводить на ее счет два раза в месяц на основе прямого депонирования.

Когда адвокат передал новость, Стивен почувствовал себя букашкой, которую накололи на булавку и выставили на всеобщее обозрение.

— Проверьте мои банковские операции, и увидите, что банк ни разу не вернул ни одного моего чека[14]. Все платежи я всегда производил вовремя. Позвоните в банк! Поговорите с работниками любой смены! Пообщайтесь с моими подрядчиками! Может, я и выпивал бутылку виски в день, но я ни разу и пальцем не тронул ни жену, ни дочь и ни разу, слышите, ни разу не оставил ни одного неоплаченного счета!

Адвокат проверил.

Стивен испытал некоторое удовлетворение. Только очень узкий круг друзей знал о его проблемах с алкоголем, но даже они не догадывались о том, насколько серьезны были эти проблемы. А проверка его счетов показала, что он вел успешный бизнес и берег репутацию своей семьи. Ни разу не был арестован за вождение автомобиля в нетрезвом состоянии или за нарушение общественного порядка. Нарушения происходили только за закрытой дверью его роскошного особняка, стоящего поодаль от других домов.

— Скажи спасибо, что Кэтрин потребовала у адвоката изъятия своего имени из всех документов, которые каким‑либо образом относятся к твоему бизнесу, — заявил Стивену его адвокат. — В Калифорнии действует закон об общем владении имуществом, нажитым в браке, и твоя женушка вправе претендовать на половину.

Стивен понимал, что Кэтрин руководствовалась отнюдь не правилами честной игры. И не такое бывало. Скорее всего, она боялась, что он окончательно сопьется и тогда она станет заложницей рискованных строительных проектов, которые окажутся под арестом за выплату долгов. Строительный бизнес чувствителен к любым толчкам экономики. Кэтрин просто захотела забрать каждый доллар, какой только сможет, причем сейчас и сразу. И ее вовсе не интересовало, что Стивену на жизнь, возможно, остались лишь жалкие гроши.

— Можно опротестовать подобное решение, — сказал его адвокат. — Ты должен бороться.

Стивен чуть было не уступил соблазну нанести ответный сокрушительный удар. Но вместо этого он лишь скрипнул зубами и пообещал подумать. На этот раз ему не хотелось делать что‑либо под влиянием гнева. Он хотел поступить разумно и мудро и так, как будет лучше для Бриттани. И Кэтрин. Да, он будет бороться, он даже выиграет кое‑что. Три года назад у Кэтрин был роман на стороне, вскоре после того, как она определила Бриттани в детский сад. Как обычно, она обвинила мужа в черствости и равнодушии, в отсутствии тонкости и понимания, а он купил бутылку виски. Да, он может воевать с ней и пополнять банковский счет адвоката, но в награду ему достанется лишь мимолетное чувство удовлетворения. На этот раз Стивену совсем не хотелось бить в ответ. За последние пять лет они с Кэтрин нанесли друг другу достаточно обид. Само рождение Бриттани было обусловлено желанием спасти их разваливающийся брак. Два года все было хорошо. Но как же много вреда они причинили дочери во время своих непрекращающихся ссор с криками и обвинениями друг друга за последние три года?

Нет, на этот раз он усмирит собственную гордыню и позволит Кэтрин взять все, что она пожелает. Он будет сражаться с искушением до последнего, чтобы защитить самого себя. Больше никаких обвинений. Больше никаких оправданий своих поступков. Даже если ему суждено обанкротиться.

Может быть, когда Кэтрин останется наедине с собой, она поймет, что не он был причиной всех ее проблем.

Стивен будет ступать осторожно, шажок за шажком, не забегая вперед, и жить одним днем. Еще до того, как Стивен оказался в реабилитационном центре Армии спасения, он признал, что страдает от алкогольной зависимости. И что всю оставшуюся жизнь он будет с ней бороться. Выйдя из реабилитационного центра, Стивен решил действовать и победить зависимость. Потеря дочери, жены и дома уничтожила все его иллюзии по поводу контроля над собственной жизнью. Стивен рвал и метал. Так бывало в минуты жуткой тоски, ставшей его спутницей с тех пор, как его жизнь начала в корне меняться.

И когда Стивен оказался на самом дне пропасти, он вдруг поднял глаза и воззвал к Богу о помощи, так как наконец осознал, что не властен над самим собой.

«…Не воинством и не силою, но Духом Моим, говорит Господь Саваоф»[15]. Что‑то необыкновенное произошло в тот вечер, и это изменило все. Стивен услышал, что говорили о Боге, и поверил в Божьи обетования. «Придите ко Мне, все труждающиеся и обременные, и Я успокою вас…»[16]

Он был предупрежден о подстерегающих его опасностях.

— Читай Библию каждый день, — убеждал его Рик. — Ходи на собрания общества анонимных алкоголиков. Найди церковь. Самая большая ошибка, которую может допустить человек в твоем положении, это изолировать себя от людей, сражаться в одиночку, думая, что можно справиться своими силами.

Стивен воспринял совет как руководство к действию, прекрасно осознавая, что этот совет дан на основе большого жизненного опыта.

На данный момент со времени выхода из реабилитационного центра прошло шесть недель. Каждый день в пять вечера он читал Библию, ходил на встречи с такими же, как он, и до изнеможения занимался в спортивном зале, как только желание выпить начинало одолевать. Дом был продан через два дня после того, как Кэтрин выставила его на продажу. Несколько предметов мебели, которые жена оставила, перевезли в складские помещения, пока он не снял квартиру. По Божьей милости у Стивена был заказ, который обещал быть достаточно прибыльным, так что фирма «Дизайн и строительство Декера» оставалась на плаву.

Несколько приятелей из его старой команды предложили свои услуги. Карл Хендерсен, плотник, которого друзья прозвали Каланчой из‑за шести футов и девяти дюймов роста, и Гектор Мендоза, которого называли Мексиканский Экскаватор, поскольку он легко мог заменить двух работников. Карл был одним из пьющих приятелей Стивена, так что Декер сразу предупредил его:

— С выпивкой я завязал.

Гектор, получивший гражданство Соединенных Штатов, был благочестивым католиком и преданным сыном, он считал своим долгом помогать матери, отцу и многочисленной родне, все еще живущей по ту сторону границы.

По большому счету, жизнь была терпимой. А будет еще лучше, когда он въедет в свою квартиру, и ему не придется еженедельно оплачивать свое проживание в мотеле на автостраде 99. Раньше офис Стивена находился в его собственном доме, теперь же дома не было, и он должен был принять какое‑то решение. Мысль вернуться в суетливый Сакраменто угнетала Декера, однако и Сентервилль не полностью отвечал его вкусам. Пока же, до завершения проекта рабочим кабинетом ему послужит пикап. Самое большее, шесть месяцев. Пока к нему не начали цепляться представители технадзора за строительством.

— Вот, пожалуйста, — Салли поставила перед ним тарелку с глазуньей из трех яиц, поджаренным картофелем и стейком на косточке. Она долила в стакан апельсиновый сок и до краев наполнила чашку горячим кофе.

Стивен расправлялся с последним кусочком своего стейка, когда над входной дверью звякнул колокольчик.

— Пастор Пол пришел, Чарли.

Вошел молодой мужчина. Его золотистые волосы были коротко пострижены, а футболка была мокрой от пота.

— Привет, Салли, — улыбнулся он. — Как дела?

— Пока тихо. Думаю, народ подойдет к восьми. Что будете заказывать?

— Апельсиновый сок, — бросил он и приветливо помахал пожилой паре, сидящей за столом у окна, а затем скользнул на стул почти рядом со Стивеном.

— Меня зовут Пол Хадсон, — протягивая руку, представился пастор.

Стивен назвал свое имя и пожал руку.

Салли со стуком поставила высокий стакан с апельсиновым соком на стойку.

— Сколько миль вы пробежали на этот раз, пастор?

— Мало, всего две.

— Выдохлись? — с кухни подал голос Чарли.

Хадсон рассмеялся:

— Похоже на то. — Он повернулся, чтобы поздороваться с почтовым работником. — Как поживает ваша жена, Ал?

— Немного нервничает перед родами.

— Сколько вам осталось ждать? Месяц?

— Две недели.

Автомеханик сказал, что ему очень понравилась проповедь в прошлое воскресенье.

— Моя дочь собирается прийти на ближайшее молодежное собрание. Сказала, что приведет своих друзей.

— Мы не закрываемся до двенадцати, — уточнил Хадсон. — Передайте ей, что она может приводить столько друзей, сколько хочет. — Снова обратился к Стивену: — Вы христианин?

— Думаю, что да.

— Мы будем рады видеть вас в Сентервилльской христианской церкви. Через два квартала по направлению к центру поверните налево, ориентируйтесь по колокольне. Служба начинается в девять.

Салли усмехнулась:

— Остерегайтесь, Декер. Пастор Пол всегда захаживает в закусочные в поисках новых душ. — С хитрой улыбкой она посмотрела на Хадсона. — Мистер Декер недавно переехал в наш город, занимается всем понемногу. — Она взяла со стойки тарелку, взглянула на нее. — Ест как лошадь.

— Вы ищете работу?

— Нет. Я строю дом на Куэйл–Холлоу.

Салли положила счет перед Стивеном.

— Куэйл–Холлоу? Так вы строите тот большой дом для Атертонов?

Декер кивнул.

— Пару дней назад около полудня к нам заходили два строителя, которые сейчас работают на закладке фундамента. Гектор Мендоза и гигант, назвавшийся Каланчой. Вы их знаете?

— Да, мэм. Именно из‑за них я сейчас нахожусь здесь. Они посоветовали мне заглянуть в «Закусочную Чарли», если мне захочется вкусно поесть в семейной дружеской обстановке. Правда, они не предупредили меня, насколько дружеской будет эта обстановка.

Салли рассмеялась вместе с другими посетителями.

— Так вот, Гектор и Каланча сообщили мне, что дом будет занимать площадь в шесть тысяч квадратных футов и что жить в нем будут только Атертон с супругой, — объявила Салли всем желающим ее слушать. — Можете себе представить? Что люди делают в таких огромных домах?

«Сохраняют дистанцию», — цинично подумал Стивен и вытащил из заднего кармана бумажник. Достал оттуда двадцатидолларовую купюру и отдал ее Салли, которая открыла кассу и вернула ему сдачу. Встав со стула, он положил четыре доллара чаевых.

— Спасибо. — Он нуждался в общении. Теперь он снова вернется в свою нору. Его ждет одиночество, на которое он сам себя обрек.

Салли улыбнулась.

— Симпатичный и щедрый. — Она взяла деньги и засунула их в карман передника. — Возвращайтесь, и поскорее, слышите, Стивен?

— Я собираюсь заходить сюда регулярно. — Он по–свойски отсалютовал ей.

Колокольчик звякнул, когда он вышел из помещения. Может, Сентервилль именно то место, где он сможет зализать свои раны?

* * *

Юнис заперла входную дверь прицерковного дома и, крепко держа Тимоти за руку, направилась в сторону Мэйн–стрит. Она перекинула край белого вязаного шарфа через плечо, чтобы защититься от осенней прохлады. На глаза навернулись слезы. Обычно Пол гулял с ними, но сегодня он готовился к собранию. Теперь они мало времени проводили вместе, и общение с Полом стало цениться на вес золота.

Скоро наступит Рождество, их второе Рождество в Сентервилле. Почему неприятности всегда случаются в канун праздников? В принципе это означало только одно: они еще меньше времени проведут вместе, как семья. Но с этим ничего не поделаешь. Юнис знала, что значит жить в семье пастора.

Как же она скучает по своим родителям! Боль потери всегда ощущается острее во время рождественской суеты. На Юнис нахлынули воспоминания, унеся ее далеко в детство, в небольшую церковь в Кентукки, в которой ее отец прослужил пастором без богословского образования почти четверть века. Да и Сентервилль во многом напоминал ей Коул–Ридж. Община состояла из пятидесяти, а то и меньше, человек, которых связывали близкие, почти родственные отношения. Молодые люди, как только подрастали, уезжали из городка. Большинство из них вступило в брак с нехристианами.

На последнем курсе Христианского университета Среднего Запада во время весенних каникул Пол вместе с Юнис ездил в Кентукки, чтобы познакомиться с ее родителями. Сдержанность матери и отца Юнис заставили Пола с удвоенной осторожностью следить за каждым своим словом и поступком, он изо всех сил старался понравиться им. Хотя волнения его оказались напрасными. Родители Юнис были внимательны, добры и предупредительны.

— Если мне удавалось заполучить своего отца на пять минут, я считал этот день удачным, — признался ей Пол позднее. — Он всегда был занят церковными делами.

Теперь же Пол с каждым месяцем становился все более недоступным. Проблема эта беспокоила Юнис, но не угнетала. Она шла по улице, окаймленной с обеих сторон рядами деревьев, и думала о своих родителях. Как им удавалось находить золотую середину между церковными и домашними обязательствами? Никогда не возникало никакого сомнения в их преданности друг другу и Телу Христову.

Отец и мать покинули этот бренный мир один за другим в течение двух лет. Церемонию похорон матери Юнис провел один из церковных старейшин. Когда все разошлись и она осталась одна у могилы родителей, Юнис внезапно почувствовала себя сиротой. На тот момент шел шестой месяц ее беременности. Пол приехал с ней в Коул–Ридж, но ему не терпелось вернуться к своим занятиям. Тогда Юнис в первый и единственный раз поссорилась с ним. Ее переполняли такие тревожные, смятенные чувства, и скорбь была такой пронзительной, такой невыносимой. Пол подумал, что лучшее решение — это отправиться домой. Ему хотелось лично раздать свидетельства о заключении завета. Юнис была оскорблена и сердита и в отчаянии выпалила, что никак не может вспомнить, чтобы Господь требовал от Своих учеников подписывать клочки бумаги о заключении с Ним завета. В конце концов Пол предложил остаться еще на пару дней, но Юнис поняла, что ее горе никогда не будет вписываться в график церковных мероприятий, а посему решила вернуться в Иллинойс.

Жена пастора не может рассчитывать на то, что муж будет всецело принадлежать ей одной.

Пока они были в Коул–Ридже, Юнис все старалась понять, что Пол думает о городке, в котором она выросла. Ветхие, неухоженные домики, на каждом шагу питейные заведения — их было больше, чем каких‑либо других, везде, куда ни глянь, закрытые магазины. Шахта, где работали отец и остальные жители города, навсегда закрылась, а город постепенно и неумолимо умирал. Немногие оставшиеся жители еле–еле сводили концы с концами, живя на пособие по безработице. Ни один пастор не приехал заменить отца. Какой молодой и подающий надежды служитель захочет жить в этом мертвом краю, где у него не может быть никаких перспектив?

Церковь изменилась после смерти отца Юнис, но все равно оставалась действующей. Люди приходили по воскресеньям не для того, чтобы послушать проповеди Сайруса Макклинтока, а для того, чтобы посидеть на скрипящих скамейках и помолиться за своих родных и обо всём, что Господь положит им на сердце. Двери церкви всегда оставались открытыми, и любой мог зайти для молитвы, если вдруг ощущал такую потребность. Юнис нисколько не сомневалась, что эти замечательные люди, столько лет ведомые своим пастырем, ее отцом, будут еще долго приходить в эту церковь с благодарностью и мольбами. Это будет продолжаться до тех пор, пока последний из них не покинет этот мир.

Сентервилльская христианская церковь тоже менялась, но происходящие в ней перемены вселяли в Юнис тревогу. Честолюбие Пола росло вместе с самой церковью. Скамьи в храме заполнялись новыми прихожанами. Люди заходили из любопытства и становились членами общины, потому что им нравился Пол и стиль его проповедей.

Господи, что скрывается за моим беспокойством? Неужели эгоизм? Почему я испытываю такое сильное чувство неудовлетворенности посреди подобной благодати? Помоги мне избавиться от этого ощущения. Помоги мне понять, что не дает мне покоя.

Юнис пыталась поговорить о своих чувствах с Полом, но оказалось, что не так‑то легко выразить их словами. Он все еще ухитрялся уделять время ей и Тимми, просто не так много, как раньше, когда они только приехали в Сентервилль. Это как раз можно было понять. Обязанностей у пастора несравнимо больше, чем у его помощника.

— Когда мы перебрались в Сентервилль, на воскресные богослужения собиралось не больше шестидесяти человек, Юни. Я хочу возродить церковь, не дать ей умереть.

Первой ее мыслью было обратиться к Сэмюелю и Эбби Мейсон, которые оба жили насыщенной духовной жизнью и исповедовали свою веру, как тому учил их предыдущий пастор, Генри Портер. Юнис очень жалела, что они не приехали несколькими днями ранее и не имели возможности познакомиться с этим достопочтенным человеком, который так долго и так преданно служил Господу и до сих пор был любим своей паствой.

— Малочисленность общины вовсе не означает, что вера ее членов умирает.

— Как иначе ты назовешь состояние, когда ничего не происходит? Не спорю, они встречались на молитвенных собраниях, читали Библию в доме Сэмюеля последние двадцать лет, но разве они пытались искать новые души для нашего Спасителя? Как еще можно назвать такую веру, если не умирающей?

— Однако молитвы Сэмюеля были услышаны Богом. Благодаря его молитвам ты оказался здесь.

— Знаю. Именно он и молился о возрождении церкви. Он говорил мне об этом. Юни, я хочу того же самого, что и Сэмюель, — я хочу возродить церковь!

Юнис поняла, что выбрала не самое удачное время для беседы с мужем. По субботам Пол всегда становился раздражительным, доводя до совершенства свою проповедь перед воскресным утром.

— Пойду погуляю с Тимми.

Пол схватил ее за руку:

— Юни, прости. Я совсем не хотел обижать тебя. Просто ты не понимаешь. Ты выросла при маленькой церквушке, которая не имела никакой возможности развиваться. А здесь есть потенциал. Бог послал нас в нужное место и в нужный час, и мы должны выполнить Его поручение.

Сейчас не время говорить ему, что он может переусердствовать и стать таким, как его отец.

— Кстати, — заметил Пол, открывая дверь, — мы должны начать вносить изменения и в музыкальный репертуар, чтобы соответствовать нуждам общины.

— Здешняя община любит псалмы.

— Старшее поколение — возможно, но у новообращенных совсем другие вкусы. В ящике для предложений я обнаружил послания, которые четко указывают на то, что если мы хотим, чтобы наша община росла, перемен нам не избежать. Полностью менять репертуар мы не будем, но мне бы хотелось, Юни, чтобы каждую неделю ты представляла по одной новой песне из сборника, которым мы пользовались в Иллинойсе.

Юнис шла по Мэйн–стрит, испытывая сильное желание поговорить со своими родителями. Они были простыми, малообразованными людьми, но обладали бо́льшей мудростью, чем многие пасторы, которых ей довелось повидать и которые руководили тысячами прихожан. Порой Юнис задавалась вопросом, неужели прошлое Пола, пронизанное горьким чувством никчемности, ничему его не научило. Ведь он из кожи вон лез, чтобы доказать свою состоятельность. Отец же мало интересовался его делами, если вообще снисходил до своего сына. Несмотря на кажущуюся уверенность в себе, Пол отчаянно старался заслужить одобрение отца.

Отец Юнис увидел это в Поле и посоветовал ей поддерживать и любить его и все дальнейшие годы мудро решать возникающие противоречия. Мать тоже посоветовала набраться терпения и всегда уступать тем, кто в бо́льшей нужде. Юнис всегда следовала этим советам.

О, Господи, Ты подарил мне такого чудесного мужа. Я не заслуживаю его.

Чудом было уже то, что Пол обратил внимание на нее — девушку из захолустного городка, первую в своей семье, кто получил высшее образование. Познакомившись с Полом — богословом в третьем поколении, Юнис решила, что не заслуживает его. Что, кроме обожания, она могла предложить такому человеку, как он? Все в студенческом городке знали, кто такой Пол Хадсон — юноша из семьи с безупречной христианской родословной.

Поначалу Юнис не хотела идти на свидание с Полом, потому что считала, что недостойна такого молодого человека. Но потом, польщенная его искренней просьбой, она согласилась, а после первого свидания с ним без памяти влюбилась в него. Потом Юнис дважды отвечала отказом на его приглашения. Она была абсолютно уверена в том, что он разобьет ей сердце. Но Пол не сдавался.

Только через несколько месяцев его ухаживаний Юнис поняла, как сильно он переживал из‑за своих отношений с отцом — это был тяжкий груз, который он нес на себе с детства. Она вспомнила, как неуютно чувствовала себя среди прихожан, одетых в изысканные костюмы и носивших золотые ювелирные украшения, когда впервые посетила церковь, построенную отцом Пола. Все они сидели словно загипнотизированные проповедью Дейвида Хадсона. Он возвышался над многочисленными слушателями за кафедрой, в одной руке держа Библию, а другой активно жестикулируя. Блестящий оратор, он говорил ярко и убедительно.

Юнис смешалась, когда осознала, что мать Пола внимательно наблюдает за ней. Может, она не сумела скрыть свои неспокойные мысли? Тогда впервые за все время знакомства с Полом у нее появилось «это нехорошее предчувствие», как говорил ее отец. Будто Господь пытался показать ей что‑то, а она никак не могла понять, что именно должна увидеть. Юнис присматривалась и прислушивалась, но все же никак не могла определить, что было не так и почему она беспокоилась. Вроде бы Дейвид Хадсон все правильно говорил…

Теперь у нее снова появилось то же самое предчувствие.

Поскольку Юнис родилась и выросла в семье пастора, иллюзий у нее было немного. Она знала, что ей всегда придется делить Пола с другими. И от ее мужа всегда будут многого требовать. А нужды других людей всегда будут перевешивать ее собственные. Юнис могла принять это. Но все‑таки она так скучала по их совместным обсуждениям Библии. Она была так же страстно увлечена изучением Божьего Слова, как и он. Однако со временем Пол стал раздражаться, если она не соглашалась с ним. Он занял оборонительную позицию.

Юнис всегда молилась о том, чтобы выйти замуж за пастора — такого же, как ее отец. Осознавая, что благочестивого человека можно встретить в богоугодной среде, она всю себя посвятила учебе и добилась поступления в Христианский университет с правом на стипендию. Правда, отец, провожая ее, заметил, что не каждый молодой человек в кампусе христианского университета может считаться христианином. Через год Юнис поделилась с отцом своими наблюдениями. Оказалось, что и не каждый профессор в религиозном учебном заведении может считаться христианином.

Юнис ни разу не подвергла сомнению веру Пола, и сейчас этот вопрос не возникал. Он любил Бога. Он был призван к служению людям.

О, Господь, помоги Полу почувствовать Твою благодать. Помоги ему ощутить Твою изумительную любовь. Он видел так мало любви от своего родного отца.

Пол отдавал всего себя без остатка Сентервилльской христианской церкви. Разве мама не предупреждала ее о том, что жизнь пастора нелегка, а жизнь его супруги порой еще тяжелее?

— Посреди ночи будут раздаваться звонки, и в любую погоду, в снег и дождь, он будет вынужден уходить из дому, потому что кто‑то заболел, или умирает, или находится в тяжелом психологическом состоянии. А тебе придется вставать вместе с ним, готовить ему завтрак — и благодарить Бога за каждую совместную и не потревоженную звонком трапезу.

По крайней мере, Пол получает хорошую зарплату, и ему не приходится подрабатывать, чтобы содержать семью. Сайрус Макклинток был вынужден работать на шахте, но Юнис не могла припомнить ни одного случая, когда ее отец не откликнулся бы на просьбу своей жены. Или дочери. Он всегда находил время. Юнис никогда не сомневалась в том, что занимает в его жизни и сердце важное место.

Нужно срочно прервать поток подобных мыслей. Ей не станет легче, если она продолжит жалеть себя. Конечно, она хочет, чтобы муж уделял ей больше внимания, но ей не следует быть настолько эгоистичной, чтобы требовать этого от него. Пару дней назад он огорошил ее, заявив:

— Не думал я, что ты такая беспомощная.

Вспомнив об этих словах, Юнис от стыда покраснела. Беспомощная. Разве? Вечно нуждающаяся в муже жена мешает ему выполнять работу, порученную Богом. Она должна научиться стоять рядом с ним, а не у него на пути.

Все смешалось. Одно сомнение тянуло за собой другое, потом следующее, пока в голове не образовывалась путаница. Юнис решила прогуляться, чтобы муж почувствовал себя свободнее и смог спокойно позаниматься своими делами. Да и Тимми приставал к отцу с просьбами поиграть с ним в футбол, а Полу нужно готовиться к очередному воскресному богослужению.

— Отриньте от себя все, что мешает вам служить Господу Богу от всего сердца, — заявил в прошлое воскресенье Пол.

Может, из‑за своей беспомощности она чувствует себя одинокой? Или Пол так сосредоточился на своем деле, что не замечает, как сильно она нуждается в нем? Он был нужен ей так же, как в день их свадьбы. Господи, Ты всегда со мной. У Тебя всегда есть для меня время.

— Юнис!

От удивления Юнис рассмеялась, вдруг осознав, что прошла целую милю до самого дома Мейсонов.

— У вас изумительный сад, Эбби.

Абигайль отложила корзину с выполотыми сорняками, вытерла руки о свой передник и открыла калитку. Глаза ее сияли гостеприимством.

— Как раз подумывала о перерыве. Не присоединишься ко мне на чашечку кофе?

— С удовольствием, Эбби.

— Сэм! — Тимми вприпрыжку бросился в сторону дома. — Сэм! — Его голос звучал так, словно он молил о помощи.

Юнис почувствовала, как покраснели ее щеки.

Мистер Мейсон, Тимми. Следует обращаться «мистер Мейсон».

Эбби улыбнулась:

— Сэм дома, Тимми. И он ужасно обрадуется приходу своего закадычного друга.

— Сэм! — Тимми остановился на крыльце.

Эбби открыла входную дверь:

— Сэмюель, у тебя появилась компания.

— Сэ–мю–ель, — нараспев произнес Тимми.

— Все в порядке, Юнис, — с улыбкой заверила Эбби.

Выбрав наикратчайший путь, Тимми пронесся через гостиную к открытой двери, которая вела в небольшой кабинет Сэмюеля Мейсона.

— Сэ–мюююю–ель.

Юнис подумала об отце, о том, как сильно он любил бы Тимми. Она прижала пальцы к задрожавшей губе. Папа, родной, как бы я хотела, чтобы ты прожил подольше и чтобы мой сын мог бежать к тебе точно так же, как он сейчас несется к Сэмюелю Мейсону.

Смех Эбби стих. Выражение ее лица вмиг смягчилось, она обняла Юнис за талию.

— Заходи, родная. Пойдем‑ка мы на кухню. Я приготовлю нам кофе, а ты расскажешь, что тебя беспокоит.

Юнис показалось, будто она пришла к себе домой.

* * *

Сэмюель молился, стоя на коленях, когда услышал голос Эбби. Звонкий голосок Тимми тоже донесся до его слуха и вызвал улыбку. Старые косточки, пока он поднимался, протестующе заскрипели. Все утро мысль о Поле Хадсоне не выходила у него из головы, и он решил обратиться к Богу. Большинство посещающих церковь женщин считали его «душкой», но мужчины были настроены не так добродушно, осознавая суровость новых требований.

— Он говорит так, что можно подумать, будто раньше мы никогда не проводили никаких молитвенных собраний, — вспыхнул Отис несколько дней назад в разговоре по телефону. — Сказал, что ему нужна программа следующего собрания. Я все подготовил! Он же хочет, чтобы на сей раз программа была распечатана в большом количестве, чтобы все прихожане могли с ней ознакомиться. Можно подумать, что‑то изменится в обычном порядке хода собрания и ведения дел. Потом он дал мне список, озаглавленный «Новая работа». А еще он хочет новую аудиосистему.

Сэмюель пытался объяснить, что Пол просто старается привлечь больше молодежи, однако Отис уже завелся, сев на любимого конька.

— Привлечь чем? Рок–н-роллом?

Сэмюель попытался образумить старого друга:

— Остынь, Отис. Не думаешь же ты, что он заставит Юнис играть рок? Ты можешь себе это представить?

— Нет, но другие его нововведения кажутся мне абсолютно дикими. Как ты относишься, например, к раздаче попкорна и шипучки во время просмотра фильма в зале собраний?

— Фильм был об Иисусе.

— Ну, хоть на этот раз он показал что‑то стоящее. С чем он придет в следующий вторник? Я даже не помню, чтобы он советовался с нами насчет демонстрации фильмов в зале собраний. А ты, случаем, не помнишь?

Сэмюель обнаружил, что тоскует по прежним дням, когда он и Генри выходили на поле для игры в гольф и обсуждали нужды церкви. Теперь же ему приходилось звонить и договариваться о встрече с Полом заранее. И у молодого пастора всегда был готовый аргумент, который обычно начинался со слов:

— Это неплохо работало в церкви Маунтин–Хай.

Полу Хадсону было бесполезно напоминать, что Сентервилльская община не мегацерковь, собирающая на свои богослужения тысячи прихожан. К тому же, тот факт, что молодые люди действительно стали ходить в церковь, только придал ему уверенности в правильности его методов. Он загонял людей в общину, словно пастух овец. Но Сэмюель очень опасался того, что Пол использует свой Богом данный талант для выживания из общины таких старых членов, как Отис, которые просто не способны или не желают меняться, чтобы поспевать за быстрым темпом перемен.

— Сэ–мю–ель! — постучал в дверь Тимми.

Сэмюель подошел к двери:

— Кто там?

—Я.

— Кто это «я»?

— Я–у-у… Мяу…

Оба рассмеялись. Это была глупая игра, но Тимми она ужасно нравилась. Сэмюель впустил мальчика в свой кабинет и потрепал его по волосам. Тимми прямиком направился к стопке детских книжек, лежащих на нижней полке рядом с рабочим столом Сэмюеля. Старик сел в свое кресло в ожидании. Последние три раза, когда Юнис приводила Тиммц, малыш выбирал одну и ту же книжку. Она теперь лежала где‑то в середине стопки. Мальчик методично, по одной, разобрал книжки, пока не нашел нужную ему. Сэмюель поднял Тимми, посадил его на колени и раскрыл книгу, прочитанную им более дюжины раз.

Когда он закончил читать рассказ, мальчик посмотрел на него:

— Рыбки?

— Точно. Уверен, они уже проголодались.

Сэмюель спустил Тимми на пол. Из кухни доносились голоса Эбби и Юнис. Осторожно, чтобы не помешать беседе женщин, Сэмюель прошел через гостиную и открыл стеклянную раздвижную дверь. Тимми выскочил во двор и прямо по газону помчался к искусственному водопаду в углу сада. Остановившись на краю небольшого водоема, он стал всматриваться в водную гладь.

— Кои![17]

Сэмюель достал из пластикового пакета горсть маленьких шариков и отсыпал часть в ладошку Тимми. Малыш крепко сжимал шарики и по одному бросал их в воду, радуясь и заливаясь смехом каждый раз, когда бело–золотые рыбки выныривали на поверхность, проворно скользили по воде, перепрыгивали друг через друга, охотясь за добычей.

— Господь создал красивых рыб для того, чтобы мы любовались ими, правда, Тимми?

— Мы едим рыб.

— И едим тоже. Рыба очень полезна. Но мы не будем есть этих рыбок.

— Потому что они такие хорошенькие?

— Нет, потому что они питаются всем, что найдут на дне. Видишь, как устроены их челюсти? Когда они покончат с этим кормом, они нырнут на дно пруда и примутся выедать весь мусор, какой только смогут найти.

Сэмюель присел на корточки рядом с Тимми, наблюдая за кружащимися кои и думая о том, как люди могут проглатывать небольшие кусочки правды по воскресеньям, а потом всю неделю питаться отбросами. Они могут казаться красивыми, лощеными и здоровыми, но при этом их души могут быть черными, а сердца черствыми. Однако сказать обо всем этом маленькому мальчику Сэмюель не мог. Это было наставлением для кого‑нибудь постарше, для того, кто готов слушать. Для юной души, только–только начинающей познавать мир вокруг себя, жаждущей знаний, открытой Создателю, существует множество других уроков.

— Господь создал все сущее на земле, всех живых тварей: больших и маленьких. И у каждого живого существа свое предназначение. Возможно, Господь создал этих рыбок такими красивыми, потому что им приходится выполнять такую грязную работу, очищая дно водоема.

Тимми потерял интерес к рыбкам и побрел к розовым кустам, растущим вдоль изгороди. Сэмюель последовал за мальчиком и снова присел на корточки рядом с ним, когда Тимми указал рукой на бутон и спросил, что это такое.

— Это начало цветка. Видишь, как длинный стебель тянется вверх, к солнечному свету? Вскоре этот бутон распустится, и мы увидим цветок такой же прекрасный, как вон те красные, оранжевые и желтые розы, что уже расцвели. Некоторое время они будут цвести, потом все лепестки опадут, и головка цветка станет похожей на небольшие красноватые яблочки, что растут вон там. Плоды можно будет собрать и приготовить из них очень полезный для тебя чай.

Сэмюель развернул Тимми к себе и пальцем постучал по его груди.

— Твое сердце похоже на этот розовый бутон, Тимми. Ты будешь взрослеть, стремиться ввысь, и у тебя появится некое желание, неподвластное объяснению. Затем ты познаешь Иисуса, почувствуешь Божий свет и тепло, изливающееся на тебя, и сердце твое понемножку начнет распускаться, пока широко не откроется миру. — Сэмюель притянул цветок ближе к Тимми, чтобы тот смог вдохнуть его аромат. — Люди посмотрят на тебя и скажут: видите, какая насыщенная, яркая жизнь у Тимми благодаря Иисусу. Пройдет много–много лет, ты станешь таким же древним, как я, стариком, и я надеюсь, ты оставишь после себя что‑то такое, что поможет людям понять: человек обретает счастье в служении Богу.

— Я знаю Иисуса.

— Правда?

— Он любит меня.

— Папа тебе рассказал об этом?

— Ага. И мама.

В глазах Сэмюеля защипало от навернувшихся слез, он погладил мальчика по светловолосой головке.

— Иисус Христос очень сильно любит тебя, Тимми. — Он достал из кармана свой перочинный ножик и срезал только–только начинающий распускаться бутон. — Подари эту красоту своей маме.

Тимми направился к раздвижной двери. Сэмюель открыл ее для мальчика, и Тимми помчался в сторону кухни.

— Ма!

— О, какой чудесный цветок!

Когда Сэмюель вошел через заднюю дверь, он увидел, как Юнис наклонилась и поцеловала сына.

— Держу пари, вы оба пришли сюда ради печенюшек. — Эбби держала тарелку низко, чтобы Тимми смог достать угощение.

Сэмюель заметил слегка покрасневшие глаза Юнис. Неужели она плакала? Почему? Он потом спросит у Эбби.

— Я только налью себе чашечку кофе, а Тимми может взять стакан молока и печенье и поесть со мной в гостиной. Что скажешь, Тимми, не посмотреть ли нам «Винни Пуха»? Я уже давно не смотрел этот мультик.

— Пух!

Тимми удобно расположился на диване, положил ноги на пуфик и прижался к Сэмюелю. Пока Пух вертелся и пел на экране, Сэмюель молился за Юнис. Он не знал, что произошло, но просил Бога благословить беседу, которая тихо велась на кухне. Юнис — милая молодая женщина с нежным сердцем. Сэмюель благодарил Бога за то, что она была добра ко всем людям в церкви, даже к тем, кто вечно брюзжал и был всем недоволен. Она сумела завоевать их сердца за считанные недели. И всегда сглаживала острые углы, которые неосознанно создавал Пол.

Будь добр к ней, Господи, как она добра к нам.

Пол — сгусток энергии, рьяный, ревностный, но он молод. Он еще не научился продвигаться вперед осторожно, не торопясь. Некоторые из его нововведений раздули огонь негодования в общине. К счастью, Господь был настолько великодушен, что указал Эбби на очаги возгорания, и она посоветовала Сэмюелю, где необходимо погасить огонь, чтобы не случился большой пожар.

Почему Пол перестал приходить к ним? В течение первого месяца своего пребывания в Сентервилле Пол посетил каждого члена общины. Он хотел, чтобы все прихожане имели ясное представление, к чему именно он стремится и чего хочет достичь, и его рвение, если не сами его идеи, было встречено с одобрением. К сожалению, он не очень серьезно относился к замечаниям людей.

Теперь одни уперлись лбами и упрямо сопротивлялись любым переменам. А других смутило количество новых людей, приходящих в их церковь. На последнем богослужении присутствовали девяносто два человека. На пятьдесят пять больше, чем на первой воскресной проповеди Пола. Если бы значение имели только цифры, тогда бы можно было считать, что Пол стоит на пороге больших свершений.

Он все еще ходил с визитами, в основном занимаясь «вербовкой» новых людей. Пол организовал занятия по изучению основ христианского вероучения. Отис и Холлис намного лучше отнеслись бы к этому нововведению, если бы активно участвовали в обсуждении и решении этого вопроса. А если быть до конца честным, то и сам Сэмюель обиделся на Пола за то, что тот проигнорировал его. Обиделся и встревожился. Последнее, что было нужно церкви, так это чтобы началась борьба за власть. Сэмюель попытался поговорить об этом с Полом, но молодой человек, видимо, еще не понял, что нельзя идти напролом, устанавливая новые правила.

— Безусловно, вы не будете возражать против того, чтобы мы проводили занятия по изучению основ христианского вероучения.

— Мы должны работать сообща, Пол. Невозможно без сбоев управлять церковью, если не вовлекать в работу старейшин. Отис и Холлис — хорошие люди, которые хотят того же, что и вы: поставить Христа во главу всего, что мы делаем. Будьте терпеливы.

Сэмюель увидел, как сверкнули глаза Пола. Молодой человек понял намек. Он наступил сразу на три пары ног, и ему было необходимо возместить моральный ущерб. Найдется ли в нем достаточно смирения, чтобы так поступить?

Пол ничего не ответил. У него был вид человека, обремененного проблемами и немного напуганного. Время поможет ему увидеть происходящее более отчетливо. Все, чего хотел Сэмюель, так это помочь ему.

— Мы избежим проблем, если предложим старейшинам ознакомиться с программой занятий и получим их одобрение.

Пол с готовностью согласился.

Сэмюель постарался сделать все, что от него зависело, чтобы подготовить почву, но Отису понадобилось несколько недель, чтобы выпустить порядком поднакопившийся пар. Только через месяц Сэмюель сумел уговорить Отиса и Холлиса прочитать программу шестимесячного курса по изучению основ христианского вероучения. Ну а пока суд да дело, Сэмюель сам изучил эту программу. Он молился, чтобы Святой Дух указал ему на малейшее несоответствие учебного плана Писанию. Но курс представлял учение Иисуса Христа в неискаженном виде. Подкрепленная авторитетом Слова Божьего, программа занятий была составлена просто и по существу. Каждое слово излучало Божью благодать и милость и вдохновляло на богоугодные дела, чтобы человек мог преисполниться радости и благодарности Всевышнему. Старейшина был приятно поражен.

Юнис рассказала Сэмюелю, что этот учебный план Пол составил на последнем курсе в университете. Его работа была оценена по достоинству, и ему предложили должность в одной крупной церкви в Иллинойсе.

— Пол — одаренный учитель.

Сэмюель признал это. Но он также понимал, что этого таланта недостаточно, чтобы руководить церковью, особенно такой маленькой, где члены общины связаны между собой прочными, чуть ли не родственными, узами. Сэмюель ни секунды не сомневался в том, что именно Пол явился ответом на его многочисленные молитвы. Однако хорошими пасторами не рождаются, ими становятся.

То, что на бумаге кажется выдающейся идеей, реализовать в жизни оказывается не так‑то просто. Полу Хадсону еще предстоит научиться вести за собой людей, которые вдвое или втрое старше его самого. Отиса время от времени необходимо утихомиривать, но если Пол решил стать пастором, он должен обращаться со стариком мягко, как сын с отцом, а не как молодой капитан корабля с обессилевшим моряком, у которого за плечами больше жизненного опыта, чем у него самого.

Господи, именно мне предстоит наставлять Пола Хадсона? Но как советовать молодому человеку, который считает, что выучил все, что нужно знать, за несколько лет учебы в университете? Тем более его отец всегда будет примером для него. Пол любит Тебя. У меня нет никаких сомнений на этот счет. Он увлеченно работает. Проблема в том, что у него просто какой‑то талант разжигать ссоры. Боже мой, а эта аудиосистема! Господи, Ты ведь знаешь, какие жаркие споры всегда ведутся из‑за музыки. Он всего лишь год управляет приходом, а я, Господи, уже чувствую себя пожарным, который бегает с ведром воды от одного дома к другому. Я не хочу потушить огонь его рвения, Господи. Я только хочу, чтобы Ты указал мне, как направить его силу в правильное русло.

— Слонопотамов создал Бог?

Сэмюель был пойман врасплох и, пока не посмотрел на экран, не сообразил, о чем идет речь.

— Так… — произнесла Эбби с порога комнаты. Позади нее стояла повеселевшая Юнис.

— Бог создал людей, а люди — слонопотамов, — быстро сориентировалась Юнис и улыбнулась Сэмюелю, обнимая сына.

Чашка кофе с печеньем в обществе Эбби благотворно сказалась на настроении молодой женщины.

— И Буку и Бяку[18], — добавила Эбби.

Юнис улыбнулась Тимми.

— Спасибо, что присмотрели за ним, Сэмюель.

— Всегда рад.

Сэмюель проводил Юнис и Тимми до двери.

— Попрощайся с мистером и миссис Мейсон, Тимми.

— До свидания, — помахал он ручкой.

Эбби проводила их уже до калитки. Юнис обняла Эбби и поцеловала в щеку.

Сэмюель тоже помахал им рукой.

— Возвращайся поскорее, дружище.

Сэмюель подождал, пока Эбби не заперла калитку и не подошла к дому.

— Все в порядке, Эбби?

— Юнис очень истосковалась по родителям. Еще не так много времени прошло с тех пор, как они умерли. По–моему, она все еще скорбит по ним. К тому же, она уехала далеко от отчего дома, и ей пришлось устраиваться на новом месте, среди новых людей, все это только обострило боль. А Пол так занят своими делами…

— Я могу что‑нибудь сделать для нее?

Эбби обняла мужа одной рукой, и они вошли в дом.

— Только то, что ты и так делаешь. — Она посмотрела на Сэмюеля. — Продолжай молиться. — Эбби отошла от него и направилась на кухню. — Мне уже пора заняться обедом.

— Следует ли мне молиться о чем‑то конкретном?

Эбби в некотором недоумении посмотрела на него:

— Перестань выпытывать.

— Просто интересно.

— Ты не можешь уследить за всем и все расставить по местам, Сэмюель. Для исправления некоторых ошибок необходимо лишь время и внимание.

— Я могу…

— Их время и их внимание.

Он притворно нахмурился:

— Знаешь, ты становишься дерзкой старушкой.

Эбби заулыбалась:

— Все лучше, чем быть не в меру любопытным стариканом.

* * *

Стивен припарковал свой пикап у будущего дома Атертонов и собрал все чертежи и расчеты. Быстрая проверка показала, что вся команда уже на месте. Молотки стучали, ножовки издавали скрежет, дело спорилось.

Подземные и наземные работы на строительной площадке шли гладко. Холм за домом был террасирован, извилистая подъездная дорожка, ведущая от Куэйл–Холлоу, выложена плиткой. Уже вырисовывались очертания дома, наружу были выведены трубы для соединения с водопроводом и коллектором, а также электрические, телефонные кабели, провода для подключения кабельного телевидения и выхода в Интернет.

Строительный материал поставлялся ежедневно по ходу возведения стен. Кровельный материал ожидался к концу недели. Все находилось под неусыпным контролем многочисленных инспекторов, снующих туда–сюда, на земле и под землей, чтобы удостовериться, что все строится в соответствии с новейшими технологиями и правилами безопасности.

— Декер, я рекомендую вам избегать в работе небрежности, — наставлял вчера инспектор.

— Я предпочитаю строить дома на совесть, чтобы они еще долго служили людям, после того как меня самого уже не станет.

Если все пойдет по составленному Стивеном плану, проект будет закончен за девяносто дней, включая ландшафтное оформление. Первоначально Атертон заявил, что акр лужайки с вольно рассаженными на ней декоративными деревьями и кустами вполне его устроит, но его молодая жена добилась его согласия на строительство водоема неправильной формы, окруженного горными породами. Да, и еще ей захотелось, чтобы в этот бассейн стекал водопад. А значит, необходимо террасирование. Затем она дополнила список требованием вымостить все дорожки плитами и построить бельведер со всевозможными решетками и встроенными скамейками. Стивен пересчитал проект и проинформировал Атертона, что последний каприз Шилы обойдется в дополнительные сто тысяч долларов. Желает ли Атертон придерживаться договорной сметы или же его устраивают нововведения?

— Просто делайте то, что она хочет, — бросил заказчик тоном директора, у которого очень мало времени, но который хочет, чтобы его жена чувствовала себя счастливой.

Строительство дома, даже если оно продвигается сравнительно гладко, часто вызывает трения между мужем и женой. Но у Стивена создалось впечатление, что напряжение в отношениях Роберта Атертона и его молодой супруги возникло задолго до того, как заложили фундамент этого громадного особняка.

Стивен услышал скрежет гравия под колесами подъехавшей машины. Бросив взгляд через плечо, он увидел, как серебристый «кадиллак» припарковался рядом с его пикапом. Внутренне содрогаясь, он скатал чертежи. Возможно, ему следовало подойти к машине и открыть дверцу для Шилы Атертон, но Стивен предпочел держаться от нее на безопасном расстоянии. Она вышла из машины как Венера из пучины морской, тряхнула головой, изящным движением откинув свои длинные светлые волосы на спину, и направилась в его сторону походкой модели. На ней были черные облегающие кожаные брюки и белый топ с глубоким декольте.

Ножовки жалобно взвизгнули из‑за резкой остановки, да и молотки заметно поутихли.

Не было ни малейшего сомнения в том, что она знает, какой фурор производит ее появление. Шила по–царски одарила работников лучезарной улыбкой и помахала им рукой:

— Привет, мальчики! Кто‑то присвистнул:

— Шикарно выглядите, миссис Атертон.

Стивен в раздражении осознал, что сам пялится на нее.

— Живо за работу! Шила усмехнулась:

— О, они вовсе не смущают меня, Стивен. Я привыкла к подобной реакции.

— Неудивительно. — Он старался, чтобы его голос звучал дружелюбно и нейтрально одновременно.

Шила положила руку на бедро, слегка наклонила голову, в ее голубых глазах мелькнул огонек.

— Я собралась за покупками в Сакраменто и заодно решила по дороге заехать сюда, посмотреть, как продвигаются дела.

— Все идет точно по плану, миссис Атертон.

Улыбка исчезла с ее лица.

— Сколько раз я просила вас называть меня Шилой? Когда вы называете меня миссис Атертон, я чувствую себя намного старше. — Она подошла к Стивену на достаточно близкое расстояние, чтобы он мог почувствовать запах ее дорогих духов. — Почему бы вам не проводить меня по стройке и не показать мне, что вы успели сделать со времени последнего моего посещения.

— С позавчерашнего дня изменилось не очень‑то много. К тому же, мне нужно подготовиться к очередной встрече с инспекцией.

Вообще‑то контрольный обход назначен на четыре пополудни, но ей это знать совсем не обязательно.

Шила Атертон решила сменить тему разговора. Она посмотрела на дом, потом повернулась к Декеру:

— Я вот тут думала…

Стивен абсолютно точно знал, что за этим последует, и заскрежетал зубами.

— У нас в доме нет ни одного мансардного окна, Стивен.

— У нас запроектировано одно такое окно в зимнем саду, забыли?

— А, это. Совсем вылетело из головы. Ну, все равно. Этого недостаточно. Хочу еще такое окно в моей спальне, огромное, чтобы я могла любоваться звездами по ночам.

— А что Роб думает по этому поводу?

— Роб не возражает. Его кроме бизнеса ничего не интересует. — В глазах Шилы появился стальной блеск. — Он сказал, что я могу делать все, что пожелаю, а я хочу мансардное окно в своей спальне.

— Ну, тогда, думаю, нам придется сделать дополнительные чертежи, чтобы вставить это окно.

— Сколько это будет стоить?

— Зависит от того, как много звезд вы хотите увидеть. — Его колкость была оставлена без внимания, и Стивен решил говорить без обиняков: — Необходимо учесть исправление чертежей, получение одобрения комиссии, изменения, дополнительное время, опять же дополнительные деньги, новые инспекции.

Это тебе не просто дырку в крыше вырезать, так что некоторых проблем не избежать.

— Ладно, только расчеты приносите мне по мере готовности. Роб, вероятно, предложит вам нанять больше работников. Ему уже не терпится въехать.

— Все чертежи и смету я предоставлю вашему мужу на подпись к концу этой недели.

Одарив Стивена очередной лучезарной улыбкой, Шила подошла ближе.

— Знаю, когда дом будет готов, он будет просто роскошным. Все будут завидовать мне. — Шила положила руку на плечо Стивену. — Почему бы нам не выпить по чашечке кофе как‑нибудь? Кроме дома, есть много других интересных тем для разговора.

— Не уверен.

— Роб возражать не будет.

— Сомневаюсь.

— Если бы Роб предложил вам посидеть за чашечкой кофе, вы бы не отказались, не так ли?

— Он не предложил бы.

— Почему?

— Ни один из нас не станет тратить время впустую.

Игривость исчезла, глаза Шилы сверкнули гневом.

— Иногда вы становитесь откровенно грубым!

— Вы и ваш муж наняли меня для того, чтобы я построил вам дом, миссис Атертон. Вот на что направлены все мои силы и помыслы.

Глаза Шилы стали жесткими.

— Что дало вам повод думать, что я хочу от вас чего‑то другого?

Она напомнила ему бывшую жену: такая же лощеная блондинка, такая же жадная до вещей и власти, вечно скучающая, с такими же вечно алчущими глазами. Как только она получает то, что хочет, это становится ей не нужно. Бедняга Атертон. Вероятно, он думал, что приласкал красивую нежную кошечку, которая согреет его в старости, а теперь понял, что ухватил за хвост тигрицу. Стивен посмотрел Шиле прямо в глаза, его губы скривились в улыбке. Молчание говорило больше, чем слова.

— Ну, и самомнение же у вас, мистер Декер. Неужели вы решили, что меня может заинтересовать такой «синий воротничок», как вы! — бросила она ему и быстрым шагом направилась к машине.

Стивен с облегчением вздохнул, увидев, что она уезжает, развернул чертежи и принялся в уме прикидывать, сколько времени ему понадобится, чтобы встроить окно в потолок. К тому же, откуда ему было знать, что завтра она не явится и не потребует поднять крышу и добавить слуховые окна. Разъяренная тигрица с такой силой хлопнула дверцей машины, что он вздрогнул. Шила подала машину назад и, чуть не задев его пикап, проехала мимо его автомобиля с водительской стороны. И прежде чем нажать на газ, бросила на него испепеляющий, полный яда взгляд. В тот же миг из‑под ожесточенно вращающихся задних колес фонтаном брызнул гравий.

— Эй, босс, — с лесов подал голос Каланча, — что это такое ты наговорил этой леди, что она так вскипела?

— Тебя это не касается! — Когда вся команда расхохоталась, Стивен отвернулся и пробормотал себе под нос: — И никакая она не леди.

— У сеньора Декера всегда проблемы с женщинами, — заметил Гектор, стоя на лестнице. — Даже Салли из «Закусочной Чарли» интересовалась тобой.

Каланча прыснул со смеху и подтянул к себе плиту размером четыре на шесть.

Стивен поднял руку, указывая пальцем на своего друга:

— Поговори еще, Гектор, и я отправлю тебя обратно в Мексику!

— Нет проблем, Декер. Я все равно собирался поехать туда этой зимой, и не без тугого кошелька, который я получу от тебя!

Стивен рассмеялся.

* * *

Том Хадли, инспектор, осуществляющий контроль за строительством, припозднился, но строительную площадку обошел разве что не с лупой в руках. Стивен разложил чертежи, ответил на все его вопросы, сам задал несколько своих, рассказал парочку анекдотов. Когда Стивен только начинал работать, он понял, что инспекторы могут на первый взгляд легкое дело превратить в ночной кошмар. Поэтому единственно правильное решение было видеть в них просто мужчин или женщин, у которых есть своя личная жизнь помимо строительной площадки. Стабильный бизнес можно построить только на взаимном уважении и вежливом обращении. Считать инспекторов противниками так же неконструктивно, как использовать динамит при рытье котлована под фундамент.

Хадли был семейным человеком, а посему любил хвастать своими детьми, которые учились в университете. Он все еще продолжал болтать со Стивеном, прислонившись к грузовику, когда рабочие стали разбредаться по своим машинам.

Хадли посмотрел на часы и выпрямился.

— Не заметил, как пролетело время.

Напоследок Стивен прошелся по площадке еще разок. Все выглядело очень хорошо. Планирование и строительство какого‑либо объекта с нуля не приедалось ему, наоборот, он всегда ощущал легкое возбуждение, подъем. И все же, несмотря на получаемое от своей работы удовлетворение, Стивен зачастую не мог избавиться от некоего охватывающего его беспокойства. Он сел в кабину пикапа, захлопнул дверцу и поехал в гору.

Сегодня его интересовал только один вопрос: удастся ли ему поговорить с дочерью. Последние несколько дней Кэтрин мастерски чинила ему препятствия. Стивен заскрипел зубами, как только вчерашний разговор всплыл у него в памяти.

— Что, по–твоему, мне нужно? — спросил он в ответ на холодное приветствие. — Я хочу поговорить со своей дочерью. Я звоню каждый вечер, но разговариваю лишь с автоответчиком.

— Я была занята.

— Я не проверяю тебя.

— Вот и прекрасно, поскольку никакого права на это ты не имеешь.

— Можешь позвать Бриттани?

— Она в постели.

— В шесть? Она что, больна?

— Нет. Хотя вряд ли тебя это озаботило бы.

— Я ведь звоню, не так ли? Почему она в постели?

— Она наказана. Отказалась убирать свои игрушки, а я не собираюсь делать это за нее. Иногда она очень напоминает тебя. Такая же упертая.

— Позволь мне поговорить с ней.

— Нет. Она воспримет это как прощение, а это подорвет мой авторитет.

— А как же я? За восемь дней я ни разу не смог поговорить с ней, Кэтрин. Все, о чем я прошу, это несколько минут.

— Это роскошь, Стивен. Когда мы были женаты, у тебя никогда не было времени ни для дочери, ни для меня. Сколько раз я молила тебя уделить мне чуточку твоего драгоценного времени? Все, что тебя вообще интересовало, это твой бизнес, или твои дружки, или футбол с бейсболом по телевизору.

Стивен стиснул зубы, как только вспомнил весь тот желчный сарказм, которым Кэтрин окатила его с головы до ног. Его так и подмывало высказать ей, что она была слишком увлечена ролью мученицы, чтобы у него появилось желание помогать ей. Кроме того, кому приятно проводить время с женщиной, которая использует малейшую возможность, чтобы изливать нескончаемый поток жалоб? Стивен даже чуть было не спросил, продолжает ли она встречаться со своим боссом.

Кэтрин Макмюррей Декер с удовольствием возложила бы на него всю вину за свою жалкую жизнь, но истина заключалась в том, что она была несчастна задолго до того, как они встретились. До вступления в брак она винила в своих бедах мать, потому что та была слаба, и отца за его склонность к жестокости.

Когда Стивен познакомился с ее родителями, ему пришлось согласиться с ней, что вдохновило Кэтрин занять оборонительную позицию. В своих неудачах она винила всех, кроме себя: коллег, начальника, друзей. Ее жизнь в новом коллективе всегда начиналась с непомерных восхвалений всех и вся вокруг, однако уже через полгода она жаловалась на коллег, которые якобы не выказывали ей должного уважения, или на начальников, которые не поднимали ей зарплату или относились к ней несправедливо.

Только по прошествии двух лет совместной жизни Стивен осознал, что, пытаясь сделать ее счастливой, он точно проиграет. Когда он перестал стараться, вину за свою несостоятельность Кэтрин переложила на его плечи. Умение жалеть себя она отточила до совершенства. Но тогда, усугубляя ситуацию, Стивен стал винить жену в своем пристрастии к алкоголю. Когда Кэтрин намекала Декеру, что он уже достаточно выпил, он назло делал еще один коктейль. Ну а когда она говорила ему, что на сегодня довольно возлияний, он напивался еще больше, только для того чтобы вывести ее из себя. Вот так и понеслась эта карусель, оборот за оборотом, набирая скорость, вызывая у обоих дурноту.

Старые привычки искореняются с трудом.

Каждый раз, когда Стивен звонил Кэтрин и слышал ее голос, его подмывало выпить. Борьба за то, чтобы не взять первый стакан виски, становилась все тяжелее. Стивен проехал мимо винного магазина, и ему потребовалось собрать всю свою волю в кулак, чтобы не припарковаться на автостоянке перед ним. Его вмиг бросило в холодный пот — он чуть ли не на языке ощутил вкус виски. Руки намертво вцепились в руль.

Станет ли хоть когда‑нибудь легче, Господи?

Когда же Стивен открыл дверь и вошел в свою пустую квартиру, жажда выпить стала невыносимой. Безмолвие сомкнулось вокруг него, как в тюремной камере. Он щелкнул пультом телевизора и нашел спортивный канал. Но проблема таилась в том, что все это напоминало ему, как он раньше сидел в своем кресле с выпивкой в руках. Стивен выключил телевизор и включил радио. Потом открыл холодильник, но ничто не вызвало у него интереса. В сердцах хлопнув дверцей, Декер вернулся в гостиную.

Он тихо сходил с ума в этой квартире, чувствуя себя так же плохо, как в первые недели своего пребывания в реабилитационном центре Армии спасения. В отчаянии Стивен схватил трубку телефона и нажал на кнопку. Автоматически был набран один из номеров, сохраненных в памяти аппарата.

— Алло?

— Минди, это Стивен. — Он взглянул на свои часы и поморщился. — Вы как раз садитесь ужинать, верно? — До него донеслись голоса детей. — Я могу перезвонить позже.

— Нет, все в порядке, Стивен. Подожди, я сейчас позову Рика.

Стивен подался вперед, крепко сжимая трубку, почесывая кончик носа.

— Привет, Стивен, давненько не слышал тебя. Как поживаешь? — Глубокий голос наставника был единственной спасительной соломинкой Стивена.

— Неважно.

— Хочешь поговорить об этом?

— Мы уже не раз говорили об этом. Только скажите мне одну вещь, ладно? Мне когда‑нибудь полегчает?

— Зависит от того, как ты на это смотришь: как на проклятье или как на благо.

— Сейчас это проклятье.

— Уже то, что ты позвонил мне вместо того, чтобы сделать первый глоток, хороший знак.

— Еще рано меня поздравлять.

— Ты читаешь Библию?

— Каждый день.

— Уже нашел церковь?

Стивен начал искать оправдания. Отсутствие времени. Слишком много работы.

— Ты знаешь, что́ ты должен сделать, Декер. Что же на самом деле сдерживает тебя?

Стивен знал очень хорошо, что ему следует делать, но легче от этого не становилось.

— Я никогда не посещал церковь, только те богослужения, которые проводили в реабилитационном центре. Там все присутствующие были в одинаковом положении. Все люди были либо алкоголиками, либо наркоманами, либо страдали и от наркотической, и от алкогольной зависимости.

— Так, понятно. Ты решил, что тебе необходимо полностью изменить свою жизнь и очиститься от старых грехов, прежде чем ты получишь право переступить порог обыкновенной церкви. Так? Знаешь, тебе ведь не нужно клеймить свой лоб буквой «А».

Стивен усмехнулся.

— Никто не ждет, что ты придешь в церковь и скажешь: «Привет, меня зовут Стивен Декер, я алкоголик». Припаси это для встреч в Обществе анонимных алкоголиков. Кстати, в последнее время я не видел тебя на этих собраниях.

— Да, знаю, но меня все еще угнетает мысль, что я не могу справиться со своей зависимостью самостоятельно.

— Меня тоже это угнетало, Стивен. И тогда я позволил своей гордыне взять вверх. Помнишь, о чем мы с тобой беседовали? Дьявол подкрадывается как лев. Алкоголики склонны жить в самоизоляции. Это делает нас легкой добычей. Ты искал Общество анонимных алкоголиков в твоем городе?

— Нет никакой гарантии, что мне полегчает, если я начну ходить в церковь.

— И никакой гарантии, что не полегчает. Хотя кое‑что у тебя все‑таки появится.

— И что же это?

— Подотчетность.

Опять двадцать пять.

— Ладно. Ладно. Ну, так что от меня требуется?

— Ты приходишь, переступаешь порог. Садишься и слушаешь.

— Легче сказать, чем сделать.

Последний раз он пришел, сел и стал слушать пастора, потому что посещение богослужений являлось обязательным условием программы лечения, в котором он нуждался. Через шесть месяцев Стивен обнаружил, что ждет воскресных дней. Но с тех пор, как он вышел из реабилитационного центра, он ни разу не посетил церковь. Декер снова почувствовал эту мучительную жажду. Лучше он напьется воды живой, чем сделает глоток виски.

— Спасибо, Рик.

— Звони, не пропадай. Я подвезу тебя на встречу анонимных алкоголиков или в церковь. Все, что тебе остается, — это попросить. Мы с Минди молимся за тебя, Стивен. Каждое утро. Помни об этом. И живи одним днем.

— Да. — Просто пережить одни дни оказывается труднее, чем другие.

Стивен повесил трубку, но никак не мог избавиться от терзающего его ощущения неприкаянности. Теперь он почувствовал голод, но готовить не хотелось. Стивен схватил ключи от машины и вышел в поисках местечка, где можно поужинать. Когда он проезжал по Мэйн–стрит, заметил двух парней из своей бригады, входящих в бар «На колесах». Проще, конечно, остановиться и присоединиться к ним, но тяжелее будет сказать «нет», когда они закажут по первой стопочке.

Вместо этого Стивен поехал в «Закусочную Чарли». На парковке было всего два свободных места. Люди. Слишком много людей. Декеру захотелось развернуться, заехать в продуктовый магазин и укатить снова домой, но Рик был прав. Стивен стремится изолировать себя от людей. Однако когда он замыкается в себе, желание купить бутылку хорошего виски и сделать первый глоток возрастает с неимоверной силой. А первый глоток неминуемо отправит его назад на дно ямы.

— Эй, Стивен Декер вернулся, Чарли! — торжественно сообщила Салли своему мужу. — Говорила я тебе, что не отпугнула его!

— Так пригласи его, предложи сесть за столик, дай меню! Чего же ты стоишь?

— Хотите устроиться за столиком или предпочитаете посидеть за стойкой?

Стивен осмотрелся и увидел один незанятый столик. Он находился в дальнем углу помещения. Если он расположится там, то будет совершенно один. Он может поесть в одиночестве и затем снова вернется в свою пустую квартиру и будет снова думать свою горькую думу.

— За стойкой, — решил он.

Салли игриво улыбнулась и махнула рукой:

— Выбирайте себе место.

Стивен сел на высокий табурет где‑то посередине и открыл предложенное меню.

— Ростбиф под чесночным соусом и картофельное пюре с маринованной морковью — наше главное на сегодняшний вечер блюдо. Подается оно со свежеиспеченным хлебом и домашним овощным супом на мясном бульоне или винегретом.

— Звучит неплохо. Возьму суп и, пожалуйста, чашечку кофе, когда окажетесь поблизости от кофеварки.

— Сейчас же будет готово. — Салли отдала его заказ на кухню. Повернулась, взяла с подставки кофейник и белую чашку. Поставила чашку перед Стивеном и наполнила ее горячим ароматным напитком. — Как поживает строительный бизнес?

— Процветает.

Салли расстелила салфетку, положила на нее нож, вилку и ложку.

— Это хорошо.

— Вы знаете что‑нибудь о церквах в здешней округе?

Чарли звякнул колокольчиком. Салли взяла у него тарелку с супом и поставила ее перед Стивеном.

— Вот ваш суп. Есть церковь католическая, протестантская, мормонская и разные другие. В нескольких милях вдоль нашей дороги стоит мечеть, а на Макфарлейн–стрит есть небольшой храм, где встречаются буддисты. Но если вы ждете моей рекомендации, то я вам посоветую Сентервилльскую христианскую церковь. — Салли понизила голос. — В ней всегда хорошо толковали Библию, если вы понимаете, что я имею в виду. Правда, суховато. Большой популярностью она не пользовалась, прихожанами были в основном старики. Но год назад появился новый пастор, и все изменилось. — Салли выпрямилась. — Сентервилльская христианская церковь. Если вы хотите найти стоящее место, именно в нее вы и должны пойти. Мы с Чарли посещаем эту церковь. Не правда ли, дорогой? Если, конечно, мне удается выманить его из кухни. Там проповедует пастор Пол. Вы встречались с ним в тот день, когда заходили позавтракать.

— Тот бегун?

— Именно. Если вам интересно, можете посетить библейский урок завтра вечером. Начало в семь тридцать в зале собраний. Мы с Чарли прийти не сможем, так как оба работаем. Но обязательно пошли бы, если б могли. — Она кивнула в сторону пожилой пары, сидящей за одним из столиков. — Это Сэмюель и Эбби Мейсон. Они уже долгие годы являются членами церкви. Вообще‑то, Сэмюель — один из старейшин, он и пригласил пастора Пола. Эй, Сэмюель, что вы сейчас изучаете по средам?

— Мы только что начали читать Послание к Ефесянам.

— Есть свободное местечко? У меня здесь еще одна страждущая душа.

— Места хватит всем. — Он кивнул Стивену.

Стивен ответил на приветствие.

— Ну вот, Декер, — улыбнулась Салли, — вы уже записаны.

— Если исходить из предположения, что он захочет прийти туда! — крикнул Чарли из кухни.

— Он сам спрашивал меня о церквах, ты, старый зануда!

— Не пора ли тебе помыть посуду?

Салли подмигнула Стивену, крикнув в ответ:

— Сначала мистер Декер должен получить свой ужин, а потом съесть его.

Чарли поставил на кухонную стойку тарелку с ростбифом, картофельным пюре и морковью и дернул колокольчик.

Стивен рассмеялся вместе с другими посетителями, сидевшими неподалеку от него. Управляясь со своим ужином, он наблюдал, как Салли шутливо переругивается с мужем, моет посуду и кладет ее в сушилку. Вот она засмеялась над какой‑то шуткой Чарли. Потом Чарли вышел из‑за стойки и отнес тяжелую, до отказа загруженную сушилку в заднюю комнату. Теперь настанет пора очередной порции шуточек друг над другом. Они подкалывают друг друга, но не жалят.

Потягивая свой кофе, Стивен снова почувствовал себя одиноким. Даже сейчас, когда он находился среди людей, ему казалось, что вокруг него воздвигнуты стены и он отрезан от всего мира. И он знал, если позволит себе оставаться за этими стенами, то ступит на путь саморазрушения. Может, изучение Библии окажется удачным стартом?..

Если он собирается строить новую жизнь, ему нужно начать с формирования новых привычек.

4.

Пол заметил подрядчика, с которым познакомился в «Закусочной Чарли». С Библией под мышкой тот входил в зал собраний. Пол пробрался сквозь толпу постоянных прихожан.

— Стивен Декер, не так ли?

Брови Декера слегка приподнялись.

— У вас хорошая память.

— Хорошо, что вы пришли к нам.

Будучи еще в штате церковных служителей в Маунтин–Хай, Пол придумал способ запоминания имен посредством ассоциаций. Люди чувствовали себя принятыми в лоно церкви, если их имена помнили. Это помогало им ощущать себя значимыми, объектом заботы и интереса. Когда Пол встретил Стивена Декера в ресторанчике Чарли, он тут же выстроил цепочку: декор, строитель, Декер, Стивен, первый мученик[19]. Также важно было запомнить, чем занимается тот или иной человек, какими профессиональными навыками обладает и как может помочь церкви.

Декер и Пол пожали друг другу руки.

— Не обращайте внимания на шум. — Пол улыбнулся. — Мы начинаем наши занятия с легкой закуски. У людей появляется возможность пообщаться. Позвольте мне представить вас. Кстати, вы узнали о занятиях из «Сентервилль гэзет»?

— Нет, Салли сообщила.

— Мне следует поблагодарить ее.

Пол представил Стивена каждому прихожанину в отдельности, но акцентировал внимание на тех, с кем у Декера могли быть общие интересы. Мэт Карлсон был кровельщиком, Фил Стерджен — водопроводчиком, Том Ингерсол — электриком. Все они участвовали в строительстве домов в Сентервилле и даже в Сакраменто и стали новыми членами церкви. Архитектор, который к тому же еще и подрядчик, будет просто бесценным прихожанином, когда их общине станет тесно в нынешнем здании церкви и зале собраний.

Стивен и Том поздоровались, пожав друг другу руки.

— Вы занимались проводкой в построенном мной доме в Вайн–Хилле.

— Точно. А кто собирается жить в том особняке, что вы строите неподалеку? Билл Гейтс?

Декер рассмеялся:

— Для него этот дом будет маловат.

— По крайней мере, это самый значительный проект в этих краях по сравнению с тем, что здесь до сих пор строилось.

Пол познакомил Декера с прихожанами и со спокойной душой направился к кафедре, где напоследок просмотрел свои записи.

— Давайте начнем. Сегодня нам предстоит о многом поговорить.

Пол пересчитал количество присутствующих. Тридцать восемь человек. Смешанная группа мужчин и женщин пожилого и среднего возраста.

Он надеялся, что нытики, которые продолжали приходить, будут вести себя подобающим образом. Ему вовсе не хотелось, чтобы кто‑либо из них испугал новичков своей приверженностью традициям. Чем скорее увеличится количество прихожан, тем лучше. Кроме того, было бы неплохо обновить состав старейшин. Чтобы церковь росла, таким людям, как Отис Харрисон и Холлис Сойер, нужно отойти от управления. Они жили прошлым, и Пол уже устал искать компромиссы, общаясь с ними. Если бы он действовал по их правилам, сегодня здесь все оставалось бы по–прежнему, как последние сорок лет.

— Давайте помолимся для начала.

Пол произнес горячую молитву о том, чтобы все присутствующие открыли свои сердца и усвоили те уроки, которые Господь готов им преподать, чтобы признали ведущую роль Иисуса и исполняли Божью волю и чтобы Господь благословил их за их послушание.

Коротко рассказав о тех исторических условиях, в которых было написано Послание к Ефесянам, Пол стал стих за стихом разбирать книгу, акцентируя внимание собравшихся на том, что каждый из них избран Богом, и на том, что необходимо всегда благодарить Господа за это. Далее пастор подчеркнул, что Господь дал им Духа премудрости и откровения к познанию Его[20] и того, что они могут сделать для Его церкви. Сэмюель Мейсон поднял руку. Пол проигнорировал его. Сколько раз он уже объяснял, что это лекция, а не дискуссия? У него все было точно рассчитано: занятие должно продлиться пятьдесят минут, плюс десять минут на молитву в конце. У него совсем нет времени, чтобы прерываться и разглагольствовать на какую‑то отвлеченную тему.

Когда лекция подошла к концу, Пол закрыл Библию и спросил слушателей, о чем они хотят помолиться. Записал прошения на листке бумаги. Для экономии времени сам произнес молитвы, подвел итог занятия и поблагодарил Бога за Его Слово. Пол отпустил слушателей в девять вечера. Отец когда‑то говорил ему, что новички, скорее всего, придут на следующие занятия, если урок будет начинаться и заканчиваться строго по расписанию.

Пол положил список молитвенных прошений между страниц своей Библии, мысленно подготовился для разговора с теми, кто решил немного задержаться. Теперь наступило время для вопросов. Несколько прихожан подошли к нему, чтобы выразить свой восторг его учительским даром и способностью толковать Библию, приводя такие красочные примеры.

— Сам Господь Бог привел вас сюда, пастор Пол, — призналась Эдна Уэлти. — Генри Портер был замечательным человеком, но все его проповеди повторялись изо дня в день и навевали дрему.

Сэмюель и Эбби присоединились к разговору.

— Генри Портер говорил о благодати, Эдна, — тихо заметила Эбби.

Сэмюель посмотрел Полу прямо в глаза:

— Говорить об этом приходится снова и снова, потому что людям сложнее всего понять идею Божьей благодати.

Пол вымученно улыбнулся. Как долго они еще будут выражать свое восхищение прежним пастором? Неужели Сэмюель Мейсон и двое других старейшин так и не поняли, что преподобный Портер привел свой трогательно маленький приход практически в полное запустение?

— Те, кто получают Божью благодать, также призваны к тому, чтобы взять на себя большую ответственность.

Многие прихожане приходили сюда просто по привычке, а не по зову сердца. Вера должна быть живой и деятельной, а не унылой и самодовольной.

— Да, но люди служат Богу, потому что хотят выразить Ему свою любовь, а не потому что Он обязывает их.

Сэмюель Мейсон пристал к нему, как жвачка к ботинку! Никак от него не избавиться.

— Это хорошо, если человек хочет выразить свою любовь Богу, но люди, чье призвание — служить церкви, очень полезны и жизненно важны.

— Каждый член Тела Христова важен.

— Но не все полезны. Некоторые приходят в церковь, чтобы получить удовольствие, и ничего не отдают взамен Богу, Который спас их.

— И все‑таки очень важно не ошибиться.

Пол напрягся:

— Какую ошибку я допустил на сегодняшнем занятии? — Он был так осторожен.

Эбби выглядела несколько подавленно.

— О, не думаю, что Сэмюель именно это имел в виду, Пол.

Сэмюель не стал извиняться и пояснять, что он хотел сказать.

— Спасение — это дар от Бога, человек не обязан отрабатывать этот дар.

— Вера без дел мертва[21].

Пол не хотел, чтобы его замечание прозвучало так бескомпромиссно, но Мейсон заслужил нарекание. Старейшина не имеет права ограничивать его свободу. Кто окончил университет? Мейсон? Нет. Кто потратил энное количество часов на продумывание сегодняшнего занятия? Кто сейчас является пастором этой церкви?

— Вера и дела взаимосвязаны, — признал Сэмюель.

Старику пришлось согласиться.

— Человека судят по его делам, потому что они показывают силу его веры.

— Авраам был готов принести в жертву своего сына Исаака. Он поверил Богу, и это вменилось ему в праведность[22]. Именно благодаря своей вере он был назван другом Господа.

Пол натянуто улыбнулся:

— Тогда мы достигли согласия, не так ли? Просто мы разными путями пришли к одному и тому же выводу. — Пол заметил беспокойный взгляд старика, приблизился и тихо произнес: — Нам лучше прекратить этот разговор, а то другие подумают, что мы ссоримся. Ведь нам вовсе ни к чему создавать атмосферу раздора в нашей церкви.

Пол очень надеялся, что высказал достаточно весомый аргумент, чтобы старик сдался и умолк.

Лицо Эбби вмиг стало пунцовым.

— Постойте‑ка!

— Уже достаточно сказано. — Сэмюель обнял жену. — Спокойной ночи, Пол.

Голос Мейсона звучал устало. В девять тридцать старик, видимо, должен быть в постели.

Пол почувствовал легкий укол совести, когда увидел, как Мейсоны выходят из зала собраний. У них не было плохих намерений. Ему не хотелось, чтобы они ушли вот так. Он последовал за ними, но одна из прихожанок остановила его, чтобы выразить свой восторг и сказать, какой замечательной духовной пищей стала для нее сегодняшняя лекция. Пол посмотрел на дверь. Мейсоны уже ушли, и было неучтиво пройти мимо этой прихожанки. Может, лучше позвонить завтра утром Сэмюелю и предложить вместе пообедать? Им необходимо встретиться и обсудить происходящее. Если прихожан будет становиться все больше, то вскоре им понадобится расширить штат церкви. Сэмюель должен понимать это как никто другой, учитывая, сколько лет он настойчиво боролся за церковь. Почему же теперь он сопротивляется? Безусловно, он хотел, чтобы Сентервилльская христианская церковь стала маяком для горожан, а не была похожа на гаснущую свечу. Да, Сэмюель Мейсон является старейшиной, но это вовсе не дает ему права подрывать авторитет пастора.

Закрывая двери церкви и направляясь домой, Пол сосредоточенно воевал со своей совестью. Юнис, разумеется, не ложилась, она всегда дожидалась его, но ему совсем не хотелось, чтобы она узнала о ссоре, произошедшей между ним и Мейсонами. Когда Пол переступил порог дома и увидел Юнис за штопкой детских штанишек, он подумал, что держит ситуацию под контролем. Она посмотрела на него с улыбкой, и брови ее чуть приподнялись в немом вопросе. Подавленный, Пол бросил конспект лекции и Библию на свой рабочий стол. Она умеет читать его мысли как по книге.

— Не спрашивай.

Он допустил грубый промах в отношениях с Сэмюелем и Эбби, и ему не хотелось, чтобы Юнис кинулась защищать их. Она любила их чуть ли не как своих родителей.

Отец предостерегал его от излишней откровенности с женой.

— Женщин так легко ввести в заблуждение, — как‑то заметил он. Пол устало рухнул в свое кресло. Юнис молча продолжила зашивать разорванный шов. Но Пол знал — она ждет его признаний. Может, ему следует поговорить с ней, послушать, что она скажет по поводу случившегося. Она, возможно, сумеет посоветовать ему, как исправить положение, не отступая от занятой им позиции.

— Сегодня у нас появился еще один новый слушатель. Стивен Декер. Архитектор. Тот самый, что строит особняк по дороге в Вайн–Хилл.

Величие Бога неоспоримо. Конечно, это не случайно, что столько людей, занимающихся строительством, пришло в Сентервилльскую церковь. То было знаком.

— По–моему, ты чересчур суетишься, Пол.

— Я возлагаю большие надежды на эту церковь. Я верю в ее великое будущее.

— И правильно. Но не мешало бы немного сбавить скорость.

— В Сентервилльской христианской церкви не было ни одного прихожанина младше шестидесяти лет, когда мы приехали сюда, Юни. А теперь у нас есть группа двадцатилетних юношей и девушек, да и молодые семьи уже начали подтягиваться к нам. Ты знаешь так же хорошо, как и я, что будущее церкви за молодежью. На воскресные собрания стало приходить больше народа. В прошлый раз на богослужение пришло сто семь человек.

— Ты не должен оправдываться передо мной, Пол.

— А я и не оправдываюсь!

Юнис быстро взглянула на него.

Пол вздрогнул:

— Прости. Я не хотел кричать.

— Что произошло?

— Ничего, с чем бы я не сумел справиться. Знаешь, некоторые люди считают, что иметь амбиции, проповедуя Божье Слово, неверно. — Пол встал, так как понимал, что если останется, то непременно расскажет жене обо всем, а она, возможно, скажет что‑то такое, что ослабит его решимость. — Пойду приму душ и завалюсь спать. У меня намечено несколько визитов на раннее утро.

— Ты собираешься навестить Фергюса Осландера и Мици Пайк в приюте для престарелых в Вайн–Хилле?

— Нет. — В Вайн–Хилле его не было уже несколько недель. Абсолютно нет времени. — Заеду на строительную площадку к Стивену Декеру. — Он ощутил ее смятение. — Я не могу быть в двух местах одновременно, Юнис. Будет очень неплохо, если ты навестишь их.

— Я все время езжу туда. Каждую неделю со дня нашего приезда. Но иногда им хочется поговорить со своим пастором.

— Они просили о том, чтобы я приехал?

— Не напрямую.

— Я постараюсь заскочить и поздороваться с ними на обратном пути в город.

Когда человек говорит «постараюсь», это вовсе не означает, что он обязательно сделает это.

— Сэмюель тоже ездит туда каждую неделю.

— Сэмюель на пенсии. У него уйма времени. Он волен сам выбирать, куда идти и с кем встречаться. Я не могу позволить себе роскошь потратить время впустую.

Пол вновь ощутил неприятные уколы совести. Пожелав Юнис доброй ночи, он вышел из комнаты.

Почему она не в состоянии понять, что ему приходится делать очень сложный выбор? Что гораздо благоразумнее потратить время на человека, который в скором будущем может стать бесценным членом общины, чем на двух больных, доживающих свой век в приюте стариков. Они даже не посещают богослужения, и за душой у них наверняка нет ни гроша, чтобы пожертвовать им во имя Бога. Тем более говорить они могут только о своем дорогом и ненаглядном пасторе Генри Портере и о том, каким замечательным он был человеком. Возможно, Портер — хороший человек, но предприимчивым его назвать никак нельзя.

У Юнис общаться со стариками получается намного лучше, чем у него. Он будет поддерживать ее в этом. А ему необходимо направить свою энергию на что‑то другое. В сутках только двадцать четыре часа, и ему нужно использовать все свое время на развитие отношений с такими людьми, как Стивен Декер, которые могут возродить эту церковь во славу Господа.

* * *

В воскресенье Стивен пришел в Сентервилльскую христианскую церковь на утреннее богослужение. На входе он взял программу молитвенного собрания и сел на скамью в заднем ряду. С тех пор как он покинул стены реабилитационного центра Армии спасения, он ни разу не посетил богослужения, и не знал, насколько уютно он будет чувствовать себя на этот раз. В среду на вечернем занятии по изучению Библии Стивен получил огромное удовольствие оттого, с какой уверенностью Пол Хадсон обращался к цитатам из Писания, объяснял их историческую важность и толковал их. Может, он услышит что‑то, что поможет ему жить без этого мучительного внутреннего озноба?

На пианино играл, должно быть, профессионал. Чуть подавшись вперед, Стивен разглядел хорошенькую блондинку. Она показалась ему знакомой, но вспомнить ее он не смог. Пол Хадсон вошел через боковую дверь, поднялся по ступенькам и расположился в кресле слева от кафедры. Светловолосая пианистка завершила несколько последних музыкальных пассажей и села на скамью в первом ряду.

В течение следующего часа Стивен, как губка, впитывал каждое слово, произнесенное пастором. Хадсон цитировал Послание к Римлянам, и его проповедь, казалось, была предназначена специально для Стивена. Пастор затронул тему той мучительной борьбы, которую Декер вел последние пять лет. Ему показалось, будто Хадсон видит его насквозь и с помощью лазера указывает ему на то, что необходимо изменить. Хадсон напомнил ему обо всем, чему он научился за шесть месяцев пребывания в реабилитационном центре. Господи, даруй мне покой, чтобы я мог принять то, что не в состоянии изменить, мужество — чтобы изменить то, что могу, и мудрость, чтобы отличить одно от другого. Рик всегда добавлял: «Не моя воля, но Твоя да будет».

Стивен понял главное. Признал, что был не властен над своим влечением к алкоголю и что его жизнь вышла из‑под контроля из‑за его пагубного пристрастия. Он поверил, что только Иисус Христос может помочь ему вернуться в нормальное состояние. Но что произошло с принятым шесть месяцев назад решением отдать свою жизнь Христу? Начал он неплохо, а потом споткнулся. Просто зацепился за возможность избежать тщательного анализа своей жизни и не захотел смотреть в глаза правде. К тому же куда проще воспользоваться придуманным Кэтрин способом, чем лицезреть руины своей прежней жизни. И Стивен махнул на все рукой, по–прежнему оправдывая себя и свое поведение.

— Если исповедуем грехи наши, то Он, будучи верен и праведен, простит нам грехи наши и очистит нас от всякой неправды[23].

Стивен весь сжался. Даже сидя в заднем ряду с низко опущенной головой и закрытыми глазами, он отчетливо увидел свои недостатки и грехи, в очищении от которых нуждался. Разумеется, если ты избегаешь встреч с людьми, которые могут сказать тебе правду, очень просто не замечать истинного положения дел. Он воздерживался от похода в церковь, считая, что у него хватит сил победить искушение самостоятельно. А почему он хотел победить в одиночку? Чтобы в дальнейшем ему не пришлось чувствовать себя виноватым и искать оправдания, если он потерпит поражение. Наедине с самим собой он мог притвориться, что никому не подотчетен. Что его жизнь принадлежит только ему одному, что его поступки никому, кроме него, не могут нанести вреда, и что все, содеянное им, не имеет ровно никакого значения. Он мог позволить себе относиться к алкоголизму как к незначительной слабости, а не как к серьезному греху.

Я пришел, и я внимательно слушаю, Господи. Ты знаешь, я борюсь за свою жизнь. Здесь нет ни одной души, которая бы знала, где я побывал и с нем мне приходится воевать. Почему это должно кого‑то касаться? Я сел сюда, в задний ряд, так как думал, что смогу тихонько встать и незаметно уйти. Я думал, что волен поступать так, как мне заблагорассудится, и что никто никогда не узнает о моих поступках. Но Ты бы узнал, Господи. Ты знаешь. Вот почему все, что говорит этот человек, имеет для меня такое большое значение. Я не могу победить, сражаясь в одиночку. Я лишь подведу себя к очередному падению, если буду бороться один. И после следующего падения мне будет во сто крат труднее подняться.

Все присутствующие встали. Растерявшись, Стивен последовал примеру остальных, склонил голову, как только Хадсон начал молиться за всех собравшихся. Пастор пожелал всем, чтобы они старались слышать зов Христа и следовать за Ним, независимо от того, какие испытания выпадут на их долю.

Когда богослужение закончилось, Стивен не стал торопиться уходить. Вместо того чтобы прямиком пройти к своей машине, он вышел через боковую дверь, спустился по лестнице во двор, где подавали кофе и печенье. Он узнал нескольких прихожан. Пожилой мужчина подошел к нему и протянул руку.

— Рад, что вы решили присоединиться к нам. Меня зовут Сэмюель Мейсон, а это моя жена Абигайль.

— Стивен Декер.

— Вы не из здешних мест, мистер Декер?

— Зовите меня Стивен, мэм.

— Только если вы будете звать меня Эбби, мистер Декер.

— Хорошо, мэм. — Он улыбнулся. — Эбби. — У нее были проницательные голубые глаза, которые озарялись внутренним светом. — Да, я новичок в Сентервилле. Приехал сюда на время. Строю дом неподалеку от Вайн–Хилла.

— О, значит, вы плотник.

— Скорее, занимаюсь всем понемногу.

Сэмюель ухмыльнулся:

— Мистер Декер скромничает, Эбби. Он архитектор и подрядчик. Верно я говорю? Я прочитал о вас в «Сакраменто Би». Вы построили несколько домов в районе Гранит–Бэй, насколько я помню. Один из тех домов купила кинозвезда.

Статья была написана почти два года тому назад.

— У вас хорошая память.

— Мне понравился внешний вид дома.

— О какой кинозвезде идет речь? — поинтересовалась Эбби.

— Вряд ли ты ее знаешь, — заметил Сэмюель. — Мы не очень часто ходим в кино.

— Последний фильм, на который мы ходили, назывался «Возвращение на снежную реку»[24].

Стивен посмеялся вместе с ними.

Подошел Пол Хадсон с хорошенькой блондинкой, которая держала за руку маленького мальчика в аккуратном воскресном костюмчике.

— Стивен, как приятно видеть вас снова. — Они пожали друг другу руки. — Рад возможности представить вам свою жену, Юнис. Это Стивен Декер, Юнис. Он зашел к нам на прошлой неделе в среду на библейский урок. Надеюсь, вы станете нашим постоянным прихожанином.

— Есть такое намерение.

— Вы еще ничего не взяли, мистер Декер, — забеспокоилась Юнис. — Могу я вам что‑нибудь предложить?

— Не стоит беспокоиться.

— Никакого беспокойства. — Когда она улыбнулась ему, он неожиданно для себя почувствовал, что его тянет к ней словно магнитом. Никогда раньше он не испытывал подобного чувства, даже в самом начале его романа с Кэтрин. — Мы с Тимми как раз направлялись к вазе с печеньем.

К их небольшой группе постепенно подтянулись другие люди. Доброжелательные приветствия постоянных членов общины, их готовность к теплой беседе позволяли любому новичку ощущать себя желанным в их обществе.

Юнис передала Стивену бокал с пуншем и небольшую десертную тарелку с печеньем. Его пальцы случайно коснулись ее руки.

— Мне очень понравилась музыка в вашем исполнении, Юнис.

— Спасибо, — покраснев, тихо произнесла она. Он что, пристально разглядывает ее?

В разговор вмешался пожилой человек с тростью. Он выглядел обиженным.

— Простите, Пол, можно вас на два слова?

Стивен уловил во взгляде Хадсона раздражение, прежде чем тот сумел скрыть его.

— Разумеется, Холлис. Но сперва позвольте мне представить вам Стивена Декера. Стивен, это Холлис Сойер, один из старейшин церкви.

— Да, да, конечно, рад знакомству с вами, — небрежно пробормотал Холлис и снова сверкнул глазами в сторону Хадсона. — Я займу только одну минуту вашего драгоценного времени, и вы снова сможете вернуться к вашим посиделкам.

Лицо Пола Хадсона пошло красными пятнами. Он протянул руку и отошел в сторонку со стариком.

— О, Боже, — тихо простонала Эбби.

— Прошу меня простить, Стивен, — проронил Сэмюель и присоединился к двум мужчинам, которые уединились подальше от собравшихся во дворе людей.

Было совершенно очевидно, что Холлис Сойер чем‑то сильно расстроен, и Юнис из‑за этого заметно погрустнела. Некая пожилая прихожанка отвела Эбби Мейсон в сторону. Юнис вновь посмотрела на своего мужа и прикусила губу.

— Где вы научились так изумительно играть, Юнис?

Она посмотрела на Стивена:

— Простите?

— Я о музыке. Где вы учились?

Она назвала учебное заведение где‑то на Среднем Западе или еще дальше. Стивен никогда о таком не слышал.

Он кивнул в сторону трех мужчин, которые тихо разговаривали у торца церковного здания.

— Я бы на вашем месте не сильно переживал. Ваш супруг производит впечатление человека, который может самостоятельно справиться с любой неприятностью. Кроме того, таким, как я, полезно напомнить, что люди, посещающие церковь, тоже несовершенны.

Холлис развернулся и захромал прочь. При каждом шаге он с силой втыкал трость в землю. Сэмюель что‑то сказал Хадсону. Тот, в свою очередь, поднял голову и что‑то бросил в ответ.

— Мы очень далеки от совершенства, — тихо призналась Юнис. Стивен криво усмехнулся:

— Ну, тогда, может, у вас найдется местечко для человека, который развелся с женой и какое‑то время лечился от алкогольной зависимости?

Юнис быстро взглянула на него:

— Обычно такой информацией люди не делятся при знакомстве. В растерянности Стивен почесал затылок и усмехнулся себе под нос.

— Да, вы правы. И я, собственно, не могу объяснить, почему я это сделал.

Он никогда не выбалтывал личную информацию. Кэтрин всегда жаловалась, что он мало делился с ней своими чувствами. Она даже заявила, что эта причина была одной из многих, по которым она решилась подать на развод. Проблема заключалась в том, что каждый раз, когда Стивен высказывал ей свои сокровенные мысли, его откровения в дальнейшем обращались в оружие против него.

Теперь у него было законное основание хранить молчание: анонимность была неотъемлемой частью реабилитационной программы. Бороться с собой он должен без горькой пилюли общественного порицания. Так зачем же он разоткровеничался с этой молодой женщиной? Он совсем не знает ее и все же взял и положил к ее ногам сведения из своей биографии, которые могли полностью разрушить его репутацию в обществе и в церкви прежде, чем он рискнет пустить здесь корни.

Может, он надеялся лишить себя возможности начать здесь новую жизнь?

— Все в порядке, мистер Декер. — Он почувствовал слабость в коленях, когда Юнис нежно улыбнулась ему. — Постараюсь забыть.

Время покажет, держит ли эта женщина свое слово.

Для пущей безопасности Стивен решил умолкнуть и поскорее ретироваться, пока не сболтнул Юнис, что она самая привлекательная женщина, которую он когда‑либо встречал за свою долгую–предолгую жизнь.

* * *

Пол заметил, как ушел Стивен Декер.

Раздраженный и подавленный, он ссутулился, плечи его опустились.

— Я устал и сыт по горло жалобами Холлиса Сойера.

— Я не оправдываю его, Пол, но традиции имеют значение, и их необходимо принимать во внимание.

У Пола не было настроения выслушивать мудрые замечания Сэмюеля Мейсона. Если бы эти двое добились своего, Сентервилльская церковь перестала бы существовать, погребенная под развалинами традиций.

— Именно традиция лишила церковь доступа свежего воздуха. Пряча эмоции от посторонних взглядов, Пол очень старался, чтобы его голос звучал спокойно. Ему не хотелось, чтобы другие подумали, что между ним и старейшинами возникли трения. Уже то неприятно, что Холлис прервал их беседу с Декером и потом демонстративно ушел с оскорбленным видом. Сентервилльская христианская церковь нуждалась в таких людях, как Стивен Декер, и в том, чтобы всё больше таких профессионалов средних лет присоединялись к общине. Вместо этого храм заполонили усталые, похожие на развалины старики, которые убеждены, что церковь может функционировать без каких‑либо изменений в старых обычаях. Эта духовная обитель длительное время вообще бездействовала.

— Какая разница, лежит на кафедре Библия короля Иакова или один из современных переводов Священного Писания?

— Для Холлиса это имеет значение, впрочем, как и для многих других.

— Главная идея заключается в том, чтобы донести до людей смысл Писания, а не сокрыть его в тумане устаревших выражений, которые уже давно никто не употребляет и не понимает.

— «По тому узнают все, что вы Мои ученики, — сказал Христос, — если будете иметь любовь между собою»[25].

Пола обдало жаром. Эти мягко сказанные слова задели его за живое. Неужели Сэмюель намекал на то, что ему не хватает любви? Разве он не проявлял любовь, тратя всю свою энергию на возрождение этой церкви?

— Я люблю Холлиса, Сэмюель. Он мой брат во Христе. Но это не означает, что я во всем должен ему уступать.

— Это не вопрос уступки. Библия короля Иакова была подарена церкви одним из ее основателей.

— Иисус, вот Кто является основателем этой церкви, Сэмюель.

— Я не буду оспаривать это утверждение.

— Очень бы хотелось надеяться на это.

— И все‑таки сжигать все мосты неразумно.

Почему бы и нет, если все деревянные конструкции давно прогнили и нуждаются в замене сталью и камнем? После замечания старейшины Пола охватил знакомый страх неудач.

— Я не сжигаю мосты, Сэмюель. Я стараюсь построить церковь.

— Тогда пойти на компромисс будет очень разумно.

Слово «компромисс» возмутило Пола до глубины души. Когда в древние головы этих стариков просочится мысль, что церковь — это живой, дышащий организм, и когда они наконец перестанут воспринимать ее как музейный раритет? Если он уступит Холли–су, то следующим выступит Отис Харрисон и потребует сменить весь музыкальный репертуар на старые скучные псалмы. Или другие члены общины вдруг захотят, чтобы богослужения проводили точно так же, как их вел Генри Портер в течение сорока долгих лет! Страх перемен — вот что скрывается за этими нескончаемыми жалобами. Они хотят только одного: ничего не менять! Чем скорее Пол наполнит эту церковь молодой кровью, тем скорее эта церковь станет такой, какой ее хочет видеть Бог, и прославит Бога.

А пока ему придется смиренно общаться со сварливыми старичками и старушками. На последнем собрании старейшин Пол предложил принять в штат диакона и диакониссу из новых членов общины. Как обычно, Холлис и Отис заартачились. Сказали, что недостаточно хорошо знают новичков. Отис настаивал, что новенькие должны минимум пять лет пребывать на хорошем счету, прежде чем им можно будет доверить управление. Что, разумеется, исключило всех членов общины, кто был моложе пятидесяти. Парочка старейшин, не желая делиться властью, держала ее в своих руках. Что ж, это был весьма надежный способ замедлить рост общины.

Собрание завершилось, а решение так и не было принято. Опять. Сэмюель Мейсон снова призвал к терпению, молитве и ожиданию Божьей помощи. Чего они ждут? Пол никак не мог с точностью определить, на чьей стороне Сэмюель Мейсон. Может, он один из этих древних, наблюдавших рождение мира старичков и разделяет с ними желание ничего не менять? Или все‑таки он является прогрессивным аналитиком? Готов ли он рискнуть старой дружбой и способствовать возрождению церкви, о котором, с его слов, он молился последние десять лет?

Пол не знал. Поэтому решил действовать по–своему и не делиться новыми идеями с Мейсоном. Лучше, подумал Пол, найти сподвижников из своего поколения, которые будут шагать с ним в ногу и успешно выведут церковь в двадцать первый век, где ей и место, и тогда не придется переубеждать двух мастодонтов, рьяно отстаивающих статус–кво своей церкви.

Вот теперь они снова, в который уже раз, заводят старую пластинку.

— Я буду молиться об этом, Сэмюель. — Мейсон не будет спорить с такой постановкой вопроса. — Почему бы нам не присоединиться к остальным прихожанам и не выпить по чашечке кофе?

В глазах Юнис все еще отражалось беспокойство.

— Все в порядке, Пол?

— Поговорим об этом позднее. Общайся.

Когда прихожане начали расходиться, несколько женщин отнесли на кухню чашу из‑под пунша и вазы из‑под печенья. Лишние салфетки и одноразовые тарелки убрали. Юнис стряхнула желтые скатерти, собрала их и направилась с Тимми домой. Она постирает, погладит скатерти и принесет их на следующее собрание общины.

— Буду через минуту.

Пол вернулся закрыть церковь. Просмотрел записки из ящика для предложений. В основном жалобы от старых членов общины. Он скомкал их и швырнул в мусорное ведро в своем кабинете. Прошел на кухню, уговорил дам перенести свой словесный турнир в местное кафе, запер зал собраний и направился домой. Женщины быстро разошлись.

Когда он переступил порог прицерковного домика, часы показывали два с небольшим. Юнис включила радио, по которому передавали классическую музыку. Тимми сидел за маленьким обеденным столом и окунал свой бутерброд с арахисовым маслом в томатный суп.

— Прости, что не дождались тебя, — сказала Юнис. — Малыш просто умирал с голоду, а я не знала, когда тебя ждать.

Пол поцеловал ее.

— Последней уходила Глэдис, а ты знаешь ее. Я проводил ее до машины. Даже помог ей сесть, но потом она вдруг открыла окно и задала один из своих знаменитых философских вопросов, для ответа на который необходимо окончить университет.

— Она бывшая учительница.

— Мне следовало догадаться. — Пол рухнул на стул с долгожданным вздохом облегчения. Юнис подала ему тарелку горячего супу. Положила перед ним бутерброд и села рядом. Пол взял ее за руку. — Спасибо Тебе, Отец, за всех, кого Ты привел на нашу воскресную службу сегодня. Мы просим, чтобы те, кто пришел к нам впервые, почувствовали себя нужными и вернулись к нам. Мы просим, чтобы Ты смягчил сердца остальных. Помоги им понять Твою точку зрения на происходящее, чтобы они увидели, что может быть вместо того, что было. Спасибо Тебе за эту пищу и за руки, что ее приготовили. Пожалуйста, благослови эту еду, которой мы насыщаем нашу плоть. Во имя Иисуса Христа, аминь.

Беспокойное выражение лица Юнис встревожило Пола. Что теперь не так?

— Можно мне пойти поиграть, ма?

— Спроси у отца.

— Можно, па?

Пол кивнул:

— Конечно, можно. Положи кружку и тарелку на столешницу рядом с раковиной, Тим. Этим ты поможешь маме.

Тим собрал все со стола и сделал, как было велено.

— Спасибо, родной. — Юнис поцеловала сына и нежно потрепала его по головке. — Можешь немного поиграть, а потом настанет время принять ванну.

Пол заметил удрученный вид сына и обнял его.

— Может, позже вечером мы поиграем с тобой. — Он поцеловал Тимми и отпустил его.

— Давненько ему не удавалось заполучить тебя, — пояснила Юнис.

— Знаю. — Когда он в последний раз играл с сыном во дворе? Надо постараться выкроить время. — Холлис Сойер разнервничался, потому что я убрал Библию короля Иакова. — Пол надкусил свой бутерброд. — Он хочет, чтобы я положил книгу обратно на кафедру. Сэмюель советует мне пойти на компромисс.

— Эбби так и подумала, что это имеет отношение к Библии. Она сказала, что один из основателей…

— Сэмюель сообщил мне. Когда в церковь приходили только старые члены общины, можно было спокойно цитировать Библию короля Иакова. Но новые прихожане, Юни, смотрят на меня пустыми непонимающими глазами, когда я читаю ее. Я решил больше не использовать ее.

— Куда ты ее убрал?

— В свой кабинет.

— В коробку или на полку?

Пол вмиг потерял аппетит. Может, она хотела напомнить ему о том ропоте возмущения, который поднялся после того, как он сложил в коробку все старые книги Генри Портера?

— На полку.

— Может, лучше положить ее в шкаф–витрину в притворе?

— Чтобы умаслить Холлиса?

— Чтобы поместить книгу на почетное место. Библия — это основа всего твоего служения. Согласись с ними в этом. К тому же, эта конкретная Библия имеет историческую ценность для Сентервилльской христианской церкви. Когда старые члены общины увидят при входе в церковь эту реликвию, это утешит их. Даст им ощущение преемственности. Сначала можешь поговорить об этом с Сэмюелем. Послушай, что он скажет, как воспримет идею. Ты же знаешь, он готов сделать все, что в его силах, чтобы уговорить остальных помогать тебе ради будущего общины.

Полу очень не нравилось чувствовать себя маленьким мальчиком, все действия которого контролируют старшие. Но в словах Юнис был здравый смысл. У него и так было полно проблем с Холлисом и Отисом, не хватало еще создавать новые. До тех пор пока он не выберет новых старейшин, которые будут согласны с его точкой зрения, ему придется делать все, что в его силах, чтобы корабль Сентервилльской церкви не пошел ко дну.

— Очень плохо, что Холлис Сойер и Отис Харрисон все свое свободное время тратят на поиск поводов для скандала.

Юнис ласково улыбнулась:

— По–моему, они не нарочно вносят разногласия, Пол. Они последние старожилы этой церкви. Они всегда стояли на защите ее интересов и поддерживали в ней жизнь. На их взгляд, ты совершенно не ценишь традиции и те титанические усилия, которые им пришлось приложить для сохранения Сентервилльской христианской церкви.

— Было бы намного легче, если бы они сами менялись со временем.

— Не все должно меняться, Пол, и меньше всего наша любовь друг к другу как к братьям и сестрам.

У Пола скрутило желудок.

— Я преклоняюсь перед их верностью и преданностью.

— Я знаю об этом, а они нет. Ты должен показать им это.

— Как, Юнис? Ни Холлис, ни Отис не могут высидеть собрания старейшин без того, чтобы не отклониться в сторону от повестки дня. Да к тому же Холлис не на шутку разошелся. Сомневаюсь, что он послушает Сэмюеля, не говоря уж о том, что он послушает меня.

Пол был сыт по горло этими стариками, пытающимися управлять его церковью.

— Во–первых, извинись за то, что убрал Библию, и не оправдывайся.

— Погоди‑ка минутку.

— Выслушай меня до конца, Пол. Пожалуйста. Он отчаянно старался держать себя в руках.

— Ладно. Что ты предлагаешь?

— Во–вторых, на следующих молитвенных собраниях попроси каждого из них выступить перед общиной. Пусть они расскажут, как пришли к Богу, как эта церковь помогла им сохранять веру на протяжении стольких лет. Какие надежды они связывают с будущим Сентервилльской христианской церкви.

— Юнис, ты вообще знаешь этих людей?

— Да, — спокойно ответила она.

— Тогда ты прекрасно понимаешь, что ни один из них не в состоянии высказаться менее чем за тридцать минут. Если я отдам микрофон Отису, нам придется задержаться до второго пришествия.

— Пол…

— Ни в коем случае.

— Разве ты не заинтересован узнать о них больше?

— Вопрос не в том, буду ли я заинтересован, а в том, насколько это нужно общине.

— Как пастор, ты должен учить людей любить друг друга. Это твоя работа. Как ты можешь научить прихожан любить старейшин церкви, если ты сам не любишь их?

— Но я люблю их.

Юнис быстро взглянула на него. Ей не потребовалось произносить ни одного слова, чтобы Пол понял, о чем она думала. Не без досады и даже раздражения ему пришлось признать, что его жена права. Не было в его поведении ни терпения, ни доброты к этим двум почтенным старикам. Они действовали ему на нервы, а он не подпускал их к ведению церковных дел. Он игнорировал их предложения и делал то, что сам считал правильным.

— Кто‑то должен взять на себя бремя ответственности, Юнис. Иначе все здесь полетит в тартарары.

— Иисус несет это бремя, Пол. Ты знаешь об этом лучше, чем кто‑либо. Знаешь также, что Сэмюель многие годы молился, чтобы дать второе дыхание этой церкви.

— Именно это я и пытаюсь сделать! Кто, как не ты, должен понимать, с каким рвением я работаю, чтобы достичь этой цели!

— Ты был призван сюда, чтобы слегка раздуть пламя костра, Пол, а не подлить масла в огонь, который может спалить этот храм дотла.

Пол бросил салфетку на стол.

— И то, что я убрал Библию с кафедры, может способствовать полному уничтожению церкви? Ты — женщина. Ты не понимаешь, как правильно управлять церковью и…

В глазах Юнис вспыхнули огоньки.

— Ты всегда говорил мне, что я не должна молчать, если увижу, что что‑то идет не так.

— Почему ты так старательно выискиваешь мои ошибки?

Произнося эти слова, Пол знал, что несправедлив к жене, но извиняться ему не хотелось.

— Я не выискиваю твои ошибки, Пол. Я стараюсь помочь тебе понять этих людей.

Ее глаза блестели от слез. Ради кого она, интересно, старается? Ради мужа или тех старейшин, которые только и делают, что создают ему проблемы?

Юнис подалась вперед:

— Холлис Сойер служил на Филиппинах во время Второй мировой войны. Он выжил после батаанского «марша смерти»[26]. Многим парням, большинству, с которыми он служил, не повезло так, как ему. Он сказал, что именно тогда он уверовал в Христа. Вера очень помогла ему по возвращении домой, потому что его жена, которую он полюбил еще в школе и на которой женился перед войной, изменила ему со своим коллегой. До Холлиса в его семье разводов не было. Он стал первым, кто развелся, и очень тяжело переживал расторжение брака. Но потом он повстречался со своей второй женой, Дэнис. Случилось это после того, как с Холлисом произошел несчастный случай на стройке. Дэнис работала медицинской сестрой, и именно ее заботам было вверено его здоровье. У них родилось трое детей. Дочь с синдромом Дауна умерла в двадцать лет. Двое сыновей женились и переехали на восточное побережье. Восемь лет назад от рака скончалась Дэнис. До самой смерти она оставалась в их с Холлисом доме, и муж ухаживал за ней. — Юнис смахнула слезу со щеки. — Отис Харрисон тоже служил в армии во время Второй мировой, но в Европе, был врачом. С 1972 до 1976 года он был мэром Сентервилля. В 1986 году его снова избрали на эту должность, а потом ему пришлось отказаться от нее из‑за болезни Мэйбл, но он прослужил в муниципалитете еще три года. Сейчас он полностью взял на себя заботу о своей жене. У Мэйбл врожденный порок сердца. Она очень известная в Сентервилле личность, Пол. Ты знал, что она выиграла два национальных конкурса по кулинарии? А Сэмюель Мейсон! Он служил пулеметчиком на бомбардировщике Б-17 и на его счету более тридцати боевых вылетов в Германию. Эбби работала учительницей в местной школе. Преподавала гражданское право. До сих пор ее ученики заглядывают к ней. Один заехал, когда я была у нее в гостях, и рассказал мне, что Эбби всегда верила в него и благодаря ее поддержке он поступил в колледж.

— Хорошо, хорошо. Я понял.

— Точно, Пол? Ты знал, что Сэмюель три года подряд платил из своего кармана налоги на церковную недвижимость, а Отис и Холлис заново покрыли крышу прицерковного дома?

Закипевшая было в Поле злость стала остывать.

— Кто рассказал тебе все это?

— Многое узнала от людей, которых навещала в приюте для престарелых в Вайн–Хилле. Побеседуй с ними, и ты много узнаешь о Сентервилльской христианской церкви, Пол, и о тех, кто верой и правдой служил в ней на протяжении многих лет. — Юнис нежно улыбнулась. — Все, что тебе необходимо сделать, это задать пару вопросов, а потом сесть и слушать.

Временами она изумляла его. Как жаль, что у него нет ни ее таланта, ни времени, чтобы развивать его.

— Можешь ты понять, что у меня в отличие от тебя не хватает времени на то, чтобы часами слушать жизненные истории каждого прихожанина? — Пол заметил, как потускнели ее глаза, и сильнее сжал ее руки. — Я могу уважать их за все, что они сделали для церкви, и любить их как братьев и сестер во Христе, но мне нужно вывести эту церковь из прошлого, чтобы благополучно перейти в двадцатый первый век, иначе, Юни, эта церковь просто перестанет существовать.

— Эти люди и есть твоя церковь, Пол.

Да, его отец был прав. Женщина должна молчать и подчиняться! Ему не следовало делиться с ней своими проблемами.

— Они лишь часть церкви. — Больше он не уступит. — И они уже в меньшинстве. — Почему все нужно объяснять? — Когда мы только приехали сюда, прихожан было всего шестьдесят, а теперь посещаемость церкви возросла, причем значительно по сравнению с прежними цифрами. Теперь каждое воскресенье паства увеличивается! Каждое воскресенье! И не Отис с Холлисом или даже Сэмюель ходят по всему городу, стучат в двери и подолгу беседуют с жителями или принимают участие в деятельности молодежных сообществ и организаций. Это делаю я! И привлечение в общину именно молодых является главной целью моей работы. Будущее церкви за молодыми, Юни. А благодаря нам эта цель становится достижимой. Благодаря тебе и твоей музыке. Той самой, против которой старейшины так резко выступали, если ты помнишь. И я не позволю этим старикам устанавливать диктат над всей общиной, чтобы всех нас держать заложниками своих прихотей. Я хочу воскресить эту церковь, Юнис, а не стоять в сторонке и наблюдать за тем, как она гибнет из‑за старомодных идей и методов!

— У тебя самые лучшие намерения, Пол. Я знаю.

Но в словах Юнис отчетливо прозвучало предостережение.

— Почему ты приняла их сторону?

— Дело не в этом, Пол. Речь идет о единении друг с другом, о мирном сосуществовании. Мы все едины в Теле Христовом. Мы все нужны.

— Так, значит, мне остается только установить мир любой ценой? Верно я говорю?

— Разве размещение Библии в притворе можно назвать «любой ценой»? Что стоит за всем этим, Пол? В чем заключается истинная причина твоей бескомпромиссности?

— Ты моя жена, Юнис! Вот истина! Тебе полагается стоять рядом со мной и поддерживать меня, а не подвергать анализу и переосмыслению все мои поступки.

Она побледнела, но продолжала говорить тихо, мягко:

— В чем заключается истинная причина?

— Правда заключается в том, что я не хочу позволять этим старикам диктовать, что мне следует делать, а чего не следует, чтобы улучшить положение дел в этой церкви!

Голова ее поникла.

— Пап? Почему ты сердишься на мамочку?

Пол вздрогнул, сгорая от стыда.

— Я вовсе не сержусь на маму, Тим. Мы просто разговариваем. Иди, поиграй со своими игрушками. — Когда малыш скрылся из виду, Пол умоляюще посмотрел на Юнис. — Что с тобой происходит в последнее время? Обычно ты всегда была рядом, плечо к плечу. Почему именно сейчас, когда все так хорошо, ты вдруг вскидываешься на дыбы? Я за тебя боролся, помнишь? Два месяца назад они буквально стеной встали против твоей музыки.

Спорил с ними аж до посинения, пока не убедил согласиться на смешанный репертуар из традиционных псалмов и современных композиций.

Идея, конечно, полностью принадлежала ему, но тогда она была согласна с ним.

Глаза Юнис наполнились слезами, однако она не стала ничего говорить.

Пол снова почувствовал неприятный укол совести. Но он с негодованием заглушил ее голос. В его намерения вовсе не входило обидеть Юнис. А она разве подумала, как сильно ее слова задели его? Лучше ей самой как следует поразмыслить над своим поведением, а не смотреть на него глазами испуганной лани. Он — ее муж. Она обязана быть преданной ему. Почему она вообще сделала из всего этого проблему? Неужели она не понимает, что он старается очистить Сентервилльскую церковь от паутины? Все это вертелось у Пола на кончике языка, но он не стал говорить, так как точно знал, что она скажет. Что он выгонит из общины ее старых членов, как только к ним присоединятся новые. Но в его намерения это не входило. Ей следовало знать об этом.

Юнис больше ничего не сказала ни о Холлисе, ни о Библии. Спросила, не хочет ли он добавки. На что Пол ответил отрицательно. Она убрала со стола, налила в раковину немного жидкости для мытья посуды и открыла горячую воду. У Пола появилось ощущение, что она молилась, пока мыла посуду. Он вышел в гостиную, сел в свое кресло. Может, ему стоит позвонить отцу и спросить у него совета? Но к чему лишний раз беспокоить папу? Тем более, Пол прекрасно знал, что скажет его отец: убери Библию, и пусть Бог разбирается со старейшинами. Продолжай работать и перестань забивать голову тем, что о тебе подумают несколько брюзжащих стариков. В церкви всегда есть враждебно настроенные люди, мужчины или женщины, которые жаждут разнести на части то, что ты пытаешься построить.

Но Юни, Господи? Юни никогда раньше не спорила со мной.

Кто найдет добродетельную жену? Цена ее выше жемчугов[27].

Юнис — само воплощение добродетели. Разве не за это он полюбил ее? А еще за ее голубые глаза и милую улыбку. Она воздает ему добром, а не злом, во все дни жизни своей[28]. Юнис всегда делилась с ним своими мыслями по поводу его служения Богу. Всегда поддерживала его. Всегда была его соратником, вдохновителем.

«Что стоит за всем этим, Пол?»

Его гордыня, вот что она имела в виду, и вопрос этот больно задел его. А что можно сказать об этих двух почтенных старцах? Разве они не находятся во власти гордыни? Холлис беспардонно ведет себя с тем, кто выше его по должности. На собраниях церковного совета они с Отисом половину отведенного времени тратят на пустую болтовню о прошлом, а не на обсуждение насущных нужд церкви. Неужели он обязан уступать им каждый раз, когда они требуют оставить в церкви все как есть, без изменений? Гордыня поработила обоих стариков, и они просто не хотят слушать его доводы.

Полу же хотелось, чтобы они отошли в сторонку и позволили ему свободно, без помех, реформировать и расширять эту церковь. Чтобы они прекратили вставлять палки ему в колеса и просто работали с ним бок о бок. Чтобы Сентервилльская христианская церковь стала маяком для всех горожан. А еще им следует выказывать ему уважение, ведь он пастор.

Юнис вошла в гостиную. Положила руку ему на плечо, наклонилась и поцеловала.

— Я люблю тебя, Пол.

Прошла в комнату Тимми и напомнила сыну, что пора собирать игрушки и принимать ванну. Тимми обожал плескаться. Вскоре послышалась его беззаботная болтовня под аккомпанемент пущенной из крана воды. Юнис весело смеялась и шутила.

Пол положил руку на Библию.

Ты знаешь, что я пытаюсь сделать здесь, Иисус. Когда я пришел сюда, эта церковь была полностью лишена жизненной силы. Она была похожа на долину смерти. И именно поэтому Сэмюель искал нового пастора. Старейшины знали о возникшей проблеме. Ты привел меня сюда, чтобы изменить ситуацию. Так почему же на каждое мое действие они отвечают противодействием? Почему они брюзжат, придираются ко мне и относятся с недоверием к любым переменам, как старые сварливые бабки?

Тимми с мокрыми аккуратно зачесанными назад волосами и с книжкой под мышкой чинно вошел в комнату. Пол был совсем не в том расположении духа, чтобы в миллионный раз читать «про маленький паровозик».

— Не сегодня, Тимми. — Мальчик подошел ближе и настойчиво протянул книжку. — Я сказал: нет. — В дверях появилась Юнис. — Можешь немного помочь мне? Невзирая на несметное количество книг в его владениях, он хочет читать именно эту. Опять.

— Эта его любимая. — Юнис улыбнулась и села на краешек дивана. — Твоя мама как‑то рассказывала, что у тебя была любимая книжка «Кролик Питер». И читала она ее, должно быть, тысячи раз.

Пол вспомнил и сменил гнев на милость.

— Ладно, Тимми.

Он посадил сына на колени, открыл книгу. Чем скорее он прочитает книжку, тем скорее малыш отправится спать. Полу не терпелось вернуться к размышлениям о более важных делах. Ему было не до приключений игрушечных локомотивов и примерных мальчиков и девочек.

— У меня получится… Смотри, пап… — Тимми попытался придержать пальчиком страницу, но Пол смахнул руку сына и перевернул страницу. — У меня получилось бы…

Пол захлопнул книгу и швырнул ее на кофейный столик.

— Все. Конец. Пора спать.

Он поцеловал сына и спустил его с колен.

— Пойдем, Тимми. — Юнис протянула ему руку.

У ребенка грустно поникли плечики. Юнис взяла сына за руку, и они исчезли в коридоре. Послышался ее тихий голос:

— Папа сейчас очень занят. Нет, он не сердится на тебя.

Потом из другой комнаты донеслось чтение Юнис. То неспешное и размеренное, то быстрое и ритмичное, почти как настоящее «чух–чух» игрушечного паровозика.

Так что же я делаю, Господи?

«Что стоит за всем этим, Пол?»

Гордыня, — подумал он. — Их и моя.

Пола охватило чувство стыда за то, что он позволил себе сорваться, но понять его можно. Вот уже несколько месяцев он борется с Холлисом и Отисом, стараясь быть терпимым. Разве в таком случае стоит удивляться, что он потерял контроль над собой, когда Холлис устроил настоящий скандал из‑за исчезнувшей с кафедры старой Библии. Пол не понял истинную причину возмущения Холлиса. Может, он был несколько суховат в общении с Сэмюелем? Холлис, безусловно, кинется с жалобами к Отису, и тогда у него будут двое неистовствующих старейшин. Трое, если и Сэмюель затаил обиду. В висках у Пола отчаянно стучало.

Дверь детской едва слышно закрылась, и в коридоре появилась Юнис.

— Пойду приму ванну с пеной.

— Прости, что был несдержан с Тимми. — Пол грустно улыбнулся. — Может, ты спрячешь эту книжку на время, чтобы он позволил почитать ему что‑нибудь другое для разнообразия?

Он знал, что обидел Юнис. Она всегда рядом, всегда готова выслушать его, помочь ему, если знает чем. Пол знал, что наговорил множество неправильных, несправедливых слов Холлису. Теперь, независимо от степени взвинченности старика, Полу придется хотя бы попытаться помириться с ним.

— Позвоню Сэмюелю. Если предложение выставить эту ветошь — Библию короля Иакова — в шкафу в притворе снимет напряжение в отношениях, я сделаю это.

Юнис посмотрела на каминные часы.

— Еще не слишком поздно. Тебе не следует терять времени. — Она открыла дверь. — Пойду приму ванну. Буду молиться за тебя, Пол. У тебя все получится, если ты доверишься Богу.

«Доверишься Богу».

Пол подождал, пока не услышал звук льющейся в ванну воды. Потом поднял телефонную трубку, помедлил в нерешительности и набрал номер Сэмюеля Мейсона.

* * *

Сэмюель положил телефонную трубку.

— Итак?

Эбби приподняла брови и посмотрела на него поверх оправы своих очков. Она перестала раскачиваться в кресле–качалке, когда зазвонил телефон, и, ожидая услышать от мужа содержание разговора, все еще сидела в задумчивой неподвижности с вышивкой на коленях.

— Как поживают твои наволочки?

Каждый год Эбби готовила по новому комплекту расшитых наволочек для их дочери с зятем, а еще для своих двух правнуков.

— Прекрасно. А что это за «хорошая идея»?

— Пол хотел узнать, как я отнесусь к тому, что Библия короля Иакова будет помещена на почетное место в притворе.

Эбби широко улыбнулась:

— Да, молодчина она все‑таки. — Эбби снова взялась за рукоделие.

— Кто «она»?

— Юнис, разумеется.

— По–твоему, это ее идея?

— Ты же не думаешь, что Пол мог самостоятельно додуматься до этого? Тот, кто это предложил, отличается кротким нравом и хочет исправить положение.

— Эбби…

— Я уже много лет Эбби. Этот парень все равно что скаковая лошадь, закусившая удила.

Сэмюель ухмыльнулся:

— Что ты вообще знаешь о скакунах?

— Пол собирается поговорить с Холлисом?

— Он не сказал, но в любом случае я сомневаюсь, что Холлис сейчас в состоянии принять хоть какое‑то извинение.

— О, ты сумеешь разобраться с ним и навести мосты.

Он сделает все, что будет в его силах. Сэмюель взял книгу и притворился, что читает. На самом деле он решил помолиться о том, чтобы ему удалось навести этот мост и чтобы Полу Хадсону хватило здравого смысла воспользоваться им.

* * *

Стивен сидел за стойкой «Закусочной Чарли», медленно пил свой кофе и перебрасывался незлобивыми шуточками с Салли, когда вошел Пол Хадсон, весь мокрый от пота с прилипшей к телу футболкой. Его волосы торчали в разные стороны, спортивная куртка была повязана на талии. Пол сел на табурет рядом со Стивеном, поздоровался с ним и заказал стакан апельсинового сока.

— Сколько миль на этот раз, пастор Пол? — зазвенел голосок Салли.

— По меньшей мере пять, — отдуваясь, ответил Пол. Уголки рта Стивена чуть приподнялись в полуулыбке:

— Что вас беспокоит?

Пол глянул на него и улыбнулся:

— Человеческие взаимоотношения.

— Понятно. — Стивен приподнял свою кружку. — Жизнь — это полоса препятствий.

— Прошлым воскресеньем я налетел на одно такое препятствие и упал лицом вниз. — Пол достал из заднего кармана спортивных штанов платок и вытер лицо и шею.

— Налетели на джентльмена, который, казалось, был готов подвесить вас за ноги?

— Мимо вас ничто не проходит незамеченным?

— Я всегда настороже в незнакомом обществе. Вокруг слишком много минных полей.

— Вы впервые пришли на воскресное богослужение?

— Нет. Но давненько не был.

— Эксперимент не удался?

— Наоборот, перевернул всю мою жизнь. В хорошую сторону. Я даже не надеялся, что мне удастся испытать те эмоции, которые я испытал.

—И?

Если бы Хадсон был постарше, Стивен решил бы, что тот напрашивается на комплимент. Но пастор слишком молод, а потому наверняка знает себе цену.

— Я снова приду.

— Хорошо. — Поблагодарив Салли, Пол схватил стакан сока и наполовину опустошил его. — Вы архитектор, насколько я знаю?

— Он руководит стройкой того громадного дома на горе, — вставила Салли.

— Значит, вы знаете специалистов в строительном деле?

Так–так.

— Нескольких. — В реабилитационном центре Стивен разговаривал с парой–тройкой циников из числа повторно лечащихся от алкоголизма, которые утверждали, что церковь всегда заинтересована в прихожанах, имеющих деньги и могущих оказаться чем‑то полезными для общины. — Какие специалисты вас интересуют?

— Такие, которые могли бы изготовить шкаф–витрину.

Стивен сразу подумал о Каланче: громадного роста, на вид неуклюжий и глуповатый, он, пожалуй, был самым талантливым плотником во всей округе. Каланча изготавливал любые предметы мебели, считая это занятие своим хобби. Причем он работал только традиционными инструментами и методами.

— Возможно, знаю. Посмотрю, что я могу сделать для вас. Когда работа должна быть выполнена и сколько вы готовы заплатить за нее?

— Мне нужна предварительная оценка, а по времени — чем скорее, тем лучше.

— У меня есть один человек на примете, и делает он изумительные вещи, однако для него это приработок, а не основная работа. Если он заинтересуется, я передам ему, чтобы он заехал в церковь, а вы сможете посвятить его в детали.

— Замечательно. Спасибо.

— Не спешите благодарить, пастор. Это изделие обойдется вам в кругленькую сумму. Возможно, лучше съездить в мебельный магазин и там подыскать нужную вещь. Это будет во сто крат дешевле.

— Возможно, но думаю, это изделие должно быть особенным. Похоже, пастору Полу утерли нос, когда он налетел на это «препятствие». Стивену, пообломавшему немало копий в таких вопросах, было хорошо знакомо чувство, которое теперь испытывал Хадсон.

— Когда работаешь с людьми, всегда возникают трудности. Так уж заведено.

— Вы совершенно правы. — Пол допил свой сок. — И зовите меня Пол. — Поставил пустой стакан на стойку. — Сдается мне, что у нас с вами много общего, Стивен. Мы оба строители, и нам обоим приходится иметь дело с инспекторами, которые всегда ищут какие‑нибудь огрехи в нашей работе.

Пол достал бумажник и извлек из него приличную горсть монет, которых с лихвой хватило бы, чтобы заплатить за сок и оставить щедрые чаевые.

— С инспекторами, которые могут помешать делу, всегда стоит дружить. — Стивен развернулся на стуле и, подняв голову, насмешливо посмотрел на пастора. — Так шкаф–витрина выступает в качестве взятки, или так вы пытаетесь исправить ситуацию?

Стивен увидел, как покраснели щеки пастора, и ему стало любопытно, от смущения или от злости. Может, не стоило спрашивать. К тому же внутренние дела Сентервилльской христианской церкви его не касаются. Если, конечно, он не решит стать ее членом.

— И то, и другое. — Пол поморщился. — Говорят, и ворона — птица съедобная.

— Так‑то оно так, но уж точно не самая вкусная.

— Может, ее вкус надолго отобьет у меня охоту повторять ошибку. — Он махнул рукой на прощание. — Надеюсь вновь увидеть вас в воскресенье утром.

Пол поблагодарил Салли и вышел за дверь.

Стивен заплатил за свой завтрак и отправился на строительную площадку. Там поговорил с Каланчой по поводу шкафа–витрины для церкви и получил отрицательный ответ. Именно сейчас Каланча работал над одной вещью для своей матери.

— Если я перекинусь на что‑то другое, не доделав ее комод, она мне житья не даст.

Чем больше Стивен размышлял о просьбе Пола, тем больше ему самому хотелось выполнить заказ. На его счету были книжные полки в кабинете его дома в Гранит–Бэй и полка над камином, ставшая главным украшением гостиной. Когда Стивен учился в школе, он смастерил два предмета мебели на уроках столярного и мебельного дела. Его письменный стол с откидной доской выиграл приз на областной ярмарке. Учитель не раз говорил Стивену, что у него способности к столярному делу, но Стивен уже тогда понял, что этот путь не приведет его к богатству. За свою работу он получил меньше ста долларов. Подсчитав затраченное на стол время, Стивен пришел к выводу — дело невыгодное. Это была одна из основных причин, по которой Декер решил стать архитектором с лицензией подрядчика. И чем внушительнее заказ, тем больше можно заработать денег.

Дом Атертонов снова пополнил его счет в банке и к тому же открыл дорогу к новым проектам в этом регионе, что давало возможность усиленно работать. И все же у него оставалась уйма свободного времени. Слишком много для одинокого человека, чтобы размышлять и сожалеть об ошибках прошлого. А это только усиливало желание выпить и забыться.

Раньше ему не приходилось изготавливать что‑либо для церкви. Почему же не попробовать? Так он будет занят по вечерам.

Роб Атертон заехал на стройку вечером. Только он вышел из машины, как к дому подкатил «кадиллак». Стивен тихо застонал. Шила припарковалась рядом с машиной мужа. Они коротко перекинулись парой слов. Даже на расстоянии Стивен почувствовал, что Роб в препаршивейшем расположении духа. Может, тяжелый день на работе? Стивен надеялся, что Шила поймет, в каком плохом настроении находится ее муж, и не станет высказывать очередную бредовую идею, из‑за которой придется все снова переделывать.

Стивен искренне поприветствовал их и повел показывать дом, объясняя по ходу, насколько быстрее пойдет строительство через несколько недель после того, как проложат электропроводку, телефонные кабели, закончат работы по подведению воды, покроют стены изоляционным материалом. Затем приступят к отделке каждой комнаты. Заказ на шкафчики для кухни и ванной комнаты выполняется, а мебель привезут и установят к концу месяца. Шила уже обдумала цветовую гамму каждого помещения, выбрала кафельную плитку, ковровые покрытия, решила, как именно будут оформлены стены и какая бытовая техника установлена. Все было самого высшего качества, как того желала Шила. Не успели они войти на кухню, как она провозгласила, что желает установить морозильную камеру и плиту стального цвета вместо оговоренного черного. Стивен медленно выдохнул, стараясь держать себя в руках.

Несколько коротких эмоциональных словечек буквально соскочили с языка Роба. Стивен не смог бы более красноречиво выразить свое собственное неудовольствие.

— Все, Шила! Хватит уже! Оставьте все, как есть, мистер Декер. Больше никаких изменений. Я хочу, чтобы дом был построен до того, как я перешагну шестидесятилетний рубеж.

— Но, Роб, я говорю лишь то, о чем прочитала. Нам следует установить более современную технику.

— Я сказал, нет. Это бессмысленная трата его времени и моих денег. Да и какое тебе дело до холодильников и плит!? Ты ведь не готовишь!

Глаза ее полыхнули огнем.

— Ладно, если у меня будет приличная кухня, я буду.

— Приличная? Сама Джулия Чайлд[29] была бы счастлива готовить здесь. — Лицо Роба покраснело. — У Молли была самая простая кухня, без всяких излишеств, как у многих обычных людей, и несмотря на это у нее ровно в шесть всегда был готов и подан на стол вкуснейший обед.

— Тогда, может, тебе не следовало с ней разводиться?

— Можешь не напрягаться. Эта мысль уже сотни раз приходила мне в голову за последние три года.

Шила обомлела. Ее голубые глаза наполнились слезами.

— Ты все время меня обвиняешь!

Резко развернувшись, она покинула дом. Атертон еле слышно ругнулся. Шагнул было за ней, но потом остановился, снова ругнулся и направился в заднюю часть дома. Затем Стивен услышал, как громко захлопнулась дверца машины, взревел мотор и гравий взвизгнул под колесами.

Стивен нашел Роба в голой гостиной, которая в окончательном виде должна была выходить окнами на французский сад с бельведером и бассейном, если, конечно, планы Шилы не изменятся.

Роб посмотрел на доски и на ниши, ждущие книжных полок.

— Шила считает, что приготовить обед — значит позвонить в ресторан, где доставляют еду на дом. — Он вздохнул, плечи его опустились. — Нет никого глупее старого дурака, который решил, что он важная птица, не так ли? — Когда Роб обернулся, Стивен увидел безмерную усталость в его глазах, потухший взгляд человека, который живет под гнетом бесконечных сожалений. — Когда‑нибудь мечтали повернуть все вспять и исправить ошибки, мистер Декер?

— Все время.

— Молли — моя первая жена. — Роб снова огляделся. — Что вы думаете?

Стивен не вполне понял, о чем спрашивал его Роб, но он не собирался откровенничать с уязвленным бизнесменом, который платил почти семьсот тысяч долларов, чтобы обустроить гнездышко для своей женушки.

— Строить надо, всегда учитывая возможность перепродажи. Женщины тщательно изучают кухни, мужчины — гаражи.

Даже если они не используют эти помещения.

Атертон безрадостно рассмеялся.

— Ваша взяла, мистер Декер. Шила знает, на чем можно сделать деньги. — Глаза его были холодными, когда он оценивающе осматривал помещение. — Я бы с радостью пообещал держать ее подальше от вас, но, думаю, это невозможно.

Стивен уловил намек, скрытый за этими словами. Атертон не дурак. Он женился на женщине, которая не считала нужным хранить супружескую верность, и знал, что доверять ей нельзя. Хуже всего было то, что Роб не мог увезти ее месяца на два на Багамы, или Гавайи, или в Тимбукту. К их возвращению дом с садом был бы уже готов, и Стивен передал бы Атертону или его молодой вертихвостке ключи и ушел восвояси с последним, выписанным ему после завершения работы, чеком.

Ах, мечты, мечты.

— Я уже начинаю сожалеть, что не купил землю ближе к Сакраменто, — заметил Роб. — Чем вы занимаетесь здесь в свободное время?

— По средам я посещаю вечерние занятия по изучению Библии.

— Занятия по изучению Библии? Вы шутите? — Атертон развеселился.

— Нет, не шучу.

— Не думал, что вы христианин.

— Почему?

Атертон помедлил, оценил ситуацию.

— Вам это действительно что‑то дает?

Он уже не подсмеивался, и Стивен знал почему. Невзирая на все его деньги и власть, в его жизни царил хаос.

— Вы знаете, где я был до того, как вы наняли меня.

— В реабилитационном центре. — Роб звякнул ключами. — Послушайте, я не пытаюсь лезть к вам в душу. Просто интересно.

—Что?

— Действительно ли религия совершенствует жизнь человека?

— Религия усложняет жизнь. Бог делает ее сносной.

— И вы чувствуете разницу?

— Как между жизнью и смертью, но если хотите разобраться, вам следует посетить Сентервилльскую христианскую церковь.

— В данный момент я, пожалуй, готов испробовать все что угодно.

Стивен цинично улыбнулся:

— Примите маленький совет от человека, который не раз падал. Держитесь подальше от выпивки. Попробуйте сходить в церковь.

5.

Юнис вышла из дома и направилась в сторону церкви, чтобы порепетировать. Она видела, как Пол отъехал на машине, махнула ему рукой, но он не заметил ни ее, ни сына. Пол был на ногах с пяти утра, готовился к своему выступлению в клубе «Ротари»[30].

— Папа! — Тимми замахал руками вслед отцу.

Юнис наклонилась к сыну и погладила его по голове.

— Давай помолимся за папу. Господи, мы знаем, что Ты любишь и защищаешь нас. Мы знаем, Ты хочешь, чтобы мы всегда исполняли волю Твою. Мы просим Тебя, не оставь сегодня нашего папу, будь с ним, когда он будет выступать на собрании в клубе «Ротари». Вложи в его уста слова, которые будут свидетельствовать о его любви и вере. Пусть все, кто услышит его, станут Твоими детьми. Мы молимся во имя Твое, Господь Иисус.

— Аминь, — произнес Тимми.

Юнис поцеловала его и выпрямилась. Тимми помчался вперед, широко раскинув руки, — так он изображал самолет. Она шла за ним и улыбалась. У крыльца церкви Юнис стала доставать ключ, но потом заметила, что дверь приоткрыта. Пол никогда не оставлял церковь открытой, когда уходил из нее. Она заметила небольшой фургон на углу улицы.

— Тимми, подожди. — Она попыталась остановить сына, но он вбежал в церковь.

— А вы кто?

Юнис услышала, как мальчик обращается к кому‑то. Она торопливо поднялась на крыльцо и широко распахнула дверь.

Перед ней стоял мужчина в коричневых сапогах, потертых джинсах и клетчатой рубашке. Он катил тележку со шкафом–витриной для книг. Мужчина обернулся и улыбнулся:

— Меня зовут Стивен Декер, Тимми.

— Что вы делаете? — Мальчик подошел ближе.

— Устанавливаю шкаф для церковных книг.

— Какой красивый, мистер Декер. — Юнис с восхищением рассматривала гнутые ножки изделия, украшенные резными листьями и гроздьями винограда.

— Зовите меня Стивен. — Он протянул руку над застекленными дверцами шкафа.

От того, каким тоном были сказаны эти слова, ее бросило в жар. Быстро взглянув Стивену в глаза, Юнис опустила голову и положила руку на плечо сына, потом произнесла:

— Может, нам стоит зайти позже, чтобы не отвлекать мистера Декера от работы?

Тимми сбросил ее руку с плеча.

— Мама каждое утро играет на пианино. — Он замер, указывая на руку мужчины: — Бо–бо?

— Что, прости? — спросил Декер.

— Палец.

— А, я ушиб его. — Стивен хитро улыбнулся, глядя на Тимми.

— Я тоже как‑то прищемил палец дверью.

— А я ударил по нему молотком. — Стивен вытащил из‑за пояса молоток. — Как раз вот этим.

— Как же это получилось?

— Сам не знаю. Отвлекся, наверное. А когда работаешь, отвлекаться нельзя.

— Болит?

— Болит так, что… — Стивен замолчал, глядя на Юнис. — Ну, больно. Очень больно.

— Вам нужен пластырь. У мамы есть упаковка с героями «Улицы Сезам».

— Спасибо за заботу, Тимми. — Стивен смотрел на Юнис, широко улыбаясь. — Боюсь, меня не поймут коллеги, если на моем пальце будет красоваться лейкопластырь с Большой птицей[31].

— Представляю, какие у вас могут быть проблемы, — улыбнулась она в ответ.

— Лучше не иметь их. Юнис шагнула к сыну:

— Пойдем, Тимми.

— Пожалуйста, не откладывайте свою репетицию из‑за меня, миссис Хадсон. Я с удовольствием послушаю вас.

Впервые Юнис смутилась оттого, что ее игру будут слушать.

— Я делаю много ошибок.

— Честное слово, я никому не скажу, — улыбнулся Стивен.

— Тогда обещайте не отвлекаться и работать внимательно.

Он заткнул молоток за пояс таким движением, каким обычно гангстеры в фильмах убирают свои пистолеты.

— Обещаю.

Юнис прошла к инструменту. Когда Тимми принялся играть со своими игрушками, которые она хранила в корзине под передней скамьей, она села за пианино и начала музицировать. Пальцы не слушались ее, потому что этим осенним утром было холодно. Но она проиграла гаммы, потом аккорды.

И наконец заиграла все, что ей вспомнилось: фрагменты из гимнов, мюзиклов, шлягеров, классических произведений и своих собственных сочинений. Все эти разрозненные отрывки, соединялись, плавно перетекая из одного в другой, и отражали ее душевное состояние в настоящий момент жизни.

Пол называл такие выступления Юнис «импровизациями души».

Став пастором, он перестал слушать ее игру. Не хватало времени. Интерес к ее музыке он проявлял только в том случае, если дело касалось воскресных богослужений. С того момента, как они переехали в Сентервилль, он просил ее играть лишь то, что могло привлечь людей в его церковь. Некоторые из почтенных прихожан даже осторожно высказывали ей свое недовольство тем, что в храме не звучали те гимны, которые она исполняла раньше.

Но Юнис была не в силах признаться им, что музыку выбирает Пол. Иначе это сильно осложнило бы отношения между ее мужем и старейшими членами общины. И, конечно, жене не следует возражать мужу, который призван на служение в церковь. Они с Полом должны являть собой образец для подражания в том, что касается и семейной, и общественной жизни.

— Печальная музыка.

Взволнованная этими словами, она опустила руки и увидела Стивена во втором ряду.

— Вас так сильно захватила игра.

— Я думала, вы уже ушли.

— «Надеялась», вы хотели сказать.

— Нет, я не это имела в виду.

— Зря я прервал вас, лучше бы дослушал ваше выступление до конца. А что вы играли?

— Все понемногу.

— Никогда не слышал ничего подобного.

— И вряд ли услышите. — Юнис никак не удавалось справиться со смущением.

— Эта музыка идет из вашей души.

— Так я отдыхаю и репетирую. Играю все подряд.

— Я узнал все, кроме последнего отрывка. Кто автор?

— Я не помню.

Она отвернулась и открыла ноты.

— Уверен, что помните. Вы слишком скромны, чтобы признаться в том, что это ваше сочинение.

Стивен направился к выходу, а Юнис глазами проследила за ним. Он был хорош собой, и в том, как он смотрел на нее, было нечто такое, что Юнис не могла четко объяснить. Она испытывала волнение в его присутствии. Чтобы отвлечься от мыслей о Стивене, она принялась играть, на этот раз по нотам. Это был современный гимн. Он был предназначен для особо тожественных случаев. Такую музыку еще не доводилось слышать здешним прихожанам. Юнис спросила мужа, почему он выбрал именно этот гимн, на что Пол ответил: «Они должны привыкнуть к такой музыке». Конечно, этот гимн был чудесный, но и четыре сотни других гимнов в сборниках, разложенных на полках перед скамьями, были не хуже. Юнис не составило труда запомнить его. Слова были понятны, точны и просты. Любому ребенку было под силу выучить его наизусть после первой репетиции.

— Скучно!

— Простите?

— Вы слышали, что я сказал. Это монотонно.

— Что вы имеете в виду? Что значит монотонно? — Юнис пожалела, что Декер не ушел и не дал ей спокойно порепетировать.

— Монотонный — значит лишенный разнообразия и перемен.

— Но слова…

— Я знаю слова.

— Это самая современная музыка, мистер Декер.

— Современная не значит талантливая, миссис Хадсон.

— Этот гимн обращен к молодому поколению.

Юнис почувствовала, как румянец выступил у нее на щеках, когда Стивен рассмеялся.

— Вам исполнилось тридцать четыре, и вы уже представитель старшего поколения. Так, миссис Хадсон? По–моему, двадцатилетним этот гимн покажется покрытым пылью.

— Он растолковывает основы Божьего учения. Дает людям духовную пищу. Они будут вспоминать его всю неделю. Теперь у нас так много разных возможностей, чтобы послушать музыку. А еще пятьдесят лет назад церковь была единственным местом, куда люди ходили, чтобы послушать и спеть гимны и получить от этого удовольствие.

— Не думал, что мы ходим в церковь для удовольствия.

— Не только для этого, конечно. — Юнис стало не по себе оттого, что их разговор принял такой оборот. — Разве вы не испытываете удовольствия от того, что вы христианин?

— Я не стал бы употреблять слово удовольствие. А вы пытаетесь поймать меня на слове, миссис Хадсон?

— Нет, просто любопытно.

— Мне тоже. Так почему же вы не сыграете то, что сочинили сами?

— Эти произведения недостаточно хороши.

— Но лучше того, что только что прозвучало.

— Что ж, спасибо. — Юнис не придала его похвале большого значения.

— По–моему, вы струсили.

— Если хотите знать, то ни одно свое произведение я еще не довела до конца. — Никогда ранее ей не приходилось встречать мужчину, который так сильно волновал и смущал ее.

— Почему? Вы не производите впечатления человека, который легко отступает от своих намерений.

— Я не собираюсь отступать. — Юнис хотелось закончить разговор. Пол и Тимми ждали ее. — Просто сейчас не время. Поговорим как‑нибудь в другой раз. Может быть.

— Когда ваш муж уйдет на пенсию, а сын вырастет и покинет вас?

Строгий тон Стивена заставил Юнис поднять голову. Она увидела, что он стоит в конце прохода, прислонившись боком к скамье, скрестив на груди руки. Почему он так настойчиво лезет ей в душу?

— Моя музыка не так важна, как мой муж и сын.

— Хорошая отговорка. По–видимому, невозможно состоять в браке и одновременно оставаться той личностью, которой хочет видеть вас Господь. — Стивен выпрямился. — Извините, что отвлек вас от репетиции. — Он взял свою куртку и вышел.

Слова Декера взволновали Юнис. Временами ее охватывало беспокойство. Она чувствовала, что в ее семейной жизни происходят некие перемены. По вечерам Пол был занят. Он принимал все приглашения на все мероприятия, связанные с проповедью Слова Божьего. Но что он делал в действительности? Проповедовал Евангелие или завоевывал признание своей паствы? Или эти вещи взаимосвязаны? Иногда Юнис не могла найти ответ на этот вопрос.

Пол с головой ушел в строительство нового храма, и ей казалось, что ничего важнее для него уже не существовало. Но разве на первом месте для него не должны стоять жена и сын?

Юнис скучала по Полу. Ей не хватало их разговоров о Боге, когда они делились полученными откровениями, их совместных утренних молитв, их прогулок, столь частых в начале их семейной жизни. Юнис скучала по нежным объятиям Пола в минуты затянувшегося утреннего пробуждения.

Она перевернула страницу нотной тетради. Нет, нельзя жаловаться на жизнь. Это только осложнит их с Полом отношения.

Пальцы опустились на клавиши пианино, и вновь зазвучали гаммы для одной руки, потом для другой, затем для обеих рук. Но музыка не давала ей сосредоточиться на исполнении обязательных упражнений. О, Господи, Господи… Юнис не находила нужных слов, чтобы помолиться, однако ее пальцы извлекали из инструмента вдохновенные звуки печали и радости, которые были красноречивее многих слов. Рождалась мелодия, которая никогда не будет записана на бумаге в виде нот, потому что это был разговор между Юнис и Богом, и никем больше.

А малыш Тимми лежал на скамье на животе, положив подбородок на скрещенные руки. Замерев, он наблюдал за мамой и слушал ее игру.

* * *

Приглашая Холлиса в свой кабинет, Сэмюель размышлял о том, на что в этот раз будет жаловаться его старый друг. На кухне Эбби готовила закуски и кофе. Она всегда говорила, что кофе с печеньем может исправить любую ситуацию. Иногда так и случалось.

Войдя в кабинет, Сэмюель предложил Холлису стул. Он был потертый, но все же более удобный, чем любимое кресло–качалка Эбби, с которого было не так‑то легко подняться. Холлис поблагодарил, сел на стул, поставил трость рядом с собой.

— Я все понял, Сэм. Все кончено.

— Скажи, что случилось!

— Я оказался вне игры. — Холлис покачал головой. — Просто устал быть бесполезным и осознавать свою старость. Тебе это самому прекрасно известно.

— Но он просто молод.

— Молодость не оправдывает неуважение.

— Я не пытаюсь оправдать Пола. Но согласись — он проявил уважение к тебе, когда прислушался к твоим словам, устанавливая шкаф–витрину в притворе. Он лично извинился перед тобой, разве не так?

— Едва ли можно назвать извинением его объяснение по поводу исчезновения с кафедры Библии короля Иакова. На самом деле Пол никогда не говорил, что сожалеет о своем поступке. И этот шкаф–витрина…

— Но он очень красив.

— Он‑то красив, зато Пол слишком расчетлив. Чем больше становится прихожан, тем меньше этот выскочка прислушивается к нашему мнению.

С сожалением Сэмюель понимал, что Холлис прав.

— В первую очередь, мы должны помнить, что Пол призван сюда, чтобы быть нашим пастором.

— Но действует он скорее как диктатор.

— Вы опять разошлись во мнениях?

— Нет. — Холлис выглядел удрученным, но не озлобленным. — Может, все дело в том, что он чего‑то недоговаривает и действует без нашего согласия? Я не знаю. Но, беседуя с ним, я вижу, что раздражаю его. Скорее всего, он думает про себя: «Что надо этому старикашке на этот раз?» Я не в силах бороться дальше. Да и за что бороться? Чтобы все было как прежде? Я совершенно не знаю новых прихожан. Кругом одни новые лица.

— Но ведь это хорошо, Холлис. Церковь растет.

— Да, и лица все молодые. — Холлис поджал губы. — Я уверен, им хочется, чтобы у руля стояли молодые старейшины.

— Им нужен лидер.

— Теперь у них есть Пол, их помазанник Божий. Сэмюелю не понравились такие слова. Он даже встревожился.

— Мы все помазанники Божьи. Каждый верующий освящен Духом Господним.

— Мы с тобой это знаем. Но послушать Пола Хадсона, так оказывается, он у нас особенный, не то что все остальные. Вот и не хочет слушать старейшин. Наверное, он удостоился аудиенции у Самого Господа Бога. Может, Пол…

— Сарказм не помогает достигнуть единства, — жестко возразил Сэмюель.

— Единства не стало в тот день, когда Генри Портер покинул наш приход. Мы были одной семьей, пока он стоял за кафедрой проповедника. Правда, его проповеди не так привлекали новых прихожан, как проповеди Хадсона, но никто не сомневался в его искренней любви к пастве.

Прежде чем войти, Эбби постучала. Она принесла поднос и поставила его на стол. Налила чашку кофе, добавила сливок и протянула ее Холлису.

— Специально для тебя принесла ореховое печенье. Знаю, ты любишь его.

Холлис взял чашку:

— Спасибо, Эбби.

Эбби тихо удалилась, закрыв за собой дверь.

— Я отказываюсь от должности старейшины, Сэмюель.

— Не делай этого, Холлис. Пожалуйста. — У Сэмюеля заныло сердце от услышанного. Как смогут двое старейшин справляться с таким числом прихожан? — Подумай, ведь каждое воскресенье приходит почти сто пятьдесят новых человек.

— Большинство из других приходов. Хадсон назначит кого‑нибудь из них на должность старейшины.

— Но мы совсем не знаем этих новых людей, Холлис.

— Я больше не могу идти на компромиссы, Сэм. Пойми меня. Холлис отставил свою чашку. Похоже, он даже не попробовал свое любимое печенье.

— И потом, мне совсем не по душе эта новая музыка. Зачем без конца повторять одни и те же четыре строчки. У меня такое чувство, что мы поем какие‑то нескончаемые заклинания. Они обезличивают церковь так же, как и Америку. Но прежде, чем ты начнешь защищать Пола, я скажу тебе, что предвижу все твои доводы. Пусть все идет своим чередом, раз церковь растет и прихожан становится больше. Но это не значит, что я готов сидеть на скамье и чувствовать себя оскорбленным.

— Ты сделал свой выбор. — Старый страж оставлял свой пост.

— Да, я написал прошение об отставке и отослал его до визита к тебе. — Холлис не осмелился поднять глаза. — Я знал, что если этого не сделаю, тебе удастся меня переубедить. Но время пришло, Сэм. — Глаза его увлажнились. Холлис отвернулся, взял чашку, но губы его так дрожали, что, делая глотки, он не мог скрыть своего волнения. — Я должен предупредить тебя — Отис тоже подал прошение об отставке.

У Сэмюеля внутри все сжалось и к горлу подступил ком. О, Боже! неужели я один остаюсь бороться?

— Я очень сожалею об этом. — Голос Мейсона прозвучал подавленно. Наверное, для Пола было неважно, что двое из трех старейшин покидают церковь из‑за его новых методов привлечения верующих. Этот молодой человек производит впечатление сильной личности. Хотя по некоторым данным, которые Эбби получила от Юнис, такое впечатление могло быть обманчивым. Всю свою жизнь Пол жил в тени отцовской славы. Может, причина была в этом? Может, Пол боялся, что не добьется успеха?

Однако сейчас все мысли Сэмюеля были о его старом друге, с которым он прослужил в церкви так много лет.

— Куда ты будешь ходить на богослужения?

— Скорее всего, в свою гостиную. Водить машину я уже не могу, да и Отис не может надолго отлучаться, пока Мэйбл так плохо себя чувствует. — Холлис усмехнулся. — Буду слушать телепроповедников. Слава Богу, этих программ предостаточно в течение всей недели. Так что меня ждут проповеди по ящику. Сделай пожертвование и получи благословение.

— По телевизору можно услышать и хорошие проповеди. Но будь осторожен.

— Это точно. Лучше всего то, что не знаешь, какие мошенники стоят за сценой. Тебе показывают только улыбающиеся лица слушателей. Всех недовольных просят удалиться. Ты видишь блистательную команду единомышленников и их предводителя, который очень похож на Чарлтона Хестона, простирающего руку над Чермным морем[32].

— А почему бы нам не организовать занятия по изучению Библии? Пусть хотя бы для тех, кто скучает по добрым старым временам. Пригласим Отиса с Мэйбл и еще тех, кто последнее время перестал посещать службы в церкви.

— Пытаешься удержать нас в кругу семьи, Сэм?

— А мы и есть одна семья.

— Идея неплоха. Но когда и как? — Холлис оживился.

— Когда угодно. Кроме воскресенья.

— Остаешься верным своему делу?

— Пока этого будет хотеть Бог.

— Или пока Пол Хадсон не вышвырнет тебя.

* * *

Утром следующего дня Пол нашел на своем столе подписанный от руки конверт. Когда он вскрыл этот конверт, из него выпал ключ. В письме была всего одна фраза: «Более не считаю для себя возможным оставаться на службе при Сентервилльской христианской церкви. Отис Харрисон».

С тяжелым чувством Пол сел в кресло. Подавленный, он машинально перебирал почту, и ему на глаза попалось письмо от Холлиса Сойера. «Очередной список жалоб», — подумал Хадсон, открывая конверт. В письме было сказано: «Все мои попытки найти с вами общий язык провалились». О каких попытках он говорит? О попытках вставлять палки в колеса? Даже приглашение на работу Стивена Декера он не оценил. Неужели старик не понимает, как дорого стоил этот шкаф–витрина и что деньги пришлось взять из сбережений, оставленных на учебу Тимми? Но когда Пол прочитал следующие строки, его злость исчезла. Далее в письме говорилось: «Я предан церкви с давних пор. С тех пор, когда вас еще на свете не было. Но теперь мне нет в ней места. Да и о каком месте может идти речь, если ты не угоден пастору? Вы не оставили мне другого выбора, кроме как уйти в отставку, сохранив при этом хотя бы достоинство».

У Пола сжалось сердце, он перечитал письмо еще раз. От отчаяния и разочарования, которыми было проникнуто послание Холлиса, его охватило раскаяние. Старейшина не объяснил, что́ заставило его написать такое письмо, напротив, он свалил все в одну кучу, чтобы посильнее ударить Пола. В итоге двое из трех старейшин, которые призвали Пола Хадсона на служение в Сентервилльскую христианскую церковь, сказали, что он не оправдал их надежд. Пол молил Господа о прощении. Он вовсе не пытался избавиться от прежних служителей. Просто просил не мешать ему. Он стремился возродить церковь, конечно, при их участии и поддержке. В действительности же и Отис, и Холлис не переставая критиковали все его начинания и отвергали все новое. Теперь придется объяснять причину ухода двух старейшин, чтобы избежать нежелательных пересудов.

По крайней мере, у него появилась возможность самостоятельно выбрать кандидатов на две освободившиеся должности.

Господи, пошли мне единомышленников, чтобы вместе с ними я смог превратить Сентервилльскую христианскую церковь в величественный храм, прославляющий Тебя.

Пол молился больше часа, но после молитвы почувствовал себя еще более истощенным. Пару раз ему казалось, что слова, обращенные к Богу, поднявшись до потолка, возвращались к нему обратно. Потом Пол открыл ящик стола, в котором хранил список прихожан церкви. Отметил в нем два имени, верша судьбы этих людей подобно Господу Богу. Эти двое перешли в Сентервилльскую церковь из соседних приходов, где один служил диаконом, другой — старейшиной.

Марвин Локфорд и его жена Лавонн жили к северу от Сентервилля в двадцати минутах езды, так что добираться до церкви не составляло для Марвина никакого труда. Он работал менеджером в местной фирме, занимающейся недвижимостью, и успешно продвигался по служебной лестнице. «Мы ищем общину, которая была бы так же глубоко предана Господу, как мы с женой», — говорил Марвин, беседуя с Полом полгода назад. Тогда они сидели в кабинете Пола вместе с Лавонн и обсуждали вопросы веры и предстоящее воскресное собрание.

— Честно говоря, Пол, Сентервилльская христианская церковь произвела на нас жалкое впечатление, когда мы побывали в ней однажды, — рассказал он Полу. — Старик, который что‑то бубнил с кафедры, прихожане, поющие гимны столетней давности. Мы решили отправиться на север, в ту церковь, которую хорошо знали. Но из‑за дальности расстояния она нам не подошла. А нам так хотелось стать членами достойной общины, чтобы посещать воскресные собрания. И когда мы узнали о приезде нового пастора в Сентервилльскую церковь, то решили прийти еще раз. Теперь нам все нравится. Мы полностью удовлетворены.

Щедрая финансовая поддержка, которую оказали церкви супруги, убедила Пола в правильности своего решения, и он поставил крестик напротив фамилии Локфорд.

Следующим кандидатом на должность старейшины, которого Пол отметил, был Джеральд Боэм. Его жена Джесси работала медицинской сестрой в одной из школ на юге Сентервилля. Сам Джеральд занимал пост финансового консультанта в крупной фирме в Лос–Анджелесе. Недавно он решил открыть собственное дело, и, похоже, его бизнес процветал, судя по новенькому «ягуару».

Пол, постукивая карандашом по столу, размышлял о необходимости позвонить прежним пасторам Локфорда и Боэма и попросить у них своего рода рекомендации. Но что о нем подумают, когда узнают, что он наводил справки о своих братьях во Христе?

На самом деле для успешной работы Полу было нужно больше людей — трех старейшин явно не хватало. В Сентервилльской христианской церкви уже лет десять не было диакона из‑за малого числа прихожан. Поэтому старейшины занимались всем: от мелкого ремонта, организации консультаций для членов общины до управления финансовыми делами церкви. Теперь количество прихожан увеличилось, и церкви понадобился человек, который должен был следить за содержанием мебели и сантехники, ухаживать за церковным садом. У самого пастора были дела поважнее. Вот если бы новые старейшины организовали воскресные занятия по изучению Библии для взрослых, а их жены — для детей, это стало бы дополнительным плюсом для церкви.

Диаконы помогут сэкономить деньги — не надо будет нанимать профессионалов. Лучше пустить сэкономленные средства на покупку новой аудиосистемы, учебников и молитвенников, знамен на стены, подушек на скамьи, видеомагнитофонов. Раньше Пол сам занимался мелким ремонтом. Надо признать, что Сэмюель Мейсон помогал ему по мере своих возможностей, но человеку в таком почтенном возрасте свойственна медлительность и осторожность. Пол был вынужден торопить Мейсона, при этом пастор понимал, что сам слишком много времени тратит впустую. Ведь он, Пол, призван решать глобальные задачи — заниматься духовным образованием паствы, проводить встречи с влиятельными представителями церковного братства, устанавливать прочные связи Сентервилльской христианской церкви с внешним миром.

Все кандидаты на должность диакона были людьми семейными и с детьми, за исключением одного. Их жены были вполне способны самостоятельно приносить пользу церкви. Эбби Мейсон уже задействовала нескольких женщин в воскресной школе для детей младшего возраста, но все равно людей не хватало. Эбби, конечно, была безукоризненна, но ее методы заметно устарели. Ученикам средних и старших классов следует рассказывать более современные истории для иллюстрации библейских принципов, а не избитые легенды о Давиде и Голиафе, о Моисее, разделяющем воды Чермного моря, и Данииле, брошенном в львиный ров.

Чем больше Пол думал, тем больше он убеждался в том, что отставка Отиса и Холлиса была продиктована Самим Господом Богом, и это приводило его в восторг. Их уход ознаменовывал начало новой эры в истории Сентервилльской христианской церкви. Теперь не придется отстаивать новую музыку, добиваться выполнения новых правил! Прекратят сравнивать его с прежним пастором Генри Портером!

Конец бессмысленным многочасовым собраниям, заканчивающимся ничем!

У Юнис достаточно сил и опыта, чтобы организовать хор из взрослых и детей. А еще она сможет сочинить кантаты[33], и это привлечет больше людей на Рождество и Пасху. Благодаря достойным программам случайные посетители могут превратиться в постоянных прихожан.

Господи, дай мне пять лет, и я превращу эту церковь в самую влиятельную в нашей округе!

Воодушевленный, Пол снял трубку телефона. По церковным правилам ему следовало проинформировать Сэмюеля Мейсона о предстоящих переменах. Но, узнав о планах пастора, старейшина непременно попытается уговорить его вернуть Отиса и Холлиса. Ни за что! Пол не хотел, чтобы они возвращались. Поэтому он сообщит Сэмюелю о переменах, как только получит согласие новых кандидатов. Если поступить наоборот, придется потерять много драгоценного времени на выслушивание предостережений, проверку досье, поиск рекомендаций. Одно было ясно для Пола: церковь не может нормально работать с одним пастором и одним старым упрямым старейшиной.

Хадсон набрал номер Марвина Локфорда.

— Конечно, согласен. — Марвин был счастлив получить такое предложение. — Раньше я служил старейшиной и хорошо знаком с подобной работой.

Звонок Джеральду Боэму дал аналогичный результат.

— Для меня большая честь служить в вашей церкви.

Пол объяснил, что окончательное решение будет принято после голосования прихожан. Но, по его мнению, никаких проблем не должно возникнуть, голосование будет проходить при подавляющем большинстве молодых членов общины, а новенькие поддержат большинство.

Пол почувствовал дискомфорт в желудке. Наверное, съел что‑то не то утром. А ел ли он вообще? Он досмотрел до конца почту, выбросил рекламные листовки в корзину для бумаг, но брошюры о развитии церкви просмотрел внимательно. Сделал записи в своем блокноте, который хранился в правом верхнем ящике. Зазвонил телефон, и через три звонка включился автоответчик. Пол терпеть не мог эту записывающую машину, пользовался ею по необходимости. Иначе ему пришлось бы все свое время тратить на разговоры. А его задача состоит в том, чтобы читать проповеди и готовиться к ним.

Кто ему действительно нужен, так это помощник, разделяющий его взгляды на жизнь и достаточно опытный, чтобы взять на себя часть его обязанностей. Пол взглянул на финансовый отчет. Объем пожертвований возрос, конечно, благодаря его проповедям, обращенным к новым прихожанам. Вероятно, первым заданием для новых старейшин станет поиск такого помощника. Но в первую очередь необходимо увеличить его собственное жалование и жалование Юнис, чтобы у них появилась возможность переехать в собственный дом. Не обязательно очень большой. Трех спален будет вполне достаточно. Но кабинет для работы должен быть обязательно. Тогда он сможет уделять больше времени жене и сыну. А дом при церкви перешел бы помощнику пастора.

Но он слишком размечтался.

Пол составил список мужчин, которые могли бы занять должность диакона. До полудня он связался с половиной из них. Потом отправился домой на ленч. Пол не стал рассказывать Юнис о Холлисе и Отисе. Она расстроится и захочет узнать детали, а у Пола не было желания говорить на эту тему. Он также не рассказал жене ни о Марвине и Джеральде, ни о том, что составляет список кандидатов в диаконы. Он поговорит с Юнис сегодня вечером, после того, как свяжется со всеми ними, и до того, как разнесутся слухи и она узнает новости от кого‑нибудь другого. От Эбби или Сэмюеля, например. Ему еще предстоит подготовить все необходимое для проведения голосования. Если все пройдет гладко, то после воскресной службы можно будет собрать членов общины и принять решение по поводу новых старейшин. Возражений не должно быть, так как нужды церкви всем хорошо известны. А в будущем году можно будет принять в штат диаконов и диаконисе.

— У тебя все в порядке, Пол?

— Все отлично.

Он съел бутерброд, выпил стакан томатного сока. Ленч был закончен.

— Сегодня вечером у меня запланировано несколько встреч. Буду поздно.

Личный визит пастора может сделать гораздо больше, чем телефонный звонок.

— Твой ужин держать подогретым?

— Нет. — Он вытер рот салфеткой и бросил ее на стол.

Надо зайти к Чарли, чтобы застать у него Стивена Декера. Салли говорила, Декер завтракает и обедает у них. Погруженный в свои мысли, Пол на ходу поцеловал Юнис.

— Ну, пока. Ужинайте без меня.

— Тебя совсем не бывает по вечерам.

— Ну, а что делать?

Он потрепал Тимми по волосам:

— Слушайся маму.

— Пол?

— Что, дорогая?

— Задержись хоть на полчаса. Даже у бизнесменов ленч длится целый час.

— Я не бизнесмен. — Она лучше других должна его понимать, сама дочь пастора. — Безумно много работы, и я едва успеваю. У тебя что‑нибудь важное?

— Нет, не очень.

— Тогда поговорим вечером.

Он еще раз поцеловал жену. Конечно, он все ей расскажет… но не сейчас, а попозже, когда все определится.

Стивен Декер был крайне удивлен, увидев Пола Хадсона в «Закусочной Чарли» в обеденное время. Если бы у него была такая жена, как Юнис, он не стал бы обедать в кафе, пускай бы она даже кормила его хот–догами или макаронами с сыром. Стивен кивнул пастору и удивился, когда тот подошел.

— Не возражаете?

— Присаживайтесь. — Стивен собрал все документы со стола. — Проблемы с женой?

— Нет. На самом деле я пришел поговорить с вами, — засмеялся Пол.

— Сам пастор пришел поговорить. Дело серьезное. Понятно, что пастор не случайно здесь оказался и не для того, чтобы просто поболтать.

— Я ищу достойного человека на должность диакона.

— Вы полагаете, у меня есть необходимые качества? — Стивен откинулся на спинку стула.

— Да, я так полагаю.

Декер сразу понял, что Юнис не рассказала мужу про их короткую беседу в зале собраний, и это еще больше возвысило эту женщину в его глазах.

— Вы ничего не знаете обо мне, кроме того, чем я зарабатываю на жизнь и что я могу по сходной цене изготовить шкаф–витрину. Или вам нужен временный рабочий, который трудится дополнительно по вечерам и субботам?

Пастор Пол не стал лукавить.

— Рабочий не помешает. Но дело не только в этом. Я ищу человека, преданного Богу. Того, кто горел бы желанием вместе со мной реформировать Сентервилльскую христианскую церковь, чтобы она стала такой, какой ей подобает быть.

— А какой ей подобает быть?

Пол подался вперед, желая поделиться с Декером своими сокровенными мыслями.

— О! Ей предстоит стать местом единения всех верующих в Сентервилле и всей округе. Сюда будут стекаться люди, чтобы продемонстрировать свою преданность Господу и возрасти духовно. Здесь мы будем собирать людей, обладающих пламенной верой в Господа, и вдохновлять их на то, чтобы они выполнили Его Великое поручение, на то, чтобы они шли и учили все народы[34].

Грандиозно! Пол далеко замахнулся!

— Понимаете, Стивен, в Большой Калифорнийской долине можно найти последователей самых разных религий мира — от ислама до буддизма. Но христианских церквей мало, и те жалкие, со своими скучными, неинтересными программами по привлечению верующих. Нужны свежие силы и новые идеи, которые помогут нам построить истинную церковь Христову и войти с ней в двадцать первый век.

Идея настолько взволновала Стивена, что он даже закрыл свои папки и бросил их в портфель. Как хорошо ему было знакомо это чувство, этот порыв. И что бы он сам сейчас делал, если бы не церковь? Где бы он сейчас находился? Пил бы в баре. «Я всей душой за возвращение к Богу».

— Вот что я думаю.

— Но прежде вы должны узнать причину, по которой я не могу быть диаконом.

— И что же это за причина? — Пол нахмурился.

— Я алкоголик. Был алкоголиком. Полгода находился в реабилитационном центре. Пока я лечился, моя жена развелась со мной, забрала с собой нашу дочь и получила право опекунства над ней.

Декер заметил, что на лице пастора появилось выражение озабоченности. Наверное, сейчас Хадсон прокручивает в голове варианты отступления от задуманного.

— И как долго вы не прикасаетесь к спиртному?

— Одиннадцать месяцев, одну неделю и три дня.

Можно подумать, пастор знает, как сложно оставаться трезвым.

— В Библии сказано, что диакон не должен быть пристрастен к алкоголю[35]. А так как на данный момент вы не злоупотребляете спиртным, то я не вижу причин, по которым должен исключить вас из списка претендентов. Если бы Богу могли служить только те, кто ведет исключительно праведный образ жизни, у нас вообще не было бы служителей. Что вы скажете? — Пол ухмыльнулся. — Так вы хотите участвовать в строительстве церкви Господней?

— Да, — медленно проговорил Стивен, — вы можете на меня рассчитывать.

— Отлично. — Пол протянул ему руку: — Тогда добро пожаловать на борт.

Стивену показалось, что в эту минуту он заключил некий договор с пастором.

— Итак, я подготовлю прошение, и на предстоящем собрании мы проведем голосование. Проблем не должно быть. Как только уладим все формальности, сразу можно будет приступать к делу.

Вот что значит профессиональный подход — еще один член общины завербован.

Салли принесла заказ Стивена.

— Вы пообедаете у нас, пастор Пол?

— Если Стивен не возражает против моей компании. Я плачу, конечно.

— Ни в коем случае, — возразила Салли, — все за счет заведения. Она ушла и вернулась, держа в руках меню.

— Я слышал, ваша закусочная славится пирогами с мясом, — улыбнулся Пол.

— Стейк гораздо лучше.

— Тогда стейк, пожалуйста. С кровью.

— На гарнир грибы?

— Конечно, почему нет?

— Отлично.

Она удалилась и сразу передала повару заказ. Стивен внимательно изучал Пола. Удивительно, что такой молодой пастор возглавляет церковь.

— Как вы оказались в Сентервилле?

Пол рассказал Стивену о болезни своего предшественника и о телефонном звонке декана университета, который он окончил вместе с Юнис.

— Я в то время работал в церкви на Среднем Западе. Но понимал, что Богу угодно, чтобы я занял это место. Когда мы прибыли, я почувствовал, что люди томятся духовной жаждой. Они уже давно не утоляли ее. Нельзя сказать, что Генри Портер не справлялся со своими обязанностями. Нет, он выполнял их добросовестно. И прихожане свято верили ему и были бесконечно преданны. Но все‑таки им был нужен новый лидер.

— И они его получили. А сколько вам лет?

— Я молод, но опыта у меня достаточно. Я — сын проповедника.

— Понятно. — Стивен знал, что это означает. — И вы пошли по дороге, которую до вас проложили другие?

— Я думал на этот счет, но не решился воспользоваться преимуществом. Я никогда не хотел ставить родителей в затруднительное положение. Более всего я хотел служить Богу. Когда мне было семь лет, я посвятил себя Христу.

— Вас крестил отец?

— Нет, моя мать. Отец сделал это позже. Официально, так сказать. Не помню, где был отец, когда я открылся матери. Она отвела меня в ванную комнату и тут же крестила прямо в ванне с водой. — Пол рассмеялся. — Она всегда была как‑то в стороне от традиций.

— Но это тоже вам засчитали, — смеясь, поддержал его Стивен.

— Отец крестил меня в церкви перед всей паствой на Пасху. Стивен заметил, что пастор углубился в воспоминания и стал торжественным и серьезным. Но Пол быстро вернулся в реальность и продолжил:

— Я рос, постоянно наблюдая за строительством церкви. Мой отец вместе с мастерами построил великолепное здание на тысячу человек. Может, вам доводилось слышать о Дейвиде Хадсоне?

— Нет, боюсь, что я не слышал.

— Его проповеди транслировали по телевизору. Мой дед тоже был пастором. Не очень успешным, правда. Он был странствующим проповедником.

— Значит, этот дар вам достался по наследству.

— Какой дар?

— Красноречия. Вам же известна причина, по которой люди приходят в Сентервилльскую христианскую церковь.

Полу польстила такая похвала, хоть он и попытался скрыть это.

— У меня в мыслях нет ничего, кроме служения Богу.

— Так и должно быть.

Салли принесла салат и стейк. И они еще долго сидели и говорили о церкви, о доме Атертонов, о том, что Стивен уже построил, и о той программе, которую Пол пытался воплотить в жизнь.

Стивен не перебивал пастора. Пол мечтал расширить Царство Божье, и эта мечта захватила Стивена. Ему было крайне необходимо чувствовать себя постоянно занятым. Чтобы построить дом или административное здание, требовалось примерно полгода. Всего лишь шесть месяцев… Если все оставшееся время посвятить возведению церкви, то можно будет отдать себя этой работе целиком. Этот грандиозный проект потребует много времени, сил, новых идей. Какая уникальная возможность спроектировать и построить храм! Каким величественным он будет!

Чем больше Декер слушал Пола, тем больше ему хотелось принять участие в том, что происходило в церкви. Выходцы из разных социальных групп, теперь они были объединены одним стремлением: построить то, что будет жить в веках.

В поисках земли обетованной

_6.

1992

Юнис до предела была измотана подготовкой к Рождеству. Она не была уверена, что сможет выдержать такое сильное напряжение до новогодних торжеств. Репетиции ее третьей кантаты шли неплохо, но без обычных перебранок между исполнителями не обходилось. По мере приближения праздника напряжение нарастало.

Юнис постоянно приходилось напоминать некоторым участникам, что создание костюмов — это тяжелый труд. Она призывала их быть терпеливыми и снисходительными к двум достойным авторам рождественских костюмов. Просила быть благодарными и перестать жаловаться на неудобства. Их выступление не должно быть похоже на бродвейские мюзиклы. Все пришедшие на торжество должны будут понять истинное значение Рождества — дня, когда родился Сын Божий, Иисус Христос. Однако три участницы на протяжении всех репетиций ворчали и выражали свое недовольство костюмами ангелов. Но то, что они предлагали, скорее подошло бы для карнавального шествия.

К счастью, репетиция закончилась. У Юнис раскалывалась голова, ломило все тело. Как только последний участник покинул помещение, Юнис погасила свет, закрыла репетиционный зал и вошла в алтарную часть церкви. Она упала на колени и начала молиться. Но ее обращение к Богу было мало похоже на молитву. Неужели она обратилась к Господу, чтобы жаловаться на тех, кто постоянно ворчит?

О, мой Бог! Раньше я так любила Рождество. Когда я была маленькой, мы с друзьями пели рождественские гимны с искренней радостью. Никого не волновало, что наши платья были куплены в дешевых магазинах. Нас слушали с восторгом. Однажды меня даже пригласили в дом, чтобы угостить горячим какао и домашним печеньем.

Юнис тихонько запела: «Послушайте, ангелы песню поют и славят рожденного Христа…»

Она пропела гимн, который через два дня будет петь хор, если, конечно, три участницы не покинут его. Им не нравится, как сидят их костюмы, их не устраивает размер крыльев и количество блесток на них! «Мы хотим быть неотразимыми!» Неужели они не понимают, что рождественские гимны не об их красоте и не о том, как они смотрятся на сцене! Они будут петь о величии Бога и Его любви к людям. А получается, что участниц хора беспокоит все что угодно, но только не простота и красота праздника Рождества Христова. Вместо представления, свидетельстующего об их любви к Богу, может получиться голливудская штамповка.

Прости меня, Господи, пожалуйста. Ты знаешь, как велико мое желание прославить Тебя, но, видимо, у меня это не выйдет. Я хочу любить этих женщин. Хочу их любить, как Ты любишь меня. Помоги мне.

Она еще какое‑то время провела в молитвах, потом прошла в кабинет пастора и позвонила домой. Возможно, Пол захочет помочь Тимми принять ванну.

— Где ты находишься? — Его голос прозвучал недовольно.

— Я еще в церкви. У меня была…

— Уже слишком поздно. Нужно купать Тимми.

— Я надеялась, ты это сделаешь. Ванну наполнить нетрудно. — Она попробовала свести все к шутке.

— У меня нет времени, чтобы играть с ним… или с тобой. У меня много работы.

Она хотела объяснить ему, что переутомилась во время репетиции, преодолевая упрямство трех непокорных участниц, которые были непозволительно грубы с ней. Ей необходимо восстановить силы в молитве и беседе с Богом.

— Пол, разве мне нельзя побыть здесь еще немного?

Но он уже повесил трубку.

Уязвленная и рассерженная, она вышла из церкви, закрыла дверь и направилась домой. Дома царила тишина. Пол сидел в кресле, а вокруг него были разложены книги и документы.

— Где Тимми?

— Отправил его в кровать.

—Ты же сказал, что ему нужно принять ванну.

— Я ему сказал, что утром ты приготовишь ему ванну.

— Но утром он идет в школу.

— Пусть встанет раньше, примет ванну, а потом ты отведешь его в школу. — По его глазам было видно, что он раздражен.

Она отложила папку для нот в сторону и спросила:

— Что случилось?

— Ты слишком его балуешь.

Его голос прозвучал довольно громко, и Тимми мог услышать. Неужели Пол не понимает, как он жесток и как его слова оскорбительны?

— Пол!

Он захлопнул книгу.

— Юнис! Парню восемь лет, а с ним нянчатся как с младенцем. Он хочет смотреть видео. Он хочет послушать сказку. Он хочет мыться. Он хочет, хочет, хочет…

— Он хочет, чтобы у него был отец.

— Не говори глупости! Я и так провожу с ним время.

— Пяти минут недостаточно, Пол. И тебе это должно быть известно лучше, чем кому бы то ни было.

Юнис заметила, как Пол резко изменился в лице. Она намекнула на его собственного отца, а эти намеки были для Пола как красная тряпка для быка.

— Я помогаю Тиму с уроками.

Только он забыл, что вчера прозанимался с сыном буквально пять минут, а потом отправил его к ней на кухню.

— В субботу играл с ним в бейсбол.

Да, но только десять минут, пока не прозвучал сигнал пейджера.

— Я брал его с собой в «Закусочную Чарли».

Но через час отправил его домой, потому что получил неожиданное приглашение от Джеральда Боэма сыграть в гольф в местном клубе.

— Ему будет мало, даже если я буду проводить с ним целые дни напролет. Мне никак не удается вбить ему в голову, что у меня есть обязанности.

— Не надо кричать.

Каждое слово больно ранило ее сердце. И Тимми может услышать через тонкую стенку все, что говорит про него отец. Она смотрела, как муж собирает свои бумаги.

— Ты куда?

— В свой кабинет. Туда, где я смогу поработать спокойно. Он нервно запихнул документы в свой портфель.

— Но сейчас половина десятого, Пол.

Он прошел в прихожую, где висело его пальто.

— Кто‑то из нас должен работать, чтобы кормить семью, — бросил он, надевая пальто.

Юнис сжала кулаки, когда Пол вышел на улицу, и тихо закрыла за ним дверь, все еще надеясь, что он одумается и вернется. Но он не вернулся. Тогда она зажгла ночник.

Войдя в комнату Тимми, она услышала, как он всхлипывает. Не зажигая свет, Юнис села к нему на край кровати.

— Папа любит тебя, Тимми.

— Нет, не любит.

— Очень любит. Просто у него много работы.

Везде надо успеть. Церковь нуждается в нем. У него есть приоритеты. К сожалению, Тимми в этом списке не на первом месте. И она тоже. На первом плане переговоры со старейшинами, встречи с диаконами, беседы с прихожанами.

— Сейчас ему очень тяжело, потому что…

Мальчик развернулся и кинулся к ней в объятья. Юнис крепко обняла его и нежно погладила по голове. Она сама еле сдерживала слезы.

— Сейчас все готовятся к Рождеству, всем нужен твой папа. И он обязан делать свое дело. Это его долг.

— А в Рождество он будет с нами?

— Мы будем все вместе на службе и в канун, и в само Рождество.

Если какая‑нибудь семья не вызовет его по срочному делу. Потому что в прошлом году Пола вызвали именно в тот момент, когда праздничное блюдо уже стояло на столе. Она и Тимми поужинали вдвоем. Потом позвонила бабушка поздравить с Рождеством. Прождав час, Юнис позволила Тимми распаковать подарок, и в одиннадцать часов он пошел спать. Пол вернулся заполночь. На следующий день он поздно встал и не смог уделить внимание сыну.

Но, правда, он нашел время, чтобы подготовиться к вечернему богослужению.

Неужели в этом году все повторится?

— Ты прочитал молитву, сынок? Тимми кивнул, не отрываясь от ее плеча.

Они стали молиться вместе, благодарили Бога за Его любовь и милость, за хлеб и заботу, за Сына Его, Иисуса Христа. Тимми просил Бога благословить его маму и сделать так, чтобы ее кантата имела успех. Он молился за Сэмюеля и Абигайль. За бабушку и дедушку. За своих друзей, за учителей. За всех людей на земле.

— Аминь!

— И за папу, — мягко подсказала Юнис. — Благослови его, Господи!

Шмыгнув носом и вытерев слезы рукавом, Тимми отвернулся. Прижал к себе плюшевого медведя. Свет ночника из коридора проникал в комнату, и она увидела, как вздрагивают его плечи. Он снова заплакал, уткнувшись в игрушку, пытаясь сдержать слезы и заглушить рыдания. Ее сердце не выдержало.

— Я люблю тебя, Тимми. И папа любит тебя.

Она дотронулась до его волос. Мягкие, цвета мокрого песка, совсем как у Пола.

Тимми весь сжался и плотнее закутался в одеяло. У Юнис перехватило дыхание, ее бросило в жар. Она наклонилась к сыну и поцеловала его.

— Ты мое сокровище. Я очень люблю тебя. Ты для нас с папой подарок Божий.

Поцеловала еще раз, погладила по голове, встала, поправила одеяло, чтобы он не замерз, и тихо вышла.

Сидя в гостиной, Юнис плакала, закрыв лицо руками. У Пола больше сострадания к непокорным членам его церкви, чем к собственному сыну. Пол не находит сострадания и к ней. Сколько раз она обращалась к нему за помощью, чтобы утихомирить сплетниц и любительниц поворчать, а он на ходу упрекал ее. Настаивал на том, что их надо выслушивать и приспосабливаться к ним. Главное, чтобы все прихожане были довольны его проповедями. А Юнис могла бы быть и повежливее с такими важными для церкви особами — женами старейшин. Неужели для особых людей существуют особые правила? Тогда почему Пол говорит ей о снисхождении к ним, а сам не может уступить своему единственному сыну? А может, он и не слушает ее? Если бы он слушал, он понял бы, что Тимми своим поведением безнадежно пытается привлечь к себе внимание отца. Даже негативное внимание лучше, чем его полное отсутствие. Пол легко меняет свое расписание, если ему неожиданно назначают деловую встречу или приглашают в гольф–клуб. Но ради нее или сына он никогда не откажется от запланированных дел.

Юнис, сделай то, Юнис, сделай это.

Пол только приказывает ей: организуй хор, сочини кантату на Рождество, сочини кантату на Пасху. И даже если она выполняет его указания, это не значит, что она одна должна отвечать за полученный результат. А у него вечно не хватает времени, чтобы помочь ей, потому что всегда кто‑то где‑то его ждет.

Разумеется, он занят возрождением Сентервилльской христианской церкви, но в сердце Юнис закрались сомнения. Пол с такой скоростью разрушает все старое и создает новое, что возникает вопрос, когда он успевает получать Божье благословление на это.

Тем не менее ему все удается, и церковь процветает. Любую свою удачу Пол расценивал как знак Божьего расположения и помощи. Ведь именно Божью волю он исполняет. Сентервилльская христианская церковь настолько разрослась, что Юнис терялась среди ее прихожан. По воскресеньям Пол проводил уже два богослужения, и старейшины поддержали его идею расширения штата. Рита Уилсон, работавшая офис–менеджером, дала согласие на ведение секретарской работы за минимальную плату. В прошлом месяце она спасла Пола от великого множества телефонных звонков и сэкономила ему уйму часов работы с документами.

Раньше Юнис надеялась, что у Пола появится время, чтобы проводить его с семьей, писать пособия по изучению Библии, как он это делал на старших курсах университета.

Но вместо этого Пол все дни посвящал встречам. «Единственный способ завоевать расположение людей — это дать им понять, что я за человек и что я значу». Так он стал популярен и уважаем. В беседах с мэром города Пол часто цитировал Писание, иллюстрируя Божье учение яркими примерами из жизни. Он объяснял, что хочет привлечь новых прихожан, делая упор на современную трактовку Библии, а не повторяя старые доктрины. Пол перестал проводить по средам вечерние занятия по изучению Библии, так как в середине рабочей недели в церковь приходило слишком мало народа.

Часы пробили одиннадцать.

Юнис вдруг стало стыдно, что она столько времени провела, жалуясь и перебирая все недостатки своего мужа, и ни разу не вспомнила о своих собственных.

Господи, измени мои мысли и мое сердце, избавь меня от гнева, пустившего корни в моей душе, разрушающего мой брак и отравляющего мою жизнь.

Юнис вошла в кухню, где они с Тимом большую часть времени проводили вдвоем, налила себе молока, подогрела его в микроволновой печи и села за стол.

Господи, Ты мой пастырь. Ты дал мне все, в нем я нуждалась. Свою милость и силу, любовь и водительство, чтобы я могла идти тем путем, который Ты избрал для меня. Защити меня от недругов. Я так ранима. В глубине души я понимаю, что важен только Ты, а мирские дела ничтожны. Но так легко оказаться в их плену. Сделай так, чтобы я сумела явить Твою любовь другим людям. Я хочу всегда поступать правильно, но у меня так много неотложных дел, что я не знаю, с чего начать.

Раздался звук открывающейся входной двери.

Волнуясь, Юнис обхватила руками кружку с молоком. Она услышала, как открылась и закрылась дверь гардеробной. Послышались шаги по линолеуму и усталый вздох.

— На автоответчике сообщение от Марвина. Лавонн нездорова и не будет участвовать в представлении.

— Как обычно. — Она устала от борьбы. Завтра с таким же заявлением позвонят и Джесси Боэм, и Ширли Уинк.

— Что значит «как обычно»?

Господи, помоги мне сохранить спокойствие!

— Им не нравится кантата.

— Это твой долг сделать кантату такой, чтобы она нравилась. Ты хоть понимаешь, сколько проблем доставила мне тем, что не смогла держать ситуацию под контролем?

— Ты обвиняешь меня в том, что я не в силах изменить.

— Ты отвечаешь за представление. Ты — «последняя инстанция». Юнис сдержалась и не стала перечислять его неудачи.

— Хорошо. Раз я одна за все отвечаю, то я тебе скажу: кантата посвящена рождению Сына Божьего, Иисуса Христа, а не крыльям на костюме Лавонн и не блесткам у нее на платье.

— Я уверен, что это ей и так хорошо известно, как любому другому. — Выражение лица Пола стало жестким.

— Если бы она понимала, ты бы не получил сообщение от ее мужа о ее болезни.

— Я перезвонил Марвину и сказал, что утром ты позвонишь, чтобы принести свои извинения за это недоразумение.

Пол не сомневался, что жена подчинится ему. Но гнев, который Юнис подавляла в себе, прося Бога избавить ее от такого испытания, прорвался наружу. Отец, неужели я должна противостоять мужу? Что ж, пусть будет так.

— Я непременно позвоню и выражу свое сожаление, что представление пройдет без ее участия.

— Что это за выходки?

— Это не выходки, Пол. — Глаза Юнис наполнились слезами. — Я не собираюсь быть заложницей необоснованных претензий Лавонн.

— Усмири свою гордыню и прими Лавонн как свою сестру во Христе.

— Разве можно принять ее как сестру, если она хочет во время представления направить луч прожектора на себя, а не на Иисуса Христа?

— Ты преувеличиваешь.

— Ты просто ничего не слышишь. Не слышишь уже очень давно. Пол пододвинул стул и сел.

— Ладно. Сейчас я тебя слушаю. Расскажи мне, какие у тебя проблемы.

Какие проблемы у нее. Не у них. Юнис посмотрела на него через стол. Молоко уже остыло.

— Ты всегда возлагаешь вину на меня. Почему? Наверное, она — козел отпущения.

Пол молчал, и выражение его лица вызывало у нее желание кричать и просить у Бога помощи.

Господи, подскажи мне правильные слова.

— У меня нет проблем с Лавонн. Все дело в ее отношениях с Богом. Существуют ли эти отношения?

— Ее муж — один из старейшин, Юнис. Конечно, она общается с Богом.

— Я бы хотела так думать, но с тех пор, как она вошла в состав хора, я не нахожу этому никаких доказательств.

«И прежде не находила», — хотела добавить Юнис, но не осмелилась.

Когда супруги Локфорд стали прихожанами Сентервилльской христианской церкви, Юнис решила, что они очень приятные люди. Было известно, что до этого Локфорды служили в других приходах. И все же Юнис была крайне удивлена, когда три года назад Пол принял отставку Холлиса и Отиса и назначил Марвина на должность старейшины. Мало кто знал мистера Локфорда, но при этом никто не поспорил с Полом, кроме Сэмюеля. Правда, его мнение было проигнорировано Полом. «Я уже говорил, что не намерен собирать сведения ни о ком из христианского братства». Все шло гладко для самого Марвина, который всячески поддерживал Пола во всех его начинаниях. Но жена Марвина с самого начала использовала положение мужа в личных целях.

— Юнис, зачем ты раздуваешь из мухи слона? Что плохого в том, что костюм Лавонн будет сверкать чуть ярче?

Это она‑то раздувает из мухи слона? Ей действительно все меньше и меньше нравилась Лавонн. И, возможно, дело было в том, что Юнис судила о людях слишком строго. Но как это ужасно — все время потакать чьим‑то капризам.

— Все это слишком незначительно, Пол. Я прекрасно понимаю это. И Эбби уже внесла изменения в костюм, чтобы удовлетворить желания Лавонн. Но она не угомонилась.

Так уже было не раз.

— За три года произошло много подобных ссор. Разве ты не замечал? В результате и возникает один большой вопрос: а верит ли Лавонн в Бога?

Глаза Пола потемнели.

— Вряд ли я стал бы просить Марвина занять место старейшины, если бы не был уверен в них обоих.

Было бесполезно напоминать ему, что он, почти не зная Локфорда, предложил ему важный пост. То же самое было верно и по отношению к Боэму и Уинку.

— В конце концов, общение Лавонн с Господом имеет для меня большее значение, чем ее участие в представлении.

Пол резко двинул стулом, щеки его покраснели.

— Ты думаешь, для меня это не имеет никакого значения? Ты все равно позвонишь ей и извинишься. Ты меня поняла? Ты моя жена и должна наводить мосты доверия и понимания, а не разрушать то, что с таким трудом было создано мной без твоего участия.

Пол вышел из кухни.

Униженная и оскорбленная, Юнис замерла на месте. Ее сердце пронзила боль.

Господи, разве Пол прав? Я все разрушаю? Помоги мне простить обиду и подскажи, что делать. Помоги мне…

—Пол?

— Что? — Его страдальческое выражение лица будто говорило о том, как ему надоела жена, от которой были только проблемы.

Юнис сдержала слезы, моля Бога о том, чтобы ее услышали.

— Нам надо поговорить о Тимми.

— Не сегодня. Я устал. — Пол закрыл глаза, всем видом показывая, как он утомлен.

— Когда же?

— Завтра утром.

Но когда на следующее утро Юнис проснулась, Пол уже ушел.

На кухне она нашла записку. «Завтрак с С. Д. Ленч в клубе с мэром. Ужин, возможно, дома».

Этим он хотел сказать, что ужин должен быть готов к его приходу.

* * *

К тому времени, когда Стивен приехал на рождественское представление, зал собраний был уже полон. Декер встал в дальнем углу вместе с теми, кто так же, как и он, был вынужден оставить машину в шести кварталах от церкви. Стивен размышлял о том, что количество прихожан так увеличилось, что старейшины должны рассмотреть вариант дальнейшего расширения церковных помещений. Коробочка стала явно мала.

Теперь, найдя место, Стивен мог передохнуть. В воздухе стоял запах сосны и аромат пряников. Внешний вид зала с гирляндами из хвойных веток, красными бантами, украшавшими окна, сцену и пианино, напомнил ему старые рождественские открытки в викторианском стиле.

Когда появился пастор Пол, одетый в элегантный черный костюм, белоснежную рубашку и черный галстук, воцарилось всеобщее молчание. Он объявил кантату. Молитва, которая последовала затем, была несколько затянута, но как всегда Пол был красноречив. Он закончил и, с царственным видом оглядев зал, кивнул головой. Потом занял место в первом ряду. Стивен удивился тому, что Тимми не сидел рядом с отцом. Мальчик устроился между Абигайль и Сэмюелем Мейсон.

Когда вошла Юнис, у Стивена перехватило дыхание. Ее белокурые волосы спадали на плечи. Единственным украшением длинного черного платья была нитка жемчуга. Весь следующий час Декер завороженно ловил каждое ее движение, оценив всю выгоду своего местоположения в темном углу зала. Никогда раньше он не встречал столь прекрасной женщины; он был поражен ее красотой — и внутренней, и внешней.

Это была ее третья рождественская кантата, и она была совершеннее предыдущих.

Юнис сочинила более сложную мелодию, собрала еще больше певцов, изготовила еще больше декораций. Было проделано столько работы! Когда представление закончилось, Стивен остался стоять в своем углу. Он берег поздравления для более удачного момента и хотел позднее выразить Юнис свое восхищение. Участники хора смешались со зрителями. Когда появилась Лавонн, всем пришлось расступиться, чтобы дать ей возможность пройти, так широки и размашисты были ее крылья, она напоминала скорее чудовищного мутанта, чем ангела. Стивен еле сдержался, чтобы не рассмеяться.

После представления и обмена поздравлениями присутствующие обступили столы, на которых стояли вазы с имбирными пряниками и бокалы с горячим яблочным сидром. Юнис улыбалась, рядом с ней вертелся Тимми, но Стивен уловил в ее облике усталость. После такого сильного напряжения и волнения подобная реакция неизбежна. А Полу было не до жены — он угощал пуншем мэра и его супругу.

Стивен стал пробираться сквозь толпу. Неожиданно он встретился взглядом с Юнис, и его бросило в жар. В ее присутствии с ним это случалось постоянно. При этом Декер искренне надеялся, что она не замечает, как он восхищается ею. Он не хотел, чтобы что‑то испортило их дружеские отношения.

— Привет, приятель! Как дела? — поздоровался Стивен с Тимми. — Может, пойдем возьмем имбирных пряников, прежде чем их все расхватают? Или мама не разрешает?

— Мама, можно?

Улыбаясь, Юнис погладила сына по зачесанным назад волосам:

— Конечно!

Стивен отошел к столу, взял два пряника и наполнил бокал пуншем. Но, подходя к Юнис, он заметил, как Пол делает знаки жене, чтобы она присоединилась к нему и высоким гостям. Юнис поднялась со своего места, где она сидела рядом с семьей Мейсон и направилась сквозь толпу, чтобы поприветствовать важную для Пола чету. Оглядываясь по сторонам, она заметила поднятую руку Стивена. Он показывал ей на Тимми, который стоял рядом с ним, чтобы она не беспокоилась за мальчика. Она улыбнулась и помахала ему рукой.

— А ты хочешь познакомиться с мэром, Тимми?

— Нет. Я хочу вернуться на наше место и посидеть рядом с Эбби и Сэмом.

В мгновение ока мальчик оказался между Мейсонами. Стивен пошел за ним, показывая Юнис, где их искать. Декер протянул Эбби бокал, предназначавшийся для Юнис.

— Слишком много народа сегодня.

— Больше трехсот человек, — сказал Сэмюель. — Некоторым пришлось стоять.

— Как мне, например.

— Если бы мы не пришли на час раньше, тоже не нашли бы места, — сказала Эбби.

Положив руку на спинку стула, на котором сидел Тимми, Сэмюель пошутил:

— На представление пришел начальник пожарной охраны, он очень нервничал. Не будь он членом нашей общины, непременно сделал бы нам выговор за нарушение правил пожарной безопасности.

— Наверное, было бы лучше разделить представление на два дня.

— Я тоже так думаю, — согласился Сэмюель.

— Жаль, что у нас нет помещения побольше.

Сэмюель поднял голову и посмотрел на Стивена, который усмехнулся и жестом показал, что не имеет ничего против данного зала.

— Нет, нет, это не значит, что я занят поиском работы. Просто думаю вслух.

— Но эту мысль вам наверняка подсказал Пол Хадсон, — предположила Абигайль.

— Абигайль, нам действительно надо расширяться.

— Расширяться, да, но…

Сэмюель кашлянул. Эбби замолчала и не сказала больше ни слова.

Стивен нашел свободный стул и сел рядом. Он был очень удивлен.

— В первый раз вижу подобное.

— Что именно? — как бы не понимая, спросил Сэмюель.

— Мужчине удалось заставить женщину замолчать, не проронив при этом ни слова.

— Вы бы лучше поучились у моего мужа, вместо того чтобы ехидничать.

— Будет сделано, мэм, — язвительно ответил Стивен.

— Моя жена не может долго молчать, — посмеиваясь, произнес Сэмюель.

— Итак, вы полагаете, что церковь должна оставаться маленькой? — Стивен откинулся на спинку стула.

— Смотря что вы подразумеваете под словом «маленькая». Стивен вспомнил, как часто Пол говорил об осторожности, с которой Сэмюель подходил к любому вопросу.

— Скажем, вмещать в себя менее трехсот человек.

— Бога никогда не волновали цифры, Стивен. Его беспокоят наши сердца. Число прихожан может увеличиваться, но первостепенное значение имеет их духовное развитие.

— Согласен, но число верующих может увеличиться стремительно. Помните, как Церковь обрела три тысячи новобращенных в день Пятидесятницы?

— А вы помните, как Христос учил сто двадцать Своих учеников быть лидерами? Они жили вместе с Ним, слушали Его учение, познавали, что значит жить по вере и исповедовать ее. Святой Дух снизошел на них, когда они единодушно пребывали в молитве. Только благодаря действию Святого Духа те три тысячи душ были спасены. И никакое представление здесь ни при чем.

— Вы полагаете, что нам следует идти по тому же пути? — Стивен едва сдерживался. Он повернулся в сторону сцены и подумал о том, что Юнис, наверное, невероятно тяжело сохранять со всеми членами общины хорошие отношения и всегда находить компромиссы.

— Не обязательно, — сказал Сэмюель, и Стивену показалось, будто старик прочитал его мысли. — Безусловно, Юнис хотела, чтобы сегодняшнее представление прославило Бога. Все знают о ее любви к Христу и преданности Ему. Поэтому каждое ее произведение свидетельствует об истинной вере в Иисуса Христа. И сегодня, когда мы празднуем рождение Спасителя, слушатели могли почувствовать это. Юнис — прекрасный пример человека с глубокой верой и правильно расставленными приоритетами.

К их беседе присоединились еще несколько человек, и разговор потек уже в другом направлении. Обсуждали погоду, рассказывали о встречах с родными, делились опасениями по поводу роста цен, говорили о предстоящих покупках. Стивен уже не участвовал в беседе, когда Эбби вдруг наклонилась к нему и прошептала:

— Когда младенец вырастает, ему становится мало одного молока. Повзрослевшему человеку нужна твердая пища[36].

Она погладила его по колену так, как будто речь шла про него.

— Ну ладно, раз мужчины заговорили о футболе, мне пора пойти посмотреть, что делается на кухне.

Младенцы? Твердая пища?

Неужели он отвлекся так надолго, что потерял нить общего разговора? Недоумевая, Декер заметил, что Сэмюель смотрит на него. Ему показалось, что Мейсоны пытаются что‑то объяснить ему, но он никак не мог сосредоточиться на их словах.

Люди стали расходиться, а Стивен остался, чтобы убрать складные стулья за сцену. Сняв свой парадный пиджак, к нему присоединился Пол. Юнис увела Тимми домой, чтобы уложить его спать.

— Как тебе праздник? По–моему, все прошло хорошо.

— По–моему, замечательно, а не просто хорошо. — Стивен навалился всем телом на ряд стульев и задвинул их за сцену. — Полный зал зрителей.

— Я сказал Юнис, чтобы она подготовила план двухдневного празднования Пасхи. Кантату надо будет разделить на две части. Едва ли наш зал собраний сможет вместить всех желающих. Одна дама сегодня сказала мне, что наше представление не хуже того, которое ей довелось видеть в Сан–Франциско.

— Может, стоит начать продавать билеты?

— По–твоему, я не думал об этом? — Пол засмеялся. — Количество верующих превосходит возможности помещения.

— Об этом я говорил сегодня с Сэмюелем Мейсоном.

— Некоторые видят в росте общины угрозу. — Пол нахмурился. Они направились к выходу, и Пол поблагодарил двух диаконов, которые заканчивали убирать стулья.

— Оставьте все, как есть. Утром придут диакониссы, подметут полы и уберут на кухне.

Стоя уже в дверях, Стивен сказал:

— Есть еще одна проблема. Парковка машин. Автостоянка слишком мала.

— Ты прав.

Действительно, это оставалось серьезной проблемой. Церковь была построена, когда Сентервилль был еще совсем небольшим населенным пунктом, почти все прихожане жили поблизости, приходя на богослужения пешком. Теперь дело обстояло иначе. Некоторые члены общины жили в двадцати милях к северу от Сентервилля.

— Я вот что думаю… — Пол задержался на ступеньках, надевая пальто. — Мне повысили жалование. Конечно, это будет не так легко, но думаю, я смогу купить себе небольшой дом, где‑нибудь в пригороде. И если мы переедем, то прицерковный домик можно будет снести, а площадку использовать под стоянку для машин.

— Можно подумать. Но затраты будут больше, чем кажется на первый взгляд. И потом, это все же временная мера. Не говоря уже о живущих поблизости людях, которые не захотят иметь по соседству заасфальтированную площадку вместо цветущего садика. — Стивен отрицательно покачал головой. — Я против. Плохая идея. Лучше начать с нуля — времени потратим больше, зато все будет сделано качественно. И строить надо с широкой перспективой развития церкви.

— Рассуждаешь так, будто ты крупный специалист в этом вопросе. — Пол поежился и поднял воротник.

Стивен не был так наивен, чтобы не понять, к чему клонит пастор.

— Прежде мне не приходилось строить церкви.

Не то чтобы он не думал об этом с тех пор, как стал диаконом Сентервилльской церкви.

— Да, были времена, когда тебе было не до строительства домов и офисов. — Пол спустился по ступеням и пошел по газону через двор.

— Но я мог бы попробовать!

Пол засмеялся и, не оглядываясь, махнул в его сторону рукой. Он шел домой, где его дожидалась Юнис.

Набросив на плечи кожаную куртку, Стивен заспешил к своему пикапу.

* * *

Юнис, одетая в мягкую синюю пижаму с желтыми цветами и махровый розовый халат, уютно устроилась на кровати. Она сидела, подобрав под себя ноги, обутые в пушистые домашние тапки. Не торопясь, по глоточку, пила травяной чай. Головная боль прошла, когда замерли последние звуки кантаты и народ начал расходиться. Сейчас она наслаждалась гениальной ораторией «Мессия» Генделя. Закрыв глаза, Юнис благодарила Бога за возможность немного передохнуть перед началом работы над пасхальной кантатой.

Раздался телефонный звонок. Она встала, но напряжение последних дней дало о себе знать, и Юнис почувствовала себя плохо. Неужели этот внезапный звонок заставит Пола покинуть ее?

Господи, сделай так, чтобы сегодня вечером он остался дома.

— Это я, Юни. Как все прошло? Удачно?

Юнис вздохнула с облегчением, услышав голос свекрови. Последнее время они часто общались, и Лоис всегда давала полезные советы и всячески поддерживала невестку.

— Все остались довольны.

— Ну, как, крылья не отвалились?

— Нет, с ангелами не было никаких проблем, — смеясь, ответила Юнис.

— Это хорошо. Но голос у тебя усталый.

— Я неважно себя чувствую.

— А мой сын дома?

— Нет, но вот–вот должен прийти.

— Да, это участь всех пасторов. Как ты отнесешься к нашему приезду? Дейвид намерен взять небольшой отпуск в январе, и я предложила навестить вас и послушать проповеди сына. Мы, конечно, остановимся в отеле. Есть подходящий где‑нибудь неподалеку от вас? Я так соскучилась по внуку.

— На нашей улице есть небольшой отель с полупансионом. Открылся месяц назад. Не знаю, сколько стоит в нем номер.

— Это неважно. Если тебе не сложно, пожалуйста, забронируй для нас номер, а потом сообщи мне.

Они проговорили еще полчаса об успехах Тимми, о воскресной школе, которую Пол предлагал организовать, о многочисленных его обязанностях. Внезапно Юнис услышала в голосе Лоис усталость. Но когда она решила выяснить, в чем проблема, свекровь уклонилась от ответа. Сказала только, что и ей, и Дейвиду необходимо отдохнуть.

— Моему сыну настоятельно рекомендую найти для меня время. И помни, я люблю тебя, моя дорогая. Благослови вас Господь.

— Я тоже люблю вас, мама.

Юнис повесила трубку. В горле стоял ком. Лоис Хадсон всегда была близка ей, особенно в трудное время, когда Юнис потеряла и мать, и отца. Когда бы молодая женщина ни обращалась к свекрови со своими проблемами, она всегда получала поддержку или разумный совет. Будучи в течение многих лет замужем за пастором, мать Пола преодолела немало разных трудностей. Единственное, о чем Юнис никогда не говорила со свекровью, так это о Поле. Лоис обожала сына, и Юнис не хотела, чтобы что‑то изменилось в отношениях матери и сына.

Дверь открылась. Это был Пол. Юнис молча наблюдала за ним — он снял пальто и, не глядя в ее сторону, сказал:

— Утром диакониссы наведут порядок на кухне, но полы надо как следует натереть.

Отдал распоряжение и повесил пальто в шкаф. Это был приказ — она должна или сама привести полы в порядок, или найти кого‑нибудь и проконтролировать, чтобы все было выполнено безукоризненно.

— Правда, представление прошло с успехом? — Юнис так хотелось услышать от Пола похвалу. Сегодня многие люди высказали ей свое восхищение кантатой, но ее собственный муж до сих пор ничего не сказал о ее сочинении.

— Да, все прошло хорошо. — Развязывая галстук, он повторил свои указания: — Я говорю про пол в зале собраний. Тебе надо привести его в порядок завтра утром, чтобы он был готов к воскресенью.

— Я бы взяла выходной, Пол. — Юнис отвернулась, пытаясь скрыть разочарование.

— Я бы тоже не работал, — сказал он, проходя на кухню. — Знаешь, мы со Стивеном поговорили, и он считает, что будет целесообразнее строить новое здание, чем расширять старое под большее число прихожан.

Юнис закрыла глаза и услышала, как Пол открыл дверцу холодильника со словами:

— Я голоден. В этом доме есть что‑нибудь поесть?

Всю последнюю неделю она была так занята подготовкой к представлению, что почти не занималась домом и не готовила.

— На верхней полке в контейнере есть остатки жаркого. Еще есть сыр и ветчина — можно сделать бутерброд. И персики остались.

— Когда ты сходишь за продуктами?

— Собиралась завтра утром. — Теперь ей придется встать еще раньше, чтобы сходить в магазин и успеть привести в порядок пол в зале собраний. Хорошо, что супермаркеты открываются рано утром. — Ты побудешь с Тимми?

— Нет, у меня назначена встреча.

Это значит, что опять придется просить Эбби побыть с мальчиком или брать его с собой, чтобы он играл в зале собраний, пока она будет натирать пол.

— Что‑то я не вижу бутерброда…

Более чем прозрачный намек. Юнис с трудом поднялась, чтобы приготовить для мужа горячий бутерброд. Интересно, понимает ли он, сколько сил ушло у нее на написание кантаты? Чего стоило одно сегодняшнее представление? И что значит находиться меж двух огней, пытаясь утихомирить Лавонн, при этом не обидев остальных участников хора? У Юнис появилось ощущение, будто она попала на конвейер — за одной срочной работой немедленно шла другая, не менее срочная. И так без остановки, пока однажды она не упадет под грузом собственной ответственности за все на свете.

— Юнис?

— Ты знаешь, я сегодня не прикоснулась ни к пуншу, ни к печенью. — Произнеся эти слова, она сама смутилась оттого, что пожаловалась мужу.

— Я сам не помню, ел ли что‑нибудь.

— Ты ел, Пол. Когда разговаривал с мэром и его женой… Ты попросил меня присоединиться к вам. Помнишь?

Она хорошо это запомнила, потому что он ничего не предложил ей. Юнис постеснялась пойти и принести себе что‑нибудь самостоятельно, побоялась поставить мужа в неловкое положение.

— Хорошо, раз ты устала, я могу тебе что‑нибудь приготовить. Неужели ты не могла поесть до моего прихода?

Юнис прошла мимо Пола, вылила в раковину остатки своего холодного чая.

— Посуду помою утром. Ты вполне можешь сам сделать себе бутерброд.

Она направилась в гостиную.

— Юнис, нам надо поговорить.

Она обернулась:

— Я пыталась поговорить с тобой, Пол. Сколько раз я просила тебя уделить мне внимание? Но сегодня я слишком устала.

Юнис почувствовала себя кроликом, оказавшимся у охотника на прицеле. Но даже неразумный кролик знает, как спастись от смерти.

— Мама звонила.

— Мама?

— Они с папой собираются приехать в январе и просят тебя найти время, чтобы побыть с ними.

Сам Дейвид Хадсон приедет. Юнис старалась полюбить отца Пола, как своего родного. Но Дейвид Хадсон и Сайрус Макклинток слишком по–разному смотрели на многие вещи, и на религию в частности. Однако Пол по–своему понимал это различие. Он всегда стремился добиться признания отца. Юнис видела, как ее муж уже начал планировать мероприятия в честь приезда родителей.

— Отлично. Мы устроим настоящий праздник. Я даже позову Отиса Харрисона на проповедь. Это не ты мне как‑то говорила, что его жена… как ее?

— Мэйбл.

—…Что Мэйбл любит слушать проповеди моего отца по телевизору? Так, может, и остальная старая гвардия придет на собрание?

Юнис овладело беспокойство.

— Ты хочешь попросить своего отца выступить с проповедью?

— Нет. Для этого нужно предварительно пригласить его и получить его согласие. И все равно… — Пол пожал плечами. — Нет, не думаю, что это хорошая идея.

Сколько теперь может стоить проповедь?

Вряд ли Сентервилльская христианская церковь осилит выплату столь значительного гонорара. Юнис сильно сомневалась, что Дейвид Хадсон станет делать что‑либо безвозмездно. Вдруг ей стало не по себе от своих циничных мыслей. И почему она так не любит отца Пола? Юнис знала, что он пренебрегал Полом, когда тот был еще ребенком. Но это не повод, чтобы недолюбливать свекра. Было что‑то еще, более серьезное, что‑то неуловимое и необъяснимое, что заставляло ее быть настороже в общении с ним.

— Однако в любом случае встречу с прихожанами надо будет организовать.

Пол принялся доставать из холодильника все съестные припасы.

— Моему отцу это придется по душе. Так что завтра собери всех диаконисе, чтобы обсудить детали. Понадобятся закуски и все прочее. Можно даже дать большой прием в честь высоких гостей.

Наверное, Пол готов устроить городской праздник по случаю прибытия Дейвида Хадсона в Сентервилль.

— Пол, не превращай приезд родителей в шоу. Они едут к нам, и они не должны давать никаких показательных выступлений. Разве для тебя и твоего отца будет не лучше остаться наедине и поговорить? Без посторонних. Только ты и он.

Пол часто говорил ей, что ему никогда не удавалось побыть с отцом один на один. Всегда что‑нибудь мешало. Полу и Юнис даже пришлось съездить на юг на несколько рабочих дней, чтобы Тимми мог познакомиться со своими бабушкой и дедушкой.

— Мой отец не из тех, кто будет сидеть на веранде и говорить ни о чем.

Это был камень в огород ее отца. Он‑то любил посидеть на веранде. Это было одно из качеств, за которое она так любила своего отца — у него всегда хватало времени и на друзей, и на свою дочь.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Пол. — Юнис отвернулась, чтобы он не увидел ее слез. — Спокойной ночи.

Перемены, происходящие в Поле, огорчали ее. Его вера в Бога была такой пламенной, он так старался доказать свою преданность Ему. Пол всегда утверждал, что уважал ее отца, несмотря на то что они были мало знакомы. Или он притворялся? Но ее отца нельзя было не уважать. Сайрус Макклинток был очень внимателен и к своей пастве, и к своей семье. И для Пола он всегда находил время. Не минуты, а многие часы они провели в беседах на той самой веранде, о которой муж упомянул с таким презрением. Отец за всю свою жизнь никогда не попрекал ее за время, потраченное на нее.

Раньше Юнис всегда считала, что Пол очень похож на ее отца, что он так же предан Богу. Но была ли она права? Теперь ей иногда казалось, что она ошибается.

— Юнис, я не хотел тебя обидеть.

— Надеюсь.

Он часто сначала говорил, а потом думал и извинялся, полагая, что ему всё простится. Был ли он искренен, прося прощения, она не знала.

Понимал ли Пол, что пренебрегает Тимми так же, как когда‑то его отец пренебрегал им? Юнис тонко намекала ему об этом, но он даже не желал слушать. Ее любовь к нему оставалась сильной, как и прежде. Даже если сложить любовь всех прихожан к Полу как своему пастору, то она все равно окажется меньше, чем ее любовь к мужу. Но догадывался ли Пол о силе ее любви, о том, как часто и горячо она молится за него? Понимает ли он, что она готова отказаться от своих взглядов, чтобы угодить ему? В чем‑то она стала даже походить на него. И постоянно работала над собой, чтобы заслужить его признание и внимание.

— Я просто очень голоден и устал.

Очередные оправдания. Это значит — разговор окончен, больше не поднимаем эту тему.

Конечно, сейчас можно и самому сделать себе бутерброд, чтобы не портить отношения с супругой. Ведь к приезду родителей надо создать видимость благополучия в семье. Если, конечно, в последний момент Дейвид Хадсон не отменит визит. Так часто бывало в последнее время. Обязательно подворачивалось что‑нибудь более интересное или достойное. Телевизионное ток–шоу или приглашение выступать с проповедями во время круиза. Юнис понимала, что на людей нельзя возлагать все свои надежды, даже на мужа. Никто не совершенен. Все грешны.

Она закрылась в спальне, встала на колени около кровати.

Я очень устала, Господь. Я так одинока. Мне не к кому обратиться. Только к Тебе. К кому идти жене пастора за помощью, когда брак ее рушится и она ни на что не может повлиять? С кем я могу поделиться своими переживаниями? Только с Тобой, Господи!

Юнис схватила подушку, крепко прижала ее к лицу, чтобы рыдания были не слышны.

Она вспомнила, как последний раз вместе с отцом сидела на веранде и он рассказывал ей о том, значит для него Бог.

«Центр моей жизни — это Иисус. Не полагайся на людей, моя девочка. Иначе тебя ждет разочарование и горе. Люби Бога, и Он поможет тебе любить людей, даже если они разочаруют тебя».

Сайрус Макклинток хорошо знал свою дочь. Лучше него ее знал только Бог. А понял ли ее отец, что за человек Пол? Предвидел ли он, какой будет их семейная жизнь?

«Посвяти себя Богу, Юни, и тогда ты будешь уверена, что Он не оставит тебя в самых серьезных испытаниях».

Отец часто повторял эти слова. Наверное, понимал, какие ей предстоят трудности.

Мне кажется, Пол меня больше не любит, Господи… Если он вообще когда‑нибудь любил меня. Я не жалуюсь, Отец. Просто хочу знать. Хочу понять. Что заставило Пола думать, что я буду хорошей женой? То, что я умею петь и играть на фортепьяно?

Ты любишь Меня?

Да, я люблю Тебя, Боже. Но почему в жизни так много боли? Почему я так часто чувствую себя одинокой? Ты — мой Господь, и Ты решил, чтобы я стала женой Пола. Научи же меня понимать его! С каждым днем мы все дальше и дальше друг от друга. Все меньше у нас с ним общего. Чем больше я стараюсь, тем меньше внимания он уделяет мне и сыну. Я так предана ему, а он раздражается на любые мелочи и обрушивает на нас с Тимми свой гнев, оставляя нас одних.

Верь Мне, дочь Моя.

Я стараюсь, Иисус.

Юнис поднялась с колен, легла и с головой укрылась одеялом. Может, она похожа на Пола больше, чем считает? Может, она попала в ловушку, идеализируя свое детство и отца? Служи Богу от всего сердца и от всей души, Он знает все мысли и испытывает все сердца[37]. Юнис благодарила Бога за то, что ей посчастливилось вырасти под сенью отцовской веры в Господа.

К сожалению, Пол вырос в тени отцовских амбиций.

* * *

Сэмюель вошел в кухню, налил себе кружку молока, поставил в микроволновую печь и установил время. Почему он чувствует себя таким вымотанным и встревоженным? Он пытался читать двадцать третий псалом час назад, но так и не смог сосредоточиться и отделаться от навязчивых мыслей.

Эти мысли обрушились на него мощным потоком, повергнув его в состояние уныния, тревоги и раздражения.

— Не спится? — На пороге кухни стояла Эбби. Ее голос звучал сонно.

—Да.

— О чем на этот раз думаешь?

— О Юнис.

Она плотнее запахнула свой халат. Открыла холодильник, достала пакет молока и налила его в кружку.

— И вот поэтому два старых простофили пьют молоко на кухне в три часа ночи.

Раздался звук отключившейся миковолновки. Сэмюель вытащил свою кружку, поставил греться вторую.

— Возьми мою.

— До чего ты мил. Может, нарушим правило и добавим немного шоколада?

— Почему бы и нет? Мы слишком стары, чтобы соблюдать все правила.

Она открыла буфет.

— Ну, тогда была не была. Откроем упаковку какао, которую храним для Тимми.

Сэм сидел рядом с ней и грел руки, держа в ладонях кружку горячего какао. Боль в пальцах утихала, но сердце не успокаивалось.

— Ей очень тяжело.

— Она говорила с тобой?

— Нет. И не станет, пока дело не дойдет до крайности. Но даже когда и заходит разговор, я чувствую, что она считает неправильным делиться своими переживаниями с кем бы то ни было, кроме Пола. Я следила за ней после представления. Когда она придет к нам послезавтра, уведи Тимми в сад, чтобы покормить рыбок. А я попробую поговорить с ней откровенно.

— По–моему, нужно спешить. Она меня беспокоит.

— Юнис волнует не только нас с тобой.

Тон Эбби заставил Сэмюеля поднять голову и посмотреть на жену. Она выдержала его пристальный взгляд.

— Хоть у меня и астигматизм, но мои глаза еще кое‑что видят. Стивен Декер проявляет повышенный интерес к жене пастора, — откровенно начала Эбби.

Сэмюель поджал губы, ему было интересно, заметил ли это еще кто‑нибудь. Он всегда был чувствителен к подобным вещам, и Эбби была очень проницательна.

— Возможно, но Стивен не дает повода для сплетен, — сказал он.

— Даже если бы он и дал повод, наша Юни не из тех, кто падает к мужчине в объятия, стоит ему поманить женщину пальчиком. Она самая благочестивая жена из всех, кого я знаю, Сэмюель. Думаю, она даже не подозревает, что Стивен Декер влюблен в нее.

— А я не говорил, что он влюблен в нее.

— Может, он и сам не отдает себе отчета в своих чувствах к Юнис. Возможно, это и хорошо!

— Так как же нам с тобой уберечь ее от этой беды?

— Молиться.

Мейсон закатил глаза, глубоко вздыхая:

— Именно это я и делаю. Но теперь буду молиться с особенным усердием.

— А после молитвы подумай о том, что нам предпринять. Вряд ли можно предъявлять претензии человеку в том, что он не сделал ничего плохого и даже не собирался этого делать. Будет хуже, если ты подашь ему эту идею.

Сэмюель с трудом справился с гневом.

— Пол слеп как крот.

— Напротив, зрение у него отменное. К несчастью, он полностью игнорирует одного милого воробышка.

Эбби облокотилась о стол и, постукивая пальцами, хитро улыбнулась:

— Почему бы не пригласить Стивена Декера к нам в среду на вечерние занятия по изучению Библии?

— О, я уверен, что тридцатилетнего мужчину не обрадует перспектива провести вечер в обществе восьми старых зануд.

Улыбка Эбби стала еще хитрее.

— А если он будет сопротивляться, мы обвиним его в дискриминации по признаку возраста. От таких слов молодых предпринимателей прошибает холодный пот. Потому что здесь вступает в силу закон.

— Думаешь затащить его на аркане?

— Нет, это грубый метод. Я считаю, что Стивену нужна хорошая поддержка. Так что я позабочусь о его желудке, угощая его домашней выпечкой и напитками, а ты займешься духовным насыщением. И кто знает, возможно, ему это поможет. — Эбби широко развела руками и продолжила: — Стивен Декер, полагаю, станет нашим союзником, а не противником.

— Но Стивен и не может быть нашим противником.

Эбби смерила мужа взглядом.

— Конечно, ты прав. — Она скрестила руки на груди и наклонила голову. — Если хочешь знать мое мнение, то он похож на волка, которого кормят молоком, а он все посматривает на ягненка.

— Абигайль!

— Ну что, Абигайль? Ты разбудил меня в три часа ночи, потому что тебе не спится. Ты нервничаешь.

— Я не нервничаю.

— Извини, я должна была сказать «ты не спишь, потому что думаешь о чем‑то важном».

— Я когда‑нибудь говорил тебе, что временами ты бываешь чересчур воинственной?

— Зато ты само воплощение покоя и добра.

Абигайль встала, нарочито опираясь о край стола. Взяла свою кружку, ополоснула ее водой и, проходя мимо мужа, погладила его по голове и поцеловала в лысеющую макушку.

— Я люблю тебя, несмотря на то что ты не прав.

Лицо Сэмюеля расплылось в улыбке.

— Я тоже люблю тебя, старушка. Эбби зашаркала к двери. Зевнула.

— Ты обсуди все с Богом. Утром расскажешь мне, что Он посоветовал.

— Уж будь уверена. Он мне подскажет.

Абигайль задержалась в дверях и с ухмылкой заключила:

— Я не сомневаюсь, что Он скажет тебе то же самое, что и я. Делай свое дело и положись на Него во всем.

— Последнее слово обязательно должно быть за тобой.

Абигайль приложила кончики пальцев к губам и послала мужу воздушный поцелуй.

* * *

После двухдневной поездки Стивен вернулся домой. Вошел в квартиру, сначала включил автоответчик и только потом снял куртку. Три первых сообщения были от работодателей. Он записал имена и номера телефонов. Четвертый звонок был от Кэтрин. Она опять просила денег. Бывшая жена захотела, чтобы Бриттани занялась музыкой, а это означало, что дочери был нужен инструмент, и не из дешевых. Оказывается, Кэтрин уже выяснила приблизительную стоимость пианино. От трех до десяти тысяч долларов. Теперь Стивен мог позволить себе приобрести такую дорогую вещь, и для дочери было бы полезно научиться играть на пианино. Кэтрин всегда говорила «наша дочь», когда хотела добиться своего.

Сжав от злости зубы, Стивен сделал пометку в ежедневнике, чтобы напрямую связаться с дочерью и выяснить, была ли это ее идея или матери. Если дочь действительно захотела научиться играть, он готов оплатить ее занятия, но деньги должны поступать непосредственно преподавателю. Да и пианино надо купить самому, а не доверять это дело Кэтрин.

Следующие три сообщения были от поставщиков. Восьмое — опять от жены. Но Стивен удалил его, не дослушав до конца.

Девятое сообщение было от Сэмюеля Мейсона. «Мы с Эбби будем вам признательны, если вы примете наше приглашение и придете в среду на занятие по изучению Библии. У нас собирается небольшая группа интересных людей. Каждый может задавать вопросы, на которые мы стараемся дать ответы. Начало в семь тридцать. Сперва чаепитие, затем часовое занятие. Закончится вечер молитвой. Надеемся, что вы придете».

Первым желанием Декера было стереть сообщение и сделать вид, что он его не получал. Затем он подумал, что можно позвонить и вежливо отказаться, сославшись на неотложные дела. А можно вообще проигнорировать это приглашение. По средам вечером проводились собрания анонимных алкоголиков, правда, Стивен на них не ходил. Он посещал утренние собрания в пятницу в Сакраменто, потому что обычно в это время бывал там по делам. А днем, если Кэтрин разрешала, он встречался с Бриттани. Хотя это случалось нечасто. Стивен был едва знаком с Сэмюелем и Эбби, он знал только, что Мейсон для Пола был как кость в горле. В действительности Декер не мог припомнить, чтобы Пол хоть раз доброжелательно отозвался о старейшине. «Я всегда могу рассчитывать на Сэмюеля Мейсона, если надо проголосовать против какого‑либо моего решения», — сказал Пол не так давно. Такое отношение Пола к Сэмюелю никак не вязалось с тем, что Эбби и Юнис были хорошими подругами, а Тимми без конца вертелся возле Мейсона, будто тот был его дедушкой. Конечно, изучение Библии в обществе стариков не самый лучший способ провести вечер в середине рабочей недели.

Стивен принял решение никуда не идти. Поискал на кухне что‑нибудь съедобное, но ничего не вызывало аппетита. Идти в «Закусочную Чарли» тоже не хотелось. Иногда шуточки Салли действовали ему на нервы. Стивен достал замороженный стейк и сунул его в микроволновку. Затем прошел в спальню, на ходу снял с себя рубашку и швырнул ее в сторону.

Горячий душ мог бы привести его в чувство. Стивен не понимал, что вывело его из состояния равновесия. Обычный день, а он морально истощен. Наверное, все дело в Кэтрин. Ее голос всегда приводил его в такое состояние. Ее мяукающие интонации вызывали у него желание сломать что‑нибудь. Она как заноза, как кость в горле, как геморрой. Его охватило острое желание купить бутылку виски.

Декер принял холодный душ вместо горячего, надел старые джинсы и хлопчатобумажную рубашку. Вернулся на кухню проверить, не готово ли мясо, если это вообще можно было назвать мясом. Наверное, сей чудо–полуфабрикат был изготовлен из какой‑нибудь бездомной собаки с улиц Лос–Анджелеса. Тем не менее Стивен съел его. Не садясь за стол, одновременно просматривая газету. Опять репортаж о наркоманах, криминальных происшествиях — привычная надоевшая информация. Лучше бы Кэтрин куда‑нибудь исчезла. Вот тогда он смог бы спокойно воспитывать дочь, пока ей не исполнилось бы восемнадцать и она не уехала бы в другой штат учиться или не вышла бы замуж. Стивен просмотрел счета, отчет от маклера. Теперь его финансовое положение было намного лучше, чем десять лет назад. Даже выплачивая алименты, он имел достаточно денег, чтобы купить дом в Гранит–Бэй. Или построить дом здесь, в Сентервилле.

Прежде чем покупать, подумай. Лучшее место — это Вайн–Хилл. Стивен подумал, что можно приобрести пять акров земли недалеко от Атертонов. Тогда Шила точно не заставит себя долго ждать и появится на пороге его дома с недвусмысленным предложением зайти к ней. Не далее как в прошлое воскресенье она, впорхнув в церковь и усевшись рядом с ним, таинственно прошептала: «Роб сейчас в Орландо по делам». Ее намек был более чем прозрачен, особенно после того, как она положила руку ему на бедро. Стивен резко сбросил ее руку. В ответ Шила мило улыбнулась.

Его приятели из Сакраменто давно спрашивали, почему он не купит себе один из шикарных кондоминиумов недалеко от Роузвилля, которые были построены по его же проектам. Это было бы выгодное вложение денег. Только Стивен пока не знал, чего же он сам хотел. Все его друзья, которые были в разводе, встречались с женщинами. И Стивен тоже не был исключением. Но со всеми дамами его, так или иначе, связывали деловые отношения: три из них были риелторами, одна — брокером, другая — служащей банка, две занимались оформлением кредитов, а еще одна была нотариусом. Но после первой же ночи, проведенной вместе, они расставались. Стивен был уверен, что женщины вступают в интимные отношения, чтобы привязать к себе мужчину. А Стивен ценил свою свободу.

Одна–единственная женщина держала его в сладостном плену, будучи недоступной и не догадываясь о его чувствах. Желанная настолько, насколько и недосягаемая.

Продолжая размышлять, Декер машинально доел свой ужин, положил в мойку грязную посуду, вошел в комнату и включил канал новостей Си–Эн–Эн. Но все это он уже слышал по радио по пути из Лос–Анджелеса. Он попереключал с канала на канал, остановился на ток–шоу, но выключил и его, раздраженный бесцеремонным ведущим. Бросил пульт на стол, взял роман, который купил на распродаже. Стивену хватило десяти минут, чтобы возмутиться тем, что бумагу такого высокого качества переводят на бездарное чтиво.

И опять появилось острое желание выпить. Непреодолимое желание.

Грубо выругавшись про себя, Декер тщетно попытался отогнать от себя мысль о стакане хорошего виски, которое он мог бы сейчас выпить. Все попытки привели к тому, что выпить захотелось еще сильнее. Ему говорили о том, что в такие минуты надо каким угодно способом снять напряжение. Надо выйти из дома, иначе он сойдет здесь с ума. Но куда он мог пойти? Выходить на пробежку было холодно, да и стемнело уже. Доехать до Сакраменто и там найти себе развлечение? Но это слишком далеко.

Он нашел в газете репертуар местного театра. Единственная пьеса, и та про маньяка–убийцу — пожирателя человеческой печени.

Руки не переставали дрожать. Такого не было уже два года. Что же случилось с ним сегодня? Стивен бросил взгляд на часы. Было десять минут восьмого. Слишком рано, чтобы ложиться спать. Но по телевизору смотреть нечего. В театре тоже ничего хорошего. Книга — чушь. Дома заняться нечем. В его видеотеке не нашлось ни одного фильма, который он захотел бы посмотреть.

Мысль о том, что спастись он сможет, купив в магазине бутылку виски, казалась теперь единственно верной. Но, скоротав таким образом всего один вечер, он рискует сорваться в пропасть.

Господи, помоги мне. Только сегодня, в эту среду.

Среда.

В сознании Стивена что‑то мелькнуло.

Вскочив на ноги, он метнулся к автоответчику. Не осознавая, что делает, перемотал пленку на сообщение Мейсона. Решение пришло неожиданно. Надо пойти к Сэмюелю и Абигайль и попробовать отвлечься.

Быстрыми шагами Декер направился в спальню, переоделся в футболку и джемпер, надел чистые носки, кроссовки, черную кожаную куртку и торопливо вышел из дома. Но он так спешил, что забыл записать адрес Мейсонов. Выругавшись, Стивен вернулся и, выходя второй раз, с силой хлопнул дверью.

Когда Стивен подъехал к дому Мейсонов, он увидел еще три машины, причем одной из них был «бьюик» со специальным креплением для инвалидной коляски. Он тут же подумал, что же он будет делать в такой компании. Это просто идиотизм — добровольно соглашаться на подобное мероприятие. Было семь часов двадцать восемь минут. Это значит, что нужно подождать минуты три — тогда будет считаться, что он опоздал, и он сможет со спокойной душой уехать отсюда.

Но куда? Куда ехать?

Стивен решительно въехал на парковку, втиснулся между машинами, выбрался из своего пикапа, захлопнул дверцу и, подняв воротник, быстро зашагал к белой калитке. Мягкий свет фонаря освещал симпатичную лужайку, аккуратно подстриженные кусты роз и выложенную брусчаткой дорожку, ведущую прямо к крыльцу. Из дома доносились голоса. Стивен позвонил. Через стеклянную дверь ему было хорошо видно собравшихся. Моложе семидесяти — никого.

— Стивен, — позвала его Абигайль.

— Извините, может, мне следовало позвонить, прежде чем приходить? — произнес он, невольно делая шаг назад.

— Ерунда. — Она распахнула перед ним дверь. — Как я рада вас видеть!

Абигайль ухватила его под руку и буквально втянула в дом, закрыв за ним входную дверь. Теперь‑то он не сможет сбежать. Просто побоится показаться невежливым.

Удивительно, как этой слабой седой старушке удалось втащить его в небольшую прихожую, ведущую в гостиную, где собрались все участники вечера. Была даже жена Отиса Харрисона в инвалидном кресле. Возраст гостей в два раза превосходил возраст Стивена, не считая малыша Тимми, который не отходил от Сэмюеля.

Абигайль, разумеется, догадалась, о чем подумал Стивен.

— Вот, видите, мы еще и с детьми сидим. Юнис должна сделать кое–какие покупки к приезду родителей Пола, но потом зайдет к нам.

От этой новости у Стивена все замерло внутри.

— Юнис тоже посещает эти занятия?

— Нет. — Абигайль посмотрела на него невинными глазами, как будто ничего не знала о его чувствах. — Обычно не посещает.

Значит, иногда Юнис все‑таки заходит сюда? Декер тут же снял с себя куртку и вошел в гостиную. Разговор прервался.

— Друзья, у нас новый гость, — весело начала Абигайль. — Давайте поприветствуем Стивена Декера.

Ему оказали теплый прием и гости, и сам хозяин, рядом с которым сидел малыш Тимми. Абигайль теперь могла отпустить его руку, чтобы предложить что‑нибудь выпить.

— Что вы желаете, Стивен? Кофе? Может, чашку горячего чая? Чай! Даже смешно.

— Кофе, пожалуйста, Эбби.

— Обычный или без кофеина? Сахар? Сливки?

— Обычный, крепкий, черный. Спасибо, мэм.

— Да, кофе — это то, что вам сейчас необходимо, — с пониманием усмехнулась она. — Мы очень рады, что вы пришли. Мы даже молились об этом.

Вот так начался этот вечер, полный неожиданных открытий. Удивительно было не только то, что время пролетело незаметно, но и то, что Стивен даже не запомнил момента, когда Юнис пришла забрать Тимми. Сэмюель Мейсон завладел его вниманием полностью. Этот старый человек увлек его Библией, обсуждением ее исторической и культурной ценности. Мейсон живо иллюстрировал Божье учение примерами из современной жизни.

Вопросы, которые задавал Сэмюель по ходу обсуждения, ставили Стивена в тупик. А разговор коснулся всего‑то четырех коротких стихов. Но сколько времени ему понадобится теперь, чтобы до конца понять и прочувствовать услышанное. Декер никогда не думал, что в книгах «малых пророков»[38] можно найти хоть что‑нибудь, соотносящееся с современной жизнью. В лучшем случае он всего лишь пробегал глазами несколько стихов, но чаще просто перелистывал страницы, не читая. Как же он ошибался, и как велико было его открытие!

— Ну, как вам понравилась твердая пища, Стивен? — не могла не сыронизировать Эбби, подавая ему куртку.

— Какая пища? — Стивен уже было решил, что старушка страдает болезнью Альцгеймера.

Она все поняла, улыбнулась и погладила его по руке.

— Ну, ладно, ладно. Все в порядке.

Стивен пропустил вперед себя всех гостей и, следуя за Отисом, который вез на инвалидной коляске свою жену, стал прощаться с хозяином. Сэмюель пожал Декеру руку:

— Рад, что вы присоединились к нам.

Рукопожатие было крепким, мужским. Стивену это очень понравилось.

Он вышел на крыльцо и осмотрелся. Поднимая воротник, обернулся и произнес:

— До встречи на следующей неделе.

Стивен спустился со ступенек и зашагал, чувствуя необыкновенный прилив сил. Он уже забыл, когда испытывал подобное ощущение.

_7.

Пол стоял у главного входа в церковь и пожимал руки выходившим из нее людям. Несколько человек сказали, что тема его проповеди была немного неясна. Большинство же признали, что служба доставила им большое удовольствие. Тем не менее отчаяние Пола возрастало. Неважно, сколько похвал он получил, самым важным для него было мнение отца, а Дейвид Хадсон сказал только одно: «Неплохо. Я выскажу тебе свои замечания позже».

Отец заставил его почувствовать себя ничтожеством, произнеся всего лишь несколько слов.

С того самого вечера, когда Юнис сказала, что его родители собираются навестить их, Пол непрерывно работал. И вот его родители здесь. Они уже прошли в зал собраний, где диаконы и диакониссы подготовили все для торжественного приема Дейвида Хадсона — знаменитого проповедника. Сейчас отец, вне всякого сомнения, окружен поклонниками.

Что же было не так с его проповедью? Безукоризненное произношение, впечатляющие примеры, плавные переходы. Прихожане смеялись тогда, когда он этого хотел, впадали в задумчивость, когда ему это было нужно. Ему даже удалось выжать у них слезы.

«Неплохо».

Осуждение с легким оттенком похвалы.

Он усердно работал над проповедью столько дней, но все равно не оправдал надежд отца. Впрочем, как всегда. Из‑за угла появилась пара, ведущая оживленный разговор. Пол продолжал улыбаться. Он обязан быть приветливым, иначе они выйдут из церкви и никогда не вернутся. И снова он проиграет.

— Великолепная проповедь, пастор.

— Очень рад, что вы смогли прийти сегодня, надеюсь увидеть вас снова.

— Мы не могли пропустить такое событие. Дейвид Хадсон — действительно ваш отец?

Что же хочет сказать этот человек? Что его проповедь — отражение ораторского таланта его отца?

— Да, действительно.

— Он не будет выступать во время вечернего богослужения?

—Нет.

— Как жаль. Мы так хотели послушать его «вживую».

Пол весь напрягся.

— Мой отец сейчас в отпуске, но вы можете пообщаться с ним в зале собраний. Мы организовали в его честь обед.

Муж с женой в смятении переглянулись.

— Мы ничего с собой не принесли.

— Мы рассчитывали на большое количество гостей. У нас всего достаточно. Зал собраний как раз за углом. Я буду счастлив, если вы встретитесь с моими родителями и другими прихожанами. Все будут вам рады.

Пол посмотрел им вслед — муж с женой направились в сторону зала собраний. Он же развернулся к другим выходящим.

Возможно, он разочаровал и мать. Она улыбалась, но ничего не сказала и молча последовала за отцом. Она даже не взглянула на него. Как было бы хорошо пойти в свой кабинет, запереться в нем и посидеть несколько минут, чтобы справиться со своими чувствами, прежде чем идти в зал собраний. У Пола было такое ощущение, словно он что‑то сломал.

И где же Юнис, когда она так ему нужна? Может, отправилась поболтать с какими‑нибудь старыми сплетницами? Ей следовало общаться с прихожанами, как это делали Лавонн Локфорд и Джесси Боэм, женщины, которые действительно внесли свой вклад в развитие церкви.

Никогда еще Пол так остро не осознавал тесноту своей старой церкви, как сейчас, когда отец сидел на скамье в переднем ряду. По сравнению с церковью его отца Сентервилльская христианская церковь казалась маленькой и обшарпанной. Прихожанами Пола были в основном рабочие, а не богатые деловые люди, как у отца. Но все меняется. Теперь к ним на богослужения ходят мэр, Атертоны, другие преуспевающие бизнесмены. Пол вспомнил, как отец разглядывал его паству.

Пол поторопил нескольких отставших, чтобы они шли в зал собраний, а сам направился по проходу к алтарной части. Юнис наигрывала что‑то на пианино.

— Почему ты еще здесь? Нам же следует идти в зал собраний. Она спустилась со сцены.

— Ты же сам попросил сыграть что‑нибудь в заключение. Мы можем пройти через боковую дверь. — Юнис вдруг остановилась. — У тебя все в порядке?

— Конечно, все прекрасно. Пошли, пока нас не начали искать.

— Иди один. Мне нужно сходить за Тимми.

— Эбби приведет его.

— Мне нужно расписаться за него, ты же помнишь про новые правила.

— Я забыл.

— Что не так, Пол?

То же, что и всегда. Он оказался не на высоте.

— Ничего.

Жена взяла его за руку:

— Всем очень понравилась твоя проповедь.

Юнис несложно угодить. Все, что он ни делал для Бога, как бы незначительно это ни было, приводило ее в восторг.

— Нет, не всем. — Ему захотелось сесть в последний ряд и закрыть лицо руками. — Очевидно, она пришлась не по вкусу моему отцу.

Глаза Юнис сверкнули.

— Он так тебе сказал?

— Не совсем. Ладно, не обращай внимания. Пошли лучше к остальным. Надеюсь, диакониссы все приготовили.

— Зал украшен, подготовили даже приветственный транспарант в честь приезда твоих родителей. А еды хватит на целую армию. Беспокоиться не о чем.

Когда они вошли в зал собраний, Пол неожиданно почувствовал себя преданным. Ревность охватила его оттого, что он увидел, как отца окружили его, Пола, прихожане. Пол с трудом сглотнул. Обычно люди подходили к нему, когда он появлялся в зале собраний. Они говорили ему, какой замечательной была его проповедь. А сейчас они даже не замечали Пола, стараясь оказаться поближе к великому Дейвиду Хадсону. Отец же стоял с блаженной улыбкой на красивом лице, кивая то одному, то другому, словно король своим подданным–простолюдинам. Даже Холлис Сойер объявился, чтобы полебезить перед ним!

— Я просто обожаю ваши проповеди, мистер Хадсон.

— Спасибо.

— Моя жена уже много лет смотрит вашу передачу! Она свято верит каждому вашему слову.

— Я говорю лишь то, что вкладывает в мои уста Господь.

— Господь благословил вас, мистер Хадсон. В этом нет сомнений.

— Мне очень приятно находиться здесь с вами.

— Не могли бы вы поставить автограф на моей Библии?

— Конечно.

Лоис Хадсон коснулась руки сына:

— Извини, Пол.

— За что? — Уж не хочет ли она сказать, что его проповедь была ужасна?

— За это. — Она кивнула в сторону отца. Пол вымученно рассмеялся:

— Все в порядке, мама. Он — знаменитость. Естественно, люди хотят пожать ему руку, сказать, как много он для них значил все эти годы.

— Они не знают его так, как знаем мы. Пол рассердился:

— Он очень много трудился, чтобы стать тем, кем он стал.

— Да, он много работал. И многое приносил в жертву. — Лоис оглядела толпу вокруг. — Мы оба знаем, что я имею в виду.

— Я горжусь им, мама, и всегда гордился. — Никто не виноват, что для этих людей Дейвид Хадсон как член королевской семьи, снизошедший до простых обывателей. — Люди тянутся к нему.

Мать взяла его за руку:

— Харизма — великая вещь, Пол. Твой отец…

— Я знаю, мама. Поверь мне, я знаю. Сколько я себя помню, люди всегда смотрели на него снизу вверх. Они испытывают к нему благоговение. Люди ловят каждое его слово.

«Неплохо».

— Помнишь, о чем мы с тобой говорили, когда ты был маленьким? Помнишь, о чем ты мечтал?

— Конечно. Служить Богу.

— Тогда и держись своей мечты, сынок. Пусть тебя направляет Господь, а не отец.

— По–моему, мне не удается следовать ни за Одним, ни за другим. — Пожалуй, зал собраний — неподходящее место, чтобы составлять список своих недостатков. Он не хотел продолжать разговор об отце, о том, как тот добивался успеха во всех начинаниях. Просто он начнет ощущать еще большую неуверенность в себе. Дейвид Хадсон создал одну из самых больших церквей в стране, очень сильную, которая воспламеняла души людей. Пол хотел знать, в правильном ли направлении он сам ведет свою паству, есть ли у него шанс добиться успеха здесь, в Сентервилле. Он так старался, стольким жертвовал.

— Как тебе понравилась моя проповедь?

Мать отвернулась:

— У тебя красноречие от отца, Пол. И его харизма.

Он удивился и обрадовался:

— После того, что он сказал, я подумал, что упал лицом в грязь. Мама вздохнула:

— Ты очень похож на него, причем даже больше, чем я ожидала. Пол воспрял духом:

— Вот уж не ожидал услышать нечто подобное.

Она пристально посмотрела ему в глаза:

— У меня нет никаких сомнений в том, что если ты продолжишь в том же духе, в конце концов и у тебя будет своя церковь, и ничуть не меньшая, чем у него. Только нужно ли тебе это?

Теперь от услышанной похвалы улыбка Пола стала еще шире.

— Ну, конечно, я хочу этого. Разве не об этом я мечтал всю свою жизнь? Построить что‑то для Господа? Что‑то великое. Что‑то, что заметит весь мир. — Пол взял руку матери и поцеловал ее. — Ты всегда была моей главной опорой.

Лоис криво улыбнулась:

— Не приписывай мне чужих заслуг. Ты несешь ответственность за свое служение, за слова, которые произносишь, стоя за кафедрой.

— А вот и Юнис, мама. — Он помахал жене, ему не понравилось, что с ней были Сэмюель и Абигайль Мейсон.

Юнис пропустила вперед пожилую чету. Молодая женщина лучезарно улыбалась, целуя свекровь в щеку.

— Извините, что так сильно задержалась, мама. Мы ввели новые правила, потому что приход увеличился. Мы теперь расписываемся, когда приводим детей и когда забираем их домой. И я ничего не могу с этим поделать. Мама, познакомьтесь с Сэмюелем и Абигайль, нашими добрыми друзьями. Сэмюель, Абигайль, это моя свекровь, Лоис Хадсон.

Когда обмен приветствиями закончился, Пол сказал:

— По–моему, нам пора начинать.

Как только Дейвид Хадсон усядется во главе стола, он будет отрезан от прихожан, и тогда Пол снова завладеет их вниманием.

* * *

После обеда Пол провел отца в свой кабинет и предложил ему мягкое кресло.

— Усаживайся, пожалуйста, папа.

Отец сел и осмотрелся:

— У тебя здесь тесновато.

Пол постарался улыбнуться:

— Зато до всего можно дотянуться, не вставая с места.

Отец наклонился вперед и провел рукой по корешкам книг на полке.

— Ты не можешь отвести под библиотеку отдельное помещение?

— Мы проводим занятия во всех комнатах.

— Я заметил, на проповедь пришло много народу.

— Столько же будет и на вечернем собрании. И на субботнее вечернее богослужение приходит немало людей.

Отец поморщился и стряхнул соринку со своих серых брюк.

— Тебе нужны новые помещения. Такое впечатление, что это здание построили лет сто пятьдесят тому назад.

— Ты почти угадал. Это одна из главных исторических достопримечательностей Сентервилля.

— Исторических? Тогда забудь про перестройку этого сарая. Лучше поищи участок, где ты сможешь построить новую церковь, и продай это здание.

Пол откинулся на спинку кресла:

— Я уже думал об этом, папа. Я проверил, нет ли в продаже подходящих участков, акров в пять.

— Пять? И всего‑то? Я начинал с пятнадцати.

— И было это тридцать лет тому назад. Цены тогда были намного ниже.

— Все относительно, Пол. Будешь считать себя маленьким, маленьким и останешься.

Пол не стал говорить, что такие дела требуют времени, а он является пастором Сентервилльской христианской церкви только пять лет. В течение первых пяти лет пребывания в должности пастора Дейвид Хадсон уже заложил фундамент здания в двадцать тысяч квадратных футов с помещением для богослужений и двумя этажами классных комнат. В течение десяти лет он построил христианскую школу, в которой дети учились девять лет, начиная с детсадовского возраста. Еще через пять лет в этой школе уже были старшие классы. Во владении Дейвида был целый гараж автобусов и медиацентр, который он мастерски использовал, транслируя свои проповеди на всю страну. Пожертвования стекались к нему со всех концов.

Глядя на свой кабинет, Пол понимал, что́ отец думает о его захолустной церкви.

— Сентервилль — небольшой городок.

— Когда о тебе заговорят, люди станут приезжать даже из Сакраменто, Пол. Просто ты еще не набрал силы. Но твое время придет, если ты захочешь. У тебя есть талант, требуется только отточить мастерство.

Пол постарался скрыть, насколько сильно ранили его слова отца.

— Не мог бы ты объяснить подробнее? Отец удивленно поднял брови:

— Ты уверен, что хочешь это услышать? Не припомню, чтобы ты когда‑нибудь нуждался в моем совете.

Пол привык не обращать внимания на небольшие колкости, поэтому лишь улыбнулся.

— Теперь я стал взрослым.

— Рад это слышать. Я боялся, что ты на всю жизнь останешься маменькиным сынком.

Неприятный укол, но Пол постарался не показать виду. Сейчас неподходящее время для обмена колкостями, главное — добиться от отца совета.

— Как тебе удалось убедить прихожан согласиться на строительство?

Отец рассмеялся:

— Убедить согласиться? Я вижу, мы оба созданы для нашей работы. — Он положил ногу на ногу. — Послушай меня, сын. Здесь пастырь ты. Так ведь?

— Да, конечно.

— Разве пастух спрашивает у овец, куда идти? Ты обязан помнить, что ты лидер. Первое, что тебе нужно, это понимать, какой может стать Сентервилльская христианская церковь, а потом этого добиваться. Не нужно спрашивать, нравится ли им твоя идея. Просто поставь их в известность. Ты ведешь их, — сказал Дейвид Хадсон, делая ударение на первом слове. — Если ты станешь ждать, когда прихожане сами скажут тебе, чего они хотят, ты никогда ничего не дождешься.

В том, что говорил отец, что‑то было не так, но Пол никак не мог уловить, что именно. Глаза отца сузились.

— Вижу, ты уже сомневаешься. В этом твоя слабость. Ты должен быть человеком, который смотрит вперед. И ты должен действовать, чтобы добиваться своего. Господь призвал тебя к служению в Сентервилльской христианской церкви, и Он поступил так, чтобы ты воздвиг здесь Его храм. Единственный человек, кто тебе мешает, это ты сам.

— У тебя все так просто.

— А все и есть просто. Весь секрет в том, чтобы знать своих людей. Ты должен выяснить, что ими движет. Определи, чего они хотят в целом. Деньги и таланты твоих прихожан должны служить Господу, они сами не знают этого, так же как овца не знает цену своей шерсти. Ты должен учить их. Заставь их почувствовать, что, раскрывая свои кошельки, они поступают хорошо. Хвали их за их таланты. Формируй их взгляды, пусть они сами почувствуют себя хорошими, строя Царство. В этом и кроется секрет успеха. Но главный вопрос — хочешь ли ты добиться успеха?

— Конечно, хочу.

— И ты сможешь сделать трудный выбор?

— О каком выборе ты говоришь? — Он уже сталкивался с необходимостью делать выбор, о котором говорил отец, но он не хотел рассказывать об этом.

Дейвид наклонился вперед:

— Всегда найдутся люди, которые захотят оставить все как есть. Они погрязли в рутине, и им это нравится. — Он вскинул руку. — Они цепляются за старые дома и старые идеи.

Как Отис Харрисон и Холлис Сойер.

— У меня было несколько таких. Двое из трех старейшин, которые и призвали меня в эту церковь. — Они отказались от своих постов, слава Господу.

— Стой на своем, Пол. Держись твердо. Тебе нужно изменить свой образ мыслей. Не старейшины церкви призвали тебя, тебя призвал Господь. И ты должен вспоминать об этом всякий раз, когда кто‑то встает на пути прогресса. Поскольку эта церковь была построена во времена Калифорнийской золотой лихорадки, я приведу в пример дилижанс, чтобы пояснить свою мысль. Бо́льшая часть прихожан — это пассажиры, сидящие в нем. Они купили билеты. Они знают, куда едут, и предоставляют тебе право выбирать, как довезти их до пункта назначения. У тебя же есть лошади, которые и везут дилижанс. Вожжи в твоих руках, Пол. Твоя задача — править лошадьми, заботиться о них, чтобы они служили тебе верой и правдой, а все пассажиры добрались до места. И что же творили эти смутьяны?

— Они некоторое время отравляли мне жизнь.

— Ты победил?

— Не знаю, назовешь ты это победой или нет. Они отказались от должности старейшин и больше не посещают церковь. — Только сегодня Холлис пришел за автографом Дейвида Хадсона.

— Кто‑то сетовал на то, что они так поступили?

— Нет, ни разу не слышал. После их ухода у нас появилось так много новых прихожан, что они вряд ли скучали по этим старцам.

— Ты молодец.

Пол вспыхнул от удовольствия, что отец его похвалил.

— Только одна Юнис расстроилась.

— Ох уж эти женщины! — Отец усмехнулся. — Знаешь, я люблю твою мать, но с ней не всегда просто. На самом деле мне кажется, что самые серьезные баталии я вел именно с ней. Мы спорили о людях, которые причиняли мне неприятности. Ты же знаешь мать. Она прислушивается к каждой жалобе, словно эта жалоба того стоит.

Пока Пол рос, она часами выслушивала его собственные жалобы. И если бы не материнская любовь, кто знает, кем бы он был сейчас.

Отец снова рассмеялся:

— Если бы мы с тобой выслушивали всех и вся, то ни на что больше у нас не осталось бы времени.

Пол тоже засмеялся:

— Да, это так. Мне в конце концов надоело выслушивать брюзжание этих старейшин по любому поводу.

Отец снова посерьезнел:

— Тебе повезло, что они не заразили остальных. — Взгляд его стал жестким. — В следующий раз, когда случится нечто подобное, не дожидайся, пока они уйдут сами.

Их уход был для Пола как заноза, но быль была вполне терпимой, поскольку теперь другие люди поддерживали его в любом споре, который затевал Сэмюель.

Отец встал. Он никогда не мог долго сидеть на одном месте.

— Если кто‑то начнет чинить тебе препоны, Пол, лучше сразу выкини их из церкви. Если только дашь им волю, в дальнейшем будешь спотыкаться на каждом шагу. Будь бдительным. Оценивая каждую ситуацию, прежде всего думай о том, какой вред она может тебе нанести, и не меняй принятых решений. Не позволяй сбивать себя с толку, особенно жене. Какими бы умными женщины ни были, они всегда руководствуются чувствами.

Полу вовсе не помогала крепкая дружба Юнис и Абигайль.

— В этом городе можно где‑нибудь съесть хороший бифштекс? Видимо, отцу не удалось нормально поесть в зале собраний, когда люди все время требовали его внимания.

— В гольф–клубе есть неплохой ресторанчик. — Отец приподнял бровь, выразив таким образом свой интерес. — Управляющий — прихожанин нашей церкви. Мне только нужно позвонить, и столик для нас будет готов.

— Тогда позвони.

Пол взял трубку телефона и нажал кнопку быстрого набора, а отец принялся рассматривать корешки книг на полках. Он взял одну, полистал и поставил на место, потом вторую и нахмурился.

— Я договорился, — сказал Пол, опуская трубку телефона на рычаг. — Столик на четверых. Можно попросить Мейсонов присмотреть за Тимми.

— Давай оставим женщин дома. Едва ли им будут интересны наши разговоры о работе.

Полу было приятно, что отец хочет провести больше времени с ним наедине. Нужно будет забежать домой и предупредить Юнис, что он не будет ужинать дома.

Отец захлопнул книгу и швырнул ее на стол.

— Я знаю парня, который это написал.

— Как я понимаю, книга тебе не понравилась. — Зато Юнис была от нее в восторге и посоветовала Полу прочитать ее.

Отец пожал плечами:

— Он неплохо пишет, но несет несусветную чушь насчет терпения и покорности. Это, конечно, превосходные качества, но если следовать его совету, придется всю жизнь сидеть сложа руки и поджидать, когда Дух заставит тебя что‑то сделать.

Пол слегка нахмурился:

— В самом деле?

— Почитай сам, если мне не веришь. Я просто хотел сэкономить тебе немного времени.

— Пожалуй, я сдам ее в библиотеку. — Пол взял ключи от церкви и последовал за отцом.

* * *

Когда Пол после торжественного приема повел отца в свой кабинет, Юнис пошла с Тимми и свекровью к себе домой.

— Не хотите ли немного отдохнуть, мама? — Ей еще не приходилось видеть свекровь такой подавленной, а тем более такой молчаливой.

— Знаешь, чего бы мне хотелось, Юнис? Погулять с тобой и Тимми. В вашем городке должен быть какой‑нибудь парк и маленькая кофейня, где мы выпили бы по чашечке кофе с молоком, а Тимми — горячего шоколада.

— Мама, давай пойдем. Ну, пожалуйста! — Сначала Тимми робел в присутствии своих дедушки и бабушки, которых видел только четыре раза в жизни, но потом нашел с бабушкой общий язык.

— Недалеко от того места, где вы остановились, есть небольшой парк, а на Мэйн–стрит находится «Закусочная Чарли». — Она была там несколько раз с Полом, ей понравились Чарли и Салли Уэнтворт — хозяева закусочной. Они старались создать домашнюю атмосферу в своем заведении. — Владельцы — прихожане нашей церкви. Они вам понравятся.

— Я ни с кем не хочу знакомиться, Юни. На сегодня достаточно болтовни. Я просто хочу провести время с тобой и Тимми. Есть ли в городе такое место, где Пола не знают?

Юнис положила сумочку на маленький столик.

— Придорожное кафе на автостоянке рядом с трассой 99. — Там останавливались перекусить люди, которые тотчас разъезжались в разные стороны. А Пол никогда не видел смысла в том, чтобы сидеть за стойкой с людьми, которых он никогда не увидит в Сентервилльской церкви.

— Думаю, подойдет идеально.

Юнис удивилась:

— Вы действительно хотите пойти туда?

— По мне, это самое подходящее место. К тому же в придорожных кафе всегда хорошо готовят.

Юнис показалось, что в карих глазах свекрови сверкнули слезы, но она не успела спросить ее, все ли в порядке. Лоис хлопнула в ладоши:

— Пошли, пошли. Вы с Тимми переоденьтесь во что‑нибудь, что не жалко испачкать, а я напишу записку дедушке и папе. А потом мы направимся в гостиницу, чтобы бабушка сняла выходной костюм и эти тесные узконосые туфли на каблуках и надела удобные кроссовки. — Тимми засмеялся. — Что? Ты не знал, что бабушки носят спортивную обувь? Ну, что ж, ты узнаешь еще много интересного, мой мальчик. — Она наклонилась, чтобы посмотреть ему в глаза. — Лучше тоже надень кроссовки, Тимми, я собираюсь побегать с тобой наперегонки до горки. — Она выпрямилась и посмотрела на Юнис. — Если, конечно, у вас есть горка.

— Есть! — Тимми побежал в спальню.

— И качели, надеюсь, у вас тоже есть? — крикнула ему вслед Лоис.

— Думаю, найдутся, — рассмеялась Юнис. — Мы будем готовы через пару минут.

Тимми в первый раз зашел в гостиницу «Бедфордс», но ни холл, интерьер которого был выдержан в викторианском стиле, ни восточный ковер, ни отполированный паркет, ни изящные подушки и фаянсовые изделия «Доултон» на массивной резной каминной полке не произвели на него никакого впечатления.

— Бабушка вернется через несколько минут, дорогой, — сказала Юнис. — Просто посиди и ничего не трогай. — Мальчик опустился в обитое парчой кресло и принялся болтать ногами. Как только появилась Лоис, он вскочил и припустил к входной двери.

— Остановись у двери, шалун, — крикнула ему вслед Лоис. — Состязание должно быть честным. — Она подмигнула Юнис. — Далеко отсюда до парка?

— Один квартал вперед, потом направо и еще полквартала.

— Слава Богу. Думаю, столько пробежать я еще смогу. — Она сошла по ступенькам и наклонилась к Тимми. — На старт. Внимание. Марш! — Тимми припустил по тротуару, но Лоис не отставала от него. Юнис рассмеялась, закрыла за собой дверь и отправилась за ними, но шагом.

День был чудесным — ясным и тихим. Юнис не хотела в такой день думать, что за совет мог дать Полу отец. Как это ни печально, но что бы ни сказал Дейвид Хадсон, его слова Пол не подвергнет сомнению. И Юнис была абсолютно уверена в том, что муж не станет рассказывать ей об их беседе.

— Он никогда тебе не нравился, — как‑то сказал ей Пол.

— Нравится или не нравится, не имеет значения, Пол. То, что он твой отец, вовсе не означает, что он все знает.

— О строительстве церкви он, во всяком случае, знает больше моего. И глупо было бы не слушать его! — Юнис знала, что любое предложение Дейвида Хадсона Пол донесет до выбранных им лично старейшин — Джеральда Боэма и Марвина Локфорда. Они оба всегда готовы поддержать любые планы Пола по строительству.

И тут Юнис охватило беспокойство, хотя она дала слово самой себе, что не будет волноваться.

Юнис повернула за угол и увидела, что Тимми пришел первым, но бабушка старалась не отставать. Юнис обожала свою свекровь. Лоис была в такой же степени веселой и отзывчивой, в какой Дейвид был холоден и неприступен. Свекор потерял интерес к Тимми в первые пять минут общения.

— Отнеси бабушке книжку. Она тебе почитает. А нам с твоим папой нужно поговорить. — О политике, к которой они оба не имеют никакого отношения, о бейсболе, о состоянии экономики и о том, как оно влияет на размер пожертвований. Зато Лоис обожала внука, она усадила его на колени и читала до самого вечера, потом попросила разрешения помолиться с ним и уложить в постель. Через полчаса Юнис отправилась посмотреть, все ли у них в порядке, и обнаружила, что мальчик болтает без умолку, а бабушка внимательно слушает его. Ну, как после этого не обожать такую свекровь?

Жаль только, что с ней приехал и свекор.

Лоис с победным криком скатилась с горки, вскинув руки вверх. Затем поднялась, отряхнула брюки от песка. Тимми еще раз забрался на горку и съехал вниз, а бабушка направилась к качелям. Юнис улыбнулась, когда свекровь уселась на качели рядом с ней. Они оттолкнулись и подтянули ноги.

— Вот это жизнь! — воскликнула Лоис. От ее усталости, которую Юнис заметила еще дома, не осталось и следа.

— Бабуля, смотри! — закричал Тимми с верхней площадки горки.

— Я смотрю! Поглядим, как быстро ты скатишься на этот раз! — Тимми уселся поудобнее и оттолкнулся. Он покатился по блестящей металлической поверхности и соскочил в песок. Как только он встал, Лоис принялась аплодировать ему и нахваливать его за ловкость. Польщенный Тимми весь засиял и снова полез на горку. Бабушка рассмеялась: — Представляешь, что можно сотворить с десятой долей его энергии?

Лоис спокойно болтала ногами. Юнис же раскачивалась на качелях и не сводила глаз со свекрови. Она догадывалась, что та хочет с ней чем‑то поделиться, но не хотела торопить ее.

Они пробыли в парке около часа, потом отправились пешком к автостоянке на трассе 99, до которой была примерно миля. Тимми не жаловался на усталость. Он упивался вниманием, которым одаривала его Лоис, радовался ее смеху, болтал обо всем, что видел, и обо всем, что только приходило ему в голову. Юнис нравился смех Лоис, такой искренний и заразительный. В какой‑то момент Лоис наклонилась к Тимми, обняла его и сказала:

— Я люблю тебя, Тимоти Майкл Хадсон. Ты согреваешь мою старую душу.

— А сколько тебе лет, бабушка?

— Ну, когда как. Сегодня утром мне казалось, что все сто, а сейчас я чувствую себя моложе твоей матери. — Лоис выпрямилась и провела рукой по волосам.

Тимми озадаченно посмотрел на мать, но ничего не спросил.

— Можно мне гамбургер?

— Естественно, — засмеялась Лоис.

— Ура! — Тимми побежал вперед.

— Только до конца квартала, Тимми, — крикнула ему вслед Юнис. Впереди уже виднелась автостоянка с множеством фур, пикапов, трейлеров.

— По–моему, это прекрасное место, чтобы перекусить, — сказала Лоис.

Тимми поджидал их у знака «Стоп». Лоис взяла Тимми за одну руку, а Юнис за другую, чтобы перейти последний перекресток. Они прошли через парковку. У самых дверей кафе стояли четыре «Харлей–Дэвидсона», припаркованных у стены. Юнис взглянула на свекровь, но та решительно распахнула дверь. За стойкой сидели четверо мужчин в кожаных куртках. У одного из них на шее была татуировка в виде дракона, пасть которого была широко раскрыта, словно чудище собиралось вонзить клыки прямо в горло мужчине. Юнис посмотрела на Тимми и положила руку ему на плечо.

— Пойдем, милый.

Но мальчик никак не мог отвести глаз от байкера.

— Ну, свободных мест достаточно, — сказала Лоис, осмотревшись. — Как тебе тот столик у окна, Тимми? Ты сможешь смотреть на грузовики.

— Хорошо. — Он по–прежнему пристально разглядывал мужчину у стойки, а тот, словно что‑то почувствовав, повернулся в их сторону. Тимми стряхнул руку Юнис с плеча и решительно направился к стойке.

— А что это у вас на шее?

Мужчина удивленно поднял брови:

— А ты любопытный малыш.

С сильно бьющимся сердцем Юнис сделала четыре шага, отделявших ее от стойки.

— Это татуировка, солнышко. — Она посмотрела мужчине в глаза. — Простите, сэр.

— Сэр! Слышал это, Райли?

Она снова взяла Тимми за плечо, на этот раз крепко.

— Пошли, милый.

Теперь все четверо смотрели на Юнис, краска бросилась ей в лицо.

— У него же на шее дракон, мама! Посмотри! Он впился в шею зубами!

— Тимми.

— Бабуля, смотри! — Мальчик ни за что не хотел отходить, Юнис было никак не оттащить его. — Ему больно?

Мужчины захохотали, все, кроме того, что был с татуировкой. Он явно обиделся, растерялся и начал раздражаться.

— Простите, пожалуйста, джентльмены. — Лоис взяла Тимми за руку и показала в сторону столика. — Это результат уединенной жизни.

— И где же вы его прятали?

— Он вырос при церкви. — Лоис кивнула в сторону Юнис. — Его мама — жена пастора.

— Жена пастора! — Один их мужчин расхохотался и присвистнул. Второй произнес имя Господа всуе. Третий ухмыльнулся, осмотрел Юнис с ног до головы и повернулся к стойке.

— Если бы я знал, что у пасторов бывают такие жены, я бы давно начал ходить в церковь.

— Довольно, джентльмены. — Смелость свекрови удивила Юнис.

Теперь уже все присутствовавшие в кафе наблюдали за происходящим. Двое мужчин даже развернули свои стулья, когда Юнис и Лоис проходили мимо. Лоис держала Тимми за руку. Юнис смотрела себе под ноги, но все равно чувствовала, что ее разглядывают. Один из байкеров даже наклонился вперед, когда Юнис проходила мимо.

— Интересно, что же такая хорошенькая девушка, как она, здесь делает?

— Заткнись, Джексон! — Сверкнул на него глазами татуированный.

— Нельзя уже и повеселиться немного.

— Еще раз откроешь рот, и я сделаю так, что ты не откроешь его целый месяц. Понял?

Юнис села за столик, лицо ее пылало, свекровь и сын сели напротив нее. Лоис дала Тимми меню, чтобы ему было чем заняться и он перестал смотреть на мужчину с татуировкой у стойки. К счастью, четверка байкеров отвернулась и занялась едой, которую поставила перед ними официантка.

Лоис улыбнулась невестке:

— Это напоминает мне то время, когда я с друзьями бегала в бедные кварталы Лос–Анджелеса. Мы рассказывали людям о Боге прямо на улицах.

— Вы и Дейвид? — Юнис не могла представить себе их где‑нибудь на улице, разговаривающими с проститутками, наркоманами и бездомными.

— Нет, конечно. Нет, нет. Это было еще в школе, до того как я встретила Дейвида. — Лоис раскрыла меню, потом опустила его и посмотрела на Юнис. — Плачу, естественно, я. Заказывайте, что хотите.

Юнис уже ничего не хотела. Она все еще переживала из‑за инцидента у стойки. И зачем она согласилась повести ребенка в такое место?

Лоис снова опустила меню:

— Юни, они давно про нас забыли. А если не забыли, джентльмен с татуировкой заставит их держаться в рамках приличий.

Юнис сосредоточилась на меню. Оно было коротким, однако запахи, доносившиеся с кухни, были очень аппетитными. Тимми складывал кусочки сахара в пирамиду.

Лоис отложила меню.

— Я возьму бифштекс. Ты еще хочешь гамбургер, Тимми?

— Ага. — Пирамидка из кубиков сахара рухнула, и он начал все сначала.

Лоис убрала волосы со лба ребенка.

— Папа каждый вечер приходит домой к ужину?

Тимми пожал плечами, но ничего не ответил, продолжая играть с кубиками сахара.

Пол почти никогда не ужинал дома, но Юнис не собиралась говорить об этом Лоис.

— Он приходит, когда может.

— Что ж, мне это знакомо. — Лоис тряхнула головой и посмотрела на стоянку, на полуприцепы, пикапы и мотоциклы. — Я молилась и молилась… — Глаза ее наполнились слезами, и она снова тряхнула головой.

— Я бессильна что‑либо изменить. Кто‑то всегда приходит и… — Юнис пожала плечами. — Вам‑то это известно лучше других. Пастору не принадлежит его жизнь.

— Прости, Юни. Мне очень, очень жаль.

Не успела Юнис спросить, что свекровь имела в виду, как раздался скрип кожи. Юнис подняла глаза, и ее окатила волна ужаса — рядом с ней застыл байкер с татуировкой. Он вздрогнул и отступил назад.

— Простите, что испугал вас, мэм. Просто хотел извиниться за поведение моих друзей. — Он кивнул в сторону направляющейся к дверям троицы.

Юнис открыла было рот, но еще не успела придумать, что сказать, как заговорила Лоис. Меньше чем за две минуты она пересказала стоящему перед ними человеку все Писание. Все люди грешны, им всем нужно милосердие и прощение Господа, чтобы обрести спасение. Господь всемогущий и всемилостивый дал нам такую возможность через Сына Своего Иисуса Христа, Который умер на кресте, принеся Себя в жертву во искупление всех грехов человеческих. Воскреснув, Иисус победил смерть. И все, кто верит в Него, не умрут, но обретут жизнь вечную.

Юнис еще ни разу не приходилось слышать, чтобы Писание излагали в таком сжатом виде и к тому же так доходчиво. Никаких наводящих вопросов, никаких подготовительных лекций о значении «креста» и «воскресения». Только самая суть. У Юнис перехватило дыхание от решительности Лоис. Судя по лицу мужчины, он был потрясен не меньше нее.

На его лице появилась тень улыбки.

— Решили схватить быка за рога, леди? — Он повернулся, чтобы уйти.

— Поскольку вы уже собирались уходить, я решила, что нужно поспешить.

Он остановился и нахмурился:

— Вряд ли вы можете представить, что я успел натворить за свою жизнь.

— Женам пасторов доводится слышать даже больше того, что слышат их мужья, молодой человек, но вы все равно должны знать правду. Все в вашей жизни, подчеркиваю, абсолютно все, может быть искуплено кровью Христа. Он любит вас. Он умер за вас.

— Я сидел в тюрьме.

— Как и все мы.

Он усмехнулся:

— Не в такой.

— Стены, которые мы сами воздвигаем вокруг себя, зачастую прочнее бетона и стали. А теперь послушайте. Господь создал вселенную и всех тварей, что ее населяют. Неужели вы думаете, что груз ваших грехов слишком велик для Него? — Она пристально посмотрела ему в глаза. — Нет, конечно. Повторяю, нет. Иисус Христос уже доказал Свою любовь к вам. — Лоис ласково улыбнулась мужчине. — Не говоря уж о том, что Он привел вас сюда к нам, чтобы вы услышали то, что Он Сам хочет сказать вам. Он позвал вас, и вы откликнулись. А это значит, что Он избрал вас. Теперь вы должны выбрать Его.

Снаружи донесся рев трех «Харлеев». В глазах мужчины появилось выражение усталости. С застывшим лицом он направился к двери. Юнис смотрела, как он закидывает ногу и садится на мотоцикл, надевает шлем. Откатывая мотоцикл назад, он поднял голову и пристально посмотрел ей в глаза, потом ногой в черном сапоге с силой надавил на стартер. Мотоцикл ожил.

— Думаете, он придет в нашу церковь? — Тимми с интересом смотрел в окно.

— Будем надеяться, Тимми. — Лоис помахала рукой. Байкер кивнул ей в ответ и, развернув мотоцикл, выехал на автостраду и понесся на север. Лоис взъерошила Тимми волосы. — А если придет, ты должен приветливо его встретить. Ты с ним поздороваешься и сядешь рядом. Ладно? У этого человека, наверное, много общего с одним из учеников Иисуса, Симоном Зилотом. Ты знаешь, кто это?

—Нет.

— Нет? — Лоис посмотрела на Юнис, которая тотчас покраснела. Она не слишком сосредотачивалась на учениках Христа, уделяя все свое внимание Ему одному.

— Ну, он был зилотом, — начала Лоис.

— А что это за профессия?

— В наше время зилот назывался бы, наверное, террористом, человеком, который прибегает к насилию и совершает убийства по политическим мотивам. Зилотов еще называли сикариями за кривые ножи, которые они обычно носили с собой.

Официантка приняла их заказ.

Тимми разрушил пирамидку из кубиков сахара и принялся строить новую. Лоис с интересом наблюдала. Юнис чувствовала себя в этом кафе неуютно.

— Пол страшно на меня разозлится, когда узнает, что я вас сюда привела.

— Ты никуда меня не приводила. Это я вас привела. К тому же, беспокоиться не о чем. Дейвид забьет ему голову планами строительства, так что никто из них даже не поинтересуется, куда мы ходили и что делали. Если, конечно, они вообще будут дома, когда мы придем.

Юнис еще ни разу не слышала в голосе Лоис столько цинизма. Она разглядывала свекровь, которая в это время смотрела на посетителей, обедавших за стойкой и за отдельными столиками. При этом она задумчиво улыбалась.

— Давненько мне не приходилось заходить в подобные места. Я привыкла к официальным приемам, конференц–залам, клубным ресторанам и частным особнякам.

— И я тоже.

— А жаль, согласна? Иисус пришел бы именно сюда.

Юнис заметила горечь в глазах Лоис.

— Что случилось, мама?

— Все и ничего. — Она грустно улыбнулась. — А тебя что волнует, милая?

— Все и ничего. — Юнис покачала головой. — Хотя я очень боялась этого места, я все‑таки осмотрелась по сторонам и заметила, как много общего у людей, сидящих здесь, с нашими прихожанами. Они приходят в церковь и ждут, пока их не обслужат[39]. Они сидят целый час в ожидании результата. «Съедают» все, что им говорит Пол, а потом возвращаются к своей жизни, и ничто в ней не меняется.

— А ты, значит, официантка?

— Нет, — Юнис безрадостно засмеялась. — Я музыкальный автомат. Брось монетку в щель, скажи Полу, что ты хочешь услышать, а уж он позаботится, чтобы я выполнила заявку.

— А в остальное время?

— Я не знаю, я играю музыку, чтобы создать фон. Сентервилльская христианская церковь превратилась в духовную автостоянку.

— Почему ты перестала писать музыку?

— Нет времени.

— Бедная Юнис. — Лицо Лоис смягчилось.

— Это не страшно, мама, зато Пол тратит часы на то, чтобы довести свою проповедь до совершенства. Он никогда не говорит больше пятнадцати минут, потому что кто‑то сказал ему, что люди предпочитают короткие проповеди. Если говорить дольше, женщины начинают составлять в уме списки покупок, а мужчины — думать о футбольном матче, который пропустят, если задержатся в церкви. Тысячи разнообразных мелочей занимают их мысли. И в результате Пол пятнадцать часов готовит свою пятнадцатиминутную проповедь, которая не в состоянии пробить серные пробки в их ушах.

— А может и так: в одно ухо влетает, из другого вылетает. Погоди, скоро в христианских колледжах станут учить рекламному делу. И тогда, возможно, проповеди будут длиться всего лишь три минуты.

Юнис вдруг перестала смеяться.

— Никогда не слышала, чтобы вы так говорили.

— Это приходит с возрастом и опытом. Бог помогает нам справляться с последствиями нашей собственной глупости. — Лоис положила руки на стол. — Пол все еще слушает тебя, Юнис? Ты‑то имеешь свои пятнадцать минут? И ты не отделаешься пожиманием плеч. То, что ты скажешь, останется между нами. Я хочу слышать неприкрытую правду.

— Нет. Он меня не слушает.

— А кого‑нибудь слушает?

— Кроме отца, вы хотите сказать?

— Отца само собой. А других? Своих старейшин? Близких друзей?

— Пол много времени проводит с Джеральдом Боэмом и Марвином Локфордом. — Это были им самим избранные, всегда согласные с ним люди. — И еще он обедает со Стивеном Декером один–два раза в неделю.

— А кто такой Стивен Декер?

— Он проектирует и строит высококлассные дома и офисы.

— Вот как. — Лоис закрыла глаза.

Официантка принесла их заказ. Лоис взяла за руки Тимми и Юнис и прочла молитву. Тимми схватил гамбургер и пошире открыл рот, чтобы откусить. Юнис рассмеялась и разделила гамбургер на две половинки, вытащила из обеих немного салата и лука и слегка примяла.

— Дейвид начал подумывать об отставке.

— Вы шутите! Вот не думала, что папа захочет уйти в отставку.

— Времена меняются. Иногда к лучшему. — Выражение лица Лоис стало загадочным. — Пришла пора уступить свое место. — Она наколола на вилку дольку помидора. — Давно пора.

Юнис не могла поверить, что хоть что‑то сможет заставить Дейвида Хадсона оставить кафедру.

Лоис широко улыбнулась, правда чуть неуверенно.

— Конечно, все может еще раз измениться. Нам придется подождать и посмотреть, что Господь для нас приготовил.

Она поинтересовалась у Тимми, понравился ли ему гамбургер, потом спросила про школу, друзей, хобби.

Солнце уже клонилось к закату, когда они шли обратно в город. Тимми пробежал до перекрестка, потом вернулся назад к маме. Лоис рассмеялась.

— Он сегодня набегался.

— Будет хорошо спать.

Лоис взяла невестку за руку:

— Дейвид рассердится, если узнает, что я упомянула про его отставку.

— Я ничего не скажу. — По мнению Юнис, этот разговор вряд ли мог привести к каким‑нибудь нежелательным последствиям, но раз Лоис не хочет больше обсуждать этот вопрос, она не станет докучать ей расспросами.

Лоис улыбнулась невестке:

— Я очень рада, что Пол женился на тебе, Юнис. Ты мне как дочь.

Придя домой, они увидели, что на записке, которую они оставили, под их словами было что‑то начиркано. Лоис передала листок бумаги Юнис.

— Ты можешь это разобрать?

— Пол повел папу ужинать в сентервилльский гольф–клуб. Он оставил номер телефона, если кому‑то вдруг понадобится с ним связаться.

— И что это он написал в конце? Наверное, слишком спешил. Что такое «ЯЛТ»?

— Мама, это значит «я люблю тебя».

Лоис сняла ветровку.

— Мило, что он выразил свою любовь в столь краткой форме.

* * *

Стивен положил карандаш и выпрямил спину. Он поднял руки вверх и потянулся, пытаясь избавиться от боли в плечах. Усмехнулся, глядя на свои наброски и заметки. Ему не было так хорошо уже несколько лет!

Он посмотрел на будильник. Три часа ночи! Не поверив, Стивен постучал по циферблату, потом посмотрел на часы микроволновки на кухне. Они показывали то же самое время. Ему теперь будет сложно вытащить себя из постели в шесть утра, чтобы успеть в Сакраменто к восьмичасовому совещанию. Стивен открыл холодильник и взял кусок пиццы пепперони. Можно сесть на ночной поезд, а потом заскочить в кофейню «Старбакс» и выпить пару чашек кофе. Он взял банку содовой из холодильника.

Пол Хадсон, возможно, даже не подозревает, какое зерно посеял. Тем более что это зерно дало всходы. Стивен уже не мог остановить полет своей творческой фантазии. Какую же церковь ему построить во славу Господа? Из одного вопроса рождался другой, пока Стивен не понял, что уже занялся изучением дела: звонил другим архитекторам, заказывал книги о церквах по всей стране и даже по всему миру. Он изучал все — от часовен до соборов.

Сэмюель говорил о том, что нужно славить Господа своей жизнью. А что может быть лучше, чем построить храм во славу Его?

Конечно, строительство потребует много денег, особенно строительство такого храма, какой задумал он. Прихожан становится все больше. Значит, и бюджет Сентервилльской христианской церкви растет.

Допив содовую, Стивен сплющил банку и швырнул ее в мусорное ведро, стоявшее в углу. Он покончил с пиццей, бросил в ведро оставшуюся корочку, помыл руки и отправился обратно в свой кабинет.

С ним не случалось такого с тех пор… он не смог вспомнить, с каких именно пор.

Он завел будильник, чтобы хватило времени принять душ и побриться перед поездкой на север в Сакраменто. Потом уселся на табуретку. Снова взял карандаш и занялся эскизом. Он сомневался, что Сентервилльская христианская церковь сможет позволить себе построить нечто подобное. Но эта мысль не останавливала его.

Ведь мечты ничего не стоят.

_8.

Эбби достала из комода передник и повязала его.

— Почему бы вам, джентльмены, не выйти во двор и не насладиться последними лучами солнца, пока я прибираю на кухне? Здесь и без вас слишком жарко.

Сэмюель усмехнулся:

— Что скажешь, Стивен? Думаешь, на улице прохладнее?

Эбби повернулась к ним, стоя у раковины:

— Вы ведь можете включить разбрызгиватели.

Сэмюель открыл сетчатую дверь, жестом предлагая гостю последовать за ним.

— Никогда не спорь с женщиной, Стивен. Если и победишь, потом замучает чувство вины.

Молодой человек засмеялся, задвигая стул.

На заднем дворе было значительно прохладнее. Сэмюель наклонился к разбрызгивателю и повернул вентиль, струйки воды с шипением брызнули во все стороны.

— Один из главных недостатков старых домов — это, конечно, отсутствие кондиционера.

Он устроился в шезлонге перед стеклянным столиком, над которым был раскрыт зеленый пляжный зонт.

Стивен тоже уселся и вытянул свои длинные ноги.

— А вы не думали установить кондиционер?

— Только летом, когда температура зашкаливает за тридцать. — И каждый раз они с Эбби приходили к заключению, что есть более важные вещи, в которые стоит вложить деньги: строительство христианской больницы в Зимбабве, организация миссии в Таиланде. Во всяком случае, у них было четыре вентилятора. И разбрызгиватели. Как только заходило солнце, они открывали все двери и впускали в дом прохладу.

Стивен улыбнулся:

— Мы закончим сегодня Послание к Римлянам?

— Не знаю, сын мой, — ответил Сэмюель с шутливой серьезностью. — Все зависит от того, сколько у тебя накопилось вопросов и сколько потребуется времени, чтобы обсудить их и другие, которые появятся по ходу дискуссии. — Он посмотрел на Стивена поверх оправы своих очков. — Мы начали обсуждать Послание к Римлянам всего полгода тому назад.

Стивен засмеялся и закинул руки за голову.

— Чем дольше я живу в Сентервилле, тем больше у меня появляется свободного времени.

— У тебя здесь мало работы?

— Нет. Просто теперь я не так одержим погоней за денежными проектами, как раньше. Я достаточно заработал в последние три года и могу дать себе передышку. Время для раздумий. Время помечтать.

— Время для своей дочери?

Стивен нахмурился:

— На это мало надежды. Я звонил своей бывшей и просил отпустить Бриттани со мной в Диснейленд. Я подумал, что Кэтрин и ее новому мужу будет приятно побыть некоторое время вдвоем. Но она сказала, что уже договорилась с друзьями, они возьмут девочку к себе.

— Когда ты встречался с дочерью в последний раз?

— Три недели назад, и то мы провели вместе лишь пару часов. Сетчатая дверь хлопнула — Эбби принесла им два стакана чая со льдом.

— Это вам промочить горло.

Стивен поднялся:

— Посидите с нами, миссис Мейсон.

— Сядьте, Стивен. По мне, лучше уж жара, чем комары. — Эбби помахала рукой у себя перед лицом. — Звонил Отис.

Сэмюель взял ее за руку:

— Он не придет?

— Нет, что ты. Он придет. Он сказал, что ни за что не пропустит такое. Но он снова вне себя из‑за Мейбл. Она совсем ничего не ест в приюте, говорит, что еда там безвкусная. Я собираюсь испечь для нее печенье с арахисовым маслом. Ты же знаешь, как ей нравится это печенье. — В ее голосе появилась хрипотца.

— Мы могли бы навестить ее завтра. По дороге зашли бы в тот китайский ресторанчик, купили бы ей чоу–мейн.

Эбби кивнула и ушла в дом.

Стивен смотрел ей вслед:

— Эбби очень переживает.

— Эбби и Мейбл дружат много лет. Они обычно готовили угощение для всех торжественных приемов, которые устраивали в общине. Организовывали семейные пикники и летние библейские лагеря. У нас осталось немного близких друзей. — Сэмюель грустно глянул на Стивена и отхлебнул чая. — Теперь я первым просматриваю почту, она не хочет узнавать раньше меня, что кто‑то из наших друзей оказался в приюте или умер.

— У Мейбл все так плохо?

— Мейбл устала и готовится отправиться в мир иной к Создателю. Отис страдает. Не хочет, чтобы она умирала. Они женаты пятьдесят восемь лет. — Сэмюель посмотрел на лужайку, которую они с Эбби оформляли вместе, когда были молоды, а дети их были маленькими. Все розы вдоль белого заборчика цвели. — Я прекрасно понимаю, что он чувствует. — Кто‑то должен пройти через жемчужные врата первым. Эгоистично думать, что это обязательно будет он. Сэмюель не мог представить себе, как будет жить на этой земле без Эбби, сколько бы лет ему ни осталось. Только из‑за одной мысли о том, что он может потерять ее, ком подступал к горлу. Он сделал еще глоток чая.

Стивен наклонился вперед:

— Идет много разговоров о строительстве новой церкви. Сэмюель осторожно поставил свой стакан. Наверное, Стивен недавно обедал с Полом.

— Да, слышал.

— А вы что об этом думаете?

Неужели Пол Хадсон попросил Стивена задать этот главный вопрос?

— На строительство новой церкви требуется очень много денег.

— Естественно, но у нас есть паства, делающая пожертвования, мы проводим два богослужения в воскресенье и одно в субботу.

— Ага.

— Но у вас все еще есть возражения.

— Ага, и я молился. — Он прекрасно знал, что Пол убежден, будто старое здание церкви слишком мало для его все увеличивающейся паствы и не отвечает всем современным требованиям с технической точки зрения. Сэмюель пытался обсудить с ним это дело спокойно, но Пол ничего не желал обсуждать. Он желал действовать. Он хотел «заставить мир вертеться». Каждый раз после разговора с молодым пастором Сэмюель уходил с ощущением, будто только что участвовал в духовной битве. Пол Хадсон всегда вел себя уважительно, возможно, из‑за привязанности Юнис к Эбби, но все равно Сэмюель никак не мог отделаться от мысли, что Пол считает его помехой на пути прогресса, старомодным стариком, отставшим от жизни.

— Не хотите поделиться своими опасениями со мной, Сэмюель? Сэмюель снял очки и достал носовой платок.

— Что ты делаешь перед тем, как начинаешь воздвигать здание, Стивен?

— Большинство проектов начинаются с исследований и согласований работ с различными комиссиями. Потом приглашают архитектора, который должен предложить концептуальный чертеж, соответствующий возможностям участка. Старейшины голосуют, если мы говорим о церкви, начинается стадия проектирования, утверждают архитектора, набирают группу проектировщиков, тогда путь свободен и можно приступать к работе.

Сэмюель медленно протирал очки.

— А чуть раньше?

— Насколько?

— Начни, пожалуй, с разрешения.

Стивен выпрямился.

— Ну, да, конечно! Это само собой разумеется. Эскизы и чертежи представляют прихожанам, чтобы получить их одобрение.

Сэмюель снова надел очки. Он видел, что Стивен увлечен идеей. Хочет ли он сам спроектировать и построить эту церковь? А если хочет, то что движет им? Стивен был еще неопытен; как младенец, он только учился делать первые шаги, следуя за Христом.

Возведение церкви может оказаться непосильным испытанием для него.

— Я говорю не о прихожанах.

— О ком тогда? О комиссии по планированию? Или о членах окружного правления?

— Нет, о Том, Кто намного выше, сын мой. Ты идешь к Главе всей Церкви. К Господу. Ты все Ему рассказываешь в молитве, потом ждешь и наблюдаешь. Затем получаешь ответ, и если тебе сказано продолжать свое дело, ты продолжаешь. Но не раньше. Ты не должен сначала затевать что‑то, а потом просить Господа помочь тебе это закончить.

Стивен скривил губы:

— А как насчет «рывка веры», о котором все говорят? Все — это значит Пол.

— Вера зиждется на знании. — А не на необузданном тщеславии.

— А как же Великое поручение? Как насчет расширения Царства Божьего?

Сэмюель посещал богослужения, неделю за неделей слушая рассуждения Пола об отваге верующих, об их твердости в вере, о продвижении вперед, о расширении Царства Господа. Пол цеплялся за каждый модный афоризм. Но точно ли Пол собирался расширять Царство Божье? Было ли совпадением то, что его решимость укреплялась с каждым визитом отца — Дейвида Хадсона? То, что отец построил церковь, которую посещает пять тысяч человек, еще не значит, что и сын должен сделать то же самое. Сэмюель отчаянно хотел вселить в молодого пастора сомнения. Но иногда он начинал задаваться вопросом, за каким отцом следовал Пол Хадсон: за земным или за Небесным?

«У Дейвида Хадсона никогда не оставалось времени на сына, — как‑то раз сказала Юнис. — Он был слишком занят строительством своей империи». Женщина покраснела и извинилась за то, что говорит такие ужасные вещи о своем свекре. Но ее отступление от верности семье помогло Сэмюелю и Эбби понять, что стояло за стремлением Пола к успеху. Обиды, которые Сэмюель терпел от него в течение пяти лет, стали не такими горькими. Мейсон понял, что молодой человек всеми силами стремится получить одобрение своего отца. Благодаря пониманию этого факта, сердце Сэмюеля исполнилось сочувствия к Полу, а также тревоги за исход духовной битвы, бушующей в душе молодого пастора. Казалось, Пол стал рассеянным и начал использовать светские приемы в своих проповедях и лекциях. Юнис говорила, что полюбила Пола, потому что в его сердце есть место для Господа, и Сэмюель был согласен с ней. Только в настоящий момент Пол явно нуждался в действии Святого Духа.

Сэмюель изо всех сил старался построить отношения с Полом. Но если бы не Юнис и Тимми, он никогда бы не узнал, что движет Полом, с какими проблемами сталкивается молодой пастор, о чем ему, Сэмюелю, нужно молиться. Мейсон провел в молитвах за Пола куда больше часов, нежели за всех членов их общины. Пожалуй, еще за Стивена Декера он молился с таким же усердием.

— Сэмюель!

— Извини. — Старик виновато улыбнулся. — Вдруг задумался. Ты говорил о Великом поручении и «рывке веры».

— Строительство новой церкви поможет и в том, и в другом.

Если только Господь одобряет это строительство.

— Похоже, ты давно уже все решил. — Или за него все решил Пол Хадсон.

— Не совсем, хотя меня могут обвинить в том, что у меня в этом деле свой интерес. — Стивен облокотился о стол, глаза его светились. — Я делал предварительные наброски несколько месяцев. Просто ради развлечения. Я вовсе не пытаюсь уговаривать кого‑то начать строительство.

— Ты хоть догадываешься, к чему это может привести?

— От момента покупки земли и до открытия храма я знаю все, можете мне поверить. Строительство нового здания церкви станет испытанием преданности прихожан.

— В этом‑то все и дело, Стивен. Преданность идее строительства вовсе не означает преданности Господу. — Сэмюель видел, что Стивен его не понимает, но он не мог выразиться иначе, чтобы Стивен при этом не подумал, будто он имеет что‑то против Пола Хадсона.

— Сентервилльская церковь скоро лопнет, Сэмюель. Здание буквально трещит по швам. И что вы скажете на это?

— Я не знаю. — Многие из новых прихожан перешли в Сентервилльскую христианскую церковь оттого, что считали свои старые слишком «фундаменталистскими и нетерпимыми». Пол смягчил свои проповеди. Он больше не говорил о Христе как о Спасителе и о Его заповедях. Стал пренебрегать Писанием и сосредоточился на том, как здорово быть христианином. Пол забыл, что Бог хотел, чтобы люди жили праведно. Человек сначала должен смирить себя и покориться Божьей воле, а это значит, что ему придется принести какие‑то жертвы и даже пережить страдания. Люди смогут испытать безмерную радость от общения с Иисусом Христом, почувствуют присутствие Святого Духа, перерождение собственной души только в том случае, если сначала изменится их сердце и жизнь.

— Но вы ведь не против того, чтобы рассмотреть возможность строительства?

— Я за то, чтобы потратить время и выяснить, чего от нас хочет Господь. Почему мы хотим построить новое здание церкви?

— Мы растем, нам нужно больше места.

— Если что‑то и растет, это еще не значит, что оно здорово, Стивен. Раковая опухоль тоже растет. Многие ли из тех, кто посещает проповеди Пола по воскресеньям, хотят посещать еще и занятия по изучению Библии на неделе? Из тех, кто к нам приходит, мы должны сделать учеников Христа. Они должны изучать Библию. Они должны возрастать духовно. Чего Господь хочет от членов Своей Церкви? Ведут ли они жизнь, угодную Богу? Предоставляем ли мы себя в жертву живую и богоугодную?

Стивен слушал, но не слышал.

— Чем больше людей к нам присоединится, тем больше возможностей найти талантливых лидеров.

— И ты считаешь, что для этого тебе нужно большое новое здание? Апостол Петр силою Святого Духа проповедовал Евангелие в день Пятидесятницы и привел в церковь три тысячи человек. Не думаю, что первым делом он подготовил строительный проект.

— Но они же собрались в храме, разве не так?

Сэмюель улыбнулся:

— Я смотрю, ты начал читать Библию.

Стивен усмехнулся:

— Я подумал, что было неплохо сделать это под вашим руководством.

Сэмюелю польстили такие слова.

— Да, первые христиане встречались перед храмом и проповедовали. Они постоянно пребывали в учении апостолов, в общении и преломлении хлеба и в молитве[40]. Они не требовали обещаний построить новую церковь. Господь созидает церковь из живых камней. Мы с тобой говорим о разных способах строительства Божьего храма, Стивен.

Стивен откинулся на спинку стула.

— Кажется, я понимаю, о чем вы говорите, — задумчиво произнес он.

— Значит, ты уже сделал кое–какие наброски?

Интересно, Пол попросил его об этом?

— Совсем немного. Развлечения ради. Лучше уж заниматься этим, чем поглощением виски.

— Алкоголь — все еще проблема для тебя?

— Как всегда. Это мое больное место.

— Все мы боремся с искушениями. Они‑то и заставляют нас падать на колени и просить у Господа силы.

Стивен криво усмехнулся:

— Я еще не дошел до такой точки, чтобы считать алкоголизм благословением.

— Дойдешь.

— Хотелось бы мне знать, с какими же искушениями боретесь вы.

Они оба рассмеялись.

— Скажу лишь, что я не всегда был рассудительным, спокойным и сдержанным человеком, как сейчас.

Снова заскрипела сетчатая дверь, Эбби просунула голову в щель.

— Пришел Холлис.

— Мы уже идем. — Сэмюель поднял свой пустой стакан. — Ты бы как‑нибудь принес свои наброски, Стивен. Я бы хотел посмотреть, как ты представляешь себе церковь.

— По–моему, я превзошел самого себя.

Сэмюель улыбнулся:

— Зависит от того, кто тебя вдохновлял.

Чего боялся Сэмюель, так это того, что Сентервилльская христианская церковь падет жертвой в борьбе за душу Пола Хадсона.

* * *

— Это же день рождения твоей матери, Пол. — Юнис поверить не могла, что в такой день Пол даже не собирался позвонить Лоис.

— Но ты же отправила ей подарок. — Он достал из шкафа в прихожей свое пальто.

— Ей ведь хочется услышать поздравления от тебя.

— Ладно! Я позвоню и поздравлю ее с днем рождения.

Юнис пришлось прикусить язык, чтобы не сказать то, о чем

впоследствии она будет сильно жалеть. Пол любил свою мать. Юнис знала это, как и то, что он любит ее. Просто у него слишком много обязанностей, и он сильно устал. Пол посвящал свое время множеству людей, которые приходили к нему за советом еженедельно. Он посвящал свое время диаконам и старейшинам. Кроме Сэмюеля. Пол заставлял ее лгать человеку, которого она любила и которым восхищалась как отцом. Юнис была вынуждена говорить Сэмюелю, что Пол «занят» или «ушел по делам».

— Ты слишком много времени проводишь у Мейсонов, — сказал Пол вчера вечером. Он стал жестоким по отношению к Сэмюелю. Правда, сам Пол этого, возможно, даже не осознавал. Но она догадывалась об отношении мужа к Сэмюелю по тону его голоса, когда речь заходила о Мейсоне. И она знала причину такой враждебности. Сэмюель никогда не шел на поводу у большинства.

— С днем рождения, мама! — сказал Пол в телефонную трубку.

Юнис буквально трясло. Она пошла на кухню и включила электрический чайник. Возможно, чашка чая ее успокоит. Господь, вырви тот горький корень, что прорастает в моей душе. Я не хочу испытывать таких чувств к своему мужу. Не он центр моей жизни. Ты — мой Господь, Ты — моя опора в трудные времена. О, Господи, Господи, трудные времена настали! Пол что‑то монотонно бубнил в трубку, разговаривая с матерью. Он все говорил, не слушал. Юнис разобрала слова:

— Передай привет отцу. Скажи, что у нас все в порядке. Скоро я сообщу хорошие новости. Передаю трубку Юнис.

Он передал ей телефон, а сам отправился в гостиную.

— Здравствуйте, мама.

— Здравствуй, дорогая. Это ты набирала для него номер телефона?

— Нет. Конечно, нет. — Маленькая ложь, чтобы не ранить чувства свекрови. Юнис услышала, как открылась и закрылась входная дверь — Пол ушел на встречу с мэром в загородном клубе.

— Как продвигается ремонт?

Они с Полом только что переехали в новый дом, освободив прицерковный домик для помощника пастора, которого наняли в помощь Полу.

— Медленнее, чем хотелось бы Полу, но продвигается. — Юнис рассказала о краске и обоях, шторах для гостиной и их с Полом спальни. — Зато сад почти готов.

— У меня не было возможности сказать об этом Полу, отец выходит в отставку.

— Действительно?

— Через шесть недель совет старейшин устраивает грандиозную гулянку в его честь. Отметь у себя в календаре. — Лоис назвала число.

— Он на самом деле уйдет?

— Ему не позволят передумать.

— Вы довольны? — Свекровь долго молчала. Иногда молчание красноречивее слов.

— Я буду скучать по всем моим друзьям, которых нашла в нашей церкви.

— То, что папа уходит в отставку, еще не значит, что вы не сможете посещать церковь.

— Конечно, значит, милая. Новому пастору будет слишком трудно вести свою паству, если Дейвид Хадсон будет присутствовать на собраниях. Разве я неправа?

— Я об этом не подумала.

— Мне кажется, нам лучше переехать. Но я обещаю не уезжать от Сентервилля больше чем на сто миль.

— Я буду рада, если вы будете жить поблизости.

— И подвергать церковь сына такому огромному риску? Если мы окажемся слишком близко от вас и сможем приезжать часто, Дейвид приберет к рукам общину Пола за несколько недель, и как будет чувствовать себя твой муж?

Как маленький мальчик, у которого ничего не получается. Снова.

— Может быть, вам подойдет Орегон? Вашингтон или Мэн?

Они обе рассмеялись.

— На самом деле я уже подумывала о необитаемом острове. — Ее голос срывался. — Никаких собраний членов правления. Никаких отставок старейшин, никаких дисциплинарных взысканий, никаких частных занятий по углубленному изучению Библии. А если Дейвид захочет путешествовать, он будет брать с собой только старенький мяч и ракетку. Никаких частных консультаций…

Юнис понимала — что‑то здесь не так, но не хотела лезть в чужие дела.

— Мама?

— Все хорошо, Юнис. — Лоис высморкалась. — Со мной все в порядке. Действительно. Просто я очень зла. Буквально готова взорваться от злости. И даже не могу определить, на кого я злюсь. На нашего Господа всемогущего, взирающего на нас с ожиданием и терпением? На Дейвида — за то, что он такой, какой есть? На старейшин, которые не обращали внимания на слабости Дейвида, потому что он приводил в церковь людей, а те, в свою очередь, делали пожертвования? Или на друзей, которые знали, что происходит, но не набрались мужества, чтобы поставить в известность меня?

Знали о нем? Юнис побоялась спросить. Она опасалась, что уже знает ответ.

— Я всегда старалась думать о людях только хорошее, особенно о муже. Юни, мне нужно выговориться, и пусть лучше перед тобой, чем перед кем‑то другим. Только обещай сохранить все в тайне.

Лоис поделилась своей ношей, и ей стало легче, зато Юнис, напротив, взвалила себе на плечи груз праведного гнева и жалости.

— О, мама, мне так жаль. А что говорит отец?

— Что все это лишь ошибка. Что между пшеницей появились плевелы, которые пытаются дискредитировать его служение. Что все дело в зависти и честолюбии. Что его преследуют, как Иисуса Христа. Сначала Дейвид защищался. Как волк, пойманный в капкан. Возможно, из‑за этого старейшины стали объединяться против него. Что бы там ни было, а на последнем собрании была поставлена точка. Я никогда не видела Дейвида таким злым, но он все‑таки написал заявление об уходе. А теперь община организует грандиозную вечеринку, чтобы поблагодарить нас и попрощаться. Они‑то понятия не имеют, что произошло. Больше я ничего не скажу по этому поводу, я и так уже подошла к тому, чтобы признать все происшедшее справедливым. Как там Тимми? Скажи, чем занимается в последнее время мой внук?

Юнис ухватилась за любимую тему и целых пятнадцать минут рассказывала о занятиях Тимми. Он играет в футбол и катается на велосипеде, но бывает невнимателен на занятиях.

— Пол тоже был таким. Ну, а как ты? У тебя все в порядке?

— У меня сейчас больше дел, чем хотелось бы, и Пол работает чересчур много. Но в остальном все в порядке.

— О–хо–хо! У тебя не очень‑то веселый голос.

— С тех пор как мы приехали в Сентервилль, мне пришлось многому научиться. Пастор не принадлежит сам себе. Теперь я понимаю, как вам было тяжело все эти годы. Как вы справлялись?

— Господь — мой супруг[41], Юнис. И мой верный товарищ. — Лоис тихонько рассмеялась. — Труднее всего смириться с тем, что нельзя, помолившись в понедельник, ожидать ответа уже во вторник.

— А как было бы хорошо, если бы это было возможно, — ответила ей Юнис.

— Ага, установи таймер на пять минут, подожди, и вот ответ на молитву получен. Но только он ничего не стоил бы, не было бы в нем ни благодати, ни милости. — Лоис напомнила Юнис число, на которое были намечены торжественные проводы Дейвида Хадсона. — Если Пол станет упорствовать, скажи, что он очень нужен отцу. Только ничего не говори ему из того, что я тебе рассказала. Я хочу, чтобы Дейвид сам все объяснил сыну, если, конечно, моему муженьку хватит смелости.

* * *

Пол просмотрел почту, которую оставила на его столе Рита Уил–сон. Его внимание привлекло письмо от нотариуса. Он раскрыл его и прочел, что Сентервилльской христианской церкви завещано все имущество некоего Бьорна Свенсона. У Пола тотчас участилось сердцебиение. Он включил компьютер, открыл файл со списком прихожан и, воспользовавшись командой «Найти», в нужном поле напечатал имя. Ничего не нашлось. Тогда он нажал кнопку, запрограммированную на набор номера домашнего телефона.

— Юнис, ты не помнишь никого по имени Бьорн Свенсон?

— Нет, вроде бы не припоминаю. А почему ты спрашиваешь?

— Я только что получил письмо от нотариуса, где написано, что Сентервилльская церковь наследует все имущество Свенсона. Интересно, какую сумму он завещал?

Господи, сделай так, чтобы этих средств хватило на начало строительства, чтобы я смог продолжить свое дело. Нам нужна большая церковь. Но если этих денег не хватит на покрытие всех расходов, сделай так, чтобы их хватило на покупку земли.

— Наверное, Сэмюель знает.

Пол не собирался звонить Сэмюелю.

— Мебель для кабинета уже доставили?

— Абсолютно всю и без единой царапины.

— Я хочу, чтобы мой письменный стол и жертвенник[42] стояли у окна.

— Все так и поставили, Пол. Не забудь, сегодня днем мы идем на родительское собрание.

Он совсем забыл. Неужели это так важно?

— Сегодня у меня не будет времени, Юни.

— Пол, очень важно, чтобы ты в этот раз присутствовал.

— Ты сама справишься.

— Мы должны быть вместе, учитель специально приглашал нас обоих. Тим участвовал в двух драках в прошлом месяце.

— Накажи его.

— Пол…

— Послушай, Юнис. Ты знаешь, я люблю его, но у меня весь день расписан. Я всем нужен.

— Всего двадцать минут. Это же твой сын. Полу вдруг стало жарко, он весь напрягся.

— Не припоминаю, чтобы мой отец когда‑нибудь ходил на встречи с учителями. Всегда ходила моя мать.

— И поэтому ты говорил мне, что никогда не чувствовал, что нужен отцу.

Ну, почему она должна вспоминать слова, сказанные им в минуту слабости и бросать их ему в лицо?

— Собрание в три тридцать.

— Хорошо. Я постараюсь. — Пол повесил трубку. Он глянул на календарь, потом на часы. Ему нужно больше узнать о завещании Свенсона. Оно может оказаться ответом на его молитвы.

* * *

Пол вспомнил о родительском собрании на обратном пути домой из Роквилля. Юнис очень огорчится, но когда она услышит новость, она его поймет.

Он свернул в тупик, где стояли новые дома, въехал на подъездную дорожку самого большого и достал из‑за солнцезащитного козырька пульт от гаража. На Пола накатила волна гордости за свой новый дом. Четыре спальни, две ванные комнаты, большая гостиная и столовая с камином, смежная с ней. Дверь мягко поднялась, и он въехал на своем новеньком «сатурне» в двухместный гараж, где стояла их старенькая «тойота».

Отперев боковую дверь, он прошел на кухню и вдохнул аромат жаркого с яблоками, приготовленного в горшочках. Угловой столик был накрыт на двоих. Юнис стояла у раковины и чистила картофель. Пол подошел к жене, положил руки ей на плечи и поцеловал в шею. Она не пошевелилась.

— Прости, я не успел на родительское собрание. — Она продолжала чистить овощи. — И ты меня поймешь, когда я расскажу почему.

— Уверена, у тебя была веская причина. Впрочем, как всегда. — Юнис нарезала картофель прямо над кастрюлей, стоящей на столе, открыла кран, подождала, пока вода не заполнит кастрюльку, и выключила воду. Прошла мимо Пола и поставила картофель на огонь.

— Я не нарочно забыл о нашей договоренности. Я говорил тебе о письме от нотариуса, которое получил утром?

Юнис повернулась к нему:

— Какого нотариуса?

— Который прислал письмо о Бьорне Свенсоне, завещавшем все свое имущество нашей церкви. — На лице Юнис появилось какое‑то непонятное выражение. Пол залез в холодильник и достал банку содовой. — Свенсон был торговцем в Роквилле. У него был магазин одежды, которым он владел сорок лет. — Пол открыл банку и сделал большой глоток. — Когда умерла его жена, он попытался продать магазин. На рынке тогда был застой, поэтому за два года так и не нашлось покупателя. Тогда риелтор предложила Свенсону снять магазин с продажи, что он и сделал. Когда же здоровье Свенсона начало сдавать, он переехал в приют для престарелых на севере Сакраменто и поручил нотариусу заняться его собственностью. Налоги исправно выплачивались каждый год, но магазин не работал. Я поехал с риелтором взглянуть на него сегодня днем. — Пол улыбнулся. Возможно, она смягчится, когда узнает новость. — Угадай, Юнис, сколько сейчас стоит эта собственность?

— Понятия не имею.

— Пятьсот пятьдесят тысяч долларов! Можешь себе представить? — Он рассмеялся. Банка с содовой опустела. Он бросил ее в мусорное ведро. — Именно об этом я и молил Бога: чтобы Он дал мне знак продолжать работу над проектом строительства новой церкви.

— Но это может значить и другое, Пол.

— Нет, это точно знак от Бога, Юни, ясный знак, что нам нужно строить новую церковь. Это богатство, так неожиданно свалившееся на нас, как раз дает мне возможность начать. Я назначил собрание старейшин на вечер пятницы. Риелтор сказала, что к тому времени она подготовит отчет о стоимости.

— Ты, конечно, считаешь, что остальные воспримут это так же, как и ты.

— Естественно, они именно так и подумают. Даже Сэмюель согласится, что это Божье провидение. — Пол обнял жену. — Ну, так что, ты простишь меня за то, что я пропустил встречу с учителем, и поставишь тарелку и для меня?

— Мы ужинаем вдвоем. Тимми остался на ночь у Мейсонов. Нам нужно поговорить.

Пол немного успокоился, но у него все равно осталось опасение, что его хорошее настроение, в котором он пребывал весь день, может быть испорчено. Он не хотел, чтобы его радость померкла.

— Знаешь, мы уже давно не проводили время вдвоем.

— Пол…

Он снова поцеловал Юнис, так он целовал ее только в самом начале их романа.

— Я люблю тебя. Знаю, я очень редко говорю об этом, редко проявляю свою любовь…

Юнис растаяла почти моментально.

Они могут поговорить о проблемах Тимми завтра утром.

_9.

Что‑то было не так. Пол понял это по тому, как отец, засунув руку в карман, звенел ключами в ожидании начала банкета, который организовали по случаю его ухода. Лоис сидела на кожаном диване между Юнис и Тимми, она выглядела замечательно, но будто постарела с их последней встречи семь месяцев тому назад. Уж не из‑за ее ли здоровья отец решил уйти в отставку?

— Садись, Дейвид. — Она разгладила юбку своего шелкового костюма цвета персика.

— Не хочется сидеть.

— Ты ведь не на расстрел идешь.

Дейвид сердито глянул на нее и отошел к своему кожаному креслу с высокой спинкой, стоявшему возле встроенных полок из красного дерева. Недавно кабинет был заново отделан. Все в нем было самого высокого качества. «Если хочешь, чтобы в радах твоих прихожан были преуспевающие бизнесмены, ты должен выглядеть как они и твой кабинет должен быть как у них, — сказал Полу отец в тот вечер чуть раньше. — Нельзя привести серьезного человека в обшарпанную дыру, а потом уверять его, будто христианство — это путь к лучшей жизни». Панели из вишневого дерева, изготовленные на заказ драпировки, медные лампы, роскошное зеленое ковровое покрытие на полу — интерьер отцовского кабинета стоил, видимо, больше, чем Пол зарабатывал за год. И это еще не считая письменного стола и жертвенника.

Отец постукивал пальцами по кожаному подлокотнику.

Надо что‑нибудь сказать, чтобы разрядить обстановку.

— Едва ли у меня когда‑нибудь будет такой кабинет, — сказал Пол, надеясь, что отец не услышит в его голосе зависть.

Отец снова встал и принялся ходить по комнате.

— Будет, если станешь много работать.

— Пол очень много работает, — вступилась за мужа Юнис.

— А я разве сказал, что нет?

Пол нахмурился, показывая Юнис, что ей не стоит вмешиваться. Она все поняла. Меньше всего Полу хотелось услышать от отца замечание о муже, который нуждается в том, чтобы его защищала жена.

— Церковь, у которой только пятьсот прихожан, не может сравниться с церковью, где прихожан шесть тысяч, Юнис.

— Иисус начинал с двенадцати. — Лоис погладила руку Юнис. — Некоторые люди забывают, что их деятельность ничего не значит, если их не вдохновляет Святой Дух.

Отец повернулся к ним спиной и принялся смотреть в окно.

— И кому ты оставляешь кафедру, папа?

— Джозефу Уиллеру.

— Он был помощником Дейвида в течение пяти лет, — пояснила Лоис. — Можно сказать, Джозеф — муж по сердцу Божьему[43].

Пол его не помнил.

— Я не слышал его проповедей. Он профессионал?

— Старейшины считают, что профессионал, — фыркнул отец.

— Джозеф — прекрасный учитель, великолепно знает Библию, — улыбнулась мать. — Люди могут ему доверять.

Отец отошел от окна и посмотрел на свои дорогие часы.

— Почему они задерживаются?

— Постарайся не волноваться, папа. Ты нас всех нервируешь.

— Не я придумал этот банкет. — Дейвид вытащил носовой платок с монограммой из внутреннего кармана пиджака от Армани и стер капельки пота, выступившие на лбу. — Мне не нравится, когда что‑то делается специально для меня. — Он аккуратно сложил платок и убрал обратно в карман.

— Во всяком случае, это не вечеринка–сюрприз, — заметил Пол, чтобы немного разрядить обстановку.

— Это я хотел бы преподнести им сюрприз. — Глаза отца потемнели.

— Не советую этого делать, — возразила мать с легкой улыбкой на губах.

— Меня попросили сказать несколько слов о том, каково быть твоим сыном.

— И чья это была идея? — Дейвид посмотрел на жену. — Твоя, Лоис?

— Ты можешь не сомневаться, Пол будет добр к тебе. — Она скрестила ноги и снова расправила юбку. — Я подумала, будет неплохо, если твой сын скажет о тебе пару слов.

Пол никогда не признается, что сочинял свое пятиминутное выступление целых три дня и много часов вспоминал все нанесенные ему отцом обиды. Но разве будет благородно с его стороны сказать голую правду?

— Я скажу, что рос, видя, как глубоко ты предан делу строительства новой церкви, как ревностно ты служишь своей пастве. Все, кто знал тебя, согласятся со мной. Я надеюсь идти по твоим стопам. — Дейвид Хадсон посвятил всю свою жизнь церкви — вот что Пол намеревался сказать аудитории, которая соберется, чтобы сердечно попрощаться со своим пастором.

— Что ж, будем надеяться, что у тебя получится лучше, чем у меня.

Пол оцепенел.

— Я считаю, что ты все делал правильно, папа.

Мать рассмеялась:

— Действительно, он все делал правильно. И Дейвид первым расскажет тебе, как Господь его благословил.

Дверь распахнулась.

— Мы ждем вас, Дейвид.

— Спасибо. — Отец направился к дверям, но вдруг остановился, оглянувшись на жену. — Лоис, — почтительно произнес Дейвид и отступил в сторону. — Пора, Лоис.

— Да, пора. Давно пора. — Она загадочно смотрела на мужа. Юнис вспыхнула и смущенно бросила взгляд на Пола.

— Папа? — Полу никогда не доводилось видеть отца уязвленным или неуверенным в себе. Пол был потрясен. — Что здесь происходит?

— Ничего, что могло бы обеспокоить тебя. — Дейвид протянул жене руку: — Лоис…

— Последние несколько лет я наблюдала за игрой со стороны, Дейвид. А теперь ты вдруг захотел, чтобы я встала рядом. — Она плотно сжала губы. — Это твой вечер. Они собрались посмотреть на тебя. Отправляйся к ним, получи от них заслуженную награду. — В ее темных глазах блестели слезы. Она тряхнула головой.

Дейвид побледнел:

— Прошу тебя, Лоис.

Выражение скорби мелькнуло в ее глазах. Она на мгновение их закрыла, потом грациозно поднялась с дивана.

— Спектакль продолжается. — Лоис взяла Дейвида под руку и вышла с ним.

Пол положил руку Тимми на плечо.

— Ты идешь с нами, держись поблизости. — Он наклонился к Юнис и прошептал: — Ты не могла бы улыбаться? У тебя вид как на похоронах.

— Отец сказал тебе, почему он вышел в отставку?

— Он сказал, что устал и хочет отдохнуть. А еще он хотел бы больше времени проводить с мамой.

— Что ж, это неплохо, — сказала Юнис каким‑то странным тоном и вышла с ним из кабинета.

В дверях, которые вели в актовый зал, их встретили двое дежурных по залу, одетых в строгие черные костюмы. Пол услышал низкий гул множества голосов и тихую музыку струнного квартета.

— Доктор Хадсон, пастор Уиллер сейчас подойдет, чтобы сопроводить вас и Лоис к столу. Я покажу вашему сыну и его семье их столик. Они будут сидеть прямо напротив сцены. Мы подготовили для вас прекрасный вечер. Надеемся, вам понравится. — Но улыбка дежурного была холодной. — Первым выступит Джозеф, потом подадут ужин. После того как принесут десерт, некоторые из наших младших пасторов скажут по нескольку слов. Пять минут, не больше, — заверил он, глядя на Пола. — Ваша речь будет вступлением к видеофильму о карьере вашего отца. Потом прозвучит музыка, специально написанная для этого вечера, потом конец.

«Конец». Он произнес это так, словно речь шла о суровом испытании, через которое надо пройти, а не о чествовании человека, уходящего в отставку.

— Леди и джентльмены, — сказал кто‑то в микрофон, и шум толпы сразу стих до легкого гудения. — Прошу вас поприветствовать мистера и миссис Дейвид Хадсон.

Как только родители Пола вошли в зал, их встретил еще один дежурный. Люди поднимались со своих мест и аплодировали, пока Лоис и Дейвид шли к длинному центральному столу, стоявшему в передней части актового зала. Вскоре уже все прихожане стояли. Аплодисменты сотрясали зал.

Пола и Юнис с Тимми проводили к их столику. Аплодисменты продолжались даже тогда, когда родители уже сели за стол. Отец посидел несколько минут, потом поднялся, словно его смутило выражение обожания, развел руки и поклонился, приглашая всех садиться. Лоис потянула его за пиджак, и Дейвид сел, все стоявшие рядом с ним тоже сели.

Пола охватила зависть. Настанет ли такой день, когда его паства будет выражать ему свое почтение? Полотняные скатерти, роскошный фарфор, серебро, хрустальные бокалы, шикарная цветочная композиция, украшавшая центральный стол. Затраты на прощальный банкет в честь Дейвида Хадсона превзошли бы бюджет Сентервилльской христианской церкви за два года. Пол почувствовал себя маленьким и никчемным.

К микрофону подошел Джозеф Уиллер. Стулья заскрипели — люди рассаживались. Уиллер начал с молитвы, призывая всех присутствующих воздать хвалу Господу за Его многочисленные благодеяния. Потом он вкратце изложил программу вечера.

Банкет продолжался, и Пол все отчетливее видел, как напряжен его отец. Дейвид обменялся несколькими словами с человеком справа от него, потом принялся теребить скатерть, пока мать не накрыла его руку своей. Дейвид поднес ее руку к губам и поцеловал, отчего Пол пришел в изумление. Ему не доводилось видеть ничего подобного. Мать выдернула руку и положила ее на колено, лишь через некоторое время она занялась салатом, который перед ней поставили. У родителей явно не было аппетита.

У Пола его тоже не было. Ладони вспотели. Сердце тяжело стучало. Живот сводило. Отец обращал на него внимание лишь тогда, когда бывал им недоволен. В детстве это случалось очень часто. Отметки были недостаточно высокими. Он одевался недостойным образом. У него были слишком длинные волосы. Он был маменькиным сынком. Действительно, отец был занят строительством своей церкви, но при этом жертвовал общением с сыном, который хотел только одного — угодить отцу, добиться его признания.

— Пол? — Юнис положила руку ему на колено.

Она всегда чувствовала, когда его что‑то беспокоило. На этот раз Полу помогло ее участие.

— Что‑то не так между матерью и отцом. Никак не могу понять, что именно. Теперь мне кажется, что подготовленная речь никуда не годится. Помолись, чтобы Господь подсказал мне правильные слова, милая. Горячо помолись.

Юнис взяла его за руку и сжала ее:

— Руководители церкви сделали акцент на Боге и Его делах. Это хорошо, Пол. Так и должно быть.

— Посмотри на лицо моего отца.

— Смотри на Господа, Пол. Если ты внимательно посмотришь программу вечера, ты заметишь, что все внимание в ней уделяется не твоему отцу, а Иисусу Христу.

Юнис была права. Интересно, это идея отца сделать Господа центром всего торжества? На него это было не похоже, зато мысль была удачной. Его уход может изменить всю его паству. Программа вечера была построена так, чтобы отец понял: его дело во Христе будет продолжено. Его церковь будет существовать и после его ухода.

Тарелки с салатом убрали, подали говядину по–веллингтонски и шоколадный мусс на десерт.

Пол почти ничего не ел. Господи, подскажи мне слова, которые я должен произнести.

Поднялся Джозеф Уиллер и представил Пола Хадсона. Пол встал, взял микрофон и повернулся к аудитории. Он колебался лишь несколько секунд, потом заговорил о том уважении, которое испытывал к отцу, видя, как глубоко тот предан церкви. Пол призвал родителей воспитывать своих сыновей и дочерей в вере, учить их любить Господа всем сердцем, ибо это угодно Ему. Вернувшись на свое место, Пол посмотрел на центральный стол. Мать улыбалась, по ее щекам текли слезы, отец же смотрел на экран — свет притушили, начинался видеофильм, подготовленный его паствой.

Юнис взяла Пола за руку под столом и наклонилась к нему:

— Великолепная речь, Пол. Лучше сказать просто невозможно. Жаль, что отцу не понравилось.

* * *

Юнис знала, что отец сказал что‑то Полу при выходе из церкви, потому что Пол довольно холодно пожелал всем спокойной ночи и поднялся в просторные комнаты для гостей, которые подготовили для них в роскошном родительском особняке в районе Северных Голливудских холмов. Тим сразу побежал в ванную комнату.

Лоис вздохнула:

— Что ты сказал сыну на этот раз?

— Ничего такого, на что стоило бы дуться. — Дейвид развязал галстук и направился в спальню.

— Возможно, стоит зайти к Полу, поинтересоваться, все ли в порядке? — спросила Лоис у Юнис. — Можешь передать ему, что я им горжусь.

Лоис встретила Тима на середине лестницы.

— Не хочешь посмотреть фильм вместе с бабушкой? Ты видел «Бен–Гур»? Тебе понравятся гонки на колесницах. Можем взять с собой попкорн и какао.

Юнис открыла дверь апартаментов для гостей и увидела на кровати чемодан. Пол вышел из гардеробной с ворохом одежды. Она закрыла дверь и направилась к нему.

— Что ты делаешь?

— А ты как думаешь? Собираю вещи.

— Пол, мы не можем уехать.

— Это ты так считаешь!

— Подумай, как это воспримет мать.

— Она поймет.

— Но, Пол, ты же обещал, что мы останемся здесь до пятницы.

— Ты останешься. Я возвращаюсь в Сентервилль. Скажи родителям, что в голову придет. Мне нужно работать. И это правда.

— Полагаю, вы с отцом повздорили после банкета.

Пол невесело рассмеялся:

— Немного, но этого хватило, чтобы мне захотелось побыстрее убраться отсюда. Не нужно было мне выступать. Не нужно было вообще приезжать.

— Что он сказал, Пол?

— Он сказал, что ожидал от своего сына большего, чем выражение никому не нужной благодарности за отеческие заботы, что такую речь любой первокурсник христианского колледжа напишет за пять минут.

— А что бы ему понравилось? Заверения в том, что приход развалится без него? Надеюсь, Господь этого не допустит. — Юнис шагнула к мужу. — Ты не можешь уехать, Пол. Это первый семейный отпуск с тех пор, как мы приехали в Сентервилль. Шесть лет, Пол. Мы обещали Тимми отвезти его в Диснейленд и на студию «Юниверсал». А как же все те парки развлечений, куда мама возила тебя в детстве? Это нечестно по отношению к ребенку.

— Он переживет. — Пол повернулся к ней спиной и открыл ящик комода.

— И когда ты перестанешь жить только ради того, чтобы угодить отцу!

Пол бросил в чемодан несколько рубашек. Юнис так рассердилась, что ее затрясло мелкой дрожью. Она прекрасно знала, что произойдет, если Пол выполнит задуманное.

— Если ты уедешь завтра утром, отец скажет, что ты поджал хвост и сбежал.

Пол так резко повернулся к ней, что от него можно было ожидать чего угодно. Юнис отпрянула от него… Она прижала руку к щеке, горевшей от пощечины, и в ужасе уставилась на мужа. Когда он шагнул ей навстречу, она отступила.

— Юни, — произнес Пол с посеревшим лицом. У нее бешено колотилось сердце.

— Иногда мне кажется, что я совсем не знаю тебя.

— Прости меня, — хрипло сказал Пол. Он сел на кровать, сгорбился и заплакал.

Юнис погладила его по голове дрожащими пальцами. Обычно она так утешала Тимми, когда тот бывал сильно расстроен. Чаще всего сын расстраивался из‑за того, что сделал отец — или не сделал.

— Пол, просто твой отец был сегодня очень огорчен и выплеснул раздражение на тебя.

Он взял ее за руку:

— Ты простишь меня?

— Уже простила.

— Как можно любить человека и при этом так его ненавидеть? Мой отец буквально сводит меня с ума!

Можно ли считать, что это извиняет его поступок по отношению к ней?

— Твой отец ответит за многое, Пол.

Юнис больше ничего не могла сказать, иначе она предала бы Лоис. Неважно, что она знала о свекре, у нее не было права его осуждать, унижать его в глазах собственного сына. Пол должен узнать правду либо от самого отца, либо от матери. А если ни Дейвид, ни Лоис не откроют сыну правду, Юнис будет молить Господа, чтобы Он Сам поведал Полу истину. И пусть Дейвид Хадсон перестанет быть для сына идолом.

Юнис присела на кровать рядом с мужем.

— Ты просил меня помолиться за тебя, Пол. Я молилась. Я горячо молилась о том, чтобы Господь вложил правильные слова в твои уста. И ты молился. Ты произнес те слова, которые тебе подсказал Всевышний. — Юнис сжала его руку. — Ты угодил Господу, Пол, несмотря на то, что твой отец остался недоволен.

— Я был уверен, что те слова подсказал мне Бог, Юни. Абсолютно уверен. Мне давно уже не было так хорошо.

О, Господи, помоги ему увидеть, что он сбился с пути. Пусть это случится сейчас. Прошу Тебя.

— Иногда мне кажется, что отец специально меня унижает. Между нами всегда было что‑то, что его раздражало. — В глазах Пола читалось страдание. — Во мне есть нечто, что бесит его.

Господи, умоляю, скажи Ты, не я. Пусть Пол услышит правду, которая прозвучит с любовью.

— Иногда все выглядит не так, как есть на самом деле, Пол.

— Что ты хочешь этим сказать?

Ее сердце гулко стучало, мышцы напряглись. Пусть помыслы мои будут чисты, Господи.

— Просто если человек говорит, что он христианин, это вовсе не означает, что это так. Даже если этот человек стоит за кафедрой.

Пол уставился на жену, попытался поймать ее взгляд, потом выпустил ее руку.

— Ты сама поняла, что ты сказала?

В его голосе послышался гнев. Будь что будет.

— Нам не дано узнать сердце твоего отца, Пол. Зато мы знаем, какой плод принесло его служение.

Пол встал.

— Ты все поняла неверно, Юнис. Невероятно, что ты можешь так ошибаться.

Пол стоял в нескольких футах от нее, но ей казалось, что между ними разверзлась пропасть. Он смотрел на Юнис, а ей казалось, что он повернулся к ней спиной.

— Очень хочу на это надеяться.

— Как ты могла даже предположить, что мой отец не христианин? Только посмотри, что́ он построил для Господа. Ты видела, сколько людей было в зале? Они все пришли поблагодарить его за многие годы службы. Ты слышала, что они говорили ему, когда он шел к столу? Они не знали, как отблагодарить его за то, что он сделал для них! Если бы не он, они бы не пришли к Богу! Некоторые даже плакали!

Юнис удивилась, что Пол так легко купился на мишуру. Он изучал Библию дольше, чем она. Господь, а не Дейвид Хадсон, смягчает сердца людей. Спасает Божье Слово, Иисус Христос. Его смерть искупила грехи человеческие. Многие люди проповедовали Писание, преследуя свои корыстные цели. Но Господь делал так, что даже они участвовали в исполнении Его благого замысла. Дейвид Хадсон не спас ни одной заблудшей души. Юнис была готова вслух обвинить человека, который всю жизнь издевался над Полом, который мог уничтожить его одним словом, одним взглядом, чьего признания Пол так долго добивался. Но какой в этом прок? Юнис было достаточно заглянуть в глаза мужу, чтобы понять — он не готов ее слушать.

Неожиданно почувствовав себя очень усталой, Юнис поднялась.

— Поступай и думай, как хочешь, Пол. — Она пошла к двери.

— А ты, видимо, собралась пожаловаться моей мамочке, какой я никудышный муж и отец.

Юнис уже взялась за ручку двери, но повернулась и взглянула на Пола. Неужели он действительно так о ней думает? Или он просто хочет обидеть ее, как отец обидел его?

— Я иду вниз, хочу вместе с Лоис и Тимми посмотреть фильм. Пусть посидит один и позлится.

* * *

Когда Юнис уже поздно ночью легла спать, Пол обнял ее и снова извинился. Их отношения казались вполне неплохими — по крайней мере все было лучше, чем в последние несколько месяцев. А утром Юнис обнаружила, что лежит одна в постели. Она тотчас вскочила, но успокоилась, увидев костюм Пола, его брюки и рубашки на вешалках в гардеробной, а его чемодан — в углу рядом со своим чемоданом. На часах было семь.

Откинув одеяло, Юнис сунула ноги в тапочки. Она надела свой розовый халат и отправилась посмотреть, как дела у Тимми. Проходя мимо малой гостиной, Юнис увидела, что Лоис в черных слаксах, белой блузке и длинном свитере бордового цвета убирала белье с дивана–кровати.

— Я подумала, будет лучше, если я встану пораньше, чтобы Тим или Пол не узнали, что я сплю здесь.

Дверь родительской спальни была закрыта.

— Пол и отец, наверное, пьют кофе на кухне.

— Вряд ли.

— Тогда Пол, наверное, вышел на пробежку.

— Он все еще бегает?

— Не так часто, как хотелось бы.

Лоис улыбнулась:

— Он занимался бегом, когда учился в школе. Подавал надежды, ему даже предлагали войти в состав сборной страны.

— Почему он отказался?

— Господь призвал Пола служить Ему.

Вся кухня была залита южным калифорнийским солнцем. Лоис покрасила ее в голубой, белый и желтый тона. Юнис присела за барную стойку, Лоис тем временем молола кофе. Потом она положила его в фильтр и вставила в кофеварку.

— Что так взволновало Пола вчера вечером? — Она налила воду в кофеварку. — Он хорошо держался на банкете.

Юнис пожала плечами. Она не хотела говорить о Поле.

— Папа, наверное, наслаждается первым свободным днем. Обычно он встает рано.

— Дейвид встал и ушел, как и Пол. Я закрыла дверь в главную спальню, потому что не успела еще убрать там постель. — Лоис сухо улыбнулась. — Он отправился поиграть в гольф в Лейксайде.

— Вот как. Возможно, Пол поехал с ним.

— Нет, — ответила Лоис, выглянув в окно. — Он как раз возвращается.

Входная дверь открылась и закрылась. Вошел Пол в спортивных штанах и футболке, его золотистые волосы потемнели от пота.

— Доброе утро, леди! — Он поцеловал Юнис, а потом и мать в щечку. Открыв холодильник, достал пакет апельсинового сока, нашел стакан и наполнил его. Еще тяжело дыша, он приветственно поднял стакан: — Ваше здоровье! — Пол залпом выпил сок и поставил пустой стакан в раковину.

Лоис бросила ему кухонное полотенце:

— Держи, пока ты не залил потом мою чистенькую кухню. Он вытер лицо и повесил полотенце на шею.

— Где папа?

— Он… ему пришлось уйти сегодня утром. — Лоис бросила на Юнис предупреждающий взгляд.

— А я надеялся пригласить его на обед. Когда он вернется?

— Боюсь, он не объявится до вечера, Пол. — Лоис расставила чашки и блюдца. — А это означает, что ты можешь пойти с Юнис, Тимми и мной в Гриффит–парк и зоопарк.

— Замечательно. — Пол взялся за концы полотенца. — Какой у отца номер пейджера?

— Он не взял с собой пейджер.

Юнис поняла, что Лоис не хочет, чтобы Пол узнал, где находится Дейвид.

— Пойду приму душ, — сказала Юнис. Возможно, если она уйдет из кухни, Лоис все расскажет Полу.

— Позволь, я помоюсь первым. — Пол направился к двери. — Мне душ нужен больше, чем тебе.

Юнис снова села на высокий табурет, на душе было гадко. Рано или поздно Пол узнает, где был отец, и обидится, что его не пригласили.

Лоис налила невестке кофе.

— Если Пол пойдет с нами, он хорошо проведет время и не увидит, как возвращается его отец с клюшками для гольфа. Мне кажется, Дейвид оттягивает момент, чтобы объяснить Полу, почему он ушел в отставку.

Новые оправдания.

Лоис достала из холодильника пакет сливок и налила их в сливочник, который аккуратно поставила на стол рядом с сахарницей.

— Я так рада, что вчерашний день закончился.

— Прекрасная была программа. Лицо Лоис смягчилось.

— Да, хорошая. Старейшинам удалось остановить сплетню до того, как она распространилась. Всего несколько человек ушло из церкви, и сделали они это тихо. — Лоис налила себе кофе и села. Добавила сахар и сливки, медленно перемешивая. — Благодаря вчерашнему банкету передача кафедры Джозефу прошла легче.

— С вами все будет в порядке, мама?

— На самом деле я перенесла все куда легче, чем думала.

— В малой гостиной?

— У меня снова обострился ишиас, — саркастически заметила Лоис.

Эту версию услышит Пол, если спросит мать, почему она не спит в спальне.

Пол пошел с ними в Гриффит–парк. Тимми ни на шаг не отходил от отца, ловил каждое его слово, когда тот рассказывал о животных. Лоис и Юнис немного отстали от них, чтобы поговорить о своем.

— Все было сделано очень аккуратно, — рассказывала Лоис, — что, безусловно, лучше для церкви. Меньше всего я хотела внести разногласие в общину. Я не говорю уже о том разочаровании, которое почувствовали бы новые члены. Дейвид, конечно, жалеет обо всем.

Интересно, он раскаялся или просто огорчился, что у него отняли его церковь? Юнис хотела задать этот вопрос, но не решилась причинить свекрови новую боль.

Лоис приготовила для них пикник. Они нашли спокойный уголок в тени возле огромного луга. Лоис также догадалась захватить две перчатки и мячик для игры в бейсбол. Маленькая перчатка была сильно потертой, а большая — совсем новой. Юнис не могла вспомнить, когда Пол в последний раз играл с сыном в мяч. Ей очень понравилось.

— Сынок, подними перчатку, — крикнул Пол Тимми. — Вот так! Молодец! Какой ты ловкий! — Тим сиял от счастья.

Все было замечательно, пока они не подъехали к дому. Дверь гаража была открыта, Дейвид вытаскивал из багажника клюшки для гольфа.

— Ты говорила, что ему пришлось уйти. — Пол поставил машину на стояночный тормоз. — Неплохо придумано, мама.

Лоис наклонилась вперед на заднем сидении и положила руки сыну на плечи.

— Мы прекрасно провели день, Пол. Пол вытащил ключ из замка зажигания.

— Завтра утром я уезжаю в Сентервилль.

— А я думал, что мы отправимся в Диснейленд, — сказал с заднего сидения Тимми.

— В другой раз, сынок.

— Но, папа…

— У меня есть дела поважнее парка развлечений!

Юнис повернулась назад и постаралась улыбнуться.

— Ты же знаешь, папа всегда выполняет свои обещания, Тим. Ему нужно ехать, а мы можем остаться. Ты, я и бабушка отправимся завтра утром в Анахейм и проведем в Диснейленде целый день. Потом денек отдохнем и отправимся на студию «Юниверсал».

— Круто! — Тимми выпрыгнул из машины и побежал в дом. Лоис отправилась за ним.

Пол посмотрел на Юнис:

— А как же школа?

— В школе знают, что Тим не вернется до понедельника.

— Значит, получается, что я должен приехать за вами в пятницу, чтобы отвезти домой?

— Тебе незачем так утруждать себя, Пол. Мы вполне можем вернуться домой на автобусе.

— Поступай, как знаешь. — Пол вышел из машины, громко хлопнул дверцей и направился к дому.

Юнис еще немного посидела в машине, наблюдая, как свекор полирует свои клюшки для гольфа, потом вышла и отправилась вслед за мужем в дом.

* * *

Сэмюель оперся на косилку, закончив подстригать газон у входной двери дома. Он смел срезанную траву в совок и отнес ее в зеленый мусорный бак в гараже. Потом убрал грабли и косилку в гараж. Сэмюель устал, но чувствовал себя прекрасно. Ему нравился запах свежескошенной травы.

Из уважения к Эбби он всегда снимал обувь, перед тем как войти в дом через гараж. Он почувствовал запах бананового хлеба. Эбби на кухне не было. Сэмюель направился было к двери во внутренний дворик, но тут раздался звонок таймера. Он выключил плиту. Потом взял прихватки, открыл духовку и достал две буханки бананового хлеба и положил их на стол.

Эбби не было и на заднем дворе. Сэмюель вернулся внутрь.

— Эбби?

Он нашел ее в спальне, она сидела на полу, пытаясь вздохнуть, спиной она опиралась на край кровати.

— Эбби! Милая, что произошло? — Сэмюель обхватил ее, пытаясь подсунуть руку под колени.

— Нет! — Выдохнула она посиневшими губами. — Не поднимай меня.

— Я звоню врачу. Не двигайся!

Сэмюель потянулся за телефоном, но свалил его на пол. Поставил телефон обратно на место и набрал 911. Сообщив диспетчеру всю необходимую информацию, он повесил трубку и склонился над Эбби.

— Держись, дорогая. — Он нежно обнял ее. — Они уже едут. Потерпи чуть–чуть.

Сэмюель услышал, как вдали загудела сирена кареты скорой помощи. Осторожно положив Эбби на пол, он схватился за столбик кровати и поднялся на ноги. Превозмогая боль в коленях, заспешил по коридору, открыл дверь и вышел на улицу как раз в тот момент, когда врач с фельдшерами выходил из машины.

— Сюда. — Он махнул им, чтобы они следовали за ним, и пошел впереди. — Эбби, они уже здесь, милая. Сейчас войдут. Держись, любимая. — Сэмюель еле сдерживал слезы.

—Хлеб.

— Он уже на столе, милая. Я выключил плиту. Ни о чем не беспокойся. С тобой все будет хорошо. — Он взял ее за руку и почувствовал легкое пожатие ее пальцев.

— Успокойся, Сэмюель, а то нам придется вызвать еще одну скорую. — У Эбби на лбу выступила испарина. Сэмюель поцеловал ее в лоб и прижал к себе, он не мог говорить. Не забирай ее у меня, Господи. Прошу Тебя, не забирай ее. Пока не забирай.

Когда вошли медработники со своим оборудованием, для Сэмюеля не осталось места. Он отошел в сторонку и стал смотреть, как фельдшеры суетятся вокруг Эбби, разговаривают с врачом, ставят его жене капельницу, осторожно перекладывают на носилки.

— Я поеду с ней. — Сэмюель пошел за фельдшерами в прихожую, потом на улицу. Милли Брустер поджидала его у калитки, она спросила, чем может ему помочь.

— Запри входную дверь, если не трудно.

Врачи поднимали носилки в машину, Эбби махнула ей рукой.

— Мне пора ехать.

— Ни о чем не беспокойся, Сэмюель. Поезжай.

Поездка в больницу, казалось, длилась вечность. Как только они приехали, фельдшеры покатили Эбби в реанимацию, где их встретил врач, они передали ему сведения о ее состоянии и вкатили каталку в двери помещения. Сэмюель попытался зайти за ними, но его остановила медсестра.

— Мне нужна информация. Вам придется заполнить формы.

— Но моя жена…

— С ней доктор Хейз, сэр. Он прекрасный врач. Она в надежных руках. — Медсестра протянула Сэмюелю планшет с бланками.

— Когда закончите, найдете меня у стойки регистрации. Через несколько минут Сэмюель протянул ей планшет с заполненными формами.

— Здесь есть телефон?

Медсестра с улыбкой забрала планшет и показала направо.

— Телефоны в конце приемной между туалетами.

Платные телефоны? Сэмюель полез в карман. Он был пуст. Сэмюель полез в задний карман, но вспомнил, что оставил бумажник на секретере, в органайзере, подаренном дочерью. Зачем ему мог понадобиться бумажник, когда он подстригал газон?

Господи, Господи…

— Сэмюель!

Он повернулся и увидел быстро идущую к нему Юнис. Тим спешил за ней по пятам.

— Я думал, что вы оба сейчас в Южной Калифорнии.

— Мы вернулись около часа тому назад. Я как раз распаковывала вещи, когда позвонила Милли. И мы сразу же пришли. Как Эбби?

— Они не говорят. Сейчас ее осматривает врач. — Голос Сэмюеля сорвался. Юнис крепко обняла его. Тимми оказался между ними. Они все заплакали.

— Не сдавайтесь, Сэмюель. — Юнис погладила старика по спине и начала вслух читать молитву. Она просила Господа быть с ними, исцелить Эбби, дать им всем сил и терпения. Юнис закончила молитву, но они по–прежнему стояли обнявшись.

— Я хотел позвонить дочери, но у меня нет монетки, я забыл свой бумажник.

Юнис достала из сумочки кошелек с мелочью.

— Вы еще кое‑что забыли, Сэмюель. — Она улыбнулась ему сквозь слезы.

—Что?

— Ботинки.

* * *

Когда Стивен узнал о болезни Абигайль, он позвонил на стройку и предупредил, что не придет. Он направился в больницу, по дороге купив букет цветов. В больнице спросил дежурную медсестру, как ему найти Эбби. Подойдя к одноместной палате на втором этаже, Стивен сначала постучался и только потом открыл дверь.

Эбби улыбнулась ему из‑под кислородной маски, а Сэмюель встал и пожал ему руку. Стивен был потрясен, какой маленькой, бледной и худенькой выглядела Абигайль на больничной койке. А Сэмюель, казалось, постарел на несколько лет за эти дни.

— Еще цветы, — улыбнулся Стивен и поставил свой букет роз в вазу с маргаритками на прикроватном столике Абигайль. Цветы стояли и на другом столике на колесах, и на полке.

— Вы можете открывать собственный цветочный магазин, миссис Мейсон.

Эбби улыбнулась:

— Когда я проснулась, то подумала, что присутствую на собственных похоронах.

Сэмюель взял ее за руку.

Стивен был с ним согласен — это совсем не смешно.

— Я был в Сакраменто и узнал о вашей болезни только сегодня утром.

— Ты виделся с дочерью?

Стивен встретился с Бриттани в новом доме Кэтрин в Голд–Ривер. В первые восемь месяцев своего нового замужества Кэтрин была с ним неизменно вежлива, шла ему навстречу и позволяла часто приезжать к дочери. Но в этот раз, когда Кэтрин открыла дверь, Стивен сразу понял, что дела у нее идут не лучшим образом. Он увидел знакомое выражение на ее лице. Разочарование, злость, желание сорвать на ком‑нибудь злобу. Ее муж снова уехал в командировку, поэтому у нее были свои планы на этот день. За обедом Бриттани сказала: «Мама просила Джеффа взять ее с собой в Париж и Лондон, но он и слышать об этом не хотел». Они сильно поругались, и Бриттани надеялась, что отчим не приедет обратно, несмотря на то что они живут в его доме. Она ненавидела отчима за то, что из‑за него мама плакала. Стивен подумал, а не ненавидит ли Бриттани его самого по той же причине?

— Мы провели вместе целый день.

— Это хорошо, — заметил Сэмюель.

— Но он прошел не так, как бы мне хотелось. — К концу того дня у Стивена появилось сильное чувство неприязни к собственной плоти и крови. Бриттани стала копией Кэтрин. Она постоянно жаловалась и брюзжала. Казалось, она знает только одно слово — «скучно». Фильм, который они смотрели, оказался скучным. Обед тоже был скучным. Стивен был рад хотя бы тому, что в любимом слове дочери больше четырех букв. И все же она его достала. В два часа дня он предложил взять напрокат велосипеды и покататься вдоль реки.

— Но это же так скучно!

Когда он спросил ее, чего же она хочет, Бриттани ответила, что хочет походить по магазинам. И тут он не выдержал.

— Знаешь что, милая, магазины наводят на меня тоску.

Бриттани вытаращила глаза и тяжело вздохнула:

— Значит, ты потащишь меня за эту скучную велосипедную прогулку?

И произнесла она это с такой же интонацией, с какой нередко говорила Кэтрин. Стивен не выдержал.

— Скучным людям жизнь кажется скучной. Если единственное, что тебя интересует, это тратить деньги на вещи, которые тебе не нужны и не нравятся, значит у тебя серьезные проблемы, милая.

Совсем как ее мать. Кэтрин пробыла замужем только восемь месяцев, а уже жалуется. Стивен пожалел того беднягу, который надел ей на палец кольцо, а теперь вынужден выслушивать бесчисленные претензии.

И все же ему следовало держать себя в руках и не срывать злобу на одиннадцатилетней девочке. Он до сих пор сожалел о произнесенных словах. Стивен выпалил их в раздражении, не задумываясь о том, какую боль они могут причинить. А теперь было уже слишком поздно. Тот мостик, который он строил между собой и дочерью последние пять лет, сгорел дотла. Пропасть между ними стала еще шире. Он забыл, что Бриттани не такая толстокожая, как ее мать.

— Раз уж я такая скучная, папа, не трать на меня свое время в следующем месяце!

— Не моя вина в том, что я приезжаю только раз в месяц. Поговори об этом с мамой.

— Мне все равно. Я ненавижу вас обоих! — Больше она не открывала рот до самого вечера. Этому она тоже научилась у Кэтрин: так пользоваться молчанием и слезами, чтобы мужчина почувствовал себя червем после грозы — мокрым и беспомощным. Стивен извинился, но это не помогло.

— Встреча с дочерью прошла неудачно? — спросил Сэмюель.

— Полный провал. Словно шел по минному полю. — Ему не удалось перейти это поле. И Бриттани тоже.

Эбби сделала Сэмюелю знак, тот встал и нажал кнопку, чтобы изголовье кровати приподнялось. Устроившись поудобнее, Эбби похлопала по кровати рукой, предлагая Стивену присесть рядом.

— Маленькие девочки идеализируют своих отцов, Стивен.

Он фыркнул.

— Она ненавидит меня всей душой. Чувствуется школа Кэтрин.

— Ничего подобного.

— Она же ясно выразилась, что ненавидит меня.

— Видимо, ты ее очень огорчил.

— Всегда виноват мужчина.

— Прекрати жалеть себя и выслушай меня. Скорее всего, твоя дочь станет искать мужчину, похожего на тебя, выйдет за него замуж, а потом постарается исправить все то зло, что вы оба с Кэтрин творите сегодня.

Стивену показалось, что Эбби ударила его прямо в живот. Он постарался не придавать значения ее словам.

— Хотите сказать, она выйдет замуж за симпатичного и привлекательного парня, такого как я? — Скорее всего, его дочь выйдет замуж за богача, который будет удовлетворять все ее прихоти.

Но Эбби говорила не об этом.

— Я старая и больная, Стивен, но я еще кое‑что могу. Во всяком случае, я не беспомощна. — Она состроила гримасу в сторону Сэмюеля, потом снова повернулась к Стивену уже с серьезным лицом. — Я повидала в жизни куда больше, чем ты, и я видела много раз, как девушки повторяют одну и ту же ошибку. — Ее рука, похожая на лапку маленькой птички, лежала на его руке. — Ты должен найти подход к Бриттани и наладить ваши отношения. И побыстрее. Ты слышишь меня? Она ведь не твоя жена, Стивен. Она твоя дочь. Они разные люди, хотя и кажутся тебе похожими. И еще. Ты должен простить Кэтрин.

— Уже простил.

— Возможно, умом, но не сердцем. Всякий раз, когда ты о ней говоришь, у тебя срывается голос и появляется особое выражение на лице. И дочь твоя не слепая. Тебе нужно обо всем этом молиться, Стивен. Долго и усердно, и это совершенно необходимо, если ты хочешь продвигаться вперед и расти во Христе. Прошло уже пять лет, а ты все еще продолжаешь точить топор войны. И, знаешь, хочешь ты этого или нет, ты глубоко вонзаешь его в Бриттани.

Стивена поразило, насколько Эбби была права. Разве был у его дочери хоть малейший шанс, если он постоянно видел в ней то, что так презирал в своей бывшей жене? Ведь очень просто винить Кэтрин в поведении Бриттани. Как отец, он тоже несет за нее ответственность.

«Раз уж я такая скучная, папа, не трать на меня свое время в следующем месяце!»

Он услышал обиду и упрек в ее голосе, хотя она смотрела в тот момент в сторону. Как он мог считать, что любит ее, заботится о ней, если он не борется за то, чтобы проводить с ней больше времени? Одного дня в месяц мало, для того чтобы построить с кем‑то отношения, а тем более с дочерью. Кэтрин использовала Бриттани как оружие.

Эбби ласково улыбнулась:

— Христос уже простил тебя, Стивен. А как ты можешь жить, не простив Кэтрин?

Никак, если считает себя христианином. Неважно, что сделала его бывшая жена, он должен думать только о том, как стать хорошим отцом для дочери.

— Я буду работать над этим.

— У тебя все получится. Я знаю. — Эбби похлопала его по руке. — Ты и сам удивишься, как сильно изменятся отношения между вами троими.

Раздался стук в дверь.

— Есть кто дома?

Сердце Стивена подскочило, его обдало жаром — в палату заглянула Юнис Хадсон. Она увидела его и улыбнулась:

— Привет, Стивен.

Он неуклюже ответил, а Сэмюель встал и поприветствовал ее, обняв и поцеловав в щечку.

— Как сегодня наша больная? — Юнис взяла Эбби за руку. Она была так близко, что Стивен почувствовал аромат ее духов. Или так пахла ее кожа? Он поднялся и отошел в сторонку, чтобы дать ей место. Сэмюель внимательно следил за ним. Неужели он выдал себя? Он полный идиот. К сожалению, напоминания о том, что Юнис замужем, к тому же за его пастором, нисколько не помогали.

— Я, пожалуй, пойду, — сказал Стивен. Эбби запротестовала:

— Но ты же только что пришел. Ты ведь хочешь сбежать не из‑за того, что я сказала тебе?

Юнис подняла голову.

— Нет, мэм. Просто… — Просто что? Он не может придумать достаточно веской причины, когда Юнис смотрит на него.

— Я не собиралась вам мешать, Стивен. Я всего на несколько минут.

Сердце Стивена бешено колотилось.

— Как мне кажется, Эбби уже закончила отчитывать меня за плохое поведение. — Он смотрел на Юнис, которая усаживалась на его место.

— Я принесла вам записи богослужений. — Она вытащила кассеты из сумочки и положила их на тумбочку. — А дети сделали для вас открытки. — Юнис передала Эбби связку конвертов, перевязанную желтой ленточкой. Они поговорили несколько минут, легко и непринужденно, как мать с дочерью, потом Юнис наклонилась и поцеловала ее в щечку. — Вы должны отдыхать, Эбби.

— Это все, что мне остается.

Юнис снова взяла ее за руку и пожала.

— Я забегу к вам вечером с Тимом. — Поднимаясь, она посмотрела на Стивена: — А с вами мы встретимся в церкви, Стивен.

— Да. — Он проследил глазами, как она направляется к двери.

— Юни и Тимми просидели в приемной шесть часов, когда Эбби привезли в больницу. — Сэмюель снова взял жену за руку.

Эбби усмехнулась:

— Она даже принесла его ботинки.

— Ботинки? — Стивен переводил непонимающий взгляд с одного на другого.

— Эбби всегда заставляет меня оставлять ботинки в гараже.

— Я не хочу грязных следов на моем чистеньком коврике.

— Когда я обнаружил Эбби на полу, я совсем забыл надеть обувь.

— И приехал в больницу в одних носках.

Сэмюель поцеловал ее руку.

— Подобная рассеянность только подтверждает мою преданность. — Он прижал ее руку к своей щеке. Стивена поразила нежность Сэмюеля и его бледность. Он был вымотан и все еще очень беспокоился. Состояние Эбби было нестабильным.

Они еще немного поговорили, и Стивен понял, что пора уходить. Эбби устала, Сэмюель выглядел озабоченным.

— Пожалуй, мне пора идти.

— Представляешь, Стивен, Сэмюель собирается провести занятие по изучению Библии завтра вечером.

Стивен посмотрел на Сэмюеля:

— Вы уверены в своем решении?

Он не был уверен, но все равно решил провести урок.

— Эбби настаивает.

Выходя из палаты, Стивен заметил Юнис у поста медсестры. Он предпочел бы выждать еще десять минут, чтобы не встречаться с ней. Он боялся, что не удержится и и пригласит ее выпить кофе.

— Стивен, я хочу вас кое с кем познакомить. Это Карен Кесслер. Карен, это Стивен Декер.

Из‑за стола поднялась привлекательная брюнетка и протянула ему руку.

— Приятно наконец с вами познакомиться.

— И мне тоже. — Он знал, что значит этот внимательный женский взгляд.

— Карен — наша новая прихожанка. Она открывает клуб для одиноких людей.

Ого!

— Отлично. Желаю удачи. — Стивен шагнул назад, махнув ей рукой, как бы говоря: «Как‑нибудь встретимся».

— Может, я вам позвоню и расскажу, что мы собираемся делать на нашем первом собрании? — спросила Карен.

— Простите, у меня совсем нет времени. — И нет интереса. Раздраженный, он направился к выходу.

— Стивен!

Юнис последовала за ним. Она явно была чем‑то озабочена.

— Я сделала что‑то не так?

Он порылся в кармане и вытащил ключи от машины.

— Нет. — Почему он весь покрылся испариной?

— А по–моему, я сделала что‑то не так.

Конечно, не так. Он испытывал к ней чувства, которые не должен был испытывать. Она же всего лишь попыталась свести его с Флоренс Найтингейл[44]. Возможно, оно и к лучшему, что Юнис не догадывается о его чувствах к ней. Как все запуталось! Стивен постарался взять себя в руки и улыбнуться.

— Все хорошо, Юнис. Во всяком случае, вы ничем не можете мне помочь.

Пол был его другом, но это не мешало Стивену посматривать на его жену. А это было неправильно, очень неправильно. И то, что между мужем и женой появилось некоторое напряжение, ничего не меняло. Стивен мгновенно распознавал «проблемный» брак. Ему очень хотелось облегчить ее боль. Избавить от одиночества. Снять стресс. Он почувствовал, что если пригласит сейчас Юнис выпить кофе, она может согласиться. А это уже могло привести к серьезным проблемам.

— До встречи.

— Стивен?

Его сердце гулко билось. Он не смог бы сдвинуться с места, даже если бы от этого зависела его жизнь. Помоги мне, Господи!

— Можно, я кое‑что спрошу у вас по секрету?

— Валяйте. — И бейте прямо промеж глаз.

— Пол говорил, что вы сделали наброски нового здания церкви.

— Верно.

— Он просил вас об этом?

— Нет. Он только упомянул в прошлом декабре, что в здании Сентервилльской церкви нам становится тесно. Тогда я задумался. Мне еще не приходилось проектировать церкви. Поэтому я решил попробовать. Нет, — Стивен отрицательно покачал головой, — ваш муж ни о чем меня не просил. — Ему показалось, что она вздохнула с облегчением. Юнис не доверяла Полу. Стивен начал раздумывать, почему, но тотчас остановил себя. Это совершенно тебя не касается, Декер. Выбрось все из головы. Быстренько садись в машину и уезжай отсюда подальше.

Юнис смотрела на него ясными невинными голубыми глазами.

— Пол говорил, что наброски удались.

Стивену стало жарко. О, Господи, дай мне сил. Будь перед ним какая‑нибудь другая женщина, он решил бы, что она с ним заигрывает. Но Юнис Хадсон? Никогда! Стивен мог представить себе выражение ее лица, если бы он пригласил ее к себе домой посмотреть эскизы.

— Я объединил идеи разных архитекторов. Когда я мечтаю, я мечтаю о великом.

— Как и Пол.

Хорошо, что Юнис упомянула имя мужа в разговоре. Оно подействовало как холодный душ. Стивен посмотрел ей в глаза и долго не отводил взгляда.

— Естественно, так поступают очень многие. Мечтают, я хочу сказать. Это не значит, что мечта будет воплощена в жизнь. Или что вообще что‑то получится. — Стивен довольно открыто намекал ей на свои чувства, чтобы она поняла.

Он ожидал, что Юнис отвернется, но этого не произошло. Она выдержала его долгий взгляд, щеки ее порозовели, а глаза заблестели.

— Стивен…

О, Господи, помоги. Он не ожидал увидеть в ее глазах то, что увидел.

— Мне лучше уйти.

—Да.

Ни один из них не пошевелился.

— Простите меня, Стивен.

Он не понял, за что Юнис просит прощения, но не хотел волновать ее лишний раз, ей и так хватало неприятностей. А он уже большой мальчик. Он сам может о себе позаботиться.

— Спасибо, что познакомили с Флоренс Найтингейл. Возможно, я к ней как‑нибудь зайду.

Вроде бы она снова дышала ровно.

— Ее зовут Карен.

— Карен, — старательно повторил он. Но ему было наплевать на эту Карен.

— Она очень милая.

— Не сомневаюсь. — Только ему нет до этого никакого дела.

* * *

Сэмюель сидел в комнате за длинным столом. По другую сторону устроились доктор Шеффер, социальный работник, адвокат и некто, занимавшийся выдачей направлений к врачам. У Сэмюеля ныло сердце.

Врач был молодым и хорошо образованным, Сэмюель видел множество дипломов в рамках на стене его кабинета. Доктор не стал тратить время впустую и сразу перешел к делу. Состояние Эбби улучшаться не будет, прогнозы неутешительные. Он сказал все, что хотел, менее чем за две минуты. Голые факты. Врач спросил Сэмюеля, нет ли у него вопросов, но тон, которым он говорил, означал, что все уже сказано и обсуждать больше нечего. Сэмюель ответил, что ему все ясно. Аналогичный вопрос был задан остальным. Все заявили, что и Сэмюелю, и Эбби будет лучше, если ее отправят в приют. Доктор извинился. Их было трое против одного.

— Я забираю жену домой завтра утром. — Сэмюель видел, что сидевшие напротив него не согласны и готовы бороться.

— Очень благородно, мистер Мейсон, но неразумно.

— Вы не сможете сами ухаживать за ней, мистер Мейсон.

— Здесь ей обеспечивают круглосуточный уход. Никто не сможет обеспечить такой уход в одиночку.

— Я благодарен вам за заботу, но я уже принял решение. Социальный работник тяжело вздохнула и сцепила руки.

— Мы знаем, это тяжело, мистер Мейсон. Но мы обязаны ознакомить вас с фактическим состоянием дел. Вы старше своей жены. Четыре года назад у вас был сердечный приступ. Если вы возьмете заботу о миссис Мейсон на себя, ваше собственное сердце не выдержит.

— Я все‑таки попробую.

— А что будет, если вы сами окажетесь в больнице, мистер Мейсон? Вашей жене ведь нужен постоянный уход.

Они знали, как вселить сомнения.

— В приюте в Вайн–Хилле за ней будут ухаживать по высшему разряду. Но если вас это не устраивает, мы можем оказать вам помощь.

— Вам нужно беречь свои силы, мистер Мейсон.

— Доктор ясно объяснил, что ваша жена уже не поправится. Сэмюель почувствовал, что его загоняют в угол.

— В дальнейшем уход за ней потребует больше сил и времени. А значит, нагрузка на вас возрастет, забота о миссис Абигайль ляжет на ваши плечи тяжелым грузом.

Последние слова укрепили решимость Сэмюеля.

— Эбби никогда не была для меня грузом.

— Мистер Мейсон…

Сэмюель встал:

— Если бы у каждого из нас был выбор, мы бы предпочли умереть дома, в своей постели. — Он еле сдерживал слезы.

Он не мог пойти к Эбби в таком состоянии, поэтому отправился в больничный кафетерий и проглотил чашку омерзительного кофе. Потом подождал еще полчаса. Но все равно, лишь взглянув на него, Эбби все поняла.

— О Сэмюель, не нужно так сильно переживать.

— Они ведь все тебе сказали?

— Ну, конечно. У меня проблемы с сердцем, но из ума я еще не выжила.

Впервые за много лет Сэмюель выругался.

Эбби фыркнула:

— Если твои слова не признак крайнего утомления и раздражения, то уж не знаю, что это такое.

— Я не отправлю тебя в приют, это решено!

— Что ж, я очень рада, но тебе понадобится помощь. Если мне придется пользоваться подгузниками, я не хочу, чтобы их менял мне ты.

Сэмюель рассмеялся, потом заплакал. Эбби тоже заплакала, обняв его склоненную голову.

— Ради всего святого, Сэмюель, мы же знали, что один из нас уйдет первым. Давай не будем устраивать соревнования, кто быстрее пройдет через жемчужные врата.

Сэмюель схватил ее руку и прижал к своей щеке. Он не мог выдавить из себя ни слова из‑за кома, подкатившего к горлу.

— Тебе пора побриться, Сэмюель. — Он почувствовал, что Эбби засыпает. — Обещай мне, что не превратишься в колючего старикана.

Он наклонился к ней и крепко поцеловал ее в губы.

— Обещаю.

Она улыбнулась:

— Тогда еще прими душ.

Сэмюель подождал, пока она уснет, и вышел из палаты.

* * *

Когда зазвонил телефон, Пол скривился. Неужели люди не могут оставить его в покое хоть на один часок? Даже Иисус имел возможность уединиться. Пол нажал на кнопку.

— Я же просил вас ни с кем меня не соединять, Рита. — Ему нужно было ознакомиться с документами на недвижимость.

— На линии Сэмюель.

— Хорошо. — Гнев моментально испарился. Абигайль лежала в больнице уже целую неделю, а он так к ней и не зашел. Нужно было обязательно навестить ее.

— Вы посылали миссис Мейсон цветы?

—Да.

Хорошо, что Юнис ходит в больницу каждый день. Она что‑то говорила ему о состоянии Эбби вчера вечером, но Пол забыл, что именно.

— Он не сказал, как у Эбби дела?

— Мне показалось, он плакал, Пол. Я побоялась спросить. Пол потер лоб, ему было стыдно, что он не сходил в больницу и не поговорил с ними обоими. Но так получалось, что каждый день что‑то мешало ему.

— Ладно, — сказал он Рите и нажал кнопку первой линии. — Сэмюель, как дела у Эбби?

— Как и следовало ожидать. Завтра я забираю ее домой.

Слава Всевышнему! По крайней мере, Эбби была еще жива.

— Рита позвонит диакониссам. Они будут готовить еду для вас и Эбби…

— Я не за этим звоню, Пол. Я отказываюсь от должности старейшины.

— Простите?

— Я сказал, что отказываюсь от должности старейшины.

Потрясенный, Пол откинулся на спинку кресла. Последние два года он ломал голову над тем, как бы половчее убрать Сэмюеля. А теперь сердечный приступ Эбби решил все проблемы в одночасье. И в самый подходящий момент.

— Мне очень жаль, Сэмюель. — Пол действительно сожалел. Он хотел, чтобы Сэмюель оказался с ним в одной лодке, а не плыл против течения. — Знаю, мы не всегда соглашались друг с другом, но я никогда не сомневался, что вы поступаете в интересах Сентервилльской христианской церкви. Я хочу, чтобы вы знали — я высоко ценю все, что вы сделали для общины. Ваше служение никогда не забудут.

— Спасибо.

— Вы хотите, чтобы вам доставляли записи богослужений?

— Да, пожалуйста.

— Нам будет вас не хватать.

— Приятно это слышать, Пол.

Пол поерзал в кресле.

— Когда Эбби привезут из больницы, мы с Юнис обязательно зайдем к вам.

— Мы рады видеть вас в любое время, Пол. Если вам нужно будет поговорить, вы знаете, где меня найти.

— Спасибо, Сэмюель.

Пол положил трубку и вскинул руки вверх, вознося хвалу Господу. Теперь он может продвигаться дальше, реализуя свои планы.

Плутая в дебрях

_10.

1996

— Прекрасно! Поехали! — Пол уселся на заднем сидении взятого напрокат белого кабриолета. Он похлопал по спине своего самого молодого помощника: — Поехали, Ральф. Пусть город узнает, что мы здесь!

Ральф Хенсон нажал на клаксон, трогаясь с места. За ними в направлении центра города двинулась целая процессия машин. Пол засмеялся:

— Хорошо, что начальник полиции — член нашей общины. Все, кто следовал за ними, нажали на клаксоны. Вскоре шум сделался невыносимым. Люди на тротуарах таращились на них. Другие выбегали из магазинов, чтобы посмотреть, что происходит. Пол встал в машине и достал мегафон, чтобы все узнали — Сентервилльская христианская церковь держит путь к новой жизни. Лорел Хенсон приветственно махала рукой, словно победительница конкурса красоты.

— Помаши рукой, Тим! Давай! Сегодня же праздник. — Тим сунул два пальца в рот и свистнул так, что уши заложило.

Пол наклонился к Юнис, вжавшейся в сиденье.

— Что с тобой? — У нее был такой вид, словно она хотела спрятаться под сиденьем. — Сделай что‑нибудь! Не сиди просто так! — Юнис помахала рукой, но не стала ничего выкрикивать.

Когда они проехали через город, Пол сел и пристегнул ремень безопасности. Ральф понесся по автостраде 99, вымпелы, прикрепленные к машине, развевались на ветру. Лорел вопила и вскидывала руки вверх. Пол оглянулся назад на следующие за ними автомобили и улыбнулся. Потом откинулся на спинку сидения и подставил лицо ветру.

Даже удивительно, насколько быстро все произошло, как только все препятствия были устранены. Отказ Сэмюеля от должности старейшины три года назад расчистил ему путь. Полу удалось собрать команду единомышленников меньше чем за два года. Как только новые старейшины получили согласие паствы на строительство, загорелся зеленый свет. Небольшую оппозицию, возникшую в начале, быстро ликвидировали. Команда Пола провела «рекламную» кампанию среди прихожан. Чтобы призвать к порядку всю паству, единственное, что ему понадобилось, — это назначить нескольких человек на руководящие должности. Марвин Локфорд выставил эскизы Стивена Декера в зале собраний. Стивен нанял профессионала, чтобы тот изготовил модель будущего комплекса. Лидеры начали было поговаривать о «двадцатилетнем проекте». Но Пол считал, что они управятся гораздо быстрее, особенно если учитывать все увеличивающееся число прихожан, которых привлекал новый, более современный формат его проповедей.

«Мы возведем церковь, и люди придут» — гласил лозунг этого автопробега в честь начала строительства нового здания церкви. Сегодня на торжественную церемонию соберутся тысяча двести человек! Спасибо Тебе, Господи!

Старики, которые доставляли ему столько неприятностей, наконец умолкли. Отис Харрисон умер несколько месяцев спустя после смерти своей жены, Мейбл. Похороны Холлиса Сойера состоялись на прошлой неделе, людей пришло мало, что подтвердило его непопулярность. Оставался только Сэмюель, но он был слишком занят уходом за своей больной женой. Он больше не ходил в церковь, хотя просил присылать ему записи богослужений.

Ральф крикнул:

— Приехали!

Лорел снова завизжала и вскинула руки вверх, а Пол увидел щит с информацией о будущем строительстве Центра новой жизни. Слава Богу, Стивен Декер все подготовил вовремя. Приход проголосовал за новое название церкви только месяц назад.

Смена названия была вполне уместна. На «Центр новой жизни» согласились сразу. Основной спор шел вокруг слова «христианский». Многие новые члены общины говорили, что пришли в церковь только из‑за своих друзей, которые привели их туда. Слово «христианский» ассоциировалось у них с фундаментализмом и нетерпимостью. Поэтому новое название выбирали под новое направление деятельности церкви.

Юнис возражала против смены названия, но из уважения к положению Пола не стала высказываться открыто. Однако ничто не мешало ей говорить на эту тему дома.

— Мы должны быть маяком для всего мира, Пол. Но чем же мы отличаемся от него, если…

Ему страшно надоело ее слушать.

— Для того чтобы убеждать людей, надо, чтобы они сначала пришли. А уж когда они с нами, мы можем их учить.

— Ты на ложном пути. Чем мы будем отличаться от мира, если?..

Ральф заехал на участок в сорок акров и остановился. Лорел выскочила из машины и принялась скакать вокруг нее, как участница группы поддержки какой‑нибудь спортивной команды. Ну почему Юнис не может быть такой? Неужели она не видит, как Господь помогает им собирать людей? Разве это простое совпадение, что собственность Свенсона в Роквилле стоила как раз столько, сколько было нужно, чтобы купить первые двадцать акров земли для церкви? А через три месяца другой землевладелец, чтобы получить льготу по налогам, подарил им еще двадцать акров. Вне всякого сомнения, это свидетельствовало о том, что Господь одобряет деятельность Пола. Поначалу сбор средств шел довольно вяло, но как только Джеральд Боэм догадался вывешивать списки дарителей в зале собраний, деньги полились рекой. Людям нравилось видеть свое имя в числе избранных. Им хотелось чувствовать себя значительными.

Когда поток пожертвований снова стал иссякать, Полу пришла в голову мысль посетить старейших членов общины, особенно тех, кто доживал последние годы своей жизни в приюте в Вайн–Хилле. Мици Пайк и Фергус Осландер приняли Пола с распростертыми объятиями. У обоих не было семьи. Каждый четверг Хадсон приносил Мици пакет пончиков и играл в шахматы с Фергусом. Он всегда приходил в один и тот же день, чтобы они его ждали. Задерживался не больше чем на час и никогда ничего не говорил о строительстве нового здания церкви. Пол говорил с ними о смерти как о преддверии рая и вечной жизни с Христом. Пол спрашивал, какую память они хотят оставить о себе. И только когда Мици Пайк и Фергус Осландер сами заговорили о том, что хотят завещать что‑то приходу, Пол показал им модель будущей церкви. Они пришли в не меньший восторг, чем он сам.

Мици Пайк умерла и завещала все свое состояние Сентервилльской христианской церкви. Сто восемьдесят семь тысяч пятьсот сорок два доллара пятьдесят три цента! Пол был на седьмом небе от счастья. Поговаривали, что состояние Фергуса было и того больше.

Да, Господь ему благоволил. Только посмотрите, как Он благословил его церковь. Открывались врата рая, деньги лились рекой.

Люди с корзинами для пикника разошлись по всему участку. Они расселись вокруг памятного камня, установленного на том месте, где будет располагаться кафедра. Лавонн Локфорд с тремя подругами пели торжественные гимны. Пол провел короткое собрание. Очень скоро солнце начнет нещадно палить, а он совсем не хотел доставлять своим прихожанам неудобства.

Стивен Декер появился с новенькой лопатой, к которой были привязаны три ленточки: белая означала чистоту Христа, зеленая — Его живое Слово, а красная — царственное священство всех верующих. Пол решил, что Роб Атертон должен символически обозначить начало строительства. Но Шила заявила, что ее муж настаивал, чтобы это сделала она. Поскольку Роберт Атертон внес тридцать пять тысяч долларов в фонд строительства, Пол посчитал, что его просьбу следует удовлетворить.

Стивен возражал:

— Если это должна сделать женщина, пусть будет Юнис.

Но если бы Юнис и попросили это сделать, она отказалась бы.

Земля на участке была твердой, однако Шила в легких босоножках уверенной походкой прошла вперед. В своем облегающем наряде она выглядела как кинозвезда: на ней были белые кожаные брюки и голубой топ с глубоким вырезом.

— Спасибо, пастор Пол.

Шила с улыбкой смотрела на него, беря лопату. Землю предварительно вскопали специально для нее, поэтому ей не составило труда вонзить лопату и отбросить землю в сторону.

— Аллилуйя! — воскликнул Пол, его переполняли эмоции. — Слава Тебе, Иисус!

К нему присоединились сотни людей, они вскидывали руки вверх и кричали:

— Слава Господу!

Кто‑то запел.

Шила смотрела на Пола сияющими глазами.

— Все это происходит благодаря вам, пастор Пол.

Пола переполняла гордость за свою паству. Посмотрите на них! Они действительно обладают пламенной верой. Неудивительно, что Господь благословил нас.

* * *

Сэмюель хотел вызвать скорую, но Эбби отказалась.

— Тебе же больно, Эбби. Только не говори, что я не прав. — Он видел, как она страдает, и ему было тяжело выносить это.

Она печально улыбнулась:

— Я хочу умереть в своем доме, Сэмюель. Я люблю тебя. И ты это знаешь. Но жить я больше не могу. — Губы у нее посинели, а лицо стало пепельного цвета. — Позволь мне уйти.

Сэмюель принялся искать нитроглицерин, но она отрицательно покачала головой и похлопала рукой по свежей простыне, которую приходящая медсестра застелила утром. Сэмюель повернул краник, чтобы в маску поступало больше кислорода.

— Сегодня состоялась торжественная церемония по случаю начала строительства нового здания церкви, — с трудом произнесла она.

— Не разговаривай, Эбби. — К глазам Сэмюеля подступили слезы. Он держал ее руки в своих, пытаясь согреть. — Я люблю тебя.

— Джентльмен всегда открывает двери для дамы.

Но Сэмюелю сейчас было не до шуток. Он с мукой прислушивался к ее дыханию. Дверь медленно открывалась, но не с его помощью. Он‑то делал все, что мог, чтобы этого не произошло. Он целый год старался удержать ее, а сейчас беспомощно смотрел, как дорогая Эбби уходит от него. Он хотел просить ее не торопиться, пожить еще немного. Ради него. Он знал, что это было бы самым жестоким проявлением эгоизма, к тому же бесполезным, и не стал настаивать. Господь ждал Абигайль домой.

— Сегодня состоялась торжественная церемония… — повторила она уже шепотом.

Может, она слышала, как гудели машины час назад? Или она хочет сказать о чем‑то совсем другом? Ее губы шевелились. Сэмюель наклонился, чтобы расслышать.

— Бедняга Пол. — Он почувствовал, как шевельнулись ее пальцы, еле ощутимо. — Молись за него. Молись…

Дыхание Эбби замедлилось. Сэмюель понял, что боль отступает, на ее лице появилось умиротворенное выражение. Глаза на миг засияли, словно кто‑то чиркнул спичкой и зажег в них невидимую свечу. Эбби глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Тело ее расслабилось, голова повернулась к мужу, а на губах осталась легкая улыбка. Она была похожа на спящего ребенка. Сердце Сэмюеля на миг остановилось. Он так хотел, чтобы оно остановилось навсегда и он ушел бы вместе с ней.

Сэмюель поцелуем закрыл глаза Абигайль. Потом поцеловал ее в губы. Встал, подоткнул одеяло вокруг ее тела, пригладил рукой ее седые волосы и вышел из комнаты, очень осторожно закрыв за собой дверь, словно она просто заснула. Он направился в свой кабинет. Тяжело опершись о стол, опустился на колени.

— Господи, благодарю Тебя за все… Господи… Господи…

Сэмюель заплакал.

* * *

Внутренне сжавшись, Юнис расстилала одеяло для пикника, а Пол разговаривал с Тимом. Она пыталась улыбаться и выглядеть счастливой в этот замечательный день, но ей это не удавалось — ей хотелось плакать.

— Меня не интересует, хочешь ты играть или нет, — ворчал Пол, повернувшись спиной к остальным собравшимся и отчитывая сына. — Ты сейчас пойдешь и будешь делать вид, что тебе нравится, иначе всю следующую неделю просидишь в своей комнате.

Несколько человек поприветствовали Пола, он повернулся к ним, улыбнулся и помахал рукой. Тим презрительно ухмыльнулся:

— Вы все лицемеры.

Пол застыл на месте.

— Что ты сказал?

Тим выставил вперед подбородок.

— Вы все лицемеры, а ты из них самый отвратительный, — ответил он и неспешно пошел прочь.

Пол повернулся к Юнис. У нее сразу же свело живот. Ну вот, опять начинается.

— Эй, пастор Пол! Вы нужны нам здесь!

Пол, улыбаясь, поднял руку:

— Сейчас подойду, Марвин. — Он наклонился к жене, и глаза его стали холодными. — Тебе следует заняться твоим сыном, Юнис.

Она достала столовые приборы из корзины.

— Он наш сын, Пол.

— Ты относишься к происходящему еще хуже, чем он. Постарайся вспомнить, что ты моя жена. Сегодня самый важный день в моей жизни, а вы с Тимом стараетесь испортить его. Может, тебе стоит помолиться об этом? — Пол выпрямился и пошел прочь.

Стараясь не расплакаться, Юнис доставала содовую, салфетки. Помолиться, сказал Пол. Именно это она и делала — молилась. Тим был недалек от истины. И в этом заключалось все горе. Пол гнулся как ветка на ветру, если речь шла о других, но превращался в кремень для нее и Тима. Сегодня Пол весь день будет улыбаться, смеяться, шутить. Она поискала глазами Тима, он был с Ральфом и Лорел Хенсон. Как бы Тим ни злился, он всегда в конце концов выполнял просьбы отца. Неужели Пол не замечал этого?

— Вы выбрали хорошее местечко, Юнис, — сказала с улыбкой Лавонн Локфорд. — Можно нам присоединиться к вам?

Джесси Боэм махнула рукой в сторону дальнего конца участка:

— Наши мужчины все там, играют в софтбол.

Туда же направлялся и Пол.

— У них может случиться удар в такую жару, — сказала Ширли Уинк.

Они разложили свои одеяла вокруг Юнис.

— Знаете, я считаю, что это вы должны были символически обозначить начало строительства, а не Шила Атертон. — Джесси поставила корзину на свое одеяло. — Эта женщина еще та штучка.

Ширли фыркнула:

— Надо же додуматься надеть белые брюки на пикник!

— А еще топ с таким глубоким вырезом! — У Лавонн округлились глаза. — Отгадайте, что она хотела всем показать.

Юнис кашлянула, но женщины не поняли намека.

— Просто хотела показать всем свои формы, — пояснила Джесси.

Женщины засмеялись. Юнис покраснела и постаралась сменить тему, но разбор Шилы по косточкам продолжился.

— Я думала, у Марвина глаза вывалятся из орбит.

Еще одна дама из новых прихожан присоединилась к ним и вступила в разговор:

— Мой муж работал с Робом Атертоном, когда тот был женат на Молли. Это его первая жена.

— Первая жена! — У Лавонн загорелись глаза. — Сколько же жен у него было?

— Только две.

Юнис наклонилась вперед:

— Дамы…

Но Лавонн так на нее посмотрела, что Юнис нахмурилась.

— Шила была секретаршей Роба, — продолжала новая гостья. Лавонн жадно смотрела на нее.

— И что сталось с его первой женой?

— Она забрала детей и уехала во Флориду.

— Детей! Вот негодяй.

— Дамы, прошу вас!

Джесси Боэм удивленно посмотрела на Юнис:

— Вы что‑то хотели сказать, Юнис?

— Да. — От стыда за них у Юнис пылали щеки. — Шила Атертон — наша сестра во Христе.

Джесси хрипло рассмеялась:

— Вы, наверное, шутите!

Глаза Лавонн сузились.

— Нет. Юнис не шутит, и она права. Нам не стоит говорить о Шиле Атертон. Она недостойна нашего внимания. Есть много вещей гораздо интереснее. — Они поговорили о погоде, о низких результатах тестов в сентервилльской средней школе, о наплыве эммигрантов. Все, что они говорили, звучало высокопарно и напыщенно.

Юнис не могла больше терпеть.

— Пойду посмотрю, не нужно ли помочь за общими столами. Никто не хочет присоединиться ко мне?

— Возможно, позже, Юнис.

Она еще недалеко отошла, когда женщины выбрали следующую мишень.

— Интересно, кем она себя воображает? Как она меня смутила.

— А ведь все, что мы говорили о Шиле Атертон, — чистая правда.

— Наверное, она ведет себя так, потому что замужем за пастором…

— Хорошо, что Пол на нее не похож. В его присутствии люди не чувствуют себя скованно, он их не унижает.

Юнис сделала вид, что ничего не слышала, но ей было больно.

Женщины за общими столами в помощи не нуждались. Все работало как хорошо отлаженный механизм. Юнис сказала, что может помочь присмотреть за детьми, но оказалось, что Пол нанял двух клоунов, чтобы развлекать детей. Юнис почувствовала, что всем мешает. Хуже того, ей казалось, что она лишняя на этом празднике.

— Кажется, маленькая девочка потерялась.

У Юнис дрогнуло сердце, когда она оглянулась и увидела Стивена Декера.

— Я искала Тима.

— Он, наверное, развлекается с приятелями. — Декер протянул ей банку содовой. — У вас такой вид, словно вы потеряли лучшего друга.

Юнис не нужно было оглядываться, чтобы догадаться, что Лавонн, Джесси и Ширли смотрят на нее. Интересно, какие они сделают выводы из того, что Стивен дал ей банку содовой? Да какие угодно! Юнис смущенно оглянулась.

Стивен открыл свою банку и сделал большой глоток.

— Если вы разыскиваете Пола, он вон там, разговаривает с Атертонами.

— Спасибо. — Наверное, Пол болтает с ними в надежде получить еще больше пожертвований на строительство. Господи, мне совсем не нравится ход моих мыслей. Я становлюсь циничной. — Они щедро жертвуют на нужды церкви.

— Конечно, никто и не сомневается. И не менее щедро жертвуют Комитету по культурному разнообразию в Большой Калифорнийской долине.

Юнис покачнулась, оглушенная новостью.

— Простите?

— В прошлом месяце Роб был почетным гостем Комитета. Разве вы не слышали?

— Нет, не слышала.

— Нужно выбросить немало денег, чтобы в вашу часть устроили обед. — Декер поднял брови и сделал еще глоток. — Об этом писали в газете.

Юнис не читала газеты каждый день, но Пол читал.

— Наверное, Робу нужны налоговые льготы. — Стивен смял пустую банку и швырнул в одно из мусорных ведер, которые были расставлены по всей территории. «Каждый цент на счету», — так любил говорить Пол.

— Что вы об этом думаете? — Стивен обвел весь участок рукой.

— Прекрасный день для пикника.

Он рассмеялся:

— Нет, скажите, что вы думаете на самом деле.

Сказать, что меня тошнит? Тошнит от того, что Пол знал о пожертвованиях Роба Атертона Комитету по культурному разнообразию, но его это не взволновало? О, Господи, помоги нам.

— Надеюсь, что Господь свел нас всех вместе.

— Похоже, так оно и есть.

Юнис отвернулась. Что она должна была ответить? Господь презрел подношения израильтян, когда они стали поступать, как народы, жившие вокруг них. Израильтяне стали возносить хвалу языческим богам под каждый деревом, на каждом холме, а потом принесли жертву Господу в Его храме, ожидая, что Он их благословит. Господь же ожидал от Своих людей любви и послушания. Он предупреждал их через Своих пророков, а когда люди не послушались, Он наказал их. Господь окружил их врагами, изгнал из насиженных мест, разбросал по всей земле. «Будьте святы, потому что Я свят»[45], — сказал Господь. Никаких компромиссов!

Юнис посмотрела по сторонам. Что бы сказали все эти люди, если бы узнали, что человек, которого Пол считает самым ценным прихожанином, помогал деньгами организации, проповедующей греховный образ жизни и язычество? Конечно же, Пол не знал об этом. «Ах, если бы я сама знала!» Она могла бы предупредить Пола. Он смог бы тогда поговорить с Робом и Шилой и наставить их на путь истинный. Одумайтесь и будьте святы! Вознесите хвалу Господу и забудьте о плоти! Возможно, Роб и Шила не понимают, что означает быть христианами. И сколько еще людей пребывают в неведении?

— Я жалею, что сказал вам об этом, Юнис. Вы переживаете больше, чем Пол.

Юнис посмотрела Стивену в глаза:

— Пол знал об этом?

— Уже постфактум. Его пригласили на тот обед.

Юнис стало нехорошо. И он ходил туда?

— Пол не пошел, Юнис. У него был предлог, и он им воспользовался. Мы с ним всегда вместе обедаем по средам, а тот обед проходил как раз в среду. В тот день мы много говорили о пожертвованиях Роба. Пол сказал, что пути Господни неисповедимы и что Христос никого не судит. — Декер пожал плечами. — Он ведь пастор. Он знает лучше меня.

— То, что Пол — пастор, еще не означает, что вы не можете иметь собственное мнение.

— Я высказал ему свою точку зрения, но он сказал, что отказываться от пожертвований Атертона — все равно что захлопнуть врата рая перед собственным носом.

Юнис захотелось убежать домой, запереться в своей комнате и заплакать.

— Нам не хватает вас на библейских уроках, Юнис.

— Я тоже скучаю. — Она не решилась сказать, что это Пол попросил ее не ходить, и она согласилась по причинам, о которых никому не могла рассказать.

* * *

Праздник по случаю начала строительства нового здания церкви продолжался до самого вечера. Юнис не говорила с Полом все это время — он так и не вернулся к ней. Она лишь мельком видела его то с одной группой прихожан, то с другой.

Люди начали расходиться перед самым закатом солнца. Тим попросил разрешения остаться ночевать у Фрэнка Хебера. Хеберы были людьми строгих правил, они приехали в Сентервилль из штата Миссури и всегда посещали занятия по изучению Библии. Юнис не видела ничего плохого в том, чтобы Тим остался с ними. Они посещали церковь каждое воскресенье. Юнис проводила сына до машины Хеберов, немного с ними поговорила и пообещала заехать позже, чтобы передать для Тима одежду к воскресному богослужению.

Тим поцеловал ее в щеку:

— Спасибо, мама. Я не хотел идти сегодня домой, чтобы не слушать папины восторги по поводу пикника. — Он тотчас залез в машину, и они отъехали. Юнис ничего не успела сказать.

Она вернулась, чтобы собрать вещи. Когда она встряхивала одеяло, подошел Пол.

— А где Тим?

— Он остается на ночь у Хеберов.

— Почему ты не спросила меня? На мой взгляд, они придерживаются слишком строгих правил.

— Ты хочешь, чтобы я забрала его домой?

— Нет. Забудь об этом. Великолепный был день. Ральф и Лорел уже собрали все оборудование. Так что когда ты будешь готова, можем ехать. Встретимся у машины. Пойду еще раз поблагодарю Атертонов.

— Пол, ты знал…

Но он уже шагал к Робу и Шиле.

— Поговорим дома, — бросил Пол на ходу.

Юнис посмотрела ему вслед. Когда она укладывала одеяло поверх уже упакованных тарелок, приборов и салфеток, Пол подошел к Атертонам. Он поговорил с Робом, стоявшим возле своего «ягуара». Потом Пол распахнул дверцу для Шилы.

Приунывшая Юнис подхватила корзину и направилась к Ральфу и Лорел. Отец Небесный, такое грандиозное торжество! И ради него? Все это неправильно! Как мне достучаться до Пола, как уговорить уступить? Он не станет слушать. Или я ошибаюсь? Я неверно поняла Твое Слово? Неужели Пол прав, и все, что происходит, делается с Твоего ведома? Но ведь Ты опустошил процветающий Израиль.

— Потрясающий день, верно? — Загоревший улыбающийся Ральф распахнул перед ней дверцу машины.

— Я совсем без сил! — Лорел скользнула внутрь на заднее сидение и запрокинула голову. — Знаете, что у нас сегодня было больше пятисот детей? Летняя библейская школа будет настоящим зоопарком! Не представляю, как я с ними справлюсь. Нам нужны еще люди. И чем скорее, тем лучше.

Пол подошел как раз вовремя, чтобы услышать последнее замечание.

— Вы с Ральфом сегодня потрудились на славу. Но вы правы. Мы действительно нуждаемся в большем числе работников. И они у нас будут.

Он говорит «мы», как король.

Ральф и Лорел проболтали всю дорогу до Сентервилля. Ральф высадил Хадсонов у церкви. Пол и Юнис ехали до дома каждый на своей машине. Пол всегда старался попасть в церковь раньше всех. Юнис уже и не помнила, когда они все втроем — Пол, она и Тим — ездили в церковь вместе в одной машине.

Юнис добралась домой первой и увидела, что на автоответчике мигает цифра семь. Обычно Пол предоставлял ей разбираться с телефонными звонками. Она вынула содержимое корзины для пикников и разложила его на кухонном столе. Потом положила тарелки, приборы и стаканы в посудомоечную машину, швырнула одеяло в ящик для грязного белья, а затем убрала корзину для пикника в кладовку. Только тогда она взяла блокнот и ручку и включила автоответчик.

Первые три звонка были от прихожан, желающих назначить встречу для консультации. Четвертый звонок был от Джека Хар–дакра, директора школы, в которой учился Тим. К сожалению, Юнис не нужно было записывать имя директора и номер его телефона — она знала их наизусть. Что натворил Тим на этот раз? Она сделала пометку в своем блокноте, чтобы в понедельник первым делом позвонить Джеку Хардакру. Вместо пятой записи был только щелчок. Вместо шестой тоже.

Последнее сообщение было от Милли Брустер.

«Сегодня утром умерла Эбби. — Было слышно, как она плачет. — Я подумала, ты захочешь узнать». Автоотчетчик дважды пикнул и умолк.

Ошеломленная Юнис замерла на месте. Она пыталась дотянуться до своей сумочки, когда из гаража пришел Пол.

— Что случилось?

— Эбби умерла. — Юнис рылась в сумочке в поисках ключей. Ей никак не удавалось найти их, и она вывалила все содержимое на стол — карманный органайзер, губную помаду, записную книжку, солнечные очки, чековую книжку, кошелек с мелочью, бумажник, ключи от церкви.

— Мне очень жаль, Юнис. — Пол говорил очень тихо. — Я знаю, как много она значила для тебя.

— Она много значила для всех нас, Пол. Она всех нас учила, а Сэмюель… — голос Юнис сорвался. Бедный Сэмюель. Она понимала, почему он сам не позвонил. Он наверняка знал, что все отправились на торжество по случаю начала строительства нового здания церкви. И не захотел портить людям праздник. Юнис схватила ключи от машины и побросала все вещи обратно в сумочку.

Пол отобрал у нее ключи.

— Мы поедем вместе и все ему расскажем.

Удивленная Юнис подняла голову и увидела слезы в глазах Пола.

Этот человек не переставал удивлять ее.

* * *

Стивен рано ушел с пикника и сразу отправился в Сакраменто. Он позвонил Кэтрин по сотовому, хотел договориться о встрече с Бриттани на неделе.

— Бриттани нет дома.

Он знал, что может настаивать. Он получил право видеть дочь один раз в месяц, но уже прошло полтора месяца, а он так и не встретился с Бриттани. Их отношения не улучшились. Пропасть между ними увеличивалась. Может, все дело в переходном возрасте? Или в чем‑то более серьезном?

— Мне нужно поговорить с ней, Кэтрин.

— Зачем?

— Я пытаюсь наладить с ней отношения.

Кэтрин хрипло рассмеялась:

— Что ж, желаю удачи. Она больше никого не слушает.

— Мне казалось, что вы с ней прекрасно находите общий язык.

— Ты смеешься?

Даже если он говорил спокойным тоном, Кэтрин обижалась.

— Вовсе нет. Давно у тебя с ней проблемы?

— Даже не припомню, когда их не было. Она вечно всем недовольна. Я всю жизнь старалась, чтобы у нее было все, что она хочет, а она обращается со мной как с пустым местом. Я до смерти устала с ней бороться.

Стивен поморщился, услышав злость в голосе Кэтрин. Она всегда использовала Бриттани как оружие, чтобы ранить его больнее. Но на этот раз враждебность бывшей жены имела более глубокие корни. Стивен встревожился, услышав столько недовольства в голосе Кэтрин.

— Ты не хочешь обсудить совместную опеку? — Возможно, в конце туннеля появится свет.

— Нет, я еще не настолько от нее устала, чтобы отдать ее тебе. Каждый раз, когда Стивен давал Кэтрин возможность зарыть топор войны, она только глубже вонзала этот топор ему в сердце. Декер больше не отвечал ей тем же, напротив, всегда старался говорить приветливо. Он боялся, что потом Кэтрин сорвет зло на дочери.

— Ладно, — осторожно начал он. — Когда будет удобно позвонить Бриттани?

Кэтрин ответила не сразу, а когда все‑таки ответила, голос ее был усталым.

— Никто этого не знает. Она почти не бывает дома, а когда приходит, ведет себя так грубо, что я отправляю ее в свою комнату. Я так устала поддерживать мир в своем доме. У нас с Джеффом не все гладко, и это она виновата.

Итак, она начала винить Бриттани в своих семейных проблемах. Стивен заставил себя остановиться и напомнил себе, что и сам когда‑то винил только Кэтрин в том, что их брак не удался.

— Мне очень жаль это слышать, Кэт. — Живи сам и дай жить другим. Его бывшая жена должна сама найти свой путь в жизни. Возможно, она скорее с этим справится, если он будет освещать путь, а не задувать свечу при первой же возможности.

Снова пауза. Стивен ожидал следующей колкости.

— Ты не называл меня Кэт уже много лет.

— Прости.

Кэтрин вздохнула:

— Бриттани оставила записку, где написала, что она у друзей. Больше мне ничего неизвестно, Стивен. Правда, могу дать номер ее сотового, если хочешь.

— Естественно, хочу. — Он открыл блокнот, который лежал на полочке. — Диктуй.

Кэтрин назвала номер.

— Но никакой гарантии, что она ответит. Я звонила ей сегодня, но она не берет трубку, наверное, видит, что это я звоню.

Если Бриттани повздорила с матерью, она, конечно, не ответит.

— Я все‑таки попытаюсь.

— Желаю удачи, — сухо ответила Кэтрин.

Бриттани не взяла трубку. Стивен оставил ей сообщение, сказал, что хотел бы провести с ней время. «Я сейчас в Сакраменто и хочу встретиться с тобой». Еще он добавил, что остановился в гостинице «Резиденс», как и в прошлый раз. «У меня с собой мой сотовый». У дочери был его номер, если, конечно, она его сохранила. «Я люблю тебя, Бриттани. Возможно, я не всегда показывал это, но я говорю правду. Я люблю тебя сильнее, чем ты думаешь».

Стивен позвонил Кэтрин в понедельник, но нарвался на автоответчик. Он оставил сообщение для Бриттани и весь вторник посвятил деловым встречам. Дочь не звонила. В среду он выписался из гостиницы и уехал на юг. Напряжение исчезло, как только Стивен выехал на автостраду 99. Наверное, он разлюбил большие города. Он скучал по своим друзьям в Сентервилле. Особенно по Сэмюелю. Библейские уроки по средам были для него важнее, чем воскресная служба. Посещать их вошло в привычку. По каким‑то причинам он уходил из церкви неудовлетворенным. Словно съел закуску, но не получил горячего.

Накопилась целая стопка почты. Стивен быстро просмотрел ее, выбрасывая ненужное в корзину для бумаг. У него оставалось время, чтобы приготовить в микроволновке ужин и собраться к Мейсонам.

Над крыльцом дома Сэмюеля и Эбби горел свет. Сквозь занавески в гостиной маленького бунгало Стивен видел людей. Он посмотрел на часы, чтобы убедиться, что не опоздал. Нет. Наоборот, он пришел на полчаса раньше. Стивен взял с сидения свою Библию. Выходя из машины, он заметил белый «сатурн» Юнис. Сердце гулко забилось. Она уже очень давно не посещала эти занятия.

Мейсоны всегда оставляли дверь незапертой. Как только Стивен оказался внутри, он понял, что Эбби умерла. Не было веселых разговоров и смеха, люди негромко переговаривались, лица их были сосредоточенными. Сэмюель сидел в своем кресле, которое они в шутку называли «кресло учителя», а Юнис сидела на краешке дивана, держала его за руку и что‑то говорила. Старинный друг и наставник Стивена казался сейчас старым и маленьким.

Сэмюель встал и поприветствовал Стивена.

— Стивен, — сказал он, протягивая руку, — я думал, что ты в Сакраменто.

— Я вернулся час назад. Когда это произошло?

— В субботу утром.

Стивен почувствовал, что у него сдавило горло, он начал задыхаться. В глазах закипали слезы.

— Мне очень жаль.

Лицо Сэмюеля смягчилось. Он смахнул слезу, наклонил голову и предложил Стивену сесть.

Юнис подвинулась, освобождая ему место на диване. Когда она положила руку Стивену на плечо, по всему его телу растеклось тепло.

— Хотите чаю или кофе, Стивен? Он не посмел посмотреть ей в глаза.

— Кофе. Черный. Спасибо.

— Так… — Сэмюель снова сел. — Как дела в Сакраменто?

Очень похоже на Сэмюеля — думать о других в такой момент.

— Не особенно хорошо, но я не собираюсь сдаваться. — Стивен зажал ладони между колен. — А у вас какие планы?

— В субботу состоится поминальная служба по Эбби. Стивен понял, что Сэмюель не может думать о чем‑то более отдаленном. Он не мог представить себе, каково это потерять жену, с которой прожил шестьдесят два года. Стивен уже в первый год совместной с Кэтрин жизни понял, что они долго не протянут. А если честно, он не особенно старался сохранить их брак. Чтобы сберечь любовь несмотря на все житейские невзгоды, необходимо приложить очень много сил. Мужчина и женщина обязаны посвятить себя друг другу и Тому, Кто в их жизни должен стоять на первом месте. Стивен сам упустил свой шанс, но это не значило, что в глубине души он не желал построить таких отношений, какие были у Сэмюеля и Абигайль.

— По ней будут скучать. — И очень сильно. Декер почувствовал, что изменения уже произошли. Абигайль больше нет. Его наставник стал другим. Взгляд Сэмюеля был потухшим. Возможно, это результат того, что он совсем не спал с самой субботы.

Вернулась Юнис с чашкой черного кофе. Забирая у нее чашку, Стивен коснулся ее пальцев. Она выглядела измученной не меньше Сэмюеля. У Декера заныло сердце от жалости. Юнис села на стул в другом конце комнаты рядом с Мэрилин Хебер.

Постепенно люди разговорились, стали вспоминать Эбби, как она влияла на их мировоззрение. Стивен вспомнил, как навещал ее в больнице.

— Она буквально видела меня насквозь.

— Меня тоже, — заметил Сэмюель.

Все рассмеялись. Начали вспоминать забавные истории, настроение у всех поднялось. К концу вечера говорили уже не о том, что потеряли ее, а о том, что сейчас она с Иисусом, что ее страдания закончились, что она освободилась от тела, из‑за которого была прикована к кровати. Хотя, вне всякого сомнения, после всего сказанного Сэмюелю не стало легче.

Люди начали расходиться только после одиннадцати. Женщины убрали в холодильник еду, которую принесли с собой. Теперь Сэмюель мог не готовить целый месяц. Стивен уходил предпоследним. Сэмюель проводил его до двери. Декер пожал ему руку.

— Можно зайти к вам завтра?

— Заходи в любое время, Стивен.

Ночь была прохладной, но ветра не было. Стивен поднял воротник и спустился с крыльца. Уже открывая калитку, он оглянулся и увидел, что Юнис обнимает Сэмюеля. Мейсон погладил ее по щеке. Прежде чем закрыть дверь, Сэмюель предостерегающе посмотрел на Стивена, застывшего у открытой калитки.

Стивен придержал калитку, пропуская вперед Юнис.

— Как Тим переживает смерть Эбби?

— Тяжело.

Декер не стал спрашивать про Пола. Он прекрасно знал, что у Сэмюеля с пастором были довольно напряженные отношения, и не хотел бередить раны. Хотя ему ни разу не доводилось слышать что‑то плохое про Пола Хадсона от Юнис или Сэмюеля. Зато Пол говорил много, даже, пожалуй, слишком много. Почему его не было в этом доме, почему он не пришел поделиться воспоминаниями об Эбби?

Юнис поплотнее запахнула пальто. Стивен заметил слезы у нее на глазах. Он должен отойти и позволить ей уйти домой.

— Эбби была добрым другом для многих людей.

— Она была моим лучшим другом в этом городе. Даже не представляю, как я стану жить без нее.

Ее замечание взволновало Стивена.

— У вас здесь много друзей, Юнис.

— Но очень мало, кому я могу доверять. — Даже при слабом свете уличного фонаря Стивен видел выражение скорби на ее лице. — Жена пастора всегда должна думать, что и кому она говорит. С Эбби мне никогда не нужно было об этом заботиться. С ней я могла говорить о чем угодно, потому что она умела хранить тайны и не обсуждала чужие проблемы с кем‑либо. То же, пожалуй, можно сказать и о Сэмюеле. — Голос Юнис дрогнул, боль потери отразилась на ее лице. — Не знаю, что я буду делать без нее, и от этого начинаю злиться.

— Почему?

— Потому что это эгоистично.

— Я так не считаю.

— Она очень страдала, а мне жаль только себя.

Стивену хотелось утешить ее, но он сдержал себя. Он все задавался вопросом, остались ли между ней и Полом трения. Декер знал, что у Юнис были разногласия с некоторыми членами общины. Естественно, муж должен быть ее лучшим другом. Стивен знал, что некоторые люди чувствовали себя неловко в присутствии Юнис Хадсон. Как только она входила в комнату, люди меняли тему разговора. Словно вместе с ней входил и Иисус, заставляя их задумываться над тем, что они делают. Для Юнис Иисус был центром жизни, и это было известно каждому.

— Я ваш друг, Юнис.

Она посмотрела Декеру в глаза:

— Мне не следовало все это говорить.

— Все, что вы сказали, останется между нами. — Стивен почувствовал, что она замерла, значит, услышала его. Он догадывался, что она услышала даже больше, чем он сказал.

— Я не могу откровенничать с вами.

— Потому что Пол — мой друг?

— Отчасти поэтому.

— Потому что я мужчина?

— И это тоже. — Юнис поймала его взгляд. — Вы опасны.

— Опасен? Я? — Декер лихорадочно соображал, пока не догадался, что она имеет в виду.

— Спокойной ночи, Стивен.

Ее прерывающийся голос заставил его отступить и дать ей пройти. Он засунул руки в карманы кожаной куртки, проводил ее взглядом до машины. Он хотел пойти за ней, сказать, что никогда не обидит ее. Что она может верить ему.

Ну, конечно! У него самые добрые намерения и чистые помыслы. Естественно, он может дать слово чести. Настоящий мужчина всегда держит слово, но Стивен знал, что ему не хватит сил противостоять искушению, если оно явится к нему в виде Юнис Хадсон.

Стивену нравился Пол, он восхищался им как пастором, который мог растрогать и встряхнуть паству. Но это вовсе не означало, что Стивен слеп и не видит его недостатков. Пол относился к жене как к чему‑то само собой разумеющемуся, он настолько увлекся строительством своей церкви, что не обращал внимания на обиды, копившиеся в его собственном доме. Стивен чувствовал надвигающуюся беду, ведь когда‑то он сам слишком увлекся своим бизнесом, чем поспособствовал развалу своей семьи.

Интересно, может ли пастор расторгнуть брак? И достанет ли Полу мудрости не делать этого?

Стивен заметил, что Тим ушел от родителей во время торжества по случаю начала строительства нового здания церкви. Он видел, как Юнис доставала из корзины тарелки и приборы, расстилала одеяло для пикника, а Пол что‑то сказал ей и отправился общаться с прихожанами. Он не обращал внимания на жену до самого вечера. Стивен уехал тогда раньше, иначе он обязательно что‑нибудь сказал бы или сделал, о чем впоследствии ему пришлось бы жалеть.

Сегодня Юнис была беззащитна. Она скорбела, поэтому потеряла над собой контроль и говорила откровенно. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что она уже об этом жалеет.

Сердце Стивена громко стучало, когда он садился в машину и включал зажигание. Юнис знала о его чувствах. Один раз она уже провела между ними черту. Сегодня она сделала это снова. Правда, теперь черта была тоньше и не совсем прямая. Он видел задние фары «сатурна» Юнис, когда она поворачивала на перекрестке налево. Стивену безумно захотелось поехать за ней. Она была такой одинокой, уязвленной, немного растерянной. Он мог бы догнать ее, спросить, не хочет ли она выпить чашечку кофе где‑нибудь в придорожном кафе. Владельцы таких заведений не ходили в Сентервилльскую христианскую церковь. Они могли бы поговорить, возможно, разобраться в своих отношениях.

Стивен знал, что им движет. Разум всегда готов найти оправдание тому, чего жаждет плоть.

— Господи, — сказал он вслух. — Господи, помоги мне устоять. Стивен доехал до перекрестка и остановился. Он снова увидел задние фары машины Юнис. Она была совсем рядом. Он постоял еще чуть–чуть и принял окончательное решение.

Декер повернул направо и поехал домой.

* * *

На поминальную службу по Эбби пришло менее ста человек. Сгорая от стыда, Юнис сидела за пианино. Она еле сдерживала слезы, когда играла любимый гимн своей подруги. Сэмюель сидел на передней скамье, рядом с ним был Тим. Пол начал службу, а потом тихонько исчез, и его место занял Хэнк Портер. Пол сказал Юнис о том, что уйдет в середине службы, только перед самым ее началом.

— Но так нельзя, Пол! Это неправильно!

— Нет, правильно. Послушай меня…

— Если все правильно, почему ты молчал до последнего момента?

— Потому что ты стала очень раздражительной. Иногда, Юнис, ты не можешь рассуждать спокойно. Послушай меня хоть одну минуту! Хэнк Портер — пастор от Бога. И он оказался здесь как раз вовремя. А встреча с Говардом Макнамарой — ключ к комиссии по планированию. Я не могу отменить встречу и рисковать задержкой строительства.

— А как же чувства Сэмюеля? Как же многолетние труды Эбби на благо церкви? Или все это для тебя ничего не значит?

— Хэнк Портер приехал вчера из Орегона. Я уже с ним говорил, и он горит желанием поучаствовать в службе. Это явно воля Господа. Неужели ты сама не видишь? Он же был пастором Сэмюеля и Эбби сорок лет! Я скажу в начале несколько слов об Эбби, а потом уйду. Никто даже не заметит моего отсутствия.

— Я замечу.

— Я делаю это ради церкви!

— Эбби тоже много сделала для этой церкви.

— Когда‑то. Многие даже не знают, кто она такая, ее смерть их не волнует.

— И это лишний раз подтверждает, что в твоем служении не все благополучно, Пол! Твоих прихожан это должно волновать. — Зря она это сказала.

— В моем служении все замечательно! Ты единственный человек во всей общине, кто считает, что я плохо выполняю свои обязанности! Каждую неделю на мои проповеди приходят новые люди. Они открывают свои кошельки и щедро жертвуют на строительство новой церкви. И ты будешь после этого говорить, что Господь не благословил нас?

— Если что‑то и растет, это еще не значит, что оно здорово, Пол. Раковая опухоль тоже растет.

Юнис еще не доводилось видеть его таким взбешенным.

— Что ты вообще знаешь, Юнис? Мы росли в разных условиях. Ты не видела ничего, кроме лачуг в горах. Сколько прихожан было у твоего отца? Пятнадцать? Двадцать? И ты называешь это церковью? Да это ничто!

Юнис чуть было не бросила ему в лицо, что ее отец был лучшим пастором, чем его отец. Но она склонила голову, закрыла глаза и принялась горячо молиться Господу, чтобы Он помог ей сдержаться и не позволил кинуть в Пола камень еще тяжелее, чем он кинул в нее, говоря о ее семье с таким презрением. Она и так слишком много наговорила. И ни одно слово, сказанное ею за пять лет, не было услышано.

Теперь она сидит за пианино и старается сохранить спокойный вид для тех, кто может случайно посмотреть в ее сторону. Она — жена пастора Пола. И этот факт особенно сильно тяготил ее сегодня!

Хэнк Портер оказался невысоким, полным и лысым мужчиной, он не отличался красноречием и говорил об Абигайль довольно сбивчиво. Но никто не усомнился, что он любил и уважал ее.

— У Эбби было золотое сердце, — сказал он и вытащил носовой платок из кармана.

Присутствовавшие начали рассказывать различные истории, связанные с ней.

— Однажды я пожаловался ей на своих родителей, а она сказала, что я просто эгоист, — вспомнил один молодой человек. Все засмеялись. — Она еще много чего мне говорила, но я сейчас не хочу вспоминать, каким я был недотепой. Во всяком случае… я хочу сказать, будь это не миссис Мейсон, а кто‑то другой, я бы и слушать не стал. Я знал, что она говорит так из любви ко мне.

Поднялась жена Хэнка Портера, она была одета слишком ярко, и собравшиеся начали перешептываться.

— Некоторые из вас, наверное, удивляются, как это жена пастора посмела так одеться на поминальную службу, но я сделала это в память об Эбби. Она подарила мне эту красную шляпу и алую блузку на шестидесятипятилетие. — Все засмеялись, включая и саму Сюзанну Портер, смахивавшую слезы.

Поднялся Тим, он попытался что‑то сказать, но снова сел. Сэмюель обнял его за плечи, и они склонили головы. Встала Юнис, взяла микрофон и рассказала всем о том, как Эбби неустанно трудилась на благо церкви, как сострадала другим, особенно скромной, застенчивой жене пастора. Она смотрела на Сэмюеля сквозь слезы.

— Эбби заменила мне мать и стала моим лучшим другом. И где бы я ни бывала с ней или Сэмюелем, я всегда ощущала присутствие Господа. — Юнис не могла больше говорить и снова села на свой стул у пианино.

Когда все желающие выступили, Хэнк Портер завершил службу.

— Последнее, что мы можем сделать для нашего Господа в этом мире — умереть достойно. Последние слова Абигайль, обращенные к мужу, были не о ней самой, она волновалась о других. Я не сомневаюсь, что когда Абигайль снова открыла глаза, она увидела перед собой лик Иисуса, и Он улыбался и говорил ей слова, которые мы все так жаждем услышать…

По церкви пронесся легкий гул голосов — старейшие члены общины хором закончили фразу:

— «Хорошо, добрый и верный раб!»[46]

Хэнк Портер склонил голову и прочитал простую молитву:

— Господи, прими нашу возлюбленную сестру Абигайль. Она являла Твою любовь всем, кто окружал ее. Помоги нам своей жизнью выказать ей должное уважение и научи нас жить так, как жила она, взирая на лик Сына Твоего — Иисуса, от имени Которого мы и возносим свою молитву.

И снова негромкий хор голосов произнес:

— Аминь.

Юнис была рада, что знала все любимые гимны Эбби наизусть. Сквозь слезы она не сумела бы разглядеть ноты. Она играла гимн за гимном, пока церковь не опустела — все направились в зал собраний, где диакониссы приготовили закуски.

— Почему папа не остался? — спросил Тим по дороге домой.

— Хэнк Портер был пастором Сэмюеля и Эбби сорок лет.

— Ты не ответила на мой вопрос.

— У отца была назначена важная встреча.

— Ну, разумеется. — Он смотрел прямо перед собой. — Мейсоны — наши лучшие друзья, а папа слишком глуп, чтобы это понять.

— Не говори так об отце.

— Почему? Это же правда.

Юнис въехала на подъездную дорожку и с помощью пульта открыла дверь гаража. Новый «бьюик» Пола стоял внутри. Она припарковалась рядом с ним. Тим был еще ребенком, но выражение его лица было не по–детски суровым. Это больно ранило Юнис.

— Отцу нужны не твои обвинения. Ему нужны твои молитвы.

— А зачем ему мои молитвы? Он же напрямую говорит с Богом. Можешь сама спросить. — Он вышел из машины и захлопнул дверцу.

— Тим! — Юнис устремилась за ним, но он уже сел на велосипед.

— Куда ты собрался?

— Куда‑нибудь подальше отсюда!

У Пола была куча новостей. Обед с Макнамарой прошел лучше, чем он ожидал.

— Мы попали в струю. Он намекнул мне, что даст нам зеленую улицу, чтобы все наши работы выполнялись в срок или даже раньше.

— Не хочешь спросить, как прошла поминальная служба по Эбби?

— Не сомневаюсь, все было великолепно. Ты же знаешь, как меня раздражало даже упоминание о Генри Портере, а вчера вечером я был несказанно рад видеть его. Пути Господни неисповедимы.

— Ты хочешь сказать удобны?

Пол пропустил замечание жены мимо ушей и принялся в деталях рассказывать о встрече с Говардом Макнамарой. Все сложилось именно так, как он просил в своих молитвах.

Пол так и не спросил о Тиме, который переживал смерть Эбби даже тяжелее, чем сама Юнис.

11.

1999

Пол перелистывал страницы журнала «Христианское мировоззрение», пробегая глазами статьи, в которых излагались передовые идеи. В середине журнала он наткнулся на список бестселлеров, во главе которого красовалась книга отца — «Строя церковь двадцать первого века». Пол раздраженно швырнул журнал на стол и откинулся на спинку новенького кресла с подголовником, развернулся в сторону окна в своем новом кабинете и стал наблюдать за работой строителей, возводящих каркас третьего крыла Центра новой жизни. За двенадцать лет он весьма преуспел в своих начинаниях, хотя этого, как видно, было недостаточно. Появилось хорошо знакомое неприятное ощущение в желудке. Неужели ему всегда придется жить в тени отца? Ему следовало бы радоваться за него, а не завидовать ему.

Встряхнувшись, Пол решительно взял трубку телефона и нажал на кнопку, запрограммированную на набор номера родителей. Разглядывая в окне Центр новой жизни, Пол пытался подбодрить себя. Он ведь тоже завоевывает души людей, разве не так?

— Привет, мам, как поживаешь?

— Прекрасно. Как ты? Давненько ты не звонил.

— Ну, ты же знаешь, как это бывает. Времени всегда не хватает. Зато строительство идет быстрыми темпами, опережаем намеченный график.

— Рада за тебя.

— Только что в списке бестселлеров увидел папину книгу. Не скажу, что удивлен.

— А разве должен был?

Иногда тон матери ставил его в тупик.

— Звоню, чтобы поздравить его. Он где‑нибудь поблизости или играет в гольф с какой‑нибудь шишкой?

— О, он здесь, работает, как всегда, придумывает что‑то. Погоди немного, Пол. Кстати, у нас новая телефонная система. Если я нечаянно нажму не на ту кнопку и нас разъединят, я сразу же перезвоню.

Вскоре после выхода отца на пенсию родители переехали в новый дом в Северном Голливуде. Дом стоял на возвышенности, с видом на долину Сан–Франциско. В последний раз, когда они с Юнис приезжали к ним в гости, отец показал Полу свой новый кабинет, который он построил над просторным, на две машины, гаражом. Кабинет был таким же величественным, как и тот, служебный, который отец недавно освободил, покинув построенную им церковь.

Пол нетерпеливо барабанил по столу. Прошли долгие две минуты, после чего в трубке снова послышался голос матери.

— Скоро отец подойдет к телефону, Пол. Он сейчас разговаривает по другой линии.

Вполне вероятно, что с редактором. Договаривается о продолжении книги.

— А как поживает Юнис, Тим?

Неужели она тянет время?

— Юни все так же, поет и играет на фортепиано, хотя с тех пор как в штате появился ответственный за музыкальное сопровождение, уже не так много. Тим занимается своими делами. — Пол взглянул на часы. — Слушай, я могу позвонить позже.

— Ты и пяти минут не можешь поговорить со своей матерью?

— Нет… что ты. Я вовсе не хотел…

— Какими конкретно «делами» занимается Тим?

— Какими обычно занимаются все подростки. Носится где‑то с друзьями. Но каждое воскресенье приходит в церковь.

— Нисколько в этом не сомневаюсь.

Опять этот странный тон.

В трубке послышался щелчок.

— Привет, Пол. Как идут дела в твоей маленькой вотчине?

Отец никогда не упускал случая вставить какую‑нибудь колкость.

— Оставляю вас двоих наедине. — Мать спешно повесила трубку.

— Ты снова звонишь, чтобы попросить совета? Знаешь, не за горами тот день, когда я буду петь псалмы с ангелами, и тебе придется самому во всем разбираться.

Пол вспыхнул, но сумел выдавить из себя смешок.

— Позвонил я не ради совета. В этом нужды нет. Хочу поздравить тебя с выходом книги, которая так быстро заняла верхнюю строчку в списке бестселлеров. Когда я смогу получить свой экземпляр?

— Когда закажешь. — Отец рассмеялся. — Шучу, сын. Я внес тебя в список людей, которым книгу должны доставить бесплатно. Со дня на день получишь ее от моего издателя. Честно говоря, удивлен, что у тебя до сих пор ее нет.

Какое тонкое проявление интереса.

— Без автографа?

— Тон у тебя чуток желчный.

Пол очень постарался смягчить голос.

— Не хотел обидеть тебя. Я горжусь тобой, отец. Вот, хочу уговорить тебя приехать к нам, встать за кафедру. Послушать тебя съедутся аж из Сакраменто. Могли бы посвятить этому целый день.

Отец снова засмеялся:

— Гонорары за мои труды значительно возросли.

— Сколько ты запрашиваешь в последнее время? У нас теперь две тысячи прихожан, отец. Можем себе позволить лучшего из лучших.

— Что ж, молодец. Сколько лет тебе понадобилось, чтобы поставить эту церковь на прочный фундамент? Пятнадцать?

— Двенадцать. — Пол с трудом поборол раздражение. — Начинал я с тридцати восьми прихожан.

— У меня в начале было и того меньше. Как, кстати, продвигаются строительные работы?

Пол с радостью ухватился за новую предложенную отцом тему разговора.

— Опережаем график. — Теперь его очередь хвастаться. — Уже вырисовывается каркас третьего крыла. Вчера мне позвонили и сообщили, что «Архитектурный вестник» собирается опубликовать статью об архитекторе нашего Центра Стивене Декере.

— Никогда не слышал о таком журнале.

— Потому что он светский, отец. В архитектурных кругах это издание считается весьма солидным и уважаемым. А вот найти вполне успешный христианский журнал в последнее время стало нелегким делом. Кстати, «Архитектурный вестник» продается в любом супермаркете по всей стране. И в августе на его глянцевой обложке будет красоваться наш храм. — Пол швырнул «Христианское мировоззрение» в мусорную корзину и отклонил спинку своего кресла назад. — Я вышлю тебе экземплярчик, когда он выйдет в свет.

— У меня уйма других дел.

Пол упивался тем, что в голосе отца послышалась желчь.

— Рад за тебя, отец. — Он привел спинку кресла в вертикальное положение. — Знаешь, мне бы хотелось поболтать подольше, но нужно бежать. Обними за меня маму. — И повесил трубку прежде, чем отец успел вставить хоть слово.

На этот раз выиграл он, но почему‑то, несмотря на одержанную победу, у него появилось гнетущее чувство пустоты.

* * *

Бывали дни, когда Стивен очень сожалел, что принял решение строить Центр новой жизни. Как только Пол переступил порог «Закусочной Чарли» с кейсом в руке, Стивен понял: дружеской беседы не предвидится.

Найти общий язык с властным директором, поглощенным идеей постройки дома своей мечты, или с требовательным землевладельцем, одержимым дизайном парка развлечений, оказалось пустяком по сравнению с тем, чтобы вести дело с пастором, который строил церковь. Пол и вместе с ним его строительный комитет, вероятно, совершенно забыли, что обычно гонорар подрядчика составляет десять процентов от стоимости проекта. Стивен подписал контракт на пять процентов, решив, что разница будет считаться его пожертвованием на нужды церкви. И все же находились люди, которые считали, что он набивает свои карманы золотом.

— Как скоро завершится данный этап? — От этого вопроса, задаваемого с непреклонным упорством, Стивен начинал полыхать гневом, как и от сакраментальной фразы «ты должен сократить расходы».

Декер уже тысячу раз объяснял понятие критического пути[47]. График был составлен так, чтобы наилучшим образом использовать время при согласовании работ подрядчиков, поставок материалов и сроков выполнения заказов. В графике было специально учтено резервное время, чтобы проект оставался рентабельным даже в случае непредвиденных задержек. А Пол все время спешил и поторапливал других.

— На прошлой неделе ты говорил, что лесоматериал прибудет в понедельник.

— На рынке древесины цена сейчас колеблется на 1—5 пунктов, так что ожидается двухдневная задержка. Это пустяки.

— Пустяки? — Брови Пола приподнялись. — Время — деньги.

— Я предупреждал тебя, Пол, в таких делах всегда бывают задержки. Я не Господь Бог. Кроме того, мы трудимся не покладая рук. Бульдозеры брошены на обустройство парковки на заднем дворе, тракторы разрыхляют почву для посадки оливковой рощицы.

— Да, но…

Стивен страшно ненавидел эти нескончаемые «да, но». Они попросту сводили его с ума. Как и то, что все его старания воспринимаются как должное. А еще он терпеть не мог представителей строительного комитета Пола, когда они сбегались к нему со всех сторон и предлагали наперебой свои бесчисленные идеи, полагая, по всей видимости, что небольшое изменение тут или там не может играть значительной роли. За последние три года он уже несчетное число раз объяснял им, почему он предварительно составил двадцатилетний план.

— Ты слишком торопишься, Пол. Ты заведешь церковь в такие долги, что мы никогда не расплатимся по счетам.

— Деньги постоянно поступают.

— Они поступают недостаточно быстро. Во всяком случае, по сравнению с объемом задуманных тобой работ.

— Тебе нужно больше веры, Стивен.

Порой Пол напоминал ему бульдога, который намертво вцепляется в жертву.

— Вера у меня есть. Однако есть и профессиональный опыт. Бизнес, который развивается слишком быстро, обычно терпит крах.

— У нас не бизнес. Справимся с Божьей помощью. Да, но…

Джеральд Боэм, вероятно, снова предложит очередной безумный план по увеличению денежного фонда. Да и Марвин Локфорд не чурается задерживать выплаты на шестьдесят, если не больше, дней.

Не только церковь обрастает долгами. Стивен всегда считал делом чести вовремя выплачивать зарплату своим подрядчикам и рабочим. Но он был ограничен в средствах и уже устал выбивать деньги из Марвина.

«Документация, — постоянно повторял Локфорд. — Все операции должны быть документально подтверждены».

В каком библейском стихе говорилось о возвращении ближнему его одежды до наступления ночи, чтобы ему было в чем спать?[48]

Стивен никогда не нанимал незнакомцев. Только людей, с которыми у него уже сложились определенные отношения. Он мог по имени обратиться к инженеру–проектировщику, специалисту по несущим конструкциям, инженеру–строителю, ландшафтному архитектору. Стивен внимательнейшим образом следил за ходом дел на стройке, потому что не очень‑то доверял Марвину Локфорду, подвергая сомнению его расчеты. И уж вовсе Декеру не нравилось, что для получения причитающихся денег приходилось чуть ли не клещами вытаскивать их из загребущих рук Локфорда.

Вряд ли Пол когда‑либо ждал своей зарплаты. В этом Стивен не сомневался.

На стройке счета к оплате всегда приходят в срок. Звукоинженеры, устанавливающие аудиосистемы; инженер–механик, ответственный за отопительную, вентиляционную системы и установку кондиционеров; электрик, сантехник, инженер по противопожарной системе. Согласовывать их работы и вникать во все тонкости — значит пребывать в постоянном стрессе. Тем более на стройке никогда не прекращался поток инспекторов, которые с легкостью из‑за малейшей неточности могли застопорить любое дело.

Порой Стивен ощущал себя дорожным регулировщиком на перекрестке Манхеттена. Наверняка было бы проще лечь на середину перекрестка и позволить им всем ездить по нему. К сожалению, это было не в его натуре.

Господи, кто в ответе за этот проект? Ты или Пол Хадсон? Я хочу исполнить Твою волю, Иисус. И стараюсь сделать все как следует.

Стивену хотелось, чтобы эта церковь еще долго стояла после того, как ни Пола Хадсона, ни его самого уже не станет. Хотелось, чтобы за каждой доской и каждым кирпичиком люди видели Христа. Но всякий раз, когда ему на глаза попадался разгуливающий по стройплощадке один из членов комитета, или когда разносилась весть об очередном «мероприятии» Джеральда Боэма, или когда приходилось лицезреть Пола, входящего в «Закусочную Чарли» со своим кожаным кейсом, его кровяное давление резко повышалось.

Салли Уэнтворт налила им кофе. Пол улыбнулся ей, перебросился с ней парой слов, а затем перешел прямо к делу:

— Не вижу, что нам мешает урезать кое–какие расходы.

Сколько раз они уже говорили на эту тему? Стивен призвал на помощь все свое терпение.

— Сокращение расходов ведет к снижению качества. Сколько заплатишь, столько и получишь, Пол. Эта церковь строится во славу Господа нашего, и она будет построена из наилучшего доступного на данный момент материала.

По крайней мере, пока его слово имеет хоть какой‑то вес.

Пол вспыхнул, раскраснелся:

— Разве я предлагаю строить из дешевого материала?

Когда Пол заговорил о давлении на него со стороны строительного комитета, Стивен усмехнулся разве что не глумливо. В свое время Пол собственноручно выбрал всех этих людей, и они покорно подписывают все, что он им велит.

Что здесь происходит, Боже?

Стивен чувствовал что‑то неладное, но не мог с точностью определить, что именно. Все менялось, и в большей степени менялся сам Пол. Стивен всегда уважал безусловную харизму Пола, его способность организовывать программы и подбирать такой штат, который работал с ним как единое целое. Но за последние несколько лет Стивен не раз замечал, что некоторые из соратников пастора откровенно преследовали любого, кто был не согласен с их видением проблемы. Пол Хадсон по–прежнему умел мотивировать людей, раскрывать и использовать их таланты, но Стивена все чаще и чаще посещало чувство тревоги в связи с ним.

Может, это из‑за ощущения, будто из меня тоже высосали все до последней капли, Господи? Неужели проблема заключается только в деньгах? Может быть, есть что‑то еще?

Декер задумался. Замечает ли кто‑нибудь еще эти тревожные сигналы? Все отчетливее в Поле проявлялась агрессивная решимость, он во что бы то ни стало хотел построить Центр новой жизни с опережением предполагаемого двадцатилетнего графика. Что случилось с тем жизнерадостным другом, который бывало подсаживался к нему за стойку в «Закусочной Чарли» после четырехмильной пробежки?

Стивен отодвинул тарелку с недоеденным обедом в сторону и положил руки на стол.

— Давай попридержим коней, Пол. Сбавим скорость. В том, что я составил двадцатилетний план, есть серьезный резон. Лучший строительный материал стоит дороже, но он высокого качества. Мы мечтали построить нечто такое, что будет жить в веках.

— Я знаю, Стивен, но нам крупно повезет, если мы доживем до окончания строительства при таких‑то темпах.

— Доживем мы или нет, какое это имеет значение? Мы хотели, чтобы все было сделано отменно. Раньше соборы строили на протяжении сотен лет.

Стивена смутило нескрываемое разочарование и нетерпение Пола.

Пол безрадостно рассмеялся:

— Как бы мне хотелось, чтобы это был собор.

— Мы и так опережаем график, Пол. Угомонись. Дай своим прихожанам короткую передышку от всех этих кампаний по сбору денег. Позволь им привыкнуть к новой церкви.

Пол кивнул:

— Ладно. Отложим спортивный зал. Но фонтан уже к концу года должен работать.

Стивен медленно выдохнул. Господи, он слышит меня?

— Строительство фонтана намечено на самый конец. Это один из тех дополнительных проектов, судьбу которых предполагалось решать по ходу или после завершения основного двадцатилетнего плана.

— На рисунке фонтан выглядит очень впечатляюще, Стивен. Мощная струя воды выбрасывается из‑под земли и омывает, словно очищающим потоком, скульптурные изваяния. Весь ансамбль будет вызывать глубочайшее благоговение. И привлекать людей.

— Это был просто рисунок, полет фантазии.

— То есть ты не знаешь, во сколько обойдется строительство фонтана?

— Примерно в триста тысяч долларов. А к тому моменту, когда мы примемся за работу, возможно и больше. Если вообще до этого дойдут руки.

— Полагаю, ты можешь придумать что‑нибудь попроще, но основанное на тех же идеях. У тебя редкий художественный талант, Стивен.

Декер понял, куда клонит Пол. Ему подавай еще один полный комплект чертежей за номинальную плату, а то и вовсе бесплатно. Пора трубить отбой. Он не может постоянно тратить свои сбережения и время. Ему тоже нужно платить за свой дом и покупать продукты.

— У меня нет времени. Еще три проекта дожидаются своей очереди.

— По всей видимости, одна из твоих проблем кроется именно в этом, Стивен.

Стивен не сводил с Пола глаз, сердце его забилось с бешеной скоростью.

— О чем ты говоришь?

— Комитет считает, что ты слишком загружен работой.

Комитет — значит Пол.

— Мне нужно зарабатывать на жизнь, Пол. Центр не соблюдает уровень расценок главного подрядчика, существующий сегодня на рынке. Я не говорю уже об оплате моих дополнительных работ. А сейчас я вообще с трудом свожу концы с концами.

— Мы все знаем, что ты строишь этот храм во славу Господа нашего, Стивен, и я знаю, что Всевышний благословит тебя за твои труды. Мы все бесконечно благодарны, что наш проект возглавляет человек с такой репутацией. Но ведь и для тебя это большая удача, не так ли? Твой первый проект во славу Бога, к тому же один из самых престижных архитектурных журналов в стране напечатал о нем статью и поместил изображение нашей церкви на обложке. Люди наблюдают за твоей работой над проектом.

Неужели Пол думает, что он такой наивный? Ясно с первого взгляда, что им пытаются манипулировать.

— Благодарностью и известностью не внесешь арендную плату за дом. Мне пришлось самому выплатить людям по счетам, которые просрочил Марвин Локфорд.

На душе у Стивена стало легче, когда он увидел, что новость для Пола оказалась неожиданной. Ему не хотелось думать, что именно Пол велел своему казначею попридержать выплаты.

— Марвин не платит по счетам?

— В последнее время задерживает выплаты на шестьдесят — девяносто дней. — Стивен облокотился о стол. — У моих людей семьи, Пол. Они не могут бесконечно долго ждать зарплаты. Я плачу поденным рабочим из собственного кармана, но я не могу продолжать так вечно.

Стивен заметил, что Пол изменился в лице, но понять, о чем он думал, было невозможно. У Декера появилось ощущение, будто лицо пастора скрыла вуаль, и это очень встревожило Стивена. Он больше не узнавал Пола. Но хуже всего было то, что он сомневался, хочет ли он вообще знать его. Стивен был уверен в одном: ему не нравится испытывать чувство вины, когда он просит оплатить свои труды. А еще он не любит, когда его бесцеремонно используют.

— Прости. — Пол потянулся к своему бумажнику. — Я поговорю с Марвином. Что скажешь, если я оплачу сегодняшний обед? — Он достал двадцатку.

Стивен решил не препираться с ним по поводу счета. Хотя, конечно, в этом месяце Пол значительно чаще угощал, чем он.

* * *

Юнис сидела в приемной Пола в ожидании встречи с ним. До этого она попробовала поговорить с мужем по телефону, но Рита сообщила, что он велел не беспокоить его, разве только в случае крайней необходимости. Кого‑то консультировал. Юнис знала, что Пол не сочтет эту ситуацию из рада вон выходящей, чтобы прерваться ради нее.

— Мы подойдем к тебе и подождем.

Пол достаточно ясно дал ей понять, чтобы она никогда не пыталась беспокоить его размышлениями вслух. И говорил не раз: «Сначала попробуй разобраться с проблемой сама и только потом приходи ко мне».

То, что Пол обращался с женой и сыном, как с любым другим членом общины, выглядело демократично, но все‑таки это возмущало ее. Сколько раз телефон звонил во время семейного обеда, и Пол с готовностью проводил час, а то и больше, в беседе с нуждающимся в нем человеком? Сколько раз их будил телефонный звонок посреди ночи, и Пол уходил? Для других пастор всегда находил время и силы, но, когда очередь доходила до его собственной жены и сына, у него не оставалось ни того, ни другого. И теперь, пока они с Тимом сидели в приемной мужа, Юнис старательно пыталась подавить негодование.

Рита сочувственно улыбнулась:

— Я подсунула ему записку. Он знает, что вы здесь. Уверена, он скоро закончит. — И она снова принялась печатать.

Прошло пятнадцать минут. Мрачный и безмолвный, Тимоти сидел радом с матерью.

Рита предложила сварить кофе. Юнис ответила, что это вовсе не обязательно. Прошло еще долгих пятнадцать минут, прежде чем отворилась дверь и вышел Роб Атертон, а следом за ним появился и Пол. Пастор похлопал Роба по спине:

— Спасибо, что зашел, Роб.

Роб выглядел изнуренным. Он кивнул Юнис. Пытался ли Пол вытащить из кармана Роба очередное денежное пожертвование?

— Юнис, можете войти в кабинет, — обратился пастор к жене. — Ровно через минуту я освобожусь. — Пол последовал в коридор за Робом Атертоном.

— Удивительно, что у него есть время, — вставая, проронил Тим. Юнис села на роскошный кожаный диван в кабинете мужа.

Только через десять минут Пол объявился в приемной.

— Почти четыре часа пополудни, Рита. Церковный бюллетень можешь допечатать завтра утром.

Он прошагал в свой кабинет и закрыл за собой дверь. Улыбка испарилась. Также исчезло выражение безграничного терпения, которое обычно появлялось у него при разговоре с такими людьми, как Марвин и Лавонн Локфорд или Джесси Боэм.

— У вас на лицах написано, что у нас проблемы. Разве вы не можете подождать, когда я приду домой, чтобы спокойно поговорить о чем бы то ни было, вместо того чтобы сидеть здесь у всех на виду?

Юнис начала защищаться:

— Утром ты сказал, что задержишься допоздна, поскольку у тебя еще одна важная встреча с членами строительного комитета. Я звонила и узнала от Риты, что ты велел ни с кем тебя не соединять. Ждать больше мы не могли.

Некоторые вещи не терпят отлагательства и легкомысленного пренебрежения. Уже все сроки вышли. А ей вовсе не хотелось, чтобы Пол услышал плохие вести из уст других людей. Джесси, разумеется, все расскажет Джеральду, а уж Джеральд все донесет Полу…

— Ладно. Хорошо. Давай по существу. Что случилось на этот раз?

— Почему ты не спрашиваешь меня, отец? — С побелевшим от злости лицом Тим впился глазами в отца. — Зачем срывать свое негодование на матери?

— Я не пытаюсь отыграться на ней, но, может, тебе следует подумать, как твое поведение негативно отражается на других. Особенно на мне. Все, что ты вытворяешь, пагубно сказывается на моей репутации. — Пол обратился к Юнис: — Итак, ты собираешься говорить или нет?

— Если дашь мне такую возможность. Тим опустил голову.

Пол сел с выражением глубочайшего раздражения на лице.

— Только покороче. — Он взглянул на свои часы. — Через сорок пять минут мне придется покинуть вас ради очень важного совещания.

— Тим отстранен от уроков в школе.

— Великолепно! Именно этого мне и не хватало! — Пол вскочил с кресла и зашагал по кабинету. Подбоченясь, он с таким видом уставился на свои книги, будто пытался найти среди них ту самую, которая поможет ему быстро и легко выйти из этого неожиданного кризиса. — Что вообще с тобой происходит, Тим? Ты что, пытаешься опозорить меня перед моим приходом? — Пол презрительно посмотрел на сына. — Пытаешься сделать из меня всеобщее посмешище?

—Нет.

— А как насчет твоей матери? Что, по–твоему, она чувствует, когда ее вызывают в кабинет директора из‑за твоих выходок? Она не может защищать тебя всю твою жизнь. Когда ты наконец собираешься повзрослеть и перестать цепляться за ее подол? Разве ты не знаешь, что все наблюдают за нашей семьей? Мы важные члены общества. Люди видят в нас пример для подражания. И какой же пример ты подаешь своим подбитым глазом и рассеченной губой? Что скажут люди, когда увидят тебя воскресным утром?

— Меня не волнует, что они скажут.

— Потому что тебе наплевать на всех, кроме себя. Обстановка накалялась, Юнис забеспокоилась:

— Пол…

— Когда ты собираешься повзрослеть? Юнис снова попыталась вмешаться.

— Тебе лучше помолчать. Вечно ты его защищаешь. Ты, кажется, никак не можешь понять самого главного. Если люди увидят, что я не справляюсь со своим собственным сыном, они начнут подвергать сомнению мою способность управлять церковью.

Пол даже не удосужился спросить, что же случилось, по какой причине Тима отстранили от занятий. Неужели все должно сводиться к его церкви, его репутации? С каких это пор истина измеряется тем, что скажут другие? Люди любят сплетничать, а жены некоторых старейшин были настоящими профессионалами в этом деле.

— Ты не оставляешь ему шанса…

— У него было полно шансов.

Пол, казалось, совершенно ослеп и не видел страданий мальчика, который постепенно становился подростком, обозленным и одиноким. Все внимание Пола сосредоточилось на его пасторате, его служении, его репутации.

Юнис вдруг осознала, что ее беспокоят и некоторые другие качества Пола. Он был сама любезность на публике и откровенным тираном дома.

Когда Тим посмотрел на отца, в глазах его стояли слезы.

— Единственное, что тебя волнует, это твоя церковь.

— Меня волнуют все, кто принадлежит к нашей церкви, в том числе и ты.

— Что‑то никогда не замечал.

— Не смей так со мной разговаривать!

— Пол, выслушай его до конца!

Он обернулся к Юнис:

— Если бы ты не пыталась вечно все решать за него, он не оказался бы сейчас в такой переделке.

Юнис всегда следовала инструкциям мужа, она пыталась справиться с неприятностями сама и только потом рассказывала Полу о произошедшем. Но он никогда не слушал!

— Почему ты во всем винишь мать? Почему бы тебе для разнообразия не посмотреть на самого себя? Безупречный пастор Пол.

— Ты думаешь, я не знаю, каково быть сыном пастора? Очень и очень не просто. Но ты и не пытаешься. У меня были высокие оценки в школе! Я побеждал на соревнованиях! Никогда не пропускал собраний молодежной группы! Участвовал в миссионерских поездках! Посещал различные христианские конференции со своей матерью! Я делал все, что было в моих силах, чтобы облегчить жизнь моего отца. А ты… — Пол пренебрежительно махнул рукой. Потом оперся руками о стол и подался вперед. — Каждый раз, выкидывая номера, ты служишь сатане. Открываешь двери этой церкви и приглашаешь его сюда.

— Прекрати! — Охваченная яростью, Юнис вскочила с пылающим лицом. Пол с Тимом вдвоем, как по команде, уставились на нее. За всю свою жизнь она ни разу ни на кого не повышала голос. Теперь же ее всю колотило от негодования. — Тим, иди домой. — Сердце ее заныло при виде лица сына. Она положила руку ему на плечо. — Я должна поговорить с твоим отцом наедине.

С глазами, полными слез, Тим встал.

— Прости меня, мам.

— И ты меня.

Пол сверкнул на нее глазами:

— Ты хоть понимаешь, что сама виновата в происходящем? Он даже не слушает меня.

— Почему он должен слушать тебя? Ведь ты даже не дал ему шанса объяснить, что произошло.

— Мне и не нужно ничего объяснять. У него синяк под глазом и разбитая губа. Он снова подрался.

— На прошлой неделе мне позвонила Ширли Уинк.

— Какое это имеет отношение к произошедшему?

— Она с восторгом и упоением рассказывала, каким терпеливым и понимающим ты был с ее сыном Бобби. А ведь его поймали в церковном туалете, где он несмываемым маркером разрисовывал стену.

Глаза Пола потемнели.

— Бобби заново покрасил стену.

— А еще Ширли сказала, что ты пригласил его в кафе, угостил гамбургером и проговорил с ним более часа. — Юнис схватила свою сумочку. — Да, Пол, Тим подрался. Одного мальчика из церковной юношеской группы в раздевалке мутузили какие‑то футболисты. Наш сын вступился. Их было четверо на одного. Тим вполне мог сейчас оказаться в больнице.

Глаза Пола блеснули.

— Тогда почему только его отстранили?

— Не только его. Всех. Даже Фрэнка Хебера, который больше всех пострадал.

Пол сел в кресло и обмяк.

— Драка — это не выход из положения.

— Может, и нет, но порой человек не может безучастно стоять в стороне. И я очень сомневаюсь, что Тим своими кулаками нанес больше вреда, чем ты словом.

Пол вскинул голову, глаза его снова потемнели.

— Интересно, куда тебя заведут обвинения в мой адрес после того, как ты кричала на меня в присутствии нашего сына?

— И тридцати секунд не прошло, как ты вынес приговор и осудил своего сына!

— Ты несправедлива! Почему бы тебе не успокоиться и не подумать, в какое положение он меня поставил?

— Только не говори о справедливости, Пол. Ты нянчишься с членами своей общины, даже с теми, которые вопиюще греховны. Мужчины и женщины, живущие в грехе, диаконисса, погрязшая в сплетнях, старейшины, задерживающие зарплаты рабочих.

— Что ты знаешь об этом? — Глаза Полу сузились. — Ты разговаривала со Стивеном Декером?

— Нет. Услышала от одного из поденных рабочих в банке. — Юнис с трудом проглотила комок обиды, подступивший к горлу. — Я надеюсь, конечно, что все обернется хорошо, но порой ты меня озадачиваешь. — Она пристально посмотрела ему в глаза. — Ты очень изменился.

— Ты тоже, Юнис. Ты уже далеко не та покорная девушка, на которой я женился. Ты противостоишь мне при любом удобном случае.

О чем он говорит?

— Ты ведь даже не слушаешь меня! Ты так поглощен строительством своей церкви, что у тебя не остается ни минуты на нас с Тимом.

Пол тяжело вздохнул:

— Я устал. Возможно, я слишком остро на все отреагировал. Но чего ты ожидала после такой новости под конец рабочего дня?

— Полагаю, было бы гораздо лучше, если бы Тим вообще не пошел сегодня на занятия. — Она ухватилась за ручку двери. — Знаешь, Пол, я уже не могу вспомнить, когда ты в последний раз выказывал нам с Тимом свое расположение.

— Он не нуждается в этом. Ему нужна дисциплина.

Была ли хоть какая‑нибудь польза от разговора с ним? Разве у него есть глаза, чтобы видеть, и уши, чтобы слышать? Она больше не может ходить вокруг да около.

— Ты обращаешься с Тимом точно так же, как твой отец обращался с тобой.

Лицо Пола стало пунцовым.

— Не сметь говорить о моем отце! Что ты знаешь о проблемах строительства церкви? Я стал хорошим пастором, потому что мой отец подталкивал меня. Теперь, когда я оказался на его месте, я могу оглянуться назад и понять тот стресс, под давлением которого находился мой отец, ту необходимость постоянной борьбы, чтобы построить храм во славу Господа. Я уже не маленький мальчик, который бегает к своей матери всякий раз, когда его кто‑то обижает.

Каждое слово как нож вонзалось в душу и наносило рану.

— Жестокости нет оправдания, Пол.

Юнис внимательно вглядывалась в его лицо, мучимая вопросом, что же произошло с тем молодым человеком, которого она так страстно полюбила. Она наблюдала, как Пол становился все жестче и упрямее. Даже интересно, неужели единственной причиной, по которой он посещал школьные собрания, было желание засвидетельствовать свое почтение другим родителям? Большую часть времени Пол проводил в беседах с ними или с их сыновьями и дочерями.

Тим все видел. Тим все знал. И его это глубоко ранило. Юнис понимала, что ее сын спрашивает себя, играет ли он в жизни отца какую‑нибудь другую роль, помимо рекламной роли сына пастора, чья церковь строится быстрее всех в Большой Калифорнийской долине.

Порой Юнис задумывалась о своей собственной роли в жизни Пола. Она умеет петь. Умеет играть на фортепиано. Если отбросить все это в сторону, то кто она? Просто Юнис Макклинток, обыкновенная девушка с холмов Пенсильвании, которая посвятила свою жизнь служению Богу еще до того, как ей исполнилось девять лет. Она не отличалась никаким особым талантом и всегда удивлялась, что мог Пол найти в ней.

Может, и он удивлялся тому же.

— Ни одного из вас, кажется, не волнует, какие проблемы вся эта ситуация может создать для меня. — Пол махнул рукой. — Хотя все равно у меня нет времени заниматься этим.

Вечное его оправдание.

Юнис знала, что их брак рушится. Но к кому за консультацией может обратиться жена пастора?

— Почему бы тебе не поведать всем, что твой сын стал почти что мучеником? — Пол посмотрел на Юнис так, будто оценивал идею. — Я иду домой, Пол. Что‑нибудь передать Тиму?

— Он наказан. Пусть никуда не выходит.

Перед ее глазами возник образ будущего — унылая череда лет в тоскливом одиночестве. Помоги мне, Боже.

— Если будешь продолжать в том же духе, Пол, ты закончишь' тем, что оттолкнешь нашего сына от церкви.

Он может оттолкнуть Тима даже от Бога.

* * *

Когда Сэмюель услышал, как позвонили в дверь, он решил, что к нему пришли мальчики–мормоны, всегда одетые в свежие накрахмаленные белые рубашечки и черные брюки. Недавно они приняли его приглашение выпить молока с печеньем, оставив свои велосипеды у его калитки. Через полчаса один из молодых людей уже горел желанием уйти, но другой сидел как приклеенный. Сэмюель пригласил обоих парнишек на вечерние библейские уроки в среду.

— Тим! Давно тебя не было. — Сэмюель широко распахнул дверь. — Заходи.

— Спасибо.

Сэмюель нахмурился:

— Ты в порядке?

—Да.

— А твой противник?

— Противники.

Тим переступил через порог и остановился в гостиной. Сэмюелю вдруг стало интересно, помнит ли парнишка, как Эбби всегда, едва завидев его на пороге, предлагала ему угоститься печеньем. Плечи Тима вздрогнули, потом у него из груди вырвался какой‑то звук, он рухнул на старенький диванчик и, обхватив голову руками, расплакался.

Сэмюель сел рядом и положил руку ему на плечо.

Тим вытер лицо рукавом, сел, ссутулив плечи, и уперся локтями в колени.

— Простите, у меня не было намерения распускать нюни, как малолетка.

— Со мной тоже такое бывало, Тим. В противном случае меня бы давно хватила кондрашка.

Тим невесело усмехнулся:

— Надеюсь, я не помешал?

— Ты не помешал ничему такому, что не могло бы подождать. — Сэмюель похлопал Тима по плечу, положил руки на колени и выпрямился. — Почему бы нам не направить свои стопы на кухню и не пошуровать там в поисках съестного? — Тим последовал за ним, остановился у двери, ведущей на задний дворик, и выглянул наружу. Сэмюель открыл морозилку.

— У меня есть обед из замороженных полуфабрикатов. Приличный стейк, вырезка, лазанья. А еще мы можем закинуть в духовку пиццу.

— На ваше усмотрение.

Сэмюель знал, что Тим любит пиццу. Он включил духовку, вынул пиццу из коробки, удалил целлофановую обертку и выложил лепешку на противень.

— Через полчаса должно быть готово. — Сэмюель достал из холодильника две банки содовой. — Или же сработает противопожарная сигнализация.

Сэмюель открыл одну из банок и протянул ее Тиму.

Тим жадно сделал большой глоток содовой, поставил банку на стол и оперся о него руками.

— Сэмюель, вы ладили с вашим отцом?

Сэмюель улыбнулся:

— Бывало сшибались лбами.

— Меня отстранили от занятий в школе. Снова таскали в кабинет директора. — Тим уставился на банку. — Меня уже тошнит от всех них, Сэмюель. От этой своры насквозь пропитанных лицемерием притворщиков. Тошнит от директора, который из кожи вон лезет, чтобы оправдать врунов. От учителей, которые как заведенные повторяют, что я понапрасну растрачиваю свой талант. Будто им не все равно. Я устал от того, что отец постоянно обвиняет мать всякий раз, когда что‑то случается. Но больше всего я устал от него. — Тим сделал еще один глоток содовой. — И мне совершенно безразлично, что они все обо мне думают.

Сэмюель прекрасно видел, насколько все это «безразлично» Тиму. В голову лезли прописные истины, избитые банальности. Нелегкое дело взрослеть. Ты справишься. Твой отец любит тебя. Не так‑то просто в наши дни быть родителем. Жизнь — трудная штука. Все так. Но Тиму нужно выговориться, излить душу.

Поэтому Сэмюель предоставил парню такую возможность. Мейсон многое знал и понимал. Он участвовал в жизни Тимоти Хадсона с тех пор, когда тот еще под стол пешком ходил. Правда, теперь Тим заходил к нему только один раз в неделю и то всего на тридцать минут. Поэтому Сэмюель узнавал о его делах от Юнис, которая, как и прежде, после длительной прогулки заглядывала к Мейсону на чашку чая. И посвящала его в дела сына. Рассказывала о том, как Тимми принес лягушку в воскресную школу, как нелегко заставить его делать домашние задания, как футбольные матчи мешали собраниям молодежной группы, как Тимми отличился многочисленными шалостями в летнем лагере при церкви. А еще Тим написал памфлет, полноценное сатирическое произведение о жизни общины, которое оказалось слишком едким, чтобы считаться детской забавой. Как Джесси Боэм однажды рассказала, что видела сына пастора Пола курящим «травку» в кегельбане. Правда, выяснилось, что она обозналась, но люди склонны верить сплетням.

Тим встал, обошел стол и, открыв дверцу шкафчика под раковиной, положил банку из‑под содовой в мусорное ведро.

— В церковь я больше ходить не собираюсь.

Сэмюель точно знал, для кого предназначалось это заявление.

— Не скажешь мне почему?

— Мне надоело сидеть с кучкой ханжей, Сэмюель. Миссис Локфорд и ее гестапо, следящее за всеми и вся. Мистер Боэм, который внушает подросткам, что они должны жертвовать ради Царства Божьего, а сам каждый год покупает себе новую машину. Миссис Боэм, трындящая повсюду о нравственном упадке американской молодежи. Вы знаете, что она записывает по три сериала каждый день?

— Откуда ты узнал об этом?

— От Труди. Она подсела на мыльные оперы, как и ее мать. Глотает их одну за другой. А ее мамаша презирает меня за мое увлечение тяжелым роком. — Тим подошел к стулу. — Вам повезло, что вы в стороне от всего этого.

Сэмюель не был в стороне. Просто он нашел иной способ участвовать в происходящем.

— Тебе нужно сфокусироваться на другом. Смотреть выше.

— Ага. На кафедру? На моего отца? Со всеми его наставлениями о «любви к ближнему своему»? Да он самый главный лицемер во всей общине.

Хорошо, что Тим не включил мать в список обвиняемых.

— Смотри еще выше, Тим.

— И что я увижу? Пару скрещенных деревяшек, прибитых к стене? Это ничего не значит. Для них, по крайней мере. Да и, пожалуй, для меня. — Тим наклонил голову. — Я даже не знаю, верю ли я теперь в Иисуса. Хочу ли я верить.

Из того, что Тим наговорил за эти два часа, последние его слова больше всего огорчили Сэмюеля. Он знал, каково чувствовать себя одиноким, отверженным, побежденным. Даже после стольких лет служения Богу Сэмюель временами испытывал разочарование, переживал упадок духовных сил. Бывали даже моменты, когда он тряс кулаком в сторону небес и задавал бесконечные «почему». Каждый новый день требовал от него новых решений, и иногда Сэмюель умолял Бога забрать его к Себе. Господи, я скучаю по жене. Почему я должен как неприкаянный слоняться в этом мире без нее? Сэмюель знал, что Эбби ответила бы ему на это. «Лучше помолись, Сэм. Ты на поле битвы. Облекись во всеоружие Божье[49]. Ты не можешь сражаться с врагом в исподнем».

Так что же мне сказать, Господи? Мальчик сейчас не в том состоянии, чтобы слушать проповедь.

Тим замолк. Сэмюель мог только надеяться, что юноша готов услышать опровержения.

— Люди постоянно совершают какие‑то неадекватные поступки, Тим. Это у нас в крови, мы все делаем шиворот–навыворот. Только Христу удалось пройти по жизни и ничего не испортить, а Он — Бог. Не жди, что у твоего отца есть ответы на все твои вопросы.

— Неужели? — Губы Тима чуть изогнулись в ухмылке. — Меня порой одолевает сомнение, есть ли у моего отца вера. Да и на что ему Бог? Он думает, что все может сделать самостоятельно.

Тимоти Хадсон обладал бо́лыпей мудростью, чем осознавал.

— Когда‑то твоя вера была пламенной.

— Возможно.

— Я присутствовал на твоем крещении.

— Это не помогло.

— Ты не полностью погрузился в воду?

— Просто я не понимаю, что это изменило.

— Вот что я тебе скажу: пускай тебя ведет вера, даже слабая и неокрепшая, а не сомнения, даже сильные и глубокие, какими они кажутся тебе сейчас. Во всем остальном положись на Бога. Он Сам позаботится о том, чтобы все шло согласно Его замыслу.

Тим склонил голову набок и посмотрел на Сэмюеля. Как такое юное создание может так цинично улыбаться?

— Было бы неизмеримо проще, если бы я вовсе перестал ходить в церковь.

* * *

Пол старался сосредоточиться на совещании комитета, но в мыслях все время возвращался к Юнис и Тиму. Ему следовало держать себя в руках. Следовало выслушать версию сына. Но прямо перед разговором с ним Пол битый час мучительно пытался разговорить Роба Атертона, наладить с ним отношения. С таким же успехом он мог собирать морские ракушки во время прилива. Шила обратилась к нему за консультацией по поводу их брака, а он не сумеет им помочь, если Роб не будет сотрудничать.

После часа общения с неразговорчивым Робом Полу начало казаться, что он терпит неудачу, он пытался одновременно помочь семейной паре и не оттолкнуть Роба от церкви. Атертон находился в нерешительности, и Полу вовсе не хотелось, чтобы такой человек направил свои ресурсы не в том направлении. После всего этого один только вид Тима с очередным синяком под глазом разом уничтожил тот небольшой запас терпения, который оставался у Пола.

Теперь это совещание. Неужели эти люди ничего не способны сделать без него?

— Ну, так что ты хочешь, чтобы мы сделали, Пол?

— Все, что мы можем предпринять на данный момент, это сократить финансирование миссий и заплатить рабочим на стройке. Мне совершенно не хочется, чтобы на следующей неделе повторился мой недавний разговор со Стивеном Декером. Если мы собираемся завершить строительство, значит, придется пойти на кое–какие жертвы.

Марвин кивнул:

— Именно об этом я и говорю все последнее время. Деньги должны оставаться у нас, а не пересылаться в чужие страны людям, которых мы даже никогда не видели.

— Мы должны действовать в интересах нашей церкви, — поддержал его Джеральд.

Они еще немного поговорили о делах. Все хотели сделать то, что было лучше для церкви. А самое лучшее для нее было продолжать расти.

По дороге домой Пол позвонил Стивену по мобильному телефону и оставил сообщение, что Марвин Локфорд уже в понедельник утром выпишет чек.

— Извини за задержку, Стивен. Я был не в курсе.

Сколько всего еще проскочило мимо него? Нет, ему необходимо приложить максимум усилий. Жаль, что его невозможно клонировать.

Может, ему следует остановиться у цветочного магазина и подыскать хороший букет? Уже давно он не дарил Юнис цветы. Пол потянулся к бардачку, достал оттуда новую пачку лекарства от изжоги. Часы на приборной доске показывали 21.48. Если сделать остановку, то домой он доберется еще на пятнадцать минут позже. А если на кассе сегодня работает Мегги О`Брайен, то он и вовсе застрянет. После каждой встречи с ней у него в ушах долго стоял гул от ее болтовни, а в такой поздний час посетителей раз–два и обчелся, и у него не будет мало–мальски приличной отговорки, чтобы поспешно ретироваться. Нет, с цветами лучше повременить. Утром он может послать Риту за букетиком. Пол сжевал вторую таблетку.

Когда он свернул на подъездную дорожку к дому, света в окнах гостиной не было. Нажав на кнопку пульта, Пол открыл дверь гаража. У задней стены стоял велосипед Тима с висящим на ручке руля защитным шлемом. Тим. Что мне делать с этим парнем, Господи? Он просто сводит меня с ума. Можешь помочь мне, хоть чуть–чуть? Научи его уму–разуму, Господи.

Пока Пол поднимался по лестнице, он успел снять пиджак и развязал галстук. В небольшой комнате для отдыха работал телевизор, на кушетке валялся Тим.

— Ты же знаешь, я не хочу, чтобы ты смотрел это шоу. — Пол взял пульт и выключил телевизор. — К тому же давно пробило десять.

Тим потянулся и встал.

— Ты сегодня рано.

Он, что, собирается скрестить шпаги?

— Послушай, я действительно сожалею о том, что наговорил тебе в кабинете. У меня был тяжелый день.

— У меня тоже.

Пол прислонился к дверному косяку.

— Мама сказала, что их было четверо против одного.

— Я не считал.

— Хочешь рассказать о случившемся?

Тим подхватил свои кеды и подошел к двери.

— Несколько поздновато, отец.

— Вовсе нет.

Зазвонил телефон. Тим, криво усмехнувшись, посмотрел на отца и прошагал мимо.

— Тим…

Телефон прозвенел в третий раз, его звук так разозлил Пола, что он заскрипел зубами. Уже поздно. Неужели люди не могут оставить его в покое хоть ненадолго?

— Лучше возьми трубку, отец. Может, это какая‑нибудь важная птица.

Тим прошел в свою комнату и плотно закрыл за собой дверь. Телефон замолк.

Юнис взяла трубку. Пол швырнул пульт на кушетку. Постоял, раздумывая, перед дверью Тима, но решил его не беспокоить. Лучше подождать до утра — они хорошо выспятся, проснутся со свежей головой и поговорят. Он открыл дверь своей спальни и швырнул пиджак на стул.

— Пол…

— Поговори сама. Я неимоверно устал.

— Это твоя мать.

Пол вдруг мгновенно осознал, что случилось нечто ужасное. Взял трубку.

— Мам? Что стряслось?

— Отец, Пол… — Лоис рыдала. — Он умер!

_12.

Пол сидел в первом ряду отцовой церкви, по одну сторону от него находилась мать, а по другую — жена и сын. Уставившись в пустоту перед собой, он отчаянно боролся с разъедавшим душу гневом. Раздраженный хвалебными речами в адрес отца, Пол погрузился в воспоминания о старых обидах. Свое почтение Дейвиду Хадсону засвидетельствовали все: члены общины, представители города и штата. Пять тысяч людей пришли сюда, чтобы проводить его отца в последний путь, и среди них видные политики, звезды кино, известные лидеры евангельской церкви, а также другие религиозные деятели, которые возносили Дейвида Хадсона за его искреннюю любовь ко всему человечеству. В толпе можно было увидеть даже гуру, сидящего на скамье среди своих последователей, одетых в странные одеяния. Цветы и телеграммы с соболезнованиями лились рекой. Лоис звонили из журнала «Пипл», хотели взять интервью.

Ему следовало раньше догадаться о том, что отец, безусловно, найдет способ не увидеть завершения строительства Центра новой жизни. Еще каких‑то пять лет, и Пол, возможно, заслужил бы уважение и одобрение своего отца.

Теперь уже слишком поздно. Дейвид Хадсон, широко известный пастор, отошел в мир иной, его голос больше не раздастся в стенах церкви. Но его книга, по–прежнему занимавшая верхнюю строку в списке бестселлеров, будет актуальна еще долгое время.

Мать отказалась разговаривать с представителями прессы.

— Во имя любви ко мне, Пол, ничего не говори. Просто посиди со мной, подержи меня за руку и помоги мне пережить этот день! — Она была бледна, под глазами легли тени, а во взгляде отражалась такая глубокая боль, что он не стал спорить. — Я не хочу, чтобы его похороны стали блестящей возможностью показать себя.

Возможностью? Это слово больно ужалило Пола.

Итак, он сидел здесь, среди тысяч желающих проститься с Дейвидом Хадсоном, безмолвный, держал мать за руку, пока другие пели его отцу дифирамбы. Он мог бы сказать больше и выразиться изящнее, чем газетные репортеры и те, что все время торчат перед телевизионными камерами. Кто знал отца лучше, чем его собственный сын? А что скажут люди? Не удивятся ли они молчанию сына? Не воспримут ли это как публичное оскорбление памяти великого Дейвида Хадсона? Но он подчинится желанию своей матери. Если только она не изменит своего решения. Пол чуть подался вперед, но рука ее напряглась. Ее пепельно–серое, мокрое от слез лицо выражало, тем не менее, суровую непреклонность.

Все происходило согласно ее пожеланиям. Даже незамысловатая поминальная служба, которую вел Джозеф Уиллер. Пол подумал, скольких людей покоробила проповедь Уиллера. Он слышал, как люди ерзали на скамьях, перешептывались. Джозеф без запинки, просто и ясно указывал шаги к спасению. Спасает Иисус. Только Он один. Затем Уиллер дал свое благословение, и музыканты перешли к заключительной части. Юнис, вероятно, понравились эти гимны. Дежурные по залу подошли к Лоис и Полу и проводили их к главному проходу. Юнис с Тимом следовали сзади.

Снаружи перед входом томились в ожидании фотографы, телеоператоры, репортеры. Рука матери напряглась.

— Не отходи от меня.

— Они, по всей вероятности, полагают, что кто‑нибудь выступит от имени семьи.

— Меня вообще не волнует, что «они» полагают. Твой отец в последний раз предстанет перед публикой, и мы сделаем все как надо! А это значит — будем молчать. Ты меня понимаешь, Пол? Ни единого слова.

Лоис опустила на лицо черную вуаль и решительно перешагнула порог церкви.

Вмиг защелкали фотоаппараты, сверкнули вспышки. Волна репортеров подалась вперед. Тут же появились протянутые микрофоны, посыпались вопросы. Пола охватило возбуждение. Пока мать в сопровождении сына спускалась по лестнице и шла в сторону ожидающего лимузина, несколько охранников спешно прошли вперед и отстранили репортеров.

— Миссис Хадсон, несколько слов!

— Миссис Хадсон!

— Миссис Хадсон!

— Миссис Хадсон!

— Миссис Хадсон!

— Миссис Хадсон!

Водитель открыл дверцу машины, и мать разве что не бросилась внутрь. Пол остановился, чтобы пропустить вперед Юнис и Тима. Сколько всего ему хотелось сказать об отце! Он даже узнал нескольких репортеров. Видел их по телевизору.

— Это Пол Хадсон, единственный сын Дейвида Хадсона. Мистер Хадсон, ваш отец был одним из самых великих проповедников двадцатого века. И теперь у всех на слуху одно: вы намерены превзойти достижения отца, строя церковь в Калифорнийской долине. Вы в самом деле пытаетесь следовать по стопам отца? — Роскошная блондинка протянула микрофон.

Охранники вмиг встали перед ним, остановив натиск представителей прессы, в то время как водитель жестом пригласил Пола сесть в лимузин.

—Пол!

Мать выглянула из машины. Он не мог проигнорировать ее на глазах пишущей братии. Скользнув в просторный салон, он мельком взглянул на толпу, за ним тотчас плотно закрылась дверь и он потерял последнюю возможность что‑либо сказать. Как только лимузин съехал с обочины, Пол еще раз окинул взглядом море лиц.

— Думаю, несколько слов никому бы не навредили, мама. — По крайней мере, минутку она могла ему дать. — Они будут думать, что мне все безразлично.

Мать отвернулась.

— Пусть они считают, что ты убит горем и просто не в состоянии говорить, — пылая от гнева, отчеканила Юнис с мокрыми от слез глазами.

Что творится с Юнис?

Тим уставился в затемненное окно:

— Неужели это мэр?

Пол глянул в окно, пытаясь побороть нарастающее в нем возмущение:

—Да.

У него не было возможности даже пожать мэру руку.

— Гляди‑ка! — воскликнул Тим. — Том Давенпорт, собственной персоной! В следующем месяце выходит его новый фильм. Я и не знал, что дедушка был с ним знаком.

— Он такой же человек, как и любой другой, Тим.

Возмущение Пола вспыхнуло с новой силой после замечания

Юнис.

— Не забывай, по какой причине мы здесь.

— Прости, бабушка.

Мать Пола смотрела прямо перед собой.

— Многие из этих людей пришли лишь для того, чтобы их показали по телевизору или чтобы их фотографии появились на первых полосах газет.

* * *

Пола удивило и одновременно разочаровало, что в выпуске новостей траурной церемонии отвели всего каких‑то пять минут. Ведущая программы коротко пробежала по основным вехам блестящей карьеры Дейвида Хадсона, используя кадры из видеофильма, где он проповедует в своей церкви; затем появилась другая картинка, где он выступал перед пятидесятитысячной толпой, собравшейся на стадионе. Мелькнули кадры, где он здоровается за руку с президентом Рональдом Рейганом, затем с президентом Биллом Клинтоном. Мэр города, Том Давенпорт и многие другие знаменитости задержались в телерепортаже секунд на двадцать. В последнем кадре мелькнули сам Пол и его мать, спускавшиеся по лестнице, и следующие за ними Юнис и Тим. В конце репортажа ведущая новостей сгребла все бумаги в стопку, постучала ею по столу и отложила в сторону, перейдя к другим заслуживающим внимания событиям.

— Земля будет вертеться и без него, Пол.

Он резко вскинул голову и увидел стоящую на пороге мать. Почему у него возникло ощущение, будто его застукали за чем‑то непристойным? Почему он должен испытывать чувство вины? Что плохого в том, что он хотел увидеть, как средства массовой информации будут освещать похороны его отца?

Пол все еще был расстроен известием, что тело отца будет перевезено в Мидвейл в штат Миссури. Отцу точно не понравилась бы эта идея. Пол вспомнил, как папа рассказывал ему о своем отце: «Твой дедушка возил нас из города в город в течение целых двадцати лет, на его проповедях никогда не было больше сотни человек! Не слушай свою мать. Она начиталась рассказов о Полианне[50]… У нее какое‑то свое представление о том, кем был мой отец и чего он сумел достичь. Только то, что он был милым старичком, еще не значит, что он сумел прославить Господа. В Библии сказано, что мужчина, который не заботится о своей семье, хуже неверного[51]. Меня одевали в барахло, купленное матерью на распродажах при церкви! У моего отца едва хватало денег на оплату тех трущоб, в которых мы жили. Я помню, как ложился спать голодным! Если ты хочешь стать великим служителем Бога, не бери пример с Эзры Хадсона. Твой дед был полным неудачником. И как проповедник, и как мужчина».

— Ты все еще злишься на меня, Пол?

— Не то чтобы злюсь. Я разочарован. Я просто хочу понять, мама, почему ты не позволила мне выступить с речью об отце.

Лоис вздохнула:

— Ты многого не знаешь, Пол.

— Тогда расскажи.

Какое‑то время она пытливо всматривалась ему в глаза, затем покачала головой.

— Что‑то ты уже, безусловно, знаешь. Что‑то не хочешь вспоминать. — Она села в кресло–качалку у окна, отодвинула в сторону штору и посмотрела в окно. — В следующий раз. — Она была необычно бледной и напряженной. — Я тоже любила его, Пол. Намного сильнее и намного дольше.

— Я знаю, что папа не был идеальным, мам. Но мы должны уметь прощать. Мы с отцом нашли общий язык. Я думал, ты все поняла.

— Да, конечно, я заметила в тебе разительную перемену.

— Нам следовало сделать заявление для прессы.

Она опустила руку, и штора плавно вернулась на свое место.

— Неужели ты думаешь, что вот этих вот слов ведущей — «Скорбящая по утрате семья покинула церковь, не сделав никакого заявления» — было недостаточно?

—Да.

Губы ее чуть тронула грустная улыбка.

— Почему?

— Потому что он хотел бы большего.

— Может, устроить общегосударственный праздник в его честь?

— Не шути, мам.

Молчание повисло в воздухе. Пол старался подавить душащие его слезы. Он так разозлился, что ему нестерпимо захотелось что‑нибудь расколотить. В какой‑то момент Пол ощутил на себе взгляд матери, изучающий, ждущий. Он почувствовал себя маленьким и жалким под ее добрым пытливым взором. Она медленно выдохнула и откинула голову.

— Он как раз собирался в Чикаго, чтобы обсудить детали своего последнего предприятия.

— Очередная книга? — Полу очень не хотелось, чтобы в его голосе были слышны нотки зависти или горечи, но он прекрасно осознавал, что оба эти чувства буквально пожирали его.

— Его альма–матер предложила ему стать преподавателем. Дейвид собирался проводить семинары для христианских лидеров, учить их, как строить церковь.

— Мне он только сказал, что у него намечается что‑то новое. — Отчаяние завладело Полом. Вот оно как. А он‑то думал, что у него с отцом наконец наладились отношения. — Я думал, в последние годы мы с отцом стали ближе.

Он так и не оправдал ожиданий своего отца. Дейвид Хадсон так и не поставил сыну высшую отметку. Несмотря на все, что он успел сделать, Пол чувствовал себя незначительным.

— Отец был грешником, Пол, как ты и я. Я не хотела, чтобы ты говорил с прессой, потому что Дейвида и так уже довольно высоко вознесли. — Лоис покачала головой. — Я не хотела, чтобы ты произнес некие слова, которые могли бы доставить ему удовольствие. И так уже достаточно сказано. Даже слишком. А все, что ты мог добавить, было бы ложью.

Пол резко поднял голову:

— Что ты имеешь в виду?

— Если ты не понимаешь, значит, ты забыл все, чему я тебя учила, что я рассказывала о Боге и о том, чего Он ждет от нас. — Она говорила еле слышно. — Это огорчает меня даже больше, чем смерть твоего отца, Пол.

Похвалы отца он так и не сумел заслужить, а вот теперь, оказывается, потерял одобрение и матери. Его глаза наполнились слезами.

— Я бы говорил о том, что он сделал правильно, а не о его ошибках.

— Я хотела, чтобы на похоронах твоего отца было произнесено Слово Божье. Чтобы истина прозвучала просто. Чтобы восхваляли Христа, — сказала она осипшим от горя и напряжения голосом. — Хотела, чтобы последними словами, произнесенными на поминальной службе, были слова о Том, Кто освободил нас и указал, как вернуться в объятия Господа.

— Разве я возражаю против этого?

— Я и не думала, что ты захочешь возразить. Может, теперь ты наконец сможешь стать пастором, каким Бог хочет тебя видеть.

Пол зажал руки между коленями.

— Я надеялся… — Он заплакал.

Наделся на что? Услышать слова «Я горжусь тобой, сын?»

Мать подошла к нему, притянула его голову к себе, как в те времена, когда он был маленьким мальчиком. Поцеловала его. В ее строгих глазах стояли слезы.

— Нужно только одно, Пол. Скорби, но не забывай, Кому ты служишь.

Оставшись наедине с собой, Пол задумался, почему у его матери возникло желание напомнить ему об этом. Ее слова оказали то же действие, что и соль, посыпанная на открытую рану.

Он пастор. Кому, как не ему, знать, что спрос с него велик.

* * *

Юнис и не пыталась уговорить Пола остаться в Южной Калифорнии. Зачем просить, если он даже не станет слушать? Она просто объявила о своих собственных планах.

— Я собираюсь некоторое время пожить с твоей матерью. Я уже сделала необходимые звонки и договорилась с несколькими женщинами, которые заменят меня в церкви на время моего отсутствия.

— Весьма мило с твоей стороны, что ты дала мне знать.

— Маме будет легче, если мы не все сразу уедем, Пол. Я думала, что ты с радостью воспримешь эту идею и что будет намного лучше, если домой Тима заберешь ты. Дорога неблизкая. У вас будет время поговорить.

Пол бросил одну из книг отца в коробку. Еще три коробки уже стояли крепко перетянутые веревкой.

— Не надо принимать решений за меня, Юнис. За последние четыре дня Тим не перемолвился со мной ни единым словом. Меня не вдохновляет перспектива провести с ним пять часов наедине.

— Но ты и не искал возможности поговорить с ним. Бо́льшую часть времени ты провел в кабинете своего отца.

Пол кинул еще одну книгу в коробку.

— А что, по–твоему, я должен делать? Торчать с ним у бассейна? Я не ребенок, чтобы тратить время впустую. Мама позволила взять из библиотеки отца все, что мне нужно. — Пол жестом указал на книги. — Как видишь, у меня полно работы.

Как мне достучаться до него, Господи? Как пробиться сквозь толстенные стены, которые он воздвиг вокруг себя? Юнис оглянулась вокруг. На небольшом столике стоял макет церкви Дейвида Хадсона. Она подошла ближе, посмотрела на него, затем подняла глаза на увешанную фотографиями стену. Дейвид Хадсон за руку здоровается с президентом Клинтоном. Дейвид Хадсон с популярным актером, который приобрел известность благодаря владению искусством рукопашного боя, и с еще одной кинозвездой, прославившейся благодаря своему роскошному телу. На другой фотографии Дейвид Хадсон пожимает руку китайскому послу. Вот Дейвид Хадсон стоит перед входом в свою церковь, сложив молитвенно руки и приветствуя гуру, того самого, который в день отпевания пришел в церковь и сказал, что Дейвид Хадсон был самым просвещенным религиозным деятелем двадцатого века, настоящим человеком мира и любви. Все фотографии были напечатаны на дорогой матовой бумаге, вставлены в роскошные рамки. Памятная стена Дейвида Хадсона.

Смущенная Юнис медленно осмотрела комнату пытливым взглядом. Нигде она не обнаружила фотографии жены Дейвида Хадсона, единственного сына Дейвида Хадсона, единственного внука Дейвида Хадсона. Не было здесь и изображения Иисуса Христа.

— Ты можешь простоять здесь хоть весь день, Юнис, но я не собираюсь менять своего решения. И не надейся, что сможешь вызвать у меня чувство вины. У меня нет времени контролировать Тима. Отвозить его в школу, забирать из нее, а потом следить за тем, куда он тайком удирает.

— Это забота матери. Так?

Пол любил напоминать ей, что с родительскими обязанностями она не справлялась с самого начала.

— У меня дел невпроворот. — Он выбрал еще одну книгу для своей личной библиотеки и бросил к остальным.

«Когда он собирается прочитать их при тотальной нехватке времени?» — подумала Юнис.

— Меня не было четыре дня, — продолжал Пол, стоя к ней спиной. — И ты прекрасно знаешь, что по приезде меня ожидает огромное количество почты, с которой придется разбираться. — Он тщательно осматривал полки в поисках ценных изданий. — И мне еще надо провести совещание со старейшинами и убедиться, что они выполняют мои распоряжения. Стивен Декер потребовал свои деньги. Вообще‑то, мог бы и потерпеть недельки две. — Он достал очередную книгу с полки и запихнул ее в коробку. — Как видишь, это тебе не пару песенок пропеть в воскресное утро, а оставшуюся часть недели провисеть на телефоне.

Еще одное колкое замечание, чтобы задеть ее за живое.

— Если ты считаешь, что я не должна консультировать женщин в твоей общине, только скажи мне, Пол, и я направлю их к выбранному тобой человеку.

— Буду я еще возиться с этим.

Юнис отчетливо поняла, что разговор с ним ни к чему не приведет.

— Поскольку мой труд не представляется архиважным, ты и твоя церковь даже не заметите моего отсутствия, если я вдруг приму решение задержаться на неделю, а не на пару дней.

— Оставайся хоть на месяц, если хочешь!

Кто же тот глупец, который утверждал, что камнем и палкой можно сломать кости, но слова не могут причинить боли?[52]

— Ладно, слушай, извини. — В голосе Пола послышалось больше недовольства, чем искреннего признания вины. — Я не хотел быть грубым. Ты же знаешь, я вовсе так не думаю.

— Нет, я не знаю этого, Пол. Я больше ничего не знаю. Я уже и тебя не знаю!

— Я же извинился. Чего ты еще от меня хочешь?

— Искренности. «Извини» — это всего лишь отговорка. После твоего «извини» ничего не меняется к лучшему.

Он поймал Юнис раньше, чем она успела выйти из комнаты. Притянув к себе, он обнял ее за талию.

— Я потерял отца несколько дней назад, я сам не свой. — Очередные оправдания. — Прости меня.

Она еле удержалась от желания вонзить ногти ему в руки, чтобы освободиться от него. Прощайте до седмижды семидесяти раз, так сказал Господь[53]. До седмижды семидесяти раз.

— Я прощаю тебя. Пол ослабил объятия.

— Тебе не понять, как много для меня значили последние несколько лет. Впервые в моей жизни я ощущал связь со своим отцом. И теперь его нет. — Пол отпустил жену. — Знаешь, что особенно мучает меня? Он никогда не увидит Центр новой жизни построенным.

Почему они всегда возвращаются к одному и тому же?

Пол уже снова принялся просматривать издания, работать. Он переводил взгляд с одной книги на другую. Какую‑то книгу вытащил, пролистал, прикидывая ее полезность. Поставил обратно на полку. Может, ей не следовало так быстро прощать его? Да и раскаивался ли он вообще? Если бы не Ты, Господи…

— Почему бы тебе не спуститься вниз и не поговорить с мамой?

Опять он пытается от нее отвязаться. Это вошло уже в привычку.

— Что ты видишь в кабинете отца, Пол?

На сей раз он даже не попытался скрыть свое раздражение:

— Ты наконец позволишь мне заняться делом? Я спущусь позже, Юнис.

— Скажи мне, что ты видишь, и я уйду, Пол.

— Жизнь, состоящую из достижений. Славу. Уважение. Мир не обошел вниманием Дейвида Хадсона. Вот что, на мой взгляд, можно увидеть в этой комнате. Разве не так? Ну, а что видишь ты?

— Я вижу, чего здесь не хватает, Пол. От чего твой отец отказался.

А еще хуже то, что Юнис ни разу не заметила в Дейвиде Хадсоне ни одного признака сожаления о том, что он отверг свою жену и сына — именно тех людей, кто любил его больше всего на свете.

Юнис спустилась вниз, вышла через раздвижную дверь на задний дворик. Лоис сидела под пляжным зонтом с открытой Библией на коленях. С диким воплем Тим разбежался и прыгнул в бассейн, описав в воздухе дугу.

— Так радостно видеть Тима снова здесь. Жаль, что они с Полом скоро уезжают.

— Я решила, что Тим останется со мной.

Лоис заложила ленточкой–закладкой нужное место в Библии, закрыла ее и положила на стоящий рядом столик. Обе женщины проводили взглядом Тима, который снова поднимался на трамплин.

— С каждым днем он становится все больше похож на своего отца.

— Пол? Или Тим?

Лоис грустно улыбнулась:

— И тот, и другой.

* * *

На следующее утро Юнис встала вместе с Полом. Коробки с книгами уже лежали в багажнике его «бьюика». Пока он упаковывал свои вещи и туалетные принадлежности, она приготовила ему завтрак. На кухню в купальном халате вошла Лоис. Под глазами у нее были темные круги. Юнис открыла шкафчик, достала еще одну чашку с блюдцем и налила ей кофе.

— Спасибо, родная. Я спустилась вниз пожелать сыну благополучной дороги.

Юнис разбила еще два яйца на сковородку.

— Пол забрал все книги, которые хотел?

— Шесть коробок, набитых доверху.

— А его архивы?

На кухню вошел Пол.

— На этот раз мне не хватило времени просмотреть все записи, мам. — Он сам налил себе кофе и сел за стол. — Кроме того, я подумал, что, может, кто‑то из его коллег захочет прочитать их, написать его биографию.

Лоис поставила чашку на блюдце:

— Деннис Нотт высказал ту же идею.

— Как раз собирался спросить тебя о нем. Кто он, этот Нотт? Оставил какие‑то таинственные записи в кабинете отца. Он был его личным секретарем?

— Личным писателем.

Чашка кофе в руке Пола зависла в воздухе.

— Как это — личным писателем?

— Это он написал книгу твоего отца.

Юнис разделила яичницу на три части и разложила ее по тарелкам. Сначала подала Лоис, потом Полу. Затем поставила сковородку в раковину, чтобы помыть ее позже. Вид у Пола был отрешенный. Юнис очень надеялась, что он задумается о низких нравственных принципах своего отца. Понимает ли он, что Дейвид Хадсон был способен на любой обман, раз выступал перед людьми в качестве писателя, тогда как истинным автором был другой человек?

— Мне бы очень хотелось, чтобы ты задержался здесь еще на пару деньков, Пол, — заметила Лоис. — Я хотела о многом поговорить с тобой.

— Если бы я только мог, ма, но в церкви меня ждет неотложная работа.

— Проблемы?

— Ничего такого, что я не сумел бы исправить по приезде туда. Главный подрядчик обещает стать головной болью. — Пол встал. — Думаю, мне лучше поспешить. Впереди у меня долгая дорога. — Он наклонился, поцеловал мать. — Ты знаешь, если тебе что‑то понадобится, только дай знать. — Он выпрямился. — Юнис, ты проводишь меня до машины?

Она вышла вместе с мужем, молясь по пути о словах примирения.

— Попрощайся с Тимом за меня. — Пол наспех поцеловал жену и скользнул на водительское сиденье своего «бьюика». — Будь с ним строга. Мне бы не хотелось, чтобы он и здесь вляпался в какую‑нибудь историю. Маме это вовсе ни к чему. Да, не задерживайся дольше недели. Нельзя перекладывать свои обязанности на других по каким бы то ни было причинам.

С упавшим сердцем Юнис долго смотрела ему вслед. Как же он торопился, не мог дождаться встречи со своей ненаглядной — церковью.

Лоис все еще находилась на кухне.

— Он до сих пор сердится, что его портрет не попал на полосы газет?

Юнис села на свое место.

— Просто у него голова слишком забита всякой всячиной.

Она попробовала справиться со своей порцией яичницы. Лоис встала, налила себе еще кофе, снова села и долгое время сидела молча. Тяжело вздохнув, Юнис резко поднялась, подошла к мусорному ведру и выбросила свой завтрак, потом положила тарелку в раковину.

— Похоже, ни тебе, ни мне не удастся похвастаться хорошим аппетитом. — Лоис взяла Юнис за руку. — Не покидай дом надолго, дорогая.

— По поводу месяца я только шутила, мам.

— Знаю, но в жизни мужчины бывают времена, когда он особенно уязвим. Пол сейчас именно в таком состоянии. Он в замешательстве. Между ним и Дейвидом осталось много незавершенного. — Лоис сжала руку Юнис и откинулась на спинку стула. Повертела чашку на блюдце. — Я продолжаю надеяться, что Господь откроет глаза Полу. Думала, что, осмотревшись в кабинете отца, порывшись среди его бумаг, он вспомнит о прошлом.

— Он увидел только то, что хотел видеть, мама.

Даже сказав эти слова, Юнис почувствовала себя виноватой. Нет, она не вправе предосудительно отзываться о Дейвиде Хадсоне.

Лоис доверила ей секрет, который никогда не выйдет за пределы их семьи. И только Лоис, если она примет такое решение, имеет право рассказать об этом Полу. То, что Юнис знала о тайных грехах своего свекра, лишь усиливало ее желание открыть глаза Полу. Но это в конечном счете полностью разрушит ее брак, который уже начал давать трещину.

Кто бы мог подумать, что жена пастора может испытывать ощущение полной безысходности?

— Не знаю даже, как буду решать финансовые проблемы, — проговорила Лоис.

— Разве церковь не назначила отцу пенсию?

— Разумеется, назначила. Дейвид получал довольно щедрую пенсию. К сожалению, на меня это ничуть не распространяется.

— О, мам…

— Я справлюсь. У меня есть государственная пенсия. На деньги от продажи книги Дейвида я не рассчитываю. Оставляю только ту часть, которая покрывает налоги на прибыль. Двадцать пять процентов я переоформила на Денниса Нотта, ну, а остальное пойдет на финансирование миссий.

Юнис очень захотелось, чтобы свекровь поделилась своими проблемами с Полом.

— Иногда я думаю, что мне следует обо всем сказать Полу. — Лоис сделала глоток кофе. — Я часто об этом размышляла. Но каждый раз, когда мне кажется, что настало время выложить ему все без утайки, меня что‑то останавливает. Все заканчивается тем, что, проанализировав свои собственные мотивы, я прихожу к одному выводу — не такие уж они кристально чистые. Все эти годы я страдала, наблюдая за театрализованными представлениями Дейвида, которые он устраивал в церкви. Не хочу использовать правду в качестве оружия мести, Юнис. — Голос ее сорвался. Некоторое время Лоис смотрела в окно, потом заговорила снова: — Я надеялась, что Господь достучится до Дейвида, и он покается. В Библии сказано: «…предал их Бог в похотях сердец их нечистоте…»[54] Все происходило у меня на глазах. Слишком близко. Господь все время напоминал мне, что жена должна повиноваться мужу, чтобы тот житием жены своей без слов приобретаем был[55]. — Лоис быстро взглянула на Юнис. — Однажды я уехала от Дейвида и забрала с собой Пола. Он когда‑нибудь рассказывал тебе об этом?

—Нет.

— Может, он и не помнит. Он был еще мальчонкой, да и отсутствовали мы недолго.

— Куда вы поехали?

— В Моро–Бэй. Снять номер в мотеле мне было не по карману, и мы переночевали в машине. Из головы тогда не шла мысль следовать вдоль берега по автостраде № 1 вплоть до Канады, но на следующий день я развернула машину обратно, домой. Была суббота. В воскресное утро все бы носились с одним вопросом: «Где же жена пастора?»

По крайней мере, Юнис защищена от сплетен. Ее отсутствие объясняется смертью свекра.

Лоис отодвинула свою чашку с блюдцем в сторону.

— Ну, хватит плакаться о прошлом. Я собираюсь многое поменять в своей жизни. В первую очередь, я завтра утром поеду к риелтору и выставлю этот дом на продажу. — Она окинула взглядом кухню. — Одному человеку вовсе не нужен такой громадный дом.

Юнис подалась вперед и тронула руку Лоис.

— Можете приехать к нам, пожить у нас немного.

— Не думаю, Юни. Не думаю, что я смогу выдержать, наблюдая… — Лоис покачала головой. — Жизнь пастора полна трудностей. Многое вспомнится.

— Может, вам подождать с принятием каких‑либо решений?

— Нет. Я должна в значительной степени «разгрузить» этот дом. Освободиться от многих вещей. Больше никаких отблесков славы. — Выглядела Лоис слабой и надломленной. — Знаешь, что ранит душу больнее всего, Юни? Я, видимо, уже не способна слышать Божий голос. Раньше я слышала его отчетливо. Он звучал для меня как древний шофар. Но теперь я не слышу Господа. Ничего не слышу, даже тихого шепота. А этого я хочу больше всего на свете. — Свекровь взяла Юнис за руку, в ее глазах было выражение скорби. — Не допускай, чтобы с тобой произошло то же самое, родная. Пожалуйста, не дай этому случиться.

_13.

В ту самую минуту, когда Стивен Декер открыл церковный бюллетень и прочитал заголовок «Строительный фундамент новой жизни», он понял, откуда ветер дует. Он сделал все что мог, чтобы отговорить Пола от реализации последнего проекта Джеральда Боэма по увеличению денежного фонда. Джеральд предложил особо отметить всех, кто пожертвовал тысячу и более долларов на строительство церкви. Целевые пожертвования тоже будут отмечены. Если ты заплатил за скамью, на ней появится небольшая медная табличка с твоим именем. Подарил окно с витражом — твое имя будет выгравировано на раме. Списки тех, кто пожертвовал малые суммы, каждую субботу будут вывешиваться на специальных досках. А между храмом и учебным комплексом развернется торговля каменными плитами для мощения внутреннего двора.

Отец Небесный, прости нас. Скомкав бюллетень, Стивен в сердцах швырнул его в мусорную корзину. Им понадобится Сам Христос и Его бич, чтобы очистить новый храм. Стивен потянулся к телефону и нажал на кнопку, запрограммированную на быстрый набор номера Центра новой жизни. Услышал автоответчик. Все были заняты. Но вскоре ему кто‑то обязательно ответит. Раздался щелчок, и полилась информация о ближайших мероприятиях в церкви. Стивен бросил трубку на рычаг. В любом случае, объясниться лучше при личной встрече.

Глаза Риты широко раскрылись, когда она увидела Стивена на пороге приемной.

— Хотите, чтобы я позвонила пастору Полу?

— Не утруждайтесь.

— Стивен, он проводит консультацию…

Стивену было ровным счетом наплевать, он слишком разозлился. Он постучал в дверь и открыл ее. На кушетке сидела Шила Атертон с округлившимися глазами.

— Вы меня насмерть перепугали, Стивен.

Декеру был хорошо знаком этот взгляд.

— Почему? Вы решили, что это Роб?

Казалось, Шила готова убить его.

Пастор Пол поднялся на ноги.

— На каком основании ты вваливаешься в мой кабинет подобным образом? У меня консультация.

Пастор Пол слишком быстро ринулся на ее защиту. Шила тоже заметила это, вид у нее стал чересчур самодовольный. Интересно, Пол такой наивный или просто болван?

— Мне нужно всего‑то пять минут, а потом вы сможете продолжить вашу консультацию.

Шила, улыбнувшись, подхватила сумочку.

— Ревнуешь? — произнесла она одними губами, стоя спиной к Полу.

— Вам не нужно уходить, Шила. Уйдет Стивен.

Ах, какой он предупредительный, какой внимательный к ее чувствам. Карась, обхаживающий пиранью.

— Все в порядке, пастор Пол. Не думаю, чтобы Стивен вел себя так возмутительно, если бы у него не было на то веской причины. — Она закрыла за собой дверь.

Лицо Пола раскраснелось.

— Для тебя же лучше, если она права, Стивен.

Стивен подумал о Юнис, любящей и преданной, повернул голову и пристально посмотрел пастору в глаза:

— Лучше подумай о себе.

Если в глазах Пола мелькнет хотя бы намек на чувство вины, он просто размозжит пастору голову.

— О чем ты вообще говоришь?

Пол ничего не понял и искренне удивился. Стивен оставил эту тему и заговорил о том, что побудило его прийти:

— Что это значит? «Строительный фундамент новой жизни»?

Пол сел.

— Ты сказал, что тебе нужно больше денег. Вот нам и пришлось изловчиться.

— Не вали с больной головы на здоровую! Я говорил, что нам нужно больше времени!

— Если у нас будет больше денег, нам не понадобится время, а с тех пор, как бюллетень вышел в свет, деньги текут рекой. Только этим утром поступило десять тысяч долларов.

— На что? На крест? Чье имя ты собираешься выгравировать на нем, Пол?

— Ты переходишь грань дозволенного!

— Зато вижу свет. — Стивен покачал головой. — Ты слишком далеко отклонился от пути, мой друг.

Было видно, что Пол пытается держать себя в руках.

— Ты и понятия не имеешь, под каким давлением я нахожусь. Если бы мы не продали старое здание церкви, мы бы сейчас потонули в долгах.

Не Стивен ли предупреждал его?

— Давление со стороны кого? Или чего? Именно ты каждое воскресенье давишь на своих прихожан и стращаешь их, принуждая жертвовать больше и больше. Ты применяешь насилие, Пол. Что дальше? Собираешься на пару с главнокомандующим Джеральдом продавать акции церкви? И с этой идеей твоя совесть мирно уживается?

Глаза Пола сверкнули.

— Не акции, а облигации. Не вижу в этом ничего плохого! Это позволит нам завершить проект. — Пол попытался натянуть на лицо улыбку: не получилось. — Теперь тебе не надо беспокоиться о зарплате своих рабочих.

Бессмысленно говорить с ним, пытаться оградить его от беды. К тому времени, когда закончится строительство церкви, начнется некий другой грандиозный проект. Стивен очень сожалел, что позволил вовлечь себя во все это. Что приложил руку к эскизам и рабочим чертежам. Господи, прости меня. Пожалуйста. Я не знал, во что ввязываюсь. Во что впутываю своих знакомых.

Стивен вдруг ощутил резкий упадок сил. Накатила тошнота.

— Я подписал договор на строительство западного крыла. Оно почти готово. После завершения работ я ухожу. Будучи в здравом уме и в ладах с совестью, я не могу продолжать. Во всяком случае, не в том направлении, в котором двигаешься ты.

Пол помрачнел. Но удивления не выказал. Чинно сложил руки на своем письменном столе.

— Джеральд всегда считал, что ты не выдержишь. Стойкости маловато.

— Правда? И на чем он основывался в своих рассуждениях?

До сей поры он ни одного проекта не оставил незавершенным. Хотя ему никогда не приходилось иметь дело с пастором и советом старейшин, которые считают, что обладают неограниченными ресурсами. Они орудуют прямо как правительство, облагая прихожан налогами и методично повышая их с каждой проповедью.

— У нас, конечно, были разногласия, Стивен, но я надеялся, что ты сумеешь увидеть проект во всей его красоте. Эта церковь будет грандиозной.

Конечный результат будет именно таким, как предсказывал Стивен. Он говорил о своих опасениях все последние месяцы, но Пол так и не внял ему.

— Мне всегда казалось, Пол, что церковь — это не просто здание. Церковь зиждется на вере.

Глаза Пола потемнели.

— Я не нуждаюсь в твоих напоминаниях, Стивен. Она и сейчас зиждется на вере. На моей вере в способность членов этой церкви пройти через все это!

— Пройти ради чего? Ради кого? Тебя?

— А вот тебе, Стивен, как раз не хватает веры. Было достаточно, чтобы начать, а вот чтобы дойти до конца, не хватает. Твоя вера величиной с горчичное зерно. — Пол сделал вид, что глубоко разочарован. — Кто мог подумать, что именно ты окажешься камнем преткновения на пути завершения нашего проекта? Проекта, который принесет славу твоему имени, вне зависимости от того, завершишь ты его или нет?

— Я не хочу, чтобы упоминали мое имя. И никогда не хотел. Пол тряхнул головой:

— Самое меньшее, что ты можешь сделать в данной ситуации, это порекомендовать нам кого‑нибудь другого.

Стивен не верил своим ушам. Такая низость.

— Кого‑то, чья вера больше, чем моя? Это ты имеешь в виду? Кого‑то, кто будет работать за три процента? А как же рабочие, которые разбегутся после моего ухода? Они ведь знают, что Марвин Локфорд заведует ключами от хранилища денег, и им понадобится динамит, чтобы войти в него.

— Все дело в деньгах, не так ли! А ты так много говорил о своем желании построить храм во славу Бога!

Стивен сжал кулаки. Господи, помоги мне держать себя в руках. Не позволь гневу победить.

— Как насчет того, чтобы назвать мне специалиста, который, в отличие от тебя, дорожит своей репутацией?

У Стивена похолодело внутри.

— Это угроза?

— Нет. Но сам подумай, что скажут люди, когда выяснится, что ты бросил работу в церкви в самый разгар ее строительства. И что напишут газеты? Интересно, ты подумал об этом, прежде чем врываться сюда со своими претензиями? Стивен Декер не доводит до конца свои проекты. Он ненадежный. Вот что будут говорить люди. Не думаю, что после того, как поползут слухи, члены нашей общины окажут тебе радушный прием. Сомневаюсь также, что в этих краях тебе вообще удастся найти работу.

— И ты называешь себя Божьим человеком?

— Это ты поворачиваешься спиной к церкви, Стивен! Это ты предаешь Иисуса Христа!

Стивен не мог поверить, что человек, сидящий за письменным столом из красного дерева, тот самый, который когда‑то оказал моральную поддержку незнакомцу, случайно забредшему в «Закусочную Чарли». Или это была лишь маска, под которой скрывалось его истинное «я»?

— Именно ради Иисуса Христа я ухожу с этого проекта, Пол. И именно ради Христа я не буду превращать твое лицо в кровавое месиво.

От страха у Пола округлились глаза.

— Только попробуй, и я подам на тебя в суд за нападение.

— Знаешь, в чем твоя настоящая проблема, Пол? Ты забыл, Кому ты служишь.

Стивен настежь распахнул дверь.

— Так быстро поговорили? — проворковала Шила, поднимаясь с дивана, словно Венера, выходящая из пучины морской.

Стивен, оценив ситуацию, решил, что пастор Пол в состоянии позаботиться о себе, раз уж оказался в водах, кишащих акулами.

* * *

На противоположной от Сентервилльской христианской церкви стороне улицы в своем стареньком «де сото» сидел Сэмюель, на пассажирском сиденье лежала газета с заголовком, из‑за которого он, собственно говоря, и вышел из дому: «Продан исторический памятник». Двери церкви были широко распахнуты. На обочине стоял подъемник с люлькой, команда из двух рабочих занималась своим делом на колокольне. Сэмюель заметил подъехавший пикап. Оттуда вышел человек, выдернул щит со словом «Продается», бросил щит в кузов и уехал. Представители местной фирмы, которая занималась изготовлением вывесок, устанавливали новую табличку на фасаде здания.

Сэмюель услышал крики, раздавшиеся из люльки подъемника. Деревянный крест, который возвышался над деревьями на протяжении более сотни лет, сняли, он покатился по крыше и упал на каменные ступеньки старой церкви, разлетевшись в щепки. Сэмюель горестно вскрикнул, но его никто не услышал. Кого мог заинтересовать старик, сидящий в своей старенькой машине и наблюдающий, как город движется по пути прогресса?

Два молодых человека вышли из церкви. Один из них нес в руках коробку. Оживленно болтая, они прикрепляли буквы на вывеску. Закончив работу, молодые люди обнялись. Команда высотников собрала остатки креста, побросала их в кузов грузовичка, потом получила чек от молодых людей. Когда подъемник отъехал, Сэмюель сумел прочитать новую вывеску:

НОВАЯ ОБИТЕЛЬ ЦЕРКВИ РАЗУМА

Службы проходят каждое воскресенье в 10.00

Добро пожаловать!

Склонив голову и сотрясаясь всем телом, Сэмюель плакал навзрыд. Измученный душевной болью, он завел машину и поехал домой, молясь о том, чтобы Господь забрал его поскорее с этой земли.

* * *

Со второго звонка Пол взял трубку и услышал на другом конце знакомый голос, от которого у него замерло сердце.

— Пол, мне нужно поговорить с тобой.

Он посмотрел в сторону кухни, где Юнис чистила картошку.

— Я говорил тебе, чтобы ты никогда не звонила мне домой.

— Не удержалась. Роб вел себя просто чудовищно. Перед отъездом наговорил мне кучу гадостей. Мне нужно увидеть тебя. Я в отчаянии.

Пол слышал ее тихое всхлипывание.

— Шила, я уже объяснял тебе. Ты должна позвонить в офис и назначить встречу через Риту. Я не хочу, чтобы поползли сплетни.

— Рита не любит меня.

Юнис посмотрела в его сторону. Пол пожал плечами и закатил глаза, показывая всем своим видом, что разговаривает с кем‑то не очень важным.

— Почему ты так считаешь?

— Ты ведь знаешь, Пол, я бы никогда не побеспокоила тебя без причины. Я знаю, какой ты занятой человек.

— Может, мне позвонить Кэрол Мэттьюс? Она опытный консультант по вопросам семьи и брака.

— У меня не получается разговаривать с женщинами о личных проблемах, Пол.

— Она хороший специалист.

— Неважно, насколько она хороший специалист. Она не сможет мне помочь.

Юнис снова посмотрела в его сторону. Пол перенес телефон в гостиную, но обнаружил там Тима, лежащего на диване и читающего учебник по истории. Толкнув стеклянную дверь, Пол вышел во дворик.

— Женщины не любят меня, Пол. По–моему, они мне завидуют. У меня есть деньги. У них нет. Я делаю все, что в моих силах, чтобы блестяще выглядеть для своего супруга. А они сплетничают обо всем, начиная с разницы в возрасте между мной и Робом и заканчивая размером моей груди. Спорю, ты не знал об этом, не правда ли?

— Нет, не знал.

Маленькая невинная ложь.

Пол, безусловно, признавал, что Шила — самая красивая женщина в общине. И ему, безусловно, доводилось краем уха слышать пересуды. Буквально на днях за обедом Лавонн Локфорд прокомментировала внешний вид Шилы Атертон, заявив, что Шила своими якобы искусственными формами очень напоминает героиню сериала «Звездный путь» по имени Семь–из–Девяти. Пол не знал, прибегала ли Шила к услугам пластического хирурга. Но он здоровый мужчина. И когда Шила приходила к нему на консультацию в обтягивающих брюках и свитерах, он не мог не замечать прелестей ее плоти. Порой она так двигалась, что у него дух захватывало.

— Я стараюсь не приходить к тебе часто, Пол, — проронила Шила на прошлой неделе. — Я не хочу, чтобы думали, будто я неверна мужу. Но, по–моему, лучше быть честной и открыться. С Робом творится что‑то неладное. Я предложила ему пойти к врачу и провериться, но он упорно твердит, что все в порядке. — Пол настоял на том, чтобы она объяснила, в чем дело. — Ладно, не знаю, как это сказать… — И она в деталях обрисовала свою деликатную проблему.

Не мудрено, что бедная девочка чувствовала себя несчастной.

Шила сказала, что ей безумно хочется иметь детей, но, кажется, шансы у нее невелики. Кроме того, у Роба уже есть трое детей от первой жены и вот–вот должен родиться внук.

— Я старалась подружиться с ними, но они люто ненавидят меня. Они винят меня в распаде брака их отца и матери. Хотя отношения Роба и его первой жены испортились намного раньше, чем я появилась в его жизни.

Чем больше Шила говорила, тем больше разных мыслей лезло Полу в голову, тех мыслей, которых, как он знал, ему нужно всячески избегать. В последний раз Шила невзначай обняла его, и Пола ошеломила пугающе мощная ответная реакция его тела. Разумеется, Шила ничего такого не имела в виду. Посредством объятия она лишь благодарила его за то время, которое он потратил на консультации, пытаясь спасти ее брак. Она была очень признательна ему.

— Мог бы ты заехать ко мне домой? Роб уехал утром, и мне так тошно. Думаю, я даже не смогу вести машину, обязательно попаду в какую‑нибудь передрягу. Пожалуйста, Пол.

— Я не могу, Шила. — Роба нет в городе. — Сейчас неподходящее время.

— Неподходящее? — В ее голосе послышалось разочарование. — Но почему? Ты же мой пастор, разве не так?

— Люди неправильно истолкуют.

— Что, собственно, они должны истолковывать?

Она сама невинность.

— Мне нужно с особой тщательностью заботиться о своей репутации.

— И ты думаешь, что я способна навредить тебе? О, нет. Клянусь, не сделаю ничего такого.

— Я знаю. Но люди могут легко ошибаться. Они любят болтать лишнее.

Репутация, заслуживать которую пришлось много лет, могла быть потеряна в одночасье. Пол почувствовал угрызения совести. Ни в Сентервилле, ни в ближайших окрестностях уже давно не было видно Стивена Декера, потому что Джеральд Боэм и Марвин Локфорд заявили, что Декер не является таким уж надежным партнером, каким люди привыкли его считать. «А знали ли вы, что он провел какое‑то время в наркологической клинике?» Пол остался в стороне от этого, но его молчание только усилило разбушевавшийся пожар негодования по отношению к подрядчику. Стивен же ничего не сказал в свою защиту. Первые несколько воскресных собраний, когда сплетня только набирала силу, он приходил в церковь, садился в первом ряду и пристально смотрел на Пола. Через месяц Стивен перестал посещать Центр новой жизни.

Иногда Пол жалел, что так вышло, но, по крайней мере, никакого вреда уход Стивена не причинил. Строительство шло по плану. Новый подрядчик не был христианином и никогда не возмущался, если было нужно пойти на компромиссы.

— Прости, Пол. Кажется, я опять прошу от тебя слишком многого. Роб говорит, что я все время чего‑то прошу. — Теперь Шила горько плакала. — Всегда так… как же я несчастна! Порой мне хочется умереть. Иногда мне кажется, что Роб безумно обрадуется, если я врежусь в дерево. Или наглотаюсь таблеток.

Пола кольнул страх. В университете их предупреждали, что к угрозе суицида ни в коем случае нельзя относиться несерьезно.

— Не говори такие вещи. Ты не безразлична мужу. Ты и мне не безразлична.

Может, ему следует поехать к ней? Она нуждается в нем. И она больше никому не доверяет. Вообще‑то в таких деликатных ситуациях он может брать с собой Юнис, но Шила считала, что женщины не любят ее. Она ни за что не раскроется в присутствии Юнис.

— Прости, что позвонила тебе, — пролепетала Шила убитым голосом. — Я не должна была тебя беспокоить.

— Ты вовсе не беспокоишь.

— У меня все будет в порядке. Тебе не надо обо мне тревожиться.

На другом конце провода послышалась какая‑то возня. Видимо, Шила не сразу сумела положить трубку на рычаг.

Сколь глубоко ее отчаяние? Что Роб наговорил ей? Почему она в таком состоянии? Могли Пол поверить, что у нее все будет в порядке? А если нет, как он сможет жить, зная, что она звонила ему и слезно умоляла о помощи? Совесть не позволит ему бросить ее в беде.

— Мне нужно выйти на пару часиков.

Пол поставил сотовый телефон на подзарядку и направился в сторону гаража.

— Кто звонил?

Хватая ключи от машины, Пол притворился, будто не расслышал вопроса.

— Постараюсь позвонить тебе позже.

Юнис вытерла руки полотенцем, вышла вслед за ним.

— Пол? — Она остановилась в дверях.

Он мог думать только о том, как поскорее добраться до Шилы, пока она не сотворила какую‑нибудь глупость.

* * *

Стивен сел за барную стойку в «Закусочной Чарли».

— Давненько тебя не видели, красавчик. — Салли налила ему кофе.

— Пастор Пол все еще захаживает сюда?

— О, нет, уже сто лет не появлялся. Пожалуй, с тех пор, как он переехал в тот дом. По–моему, он уже не бегает мимо нашей закусочной. По крайней мере, я не видела. — Она поставила кофейник на диск для подогрева. — Ходишь в церковь?

— В последнее время нет. А ты?

Салли пожала плечами.

— Не так часто, как раньше. Сентервилльская христианская церковь стала для нас слишком большой. Извини. Забыла. Центр новой жизни. Вообще‑то, величественное строение. И тот фонтан — стоящая вещь, Стивен.

— Одни брызги.

— Ты в порядке?

— Почему спрашиваешь? Слышала, что я снова закладываю за воротник? Не верь всему, что слышишь, Салли.

Она сжала руку в кулак и поднесла его прямо к носу Стивена.

— Стыдно, что ты до сих пор меня не знаешь. Просто сегодня ты какой‑то неживой.

— Неживой, может быть, но не мертвый.

— Так что ты сейчас строишь? Гостиницу? Больницу? Новый аэропорт?

— Ничего.

Предложения у него были, но ни одно так не вдохновляло, как строительство церкви. По крайней мере, в самом начале. Хорошо, что он своевременно сделал кое–какие весьма неплохие вложения капитала. Ему нужен отпуск.

— Уверена, скучаешь по церкви. Там, конечно, чувствуется присутствие Святого Духа…

— Если хочешь ощутить присутствие Духа, тебе следует заехать домой к Сэмюелю Мейсону. Каждую среду он проводит библейские уроки.

То была единственная тихая гавань в неспокойной, суетной жизни Стивена.

Бриттани убежала из дома. Частный детектив, нанятый Стивеном в Сан–Франциско, чтобы найти ее, давно зашел в тупик. «Возможно, бродяжничает…»

Тогда Стивен купил бутылку бурбона и как никогда за последние годы оказался близок к первому глотку. Потом он вспомнил слова своего наставника из общества анонимных алкоголиков: «Именно первый глоток убивает человека». Кроме того, ему отнюдь не хотелось, чтобы по возвращении домой его дочь нашла своего отца снова спившимся.

— Наверное, ты прав. Стоит сходить к Мейсону, — согласилась Салли. — Вечером по средам народу мало. Мы с Чарли можем закрыться пораньше. Ты уверен, что Сэмюель не будет возражать?

— Он всегда оставляет свою дверь незапертой. Может, придется сидеть на полу, но место для вас всегда найдется.

Вошли новые посетители. Стивен в одиночестве приступил к своему завтраку, непрестанно молясь за безопасность своей дочери, за ее скорое возвращение домой. Он даже помолился за Кэтрин. Жизнь ее пошла кувырком, брак не удался.

Единственное, что удерживало Стивена от продажи дома и возвращения в Сакраменто, это библейские уроки по средам. Они стали для него жизненно важны. Декер заезжал к Сэмюелю пару раз в неделю. Каждый раз они садились на кухне или во внутреннем дворике и разговаривали о Библии. Стивен привык к этим задушевным беседам. Они заполняли пустоту, образовавшуюся в его душе после многих жизненных испытаний. Общаясь с Сэмюелем, Стивен всегда ощущал Божье присутствие. Уходя от Мейсона, Декер чувствовал себя лучше, у него появлялась вера в то, что Бог неустанно трудится. Просто ему не дано наблюдать за Божьей работой.

— Никому не позволяй сломить себя, — бросила ему вслед Салли, но колокольчик над входной дверью уже звякнул.

Стивен направился к машине. У него появилось необъяснимое желание поехать в Роквилль. Городишко точно соответствовал своему названию[56]. Единственное предприятие в городе находилось на окраине и занималось производством песчано–гравийных смесей. Проезжая по главной дороге, Стивен заметил выставленное на продажу здание. Остановившись, Декер стал разглядывать этот дом. По всей видимости, когда‑то на первом этаже здесь располагался магазин полезных мелочей, а на втором — жил владелец. Кирпичный дом, построенный в каком‑то непонятном стиле. Перед домом стояла железная скамья, на которой спал бездомный с газетой на лице.

Стивен вышел из своего пикапа и прошелся по улице из одного конца в другой. По обе ее стороны были посажены старые клены, стояли ветхие дома, из которых чуть ли не каждый третий пустовал из‑за того, что дела в городе шли неважно. И все же было в этом просто–по–жизни–невезучем городе что‑то особенное.

Место как раз ему под стать.

Посмеявшись над собой, Стивен достал из кармана мобильный телефон и набрал номер агентства по недвижимости, за которым значился дом. Тереза Эспиноза пообещала приехать в Роквилль через час. За это время Стивен успел объехать все улицы города вдоль и поперек. Половина домов не имела фундаментов; видимо, их построили до выхода муниципальных правил районирования, по которым не допускалось возводить здания без фундамента.

Тереза оказалась женщиной невысокого роста с седеющими черными волосами и умными темными глазами.

— Банк лишил владельца права пользования три года назад. По–моему, за все это время вряд ли были какие‑то предложения купить дом. — Она отперла ключом дверь и вошла. — Как вы сами, наверное, уже догадались, здание нуждается в хорошем ремонте.

Это было еще мягко сказано. Стивен прошелся по большому помещению, окидывая взглядом пол, стены, потолок. Ступеньки жалобно заскрипели, как только он стал подниматься на второй этаж. Оттуда открывался вид на центральную улицу, если, конечно, кому‑нибудь может взбрести в голову идея любоваться подобным тоскливым зрелищем.

— Сколько стоит дом?

— Вы смеетесь.

— Зачем мне шутить?

— На вашем пикапе написано «Дизайн и строительство Декера». Разве не вы построили парочку домов в Гранит–Бэй?

— Три или четыре. — Слава Богу, она не упомянула Центр новой жизни.

Выйдя наружу, Тереза брезгливо поморщилась при виде пьянчужки, завалившегося на скамью, рядом с которым стояла наполовину пустая бутылка портвейна.

— Если честно, я просто не могу себе представить вас в этом захолустье, мистер Декер. — Она заперла дверь.

Стивен посмотрел на пьяницу.

— А я могу.

В его сражениях с самим собой до победы еще далеко. Тереза назвала цену.

Возможно, для того чтобы примириться с вещами, которые он не властен изменить, ему необходимо занять себя изнурительным трудом, восстанавливая или подвергая полной реконструкции эту развалину. Бог начал кардинально менять его жизнь и характер. Почему бы ему не взяться за этот проект?

Бриттани, малышка, где ты? Боже, храни ее.

Успокойся. Положись на Бога. Живи сам. Не мешай ей. Не торопись. Легче сказать, чем сделать. Господи. Будет легче, если занять голову и руки.

Стивен сообщил Терезе Эспиноза, что подпишет договор купли–продажи, как только она его подготовит.

* * *

Директор Калиш швырнул скрепленные степлером листки через стол. По выражению его лица Юнис уже успела догадаться, что он все‑таки обладает такими вещественными доказательствами, что на сей раз Тимоти не получит пощады.

— Вот, полюбуйтесь, миссис Хадсон. Подпольный журнал.

Юнис бегло просмотрела отксерокопированные листки, ее обдало жаром, лицо запылало. Одна из статей называлась «Кто является истинным заправилой» и содержала описание снующих по школьным коридорам хулиганских банд и учителей, делающих вид, будто ничего не происходит. На второй странице был помещен сатирический памфлет, высмеивающий школьных спортсменов. Каждая статья была подкреплена красочным рисунком. В одном из рисунков безошибочно узнавался директор Калиш с намечающейся плешью и широченным ремнем. У него на гротескно увеличенном животе не застегивалась рубашка. Он был нарисован сидящим в своем громоздком рабочем кресле с ногами, лежащими на столе, с сигаретой в одной руке и с бутылкой виски «Джонни Уокер» — в другой. За его спиной на стене виднелась надпись: «Только скажи НЕТ». Другой художественный шедевр изображал двух учителей по физкультуре в кулачной схватке на футбольном поле, подпись гласила: «Ты — это твое поведение в игре». Шарж под названием «Система школьной безопасности» демонстрировал, как ученики протаскивают базуку в обход металлодетектора, пока учитель тщательно изучает пилку для ногтей какой‑то девчонки. На последней картинке школьная медсестра говорила: «Если не поможет, я всегда смогу отвезти тебя на аборт в больницу» и раздавала презервативы учащимся, которые выпрыгивали из школьного автобуса.

Потерявшая дар речи Юнис сидела в полной убежденности, что она как мать потерпела крах. Тим сидел рядом. Она надеялась, он четко осознает: все сказанное им сейчас будет использовано против него. Как она расскажет об этом Полу? Что он сделает с Тимом, когда узнает?

— Мы конфисковали все копии. Тим отстранен от занятий на три дня, а я буду рекомендовать исключение. Ему еще повезло, что я не подаю на него в суд за этот мерзопакостный пасквиль!

— Это называется свобода слова, — заявил Тим. — И в школе нет никого, кто бы не знал, что именно вы держите в нижнем ящике своего стола.

Лицо директора Калиша приобрело свекольный оттенок.

— Кто еще участвовал в этом мерзком безобразии? Тим скрестил руки на груди, расслабил плечи.

— Я отказываюсь выдавать свои источники.

— Мне нужны имена!

Встреча с директором закончилась еще хуже, чем началась.

По дороге домой напряжение Юнис вылилось в слезы.

— Помоги мне понять, Тим. — Помоги мне понять, Господи. Она ощутила свое бессилие. — Почему ты это сделал?

— Потому что меня тошнит от этих представлений. — Тим уставился прямо перед собой. — Меня тошнит от всех, кто говорит одно, а делает другое. Учат меня жить по одним правилам, а для них самих закон не писан. Словом, меня тошнит от всей этой — он употребил непечатное слово — системы.

Юнис покраснела.

— Чтобы высказать свою точку зрения, вовсе не обязательно сквернословить.

— Если ты думаешь, что я такой уж сквернослов, тебе следует постоять пять минут в нашем школьном коридоре. Услышишь еще и не такое!

— Тебе не пристало говорить, как все, Тим. Ты — христианин.

— Да? Ну, то, что я недавно видел у христиан, не внушает мне желания быть одним из них.

Она въехала в гараж.

— Меня ты тоже включаешь в их число?

— Тебя в первую очередь.

Задетая до глубины души, Юнис потеряла дар речи, лишь повернулась и застыла, глядя на сына. Тот выскочил из машины, хлопнув дверцей. Юнис поспешила выйти вслед за сыном, испугавшись, что он может попытаться сбежать из дому. Что ей делать, если он уйдет?

— Нам нужно серьезно обо всем этом поговорить, Тим.

— Я вообще не хочу об этом разговаривать. Поняла? Беги, звони отцу. Расскажи ему все что хочешь. Думаешь, меня это интересует? Он все равно не будет слушать. Всю жизнь ты только и делала, что пыталась все уладить. У тебя ничего не получилось! Неужели ты до сих пор не поняла этого?

Тим опрометью бросился в дом.

Юнис с трудом поборола желание последовать за ним и накричать на него за то, что он доставил ей столько неприятностей. Что же она все‑таки скажет Полу? Что подумают члены общины, когда услышат новость? Сплетня о происшедшем распространится со скоростью лесного пожара. Лавонн, Джесси и Ширли только поспособствуют этому. Один из учеников расскажет о случившемся своим родителям, те в свою очередь поделятся новостью со своими друзьями, которые позвонят своим приятелям, и скоро вся община будет вовлечена в обсуждение поступка Тима.

Рыдая от отчаяния, Юнис попыталась принять какое‑то решение. Привести мысли в порядок ей не удавалось. Возможно, чашка чая успокоит ее.

Телефон, который в течение дня почти не умолкал, зазвонил снова. Кто‑то всегда жаждал поговорить с ней, попросить у нее совета, пожаловаться или поплакаться ей в жилетку, и так до тех пор, пока не наступал момент, когда ей невыносимо хотелось зажать уши и закричать. Включился автоответчик, послышался ее голос: «Вы позвонили Хадсонам. Сожалеем, что не можем ответить сразу. Пожалуйста, назовите свое имя, оставьте номер своего телефона и короткое сообщение после гудка. Мы перезвоним вам сразу, как только появится возможность». Ее голос был таким спокойным. Таким умиротворенным. И таким фальшивым.

— Юни, это мама.

Юнис сжала руку в кулак, потом глубоко вздохнула, разжала кулак и сняла трубку.

— Привет, мам.

— Отфильтровываешь ненужные звонки?

— Просто только что вернулась с Тимом.

— Что‑то случилось?

— Ничего. — Она плотно сжала губы и крепко зажмурилась. Сидя на стуле, принялась раскачиваться вперед–назад. Ничего не случилось. Все прекрасно. Сколько раз она произносила эту ложь за последние несколько лет?

— Хорошо, — протянула Лоис. — Если все в порядке, то вам с Тимом ничто не помешает приехать ко мне на пару деньков, не так ли?

Какая польза от лжи?

— После того, что произошло сегодня, думаю, Пол посадит Тима под домашний арест до его восемнадцатилетия, когда у него появится право уйти из дома.

— Все так плохо?

— Плохо — не то слово. Тим считает всех христиан ханжами и лицемерами. В том числе и меня. И знаете что? — Она заплакала. — Я начинаю думать, что он прав.

— Что он собирается сделать? Сжечь церковь дотла?

Юнис невесело усмехнулась:

— До таких радикальных мер еще не дошло. Выпустил журнал. —Что?

— Подпольный журнал. Видно, у него есть талант к сатире и выражению настроений отчаявшихся подростков.

— Что Пол намеревается делать?

Она даже боялась подумать об этом.

— Посадить его под замок.

Разорвать ее на части.

— Ты ведь знаешь, мы с Тимом всегда ладили.

— Знаю. — Сейчас, казалось, во всем мире есть только два человека, к мнению которых Тим прислушивается: Сэмюель Мейсон и бабушка. Своей матери он уже не доверяет. О, как бы ей хотелось, чтобы боль была не такой пронзительной.

— Мне определенно нужна его помощь, Юнис. Этим утром я продала дом. Собственно говоря, я звоню, чтобы сообщить эту новость. Решила купить квартиру с тремя спальнями в жилом комплексе. Нужно упаковать ворох вещей, еще такой же ворох выбросить. Так что он приедет ко мне не отдыхать. Придется ему поработать. Тим будет занят, а у меня появится возможность поговорить с ним. Иногда бабушке могут поведать то, что никогда не скажут матери.

— Думаю, в этой ситуации я бессильна.

— Не вини себя за все, родная. Подумай о моем предложении. Обсуди это с Полом. Если у него возникнут возражения, попроси его созвониться со мной.

Когда Юнис звонила Полу, ее всю трясло.

— Я все знаю, Юнис. Только что разговаривал по телефону с Доном Калишем. — Говорил он мягко, и ей немного полегчало. Может, на этот раз он поведет себя благоразумнее. Они смогут спокойно все обсудить и попытаются вместе решить, как помочь Тиму пережить трудные для него времена. — Подожди секунду, — бросил он. Потом она услышала, как он переговаривается с Ритой: — Спасибо. Как только я закончу, займусь непосредственно этим. Прикрой за собой дверь, ладно? Еще раз спасибо. Ты просто душка. — Он вернулся на линию. — Как я и говорил…

Его голос резко изменился. Будто подул ледяной ветер.

Ничего нового. Все то же самое. Пока Пол со знанием дела отчитывал Юнис, она стояла посреди кухни, напряженная, с закрытыми глазами. Он передал ей все, что директор посчитал нужным сказать об их сыне. Разумеется, чтобы Рита ничего не услышала, Пол старался говорить достаточно тихо, однако Юнис казалось, что он кричит от ярости. Все вменялось ей в вину. Она бездарная мать. Пол педантично выуживал из памяти малейшую провинность, которую Тим совершил с той поры, как стал «уже достаточно взрослым, чтобы все понимать», и взваливал ответственность на нее. Пол не дал ей ни единой возможности вставить хоть слово в свою защиту или в защиту ее сына.

— Я даже не хочу его видеть, когда вечером вернусь домой. Передай ему, чтобы он не выходил из своей комнаты, или я не ручаюсь за себя. — Она услышала, как раздался звонок на другой линии. — Подожди, Юнис, мы еще не закончили.

Мы?

Он оставил ее ждать на линии.

Юнис стояла словно оглушенная разорвавшимся снарядом. Прошло минуты две. Юнис стала приходить в себя, ее охватил гнев, жгучий и неистовый. Она подождала еще минуту, пока Пол не вернулся на линию.

— Так на чем я остановился?

Неужели он на самом деле полагает, что она с готовностью напомнит ему? Что послушно займет свое место мишени и передаст ему оружие после перезарядки? Он был натренированным снайпером. Никогда не мазал.

— Я отвезу Тима к твоей матери.

— Ну, уж нет! Ты не можешь подкинуть ей Тима, думая, что она решит твои проблемы. У нее достаточно своих.

— Тим — это не проблема, Пол. Это человек. Наш сын.

— Теперь слушай…

— Нет! Слушай ты! Твоя мать продала дом. Она звонила несколько минут назад. Она все знает. И она пригласила нас с Тимом к себе. Сказала, что ей нужна помощь внука. Я отвезу его к ней.

— Слушай меня внимательно, Юнис…

— Я слушала тебя, Пол. Только и делала, что слушала. Теперь настала твоя очередь хотя бы попытаться это сделать.

Она повесила трубку. Как такое возможно: так сильно любить кого‑то и так люто ненавидеть? Телефон зазвонил снова. Она проигнорировала звонок и поднялась наверх. Постучала в дверь комнаты Тима, вошла. Тот лежал на кровати, угрюмо уставившись в потолок, подложив руки под голову.

— У меня нет настроения говорить.

— Собирайся. Едем к бабушке. Выезжаем через полчаса.

— Как долго я у нее пробуду?

— Решим, когда доберемся до места.

* * *

Юнис двигалась на юг по автостраде 99, читая про себя молитву и убеждая себя в том, что поступает правильно. Когда зазвонил мобильный телефон, она отключила его и швырнула на заднее сиденье. Когда она доберется до Северного Голливуда, пройдет достаточно времени. Она придет в себя и сумеет достойно держать ответ.

Рядом сидел Тим в наушниках, с закрытыми глазами, притворялся спящим. Она не старалась понять, о чем он думал. Наоборот, пыталась не позволять своему воображению придумывать разные сценарии. Юнис понимала, что ей придется передать сына заботам Лоис, которая сама не всегда успешно справлялась со своими родительскими обязанностями, и сердце ее разрывалось от боли. Ведь если бы она справилась, разве Пол отдалился бы от Бога? Разве он не понял бы, что бессердечен по отношению к другим, особенно к своим родным?

О, Отец, прости меня за Твое чадо. Прости меня за все допущенные мной ошибки в его воспитании. Все, что я хотела для своего сына, это чтобы он любил Тебя больше всего и кого бы то ни было на свете. И вот теперь он говорит, что не хочет быть христианином.

Юнис крепче ухватилась за руль.

Господи, Тим видит в моей покорности воле его отца признак слабости и трусости. Разве он прав? Разве я использовала покорность как способ избежать своей ответственности? Разве Пол прав? Неужели я слишком терпима и слепа, что не вижу реальных нужд Тима? Я уже ничего не понимаю. Ничего, кроме того, что времени катастрофически не хватает. Скоро моему сыну исполнится шестнадцать. Через два года он станет совершеннолетним и сможет покинуть дом. И что потом, Отец?

Юнис никогда не знала, как бороться с амбициями Пола. Вначале в его рвении она видела лишь признак его крепкой связи с Иисусом. Только позже она стала задаваться вопросом, перед кем он хочет проявить себя: перед своим земным отцом или Отцом Небесным. Когда бы она ни пыталась вытащить его из волны, неумолимо уносящей его от берега, он возмущался, обрушивал на нее свой гнев. Наконец, Юнис стала пассивным наблюдателем того, как Пол всю свою силу и рвение тратил на строительство того, что, по его мнению, должно было прославить Господа. Все меньше и меньше покоя ощущала Юнис, наблюдая за работой Пола и за ним самим. Порой она негодовала на церковь, которая, как ей казалось, являлась причиной разрушения ее семьи. Церковь вторглась в ее жизнь, захватила ее целиком. Юнис никак не удавалось избавиться от ощущения, будто она оказалась в плену.

Все было совсем по–другому во времена ее детства и юности. Она никогда не чувствовала себя покинутой отцом. Никогда не подвергала сомнению силу его любви. Видела его за работой со своей паствой. Он учил на своем собственном примере. Юнис видела, что он пребывает в покое, сама испытывала чувство умиротворения в его присутствии. Она даже не могла вспомнить ни одного случая, когда бы он потерял над собой контроль и попытался использовать свои знания Слова Божьего, чтобы втоптать ее в грязь. В те годы душа Юнис пребывала в любви Божьей, но тогда она была маленькой девочкой, за плечами которой не было жизненного опыта.

Как я по тебе скучаю, папа.

Я здесь.

У Юнис по телу пробежали мурашки.

Впереди неожиданно показался Грейпвайн, длинная узкая дорога взбиралась высоко в горы. Юнис съехала с дороги, остановилась у бензоколонки. Тим стянул с головы наушники и посмотрел на нее:

— Как насчет того, чтобы снабдить меня деньгами на еду?

Она дала ему достаточно денег, чтобы купить сэндвичи, чипсы, пару банок содовой, сама же залила бензин в бак, проверила масло и воду, протерла ветровое стекло. Вошла в магазин при бензоколонке, чтобы заплатить за бензин и освежиться. Юнис ополоснула лицо водой и промокнула его бумажным полотенцем.

Тим уже проглатывал последний кусок своего сэндвича, когда она села в машину. Перед тем как включить зажигание, Юнис развернула свой сэндвич и открыла банку содовой.

— Ты в порядке, мам?

— Скоро буду. — Она улыбнулась сыну. — Скоро все будет в порядке, Тим.

— Конечно, мам.

— Так оно и есть. Я знаю. Божий замысел существует.

Ведь это правда, Боже?

Когда они приехали, Лоис встретила их на крыльце.

— Думала, вы приедете поздно вечером.

— Маме не терпится избавиться от меня.

Тим закинул свой рюкзак на спину и направился к входной двери.

— Тим, на плите суп с мясом. Хозяйничай. А я через минуту положу в духовку чесночный хлеб. — Лоис обняла невестку. — Как доехали?

— Нормально.

— Не очень‑то много вещей ты с собой прихватила.

— Утром возвращаюсь домой.

— Звонил Пол. Я сказала, что продала дом и что мне нужна помощь Тима. Он вполне спокойно отнесся к моей просьбе. Видимо, этот повод для отъезда показался ему убедительным.

Юнис криво усмехнулась:

— Да, конечно, спокойно.

— Думаю, на все это есть Божья воля, Юни. И Его милость. Нам с Тимом надо о многом поговорить.

За обедом в основном говорила Лоис.

— Мне бы хотелось, Тим, чтобы ты помог мне разобраться с архивами дедушки. Я же соберу его фотографии со стен и уложу их в коробку.

Угрюмость и выражение скуки на лице Тима моментально исчезли. Он еще не провел в доме бабушки и десяти минут, как уже расслабился, оживился. Юнис наблюдала и слушала. Когда закончили обедать, она сама убрала посуду, жестом не давая Лоис встать из‑за стола. В глазах защипало от слез, когда она услышала, как изменились интонации в голосе Тима. Лоис всегда удавалось рассмешить его. Юнис включила посудомоечную машину.

— Пойду, вздремну чуток, — бросила она.

— Я подготовила для тебя голубую спальню, родная. Чистые полотенца выложила на столешницу рядом с раковиной.

— Спасибо.

Она поцеловала Лоис в щеку. Попыталась поцеловать Тима, но тот отвернулся. Юнис показалось, что ее сердце сейчас разорвется от боли. О, Господь, исцели душу моего сына, помоги ему избавиться от боли. Пусть он снова повернется лицом к Тебе. И ко мне. Пожалуйста.

— Надеюсь, мы еще увидимся с тобой утром, Тим.

Юнис спала неспокойно. Она встала с первыми лучами солнца, на цыпочках пробралась в комнату для гостей, где мирно посапывал ее мальчик. Совсем как младенец, у которого нет ни горечи, ни тревог, ни волнений. Стараясь не разбудить сына, Юнис убрала с его лба несколько золотистых прядей. Его волосы все еще были мягкими. И он до сих пор был для нее ребенком. И всегда будет, независимо от возраста.

— Я люблю тебя, Тимми. Очень сильно люблю.

Достаточно сильно, чтобы отпустить. Юнис наклонилась и нежно поцеловала его. Он не шелохнулся. Она тихо прикрыла за собой дверь.

Юнис приняла душ, оделась, почистила зубы, причесалась, уложила свои немногочисленные туалетные придлежности в дорожный несессер и спустилась вниз. Лоис хозяйничала на кухне, кофе уже был сварен. Раньше они частенько сидели за этим кухонным столом. Лоис взяла невестку за руку:

— Бог не подведет нас, Юни. Всегда помни это.

Юнис слабо сжала руку свекрови:

— Лучше я поеду пораньше.

— Сначала позавтракай.

— Кушать совсем не хочется.

— Хотя бы кофе.

— Остановлюсь где‑нибудь по дороге.

В глазах Лоис стояли слезы.

— Я о нем позабочусь, Юни. Обещаю.

Юнис молча кивнула. Говорить мешал подкативший к горлу ком.

Съехав с горы и выехав на автостраду, Юнис разрыдалась.

Мой сын, Господи, мой сын…

Только Он мог ее понять.

14.

Не теряя времени даром, Стивен с упоением приступил к работе в своих владениях. На деньги, выплаченные ему за проект административного здания в Вакавилле, он нанял бригаду строителей и поднял дом. Затем поехал на биржу труда и нанял еще мексиканцев–поденщиков, чтобы с их помощью извлечь старые каменные блоки фундамента, соскрести с них известь, вымыть их и сложить позади дома. После чего под руководством Стивена рабочие вырыли котлован глубиной четыре фута. На дне котлована Стивен уложил арматурную решетку и установил каркас торцовой стены.

После заливки дна бетоном два каменщика обложили котлован кирпичом до уровня земли. Стивен сам выкладывал блоки старого фундамента, располагая черные и белые блоки так, чтобы создать узор на высоте в три фута над уровнем земли. Только через два месяца бывший магазин опустили на свое место и закрепили.

Сразу после этого Декер приподнял на два фута протекающую крышу, заменил поврежденные балки на новые, крышу заново покрыл черепицей, полностью усовершенствовал декоративный фасад здания. Потом нанял электрика, чтобы заменить старую электропроводку, а затем и сантехника, чтобы поменять древние водопроводные трубы. Аккуратно снял старинный унитаз, отправил его на реставрацию и заказал копии антикварных ванн, раковин и светильников. Черным ходом и ванной комнатой на первом этаже при необходимости могли воспользоваться люди с ограниченными физическими возможностями.

Закончив работать с фундаментом, поменяв электропроводку и трубы водопровода, Стивен принялся за второй этаж. С начала воплощения в жизнь этого пугающе трудоемкого проекта прошло уже немало времени, но, несмотря на ушибленный большой палец, на многочисленные порезы, разнообразные синяки и непрестанную боль в мышцах, от которой обессиленный Стивен валился с ног каждый вечер, он испытывал истинное блаженство.

Чуть ли не каждые пару дней один пьянчужка заглядывал к нему в окна. У него была неуклюжая походка, что, по мнению Стивена, свидетельствовало о физическом недостатке, а не об алкогольном опьянении. Другие жители города тоже частенько останавливались перед домом, чтобы лично удостовериться, насколько успешно продвигается строительство. Многие считали Стивена эксцентричным человеком, который в таком захолустном городке, как Роквилль, тратил немыслимое количество денег на реконструкцию дома. Даже мэр города удивлялся.

— Я бы давно уехал, если бы мог себе это позволить. Три года подряд выставлял свой дом на продажу, но безрезультатно, — как‑то поведал он Стивену.

— Времена меняются. Людей теперь не останавливают расстояния при выборе работы.

— Слышал. Я вот тут подумал на досуге, почему бы вам не баллотироваться на пост мэра?

Стивен отрицательно покачал головой:

— Я не политик.

— Я тоже.

Стивен заметил знакомого пьянчужку на другой стороне улицы и помахал ему рукой в знак приветствия. Мужчина повернулся спиной и притворился, будто разглядывает витрину магазина.

— Это Джек Воден. — Мэр задумчиво покачал головой. — Грустная история, как и многие другие, происходящие здесь. Он живет в трейлерном парке на окраине. Первая бросающаяся в глаза «достопримечательность» на въезде в Роквилль. Существует на пособие по нетрудоспособности.

В следующий раз, когда Джек заглянул в окно, Стивен открыл дверь.

— Заходите, я покажу вам дом.

Джек отступил:

— Простите, я ничего плохого не замышлял.

— Многим любопытно посмотреть. Вы тоже можете.

Стивен протянул ему руку и представился. Теперь, рассмотрев Джека вблизи, Декер понял, что тому не больше тридцати лет.

Стесняясь, бочком, Джек вошел внутрь.

— Вы здесь не на шутку все разворотили. Стивен рассмеялся:

— Можно и так сказать.

— Я тоже когда‑то занимался подобной работой. — Джек поскреб свою кустистую бороденку, оглядываясь по сторонам.

— Были плотником?

— Ремонтировал дома.

— А я раньше занимался тем, что вы делаете сейчас. Очень любил налегать на виски.

— Я не могу позволить себе виски.

— Яд он и есть яд, независимо от цены.

— Вы не из таких.

— Каких таких?

— Из неудачников. — Все понятно без лишних слов: Стивену частенько доводилось слышать это слово.

— Я потерял жену. Потерял дочь. Чуть не потерял свой бизнес. Скатился на самое дно и долго там пролежал. Потом шесть месяцев провел в реабилитационном центре Армии спасения. С тех пор живу одним днем.

Стивен уложил доску на козлы.

— Как долго все это продолжалось? — спросил Джек.

— Двенадцать лет. — Намеренно налегая на рубанок всем телом, Декер провел им по доске. — Очень помогает, когда есть друзья, перед которыми ты держишь ответ.

Такие, как Сэмюель Мейсон. Он был послан Богом.

Джек вздрогнул:

— Вы же выщербите доску.

Стивен выпрямился и протянул ему рубанок:

— Милости прошу.

— Давно этим не занимался.

— Хуже меня явно не сделаете. — Стивен внимательно наблюдал за действиями Джека. Неплохо. — Когда в последний раз брались за инструменты?

— Полтора года назад. Не смог выполнить свой последний заказ.

— Почему так?

— Упал. Сломал обе ноги. Шесть месяцев провалялся в больнице. Пристрастился к обезболивающим таблеткам. Обанкротился. — Длинным плавным движением он провел по доске рубанком, из‑под которого появилась совершенной формы спиралька. — Потом уж по–настоящему стало туго.

Выпивоха с чувством юмора. Стивену он понравился. Джек выглядел так, будто бо́льшую часть жизни провел в развалинах Боснии. Худой, волосы длинные и нечесанные. Ему была нужна ванна, бритва, чистая одежда и пара новых ботинок.

— Выпивка не поможет вам встать на ноги. Можете мне поверить, я знаю.

— Да, но бутылка помогает мне забыть. —Что?

Джек окинул его усталым насмешливым взглядом:

— Вы кто? Психотерапевт по выходным?

— Я архитектор и подрядчик. — Стивен улыбнулся. — Совсем недавно я начал делать что‑то в самом деле стоящее.

— Лучше не отходите от чертежной доски, иначе попортите невесть сколько хорошего дерева.

— Буду рад воспользоваться услугами профессионала.

— Тогда вам стоит поискать его. — Джек снова огляделся вокруг, медленно, грустно. — Я алкоголик. Спросите у любого в городе. Не думаю, что смогу справиться с этим.

У Стивена появилось ощущение, что Джек имел в виду не только выполнение работы.

— Только что вы сделали первый шаг к трезвому образу жизни, мой друг. Вас гложет мысль о том, что вы не справитесь. Мой наставник в реабилитационном центре сказал мне слова, которые намертво засели в моей голове и помогали мне в те моменты, когда у меня пересыхало во рту и казалось, что я умру без глотка алкоголя. «Я не могу — может Бог. Я отдаю свою жизнь Ему».

— Помогает, если веришь в Бога.

— Дайте Ему хотя бы попытаться. Он удивит вас не раз.

— Не знаю. Это будет условием приема на работу?

— Нет. Но я христианин. Иисус теперь — центр моей жизни, и я хочу, чтобы так было всегда. Бог дает мне силу, которая помогает мне день за днем проживать без выпивки. Так что, если вы возьметесь за этот проект, мы будем много говорить о Господе в процессе работы.

Джек снова огляделся.

— Хорошо хоть не о политике. Стивен рассмеялся:

— Что скажете, если мы сначала пообедаем? У меня в холодильнике парочка сэндвичей. Обычно затовариваюсь по пятницам, когда возвращаюсь со строительной площадки в Сакраменто. — Стивен открыл холодильник, вынул завернутые в белую бумагу сэндвичи, передал их Джеку, снова занялся поисками съестного. — У меня есть содовая, фруктовый сок, молоко. Могу предложить воду. Или крепкий кофе.

— Кофе. — Джек содрал бумагу с бутерброда и откусил добрую его часть.

— Где вы живете, Джек?

— В трейлерном парке, — прожевав, ответил Джек.

Он откусил еще кусок.

Стивен налил кофе в кружку–термос.

У Джека мелко тряслись руки, когда он брал ее.

— У вас есть какие‑нибудь предварительные наброски этого безумия?

— Смотрите.

Стивен раскатал рулоны чертежей и закрепил их на столе.

Стараясь не пролить кофе, Джек принялся изучать их.

— Вы сберегли бы немалые деньги, если бы разнесли этот дом до основания и начали с нуля.

— Знаю, но я должен был пройти подобное испытание.

— Хорошее испытание. Что вы хотите сотворить из этого дома? Такое впечатление, что у вас раздвоение личности. Чего вы хотите: реконструировать, восстановить или модернизировать дом?

— Скорее, речь идет о стилизации под старину, элементы которой я отчаянно стараюсь сохранить.

— Как в фундаменте, который вы заложили. Хорошая работа, кстати.

— Спасибо. Еще я оставил некоторые старинные предметы. Этот этаж хочу отвести под офис и мастерскую; наверху собираюсь жить. В цокольном этаже — помещения для игр, бар для гостей или что‑то другое. Не знаю пока. Сейчас пытаюсь заменить дощатый пол на втором этаже. Пойдемте, посмотрите.

Джек последовал за ним вверх по лестнице, на каждой ступеньке рывком перенося свою правую ногу. Внимательно осмотрел металлические подпорки, поддерживающие крышу дома.

— Так, это уже, без сомненья, элементы современности. Собираетесь так и оставить?

— Думал о высоких арочных потолках, но я никогда не делал ничего подобного и не совсем уверен, что хочу возиться со штукатуркой. Что скажете о балках из красного дерева?

— Да, конечно. Нет проблем. — Он фыркнул. — Если ваши ближайшие родственники — Рокфеллеры. Почему бы вам просто не обшить эти подпорки пластинами золотого цвета? Дешевле, да и смотреться будет оригинально.

— Ладно. Что вы еще предлагаете?

Джек выпил немного кофе, все еще поглядывая на потолок.

— Вы достаточно высоко подняли крышу, можно устроить мансарду. Добавьте пол, и у вас появится чердак. Могу изготовить раму, чтобы оформить выход на чердак, если сумеете установить ее. Работать на стремянке я уже не в состоянии.

— А штукатурные работы?

— Знаю парня — первоклассный мастер. Поверхность можно сделать рифленой. Будет неплохо смотреться. Собираетесь устанавливать кондиционер?

— Не уверен.

— Установка кондиционера здесь будет дорого стоить. Мансарда, конечно, поможет поддерживать температуру, но еще не мешало бы установить на потолке вентиляторы. Иначе с наступлением лета поджаритесь как индейка в День благодарения. — Джек посмотрел по сторонам. — А что насчет остального?

— Открытое пространство. Основная черта дизайна — исключительная функциональность помещения. Там небольшая кухонька со встроенной плитой, микроволновкой, двойной раковиной, посудомоечной машиной, встроенным двухкамерным холодильником над столешницей, барной стойкой. Вдоль этой стены книжные полки, домашний кинотеатр.

— Можете подумать о встроенной кровати. Очень впишется в ваш безумный интерьер, и пространство будет оставаться открытым.

— Хорошая идея. Когда хотите начать работать?

— Вы шутите?

— Не–а. Вообще‑то мне сейчас лишние руки не помешают.

* * *

Пол повесил трубку и откинулся на спинку своего удобного кресла. За четыре дня поступила уже девятая жалоба по поводу гимнов, которые Юнис выбрала для воскресного собрания. Прихожанам было неприятно слушать эти гимны. Они вызывали у них чувство отвращения. Если бы она обсудила свой выбор с ним, он, безусловно, посоветовал бы нечто другое. Теперь ему приходилось выслушивать жалобы, приглаживать взъерошенную шерстку некоторых главных доноров церкви.

Даже Шила во время очередной консультации высказала несколько негативных замечаний по поводу выбора Юнис:

— Все эти упоминания про кровь вызывают у меня дурноту.

Весь вопрос в том, как сказать об этом Юнис. Уже одно то, что ему придется сообщить жене о создаваемых ею проблемах, вызывало чувство неловкости. Музыка всегда была одной из самых важных составляющих ее жизни и частью ее работы в церкви.

— У Юнис очень красивый голос, пастор Пол, — на днях признал Ральф Хенсон. — А вот ее репертуар смущает многих прихожан. Если мы хотим привлечь больше молодежи, нам жизненно необходимо проводить собрания в более современном стиле.

Новый помощник, Джон Дирман, не согласился с такой точкой зрения, но он работает в Центре без году неделя и не успел понять что к чему. Полу еще предстоит обозначить четкие границы его обязанностей.

Когда Пол вернулся домой, Юнис была на кухне. На столе стояла миска с салатом и миска с домашним маринадом. Юнис как раз окунала в маринад куриные грудки и выкладывала их на противень.

— Как прошел твой день?

— Работал не покладая рук. — Пол развязал галстук. — Выглядит аппетитно. — Когда он встретился взглядом с женой, его кольнуло острое чувство вины. — Пойду переоденусь.

Сейчас ему хотелось выиграть время, а потом уж приступить к разговору о жалобах.

Юнис поставила противень в духовку.

— Какие‑то проблемы, Пол?

Говорила она ровно, спокойно. Прислонившись к столешнице, Юнис смотрела прямо на него. Взгляд ясный, открытый.

Проблема была в ней.

— Мы поговорим об этом позже, дай только переоденусь.

Кинув пиджак на кресло, стоящее рядом с окном, Пол вошел в гардеробную. Не стоит делать из мухи слона. Он должен как следует все растолковать. Она прислушается к голосу разума. Она всегда так поступает. Тогда почему его мучают эти неприятные ощущения где‑то в области желудка? Откуда эта уверенность, что после сегодняшнего вечера их отношения изменятся навсегда? Он всего–навсего собирается попросить ее более тщательно отбирать ту музыку, которая наилучшим образом соответствует вкусам современного прихожанина. Нет, она поймет.

Когда же на обеденном столе Пол увидел зажженные свечи, ему стало не по себе. Он сел на свое место во главе стола, произнес молитву, особо выделив предназначенную им обоим роль — приводить людей к Христу.

— Что беспокоит тебя, Пол?

— Давай сначала поедим.

Он отрезал кусочек куриной грудки и положил в рот. Сделал глоток воды со льдом.

— Может, мясо слишком сухое?

— Нет. Очень вкусно. Как всегда.

Юнис взяла со стола белую хлопчатобумажную салфетку и положила себе на колени.

— У тебя сегодня вечером собрание, не так ли?

— Да, начнется в восемь.

— В семь тридцать я ухожу.

— Куда это ты собралась?

— Сегодня среда.

—Ну и?

— Я же хожу на занятия по изучению Библии к Сэмюелю. Раздраженный, Пол глянул на нее:

— Я думал, мы пришли к согласию на этот счет. Люди могут неправильно истолковать твои походы туда.

— Люди, которые посещают эти занятия, уже давно не ходят в нашу церковь.

Его раздражение моментально переросло в ярость.

— Что ты имеешь в виду?

— Ничего, Пол. — Юнис отрезала маленький кусочек куриного мяса.

Пол кинул вилку на тарелку:

— Что происходит, Юнис? С тобой‑то что?

Она удивленно посмотрела на мужа:

— В каком смысле?

— Какова истинная причина твоих визитов к Сэмюелю?

Она озадаченно вглядывалась Полу в глаза.

— Изучение Библии, желание проводить время с верующими, которые к тому же являются моими друзьями. Кроме того, это единственное место, где я чувствую себя в своей тарелке.

— К Стивену Декеру это, надеюсь, не имеет никакого отношения? Он ведь тоже ходит на эти библейские уроки, да?

Губы ее чуть приоткрылись.

— Больше нет. А что? — Юнис пристально смотрела на него. — На что ты намекаешь?

— Держись от него подальше.

Она тоже отложила свою вилку.

— Сразу после того, как я начала посещать эти занятия, Стивен перестал ходить на них. Он переехал в Роквилль. Я люблю тебя, Пол. Надеюсь, в этом ты не сомневаешься?

Пытливый взгляд Юнис нервировал его.

— Не сомневаюсь. — Пол отрезал еще один кусочек курицы.

— Тогда что ты имел в виду?

Пол подумал о Шиле и торопливо проглотил отрезанный кусочек.

— Ничего. Неважно. Забудь.

— Что происходит, Пол?

Нельзя сказать, что у него завязалась любовная интрижка с женой Роба Атертона. Так, только один поцелуй…

— Ничего. — Пол почувствовал, как жар разливается по телу, он залпом выпил полстакана воды, но это не помогло. Попытался сосредоточиться на еде. — Давай оставим это. Ладно?

— Почему ты так раскраснелся?

Пол с шумом положил на стол нож с вилкой.

— Потому что я зол! Понятно?

Юнис вздрогнула, глаза ее широко распахнулись.

Почему ей вдруг понадобилось так смотреть на него? Она точно знает, как управлять им, на какие кнопочки нажимать.

— Может, я все‑таки подвергаю сомнению твою преданность. Имеешь ли ты хоть малейшее представление, сколько неприятностей доставила мне за эту неделю?

А не делала ли она это специально?

Юнис перестала есть. Вскинув голову, снова пристально посмотрела на него:

— Тебе ничто не мешало сказать мне об этом. И если ты не поспешишь выговориться, тебя, по всей вероятности, сейчас хватит удар.

— Ладно. Ты шокировала нескольких очень важных людей гимнами, которые исполняла во время последних воскресных молитвенных собраний.

— Кого ты имеешь в виду под «очень важными людьми»? Толстосумов?

Пола окатило жаром. Сердце гулко забилось. Руки сжались в кулаки. Он уставился на жену немигающим тяжелым взглядом.

— Быть может, у тебя есть возможность быть беспристрастной, у меня же такой возможности нет. Люди приходят в замешательство, потом раздражаются. И, наконец, счета церкви остаются неоплаченными. Все останавливается. Ты этого хочешь?

— Неужели наше служение теперь зависит от денег?

— Ты нарываешься на ссору? С тех пор как Тим уехал к моей матери, ты ходишь мрачнее тучи, разобиженная на весь свет.

— Не разобиженная, а тоскующая. Опять она хочет вывести его из себя.

— Знаешь, я тоже скучаю по Тиму. Вообще‑то я его отец. — Пол продолжал в упор смотреть на нее. — Просто больше не делай этого, Юнис. Мне это совершенно ни к чему: пережить еще один такой день.

— Я должна поступать по совести, Пол.

Он не верил своим ушам. Неужели она ослушается его?

— А я не поступаю? Ты это имеешь в виду, не так ли? — Юнис опустила голову. Ее молчание было красноречивее слов. — Думаю, тебе следует отдохнуть от своих обязанностей по музыкальной части. Пока не придешь в себя. — Аппетит пропал полностью. Он даже не мог притворяться. — Послушай, я вовсе не хочу тебя обидеть, Юнис, но ты подорвала мое доверие к тебе. Ты противопоставила себя мне, моему профессионализму.

Юнис взяла с колен салфетку, сложила ее, положила обратно на стол.

— Ты не можешь всегда и всем угождать. Ты должен сделать выбор. Я тоже должна была сделать выбор.

Пол заерзал на стуле:

— Многие люди считают, что выбранные тобой гимны гнетущие и тягостные.

— Как они могут кого‑то угнетать? Ведь они о спасении.

— Ты знаешь, что я имею в виду. Почему ты все усложняешь?

— У меня есть право защищаться? Или решение уже принято? Скажи мне, кого и как я шокировала.

— На предыдущей неделе ты выбрала два гимна о крови Христовой. Помнишь?

— Два из шести.

— А потом ты спела о распятии. Многие, очень многие — в том числе старейшины, не то чтобы простые прихожане — посчитали тему… скажем так, менее чем привлекательной. Теперь ты понимаешь?

Пол сожалел, что был резок с женой, но она сама вынудила его. Она вообще очень изменилась за последние месяцы. Обычно она всегда старалась ему угодить. Теперь же Полу было трудно избавиться от чувства, будто они схватились в смертельном поединке. Как ему хотелось вернуться в безмятежность старых времен. Тогда ему стоило лишь намекнуть, и она повиновалась. И никогда не мешала ему.

— Когда‑то ты прислушивался ко мне, Пол.

— Я и сейчас готов.

Выражение лица Юнис смягчилось.

— Тогда, надеюсь, ты поймешь меня правильно, поймешь, что только любовь стоит за моими словами. — Она перевела дыхание. — Если во время воскресных проповедей людям не рассказывают о том, как Иисус пролил Свою кровь ради них, пусть они узнают об этом из гимнов.

Несмотря на безбрежную кротость, с которой были произнесены эти слова, Полу показалось, что ему отвесили хорошую оплеуху.

— Мне жаль, что ты такого низкого мнения о моих профессиональных качествах.

— Я очень высокого мнения о тебе, Пол. Я люблю тебя.

— Тогда тебе пора на деле доказать это. Любовь означает преданность.

-— Любовь также означает искренность в отношениях друг с другом.

— Может, пора напомнить тебе, где твое место? Я пастор, а не ты.

— Быть честной со своим мужем — вот моя обязанность.

Какое‑то время Пол смотрел на Юнис, не отводя взгляда.

— Ты ведь не собираешься идти на компромисс?

— Нет, думаю, я уже слишком много уступала.

— Хорошо, Юнис. Оставайся при своем. С сегодняшнего дня музыку будет подбирать Лавонн Локфорд.

У Юнис глаза наполнились слезами.

— Ты думаешь, Лавонн переживает за твое служение так же, как я?

— Я думаю, ты не понимаешь, какую роль играешь в моей жизни. Ты должна быть моим помощником. Вместо этого ты становишься помехой.

— Я не воюю с тобой, Пол.

— Нет, именно воюешь!

— Все мы участвуем в сражении, но это духовное сражение. Пола затрясло.

— И ты считаешь себя более духовной, чем я? Более праведной, чем я? А знаешь, что я обо всем этом думаю? Ты настроилась против меня с тех пор, как Тим уехал к моей матери. Думаю, это все из‑за обиды, ты жалеешь себя и поэтому нападаешь на меня, считая меня плохим отцом! Попробуй опровергни это! Только начни!

Слезы покатились по ее щекам.

— Как плохо ты меня знаешь.

— Понимаешь ты это или нет, но на борьбу со мной тебя подвигнул дьявол. — Пол увидел, как Юнис побледнела. Удовлетворенный, он нанес еще один удар: — Я поговорю утром с Ральфом, узнаю, нет ли другой сферы, где мы сможем тебя использовать.

В ее глазах вспыхнули огоньки.

— Не надо, пожалуйста.

— Что не надо? Рассчитывать, что ты будешь вести себя, как положено моей жене?

— Использовать меня. Больше не надо. Думаю, будет лучше, если я на какое‑то время отойду от дел.

У Пола снова появилось такое чувство, будто его ударили.

— А что я скажу людям?

— Что я больна.

— Разве?

— Да, Пол. У меня болит душа от всего, что я вижу в нашей церкви.

Пол швырнул салфетку в тарелку с недоеденным обедом и резко отодвинул стул.

— Пойду побегаю.

Но даже пробежав милю, он так и не сумел избавиться от преследующего его чувства вины.

* * *

Сэмюель закончил наводить глянец на свой «де сото» и решил, что денек весьма неплох для непродолжительной поездки. Прошло вот уже несколько недель с тех пор, как Стивен Декер в последний раз постучался в его дверь. Так что, подумал Сэмюель, никакого вреда не будет, если он поедет в Роквилль и посмотрит, как идут дела у Стивена. Сэмюель давненько не бывал в тех краях. С тех самых пор, как Бьорн Свенсон переехал в дом для престарелых.

Избегая пробок на автострадах, Сэмюель поехал по тихой сельской дороге. Он до конца открыл окно и выставил в него локоть, наслаждаясь теплым ветерком. В воздухе витал запах горячего песка вперемежку с ароматом уже созревшего миндаля. На въезде в Роквилль Сэмюель еще раз задался вопросом, почему Стивен Декер вдруг решил покинуть Сентервилль и переехать в город, хорошие времена которого остались далеко в прошлом. Найти дом Стивена оказалось проще простого. Вид этого дома вызвал короткий смешок у Сэмюеля. Интересно, Стивен отдает себе отчет в том, что делает? Или у Бога такое своеобразное чувство юмора? Сэмюель припарковался. Как только он вышел из машины, до его слуха долетел пронзительный визг пилы, всеми своими зубьями впившейся в дерево. Входная дверь была открыта, в воздухе стоял сильный запах деревянных опилок. Внизу кто‑то постукивал молотком.

Гигантского роста плотник приподнял свои защитные очки: — Кого‑нибудь ищете?

Сэмюель на глазок прикинул, что росту в нем больше шести футов.

— Стивена Декера.

— Эй, босс, у тебя гость.

— Спроси, что он продает! — подал голос Стивен.

Гигант пригляделся к Сэмюелю:

— Коммивояжер?

— Нет. Меня зовут Сэмюель Мейсон. Я друг…

— Да ну! Я вас знаю. — Плотник живо стащил с руки перчатку и поздоровался с гостем. — Вы тот самый учитель Библии, о котором Стивен нам все уши прожужжал. Имя мое Карл, но все называют Каланчой. — Он крикнул Стивену: — Эй, босс! Это Сэмюель!

— Тогда прояви гостеприимство, верзила! Предложи ему содовой! Проводи вниз, в цоколь. Попроси его прихватить с собой пару баночек.

— Ладно! Ладно! — Улыбаясь Сэмюелю, он кивком головы указал, куда идти. — Вон там стоит холодильник. Распоряжайтесь. Лестница сзади.

Сэмюель достал три банки содовой. Душная жара на первом этаже сменилась прохладой каменных блоков и бетона. Стивен стоял, склонившись над кульманом, поставив одну ногу на невысокий ящик, и изучал чертежи в обществе молодого человека с длинными волосами, схваченными резинкой. Завидев гостя, Стивен выпрямился и заулыбался.

— Сэмюель! Здорово, что заехали. — Он передал содовую парню и открыл свою банку. — Сэмюель, познакомьтесь с Джеком Боденом. Джек, это Сэмюель Мейсон, мой наставник по изучению Библии.

Они пожали друг другу руки.

— Рад встрече с вами, Сэмюель.

— Взаимно.

Парень был молод, но глаза у него были как у старика.

— Итак, что вы подумали о доме, когда подъехали? — Стивен поднял банку содовой. — То же, что и все остальное население городка, — парень выжил из ума?

— Не–а.

— Что понапрасну трачу свое время и деньги?

— Все зависит…

— От чего?

— От Божьей воли. Стивен рассмеялся:

— Даже не задумывался на этот счет. Давайте я покажу вам дом.

Наверху Сэмюель встретился с Гектором Мендозой и Кэлом Дэвисом.

Прямо в сердце города это здание в скором будущем должно было стать сверкающим бриллиантом посреди каменной свалки, не меньше. Ничто не происходит случайно. Против собственной воли Сэмюель широко улыбнулся. В последнее время он очень нуждался в напоминании, что Бог — владыка всего. И вот, пожалуйста. Твердый в своей вере, как скала, Стивен все еще держится. Слава Богу. Человек предполагает, но все происходит по воле Божьей.

Стивен предложил всем немного отдохнуть. Каланча, Джек, Гектор и Кэл спустились к ним в подвал. Все разместились на складных стульях, наслаждаясь прохладой каменных стен.

— Знаете, о чем я тут подумал? — Стивен хитро улыбнулся.

— Внимание, amigos[57]. El hombre[58] родил еще одну безумную идею.

— Предлагаешь крышу покрыть парусиной? Стивен усмехнулся:

— Смогу я вас уговорить приезжать сюда раз в неделю и проводить занятия по чтению и изучению Библии?

— Я слишком стар, чтобы пускаться в путь поздно вечером.

— Это не проблема. Можете оставаться здесь. Отдам вам самую лучшую в доме комнату.

— Послушайтесь моего совета: выбирайте подвальный этаж, — сказал Каланча.

Сэмюель понял, что Стивен не шутит.

— Почему бы тебе самому не проводить занятия?

— Я пробовал, но у этих парней больше вопросов, чем у меня ответов.

Сэмюель окинул взглядом небольшое мужское собрание. Было бы неплохо организовать здесь еще одну группу, но вдруг он почувствовал легкий толчок, будто Господь указывал ему другое направление.

— Давай поговорим на эту тему позже.

Стивен понимающе кивнул, настаивать не стал.

Сэмюель посидел еще с полчаса.

— Я лучше поеду, а то ребята не могут работать из‑за меня.

Стивен вышел из дому следом за Сэмюелем и снова спросил о библейских уроках.

— Знаешь, мой дорогой друг, если Господь дает тебе поручение, Он и снабдит тебя всем необходимым для его исполнения.

— У вас за плечами годы опыта. Вы анализировали и изучали Библию всю жизнь.

— Когда‑нибудь тебе нужно будет начинать, Стивен. Сейчас самое подходящее время.

— Мне не хватает наших библейских уроков по средам. Та группа стала моей семьей.

— Мы тоже по тебе скучаем.

— Все собираются по–прежнему?

— Салли и Чарли приходят. И Юнис… — Ой!..

Стивен тихо рассмеялся:

— Не смотрите так на меня, Сэмюель. Мне лучше держать дистанцию. Эбби знала.

— Да. Эбби знала. Мы оба знали. Только вот я забыл.

— Ну и хорошо. Сделайте одолжение и забудьте снова. Ладно?

Сэмюель понял, что помимо Юнис что‑то еще удерживало Стивена от посещения его занятий.

— Что еще беспокоит тебя?

— Пол меня беспокоит. Заставь дурака Богу молиться, он и лоб расшибет.

— Что ты имеешь в виду?

— Ничего. Не берите в голову. — Стивен криво усмехнулся. — Как сами видите, мне еще много нужно пройти, чтобы научиться любить своего врага.

Сэмюель и не предполагал, что Стивен настолько глубоко обижен.

— У меня тоже были сложности в отношениях с Полом.

— Да уж, наверняка вам пришлось повоевать с ним.

— Пол не враг, Стивен. Мы боремся не против крови и плоти[59].

— Знаю.

Они пожали друг другу руки, стоя у «де сото». Сэмюель сел в машину и приоткрыл окно:

— Молись за него.

— Легче сказать, чем сделать.

— На протяжении вот уже многих лет я неустанно молюсь за Пола. Пусть поначалу это станет актом послушания. И некоторое время ты будешь относиться к этому именно так. Но я скажу тебе, Стивен, одну вещь. Ты не сможешь продолжать ненавидеть Пола, если будешь молиться за него. Бог поможет тебе увидеть, каким человеком может быть Пол, если снова склонит голову. — Сэмюель включил зажигание. — Помни, Иисус принял страдания и умер ради людей, несмотря на то что они еще были грешниками.

— Скоро Полу придется за многое ответить.

По всему было видно — эта мысль не доставляла Стивену удовольствия.

Сэмюель вновь ощутил легкий толчок. Господь ждал от него чего‑то еще.

— Стивен, будь наготове.

— Для чего?

— Пока точно не знаю. Но, по–моему, в скором будущем Пол Хадсон будет нуждаться в нашей поддержке. Думаю, ждать осталось недолго. Когда настанет этот день, мы должны быть готовы сделать то, к чему призовет нас Иисус.

Сэмюель поднял руку на прощание и выехал на дорогу.

Ничто не происходит случайно. Даже импульсивные поступки чаще всего имеют под собой рациональное объяснение. Горячий ветер вновь ворвался в машину, принеся с собой запахи Большой Калифорнийской долины. Чувство полного умиротворения снизошло на Сэмюеля по дороге домой. Необъяснимого, драгоценного умиротворения.

Послание, с которым отправил его Господь, было получено.

* * *

Пол слушал членов строительного комитета и чувствовал, как усиливалось отчаяние, поднимающееся откуда‑то из желудка. Все, казалось, идет не так. Вместо того чтобы объединиться, все, напротив, отстранились друг от друга, каждый упорно гнул свою линию. Джеральд Боэм провел уик–энд в районе Ноб–Хилл в Сан–Франциско и посетил богослужение в соборе Милости Господней. Теперь он был всецело поглощен идеей создания лабиринта.

— Мы можем отвести под лабиринт новое многофункциональное помещение.

— Да на что нам это? — Марвин налил себе еще один стакан холодной воды.

— Идея заключается в том, чтобы люди могли пройти духовный путь. В лабиринте будут знаки для остановки на молитву.

Его оппонент презрительно фыркнул:

— Как во время «крестного пути»?[60]

— В католической церкви я подобного не видел.

— Но суть‑то в чем? — не успокаивался другой. — Разве лабиринт по определению не предназначен для того, чтобы ходящие по нему люди заблудились?

— Нет. Я увидел здесь совсем другое. Когда ты доходишь до конца, на тебя нисходит озарение.

— Только потому, что ты прогулялся по выложенному плиткой полу?

— Через каждые несколько футов ты останавливаешься, читаешь инструкции, размышляешь, ну, или следуешь написанному. Затем двигаешься дальше.

— Отдает оккультизмом «Новой эры»[61], — подал голос Пол.

— Вполне возможно, но разве наши усилия не направлены на привлечение приверженцев этой самой «Новой эры»? А писать инструкции ведь будем мы.

— Сколько будет стоить подобный проект? — Марвина всегда интересовала только основа основ — деньги. В этом и заключалась его, казначея церкви, работа.

— Пара тысяч, полагаю. Не более.

— Не более? — фыркнул Марвин. — Мы едва сводим концы с концами. На счету каждый входящий цент.

У Пола на лбу выступили капли пота.

— Я думал, в этом месяце пожертвования были немаленькими. Краска бросилась в лицо Марвина.

— Да. Безусловно, так оно и есть. Я не говорю, что денег у нас не хватает. Просто у нас нет лишних денег, которые можно тратить на новые проекты.

— Что ты хочешь этим сказать? — Лицо Джеральда потемнело. — Что моя идея дурацкая?

— Разве я произнес слово «дурацкая»? Дорогая. То есть обойдется недешево.

— Ладно, — резко прервал перепалку Пол. — Ладно! По крайней мере, над этой идеей стоит подумать, Джеральд. Ты тоже прав, Марвин. Нам следует придерживаться нашего бюджета. Возможно, мы сможем включить этот проект в список важных дел на следующий год.

Полу потребовалось некоторое время, чтобы утихомирить людей, но к этому моменту желудок его уже крутило так, что не было сил терпеть. Эмоции в тот вечер перехлестывали через край. Казалось, члены комитета уже не способны услышать друг друга. Все сошлись только в одном — предстоит много работы.

— Может, на тебя опять снизойдет озарение по поводу увеличения фондов, Джерри? — произнес Марвин воинственным тоном.

— Марвин, — Пол бросил на него укоризненный взгляд, — нам сейчас вовсе не до увеличения фондов.

— На носу Пасха, — заметил Джеральд. — Пожертвования всегда бывают более щедрыми во время Пасхи.

— А что, если на этот раз все окажется иначе? — Марвин всегда предрекал самое неблагоприятное развитие событий. — Мы же не можем дожидаться рождественских пожертвований, Пол?

— А в чем, собственно, проблема? — перешел в атаку Джеральд. — По–моему, на последнем совещании ты заявил, что денег у нас достаточно, чтобы спокойно пережить квартал.

— Ну, я тогда так думал. Но у нас появились непредвиденные расходы.

— Какие расходы? — послышался чей‑то голос.

— Тот парень, что свалился с лестницы. Тиббитсон. Помните? Счета из больницы оказались довольно внушительными.

— А как же страховка?

— Как раз сейчас я занимаюсь этим. Хотя недавно Тиббитсон заявил, что ему в придачу ко всему нужна физиотерапия.

Все заговорили разом.

Полу начало казаться, будто он пожарный, который пытается спасти поле пшеницы от летящих на него искр. Когда стало очевидно, что никто никого не слушает, он с силой хватил кулаком по столу. Пораженные, все вмиг умолкли. Пол постарался улыбнуться.

— Давайте передохнем, ладно? Запишите все свои пожелания, и я тогда смогу их проанализировать. Теперь давайте просто остынем и насладимся пирожными.

— Неплохая мысль. — Марвин взял одно пирожное.

Все дружно согласились.

— На чем я остановился? — продолжил Пол, торопясь отдалиться от темы дискуссии и поговорить о чем‑нибудь более приятном. — Слышал, твоя дочь получила документы о зачислении в колледж, Кэл. С нас подарок.

— Она не будет там учиться, если мое слово хоть чего‑то стоит.

— Почему?

— Она прослушала какую‑то донкихотскую проповедь о значении миссионерской деятельности. Я сказал ей, что могу отправить ее учиться в Южнокалифорнийский университет, но я не собираюсь тратить двадцать пять тысяч долларов в год на то, чтобы она ходила в какой‑то безымянный христианский колледж, а потом зарабатывала меньше, чем почтовые работники. Никогда в жизни!

К концу совещания у Пола жесточайше раскалывалась голова. По пути к автостоянке мужчины разговорились о своих женах, которые этим вечером собрались на вечеринку с ароматическими свечами.

— Ароматерапия — это последний писк моды. С тех пор как Кристин занялась этим делом, она стала грести деньги лопатой.

— Да, моя жена по ее указке жжет эти свечи сутки напролет. Как только я переступаю через порог, могу с точностью определить, в каком настроении она пребывает. Если преобладает лавандовый запах, значит, она пытается успокоиться после какой‑нибудь встряски.

— Ну, а если в доме витает запах корицы — тебя ждет романтично настроенная жена, так, Дон?

Все рассмеялись.

— Как себя чувствует Юнис? Лучше?

— Немного. Она старается не придавать своему недомоганию слишком большого значения.

— Джесси сказала, что Юнис выглядит похудевшей. — Джеральд сказал еще несколько слов о своей жене, школьной медсестре, рассказавшей, как много сейчас девчонок в школе, которые выглядят как голодающие в Эфиопии только потому, что горят желанием быть похожими на кинозвезд.

Ларри похлопал Пола по спине:

— Скажу Кристин, чтобы она занесла вам парочку своих свечей. Юнис вмиг почувствует себя лучше. Кристин сейчас занялась какими‑то травяными отварами, которые стопроцентно положительно влияют на здоровье.

Полу даже не хотелось думать, как Юнис может отреагировать на приход Кристин с ароматизированными свечами.

— С тех пор как Юнис оставила хор, она много часов проводит за чтением Писания.

— Это хорошо. А моя Кристин медитирует. Она специально выделила для этого целую комнату, обставила ее. На прошлой неделе купила домашний фонтанчик. Говорит, звук журчащей воды обладает успокаивающим воздействием на душу. Она заставляет весь стол свечами, зажигает их, выключает свет и слушает Янни[62]. Говорит, помогает сконцентрироваться. Может, Юнис тоже именно этого и не хватает? Концентрации?

«Концентрации на чем?» — хотел спросить Пол, но не стал. Джеральд мог обидеться. Хадсон пожелал всем доброй ночи и направился к своему новенькому «лексусу», припаркованному в дальнем углу стоянки. До него все еще доносились их голоса, пока они разбредались по своим машинам.

— У моей жены уже целая дюжина этих компакт–дисков с кельтской музыкой. Она слушает их круглосуточно.

— Это лучше рок–музыки, которую крутит мой отпрыск…

Пол щелкнул пультом сигнализации, открыл дверцу машины,

скользнул внутрь. Медленно выдохнув, открыл бардачок и достал выписанные доктором таблетки. Желудок снова мучил его. В кармане пиджака завибрировал сотовый. Пол достал его и швырнул на заднее кожаное сиденье, где тот угрожающе застрекотал, как гремучая змея. Сильный спазм заставил Пола со всей силой вцепиться в руль. Через несколько секунд телефон замолчал. Только тогда Пол взял его и нажал на кнопку. Мгновенно узнал последний номер из списка пропущенных звонков. Шила. Часы на приборной доске показывали 22.18.

Всем его существом завладело искушение. Полу казалось, что оно когтями вонзилось в его плоть, и от этого волны жара пробегали по всему его телу. Затем когти превратились в клыки.

Он может позвонить Юнис и сообщить, что у него срочный вызов.

Или может проигнорировать звонок.

Роб Атертон уехал в очередную командировку. Полу было это доподлинно известно, так как Шила упомянула об этом в воскресенье утром, когда разговаривала с Юнис.

— Юнис, тебе обязательно нужно зайти ко мне и поплескаться немного в бассейне. Я осталась совсем одна. Роба не будет всю неделю. Опять едет во Флориду. — Шила поцеловала Юнис в щеку. — Ты же такая бледная, дорогуша. Немного солнца сотворит с тобой чудо. — Потом она улыбнулась Полу, будто только сейчас вспомнила о его присутствии. — О, вы, разумеется, тоже приглашены, пастор Пол.

Он с готовностью посмеялся, сказал что‑то по поводу забытого мужа. Взглянуть на Юнис он не рискнул, боялся, что она может заметить чувство вины в его глазах.

На его совести маленькая оплошность. Вот и все. Но то, чего Юнис не знает, не может обидеть ее. И он не позволит себе повторить ошибку. Ухватившись покрепче за руль, он повернул ключ зажигания.

Войдя в дом, Пол увидел свет в гостиной. Юнис сидела, закинув голову, с закрытыми глазами, с раскрытой Библией на коленях. На секунду ему показалось, что у него дежа вю. Но тогда на месте Юнис была его мать. Может, все дело в том, что у его матери и Юнис так много общего? Юнис тоже все время читает Библию, и сейчас даже больше, чем когда они только поженились. Она открыла глаза и обнаружила стоящего перед собой мужа.

— Вид у тебя уставший. Трудное было совещание?

Полное фиаско! Пол чувствовал себя так, будто мерился силами с профессиональными борцами, стоя по колено в грязи. Но он не собирался делиться своими переживаниями с Юнис.

— Все нормально. Кое‑что сделали.

Да, он сумел установить контроль над ними.

Юнис закрыла Библию и положила ее на журнальный столик.

— Хочешь поговорить?

— Вообще‑то нет. — Последнее, чего ему хотелось, это затеять разговор по душам со своей женой. Он не желал обсуждать с ней то, что сейчас творилось с ним. Он все больше и больше влюблялся в Шилу Атертон и очень боялся, что был совершенно бессилен против этого чувства.

— Думаю, лучше пойду на боковую. Изнемогаю от усталости.

— Я молилась за тебя, Пол.

Он поднял голову.

Юнис смущенно улыбнулась.

— Вообще‑то я всегда молюсь за тебя. — Улыбка ее вмиг увяла, когда она встретилась с ним глазами. — У меня просто было такое ощущение, что сегодня ты нуждался в молитве как никогда.

Он был рад приглушенному освещению, которое услужливо скрыло появившийся румянец на его щеках.

— Почему ты так решила?

— Сама не знаю. По–моему, тебя что‑то беспокоит. Разве не так? Пол снова подумал о Шиле, и его снова охватил стыд.

— Нет. Все хорошо. — Он выжал из себя улыбку. Совесть мучительно терзала его. — Но не прекращай молиться.

Юнис встала, выключила лампу на журнальном столике. Свет от уличных фонарей достаточно освещал комнату, чтобы можно было разглядеть приближающийся к нему силуэт жены. Юнис нежно дотронулась до его лица.

— Я люблю тебя.

— Знаю. — К горлу подступил ком. — Я тоже тебя люблю. — Он и впрямь любил ее. Просто не так сильно, как когда‑то. Пол притянул ее ближе и услышал ее легкое дыхание. — Знаю, порой кажется, что это не так, но я люблю тебя.

Я хочу любить ее, Боже. Пол приподнял подбородок Юнис и поцеловал ее. Он целовал ее нежно… пока думал о Шиле.

Пол решил, что все прошло замечательно, пока не проснулся глубокой ночью и не обнаружил себя одиноко лежащим в кровати; от той половины, где должна была спать Юнис, веяло прохладой. Из‑под двери в их ванную просачивалась полоска света. Пол встал. Уже хотел было постучать, как услышал плач жены. Горькие, приглушенные чем‑то мягким рыдания. Полотенце? Перед мысленным взором возник образ Иисуса, омывающего ноги Своим ученикам. Пол закрыл глаза, постоял какое‑то время и затем осторожно, стараясь не шуметь, вернулся в кровать.

Через час Юнис тоже вернулась, укрылась одеялом и свернулась калачиком на почтительном от него расстоянии. Но Пол чувствовал тепло, исходившее от ее тела.

Он лежал в темноте, не спал. Попытался молиться, но мысли разбегались в разные стороны. Когда его жизнь вышла из‑под контроля? Почему он больше не в состоянии что‑либо исправить?

Может, он съел что‑то не то? Может, у него начинается грипп? Ему нужно перестать все время беспокоиться. Господь сказал: «…не беспокойтесь…»[63] Это грех. Все под контролем.

Мысли стали блуждать. Они то накатывали, то отступали, как волны на берег моря. Пол оказался в их власти. Потом он обнаружил себя в океане, в ледяной воде. Он изо всех сил работал руками и ногами, но, несмотря на все усилия, течение несло его на скалы. Пол видел, с какой необычайной силой волны разбивались о скалы. Беспомощный перед властью океана, он налетел на риф. Никак не удавалось нащупать какой‑нибудь уступ, чтобы ухватиться рукой. Каждый раз, когда Пол хватался за камень, волна уносила его в сторону. Он оказался в гуще морских водорослей. Ноги запутались, а волны все продолжали накатывать на него, толкать его и хлестать, наваливаясь на него своей неимоверной тяжестью.

Ему никак не удавалось выбраться на поверхность, чтобы глотнуть воздуха. Пол боролся, пытаясь вырваться из плена склизких водорослей, сомкнувшихся у него над головой. Воздух! Ему нужен воздух! Его легкие вот–вот разорвутся! К нему потянулась рука, но ухватиться за эту руку было страшнее, чем утонуть.

Пол резко проснулся. Все еще было темно. Сердце бешено колотилось. Он протянул руку, Юнис не было. Часы показывали 5.30. Она уже встала. Наверное, готовит кофе.

Пола трясло; судорожно глотая воздух, он постарался расслабиться. Попытался внушить себе, что это был просто ночной кошмар, который ничего не значит.

Но Полу не удалось избавиться от чувства, что Господь долгое время пытается ему что‑то втолковать, а он все никак не может расслышать, что именно Бог говорит ему.

_15.

Поздно вечером Стивен все еще работал над проектом административного здания в Роузвилле, когда до его слуха донесся тихий стук в дверь. Было одиннадцать вечера. Может, Джек? Первые месяцы трезвой жизни даются нелегко. Стивен встал со стула и направился к входной двери.

Окна уже были прикрыты жалюзи, так что теперь никто не мог заглянуть внутрь. Изящный витраж на новой входной двери защищал от посторонних глаз. Через стекло Стивен заметил, что гость ниже Джека.

Открыв дверь, он увидел незнакомца в пестрой вязаной шапочке, в куртке камуфляжного цвета, в грязных потертых джинсах и тяжелых ботинках наподобие армейских. На мощеной дорожке лежал холщовый мешок. Поздний гость не произнес ни слова, он стоял с опущенной головой и поникшими плечами.

Хотя лица незнакомца Стивен не мог рассмотреть, он неожиданно почувствовал нутром, что это…

— Бриттани?

— Я не знала, куда идти.

— О, Боже! О, Иисус, благодарю Тебя! — Он притянул ее к себе и почувствовал, как она напряглась. — Я чуть с ума не сошел, так беспокоился о тебе. — Девушка вся дрожала, возможно, из‑за холодного ночного воздуха. Он чуть ослабил свои объятия. — Заходи.

Стивен подобрал ее скарб, который весил не больше двух фунтов.

— Роквилль, — бесцветно произнесла Бриттани, когда вошла в прихожую и огляделась по сторонам. — Думала, может, ты вернулся в Сакраменто.

Стивен положил ее холщовый мешок на кожаный диван.

— Ты ездила в Сентервилль?

— Да. А потом я позвонила маме. — Дочь не решалась посмотреть отцу в глаза. — Трубку взял ее муж, он сказал, что ты переехал то ли в Роклин, то ли в Рок–Хилл, то ли в Роквилль. Он точно не помнил. Посоветовал посмотреть в телефонном справочнике на «Дизайн и строительство Декера».

Стивен начал понимать, как все произошло.

— И ты не говорила с матерью?

— Джефф сказал, что ее нет дома. — Бриттани пожала плечами. — Какая разница?

Даже если бы Кэтрин получила сообщение, она не передала бы ему информацию. Стивен вдруг услышал, что у Бриттани урчит в животе.

— Пойдем наверх. Посмотри дом, пока я готовлю ужин. — Он пошел впереди, а когда оглянулся, увидел, что дочка покорно идет за ним, низко наклонив голову. Он не стал гасить свет на первом этаже, наоборот, включил еще и лампы на лестнице. Ковровая дорожка, лежащая по центру лестницы, приглушала топот ее ботинок. Интересно, носки у них металлические?

— Хочешь чего‑нибудь выпить?

— Да. — Бриттани мрачно усмехнулась. — У тебя найдется мартини?

Скорее ядовитая шутка, чем вопрос. Стивен не знал, что движет ею, поэтому решил говорить без обиняков.

— Я больше не пью, Бриттани, поэтому не держу спиртное в доме.

— Боишься не удержаться?

Она явно пыталась подколоть его.

— Я живу одним днем и не хочу притворяться, что мне легко дается эта битва.

Девушка подняла голову, и Стивен увидел синяк, разбитую и опухшую губу и царапину на щеке. Внутри у него все вскипело. Ему сразу захотелось усадить дочку себе на колени, приласкать ее и спросить, кто ее ударил. Но он заставил себя стоять на месте.

И молчать. Ее поза, сжатые в кулаки руки говорили о том, что вмешиваться нельзя, а проносящиеся в голове вопросы следует оставить при себе.

Открыв холодильник, Стивен засунул в него голову, чтобы она не видела выражения его лица.

— У меня есть молоко, апельсиновый сок и содовая. — Хорошо, что накануне он зажарил два куска мяса на косточке. Один остался. Еще нашлась упаковка салата и заправка к нему. За пару минут он приготовит в микроволновке картофель с маслом и сметаной.

— Молоко, — сказала она. — Пожалуйста.

Стивен наполнил высокий стакан. У Бриттани дрожала рука, когда она брала его. Произнося слова благодарности, она даже не подняла глаз. Он вернулся на кухню, помыл несколько картофелин, потыкал их вилкой и поставил в микроволновку. Пока она работала, он положил салат в миску и поставил на столик около окна, выходящего на Мэйн–стрит. Затем Стивен достал приборы, салфетку, сырный соус, соль и перец. Микроволновка издала характерный звук, сообщая о том, что еда готова. Он положил мясо на тарелку и снова установил таймер. Бриттани допила молоко и держала пустой стакан двумя руками.

— Ужин будет готов через полминуты, милая. Посиди пока. Она двигалась так, словно смертельно устала и еле держится на ногах. Сгорбившись, Бриттани сидела на стуле и не выпускала стакан из рук. Он поставил перед ней пакет с молоком.

— Ты накрыл на одного.

— Я уже ужинал. — Он стоял около микроволновки. — Как ты сюда добралась? Автобусом?

— Автостопом.

Стивен пожалел, что спросил.

— И по дороге ты заработала синяк и разбитую губу?

— Нет. — Она не стала вдаваться в подробности.

Микроволновка отключилась. Стивен не стал расспрашивать дочь, он молча достал и поставил перед ней тарелку. Бриттани подняла голову. Взгляд ее карих глаз вдруг воскресил в памяти сцену: трехлетняя малышка стоит в гостиной между ним и Кэтрин, а они громко ругаются между собой. Маленькая дочка смотрит на них со страхом и непониманием, по ее бледному личику текут слезы, и она подвывает, как раненый зверек. Стивен крепко зажмурился.

— Можно мне помыть руки, папа?

Он снова посмотрел на нее, в душе проснулась печаль, которая принесла с собой острое чувство вины.

— Конечно. Прости, что сам не подумал. — В его голосе появилась хрипотца. — Ванная вон там, за той дверью. Можешь не спешить.

Как только за ней закрылась дверь, у него перехватило дыхание. Он отвернулся и тяжело оперся о стол. Какая часть того, что с ней произошло, — плата за мои грехи, Господи? Декер заставил себя встать и подойти к раковине, чтобы ополоснуть лицо холодной водой. Бриттани здесь, с ним, живая, здоровая. Во всяком случае, пока. Он должен держать себя в руках, иначе она может снова сбежать.

Когда Бриттани вернулась на кухню, у нее были мокрые волосы. Они были коротко подстрижены, обесцвечены, но уже успели отрасти так, что проглядывали темные корни. От нее пахло мылом. Стивен заметил татуировку на тыльной стороне ладони, когда она снимала свою вязаную шапочку, которую положила на стол рядом с собой. В ушах и носу висели небольшие колечки. Она взяла в руки нож и вилку, но вдруг передумала и положила руки на стол.

— Ты так и будешь на меня таращиться?

— Просто я очень рад тебя видеть. — Стивен поднялся. — Мне нужно кое‑что сделать внизу. Вернусь через пару минут.

Стивен уселся на свой рабочий стул и включил лампу. Он пытался проверить свою работу, но никак не мог сконцентрироваться. Тогда он убрал записи в ящик и задвинул его. Выключив светильник, вернулся на верхний этаж.

Бриттани все еще сидела за столом. Она заснула, опустив голову на скрещенные руки, пустая тарелка стояла в стороне. Она съела все, даже шкурку от картошки. Стивен стоял с ней рядом, плакал и поглаживал рукой ее волосы. Она была еще совсем ребенком. Что же произошло с ней за последние шесть месяцев, когда она жила на улице или где‑то там еще? Как ей удалось выжить? А хочет ли он это знать?

Когда он попробовал поднять дочку на руки, она стала отбиваться и издала звук, от которого у Стивена сжалось сердце.

— Все хорошо, детка. Это папа. — Бриттани успокоилась, и он отнес ее в спальню.

Он осторожно опустил дочь на кровать, снял куртку и ботинки. Ее носки были в дырках и пятнах крови. Стивен снял их и сходил за тазиком с теплой водой. Аккуратно помыл ей ноги. Потом накрыл ее своим одеялом, наклонился и поцеловал в лоб.

— Приятных сновидений, дорогая. Ты в безопасности.

Было уже за полночь, но он все‑таки позвонил Кэтрин. Если бы он был на ее месте, ему захотелось бы услышать, что девочка в безопасности, в любое время. Она сняла трубку после четвертого гудка, голос у нее был усталый.

— Прости, что разбудил, Кэтрин.

— Я не спала. Если у тебя плохие новости, я не хочу их знать. Он понял, что усталый голос — следствие не сна, а алкоголя.

— Наоборот, новость хорошая. Бриттани у меня. С ней все в порядке.

— Завтра я иду к моему адвокату.

— К твоему адвокату?

— По бракоразводным процессам. Я развожусь с Джеффом. Передай новость Бриттани. Ей наверняка будет приятно.

Она снова обвиняет? Но не ему судить.

— Джефф сейчас в Сохо со своей новой подружкой. Возможно, повел ее на новый спектакль.

— Мне очень жаль, — шепотом сказал Стивен.

— Да. — Она расплакалась. — К этому все шло.

— С тобой ничего не случится сегодня вечером?

— А тебе‑то что? И кому вообще есть до меня дело?

Стивен чувствовал, что ему не все равно, но говорить ей это сейчас бесполезно. Он не хотел причинять ей лишнюю боль. Вместо этого он молча помолился за нее.

— Стивен, ты еще слушаешь?

— Да, я здесь. — Он услышал звон стекла — она наливала что‑то из бутылки в стакан.

— Это ты заставил меня начать пить. Ты это знаешь? — Это была неправда, но он не собирался с ней спорить. — От выпивки становится только хуже, — добавила она.

— Да. Я знаю.

— Как жаль, что я была такой дурой. Не знала, что происходит. Не поняла, когда у Джеффа начался роман на стороне. Теперь сижу… вспоминаю прошлое. Моя жизнь пошла кувырком так давно, что я и не помню, жила ли когда‑нибудь нормально. Ты меня понимаешь?

— Понимаю. — Ей нужен Иисус, но сейчас не время говорить ей об этом.

— Бриттани с тобой?

— Спит. Она в безопасности. — Избитая и в синяках, и раны ее глубоки — родителям никогда не залечить их.

— Вряд ли она захочет меня видеть. — Стивену хотелось спросить, почему Кэтрин так думает, но он не стал. — Ты все‑таки узнай у нее. Ладно? Я не хочу приезжать, если она из‑за меня снова сбежит. Понимаешь?

— Да, Кэт. Я все понимаю.

— Ладно, я пойду, — сказала она тоном капризной девочки и уронила телефонную трубку.

И впервые Стивену стало больно за нее, а не из‑за нее.

* * *

Юнис сидела в гостиной свекрови и пила чай, когда пришел Тимоти со своими друзьями. Он изменился — пожалуй, в лучшую сторону.

— Привет, ма! — Он подошел и крепко обнял ее. — Прекрасно выглядишь.

Она поставила чашку на блюдце, у нее сдавило горло.

— И ты тоже.

Он загорел, глаза сияют. Похоже, он вырос почти на дюйм за последний месяц и обзавелся мускулатурой. Его друзья заговорили все сразу, приветствуя Лоис. Было заметно, что они чувствуют себя свободно в ее доме.

Один из парней толкнул Тимоти в плечо:

— Постой, старик. Ты не говорил, что твоя мать такая клевая! Юнис покраснела.

Второй наклонился к Тимоти и сказал громким шепотом так, чтобы всем было слышно:

— Почему ты не предложишь ей потусоваться с нами?

— Хорош, парни. Вы ее смущаете. — Тим рассмеялся. — Не обращай на них внимания. Они просто дурачатся.

— Ладно, мальчики и девочки. — Лоис поднялась. — Все на кухню. Я сегодня испекла печенье. — Все потянулись за ней, словно цыплята–переростки за курочкой.

Юнис погладила волосы Тима. Они отросли до плеч. Тим передернул плечами и посмотрел ей в глаза.

— Знаю, знаю, — протяжно произнес он. — Папа оторвал бы мне голову, если бы увидел.

— У Иисуса были длинные волосы.

Он усмехнулся.

— Ну да. Так мы, по крайней мере, считаем. — Он сел рядом с ней. — Ты приехала проверить меня?

— Я скучаю без тебя. — Она больше ничего не могла сказать. Тим возмужал. Она так гордилась им и была благодарна свекрови за ее мудрость и любовь, которые вели его к Христу.

— Послезавтра я еду в Мексику.

— Бабушка мне говорила. Строить дома, так ведь?

— Мы собрали бригаду и нашли плотника, который будет нас учить. Один парень, который хорошо переносит жару. — Он еще многое рассказал ей о своих планах, о подготовительной работе, о собраниях по утрам, о том, что их цель — помогать бедным и нести им свет Благой вести.

Она слышала, как его товарищи болтают и смеются на кухне.

— Они тоже едут?

— Абсолютно все.

У него хорошие друзья. Они воодушевляли Тима, а не принижали.

— Ты вернешься домой после поездки в Мексику?

Его глаза затуманились.

— Вряд ли, мама.

— Даже погостить?

— Думаю, мне лучше остаться здесь.

У Юнис упало сердце. Она наклонила голову, чтобы сын не увидел ее слез. Она понимала, что Тим был прав, но от этого ей не становилось легче. Она хотела бы сказать, что его зовет домой Пол, но это было неправдой. Пол всем говорил, что скучает по сыну. И ей он говорил то же самое. Однако Пол ни разу не заикнулся о том, чтобы изменить их договоренность с Лоис. Он беседовал с Тимом по телефону, но редко и недолго. Полу нужно было думать слишком о многих людях. Но ведь она мать Тима. Она его вынянчила. Она учила его ходить, кататься на велосипеде, учила первой молитве. И в те далекие времена она не думала, что наступит такой день, когда она с радостью отдаст сына на воспитание пусть даже и Лоис, которую безмерно любила.

— Я молюсь за отца каждый день, мама. — На лице Тима отразилась боль, острая и глубокая, она появлялась всякий раз, когда Юнис приезжала к сыну, а отец оставался дома. Почему он должен хотеть вернуться в Сентервилль? — А ты?

— И я за него молюсь, милый… Постоянно… Он любит тебя, Тим.

— Пока его не отвлекают дела церкви.

Тим сказал это без всякой горечи. Он просто сообщил обычный, неприятный, выстраданный факт. Юнис осознала это медленнее.

Друзья Тима зашумели на кухне. Он повернулся на звук и подался вперед. Юнис снова уступила.

— Давай пойдем к ним, — предложила она, хотя на самом деле ей хотелось побыть с сыном наедине.

Она сидела за столом и слушала их оживленный разговор. Четырех юношей и двух девушек переполняло желание служить Господу. Сердце Юнис радовалось. Она впитывала их слова, как пересохшая почва воду.

Лоис улыбнулась ей и долила в чашку чаю.

— Ты стала чуть спокойнее, чем была, когда приехала.

— Я всегда мечтала, чтобы у меня был такой дом. Полный детей. В глазах свекрови мелькнуло непонятное выражение.

— Можешь здесь жить, сколько захочешь. Я всегда тебе рада. В любое время.

Лоис не стала задавать вопросы, не стала давить, несмотря на унылый вид невестки. Юнис была ей благодарна за это. Она и сама не знала, что сейчас чувствует. Вроде бы для уныния не было никаких причин, но это чувство как темная туча нависло над ней, Юнис казалось, что ее жизнь разваливается, а почему, она сама не знала. Она никак не могла понять, что идет не так и почему это происходит.

В воскресенье утром она пошла в местную церковь. Тим сидел рядом с ней с одной стороны, а Лоис с другой. Во время службы она еле сдерживала слезы. Пожилой пастор напомнил ей отца: седоволосый, худой, с живыми глазами, полными любви к Господу, и все слова, что он произносил, были взяты из Писания. Любовь к пастве переполняла его. Полу бы совершенно не понравилась музыка, звучавшая здесь. Прихожане исполнили благодарственную песнь о крови Христа. Они самозабвенно пели о страданиях и скорби Иисуса, о Его смерти на кресте и воскресении. Их не волновало, что гимн может быть политически некорректным, может задеть кого‑то. Пусть нас услышат! Возрадуемся во Христе, Спасителе нашем! Прославим Господа нашей песней!

Когда богослужение закончилось, пастор встал у дверей. Он прощался со всеми выходящими. У него было крепкое рукопожатие и добрые глаза. Ему и Юнис не нужно было представляться друг другу.

— Рад снова видеть вас, Юнис.

Пастор ничего не спросил о Поле Хадсоне, за что она была ему благодарна. Здесь она сама по себе. Она сестра во Христе. Не больше и не меньше.

Они отправились пообедать в закусочную, принадлежавшую христианам. Все знали Лоис и Тима, все были рады и Юнис. Правда, ей не хотелось есть. И что бы ни говорили про Лос–Анджелес, она уже давно нигде не чувствовала себя так хорошо, как здесь и сейчас. Даже в собственном доме со своим мужем.

Что же со мной происходит, Господи? Что не так?

— С тобой все хорошо, мама?

— Все прекрасно, милый. Просто великолепно. — И когда она успела научиться так врать?

За едой они проговорили еще час. Лоис сказала, что они с Тимом приедут погостить в конце лета. У Тима еще не закончится его работа, но к тому времени он уже сможет взять небольшой отпуск.

К их столику подошли друзья Тима. Тим наклонился и поцеловал мать.

— Я люблю тебя, мама. Приезжай чаще. — И он ушел. Птенец вылетел из гнезда и полетел со своей стаей на юг к морю.

Лоис и Юнис направились к машине.

— Ты сердишься на меня, Юнис?

— Нет, мама. Даже и не думала. — Сейчас она чувствовала себя покинутой, брошенной и очень одинокой. Но Юнис не могла признаться, что испытывает эти чувства, не могла признаться, что жалеет себя. — Я вам благодарна, но мне больно. — У Тима своя жизнь. Здесь он вырос во Христе. В Сентервилле за ним слишком пристально следили. Все глаза устремлялись на него, и не очень доброжелательные. Особенно глаза его собственного отца.

Как только они вернулись к Лоис, Юнис собрала вещи и поставила чемодан перед дверью. Лоис явно забеспокоилась:

— Что‑то не так? В чем дело?

— Хотела бы я сама знать. — А может, оно и к лучшему, что не знает?

— Почему ты не хочешь задержаться еще на один день, Юни? Мы даже не успели как следует поговорить.

— Не могу.

— Не можешь… или не хочешь?

— Не могу.

Останься она здесь еще хоть на день, и она может никогда не вернуться домой.

* * *

Сэмюель с трудом поднялся, услышав, что в дверь позвонили. Ему совсем не хотелось сейчас говорить с риелтором, но ему нужно рассмотреть все возможности. Продажа дома — одна из них. Открыв дверь, он увидел молодую привлекательную женщину в желтом летнем платье, которое напомнило ему одно из платьев Эбби времен их молодости. Кашлянув, Сэмюель посмотрел ей за спину и увидел припаркованную машину. «Кадиллак». Сразу видно, что миссис Лидиксон — преуспевающий риелтор.

— Можно войти, мистер Мейсон?

— О, простите меня, пожалуйста. — Он ведь сам ее и вызвал. Как минимум, он должен ее впустить, чтобы она могла осмотреться и назвать приблизительную сумму, которую он сможет выручить за свое небольшое бунгало. — Не хотите ли кофе, миссис Лидиксон?

— Не стоит беспокоиться.

— Он уже готов.

— Тогда хочу. — Она улыбнулась. — С удовольствием.

Он провел ее на кухню.

— Присаживайтесь.

Она выглянула в окно.

— У вас прелестный задний двор, мистер Мейсон. И большой.

— Мы с Эбби купили этот дом сразу после войны. — Он поставил чашку и блюдце на стол и налил ей кофе. — Сливки? Сахар?

— Черный, спасибо.

Деловая женщина. Эбби всегда добавляла в кофе сливки и две ложки сахара. Сэмюель тоже сел и положил руки на стол.

Миссис Лидиксон поднесла чашку к губам. Ее брови удивленно взлетели.

— Потрясающий кофе.

— Моя жена научила меня готовить.

— А она к нам не присоединится?

— Она скончалась несколько лет тому назад.

— Простите меня. — Женщина поставила чашку на стол.

— Откуда вам было знать. — Неожиданно Сэмюель взглянул на свою затею другими глазами. Каждый уголок дома напоминал ему об Эбби.

Кажется, миссис Лидиксон читала его мысли.

— Вы уверены, мистер Мейсон, что хотите продать дом? Когда мы с вами разговаривали по телефону, мне показалось, что у вас нет никаких сомнений.

— Я отвечаю за свои слова. Я твердо решил продать дом.

— На рынке сейчас бум.

— Да, я слышал. — Некоторые из его соседей уже продали дома и переехали. Один уехал к дочери в Небраску. Другая пара переселилась в дорогой поселок для престарелых, куда не селили людей моложе пятидесяти пяти и где соблюдали строгие правила по устройству садиков, пользованию машинами и приему гостей. Не говоря уже об арендной плате хозяевам поселка. Но этой паре нравился гольф, а там в их распоряжении было чудесное поле.

Сэмюеля гольф не интересовал.

— Давайте вы осмотрите дом и потом скажете мне, что думаете по этому поводу.

— Хорошо. — Она поставила чашку и поднялась.

Сэмюель остался за столом и принялся разглядывать двор за окном. Эбби помогала ему высаживать алые розы вдоль забора. Она выбрала волнистый мирт и колючий кустарник. В последний раз, когда он попытался косить газон, он так устал, что весь следующий день пролежал в кровати. А подростков по соседству почти не было, некого попросить за пять долларов подстричь газон или прополоть сорняки. Они хотят десять, иначе и говорить не будут. У него была неплохая пенсия и социальная страховка, и все‑таки он не мог себе позволить расходы на уход за садом и домом.

Но он всегда с нетерпением ожидал вечера среды. Он любил людей, которые приходили к нему изучать Библию. Ему нравилось их горячее желание знать Слово. Ему было приятно, что они все стали одной семьей. А Чарли и Салли баловали его — каждый раз приносили ему что‑нибудь вкусное из горячего. Какое‑нибудь фирменное блюдо — мясной рулет, ростбиф, жареного цыпленка. Это обычно был его лучший ужин за всю неделю, кроме воскресенья, когда он ужинал с Милли Брустер. В другие дни он ел полуфабрикаты, а то и вовсе обходился тарелкой каши.

Судьба библейских уроков беспокоила его больше всего. Если он продаст дом, не развалится ли группа? Не пропадет ли пыл его учеников? Половина из них совсем недавно стали верующими. А вторая половина много лет посещала церковь, но толком так ничего и не узнала о Библии. Они были для него как дети. Он любил их всех и каждого в отдельности как отец.

Он постоянно твердил себе, что Господь любит их больше него, Он позаботится о том, чтобы начатое Сэмюелем дело было доведено до конца. Сэмюель не Святой Дух. Господь обязательно найдет ему замену.

Но иногда ему нравилось думать, что о нем будут скучать.

Он молился уже несколько месяцев и понял, что все‑таки должен продать дом и переехать. Но трудно вырывать корни, так глубоко ушедшие в землю. Здесь он был окружен воспоминаниями.

Вернулась миссис Лидиксон.

— Можно осмотреть дом снаружи?

— Пожалуйста. Вы моя гостья, чувствуйте себя свободно.

Сэмюель наблюдал за тем, как риелтор обошла двор. Потом миссис Лидиксон повернулась к дому. Осматривала крышу, по всей видимости. Она улыбнулась, слегка кивнула и решительно направилась внутрь.

— У вас прекрасный дом, мистер Мейсон. Просто очаровательный.

— Спасибо.

Она принесла с собой данные по другим домам, выставленным на продажу, депонированным или уже проданным. Когда же она сказала ему, сколько стоит его дом, Сэмюель не мог в это поверить.

— Так много?

Она засмеялась:

— Да, сэр.

— Это же всего лишь бунгало с тремя спальнями.

— Очень милое бунгало в превосходном состоянии, в небольшом городе с хорошими школами.

— Мы с Эбби купили его за четыре тысячи восемьсот долларов. — Но тогда для них это было целое состояние, им нужно было много работать, чтобы в течение нескольких лет выплачивать ипотеку.

Ее глаза сияли.

— С тех пор цены немножко подросли.

— Да уж, заметно. — Как же выживают молодые пары, если за жилье нужно столько платить? Если он все‑таки продаст дом, то сможет жить в приюте в Вайн–Хилле в своей квартире хоть до ста лет. Если же он окажется в больнице, денег не хватит так надолго. А в его возрасте ожидать можно было всего.

Старый царь Соломон знал, о чем говорил в Книге Екклесиаста. Уже после часа работы в саду у Сэмюеля начинали дрожать руки и ноги. Правда, в отличие от Соломона, Сэмюель мог пользоваться достижениями цивилизации. Он мог жевать благодаря зубным протезам. Мог видеть в бифокальных очках. Мог слышать благодаря слуховому аппарату, если не забывал поменять батарейку. У него была трость, но в скором времени ему понадобятся ходунки.

Что же касается сна, вот уже несколько месяцев он не спал нормально. Если сверчкам не удавалось разбудить его своим стрекотом, это делали птицы, устраивающие разборки на рассвете. Он мало спал ночью, но в том не было беды. Сэмюель сладко засыпал днем в своем откидывающемся кресле, его убаюкивало бормотание телевизора. Он поседел, покрылся морщинами, остался без зубов и передвигался все медленнее с каждым днем. Дошло уже до того, что Сэмюель поджидал почтальона, сидя на крылечке, чтобы потом не идти к ящику около калитки. А спуститься требовалось только на три фута. Но в его возрасте упасть с такой высоты все равно, что свалиться с третьего этажа.

И никто, кроме Господа, не знает, что нас ожидает в будущем. Сэмюель хотел только одного — правильно распорядиться всем, что дал ему Господь, и он страстно молил Бога о том, чтобы сохранить ясность ума до конца своих дней.

Миссис Лидиксон поговорила о рынке недвижимости, как ей следует продавать дом, где лучше разместить рекламу.

— Опыт подсказывает мне, что по газетным объявлениям обращается мало людей. — Снаружи будет установлена вывеска. — Если потенциальные покупатели будут приходить к вам, не впускайте их без сопровождения риелтора. — Она добавила, что будет полезно распространить информацию среди других риелторов. Они встречаются каждую неделю, и она на ближайшей встрече попробует протолкнуть и этот дом. — Еще можно разместить фотографии интерьера и фасада в Интернете. Тогда потенциальные покупатели смогут его осматривать прямо на сайте.

Для Сэмюеля мир менялся слишком быстро. Миссис Лидиксон буквально кипела энтузиазмом и энергией. Он устал, слушая ее. Она ни на миг не сомневалась, что дом удастся продать. И если он не уйдет за неделю, она очень удивится.

За неделю? Сэмюеля охватила паника. Что же он станет делать, если дом продадут за неделю? Есть ли свободная квартира в ВайнХилле? Что он будет делать со своей мебелью, безделушками и картинами? А как поступить с садовыми креслами и стеклянным столиком с пляжным зонтом?

А миссис Лидиксон все говорила, не умолкая. Неплохо бы позвать санитарного инспектора и получить от него отчет.

— Это сэкономит нам время и нервы, а покупатель будет меньше раздумывать. — Она поинтересовалась, не могут ли в доме обнаружиться термиты. Он заверил, что это невозможно. Дом построен из калифорнийской секвойи. Он постоянно проверял строение на сухую гниль. Миссис Лидиксон объяснила, что покупателей обычно очень интересует подобная информация, и они сами проверяют ее. Никто никому не верит в наши дни.

Он ничего не мог придумать, что бы еще следовало сообщить. Разве что все электроприборы старые. Они служат уже много лет, только микроволновка новая.

Предоставив ему всю необходимую информацию и получив ответы на все свои вопросы, миссис Лидиксон поблагодарила Сэмюеля за кофе и встала.

— Я подготовлю документы вам на подпись к завтрашнему дню. — Таким образом, он получал на размышления еще двадцать четыре часа. У него осталась ее визитная карточка. Он мог позвонить ей, если передумает. Сэмюель уже понял, что этого не произойдет. А если он откажется, то очень скоро вернется к этому вопросу снова.

Как только риелтор ушла, Сэмюель опустился в кресло, он страшно устал и пришел в отчаяние.

Его разбудил звонок в дверь. К своему удивлению, он обнаружил, что уже сумерки и он проспал целых три часа. За дверью он обнаружил Чарли и Салли Уэнтворт с упакованным ужином.

— Как дела, Сэмюель?

Он чувствовал себя совсем древним.

— Сейчас освежусь и приду. Заходите, располагайтесь.

— Мы подождем вас на кухне.

Когда Сэмюель зашел на кухню, Салли уже помыла посуду и убирала чашки и блюдца в шкафчик. Она разложила на столе приборы, салфетки и выложила ужин на любимые тарелки Эбби, с голубыми ивами. Ветчина, пюре, бобы и ромовый напиток на десерт.

— Вы меня балуете.

Салли улыбнулась:

— Мы делаем это с удовольствием. Садитесь же. — Она налила ему чашечку кофе. — Это кофе без кофеина. Новый сорт. Посетителям нравится.

Они с Чарли сообщили Сэмюелю последние новости о жителях Сентервилля. Они никогда ни о ком злого слова не сказали, поэтому Сэмюель с удовольствием выслушивал их. Когда он закончил свою роскошную трапезу, он поблагодарил друзей и хотел помыть посуду.

— Сидите, сидите. — Салли забрала его тарелку. — Я все сделаю за полминуты: помою, вытру и уберу на место.

Он рассказал им о миссис Лидиксон.

Чарли сложил руки на столе.

— Не скажу, что я сильно удивился. У вас слишком большое хозяйство, требует много сил. И я бы не справился, хотя я на тридцать лет моложе.

— Больше всего меня беспокоят наши занятия по изучению Библии. — Он посмотрел по очереди на Чарли и Салли. — Я не хочу, чтобы они прерывались.

Чарли пожал плечами:

— А почему бы им прерываться?

— Но кто же будет вести занятия, Чарли? Вы?

— Только не я! Вы же не сказали, что собираетесь переехать в другой город, Сэмюель. Верно?

— Я подал заявление на квартиру в Вайн–Хилле. В этом месяце одна женщина должна будет перебраться в реабилитационный центр. К тому же может и еще что‑то освободиться, люди умирают.

— Ну, в понедельник мы закрыты. Как считаете, можем мы перенести занятия на вечер понедельника и проводить их в моей закусочной?

Салли рассмеялась:

— Ты просто гений, милый! И почему я сама не подумала? А если мы станем предлагать десерт, у нас отбоя не будет. Вместо двенадцати придут все тридцать. Вы не собираетесь продать и машину, Сэмюель?

— Пока не думал об этом.

— Если надумаете, Чарли может за вами заезжать, а потом отвозить домой.

Чарли внимательно следил за ним.

— Как вам идея, Сэмюель? Это просто предложение. Не позволяйте Салли собой командовать.

И Сэмюель вдруг почувствовал себя действительно хорошо.

— Замечательная идея. Во всяком случае, на какое‑то время. Но я ведь не буду жить вечно. — В ближайшее время он собирается покинуть свое измученное старое тело и воссоединиться с Господом и Эбби.

— Правильно, — сказал Чарли. — Только давайте не будем забегать слишком далеко вперед.

Абсолютно всем в группе понравилась мысль перенести занятия на вечер понедельника и встречаться в «Закусочной Чарли».

— Я знаю четырех людей, которые хотели бы к нам присоединиться, но для них не было места.

— Итак, решено. На следующей неделе можем попробовать, если не возражаете.

Всех переполняло радостное возбуждение.

— Когда дом будет продан, мы поможем вам упаковать вещи и перевезти их, Сэмюель. — Все присутствующие пообещали помочь.

Когда на белом штакетнике забора появился знак «Продается», Сэмюель сел в свое кресло–качалку и заплакал. Он незаметно задремал, и ему снилась Эбби, что случалось с ним довольно часто.

— И что ты думаешь по этому поводу, Эбби? — спросил он ее.

— Думаю, что пришла пора расстаться с этим домом. — И как всегда, она занималась рукоделием, а ее голубые глаза весело блестели.

— Видишь ли, я не знал, как лучше, это же очень важное решение, сама понимаешь.

— Тебе решать. Кто знает, что сделает Господь, Сэмюель? Ноу тебя еще есть время послужить Ему.

Во сне он мог по–прежнему беседовать со своей Эбби во дворе их дома. Он попивал ее домашний лимонад и держал за руку или смотрел, как она хлопочет на кухне, слышал ее смех. Во сне он мог совершать с ней дальние прогулки. А однажды они даже парили в небе на огромных, как у орла, крыльях. Во сне его тело не тянуло к земле. И не было такого понятия, как сила притяжения. Все становилось возможным. Иногда ему даже удавалось краешком глаза на мгновенье заглянуть в рай.

— Куда ты идешь?

— Ты сам это знаешь.

— Я хочу с тобой.

— Не сейчас, Сэмюель. Не моя воля, но Твоя да будет… Помнишь?

— Но, Эбби…

— Всему свое время, любимый.

— Эбби!

Пробуждение возвращало его назад в немощное тело. А с ним приходила и печаль.

* * *

Юнис заметила знак «Роквилль» и сразу же вспомнила Стивена Декера. Как давно она его не видела. А не говорила с ним и того дольше. Она раздумывала, не заскочить ли к нему, чтобы узнать, как он поживает. Сэмюель рассказывал в своей группе, что Стивен тоже начал вести подобные занятия. И ей это очень понравилось. Ей довелось наблюдать за его духовным ростом в течение нескольких лет. Жаль, что они с Полом так и не помирились. Если вспомнить о том, как Пол с ним обошелся, едва ли они снова подружатся.

Судя по указателю, очень скоро должен быть выезд с автострады. Юнис приняла решение и съехала с трассы. Пол не будет по ней скучать. После воскресной службы он всегда играл в гольф с одним членом совета. Если только кому‑то не требовалось срочно проконсультироваться с ним. Последнее время такое случалось довольно часто. И хотя в штате Центра новой жизни были два психолога, Пол нехотя отказывался от этой работы.

Роквилль был старинным красивым городком — широкая главная улица, высокие декоративные фасады, здания, построенные в стиле Среднего Запада, деревья вдоль обочин. Она легко нашла дом Стивена Декера. Один раз она уже собралась было к нему ехать, но потом передумала.

Входная дверь была широко распахнута. Как только Юнис увидела Стивена, сердце ее забилось. Она такого не ожидала и была уже готова развернуться, сесть в машину и уехать, пока он ее не заметил. Но вместо этого она осталась стоять на месте. Он сидел за столом, перед ним лежало несколько книг и раскрытая Библия. Он делал какие‑то записи. Как только он поднял голову и взглянул на нее, у нее защемило сердце.

— Юнис?

— Простите, если отрываю от дел. Мне вдруг захотелось заглянуть к вам по дороге домой, посмотреть, как вы живете. — Она уже поняла, что совершила ошибку, но никак не могла придумать, как ей выпутаться, развернуться и уехать, при этом не обидев его.

— Сентервилль севернее.

— Я была в Лос–Анджелесе, навещала Тима.

Он не торопясь встал из‑за стола.

— Вы похудели.

Юнис почувствовала легкий трепет.

— И еще стала старше. — Смешок получился невеселый. Зачем она сюда приехала? Что побудило ее сделать этот шаг? — Я была здесь один раз. Очень давно. — Она огляделась. — В дом я, конечно, не заходила. Только заглянула в окно. — Юнис решилась поднять глаза, его взгляд волновал ее. — Когда его только передали Сентервилльской христианской церкви.

Он озадаченно нахмурился:

— Передали церкви?

— А вы не знали? — Юнис стало немного легче. — Эта собственность была завещана Сентервилльской христианской церкви. Она принадлежала одному из ее основателей. Мне не довелось с ним встретиться. Он жил в доме для престарелых в Сакраменто. Мы даже не знали о его существовании, пока Пол не получил сведения, что Бьорн Свенсон завещал свое имущество церкви.

Тут Стивен все понял.

— А Пол продал дом и вложил деньги в Центр новой жизни.

— Да. Все верно.

Стивен был потрясен.

— А я и не знал.

— Я надеялась на это.

— Почему?

Юнис пожала плечами:

— Это можно было бы расценить как месть Полу. Мне так кажется.

Стивен склонил голову, в его глазах полыхнул огонь.

— А это недостойно христианина, верно?

Юнис совсем запуталась.

— Простите. Я вовсе не собиралась воскрешать прошлые разногласия. — Кажется, от этих слов Стивен рассердился еще больше.

— Но почему, Юнис? Не ваша вина, что все так получилось.

— Центр новой жизни все еще стоит, Стивен. Он великолепен. Свидетельство вашей любви к Господу.

— Да, наверное, можно и так посмотреть на это.

— А вы думаете иначе?

— Только время может показать, рухнет ли Центр новой жизни или нет.

У него были свои причины для цинизма. Пол использовал его в своих интересах. Хуже того, Пол позволил сплетням разрушить его репутацию. Слухи, естественно, вскоре стихли. Люди понимали рано или поздно, что Стивен настоящий профессионал. Она пришла сюда не затем, чтобы разжигать старые страсти, но чтобы открыть путь к исцелению. Она была наивной. Наивной и глупой.

— Мне не следовало к вам заезжать.

— Напротив, я рад вас видеть.

Тон его смягчился. И выражение лица тоже. Сердце Юнис яростно колотилось.

— Папа?

Стивен обернулся:

— Брит, иди сюда. Я хочу познакомить тебя со старым другом.

Юнис увидела подходившую к ним девушку. Та засунула большие пальцы за ремень своих выцветших джинсов и неприязненно оглядывала Юнис. И, несмотря на панковскую одежду, прическу, пирсинг и татуировки, девушка была красива. У нее были глаза Стивена.

— Ваш отец часто о вас рассказывал. — Юнис протянула руку девушке, о которой постоянно молилась с тех пор, как она пропала.

— Скорее всего, ничего хорошего. — Бриттани вяло пожала протянутую ей руку.

Юнис перевела взгляд на Стивена. Она ничего не смогла прочесть на его лице, никакого намека, что же следует ответить. Она снова посмотрела на Бриттани, очень внимательно.

— Мне всегда казалось, что отец вас обожает, что ему хочется больше времени проводить с вами. Он каждую неделю ездил в Сакраменто, чтобы вас увидеть. Иногда он делился своими планами. — Почему глаза девушки вдруг сверкнули? Юнис решила попробовать по–другому. — Мы все за вас молились, Бриттани. Ваш отец, я, Сэмюель. Вы уже познакомились с Сэмюелем Мейсоном?

—Нет.

— Надеюсь, познакомитесь. Он вам понравится. Во всяком случае, мы все молились за вашу безопасность, чтобы вы позвонили или пришли или частный детектив что‑то обнаружил…

— Частный детектив?

— Ваш отец нанял его сразу, как вы пропали. Разве он вам не говорил? — Юнис перевела взгляд на Стивена, застывшего без движения. — Вы же тогда ездили в Сан–Франциско, верно? Вы пробыли там неделю, разыскивая Бриттани.

Бриттани повернулась к отцу:

— Это правда?

— Да, правда, — ответил Стивен совершенно бесстрастно. Трудно было понять, о чем же он сейчас думает.

— А я считала, тебе все равно.

— Вовсе даже не все равно.

Лицо девушки изменилось. Теперь она казалась совсем юной неуверенной в себе, даже испуганной.

— Я была в Сан–Франциско только несколько дней, потом отправилась в Санта–Крус и затем в Лос–Анджелес. Я… — Она скривилась, склонила голову и вдруг метнула взгляд на Юнис. —Я не хотела никому мешать. Мне очень жаль.

Юнис покраснела:

— Вы никому не помешали, Бриттани. Я проезжала мимо и решила заскочить. У меня сын вашего возраста. Он живет у бабушки в Лос–Анджелесе.

— А почему он не живет с вами?

Грубый вопрос, бестактный, но Юнис пришлось на него ответить.

— Тимоти казалось, что его жизнь проходит под микроскопом Непросто быть сыном пастора. — И женой. Она попыталась сменить тему разговора. — Я слышала про новый проект вашего отца и захотела взглянуть. Это он построил Центр новой жизни, где пастором служит мой муж. Вы знали об этом?

— Он постоянно что‑то строит.

Стивен сжал губы.

— Как дела у Тима?

— Замечательно. У него прекрасные друзья, они с Лоис хорошо ладят. — Ей блестяще удавалось скрывать свою боль. — Сейчас он едет в Мексику с молодежной группой. Они будут строить дома на юге Тихуаны. А потом он собирается в христианский университет на Среднем Западе.

— А домой он не собирается?

Юнис побоялась, что голос выдаст ее, поэтому просто отрицательно покачала головой.

— А почему?

Юнис повернулась лицом к Бриттани. Откуда было девушке знать, что она причиняет боль? Или все‑таки она знала об этом?

— Потому что ему лучше там, где он сейчас. Он волен раскрыть свои крылья и лететь, куда захочется.

— Другими словами, он уже достаточно взрослый, чтобы самому решать, где ему хочется жить, и он предпочитает жить у бабушки, а не у родителей.

— Довольно, Бриттани.

Юнис старалась не показывать, насколько ее обидели слова девушки.

— Всем нравится самим решать, где они будут жить и с кем, Бриттани. И как бы мне ни хотелось вернуть сына домой, я вижу, что он счастлив у бабушки. Поэтому я не прошу его вернуться, я не давлю на него. — Бриттани внимательно ее слушала. — Вам тоже предстоит найти ответы на эти вопросы. Где вы сможете стать такой женщиной, какой вас хочет видеть Господь? Где вы будете счастливы?

Бриттани нахмурилась, но возражать не стала.

Все трое неловко переминались с ноги на ногу и молчали.

Первой заговорила Юнис:

— Что ж, приятно было повидаться, Стивен.

— Не уезжайте. Вы даже еще не посмотрели дом. — Он жестом пригласил ее внутрь.

Бриттани взглянула на отца, потом снова на Юнис. В ее взгляде было что‑то тревожащее, словно она что‑то поняла.

— Хотите, сделаю кофе?

— Прекрасная мысль, Брит. Кофе лежит в правом шкафчике и…

— Я сама все найду.

Стивен провел Юнис по всему дому — от подвала до второго этажа. Когда они поднялись наверх, Бриттани надевала свою куртку военного образца.

— А я, пожалуй, прогуляюсь.

Юнис заметила, что Декер напрягся, наблюдая, как дочь спускается по лестнице.

Стивен налил кофе в две чашки. Юнис услышала, как захлопнулась входная дверь.

— Когда вы ее нашли?

— Не я нашел ее. Она меня нашла. Бриттани вдруг появилась на моем пороге из ниоткуда. — Он сел на стул и откинулся на спинку. — Каждый раз, когда она выходит из дома, я не знаю, вернется ли она назад. Но я твердо знаю, стоит мне попробовать быть с ней строже, и она сразу сбежит. — Он поднял глаза. В его взгляде было столько боли. — Последние несколько лет были настоящим кошмаром.

Ей показалось, что он говорит не только о своей беглой дочери.

— И это одна из причин, по которой я к вам заехала. Я хотела вам сказать, как мне жаль, что ваши отношения с Полом не налаживаются.

— Вам не за что извиняться.

— Ну, я… — Она не могла напрямую сказать, что Пол не намерен восстанавливать их отношения, во всяком случае, не проявлял к этому рвения. — Мне не нравится, когда братья не ладят между собой.

— Хорошая мысль, Юнис, но вам не под силу заставить кое–кого извиниться и сделать так, чтобы при этом эти извинения что‑то значили.

— Боюсь, вы правы. Но я все‑таки не теряю надежды, что Пол… — Очнется? Она не могла произнести такое вслух, о своем муже, во всяком случае. Это было бы проявлением неверности.

— Не стоит беспокоиться. — Он поднял свою чашку и смотрел на Юнис, пока пил. — Меня не смертельно ранили.

— Иногда Пол поступает как тиран, выполняя работу для Господа.

— Для Господа? Вы так это называете?

Она смутилась. Он рассердился, она еще ни разу не видела его таким.

— Вы с Полом не ладите в последнее время, верно?

Юнис совсем растерялась и принялась бормотать:

— М–мы… живем так же, как и раньше.

— Действительно? Вот и хорошо.

— Простите?

Он поставил чашку на стол.

— Вы, наверное, и не представляете, с каким искушением я сейчас борюсь. — Он взглянул на нее. — На нескольких фронтах сразу.

У нее снова забилось сердце. Не от его слов. А от его взгляда. Он словно придвинулся ближе, хотя между ними по–прежнему был стол.

— Сначала я посчитал это глупостью, несерьезным увлечением, которое со временем пройдет. Но чувство росло и углублялось. Помните тот день в больнице, когда вы пошли за мной к парковке?

Она хотела все отрицать, но не смогла. —Да.

— Тот факт, что вы помните, говорит мне больше, чем вам хотелось бы.

У Юнис начали гореть щеки. Когда же в последний раз Пол смотрел на нее как на женщину, а не как на пианистку и соратницу? Может, желание увидеть этот взгляд побудило ее сегодня приехать сюда?

— Вы месяцами избегали меня, Юнис.

— Я считала, что так лучше.

— Вы избегаете смотреть мне в глаза.

—Я…

— Не нужно ничего объяснять. Мы оба ходили вокруг да около. А это больно. Иногда я злился оттого, что… — Он тряхнул головой. — Но вы, пожалуй, были правы. — Юнис вцепилась в свою чашку. Стивен наклонился вперед, и она задержала дыхание. — Когда я увидел вас в дверях сегодня, я кое‑что понял. — Он погладил ее руку, и Юнис охватили противоречивые чувства. — Ничего не изменилось. Во всяком случае, для меня.

— И для меня, Стивен.

— Осторожнее.

Она отдернула руку.

— Я имею в виду… — Она с трудом проглотила слюну, дыхание ее участилось. — Я замужем.

Он отклонился назад.

— Я знаю. — Взгляд его стал насмешливым. — Замужем и несчастны. В этом и беда. Я бы очень хотел сделать вас счастливой. Не на пару часов здесь, в моем доме, а на всю оставшуюся жизнь.

Она и раньше чувствовала, как между ними пролетали искры, но сейчас ее охватил настоящий пожар.

— Я приехала не для этого.

— Знаю, Юнис. Я знаю вас. Жаль, что Пол не знает.

Она вздрогнула, встала и подошла к окну, выходившему на улицу. Она не знала, что сказать. Не знала, как уйти с достоинством. И зачем только она приехала? У них со Стивеном никогда не получалась светская беседа. Слишком много было подводных камней. И течений, быстрых, бурных. Так недолго и уплыть в открытый океан. Интересно, что сказал бы Пол, знай он, что она приехала к Стивену Декеру? Она прекрасно понимала, что ей не следует оставаться с этим человеком наедине. Так о чем же она думала? Как жена пастора, она вообще не имеет права приходить в дом к одинокому мужчине. Могли пойти сплетни. Она сделала шаг назад, отвернулась от окна и обнаружила, что он стоит прямо у нее за спиной. Она так увлеклась внутренней борьбой, что даже не услышала, как он подошел. А теперь ей придется его обходить, чтобы уйти.

— Знаете, о чем я подумал, Юнис? Мне кажется, Господь направил меня в Роквилль, чтобы защитить нас обоих. И еще мне кажется, Он вернул Бриттани домой, чтобы между нами ничего не могло произойти.

Она подняла голову и заметила, как у него на шее бьется жилка. Она не посмела посмотреть ему в глаза, побоялась увидеть в них то же желание, что испытывала сама. О, Господи, Господи, помоги мне! Она вся дрожала.

Стивен отступил.

— Я вас провожу.

Юнис с облегчением выдохнула.

Стивен смотрел на нее нежным понимающим взглядом. Он открыл перед ней дверь, но держал так, чтобы ей было не пройти. В его глазах снова мелькнул огонек: пожар стих, но угольки все еще тлели.

— Если только я услышу, что Пол ушел из вашей жизни, я тотчас примчусь.

— Такое вряд ли произойдет. — Она не хотела, чтобы в ее голосе послышалось разочарование.

Выражение его лица изменилось. Он старался не смотреть ей в глаза, выпуская из дома.

О чем он думал? Она помешкала несколько секунд и вышла на улицу.

— Приятно было повидать вас, Стивен. Вы сотворили настоящее чудо с этим домом. Сэмюель говорил, что вы ведете занятия по изучению Библии. Он очень гордится вами.

— Сэмюель всегда преувеличивает.

— Ну и что? Все скучают по вам в нашей группе.

Он выдержал ее взгляд.

— Можете передать от меня привет.

Она поняла, почему он перестал ходить на занятия.

— Простите, Стивен.

— Юнис, вы самое лучшее, что есть у Пола.

На открытом пространстве она чувствовала себя увереннее.

— У него есть Господь.

— Будем надеяться.

* * *

Стивен смотрел, как уезжает Юнис. Стоило ему только ее увидеть, и любовь вспыхнула вновь. В полную силу. Он почувствовал, что дверь для него открыта и есть шанс в нее войти. И что, если бы он вошел? К чему бы это привело? К каким последствиям? Он даже не хотел думать о том, как бы отреагировала Юнис, если бы он поддался порыву, сжал ее в объятьях и поцеловал. А вдруг она бы ответила?

— Так за каким делом она приезжала?

Стивен вздрогнул от неожиданности, он обернулся и увидел Бриттани, сидевшую на любимой скамейке Джека Бодена. Неужели она сидела там все это время?

— Она мой старый друг.

Бриттани поднялась и пошла ему навстречу. Дочь внимательно смотрела на него, а потом, вздернув подбородок, спросила:

— Между вами что‑то было или как?

— Нет. — Он смотрел на нее в упор. — Никогда. И заруби это себе на носу.

Бриттани побледнела, но не отступила.

— Что это ты кипятишься?

— Юнис — жена пастора, и любая сплетня нанесет ее репутации непоправимый вред.

— Тогда зачем же она приезжала?

— Она же все сказала. — И кое‑что утаила. Стивен видел, что Юнис чем‑то обеспокоена. Зачем она приезжала? Сказала бы она, если бы здесь не было Бриттани? Он остановил свои мысли в этом направлении.

— Я уже большая девочка, папа. И у меня есть два глаза. Ты любишь ее, разве нет? Куда больше, чем ты любил маму.

— Если ты хочешь знать, был ли у меня с ней роман или хотел ли я этого, я отвечу — нет. Я восхищаюсь Юнис Хадсон. Она мне очень нравится. Как можно не любить человека, который ставит чужие нужды выше своих? И ее сын — пример того, на какие жертвы она готова идти.

— А почему он уехал на самом деле?

— Потому что не мог оправдать ожиданий своего отца.

— Ты хочешь сказать, что его отец похож на нашу маму? Ну, тогда неудивительно.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ты и сам прекрасно знаешь. Ты же с ней жил. Ты знаешь, какая она. Что бы ты ни сделал, ей всегда мало, она вечно недовольна. А все неудачи — только твоя вина. Ты ведь из‑за этого от нас ушел? Потому что она вечно орала на тебя, что ты пьяница. Как она орет на меня, почему я плохо учусь, почему у меня не те друзья, и по многим другим поводам, у нее их сотни. «Ты могла бы похудеть на несколько фунтов, Бриттани». «Когда ты, наконец, прекратишь грызть ногти?» «Ты прямо как твой отец…» Чтобы с ней жить, нужно либо пить, либо не обращать на нее внимания. Ты, должно быть, очень рад, что больше ее не слышишь.

Он попытался ее успокоить.

— Не заводись, милая. — Он положил ей руку на плечо. — Не только у твоей мамы бывают проблемы, Брит.

Она стряхнула его руку.

— А сейчас ты набросишься на меня. Верно? Ты скажешь мне, что в моей жизни все не так. Ты ведь тоже хочешь подчинить мою жизнь правилам!

Было очевидно, что она боролась сейчас с какой‑то зависимостью: то ли алкогольной, то ли наркотической. Он точно не знал, но ясно видел признаки.

— Я говорил о себе, Бриттани. Я алкоголик. Раньше я сваливал вину на твою мать, оправдывая этим свое поведение. Но правда состоит в том, что достаточно посмотреть в зеркало, чтобы увидеть виноватого.

— Но ты же больше не пьешь, папа. У тебя в доме всего одна бутылка вина. Я посмотрела. А мама продолжает винить тебя во всем.

— Я по–прежнему алкоголик. То, что я не пью, еще не значит, что я излечился. Слава Богу, Иисус избавил меня от тяги к спиртному. Но я по–прежнему живу одним днем. И ничего не принимаю как данность. — Как только Бриттани уходила из дома, у него появлялось желание выпить виски. Но он знал, что первый же глоток убьет его. — Давай поднимемся наверх. Вина у меня мало, зато полно содовой.

Бриттани подчинилась и сразу же рухнула в кресло у окна.

— И во что тебе обошелся частный сыщик?

— Я заплатил бы больше, если бы это помогло вернуть тебя раньше. — Он делал бутерброды с копченой колбасой, а она молча смотрела в окно, явно обеспокоенная чем‑то. Но он не хотел ее расспрашивать.

— Попозже нужно будет сходить в магазин. — Он положил ее бутерброд на стол. — У меня почти ничего не осталось.

— Я не хочу тебя объедать, не хочу, чтобы ты на меня тратился. Мне ведь не обязательно здесь жить.

— Я бы предпочел, чтобы ты жила у меня.

— Действительно? Не обманываешь?

Почему это так ее удивляет?

— Я скучал по тебе, Бриттани. С тех пор как мама тебя забрала. Тогда ты не могла знать, не понимала, как сильно я тебя люблю. Ты же моя кровь и плоть. — Он видел, как ее внутренняя борьба все усиливалась с каждым его словом. — Я всегда любил тебя. И всегда буду любить. Ничто этого не изменит.

— Это ты сейчас так говоришь, потому что не знаешь ничего обо мне, не знаешь, что я сделала. — У нее задрожали губы, глаза наполнились слезами. — Ты даже представить себе не можешь!

— Представить могу. — Как раз из‑за этого он временами просто сходил с ума. Тогда ему хотелось напиться и забыться.

Закрыв голову руками, она разрыдалась.

Стивен не стал ей говорить, что все будет хорошо. Это было бы неправдой. Никогда не будет все хорошо. Некоторые раны заживают долго. А доверие не заслужишь за один вечер. Он подошел к ней. Нагнувшись, отвел ее руки от головы.

— Посмотри на меня, милая.

— Не могу.

— Ты не должна бояться того, что увидишь в моих глазах, Бриттани. Я не собираюсь бросать в тебя камни, не собираюсь презирать. Господь знает, как много я грешил. Как часто не исполнял того, что должен был. Каждое утро я просыпаюсь и благодарю Господа за новый день, прошу Его поддержать меня, чтобы и этот день был чистым и трезвым. А перед сном я снова благодарю Иисуса за то, что Он помог мне пережить этот день.

И тогда она на него посмотрела.

— И каждый день тяжелый?

— Некоторые дни бывают особенно тяжелыми. Но теперь у меня есть чем сражаться, есть друзья. А особенно важно, что у меня есть связь с Иисусом Христом. — Стивен знал, что означает ее взгляд. Но он продолжил говорить то, что нужно было сказать: — Я знаю, что могу обратиться к Нему всякий раз, когда что‑то случается, а Он показывает мне путь, по которому я должен идти. — Как, например, получилось с Юнис. — Господь указывает мне, что я могу изменить, а что нет, и дает мне мудрость отличить одно от другого.

— Это молитва? Нечто подобное написано на стене в Тендерлойне[64].

Он не хотел знать, что она делала в этой части Сан–Франциско.

— Да. Всякий раз, когда говоришь с Господом, это молитва. Труднее научиться слышать ответ. — Он сам учился этому очень долго. Но еще не достиг совершенства. Стивен стер слезу с лица дочери.

— Ты стал совсем другим, папа. Я тебя почти не знаю.

— У нас с тобой много времени, чтобы лучше узнать друг друга.

Звуки шофара

_16.

2003

Сэмюель открыл дверь своей квартиры и оказался лицом к лицу с высоким молодым человеком в синей рубашке, черной кожаной куртке и джинсах.

— Тимоти Хадсон! Очень рад тебя видеть. — Он обнял парня. Потом молча отстранился и жестом предложил ему войти. Сэмюелю приходилось прилагать усилия, чтобы не заплакать. Врач говорил, что слезливость вызвана микроинсультом, который он перенес.

— Как же мне приятно видеть вас, Сэмюель! Я скучал по вам.

— Прекрасно выглядишь, Тим. — Возмутитель спокойствия, который уезжал из Сентервилля, вернулся, только теперь он был значительно выше ростом, шире в плечах и излучал уверенность в себе. И единственным признаком его непокорности были длинные, до плеч, золотистые волосы.

— Мне не хватало вас в церкви, Сэмюель.

— Я перестал туда ездить после инсульта. Пропустил уже несколько служб. — Он не стал сообщать Тимоти, что не ходит вовсе в Центр новой жизни. Не стоит говорить, что единственной из прихожан Сентервилльской христианской церкви, еще посещающей Центр новой жизни, была его мать. Когда Сэмюель перестал ходить в церковь, никто даже не побеспокоился спросить почему, хотя он и не был готов объяснять. А тем, кто знал причину, было все равно. Его очень обижало и беспокоило, что после всех долгих лет его службы все так быстро про него забыли. — Моя группа приходит ко мне прямо сюда. Мы проводим свои молитвенные собрания. Вместе изучаем Библию, поем гимны и молимся.

Когда Сэмюель переехал в Вайн–Хилл, он очень удивился, что здесь не проводятся воскресные службы, что сюда очень редко заглядывают Божьи служители. Единственным постоянным посетителем был отец Джеймс О`Молли, католический священник, почти такой же старый, как и его прихожане в приюте для престарелых.

— Я не возражаю, если вы станете обучать членов моей общины, — с сильным ирландским акцентом сказал Сэмюелю Джеймс, когда они впервые встретились. — Вы учите их Слову Божьему, и я не против этого. Только постарайтесь не забивать им головы бунтарскими идеями.

Джеймс О`Молли приезжал каждый четверг и оставался надолго. И хотя они не всегда приходили к согласию по теологическим вопросам, священник любил Иисуса и людей, которых Господь ему доверил. Кроме того, всегда приятно иметь друзей.

— Вам нравится здесь, Сэмюель? — недоверчиво спросил Тимоти.

Неужели мальчик его жалеет? Сэмюелю это было ни к чему.

— Мне было уже не справиться с домом. Мне стало не по силам ухаживать за двором. Зато здесь я могу отдыхать и наслаждаться жизнью. Для меня готовят, стирают мое белье и все остальное. — И ему хватало времени на молитву и обучение тех, чьи сердца открыты для Иисуса. — Присаживайся и чувствуй себя как дома.

Тимоти сел в старое кресло лицом к окну. В этом кресле часто сидел Джеймс. Приют в Вайн–Хилле построили таким образом, что все окна выходили во двор. Живущие здесь могли любоваться мраморной статуей крестьянки, которая лила воду из кувшина в пруд, заросший лилиями. Сэмюель распахнул окно, чтобы Тимоти мог слышать пение птиц, когда они прилетали к кормушкам.

— Я могу любоваться садом и ни о чем не беспокоиться. Томас Гомес ухаживает за ним, и каждый сезон сажает новые цветы.

— У вас здесь хорошо, Сэмюель.

Временное жилище перед встречей с Эбби.

— Я виделся с твоей матерью на прошлой неделе. Она ничего мне не сказала о том, что ты собираешься приехать.

— Она сама не знала. Я преподнес ей сюрприз. Мы с бабушкой подумали, что будет неплохо съездить в Сентервилль.

— С какой‑то особой целью?

— Да нет. Наверное, можно сказать, что мне захотелось посмотреть, как идут дела в церкви моего отца.

— Ну и как? — осторожно поинтересовался Сэмюэль.

— Великолепное здание.

— Да, действительно. — Сэмюель поудобнее устроился в кресле и отставил трость. — Я должен чем‑нибудь угостить тебя. Может, хочешь содовой? Печенья? Чувствуй себя как дома. — В крошечной кухоньке стоял холодильник, микроволновка и висело несколько шкафчиков.

Тимоти налил чай со льдом в два стакана. Улыбающийся Сэмюель взял стакан, помешал напиток и сделал глоток. Тим даже не забыл добавить лимон.

— Великолепно. Как раз как я люблю. Итак, о чем мы говорили?

— Вы получаете записи собраний отца?

—Угу.

— И как?

— Твой отец — замечательный оратор.

— Да, я знаю, и все же… — Тим ждал, внимательно вглядываясь в лицо Сэмюеля.

Старик не собирался сплетничать об отце Тимоти, не собирался он и делиться своими мыслями по поводу манеры Пола Хадсона проповедовать. Он уже говорил обо всем этом с Господом. Много раз.

— Ты окончил среднюю школу. Что теперь собираешься делать? Тимоти откинул голову на спинку кресла.

— Я еще не решил. Наверное, стоит поработать годик, подумать, чего я хочу. Меня уже берут в четыре университета.

— Хорошо. А в какие?

— Калифорнийский университет в Лос–Анджелесе, университет в Беркли, Калифорнийский государственный в Сакраменто и альма–матер папы и мамы — христианский университет на Среднем Западе.

— Кажется, ты уже передумал становиться ковбоем? — улыбнулся Сэмюель.

Тимоти криво усмехнулся:

— Может быть, мне стоит вернуться к этой идее. Перееду в Монтану. Подальше от всех, кто хочет как‑то влиять на мою жизнь. Я все еще не знаю, что выбрал для меня Господь. Спрашиваю Его уже два года, перебрал почти все.

Тимоти говорил о Боге так, словно был знаком с Ним очень близко.

— И не можешь придумать, куда пойти учиться?

— Я даже не уверен, что вообще хочу учиться, Сэмюель.

— Денежные проблемы?

— Дело совсем не в деньгах. Мама и папа откладывали деньги на мою учебу с самого моего рождения. Их, конечно, немного, но можно подрабатывать. Папа подталкивает меня к христианскому университету Среднего Запада. Семейная традиция в третьем поколении, как он говорит, будто все уже решено. — Саркастическая улыбка парня напомнила Сэмюелю его отца, Пола Хадсона. — По–моему, впервые отец мной доволен. — Он тряхнул головой и отвернулся. — Но все дело в том, что я абсолютно уверен — Господь этого не хочет.

— Откуда ты знаешь?

— Я ощущаю какое‑то беспокойство. Я подавал документы, только чтобы угодить отцу. А теперь жалею об этом. — Он поднялся и высунулся из окна, глядя во двор. — Все так сложно.

— Когда придет время, ты узнаешь, чего от тебя ожидает Господь.

— Очень надеюсь. Но если я пойду не в христианский университет, отец расстроится. А я не знаю, как поступить правильно.

— Все зависит от того, кому ты хочешь угодить.

Тим смотрел на Сэмюеля, и было видно, что он все прекрасно понимает.

— А как насчет заповеди чтить отца и мать?

— Первая и наибольшая заповедь — возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, всей душой и разумением, Тимоти. Вторая — возлюби ближнего твоего, как самого себя. На этих двух заповедях утверждается весь закон и пророки Ветхого Завета[65]. Верность этим заповедям Христос доказал Своей жизнью, смертью и воскресением. Мы должны следовать за Иисусом, а не за людьми, как бы сильно мы их ни любили.

— Все ясно и просто в теории, Сэмюель. Но очень трудно соблюдать эти заповеди в жизни.

— А никто и не обещал, что будет легко. С самого начала времен идет великая духовная битва. Даже Иисусу пришлось в ней сразиться. Помнишь, как Он молился в Гефсиманском саду? «…Не Моя воля, но Твоя да будет»[66]. Вся жизнь такова. Разум и сердце — поле битвы с сатаной. Христос и Слово Божье — твоя сила и защита.

Тимоти снова сел. Наклонившись вперед, он уперся локтями в колени.

— Я беспокоюсь о маме. — Он резко поднял голову. — Она ничего вам не рассказывала?

— Она много о чем рассказывает мне.

— О чем‑то таком, что мне следует знать?

— Нет, раз она сама тебе ничего не сказала. — Юнис всегда обращалась к Эбби за советом. Несколько раз она приходила и к нему в тревожные минуты, но так и не решилась сказать, что же ее беспокоило. Ее скрытность подсказывала Сэмюелю, что дело касалось Пола, но он никогда не считал себя вправе расспрашивать ее либо давить на нее.

Тим пожал плечами:

—У мамы с папой что‑то разладилось. Не знаю, что именно. Отец часто раздражается, скрытничает. Они с мамой разговаривают, словно чужие. И только на бытовые темы.

— Брак — очень нелегкое дело, Тимоти.

— Да, я слышал. Но разве у них не должно получаться лучше, чем у остальных? Они оба заняты исключительно церковными делами. Мама стала какой‑то нервной. Она никогда не была такой. — Тимоти еще раз пожал плечами и выглянул в окно. — Мне кажется, она изо всех сил старается занять себя. Пытается создать видимость благополучного брака. Она уверяет, что все замечательно, но у меня такое ощущение, что все как раз наоборот. Не знаю, верит ли она сама в это или только надеется. Возможно, она притворяется больше ради себя самой, чем для окружающих. Я ничего не знаю, Сэмюель. Но я очень хочу разобраться, что же происходит. Выглядит все как обычно, но… чего‑то не хватает.

— Когда ты говоришь «хочу разобраться», ты имеешь в виду, что хочешь все исправить, так?

— Конечно, если это в моих силах.

Сэмюель вспомнил о тех жертвах, которые пришлось принести Юнис Хадсон, и подумал, а способен ли ее сын на такое.

— Почему мать отвезла тебя в Лос–Анджелес?

Тимоти насторожился:

— У нас с папой появились трения.

— И почему она тебя там оставила?

— Она сказала, что мне нужен простор, чтобы понять, кто я такой, кроме того, что я сын Пола Хадсона.

— Думаешь, ей легко было решиться?

— Конечно, нелегко. — Тим скривился. — Да и сейчас непросто. Она плачет всякий раз, когда уезжает.

— Хочешь совет?

— Да. Это одна из причин, по которой я здесь.

— Ладно, слушай. Бери пример с матери. Не вмешивайся. Отойди. Молись. И увидишь, чего желает Господь.

— Я подумал, если поговорить с отцом…

И тут Сэмюель увидел в Тимоти Пола Хадсона.

— Так, — он слегка улыбнулся, — ты знаешь, как поступать правильно. Верно? Ты вообразил, что можешь указать своему отцу, как ему следует жить, как сделать мать счастливой. — Сэмюель покачал головой. — Горячая, самонадеянная молодежь.

Лицо Тимоти стало пунцовым.

— У меня появилось ощущение, что их брак начинает разваливаться, а я не хочу наблюдать со стороны и молчать.

— Кто‑то из них просил твоего совета?

—Нет.

— Тогда не нужно вмешиваться. Позволь Господу творить, лепить и переделывать. И рушить тоже. Помни об этом. То, каким мы видим Бога, определяет и то, как мы Ему служим. И зачастую это значит, что мы не должны вмешиваться в дела Божьи. — Яснее выразиться уже невозможно.

— Советуете мне уповать на Господа?

— Именно.

— Но я слишком нетерпелив.

Сэмюель улыбнулся:

— Не нужно представлять себя Одиноким ковбоем[67]. Люди начинают создавать своих собственных божков, когда Господь не подстраивается под их расписание, программу, план, расчеты. И все из‑за иллюзии контроля над собственной жизнью. Пока не случается несчастье.

Как и надеялся Сэмюель, Тимоти сменил тему разговора, спросив о его здоровье. Сэмюель рассказал ему про инсульт. И хотя это был микроинсульт, он все‑таки внес изменения в его жизнь.

— Больше всего мне жаль, что я не могу водить машину, я ведь не желаю размазать кого‑то по асфальту. Одно дело убить себя, а другое — прихватить с собой еще кого‑то. — У него по–прежнему были права и его автомобиль, правда, ни то, ни другое больше не было ему нужно.

Сэмюель пригласил Тимоти пообедать с ним в столовой на первом этаже. Он позвонил менеджеру, Глэдис Таунсенд, и сказал, что у него гость.

— Почти все спускаются к обеду, — сообщил он Тимоти.

Для некоторых это был единственный шанс побыть на людях, если они не посещали многочисленные кружки, которые работали всю неделю. В этих кружках можно было заняться всем чем угодно: от складывания паззлов до тай ши. Сэмюель ходил в кружок живописи маслом. Раз в неделю. Правда, он не показывал свои картины никому, у кого еще было неплохое зрение.

Сэмюель представил Тимоти своим соседям по столу: Бесси Энрайт, Тому Ориону, Фоли Хаддлстону, Лорейн Крамер и Шарлотте Уитком. Обменявшись приветствиями, все, кроме одного, сказали, что рады новому знакомству.

— Еще один длинноволосый хиппи. — Том Орион наклонился вперед, приподняв подбородок. — Хорошо, что не красится в синий цвет, как мой внук. У вас есть татуировки?

— Нет, сэр.

— А у меня есть.

Шарлотта пришла в ужас:

— Том, никому не интересно на них смотреть.

Бесси похлопала Тимоти по руке:

— Он слишком молод, чтобы быть хиппи.

— Но ведь у него длинные волосы.

— Длинные волосы — это просто прическа, — возразила Лорейн. — У моего любимого актера в сериале «Дни и годы» тоже длинные волосы.

— Да это же дурацкая мыльная опера! Неудивительно, что у тебя вместо мозгов каша.

Лорейн надела очки и посмотрела на Тома поверх них:

— Лучше уж смотреть мыльные оперы, чем слоняться по вестибюлю и ругаться с персоналом.

— Я не ругаюсь.

— Ты постоянно скулишь и ноешь, — вмешалась Шарлотта, поддерживая Лорейн.

— Орион, — вдруг произнес Тимоти. — В сентервилльской школе был тренер по фамилии Орион.

— Мой сын.

— Как только он пришел, наша футбольная команда начала выигрывать.

Было очевидно, что Тимоти унаследовал от матери ее деликатность. Том Орион моментально забыл про свои жалобы. А Шарлотте, Лорейн и Бесси манеры и внешний вид Тимоти стали нравиться еще больше. Они минут десять послушали воспоминания Тома о футбольных матчах, а потом Шарлотта перебила его и спросила, есть ли у Тимоти девушка.

— Нет, мэм. Во всяком случае, ничего серьезного.

— А у меня есть внучка, очень симпатичная.

— Он живет не в Сентервилле, Шарлотта, — вставила Лорейн. — Он здесь в гостях.

— Как жаль, из них бы получилась прекрасная пара.

Лорейн погладила руку Шарлоты:

— Твоей внучке уже сорок четыре.

Но Шарлотта не собиралась сдаваться.

— А сколько вам лет, Тимоти?

— Только исполнилось девятнадцать.

Сэмюелю понравился и обед, и беседа. Тимоти явно чувствовал себя свободно со всеми. Даже Том развеселился и заговорил про старые времена в Сентервилле, когда в городе было больше садов и виноградников, чем районов. Они прекрасно посидели, пока не появилась бригада уборщиков и не попросила выйти, чтобы можно было привести зал в порядок. Тимоти помог дамам подняться и пожал руки Фоли Хаддлстону и Тому Ориону.

Уходя, Том сказал Сэмюелю:

— Хороший парень. — Это была наивысшая похвала старого сварливого мясника.

Бесси Энрайт проводила их до самого лифта.

— У тебя такой милый внук, Сэмюель.

Сэмюель не стал говорить, что они не родственники. Через десять минут она вовсе забудет, что Тимоти приходил к ним.

Сэмюель и Тим вошли в лифт.

— Тебе понравился обед?

— Вкусная еда. Очень приятные люди.

— Одинокие люди. Некоторых совсем забыли. С тех пор как я сюда переехал, Бесси Энрайт не навестил ни один родственник. Ее дети и внуки живут на западе.

Сэмюель сказал об этом Юнис, и в следующий же свой визит она зашла и к Бесси, принесла африканскую фиалку для ее коллекции.

— Ты поживешь у родителей, пока не решишь, где будешь учиться?

— Нет. — Тимоти покачал головой. — У меня билет на автобус на сегодняшний вечер. Со следующей недели я выхожу на работу. На стройку.

— На стройку?

— Буду подносить раствор. — Он усмехнулся. — Говорят, от этой работы прекрасно развивается мускулатура. — Он согнул руку.

— За тобой заедет мать?

—Нет.

— Бабушка?

— Она уехала вчера.

Сэмюель не мог даже предположить, что Пол Хадсон выделит время в своем графике, чтобы подвезти сына.

— Как же ты доберешься домой?

— Так же, как и сюда, пешком.

Три мили в сорокаградусную жару! Сэмюель был тронут, что Тимоти пошел на такие жертвы ради встречи с ним.

Они поговорили про университет, спорт, миссионерские поездки Тимоти в Мексику, о занятости его матери, о политике. Но ничего не было сказано о Центре новой жизни или о его пасторе.

— Пожалуй, пора идти.

Тимоти встал, и Сэмюель вдруг почувствовал сожаление. Возможно, ему уже не придется увидеть Тима на этом свете. Он поднялся с кресла, чтобы проводить молодого человека до двери.

— Сэмюель, могу я вас кое о чем попросить?

— О чем угодно, в любое время.

— Вы не могли бы помолиться за моего отца?

— Господь не допускает, чтобы я не делал этого. — Он молился за Пола Хадсона еще до того, как узнал его. Он прекрасно помнил тот первый разговор с ним много лет тому назад. Тогда он был уверен, что Пол призван Господом служить в Сентервилле.

И снова в глазах Тимоти промелькнуло беспокойство. Он нес свое бремя и сомневался, может ли от него избавиться.

— Что беспокоит тебя, сынок?

— У меня такое ощущение, что в ближайшее время моего отца ожидают очень крупные неприятности.

Сэмюель не стал спрашивать, почему ему так кажется.

— Рад был повидать вас, Сэмюель. — Тимоти протянул руку, в глазах его блеснули слезы. Он крепко пожал руку старику. Настоящее мужское пожатие. Тимоти обнял его, и Сэмюель вдруг увидел того маленького мальчика, который с радостным криком влетал в их с Эбби дом. — Я скучал по вам. — Голос его стал хрипловатым. — Больше, чем по кому‑либо в этом городе, я скучал по вам и по маме. И Эбби… — Тим вдруг смутился, еще раз сжал руку Сэмюеля и отпустил. — Спасибо за все.

— Я пока еще не умер.

Молодой человек робко улыбнулся:

— Да, знаю, но когда я учился вождению, вы сказали, что жизнь нельзя принимать как что‑то само собой разумеющееся. Есть вещи, которые лучше сказать при случае. Я люблю вас, Сэмюель. Вы были для меня лучшим дедушкой, чем мой собственный.

Сэмюель был не в силах говорить от переполнявших его чувств. Тимоти помог зажить ране в его сердце, которая появилась после гибели сына во Вьетнаме. Уже стоя в дверях, Сэмюель вдруг почувствовал толчок Святого Духа. За семьдесят лет жизни во Христе он привык чутко реагировать на такие знаки.

— Погоди‑ка, сынок. У меня для тебя кое‑что есть. — Он подошел к секретеру и открыл ящик, перебрал какие‑то бумаги, пока не нашел то, что искал. Потом написал записку, подписав в конце свое имя, и вложил ее в конверт. Затем достал из ящика ключи и вернулся к Тимоти, который все еще стоял в дверях.

— Пустячок, который немного тебе поможет. — Он протянул юноше ключи от «де сото».

— Вы шутите?

— Я никогда не шучу такими вещами. Можешь мне поверить. — Он передал Тимоти конверт. — Это доверенность, выписанная на твое имя. Тебе только нужно заскочить в Управление автомобильным транспортом, и машина твоя.

— Я не могу забрать вашу машину, Сэмюель. Я же знаю, как вы ее любите.

— Я не люблю ее. Она мне нравилась. А люблю я тебя. И еще хочу тебя спросить — что мне делать с машиной, если я больше не могу ее водить? — Он показал на коридор. — Иди прямо по коридору, в конце будет лестница. Спустишься по ней в гараж. Машина твоя с одним условием: ты ничем не связан. Если она тебя не устроит, можешь продать ее и потратить деньги на обучение.

Тимоти стоял в нерешительности.

— Даже не знаю, что сказать.

— Ничего не говори. Просто иди и забери машину. Потом позвонишь, скажешь, как она ездит.

Тимоти обнял Сэмюеля и пошел по коридору. Сэмюель смотрел, как он вертит на пальце ключи от «де сото». У выхода на лестницу Тим остановился. Улыбнулся и помахал рукой.

— Спасибо, Сэмюель!

Старик поднял руку в ответ, но сдержался, не стал давать советов по вождению. Дверь за Тимоти захлопнулась.

Сэмюель закрыл дверь своей квартиры. Когда он переезжал сюда, он раздал почти все свои вещи, но с машиной расстаться никак не мог. В последние несколько месяцев он регулярно спускался в гараж и проводил там пару часов, полируя свою машину, проверяя, все ли в порядке. Он даже садился на водительское сидение и включал мотор, чтобы убедиться, что он работает. И сам не знал, зачем это делает.

— Зато теперь знаю, Господи. — Улыбаясь, он уселся в свое кресло–качалку.

Всему свое время. И для всего оно наступает.

Сэмюель наслаждался осознанием того, что избавился еще от одной ненужной вещи. Он ясно представил, как Тимоти едет по автостраде 99 к пересечению с 5–м федеральным шоссе — локоть выставлен в открытое окно, ветер треплет волосы.

Как же это приятно, Господи. Как хорошо, что я подарил молодому человеку машину.

Особенно приятно, когда знаешь, что выполнил Божью волю.

* * *

Пол испытывал противоречивые чувства к своему сыну. Он им гордился, но при этом не возлагал на него особых надежд. Он не ожидал, что Тимоти вообще сможет поступить в университет, тем более в Калифорнийский. Его сын уже задумывается о будущем, рассматривает различные варианты. А слушает ли он своего отца? Хотя, с другой стороны, почему он должен его слушать? Теперь Пол совсем не знал своего сына. Он разговаривал с ним по телефону раз в неделю или две, и разговоры эти были короткими и пустыми. И в том, что они не могли нормально общаться, не было ни его вины, ни вины Тимоти. Их личности были несовместимы. Обычно Юнис помогала им находить общий язык, но в последнее время она перестала это делать.

Может, до нее дошли слухи? Пол старался назначать Шиле встречи в такое время, когда в церкви никого не было. Ни он, ни она не хотели разрушить свой брак, хотя их семьи были далеки от идеала. Они оба могли многое потерять, если поползут сплетни. Она — его прихожанка и нуждается в утешении. Ей необходим хотя бы один мужчина, находящий ее привлекательной и желанной, и с ней, в отличие от Юнис, он чувствует себя по–настоящему сильным.

Но в последнее время ему пришлось поволноваться. Шила стала рисковать, и ему это не нравилось. Поцелуй в щечку на выходе из церкви, звонок домой, записка на столе. Сегодня утром, когда Шила с ним заговорила, Тимоти едва не просверлил его глазами. Лучше бы обратил внимание на девушек, которые наблюдали за ним и перешептывались. Если Тимоти поделится с Юнис своими подозрениями, Пол расскажет ей всю правду. Ведь он просто консультирует Шилу. Юнис поверит. Она всегда верит. И даже если Юнис начнет задавать вопросы, он спросит ее, что бы он был за пастор, если бы отказал в помощи жене одного из самых щедрых спонсоров церкви.

Нужно позвонить аптекарю и заказать еще таблеток. Желудок снова его мучает. Ему не нравилось, что Шила заигрывает с ним на людях. Конечно, это всего лишь признак ее низкой самооценки. Роб совсем не уделяет ей внимания, поэтому она и обратилась к Полу. Он позвонит ей и еще раз с ней поговорит. Роб снова уехал. Может, просто зайти к ней домой? Там уж никто не сможет их подслушать или увидеть.

Машина Юнис была уже в гараже. Они с Тимоти отправились есть гамбургеры в «Закусочную Чарли», Пол отказался идти с ними. Ему не улыбалось сидеть напротив Тимоти и играть в гляделки. А то и еще хуже, придется отвечать на вопросы Юнис. Даже если Тимоти что‑то подозревает, он не станет ничего говорить. Ни к чему обижать мать.

Пол вспомнил, что когда‑то сам был в таком же положении, в каком находился сейчас его сын. Потом Пол радовался, что ничего не сказал своей матери. Стаскивая на ходу пиджак, он прошел через кухню. Наверное, лучше было бы позвонить Шиле еще из церкви.

Полу стало стыдно, потом он разозлился. Чего ему стыдиться? Консультирование прихожан — часть пасторской работы. Он ведь не подстраивает встречи с Шилой, не стремится к уединению. Если бы он этого хотел, то снял бы номер в какой‑нибудь небольшой гостинице. Возможно, в том уютном мотеле в Марипоса. Где никто их не знает. Они могли бы вместе пообедать, погулять, поговорить и…

Он быстро прервал свои размышления. Он всего лишь утешал одинокую женщину, чей муж был слишком глуп, чтобы понять, чего себя лишает. Пол ослабил узел галстука и расстегнул воротник. Раздраженный, сердитый, он чуть не налетел на Юнис, выходившую из спальни.

— О, извини, — рассмеялась она, перекидывая ремень сумочки через плечо.

— Куда ты идешь?

— В магазин. — Она обошла его.

Он пошел за ней следом в прихожую.

— Сейчас же вечер воскресенья.

— Ты же сам говорил, что у нас кончился кофе, и тебе нужен крем для бритья. Я составила список.

— А где Тимоти?

— Пошел прогуляться. Он сказал, что до автобуса у него еще полно времени.

— Тебя долго не будет?

— Максимум час.

Часа вполне хватит.

Целый час — это замечательно. Ему хотелось поговорить с Шилой без помех.

Юнис нахмурилась.

— Могу отложить до завтра, если хочешь. — Она сняла с плеча сумку. — Наверное, так даже лучше. Уже поздновато.

— Нет, что ты. Иди. У меня полно работы.

Пол подождал, пока дверь гаража не закрылась. Он чуть приоткрыл шторы в спальне, чтобы убедиться, что Юнис едет вверх по холму. Потом перевел взгляд на телефон. Все‑таки ему претила мысль звонить из спальни. Пол швырнул пиджак на стул и направился в свой кабинет. Закрыв дверь, он повернул ключ в замке и уселся за стол. Он должен поговорить с Шилой о ее поведении. Интересно, надолго ли уехал Роб? Шила острее нуждалась в Поле, когда Роб был в отъезде.

Полу не требовалось искать ее номер телефона.

* * *

Стивен заметил серебристый «лексус» перед домом. Было только девять часов утра, он ожидал первого клиента не раньше одиннадцати.

Из машины вышла Кэтрин.

О, помоги мне, Господи! Стивен положил карандаш на чертежную доску. Он не стал дожидаться, когда она постучит.

— Привет.

— Привет, — довольно резко ответила она. Кэтрин вошла в кабинет, не взглянув на бывшего мужа. Она снова отрастила свои белокурые волосы и носила их распущенными. В то время, когда он ухаживал за Кэтрин, он как‑то сказал ей, что ему нравится, когда у женщины длинные волосы. Возможно, из‑за этого через несколько лет она подстриглась. Сначала Кэтрин отрезала только несколько дюймов. А к концу их семейной жизни она носила уже очень короткую стрижку и укладывала волосы с помощью геля. Он был просто взбешен. И она об этом знала.

Она по–прежнему была в отличной форме. Наверное, посещала спортзал. Возможно, даже обзавелась личным тренером. Стивен вдруг спохватился и остановил поток мыслей. Она еще и рта не успела открыть, а он уже мысленно смешал ее с грязью, принялся искать недостатки, отыскивать слабости. Видит Бог, у него самого их пруд пруди.

— И зачем ты купил этот дом, Стивен? Почему не перестроил или не отремонтировал что‑нибудь в Сакраменто? Или в Роузвилле? Почему выбрал Роквилль?

Она не собиралась быть дружелюбной.

— Он мне понравился.

Стивен не собирался рассказывать ей, как Господь привел его сюда, что в подвале он проводит занятия по изучению Библии. Она на взводе и не готова его слушать.

— И сколько денег ты на него угрохал? Никогда не замечала, чтобы ты сорил деньгами. В этом захолустном городишке живут одни неудачники. У большинства домов здесь даже нет фундамента. А этот трейлерный парк! И повсюду бродят эти мексиканцы.

— Это поденщики. К девяти их всех обычно нанимают. — Двое из них посещают его занятия по средам вечером. Прекрасные парни, одинокие, их семьи остались на юге.

— Никто в здравом уме не захочет жить в Роквилле, особенно если у них есть деньги, чтобы поселиться в другом месте. Даже Сентервилль лучше. Мне кажется, Бриттани не стоит здесь жить.

Стивен моргнул от удивления. По прошествии четырех лет Кэтрин вдруг высказывает мнение, где жить их дочери? Он уже открыл было рот, чтобы сказать, что Бриттани приходилось жить в местах и похуже, чем Роквилль, но вовремя остановился. Не теряй голову, Декер. Не попадайся на ту же удочку.

Кэтрин посмотрела в сторону лестницы второго этажа.

— Наверное, Бриттани видела, как я приехала. Не можешь позвать ее?

— Она сегодня рано ушла.

Кэтрин вскинула голову, но Стивен не видел ее глаз за стеклами солнечных очков.

— Ты сказал ей, что я приеду?

— Я же не знал, что ты приедешь, Кэтрин. Ты уже давно не даешь о себе знать. — Стивен очень старался говорить спокойно, но она все равно пыталась найти повод для ссоры.

— Я не знала, когда смогу приехать. Ясно?

Он пропустил ее сарказм мимо ушей.

— Бриттани обычно уходит рано утром и возвращается после полудня.

— А куда она ходит?

— Я не знаю.

— И не спрашивал?

— Когда я приглашал Брит пожить здесь, я кое‑что ей обещал, Кэтрин. Одно из условий — я не вмешиваюсь в ее дела, если она сама не хочет посвящать меня в них. Пока она здесь не появилась, я совсем ничего не знал о ее жизни.

Бриттани всегда уходила утром, но ни разу не сказала, куда идет, что собирается делать. Он был рад уже тому, что она возвращалась, и еще больше радовался, если она не приходила пьяной или обкуренной. Конечно, его интересовало, куда она ходила каждый день. Конечно, он хотел ее спросить. Но Стивен молчал и ждал. Он не хотел поступать с Бриттани так, как Кэтрин поступала с ним: подвергать допросу с пристрастием. Он чувствовал, что Бриттани одной ногой уже стоит на той дорожке, которая ведет в никуда.

Кэтрин подошла к чертежной доске и взглянула на чертежи.

Стивен подавил в себе желание свернуть их в рулон. Кэтрин тяжело вздохнула.

— Наверное, многого не понадобится, чтобы Бриттани сбежала снова. — Она невесело усмехнулась. — Достаточно одного вида моей машины.

У Стивена появилось желание спросить почему, но он сдержался — он же хочет разрушить стену, которую они возвели между собой. Сейчас его бывшая жена обходит свои укрепления, проверяет пушки. Она рассматривала его чертежи офисного здания. Тянет время?

— Может, сварить кофе?

Она удивленно посмотрела на Стивена:

— Кофе?

— Я могу сделать перерыв. Работаю с семи утра.

— Хорошие чертежи. — Он не ожидал комплимента, поэтому застыл на месте от удивления. — И где строишь?

— На северо–востоке. — Он направился к лестнице. — Пошли наверх. Посмотришь дом.

Она подчинилась.

Он вытащил из шкафчика кофе и фильтры, пока Кэтрин осматривалась. А Стивен осматривал ее. Она похудела, побледнела. Даже когда они были на грани развода, она продолжала тщательно следить за своей внешностью. Ее дорогие джинсы были ей велики, загар почти сошел. Но ногти по–прежнему были накрашены красным лаком. Она наконец сняла очки, сложила и засунула в карман пиджака. Кожа вокруг покрасневших глаз припухла. Никакой макияж не мог скрыть ее возраст, следы бессонных ночей, пристрастие к выпивке и разочарование.

Стивен сразу распознал состояние похмелья. В прошлом он сам часто страдал именно этим.

— Ты сегодня ела, Кэт?

— Нет. — Она повернулась к нему спиной и уставилась в окно, скрестив руки на груди.

— Я тоже. У меня есть яйца, не возражаешь?

Она оглянулась через плечо, приподняв брови.

— Ты теперь готовишь?

Он не обратил внимания на ее насмешливый тон.

— Пытаюсь. — Бриттани говорила, что Кэтрин ходит на занятия по кулинарии, чтобы устраивать шикарные вечеринки и производить впечатление на Джеффа и его богатеньких друзей.

— Могу сделать омлет. Как, ты не против?

— На это стоит посмотреть. — Она села в кресло Бриттани и наблюдала, как он взбивает яйца и трет сыр. Стивен знал, что ей хочется позлить его. Он вылил взбитые яйца на разогретую сковороду, посыпал тертым сыром, закрыл крышкой и уменьшил огонь. Пока омлет жарился, Стивен накрыл стол на двоих. Кэтрин усмехнулась:

— Каких только чудес не бывает.

— Попридержи комплименты, пока не попробуешь. — На ее лице промелькнула улыбка. Он налил ей горячего кофе. — Прости, у меня нет сливок. Может, хочешь молока? — Он настороженно смотрел на нее, дожидаясь ответа.

— Сойдет и черный.

Стивен поделил омлет и положил первый кусок ей. Затем помолился, попросив у Господа мудрости и терпения. Кэтрин всегда легко удавалось его разозлить.

— Что это ты такой добренький сегодня? Снова хочешь начать разговор об опеке?

Неужели она это серьезно?

— Бриттани исполнился двадцать один год, поздновато для разговоров об опеке.

Кэтрин закрыла глаза, на ее лицо набежала тень.

— Да, наверное, ты прав. — В ее глазах блеснули слезы, она судорожно вздохнула и отвернулась, изо всех сил пытаясь не расплакаться. Как много она пьет эти последние пять лет? — Столько времени прошло. — Она тряхнула головой и повернулась к нему. Взгляд стал жестким. — Что ты уставился?

— Прости.

— Ты так и не сказал, с чего это ты такой добренький.

Интересно, насколько он виноват, что она стала такой?

— Просто подумал, что пришла пора заключить перемирие.

Она пристально посмотрела на омлет, потом неприязненно на него:

— Это что‑то вроде Троянского коня?

Усмехнувшись, он протянул руку через стол, подцепил кусочек омлета с ее тарелки и съел.

— Маловато соли. Зато совсем нет мышьяка.

На сей раз Кэтрин улыбнулась, правда как‑то вяло и неискренне, но все же улыбнулась. Она проглотила кусочек.

— Совсем неплохо.

Они ели молча. Потом он отнес тарелки в раковину.

— Еще кофе?

— Да, пожалуйста. — Он налил ей кофе и поставил кофейник на подставку для горячего. Она зажала чашку между ладонями. — Я думала, ты злорадствуешь.

— По поводу чего?

Она как‑то странно посмотрела на него.

— Джефф ушел от меня. И снова я осталась одна.

— Твои несчастья не радуют меня, Кэт. — Он понял, что нужно кое‑что прояснить. — Когда‑то радовали, но не сейчас.

— И что же так тебя изменило?

— В реабилитационном центре я признал Христа Спасителем. И я вручил Ему свою жизнь. Без Него я не прожил бы без выпивки и дня.

— Ты любил говорить, что это я довела тебя до пьянства.

— Просто мне нужно было на кого‑то свалить вину.

— Значит, ты пошел в церковь, и твоя жизнь тотчас изменилась к лучшему? Так?

— Я говорю не о здании, а о связи с Богом.

— Наверное, приятно иметь контакт с Самим Господом Богом.

Она сопротивлялась изо всех сил, как и он раньше, перед тем как сдаться.

— Я признал, что нуждаюсь в Христе. Да, все произошло совсем просто. У меня не было сил сказать алкоголю «нет».

— Я прекрасно все помню.

Ему захотелось перечислить ее грехи, но он удержался.

— У нас в центре говорили: «Я не могу — может Бог. Я отдаю свою жизнь Господу». И с тех пор я произношу эти слова каждый день. Благодаря Ему я больше не пью.

Кэтрин посмотрела на Стивена. Сложила руки на груди и отвернулась. Взгляд ее затуманился.

— Это трудно?

— В некоторые дни труднее, в некоторые легче.

Кэтрин встала и подошла к окну.

— Я всегда и во всем винила тебя. Особенно когда чувствовала себя несчастной. Я винила тебя, когда наш брак начал разваливаться. Я винила тебя, когда забеременела и не могла больше работать. Я винила тебя за то, что мне приходилось ходить всю беременность к врачу и я не могла жить так, как хочется. — Она подняла голову. — Но потом я встретила Джеффа и решила, что с ним все будет прекрасно. — У нее затряслись плечи. — Но все оказалось не так. И я стала винить Бриттани.

Для Стивена в ее словах не было ничего нового, но его удивило, что Кэтрин сама все поняла. У Стивена появилась надежда, что она сможет все исправить.

— Нам всем нравится думать, будто мы полностью контролируем свою жизнь. Что наши грехи никого не касаются. Мы закрываем глаза на последствия и указуем перстом на кого‑нибудь другого. Не надо думать, что ты одна такая, Кэт. На мне лежит большая часть вины.

Он вспомнил, что говорил ей, будто стал пить из‑за нее, что мужчина не может быть трезвым, живя с ней в одном доме. Он пытался объяснить и оправдать свою распущенность. Разве удивительно, что она защищалась? Какая разница, кто начал войну и кто в ней побеждал. Стивен хотел, чтобы они заключили перемирие. И не только ради Бриттани, но и ради себя. Единственное, что мешало им остановиться, — это их гордыня.

— Не твоя вина, что я стал алкоголиком, Кэт. И никогда ты не была виновата. — Он поднялся и подошел к ней, остановившись за ее спиной. — Мне очень жаль. — Когда он положил руку ей на плечо, Кэтрин вся напряглась. Он убрал руку.

Они стояли молча и смотрели на улицу.

— Мне тоже. — Она неприязненно взглянула на него. — Особенно теперь, когда ты стал благопристойным человеком. — Стивену понравилось ее ядовитое остроумие.

— У тебя потекла тушь. — Он достал из кармана платок и протянул ей. — Не волнуйся, он чистый.

Они снова сели за стол. Кэтрин вытащила из сумочки пудреницу, открыла ее и принялась стирать разводы. Тяжело вздохнув, она закрыла пудреницу и бросила ее назад в сумочку.

— Мне страшно надоело притворяться и жить так, чтобы остальные были довольны. Я уже даже не знаю, кто я такая. Я только знаю, что не хочу так больше жить. — Ее тушь снова потекла. — Джефф с самого начала не понравился Бриттани, я надеялась, что она со временем привыкнет, но этого не произошло. Поэтому я старалась, чтобы она реже бывала дома, отправляла ее заниматься балетом, музыкой, футболом, посылала в летние лагеря. Я уверяла ее, что делаю это для ее же блага, но Бриттани знала правду. Она хотела жить с тобой. Она говорила тебе об этом?

— Да. — Дальше все было понятно. Мысль о том, что ее дочь станет жить с отцом–алкоголиком, а не с ней, била по ее самолюбию, вызывала ревность.

Кэтрин закрыла глаза:

— А когда она это сказала?

— Когда приехала сюда, в первый день. Сказала — ты говорила ей, что я не хочу жить с ней.

Кэтрин вскинула голову:

— Возможно, я была неправа.

— Возможно?

— Ладно. — Она отвернулась. — Чем больше ты хотел ее заполучить, тем меньше я хотела ее отдать. Я хотела причинить тебе такую же боль, какую ты причинил мне.

— Тебе это удалось.

— Я думала, это доставит мне радость.

Стивен внимательно посмотрел на бывшую жену:

— Тебе делает честь то, что ты не порадовалась. У Кэтрин опустились плечи.

— Никогда бы не подумала, что стану с тобой так разговаривать, Стивен. Даже через тысячу лет.

Он никогда не помогал ей разговориться. Он вел себя как футболист на скамейке запасных, наблюдающий за противником и ожидающий своей очереди добраться до мяча.

Бедная Бриттани. Ничего удивительного, что их дочь так запуталась.

Кэтрин отхлебнула кофе.

— Я знаю, почему сбежала Бриттани. Мы с ней страшно поругались. Она сказала, что видела Джеффа с другой женщиной. Я дала ей пощечину и сказала, что она просто хочет разрушить мой брак. Она же заявила, что уже не в первый раз видит их вместе. И добавила, что он ничтожество, а я дура, потому что верю его россказням. — Она скривила губы. — Я снова дала ей пощечину и сказала, что она пьянчужка, как…

— Как ее отец?

У Кэтрин был несчастный вид.

— Я наговорила еще много всего. Очень жестокого, сейчас и не вспомню все. Но она никогда не забудет. — Кэтрин стерла слезы со щек, ее рука при этом дрожала. — Я страшно разозлилась. Я сказала, что она надоела мне до смерти, что я жду не дождусь, когда она вырастет и уйдет. Она же молча стояла передо мной и с ненавистью смотрела. Я сказала, что меня тошнит от ее вида: от этих синих волос, кольца в носу. Я сказала… даже не помню, что еще я сказала. А она повернулась ко мне спиной и направилась в свою комнату. Хлопнула дверью и заперлась. А на следующее утро ушла. Я‑то думала, она просто вышла, как всегда. Она часто уходила. Иногда ее не было день–два, но она всегда возвращалась. Однако через три дня и три ночи я поняла, что она ушла насовсем. И я обрадовалась. Я радовалась целую неделю. — Кэтрин закрыла лицо платком и зарыдала. — Вот такой хорошей матерью я была. А через две недели я испугалась по–настоящему. Я боялась звонить тебе. Я не знала, что делать. А вскоре я обнаружила, что все, что она говорила про Джеффа, правда.

— И когда я позвонил тебе, ты попросила передать, что разводишься с Джеффом.

Кэтрин высморкалась и кивнула.

Стивен надеялся, что его признание не прервет их разговор.

— Я ей не сказал, Кэтрин. Прости. Теперь я очень сожалею об этом. Но я боялся, что ты обвинишь дочь в том, что твой второй брак рухнул.

Во всяком случае, она не стала на него орать. Кэтрин продолжала сидеть на месте, а не бросилась душить его.

Она медленно выдохнула. Закрыв глаза, снова высморкалась, потом зажала его платок в руке.

— Хорошо, что не сказал. Я сама хочу ей сказать, что она была права. — Ее губы снова изогнулись. — Возможно, тогда она меня простит.

Возможно, со временем Бриттани простит их обоих за их ошибки и полную несостоятельность как родителей.

— Спасибо, — еле слышно прошептала Кэтрин.

— За что?

— За то, что выслушал.

Нужно было начать это делать давным–давно.

— Всегда готов. — Надо продолжать в том же духе.

— Ну–ну, это что‑то новенькое. — На лестнице стояла Бриттани и смотрела на них. За плечами у нее виднелся рюкзак, она переводила взгляд с отца на мать. — Вот уж не ожидала, что вы можете находиться в одной комнате больше пяти секунд и не поцапаться.

Стивен откинулся на спинку стула и улыбнулся дочери:

— Мы с твоей матерью только что вместе позавтракали.

— Быть того не может!

— А готовил твой отец.

— И тебе понравилось, мама?

Кэтрин не ответила, и Бриттани повернулась к отцу:

— Она вечно на все жалуется. Не слушай ее, папа.

— Она сказала, что завтрак получился неплохой.

— Чудо из чудес. — Бриттани пристально посмотрела на мать. Стивен чувствовал, что одно неверное слово — и она унесется вниз по лестнице прочь из их жизни.

Кэтрин прервала молчание:

— Ты оказалась права насчет Джеффа, Бриттани.

— Тоже мне удивила.

— Я с ним развожусь.

— Думаешь, меня это волнует? — Бриттани вскинула голову, как это частенько делала Кэтрин. — Я еще кое‑что узнала за это время. Я действительно нужна папе. А ты говорила, что не нужна.

— Я врала.

Бриттани на миг изумилась подобной откровенности, но лицо ее снова стало непроницаемым.

— Назови хоть одну причину, по которой мне не следует ненавидеть тебя до конца моих дней.

— Не могу. Но надеюсь, этого не случится.

— Ладно, расслабься.

Стивену стало жаль Кэтрин. Он‑то знал, как тяжело признавать свои ошибки.

Кэтрин взяла свою сумочку и набросила ремешок на плечо.

— Я, пожалуй, пойду.

Стивен тоже поднялся.

— Я провожу тебя.

Бриттани движением плеч скинула со спины рюкзак и держала его в руке. Стивену показалось, что она приготовилась использовать рюкзак как оружие, если только Кэтрин к ней приблизится. Кэтрин не стала к ней подходить. Мать и дочь посмотрели друг на друга. Бриттани повернулась к ней спиной, Кэтрин не успела и рта открыть.

Стивен спустился по лестнице вслед за Кэтрин. Он распахнул перед ней входную дверь.

— Ты справишься?

— Придется постараться.

— Я хочу точно знать.

Кэтрин посмотрела ему в глаза, такая бледная и печальная.

— Ты очень изменился. — Она усмехнулась. — Успокойся. Мы оба знаем, что я слишком эгоистична, чтобы причинить себе вред. — Она снова нацепила солнечные очки и небрежно помахала рукой. — Хотя бы теперь я знаю, что Бриттани в безопасности и у нее все хорошо.

Стивен смотрел, как она идет к машине, распахивает дверцу и садится за руль. Кэтрин завела мотор, посидела немного с опущенной головой и выехала на дорогу.

* * *

Юнис покупала таблетки от мигрени, когда вдруг заметила Роба Атертона, он разговаривал с фармацевтом.

— Знаю, знаю. — В его голосе слышалось раздражение. — Я иду на прием через две недели. — Снова заговорил фармацевт, но вполголоса, вид у него был довольно мрачный. Юнис отошла, чтобы не подумали, будто она подслушивает. — И долго мне придется дожидаться? — Фармацевт ответил, что позвонит лечащему врачу Роба, узнает, можно ли это лекарство продать ему еще раз. — Прекрасно. Так и сделайте, — сказал Атертон.

Роб повернулся и заметил Юнис. Почему у него такой мученический взгляд?

Кассирша тоже заметила ее и спросила, не нужна ли ей помощь. Юнис протянула ей коробочку с таблетками. Кассирша мило болтала все время, пока пробивала покупку на кассе, получала деньги, давала сдачу, засовывала коробочку в пакет и прикалывала к нему чек. Наконец, она вручила Юнис ее лекарства.

— Приятного вам дня, миссис Хадсон.

Юнис увидела, что Роб бродит среди полок.

— Роб, у вас все в порядке?

Он поднял на нее взгляд:

— Не совсем. Мне нужен нитроглицерин, а фармацевт хочет звонить врачу. Он, конечно, прав, но я не рассчитывал на задержку.

— Нитроглицерин ведь принимают от сердца?

— От стенокардии.

— А я и не знала, что у вас проблемы с сердцем.

— Откуда вам знать. Если только Шила не говорила вашему мужу… на консультации.

Роб так странно смотрел, произнося эти слова. Она даже задумалась, что бы это могло значить. Он хочет сказать, что Пол обсуждает вещи, которые его не касаются?

— Пол никогда не рассказывает мне, что обсуждается на консультациях.

Глаза Роба слегка сузились.

— Я мог бы и сам догадаться.

И снова в его взгляде промелькнуло что‑то неприятное. Что же здесь происходит? Пол никогда не выдавал чужих секретов. Это было бы неэтично. Юнис не нашлась что сказать, поэтому повторила то, что уже говорила:

— Мне стыдно, что я не знала о ваших проблемах со здоровьем, Роб. Простите.

— Что ж, если откровенно, мне нужен совет женщины. — В этот момент его окликнул фармацевт. — Юнис, вы не могли бы чуть задержаться? Я хочу узнать ваше мнение по одному вопросу.

У нее защемило сердце, но она заставила себя согласиться подождать. Роб заплатил за нитроглицерин, выслушал наставления фармацевта о его побочных эффектах и объяснения, как его принимать. Роб и Юнис встретились у полок с лекарствами от головной боли и заболеваний желудка.

— Мы не могли бы поговорить в другом месте?

Юнис предложила кофейню в конце квартала.

— Там недавно вынесли столики прямо на улицу. Сегодня прекрасная солнечная погода, а в это время в кофейне обычно мало посетителей.

Роб выбрал столик подальше от входа. Навес еще не установили.

— Даже не знаю, с чего начать. Я не в курсе, что вам известно.

— Известно о чем?

— О консультациях Шилы.

— Ничего не известно. Пол не обсуждает это со мной.

Уголки губ Роба поползли вниз, когда он внимательно посмотрел на Юнис. Он открыл рот, чтобы что‑то сказать, но сразу же закрыл — к ним подошла официантка. Он спросил Юнис, что она хочет заказать.

— Кофе с молоком.

Себе Роб заказал кофе без кофеина.

Он откинулся на спинку стула и принялся изучать Юнис.

— А что вам известно обо мне и Шиле?

— Я знаю, что вы оба щедро жертвуете на нужды церкви. — Юнис не знала, что следует говорить, а чего не следует. — А Шила интересуется делами церкви больше, чем вы.

Роб усмехнулся:

— Можно, конечно, и так сказать.

— Еще я слышала, что вы много ездите.

— Это точно.

Ее беспокоил его сухой тон.

— По делам, как мне кажется.

Он кивнул.

— По делам. Иногда по личным. — Он положил руки на стол и сжал пальцы в кулаки. — Я езжу во Флориду каждые два месяца. Там живет моя бывшая жена. Все так запуталось, Юнис. Я хочу с вами поделиться и спросить вашего совета. Можно? — Он снова откинулся на спинку стула — официантка принесла их заказ.

Юнис поблагодарила его за угощение, прежде чем сделать глоток. Она надеялась, что у него пропадет желание откровенничать с ней, но он придвинул свой стул поближе к столу, явно намереваясь исполнить задуманное.

— Молли, моя первая жена, помогала мне окончить колледж. Она мать моих двоих детей. Как раз в то время, когда они перешли в старшие классы и с ними начались проблемы, я нанял новую секретаршу. Умненькую, молодую и красивую. Как вы уже догадались, это была Шила. И очень скоро у нас с ней начался роман. Рядом с ней жена казалась такой скучной. Молли никогда не училась в колледже. У нее просто не было такой возможности. — Он опять откинулся на спинку, взгляд его стал задумчивым. — Мне кажется, что я немного стыдился Молли. Я получил степень магистра, зарабатывал денег куда больше, чем мог когда‑нибудь надеяться, участвовал в общественной жизни. И Молли в эту жизнь не вписывалась. Хуже того, она и не хотела под меня подстраиваться. И я стал брать с собой Шилу на деловые ужины, с этого все и началось. Я попросил у Молли развода. Конечно, она и дети сильно страдали. Но я был очарован Шилой, и семья меня совсем не трогала. У меня были друзья, которые тоже проходили через развод, они и дали мне совет. Очень плохой совет. Они порекомендовали мне забрать с общего счета как можно больше денег и положить их на свое имя. Что я и сделал. Я оправдывал себя тем, что это я заработал все эти деньги. Жена работала только первые четыре года нашего брака, помогая мне получить образование. — Он покачал головой и отвернулся. — Я нанял энергичного адвоката, который помог мне забрать большую часть имущества. Молли не сопротивлялась. Она тогда сказала, что я когда‑нибудь приду в себя и вернусь домой. Поэтому отобрать у нее имущество не представляло труда. Она соглашалась на все, что предлагал мой адвокат. Деньги на детей. Алименты в течение десяти лет. Полдома. Она надеялась, что сможет выкупить мою половину исходя из тех небольших средств, что я ей выделил. — Наклонившись вперед, он сжал в руке чашку. Сделал глоток, нахмурился и продолжил свой печальный рассказ: — Она выставила дом на продажу только через две недели после моей женитьбы на Шиле. Дом располагался в очень хорошем районе и продался за неделю. Она уже не могла купить такой же. Тогда она сняла дом поблизости от школы. Ей хотелось, чтобы дети учились со старыми друзьями. Так и получилось. Я виделся с Молли пару раз. Она сильно похудела. И пошла на компьютерные курсы, чтобы иметь возможность работать. Алиментов, которые я платил, было недостаточно. Но она ни разу ничего у меня не попросила. Я все знаю от сына, с которым встречаюсь.

Юнис видела его боль. Когда Роб пристально смотрел на нее, у нее создавалось ощущение, будто он пытается разглядеть, не судит ли она его слишком строго. Она же старалась вовсе не осуждать его.

Роб немного расслабился.

— Беда в том, что я до сих пор люблю Молли. И я люблю своих детей. — Он безрадостно рассмеялся. — Но ни один из них не захочет иметь со мной дело. Молли никогда не настраивала детей против меня. Они все видели сами. В награду я получил жену, которая моложе, красивее их матери, но для которой цель оправдывает средства. Шила до сих пор насмехается над Молли и возмущается всякий раз, когда я отправляю детям деньги. А если честно, я ее совсем не интересую.

— Я уверена, что вы ошибаетесь, Роб.

Он с сожалением посмотрел на нее:

— Вы ни в чем не видите зла, верно? Вы понятия не имеете, как добиваются своего такие женщины, как Шила. Вы не можете себе представить, какой хитрой и коварной может быть Шила. Какой тщеславной. Возможно, она… — Он замолчал. Сжал губы и снова тряхнул головой. Потом отхлебнул еще кофе. — Можете мне поверить, я‑то ее знаю. Шиле все быстро надоедает, а я надоел ей очень давно. Сначала меня это волновало, я изо всех сил старался удержать ее интерес. Но вскоре бросил бесплодные попытки и целиком погрузился в работу.

— Шила все еще с вами, Роб. Это уже о чем‑то говорит.

— Да. Не спорю, это что‑то значит. — Он не сказал, что именно это значит, но было видно, что корень его беспокойства скрыт здесь.

Юнис совсем растерялась.

— Возможно, вам следует поговорить с Полом…

— Вряд ли я услышу что‑то стоящее.

— Полу уже доводилось консультировать супружеские пары. Он…

— Уже поздно, Юнис.

— Никогда не поздно.

Он с ней не согласился.

— Главная незадача вовсе не в Шиле. А в моих чувствах к Молли. Меня все время терзало чувство вины. А сейчас я понял, что это не только вина. Я все еще ее люблю. Я езжу во Флориду каждые два месяца. Повидать детей. Так я говорю Шиле. Но на самом деле я езжу повидать Молли. — Он жалобно улыбнулся. — Она необыкновенная. Она окончила колледж, хотя у нее ушло на это целых десять лет. В прошлом месяце ей исполнилось пятьдесят шесть, но выглядит она великолепно. Она занимается такими вещами, которые, по моему мнению, вряд ли могли бы понравиться ей. Несколько лет тому назад она увлеклась скалолазанием. Дочь рассказала мне, что Молли тренировалась месяцами, потому что захотела подняться на гору Уитни[68]. Я думал, что ей не хватит пороху и она откажется. Но нет, в прошлом году она все‑таки забралась на эту гору. Я своим ушам не поверил. А теперь она собирается съездить с друзьями в Европу и автостопом пересечь Испанию. Она даже брала уроки испанского. — Он кивнул. — А я‑то считал ее скучной.

Официантка спросила, не хотят ли они чего‑нибудь еще. Он снова попросил кофе без кофеина. Юнис не стала ничего заказывать. У нее неприятно сосало под ложечкой. Что же так ее тревожит? К ней за советом обращалось множество людей. Почему же в этот раз она так нервничает?

Роб снова откинулся на спинку стула.

— В прошлом месяце я ездил на свадьбу к сыну. Я даже не стал говорить Шиле об этом, потому что был уверен, что он не захочет видеть ее у себя. На банкете мы с Молли сидели рядом. Мы не могли наговориться весь день. А когда молодые уехали в свадебное путешествие, мы вместе поужинали и еще поговорили. В итоге я понял, что люблю ее. И всегда любил. А к Шиле у меня было просто влечение, которое давно прошло. И каждый раз, когда я бываю у Молли, моя любовь к ней крепнет.

— И вы ей сказали об этом?

— Да, сказал. Она заплакала. Она уже научилась жить без меня. Молли напомнила мне, что я женат на Шиле. Если это можно назвать браком. — Он еле слышно выругался. — Я не могу находиться в одном доме с ней. Она постоянно зудит по любому поводу. Ей ничем не угодить. Если я подарю ей Луну, она тотчас потребует Марс. Она высасывает из меня все соки. Наш брак — полная катастрофа. Моя жизнь превратилась в настоящий кошмар! — Он не мог скрыть свое отчаяние.

— Но вы же ее когда‑то любили, Роб.

— Это была не любовь, Юнис. Я уже говорил. — В его глазах застыло страдание. — Я хочу вернуть свою жену. Я хочу возвращаться вечером к Молли. Я хочу общаться с детьми. Я хочу все возродить. Разве не к этому призывает нас Господь?

У Юнис глаза защипало от слез. Что же она может сказать, как может утешить страдающего человека? Он даже не понимает, о возрождении чего идет речь.

— Роб, если вы обратитесь к Богу, Он подарит вам покой. Он поможет построить…

— Не нужно говорить мне про Господа! Я хочу от вас другого. Скажите, может ли женщина простить мужчину, который предал ее так, как я Молли? Можете ответить?

— Задавать такой вопрос нечестно.

— Честно. Мне нужно знать! Молли говорит, что простила меня, но не хочет ничего слышать о том, чтобы снова жить вместе. Когда‑то она любила меня. Я помню, как сильно. Она пожертвовала своими мечтами ради моей учебы. Как думаете, могло ли хоть что‑то сохраниться от той любви? Можно ли возродить эту любовь?

Юнис полностью растерялась. Каким бы ни был брак Роба и Шилы, это все‑таки брак, про него нельзя забывать.

— Роб, если вы думаете, что я одобрю ваше намерение оставить Шилу и попытаться вернуть Молли, то вы ошибаетесь.

Он оглядел ее.

— Но почему?

У Юнис учащенно забилось сердце. Она подумала, как бы отреагировал Пол, если бы узнал, что она хочет сказать человеку, жертвующему церкви большие деньги.

— Потому что это эгоистично. — Она произнесла эти слова насколько могла мягко. — Вы не думаете о той жизни, что построила Молли, вы думаете прежде всего о том, что потеряли сами.

— Интересно, сказали бы вы эти слова, если бы знали Шилу?

Юнис прикрыла ладонью его руку.

— Роб, это же вы бросили Молли. Разве не так?

— Да, это так.

— Тогда разве справедливо с вашей стороны обвинять Шилу в своих сегодняшних бедах? Или возлагать на Молли ответственность за свое будущее счастье? Вы должны обратиться за советом к Богу. Понять, чего Он ждет от вас, какова Его воля. Господь исцелит вашу душу, если вы позволите Ему сделать это.

Глаза Роба сузились.

— Шила неверна мне. Что вы скажете на это?

Юнис резко убрала руки со стола, ее сердце было готово выскочить из груди.

— У вас есть основания так считать?

— О, да. — Он выдержал ее взгляд.

Юнис почувствовала, что Святой Дух дает ей какой‑то знак, но она не пожелала Его слушать. Она не хотела выяснять, что Роб имеет в виду. И не хотела знать, почему она так поступает.

Роб тяжело вздохнул.

— Похоже, все сводится к старой проверенной временем пословице — что посеешь, то и пожнешь. — Он допил свой кофе. — Пора возвращаться к работе. — Он поднялся.

Юнис поняла, что не смогла ему помочь.

— Мне жаль, Роб.

Атертон протянул ей руку, и она пожала ее.

— А мне жаль вдвойне, — сказал он, при этом лицо его выражало странную нежность и грусть. — Вы напоминаете мне Молли.

Юнис просидела в кофейне еще полчаса, ее почти нетронутый кофе совсем остыл.

_17.

Пол вошел в свою приемную.

— Привет, Рита. Как дела? Рад тебя видеть. — Проходя мимо стола, он забрал у нее почту. — Отмени все встречи на сегодня. — Он просмотрел письма. — Мне нужно заняться срочной работой. Пожалуйста, не соединяй меня ни с кем и никого не пускай ко мне.

Он закрыл дверь личного кабинета и швырнул с полдюжины писем в корзину для бумаг. Всегда находятся вечно что‑то выпрашивающие миссионеры. Раз совет решил сократить миссионерские расходы вдвое, он даже не стал читать письма из Кореи, Южной Африки и Мексики. Центру новой жизни требовались деньги. Теперь у них самих появилось поле для миссионерской деятельности.

Он вытащил из пачки письмо от Дэниса Моргана. Слава Богу. Сейчас бюджет очень нуждается в новых вливаниях, а Морган всегда присылал чеки на немалые суммы. Он открыл конверт и первым делом глянул на чек. Две тысячи долларов? И все? В записке говорилось: «Целевой дар — стипендии для участников духовного движения мирян „Верные слову"».

Пол в раздражении смял записку и швырнул в корзину. Еще чего, водопроводчик станет ему указывать, что делать! Морган понятия не имеет, на что нужно тратить деньги. Пусть совет решит, на что пойдут эти жалкие две тысячи.

Селектор запищал, он нажал на кнопку.

— Рита, я же просил не беспокоить меня.

— Именно это я и сказала миссис Атертон, пастор, но она настаивает на том, что ей нужно с вами поговорить.

У него тотчас застучало сердце.

— Хорошо. — Он надеялся, что голос не выдал его чувств.

— Несколько минут назад звонила миссис Таблор. Ее муж скончался сегодня ночью.

— Мне жаль это слышать. Я позвоню ей чуть позже.

Он отпустил кнопку, обошел стол и открыл дверь.

— Шила. — Он порадовался тому, что смог произнести ее имя спокойным тоном. — Чем могу быть полезен? — На ней было прелестное желтое платье, которое ему особенно нравилось.

— Простите за беспокойство, пастор Пол. — Не обращая внимания на Риту, Шила прошла в кабинет. — Я знаю, что вы заняты, но мне нужно поговорить по очень важному делу.

Пол посмотрел секретарше прямо в глаза:

— Церковный информационный бюллетень готов, Рита?

— Вот он. Полностью готов.

— Почему бы вам не пойти сейчас на обеденный перерыв? Заодно забросите бюллетень в типографию.

— Я обычно делаю это по дороге домой.

— И в прошлый раз опоздали. Я хочу, чтобы он был отпечатан к десяти часам. У вас в запасе полчаса.

Рита вспыхнула:

— Да, сэр.

Она никогда не обращалась к нему «сэр». Он посмотрел на нее, но она склонилась над нижним ящиком стола, доставая свою сумочку.

— Я не хотел быть грубым, Рита. Вы хорошо работаете. Когда будете уходить, включите автоответчик. И не торопитесь. Я скоро тоже уйду на встречу и не вернусь до двух. — Он закрыл дверь.

Шила улыбнулась и провела рукой по плечу Пола:

— Я знаю, ты не хочешь, чтобы я приходила сюда, Пол, но мне нужно было тебя увидеть. Ничего не могла с собой поделать. У тебя действительно встреча?

Он взял ее за руку, останавливая:

— Рита еще в приемной.

Шила швырнула сумочку на диван.

— Рита так грубо вела себя со мной. Она меня презирает. — Неужели у секретарши имеются подозрения насчет их отношений с Шилой? Он надеялся, что нет. — Ты бы видел ее лицо, когда я вошла. Она только взглянула на мое платье и тут же скривилась, словно глотнула уксуса.

— Ты одеваешься не для Риты.

— Нет, конечно. — Она снова улыбнулась и придвинулась ближе. — Оно ведь нравится тебе?

Даже слишком. Она надевала это платье на один из пикников, которые устраивались для членов общины, тогда он был не в силах отвести от нее взгляд. И сейчас ему было трудно собраться с мыслями.

— Рита просто выполняет свою работу. — Кожа Шилы была темно–медовой. Ему очень хотелось провести рукой по ее обнаженным плечам. Ему хотелось гораздо большего, но это неподходящее место. Она и сама должна понимать.

— Ты же знаешь, в обязанности секретаря не входит устройство личной жизни босса.

— Рита не устраивает мою личную жизнь. Она помогает мне везде успевать.

— Она слишком много на себя берет, ты и сам знаешь. — Шила покрутила пуговицу на его рубашке. — Тебе следует уволить ее и взять меня.

— Вот тогда у нас и появятся настоящие проблемы.

— Что ты хочешь сказать? — Она отдернула руки. — Что я не могу справиться с такой работой? Я как раз этим и занималась, пока не вышла замуж за Роба.

Она была сама не своя в это утро.

— Не сомневаюсь, ты умеешь работать, Шила, но мне будет очень трудно сосредоточиться на деле.

Она тотчас повеселела.

— Зато ты с большим удовольствием приходил бы на работу.

— Я собирался позвонить тебе, Шила.

— Неужели?

Она стояла так близко, что он чувствовал запах ее духов. От их экзотического аромата кружилась голова. Пол занервничал и покрылся испариной. Он прошел к двери.

— Рита, наверное, уже ушла.

Он посмотрел сквозь прозрачные занавеси на парковку. Она шла к своей машине. К уху был прижат сотовый телефон. Она остановилась около своей «тойоты», продолжая разговаривать.

— Рита уехала?

— Как раз садится в машину.

— Значит, мы наконец одни. Можешь расслабиться. — Шила села и скрестила свои стройные ножки.

Его сердце колотилось.

— Давай сначала поговорим.

Она сразу насторожилась:

— О чем?

— Ты должна прекратить звонить мне домой, это первое.

— Но я никогда ничего не прошу передать.

— А еще ты поцеловала меня на выходе из церкви. Это тоже нужно прекратить.

— Почему? — Она улыбнулась. — Это был чисто дружеский поцелуй. — Она раскачивала одной ногой в босоножке. — Никто ничего плохого не подумал, Пол. — Она вскинула брови. — А Юнис даже не заметила.

— Юнис никогда не сплетничает. — Иногда Пол сам удивлялся, зачем он так рискует. Разве он влюблен в Шилу? Просто с ней он чувствовал себя мужчиной.

— Скажи, что волнует тебя на самом деле, Пол? Ситуация выходила из‑под контроля.

— По–моему, мы совсем запутались, Шила. — Он не должен был заходить так далеко. Он даже не мог нормально соображать, если дело касалось ее. Иногда Пол ловил себя на том, что мечтает о Шиле, сидя за столом с Юнис.

Она пустила слезу:

— Я‑то думала, что ты меня любишь.

— Я люблю тебя. — Он сел с ней рядом.

— Прости, в воскресенье я поступила неосторожно. Я больше не могла ждать. Ты же мой спаситель, Пол. Ты самый добрый, самый мудрый из всех мужчин. Моя душа засохнет и умрет без тебя.

Он почувствовал, что слабеет. Он ей нужен. Он не может от нее отвернуться.

— Ты должна обещать больше не приходить в мой кабинет, только в назначенный день. Мы должны соблюдать осторожность. — Он взял ее руку и поцеловал. — Сплетни могут уничтожить нас обоих.

— Робу плевать, что я делаю. А Юнис не может дать тебе такого счастья, как я.

Он весь напрягся.

— Зато церковь волнует, что я делаю. Мы ведь не хотим никому зла?

— Нет, конечно, — неохотно ответила она. — Просто мне трудно быть без тебя. Еще ни к кому я такого не испытывала. Когда ты смотришь на меня, я просто таю. Как бы я хотела, чтобы и ты любил меня.

Он нежно поцеловал ее в губы:

— Чувствуешь?

Она прижалась к нему:

— Ах, Пол.

Дверь была закрыта. Рита ушла. И чего он боится? Пол снова поцеловал Шилу. Когда он поднял голову, ее взор был затуманен.

— Теперь лучше?

— Намного. — Она теребила его воротник. — Роб уехал сегодня утром. Я посмотрела его авиабилет, пока он принимал душ. Он не вернется до следующей среды. Ты мог бы прийти ко мне домой сегодня, когда закончится совет. Вот было бы замечательно. Только мы вдвоем. И никаких телефонов. Никаких секретарей за дверью. Ты мог бы оставить машину в гараже, тогда ее никто не увидит. Никто ничего не узнает. Никто не обидится.

— А что я скажу Юнис?

— Скажи, что произошло что‑то серьезное, и твое присутствие необходимо. Ты же звонил ей в прошлый раз, она даже ничего не спросила, когда ты вернулся после двух ночи.

Юнис верила всему, что он говорил.

— Не думаю, что это стоит делать.

— Юнис даже не соскучится. Ты же говорил, что она постоянно занимается одним и тем же — читает Библию.

Пол терял рассудок, когда Шила к нему прикасалась.

— Мы можем делать, что захотим, Пол. Никто ничего не узнает. Кроме того, Юнис не любит тебя, как я. Роб постоянно бросает меня одну, это несправедливо. Юнис вечно возится с несчастненькими, а Роб думает только о деньгах. А ты мог бы прийти ко мне, и мы бы вместе приняли ванну.

Юнис не удовлетворяла его. И уже очень давно. Она была слишком невинной, чтобы понять такого мужчину, как он. Зато Шила понимала. Было бы неплохо расслабиться и побыть самим собой.

— Мы будем осторожны, Пол, так осторожны, что комар носа не подточит. — Она притянула его к себе. — Никто никогда не узнает.

Пол был охвачен желанием, поэтому даже не подумал, что кое‑кто уже знает.

* * *

Юнис как раз направлялась к входной двери, когда раздался телефонный звонок. Она застонала и посмотрела на часы. Она уже настроилась на встречу с Сэмюелем, они собирались выпить чаю в Вайн–Хилле. Время еще оставалось.

— Дом Хадсонов. Юнис слушает.

— Юнис, это Рита. Вы должны сейчас же приехать в церковь.

— Почему, что случилось?

— Я не могу вам объяснить. Когда вы приедете, меня там уже не будет. Я еду в типографию, а потом домой. Я не вернусь, Юнис. Извините. Я больше не могу с ним работать. Простите. Мне так жаль, что именно я говорю вам это, Юнис.

Господи, что же случилось? Юнис повесила трубку и пошла к выходу. Усевшись в машину, она достала сотовый телефон из сумочки и включила его. Надев гарнитуру, чтобы разговаривать в режиме «свободные руки», она набрала номер Сэмюеля и тронулась с места.

— Сэмюель! Это Юни. Я не смогу сегодня приехать. — Она выехала из гаража и, нажав на кнопку пульта, закрыла дверь.

— Ты чем‑то расстроена? Юнис переключила скорость.

— Только что позвонила Рита. Кажется, она уволилась. Она сказала, что я срочно нужна Полу в церкви. Не знаю, что произошло, но скоро выясню.

— Я могу помочь?

— Просто молитесь. Молитесь от всей души.

— Это я делаю уже много лет.

— Я знаю. Спасибо. — Она не хотела его расстраивать. — Уверена, все уладится. Я позвоню вам позже. Передайте Бесси привет. Скажите ей, что я скоро к ней заеду.

— Обязательно. Будь осторожна.

Юнис выключила телефон, бросила гарнитуру на пассажирское сиденье и выехала на главное шоссе. Когда она въехала на церковную парковку, там находилось с дюжину припаркованных машин. Она вспомнила, что сегодня в одиннадцать проходит репетиция церемонии венчания. Ее проводил один из помощников Пола. Она оставила свой старенький «бьюик» рядом с новеньким «мерседесом» Пола. Схватив сумочку, направилась к входу в Центр новой жизни.

На столе Риты звонил телефон, но прежде чем Юнис сняла трубку, включился автоответчик. Приветливый голос сообщил название церкви и перечислил расписание служб, затем попросил звонившего оставить сообщение, пообещав, что ему перезвонят при первой возможности.

«Да благословит вас Господь!»

Как только сообщение закончилось, Юнис услышала другие звуки. Сердце ее остановилось.

— Пол? — Она распахнула дверь и застыла на месте. Боль и ужас лишили ее дара речи.

— Юнис!

Ей казалось, что ее сердце сейчас разорвется и она умрет прямо здесь, на пороге. О, Господи, Господи.

— Юнис! — Кажется, Пол ничего другого не мог произнести. Он лихорадочно поправлял на себе одежду. Было ясно как день, чем они здесь занимались. — Юнис…

Ей еще не приходилось видеть его таким. На лице Пола отобразились ужас, стыд, страх, злость.

Юнис шагнула назад и закрыла дверь. Задыхаясь, она отдернула руку от ручки двери, словно та ее жгла. Потом развернулась и побежала.

* * *

— Юнис, погоди! — Пол весь похолодел.

— Зачем она пришла? — взвилась Шила.

В пылу страсти Пол забыл запереть дверь. Какая жалость.

— Юнис, милая, погоди! — Он помчался за ней, но к тому моменту, когда он добежал до входной двери, Юнис уже сидела в машине. Ее шины взвизгнули, когда она развернулась и выехала со стоянки. Охваченный страхом, Пол смотрел, как она мчится по улице. Он пошел назад в свой кабинет, сердце учащенно билось, как у перепуганного кролика.

Побледневшая Шила вышагивала по кабинету.

— Что же мне делать? Почему ты не запер дверь?

— Ты отвлекла меня.

— Я отвлекла тебя? Ты просто не мог дождаться, когда до меня доберешься! Не нужно обвинять меня, Пол!

Он должен был запереть дверь, но теперь уже поздно об этом думать. Хорошо, что хоть Риты не было в приемной. Удачно, что он позаботился о том, чтобы отослать ее. Пол стер с шеи капельки пота. Он сможет уговорить Юнис. Она никогда не скажет ничего, что может нанести урон церкви.

Шила метала громы и молнии. Пол никогда раньше не слышал, чтобы она ругалась, впервые она разразилась при нем целой тирадой.

— Что мне теперь делать?

Пол и сам задавал себе этот вопрос. Почему именно сегодня Юнис решила к нему приехать? Она никогда раньше этого не делала.

— Мы все уладим.

Как он собирается это сделать? Почему Юнис зашла сразу, не дожидаясь разрешения? Она не дала им времени, чтобы встать и сделать вид, что они просто слишком эмоционально обсуждают проблемы Шилы и ее мужа и больше ничего. Могла бы постучать в дверь, прежде чем войти.

— Успокойся, Шила. Все утрясется. Я с ней поговорю.

— Ты шутишь? Ты ничего не понял. Роб будет рад со мной развестись. Если он об этом узнает, он тут же подаст на развод.

— Я думал, что ты этого хочешь.

— Вовсе не хочу.

Такой резкий ответ обидел его.

— Тогда я поговорю и с ним. — Он надеялся, что у Роба не было пистолета.

— Замечательно. Просто великолепно. И что скажешь? Что не смог совладать с собой? Он сразу поймет, что произошло. Он узнает.

Что же произошло? Он никогда не видел Шилу такой.

— Я что‑нибудь придумаю, Шила. Я…

— Лучше заткнись. Не мешай мне думать! Все, что ты можешь, — это испортить все окончательно. — Лицо, которое Пол всегда считал красивым, перекосилось, стало уродливым. Она уставилась на него: — На что ты пялишься?

— На тебя. Никогда не видел тебя такой.

— Какой?

Взбешенной, сквернословящей, с черными злыми глазами. У него возникло ощущение, что сейчас он видит настоящую Шилу.

— Для тебя все это — игра?

Ее глаза сверкнули.

— Нет, что ты.

Пола охватила ярость.

— Ты врешь.

— Я никогда ни в чем тебя не обманывала! — И тут он узнал правду, которую она скрывала. — Ладно, все, что я хотела, это немного развлечься. Роб такой скучный. — Шила собрала свои вещи. — Не нужно так на меня смотреть. Ты же сам хотел поиграть. Не нужно прикидываться. Ты же тоже получал удовольствие.

— Ты шлюха! — Пол так разъярился, что был готов наброситься на нее с кулаками. — Пастор, в этом все дело, так? Тебе стало любопытно. Верно?

Ее глаза снова сверкнули.

— Любопытно? Не льсти себе. — Она подхватила с пола свою сумочку. — Твой вечно виноватый вид уже начал утомлять меня.

— Убирайся. — Все чувства к этой женщине испарились, когда их поймали с поличным. — Если ты хоть кому‑то расскажешь об этом, я расскажу свою версию.

Шила повернулась к нему, на ее лице снова было то невинное, обиженное выражение, что она напускала на себя последние несколько месяцев.

— Ты имеешь в виду, расскажешь, как меня совращал? — Сарказм ее слов пошатнул его уверенность.

— Я не совращал тебя!

— Я пришла к вам за помощью, пастор. Помните? А вы меня использовали.

— Какая ложь!

— Ну и что? — Она рассмеялась ему в лицо. — И думаешь, люди мне не поверят? Люди всегда готовы верить в худшее. Или ты об этом не догадывался?

— Они хорошо знают меня.

— Не так хорошо, как я. И мне придется убеждать совсем немногих.

И как он только мог подумать, что любит эту женщину? Что он в ней нашел? Она же коварная и порочная. Впервые с того момента, как Пол начал консультировать Шилу, он почувствовал жалость к Робу Атертону.

— Думаешь, тебе удастся убедить своего мужа?

Она побледнела, глаза ее метнули молнии.

— Я совсем не хочу развода, как и ты. — Шила посмотрела в сторону двери, потом на Пола. — Послушай, мне очень жаль. Я совсем не хотела обижать тебя. — Ее глаза сузились. — Тебе нужно просто убедить нашу добродетельную девочку, что ты раскаиваешься, и поклясться, что не взглянешь больше ни на одну женщину. Она тебя простит. Такие, как она, всегда прощают. — И с этими словами она ушла.

Пол чувствовал, как рушится его жизнь. Он не мог броситься вслед за женой, иначе люди начнут болтать. Что же ему делать? Нужно дождаться, пока Шила уедет, и только потом выходить. Нужно, чтобы все выглядело естественно. Если увидят, что он взволнован, заподозрят что‑то неладное.

Пол весь вспотел. Он раздвинул занавески. Ну, какой же он идиот! Какой тупица, доверчивый дурак! Он схватил бумажник, ключи от машины и сотовый телефон с письменного стола. Он поговорит с Юнис. Он заставит ее понять, что это была ошибка. Он потерял голову. Он скажет, что очень сожалеет обо всем. Она не станет ничего делать во вред приходу. Что бы она ни сделала, стараясь отомстить ему, нанесет вред и ее репутации. Она же его жена, в конце концов! И люди могут заинтересоваться, почему он начал искать любви с другой женщиной.

Хорошо, что Рита уже ушла в типографию, когда пришла Юнис.

Он все объяснит. Скажет, что любит ее. Что все это было ошибкой и никогда больше не повторится. Ему всегда удавалось убедить ее. А когда на карту поставлено так много, он сделает так, что она послушает его и на этот раз.

* * *

Юнис бросила чемодан на кровать и раскрыла его. Она ничего не возьмет с собой. Только самое необходимое на неделю. Или две. Ей необходимо уехать. Нужно подумать. Рыдая, она перебирала свою одежду. Куда бы она ни поехала, ей понадобится платье для выхода в церковь. Которое? Которое? Она выбрала зеленое и вытащила его из шкафа. Вешалка упала на пол. Юнис наклонилась и подняла ее. Эбби связала крючком украшение для этой вешалки. Юнис потрогала пальцем хорошенькие розовые бутончики, украшавшие верхнюю часть возле крючка, и ее глаза сразу же наполнились слезами. Сколько часов провела ее любимая подруга над изготовлением этого подарка? Каждое Рождество Эбби дарила ей по две новые вешалки.

Юнис принялась срывать платье за платьем. Она бросала их на пол, а вешалки бережно засовывала под мышку. Она не останавливалась, пока не собрала все вешалки. Дрожащими руками она аккуратно сложила их в чемодан, сверху положила одно платье. Затем завернула картинку Тимоти в свитер. Юнис выдвинула ящик комода и принялась искать свою шкатулку с украшениями, которая когда‑то принадлежала матери. Она вынула из нее медальон в форме сердца, который подарил ей Пол на пятилетие их свадьбы. Внутри находилась фотография ее красавца мужа, он улыбался, выглядел очень молодым и уверенным в себе. С воплем она швырнула украшение в дальний угол, закрыла шкатулку и убрала в чемодан.

— Что ты делаешь? — спросил Пол, стоя в дверях.

Она подскочила от звука его голоса.

— А как ты думаешь? — Ее сердце бешено колотилось. — Я уезжаю.

— Не уезжай, Юнис. Прошу тебя. Я тебя люблю.

Он любит ее? Он что, считает ее дурой?

— Прошу тебя, Юнис. Выслушай меня.

— Мне нужно уехать. Я должна подумать.

— Ты можешь подумать здесь. Давай сядем и все обсудим.

— Не нужно говорить со мной как на консультации! Оставь это для Шилы! — Она расплакалась, безудержно рыдая от жестокой обиды и негодования.

— Милая… — Он хотел было к ней подойти, но она отскочила. Как она его ненавидела. Ей показалось, что в спальне пахнет духами Шилы. — Шила уже ушла из моей жизни. Позволь, я расскажу тебе, что случилось.

— Я не желаю тебя слушать…

— Ладно. Хорошо. Не сейчас. Но мы обязательно все уладим.

— Ты все уладишь. — Она рывком открыла следующий ящики потянулась за ночной рубашкой. Они занимались любовью, когда она надевала ее. Она не стала брать рубашку и закрыла ящик. Вдруг она заметила вышитый двадцать третий псалом в рамочке на стене. Это был подарок ее матери на шестнадцатилетие. Она сняла его со стены.

— Все было не так плохо, как тебе показалось, Юнис.

Она посмотрела на него сквозь слезы и снова вернулась к лежащему на кровати чемодану. Интересно, что по его представлениям «плохо»? Что могло быть хуже, чем увидеть его в объятиях другой женщины? На этот раз это не был легкий поцелуй в щечку. Она помнила времена, когда он целовал ее так, как целовал Шилу Атертон. Но это не значит, что она когда‑нибудь позволит ему снова целовать себя. О, Господи, прекрати все это!

Пол схватил ее за руку.

— Ты не можешь хоть на время отойти от чемодана и послушать меня?

— Убирайся, Пол.

Его пальцы разжались, и она вырвала свою руку.

— Неужели наш брак так мало для тебя значит, что ты не хочешь даже выслушать меня, Юни?

— Если бы наш брак что‑то значил для тебя, я не обнаружила бы тебя на полу с женой другого человека! — Он покраснел.

Ему следовало выглядеть смущенным. Ему следовало выглядеть пристыженным. Она прошла мимо и достала из шкафа еще несколько вещей.

— Ты могла бы хоть послушать, прежде чем выносить окончательный приговор. Ведь это не только моя вина. Шила пришла ко мне за советом по поводу ее брака. Она была такой несчастной. Она сказала, что ее брак разваливается. Роб слишком занят другими вещами. Он холоден, много работает, его почти не бывает дома.

— Значит, это Роб виноват, что у тебя интрижка с его женой.

— Нет, вовсе не интрижка.

— И как же ты это назовешь?

— Ничего подобного не произошло бы, если бы Роб заботился о Шиле. Он даже ни разу не пришел вместе с ней на консультацию!

Она могла, конечно, рассказать ему, что говорил ей Роб. Она многое могла бы рассказать из того, что ей довелось услышать, но чего она не понимала до сегодняшнего дня. Она отвернулась, стараясь побороть желание раскрывать чужие секреты.

Пол обошел вокруг кровати. Он пристально смотрел на нее. Умоляющим взглядом. Ей уже доводилось видеть такой.

— Я понимал, что Шила чересчур привязывается ко мне. Я советовал ей обратиться к другому пастору, но она отказалась. Она заявила, что может доверять только мне. Видимо, меня подкупила ее лесть. Приятно, когда женщина в тебе нуждается.

— Я нуждалась в тебе.

— Ты никогда этого не показывала. Тебе всегда было куда пойти, с кем встречаться.

— Зато ты был вечно занят консультациями. Пол снова вспыхнул:

— Ты была такой холодной, Юнис. Ты не можешь это отрицать. Я приходил домой вечером, а ты почти со мной не разговаривала. С тех пор как Тимоти переехал к моей матери, ты постоянно наказываешь меня. Если бы ты была мне доброй женой, ничего подобного никогда бы не произошло!

Ее очень больно ранили его слова. Неужели это правда?

Пол снова обошел вокруг кровати.

— Ты и сама знаешь, что наши отношения испортились. И ты даже не можешь представить, как мне было тяжело.

Думай! Ты должна думать!

— У тебя три помощника, замечательная секретарша и куча добровольцев.

— Но ведь я за все отвечаю.

— Я думала, что за все отвечает только Господь.

— Ты знаешь, о чем я говорю! — Он рассердился, перешел в наступление. — После того как я отстранил тебя от работы в церкви, ты все время критиковала меня. И как я должен был себя чувствовать? Как мужчина? Как твой муж?

В глазах Юнис закипели слезы. У нее перехватило дыхание. Она поняла, куда он клонит.

— Ты хочешь сказать, что я виновата в том, что у тебя интрижка.

— Я никогда с ней не спал.

Юнис заметила, как дернулся мускул на его лице, когда он это говорил, и она поняла, что Пол лжет. «Спать» — очень удобное слово.

— Нет, конечно. Там, в кабинете, ты вовсе не спал. — Она вспомнила, как однажды Пол вернулся домой позже двух часов ночи. Вспомнила и другие вечера. Долго ли он держался, прежде чем сдаться? Или вовсе не сопротивлялся? Она вспомнила телефонные звонки, на которые он мог отвечать только в кабинете. — Могу лишь сказать, что тот, кто посмотрел на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с ней в сердце своем[69].

— Не нужно цитировать мне Священное Писание! — Пол был пунцовым, на этот раз от злости. — Я знаю его лучше тебя!

— Ты знаешь. Но не живешь по нему.

Лицо Пола окаменело.

— Я пытаюсь сказать тебе, что я сожалею.

— Сожалеешь, что тебя поймали. — Юнис, в отличие от него самого, знала, что на самом деле его беспокоит.

— Чего ты хочешь от меня? Чтобы я упал на колени?

Юнис вся сжалась от его сарказма. Она захлопнула чемодан дрожащими руками и закрыла замки.

— Хочу, чтобы ты говорил от сердца. Хочу, чтобы ты понял, что жалких оправданий, неискренних извинений недостаточно. — Стаскивая чемодан с кровати двумя руками, она посмотрела на него сквозь слезы. — Хочу, чтобы ты понял, что мне нужно уехать. Мне нужно подумать, что делать дальше.

Он загородил ей дорогу. Вот теперь он испугался. Но не того, что потеряет ее.

— Я не отпущу тебя, Юнис. Прошу тебя. Подумай, что ты делаешь! Оставайся здесь и думай. Я не буду тебе мешать. Клянусь. Я буду спать в гостевой комнате. А в воскресенье скажу всем, что ты плохо себя чувствуешь.

Вот, значит, в чем все дело. Вот чего он действительно боится, а вовсе не распада семьи.

— Я не хочу оставаться с тобой в одном доме.

Пол выругался и преградил ей дорогу.

— Ты жена не простого человека! Ты — моя жена. А я пастор большой церкви! Я отвечаю за жизни трех тысяч человек. Если ты уедешь, все буду спрашивать, почему. Ты же знаешь, как быстро расползаются сплетни. Ты разрушишь мой приход! Ты уедешь от меня и этим уничтожишь все, что я создавал годами! Ты этого хочешь?

— В данный момент, да!

Он побледнел.

— А как же все люди, которых ты любишь? Как же быть с ними? Как думаешь, что произойдет, если ты станешь говорить обо мне и Шиле? Может, ты хочешь рассказать Робу Атертону, что его жена изменяет ему?

— Прекрати! — Она уронила чемодан и закрыла лицо руками. — Прекрати сейчас же!

— От тебя зависит судьба Центра новой жизни!

Неужели этот человек совсем ее не знает?

— Я никогда не разносила сплетен, ты прекрасно это знаешь. Рита тоже.

О, Господи, бедняжка Рита.

— Шила не собирается ничего рассказывать. Она не хочет развода. Она сделает все возможное, чтобы сохранить свой брак с Робом.

— Боюсь, на этот раз ее усилий окажется мало. Пол схватил ее за плечи:

— Ты не можешь ему рассказать, Юнис. Ты просто не имеешь права… Мы должны остаться вместе. Я знаю, я причинил тебе боль. Знаю, ты злишься на меня. Я тебя понимаю. Думаешь, я сам не расстроен? Сам не думал, что меня может поймать в свои сети какая‑то распутница.

И все время только о себе. Юнис вырвалась и схватила чемодан.

— Я люблю тебя.

— Ничего подобного, — всхлипнула она. — Не знаю, любил ли когда‑нибудь. — Она попыталась обойти его.

Он вырвал у нее чемодан.

— Прости, но я не могу стоять в стороне и смотреть, как рушат мою церковь. Сейчас ты не можешь разумно рассуждать. Если ты бросишь меня сегодня, уже завтра ты пожалеешь. Я знаю тебя. Тебя будут пожирать угрызения совести за то, что ты сотворила. Но будет уже поздно. Ущерб уже будет нанесен. И ни один из нас не сможет ничего исправить.

— Ты защищаешь не церковь, Пол. Ты защищаешь себя!

— Я и есть церковь, Юнис, и ты это знаешь. Люди приходят на мои проповеди. Они хотят быть частью того, что я создал. — Его тон смягчился. — Знаю, сейчас тебе хочется ударить побольнее. Ты хотела бы меня уничтожить.

Он совсем ее не знал.

— Но я хочу, чтобы ты перестала думать о себе, а вспомнила о людях, которым причинишь боль. Подумай о тех, кто поддерживал нас годами, кто в нас верил! Что они решат? — Он поставил чемодан на пол и силой повернул ее к себе. — И знаешь, каким вопросом они зададутся в первую очередь? Почему мне пришлось искать любви у другой женщины.

Он словно ударил ее ножом.

Зазвонил телефон. Юнис видела, что он разрывается на части. Но внутренняя борьба закончилась за несколько секунд. Она проиграла.

— Прости, Марвин. Я совсем забыл. Подъеду через двадцать минут. Пусть Рита приготовит тебе кофе. Нет на месте? — Он повесил трубку и посмотрел на часы. — Что‑то Рита задерживается. Совсем забыл о своей встрече с Марвином.

Юнис не знала, можно ли ему верить. Она подозревала, что звонила Шила и велела ему вернуться в церковь, чтобы продолжить начатое.

— Что‑то не так с бюджетом. А Рита еще не вернулась с обеда. Наверное, пошла к стоматологу или что‑то в этом роде. Мне нужно идти.

Пол наклонился, чтобы поцеловать ее. Она отвернулась. Он погладил ее по щеке.

— Я люблю тебя сильнее, чем ты думаешь.

Но недостаточно сильно, чтобы бороться за их брак.

Пол пересек комнату, взял ее сумочку и вытряхнул содержимое на комод.

-— Что ты делаешь?

— Забираю твои ключи от машины. Тебе нельзя ехать в таком состоянии.

Они оба прекрасно понимали, что причина была не в этом.

Он вернулся, чтобы забрать и чемодан.

— Я отдам его тебе вечером. Я ухожу ненадолго. Когда вернусь, мы сможем еще поговорить. — Он закрыл за собой дверь. К ее счастью, дверь можно было открыть и изнутри.

Юнис знала — если она останется, ничто не изменится.

_18.

Сэмюель подождал до семи вечера и позвонил Хадсонам домой. Как только Пол ответил, Сэмюелю стало ясно — что‑то произошло.

— Ее нет дома сегодня, Сэмюель. Извините. Думаю, у нее собрание. Посмотреть ее ежедневник?

Будь все в порядке, Юнис обязательно позвонила бы. Она не оставила бы его в неизвестности после того, как сказала, что у Пола неприятности. Совсем на нее не похоже.

— Сегодня утром ничего не случилось в церкви?

— Сегодня утром? Что вы имеете в виду?

Пол явно нервничал.

— Утром Рита позвонила Юнис и сказала, что ей нужно срочно ехать в церковь.

— Ей звонила Рита?

Сэмюель пожалел, что упомянул имя Риты.

— Юнис собиралась на встречу со мной сегодня утром.

— Да. Я знаю.

И это ему определенно не понравилось. Сэмюель продолжил наступление.

— Юни мне позвонила и сказала, что понадобилась вам. Она обещала перезвонить и сказать, что произошло. — Он подождал, но ничего не услышал. Тишина. — У вас все в порядке, Пол?

— Естественно. А почему должно быть иначе? — Теперь на место нетерпения заступил гнев.

— Я не знаю. Вы могли бы мне сказать.

— Все в порядке, Сэмюель. Можете мне поверить. Церковь растет. Вы слышали об этом?

Сэмюель был почти уверен — произошло что‑то очень серьезное. Бравада Пола была вымученной, он терял свою обычную уверенность.

— Количество прихожан не самое главное, Пол. Как ваши дела?

— Лучше не бывает.

— Ну, если вы так говорите… — Сэмюель был слишком стар для споров, кроме того, даже если он загонит Пола в угол, Юнис от этого легче не станет.

— Не знаю, что имела в виду Рита, утром ничего в церкви не происходило, я бы заметил.

Пол врал, но Сэмюелю сейчас не было до этого никакого дела. Не станет ли Пол преследовать Риту? Сэмюель очень не хотел доставить этой милой женщине неприятности.

— Возможно, это была не Рита. Я ведь мог и ошибиться. Слух у меня уже не тот, что раньше.

— Сейчас, когда вы это сказали, я вспомнил, что Юнис заезжала в церковь, но она ничего не говорила о звонке. Наверное, догадалась, что это ошибка или чья‑то шутка. Вы же знаете, какими бывают люди.

— Да, конечно. — И Сэмюель сожалел, что знал.

— Приятно было с вами поговорить, Сэмюель. Я передам Юнис, что вы звонили.

У Сэмюеля не осталось никаких сомнений. Его воображение моментально нарисовало несколько возможных вариантов того, что могло произойти или происходило в стенах церкви и дома у Хадсонов. Довольно об этом. У него было чем заняться. Как же легко врагу удавалось надавить на педаль газа и заставить мысли Сэмюеля нестись с бешеной скоростью. И только вера могла положить этому конец.

О, Господи, я не знаю, что там произошло, но Ты знаешь. Ты видишь людей насквозь, все их помыслы и планы. Ничто не может скрыться от взгляда Твоего. Иисус, умоляю, дай мне сил. Я старый человек, и я устал бороться. Дух правый обнови внутри меня [70]. Дай мне сил добежать дистанцию до конца. Сейчас я испытываю такое же неприятное чувство, как тогда, когда я сидел в машине напротив Сентервилльской христианской церкви, а с нее снимали крест. О, Отец, не допусти этого еще раз. А если это снова должно произойти, забери меня к себе, чтобы я больше не испытывал такой острой боли. Сделай нас лучше, Господи. Прошу, Отец, что бы ни сотворил Пол, не дай разрушиться Твоей церкви. Не допусти, чтобы вера Юнис пошатнулась. Не дай ей пасть духом. Ты знаешь, сатана силен. Если сатана может добраться до пастуха, он доберется и до стада. Что бы там ни произошло, Господи, призови виновных к ответу, пусть они раскаются. Господи, Господи…

И когда только люди поймут, что они не могут грешить против Господа и избегать наказания? Они думают, что сами могут строить свою жизнь в соответствии со своими представлениями, а потом еще набираются наглости называть это «служением Богу».

«Церковь растет. Вы слышали об этом?»

Сердце Пола не смягчилось. Он по–прежнему пребывал в тени своего земного отца, по–прежнему бежал впереди Господа, по–прежнему позволял страху и гордыне брать вверх над собой.

О, Господи, когда же мальчик научится? Что же нужно сделать, чтобы призвать его к ответу?

Сэмюель заплакал, он знал, что этот день уже не за горами, и ради этого Юнис придется претерпеть страшные муки.

* * *

Жир шипел на раскаленных углях, Стивен занимался гамбургерами. Наклонив голову, чтобы дым не лез ему в глаза, он огляделся вокруг. Больше сорока человек пришли на вечерний пикник в середине недели. Он рассчитывал, что придет человек двадцать пять, те, кто посещает библейские уроки, но Господь увеличил их число. По всей видимости, они привлекали внимание людей, гулявших в небольшом парке. Стивен даже арендовал на один день два биотуалета.

Разложили одеяла, раскрыли пляжные зонты, на небольших столиках расставили миски с картошкой, тушеными бобами, запеканкой и рогаликами. Бриттани помогала Джеку Бодену готовить барбекю. Стивен очень надеялся, что они не разругаются в пух и прах снова. Хотя Джек не пил уже четыре года, Стивен знал, как долго обычно налаживается жизнь.

Он увидел машину Кэтрин, она как раз подъезжала. Кэтрин помахала ему рукой.

Бриттани тоже ее увидела.

— Что она здесь делает?

Стивен посмотрел дочери в глаза:

— Я ее пригласил.

— Зачем? Она же брюзга…

— Она может найти здесь друзей.

Бриттани насмешливо хмыкнула:

— Ты же был на ней женат. Неужели ты думаешь, что ей хоть кто‑то из присутствующих понравится? Ты же ее знаешь.

— Люди могут меняться.

— Но не она.

— Ей нужен Иисус, Брит, — вмешался Джек.

— Значит, и ты на ее стороне? — Ее охватило негодование.

— Здесь дело не в сторонах. Побойся Бога, Брит. Будто только твоя мать ошибалась в жизни. И ты, и я не всегда поступали правильно.

— И это все из‑за нее.

Джек произнес грубое слово, как бы выражая этим свое отношение к ее заявлению.

— Ты прекрасно знаешь, что не права. Почему бы не дать ей еще один шанс?

Ее глаза сверкнули.

— Ты не понимаешь. Вы оба не понимаете.

— Не понимаем что? — Джек не желал отступать. — Что ты хочешь насладиться местью?

— А ты хочешь, чтобы я ее простила?

— Да, хочу.

— Ну а если я скажу, что еще не готова? А что если я скажу, что не останусь здесь, если останется она? Что ты тогда скажешь, Джек?

Стивен видел, что Бриттани научилась у матери быть саркастичной и контролировать свои эмоции.

Джек пожал плечами. Когда же он сказал ей без обиняков все, что думал по этому поводу, ничего не утаивая, у нее буквально отвисла челюсть.

— Думаю, ты продолжишь жалеть себя. Ты будешь оправдывать и объяснять свое безобразное поведение, будешь винить ее во всех своих грехах. Ведь это так удобно — найти козла отпущения.

— Ты закончил?

— Как жаль, что ты уходишь, пропустишь замечательный пикник.

— Что ж, приятно было узнать, что ты действительно обо мне думаешь, Джек.

Джек поднял голову и посмотрел на нее:

— Ты знаешь, что я о тебе думаю. Незачем прикидываться. Поняла? Что бы ни сделала твоя мать, пусть ее судит Господь. И если ты не желаешь слушать меня, нам не о чем говорить.

Бриттани выругалась и гордо зашагала прочь.

Джек поморщился:

— Прости, приятель.

— Ничего нового, все это мы уже проходили. — Стивен невесело засмеялся. Он заметил, что Джек не сводил глаз с Бриттани, даже когда укладывал початки кукурузы на решетку или переворачивал их.

К ним подошла Кэтрин с подносом кексов. На ней были джинсы, белая безрукавка и соломенная шляпка, сверху повязанная шелковым шарфом. Стивен не видел ее глаз за стеклами солнечных очков, но знал, что она смотрит вслед дочери, которая была уже почти у выхода из парка. У Кэтрин опустились плечи.

— Может быть, мне просто оставить эти кексы и уйти?

— Ничего уже не поделаешь. Оставайся, повеселись. Сейчас начнется фейерверк.

— На случай, если ты забыл — четвертое июля было два месяца назад.

— Подожди. Возможно, Брит вернется в этот раз.

— Надейся, надейся. Но я все равно останусь, хотя бы ненадолго.

Стивен представил Кэтрин Джеку Бодену. Они обменялись вежливыми приветствиями, и она отошла со своими кексами. Стивен жарил гамбургеры и поглядывал на Кэтрин. Неужели она действительно так неловко себя чувствует? Она остановилась у стола и принялась передвигать тарелки, изображая, что занята, а сама поглядывала на группки беседующих и смеющихся людей. С дальнего конца площадки, где играли в бейсбол, доносились крики. Гектор Мендоза бежал с мечом, а его жена и дети прыгали и кричали. Кэтрин направилась к своей машине.

— Эй, Кевин, подмени меня! — Стивен передал подошедшему мужчине лопаточку и направился к Кэтрин.

— Знаешь, Кэт, вам с Бриттани пора прекратить бегать друг от Друга.

— С чего ты взял, что она вернется, пока я здесь?

Он усмехнулся:

— Из‑за Джека Бодена. У него получается общаться с Бриттани лучше, чем у нас двоих вместе взятых, а он только что сделал ей внушение. Если она относится к нему так, как я думаю, она вернется. — Он взял ее под руку. — Потерпи еще пару часов. Если она не вернется и тебе здесь наскучит, то уйдешь. Я не буду тебя держать. — Он повел ее обратно. — А пока давай я познакомлю тебя с теми, кого сам знаю.

Он оставил Кэтрин с Лусиндой Мендоза и полудюжиной других женщин, наблюдавших за игрой в бейсбол, и вернулся к своему барбекю. Пришел новый гость, он принес с собой целый пакет готовых хот–догов.

Как только объявили, что готовы гамбургеры и хот–доги, люди начали выстраиваться в очередь. И тогда Стивен увидел Бриттани под кленом, она прижималась лбом к груди Джека. Он обнимал ее за плечи и что‑то говорил. Она же слушала его, не поднимая головы.

Кэтрин находилась на противоположном конце стола, накладывала себе тушеные бобы. Стивен не сомневался, что она тоже заметила Бриттани с Джеком.

— Давай сядем вместе.

Кэтрин подняла на Стивена удивленный взгляд.

— Конечно. Спасибо.

Наполнив свою тарелку, он направился на край поля для софт–бола, где еще с полдюжины семей разложили свои одеяла. Бриттани и Джек встали в конец очереди за барбекю. Кэтрин села и вскинула голову, внимательно посмотрела на ребят и только после этого принялась за свои бобы.

— Лусинда говорит, что из тебя вышел хороший учитель. Я понятия не имела, что ты вообще читаешь Библию, тем более, что можешь ее толковать.

Она не подкалывала его.

— Я вообще не притрагивался к Библии, пока не оказался в реабилитационном центре. Вот тогда я повстречал Сэмюеля Мейсона. Это он пробудил во мне жажду знаний. И мне это очень понравилось. — Она явно переживала. — Не волнуйся за Бриттани, Кэт. Если это не произойдет сегодня, произойдет позже. Только не бросай попыток. — Он откусил большой кусок от своего гамбургера.

— Я думала не о Бриттани. — Она снова подняла глаза и встряхнула головой. — Я просто не понимаю этого, Стивен.

— Не понимаешь чего?

— Как ты можешь говорить об Иисусе, словно Он твой знакомый. И при этом близкий. — Она скривилась. — Я не собираюсь затевать ссору. Я только хочу знать, что сделало тебя таким.

Он рассказал ей, и впервые она его слушала, не перебивала, не делала насмешливых замечаний. Она слушала его и ела. Его немножко угнетало ее молчание. Он решил, что у него плохо получается говорить о своей вере, но он все‑таки излагал ей чистую правду, ничего не приукрашивая. Если хочет, может посмеяться над ним. Это ее дело.

— Ты не станешь возражать, если я как‑нибудь посижу на твоих занятиях?

Он закашлялся:

— Ты хочешь прийти на занятия по изучению Библии?

— Не нужно смеяться. Я не приду, если…

— Нет, нет. — Он замахал руками и снова закашлялся. — Конечно. Да. Пожалуйста, приходи.

Кэтрин рассмеялась:

— Видел бы ты сейчас свое лицо!

Стивен не слышал ее смеха уже очень–очень давно. Смех так преображал ее.

На закате солнца люди принялись поджаривать на огне маршмаллоу[71]. Пели гимны. Гектор удивил всех своим замечательным тенором. Но вот смех затих, и начался серьезный разговор.

— У нас уже достаточно людей, чтобы основать церковь, Стивен.

Услышав это предложение, Стивен напрягся:

— Ни в коем случае, Каланча. Зачем все портить?

— Нам уже не хватает места, — возразил Гектор. — Если пожарная инспекция обнаружит, сколько народу собирается в подвале твоего дома по вечерам в среду, она запретит нам проводить занятия.

— Подумаешь, ерунда какая, — сказала Бриттани. — Я бывала в таких заведениях, где людей было куда больше, чем у папы в подвале.

Очень умное замечание, Бриттани. Прекрасный способ сообщить матери, где ты жила до того, как вернулась домой. Стивен потер виски, у него начинался очередной приступ головной боли.

— На Третьей улице есть церковь, которая вот–вот закроется, — продолжил другой мужчина. — Почему бы не поговорить с местным пастором, возможно, он согласится сдавать нам помещение на один вечер в неделю? Мы могли бы сделать что‑то полезное для Роквилля.

— Возможно, они даже согласятся продать здание. Я бывал там на службах. К ним приходят всего несколько человек.

— Мы могли бы собрать денег и купить ту церковь.

— Здание нужно ремонтировать.

— Этот вопрос уже в компетенции Стивена.

— Здесь живут шесть парней из тех, кто работал на строительстве церкви. Мы подправим это здание очень быстро.

— Стоп! — Стивен поднял обе руки. — Если вы собрались говорить о купле, ремонте или строительстве церкви, на меня не рассчитывайте. Все это у меня уже было, не хочу начинать снова.

— Но нам же не хватает места, босс. Стивен постарался сдержать свои чувства.

— Нам не нужны новые церкви, Гектор. Нам нужны учителя.

— Хорошие учителя, — добавил кто‑то.

— Я всю свою жизнь провел в церкви, приятель, но гораздо больше узнал о Библии за последние шесть недель от тебя, чем на всех катехизационных уроках вместе взятых.

Неприятная новость, учитывая то, как мало знал сам Стивен.

— Я не хочу ввязываться во все это, вмешиваться в церковную жизнь. Заниматься не своим делом. Как только начинаешь строить церковь, сразу же смещается ось приоритетов. Очень скоро все заняты только бюджетом строительства. Нужно получать разрешения, ходить по различным комиссиям, пока не затошнит. А потом кому‑то захочется спортивный зал при церкви и фонтан. Придется создавать комитеты и искать спонсоров. В результате на строительство уходит куда больше сил и энергии, чем на людей, приходящих в церковь. Ни в коем случае. Мало того, у нас даже нет пастора.

— Ты мог бы стать нашим пастором, — предложил Джек.

Стивен рассмеялся. Он не смог сдержаться.

— Я не пастор. Мне не стать пастором и через миллион лет.

— Почему? — И Джек сказал это совершенно серьезно!

— Я разведен. Я излечившийся алкоголик. Я плохой отец. У меня нет богословского образования. Этого мало?

— Не думаю, что у апостола Петра было богословское образование.

— Его учил и вел Сам Иисус Христос.

— А нас разве ведет не Сам Иисус? Во всяком случае, ты так нам говорил. В каждого, кто признает Иисуса Спасителем, вселяется Святой Дух, Который и становится личным учителем человека. Разве не так сказано в Библии?

— Верно! — хором ответили сразу человек десять.

— Послушайте, друзья…

— Ведь не одному тебе тащить на себе этот груз, папа.

— Где же твоя вера, брат Стивен?

Декер оглянулся, но не смог определить, кто из присутствующих произнес эти слова. Возможно, кто‑то из случайных гостей хочет позабавиться и вызвать ссору. Он должен объяснить все предельно ясно.

— У меня нет опыта.

— Господь вразумит тебя.

Стивен начинал паниковать:

— Вы ищете подрядчика, а церковь — это не здание, это люди. Это Тело Христово. Главное — не ритуалы, а отношения с Богом.

— Предположим, мы все с тобой согласны, — заговорил в тишине Джек. — Что же нам делать, куда идти?

— Что вы имеете в виду?

— Мы так и не решили нашу проблему. В твой подвал не могут поместиться все желающие послушать Писание.

Стивен наконец понял, куда они клонят, и не знал, как отвлечь их от этой затеи. Все смотрели на него.

Гектор усмехнулся:

— Кажется, тебя избрали, хочешь ты этого или нет.

— Можешь не приходить завтра на работу. Ты уволен. — Гектор рассмеялся. — Послушайте, — обратился Стивен ко всем. — Пастора не выбирают. Его призывает Господь.

— Он призвал тебя, дружище. Просто тебе не хватает смелости взойти на кафедру.

Стивен развел руками:

— Я хочу только одного — объяснить вам, кто вы есть во Христе. А для этого не нужны четыре стены.

— Зато четыре стены и потолок защитят нас от дождя, когда мы будем учиться.

— И от песка.

Сэмюель, где же вы, когда вы так мне нужны? Он бы нашел ответы на их вопросы. Он бы знал, что нужно делать дальше. От одной только мысли о том, что нужно строить церковь, Стивену захотелось убежать подальше в горы. Но когда он посмотрел на лица своих друзей, он увидел в их глазах надежду и ожидание. Ему стало неловко. Но по–прежнему хотелось убежать от ответственности.

Каланча скрестил руки на груди и ухмылялся.

Стивен сердито посмотрел на него:

— А ты хочешь быть диаконом? Мы назначим тебя во временно действующий комитет.

Все засмеялись.

Стивен медленно выдохнул. Он положил руки на колени и склонил голову. Господи, что же нам делать дальше? Когда он поднял глаза, оказалось, что все опустили головы. Кроме Кэтрин, она смотрела на него и ждала. А вот чего ждала, он не знал. Он закрыл глаза и снова склонил голову. Сердце бешено колотилось. Он молчал, но в душе его раздавался крик. О, Господи, помоги мне. Я совсем не гожусь для этой работы. Только посмотри, как я искалечил собственную жизнь.

Посмотри на Меня.

И друг за другом собравшиеся принялись молиться. Когда Стивен услышал их слова, исполненные веры, их мольбу указать им путь, их хвалу Иисусу за то, что Он сделал в их жизни и продолжал делать, он почувствовал себя никчемным и трусливым. Иисус, моя вера так слаба, намного слабее, нем у тех, кто сидит здесь рядом со мной. Он не мог разместить у себя в подвале еще больше людей, а они просили его. Этим людям нужно место для собраний и молитв. Дай мне сил, Господи. Укажи, нто делать.

Не беспокойся, доверься Богу. Живи одним днем. Это просто. Думай. Все девизы Общества анонимных алкоголиков вдруг вспомнились ему. Раз Господь велит, Его повеление следует исполнить.

Напряжение ушло. Стивен перестал мерить все своими прошлыми неудачами и обидами. Чем же он отличается от жены и дочери, если смотрит только назад, а не вперед? Сердце перестало бешено колотиться. Страх и гордыня исчезли. И наступили тишина и покой. Ему только кажется, или он действительно почувствовал движение Духа, услышал Его шепот? Я есмь путь и истина и жизнь [72]. Я есмь хлеб жизни, приходящий ко Мне не будет алкать[73]. Я ЕСМЬ.

По рукам, спине и шее Стивена побежали мурашки. О, Господи, Господи. Ты изменил сердце Моисея. Прошу, измени и меня. Пусть я стану таким, каким должен стать, нтобы Твой замысел исполнился.

Стивен знал, что нужно Богу. Повиновение. Что же касается строительства церкви, то Стивен уже думал об этом. Не нужно заглядывать вперед, лучше обернуться и посмотреть на ту небольшую группу мужчин и женщин, которые собрались в горнице и единодушно пребывали в молитве[74].

* * *

Время близилось к полуночи, когда Юнис наконец добралась до Реседы и нашла дом, где жили Тимоти и Лоис. Она заехала на парковку, предназначенную для гостей, датчик уровня топлива указывал, что бензин на исходе. Юнис только сейчас сообразила, что могла застрять в пути. Ни о чем кроме Пола в объятиях жены Роба Атертона она не могла думать. Юнис проплакала все двести миль дороги. В голове стучало. Дрожа от усталости, она выключила двигатель и бросила ключи от машины в сумочку.

Она шла по освещенной дорожке и размышляла, не лучше ли вернуться в машину и поехать в ближайший мотель. Уже слишком поздно. Лоис и Тимоти наверняка спят. Подходя к их дому, Юнис стерла слезы с лица. В окне гостиной горел свет.

А вдруг это Тимоти? Что же я ему скажу? Как объясню, почему примчалась среди ночи?

Она стояла под окнами в ночной прохладе и плакала, она никак не могла решиться. Нужно было сначала обо всем подумать, а потом уже ехать за двести миль. А теперь ей недостанет сил проехать даже два квартала до заправочной станции, не говоря о том, чтобы прочесывать окрестности Сан–Фернандо в поисках приличного мотеля, который она сможет оплатить. Она поднялась на крыльцо и тихонько постучала. Тотчас над входом зажглась лампочка, Юнис не сомневалась, что сейчас ее разглядывают в глазок. Она заставила себя улыбнуться. Зазвенела цепочка, и дверь открылась. На пороге появилась Лоис в розовом купальном халате и бигуди.

— Юнис! Ради всего святого! Что ты делаешь здесь в такой час? Когда Лоис распахнула перед ней дверь и протянула навстречу руки, Юнис упала в ее объятья. Она думала, что выплакала уже все слезы, но они снова полились потоком. Сердце Юнис пронзила боль от сознания того, что ее предали. Она почувствовала себя раздавленной и потерянной.

— Пол, — произнесла Лоис дрогнувшим голосом. — Что‑то случилось с Полом.

Юнис отшатнулась. Ведь Лоис была матерью Пола. Почему она не подумала об этом, прежде чем нестись к ней за сочувствием?

— С Полом все в порядке. Ничего не произошло, он здоров.

Может, лучше сейчас же и уехать?

— Садись, дорогая. Ты вот–вот упадешь в обморок.

Юнис рухнула на диван и закрыла лицо руками.

— Простите. Не нужно было сюда ехать. Я сама не знаю, зачем это сделала.

Лоис спокойно опустилась в мягкое кресло. Вид у нее был такой, словно она готовилась принять самые страшные известия. Юнис зажала рот рукой, наблюдая за свекровью.

— Я приготовлю тебе чаю.

Прежде чем уйти на кухню, она взяла шерстяной платок и накинула его на плечи невестки.

— Тимоти спит?

— Не волнуйся, дорогая. Он уехал на несколько недель. У его друга, Теда, есть квартира ближе к месту их работы в Анахейме. Мы совсем одни.

Слава Тебе, Господи!

Юнис постаралась успокоиться и взять себя в руки к возвращению Лоис. Она потерла виски. Желудок сводило. Когда же она последний раз ела? Но при одной мысли о еде ее затошнило. Надо лечь спать. Возможно, ей удастся уснуть, а поговорит с Лоис она уже утром. Пользуется ли Лоис таблетками от бессонницы? Сколько ей может понадобиться, чтобы успокоиться? Сколько их нужно, чтобы угомонить хор голосов, орущих на нее со всех сторон о том, что она должна, а чего не должна была делать?

Роб Атертон все знал. Он пытался сказать ей об этом тогда в кофейне. Неужели Шила не в первый раз охотится за чужим мужем? Просто ради забавы?

Но дело не только в Шиле. Юнис собственными глазами видела, с каким удовольствием Пол участвовал в этом моральном падении.

Простить, Ты говоришь. Простить.

— Юни! — Лоис протянула ей чашку чая.

— Спасибо, мама. — Юнис взяла чай. У нее дрожали руки. Она поставила чашку на кофейный столик, не хотела, чтобы хоть капля пролилась на чудесный бежевый ковер Лоис. Кажется, свекровь говорила, что собирается сделать ремонт. А Юнис даже ничего не заметила. — У вас очень красиво. Французский кантри?

— Скорее дешевый шик.

Юнис отпила чай.

— Очень красиво. У вас талант, мама.

— Я рада, что тебе понравилось.

Юнис посмотрела на журналы, разбросанные по всему столику. Христианские издания соседствовали с глянцевыми журналами, посвященными дизайну интерьеров и путешествиям. Словно в приемной врача — бери любой, чтобы не думать о том, что тебя ждет. Консультация по поводу серьезной операции. Ампутация.

Нет. Операция на сердце без наркоза. Или удаление неизлечимой раковой опухоли.

— Простите, Лоис. Мне не следовало приезжать. — И зачем я здесь, Господи? — Я должна была отправиться в другое место. — Господи, куда же мне ехать?

— Юнис, ты для меня как дочь. Я люблю тебя. Где же тебе будет лучше?

— Не знаю. — Она снова оказалась во власти противоречивых чувств. Их было так много, что она потерялась в ощущениях. Она вцепилась руками в свой свитер и раскачивалась на диване, чтобы справиться с болью. Как ей открыть рот и рассказать Лоис, что она видела? Пол — единственный сын Лоис. Пол — зеница ее ока.

— Давай, милая, расскажи. — Голос Лоис дрожал. — Поделись тем, что мучает тебя — и сразу станет легче.

— У него роман на стороне.

— С кем‑то из знакомых?

—Да.

— С кем‑то из церкви?

—Да.

— Только начинается или уже закончился?

Какая разница?

— Мне кажется, роман длился довольно долго. — Ей множество раз доводилось отвечать по телефону Шиле Атертон, у которой возникала то одна проблема, то другая.

— Он проводил с ней консультации по семейным вопросам. — Юнис хрипло засмеялась. — Ее муж знает. — «Вы напоминаете мне Молли». — А я не понимала. — «Шиле все быстро надоедает, а я надоел ей очень давно». — Я не хотела его понять. А в то утро мне позвонила Рита. — «Простите, Юнис». — Рита сказала, что я нужна Полу в церкви. — «Простите. Мне так жаль, что именно я говорю вам это, Юнис». Она хотела, чтобы я поторопилась. — Она хотела, чтобы я застала их врасплох! Пол вернулся домой, когда я уже собирала вещи. Он придумывал себе всевозможные оправдания. — Ее память все время возвращалась в прошлое. Она не могла остановиться. «Роб даже ни разу не пришел вместе с ней на консультацию!» «Ты и сама знаешь, что наши отношения испортились после того, как Тимоти уехал к моей матери».

Многое теперь приобрело смысл. Разрывающий сердце, убивающий душу смысл.

О, Господи, прости меня, что я не замечала всех знаков. Я чувствовала, что Святой Дух предупреждает меня о чем‑то, но я не обращала внимания на Его предупреждения и не потребовала ответа от Пола. Я не хотела выслушивать ложь. Не хотела испытывать боль. Я уговаривала себя, что любовь всегда верит в лучшее. Но любовь не должна проходить мимо зла. Любовь не прячет грех под ковром, притворяясь, что его нет. Я стыдилась своих подозрений. Я не хотела верить, что Пол мне изменяет. Но я все видела, Господи. О, Боже, я же видела его неверность Тебе. Господи, прости мне мое невежество. Как было глупо думать, что мой муж обманывает Тебя, но хранит верность мне.

— Простите. — Юнис кинулась в ванную. Там ее вырвало. Интересно, через какое время после начала консультирования он закрутил роман с Шилой? Через несколько недель? Через месяц? Через два? Пол отправился в церковь, чтобы ее утешить? А сейчас он у Шилы, продумывает, как получить развод и не лишиться прихода? Ее вырвало жалкими остатками завтрака. Она содрогалась от рыданий и позывов на рвоту. Ее вытошнило еще раз. Тяжело дыша, она сполоснула лицо холодной водой. Потом намочила полотенце, уселась на закрытую крышку унитаза и приложила компресс к глазам. И словно всего этого было мало, у нее началась икота. Она горько засмеялась.

В дверь постучала Лоис:

— С тобой все в порядке?

— Я выйду, — она икнула, — через минуту.

— Моя помощь не нужна, Юни?

— Нет. Со мной все будет в порядке. — В порядке! Разве она сможет хоть когда‑нибудь прийти в себя? Она снова прижала полотенце к глазам, пытаясь стереть из памяти воспоминание о целующихся Поле и Шиле.

— Я буду на кухне.

— Хорошо. — Юнис задержала дыхание, но это не помогло. Икота. Она еще раз умылась холодной водой и прижала к лицу полотенце. Ей нужно было взять себя в руки. Ей нужно было подумать. Она не может выболтать свекрови все. Что станет Лоис думать о своем сыне?

И почему это мне нужно заботиться, что будут думать о нем? Почему я должна его защищать?

Она оперлась о раковину. Потому что. Потому что! На карту поставлена не только его жизнь, а и жизни других людей. И моя тоже. Что станут делать те драгоценные души, которые восседают на скамьях Центра новой жизни, если пойдут слухи? Юнис попыталась привести в порядок волосы дрожащими руками. Она выглядела просто ужасно. Возможно, если слегка подкрасить губы, она станет меньше походить на покойника? Ее сумочка осталась на полу в гостиной. Помоги мне, Господи, помоги мне.

Когда Юнис вошла на кухню, Лоис стояла у плиты.

— Как насчет куриного супа?

Юнис присела за стол. Еда прекрасно восстанавливает силы. Только куриный суп не сможет исцелить душу.

— Едва ли я смогу что‑то проглотить, мама. — Сначала нужно избавиться от картины, которая стояла у нее перед глазами. От звуков и запахов.

— Я знаю, что ты испытываешь, Юнис. Мне тоже пришлось через это пройти. — Ее глаза наполнились слезами.

— Я знаю, мама.

Так, может быть, в этом кроется причина, по которой она помчалась именно к Лоис? Юнис кое‑что знала о семейных неприятностях свекрови. Кто же лучше сможет успокоить, кто лучше поймет, чем женщина, которой пришлось сражаться за своего мужа, но которая при этом сохранила свою веру? Юнис не была уверена, что собирается сражаться за Пола, тем более, что он того не достоин. Он сильно изменился. Он менялся довольно долгое время. Сначала он отвернулся от Бога. А потом отвернулся и от нее.

— Мне очень жаль, Юни. — Лоис налила суп в тарелку и поставила перед Юнис. — Я думала, что лучше воспитала Пола. — Ее глаза потемнели от гнева и боли, она присела на стул напротив невестки.

Юнис медленно перемешивала суп.

— Я не могла остаться. Он сказал, что ему нужно вернуться в церковь на встречу, но он вполне мог соврать и снова отправиться к ней.

— Это долго не продлится. Это никогда не продолжается долго.

— Что не продлится? — Ее страдания? Ее брак?

— Его роман. Возможно, он уже закончился. Его застали на месте преступления, это достаточный шок, чтобы все чувства испарились.

— Может быть. — Во всяком случае, испарилось ее чувство защищенности, которое она испытывала с Полом. Их брак основывался на вере, а сейчас она убедилась, что он неверующий.

— По крайней мере, теперь Пол станет думать о том, что важно.

— О своей церкви.

— Нет, Юни. О тебе. Он любит тебя. Я знаю, что любит.

Свекровь просто принимает желаемое за действительное. Пустые слова. Любовь. Знает ли Пол значение этого слова? Он находил время для всех, кроме жены и сына. И очень много внимания он уделял Шиле Атертон.

— Ох, Юни. Вспомни прошлое. Как Пол смотрел на тебя в день свадьбы. Когда ты шла по проходу, он просто не мог отвести глаз. Казалось, он вот–вот растает. И я благодарила Господа за то, что мой сын полюбил женщину, в которой есть вера, которая будет рядом, что бы ни происходило. Как только я с тобой познакомилась, я сразу поняла, что ты не просто красивая девушка. Ты была необыкновенной. Благословение Божье для моего сына. Такой ты и осталась. — Она дотронулась до руки Юнис. — Дай ему время. Он придет в чувства. Прояви терпение.

— Вы именно так поступали?

— Да. — Взгляд Лоис затуманился. — Я забыла о гордости. Очень больно, когда мужчина, которого ты любишь, интересуется другой женщиной. Унизительно. Создается ощущение, что ты недостаточно хорошая жена, чтобы удержать мужа, что в тебе чего‑то не хватает, что ты в чем‑то виновата сама. — Она покачала головой. — Но это неправда. Просто некоторые мужчины падки на женщин. У них есть власть и сила. Женщины приходят к ним и влюбляются. Это льстит мужскому самолюбию. Один проступок тянет за собой второй. Сначала ничего такого, легкий флирт. Но рано или поздно они попадаются. Их пьянит мысль, что ими восхищается не только жена, они теряют самоконтроль. Но обычно долго это не продолжается.

— Обычно… — Юнис положила ложку. Разве флирт так уж невинен? — Мы обе слышали о пасторах, которые бросали жен ради других женщин.

— Дейвид никогда даже не думал на эту тему. И Пол не станет. — Она безрадостно улыбнулась. — Пол постарается наладить с тобой отношения, Юни. Дейвид всегда так поступал. Хорошо хоть Пол извинился перед тобой. Дейвид никогда не утруждался. Но после каждого романа на стороне делал мне подарки. Однажды он подарил мне превосходный браслет с бриллиантами.

— Ни разу его у вас не видела.

— Как я могла носить его? Каждый раз, доставая его, я вспоминаю. — Она тряхнула головой. — Мужчины — такие глупцы. — Она поднялась и налила две чашки чаю. — Когда ты в последний раз ела?

— Утром.

— Нужно что‑нибудь съесть, Юни. Попытайся. Один кусочек. Тебе сразу станет легче.

Ей удалось впихнуть в себя несколько ложек супа.

— Думаю, лучше ничего не говорить Тимоти. — Лоис положила перед Юнис тост с маслом. — От этого только пострадают его отношения с отцом, а этого ты не хочешь. И так уже было достаточно обид. — Она снова села. — Я Полу не говорила о похождениях отца. Запомни. Любовь покрывает множество грехов.

Похождения? Сколько раз Дейвид Хадсон изменял своей жене? И скрывал свою порочную любовь? А верно ли скрывать правду от окружающих? Позволять людям думать, что за кафедрой стоит ангел, хотя на самом деле это не так? Юнис не знала, что ответить. Она не знала, что ей делать. Следует ли ей обратиться к старейшинам и рассказать правду, попросить помощи, чтобы заставить Пола понести наказание? От такой мысли ей стало нехорошо. Как можно ожидать справедливого решения от Джерри Боэма, Мартина Локфорда и остальных подхалимов Пола. Скорее всего, они осудят ее и потребуют, чтобы она молчала, продолжала улыбаться и делать вид, что все в порядке.

Господи, помоги. Мне так нестерпимо больно. Я не хочу больше страдать.

— У тебя есть друг, вроде Джозефа Уиллера, который мог бы поддержать тебя, когда ты будешь говорить с Полом?

Джозеф, знающий, верный Джозеф, который встал во главе церкви после ухода Дейвида Хадсона.

— Сэмюель. — Юнис подумала о Стивене Декере, но не стала произносить его имя.

Лоис улыбнулась:

— Сэмюель хороший человек, но он слишком стар.

— И давно не ходит в нашу церковь.

— Почему?

— Они с Полом терпеть друг друга не могут. Когда заболела Эбби, Сэмюель отказался от должности. А Пол очень этому обрадовался.

Лоис обхватила чашку руками и опустила голову.

— Жаль. Пасторам нужно окружать себя хорошими людьми, такими, чтобы видели надвигающуюся беду и могли ее остановить, пока не поздно.

Пастор, прежде всего, должен хотеть слушать других. Когда‑то Пол слушал ее. Пока не погряз в том, что он называл «строительством церкви Господней». Если не призвать его к ответу сейчас, сможет ли он вернуться на путь истины? А что будет, когда он предстанет перед Господом? Ему придется отвечать за то, как он обращался с людьми. Неужели он об этом забыл?

Юнис оцепенела. Нужно ли убеждать себя, что все это было ошибкой? Разве это правильно? Она же не может считать произошедшее кошмарным сном. Она не знала, хватит ли у нее сил загнать эти воспоминания в дальний угол памяти и запереть за ними дверь.

Нет. Нет, она не может забыть. Пока. Ей пришлось напомнить себе, что встреча с Марвином Локфордом была для Пола важнее разговора с ней.

— Ты очень устала, милая. Ты не сможешь ни о чем думать, пока не отдохнешь. Мы обсудим все утром. Твой чемодан в машине?

— У меня нет чемодана. Пол отобрал его у меня. Вместе с ключами. Мне пришлось воспользоваться запасными.

— У меня найдется лишняя ночнушка для тебя, и я покупаю сразу несколько зубных щеток. Найдешь в шкафчике в ванной, там же и паста.

Юнис поднялась. Она принялась убирать посуду со стола, но Лоис ее остановила.

— Оставь. Я сама помою. А ты отправляйся спать. Ты еле держишься на ногах. Постарайся выспаться. Все может подождать до утра.

— Спасибо, что позволили остаться.

— Ты думала, что я выгоню тебя, потому что мой сын вел себя как последний дурак? — Она неуверенно улыбнулась.

Юнис только сейчас почувствовала, как сильно она устала. Она еле передвигала ноги. Она совсем обессилела после пережитого? Юнис уперлась рукой в косяк и оглянулась на свекровь.

— Как вам удалось? Как вы прошли через это? Лоис сейчас выглядела на все свои семьдесят восемь.

— Когда живешь с человеком без веры, опираешься на свою веру в Господа.

* * *

Был уже одиннадцатый час, когда Стивен убрал остатки углей и поставил переносной холодильник в пикап. Еще не уехали некоторые любители посмотреть на звезды. Бриттани и Джек стояли с Кэтрин. Говорил только Джек. Кэтрин протянула руку, чтобы попрощаться с ним. Она что‑то сказала Бриттани и направилась к своей машине. Во всяком случае, на этот раз дочь от нее не убежала. Кэтрин набросила на плечи пиджак, но не поспешила уехать, когда Стивен направился к ней.

— Не нервничай в дороге, Кэт.

— Я не собираюсь заезжать в винный магазин.

Обиделась.

— Ладно.

— Бриттани говорит, что я пью больше, чем ты когда‑то. Что на это скажешь?

Он не собирался ступать на минное поле. Он промолчал.

— Хорошо. Хорошо. Знаю, у меня проблемы. Я все равно собиралась бросать. Алкоголь плохо действует на кожу.

— И на все остальное.

— Зато помогает забыть.

— Пока не просыпаешься утром и не расплачиваешься за то, что делал накануне вечером.

— Слово знатока. — Она поморщилась. — Прости, я не собиралась тебя обидеть. Ты был очень мил весь сегодняшний вечер. Как жаль, что ты таким не был, когда мы были женаты, Стивен.

Несколько приятных встреч еще не значат, что Кэтрин может измениться. Сколько лет ушло у него на то, чтобы увидеть свет и решиться последовать за Христом?

— Бриттани считает, что мне нужно обратиться в какой‑нибудь центр, вроде того, куда ходил ты, но мне нужно себя содержать. Я не могу себе позволить такую роскошь, как отпуск на полгода.

Она снова пытается затеять ссору? Пусть попробует. На этот раз он не намерен отвечать.

Она посмотрела на него:

— Джек предложил мне походить на твои занятия. Я сказала, что уже спрашивала у тебя на это разрешения. Бриттани эта мысль не особенно понравилась.

— Она снова с тобой разговаривает. Это хорошо.

— Она говорит одни колкости.

Он улыбнулся ее словам. Дочка вся пошла в маму.

Она засунула руки в карманы пиджака.

— Я прекрасно провела здесь время, Стивен, несмотря ни на что. Спасибо, что познакомил меня со своими друзьями.

— А чего ты от меня ожидала? Что я брошу тебя на произвол судьбы?

— Я ощущала себя брошенной большую часть своей жизни. Как только я начинаю понимать правила игры, игроки сменяются. Я так устала… — Она пожала плечами. — Ладно. Спасибо тебе за приглашение. Я получила удовольствие, несмотря на желание дочери сразить меня наповал рассказами о заведениях, в которых она бывала. Это ведь неправда?

— Ты должна сама с ней поговорить об этом.

— Едва ли я хочу это знать. По крайней мере, сегодня днем она вернулась. И главным образом благодаря тебе, так мне кажется.

— Не забывай про Джека.

— Как я могу его забыть? — Она оглянулась. — И где только ты его откопал?

— Он заходил ко мне, смотрел, как продвигаются дела.

— Бриттани говорила, что он хороший мастер.

— Он плотник. А на самом деле талантливый художник. Сейчас он делает панно из кусочков и разных обрезков, от сосны до красного дерева. Очень красиво. Он называет это терапией. Занимает и мозг и руки.

— А что он собирается с ним делать, когда закончит?

— Понятия не имею.

— Если хорошо получится, я могла бы купить.

— Я всегда считал, что ты предпочитаешь картины маслом и работы признанных мастеров.

Кэтрин выразительно посмотрела на него:

— Поскольку у меня больше нет богатого мужа, а алименты слишком маленькие, чтобы на них прожить, тут уж не до искусства. Мне снова пришлось пойти работать. Теперь я работаю у дизайнера по интерьерам. Очень хорошего. Она любит необычные вещички.

— Ты встала на ноги.

— А разве могло быть по–другому?

Кэтрин достала ключи из сумочки, села в машину и поехала в сторону главной улицы Роквилля. К Стивену подошла Бриттани.

— Она любого выведет из себя.

— Как и ты, Брит. Да и я, кстати, тоже.

— После стольких лет странно слышать, как ты ее защищаешь. Стивен улыбнулся:

— А где Джек?

— Уехал домой. Он сказал, что ему надоело слушать мои жалобы на мать.

— Тебя подвезти до дому или пройдешь шесть кварталов пешком? — Стивен не хотел дразнить гусей.

— Я предпочла бы машину, если не будешь читать мне нотации.

— Даже не думал.

* * *

Юнис плохо спала. Она все‑таки уснула на пару часов, но неприятный сон разбудил ее в три часа ночи. Какой сегодня день недели? Четверг? Дальше она спала очень чутко, просыпаясь от самого легкого звука на улице. Она слышала шум шоссе, проходившего в шести кварталах от дома. Рев множества машин. Поток автомобилей шел в обе стороны. И он никогда не кончался. Куда могли ехать все эти люди среди ночи? Она снова задремала, но проснулась, когда электронные часы показывали 4.00.

Что же теперь делать с Тимоти? Стоит ли позвонить ему и сказать, что она приехала в город на несколько дней? Или на несколько недель? Стоит ему только взглянуть на нее, и он поймет — что‑то случилось. Ей никогда не удавалось что‑нибудь скрыть. Может, следует рассказать ему правду о Поле? Они с отцом только начали налаживать отношения. И к чему может привести такая правда? Она может побыть здесь несколько дней и не извещать Тимоти. Но ей не следует задерживаться надолго. И куда же ей ехать? Сама мысль вернуться домой и выслушивать оправдания Пола, а то и новые обвинения в ее адрес, была ей противна. Интересно, что он сейчас делает? Роб Атертон находится во Флориде. Пол и Шила вольны делать все, что им заблагорассудится, ведь их супругов нет в городе.

Она заплакала, уткнувшись в подушку. Ей казалось, что Пол вырвал ее сердце и растоптал его. Она его ненавидела, но и любила. Как такое возможно? Может, ей вернуться и забыть обо всем, что произошло, ради их семьи? Если он действительно хочет ее сохранить. Или его все‑таки волнует только его положение? К своему ужасу, она знала правду — единственное, что его волновало, это реакция прихожан. Что будет с ним, если они узнают о том, что произошло? Но если она все‑таки вернется, что, кроме предательства, может она ожидать от него в будущем? Как сможет она снова ему доверять? Каждый раз, когда он будет выходить из дома, она будет теряться в догадках, куда он отправился, уж не была ли важная встреча просто предлогом, чтобы отправиться на тайное свидание. Если даже Шила уедет, появится другая красивая женщина, которая обратится к пастору за помощью и попытается влюбить его в себя. «Я нужен ей». Если сейчас Пол не понимает, что совершил грех, тогда что может остановить его падение?

В шесть она бросила попытки уснуть. Казалось, голова набита ватой. Подумав, что чашечка чаю может оказаться весьма кстати, она накинула халат, который одолжила ей Лоис. Свекровь с кем‑то говорила на кухне. У Юнис заколотилось сердце. Неужели домой вернулся Тимоти? Что же она ему скажет? И что говорит Лоис?

— Она постучала в мою дверь после полуночи. Да. Я все знаю. Какой кошмар! Естественно, я сильно в тебе разочаровалась. — Потом она довольно долго молчала, слушала. Наконец, ответила усталым голосом: — Нет. Не думаю, чтобы она кому‑то рассказала. Я сказала ей, что она может оставаться столько, сколько посчитает нужным. — Снова молчание. На этот раз Лоис рассердилась: — Да. Да. Знаю, у тебя теперь трудности. Нужно было думать до того, как заводить любовницу… — Теперь голос свекрови звучал раздраженно. — Ты и не представляешь, как тяжело сейчас твоей жене. Ты должен сюда приехать… — Лоис тяжело дышала. — Не нужно придумывать оправданий. — Пауза. — Ты вполне можешь сказать, что у тебя семейные обстоятельства. — Пауза. — Да, ей нужно время, чтобы успокоиться. — Пауза. — Лучше сегодня вечером. В понедельник может быть поздно. — Лоис тяжело вздохнула. — Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. И не нужно притворяться. Да, конечно, я сделаю все, что в моих силах. — Свекровь всхлипнула. — Как всегда. Я люблю вас обоих. Поверить не могу, что ты сделал такое. Вот уж не чаяла, что именно ты сотворишь нечто подобное. Знаю. Знаю. Такое происходит постоянно.

Юнис стояла в дверях. Свекровь подняла глаза и покраснела до корней седых волос. Она отвернулась и заговорила в трубку уже тихо:

— Я больше не могу говорить. Ты знаешь, что нужно делать. Надеюсь, так ты и поступишь. — Она повесила трубку и поднялась. — Доброе утро, милая. Надеюсь, ты хорошо поспала. Хочешь чаю? У меня есть с бергамотом. Он ведь тебе нравится? — Она вымученно улыбалась.

— Это был Пол? — Юнис переполнял гнев. Она была готова взорваться от негодования. Эмоции рвались наружу, словно лава из жерла вулкана.

Лоис повернула ручку плиты, зажегся огонь.

—Да.

— Я не слышала звонка.

— Я подумала, что ему следует знать, что ты добралась благополучно.

— А вам не приходило в голову, что он сам должен был побеспокоиться? Я не хотела, чтобы он знал, где я! Мне нужно было спокойное место, чтобы подумать.

Лоис приуныла.

— Прости меня, Юнис. Я пыталась помочь. Ты была сама не своя вчера. Я боялась, что у тебя случится нервный срыв.

— Возможно, вы и правы, но у меня ведь есть на то причина, вы же не станете возражать.

— Нет такой причины, по которой надо было бы держать Пола в неведении относительно твоего здоровья. Это жестоко и не по–христиански. И вовсе не похоже на тебя.

— Нет. Не похоже. Наверное, я должна позволить ему еще раз смешать меня с грязью!

— Ну, что ты! Он сожалеет. Мы должны любить друг друга, как Иисус любит нас. А Пол страшно волновался. Я подумала…

— Я слышала, как он волновался. — Юнис горько рассмеялась. — Он до смерти боится того, что может произойти, если узнают в церкви. Вот об этом он и волнуется. О себе. «Лучше сегодня вечером, — сказали вы. — В понедельник может быть поздно». Что вы имели в виду, Лоис?

Лоис опустила глаза.

— Он собирался подобрать себе замену из помощников, чтобы приехать сюда. Вы можете все обсудить, все исправить.

Юнис почувствовала, как снова закипают слезы.

— Я не могу доверять даже вам! Лоис подняла глаза, она плакала.

— Как ты можешь говорить такое мне? Конечно, ты можешь мне доверять. Я стараюсь делать все, чтобы помочь вам обоим.

— Вы делали то же самое многие годы. Все скрывали! Притворялись, что все в порядке. Отворачивались, надеясь, что проблемы испарятся сами собой.

На ее лице отразилась боль.

— Это не твое дело.

— Мне плевать, считаете ли вы это моим делом или нет. Так вел себя Дейвид Хадсон, верно? Он врал и обманывал? И вы позволили втянуть себя в такое. А теперь и Пол пошел по стопам отца. Сыновья повторяют грехи отцов, потому что отцы не исповедуют их и притворяются, что все в порядке, когда на самом деле все плохо! Господь запрещает находить у пастора слабости. Господь запрещает говорить о том, что пастор тоже может ошибаться. В этом, по–вашему, истина? И сколько раз, Лоис, вы покрывали Дейвида Хадсона?

— У тебя нет никакого права…

— И вы делали все это во имя любви. Так вы убеждали себя. Вы сказали Полу, почему его отцу пришлось уйти в отставку так неожиданно?

—Нет.

— А почему?

— Как я могла? Это разрушило бы представления Пола об отце.

— Значит, вы позволили Полу думать, что его отец совершенен, что ему следует подражать. Вы помогали ему делать из Дейвида Хадсона идола. — А она сама помогала в этом Лоис.

— Я никогда не говорила, что Дейвид — совершенство. Пол знал…

— Пол забыл. Если он что‑то и знал, он вынес урок, что для человека, облеченного властью, грех не помеха, главное, чтобы семья молчала.

Лоис побледнела:

— Ты несправедлива. Я старалась научить Пола поступать правильно, но при этом не отвращать его от отца.

— Вы все перепутали, Лоис. Господь не идет на компромиссы. А как насчет дисциплины? Как насчет ответственности? Дейвиду Хадсону удавалось жить без этого.

— Я делала то, что считала нужным!

— Вы делали то, что велел вам муж, даже если это значило совершить грех! Вы делали то, что проще. Вы очень страдали, когда приезжали к нам в Сентервилль, чтобы сообщить об отставке Дейвида. И теперь я знаю почему. Проступки, сказали вы вчера. Это был не первый случай, когда муж вам изменил. Просто это был последний раз в его церковной карьере. — Она размазала слезы по щеке. — Вы не сказали мне всей правды, но взяли клятву держать все в тайне. Вы и меня втянули в грех.

—Нет.

— Я должна была принять это как предупреждение. Я и сама виновата не меньше, чем вы. У меня были предчувствия. Святой Дух пытался сказать мне, что происходит нечто плохое, а я не послушала Его тихий голос, как когда‑то вы. Признайтесь, вы рассказали мне о Дейвиде, чтобы я знала, каким может стать Пол?

— Пол не такой, как его отец.

— Тогда зачем вы рассказывали мне о своей семье?

Лоис повторила хриплым голосом:

— Пол не такой, как его отец.

— Такой. Каков отец, таков и сын!

— Он раскаивается.

— Он ничуть не раскаивается, Лоис. Он лишь сожалеет. О том, что попался. А теперь он боится, как бы все, что он строил для себя, не полетело вверх тормашками. Если бы он раскаялся, не побежал бы первым делом в церковь на встречу с Марвином Локфордом! Он бы стоял на коленях и молил о прощении. — А матери не пришлось бы убеждать его, что он должен приехать, не откладывая поездку на понедельник.

— Ты этого хочешь, Юнис? Поставить Пола на колени? Раздавить и уничтожить? Прилюдно унизить? Спалить его церковь?

Да! Юнис хотелось кричать. Где же еще ему быть, как не на коленях перед Господом? Разве Иисуса не унижали публично? А Он при этом был невиновен. Он был чистым и святым. И если Господь мог унизить Себя до такой степени перед всем человечеством, разве человек не может унизиться перед всемогущим Богом? Господь сознательно взял на Себя все грехи человечества. Никто, кроме Господа, не сможет изменить жизнь Пола. Только Господь может залечить раны, нанесенные Полом. И никто, кроме Господа, не сможет вернуть Пола на путь истины!

О, Господь, всемилостивый и всемогущий, я бессильна что‑либо изменить.

Неожиданно Юнис совершенно успокоилась. Как перед бурей.

— С вами бесполезно разговаривать, Лоис. Вы такая же обманщица, каким был Дейвид Хадсон. — Она увидела, что Лоис была потрясена. Юнис вышла из кухни.

Я не могу оставаться здесь, Господи. Куда мне идти? Что мне теперь делать?

Она отправилась в спальню и закрыла за собой дверь. Быстро переоделась, застелила кровать, сложила ночную рубашку и халат и прошла в гостиную, чтобы забрать свою сумочку.

Лоис стояла в дверях кухни, бледная, по ее щекам текли слезы. Юнис стало очень жаль ее. Возможно, глаза свекрови тоже открылись.

— Я люблю вас, Лоис. Всегда любила. И всегда буду любить. Но я не стану поступать, как вы. Больше не стану.

— Куда ты едешь?

В этот момент Юнис поняла, куда ей следует направиться.

— Домой.

Лоис с облегчением вздохнула:

— Слава Богу. Позвонить Полу? Сказать, что ты возвращаешься?

— Сентервилль мне не дом. — Она открыла дверь и вышла.

_19.

Стивен никак не мог отделаться от мысли основать новую церковь. Возможно, его удерживали разочарования, которые он испытал, строя Центр новой жизни? Или опасения, что он не оправдает надежды людей, приходивших на его уроки? Стивен просил Бога сделать так, чтобы его помыслы были чисты, если Господь действительно призывает его к служению пастором. Стивен не хотел соревноваться с Полом Хадсоном. И чтобы убедиться в правильности своих мыслей, Декер направился к тому единственному человеку, которому мог всецело доверять, в чьей честности был абсолютно уверен, потому что этот человек в своей жизни опирался на Писание.

— Мистер Мейсон во внутреннем дворике, мистер Декер, — сказала ему администратор.

И как обычно, Сэмюель был не один. Под большим пляжным зонтом с ним рядом сидела та самая Флоренс Найтингейл. Стивен сразу угадал момент, когда она его заметила. Женщина застыла, наклонилась вперед, что‑то сказала Сэмюелю, взяла свою сумочку и поднялась.

— Не уходите из‑за меня.

Она всегда сбегала, едва завидев его. Несомненно, она не забыла унижения, которое испытала, когда Юнис пыталась их свести. Когда же это было?

— Я не знал, что вы сегодня придете.

— Конечно, вы не знали.

Сэмюель поднял глаза:

— Вы даже не допили свой чай, Карен.

— Простите, Сэмюель. Останусь подольше в следующий раз.

— Я уверен, что Стивен не станет возражать…

— Конечно, не стану. — Как же глупо он вел себя в тот день, гели эта прекрасная женщина убегает каждый раз, как только его увидит? — Вы все еще возглавляете клуб для одиноких людей при Центре новой жизни?

— Я не хожу в Центр новой жизни уже больше года. Ого!

— Действительно? — Стивен удивленно приподнял бровь. — У вас для этого есть причина?

— Во всяком случае, с вами я не могу ее обсуждать.

— Ваш ответ заставляет меня задать вам еще больше вопросов.

— Зато я не хочу на них отвечать.

Его попытка как‑то наладить их отношения не удалась. Возможно, лучше действовать напрямую, без обиняков?

— Послушайте, Карен, я признаю, что тогда в больнице вел себя отвратительно. Простите меня. Может, заключим перемирие?

Она вспыхнула:

— Я не хочу, чтобы между нами оставалось недопонимание.

Она хочет сказать, что не пыталась привлечь его внимание. Ну да, он понял ее.

— Когда мы встретились в первый раз, недопонимания не было. Я так повел себя не из‑за вас.

Карен пристально посмотрела Стивену в глаза:

— Я знаю.

Стивен понял, что она говорит правду, и почувствовал, что краснеет.

— Это было очевидно, верно?

— Не настолько очевидно, чтобы кому‑нибудь навредить.

Она соблюдала осторожность, а это Стивен не мог не оценить.

Но он все‑таки продолжал задаваться вопросом, многие ли из посещавших Центр новой жизни заметили его увлечение женой пастора. Когда Карен сделала шаг к нему навстречу, он выдвинул стул и предложил ей сесть.

— Если я вас очень попрошу, вы согласитесь допить свой чай? Я могу рычать, но не кусаюсь.

Она искренне рассмеялась.

— Хорошо. На этот раз рискну. — Она сняла с плеча сумочку и села.

— Теперь Карен посещает большую церковь в Сакраменто. — Сэмюель отпил чаю. — Ей нравится там, но она пока не уверена, что хочет стать членом местной общины.

Стивен посмотрел на нее:

— Что‑то не так с проповедями?

— Нет. Пастор прекрасно разбирается в Писании, но церковь расположена слишком далеко от моего дома, поэтому я не смогу участвовать в церковной деятельности. Члены клуба для одиноких людей собираются по вторникам, а хористы по четвергам. Я попробовала туда ездить, но домой я попадаю только после десяти. Мне не нравится так поздно возвращаться домой одной, а из моего района никто туда не ездит.

— А где вы живете?

Она не спешила ответить, за нее это сделал Сэмюель:

— В ваших краях.

— Вы живете в Роквилле?

На лице Карен появилось страдальческое выражение.

— Не в самом Роквилле, в миле к северу, на Джелсон–роуд. Лет шесть тому назад я купила этот участок и живу там с тех пор.

Шесть лет. Она пытается показать, что не бегала за ним. Видимо, она считала его самым тщеславным человеком на земле.

— Я недавно приехал в город. — Он хотел донести до нее, что все понял. У нее такая приятная улыбка. — Я задаю вопрос, который задал бы любому. Почему Роквилль?

— Я выросла в Сан–Франциско, поэтому подумала, что жить на ферме очень романтично. Я и не предполагала, что будет столько работы.

У нее и смех был приятным. — Вы работаете на ферме?

— У меня огород и несколько фруктовых деревьев. Мне не приходится покупать овощи и фрукты.

— А животных вы не держите?

— Нет возможности. У меня была собака, но ее пришлось усыпить. Рак. Мне очень не хватает Брута, но я слишком мало бываю дома, чтобы заводить животное. У меня плотное расписание в больнице.

Сэмюель молчал, но Стивен прекрасно понял, почему его друг подтолкнул Карен поделиться своей проблемой. Сэмюель мог прямо сказать о ней, только Карен наверняка была бы недовольна.

— Я провожу занятия по изучению Библии у себя дома по средам вечером. Приглашаю и вас. Приходят и мужчины, и женщины. Рабочие, несколько иммигрантов. Моя дочь. Моя бывшая жена. Я никогда не знаю, что каждый из них может сказать или сделать.

— Вы пытаетесь меня завлечь или отвратить?

— Я вас приглашаю.

Карен бросила взгляд на Сэмюеля:

— Он хороший учитель?

— Да. И он постоянно работает над собой.

Она еще раз глянула на Сэмюеля.

— Что нужно принести?

— Библию и открытую душу.

Сэмюель явно был доволен.

— Как прошел пикник?

Стивен откинулся на спинку стула.

— Замечательно, пока кое‑кто не начал говорить о том, чтобы основать новую церковь.

У Карен от удивления взлетели брови.

— Вы хотите основать церковь?

— Нет, я совсем этого не хочу.

Сэмюель заинтересовался:

— А почему нет?

— Вы ожидаете услышать одну причину или двадцать одну? Меньше всего на свете я хочу снова ввязываться в строительство церкви.

— Можно создать церковь и не строить здание, сам знаешь.

— Все что я хотел, Сэмюель, это проводить занятия по изучению Библии для нескольких человек, и больше ничего.

— Очень трогательное желание.

Стивен посмотрел на Карен поверх своих солнечных очков:

— Осторожнее, вы еще не член нашей группы.

— Поздно. Вы меня пригласили, а я приняла приглашение.

— Вы могли бы пока держать свое мнение при себе.

— А вы могли бы последовать собственному совету и открыть свою душу.

Сэмюель улыбнулся:

— Ну, и что ты ответил своим ученикам?

— Я ничего не сказал. — Стивен отвел глаза от Карен. — Мы помолились об этом.

—И?

— Я продолжаю молиться. — Он потер висок. — Дело в том, что у меня создается ощущение, будто я двигаюсь дальше, только задом наперед. — Карен и Сэмюель оба смотрели на него и ждали. — Церковь создали сто двадцать человек, молившиеся вместе в горнице в Иерусалиме. Верно?

Сэмюель кивнул:

— Да, но они не остались в той горнице навсегда, Стивен.

Или в подвале, если так можно сказать.

— И их община увеличилась, — вставила Карен. — Она была маленькой только сорок дней, а потом настал день Пятидесятницы. Как только Святой Дух сошел на них, они понесли людям Благую весть, и Господь добавил к их рядам еще три тысячи человек.

— Да, но и после этого они встречались в частных домах.

Сэмюель улыбнулся:

— А еще они встречались в коридорах храма.

— В притворе, называемом Соломоновым.

Стивен бросил на Карен сердитый взгляд:

— Наверное, вам лучше заняться преподаванием.

Она подняла руки:

— А еще говорили, что не кусаетесь.

Рассерженный Стивен упорствовал:

— Я вот что пытаюсь сказать. Самым важным делом церкви должно быть не возведение здания для встреч, а завоевание душ, общение, совместные трапезы и молитвы. Если я и решусь участвовать в создании церкви, то я предпочел бы церковь без стен. Разве не об этом толковал Иисус? Главное — не здание, и не разнообразие программ, не количество людей. Не музыка и ритуалы. Главное — наши отношения с Иисусом Христом. Храм создают верующие. Они и есть церковь. Сила воскресения Христа проявляется в нашей новой жизни.

— И вы намерены держать ваших слушателей в заложниках в вашем подвале?

Стивен повернулся к Карен:

— Как вижу, я ничего, кроме неприятностей, от вас не дождусь.

— Почему же? Я просто спросила. Я хочу сначала узнать, на чем вы стоите, а уж потом открывать вашу дверь. Я убежала из «владений» одного пастора вовсе не затем, чтобы скатиться по лестнице в подвал другого.

Стивену сделалось жарко.

— Вы сравниваете меня с Полом Хадсоном?

— Только когда вы решаете, что знаете ответы на все вопросы. — Она говорила спокойно, ласково глядя на него.

Он облегченно выдохнул:

— Ничего подобного. Я не знаю ответов на все вопросы. Просто не хочу снова повторять те же ошибки. Как только Сентервилльская христианская церковь решила расширяться и строить новое здание, центр внимания переместился. Главной заботой стало привлечение людей, чтобы добывать деньги на продолжение проекта. Церковь перестала быть святилищем. Она превратилась в спортивный зал. Все были заняты только мероприятиями. Никто уже не думал о том, чтобы заботиться о своих отношениях с Христом. Только считали головы и выручку за воскресное утро. Господь снова и снова разрушает храм, но мы все равно пытаемся отстроить его заново. Как долго это будет продолжаться?

Карен явно размышляла над услышанным.

— Почему вы считаете, будто мы заняты именно этим?

— Я не уверен, но мне кажется, что тратить силы на строительство здания проще, чем на построение отношений с Господом. Первое требует нескольких лет упорного труда, зато на второе уходит вся жизнь. Вся беда в том, что здание церкви превращается в идола. Программы становятся чем‑то вроде священных коров. Тщеславие, сплошное тщеславие. Моя церковь больше твоей. Мой пастор собирает больше людей, чем твой. Эй, разве вы не слышали? Он выступает по телевидению, записывает радиопередачи, которые транслируют по всей стране. Надо же, уже хотят выпустить Библию с его именем на обложке. Что на это скажете?

— Он здорово достал вас.

—Кто?

— Пол Хадсон.

— Я не имел в виду Пола Хадсона.

— Пра–а-авда? — Она произнесла слово нараспев и посмотрела на Сэмюеля.

Стивен тяжело вздохнул. Он сдерживал раздражение? Стивен надеялся, что нет. Его раны от противостояния Полу еще не зажили, но это вовсе не означало, что он увлекся, рассуждая о том, чем является церковь. Даже не зная Карен достаточно хорошо, Стивен догадался, что она вся кипит.

— Вы что‑то хотите сказать? Не стесняйтесь.

— Тот факт, что мотивация Пола Хадсона была ошибочной, еще не значит, что ваша не может быть правильной.

— Ну, да. Я же такой великий строитель. Все считают, что я нажился на том проекте. Набил полные карманы денег.

— Никто так не считает.

Возможно, он преувеличивает. Стивен внимательно посмотрел на Карен. Он никогда никому не говорил, в какую яму он упал, прежде чем вышел на путь истины. Но она, похоже, знала об этом. А жаловаться он не собирался. Бог помогал ему находить работу, чтобы выживать и чтобы имя его не попадало в список банкротов.

— Дело в том, что моя мотивация ничего не меняет для самой церкви.

— Во всяком случае, нам не дано это увидеть, — продолжил Сэмюель. — Только не надо думать, что Господь дремлет. Он следил за нами и продолжает следить.

— Естественно. — Стивен криво усмехнулся. — В этом у меня нет никаких сомнений. — Он уже почувствовал, как Господь начал пробивать его броню. Он становился все более уязвимым и неуверенным.

— Только не думай, что произошедшее в Сентервилле может иметь продолжение в Роквилле, — добавил Сэмюэль.

Стивен сделал большой глоток из своего стакана с чаем.

— Кажется, Господь работает как раз в этом направлении. Юнис говорила, что дом, который я купил, был завещан Сентервилльской христианской церкви, а Пол продал его, чтобы получить деньги для строительства.

Карен вскинула голову:

— И вы об этом знали, когда покупали его?

Неужели она думает, что он мог сделать это, чтобы отомстить Полу? То же приходило в голову и Юнис. Стивен отрицательно покачал головой.

— Нет. — Уж не раздумывает ли она теперь, когда он разговаривал с Юнис и при каких обстоятельствах? — Я понятия не имел. Меня интересовало только одно: не наложен ли арест на это имущество и найдется ли там для меня достаточно работы. Мне нужно было чем‑то занять голову и руки. — И добавил для полной ясности: — Я не хотел снова докатиться до реабилитационного центра для алкоголиков.

Карен подняла бровь:

— Не всякий станет такое о себе рассказывать.

Он рассмеялся:

— Я не ждал, что вы скажете что‑то другое.

— Например, что?

— Что вы уже слышали, что я алкоголик. — Такие слухи бродили по округе, когда Пол пытался выставить его из церкви.

— Я не слушаю сплетни и мало общаюсь с людьми, которые это делают.

Неудивительно, что Юнис понравилась эта женщина.

Сэмюель прочистил горло, и тогда Стивен понял, что слишком пристально разглядывает Карен. У нее не было обручального кольца.

Она посмотрела на свои часы:

— Мне нужно бежать. Я сегодня дежурю.

Карен накинула ремешок сумочки на плечо и поднялась. Сэмюель тоже встал, опираясь на свою палку. Стивен отодвинул стул и поднялся. Как давно ему уже не приходилось вставать в знак уважения к женщине? Карен удивленно посмотрела на него. Неужели у него на лице написано, что он чувствует себя как слон в посудной лавке? Карен взяла руку Сэмюеля двумя руками, пожала и поблагодарила за приятно проведенное время, сказала, что скоро еще заглянет. Поворачиваясь, чтобы уйти, она ласково посмотрела на Стивена:

— Приятно было встретить вас, Стивен.

— А мне — вас. — Он подумал, что не мешало бы узнать ее получше. Возможно, пригласить на чашечку кофе. Или поужинать вместе.

— Мне нужен ваш номер телефона. Вдруг мне придется отменять занятия в последнюю минуту? — Он надеялся, что нашел удачный предлог.

— Мой номер есть в телефонном справочнике. — Она ушла, не оглядываясь.

Как жаль, что он не помнил ее фамилию.

Стивен сел после того, как сел Сэмюель.

— Мне кажется, Господь давно хочет, чтобы в Роквилле появилась церковь. Жатвы много, а делателей мало[75].

— Я согласен. Только я сомневаюсь, что подхожу на роль пастора. Я не желаю браться за дело, если мои мотивы неверны.

— Господь не зря привел тебя сюда.

— Вести занятия по изучению Библии — совсем не то, что служить в церкви.

— А ты действуй постепенно. Сосредоточься на Слове. Опустись на колени и помолись. А потом встань и выполни назначенную тебе Господом работу. И не пытайся перейти реку, пока до нее не дойдешь.

— Мне нужно зарабатывать на жизнь.

Сэмюель пошевелился в своем кресле. Лицо его исказилось от боли, когда он попробовал выпрямить ногу.

— Апостол Петр изготавливал палатки. — Он устроился поудобнее. — Больше половины людей, которые приходят на твои занятия, работали вместе с тобой. Господь знает, что этот труд слишком тяжел для одного человека. Но он дает тебе силы, чтобы ты давал силы другим. Тебе вовсе не обязательно получать богословское образование или стоять за кафедрой.

Стивен заметил новые морщины на лице Сэмюеля. Как же он сильно состарился за несколько дней. Они немного помолчали. Стивен допил свой чай.

— Хотите, я отведу вас в вашу квартиру?

— Прости. Сегодня я не очень хорошая компания.

— Вы явно о чем‑то беспокоитесь. Что случилось?

— Я не могу сказать.

— Хорошо. — Неужели что‑то произошло с Юнис? — Я могу чем‑то помочь?

— Только тем, что делаешь. И думай о Христе. Подчинись Божьему замыслу. Что бы это ни было, как бы трудно тебе ни пришлось.

Стивен вгляделся в его лицо. Старик задумался, в нем явно происходила внутренняя борьба.

Сэмюель смотрел на деревья в саду.

— Думаю, посижу здесь еще немного.

— Ладно. — Стивен поднялся. — Я зайду к вам завтра.

— Погоди, Стивен. — Сэмюель полез в нагрудный карман. — У тебя нет ручки?

Стивен дал ему свою шариковую.

Сэмюель взял бумажную салфетку и что‑то на ней написал. Потом с улыбкой протянул ее Стивену.

Карен Кесслер. И ее номер телефона.

* * *

Заезжая на парковку для гостей жилого комплекса, где теперь обитала Лоис, Пол поискал глазами машину Юнис. Он устал после переезда, обессилел после бессонной ночи. Пол никак не ожидал от Юнис такого: уехала к матери, все ей рассказала. Она должна была остаться дома, как он ей велел. Они вполне могли все обсудить, достичь взаимопонимания и не вмешивать в это дело посторонних. Никто не должен знать об их проблемах, особенно мать! У Юнис есть, конечно, повод огорчаться, но это не дает ей права наносить ему вред. Она ведь жена пастора. Она должна понимать, что никому ничего нельзя говорить против него!

Вынув ключ из замка зажигания, он распахнул дверцу машины, вышел и захлопнул ее. Пол смутно припоминал, как его отец несколько раз жестко разговаривал с матерью. Возможно, и ему следует так поступить. Поменьше извиняться, проявить твердость ради блага своего прихода. На карту поставлено слишком многое, нужно держать свои чувства в узде.

Он нашел квартиру матери и позвонил. Потоптался на месте, поджидая, когда откроют. Он же предупреждал, что едет. Лоис должна была передать Юнис. Неужели она все еще дуется, а он должен ждать на пороге? Пол снова нажал на кнопку звонка и на этот раз держал долго.

Дверь открыла мать, она стояла и смотрела на него. Лицо ее было покрыто красными пятнами и опухло, веки покраснели от слез.

— Мам, все не так плохо, как кажется.

— Неужели?

— Что тебе сказала Юнис?

— А ты как думаешь?

Пол винил Юнис в том, что она причинила боль его матери.

— Где она? Она не имела никакого права приезжать сюда и сваливать на тебя все проблемы. — Пол крикнул в пространство квартиры: — Юнис!

— Она уехала.

— Что ты имеешь в виду? Куда уехала?

— Она сказала, что поехала домой.

Его охватила злоба.

— Замечательно! Просто великолепно! А я прикатил сюда. Что это за игру она затеяла? Что она собирается делать? Пойти в церковь и объявить, что у нас кое–какие проблемы?

— Кое–какие? Так вот как ты относишься к супружеской неверности?

Пол покраснел:

— Это не только моя вина, ты знаешь. Она бы ничего не узнала, если бы Рита все не подстроила. И я никогда бы не взглянул в сторону Шилы Атертон, если бы Юнис была мне хорошей женой. Она постоянно дулась на меня с тех пор, как Тим переехал к тебе.

— Значит, виноваты все, кроме тебя, верно? Даже я виновата.

— Я этого не говорил. Я не это имел в виду.

— Тебе нет оправдания, Пол. И ничто не поможет тебе выбраться из этой передряги.

— Ладно. — Он примирительно поднял руки. — Достаточно! Не могли бы мы поговорить внутри. Чтобы не все соседи нас слышали?!

Лоис отступила на шаг, чтобы Пол мог войти. Он швырнул свою куртку на диван и с недовольным видом потер шею.

— Если бы Юнис потрудилась ответить на звонок, я бы ждал ее дома.

— Она поехала не в Сентервилль.

— Ты же только что сказала, что она поехала домой. — У него была бессонная ночь, и еще эта поездка. Он был не в настроении разгадывать ребусы.

— Не смей говорить со мной таким тоном, Пол Хадсон.

Ему еще ни разу не доводилось видеть мать в подобном состоянии. Словно она его ненавидела. Пол был потрясен.

— Она сказала, что Сентервилль ей не дом. И ничего удивительного.

Из‑за Юнис у него еще и испортились отношения с матерью. Ну почему она не могла держать рот на замке и не обсуждать их личные проблемы? Если уж ей нужно было выговориться, почему она не выбрала кого‑нибудь другого? Хорошо, что Юнис сейчас не у матери, иначе он наговорил бы ей такого, о чем бы потом сожалел. А теперь ему снова придется за ней бежать. И где искать ее? Сколько ей нужно времени, чтобы успокоиться, просто сесть и выслушать его доводы?

— Так куда она поехала? — Он старался быть терпеливым.

— Это ты мне скажи, Пол. Где дом Юнис? — Глаза Лоис заблестели от слез. — Может, на небесах?

Пол почувствовал, как его сковывает холод.

— Она этого не сделает. Ты же знаешь Юнис не хуже меня, она даже не станет об этом думать.

— А ты хорошо знаешь меня? Я подумывала о самоубийстве, когда твой отец впервые мне изменил.

Впервые? Пол отпрянул.

— О чем ты говоришь? Лоис тряхнула головой.

— У него никогда не было времени на тебя, верно? И на меня тоже. Зато на других у него было полно времени.

Пол с трудом сглотнул. О чем она говорит?

Лоис горько заплакала:

— Юнис была права. Я ошибалась. Все эти годы я поступала неверно.

— Мама. — Ему приходилось видеть ее плачущей, но не так, как сегодня. — Мама. — Он обнял ее за плечи, но она отстранилась.

— Я должна была поговорить с тобой обо всем этом давным–давно. Я должна была предупредить тебя, когда наблюдала за тем, что происходит. Я же знала, что ты меняешься. Видела, что твое честолюбие взяло над тобой верх. Но я надеялась, что рано или поздно ты вспомнишь то, чему я тебя учила. Я так надеялась, что мне не придется говорить тебе все это. — Она опустилась в кресло и высморкалась. — Тебе лучше присесть. Я намерена рассказать тебе всю правду про твоего отца, хочешь ты этого или нет. Он медленно сел, тело его словно окаменело.

— С детства я пыталась защитить тебя. И себя тоже. — Она пристально посмотрела на Пола. — Не имеет смысла рассказывать, как это больно — жить с человеком, который тебе изменяет, врет, но при этом считает, что у него есть право жить, как ему хочется, и ни перед кем не отчитываться, даже перед Богом. Я за него молилась. Год за годом. И даже когда он уничтожил последнюю искорку моей к нему любви, я молилась за его спасение.

— Спасение? Уж если кто и спасен, так это папа.

— Хотела бы я верить. Я действительно очень хотела бы, чтобы Господь до него достучался. Но очень в этом сомневаюсь. Я ни разу за всю нашу жизнь не заметила подтверждения того, что он был христианином.

Он поверить не мог, что она может говорить подобные вещи о самом известном проповеднике страны.

— Он привел к Господу множество людей, мама. Его паства насчитывала тысячи. У него была телевизионная программа и программа на радио. Он писал книги, которые раскупались!

— И ты считаешь, что все это знаки Божьего благоволения? Твой отец ни одну душу не привел к спасению. Я‑то думала, ты понимаешь. Спасение — это работа Святого Духа, Пол. Спасти может только Господь. Только Иисус. Ни один человек не может спасти чью‑либо душу. Я пыталась донести до тебя истину. Я пыталась указать тебе верный путь. Без всяких компромиссов. Пробудить в тебе стремление жить праведной жизнью. Я пыталась объяснить тебе, что христианская жизнь — это не забег на короткую дистанцию. Это изнурительный марафон. И раньше ты мне верил. Сердце твое было открыто Господу. И твоя вера вызывала у отца недовольство. Помнишь?

— Да, он был со мной слишком строг, как мне кажется.

— Кажется? Да поможет тебе Бог вспомнить, как это было на самом деле. Ты так жаждал внимания своего отца, его похвалы. И я поняла, насколько страстно ты этого желал, когда услышала твою проповедь. Я тогда сказала, что ты больше похож на своего отца, чем я считала. А ты принял мои слова за комплимент. Я же другое имела в виду. Нужно было выразиться яснее.

Он поднялся:

— Не думаю, что мне хочется слушать, как моя родная мать уничтожает репутацию отца, когда его уже нет и он не может себя защитить.

— Было время, когда ты не убегал от правды.

— Да, у меня был роман на стороне. Признаю. Но все кончено. Я сожалею о случившемся. Это никогда не повторится.

— Он говорил то же самое — таким же наглым тоном, в котором не было даже намека на раскаяние. Ты уже говорил Юнис, что это ее вина? Что она недостаточно хорошая жена, чтобы ты чувствовал себя счастливым? Ты уже швырял в нее обвинениями в собственных грехах, как это делал твой отец со мной? Вижу по твоему лицу, что уже говорил. Сядь!

Пол сел. Потрясенный. Мать никогда так с ним не говорила.

— Твой отец не сам решил уйти в отставку, Пол. Его заставили уйти. Один из старейшин узнал, что у отца интрижка с одной из прихожанок, которую он консультировал. И это был не первый случай, можешь мне поверить. Старейшина осудил твоего отца. Тот не стал его слушать. Тогда еще двое старейшин пришли к нему. Он быстренько бросил любовницу и думал, что на этом все кончится. Но он стал слишком неосторожным. Он связался сразу с несколькими женщинами. Одна узнала про других и пришла к старейшинам. Они сказали ему, что если он не уйдет, они все расскажут прихожанам. А если он уйдет мирно, ничего не будет сказано. А женщинам посоветуют не ходить в эту церковь. Его репутация не пострадает. Он согласился, и они исполнили свои обещания. Никто ничего не сказал. Мы замели весь сор под ковер, под которым за много лет накопилось достаточно грязи. И все мы думали, что защищаем церковь. — Она замолчала, глаза ее снова наполнились слезами. — Но мы только способствовали разложению… потому что теперь ты, его сын, следуешь тем же путем.

— У меня был только один роман на стороне.

— Ты лжешь мне так же легко, как себе.

— Шила единственная, клянусь тебе, мама. Все кончено. Это было ошибкой. Самой большой в моей жизни. — Он весь дрожал.

— Ах, Пол, ты слепец! Ты обманываешь Господа уже много лет. Я приходила в твою церковь. Я видела, как ты «обрабатываешь» людей, как очаровываешь их, а потом манипулируешь ими. Ты стал точно таким же, как отец. Он использовал людей, а потом выбрасывал их, как ненужный хлам. Я была первой в длинной цепочке людей, которые его любили, молились за него. Он же использовал мою любовь, чтобы мной управлять, заставлять молчать. А ты сделал то же с Юнис. А еще использовал ее таланты. Пока она не отказалась идти на компромиссы. И тогда ты отстранил ее, потому что тебя больше интересовало, нравишься ли ты людям, а не то, что правильно в глазах Господа.

Пол почувствовал, как по спине ползет холодок. У него зашевелились волосы. Он снова потер шею, пытаясь избавиться от неприятных ощущений.

Лоис наклонилась вперед, сцепив руки.

— Неужели ты думаешь, что Господь не видит твоих деяний? Неужели ты считаешь, Он не знает, что́ ты думаешь о Нем? Ты используешь Его имя, чтобы пробивать себе путь, Его Слово, чтобы развлекать людей. Ты плевал в лицо Тому, Кто спас тебя, Кто любит тебя в отличие от твоего земного отца!

Слова матери больно ранили Пола. Она никогда не осуждала его. Он сжал кулаки, с трудом сдерживая слезы.

— Я тяжко работал, чтобы построить эту церковь. Она умирала, когда я приехал в Сентервилль. А сейчас в моем приходе три тысячи человек!

— И ты считаешь это успехом? — Она откинулась назад и положила руки на подлокотники. — И чему же служит твоя церковь, как не твоей гордыне?

Он отпрянул:

— Она служит Христу.

— Вовсе нет. Люди, входящие в нее, даже не представляют, какое учение услышат. Они вообще не знают, что такое Божье учение. И что же они слышат, Пол? Какую правду? Писание? Нет. Им предлагается час развлечений. Волнующая музыка. Спецэффекты. Приятные слова, поднимающие настроение. Тебя больше заботит количество людей на твоих скамьях, чем то, что они -потерянные души, нуждающиеся в Спасителе. Они не могут обрести спасение, пока их сердца не отринут грех. А ты примиряешь их с грехом, да и сам идешь тем же путем.

Он не мог смотреть ей в глаза.

Мать истощила запас сил. Она закрыла лицо руками.

— Я была неправа, покрывая твоего отца. Я пыталась убедить себя, что, защищая его, я защищаю церковь. — Она подняла голову, на ее лице читалась скорбь. — Прости меня, Господи. Юнис была права. Я жила с ложью. Я защищала себя от унижения и позора. — Она как‑то пристыженно улыбнулась. — Я не хотела, чтобы люди узнали, что я недостаточно хороша, чтобы удержать своего мужчину. — Она безрадостно рассмеялась. — Но истина в том, что ни одна женщина не сумела бы его удержать. Таковы были правила его игры. Вот если бы ему приходилось отвечать за свои поступки, возможно, что‑нибудь и изменилось бы. Наказание могло бы вселить страх перед Богом в других. Таких, как ты. И тебе бы не пришло в голову поступать по собственному разумению. И ты бы понял, что Господь всемилостив, но Он не заключает сделки.

— Папа был хорошим человеком. Я не могу поверить тому, что ты говоришь. — Он не желал ее слушать. Он не хотел верить ее словам.

Лоис вздрогнула:

— Господь не раз давал твоему отцу возможность раскаяться, Пол. Он давал ему такой шанс много раз. Иногда мне кажется, что Господь забрал у отца жизнь, пока он не наделал еще больше мерзостей.

— Он построил церковь, мама.

— Он собрал толпу. — Она подалась вперед, протягивая руки. — Послушай меня, Пол. Послушай внимательно. Твой отец никогда не был пастырем. Он был скотником, гонящим стадо на рынок. Он и тобой пытался помыкать. Помнишь? Он унижал тебя и высмеивал. Он постоянно принижал тебя. Он изо всех сил старался переделать тебя, сделать похожим на себя. А ты сопротивлялся. Я видела, какое у тебя нежное сердце. Ты был больше похож на дедушку Эзру, чем твой отец.

— Но дедушка же был неудачником.

— Ты очень сильно заблуждаешься. Все, что хотел в этой жизни Эзра, это служить Господу, нести добрую весть о спасении в Иисусе Христе. И он делал это! И если ты поедешь туда, где он проповедовал, ты найдешь там церкви, Пол. Маленькие, но живые, они основаны на вере и Божьем Слове. Твой дедушка служил Господу гораздо преданнее, чем твой отец.

— Но отец говорил…

— А твой отец видел только одно — ему вечно не хватало денег на то, чего ему хотелось. За это собственный отец презирал его. Дейвид не желал той жизни, которую вел его отец, жизни, полной жертв. Он хотел большой дом и дорогую машину. Он хотел славы. И поэтому он использовал таланты, данные ему Господом, для возвышения себя самого. Он относился к своему служению как к способу зарабытывания денег. И Господь воздал ему за грехи.

— Я думал, ты его любишь.

— Я любила того человека, за которого выходила замуж. Но когда я узнала, кто и что он есть на самом деле, я любила его только из покорности Богу. У меня не всегда получалось. Я никогда не рассматривала развод как возможный выход из сложившейся ситуации. Но пришло время… — Она покачала головой и опустила глаза. — Я перестала спать с твоим отцом после его четвертой интрижки. — Она подняла голову. — Юнис об этом знала. А тебе я ничего не рассказала. Я не говорила, сколько раз твой отец мне изменял, зато она знала, сколько мне приходилось страдать и почему. И она сдержала обещание, данное мне, и хранила молчание. А когда она уехала сегодня утром, я задумалась, почему я ей рассказывала об изменах Дейвида. Может, я хотела, чтобы она сделала за меня грязную работу и просветила тебя? Какое тяжкое бремя она несла из‑за меня все эти годы!..

Пол вскинул голову. Он не мог вырваться из кольца правды, не мог остановить поток воспоминаний.

— Я не знаю, что делать. Я не знаю, что думать.

— Все ты знаешь.

— Мне нужно поспать. Нужно все обдумать.

— Ты можешь заняться этим где‑нибудь в другом месте. — Мать поднялась. — Я люблю тебя, Пол, но сейчас ты должен уйти.

Он в изумлении уставился на нее:

— Ты меня выгоняешь? Мама, я совсем не спал прошлой ночью. Я пять часов ехал сюда. Не моя вина, что Юнис здесь нет. Я слишком устал, чтобы…

— Я, я, я! — Она посмотрела на него с отвращением. — Ты заварил всю эту кашу, и чтобы выбраться из этого, недостаточно нытья, извинений и жалости к себе.

— Я понимаю, только…

— Тебе даже в голову не приходило, на какие страдания ты обрек Юнис, верно?

— Конечно, приходило.

— Да поможет тебе Господь. Ты такой же лжец, как твой отец. Я сама облегчила ему жизнь. А теперь сам видишь, к чему все это привело. — Она прошла к двери и распахнула ее. — Я не собираюсь предоставлять тихую гавань человеку, из‑за которого Юнис пришлось уехать в ночь.

— Я же не знаю, где она. У меня нет никаких предположений.

— Будет лучше, если ты догадаешься. — Ее голос прерывался. — Бедная девочка. Что ты с ней сделал! А я тебе помогла. — Лоис выпрямилась и заговорила твердым голосом: — Мой дом закрыт для тебя до тех пор, пока ты не помиришься со своей женой. — Она указала ему на дверь, при этом по ее щекам лились слезы.

Пол подобрал свой пиджак и направился к выходу. Когда он оглянулся и посмотрел в глаза матери, его сердце упало. Она всегда была готова броситься ему на помощь, всегда была на его стороне. Ни одна мать так не любила сына. Сейчас она смотрела на него как на постороннего, с которым не хотела знаться.

— Подожди минутку. — Она отошла и вернулась со свадебной фотографией Пола и Юнис. — Возможно, она поможет тебе понять, что ты теряешь.

Лоис захлопнула за сыном дверь и закрыла ее на замок.

* * *

На первый рейс в Филадельфию билетов не было. Ничего не оставалось, как только ждать.

Юнис присела у окна и стала смотреть на взлетные полосы. Она страшно устала, ей хотелось растянуться прямо на полу и подсунуть под голову свою сумочку. Но так делать нельзя. Что могут подумать люди? Возможно, ей поможет топленое молоко, придаст мужества для первого в жизни полета.

Правда, помогло.

Она старалась не думать ни о чем, особенно о реакции Пола, когда он приедет в Реседу и узнает, что ее там нет. Она вполне могла себе представить. Интересно, что он скажет прихожанам о ее отсутствии? Если, конечно, кто‑то вообще заинтересуется.

Семейные обстоятельства? Умер двоюродный брат? Спасибо за сочувствие. Никаких двоюродных братьев у нее, разумеется, не было.

В голове роились грустные мысли. Она молилась, чтобы Господь остановил их. Она просила Господа помочь ей преодолеть эту жуткую боль, подсказать, что же делать дальше.

Зазвонил мобильный. Она вынула его из сумочки, нажала кнопку и посмотрела, кто звонит. Пол. Она швырнула мобильник обратно в сумку.

Прошло четыре часа, прежде чем она, наконец, села в самолет без багажа, с одной сумочкой.

— Хотите подушку и одеяло?

— Да, пожалуйста. — Юнис улыбнулась стюарду. Скомкав подушку, она подсунула ее себе под голову.

Она просыпалась только один раз, когда подавали обед. Как только она доела свою лазанью, она снова уснула и не просыпалась, пока стюард не потряс ее за плечо.

— Вы должны привести кресло в вертикальное положение. У вас застегнут ремень безопасности? — Она кивнула и снова задремала.

Все поднялись со своих мест, принялись доставать багаж с верхних полок и из‑под сидений. Люди стояли в проходе, обвешанные сумками и ожидали, когда можно будет выйти из самолета. Юнис всматривалась в лица проходящих мимо. Когда очередь поредела, Юнис поднялась, перекинула ремень сумочки через плечо и вышла в проход. Она выходила из самолета последней.

— Спасибо, — сказала она пилоту и стюарду, — за приятный полет.

Как жаль, что она проспала всю дорогу, не смогла полюбоваться на Америку с высоты птичьего полета. Она слишком устала, не могла смотреть в иллюминатор. А гул мотора замечательно убаюкивал.

Она нашла расположенные поблизости пункты проката автомобилей и обошла несколько из них. Цены оказались выше, чем она ожидала. Она же не покупает машину, а берет напрокат. В конце концов Юнис вручила служащему свою пластиковую карту и взяла малолитражку, которая стоила не так дорого, и даже за километраж платить было не нужно. Она довольно долго сидела в машине и читала инструкцию, чтобы знать, как включать фары, дворники, как отпускать тормоз. Ей впервые довелось сесть за руль новой машины, не хотелось повредить ее, еще не выехав со стоянки.

Было уже поздно. Большинство путешественников, наверное, давно разместились в отелях, но она выспалась в самолете, а номер в гостинице — пустая трата денег. Она поехала в сторону главного шоссе.

Юнис скучала по Тиму. Когда она о нем думала, у нее комок подкатывал к горлу. Может, стоило ему позвонить и сказать, что она сейчас в Южной Калифорнии? Но если она позвонит, он обязательно приедет и тотчас догадается, что произошло что‑то нехорошее.

Господи, сделай так, чтобы Пол первым рассказал ему. Или Лоис. Я не могу. Не хочу видеть разочарование в его глазах, ведь он поймет, что был абсолютно прав. «Эта церковь полна лицемеров, а отец самый большой из них». Сын оказался проницательнее своей матери.

Одни за другими мелькали огни фар проносящихся мимо нее машин.

Любил ли Пол ее по–настоящему когда‑нибудь? Интересно, почему он вообще обратил на нее внимание тогда, в университете? На девочку из захолустья. Простушку.

Что же теперь делать, Господи? Разве Ты не говорил, что неверность — достаточный повод для развода?

Она разжала вцепившиеся в руль пальцы и поменяла позу. Одна подруга как‑то сказала ей, что душевные раны после развода так и не заживают. Особенно, если есть дети. Правда, Тим уже не ребенок. Он молодой человек, готовый с головой уйти в любое дело, приготовленное для него Богом.

Господи, пошли моему сыну верную и любящую жену, девушку, которая будет заботиться о нем и сражаться за их брак. Пусть он любит и балует эту женщину до конца своих дней. Господи, сделай его человеком слова.

* * *

Пол провел беспокойную ночь в гостинице «Хилтон» на федеральной автостраде № 5 возле Санта–Клариты. Когда он выезжал из дома на юг, ему даже не пришло в голову, что нужно взять с собой смену белья, бритву, зубную щетку. Он купил все это перед регистрацией в отеле. Потом посмотрел какой‑то фильм, чтобы не думать о том, что говорила мать.

Не помогало.

Ему нужно возвращаться в церковь. Необходимо знать, не просочилась ли какая‑нибудь информация, не возникли ли вопросы. А еще нужно написать воскресную проповедь. Какие бы несчастья ни постигли его в жизни, он все равно должен подняться на кафедру и дать людям, заполнившим скамьи, какое‑нибудь наставление. Он выпрямился, пытаясь побороть тошноту от крайней усталости и морального потрясения.

Возможно, после душа станет легче.

Он открыл кран на полную мощность и долго стоял окутанный паром под струями горячей воды. Лучше ему не стало. Он даже не почувствовал себя чистым. Он никак не мог забыть презрительный взгляд Шилы и полные боли глаза Юнис.

Фотография, которую дала ему мать, осталась в машине. Пол не захотел брать ее с собой в гостиничный номер, он не желал видеть ее, когда проснется.

Во время бритья он заметил, что порезался, выругался и стал бриться осторожнее, потом выбросил все туалетные принадлежности в мусорное ведро, оделся и спустился вниз, чтобы позавтракать. Но до шести ресторан не обслуживал, а Пол не пожелал ждать. Он выписался из гостиницы. Можно позавтракать позже.

* * *

Сэмюель прислушался. Он слышал пение птиц, тихое жужжание пчел в жимолости, плеск фонтана в центре внутреннего дворика, металлический скрип открывающегося окна и приглушенный звук телевизора.

И среди этих мирных шумов ему вдруг почудились звуки шофара. Эти звуки исходили от Господа и отдавались в сердце. Он звал. Стивен тоже слышал их. Богу больше не нужны люди, чтобы трубить в бараний рог и призывать всех слушать Его Слово. Он мог говорить с людьми с помощью Святого Духа. Но немногие Его слушали. Немногие смиряли себя, чтобы исполнять Его волю.

Однажды на горе Синай Сам Господь дунул в шофар, когда давал закон Моисею[76]. И звук был таким громким, что дрогнули людские сердца.

О, Господи, как же долго Тебе приходится трубить! Чтобы заставить глухих услышать Тебя, заставить признать, что на небесах есть Бог. Ты — Создатель, Отец, Бог Вседержитель и Сын. О, Господи, я знаю, Ты говоришь с нами посредством Святого Духа, но однажды Ты вострубил. Протруби же еще раз, чтобы Пол — да и все остальные тоже — прекратили нести разрушение. Долго ли еще мне слушать пустые слова человека, который утверждает, что говорит от Твоего имени, а сам сидит во тьме и тени смертной?[77] Я слышу Твой тихий голос, но его уши закрыты. Сбей с него спесь, пока не стало слишком поздно, Господи. Встряхни его. Я вижу свидетельство Твоего существования в каждом восходе и закате… а его глаза не видят.

* * *

Солнце поднималось у Юнис за спиной. Она приближалась к мосту, что находился в полумиле от ее родного города. Когда она была девочкой, ей нравилось сидеть на этом мосту и бросать в воду камешки. Коул–Ридж, казалось, совсем опустел, только двое стариков сидели в креслах–качалках перед магазином. Они посмотрели на нее, когда она проезжала мимо. Она повернула на Колтон–авеню и замедлила ход, притормозив перед домом, в котором выросла. Он был заколочен, двор зарос сорняками, на белом частоколе красовалась поблекшая надпись «Продается». Юнис остановила машину.

Калитка была сломана. Она вспомнила, сколько людей открывало ее, чтобы навестить папу и маму. Ступени крыльца прогнили. Она осторожно пошла к дому. Заглянула в окно. Дом был нежилым, на полу лежал слой пыли, окна затянула паутина.

Кто‑то сказал, что вернуться домой невозможно. До сегодняшнего дня она этого не понимала. Это полуразвалившееся строение не было ее домом. Люди, которые делали его теплым, полным любви приютом, давно умерли.

Юнис пожалела, что приехала сюда. Она прижалась лбом к стеклу и закрыла глаза. Щемящее чувство потери охватило ее. Юнис развернулась и пошла прочь, прикрыв за собой калитку. Она шла по Колтон–авеню мимо домов, где когда‑то жили ее друзья. Тулли, О`Малли, Фрицпатрики, Данверы. Где они теперь? Куда все уехали, когда закрылись шахты?

Улица заканчивалась тупиком. Юнис вернулась по противоположной стороне и села в машину. Она долго сидела неподвижно, словно оцепенев. И куда теперь? Она включила зажигание, развернула машину и поехала в сторону главной улицы. Повернув направо, двинулась к южной окраине, потом налево в горы.

* * *

Пол положил свадебную фотографию на пассажирское сидение изображением вниз. Он не собирался думать о том, что сказала ему мать. Не сейчас. Он слишком устал и не может здраво рассуждать. Впереди показался въезд на автостраду № 5.

Вымотанный, чуть живой, Пол включил радио. Ему нужно было отвлечься от тяжелых мыслей о своем будущем. Пэтси Клайн горланил «Твое неверное сердце». Пол нашел другую радиостанцию и услышал Карли Саймона, который пел: «Ты такой тщеславный. И наверняка думаешь, что эта песня про тебя». Пол выругался и снова переключил канал. Он тотчас узнал первые такты песни, которая, как он однажды сказал Юнис, напоминала ему о ней: «Время в бутылке» в исполнении Джима Кроуса. Пол выключил радио.

Он отвратительно чувствовал себя. Впереди тянулся крутой склон Грейпвайна, а прямо перед ним раскинулась Большая Калифорнийская долина, словно лоскутное одеяло. Грузовики ехали черепашьим шагом, коробки передач ревели, скрипели тормоза. Он остановился у подножия горы, чтобы заправить машину и выпить чашечку кофе. Такими темпами он доберется в Сентервилль только к десяти. Придется заскочить домой, переодеться и в двенадцать быть уже в церкви. Он все приведет в порядок к приходу первого посетителя. Никто даже не узнает, что он уезжал. А если кто‑нибудь все‑таки спросит про Юнис, можно сказать, что она уехала навестить Тима.

* * *

Неужели из‑за того, что Сэмюель все утро читал Библию, он постоянно думает о шофаре? Теперь шофар используется только при совершении иудейских обрядов, даже не все евреи знают, для чего он нужен. Все люди должны отвечать за свои грехи, а наказание за грех по–прежнему смерть. Звуки шофара возвещали приближение Господа. Когда они раздавались, люди собирались вместе, исповедовались, каялись, молились. В бараний рог трубили, извещая о наступлении Дня очищения и юбилейного года. А также в разгар битвы.

Звуки шофара призывали Божьих людей собраться, призывали раскаяться или вступить в бой. В старые времена глас Божий доходил до людей через пророков, а теперь Господь говорит с каждым верующим посредством Святого Духа.

О, Господь, я знаю, что сейчас я на поле битвы. Как долго мне вести этот бой? Я так устал. Пал духом. Отчаялся. Только Ты можешь его спасти, а он все отворачивается, отворачивается, отворачивается. Почему же Ты это терпишь? Какова же должна быть сила Твоей любви, если Ты висел на кресте и слушал, как они глумятся над Тобой, пока Ты прокладывал для них путь к спасению и вечной жизни? Что удерживает Тебя от того, чтобы сжечь этот мир дотла?

Сэмюель склонил голову, желая отдать Господу душу и обрести покой. Но дни человеческие считает Господь. И если Он еще не забрал его к Себе, на это есть причина. Сэмюель вел свою битву уже много лет — он молил Бога смягчить сердце одного человека, который с каждым годом все больше ожесточался.

* * *

Юнис не была на этом кладбище с самой смерти матери. Она припарковала машину и вошла в проржавевшие железные ворота. Она вспомнила первые похороны, которые ей довелось видеть в этом городе, хоронили знакомого ей восьмилетнего мальчика, он утонул в реке. И последние — похороны ее матери, скончавшейся через два года после смерти отца. Когда поминальная служба по ее отцу закончилась, они с матерью посадили на его могиле незабудки. А когда Юнис приезжала хоронить мать, она посадила еще незабудок. Тогда же она выставила дом на продажу.

Юнис нашла место упокоения родителей и несколько минут, опустившись на колени, выдергивала сорняки, приглаживала траву, словно это было их одеяло. Сейчас она очень сильно по ним скучала. Одна, вдали от того места, которое должна была бы звать своим домом, вдали от человека, которого поклялась любить, пока смерть не разлучит их. Ее сердце так истосковалось по безусловной любви.

О, Господи. Отец, я так хочу домой. Не мог бы Ты забрать меня прямо сейчас? Пусть мое сердце остановится от этой невыносимой боли.

Напрасные мечты. Господь уже счел ее дни и не собирается забирать ее к Себе только потому, что ей причинили боль. Иисусу как никому другому знакома боль жизни на земле. Иисус знал, каково быть преданным.

Она упала ничком на траву, раскинула руки, словно хотела обнять и отца, и мать. Земля под ней была холодной.

Ее родители — счастливые люди. Им больше не приходится страдать. А им пришлось бы страдать вместе с ней, если бы они дожили до этого дня и узнали, что Пол не был хозяином своего слова. Ей не хватало их мудрости. Она остро почувствовала, как много потеряла. Она могла рассказать им абсолютно все, и они не изменили бы своего мнения о ней из‑за того, что случилось между ней и Полом. Они бы поплакали с ней вместе, дали бы совет. Но стала бы она слушать?

Она знала, что сказал бы отец, а мать согласилась бы с ним. «Прости. Неважно, что сделал Пол, ты все еще его жена». Неважно, что она увидела, войдя в его кабинет, ее обязательства остались прежними. Иисус — Господь. И что Он видел, взирая вниз с креста? Людей, собравшихся, чтобы над Ним поиздеваться. А Он умер, чтобы искупить их грехи.

И отец, и мать велели бы ей простить. Но посоветовали бы они ей вернуться к Полу? Велели бы они ей жить с человеком, который игнорировал Божьи заповеди и продолжал делать то, что делал его отец, вместо того чтобы покориться Богу?

Господь велел делать то, что правильно.

Господи, что же правильно в этой ситуации?

* * *

Пол подумал, сколько же раз Юнис проезжала здесь по дороге к Тиму. Сколько раз останавливалась, чтобы поесть в одиночестве, потому что он был вечно занят и не ездил с ней?

Он не хотел об этом думать. Лучше подумать о проповеди. Но почему‑то в голову не приходило ни одной стоящей мысли.

Всегда можно взять предыдущую проповедь, немножко изменить и использовать. Нет ли в ближайшее время праздников? Какого‑нибудь мероприятия, нуждающегося в рекламе?

Когда он заметил знак, указывающий, что автострада разветвляется, он выбрал трассу 99. Потянувшись за кофе, Пол всего на секунду отвел взгляд от дороги… Посмотрев на нее снова, он увидел впереди бегущего кролика.

* * *

Сэмюель вспомнил тот вечер, когда трое старейшин собрались в церкви и решили не закрывать ее.

Мы хотели использовать последний шанс. Мы были неправы? О, Господи, тогда мне казалось, что я стою на берегу реки Иордан и вижу землю обетованную. И я все еще вижу ее, но сейчас из долины смерти. Я молюсь и надеюсь, что однажды Пол покинет пустыню греха и войдет в царство веры.

Юнис, милая Юнис. Не дай ей ускользнуть от нас. Помоги ей, Господи. Защити ее сердце, ибо из него текут реки воды живой. Помоги ей справиться с бедой, Господи. Держи ее в Своих руках.

* * *

— Папа, — рыдала Юнис. — Папа…

Что же мне делать?

— Мисс?

Рядом с ней стоял человек с лопатой. Испуганная Юнис вскочила на ноги и вытерла слезы. Незнакомец был чуть старше ее, одет в заляпанные джинсы и шерстяную клетчатую рубаху, его ботинки были перепачканы землей. Гробокопатель? Землекоп? Он был явно взволнован.

— Могу я чем‑нибудь помочь вам?

Юнис от смущения принялась стряхивать с одежды траву.

— Просто я… — Просто что? Разговаривала с умершими родителями? Она с тревогой глянула на его лопату. Она не знала, кто этот человек и представляет ли он опасность для нее.

Он отложил лопату в сторону.

— Может, хотите рассказать? — Он смотрел на нее с такой добротой, так ласково.

— Мой муж… — начала Юнис, глядя в сторону. Мужчина сел на траву, словно ему вовсе некуда было спешить. Его присутствие успокаивало Юнис. Он выглядел буднично, просто человек, решивший немного отдохнуть от той работы, которую выполнял. И Юнис все ему рассказала.

— А теперь я не знаю, должна ли вернуться к нему. Видите ли, он пастор.

Мужчина молчал.

Юнис посмотрела ему в глаза.

— И дело не только в его неверности.

— Естественно.

Она провела рукой по траве, росшей на могилах родителей.

— Мой отец тоже был пастором. И очень хорошим.

— А что посоветовал бы вам отец?

— Простить. — Юнис грустно улыбнулась сквозь слезы. — Все было бы проще, если бы муж раскаялся. — Улыбка исчезла с ее лица.

— А те, стоявшие у креста, разве раскаялись?

Юнис наклонила голову, она подумала о тех муках, которые принял Иисус. И те страдания, что испытывает она, — лишь капля в море горечи, которую пришлось испить Иисусу в день Его распятия.

— Пусть вас поддерживает сила Господа, Юнис.

— Умом я все понимаю. Но мое сердце… даже если бы Пол раскаялся, не знаю, смогла бы я снова ему доверять. А если я ему не доверяю, что я ему за жена? Все равно, как раньше, уже не будет.

— Вы думаете от него уйти?

— Возможно. Во всяком случае, я избавлюсь от боли. Он ласково улыбнулся:

— От нее не избавишься. Она появляется, как только мы приходим в этот мир, и остается до конца.

— Не представляю, какое может быть у нас будущее после того, что он сделал.

— Довольно для каждого дня своей заботы[78]. Подумаете о завтрашнем дне, когда он наступит.

— Я хочу убежать от всего этого и никогда не вспоминать.

— Это будет с вами везде и всегда.

Юнис и сама это знала. Она убежала на другой конец страны, а боль нисколько не уменьшилась.

— Что же посоветуете вы?

Его взгляд исполнился сочувствия.

— Полагайтесь на Господа. Делайте то, что считаете правильным. И успокойтесь. — Он поднялся с земли, подобрал свою лопату и ушел.

Успокоиться, — подумала она. — Найти покой в Нем. Мне нужно остановиться, прекратить бежать. Я не могу доверять своему мужу, свекрови, друзьям, но я могу доверять Господу. И я верю, что и сейчас Он трудится. Я знаю, что Христос, чтобы исполнить Свой великий замысел, всю эту боль обратит во благо.

Когда‑нибудь.

А пока нужно найти где поесть и переночевать.

* * *

Один во внутреннем дворике, Сэмюель продолжал возносить молитвы Богу. Как долго, Господи, мне носить в себе эту горечь? Я исполнял Твою волю семьдесят с лишним лет, я знаю, чего Ты хочешь, но я знаю людей. Чтобы Пол остановился и прислушался, должны раздаться звуки шофара. Господи, прошу Тебя, заставь его понять, что он причиняет боль. Призови его к ответу. Измени его, Господи, так, чтобы он не смог вернуться к себе прежнему и чтобы благодаря этой перемене люди увидели свет истины.

* * *

Пол вскрикнул от боли, когда ему на правую ногу вылился горячий кофе. Он надавил на педаль тормоза, схватил руль двумя руками и резко повернул, чтобы объехать кролика, который несся прямо под колеса его машины. Гудки автомобилей буквально оглушили его. Пол услышал визг тормозов, его машину сильно занесло. В испуге он попытался выправить ее и закричал, увидев, как в него едва не врезался грузовик.

Со всех сторон протяжно и громко гудели автомобили. Он же чуть не погиб! Он чуть не погиб!

* * *

Я не понимаю, Господи, — молился Сэмюель, — как я мог так сильно ошибиться в человеке? Я считал, что исполняю Твою волю, приглашая Пола Хадсона в Сентервилльскую христианскую церковь. Но я же видел, как он набросился на Твоих овец, словно волк, сбивая их с правильного пути, учил их лжи, давал необоснованную надежду. Или он все‑таки заблудшая овца? О, Господи, я уже ничего не понимаю. Как бы я хотел, чтобы глас Твой прозвучал подобно древнему шофару, чтобы я услышал его и понял, чего же Ты хочешь от меня.

Ты знаешь, чего Я хочу.

По щекам Сэмюеля покатились слезы.

* * *

Пол съехал с дороги, остановил машину, подняв облако пыли. Сердце его так сильно колотилось, словно хотело выскочить из груди. Он крепко сжимал руками руль и весь дрожал. Наконец, Пол сумел восстановить дыхание, перевел рычаг переключения передач в позицию «парковка» и положил голову на руль.

Кто‑то постучал в окно.

— Эй! Все в порядке?

Нет, конечно, не в порядке. Все было плохо. Пол поднял руку и кивнул, не глядя на подошедшего человека.

— Нужен эвакуатор?

Сколько же людей пострадали из‑за его попытки не сбить кролика?

Пол нажал кнопку и приоткрыл окно, чтобы спросить, не пострадал ли кто‑нибудь.

— Вроде бы никто. — Мужчина оглянулся. — Но все машины остановились. Мой грузовик перекрыл дорогу. Мне лучше пойти. Уверен, что с тобой все в порядке? Я могу вызвать скорую.

— Нет–нет, все хорошо.

— Тебя, парень, Бог бережет, это точно. Еще доля секунды, и я бы врезался прицепом прямо тебе в лоб. Чего ты вдруг так резко повернул?

— Инстинктивно, наверное. Кажется, кролик перебегал дорогу. Водитель грузовика сказал ему пару ласковых и побежал к своей машине. Он распахнул дверцу, вскочил внутрь и включил мотор. Раздался гудок. Ужасно грохоча, грузовик проехал мимо Пола, развернулся и выехал на шоссе, направляясь на север. Еще с десяток автомобилей проехали мимо. Водитель каждого замедлял ход, чтобы внимательно посмотреть на Пола.

Пол был потрясен происшедшим, ехать дальше он не мог. Поэтому он просто сидел и ждал, пока его сердцебиение придет в норму. Свадебная фотография валялась на полу под сидением. Сквозь разбитое стекло на него смотрела Юнис — с восхищением и доверием. И тут его словно в живот ударили — он вдруг понял, что с ней сделал, что сделал со своим браком.

О, Господи…

Он чуть не погиб, чтобы не раздавить кролика, но многие годы давил Юнис.

Полу вдруг стал понятен смысл всех слов, сказанных матерью. Я потерял ее. Я потерял мою Юнис.

Всю свою жизнь Пол хотел стать похожим на отца. И вот ему это удалось, только оказалось, что его земному отцу не стоило подражать, но понял он это слишком поздно. Да, он, точно как его отец, обманывал свою жену, обманывал Господа и Создателя, Иисуса Христа. Он научился ловко использовать церковь, чтобы тешить свою гордыню, чтобы строить собственную империю. Он служил тем же идолам, что и его отец: тщеславию и высокомерию. Да, он пожертвовал многим, очень многим, своими мечтами, честностью, нравственностью. То, что нужно было хранить, он отбросил. Так он поступил со старыми друзьями: Сэмюелем и Эбби Мейсон, Стивеном Декером, с десятками других, пока не отверг даже сына и жену. Или их он отринул первыми?

Они все пытались до него достучаться. Пытались предупредить. Но гордыня и самомнение не позволяли ему услышать их. Он же знал, что делал, как ему казалось. Он строил церковь. Он трудился для Господа. А это искупает все, разве нет?

О, Господь, о, Иисус…

Как он смеет даже произносить это имя?

* * *

Когда Пол приехал домой, на автоответчике его поджидало пятнадцать сообщений. Он молился, прослушивая их, но звонка от Юнис не дождался. Все звонки были связаны с церковными делами, включая напоминание о том, что ему не нужно беспокоиться о воскресенье. На это молитвенное собрание пригласили известного проповедника. Что ж, во всяком случае, это было кстати.

Последнее сообщение было от Шилы. «Мне кажется, это Рита попросила Юнис приехать в церковь». Она обозвала секретаршу грязным словом. «Если ты ее не уволишь — ты идиот. Я сожалею о том, что наговорила тебе тогда в кабинете. Думаю, ты понимаешь, что я здорово расстроилась. Я люблю тебя, но мы оба знаем, что все кончено. Я звоню из Палм–Спрингс. Роб собирается сюда заехать по пути из Флориды. Я ничего ему не сказала. И не собираюсь говорить. Мне показалось, что так мы сможем избежать крупных неприятностей. Полагаю, если слухи и поползут, они быстро утихнут, когда я приеду домой с шикарным загаром и под ручку с муженьком. Остается только уладить все с Юнис…»

Пол стер запись. «Уладить все с Юнис». Не этим ли он занимался последние десять лет? Он посмотрел на записи, расписание встреч, программы, разложенные на столе, дюжины аккуратных стопок. В учебном плане Пол прочитал: «Сила молитвы: как получить ответ от Бога»; «Как примириться со своим прошлым»; «Как повысить самооценку»; «Курс любви к ближнему»; «Йога: упражнения, побуждающие к медитации». Жена одного диакона устраивает вечера, на которых помогает снять стресс при помощи ароматерапии. У Пола от ужаса волосы встали дыбом. Основная проблема заключалась вовсе не в Шиле. Его измена жене — просто последний грех из длинной вереницы прегрешений, которые он совершал многие годы. Неожиданно Пол ощутил, как его придавил к земле этот страшный груз, он едва мог дышать.

Как же мне выпутаться из всего этого? Как вернуться на путь истины? О, Иисус, помоги мне! И как мне удалось так сильно отклониться от верного пути?

Кто же я теперь?

Пол обхватил голову руками и заплакал. Он вел себя хуже любого неверующего.

Он поднялся со стула и опустился на колени. Он не молился так со времен своей службы в Маунтин–Хай.

О, Господи, Боже мой, Иисус, Спаситель, будь милостив ко мне. Прости мне мои грехи, Иисус, пусть пролитая Тобой кровь снова очистит меня.

То, как человек думает о Боге, определяет его поступки. И кто это ему говорил? Юнис? Сэмюель? Мать? О, Господи, я согрешил против Тебя.

Пол пал ниц. Я творил то, что было злом в Твоих глазах, и при этом убеждал себя, что служу Тебе. Господи, будь милостив ко мне! Позволь мне снова с радостью слышать Слово Твое. Очисти меня от грехов. Дай мне новое сердце и новый разум, новый дух и твердую веру. Господи, не повергай меня во тьму, исцели мою душу. Он зарыдал. Позволь мне вновь стать чадом Твоим.

Он молился целый час, потом, наконец, поднялся на ноги, усталый и подавленный. Раньше, когда он молился, он чувствовал присутствие Господа. А сейчас только одиночество и заброшенность. Ему хотелось поговорить об этом с матерью, но она не желала его знать, пока он не исправит то, что натворил, пока не наладит отношения с Юнис.

Ему не хотелось думать о Юнис. Не хотелось думать о той боли, что он ей причинил, о том, как она сейчас себя чувствует. Зато он вспомнил Писание. Оно заполнило собой его мысли, вернуло назад и указало путь.

Господь не станет слушать его молитвы, пока он не искупит свою вину перед Юнис. Добродетельная жена — дар от Бога. И что же он сделал с этим даром? Пол уже попросил у Господа прощения, а Он всегда держит слово, Он верен. Но сейчас нужно найти жену и вымолить ее прощение.

Куда же она могла уехать? Были ли у нее деньги на еду и гостиницу? Он нахмурился, вспомнив, как отобрал у нее чемодан и ключи. Он вообразил, что этого достаточно, чтобы удержать ее в доме, заставить молчать. Неужели он думал, что она будет сидеть и ждать его возвращения? Она убежала. Мог ли он винить ее? Чего могла она ожидать от него, кроме объяснений и оправданий своего поведения? Мало того, он сделал ее козлом отпущения.

Были ли у нее деньги, кроме тех, что лежали в сумочке? На что она собиралась жить?

Она наверняка воспользовалась кредитной карточкой!

Пол вытащил бумажник и просмотрел свои кредитки. У него их было две, он использовал их, оплачивая ужины в ресторанах, новые костюмы и книги. У Юнис была своя кредитная карточка. Какая? Он точно не знал. Она оплачивала их счета, кроме тех, которые он от нее скрывал. Пол прошел в спальню и открыл ящик ее письменного стола. Сверху аккуратной стопкой лежали счета, разложенные по датам. Он взял парочку и нашел номер телефона.

Понадобился почти целый час, чтобы выявить ее последние платы по кредитной карте. Авиабилет до Филадельфии. Аренда машины, бензин и мотель. Благодарю Тебя, Господи! О, Отец, защити ее!

Он достал ее чемодан из багажника своей машины. Вернувшись в спальню, Пол вывалил его содержимое на кровать. Он посмотрел на вешалки и картины, на коробочку с драгоценностями — каждый предмет был связан с человеком, которого она любила, которому доверяла. Он аккуратно повесил платья в шкаф, вернул картины на стену, а коробочку в ящик стола. Потом начал собираться.

По дороге в аэропорт Сакраменто он позвонил по сотовому одному из новых пасторов. Он не ладил с Джоном Дирманом с самого первого дня совместной работы. И теперь Пол понял почему. Джон следовал Писанию. Он учил Божьим заповедям. Его группы были небольшими, по мнению Пола, слишком маленькими. Поэтому он хотел отстранить Джона от преподавания, а тот не соглашался. В результате Пол внес в список неотложных дел увольнение Дирмана. А теперь он увидел в нем человека, похожего на Джозефа Уиллера, того, кто занял место его отца.

Пол сказал Джону, что не придет в церковь в воскресенье. Ему нужно уехать. Он не стал ничего объяснять.

— Помолитесь за меня, Джон. И хорошенько.

— Что у вас случилось, Пол?

— Я на пути в Дамаск[79]. Вы меня понимаете?

— Да, Пол. Хвала Господу!

_20.

Юнис спала на удивление крепко, настолько крепко, что утром не смогла вспомнить, что ей снилось. Она заехала в Сомерсет, чтобы купить самое необходимое: зубную щетку, пасту, ночную рубашку, пару дешевеньких синтетических платьев и теплую шерстяную кофту. Этого хватит, пока она не решит, что делать дальше.

Она позавтракала в местном кафе, съела яйцо и один тост, выпила стаканчик сока и чашку кофе, но даже такую малость она с трудом впихнула в себя. Как только она вспоминала Пола и Шилу, к горлу подступал комок. Юнис достала карманную Библию, которую всегда носила в сумке, и открыла псалмы. Ее душа болела, и облегчения не последовало. Юнис молилась, пока пила кофе. Но молитва ее превратилась в многословный монолог, говорила только она.

Другая женщина на ее месте сразу поняла бы, что пытался сказать ей Роб Атертон. Другая женщина, возможно, схватила бы Шилу за волосы и сражалась бы за своего мужчину. Другая женщина все поняла бы задолго до того, как ей открыла глаза секретарша. Но она оказалась трусихой. Она отказывалась присмотреться к происходящему, иначе ей пришлось бы бороться, рискуя потерять мужа. А теперь, как выяснилось, она все равно его потеряла.

Юнис расплатилась и отправилась на прогулку. В конце концов она снова оказалась на кладбище. Она поискала того землекопа, которого встретила накануне. Стоящий неподалеку домик казался нежилым. На двери висел ржавый замок. Юнис осмотрелась и не заметила свежих могил. В действительности здесь очень давно не хоронили людей. Трава была высокой, повсюду росли сорняки, только под деревьями их не было — им бы не хватило солнечного света.

—Эй!

Птицы вдруг смолкли. Юнис ждала, но никто не отзывался. Она побродила по кладбищу. Многие имена на могильных плитах были ей знакомы. Она прошла на могилы родителей, села на землю, положив подбородок на колени. И хотя здесь было так спокойно, Юнис знала, что больше сюда не вернется. Ее родителей здесь нет. Они находились сейчас с Господом и больше не чувствовали боли этого мира. Здесь только их оболочки. Утешение и успокоение принесло ей вовсе не посещение этого места, а те слова, которые когда‑то говорили ей родители, и сочувствие того незнакомца, посоветовавшего ей молиться, делать то, что правильно, и полагаться на Господа.

Если бы ей только хватило смелости.

Она поднялась и снова огляделась.

— Спасибо тебе. — Птицы снова смолкли. Она закрыла глаза. — Спасибо, — еще раз прошептала Юнис. И решительно направилась к выходу.

Двигаясь по проселочной дороге в сторону мотеля, Юнис по пути заехала в магазин в Шанксвилле и купила там содовую и кое‑что для бутербродов. На пару минут она остановилась у мемориальной плиты в том месте, где 11–го сентября 2001 года разбился самолет, выполнявший рейс 93. Как странно, что прекрасное зеленое поле стало местом, где произошла чудовищная трагедия. Сколько еще людей могло тогда погибнуть, если бы отважные пассажиры этого рейса не оказали сопротивления, не победили террористов, жаждавших превратить самолет в летающую бомбу, нацеленную на Белый дом? По Божьей милости самолет взорвался в стороне от школы Стоуникрик, в которой тогда находились пятьсот учеников и учителя.

Юнис вспомнила, как люди хлынули в Центр новой жизни, желая получить ответы в первые недели после 11–го сентября. Они понимали, что им нужен Господь. Им требовалась защита. Но на самом деле им требовалась правда и надежда. Пол же дал им очень мало, отделался общими фразами. Белый хлеб с содовой вместо хлеба жизни и воды живой. Некоторые остались после проповеди. Остальные же ушли неудовлетворенными.

Осталось ли еще в словаре слово «грех»? Понимали ли люди, что Господь, к Которому они взывают, свят и не идет на компромиссы? «Я есмь путь и истина и жизнь, — говорил Иисус, — никто не приходит к Отцу, как только через Меня»[80]. То, что раньше называлось потаканием слабостям, теперь зовется самореализацией. Моральную безответственность теперь называют свободой самовыражения. К тому, что раньше считалось отвратительным и вульгарным, теперь относятся вполне терпимо, это даже считается «альтернативным образом жизни». Так в школах говорят детям. Половинчатые решения проблем. Религия, которая не задевает ничьих чувств и доставляет удовольствие. Дисциплина — это подавление личности; порочность — творческое самовыражение; убийство — дело выбора; измена — секс по взаимному согласию. Черное стало белым, а белое — черным.

О, Господи. Я боролась с расхожими мнениями, укоренившимися в этом мире, многие годы, и что хорошего мне принесла эта борьба? Даже Пол, который должен был все понимать, оказался во власти лжи.

Удрученная, Юнис подъехала к Коул–Риджу и увидела, что у мотеля припаркована еще одна белая машина, взятая напрокат. Дверь соседнего номера была распахнута. Почему в гостинице, где все номера пустые, хозяин поселил второго человека рядом с ней? Она вышла из машины.

В дверном проеме появился мужчина. Сердце Юнис подскочило. Несколько секунд она не могла произнести ни слова.

— Что ты здесь делаешь, Пол?

— Я приехал поговорить с тобой.

Поговорить? Или попросить ее дать ему развод? Она пыталась сдержать бурю чувств, готовых вновь овладеть ей. Горло так сдавило, что она еле дышала.

— Зачем?

— Потому что я люблю тебя. Потому что я согрешил против Бога и хочу все исправить.

Она всмотрелась в его лицо. Ей очень хотелось ему поверить, но она прекрасно знала, что он умеет быть убедительным и может притвориться раскаявшимся, если это нужно для достижения его целей.

— Я проделала такой длинный путь, чтобы быть подальше от тебя.

И как ей быть теперь?

— Ты хочешь, чтобы я уехал? — У него был подавленный, скорбный вид. Неужели это всего лишь игра?

— Поступай как знаешь. — Она ушла в свой номер, закрыла дверь и накинула цепочку. Заплакала, присев на краешек кровати.

Юнис проплакала больше часа, потом долго стояла под горячим душем, снова оделась и посмотрела в окно. Его машина стояла на месте. Что ж, поездка была долгой. Ему придется провести здесь ночь перед отъездом в Калифорнию. В голове стучало. Юнис улеглась на кровать и постаралась не думать, что ее отвергнутый муж находится в соседнем номере. Что он сейчас делает? И почему это ее волнует? Она вздрогнула, услышав легкий стук в дверь. Вся дрожа, она ждала. Еще стук. Она повернулась на бок спиной к двери. И услышала, как открылась и закрылась дверь в соседний номер. Он собирается ей позвонить?

Телефон не зазвонил. За стеной не было слышно ни звука. Ее напряжение росло. Завтра воскресенье. Она вдруг вскочила с кровати и вышла из номера. Подошла к соседней двери и громко постучала. Пол ответил без промедления, выражение его лица не поддавалось расшифровке. Юнис и не пыталась понять.

— Завтра воскресенье. Ты должен читать проповедь.

— Ты важнее.

— Не думаешь же ты, что я поверю. Только не сейчас. Только не после стольких лет.

— Я и не ожидаю, что поверишь. Я столько лет вел себя как последний дурак. — Его плечи были опущены, но ясный взгляд был устремлен прямо на нее. — Не волнуйся о церкви, Юни. Я звонил Джону Дирману. Он меня заменит. Я приехал ради нас с тобой.

Юни. Как давно он не произносил ее имя таким тоном?

— Джон? Ты же терпеть не можешь Джона. — У нее чуть не вырвалось: «Каких „нас с тобой"? Нас с тобой больше нет!» Но Господь не согласился бы с ней.

Пол сунул руки в карманы.

— Я посчитал, что Джон самый подходящий для этого человек. Одна ее часть хотела остаться и наорать на него. Другая часть хотела сесть в машину и уехать от него. Но ни то, ни другое не было правильным. Ни то, ни другое проблемы не решит. Она проделала большой путь, но по сути так и осталась стоять на месте.

— Я еще не готова говорить с тобой, Пол.

— Я подожду.

— Но может пройти очень много времени.

— Я подожду. И сколько бы времени ни понадобилось, я буду здесь, Юни.

Потрясенная, Юнис вернулась в свой номер и присела на кровать. Она уперлась локтями в колени и закрыла руками лицо. О, Господи, помоги мне. Должна ли я ему верить? Как мне ему поверить? Я не хочу ему верить. Я не желаю, чтобы меня снова обманывали. Не хочу, чтобы меня уговорили, а потом использовали. Ты же его знаешь, Господи. Знаешь, каким он стал, знаешь, что я видела. Я останусь его женой, если так нужно, только не требуй, чтобы я жила с ним. О, Господи, прошу Тебя.

В тот день она больше не говорила с Полом. Она сделала себе бутерброд и включила телевизор, чтобы не думать о нем. Но посторонний шум не помогал.

Юнис плохо спала в ту ночь, а утром отправилась в церковь. Старый пастор прочел неплохую проповедь. Он не искажал смысл Благой вести. Хор был маленьким, пел плохо, но от его пения на глаза Юнис навернулись слезы. У нее не было ни малейшего сомнения в том, что Господь присутствует в этом молитвенном доме. Она ощущала Его присутствие в каждом слове, в каждой песне. Когда служба закончилась, она поднялась, чтобы уйти, человек шесть поздоровались с ней.

В заднем ряду Юнис заметила Пола. Он не смотрел на нее. Голова его была низко опущена. Проходя мимо, она заметила, что он зажал руки между колен. Ей тотчас вспомнилось время учебы в университете. Заходя тогда в церковь, она видела Пола точно в такой позе.

Острая боль снова пронзила ее сердце.

Он пришел из‑за нее или по собственной воле? Она не стала спрашивать у него.

На выходе из церкви к Юнис подошли несколько человек, они приветствовали ее и поинтересовались, приехала ли она в гости или решила вернуться насовсем. Она ответила, что еще думает. Она говорила с ними, а сама все время поглядывала на дверь церкви. Вышли все, но не Пол. Пастор вернулся в храм. Когда люди разошлись, Юнис отправилась в мотель. Она решила, что в такой день неплохо покататься за городом. Но прогулка не принесла ей успокоения, и Юнис, вернувшись в номер, чуть отдернула штору, чтобы видеть, когда приедет Пол.

Пол вернулся только через час. Но не пошел в свой номер. Он подошел к ее двери и тихонько постучал. Стук отдался в ее сердце. Тук–тук. Хочет ли она его впустить? Хочет ли рисковать? Впрочем, не моя воля, но Твоя да будет. Оправив юбку, Юнис подошла к двери и открыла ее. Сердце учащенно забилось, но тотчас замерло от боли. Как может она по–прежнему любить человека, который столько лет пренебрегал ее любовью, а в конце концов еще и изменил?

— Здесь рядышком есть неплохое кафе. Могу я пригласить тебя на обед?

На этот раз она нервничала еще больше, чем в первую их встречу в мотеле.

— Хорошо, пойдем пообедаем. — Не было причины слишком радоваться. — Я возьму сумочку. — И свою броню.

Они шли рядом. Когда они открывали дверь, зазвонил колокольчик. Официантка за стойкой сказала, что можно сесть за любой столик. Почти все места были заняты. Пол пошел за Юнис к выбранному ею столику в задней части заведения. Они сели лицом друг к другу. Он смотрел на нее, пока она не спряталась за меню. Ее сердце гулко стучало, как колеса поезда, несущегося по рельсам. Куда она едет? К новым бедам? К новым разочарованиям? Если бы она не сдерживалась, слезы лились бы непрерывно.

Как я могу ему доверять, Господи?

Они молчали. Официантка подошла за заказом.

— Глазунью, тост, апельсиновый сок и кофе, пожалуйста.

Пол заказал куриный стейк, яйца, овсянку и кофе.

Он улыбнулся Юнис:

— Я не ел со вчерашнего дня.

Она что, должна его пожалеть? А когда она последний раз нормально ела? Неизвестно, сможет ли она хоть что‑то проглотить даже сейчас. Одно утешение — он платит. Господи, заставь его заплатить за все. О, Господи, прости меня. Я не это хотела сказать. Юнис потерла лоб, ей хотелось избавиться от мыслей, наполнявших ее голову. Возможно, она совершила глупость, может, снять заказ, извиниться и уйти назад в мотель, чтобы плакать? И сколько слез она еще прольет? Сможет ли она выплакать все горе?

— Я знаю, тебе со мной неловко, Юни. Знаю, сейчас ты раздумываешь, не уйти ли тебе. Но я надеюсь, ты решишь остаться.

Его голос был ласковым. Он сломлен, но у него еще есть надежда. Юнис сквозь слезы посмотрела на него и заметила, что и его глаза повлажнели. Она не могла говорить, плотно сжала губы, горло сдавило.

— Я говорил с матерью. — Он грустно улыбнулся. — Точнее, мама говорила, а я слушал. Вполуха. Но потом по дороге домой на меня снизошло озарение. — Он рассказал ей про кролика, про острое ощущение приближающейся смерти, про их разбитую свадебную фотографию под сиденьем машины.

Юнис вдруг охватил гнев. Ну, конечно. Расскажи мне еще одну сказку, Пол. А она чуть было не поверила, будто он — апостол Павел на пути в Дамаск! Наконец он прозрел. Аллилуйя! Только что он был слеп — и вот увидел истину! Вот это сюрприз! Теперь все в мире встанет на свои места.

Неужели он действительно считает ее такой наивной? Да, может, когда‑то она и была такой. Но не теперь. Благодаря ему.

Она вдруг почувствовала себя уничтоженной, осколки ее жизни валялись у его ног.

— Как это мило, — любезно ответила она, не глядя на него, не желая вновь попасться на его крючок. Приманка была не настолько хороша, чтобы она проглотила крючок, леску и грузило.

Ее муж имел талант так преподнести любую историю, чтобы задеть самые тонкие струны человеческой души. Она больше не будет его марионеткой. Она не станет плясать под его дудочку.

Пол низко наклонил голову.

Юнис тотчас стало стыдно. Она пожалела о произнесенных словах, потому что они скорее свидетельствовали об изменениях в ней, а не в нем. Лучше было промолчать, пусть он запутается сам. Она внутренне содрогнулась. Ей совсем не нравились мысли, которые непрошеными гостями лезли ей в голову.

Официантка налила им кофе. Юнис обхватила чашку руками, стараясь прогнать навязчивые мысли и обратиться к Иисусу. Как, по мнению Иисуса, она должна поступить? О, Господи, я знаю. Юнис и не требовалось спрашивать Господа об этом! Важно было ответить на другой вопрос. А хочет ли она простить Пола? Сомнения охватили ее. Можно ли верить Полу? Где гарантия, что ее муж теперь не прежний эгоистичный, тщеславный манипулятор, каковым был столько лет? А если даже он и говорит искренне, что помешает ему снова вернуться на старый путь, как только она смягчится к нему и он вновь почувствует себя в безопасности? Если она сейчас встанет и уйдет, никто ее не осудит. Шажок, еще шажок. На улицу. И не оглядываться.

Куда же ты пойдешь, возлюбленная Моя?

Вопрос, старый как мир. Чем она будет руководствоваться в своих решениях: переменчивыми мирскими представлениями или вечными Божьими истинами?

Дни человека как трава; как цвет полевой, так он цветет[81]. Совсем недолго. Но иногда кажется, что жизнь длится вечно.

Убежав, попадет ли она туда, куда хочет?

Юнис отпила кофе, в голове вихрем носились разные вопросы. В этот раз Пол вовсе не пытался выпутаться из неприятности. И это было очень странно. Не в его привычках так долго молчать. Он знал, что она с недоверием отнеслась к его словам, но не стал защищаться, заставляя ее чувствовать себя никчемной и во всем виноватой.

Официантка принесла их заказ. Потом сходила еще за кофе. Но Пол не поблагодарил ее, продолжая молчать. Это новая стратегия?

— Я тоже беседовала с твоей матерью. Она говорила тебе?

Он встретил ее взгляд.

—Да.

—И?

— Она сказала, что ты права.

— Тогда ты знаешь, я не стану следовать ее примеру. Я не вернусь в Центр новой жизни, чтобы сидеть в первом ряду и делать вид, будто все в порядке и с нашим браком, и со служением. Я больше не позволю тебе манипулировать мной, мешать мне самостоятельно думать. Больше так не будет. Я не стану заметать сор под ковер. Я не буду тебя покрывать.

— Я знаю, — просто ответил Пол. Его взгляд, устремленный на нее, был ясным. Ни хитрости, ни гнева, ни страха в нем не было.

Ее броня начала давать трещину. Юнис попыталась заделать ее.

— Ну, и как поживает Шила?

— Она в Палм–Спрингс, дожидается приезда мужа. Она не собирается ничего ему говорить, поэтому и я не имею права ее выдавать.

— Роб все знает. Он пытался предупредить меня, — сказала Юнис. Пол явно удивился, но не испугался такого поворота.

— Я постараюсь все уладить.

Она не собиралась говорить ему, что Роб Атертон будет благодарен ему за подходящий повод для развода.

Какой же бардак мы устраиваем в своей жизни, если предоставлены сами себе.

— Проблема вовсе не в Шиле, Юнис. И, несмотря на то что я говорил тебе тогда дома, ты абсолютно ни в чем не виновата. Ты всегда была мне верной, любящей и преданной женой. — Голос изменил ему. Пол откашлялся. — Я один несу ответственность за свои поступки. Ведь все началось с того, что я отверг Христа. Я заполнял пустоту чем придется. Гордыней. Планами. Проектами. Это было только начало моего падения, длинная спираль разнообразных грехов, и не последним среди них было оправдание моей интрижки с чужой женой. Теперь с этим покончено.

— Видимо, Шила тебя бросила и уехала в Палм–Спрингс дожидаться Роба. — Юнис сама не поверила, что произнесла такие резкие, жестокие слова. Она всегда была деликатной. И что за христианка она после этого? Неужели такая жестокость всегда скрывалась в ней? Неужели она всегда носила в себе злобу, чтобы в нужный момент выплеснуть ее?

— Я говорю не только про интрижку, — произнес Пол спокойным голосом, не предпринимая никаких попыток оправдаться или защититься. — Я говорю вообще о своем образе жизни, о своем пути во Христе.

Знаешь, Юнис, что ты делаешь? Ты бьешь раскаявшегося грешника, когда он повержен. Она зажала рот дрожащей рукой.

— Все в порядке, Юнис.

Она не согласилась, пытаясь сдержать поток горючих слез. Вовсе не в порядке. Что‑то было не так. Пол не ужалил ее в ответ. И это подсказало ей яснее, чем что‑либо еще, что ее муж изменился.

Но долго ли продлится эта перемена?

«Довольно для каждого дня своей заботы», — сказал ей тот незнакомец на кладбище. То же говорил людям и Иисус Христос на склоне горы в Галилее.

А они распяли Его.

— Говори все, что тебе хочется сказать, Юни. Не думай о том, какой эффект могут произвести на меня твои слова. Я тебя люблю.

Юнис посмотрела на него:

— Я пыталась говорить с тобой.

— Но теперь я слушаю.

Господи, она смотрела Полу в глаза и все еще любила его. Как такое возможно, после того что он сделал? Господь, не делай со мной этого. Сколько еще боли должен принести мне этот человек, прежде чем Ты позволишь мне от него освободиться? Ей хотелось растоптать то крошечное зернышко надежды, что зрело у нее в груди. Она пыталась держаться за воспоминания о его измене, за боль, за горькие волны разочарования в течение многих лет, за муки, что испытывала в данный момент. Пол Хадсон не стал ее рыцарем в сверкающих доспехах. Во всяком случае, давно уже им не был.

Нет, возлюбленное дитя. Он всего лишь человек, одураченный извечным врагом. Тем же врагом, который сейчас пытается одурачить тебя, заставляя думать, будто Иисус не может восстановить утраченное, вернуть украденные годы.

Она могла бы сказать то, что ему так нужно услышать, и посмотреть, что произойдет дальше.

— Я прощаю тебя, Пол. — Повинуясь Тебе, Господи, я прощаю его. Как прощала его все эти годы, так прощаю его и теперь. Только ради Тебя, исключительно ради Тебя, и только с Твоей помощью я могу это сделать. Она медленно выдохнула и расслабила напряженные мышцы.

Пол взял ее за руку.

Ее сердце тотчас забилось, как испуганная птичка. С отвращением она отдернула руку и отрицательно покачала головой. Всего несколько дней тому назад она видела, как он ласкал этими руками тело другой женщины. Господь мог очистить человека от греха, но она‑то была простой женщиной. Пол слишком торопился.

Он постарался поймать ее взгляд, на его лице было выражение тревоги.

— Прощение — только начало.

Чего он ожидал от нее в ответ? Какие заверения хотел услышать? Ну конечно, она знала.

— Если ты беспокоишься, что я вернусь домой и сразу же побегу в редакцию городской газеты, можешь успокоиться.

Он покачал головой:

— Я об этом не думал. Это не в твоем духе. Я беспокоюсь о том, как ты примешь мое решение. Я хочу отказаться от должности пастора.

— Отказаться? — Вот этого она меньше всего ожидала от Пола.

— Сначала я должен привести в порядок собственную жизнь, а уж потом подниматься на кафедру и учить других, как нужно жить.

— Ты просто хочешь сбежать. — Точно как она сама, но проблемы от этого никуда не делись.

— Нет. Я возвращаюсь домой. Созову старейшин и сначала поговорю с ними. А затем, если мне разрешат, прочитаю еще одну проповедь, последнюю, чтобы моя паства поняла, почему мне необходимо уйти.

— Шила…

— Имя Шилы не будет упомянуто. Я исповедую свои грехи, а не ее.

— И когда ты так решил?

— Сегодня утром. Я разговаривал с пастором после службы. Он говорил со мной без обиняков, напрямую.

Надо же, столько лет она пыталась до него достучаться без всякого результата, а совершенно чужой человек пробился сквозь стены, которые он возвел вокруг себя. Все, что говорили она сама,

Лоис, Сэмюель и даже Стивен, не оказывало на Пола никакого влияния. Хорошо, что ее муж наконец‑то прозрел. Она не должна обижаться, что он услышал правду и принял ее в свое сердце. Даже если он пожелал выслушать постороннего, а не тех, кто знал его, любил все эти годы и видел, как он бродит в потемках. Все это не должно было беспокоить Юнис, но все‑таки беспокоило.

О, Господи, ну почему он не слушал меня? А теперь поздно. И что бы он теперь ни предпринял, последствия содеянного будут сыпаться на его голову подобно граду горящих угольев. И не он один пострадает. Все, кто любил его, кто верил каждому его слову, словно самому Писанию, все, кто самоотверженно трудился на строительстве…

Строительстве чего? Пьедестала для Пола Хадсона? Многие ли люди приходили поклоняться Христу? Как часто доводилось ей слышать разговоры прихожан о его красноречии, об удачных оборотах, которые остались в их памяти. Они повторяли эти выражения снова и снова, словно дурную шутку. А должны были запоминать Слово Божье!

Эти несчастные превратили Пола в идола, а теперь им предстоит узнать, что у него глиняные ноги. Они будут сидеть на удобных скамьях с мягкими сидениями и наблюдать, как их идол рухнет.

Им это совсем не понравится.

И это в том случае, если они еще помнят повеление Господа хранить непорочность. В том случае, если они возмутятся его супружеской изменой. Она знала, что многие не возмутятся. Они ведь просто люди и вполне могут спустить ему этот грех. «С кем не бывает?» «А посмотрите на Билла Клинтона!»

И что тогда?

Полу придется снова столкнуться с искушением. Выдержит ли он? Сможет ли он поступать как должно после стольких лет игнорирования Божьих заповедей?

Она снова потерла лоб, жаль, что от головной боли так просто не избавишься.

По крайней мере, он помирился с Богом через Христа. Она должна порадоваться вместе с ним. Его грехи искуплены кровью Иисуса. Долги прощены. Радуйтесь всегда в Господе; и еще говорю: радуйтесь[82].

Ты слишком многого хочешь от меня, Господи. Моя радость погребена под непосильным гнетом боли. Я потерпела поражение. Я пыталась, но не смогла. Разве не долг жены беречь своего мужа и защищать свой брак? По всей видимости, она не нашла нужных слов, не поступила должным образом, когда это требовалось.

«Всякий отвечает за свои собственные грехи, — говорил ее отец. — На все воля Божья. Господь — Владыка».

Разве не мог Ты достучаться до Пола раньше? Прежде чем он раздавил Сэмюеля? Пока не выжил всех старейших членов общины из церкви? Пока он не успел опорочить репутацию Стивена Декера, потому что Стивен посмел не согласиться с ним? Прежде чем я обнаружила его в объятиях чужой жены?

— Ты поедешь со мной домой, Юнис?

Она подняла голову. Ей хотелось на него накричать. Как она сможет снова сесть в первый ряд и слушать его проповедь? Как сможет смотреть в глаза людям, которых он годами обманывал? Как сможет вынести перешептывания, улыбочки и бурю негодования, которая разразится после его признаний?

— Не знаю, Пол, смогу ли я.

— Тогда мы останемся здесь. Я подожду.

— Нет. Ты должен ехать. — Сейчас, пока не передумал. Если он станет оттягивать, то может испугаться. — Важнее наладить отношения с Господом, чем пытаться реанимировать наш брак. — Исповедь заставит его почувствовать свою ответственность и необходимость давать отчет за свои действия. Никаких секретов. Никаких закрытых дверей. Никаких Шил. Во всяком случае, есть надежда.

— Знаешь, — сказал он, опустив голову, — однажды я совсем уже было решил отказаться от пасторства. Сразу после окончания университета.

— Ты никогда мне не говорил об этом.

— Нет. Я боялся, что ты откажешься выйти за меня замуж. — Он выглядел смущенным. — Твоя мать говорила мне, что ты поступила в университет, чтобы выйти замуж за пастора. Ты хотела встретить такого же богобоязненного человека, каким был твой отец. А я полюбил тебя. И первое, что привлекло меня в тебе, это твоя глубокая вера. Большинство девушек в кампусе просто искали себе мужей. А ты была другой.

— Наивной. Простушкой. Из Богом забытой глухомани, — усмехнулась Юнис.

— Нет. Я видел тебя не такой. Я видел в тебе человека, который во всем ищет Бога. Ты никогда ни под кого не подстраивалась, не притворялась, всегда оставалась собой. Ты шла своим путем, не сводя глаз с Иисуса. Я часто наблюдал за тобой, когда ты сидела на скамейке рядом с общежитием, вся в лучах солнечного света и читала Библию. Ты была похожа на ангела. Ты была тверда в своей вере, бескомпромиссна. Поэтому меньше всего я хотел признаться тебе, что не знаю, призван ли я быть пастором.

А она призвана быть покорной. Господь велел ей с Полом любить друг друга, и не только тогда, когда жизнь легка, но и тогда, когда она полна боли и страданий — они поклялись любить друг друга всегда, несмотря ни на что. Разве Иисус не думал о ближних, даже когда висел на кресте и страдал от невыносимой боли, а на Него давила тяжесть грехов целого мира? Разве не позаботился Он тогда о Своей матери, разве не высматривал Своего молодого друга Иоанна? «Любовь долготерпит, милосердствует…»[83] Юнис вдруг вспомнила строки из Библии, словно Господь Сам прошептал ей их. А разве не так? И Ему пришлось немало страдать. Тому, Чье милосердие необъяснимо, Чьи любовь и сострадание безграничны.

Любовь «…все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит»[84]. Ее отец мог бы прочитать всю тринадцатую главу Первого послания к Коринфянам наизусть, если бы он проводил их брачную церемонию. Никаких компромиссов? Она уступила Полу, потому что наследник Дейвида Хадсона никак не мог венчаться в гостиной бедного домика в шахтерском городке.

По щекам Юнис потекли слезы. И она была грешницей, милостиво прощенной. Разве не должна она являть Божью милость окружающим? Разве не в этом состоит милость? Любить того, кто погубил все, что было тебе дорого? Если Господь милостив к нераскаявшимся грешникам, то неужели она не может простить того, кто просит у нее прощения?

Во всяком случае, создавалось впечатление, что Пол действительно раскаивается.

Человеческая любовь непостоянна. Она то вспыхивает, то гаснет. Но любовь Божья неизменна. Господи, Господи, помоги мне.

Ты знаешь, возлюбленная, него Я жду от тебя.

Ее сердце разрывалось на части, она сдавалась. Ведь она принадлежит Ему. Господь — ее супруг. Он никогда не предаст ее. Он верен. Он умер за нее. И воскрес, чтобы она знала, что Он будет с ней всегда. Он даст ей силы.

Хорошо, Господи. Пусть будет так. Сколько бы боли это ни принесло, сколько бы времени мне ни пришлось мучиться… В день нашей с Полом свадьбы я поклялась перед Тобой, что всегда буду с ним. Правда, тогда я была слишком молода и полна мечтаний, я ничего не знала о жизни.

Мне это известно.

Из любви к Иисусу Юнис произнесла слова, которые должна была произнести, хотя это шло вразрез с ее собственными желаниями. Она подчинилась Богу и сказала то, что было необходимо услышать Полу:

— Я была призвана быть просто твоей женой, а не женой пастора.

И таковой она останется до тех пор, пока Господь не решит иначе.

* * *

Пол чувствовал, что давно пора уезжать, но он не хотел торопить Юнис. Он и так много лет постоянно ее торопил, толкал, понуждал делать то, что было нужно ему. Помоги мне, Господи, избавиться от этой привычки. Юнис была бледна, в ее взгляде читалось недоверие, но она продолжала делать то, что делала всегда — продвигалась вперед с верой, зная, что Господь подхватит ее, если она начнет падать.

Пол очень удивился, когда она сказала ему, что они должны как можно быстрее вернуться в Сентервилль.

Ему очень хотелось уберечь ее от того, с чем придется столкнуться ему самому. Почему она должна стоять рядом с ним в львином рве? Он остановился и посмотрел ей в лицо:

— Я хочу, Юнис, чтобы ты делала то, что считаешь нужным. Если тебе необходимо остаться и еще раз все обдумать, я за тобой приеду.

Она ответила не сразу:

— Мы оплачиваем два номера и две взятые напрокат машины. Разве это разумно?

Пол не предложил ей переехать в его номер. Все ее движения подсказывали, что она еще не готова к его прикосновению, не говоря уже о том, чтобы вместе спать. Они не разговаривали на эту тему, но он не раз задумывался, станут ли их отношения когда‑нибудь прежними. Ей нужно время, возможно, очень много времени. Он подождет. Он станет за ней ухаживать, только не так, как в молодости, когда он прибегал к помощи цветов, любовных записок, мелодичной музыки и приглушенного освещения. Нет, он завоюет ее любовь, принимая правильные решения и демонстрируя свою верность Богу и ей. Он медленно пройдет этот путь, шаг за шагом. Сохраняя свою веру, защищая свой брак.

— Ты уверена, что хочешь ехать со мной?

— Абсолютно уверена.

Пол молился о том, чтобы Юнис отбросила сомнения в искренности его раскаяния. Для этого понадобится время и нежность.

* * *

Сэмюель оторвался от газеты, которую читал, и увидел Пола Хадсона, приближающегося к его дому. Сердце Сэмюеля забилось от страха. Зачем Полу приходить, если только что‑то не случилось с Юнис? Старик сложил газету дрожащими руками и положил ее на стол. Схватив свою трость, он попытался встать.

— Что‑то случилось с Юнис?

Лицо Пола смягчилось.

— Юнис дома, Сэмюель. Она просила передать, что навестит вас позже.

Сэмюель снова опустился в кресло.

— Слава Богу. — И все же странно, что она сразу не зашла. Что‑то здесь не так. Он звонил Рите Уилсон, но она расплакалась, сказала, что ничего не знает, и повесила трубку. По угрюмому выражению лица Пола Сэмюель догадался, что тот собирается что‑то ему сообщить. Пол не сел на стул напротив Сэмюеля, а выбрал место рядом с ним. Пастор выглядел страшно растерянным, таким Сэмюель никогда его не видел.

— Я пришел просить у вас прощения, Сэмюель.

Старик удивился бы меньше, если бы к нему вдруг нагрянули представители Расчетной палаты и вручили бы чек на миллион долларов. Но по его телу разлилась приятная теплота, словно в его старые омертвевшие конечности возвращалась жизнь.

Пол впервые за много лет посмотрел Сэмюелю прямо в глаза:

— Я поступал с вами дурно в течение многих лет. Вы пригласили меня занять должность пастора в Сентервилльской христианской церкви, а я вдруг вообразил, что знаю ответы на все вопросы. Вы предлагали мне свою дружбу, а я принес вам лишь разочарования. Вы пытались меня воспитывать, я же пресекал любую попытку вернуть меня на путь истинный. — Пол выглядел как человек, сидящий на электрическом стуле, только он сам приговорил себя к смерти. — Я был слеп из‑за своего высокомерия и тщеславия, мне было все равно, какими путями достигать желаемого. — Он склонил голову. — Мне очень жаль. — Его голос звучал хрипло. — Жаль куда больше, чем можно выразить словами. С самого первого дня у меня был собственный план, Сэмюель. Я думал, что строю храм для Господа. — Голос Пола задрожал. — Но я закончил тем, что стал возводить пьедестал для себя и своей гордыни и повел мою паству прямиком в ад.

Сэмюель никак не ожидал подобных речей от Пола Хадсона. Он хотел только одного — чтобы Пол покаялся перед Богом. Сэмюель уже смирился с мыслью о том, что Пол вряд ли когда‑нибудь извинится перед ним. Он был для молодого пастора всего лишь старой занозой.

— Как же Господу удалось до вас достучаться?

Пол рассказал ему все.

Сэмюель улыбнулся:

— Только Господь мог задействовать кролика, чтобы исполнить Свой замысел.

Но охота смеяться пропала, когда Сэмюель осознал — Пол Хадсон был как тот кролик, удирающий со всех ног, чтобы спастись. Он бежал изо всех сил, пытаясь не попасть под колеса автомобилей, несущихся на него со своими надеждами и требованиями. Некоторые из них только и ждали возможности переехать его, раздавить колесами так называемого прогресса.

О, Иисус, милосердный Спаситель, никогда не думал я, что мне доведется увидеть раскаявшегося Пола Хадсона. Благодарю Тебя!

Благодарю Тебя, Господи! И вот он здесь. Мальчик вернулся к Тебе. Наконец он стал прислушиваться к голосу Святого Духа.

Сэмюель заплакал.

Пол тоже прослезился.

— Я прошу прощения за боль, которую вам причинил, Сэмюель.

По морщинистым щекам старика текли слезы. Слезы радости, слезы сбывшихся надежд.

Плечи Пола опустились. Он обхватил склоненную голову руками и плакал.

— Я использовал дары, данные мне Господом, чтобы достичь своих целей. У меня нет права просить у вас прощения после стольких лет такого грубого и несправедливого отношения к вам.

— Я вас простил, Пол, уже очень давно. И Эбби тоже. Она просила меня молиться за вас в день своей смерти.

Пол поднял голову и посмотрел на него.

Сэмюель улыбался.

— Только постарайтесь в дальнейшем относиться ко мне получше!

Пол кивнул, закрыл глаза и почувствовал, что снова может дышать.

— Я обещаю. — Это говорил человек, получивший помилование и прощение.

Когда Пол снова открыл глаза, Сэмюеля удивило их мягкое, кроткое выражение. Пол не устремлял на Сэмюеля невидящий взгляд, планируя в уме следующую деловую встречу, он был здесь, никуда не спешил и испытывал благодарность.

О, Эбби, как жаль, что тебя нет рядом со мной и что ты не видишь сейчас Пола Хадсона. В конце концов, мы в нем не ошиблись. Вот он передо мной, смиренный и раскаявшийся. И только Господу было под силу сотворить такое чудо. Только Святому Духу.

Сэмюель откинулся в кресле, потирая ноющее бедро.

— И что вы собираетесь делать с Центром новой жизни?

— Я собираюсь исповедоваться перед моими прихожанами в воскресенье утром и отказаться от должности пастора.

Так, Пол не теряет времени даром.

— Возможно, они и согласятся принять вашу отставку. В наши дни мир уже не кажется таким незыблемым. Некоторые начинают осознавать тот факт, что не могут распоряжаться собственной жизнью. — Он задумался. — Только не нужно слишком торопиться уйти, Пол. Кто же поведет их в дальнейшем?

— Я не гожусь на эту должность.

— Петр трижды отрекся от Христа, и все же он служил Богу.

— Петр не манипулировал людьми, чтобы получить желаемое. Он не изменял жене с чужой супругой. — У Сэмюеля на несколько секунд перехватило дыхание. — Мне нужно, чтобы за меня молились. Вы не откажетесь? Мне будет легче, если я буду знать, что вы молитесь за меня. — Он улыбнулся. — Много может усиленная молитва праведного[85].

— О чем же я должен просить в первую очередь?

— Чтобы мной не овладел страх. Я могу потерять решимость. О том, чтобы я мог слышать и говорить слова, которые угодны Господу. Я старался угождать людям всю свою жизнь. А теперь я хочу угождать Господу.

Сэмюель кивнул.

— Я много лет молился за вас, Пол. — Он наклонился вперед и протянул руку. — А теперь мы будем молиться вместе.

* * *

Пол провел с Сэмюелем еще час. Сэмюель рассказал ему про домашнюю группу Стивена Декера, чему Пол совсем не удивился. Он почувствовал себя виноватым. Он сделал все возможное, чтобы опорочить репутацию Стивена Декера, когда подрядчик отказался идти наперекор собственным принципам. Вначале они были друзьями, потом соперниками и в конце концов стали врагами. Быть может, что‑то еще возможно исправить, особенно если Сэмюель согласится быть посредником. Быть может.

По пути домой Пол остановился у дома Риты Уилсон. Ее машина стояла на подъездной дорожке. Он позвонил и стал ждать. Он слышал, как кто‑то подошел к двери, потом снова стало тихо. Он подумал, что Рита, видимо, разглядывает его в глазок. Он не станет осуждать ее, если она вовсе ему не откроет. Пол снова позвонил и подождал. Никакого ответа. Тогда он вернулся в машину и написал короткую, но сердечную записку.

Мне очень стыдно за то, в какое положение я вас поставил, Рита. Вы тоже сыграли свою роль в том, что я, в конце концов, пришел в себя. Вы всегда были мне верным другом. Надеюсь, когда‑нибудь вы простите меня. Да благословит вас Господь за все те годы, что вы верно служили Ему. И мне.

Пол Хадсон

Он подсунул записку под дверь.

По дороге домой он размышлял, хватит ли ему жизни, чтобы исправить все зло, что он причинил людям.

Старенький «де сото» Сэмюеля Мейсона стоял около его дома. Тимоти был здесь.

Исполненный страха и стыда, Пол въехал в гараж. Он закрыл дверь и долго сидел в тишине, все еще сжимая руль. Он мог представить себе, что́ сын скажет ему. Полу стало нехорошо, в глубине души он понимал, что́ сделал со своим сыном. Пол шел по стопам Дейвида Хадсона, распихивал людей, желая достичь большего. Но Тимоти не последовал примеру отца. Тим не покорился, он восстал против него, Пола. Он набрался храбрости и сказал отцу в лицо, что тот лицемер. И за это Пол изгнал его из дома. Тогда Пол почувствовал облегчение, он даже радовался тому, что Тимоти не было рядом и что сын больше не смущает его. Но хуже всего было то, что, приезжая в последний раз, Тимоти заметил — отношения между отцом и матерью испортились.

И что бы Тим ни сказал, на этот раз Пол выслушает его до конца. Он даст сыну возможность выговориться. И если тот захочет его наказать, пусть так и будет.

После непродолжительной молитвы Пол вышел из машины и направился в дом. Он услышал голоса в гостиной. Тимоти приехал не один. Он привез с собой бабушку. Мать подняла на Пола глаза, когда он вошел в комнату. Юнис, напротив, смотрела в сторону и вытирала со щек слезы.

Тимоти поднялся.

— Отец. — Он произнес это слово уважительно, словно признавая отцовский авторитет. И протянул Полу руку. Его поразило, что сын знает о милосердии в свои девятнадцать лет больше, чем его отец в сорок четыре. Он крепко пожал сыну руку, не в силах произнести ни слова.

Его сын уже не был мальчиком. В нем ощущалась зрелость, несмотря на джинсы с футболкой и длинные волосы. И дело было не в ширине плеч и крепости мышц или в загаре, который он приобрел, работая на открытом воздухе. А в том, как он держался, в выражении его лица.

Юнис подняла голову, глаза ее блестели от слез, она была бледна.

— Твой сын хочет кое‑что тебе сказать. — Она всхлипнула и выбежала из комнаты.

— Может, посмотришь, как она, ба?

Мать Пола молча поднялась и оставила их одних.

— Давай присядем? — предложил Тимоти.

— Конечно.

Они сели друг напротив друга, словно чужие.

Пол ждал. Многие годы он склонял людей на свою сторону, управлял ими, манипулировал, но понятия не имел, как говорить с собственным сыном. Его отец тоже не умел этого делать, разве что отдавал распоряжения. И даже в последние годы, когда Полу казалось, что они стали близки, отец продолжал «обрабатывать» его, пытался подтолкнуть на путь, по которому Пол не намеревался идти. И все же он не винил отца. Пол теперь знал, что сам отвечает за собственные грехи, и расплачивался бы за них в Судный день, если бы Иисус не искупил их Своей кровью. Он спасен. Настало время жить так, как полагается спасенному.

Пол весь напрягся. Что же хочет сообщить ему сын?

— Твоя бабушка говорила тебе о… — Он не знал, как это сказать, и стоит ли.

— Я все знаю, папа. Это та блондинка, верно? Та, что поцеловала тебя на выходе из церкви?

Пол покраснел:

—Да.

— Она хорошенькая. Знаешь, мне тогда нужно было уехать. Я понимал, что если не уеду, наломаю много дров. Я бы свернул тебе шею. — Тим криво усмехнулся. — Но я не смог бы этого сделать, мама захотела бы узнать, за что. Она же понятия не имела, что происходит, а если бы я сказал, она все равно бы не одобрила отцеубийства.

— Твоя мать всегда видит в людях только хорошее.

— Она уже не так наивна.

Пол вздрогнул — вина за то, что Юнис перестала доверять людям, целиком лежала на нем. Он использовал ее бесхитростность против нее же самой, всегда уворачиваясь от прямых ответов на ее вопросы.

— Тебе все равно не удалось бы достучаться до меня, Тим. Меня переполняла гордыня.

Тим вскинул голову и посмотрел отцу в глаза:

— Мама рассказала, что ты отправился на запад и отыскал ее. Это значит, что ты хочешь попытаться все исправить?

— Я готов отдать за это все что угодно, Тим. Я люблю твою мать.

— Как же можно ее не любить. — Он покачал головой, лицо его выражало при этом сожаление и грусть.

Снова повисла тишина.

— Я приехал не для того, чтобы бросать в тебя камни, папа. Я приехал сообщить тебе и маме, что завербовался на военную службу. Подумал, что лучше сказать об этом, глядя в глаза, чем по телефону. — Он невесело усмехнулся, бросив взгляд в сторону двери, куда ушла мать. — Правда, теперь я не так в этом уверен.

Если бы в этот момент в комнату ввалился террорист с автоматом, Пол и то был бы меньше потрясен.

— Завербовался? — Война добралась до их дома.

— В морскую пехоту. — Пол закрыл глаза. — После 11–го сентября я только и думал, что о нашей стране и цене свободы. Я думал о тех временах, когда люди попустительствовали злу, и о том, к чему это привело. Что было бы с нами, если бы тысячи добровольцев не пошли в армию, чтобы воевать с Гитлером? Я очень долго молился, папа. И другие молились за меня. Это решение далось мне нелегко.

Потрясенный, Пол смотрел на сына:

— Ты сам не знаешь, во что ввязываешься.

— Согласен, но мне и не нужно знать все. Просто мне нужно идти туда, куда, я верю, ведет меня Господь.

На войну?

— Я знаю, Америка не всегда поступает правильно, но у нас есть свобода слова и вероисповедания, наше общество основано на христианских принципах. Возможно, Господь милостив к нам именно поэтому. Как только где‑то случается беда, американцы первыми приходят на помощь. Господь даровал нам процветание, и мы стараемся помогать другим. И не всегда по политическим мотивам или из‑за нефти. Может быть, только наша доброта к другим народам удерживает Господа от того, чтобы наказать нас за содеянное нами зло.

Тимоти поднялся и заходил по комнате.

— Ты должен знать, папа. Очень многие молодые люди моего возраста понятия не имеют, кто такой Иисус Христос. Мой сосед в общежитии как раз тому пример. Он вырос, считая, что Рождество — это только Санта–Клаус, подарки под елкой и январские каникулы. Он ни разу не был в церкви, пока я его не сводил. В шестидесятые Господь был изгнан из школ, и в результате выросло целое поколение, которое не слышало Благой вести. И где же лучше распространять знания, как не среди тех, кто идет воевать за свою страну?

Помоги ему, Господи.

— Тебе не дадут проповедовать в морской пехоте, сын. Ты не станешь капелланом. Ты превратишься в марионетку с оружием в руках.

— Я не имею в виду проповедь. Я буду просто говорить о своей вере, если мне представится такая возможность. — Он криво усмехнулся. — Я попросился в Военный институт иностранных языков. Один преподаватель в старших классах говорил, что у меня есть способности.

Молодо–зелено. А может быть, вера самого Пола слишком слаба? Он никогда не предполагал, что Господь станет действовать через девятнадцатилетнего юношу в зоне военного конфликта. А не станет ли его сын пушечным мясом?

— Ты уже подписал бумаги? — Может, еще не поздно отступить.

— Да. Я дал подписку явиться через две недели. У меня будет еще неделя, а потом я отправляюсь на призывной пункт в Лос–Анджелесе. Я хотел, чтобы все было уже сделано, перед тем как я сообщу тебе и маме. По очевидным причинам.

Отговорить его теперь не представлялось возможным. Следующей остановкой сына будет учебный лагерь для новобранцев. Потом спецподготовка и строевая.

О, Господи, в течение девятнадцати лет у меня было столько возможностей повлиять на своего сына, а я их не использовал. А теперь Тим может исчезнуть навсегда.

— Подобные войны выигрываются не только с помощью оружия, папа, но и с помощью истины Слова Божьего. И где лучше нести свет истины, как не в рядах солдат? Возможно, я даже смогу благовествовать тем, которые проглотили лживые заверения, будто в награду за убийства людей они получат на небесах семьдесят девственниц! — Военный миссионер? Есть ли такое понятие? — Ты во мне разочаровался? Ты считаешь, что я поступил глупо?

Пол понял, что его молчание было понято превратно. Неудивительно, учитывая их отношения в последние годы. Пол знал, что был плохим отцом. Несмотря на все свои добрые намерения, он все‑таки повторял своего отца очень во многом. Неоправданно высокие требования. Приступы многословия, сменяемые длительными периодами молчания. Неужели Тимоти жаждет его признания и одобрения так же, как он сам — от своего отца?

Пол хотел лучше разобраться в собственных чувствах, прежде чем станет слишком поздно.

— Нет, я горжусь тобой, у тебя есть собственные убеждения. Если кто и совершил глупость, так это я, избегавший годами своего сына. А теперь у нас осталось слишком мало времени. — Его голос задрожал. Неделя. Семь дней. После всех лет, прошедших впустую.

— Ты это так говоришь, словно я иду на верную смерть.

У Пола защипало глаза.

— Надеюсь, нет.

Тимоти улыбнулся:

— Все хорошо, папа. Что бы ни произошло, со мной все будет в порядке. И сейчас мы вовсе не прощаемся навсегда.

Пол не захотел терять последнюю возможность.

— Не станешь возражать, если мы с матерью приедем и проведем оставшееся время с тобой?

Тимоти вроде бы был доволен.

— Конечно. Я буду рад. — Он поднялся. — Я хотел заехать к Сэмюелю. Хочу, чтобы он узнал о моем решении от меня, а не от кого‑то другого. И еще я надеюсь, он согласится присмотреть за машиной до моего возвращения.

— Если он не сможет, это сделаем мы.

— Спасибо. — Тим достал из кармана ключи. В дверях он остановился и обеспокоенно посмотрел на отца: — Думаешь, мы сможем уговорить маму не плакать всю неделю?

— Я постараюсь, сынок. Но обещать не могу. — Он и сам был готов расплакаться.

Входная дверь открылась и закрылась. Пол услышал, как заводится мотор «де сото».

Бедная Юнис. Что она должна чувствовать? Несколько дней тому назад она уличила своего мужа в измене, а сейчас вернулась домой, чтобы узнать, что ее единственный сын отправляется на войну.

В прихожую спустилась Лоис. Она едва взглянула на Пола.

— Я отправляюсь на долгую прогулку. — Она открыла дверь. — Юнис говорила, что ты читаешь проповедь в воскресенье.

—Да.

Она плотно закрыла за собой дверь.

Он и не ожидал, будто она поверит, что он вдруг в одночасье изменился. Ей, видимо, доводилось выслушивать пустые обещания от отца.

Пол прошел через прихожую и открыл дверь в комнату для гостей. Чемодан матери стоял на кровати, на которой он спал. Он закрыл чемодан и переставил его на диван, потом поменял на кровати белье, взял несколько нужных ему вещей, которые понадобятся в кабинете. Он будет спать на диване.

Комната Тимоти была такой же, как раньше. Об этом позаботилась Юнис. Она всегда надеялась, что однажды сын вернется. А сейчас Пол понял, Тимоти сделал бы это только при условии, что отец сам его позовет. Пол закрыл лицо руками. Сколько же боли он причинил своей жене за эти годы! Она сносила его безразличие и терпела его нападки. Она даже пожертвовала сыном. И в конце концов супружеская измена стала ее терновым венцом.

Дверь в спальню была закрыта.

— Юнис? Можно войти?

— Не заперто.

Она сидела в своем кресле у окна, где обычно читала, шторы были раздвинуты, и солнечный свет пробивался сквозь тюль. Она была похожа на ангела даже с распухшими от слез глазами.

— С тобой все в порядке?

Она не смотрела на него.

— Я только что позвонила Сэмюелю, сказала, что не смогу заехать к нему сегодня.

— Туда как раз отправился Тим.

— Я видела. — Ее голос дрожал.

Пол вошел в комнату и засунул руки в карманы.

— Как ты себя чувствуешь?

— Словно по мне проехался грузовик. Дважды.

И в первом случае Пол сам был виноват в этом.

— Мне очень жаль. — Интересно, задает ли она себе те же вопросы, что и он? — Как считаешь, Тим так поступил, чтобы привлечь мое внимание?

Ее лицо исказилось.

— Я не знаю. — Она согнулась и зарыдала. — Я не знаю.

Вид ее скорби переполнил Пола горечью. Он вынул руки из карманов и подошел к ней, присел на корточки и положил ладони на подлокотники кресла.

— Я бы пошел вместо него, если б мог.

Ее рыдания затихли. Она пристально посмотрела на него. Потом прерывисто вздохнула и откинулась на спинку.

— Ты уже старый. — Она вытащила бумажный платок из пачки, которая лежала у нее на коленях. — За последние несколько дней я выплакала слез больше, чем за всю мою жизнь. Я устала плакать. И только я подумаю, что слезы кончились, как они снова набегают. — Она громко высморкалась, продолжая на него смотреть. Сжала платок в кулаке. Уж не хочет ли она его ударить? Он подставит щеку. — Встань, Пол.

Хорошо хоть не выгнала.

Он поднялся и отошел от нее, встал у окна и опять засунул руки в карманы.

Она чихнула и снова прерывисто вздохнула.

— Насколько я знаю Тима, он сделал это по той причине, которую назвал. Думаю, он прослушал новости, опустился на колени и начал молиться, а когда встал, сделал то, что, как ему показалось, хотел от него Господь. — У нее срывался голос. Она сжала губы, подбородок ее задрожал. — Мне остается только ждать и молиться…

Юнис не закончила фразу и вновь заплакала.

Пол присел на краешек кровати и уставился на кончики своих ботинок. Ему не хотелось говорить банальности или делать вид, что он знает Божий замысел.

— Господь всегда верен, — тихо сказала Юнис. — Даже если мы Его предаем. — Она швырнула намокший платок в корзину для мусора и вытащила следующий.

Пол ничего не мог придумать ей в утешение. Его сердце болело за нее. Если бы она позволила, он обнял бы ее.

— Звонила Рита. Она сказала, что ты оставил ей записку. Она сожалеет, что не открыла тебе дверь, но в тот момент ей не хотелось с тобой говорить. Она верит, что нам с тобой удастся все уладить. Она будет за нас молиться.

Наступила тишина, Полу не хотелось ее нарушать. Груз скорби был тяжел.

— Я знаю, Пол, ты чувствуешь себя виноватым. Но Тим уже не маленький мальчик. Он сам принимает решения. — Юнис взглянула на него. На миг она прижала кончики пальцев к губам, потом уронила руки на колени. — Сэмюель сказал, что ты к нему заходил. Что ты просил у него прощения. Он сказал, что вы проговорили почти два часа. — Ее голубые глаза смягчились и засияли. — Твой визит многое для него значит.

— Он мог быть моим лучшим другом.

— Он и есть твой друг. — Она опустила голову, теребя свой платочек. — Ты еще кое к кому должен зайти. К человеку, которого ты сильно обидел. Не думаю, что он все забыл.

Пол знал, о ком она говорит.

— Стивен Декер.

Юнис чуть приподняла голову и заметила легкий румянец, появившийся на щеках Пола.

— Стивен мог бы причинить нам обоим большой вред, Пол. Но он не стал. И даже когда представилась возможность, он ею не воспользовался.

У Пола упало сердце. Он не хотел спрашивать, о какой возможности говорила Юнис. У него было такое чувство, что он знает.

* * *

Стивен как раз сворачивал копию чертежа, когда заметил подъезжающий «мерседес» Пола. Что здесь понадобилось Хадсону? Он положил чертеж на место и откинулся на стуле, наблюдая, как пастор Пол вылезает из машины, смотрит на дом и направляется к двери.

Хадсон вошел. Главный недостаток соединения под одной крышей жилого помещения и офиса состоит в том, что дверь приходится держать открытой.

— Можно поговорить с тобой, Стивен?

— Мои рабочие часы закончились. — Хадсону лучше не обращаться к нему по вопросам, связанным со строительством. Стивен нанимал только лучших рабочих и использовал только лучшие строительные материалы. Поэтому вину за неполадки можно возложить на кого угодно, но только не на него. Пусть Пол сам отвечает, Стивен больше не у дел и рад этому.

— Ты пытался объяснить мне, что я сбиваюсь с пути, — начал Пол. — Однажды ты сказал, что я строю не церковь, а памятник себе самому. И ты был прав.

Интересно, что он задумал?

— Зачем ты пришел, Хадсон?

— За прощением.

Стивен цинично рассмеялся:

— Ты же знаешь, куда за этим нужно идти.

— Я уже покаялся перед Иисусом в своих грехах, но я хочу попытаться как‑то загладить вину перед людьми, которых я обижал столько лет.

— Сначала ты должен разобраться с Юнис.

— Мы приехали из Пенсильвании вместе.

Стивен удивленно поднял брови. Он и не знал, что Юнис уезжала, тем более на другой конец страны. Возможно, Сэмюель что‑то знал, но не говорил.

— Ты должен поговорить с Сэмюелем.

— Я был у него вчера. Он меня простил. Я пришел к тебе спросить, не простишь ли и ты.

— Много воды утекло с тех пор, как наши с тобой пути разошлись, Хадсон. — Это Пол разбил их дружбу.

— Мне бы хотелось помириться с тобой.

Стивен насмешливо усмехнулся:

— Каким образом? Ты задумал еще один строительный проект?

— Нет. Я приглашаю тебя в церковь в воскресенье.

— Ты, наверное, шутишь!

— Нет. Не шучу. Стивен, я знаю, что мои извинения малого стоят. Я намеревался разрушить твою жизнь.

Стивен развел руками:

— Как видишь, у тебя не получилось.

— Я наговаривал на тебя. На друга, который хотел меня предостеречь.

Настойчивый парень. Он решил исповедоваться перед Стивеном, даже если тот не желал этого. И, несмотря на свое раздражение, Стивен был вынужден его выслушивать. О, Господи, я знаю, него Ты от меня хочешь, ноу меня нет силы Сэмюеля.

Пол продолжал каяться в грехах. Наконец, он остановился, медленно выдохнул и сказал:

— Я подаю в отставку. — Хадсон уходит из Центра новой жизни? Отказывается от своей империи? Стивен был потрясен. — В воскресенье я буду исповедоваться. Я подумал, что и ты, возможно, захочешь прийти.

Стивен не испытывал к нему жалости. Но нежданно–негаданно проникся к пастору сочувствием. Он не был уверен, что может ему верить, но не мог бить лежачего. Стивен вспомнил времена, когда называл Пола своим лучшим другом и братом во Христе. Пол протянул ему руку помощи в те трудные, мучительные дни, когда только начиналось его выздоровление. Пол же помог ему и обрести веру.

А сейчас Стивен столкнулся с некоторыми из искушений, которым подвергался и Пол, он избегал их, потому что не был уверен, что справится. Он должен держать себя так, чтобы не поддаться соблазнам, которые приносит с собой власть. Наблюдая за ошибками Пола, Стивен многому научился, у него был хороший наставник. Каждому пастору нужен свой Сэмюель. А два еще лучше.

В последние несколько недель Стивен видел, что, будучи лидером, он обретает власть. Очень легко впасть в искушение, когда люди смотрят на тебя так, словно ты знаешь ответы на все вопросы и, кроме того, лично беседуешь с Господом. От этого может закружиться голова. Он не хотел вести людей ложным путем.

— Пошли наверх, угощу тебя кофе.

Стивен включил кофеварку.

Засунув руки в карманы, Пол осматривался.

— У тебя всегда были золотые руки. — Он заметил вещи Бриттани. — Ты женился? — В его голосе послышалась надежда.

— Это вещи дочери. Она наконец вернулась домой. — Знал ли Пол вообще, что она отсутствовала? Интересуют ли Хадсона те годы его переживаний, страданий, волнений за свою беглую дочь? Наверное, нет. Если вообще он что‑то знает. Стивен не стал рассказывать. — Она живет здесь, а я живу в подвале.

— Сэмюель говорил, что ты проводишь там богослужения.

Стивен посмотрел на него:

— Я не провожу богослужений. Просто веду занятия по изучению Библии в одной группе.

— И у тебя получается, как говорит Сэмюель.

— Да ладно, ты же знаешь Сэмюеля. Он всегда надеется на лучшее.

— Из того, что он сказал мне, я понял, что из тебя получится неплохой пастор.

Лесть? Стивен поставил на стол две чашки. Он хотел сменить тему разговора. Лучше послушать о том, что заставило Пола очнуться.

— Что же так подействовало на тебя?

— Взгляд Юнис, когда она застала меня с другой женщиной. Разговор с матерью. И ДТП на автостраде 99.

— Тебе понадобилось так много пережить, чтобы понять?

Бедная Юнис.

— Я, наконец, примирился с Господом, но потребуется еще очень много времени, чтобы искупить свою вину перед людьми и компенсировать нанесенный ущерб. Если это вообще удастся.

— Это совет старейшин попросил тебя уйти?

— Нет. Они хотели, чтобы я остался. Но я не имею права стоять за кафедрой или занимать любую руководящую должность, пока не вернусь на путь истинный. И даже если Господь снова призовет меня стать пастором, мне понадобятся люди, которые будут требовать от меня ответа за мои действия.

Стивен поднял руку, сжатую в кулак.

— Я бы хотел потребовать у тебя ответа. — Странно, но желание ударить исчезло.

Пол улыбнулся:

— Ты будешь вторым, кого я позову. А первым, конечно, будет Сэмюель.

— Ты достаточно бед натворил.

—Да.

— И походя обидел множество людей.

— Я знаю.

По лицу Пола было видно, что он действительно знает. Никогда еще Стивену не доводилось видеть Пола Хадсона таким несчастным. И кто он такой, чтобы швырять камни?

— Мне кажется, что сейчас мы с тобой очень похожи. Мы оба наломали много дров. Нам в пору открывать собственное общество АА. Анонимные автократы. Как думаешь? — Пол рассмеялся. Но это была шутка лишь наполовину. — Мне пришлось столкнуться с такими же соблазнами, что и тебе в эти годы. Очень трудно заставить людей думать, что ты такой же человек, как и они, что тебе тоже приходится бороться, чтобы не отступать от веры.

— И когда прекращаешь бороться, случается беда, — сказал Пол. — Как только начинаешь думать, что знаешь, что ты делаешь. Я считал, что у меня есть ответы на все вопросы. А всякого, кто оспаривал мои методы, я рассматривал как угрозу себе. Моя мать очень правильно выразила эту мысль. Я был скотником, погоняющим стадо, а не пастырем, ведущим паству.

Кофе был выпит. Стивен налил еще.

— И кто будет вместо тебя?

— Я порекомендовал Джона Дирмана.

— Не знаю такого.

— Я старался держать его на задворках. Но он очень хороший служитель, и он тверд в вере.

— А, еще один человек, который подвергал сомнению твои действия.

— Джон непоколебим в вере и имеет глубокие познания в Библии. И если совет согласится утвердить его кандидатуру, в дальнейшем прихожане будут слышать Божье Слово в неискаженном виде.

Стивен не был уверен, что паства Центра новой жизни готова к восприятию правды.

Господь, Ты творишь чудеса. Сейчас одно из них сидит за моим столом. Но для того чтобы спасти эту церковь, нужно очень большое чудо.

— Тимоти завербовался в морскую пехоту.

— Что ты говоришь! Я и не представлял, что он уже такой взрослый.

— Ему девятнадцать.

— Как Юнис восприняла новость?

— Она плачет.

Два жестоких удара. Стивен надеялся, что они не пошатнули ее веру.

— Я проезжал мимо церкви по дороге сюда, — сказал Пол. — Ты построил нечто, что будет стоять в веках, Стивен. Очень красиво. Хорошо бы…

Стивен догадывался, что хотел бы сказать Пол.

— Посмотри на это трезво. Это просто здание. Памятник человеческим усилиям. Брось. — Он поднял чашку как бы в знак приветствия. — Раз я смог уйти с этого проекта, сможешь и ты.

Они просто поболтали ни о чем, потом перешли к более серьезным темам. Пол спросил о Кэтрин. Стивен удивился, что Хадсон не забыл имя его бывшей жены. Пол прекрасно помнил Бриттани. Стивен сказал, что с ней все хорошо. Она сдает экзамены за среднюю школу и надеется поступить в колледж. Пол попросил его показать дом, что Стивен и сделал.

Они поговорили, правда, с предосторожностями, о старых обидах и неудачах. Возможно, им удастся снова стать друзьями, но только случится это не сегодня. Им приходилось пробираться через развалины. Чтобы простить, достаточно решиться, а вот доверие нужно заслужить заново.

— Мне пора возвращаться домой. — Когда Пол протянул Стивену руку, тот помедлил.

— Прежде чем мы пожмем друг другу руки, я должен тебе кое в чем признаться. — Пол побледнел, зато Стивен почувствовал, как кровь приливает к его лицу. — Ты уже знаешь, что я затаил на тебя обиду с тех пор, как уехал из Сентервилля, но, кроме того… — Скажи. Признайся откровенно. — Я люблю твою жену уже десять лет. Я все надеялся, что твой брак развалится и я смогу прискакать, словно рыцарь на белом коне, и пасть к ногам Юнис.

— Юни сказала мне сегодня, что ты мог причинить большой вред. Я понял, что она имела в виду.

Его влечение было взаимным. Но Декер не собирался этого говорить.

— Ничего не было, Пол.

— Потому что вы с Юнис оказались достаточно благоразумны.

Нелегко было расстаться с ней, когда она в последний раз приходила к нему. Если бы он позволил чувствам взять вверх, этот поступок тяжким грузом лег бы на его совесть.

— Она не такая, как все.

— Как говорит мой сын, нет человека, который не любил бы ее. Хорошо, что Пол понимал все недосказанное. Иногда Стивен задумывался, сможет ли он когда‑нибудь забыть Юнис Хадсон. Таких женщин очень мало, с ними нужно обращаться как с сокровищем. Хорошо, что Господь Сам создает преграды. Если бы Пол ценил свою жену, Стивену не пришлось бы бороться с искушением, когда она одна пришла к нему домой. Стивен подумал, что Пол должен лучше беречь сокровище, которым одарил его Господь.

— И еще. Ты не назвал имя той женщины.

— Да, не назвал.

— Шила Атертон, так?

— Неважно кто, все равно это плохо.

— Очень даже важно, я ее знаю. Она пробовала свои штучки на мне, когда я строил дом в Куэйл–Холлоу. Я сразу догадался, к чему она клонит, как только увидел ее у тебя в кабинете. Но я помалкивал. Я был зол и затаил обиду. Мне хотелось, чтобы ты попался на эту удочку. Или чтобы совсем сломался. Я должен был тебя предупредить. Прости, что не сделал этого.

— В тот момент я едва ли послушал бы тебя. Но извинения принимаются.

— Ты был не первым, Пол. И думаю, что будешь не последним.

— Мне от этого не легче. Какой бы ни была Шила, ничто не может меня оправдать. — Пол снова протянул руку. — Спасибо, что сказал. Особенно про Юнис. — Он печально улыбнулся. — Теперь я буду лучше обращаться со своей женой.

Стивен закрыл за ним дверь и попросил Бога благословить брак Юнис и Пола и защитить их. Потом он уселся за чертежную доску и принялся готовиться к предстоящим работам.

* * *

Пол много часов просидел над своей исповедью, записывая все, что хотел сказать, снова и снова перечитывая, чтобы ничего не упустить. Когда же наступило утро воскресенья, он был без сил.

Пол молился на коленях целый час, потом принял душ. Когда он брился, руки дрожали. Он порезался. Если так пойдет и дальше, он перережет себе горло. Пол умылся, протер ранку антисептиком и оделся. Галстук казался ему петлей на шее.

Когда он вышел из своего кабинета, дом безмолвствовал. Дверь их с Юнис спальни была закрыта. И дверь комнаты для гостей тоже. Зато дверь Тимоти была открыта, но его в комнате не было. Пол понимал, что не имеет права ожидать от своих родных, что они пойдут в церковь вместе с ним, особенно сегодня.

Он приехал в Центр новой жизни за час до начала богослужения и один. Аккуратно сложил свои листочки в папку. Он хотел подготовиться. На этот раз все должно быть сделано как нужно.

Церковь была не заперта, хористы репетировали. Они замечательно пели, но слова их песни никак не согласовывались с тем посланием, что в это утро собирался передать своим прихожанам Пол, ничего в них не было о крови Иисуса Христа, Который спас их от вечного осуждения.

Пол отправился в свой пасторский кабинет. В последний раз он был здесь в тот день, когда Юнис застала его с Шилой Атертон. Его щеки горели, когда он поправлял подушки на диване, ставил стул на место и усаживался за свой стол. Он удалил номер Шилы из списка быстрого дозвона. Затем достал из ящика фотографию Юнис и снова поставил на стол. Пол задумался о Господе в Гефсиманском саду, когда Он обливался кровавым потом, потому что знал, что Ему предстоит.

Пол заплакал.

Помоги мне, Господи, все сделать правильно. Хоть один раз не отступить от истины. О, Господи, Ты видел, как я брожу впотьмах. Ты видел, как я вел этих людей ложным путем. Ты был свидетелем всех моих грехов. Я был слишком занят, стремясь к успеху в этом мире, и не заметил, что сбиваюсь с пути истинного. Я грешил против Тебя, и только против Тебя, а через эти грехи нанес огромный ущерб окружающим.

На парковку начали стекаться машины. Служители раздавали программки на входе. Пол слышал шум голосов. На этот раз он не дал названия своей проповеди.

Потом стало тише. Наверное, люди рассаживались по скамьям. Заиграла музыка, успокаивающая, приятная. Смесь разных песен.

И ни одного гимна среди них. Он непроизвольно сжался, когда вспомнил, как говорил Юнис, что она больше не будет заниматься музыкальным сопровождением, потому что она посмела спеть песню об очищающей крови Христа.

Он в последний раз глянул в свои записи, сунул их в Библию и вышел. С каждым шагом сердце его билось все сильнее. Сосало под ложечкой. Ладони вспотели. Он прошел в коридор и оказался в маленьком холле. Очень похоже на театральное фойе, подумал Пол. Хор пел.

— Вот вы где! — Один из его помощников подошел к нему с нервным смешком. — Я уже начал подумывать, не пора ли бежать наверх за какой‑нибудь старой проповедью.

Джон Дирман встретил его у бокового выхода на сцену и пожал руку:

— Я буду молиться за вас, брат.

Все было приготовлено для его выступления. Аудитория ждала его. Пришло время главного исполнителя, пора ему выйти на сцену и ошеломить зрителей.

И куда бы Пол ни посмотрел, он сталкивался с результатами того, что творил четырнадцать лет. Община аплодировала певцам, одетым в красный атлас с белой окантовкой, они выстроились ровными рядами.

— Рад, что вы вернулись, пастор Пол, — раздавались голоса, когда он проходил мимо.

А один сказал:

— Как же мы без вас скучали в прошлое воскресенье. Приглашенный оратор — это совсем не то!

Пол поднялся на сцену и положил Библию на кафедру. Он раскрыл книгу и достал свои листочки, разложив так, чтобы можно было посматривать. Предстояла самая важная в его жизни проповедь. Он не хотел ее испортить.

Вдруг наступила полнейшая тишина, у Пола мурашки поползли по спине. Он поднял глаза и увидел море людских лиц.

В переднем ряду, низко склонив голову, сидела Юнис. Справа от нее находился Тимоти, он смотрел на отца так, как, наверное, когда‑то сам Пол смотрел на своего отца. Мать сидела слева от Юнис, лицо ее было бесстрастным. Уж не готовится ли она к новому разочарованию?

Пол просматривал рад за рядом и видел всех тех людей, которые приходили слушать его из года в год. Именно его, а не проповедь. Приходили, чтобы развлечься, а не просветиться.

Пол удивился, заметив в восьмом ряду Риту. Она прижимала сцепленные руки к груди. Предлагала прощение и дружбу. У Пола к горлу подступил ком.

В открытых дверях появились двое. Сэмюель Мейсон, тяжело опираясь на свою трость, прошел на заднюю скамью и сел, оставив место для второго — Стивена Декера.

Пол слышал легкий гул толпы. Всех изумила затянувшаяся пауза. Люди привыкли, что он энергично выходил на сцену и громко возвещал: «Доброе утро!» Собравшиеся переглядывались и перешептывались. Несколько человек молились.

Станет ли он снова стараться угодить толпе? Или же обратится к Богу? Чем он будет руководствоваться: страхом или верой? Все эти вопросы разом обрушились на него. Страх заставил его заботиться только о собственных интересах. Страх же заставил пойти по тому пути, который уготовил для него его отец: по пути, ведущему к престижу, славе, процветанию, — по пути гордыни и гибели.

Чем все это могло закончиться? К чему могли привести его полуправда, полумеры? А что если развернуться и пойти в другом направлении?

Пол не стал заглядывать в свой конспект. Он был ему не нужен. Ему был нужен Иисус. Он помолился про себя, чтобы Господь подсказал ему верные слова, а потом начал:

— Я подал прошение об отставке. Я сам решил отказаться от своего поста в церкви. — Он видел их лица, слышал гул голосов. — Я вынужден это сделать, потому что согрешил перед Господом.

Сломленный и полный раскаяния, Пол Хадсон обнажил душу перед общиной, и когда он сделал это, страх ушел. Он открыто рассказал о своей борьбе с истиной, о своей капитуляции перед гордыней, о своем глубоком падении, о том, какую высокую цену пришлось заплатить за это его близким, особенно жене, сыну, друзьям, братьям и сестрам во Христе. Они же остались верны и молились за него.

Потом Пол говорил о Спасителе, Иисусе Христе. Он говорил о любви Бога, Который отдал Своего единственного Сына, чтобы те, кто в Него верит, смогли обрести жизнь вечную. И даже такие люди, как он сам, потерпевшие поражение на всех фронтах — в качестве мужа, отца, друга и пастора. Вися на кресте, перед тем как умереть, Иисус сказал: «Совершилось». И это так. Победу не завоевать человеческими усилиями, она уже одержана Иисусом Христом, Который доказал, что у Него есть власть над смертью и что жизнь возможна только в Нем.

— В этом мире у вас есть лишь горести, но во Христе вы обретаете жизнь. Если вы вверите себя Христу, уже ничто не отлучит вас от любви Божьей. Господь никогда не оставит вас.

Пол не знал, что ждет его в конце этой проповеди. Не знал он и что ждет его в ближайшем будущем. Что случилось с ним — неважно. Важны люди. Он говорил, не глядя на часы на стене, не пытаясь уложиться в пятнадцать минут, чтобы не терять их внимания. Он говорил то, что должен был сказать, и молился, чтобы Бог ему помог.

Что бы ни случилось, Господи, что бы ни произошло, помоги мне сохранить мою веру.

— Все эти годы вы ожидали от меня ответов на свои вопросы, а я вел вас неверным путем. И сегодня впервые за многие годы я проповедовал Евангелие Иисуса Христа, Сына Бога Вседержителя. Я должен предупредить вас. Когда я уйду, мое место займет другой человек, и он будет говорить с вами. Я же хочу сказать вам вот что: вы в ответе за то, во что вы верите. Незнание не извиняет. Истина заключается в следующем: вы должны идти за Иисусом Христом! Христос умер за вас. И у Него есть власть над грехом и смертью. Иисус — ваш Спаситель и Господь. И нет иного пути к спасению, как только через веру в Него.

Пол сказал все, что повелел ему сказать Господь, ничего лишнего. В церкви повисла абсолютная тишина. Никто не шевелился. Не раздавалось ни звука.

Пол в последний раз оглядел людей и исполнился бесконечной любви к ним. Как много заблудших овец. Слезы выступили у него на глазах.

— Возлюбленные, слушайте истину. Примите ее и пребывайте с миром. Во Христе вам нечего бояться. Без Него у вас нет надежды.

Пол Хадсон забрал свою Библию и покинул кафедру.

Эпилог

Следуя рекомендациям Пола, совет старейшин Центра новой жизни назначил на его место Джона Дирмана. В течение нескольких месяцев старейшин засыпали письмами с жалобами. Прихожане не желали слушать проповеди Джона. Совет уволил его.

Оказавшись без лидера, все переругались, возникли фракции, и началась бесконечная борьба. Приглашались сторонние ораторы, демонстрировались фильмы. Количество прихожан уменьшалось. Уменьшались и сборы. Копились неоплаченные счета. От отчаяния старейшины наконец объединились и пригласили нового пастора, опытного и одаренного оратора. Пожертвования увеличились, но денежные проблемы остались. Кредиторы угрожали принять против церкви меры.

Совет пригласил аудиторов.

Марвин Локфорд исчез. Уехала и Шила Атертон. Аудиторы сообщили совету, что за последние десять лет из казны церкви утекли три миллиона долларов. За те десять лет, что Марвин Локфорд был казначеем.

Роб Атертон подал на развод на том основании, что жена сбежала, и выставил свой дом в Куэйл–Холлоу на продажу. Спрос на дорогую недвижимость был высок в тот момент, и дом продали на аукционе со всем содержимым за несколько дней. Теперь он поселился во Флориде и надеется, что ему удастся помириться с первой женой.

Центр новой жизни рассыпался как карточный домик. Прихожане разбрелись, словно испуганное стадо. Некоторые отправились по церквам, предлагающим различные программы с целью привлечения новых членов, и остались там. Другие же обиделись и поклялись никогда больше не заходить в церковь. Осталась только небольшая группа желающих возродить Центр новой жизни. Но им не удалось собрать денег на выплату процентов по кредитам, и пришлось выставить собственность на продажу. Здание купила группа предприятий. Был вывешен плакат с надписью: «Будущий Центр сценического искусства Большой Калифорнийской долины», и начались работы по переделке здания.

Стивен Декер продолжил проводить занятия по изучению Библии в Роквилле. Группа так разрослась, что они стали арендовать зал собраний в церкви, которая начала терять прихожан. Стивен встречается с Карен Кесслер.

Кэтрин Декер легла в наркологическую клинику.

Бриттани Декер сдала экзамены за среднюю школу и поступила в колледж в Сакраменто. Джек Боден продолжает изготавливать мебель по заказам подрядчика, строящего дома в Гранит–Бэй и Голд–Ривер. Он разработал программу реабилитации страдающих от алкогольной и наркотической зависимости, состоящую из двенадцати шагов, и организовал при церкви группу, занимающуюся по этой программе. В прошлое воскресенье они с Бриттани объявили о помолвке.

Лоис Хадсон по–прежнему живет в Реседе и посещает маленькую церковь по соседству, там она проводит занятия для старшеклассников.

Тимоти Хадсон закончил обучение в лагере для новобранцев, и его направили на Ближний Восток. Он общается с родителями по электронной почте. В последний раз он сообщил им, что проводит занятия по изучению Библии для шести человек в казарме.

В прошлом месяце у себя дома тихо скончался Сэмюель. Поминальная служба прошла в церкви Роквилля.

Пол Хадсон работает нештатным преподавателем в окружной средней школе, а Юнис Хадсон — контролером в универсаме «Уолмарт», ее часто приглашают петь на свадьбах и похоронах. Она снова пишет музыку. Когда Пол и Юнис узнали, что Милли Брустер собралась переезжать, они решили купить ее дом. Милли согласилась. Пол и Юнис помогли ей перебраться в квартиру Сэмюеля в приюте для престарелых в Вайн–Хилле.

Бывшие члены Сентервилльской христианской церкви пришли к Полу и попросили его вести занятия по изучению Библии. Пол помолился, обсудил предложение с Юнис, Стивеном и Карен и предложил им Джона Дирмана. Группа встречается в «Закусочной Чарли» по понедельникам вечером, но у Уэнтвортов уже становится тесновато.

Пол и Стивен обедают вместе каждую неделю. Они рассказывают друг другу о своих духовных битвах и молятся. По вторникам и четвергам Пол ездит в Вайн–Хилл, в приют для престарелых, он проводит там библейские уроки и навещает стариков.

Пол и Юнис Хадсон часто появляются вместе, они гуляют, пьют кофе в кафе на Мэйн–стрит. Многие говорят, что Пол проявил смелость, оставшись жить в Сентервилле после того, что произошло. Наверное, это единственное в мире место, где ему невозможно спрятаться и где он должен будет всегда отчитываться за свои поступки. Люди следят, тверд ли он в своей вере и не препятствует ли он Господу заново отстраивать Его храм на прочном основании веры в Иисуса Христа.

Наверное, это единственное место, где Пол Хадсон может оставаться пастырем в церкви без стен.

Об авторе

Франсин Риверс профессионально занимается литературной деятельностью более двадцати лет. Она добилась признания сначала как писатель светский, а затем, после того как обратилась к Богу, и как христианский, завоевав множество престижных наград.