Ф. Пол Вилсон. Наследники Центрполиграф Москва 2005 5-9524-1701-9 Francis Paul Wilson Legacies Repairman Jack-1

Фрэнсис Пол Вилсон

Наследники

* * *

За техническую консультацию большое спасибо писателю Симеону Гарфинкелю, знатоку металлоконструкций, проводки и пр., настоящему, как перед Богом, (бывшему) хакеру, лазавшему по всевозможным постройкам. Джек пользуется разнообразными вариантами Метода Гарфинкеля, занимаясь серфингом на лифте.

Моей жене и первой читательнице — Мэри.

Докторам медицины Джо Богдану и Дафне Кешишьян за сведения о детском СПИДе.

Служащим магазина WB в 1-м округе: помните 26 сентября 1996 года в Олбани?

За щедрую профессиональную редакторскую помощь: Элизабет Монтелеоне, которая проницательно во всех деталях видит любой персонаж; тонкому психологу Стивену Спруиллу; Диэдре Лонза за мастерский набор, правку и вкуснейшее печенье; Элу Цукерману — маэстро.

Замечание автора

Джек вернулся.

Ни на один из семнадцати своих романов я не получал столько откликов, как на «Могилу». Она публикуется с 1984 года, а ко мне до сих пор идет нескончаемый поток писем с одним и тем же вопросом: когда вернется Наладчик Джек?

Собственно, я раз пять выводил его в рассказах, новеллах и в качестве второстепенного персонажа в «Ночном мире». Но еще ни разу не посвящал отдельной книги.

Почему после «Могилы» не появилось ни одного романа о Наладчике Джеке? По многим причинам. Во-первых, Джек для меня — особенный персонаж. Не желая им злоупотреблять, я придерживал его, выпускал в экстренных случаях, снова прятал в ожидании подходящих обстоятельств, когда он удостоится целого произведения.

И вот перед вами «Наследники».

Самое замечательное: выяснилось, что мне с Джеком по-прежнему приятно работать. Мы собираемся как-нибудь это проделать еще разок. Обещаю взяться за дело, не выжидая следующих десяти с половиной лет. (Знаете, никто не молодеет.)

Примечание: на Седьмой авеню у Сент-Винсента нет никакого Центра для детей, больных СПИДом. Я его выдумал. Хотя, к несчастью, не выдумал нуждающихся в нем малышей.

http://www.repairmanjack.com

Пятница

1

— Эй, полегче! — крикнула Алисия, когда такси шарахнулось влево, обгоняя фургон «Нинекс», тащившийся вверх по Мэдисон-авеню. — Я вовсе не так сильно спешу!

Шофер, с курчавыми черными волосами, усами Саддама Хусейна, смуглой кожей, словно не слышал. Бросил машину через два ряда влево, через три вправо, ударил по тормозам, газанул, тормознул, газанул — Алисия прыгала взад и вперед, вправо и влево на заднем сиденье, — вильнул, уклоняясь от столкновения с другим бешеным желтым такси, точно так же маниакально пытавшимся прорваться сквозь утренний трафик.

Чистый выигрыш в нашу пользу — целый корпус. Возможно, что в пользу.

Она забарабанила в запотевшую поцарапанную пластиковую перегородку:

— Тише, черт побери! Я хочу доехать в целости и сохранности.

Шофер проигнорировал. Только прибавил скорости, если такое возможно, как бы ведя личную войну с каждой другой машиной в Манхэттене. Боже, храни пешеходов.

Следовало бы привыкнуть. Она росла в Манхэттене. Хотя не бывала давненько. В восемнадцать уехала в колледж, училась в медицинской школе, специализировалась по педиатрическим и инфекционным заболеваниям. Не хотела возвращаться туда, где прежде обитало чудовище и до сих пор жил ее сводный брат Томас, но, получив из Сент-Винсента баснословное предложение, не смогла отказаться.

Поэтому теперь, спустя год с небольшим, еще не свыклась с переменами в городе. Кто бы поверил в возможность расчистить грязь, как бы навечно налипшую на Таймс-сквер?

А таксисты? Что с ними стряслось? Шоферы всегда были нахальными, дерзкими, и прежде в этом городе приходилось поглядывать по сторонам, тем не менее новая поросль — истинные маньяки.

Наконец домчались до сороковых улиц.

Почти приехали. В конце концов, может, завтра удастся увидеть рассвет.

Однако на подъезде к Сорок восьмой она обратила внимание, что такси по-прежнему держится в центральном ряду и прибавляет скорость. Сначала подумала, будто шофер проскочил поворот, потом разглядела просвет через два ряда справа за разрисованным грузовым фургоном и чуть-чуть впереди отходившего от бровки тротуара автобуса.

— Нет! — закричала Алисия. — Пожалуйста! Неужели вы собираетесь...

Таксист собирался. И выполнил свое намерение, еле-еле успев. Автобус заскрежетал тормозами и оглушительно загудел.

Машина юркнула на свободный клочок Сорок восьмой, лихорадочно дернулась к тротуару направо. Рывком остановилась там, где сказала Алисия, усаживаясь на заднее сиденье в Гринвич-Виллидж.

— Шесть семьдесят пять, — потребовал шофер.

Она сидела, кипя от злости, желая, чтобы хватило сил разбить перегородку и удавить его. Сил не хватило. Впрочем, в отместку можно дать ему отведать его же собственной микстуры.

Алисия медленно, дюйм за дюймом, подвинулась к дверце со стороны тротуара, открыла с величайшей осторожностью, не спеша вылезла. Вытащила бумажник, принялась старательно звякать мелочью. Мелочи набиралось доллара на два. Даймами и никелями отсчитала доллар семьдесят пять.

— Ну, леди, — буркнул таксист, наклонившись через спинку пассажирского сиденья и глядя на нее в окно, — у меня не целый день в запасе.

Алисия притворилась, будто не слышит, неторопливо вытаскивая из бумажника пять долларовых бумажек... одну за другой... Наконец, держа в руке ровно шесть семьдесят пять, протянула в окно.

И замерла в ожидании.

Долго ждать не пришлось — максимум через три секунды таксист выскочил из своей дверцы, глядя на нее поверх крыши такси.

— Эй! А на чай?

— Простите? — вежливо извинилась она. — Не расслышала.

— На чай, леди?

— Извините, — повторила Алисия, приложив руку к уху. — Вижу, губы шевелятся, да только ни слова не слышу. Чаю выпить хотите?

— Чаевые где, черт побери! Чаевые! Будь я проклят, мои чаевые за ездку!

— Понравилась ли мне поездка? — переспросила она и ледяным тоном продолжила: — По десятибалльной шкале нулевая оценка... в точности равная чаевым.

Он было собрался выйти из-за машины, видно, думая припугнуть худенькую бледную женщину с тонкими чертами лица и черными глянцевыми волосами, но Алисия держалась стойко. Таксист метнул в нее угрожающий взгляд, снова шмыгнул за руль.

Отворачиваясь, она услышала, как он нечленораздельно выругался, хлопнул дверцей и, скрипнув горелой резиной, помчался вперед.

Квиты, заключила Алисия, чувствуя, как испаряется злость. Тем не менее, дурное начало чудесного зимнего дня.

Впрочем, забудем об этом. Перед встречей с Лео Вайнштейном не стоит расстраиваться из-за всяких сдуревших таксистов.

Наконец нашелся адвокат, не побоявшийся связываться с солидной юридической фирмой. Все остальные, к кому она обращалась — при своих ограниченных денежных средствах, — демонстрировали, пожалуй, несколько чрезмерный благоговейный ужас, услыхав имена Хинчбергера, Рейни и Герана. Кроме Вайнштейна, который ничуть не смутился. От корки до корки прочел завещание, через день выдал полдюжины предложений, посредством которых намеревался припечь крупных деятелей.

— Отец оставил вам дом, — констатировал он. — Не могут они вас туда не пускать. Предоставьте мне действовать.

Именно так Алисия и сделала. Теперь хотела взглянуть, чего он добился, завалив Хинчбергера, Рейни и Герана целой кучей бумаг.

Услышав позади гудок, окаменела на месте. Если снова тот самый таксист...

Оглянулась и успокоилась, видя, как Лео Вайнштейн машет в открытое окно серебристого «лексуса». Не расслышав, подошла, поздоровалась:

— Доброе утро.

— Извините за опоздание, — сказал адвокат. — Лонг-айлендское скоростное шоссе сплошь забито. Дайте только добраться вон до того гаража, и я в полном вашем распоряжении.

— Ради бога.

Она почти дошла до парадного подъезда здания, где находилась контора Каттера и Вайнштейна, когда позади громыхнул оглушительный взрыв. Звуковая волна ударила в спину гигантской рукой, чуть не сбив ее с ног.

Обернувшись, Алисия увидела рвущийся в небо посреди квартала огненный шар, летавшие вокруг пылающие куски металла. Со скрежетом тормозили машины, прохожие шарахались с тротуара под сверкавшими повсюду осколками оконных стекол. Она увернулась от дымившегося почерневшего автомобильного капота, который рухнул и покатился прямо ей под ноги.

С перехваченным от леденящего страха дыханием разглядела фирменную эмблему «лексуса».

Завертела головой, ища автомобиль Лео... которого нигде не было.

— Ох, нет, — простонала Алисия. — Боже мой, нет!

Поспешно пробежала несколько шагов на ватных ногах, стремясь чем-то помочь, но на месте, где стояла машина секунду назад, ничего не осталось, кроме обугленного асфальта.

— О господи, Лео, — задохнулась она. — Ох, это я виновата!

Нечем дышать. Куда делся весь воздух? Надо убираться отсюда.

Заставила оцепеневшее тело вернуться на тротуар, побрела, спотыкаясь, подальше от дыма и пламени катастрофы. Остановилась, выйдя на Мэдисон-авеню, прислонилась, тяжело дыша, к столбу светофора. Отдышалась, огляделась.

Уже слетались стервятники, устремлялись к огню, любопытствуя, что стряслось. Неподалеку завыли сирены.

Нельзя тут оставаться. Вайнштейну теперь не поможешь, а записываться в свидетели никак не желательно. Вдруг полиции взбредет в голову, будто она что-то скрывает, вдруг начнет копаться в прошлом, в родственных связях. Это недопустимо. Невыносимо.

Такси искать не стала — не могла находиться в замкнутом пространстве. Ей нужен простор, свет, воздух. Свернула к деловой части города.

Бедный Лео!

Шла и шла, шмыгая носом, переставляя ноги с максимально допустимой скоростью в туфлях без каблука. Но, даже износив башмаки, не избавиться от чувства вины, от ужасного подозрения о своей загадочной причастности к гибели Лео Вайнштейна.

2

— Слава богу, явились! — вздохнул Реймонд, когда Алисия вошла в Центр через служебный вход. — С восьми часов вызываю по пейджеру. Почему вы не... — И умолк, посмотрев на нее. — Господи Исусе, вид у вас чертовски поганый.

Фактически в высшей степени снисходительная оценка, только говорить об этом не хочется.

— Спасибо, Реймонд. Вы даже наполовину не представляете.

Она направилась не к своему кабинету, а к центральному вестибюлю. Реймонд двинулся следом.

— Куда вы?

— Пожалуйста, Реймонд, дайте мне одну минуту, — резко оборвала его Алисия. — Сейчас вернусь.

Стыдно так с ним обращаться, но нервы натянуты до предела. Еще один толчок не в ту сторону...

Торопясь мимо регистратуры к парадным дверям, едва расслышала приветствие Тиффани, посторонилась, пропустив входившую женщину средних лет, с двумя внуками, выглянула сквозь стеклянные двери на улицу, высматривая серый автомобиль.

Он определенно ехал за ней с самой Сорок восьмой улицы. Кажется, по крайней мере. Серый автомобиль... Как его там? Седан? Проклятье, она ничего не смыслит в машинах. Не отличит «форда» от «шевроле». Однако, как бы там ни было, по пути все время замечала проезжавший мимо серый автомобиль. Он сворачивал за угол, обгоняя ее на пару кварталов, на несколько минут пропадал и опять выплывал. Ни разу не приближался. Ни разу сильно не отставал. Ни разу открыто не проявлял к ней внимания. Просто постоянно был рядом.

Алисия пристально рассматривала Седьмую авеню за стеклом, почти надеясь увидеть, как мимо прокатится та самая машина. Взглянула на тротуар через дорогу чуть ниже, в той части комплекса Сент-Винсент, которая меньше всего ей нравилась. На углу Двенадцатой торчит жилой дом «О'Тул». Монолитный безоконный фасад из белой плитки вообще неуместен здесь, в Виллидже. Как будто некий неуклюжий гигант нечаянно обронил модернистское безобразие на этом самом месте по дороге в какой-нибудь Миннеаполис.

Серой машины нет. Можно ли точно сказать при таком количестве серых автомобилей в Манхэттене?

Нервы совсем разболтались. Вот-вот паранойя начнется.

Хотя кто вправе ее упрекнуть после нынешнего утра?

Она повернула к своему кабинету. Реймонд перехватил ее в холле.

— Теперь можно поговорить?

— Извините за грубость.

— Что за глупости, милочка. Никто мне не грубил. Никто не посмел бы.

Алисия с трудом изобразила улыбку.

Медбрат Реймонд Денсон — не Рей, обязательно Реймонд — был одним из первых сотрудников Центра для детей, больных СПИДом. В Центре работали доктора медицины, именуемые «директорами», «заместителями директоров», но всей его деятельностью заправлял практикующий санитар. По мнению Алисии, без него Центр вряд ли выжил бы. Реймонд досконально знал и прослеживал за неукоснительным исполнением повседневных обязанностей, требований, предписаний, знал, так сказать, где зарыта любая собака. В свои, судя по всему, пятьдесят — упаси бог осведомиться о возрасте — умудряется молодо выглядеть: короткая стрижка, аккуратные усики, стройная атлетическая фигура.

— Что касается пейджера, — продолжала Алисия, — я его отключила. Доктор Коллингс сегодня меня заменяет, как вам хорошо известно.

Реймонд шел за ней к кабинету по узкому коридору. Стены Центра сложены быстро, отделаны торопливо, небрежно оштукатурены, окрашены тонким слоем уже облупившейся ярко-желтой краски. Впрочем, о декоре здесь думают меньше всего.

— Известно, — кивнул Реймонд, — только дело не медицинское. Даже не административное. Криминальное, в зад ему дышло.

Что сквозит в его тоне... во взгляде? Дикая злость. Впрочем, не на нее. А на что же?

Она похолодела от дурного предчувствия. Неужели в Центре начнется сейчас разбирательство ее личных проблем?

На ходу замечала толпившийся кучками персонал — сестры, регистраторы, добровольцы[1], — все оживленно переговаривались, склоняя друг к другу головы.

Все в возбуждении.

Алисия ощутила леденящее дуновение.

— Ладно, Реймонд. Выкладывайте.

— Игрушки. Какая-то крыса поганая, ублюдок долбаный, игрушки украл.

Она в ошеломлении остановилась, недоверчиво на него глядя. Не может такого быть. Какая-то жестокая, гадкая шутка. Хотя Реймонд способен на все, кроме жестокости.

И не слезы ли у него на глазах?

— Подарки? Неужели вы хотите сказать...

Он кивнул, закусив губу.

— Ох, нет.

— Все до единого.

У нее горло перехватило. Как ни странно — она себя упрекнула, — известие о пропаже игрушек потрясло ее больше, чем смерть Лео Вайнштейна.

Знакомый человек, женатый, семейный мужчина погиб, и все-таки... все-таки... это гораздо хуже.

С Вайнштейном они виделись всего пару раз. А игрушки... Алисия с Реймондом — особенно Реймонд — не один месяц их собирали, рассылали сотрудников и добровольцев по всему городу в поисках благотворителей — компаний, торговых фирм, просто людей, кого угодно. Сначала откликались слабо — кто в октябре думает о рождественских подарках? После Дня благодарения дары валом повалили. Вчера вечером подсобка была битком набита куклами, машинами, ракетами, книжками-раскрасками, марионетками, всякой всячиной...

А нынче утром...

— Как это произошло?

— Взломали дверь, вынесли в переулок. Подогнали, наверно, какой-то фургон для погрузки.

До открытия Центра для детей, больных СПИДом, на нижнем этаже здания находился оптовый склад. Возможно, бывшие хозяева загружали доставочные фургоны так же, как укравшие игрушки воры.

— Дверь без сигнализации? Разве не все двери оборудованы сигнализацией?

— Должны быть оборудованы, — кивнул Реймонд. — Только сигнализация не сработала.

Бедный Реймонд. Он всю душу вложил в это дело.

Алисия дотащилась до кабинета, бросила сумку на письменный стол, рухнула в кресло. Ее до сих пор била дрожь. Ноги — мука смертная. Она закрыла глаза. Утро наполовину еще не прошло, а из нее уже дух вон.

— При докторе Лэндис случалось когда-нибудь что-то подобное?

Реймонд покачал головой:

— Никогда.

— Замечательно. Дождались, когда ее не будет, потом нанесли удар.

— Может, это и к лучшему, вам не кажется? Я хочу сказать, с учетом ее положения.

Пришлось согласиться.

— Пожалуй, вы правы.

Доктор Ребекка Лэндис была директором Центра, по крайней мере номинально. Обнаружив на третьем месяце беременности симптомы токсикоза, акушер приказал лежать дома в постели.

Прошла всего неделя после отъезда в Израиль заместителя директора, который передал «руководство» Алисии и другому специалисту по детским инфекционным заболеваниям Теду Коллингсу. Тед увиливал от всяких руководящих обязанностей, ссылаясь на жену и новорожденного младенца. Таким образом бремя административной ответственности свалилось на новенькую — на доктора медицины Алисию Клейтон.

— Есть возможность, что кто-нибудь из своих?

— Полиция разбирается, — ответил Реймонд.

— Полиция?

— Да. Приезжали, уехали. Я вызвал, обо всем доложил.

— Спасибо, Реймонд.

Славный старина Реймонд. Лучшего помощника невозможно представить.

— Что они думают насчет наших шансов вернуть игрушки обратно?

— Будут «работать». Только чтоб наверняка поработали, я в газеты хочу сообщить. Вы не против?

— Хорошая мысль. Опишите злодейское преступление в самом высоком стиле. Может, еще немножечко подстегнем копов.

— Отлично. Я уже разговаривал с «Пост». «Ньюс» и «Таймс» пришлют сюда своих ребят позже утром.

— Ох... Ну хорошо. Встретитесь с ними, ладно?

— Если желаете.

— Желаю. Внушите им, что преступники не просто совершили кражу, обокрали не просто маленьких детей, что они обокрали детей, у которых уже вообще ничего не осталось, кроме смертного приговора в крови... Возможно, их даже не будет здесь к следующему Рождеству.

— Потрясающе. Может, лучше вы сами...

— Нет, Реймонд, пожалуйста. Я не могу.

Чувствуя себя абсолютно несчастной, Алисия на миг отключилась.

— Что еще может сегодня случиться? — пробормотала она. — Дурные вести троицу любят, правда?

Реймонд все так же стоял у стола.

— Что-нибудь не заладилось с тем самым «семейным делом», которым вы занимаетесь? — осведомился он и подчеркнуто добавил: — Исключительно самостоятельно.

Ему было известно, что она встречается с адвокатами, очень занята в последнее время, и, видно, обижало, что с ним это не обсуждается. Она себя чувствовала перед ним виноватой. О своей личной жизни он с ней говорил откровенно, доверяя больше, чем ей бы хотелось, но Алисия не могла отплачивать тем же. Ее собственная личная жизнь представляет собой практически опустошенную территорию, зараженную ядовитыми отходами катастрофы. Абсолютно не хочется делиться семейной историей даже с таким симпатичным и непредосудительным человеком, как Реймонд.

— Да, — подтвердила она, — с тем самым «семейным делом». Только это не так важно, как вернуть игрушки. Мы собрали для ребятишек обалденные рождественские подарки, и я не хочу, чтоб все попусту вылетело в трубу. Хочу получить игрушки обратно, и, черт побери, Реймонд, дайте мне телефон комиссара полиции. Сама позвоню. Буду звонить каждый день, пока не отыщут украденное.

— Сейчас же узнаю, — пообещал он и вышел, закрыв за собой дверь.

Алисия сложила руки на поцарапанной крышке старого письменного стола, опустила на них голову. Похоже, все вышло из-под контроля. Полнейшая беспомощность, полнейшее бессилие... Система... Вечно приходится иметь дело с огромными сложными громоздкими системами.

Из Центра пропали игрушки. Их должна найти полиция. Но у полиции свои дела, свои более важные приоритеты, поэтому надо ждать, пока до них дойдет очередь, если вообще дойдет. Можно начисто стереть телефонные кнопки, звоня комиссару, но так и не услышать ответа.

В завещании она объявлена наследницей дома, но Томас ее туда не пускает, оградив дом целым лабиринтом систем. Его адвокаты-питбули уже сожрали бы одинокую Алисию, поэтому кто-то их должен отпугивать.

Лео... Ох, боже, бедный Лео. В ушах до сих пор стоит грохот, в глазах — пламя. После такого взрыва от него ничего не осталось.

Ее пронизал тошнотворный холодный страх. Когда мой черед? Может, следующий, если и дальше идти против Томаса и его покровителей, кто б они ни были?

Она грохнула кулаком по столу. Будь они прокляты!

Хорошо бы держать в руках большой самурайский меч — дайкатану, — рассекая до самого сердца...

— Прошу прощения.

Алисия вскинула голову. Из дверей на нее смотрела одна из добровольцев, хорошенькая блондинка лет тридцати с небольшим.

— Я стучала, но вы, наверно, не слышали.

Алисия распрямилась, пригладила волосы, сделала профессиональное лицо.

— Извините. Унеслась за миллионы миль, мечтая изловить крыс, которые утащили подарки.

Стройная женская фигурка проскользнула в створку, дверь за ней закрылась. Неплохо бы иметь такую.

Алисия часто с ней сталкивалась. Иногда женщина приводит с собой дочку, симпатичную девочку лет семи-восьми. Как их зовут?

— Чтобы их изловить, не надо за миллион миль бежать, — заметила женщина. — Одной-двух вполне достаточно.

— Пожалуй, вы правы, — согласилась Алисия.

Имя... имя... как же ее имя?

Вспомнила!

— Джиа, не так ли?

— Джиа Ди Лауро, — улыбнулась посетительница.

Ослепительная улыбка. Неплохо бы иметь такую.

Джиа... прекрасное имя. Неплохо бы...

Хватит.

— Да... Вы со своей дочкой...

— Вики.

— Верно. Вы с Вики уделяете нам много времени.

— Не знаю другого места, которое в этом больше нуждается, — пожала плечами Джиа.

— В самом деле.

В чем только Центр не нуждается, настоящая черная дыра.

— Можно с вами минутку поговорить?

Алисия повнимательнее посмотрела на Джиа, заметила покрасневшие глаза. Плакала, что ли?

— Конечно.

Времени нет, но женщина стольким жертвует Центру, что обязательно следует уделить ей, как минимум, пару минут.

— Садитесь. У вас все в порядке?

— Нет, — ответила та, присаживаясь на стул. Глаза наливались слезами. — Я так разозлилась, что... Даже не представляю, что сделала бы с мерзавцем, укравшим игрушки.

— Может, обойдется, — сказала Алисия. — Полиция работает.

— Но ведь и мы не должны сидеть сложа руки, правда?

— Нет, наверно, — вздохнула Алисия. — Только нам, кроме них, не на кого положиться.

— Не совсем, — возразила Джиа.

— Что вы хотите сказать?

Женщина наклонилась поближе, понизила голос:

— Я слышала об одном человеке...

3

Джек не сводил одного глаза с Дуайта Фрая на экране телевизора, а другим косился на сообщения, оставленные на сайте Наладчика Джека.

Он наслаждался отловленной экранизацией «Мальтийского сокола» 1931 года в ретроспективном показе фильмов Дуайта Фрая, просматривая его в передней комнате своей квартиры. Фрай играет здесь роль Уилмера Кука и за Джековы деньги гораздо лучше изображает отмороженного психопата, чем Элиша Кук в поздней версии Джона Хьюстона. Но теперь на экран вышел Рикардо Кортес — не самый крутой Сэм Спейд[2].

Назад во Всемирную паутину.

Большинство вопросов на страничке Джека касались холодильников и микроволновок, против чего он нисколько не возражал. Наткнувшись на сайт, блуждающие в Сети принимают его за мастера-наладчика каких-нибудь электроприборов. И очень хорошо. Не получив ответа на вызов, просто выкинут из записной книжки адрес.

А вот это... от парня по имени Хорхе:

«Меня обманули. Не могу получить деньги за сделанную работу. Больше некуда обратиться. Поможешь?»

Так. Похоже на дело.

Джек настучал ответ на электронный адрес Хорхе:

"Сообщи телефон. Перезвоню. Н. Дж.".

Позвоним, посмотрим, в чем дело. Если у него проблемы с букмекером, то так ему и надо. Хотя сказано: деньги «за сделанную работу». Вполне вероятно, что Хорхе потенциальный заказчик.

Зазвонил телефон. Предоставив дело автоответчику, он сперва услышал собственный голос: «Фирма „Пиноккио продакшнс“... Меня сейчас нет, оставьте сообщение после гудка», а потом другой:

«Джек, это папа. Ты дома? — Пауза в ожидании, когда сын возьмет трубку. Сын, не шевельнув пальцем, закрыл глаза. Нехорошо так поступать с отцом, но сейчас он просто не расположен к очередной беседе. — Ладно. Перезвони, как вернешься. Я тут отыскал для тебя потрясающий шанс».

Джек выдохнул только после разъединяющего щелчка.

И тихо пробормотал:

— Папа, ты меня с ума сведешь.

Несколько месяцев назад отец переехал во Флориду, и мысль в тот момент показалась удачной. Вдовцом-пенсионером лучше быть там, чем в Берлингтоне, штат Нью-Джерси.

Но как только он устроился, сразу начал подыскивать всевозможные шансы для Джека. Старший сын и дочь — оба специалисты, профессионалы, настоящие столпы общества, каждый в своей области. У них жизнь налажена. А Джек... Отец до сих пор считает, что недоработал с младшим сыном.

Брат с сестрой давно махнули на него рукой. Их взаимные отношения не простираются далее ежегодных рождественских открыток. Отец же никогда не сдастся. Не хочет сойти в могилу, зная, что блудный, недоучившийся сын живет в Нью-Йорке, зарабатывая на пропитание наладкой электроприборов.

Видно, папа, мало ты меня бил.

Джек поморщился, вспоминая последний разговор.

— Видел бы ты то местечко, Джек. Расширяется бешено, прямо золотая жила для такого, как ты. Зарекомендуешь себя как опытный механик, мигом обзаведешься колоннами грузовиков по всему округу...

Сердце радуется, душа ликует. Колонны грузовиков, а если правильно разыграть карты, возможно, и портрет везучего предпринимателя на журнальной обложке.

Он по-всякому отговаривался, надеясь, что намеки дойдут до отца, хотя явно не доходят. Надо перезвонить и безоговорочно объявить, что из Нью-Йорка он ни за что не уедет. Скорей «Джетсы» выиграют Суперкубок, чем Джек переберется во Флориду.

С другой стороны, если дела не пойдут в гору, может, придется и передумать.

Только что прослушал платный автоответчик на Десятой авеню. Пусто. Бизнес в последнее время как-то увял. Становится скучно.

Скуку помогают развеять покупки. Как раз нынче утром получил на почте последнюю драгоценность.

Он поднялся, протирая глаза, раздраженные монитором компьютера. Рост пять футов одиннадцать дюймов, если как следует распрямиться, то шесть. Пружинистое крепкое тело, темные волосы, тонковатые губы, светло-карие глаза. Главная задача — всеми силами постараться обыкновенно выглядеть.

Вытащил из упаковки часы, снова залюбовался. Настоящие часы фирмы «Шму» с маятником и боем. В прекрасном состоянии. Он провел пальцами по гладкой белой незамутненной поверхности, коснулся глаз, усиков на улыбчивой мордочке. И упаковка оригинальная, и выглядят новенькими, с иголочки.

Что ж, вполне можно прямо сейчас повесить на стену. Куда только? Стены уже сплошь завешаны взятыми в рамки официальными членскими билетами фан-клубов «Тени» и «Дока Сэвиджа», Стражей Свободы имени Капитана Америка, Американского молодежного юридического общества, Клуба юных контрразведчиков имени Дэвида Хардинга и прочего, и прочего.

Что тут скажешь? Надо признаться, я — клубный завсегдатай.

Квартира заставлена викторианской мебелью из золоченого дуба с волнистым рисунком. Стенные полки прогнулись под тяжестью аккуратно расставленных вещиц, накопившихся за долгие годы, любая горизонтальная поверхность комодов, секретера, столиков на ножках с копытцами и шарами загружена.

Наконец выяснилось, куда войдут часы: прямо над розовым горшком для цветов той же самой фирмы «Шму», в который еще ничего не посажено. Только собрался искать молоток, как опять зазвонил телефон. «Папа, дай мне, пожалуйста, передохнуть».

Однако звонил не отец.

— Джек, это Джиа. Ты дома?

Голос странный... Он схватил трубку:

— Для тебя всегда. В чем дело?

— Сажусь в такси. Просто хотела проверить, на месте ли ты.

— Случилось что-нибудь?

— Приеду — расскажу.

Щелчок.

Джек медленно опустил трубку. Определенно взволнована. Интересно, что стряслось? Не с Вики, будем надеяться. Впрочем, тогда она бы сказала.

Ну, скоро выяснится. В это время дня не так трудно доехать из Западного Виллиджа до Верхнего Вестсайда. Независимо от причины, неожиданный визит Джиа — подарок.

Он принялся перебирать в памяти эпизоды бурных отношений, которые то прерывались, то возобновлялись. Вспомнил, как отчаянно убивался, решив, что все кончено бесповоротно, когда Джиа узнала, чем он зарабатывает на жизнь, — или подумала, будто узнала. Посчитала его каким-то наемным убийцей — максимально далеко от истины — и, даже увидев за реальным делом, даже когда он своими методами спас жизнь ее дочки Вики, все-таки не одобрила.

Спасибо, хоть вернулась. Неизвестно, что стало бы с Джеком без Джиа и Вики.

Вскоре послышались шаги на лестнице, ведущей к его квартире на третьем этаже. Он повернул рычаг, открывавший систему с четырьмя болтами, распахнул дверь.

Как обычно, увидев стоявшую на площадке Джиа, ощутил внутри приятное горячее содрогание. Короткие светлые волосы, идеальная кожа, голубые глаза — часами стоял и смотрел бы.

Только лицо в данный момент напряженное, всегда крепкое тело как-то ослабло, безупречная кожа пошла красными пятнами.

— Джиа, — начал Джек, морщась от боли в ее глазах, втаскивая ее в квартиру, — в чем дело?

Она бросилась к нему в объятия, захлебываясь потоком слов, рассказывая, как у больных СПИДом детишек украли рождественские игрушки. И, закончив, расплакалась.

— Ну-ну, — пробормотал он, покрепче ее стиснув. — Все будет в порядке.

Известно, что Джиа не часто выплескивает эмоции. Конечно, она итальянка, но уроженка Севера, в ее жилах, пожалуй, больше швейцарской крови. Чтобы вот так вот рыдать... надо действительно пережить нечто ужасное.

— Главное дело — полнейшее бессердечие, — всхлипывала она. — Кто мог такое сделать? И как ты можешь с таким чертовским спокойствием к этому относиться?

О-хо-хо.

— Вижу, тебе надо на чем-нибудь злость сорвать. Понимаю, ты сильно расстроена, Джиа, но я-то тут не виноват.

— Ох, знаю, знаю. Только... ты там никогда не бывал. Никогда не видел малышей. Никогда на руках не держал. Джек, у них нет ничего. Даже заботливых родителей, не говоря уж о будущем. Мы собирали игрушки, чтобы устроить им славное Рождество, великолепное Рождество — для многих последнее. А теперь...

Снова слезы.

Господи, какой ужас. Надо что-то сказать, что-то сделать, как-то успокоить ее.

— Знаешь, какие там были подарки? Я имею в виду, есть какой-нибудь список? Если есть, давай мне, я другие куплю...

Она отстранилась, пристально на него глядя.

— Мы их получили от благотворителей, Джек. Почти все подарки завернуты и готовы к раздаче. Покупать другие не надо. Надо эти вернуть. Ясно?

— Ясно... и не совсем.

— Надо найти подонков, которые это сделали, и проучить как следует... Чтоб это послужило примером... публичным примером. Понятно?

Он постарался спрятать усмешку.

— Кажется, понятно. Ты хочешь, чтоб следующий подонок, которому подобная мысль взбредет в голову, дважды, а то и трижды подумал, прежде чем браться за дело.

— Вот именно. Вот именно.

— И кто же конкретно, — с преувеличенной наивностью, по-прежнему сдерживая улыбку, продолжал Джек, — по-твоему, должен его проучить?

— Тебе прекрасно известно кто, черт побери, — отрезала она, пригвоздив его взглядом.

— Неужели же я? — Он наконец позволил себе усмехнуться. — А я думал, ты этого не одобряешь.

— Не одобряю. И никогда не одобрю. Но в этот единственный раз...

— Как-нибудь переживешь.

— Да. — Она отвернулась, скрестив на груди руки. — Один-единственный раз переживу.

И побрела по гостиной, бесцельно проводя пальцами по золоченому дубовому комоду, по секретеру с откидной крышкой, где хранился компьютер...

— Слушай, Джиа...

— Ох, только не надо, пожалуйста, — махнула она рукой. — Я догадываюсь, что ты хочешь сказать. Пожалуйста, не упрекай меня ни в какой нравственной или психологической непоследовательности, если я не выхожу за тебя замуж в связи с твоей деятельностью, а потом являюсь с проблемой, которую, видимо, можно решить лишь твоей тактикой. Я целое утро голову ломала, думала, стоит ли тебе даже рассказывать. Уже в такси была готова попросить шофера свернуть на Пятьдесят девятую и позабыть обо всем...

— Замечательно, — буркнул обиженный Джек. — Просто даже оскорбительно. С каких это пор ты не позволяешь себе обращаться ко мне с чем угодно?

Она остановилась, взглянула на него:

— Ты все очень хорошо понимаешь. Сколько раз я говорила с тобой про Наладчика Джека?

— Около миллиона. — Скорее около трех миллионов, да что значит пара миллионов между друзьями?

— Правильно. О том, что это опасно и глупо, опасно и жестоко, о том, что если ты останешься жив, то загремишь в тюрьму до конца своей жизни. Мое мнение ничуточки не изменилось. Поэтому можешь представить, как это дело на меня подействовало, если я прошу тебя его уладить.

— Ладно, — сдался он. — Больше не скажу ни слова.

— Сейчас, может быть, нет, а потом обязательно скажешь.

Джек поднял два расставленных пальца:

— Не скажу. Честное скаутское.

— По-моему, надо три пальца.

— Сколько бы ни было. Никогда не скажу. — Он потянулся к ее руке. — Иди сюда.

Она подала свою руку, он ее притянул, усадил к себе на колени. Поцеловал, легкую, словно перышко, успев разгорячиться даже от краткого поцелуя.

— Так-то лучше. Ну... займемся практическими деталями. Кто меня нанимает?

— Я разговаривала с доктором Клейтон... исполняющей обязанности директора.

У него все сжалось внутри.

— Сказала, что знакома со мной?

Он ее предупреждал. Никогда никому не рассказывай, что меня знаешь. Даже лучшим друзьям. За годы у него накопилось слишком много врагов. Если кому-нибудь из них вздумается его прищучить с помощью Джиа... Вики...

Джек содрогнулся.

— Нет, — ответила Джиа. — Сказала, что слышала об одном человеке, который, возможно, сумеет игрушки вернуть. Никаких имен. Просто пообещала связаться и выяснить, сможет ли он.

— Пожалуй, ничего.

Все равно, если взяться за дело, потянется ниточка — по крайней мере, в памяти доктора Клейтон — между Джиа и неким Джеком, который чего-то «налаживает». Может быть, и не страшно, но это ему не по вкусу.

— Ну? — подтолкнула его Джиа.

— Что?

— Сможешь?

— Не знаю.

— То есть как не знаешь?

— Видишь ли, возникает проблема. Я хочу сказать, Центр меня нанять не может, я на официальные организации не работаю.

У него не имеется даже номера социального страхования[3].

— Пусть это тебя не волнует. Я сама расплачусь.

— Да брось. Неужели я возьму с тебя деньги?

— Нет, Джек. Правда. Это моя идея. Мне это нужно. Сколько ты обычно берешь?

— Забудь.

— Нет, серьезно. Скажи.

— Тебе не понравится.

— Ну, пожалуйста!

Пришлось сказать.

Джиа вытаращила глаза:

— Твои услуги так дорого стоят?

— Ну, ты сама говоришь, это опасно и глупо, опасно и жестоко, а если я останусь в живых, то загремлю в тюрьму до конца своей жизни. Поэтому они стоят действительно дорого. — Снова поцеловал ее. — Могу заверить — ни пенни не будет потрачено даром.

— Верю. Ладно. Договорились.

— Нет, не договорились. Я тебе говорю, не возьму твоих денег.

— Но ведь ты утверждаешь, будто никогда не работаешь даром. Не позволяет религия или что там еще.

— Просто политика. Забудем пока о деньгах. Посмотрим сначала, удастся ли справиться.

— Не сомневаюсь. — Джиа покосилась на телеэкран. — Откуда я знаю этого актера?

— Это Дуайт Фрай. Ты его уже видела.

— Не он играл в «Дракуле» того самого типа, который все время ел мух?

— Пока его не обеспечили «крупными сочными пауками». Да, он играл Рэнфилда.

Она уткнулась лицом ему в плечо.

— Даже не верится, что мне это известно. Провела с тобой рядом слишком много времени.

— В процессе просветилась. Ну... где можно увидеться с твоей докторшей Клейтон?

— У нее в кабинете.

— Когда?

— Сегодня днем, в четыре.

— Откуда тебе известно, что она будет на месте?

Джиа улыбнулась своей бесподобной улыбкой:

— Оттуда, что на это время у нее с тобой назначена встреча.

— Ты прямо сразу была так уверена? — рассмеялся Джек.

— Конечно. Сама приду с Вики, представлю тебя.

— Думаешь, это разумно? — нахмурился он.

— Представить тебя?

— Нет. Водить туда Вики.

— Шутишь? Она обожает возиться с детьми.

— Угу... Только ведь у них... СПИД.

— Нет, у них ВИЧ-инфекция. Это большая разница. Подержав на руках больного ребенка, ВИЧ-инфекцию не подхватишь. Сколько раз я тебе объясняла?

— Много. Однако я все-таки...

— Увидишь — поймешь. В четыре увидишь, идет?

— Идет.

Несмотря на очередной поцелуй, Джека пробирала холодная дрожь. Список пугавших его вещей был коротким, но ВИЧ-инфекция значилась в нем под первым номером.

4

Джек прогулочным шагом брел по Амстердам-авеню.

Слегка стершаяся в конце восьмидесятых — начале девяностых годов сословность опять расцвела пышным цветом в Верхнем Вестсайде. Заново перестроенные особняки, новые кондоминиумы, разумеется, новые забегаловки. Через несколько часов на улицах и в куче новых ресторанов, тратторий, бистро столпятся яппи[4] и всякая шушера, отмечая пятничный вечер, открывающий передышку на выходные от продаж и покупок.

В личном плане он ничего против них не имеет. Бывают, конечно, пустоголовые, когда дело касается единоличного первенства в подозрительной области потребления, в бесконечной пыхтящей погоне за меняющимися тенденциями. Да еще в целом они обладают способностью обесцвечивать места своего обитания. Впрочем, безобидные. По крайней мере, в большинстве своем.

Посмотрел на часы. Скоро три. Эйб как раз готов немножечко закусить после обеда. Джек заглянул в семейную бакалею «Никс Нук» — вымирающая в здешних местах порода, — прихватил угощение.

Следующая остановка — «Ишер», магазин спорттоваров. Железная решетка поднята, обнажив помутневшие окна. За ними богатый набор картонных рекламных плакатов, пыльных футбольных мячей, теннисных мячиков и ракеток, баскетбольных колец, спинодержателелей, роликовых коньков, прочей досуговой всякой всячины, выставленной в просторных солнечных витринах.

Внутри порядка не больше. К потолку подвешены велосипеды, тут скамейки для взвешивания, там аппаратура для подводного плавания, узенькие проходы виляют между перегруженными стеллажами.

Когда Джек вошел, Эйб Гроссман заканчивал разбираться с клиентом, вернее, клиент заканчивал с ним разбираться.

Эйб — лет далеко за пятьдесят, вес близко к одной восьмой тонны (не так плохо, будь он ростом повыше пяти футов восьми дюймов) — в обычной униформе: черных штанах и белой рубашке с короткими рукавами. Всегда жизнерадостная круглая физиономия, казавшаяся еще круглее из-за непоправимо отступавших к макушке седых волос, хмурилась.

— Крючки? — недоверчиво переспрашивал он. — Для чего вам крючки? Только вообразите, как больно поймавшейся рыбе. Да еще с шипами. Ой! Их же придется вытаскивать. Повреждая чувствительные губные ткани. Воткните как-нибудь себе в язык рыболовный крючок, увидите, как вам это понравится.

Клиент, тридцати с чем-то лет, с песочными волосами, в линялых джинсах, изумленно глядел на Эйба. Он сначала ошибся с ответом, потом снова попробовал:

— Шутите, да?

Эйб склонился над прилавком, насколько позволил солидный животик, и пояснил назидательным тоном:

— Существует этический принцип. Забрасывать крючки, пользоваться маленькими блестящими блеснами для ловли рыбы недостойно. Подумайте. Грубый нехороший крючок выдается за съедобный корм.

Рыбка плывет, думает, будто нашла завтрак, — ам! Попалась, вытащена из воды... Разве это честно? Можно таким делом гордиться? — Он распрямился, не сводя с собеседника темно-карих глаз. — Неужели я стану способствовать занятию этим так называемым спортом, основанным на коварстве и обмане? Нет. Никогда. Ни за что.

— Вы серьезно? — переспросил клиент, отступая назад. — В самом деле серьезно?

— Я что, по-вашему, комедиант? — ответил Эйб вопросом на вопрос. — Вы что, думаете, в цирк пришли? Нет. Я торгую спортивными товарами. Спортивными. Для меня это кое-что значит. Сеть — спортивная вещь. Ждешь, когда рыба зайдет, потом сетью вылавливаешь. Кто быстрей, тот выигрывает. Это спорт. Сеть я вам продам. Но крючки? Нет. Крючков вы у меня не получите.

Клиент повернулся, засеменил к выходу.

— Скорей двигай отсюда, — посоветовал он на бегу мимо Джека. — Старый хрен просто чокнутый!

— Неужели? — сказал Джек. — Что навело тебя на эту мысль?

Дверь хлопнула, он направился к прилавку. Эйб устроился, рассевшись, как жаба, на высоком стуле, на котором проводил основную часть рабочего дня. Сидел уткнувшись руками в расставленные ляжки — Шалтай-Болтай средних лет.

Приношение было выложено на прилавок.

— Шоколадный кекс от Энтенманна? — Эйб соскочил со стула. — Ну зачем же ты, Джек!

— По-моему, в животе у тебя уже бурчит.

— Нет, в самом деле, не надо бы. Знаешь ведь, я на диете.

— Ну и что? Он без жиров.

Эйб провел пальцем по желтой наклейке, которая именно это и утверждала.

— Правда, — ухмыльнулся он. — Ну, в таком случае чуточку можно.

Короткие толстые пальцы на удивление ловко вскрыли коробку. Выскочил нож, отхвативший огромный кусок, который отправился прямиком в рот.

— Ммм, — смачно промычал Эйб с закрытыми глазами. — Кто бы мог подумать, что без жиров. Плохо, что не без калорий. — И ткнул в сторону Джека ножом. — Будешь?

— Нет. Поздно завтракал.

— Хоть попробуй. Столько мне угощений приносишь, а я никогда не видел, чтобы сам ел.

— Потому что тебе приношу. Угощайся.

Эйб охотно расправился с другим куском.

— Парабеллум где? — спросил Джек.

— Спит, — ответил Эйб с полным ртом.

По каким-то неведомым Джеку соображениям он приобрел маленького голубого длиннохвостого попугайчика и по-отцовски к нему привязался.

— Все равно шоколада не любит, — пояснил он, вытирая руки о рубашку. Коричневые пятна добавились к желтым, смахивавшим на горчицу. — Эй, хочешь видеть силу воли? Смотри.

Закрыл крышку и отодвинул коробку в сторону.

— Потрясающе, — восхитился Джек. — Впервые вижу.

— Глазом не успеешь моргнуть, как я стану худее тебя. — Эйб приметил на прилавке крошку, кинул в рот, с тоской покосился на коробку с кексом. — Да, сэр. Вообще не успеете. — С колоссальным усилием оторвался от стойки, передернул плечами. — Ну?

— Кое-что требуется.

— Пошли.

Эйб запер входную дверь, перевернул лицом на улицу табличку с надписью «Закрыто на обед» и завилял по проходам, едва протискиваясь своей тушей, в глубь дома. Джек проследовал за ним в задний чулан, спустился в подвал. Неоновая лампа над каменными ступенями мигала, никогда полностью не оживая.

— Лампа у тебя тут плохая, Эйб.

— Знаю, только менять слишком хлопотно.

Он щелкнул выключателем, осветив миниатюрный подвальный арсенал. Прошелся по складу, поправляя пистолеты и ружья на стойках, выравнивая на полках коробки с патронами. В отличие от беспорядка наверху здесь все было аккуратно расставлено.

— То же самое или что-нибудь новенькое?

— Новенькое. Пару перчаток с кастетом.

— Последнюю, что купил, потерял?

— Нет. На сей раз нужны белые.

Эйб поднял брови:

— Белые? Никогда про такие не слышал. Черные — пожалуйста. Или коричневые. А белые...

— Постарайся найти.

— Пойду спрашивать белые кожаные перчатки с полуфунтовыми стальными прокладками на костяшках? Может, тебе еще дамский размер?

— Нет, размер мой. В тон костюму.

Эйб вздохнул:

— И когда они тебе понадобятся?

— Если можно, к вечеру, самое позднее — завтра утром пораньше. Кроме того, внимательно следи, не пройдет ли слушок, будто кто-нибудь дешево продает целую кучу рождественских детских подарков... уже, скорее всего, упакованных... Я еще Хулио попросил навострить уши. Если вдруг услышишь, намекни, что знаешь покупателя. Возьмет оптом.

Как Эйб ни старался, не сумел сдержать любопытства.

— За что ты на этот раз взялся, Джек?

— За то, за что браться, наверно, не следовало. Причем, чтобы все сделать как следует, придется валять настоящего дурака.

Эйб вытаращил глаза, явно интересуясь масштабом дуракаваляния. Но не стал расспрашивать, зная, что потом Джек расскажет.

Последний огляделся, заметив нечто висевшее в углу. И у него возникла идея.

— Знаешь что? Может быть, мне еще одна вещь пригодится...

5

Джек доехал по линии "А" до делового центра города, очутившись на многолюдном базаре «третьего мира», который представляла собой Четырнадцатая улица. Пробирался среди косматых доминиканцев, сикхов в тюрбанах, индусов в сари, корейцев в национальных костюмах, пакистанцев, пуэрториканцев, жителей Ямайки, время от времени сталкиваясь на холоде с европейцами на тротуарах с вывесками на полудюжине языков.

Заранее добрался до Седьмой авеню по указанному Джиа адресу. Только табличка на дверях указывала, что неприметный фасад имеет какое-то отношение к СПИДу.

Наверно, можно было приступить к поискам украденных рождественских подарков и без захода сюда, но бросить взгляд на место преступления не мешает. Возможно, даже наведет на воров.

— Кажется, у меня на четыре назначена встреча с доктором Клейтон, — обратился он к стройной миловидной чернокожей женщине в регистратуре. На именной табличке значилось просто «Тиффани».

— Как вас зовут, сэр?

— Джек.

— Джек... а дальше?

Хотел было сказать «просто Джек», но это неизбежно повлечет за собой дальнейшие расспросы, а дальнейшие увертки запечатлеют в ее памяти его личность. Из памяти же предпочтительно изглаживаться бесследно.

Изобразив улыбку, принялся подыскивать фамилию на "Н". В последний раз спрошенный назвался Мейером, решив придерживаться алфавитного порядка.

— Нидермейер. Джек Нидермейер.

— Хорошо, мистер Нидермейер. Доктор Клейтон пока занята. С репортером. Знаете, нас тут вчера ограбили.

— Правда? И что украли?

— Все подаренные к Рождеству игрушки.

— Да что вы!

— В самом деле. Полиция сейчас ищет. По-моему, должна... А, вот и доктор Клейтон. Видно, освободилась.

Джек взглянул на стройную брюнетку в белом халате, которая шла в его сторону вместе с субъектом, похожим больше на разносчика, чем на репортера. Проводила его до дверей, выглянула на улицу, словно что-то высматривала. Что в это ни было, обратно возвращалась с таким видом, как будто ничего не увидела. Или увидела. В любом случае не обрадовалась.

— Доктор Клейтон, это мистер Нидермейер, с которым у вас на четыре часа назначена встреча.

При ближайшем рассмотрении доктор Алисия Клейтон выглядела получше, хотя все-таки... простовато. Черты лица тонкие, правильные — острый нос, четко очерченные губы, не слишком тонкие, не слишком полные; серо-голубые глаза. Чудесные волосы до подбородка, черные-черные, причем не тусклые, не варварски крашенные, а настоящие черные, пышные и блестящие.

И никакой косметики. Женщина с такими ухоженными волосами должна подчеркивать и другие достоинства. Только не доктор Клейтон.

Ну, по крайней мере, выглядит без макияжа чистенькой, только что вымытой. Пожалуй, для врача вполне допустимо.

В глазах что-то прячется... Страх? Гнев? Возможно, отчасти и то и другое?

Доктор Клейтон протянула руку:

— Мистер Нидермейер, добро пожаловать.

Рукопожатие крепкое.

— Зовите меня просто Джек.

— Хотите, наверно, взглянуть на место преступления?

— Как раз собирался просить разрешения.

Времени попусту не теряет. Деловая женщина. Неплохо.

Центр абсолютно не соответствовал его ожиданиям. Светлые коридоры выкрашены веселыми желтыми, оранжевыми красками.

— Вы педиатр? — спросил он на ходу.

Она кивнула:

— Специализировалась по инфекционным заболеваниям.

— И моя сестра педиатр.

— Неужели? Где она работает?

Джек мысленно отвесил себе оплеуху. Какой черт дернул его за язык? Никогда не представлял себе сестру врачом. Или брата судьей. Видно, дело в отцовских звонках.

— Точно не знаю, по правде сказать, — промямлил он. — Мы не часто общаемся.

Доктор Клейтон бросила на него странный взгляд.

Знаю, конечно, звучит плоховато, но родной сестре со мной лучше не связываться.

Заглядывая по дороге в открытые двери, он видел множество малышей, которые смеялись, бегали, играли. На больных не похожи.

— Нечто вроде амбулаторного детского сада, — объяснила доктор Клейтон. — Здесь ВИЧ-инфицированные дети общаются с другими ВИЧ-инфицированными детьми, причем никто не опасается заражения.

Перед ними затормозил выскочивший из палаты мальчонка.

— Доктор Элис! — закричал он. — Глядите на мою голову! Жутко колючий ежик!

— Хорошо, Гектор. Только, знаешь, из комнат нельзя выходить.

Четырехлетний Гектор весил всего фунтов тридцать. Очень коротко стриженные светло-каштановые волосы почти такого же цвета, как смуглая кожа. Из-под пигмента проступает бледность, но улыбка торжествующая.

— Потрогайте голову, — не унимался он. — Колючий ежик.

В дверь палаты с трудом протиснулась плотная фигура женщины в распахнутом халате.

— Заходи, Гектор, — велела она. — Пора на облучение.

— Нет. Пускай доктор Элис потрогает ежика!

— Его сейчас остригли, — пояснила женщина, — и он нас всех из-за этого сводит с ума.

Доктор Клейтон с улыбкой провела рукой по остриженной голове.

— Ладно, Гектор, потрогаю ежика, но потом... — Улыбка исчезла, рука легла на лоб мальчику. — По-моему, у тебя небольшой жар.

— Да ведь он тут носился как бешеный. «Потрогайте голову, потрогайте голову!» Наверно, немножечко разгорячился.

— Возможно, Глэдис, но все-таки приведите его ко мне в кабинет, прежде чем отпускать домой, хорошо?

Гектор бросился к Джеку, подставил макушку:

— Потрогайте жутко колючего ежика, мистер!

Тот заколебался. Безусловно, симпатичный малыш, однако симпатичный малыш с ВИЧ-инфекцией.

— Ну, мистер!

Он быстро взъерошил колючий затылок. Самому не понравилось, с какой поспешностью отдернул руку.

— С ума сойти, правда? — похвастался Гектор.

— Не то слово, — согласился Джек.

Глэдис утащила Гектора в палату, а они с Алисией проследовали к другим, не столь веселым отделениям. За стеклянными дверями дети лежали под капельницами.

— Клиническое отделение. Здесь они проходят амбулаторную терапию, мы делаем им вливания, следим за состоянием, отправляем домой.

Дальше подошли к огромному стеклянному окну до потолка от уровня груди.

— Здесь мы размещаем бездомных и брошенных, — продолжала Алисия. — За ними присматривают и ухаживают добровольцы. Обреченные нуждаются в особом уходе.

Джек заметил вдали за стеклом Джиа с младенцем на руках, однако не задержался, не желая попасться ей на глаза.

— Немало вы здесь делаете, — сказал он на ходу.

— Да, у нас тут и клиника, и детский сад, и дневная лечебница, и сиротский приют.

— Все из-за одного-единственного вируса.

— Мы боремся не только с вирусом, — возразила Алисия. — У многих детей не просто наследственная ВИЧ-инфекция — если насчет ВИЧ-инфекции можно сказать «не просто», — но и врожденная зависимость от крэка или героина. Они появляются на свет точно с таким же криком, как другие младенцы, выброшенные из уютной теплой матки, а потом вопят до смерти, требуя дозы.

— Двойная зависимость, — пробормотал Джек. — Несчастные дети.

— Да. Одни родители передают по наследству болезнь, другие наносят невидимый с первого взгляда удар. Детям заранее вынесен смертный приговор.

В последней фразе послышалось что-то глубоко личное... Что — непонятно.

— Возможно, «смертный приговор» — чересчур сильно сказано, — оговорилась она. — Теперь много для них можно сделать. Показатели выживания повышаются, но... даже если удается их вывести из зависимости, последствия все равно остаются. Крэк, героин частично сжигают нервную систему. Не стану читать скучную лекцию о рецепторах допамина, скажу лишь, что в итоге разрываются звенья в нервных центрах, доставляющих удовольствие. Поэтому наши детки-наркоманы беспокойны и раздражительны, не утешаясь, в отличие от нормальных младенцев, простыми вещами. Без конца плачут. Пока обалдевшие матери не потеряют терпение и не прибьют их до смерти, чтоб замолчали.

Понятно, подобные речи у нее готовы для всякого посетителя, только лучше не надо. Джеку уже хотелось кого-нибудь придушить.

— Счастливчики, — доктор Клейтон хрипло прокашлялась, — если можете себе представить счастливчика с наследственной наркоманией и ВИЧ-инфекцией, попадают сюда.

Она остановилась перед глухой дверью.

— Здесь, в подсобке, хранились игрушки.

Показала подсобку — пустую, за исключением кусков скотча и оберточной бумаги.

— Игрушки в такую бумагу завернуты? — уточнил Джек, запоминая рисунок.

— Многие, но не все.

Он толкнул дверь, выходившую в переулок, выглянул, осмотрелся. Ясно: створка снаружи вокруг замка сильно поцарапана, искорежена. Видно, кто-то с ловкостью орангутанга орудовал крепким длинным ломом.

Заметил, что доктор Клейтон задрожала на холодном сквозняке из открытых дверей, растирая руки под рукавами белого халата. Очень худенькая, без всяких изоляционных прокладок.

— Как собираетесь действовать? — спросила она, когда он закрыл дверь.

— Место для объяснений не подходящее. Может, лучше у вас в кабинете?

— Пойдемте.

По пути к своему кабинету доктор Клейтон задержалась у главного входа, выглянула на улицу. И замерла, как будто испугалась чего-то.

6

Сэм Бейкер сидел в машине, приступив в свой черед к наблюдению добрый час назад, погрузившись в раздумья, разглядывая собственную прическу в зеркале заднего обзора.

Жутко противно глядеть в это самое зеркало. Люди могут принять его за какого-нибудь голубого паскудника, который без конца жеманится да прихорашивается. Только, ко всем чертям, прежде густые волнистые песочные волосы с каждым днем редеют, седеют. Всего в сорок шесть уже скальп просвечивает. Если дело так дальше пойдет, облысеешь еще до пятидесяти.

Скосив глаза, он заметил, что кто-то смотрит в его сторону из парадного СПИД-Центра. Присмотревшись, узнал крошку Клейтон, сдержал импульсивное побуждение нырнуть пониже. Беспокоиться нечего. Увидит машину, но не седока.

В конце концов, подтверждается, что она еще тут.

Бейкер крысиного хвоста не дал бы, чтоб узнать, куда таскается ненормальная баба. Но чурка платит именно за это. Иначе...

Зазвонил сотовый. Он выхватил трубку, нажал кнопку:

— Да?

— Это я.

Гадство. Думал, звонит кто-нибудь из ребят. Оказалось, араб собственной персоной: Кемаль Мухаляль.

— Слушаю, сэр.

— Хотелось бы осведомиться о ситуации с интересующим нас обоих объектом.

— Чего?

— Где женщина?

— Пока на работе. — Дальше он не стал уточнять. Тем более по сотовому.

— Нашла другого адвоката?

— Нет.

— Если найдет, нежелательно, чтобы его постигла судьба последнего поверенного.

— Ладно, — буркнул Бейкер, — проехали. Говорю вам, все будет в полнейшем порядке. Поверьте.

С самого утра в глубоком дерьме. Черт возьми, думал, получит пять с плюсом, убрав адвоката. Вместо этого чурка Кемаль кипятком начал писать. По правде. Заорал, мол, дело привлечет внимание, почему Бейкер действовал без разрешения...

Почему бы и нет? Нанял бывшего десантника, специалиста-подрывника — получил ответственного подручного. Ты уже мне велел заложить одну крупную бомбу, а потом, беспокоясь, что дурень Вайнштейн поднимет чересчур большую волну, по-моему, намекнул на проблему. Которую я решил. Раз навсегда, точно так же, как первую. Именно так мы решали их в спецвойсках во Вьетнаме. Именно так я решаю все свои задачи с тех пор, как пошел в наем. Никто пока не жаловался.

Беспокоиться нечего. Заложенный в машину орешек всем глаза отведет.

Кемаль, тем не менее, бесится. Плохо. Карманы у него глубокие. Лучше поддерживать с ним хорошие отношения. Лучше, собственно, прицепиться к Кемалю, уехать с ним вместе в Саудовскую Аравию. Саудовцам, черт побери, понадобятся все сэмы бейкеры, которых можно купить.

Можно было бы помириться с Кемалем, если бы сучка Клейтон не пошла нанимать другого адвоката, отказалась от дома, который всем до таких чертиков нужен. Тогда можно было бы встать перед ним и сказать: "Видишь, она до смерти перепугалась, когда адвокат на глазах у нее взлетел на воздух. Не волнуйся, старик, я свое дело знаю".

— Поверю, только когда будете делать лишь то, что приказано. Следите за ней, и больше ничего.

— Есть, капитан. Конец связи. — Бейкер нажал кнопку. Пошел в задницу.

В бешенстве заскрежетав зубами, вдруг вспомнил, что самое время проверить память. Посмотреть, не отшиб ли ее звонок чурки. Закрыл глаза, мысленно повторяя номер телефона с вывески магазинчика деликатесов на другой стороне улицы. Взглянул, убедился — все точно.

Хорошо. Как обычно, все правильно. Судьба собственной матери постигнет его не скоро.

Малышки Клейтон уже не было за дверью СПИД-Центра.

Если Мухаляль не введет его в курс дела, можно найти работу получше. Пока одно известно: тут две стороны — с одной Алисия Клейтон, с другой ее брат Томас Клейтон, настоящий придурок. Между ними отцовское завещание. Как сюда затесался Кемаль Мухаляль, непонятно. Наверняка дело в доме. Брат хочет им завладеть, а Кемаль ради этого готов тратить немалые бабки.

Бейкера взяли в помощники. Дом надо охранять. Никого не пускать туда без разрешения Мухаляля и брата. Велят также пристально наблюдать за сестрой, но абсолютно ни при каких обстоятельствах, о чем ему талдычат, и талдычат до умопомрачения, не причиняя вреда и присматривая, чтобы другие не причиняли.

Ничего не понять. Ведь после смерти сестры дом достанется брату?

Однако араб с братом держат свои соображения при себе. Видно, им чего-нибудь в том доме нужно.

В любом случае дьявольски ценное, из-за чего иначе с ума сходить всем чертям? А что именно, не угадаешь. Еще одна загадка.

Ну, пока ладно. Когда дом, наконец, достанется арабу, Сэму щедро заплатят. Часть уйдет приглашенным ребятам, и еще останется вполне достаточно, чтобы залатать образовавшиеся финансовые прорехи, даже чуть-чуть пополнить огорчительно тощий пенсионный фонд.

Только до окончания дела надо раскрыть все секреты. И в банк положить.

7

Алисию мороз прохватил по спине при виде серого автомобиля с тарахтевшим мотором, стоявшего на другой стороне улицы чуть выше ее наблюдательной точки.

Тот же утренний? Точно не скажешь. Следит за центральным подъездом или кого-нибудь дожидается из магазина? Невозможно понять. Проклятье, на ярком солнце за затемненными стеклами даже не видно, сколько человек там сидит.

Ужас какой-то. Чего ждут? Взрыва?

Она передернулась. Велела Тиффани, не вскрывая, нести ей всю почту, все, что доставляют разносчики. А вдруг придет пакет без обратного адреса? Что тогда делать? Вызывать бригаду саперов? К счастью, проблем не возникло — все сегодняшние разносчики принадлежали к числу постоянных поставщиков Центра.

Она заставила себя отвернуться.

Пятый — или шестой — раз с утра выглядывает в подъезд. Тиффани уже с любопытством косится.

Алисия повела Джека Нидермейера к своему кабинету. Может, просто воображение разыгралось. Зачем за ней следить? Какой смысл? Каждый день повторяется одно и то же: от квартиры в Виллидже к Центру, от Центра домой. Образец предсказуемости.

Успокойся, велела она себе. Не сходи с ума. Тихонечко придумай, как быть с этим немыслимым завещанием.

— Садитесь, — предложила она, заходя в кабинет. Заглянул Реймонд, занес какие-то бумаги. Алисия их познакомила, однако не упомянула о цели визита мистера Нидермейера.

Когда Реймонд вышел и они уселись друг против друга, она хорошенько вгляделась в абсолютно обыкновенного темноволосого тридцатилетнего мужчину в синих джинсах и красноватой фланелевой рубашке.

Неужели именно он сможет вернуть игрушки? Ох, сомнительно, очень сомнительно.

— Ну, мистер Нидермейер...

— Зовите меня просто Джек.

— Хорошо, «просто Джек». — А вы можете называть меня доктор Клейтон. Нет, этого говорить не надо. — Миссис Ди Лауро мне сказала, что вы могли бы нам помочь. Вы с ней друзья?

— Нет, по правде сказать. Я для нее однажды кое-что сделал. Вытащил из передряги.

— Из какой?

Собеседник подался вперед:

— Кажется, мы должны были поговорить о пропавших игрушках?

Возникла какая-то напряженность. Хорошо скрытая, но Алисия ее уловила. Между парочкой что-нибудь личное? Или попросту не мое дело?

Ближе к ней наклонившись, он положил на стол руки. Поразительно, до чего длинные ногти на больших пальцах. Руки чистые, ногти аккуратно подстрижены... кроме больших пальцев. Здесь ногти длиной в добрую четверть дюйма, если не больше. Алисия хотела спросить, но не отыскала мало-мальски приличного способа.

— Я не любопытствую, — объяснила она. — Просто интересуюсь, каким образом одному человеку удастся найти игрушки раньше целого нью-йоркского полицейского департамента.

Джек пожал плечами:

— Во-первых, не «целого» департамента. Если повезет, то пары сыскарей-детективов.

Она кивнула. Правда.

— Во-вторых, — продолжал он, — по-моему, можно уверенно заключить, что вас ограбил не отец семейства, запасающийся рождественскими подарками для собственных детей. И, судя по двери, не профессионалы. Больше похоже на случайную кражу в удобный момент. Скупщика добычи наверняка заранее не нашли, значит, будут искать. Я кое-кого знаю...

Недоговоренная фраза повисла в воздухе. Кого? — гадала Алисия. Скупщиков краденых рождественских подарков? Может, он сам какой-нибудь преступник?

Она пристально смотрела на него, видя, что в светло-карих глазах не отражается ничего... абсолютно ничего.

— Понятно... знаете тех... кто может вывести вас на воров. А потом?

— Потом заставлю их вернуть игрушки.

— А если не заставите? Что тогда? В полицию сообщить?

Он покачал головой:

— Нет. Одно из условий моего участия — никаких официальных контактов. Если полиция найдет подарки, отлично. Все хорошо, что хорошо кончается. Если я найду, произойдет удивительный случай, рождественское чудо. Виновных вы не узнаете, но помилуй их Бог. Меня никогда не видели, никогда обо мне не слышали. Насколько вам известно, меня не существует.

Алисия напряглась. Уж не жулик ли он? Украл игрушки, потом за вознаграждение предлагает «найти»? Может быть, даже на пару с сообщницей?

Нет. Миссис Ди Лауро никогда бы не сделала ничего подобного. Слишком искренне злилась сегодня утром.

Хотя этот субъект — «просто Джек» — вполне мог втянуть Джиа в аферу без ее ведома.

— Понятно, — повторила она. — И сколько будет стоить...

— Все уже улажено.

— Я не понимаю. Джиа предупредила...

— Не беспокойтесь. Все в порядке.

— Деньги есть.

Фирмы, предприятия, частные лица вносят вклады в фонд вознаграждения за поимку преступников. Сумма набиралась внушительная.

— Оставьте себе. Потратьте на детей.

Напряжение спало. Ладно. Не жулик.

— Теперь опишите подарки, припомните любую особенность, которая подтвердила бы, что я на верном пути.

— Ну, во-первых, все упакованы. Мы принимаем только новые игрушки и одежду — без упаковки, потом сами завертываем. Бумагу вы увидите. Кроме этого, что можно сказать? Настоящая россыпь чудесных подарков, прекрасный, богатый ассортимент...

Горло снова перехватило от ярости.

Все пропало!

Мужчина поднялся, протянул через стол руку.

— Посмотрим, что удастся сделать.

Алисия подала ему руку, отняла не сразу. Не рассказать ли про Томаса, завещание, дом, про уничтожившую Лео Вайнштейна бомбу? Может, с этим каким-нибудь образом связана кража игрушек? Нет, связываться с подобным типом не хочется. Вдобавок как-то чувствуется, что кража тут ни при чем.

— Каковы наши шансы? — спросила она. — Говорите правду. Не надо меня обнадеживать.

— Правду? — переспросил он. — Шансы найти игрушки нулевые, если их уже сбыли. Если не сбыли — слабые. Если не отыщутся, ну, скажем, к воскресенью, я бы сказал, пиши пропало.

— Зря спросила, — вздохнула Алисия. — Что ж, наверно, такова судьба. Эти дети рождаются под черной тучей. Не знаю, почему я надеюсь, что на сей раз им блеснет удача.

Он снова легонько пожал ей руку, выпустил и заметил с кривой улыбкой:

— Наперед не угадаешь, доктор Клейтон. Даже самым отъявленным неудачникам иногда улыбается счастье.

Возможно, улыбка пробила латы. На мгновение, фактически на миллионную долю секунды Джек перед ней открылся, и Алисия вдруг ощутила надежду. Если вообще есть возможность найти и вернуть подарки, он уверен, что сделает это.

Теперь она тоже начинает верить.

8

Выйдя из докторского кабинета, Джек направился не к центральному вестибюлю, а свернул налево, вернувшись к детским палатам. Укрылся в сравнительной тени дверного проема напротив огромного окна с цельным стеклом и принялся наблюдать.

Джиа сидела вполоборота к нему, полностью сосредоточив внимание на спеленутом младенце у себя на руках. Покачивалась, улыбалась, ворковала, глядя на сверточек, как на самое драгоценное в мире дитя. Никто, взглянув сейчас на нее, не подумал бы, что это чей-то чужой ребенок. Никогда раньше Джек не видел такого света в ее глазах. Выражение лица... блаженное, лучше не скажешь.

Тут на сцену выскочила Вики, восьмилетняя сумасбродка, заторопилась к матери с лекарственной бутылкой, потряхивая темными косичками. Он улыбнулся. Всякий раз, видя ее, не мог сдержать улыбку. Полюбил куколку, как собственную дочку.

Он никогда не встречал отца Вики, и слава богу, судя по тому, что слышал о покойном не очень-то замечательном Ричардс Вестфалене. Джек имел авторитетное подтверждение, что гад британец умер, знал как, где и когда, но останков его никогда не найдут. Поэтому пройдет много лет, прежде чем Ричарда Вестфалена официально признают покойным. Джиа после развода носит девичью фамилию, а Вики остается Вестфален — последней в роду.

Кажется, дочь по отцу не тоскует. С чего бы? Она его едва знала при жизни, теперь Джек с лихвой его заменяет. Будем, по крайней мере, надеяться.

Он простоял еще несколько минут, не в силах отвести глаза от двух самых главных персон в его жизни. И бесконечно тревожился, видя обеих в закрытой палате с ВИЧ-положительными детьми.

Хорошо, хорошо, хорошо. Ему все известно о фактах и цифрах, которые доказывают, что они в безопасности, и так далее. Замечательно и прекрасно, когда речь идет о других. Но тут дело касается Джиа и Вики. Им угрожает невидимый вирус, причем не просто вирус, а ВИЧ.

Слыша эту аббревиатуру, Джек всегда покрывается гусиной кожей. Он в принципе не склонен кругом видеть опасность, подозревать злой умысел, только ВИЧ действует дьявольски эффективно. Инфекция поражает системы, защищающие организм от инфекции... в самой идее виден умысел.

Он считал себя способным уберечь Джиа с Вики практически от любой беды. Кроме вируса. А они вертятся прямо возле него.

Если та или другая подхватит... что делать?

С вирусом иммунодефицита не сладишь.

Наконец он оторвался от окна и пошел обратно, откуда пришел.

Встретил в коридоре толстушку Глэдис во главе шеренги дошкольников. Проходя мимо, она улыбнулась, кивнула — гигантская гусыня с выводком гусят. Строй замыкал Гектор.

— Эй, — воскликнул Джек, махнув рукой, — что это там за жутко колючий ежик?

Ждал, что услышит очередное предложение пощупать стриженую макушку или хотя бы увидит улыбку. Но Гектор тупо взглянул на него, ткнулся в стену, упал на колени. Джек не успел среагировать, как малыша стошнило.

— Эй! — рявкнул он. — Тут беда!

Через секунду подскочила Глэдис.

— Отойдите, — приказала она, натягивая неведомо откуда взявшиеся перчатки из латекса.

Схватила трубку телефона, висевшего в коридоре, бросила несколько слов, опустилась рядом с Гектором на колени. Джек ее не слышал, только видел, как Гектор качает головой.

Тут возник Реймонд, тоже в перчатках из латекса. Схватил мальчика на руки, понес по коридору. Пока Глэдис расталкивала остальных детей по игровым палатам, прибежал санитар, подбирая грязь антисептической шваброй.

Джек пошел своей дорогой. Он оказался сторонним наблюдателем, не знающим, что надо делать. У здешнего персонала свой протокол, свои правила, в которые его не посвятили. Иностранец в чужой стране, не владеющий языком, незнакомый с культурой.

Он ускорил шаг. Мальчуган меньше часа назад улыбался, болтал, а сейчас похож на тряпичную куколку, из которой вытряхнули опилки.

Его преследовали веселые детские крики из амбулаторных палат. Каждый выкрик звучал как выстрел, смешок резал как нож. Смерть нависала над каждым ребенком, смертельная зараза пряталась в каждом углу, хотя они об этом не знали. Ну и хорошо. Дети должны быть счастливы, пока можно.

Особенно зависимые от наркотиков. Их короткие жизни наполнены болью с первого дня, пока вирус неустанно пожирает иммунную систему.

И еще кто-то украл у них подарки.

На скулах напряглись желваки. Не бойтесь, малыши... Пусть дядя Джек и не знает, что делать, не такой он никчемный, как несколько минут назад казалось. Вернет вам игрушки. И по ходу дела серьезно, от души побеседует с вором, который только зря расходует кислород.

Жизнь иногда действительно гнусная.

Однако не должна быть сплошь гнусной. Кое-что порой можно наладить.

Суббота

Гвоздь сидел за рулем фургона, растирал для согрева руки. Ну и дерьмовый же холод сегодня, ребята. Просто дерьмовый!

Теперь уже недолго. Через час, может, меньше, если покупатель не собирается слишком долго торговаться, стараясь сбить цену, он окажется богачом в теплой берлоге, потягивая виски со льдом вместо вечной мочи в забегаловке.

Он глубоко затянулся самокруткой с марихуаной, задержал дыхание. Протер запотевшее ветровое стекло, пожалел, что обогреватель в проклятом грузовике не работает. Щелкнул зажигалкой, взглянул на часы. Покупатель сказал, в полдвенадцатого. Почти время.

Всего делов — пустил словечко, мол, если кому-нибудь требуется с большой скидкой куча рождественских игрушек, целиком упакованных и готовых к раздаче, пускай ищет Гвоздя. В ответ сообщили: кореш одного кореша одного кореша заберет одним махом. Лады!

Выпустил дым, оглядел переулок, высматривая свет фар. Тут крутилось множество колес, направляясь к близлежащему Манхэттенскому мосту. Поскорее бы подвалили те самые, чтоб провернуть сделку.

Посредник на этот счет ничего не сказал, но, по мнению Гвоздя, скупщик должен приехать в фургоне. Наверняка. Как иначе увозить барахло?

Даже не думай тиснуть мой фургон, старик. Он похлопал по автоматическому пистолетику 32-го калибра за поясом. Лучше даже не думай ничего подобного, пока не выложишь бабки, не выгрузишь тряпки.

Эй, в рифму вышло.

Отдавай зеленуху и двигай к старухе.

Гвоздь улыбнулся с очередной затяжкой. Жалко, что пришлось расстаться с оркестром. Может, сделали бы с ударником песню или еще чего-нибудь. Было бы клево.

Скучно без «Полно». Черт возьми, лучший в мире ударный панк-ансамбль, старик, Гвоздь там на турецком барабане играл. Ну, во всяком случае, несколько месяцев. Пока не вышибли за прогул.

Хорошее было времечко. Тогда-то его и прозвали Гвоздем. Ну, по правде сказать, не прозвали. Сам стал называться. Играя в «Полно», надо называться как-нибудь вроде Гвоздя. Кому нужен барабанщик по имени Джоуи Де Чилья?

А Гвоздь — имя клевое, как бы с двойным смыслом и прочее.

Хотя даже под прозвищем Гвоздь и с причастностью к «Полно» другой работы не нашлось. Для него, по крайней мере. Вот дерьмо, ведь его же прослушивали, стоило лишь заикнуться про «Полно», все с большим интересом хотели послушать... пока не услышат.

К нам можешь больше не обращаться, старик...

Ну и ладно, сами пошли в задницу.

Высосал до ногтей самокрутку, выкинул окурок в окно. Нечего экономить.

После множества безрезультатных прослушиваний Гвоздь распрощался с музыкальной сценой. У него своя гордость, ребята. Принялся подворовывать, сбывать добычу. Оказалось, что это гораздо доходней любого безымянного ударного ансамбля, который за деньги никогда его не приглашал.

Потом вдруг является Тина, говорит, что беременна, пытается доказать, будто ребенок его. Точно. Правильно. Когда она кидается на все твердое, что стоит, можно верить такому дерьму? Ни за что, пошла в задницу.

Тогда она совсем рехнулась, не захотела делать аборт. Нет. Родит ребенка, станет мамочкой.

Правильно, мамочка Тина. Давай.

Дальше сюрприз за сюрпризом. Рожает. Конечно, ребенок родился совсем никудышный. Пошел слушок, будто у него чертов СПИД, старик. СПИД!

Значит, Тина заразная, вот что Гвоздя потрясло. Проклятье, он ведь тоже мог подхватить, без конца трахаясь с Тиной, ширяясь одними иголками. Не захотел сразу делать анализ с жуткого перепугу, ребята. Как бы даже знать не хотел.

А Тина как будто и не считала больной ни себя, ни ребенка. Капитально чокнулась. Пошла в полный разнос, когда у нее забрали младенца.

И без умолку талдычила, что ребенок его. Похож, говорит, как две капли воды. Однажды на прошлой неделе наконец заставила пойти в лечебницу, где его держат, и посмотреть. Непонятно, что на Гвоздя нашло, может, слишком расслабился от цейлонского героина, только он не пожалел, что пошел. Потому что, слоняясь по заведению, увидел, как в дверь втаскивают кучи рождественских подарков. Заглянул, думая прихватить какую-нибудь мелочь, а увидел целую комнату, забитую игрушками. Ух.

Счастливого мне Рождества.

На третью ночь взял товар.

Самым клевым во всем этом деле оказались сообщения в новостях. Черт побери, старик, вчера вечером только включишь радио или ТВ, сразу слышишь про «кражу рождественских подарков для больных СПИДом детей». Он часами прыгал с канала на канал, с одних новостей на другие, ухмыляясь во всю задницу.

Речь-то шла про него. Про Гвоздя.

Одного не усек, с чего психованные репортеры писают кипятком и вовсю бесятся. Будто это их в самом деле волнует. Дерьмо собачье. Все знают: жутко глупо тратить подарки на ребятишек со СПИДом. Долго они проживут, в самом деле? Не успеют и полюбоваться. Совсем пустая трата, старик.

Дайте Гвоздю с пользой распорядиться барахлом.

До чертиков просто. Всего-то делов...

Он вздрогнул, услыхав позади скрип. Оглянулся на сиденье. Похоже на...

Точно! Черт, какая-то задница открыла заднюю дверцу фургона. Теперь там вспыхнул свет.

Сначала подумал на копов, однако не видел машины с мигалкой. Известно, что при обыске копы обязаны следовать установленным правилам.

Покупатель? Возможно, но вряд ли. Скорей какой-нибудь придурок в ломке товар хочет тиснуть.

Гвоздь вытащил пистолет, вставил обойму. Сейчас по-настоящему быстро покончит с дерьмом.

Выскочил из кабины, бросился к кузову.

— Эй, старик, ты чего, мать твою...

Никого. О6е задние дверцы закрыты. Оглядел в обе стороны переулок, не видно ни души, чтоб их всех разразило.

Неужто показалось? Не такая уж сильная травка. Он же слышал звук. Видел свет.

Лучше взглянуть, все ли цело.

Но как только Гвоздь дотянулся до ручки, правая дверца с силой распахнулась, ударила, начисто сшибла с ног. Он упал на спину, перевернулся, вскочил, выставил перед собой пистолет. Увидел открытую дверцу фургона, а в ней никого.

И тут услыхал низкий голос:

— Хо-хо-хо!

Гвоздь поднял глаза. На крыше фургона торчит толстяк в красном костюме с белой бородой.

Он снова прогудел «хо-хо-хо», а потом закричал:

— Так это ты украл игрушки, которые я припас для малышей, больных СПИДом? Никто безнаказанно не украдет игрушки у Санты!

Ну, старик, ты даешь. Эта задница воображает себя Санта-Клаусом!

Гвоздь поднял пистолет и влепил ему пулю в сердце.

Хренов Санта-Клаус слетел назад с крыши фургона, словно кто-нибудь дернул его за поводок на шее.

Никто безнаказанно не украдет игрушки у Санты?

Да пошел ты! Я украду долбаные игрушки у кого хочешь, сделаю с ними ко всем чертям, что пожелаю!

Гвоздь поспешно обежал фургон. Пора проделать в Санте еще одну дырку...

Там никого не было.

— Что за чертовщина? — вслух спросил он.

Что-то красно-белое выскочило из тени за мусорным ящиком, врезало белым кулаком в лицо.

Гвоздь слышал, что у людей искры из глаз сыплются, но никогда не верил. А теперь поверил. Явственно хрустнул нос, из глаз посыпались те самые искры от взрыва боли. Он качнулся назад, поскользнулся на каблуке на каком-то дерьме в переулке, понял, что падает на спину. Замолотил руками, стараясь сохранить равновесие, и не сумел, со всего маху рухнул. А когда глянул вверх, над ним склонялся Санта.

— Думаешь остановить Санта-Клауса пулей? Простой пулей? Еще раз подумай, сынок!

Голос не такой низкий и сильный, как минуту назад, но толстяк по-прежнему держится на ногах. Хотя меньше чем в двух футах от глаз Гвоздя зияет пулевое отверстие в красном костюме. Прямо напротив сердца.

Черт! Что тут происходит? Старый раздолбай должен быть мертвым, ребята.

Конечно, если Санта-Клаус не настоящий.

Да ведь это ж с ума сойти.

С другой стороны, вот он, стоит в красном костюме! Глаза сверкают между белой бородой и пушистой оторочкой шапки. Кто бы он ни был, черт побери, — может, действительно Санта-Клаус, — жутко бесится. По-настоящему.

Гвоздь стал было поднимать пистолет, чтоб еще разок выстрелить, но Санта с силой наступил ему на руку.

— Не трудись больше, сынок! Санта-Клауса не убьешь!

Гвоздь привстал, потянулся, пытаясь перехватить оружие свободной рукой, а Санта опять врезал правой, чуть не вышиб мозги, грохнув о тротуар затылком.

Бьет этот самый Санта точно какой-нибудь долбаный мул копытом.

Гвоздь почувствовал, как пистолет вылетел из руки, услышал, как он скрежещет по асфальту. Потом все расплылось в тумане.

И в боли.

Запомнился легкий пинок в живот, после чего он был схвачен за ворот, за пояс и поднят с земли.

— Я заглядывал в список, — продолжал Санта. — Фактически дважды. Там отмечено, что ты ведешь себя дурно, сынок. Очень гадко!

И превратил его в нечто вроде тарана.

Бумс — головой в бампер фургона.

— Знаешь, что бывает с теми, кто хочет обокрасть Санту? Вот что.

Бумс — головой в мусорные контейнеры, выстроившиеся в переулке.

— Если решу сохранить тебе жизнь, всех предупреди: не связывайтесь с Санта-Клаусом!

Гвоздь крутнулся на месте, вляпался физиономией прямо в кирпичную стену вдоль переулка.

Испустил слабый смертный стон, сползая по стене, разбитым яйцом вытекая на землю.

На том дело не кончилось. Далеко. Следующие минут десять Санта возил его по переулку, как половую тряпку, после чего сознание начало покидать Гвоздя.

Отпущенный, наконец, он свалился на треснувший тротуар истерзанным месивом. Дыхание клокотало и пузырилось в окровавленном рту. Челюсть точно сломана. Ребра — при каждом вдохе вонзается десяток кинжалов. Все? Будем надеяться. Гвоздь начал молиться, чтоб кончилось.

Просто оставь в живых. Забирай игрушки, проклятый фургон и иди. Пристегни хренова оленя к бамперу и проваливай вместе с Рудольфом[5]. Только больше, пожалуйста, не бей меня.

Как только домолился, руки подхватили его под мышки, подняли.

— Нет, — удалось со стоном выдавить сквозь шатавшиеся зубы, — пожалуйста... больше не надо...

— Раньше надо было думать, сынок. Обокрав беззащитных больных малышей, ты попал в самый черный список Санта-Клауса.

— Виноват, — тихо всхлипнул Гвоздь. Совсем слабо, плаксиво.

— Хорошо. Приятно слышать. К следующему Рождеству учту. Хотя ты осложнил дело, попытавшись убить Санту. Очень дурно. Санта не любит, когда в него стреляют. Просто бесится. До сумасшествия.

— Ох, нет...

Что-то грубое, длинное скользнуло по щеке Гвоздя, охваченного настоящей паникой. Веревка! Ой, нет, мать твою. Санта хочет его повесить!

Нет, похоже, веревка захлестывается под мышками, а не на шее. Полегчало. Отчасти. Все равно, адски больно стягивает переломанные ребра. Потом Гвоздь был поднят, усажен на хлипкий бампер фургона, привязан.

— Что...

— Тихо, сынок, — оборвал его Санта, понизив тон, утративший всякую доброжелательность. — Не говори больше ни слова.

Гвоздь поднял глаза. Все — Санта, переулок, треклятый мир — расплывалось в тумане... кроме глаз Санты. Он всегда думал, что у Санты глаза голубые, а у этого карие, и с содроганием в душе разглядел в них кипучую ярость.

Санта не просто бесится. По-настоящему чокнутый.

Гвоздь зажмурился, пока Санта что-то цеплял ему на лоб. К тому времени, как в расшибленных в кашу мозгах промелькнуло, что не надо бы позволять Санте — даже такому психованному человекоубийце — привязывать его к фургону спереди, было уже поздно. Он завертелся, пробуя выпутаться, но веревка примотала тело к решетке крест-накрест за плечи и между ногами. Руки-ноги свободны, а все узлы где-то спрятаны за спиной.

С холодной тошнотворной уверенностью Гвоздь понял, что никуда не поедет. Во всяком случае, своим ходом.

Окаменел, слыша, как за спиной, заурчав, ожил старый мотор. Заплакал, когда фургон рванул с места.

Санта хочет разбить его о стену!

Нет. Фургон вывернул из переулка на улицу. Дальше кошмарный путь через Нижний Истсайд, люди таращат глаза, тычут пальцами, некоторые даже смеются... Повернув на Четырнадцатую, фургон начал вилять из ряда в ряд, обгонять светофоры, тормозил с визгом в дюймах — в дюймах! — от задних бамперов и крыльев, снова с ревом мчался вперед.

Все и так плохо, ребята, а когда движение в левых рядах замедлилось, фургон выскочил на встречную полосу и затеял игру в салки с побитым, но отчаянным желтым такси. Гвоздь точно знал, что Санта, мать его, не уступит, и с воплем смертного ужаса в душе догадывался, что таксист тоже. Из-за этого описался. Буквально. Теплая жидкость потекла по левой ноге.

В последнюю секунду такси с дороги исчезло, фургон вернулся в правый ряд, прибавляя скорость.

Хоть бы коп какой-нибудь попался! Гвоздю никогда даже в голову не приходило, что ему когда-нибудь захочется видеть копа у себя на хвосте, а сейчас настала такая минута. Ну и где они все? Почему, когда надо, рядом нет ни единого хренова копа?

Фургон с визгом широко повернул, наверно на Седьмую авеню, хотя точно нельзя сказать, потому что Гвоздь закрыл глаза, проскользнув в волоске от сигналившего автобуса. Потом фургон прыгнул на бровку, распугав прохожих, и замер на тротуаре.

Мотор заглох. Гвоздь скулил, с ужасом ожидая дальнейших запланированных Сантой действий. Но тот ничего не говорил и не делал. Он извернулся, взглянул в ветровое стекло. Санта исчез.

Хотя в одиночестве Гвоздь не остался. Собиралась толпа зевак, выстраивалась полукругом вокруг фургона, разглядывая его, тыча пальцами на окровавленное лицо, на мокрые штаны, на что-то налепленное Сантой на лоб. Кто-то расхохотался. Остальные подхватили.

Гвоздю хотелось умереть.

Наконец он услышал сирены.

Воскресенье

1

— Как дела, Гектор?

Маленький Гектор Лопес взглянул на Алисию с больничной койки. Без улыбки.

— Хорошо, — сказал он.

Она перевела его в стационар в пятницу из-за неудержимой рвоты, но со вчерашнего дня организм удерживал жидкость. Выглядит лучше. Хотя все еще лихорадка. Анализ спинной жидкости дал на первый взгляд отрицательный результат, а культура еще не готова. То же самое с мочой и кровью. Алисия надеялась обнаружить простую желудочно-кишечную инфекцию, только сильно тревожилась из-за практического отсутствия у него лимфоцитных клеток. Надо на всякий случай ввести внутривенно гамма-глобулин.

— Как себя чувствуешь?

— Тут болит, — пожаловался мальчик, показывая на вытянутую левую руку с введенной в локтевую вену иглой трубки.

— Как только тебе станет лучше, сразу вытащим.

— Сегодня? — просиял Гектор.

— Возможно. Пусть сначала пройдет лихорадка.

— Ох.

Алисия обратилась к Джин Соренсон, сестре, сопровождавшей ее сегодня на обходе. Крупной блондинке едва стукнуло двадцать пять, а это уже закаленный ветеран войны со СПИДом.

— Приходит к нему кто-нибудь? — тихо спросила она.

Соренсон пожала плечами:

— Мне об этом ничего не известно. Приемная мать звонила... однажды.

— Ну хорошо. А кто с Гектором в эту смену играет?

— Мы еще никого не назначили.

Алисия сдержала раздражение.

— Мы, кажется, договаривались, что у всех моих детей в каждую смену будет партнер, — ровным тоном проговорила она.

— Не успели, доктор Клейтон, — взволнованно объяснила Соренсон. — Тут такая была суета, кроме того, мы подумали, Гектор через пару дней выйдет, поэтому...

— Я хочу, чтобы у них был товарищ по играм даже на один день. У нас на эту тему был уже разговор, Соренсон.

— Знаю, — смиренно признала сестра.

— Но видно, не понимаете. Вам известно, как взрослым тоскливо в больнице, а представьте себе ребенка, прикованного к постели в палате, где чужие люди его раздевают и разувают, колют иглами, диктуют, когда надо есть, когда идти в ванную. Многие дети могут хотя бы рассчитывать, что придет мама, папа, родные, чуть-чуть успокоят. Кроме моих. Им не на кого опереться. У них вместо системы поддержки черная дыра. Можете вообразить?

Соренсон отрицательно тряхнула головой:

— Я старалась, да только...

— Верно. Не можете. Поверьте мне. Это ужасно.

Алисия понимала. Через несколько недель после поступления в колледж попала в больницу с обезвоживанием после вирусного гастроэнтерита, очень похожего на случай с Гектором. Пролежав всего два дня, чувствовала себя жутко. Ни приятеля, ни близких друзей, никто ее не навещал, никто о ней даже не спрашивал, и будь она проклята, если позвонит домой. Незабываемое ощущение полной беспомощности и одиночества.

— Поэтому к больным детям в каждую смену приблизительно каждый час обязательно должен кто-нибудь подходить, разговаривать, улыбаться, брать за руку, чтобы они могли на него рассчитывать, просто не чувствовать страшного одиночества. Это почти так же важно, как лекарства, которыми мы их накачиваем.

— Я все сделаю, — заверила Соренсон.

— Хорошо. Только делайте не для меня, а для них. — Она отвернулась, погладила колючую голову Гектора: — Эй, парень! Жутко колючий!

Теперь добилась улыбки.

— Угу, ежик... — Малыш кашлянул, попытался продолжить и снова закашлялся.

— Тихонечко, Гектор, — сказала Алисия.

Усадила его, расстегнула на спине больничный халатик. Прижимая к грудной клетке головку стетоскопа, услышала тихий целлофановый скрип, предвестник пневмонии. Ничего больше, кроме отдельного хрипа.

Заглянула в больничную карту Гектора. Рентгеновский снимок груди отрицательный. Назначила повторный, плюс посев мокроты, культуры и прочее.

Взглянула на костлявое тельце. Очень нехороший кашель.

2

Ох, нет, обмерла Алисия, завернув за угол и видя перед Центром полицейские машины. Что там еще стряслось?

В одной руке несла из больничного кафетерия пончик и кофе, в другой — пухлую воскресную «Таймс». Остаток воскресного утра обычно проводила в Центре. Дети приходили на процедуры, как в любой другой день, только было спокойнее, чем на неделе, — во-первых, далеко не такое количество телефонных звонков, — можно использовать это время для бумажной работы.

А еще собиралась сегодня продумать следующий шаг в саге о завещании и о предположительно собственном доме, который ей никто не хочет отдавать.

И вот...

Прямо в дверях чуть не столкнулась с копами, белым и чернокожим, которые о чем-то говорили с Реймондом. С Реймондом. Который, конечно, всецело предан Центру, но практически никогда не является по воскресеньям.

— Ах, Алисия! — воскликнул он. — Вот вы где! Ну не чудо ли?

— Что за чудо?

— Разве вам никто ничего не сказал? Игрушки! Игрушки нашли!

Алисии вдруг захотелось заплакать, обнять полисменов. Она посмотрела на них, Реймонд ее представил.

— Нашли? Уже? Действительно чудо! — Больше чем чудо, просто фантастика.

— Можно, пожалуй, сказать, что нашли, — промямлил чернокожий коп, почесывая коротко стриженную голову. На именной карточке значилось «Помас». — Нашли, просто открыв дверцы фургона, стоявшего на тротуаре перед вашим подъездом.

— Минутку, — не поняла она. — Чуточку отмотаем назад. Какого фургона?

— Крытого грузовика, — растолковывал Реймонд. — Полного игрушек. По мнению полиции, на нем их и вывезли. Кто-то вчера вечером загнал его на тротуар и оставил.

— Кто, не догадываетесь? — поинтересовалась Алисия, точно зная ответ.

Белый коп — Шварц по карточке — усмехнулся:

— Согласно привязанному к бамперу парню, самолично Санта-Клаус.

— К чему привязанному?

Последовал рассказ про парня, которого обнаружили привязанным спереди к полному игрушек фургону. Кто-то «вытряхнул из него потроха», по выражению офицера Помаса, присобачил на лоб резиновые оленьи рога. Рогоносец сознался в краже, поклялся, будто его наказал Санта-Клаус, даже признал, что стрелял в Санта-Клауса, утверждая, что попал ему в самое сердце, да так и не убил.

— Конечно, разве Санту убьешь, — с ухмылкой заметил офицер Шварц.

— Явный наркоман, смахивает на параноика, не знаешь, чему верить, — добавил офицер Помас. — Сейчас отдали его передвижке из Бельвю под наблюдение.

— Какой передвижке?

— Ну, знаете, мобильной психиатрической бригаде. Рано или поздно услышим истинную историю.

— И надеюсь, посадите.

— Разумеется, — подтвердил Помас. — Без вопросов. Хотя ему уже хуже, чем в камере, — усмехнулся он. — Гораздо хуже.

— Угу, — подтвердил офицер Шварц. — Кто-то над ним по-настоящему хорошо поработал, прежде чем сюда подкинуть. Парень чуть ли не с радостью пошел под арест.

После их ухода Алисия с Реймондом отправились в подсобку осматривать подарки. Кроме слегка помятой бумаги, нескольких прорванных углов, почти все в том же состоянии, что и до кражи. Она велела Реймонду найти слесаря — плевать на воскресенье, — чтобы намертво заблокировал дверь, пусть даже на засов.

Потом ушла к себе в кабинет, прихлебывая уже чуть теплый кофе, размышляя о неприметном мужчине по имени Джек — «просто Джек» — Нидермейер.

В пятницу днем он сказал: «Посмотрим, что можно сделать». Через тридцать шесть часов подарки вернулись, вор в тюрьме.

Тот, кто на такое способен, возможно, решит для нее и другую проблему.

Алисия отыскала в директории компьютера номер и принялась набирать.

3

Джек с усмешкой потянулся к телефону. Только одна персона могла позвонить нынче утром, поэтому он взял трубку, не дожидаясь автоответчика.

— Джек, ты просто великолепен! — воскликнула Джиа. — Поистине великолепен.

— По-моему, ты выглядишь тоже неплохо.

— Нет, серьезно. Мне звонила сейчас доктор Клейтон, говорит, игрушки нашлись.

— Правда? Видно, на поиски бросили лучшие силы Нью-Йорка. Как только взялись за дело...

— Ну ладно, — хмыкнула она, в тоне так и слышалась дьявольская усмешка. — А ты тут вообще ни при чем.

— Абсолютно. Раз ты не одобряешь, воздерживаюсь.

— Хорошо. Так держать. Доктор Клейтон говорит, насколько ей известно, вернулись все до единой игрушки, вор сидит в камере. Не знаю, как это тебе удалось...

— Отправил Санте сообщение по электронной почте, дальше его забота.

— Ну, может быть, Санта займется еще кое-чем. Доктор Клейтон спрашивала у меня твой номер.

Джек замер.

— Ты дала?

— Ничего не дала. Говорю, на память не знаю, найду — перезвоню.

Джек расслабился:

— Молодец, Джиа. Прекрасный ответ. Не догадываешься, чего ей нужно?

— Какое-то личное дело. Она подробно не рассказывает, а я не расспрашиваю.

— Ладно. Записывай. — Он отбарабанил номер с Десятой авеню. — Скажи, пусть оставит сообщение на платном автоответчике. Объясни, что сама по нему со мной связываешься.

— Хорошо. Планы на сегодня не изменились?

— Нет, конечно. В Вестчестере, да?

— Не-е-ет, — протянула она. — Лучше к Шварцу.

— Потом обсудим. Встречаемся в полдень.

4

— О господи! — охнула Джиа. — Это еще что такое?

— Всего лишь небольшой синячок.

Джек взглянул на крупное багровое пятно на левой груди. Проклятье. Надеялся, что она не заметит, а тут, занимаясь любовью в дневном теплом свете, совсем позабыл.

После обеда забросили Вики в художественную школу. Она проводила почти все воскресные дни, обучаясь основам рисунка, живописи и скульптуры, унаследовав склонность, по мнению Джека, от матери-художницы. Вики любит школу, а он наслаждается возможностью проводить воскресенья наедине с Джиа.

Отделавшись от Вики, обычно немедленно мчались к нему на квартиру. Часто не сделав даже десяти шагов от дверей, срывали друг с друга одежду, сваливались на любую горизонтальную плоскость. Впрочем, сегодня дошли до кровати.

Он до подбородка натянул простыню, она ее сдернула.

— Я не сказала бы, что «небольшой». — Палец Джиа принялся обводить синяк. — Больно?

— Нет.

Палец надавил, Джек поморщился.

— И правда, — хмыкнула она. — Ни капельки не больно. Давно заработал?

— Вчера вечером. — Точней сказать, перед самой полуночью.

Рассказал, как дурень в него выстрелил, как пуленепробиваемый жилет его спас.

— Слава богу, что ты его надел! — воскликнула Джиа, не в силах отвести взгляд и палец от синяка. — Почему же тебя ранило в пуленепробиваемом жилете?

— Видишь ли, пуля жилет не пробьет, только сила удара не гасится. Пулю должно было остановить мое тело.

Джек до сих пор не знал, для чего нарядился в костюм Санта-Клауса. Раньше прибегал к маскировке только для приманки подозреваемого. Вчерашний живописный спектакль — «хо-хо-хо», борода, красный кафтан — вообще не в его стиле.

Однако в данном случае... почему-то хотелось вложить в дело особый смысл.

Глупо, конечно. Опыт показывает: если стараешься вложить особый смысл, а не просто работать, дело порой принимает дурной оборот, соответственно, больше шансов самому пострадать.

Поэтому он принял меры предосторожности. Как правило, не носил никакого защитного снаряжения, но сделал вчера из него исключение. Можно было бы прыснуть в кабину из газового баллончика, выволочь из дверцы одуревшего парня или сколько угодно парней. А изображая Санту, пришлось выставляться на полное обозрение, хорошо, черт возьми, понимая, что у кого-нибудь непременно окажется пистолет.

И точно. Парень сделал удачный выстрел, который едва не пробил грудь, свалил его с крыши фургона, вышиб дух. Спасибо, десятикратный жилет остановил пулю.

Особая благодарность перчаткам с кастетами. Белых кожаных Эйб не сумел раздобыть, предложив взамен белые нитяные перчатки, которые надеваются поверх обычных черных. Кожаная прокладка внутри усиливала удары, позволив поскорее разделаться с гадом.

Неожиданно Джек отключился. Возможно, от боли, возможно, от мысли, что без жилета погиб бы, возможно, от воспоминания о жертвах гнусного воришки. В любом случае темнота хлынула из угла и накрыла на миг.

Джиа обняла его одной рукой, притиснулась, прижалась грудью к синяку, ткнулась носом в шею.

— Когда бросать собираешься? — поинтересовалась она.

Глубокий вдох причинил острую боль. Видимо, пуля слегка повредила грудную клетку. Не в первый раз и наверняка не в последний.

— Ох, давай-ка не будем сейчас обсуждать, — тихо попросил он, поглаживая мягкие белокурые волосы.

— Просто мне жутко представить, что в тебя кто-то стреляет.

— Не каждый же день. Почти все мои дела улаживаются вручную.

— Всегда что-нибудь может случиться. Я хочу сказать, ты ведь имеешь дело не с совсем нормальными людьми.

— Вот тут ты совершенно права.

Может, если поддакивать, она наконец замолчит.

— Знаю, я Наладчику Джеку обязана, но...

— Ты ему абсолютно ничем не обязана.

— Нет, обязана. Благодаря ему Вики жива. Сумасшедший индус убил Грейс, Нелли и, если бы на твоем месте был кто-то другой, скормил бы тем самым тварям и Вики...

Джиа содрогнулась, прижалась к нему.

Он закрыл глаза, вспоминая кошмар... Кусум Бахти явился из Бенгалии, исполняя обет кровной мести семейству Вестфален, уходивший во времена давней вражды. После гибели своих теток Грейс и Нелли Вики осталась единственной представительницей рода Вестфален.

Стремясь выполнить клятву, Кусум почти добрался до нее.

— По-моему, старикан Н. Дж. точно в таком же долгу перед Джиа. Если бы ты в тот вечер сюда не пришла...

Спасая Вики, Джек был тяжело ранен. Потерял много крови, ослаб, не мог добраться по комнате до телефона. Если бы Джиа не заглянула проведать его, не отвезла к доку Харгесу...

— Я бы сказал, мы квиты.

И почувствовал, как ее голова дернулась у него на плече.

— Нет. Тебя кто угодно нашел бы и доставил в больницу. А спасение Вики... Будь ты плотником или печатником, даже копом, а не самим собой... она бы погибла. Поэтому я кажусь себе лицемеркой, уговаривая тебя сбросить одежку Наладчика Джека...

— Ну ладно. Не надо изображать меня каким-то Бэтменом.

— Пусть не в щелке между стропилами, но все-таки ты глубоко прячешься, правда?

— Я не борец с преступностью. Джиа, ты одна из немногих известных мне людей, не совершивших каких-нибудь преступлений. Я занимаюсь делом. Бизнесом. Предлагаю услуги за деньги.

— Вчера не взял.

— И посмотри, что из этого вышло. Одна бесплатная услуга, и я сразу Бэтмен. Или какой-нибудь благотворитель, которых вечно показывают по ТВ. Поэтому никогда не работаю даром. Как только пройдет слух, каждый будет надеяться, что я исключительно ради него подставлю задницу под пули.

Джиа подняла голову, усмехнулась:

— Ну конечно, какой ты крутой.

Он пожал плечами:

— Когда речь идет о деньгах, все дерьмо остается в руках.

— Занимаешься своим делом только ради денег.

— Если у кого найдется копейка, у меня найдется идейка.

Она улыбнулась еще шире:

— Ничего не принимаешь близко к сердцу.

Джек изобразил ответную улыбку:

— Пустишь слезу — останешься дураком на возу.

Она накрыла ладонью кровоподтек на груди.

— Еще одна рифма, нажму красную кнопку — как следует.

Он попробовал перевернуться, она не пускала.

— Ладно. Если перестанешь, и я перестану.

— Принято. Только признайся, что переживаешь.

— Стараюсь исключать эмоции. Это опасно.

— О чем я и говорю. Ты ставишь себя на место каждого клиента.

— Позволь, пожалуйста, поправить: «заказчика». У адвокатов и банкиров клиенты. У меня заказчики.

— Хорошо. Заказчика. Я имею в виду, ты не станешь работать на каждого, у кого случайно хватит денег.

— Смотря по обстоятельствам. — Джек все хуже себя чувствовал. Хотелось закрыть тему. — То есть я должен убедиться, что способен уладить дело, иначе мы оба попусту потратим время. Я просто мелкий предприниматель, Джиа.

Она со стоном откинулась на спину.

— Ничего себе мелкий предприниматель — который никогда не платит налогов, не имеет номера социального страхования, живет под дюжиной чужих фамилий...

— Налог с оборота плачу... иногда.

— Пойми, Джек, эта белиберда с Наладчиком ничего тебе не дает, ты просто к ней пристрастился.

Ему не понравилась мысль, будто он попросту пристрастился к адреналину, хотя, может, так оно и есть. Надо признаться, оставив вчера вечером перед Центром подонка с украденными игрушками, чувствовал щекочущую дрожь во всем теле. Даже не понимал, что довольно тяжело пострадал, пока домой не вернулся.

— Может, да, может, нет. Допустим, я уйду на покой, сброшу «одежку Наладчика Джека», по твоему живописному выражению, что потом?

— Начнем настоящую совместную жизнь.

Он вздохнул. Совместная жизнь с Джиа и Вики... вот это в самом деле заманчиво.

И чертовски непривычно. Лет в двадцать он даже не мыслил себя женатым, ведущим какой-нибудь традиционный образ жизни. Стать отцом? Невозможно!

Все изменила близость с Джиа, любовь к Вики. Хочется, чтобы они всегда были рядом, чтобы он всегда был рядом с ними.

Только не так это просто.

— Хочешь сказать, поженимся?

— Хочу сказать, поженимся. Что тут такого страшного?

— Я говорю не о свадьбе. И конечно, не об обязательствах. Но тащиться в муниципалитет, регистрироваться под своим именем... — Он изобразил легкий приступ апоплексии. — О-о-ох!

— Возьми какое-нибудь другое... Выберем самое подходящее к Джиа и Вики, и все. В чем проблема?

— Разве нельзя просто жить вместе? — спросил Джек, заранее зная ответ. Ну, хотя бы покончено с вопросом о его деятельности.

— Конечно. Как только Вики вырастет, уйдет, замуж выскочит, заживет своей жизнью. До тех пор ее мамочка не спутается ни с кем, даже с тем самым Джеком, которого Вики с мамочкой так сильно любят.

Джиа — художница, давно живет в Манхэттене, до мозга костей горожанка, и все-таки из глубины ее существа нередко выглядывает девчонка с фермы из Айовы.

И замечательно. Именно эта девчонка с фермы придает ей привлекательность, уникальность, превращает в настоящую Джиа.

Проблема даже не в регистрации. Официально оформленным отношениям реально препятствует только Наладчик Джек. Ибо, как только он переберется к Джиа и Вики — или наоборот, — сразу станет уязвимым. Занимаясь такими делами, разумеется, наживаешь врагов. Как ни старайся, в определенной степени неизбежно засвечиваешься. Немало сердитых ребят знают его в лицо. Частенько то один, то другой выясняет и адрес. Дальше, как правило, следуют неприятности. Пока Джек живет один, пока изо всех сил старается не появляться на людях с теми, кто ему дорог, сердитым ребятам приходится разбираться с ним лично. Очень хорошо. Можно справиться. И он справляется. Большинство ребят никогда уже не возникают.

Если же Джиа и Вики с ним свяжутся, охота начнется за ними.

Как с этим справиться, совершенно неясно.

Если кто-то из них пострадает каким-нибудь образом из-за него...

— Хорошо, — продолжал он. — Я бросаю дела, и мы женимся. Что потом?

— Будем жить.

— Легко тебе говорить. Ты будешь выдумывать книжные обложки, писать картины, а я? Что мне делать в честном мире? Я больше ничего не умею.

Джиа приподнялась на локте, внимательно на него глядя.

— Потому что никогда ничего другого не пробовал. Джек, ты умный, изобретательный, интеллигентный мужчина с крепким телом. Можешь делать что хочешь.

Хочу делать то, что делаю, подумал он.

— А как же украденные игрушки? Если бы я бросил дело и мы поженились, как бы ты решила проблему? — Он игриво ее подтолкнул. — А? Как? Куда обратилась бы?

— Попросила бы, чтобы ты их нашел.

Джек изумленно взглянул на нее. Ни намека на каверзу, никаких признаков шутки. Абсолютно серьезно.

— Я один из присутствующих в этой комнате вижу маленькое противоречие?

— Нет, — сказала она. — Я лицемерка, честно признаюсь. Хочу, чтобы ты был Наладчиком Джеком исключительно для меня.

Он лишился дара речи. Ну что тут скажешь?

В минуту молчания из передней комнаты просочился тихий утробный смех. Он почувствовал, как рука Джиа покрылась гусиной кожей.

— Господи боже мой! Слышишь?

— Всего-навсего телевизор. Наш старый приятель Дуайт.

Продолжая ретроспективный показ фильмов Дуайта Фрая, крутили «Дракулу». Перед глазами Джека во всех деталях предстал шедший сейчас эпизод, один из самых любимых на все времена: корабль, доставляющий графа в Англию, выброшен на берег, в живых остается один только Рэнфилд, выглядывает из глубокого трюма, глаза горят безумием, дикий смех гулко раскатывается по палубе.

— Прямо мурашки по коже.

— Точно. Старик Дуайт до того классно сыграл Рэнфилда, что раз и навсегда определил свою дальнейшую карьеру. Как только требовался персонаж, у которого далеко не все дома, звали Дуайта Фрая.

Джиа бросила взгляд на часы:

— Боже, время! Я же собиралась кое-что купить к Рождеству, прежде чем забирать Вики.

— Вряд ли успеем в Вестчестер, — заметил Джек.

— Совершенно верно. Поэтому отправимся к Шварцу.

Он застонал.

— Не ной.

Она его чмокнула, скатилась с кровати, направилась в ванную.

— Быстренько душ приму, и пойдем.

Джек смотрел, как она проходит по комнате. Любовался ее наготой — тугие маленькие груди, длинные ноги, светлый пушок на лобке — удостоверение натуральной блондинки.

Интересно было в увидеть ее беременной. Наверно, сказочное зрелище.

Странно, в последнее время в голову лезут мысли о детях. С той минуты, как он в пятницу смотрел в Центре на Джиа с больным СПИДом младенцем. В глазах светится бесконечная нежность, забота... Джиа прирожденная нянька. Достаточно взглянуть на нее с Вики. Фактически мать-одиночка, она дает Вики больше десятка родителей, вместе взятых.

Он услышал стук закрывшейся двери ванной, прислушался к шипению воды в трубах, когда открылись краны.

Закрыл глаза, вообразив Джиа с другим младенцем... их собственным. Представил, как старится рядом с Джиа, Вики, новым крошечным существом, в котором он с ней сплавился. От подобной картины в душе вспыхнуло солнышко.

Только, чтобы в ту картину попасть, надо менять образ жизни.

Джек вылез из постели, выдвинул нижний ящик старого дубового комода. Покопался в разнообразных париках, усах, очках, нашлепках на нос, прочих причиндалах, пока не отыскал окладистую бороду. Вытащил из застегнутого на «молнию» пакета, осмотрел. Довольно потрепанная. Скоро придется покупать другую.

Приложил к подбородку, взглянул в зеркало.

Не так чтобы очень. Впрочем, с другой прической, с пробором ближе к середине, прямоугольное лицо приобрело овальную форму, изменилось до неузнаваемости.

Ты только посмотри на себя. Чтобы выйти в город за рождественскими покупками, приходится цеплять бороду. Вечно оглядываться через плечо. Разве это жизнь?

Если бросить дело, можно отрастить настоящую бороду и ходить куда хочешь — за одну руку держится Джиа, за другую Вики, — наплевать, черт возьми, кто их видит.

Бросить дело...

В конце концов, почему бы и нет? Может быть, даже пора. Предупредительных звонков хватит на дюжину жизней, но он никогда не чувствовал серьезной неотступной угрозы. Предпочитал приписывать это своему вниманию к деталям, хотя, может быть, ему просто везет. Как быть дальше — ждать смерти, жестокого увечья? Какой смысл дергать черта за хвост?

Не валяй дурака, посоветовал внутренний голос. Бросай, пока ты наверху.

Как всегда, голос прав.

Как всегда, Джек не намерен следовать его советам.

Пока, во всяком случае.

Понедельник

1

Алисия в нерешительности стояла возле бара, щурилась в позднем утреннем свете, заглядывая внутрь сквозь забрызганное окно.

Здесь? Джек назначил встречу у Хулио, что и написано на вывеске над дверями, только очень уж убогое заведение. Она рассчитывала на какую-нибудь шикарную таверну в Верхнем Вестсайде, однако шнырявшие туда-сюда в дверь неопрятные мужчины решительно не похожи на яппи.

Хотела предложить ему зайти к ней в кабинет, но на этот раз он пригласил ее в свой кабинет. Ладно. Вполне справедливо. Хотя кто устраивает кабинет в баре для рабочих?

Разве хозяин не может время от времени вымыть окно? Сквозь грязь почти ничего не видно. А то, что видно внутри в сумраке, не сильно обнадеживает.

Видны в основном растения — паучники, аспарагусы, традесканции — все погибшие. Больше чем неживые. Хуже чем неживые. Немногочисленные еще державшиеся на стеблях коричневые свернувшиеся листья покрыты толстым слоем пыли. Что это — идеальное представление мумии о папоротниковом баре?

В космическом пространстве между засохшими растениями полный мрак. Даже звезды не светят.

Тем не менее, Джек дал этот адрес, велел прийти к Хулио...

Алисия отошла от окна, огляделась по улице. Приехала в такси, поэтому не имела особой возможности проследить, не идет ли за ней тот седан. Сейчас его на дороге не видно. Может, просто фантазия разыгралась.

Может, вообще не стоит связываться с этим самым Джеком. Не хочется еще раз описывать ситуацию, на цыпочках маневрируя между деталями, о которых допустимо и недопустимо рассказывать. А потом отвечать на вопросы... на неизбежные вопросы.

Каждому, кто не знает того, что известно Алисии, ее поведение кажется абсолютно иррациональным. Все факты знает единственный человек на всем белом свете — Томас, — причем даже он считает ее сумасшедшей.

На вопросы отвечать невозможно. Поэтому приходится мириться, что люди принимают ее за чокнутую.

Желательно добавлять к их числу «просто Джека»?

Фактически нет. С другой стороны, в данный момент совсем некуда обратиться, тогда как «просто Джек» способен, кажется, вникнуть в суть проблемы. Удалось раздобыть медицинское заключение насчет укравшего игрушки типа. Копы не преувеличили. Над ним очень старательно поработали... множественные повреждения, бесчисленные травмы. Это свидетельствует, что «просто Джек» не брезгует справедливым применением силы.

Учитывая происшествие с Лео Вайнштейном, может быть, именно он ей и нужен.

Смущает только мысль о возможности привести Джека к тому же концу, что и бедного Лео.

Перебрала другие варианты, но пока самым верным был «просто Джек». Ее уже смертельно тошнило от любого упоминания о завещании и о доме, и вчера она вдруг решила окончательно распутать кошмарный клубок. Такое дело адвокат не уладит. А для Джека задача наверняка подходящая.

Хватит ли духу к нему обратиться?

Алисия глубоко вдохнула, взяла в руки разгулявшиеся нервы, дернула дверную ручку, шагнула внутрь.

В ожидании, пока привыкнут глаза, услыхала, как гул голосов увял, вроде оконных растений.

Интерьер выплывал из тьмы медленно. Сначала возникли телеэкраны, похоже, канал И-эс-пи-эн[6] или что-нибудь вроде того, потом над стойкой бара замерцала неоновая реклама пива — «Бад», «Роллинг рок», «Миллер», никакого «Басс эль» или «Зима», — отражаясь в строе бутылок на зеркальных полках. Потом табличка над стойкой с надписью темными, врезанными в светлое дерево буквами: «Бесплатное пиво завтра».

Потом завсегдатаи — пяток седеющих мужчин, облокотившихся на стойку бара, которые пили пиво, шумели между собой, все вдруг разом оглянулись и молча уставились на нее.

Что это? Гей-бар? Никогда здесь не видели женщину?

— Вы к Джеку, да?

Алисия оглянулась на крошечного мускулистого испанца, явившегося из темноты. Карандашные усики, волнистые, гладко зализанные черные волосы. Низкий голос, живые горящие темные глаза.

— Ммм... да. Он обещал прийти...

— В дальнем зале. Я — Хулио. Пойдемте со мной.

Она с облегчением направилась за ковылявшим Хулио мимо стойки бара в сгущавшуюся тьму. За спиной сразу возобновлялись беседы. Где-то у дальних столиков разглядела фигуру, прислонившуюся к стене. Фигура поднялась, Алисия узнала Джека.

Он протянул руку:

— Рад снова с вами встретиться, доктор.

У нее горло перехватило при воспоминании о вернувшихся вчера игрушках. Она обеими руками стиснула его ладонь:

— Даже не знаю, как вас благодарить. Как даже для начала отблагодарить за найденные подарки.

— Не надо никакой благодарности. Меня наняли на работу, я ее сделал.

Алисия почему-то засомневалась. Несмотря на сухой, сдержанный тон, она в пятницу видела его глаза, знала, как он расправился с вором. Станет разыгрывать столь рискованное и трудоемкое представление человек, просто «нанятый на работу»?

Он предложил кофе, она отказалась. Хулио долил белую потрескавшуюся кружку Джека, оставив их наедине.

— Все цело? — поинтересовался Джек, потягивая черный кофе.

Она опять обратила внимание на длинные ногти на больших пальцах. Может, потом можно будет спросить, почему он их не стрижет так же коротко, как остальные.

— Да, насколько можно судить. Персонал буквально обалдел от радости. Говорят, рождественское чудо. В газетах то же самое пишут.

— Видел. Ладно. Дело считаем закрытым. Кстати, как там стриженый малыш? Тот, которого стошнило после нашей встречи.

— Гектор? — переспросила она, удивляясь, что он помнит. — Да не очень-то хорошо.

— Ох, нет! Неужели что-то серьезное?

Как ни странно, в самом деле встревожился. Искренне.

— Последний рентгеновский снимок грудной клетки показывает пневмонию.

Инфильтраты в легких складываются в типичную картину пневмоцистоза, посевы свидетельствуют о присутствии болезнетворного микроорганизма. Не великий сюрприз. Pneumocystis carinii любит больных СПИДом.

Алисия начала с внутривенных вливаний бактрима. Его предписано принимать орально для профилактики, но далеко не все приемные родители считают необходимым ежедневно давать лекарство здоровым с виду детям.

— Он поправится?

— Обычно лечение, которое ему назначено, помогает.

Обычно.

— Чем я ему могу помочь? Прислать воздушный шарик, плюшевого мишку, еще чего-нибудь?

Хорошо бы маму, папу, а лучше всего — новую иммунную систему, подумала Алисия, но просто кивнула:

— Было бы замечательно. У него ничего нет. Наверняка всему будет рад.

— Ничего нет, — повторил Джек, качая головой, мрачно уставившись в чашку с кофе.

А когда поднял на нее глаза, стало ясно, что он силится найти слова, чтобы что-то сказать о безрадостной жизни, которую пытается себе представить.

Не старайся. Не выйдет.

— Я вас понимаю, — сказала она.

Он кивнул. И вздохнул.

— Хотите обсудить какое-то личное дело?

Да, мысленно подтвердила она. Перейдем к делу, которое ты можешь уладить.

— Во-первых, зовите меня Алисия. Только, прежде чем браться за дело, хочу спросить насчет мертвых растений в окне. Зачем они нужны?

Джек взглянул на окно. Неживые растения сидят там так давно, что он уже их перестал замечать.

— Для Хулио это тотемы. Отгоняют злых духов.

— Шутите? Каких злых духов?

— Тех, что заказывают тонкие вина вроде шардоне.

Алисия криво усмехнулась:

— А, понятно. Бар для мачо... в воздухе густо пахнет тестостероном.

— Я за Хулио не отвечаю, — пожал Джек плечами. — Он предпочитает публику определенного сорта, других старается отвадить. Иногда получается ровно наоборот. Растения привлекают нежелательных клиентов, придавая в их глазах заведению подлинную «оригинальность», что бы это ни значило. Ну, так что там у вас?

Она вздохнула, чувствуя нарастающее напряжение. Вот мы и дошли до сути.

— История долгая, сложная, не стану вам докучать всеми подробностями. В двух словах: два месяца назад некий Рональд Клейтон погиб в авиакатастрофе и оставил мне, черт возьми, все до последнего.

— Кто он такой?

— Мой родитель.

— Отец? Соболезную...

— Не соболезнуйте. У нас общие гены, и ничего больше. Как бы там ни было, когда мне позвонил адвокат, назначенный душеприказчиком, я ему заявила, что не нуждаюсь ни в какой движимости и недвижимости и вообще ни в чем, что связано с тем самым типом. Тогда он сообщил, что я единственная наследница.

Джек, сидевший напротив нее за столом, поднял брови:

— А ваша мать?

— Умерла двадцать с лишним лет назад, и по этому поводу, если угодно, можете выразить соболезнование.

Алисия едва помнила мать. Если бы не ее смерть... все было бы совсем по-другому...

— Ну, в любом случае, я была ошарашена. Лет десять с ним не разговаривала. Даже не вспоминала. — Не позволяла себе вспоминать. — Сказала поверенному, что не хочу иметь ничего общего с проклятым домом, и бросила трубку.

Джек молчал. Ждал, наверно, когда речь пойдет о «проблеме».

Не беспокойся. Сейчас.

— Потом позвонил мой сводный брат Томас и...

— Постойте, сводный брат?

— Да. На четыре года старше меня.

— С отцовской или с материнской стороны?

— Сын Ричарда Клейтона.

Джек склонил голову набок.

— Оставшийся с носом.

— Вот именно. Не получил ни гроша.

— Еще имеются какие-то сводные в семействе Клейтон?

— Нет. Один Томас. Вполне достаточно, спасибо. Ну так вот, позвонил и сказал, если мне дом не нужен, он его сам бы забрал. Я говорю, нет. Говорю, передумала, нужен. И правда передумала. Решила отдать СПИД-Центру под филиал. Забудь, говорю.

— Видно, с братом вы ладите не лучше, чем с отцом.

— Хуже, если такое возможно. Назавтра он опять позвонил, предложил за дом два миллиона.

Джек высоко вздернул брови:

— Где стоит этот дом?

— В Марри-Хилл.

— Давайте без шуток, — улыбнулся он. — Дешево для Марри-Хилл.

— Трехэтажный особняк. Стоит каждого пенни.

— Пока не понимаю, зачем я вам нужен. Берите деньги и смывайтесь.

Приближается щекотливый момент. Начинаются размышления о причине. Алисия избегала трудных вопросов — немыслимых — с бедным Лео Вайнштейном и с Джеком не намерена их обсуждать.

— Ни за что. Я его к черту послала.

— Знали, что ставка повысится.

— Ничего подобного! Впрочем, действительно. Томас вновь объявился, предложив четыре миллиона. Получил тот же самый ответ. После чего заявил, что устал сам с собой торговаться, потребовал, чтобы я сама назначила «распроклятую цену», по его выражению, а я снова бросила трубку.

— Еще раз его завернули... как бы выиграли в лотерею, а денег по билету не получили.

— Не совсем. Понимаете, у Томаса на счете нет практически ни гроша.

Джек подался вперед и уставился на нее. Теперь, кажется, заинтересовался.

— Точно знаете?

— Сначала догадывалась. То есть он после колледжа занимал в АТТ[7] невысокую должность научного сотрудника. Кто бы дал ему такую ссуду? Поэтому я постаралась проверить и точно выяснила: никакого кредита, больше того — Томас с работы уволился примерно в то же время, как начал мне названивать.

— Стало быть... безработный без денег сулит четыре миллиона? Не стану вас упрекать за отказ.

— Нет, — возразила Алисия, — вы не поняли. По-моему, у него есть деньги... наличные.

— Наличные?

— Он предлагает наличные, обещает отдать прямо в руки или все пожертвовать на благотворительные цели по моему выбору. Как вы это объясните?

— Либо съехал с катушек, либо за ним кто-то стоит.

— Верно, но кто? Почему они не обращаются прямо ко мне? Зачем действовать через Томаса?

— Разве это имеет значение? — Джек снова откинулся на спинку стула. — У вас в руках лакомый кусок недвижимости. Можете поселиться в доме, можете продать. Вам нужен не я, а налоговый инспектор.

Алисия чувствовала, как он отстраняется, теряет интерес. И поспешила продолжить историю:

— Да ведь я не могу там ни жить, ни продать. Как только отказала Томасу, он нанял дорогих адвокатов, чтоб оспорить завещание. Пока дело не решено, я не могу вступить во владение. Они даже добились судебного постановления о передаче дома под охрану, так что мне туда теперь и заглядывать не разрешается. — Не скажу, чтоб когда-то хотелось.

— Для чего же его охранять?

— Якобы кто-то туда забирается, с тех пор как он стоит пустой. Томас говорит, что хочет сберечь свою собственность, которая обязательно ему достанется после решения дела о завещании. Нанял охранников из частной фирмы.

— Не имея при этом никаких доходов, — хмыкнул Джек. — У вас очень находчивый сводный брат.

— Я бы так не сказала про Томаса.

— И все-таки вам нужен не я, а ловкий адвокат.

Алисия закусила губу. Нет, ей нужен именно он. Только чем Джек ответит на просьбу?

Иногда выгодно отклоняться от правил, изображать интерес, иногда нет.

Если бы Джек придерживался своих обычных непреложных законов, это свидание никогда бы не состоялось. Прежде чем встретиться лицом к лицу, он сначала беседует с потенциальным заказчиком по телефону или по электронной почте. Таким образом удается отсеивать всяких докторш Клейтон с проблемами, которые можно уладить ортодоксальными методами.

Но, будучи уже знакомым с Алисией, согласился с ней свидеться без каких-либо предварительных предосторожностей.

Не совсем, но почти пустая трата времени, черт побери. Единственное утешение — сама славная докторша.

Алисия Клейтон чем-то интриговала его. У многих есть секреты. Практически все заказчики что-то скрывают. Привычное дело — правды в первый раз не услышишь. Он давно наловчился подмечать пробелы. Не знал, о чем конкретно умалчивается, но ясно видел, что о чем-то умалчивается.

Алисия Клейтон — совсем другой случай. Ее не раскусишь. Либо она ничего не скрывает, либо скрывает настолько умело, что способна скрыть все, включая сам факт умолчания.

Скорее последнее. Глядя на нее, сидящую напротив за столиком, угадываешь хорошую фигуру, спрятанную под пальто и толстым вязаным свитером. С такими тонкими чертами и черными-черными волосами была бы поистине потрясающей женщиной, привлекательной, стильной. Однако не хочет. Предпочитает выглядеть попроще. Скрывается.

Ну, внешний вид — ее дело. Хотя работа у нее не блестящая.

Вряд ли в таких заведениях чересчур много платят.

И какая колоссальная сдержанность. Даже чрезмерная. Она почти... деревянная.

Что еще прячет? Женщина не просто накрепко замкнута, а герметически запечатана. Для этого нужна практика. Многолетняя практика.

Вот что интересно. Кто эта женщина, желающая все утаить?

Ясно, впрочем, что нынче утром вряд ли удастся сорвать хоть одну печать. Поэтому следует подобающим образом завершить небольшой тет-а-тет, но Алисия вдруг потянулась к нему:

— У меня был адвокат. В пятницу его убили.

Джек усмехнулся. Адвокатов, которые занимаются завещаниями и прочим в том же роде, не убивают.

— Вы хотите сказать, он погиб?

— Нет. Я хочу сказать, его убили. Как по-вашему, что, кроме убийства, означает заложенная в автомобиль бомба?

Джек распрямился на стуле. Об этом без конца твердили радио и ТВ.

— Взорванная машина в Мидтауне? Это был ваш адвокат?

Алисия кивнула:

— В то утро мы должны были встретиться. Видно, кому-то этого не хотелось.

Угу. Не попахивает ли слегка паранойей?

— Почему вы считаете, что его убили из-за вас? Я читал, в машине в бардачке обнаружены следы кокаина.

— Я достаточно насмотрелась на любителей кокаина, — отрезала она. На лице сохраняется маска, а пальцы правой руки крепко сжались в кулак. — Родители почти всех моих малышей — наркоманы. Через наркотики заражаются вирусом, передавая по наследству детям. У Лео Вайнштейна никаких признаков не заметила.

Откинулась на спинку стула, кажется, успокоилась — с немалым, по мнению Джека, усилием.

— Разумеется, я могу ошибаться. Но Лео не первый погибший насильственной смертью из-за этого завещания.

Джек невольно дернулся вперед:

— Еще один адвокат?

— Нет, — тряхнула головой Алисия. — Придя к очевидному заключению, что Томаса кто-то науськивает, я решила выяснить, кто именно. Наняла частного сыщика, понимаете, чтоб за ним проследить, посмотреть, с кем встречается, что-то вроде телевизионного детектива. Не знаю, как бы употребила полученную информацию, но все эти увертки и тайны меня просто достали. Я имею в виду, если кому-то так уж нужен дом, почему прямо со мной не связаться? Зачем впутывать Томаса?

— И что выяснилось?

— Ничего. — Она просверлила его серо-стальным взглядом. — Однажды вечером, через две недели после заключения нашего договора, сыщик погиб на переходе через Восточную Семьдесят пятую улицу. Его сбила машина. И скрылась с места происшествия.

Джек забарабанил пальцами по круглой столешнице. Ладно, может, и не паранойя. Возможно, совпадение, но после гибели двух человек, нанятых для решения некоей проблемы, никто не станет обвинять тебя в излишней подозрительности.

Кому-то — желающему сохранить инкогнито — явно хочется завладеть домом Клейтона. Очень сильно хочется. Предлагают «назвать свою цену», получают от ворот поворот, обращаются в суд.

Отсюда адски далеко до утверждения, будто они уничтожат каждого, кто окажется на пути. Кроме того...

— Ладно. Двое нанятых вами помощников мертвы. Может быть, есть какая-то связь. Но давайте подумаем: если неизвестные убирают людей, которые стоят между ними и домом, почему не убрать основное препятствие — вас?

— Будьте уверены, я с самой пятницы ночей не сплю из-за этого. Ничего не знаю о завещании. На оглашении не присутствовала. Когда наняла Лео, убитого адвоката, просто велела, чтобы документ из офиса душеприказчика отправили ему в контору. Никогда не видела распроклятой бумаги. Впрочем, дело поправимое. Теперь сама получу экземпляр, ознакомлюсь с условиями. Помню, Лео как-то обмолвился, что завещание «не совсем обычное».

Джек с любопытством насторожился:

— Вы когда-нибудь жили в том доме?

Алисия не шевельнулась, но как будто отодвинулась далеко в глубь заведения Хулио.

— До восемнадцати лет. А что?

— Просто спрашиваю, — пожал он плечами. — Пока не понимаю, чего вы от меня хотите. Личной охраной я не занимаюсь, поэтому...

— Хочу, чтоб вы его спалили дотла.

Джек вытаращил глаза, стараясь не выдать ошеломления. Не из-за собственно просьбы — на протяжении многих лет его не раз просили устроить поджог, — а из-за ее неожиданности. Никогда не думал услышать ничего подобного.

Притворился, будто прочищает уши:

— Простите. Мне послышалось, что вы хотите спалить дом, за который уже предлагают четыре миллиона долларов.

— Хочу.

— Можно узнать — почему?

— Нет.

— Вы обязаны дать объяснение.

Алисия заерзала на стуле.

— Какое вам до этого дело?

— Я работаю только на таких условиях.

— Ладно, — вздохнула она. — Наверно, я просто устала. Хоть я и врач, денег у меня немного. Частная практика приносила бы больше, но мне хочется работать в Центре. Все, что удалось накопить, учитывая расходы на жизнь, выплату ссуды на обучение — поверьте, шестизначная цифра, — ушло на оплату услуг сыщика и адвоката. Я практически на нулях, Джек. Не могу начать заново, искать нового поверенного. И честно сказать, немного напугана. Просто хочется со всем этим покончить.

Напугана? Трудно поверить в возможность испугать эту женщину. Похоже, ничто не обратит ее в бегство.

— Все ваши финансовые проблемы решил бы один звонок брату.

— Сводному брату. Но я не хочу продавать дом Томасу. А никому другому он мне не позволит продать.

Джек совсем сбился с толку.

— И все-таки почему бы именно ему не продать, если вы говорите, что дом вам не нужен и вовсе не дорог?

Глаза Алисии неожиданно вспыхнули, и она прошипела сквозь зубы:

— Потому что... он хочет его получить!

Вспышка столь же внезапно погасла.

— И больше вы не услышите никаких объяснений, — добавила она ровным тоном.

Джек откинулся на спинку стула, испытующе на нее глядя. Что делать дальше? Инстинкт подсказывал, что перед ним сидит женщина, с непробиваемого корсета которой отлетело несколько пуговиц, поэтому надо бы без оглядки двигаться прямо к двери.

Хороший совет. Она уже призналась, что осталась почти без гроша, стало быть, никак не потянет его гонорара. Значит, тут, кроме хлопот, ничего не получишь.

Отказаться нетрудно. Достаточно правду сказать — поджогами не занимаюсь, и на том до свидания.

Почему ж он молчит? Почему сразу прямо не скажет, при первом упоминании о поджоге дома покойного отца?

Потому что...

На самом деле на этот вопрос не имеется убедительного ответа, кроме того факта, что Алисия предлагает восхитительный интригующий сценарий. Леди отказывается от целого состояния ради единственной цели — чтобы дом, принадлежавший человеку, которого она не желает называть отцом, не перешел в руки сводного брата, которого она ненавидит. Что с этим домом связано? Может быть, с ней там что-то случилось?

Дело продвигается медленно, а любопытство Джека дошло до предела.

— Ладно. Вот что я могу сделать. Ничего пока не обещаю. Максимум — подумаю. Надо кое-что уточнить, прежде чем принять решение.

— Чего тут решать? — с раздраженной ноткой переспросила она. — Либо вы соглашаетесь, либо нет. С игрушками ведь ничего не пришлось уточнять.

— Это другое дело. Вам не кажется, что поиски украденного чуточку отличаются от поджога? Речь идет о серьезном пожаре в самом центре Манхэттена.

В паузе он наблюдал за выражением ее лица. Видно, думает, будто он поторгуется и возьмется за дело. На лице не отражалось ничего... потом возникло нечто вроде улыбки. Глаза не улыбались.

— А, понятно, — пробормотала она наконец. — Меня будете проверять.

— Обязательно. Нутром чую, что вам можно верить, но время от времени в прошлом меня не раз собирались нанять замечательные баснописцы.

Алисия кивнула:

— Вдруг дом принадлежит бросившему меня любовнику, с которым я хочу расквитаться.

— Это был бы не первый случай.

Она схватила сумку, встала и холодно отчеканила:

— Вот что я вам скажу, мистер «просто Джек». У меня нет любовника. Я не вру. Проверяйте сколько угодно. Убедитесь — звоните. Поищу тем временем другие варианты. — Еще одно подобие улыбки. — Спасибо, что уделили мне время.

Джек тихонько присвистнул сквозь зубы, глядя ей вслед. Леди на цельном стальном каркасе.

2

Алисия пошла к Коламбус-авеню, отыскивая такси. Час пик прошел, до обеда еще больше часа, движение в Верхнем Вестсайде на время затихло. Встречались лишь немногочисленные покупатели, да и те шли пешком. В данный момент таксистам здесь делать особенно нечего.

Увидела приближавшееся такси, которое оказалось занятым. Отскочила, когда оно с визгом затормозило за белой машиной, остановившейся посреди дороги. Таксист непрестанно гудел, пока белый автомобиль не тронулся.

Она улыбнулась — музыка большого города...

Улыбка погасла, вспомнились слова Джека:

«Надо кое-что уточнить, прежде чем принять решение...»

Возникает дурное предчувствие, что он уже все решил и не заинтересовался делом.

Проклятье. На него была надежда.

Придется искать поджигателя в другом месте. Естественно, не в «Желтых страницах». Наверно, можно разузнать через родичей маленьких пациентов Центра — не слишком образцовых граждан, однако предпочтительней все-таки Джек. Доказано, что он способен справиться. Ему можно верить, пускай даже сейчас он немножко ее приструнил, чтобы потом была посговорчивее.

Она пристально осмотрела улицу. Серого седана нет. Хорошо. Дойдя до Коламбус-авеню, заметила такси, вывернувшее из-за ближайшего угла по направлению к ней. Махнула рукой, разглядела горевшую табличку «Посадки нет».

Ну надо же! Хотелось быстренько заскочить в больницу, проведать Гектора, прежде чем увязнешь в трясине дел в Центре.

Алисия плотнее закуталась в пальто на холоде. Может, попробовать вызвать такси? Открыла висевшую на плече сумку, принялась рыться в хаосе. Действительно, история половины жизни. Немного денег, стетоскоп, диагностический набор, пейджер, ключи, где-то на донышке среди старых платежных карточек сотовый телефон.

Копаясь в сумке, оглянулась назад, снова высматривая чертов серый седан, и обратила внимание на трех парней, топтавшихся у дверцы красного сверкающего спортивного автомобиля, оставленного неподалеку от заведения Хулио футах в пятидесяти от нее. Компания разношерстная — примечательно белый парень, другой чернокожий, третий испанец; двое смуглых загородили белого, который сунул в оконную щель тонкий ломик с плоским концом и принялся шурудить.

Алисия не разбиралась в машинах, однако не сомневалась, что троица задумала какую-то пакость: украсть либо приемник, либо барсетку, либо вообще машину угнать. Взглянула, не идет ли кто мимо, но в тот момент тротуар пустовал.

Пожалуй, спокойнее ждать такси подальше на улице. Отойти на безопасное расстояние и немедленно набрать 911.

Она отвернулась, готовясь тихонечко улизнуть, и увидела вышедшего от Хулио Джека. Он шел в ее сторону, но, если и заметил, виду не подал, не сводя глаз с парней, пытавшихся открыть машину. Приближаясь к ним, неожиданно сменил походку... на кошачью.

Не собирается же он ввязываться, в самом деле. Надеюсь, ума хватит.

Джек, тем не менее, решительно подвалил бочком к троице, остановился перед двоими, прикрывавшими третьего, сунув руки в карманы, раскачиваясь на каблуках, будто наблюдал за сменой покрышки.

Алисия мысленно даже услышала его голос:

— Эй, ребята, чего это вы тут делаете?

Любопытство пересилило здравомыслие. Она, как зачарованная, шагнула ближе, чтобы лучше видеть.

Чернокожий — со светлыми, вытравленными, коротко стриженными волосами, прилично накачанный с виду — глянул на Джека, словно не веря, что бывают дураки на свете, которые смеют к нему обращаться с подобным вопросом.

— Слепой, что ли, не видишь? — Он ткнул пальцем в белого парня. — Наш браток свою тачку закрыл, открыть не может, мы помогаем, понял? Все в полном порядке.

— Можно посмотреть? — попросил Джек каким-то сухим, резким тоном, стоя в свободной, сутулой, расхлябанной позе.

— Нельзя. Проваливай.

— Почему?

— Потому что я сказал, и точка. Отцепись, не мешай, не отвлекай внимание, пока я по-настоящему не раскипятился. Убирай отсюда свою любопытную белую задницу.

— Просто я никогда не видел, как взламывают машину, — объяснил Джек. — Я хочу сказать, очень удачно, что кто-то из вас захватил с собой ломик на всякий пожарный случай. Теперь у вас есть возможность помочь другу. А я думал, это запрещено законом.

Господи Исусе, подумала Алисия, видя, как замерли трое угонщиков. Он что, с ума сошел?

— Эй, ты, — буркнул белый парень, выпрямляясь и делая шаг вперед. На нем была черная кожаная куртка с заклепками. Очень короткие светлые волосы, колечки в обоих ушах, в верхней губе, в правой брови. — Ты чего, коп какой-нибудь долбаный или кто?

— Я? — с робкой улыбкой переспросил Джек. — Ох, нет. Я не коп. Просто это машина моего друга Хулио. А никто из вас, ребята, не Хулио. Поэтому, может, найдете себе другую машину для взлома?

Настала очередь испанца. Он выхватил ломик из щели, замахнулся на Джека:

— Эй, мужик, ты сдурел? Машина моего кореша, мы ему помогаем. Ну-ка, вали отсюда, не то всажу вот эту штуковину тебе в глотку, проткну до самой задницы!

Похоже, парни сильно забавлялись. Пока они посмеивались, отпускали грубые шуточки, Алисия заметила, что Джек потихоньку вытаскивает из кармана левую руку.

Чуть не закричала: «Не надо! Трое против одного! Ни единого шанса».

Но засомневалась, глядя на Джека. Чувствовалось, как он пышет какой-то наэлектризованной первобытной силой. У нее в кабинете и в баре минуту назад был вялый, скучный... а теперь совсем другой человек. Весь напряженно вибрирует, огнем горит, будто его повседневная жизнь состоит из пустых и бесцветных антрактов, которые надо просто пересидеть до начала следующего действия.

— А как только он кончит, — продолжал белый парень, отобрав у испанца железку и сунув ее под нос Джеку, — я через заднюю дверцу яйца тебе оторву!

Напряжение клубилось в воздухе, сгущалось. Алисия слышала от людей, переживших удар молнии, о необычном ощущении перед самым разрядом, от которого волосы встают дыбом — буквально. И сама теперь чувствовала, как молекулы воздуха ионизируются, поляризуются в преддверии...

— Какие у тебя чудесные голубые глаза, — задумчиво проговорил Джек под новый взрыв хохота. — Можно мне один?

Прежде чем кто-то успел среагировать или ответить, его рука стрелой метнулась к белому лицу таким внезапным молниеносным движением, что Алисия не уследила. Поняла только, что рука Джека мелькнула в воздухе, и в тот же миг белый парень с диким воплем пошатнулся, выронил ломик, прижал к лицу ладони, завертелся на месте, чуть не сбив своего чернокожего друга.

Она задохнулась, попятилась, видя у него на левой щеке ярко-красную струйку, просочившуюся между пальцами.

Боже правый, что ж это такое?

— Что за хренотень... — пробормотал чернокожий, попеременно оглядываясь то на Джека, то на упавшего на колени приятеля, который зажимал глаз красными от крови пальцами и орал во все горло.

Испанец наклонился к другу:

— Джоуи! Чего он тебе сделал?

— Глаз! Ох, черт, глаз!

— Обожаю глаза, — заявил Джек незнакомым искаженным тоном. Его собственные глаза приобрели странное рассеянное выражение. Потрясенная Алисия заметила на его губах следы крови. — Голубые особенно вкусные.

И открыл рот, демонстрируя зажатый в зубах голубой окровавленный глаз.

В желудке у Алисии екнуло. Дежуря на «Скорой» во время стажировки, она видела жуткие травмы, превосходившие любые ночные кошмары нормальных людей, но с таким никогда в жизни не сталкивалась. Наверняка на лице у нее сейчас написано точно такое же ошеломление, омерзение, ужас, как у чернокожего и испанца. Хотела отвернуться и не смогла. Надо досмотреть.

В детстве она однажды, на свою беду, очутилась в зоомагазине во время кормежки змей. Проходила мимо клетки крупного ужа, который заглатывал лягушку головой вперед. И, охваченная отвращением, особенно при виде еще дергавшихся лягушачьих лапок, приросла к месту, не сводя глаз с несчастной лягушки, пока та не исчезла.

Теперь чувствовала точно то же самое. Только на сей раз лягушка заглатывает змею.

Нет... не заглатывает.

Джек вдруг взял и выплюнул глаз, попав в боковое стекло машины. Алисия с поднимавшимся в горле комом смотрела, как окровавленная студенистая масса прилипла на пару секунд, потом медленно потекла вниз, оставляя на стекле поблескивавший красный след.

Вопли Джоуи стихли до стонов, двое его приятелей не мигая таращились на бесформенный глаз, застрявший в нижней кромке окна.

— Впрочем, и карие тоже годятся, — заметил Джек, шагнув к ним с окровавленной ухмылкой.

Парни шарахнулись, испанец второпях чуть не сшиб чернокожего, стараясь не попасть Джеку в руки.

— Старик, я пошел! — крикнул он, пятясь.

— Эй, Рик! А Джоуи как же?

— Хрен с ним!

Черный попытался его удержать, Рик вырвался и помчался по тротуару.

— Он же по-настоящему чокнутый, мать твою!

Джек сделал еще шаг к чернокожему:

— У тебя такие большие карие глаза.

Этого оказалось достаточно. Чернокожий повернулся и устремился за Риком.

— Эй, Джоуи, — бросил он на бегу упавшему другу. — Я тебя потом заберу.

Согнувшийся в три погибели Джоуи, почти уткнувшийся головой в тротуар, видно, не слышал, ощупывая лицо.

Джек посмотрел вслед бежавшим и стукнул кулаком по капоту машины:

— Есть!

Сплюнул кровью в канаву, вытер рот рукавом. Алисия попятилась. Медленно. Чтобы не привлекать внимание. С кем же она едва не связалась? Хорошо еще, не поручила ему поджечь дом. Плевать, что он нашел украденные игрушки, с этим маньяком нельзя иметь ничего общего.

В тот момент Джек оглянулся.

— Видели? — спросил он с кровавой усмешкой. — Сработало! Просто чудесно сработало!

Усмешка внезапно слиняла. Должно быть, прочел у нее на лице кипевшее в душе отвращение, страх, потрясение — все, что она безуспешно старалась скрыть.

И направился к ней. Она побежала, но через два шага была крепко схвачена за локоть и рывком остановлена.

— Нет, пожалуйста, — взмолилась Алисия, — пустите! Пустите, или я закричу!

— Дайте мне одну секундочку. Я вам кое-что покажу, а потом отпущу. Ладно?

Тон абсолютно разумный, нормальный... Без всяких искажений. Она покосилась через плечо. Блуждавший минуту назад взгляд тоже исчез.

Только губы еще в крови.

— Смотрите. — Джек протянул открытую руку.

Алисия нерешительно глянула.

На ладони лежали... два глаза... карий и голубой... мягкие, блестящие, липкие с виду...

Сначала она содрогнулась, готовая взвизгнуть, потом заметила, что никакой крови нет. Присмотрелась поближе и сообразила.

— Искусственные.

— Ну конечно, — подтвердил он. — Можно купить какие угодно в игрушечных лавочках в Виллидже.

Алисия посмотрела через его плечо на Джоуи, который уже сидел, хоть по-прежнему корчился и держался за глаз.

— А с ним что вы сделали?

Джек показал пластиковую бутылочку с брызгалкой, наполненную красной жидкостью.

— Немножечко прыснул. Голливудская кровь, смешанная с десятипроцентной перечной настойкой. Знаете, экстракт однолетнего перца, который используется в защитных баллончиках? В глаза налил чистой искусственной крови, потом прикусил, рот испачкал. Прошу прощения. — Он отвернулся, вновь сплюнул в канаву. — С виду настоящая, а вкус омерзительный.

— С виду действительно настоящая. Я могла бы поклясться...

Джек бросил на нее сияющий взгляд:

— Правда? Вы тоже купились? Доктор и тому подобное? Потрясающе! Даже сказать не могу, сколько я ждал возможности испробовать этот номер.

— Я на минуту подумала, будто вы собрались с ними драться.

— Один на троих? — Он тряхнул головой. — Это лишь в кино бывает. В таких случаях можно справиться, только застав противников врасплох и имея какое-нибудь оружие. Хотя чаще всего, пускаясь на нечто подобное в реальной жизни, лоб расшибешь. Я боли не люблю. Можно аккуратней управиться.

Он подошел к машине, вытащил из щелки искусственный глаз, залитый искусственной кровью, и повторил, скорее себе самому:

— Идеально сработало.

Прямо как мальчишка. Мальчишка, который что-нибудь смастерил — деревянную машину, рогатку — и радуется, что оно в самом деле работает.

Джек подцепил кольцо в брови Джоуи, вздернул парня на ноги.

— Пошли, — толкнул он его к Алисии. — По-моему, леди не до конца верит. Покажи ей свой глаз.

— Верю, — сказала она.

Парень словно не слышал.

— Ну-ка, Джоуи, открой личико, покажи оба голубеньких глаза.

Тот разлепил окровавленные веки, открыв слезящийся, сильно раздраженный, но целый глаз.

— Хороший мальчик, — похвалил его Джек, развернул, толкнул туда, куда удрали два других обормота. — Иди догоняй друзей. — Минуту посмотрел вслед ковылявшему парню, потом обернулся к Алисии: — Я с вами свяжусь.

Помахал, повернулся, ушел.

Алисия не спускала с него глаз, надеясь, что он согласится помочь. Такого человека хочется иметь на своем углу ринга.

3

— Вон ты где!

Сэм Бейкер рассуждал вслух в пустой, кроме него, машине, разглядев крошку Клейтон. Несколько неприятных минут думал, что упустил.

Откинулся на спинку водительского сиденья, расслабил стиснувшие руль пальцы. Ныли плечи. Он даже не понимал, в каком был напряжении после приказания копа уехать.

Теперь можно успокоиться. Мы снова вышли на след.

Проследовав за ней от СПИД-Центра до Верхнего Вестсайда, он увидел, как она зашла в какую-то дыру, к какому-то Хулио. Нашел место, откуда хорошо видна дверь, приготовился к наблюдению.

Просидел всего пару минут, начиная запоминать номера стоявших вокруг машин, как явился тот самый коп. Оказалось, что выбранный наблюдательный пункт находится рядом с пожарным гидрантом. И хоть Бейкер пытался растолковать, что кое-кого поджидает, даже мотор не выключил, коп уперся:

— Проезжайте, или вас отбуксируют.

Выбора не оставалось.

Поэтому он сорвался, заколесил по улице, высматривая свободное местечко на законной стоянке. Дохлый номер. Хорошо в заскочить в бар, хлебнуть быстренько пива, глянуть, с кем она встречается, но нельзя рисковать буксировкой машины. Поэтому ехал и ехал, кружил по кварталу, ожидая, когда она выйдет.

Когда, наконец, заметил ее в дверях, успел проехать мимо бара. А когда тормознул посреди дороги, какой-то гад таксист взялся гудеть, будто со свадьбы ехал. Бейкер второй день разъезжает в белом, взятом напрокат «плимуте». Увидев, как малышка Клейтон поглядывала в пятницу в его сторону, побоялся, что засекла серый «бьюик». Не хотелось привлекать внимание к новой машине, поэтому снова пустился в объезд квартала и намертво застрял в пробке.

Уже можно расслабиться. Неизвестно, чем она занималась, пропав из вида, да кого это волнует? Он нашел ее практически там же, где потерял.

Зазвонил сотовый. Нетрудно догадаться, кто трезвонит, — за ним неусыпно присматривает араб, взбесившийся из-за взорванного адвоката девчонки.

— Да?

— Следите за женщиной?

— Прилип как банный лист к заднице.

— Не понял?

— Она в центре города. В данный момент такси ловит.

— Где была? Встречалась с другим адвокатом?

— В бар ходила.

— В бар? За спиртным?

— Хотите сказать, за выпивкой? — Чудно этот тип разговаривает. Араб до мозга костей, а по-английски говорит как настоящий британец. — Нет. По правде сказать, тут, по-моему, ничего нет для нас интересного. Встречалась, наверно, с дружком или что-нибудь вроде того.

— У нее нет никакого дружка.

Бейкер глянул на туго натянутую юбку малышки Клейтон, садившейся в такси. Симпатичная попка.

Не поверишь, что совсем одинокая. С виду хорошенькая. По крайней мере, насколько удалось разглядеть. Почти не красится, кожа упругая, могла бы сногсшибательно выглядеть. Однако...

Не лесбиянка ли? Ничего плохого тут нету. Вполне можно согласиться и на лесбиянку. Единственная их проблема, по его убеждению, в том, что они еще не встречали настоящего мужчину.

— Вам лучше знать, — буркнул Бейкер.

— Известно, с кем она встречалась?

— Не было возможности выяснить. Только не думаю, чтоб в такой дыре с адвокатом. — Бейкер чуть не добавил «хотя кто знает», но передумал.

Будем надеяться, черт возьми, не с адвокатом.

— Вам платят не за то, чтоб вы думали. Мне не нравятся результаты ваших раздумий.

Вон оно как. Впрочем, араб не стал развивать эту тему.

— Куда она направляется? — спросил Мухаляль.

— Возвращается на работу. Я рядом.

— Хорошо. Следуйте за ней, и больше ничего.

Бейкер нажал кнопку, отключился, двинул кулаком по рулевому колесу. Вспомнил о денежном потоке, который вот-вот хлынет, и по пути об этом раздумывал. Чертовски жирный гонорар, причем он заработал каждый до последнего поганого пенни, кушая все это дерьмо.

4

Ёсио Такита приканчивал второй буррито[8], держась за машиной Сэма Бейкера. Купил в каком-то «Бурритовилле». Никогда не слышал про сеть кафетериев быстрого обслуживания, но очень правильно сделал, что заглянул. Он облизнулся. Буррито называется «Возродившийся феникс». Очень вкусно. Фактически он еще не встречался с американским фаст-фудом, который бы ему не понравился. И совсем дешево. Дома в Токио потратил бы целое состояние на покупку таких продуктов, которыми торгуют в американских экспресс-кафе, рассеянных по всему городу.

Есть риск растолстеть, хотя, видимо, его система обмена веществ поглощает калории по мере поступления. Хорошо. При такой работе животик в тридцать лет не вырастет.

Вытер пальцы и губы салфеткой, взялся за руль обеими руками. Надо быть повнимательнее. Дело не в Бейкере, он не оперативник-наемник, способный в лучшем случае на грубую наружную слежку, не имея ни малейшего представления, что сам находится под колпаком. Проблема удержаться позади у светофоров. Когда следишь за кем-нибудь одним — совсем просто. Но когда сидишь на хвосте у Бейкера, который сидит на хвосте у женщины, получается досадно длинный хвост.

Недостаток стиля и изящества Бейкер с лихвой компенсирует безжалостной силой, как понял Ёсио, следуя за ним от адвокатского дома к Лонг-Айленду. Глядя на возню с машиной, думал, либо маяк ставит, либо жучок. Если бы догадался про бомбу, звякнул бы адвокату, предупредил.

Хватит уже смертей.

По сведениям токийской группы Кадзу, на которую он работает, из-за открытия или изобретения Рональда Клейтона погибли двести сорок семь человек. Несколько недель назад Ёсио был свидетелем гибели еще одного. Взорванный в прошлую пятницу Лео Вайнштейн довел общий итог до двухсот сорока девяти.

На первый взгляд совету директоров группы Кадзу известно не более, чем Ёсио. По крайней мере, такое они хотят произвести впечатление. Говорят, не знают, почему араб — Кемаль Мухаляль — так сильно интересуется Рональдом Клейтоном и его домом, хотя, если это стоило жизни большому количеству невинных людей, определенно должны были в выяснить.

Наверняка знают больше. Хотя номинально группа Кадзу — простая холдинговая компания, она могущественнее самого большого кейрецу. С глобальным размахом. Однако совет не имеет всех сведений, которые хотел бы иметь.

Поэтому, как всегда, когда требовалось тайно решить проблему, совет обратился к Ёсио и отправил в Америку за дальнейшей информацией. Хорошо, что среди других языков он бегло говорит по-английски. Здесь ему поручено стать глазами и ушами совета. Его снабдили набором дипломатических автомобильных номеров, чтобы уверенней себя чувствовал в городском трафике и на стоянках. Смотри, слушай, докладывай.

Послали его одного. Здесь и сейчас никакой поддержки, но в случае необходимости помощь придет за несколько часов.

Пока он ничего нового не узнал. Группа Кадзу терпелива. Всегда смотрит далеко вперед. Он пробудет здесь столько, сколько понадобится.

С немалым удовольствием. Очень вкусная еда. Ёсио взглянул на часы на приборной доске. Скоро придет время ленча. Невозможно дождаться.

5

Джек сидел у фасадного окна на втором этаже «Заезжаловки Пинки», наблюдая за лежавшей внизу Седьмой авеню. Потягивал из бутылочки ледяной персиковый чай «Снаппл» под гремевший из развешанных между колесными ступицами на стенах динамиков рок «Джингл белл»[9], приглядываясь к уличным толпам.

Толпы самые что ни на есть настоящие. Рождественские покупатели, школьные экскурсии, родители с закутанными детьми, ковылявшими следом за ними вроде неуклюжих утят, — все устремлялись от станции Пени по уже забитым народом улицам к универмагам «Мейси», «Шварц», «Уорнер», «Дисней», на рождественское представление в мюзик-холле «Радио-Сити». И это в понедельник. Обождем пика в среду.

В толпах мелькали рекламщики на боевых постах, торчавшие в потоке одетыми каменными столпами, увешанные красочными плакатами, которые предлагали все, начиная с жареных цыплят со скидкой в доллар до Полной Оптовой Распродажи и Девушек — в Голом, в Голом, в Голом виде!

На углу за перекрестком рабочие на глазах у Джека надували над палатками на Мэдисон-сквер-гарден гигантского снеговика.

Рождество в Большом Яблоке...[10]

Тут он заметил какого-то типа с розовой гвоздикой, торчавшей из-под куртки. Начал присматриваться, нет ли кого рядом с ним.

Никого. Кажется, Хорхе явился один, согласно инструкции.

Джек направился к лестнице, внимательно оглядел первый этаж. К ленчу еще не набежали. Вроде никто Хорхе не сопровождает — нет законов, которые запрещали бы подстраховываться перед встречей.

— Хорхе, — крикнул он, наклонившись над балюстрадой и махая рукой, — с гвоздикой! Возьми чего-нибудь и... — Он ткнул большим пальцем вверх по лестнице.

Хорхе кивнул.

Через несколько минут поднялся по лестнице, отыскал его глазами, подошел, протянул руку.

— Мистер Джек? — уточнил он с сильным акцентом. Плотная рубашка с причудливым рисунком в черных, желтых, оранжевых цветах, из петли черных джинсов тянется хромированная цепочка к бумажнику и массивному кольцу для ключей. Крупный нос, полные губы, щеки в частых глубоких оспинах. Похож на растолстевшего диктатора Норьегу, только без его зловещего самодовольства. — Спасибо за внимание.

— Добро пожаловать ко мне в офис, — сказал Джек, отвечая на рукопожатие.

Он обычно встречался со всеми потенциальными заказчиками у Хулио. И по-прежнему предпочитал там устраивать первую встречу. Хулио служил идеальным детектором, распознавая людей шестым чувством, имея возможность похлопать, потискать любого — даже не догадаешься, что тебя обыскали. Однако Джек со временем забеспокоился, не слишком ли примелькался в его заведении, что было бы очень скверно и для него, и для Хулио.

Поэтому начал менять расположение «офиса». «Заезжаловка Пинки» — новое место. Ему, пожалуй, понравилось, что заведению без парковки и сквозного проезда хватило наглости назваться «заезжаловкой». Понравилось навязчивое оформление в стиле ретро из бирюзово-белой плитки, розовый неон внизу, колесные ступицы — не новенькие, блестящие, а старые, потрепанные ветераны дорог, — прибитые к стенам на втором этаже в зале. Понравился высокий насест над улицей, запасной выход в дальнем конце с лестницей на первый этаж.

Еще плюс — легко отыскать: дошел до Седьмой и Тридцать третьей, ищи заведение с большим неоновым «кадиллаком» над дверью.

Хорхе выложил на столик четвертьфунтовый фирменный гамбургер «Пинки», поставил бутылку «Будвайзера» и уселся.

— Ну, побеседуем, — начал Джек. — Основное известно, но хорошо бы побольше подробностей. Тогда поглядим, что из этого выйдет.

Хорхе сообщил, что он эквадорец, занимается мелким бизнесом по уборке контор. Сильно не замахивается, всего пара бригад по три человека, в одной сам по ночам офисы убирает. Работа тяжелая, долгая, но жить можно. Можно оплачивать собственные счета, счета своих подручных. Однако возникла проблема: клиент-паразит по имени Рамирес.

— Что меня по-настоящему разозлило, — объяснил Хорхе, — ведь это же брат.

— Твой?

— Что ты, приятель. Я хочу сказать, брат-эквадорец. Говорит, дал мне работу, потому что мы сюда приехали из одной страны. Говорит, один крестьянин приехал, хорошо зажил, хочет помочь мне, брату-крестьянину, тоже разбогатеть. — Он глотнул пива, грохнул об стол бутылкой. — Дерьмо собачье! На самом деле нанял меня с ребятами, потому что знал, что нас можно обчистить.

— Говоришь, шесть тысяч задолжал?

— Точно. Никогда бы я не дал гаду настолько далеко зайти. Да он все твердил про заминку в делах, самому, мол, клиенты не платят, в конце года подпишется крупный контракт, все заплатит с процентами. Я верил своему брату-крестьянину, эквадорцу, — Хорхе брызнул слюной, — неделю за неделей, ночь за ночью являлся с бригадой. — Еще глоток, снова стук. — Снова вранье! Он никогда мне платить и не думал. Вообще никогда!

— Я как-то не совсем понимаю, — перебил его Джек. — У вас должен быть с ним подписан какой-то контракт.

— Конечно, — кивнул Хорхе. — Я всегда подписываю.

— А говоришь, испробовал все законные способы получить деньги. По-моему, если заключен контракт...

— Ничего не выйдет, — покачал головой Хорхе.

— Почему?

— Из-за моих ребят. Двое — двоюродные братья моей жены. — Он отвел глаза. — Они тут... э-э-э... нелегально.

— Рамирес знает?

— С самого начала знал.

— Ага. — Джек откинулся в кресле, хлебнул свой «Снаппл». — Гнусный замысел ясен.

— Чего?

— Ничего. Как сейчас между вами обстоят дела?

— Я ему наконец говорю: не могу больше работать без всякой платы. Он мне снова поет про контракт, я ему говорю: к тому времени уж пора заключить, тут он прямо взбесился. Топтались, топтались по старому кругу, одно и то же талдычили, только на этот раз я не сдался. Не собирался уходить с пустыми руками, как раньше.

— И что он сделал?

— Он меня уволил.

Джек невольно улыбнулся:

— Он тебя уволил? Не слабо.

— Хуже того, — оскалился Хорхе. — Заявил, будто я плохо работаю. Я! Позволь тебе сказать, мистер Джек, я работаю de primera![11]

Джек поверил. Видел сверкавшую в глазах гордость. Человек старается что-то построить, больше чем бизнес — репутацию, жизнь. В нем чувствуется злость и кое-что еще: обида. Его предал тот, кому он верил.

— Хорхе, — сказал он, — по-моему, ты прав. По-моему, наш приятель Рамирес с самого начала задумал тебя обмануть. Могу поспорить, в этот самый момент, когда мы тут с тобой беседуем, ищет новых уборщиков.

— Я бы не удивился. Он лежащего на смертном одре обворует. Но что мне теперь делать?

— Ну, — промычал Джек, — можешь пойти со своими кузенами, переломать ему ноги.

— Мы уж подумывали, — усмехнулся Хорхе. — Прикончить его собирались, да только такие дела не для нас.

— Можно причинить ему материальный ущерб на шесть тысяч долларов.

— Можно, но все-таки лучше бы деньги. Сладкой местью счетов не оплатишь. Я к тому же стараюсь избегать неприятностей с полицией. По правде сказать, мистер Джек, для меня деньги важней мести. Просто хочу свое получить. Поможешь?

Джек откинулся на спинку, задумался. Он занимается своим делом ради таких заказчиков, как Хорхе. Парень в самом деле попал в переплет, ему больше некуда обратиться. Хотя в данный момент абсолютно неясно, что для него можно сделать.

— Помогу, если сумею. Только мне нужно побольше сведений о Рамиресе. Расскажи все, что знаешь. Все, что узнал за месяцы работы.

Пока Хорхе рассказывал, план начал медленно вырисовываться.

6

Алисия не проголодалась, поэтому пропустила ленч. Любила тихий час, когда в клинике не планировалась внутривенная терапия, амбулаторные дети обедали, персонал и добровольцы, не занятые с малышами, убегали быстренько перекусить. Обычно сидела в кабинете, занималась бумажной работой. А сегодня никак не могла оставаться на месте.

Сама не знала почему. Не из-за Гектора — малыш, «стриженный ежиком», кажется, хорошо реагировал на антибиотики. Просто неудержимо хотелось двигаться.

Вылезла из-за заваленного бумагами стола, побрела по пустым коридорам, погрузившись в раздумья, гадая, что дальше делать. Ждать Джека или просить другого? Уже известно, кого именно. Стоит ли...

Она остановилась. Что-то послышалось... похоже на всхлип. Напряглась — по телу побежали мурашки, — застыла, прислушалась.

Вот, опять тот же звук, только тише. Потом шепот... откуда-то из-за угла...

Радуясь, что на ней тапочки, Алисия прокралась на цыпочках, выглянула из-за угла и увидела...

Пустой холл.

Решила было, что ослышалась, но шепот опять долетел... из подсобки в холле в нескольких шагах. Дверь слегка приоткрыта, голос определенно мужской...

— Видишь? Я же тебе говорил, что не больно. Ну... Приятно ведь, правда?

Сглатывая чуть не задушивший ее комок желчи, Алисия потянулась к двери. Приблизившись к дверной ручке, пальцы задрожали, как листья на ветру, с усилием схватили, дернули.

Перед глазами мелькнул быстрый кадр: белый мужчина средних лет — доброволец, в последнее время нередко встречавшийся, которого она пока не знает по имени, — сощурился на внезапном свету, сунув руку в трусики чернокожей девочки лет четырех, не больше — Канессы Джексон.

Окружающий мир в тот же миг засветился, словно на передержанной видеопленке, в ослепительном свете Алисия услыхала свой собственный бешеный вопль, круто развернулась на сто восемьдесят градусов, остановилась перед стенной нишей с пожарным гидрантом и химическим огнетушителем. Руки рванули стеклянную дверцу, схватили баллон, размахнулись, метя в мужчину. Тот присел, но все-таки не успел. Она шарахнула его сбоку в висок, он, шатаясь, пытался бежать в одну сторону, Канесса бежала в другую, Алисия его догнала, ударила по голове, по спине, сшибла с ног, колотила и колотила, пока...

— Алисия! Алисия, боже мой, вы убьете его!

Чьи-то руки схватили ее, стараясь удержать, но она отступать не желала. Хотела убить. Хотела увидеть его мертвым.

— Алисия, прошу вас!

Реймонд. Она прекратила сопротивление. Взглянула на окровавленного мужчину, который со стонами ползал у нее под ногами. Вдруг почувствовала тошноту и попятилась, не выпуская из рук огнетушителя, выдохнула из последних сил:

— Звоните 911.

— Зачем? — спросил Реймонд. — Что случилось?

В глазах ошеломление и тревога. Он никогда ее такой не видел. Конечно. Никто не видел. Такой она никогда не была. Причем дело вовсе не кончено. Кровь по-прежнему стучит в ушах боевым барабаном. Неизвестно, кто больше напуган — подонок на полу, Реймонд или сама Алисия.

— Вызывайте полицию! Пусть заберут мерзавца и запрут в камере! Сейчас же!

— Хорошо, — сказал Реймонд, поворачивая назад, — только успокойтесь, Алисия, ладно? Возьмите себя в руки.

— И отыщите Канессу Джексон. Пусть сестра ее осмотрит. Надо убедиться, все ли с ней в порядке.

Когда он ушел, она повернулась к подонку. Гнев улегся, тошнота прошла.

— Эй, ты, — процедила сквозь зубы Алисия, изо всех сил удерживаясь, чтоб еще пару раз не ударить его. — Оставайся на этом самом месте, или, помилуй бог, я убью тебя.

7

Расставшись с Хорхе — обсудив, как подобраться к Рамиресу, и обговорив причитающуюся Джеку долю выручки, — последний направился на восток через Пятую авеню к Марри-Хилл.

Район немного напоминал его собственный — городские особняки, редкие деревья. Хотя Марри-Хилл гораздо старше. Во времена революции здесь стояла ферма Роберта Марри. Когда район Джека еще оставался «деревней», эти места между Парком и Пятой уже обживали известнейшие представители нью-йоркского высшего общества.

Кажется, Марри-Хилл меняется. На многих величественных старых зданиях заметны скромные гравированные таблички с названиями всевозможных «инкорпорейтед». За окнами просматриваются суетливые архитектурные, дизайнерские конторы, бутики, рекламные агентства.

Джек с другой стороны улицы нашел указанный Алисией адрес. Трехэтажный кирпичный фасад, угнездившийся среди рядовой однотипной застройки Тридцать восьмой улицы, все равно выделялся бы, даже без листов фанеры, привинченных к окнам болтами. Потому что перед ним был двор.

Ну, не настоящий двор, даже не маленький дворик перед крошечным домиком родителей Джека в Джерси. Тем не менее, дом Клейтона отступает от тротуара на пару десятков футов, а из плотно утоптанной грязи за низкой кованой железной оградой торчат несколько бледных стеблей травы.

У бровки тротуара перед домом стоит серый «бьюик» с седоками, с выгоревшей наклейкой на бампере:

«Клинтон и Гор, выборы-96». Две темные фигуры горбятся на передних сиденьях. Видно, давно сидят, судя по усеянному окурками кусочку асфальта под водительским окном.

Джек, не останавливаясь, доплелся до угла, перешел улицу, возвращаясь по другой стороне.

Приметил мимоходом окружавшую дом с востока дорожку под шпалерой, где некогда, должно быть, вились розы, а теперь остались лишь спутанные клубки коричневых веток.

На ходу украдкой заглянул в «бьюик». Спереди развалилась парочка крепких с виду бычков, один бородатый, другой усатый. Несомненно, представители упомянутой Алисией «частной охранной фирмы».

Завершив круговой обход улицы, он остановился в восточном конце квартала, оглянулся назад. Представил охваченный огнем дом Клейтона, видя, как пламя скачет от здания к зданию...

Интересно, подумала ли об этом Алисия? Пускай даже настолько свихнулась, чтоб уничтожить дом, но ведь не захочет сгубить весь квартал.

Надо, пожалуй, предупредить ее на этот счет. Наткнувшись на соседнем углу на телефон-автомат, звякнул в Центр. Узнал голос Тиффани и услышал в ответ, что в данный момент «у нас кое-какие проблемы», может быть, доктор Клейтон сама ему перезвонит.

Заинтригованный, Джек попросил, если можно, пригласить к телефону миссис Ди Лауро. Та оказалась на месте.

— Я сама ничего не видела, — тараторила Джиа, — только как этого типа «скорая» забирала. Сплошная каша.

— Неужели огнетушителем? — улыбнулся он. — Одобряю. Думаю, вполне заслуженно.

— Что творится с людьми, Джек? — с отчаянием воскликнула Джиа. — Есть какой-нибудь предел низости? Существует граница, ниже которой нельзя опускаться?

— Если и существует, по-моему, до сих пор не отмечена. — Он тряхнул головой, неохотно припоминая паскудников, с которыми сам сталкивался за годы жизни. — Каждый раз, как подумаешь, что очутился на самом дне, к сожалению, хочется выяснить, не постучит ли кто снизу.

Трубка молчала. Наконец Джек спросил:

— Как Алисия себя чувствует?

— Немножечко дергается. Естественно, я бы тоже тряслась. Хотя странно... Такого я меньше всего от нее ожидала... То есть чтобы она на кого-то набросилась... била огнетушителем. Всегда хладнокровная, сдержанная...

Попробуй как-нибудь расспросить ее о родне, мысленно предложил Джек, однако ничего не сказал. Он считал заведение Хулио светской исповедальней. Что там сказано, там и останется.

Чувствовалось нараставшее в душе Алисии напряжение. Он сидел напротив нее у Хулио с ощущением, будто беседует с бруском пластиковой взрывчатки или с обозленной приемщицей на почте. Возможно, происшествие даже полезно. Может быть, вдоволь выпустив пар, она согласится на уговоры не поджигать старый отцовский дом.

— Кстати, — как можно беспечнее обронил Джек, — я тут думаю подскочить, перемолвиться с нею словечком.

— Насчет того самого «личного дела», которое она собиралась с тобой обсудить?

— Возможно, — поддразнил он, зная, что Джиа умирает от любопытства, желая узнать, чего надо доктору Клейтон от Наладчика Джека, но никогда не спросит.

— Конечно, — согласилась она, — приезжай. Тут сейчас как раз детектив из полиции берет у нее показания. А как только закончит...

— Ладно. — Джек быстро пошел на попятный. — Пожалуй, в другой раз.

— Так я и знала, — расхохоталась Джиа.

— Очень смешно, — ухмыльнулся он. — Попозже позвоню.

Повесил трубку, вернулся на угол Тридцать восьмой, еще раз взглянул на дом Клейтона и на его ближайших соседей.

Нет. Пожар здесь определенно ни к чему хорошему не приведет.

8

Кемаль Мухаляль поднялся после вечерних молитв, старательно свернул молитвенный коврик, уложил назад в шкаф. По пути к дверям гостиной на глаза попался каталог, лежавший вниз обложкой на кофейном столике. Он отвернулся. Не сейчас. Не сразу после молитвы.

Подошел к фасадному окну, потянулся, глядя на Западную Семьдесят седьмую улицу пятью этажами ниже. Всегда приятно сбросить тесную западную одежду, переодеться в тобе. Вздернул узкие плечи, стройный, худощавый, в просторном белом одеянии до полу, наблюдая за ползущими по дороге машинами. В этом городе все совершается со страшной скоростью — ходьба, разговоры, дела, — повседневная жизнь летит сломя голову... а транспортные потоки продвигаются дюймами.

Отвернулся от окна, и взгляд — непослушный, бесстыдный — немедленно остановился на каталоге. Кемаля потянуло вперед. Словно наматываемый на катушку провод увлекал его к кофейному столику. Он медленно опустился на диван, не сводя глаз с глянцевой обложки. Каталог шлют не ему, а в квартиру. Хозяин объяснил, что прежний жилец оставил новый адрес для пересылки важнейшей корреспонденции. Остальное по-прежнему доставляют сюда.

— Если вам не понадобится, — добавил домовладелец, — просто выкидывайте.

Конечно. Очень просто. Однако, чтобы «выкинуть», следует пролистать, убедиться, что нет ничего интересного или полезного. Еженедельно масса каталогов. Неужели американцы все покупают по почте? Он часто их просматривает, изумляясь разнообразию товаров, приобретаемых просто по телефонным звонкам, а потом выбрасывает в мусорный ящик.

Кроме этого. Этот каталог заворожил Кемаля. Он не в силах его «выкинуть» вместе с прочими. Сознает, казнит себя за слабость. Проклинает собственную руку, которая потянулась, открыла его. Проклинает свои глаза, не отрывающиеся от обложки.

«Секрет Победы».

— Прости мне прегрешение, — шепнул он и перевернул обложку.

Почувствовал теплое щекотание в чреслах, когда замелькали уже хорошо знакомые образы. Идеальная женская плоть, почти совсем обнаженная. Его предупреждали: Америка — дьявольская страна, безнадежно прогнившая, и вот неопровержимое доказательство.

Дома, в Саудовской Аравии, нет ни театров, ни клубов. Откуда им взяться? Публичные увеселения — грех. Тогда как в этом городе особенно много развлекательных заведений, где ливмя льется секс. Порнографией торгуют повсюду. Тротуары усеяны лавочками, полными фотографий, кино— и видеофильмов с участием людей обоих полов, которые в разнообразных сочетаниях занимаются сексом и несказанными извращениями. Никаких запретов. Впрочем, от посещения подобных мест удержаться нетрудно. Товар выставлен открыто, никто не переступит порога в неведении, что за ним ждет.

Журналы на уличных стендах, в простых магазинах нисколько не лучше. Вместе с кулинарными рецептами добропорядочные с виду издания предлагают двадцать способов украсить свою сексуальную жизнь. На дальних полках мелькают обложки с обнаженными женщинами в провокационных позах, обещая внутри еще больше. Этого тоже легко избежать. Просто пройти мимо.

Но «Секрет Победы»... прислан бесплатно, доставлен под дверь государственным учреждением Соединенных Штатов.

Воистину эта страна на пороге Страшного суда.

Пожирая глазами страницы, Кемаль не мог не задаться вопросом, неужели так выглядит каждая американская женщина под повседневной одеждой? Неужели такими их видят мужья?

Вспомнил собственную жену, Наэлу, вообразил под абайей подобные откровенные кружевные вещицы... мысленно представил, как приподнимается черная бесформенная хламида... а под ней...

И снова заглянул в каталог. Увы, Наэла не столь соблазнительно выглядит по сравнению с каталожными женщинами. Ей было шестнадцать во время женитьбы, ему восемнадцать. Произведя на свет восемь детей — славных пятерых сыновей, — просидев двадцать лет в гареме, поедая импортный шоколад, она растолстела, обрюзгла.

Хорошо бы по возвращении привезти с собой «Секрет Победы»... личный секрет Кемаля. Но разве у него хватит смелости пронести журнал через таможню?

Его родина, хранительница Мекки и Медины, исполняя священный долг, просматривает и просеивает все, что пересекает границы. И серьезно относится к своему долгу. Приходится. За ней строго следит весь мусульманский мир. Возможно, члену королевской фамилии с определенными предосторожностями удалось бы утаить от стражи соблазнительные картинки — аурат, — но никому другому никогда.

Перечень запретного — аурат — включает, конечно, свинину, спиртное, но столь же недопустимо любое изображение обнаженной женской руки, ноги, даже волос на непокрытой голове. Поэтому саудовские таможенники конфискуют в аэропортах практически все западные журналы, ибо даже в изданиях по кулинарии и домашнему хозяйству непременно найдется реклама с излишне обнаженной плотью. Несомненно, «Секрет Победы» посчитается самой отъявленной порнографией.

Кемаль вздрогнул, услышав, как задребезжала дверная ручка. Потом ключ повернулся в замке. Никто иной, кроме Насера. На мгновение нахлынула паника. Ни одна живая душа — в первую очередь Халид Насер — не должна увидеть этот каталог. «Секрет Победы» должен оставаться секретом.

Он сунул его под диван, быстро, лихорадочно оглядел комнату, спеша к дверям. Все ли в порядке? Еще раз осмотрелся, убеждаясь в сокрытии всяких следов «Секрета Победы».

Дверь открылась, держась на цепочке.

— Момент, — извинился Кемаль, бросившись к ней.

Проклятие на голову Насера, не обученного стучать. Да, квартира принадлежит организации-работодательнице Исвид Нахр, но Кемаль проживает здесь не один уже месяц. Да, у Насера имеется ключ, но это не дает ему права врываться без стука.

Он крепко прихлопнул створку, желая прищемить пальцы Насера, снял цепочку. Установил на лице приятное выражение.

Приказал себе успокоиться, прежде всего, держаться уверенно.

В конце концов, Халид Насер вышестоящий. Пока Кемаль в Америке, он ему непосредственно подчиняется. Насер предпочитает лично получать доклады о ходе дела.

Насер ждал на пороге. Насколько Кемаль худ, настолько он толст; насколько борода Кемаля растрепана и не стрижена по заповеди Пророка, настолько борода Насера аккуратно подровнена до общепринятой длины. По его утверждению, неухоженная борода не способствует деятельности торгового представителя при ООН. По догадкам Кемаля, ему просто хочется привлекательней выглядеть в глазах неверных женщин, с которыми он неделями и месяцами общается в разлуке с собственной женой.

Насер Кемалю не нравится. На первых порах антипатию породило нетвердое отношение к вере, позже возникли чисто личные причины. Будь Насер даже истинно верующим, его начальственный тон неприятен.

Кемаль с улыбкой распахнул дверь:

— Добро пожаловать.

Посторонился, позволив дородному телу Насера протиснуться, прошел за ним следом в квартиру.

— Ну, Кемаль, — начал тот, как только дверь за спиной закрылась, — я уезжаю на выходные, возвращаюсь и узнаю, что адвокат женщины Клейтон мертв — убит. Как это объясняется?

Прямой натиск ошеломил Кемаля. По обычаю он предлагал кофе со сладкими кексами, Насер отказывался, как бы вовсе не интересуясь такими вещами.

Тон толстяка возмутителен. Да, Насер занимает более высокое положение, но только по своему статусу в Исвид Нахр. Во всех других отношениях Кемаль его превосходит. По уму, храбрости, родовитости. Его дед, бедуин из пустынной провинции Неджд, сражался бок о бок с Абдель-Азиз ибн-Саудом за объединение страны, которая теперь носит название Саудовской Аравии. Кемаль служит Исвид Нахр почти двадцать лет. В Рияде его хорошо знают и уважают. По долгу службы он нередко общается с членами королевской фамилии. Да, в Америке Насер главный, но это не дает ему права видеть в Кемале простого наемника вроде Бейкера. Разве этой жирной жабе позволительно разговаривать с ним в таком тоне?

— Это объясняется тем, что я вынужден иметь дело с глупцами, — заявил он, выпустив только самую малую долю пара. — Наемник, которого ты мне всучил, точно бешеный скорпион, жалит всякого, кто окажется рядом.

Насер сморгнул на ответ Кемаля, потом пожал плечами:

— Нам пришлось поторапливаться. В архивах подвернулись сведения, что этот самый Бейкер, отставной подрывник, предлагал правительству услуги во время войны в Заливе. Обратились к нему. До сих пор он неплохо справлялся.

— Но больше нам не нужен. Надо от него избавиться, просто найти коммерческую охранную фирму для присмотра за собственностью.

— Избавиться от Бейкера? — переспросил Насер, крутя головой. — Нет, боюсь, даже если в у нас было время договариваться с другими, мы с ним как бы связаны брачными узами. А времени, как тебе отлично известно, в обрез. Дело и так чересчур затянулось.

Известно, конечно, отлично известно. Желательно поскорее разрешить проблему, которая не только определит судьбу родины и целого арабского мира, но и тяготит самого Кемаля, не созданного для подобных интриг.

Хотя в его жилах течет кровь воинственных бедуинов, он фактически деловой человек, посредник... толкач, как выражаются американцы. Надеется на хорошее — небывалое — вознаграждение по завершении миссии, которое позволит прожить до конца дней в покое и достатке, поселив в гареме вторую, а может, и третью жену, моложе двадцати, конечно.

Однако Кемаль в мгновение ока отказался бы от упомянутой баснословной возможности, если бы кто-нибудь вдруг пришел с предложением снять с его плеч невыносимо тяжелую ношу ответственности. С радостью согласился бы улететь из дьявольской страны домой в Рияд к сыновьям.

Впрочем, это пустые фантазии. Никто не намерен его заменять. Не многие в Исвид Нахр посвящены в тайну Рональда Клейтона, которая известна Кемалю. Приобщить к ней кого-то другого немыслимо.

Поэтому приходится сидеть здесь, выслушивать распоряжения Халида Насера, общаться с личностями вроде Сэма Бейкера, совершать необходимые для успешного исхода действия.

— Бейкер опасен. Дело очень тонкое...

— Может, и не такое тонкое, как тебе кажется, — возразил Насер. — Может быть, эта самая Клейтон, увидев собственными глазами внезапную насильственную кончину своего адвоката, в конце концов, убедится, что лучше и, разумеется, безопасней продать дом.

— Возможно, — медленно молвил Кемаль. — Хотя я не стал бы на это рассчитывать. Она с самого начала ведет себя неразумно. Не вижу никаких оснований надеяться, что теперь вдруг одумается.

— Вот что выходит, — вздохнул Насер, — если женщину выпустить из гарема и уравнять в правах с мужчиной. Лучше Пророка не скажешь: «Мужья стоят над женами за то, что Аллах дал одним преимущество перед другими».

Не желая сдаваться, Кемаль не удержался, добавил:

— Он сказал также: «И не давайте неразумным вашего имущества, которое Аллах устроил вам для поддержки».

Минуту постояли в молчании, потом Насер спросил:

— До сих пор работает?

Кемаль кивнул, не выдавая раздражения:

— Конечно. Как только перестанет, сразу сообщу.

— Знаю, только хочу посмотреть.

Кемаль не мог его упрекнуть. Сам видит каждый день, но не перестает благоговейно дивиться чуду.

— Пойдем.

И повел Насера в глубь квартиры.

9

Слыша, как затихают голоса, уловленные жучком в гостиной, Ёсио Такита переключился на другой во второй спальне. Если Кемаль Мухаляль с Халидом Насером придерживаются традиционного распорядка, то именно туда направляются. Он положил длинный гамбургер «Маленький Цезарь», вытер кухонным полотенцем руки, взял бинокль, навел на светившееся окно.

И точно, сквозь чуть приоткрытые венецианские жалюзи другой квартиры увидел, как в комнату входят два бородатых араба, идут прямо к лампе. Как всегда, останавливаются перед ней, пристально глядя куда-то вниз.

Но на что?

Ёсио записывал все разговоры, входящие и исходящие из квартиры звонки, однако по-прежнему не догадывался, что их так занимает в той комнате.

Что в это ни было, ему нужен свет, потому что Кемаль Мухаляль не выключает лампу ни днем ни ночью. Может, выращивают какое-то растение — водоросль, гриб, цветок, — которое нуждается в свете.

И опять повторяем: что именно?

Ёсио не знал, расставляя жучки, что во второй спальне будет происходить нечто важное. Видимо, любопытный объект расположили там позже.

Можно вернуться, еще раз взглянуть, но лишь в случае крайней необходимости. Арабы пока не догадываются о наблюдении и прослушивании. Ёсио плохо понимает арабский, поэтому отправляет пленки в арендованный группой Кадзу офис в центральном городском финансовом квартале. Там их переводят, перепечатывают, один экземпляр в зашифрованном виде срочно шлют в Токио, другой назавтра доставляют ему на дискете. Ёсио внимательно слушает каждую запись и все-таки не находит ответа.

Сейчас оба араба молчали.

Ну скажите! — упрашивал он, желая обладать телепатическими способностями. Скажите, на что смотрите!

Но они не послушались, стоя под лампой в благоговейном молчании.

Потом толстяк ушел, и Мухаляль остался один. Вскоре тоже удалился, выключив все лампы, кроме одной. Каждую ночь оставляет гореть во второй спальне лампу.

Зачем?

Вряд ли араб боится темноты...

Вторник

1

Алисия вздрогнула, услышав колокольчик домофона.

После кражи в пятницу и находки в понедельник подарков, вчерашней истории с домогательством ей потребовался выходной. Утром сделала обход, выписала выздоровевшую после пневмоцитоза двухлетнюю девочку, надеясь, что с Гектором скоро произойдет то же самое. Лихорадка утихла, последние рентгеновские снимки свидетельствуют о частичном преодолении пневмонии. Он идет на поправку.

Весь день она поддерживает постоянную связь с Центром через Реймонда, имея возможность домчаться при первой необходимости, если Коллингс с чем-нибудь не справится, но пойти туда нынче практически не смогла.

Необъяснимо буйство вчерашней реакции. Полностью утратив контроль над собой, она испугалась. Хуже того — происшествие ее вымотало физически и эмоционально.

Необходимо побыть в одиночестве, без всякого телефона, без всяких событий. Одной, в своей квартире. Заняться деревцами. Они в ней тоже нуждаются. А она оставляет их без внимания в последнее время. Ничего удивительного, учитывая, что проводит дома совсем мало времени.

Сильно полюбившаяся квартирка на верхнем этаже изначально предназначалась под художественную мастерскую — в полудюжину световых фонарей льется свет с юга и севера, идеальные условия для растений. Расположена в Западном Виллидже на Чарльз-стрит, засаженной деревьями, очень удобно по отношению к Центру.

Снова задребезжал колокольчик. Алисия отвернулась от молоденького грушевого деревца, которое готовилась обрезать. Кто-то внизу, в подъезде, звонит в ее квартиру. Сначала подумала, что звонивший случайно ошибся, но, кажется, визитер идет именно к ней.

Господи помилуй, кто это может быть...

Она практически ни с кем не общается. Даже не помнит, когда кто-нибудь сюда заглядывал в последний раз.

Алисия подошла к двери, взглянула на панель домофона справа на стенке. Что надо делать?.. Две кнопки — судя по маркировке, одна для ответа, другая открывает дверь. Нажмем первую.

— Да?

— Мисс Клейтон? — спросил мужской голос. — Это вчерашний детектив из полиции, Уилл Мэтьюс. Можно пару минут с вами поговорить?

Детектив Мэтьюс, удивилась она. Чего ему нужно?

Один из полицейских, снимавших с нее показания. Довольно молодой, приблизительно ее ровесник, может, чуть старше, вчера был любезен, сочувствовал, терпеливо ждал, пока она справится с дрожью, с отливом адреналина после инцидента.

Зачем сюда явился? Почему сейчас?

Возникло иррациональное опасение, что ему стало известно о планах поджога. Вдруг ее как-нибудь выследили, связали с Джеком, с теми, кого она расспрашивала насчет поджигателя? Если...

— Мисс Клейтон, — повторил детектив, — вы меня слышите?

— Слышу. Вы меня просто застали врасплох, вот и все. Я вас не ждала. В чем дело?

— Можно поговорить наверху... у вас?

— Конечно, — спохватилась Алисия. — Извините.

Нажала другую кнопку, подержала несколько секунд, потом отскочила от двери, забегала по квартире.

Успокойся, велела она себе. Дело просто касается вчерашнего извращенца. Наверняка. Вряд ли детектив еще что-то разнюхал.

Опустила глаза, охнула, видя на себе одни колготки. Кинулась в спальню, схватила штаны от тренировочного костюма, глянула на себя в зеркало над комодом.

Ужас. А волосы — смотреть страшно!

Потянулась за щеткой, стараясь привести в порядок сбившиеся во сне пряди. Не столько намереваясь произвести впечатление своей внешностью на детектива третьей степени нью-йоркского городского полицейского департамента Уильяма Мэтьюса — ничего подобного, — сколько желая выглядеть более-менее презентабельно.

Снова взглянула в зеркало, пожала плечами. Ничего не поделаешь. Что есть, то есть.

Опять пошла к двери, открыла, услышала шаги поднимавшегося по лестнице детектива. Наконец над площадкой показалась голова. Лицо раскраснелось, снятое пальто переброшено через плечо. Он остановился, взглянул на нее, пропыхтел:

— Сколько раз в день вы это проделываете?

— Как минимум, четыре.

Коп преодолел последние ступеньки, направился к ней, еле волоча ноги.

— Вы определенно в отличной форме.

— Лестница — мой персональный тренер, — улыбнулась Алисия.

Жилье на четвертом этаже, куда приходится взбираться по лестнице, имеет свои недостатки — порой нет никаких сил подняться, а с покупками мука смертная, — но она ни на что бы не променяла студию с потолочными фонарями.

Детектив помедлил на пороге:

— Можно?

— Заходите, — пригласила Алисия, отступив в сторону.

Когда он проходил мимо, заметила редеющие с обеих сторон на висках светлые волосы. Вчера не обратила внимания. Наверно, отсюда такая короткая стрижка. Все равно, похож на мальчишку, особенно когда улыбается. Высокий, с хорошим сложением, кожа чистая, щеки румяные, яркие голубые глаза. Неотразим почти для любой женщины.

Кроме Алисии.

— Чем я могу вам помочь, детектив? — спросила она, закрыв дверь и поворачиваясь к нему лицом. — Возникла какая-нибудь проблема?

И приказала самой себе: веди себя нормально. Норма-а-а-ально, споко-о-о-ойно.

— И да и нет. — Он оглянулся, как бы присматриваясь, куда можно повесить пальто. Алисия промолчала. Не пригласила пройти. Не хочется, чтоб он себя чувствовал непринужденно.

— Насчет вчерашнего?

— Верно. Флойд Стивенс, которого вы обвиняете в домогательстве, делает угрожающие заявления.

— Из тюрьмы?

— Нет, не из тюрьмы. Адвокат добился освобождения под залог, так что он успел домой к обеду.

Проклятье! Была надежда, что этот гад хоть одну ночь проведет в камере среди других подонков. Говорят, заключенные плоховато относятся к насильникам над детьми.

— Превосходно! — воскликнула она. — Значит, он снова свободно разгуливает по улицам, имея полную возможность отлавливать и пугать малышей. Ничего себе система.

— Фактически угрожает не он, а его адвокат.

Алисия застыла на месте.

— Почему? Неужели потому, что кто-то увидел, как его извращенец клиент сует руку в трусики маленькой девочки? Щупает четырехлетние гениталии?

— Ну, естественно, он утверждает, что клиент ничего подобного не делал, вы все совершенно неправильно поняли и без всякого повода нанесли бедному мистеру Стивенсу тяжкие телесные повреждения.

— Чего еще можно ждать от адвоката?

— Да, но...

— Что? — Она сглотнула комок в горле. Язык превратился в наждачную бумагу. — Вы ведь ему не верите, правда?

— Нет. Только должен предупредить: Канесса Джексон вам тут не поможет. Девочка абсолютно ничего не соображает.

— А как бы вы думали? Ей всего четыре, она перепугана до сумасшествия.

— Ну... она... не совсем...

Детектив с трудом подыскивал нужное слово. Пришлось подсказать:

— В своем уме, вы хотите сказать?

— Я хотел сказать, умственно отсталая, только слышал, что больше так не говорят.

— Правильно. Теперь принято говорить «психически неполноценная», но у Канессы не только психические проблемы. У нее еще ВИЧ-инфекция и наследственная наркомания. В пренатальный период, то есть до рождения, не получала никакого ухода, никакой помощи. До выхода на свет Канесса жила в чреве некоей Аниты Джексон, почти постоянно лишенной рассудка. В любую минуту, когда ей не хватало до полного одурения, она ради денег на очередной кубок счастья занималась сексом всевозможными способами, какие только можно и даже невозможно представить. Наконец, через семь месяцев истерзанная матка выкинула Канессу в мир в каком-то закоулке. В некий точно неизвестный момент — то ли собственно при рождении, то ли вскоре после — мозг Канессы не получил необходимого кислорода, после чего она почти все время пребывает в полубессознательном состоянии.

— Господи Исусе, — зажмурившись, пробормотал Мэтьюс. — Говори после этого о насилии над детьми.

Черт возьми, он искренне тронут. Алисия оценила.

— Девочка травмирована физически и эмоционально, — продолжала она, чувствуя вскипавший в душе гнев, как бывало при каждом воспоминании о матери Канессы. — Анита Джексон ни разу не потрудилась зайти посмотреть на собственного ребенка. У нее восемь детей. Где половина из них, один Бог знает.

— Восемь, — охнул Мэтьюс. — Господи помилуй.

— И она снова беременна.

— Ох, нет.

— Да. Знаете, если бы меня, студентку и даже стажера, спросили о принудительной стерилизации, я любому бы голову оторвала. А теперь... а теперь...

Мысль осталась недосказанной. Не хочется доводить ее до логического конца. Однажды эта мысль завела Алисию в фантастический мир, где отлавливают всех городских анит Джексон, перевязывают под наркозом трубы, потом выпускают на улицу, пусть идут куда глаза глядят, только больше не причиняют вреда еще не родившимся детям.

— Ну ладно, — вздохнул детектив. — Тогда, видно, вы понимаете, что нечего рассчитывать на поддержку Канессы. Получается, ваше слово против слова Флойда Стивенса.

— Ну и замечательно.

Он пристально уставился на нее, как бы изучая. Алисия почувствовала себя неловко.

— Крутая вы личность.

— Когда речь идет обо всех этих детях? Будьте уверены.

— Что ж, это вам пригодится. Адвокат Стивенса Барри Файнмен, о котором вы наверняка скоро услышите, разговорился после слушания насчет залога. При мне объяснял клиенту, как выдвинуть против вас уголовное обвинение в насилии и побоях, подать гражданский иск о возмещении причиненного вами физического и морального ущерба. А еще посоветовал обратиться в больничный совет и потребовать вашего увольнения, поскольку, по его выражению, «подобная неуравновешенная и жестокая личность представляет опасность для окружающих».

Чувствуя внутри болезненный тугой комок, Алисия привалилась спиной к дверному косяку.

— Ничего себе.

Только этого не хватало, снова тратиться на адвокатов. И с работы можно вылететь. Ужас. Что творится в ее жизни?

— Однако он согласен ничего не предпринимать, если вы снимете со Стивенса обвинение в растлении ребенка.

Она застыла с простреленной ледяной злостью спиной.

— Никогда. Я хочу, чтоб этого мерзавца официально объявили педофилом и впредь близко к детям не подпускали.

Мэтьюс мрачно улыбнулся, но поддержал решение одобрительным, обнадежившим ее кивком:

— Правильно. Надеюсь, вам ясно, что путь перед вами ухабистый.

Ясно. Удастся ли дойти до конца?

— Можно полюбопытствовать? — спросила она. — Почему вас это интересует?

— По нескольким причинам. — Детектив залился смущенным румянцем. — Я одно время служил в отделе нравов... Всегда было труднее всего засадить вот таких вот охотников до ребятишек. С виду приличные граждане, как правило, с деньгами, могут себе позволить хороших адвокатов, жертвы плохие свидетели, так что...

— Знаю, — быстро кивнула Алисия, проглатывая тошнотворный комок. — А в данном конкретном случае?

Коп еще сильней покраснел.

— Мне понравилось, как вы работаете с ребятишками в Центре. — Он почти растерянно улыбнулся. — И понравилось, как расправились со Стивенсом. Надо же было духу набраться.

Не столько духу набраться, мысленно поправила его Алисия, сколько голову совсем потерять.

— Наконец, — продолжал Мэтьюс, — хотел предупредить насчет планов адвоката Стивенса. Чтобы вы приготовились.

— Спасибо. Я оценила. — И правда.

— А еще запомните, вы не одна в этом деле. Иногда система перемалывает не тех, кого надо. Даже если ты прав, всякие барри файнмены добиваются, чтобы суд наказал тебя вместо их клиентов. Но у вас есть союзник. Я займусь Флойдом Стивенсом, посмотрю, что можно раскопать.

— Это поможет?

— Кто знает, — пожал он плечами. — Иногда...

Зазвонил телефон. Наверно, из Центра.

— Извините, — бросила она, пробежав мимо Мэтьюса в большую комнату. Но, взяв трубку, услышала вовсе не Реймонда.

— Алисия? Джек. Надо поговорить.

Джек! Алисия виновато оглянулась на детектива, переминавшегося в прихожей с ноги на ногу. При нем нельзя говорить о поджоге. Тихонечко промычала:

— Ммм... сейчас не могу.

— В любом случае не хотелось бы по телефону.

— Я больше не пойду к тому самому жуткому Хулио.

— Думаю, лучше у вас.

Два гостя в один день? Рекорд. Джек ее немножко пугает. Не опасно ли оставаться с ним наедине?

— Ну, не знаю...

— Вы дома?

— Да, но...

— Хорошо. Значит, у вас.

— Ладно, — сдалась Алисия, — только, может... попозже?

— Конечно. После ленча. Давайте адрес.

Она продиктовала адрес, надеясь, что не совершает серьезной ошибки, положила трубку, вернулась в прихожую.

— У меня назначена встреча. — Протянула руку. — Еще раз хочу вас поблагодарить, детектив Мэтьюс. Очень благородно с вашей стороны.

— Зовите меня Уилл, — сказал он, задержав ее руку.

Она выдернула ладонь, распахнула дверь.

— Хорошо... Уилл.

Жутко неловко вот так его выпроваживать, но вдруг возникло непреодолимое желание побыть одной.

— Буду держать с вами связь, — пообещал он и вышел.

— Надеюсь услышать хорошие вести.

Выдавив натужную улыбку, Алисия закрыла дверь. Улыбка погасла, она ткнулась лбом в жесткую створку, внезапно лишившись сил.

Уголовные обвинения... гражданский иск... жалоба в больничный совет. Что еще?

Что это вообще за визит полицейского детектива? Вполне мог позвонить, рассказать то же самое. К чему столько хлопот ради личной беседы?

Алисия застонала. Надеюсь, не я его интересую. Но чем больше думала, тем больше убеждалась. Личная заинтересованность детектива Мэтьюса в этом деле именно... личная.

— Забудь об этом, Уилл, — пробормотала она. — Ты даже не знаешь, с кем связываешься.

2

Джек протопал по лестнице, стукнул в крепкую дубовую дверь, точнее, в бесчисленные слои краски, сгладившие на поверхности резные детали.

На латунной табличке на уровне глаз значилось «4А». Неясно, почему "А". На этаже всего одна квартира.

Хотелось добиться у нее согласия встретиться здесь, чтобы лучше познакомиться с загадочным доктором Алисией Клейтон, которая лечит детей, больных СПИДом, разбивает головы растлителям малолетних и собирается сжечь дом собственных предков.

Дверь распахнулась, в ней стояла Алисия, глядя на него — по мнению Джека, с некоторой опаской — тем самым стальным взглядом. Почти девчонка с черными волосами, схваченными в короткий конский хвостик. Руки в перепачканных садовых перчатках.

— Я смотрю, вы даже не охнули, — сказала она.

— Ну, я считаю вас привлекательной, только не думаю...

— Нет-нет, — улыбнулась она, — я про лестницу. Почти все выдыхаются после подъема.

Почему выдыхаются?

— А, ну да, — сообразил Джек. — Я тоже совсем выдохся. Можно зайти отдохнуть?

Она заколебалась.

— Не укушу, обещаю.

— Простите, — извинилась Алисия, посторонилась, впустила его. — Просто, знаете, осторожность никогда не мешает.

Когда дверь за ним закрылась, Джек вытряхнул из рукава «земмерлинг» и протянул ей. Она охнула при виде крошечного пистолетика.

— Возьмите. Он заряжен. Самый маленький в мире четырехзарядный 45-й калибр. Держите под рукой, пока я не уйду.

Алисия косилась на пистолет, как на живое существо, готовое укусить.

— Все в порядке. Действительно.

— Точно?

Она кивнула, Джек сунул пистолетик в карман, не зная, кому сильней полегчало, Алисии, когда он сдал оружие, или ему, когда она его не взяла. Совершенно не хочется видеть свой «земмерлинг» в чужих руках.

Она направилась вперед него из прихожей.

— Проходите. Здесь можно поговорить.

Джек проследовал за ней до порога и замер, тараща глаза.

Джунгли. Высоченный, почти чердачный потолок с большими световыми фонарями, а под ним одна зелень. Не комнатные растения. Деревья. Маленькие, но деревья. У одних на верхушки накинут прозрачный пластик вроде кислородной подушки, у других стволы забинтованы.

— Что тут у вас такое? — изумился он. — Больница для деревьев?

Алисия рассмеялась. Впервые на его памяти.

— Чаще надо это делать, — посоветовал он.

— Что?

— Смеяться.

Улыбка угасла.

— Так я и сделаю... когда дома не станет. — Он не успел вставить слово, как она отвернулась, широко развела руками, демонстрируя окружающую обстановку. — Вот мое хобби: прививка деревьев.

— Шутите? — недоверчиво переспросил Джек, заходя, озираясь по сторонам. — Хобби?

— Для меня. Или нечто вроде терапии. По крайней мере, это меня... радует.

Как ни странно, он вдруг на секунду подумал, что она хотела сказать «утешает».

— С чего же это началось?

— Точно даже не знаю. В колледже прямо под окном моей спальни стояло тяжело больное дерево. Кругом здоровые, а оно кривое, почти без листьев, несколько уцелевших скрученные, очень мелкие по сравнению с соседними. Я и задумала его спасти. Поставила перед собой задачу. Принялась поливать, удобрять — и никакого толку. Даже хуже стало. Спросила одного садовника, тот сказал: «Корни плохие. С плохими корнями ничего не поделаешь». Дерево собрались выкорчевать и посадить другое.

— Дальше можно не рассказывать, — вставил Джек. — Вы организовали движение за спасение дерева.

— Ну да... «Руби, руби деревце, дровосек»... — Алисия тряхнула головой. — Знаете, я в то время училась, работала официанткой, едва выкраивала время поспать, даже думать было нечего об активной природоохранной деятельности. Нет, просто почитала кое-что о прививках, сделала с больного дерева пару срезов, привила черенки к здоровой ветке, закрепив садоводческим воском. Больное дерево вскоре срубили и посадили другое. Только, понимаете, оно не совсем умерло. Черенок выжил, отлично прижился на ветке соседнего дерева. Когда я заканчивала колледж, он бешено рос, оказавшись едва ли не самым зеленым и пышным.

Серо-голубые глаза просияли при воспоминании.

— Поздравляю, — бросил Джек.

— Спасибо. Потом я как бы заразилась. Ходила в питомник, выбирала самые слабенькие черенки. Покупала почти за бесценок вместе с другими отростками поздоровее, такой же или близкой породы, приносила домой, прививала недоразвитые к здоровым.

— И кем себя чувствовали в мире деревьев — Флоренс Найтингейл или Франкенштейном?[12]

— Надеюсь, что Флоренс. Фактически привой сильней материнского дерева, обычно черенок вырастет быстрей и пышней его собственных веток. А может быть, чуточку и Франкенштейном. Взгляните вон на то, можно сказать, «лимонное дерево». Я привила к здоровому лимону ветку больного лайма. Через пару лет на нем стали расти и лимоны и лаймы. Только скрещивать можно лишь однородные виды, разнородные нельзя.

— Не понял.

— Лимоны, лаймы, грейпфруты принадлежат к роду цитрусовых, обычно приживаются к однородному виду. Тот самый черенок лайма не привился бы, скажем, к яблоне или груше.

Джек прошелся по комнате, разглядывая выздоравливающие растения.

— Стало быть... вы берете два дерева и превращаете в одно.

— Странная математика, — подтвердила Алисия. — В одной книге по садоводству написано: один плюс один равняется одному. Самое замечательное, что никто не проигрывает. Корни материнского дерева питаются листьями черенка.

— Спорю, вам и с людьми хотелось бы проделывать то же самое.

Он оглянулся, не слыша ответа. Она неподвижно стояла посреди комнаты, пристально на него глядя, с побледневшим лицом. Наконец глухо переспросила:

— Что вы сказали?

— Говорю, хорошо в с такой легкостью решать людские проблемы. Отрезал от гнилых корней, пускай растут свободно, разделавшись с прошлым.

Она еще сильней побледнела.

— Что с вами?

— Ничего, — ответила Алисия, чему Джек не поверил. — Просто интересно, почему вы об этом заговорили.

— Вспомнил ваших детишек со СПИДом. Ведь они унаследовали болезнь от корней... очень жаль, что нельзя прирастить их к здоровому дереву, дать возможность расти и избавиться от болезни.

— А. — Она заметно расслабилась. — Знаете, я об этом никогда не думала. Действительно, мысль превосходная.

Мрачная озабоченность не покидала ее, словно она отступила в другое измерение и только с виду оставалась в комнате. Джек гадал, какой нерв оказался случайно задетым, откуда он торчит, куда тянется?

— Если бы это было возможно, — тихо проговорила она из другого измерения.

— Кстати, о ребятишках, как там мой мужичок Гектор?

Алисия моментально вернулась:

— Поправляется. Антибиотик, кажется, помогает. — Она отряхнула руки. — Ну... надо, наверно, поговорить о деле?

— Гм... И да и нет, — хмыкнул Джек.

— Ox, что-то мне это не нравится.

Вполне можно открыто выложить карты на стол.

— Я вчера видел дом вашего отца, и, по-моему, если вы в самом деле хотите его уничтожить, надо искать другой способ, кроме поджога.

— Нет, — категорически заявила она. — Он должен сгореть.

— Но вместе с ним сгорит целый квартал.

— Для предупреждения подобной возможности существует нью-йоркский пожарный департамент.

— Правильно, однако огонь — вещь коварная. Никогда не известно, что выкинет. Переменится ветер и... — Судя по выражению ее лица, усилия напрасны. — Может, какой-нибудь специалист-подрывник, — выдумывал Джек прямо на ходу, — сумел бы заложить заряд так, чтобы дом обрушился внутрь... Могу поискать, разузнать...

Алисия с алебастровой маской на лице медленно и решительно покачала головой:

— Нет. Его надо сжечь. Почему бы вам не согласиться, если я заплачу?

Он пристально посмотрел на нее. Не ожидал ничего подобного. Откуда такое слепое упрямство при столь глубоких рассуждениях о многих вещах? Словно, когда речь заходит о доме, способность разумно мыслить вмиг улетучивается.

Ну, как бы там ни было, он не собирается спорить насчет поджога. Дискуссий на эту тему не будет.

— Потому что я сам решаю, на кого работать и что делать. За это дело предпочитаю не браться.

В течение минуты полного молчания глаза Алисии горели с такой силой, что Джек ждал взрыва. Потом она повернулась, направилась к входной двери, открыла, отступила в сторону.

— Тогда обсуждать больше нечего. Да свидания, Джек.

Правильно поняла. Однако, проходя мимо в дверь, он добавил:

— Просто помните: есть другие возможности. Сделайте несколько глубоких вдохов и поразмыслите, прежде чем искать кого-то другого для этой цели.

— Не беспокойтесь, — бросила она. — Я никого другого не буду искать.

И захлопнула дверь.

Джек медленно пошел вниз по лестнице. Может быть, в самом деле лучше распрощаться с Алисией Клейтон. В квартире 4А живет тяжело изувеченный человеческий отпрыск. Не хотелось бы оказаться поблизости, когда она начнет кусаться и биться о стены.

Теперь, по крайней мере, можно полностью уделить время проблеме Хорхе. Насчет Рамиреса уже выяснилось кое-что любопытное.

Джек оглянулся на дверь Алисии. Все-таки... есть в ней что-то притягательное. Или, лучше сказать, интригующее.

Как там говорится — загадка, скрытая в тайне, окутанной неизвестностью? Вот что собой представляет Алисия Клейтон — загадка, скрытая в тайне, окутанной неизвестностью, в плотной оболочке из пластиковой взрывчатки.

И с очень коротким запалом.

3

— Мне никого искать не придется, — пробормотала Алисия, замкнув дверь и направившись к телефону. — У меня есть уже имя и номер.

Надо позвонить сейчас же, сделать дело как можно скорее. Тот самый дом — раковая опухоль на теле города, на планете, в ее жизни.

Единственное средство — огонь, очистительный огонь...

Среда

1

— Ночью подскочила до 103,4, — доложила Соренсон, когда они вошли в палату Гектора. — Одна доза тайленола хорошо помогла, с тех пор температура нормальная.

— Один скачок был? — взглянула на сестру Алисия. — Всего один?

Джин Соренсон пролистала карту, сверилась с температурным графиком.

— Всего один. В четыре двадцать.

Может быть, ничего. Один скачок может быть и случайным. Будем надеяться.

Она кивнула на гроздь воздушных шаров, прицепленную в углу у кровати.

— Откуда это?

— Вчера доставили. Адресовано в педиатрию Гектору с колючим ежиком. Еще плюшевый мишка. На карточке написано просто «От друга».

Алисия села на соседнюю с Гектором койку. Тот лежал, обняв нового мишку в докторском халате.

Джек, улыбнулась она. Не забыл.

Погладила колючую голову.

— Привет, Гектор.

— Привет, доктор Элис.

Мальчик улыбался, однако глаза его ей не понравились. Чувствуется что-то неладное.

— Как дела, малыш?

— Рука так и болит. Вы обещали вытащить иголку.

— Скоро. Точно. — По-прежнему глядя на Гектора, Алисия спросила у Соренсон: — Что на последнем снимке грудной клетки?

— Устойчивое улучшение, — сообщила сестра.

— Анализы?

— Кровь нормализовалась.

Рентген и показатели улучшаются, но невозможно отделаться от нехорошего ощущения. Она научилась ему доверять. Иногда надо отбрасывать накопленные за годы учебы знания, опыт составления исчерпывающих историй болезни, тщательного физического обследования, умелого чтения результатов анализов и поверить инстинкту. Порой достаточно взглянуть на пациента, чтобы почувствовать нечто неописуемое словами.

Она прослушала легкие ребенка, прощупала лимфатические узлы, живот. Все нормально.

Озабоченная, изобразила улыбку для Гектора, снова погладила по голове.

— Залежался ты тут. Скоро мы тебя выпустим. — Поднявшись, Алисия обратилась к Соренсон: — Сделайте еще снимок грудной клетки, общий анализ крови, мочи и посевы.

Поймала вопросительный взгляд сестры по дороге к дверям.

— Надеюсь, что я ошибаюсь, — тихо сказала она, — только чувствую: Гектор готовит нам неприятный сюрприз.

2

В кабинете Алисии запищал телефон, она нажала кнопку интеркома.

— Звонит детектив Мэтьюс, — сообщил Реймонд. — Хочет поговорить.

Она замерла. Рефлекторно. Не может Мэтьюс знать о встрече с поджигателем вчера вечером. Ей самой известно одно имя... Бенни. Похоже, ни у кого из возникших в последнее время новых знакомых фамилии не имеется. Обещал наведаться по адресу и связаться с ней. С той минуты она постоянно буквально и фигурально посматривает через плечо.

Чего же надо Мэтьюсу? Раскопал уже что-нибудь насчет Флойда Стивенса?

— Соедините.

— Это не тот самый коп, что был вчера по поводу...

— Тот самый.

— Ладно. Говорите.

Алисия переключилась.

— Доброе утро, детектив.

— Уилл, не забыли?

— Ох, правда, забыла, — соврала она. Не хочется становиться с ним на короткую ногу. — Чем могу помочь... Уилл?

— Я тут, как обещал, поинтересовался одним вашим знакомым.

Она стиснула трубку, надеясь, что этот знакомый — не Бенни. Прокашлялась.

— Каким?

— Тем, с которым у вас недавно случился небольшой конфликт.

Флойд Стивенс. Почему имя не упоминается?

— Правда? Удачно?

— О да. По-моему, результаты вас заинтересуют.

— Действительно? — Алисия склонилась над столом, вдруг обрадовавшись звонку. — И что же удалось разузнать?

— Не хотелось бы по телефону. Может быть, согласитесь на ленч, и я вам все выложу.

Она сдержала стон, закрыв глаза. Заинтересован. Решительно заинтересован.

А она нет. У нее нет ни времени, ни душевных сил для личных взаимоотношений с Уиллом Мэтьюсом, равно как и со всяким прочим. Особенно сейчас.

Впрочем, даже в лучшие времена, даже с наилучшими намерениями любые взаимоотношения почему-то, каким-то образом непременно заканчиваются катастрофой.

С другой стороны, неудобно отказываться. Он явно для нее старается, бегает, тратит время. Хотя бы согласиться на ленч она просто обязана. Дальше дело не пойдет. Надо дать ему знать, что она не свободна. Правильно. Связана серьезными, прочными отношениями.

Вдобавок вчера звонил юрист из больничного совета с сообщением о своей беседе с адвокатом Флойда Стивенса, изложившим претензии, которые он собирается предъявить Алисии и больнице, если она не снимет обвинений с его клиента. Совет рассматривает вопрос.

С той минуты у нее все внутренности сжаты в тугой комок.

— Хорошо. Только быстро. Я по уши завалена бумагами.

— Быстро и вкусно, — сказал он. — Обещаю.

Договорились встретиться в «Эль-Кихоте» в полпервого.

Алисия положила трубку, уставилась на лежавший на столе конверт, доставленный срочной почтой «Федерал экспресс». Собиралась сегодня во время обеденного перерыва читать присланный сюда вчера из конторы Лео Вайнштейна экземпляр завещания. С тяжелым чувством безнадежности припомнилось замечание, прозвучавшее в понедельник из уст Джека: если Томасу и его покровителям хватило решимости и жестокости взорвать на ее глазах адвоката, почему она остается целой и невредимой?

Чертовски хороший вопрос. А ответ, возможно, лежит в этом самом вчерашнем конверте, рядом, в нескольких дюймах.

Была надежда утром взглянуть, но она слишком долго сидела в больнице у Гектора. Еще ждет результатов последних анализов.

Может быть, после ленча удастся выкроить на завещание несколько минут.

3

Алисия решила пешком идти в ресторан, чтоб подробно продумать историю прочных, серьезных взаимоотношений. Хотелось накрепко запечатлеть в памяти детали, небрежно вставляя в беседу с Мэтьюсом в подходящий момент.

Посмотрим... Мужчина в моей жизни... Сначала дадим ему имя.

Бросила какую-то мелочь в мешок Санты на тротуаре, оглядела магазинные витрины в поисках вдохновения. Кажется, в этом квартале английские имена скорее исключение, чем правило. Хосе Эррера на вывеске магазина одежды.

Ладно. Надо с ним что-нибудь сделать. Нехорошо, если детектив Мэтьюс выйдет из ресторана и увидит на вывеске имя моего возлюбленного. Переделаем на английский лад: Джозеф Эрман. Здорово. Чем же он занимается? Тем, для чего приходится часто уезжать из города. Импортер. Хорошо. А чего импортирует?

Повернув на Двадцать третью улицу, она прошла мимо магазина с компьютерами, пейджерами, телефонами, увидела в витрине богатую россыпь всевозможной аппаратуры.

Вот чего: электронику. Мой друг Джозеф Эрман импортирует с Дальнего Востока сотовые телефоны, видео, компьютерные игры и тому подобное. Постоянные разъезды омрачают наши отношения, но мы глубоко друг к другу привязаны и поженимся, как только он наладит линии поставки и перестанет колесить по свету.

Тут в глаза бросился козырек «Эль-Кихота». Алисия проходила мимо бесчисленное множество раз, но никогда даже не думала зайти поесть именно из-за этого облезлого металлического навеса, выкрашенного в какие-то жуткие красные и желтые цвета. Ресторан приткнулся под примечательным отелем «Челси», красный кирпичный фасад которого с балкончиками, обнесенными коваными решетками, был бы гораздо уместней в Новом Орлеане. Сам ресторан далеко не так привлекателен. С виду совсем... старомодный.

Войдя внутрь, она увидела слева длинную стойку бара. Справа обеденный зал. Интерьер полностью соответствует внешнему виду. Старомодный, традиционный. Высокие потолки, белые полотняные скатерти, на стене фальшивые фрески на темы Сервантеса. Интересно, менялось ли оформление с сороковых годов? Почему-то сумрачно, даже при лившемся в фасадное окно дневном свете. Как ни странно, уютно, приятно.

От стойки к ней направился мужчина. Детектив Мэтьюс. В полушинели, ни много ни мало.

— Привет, — улыбнулся он. — Я столик заказал.

Очень уж ему идет улыбка. Алисия протянула руку:

— Детек...

— Ох-ох-ох, — погрозил он поднятым пальцем. — Снова забыли? Уилл.

— Хорошо, Уилл. — Она глубоко вздохнула. Знала, чего он ждет. И уступила: — Только если вы будете меня звать Алисией.

Улыбка стала еще шире.

— С удовольствием, Алисия. Позвольте взять ваше пальто.

Сбрасывая всепогодное пальтецо, она понадеялась, что не вводит его в заблуждение. Хотя парень с виду порядочный. Что тут плохого?

Мэтьюс сдал оба пальто и махнул метрдотелю, который повел их через обеденный зал в дальний угол.

Не в силах ничего больше выдумать, Алисия заметила:

— Здесь очень мило.

— Никогда раньше не были?

Она качнула головой:

— Ем обычно за письменным столом и дома стараюсь закусывать поскорей и полегче. Нечасто хожу обедать.

Потому что не люблю сидеть в одиночестве за ресторанным столиком.

Он вдруг нахмурился:

— Я только что сообразил: надо было сначала спросить, любите ли вы чеснок. Если нет, лучше пойдем в другое место.

— Чеснок я люблю. Хотя мексиканскую кухню не очень...

— А здесь кухня испанская, не мексиканская.

— Ну конечно, — сморщилась Алисия. — «Эль-Кихот», можно было догадаться. Но, прожив столько лет в Южной Калифорнии, любой ресторан на «эль» автоматически принимаешь за мексиканский.

— Столько лет? Я думал, вы живете в Нью-Йорке.

— Жила. И опять живу. Родилась здесь и выросла. В восемнадцать лет уехала в университет в Южную Калифорнию и десять лет тут не бывала.

Она не стала рассказывать, что собиралась поступить в университет на Гавайях — дальше всего от Нью-Йорка, от дома на Тридцать восьмой улице и все-таки в Соединенных Штатах. Однако университет Южной Калифорнии предлагал больше финансовых льгот, поэтому остановилась на нем.

Явился официант.

— Попробуйте креветок в зеленом соусе, — посоветовал Мэтьюс. — Лучшее блюдо в меню, если чеснок любите.

Алисия заказала, добавив диетическую пепси. Он попросил пива.

В ожидании расспрашивал о жизни на Западном побережье, она чувствовала, как успокаивается, рассказывая о себе. Пока вопросы не касаются жизни до отъезда. Подготовительные медицинские курсы, институт, стажировка... тяжелые, но хорошие годы.

Уехала из Нью-Йорка одним человеком, приехала в Калифорнию совсем другим. У той новой Алисии не было прошлого, никаких ни перед кем обязательств. Вышла из самолета заново родившейся, творением своих собственных рук.

Воспользовавшись принесенным заказом — металлической миской, полной крупных розовых креветок в соусе из зеленого лайма, — она сменила тему:

— Ну, хватит обо мне. Как насчет Флойда Стивенса?

— Сначала попробуйте, — предложил Мэтьюс, накладывая ей на тарелку щедрую порцию. — Зачем портить вкусное блюдо разговорами о подонке.

Алисия удержалась от раздраженного ответа. Она пришла сюда не ради еды, а за информацией, черт побери. Вместо этого разломила креветку вилкой пополам и попробовала. Боже, как вкусно. Просто невероятно. Быстро умяла вторую половинку. Даже не знала, как сильно проголодалась.

— Ну? — спросил он, внимательно на нее глядя. — Что скажете?

— Божественно, — признала она. — И правда, так вкусно, что никакие известия не испортят.

— Ладно, — вздохнул детектив. — Вот что мне удалось разузнать: похоже, красавчика Флойда не впервые застукивают с ребенком. Стоило немалых трудов, но я откопал на него еще три заявления.

Алисия воспрянула духом:

— Значит, на него есть досье... несколько случаев педофилии. Проклятье, как мы вообще могли пустить его в Центр?

— Притормозите. Нет никакого досье. Все жалобы отозваны.

— Отозваны? Все?

Он кивнул, медленно жуя.

— Видно, с финансами у него полный порядок. Сделал кучу денег на Уолл-стрит в восьмидесятых, ушел на покой молодым миллионером, располагая массой свободного времени и питая нездоровую страсть к ребятишкам.

Несмотря на вкусную еду, у Алисии пропал аппетит.

— Откупается.

— Или угрожает, как в вашем случае. Нашел себе в адвокаты истинную акулу. Поганый сукин сын любит хватать за горло.

— Иными словами, не просто пустые угрозы?

— Боюсь, что нет.

— Вы мне действительно скрасили день.

— Простите. Но по-моему, вы должны знать, с чем столкнулись.

— Пожалуй, и так уже знаю. Файнмен вчера звонил.

— Что сказал?

— В основном то, что вы уже слышали. Следующие несколько лет — от трех до пяти — мне придется бегать по судам, выкладывая на судебные издержки каждое заработанное пенни, потом до конца трудовой жизни оплачивать нанесенный физический и моральный ущерб, который, по его убеждению, признает суд, оправдывая клиента. Конечно, всего этого можно избежать, если я прозрею, осознаю страшную ошибку и сниму обвинения.

— Славный малый. Вот вам подтверждение, что адвокаты заслуживают своих клиентов.

Алисия откинулась на стуле, борясь с приливом отчаяния, прокручивая в голове разумные соображения. Канесса физически не пострадала, не настолько сознательна, чтобы долго страдать от психической травмы. В конце концов, Флойд Стивенс навсегда изгнан из Центра, детей от него оградили. Может быть, после побоев опомнится, испугается, больше не будет распускать руки.

Сам факт допущения подобных соображений ее еще сильней расстроил.

— С вами все в порядке?

— Нет.

— Знаете, что вы сделаете?

Алисия уставилась на него:

— Что я, по-вашему, сделаю?

Он посмотрел ей прямо в глаза:

— Хоть я с вами недавно знаком, даже не могу представить ничего другого. Не отступитесь.

На нее вдруг накатила теплая волна, хлынувшая от сидевшего напротив фактически чужого мужчины. Она никогда не сдается. Можно, наверно, в чем-то уступить, но в данном случае — никогда, и детектив Мэтьюс это понял. Почему-то — абсолютно неясно почему — Алисия улыбнулась:

— Откуда вы знаете?

— Не знаю. Просто чувствую. Отчасти именно это мне в вас очень нравится.

Угу. Вот оно, вышло наружу, шлепнулось на стол. Не будем обращать внимания.

— Считаете меня сумасшедшей?

— Нет. Принципиальной.

Ох, если в дело было в принципах. Если бы было так просто.

Он склонился над столом, обеими ладонями накрыл ее руку.

— Знайте, я восхищаюсь вами. И помните: в этом деле вы не одиноки. Еще кое-что можно сделать.

— Например?

— Я немало усвоил в отделе нравов. Во-первых, педофилы от своих пристрастий не отказываются. Они неизлечимы. Тюремный срок, проведенные на нарах годы среди полчищ преступников — ничто их не исправит. Как только им покажется, будто никто их не видит, иногда даже подозревая, что видят, начинают охотиться за добычей.

— Компульсивное побуждение. — Алисии все об этом известно.

— Точно. И это может пойти нам на пользу.

Нам? Это уже его личное дело?

Полегче, одернула она себя. Ему точно так же хочется прищучить гада. Не отбрыкивайся. Он хочет помочь. И пускай помогает.

Неясно, почему так трудно решиться. Возможно, потому, что долгие годы справлялась самостоятельно, ни от кого помощи не принимала, сама решала все вопросы, улаживала все проблемы. Неужели поэтому предложение помочь кажется почти... вмешательством в личную жизнь?

— Каким образом?

— Предоставьте дело мне, — улыбнулся он.

Алисия выпрямилась, обнаружила, что тоже улыбается.

— Знаете, Уилл, кажется, ко мне вернулся аппетит.

Ох, нет. Неужели она назвала его Уиллом? С чего бы?

Но действительно снова чувствовала голод. И была вынуждена признать, что мысль иметь кого-то на своей стороне приятна.

Они прикончили креветок с зеленым соусом, поспорили, кому платить. Уилл победил — руки у него длиннее, успел выхватить счет. Расставаясь в дверях, обещал держать связь.

Только на полпути к Центру Алисия вспомнила, что так и не упомянула о своих серьезных, прочных отношениях с без конца разъезжающим импортером Джозефом Эрманом.

4

Прежде чем перебрать кипу нагромоздившихся на столе сообщений, поступивших в ее отсутствие, Алисия прослушала личный автоответчик.

«Это Бенни. Перезвоните». И номер.

Пульс зачастил. Поджигатель. Она закрыла дверь кабинета и сразу набрала номер.

— Да? — сказал тот же голос.

На фоне слышен шум дорожного движения. Говорит, разумеется, из автомата.

— Бенни? Вы просили перезвонить.

— Угу. Насчет Марри-Хилл, правильно?

— Верно.

— Угу. Можно.

— Хорошо. Только мне нужно еще кое-что. — Ее беспокоило замечание Джека, что пожар может охватить весь квартал. — Нельзя допустить распространения.

— Без проблем. Вы со спецом имеете дело. Заварится внутри, по очереди раскурится в пепел, прежде чем выйдет наружу. К тому времени водовозы подъедут, если нет, я сам вызову. Вот так вот. Хирургическая операция. Лучше не придумаешь.

— Уверены? Абсолютно? Никто не пострадает?

— Гарантия. Конфетка. Не успеете глазом моргнуть, начнете пересчитывать денежки.

Бенни, видно, решил, что она это делает ради страховки. Ну и ладно.

— Отлично.

— Только мне сегодня же вечером свои хотелось бы пересчитать. Как договаривались. Половину вперед, половину на другое утро. Наличными, ясно?

— Знаю.

На гонорар Бенни уйдет почти все. Стоит ли? Действительно ли ей это надо?

Да.

— Где встретимся?

5

Алисия стояла на стуле, вглядываясь в ночь сквозь световой фонарь. На северо-восток. В сторону Марри-Хилл.

Бенни обещал сделать дело нынче ночью.

— У меня другой заказ ближе к жилым кварталам, — сообщил он. — Чего ждать? У вас пусто. Все готово. Конфетка.

Другой заказ ждет... видно, поджигательский бизнес переживает настоящий бум.

За спиной заквакала, зачирикала полицейская рация, купленная нынче днем по дороге домой. Какая-то перестрелка рядом с Мэдисон-сквер-гарден. Не то, что хотелось услышать.

Сообщается о задымлении в доме на Восточной Тридцать восьмой.

Вот что нужно.

Алисия знала, что никогда не увидит отсюда ни дыма, ни пламени, но что-то все равно тянуло к окну. Будет стоять здесь, щурясь в темноту, пока рация не подаст сигнал тревоги. Тогда побежит вниз по лестнице, схватит такси до Марри-Хилл, остановится на Тридцать восьмой, глядя, как пламя пожирает дом на тротуаре.

Дрожь пробежала по телу, она пошатнулась на стуле. Вцепилась в оконную раму, закрыла глаза. Взвинченные нервы натянуты до предела. Просто не приспособлена к таким делам.

Боже, что я наделала? Действительно наняла человека сжечь дом. Из ума выжила?

Иногда кажется, да.

Сегодня, выкроив наконец время прочесть завещание, Алисия призадумалась, не передается ли сумасшествие по семейной линии. Лео Вайнштейн обронил мимоходом, что завещание довольно необычное, но было даже невозможно представить, насколько необычное.

Прочитав бумагу, узнала ответ на вопрос Джека, почему нанятые ею люди погибают, а она остается целой и невредимой.

И теперь больше прежнего убеждена, что единственное решение — уничтожить дом.

После этого она избавится от кусающих за пятки адвокатов Томаса. А если получит страховку, пожертвует Центру.

Из ее мира навсегда исчезнет тот дом и все, что с ним связано.

6

— Порядок, — буркнул Кенни, спускаясь по лестнице. — Завалил в фургон. Чего дальше?

Сэм Бейкер стоял в конусе света в подвале дома Клейтона, вытирая о коврик окровавленное лезвие длинного ножа. Надо бы отхватить от Кенни кусок и скормить ему самому за то, что так облажался сегодня. Да ведь Кенни родня, сын его собственной старшей сестры, широкоплечий двадцатипятилетний оболтус с материнскими рыжими волосами, а родню нельзя резать, даже если она того заслуживает.

Кенни вместе с напарником будут иначе наказаны.

— Дальше много чего, Кенни. Во-первых, вы с Моттом лишаетесь пяти процентов наградных.

Кенни вытаращил глаза.

— Пяти процентов? За что, твою мать?

— За то, что пропустили сукиного сына.

— Черт побери, старик, мы ж его повязали!

— Да, когда он уже был в доме и взялся за дело. Если бы ты не унюхал бензин, дом целиком превратился бы в дым, а мы бы лишились доходного места. — Бейкер нацелил нож Кенни в грудь. — Прежде всего, он не должен был тут оказаться.

— Парень, видно, какой-нибудь фокусник. Мы его даже не видели, хотя, клянусь, ворон не считали.

— Клянись чем угодно, только не жди сочувствия от остальных ребят. Если с домом что-нибудь случится, они потеряют все сто процентов гонорара. Ты тоже. Может, поэтому будешь плясать на цыпочках в очередную смену.

— Обижаешь, Сэм.

— Не расстраивайся. Я позабочусь, чтоб бабушка все получила.

Кенни недовольно скривился:

— Ну правильно. Думаешь, докумекает прислать мне в открытке спасибо?

Внезапно взбесившись, Сэм схватил Кенни за ворот рубашки, рванул к себе. Родня не родня, можно сплясать чечетку на башке племянника.

— Выбирай выражения, когда говоришь о собственной бабушке, парень. Понял?

Кенни потупил глаза и кивнул:

— Виноват. Пошутил.

Сэм его выпустил.

— Надеюсь. Ну, тащи наверх остатки горючего, жди остальных.

Кенни затопал вверх по лестнице, Бейкер оглядел подвал, качая головой. Еле-еле успели. Черт возьми, еле-еле. Проклятье, он едва не наделал в штаны, когда позвонил Кенни и сообщил о пойманном в доме жучке-поджигателе. Примчавшись, увидел слизняка с мордочкой как у хорька, привязанного к стулу в подвале. По внутренним карманам куртки рассована пара галлонов горючего в бутылках по кварте.

Долго его раскалывать не пришлось. Поразительно, до чего убедителен нож с тонким бритвенным лезвием. Пара широких ленточек кожи — речи льются потоком. Поджигатель признался: наняла какая-то девка. До последней капли соответствующая описанию малышки Клейтон.

Дерьмо!

Разве сучка не соображает, когда надо идти на попятный? Чем еще ее напугать?

От ярости Бейкер немножко лишился рассудка. Схватил подвернувшийся под руку пистолет, начал палить во все стороны. По-настоящему чистенько разнес поджигателю черепушку. Тот отключился намертво. Может быть, никогда уже не очнется.

Бейкер было собрался позвонить Кемалю, потом передумал. Старичок араб оказывается слабаком. Только посмотрите, какой хай поднял из-за аккуратненькой бомбочки в автомобиле. Наверняка чокнется, если услышит, как Бейкер намерен разделаться с поджигателем.

Кемаль просто не понимает. Проблемы пинком не отбрасывают, а искореняют. Чтоб больше не возникали.

Вроде вот этого поджигателя.

Парень получил урок, возможно последний. Но этого недостаточно. Надо отправить малышке Клейтон еще одно предупреждение. Мало ей раздавленного на дороге частного сыщика. Мало взлетевшего на воздух на ее глазах адвоката. Может, в третий раз произойдет чудо.

Однако не стоит действовать в одиночку. Надо собрать всю команду, восемь человек. Учитывая растущее число трупов, пора принять кое-какие меры предосторожности. Всех повязать. Кругом поднять ставки.

Бейкер знает: ребята крутые и стойкие. Не такого калибра, как парни из спецотрядов, с которыми он был в начале семидесятых в Лаосе и Камбодже, но дело свое знают глухо. Сплошь ветераны-наемники, служившие в Центральной Америке, Африке и Персидском заливе. Он много лет их использовал для грязной работы по доставке наркоты из Центральной Америки, нанимаясь на службу к разнообразным авантюристам из Медельина и Кали.

А теперь мексиканцы так навострились в торговле, что предпочитают обращаться к собственным подручным за силовой поддержкой.

Настоящее дело на Ближнем Востоке. Особенно в Саудовской Аравии. Денег полным-полно и никакой инфраструктуры. Почти до паранойи боятся, как бы не повторилось то, что Ирак устроил в Кувейте. Тамошние контакты твердят, что наемники им не требуются, но Бейкер лучше знает. Каждый известный ему саудовец считает себя принцем. Низменной работой никто заниматься не хочет. Поэтому в страну завозят всяких корейцев и пакистанцев, готовых взяться за любое дело. Сломается «мерседес» — чинить некому. Ну и что? Покупаешь другой. А вот что касается солдатской службы, зачем свою задницу подставлять под пули, если можно нанять другую?

Бейкер не молодеет. Устал кругом продаваться за деньги. Полагающаяся ему по завершении нынешнего дела львиная доля гонорара позволит сбалансировать финансовое положение, оплатить счета за содержание матери в лечебнице, хотя он не собирается до конца жизни сидеть, глядя на интубационную трубку. Что-то должно заставлять его вскакивать по утрам с постели, и Саудовская Аравия представляется неистощимым источником постоянной, не слишком рискованной работы для технического специалиста — стоит только краник открыть. Продемонстрировав свои способности группе Исвид Нахр, на которую работает Мухаляль, доказав, что он именно тот человек, можно обеспечить себя до самого конца трудовой жизни.

Впрочем, Бейкер верил в свой вариант закона Мерфи: как глубоко ни закапывай дерьмо, обязательно найдет дырку и выйдет наружу.

Нынче ночью надо привлечь всю команду к участию в грязной работе. Пускай будет связующим ритуалом... крещением кровью.

Бейкер улыбнулся. Не кровью — огнем.

После этого они станут не просто товарищами по оружию — соучастниками.

А как же араб? Кемалю Мухалялю он потом расскажет.

7

Ёсио стоял возле лампы во второй спальне Кемаля Мухаляля, глядя через двор на собственную квартиру.

Увидев вышедшего из дома Мухаляля, быстренько шмыгнул взглянуть. Ничего. Открыл, тщательно осмотрел каждый ящик, шкаф, угол, все мыслимые тайники, не обнаружив ничего необычного.

И теперь находился на том самом месте, где обычно почти каждый вечер стоял Мухаляль, иногда вместе с вышестоящим начальником Халидом Насером, что-то разглядывая. Что? Что может так их интересовать? Почему они всегда стоят именно здесь, под никогда не выключавшейся лампой?

Где разгадка? В лампе?

Ёсио нашарил выключатель под абажуром. Нажал, лампа погасла. Снова нажал, и свет вспыхнул.

Обыкновенная лампа.

Должно быть, Насер или Мухаляль унес объект с собой. Единственный ответ на загадку — что бы их ни занимало, его здесь сейчас нет. Может быть, столь драгоценную вещь невозможно оставить в квартире? Может быть, стоит поймать того или другого, отобрать под видом ограбления?

Нет, слишком рискованно. Возникнут подозрения, догадки, не замешана ли в деле третья сторона...

Ёсио со вздохом направился к двери. Напрасно ходил. Остается вести наблюдение, которым он занимается не один уже месяц.

Жалко. Хоть бы что-нибудь произошло. Поскорее.

8

Алисия перестала смотреть в фонарь. Упала в глубокое кресло, сидела среди привитых деревьев, не сводя глаз с полицейской рации.

Ни слова о пожаре на Марри-Хилл.

Неужели поджигатель Бенни обманщик? Никакой не поджигатель, просто прикидывается. Потом берет деньги и удирает.

Впрочем, возможно, счел момент неподходящим. Он знает о нанятой Томасом частной охране, заверив, что с легкостью мимо нее проскользнет. Возможно, оказалось не так уж легко.

Может быть, завтра ночью совершит другую попытку.

Она содрогнулась. И попросила в пустой комнате: — Управься сегодня. Я уже не могу больше ждать.

Четверг

1

— Слышал про Фитиля Бенни?

От неожиданного вопроса Джек перестал жевать. Заскочил в лавчонку за еврейскими бубликами и сливочным сыром «Филли» для Эйба, сам глодал сухой хлеб, Эйб подал кофе.

— Нет. — По спине поползло пугающее предчувствие. — А что с ним такое?

Но Эйб переключил внимание на Парабеллума, на сей раз угнездившегося на его левом плече. Попугай вовсю клевал протянутый хозяином бублик.

— Погляди-ка на малыша! Обожает бублики. Кошерный попугай.

— По-моему, он обожает кунжутные зерна, — заметил Джек. — А эти самые бублики густо посыпаны. Так что случилось с Бенни?

— Нынче рано утром найден мертвым под эстакадой Манхэттенского моста.

— Разбился?

— Нет, сгорел. Говорят, до костей. На собственном горючем.

Проглоченный кусок бублика, густо посыпанного семечками кунжута, застрял в перехваченном пищеводе у Джека.

— И как же это он умудрился?

— Ну, я как-то сомневаюсь, чтоб сам умудрился. Кто-то рядом с ним начертил на земле головешкой: «Поджигатель».

— Господи Исусе.

— А еще говорят, будто он горел заживо.

Джек содрогнулся. Бенни, конечно, прохвост, но сгореть заживо...

— Эй, Парабеллум, — воскликнул Эйб, — такова твоя благодарность?

Выяснилось, что попугай обронил подарочек ему на плечо. Судя по соседним пятнам, не впервой.

— Как вошло, так и вышло, — констатировал Джек. — Посмотрим с другой стороны. До сих пор ты только спереди пачкал рубашку, теперь и на плечах.

— Знаю, знаю, — проворчал Эйб, вытирая круглое плечо бумажным полотенцем. — Только дружок, по-моему, заболел. Колит, наверно. Слушай, ты купил акции, о которых я тебе рассказывал?

— Ты же знаешь, я не могу покупать акции.

— Не то чтоб не можешь — не хочешь. Упускаешь кучу легких денег. Какой у меня брокер! Приобрел для меня кое-что. Я вышел из игры, не успев узнать, что вошел. Тыща акций — поднялись на два бакса, мы продали. Деньги из ничего. Надо только... — Он замолчал, пристально глядя на Джека. — Что означает кислая мина? Будто снова хочешь сказать: «Эйб, кончай эту белиберду».

— Кто, я? — переспросил Джек, мечтая, чтобы он действительно кончил.

— Да, ты. А я скорчу такую физиономию, словно снова хочу сказать: «Джек, когда ты ума наберешься?»

— Господи боже мой, если не ты, так Джиа.

— Я ж тебе не советую бросать дело. Ты для меня слишком хороший клиент. Я тебе советую не держать деньги в каких-то басурманских золотых монетах, а заставить на себя работать.

— Чтобы открыть брокерский счет, Эйб, нужен номер социального страхования.

— Ну и что? У тебя столько подставных фамилий, и мне точно известно, что некоторые с номерами.

— С номерами покойников.

— Хорошо. Обменяй несколько дукатов, крюгеровских рэндов[13], открой счет на номер какого-нибудь покойника у моего брокера. Пусть за тебя играет. Получишь двадцать процентов годовых.

— Нет, спасибо.

— Джек! Разве можно отвечать «нет, спасибо» на предложение удвоить деньги меньше чем за четыре года?

— Да, но...

— Никаких но. Я ж решился. Чего сидеть смотреть, как они утекают, когда надо только сказать: давай. А как только сказал: давай...

Джек не мог этого сделать. Переступив черту, даже под чужим именем, он сразу шагнет в их мир. Окажется среди них. И они его узнают.

— Тебе и «давай» говорить не придется. Говорить будет кто-то другой с социальным номером покойника.

— Это одно и то же, Эйб.

Тот секунду таращил на него глаза, потом вздохнул:

— Я тебя не понимаю.

— Нет, понимаешь, — улыбнулся он. — Смотри-ка, Парабеллум только что выпустил другой заряд.

— Ой!

Глядя, как Эйб вытирает какашку, Джек поинтересовался:

— Не слышно, кто расправился с Бенни?

— Ни словом никто не обмолвился. Однако, если хочешь знать мое мнение, в чем я безусловно уверен, скажу, что, по-моему, он собрался поджечь некий дом, который поджигать не следовало.

У Джека возникло дурное предчувствие, что этот дом ему известен.

Вспомнил рассказ Алисии о гибели двух человек, нанятых для решения ее проблемы. Неужели Фитиль Бенни поднял счет до трех?

Есть лишь один способ выяснить.

2

Едва Алисия положила трубку, поговорив с больничной лабораторией — результатов анализов Гектора еще нет, но малыша уже перевели сюда, в Центр, несмотря на дальнейшие скачки температуры, — как раздался голос Реймонда по интеркому.

— Вас хочет видеть тот самый приятель по имени Джек, — объявил он. — Предварительно не договаривался, но говорит, по важному делу. — На фоне послышалось тихое бормотание, потом Реймонд продолжил: — Хорошо... По неотложному важному делу.

Сперва инстинктивно хотелось его отфутболить. Два дня назад он ее продинамил, поэтому ей со своей стороны разговаривать с ним больше не о чем.

Однако слово «неотложное» остановило ее. Совсем не похоже на Джека. Если он говорит «неотложное», значит, так оно и есть.

Ох, проклятье.

— Впустите.

Через несколько секунд Джек скользнул в дверь и закрыл ее за собой.

— Вы наняли Фитиля Бенни?

Не сел, даже не поздоровался. Впрочем, прозвучавшее имя Бенни заставило обо всем позабыть. Знает! Но откуда?

— О чем это вы? — Сбитая с толку, она ничего лучшего не сумела придумать.

— Сегодня утром Бенни обнаружили мертвым. Ночью его кто-то заживо сжег. Есть какая-то связь между ним и той просьбой, с которой вы ко мне обращались?

— Ох, нет! — задохнулась она. — Опять!

Джек опустился в кресло.

— Хорошо. Я получил ответ на вопрос.

Алисия чувствовала на себе его пристальный взгляд, борясь с приступом дурноты от сознания своей вины.

Суетливый, дерганый человечек... сгорел заживо...

— Мне казалось, — прервал он наконец молчание, — вы не собирались бежать искать кого-то другого. Я надеялся, что хорошенько подумаете.

— Мне его нечего было искать, — глухо проговорила она откуда-то издалека, слыша собственный голос как бы из другой комнаты. — Я о нем уже знала. Боже мой... я убила его...

— Вы его не убивали. Но по-моему, должны заметить, что все, кто с этим делом связывается, существенно укорачивают себе жизнь. Все, кроме вас. Вот что мне непонятно.

— А мне понятно, — сказала Алисия, встряхиваясь, заставляя себя сосредоточиться. — Вчера прочла завещание.

— Самое время. Открылись все тайны?

— Нет. Пока нет. Только объяснилось, почему я жива до сих пор.

Она мысленно вернулась во вчерашний день, снова ощутила пробегавший по спине мороз, когда читала слова, написанные тем самым существом, стараясь представить, о чем он при этом думал.

— Почему?

— После меня дом перейдет не к Томасу.

Джек медленно вздернул брови, кивнул:

— Очень интересно. Кто следующий наследник?

— Не кто, а что. Гринпис.

— Любители природы? — рассмеялся он. — Которые везде плавают, китов пасут?

— Они самые.

— Неудивительно, что ваш брат...

— Сводный брат.

— Хорошо. Неудивительно, что он взбесился. Ваш отец предпочел передать дом не ему, а защитникам окружающей среды. Видно, где-то по дороге адски рассорился с сыном.

Алисия припомнила дату на завещании — всего за несколько недель до смерти чудовища. В тот момент он вычеркнул Томаса или с самого начала вычеркивал?

— Откуда мне знать? Я уже говорила, что ни с тем ни с другим не общалась после отъезда в колледж. — И хотелось бы никогда не общаться. — Что касается предпочтения, оказанного этим субъектом «зеленым»... просто смешно. По-моему, он никогда в жизни даже не думал об окружающей среде. У него были... другие интересы.

Джек нахмурился, подался вперед:

— Почему тогда он...

— Не имею понятия. Вообще не вижу никакого смысла. Словесные формулировки... Я плохо разбираюсь в законах, но, по-моему, это никак не похоже на типичное изъявление последней воли и соответствующие распоряжения. Кажется, он почти ожидал такой дикой возни вокруг дома.

— Почему вам так кажется?

Алисия дотянулась до сумки, вытащила завещание. Без труда отыскала заранее отчеркнутый параграф.

— Только послушайте: «Если Алисия умрет, не вступив во владение упомянутым домом, или умрет, вступив во владение упомянутым домом, упомянутый дом следует передать в собственность международной группы активистов по охране окружающей среды под названием Гринпис со следующим уведомлением. В этом доме находится ключ, который откроет путь к исполнению всех ваших желаний. Продайте дом, и лишитесь всего, ради чего работаете». — Она швырнула документ на стол. — Можете объяснить, что означает эта чертовщина?

— Разрешите взглянуть? — спросил Джек, потянувшись вперед.

Рука Алисии инстинктивно дернулась, чтоб схватить завещание, спрятать. Не хочется, чтобы кто-то знакомился с родичами. Но она удержалась. Кому-то надо довериться, а в данный момент у нее нет никого, кроме Джека.

Она подтолкнула к нему бумаги.

— Сейчас со стула свалитесь от изумления.

Чувствуя напрягшиеся на скулах желваки, смотрела, как он внимательно просматривает страницу. Понимала, что находится на пределе. Готова кого-нибудь укусить. Думала, будто освободилась от этого гада, но даже из могилы он умудряется портить ей жизнь.

— Знаете, — кивнул Джек, — видимо, ваш отец действительно ждал неприятностей. — Он взглянул на нее. — Его сына когда-нибудь арестовывали?

— Нет.

— Наркотики? Насилие?

— Мне об этом ничего не известно. У Томаса были проблемы, но не такие.

Джек принялся пролистывать завещание до конца.

— Тогда почему... — Умолк на полуслове, вытаращив глаза. — Это еще что такое? Стихи?

— Вот именно! Верите?

Он прочел:

— "Клей(тон) покоится, кровь странствует по свету".

— Из Альфреда Хаусмена, — пояснила Алисия и, заметив косой взгляд Джека, добавила: — Я проверяла. В оригинале сказано «Клей покоится». Он приписал окончание «тон».

— Ну и что это значит? Что ваш... сводный брат «странник»? Бродяга? Рыщет, где не надо, с блудливым взором? Что?

— Не могу сказать. — Она тоже была озадачена.

— Стойте-ка, — заметил Джек, — вот еще: «Куда идешь, прекрасный странник, какая цель тебя влечет?»

— Это некий Роберт Бриджес. Я отыскала стихи, думала найти еще подсказку, ничего не нашла.

— Бред сумасшедшего.

— Именно так утверждают адвокаты Томаса. И ссылаются на весь этот бред в доказательство невменяемости составителя при изменении завещания.

— Когда он его изменил?

— Согласно дате, незадолго до смерти.

— Ну, независимо от душевного состояния, определенно задумал оставить дом именно вам, будь я проклят.

— Я вовсе не уверена в этом, — возразила она. — По-моему, больше старался, чтоб его Томас не получил.

— Не припомните ли чего-то существенного насчет этого самого дома, ради которого ваш сводный брат готов пойти на убийство? Какую такую оставленную отцом ценность он там жаждет найти?

— Не знаю. Я и Томаса не знаю. Ничего про него не могу объяснить. Не хочу даже пробовать.

— Ну ладно, — сдался Джек. — Может быть, корень проблемы в отце. Кто такой Рональд Клейтон? Чем он занимался?

Алисия закрыла глаза, сглотнула. Он просит ее рассказать о чудовище, кем он был, чем занимался...

Если бы ты только знал...

Джек начал волноваться, не случилось ли чего с Алисией. Сидит напротив него за столом, молчаливая, бледная, но глаза ее вдруг распахнулись, и она начала говорить ровным тоном, глядя куда-то за его плечо, словно читала текст с установленного сзади телесуфлера с бегущей строкой.

— Его называли блистательным специалистом в своей области — физике. В разное время работал на факультетах в Принстоне, в Колумбийском, Нью-Йоркском университетах, занимался фундаментальными исследованиями. Сотрудничал с лабораториями «Белл», «Ай-би-эм». Гнался за деньгами. Может быть, ум у него был блестящий, но абсолютно безжалостный. Когда ему чего-то хотелось, он этого добивался, посылая всех прочих к чертям. И сын его точно такой же.

Джек сообразил, что ни разу не слышал, чтобы Алисия назвала отцом Рональда Клейтона. «Он», «субъект», «тип», только не «мой отец».

Он причинил ей зло? Или брат? Или оба?

— Видно, у вас с ним были не слишком хорошие отношения.

Тон ее стал еще холодней и ровнее.

— Рональд Клейтон был полным подонком, мразью без стыда и совести. Плевать, что он отдал мне дом. Я его не возьму. Плевать на все ценности, какие он в своем доме оставил. Не прикоснусь ни к чему, к чему он прикасался. Буду счастлива, когда с земли исчезнут все его следы. Поэтому хотела, чтобы вы сожгли дом. Поэтому я... я...

И больше не могла найти слов.

Джек тоже сидел молча. Алисия относится к отцу не просто со злобой и гневом. Она его ненавидит. Причем не только за личные недостатки.

Господи помилуй, что творилось в том доме? Физическое насилие? Сексуальное?

Джек пристально наблюдал за ней, надеясь, что она не расплачется. Никогда не знаешь, что делать с плачущей женщиной. С мужчиной, если на то пошло, тоже. Джиа можно обнять, крепко стиснуть. Но Алисию? Гм. Предупредительный флаг выброшен на самую верхушку мачты.

Впрочем, она не заплакала. Даже и не подумала. Закрыла глаза, глубоко вздохнула, взглянула на него:

— Извините.

— Ничего, — сказал он, пряча облегчение. — Каков ваш следующий шаг? Только, пожалуйста, пообещайте не произносить больше слово «поджог».

Ее губы дрогнули в мимолетном намеке на улыбку.

— Хорошо. Никакого поджога, — вздохнула она. — Может, действительно уступить. Я имею в виду, если просто продать дом Томасу с его тайными покровителями, это наверняка дьявольски облегчит мне жизнь. Став мультимиллионершей, можно решить целую кучу проблем.

Джек с удивлением ощутил неожиданный укол разочарования. Кто убил частного сыщика, адвоката, Фитиля Бенни? И зачем? Что такого в доме ценного, чтобы ради него убивать? Если Алисия уступит, все эти вопросы останутся без ответа.

— Но с другой стороны, — продолжала она после паузы, вновь устремив на него стальной взгляд, — может быть, и не стоит. Не хочу, чтобы меня запугивали. Особенно Томас.

Есть! Джек удержался от импульсивного побуждения стукнуть кулаком. Вместо этого поднялся на ноги.

— Вам решать, — сказал он. — В любом случае я для вас мало что смогу сделать. Впрочем, подумаю. Может, найду какого-нибудь помощника.

— Для чего? — спросила она. — Не поймите неправильно. Я с радостью приму от вас любую предложенную помощь. Хотя мне казалось, что вы оказываете услуги только за деньги. Зачем со мной связываться?

— Из любопытства, — пожал Джек плечами.

— Учитывая случившееся с другими связавшимися, любопытство может оказаться опасным.

— Знаю, — кивнул он. — Находиться рядом с вами, леди, рискованно.

Она помрачнела; он вдруг пожалел о своем замечании. Ей и так плохо. Только правда: связавшись с Алисией, придется почаще посматривать за спину. Надо выяснить, кто творит зло, свалить с ног, скормить несколько доз их же собственного лекарства. Пускай сами за спину поглядывают.

— Будьте на месте, — велел Джек, открывая дверь. — Если чего-нибудь выясню, сообщу.

И пошел своей дорогой, размышляя насчет любопытства. Один из его худших пороков. Редко не доводил до беды.

3

Почти всю вторую половину дня Джек осматривал недвижимость. Наконец отыскал то, что нужно: трехэтажный викторианский дом рядовой застройки на Западной Тридцать первой улице между Седьмой и Восьмой авеню.

Дом имел свою печальную историю, которую Долорес, пухленькая агентша из «Хадекриэлти», полностью ему поведала. Последний хозяин, психиатр, снес себе голову возле Таймс-сквер, завещав дом одному из своих пациентов. С пациентом в доме произошел несчастный случай, после чего он там не захотел оставаться. Поэтому агентство сдает его в аренду, полностью меблированный.

— Превосходно, — заключил Джек. — Только я должен, действительно должен немедленно въехать. Завтра начинаются репетиции, просто уже никак не смогу отвлекаться.

Долорес выразила уверенность, что проблем не возникнет. Ее как бы слегка позабавил тот факт, что в клиенты попался актер, получивший роль Жавера в «Отверженных». Обещал ей билет на премьеру.

— Когда я выйду на сцену, вы будете сидеть в зале.

Джек подписал годичный договор об аренде на имя Джека Ферриса, заплатил за первый и за последний месяц плюс страховой депозит, выписав чек на банк Санта-Моники. Пока завернут обратно, дело будет сделано.

На выходе из офиса «Хадек» умудрился свистнуть несколько листков бумаги для официальных писем и чистый бланк расписки на получение задатка.

Прихватив портативную камеру «Кодак», поспешил пару раз щелкнуть дом, пока не стемнело. Потом звякнул Хорхе, встретился с ним в столовой «Малибу» на Двадцать третьей — вполне приличный кофе и сказочный ассортимент собственной выпечки.

Вручил ему фотоаппарат, чертеж с планировкой, образец объявления.

— Постарайся отпечатать на фирменных бланках «Хадек риэлти». Потом доставляй, как условились.

Хорхе недоверчиво глянул на камеру, на грубый набросок объявления, на Джека.

— После этого я получу свои деньги?

Джек пожал плечами:

— Это приманка. Если Рамирес клюнет, мы его поймаем. Если нет, попробуем еще чего-нибудь.

— Ладно. Как скажешь.

И ушел, качая головой.

Джек его не винил. Дело долгое, даже если Рамирес проглотит наживку.

Он шагнул под ярко-оранжевый навес над входом в «Малибу», какое-то время присматриваясь к толпе. Из контор, мастерских по пошиву одежды валили в темноте целые орды, устремлялись к входам в подземку, к станции Пени. Ночь в это время года рано спускается. Едва минуло пять, а на чернильном небесном покрове уже проклюнулись звезды.

Джек направился к Центру. Бегая по округе с агентом по недвижимости, когда следовало полностью сосредоточиться на проблеме Хорхе, постоянно ловил себя вместо этого на мыслях об Алисии и о доме. Без конца себе напоминал, что не занимается подобной белибердой, ничем не может ей помочь.

Впрочем, дело не в Алисии, а в возникших вопросах. В доме. В чем его тайна? Что там такое, если некий неизвестный богач, стоящий за спиной сводного брата, предлагает за него через Томаса целое состояние и убивает любого, возникшего на пути?

Надо признать: его зацепило.

До Центра было недалеко, туда он и пошел. Хотел сообщить Алисии, что нашел способ сбить с толку ее оппонентов: Шона О'Нила. Джек много лет знал кусачего ирландского терьерчика, специалиста по юридическим каверзам. Сильно попортит жизнь Томасу и его адвокатам. Сотрет в порошок. Надо, конечно, предупредить его о судьбе предшественников, только сомнительно, чтоб Шона это остановило.

На подходе к Седьмой показалось, что похожая на Алисию женщина вышла из дверей Центра и двинулась вниз по кварталу. Он перешел на рысь, стараясь догнать, прибавил скорости, увидев, как она свернула за угол. Похоже, домой возвращается.

За углом разглядел ее за полквартала. Заметил, как она шагнула к бровке, чтоб не столкнуться с каким-то типом, который выметал тротуар. При этом оказалась рядом с темным фургоном. Тут на глазах у Джека, скользнув, открылась боковая дверца, дворник бросил метлу, схватил женщину, впихнул в фургон, вскочил следом. Дверца захлопнулась, фургон с ревом сорвался с места.

Он споткнулся, заморгал. Не почудилось ли, в самом деле? Только что была тут, а через мгновение исчезла.

Проклятье!

Сделал спринтерский рывок, расталкивая людей, сумки, коляски, догоняя видневшийся впереди фургон. Сейчас у Восьмой авеню вспыхнет красный фургон должен остановиться...

Нет, он с визгом свернул на Восьмую, сопровождаемый возмущенным хором гудков.

Джек продолжал бежать. Добежав до Восьмой, остановился, тяжело дыша, щурясь на поток рубиновых хвостовых огней, направлявшихся к жилым кварталам. Увидел удалявшийся автомобиль впереди в двух кварталах.

Что теперь, лихорадочно думал он. Даже точно не скажешь, что это Алисия. Даже если она... надо держаться в сторонке. Самому пускаться в погоню опасно. За такие ковбойские штучки непременно попадешь в кутузку, а в кутузке его жизнь пропала. Лучше звякнуть копам — 911, — пускай разбираются.

Однако он не разглядел номер фургона, не заметил никаких отличительных признаков.

В темном грузовике где-то на Восьмой авеню... как мне кажется...

Правильно. Очень ценная информация...

Слева раздался гудок. Такси собиралось отъехать от бровки, Джек стоял у него на пути. Он поднял руку и подскочил к таксисту.

4

Алисия чувствовала, как сердце выскакивает, колотится о ребра, слышала хриплый свист из собственных ноздрей, стараясь высвободиться из пластырной ленты, привязавшей ее к сиденью.

Они меня убьют, думала она. Я кончу так же, как другие.

Все случилось так быстро! Мужчина схватил ее среди улицы, толкнул в фургон, прыгнул следом. Не успела она среагировать, дверца хлопнула, ее примотали к сиденью липкой лентой, короткой полоской заклеили рот. Глаза затуманили слезы. Чего им от нее нужно?

И тут она вспомнила. Они меня не могут убить. Иначе дом достанется Гринпису.

А вдруг дело не в этом? Вовсе с домом не связано? Без конца слышишь об исчезнувших людях. Вдруг это просто случайное похищение?

В фургоне было темно, как в могиле. Виднелась фигура впихнувшего ее в машину мужчины, чувствовалось, что позади нее еще кто-то сидит. Первый отобрал сумку, кажется, рылся внутри — слышно было, как перебирается содержимое. Что ищут? Кто это такие? Чего им...

Сидевший за спиной неожиданно заговорил. Раздался знакомый гнусавый голос:

— Привет, сестренка.

Томас.

Алисию словно ножом пронзило. Она его не видела, но хорошо представляла — гладкие темные волосы, рябое лицо с крупным носом, грушевидное тело. Растолстел ли с момента их последней встречи десять лет назад? Несомненно.

Хотела заорать на него, только ясно: из заклеенного рта не вылетит ни единого звука. Поэтому она прекратила биться в путах, стараясь успокоиться. Не доставлять ему удовольствия видеть ее перепуганной.

— Жалко, что довелось вот так встретиться, — небрежно, как ни в чем не бывало, продолжал Томас. Она почти слышала его усмешку. — Только мне хочется осуществить одну непреодолимую мечту. И без всяких околичностей объяснить, как нас обеспокоило то, что ты сделала или пыталась сделать вчера ночью с домом.

Нас... Как бы предупреждает, что действует не один.

— Чтобы не читать монолог, попрошу своего помощника снять со рта пластырь. Если начнешь вопить, оскорблять меня, снова наклеим. Понятно?

Алисия отказалась кивнуть.

— Понятно, я спрашиваю?

Она все равно не кивнула.

Наконец послышался вздох Томаса:

— Ладно. Снимай.

Темная фигура рядом протянула руку, грубым рывком сорвала с лица пластырь. Судя по жгучей боли, вместе с верхним слоем кожи.

— Ублюдок, — тихо выдавила она, не оглядываясь, не желая его видеть. — Мерзкий кусок вонючего...

— Эй-эй, — оборвал ее Томас. — Я предупреждал насчет ругани.

— Просто констатация факта.

— Правда? — прошипел он. — Тогда постарайся усвоить другой факт. Если ты когда-нибудь, хоть когда-нибудь снова попробуешь уничтожить дом...

— Что со мной станется? Попаду под машину? Взорвусь? Сгорю на костре? Что, Томас? Мне известно, что будет после моей смерти. Поэтому не пытайся меня запугать.

— Кто говорит про смерть? — хмыкнул он. — А покалечиться ты не боишься? Сильно, больно. Снова и снова. Частично или полностью, временно или навсегда. Остаться с безобразными шрамами на лице. Ослепшей. Без руки, без ноги и так далее, перечень можно продолжить. Смерть — далеко не самое худшее, что тебя может ждать.

Алисия облизнула губы пересохшим, как тряпка, языком. Неужели это действительно Томас? Слабый, никчемный Томас?

— Знаю, о чем ты думаешь. Думаешь, Томас просто болтает. Считаешь его слизняком. Он якобы ни на что подобное не способен. Но послушай, сестричка, внимательно: Томасу даже делать ничего не придется. У него есть люди, которые для него все с большой радостью сделают.

Внутренности у нее сжались от страха при мысли, что это не пустые угрозы. Она сдерживала сотрясавшую ее дрожь. Как можно было ввязаться в подобный кошмар?

— Сдавайся, — потребовал Томас. — Я любой ценой выиграю. Теперь это лишь дело времени — очень скорого. Избавь меня от хлопот по опротестованию завещания и станешь очень богатой женщиной. Будешь дальше бороться со мной, ничего не получишь, ни дома, ни денег. Я бы сказал, неразумно, Алисия. К чему это дьявольское упрямство?

Тебе лучше всех известно, подумала она, но сказала:

— Почему? Зачем тебе так нужен дом?

— По собственным соображениям. Абсолютно тебя не касающимся. — Он придвинулся ближе, понизил голос: — Я тебе по-другому могу навредить, Алисия. Погублю профессиональную карьеру. Добьюсь, что твоя медицинская степень не будет иметь никакого значения.

Она застыла, боясь шевельнуться, боясь слушать.

Томас перешел на шепот:

— Я нашел спрятанное... хозяйскую коллекцию. Она теперь моя. Часть можно отправить в больничный совет, в избранные газеты, журналы...

Будь руки свободными, Алисия обязательно повернулась бы и схватила его за горло, задушив наглый голос. Но не могла произнести ни слова от леденящего тошнотворного ужаса.

Мужская рука вдруг нащупала, стиснула ее левую грудь.

— Помнишь добрые старые времена?

Она вспомнила, как семнадцатилетний Томас пробрался ночью в комнату побаловаться с ней, спящей. Пришлось пырнуть его в ладонь ножом, который с тех пор всегда лежал под подушкой.

Бешеная ярость выплеснулась наружу. Алисия сначала опустила голову вниз, потом с размаху врезала затылком в физиономию Томаса.

Раздался болезненный крик и одновременно резкий автомобильный гудок, фургон рывком со скрежетом остановился.

Послышался глухой голос вылезавшего из кабины водителя — что-то в адрес «чертова такси».

Томас стонал за спиной:

— Кажется, ты мне зуб выбила!

— Заткнись, мать твою! — рявкнул сидевший с ней рядом мужчина, впервые заговорив с той минуты, как толкнул ее в фургон. — Похоже, у нас проблемы.

Снаружи донеслись крики, что-то ударилось в боковую стенку фургона.

— Точно, — заключил мужчина. — Посмотрю, в чем дело. Сиди тут.

У Алисии другого выбора не было, значит, приказ относится к Томасу. Казалось бы, Томас тут главный, а этот бандит обращается с ним без всякого почтения. Кто ж тогда главный?

Успела разглядеть плотную фигуру и крупные черты лица мужчины, когда тот открывал и закрывал за собой боковую дверцу.

5

Ёсио с изумлением наблюдал за неожиданным и причудливым развитием событий.

Следя за Томасом Клейтоном, увидел, как тот у своего многоквартирного дома сел в темный фургон. В открытой дверце которого узнал Сэма Бейкера. Поскольку при этом возникла возможность одновременно присматривать за обоими объектами, двинулся следом.

Добрых полчаса смотрел на Бейкера, подметавшего один и тот же кусок тротуара перед опущенными жалюзи корейского оптового магазина игрушек. Быстренько добежав до разносчика с ручной тележкой на углу, Ёсио вернулся в машину, и, только впился зубами в сувлаки на пите, в фургон прямо у него на глазах втолкнули Алисию Клейтон.

В ошеломлении уронил на колени сувлаки — салат под соусом и прочее, — поехал за ними.

Они с ума сошли? Чего надеются достичь подобными действиями?

Он остановился при красном свете на следующем углу. Можно было бы проскочить по примеру фургона, но на перекрестке поперечный поток был уже слишком плотным.

В ожидании Ёсио обратил внимание на темноволосого мужчину, который добежал до угла и смотрел вслед фургону. Явно видел похищение и хотел что-нибудь предпринять. Ответственный, сознательный гражданин. Редкость.

Как только машин стало меньше, Ёсио проехал светофор, погнался за фургоном, оставив позади мужчину.

Догнав, свернул следом на поперечную улицу. Внезапно фургон подрезало вывернувшее сзади такси с сумасшедшим водителем. Который после столкновения выскочил из машины и в котором Ёсио узнал того самого ответственного гражданина, замеченного несколько минут назад.

Смотрел, окаменев от удивления. Что за демон его обуял? Что он собирается делать один?

6

Бейкер быстро огляделся вокруг. Не совсем точно знал, где находится, вроде где-то в районе западных тридцатых. План был такой: увезти ее, запугать до самых потрохов, потом выкинуть в пустынном темном месте подальше на западе.

По крайней мере, прохожих немного. Он оглядел левый передний бампер фургона, воткнувшийся в заднюю дверцу обшарпанного желтого такси. Что за ослиная задница вот так ездит? Не нарочно ли подставился под удар?

Ну, хрен с ним. Главное — сдвинуть с места фургон. Никаких копов, никаких протоколов о дорожно-транспортном происшествии. Чак намертво припечатал к стенке фургона перепуганного с виду беспомощного таксиста. Обыкновенный белый парень, а Чак — зверюга. Таксист никуда не денется.

Хорошо. Немножечко спляшем на башке чечетку и смоемся.

Бейкер шагнул вперед, предвкушая удовольствие.

Тут таксист перестал сыпать проклятиями, куда делся испуганный и беспомощный вид. Схватил Чака обеими руками за правое запястье, резко рванул назад. Бейкеру послышалось, как хрустнула кость. Чак ринулся на таксиста, тот шмыгнул за копёр, изо всех сил пнув Чака сбоку под колено. Бейкер точно слышал, как лопнуло сухожилие.

Чак со стоном рухнул на дорогу, держась за колено. Дальнейшее развитие событий стало для Бейкера точно таким же сюрпризом, как и для Чака. Тут что-то не то. Вместо того чтоб бежать, таксист без всякого страха направлялся к нему. У Бейкера сильное превосходство в весе, что этот парень себе думает? Парень неожиданно очутился прямо перед ним. Кто он такой? Таксисты целыми днями задницу просиживают, не умеют так быстро двигаться.

Бейкер ударил правой, промахнулся, таксист увернулся. Бейкер левой схватил его за руку, чтоб придержать перед следующим ударом, но рука оказалась скользкой, как намасленная змея. Выскользнула, и лицо Бейкера вспыхнуло болью, когда ребро ладони рубануло по носу. Бейкер слепо замолотил кулаками, попал вроде по ребрам, потом что-то — кулак или нога, непонятно — шарахнуло ему в солнечное сплетение. Он слышал, как из него с хрипом вылетел дух. Вцепился в согнувшегося пополам таксиста, надеясь свалить, но тут нечто вроде дубинки, скорей всего локоть, вонзилось в правую почку.

Это довершило дело. Бейкер свалился в приступе тошноты и смертельной боли, приземлился на четвереньки, повторяя в помутневшем сознании:

Что же это такое? Что это такое?

7

Позади места происшествия начали раздаваться автомобильные гудки, Джек ринулся к боковой дверце фургона. Занес правую руку, рванув левой ручку.

Наверняка еще кто-то есть внутри, кроме Алисии. Надо нанести удар, пока еще не потеряно преимущество неожиданности.

Хотелось бы получше подготовиться к подобному случаю. Разумеется, при нем «земмерлинг», нож пристегнут к лодыжке, но, как бы это ни успокаивало, хорошо бы держать сейчас в правой руке обтянутую кожей дубинку в двенадцать унций.

Открыв дверцу, он сперва увидел Алисию. Привязана к сиденью, но, похоже, цела. Она широко вытаращила глаза, узнавая его.

— Джек!

Действительно, с ней еще кто-то, хотя пухлый тип с окровавленным ртом не проблема. Быстро оглядевшись, Джек больше никого не увидел.

Вскочил внутрь, тип с окровавленным ртом шарахнулся.

— Ты кто такой? — провизжал он, повышая тон с каждым словом. — Чего тебе надо?

Джек выхватил нож из чехольчика на лодыжке, наставил на него:

— Заткнись и не двигайся.

— Джек, слава богу! — задыхалась Алисия, пока он резал пластырь. — Господи боже, но как...

— Потом расскажу.

Она сразу же отдирала разрезанные куски липкой ленты. Через несколько секунд была свободна. Только вместо того, чтобы выскочить в дверцу, повернулась, бросилась на типа с окровавленным ртом, сыпля проклятиями, целясь в лицо ногтями.

Джек оторвал ее от скорчившейся фигуры.

— Скорей! Надо убираться отсюда.

— Познакомьтесь с моим сводным братом, — выдавила она сквозь зубы, пока он высаживал ее на тротуар.

Джек оглянулся на пухлое тело, гладкие волосы, нос картошкой.

— Видно, пошел в родню с другой стороны, — заключил он.

— Вот именно...

Алисия умолкла, изумленно разглядывая двоих громил, которых Джек уложил минуту назад. Водитель скорчился в утробной позе, со стоном цепляясь здоровой рукой за колено. Другой с трудом вставал на ноги. Крепкий малый — такой удар по почкам, как правило, вырубает надолго.

Джек снова дернул ее за руку, уводя со сцены. Столпившиеся за грузовиком водители вот-вот отправятся выяснять, что там за чертовщина не позволяет проехать. Один уже вылезал из машины. Он не хотел никому оставлять описание своей внешности.

— Вперед. Пора линять.

8

После столкновения автомобилей Ёсио увидел, как Бейкер вышел, обошел фургон спереди. И не вернулся. Вместо него явился ответственный гражданин и освободил Алисию Клейтон.

Не в силах сдержать любопытство, Ёсио подошел к фургону. Заглянул в открытую дверцу, узнал Томаса Клейтона, вытиравшего окровавленный рот. Зашел спереди, увидел Бейкера и другого наемника. Оба гораздо крупнее ответственного гражданина, оба побитые.

Безусловно, простой гражданин такие побои не мог учинить. Очевидно, мисс Клейтон нашла себе самурая... ронина[14].

Тут Бейкер, держась рукой за спину, за правую почку, заметил Ёсио и рявкнул:

— Чего глаза пялишь? Проваливай в задницу!

Ёсио с испуганным жестом попятился, бросив взгляд на улицу, где в сумерках исчезала Алисия Клейтон со своим спасителем.

Автомобиль Ёсио застрял на месте происшествия, и, видимо, надолго. Невозможно проследить за ними.

А хотелось бы. Хотелось бы побольше узнать о ронине.

9

— Даже не знаю, как вас благодарить, — повторила Алисия, наверно, в двадцатый раз.

Джек промолчал, потягивая «Молсон». Надоело уверять, что не стоит благодарности.

Пробежали несколько кварталов, нырнули в какой-то спортивный бар, чтобы убраться с улицы. Расположенное на плотно забитой Мэдисон-сквер-гарден заведение освещалось, кажется, только неоновой рекламой пива — сотни на стенах и над стойкой бара. Длинноволосый парень в фартуке с рекламы «Сэма Адамса» таращился на Джека через плечо Алисии.

По крайней мере, тихо. Нынче вечером никаких фанатов, так что можно устроиться в уголке в полнейшем одиночестве.

С отливом адреналина запульсировал правый бок, куда попал тот самый тип с песочными волосами. С виду отяжелевший мужик средних лет, а форма вполне приличная. Неплохой удар.

Джек рассказал, как заметил, что ее втолкнули в фургон, как завладел такси, погнался за фургоном, изловчился подрезать и остановить.

Она опрокидывала вторую порцию виски «Дьюарс», и, когда подносила бокал к губам, он заметил, что адреналиновая дрожь в руке стихла.

— Если вам действительно хочется меня отблагодарить, не вздумайте обращаться к копам.

— Но ведь это дает мне возможность покончить со всем! — возразила Алисия. Сжала свободную руку в кулак, взмахнула над столиком. — Теперь вот они где у меня. Они мне угрожали! Больше нечего прибегать к цивилизованным действиям. Вы свидетель преступления. Я знакома с детективом Уиллом Мэтьюсом. Можем пойти к нему и...

Джек весь сжался в комок:

— Нет, не можем.

— Почему? — заморгала она.

— Потому что я не могу быть свидетелем.

— Что это значит? Вы же все видели. Даже освободили меня.

— Но свидетелем не могу быть, Алисия. Меня нет на свете.

Она снова сморгнула:

— Что это вы говорите?

— Я официально не существую.

Она тряхнула головой:

— Разве такое возможно? У вас должен быть номер социального страхования. У вас должен быть банковский счет, кредитная карточка, водительские права. Без этого нельзя жить.

— Можно. Фактически у меня полный набор. Сплошь фальшивый.

— Ну, тогда станьте свидетелем под чужим именем.

— Не могу. Подставные имена годятся для банка, который старается положить в свои сейфы мои деньги, надеясь, что я буду делать покупки по его кредиткам. Годятся для утомленного клерка отдела транспортных средств, который регистрирует водительские права умершего в Толидо человека по несуществующему адресу на Парк-Слоуп. Но настоящей проверки не выдержат. Особенно со стороны налогового управления.

— Вы не зарегистрированы?

— Никогда не был. И прошу вас... ни в коем случае не упоминать обо мне знакомому детективу.

— Вас за что-то разыскивают?

— Нет, и в дальнейшем очень не хотелось бы.

Алисия разочарованно откинулась на спинку стула.

— Проклятье! Я на минуту и правда подумала...

— Извините, — пожал Джек плечами.

— Господи, не извиняйтесь, раз уж вытащили меня из фургона.

— Возможно, не следовало этого делать.

— Не смешно.

— Я серьезно. Только сейчас додумался, что лучше бы сделать то же самое, а вас не вытаскивать. Оглоушить вашего брата вместе с двоими другими, отставить открытую дверцу и вас, привязанную к сиденью, вы бы закричали, позвали на помощь, кто-нибудь вас обнаружил бы, вызвал полицию. Я бы исчез на другом краю города, а вся троица сидела бы сейчас в камере в Южном Мидтауне.

Чертовски досадно, что вовремя не подумал.

Алисия медленно кивнула:

— Правда, было бы идеально. Да ведь мне тоже в голову не пришло. Одного хотелось — выпутаться из проклятого пластыря, выскочить из фургона.

— А я старался прикинуть, сколько ребят придется еще обрабатывать.

— Да, — сказала она, наклоняясь вперед с игравшей на губах скупой, напряженной улыбкой. Скотч начинал действовать. — Расскажите. Оба крупней вас. И фокус с глазами не повторялся, я знаю. Как же вы их побили? Карате? Кунг-фу?

— Внезапность, — объяснил Джек. — Лучшее оружие. Будь они наготове, вышел бы совсем другой результат. А они увидели перед собой испуганного беззащитного парня. Легкую добычу. Второй даже улыбался, видя мою беспомощность. Я расчетливо бил — по носам, по коленкам. Даже самый крупный мужчина с порванной коленной связкой или вколоченными в череп носовыми костями не доставит больших неприятностей. Я застал их врасплох. Но это срабатывает лишь однажды. Если бы снова с ними столкнулся, пришлось бы придумывать что-то другое.

— Пожалуйста, разрешите спросить, — осмелилась Алисия. Джек заметил, что она смотрит на его руки. — У вас на больших пальцах ногти гораздо длиннее, чем на других. Можно узнать, почему?

— По-моему, объяснение вам не понравится.

— Но мне хочется знать. Очень хочется.

Джек набрал в грудь воздуху.

— Попадаешь порой в переделки, где дела идут далеко не так гладко, как нынешним вечером. Иногда валяешься в грязи, на полу, бодаешься, кусаешься, когда надо пользоваться каждым известным тебе трюком, каждой частью тела, чтобы просто остаться в живых. При этом полезно иметь колющее оружие. — Он поднял и скрючил большие пальцы с длинными ногтями. — Никому не желательно выйти из драки с выколотым глазом.

Алисия побелела, выпрямилась на стуле.

— Ох.

Я предупреждал, мысленно напомнил Джек.

Он внимательно разглядывал парня на рекламе «Сэма Адамса», что не совсем помогало, поэтому постарался перевести беседу с собственной персоны в более интересную область:

— Я сегодня вас уже спрашивал, но с утра положение дел изменилось. Каков ваш следующий шаг?

— Точно не знаю.

— Хватать вас на улице было опасно, рискованно. Мне это подсказывает, что они дошли до отчаяния. А отчаявшиеся люди делают до безумия глупые вещи. Вы можете пострадать.

— Не знаю, видно ли было в их нынешних действиях хоть какое-нибудь отчаяние, — задумчиво проговорила она. — Томас мне заявил, что уверен в победе, это лишь вопрос времени. По-моему, не блефовал.

— Может, какой-нибудь срок истекает.

— Возможно. Но у меня такое ощущение, что нынешнее происшествие не имеет ни малейшего отношения к юридической тяжбе. Томас с таким жутким страхом и злостью грозил: "Если когда-нибудь, хоть когда-нибудь снова попробуешь уничтожить дом"...

— По-вашему, это прямая реакция на миссию Фитиля Бенни? Кажется, они немножечко переборщили.

— Еще бы. Но Томас в самом деле боится. Безумно боится, чтоб дом не сгорел.

— А безумцы опасны. — Джек легонько стукнул кулаком по столу. — Почему же он сходит с ума из-за этого дома?

Душа кричит криком, требует ответов.

— Раньше мне в самом деле было плевать, — призналась Алисия, — а теперь тоже хочется выяснить. Помогите.

Думал, уж никогда не попросишь.

Только не следует демонстрировать чрезмерное рвение. Еще остается вопрос об оплате.

— Ну...

— Слушайте. — Она напряженно подалась вперед, понизила голос. — Томас хочет меня запугать. Я ему не позволю. В доме находится что-то ценное, что в это ни было. Очень ценное. Наличными я заплатить не могу, берите себе все, что найдем.

— Условное вознаграждение, — задумчиво кивнул он, словно ему никогда это в голову не приходило. — Я обычно работаю за наличные, но, раз уж ввязался, сделаю исключение.

— Замечательно!

Редкий случай — увидеть улыбку Алисии.

— Только все не возьму. Оно ваше по праву.

— Мне ничего не надо.

— Возьму двадцать процентов.

— Все берите.

— Как же можно взять все? Это было бы несправедливо.

— Если пожелаете, швырните свою долю в реку, но либо мы делимся, либо я откажусь.

В конце концов Джек уговорил ее ограничить его долю одной третью, на том и порешили.

— Когда сможете приступить? — спросила она.

— Я уже приступил. — Он поднялся и бросил двадцатку на стол. — Давайте проедемся.

10

Не возникло необходимости просить таксиста проехать мимо дома помедленней. Машины еле-еле ползли по Тридцать восьмой улице.

Автомобиль с двумя охранниками по-прежнему стоял перед подъездом.

Джек обратил внимание, что Алисия даже не взглянула в окно. Сидела, крепко обхватив себя руками.

— Когда собираетесь идти искать? — прошептала она.

Таксист-англичанин с весьма нетерпеливым видом вряд ли много слышал за плексигласовой перегородкой, но, разумеется, лучше шептаться.

— Чего?

— Ну, ту самую ценность. Речь наверняка идет о несметных миллионах долларов.

— Вот именно. Ваш брат, безусловно, прочесал весь дом частым гребнем за заколоченными окнами. И очевидно, не нашел. Как же я могу найти то, чего он не обнаружил, причем даже не зная, что надо искать?

Она на минуту задумалась.

— Может, оно не находится в доме. Может быть, это сам дом.

— Вполне возможно. Но когда придет пора, на поиски отправлюсь не я один, а мы с вами.

— Ох, нет. Ноги моей никогда в этом доме не будет.

— Нет, будет. Вы там выросли, знаете каждый угол и щелку. Глупо с моей стороны в одиночестве тыкаться из угла в угол, когда вы мне можете показать все, что нужно.

Алисия как-то съежилась в пальтеце, крепче стиснула скрещенные руки.

Что же с тобой стряслось, гадал Джек. Что случилось в том доме, если ты на него даже не смотришь?

Впрочем, решил пока ее больше не дергать.

— В любом случае рановато говорить об обыске, — сказал он. — Прежде чем делать что-либо подобное, нам требуется гораздо больше информации.

Она заметно расслабилась.

— Например?

— Например, кто стоит за Томасом. Выяснив, чего им надо, мы продвинемся очень далеко вперед, получив представление, из-за чего вообще весь сыр-бор разгорелся. Говорите, крупная дорогая адвокатская фирма?

Она кивнула:

— "Хинчбергер, Рейни и Геран". По словам Лео, моего погибшего адвоката, занимаются главным образом международным торговым правом. Его просто до чертиков ошеломило, что они взялись опротестовывать завещание. Говорит, все равно как если бы верховный судья начал выписывать штрафы за нарушение правил дорожного движения. И я ему верю. Видели бы вы их офис.

— Вы там были?

— В самом начале мы с Лео встречались с адвокатом Томаса у него в кабинете. Не слишком удачно.

— Где этот самый офис?

— На Западной Сорок четвертой, прямо рядом с Пятой.

Возникла идея.

— Тогда оттуда и начнем. — Джек стукнул в плексигласовую перегородку: — На Западную Сорок четвертую.

— Там сейчас никого нет, — заметила Алисия.

— Знаю. Просто хочу посмотреть. И для начала заполучить список клиентов.

— То есть кроме Томаса?

— Полагаю, ваш брат не клиент... в любом случае не обычный. Вряд ли можно зайти к... как их там?

— Лео просто говорил ХРГ.

— Действительно проще. Не похоже, что в офис ХРГ можно заскочить с улицы с просьбой опротестовать завещание. Поэтому побьюсь об заклад, один из нынешних клиентов — причем весьма влиятельный — порекомендовал им заняться данной «мелкой» для их масштаба проблемой. Связав Томаса с этим самым клиентом, мы сможем ответить на некоторые вопросы.

Она тряхнула головой:

— Абсолютно очевидно. А как же связать...

— Я его выслежу. Только потом. Сейчас мне надо услышать от вас кое-какие детали.

— Например?

— Как погиб ваш отец?

— Летел рейсом 27.

Джек опешил:

— Рейсом 27? Когда вы говорили о гибели в авиакатастрофе, я представлял себе что-нибудь вроде маленького «пайпер-каб» или «сессны». Но рейс 27... Боже мой...

Реактивный авиалайнер, выполнявший рейс 27 из Лос-Анджелеса в Токио, упал в Тихий океан. Все двести сорок семь человек погибли, тел нашли немного. Газеты и телевидение только об этом и говорили несколько недель. Причины крушения до сих пор неизвестны. Оно произошло в одном из самых глубоководных районов. Черный ящик так и не отыскали.

— Тело обнаружили?

Алисия покачала головой:

— Нет. Говорят, почти все акулы съели.

— Мне очень жаль, — брякнул Джек, не подумав.

— Мне тоже, — равнодушно согласилась она, глядя прямо вперед. — То есть съевшую его акулу. Наверняка сдохла от пищевого отравления.

Поистине хладнокровная дочка, подумал Джек. Надеюсь, по серьезной причине.

— Как насчет вашего брата? Вы говорите, он бросил работу. А чем занимался, прежде чем посвятить жизнь битве за дом?

— Я знаю только то, что успел сообщить тот самый частный сыщик, пока его не убили. По его сведениям, Томас много лет занимал среднюю должность инженера-электрика в АТТ.

— Значит, не гений, в отличие от отца?

Алисия снова пожала плечами:

— О Томасе трудно судить. В ранней юности он всегда выбирал путь наименьшего сопротивления.

Под постоянным присмотром и руководством мог работать, как крыса в клетке. Но при любом снисхождении...

Скорей нью-йоркские таксисты начнут сигналить при переходе из ряда в ряд, чем Томас дождется какого-нибудь снисхождения от сестры, понял Джек.

Не то чтоб он его заслуживал после нынешнего похищения.

— Приехали, — сказала она, указывая в боковое стекло.

Такси свернуло к бровке тротуара, Джек вышел, расплатился с таксистом, оглядел здание.

Хэнд-Билдинг высечен из камня вплоть до шпиля над высоким арочным входом. Колонны покрыты живописной резьбой. А внутри...

— Взгляните на потолок, — подсказала Алисия, когда они через вертящуюся дверь вошли в длинный яркий мраморный вестибюль.

С высокого расписного сводчатого потолка к ним склонялись какие-то боги, толпившиеся на пушистых белых облаках в светло-голубом небе.

— Как считаете, греческие или римские? — поинтересовалась она.

— Считаю, что кое-кто придерживается слишком серьезного о себе мнения. Вам действительно интересно?

— Да нет... если подумать.

— Какой этаж? — спросил он, подводя ее к плану здания, занимавшего большую часть западной стены.

— Где-то на двадцатых.

Нашел. Кажется, офис раскинулся на весь двадцать первый этаж. Краем глаза он присматривал за наблюдавшим за ними у стойки охранником. Время не рабочее, вид у посетителей непрезентабельный: Джек в джинсах, Алисия сплошь помятая после пластыря.

Сегодня подниматься рискованно. Не будем возбуждать подозрений, кого-нибудь настораживать. Хотя неплохо бы ознакомиться с расположением офиса.

— Ничего особенного, — сказала Алисия. — Выходишь из лифта прямо на стеклянную стенку, за которой сидит секретарша. Сейчас она уже точно ушла, но, даже когда сидит на месте, войти можно только после того, как нажмет кнопку и откроет дверь.

Черт побери. Непросто будет раздобыть список клиентов. Или даже невозможно.

— К чему столько предосторожностей, как думаете?

— Ну, — пожала плечами Алисия, — никогда не знаешь, какие проходимцы тут шляются в нерабочее время.

— Ого! — фыркнул он. — Доктор шутит.

— Запомните день и час, — проворчала она. — Такое нечасто случается.

— Чем могу помочь, друзья?

Охранник вышел из-за стойки. Крупный, чернокожий, дружелюбный, однако, по мнению Джека, слишком уж деловой. Если им нечего делать в Хэнд-Билдинг, любезно попросит выметаться на улицу. В его смену мартышкиным трудом никто не занимается.

— Потрясающая архитектура, — восхитился Джек. — Когда построено здание?

— Точно не знаю, — ответил охранник. — По-моему, где-то в углу табличка вон за тем деревом у дверей. Взгляните по дороге.

Он с улыбкой кивнул:

— Слышал и понял. Уходим.

Охранник улыбнулся в ответ:

— Спасибо.

Только чтобы сохранить видимость, Джек заглянул за фикус, сидевший перед латунной табличкой, но так и не прочитал, что там было написано. Его внимание привлекло нечто другое.

— Будь я проклят!

— Что? — спросила Алисия. — В чем дело?

— Видите небольшую отметину на углу на лепнине прямо над табличкой? Черный кружок с точкой внутри?

— Маркером нарисованный?

— Правильно. Я знаю, кто это сделал. Один парень, которого зовут Ириска... Молочная Ириска.

Хорошо. Не просто хорошо. Замечательно.

— Ну и что?..

— Значит, в здании побывал хакер.

— Не понимаю.

— Потом объясню. Но это означает, что у нас, возможно, есть способ выяснить, кто стоит за Томасом.

11

Кемаль со стоном опустил телефонную трубку. Аллах решительно оставил его.

Сначала ему стало известно о глупой вечерней выходке Бейкера и Томаса Клейтона. Сестра наверняка выдвинет против брата уголовное обвинение, отсрочив исход операции на месяцы, годы, может быть, навсегда.

В гневе он даже сказал явившемуся с распухшим носом Бейкеру, что напрасно Насер не послушал совета Кемаля и не уволил его на прошлой неделе. Бейкер принял замечание неблагосклонно, но дела очень плохи. Этот человек ставит все под угрозу.

Потом из дома позвонил брат Джамаль, и гнев Кемаля испарился, как вода, пролившаяся на летние пески пустыни Руб-эль-Хали, от смертельного страха за своего старшего сына.

— Гали арестован, — сказал Джамаль.

Сердце у Кемаля упало. Гали? Восемнадцатилетний сын, гордость всей его жизни... арестован? Нет, такого быть не может.

— За что? Что случилось?

— Его обвиняют в краже фотоаппарата у жены приезжего американского бизнесмена.

— Невозможно! Смешно!

— Так мне сообщили, — объяснил Джамаль. — Есть свидетели. При задержании у него нашли камеру.

— О нет, — простонал Кемаль, закрыв глаза, щурясь на свет. — О нет, неправда. Зачем ему идти на такое?

— Не знаю, брат. Если бы ты был дома...

Да! Дома! Надо немедленно ехать домой!

Но нельзя. Не сейчас.

— Приеду, как только смогу. Сейчас никак невозможно уехать.

— Разве есть более важное дело? — спросил Джамаль как бы с упреком. Никогда в жизни он так с Кемалем не разговаривал. Не стал бы говорить таким тоном, если бы знал, какого рода задачу Кемаль здесь решает.

Ему до боли хотелось уведомить младшего брата, зачем он в Америке, да смелости не хватило. Если откроется, что Кемаль хоть словом обмолвился, Джамаль вместе со всей семьей окажется в опасности.

— Где теперь Гали?

— Я всю ночь хлопотал, сумел добиться освобождения. Держу у себя дома, несу за него ответственность.

По подсчетам Кемаля, при восьмичасовой разнице во времени в Рияде сейчас шесть утра.

— Спасибо, Джамаль. Мне тебя никогда не удастся отблагодарить.

— Дело далеко не кончено, Кемаль. Сделаю все возможное, но Гали, наверно, предстанет перед судом.

Кемаль кивнул, хотя никто его не видел. Да, да, понятно. Тем более, что замешаны иностранцы. Саудовские власти редко упускают возможность продемонстрировать Западу превосходство исламского закона. Даже если американка попросит не предъявлять обвинение, все равно могут устроить суд, приговорить к наказанию.

А в наказание Гали отрубят правую руку.

Как это могло случиться? Гали всегда был упрямым и буйным, но только не вором. Что на него нашло? Ни в чем не нуждаясь, украсть фотоаппарат. Фотоаппарат! Когда в доме валяется чуть не десяток превосходных камер!

Бессмыслица.

Надо обратиться за помощью к высшей силе. Завтра пятница, священный день. Надо произнести дневные молитвы в мечети. Завтра Кемаль посвятит целый день молитвам в мечети за своего заблудшего сына.

Пятница

1

Прокрутив пару раз пленку на автоответчике, Джек услышал последний звонок Ириски с предложением встретиться в «Канове» на Западной Пятьдесят первой в десять тридцать. Пришел минута в минуту. Замешался в пеструю толпу родителей с детишками, которая текла к красной неоновой вывеске «Радио-Сити», мерцавшей впереди на дальней стороне Шестой авеню. Миновав заведение Криса Рута, отыскал «Канову» напротив «Ле Бернаден».

Уткнулся лбом в фасадное окно, всматриваясь сквозь фальшивый частокол с другой стороны стекла. Похоже на очередную буфетную, которые множились, как одежные вешалки, на протяжении девяностых годов.

Вошел, отыскивая Ириску.

«Канова» оказался немножко изысканней большинства буфетных подобного типа. Обычно они работают только на вынос — накладывай у стойки в посуду, взвешивай, иди своей дорогой. В «Канове» были две стойки и зал со столиками.

Народу немного, еще есть время до наплыва к ленчу, однако Ириски не видно. Хотя Ириску трудно не заметить.

Джек подозвал корейца, вытиравшего соседний столик.

— У меня тут назначена встреча...

— Ничего не знаю, — быстро забормотал кореец, яростно мотая головой, — не знаю.

— ...с одним чернокожим. — И добавил, указав на собственный лоб: — У которого на этом самом месте...

— А. — Кореец махнул налево, на табличку со стрелкой и надписью «Зал». Джек удивился, что не разглядел ее. — Там. Там.

Шагнув в маленькую кирпичную арку, он окинул взглядом зал, приметил спину высокого худощавого чернокожего парня с коротко стриженными волосами, сидевшего лицом к стене. Сбегал обратно к стойке, взял пепси, уселся напротив.

— Суши на завтрак? — спросил Джек, обследуя поднос Ириски.

— Привет. — Ириска протянул руку через стол, усеянный почтовыми марками. — Надо беречь стройную юношескую фигуру, старик.

— Для хакерства, да?

Собеседник пожал плечами:

— Животик не всегда позволяет попасть, куда хочется. Кроме того, завтрак поздний, а калифорнийские рулеты все-таки не совсем суши.

Они словно вернулись на годы назад. Джек то и дело сталкивался с высоким парнем — Ириска носил тогда пышные локоны — возле перестроенных зданий по всему городу. Со временем разговорились, наконец дошли до той точки доверия, которая позволяет обмениваться кассетами и дисками с любимыми фильмами. Если Джеку и было когда-нибудь известно имя, которым парня называла мама, то оно давным-давно позабылось. Для всего света — Ириска, Рис. Высокий, тонкий, с молочно-шоколадной кожей, спокойным выражением лица, всегда готовый улыбнуться, но, даже когда он разгуливал с буйными кудрями, всем, кажется, запоминалось одно: большая черная родинка прямо посреди лба. Возможно, в детстве какой-нибудь школьный шутник сравнил ее с молочной ириской в шоколаде, и прозвище крепко прилипло.

— Учту замечание, — пообещал Джек. — Что поделываешь?

— Работаю в «Кокосе», выше по улице.

— Туда уже выпускников МТИ[15] набирают?

Ириска пожал плечами:

— В отделе лазерных дисков. График гибкий, пользуюсь скидками, пополняю коллекцию.

Джек кивнул. Гибкий график... вот что нужно Ириске для удовлетворения своей истинной страсти. Он, конечно, помешан на кино, но первая любовь навсегда отдана старым постройкам.

— Сколько у тебя уже дисков?

Тот снова передернул плечами:

— Да я уж и счет потерял. Хорошо, что ты звякнул. Сам с тобой собирался связаться насчет последнего приобретения.

Джек выпрямился:

— Что-нибудь из моего списка?

Ириска наклонился, вытащил из-под столика фирменный пластиковый пакет «Кокоса», протянул ему.

— Есть! — воскликнул Джек, заглядывая внутрь и вытаскивая лазерный диск с «Незамужней женщиной». — Где ж тебе удалось отыскать?

Драма 1978 года с Джилл Клейберг и Аланом Бейтсом — один из любимых фильмов Джиа. Джек не понимал его прелести, никогда особенно не увлекался режиссурой Пола Мазурски, хотя не один год пытался купить или переписать фильм для Джиа. С религиозным усердием просматривал программы всех абонированных кабельных киноканалов — Ти-си-эм, Эй-эм-си, Ти-эм-си, «Синемакс», «Старз», «Анкор» и так далее, — однако его редко показывали, а когда удавалось поймать, как правило, поздно было включать видео.

— В одном давно знакомом местечке на Макдугал. Запись хорошая, хоть и гонконгская.

— Вижу. Надеюсь, не пиратская.

— Нет. Субтитры китайские.

— Субтитры не проблема. Одолжишь?

— Угу. Держи сколько хочешь. Только не забывай, где взял.

— Неужели тебе нравится? — Джек знал, что Ириска с презрением относится к продукции «Гинеи» при большом уважении к «Ардженто», «Баве» и «Фульчи». Трудно поверить, чтоб он досмотрел до конца «Незамужнюю женщину», не говоря о приобретении для коллекции.

— Нет. Просто до того трудно было найти, черт возьми, что, как только нашел, дай, думаю, куплю. Дурость, правда?

— Типичный синдром коллекционера.

Джек очень хорошо понимал: сам страдал от того же самого синдрома.

— Потрясающе подходящий момент выбрал, Рис. — Есть хоть один рождественский сюрприз для Джиа. — Перепишу и сразу верну... — Он нерешительно заколебался, затрудняясь просить о следующей услуге сразу после получения долгожданного диска, но выбора не было. — Можешь еще разок мне помочь?

— Как я понял из твоего сообщения на автоответчике, речь о хакерстве?

— Точно. Вчера вечером видел твою закорючку в Хэнд-Билдинг.

В глазах Ириски полыхнула улыбка.

— Хэнд-Билдинг... железобетонная двадцатипятиэтажка на Сорок пятой. Угу, красота. Первоклассный образец послевоенной городской архитектуры. Моя отметина еще там? Здорово. Оставил года три назад. Эх, знал бы, записки с собой захватил, сообщил бы точную дату и кое-какие детали. Классная штука. Полным-полно глухих закоулков.

— Ты записки ведешь? — переспросил Джек. Потрясающее известие. — Нечто вроде дневника хакера?

— Предпочитаю считать себя «изыскателем». В семидесятых мы в самом деле назывались хакерами, а потом это слово компьютерные мошенники позаимствовали. Не нравится мне подобное сопоставление. Компьютерный хакер причиняет вред, имеет злой умысел, совершает преступление.

— В чистом виде нет, — возразил Джек.

— Верно. В чистом виде компьютерный хакер тоже изыскатель. Хочет получить доступ, открыть двери, найти потайные места, выведать секреты, оставляя все после себя абсолютно в прежнем виде. Я тоже проникаю в здание, обследую места, которых никогда не видели те, кто в нем проводит рабочее время, даже не догадываясь об их существовании, а потом ухожу.

— Но все-таки делаешь росчерк: «Здесь был Килрой»[16].

— Да, — усмехнулся Ириска, — изображаю «ручку настройки», как мы выражаемся, отдавая честь культуре радиолюбительской связи.

— Как ты вообще связался с этой чертовщиной?

— Нечто вроде ритуала для поступающего в МТИ.

— Для каждого?

— Далеко не для каждого, будь я проклят. Тут свои опасности. Во-первых, можно погибнуть. Часто лазаешь по крышам, в шахтах лифта — страшное дело. Во-вторых, это противозаконно. Даже если не задумал ничего дурного, попробуй объяснить Большому Начальнику. В самом лучшем случае квалифицируется как незаконное вторжение. В худшем — как попытка ограбления. Вдобавок лучше не иметь склонности к клаустрофобии, когда коридорами тебе служат вентиляционные трубы.

— Вижу, кое-кто отсеивается.

— Не сомневайся. Добавь к отсеявшимся тех, которые просто прелести не понимают.

— Шутишь, — тряхнул Джек головой. — Неужели в самом деле есть люди, которым ползание по вентиляционным трубам не доставляет колоссального удовольствия?

— Пара-тройка найдется, — улыбнулся Ириска. — Кстати сказать, компьютерные хакеры по-настоящему нас понимают. Очень многие занимаются тем и другим. Немало компьютерщиков, по крайней мере не страдающих клаустро— и акрофобией[17], лазают по домам. В МТИ я лазал с неким Майком Маклагленом — истинный ас, в жилах лед вместо крови, когда доходило до дела. Только он оказался не чистым хакером, старик. Исследуя постройки, денег не добудешь. Опустился до взлома видеочипов. Где теперь, не знаю. Но лазал очень даже неплохо.

— Вроде тебя?

— Нет, черт побери.

— До сих пор лазаешь?

— Угу. Наверно, врожденное любопытство, — вздохнул он. — Хотя все труднее становится. Охрана без конца совершенствуется. Все равно, заберешься в хорошее здание, — взгляд его стал рассеянным, — знаешь, со временем перестроенное десять — двадцать раз, натыкаешься на глухие пространства в углах, на лестницы, которые никуда не ведут, порой даже на комнатку, замурованную посреди этажа, понимаешь, что очутился тут первым, первым оставил метку на стенах... Говорю тебе, Джек, с этим больше ничего не сравнится.

Джек кивнул. Замечательный парень, пусть даже определенно с небольшим приветом.

— Допустим, мне хотелось бы понаблюдать за одной встречей в одном кабинете на двадцать первом этаже Хэнд-Билдинг. Поможешь?

— Конечно.

Прекрасно. Может быть, дело уладится легче, чем предполагалось.

— Воткнешь за решеткой жучок, чтоб я видел и слышал, что происходит внизу?

— Ни за что на свете, — решительно отказался Ириска.

Джек от неожиданности открыл рот, потом закрыл.

— Ни за что на свете? Мне только что послышалось...

— Я сказал, помогу, но жучков ставить не буду. Кодекс запрещает.

— Какой кодекс? — Джек старался сдержать раздражение, которое наверняка частично просачивалось. — Официальный этический кодекс хакеров, которые лазают по домам?

— Возможно. — Ириска сохранял хладнокровие. — Не знаю никаких официальных кодексов, только знаю, что это против моих собственных правил.

Джек откинулся на стуле, хлебнул пепси.

— Черт возьми, Ириска, я на тебя рассчитывал.

— В наше время для прослушивания никуда лазать не надо. Направь лазерный луч на окно, услышишь каждое слово.

— Я сейчас как раз остался без лазеров.

— Можешь десяток купить в магазинах, торгующих «охранными системами» по всему городу. Один, по-моему, даже на Пятой авеню стоит, прямо за углом от Хэнд-Билдинг.

— По правде сказать, Рис, я высокими технологиями в своем деле не пользуюсь. Не могу устанавливать лазер на Сорок пятой улице. Подобные штуки без конца показывают по телевизору, только я-то работаю в реальном мире. Вдобавок мне надо не просто слышать. Мне надо видеть тот самый кабинет. Не так важна сама встреча, как кто на ней присутствует и что после нее говорит.

— Тогда, — сказал Ириска, — почему бы тебе самому не залезть? Услышишь и увидишь.

— Ты хочешь, чтобы я... впервые в жизни полез в здание... в центре города... в рабочее время? Замечательно.

Джек представил, как застревает в вентиляционной трубе, мяукая, словно котенок на дереве, пока пожарные и спасатели проламывают стены, расчищают себе ацетиленовыми горелками дорогу сквозь гальванизированный металл, чтоб его вытащить.

Потом снимки на первых страницах «Пост» и «Дейли ньюс».

Под заголовком: «Незадачливый злоумышленник в вентиляционной трубе».

И содрогнулся:

— Нет, спасибо.

— Я тебе помогу, — обнадежил Ириска.

— Как насчет твоих правил?

— Они запрещают мне ставить для тебя жучки, но не запрещают помочь проникнуть в здание. Может быть, стану апостолом хакерства... святым Ириской, миссионером, который несет Слово непросвещенным, обращает в веру...

— Ладно, — с улыбкой поднял руки Джек. — Все ясно.

И начал обдумывать предложение. Если Ириска приведет его на место, откуда можно слышать и видеть происходящее в кабинете адвоката Томаса Клейтона...

— Давай уточним. Ты соглашаешься привести меня в чрево Хэнд-Билдинг...

— Точнее сказать, указать тебе путь. А еще точнее — разметить.

— Что это означает?

— Загляну в заметки, в выходные снова пролезу по Хэнду. Скажешь, куда тебе надо, посмотрю, удастся ли тебя туда провести. Если найду дорогу, утром в день встречи пойду с тобой, покажу, куда лезть.

— А сам, хочешь сказать, не полезешь?

— Видишь ли, кодекс...

— А вдруг я заблужусь или... — перед мысленным взором снова мелькнул котенок на дереве, — застряну?

— Вычерчу план и размечу проходы. Если умеешь ездить по указателям и дорожным знакам, не будет никаких проблем. Хочешь — для успокоения захвати с собой сотовый. Я буду неподалеку. Попадешь в переплет — позвонишь.

Джек задумчиво барабанил по столику пальцами. Инстинкт велит искать другой способ. Клаустрофобией он не страдает и прежде не раз проводил много времени в тесном замкнутом пространстве, однако предпочитает иметь несколько запасных выходов из таких ситуаций. Впрочем, с помощью Ириски... возможно, получится.

— Ладно, — сказал он. — Разработаем план.

— Во-первых, мне надо знать, где назначена встреча. Точное место.

— Могу указать. — Может быть.

— Хорошо. Затем раздобудь себе хакерскую одежду.

— А именно?

— Ну, летом, когда кондиционеры работают, я надеваю длинные штаны. А зимой в трубах жарко. Даже в трубах обратной подачи воздуха. Поэтому рекомендую легкий комбинезон без пуговиц или рубашку для регби с колготками.

— С колготками? Господи Исусе, Рис!

— Тебе всю дорогу на пузе ползти, Джек. Надо, чтобы скользило, старик.

— Да, но... колготки?

Еще один заголовок в «Пост» встал перед мысленным взором:

«Взломщик в колготках застрял в вентиляционных решетках!»

— Обойдусь комбинезоном, пожалуй. Что еще?

— Приличный костюм-тройка.

— Ох, нет!

2

— Где встречались? — переспросила Алисия, прижимая плечом телефонную трубку и одновременно разворачивая половину индюшачьего окорочка из «Блимпи» ниже по кварталу. — В кабинете Гордона Хаффнера. Это адвокат Томаса.

Она все утро ждала звонка Джека. Вчера вечером он сильно возбудился при виде намалеванной маркером закорючки в вестибюле Хэнд-Билдинг. Начал невнятно рассказывать про каких-то лазающих по домам хакеров, кто в они ни были, про какую-то «ириску», проводил ее домой, заглянул в квартиру, убедился, что там пусто, пообещал на прощание утром звякнуть.

Да так и не звякнул. По дороге в больницу Алисии пришлось пережить несколько очень скверных минут. Она строго придерживалась середины тротуара, пристально разглядывала каждый приближавшийся к бровке фургон, каждого прохожего, вздрагивала при каждом звуке торопливых шагов позади. Никогда не испытывала такого облегчения при виде охранника у подъезда.

Облегчение сменилось унынием при виде готовых посевов Гектора. Candida albicans, живучий грибок, наскакивает на больных СПИДом верхом на других инфекциях. Суеверно скрестив пальцы, она добавила к вливавшимся в пациента медикаментам амфотерицин-В внутривенно.

Приемная мать наверняка не давала ему профилактический дифлюкан. Будем хотя бы надеяться, что причина инфекции в этом. Если нет, это значит устойчивый штамм. Тогда плохо. Очень даже плохо.

Алисия откусила кусок сандвича. Вчера не обедала, сегодня желудок завтрака не принял, вспомнила о еде лишь к полудню. И только принялась полдничать за письменным столом, как позвонил Джек.

— Гордон Хаффнер, — повторил он. — Где именно на этаже расположен его кабинет?

Она проглотила кусок.

— Точно не знаю.

— Это очень важно, Алисия.

— Ну ладно. Дайте подумать.

Мысленно вернулась в тот день, когда их с Лео Вайнштейном впустили в стеклянную дверь на двадцать первом этаже, посадили в приемной, потом проводили по коридору к кабинету Хаффнера. Вспомнила, как взглянула в окно и увидела внизу на другой стороне улицы синий козырек Клуба химиков.

— Окна выходят на Сорок пятую улицу.

— Хорошо для начала. Но я должен знать точно. Угловой кабинет?

— Нет... Рядом с угловым... на восточном углу.

— Вы уверены?

— Абсолютно. Помню, еще подумала, что Томасу достался если не глава фирмы, то очень близкая к верхам шишка.

— Следующий от восточного угла кабинет окнами на Сорок пятую, — повторил Джек. — Понял.

— Что дальше будем делать? — спросила Алисия.

— Утром в понедельник вы повидаетесь с мистером Хаффнером. Скажете, что готовы продать дом.

Она чуть не подавилась индейкой, поперхнулась, закашлялась.

— Черта с два!

— Тише. Молчите и слушайте. Запросите абсурдную сумму, скажем десять миллионов.

— Никогда не согласятся.

— Естественно. Дело не в предложении. Надо, чтобы состоялась встреча. Подробно потом расскажу. Немедленно освободите утро понедельника, чтобы могли пойти. Сегодня вам позвонит некий Шон О'Нил, который будет вас представлять в понедельник в качестве адвоката.

— Адвоката? Ничего не зная о...

— Ему ничего знать не надо, и он этого не желает, поверьте. Величайшая в жизни радость для Шона — сводить с ума других адвокатов. Он договорится о встрече.

Алисия взглянула на календарь. Понедельник, утро... придется пропустить ежемесячное собрание отделения инфекционных заболеваний... однако неотложных дел больше нет.

— Ладно, освобожусь. Но чем раньше будет назначена встреча, тем лучше.

— Отлично. Это нас с вами обоих устраивает.

— Какой-то полный бред, Джек. Хотелось бы знать, что творится.

— Все объясню вечером в воскресенье на репетиции.

— На какой репетиции?

— Для вас, для меня и для Шона. Сейчас поймите главное — договорившись о встрече с адвокатами, мы получим передышку. Если они понадеются в понедельник прийти к соглашению, никто не станет снова вас похищать и запугивать. Таким образом, вам не придется без конца оглядываться через плечо, по крайней мере в выходные.

— Какое облегчение.

— Для нас обоих. Бегу. После поговорим.

И Джек побежал.

Алисия положила трубку, с новым рвением набросилась на сандвич. Кажется, свинцовый комок в желудке растаял. Хотя бы пару дней не будешь себя чувствовать загнанной дичью.

Что это Джек задумал, скажите на милость? Надежный ли он человек? Конечно, необыкновенный, лихо руками работает, но тут дело другое. На сей раз ему придется столкнуться с авторитетной юридической фирмой, с весьма проницательными умами. Удастся ли парню с улицы перехитрить гарвардских выпускников с двадцать первого этажа?

Неизвестно, хотя, если б пришлось делать ставку, Алисия вряд ли рискнула бы деньгами в пользу законников.

3

— Он? — спросил Джек, услыхав из кассетного плеера новый голос.

Хорхе мотнул крупной головой. Он был в рабочей одежде — трудовой день у него начинается, когда пустеют офисы, — в бумажном спортивном свитере без рукавов, с обнаженными до плеч могучими руками.

Оба сидели в тесной спаленке в квартире Хорхе, которая также служила конторой. В другой комнате ниже по коридору его жена убирала со стола после обеда, двое сыновей крутили последнего «Марио», в квартире стоял запах мяса со специями.

Джек нажал кнопку ускоренной перемотки, остановил пленку, снова пустил, пока не заговорил новый голос:

— А это?

Хорхе снова тряхнул головой:

— Нет. И это не Рамирес.

— Лучше бы поскорее, — вздохнул Джек. — Пленка кончается.

Хорхе велел одному из жениных кузенов рассовать рекламные листовки под каждую дверь в доме Рамиреса. Требовались средства поражения исключительной мощности, чтобы запудрить последнему мозги. Объявления отпечатаны на фирменных бланках «Хадек риэлти», но вместо телефона агентства указан абонированный Джеком номер записи телефонного сообщения[18], по которому якобы можно прямо связаться с агентом «Хадек» Дэвидом Джонсом, обладающим исключительным правом сдачи данной недвижимости в аренду. Джек записал ответное встречное сообщение, что мистер Джонс занят с клиентом, перезвонит, как только освободится.

Он принес к Хорхе записи всех звонков.

— Может, не клюнул, — усомнился Хорхе.

— Если то, что ты мне о нем рассказывал, соответствует действительности, — сказал Джек, — клюнет. Не устоит. Ты только посмотри на других...

— Вот! — встрепенулся Хорхе, когда с пленки зазвучал новый голос. — Он! Он самый, hijo de puta![19]

Джек не особенно понимал по-испански, но смысл уловил. Откинулся на диванчике, слушая мягкий голос Рамиреса с легким акцентом. Явно живет здесь дольше, чем Хорхе.

— Алло, мистер Джонс. Очень хотелось бы с вами встретиться насчет недвижимости по объявлению. На выходные я уезжаю по делам из города, и желательно было бы осмотреть до отъезда.

Далее следовал домашний и офисный номер Рамиреса.

Умно, подумал Джек. Наверняка пробежался мимо, взглянул с улицы. Понял, что дело стоящее, захотел провернуть. Поэтому выдумал деловую поездку, чтобы осмотреть поскорее, не проявив нетерпения.

Судя по рассказам Хорхе, мистер Пако Рамирес вообразил себя ловким дельцом, особенно в сфере недвижимости. Любит заключать сделки по бросовым текущим ценам, пускать в оборот ради быстрой прибыли. Подобные типы всегда ищут тех, кто спешит продать. От изложенного в объявлении предложения у мистера Рамиреса наверняка потекли слюнки.

— Хорошо, — заключил Джек. — Наживка проглочена. Теперь дернем крючок, начнем крутить катушку.

Звякнул в офис Рамиреса по телефону Хорхе, представился секретарше Дэвидом Джонсом. Рамирес в ту же секунду ответил, после краткого обмена любезностями сразу перешел к делу. Договорились встретиться для осмотра недвижимости завтра утром ровно в девять.

— Что мы теперь будем делать? — спросил Хорхе.

— Мы ничего больше делать не будем, — сказал Джек. — Отныне буду действовать только я. Ты же, самое главное, держись подальше от того самого дома. Если у Рамиреса возникнет хоть малейшее подозрение, что ты тут замешан, он мигом исчезнет. Просто завтра утром сиди дома и отвечай на звонки. Может быть, я позвоню. Буду задавать вопросы, отвечай что угодно, хоть про погоду рассказывай, мне без разницы. Просто кто-нибудь должен что-нибудь говорить на другом конце в трубку.

Хорхе выпятил пухлые губы.

— Объясни-ка еще разок, por favor[20], как все это поможет мне получить свои деньги.

— Пожалуйста. Объясню еще раз. Ты получишь свои деньги, когда Рамирес даст крупный задаток наличными.

Хорхе покачал головой:

— Да ведь он не дурак, мистер Джек.

— Безусловно. Только я таких типов знаю: они всегда до безумия рады кого-нибудь околпачить. Рады отыскать слабака, человека, попавшего в затруднительное положение, и обобрать начисто. Он вполне мог позволить себе заплатить за уборку, однако предпочел не платить. Почему? Потому что увидел слабое место, поняв, что на тебя работают родственники-нелегалы, и не преминул воспользоваться шансом. Поймал тебя в крепкий капкан.

— Ты и других таких знаешь?

— Знаю, — кивнул Джек, — будь они прокляты. Из-за них работу не бросаю. Стал в своем роде специалистом по подобным жучкам. Я сыграю с Рамиресом в его игру. Предложу заманчивую сделку, представлю дело так, чтоб ему показалось, будто он может на этом кого-нибудь облапошить.

— А наличные? Он наличных не даст.

— Даст, если я брать не стану.

Хорхе опять замотал головой, что частенько в последнее время проделывал.

— Доверься мне, — сказал Джек. — Даже если не получится, мы с Рамиресом чуточку позабавимся.

Кажется, хмурый Хорхе меньше всего на свете думал о забавах.

4

Телефон зазвонил, когда Алисия уже почти потеряла надежду. Реймонд ушел, она сама ответила на звонок.

— Детектив Уилл Мэтьюс. Это вы, Алисия?

— Да, — с максимально радостным энтузиазмом ответила она. — Как дела?

Ох, проклятье! Снова дурные вести?

Утром опять звонил больничный юрист, спрашивал, хорошо ли она подумала насчет обвинения Флойда Стивенса в сексуальном домогательстве. Что еще?

— Отлично, — сказал он. — Хочу сообщить, что у меня, возможно, хорошая новость для вас.

— Насчет Стивенса?

— А кого же еще?

— Признал себя виновным?

— Нет, однако почти что не хуже. Предлагаю поговорить за обедом.

Алисия разозлилась:

— Слушайте... если дело касается предъявленных мной обвинений, не кажется ли вам...

— Обвинений непосредственно не касается. Если потребуете, сразу скажу, но, если у вас нет других планов, предпочтительно за ранним обедом. Обещаю, не пожалеете.

Она заколебалась. Сначала ленч, потом обед, что дальше?..

Нет у меня на это времени.

С другой стороны, как можно отказаться, если он тратит свое свободное время, копаясь в прошлом Стивенса и отыскав что-то важное?

— Ну ладно. Пообедаем. Когда и где?

Осведомившись, любит ли она итальянскую кухню, и получив утвердительный ответ, он назвал адрес траттории на Седьмой авеню кварталах в десяти от центра. Ждет ее там через полчаса.

Говорит, хорошая новость. Будем надеяться. Очень уж хочется хороших новостей.

5

— Видно, вы здесь часто обедаете, — заметила Алисия, когда они уселись в кабинке на четверых.

Она приехала раньше. Обычно ходит пешком, но, невзирая на убеждение Джека, будто ее оставят в покое до встречи с адвокатами в понедельник, взяла такси.

Уилл явился через несколько минут. Метрдотель приветствовал его широкой улыбкой, трое мужчин у стойки бара поздоровались.

— Пожалуй, — пожал он плечами, — здесь мне нравится больше всего. Бываю раз-другой на неделе.

Здесь ты сидел вчера вечером? — гадала она. Будь ты со мной вместо Джека, Томас со своими громилами сидел бы сейчас в тюрьме и со всем безобразием было в покончено.

— А я думала, копы предпочитают свои бары.

— Так и есть. Я пару лет просаживал деньги в любимой дыре в Южном Мидтауне, да, знаете... надоедает без конца слушать профессиональные полицейские разговоры. Мне, по крайней мере. Здесь я просто Уилл Мэтьюс, случайно оказавшийся копом.

Подскочил официант с корзинкой рогаликов и длинными худосочными итальянскими батонами. С согласия Алисии Уилл заказал бутылку классического кьянти, потом наклонился над столиком:

— Ну, перейдем к последним известиям о Флойде Стивенсе.

Протянул ей корзинку с хлебом, она вытащила багет.

— С удовольствием. — И с решительным хрустом отгрызла горбушку.

— Я решил за ним последить.

— Вам позволили? — удивилась Алисия. — Я хочу сказать, кругом столько других преступлений...

— Если бы. Нет, я вел слежку в свободное время.

— В свободное? — Секунду назад она удивилась, теперь испытывала настоящее потрясение. — Но зачем?

— Я уже говорил, что изучил этих гадов, работая в отделе нравов. Они неуправляемые. Думаю, раз вы ему помешали и он не добился желаемого, значит, очень скоро снова пойдет на охоту. Поэтому отправлялся сразу после дежурства в Верхний Вестсайд, топтался возле дома, поджидая, когда он придет или выйдет.

— И что?

— Вчера вечером вышел. Пошел к гаражу, где держит машину, поехал прямо на Миннесота-Стрип.

— Что это?

— Вы там наверняка никогда не бывали. Нечто вроде сексуального супермаркета, полного проституток самого разнообразного возраста и пола.

— Разнообразного пола? Мне известны всего два.

— Ну, есть еще половинка-наполовинку. На Стрипе большим спросом пользуются парни... как бы это сказать... с виду сменившие пол. Знаете, имплантация грудей, подкожные инъекции гормонов, а настоящая экипировка в полной целости и сохранности....

— Замечательно.

Уилл пожал плечами:

— Довольно жалкий товар, да меня это ничуть не волнует. Ночью чего только не увидишь. Но когда сутенеры толкают детишек ястребам-перепелятникам...

— Перепелятникам? — Что-то новенькое. — Это еще кто такие?

— В целом субъекты, которые ищут совсем маленьких мальчиков, а я называю так каждого извращенца, охотника на слишком юных птенцов.

— На перепелят, — повторила Алисия, чувствуя накатившую слабость. — На маленьких, слабых, беспомощных...

Она взглянула на Уилла. Чистенький, аккуратненький, почти мальчишка с короткими светлыми волосами, практически ежедневно встречается на работе с худшими представителями рода людского и все-таки почему-то не пачкается.

— Вот именно, и Флойд Стивенс — один из них. Я его выследил. Он точно знал, куда направляется, по-моему, даже заранее созвонился, потому что его на углу кто-то ждал с очень маленькой девочкой. Малышка села в машину, и они укатили.

Батон с хрустом раскрошился в стиснутом кулаке разъяренной Алисии.

— И вы их отпустили?

— Нет, конечно. Просто не стал сам задерживать, чтобы не осложнять дело. Чтобы не дать повода его адвокату поднимать вопрос о провокации или незаконной слежке. Доехал за ними до порта, заметил пару знакомых ребят из отдела нравов. Они обождали, пока он остановится, ринулись и накрыли с поличным.

— Ну, теперь кто-нибудь позаботится, чтоб он по улицам не разгуливал? — спросила Алисия, стряхивая крошки с колен.

— Уже не разгуливает. Хотя бы на время. Сидит в камере по обвинению в изнасиловании несовершеннолетней.

— По-вашему, это хорошая новость? Подонок изнасиловал очередного несчастного ребенка!

— Разве вы не понимаете? — несколько обиженно сказал Уилл. — Теперь ему не отвертеться. Теперь на нем висят два обвинения в сексуальных домогательствах на одной неделе. При свидетельстве полицейских ему уже не удастся освободиться с помощью угроз или подкупа. Он будет слишком занят собственной судьбой, чтобы преследовать вас. Вы сорвались с крючка.

Сорвалась с крючка...

Алисия звучно стукнулась спиной об стенку кабинетика с мягкой обивкой, уяснив сквозь злобу на Флойда Стивенса смысл объяснений Уилла.

— Ох, боже мой, — тихо пробормотала она. — Правда. Он не сможет теперь отрицать, что приставал к Канессе. Не сможет утверждать, что я просто ошиблась и переборщила.

— Больше того, — добавил Уилл. — Он сядет за вчерашнее. И надолго.

Алисия закрыла глаза и глубоко вздохнула. С плеч свалилась как бы небольшая планета.

— Спасибо, — вымолвила она, подняв глаза на Уилла, чувствуя неожиданную волну тепла, исходившую от этого мужчины, хорошего, очень хорошего человека. — То, что вы сделали, выходит далеко за рамки служебного долга. Я... не знаю даже, что сказать. — Импульсивно потянулась, стиснула его руку. — Спасибо.

Он тряхнул головой:

— Пригвоздил извращенца, помог совершенно необыкновенной леди вылезти из каши. Поверьте, с большим удовольствием.

Алисия сообразила, что он держит ее руку в своих ладонях.

Пришел официант с вином, положив конец этой сцене.

Уилл, закатил грандиозный спектакль: демонстративно взбалтывал и дегустировал кьянти, внимательно изучал этикетку, нюхал, держал во рту, не глотая, а когда проглотил, с отвращением сморщился.

— Помои! — бросил он официанту. — Унеси и вылей в канаву!

Официант хрюкнул с кривой ухмылкой:

— Угу. Много ты понимаешь.

Налил бокал Алисии, потом как ни в чем не бывало плеснул Уиллу.

— Я тут вроде последнего деревенщины, — пожаловался Уилл, качая головой. — Никакого почтения.

— В пиве, может, и разбираешься, — заметил официант, — а в вине... Рассказывай своей бабушке.

Оставил на столе бутылку и засеменил прочь.

— Вы тут настоящий завсегдатай.

— Конечно, — рассмеялся Уилл. — Джоуи — племянник хозяина. Мы давно знакомы.

Алисия хлебнула вина, первый глоток показался терпким, второй был не так плох.

— Ну, — начала она, подбираясь к зудевшему уже вопросу, — наверно, полный рабочий день и слежка на полночи совершенно нарушили вашу личную жизнь.

— Личную жизнь? Что имеется в виду?

— Знаете, общение с друзьями, семья, девушка... и так далее.

— Уверяю вас, я ничем не пожертвовал. Друзья обо мне не скучают, старики перебрались в Южную Каролину, что касается женщины в моей жизни... — он повертел бокал пальцами, глядя на колыхавшуюся рубиновую жидкость, — она поднялась и ушла почти год назад.

— Извините, — пробормотала Алисия, мысленно отвешивая себе тумак за любопытство, лихорадочно подыскивая слова. — Видимо... трудно жить с полицейским, который столько времени проводит на службе.

Уилл усмехнулся:

— Если в дело было в этом. Я решил бы такую проблему, придумал бы что-нибудь. Нет... Просто год назад она поехала домой навестить родителей в Вермонте, в городишке под названием Браунсвилл, и встретилась со своей старой любовью. Искра снова вспыхнула, она мне позвонила, сказала, что не вернется в Нью-Йорк, останется в Вермонте, выйдет за него замуж.

— Обидно, наверно, — посочувствовала она. История прозвучала сухо и прозаично, но в ней была потаенная боль.

— Конечно. Я миллион раз звонил, даже съездил в Вермонт, прежде чем уяснил, что она в самом деле серьезно решила. — Он выпрямился и взглянул на Алисию, как бы прогоняя воспоминания. — На том все и кончилось. Я это пережил. Живу дальше.

И теперь подумываешь найти другую. Пожалуйста, не останавливай взгляд на мне, Уилл Мэтьюс. Хватит с тебя неприятностей.

— А вы? — спросил он. — Как ваша любовная жизнь?

— Любовная жизнь? Что имеется в виду? — повторила Алисия его фразу с натужной улыбкой. — Особенно когда дело касается замужней женщины.

— Замужней? — заморгал Уилл. — А я думал...

На секунду возникло искушение превратить разъезжающего жениха в разъезжающего мужа, но она не могла ему лгать. Нет, после того, что он для нее сделал.

— Да вы ведь уже знакомы с моим благоверным, — с улыбкой продолжала Алисия, глядя на его ошеломленную физиономию. Потом, сжалившись, сняла с крючка: — С Центром. Знаете, мы неразлучны.

— Ох, — рассмеялся он и кивнул. — Замужем за профессией. Знакомая проблема.

Не всегда проблема, мысленно возразила она. Иногда — решение.

Уилл заметно успокоился. Хорошо... и плохо. Наверно, подумал, дорога открыта.

Пообедали, проболтали потом еще около часа. Он подробно расспрашивал о ее жизни, Алисия увертывалась, без конца засыпала его вопросами, заставляя рассказывать о себе.

В итоге вечера перед ней возник портрет порядочного мужчины, который любит пиво, ловить окуней, баскетбол, преданного своей профессии детектива, которому — по крайней мере, пока — удается не впасть в глубокий цинизм, заражающий почти каждого копа в больших городах.

Со своей стороны, Уилл, по ее мнению, вышел из ресторана, зная о ней не намного больше, чем когда в него входил.

По дороге домой в его машине Алисия смотрела на руки, державшие руль. Сильные руки, сильные пальцы. Интересно, как себя чувствуешь в таких руках? Одиночество почти никогда ее не тяготило, фактически она почти постоянно была до того занята, что даже не ощущала себя одинокой.

Однако бывали моменты, особенно по ночам, когда вдруг накатывало страстное желание к кому-нибудь прижаться, очутиться в надежных объятиях, просто хотелось, чтобы ее кто-то держал в руках.

Алисия испытывала ощущение покоя и безопасности, когда Уилл остановил машину перед ее домом. И терзалась вопросом: пригласить зайти или нет? Пригласить или нет?

Пискнул пейджер.

Он взглянул на собственный пояс:

— Не мой.

Она вытащила свой из сумки на плече, узнала номер на дисплее, и настроение сразу переменилось.

С этажа Гектора. В такой час могут звонить только по одной причине.

— Уилл, не отвезете ли меня к Сент-Винсенту? Скорее! Я хочу сказать, как можно скорее!

В ответ только взвизгнули шины.

Суббота

1

Проспав всего три часа, Алисия вернулась в больницу, на сей раз в инфекционное педиатрическое отделение. Вчера вечером с маленьким Гектором Лопесом произошла катастрофа — сильнейший эпилептический припадок с остановкой дыхания. Вместе с персоналом ей удалось его вытащить — еле-еле.

Уилл несколько часов торчал внизу, в приемном зале. Не знал, никогда не встречал мальчика, но беспокоился искренне. В конце концов она уговорила его вернуться домой.

Желая удачи, он обнял ее, и, глядя ему вслед, Алисия была вынуждена признать, что это действительно нечто особенное.

А теперь смотрела на ребенка, лежавшего в коме с дыхательной трубкой, которая змейкой вилась изо рта, подключенная к другой трубке, побольше. Костлявая грудка поднималась и опадала в такт жужжавшему у койки вентилятору.

Услыхав слева стук в стеклянную перегородку, увидела махавшего с той стороны Гарри Вулфа, которого пригласила для консультации по поводу припадка. Он сделал спинную пункцию. Давление цереброспинальной жидкости повышено, сама жидкость на вид мутноватая. Нехорошо, нехорошо...

Алисия шагнула к двери, стянула до подбородка маску.

— Что обнаружили, Гарри?

Лицо мрачное.

— Кандида[21] в цереброспинальной жидкости.

Она вздохнула. Проклятье. Вот чем объясняется припадок. Хотя и не полный сюрприз, все-таки была надежда, что педиатр-невролог найдет что-нибудь лучше поддающееся лечению.

— Еще были припадки? — спросил он.

— Нет. Но будут, если я не возьму под контроль эти дрожжи. Проблема, конечно, в полном отказе иммунной системы.

— Я его понаблюдаю. Будем надеяться.

— Спасибо, Гарри.

Алисия оглянулась на Гектора. Черт побери, ведь здесь ее дом, единственное в последние дни место, где она по-хозяйски командует. И кажется, тоже терпит поражение.

Должен быть способ, который позволил бы изменить положение дел. Должен...

2

Рамирес явился раньше на пару минут, но Джек приготовился, поджидая у дома в зеленом блейзере, белой рубашке, полосатом галстуке, приличных брюках, мокасинах, с ухмылочкой, будто дерьма наелся.

Шатался тут уже около часа, знакомился с домом. В этом доме нечего заколачивать окна — кругом идеальный порядок. Стенные шкафы и комоды полны белья, одежды. Наследник покойного доктора Гейтса, кем бы он ни был, ничего не тронул, все остается на своих местах.

Джек добавил всего один штрих — купленную в комиссионке фотографию двоих мужчин, сидевших рядышком на бревнышке. Поместил в хозяйскую спальню. Еще обогатил соседнюю с вестибюлем гостиную карточным столиком, разложил на нем папки в желтых картонных обложках, бланки расписок, размноженные на ксероксе с оригинального бланка «Хадек риэлти».

Рамирес был в черном кожаном пальто до пят, под открытым воротом рубашки-гольф поблескивала массивная золотая цепочка. Плечи широкие, талия тонкая. Одарил Джека ярко сверкнувшей широкой улыбкой, продемонстрировав коронки, пока темные глазки бегали, разглядывая все детали парадного вестибюля: морозные стекла в дверях, хрустальную люстру, медные перила лестницы, ведущей на второй этаж.

Джек вручил ему карточку — точку копию карточки Долорес, только с именем Дэвида Джонса, — совершил с ним обход, почти полностью воспроизведя историю, услышанную в четверг от Долорес. Переходя из комнаты в комнату, подмечал, как клиент ощупывает чудесное старое дерево антикварных вещей.

Вернувшись в только что обустроенный офис в гостиной рядом с вестибюлем, предупредил об условии: сделка должна быть заключена в течение тридцати дней.

— Тридцати? — переспросил Рамирес. — Почему владелец так торопится?

Джек сделал паузу, как бы раздумывая, много ли можно сказать, потом пожал плечами:

— Так и быть, объясню. Торопится продать, потому что нуждается в деньгах.

— У него финансовые проблемы?

— Нет-нет. — Он заговорил тише, словно поверяя тайну, которая не должна пойти дальше. — Он в больнице лежит. Бедняге нужны деньги на оплату лечения.

— Правда? — с подобающим сочувствием переспросил Рамирес в полном противоречии с загоревшимся взглядом. — Какая жалость.

Джек почти видел, как в голове у него крутятся шестеренки: лежит в больнице... оплачивает лечение... снят вместе с другим мужчиной на фото в спальне... Рамирес поставил диагноз.

— Говорите, стоимость обстановки входит в общую сумму?

— Совершенно верно. Исключительно замечательная европейская старина. Поверьте, за такие деньги очень выгодная сделка.

— Ну не знаю... Все слишком уж старое. Вас этот дом сильно интересует?

— Нет, как ни странно. Ничего в нем не вижу, — протянул Джек и как бы спохватился: — То есть я не хочу сказать, что нисколько не интересует. Очень даже интересует.

— Как я уже сказал, старый дом, — усмехнулся Рамирес. — Просто жалко больного беднягу. Можно было бы развязать ему руки. Боюсь только, что за другие деньги.

— Цена и так занижена, — фыркнул Джек.

— Не согласен, — возразил Рамирес.

И предложил на добрых двадцать процентов меньше запрошенного.

Вот гад. Хорхе уверен, что ты обворуешь лежащего на смертном одре, теперь у меня есть тому доказательство.

Джек уже представлял себе воображаемого клиента подлинной личностью, поэтому не пришлось изображать возмущение.

— Даже речи быть не может. Мой клиент никогда не станет обсуждать подобное предложение.

— Может быть, вы ему позвоните и спросите?

— Нет. Это оскорбительно по отношению к дому.

— Что ж, — пожал плечами Рамирес, — отступлюсь, если кто-то даст больше. Если нет, думаю, вы обязаны посоветоваться с клиентом.

— Именно так я и сделаю, — заявил Джек.

Вытащил сотовый, набрал номер Хорхе.

Услыхав его голос, сказал:

— Будьте добры, палату мистера Гейтса. — Притворяясь, что ждет соединения, оглянулся на покупателя: — Наверняка мистер Гейтс даже на больничной койке неодобрительно отнесется к вашему предложению.

Тот опять передернул плечами:

— Я предлагаю то, что могу себе позволить.

— Алло, — заговорил Джек в трубку. — Здравствуйте, мистер Гейтс. Это Дэвид. Извините за ранний звонок, но получено предложение насчет дома. — Пауза. — Да, только я не уверен, что вы то же самое повторите после того, как услышите. — Скорчил гримасу, якобы слушая, вставил: — Но... но... — и умолк.

Нахмурился, косясь на Рамиреса, отвернулся, шагнул в сторону, театрально шепнул:

— Наглое предложение! Думать нечего!

Краешком глаза увидел медленно обнажившиеся в ухмылке коронки Рамиреса. Радуйся, скотина подлая, радуйся. Ты же в Рождество появился на свет, правда? Готов заключить лучшую в своей жизни сделку, одурачив при этом какого-то бедного больного сукиного сына.

— Да... да... — бормотал Джек, — понял... очень хорошо. — Скорбный вздох. — Так и передам. — Нажал кнопку, кончив разговор, повернулся к Рамиресу с очередным драматическим вздохом: — Ну что ж, мистер Гейтс проявляет определенный — ограниченный — интерес. Но согласится продать только на двух условиях.

— На каких?

Внешне покупатель сохранял спокойствие, однако, по мнению Джека, охотно сплясал бы сейчас макарену в прихожей.

— Сделка должна быть оформлена в течение пятнадцати дней.

Рамирес принялся протирать об рукав блейзера кольцо с бриллиантом.

— Вполне допустимо.

— И еще... — Шаг важнейший. Сейчас гад либо поймается на крючок, либо навсегда сорвется. — Он просит в задаток наличными двенадцать тысяч.

Рамирес перестал полировать кольцо и взглянул на него:

— Наличными? Странно. Я заключал массу сделок с недвижимостью, но никогда не вносил задаток наличными.

— Действительно, — поспешил согласиться Джек, — вы совершенно правы. В высшей степени странно. Фактически абсурдно. Думаю, вы на это не согласитесь.

Пришла пора жесткой игры. Рискованный, но единственный способ раскошелить Рамиреса на наличные. Джек подхватил его под руку, потащил из гостиной к центральному холлу.

— Благодарю за внимание, мистер Рамирес. Я уведомлю мистера Гейтса, что вы не согласны...

Рамирес вырвался:

— Минуточку. Я не говорю, что условие неприемлемое. Просто странное. Возможно, не столь крупный задаток наличными...

— К сожалению, ничего не получится. Мистер Гейтс просит двенадцать тысяч, значит, так тому и быть. Если для вас это слишком...

Зазвенел дверной звонок.

Что за черт...

Джек высунул голову в вестибюльную дверь.

Кто-то торчит за дверями парадного. Кто — разглядеть за морозным стеклом невозможно, только определенно визит не к добру. Никого здесь быть не должно, кроме него и Рамиреса.

Может, если не обращать внимания...

Звонок повторился.

Стиснув зубы, молча сыпля проклятиями, Джек шагнул и рывком открыл дверь.

На лестнице стоял мужчина восточного типа, в дорогом угольно-сером деловом костюме и черной широкополой шляпе. Похож на Гарольда Сакату в «Голдфингере»[22].

— Мне нужен Дэвид Джонс, — сказал мужчина. — Он здесь?

Кто же это? Сотрудник «Хадек риэлти»?

Возникало предчувствие, что этот слизняк все погубит. С другой стороны, нельзя вешать ему лапшу на уши в пределах слышимости Рамиреса.

— Разрешите узнать, с кем...

Визитер глянул Джеку за плечо и замер на месте, вымолвив:

— Мистер Рамирес...

Джек оглянулся. Рамирес стоял в вестибюле, вытаращив глаза на новое действующее лицо.

— Здравствуй... Сун.

Сцена превращалась в какое-то сюрреалистическое дежавю.

Вновь повернувшись к восточному мужчине, Джек увидел, что тот прошмыгнул в вестибюль.

— Дом хочу посмотреть.

Плохо. Плохо. Третий игрок не предусматривался. Новичок не просто темная лошадка, а темная лошадка, знакомая с Рамиресом.

— Прошу прощения... мистер Сун, не так ли? Осмотр только по предварительной договоренности.

— Я хотел договориться. Три раза звонил, а мне никто не перезванивал.

— Неужели? — протянул Джек, зная, что Рамирес слушает. — Странно. Я ваших сообщений не получал. Может, автоответчик плохо работает. — Щелкнул пальцами, словно осененный прозрением. — Вот почему так мало звонков! Наверно, заедает пленку.

— Наверно, — кивнул Сун. — Я и решил пойти посмотреть, может быть, тут кто-то есть.

— Теперь видишь, — сказал Рамирес, — тут я, так что спокойно можешь уйти.

Любви между ними совсем не осталось, заключил Джек. И не тревога ли затуманила темные ледяные глаза Рамиреса? Видимо, у обоих офисы в одном здании, иначе Сун объявления не получил бы.

Может, сталкивались уже лбами при какой-нибудь сделке с недвижимостью?

Тут возникла идея взять темную лошадку в свои руки и попробовать с ее помощью обойти Рамиреса.

— Очень рад, что зашли, мистер Сун. Мистер Рамирес как раз уходит, я сейчас освобожусь и...

— Минуточку, — перебил Рамирес. — Я сделал предложение, оно принято. Мы договорились.

— Но ведь вы никогда не даете наличных в задаток.

— Я сказал, никогда не давал. Но не говорю, что никогда не дам. — Он махнул рукой в сторону гостиной. — Пойдемте, обсудим.

Сун скрестил на груди руки.

— Я пока обожду.

Джек прошел за Рамиресом в импровизированный кабинет, закрыв за собой дверь.

— Я вам сейчас чек выпишу.

Попался.

Теперь можно играть еще круче.

Он отрицательно покачал головой:

— Извините. Мистер Гейтс настаивает на наличных.

— Да ведь я не ношу с собой таких денег. Никто не носит. Зачем ему наличные?

— Не могу объяснять соображения мистера Гейтса. Возможно, лекарства на него так действуют. Он должен получить то, что хочет.

— А какие у меня гарантии?

Джек выпрямился во весь рост, смерил взглядом Рамиреса:

— Безупречная репутация агентства «Хадек риэлти», сэр, которое стоит за любой сделкой. Вы получите расписку на задаток. Деньги, естественно, будут положены в банк. Хотя я совершенно согласен, условие в высшей степени необычное. — И потянулся к ручке двери. — Спасибо за визит.

Рамирес взбеленился, забегал по гостиной, закричал, что договор заключен, он сделал предложение, которое хозяин принял, и Джек от него не отделается в надежде на более выгодную сделку, ожидающую в прихожей.

Забавно, думал Джек, пряча усмешку. Чем больше стараешься отговорить его платить наличными, тем больше ему этого хочется.

— Вы получите двенадцать тысяч наличными, — заявил Рамирес, выпустив, наконец, пар. — Через час вернусь с деньгами.

Неплохо бы, черт побери, иначе все труды пойдут прахом.

Покупатель направился к двери.

— Предупреждаю вас, мистер Джонс. Если я вернусь и узнаю, что вы договорились с другим, последствия будут очень серьезные.

— Не угрожайте мне, мистер Рамирес, — тихо вымолвил Джек и взглянул на часы. — Через час.

Тот торопливо вышел, задержавшись единственно для того, чтобы бросить ждавшему на улице мужчине:

— Иди домой, Сун. Продано.

Сун отвесил легкий поклон:

— Поздравляю, мистер Рамирес. Но все-таки хочу посмотреть... на случай, вдруг вы передумаете.

— Не передумаю! — рявкнул соперник и поспешно исчез.

— Сделка заключена, — сообщил Суну Джек. — Ждать нет смысла. К сожалению, у меня нет времени показывать дом.

Направился к гостиной, не испытывая желания еще для кого-то разыгрывать роль агента по недвижимости. Пусть этот самый Сун проваливает.

Сун, однако, проследовал за ним в гостиную.

— Мне уже ничего не надо осматривать. Я и так знаю — мое предложение будет не хуже, а лучше сделанного Рамиресом.

— Откуда вам известно...

— Нельзя не услышать, о чем говорит чересчур возбужденный мужчина.

— Да, но...

— Вам не придется ждать целый час. — Сун вытащил длинный бумажник из внутреннего нагрудного кармана. — Прямо сейчас получите задаток наличными.

— Условия действительны исключительно для мистера Рамиреса, — бормотал Джек, пока Сун выкладывал на стол двенадцать тысячедолларовых банкнотов. — Боюсь, не совсем здоровый владелец слишком поспешно принял предложение. Если мистер Рамирес не вернется, будут выдвинуты другие условия.

— Владельцу известно имя человека, который сделал предложение?

— Нет, но...

— Значит, он не узнает, что деньги получены от кого-то другого.

— Да ведь он болен, — повторил Джек, стараясь пробудить в Суне хоть какое-то сострадание. — И стоимость смехотворно занижена.

— Вот еще. — Сун положил на стол — отдельно от остальных — три бумажки по тысяче. — Если считаете, что продавцу причитается больше, отдайте.

Джек чуть не расхохотался ему в лицо. Лишние три тысячи? Что это добавляет к постыдной ставке Рамиреса? Ничего.

В тот момент Сун добавил:

— Прошу выдать расписку ровно на двенадцать тысяч.

Теперь все стало ясно. Сун — еще один жулик — празднует бал. Надул владельца, надул Рамиреса... Дай мне купить дом по бросовой цене, и три куска твои.

Если Рамирес с Суном сцепятся, неизвестно, кто победит.

— Мистер Сун, — объявил Джек, — вы совершили покупку.

Мистер Сун поклонился. Джек с ответным поклоном собрал деньги.

— Приятно иметь с вами дело.

3

После ухода Суна с распиской оставалось убить еще полчаса. Джек от нечего делать спустился в подвал. И там что-то почуял. Почувствовал, когда еще показывал дом Рамиресу.

Обмерив верхний этаж шагами, он, идя по подвалу, заметил несоответствие. Простучал стены и обнаружил среди подвального помещения потайную комнату, обнесенную глухими стенами. Странно.

Кто-то унаследовал дом от покойного доктора Гейтса... Дом с секретом. Точно так же, как дом, унаследованный Алисией Клейтон. Каждый старый дом хранит тайну? Одна из них ему сейчас открылась, кажется вполне невинная.

Но что таится в доме Клейтона?

Впрочем, оставим пока это дело. Дела надо делать по очереди. С нынешним почти покончено. Потом можно снова подумать о доме Клейтона.

4

Рамирес вернулся на пять минут раньше, с облегчением видя, что Сун ушел. Отдал наличные и через пару минут умчался с официальной распиской «Хадек риэлти».

После чего Джек с громким хохотом сплясал в вестибюле короткий победный танец. Можно ли справиться лучше? Безусловно, нет.

Жалко, нельзя обернуться мухой на стенке агентства «Хадек», когда Рамирес с Суном прибегут разыскивать мистера Дэвида Джонса.

Воскресенье

1

Утром Кемаль первым делом позвонил домой, поговорил с братом Джамалем. В Рияде уже середина дня. С другими его четырьмя сыновьями все в полном порядке. А также с женой, дочерьми, с которыми он, однако, не стал разговаривать. О Гали нехорошие новости.

— Хотят судить, — сказал Джамаль.

Кемаль стукнул по столу с такой силой, что телефон подпрыгнул.

— Нет! Этого быть не может!

— Ты нужен ему здесь, брат. Я сделал все возможное, но ты знаком с высокопоставленными людьми, до которых мне не добраться.

Мне тоже, подумал Кемаль.

Почти целый вчерашний день он обзванивал всех знакомых в Рияде, которые пользуются влиянием при дворе, к которым прислушиваются в королевской семье. Никто не поспешил на помощь Гали.

Если бы я был там, встретился с ними лицом к лицу, заставил бы выслушать, заставил бы помочь.

— Скоро вернусь домой.

— Когда? — спросил Джамаль.

— Как только удастся.

— Надеюсь, что поскорее.

Кемаль бросил трубку, упал на диван. Пятничные молитвы не помогли.

Потом рывком поднялся, неожиданно сообразив, что, может быть, помогли. Молниеносного чуда не совершили, но не остались безответными в обыденном смысле.

Молясь всю пятницу в мечети, он ждал известия, что женщина Клейтон обвинила собственного брата и Бейкера в попытке похищения. Однако нигде никаких претензий не зарегистрировано.

Позже в тот же день Кемаль узнал в юридической фирме Исвид Нахр, что новый адвокат Алисии Клейтон договорился по телефону о встрече на понедельник, намекнув, что «все будет улажено».

Никаких уголовных обвинений, предложение уладить дело... Определенно видна рука Аллаха.

Охваченный внезапным порывом, он вскочил с дивана, упал на колени на молитвенный коврик.

Женщина собралась уступить. Кемаль с ней договорится. Надо лишь полностью удовлетворить желания неразумной и вздорной американки. Как только дом перейдет в собственность Томаса Клейтона, будущее арабского мира будет надежно обеспечено.

Конечно, его деятельность здесь не закончится, но хотя бы удастся спокойно вернуться в Рияд для спасения чести семьи... и правой руки сына.

2

Алисия почти все утро просидела с Гектором в больничном инфекционном педиатрическом отделении. Хорошо — припадков больше не было. Плохо — не удается избавиться от грибковой инфекции. Культура обнаруживается в крови, моче, мокроте, желудочном соке — везде.

Вернулась в Центр с воскресной «Таймс» и стаканчиком кофе в подавленном настроении, приободрилась после звонка Уилла. Вчера звонил, осведомлялся о Гекторе, сегодня интересуется, как дела. До чего ж с ним легко разговаривать.

Вечером хотел повидаться. Никак невозможно. На вечер назначена встреча с Джеком и новым адвокатом Шоном О'Нилом. Тогда предложил в понедельник встретиться у «Зова». Американская кухня. Ягненок на вертеле — супер. Она не устояла.

С ним все приятней, уютней, спокойней общаться. К добру ли — неясно.

3

Утром Джек не стал перезванивать ни на один из трех принятых автоответчиком звонков Хорхе. Эквадорец старается поблагодарить за шесть тысяч, которые ему был должен Рамирес, все пытается выяснить, почему Джек отказывается от своей доли. Он ему один раз объяснил, что его долю составил «процент» с выплаченной Рамиресом суммы, и не желал больше к этому возвращаться.

Перезвонил отцу, снова и снова толкуя об одном и том же — отец уговаривает приехать, грести деньги лопатой, пользуясь «фантастическими возможностями», поджидающими во Флориде, сын по-всякому отнекивается, обещая, в конце концов, в скором времени заглянуть в гости.

Покончив с этим, улучил момент отправить пять тысяч долларов наличными Долорес из агентства «Хадек» с запиской без подписи с кратким уведомлением: «за хлопоты».

Потом пошел за перечисленными Ириской вещами. Потом принялся ждать свидания с Джиа, пока Вики занимается в художественной школе.

4

— Привет, ма, — бросил Сэм Бейкер, входя в комнату матери.

— Отойди от ограды! — крикнула его мать, глядя мимо него.

Это была худая угловатая женщина со сверкающими голубыми глазами. Персонал лечебницы приматывал ее к инвалидному креслу нейлоновой сеткой. Костлявые пальцы неустанно перебирали край одеяла, которым обернуты ноги.

— Я тебе цветочков принес, ма. — Сэм преподнес полдесятка прихваченных в городе розочек на коротких стеблях.

— Джейни тоже пускай отойдет!

Бейкер со вздохом присел на кровать — осторожно. После удара по почкам в четверг вечером спина до сих пор болезненно пульсировала, точно какой-нибудь распроклятый здоровенный воспаленный зуб. Открутил пробку с бутылочки сельтерской, которую купил по дороге. Терпеть не мог сельтерскую, хотя все-таки лучше, чем пить просто воду.

Сделал глоток, глядя на вырастившую его женщину. В следующем феврале ей стукнет шестьдесят восемь. Не сильно старая телом, лет десять назад стала слабеть рассудком. Теперь совсем из ума выжила. Два года назад пришлось поместить ее сюда, в лечебницу, начисто отдавая все деньги.

Говорят, болезнь Альцгеймера[23] наследуется по семейной линии, чего Сэм боялся до потери сознания. Всякий раз, забыв то, что должен был помнить, пугался, не начинается ли.

Мурашки по спине пробирают. Будем надеяться, у него хватит мозгов сунуть в рот дуло «тек-9», прежде чем уподобиться матери.

— Джейни, я тебя предупреждаю!

— Что это за Джейни, ма, черт побери? — тихо пробормотал он.

— Последняя воображаемая подружка, — ответил голос у него за спиной.

Ох, Карен, пропади все пропадом.

Сэм оглянулся на старшую сестру, стоявшую в дверях. Почти весь проем занимает. Боже правый, сестричка, вечная хиппи, в самом деле в последнее время адски расползлась. Давно уже отрастила второй подбородок, теперь, кажется, во всю прыть продвигается к третьему. Вдобавок если уж красишь волосы, то хоть крась. Длинные седые корни над длинными рыжими лохмами — неужели так выглядят все постаревшие цыпочки-хиппи?

— Тебе было б хорошо известно про Джейни, — заметила Карен, — если бы ты почаще заглядывал.

— Перестань, — буркнул он. — Заглядываю, когда можно. Не вижу, чтоб ты приезжала каждый месяц с чеком.

Аргумент старый, до тошноты надоевший. Лечебница находится в Нью-Брунсвике, штат Нью-Джерси. Карен живет в соседнем городе. Бейкеру надо пилить из Нью-Йорка.

— Ты что, сел на диету? — кивнула она на бутылочку сельтерской.

Угу. Кто же лучше тебя понимает в диетах.

— Нет. Просто пить хочется.

Совсем ни к чему ей рассказывать, что он лечит жестоко отбитую почку, без конца пьет, промывает. Отливая, всякий раз видит красное — в жидкости и в воображении. К врачу не обращался, но почему-то считает, что кровотечение из ноющей правой почки не так уж и плохо.

Сестра подошла поближе, вглядываясь ему в лицо.

— Что это у тебя с носом?

— Кажется, сломан. В пятый раз. Только теперь совсем безнадежно.

Этим он тоже обязан тому самому типу, таксисту, или кто он там такой. Счет немалый.

Впрочем, послужит уроком не попадаться врасплох. Больше такого не повторится. А они обязательно еще разок встретятся.

Я об этом позабочусь.

И на сей раз в игру вступит нож с бритвенным лезвием...

— Нечаянно на дверь наткнулся.

— Нет, Сэм. Тебя кто-то ударил. — Карен забеспокоилась, хотя вовсе не из-за брата. — Кенни тоже избили?

— Кенни в полном порядке.

Правда, лучше бы за рулем фургона сидел Кенни вместо Чака. Кенни тот самый таксист не провел бы.

— Надеюсь. Не знаю, куда ты его на этот раз втянул, но если с ним хоть что-нибудь случится...

Втянул в славное дельце. Потому что родня. Потому что надо заботиться о своих.

То же самое можно сказать и про других ребят из команды. Со всеми он в свое время работал. Сложилось небольшое братство. Когда им попадается в руки дело вроде клейтонского, зовут Сэма.

— Он взрослый мужчина, Карен.

— Все равно мой мальчик, — сморщилась она.

Ох, нет. Только без очередной слезной сцены.

— А ты делаешь из моего малыша какого-то зверюгу. Никак не пойму, почему он к тебе привязался.

— Может быть, потому, что на протяжении пары лет никого у него в жизни не было, кроме меня.

— Ты отправил его на флот!

— Я ни к чему его не принуждал. Просто он не хотел уподобиться слизнякам, которые шмыгают туда-сюда через турникет в вашем доме. Хотел обрести немножко уверенности. На флоте превратился в мужчину.

— В мужчину? В проклятого наемника! Если с ним что-нибудь произойдет, Сэм, я тебя буду считать виноватым.

— Не беспокойся. Я за ним неплохо присматриваю. Лучше, чем ты когда-либо присматривала, пока растила.

Громко всхлипнув, она поспешно выскочила из палаты.

Бейкер сидел, глядя на мать. Ладно, Карен. По-твоему, мы занимаемся грязными делами, только наши дела гарантируют маме хороший уход до конца ее жизни. Даже если мне вдруг не поздоровится, все покроет страховой полис.

О своих надо заботиться. Чего бы ни стоило.

Он поднялся, морщась от боли в почке. Снова глотнул сельтерской. Надо переключиться на пиво, вернувшись домой, в город. Если поторопиться, можно успеть на «Джайантс-ковбой».

— Пока, ма. Через неделю увидимся.

Мать оглянулась по сторонам:

— Где Джейни?

5

Ёсио Такита не отыскал Сэма Бейкера, поэтому в тот день избрал объектом наблюдения Томаса Клейтона. Сидя у многоквартирного дома на Восьмой авеню, где тот проживает, съел пакет хрустящих сливочных пончиков. Восхитительно жирные, но ничто не сравнится с черничной глазурью.

Почти отчаявшись, готовый считать день пропащим, заметил, как объект вышел из дома. Направился на восток. Кажется, без какой-либо спешки.

Ёсио следовал за ним до западных двадцатых, где Томас Клейтон зашел в клуб так называемых «скаковых кобылок»: Обнаженные! Настоящие! Круглый день!

Ёсио вздохнул, уже зная привычки объекта.

Ниже по кварталу заметил в окнах второго этажа вывеску курсов японских боевых искусств. Чтобы убить время, поднялся по лестнице, заглянул. Через две минуты выскочил в ярости, увидев разжиревшего, разленившегося инструктора. Если это показательный пример обучения боевым искусствам в Америке, то... то...

То им требуется человек, который действительно знает, что делает. Кто-нибудь вроде... меня.

Ёсио усмехнулся при этой мысли. Мои ученики стали бы лучшими во всей стране. Вышибли бы из любого другого последнее зернышко риса.

А я до конца жизни ежедневно держал бы в руках восхитительные деликатесы.

Стоит подумать...

6

— Ты действительно едешь во Флориду? — спросила Джиа.

Джек лежал на кушетке в собственной квартире, довольный, усталый после часовых занятий любовью. Она свернулась рядом, положив ему на плечо голову, дыша теплом в грудь.

— Просто чтобы отца обрадовать.

— Может быть, чтобы отвадить?

— Надеюсь и на это.

— Куда делось твердое решение безоговорочно объявить, что ты никогда не переберешься во Флориду?

Джек пожал плечами, голова Джиа подпрыгнула.

— Я пытался и просто не смог. Бедняга так старается. Жутко хочет, чтоб я преуспел.

— Неужели считает тебя неудачником?

— Не столько неудачником, сколько мальчишкой, у которого нету ни планов, ни конкретных намерений, ни руля, ни ветрил, так сказать. И по-моему, видит свою вину в этом смысле. — Покой и блаженство понемногу испарялись. Зачем она снова об этом заговорила? — Поэтому мне с ним так трудно. Плохого отца легко было бы отфутболить. А он хороший отец, всегда старательно занимался детьми... До сих пор понять не может, в чем с младшим ошибся. Поэтому продолжает стараться, надеясь рано или поздно исправить промашку.

— В определенном смысле он дал тебе руль и ветрила, — заметила Джиа, глядя на него чудесными голубыми глазами. — У тебя есть нравственный компас, система ценностей. От кого-то ты их получил.

— Только не от него. Отец — типичный горожанин. Белый воротничок, примерный прихожанин, налогоплательщик, корейский ветеран. Знай он правду, его удар бы хватил.

— Ты уверен?

— Абсолютно и положительно, на все сто процентов.

— И все-таки едешь во Флориду.

— Похоже на то, пропади она пропадом.

— Можно мы с Вики тоже поедем? Хотя бы до Орландо?

— Эй, а ведь это действительно мысль! — просиял он, чмокнув ее в лоб. — «Мир Диснея». Мы там никогда не были. И «Юниверсал»[24]. Хочу посмотреть «Терминатора» на огромном экране.

Возможно, поездка во Флориду, в конце концов, не так плоха. На недельку.

— Давай.

Тут настала пора одеваться и ехать за Вики.

«Терминатор» на огромном экране почему-то не выходил из головы, и Джек повел Джиа с Вики на дневной сеанс в «Имакс»[25].

Вики понравилось, а он вышел разочарованный. Гигантский экран, специальные очки... Надеешься на что-нибудь поинтересней простых насекомых и рыб, снятых крупным планом. Почему бы не показать на гигантском экране настоящее кино, скажем дом с привидениями? Было б на что посмотреть.

Нашли поблизости ресторан под названием «Пиколин», пообедали, обсудили планы насчет Флориды. Вики в радостном возбуждении готова была лезть на стены, и Джек обнаружил, что сам с нетерпением ждет поездки, упиваясь ее улыбкой, горящими глазами. Что может быть лучше прогулки с ребенком по «Миру Диснея»?

Вики перестала трещать про Микки и Дональда только при виде прибывшего подноса со сказочным десертом. Уговорила две порции.

7

Томас Клейтон вышел из стриптиза через два часа и направился прямо к своему дому.

Ёсио успел познакомиться с этим привычным для него обычаем. Весьма прискорбным. Хоть и малознакомый мужчина, но вызывает жалость. Одинокий, очень одинокий.

Тут он сам, что бывало в очень редких случаях, болезненно ощутил одиночество, затосковал по дому. Не по семье, которой не имел, не по Токио, когда Нью-Йорк дает ему все, что способен дать большой город. Нет, хочется очутиться где-нибудь на Сикоку, сидеть, глядя в туманные морские дали.

Ясно — день потрачен впустую. Главные действующие лица словно разошлись по местам, как бы ожидая чего-то. Чего? Может, завтрашнего дня?

Если да, Ёсио согласен обождать вместе с ними.

В желудке возникло какое-то неприятное ощущение. Возможно, от жирного шиш-кебаба — предположительно из баранины, — съеденного среди дня в ожидании Томаса Клейтона. Видимо, следует временно воздержаться от американской пищи. Он зашел в ресторан в районе восточных пятидесятых с первоклассным суши-баром. Просидел там не один час, потягивая «Саппоро драфт», поклевывая саси-ми, говоря по-японски.

Потом вернулся к себе и стал наблюдать за Кемалем Мухалялем и его начальником, которые стояли у лампы в дальней комнате, глядя на неизвестный предмет.

8

Забросив домой Джиа с Вики, Джек помчался на встречу с Алисией и ее новым адвокатом Шоном О'Нилом.

Шагнув в дверь, протянул ей конверт. С удовольствием посмотрел, как она вытаращила глаза, увидев в конверте пятнадцать тысячедолларовых банкнотов мистера Суна. Благотворительный взнос для Центра. Нет-нет, разумеется, не от него. Желающий остаться неизвестным даритель — преуспевающий инвестор, который вкладывает деньги в недвижимость.

— Хочет, чтоб детям было чем «развлечься», — пояснил Джек. — По вашему выбору.

Потом они с Алисией и Шоном около часа трудились над разработкой плана на утро понедельника. В пятницу Шон от имени своей новой клиентки Алисии Клейтон позвонил в ХРГ Гордону Хаффнеру, договорился о встрече на девять тридцать. Ясно дал понять, что клиентка ни в коем случае не желает присутствия своего брата. Они побеседуют с одним мистером Хаффнером, после чего он может уведомить Томаса Клейтона о содержании переговоров.

Все обсудив и устроив, Джек поехал домой, готовясь завершить чрезвычайно удачный уик-энд очередным фильмом с ретроспективы Дуайта Фрая. Возможно, «Вампиром».

Потом звякнул Ириска, вернувшийся с результативной прогулки по Хэнд-Билдинг. Джек было обрадовался, пока не услышал его указаний на завтра...

Понедельник

1

— Отдохнул, ко всему приготовился? — спросил Ириска, когда они шли по Сорок пятой улице в строгих костюмах, с кейсами.

— Нет.

Приближаясь к подъезду Хэнд-Билдинг, Джек еще раз уточнил:

— Ты уверен, что нет другого способа?

— Если есть, то мне он неизвестен.

— Я, наверно, свихнулся.

— Не волнуйся, — рассмеялся Ириска. — Отлично справишься.

— Хотелось бы питать такую уверенность.

Вошли через дверь-турникет в вестибюль, притворяясь своими, прошмыгнули мимо стойки, где двое охранников в форме попивали кофе, увлеченно знакомясь со вчерашними футбольными результатами в утренней газете.

— Вновь начинаешь ценить достоинства профессионального спорта, не правда ли? — заметил Джек, подходя к лифтам.

— Особенно футбольного тотализатора. — Ириска взглянул на часы. — Четверть восьмого. Сейчас начнется пересмена. Тоже хорошо.

— Хорошо также, что ты отказался от шевелюры, которой щеголял во время нашего знакомства.

— Понял на горьком опыте несовместимость локонов с хакерством, — улыбнулся Ириска. — Постоянно за что-то цепляются в тесноте. Кроме того, для хакера главное — не бросаться в глаза.

— Угу. Полагаю, не так-то легко не бросаться, таская на голове какого-то присосавшегося волосатого осьминога.

Звякнул звоночек, дверцы центрального лифта раздвинулись. Джек было шагнул в кабину, Ириска его удержал:

— Нет. Нам в левый.

— Какая разница?

— Та, что он подойдет ближе к нужному месту.

— Целиком и полностью за.

Ириска заглянул в центральную кабину, дотянулся до кнопки, послал ее наверх.

Через минуту открылся левый лифт.

— Наш, — сказал он.

Направляясь к кабине, Джек заметил выскочившую из-за угла рыжеволосую женщину, которая заторопилась к ним, и шепнул:

— Скорей, Рис. Компания намечается.

Они пришли пораньше, надеясь подняться в пустом лифте. Ранняя рыжеволосая пташка собиралась нарушить их планы.

Заскочив в кабину, Ириска поспешил нажать кнопку седьмого этажа и сразу же кнопку «пуск».

— Обождите, пожалуйста! — крикнула снаружи женщина.

— Извините, — тихонько пробормотал Ириска. Дверцы задвинулись, лифт начал подниматься. — Нам самим надо.

— Еле успели, — выдохнул Джек.

Глядя, как на световом табло мелькают указатели этажей, чувствовал нарастающее напряжение. Никак не мог успокоиться.

Ириска присел, открыл кейс, вытащил изогнутый кусок проволоки размером примерно с крючок одежной вешалки с привязанным к одному концу длинным тонким шнуром.

— Ладно. Вот тебе крюк. Помнишь, как им пользоваться?

— Думаю, да. — Надеюсь, что помню.

— Точно так, как вчера вечером тренировались. — Протянул Джеку крючок со шнуром, захлопнул крышку кейса. — У тебя с собой одежда на смену, фонарь, наголовная лампа и сотовый, правильно?

— Правильно.

— Ну хорошо. Давай.

Джек сглотнул.

— Какой этаж?

— Седьмой. Новый съемщик перед переездом затеял ремонт. Рабочие предположительно раньше восьми не явятся, но...

— Предположительно?

— Я же тут вчера был, — пожал плечами Ириска. — По воскресеньям они не работают, поэтому точно не могу сказать.

— Ладно. Допустим, что их еще нет.

— Правильно. И это хорошо. Тогда не придется спешить слишком сильно.

Лифт остановился.

Ириска ткнул его большими пальцами:

— Ну, хакер Джек, двигай. Я еду вниз. Услышишь звонок — не пугайся.

Звонок пугает меня меньше всего.

С крючком и шнуром в одной руке, с кейсом в другой, Джек шагнул в разъехавшиеся дверцы.

Седьмой этаж действительно перестраивался. Штабеля досок, стенных панелей — все кругом покрыто тонким слоем опилок и штукатурки.

Рабочих пока нет.

Как только дверцы лифта скользнули, закрылись, он бросил кейс и принялся проталкивать крючок в щель между ними и верхней металлической планкой шахтного проема. Прошлой ночью они с Ириской раз десять проделали это в лифте дома последнего. Здесь щелка была поуже.

Задребезжал звонок — Ириска нажал кнопку вызова, остановив кабину между шестым и седьмым этажом. Джек ждал звонка, но все-таки вздрогнул.

Знал, что есть время, однако звонок подгонял, заставлял торопиться. Наконец крючок проскользнул, провалился за дверцы с другой стороны.

И, падая, потащил за собой шнур.

Он забыл привязать проклятую веревку к запястью.

Господи Исусе!

Отчаянным броском удалось поймать оставшийся кончик — около фута, — не успевший исчезнуть в бездонной шахте лифта.

И все это время чертов звонок настойчиво неумолчно трезвонил.

Джек перевел дух. Следующий шаг будет немножечко потяжелее.

Он принялся вытягивать веревку, пока не услышал, как крюк звякнул за дверцами, подергал туда-сюда, вверх и вниз.

Наконец почувствовал, что крючок зацепился, и в тот же момент послышался другой звонок — динь! Оглянувшись, увидел вспыхнувшую у дальнего правого лифта красную стрелку, указывающую наверх. Кто-то поднимается.

Он отчаянно дернул веревку, молясь, чтоб крючок зацепился за аварийный рычаг в шахте.

И точно. Дверцы разошлись на несколько дюймов. Больше ничего не требовалось. Только сунуть в щель ногу, раздвинуть руками...

Звонок зазвенел еще громче. Джек взглянул вниз.

В двух футах внизу у него под ногами стояла кабина.

Теперь трудный шаг. По-настоящему трудный.

Он заколебался. Видно, я спятил ко всем чертям! Охотно колебался бы дольше, но дверцы другого лифта уже разъезжались. Придерживая свои дверцы ногой, забрал кейс и очертя голову спрыгнул на крышу кабины. Дверцы за ним закрылись, он нащупал выключатель на крыше, щелкнул, надеясь, что лампочка не перегорела.

Есть! Вспыхнула лампа накаливания в металлической сетке.

Схватил зацепившийся за рычаг крючок, выдернул остаток веревки, стукнул по крыше, сигналя Ириске, что можно ехать дальше, упал и свернулся в клубочек.

Тревожный звонок вдруг умолк.

Несколько мгновений стояла благодатная тишина.

Потом кабина рывком пошла вниз.

Ох, черт!

Проблема не в том, что лифт двигался вниз. Это было предусмотрено планом. Перед остановкой между этажами Ириска ехал вниз, поэтому лифт продолжил движение в том же самом направлении. Как только дойдет донизу, начнет подниматься... до самого верха.

Проблема в том, что съеденный Джеком завтрак намеревался остаться между шестым и седьмым этажом. Скрипя зубами, он старался удержать в желудке вишневый датский сыр и кофе. Свободной рукой ухватился за толстый стальной брус типа фермы, тянувшийся поперек крыши. Должен быть прочным — к нему крепятся тросы подъемного механизма. Слева и справа тихо рокотали движущие шкивы, крутясь в башмаках.

Кабина набирала скорость.

Ох, черт!

Джек снова и снова шептал эти слова, читая на пути вниз скатологическую литанию. Ему было страшно. Никому не доверился бы, даже Джиа — ей вообще ни в коем случае нельзя об этом рассказывать, — но откровенно признался самому себе, что в это время на этом месте испытывает всеобъемлющий ужас, от которого вся душа кричит криком.

Страшна не высота, поскольку дна не видно; совсем не так плохо находиться в закрытой со всех сторон бетонной шахте, тем более что при свете на крыше вполне можно ориентироваться.

Страшно в принципе: мужчина в официальном костюме с кейсом в руке едет в лифте не с той стороны. Разумеется, все когда-то впервые случается, но Джек поклялся, что этот первый раз станет одновременно последним.

Всегда стараясь контролировать свои действия, он в данный момент ситуацией вообще не владеет.

И близкого конца не предвидится.

И невозможно избавиться от тревожных раздумий, что его ожидает у конечной цели наверху.

Наконец, с легким звоночком — динь! — кабина перед остановкой замедлила ход. Послышалось, как открылись дверцы на нижнем этаже, как Ириска кому-то начал растолковывать, что лифт застрял между этажами по его вине — хотел подняться наверх и случайно нажал кнопку «стоп». Прошу прощения. Никто не пострадал, правда? Не беспокойтесь, ошибок больше не будет.

Воспользовавшись остановкой, Джек сунул в карман крючок с веревкой, расстегнул брючный пояс, продел в ручку кейса, опять затянул, застегнул. Послышалось, как в кабину набиваются люди, съезжаются дверцы, после чего она двинулась вверх.

Если спуск выворачивал потроха вместе с дерьмом, подъем оказался в десять, двадцать, в сто раз хуже.

Ириска, естественно, все рассказал, набросал чертеж с размерами свободного пространства вокруг и над главными балками машинного отделения наверху шахты, тем не менее, Джек представлял себя мошкой, размазанной по внутренней поверхности крыши.

Рядом прогудел спускавшийся средний лифт, противовес кабины которого пролетел мимо между одной из семи остановок поднимавшейся кабины Джека. Высунь руку — останешься без руки. В кабине всегда злишься на бесконечные остановки для посадки других пассажиров, в шахте же это не вызывает никаких возражений.

— Не торопитесь, — шептал Джек. — Толкайтесь, сколько вам будет угодно.

После шестнадцатого этажа — судя по номеру, выписанному краской на стене шахты, — лифт начал двигаться безостановочно.

Пулей несясь к крыше, он, скорчившись, вглядывался в темноту наверху, стараясь разглядеть детали. Вот уже показалась главная поперечная несущая балка, к которой должен примкнуть брус на крыше кабины. По мере приближения в центре балки вырисовался бешено крутившийся шкив с многочисленными желобами, направляющими подъемные тросы.

Кабина замерла. Двадцать шестой этаж. Последняя остановка.

Джек, наконец, осмелился выдохнуть затаившийся в груди воздух. Ириска не преувеличил объем свободного пространства. Между крышей и несущей балкой, к которой примкнула кабина, хороший зазор. Фактически шахта тянется над головой еще на добрых двадцать футов.

Рис, конечно, прижал спиной кнопку, которая открывает двери, чтобы дать ему лишнее время, только нельзя ж ее вечно придерживать. Он огляделся, увидел встроенную в левую стену шахты металлическую лестницу, которая вела как раз к двери, указанной Рисом.

Держась за брус, слез с крыши, добрался до двери. Рис убедился, что сигнализацией она не оборудована, и оставил открытой, чтобы Джек сумел выйти.

Захлопнув ее за собой, он постоял в грохочущей тьме, с облегчением чувствуя прочный пол под ногами, дожидаясь, пока стихнет сердцебиение.

Адское путешествие. Всего несколько минут реального времени, а субъективно целая вечность, если не две.

Впрочем, он выжил. Худшее позади. Теперь будет больше возможностей контролировать ситуацию.

Пока не придет пора отправляться обратно.

Ладно, об этом побеспокоимся позже.

Пошарив рукой по стене, отыскал выключатель. Над головой замигал, ожил ряд голых флуоресцентных ламп.

Джек попал в отделение систем жизнеобеспечения, как выражался Ириска, — отопление, вентиляция, кондиционеры. Прямо впереди воздушные фильтры, каждый размерами с грузовик. К ним и от них тянутся восьмифутовые трубы.

Он подошел к ближайшей трубе, снял с ремня кейс, открыл, вытащил цельный комбинезон — пускай Рис надевает колготки, лично для него комбинезон предпочтительней, — сбросил пиджак, брюки, снял галстук, влез в комбинезон, застегнул «молнию» по самую шейку. Переобулся из туфель в тапочки. Во внутренний нагрудный карман сунул плоский маленький сотовый. Надел на лоб фонарь, опустил батарейки в правый боковой карман. Воткнул наушники, включил плеер, положил его в левый боковой карман.

В ушах тихо заговорил голос Ириски:

— Хорошо, Джек. Если ты меня слушаешь, стало быть, не валяешься с переломанными ногами на дне шахты. — Затем последовал смешок.

— Ха-ха-ха, — буркнул Джек.

— Иди к большой обратной трубе, которая подает воздух в левый фильтр, открой служебную дверцу. Мы пользуемся трубами обратной подачи, потому что воздух в них холоднее. Приглядись, увидишь, я ее пометил.

Джек шагнул к дверце, обнаружил заслонку, которую Рис отметил кружком с маленькой черной точкой. Открыл, заглянул. Темно. Очень темно.

— Темно, да? Ничего, ненадолго. Выключатель справа от дверцы. Щелкни.

Со щелчком в трубе зажглась лампа накаливания, осветившая прямоугольную камеру из гальванизированного металла шириной восемь футов. В десяти футах слева она уходила вниз под прямым углом.

— Не стой там, не зевай. Залезай, закрывай за собой дверцу и двигай.

Он послушно пополз к краю трубы, уходившему вниз. Сразу за краем обнаружилась железная лестница, вьющаяся по спирали по внутренней поверхности шахты. Нижние витки тонули в темноте за конусом света от единственной лампочки.

— Спускайся по лестнице на двадцать первый этаж. Не волнуйся насчет темноты. По ходу дела посмотрим.

Если обещаешь.

Джек перелез через край, стал спускаться, приближаясь к темноте внизу...

— Обновлявшие систему инженеры оказались на редкость тактичными. Не только не установили в трубе ни датчиков, реагирующих на движущиеся предметы, ни решеток, которые лично я обязательно бы поставил, желая избавиться от изыскателей вроде нас, но еще и устроили освещение на каждом этаже, точно так же, как в шахте лифта. Только свет надо включать. Посматривай направо от лестницы, добираясь до каждого главного шва. Увидишь пару выключателей. Один от верхней лампочки, другой от нижней.

— Люблю тактичных инженеров, — пробормотал Джек, отыскав выключатели и включив нижнюю лампочку.

— Экономь электроэнергию. Пройдешь секцию, выключай за собой.

— У тебя свои правила, Рис, а у меня свои. Предпочитаю видеть, где нахожусь.

— Выключи пленку, пока не дойдешь до метки на двадцать первом этаже.

Он нащупал нужную кнопку, продолжая спускаться без гида. Слышал лишь свои собственные мягкие гулкие шаги и дыхание. Ниже сквозь перекладины винтовой лестницы показалась крупная цифра «21», намалеванная красной краской. Над двойкой виднелась пометка Риса, похожая на парящий глаз.

Джек снова включил плеер.

— О'кей, Джек. На двадцать первом этаже пора оставить большую вертикаль и лезть в боковое отверстие слева. К сожалению, оно поменьше, его для нас не позаботились осветить, поэтому включай фонарь на лбу.

Он свернул с лестницы в трубу поменьше. Пожалуй, вдвое уже вертикальной. Повертел линзу фонаря на лбу, расширяя луч, и пополз.

— На первом пересечении поворачивай влево. Пыль я расчистил, начертил стрелки. Черные указывают путь туда, красные — обратно, просто на случай, вдруг плеер выйдет из строя.

Мысль весьма обнадеживает. Впрочем, Джек вполне оценил предусмотрительность Ириски.

Нашел первую пару стрелок рядом с меткой Риса, свернул.

— В основном дело сделано, Джек. По стрелкам доберешься до трубы обратной подачи, которая выходит в кабинет Хаффнера. Понадобится помощь — звони по сотовому. Главное — ползи вперед тихо и осторожно. Если вдруг дернешься, стукнешь в стенку, кругом нашумишь. Никто обычно особого внимания не обращает на случайный звук или на стук заслонки. Но когда за навесным потолком постоянно шумишь, сразу начнут звонить, спрашивать, что происходит. Поэтому потише, Джек. У тебя куча времени. Удачи, хакер. С подлинным верно — Ириска.

Воображает себя каким-нибудь Уолтером Кронкайтом[26], сердито заключил Джек, выключил плеер и пополз дальше.

Пробираясь по темным трубам за прыгающим лучом света перед собой, он сполна оценил преимущества комбинезона. Перед без пуговиц позволяет скользить гладко, бесшумно.

В полном соответствии с предупреждением Риса, труба становилась все уже. Джек полз точно по стрелкам. Откровенно признаться, чувствовал себя совсем пропащим. Понимал, что находится в горизонтальном положении на двадцать первом этаже Хэнд-Билдинг, но больше не имел ни единого точного ориентира. Куда движется — на восток или на запад, к центру или к окраинам города? Никакого понятия.

Невозможно поверить, что Рис по собственной воле здесь лазал, падая и взлетая в шахте лифта, пробираясь лабиринтами труб...

Невозможно представить, чтоб кто-нибудь мог от этого получать удовольствие.

Добравшись до стрелки, указывающей налево, Джек увидел — буквально — свет в конце туннеля.

Узенькие полоски флуоресцентного света пробивались сквозь заслонку с подвижной решеткой в конце узкой короткой трубы. Из-за решетки слышались голоса, только слов разобрать невозможно. Даже если бы было возможно, этого мало. Надо видеть, кто там находится и кто что говорит.

Отсюда не увидишь.

Придется подобраться поближе, то есть влезть в последнюю трубу. В последнюю тесную трубу.

Он вгляделся в узкое стальное пространство длиной шесть футов... как гроб. Хотя в гробу безусловно гораздо просторней. Если вдруг тут застрянешь...

Ириска дал несколько указаний насчет маневрирования в узком пространстве. Пожалуй, пора попробовать.

Джек выключил фонарь на лбу, вытянул правую руку, крепко прижал к боку левую, диагонально втиснулся в трубу.

Тесно, очень тесно.

Теперь полностью ясен смысл замечания Риса о недопустимой для хакеров клаустрофобии.

Он тихо, медленно полз вперед дюйм за дюймом, пока кабинет перед ним не открылся процентов на восемьдесят.

Плотный рыжеволосый мужчина в белой рубашке — предположительно Гордон Хаффнер — сидел за письменным столом, разговаривал по телефону. Слышно отлично. В кабинет вошли двое других мужчин. В одном Джек узнал сидевшего вечером в четверг в фургоне Томаса Клейтона. Другой — незнакомый, темноволосый, смуглый, бородатый, с виду очень сильный, с каким-то ближневосточным акцентом.

Он не сдержал улыбки, решив, что, наконец, увидел того, кто стоит за спиной Томаса, убивая любого преграждавшего ему путь к дому Клейтона. Замечательно. Остается дождаться любезного разъяснения, чего же они с таким рвением ищут в том самом доме, и можно убираться отсюда ко всем чертям.

Ожидания не оправдались. Речь пошла об Алисии. Выражалась надежда, что она нынче утром объявит свою цену, вопрос о собственности будет улажен, но о самой сути дела ни слова.

Что тут делает Томас? Шон предупредил Хаффнера, что Алисия не желает присутствия брата. Но он здесь, часы тикают, уже почти девять тридцать. Увидев его, она наверняка взбесится. С ней таким образом не сговоришься. Что они себе думают?

У Хаффнера загудел интерком, доложив о прибытии мистера О'Нила и мисс Клейтон. Хаффнер поднялся, натянул пиджак, пообещал скоро вернуться.

Голова Джека дернулась, чуть не стукнувшись о трубу.

Что такое?

Встреча должна была состояться в кабинете Хаффнера прямо за решеткой. Что за чертовщина?

Собственно, разговор с адвокатом значения не имеет. Алисия потом пересказала бы самое важное. Джек ползал по бесконечным трубам, чтобы выслушать без опаски рассуждения заинтересованных лиц после встречи. Только так можно по крохам собрать информацию о доме Клейтона.

Но если встреча произойдет в другом месте, кто знает, где состоится последующее обсуждение.

Он помедлил, прислушиваясь, не обронит ли Томас или его денежный ближневосточный мешок какой-нибудь полезный намек, но, похоже, они не поддерживали приятельских отношений. Томас читал газету, незнакомец стоял у окна и глядел вниз на улицу.

Джек выполз задом в трубу пошире и принялся перебирать варианты.

2

— Зачем мы сюда пришли? — спросила Алисия, когда Гордон Хаффнер привел их в конференц-зал, отделанный панелями из красного дерева.

— Побеседовать, — с некоторым удивлением сказал Хаффнер, кладя папку на сверкающую овальную столешницу красного дерева. — Вы же звонили, просили о встрече?

— В прошлый раз мы у вас в кабинете беседовали, и я думала...

— Здесь гораздо удобней.

Она покосилась на Шона О'Нила, который в ответ чуть заметно передернул плечами.

— А в чем дело? — недоумевал адвокат.

В чем — Алисия не могла объяснить. Встреча на самом деле устроена для того, чтобы дать Джеку возможность узнать, кто стоит за спиной Томаса. Если вдруг заговорщики после беседы сойдутся не в кабинете Хаффнера, а здесь, он будет подслушивать у пустой комнаты.

Можно было в потребовать перенести разговор в кабинет, но не покажется ли это подозрительным? С другой стороны, если главные фигуранты придут потом сюда, все пойдет прахом.

Надо как-то уведомить Джека, что они в этом самом конференц-зале. Есть только один способ.

— В чем дело? — повысила она голос. — Вы спрашиваете, в чем дело? Позвольте объяснить вам, в чем дело! — Алисия постепенно переходила на крик. — Дело в вашем клиенте, моем сводном брате Томасе Клейтоне, вот в чем! Вы хоть сколько-нибудь понимаете, какой это мерзавец? Знаете, что он сделал со мной в четверг вечером?

Заметила, что О'Нил все понял, мельком ей улыбнулся и подмигнул.

Но, приступив к изложению подробностей своего похищения, обнаружила, что уже не приходится форсировать звук, изображать ярость. Охваченная подлинным гневом, она кричала все громче.

Гордон Хаффнер слегка побледнел, с губ Шона О'Нила исчезла улыбка.

В конференц-зале раздался неистовый вопль...

3

Ах, Алисия, до чего ты прекрасна.

Джек с улыбкой смотрел, как утихает буря. Скорчившись возле обратной трубы над кабинетом Хаффнера, размышляя, что делать дальше, он услыхал женский крик. Голоса не узнал — крик есть крик, — но пополз на звук. В конце концов, кто станет кричать в адвокатской конторе, как не клиент, которому только что предъявили счет.

Несколько поворотов туда, сюда, и вот она, Алисия, разрезанная на полоски планками жалюзийной заслонки на вентиляционном отверстии высоко на стене какого-то конференц-зала, разыгрывает весьма убедительную пантомиму истерики.

Наконец пар начал иссякать. Пока она успокаивалась, Джек попятился в трубу пошире, развернулся головой в ту сторону, откуда приполз. Включил фонарь, сделал лучик поуже, взглянул на часы. Чуть больше девяти тридцати. Можно выйти на свободу до одиннадцати, будем надеяться, с ответами на кое-какие вопросы.

Теперь надо только дождаться окончания встречи, посмотреть и послушать, что скажет другая сторона насчет предложений Алисии.

* * *

Долго ждать или еще куда-то ползти не пришлось. Шон объявил затребованную Алисией сумму в десять миллионов долларов, Хаффнер продемонстрировал потрясение — безусловно искреннее, по мнению Джека, — попытался сбить цену. Алисия держалась твердо, адвокат в конце концов промямлил весьма-вам-признателен, и зал вновь опустел.

Джек дал заговорщикам несколько минут и уже приготовился лезть обратно к кабинету Хаффнера, когда услышал, как дверь конференц-зала открылась.

— Можете сидеть здесь сколько угодно, — сказал Хаффнер. — Если я понадоблюсь, буду у себя в кабинете.

Джек сунулся в трубу, успев увидеть закрывшуюся дверь. Томас с ближневосточным мужчиной остались наедине. Оба стояли.

— Десять миллионов, — пробормотал Томас, с каким-то даже восхищением помотав головой. — Клянусь богом, крутая девчонка. — И глянул на компаньона: — Ну, Кемаль, что будет? Ваши согласятся?

— Не вижу выбора, — ответил мужчина по имени Кемаль. Выговор определенно ближневосточный, однако английский звучит с легким британским акцентом, быстро, отрывисто.

— Шутите? Вы же слышали, что сказал Хаффнер. Он уверен, что сможет опротестовать завещание. Десять миллионов за дом? Полный бред.

Джек тоже был ошарашен. Сумму взял с потолка, даже не думая, будто кто-то начнет обсуждать предложение.

— Нам хотелось бы решить дело. Оно и так чересчур затянулось. В конце концов, что такое десять миллионов по сравнению с выигрышем от того, что искомое не попадет в нехорошие руки? Гроши.

В нехорошие руки? Джек мысленно потирал свои собственные. Ему было жарко, тесно, он вспотел, но все это вдруг потеряло значение. Наконец начинается нечто стоящее. Давайте дальше.

— Для вас, может быть, и гроши. Но чертовская куча денег за то, чего там, возможно, и нет.

— Если нет, вы ничего не теряете. Деньги не ваши.

— Угу, только тогда Алисия станет миллионершей, а я получу шиш с маслом. Или даже без всякого масла. Чтобы помочь вам, я бросил работу.

— Вы получите солидную компенсацию. И не забывайте, что дом перейдет в вашу собственность. В конце концов, мы его приобретаем на ваше имя.

— Угу... дом, — проворчал Томас. — То, что от него останется. Я имею в виду, мы там все перевернули вверх дном, по крайней мере, насколько можно незаметно перевернуть все вверх дном, и вышли с пустыми руками. Если продолжать в том же духе, рискуем арестом за незаконное вторжение и вандализм.

— Там что-то есть, — сказал Кемаль. — Возможно, не собственно планы и чертежи, но логично, по-моему, предположить, что ваш отец оставил какой-то намек на их местонахождение.

— Дороговатое предположение.

— Об этом прямо сказано в завещании. Невозможно не обратить внимания на обращение вашего отца к той самой экологической организации... Как она называется?

— Гринпис.

— Да, Гринпис. Странная идея. В моей стране таких организаций не существует. Ваш отец говорит: «В этом доме находится ключ, который откроет путь к исполнению всех ваших желаний. Продайте дом, и лишитесь всего, ради чего работаете». Для меня это достаточное доказательство, что в доме что-то спрятано.

— Прекрасно. Остается найти.

— Не волнуйтесь. Найдем. Как только дом попадет в наши руки, приступим к более тщательным поискам, если понадобится, разобьем стены. Если все-таки не найдем, разберем по кирпичику, по бревнышку, пока не добьемся успеха.

— А вдруг не добьемся?

— Хотя бы не позволим другим найти и воспользоваться.

— Угу, а мне кто платить будет?

— Ну, надеюсь, вы не ожидаете, что мы купим то, чего у вас нет, не правда ли?

Томас передернул плечами:

— Что дальше будем делать?

— Я свяжусь с вышестоящими, попрошу согласия на выплату запрошенной суммы. Простая формальность, поверьте. Детали предоставим мистеру Хаффнеру.

— Десять миллионов баксов, — пробормотал Томас, мотая головой, точно так, как в начале маленькой беседы тет-а-тет. — Ну, наверно, надо спасибо сказать, что моя маленькая сестренка не догадывается, чего мы ищем. Иначе запросила бы по десять миллионов за каждый кирпич.

— Да, — подтвердил Кемаль. — И дело все равно того стоило бы.

Наверняка преувеличивает, подумал Джек, но почему-то усомнился в собственном заключении.

Лежа в трубе и гадая, что за чертовщина так дьявольски дорого стоит, будучи такой маленькой, что ее можно спрятать в доме, он увидел, как Томас с Кемалем направляются к двери, и мысленно спел старую песенку Пегги Ли: «Неужели это все?»

Ну и что удалось разузнать?

Во-первых, посмотреть на Кемаля. Уже кое-что. Во-вторых, в доме Клейтона спрятано нечто практически бесценное для каких-то очень богатых ребят с Ближнего Востока. В третьих, этим интересуются не только приятели Томаса, которые беспокоятся, чтоб оно не попало в «нехорошие руки». Чьи же это «нехорошие руки»? Вряд ли имеется в виду Алисия. Другая ближневосточная страна? Израиль? Еще кто-нибудь?

Были, однако, надежды на большее, особенно рискуя собственной задницей в шахте лифта, потея и ползая в грязных вентиляционных трубах, втискиваясь в дыры, где едва можно дышать.

Будь они прокляты со своими секретами! Что такое таинственное имеется в виду? Почему нельзя прямо сказать, что там спрятано в доме? Черт побери, кто их может подслушать, усмехнулся Джек.

Видимо, они ищут нечто столь ценное, важное, что инстинктивно стараются не называть.

Вытирая пот, заливавший глаза, он задел рукавом комбинезона фонарик на лбу и сбил линзу. Попытался поймать, она выскользнула из пальцев, упала в трубу, громко звякнув.

Джек замер. Кемаль резко оглянулся с порога:

— Что это?

— Что? — переспросил Томас, сунув в дверь голову из коридора.

— Какой-то шум.

Кемаль обошел вокруг стола заседаний и направился в сторону Джека.

— Сверху. По-моему, из вентиляционной трубы.

Джек схватил линзу, отполз как можно дальше, не вылезая из трубы. При этом только наделаешь еще больше шума, поэтому надо молча лежать и ждать.

Затаил дыхание, когда за решеткой замаячила бородатая физиономия.

— Отсюда, — сказал Кемаль. — Я уверен.

— Ну и что? — спросил Томас откуда-то из-за его спины. — Мышка, наверно, или еще что-нибудь.

— Нет, не мышка. — Кемаль попытался просунуть руку между планками жалюзи, но щели оказались слишком узкими. — Быстро, дайте мне что-нибудь, чтоб выломать решетку.

Джек еще чуть попятился. Если вентиляционная решетка не выдержит, придется удирать.

— Шутите, — хмыкнул Томас. — Что вы там собираетесь отыскать?

— Возможно, нас кто-то подслушивает.

— В трубе? — расхохотался Томас. — Слушайте, я не знаю, на каком уровне стоит технология шпионажа в Саудовской Аравии, но если нам здесь надо кого-то подслушать, мы не запихиваем в вентиляцию лилипута, а ставим электронный жучок.

Он абсолютно прав, Кемаль, мысленно подтвердил Джек. Не будь идиотом. Слушай, что умные люди тебе говорят.

— Я точно слышал, — уперся Кемаль. — Раздобудьте отвертку.

— Я думал, мусульмане не напиваются пьяными.

— Это не повод для шуток. Я хочу туда заглянуть!

— Ладно, ладно. Возьмите мою пилочку для ногтей. Другим концом можно откручивать.

Джек понял, что слышит сигнал, который велит забыть об осторожности и убираться. Попятился в широкую трубу и пустился в обратный путь.

Сзади донесся голос Кемаля, набиравший высоту и силу:

— Вон! Слышите? Там есть кто-то, я вам говорю! Зовите мистера Хаффнера. Пусть вызывает охрану. За нами кто-то шпионит!

Джек задержался, включил фонарик, сменил линзу, снова пополз по красным возвратным стрелкам Ириски, не останавливаясь до самой большой вертикальной шахты.

Задыхаясь, обливаясь потом, приник к лестнице, чтоб отдышаться и охладиться. Расстегнул спереди комбинезон, впустив воздух — чертова штука совершенно не продувается.

Хорошего мало. В зависимости от численности охраны в здании и возможности привлечения городских копов, небольшая увеселительная прогулка вполне может кончиться арестом. Обвинение будет пустячное — что можно предъявить, кроме незаконного вторжения?

Дело не в обвинении. Главная беда — арест. Арест означает снимки, отпечатки пальцев, выяснение адресов. Мигом станешь Гражданином Джеком. Официальные власти засвидетельствуют твое существование. Пожелают заполнить каждую графу анкеты, начнут подслушивать под дверью, сверлить стены, опрокидывать барьеры, которые он на протяжении всей сознательной жизни возводил между своим и их миром.

Надо отсюда сматываться. Сейчас же.

Джек вытащил сотовый, вызвал по быстрой связи Ириску.

— Да, — ответил голос Риса после второго гудка.

— Это я. Меня засекли. Как быстрей всего выбраться?

— Быстрей всего? Прыгай в окно.

— Не очень-то полезный совет в данный момент, Рис.

— Извини. Быстрее всего через дверь из машинного отделения в само здание, потом вниз по лестнице. Только дверь стоит на сигнализации, так что всем станет известно, где ты находишься, смогут отрезать. Лучше уходи, как пришел. Лезь наверх в машинное отделение, переодевайся в костюм, жди у дверей шахты лифта. Я уже сейчас иду. Как только останусь один в кабине на верхнем этаже, позвоню. Ясно?

— Ясно.

Джек нажал кнопку разъединения, оставил телефон включенным, только вместо сигнала переключился на зуммер, чтобы скорее почувствовать, чем услышать звонок Ириски.

Влез по лестнице, поспешно добрался по трубам до машинного отделения. Наконец-то прохлада. Сбросил тапочки, пыльный комбинезон, затолкал в кейс, быстро натянул костюм, переобулся в туфли.

По крайней мере, не пришлось вновь завязывать галстук.

Снова приняв адвокатский вид, пристегнул кейс к брючному ремню, выключил в помещении свет, шагнул к двери шахты лифта, ожидая звонка Ириски.

Но сначала явилась пара ребят из технического обслуживания.

Их голоса послышались из-за дальней двери машинного отделения, оборудованной сигнализацией, той самой, что вела в здание. Джек открыл свою дверь, шмыгнул в шахту, закрыл за собой створку.

— Я уже здесь, Рис, — шепнул он. — Где же ты, черт побери?

Посмотрев вниз, увидел, что в данный момент все три лифта стоят там, дьявольски далеко. Приложил ухо к двери, прислушиваясь к разговору техников.

— Слыхал когда-нибудь такую бредятину? — донесся слабый голос. — Будто кто-то залез в вентиляцию! Чего болтать, я имею в виду?

— Угу. По-моему, кто-то лишку хватил, если ты меня понимаешь, а ты меня наверняка понимаешь.

— Точно. Самое время для веселья и прочего дерьма. Ну, пошли, поглядим, пускай радуются.

К двери вроде бы начали приближаться шаги, поэтому Джек заспешил вниз по лестнице, остановившись примерно в том месте, где раньше спрыгнул с крыши лифта.

Внизу тормозила кабина — старая знакомая. Для Ириски слишком рано. Он увидел под собой крышу, где сидел скорчившись, уцепившись за брус.

Наверху звякнула дверная ручка. Господи, неужели будут осматривать шахту лифта?

Идиоты, проверьте сначала вентиляционные трубы!

Заметили свет, оставленный в шахте, решили, что он еще здесь.

Дверь открывалась. Лифт остановился прямо под ним, другого выхода не остается. Не хочется снова кататься, ой как не хочется, но...

Джек шагнул с лестницы на крепежный брус.

Успел выключить лампу на крыше в тот самый момент, когда дверь наверху распахнулась, распластался за тросами, как можно незаметней. В свете из машинного отделения показался чей-то силуэт, посвечивающий фонариком в шахту.

Кабина ухнула вниз. Он закрыл глаза, изо всех сил цепляясь за брус. В темноте еще хуже.

Надеюсь, на тебе беговые кроссовки, Рис.

Пришлось совершить три полных заезда и начать четвертый, когда сотовый зазудел на бедре. Джек выхватил телефон:

— Рис?

— Я один в крайней левой кабине. Сейчас тебя заберу.

— Я уже тут.

— То есть?

— То есть тут. — Он забарабанил по крыше.

— Здорово! Мы уже сделали из тебя хакера.

— Не трать слов, старик. Просто вытащи меня отсюда.

— О'кей. Вот что мы сделаем. Я остановлюсь на шестом, потом заторможу на полпути к седьмому. Крюк тебе не понадобится, дерни аварийный рычаг, дверь наружу откроется. Вылезай, жди меня.

Джек буквально выполнил инструкции и меньше чем через минуту вылезал в двери шахты на седьмом этаже под оглушительный аккомпанемент звонка в кабине. Охватившее его облегчение несколько улетучилось при виде двух столяров из ремонтной бригады, которые пили кофе.

— Эй, приятель, — сказал один, поплотнее, вытаращив на него глаза. — Ты откуда взялся, черт возьми?

— Как откуда? Из лифта.

— Нет, не из лифта. — Столяр шагнул ближе, сверкая глазами. — Я стоял прямо тут, глядел на дверь, и скажу тебе, никакого лифта здесь не было, когда ты вылезал. По воздуху летаешь, мать твою, или что?

А тебе какое дело, хотел сказать Джек, однако вместо этого улыбнулся и продолжал легкомысленным тоном:

— Не валяй дурака. Знаешь, что с этим лифтом бывает. Свет погас, звонок зазвенел, я и вылез.

За спиной у него звякнул звоночек — динь! — дверцы разъехались, вышел Ириска.

— Смотри, — предложил Джек. — Разве он летает по воздуху?

— Он-то не летает, — согласился столяр. — Только я сейчас вижу кабину.

— Ну, свет, наверно, опять загорелся. — Он оглянулся за подтверждением на Ириску: — Зажегся свет?

Ириска не подкачал.

— Угу, сразу, как только ты вылез. Дурной какой-то лифт. — Он нажал кнопку вызова на стенной панели. — Лучше в другом спустимся.

— Хорошая мысль.

Вскоре подошла центральная кабина — пустая.

— Увидели, как я вылез из шахты, — объяснил Джек, когда дверцы за ними закрылись.

— Риск всегда есть. — Рис протянул ему тряпку: — На. Руки оботри от пыли.

— Что нас ожидает внизу? — спросил Джек, вытираясь.

— У обеих дверей выставлена охрана, которая старается не бросаться в глаза, но каждого хорошенько осматривает. Хотя ищут парня, перепачканного в пыли, а не мужчину в сером фланелевом костюме. Все будет в полном порядке.

И точно. Выплыли мимо охранников на Сорок пятую улицу.

— Спасибо, Рис, — сказал Джек, дойдя до Шестой авеню. — Я перед тобой в долгу, старик. Замечательно провел время. Если тебе когда-нибудь понадобится услуга...

— Забудь, — улыбнулся Рис. — Ищи, работай, обучай — все записано в кодексе. Просто хотелось узнать, сумею ли я кого-нибудь обратить в свою веру.

— Едва ли.

— Уверен? Хочешь сказать, будто с нынешнего утра не подсел на крючок?

— Нет, по правде сказать.

— Не поверю. Вот что я тебе скажу: на следующей неделе собираюсь исследовать верхние этажи Крайслер-Билдинг. Буквально битком набит всевозможными тайниками...

— А я тебе вот что скажу. Если найдешь гигантское яйцо птицы Рок, дай мне знать. Прибегу.

Рис с ухмылкой ткнул его большими пальцами:

— Ладно, старик. Если я попадусь, скажу, Бэтмен послал.

— Будь осторожен, Рис.

Они обменялись рукопожатиями и расстались. Ириска направился на работу в «Кокос», Джек домой в душ. Обязательно в душ.

Потом надо звонить Алисии. Ищи, работай, обучай, говорит Рис. Что ж, найти кое-кого удалось, пора поработать. Вместе с Алисией. В доме ее отца.

4

Кемаль нажимал на недоверчивого Гордона Хаффнера, который до сих пор с трудом мирился с фактом готовности своих клиентов заплатить Алисии Клейтон за отцовский дом десять миллионов долларов.

Однако так оно и есть. Кемаль, затаив дыхание, поговорил с Халидом Насером, но Исвид Нахр согласился с ценой.

Следовало бы ликовать — успех близок, скоро можно будет умчаться домой в Рияд, к сыну, — а его одолевают мрачные подозрения.

Кто-то подслушивал их разговор с Томасом Клейтоном.

О да, подняли охрану, вызвали полицию, послали ремонтников осматривать вентиляционную систему, только фактически ему никто не поверил. Даже когда сняли решетку и Кемаль указал на разворошенную повсюду пыль, сказали, пожимая плечами, что в трубах, видно, завелась какая-то живность. Никто здесь, в Манхэттене, где в открытой продаже предлагается полный набор сложных электронных подслушивающих устройств, не верит, чтобы кто-то лазал подслушивать разговоры по вентиляционным трубам.

Кемаль вздохнул. Возможно, и правда. Неправдоподобно выглядит.

С другой стороны, невозможно отделаться от ощущения, что их кто-то слушал. Прижавшись лицом к решетке, стараясь вглядеться сквозь планки, он чуял, что кто-то прячется во тьме с другой стороны, наблюдает за ним.

Рылся в памяти, вспоминая, что было сказано в зале, восстанавливая беседу с Томасом слово за словом.

Наверняка ничего. Почти ничего.

Шпион ушел с одним: дом для покупателей дороже десяти миллионов долларов. Если вдруг Алисия Клейтон поднимет цену, подозрения подтвердятся.

Если нет... и сделка состоится, плевать, пусть даже их подслушивала целая армия.

5

Джек отыскал местечко на Тридцать восьмой улице, откуда можно незаметно наблюдать за домом Клейтона. Изучил расписание инспекционных обходов «охраны», заметив, что ребята всегда ходят парой, вылезают из машины дважды в час, обходят дом по периметру. Не в форменной одежде — в ветровках и слаксах.

Один частенько уходит, возвращаясь с бумажным пакетом — скорей всего, кофе с пончиками. Другой время от времени заходит в парадное, через несколько минут выходит. Разрешение им ни к чему, дом в их полном распоряжении.

В десять минут третьего прибывает другой автомобиль. Первый трогается с места, освобождая второму место для парковки, следующая смена заступает на дежурство.

Довольный раздобытыми сведениями, Джек обратился к Эйбу за консультацией.

— Значит, хочешь на время их вырубить, только чтоб не отправились в дом инвалидов?

— Правильно. Пусть хорошенько подольше вздремнут, вот и все.

— Тогда тебе нужен Т-72, — заключил Эйб. — Бесцветный, без запаха, без серьезных побочных эффектов, лучше не бывает. Производится в Америке для армии США.

— Грандиозно звучит, — признал Джек. — Покупаю.

— А я с удовольствием продал бы, если в имел. Однако у меня его нет. Не совсем спортивный товар.

— Даже не могу сказать, как ты меня огорошил, Эйб.

— Ну, я ведь запасаюсь всем на свете, что тебе когда-нибудь может понадобиться, и продаю, как только ты спросишь, правда?

— Угу. Потому что ты самый лучший.

— Ха! Так для тебя достану.

— Сегодня к вечеру?

— Ох, шутник. Если повезет, может быть, завтра днем найдется баллончик.

— Неплохо было бы.

Хотелось обыскать дом в тот же вечер, да, видно, потерпеть придется.

— Неплохо? Это будет почти героический подвиг.

— До завтра, герой.

Закончив разговор с Эйбом, Джек позвонил Алисии.

6

— Откупорить другую? — спросил официант, забирая пустую бутылку из-под мерло.

Уилл взглянул на нее, вопросительно подняв брови.

— Можно еще чуть-чуть выпить, — пожала плечами Алисия. — Превосходное вино.

Как и все прочее, испробованное в тот вечер. «Зов» оказался маленьким шумным заведеньицем рядом с Юнион-сквер, скорее бистро, чем ресторан. Но ягненок на вертеле, поставленный между ними на деревянном блюде, мариновался в чем-то неописуемом, вкусней мяса она никогда не едала.

Что касается вина, можно выпить гораздо больше.

Дневной звонок Джека разволновал ее. Изумило согласие Томаса и араба заплатить за дом запрошенные десять миллионов; озадачила их уверенность, что в доме хранится нечто гораздо более ценное; окончательно добило решение Джека провести в доме обыск.

Причем речь шла не о каком-то неопределенном будущем. Он собирается идти завтра. Завтра!

Нет, сказала Алисия. Нет, нет, нет. К этому она еще не готова. Если он хочет завтра обыскивать дом, пускай идет один.

Джек настаивал, напоминал, что она там жила, знает все потайные местечки. Обязана быть рядом.

В конце концов она себе сказала, что это всего-навсего дом, черт возьми, и уступила.

Джек заедет за ней завтра вечером, в семь.

Алисия передернулась, оторвала взгляд от тарелок. Уилл с официантом смотрели на нее... в ожидании.

— Извините, — пробормотала она. Чего-то, видно, не расслышала.

— Желаете продегустировать? — спросил Уилл, указывая на новую бутылку вина в руках официанта.

— Нет. Если в этой бутылке то же, что в первой, наверняка отлично. — Все эти дегустации абсолютная чепуха. В любом случае не такой уж у нее изощренный вкус. Вино либо нравится, либо нет.

— Ну, — сказал Уилл, когда официант налил бокалы, — какие у вас планы на эту неделю?

Сегодня я участвовала в незаконном вторжении в дом в Мидтауне, завтра вечером собираюсь участвовать во взломе и очередном незаконном вторжении.

— Да, наверно, обычные. Знаете, буду бороться с болезнями. А у вас?

— Тоже обычные: буду искать ростки преступлений, выпалывать с корнем.

Посмеялись. Может быть, дело в вине, но ей все больше нравится непринужденность Уилла, несерьезное к самому себе отношение. Нравится кривоватая усмешка, манера держать бокал за ободок, покачивая во время беседы, манера, слушая, смотреть ей в глаза. Раньше Алисия ничего этого не замечала.

Почти прикончили вторую бутылку мерло, и, когда выходили из ресторана, она себя чувствовала согревшейся и довольной. Доехав до дому, услышала собственный голос, приглашающий Уилла зайти.

Дрогнула в тревожном спазме — зачем я это делаю? — но велела себе успокоиться. Все будет хорошо. Побыть вместе с ним дома... сегодня... все будет в полном порядке. Ей этого хочется... ей это нужно.

— Кофе хотите? — спросила она, повесив его пальто.

— Нет. Кофе, выпитый у «Зова», наверно, полночи пролержит меня на ногах. Впрочем, кое-чего хочу.

Алисия повернулась к нему, он легонько ее обхватил, притянул.

Она, подавив опасения, ближе придвинулась, понимая, как он осторожен, зная, что он отступится при малейшем сопротивлении. Хорошо. Хорошо очутиться в надежных объятиях, под защитой, расслабиться и — будь что будет — хоть раз, всего раз отказаться от вечного одиночества, не замыкаться в себе, не одной все решать и все делать. Хоть один раз побыть с кем-то вместе. Всего один раз.

Он потянулся к ней, и она еще больше встревожилась, но не стала противиться.

Хорошо... все будет хорошо...

Ощутила на своих губах его губы, мягкие, теплые, внутри от вина разливалось тепло, да, все будет в полном порядке...

Руки крепче ее обняли, она вдруг задохнулась. Попала в ловушку, надо вырваться на свободу, набрать воздуху в грудь.

Резко запрокинула голову, прервав не совсем состоявшийся поцелуй, взмахнула руками, толкнула.

— Пустите!

Уилл ошеломленно ее отпустил, отодвинулся.

— Алисия, в чем...

— Уйдите!

Он поднял руки, еще на шаг отступил.

— Ухожу. Видите?

Ее душила паника — дикая, бесформенная, давящая, безрассудная. Бежать из своего дома некуда, значит, он должен уйти. В душе что-то кричало, нет, пусть останется, но ею руководило нечто более сильное, неумолимое, непобедимое.

— Простите, Уилл, — пробормотала она, стараясь говорить спокойно. Слова, тем не менее, как-то дребезжали в горле. — Я просто не могу... Сейчас не могу. Ничего?

Он ужасно смутился:

— Конечно... Наверно... это я виноват...

— Нет... да... — Что я несу? — Не могу сейчас объяснить. — Ни сейчас, никогда. — Не возражаете, если мы просто расстанемся? Извините.

Алисия чуть не плакала от огорчения.

— Все в порядке. — Он хотел взять ее за руку, но удержался.

Уже из прихожей спросил:

— Можно вам позвонить? Узнать, все ли в порядке.

Она кивнула.

— Простите. Мне действительно очень жаль.

И захлопнула дверь. Паника улеглась. Привалилась к двери, всхлипнула.

Пошла в полный разнос.

Почти вышла из себя утром у Хаффнера в конференц-зале, теперь то же самое повторяется с Уиллом.

Никогда не умела общаться с мужчинами, но это уж слишком.

Что со мной происходит?

Дом... наверняка дело в доме. Все полетело вверх дном с той минуты, как в ее жизнь снова насильно вторглось чудовище со своим домом. Хотела его сжечь, но завтра вечером снова придется туда войти...

Вот в чем проблема: снова войти...

Проблема только в доме. Надо победить этот дом, победив в результате его самого. Освободиться от того и другого.

Получится ли? Неужели удастся когда-нибудь освободиться?

Вторник

1

— Все будет хорошо, — заверил Джек на Тридцать третьей, держа курс на восток во взятом напрокат белом «шевроле» и косясь на Алисию, которая молча сидела на пассажирском сиденье, точно штык проглотила. — Не бойтесь. Никто нас не поймает.

— Почему вы решили, будто я боюсь, как бы нас не поймали? — огрызнулась она.

— Потому что, похоже, готовы выскочить в окошко.

С той минуты, как он за ней заехал, она смахивает на безнадежно больной черенок.

Дома боится. Пустого дома.

Перед Бродвеем загорелся желтый. Хорошая возможность. Джек не стал прибавлять скорости, притормозил, обождал красного, потом рванул, вывернув руль вправо, свернул к нижней части города.

— Видно, такой уж у вас стиль вождения, — проговорила Алисия, безуспешно изображая улыбку, как бы уведомляя, что шутит, — но, если мы направляемся к Тридцать восьмой улице, она совсем в другой стороне.

— Знаю, — кивнул Джек, набирая скорость и пристально глядя в зеркало заднего обзора.

— Почему бы в такси не сесть?

— Потому что мне хочется удостовериться, что за нами нет слежки.

Он внимательно осматривал дорогу позади, проверяя, не прошмыгнул ли еще кто за ними на красный. Отъехав от дома Алисии, испытывал смутное подозрение — как правило, верный признак, что кто-то сидит у него на хвосте. Или на хвосте у Алисии.

Однако никто больше не повернул с Тридцать третьей.

— Ну? — спросила она. — Есть?

— Не вижу. — Если есть, то преследователь, кто бы он ни был, истинный ас, черт возьми. — Вдобавок я предпочел взять машину, не имея понятия, что обнаружится в доме. Возможно, его нельзя будет вынести и погрузить в такси. Кроме того, пришлось захватить кое-какую экипировку.

— Какую экипировку?

— Всему свое время, моя дорогая. Всему свое время.

Пару раз свернув налево, выехали на Третью авеню, по ней двинулись к деловой части города. Проплыли на Марри-Хилл мимо дома, перед которым увидели автомобиль охраны.

— Никогда мимо них не пройти, — заявила Али-сия, внушив Джеку твердое убеждение, что ей и не хочется мимо них проходить.

По пути он обратил внимание на дымившуюся выхлопную трубу автомобиля охранников. Ничего удивительного. Температура упала почти до сорока градусов, включили обогреватель.

Хорошо, улыбнулся Джек, отвечая ей:

— Это уж мое дело.

Свернул за угол, нашел на Тридцать девятой практически запрещенное для стоянки место рядом с пожарным гидрантом.

— Драки не будет? — спросила она.

— Мне решительно хочется этого избежать. И полагаю, удастся с определенной помощью.

Он вышел из машины, оглядел чередующиеся конторские здания и жилые дома. Мало кто высовывается на улицу в такой холодный вечер. Поежился в старом бесформенном длинном пальто, вытащенном из-под заднего сиденья вместе с парой кожаных ветхих перчаток. Натянул до бровей вязаную шапку, закрыв уши. Последний штрих — ведерко с мыльной водой на два дюйма и несколько прочих полезных вещиц.

Алисия выглянула в открытую дверцу, тараща на него глаза.

— Господи помилуй, что это...

— Перед вами истинный уличный бич. Завидев его, дрогнет самый крутой нью-йоркский водитель. Позвольте представить вам... мойщика автомобилей!

— Глазам своим не верю.

— Пять минут обождите, потом обойдите вокруг квартала, встретимся перед домом.

— Но что...

— Сидите на месте. До встречи.

Джек хлопнул дверцей и засеменил по Тридцать восьмой. По пути дважды останавливался, стараясь приметить хвост на тротуаре или на дороге, но никого подозрительного не увидел.

Черт! Откуда это адское ощущение слежки?

2

Чуть-чуть, думал Ёсио, свернув на Тридцать девятую улицу.

На миг показалось, что помогающий Алисии Клейтон ронин заметил его, однако удалось проехать, не заронив подозрений. Видно, ронин обладает шестым чувством, почти контрапунктным талантом, дополняющим тот, который позволяет Ёсио незаметно вести слежку. С ним нужна большая осторожность.

Он принял решение вечером понаблюдать сперва за Алисией Клейтон, а потом за Кемалем. И с радостью увидел подъехавшего ронина. Везде успевает. Вчера Ёсио проследовал за Кемалем и Томасом Клейтоном к адвокатской конторе и со временем, ожидая на улице, жалея, что не имеет жучка в кабинете, заметил, как этот самый мужчина вышел из здания в компании высокого чернокожего, оба в официальных костюмах. Вряд ли простое совпадение.

Поэтому, когда он вместе с женщиной Клейтон уехал нынче вечером в прокатном автомобиле, Ёсио отправился следом. Ронин от него ушел, в последнюю секунду внезапно свернув с Тридцать третьей улицы, когда он застрял на перекрестке еще за двумя машинами. Предположив, что объекты наверняка направляются к дому Клейтона, поехал туда. Не спешил, жуя по дороге восхитительно хрустящие жареные куриные палочки «Кентукки», приятно удивился, завидев их машину, проехавшую мимо него по Третьей авеню.

В данный момент ронин, одетый в обноски, с ведерком в руке, шагает к дому Клейтона.

Очень интересно.

Что он задумал? Надо пойти за ним и узнать. Ёсио ужасно наскучил застой в развитии событий в последнее время, но с выходом этого человека на сцену дело принимает занимательный оборот. Возникает предчувствие, что нынче вечером произойдет что-то очень интересное.

Даже если не произойдет, все равно лучше, чем сидеть и глядеть на квартиру Кемаля.

3

Дойдя до угла, Джек расшнуровал теннисные туфли, оставил с торчащими языками. Застегнул пальто наперекосяк, пошел по тротуару напротив того, где стояла машины охраны.

Примерно на полпути перешел через дорогу, шар-ногами, приближаясь к ним спереди. Не стоит ошарашивать парочку, явившись невесть откуда, — кто-нибудь с перепугу может наделать глупостей.

Остановился шагах в десяти от переднего бампера и с ухмылкой ткнул пальцем в машину. Вытащил из ведерка тряпку для мойки стекол, взмахнул, сделал еще шаг вперед.

Мойщик нашел клиента.

Сквозь ветровое стекло было видно, как сидевшие в машине громилы замахали руками, гоня его прочь, но мойщик никогда не пугается несговорчивого водителя. Водители далеко не всегда понимают, насколько эффективней и безопасней справятся с текущей задачей, а именно с вождением автомобиля, когда ветровое стекло будет вымыто мыльной водой и после этого начисто вытерто.

Шофер открыл окно, высунул голову. Кое-какие черты, нарисовавшиеся в тусклом свете, свидетельствовали, что эволюция порой идет в обратном направлении.

— Проваливай в задницу! — рявкнула голова.

Джек, склонившись над капотом, быстро залил стекло мыльной водой.

Приоткрылась передняя дверца.

— Мать твою! — обругал его голос. — Не слышишь?

— Слышу, приятель, — привычной скороговоркой затараторил он, — только сегодня вечером мойщик делает специальное предложение: попробуй, а потом плати. Вот как мы поступим: я вымою твое окно, что уже, кстати, делаю, и, если ты не признаешь, что такого чистого окна никогда в жизни не видел, можешь не платить. Я хочу сказать, кто откажется от подобного предложения? Я имею в виду, что тружусь тут на холоде, когда вы там сидите в тепле и уюте. Скажи, бывает предложение лучше? Ну, давай говори.

Громила заколебался, выпучив на него глаза, обе его серые клетки явно перетрудились, обдумывая предложение. Тип на пассажирском сиденье что-то сказал, и шоферская дверца захлопнулась.

Джек улыбнулся. Ясно — не желают устраивать сцену с риском, что кто-нибудь звякнет в полицию. Впрочем, если бы дело приняло совсем плохой оборот, в кобуре у него на плече 9-миллиметровый «токарев».

— Правильно, — одобрил он. — Поднимай окно, усаживайся, увидишь, как прекрасен мир, когда я покончу с твоим стеклом.

Окно закрылось. Джек добавил еще мыльной водички на ветровое стекло. Когда оно совсем помутнело, вытащил из ведерка баллончик Т-72 и распылил содержимое в вентиляционное отверстие обогревателя под стеклоочистителями.

Потом принялся насухо протирать. Работал не спеша, двигался медленно, ковырялся в углах, до конца играл свою роль. И кстати, добился чертовски прекрасного результата.

Закончив, шагнул к окну водителя, протянул руку с ухмылкой.

Водитель ухмыльнулся в ответ, ткнул в воздух средним пальцем.

Джек сделал оскорбленный вид и молитвенно сложил руки.

Водитель ухмыльнулся еще шире, выставив за окном средний палец другой руки.

— Смейся, смейся, — тихо пробормотал Джек.

Тут тип на пассажирском сиденье свалился на спинку шоферского. Водитель дернулся, толкнул его, начал трясти, но парень совсем раскис на манер переваренного языка. Шофер вновь повернулся к окну. Хорошо было видно, как его осеняет прозрение.

— Точно, парень, — подтвердил Джек. — У тебя проблема.

Громила нашарил ручку дверцы, хотел открыть, но он навалился, прижал. Здоровенный малый рвался и, будучи крупней Джека, вылез бы, если бы не подействовал Т-72. Слабо ударив разок-другой в дверцу плечом, он упал на рулевое колесо и присоединился к приятелю в сонном мире.

Джек обождал, убедился, что оба отключились, открыл дверцу, быстро обшарил карманы шофера. Нашел две связки ключей, забрал обе. Закрыл дверцу, оставив мотор включенным.

Огляделся — никого не видно. Хорошо.

Сунул в карман баллончик Т-72, поставил у бровки тротуара ведерко с тряпкой и вернулся к машине, поджидая Алисию.

4

С усилием передвигая ноги, старательно ставя одну туфлю перед другой, Алисия повернула за угол и зашагала по тротуару к дому.

Старалась думать о чем угодно, кроме дома, вспоминая Гектора в инфекционной палате. Малыш погибает. Уже нет вопросов — устойчивый штамм Candida albicans. Белые кровяные тела — одни из главных защитников организма от инфекции — тают в его крови. Нынче утром их количество упало до 3200, а днем до 2600. Инфекция безудержно свирепствует, лишая костный мозг способности вырабатывать лейкоциты.

Больше она ничем ему помочь не может.

Что позволяет забыть о Гекторе и вернуться к дому.

К дому...

Зачем превращать его в место Страшного суда? Это просто постройка из кирпичей и досок. К чему столько шума?

Однако холодная логика не работала. Чем ближе к дому, тем быстрей колотится сердце. Не надо на него смотреть. Алисия неотрывно глядела вперед на фигуру в мешковатом пальто, прислонившуюся к автомобилю охраны.

Она заставляла себя переключиться на другие мысли, сосредоточиться на дневных событиях, но на память приходят лишь телефонные звонки Уилла, желавшего узнать, как у нее дела, как самочувствие, на которые ей было слишком стыдно ответить.

В ушах до сих пор звучит обиженный и растерянный голос, от которого хочется куда-то спрятаться. Как ему объяснить свое поведение вчера вечером? Во всем она одна виновата. Не следовало подпускать его так близко. Пора бы усвоить. Пора смириться с реальностью: абсолютно честные отношения невозможны ни с одним мужчиной. Это и есть реальность... Как только истина выйдет наружу, любой сразу направится к двери. По правде сказать, едва ли ей самой захочется иметь дело с тем, кто поступит иначе.

Одной лучше. Одной легче. Одной не так больно, если это кого-то интересует.

Алисия шла, не сводя с Джека глаз. Услышала, как он насвистывает, узнала мелодию — тему из фильма «Мост через реку Квай».

— Приготовились? — спросил он.

Она наклонилась, заглянула в машину, попятилась при виде двух обмякших тел на передних сиденьях. И без того выскакивавшее сердце заколотилось еще сильнее.

— Неужели... вы... они...

— Мертвы? — улыбнулся он. — Нет. Просто спят. — Джек огляделся вокруг. — Ладно, надо пошевеливаться. Не знаю, надолго ли они отключились.

Наступил самый страшный момент. Алисия не сдвинулась с места. Не могла сдвинуться.

— Алисия, — окликнул ее Джек, — что с вами?

Надо идти. Нельзя сдаваться.

Просто дом... просто кирпичи и доски...

Надо его победить.

Она глубоко вдохнула и повернулась к нему лицом.

Кованые ворота, крошечный дворик, дорожка под шпалерой... как всегда. Но фасад изменился настолько, что дом кажется совсем чужим... принадлежавшим кому-то другому.

С забитыми бельмастыми глазами окнами дом как будто ослеп. Он не видит ее.

Не так плохо. Можно выдержать.

— Все в порядке. Пошли.

— Попробуем через черный ход, — сказал Джек, ведя ее к шпалере. — У меня тут связка ключей, не хочу подбирать, слишком долго торчать у парадного. Вдруг нас кто-нибудь запомнит.

Она шла за ним в темноте, посвечивала фонариком-карандашиком, пока он поочередно пробовал ключи. Подошел пятый. Громкий щелчок замка потряс ее, как удар грома.

Алисия задрожала. Дрожь зародилась в желудке, распространилась на руки и ноги. Хочется повернуться, выбежать на улицу.

Нет, приказала она себе. Никуда не побежишь.

Кирпичи и доски... кирпичи и доски...

Джек включил большой фонарь, шагнул в дверь. Стиснув зубы, обливаясь холодным потом, Алисия шагнула за ним. Дверь за спиной со стуком закрылась, накатил ужас, ужас — попалась в ловушку, в когти, сейчас же выпустите меня... Но она себя переборола.

Фонарь высветил на стене выключатель, Джек щелкнул, комнату залил свет.

— Замечательно, — заметил он. — Свет не отключили.

Алисия стояла, щурилась в неожиданно вспыхнувшем свете. Потом привыкшие глаза увидели разгром.

— О боже. Вы только посмотрите, что они тут натворили!

Когда она здесь жила, задняя дверь вела в узкое подсобное помещение со стиральной машиной, сушилкой, посудными буфетами. Теперь стиральная машина с сушилкой старательно разобраны на запчасти, кучей сваленные на полу. Полки буфетов опустошены, разбитое содержимое валяется среди запчастей.

— Я бы сказал, действительно, торопливо вывернули наизнанку, — заключил Джек. — А ведь им спешить было некуда. Электроэнергию не отключили, света хоть отбавляй. Окна заколочены, никто не догадался бы, что они тут.

Он перешагнул через обломки и пошел к смежной комнате.

— Посмотрим, что у нас тут.

— Должна быть кухня, — сказала Алисия, пока Джек включал свет.

И правда... в каком-то смысле.

Кухня столь же старательно, как подсобка, была «вывернута наизнанку», по выражению Джека. Полки не только пусты, но сорваны со стен, расколочены в щепки. Посудомоечную машину постигла та же судьба, что стиральную и сушильную. Раковина снята, трубы торчат из стены медными сонными артериями. Обломки кучей громоздятся посреди пола.

Потрясенная Алисия ковыляла за Джеком, который шел дальше, обходя груды мусора, до самой столовой. И здесь та же история плюс изодранный в клочья ковер, добавившийся к останкам мебели и фарфора.

Отчасти ее это радовало. Среди разрухи легче себя чувствовала. Дом стал совсем другим по сравнению с сохранившимся в памяти. Но все-таки масштаб разгрома ошеломляющий.

— Знаю, Томас не хочет, чтобы дом мне достался, — тихо проговорила она, — только я никогда не ждала от него такой бешеной злости.

— Это вовсе не злость, — возразил Джек, пошевеливая мусор носком теннисной туфли. — Просто дьявольски методичный обыск. Начинают с середины комнаты, двигаются в стороны, сгребая все на середину после проверки. Ребята хорошо знают, что делают.

— Как же они могли надеяться, что об этом никто не узнает?

Он пожал плечами:

— Наверно, решили, что дом вам никогда не достанется. Поэтому позволительно делать с ним все, что угодно. Думаю, найдя искомое, они просто исчезли бы.

— Что же... что они ищут?

— Нечто, я бы сказал, металлическое.

Джек направился в угол, где стояло какое-то хитроумное приспособление, похожее на трубу пылесоса, приделанную к сковородке.

— Откуда вы знаете?

Он поднял приспособление.

— Металлоискатель.

— Ключ, — припомнила Алисия строчки из завещания, адресованные Гринпису: «В доме находится ключ, который откроет путь к исполнению ваших желаний». — Они ищут ключ.

— Вероятно, — кивнул Джек. — Араб, приятель вашего сводного брата, цитировал вчера те же самые строчки. Очевидно, пока не нашли. — Он огляделся. — У вашего отца была здесь лаборатория?

В доме стоял холод — Алисия видела парок собственного дыхания, — теперь стало еще холоднее.

— Лаборатория?

— Да. Ну, знаете, место, где он занимался каким-нибудь хобби или еще чем-нибудь.

В жилах больно заерзали ледяные иголки.

— Если где-нибудь и была... то в подвале, — с трудом выдавила она сквозь зубы.

— Как туда попасть?

— Через кухню.

— Отлично. Пошли.

— Нет. Вы идите. А я не могу.

— Пойдемте, Алисия. Сейчас не время...

— Нет, — повторила она на повышенном тоне. — Разве не слышите? Я не могу!

Он на секунду пристально посмотрел на нее, потом отвел глаза.

— Ну ладно. Если не можете, сам посмотрю. Только не уходите.

Прости, тихо вымолвила она, когда Джек ушел. Я туда просто не могу войти.

5

Спускаясь по лестнице, Джек гадал, не в подвале ли пережила Алисия какую-то беду, что в это ни было. Судя по ее реакции, очень даже возможно.

Он нашел выключатель, оглядел помещение. Возможно, когда-то в подвале и находилась лаборатория Рональда Клейтона. Чего сейчас наверняка не скажешь, черт побери. И тут поработала мародерская команда араба — может, отсюда и начали. Сорвали навесной потолок, ободрали стенные панели, разломали мебель, искромсав обивку. Судя по выпотрошенному матрасу с торчавшими пружинами, здесь тоже некогда стояла кровать.

Вороша ногой обломки, Джек обнаружил разнообразные электронные детали — платы, чипы и прочее. Разумеется, если нашелся работающий компьютер, его обязательно утащили куда-то, где можно просмотреть жесткий диск до последнего байта.

Кроме того, он наткнулся на старую ржавую осветительную арматуру, обратив внимание на огромные патроны. Видно, док Клейтон предпочитал, чтоб тут было посветлее.

Еще немного побродив, поднялся наверх. Нашел Алисию в столовой, там же, где оставил. Она стояла возле груды мусора, держа сжатые в кулаки руки по швам, с виду готовая вылезти вон из кожи.

— Нашли чего-нибудь?

— Еще одну точно такую же кучу.

— Извините, что я не пошла вместе с вами, — сказала она, не глядя на него. — Просто...

— Вы не обязаны ничего объяснять.

— Я и не собираюсь. Просто хочу сказать: в данный момент дело именно так обстоит и тут ничего невозможно поделать.

— Ладно. — Хватит, подумал он. Не время и не место для объяснений. — Тогда обойдем все вокруг.

Алисия развела руками над хаосом:

— Не напрасная ли трата времени?

— Возможно, — сказал Джек. — Только о тайниках мне кое-что известно, чего они не знают. Во-первых, самое ценное прячут поближе, чтобы постоянно присматривать, а при необходимости быстро забрать. — Он взглянул на нее. — Где спальня вашего отца?

— Наверху.

— Не проблема подняться наверх?

— Нет. Моя комната тоже там.

Джек пошел вперед, куда указала Алисия. Слева на верхней площадке располагалась хозяйская спальня.

Возможно, когда-то было видно, что она принадлежала мужчине, возможно, мать Алисии оставила на ней свой женский отпечаток. Теперь можно только догадываться. Комната ободрана начисто, до голых стен, все, что когда-то ей придавало особый характер, индивидуальность, свалено на полу.

Джек заметил у частично пробитой стены в дальнем углу кувалду и пару ломиков. Пошел взглянуть поближе.

— Смотрите, — сказал он, ощупывая зазубренные края стенной обшивки. — Они тут вскрыли стену.

За зиявшим отверстием открывался крошечный проем, фактически бывший встроенный шкафчик с полками — пустыми.

— Что-то вроде потайной библиотеки. Вы о ней знали?

Алисия, застывшая, бледная, стояла в другом конце комнаты возле двери, на самом пороге.

Качнула головой:

— Нет.

Что там держал Клейтон? Научные дневники, документы? Свои записи насчет того, что ищут те, другие?

Он повернулся, раскидал мусор. Никаких бумаг.

— Ну, что бы тут ни хранилось, исчезло — либо до того, как они здесь шуровали, либо вместе с ними. — Он шагнул к Алисии. — Заглянем в вашу комнату.

— В мою? Зачем?

— Он же весь дом вам оставил, правда? Может быть, и еще что-нибудь, кроме дома. Куда идти?

Алисия ткнула пальцем вниз по коридору на темный дверной проем. Джек вошел, обнаружив очередной образец методичного разрушения. Махнул рукой на обломки на полу:

— Что-нибудь узнаете?

— Нет.

Она вошла за ним следом, осторожно прошлась по комнате.

— Откуда? Я в восемнадцать лет уехала, больше не возвращалась.

— Ни разу?

— Ни разу.

На глаза Джеку попалось что-то круглое, черное и блестящее, он наклонился, поднял. Маленькое резиновое колесико.

— Вы увлекались игрушечными машинками? — спросил он, протягивая его Алисии.

Она взяла, пристально осмотрела.

— Нет. Никогда.

— А ваш брат?

— Нет... Томас лежебока. Книжки, фильмы, видеоигры... Сомневаюсь, чтоб его что-нибудь интересовало в машинах, кроме возможности ездить, а не пешком ходить. — Она подняла колесико к свету, повертела в пальцах. — Где остальное?

— Наверно, тут где-нибудь, — кивнул он на кучу. — Пойду осмотрю ванную.

— Зачем?

— Затем, что там трубы. — И добавил в ответ на ее вопросительный взгляд: — Вернусь — объясню.

— Хорошо, — сказала она. — Я тут останусь.

Опустилась на колени, принялась разгребать кучу мусора.

Джек вернулся в спальню Клейтона, прихватил ломик, направился в хозяйскую ванную. На одно можно вполне рассчитывать в старых домах — на медную канализацию, если кто-то не сделал капитального ремонта. На кухне остались медные трубы, а если хочешь спрятать что-нибудь металлическое, металлические трубы — вариант идеальный.

Заглянув в ванную, он обнаружил выломанную раковину и унитаз, но плитку старатели не разбили, до труб не добрались. Пока, по крайней мере.

Джек подошел к стенному шкафу в спальне, примыкавшему стенкой к ванной. Стукнул, услыхал гулкий звук. Стена не капитальная. Видно, ванную расширяли. Он встал на колени, ощупал сверху пальцами широкий плинтус внизу стены, пока не обнаружил небольшую щелку. Сунул туда плоский конец ломика. Потребовалось лишь небольшое усилие, можно было справиться и отверткой. Плинтус отскочил, открылась трехдюймовая щель между стенной панелью и полом.

Совсем как у себя дома.

Он сам уже много лет прячет деньги в золотых монетах — действительно, далеко не лучший способ капиталовложения, но как еще хранить сбережения, не прибегая к банковским услугам? Они спрятаны в квартире, засунуты в водопроводные трубы. Там монеты в безопасности, кто б за ними ни охотился, даже с металлоискателем. Детектор и должен пищать, когда его подносишь к водопроводной трубе.

Джек просунул в щель руку, наткнулся на трубы, идущие к ванной и от нее. Не прошло и минуты, как пальцы нащупали прикрепленный к одной из них предмет.

Есть!

Оторвал пластырь, вытащил, не разглядел находку в темноте, на ощупь твердую, плоскую, в виниловой упаковке. Вылез из шкафа посмотреть при свете.

Открыл треугольный виниловый красный футляр и вытащил ключ с меткой на головке «№ 137».

Молодец я или не молодец?

Араб со своими мародерами со временем отыскал бы его, тем более собираясь разобрать дом по кирпичику. Теперь шиш найдут. Послужит уроком.

С виду ключ от депозитного сейфа. Или от камеры хранения. Только где этот сейф или камера?

Подумаем позже, когда не придется поглядывать на часы.

Джек отправился искать Алисию.

6

Ёсио умирал от любопытства.

Он видел, как ронин женщины Клейтон мыл ветровое стекло машины охранников, потом наклонился к водительской дверце. После чего никто не помешал ему вместе с женщиной Клейтон войти в дом.

Что он сделал?

Не удержавшись, Ёсио быстро прошагал мимо автомобиля. На ходу заметил две неподвижные фигуры на передних сиденьях, настолько неподвижные, что принял их за мертвых. Тут один шевельнулся, чуть приподнял голову и опять провалился в забвение.

Как ронин это проделал? Газ или, может быть, что-нибудь в кофе?

Очень умно, думал Ёсио. Без сучка без задоринки, как выражаются американцы.

Впрочем, кажется, примененное средство начинает выветриваться.

Ёсио не останавливался, оглядывая по пути дом, желая женщине Клейтон с ее ронином удачи в поисках. Лучше бы все найденное в этом доме вышло на свет.

Ибо это позволит ему превратиться из простого наблюдателя в игрока. Правда, гораздо предпочтительнее иметь дело с предсказуемым партнером вроде Сэма Бейкера, наемника араба, чем с этим проворным, крепким, изобретательным незнакомцем, но Ёсио нисколько не сомневается, что и его одолеет со своим многолетним опытом в подобных делах. Сделает все необходимое для победы. Группа Кадзу на это надеется и не согласится на меньшее.

Однако вам, мисс Клейтон, и ронину лучше бы поторопиться. Иначе, боюсь, скоро вы встретитесь в своем доме с незваными гостями.

7

— "В этом доме находится ключ, который откроет путь к исполнению всех ваших желаний", — процитировал Джек, протягивая ключ Алисии. — Может быть, вот этот. Видели его когда-нибудь раньше?

Она по-прежнему стояла на полу на коленях неподалеку от места, на котором он ее оставил. Посмотрела на ключ, но в руки не взяла.

— Нет. Где вы его нашли?

— Он был спрятан в стенном шкафу вашего отца. Случайно, не знаете, каким банком он пользовался?

— Не имею понятия, — покачала она головой, держа в руке ходовую часть игрушечного автомобиля. — Смотрите, что я отыскала. Прицепила колесико.

С ума сошла, что ли? Что за дурачество с детской игрушкой?

— Замечательно. Слушайте, надо нам...

— И до сих пор работает. Видите?

Щелкнула крошечным тумблером, закрутились колесики. Алисия опустила шасси на пол. Машинка со стрекотом побежала по доскам, наткнулась на стену. Так и осталась стоять, уткнувшись носом, с вертевшимися колесами.

— Забирайте с собой, — сказал Джек, с тревогой думая о громилах, храпевших, а может, уже просыпавшихся в автомобиле на улице, — хоть до утра играйте.

— Не поглядывайте на меня свысока, Джек. Я, конечно, немножечко дерганая, неуправляемая, но не умалишенная. Пока еще соображаю.

Она поползла по полу, взяла машинку, вернулась на прежнее место.

— Не должно быть здесь этой игрушки. Тот субъект никогда ни во что не играл, в моей комнате таким вещам не место. Вот почему я искала остатки. И правильно сделала. Посмотрите.

Она снова пустила машинку, на сей раз в другую сторону от стены. Как только колесики коснулись пола, остов развернулся на сто восемьдесят градусов, устремился все к той же стене, ткнувшись в нее носом дюймах в трех левее, чем минуту назад.

Джек хотел было заметить, что некогда играть в игрушки, место им в ее комнате или не место, но упорное стремление автомобильчика к стенке удержало его.

— Он утыкается в одну и ту же стену в седьмой, нет, в восьмой раз, — сказала она. — Куда б я его ни направила, восемь раз из восьми тычется в одно место.

— Не шутите?

Он наклонился, поднял игрушку, перевернул. Ничего особенного: игрушечная машинка с дистанционным управлением под металлическим остовом, с четырьмя колесами, моторчиком, рулевым механизмом, отделением для батарейки, антенной.

Колесики продолжали крутиться, поэтому Джек опустил шасси на пол, направил к Алисии. Машинка развернулась, снова побежала к стене.

— Девять из девяти, — заметила Алисия.

Теперь он заинтересовался.

— Где остальное?

— Вот. — Она протянула черный пластмассовый корпус.

— Никогда не видел ничего подобного.

Литой пластмассовый корпус. Видно, ходовую часть кто-то отломал, проверяя, не спрятано ли что-то внутри. Джек снова соединил детали.

— Больше похож на какой-нибудь джип, чем на легковой автомобиль, — сказала Алисия.

Он взглянул на выгравированный сзади крошечный фирменный знак.

— Так называемый спортивный автомобиль. На самом деле настоящий первоклассный джип. «Лендровер».

— Что?

Подняв глаза, Джек увидел, что Алисия встала, глядя на игрушку широко открытыми глазами.

— "Лендровер". Британская марка, которая...

— Завещание, — пробормотала она. — В завещании упоминается «странник»...[27] дважды... в тех самых бредовых стихах. Как там? В одном «Клейтон покоится, а кровь странствует»... А в другом... а в другом: «Куда идешь, прекрасный странник, какая цель тебя влечет?»...

Он почувствовал радостное волнение, видя, как складываются фрагменты головоломки. Может быть, «ключ, который откроет путь» вовсе не ключ. Может быть, это нечто указывающее дорогу.

Снова поставил игрушку на пол, проследил, как она исполняет свой фокус, уткнувшись носом в стену в том же самом месте.

Маленький «странник» с дьявольской определенностью указывает путь к некоей цели.

— Действительно, какая цель тебя влечет? — процитировал Джек. — Ждите здесь.

Побежал назад в спальню, схватил кувалду и другой лом. Хотел было сначала пробить дыру в каком-нибудь листе фанеры на окнах, взглянуть на машину охранников у парадного, но передумал. Можно привлечь ненужное внимание.

— Что вы задумали? — спросила Алисия, когда он вернулся в ее комнату.

— Что-то в стенке притягивает нашего маленького дружка. Придержите его, пока я посмотрю.

Замахнулся кувалдой и ударил в стену.

8

Телефон зазвонил в тот момент, когда Кемаль заканчивал вечерние молитвы.

— В доме кто-то есть, — сообщил голос Бейкера. — Девка, наверно, послала того самого парня. Сейчас еду туда.

Тревога электрическим током пронзила Кемаля. Как можно? Она только вчера согласилась продать, он готов заплатить. Зачем ей кого-то сегодня туда посылать? Если только...

Если только она чего-нибудь не узнала... если не догадалась, почему дом так дорого стоит, и не отправила своего человека на поиски.

Кемаль закрыл глаза, стиснул зубы. Вентиляция! В конце концов, там кто-то был — помощник Алисии Клейтон. И должно быть, что-то слышал.

— Как это могло случиться?

— Он вырубил моих ребят каким-то газом. Как только оклемались, звякнули. Думают, он еще там.

— Хорошо, что вы позвонили.

— Не скажу, чтоб у меня был выбор.

Кемаль слышал в голосе Бейкера уязвленную гордость, хотя это не так уж и плохо. После неудачного похищения женщины Клейтон на прошлой неделе он держит наемника на коротком поводке, обязав просить разрешения на каждый дальнейший шаг и ничего не делать — совсем ничего! — без предварительной консультации. Операция слишком близка к успешному завершению, чтобы рисковать провалом из-за топорной тактики Бейкера. Фактически, не будь необходимости в постоянной охране дома, Кемаль уволил бы его на прошлой неделе.

— Нечего зря время тратить, — продолжал Бейкер. — Поеду. Если это тот самый, который подрезал фургон, я хочу быть на месте.

— Ничего не предпринимайте до моего прибытия.

— Смотря как дело обернется.

— Ничего не делать без меня. Ясно?

— Ясно, — с усилием выдавил Бейкер. — Тогда не отвечаю за то, что он успеет натворить до вашего приезда.

— Полагаю, никаких проблем не возникнет. Заезжайте за мной, вместе отправимся.

— Это ж на семидесятых. Слишком долго ехать.

— Жду у подъезда, — отрезал Кемаль и положил трубку.

9

Сперва Джек работал кувалдой легонько, боясь повредить спрятанное внутри. Но быстро обнаружил, что стена старой прочной кладки на цементе, и начал прикладывать силу. Времени ушло намного больше, чем предполагалось, однако в конце концов образовалась сквозная дыра приличных размеров.

Алисия заглянула через его плечо:

— Нашли что-нибудь?

— В стене ничего, кроме... самой стены. — Он оглянулся на игрушку у нее в руке. — Почему же тогда... — Тут его осенило. — Ох, проклятье.

Джек взял у Алисии маленький «ровер», пустил в коридор за стеной. Тот заколесил по полу и уткнулся в дальнюю стену.

— Что за той стеной?

— Комната Томаса.

Понесли автомобильчик в комнату Томаса — нисколько не лучше комнаты Алисии, — опустили там на пол. Машинка побежала к дальней стене.

Джек уныло смотрел на нее.

— Проклятая штуковина не к стенам тянется, а куда-то к центру города. Сколько же в завещании загадочных ключей?.. Или, может быть, просто во двор...

Замечательно. Если так, не возьмешь же лом и лопату, не станешь раскапывать передний двор.

Сколько времени потрачено на маленькую железку! Хорошо, хоть ключ нашли.

— Пошли отсюда.

Машинка все жужжала, крутила колесами, прижавшись к стене носом. Джек подавил желание пинком отправить ее подальше по коридору, вместо этого наклонился и поднял игрушку.

— С собой заберете?

Он выключил моторчик, сунул машинку за борт пальто.

— Угу.

— Зачем?

— Не знаю.

И правда. Но что-то подсказывало, что не стоит выбрасывать автомобильчик. Слишком много бредовых аспектов замкнулось на нем: «странник» в завещании и в названии марки, движение в одном направлении к центру города... В этом еще предстоит разобраться.

10

Наконец-то, думала Алисия, когда они спускались по лестнице. Наконец мы отсюда уходим!

Ничего не нашли.

По пути она гасила свет.

— Не трудитесь, — сказал Джек. — Бесполезно стараться скрыть факт нашего визита. Томас со своим дружком арабом мигом догадаются, как только увидят пробитую стену.

Вышли через черный ход, и Алисия в тот же миг вздрогнула, охнула, услыхав рявкнувший голос:

— Стоять на месте!

Оглянувшись, увидела две могучие фигуры на углу дома. В руках в уличном свете заметно оружие. Луч фонаря нашел ее лицо и почти ослепил.

— Руки вверх, оба!

Охранники из машины?

— Господи, какой я идиот, — пробормотал Джек, сцепив на затылке руки. — Чертов газ выветрился.

— Это мой дом! — воскликнула Алисия, щурясь на свету.

— Назад, — скомандовал голос, водя фонарем. — Оба. Сейчас кое-кто явится потолковать с вами обоими.

Что они с нами сделают, гадала она, сжавшись в комок от страха. Пытать будут? Что заставят перетерпеть, пока не поверят, что мы ничего не нашли?

— Пошевеливайтесь...

Повторившийся дважды звук — пуф! — сразу же оборвал голос. Луч перестал светить в глаза, и Алисии удалось разглядеть две фигуры, рухнувшие на землю. Фонарик покатился, осветив лучом одно лицо с выпученными глазами, окровавленным носом.

Она взвизгнула, Джек пригнулся, дернул ее за собой. В руке у него был пистолет, нацеленный на угол дома.

— Они... убиты? — прошептала она.

— Похоже на то, черт возьми, — признал он, поводя пистолетом из стороны в сторону.

— Вы просто ни за что ни про что застрелили их насмерть?

Он на секунду сунул оружие ей на глаза.

— Видите, пистолет без глушителя. И лежал в кобуре, когда их уложили. Кто-то другой стрелял.

— Другой? Но ведь это охранники, дежурившие у подъезда!

— Они самые.

— Кто же...

— Не знаю, будь я проклят. Араб, приятель вашего брата, вчера обмолвился, что опасается, как бы дом не попал в «нехорошие руки». По-моему, это значит, что в наших играх, возможно, участвует третий игрок.

Алисия вздрогнула от дребезжащего звука, крепко вцепилась в локоть Джека.

— Что это?

Повторившийся звук исходил от какого-то тела.

— Кажется, сотовый. Ему кто-то звонит.

По всему судя, Джеку хотелось найти телефон и ответить.

— Пошли отсюда, — взмолилась Алисия.

— Нет прохода с другой стороны?

Она затрясла головой — другая стена дома вплотную примыкает к соседнему с запада.

— Тогда надо идти через дом. Безопаснее, чем по этой дорожке.

Спорить нечего. Впервые на своей памяти она вошла в дверь с облегчением.

По дороге к парадному Джек себя без конца проклинал:

— Дождался, пока они очухались! Чертов дурак. Безмозглый идиот. Нас обоих запросто могли прикончить.

Остановился, дойдя до дверей, отомкнул замок, медленно, тихонько приоткрыл створку.

Алисия выглянула через его плечо. Машина охраны стояла у бровки, мотор работает, дверцы закрыты. Джек высунул голову, оглядел двор.

— Вроде чисто. Пошли.

Распахнул дверь, вытащил ее на лестницу.

— Идите, не останавливайтесь. Быстро — по-настоящему быстро, — только не бегите. Направо. Обойдем вокруг машины.

Алисия пошла, как было велено, а потом ее обуял ужас, страх вновь услышать звук — пуф! — встретив точно такой же конец, который оборвал жизнь охранников. Стараясь не кричать, она побежала.

11

— Черт! — буркнул Бейкер, нажав кнопку разъединения. — Почему они, мать их, не отвечают?

Бросил телефон на сиденье между собой и арабом, сосредоточился на дороге. Мотт с Ричардсом его лучшие люди, а пособник девчонки Клейтон их вырубил. Когда в первый раз позвонили, языки заплетались, хотя вроде бы быстро оправились. К концу разговора почти на сто процентов. Пошли к дому проверить, там ли еще этот тип.

Будем надеяться, что они его взяли и чересчур заняты, перекраивая физиономию, выколачивая потроха, чтоб отвечать на звонки.

Если это тот парень, что срезал фургон, оставьте мне кусочек.

Почка до сих пор болит от удара.

Только все-таки подозрительно. Трижды позвонив, рассчитываешь, что кто-нибудь вытащит проклятый телефон.

За провал операции придется отвечать своей собственной задницей. Он окажется крайним, а стало быть, поцелуется с гонораром и попрощается с постоянной работой в Саудовской Аравии. Хоть и не виноват, черт возьми!

Беспокойство нарастало на повороте на Тридцать восьмую, пока мчались на скорости по кварталу к дому Клейтона. Нюхом чуется что-то не то.

— Смотрите! — Мухаляль ткнул пальцем в ветровое стекло. — Алисия Клейтон!

Бейкер прищурился на фигурку, спускавшуюся по парадной лестнице и спешившую к тротуару. Точно, чертовски похоже. За ней следует какой-то парень...

— Он! Тот самый сукин сын, что на прошлой неделе... про которого я вам рассказывал!

Ярость вскипела в душе. Он газанул, рванулся вперед.

— Нет! — крикнул Мухаляль, хватая его за плечо. — Нет! Остановите машину! Они не должны нас заметить!

— Ни за что! Я должен расквитаться с ублюдком...

— Остановите немедленно или я вас уволю! — пригрозил Мухаляль.

Судя по тону, не шутит. Дерьмо. Бейкер отпустил педаль газа, глядя, как две фигуры торопятся по тротуару.

— Они же были в доме, — пробормотал он, до того взбешенный, что руки тряслись на руле. — Может, чего-то украли. Вернуть не хотите?

Бейкер крысиного хвоста не дал бы за украденное. Надо только добраться до подлого гада...

— Если украли искомое, то, конечно, хочу. И верну. Но если ушли, получив информацию, которой я не располагаю, то она мне нужна еще больше.

— Ничего не пойму.

Надо бы разобраться в этой чертовщине.

Мухаляль махнул рукой в ветровое стекло:

— Следуйте за ними. Незаметно. Если пособник отвезет ее домой, выследим, где он живет, выясним, что он знает. Если еще куда-то поедут, тоже узнаем. Нельзя их упускать.

— Не беспокойтесь, — буркнул Бейкер, трогаясь с места. — Ее не упустим.

— Уверены?

— Угу. В полной мере, — не сдержал он усмешки. — Помните нашу с ней небольшую прогулку на прошлой неделе, так сказать «идиотскую глупость», которая сильно вам не понравилась? Может быть, не такая уж глупость. В свое время я вам не сказал, что засунул ей в сумку, которую она всегда с собой таскает, изотопный индикатор. Отыщем, куда в ни отправилась.

Чурка ничего не ответил.

В чем дело? Верблюд тебе язык откусил?

Бейкер снова схватился за сотовый.

— Кому звоните? — поинтересовался араб.

— Ребятам, которые не должны были выпускать их из дома.

По-прежнему нету ответа после шести гудков.

Если Мотт с Ричардсом кого-нибудь обрабатывают, то не того, кого надо. Тот, кого надо бы, идет по улице.

Дело может обернуться плохо. Очень плохо.

Бейкер набрал номер Кенни. Возможно, понадобится помощь. От долбаного чурки помощи наверняка не получишь.

Кому же еще позвонить из ребят? Всем, черт побери. Проклятье, пусть все принимают участие. Пускай захватят электронные средства слежения и обкладывают медведя.

Чья-то важная задница получит сегодня хороший пинок.

12

Ёсио дождался, пока Кемаль Мухаляль с наемником доедут до конца квартала, отчалил от бровки, пустился вдогонку. Он предвидел прибытие Муха-ляля, хотя надеялся, что к тому времени женщина Клейтон со своим разведчиком исчезнут.

Однако араб их заметил и начал преследовать.

Не придется ли снова вмешаться?

У него на глазах охранники очнулись, вылезли из машины — водитель привалился к капоту, его вырвало на тротуар, — у него на глазах позвонили. Он понял, что у Алисии Клейтон совсем мало времени на поиски того, что она ищет. Когда парочка вытащила оружие и поплелась, пошатываясь, к черному ходу, задумался, как быть: позволить им ее взять, отобрав найденное, что в это ни было, или остановить, позволив ей бежать?

Выбрал последнее.

Очень просто. Уделив все внимание женщине и ронину, охранники полностью позабыли о тыле. Вполне хватило быстрого выстрела в голову каждому из 22-го калибра с глушителем. После чего Ёсио вернулся на пункт наблюдения и принялся ждать.

И подсчитывать потери. Посчитал первого частного сыщика Алисии Клейтон, ее адвоката и поджигателя, которого у него на глазах спалил Бейкер с подручными, добавил двоих нынешних. В результате число мертвецов, связанных с тайной Рональда Клейтона, выросло до двухсот пятидесяти двух, по крайней мере, насколько известно Ёсио. Сколько еще последует?

Интересно, стоит ли того тайна? Иначе группа Кадзу зря платит ему деньги.

Барабаня пальцами по рулю, он мысленно проигрывал разные варианты. Если бы точно знать, что женщина Клейтон отыскала какой-нибудь ключ, путь был бы абсолютно ясен: убить Мухаляля и Бейкера, потом взять ее. Чисто, просто... но катастрофично, если у нее ничего не окажется. Только напрасно себя обнаружишь.

Возможно, конечно, он уже себя обнаружил, убив двоих мужчин на Тридцать восьмой улице. Впрочем, убийство наверняка припишут ронину женщины Клейтон. Будем, по крайней мере, надеяться. Пока дело сильно облегчает тот факт, что о присутствии Ёсио никто не догадывается.

Он следовал за Бейкером, который держался далеко за белым седаном. Ехал, гадая, когда придется сделать выбор.

«Шевроле» ронина повернул на восток, потом к верхней части города, к мосту на Пятьдесят девятой улице, перекинутому в Куинс.

Интересно. Выезжает из города. Может, это и есть ожидавшийся знак. Впрочем, вскоре после того, как Ёсио выехал за своими объектами на скоростное лонг-айлендское шоссе, вопрос о возможном вмешательстве отпал сам по себе: машину Бейкера обогнал темный фургон. Тот самый, который участвовал в неудавшемся похищении на прошлой неделе. Водитель махнул рукой в окно, Бейкер мигнул дальними фарами.

Подкрепление? Кажется, дело серьезное.

Образовалась процессия из четырех машин; Ёсио держался в хвосте.

Потом Бейкер с помощниками сделали нечто совсем непонятное: легковой автомобиль и фургон отставали все больше и больше.

Разве не опасаются упустить женщину Клейтон?

С другой стороны, может быть, знают, куда она едет.

Да, нынешний вечер обещает стать в высшей степени интересным, возможно, решающим вечером. Ёсио предчувствовал, что лучшее еще ждет впереди.

Почти стыдно за это брать деньги, думал он, поудобней устраиваясь за рулем и продолжая движение.

13

Пожалуй, мне это не нравится, решила Алисия, когда Джек остановился на грейдере рядом с крошечным ранчо среди моря картофельных грядок.

Какое-то время назад свернули с лонг-айлендского шоссе, заколесили по пригородам, которые сменились фермерскими поселками, приехали сюда.

— Джек, я хочу вернуться, — в десятый раз повторила она. Наверняка надоела ему, как заезженная пластинка.

Заезженная пластинка... На ум пришел неуместный вопрос: будет ли знать следующее поколение, выросшее на лазерных дисках, что это такое?

— Я вам уже сказал. Вернемся, как только буду абсолютно уверен, что за нами никто не следит.

Он вылез, остановился у открытой дверцы, глядя назад на темную проселочную дорогу. Алисия оглянулась, всмотрелась в заднее стекло.

— Никого нету, Джек.

— Кто-то был. Кто-то ехал за нами с той самой минуты, как мы тронулись с места. Отсюда наша небольшая экскурсия.

Ничего себе «небольшая». Она прожила долгий день и ужаснейший вечер. Боже, когда это кончится?

Во-первых, пришлось вновь войти в дом... Уже плохо. Потом у нее на глазах были застрелены двое мужчин. В памяти до сих пор стоит на секунду увиденное окровавленное лицо, открытые слепые глаза...

Смерть... Сколько смертей связано с тем самым домом...

Поэтому сейчас просто хочется, чтобы кошмарный вечер закончился. Хочется вернуться в квартиру с деревцами, лечь в постель и заснуть. Хотя бы постараться заснуть. И совершенно не хочется трястись по пустым деревенским полям восточного Лонг-Айленда.

Особенно с вооруженным мужчиной, который настаивает, будто за ними следят, когда всякому зрячему видно, что нет.

— Хорошо, — уступила она. — Может быть, кто-то за нами какое-то время следил. Но сейчас позади ни единой машины. На множество миль. Пожалуйста, поедем домой.

Джек поднял голову к небу, Алисия тоже. Ясная холодная зимняя ночь, освещенная полумесяцем и мириадами звезд.

— Слежка ведется разными способами. Поверьте, за нами следили весь вечер. Нутром чую. — Он сунул руку в дверцу машины, вытащил ключи. — По-моему, лучше зайти.

Она взглянула мимо него на домик. Какая-то развалюха, даже при лунном свете видно. Штормовая дверь перекошена, во дворе ржавеет старый пикап в пожухлых коричневых зимних сорняках по колено.

— Туда?

— Угу, — усмехнулся он. — Позвольте вам представить мой собственный дом. Симпатичный двухкомнатный домик на родном сельском ранчо.

— Что-то не похоже.

— Пойдемте. Всего на пару минут. Уверен, к нам вскоре нагрянет компания, и к ее появлению я предпочел бы быть в доме.

Алисия снова глянула на дорогу:

— Джек... никто не нагрянет.

— Обождем минут десять. Если никто не появится, едем. Договорились?

— Договорились, — сдалась она, посмотрев на часы. — Десять минут, и ни секунды больше.

Он вытащил из кармана зубочистку, встал на колени, сунул ее куда-то в дверцу у петли. Подфарники погасли.

— Что вы делаете?

— Блокирую кнопку освещения.

Обломил остаток зубочистки, захлопнул дверцу, но не запер.

— Господи помилуй, зачем?

— Увидите. Если нас не преследуют, не имеет значения. Пошли.

Она последовала за ним по тропинке, он отпер переднюю дверь, включил свет. Алисия остановилась на пороге, осматриваясь.

Сперва запах. Бал здесь правили сырость и плесень. Потом вид: грязный ковер в гостиной, покосившаяся и побитая мебель, обвисшие там и сям обои на стенах, у потолка, по углам, загнувшиеся на манер шелушащейся кожи, обнажая заплесневелую штукатурку.

— Это и есть «симпатичный сельский домик»? — переспросила она. — Когда вы тут были в последний раз?

— Никогда. — Джек закрыл за ней дверь и направился к спущенным жалюзи. — Здесь у меня ловушка.

— Охотничья?

— Нет. Предназначенная на тот случай, когда меня выслеживают, или мне так кажется, а точно невозможно проверить.

— И вы только для этого купили здесь дом?

Джек кивнул, приподняв одну планку жалюзи и выглядывая на улицу.

— Ну да. Отвечает трем условиям: находится на отшибе, не нуждается в постоянном присмотре и дешево стоит.

Она опять огляделась.

— Не знаю, сколько вы за него заплатили, но двум первым условиям соответствует без сомнения.

— Заплатил так дешево, что сумел кое-что обустроить.

— Обустроить? И что же?

— Не так легко заметить.

— Лучше не скажешь. Похоже на притон для наркоманов.

Он рассмеялся, по-прежнему глядя в щелку.

— Ну конечно. Можно подумать, вы не вылезаете из притонов.

— А как же, — с таким же сарказмом парировала она. — Насмотрелась, забирая больных детей у наркоманов-родителей. Вы даже сотой доли не видели.

Джек взглянул на нее:

— Вы правы. Не видел. Простите. Я о вас почти ничего не знаю. — И снова стал всматриваться сквозь планку жалюзи.

Что имеется в виду? Чуть не спросила, но удержалась.

Успокойся, велела она себе. Диковато ведешь себя нынче вечером. Диковато — не то слово. У него обязательно должны возникнуть вопросы. У любого возникли бы.

— Угу, — буркнул Джек у окна. — Вот и компания.

Отодвинулся, приоткрыл щелку. Алисия выглянула.

Перед домом за ржавым пикапом тормозил легковой автомобиль и фургон. Сердце екнуло, зачастило, когда она узнала последний.

14

— Все вылезайте за пикапом, — приказал Бейкер по сотовому, останавливаясь за фургоном.

Открыл дверцу, выскочил, принял на себя командование. Не стоит во всеуслышание объявлять, сколько ребят он привел. В жилах почти в полный голос пела кровь, бежала по телу, покалывала кончики пальцев. Вот родная стихия для Сэма Бейкера, где он живет полной жизнью.

— Запомните, — предупредил араб, высовываясь с пассажирского сиденья. — Женщину не трогать.

— Угу, — буркнул Бейкер. — Слышу.

Он слышал это с той самой минуты, как выехал на лонг-айлендское шоссе. Об этом ему все известно. Мухаляль поставил условие с первого дня: не трогать девчонку.

С парнем дело другое.

Особенно после того, что выяснилось насчет Мотта и Ричардса. Не дождавшись ответа по телефону, Бейкер звякнул Чаку, послал разобраться. Чак всегда рад чего-нибудь сделать. Ни на что другое особо не годен со сломанной правой рукой и с коленкой в распорках, благодаря тому самому малому, что сидит теперь в доме.

Чак перезвонил в полнейшем смятении. Мотт и Ричардс убиты. Выстрелом в голову. Похоже, наповал.

Бейкер раньше слыхал о слепой ярости, но до нынешнего вечера ничего подобного не испытывал. Так взбесился, так громко вопил, что чуть не ухнул машину в кювет.

Не то чтоб Мотт с Ричардсом не заслуживали пули в лоб, сперва покорно нанюхавшись газа, потом выставившись на всеобщее обозрение. Послужит чертовски хорошим уроком.

Плохо, что свои ребята накрылись, хоть они на то шли, согласившись на него работать. Крепкая оплеуха Сэму Бейкеру. Тот самый парень не должен остаться в живых и трепаться об этом.

Но перед смертью надо довести его до поросячьего визга.

Шесть оставшихся вылезших из фургона ребят, включая Кенни, к его приходу успели оправиться и проверить оружие. Бейкер ткнул пальцем в крупного чернокожего, который стоял на колене, завязывая шнурок на ботинке.

— Бриггс, пойди погляди на машину. Просто на всякий случай. Тут у нас хитрый малый, так что поосторожнее, а не то кончишь как Мотт с Ричардсом.

Бриггс, вскинув «тек-9», затрусил к «шевроле», а Бейкер повернулся к Перковски, указывая на столб:

— Лезь. Перережь телефонные провода. — Потом дал указание Барлоу: — Возьми Де Мартини, прикроете сзади.

Когда двинулись к заднему двору, вернулся Бриггс, докладывая:

— С машиной все в порядке.

— Эй, посмотри-ка.

Бейкер оглянулся, увидел, что Кенни указывает на дом. Проследив за пальцем племянника, разглядел два силуэта за открытыми жалюзи, которые через секунду закрылись.

— Они нас заметили. Где мой «тек»?

Кенни выудил из фургона «тек-9», перебросил. Бейкер одной рукой поймал. Проверил обойму, снял с предохранителя. Любимая красивая игрушка. Глазом не успеешь моргнуть, как выпустит тридцать два заряда.

— Пошли.

— Постойте, — прозвучал сзади голос. — Я с вами.

Вот дерьмо. Не вовремя араб набрался смелости.

— По-моему, мысль неудачная. Может начаться стрельба.

— Этого я и боюсь. Женщина не должна пострадать.

— Не беспокойтесь. Мы...

— Я иду с вами. Вперед.

Бейкер взглянул на него и подумал: если б ты мне не платил, вшивый гад, сунул бы я тебе дуло прямо под нос, просверлил бы девятимиллиметровую дырку в тупой башке.

— Ладно, — улыбнулся он. — Как скажете. Только меня не вините, если вам будет плохо.

15

— Зачем открывали? — спросила Алисия, когда Джек плотно закрыл жалюзи.

— Хотел, чтоб они обязательно нас разглядели.

Он отошел от окна, покачал головой:

— Оружие смертоносное. Похоже, готовы к серьезному делу.

Все внутри у Алисии сжалось в болезненный ком. Мужчины с оружием... ищут ее... как до этого можно было дойти?

— То есть хотят нас убить? — уточнила она.

— "Тек-9" только для этого и годится, — кивнул Джек. — Насмерть бьет с близкого расстояния. — И мельком улыбнулся. — Впрочем, вас это совсем не касается. Вашей смерти им хочется меньше всего.

Алисия поняла недосказанное: первой жертвой убийц станет Джек.

Где ты, Уилл Мэтьюс, когда мне так нужен?

— Звоните в полицию, — приказала она, вдруг придя в возбуждение. Не хочется добавлять Джека к троице, которую она уже впутала в это дело. — Может, увидят, что едет полиция...

— Парень, залезший на столб, обо всем позаботился. Даже если не позаботился, полиция не успеет. Даже если в успела, не будем ее вызывать.

Он направился через гостиную к маленькой смежной столовой. Алисия побежала за ним.

— Слушайте, Джек, я знаю о вашем предубеждении против полиции, но здесь десяток вооруженных мужчин...

— Восемь, — уточнил он, встав на колени перед обшарпанным пыльным буфетом и отодвигая его от стены. — Причем один без оружия или хотя бы его не показывает.

На стене за буфетом оказалось нечто вроде панели охранной системы. Джек принялся набирать код.

— Пусть восемь, — согласилась Алисия с нараставшей злостью и отчаянием. — Сколько бы ни было — целая армия, а нас с вами двое. Чего вы там копаетесь! Включаете сигнализацию? Нам нужна помощь, а не сигнализация!

— Нет, — сказал Джек. — Нам нужен выход. И он сейчас откроется.

Снова придвинул буфет к стене, пошел к кухне, жестом поманив ее за собой:

— Пошли.

Прошли через кухню, не включив свет. Слева за холодильником зиял темный проем.

— Подвал. Справа перила. Как только закроете за собой дверь, зажгу свет.

Подвал был наполовину отделан панелями, наполовину голыми обожженными кирпичами. Джек шагнул по замусоренному полу к панельной стене, подцепил сверху пальцем обшивку и дернул. От стены отделилась секция, подвешенная на петлях. За ней открылось круглое отверстие диаметром в четыре фута.

— Господи боже, — охнула Алисия, — подземный ход... Бомбоубежище? — Перспектива безвыходно корчиться в темной тесной норе, когда за ней охотятся вооруженные мужчины, показалась невыносимой. — Ой, нет, наверно, не смогу.

— Там туннель. — Тон определенно свидетельствует, что терпение Джека не безгранично. — К полю через дорогу. Вперед. У нас мало времени.

Протянул ей фонарь, жестом велел идти первой. Набрав в грудь воздуху, она нырнула в дыру, проползла несколько футов. Потом очутилась в трубе из рифленого гальванизированного металла, холодной, но на удивление чистой. Джек последовал за ней, плотно задвинув за собой переборку. Очутившись во тьме, Алисия включила фонарь.

— Посветите сюда на секунду.

Закрыв какой-то засов на стене, он протиснулся мимо, взял фонарь и пополз по туннелю.

— Сюда.

— Выбирать не приходится, — вздохнула она, гадая, кончится ли когда-нибудь этот вечер.

16

— Надо действовать очень быстро, — услышал Бейкер указание Мухаляля по дороге к передней двери.

Араб без конца оглядывался на дорогу в оба конца, словно выискивал признаки жизни. Ничего, кроме темноты.

— Боитесь, как бы кто-нибудь копов не вызвал? — догадался Бейкер.

— Да. Конечно. Я не гражданин вашей страны и не пользуюсь дипломатической неприкосновенностью. Арест доставил бы колоссальные неприятности моей... организации.

Что за организация! Бейкера с самого начала занимал этот вопрос.

— Не волнуйтесь. Мигом управимся.

— И не забывайте...

— Знаю, знаю. Девушку не трогать.

— Правильно. С мужчиной делайте, что вам будет угодно, но она не должна пострадать.

Скажи только еще разок...

— Держитесь за мной, — шепнул он Мухалялю, жестом приказывая ребятам занять позицию с другой стороны от дверей.

Всегда полезно заставить кореша заплатить по счетам на линии огня.

Бейкер махнул Бриггсу, посылая вперед. Здоровяк вышиб дверь и ворвался, водя по сторонам автоматом. Остальные ввалились за ним.

Бейкер с Мухалялем обождал с полминуты, пока во всем доме не вспыхнул свет, потом увлек его за собой.

Неужели здесь живет помощник крошки Клейтон? Прямо помойка какая-то.

— В передней спальне чисто, — доложил Бриггс, возникнув в коридоре.

— И в дальней, — добавил Торо, следуя за ним.

Через секунду Кенни протопал по лестнице из подвала, прошел через кухню.

— Подвал пустой.

— Что за чертовщина, мать твою? — почесал Бейкер в затылке.

Шагнул в конец столовой, открыл окно. Пережил нехороший момент, не видя Барлоу и Де Мартини — не постиг ли их тот же конец, что Мотта с Ричардсом? — но наконец заметил.

— Выходил кто-нибудь через черный ход? — крикнул он.

— Нет! — прокричал в ответ Барлоу.

Бейкер оглянулся вокруг.

— Дерьмо. Ведь они точно тут были. Мы ж их видели.

Чурка долбаный наблюдает, оценивает. Если вдруг прозевать, упустить...

— Эй, смотри-ка сюда! — воскликнул Перковски в прихожей, дулом автомата указывая на веревку, свисавшую с потолка.

— Так-так-так, — проворчал Бейкер, шмыгнув мимо Мухаляля, чтоб посмотреть поближе. — Что это тут у нас? Похоже, у нас тут складная лестница.

— А еще, похоже, у нас тут в стене сейф, — добавил Бриггс, срывая со стены гостиной черный бархатный коврик с изображением тигра.

— Потом посмотрим, — бросил Бейкер, — а сейчас мы, по-моему, накрепко загнали крысу в угол.

Нужен ему этот парень... ой как нужен.

Он поднял свой «тек», знаком велел Перковски дернуть веревку.

— Давай.

Тот дернул, дверца люка на потолке опустилась.

Бейкер пригнулся, готовый пустить очередь при первом звуке, при первом появлении чего-нибудь угрожающего. Но в темном прямоугольнике ничто не шелохнулось.

Перковски потянул прикрепленную к дверце складную лестницу. Как только та стукнулась об пол, сверху по траку с верхних перекладин заскользило что-то черное.

Бейкеру понадобилась всего пара секунд, чтобы узнать в штуковине маленькую пушку.

— Назад! — рявкнул он.

...И оказался полным идиотом, когда пушечка докатилась до конца, рывком остановилась, выбросила из дула красный флажок.

На котором желтыми буквами было написано: «БУХ!»

Обожди, дай мне до тебя добраться, мать твою, думал Бейкер, глядя на лестницу под гогот Перковски и Торо. Очень долго тебе будет больно.

— Прямо комик какой-то, — заметил Перковски.

— Истинный клоун, — подтвердил Торо.

Перковски полез по лестнице, выставив перед собой «тек».

— Терпеть не могу клоунов.

— Тише, Перк, — предупредил Торо. — Вспомни Мотта и Ричардса.

— Ох, не бойся, — отмахнулся Перковски. — Ричардс был моим другом. Я его хорошо помню.

Его голова и «тек» скрылись в темном отверстии, откуда раздался резкий лающий невеселый смешок.

— Ха! И правда, настоящий клоун.

— Чего там? — спросил Бейкер, карабкаясь следом.

Стоя ниже на перекладине, старался заглянуть внутрь через спину Перковски. Бросив мимолетный взгляд, обнаружил десяток игрушечных пушек, точно таких, как первая на лестнице, расставленных по другую сторону люка. Веревка тянулась к голой лампочке прямо над головой.

Бейкер пригнулся, спрыгнул на пол.

— Не нравится мне эта картина. Слезай-ка оттуда.

— Эй, тут еще и другие клоунские штучки, — заметил Перковски, взявшись за веревку. — Прольем чуточку света на этот вопрос.

— Я бы... — начал было Бейкер и захлебнулся под оглушительный треск полудюжины одновременно грянувших автоматов.

Тело Перковски — голова, руки, сплошное кровавое месиво — рухнуло с лестницы прямо на Торо.

Бейкер окончательно взбеленился. Еще один мертвец! Вот сукин сын!

Вскинул автомат и начал палить. Выпустил в потолок все тридцать два заряда, выскочил в коридор, вставил другую обойму, чтобы выпустить еще тридцать два, но тут кто-то схватил его за руку — разозленный испуганный Мухаляль.

— Женщина! Ты убьешь женщину!

Бейкер чуть не послал его в задницу, когда из гостиной донесся страдальческий вопль. Ринувшись за угол, он увидел корчившегося в агонии Бриггса с зажатой в стене рукой.

— Что стряслось, мать твою? — крикнул Бейкер.

— Сейф! — простонал Бриггс. — Он открытый стоял, вижу — деньги, полез, а меня прищемило!

Бейкер заметил, что из круглого отверстия сочится кровь и течет по стене.

— Вот урод!

— Вытащи меня, старик, — завывал Бриггс. — Прямо насквозь проткнуло. Умираю!

Дерьмо! Что еще может случиться плохого?

В тот момент запищал какой-то сигнал.

Все застыли. Даже Бриггс перестал причитать.

Писк... шел из ободранной тумбы для стерео в другом конце комнаты. Кенни шагнул, открыл дверцы.

На электронном дисплее мелькали крупные красные цифры обратного отсчета, при появлении следующей каждый раз звучал писк.

...58... 57... 56...

Кенни, желая взглянуть поближе, опустился на колени и сразу же отскочил.

— Господи боже, Сэм, бомба!

Бейкер на миг замер, потом пошел вперед. Кенни в бомбах не разбирается, не его это сфера.

И почувствовал, как волосы поднимаются дыбом, узнав брикет С-4. Знакомая штука. Точно такая пустила на воздух автомобиль адвоката. От заряда во все стороны тянутся бесчисленные провода.

...45... 44... 43...

— Да не стой же там, Сэм! — завопил Кенни. — Разряжай!

— Меньше чем за минуту? Боюсь, не получится.

...40... 39...

— Я пошел, — сказал Торо и двинулся к двери.

— Эй! — крикнул Бриггс. — Ты куда? Эй, ребята, не бросайте меня тут с бомбой! Пожалуйста! Прошу вас! — И отчаянно взвыл.

...36... 35...

Бейкер заметил, что араб направился к выходу, и нисколько не удивился. Хотел бежать следом, очень хотел подальше убраться от бомбы, однако...

— Сэм, — испуганно пробормотал Кенни, — может, лучше бы...

— Нож при тебе? — спросил он, выхватив из чехла собственный специальный клинок для десантников.

...32... 31...

— Конечно, — кивнул Кенни.

— Тогда вытаскивай и иди сюда. Пошевеливайся!

— Эй, Бейкер! — простонал Бриггс, тараща глаза, когда они к нему ринулись с обнаженными ножами. — Ты чего собираешься делать?

— Руку тебе отрежу, чтоб не совал куда не надо, — посулил Бейкер, остановившись справа от Бриггса. — Может, правда придется, да сначала попробуем еще кое-что. Назад наклонись. — Простукал стену слева над сейфом с другой стороны от Бриггса и велел Кенни: — Тут бей. Давай!

...28... 27...

— Никогда нам не выломать из стены этот сейф, — каким-то непривычным тоном пискнул Кенни.

— Знаю, — проворчал Бейкер.

И взялся за стену над сейфом, пробив рукояткой ножа в штукатурке дыру. Пробив, перевернул оружие, принялся работать зазубренным лезвием вглубь, потом вниз под углом.

...24... 23...

Он старался держаться спокойно, чтобы Кенни не заметил страха, только сердце ухало паровым молотом, тело сплошь обливалось потом.

Как только нож царапнул крышку сейфа, Бейкер рывком вывернул пласт штукатурки.

Оглянувшись, увидел племянника, который лихорадочно рушил стену на своем месте. По сравнению с физиономией восковой бледности рыжие волосы стали огненными, но свое дело он делал.

— Давай, Кенни!

...20... 19...

— Не хочу погибать из-за глупости Бриггса. Сэм! — крикнул Кенни, когда Бейкер принялся пробивать стену справа над сейфом.

— И я тоже, малыш. Только своих не бросают, когда есть возможность помочь. Даже ослиную задницу.

Таково одно из правил спецотрядов. Упал кто-то за линией — почти всем рискуешь, вытаскиваешь.

...16... 15...

Бейкер услышал, что Кенни пробился, и сам пробил второе отверстие. Поднялся на цыпочки, глянул в дыру. Мало света.

— Кенни, подтяни сюда вон ту лампу.

— Сэм...

Проклятье, племянник чуть не плачет.

Знаю, как ты себя чувствуешь, малыш, но должен оставаться со мной. Не подкачай.

— Ну давай!

...12... 11...

Кенни схватил лампу, высоко поднял трясущимися руками.

Теперь хорошо было видно мощную пружину с вонзившимся в ладонь Бриггса шипом.

— Вон он, сукин сын.

...08... 07...

Бейкер протянул руку, сунул кончик лезвия под пружину. Рука дрогнула, нож сорвался.

— Давай! Давай!

Он снова вставил лезвие, со стоном приложил все силы, вытаскивая шип. Тот поддался, Бриггс зашипел сквозь зубы, выдохнул...

...04... 03...

...с пронзительным воплем выдернул окровавленную руку из сейфа и сломя голову бросился к передней двери.

Кенни за ним по пятам, замыкавший процессию Бейкер скатился со ступенек, свалил Кенни на землю.

— Ложись! — крикнул он.

17

— Где мы? — спросила Алисия, когда Джек помог ей выбраться из туннеля по лестнице.

— Смотрите.

Она медленно огляделась вокруг. Кругом кусты, окружающие картофельное поле. В пятидесяти футах справа стоит белый прокатный автомобиль точно там же, где они его оставили. За машиной дом Джека, во всех окнах свет.

— На другой стороне дороги, — сообразила она.

— Верно.

— И что будем...

Алисия вздрогнула, услыхав гулкий грохот из дома, за которым последовала автоматная очередь.

— Боже мой, что случилось?

— По-моему, кто-то как раз попал под пушечный выстрел, — ответил Джек.

— Вы имеете в виду, убит?

— Скорей всего, — кивнул он. — Я же сказал, что это ловушка. Кто туда попадет, попрощается с жизнью.

Она взглянула на него. Он вызывает у нее все больше симпатии, даже доверия за короткое время знакомства, что совсем не в ее правилах — список людей, которым она доверяет, предельно короткий, — но сколько в нем непонятного! Одно абсолютно невообразимо: несмотря ни на что, думать даже не хочется, что за обыденной, неприметной наружностью скрывается мужчина, готовый и способный убить, если нужно.

Который стоит рядом, всего в одном шаге. Алисия попятилась с пересохшим ртом, стараясь разглядеть в темноте выражение его лица.

— Вы... кого-то убили?

— Точнее сказать, кто-то совершил самоубийство... ворвавшись туда, куда не имел права врываться, сделав то, что не имел права делать.

Она ощутила внутри дрожь и слабость. Еще чуточку отступила.

— Это... очень страшно.

— Вам их жалко?

— Я не убийца.

— А они убийцы, — тихо сказал Джек, глядя не на нее, а на дом. — Это они убили вашего сыщика, сожгли заживо Фитиля Бенни, взорвали адвоката. Как его звали?

— Вайнштейн... Лео Вайнштейн.

Боже, она почти забыла про бедного Лео.

— Да. На куски разорвали. За что? За то, что он занимался своим делом. По-вашему, миссис Вайнштейн возразила бы, чтобы убийц ее мужа постигла точно та же судьба? По-моему, вряд ли.

— Не знаю насчет миссис...

Джек не слушал. Продолжал говорить все тише и суровее:

— Впрочем, я это сделал не ради миссис Вайнштейн, не ради вашего частного сыщика, даже не ради Фитиля Бенни, которого немного знал. Я сделал это для себя и — хотите вы этого или нет — для вас.

— Не для меня, — возразила Алисия. — Я никогда не хотела...

— Потому что перед нами убийцы. А как только выступишь против убийц — поверьте, мы с вами против них вместе выступили, — остается единственный способ: расправиться с ними, пока они с тобой не расправились. В противном случае наверняка пожалеешь. Когда-нибудь они нас найдут — возможно, случайно, может быть, целенаправленно, — но рано или поздно наши дороги пересекутся, и они нас прикончат без колебаний. Постараются, по крайней мере.

От его обыденного, ровного тона мороз пробирал по коже.

Как я могла ввязаться в такое?

— Вон они.

Алисия увидела две выскочившие из передней двери фигуры. Дернулась, когда Джек схватил ее за руку, но хватка оказалась крепкой.

— Сюда, — шепнул он. — Пригнитесь пониже.

Согнувшись, потащил ее к машине, осторожно открыл водительскую дверцу. Подфарники не загорелись. Теперь стало ясно, зачем он заблокировал зубочисткой кнопку. Толкнул ее вперед:

— Заползайте, не поднимайте голову.

Влез следом, тихо закрыл дверцу. Вставил ключ зажигания, но не стал поворачивать. Вместо этого наклонился к ней, глядя на дом.

— Ну... смотрите. Теперь уже скоро.

18

Стараясь не впадать в панику, Кемаль присел у заднего колеса пикапа, ржавевшего в переднем дворе, наблюдая за домом. Рядом столпились наемники, которых он сюда привел.

Неужели в один вечер может случиться столько неприятностей? Разве такое возможно?

Он давно забеспокоился, особенно после известия об убийстве охранников. Два трупа могут привести полицию прямо к Кемалю, а от него к Исвид Нахр. Он будет унижен перед Халидом Насером. Бейкер обещал, что трупы «исчезнут», но сколько в этом обещании пустой похвальбы?

Возможно, нисколько. Надо признать, Бейкер совсем неплохо обращается со своими людьми. Которые, кажется, хорошо подготовлены, с военной точностью выполняют приказы. Вдобавок ему хватило сообразительности сунуть женщине Клейтон детектор.

Оценка Бейкера начала повышаться. Если б не его упрямство...

Потом ситуация стала стремительно осложняться. Один мертв, другой застрял в доме, как зверек в капкане, дом через пару секунд взорвется.

И где сейчас Бейкер? Почему еще в доме? Старается разрядить бомбу?

В переднюю дверь неожиданно вылетел попавший в ловушку наемник по имени Бриггс, за ним Бейкер с другим рыжеволосым наемником.

Бриггс со всех ног мчался к пикапу, Бейкер с другим упали в траву. Кемаль пригнулся, заткнул уши.

Через секунду послышался слабый шлепок, быстрый, отрывистый, как бы эхо выстрела.

Потерпев еще пару секунд и не дождавшись взрыва, Кемаль осторожно поднял голову, выглядывая из-за кузова. Увидел стоявшего с другой стороны Бриггса, державшегося за кровоточившую руку.

— Вот сукины дети! — заорал Бриггс. — Ублюдки вшивые, мать вашу так! Бросили меня там, чтоб разорвало к чертям на клочки, а взорвалась одна-единственная петарда!

— Чего? — переспросил наемник рядом с Кемалем, встав на ноги.

— Точно, Торо! — вопил Бриггс, ковыляя к ним. — Фейерверк долбаный! А вы задницы за пикапом попрятали, желтопузые крысы!

Один из наемников, стороживших черный ход, подбежал к пикапу, уставился на окровавленную руку Бриггса.

— Что тут, черт возьми, происходит? Что с тобой стряслось?

— Хочешь знать? — переспросил Бриггс. — Торо, расскажи Де Мартини, как ты...

— Бегите!

Кемаль, оглянувшись, увидел вскочившего на ноги Бейкера, который поднимал и тащил рыжеволосого наемника обратно к дому.

— Все прочь от пикапа!

Трое других наемников не обратили внимания, но Кемаль решил — если Бейкер бежит, то и он побежит, и как можно быстрее.

— Ага! — кричал Бриггс за спиной бегущего Кемаля. — Беги, арабская желтопузая крыса! Беги, пока я...

Взрыв застал Кемаля врасплох. Он только что бежал, а в следующую секунду взлетел, словно чья-то гигантская рука ударила в спину, подбросила в воздух. Ночь наполнилась шумом, светом, летящими кусками железа.

Кемаль упал, покатился, замер плашмя, закрыв руками голову, прижимаясь к холодной и твердой земле.

Потом все кончилось.

Он встряхнул головой, перевернулся, встал на колени. Почти ничего не слышал сквозь звон в голове. Оглядел двор, усеянный дымившимися обломками. Наемник, который рядом с ним прятался за пикапом, лежал на траве темной неподвижной грудой. Раненый Бриггс и некий Де Мартини наверняка представляют собой то же самое по ту сторону от обгоревшего остова.

Впрочем, что-то зашевелилось. Бейкер шел от дома, потрясая в ночи кулаками. Кемаль видел разъяренное лицо, понимал по широко открытому рту и напрягшимся жилам на шее, что наемник кричит в темноту.

Слов не слышал. И очень хорошо.

Взглянул на дорогу, заметил, что белый автомобиль, за которым они сюда ехали, исчез.

Он склонил голову и произнес молитву. Или разразился слезами.

19

Ёсио громко хохотал в своей машине.

Замечательный вечер. Заслышав стрельбу в доме, он предположил наихудшее: Мухаляль со своими наймитами убил ронина женщины Клейтон. Потом увидел выбегавших из дома людей, приседавших за сломанным грузовиком в переднем дворе, и стал ждать перестрелки.

Однако какая же может быть перестрелка, если Алисия Клейтон с ронином шмыгнули в свой собственный автомобиль, стоявший на другой стороне дороги?

Взрыв прояснил ситуацию. Небольшой взрыв — или предварительное уведомление о большом — выгнал всех из дома в предположительно безопасный двор. Где же лучше укрыться от летящих обломков, как не за обычным пикапом, ржавеющим во дворе?

А дом даже не собирался взрываться. Зачем взрывать хороший дом, если можно с помощью ложной бомбы выгнать оттуда незваных гостей, заставив их сгрудиться поближе к настоящей?

Обломки ветхого пикапа еще летали в воздухе, когда белый автомобиль ронина тронулся с места, покатил по дороге, не включая огней. И растаял в ночи.

Ёсио захлопал в ладоши. Просто, изящно. Браво, ронин-сан!

К счастью, Мухаляль уцелел. Ему нужен живой араб. Он единственный, за исключением брата женщины Клейтон, знает, почему дом так дорого стоит.

Ёсио смотрел на бесившегося в ночи Бейкера, к которому бежал последний мужчина, стоявший на страже у черного хода. Опустил стекло, чтобы лучше слышать.

— Кто ты такой? Покажись! Кто ты, гад долбаный? Выходи! Ну, давай! Мы с тобой! И больше ничего! Никаких фокусов! Только ты и я! — Голос Бейкера поднялся до визга. — Кто ты такой, мать твою?

Хороший вопрос, согласился Ёсио. Кто такой этот ронин?

Очевидно, не просто наемная сила. Мужчина, хорошо знакомый с насилием, применяющий его разумно и стильно. Опытный в своей сфере деятельности, намеренный еще долго ею заниматься, о чем свидетельствует искусно оборудованный домик-ловушка. Дом подтверждает, что ронин рассчитывает далеко вперед и вполне способен приготовиться почти к любой неожиданности.

Значит, следующий шаг надо делать с особенной осторожностью.

Необходимо встретиться с ронином раньше, чем Мухаляль и Бейкер по слепой случайности набредут на него и убьют. Ронин наверняка что-то знает, что-то обнаружил в доме.

Ёсио подавил побуждение нажать на газ и следовать за ним. Оценив риск, признал неразумным в данный момент проезжать мимо дома. Бейкер или кто-нибудь из прочих наемников вполне может разрядить в него пару обойм. В меткость стрельбы мало верится, но вдруг случайная пуля попадет в бензобак или, хуже того, в него самого.

Нет, лучше ехать за всей компанией в Манхэттен.

А потом уже выяснить, что отыскала та парочка в доме Клейтона.

20

— Правда, Джек, — ныла Алисия, — я домой хочу.

Или хотя бы выйти из машины. Ее мутило.

Вместо возвращения в город Джек ехал дальше на восток, к мысу на краю Лонг-Айленда. Со временем свернул на север прямо к Саг-Харбор[28]. Остановился на стоянке у какого-то заведения под названием «Серфсайд-Инн». Как известно, в Саг-Харбор никто серфингом не занимается. Фактически тесный с виду мотель стоит вообще далеко от воды.

— В город возвращаться рискованно, — сказал он. — Мы их разбили, но я не имею понятия о резервах араба. Вполне возможно, что на скоростных шоссе уже стоят дозорные, которые нас дождутся и проводят до дому. Поэтому лучше ехать кружным путем.

— Ладно, поехали, — согласилась она. — Зачем тут останавливаться?

— Переночуем. — Джек махнул рукой, не дав ей слова молвить. — Доверьтесь мне. Утром вернемся, никто нас не будет искать. Мы нахлебались уже нынче вечером, дело может пойти и покруче.

Черт побери, точно знает, что надо сказать. Больше не хочется никакого насилия.

— Ну хорошо. Только нельзя ли найти что-нибудь поприличней?

— Собственно, сейчас не самый разгар сезона, — напомнил он. — Тут открыто, табличка уведомляет о наличии свободных мест, мы здесь пробудем часов пять, не больше. Лучше того — стоянку с дороги не видно. Сидите и ждите.

Не оставив ей времени на возражения, выскочил из машины и направился к офису.

Она закрыла глаза, стараясь ни о чем не думать. Сплошной кошмар. В действительности не бывает ничего подобного. Скоро очнешься и поймешь, что видела страшный сон.

Алисия вздрогнула, услыхав стук в стекло. Джек, держа ключ, кивнул на ряд дверей слева от машины. Она со стоном вылезла, потащилась за ним. Еле-еле волочила ноги, промерзла до мозга костей.

Он отпер дверь под номером 17, она вошла, он следом, закрыв дверь за собой.

Обстановка чуть лучше, чем в «деревенском домике», но сырость и плесень все те же. Занавески в цветочек в тон покрывалам на двух двуспальных кроватях, а ковра нет.

— Какую выбираете? — спросил Джек.

— Что?

— Кровать.

— Шутите? — не поверила она. — Неужели мы останемся в одном номере? Слушайте, может быть, дело пойдет и покруче, только я могу заплатить...

— Деньги тут ни при чем. Просто так безопасней. — Он снова кивнул на кровати. — Ну, какую?

Алисия ткнула пальцем в ту, что ближе к ванной. Боже, как хочется в душ, просто до смерти хочется, но нет чистой одежды на смену — что толку?

— Вот эту.

— Отлично, — кивнул он, усаживаясь и подпрыгивая на другой. — Тогда эта моя. — Тут голос Джека понизился до баритона Чарлтона Хестона[29]: — Сразу давайте-ка кое-что проясним, моя юная леди. Знаю, вы по мне с ума сходите, но никаких надежд не питайте, не думайте и не мечтайте.

Старается приободрить меня, сообразила она и с усилием изобразила улыбку:

— Постараюсь как-нибудь сдержаться.

— Правильно. Потому что я уже занят.

Алисия поняла, что теперь он не шутит. Секунду смотрела на Джека, стараясь разобраться в своем к нему отношении. Страшная личность, с одной стороны... Смертоносный убийца — скольких он сегодня прикончил? А с другой стороны, оказавшись наедине с ним в номере мотеля, она не только верит, что он уже занят, но и почти завидует женщине, которая завоевала его сердце.

Все равно сейчас не разобраться, решила она, направляясь к кровати. Надо поспать, отдохнуть, отключиться.

Сегодня произошло слишком много событий. Возвращение в старый дом, в свою старую комнату, в его спальню, убитые люди на заднем дворе... уже более чем достаточно. Потом за ними гналась целая армия, пальба, крики, взорванный грузовик, пламя в ночи...

Алисия погружалась в какой-то кисельный туман, медленно приближаясь к вожделенной чудесной постели...

Слишком устала... слишком... в цепи перенапряжение... надо отдохнуть...

Наконец добралась. Сдернула покрывало, влезла под простыню.

Пробормотала:

— Спокойной ночи, — накрылась с головой.

Тишина... темнота... благословенная темнота...

21

— Спокойной ночи, — сказал Джек, глядя на свернувшуюся в клубок под простыней Алисию.

Ненормальная, точно. Впрочем, все Клейтоны ненормальные в своем роде.

Что теперь? Надо было в последовать ее примеру и отключиться, но он слишком взвинчен, чтобы заснуть. От чего тот самый ключ? И чертов маленький «лендровер»... Мысль об упорном стремлении автомобильчика попасть во двор дома Клейтона не отступала.

Он поднялся и вышел на улицу. Открыл дверцу «шевроле», взял с заднего сиденья игрушечную машинку, вынес на середину стоянки, включил моторчик.

— Ну, мистер Ровер, посмотрим, куда вы теперь захотите пойти.

Опустил шасси на мощеную площадку, направил по своему представлению на восток и пустил. Машинка побежала, почти сразу повернув налево. Джек ждал, что она развернется дугой и вернется к нему, но колесики повернулись всего на три четверти и покатились через площадку по диагонали.

Он бросился вдогонку, поймал игрушку, пока она не столкнулась с припаркованным «аккордом».

Машинка должна была двигаться к западу, к дому Клейтона или, скорей, ко двору перед ним. Может, ориентиры ошибочные?

Джек посмотрел на звезды. Хорошо, ночь холодная, ясная, зимняя. Отыскал Большую Медведицу, над ней Полярную звезду. Отлично. Там север.

Вернулся на прежнее место, направил автомобиль на восток... Черт побери, он опять побежал все к тому же «аккорду».

Снова сориентировался по Полярной звезде. В Марри-Хилл автомобильчик упорно стремился к верхней части города, к северу... к переднему двору, по мнению Джека. А теперь рвался на северо-запад... в противоположную сторону от переднего двора.

Что с тех пор изменилось?

Во-первых, местонахождение «ровера».

Или, может быть, кто-то в какой-то момент переключил управление?

Над этим надо бы поразмыслить, причем в более подходящей ситуации по сравнению с нынешней.

Завтра... можно будет раздумывать целое утро. Приступив к поискам открывающегося ключом сейфа.

Джек вернулся в номер, забрав с собой игрушку. Не хочется на ночь оставлять в машине. Кто знает? Вдруг какой-нибудь бродяга углядит на парковке и схватит.

Проскользнул в комнату как можно тише. Разглядел фигурку Алисии, свернувшуюся под простыней вроде зародыша.

От чего ты прячешься?

Она вызывает у него восхищение вместе с жалостью. Понятно, что жалость чертовски ее возмутит, только Джек все равно ее чувствовал. Где-то, когда-то девочка испытала невыносимую боль, а ему жалко любого тяжело раненного. Хотя она отважно боролась — до сих пор борется — с последствиями пережитой беды.

Наверно, сегодняшние события слишком на нее подействовали. Возможно, не стоило тащить ее с собой.

Разве был другой выбор? Она жила в доме, должна была помочь.

Тем не менее, Джек с ледяным комом в желудке смотрел на скорчившуюся фигурку, решительно отгородившуюся простыней от всего мира.

Как она себя будет чувствовать, проснувшись завтра утром?

Он повалился на другую кровать, уставившись в покрытый пятнами потолок, размышляя об этом, пока сон его не одолел.

22

Кемаль Мухаляль сидел с трясущимися руками и с дрожью внутри. Чувствовал себя так, словно только что выбрался из нескончаемой бури.

Упал у себя в квартире на диван, слишком расстроенный для молитвы, слишком измученный, чтоб дотащиться до спальни.

Впервые после приезда в трижды проклятую страну у него возникли сомнения в исходе своей миссии. Он, разумеется, ждал осложнений в поисках изобретения Клейтона, но таких — никогда. Женщина Клейтон заручилась содействием самого дьявола.

Заметив исчезновение ее машины, он хотел послать кого-то в погоню, но не имел возможности.

Трупы... следовало убрать все трупы до приезда полиции. Бейкер с двумя уцелевшими членами своей команды перенес их в фургон. Потом пришлось удирать, как шакалам, в ночи.

Безобразное, унизительное переживание.

Впрочем, дело того бы стоило, если в Кемаль убедился, что Алисия Клейтон со своим дьяволом что-нибудь обнаружили в доме.

А как насчет продажи? Хаффнер уведомил ее адвоката, что предложение принято. Пока нет ответа. Будет ли вообще после нынешних событий?

Если нет, процесс затянется на недели. Что это будет означать для Гали? Надо ехать домой, помогать сыну.

Кемаль рванул себя за бороду. Нельзя же разорваться на части. Что делать?

Если не удастся завладеть изобретением Клейтона, необходимо сделать все возможное, чтобы оно не досталось никому другому.

Успокойся, повторял он себе в десятитысячный раз после того, как вошел в дверь.

Только как успокоиться, если вдруг завтра утром газетные заголовки оповестят целый мир об открытии Клейтона?

Кемаль содрогнулся, думая о последствиях этого для родной страны, о том, что весь Ближний Восток превратится в Саудовскую Аравию времен его отца, который сам шил себе обувь, жил с родными бедуинами в шатрах из козьих шкур, в прилепившихся друг к другу саманных лачугах, без электричества, без лекарств, без медицинской помощи. Так жили все арабы до шестидесятых годов двадцатого века. Так будет жить он — и его сыновья, — если не выполнит миссию.

Хорошо бы переложить бремя на плечи более опытного в подобных делах человека, но для успеха настолько важна секретность — если просочится даже слабый намек на саму суть технологии, все пропало, — что руководство Исвид Нахр запретило осведомлять о проблеме кого бы то ни было, даже других членов собственной организации.

Томас Клейтон познакомил Исвид Нахр с отцовской технологией в присутствии Кемаля Мухаляля. Почему ему в тот день показалось, будто Аллах его благословил? Фактически Аллах его проклял. Ибо он оказался одним из немногих посвященных в тайну, вынужденный нести на собственных плечах тяжелейший груз.

Кемаль расправил те самые плечи. Не стоит отчаиваться. Дело еще не проиграно. Надо верить в Аллаха, надеяться, что Алисия Клейтон с дьяволом ничего не узнали.

Кстати, о дьяволах. Как быть с собственным дьяволом, Бейкером? К которому он окончательно утратил доверие, хотя может прийти такой день, когда надо будет воспользоваться его жестокой натурой и грубой тактикой.

Ибо ясно — если Кемалю и организации Исвид Нахр не удастся завладеть технологией Клейтона, ее придется уничтожить вместе с каждым, кому о ней известно.

Среда

1

— Нет, — сказала Алисия. — И речи быть не может. Мне надо в больницу.

Неужели все женщины такие упрямые, думал Джек, глядя сквозь запотевшее стекло на удалявшийся паромный причал. Или только мои знакомые?

Они сидели за кофе на пассажирской палубе первого утреннего парома из Ориент-Пойнт. «Шевроле» стоял внизу вместе с другими машинами.

— Алисия...

— Слушайте. У меня пациенты и... ох, черт побери.

Она сдернула с плеча сумку, принялась в ней копаться, выудив, наконец, сотовый телефон.

— В чем дело? — поинтересовался Джек.

— Надо позвонить.

Он смотрел в окно, пока она набирала номер. Небо льдисто-голубое, по-зимнему ясное, но Лонг-Айлендский залив вокруг серый, беспокойный. Снова повернулся к ней, услыхав имя Гектора, видя, как она помрачнела. Закончила разговор, крепко зажмурилась.

— Плохо дело?

— Гектор ночью был в шоковом состоянии, — проговорила Алисия, не открывая глаз, — потом снова случился припадок. Мы его теряем.

— Ох, господи Исусе. — Сердце сжалось при воспоминании о широченной улыбке и похвальбе «колючим ежиком». Малыш был полон жизни, и вот...

— Я должна была находиться с ним рядом.

— Понимаю, как вы себя чувствуете.

Алисия, открыв глаза, пристально на него посмотрела, не говоря ни слова.

— Хорошо, — уступил Джек. — Может быть, не совсем понимаю. Но как бы ни было, по-моему, в данный момент там для вас небезопасно. То есть я бы на вашем месте не появлялся бы ни на работе, ни дома — в местах, о которых нашим недругам превосходно известно.

— Придется рискнуть. Я должна быть нынче утром в больнице и в Центре, Джек. И буду. Посмотрим фактам в лицо: после вашей расправы на ногах остались не многие.

Ему все это сильно не нравилось, но отговорить ее не удастся. Впрочем, даже если Бейкер с оставшимися подручными что-то задумали, вряд ли станут действовать на глазах у сотрудников Центра. Но как только Алисия выйдет оттуда одна...

— Ну ладно. Отправляйтесь в больницу, потом пусть вас охранник проводит до Центра. После этого сидите на месте. Закажите еду с доставкой. Из здания ни ногой, пока я не заеду за вами и не отвезу в отель.

— В отель?

— Да, в отель. Вы же не собираетесь возвращаться домой? Именно там они будут вас поджидать.

— "Они"? — переспросила Алисия. — Теперь уже вряд ли можно говорить о них во множественном числе.

Джек покачал головой. Он видел, как спасся Кемаль, уцелел его главный наемник. Сколько их у араба в запасе? Даже если никого не осталось, всегда еще можно нанять.

— Громила, который втащил вас в фургон, по-прежнему жив и здоров.

Кажется, сообщение произвело желаемый эффект: Алисия застыла, опустила глаза.

— Хорошо, хорошо. В какой отель?

— Я еще не решил. В пять заеду за вами, смешаемся с толпой в час пик.

— Отлично, — глухо вымолвила она, плотней кутаясь в пальтецо.

— Слово даете?

— Даю. — Снова внимательно на него посмотрела. — Зачем вам обо мне так заботиться?

Очень странный вопрос.

— Что имеется в виду?

— Найденный «ключ» у вас. Нужды во мне больше нет. Фактически вам, может быть, даже выгодно, чтоб они меня достали.

Джек вытаращил на нее глаза, сдерживая гнев.

— Нет ответа? — не отставала Алисия.

— Разумеется, есть... Просто думаю, стоит ли отвечать на подобный вопрос.

— Ах, обиделись?

— Чертовски. Вы... заказчица. Мы заключили сделку. Контракт.

— Я не подписывала никакого...

— Мы ударили по рукам. Это и есть контракт.

Алисия вспыхнула, снова отвела глаза. Потом разразилась поспешным потоком слов:

— Простите. Может быть, я не права, только просто не знаю, что думать, кому еще можно верить. Вчера было страшно до жути... я ужасно вас боялась... вообще никогда в жизни не попадала в подобные ситуации. То есть за мной шла погоня, а тот, кого я считала партнером, убил прошлой ночью бог весть сколько народу. Пусть даже они сами на то нарывались... знаете, что я скажу? Вы вчера запросто нажали на несколько кнопок, и — бум! — люди погибли. Хотели их убить и убили. Неудивительно, что я все время гадаю, вдруг вы и меня решите убить?

Джек было собрался заметить, что убивает только чересчур болтливых заказчиков, но решил, что момент не совсем подходящий для глупых шуток.

Наверно, она права. Обычно его контакты с заказчиками сводятся к минимуму. Заключив сделку, он исчезает и делает свое дело, как в случае с Хорхе. Они никогда не присутствуют при процессе, видят лишь результат. Вчерашний вечер стал исключением. Пришлось взять на себя абсолютно нежелательную роль телохранителя, Алисия оказалась свидетельницей весьма жестокой реальности.

Очень плохо, конечно, однако особого выбора не было.

— Я сделал то, что было необходимо, — сказал Джек. — Как вы себе представляете, что с нами сейчас было бы, попадись мы к ним в руки?

Она продолжала, словно не слышала:

— Хуже всего, что это ничего не решило. Мы по-прежнему вынуждены оглядываться через плечо. Я даже домой не могу пойти.

— Сочувствую. Но ведь все-таки мы продвинулись. Теперь знаем больше, чем два дня назад, и, думаю, узнаем гораздо больше, когда я найду замок, открывающийся вот этим самым ключом.

И еще чуточку позабавлюсь с четырехколесной игрушкой. Есть что-то очень странное в клейтонском «ровере».

Джек вытащил ключ, разглядел в ярком солнечном свете слабый след оттиснутой на красном виниловом футлярчике надписи: «Берн интербанк».

И мысленно произнес — аллилуйя.

2

Ёсио охнул от неожиданности при появлении белого «шевроле», чуть не подавившись яичным «Мак-Маффином».

Вчера целую ночь наблюдал за квартирой Али-сии Клейтон. Она так и не вернулась. Ёсио расстроился, но не особенно удивился. Следовало догадаться, что ронин сделает именно то, что принято делать в таких обстоятельствах: снимет на ночь номер в отеле.

Поэтому Ёсио торчал на Седьмой авеню, откуда виден вход в больницу и в детский Центр, где работает женщина Клейтон. Судя по накопленной о ней информации, она абсолютно предана своим маленьким подопечным. Вряд ли предпочтет держаться подальше.

Рассуждения оказались правильными.

Утешение маленькое, но придется довольствоваться.

Проследив, как ронин провожает женщину Клейтон до больничных дверей, а потом возвращается к автомобилю, Ёсио завел машину и тронулся. Следующий шаг вопросов не вызывает: надо следовать за ронином. Если они с женщиной Клейтон что-нибудь обнаружили прошлой ночью, пора выяснить.

Старательно сохраняя дистанцию, Ёсио ехал за ронином на запад по Четырнадцатой улице, к деловым кварталам по Десятой авеню. Других преследователей не видно. Он улыбнулся. Наверняка у Кемаля Мухаляля в данный момент есть другие дела, поважнее, включая острую нехватку рабочей силы.

Ронин остановил машину перед рядом каких-то сомнительных заведений. Ёсио проехал мимо, сбавив скорость, рассчитывая дождаться красного света на следующем углу. Поправил зеркало заднего обзора, видя, как ронин входит в дверь рядом с грязной витриной. На вывеске написано:

ПАСПОРТНАЯ КОНТОРА ЭРНИ

Любые паспорта

Водительские права

Права на вождение такси.

Ёсио поспешно объехал вокруг квартала, с облегчением заметив «шевроле», по-прежнему стоявший на Десятой авеню. Свернул к бровке тротуара у автобусной остановки на другой стороне улицы и стал ждать, уверенный, что в плотном потоке машин в час пик его никто не видит.

Паспортная контора... Зачем ронин туда пошел? Хочет удостоверить собственную личность или получить документы на чужое имя? Возможно, на имя Рональда Клейтона?

Ёсио потер руки, по которым мурашки бегали от волнующего предчувствия, нюхом чуя, что наткнулся на нечто существенное.

Со временем ронин вышел из конторы, огляделся вокруг, прежде чем садиться в машину. Когда посмотрел в его сторону, к остановке подкатил автобус. Воспользовавшись прикрытием, Ёсио влился в транспортный поток, пристроился за автобусом, чтобы двинуться следом за ним. Теперь его машина смешалась с несметными тысячами автомобилей, ползущих по забитой в час пик улице.

Белый «шевроле» направился дальше к деловой части города. Ёсио держался за ним всю дорогу до Западной Семьдесят шестой улицы, где ронин снова остановился, снова зашел в какое-то здание.

Проезжая мимо, Ёсио прочитал на вывеске: «Берн интербанк».

Теперь мурашки забегали не только по рукам, но и по шее. Да. Серьезное дело. Неясно, откуда ему это известно, только просто... известно, и все.

Он торопливо отыскивал место для стоянки. Можно было бы нарушить правила, понадеявшись на дипломатические номера, однако непонятно, сколько уйдет времени. В этом городе сурово обращаются с дипломатами, пренебрегающими правилами парковки. Никак не желательно по возвращении обнаружить, что автомобиль отбуксирован.

Ёсио разглядел указатель стоянки «Кинни» и ринулся к ней.

Возможно, успешный итог всех трудов последних двух месяцев зависит от его действий в течение нескольких следующих минут.

3

Тальк с латексных перчаток Алисии оставил белые следы на поднесенном к окну последнем рентгеновском снимке грудной клетки Гектора. Не требуется проектора, чтобы увидеть, как плохи дела. Легкие почти совсем непрозрачные. Остаются лишь маленькие темные кармашки непораженной легочной ткани, и те неуклонно сокращаются с каждым следующим снимком. Скоро даже вентиляция не сможет насыщать кровь кислородом.

Она оглянулась на мальчика, лежавшего в коме, как бы уменьшившегося в размерах со вчерашнего утра. Обнаженный, распростертый на койке Гектор состоял больше из пластиковых трубок, чем из плоти: две внутривенные — одна в локте, другая под коленом, — кислородная в горле, в мочевой пузырь введен катетер через пенис, на костлявой грудке сердечный монитор. Синеватая кожа в пятнах. Соренсон вытирала засохшую на веках корку.

Приглушив писк и шипение датчиков, Алисия взяла его карту, мрачно знакомясь с последними показателями. Содержание кислорода падает, лейкоцитов утром 900, кровяное давление на последнем пределе.

Гектор уходит. И ничего, черт возьми, нельзя...

Внимание привлек изменившийся сигнал сердечного монитора. Бросив взгляд на экран, она увидела страшные нерегулярные синусовые волны фибрилляции.

Соренсон широко открыла глаза над хирургической маской:

— Ох, проклятье!

И протянула к кнопке руку в перчатке.

— Постойте, — сказала Алисия.

— Но у него фибрилляция.

— Знаю. Вдобавок у него полностью отказала иммунная система. Ничего не осталось. Его не спасти. Кандида в головном мозге, в костном, капилляры забиты. Сломаем еще несколько ребер, вскроем грудную клетку, подвергнем его лишним мучениям — для чего? Только чтобы отсрочить на пару часов неизбежное? Пусть бедный мальчик уходит.

— Вы уверены?

Уверена ли?.. Испробовано все возможное. Привлечены все узкие специалисты, боровшиеся с инфекцией всеми имеющимися в их распоряжении средствами. Безрезультатно.

Кажется, я в своей жизни ни в чем не уверена, но одно знаю точно: что бы мы ни делали, нынешнего утра Гектор не переживет.

— Да, Соренсон, уверена.

Полностью отрешившись от собственных переживаний, Алисия смотрела, как замедляются синусовые волны, сменяясь отдельными последними всплесками, переходя в ровную линию.

Она кивнула в ответ на вопросительный взгляд Соренсон. Сестра, посмотрев на часы, объявила время смерти Гектора Лопеса четырех лет. Потом принялась вынимать трубки из безжизненного детского тельца. Алисия сдернула хирургическую маску и вышла.

Пошатываясь от подавляющей, сокрушительной безнадежности, села на подоконник, глядя вниз на улицу. Радостно сияющее утреннее солнце казалось оскорбительно неуместным. По щекам текли слезы. Пожалуй, так плохо еще никогда в жизни не было.

Что во мне хорошего? Кого я хочу обмануть? Абсолютно никчемная. Вполне можно сейчас же покончить со всем, в том числе и с загадками.

Видя внизу машины, пытаясь представить, что чувствуешь, попав под колеса, Алисия отскочила от окна.

Пока нет. Может, как-нибудь в другой раз, но сегодня еще нет.

4

Джек думал заехать домой, переодеться, привести себя в порядок, но одолжил у Эрни бритву, побрился, старательно причесался, сменив привычную небрежную прическу на более аккуратную для фото на новеньких водительских правах, выданных штатом Нью-Йорк на имя Рональда Клейтона.

Предъявил документы, прошел проверку, банковская служащая своим ключом и ключом Джека открыла двойной замок дверцы сейфа и оставила его в одиночестве с металлическим ящиком под номером 137.

Подняв крышку, он увидел стопку пухлых желтых конторских конвертов, пожалуй с десяток, заклеенных липкой матерчатой лентой. Несмотря на сильное желание вскрыть, понял, что здесь этого делать не следует. На изучение содержимого, на поиски ответов на вопросы нужно время. Вдобавок машина оставлена просто на улице. Лучше забрать конверты домой, не спеша разбираться.

Собрав пакеты, удостоверившись, что ничего не забыл, он вышел из банка. Машина стояла на том же месте, где он ее оставил, — в чем в этом городе совершенно нельзя быть уверенным, — однако контролерша на мотороллере тормознула на углу и начала пробираться вниз по дороге по направлению к «шевроле». Джек метнулся к машине, вскочил и умчался.

Принялся было поздравлять себя с удачным утром, как почувствовал сзади движение. Не успев среагировать, ощутил на затылке холодный металл.

В ошеломлении замер, стиснув руль. Это вовсе не угонщик — его выследили, черт побери! Проклятая беспечность! Сперва вчера вечером позволил застать себя врасплох на клейтонском заднем дворе, теперь второпях даже не потрудился взглянуть на заднее сиденье. Стараясь успокоиться, он лихорадочно перебирал варианты.

— Доезжайте, пожалуйста, — произнес голос с акцентом.

Пожалуйста?

Глянув в зеркало заднего обзора, увидел азиатское лицо, чисто выбритое, лет, видимо, под сорок, глаза закрыты модными круглыми темными очками.

— И пожалуйста, не вымышляйте произвесть аварию, навлечь внимание полиции. Здесь у меня патроны с пустыми головками, выполненными цианидом. Вас прибьет даже царапина.

Несмотря на дикие глаголы, стрелок прилично говорит по-английски. И почти выговаривает букву "л"[30].

— Цианид в пустых головках? — переспросил Джек. — Вам не кажется, что это перебор? Если хорошо стреляете, для чего цианид?

— Я очень хорошо стреляю. Однако ничего не выставляю на усмотрение случая.

Безусловно.

Он заставил себя расслабиться. Парень хотя бы не из бандитов араба — не похож, по крайней мере. Тут ему кое-что пришло в голову.

— Пистолет, случайно, не мелкокалиберный? — полюбопытствовал Джек. — Вроде двадцать второго?

— Правильно.

— Не вы поработали вчера вечером на Тридцать восьмой?

— Тоже верно.

— Значит, можно предположить, что работаете не на Кемаля?

— Снова правильно... хотя я не усваиваю, почему вы столь фамильярно прозываете по имени мужчину, с которым даже незнакомы.

Я так хорошо с ним знаком, подумал Джек, что имя принял за фамилию.

Он поудобней устроился на сиденье, направляясь к Бродвею, вливаясь в транспортный поток. Гадая, чьи руки Кемаль называл «нехорошими», думал было, что израильские. Но этот парень кто угодно, только не израильтянин. Скорей на японца похож.

— Я вам это высказываю, — продолжал стрелок, — не желая выпасть в условия, которые меня заставили бы вас убить. Правильно сказать — в условия?

Очень мило. Наставил на меня пистолет и просит научить его правильно говорить по-английски. Впрочем, пистолет у него.

— Лучше сказать, в положение.

— В положение... правда, лучше. Потому что уж очень меня восторгает, как вы исправились со своими противниками вчера вечером. Вы большой умник.

Вот именно, он самый и есть... Мистер Умник.

— Вы следили за мной вчера вечером по пути к дому Клейтона?

— Вы меня замечали?

Тон оскорбленный. Пора ответить комплиментом.

— Нет. Не сразу. Чуял, но не видел. Очень здорово.

Будем восторгаться друг другом.

— Спасибо. Как вас именуют?

— Джек.

— Джек, а в дальнейшем?

Он на секунду задумался.

— Джек-сан.

Глаза стрелка в зеркале еще больше сощурились, от них вдруг побежали морщинки — он улыбался!

— Ах да, Джек-сан. Очень потешно.

— Такой уж я весельчак.

— Теперь будьте любезны выдавать мне конверты, которые преподнесли из банка.

До чего вежливо... хотя, несмотря на все его «восторги», отказ выполнить просьбу, без всяких сомнений, сулит Джеку тот же конец, что двум трупам возле дома Клейтона. Возможно, в любом случае ждет подобный конец.

С этой светлой мыслью, пульсирующей в мозгу, он протянул пакеты через спинку сиденья.

Дуло пистолета оторвалось от затылка. В зеркало было видно, как стрелок опустил взгляд на собственные колени, перебирая конверты. Может, представился шанс... Но хвататься за него не надо. Сейчас смысла нет что-то задумывать. Успокойся, посмотрим, что будет.

Послышалось шуршание следующих вскрываемых конвертов.

Джек все поглядывал в зеркало, стараясь разглядеть выражение лица стрелка. Прищуренные глаза, гримаса, словно кто-нибудь сунул ему под нос тухлую рыбу.

Слыша резкий гудок, он обратил внимание на дорогу, видя, что несется прямо на «вольво» с до смерти перепуганной женщиной за рулем.

— Я вас предупреждал, — напомнил стрелок.

— Прошу прощения, — извинился Джек, виновато махнув рукой «вольво». — Я не нарочно. Просто самому хотелось бы заглянуть в конверты.

— Значит, они не ваши?

Выражение физиономии вскрывавшего конверты стрелка больше всего смахивало на... отвращение.

Что происходит?

— Были моими пару минут. Теперь, видимо, ваши.

— Как вы их располучили?

Рассказать или прикинуться дурачком? Кажется, с этим субъектом не стоит валять дурака, в любом случае не будет никакого вреда от честного признания в том, о чем он наверняка догадался.

— Нашел в сейфе старика Клейтона. Ключ отыскал вчера ночью.

— Значит, конверты выставляют собственность Рональда Клейтона?

Почему я себя чувствую подсудимым?

— Да.

— Больше вами ничего не отыскано?

— Абсолютно.

— И незнакомо наполнение этих пакетов?

— Как раз собирался выяснить.

— Желаете рассмотреть? — поинтересовался стрелок.

Какой странный тон. Почти... скучный.

— Ммм... да. — Чем это кончится?

Конверты небрежно шлепнулись на переднее сиденье.

— Поимейте возможность. Встаньте там, где нас никто не будет замечать, и рассматривайте по своему угождению.

В обычных обстоятельствах в сознании Джека при этом взвыли бы хором сирены тревоги, а сейчас, как ни странно, молчали.

Бред какой-то.

Он свернул с Бродвея у тридцатых и взял курс на запад. Нашел пустой кусочек тротуара за почтой, остановился, не выключая мотора на малых оборотах. Оглянулся, увидел, что стрелок уставился в окно, но ничего конкретного не высматривает. Пистолета не видно. Позади на углу тротуара стояла восточная женщина, нацеливая видеокамеру на колоннаду почтамта.

Леди, видеокамеры предназначены для съемки движущихся предметов. Поэтому «кино» получило такое название[31].

Джек взял верхний конверт, полез внутрь, вытащил пачку негативов и фотографий три на пять дюймов. Сунул негативы обратно и начал разглядывать снимки.

Желудок вдруг екнул и перевернулся.

— О господи Исусе.

Дети... голые дети... занимаются друг с другом сексом...

Он уронил фотографии на колени, потом снова схватил, всматриваясь в маленькую девочку.

— Ох, нет...

Алисия... никакого сомнения... лет семь-восемь, личико пухлое, но точно она. С ней мальчишка лет двенадцати, определенно Томас.

Джек запрокинул голову, закрыл глаза, тяжело сглотнул, боясь выплеснуть утренний кофе.

Когда он в последний раз плакал? Невозможно вспомнить. А сейчас хочется.

На него смотрело невинное лицо девочки, мальчишеские глаза ее брата...

Немыслимая чудовищность, дьявольское злодеяние, непостижимый разврат души... Лишить невинности любого ребенка — бесчеловечное преступление... Но собственную дочку... которая тебе верит, с обожанием смотрит на тебя снизу вверх, зависит от тебя, ищет совета, защиты от грязного мира... Воспользоваться ее доверием, своей властью над ней... с такой целью...

Джек в жизни сталкивался с последними на свете подонками, но Рональд Клейтон вышел на первое место. Не будь он уже мертв, дело надо было б поправить.

Подтвердились догадки насчет Алисии. Понятно, почему она не желает иметь ничего общего ни с отцом, ни с братом, ни с домом, почему вчера вечером из кожи готова была вылезти.

Этот кошмар преследует ее всю жизнь.

— Прочее в том же роде?

— Да, — подтвердил стрелок.

Бедная Алисия.

— Больше вы ничего не раскрыли?

— Ничего. — Будь он проклят, если расскажет про чокнутый маленький «ровер», даже если это не имеет никакого значения.

— Вы мне не лгете?

Джек выудил из кармана рубашки ключ, перебросил назад.

— Идите проверьте.

— Нет, — вздохнул стрелок. — Не надобно.

Разочарован не меньше меня, понял Джек. Хотя больше знает, черт побери.

После чего возникла безумная мысль.

— Слушайте, — начал он. — Может, вы мне растолкуете, что вообще происходит? Почему этот дом всем до чертиков нужен?

Пропади все пропадом. Не пристрелит же он меня за подобный вопрос. Или пристрелит?

— Не знаю.

— Да бросьте. Вам известно больше, чем мне. Почему японец работает против арабов, а не какой-нибудь агент Моссада? Расскажите все, что знаете.

Он изо всех сил пытался разгадать выражение глаз стрелка, глядевших на него сзади.

Будь я проклят, если сейчас не расскажет.

5

Ёсио старался раскусить ронина. Джека-сан.

Растолкуйте мне, что вообще происходит.

Подобный вопрос надо сразу отбросить, признав лицемерным. Но чем больше он думал, тем уверенней приходил к убеждению, что в принципе стоит воспользоваться удачной возможностью, снабдив его кое-какой информацией. Разумеется, не исчерпывающей, но, кажется, Джек-сан преследует цель, противоположную замыслам Мухаляля, таким образом превращаясь в союзника... в своем роде. Возможно, некоторые сведения еще сильнее настроят его против Кемаля.

Главное — позаботиться, чтоб технология Клейтона не попала последнему в руки.

— Очень хорошо, — решился Ёсио. — Расскаживаю. Как я слышал, все это получило образование несколько месяцев того назад, когда моему работодателю пришло чрезвычайно счастливое извещение от торгового посланника, трудящегося в представительстве нашей страны при Организации Объединенных Наций.

— Имеется в виду японское правительство, да?

Ёсио заколебался. Можно сказать «нет»... можно сказать и «да»... в определенном смысле.

Насколько допустима откровенность? О работодателе, конечно, ни слова. Группа Кадзу — корпорация с теневым советом директоров — ничего не производит под этим названием, но держит в руках производство каждой детали любой изготовленной в Японии продукции.

Официально именующаяся холдинговой компанией, группа Кадзу была основана вскоре после войны, приступив к скупке акций ведущих предприятий, участвовавших в восстановлении разрушенной экономики страны. С образованием новых фирм вкладывала в них деньги. Покупала лишь самые лучшие. Расцвела во время экономического бума, однако успешно пользовалась и периодами спада. Существенно увеличила капитал на протяжении последнего экономического скачка, воспользовавшись при заключении сделок падением индекса «Никкей». С помощью сети подставных корпораций завладела контрольным пакетом «Большой шестерки» японских кейрецу и большинства крупнейших компаний.

«Кадзу» означает ветер... Очень подходящее слово. Кейрецу — гигантские вертикальные и горизонтальные конгломераты, тайно управляющие японской экономикой, — часто уподобляют айсбергам: на виду лишь небольшая часть, основная масса под водой. Но что гонит айсберги по морю? Течения. Что направляет течения? Ветер... кадзу.

Нет, Кадзу не правительство, но когда говорит группа Кадзу — обязательно тайным шепотом, на ухо, — правительство слушает.

— Да, — подтвердил Ёсио, — правильно. — Пусть лучше Джек-сан считает, будто он служит правительству. — Торговый министр был сильно разволнован. К нему привязался некий мужчина, несомненно ниспосланный Богом, обладающий технологией, способной претворить... — он спохватился, едва не обмолвившись о группе Кадзу, — способной претворить Японию в первую в мире страну. Министр добавил, что подробности столь изумительны, столь сногсшибательны — таково его подлинное выражение, — что он излагать их не смеет даже дипломатической почтой. Пообещал представить мужчину непосредственно в Токио, чтобы тот лично излагался совету.

— Какому совету? — поинтересовался Джек-сан.

— Э-э-э... Национальному совету по торговле. Однако самолет, на котором залетел в Японию торговый министр с неизвестным мужчиной, разорвался в воздухе, и все погибли.

— Рейс 27, — пробормотал Джек-сан.

— Правильно.

Ничего удивительного. Алисия Клейтон наверняка рассказала ему о гибели отца.

— А почему вы думаете, будто «посланником Бога» был именно Рональд Клейтон?

— Список пассажиров свидетельствует, что он сидел в полете рядом с нашим министром торговли.

Джек-сан кивнул:

— Похоже на то.

— Вприбавок мы знаем... — Сказать или нет, заколебался Ёсио. Почему не сказать? — Знаем также, что самолет не случайно понес сокрушение.

— Бомба? — прищурился Джек-сан. — Но ведь никто ни словом не упомянул о...

— Имеются доказательства. Следы взрывчатки на малочисленных обломках, которые нам удалось отыскать. Мы предпочли об этом умалчивать.

— Почему, черт возьми?

— Нежелательно, чтобы закладыватели бомбы поняли, что мы знаем и вообще интересуемся выложившейся... ситуацией.

— Вы имеете в виду... — Прищуренные глаза Джека-сан широко распахнулись. — Хотите сказать, что самолет взорвали ради уничтожения Рональда Клейтона?

— Да, мы в этом заверены.

— И кто же это сделал? Зачем?

— Есть свидетельства, что бомбу заложил Сэм Бейкер, с которым вы уже познакомы.

— Я?

— По-моему, вы ему нос поломали на прошлой неделе.

— А, это и есть Сэм Бейкер, — кивнул Джек-сан. — Он взорвал машину адвоката?

— Да. Работает на Исвид Нахр.

— Это еще кто такой?

— Не человеческое лицо — организация, разбазированная в Саудовской Аравии.

— Ясно, — кивнул Джек-сан. — Бьюсь об заклад, наш приятель Кемаль — одно из ее главных орудий.

— Из главных? Нет, работник среднего звена.

— Что же они собой представляют? Террористы?

— Вовсе нет. Исвид Нахр — объединение нефтеторговцев.

— Вроде ОПЕК?

— Да. Но с обратными целями. ОПЕК хочет зарегулировать поставки нефти, сократить добычу, стабилизировать цену. Исвид Нахр хочет их расширить. Название означает «черная река». Хочет, чтобы Саудовская Аравия импортировала максимальное количество нефти. Задумывают остановить разработку западных нефтяных месторождений и выставить Запад — вместе с нашей страной — в полную зависимость от ближневосточной нефти.

— Нефтяные магнаты? Им тут чего надо?

— Меня сюда заслали как раз за ответом на этот вопрос. Видимо, Кемалю Мухалялю поручено любой ценой овладеть технологией Клейтона.

— Очевидно. Хотя разве вашей теории не противоречит тот факт, что Исвид, или как его там, взорвал самолет Клейтона?

— Заверяю вас, это не просто теория.

— Хорошо, но давайте подумаем: если Кемалю нужна «технология», зачем ему со своей группой взрывать изобретателя?

— Полагаю, затем, что изобретатель засобирался продать ее нам, а не им.

Джек-сан уставился в окно.

— Однако взорвать самолет, чтобы остановить одного человека... двести сорок семь погибших...

— Уже почти двести шестьдесят, — поправил Ёсио. И пояснил в ответ на вопросительный взгляд Джека-сан: — Прибавьте поджигателя, адвоката, первого частного сыщика мисс Клейтон. Пару, которую я приложил у дома Клейтона. Тех, кого вы вчера ночью прибили. Численность знаете?

Джек-сан пожал плечами:

— Не могу точно сказать. Считать было некогда. Впрочем, количество трупов в любом случае слишком высокое. Поэтому дело вообще лишается всякого смысла. — Он пристально посмотрел на Ёсио: — Неужели вы не имеете никакого понятия о технологии Клейтона?

На это Ёсио мог честно ответить:

— Нет.

— Тогда у Кемаля огромное преимущество, потому что он знает. По крайней мере, надеюсь, что знает. Страшно подумать, что он одним махом взорвал самолет, битком набитый пассажирами. Поэтому предположим, что знает. Благодаря чему опережает нас на голову.

Нас... Джек-сан уже встал на сторону Ёсио — а значит, и на сторону группы Кадзу — или это лишь общепринятое выражение? Пожалуй, стоит над этим подумать.

— Кемаль Мухаляль не владеет правом на технологию Клейтона, — заявил Ёсио. — Моральное право принадлежит моей стране, ибо мистер Клейтон до своей погибели определенно намеревался продать ее нам. А если бы мы убедились, что ценность изобретения соответствует мнению нашего министра торговли, то закупили в его у наследницы. Чего Исвид Нахр делать, кажется, не выбирается.

— Правильно понимаете, — медленно проговорил Джек-сан. — Они хотят дом купить... ни разу ни словом не обмолвившись про технологию. Боятся, наверно, как бы цена до небес не взлетела.

— По-моему, — передернул плечами Ёсио, — столь ценная вещь сама собой окупится.

— Я тоже так считаю, — согласился Джек, поворачиваясь на переднем сиденье. — Ну, чего будем делать? Вместе работать?

— Нет, — поспешно отказался Ёсио. Он всегда работает один. Завести партнера... тем более не имеющего отношения к группе Кадзу... немыслимо.

Джек-сан испытал чуть ли не облегчение.

— Хорошо. Тогда предлагаю заключить пакт о ненападении. Кроме того, если вдруг мы с Алисией наткнемся на пресловутую технологию Клейтона, что в это ни было, можно рассчитывать на конкретного покупателя?

— На потенциального покупателя, — поправил Ёсио. — Может быть, эта самая технология нам не принадобится.

— Справедливо, — согласился Джек-сан, — но первое предложение будет сделано вам. — Протянул руку через спинку сиденья. — Договорились?

Ёсио заколебался. Что-то тут не то. Оружие у него, тем не менее, этот самый Джек-сан неким образом ухитрился полностью овладеть ситуацией. Почему-то от состоявшейся встречи выиграл только американец. Получил богатую ценную информацию, тогда как Ёсио выяснил одно: Рональд Клейтон был педофилом, развратившим собственных детей.

Впрочем, неплохо иметь союзника... если он умеет держать свое слово.

Ёсио обладает чутьем на подобные вещи, которое подсказывает, что Джек-сан как раз тот человек.

Они пожали друг другу руки.

— Договорились, — подтвердил Ёсио.

Договорились, конечно. Однако по пути назад к центру города возникла мысль, что не вредно присматривать за союзником. Если удастся его отыскать.

— Что сейчас собираетесь делать? — осведомился Ёсио, вылезая у гаража, где оставил свою машину.

— Поеду домой в игрушки играть, — ответил Джек-сан и быстро укатил.

6

Джек наблюдал, как маленький «ровер» бежит по ковру в гостиной и тычется в стену. В стену, обращенную к верхней части города. Квартира расположена гораздо ближе к центру, чем Марри-Хилл, но «роверу» явно этого недостаточно. Он хочет двигаться дальше. Неизменно к центру, неизменно на север.

Хотя на Лонг-Айленде гаденыш направлялся на северо-запад.

Где же механизм, задающий ориентацию?

Он схватил машинку, выключил моторчик, снял корпус, осмотрел — сплошь литая черная пластмасса.

Ходовая часть гораздо сложнее — колеса, шасси, электромотор, рулевое управление, отделение для батареек, антенна. Правда, его познания в игрушках с дистанционным управлением сравнимы только с его же познаниями в квантовой механике, тем не менее, Джек вытащил лупу и принялся разыгрывать Шерлока Холмса.

Бесполезно. Просто куча проводов.

Раз уж на то пошло, вполне можно заглянуть в отделение для батареек, выяснить на всякий случай, какие подходят, если вдруг сядут. Открыл крышку, выяснил, что туда входят как раз две А-А. Однако отделение для батарей пустовало. Вместо них обнаружился серебристый цилиндрик приблизительно вдвое меньше в длину, чем другой, подсоединенный к контактам.

Что за чертовщина?

Джек исследовал его под увеличительным стеклом, после чего загадок стало не меньше, а больше. Никаких меток, надписей, штампов. Явная самоделка.

В затылке началось незнакомое щекотание. Не страх... нечто другое... предчувствие открытия колоссальной важности. Но что это такое?

Джек понимал, что добрался практически до предела. Дальше надо нести вещицу тому, кто способен разобрать и собрать практически все, что попадет ему в руки.

7

— Может, и не похоже на батарею, — заключил Эйб, — только это батарея.

Разобранный на части маленький «ровер» лежал перед ним на прилавке. Корпус снят, отделение для батареек в ходовой части открыто.

У Эйба был пунктик, связанный с оружием, которым он торговал. Он разбирал и заново собирал все, что пересекало порог магазина. Не успеешь дважды глазом моргнуть — «глок» разобран и собран. Джек спрашивал, для чего это делается, Эйб всегда отвечал что-то вроде «надо знать, чем торгуешь».

— Никогда я такой батарейки не видел, — усомнился Джек.

— Ну и что? Разве ты видел каждую изготовленную батарейку? Слушай, вот как батарея работает: подсоединяется к контактам, питает мотор, движет машинку. Вот для чего нужна батарейка. Это тебе даже Парабеллум сказал бы, если в не спал.

— Ладно, ладно. — Иногда от Эйба помощи не дождешься. — Она движется только в одном направлении. Как ты это объяснишь?

— Очень просто, — заявил Эйб и вытянул металлическую антенну. — Вот откуда идут указания. Откуда-то кто-то или что-то посылает рулевому механизму — через эту антенну — приказ двигаться в определенном направлении. Без этой проволочки рулевой механизм останется глухим, а машинка пойдет туда, куда ты ее направишь. Сейчас покажу.

— Не надо.

Джек протянул руку к игрушке, но Эйб не отдал.

— Не хочешь получить доказательство?

Прежде всего не хотелось, чтобы он ею чересчур увлекся.

— Просто не хочу, чтоб машинка сломалась. Нутром чую, она приведет меня к загадочной «технологии Клейтона». А если механизм управления выйдет из строя...

— Ничего из строя не выйдет. Чего тут ломать? Антенна — всего-навсего кусок проволоки. Дай мне одну секундочку.

Джек беспомощно смотрел, как Эйб поправляет очки для чтения, берет остроносые кусачки. Повозившись, покрутив, пробормотав пару проклятий, умудрился вытащить антенну. Потом протянул ему шасси:

— Держи. Ничего с твоей машинкой не случилось. Давай, сейчас увидишь. Пускай куда хочешь. Покончено с центром города.

Джек перевернул игрушку, щелкнул выключателем.

Ничего.

Пощелкал туда-сюда еще несколько раз.

По-прежнему ничего. Ох, проклятье.

— Молодец, Эйб. Вообще не включается. Ты все-таки ее сломал.

— Что? Быть такого не может.

— Нет, может. — Он снова щелкнул тумблером в обе стороны. — Смотри.

Сунул ему игрушку, прислонился к скамейке. Уставился на поцарапанное сиденье, спрашивая себя, как это могло случиться, раздумывая, что теперь, черт возьми, делать. Автомобильчик служил единственной ниточкой.

Тут раздался тихий рокот моторчика. Подняв глаза, Джек увидел крутившиеся колеса «ровера».

— Слава богу! Как ты это сделал?

Эйб хмуро смотрел на шасси.

— Снова антенну поставил, и все.

— Ладно, как бы там ни было...

Эйб опять снял антенну — мотор заглох. Поставил на место — опять заработал. Заглох... заработал... заглох... заработал... в зависимости от антенны.

— Видно, цепь размыкается, — предположил Джек.

Эйб не ответил. Еще сильней насупился, вытащил собственное увеличительное стекло, навел на гнездо для антенны.

— Сюда гляди, — указал он карандашным острием. — Видишь тоненький проводок? Он идет из гнезда антенны к отделению для батарей. Судя по припаю, сначала его тут не было. Потом поставили. Я сперва не заметил, только этот новый проводок соединяется с непонятной батарейкой, которая не похожа на батарейку.

Разогнулся, снова начал возиться с антенной, вставляя и вынимая ее из гнезда, запуская и заглушая мотор.

Потом бросил это занятие, оставив шасси на скамье.

— Пожалуй, мне лучше присесть.

Джек быстро взглянул на него. Странный тон... И лицо... очень бледное.

— Эйб, что с тобой?

— Все в порядке, — хрипло ответил тот, не сводя глаз с шасси. — Со мной ничего.

— Как-то не похоже, будь я проклят. По-моему, краше в гроб кладут.

Эйб не сводил глаз с игрушки. Цвет лица по-прежнему нехороший. Джек забеспокоился, но Эйб произнес волшебное слово:

— Понимаешь, я только сейчас начинаю догадываться, что мы тут имеем.

— Замечательно. Мне не скажешь?

— Я... думаю, машинкой управляет некий излучатель энергии.

— Это хорошо?

Эйб наконец посмотрел на него:

— Хорошо? Ты спрашиваешь, хорошо это или нет? Что за идиотский вопрос?

На лицо хотя бы вернулись нормальные краски.

— Излучатель энергии... Прошу прощения, в жизни не слышал ничего подобного.

Эйб нерешительно протянул руку к машинке, помедлил, как бы опасаясь дотронуться до какой-то святыни. Впрочем, в конце концов взял и поднял.

— Видишь антенну? — спросил он, вытащив проволочку. — Без нее мотор не работает. Без антенны нет питания. А как только вставишь в гнездо...

Мотор зажужжал, колеса завертелись.

— ...мотор сразу же получает питание. По воздуху.

По воздуху? Он что, слегка свихнулся?

— Ничего не пойму, — пробормотал Джек.

— Ты совершенно прав насчет той самой штуки в отделении для батареек. Это не батарейка. Приемник. Он получает принятый антенной сигнал и преобразует его в электричество.

В душе вспыхнула искра волнения.

— Ладно, а что принимает антенна?

— Энергию. У конструктора этой игрушки где-то должен быть излучатель, испускающий луч, волну, я не знаю, скажем, просто энергию, потому что так оно и есть, которую антенна улавливает, а приемник превращает в электрический ток.

Джек с нарастающим возбуждением пристально смотрел на вертевшиеся колеса. Начинает проясняться масштаб.

— Каким образом?

— Если б я знал, как подобная штука работает, не стоял бы тут, не болтал бы с тобой! Ни в коем случае. Сидел бы у себя во дворце на Мартас-Виньярде — на своем Мартас-Виньярде, потому что купил бы весь остров. Я был бы так богат, Джек, что даже знакомства с тобой не водил бы, не говоря о беседах. Я был бы так богат, что доход Билла Гейтса казался бы рядом с моим скромным пособием по безработице.

— Ладно. Понял.

— В самом деле? — переспросил Эйб. — Слышал когда-нибудь про конец привычного и знакомого образа жизни? Вот эта штуковина нас к нему приближает.

— Никаких электростанций, — кивнул Джек. — Никаких проводов. Никаких...

— Мелко мыслишь. Не собираешься попрощаться с двигателем внутреннего сгорания?

— Ох, и правда! Наконец можно будет дышать воздухом, и, наверно...

Горло перехватило, когда до него полностью дошел ошеломляющий смысл объяснений Эйба. Джек был вынужден сесть.

— Силы небесные!

Ибо все вдруг прояснилось... по крайней мере, в принципе.

— Нефть, — вымолвил он через минуту, еле ворочая пересохшим языком. — Нефть больше никому не нужна.

— Не совсем, — уточнил Эйб. — Для смазки сгодится, а в качестве горючего... Пфу!

— Ничего удивительного, что Кемаль на все готов ради этого.

— Кемаль? Араб, про которого ты мне рассказывал? Еще бы не готов. Эта игрушечка грозит Ближнему Востоку полным экономическим крахом. Не говоря о Техасе и американском побережье залива.

— Боже мой, — лепетал Джек. — Экономическая катастрофа, о которой столько лет толкуют...

— Думают, будто ее принесет галопирующая инфляция. Ничего подобного. Да не переживай слишком сильно. Поднимется стон и скрежет зубовный, адское расстройство финансов, любого энергоемкого производства, но катастрофы не будет. Если, конечно, ты не вложил чересчур много денег в нефтяные акции.

— Угу. А если вложил, придет пора после долгих раздумий лезть на подоконник.

— Но если вложил много денег в страны, целиком зависящие от заграничной нефти...

— К примеру, в Японию? — подсказал Джек, вспоминая Ёсио.

— Вот именно, в Японию. В Японии наступит прекрасная эпоха. Она фактически рабски зависит от иностранной нефти. Энергия, которая передается по воздуху, качнет японскую и ближневосточную экономику как на качелях: одна рухнет в бездну, другая вылетит на звездную орбиту.

Кусочки улеглись на место. Джек почти слышал стук, с которым они складывались.

— Значит, так, — заключил он. — Экстаз японского торгового представителя вполне понятен. Рональд Клейтон полетел в Японию продавать технологию передачи энергии. Кемаль со своими приятелями из Исвид Нахр прослышал и позаботился, чтоб он туда никогда не доехал. Вот почему они сейчас отчаянно хлопочут и секретничают — не хотят, чтобы кто-нибудь даже догадывался о существовании излучателя.

И загадочное обращение к организации Гринпис в завещании обрело теперь смысл: излучатель энергии означает, что больше не будет разливаться нефть... вернется свежий воздух, восстановится озоновый слой, очистится окружающая среда. Технология Клейтона изменит мир...

Эйб прокашлялся.

— Одно мне непонятно, — точней сказать, одно из многого для меня непонятного, — зачем Рональд Клейтон повез свое открытие в Японию? Япония ему не нужна. Ему никто не был нужен. Надо было всего-навсего запатентовать и спокойненько объявить об открытии. Никуда не пришлось бы летать. Весь мир столпился бы у него на пороге. Он не только получил бы богатство, о каком даже в самых буйных фантазиях не мечтал царь Мидас, но и стал бы почти божеством. Не «человеком года» в журнале «Тайм», а «человеком тысячелетия» на всем земном шаре. Зачем ему ехать в Японию?

— Не имею ни малейшего представления, — сказал Джек, забирая у Эйба шасси и выключая моторчик. — Но знаю кое-кого, кто, возможно, имеет.

8

— ...И по-моему, — захлебывался Джек, — из-за этого автомобильчика весь мир встанет на уши.

Алисия его увидела с облегчением. Не с радостью — всего-навсего с облегчением, что мужчина в приемной, желавший с ней побеседовать без предварительной договоренности, не Уилл. Который уже дважды звонил нынче утром. Она, конечно, не осмелится встретиться с ним лицом к лицу, но, возможно, сумеет набраться мужества перезвонить. Самое меньшее, что обязана сделать.

Вместо Уилла явился Джек с игрушечной машинкой, найденной в доме, запустил на письменном столе, затараторил без умолку. Сначала она с трудом его понимала. Еще не опомнилась после смерти Гектора у нее на глазах. Потом слегка испугалась. Джек решительно завелся. В какой-то неприятный момент заподозрила даже, что он чем-нибудь нагрузился или переживает маниакальную фазу психического расстройства. Разобравшись, о чем он толкует, окончательно остановилась на последнем варианте.

Однако он не просто рассказывал, а показывал, что в «ровере» отсутствует батарейка, что машинка бегает только с антенной. Объясняя этот фокус действием излучателя, который по воздуху передает энергию.

— Излучатель энергии, — пробормотала Алисия, перехватывая бежавший по столу остов. — Какая-то научная фантастика.

— Точно такая же, как полет на Луну и компьютер у вас на коленях. Сегодня это уже история. И самое потрясающее, что теперь технология ваша.

Моя? В самом деле? Сколько же она стоит? По коже побежали мурашки при мысли, что в один прекрасный день каждая в мире лампочка, каждая микроволновка, телевизор, автомобиль будет работать от маленьких передатчиков. Сколько за это можно получить? Даже не подсчитаешь.

— Не совсем, — возразила она, кое-что припомнив. — На треть ваша.

Он склонил набок голову, озадаченно посмотрев на нее:

— Моя? Но...

— Помните наш контракт? Делим добычу — вы получаете тридцать процентов.

— Господи Исусе, — охнул Джек, рухнув в кресло. — Совсем забыл.

— Наверняка со временем бы вспомнили. — Алисия не позволяла себе волноваться. — Впрочем, пока получаете треть от нуля. Нам известна только половина уравнения. Приемник ничего не стоит без передатчика.

— Пожалуй, все равно что телевизор в двадцатые годы, — согласился он. — Без транслятора просто дорогостоящий ночник.

— Вот именно. Где же транслятор?

— В верхней части города, — заявил Джек. — Или к северу отсюда.

— Потому что машинка туда так упорно бежит?

— Вероятно. — Он забрал у нее шасси. — «Куда идешь, прекрасный странник, какая цель тебя влечет...» Помните?

Опустил ходовую часть на пол, направил дугой по ковру — игрушечный автомобиль ткнулся передом в стену, обращенную к верхней части города.

— Думаю... нет, уверен, его цель — передатчик.

— Ну и что собираетесь делать? Пустить его по Пятой авеню, бежать следом по городу?

— Нет... Есть идея получше. — Джек схватил машинку, выключил мотор. — У вас здесь черный ход имеется?

— Да. Попросите Реймонда, он покажет.

— Отлично. Увидимся позже.

Он остановился в дверях, оглянулся:

— Ох, чуть не забыл. Как там тот самый парнишка... стриженный ежиком?

— Гектор Лопес? — переспросила Алисия, глядя в сторону, чтобы не видеть его лица. — Умер сегодня утром.

— А. Очень жаль.

— Угу, — выдавила она сквозь ком в горле. — Славный был мальчик.

Джек исчез так же незаметно, как появился, оставив у нее на столе черный пластмассовый корпус игрушечного «ровера».

Алисия постаралась сглотнуть комок, выбросить из головы Гектора, думая о ключе, найденном вчера вечером вместе с игрушкой... Вчера вечером? Неужели только вчера вечером? Интересно, нашел Джек открывающийся этим ключом замок?

Потом на первое место вышла мысль о передатчике энергии. Сколько миллиардов он стоит? Что можно сделать с такими деньгами? Создать фонд, открыть детские дома для потенциальных пациентов Центра, финансировать исследовательские работы, которые позволят спасти будущих гекторов...

Ей достался излучатель энергии... который изменит мир...

Достался по наследству от того самого существа... от чудовища...

Алисия закрыла глаза. Она не притронется ни к чему, до чего он дотрагивался. Ни к чему. Наверняка ему было об этом известно. Зачем тогда сделал ее наследницей? Должно быть, посмеивается сейчас в самом темном, холодном и грязном закоулке ада...

Она схватила корпус «ровера» и с размаху швырнула в стену.

9

Купив хороший компас, Джек начал с собственной квартиры. Отметил отправную точку машинки у стены гостиной, обращенной к нижней части города, направил стрелку туда, где игрушка уткнулась в противоположную стенку. Просчитал обнаруженное отклонение стрелки на несколько градусов к западу от точного севера. Расстелил новенькую карту штата Нью-Йорк, провел линию от центра Манхэттена вверх вдоль Гудзона, через Олбени, Трой, городишко Элизиум в Адирондакских горах к Лейк-Плэсиду и Квебеку. Теоретически ее можно продолжить к Полярному кругу и дальше. Будем надеяться, что за пределы штата Нью-Йорк выходить не придется.

Не собираясь снова проделывать путь до Саг-Харбор, отметил следующие ориентиры в маленьком парке у моста Бронкс-Уайтстоун. На этот раз линия отклонилась к западу еще больше, пересекаясь с первой в округе Ольстер.

Возможно, неплохо; возможно, случайность. Следующие ориентиры покажут.

В нижнем левом углу карты поместилась северная часть штата Нью-Джерси. Он проследовал через туннель Линкольна по чудесным мощеным дорогам Штата садов[32], по Третьему шоссе до пересечения с Парквей. Поскольку на карте был отмечен именно этот перекресток, остановился на ближайшей стоянке у торгового центра и снова запустил шасси.

С улыбкой взглянул на стрелку компаса: теперь она отклонялась к востоку от севера. По крайней мере, не будет необходимости искать передатчик на Северном полюсе.

Третья линия пересекалась с другими в округе Ольстер, чуть западней Нью-Полца.

Если приемник действительно должен указывать путь к источнику энергии, тогда передатчик находится где-то поблизости от точки пересечения этих трех линий.

Видимо, им с Алисией предстоит завтра отправиться в Кэтскиллс, если не помешает Сэм Бейкер со своими ребятами. Джек велел Шону звякнуть адвокату Томаса, чтобы тот приступал к оформлению документов на продажу дома, надеясь настолько сбить с толку Кемаля, чтобы получить возможность незаметно выехать из города.

Алисия... Захваченный мыслью об излучателе, он почти позабыл о поганых конвертах. С одной стороны, жутко хочется развести костер и обратить их в пепел, а с другой — кажется, что ее жизнь слегка просветлеет, если негативы скорчатся, почернеют, растают в дыму у нее на глазах.

Однако, передав ей конверты, придется присутствовать при ознакомлении с содержимым. Как при этом смотреть ей в лицо, как она себя будет чувствовать в ту минуту? Невозможно представить.

Так и не решив проблему, Джек повернул обратно к Нью-Йорку.

10

Ёсио стоял в дверном проеме, откуда был виден и парадный подъезд СПИД-Центра, и весь переулок вдоль его стены, обращенной к верхней части города. Сначала припарковался на обычном месте, видя, как Джек-сан зашел в Центр. Не увидев, как вышел, решил, что он там задержался надолго.

Однако секунду назад с изумлением заметил, что Джек-сан — с большой сумкой от «Стейплс» — снова заходит в Центр. Невозможно было пропустить его на выходе. Это означает одно: есть еще одна дверь.

Через пару минут лихорадочных поисков Ёсио ее обнаружил. Какая оплошность с его стороны. Впрочем, не стоит тратить время на самобичевание. Одна возможность проследить за Джеком-сан упущена, но больше он не ускользнет с такой легкостью.

Ёсио бросился обратно к машине, когда Джек-сан с Алисией Клейтон вышли из парадного и направились по Седьмой авеню. Джек-сан с той же фирменной сумкой «Стейплс». Он повернул за ними за угол в восточном направлении, ожидая, что они возьмут такси или сядут в машину, но парочка вместо того нырнула в подземку на Шестой авеню.

Ёсио со стоном отчаяния стукнул кулаком по рулю. Можно, конечно, оставить машину — на законной или запрещенной стоянке — и пойти за ними пешком, но это бесполезно. Даже если их удастся найти, Джек-сан его легко заметит.

Ронин ничего на волю случая не оставляет.

Ёсио вздохнул. Еще одна упущенная возможность. Вряд ли он нынче вечером снова наткнется на Джека-сан или Алисию Клейтон, поэтому остается следить за другими. За кем же? За Сэмюэлом Бейкером, Кемалем Мухалялем или за следующим представителем семейства Клейтон?

Потом можно решить. Сейчас надо как следует приготовиться к очередному фокусу Джека-сан. Ёсио с этим справится.

Будем надеяться.

11

— Только не говорите, что это еще один домик-ловушка, — предупредила Алисия. — Не поверю.

Что я тут делаю? — недоумевала она, с удивлением разглядывая старинную мебель, стенные гобелены на втором этаже. Доехали по линии "Ф" до Западной Четвертой, пересели на линию "А", вернулись на Двадцать третью, а теперь находятся в элегантном викторианском особняке в Челси.

— К сожалению, нет, — сказал Джек, глядя на улицу в фасадное окно. — Просто у меня случайно оказался ключ.

— Кажется, дом хорошо вам знаком. Где хозяин?

— Он умер.

— Прятаться в доме покойника... — Алисия передернулась. Дом ей не нравился. — Чувствую себя беглянкой.

— В каком-то смысле так оно и есть, — заметил Джек, отворачиваясь от окна и окидывая ее каким-то непонятным взглядом. Точно такой же взгляд она чувствовала на себе и в подземке. Что-то странное. — Будем надеяться, в последний раз, — продолжал он. — Если завтра сумеем найти передатчик и сделать публичное заявление, вы сможете свободно вернуться домой.

— Почему вы так уверены, что это их остановит?

— Хорошо, Томаса, может быть, не остановит. Он потребует причитающейся, по его мнению, доли, тем более что каждый в мире мошенник будет стучать к нему в дверь, обещая кусок пирога, испеченного с помощью нового источника энергии. Что касается Кемаля... его игра проиграна. У него здесь была единственная задача — скрыть изобретение, чтобы никто на свете о нем даже не догадался. Как только просочится словечко, все кончено. По-моему, он суетится, схваченный за горло саудовскими нефтяными магнатами. А в тот момент с магнатами будет покончено раз и навсегда.

Джек подхватил сумку от «Стейплс», водрузил на стоявший между ними низенький резной столик.

— Покажете, в конце концов, что там такое? — спросила Алисия.

По дороге он жутко секретничал, каждый раз отвечал на подобный вопрос: «Не сейчас... потом покажу».

— Я нашел сейф, который открылся ключом. — Джек смотрел в сумку, словно вдруг обнаружил внутри что-то очень интересное.

— Ну?

— Все его содержимое лежит теперь здесь.

По-прежнему не глядя на Алисию, полез в сумку, начал вытаскивать плотные желтые конверты — с полдюжины или вроде того, — выкладывать на стол.

— Что же там?

Он, наконец, взглянул на нее. И почти прошептал:

— Фотографии.

Окружающее вдруг утратило формы и краски. Алисия очутилась в кресле, чувствуя слабость и тошноту.

— Вам плохо?

Джек направился к ней вокруг стола.

Она махнула дрожащей рукой, не отвечая ни да ни нет, даже головой не качая. Невозможно. Просто пусть остается на месте, не подходит, не приближается, чтоб никого не было рядом с ней.

Он остановился, пристально на нее глядя.

Потом вернулось дыхание, глубокие вдохи позволили утихомирить желчь, грозившую целиком затопить комнату. Она себе приказывала успокоиться, успокоиться...

Но разве можно успокоиться, когда тут же, в комнате, лежат эти... снимки, которые, может быть, видел Джек, точно видел, зачем ему иначе прятать глаза и ужасно смущаться? Он знает, о господи, знает!

Хуже того, теперь она сама их может увидеть. Если захочет... если посмеет...

Она никогда их не видела, никогда даже вообразить не осмеливалась, что они собой представляют, потому что это воскресило бы воспоминания о тех часах, днях, месяцах на кровати или на диване в подвале, когда папочка велел ей проделывать всякие вещи с Томасом и Томасу с ней проделывать всякие вещи, которые иногда причиняли ей боль, а папочка без конца фотографировал, фотографировал...

Она сделала последний глубокий вдох, задержала дыхание, заставила себя взглянуть на него:

— Вы их видели?

Джек кивнул.

Разглядывал? Любовался? Боже мой, давно они к нему попали? Что он о ней теперь думает?

— Все?

— Нет. Пока не сообразил, что это... кто... Да еще убедился, что в конвертах ничего больше нет. Простите, Алисия... Я...

— Зачем?

— Что «зачем»?

— Зачем вы их сюда принесли? Зачем вы со мной это сделали? Что с ними собираетесь делать?

— Я ничего с ними делать не собираюсь. — Он вытряхнул из фирменной сумки широкую коробку. — Сами делайте что хотите.

Поднял коробку повыше, чтобы можно было прочесть этикетку на верхней крышке.

Алисия прищурила покрасневшие глаза:

— Машинка для резки бумаги?

— Правильно. — Джек ткнул пальцем в конверты: — Здесь не только снимки, но и негативы. Я вполне мог бы их сжечь и какое-то время серьезно об этом подумывал. Но пришел к заключению, что вам самой захочется сделать из них конфетти.

Он вытащил из коробки машинку, поставил перед ней, сунул вилку в розетку.

— Почему вы так хлопочете ради меня?

— Почему бы и нет? Мне все время казалось, будто что-то вас тяготит. Никогда не догадывался, какое тяжелое бремя.

Она потупила взгляд:

— Мне так стыдно.

— Чего?

— Как вы можете спрашивать? — Тон невольно повысился, только нельзя терять контроль над собой, только не здесь, не сейчас. — Вы же видели. Господи боже, что теперь обо мне думаете!

— Думаю, вам себя не в чем винить, если речь идет об этом. Точно так же, как нельзя винить избитого ребенка за полученные синяки. Это называется детским порно — чертовски лицемерное выражение. Назовем своим именем: снимки насилуемых детей. — Джек схватил один конверт, сунул ей. — Давайте. Пора с этим покончить.

Алисия заставила себя протянуть руку. Рука остановилась на полпути к конверту, словно наткнулась на невидимую стену. Стену удалось пробить, пальцы схватили, выдернули конверт.

Он включил машинку, отступил назад. Послышалось, как в щели наверху заработали лезвия.

Она сумела прикоснуться к конверту, но когда дело дошло до содержимого...

— У вас все получится, — твердо сказал Джек.

— Это ничего не решает, — возразила она. — По всей стране в разных коллекциях хранятся сотни отпечатков. Он их обменивал на фотографии других детей.

— Но эти надо уничтожить. Никто их не увидит. И с уничтоженных негативов новых не напечатает. Пожалуй, не столько практичный, сколько символический жест, однако, Алисия, это только начало.

Она на него посмотрела и чуть не расплакалась. Как можно было недооценивать этого человека?

Да, начало.

Впервые в жизни у нее есть возможность распоряжаться снимками. И негативами. С ними можно сделать одно — уничтожить.

Алисия полезла в конверт, вытащила три-четыре фотографии восемь на десять, цветных, глянцевых — нет, не взглянула, — сунула в щель машинки. Та зажужжала, замолола, потом снизу посыпались стружки, скручиваясь в ком бумажной лапши.

Да! Получается. Изображения уничтожаются, распадаются на сотни клочков. Только сумасшедшему придет в голову складывать их обратно, и чем больше растет ком, тем трудней это сделать. На восстановление единственного снимка уйдет сотня, нет, тысяча лет.

Чувствуя себя словно под освежающим душем, она выхватила из конверта следующие фотографии, принялась скармливать крутящимся лезвиям. По щекам текли слезы, Алисия слышала собственный смех.

Ох, как хорошо... прекрасно!

12

Вззззз!

Женщина в слезах — уже плохо. Никогда не знаешь, как быть в таких случаях. Что делать? Что говорить? А уж когда женщина плачет и одновременно смеется, кромсая бумагу...

Страшное дело.

Вскоре плач и смех стихли, но стало только хуже — она заговорила, и Джек пожелал, чтобы Рональд Клейтон был жив... чтобы можно было предать его очень медленной смерти.

— Я для папы старалась. Вот как это было. Отчасти понимала, что делаю что-то дурное, особенно когда бывало больно, но выбора не было — папа велел. Ведь это же, в конце концов, мой папа... Который меня любит. Не заставит совершать плохие поступки. Только не мой папа.

Тон ровный, бесстрастный, словно навсегда целиком порваны эмоциональные связи с девочкой, о которой шла речь.

Вззззз! Следующие фотографии отправились в машинку.

— Вот в чем настоящая гнусность. Хуже самого извращения. Он взял родную дочку, которая на него полагалась, доверяла ему, уважала, и, воспользовавшись ее доверием и зависимостью, вынудил делать перед фотоаппаратом то, что ему требовалось. Такая у педофилов натура: они наслаждаются властью над слабыми маленькими детьми, возможностью лишить их невинности, принуждая ко всякой мерзости.

Вззззз!

— Мерзости я в то время, конечно, не понимала, хотя что-то нехорошее чуяла, потому что мне настрого запрещалось об этом упоминать. Сеансы годам к десяти прекратились. Видно, я слишком выросла. Видно, прочие участники взаимного обмена картинками предпочитали девочек младше десяти. В любом случае больше съемок не проводилось, и... поверите?.. я горевала. Гадко, да? Не из-за того, чем занималась, а оттого, что больше не интересовала отца. Он никогда не проявлял ко мне никаких теплых чувств, ни малейшей заботы... мало сказать чужой, безразличный, равнодушный... но хотя бы когда... я проделывала, что было велено, с Томасом... или одна... уделял мне внимание. Потом и этого не стало. Можете себе представить?

Нет. Даже близко невозможно представить. Джек чувствовал закипавшую ярость при мысли, что кто-то заставил бы Вики заниматься тем, что он мельком увидел на нескольких снимках, подавляя желание броситься к телефону, позвонить, убедиться, что она в безопасности дома с Джиа.

Вззззз!

— Со временем я поняла, в чем участвовала. Пыталась внушить себе, будто ничего подобного не было, будто я все выдумала, увидела в страшном сне, только знала, что не сумела бы такого выдумать. Разве можно придумать подобные извращения? Нет... это было на самом деле. Поэтому постаралась забыть, просто из головы выбросить, и довольно успешно... пока не повзрослела. Как-то ночью проснулась оттого, что Томас схватил меня за грудь, предложил позабавиться, «как обычно». Удалось его вышвырнуть, но прошлое подтвердилось, вернулось. Я стала на ночь класть нож под подушку.

Джек совсем не хотел знать подробностей, но как ее остановить? Кроме того, она вовсе не с ним говорила. Обращалась в пустое пространство. Вместо него вполне мог сидеть манекен.

Вззззз!

— Надо было уйти. Только как это сделать? На жизнь в таком возрасте не заработаешь, а от него я брать ничего не хотела... совсем ничего. Знаю, вы, разумеется, думаете, не проще ли было бы обратиться к властям... — Она замолчала, взглянула на Джека. На губах промелькнула кривая мрачная усмешка. — Ну, другой на вашем месте подумал бы. Абсолютно исключено. Разоблачить и опозорить Рональда Клейтона значило и себя опозорить. Выставить фотографии на публичное обозрение. Даже сейчас при такой мысли мне хочется забиться в нору... Вообразите, что означает подобная перспектива для молоденькой девушки. Я хочу сказать, тинейджеры прячутся, даже когда у них прыщик на подбородке выскакивает. Открыто признаться в своих «прегрешениях» просто немыслимо... Кто бы поверил, что я совершала их не по собственной воле?

Вззззз!

— Поэтому я принялась за работу. То есть по-настоящему. Не испытывала никаких плотских желаний, чувствовала отвращение при любом прикосновении мальчика или девочки, превратилась в книжного червя. Буквально поселилась в публичной библиотеке, училась, училась, училась. Получала только высшие оценки. Нашла книжку для родителей о подготовке детей к дальнейшей учебе. Ну, меня никто ни к чему подготавливать не собирался, пришлось готовиться самостоятельно. И я своего добилась. Прошла полную академическую подготовку к колледжу университета Южной Каролины. Получила возможность уехать из дома. Улетела в августе перед началом первого учебного года и никогда назад не оглядывалась. Вчера вечером впервые с тех пор переступила порог.

Вззззз!

— В колледже работала и изо всех сил училась. Нашла на лето место в курортной гостинице с комнатой и питанием в счет платы. Поступила в медицинскую школу. Полностью оплатить учебу невозможно, хотя деньги будущим врачам охотно ссужают. Поэтому по уши влезла в долги, которые предстоит выплачивать еще лет десять, как минимум. И все-таки я это сделала. Преодолела. Потому что твердо решила не превращаться в жертву. Знаете, говорят, успех в жизни — лучшая месть. Ну, может быть, я не добилась особых успехов, однако живу. Причем самостоятельно. Это и есть моя месть. Я не стала его жертвой. Когда-то он имел надо мной власть, но больше не имеет.

Вззззз!

— Впрочем, я еще не сполна отомстила. Со временем задумалась о смерти своей матери... действительно ли это был несчастный случай. Не знаю, унаследовал ли он ее деньги, получил ли крупную страховку, вообще ничего не знаю о его финансовых делах, знаю только, что при маме никогда не осмелился бы предаваться своим извращениям. А когда ее не стало, свободно делал что угодно со мной и с Томасом. Вот как я мечтала ему отомстить: найти какие-нибудь доказательства грязной игры и засадить в тюрьму, где он лишился бы всякой власти, сам оказавшись во власти других. Теперь это невозможно, конечно.

Вззззз!

Джек не хотел знать ответа, но должен был спросить:

— Он сам вас когда-нибудь... трогал?

Она качнула головой:

— Нет, слава богу... если Бог имеет к этому хоть какое-то отношение. Нет... просто любил наблюдать. Кроме того, наши снимки служили валютой для приобретения новых.

Вззззз!

Алисия оторвала взгляд от машинки.

— Есть еще?

— Нет, — покачал он головой, указывая на огромный ком резаной бумаги у нее под ногами. — Со всеми покончено.

— Нет, — сказала она. — Не со всеми. Даже близко.

— Начало положено.

Похоже, пар выпущен полностью. Алисия выдыхалась и съеживалась на глазах.

— У Томаса есть комплект, — тихонько пробормотала она. — Он мне сообщил, что нашел хозяйскую коллекцию, по его выражению.

— Это что такое?

— Его личное собрание... как лучше сказать?

— Снимков детей, подвергающихся сексуальному насилию. Для чего они Томасу?

— Думаю, чтобы меня шантажировать. Хотя он, по-моему, блефует. Сам присутствует на бесчисленных снимках... опозорив меня, и себя опозорит. Конечно, довольно низко пал, но не настолько же.

— Пока, во всяком случае, — добавил Джек. У него вдруг возникла идея. — Знаете, где он живет?

— Неподалеку отсюда. А что?

— Хотелось бы задать вашему сводному брату несколько вопросов. Пойдете со мной? Сможете с ним встретиться?

Она, поколебавшись, кивнула:

— Да, смогу. И хочу. Возьмем с собой машинку для резки?

— Нет. Чересчур громоздкая. Наверняка придумаем другой способ добиться аналогичного результата.

Алисия встала, потянулась за своим пальто. Видно, в самом деле решила идти до конца.

— Ну, пошли.

13

Возвращения Томаса ждали в темной душной передней комнате его квартиры, где стоял легкий запах гнили.

Алисия с любопытством смотрела, как Джек с помощью нескольких проволочек одну за другой открывал двери в доме, где жил Томас. Прождали всего минут двадцать, как послышался щелчок ключа в замке. Джек вскочил и исчез, оставив ее одну.

Томас вошел, включил свет, увидел и замер, как олень перед автомобильными фарами.

— Алисия! Что ты тут...

Джек выскользнул из-за двери, плотно ее захлопнул. Томас шарахнулся влево, выпучив на него глаза. Краски полностью схлынули с рябого лица.

— Кто это?

— Друг твоей сестры, — представился Джек, схватил его за ворот и потащил грушевидное тело по комнате. — Сядь!

Свирепая грубость ошеломила Алисию. Джек превратился в дикого зверя. Совсем другой человек, чем меньше часа назад. Какой же из них настоящий?

Томас споткнулся, налетел на стул и неловко уселся.

— Чего вам нужно?

— Ответов на вопросы. Может, и фотокарточки поглядим.

— Не имеете права! — крикнул Томас. — Я сейчас полицию вызову!

У Джека в руке внезапно возник маленький пистолетик, нацеленный на левое колено Томаса. Потом переместился на правое.

— Какое сначала? Решайте, Алисия.

Я? Ее обуяла паника. Неужели это серьезно? Что он задумал? Тут вспомнилось предупреждение Джека при входе в квартиру: «Возможно, придется действовать круто, но вы мне все равно подыгрывайте».

Пистолет нацелился в мошонку.

— Есть еще вариант.

Ладно, буду подыгрывать.

— Дайте подумать.

— Алисия! — взвыл Томас. — Не позволяй ему! Мне про него рассказывали! Пожалуйста, не давай ему в меня стрелять!

На брюках Томаса расплывалось темное мокрое пятно. Видно, наслушался по-настоящему жутких рассказов о Джеке.

— Тогда неси «хозяйскую коллекцию», о которой рассказывал, — приказала Алисия.

— Хорошо, хорошо! Я все сделаю. Она в спальне. Несу.

Он вскочил, поспешно прошмыгнул мимо нее с Джеком на хвосте.

— "Дайте подумать", — шепнул на ходу Джек, подмигивая. — Замечательно.

Оставшись в одиночестве, она огляделась вокруг. Впервые увидела квартиру при свете. Сплошной беспорядок, кругом грязная одежда, белье, грязные тарелки, банки, упаковки из-под съестного. А запах... скорее всего, от коробки с пиццей на подоконнике у батареи.

Через несколько минут вернулись мужчины. Томас нес две картонные коробки, Джек третью... и еще один пистолет.

— Посмотрите-ка, что есть у Томаса, — предложил он. — Симпатичный малыш 32-го калибра.

Но Алисия не сводила глаз с коробок.

В самом деле, коллекция. Действительно нашел. Была какая-то надежда, что Томас блефует.

— Все тут? — уточнил Джек.

Томас лихорадочно закивал:

— Все. — По-прежнему стоя, повернулся к ней: — Все, клянусь.

— Зачем тебе это, Томас? Оставим шантаж в стороне. Для чего ты хранишь эту мерзость? Свидетельство полнейшего морального разложения...

— Да не так уж и плохо. Подумаешь, большое дело. Кому от этого вред?

Джек занес кулак, видно, собравшись ударить Томаса, но сначала взглянул на нее. Она отрицательно тряхнула головой. Никогда в жизни не хотела говорить об этих событиях детства, а теперь не может остановиться.

— Кому вред? Посмотри на себя. Что у тебя за жизнь? Ты хоть раз жил какой-нибудь личной жизнью?

Я точно никогда не жила.

— Думаешь, я не знаю, что все проиграл? — прищурился он на нее. — Знаю. Поверь, чертовски хорошо знаю. Причем во всем отец виноват. Поэтому дом мой по праву. Он мне нужен. А тебе не нужен. Ты сама прекрасно устроилась. Доктор.

— Тебе обо мне ничего не известно, — тихо проговорила Алисия.

Пространная история, которой она пичкала Джека, — всего-навсего контурная зарисовка. Мантра. Может, если ее без конца повторять, можно будет поверить. Может даже, она станет правдой. Но до этого еще долгий путь.

Возможно, снаружи выгляжу неплохо, а внутри... вроде этой квартиры.

— Разумеется, дом твой по праву, — насмешливо передразнил Джек. — Конечно, он тебе нужен. Меня просто тошнит от тебя. Ты даже не способен придумать, что делать с деньгами, которые отвалят за излучатель.

Алисия охнула при досадной оплошности Джека, но вдруг заметила, как у Томаса подкосились колени. Он упал на стоявший позади него стул. Побледнев еще при первом взгляде на Джека, стал теперь еще бледнее. Что-то неразборчиво забормотал, и тогда она сообразила, что «оплошность» хорошо рассчитана.

— Господи помилуй! Узнали... Догадались... Но как? Вчера вечером, да? Будь я проклят! Мы весь дом перевернули вверх дном, ни черта не нашли! Вы вдвоем заскочили и... стойте... знаете, где передатчик?

— Пошли. — Джек схватил его за руку, сдернул со стула. — Прогуляемся.

— Что? — Колени Томаса подгибались, как резиновые. — Куда?

— Вдоль по улице.

— 3-зачем?

Алисия задавала себе тот же самый вопрос.

— Затем, что тут у тебя нет камина. — Он поднял пистолет Томаса 32-го калибра. — Твой спортивный пистолет тут останется. А коробки с собой захвати.

14

— Ребята, если пустите нас к огоньку на часок, обещаю, вернетесь довольными и согревшимися.

Алисия шла за Джеком все дальше на запад, вниз по склону к реке Гудзон, точно так же, как Томас, понятия не имея, куда он направляется. Остановился у костра, разведенного в мусорном баке в конце переулка, вручил по двадцатке каждому из троих бродяг, гревшихся у огня.

Те со смехом, с ухмылками, с грубыми шутками заспешили прочь.

— Порядок. — Джек ткнул в Томаса пальцем: — Ну, давай принимайся за дело.

Алисия оглядела темные, пустые, запущенные улицы. Впрочем, страха не испытывала. Кажется, Джек оказался в своей стихии и полностью контролирует ситуацию.

— Подбрасывай дрова в огонь. Только не слишком быстро, чтобы не погас.

Томас сообразил, наконец, полез в коробку, вытащил охапку снимков. Алисия смотрела, как они летят в бак, скручиваясь и чернея в голодном, пожиравшем их пламени, которое навсегда уничтожало омерзительные картинки. На них была она сама, Томас, другие дети... которых силой или хитростью, как в ее случае, принудили исполнять непристойные танцы...

С закружившейся головой на секунду закрыла глаза, напомнила себе, что это лишь часть... Хотя все-таки одним комплектом меньше.

А вот Томаса снимки явно не занимали, он как бы не отдавал себе отчета в собственных действиях. Его интересовал один передатчик.

— Понимаете, передатчик — самое главное, — твердил он. — Если знаете, где он находится, я всем нам обещаю богатство, какое и во сне не снилось.

На Джека обещание впечатления не произвело.

— Если у нас есть передатчик, зачем ты нам нужен?

— Затем, что ваше право собственности на технологию будет опротестовано в ту же минуту, как только попробуете ее продать.

— А твое не будет?

— Любой, кто ее попытается запатентовать, сразу наткнется на стену. Потому что... — Он умолк. — Позвольте вернуться назад, объяснить. Тогда увидите, зачем я вам нужен.

— Ну, попробуй. — Джек взглянул на Алисию.

— Только огонь не забывай поддерживать, — пожала она плечами.

Излучатель энергии — хорошо и прекрасно. Но сперва надо увидеть, как снимки превращаются в пепел.

— Я узнал о папином изобретении, заскочив как-то его повидать.

— Вы общались? — удивилась Алисия. Очень трудно поверить.

— Да, собственно, нет. Я немножечко поистратился, а он не отвечал на звонки. Поэтому я и заехал. Так или иначе, он меня пятки морозить оставил, пока разговаривал по телефону, я решил пошататься вокруг. Смотрю, в доме там-сям горят лампочки. Дело было в полдень, я, добросовестный, экологически грамотный сын... — Алисия на ухмылку Томаса не ответила, Джек только пристально на него посмотрел, — ну, пошел выключать. И при этом заметил торчавшие в патронах проволочки. Присмотрелся поближе и вижу, что чертовы лампочки не подключаются ни к чему. Чем питаются? Может, папа придумал какую-то лампочку на батарейке? Из любопытства разобрал одну. К тому времени, как он переговоры закончил, я все понял.

— Могу поспорить, он жутко взбесился, — заметила Алисия.

— Не то слово. Разозлился до чертиков, кипятком писал, лучше сказать. Хотел было взашей меня вытолкать, но передумал. Я тогда удивился, потом сообразил почему. О самой технологии папа мне ничего не сказал, предупредил только, что слухи пока не должны просочиться. Понимаете, изобретение не совсем ему принадлежит. Здесь использованы многие его открытия и разработки, сделанные за время работы в разных университетах и корпорациях. Патенты на них принадлежат этим организациям. Они потребуют львиную долю, а может быть, и всю прибыль от технологии. Поэтому, сделав открытие, он начал искать способ сохранить его в своей собственности. Денег мне дал, чтоб помалкивал.

Не удивлюсь, если ровно наоборот, подумала Алисия. Ты обещал помалкивать в обмен на наличные.

— Я, однако, решил, что папа рассуждает неправильно. Если возникнут споры насчет патента, надо найти способ обойтись без всяких патентов. Если публичная огласка будет означать лишение всяких доходов, надо найти способ получить доход, не выставляя товар в открытую продажу. Спрашиваю: кто сильней всех пострадает от изобретения излучателя? Отвечаю: ОПЕК. — Завертел из стороны в сторону головой в ожидании одобрения, которого Алисия совершенно не собиралась высказывать, а физиономия Джека была как бы отлита из бронзы. — Очевидно и просто блестяще, правда? Арабы за милую душу отдадут миллиарды за то, чтоб излучатель не выбросили на рынок. Папе я ничего не сказал, позаимствовал одну лампочку, заказал билет на самолет в Саудовскую Аравию. Но так и не доехал. Обнаружил во время пересадки во Франкфурте, что она не работает. Вернулся в панике в Штаты, смотрю — заработала. Стало быть, за какой-то предел энергия не передается.

Алисия лениво задумалась об этом пределе, о природе излучаемых волн... но прискорбно мало помнила из школьного курса физики.

— Тогда я понес лампочку в представительство ОПЕК при ООН, а меня никто не принял. Верите? Я предлагаю им верный способ сберечь свои задницы, а эти идиоты и слушать не захотели. К счастью, отыскал другую организацию, почти такую же богатую...

— Исвид Нахр, — подсказал Джек.

Томас дернулся, как от удара.

— Ты кто такой? — вытаращил он глаза. — Откуда все знаешь?

— Давай дальше, — сказал Джек и кивнул на костер. — Топить не забывай.

— Ладно, ладно. Как бы там ни было, этот самый Исвид Нахр, наверно, сотню раз разобрал и собрал лампочку, пока в конце концов не убедился. Связались с папой, сделали баснословное предложение.

Тот вместо благодарности закатил жуткую истерику, без умолку орал, что никому не позволит похоронить свое изобретение. Миллионы долларов на стол, а он вопит как сумасшедший. Я даже не поверил. И до сих пор не верю.

— А я верю, — сказала Алисия. — Я с ним с детства не разговаривала, только абсолютно ясно, что так и должно было быть.

— Ну, тогда, дорогая сестричка, — съязвил Томас, — будь добра и меня просветить.

— Сводная сестричка, — поправила Алисия. — Не забывай об этом. Что касается твоего отца, ему требовалось больше чем деньги — он хотел славы. Хотел войти в историю, как величайший деятель всех времен, преобразивший мир гений. Больше того, хотел держать технологию в своих руках. Достичь вершин власти: распоряжаться энергией, которая правит миром.

— Может быть, ты права, — с какой-то хмуро-уважительной нотой пробормотал Томас.

— Но как только секрет просочился, тем более стал известен людям, желавшим навсегда его скрыть, ему пришлось поторапливаться. Он увидел единственный способ добиться славы и богатства: предложить технологию той стране, где нет нефти, которая почти на все согласится, лишь бы избавиться от зависимости от импорта. Бьюсь об заклад, сначала он выбрал Израиль, потом прикинул, что Япония побогаче. А японское правительство, заполучив технологию, которая не только избавит страну от нефтяной зависимости, но и станет гораздо более ценным рыночным товаром, исключило бы любые возможные патентные претензии. Рональд Клейтон завладел бы несметным богатством и гарантировал бы себе желанное место в истории.

— Только до Японии он так и не долетел.

— Да, — вставил Джек. — Твои приятели из Исвид Нахр об этом позаботились.

Алисии показалось, что Томас вздрогнул. Не знал? Или только догадывался?

— Это был несчастный случай, — заявил он.

Джек покачал головой:

— Японцы нашли на обломках следы взрывчатки.

— Откуда ты знаешь?

— Оттуда же, откуда знаю про Исвид Нахр.

Алисия догадалась, что ему не хочется осведомлять Томаса о японском агенте. Минуту наблюдала, как последний переваривает новую информацию.

— Ну и ладно, — пожал он плечами. — Отец обо мне в любом случае никогда не заботился.

— Только о самом себе, — подтвердила Алисия.

— Ты бы лучше помолчала! Смотри, что он тебе оставил. Перед поездкой в Японию спрятал все свои записи, меня выкинул из завещания. Все оставил тебе, черт возьми! Почему?

— Не могу объяснить, — ответила Алисия. — Лучше бы он этого не делал.

— Тогда расскажи все, что знаешь. — Томас наклонился к огню, по лбу запрыгала тень от крупного носа. — А я тебя свяжу с арабами.

— Не считаешь, что надо открыть тайну, сделать мир лучше?

Он так на нее посмотрел, будто она говорила на другом языке.

— Уверяю тебя, когда я получу столько денег, что за год не сумею истратить накапавшие за день проценты, мир станет гораздо лучше.

— Вспоминаю старую пословицу: яблоко от яблони недалеко падает...

— Ты тоже будешь богатой, Алисия. Ты всегда его ненавидела, всегда хотела расквитаться...

— Неправда. — Впрочем, правда. Было время, когда только об этом и думала.

— Кого ты пытаешься провести? Он — единственный в мире, кого ты ненавидишь сильней, чем меня. Теперь у тебя есть шанс сравнять счет. Продадим арабам технологию... и они ее похоронят. Разве не замечательно? Его деньги достанутся нам, славы он никакой не получит. Останется в истории одним из несчастных пассажиров рейса 27. Ты должна быть довольна, Алисия.

Надо признаться, присутствовал в рассуждениях Томаса некий кисловато-сладкий привкус... но мысль делать что-либо вместе с Томасом...

— Забудь.

Он распрямился в заметном расстройстве.

— Ты в своем репертуаре. Будет поздно, когда мы найдем передатчик, а это лишь вопрос времени. Тогда нам ни с кем договариваться не придется.

— Вам все это уже опротивело так же, как мне? — взглянул Джек на Алисию.

Та кивнула.

— Значит, поторопимся.

Схватил коробку со снимками, начал швырять в огонь.

Алисия наблюдала, как они вспыхивают, рассыпаются в пепел. Потом ничего не осталось.

— Хорошо, — заключил Джек. — С этой коробкой покончено. Есть еще?

Томас затряс головой:

— Нет.

— Для тебя лучше, чтоб не было. — Джек пригрозил ему пальцем. — Если я когда-нибудь обнаружу что-нибудь припрятанное...

— Все, клянусь.

Джек подхватил Алисию под руку, она вздрогнула, но позволила ему оттащить ее от костра.

— Ладно. Тогда мы с тобой расстаемся.

— То есть как? — услыхала она голос Томаса, взбираясь по склону, уходя от реки. — Вы меня сюда приволокли, выудили информацию, и на этом все? Я-то с чем остаюсь?

— С согретыми руками! — крикнул Джек, не оглядываясь.

— Пускай снимки сгорели! — завопил Томас. — Все бумаги сожгите, какие угодно, все равно ничего не добьетесь. — Вопли становились все громче, чем дальше они уходили. — Когда-нибудь слышала про Интернет, Алисия? Мы присутствуем на многих частных сайтах. Знаешь? Мы настоящие звезды, Алисия. Как тебе это нравится? Звезды!

Она зажала рот ладонью, чтобы не закричать.

Голос Джека рядом сказал:

— Простите. Кажется, забыл кое-что. Сейчас вернусь.

Борясь с поднимавшейся в желудке тошнотой, она шагала дальше, глубоко дыша. Не стала оглядываться, выяснять, что именно он там позабыл. Ничего существенного, будем надеяться...

15

Ёсио смотрел, как Джек-сан с женщиной Клейтон поднимаются по Восьмой авеню, направляясь к нижней части города. Он много бы дал за возможность подслушать их беседу с братом.

Следовал за ними, шмыгая из тени в тень.

Может быть, излишние предосторожности. Сомнительно, чтобы в таком обличье Джек-сан его узнал даже при полном дневном свете. Сначала подумывал замаскироваться под уличного Санту. Для людных улиц вполне пригодный вариант, однако в любом другом месте будешь только заметней. Пришлось остановиться на нынешней, не особо желательной альтернативе.

Впрочем, на волю случая Ёсио ничего не стал оставлять. Долго пришлось присматривать за домом брата, но труды окупились сторицей, ни за что на свете нельзя упускать подвернувшийся шанс.

Ни в коем случае... Если только удастся от них не отстать, пока не доберутся до места, где один или оба останутся. Ёсио готов идти куда угодно, причем в таком виде никто его не узнает даже в подземке.

Проблема лишь в том, чтоб идти...

Потому что его убивали высокие каблуки.

16

— Джек! — воскликнула Джиа, когда он открыл ее дверь. — Что ты тут делаешь?

— Можно войти?

— Конечно.

Она была в золоченом халате, накинутом на ночную рубашку. Как только дверь за ним закрылась, он обнял ее, крепко стиснул, она тоже его обняла, и они сиамскими близнецами долго стояли в прихожей.

— Джиа, ты мне сегодня нужна, — прошептал он, впитывая ее тепло. — По-настоящему.

— В чем дело? Что случилось?

— Всякое. Только, пожалуйста, не проси рассказать.

После милой небольшой беседы с возлюбленным братцем Джек проводил Алисию до дома и сам направился прямо домой. Но, проехав несколько станций подземки, передумал. Сделал пару лишних пересадок, проверяя, нет ли за ним хвоста, дошел по Пятьдесят восьмой до дома Джиа на Саттон-сквер. Она в конце концов сдала свою квартиру и переехала в изящный особняк, доставшийся Вики в наследство от теток.

Встреча с Алисией на другом конце города оказалась гораздо хуже многих крутых переделок, в которые он попадал за долгие годы. Часто видел обратные стороны городской жизни, но о подобных случаях знал только понаслышке. Глядя, как она уничтожает снимки и негативы, все гадал, не раскиснет ли, не сунет ли в машинку пальцы. Она продержалась.

А Джек окончательно вымотался.

Смотреть на мерзкие снимки, находиться рядом с Томасом Клейтоном... все равно что в грязи изваляться. Двинув несколько раз в морду ублюдку, почувствовал себя чуточку лучше, но нельзя было завершить этот день, не повидав Джиа.

Тут послышался топот бегущих ног и голосок, кричавший:

— Джек-джек-джек!

Вики.

— Ты что тут делаешь? — спросил он, оторвавшись от Джиа и ловя бросившуюся к нему в объятия Вики.

— Сегодня начались рождественские каникулы, — сообщила она, обхватив его за шею. — Завтра никаких уроков! Здорово?

— Ну, еще бы, — подтвердил он, тиская малышку.

Из головы не выходила мысль, что Алисия была точно в таком же возрасте, когда ее отец... Если когда-нибудь кто-нибудь только задумает попытаться...

— Джек, ты меня задушишь, — пискнула Вики.

— Извини. — Он ослабил объятия, глянул в невинное личико. Горло душили рыдания. Голос звучал слабо, слова с трудом выговаривались. — Просто соскучился по тебе, вот и все. Даже сказать не могу, как я рад тебя видеть.

— В сотый раз просит поставить «Рождество Чарли Брауна», — сказала Джиа, пристально на него глядя.

Не отпуская Вики, Джек одной рукой обнял Джиа, притянул к себе. Небесно-голубые глаза спрашивали, все ли у него в порядке.

Он пожал плечами, кивнул. Все отлично. Обе леди, главные на свете, здесь, рядом, можно за ними присматривать, обеспечивать безопасность. Прекрасно.

— Девочки, не позволите ли посмотреть вместе с вами «Рождество Чарли Брауна»?

Вики захлопала в ладоши:

— Вот это да!

— Неужели еще раз? — охнула Джиа, закатывая глаза.

— Ну, хоть музыка должна доставить тебе удовольствие.

Направились за скачущей Вики вниз, в библиотеку, по коридорам с ореховыми панелями. Обстановку Джиа особенно не меняла, только, пожалуй, сняла чехлы с бархатных кресел. Лишь через полных двадцать минут Джек, усевшись на слишком роскошном диване между Джиа и Вики, прильнувшими к нему с обеих сторон, почувствовал себя достаточно чистым, чтобы задремать.

17

— Значит, — подытожил Кемаль, — вы целый день устанавливали личность мужчины и не имеете никакого понятия?

Расстроенный Сэм Бейкер возбужденно бегал взад-вперед по гостиной в квартире Кемаля. Еще бы. Ему следовало бы испытывать не просто волнение и расстройство, а отчаяние и самоубийственный стыд. Безымянный незнакомец не только его одурачил, но и жирный гонорар поставил под большой вопрос.

— Получается, будто этого гада долбаного вовсе не существует.

— О нет, мистер Бейкер, он существует. Что могут засвидетельствовать немногочисленные уцелевшие члены вашей бригады.

— Да, но такой слишком умный шутник должен быть всем известен, иметь имя и подпись. Лично я и близкие мне люди обязательно бы о нем услышали. Явный наемник, а если наемник, я его должен знать. Такие ребята из пустоты не выскакивают, из-под земли готовенькими не вырастают. Обязательно проходят по иерархии все ступеньки. А он нет. Явится, как привидение, из какой-нибудь дверцы шкафа, натворит делов, мать твою, и исчезнет.

— Меня его имя не интересует, — со сдержанным раздражением сказал Кемаль. Какой глупый мужчина. Почему Насер не нанял кого-нибудь поумнее? — Я только хочу, чтобы вы с ним разделались.

— Как же разделаться, когда я его найти не могу?

— Возможно, он сам вас найдет.

Кемаль уловил промелькнувшую на лице Бейкера тень тревоги, но оно в тот же миг отвердело.

— Я готов. Как только увижу, считайте покойником.

— Будем надеяться, — бросил Кемаль и повернулся спиной к наемнику.

Он целый день с волнением и страхом следил за новостями, включив в каждой комнате радио или телевизор, ожидая услышать ужасное сообщение о новом революционном источнике энергии, который преобразит весь мир. Однако ничего не услышал. Как там выражаются американцы? Нет новостей — хорошие новости. Да, в данном случае безусловно.

Чем дольше новостей не будет, тем лучше.

Можно ли надеяться?

Если у Алисии Клейтон есть доказательство существования фантастической технологии, разработанной ее отцом, она обязательно этим воспользуется. Обязательно раструбит всему белому свету.

Чем дольше молчание, тем вероятнее, что они с «наемником», по выражению Бейкера, ничего не обнаружили в доме.

Об этом просил Кемаль, проведя день в посту и молитве. И вымолил прекрасную новость. Звонок Гордона Хаффнера известил, что с ним связался поверенный женщины Клейтон, предложив приступить к оформлению сделки.

Кемаль возликовал. Теперь можно будет вернуться в Рияд, снять с Гали уголовное обвинение.

Потом нахлынули сомнения, как пустынные крысы. Вдруг согласие на продажу всего лишь уловка, хитрость, чтобы заставить Кемаля себя обнаружить? Пришлось искать Бейкера, занятого перевозкой трупов, которому был отдан приказ установить местонахождение женщины Клейтон с помощью сунутого в ее сумку детектора и неотступно следить. В данный момент она на работе.

В конце концов, возможно, действительно хочет продать дом. В конце концов, десять миллионов долларов — просто десять...

Зазвонил телефон. Кемаль взял трубку, узнал голос Томаса Клейтона, хоть и звучавший гнусавей обычного.

— Они у меня были! Все знают!

Страх холодными когтями впился в плечи Кемаля.

— Кто? Кто знает?

— Алисия со своим бандюгой. Он мне нос сломал, черт побери!

— Вы говорите «знают». Что знают?

— Все! Больше, чем мы.

Мир вокруг колесом завертелся. Все! О нет. Быть не может. Прошу тебя, Аллах...

— Знают, где передатчик?

— Нет, по-моему. Пока, по крайней мере. Но у меня дурное предчувствие, что знают, где искать. Что нам делать?

Кемаль закрыл глаза, стараясь успокоиться, нащупал бахрому тобе, вцепился в нее пальцами.

— Скоро сообщу.

Бросил трубку, изложил суть Бейкеру, как обычно, не упоминая о природе искомого.

— Очень просто, — хмыкнул наемник. — Возьмем девчонку, развяжем язык. Дайте ее мне, уверяю вас, заговорит.

Кемаль снова закрыл глаза. Что за идиот.

— А вдруг ей неизвестно, где искать то, что нужно? — тихо проговорил он. — И она после этого обязательно передумает продавать дом? А вдруг рядом окажется ее наемник и уничтожит немногих оставшихся ваших людей? А вдруг вы со своими топорными методами убьете ее, не успев получить информацию?

— Эй, послушайте. Я...

— Нет. Вы ее не тронете. Следите за детектором. Если она вдруг вздумает выехать из города, сообщите, мы вместе за нею последуем. Вместе. Ясно?

— Угу, только...

— Ясно? — подчеркнул Кемаль.

— Ясно, — буркнул Бейкер.

— Хорошо. Немедленно начинайте следить. Постоянно меня информируйте.

Кемаль отвернулся к окну, слепо глядя в ночь. Попросил у Аллаха прощения за минуту сомнения, когда думал, будто Бог оставил его. Теперь виден замысел Аллаха. Алисия Клейтон — Его орудие — приведет Кемаля к тайне своего отца.

Слава Аллаху.

Четверг

1

Ёсио съежился на сиденье, поспешно проглатывая последний кусок круассана с сосиской в яйце, когда Джек-сан в синем «таурусе» круто свернул к бровке противоположного тротуара.

Проследив вчера вечером за ним и Алисией Клейтон до элегантного особняка, предположительно принял дом за жилье Джека-сан. Но через секунду увидел вышедшего ронина. Попробовал продолжить слежку, однако не угнался в женской одежде. Потерял на суетливой Четырнадцатой улице.

Поэтому быстро вернулся к собственной машине рядом с многоквартирным домом Томаса Клейтона, доехал до особняка, занял позицию через дорогу. Переоделся в нормальный костюм и провел там всю ночь.

И вот теперь Джек-сан, очевидно, намерен куда-то повезти Алисию Клейтон. По мнению Ёсио, никакого романа между ними нет, иначе Джек-сан остался бы здесь на ночь. Значит, у них не просто свидание. Они преследуют некую цель, которая наверняка связана с технологией Клейтона.

С такой же определенностью можно сказать, что ради этой цели уедут из города. Иначе зачем машина?

Как остаться незамеченным, следуя за ними через пригороды, в сельской местности? Джек-сан его знает и будет посматривать. Тем не менее, надо рискнуть. Кажется, после месяцев ожидания и наблюдения его миссия близится, наконец, к завершению.

Следовало бы предварительно попросить подкрепления, только он не осмелился в данный момент привлекать к делу других людей. Слишком уж деликатная ситуация.

Джек вошел в дом. Ёсио пришел в отчаяние. Иногда в отчаянном положении необходимы отчаянные действия...

2

— По моим прикидкам, проедем Вестсайд, оттуда до Со-Милл, через мост Таппан-Зи и в туннель, — сказал Джек, тронув с места «таурус». Часы на приборной доске показывали 10.33. Утренний пик уже идет на спад. — Если вы не предложите лучший маршрут.

— Лишь бы доехать, — пожала плечами Алисия.

Джек взглянул на нее. Никогда не была хохотушкой, но нынче утром выглядит еще более мрачной, подавленной, чем обычно.

— Хорошо себя чувствуете?

— Да, — слишком энергично кивнула она. — Отлично. Просто... — Слово повисло в воздухе.

— Просто — что?

— Просто жалко, — вздохнула Алисия, — что вчера вам пришлось меня выслушать. Это не входит в условия найма.

Золотые слова.

— Все в порядке. Не думайте больше об этом.

— В том-то и дело — не могу не думать. Слишком долго не думала о фотографиях, по крайней мере, чертовски старалась не думать. Обнесла ту маленькую девочку, реальные события ее жизни глухими стенами, только как ни стараюсь, не могу забыть. Знаю, что есть мои снимки, до сих пор кочуют из одних порочных, жадных рук в другие, и страдаю. Будь я проклята, если в позволила себе сдаться, но меня это преследует, как призрак ада, как зловещая какофония на фоне повседневной жизни. Вчера я впервые за многие годы сумела об этом заговорить. Знаю, как вам было неприятно.

— Гм... действительно.

Насильственное растление ребенка... Слышать, как сама жертва об этом рассказывает, тем более с такой ошеломляющей откровенностью... мало сказать неприятно — до ужаса страшно.

— Понимаете, Джек, я никогда ни с одной живой душой не могла поделиться. Никогда в жизни не имела близких друзей, поскольку для меня невозможны открытые, честные отношения. С другой стороны, не смогла бы выслушивать их рассказы о своих родных, особенно о любимых отцах. Как только кто-нибудь с любовью и гордостью упоминал «папу», мне хотелось орать во все горло. Даже сегодня при мысли, что плоть моя наполовину его, я ее с костей готова содрать. Без конца задавалась вопросом, почему мне не дано иметь такого отца, каких получают другие, любящего, заботливого, готового жизнью пожертвовать ради меня? А когда вы увидели снимки, Джек...

— Практически нет, — быстро вставил он. — Один-другой.

— Одного вполне достаточно. В тот момент все мои тайны вырвались на свободу. Еще раз повторю, простите.

— Еще раз повторю, не за что. Надеюсь, полегчало.

— Конечно. На время. Несколько минут вчера вечером, когда негативы крошились в машинке, и потом, когда снимки летели в огонь, я чувствовала себя свободной. Чудесное ощущение. С парфянской стрелой Томаса насчет Интернета вернулось ощущение реальности. Абсолютно ясно — я не освобожусь никогда.

— Никогда — долгий срок, — буркнул Джек, сморщившись над банальностью, но не зная, что еще можно сказать. Он не психотерапевт, не может свернуть Алисию с пути, по которому она направляется.

— Пока картинки размножаются, гуляют туда-сюда по педофильским сайтам, рассылаются по электронной почте, пока хоть одно мое изображение находится в обращении, это никогда не кончится. Конечно, легко сказать «выброси из головы», «позабудь», «пусть гуляют»... Только, может быть, в этот самый момент, когда мы с вами тут разговариваем, какой-нибудь грязный подонок сладострастно пыхтит, глядя, как я на снимках занимаюсь... такими делами. Разве можно забыть прошлое, когда фотографии есть в настоящем?

Джек кивнул. Правда. На снимках насилие продолжается и будет продолжаться даже после ее смерти.

— Эта тварь по-прежнему держит меня в своей власти, будь он проклят! — воскликнула она. — Как мне с этим покончить? Как?

Джек не имел никакого понятия о способах решения подобной проблемы.

— Кстати, — сказал он, надеясь перевести разговор ближе к цели поездки, — как думаете, почему он оставил свою технологию вам? Не пытался ли... как бы сказать... загладить вину?

Послышался отрывистый смешок.

— Исключено. Для этого нужно раскаяние. Рональду Клейтону неизвестно значение этого слова. Нет, он оставил мне дом и ключ к технологии единственно ради себя, как всегда поступал в своей жизни. Знал, что Томас похоронит открытие, не хотел этого допускать. Поэтому передал в мои руки в полной уверенности, что я не стану действовать заодно с Томасом. — Она стукнула кулаком по приборной доске. — Видите? Он по-прежнему делает свое дело. По-прежнему меня использует, будь он проклят! Будь проклят!

3

— В чем дело? — спросила Алисия. — Почему мы остановились?

Они без проблем проследовали через туннель на север, не замечая — по крайней мере, на ее собственный взгляд — никаких признаков слежки. Выехав из города, почти весь путь проделали в молчании.

Ну и дела, размышляла Алисия. Проснулась нынче утром усталая, измотанная и сейчас чувствует себя не лучше. Говорить больше не хочется, Джеку наверняка тоже.

Заплатив пошлину у въезда в Нью-Полц, Джек свернул к телефонной будке на площади за шлагбаумом.

— Хочу сориентироваться, — объяснил он, — и заодно убедиться, что за нами нет хвоста.

Она сидела в машине, пока он притворялся, будто разговаривает по телефону, поспешно царапая заметки в блокнотике на спиральке, наблюдая за проезжавшими через шлагбаум машинами. Не слишком большое движение в декабрьский четверг в такой час.

Наконец, через добрых пятнадцать минут повесил трубку, вернулся к машине. Сунул голову в дверцу, удовлетворенно кивнул:

— Все в порядке. Никого знакомого не заметил. А вы?

— Никого. Что записывали?

— Особые приметы, модели, цвета, номера. Если снова увижу машину, задумаюсь, для чего она тут. Ну... еще одно, и покатим.

Он потянулся к заднему сиденью за «лендровером», полностью собранным, с поставленным на место черным пластмассовым корпусом. Вынес на обочину, глядя, как тот бежит по тротуару. Вернулся в машину, возбужденно сверкая темными глазами.

— Знаете, он теперь направляется почти точно на запад. По-моему, мы близко.

Дальше путь лежал среди холмов округа Ольстер. Низкие серые тучи скользили по небу, затмевая робкое зимнее солнце, голые деревья размывали холмистые силуэты вдали, тут и там в зелени елей проглядывал коричневатый пушистый налет.

На каждой крупной развилке Джек останавливался, какое-то время присматривался к транспортному потоку, замечал какой-нибудь фургон, смотрел, куда тот направляется, и соответственно корректировал собственный курс.

«Ровер» устремлялся все дальше и дальше в холмы. Мощеная дорога сменилась проселочной, плотно укатанной, грязной, и Алисию стало одолевать нарастающее предчувствие. Сначала она с ним боролась — не хотелось ждать встречи ни с чем, что с ним хоть как-то связано, — но в конце концов сдалась. Впереди — может, за следующим подъемом, за следующим поворотом дороги, на каком-нибудь поросшем голыми деревьями склоне — ждет нечто очень важное.

Пока ее предчувствие крепло, Джек все сильней дергался.

— Что вас беспокоит? — поинтересовалась она.

— Место слишком открытое, — пожал он плечами, махнув рукой на холмы и долины в просветах между деревьями. — Не нравятся мне такие места. Предпочитаю ездить по шоссе, особенно если можно нырнуть под него, предпочитаю деревья, рассаженные ровным рядком в лунках вдоль тротуара.

Колеса начали пробуксовывать на крутом подъеме.

— Надо было взять джип напрокат, — проворчал Джек, видимо недовольный собой. — Можно было бы сообразить.

Впрочем, шины в конце концов справились, вытащили машину на более-менее ровный участок дороги.

— Теперь уже, наверно, недалеко, — заметила она. — Холмы почти проехали.

— Угу, а вдруг «ровер» направится к следующим?

Ей это и в голову не приходило.

Через минуту дорога кончилась.

— Замечательно, — заключил Джек.

Алисия потянулась вперед, вглядываясь в стоявшую перед ними стену из древесных стволов и густого кустарника. Не хотелось бы дальше топать пешком. Тут она заметила как бы просвет в кустах.

— Стойте-ка. Там тропинка?

Джек вылез из машины, держа в руке «ровер». На этот раз она последовала за ним.

— Зоркий глаз, — похвалил он, указывая на узкую тропку среди кустов. — Хорошо, что листья опали. В зелени сроду бы не разглядели. Отлично.

— Почему?

— Значит, кто-то хотел, чтоб тропинка была незаметной. Пошли.

Алисия плотней запахнула на шее ворот пальто. Шли на север, на вершину холма, солнце скрылось, а ветер крепчал. Надо было потеплей одеться.

Тропинка добрых пятьдесят футов петляла налево-направо между деревьями и валунами, пока не привела к широкой поляне. Алисия задохнулась при виде старой бревенчатой хижины в центре поляны. Старые только бревна. Кругом сплошь высокая технология. Фотоэлектрические солнечные пластины на крыше, по всему двору. Вдобавок на крыше над ними торчит необычная с виду антенна высотой двадцать пять — тридцать футов.

— Я бы сильно удивился, если в это оказалось не тем, что мы ищем, — сказал Джек.

Опустил «ровер» на землю, пустил. Машинка, спотыкаясь, отыскивала дорогу, путалась в сорной траве, но уверенно направлялась к дверям хижины.

— Еще разок проверим.

Понес «ровер» кружным путем к северу, Алисия приблизилась к хижине. Окна заложены... замурованы кирпичами. Видимо, чтобы сюда никто не входил.

— Смотрите! — крикнул справа Джек. — Я его запускаю на девяносто градусов к северу, а он теперь мчится на юг... прямо к хижине. Никаких сомнений, Алисия. Мы нашли его. Он здесь.

Она растерла плечи под рукавами пальто. Теперь действительно замерзла.

Джек внезапно очутился рядом.

— Возьмите, — протянул он ей «ровер». — Держите, пока не открою.

— Собираетесь вскрыть замок?

— Отмычки, к сожалению, позабыл. — Он наклонился, разглядывая замок. — Очень плохо. Йейлский[33]. Я с ними хорошо знаком. Нет... видно, придется действовать старым способом.

С этими словами Джек бросился вперед, ударив ногой в створку в нескольких дюймах от замочной скважины. Эхо зарокотало в холмах.

Дверь не поддалась.

— Проклятье, — проворчал он, исследуя петли. — Наружу открывается. Что за бред! Дело сильно осложняется.

Снова пнул прочную дубовую створку, примерно с таким же успехом.

По окрестностям прокатилось эхо еще трех ударов один за другим, но дверь устояла.

Алисия заледенела, услыхав за спиной голос с акцентом:

— Может быть, я сумею подмочь?

4

Джек ошеломленно дернулся, хватаясь за «зем-мерлинг», но только широко развел руками, видя, что вновь прибывший уже держит его на прицеле.

Ёсио.

Очень глупо стоять и глазеть на него, да что еще можно сделать?..

— Откуда ты взялся, черт побери?

— Из вашего багажника.

— Из багажника? — не поверил Джек. — Когда ж ты туда... — И все понял. — Ох, проклятье. Еще в Челси, да?

Дать бы себе хорошего тумака. Давно не пользуясь этой машиной, не почувствовал позади лишний груз, хотя все равно был обязан проверить.

Ёсио кивнул с натянутой улыбкой:

— Поездка весьма неприятная.

— Еще бы, — согласился Джек, припоминая кочки, на которые они натыкались, и ямы, куда проваливались по дороге колеса. — Господи Исусе, видно, тебе сюда очень сильно хотелось попасть!

— Да, Джек-сан, очень сильно. Как же ваше обещание разделяться информацией? Что с ним потряслось?

— Нам принадлежит право первенства, — с максимальной деликатностью напомнил Джек. Неразумно дразнить вооруженного мужчину. — И мы даже не знаем, что тут обнаружили. — Он повернулся к Алисии: — Кстати, позвольте вам представить Ёсио, джентльмена из Японии, о котором я рассказывал.

Алисия из кожи готова была вылезти. Окаменела, застыла на месте, не сводя глаз с направленного на них дула.

— Скажите «приятно познакомиться», — шепнул, перекосив губы, Джек.

— Приятно... он так и будет в нас целиться?

— Очень извиняюсь, — сказал Ёсио. — Если Джек-сан любезно выдаст мне свое оружие, я приберу свое. Уверяю вас, просто самозащита.

Провалился бы ты ко всем чертям со своей вежливостью, подумал Джек, вытаскивая и отдавая «земмерлинг».

Верный слову Ёсио опустил в карман пистолетик 45-го калибра, сунул в кобуру 9-миллиметровый пистолет Джека, весьма убедительно для последнего демонстрируя абсолютную уверенность в своих физических способностях.

— Теперь, может быть, выглянем внутрь?

— Давай, — кивнул Джек. — На мой счет...

При одновременном ударе дверь треснула вдоль замочной пластины, при втором покосилась, после чего ее удалось распахнуть.

Джек первым делом заметил горевший внутри свет.

Впрочем, учитывая, что тут, возможно, находится, почему бы и нет?

— Прошу, — поклонился Ёсио. — После вас.

Редкостная любезность, думал Джек. Не хочет оставлять меня за спиной.

Единственное внутреннее помещение сильно смахивало на «Радио-шэк»[34]. Меблировку составлял стол, стул, складная кровать, пара ковриков, два стеллажа. Остальные добрых три четверти площади занимал электронный кошмар проводов, металлических ящиков и мигающих лампочек. В центре высилась стеклянная трубка, испускавшая ослепительно белый луч... почти материальный.

Ёсио шагнул вперед, осматривая гудевшую аппаратуру, пристально глядя на луч.

— Ничего не пойму, — сказал он. — Это и представляется технологией Клейтона? Каково ее действие?

Не притворяется, решил Джек. В самом деле не знает. Покосился на Алисию:

— Рассказать? Возможному покупателю?

— Давайте, — кивнула она.

Он направился к стоявшей на столе лампе, посмотрел, есть ли шнур. Есть... но не включен в розетку. Из патрона торчит проволочная антенна.

— Вот, — махнул он рукой, подзывая Ёсио. — Этим все сказано.

И сунул ему лампу. Ёсио взял и внимательно осмотрел.

— Я такие лампы уже видывал.

— Значит, должен понять.

Японец бросил на него вопросительный взгляд:

— Что понять?

— Соображай сам.

С этим Джек отошел к стеллажам. Не хочется ничего объяснять. Пусть самостоятельно пошевелит мозгами. Озарение неизменно лучше поучения.

Алисия выдвинула ящик шкафа, увидела какую-то кальку.

— Схемы цепей. Что-нибудь об этом знаете?

— Знаю, как видеомагнитофон настроить, как компьютер включить... Я ведь не электронщик. Ничегошеньки в этом деле не понимаю.

Ёсио вдруг завопил:

— Ой-ё-ё-ё-ё-ёй! — сопровождая клич пушечным залпом японских речей.

— Снизошло, так сказать, озарение, — констатировал Джек.

Ёсио потащил лампу к электронным джунглям, застыл с пылающими щеками и выпученными глазами, закрутил туда-сюда головой, переводя взгляд с лампы на изобретение Клейтона и бормоча по-японски.

— Это все в самом деле? — спросил он, переходя на английский и возвращаясь к Джеку с Алисией. — По правде?

— Насколько можно судить, — оговорился Джек.

— Неизумительно, что Исвид Нахр забил всех людей в самолете, — с благоговейным страхом заметил японец. — Изничтожил бы тысячи и миллионы, чтоб это прикрыть. — Он внимательно разглядывал лампу в собственных руках. — Только подумать, я ведь воспринимал ту лампу за настоящую и даже не разгадывался. Думал, они в ее свете на что-то засматривают... а не на саму лампу.

— Ну конечно, — подтвердил Джек, не имея никакого понятия, о чем речь. И кивнул на шкафы: — Видимо, все карты там. Думаешь, ваши заинтересуются?

— Заинтересуются? А, да! Я...

— Руки вверх! Все! Сейчас же!

Джек вздрогнул, услышав команду, отданную военным лаем, хотя руки действовали самостоятельно: левая вздернулась, как было приказано, правая скользнула к «земмерлингу»... Тут он вспомнил, что пистолет у Ёсио.

Руки последнего заняты проклятой лампой. Помощи от него не дождешься.

Поэтому он поднял обе руки и медленно повернулся, хорошо зная, что перед собой увидит.

И точно... Кемаль, Бейкер, уцелевшие члены команды. Сюрпризом, хоть и невеликим, оказался Томас Клейтон с распухшим носом и подбитым глазом.

Внутри сжался тугой ком. Плохо. Даже хуже чем плохо.

Из пятерых вновь прибывших, ворвавшихся в дверь, один Кемаль не имеет к нему личных счетов. Да и то точно не скажешь.

Черт возьми, как они тут оказались? Наверняка не приехали вместе с Ёсио в багажнике.

Неужели я оставлял за собой светящийся след?

5

Вот оно! Кемаль старался сдержать слезы радости. Слава Аллаху. Я преуспел. Нашел.

Он вошел в хижину на одеревеневших ногах. Лишился от облегчения сил, однако не хотел, чтобы кто-нибудь это заметил.

Оглядел троих уже находившихся в ней человек. Знал Алисию Клейтон, узнал ее наемника, а вот другой мужчина с Востока, державший в руках лампу...

— Вы кто? — спросил он, ткнув в него пальцем.

Мужчина тряхнул головой. Страха в шустрых черных глазах не было.

— Сейчас быстро узнаем, — встрял Бейкер, целясь в колено мужчины.

— Нет, — приказал Кемаль. — Здесь не стрелять.

Необходима полнейшая твердость. Ни в коем случае нельзя выпускать ситуацию из-под контроля. Нет, когда успех уже в руках.

Заговорит или нет восточный мужчина, значения не имеет. Скорей всего, японец. Кто ж еще? Рональд Клейтон направлялся туда продавать им волшебную технологию. Разумеется, они заподозрили что-то неладное в катастрофе.

— Ладно, — сказал Бейкер. — Тогда мы их выведем. — И, скаля зубы, шагнул к пособнику Алисии Клейтон. — Особенно вот этого. По-настоящему красиво умрет.

Тот всплеснул руками над головой, упал на колени, всхлипнул, повесив голову:

— Пожалуйста... Прошу вас, не делайте мне больно!

Кто-то из ребят Бейкера шагнул вперед, занес для пинка ногу.

— Фу, котяра сопливый!..

— Стой, Барлоу! — Бейкер схватил его за шкирку, отдернул. — Ему только того и надо, задница! Глазом не успеешь моргнуть, как он тебя кинет и отберет оружие.

Наемник Алисии Клейтон сразу бросил мольбы и слезы, мигом встав на ноги с кривой ухмылочкой. Отвесил уважительный легкий поклон, доставив Бейкеру немалую радость.

— Долго мы за тобой гонялись, теперь позабавимся.

— Не сейчас, Бейкер, — сказал Кемаль. — Возможно, у него есть важная для меня информация.

— Например? Кстати, что это тут такое?

Кемаль вопрос проигнорировал. Чем меньше Бейкер знает, тем лучше.

— Разоружите их и стерегите. После окончания нашей беседы можете делать с ним все, что угодно.

Нельзя посвящать в дело Бейкера. По дороге через холмы он с двумя своими оставшимися пособниками толковал лишь о том, что сделает с убийцей других наемников. Но Кемалю еще предстоит убедиться, что перед ним сейчас полная и единственная установка, что другого излучателя не существует. Надо узнать у женщины Клейтон и ее соратника, как они его отыскали, не знают ли о других.

А потом...

А потом все умрут.

Подобная мысль Кемалю удовольствия не доставляла. Фактически он боялся этого момента. Знал про бомбу на борту самолета, выполнявшего рейс 27, но сама идея ему не принадлежала. Его угнетала мысль о множестве невинных жертв ради уничтожения одного человека, хотя он признавал абсолютную необходимость воспрепятствовать приезду в Японию Рональда Клейтона. В конце концов, что означают двести сорок семь жизней по сравнению с благоденствием арабского мира? Сравнительно небольшая потеря ради великой цели. Разве в истории сплошь и рядом не встречаются такие примеры?

Однако те безликие жертвы погибли где-то далеко, посредством безликого взрыва. Сейчас будет иначе. У жертв есть имена, лица, в которые будут смотреть убийцы, наблюдать за их смертью. По его приказанию.

С другой стороны, ему тоже приказывают, отдавая безусловно мудрые неукоснительные распоряжения. Никто, кроме Исвид Нахр, не должен знать о технологии.

Он проследил, как Барлоу навел смертоносный прицел на голову восточного мужчины, другой наемник Бейкера, по имени Кенни, выхватил у него лампу, вытащил два пистолета. Та же процедура повторилась с помощником Алисии Клейтон, как ни странно безоружным. Потом Бейкер отогнал их вместе с женщиной Клейтон в сторону, пропустив к стеллажам Томаса Клейтона.

Наконец-то сделал полезное дело. Пожалуй, несмотря на все промахи, в конце концов справился с тем, для чего его наняли. Сунул в женскую сумку маленький датчик, который позволил им ехать за ними на расстоянии многих миль. Хотя он не дождется солидного гонорара и желанной необременительной пожизненной службы.

Бейкер со своими наемниками уничтожит трех человек, похоронит подальше отсюда. Вскоре, может быть, даже завтра, Исвид Нахр расплатится с Бейкером той же монетой.

Предположительно Томаса Клейтона постигнет та же судьба.

Никаких концов не останется.

— Все тут, — объявил Томас Клейтон, поднимая глаза от содержимого ящика шкафа. — Все, что вам надо знать об излучателе. Он работает на солнечной энергии. Вы мне очень многим обязаны. По-моему, я продешевил, заключив с вами сделку.

— Повезет тебе, если хоть грош получишь, — заметила его сестра.

Томас поднял брови, взглянул на нее и насмешливо протянул:

— Неужели?

— Как только выйдешь в дверь, из помощника превратишься в обузу, — предупредила она. — Ты им больше не нужен. От тебя избавятся заодно с нами.

— Нет, — пробормотал он, оглядываясь на Кемаля. — Мы же договорились, правда, Кемаль?

Кемаль отвел глаза, изо всех сил стараясь ничего не выдать. Считал Томаса Клейтона жалкой личностью, но сейчас не хотел с ним возиться. Пусть Исвид Нахр занимается.

— Конечно. И мы держим слово.

Но должно быть, какой-то намек на возможное будущее промелькнул в его взгляде. Лицо Томаса отвердело.

— Этого я и боялся.

С такими словами он выхватил пистолет из кармана, навел на Кемаля.

6

Томми, мальчик, думал Джек, глядя на пистолетик 32-го калибра, первоклассный ты сукин сын, но я тебя люблю.

В тот момент все — Алисия, Кемаль, Бейкер со своими ребятами — смотрели на Томаса.

Почти все...

Джек бросил взгляд на Ёсио, а тот на Джека. Судя по быстро дрогнувшей брови, Ёсио тоже понял: возможно, это шанс... последний, единственный.

— Томас, не надо, — проговорил Кемаль.

— Угу, — подхватил Бейкер. — Убери, пока сам не поранился... или кто-нибудь тебя не поранил.

Из разговоров захватчиков Джек усвоил, что на Бейкера работают рыжий Кенни и темноволосый Барлоу с крупным носом.

— Нет. — Голос Томаса дрожал точно так же, как дуло пистолетика 32-го калибра, по-прежнему, впрочем, нацеленного на Кемаля, который стоял всего футах в пяти. По мнению Джека, даже Томас едва ли промажет на таком расстоянии. — По-моему, очень даже надо. Я догадывался, что меня ждет скорый конец, как только мы найдем излучатель. Но ничего у вас не получится.

Джек передвинул левую ногу на несколько дюймов к двери. Потом, притворившись, будто просто переминается с ноги на ногу, ушел влево, подтянув правую ногу. Утром перед отъездом сунул под переднее сиденье «тауруса» 9-миллиметровый «Токарев». Если удастся живым выскочить в дверь, есть шанс добыть его из машины. Потом пойдет совсем другая игра в мячик.

— Не делайте глупостей, Томас, — попросил Кемаль, поднимая руки ладонями наружу, словно в молитве. — Ни у кого мысли не было. Вам заплатят обещанное.

Снова левую ногу вперед... с ноги на ногу...

— Черта с два. Изобретение мое, не ваше. Мое. Я его заслужил. Поэтому буду диктовать условия.

— Мы уже обсудили условия, — заметил Кемаль.

— Теперь снова обсудим. Я веду игру на своем поле. Сначала... — Томас облизнул пересохшие губы, — сначала оружие на пол.

Еще одно движение... Джек приблизился к двери... еще чуть-чуть, и можно рискнуть на рывок. Уловил еле заметный кивок Ёсио, который как бы говорил: дай знак, чтоб я за тобой успел.

— Забудь! — рявкнул Бейкер с отвращением, словно слова Томаса дурно пахли. Напрягся, приготовился к броску, наставив на него автомат.

Томас шагнул к Кемалю:

— Или я мигом прострелю твою чековую книжку.

— И как думаешь, что с тобой после этого будет?

Джеку вдруг показалось, что Бейкер собирается взять на себя руководство. Может быть, он не знает, в чем дело, однако наверняка догадывается, что громоздкий агрегат представляет для кого-то чертовскую ценность.

— Скажи им, — велел Томас Кемалю. — Ты им платишь. Скажи, пускай сложат оружие и сами лягут на пол.

Кемаль оглянулся на Бейкера:

— Лучше, пожалуй...

— Пошел в задницу, — буркнул Бейкер и выстрелил в Томаса.

Громкий оружейный хлопок послужил как бы стартовым выстрелом, при котором Джек вылетел пулей. В броске заметил красные брызги из выходного отверстия в черепе Томаса, услыхал крик Алисии, потом другой выстрел — вдвое тише, чем у Бейкера, — из пистолета Томаса, увидел, как охнул, схватился за живот Кемаль, как Томас с арабом почти одновременно упали.

Джек бросился сзади на Кенни, перехватил «тек-9», прежде чем тот успел развернуться. Штурмовой автомат выпустил в потолок очередь, пока он старался его вырвать, но наемник — хороший солдат — накрутил на плечо лямку, не выпуская оружия. Пришлось сбить его с ног ударом в лицо локтем.

Дальше Джек выскочил в дверь, резко прыгнул влево, покатился вниз по склону к деревьям. Тропка к «таурусу» шла справа через поляну, но на открытом пространстве станешь очень легкой мишенью. Лесок на склоне неподалеку послужит прикрытием на пути к автомобилю.

Тучи над головой сгустились, небо потемнело. Вспомнилось, что сегодня один из самых коротких дней в году. Свет быстро меркнет. Ну и хорошо.

Позади снова посыпались выстрелы, снова послышались крики Алисии. Рискнув глянуть через плечо, он увидел Ёсио, который стремительно вырвался из дверей и изо всех сил побежал, разворачиваясь, в его сторону, с бешеной энергией работая руками и ногами, как поршнями. Судя по пустым рукам, оружием завладеть ему тоже не повезло.

Добежав до леска, Джек замедлил бег в кустах и ветвях. Наткнулся на шестидюймовый дубовый ствол, загородивший его от хижины, остановился. Пригнулся в кустах, оглянулся назад. Ёсио почти скатился по склону к деревьям — шустрый малый, — когда в дверях возник наемник по имени Барлоу и начал стрелять.

— Давай, — шептал он, глядя на петлявшего туда-сюда Ёсио. — Давай же!

Тут японец испустил короткий пронзительный крик, упал, схватившись за бедро, однако все равно полз к леску. Бейкер с Кенни появились рядом с Барлоу, который прицелился, выстрелил в спину Ёсио и пригвоздил к земле.

Бейкер отдал какие-то распоряжения, Барлоу с Кенни разошлись в разные стороны, один налево, другой направо.

Неплохо, признал Джек. Опытные ребята. Кенни отрезает ему путь к машине, Барлоу сзади заходит.

Припав к земле, он наблюдал за Бейкером, стоявшим над Ёсио. Видел, как тот что-то сказал лежавшему, наклонился, опустил дуло к затылку.

Джек сдержался, не крикнул, не прыгнул — слишком далеко, ничем нельзя помочь. 9-миллиметровый «тек» выстрелил, тело Ёсио дернулось, дрогнуло, замерло.

Он закрыл глаза, сглотнул ком, глубоко вдохнул и открыл. Тело лежало лицом вниз там, где упало, а Бейкер шагал назад к хижине, словно садовник, который только что выполол с корнем вредный сорняк и бросил на лужайке.

Ёсио как бы понравился Джеку, хотя они только раз поговорили в машине. Однако оба, по его мнению, ощутили некое родство душ. С другой стороны, Ёсио вовсе не был невинным сторонним наблюдателем. Сам признался, что киллер. И хорошо понимал, что рискует.

Тем не менее... С каким наслаждением Бейкер выстрелил в голову...

Ладно. Теперь мы знаем правила игры.

Из комментариев Бейкера в хижине следует, что пуля в затылок — великая милость по сравнению с тем, что сделают с ним наемники, если поймают.

Мысль о возможной поимке хлестнула между лопатками охапкой холодных мокрых листьев. Уже плохо, что его разыскивают двое вооруженных до зубов громил, да еще здесь, в лесу... далеко от дома... Как действовать в такой обстановке? Скаутом Джек никогда не был.

Ясно одно — надо двигаться.

Слышно было, как Барлоу справа ломится сквозь кусты. Понятно: дело-то пустячное, у меня замечательный штурмовой автомат с обоймой на тридцать два заряда, гад, которого я ищу, никуда не денется. Так чего осторожничать? Наделаю побольше шуму, спугну, как фазана. Загоню потом в угол, принесу домой тушку.

Под прикрытием шума Джек пригнулся и юркнул в кусты, рассчитав направление так, чтобы пересечься со временем с Барлоу. Хорошо бы, сейчас было лето или хоть весна, когда все кругом в пышном цвету, есть возможность надежно укрыться, пока ночь немножечко не уравняет шансы. Удачно, что свитер в коричневых тонах, только синие джинсы не совсем сливаются с землей. Все кругом голое, рано или поздно — скорей всего, рано — они его заметят.

Зацепившись за стебель ногой, он упал на скользкую тропку в кустах. Разглядел прямо под носом утоптанную землю с отпечатками копыт и, практически не разбираясь в охоте, предположил, что это какая-то оленья тропа. Выпутался из крепкой дубленой лозы, которая проволокой оплетала кусты, и поднялся. Похоже, тропинка шла в нужную сторону, по ней он и направился.

Дело пошло быстрее. Джек без конца озирался в поисках Барлоу, ожидая, что наемник тоже скоро наткнется на тропку. Устоит ли перед искушением пойти легким путем? Вряд ли.

Значит, надо занять позицию где-то поблизости.

7

— Передатчик энергии, да?

Алисия смотрела из своего угла у шкафов, как Бейкер расхаживает перед электронной аппаратурой.

Ему хотелось узнать, как работает техника: «Для чего, кстати, все это дерьмо?» — и она рассказала. Почему бы и нет? Наплевать, пусть все знают. Надо было только отвлечь его внимание от себя и самой отвлечься от трупов на залитом кровью полу.

Томас умер. Как быстро. Сейчас стоял, разговаривал, через миг умер. Алисия старалась почувствовать горе и ничего не чувствовала. Сочувствие... где сочувствие к человеку, у которого с ней одни гены, пускай даже с дурной стороны?

Умерло. Как сам Томас. В любом случае, что значат гены? Зачем искать жалкие оправдания человеческому существу потому только, что у тебя с ним одни гены?

Хотя даже Томас заслуживал лучшего. Его просто взяли и пристрелили, как собаку.

— Электричество без проводов, — бормотал Бейкер, почесывая подбородок. — Господи Исусе, это наверняка стоит...

Услыхав стон, Алисия глянула на пол. Араб, которого Томас называл Кемалем, зашевелился, свернулся в клубок, как зародыш, держась за кровоточивший живот.

— Пожалуйста, — еле слышно простонал он, — мне нужен врач.

Бейкер махнул на нее пистолетом:

— Ты же врач? Перевяжи его.

— Чем? Ему надо в больницу.

— Осмотри, черт возьми!

— Сейчас.

Она шагнула к Кемалю, наклонилась над ним и увидела вдруг не замеченный Бейкером пистолет Томаса на полу сбоку от тела. Не достать. Тем не менее, полезно знать, что он тут лежит.

Тут Алисия застыла: пальцы Томаса сжались, разжались. Пригляделась: глаза его слепо открылись, закрылись.

Еще жив, хотя ненадолго.

Попробовала перевернуть араба на спину, тот вскрикнул, пришлось оставить его на боку. С осторожностью приступая к осмотру — долгий опыт работы с инфекционными заболеваниями требует осторожности при любом контакте с кровью, — отвела зажимавшие рану руки. Увидела алую влажную дырку в рубашке, сочившуюся из нее кровь, почуяла фекальный запах.

В голове замелькали предварительные диагнозы: прободение кишечника, внутреннее кровотечение, аорта и почечные артерии, видимо, не повреждены, иначе он бы уже умер. Помочь абсолютно ничем невозможно.

Кемаль снова болезненно застонал.

— Состояние критическое, — объявила Алисия.

— Я бы тебе сказал то же самое, — хмыкнул Бейкер. — Насмотрелся на раны в живот. Гадость жуткая. Что можно сделать?

— Здесь ничего. — Она встала. — Нужна срочная операция.

— Ну ладно. — Бейкер изобразил акулью усмешку, наведя на нее пистолет. — Тогда от тебя тут, по-моему, нету никакого толку.

Алисия впала в панику, стараясь проглотить удушающий комок, смочить горло. Насколько он в курсе дела?

— Наверно, если только вы не хотите продать излучатель.

— Ты о чем это?

— О том, что одна я способна его запустить.

Глаза Бейкера сощурились, пристально уставились на нее. Внутри зашевелился гигантский змеиный клубок. Дай бог, чтоб наружу не вышел.

— Да? Почему я тебе должен верить?

Много ли ему известно? Видел завещание? Нет... наверняка не видел. Но, учитывая условие насчет Гринписа, его, безусловно, сразу предупредили, что ее нельзя трогать. Будем надеяться, по крайней мере. В случае ошибки после следующей фразы придется разделить судьбу Томаса.

— Разве вам не объяснили, что со мной следует обращаться лишь в детских перчатках?

Бейкер призадумался, опустил пистолет.

— Ладно, — проворчал он, — разберемся, как только с твоим дружком покончим.

— Он мне не дружок.

— Догадываюсь. Сам удрал, тебя бросил.

Действительно, непонятно и странно, что Джек убежал, а не кинулся в бой. Впрочем, винить его нечего: немыслимо одолеть троих вооруженных мужчин. Остается надежда, что он за ней вернется.

Тут Алисия вдруг отчетливо осознала — вовсе не надежда. Уверенность.

Пора кому-нибудь поверить.

Откуда-то из леса внезапно послышалась стрельба.

— Похоже, мои ребята нашли твоего парня, — ухмыльнулся Бейкер. — Не хотелось бы мне оказаться на его месте. Даже за все деньги, которые стоит вот это дерьмо.

Снова очереди.

— Слышишь? — спросил Бейкер, шире ухмыляясь. — Настоящая музыка.

8

Джек прятался за большим дубом. Во всяком случае, предположительно за дубом. Точно известно одно: ствол фута два в обхвате — вполне можно спрятаться — стоит на краю оленьей тропы. Он поймал ветку другого дерева, поменьше, росшего между дубом и тропкой, вытащил швейцарский армейский нож, выстругал, оставив торчать заостренные вроде гвоздей дюймовые сучья.

И принялся ждать, слыша, как Барлоу с треском топает по тропе.

Накинув свободной петлей на левое запястье вездесущую лозу, той же рукой оттянул назад ветку дерева, нависавшую раньше над тропкой на уровне человеческого лица, насколько это было возможно, не рискуя отломить ее от ствола.

Костяшки пальцев посинели от холода, а ладони вспотели. Главное — точненько рассчитать время. Секундой раньше или позже — отправишься вслед за Ёсио в Великое Никуда.

Поэтому он дожидался, пока шум станет громче и ближе, дожидался, пока не почуял, что Барлоу вот-вот покажется, потом с силой выпустил ветку, нырнул, разматывая на запястье свернутую в петли лозу, перебежал за ствол с другой стороны.

Барлоу вскрикнул от боли, поднял бешеную пальбу, которая послужила сигналом. Джек выскочил из-за дерева прямо у него за спиной. Наемник попятился назад, закрыв лицо левой рукой, а правой не глядя стреляя из автомата. Как только Барлоу оторвал от лица руку, он накинул ему на шею лозу, опрокинул ошеломленного парня.

Шарахнув его спиной об ствол большого дерева, Джек заметил сочившуюся из левого глаза кровь. Видно, сработал какой-то сучок. Подстегиваемый избытком адреналина, бросил один конец лозы, обежал вокруг ствола, подхватил его с другой стороны.

Стянул оба конца, налегая всем телом. За стволом Барлоу не было видно, но послышался хрип, когда удавка перехватила горло. Еле держась на бешено дрожавших ногах, он стал палить из «тека», направляя дуло назад за ствол, а Джек просто сдвинулся влево, не ослабляя удавки. Две автоматные очереди сбили только охапку сырых листьев.

Стрельба прекратилась, но хрип продолжался. Значит, Барлоу сообразил, что «тек-9» не спасет ему жизнь. Нетрудно предугадать его дальнейшие действия.

Быстро связав оба конца лозы, чтоб ее можно было удерживать одной рукой, Джек вильнул вправо.

Оправдав ожидания, Барлоу выхватил из чехла нож для десантников, занес над головой, как Рэмбо, сверкнувшее зазубренное лезвие, стараясь перерезать лозу.

— Ничего не выйдет, — предупредил Джек, хватая его за запястье.

Борьба оказалась недолгой. Полузадушенному парню не хватило сил вырваться.

Наконец он обмяк.

Не стоит, впрочем, ослаблять удавку. Наемник вполне способен разыграть опоссума.

Над головой вдруг грянула автоматная очередь, со стволов полетела кора.

Джек нырнул вниз, огляделся. Ярдах в пятидесяти появился другой наемник, Кенни, направлявшийся к ним.

— Эй, Барлоу, — захлебывался он криком. — Чего палишь? Я нашел его! Тут! Эй, Барлоу! Он тут!

Джек ослабил лозу, переполз за ствол ближе к Барлоу. Лицо наемника посинело, глаза закрылись, стоявшее на коленях тело обвисло.

Вдалеке слышались шумные шаги Кенни, вопли, короткие автоматные очереди.

— Я тебя уже взял, мать твою! Молись в последнюю минуту жизни. Надеюсь, успел штаны замарать, сволочь! Эй, Барлоу! Где ты, старик? Гляди, опоздаешь к веселью!

— Здесь он, здесь, — шепнул Джек. — Поджидает тебя.

Схватил «тек-9», лямка которого была крепко намотана на плече Барлоу, сперва подергал, потом попытался распутать, слыша неумолимо приближавшиеся шаги Кенни.

Проклятье!

Левое бедро пронзила боль. Джек на секунду подумал, будто ранен пулей, взглянул и увидел, что нож Барлоу проткнул в джинсах окровавленную дыру, а сам парень на него смотрит такими красными глазами, каких он никогда в своей жизни не видел.

Тем временем Кенни уже прямо за деревом.

Изо всех сил стараясь не обращать внимания на боль в ноге, Джек вздернул Барлоу на ноги, приложив немалые усилия — здоровенный сукин сын, — повернув его лицом к шумевшему Кенни. Придерживая наемника, сунул руку под правую мышку, нащупывая спусковой крючок автомата.

Выскочил Кенни, поливая все вокруг из своего «тек-9». Пули вонзились в тело Барлоу.

— Господи Исусе! — взвыл рыжий парень, прекращая стрельбу. — Барлоу, ты чего?..

Джек не видел, но хорошо представлял себе выражение физиономии Кенни. Осторожно нашел пальцем спусковой крючок автомата Барлоу, нажал, не имея понятия, куда целится, просто бешено палил вслепую, надеясь, что обойма еще не опустела.

Улучив возможность выглянуть из-за плеча Барлоу, увидел, как Кенни валится на спину с широко раскинутыми руками, выпученными глазами, с окровавленной, в клочья разорванной грудью.

Выпустил тело вместе с автоматом. Оба наемника одновременно упали лицом вниз на землю.

Джек привалился к большому стволу, зажав рукой окровавленное бедро. Адски больно переставлять ноги.

Только этого мне не хватало.

Впрочем, он уже не единственный безоружный мужчина на склоне холма.

9

Стрельба прекратилась.

— Ну, — заключил Бейкер, присевший на стол с оружием в руках, — конец твоему дружку.

— Откуда вы знаете? — сказала Алисия.

Невозможно вообразить Джека мертвым. Он для этого слишком хитрый и ловкий. С другой стороны, она видела только трюки в его исполнении. Как он поведет себя под автоматным огнем? И, как бы ни повел, сумеет ли одолеть двух вооруженных бандитов?

— Знаю, — сказал Бейкер. — Судя по всей этой стрельбе, ребята загнали его в угол и начали забавляться. Наверно, сперва ноги прострелят, потом двинутся дальше. Скоро сам взмолится о быстрой смерти.

Боясь, чтоб ее не стошнило, Алисия отвернулась. Джек — «просто Джек» — мертв. Снова пополнился список погибших по ее вине. Она втянула его в это дело. Конечно, он сам согласился, но, если бы сдаться, отдать проклятый дом Томасу, все остались бы живы, она не сидела бы в лесной ловушке с диким зверем в человеческом облике.

Где-то неподалеку от хижины раздался громкий торжествующий вопль.

Бейкер поднялся, с ухмылкой прошелся по хижине.

— Кенни. Голосистый сукин сын.

Крик повторился.

Бейкер шагнул на порог, уткнул руки в боки, встал, глядя в сторону леса.

10

Наведя позаимствованный у Барлоу «тек-9» на дверь хижины, Джек завопил во все горло в надежде, что удачное подражание Кенни выманит наружу Бейкера.

Прислонился к другому стволу, чтобы не опираться на левую ногу. Тут лесок редкий, не очень-то спрячешься. Будем надеяться, и не понадобится. Справа светлым пятном в сорной траве лежало тело Ёсио.

Нога тряслась, горела огнем. Он затянул над раной автоматную лямку, кровотечение остановилось, но боль не утихла.

Снова крикнул.

Давай, Бейкер. Высунь свою поганую морду.

С пистолетом вполне можно было бы ворваться в хижину. А палить из автомата рискованно, когда там Алисия. Дьявольские игрушки слишком неаккуратные, никогда не известно, куда попадешь.

Если потратить время, доковылять до машины, где припрятан 9-миллиметровый «Токарев», Бейкер заподозрит неладное и приготовится.

Остается одно. Хотя лучше бы подобраться поближе. С «тек-9», не будучи снайпером, приходится на таком расстоянии полагаться скорей на удачу, чем на мастерство.

Как только в дверь сунулся Бейкер, озиравшийся в поисках Кенни, Джек нажал на спусковой крючок автомата, выпустив в него всю обойму.

Правый угол двери над головой наемника брызнул щепками, а сам Бейкер головой вперед нырнул в хижину.

Джек в бешенстве грохнул пустой «тек» о ствол дерева и забросил подальше ко всем чертям.

Что теперь? Похоже, дело приобретает поистине дурной оборот.

11

Громоподобная автоматная очередь ошеломила Алисию. Бейкер шарахнулся обратно в хижину, стал подниматься после прыжка, а она, чуть не плача от радости, смотрела на разбитую дверь, которая еще продолжала вибрировать, приняв в себя пули.

Каким-то небывалым, неслыханным чудом Джек уцелел. Не просто уцелел — вернулся.

— Кенни! — крикнул Бейкер. — Ох, господи Исусе, он Кенни убил!

Алисия оглянулась на Томаса. Пистолет сбоку, с другой стороны. Если бы...

Бейкер схватил ее за руку, дернул, обдав кисловатым дыханием.

— Кто это, черт побери? Где ты его нашла?

— Его зовут Джек, — сказала она. Ничего страшного, пускай знает. — Больше мне ничего не известно.

— Ну ладно. Зачем ему тогда возвращаться, если не ради тебя?

— Ему причитается процент от стоимости технологии.

Правда, хотя Джек безусловно вернулся бы, независимо от контракта. Бейкер этого никогда не поймет, а проценту поверит.

— Тоже веская причина.

Наемник схватил ее сзади за волосы, развернул, толкнул к двери. Грубый рывок обжег кожу.

— Больно!

— Молись, чтоб больней не было, милочка. Сейчас посмотрим, чего ты действительно стоишь.

Он вытолкнул ее в дверной проем, пригнувшись позади, выглядывая через ее плечо. К виску прижималось холодное железное пистолетное дуло. На склоне, почти в самом леске, лежало чье-то тело. Судя по белой рубашке — Ёсио. Алисия закрыла глаза. Еще один мертвец.

За спиной в хижине стонал Кемаль, просил врача.

— Эй, Джек! — крикнул Бейкер. — Или как там тебя. Выходи, чтоб я тебя видел, или твоей девчонке конец!

— Я вовсе не его...

— Заткнись! — прошипел он, крепче прижав к виску дуло. — Больше ни слова, мать твою!

Среди деревьев показался Джек. Вышел, глядя на них, но молчал. Потом медленно, со значением ткнул в воздух средний палец.

— Ах ты, сукин... — задохнулся Бейкер.

Дуло внезапно оторвалось от виска, метнулось вперед, выстрелило. Эффект оглушительный.

Джек прыгнул влево, спрятался за соседним деревом. Бейкер выпустил еще несколько пуль, но он вновь улизнул, выскочив в другом месте. Снова выстрел.

— Твой дружок считает себя очень умным, — прошептал Бейкер. — Знаешь, что он делает? Заряды считает. Знает, что их в обойме пятнадцать. Знает, что один я влепил твоему братцу, другой косоглазому, а теперь еще девять в него пустил. Поэтому думает, всего четыре осталось, и...

Джек снова выскочил, прогремели еще два выстрела.

— Еще два. Теперь думает, всего два осталось, и пойдет на меня, пока я буду вставлять другую обойму. За дурачка меня держит. А у меня есть хорошая новость для мистера Джека. Сэм Бейкер сейчас сменит обойму. Вот уж удивится-то мистер Джек, когда кинется меня брать! Не могу дождаться, когда посмотрю на него, всадив в сердце пулю.

Пистолет исчез, вцепившийся в волосы кулак разжался, послышался металлический звук, потом что-то упало на землю. Мысли неслись в голове у Алисии бешеным галопом. Неужели Бейкер правильно разгадал замысел Джека? Надо что-то делать.

Резко повернувшись, увидела, что Бейкер держит в левой руке пистолет, а правой копается в кармане. Под ногами валялась старая обойма.

— Джек! Джек! Скорей сюда! — завопила Алисия, хватая и стараясь вырвать пистолет.

Правая рука Бейкера застряла в кармане, он сумел ее вытащить лишь через пару секунд, но ей даже двумя руками, отчаянными усилиями, не удавалось отобрать оружие.

— Сука долбаная!

Она рванулась, навалилась на него всем телом, вывернувшись к нему спиной. Перед глазами открылся склон, Джек на склоне...

Ох, нет! Он бежит к ней хромая! Красное пятно на джинсах на левой ноге...

Никогда ему не добежать!

Тут Бейкер, видно, выпутал правую руку, потому что в затылок ударил железный кулак. Однако Алисия устояла. Тогда он рубанул в плечо ребром ладони. Левая рука вмиг онемела, хватка ослабла. С третьим ударом она рухнула на колени и выпустила пистолет.

А Джек еще далеко. Держит в руке какой-то причудливый нож, но не приближается, чтобы пустить его в дело.

Она оглянулась, увидела, что Бейкер держит новую обойму, готовясь вставить в пистолет, снова схватила его за руку:

— Нет!

Он чуть не выронил обойму, кончиками пальцев успел удержать, зарычал, отвесил ей пинок, отшвырнул.

Алисия упала на спину. Джек почти уже тут, но сквозь пелену боли видно, как Бейкер щелчком посылает обойму на место, поднимает пистолет обеими руками. Нельзя пускать сюда Джека. Бейкер выстрелит прямо в него. Пистолет Томаса в хижине, слишком далеко...

Алисия зажмурилась, завизжала, услыхав три быстрых выстрела подряд...

...прямо за своей спиной.

Открыв глаза, увидела упавшего Бейкера и ринувшегося к нему Джека. Оглянулась, заметила в дверях хижины полусогнутую фигуру, привалившуюся к косяку.

Томас.

Вид жуткий. Кровь, текущая из уголков рта с обеих сторон, кажется особенно красной на бледном одутловатом лице. В безжизненно повисшей руке болтается пистолет.

У нее на глазах он как бы съежился, усох под одеждой, повалился на пол.

Ошеломленная Алисия поползла к нему.

— Ох, Томас. Спасибо тебе... Только... — Надо спросить. Насколько известно, он никогда ни для кого ничего не делал. — Зачем ты это сделал?

— Не знаешь? — пробормотал он, захлебываясь пузырившейся кровью. — Ты же такая умная. Разве не знаешь?

— Что? — Она почти боялась, что знает.

— Это были худшие годы в твоей жизни. А в моей — лучшие.

Томас закашлялся, выплюнул темно-красный сгусток, тело застыло, глаза погасли.

Алисия протянула к нему руку. Никогда не думала, что сумеет до него дотронуться, а теперь ей этого хотелось.

Она пригладила ему волосы и заплакала.

12

Джек вломился в дверь, кинулся к Бейкеру. Приставил к горлу десантный нож Барлоу, выхватил пистолет из ослабевших пальцев. Увидел остекленевшие, широко открытые глаза, пощупал пульс на горле. Мертв. Три пули 32-го калибра в грудь сбоку сделали свое дело.

Тогда он упал на колени, глубоко втягивая воздух в горевшие огнем легкие, потом поднялся, прислонился к двери. Левое бедро обжигала пульсирующая боль, особенно при движении.

Посмотрел на Алисию, наклонившуюся в дверях над братом, услышал ее рыдания. Мысль не слишком приятная, но, наверно, он жизнью обязан Томасу. И похоже, отдать долг не будет возможности.

Чуть-чуть...

Из хижины послышался стон. Джек шагнул мимо Алисии, обнаружив скорчившегося на полу Кемаля.

— Врача, — шептал тот. — Пожалуйста... доставьте меня в больницу.

— Только на улицу могу доставить.

Он схватил Кемаля сзади за ворот, потащил к двери. Рядом с Алисией араб застонал громче.

— В самом деле, Джек, — сказала она, поднимаясь и вытирая глаза. — Так ли это необходимо? Нельзя его попросту тут оставить?

Адреналин еще кипел в крови, сердце колотилось по-прежнему, легкие полыхали огнем. Он взглянул на свою свободную правую руку, в которой не утихала легкая дрожь. Битва кончена, а тело пока сообщения не получило. Смерть была так близка, что перед глазами до сих пор стоит пистолет Бейкера, несколько секунд назад нацеленный прямо в грудь. Затрясешься тут.

Не очень-то хочется деликатничать и любезничать.

— Отвечу в таком порядке: да... и нет. От него все кругом провоняет.

Выволок Кемаля из хижины мимо трупа Бейкера, бросил в траву.

— Пожалуйста... врача...

Джек хотел его пнуть, но сдержался.

— Отвезите меня в больницу...

Он присел рядом, наклонился поближе, процедил сквозь зубы:

— Знаешь что, приятель? Я только что обратился к пассажирам рейса 27. Говорю: «Кто за то, чтоб доставить Кемаля к врачу, поднимите руки». Что ты думаешь? Никто даже не шелохнулся. Поэтому не будет тебе никакого врача.

Поднявшись, заметил, что пошел снег, и вернулся к хижине. Алисия стояла у стены возле двери, запрокинув голову, закрыв глаза. Бледная, ослабевшая, словно только стена удерживала ее на ногах. Снежинки сыпались в лицо.

— Спасибо, что помогли, — сказал Джек.

Она открыла глаза.

— Спасибо, что вернулись.

— Особого выбора не было.

— Вы могли убежать.

— Нет, не мог.

— Да, пожалуй, не могли, — согласилась она с очень усталой кривоватой улыбкой. — Знаете, я почему-то была абсолютно уверена, что вернетесь. — Перевела взгляд на окровавленное бедро. — Дайте-ка посмотреть...

— Да уже все в порядке. В городе залатают.

— Надо перевязать как следует. Пойдемте.

Джек пошел за ней в хижину. Может, ей надо чем-то заняться. Алисия сдернула с кушетки простыню, принялась рвать на длинные полосы.

— Сядьте и спустите джинсы.

— Я вас уже предупреждал как-то вечером, не думайте и не мечтайте.

Она не улыбнулась:

— Давайте.

Он ослабил жгут, спустил до колен джинсы.

Алисия осмотрела вертикальную двухдюймовую рану.

— Глубоко. Не чувствуете, кость задета?

— Нет. Силенок не хватило у парня.

— К счастью, удар нанесен вдоль мышечных волокон, — объяснила она, перевязывая ногу лентами простыни. Кажется, с головой ушла в дело. — Бедренная артерия и нерв вообще не задеты. Быстро заживет, только надо зашить непременно. «Скорая» обязана сообщать о колотых и резаных ранах...

— Есть у меня один приятель, который не обязан.

— Не сомневаюсь.

— Что дальше будем делать? — спросил Джек, пока шла перевязка.

— Я думала, вы знаете.

— Трупами могу заняться. Погружу в машину, в которой они приехали, — могу поспорить, в темном фургоне, — отгоню куда-нибудь и брошу.

— Только не Томаса, — предупредила Алисия. — Мы перед ним в долгу.

Джек взглянул на окровавленное скорчившееся тело Томаса.

— Да, пожалуй. Ну ладно, оставлю где-нибудь, звякну местному шерифу, сообщу, где искать. Пускай потом знатоки-криминалисты гадают кто, что, где, когда, почему.

— Думаете... догадаются?

— Нет, если трупы увезти подальше. Остается другой вопрос... как вы намерены распорядиться излучателем, оставшись единственной собственницей?

— Наверно, надо бы предъявить его всему миру. Но если Томас говорил правду насчет патентов, придется вступить в нелегкую борьбу с их держателями. Честно сказать, мне надолго хватит общения с адвокатами.

— Всегда есть японцы. Люди Ёсио заплатят огромные деньги.

— Похоже, такая идея вам нравится.

— Угу, хватай башли и удирай, пускай себе разбираются с адвокатами.

— Знаете, — сказала Алисия, — мне наплевать, кто сколько заплатит. Просто плохо становится при одной мысли о получении прибыли от того, к чему то существо прикасалось.

— Тогда надо открыть технологию всем и каждому. Запустить в Интернет сообщение...

Она сверкнула на него глазами:

— Вместе с нашими с Томасом снимками?

— Эй, я этого не говорил. Я имею в виду, Интернет даст возможность любому желающему свободно внедрять эту самую технологию.

— А вы как же? — спросила Алисия. — Треть от ничего и есть ничего. Не хочу, чтобы вы оставались ни с чем, Джек. Вас же ранили, чуть не убили...

— Пусть это вас не волнует. Денег я все равно бы не взял.

— Почему?

— Потому что у меня уже есть все, что нужно.

Глядевшие на него серые глаза потеплели.

— Правда? Правда?

— В определенном смысле. А того, чего нет, за деньги не купишь. Поэтому выбрасывайте меня из уравнения и делайте что хотите.

По правде сказать, дело в том, что фактически невозможно тайком купаться в денежном водопаде, который выпадет даже на самую малую долю дохода от технологии. Чтобы получить эту долю, придется вылезать из-под земли, к чему он пока не готов. Даже за пару-тройку миллиардов.

— Джек, — совсем уже устало сказала Алисия, завязывая последнюю полосу. — Я не знаю, что делать. Мне надо подумать.

— Ладно, — согласился он, вставая и натягивая джинсы, — думайте, а я трупы пойду собирать.

13

Пришлось потрудиться, погружая в фургон Бейкера шесть тел, особенно двоих из леса. Когда Джек притащил последнего — Кемаля, — снега навалило на четверть дюйма.

Скоро можно ехать. С таким грузом лучше двигаться в путь лишь в полной темноте. Абсолютно нежелательно, чтобы кто-то, случайно глянув в зеркало заднего обзора, увидел полдюжины трупов.

Считая Кемаля мертвым, взваливая его на труп Бейкера, он испуганно вздрогнул, услыхав стон.

— Пожалуйста. Врача... больно...

Плохо дело. Если араб как-то продержится, пока его не найдут, какой-нибудь герой со скальпелем и нитками действительно может спасти ему жизнь. А это не годится. Никак не годится.

— Я тебе говорю. Народ на борту самолета, выполнявшего рейс 27, голосует против врача для Кемаля.

Тот что-то зашептал, Джек не расслышал, склонился поближе.

— Это не я... самолет...

— Но ведь знал, сукин сын!

И увидел ответ в остекленевших глазах Кемаля.

Адреналин схлынул, оставив пульсирующую головную боль. После возни с телами в бедро стреляло пуще прежнего. Сказать, что настроение плохое, — значит вообще ничего не сказать. Настроение далеко за пределами плохого, словно Марс или даже Сатурн. Это очень опасно, известно по опыту. В таком настроении появляется склонность к неразумным поступкам.

Чувствуя признаки, следует отойти, взять перерыв, загнать мрак на место. И сейчас удалось бы справиться, если в Кемаль не был жив. Но, зная, что вонючий кусок верблюжьего дерьма еще дышит...

— Знал, и что же? Предупредил? Сообщил? Нет. Допустил, чтобы люди погибли ради уничтожения одного человека.

— Не я...

— Да? А кто?

— Пожалуйста... больно... пожалуйста, чтобы не было больно...

Чего он просит? Добить его?

— Скажи, кто велел заложить бомбу, и я позволю тебе самому избавиться от боли.

— Нет... прошу вас... пожалуйста...

— Извини. Я ничего тебе не должен. Имя?

— Насер... Халид Насер...

— Где его найти?

— Исвид Нахр... торговое представительство... при ООН.

Халид Насер... запоминал Джек, вытаскивая 9-миллиметровый пистолет Бейкера. Вынул обойму, оставив один патрон, снял с предохранителя, сунул дуло в мягкое местечко под челюсть. Прижал пальцы араба к курку.

— Помолись и нажми.

И ушел, оставив Кемаля с самым надежным болеутоляющим.

14

Алисия вздрогнула при звуке выстрела. Присмотрелась, увидела хромавшего через поляну Джека. Вид усталый. Джек, с которым они сюда ехали, превратился в другого мужчину, столь же холодного и безжалостного, как те, кого он убил. Недавно при перевязке казалось, что истинный Джек возвращается... только медленно.

— Что случилось? — крикнула она. — С вами все в порядке?

Он кивнул:

— Просто кое-кто навсегда избавился от боли. Не кто иной, кроме араба. Боже милостивый, как же он продержался так долго?

— Готовы ехать? Я вас вывезу.

— Нет, — тряхнула она головой. — Поезжайте. Я здесь задержусь ненадолго.

— Снег идет. Позже, может быть, выбраться не удастся.

— Ничего. Хижина теплая. Мне надо хорошенько подумать, что делать.

— Точно?

— Абсолютно.

— Ну ладно, — пожал он плечами. — Оставлю вам сотовый. Захотите вернуться — звоните, приеду.

— Позвоню.

Джек собрался уходить, оглянулся:

— Уверены, что нормально себя чувствуете?

— Абсолютно, — изобразила она самоуверенную улыбку. — Мне сейчас просто надо остаться одной.

— Что ж, затем вы сюда и приехали. Осторожно, Алисия. — Он махнул рукой, отвернулся. — Да... счастливого Рождества.

— И вам счастливого Рождества, Джек.

Счастливого Рождества... Совершенно забыла о Рождестве. Осталось всего три дня... пора веселиться.

Алисия посмотрела вслед исчезавшему за снежной пеленой Джеку, вошла в хижину, закрыла за собой дверь.

Как только все кончилось, она уже решила побыть тут какое-то время. Пока Джек таскал трупы, постаралась смыть с пола кровь, в конце концов вытащила из-под стола коврик, прикрыла пятна.

Подошла к гудевшему трансформатору-передатчику, глядя на яркий пульсирующий луч.

Технология, которая изменит мир... принесет Рональду Клейтону почет и уважение... превратит в великую историческую личность... Человек века... человек тысячелетия...

Но Рональд Клейтон не был великим... не был даже простым человеком... он был чудовищем, губившим все живое на своем пути...

Ее затошнило при одной мысли о воздвигнутых ему памятниках...

И все-таки разве она вправе лишить мир подобного чуда?

Нет. С одной стороны — одна Алисия, с другой — благо для миллионов людей.

Где-то как бы натянуты нити, которые ее дергают, словно марионетку. Хорошо известно имя кукольника.

Да... о многом придется подумать.

Рождественский сочельник

1

Алисия ехала вниз по склону к огням Нью-Полца. Голова почти кружилась от легкости.

Понадобились два дня, два дня смертельных мучений, но в конце концов решение принято.

Теперь она себя чувствует... чистой. Да, чистой... лучше не скажешь. Сбросила сгнившую кожу, побитую молью, чтобы предстать перед всем миром в новой.

Возникнет другая Алисия Клейтон. Совсем другой вид, другие манеры. С нынешнего вечера. Конечно, никаких иллюзий питать не приходится — будет нелегко. Но, упорно притворяясь новой Алисией, со временем в нее можно будет поверить.

Единственный способ жить дальше. Последние годы жизни вообще не жизнь. Да, работа имеет большое значение, только, кроме нее, есть еще кое-что. Решено жить полной жизнью. Хорошей жизнью.

Она часто слышала, что успех в жизни — лучшая месть... Теперь поняла: для нее это вдвойне справедливо.

Проезжая по светлым, заснеженным, разукрашенным улицам Нью-Полца, Алисия прислушивалась к круглосуточным новостям на длинноволновой городской радиостанции. Кажется, после двух дней отсутствия ее никто не разыскивает.

Слегка заинтересовало одно: сообщение об убийстве арабского торгового представителя по имени Насер какой-то там, выходившего из своей ман-хэттенской квартиры. Спланированная расправа? — предполагал репортер. Полиция гадала, не связано ли убийство с мертвым арабом, недавно обнаруженным в Кэтскиллс вместе с пятью прочими трупами.

Интересно.

Въехав в туннель, она выключила радио, переключилась на автопилот, вытащила сотовый, с тугим комом в груди набрала номер. Указательный палец дрогнул на кнопке, но после глубокого вздоха нажал.

Услышав знакомый голос, Алисия чуть не разъединилась, однако заставила себя выдавить сквозь сухость в горле:

— Уилл? Это я. Можем поговорить?

2

— Я ждал не совсем такого сочельника, — проворчал Джек.

Джиа с Вики затащили его в Центр для детей, больных СПИДом, в ясельное отделение. Джиа без конца твердила, что у малышей СПИДа нет, они просто ВИЧ-положительные. Можно подумать, большая разница.

— И чего же ты ждал? — поинтересовалась она из кресла-качалки, кормя трехмесячного ребенка, завернутого в простынку.

— Ну... что буду сидеть у камина с горячим добрым пуншем, пока ты готовишь на кухне рождественского гуся...

Она усмехнулась:

— А крошка Вики лепечет: «Благослови всех нас Бог».

— Что-то вроде того.

— Мечтай дальше, Скрудж[35].

Вики, в красном бархатном платье и белых колготках, расхохоталась в соседнем кресле, нянча другого младенца:

— Ну какой же он дядюшка Скрудж? Он Джек Крэтчит!

Благодаря Диснею Эбенизер Скрудж превратился в глазах Вики в дядюшку, но Джек не стал ее поправлять. Дядюшка Скрудж — старый друг.

— Сердечное тебе спасибо, Вик, поперечное-огуречное, — поклонился он, сидя в своем кресле качалке, только без младенца — и слава богу.

Джиа встала, прижав к плечу ребенка.

— Нет, именно мистер Скрудж, — повторила она, похлопывая малышку по спине. — Смотри, сидит себе, слушает радио, олицетворяя сам дух Рождества.

Джек принес с собой портативный радиоприемник, тихо работавший на подоконнике.

— Рождественская музыка.

Крошечный приемник немилосердно обходился с потрясающим вариантом композиции Шона Колви-на «Радуйся Рождеству», хотя она звучала все равно прекрасно.

— Почему ты в последние два дня ловишь исключительно эту самую захолустную программу? Что такого интересного в Кэтскиллс?

— Была одна история.

Джиа пристально на него посмотрела:

— Та самая?..

Она не договорила, но Джек понял, о чем идет речь. Все средства массовой информации сообщали о шести трупах, найденных в боковом кармане туннеля. «Беспрецедентное массовое убийство!»

Джиа явно не хочет при Вики вдаваться в подробности.

— Та самая, — кивнул он.

Джек оставил фургон в углу площадки, позвонил Хулио. Съел пару чизбургеров, постоял, глядя на падавший снег, поджидая его, потом они вместе направились в город. По дороге выскочил на заправке, сделал другой звонок с сообщением об оставленном грузовике.

Джиа поджала губы и отвернулась. Малышка, чернокожая девочка, взглянула на Джека через ее плечо и срыгнула.

— Молодец, — похвалила Джиа.

Потом повернулась, подошла, встала прямо перед ним.

— Протяни руки.

— Ох, нет, в самом деле...

— Давай, Джек. Поверь мне, тебе это нужно. По-настоящему. А ей еще больше.

— Перестань...

— Я серьезно.

Повернула малышку к нему лицом. Темные глазки несколько секунд таращились на него, потом девочка улыбнулась.

Полный бред.

— Ее зовут Фелисити. Одна сестра ее так назвала, когда мамаша исчезла, не позаботившись дать дочке имя. В первую неделю жизни Фелисити пережила ломку, она ВИЧ-положительная, она брошенная. Ее некому подержать на руках, Джек. А детей надо нянчить. Возьми. Дай ей шанс. Не умрешь.

— Не в том...

— Джек! — Она протягивала ему Фелисити.

— Ну ладно.

Он осторожно, опасливо вытянул руки, в которые Джиа передала ребенка.

— Ну-ка, тише теперь, — предупредил он. Зачем она его на это толкает? — Тише! Господи Исусе, только бы не уронить.

Джиа тихонечко рассмеялась, и Джек успокоился.

— Она, конечно, хрупкая, но не настолько.

Наконец удалось уложить Фелисити поудобней, примостив головку у себя на плече. Она вертелась, морщилась, Джек прижал ее крепче, стиснул в объятиях. Пусть почувствует себя в безопасности, убедится, что не упадет. Джиа сунула ей в рот соску, малышка зачмокала. Кажется, помогло. Закрыла глазки, успокоилась.

— Ну как?

Джек поднял глаза на Джиа:

— Вроде бы... все в порядке.

Она улыбнулась:

— В твоих устах это, видимо, означает «чудесно».

Он смотрел на невинное личико Фелисити, думая о том, что эта крошка успела уже испытать в своей жизни. Причем худшее наверняка впереди. И внезапно почувствовал горячее желание защитить ее... от всего.

— Это чудесно, Джиа.

И действительно. Джек вдруг с ошеломлением понял, как нужно ребенку, чтобы кто-то держал его на руках.

— Замечательным наследством наградили тебя родители, Фелисити: наркоманией и вирусом-убийцей. Куда ты отсюда пойдешь?

— Со временем в сиротский приют, — сказала Джиа.

Он снова взглянул на нее, заметив в глазах слезы.

— Им очень много нужно, Джек. Я бы их всех забрала.

— Знаю, — тихо вымолвил он.

«Рождество» Дарлен Лав прервали местные новости с важным сообщением о крупном пожаре в горах к западу от Нью-Полца.

Джек сдержал стон.

— Джиа, достань у меня из кармана машинку.

— Ты ее и сюда притащил?

— Мам, я достану, — вызвалась Вики, спрыгивая и протягивая матери своего младенца.

Она целый день забавлялась с автомобильчиком, хохоча всякий раз, как он тыкался в одну и ту же стену. Вытащила из кармана пиджака, щелкнула тумблером. И нахмурилась:

— Эй, Джек! Не работает. — Еще пощелкала. — Наверно, батарейка села.

— Посмотри, хорошо ли антенна сидит, — посоветовал он.

Посмотрел, как она повертела антенну, снова щелкнула переключателем.

— Ничего. Намертво отключился.

— У нас дома есть батарейки, — сказала Джиа. — Какие нужны?

— Никакие больше не нужны.

Джиа вернула Вики ребенка, отправилась за другим, Джек сидел с Фелисити, качался, раздумывал.

Алисия приняла решение. Может быть, к лучшему. Может быть, мир еще не готов получать энергию по воздуху. Хотя в ее решении это вряд ли сыграло какую-то роль. Интересно бы знать, где она проведет нынешний вечер. Будем надеяться, не в одиночестве.

Он откинулся на спинку кресла, позволяя себе насладиться покоем и теплом Фелисити.

— Что с тобой, Джек? — забеспокоилась Джиа, начиная укачивать очередного младенца. — У тебя мрачный вид.

— Нет, все хорошо, — сказал он. — Собственно, я даже как бы рад.

Разумеется, то, что открыл Рональд Клейтон, непременно откроют другие. Так или иначе, излучатель энергии — дело ближайшего будущего. Только в общественных садах и парках не будут стоять памятники Рональду Клейтону.

— Знаешь, — заключил Джек, — не так плохо мы втроем проводим сочельник. Фактически чертовски неплохо.

И еще лучше себя почувствовал от прекрасной улыбки Джиа.

http://www.repairmanjack.com