Фиона Харпер

Ты — моя тайна

Глава 1

Признания Корины

Я считаю, что мизинец плохо одет, если вокруг него не обернут мужчина, и я всегда стараюсь одеваться безупречно.

Я посмотрела на мужчину, влетевшего в кофейный магазин. Он не только чуть не разлил мой карамельный мокачино на мое лучшее платье в горошек, но даже не удосужился придержать для меня дверь.

Но я не собиралась признавать, что теряю свой шарм. Возможно, он просто не заметил меня, потому что хотел скорее спрятаться от непогоды.

Я попыталась не уронить два картонных стакана с кофе и одновременно открыть дверь локтем. Не получилось. Других вариантов не было. Я вздохнула, повернулась на сто восемьдесят градусов и толкнула дверь своей пятой точкой.

Я быстро добралась до своего магазина — «Сундучок Корины» — магазина винтажной одежды, который по достоинству можно было считать одним из лучших в Лондоне.

Мое настроение стало еще хуже, когда я открыла дверь и перевернула табличку на «Закрыто».

Мне вслед ни разу не посигналили и не свистнули! Я не собиралась паниковать раньше времени, но это не предвещало ничего хорошего.

— Что случилось? — спросила Элис, когда я поставила ее латте без кофеина на прилавок.

Моя бизнес-партнер выглядела божественно — огненно-рыжие волосы, бледная кожа, стройная фигура. Ну, сейчас не такая стройная. Она была на седьмом месяце беременности и выглядела так, словно она проглотила мой «фольксваген-жук» на завтрак.

Я сняла пластиковую крышку со своего мокачино и подула на него:

— Что-то не так с мужским населением Лондона сегодня.

Элис хмыкнула. Она слишком хорошо меня знала.

Несмотря на все мои попытки надуть губы, краешки рта все равно приподнялись. Я сделала глоток кофе и улыбнулась ей в ответ. Она стояла, облокотившись на прилавок, и потирала распухшие лодыжки.

— Боже мой, Элис! Ты выглядишь как труп с такими лодыжками.

Она устало посмотрела на меня:

— Ну спасибо.

Я поставила свой стакан на прилавок и ушла в дальнюю комнату. Вернувшись, я протянула Элис ее зонт и сумку:

— Тебе надо пойти домой. Позвони Кэмерону. Я сама справлюсь с инвентаризацией.

Она начала протестовать, но я не отступила. Я вытащила сотовый из ее сумочки и нажала кнопку быстрого набора номера ее мужа и протянула ей телефон, когда услышала гудки. Через пятнадцать минут ее невероятно заботливый муж забрал ее домой, чтобы наполнить для нее ванну, а потом суетиться вокруг нее и выполнять каждый ее гормональный каприз.

Ведь мужчины существуют именно для этого, так?

Нет, я не имела в виду гормоны и утреннюю тошноту. К этому я пока не готова. В обозримом будущем. Потакание моим капризам? Вот к этому я готова.

Как только за Элис закрылась дверь, я отправилась в кабинет в задней части магазина, взяла свой фиолетовый планшет и принялась за работу. Это была несложная работа. Я любила свои сокровища — винтажную одежду и аксессуары. Иногда мне казалось ужасным, что надо открывать дверь магазина и позволять людям уносить отсюда ту красоту, которую я хранила в этом небольшом помещении.

Я вздохнула. Этим вечером я не получала привычного удовольствия от бархата и атласа, от белья из нежного шелка. Что со мной? Я добилась всего, ради чего трудилась последние несколько лет. Мне больше не надо стоять на сквозняке за прилавком на рынке, переминаясь с ноги на ногу и проклиная английскую погоду. «Сундучок Корины» теперь из кирпича и цемента, и, благодаря совместному предприятию с мужем Элис, мы стали новым популярным винтажным магазином на юге Лондона.

Клиенты, которые были у меня еще со времени работы на рынке, пришли вслед за мной в мой магазин, и я смогла привлечь молодых светских львиц, считавших, что винтаж — это больше чем просто круто, и готовых выкладывать круглые суммы за что-то, что было сделано классическим дизайнером. Я собрала лучшее из двух миров. Все, что я планировала, на что копила. Тогда почему же я не скачу вдоль вешалок с радостным улюлюканьем, а сижу на полу, пересчитывая одни и те же пары обуви?

Может, потому что я обычно делала это вместе с Элис. Здесь слишком тихо без нее. Мне не с кем было посплетничать и не с кем было разделить радость, если я найду какую-нибудь юбку или блузку, о которой мы совсем забыли. Но отсутствие Элис сегодня вечером означало еще одну плохую перемену в моей жизни.

Когда-то я была в центре группы незамужних девушек, и все были независимыми и свободными, а теперь я оказалась белой вороной. У всех у них теперь мужчины, и им гораздо интереснее красить стены детской, чем переворачивать город с ног на голову. И от этих мыслей я чувствовала себя… одинокой. Брошенной. И мне было некомфортно в этом состоянии. Я видела, что происходит с такими людьми.

Хотя я не завидовала. Правда.

Я проверяла себя. Представляла, что у меня есть маленький кирпичный домик, и я каждым вечером возвращаюсь к одному и тому же человеку, готовлю ужин, оплачиваю счета… Нет, это не по мне. Слишком степенно. Слишком обычно. Люди застревают во всем этом, и остается всего два выхода: либо оба в конце концов смиряются друг с другом, либо кто-то один просыпается однажды утром и замечает, что вторая половина кровати пуста, а к спинке прикреплена записка со спутанными извинениями, и он понимает, что часть его существа исчезла, словно в спешке ее случайно упаковала сбежавшая вторая половинка, вместе с зубной щеткой и носком.

Итак, я не завидовала. Даже чуть-чуть.

Высокомерно, не так ли? Как будто я умаляла то, что смогли найти мои подруги. Но это не так. Я просто хотела…

Я не знала, чего я хотела. Я не понимала, что означала эта ноющая боль внутри, но каждый раз, появляясь, она напоминала мне о походе в мою любимую кофейню, когда я была голодна и мне хотелось чего-то сладкого, но я смотрела на витрину, заставленную выпечкой и кексами, и понимала, что ничего из этого не хочу. Все было каким-то не таким.

Я проводила инвентаризацию шляп и аксессуаров для волос, когда раздался стук по стеклу. Сначала я почти не заметила его, подумав, что это всего лишь дождь, но потом поняла, что даже лондонский дождь не может быть так настойчив.

Я все равно не обратила на него внимания. Честно! Было уже больше семи. И табличка «Закрыто» на двери тоже не была шуткой. Но, зная наше поколение, которое привыкло к Интернету и возможности получить все по одному клику, я понимала — этого явно недостаточно для потенциальных покупателей.

Я постаралась не покачивать бедрами, идя к двери. Это сейчас не поможет.

Прямо над табличкой «Закрыто» я увидела пару глаз и неряшливые каштановые волосы, но я не могла понять, кто это, потому что мужчина приложил руку ко лбу, закрывая глаза от дождя и пытаясь заглянуть внутрь магазина. Отлично. Один из моих несчастных воздыхателей, как их называла Дженни, снова начал меня преследовать.

Но тут он заметил, что я иду к нему, убрал руку от лица и сделал шаг назад. Даже в полумраке искусственного света я узнала его широкую улыбку. И даже увидела ямочки на его щеках.

— Адам! — воскликнула я и бросилась открывать дверь.

Да, это был Адам. Он стоял под дождем, его глаза блестели, в вытянутой руке он держал белый пакет.

— Что ты здесь делаешь? — спросила я, затаскивая его внутрь. — Я думала, ты где-то далеко в джунглях.

— Я там был, — сказал он, отстраняясь от меня. — Но я вернулся.

Улыбка стала еще шире, отражаясь в его темно-карих глазах. Именно такая улыбка заставляла половину моих незамужних подруг умолять меня организовать им свидание с ним, а вторая половина просто теряла самообладание и бормотала что-то вроде «растаявший шоколад» и «иди к мамочке».

Я провела Адама в офис «Сундучка Корины», и, когда он вошел, я почувствовала восхитительный аромат теплых специй.

— Ты принес китайскую еду!

Он кивнул и поставил пакет на середину стола.

— Я позвонил Элис, и она сказала мне, что ты здесь, занимаешься инвентаризацией. Я подумал, сейчас ты уже, наверное, умираешь от голода.

Адам Конрад был одним из моих самых любимых людей во всем мире. И не только потому, что у него, казалось, есть какой-то встроенный радар, благодаря которому он появлялся с готовой едой в тот момент, когда я больше всего в ней нуждалась. Более того, это всегда была именно та еда, которую я хотела. Он никогда не приносил индийскую еду, когда я хотела пиццу, или кебаб, когда мне больше всего хотелось чего-нибудь тайского. Интересно, как ему это удается? Это дар. Настоящий.

Глаза Адама расширились, когда я достала с полки ярко-розовую плетеную корзинку для пикника.

— Маргаритки или розы? — спросила я, показывая на тарелки с узором.

Адам сморщил нос. Улыбка не сходила с его лица с тех самых пор, как он заметил меня в глубине магазина, но сейчас она на мгновение превратилась в гримасу, а потом снова вернулась на свое место. Иногда мне казалось, что его лицо сделано из резины. Нормальный человек не может так много улыбаться.

— Мы не можем просто поесть из картонной коробки? — с надеждой спросил он.

Я покачала головой, и он плюхнулся на старый диван, стоящий у противоположной стены нашей служебки-офиса, и в шутку закрыл глаза руками в знак отчаяния:

— Выбирай сама. Мне ту, которая, по твоему мнению, в меньшей степени повредит моей мужественности.

Я фыркнула.

— Я дам тебе маргаритки, — сказала я с озорным блеском в глазах.

Он лишь приподнял брови и улыбнулся еще шире. И так всегда с Адамом — его невозможно разозлить. Не важно, как далеко я могу зайти, он всегда остается спокойным и невозмутимым. Сначала меня это очень раздражало, и я несколько лет пыталась зажечь его фитиль — поверьте мне, я несколько лет только и пыталась, что сделать это, — но сейчас я очень благодарна ему за его добродушие. Я понимаю, со мной бывает очень трудно, и знаю, что друг, который готов терпеть меня двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю, — это подарок свыше.

Мы разложили еду на тарелки с помощью розовых ложек и стали есть розовыми вилками, рассказывая друг другу новости последних двух месяцев. Обычно у нас не бывает таких долгих перерывов во встречах, но он уезжал по делам. Я думала, это скорее было приключение для мальчика, оплаченное по кредитной карте компании. Ну кто может назвать лазание по деревьям законными деловыми тратами? Хотя Адам так и делает. И он даже со спокойным выражением лица заполняет форму для налогов.

— Ты в порядке?

Я подняла глаза. Моя вилка лежала на тарелке, на ней все еще была королевская креветка. Я не помню, чтобы накалывала ее.

— Я в порядке.

Адам немного нахмурился:

— Просто… ты странно тихая. Для тебя. Мне удается говорить целые предложения, и ты меня не перебиваешь. И ты без конца вздыхаешь.

— Да? — Собственный голос показался мне отчужденным. Я решила немного отвлечь Адама, потому что не была готова говорить с ним о том, что волновало меня. — Бабушка сказала мне кое-что на днях… — Я взяла свою розовую вилку и обмакнула креветку в соус. — Она сказала, ей кажется, что мои биологические часы тикают.

Адам отреагировал именно так, как я и надеялась. Он громко рассмеялся.

Я скрестила руки.

— Ну, это ерунда, — сказала я, довольно успешно притворяясь раздраженной и надеясь, что Адам проглотит мою отвлекающую приманку. — Даже если у меня и есть часы, в чем я очень сомневаюсь, я их не слышу.

Адам схватил бумажный пакет с кисло-сладкими свиными шариками со стола и заглянул внутрь.

— Это наушники, — пробормотал он, не поднимая глаз.

Думаю, он считал, сколько шариков сможет стащить, чтобы я не заметила.

Я нахмурилась и оглядела офис. О чем он вообще говорил? Наверное, я должна быть ему благодарна. По крайней мере, он переменил тему разговора.

А потом я их заметила — в порванной картонной коробке под столом, забитым зимними вещами, которые я еще не успела разобрать. Я наклонилась и вытащила их одним пальцем.

— Что? Эти наушники? — спросила я, поднимая вверх пару очаровательных детских синих наушников.

Адам поднял глаза, во рту у него был золотистый шарик. Он откусил половину и стал медленно жевать, ни в малейшей степени не смущенный флюидами «давай уже быстрее глотай», которые я посылала ему. Он облизал губы.

— Не совсем, — сказал он, глядя мне в глаза, в то время как его рука снова полезла в картонный пакет. — Я говорил скорее о метафорических наушниках, которые помогают тебе не слышать того, чего ты не хочешь.

Мои пальцы сжались вокруг пластмассового обода, соединяющего два меховых шара.

Адам лениво улыбнулся мне:

— Уверен, у тебя есть и подходящая пара наглазников в горошек. Шелковых, разумеется…

Он замолчал и увернулся от летящих в него наушников. Я быстро наклонилась вперед и схватила свиной шарик из пакета.

Через несколько секунд он сузил глаза. Я подумала, он реагировал на то, что я украла у него еду в ответ, но все оказалось гораздо хуже.

— То, что ты их не слышишь, еще не значит, что часов там нет… и что они не тикают, — сказал он.

Я загнала себя в угол: пора было заканчивать этот глупый разговор раз и навсегда.

— Бабушка ошиблась. Мои биологические часы не тикают, — сказала я настойчиво.

— Как скажешь… — Адам просто невозмутимо улыбнулся мне, поднял наушники, которые приземлились рядом с диваном, и надел их на голову.

Я попыталась объяснить ему, как сильно он заблуждался, и привести много причин, почему я все та же независимая, никогда не скучающая и всегда непредсказуемая Корина, которую он всегда знал, но он просто продолжал кивать головой, улыбаться и повторять «Я не слышу тебя!», показывая на наушники. Я отчаянно хотела сорвать наушники с его головы и засунуть их ему в горло, но мне не следовало портить хороший товар, поэтому я просто стянула его еду. Это послужит для него хорошим уроком.

В конце концов он снял наушники с головы и кинул их мне назад. Его проказливая улыбка поблекла.

— Нет, я на это не куплюсь, — сказал он. — С тобой что-то происходит, и дело тут не в тиканье часов.

Я молча смотрела на свою тарелку.

Когда Адам снова заговорил, его голос звучал наигранно небрежно:

— Если бы это был кто-то другой, я бы решил, что дело в мужчине. Но мне известно из достоверных источников, что в Лондоне полно мужчин, которые таскаются за тобой, как влюбленные щенки, и готовы подраться друг с другом по одному твоему щелчку пальцами.

Я посмотрела на Адама испепеляющим взглядом:

— Достоверный источник?

Я не хотела даже думать, откуда он брал информацию обо мне. Может, какая-нибудь завистница распускает слухи. Я часто сталкиваюсь с подобным.

— Вообще-то это ты. Ты с огромной гордостью заявила мне об этом… года два назад. В ту ночь машина Дейва сломалась по дороге с одного из твоих винтажных показов, и нам пришлось несколько часов ждать эвакуатор.

Ладно, это и правда было похоже на то, что я могла сказать, переполняемая гордостью за себя после успешного модного показа. Я просто не ожидала, что Адам перескажет мне это слово в слово два года спустя.

Хотя правда, мне всего лишь надо щелкнуть пальцами, и вся свора «щенков» тут же прибежит на зов. Это очень приятно. Иногда я делаю так просто для того, чтобы увидеть все эти счастливые лица, а не потому, что мне что-то нужно.

Адам откинулся назад на диване, положил голову на руки и испытующе посмотрел на меня, его глаза блестели.

— Что? — раздраженно спросила я. Мне нужно было остановиться на этом, но у меня слишком длинный нос. Я скрестила руки на груди. — Не сиди так просто и не пялься на меня!

— Мне все понятно… — тихо сказал он. — Ты наконец-то встретила щенка, который не хочет идти по пути изощренных издевательств, которые ты для него приготовила.

Глава 2

Признания Корины

Можно было бы подумать, что к настоящему моменту я устала от того эффекта, который произвожу на мужчин, но, должна сказать, мне все так же весело. В тот день, когда он угаснет, я надену пару велюровых спортивных штанов, и мне будет плевать.

Никто не смел называть Николаса Чаттертона-Джонса щенком. Он был холеный и величавый, словно охотничья собака, с шелковистой серой шерстью и родословной в несколько поколений.

Я вздохнула. Я таяла даже при одной мысли о его имени. Он был таким мужчиной, о котором мечтает каждая женщина, — богатым, красивым, обходительным. И я страдала от безответного чего-то к нему. Не уверена насчет слова на букву «л». Это немного слишком драматично. Но симптомы были таковы, что я постоянно думала о нем и часами искала информацию о нем в Гугле, так что, думаю, я на полпути.

— Ты снова это делаешь!

— Что? — Я ничего не делала.

Но потом я поняла, что моя грудная клетка все еще опущена после выдоха. Я махнула плененной креветкой в сторону Адама.

— Давай просто забудем? Тебя это не касается. — Я положила креветку в рот и сердито посмотрела на него.

Адам тоже не был щенком, он был дворнягой. Взрослой. Да, косматой и очаровательной, но, если подойти к нему слишком близко, можно подцепить блох.

И он задел меня за живое своим глупым комментарием.

Сестра Николаса, Изабелла, или Иззи, как она настаивала, чтобы ее звали, была одной из молодых светских львиц, которые решили, что «Сундучок Корины» — это новая сенсация, и она постоянно заходила сюда. У Иззи Чаттертон-Джонс был плотный график мероприятий, и ей всегда нужно было новое платье для чего-то. А сейчас она еще отправляла своих друзей в «Сундучок Корины». Для бизнеса это было превосходно, и мы с Иззи подружились. В некотором роде.

Пораженная винтажным коктейльным платьем из изумрудного и черного шелка, которое я нашла для нее однажды, Иззи приглашала меня на пару своих легендарных вечеринок, и там я впервые встретилась взглядом с Николасом.

Он был высокий, выше шести футов, с волосами цвета воронова крыла и скулами, от которых девушки готовы кричать. Словно высокий Джонни Депп без пиратского акцента кокни. Нет, Николас говорил четкими слогами и длинными словами. Я могла слушать его целый день. Под покровом своей спальни я пыталась повторить такие интонации и такой голос, но я родилась и выросла на юге Лондона, и мои гласные просто отказывались звучать так же гладко и идеально.

Мы встречались три раза. Первые два раза я держалась холодно. Я ходила по комнате важно и грациозно, чтобы он смог издалека восхищаться мной и спросить у Иззи, кто эта сногсшибательная брюнетка. А в прошлые выходные я решила, что пора сделать шаг вперед.

Я услышала шуршание и поняла, что Адам снова вытащил свиной шарик из пакета, пока я не смотрела. Я сощурила глаза, но он просто сидел подложив руку под голову, ухмыляясь, потому что стащил остатки моей половины еды.

Ну ладно, может, в нашей вселенной двое мужчин, которые не собирались пасть к моим ногам и боготворить меня.

Но Адам не в счет. Я познакомилась с ним, когда мне было восемь, а ему двенадцать, а его мама играла в бадминтон с моей бабушкой.

Я наклонилась и забрала у него пакетик со свиными шариками до того, как он их все не съел, не обращая внимания на его недовольный стон. Я взяла теплый сочный шарик из пакета — последний! — и обмакнула его в прилагающуюся баночку с соусом, потом слизала немного оранжевой жидкости и откусила. Однако Адам этого не заметил, потому что он переключился на тост с креветками и кунжутом.

Видите? Непробиваемый.

Губы — это следующая часть моего тела, на которую таращатся чаще всего. Они обладают практически гипнотизирующим эффектом на большинство представителей мужского пола. И я всегда делаю на них акцент. Крашу красной помадой, для наибольшей видимости и эффекта. Но не тем гадким оранжево-красным. Темно-красным! Как королевы старых фильмов. Я видела, как мужчины пускают слюни при виде того, как я ем, и дело было совсем не в их собственной еде.

Но Адам не был впечатлен.

Ладно, не был очень впечатлен. Скорее мой жест не оказал на него никакого действия. Может, это как-то связано с фактом, что он знал меня до того, как я раскрыла в себе кокетку, когда у меня еще была плоская грудь и никакой талии. Возможно, я должна злиться из-за отсутствия щенячьего обожания с его стороны, но нет. И хотя сейчас мы не могли видеться так часто, как раньше, но он по-прежнему оставался моим Лучшим другом. Каждой девушке нужен Лучший друг.

Он отгонял от меня задир, которые дразнили меня из-за того, что я жила с бабушкой. У него на плече я плакала, когда распалась моя любимая мальчиковая группа и когда в пятнадцать лет я случайно отрезала челку слишком коротко. Ему первому я позвонила в тот день, когда мы с Элис получили ключи от нашего нового магазина, и он примчался с бутылкой шампанского, и мы сидели на полу здания, которое вскоре стало «Сундучком Корины», и поднимали тосты бумажными стаканчиками. Адам был моей группой поддержки, моим старшим братом, моим телохранителем, и, видимо, за это я готова была простить ему отсутствие «щенячности».

Но мысли о щенках заставили меня снова вспомнить о Николасе, и теплота, появившаяся при мыслях о моем Лучшем друге, снова исчезла.

Почему я ему не нравлюсь? Ну почему?

Возможно, я бы смирилась с ударом по моему эго, если бы он не был настолько красив и настолько совершенен. Адам бы сказал, так мне и надо, но это несправедливо. Никто не заслуживал такого несчастья. И я чувствовала себя так уже целых три недели. Если в ближайшее время Николас не изменит своего мнения, я буду готова надеть эти велюровые спортивные штаны!

— Итак…

Адам наклонился и протянул мне утешительный креветочный тост из контейнера, который лежал у него на коленях, и посмотрел мне в глаза. Я проигнорировала креветочный тост и сконцентрировалась на теплых карих глазах.

— Кто этот образец мужественности, который заставил тебя так нервничать?

Я узнала этот взгляд. Адам пытался казаться веселым, но его глаза оставались серьезными. Возможно, он беспокоился за меня. Проявлялась эта его сторона телохранителя и старшего брата. Может, это и к лучшему. Плечи Адама, не такие широкие, как у Николаса, идеальны для того, чтобы на них плакать.

Единственная проблема заключалась в том, что сейчас, по-моему, Адам не очень хотел вытирать мои слезы своей рубашкой. Он опять был сосредоточен, его глаза, казалось, сверлили дырки у меня во лбу. У меня в запасе не было больше никаких остроумных ответов, мой сундучок потрясающих комментариев был пугающе пуст.

Глаза Адама не стали мягче, но он встал и погладил меня по плечу.

— Он идиот, кем бы он ни был, — сказал он грубо.

Потом он взял меня за руку и повел к дивану. Адам даже позволил мне сесть с той стороны, где не так сильно торчали пружины. Когда я аккуратно расправила юбку и подъюбник, он опустился рядом и посмотрел на меня.

Я медленно вздохнула:

— Идиот, о котором идет речь, — Николас Чаттертон-Джонс. Он брат одной из моих лучших клиенток.

Адам нахмурился:

— Чаттертон-Джонс? Это не… не он владеет инвестиционной компанией? «Орел какой-то» или как-то так?

— Это он.

Адам присвистнул:

— Тот, который практически сыграл в регби за сборную Англии, но ему помешала травма?

Я еще больше ослабела и лишь кивнула головой в знак согласия. Я знала каждую дату и каждое событие из личной биографии Николаса, и довольно много о предыдущих трех поколениях семьи Чаттертон-Джонс. Иногда доступ к Интернету может стать злейшим врагом девушки.

Я посмотрела на Адама и глубоко вздохнула. Мы оба знали игру, в которую собирались играть. Мы всегда делали это друг для друга, когда одному из нас было плохо. Друг А излагает суть проблемы, а друг Б кивает в нужных местах и вставляет подходящие комментарии, даже если эти комментарии а) чрезмерно оптимистичны, б) явно ложные.

— Я ему ни капельки не нравлюсь, — скорбно сообщила я.

Адам покачал головой:

— Что? Этот парень, наверное, слепой!

При этих словах он улыбнулся, и холодное чувство у меня в животе стало исчезать. На самом деле Адам был гораздо лучшим другом Б, чем я. Он всегда точно знал, что сказать, чтобы подбодрить меня, и он всегда говорил это с дьявольским взглядом — надежный способ заставить меня улыбнуться. Но я знала, что эти глаза скрывают его серьезность, а еще знала, что, несмотря на наши шутливые уколы в адрес друг друга, он верит в меня.

Я же говорила, он мой Лучший друг.

— Все становится хуже, — добавила я, почти начиная наслаждаться своим зрелищным провалом в прошлую субботу. — Я выставила себя полной дурой.

— В это трудно поверить.

Саркастический блеск в глазах Адама заставил меня захотеть его ударить. А еще мне захотелось рассмеяться.

Мы продолжали так еще некоторое время. Я рассказывала об одном провале на вечеринке за другим, а Адам сочувствовал и сочувствовал с точностью и отличным выбором времени для шуток. Только временное веселье от уколов Адама на этот раз не улучшило моего настроения. Чем больше мы говорили, тем угрюмей я становилась. И казалось, даже Адам вздрагивает с каждой новой ужасающей деталью, и я была уверена — друг Б старается изо всех сил, чтобы сохранить улыбку. Мы оба замолчали, зная, что наша игра подошла к концу и продолжение не спасет ситуацию.

— Что я делаю неправильно? — прошептала я.

Адам был мужчиной. И хотя они с Николасом принадлежали к совершенно разным типам, у них должно быть больше общего, чем просто биология. Вот оно! Вот что общего у Адама и Николаса. Я села прямо и посмотрела на Адама:

— Почему ты не считаешь меня привлекательной?

Если я смогу понять это, может, я смогу найти способ достучаться до Николаса.

Адам выглядел ошеломленным. Думаю, это неудивительно. Мы никогда не говорили о том, что он мальчик, а я девочка. Я знала, он с радостью бы избежал этой темы для разговора, но я хлопнула ресницами и посмотрела на него взглядом «пожалуйста»…

Несколько секунд он просто шевелил челюстью.

— Я никогда не говорил, что не считаю тебя привлекательной, Корина. Парень должен быть без сознания, чтобы не счесть тебя привлекательной.

Пришла моя очередь удивиться.

Адам пожал одним плечом. Его ленивая манера вернулась, и казалось, его совсем не волновало то, что он только что сказал.

— Тогда почему ты не… Почему мы никогда…

— Не встречались? — предположил он. — Я видел, как ты обращаешься с мужчинами, помнишь? Я никогда не прыгал через обручи для тебя, и никогда не буду.

Я прерывисто вдохнула. Не было никогда никаких обручей! Ну… не для Адама!

Он прочитал мои мысли и понимающе посмотрел на меня:

— Как там было? Ах да. Я помню…

Он довольно неплохо изобразил мое хлопанье ресницами и добавил низких, более мягких ноток в свой голос. Должна признать, получилось очень похоже на меня.

— «Адам, дорогой, ты не мог бы пойти со мной на вечеринку сегодня вечером? Знаю, что я поздно предупреждаю, но мне очень нужна моральная поддержка».

И он смахнул воображаемые волосы с плеча, и я, забыв про свой шок, захихикала. Странно, но Адам не смеялся.

— А когда мы пришли на вечеринку, я понял, что моя роль была скорее «подсадная утка», чем моральная поддержка.

Я перестала смеяться.

— Это неправда! — Я закусила губу — сделала это по привычке, но знала, что так я выгляжу очень привлекательно. — Это было очень давно. Мы еще были подростками. Подростки делают много глупостей.

— Как, например, поцеловать своего лучшего друга на глазах у всех, потому что новый Ромео оказался довольно крепким орешком?

Черт. Я и правда это сделала? Я просто слишком увлеклась.

После вечеринки у Шэрон Адам не разговаривал со мной целый месяц, хотя я подмазывалась, ныла и использовала каждую уловку из книги, чтобы заставить его простить меня. В конце концов однажды я просто пришла к нему домой — у меня не было заготовлено никаких хитростей, я даже не была накрашена — и умоляла его дать мне еще один шанс, сказать, что мы снова друзья. В моей жизни была огромная дыра размером с Адама. И я не могла продолжать жить с ней. Она разрывала мое сердце.

Адам простил меня. В конце концов. Но с тех пор мы молчаливо согласились не обращать внимания на элемент мальчик-девочка в наших отношениях, и я явно хорошо постаралась, если смогла забыть, как отвратительно я себя повела.

— Прости меня, — тихо сказала я. — Я ужасный человек. Неудивительно, что Николас Чаттертон-Джонс не хочет иметь со мной ничего общего.

И на этот раз я не напрашивалась на комплимент. Я правда так думала.

Адам снова притянул меня к себе и вздохнул:

— Не глупи. Ты потрясающая. И знаешь это. Просто я понял, что ты не позволишь мужчинам в твоей жизни стать больше чем просто щенками, а я отказываюсь носить ошейник и поводок ради кого бы то ни было, даже тебя. И по этой причине, и еще нескольким, я решил, что нам лучше быть друзьями.

И он поцеловал меня в макушку.

Уголок моего рта попытался улыбнуться.

Адам продолжал говорить, и я чувствовала его теплое дыхание у себя в волосах.

— Я должен тебя предупредить… ну… прости, что говорю это, но я думаю, здесь у тебя нет шансов. Тебе лучше найти себе другой объект для дрессировки.

Прошу прощения? По его интонациям трудно было поверить, что ему на самом деле жаль.

Я села ровно и посмотрела на него:

— Что ты имеешь в виду?

Он колебался, и я стала надеяться, что он закончит этот разговор. Но вместо того, чтобы посмотреть на свои потертые старые кроссовки, он взглянул мне прямо в глаза. Я замерла.

— Парни вроде Чаттертона-Как-Его… Ну, иногда меньше — это больше. Вот и все, что я хочу сказать.

— Ты считаешь, я слишком… — Я замолчала, не зная, как назвать себя.

— Может быть.

Я нахмурилась:

— Но я такая, какая есть! Николас Чаттертон-Джонс может быть хоть Господом Богом, но я не собираюсь меняться ни для кого.

Адам покачал головой:

— Я не это хочу сказать. Просто под всем этим… — Он махнул рукой, указывая на мои волосы, покрытые слоем лака, помаду, платье. — Есть девушка. Не забывай об этом.

— Что делает тебя таким экспертом в отношениях? — спросила я угрюмо, скрещивая руки и прислоняясь к другому краю дивана. — У тебя не было серьезных отношений с девушкой после Ханны, а с тех пор прошло целых два года.

Адам принял такую же позу, как и я, скрестив руки.

— Я много работал, чтобы начать бизнес. У меня не было времени для отношений. В отличие от некоторых я не считаю, что играть людьми и бросать их, когда мне удобно, — это справедливо.

Видите? Вот почему мне не следовало никогда входить на эту территорию. Все становилось ужасно запутано, и милый, улыбающийся, веселый Адам совсем исчез. Я предполагала, что и я не так очаровательна, как обычно, но не собиралась отступать и позволять своему лучшему другу продолжать анализировать мое поведение.

— Ты никогда не рассказывал мне, почему вы с Ханной расстались. Она устала от того, что ты все время возишься в сарае на заднем дворе?

Это удар ниже пояса, я знаю. Но роль Адама заключалась в том, чтобы заставить меня почувствовать себя лучше, а не пинать меня, когда я уже и так на полу.

Он отвернулся.

— Я не любил ее. Хотел бы, но не любил. И несправедливо было по отношению к Ханне притворяться.

Проклятье, Адам! Как только я приготовилась к ссоре, ему тут же понадобилось быть искренним.

Он снова посмотрел на меня, я нечасто видела такой взгляд.

— Ненавижу, когда ты начинаешь так говорить о моей работе. Я горжусь тем, чего добился. И я просто хотел тебя поддержать.

Все. Я чувствовала себя полной задницей. Он был прав. Я нападала на своего лучшего друга только потому, что какой-то парень отказался сразу упасть к моим ногам. Я вела себя низко.

— Прости меня, — сказала я. И продолжила бы, но у меня в горле был комок размером с одну из моих брошей.

Адам положил свою руку поверх моей и сжал ее:

— Извинения приняты. А тебе и правда плохо из-за этого Николаса, да?

Он выглядел так, словно он разделял мою боль. Я кивнула, и все внутри сжалось. Обычно я не плачу. А кто плачет, когда на нем жидкая подводка и три слоя туши? Но я чувствовала жжение в носу и знала — слезы угрожающе близко.

Может, бабушка права. Может, что-то тикает у меня внутри. В конце концов, мне почти тридцать. Но, учитывая, что я… это я, очевидно, в конце жизни меня ждет огромный взрыв, а не мирное тиканье. Бабушка всегда говорила, что я не могу сделать ничего, не устраивая из этого целое представление.

Адам придвинулся ко мне, и теперь его плечо касалось моего. Он наклонился, чтобы посмотреть мне в глаза, и легко толкнул меня локтем:

— Корина?

Моя нижняя губа выпятилась.

— Может, ты прав. Может, меня слишком много для Николаса Чаттертона-Джонса. — Я пожала плечами и слегка приподняла голову, чтобы посмотреть на него. — Это спорный вопрос в любом случае. Пару дней назад я выяснила, что скоро Николас может уйти с рынка. Ходят слухи, у него новая девушка.

Адам криво улыбнулся:

— Раньше тебя это никогда не останавливало.

Я ударила его по плечу:

— Это звучит ужасно! Я никогда ни у кого не крала мужчину. Я ничего не могу поделать, если они всего лишь раз видят меня и понимают, что не смогут дальше жить без меня.

Адам сжал губы и глубокомысленно вздохнул:

— Вот что я люблю в тебе — твою несравненную скромность.

Я снова его пихнула. И улыбнулась. Как он это делает?

Он сжал кулаки и легко стукнул меня по плечу.

— Итак? Кто эта девушка? Как думаешь, ты сможешь с ней разобраться?

Я отмахнулась от его рук, но он продолжал мягко бить по моему плечу, как делают боксеры, когда разминаются с грушей.

— Я отправлю тебя в нокдаун через минуту, если ты не прекратишь! — сказала я со смехом.

В глазах снова появились дьявольские искорки.

— Ты только обещаешь, — сказала он.

— Это ужасная Луиза Фэншоу, — сказал я.

Если бы речь шла о драке, возможно, я бы смогла с ней разобраться. Она была одной из тех худышек, которых сносит порывом ветра. Хотя я бы не стала рисковать сломать об нее ногти, поэтому на этот счет она могла быть спокойна.

— Да. Я слышал, как она ужасна, — ответил Адам, — со всей своей благотворительностью… посещением больных детей в госпиталях и сбором средств для бездомных. Совершенно отвратительна.

Я пихнула его локтем под ребра. Он должен быть на моей стороне. Я решила направить свой гнев на отсутствующую Луизу.

— Когда не порхает по подиуму на показе какого-нибудь вычурного дизайнера, — заметила я.

И подумала о Луизе Фэншоу, ее тонких ногах и больших кукольных глазах. Она не была красивой, но я соглашалась с тем, что она привлекательна. Женщины, окружавшие Николаса, были пугающе похожи друг на друга. Это определенно его типаж — утиные лица и невероятная худоба.

Я снова вздохнула. Луиза был тем «меньше», о которой говорил Адам. Я посмотрела на свою грудь. «Меньше» у меня было мало. Я приговорена.

Я собиралась сказать об этом Адаму, но, когда я повернулась к нему, он был невероятно увлечен последним креветочным тостом. Думаю, он почувствовал, что я смотрю на него, потому что протянул мне лоток. Я покачала головой:

— Ешь.

Он проглотил его за один укус и посмотрел мне прямо в глаза:

— Как я сказал…

Его серьезность почти заставила мое сердце выскочить из груди.

— …этот парень — идиот.

Я почувствовала, как где-то в глубине души зародилась улыбка, и вскоре она появилась на моих губах.

— Я люблю тебя, Лучший друг, — сказала я, обвила руками его шею и притянула к себе.

Глава 3

Признания Корины

Можно подумать, что кто-то настолько тщеславный, как я, должен любить смотреться в зеркало, но иногда я не могу даже взглянуть в него.

Следующие несколько дней я продолжала хандрить, и чем больше я об этом думала, тем больше мне казалось, что, возможно, бабушка права и что-то во мне тикает.

Конечно, я не сказала бабушке, что, может, я нахожусь на грани того, чтобы начать строить серьезные отношения с кем-нибудь, когда навещала ее в прошлое воскресенье. Иначе она бы тут же заставила меня сходить в церковь и назначить дату свадьбы. А я в настоящий момент чувствовала себя готовой только к мыслям о том, чтобы быть с одним человеком долгое время.

Когда я была в гостях у бабушки, мы делали то же, что и обычно, — ели жаркое на обед, пили чай и смотрели старые черно-белые фильмы по телевизору. После обеда я совершила свой ритуал — отправилась в гостевую спальню, открыла старый шкаф и посмотрела на платья, висящие там в пластиковых пакетах.

Это были мамины платья. Она умерла лет десять назад, в убогом маленьком отеле в Блэкпуле, убитая тихо, незаметно и безболезненно неисправным бойлером, выделяющим угарный газ. А когда она не появилась в клубе к своему выступлению, они просто вписали другую певицу в афишу и продолжили вечер. Нельзя так просто заменять кого-то, разве нет? Людей должны помнить за их уникальные качества, даже если вы не уважаете или не понимаете выбор, который они сделали в своей жизни.

Как я и сделала в большинстве случаев, я достала только одно мамино платье для выступлений и внимательно его рассмотрела. Оно было с плечиками и блестками, возможно, из тех времен, когда она познакомилась с отцом. Я могла представить себе маму, с прической в стиле Джоан Коллинз, зафиксированной половиной баллончика лака для волос, поющую нежную рок-балладу в микрофон, с закрытыми глазами, не скрывающую своих эмоций. У нее был приятный голос. У меня дома было несколько кассет, но я редко их слушала — слишком боялась, что они могут порваться или заездиться.

У нее был сильный низкий голос, она могла выразить каждую эмоцию в песне, пела ли она громко или заставляла зрителей прислушиваться к словам. Она заслуживала большего успеха, чем имела. Может, она бы его добилась, если бы занималась своей карьерой, а не моталась за отцом по всей стране.

— Ну же, отнеси их в свой магазин и заработай на них несколько фунтов, — сказала бабушка у меня за спиной.

Я не слышала, как она вошла в комнату. Я покачала головой, аккуратно повесила платье на место и закрыла дверь шкафа.

Бабушка сочувствующе улыбнулась мне:

— Чай? И фильм с Дирком Богартом начинается через несколько минут.

Я стряхнула с себя грусть, которая собралась, словно пыль на заброшенных маминых вещах, и улыбнулась в ответ:

— Было бы отлично. — И я пошла в гостиную вслед за бабушкой.

— Печенье с кремом?

Я подняла глаза и увидела, что бабушка протягивает мне потертую жестяную банку, в которой в 1973 году лежало рождественское печенье. Начались титры фильма, поэтому я взяла пару печений, положила их на подлокотник кресла и приготовилась окунуться в мир, где мужчины благородны, у женщин невероятные брови, а скрипки выражают все эмоции, пока актеры стоят поджав губы и стиснув кулаки. Мне нравилась идея стоять без движения в моменты кризиса, элегантная и драматичная, а в это время оркестр играет вокруг тебя.

Фильм длился минут десять, когда зазвонил мой телефон. Бабушка что-то недовольно пробормотала, но не оторвала взгляда от Дирка, который выглядел таким красивым на экране, поэтому я взяла свой чай и вышла на кухню, чтобы ответить.

— О боже, дорогая! Я так рада, что не попала на автоответчик!

— Привет, Иззи. Чем я могу…

— У меня возникла потрясающая идея, дорогая, ты просто обязана мне помочь! Я собираюсь устроить вечеринку за городом! — закричала Иззи. — Мама и папа уезжают на юг Франции на весь июль, и они разрешили мне взять дом на целые выходные. Это же классная идея!

Она сделала паузу, возможно ожидая, когда я очнусь от обморока восторга. Но я не была в восторге. Мне в голову не могло прийти ничего хуже: грязь, дождь, лошадиный смех, все одеты в твидовые штаны и стреляют по всему, что движется. Я пас.

— Ну, что ты думаешь? — нетерпеливо спросила Иззи.

— Классно, — ответила я, позаимствовав ее выражение. Ни одно из тех слов, которые были у меня в голове, не подошли бы. — Но при чем тут я?

— Это уик-энд в стиле загадочного убийства.

Хорошо. Знаю, что по сравнению с семьей Чаттертон-Джонс я простая девушка, но неужели я похожа на человека, который знает, как прикончить кого-нибудь? Должно быть, дело в акценте. И хотя мой не был таким сильным, как кокни, Иззи и ей подобные, наверное, думали, что я знаю Ист-Энд как свои пять пальцев и что я дальняя родственница братьев Крэй или потомок Джека-потрошителя.

— Я… э… я никогда на таких не была, — сказала я. — А что понадобится?

— Я хочу сделать все как положено — костюмы и все такое, вот где мне и понадобится твоя помощь.

О боже.

— Я не перенесу этих ужасных магазинов костюмов, — беспечно добавила она.

Я хихикнула. Мне тут же представилась картина: Иззи в костюме Супермена с накачанным прессом и бицепсами, и мне стало очень трудно внимательно ее слушать.

— …поэтому, если ты сможешь все это найти, будет просто шикарно.

А? О господи. Я опять отключилась. К счастью, у меня в запасе было много фраз на подобный случай. Стараясь говорить серьезно, я спросила:

— Ты не могла бы рассказать конкретнее, что тебе нужно?

Иззи погрузилась в долгие объяснения о том, что она хочет настоящие вещи из тридцатых для ее уикэнда в стиле убийства Агаты Кристи, и, клянусь, если бы я была персонажем мультфильма, у меня в глазах крутились бы цифры, щелкая, как кассовый аппарат. Дневная одежда, вечерняя одежда и аксессуары для восьми человек! И Иззи берет только самое лучшее. И мне было все равно, если ради этого я пропускала Дирка в бабушкином стареньком телевизоре. Если в следующем году дела пойдут хорошо, то можно подумать об открытии еще одного магазина «Сундучок Корины» где-нибудь поближе к Вест-Энду, а связи Иззи помогут мне быстрее наладить торговлю.

— Это будет просто супер! — верещала Иззи. — У нас для каждого есть роль! И отправлю тебе по почте каждую, чтобы ты смогла начать подбирать одежду.

— Каков бюджет?

Как я и предполагала, голос Иззи стал пренебрежительным.

— Мне важно, чтобы все было сделано хорошо, а не сколько все будет стоить, — сказала она, а потом хихикнула: — Для тебя у меня самая классная роль!

Я подняла брови. Я надеялась, что она скажет, что я в списке гостей, но не хотела принимать в этом участие. Это могла быть просто деловая поездка. Я широко улыбнулась.

Иззи стала рассказывать мне о разных персонажах, которых определили для нее нанятые ею организаторы: лордах, леди, прислуге и дебютантах. А потом стала зачитывать список гостей. Когда она назвала Николаса, мое сердце бешено забилось.

— Не могу дождаться, — мягко сказала я.

Теперь я не просто с нетерпением ждала бенефиса Иззи. Нет, правда. Это был мой шанс! Я смогу расслабиться и пообщаться с Николасом за пределами душной переполненной коктейльной вечеринки. Я смогу немного отдохнуть, как предлагал Адам, и Николас увидит меня веселую и спокойную. Я все четко видела: легкие коктейли в гостиной перед ужином, свежие туманные деревенские утра…

Иззи произнесла решительно:

— И ты должна привезти с собой мужчину!

Я была погружена в фантазию, где мы с Николасом прогуливались по тихому лесу с полями колокольчиков. Я наступила в кроличью нору и подвернула лодыжку, поэтому он взял меня на руки и нес назад в дом так легко, словно я была почти невесомой. (В конце концов, это же фантазия!) И, положив голову ему на плечо, я почти чувствовала аромат его лосьона после бритья…

— Что? — спросила я немного слишком резко.

— Все отменяется, если ты не сможешь, — сказала Иззи. — Я в отчаянии. Джонти сломал ногу, прыгнув с тарзанкой, и сейчас он застрял в Новой Зеландии, а Джонатан отказывается пропускать какой-то кошмарный матч по крикету. Ты должна привезти кого-нибудь!

Колокольчики, кроличья норка, приятное чувство защищенности в руках Николаса? Все они исчезли в тумане, о котором я мечтала. Я была рада, что Иззи меня не видела, потому что я чувствовала, как соединились мои брови и как сжались челюсти.

Последнее, что я хотела, — это приводить мужчину на вечеринку Иззи! Это же все испортит. Я уже усвоила урок Адама — нехорошо появляться с одним мужчиной, чтобы привлечь внимание другого, поэтому мне не удастся побыть с Николасом наедине, если вокруг меня все время будет крутиться какой-нибудь безнадежно влюбленный парень. И я не хотела давать никому из них ложную надежду. Единственный мужчина, который интересовал меня в данный момент, был Николас, и несправедливо вводить кого-то другого в заблуждение.

Что там Адам говорил насчет игр с людьми позавчера? Хм. Я решила, что пора взрослеть.

— Ты поздновато предупреждаешь, — пробормотала я Иззи, но она лишь рассмеялась:

— Не верю, что у тебя нет сотни мужчин, готовых из кожи вылезти, чтобы провести с тобой выходные. Ты что-нибудь придумаешь.

Я надулась. Иногда такая репутация, как у меня, — это не слишком хорошо. Не то чтобы я была распутной. Я получаю много внимания от мужчин — и мне это нравится, — но я стараюсь не поощрять их, если они мне неинтересны. И я очень разборчива. И в моей жизни было гораздо меньше мужчин, чем думает большинство людей.

Черт. Что мне теперь делать? Мне правда нужно добиться успеха в эти выходные. Может, мне удастся отмахнуться от Иззи, надеясь, что она просто нагоняла атмосферу, говоря, что это главное условие? Одной из причин, почему мне нравилась Иззи, было то, что она непредсказуема и склонна к неожиданным капризам, как и я. Если она будет в дурном настроении, когда я скажу ей, что еду одна, она может просто прекратить наше общение. Что-то в этом роде сделала бы я на ее месте.

А потом мне в голову пришла идея. Прекрасная в своей простоте, за исключением того, что мужчина, о котором я подумала, никогда на такое не согласится. Но Иззи права: я что-нибудь придумаю.

— Не волнуйся, — весело сказала я, — у меня на примете есть замечательный парень.

— Почему у меня такое ужасное чувство, что здесь какой-то подвох? — спросил меня Адам с другого конца лодки.

Мы находились под высокими платанами в углу пруда, и я не видела его выражения лица, потому что яркое июньское солнца было прямо у него за спиной, заставляя меня щуриться. Однако, хотя он и был одним большим пятном, я знала, что у него блестят глаза.

Блеск в его глазах был хорошим знаком. Обычно он означал, что Адам хочет сказать «да», на что бы я ни пыталась его уговорить согласиться, но пока он просто развлекался.

Я поправила зонтик.

— Почему здесь должен быть подвох? — сладко спросила я.

— О, я не знаю. — Весла вынырнули из воды и продвинули нас вперед с легким рывком. — Может, потому что ты пригласила меня на дневную прогулку в Гринвич-парк — отдохнуть и расслабиться, как ты сказала, — и в конце концов я делаю всю работу, а ты в это время сидишь и лижешь мороженое в рожке.

— Я сказала, что куплю и тебе мороженое, когда у нас закончится время, — ответила я. Я не понимала, почему он жалуется.

Весла снова ударились по воде, и я не смогла не заметить мускулы на предплечье Адама, когда мы снова оказались на солнце. Они напрягались и расслаблялись. Было что-то очень завораживающее в том, как гребет мужчина. Надо будет сделать так, чтобы оказаться в лодке с Николасом во время этих выходных. Где-то в поместье Чаттертонов-Джонсов должно быть озеро.

Я решила немного потренироваться и попыталась принять красивую позу в своем конце лодки, изо всех стараясь выглядеть элегантно и утонченно.

— Ну вот, ты снова обещаешь, — пробормотал Адам.

Я закрыла глаза и улыбнулась, подставляя лицо солнцу.

— Я просто прошу лизнуть один раз, — мягко сказал он, и я запоздало поняла, что мы скорее просто плывем по течению, чем гребем.

Я открыла глаза и обнаружила Адама гораздо ближе, чем ожидала. В его глазах отражалось солнце. Я поправила зонтик. Наверное, я сдвинула его, когда закрыла глаза, потому что сейчас мои щеки горели.

Почему-то я не нашла ни одной причины, чтобы отказать. Он наклонялся все ближе и ближе, и по его лицу расплывалась улыбка. Шоколад в его глазах начинал таять. Я не могла оторвать взгляда от них, таких волнующих и теплых, заполняющих все вокруг, пока не стала видеть только их. Это было странно, потому что мы почти не двигались, и в этот момент я почувствовала приступ морской болезни.

Когда он был достаточно близко, чтобы лизнуть мое мороженое, когда мы были оба под моим зонтиком и казалось, кроме нас в Гринвич-парке нет никого, я почувствовала рывок, и рожок выскользнул из моей руки. А потом неожиданно лодка накренилась, раздался всплеск, и я поняла, что сижу в лодке одна, а Адам идет по колено в воде к краю пруда, огороженного камнем, поедая мое мороженое большими кусками и смеясь.

Я так удивилась, что почти уронила свой зонтик. В этом случае у Адама действительно были бы большие проблемы. Зонтик был сделан из тончайшего кремового кружева, и за несколько лет я не нашла ни одного такого же красивого. Я поймала его как раз вовремя и закрыла. Все еще слыша смех Адама с берега, я пересела на его место и взяла весла.

Спорю, вы думали, что я не умею грести. А я умею. И у меня это неплохо получается. Катание на лодках было дешевым развлечением в детстве, и мы с бабушкой часто приходили сюда солнечными днями.

Хорошо, что я сидела спиной к Адаму, потому что я закипала от злости. При виде того, как я профессионально гребу к нему, он почему-то еще громче рассмеялся. Мне хотелось его убить.

Но я не могла. Мне нужно было, чтобы он оказал мне услугу. Довольно большую. И если это означало заткнуть свою гордость, чтобы продолжать свой бизнес и заполучить мужчину моей мечты, то пусть так. Я буду взрослой, и пусть Адам ведет себя как ребенок.

Я доплыла до каменного выступа пруда и попыталась скрыть свое раздражение. К тому времени, когда я аккуратно вылезла из лодки, послав воздушный поцелуй неряшливому подростку, который следил за прудом, чтобы тот отвел лодку в нужное место вместо меня, я была сама элегантность и спокойствие. У меня в голове был образ Грейс Келли, и я собиралась ей соответствовать.

Я догнала Адама у палатки с мороженым, где он покупал мне новое, полное шоколадных хлопьев и клубничного соуса. Я выхватила его у Адама и пошла прочь.

— Теперь ты мне должен, — сказала я.

К его чести, он не отказался. Ну, не сразу. Мы шли, занятые мороженым, пока не оказались на полпути к вершине холма.

— Я не думаю, что мороженое может компенсировать целые выходные за городом.

Может, он и прав, но я же не собиралась это признавать?

— Это очень хорошее мороженое, — сказала я, кладя в рот последний кусочек рожка.

Адам молчал. Я посмотрела на него и увидела, что он глотает. С трудом. У него было странное выражение лица, и у меня возникло ужасное чувство, что он собирается сказать нечто, что мне не понравится, поэтому я снова пошла вверх.

Он быстро меня догнал.

— Приходи посмотреть мой последний проект, и мы будем квиты, — сказал он.

Я вздохнула:

— Я посещала все, что ты построил за последние несколько лет.

Адам покачал головой:

— Уже давно нет вообще-то. Ты удивишься, когда увидишь, чем я сейчас занимаюсь.

Меня это не убедило. Летний домик — это летний домик, а хижина — это хижина. Не то чтобы я не гордилась им из-за того, что он смог превратить свое хобби в бизнес, который помогал ему держаться на плаву, но это трудно назвать гламурным.

— Значит, то, что ты делал в Кенте, — это совершенно другое?

— То я закончил несколько месяцев назад. Я говорю о проекте отеля в Малайзии.

Я почти подавилась последним кусочком мороженого.

— Я не могу позволить себе перелет туда! Сейчас я вкладываю все свободные деньги в «Сундучок Корины».

Голос Адама звучал напряженно, когда он ответил.

— Я не прошу тебя платить, — сказал он, — я прошу тебя поехать.

Он пошел быстрее, и мне пришлось бежать за ним в своих красных босоножках. Я дернула его за рукав.

— Ладно, я поеду, — сказала я, одновременно пытаясь придумать, как я могу отказаться лететь за тысячи миль, чтобы посмотреть на несколько домиков на дереве, и не нарушать при этом слово.

Я не люблю джунгли. По крайней мере, не представляю, чтобы они мне понравились. Ближайшие джунгли, в которых я побывала, были сады Кью, но я быстро вспотела, а волосы начали виться. И я не собираюсь повторять тот опыт без острой необходимости.

Адам остановился и посмотрел на меня долгим испытующим взглядом. Он знал — я попытаюсь отвертеться от этого, и я знала, что он знал. И он знал, что я знаю, что он знает. Все это было очень утомительно. И стыдно.

Мне не нравится подводить Адама, но серьезно… поездка в джунгли в обмен на уик-энд в иддилическом загородном поместье… И кто из нас несправедлив?

Адам снова пошел. На этот раз его шаги были медленные и размеренные.

— Даже если я поеду, я не собираюсь помогать тебе подцепить этого Николаса Чаттертона-Джонса.

Я фыркнула. Он снова изображал моего старшего брата. Но, думаю, я могу смириться с небольшой братской защитой, если она означала, что я получу желаемое.

Я подняла подбородок.

— Тебе не нужно мне помогать, — сказала я беспечно. С этой частью я могла справиться сама. — Мне нужно, чтобы Иззи была довольна. Это хорошая возможность для моего бизнеса, и мне нужно преуспеть. Если Иззи решит, что я более не достойна ее милости, то я могу распрощаться со своими планами на расширение. У нее очень широкий круг влияния, и я хочу, чтобы это влияние работало на меня, а не против меня.

Адам кивнул.

— А почему я? Почему не один из щеночков?

Я закатила глаза:

— Потому что у тебя просто сверхъестественная способность ладить со всеми и везде быть на своем месте, и мне нужен кто-то, кто знает, а не просто думает, что я потрясающая.

И он снова засмеялся. Почему этот мужчина не может принимать меня всерьез?

Я прочистила горло и снисходительно посмотрела на него:

— Ты сделаешь это?

Адам повернулся, чтобы посмотреть с высоты холма на Темзу и странное сочетание георгианских зданий с серебряными небоскребами.

— Я подумаю, — сказал он.

Глава 4

Признания Корины

Я ношу только красную обувь. Это началось как совпадение, но потом стало осознанным выбором. Теперь это священный ритуал.

Через неделю я стояла в цветущем сквере в Белгравии, возле высокого белого дома. Я вдохнула и задержала дыхание. Я написала Адаму шесть электронных писем с ненавязчивыми вопросами, встретит ли он меня здесь и решил ли он пойти на уикэнд в стиле загадочного убийства через две недели, но не получила никакого ответа.

В любом случае, если Адам не собирается идти, я справлюсь со всем сама. Никаких проблем. Бабушка всегда говорила: чувство стиля и хорошие манеры всегда помогут девушке вписаться в любую компанию. Ладно, бабушка говорила только про хорошие манеры, но остальное тоже оказалось правильным. Я снова повернулась к дому.

Я посмотрела на большие окна, недавно покрашенную в черный кованую железную изгородь и сглотнула. Большую часть своей жизни я провела в бабушкином маленьком доме в Кэтфорде, который целиком мог бы поместиться в вестибюле этого элегантного особняка. Однако времени нервничать не было. Я здесь, чтобы выполнить определенную функцию, и пора показать Николасу, какая я ловкая и умная.

— Дорогая, почему ты стоишь на улице?

Я повернулась и увидела Иззи, которая остановилась возле меня; она выглядела очень утонченно в кремовом брючном костюме и плаще. Большие солнцезащитные очки закрывали половину ее лица. Теперь, когда пришла Иззи, буйство петуний, которыми я восхищалась несколько мгновений назад, показались немного блеклыми.

Я всегда старалась выглядеть утонченно, но вдруг поняла, что мой темно-серый костюм, сделанный более пятидесяти лет назад умелой швеей, копирующей стиль Лилли Энн, из другой лиги. И нас разделяла не только одежда. Она излучала такую привычную элегантность, которую могли породить только несколько поколений непоколебимой уверенности в себе.

Иззи взяла меня под руку и провела по небольшой лестнице к блестящей черной двери.

— Прости, что мой брат так по-свински отказался снимать мерки для костюмов и что я вытащила тебя сюда в твой выходной, чтобы мы все смогли померить одежду, но я хочу, чтобы эти выходные прошли успешно, и у меня нет времени на его гневные припадки.

Я вежливо улыбнулась. Никто в здравом уме не мог себе представить Николаса Чаттертона-Джонса в гневном припадке. Он слишком загадочен для этого. Вот рычащим, как пантера, может быть…

— Я писала ему три раза! — говорила Иззи. — Он продолжает говорить, что у него нет времени ехать куда-то для снятия мерок, и вот ты здесь! Если гора не идет к Магомеду… Остальные должны быть здесь в течение получаса, но я подумала, ты сначала захочешь разобраться с Никки. У тебя же с собой есть мерная лента?

Я слишком нервничала из-за того, что происходило сейчас за большой черной дверью, чтобы сделать что-то еще, поэтому просто достала из своей крокодиловой сумки ленту и показала ее.

Я знаю, некоторым не нравилось, что я носила с собой настоящую кожу рептилии, но будьте справедливы! Я никоим образом не была причастна к кончине несчастного животного, и даже самая недобрая душа заслуживала немного любви и нежности после всего, через что ей пришлось пройти, и я давала ей их сполна.

Кроме того, она идеально подходила к моим бордовым туфлям.

Когда дверь со скрипом открылась, я услышала шаги позади себя и, повернувшись, увидела выдохшегося Адама, которые поднимался по ступенькам дома Николаса. Он улыбнулся мне и последовал за нами, когда мы зашли в прохладный и тихий холл. Оказавшись внутри, Иззи сняла очки и обернулась, чтобы посмотреть на Адама.

— Значит, ты мужчина, которого нашла Корина, — надменно сказала Иззи.

Я уставилась на нее. Если Адам строит хижины и домики на деревьях, чтобы зарабатывать на жизнь, это еще не означает, что он не из ее общества. Просто Адам играет по своим собственным правилам. Я открыла рот, чтобы сказать все это, но потом губы Иззи дернулись, и ее глаза проследовали от его ботинок до открытого, улыбающегося лица.

— Пойдет, — сказала она с легким мурлыканием.

Я не уверена, что и эта реакция мне понравилась, если честно, но сейчас не было времени вдаваться в детали.

Конечно, Адам только еще шире улыбнулся, поэтому я своевременно пихнула его своим, как он выражается, «острым маленьким локотком». Он увернулся от него, и я посмотрела на него тем взглядом «пожалуйста, веди себя хорошо», который обычно он адресует мне.

Нас поприветствовал хорошо одетый сдержанный мужчина, который говорил с Иззи приглушенным голосом. Он кивнул, и я посмотрела наверх на широкую мраморную лестницу, где должен был быть Николас. Когда я повернулась назад, мужчина уже ушел, а Иззи отвечала на звонок.

— Ты пришел, — прошептала я Адаму.

Он кивнул и беззаботно оглядел комнату:

— Похоже на то.

Я еще больше нахмурилась. Я ненавидела, когда Адам вел себя так. Он знает, что я умираю от любопытства, но отказывается рассказывать. Но я не собиралась сдаваться:

— Почему ты решил прийти?

Он пожал плечами и посмотрел на мраморную лестницу, украшенную узором, который я не понимала.

— Я решил, что лучше лично взглянуть на этого Николаса. — Он посмотрел на абстрактный рисунок, сделанный из квадратиков разных оттенков бежевого. Не оглядываясь, он добавил: — Взглянуть, достаточно ли он хорош для тебя.

Мое раздражение растаяло, как плитка шоколада на горячем капоте машины. Я вдруг очень обрадовалась, что Адам тут, и не только потому, что он избавлял меня от недовольства Иззи, если бы я пришла без жертвы. В такие моменты я понимала, каким сокровищем был Адам. Я не вела к этому разговор и не напрашивалась на комплимент, он сам его сказал. Я не тянула ни за какие ниточки. И тепло, которое появилось во мне, было в два раза сильнее, чем если бы я привела с собой одного из моих несчастных воздыхателей. Мое сердцебиение успокоилось, и я собиралась прижаться к его руке, когда мне в голову пришла ужасная мысль.

— Ты же поедешь в эти выходные, да? Ты же не только сегодня пришел, чтобы пошпионить за мной?

Адам посмотрел на меня взглядом «пожалуйста, веди себя хорошо», и я тут же извинилась. Так мне и надо. Адам был таким парнем — он бы не пришел сегодня, если бы не собирался продолжать это дело. Я просто нервничала. Почему так долго? Николас вообще дома?

Сдержанный мужчина, который, наверное, был дворецким, снова появился и теперь терпеливо ждал, пока Иззи заканчивала разговор и убирала телефон назад в сумочку.

— Ваш брат готов принять вас в гостиной, — произнес мистер Сдержанность ровным голосом и снова исчез.

Я поежилась. Если я когда-нибудь стану важной частью жизни Николаса, я не знаю, как смогу смириться с ним. Он словно появлялся и исчезал из воздуха, и, если честно, настолько хорошие манеры просто отвратительны.

Иззи стала подниматься по мраморным ступенькам и кивнула, чтобы мы следовали за ней. С каждой ступенькой моя голова становилась все легче. Когда я дошла до верха, я была на грани обморока. Я была такая элегантная, такая утонченная и такая недооцененная. Я решила, что быть сдержанной, равнодушной и деловой — а именно держать рот закрытым за исключением крайней необходимости, — это в моих интересах. Мужчины же любят загадочных женщин, так? И этот подход даст мне еще две недели, чтобы потренироваться в гласных перед уик-эндом загадочного убийства. И тогда я сражу Николаса наповал.

Иззи провела нас в большую гостиную с высокими, почти до потолка, окнами и элегантной и в то же время минималистской мебелью нейтральных тонов. Я задержала дыхание и прошла сквозь дверной проем, внезапно охваченная непривычной застенчивостью. Николас был там, он смотрел в окно справа и выглядел худым, сексуальным и немного раздраженным, в темно-серых брюках и рубашке с расстегнутым воротом. Даже в обычной одежде он выглядел очень представительно.

В этот момент я поняла: если меня ждет будущее с Николасом, мне больше не надо будет бояться велюровых спортивных штанов. И я не только не буду бояться старости, одиночества и печали, но я стану такой, какой я репетировала все эти годы. Я по справедливости войду в мир гламура и элегантности, скользну в него с легкостью Золушки, примеривающей хрустальную туфельку.

Николас повернулся к своей сестре, его нахмуренный взгляд делал его только более породистым и похожим на мистера Дарси.

Он говорил низким голосом, но, к несчастью для него, потрясающие высокие потолки доносили слова до того места, где стояли мы с Адамом.

— Я думал, ты пошутила, когда сказала, что приведешь эту компанию для примерки для этого твоего уик-энда. — Он едва посмотрел в мою сторону, чтобы отметить мое присутствие, не говоря уж о том, чтобы заметить, как привлекательно я выгляжу в моем костюме в стиле Лилли Энн с расклешенным пиджаком.

Иззи просто поцеловала его в щеку и отмахнулась от его возражений легким движением руки:

— Ну, мы уже здесь. Поэтому ты тоже можешь со всем разобраться. Если ты нас прогонишь, ты, старый ворчун, то нам просто придется прийти в другое время.

К его чести, я заметила отблеск снисходительного веселья в его глазах, когда он сердито кивнул Иззи, а потом прошел через комнату, чтобы поприветствовать нас. Он протянул мне руку:

— Рад снова вас увидеть…

Эта пауза, которая означала, что он не мог вспомнить моего имени, почти убила меня. Я почувствовала себя одним из тех зданий, репортаж о сносе которых показывают в вечерних новостях. Несколько долгих секунд казалось, что ничего не происходит, а потом все внутри меня начало падать. Я широко улыбнулась, надеясь, что взрывная волна не отразилась на поверхности.

— Корина, — сказала я, с успехом стараясь звучать беспечно. — Корина Фрейзер. Мы встречались на дне рождения Иззи.

Узнавание отразилось в его глазах, и этого было достаточно, чтобы отложить почти неотвратимое падение моего духа.

— Ах да, — медленно сказал он, — вы та девушка, которая продает Иззи все эти подержанные вещи, над которыми она так трясется.

— Винтажная одежда вообще-то, — сказал сердитый голос позади меня. — Корина — успешный предприниматель.

Брови Николаса поднялись, и он повернулся к Адаму.

Серьезно, что такое с мужчинами? Если они вдвоем оказываются в одной комнате, то превращают все в соревнование, у кого больше тестостерона. Конечно, грубое вмешательство Адама не слишком помогло. Мне и правда следовало поговорить с ним об этом его протекционизме. Иногда он заставлял его очень странно вести себя.

— Адам Конрад, — сказал он, протягивая руку.

Николас покосился на меня, а потом снова на Адама. Я знала этот взгляд. Это был взгляд человека, который торопился сделать выводы, и мне показалось, что мне надо вмешаться, прежде чем он сделает неправильный вывод.

— Мой очень хороший друг, — сладко добавила я, прежде чем Николас сложил два и два и получил миллион.

Правда, он не выглядел польщенным или обрадованным, как многие мужчины, когда узнавали, что мы с Адамом просто друзья. Его выражение лица почти не изменилось, когда он пожимал руку Адама. Он легко поежился, но кто не делал этого, когда Адам испускал такие враждебные вибрации.

Адам отпустил руку Николаса, в его глазах были отблески самодовольной ухмылки, и Николас почти незаметно согнул пальцы. Если бы мы не были в такой элегантной компании, я бы его пихнула. Или, по крайней мере, нашла хорошее применение моему «острому локотку». Я выбрала Адама на эти выходные, потому что считала, он может помочь, а не станет мешать, но я начала жалеть, что не привела вместо него одного из щеночков. Дворняжки всегда делают что хотят.

Хотя Адам и Николас перестали сжимать руки друг другу в демонстрации своей мужской силы, в комнате все еще царила атмосфера напряжения.

Возможно, в воздухе витали все эти мужские феромоны. К сожалению, я всегда была немного чувствительна к этим вещам, и я почувствовала тепло на шее и шевеление волосков на спине. Я моргнула, чтобы отогнать это. Было не время загораться и думать о Николасе. Я же собиралась быть сдержанной, уравновешенной и профессиональной, помните?

Но даже с закрытыми глазами я чувствовала, как мое тело реагирует на его близость. Моя кожа стала горячей, когда тепло от шеи стало распространяться. Я решила, что закрытые глаза, пусть даже на пару секунд, только усиливали чувства, поэтому я снова раскрыла их. Только когда все снова приняло очертания, я обнаружила, что рядом стоял не Николас, а Адам.

Как странно. Должно быть, Николас отошел.

Иззи вертелась вокруг нас троих, как сумасшедшая бабочка.

— О, это будет так весело, — ворковала она, таща нас в центр комнаты. — Ты первый, Никки! — сказала она и подтолкнула меня к нему.

Слава богу, я удержала равновесие.

Николас посмотрел на меня в ожидании, поэтому я покопалась в крокодиловой сумке, почему-то ожидая, что она укусит меня в ответ, и извлекла свою мерную ленту, на этот раз скорее неловко, чем грациозно.

Теперь Николас смотрел на меня, в его глазах было небольшое беспокойство. Его взгляд упал на мерную ленту и задержался на ней.

— Как вы собираетесь… Я хочу сказать, где вы хотите…

Впервые я видела его не скучающим, и это было очень мило. Я задумалась о том, что, может, он так же поглощен идеей того, как мои руки будут касаться его, как и я, и я полностью перекладываю всю вину на то, что сказала потом, на адреналин.

Я улыбнулась ему в ответ, забыв о своем плане насчет отрешенности.

— Не волнуйтесь, — сказала я, мой голос звучал еще более хрипло, чем обычно, — не надо устраивать стриптиз. Я могу сделать это и в одетом, и в раздетом виде.

Видите? Это прозвучало совершенно неправильно. В нашей элегантной обстановке мои слова повисли на стенах, прозвучав скорее грубо, чем игриво. Я покраснела и занялась тем, что стала доставать свой блокнот и ручку из сумки.

Наконец я смогла сделать хоть что-то правильно. Я быстро и точно сняла мерки с Николаса. Ну, не все. Я на слово поверила ему про длину по внутренней стороне бедра. И мои руки ни разу не затряслись. Я очень собой гордилась. На самом деле я не могла бы быть более невозмутимой, если бы снимала мерки с Глэдис и Глиннив, двух подержанных манекенов, которые живут в «Сундучке Корины».

Следующим я пошла к Адаму, раз уж я была настроена на мужские мерки, и тут замедленная реакция наконец настигла меня. В ушах гудело, и я все время роняла мерную ленту и забывала цифры, поэтому мне приходилось начинать все снова. К счастью, Николас был поглощен разговором с Иззи и ничего не видел.

Хм. Я уставилась в свой блокнот и сравнила цифры. Плечи Адама такие же широкие, как и у Николаса. На самом деле даже шире. Поразительно, как обманчива может быть внешность.

Как только я начала снимать мерки, я не останавливалась. Остальные друзья Иззи приехали, когда я мерила ее грудь, и она побежала поприветствовать их, почти потянув меня за собой вместе с мерной лентой, но я смогла вовремя освободиться. Там была пара лохматых выпускников частной школы по имени Джулиан и Маркус, лучшая подруга Иззи Джос и, к моему ужасу, заплесневело старая, худая как палка, с утиным лицом Луиза Фэншоу. Николас тут же перестал быть похожим на загнанного в клетку льва. Он едва заметно улыбнулся и послал за кофе и круассанами.

Я могла поклясться, что, когда я снимала последние мерки, Иззи что-то замышляла. Она все время хихикала и прижимала пальцы к губам. Она уже говорила, что сегодня скажет нам, кому какие роли достались, и я умирала от любопытства, кем буду я.

Глава 5

Возможно, возможно, возможно…

Признания Корины

С семнадцати лет я каждый день крашу губы красной помадой.

— Я до сих пор не верю, что Иззи сделала это со мной! — Краешки моего рта опустились, заставляя нижнюю губу немного выпятиться. — Я думала, мы подруги!

— Прошло две недели, Корина. Забудь уже.

Ладно, может, я уже несколько раз сообщила Адаму о своем неудовольствии.

— Все идет как идет, — добавил он с раздражающим видом превосходства надо мной. — Иногда жизнь не протягивает нам на ладони то, что мы хотим, и мы должны заставить то, что мы имеем, работать на нас.

Я скрестила руки на груди и уставилась на номерной знак машины перед нами.

— Спасибо за великую мудрость, Сократ.

Краем глаза я увидела, как Адам приподнял одну бровь. Я решила, что его персонаж на уик-энде загадочного убийства влиял на его мозг. Он был раздражающе спокоен на фоне моего горького унижения.

— Мне не нужно, чтобы ты философствовал со мной, — угрюмо сказала я. — Мне нужно, что ты был… был моим…

Какое слово я никак не могла подобрать? Оно просто не хотело выходить из хранилищ моей памяти.

— Твоей поддержкой? — предположил он.

Точно!

Его губы выпрямились.

— Всегда, — тихо сказал он. — Ты знаешь.

Я громко вздохнула и положила руки на колени. Да, я знала это.

Адам включил подворотники и перестроился, встав перед фургоном. Адам был спокойным и надежным во многих аспектах своей жизни, но не в тех, которые касались вождения. Если бы в моей машине багажник был больше, у нас бы не было этой проблемы, но, к сожалению, в моем любимом «жуке» не было места для всей этой любовно сложенной винтажной одежды.

Он увидел, как я напряглась, и хмыкнул:

— То, что я еду с тобой на этот уик-энд, чтобы быть твоей поддержкой, не означает, что я не могу немного повеселиться по дороге. — И с этими словами он сильнее вжал педаль газа, разгоняясь до такой скорости, о которой мой бедный маленький «фольксваген» мог только мечтать.

— Дворняжка, — пробормотала я, впиваясь ногтями в сиденье.

— Королева драмы, — отозвался он.

Мне нечем было крыть, поэтому я откинулась на удобном кожаном сиденье и попыталась разгладить маленькие складочки, появившиеся от моих ногтей.

— Когда ты избавился от Долли?

Долли — это старый «лендровер» Адама. Даже более старый, чем моя маленькая машинка. Он был у него с тех пор, как я его помню. Но сегодня днем он заехал за мной на блестящем новом черном «ренджровере» с бежевыми кожаными сиденьями. Она была почти сексуальна, по крайней мере, насколько сексуальной могла быть огромная неповоротливая машина.

— О, я не избавился от старушки, — сказал Адам, улыбаясь себе, — но мне нужно что-то более… излучающее уверенность… когда я приезжаю на встречу с клиентами. И машина, которая не покрыта ржавчиной и может добраться из пункта А в пункт Б без помощи эвакуатора, неплохо помогает.

Я провела пальцем по идеальным швам на обшивке моего сиденья. Вторая Долли была очень впечатляюща. И довольно дорога, наверное. Как мог Адам позволить ее себе? Я надеюсь, он не продал почку или что-то в этом роде?

Часы на приборной панели показывали без двадцати три. Еще пятнадцать минут, и мы будем в поместье Инглвуд. Все должны были прибыть после четырех, чтобы подготовиться, но мы с Адамом ехали так рано, чтобы я смогла развесить одежду в комнате каждого из гостей и убедиться, что каждая запонка и каждый клатч на своем месте.

Черт. Мысли о том, что все будут носить, заставили меня вспомнить о том, какие кошмары моды мне придется надеть в предстоящие выходные.

Я закрыла глаза, покачала головой и громко фыркнула:

— Никак не могу поверить, что Иззи…

— Да забудь уже! — прервал меня Адам.

Я закрыла рот и снова надулась.

Думаю, Иззи не специально разрушила мои планы. Она просто очень хотела выбраться из своих гламурных вещей и сыграть свою противоположность. Должно быть, она думала, что я согласилась участвовать ради смеха и готова сделать то же самое. Мне правда не следовало на нее злиться, но мне нужно было на кого-нибудь злиться, и она единственная оказалась в зоне видимости.

Адам совершил еще один ужасный вираж и посмотрел на меня. Я покосилась на него.

— О чем думала Иззи, когда дала девушке, меняющей свое мнение каждые десять минут, роль Констанции?

Да. Это моя роль на все выходные: Констанция Майклс. Безвкусная, старомодная сестра священника. Ни намека на шелк или шифон в гардеробе Констанции нет. Все это доставалось испорченной старой Луизе. Я осталась с твидом и убогими цветочными принтами. Я должна быть убогой. Единственное утешение — это что сестра преподобного Гарри Майклса сможет пихать и щипать своего брата в любое время, и он не сможет жаловаться.

Когда мы съехали с главной дороги и проехали через внушительные ворота, я села прямо. Вот мы и здесь. Но вместо открытого парка, который я ожидала увидеть, дорога поместья петляла между елями. Я представила себе, что они только несколько мгновений назад надели свои юбки и побежали к краям дороги, желая посмотреть на прибывающих гостей. Сквозь их темные ветви я различала подстриженные лужайки, розовые сады и большой краснокирпичный дом.

Я не была уверена, приехали ли мы прямо к поместью Инглвуд, пока дорога не разделилась вокруг овальной лужайки, засаженной карликовыми елями самых различных форм и размеров.

Адам остановил машину, выключил зажигание и повернулся ко мне всем телом:

— Сгораешь от желания пойти туда… Констанция?

Я не обратила на него внимания.

— Занесешь одежду? — Я махнула в сторону багажника, открыла дверь и вышла из машины, элегантно поставив ноги на землю, и пошла к огромной деревянной входной двери, изо всех сил копируя Мэрилин.

Остаток вечера прошел как в тумане. Прежде чем я успела распаковать всю одежду, приехала толпа гостей, и, вместо того чтобы сконцентрироваться на поиске одежды, которая будет играть в мою пользу, неожиданно началось: «Корина, помоги мне застегнуть молнию, пожалуйста» или «Корина, как надевать эти гетры?». Или еще миллион глупых вопросов.

Иззи сказала, никто не должен никого видеть до Великой Торжественной Церемонии. И ни при каких условиях мы не должны общаться до коктейлей в шесть часов, когда и должна была начаться вся эта таинственная ерунда. В результате только мне было разрешено видеть остальных в костюмах до назначенного часа, и я сбивалась с ног, бегая по поручениям, взбивая волосы, ища потерянные перчатки. Маркус даже имел наглость шлепнуть меня по попе и попросить принести ему чашку чая. Я посмотрела на него так, что у него не осталось вопросов, куда я засуну эту чашку, если вернусь с ней.

Я была зла на Иззи за то, что она ввела такие правила. И я надеялась, у меня будет хотя бы полчаса, чтобы напомнить Николасу о том, как я красива, прежде чем вместо меня появится Констанция, но Иззи вжилась в роль еще до того, как переоделась, щелкая бичом и удостоверяясь, что мы не делаем ничего, способного разрушить ее старательно продуманный фантазийный уик-энд. Я начинала думать, что вся затея не стоит приложенных усилий.

Наконец, решив все неожиданные проблемы, я смогла забежать в свою комнату, захлопнуть дверь и прислониться к ней, чтобы отдохнуть несколько секунд. Такие комнаты были в шикарных журналах по декору, и я с трудом верила, что я буду спать в ней целых две ночи. Все было элегантного кремового и приглушенного синего цвета. Здесь также была великолепная кровать из красного дерева на четырех столбиках, и, по крайней мере, от полуночи до рассвета я могла представлять себе, что я принцесса.

Я сделала несколько глубоких вздохов, впитывая безмятежность окружения. Оставалось только четверть часа, чтобы подготовиться самой, и я собиралась потратить половину этого времени, чтобы раскоринить себя.

Я до последнего не смывала макияж. Я никогда не выходила в свет без стрелок, нарисованных жидкой подводкой, и ярко-красных губ. Даже поздно ночью в соседний магазин за шоколадкой.

Сначала глаза. Мне не придется смотреть на себя. Чтобы смыть подводку, придется хорошо потереть ее ватным тампоном с лосьоном, и мне придется закрыть глаза, чтобы стереть ее всю. Когда я закончила, то снова открыла глаза и сделала еще один заход по уничтожению помады.

Еще одна салфетка упала в корзину для мусора. Мне казалось, я смогу делать так весь день, но шум за дверью вырвал меня из моего круга. Голоса. Из того, что я слышала, становилось ясно — все остальные уже готовы и хотят покрасоваться в своей одежде.

Сделав глубокий вдох, я взяла еще одну салфетку из коробки на столике и сделала то, что должна была, не позволяя себе остановиться и подумать, я терла, пока не осталось никаких следов помады, только мягкая розовая кожа.

Я отошла от зеркала и изучила урон в большом зеркале в ванной. Мне хватило смелости рассмотреть каждую деталь, посмотреть на то, что я сделала с собой. Ну, если Николас хотел «меньше», он определенно получит это от меня в выходные. И, раз уж Луиза Фэншоу была «больше», я должна получить преимущество, не так ли? Продолжая смотреть в зеркало, я поняла, что выгляжу не так уж плохо. Да, снаружи я могла выглядеть строго, чопорно и добродетельно, но теперь моя внутренняя кокетка просыпалась и отражалась в моих глазах.

В дверь постучались, и я почти подпрыгнула от удивления.

— Кто там? — спросила я.

— Я, — раздался ленивый голос, который я не могла не узнать.

Голос Адама всегда заставлял меня думать о долгом лежании в постели в воскресенье и о смятых простынях.

Я еще раз взглянула на Констанцию в зеркале и пошла открывать дверь. Я не видела Адама с тех пор, как начала наряжать и прихорашивать других гостей. Я предложила ему помочь, но он сказал, что я и так командовала им, когда он был полностью одет, и он не хочет, чтобы я делала то же самое, когда он в трусах. Невозможный мужчина. Уверена, что я не настолько ужасна.

Я отступила назад, позволяя Адаму пройти мимо меня в комнату. Я всегда считала, что священники должны выглядеть безопасными, почти бесполыми существами, но даже в приличном костюме и с причесанными волосами в нем было что-то… дикое. И все усугублялось озорной улыбкой, которая появилась на его губах, когда он оглядывал меня с ног до головы.

— Ты выглядишь потрясающе, — сказал он, прикладывая все усилия, чтобы сохранить спокойствие.

Я закатила глаза.

— Я выгляжу, как приплюснутая оливка, — ответила Я, глазами показывая на пуговицы пиджака, натягивающие его на груди.

Когда я выбирала этот наряд, я представляла себе Луизу, которая будет выглядеть старомодно в слишком большом пиджаке, свисающем с ее костлявых плеч. На мне он смотрелся совсем иначе. Мне очень нравилась пара круглых…

Очки!

Чуть не забыла про них.

— Подожди, пока не увидишь последний штрих!

Я прошла к туалетному столику, взяла очки в черепаховой оправе и надела их. Одна дужка была шире другой, и очки угрожающе повисли на кончике носа. Я повернулась и вызывающе посмотрела на Адама.

Он просто подошел ко мне, остановившись всего в нескольких дюймах, вытащил руки из карманов и поправил очки с каждой стороны легким движением пальцев, все это время улыбаясь мне в глаза. Должно быть, он расположил их на правильном расстоянии, потому что все, что плыло перед глазами, вдруг стало четким, и я впервые увидела, как теплые каштаны в середине его глаз растаяли в темный шоколад. Он легко поцеловал меня в кончик носа и отступил.

— Мне всегда нравились девушки в очках.

И его голос снова напомнил мне о воскресном утре.

Я хотела улыбнуться ему в ответ, поблагодарить за то, что он знал, что нужно сказать, чтобы я почувствовала себя лучше в этом ужасном твидовом костюме, но мои губы отказывались шевелиться.

— Готова? — спросил он и нарочито официально предложил мне руку.

— Всегда готова, — сказала я, и мы вышли из комнаты.

Я была в веселом расположении духа, когда спускалась по широкой дубовой лестнице с Адамом. С каждый шагом каблуки моих шнурованных ботинок громко стучали, рука скользила по поручню, но я чувствовала себя не связанной с этими ощущениями, и возбужденный шум других гостей, раздающийся из холла внизу, казался окутанным каким-то туманом.

И тут я почувствовала, как кто-то тянет меня за рукав. Пальцы Адама легко сжали мою руку, и он заставил меня посмотреть вниз через поручень.

— Посмотри, — прошептал он, — посмотри на то, что ты сумела сделать.

Я моргнула и мгновенно вернулась в свое тело, полностью ощущая теплое давление его пальцев на моих плечах, и вдруг его слова приобрели смысл.

Внизу уже были остальные гости Иззи, с ног до головы одетые в костюмы, которые я для них составила. Одежда, в поисках которой я обошла многие рынки и аукционы Лондона. Одежда и аксессуары, из-за которых я не спала ночами, раскладывая, ища подходящие и мысленно сортируя их. А потом, когда я наконец засыпала, мне снились странные запутанные сны о жемчужных пуговицах, оксфордских брюках и брошах для шляп.

— О… — только и сказала я.

На мгновение мне показалось, что я невероятным образом катапультировалась на восемьдесят лет назад и шпионила, словно привидение, за настоящей вечеринкой тридцатых годов. Неужели это те же люди, которых я замеряла и с которыми завтракала всего две недели назад?

Сначала я заметила Иззи, мой взгляд мгновенно привлек ее кудрявый седой парик. Она держала в руках трость из черного дерева, но каждый раз, увлекаясь, она забывала опираться на нее и вместо этого принималась отчаянно жестикулировать.

Мой взгляд задержался на ней всего на несколько секунд, потому что я тут же стала искать в этой группе Николаса. Он выделялся, будучи выше двух других мужчин, и выглядел таинственно, красиво и стильно. Не могу сказать, что он выглядел совсем иначе. Но чего я ожидала? Трудно ожидать, чтобы совершенство стало еще лучше. —

Джос суетилась вокруг в костюме служанки и флиртовала с Николасом так, что ее определенно уволили бы, если бы она была настоящей прислугой. Я постаралась не смотреть на Луизу. Платье из бургундского шелка, которое я выбрала для этого вечера, слишком хорошо смотрелось на ее худой фигуре, а крупные кудри, обрамляющие ее лицо, только подчеркивали ее потрясающие скулы, которые, как я была вынуждена признать, были самой «неутиной» ее чертой.

Иззи заметила меня и Адама, когда мы дошли до конца лестницы, и вскрикнула:

— Вы только посмотрите на себя!

И она впихнула свою трость в руки Джулиана и бросилась по мраморному полу, чтобы внимательнее нас изучить. На ее лице расплылась неподобающая для престарелой леди улыбка, когда она рассматривала Адама.

— Ну, здравствуй, священник, — промурлыкала она, — напомни мне, чтобы я не забыла прийти к тебе и покаяться во всех своих грехах. Боюсь, их довольно много. Вы же не будете слишком шокированы?

Адам улыбнулся в ответ:

— Я сделаю все возможное, но это зависит от того, насколько плохо вы себя вели.

Взмах ресниц Иззи, которым она одарила Адама, немного переходил границу. Я думала, что мы должны быть в роли, но она уже выглядела так, словно готова была снять черное платье с высоким горлом, которое я подобрала для нее. Я кашлянула, чтобы отвлечь ее внимание от Адама, а заодно и спасти тафту ее платья от слюней.

Иззи оторвала взгляд от преподобного Майклса и стала обходить меня кругом, приподнимая мой твидовый пиджак и изучая каждую деталь.

— Перемена просто потрясающая, — пробормотала она. — Я с трудом тебя узнала!

Когда она снова встала передо мной, она заметила мои очки.

— Какой прикол! — сказала она, хватая меня за руку и таща к остальной группе.

— Я почти сова, — ответила я невозмутимо.

— Я знала, что тебе понравится эта идея, — прошептала она мне в ухо, хихикая.

Я не сделала ничего, чтобы разубедить ее в этом. В эти выходные я должна быть у Иззи на хорошем счету.

Теперь, когда мы все собрались, Иззи представила нанятых ею организаторов загадочного уик-энда, которые играли роли лорда Эдварда Сазербая, мужа персонажа Иззи, и управляющего. Они кратко рассказали нам о сути уик-энда, большую часть чего я прослушала, а потом раздали нам большие белые конверты с именами наших персонажей.

Нас провели в гостиную. Я поняла, почему Иззи решила «одолжить» свой семейный дом для этих выходных. Он был идеален. Гостиная Чаттертонов-Джонсов была набита антикварной мебелью, а на болотно-зеленых стенах висели строгие портреты. Комната была настолько большой, что там было не одно место для сидения, а группы диванов и стульев, самая большая из которых находилась в центре, рядом с каменным камином. Они были обиты сливовой жаккардовой тканью и наполовину закрыты ткаными подушками всевозможных форм и размеров. В любом другом месте такой стиль мог бы показаться бессистемным и неряшливым, но в гостиной поместья Инглвуд он просто смягчал эффект большого камина и высокого потолка, делая пространство одновременно элегантным и удобным.

Я подозрительно покосилась на конверт. У меня было ужасное чувство, что, какие бы инструкции ни были в нем, они наверняка спутают все мои планы на эти выходные. Мне уже не нравилась причина, почему наши персонажи собрались здесь в эти выходные: мы должны были отмечать помолвку Руперта и Францес — персонажей Николаса и Луизы.

— Роберт подаст коктейли, пока мы прочитаем инструкции, — сообщила Иззи, а потом плюхнулась в одно из сливовых кресел и тут же стала леди Сазербай, посмотрев на нас всех сощуренными глазами.

— Что вы желаете, мисс? — раздался шелковый голос над моим ухом.

Я чуть не выпрыгнула из своего твидового костюма. Повернувшись, я обнаружила мистера Сдержанность из дома Николаса. Я положила руку на бешено колотящееся сердце и посмотрела на него долгим, тяжелым взглядом.

— Я хочу, чтобы вы так больше не делали, — сказала я, хмурясь, — я думала, вы работаете в лондонском доме.

— Сэр подумал, мне понравится уик-энд за городом и возможность… — он помолчал, словно не мог заставить себя произнести следующие слова, — принарядиться и немного повеселиться.

Его брови говорили обратное. Мне вдруг стало жаль бедного парня. Я посмотрела через комнату на Николаса и Луизу, стоявших возле камина. Он показывал ей семейные фотографии, а она ворковала над ними.

— Что у вас есть, от чего могло бы стать весело? — угрюмо спросила я.

Может, я и ошиблась, но левая щека Роберта дернулась.

— Может, мадам желает джин слинг?

— Звучит неплохо. Тогда джин слинг.

Роберт одобряюще кивнул, но, прежде чем он сделал два шага, Иззи, которая все еще следила за ситуацией из своего кресла, заявила:

— О нет, нет. Так не пойдет, Роберт! Мы не можем поить сестру священника крепкими напитками. — В ее глазах появился недобрый блеск. — Для тебя — никаких демонических напитков, дорогая Констанция! — добавила она громко. — Тебе придется выпить что-нибудь девственное!

И она захихикала, словно это была сама лучшая ее шутка, которую она когда-либо выдавала.

Разумеется, все перестали говорить, когда она повысила голос, и теперь все хихикали с ней вместе. Даже Николас. Я просто поправила свои ужасные черепаховые очки на носу и сделала вид, что совсем не против. Последнее, что бы я собиралась делать, — это позволять ей узнать, что ее мнение обо мне было ошибочным. Почему-то без своей красной помады и высоких каблуков я не могла отразить такой комментарий, как я могла бы сделать, если бы была собой.

Адам неожиданно появился рядом со мной и обнял меня за талию.

— Ну, если мы пьем то, что выбрали бы наши персонажи, — сказал он, глядя на Иззи, — то, думаю, тебе стоит отдать мне свое шампанское и заменить его томатным соком.

Должна отдать Иззи должное. Ее смех, которым она ответила Адаму, был абсолютно искренен, и она поставила шампанское и заказала Роберту, который все еще стоял возле меня, ожидая нового заказа, томатный сок.

— Меня устроит все, — сказала я ему.

— Как насчет «Молитвы Девы»? — мягко сказал он.

Иззи улыбнулась и захлопала в ладоши:

— Да! Это звучит более подходяще.

Я не обратила на нее внимания и кивнула Роберту в знак одобрения.

— Спасибо, — прошептала я Адаму и села на край одного из диванов со всей грацией и достоинством, с какими только могла.

Я посмотрела Луизу, стройную, элегантную и идеальную. Никто бы не отпустил такое замечание в ее сторону. У нее был такой тип красоты, который заставлял мужчин думать о средневековых принцессах и ангелах. В то время как я была легкой мишенью. Награжденная такой фигурой, которая всегда делала меня одинаковой — даже в твиде, черт возьми!

И я решила представить себе, что на мне не мой костюм, а сатиновое платье Луизы. Я представила, что на мне снова четырехдюймовые каблуки и красная помада, и мне стало немного лучше. А потом Роберт принес мне «Молитву Девы», после одного глотка которой я поняла, что напиток был назван так не за свою невинность. Скорее потому, что молитва — это единственное, что сможет помочь после двух-трех таких бокалов.

Конверт у меня в руках все еще был запечатан, поэтому я решила заглянуть внутрь. Пролистав несколько страниц, я с трудом сдержала стон. Иззи, сходившая с ума из-за своей затеи, расписала все выходные по времени с точностью до минуты. Как же я смогу убедить Николаса, насколько я непритязательна и спокойна, если у нас совершенно не будет времени пообщаться?

Помимо долгих заданий — в доме и на улице, рассчитанных на поиски разгадки, там было полное описание Констанции, краткие характеристики других гостей вечеринки и некоторые личные цели на первую часть вечера. Мне нужно было сохранить в секрете одну вещь, и одну вещь мне следовало выяснить: почему Гарри, мой старший брат, стал так чрезмерно опекать меня последние несколько недель.

Я коротко засмеялась над последней частью. Действительно, искусство имитирует жизнь… или наоборот?

Адам плюхнулся рядом со мной, на место, которое я мысленно зарезервировала для Николаса, и наклонился, пытаясь прочитать через мое плечо.

— Что такого смешного?

Я быстро свернула страницу, чтобы он не смог ничего увидеть.

— Не подглядывай, — сказала я ему, глядя поверх своих очков.

— В этих очках ты правда очень привлекательна, когда командуешь. Я могу разрешить тебе иногда отдавать мне приказы, когда вернемся домой, если ты пообещаешь оставить их.

Видите? У Адама невозможно выиграть. Он был и всегда будет совершенно не поддающимся дрессировке.

И раз уж листок с описанием моего персонажа все еще был свернут у меня в руке, я легко стукнула им Адама по носу.

— Я не принимаю это всерьез, — сказала я. Мой жест возымел требуемый эффект: он отклонился, потирая кончик носа. — Ты не можешь так со мной говорить. Это совсем не похоже на то, как брат говорит со своей сестрой.

Адам как никогда был близко к тому, чтобы нахмуриться.

— Думаешь, я не хочу быть твоим братом?

Я вздохнула и посмотрела на Николаса и Луизу, стоявших возле камина и отмечавших свою мнимую помолвку шампанским.

— Мы должны превращать то, что судьба дает нам, в преимущество… Помнишь?

Взгляд Адама проследовал за моим, и он откинулся на подушки.

— Какой идиот тебе это сказал?

Я широко улыбнулась ему. Странно, но он не улыбнулся мне в ответ тут же, как обычно делал. Но я довольно настойчива. Я просто продолжала улыбаться, пока угол его рта не дернулся.

— Итак… мой брат… Я должна выяснить, почему в последние недели ты ведешь себя со мной как настоящий тюремный охранник. Может, расскажешь?

Адам покачал головой и помахал своим белым конвертом перед моим носом:

— Не могу тебе рассказать. Это должно быть секретом.

— Адам Конрад! У тебя в жизни не было от меня секретов!

— Но я Гарри, помнишь? — Он снова потер нос, и я начала жалеть, что ударила его.

Странный Адам раздражал в два раза больше, чем обычный. Он поставил ноги на персидский ковер и встал.

— И кстати, Адам знает, как хранить секреты, даже от тебя.

Я покачала головой и медленно рассмеялась:

— Нет, не знает!

Выражение его лица стало мрачным.

— Если бы ты знала об этом, это бы уже не было секретом, ведь так?

Прежде чем я смогла продолжить свои расспросы, чтобы выяснить, морочит он мне голову или, что гораздо хуже, говорит правду, он посмотрел в ту часть комнаты, где Джос стояла с Робертом. Судя по бровям Роберта, он не был слишком очарован своим партнером по преступлению.

— А теперь, если позволишь, — надменно сказал Адам, — мне нужно пойти вытянуть несколько семейных тайн из служанки по имени Руби Коггинс.

Глава 6

Желая и надеясь

Признания Корины

Знаете, некоторые говорят, что не видят лес за деревьями. Иногда я вообще не могу найти этот чертов лес.

За ужином я сидела между Джулианом и Маркусом. Николас был далеко, очень далеко, в конце нелепо длинного стола, поглощенный разговором с восхитительной Луизой. После первых двух блюд я по-прежнему совершенно ничего не знала о Джулиане, но знала гораздо больше, чем хотела бы, о травмах Маркуса от регби. У меня даже не было Адама, с которым можно пошутить, потому что его монополизировала Джос.

Ужин был настолько скучен, что я готова была выскочить из-за полированного стола из грецкого ореха и убежать. Слава богу, мой безрассудный план был разрушен до того, как я смогла выставить себя дурой, потому что свет неожиданно погас, а так как за окнами не было городского светового загрязнения, вся комната погрузилась в полную темноту.

Кто-то из девушек закричал. Кто-то, я могла поклясться, что Иззи, хмыкнул с едва скрываемым весельем, а великий игрок в регби рядом со мной начал издавать детский визг.

Я не обращала на все это внимания, потому что разрабатывала второй безрассудный план. Я пыталась подсчитать, хватит ли мне времени, чтобы под покровом темноты добежать до Николаса, поцеловать его и вернуться на свое место до того, как зажжется свет. К сожалению, как только я отодвинула стул и подобрала юбки, случилось неизбежное, и вот мы все снова сидим там, моргая и оглядываясь вокруг.

А потом я увидела это. Его. Лорда Сазербая, лицом в котлете, с кинжалом, торчащим из спины. Драматичность момента была разрушена тем, что с того места, где сидела я, было видно, что он все еще дышит. Прерывистые выдохи из его полузакрытой правой ноздри создавали рябь в винном соусе.

Иззи постаралась придать своему голосу дрожь, когда просила Роберта вызвать полицию, но было очевидно — она совсем не расстроена фальшивой смертью своего мужа. На самом деле она получала огромное удовольствие.

Актриса-организатор, изображавшая экономку, вошла и предложила ничего не трогать на месте преступления и попросила нас пройти в гостиную. Когда мы все собрались, нам раздали по второму белому конверту, в котором была дальнейшая информация и цели.

Я обнаружила, что должна была узнать, не является ли невеста Руперта просто охотницей за деньгами, почему в последнее время Руперт плохо себя чувствовал и оставил ли лорд Сазербай мне что-нибудь в наследство.

Я подняла глаза и увидела Николаса, стоящего в большом оконном проеме, выходившем на террасу, в то время как Джулиан расспрашивал о чем-то Луизу. Я посмотрела, как Адам подошел к нему, и они стали разговаривать.

Рядом со мной стоял большой граммофон с медной трубой, и я погрузилась в небольшую фантазию.

В граммофоне играла старая любовная песенка из тридцатых, и скрип иглы по винилу делал ее еще более романтичной. Створчатые двери в центре эркера открывались на залитую лунным светом террасу. Николас подошел ко мне и пригласил на танец, предложив мне руку, и я грациозно приняла ее. Я не знала точно, как мы в итоге оказались на тенистой террасе, Но мы танцевали щека к щеке в свете луны. Почти не шевелясь. Просто касаясь друг друга…

Маленький магический пузырик, который я создала у себя в голове, лопнул, когда Роберт привел в комнату немного потрепанного мужчину. Через несколько мгновений я догадалась, что это еще один член организаторской группы, который играл глуповатого сержанта-детектива. Я приняла предложение Роберта о бокале вина, пока мужчина собирал информацию и высказывал несколько предположений о возможных мотивах. Нам позволили общаться друг с другом, видимо, чтобы мы смогли выудить побольше информации о других подозреваемых, пока он изучал место преступления. Вернувшись, он принес орудие убийства с собой — золотой нож для вскрытия писем, который, как быстро определила леди Сазербай, взят из кабинета ее мужа.

В отличие от настоящего расследования, где подозреваемые опрашиваются отдельно, детектив сержант Моффат опрашивал нас перед всей группой, и вскоре перед нами стал вырисовываться образ покойного лорда Сазербая.

Мы неплохо справились, играя своих персонажей, но, когда сержант ушел и нам позволили расспросить друг друга, маски упали, и мы стали общаться, забыв про вымышленные имена и обсуждая результаты футбольного мачта, который проходил на прошлой неделе, грядущий модный показ на следующей неделе и просто лучше знакомясь друг с другом. Все, кроме Иззи, которая осталась сидеть в своем кресле и отказывалась отзываться на что-то кроме «леди Сазербай» и «Эвангелина».

Я сняла свои ужасные очки и спрятала их позади фотографии Николаса на камине, на которой он был серьезным малышом. Потом я прошлась по комнате, задавая аккуратные вопросы различным «подозреваемым», пока не приблизилась к группе возле эркера, и стала ждать паузы в разговоре.

— Кузен Руперт, позвольте выразить вам свои соболезнования по поводу вашей потери. — Я легко положила руку на его плечо и оставила там.

Николас повернулся и посмотрел на меня. Я надеюсь, он просто очень хорошо играл, потому что его глаза были пугающе пусты.

— Спасибо.

Я осторожно вдохнула. Осторожно, потому что боялась, что верхняя пуговица пиджака, которая оказалась на самой полной части моего тела, может оторваться и попасть мне в глаз.

— Но мне кое-что хотелось бы узнать. Лорд Сазербай, хочу сказать, дядя Эдвард, всегда питал ко мне очень нежные чувства. Вы, случайно, не знаете почему?

Маркус загоготал.

— Очевидно, что старый мошенник обожал женщин. — Он осматривал меня с ног до головы, и мой твидовый костюм вдруг показался мне прозрачным, как муслин. — Я могу назвать по крайней мере две хорошие причины почему, — добавил он, глядя на мою отрывающуюся пуговицу.

Николас, однако, даже не попытался посмотреть на мою грудь.

— Я верю, что у моего отца была какая-то другая причина для благосклонности к вам, — сказал он загадочно, — но я не могу сказать вам ничего больше.

Адам посмотрел на Николаса, потом покосился на меня и снова на него.

— Я не думаю, что это имеет какое-то отношение к встрече вашего отца с юристом, не так ли? Я бы не хотел, чтобы кто-то даже предполагал, что моя… сестра… сделала нечто непристойное.

Николас медленно моргнул и немного улыбнулся, но это не была улыбка, когда поднимаются уголки рта. Его губы лишь растянулись и сузились.

— Возможно. — Он посмотрел вниз на меня, по крайней мере, так показалось.

Я казалась самой себе намного ниже без каблуков. По крайней мере, я заметила в глазах Николаса что-то помимо полной незаинтересованности.

— Простите, если я сказал что-то неприличное, кузина. Я не хотел сказать, что вы такая девушка.

Я совсем забыла про приоткрытые губы в стиле Мэрилин и улыбнулась ему своей самой широкой и веселой улыбкой. Люди не часто предполагали, что я «такая девушка», и мне понравилась идея, что Николас осторожно относился к моей чести.

На секунду он показался захваченным врасплох моим активным проявлением благодарности, но потом улыбнулся мне в ответ, нормально улыбнулся, и я увидела, как отблеск чего-то прогнал унылость его взгляда.

— Я устал от этой ерунды с поиском разгадок, — проревел Маркус, — думаю, пора уже заканчивать.

К моему неудовольствию, остальные гости согласились с ним, и наша маленькая группа разделилась и направилась к диванам, где Роберт подавал бренди. Вторая часть группы обменивалась друг с другом новостями, болтала о друзьях, про которых я никогда не слышала, и родственниках, о которых я бы предпочла не знать. Прошло много времени, прежде чем разговор иссяк и они вспомнили, что мы с Адамом сидим в комнате, и все повернулись к нам.

Луиза остановила взгляд на Адаме, который удобно устроился в углу одного из диванов, с бокалом золотистого бренди в руке.

— Чем вы занимаетесь, Адам? И пожалуйста, не говорите мне, что вы работаете в офисе, как большинство этих бедных парней.

Адам улыбнулся Луизе и покачал головой:

— Начиналось все совсем иначе, но в последнее время я все больше и больше времени провожу в офисе. У меня собственная компания, мы строим наружные помещения.

Прежде чем он смог продолжить, я заговорила. Я виню в этом тот факт, что я очень долго не участвовала в разговоре, потому что слова просто срывались с моих губ.

— Все началось, когда ему было пятнадцать, и он построил себе домик на дереве, чтобы прятаться от трех сестер на заднем дворе.

— О… — Теперь Луиза уже не была так впечатлена работой вне офиса. Она улыбнулась Адаму, но ее взгляд был тусклым. — Это так хорошо… зарабатывать на жизнь чем-то, что было вашим хобби.

— Если бы только я тоже могла это делать, — простонала Джос, которая, несмотря на то, что все еще была одета в костюм служанки, присоединилась ко всем, сев в уютное кресло. — Я всю жизнь мечтала, чтобы кто-нибудь платил мне за то, чтобы я спала до полудня, а потом весь день ходила по магазинам!

Я думаю, эту тему можно было бы оставить, если бы не Джулиан. Он оторвал глаза от своих ботинок и спросил Адама вполне серьезно:

— А какие наружные помещения вы сейчас строите, Адам?

Все повернули головы, чтобы посмотреть на него так, словно он нарушил какое-то неписаное правило. Джулиан покраснел, но не сдался:

— Мама говорила что-то о том, чтобы перестроить старый летний домик. — Он сделал большой глоток шерри и снова прилип взглядом к ботинкам.

Адам же смотрел прямо в глаза своих судей, ничуть не смущенный отсутствием энтузиазма по поводу его профессии.

— Вообще-то, — сказал он, бросая на меня многозначительный взгляд, — будет точнее сказать, что моя компания специализируется на эксклюзивных деревянных строениях — беседки, садовые постройки. Самые популярные заказы — люксовые домики на деревьях.

— Домики на деревьях? — Безупречно выщипанные брови Луизы почти исчезли под ее челкой. — Как необычно! Для детей, я полагаю…

Все взгляды снова устремились к Адаму.

— Некоторые, — ответил он, со своим коронным блеском в глазах. — Но вы не поверите, сколько людей лелеют мечту о домике на дереве, где они могут спрятаться, когда жизнь становится слишком беспокойной.

Последовало всеобщее согласие и кивание головами.

— Но вы же не имеете в виде люксовые — люксовые? — спросила Луиза.

Если честно, я не понимала, в чем проблема. Она не могла просто прекратить этот разговор и смириться, что она была слишком надменна насчет хобби Адама.

«Как и ты, — прошептал надоедливый голосок в моей голове. — Ты больше им не интересуешься. Слишком занята своим бизнесом, своими собственными предприятиями».

Я заставила голосок замолчать большим глотком старого вина.

Блеск в глазах Адама стал стальным.

— Обычно люксовый означает именно это, разве нет?

Луиза фальшиво засмеялась:

— Но домики на деревьях обычно немного… базовые, нет?

— Подождите, — сказала Иззи, забыв про свою роль впервые за вечер. — Вы хотите сказать, что-то вроде того, что недавно построил Майкл Доув? На позапрошлой неделе в одном из воскресных журналов была статья о его новом поместье.

Джос наклонилась вперед.

— Майкл Доув? Рок-звезда? — спросила она хрипло.

Адам кивнул:

— Да, это один из моих. Было очень интересно его строить — две комнаты, ванная, кухня, домашний кинотеатр и аудиосистема, которая способна разбудить всех соседей в радиусе трех миль. Он сказал, что хочет оригинальный дом для гостей.

— На дереве? — непонимающе спросила Луиза.

Адам помог ей:

— На нескольких деревьях на самом деле. Мы расположили его между тремя большими соснами на краю его лужайки.

— Обалдеть, — заревел Маркус. — И во сколько же обойдется такой домик?

Иззи, обладающая исчерпывающими знаниями из журнала, озвучила цену, которая могла соперничать со стоимостью моей однокомнатной квартиры в Луишеме. Я подавилась своим вином.

* * *

После завтрака Иззи протащила нас через лес, что должно было стать расслабляющей загородной прогулкой. Тумана не было — солнце слишком хорошо пробивалось через летнее утро. Колокольчиков тоже — слишком поздно для них, как я выяснила. И ни одной подходящей кроличьей норки. И Николас не нес меня на руках так, словно я была почти невесомой.

Вместо этого Луиза приклеилась к нему как банный лист.

Если бы я могла быть объективна, я поаплодировала бы ее стратегии, но я была не в настроении для объективности. Абсолютно.

Тем временем Иззи постоянно жаловалась на разговоры и поведение «вне роли» и стонала, что мы еще не нашли никаких важных подсказок. После обеда она озвучила решение: небольшая прогулка на лодке, в паре с человеком, с которым мы еще мало общались, чтобы мы смогли расспросить друг друга. И вот как я оказалась на корме одной из красиво украшенных прогулочных лодок, привязанных к деревянной пристани.

Лодка покачивалась вверх и вниз, и я с трудом могла сдерживать свою радость. Идеальное было совсем рядом. Иззи наконец-то сделала что-то правильно! Она поставила меня в пару с Николасом, и через несколько секунд он сядет в наше маленькое судно и увезет нас в «долго и счастливо».

Окружение не могло быть более романтичным. Теплое солнце, безоблачное небо цвета незабудок, и вся эта идеальная обстановка. А на краю темно-зеленого озера даже плавала пара лебедей. Это определенно знак. И после этого шоры с глаз Николаса должны упасть.

Он шел по пристани ко мне, его длинные ноги легко перекрыли расстояние за несколько секунд, и вот это происходило, точь-в-точь как я мечтала. Николас зашел в лодку, отвязал канат, взял весла и стал грести, оставляя остальных позади.

Наконец-то мы с Николасом были вдвоем.

Я задержала взгляд на его сильных руках и стала ждать, когда по позвоночнику пройдет легкое покалывание. В любой момент…

Ну ладно, может, через несколько секунд. Когда мы будем далеко от берега, и он сможет набрать скорость, по-настоящему налегая на весла…

Я нахмурилась и лучше сконцентрировалась на его кистях и запястьях, так как остальная часть рук была закрыта рубашкой и белым льняным пиджаком, и мне показалось, что я почувствовала укол чего-то. К сожалению, через несколько минут этот укол начал чесаться.

Это что-то оказалось комариным укусом.

Я решила, что мне необходимо заговорить с Николасом, показать ему, что помимо красоты у меня были и мозги. На самом деле с тех пор, как красота была скрыта под твидовым костюмом и очками Констанции, это было идеальное время.

— Если хотите, я могу рассказать вам темные тайны Констанции.

Впервые с тех пор, как мы отплыли от причала, Николас отвлекся от весел и посмотрел на меня:

— Хорошо.

Я оглядела маленькое озеро, остановив взгляд на паре других лодок. Наверное, это выглядело так, словно я боялась, что кто-то может нас услышать, но на самом деле я хотела убедиться, что остальные пары были от нас на безопасном расстоянии и что Николас целиком был моим.

Я посмотрела в его глубокие голубые глаза, и мой голос стал еще ниже.

— Вроде бы ничего особенного, но… У меня есть, точнее, у Констанции в вещах спрятан дорожный гид по Индии. Очевидно, она хочет поехать туда, чтобы помочь нуждающимся, но ее брат Гарри отказался помочь ей накопить денег для поездки или дать рекомендацию в миссионерское общество, поэтому она планирует все в тайне.

Николас нахмурился:

— Полагаю, ей нужна внушительная сумма?

Я кивнула:

— Миссионеры помогут ей, когда она прибудет на место, но ей нужны деньги на билет, который, я полагаю, стоил очень дорого в те времена.

Он подождал, прежде чем сделать следующий гребок.

— Думаю, это может быть мотивом…

Он посмотрел на лодку Адама и Иззи, которая нас нагоняла. Адам снял свой пиджак и закатал рукава до локтей, и их маленькая лодочка неслась по воде. Просто посмотрев на спину Адама и на мягкую грацию весел, я могла сказать, что он даже не старался изо всех сил.

Вдруг мне стало жарко. Я прикоснулась ко лбу кружевным платком Констанции.

— Солнце обжигает? У вас очень светлая кожа, несмотря на то, что вы брюнетка, — сказал Николас, выглядя восхитительно обеспокоенно. — Если хотите, я могу плыть в тени возле берега.

Я застенчиво улыбнулась ему в ответ.

— Это было бы замечательно, — ответила я. Я не только не хотела покраснеть и вспотеть, но мы еще сможем быть подальше от других лодок, особенно Маркуса и Луизы, которые тоже стали грести в нашу сторону.

Мы с Николасом болтали о загадочном убийстве, пока он вел лодку по тени от ив. Мне нравилось слушать его. У него был аналитический ум. Совсем не похожий на мой. Мой мозг перескакивал с одного на другое, не заботясь о последовательности, хотя компенсацией этого были проблески гениальности время от времени.

Николас нахмурился.

— Итак, почему Гарри и слышать не хочет о том, чтобы вы поехали в Индию? И какое это имеет отношение к убийству лорда Сазербая? — спросил он, доставая весла из воды и позволяя лодке уносить нас глубже в тень.

— Не знаю.

Я пыталась принять красивую позу, но, как бы я ни садилась, мне было неудобно. Я посмотрела на лодку Адама и Иззи. Теперь они были еще ближе к нам. Скоро они проплывут мимо нас, завершая круг по озеру.

— Я пыталась выяснить это у Адама, то есть Гарри, вчера вечером, но он был раздражающе уклончив.

Николас кивнул:

— Да, я тоже не смог вытянуть из него никакой информации. Он отвечал очень уклончиво. Если он что-то скрывает, то что-то очень большое.

Мои глаза округлились.

— Думаете, это может быть он? — прошептала я.

Николас повернулся, чтобы посмотреть на Адама.

— Может. Кто станет подозревать священника? Но почему? Какой у него мотив?

Я поставила локти на колени и посмотрела на Николаса.

Я очень старалась думать о Констанции и Гарри и о том, почему мой мнимый брат мог бы убить богатого дядюшку, но одна раздражающая деталь все время возвращала меня в здесь и сейчас.

Условия были идеальны. Мы с Николасом наедине, и он даже наклоняется вперед, глядя мне прямо в глаза. Я мечтала о таком моменте с тех пор, как мы с Адамом плавали на лодке в Гринвич-парке, но теперь, когда я находилась в ожившей фантазии, чего-то не хватало.

Никакого покалывания.

Я опустила руку в воду и искоса посмотрела на Николаса:

— Не хотите закатать рукава?

Он прекратил рассуждать о подозреваемых и мотивах и посмотрел на меня в полном изумлении:

— Прошу прощения?..

Я закрыла глаза и покачала головой. Даже я не знала, как объясню это странное предложение. Я постаралась, как могла.

— Вам же должно быть ужасно жарко в этом костюме, — сказала я, снова садясь прямо и стараясь выглядеть заботливо.

Его брови почти незаметно хмурились, когда он снял пиджак и сложил его, а потом осторожно положил на деревянное сиденье позади себя. Адам бы никогда так не сделал. Адам бы в один момент стряхнул его и бросил запутанным клубком туда, куда он бы он сам упал. Почему-то мне не нравился аккуратно сложенный льняной пиджак.

Я услышала голоса и, оглядевшись, увидела, что три другие лодки недалеко от нас. Естественно. Как раз когда Николас стал закатывать рукава. Как я теперь дождусь своего покалывания со всеми этими наблюдателями?

— Эй, сюда! — закричал Маркус, когда его лодка направилась к нам.

Я не видела его лица, потому что он сидел к нам спиной, но нетрудно догадаться, кому принадлежала идея проплыть вдоль ив.

— Осторожней, Маркус!

Адам, который был в двадцати футах, остановился и закричал. Хотя было слишком поздно. Таким людям, как Маркус, нужно устанавливать зеркало заднего вида в лодке. Он не позаботился о том, чтобы повернуться и посмотреть, что было у него на пути, он просто продолжал грести, пока не ударился обо что-то.

И этим чем-то оказались мы. Наша лодка качнулась, и мне пришлось схватиться за край, чтобы не упасть в мутную зеленую воду головой вперед.

— Ты совсем… — закричала я, и тут же пожалела о своем проявлении чувств.

Маркус был удобно глух к моей критике.

— Послушай, Ник, — сказал он, хватая край нашей лодки своими толстыми пальцами. — У меня что-то плечо болит, а Луиза отказывается брать весла. Нам придется покончить с этой гребной ерундой.

Лодка Иззи и Адама была близко, и она, должно быть, услышала его жалобы.

— Ерунда, Маркус. Ты же можешь грести дальше?

Маркус покачал головой, потом потер правое плечо и поводил локтем вперед и назад, как будто пытался что-то доказать.

— Нам придется поменяться местами.

— Но тогда одной из девушек придется грести, а так не получится, — сказал Николас.

Мы все сидели и смотрели друг на друга, наши лодки были беспорядочно припаркованы футах в двадцати от берега.

— Я не умею, — сказала Луиза и с успехом скрыла улыбку.

Николас посмотрел на сестру:

— Ты умеешь, Изз.

Иззи засмеялась.

— В этой одежде? — Она указала на черное платье. — Оно же моментально порвется.

Она права. Так как одежда леди Сазербай должна была быть старомодной даже для тридцатых, этому платью было лет девяносто, оно было сделано из крепдешина и точно не выдержало бы нагрузки на швы.

— Все нормально, — вставил Адам, — Корина прекрасно умеет грести. Я сам видел. Сильна как бык.

Я чуть не встала и не ударила Адама за это! Помимо того что он только что сравнил меня с довольно непривлекательным, здоровым животным на публике, он знал, что я хочу провести время с Николасом. Что он такое творит?

Я посмотрела на него, но он раздражающе мило улыбнулся мне в ответ.

И ему очень повезло, что он был на расстоянии пары лодок от меня, потому что я бы свернула ему шею, если бы мне не пришлось прыгать в ледяное озеро для этого.

А потом я поняла, что все молчат и пять пар глаз смотрят на меня:

— Вы не должны этого делать, если не хотите, — сказал осторожно Николас.

Я знала — он ждет, когда я приму решение, я только не знала, какого решения он от меня ждет. Я посмотрела на остальные лица: победоносную улыбку Луизы, умоляющие глаза Иззи, теплый взгляд карих глаз Адама.

Я пожала плечами и посмотрела на лодку Луизы и Маркуса.

— Хорошо, тогда я поменяюсь.

Если я поменяюсь местами с Маркусом, я не буду с Николасом, но я сделаю все, чтобы мы с Луизой плыли в другую сторону озера и держались от него подальше.

Маркус и Николас поставили лодки рядом, но, прежде чем я смогла что-то сказать, Луиза проворно перебралась из одной лодки в другую.

— Ты такая молодец, — пропищала она. — Думаю, еще никто не хочет возвращаться в дом. Такой хороший день!

И она одарила Николаса сияющей улыбкой, но, к счастью для меня, он не улыбнулся ей в ответ, а продолжал смотреть на меня.

— Вы уверены, Корина?

— Да, — сказала я, ободренная выражением его лица. Не знаю как, но я знала, что он был впечатлен мной.

Он коротко кивнул мне, его лицо немного смягчилось.

— Тогда держи лодку крепче, Маркус.

Я встала, неожиданно обрадовавшись шнурованным ботинкам, и приготовилась перенести сначала одну, а потом вторую ногу в лодку Маркуса. Медленно и уверенно, таков был мой план. Когда первая часть была выполнена, и я стояла в обеих лодках настолько элегантно, насколько возможно, я остановилась на несколько мгновений, чтобы восстановить равновесие, и осознала нарастающую тишину, когда они все смотрели на меня. Даже Адам и Иззи, которые подплыли ближе, не шевелились.

Однако, как только я подняла вторую ногу и стояла на одной ноге в другой лодке, Маркус решил облегчить боль в своем плече еще одной серией вращений рукой. Он не попал по мне, но задел одно из весел, конец которого стукнул по лодке Николаса. И оно послужило рычагом, оттолкнувшим кормы лодок друг от друга.

Толчок от весла и движение двух лодок означали только одно — от состояния, когда мои ноги надежно стояли в двух лодках, я перешла к состоянию, когда ни одна нога не стояла ни в одной лодке.

Глава 7

Не могу отвести от тебя глаз

Признания Корины

Как ни трудно признавать, но есть время для фантазии, а есть время, когда надо посмотреть фактам (а особенно цифрам на весах в ванной) в глаза.

Вода, которая казалась такой идеальной и спокойной. Но она была холодной, вонючей и далекой от совершенства. Когда мутная зеленая вода сомкнулась над моей головой, я запаниковала. Я не горжусь этим, но она оказалась удивительно холодной, несмотря на восхитительное лето, а потом что-то скользкое коснулось моей ноги.

У меня не было времени подумать и закрыть рот, когда я упала, и вода из озера заполнила мой рот и нос. Она была такого же цвета, как и мой костюм, — на три оттенка грязнее оливкового, и, поверьте мне, на вкус была так же хороша, как выглядел мой костюм.

Я металась, отчаянно пытаясь найти поверхность, но мои руки ударились обо что-то твердое и острое. Мне понадобилась пара секунд, чтобы понять, что я нахожусь под одной из лодок. Я открыла глаза и увидела два размытых больших предмета надо мной, и между ними практически не было пространства.

И тогда я действительно испугалась.

Я стучала ногами, продвигая себя вперед и вверх, отчаянно пытаясь найти поверхность. Моя голова ударилась о днище одной из лодок, и я безмолвно вскрикнула.

А потом что-то схватило меня за талию и потащило в сторону. Я пиналась и сопротивлялась, мои легкие горели. До тех пор пока моя рука не ударила что-то мягкое, что-то, что определенно не было лодкой или илистым дном.

Я поняла, что я не одна.

Где-то в глубине сознания пронеслась мысль: «Как романтично! Он прыгнул, чтобы спасти меня». Но режущая боль в груди отогнала эти мечты, заменив их более важными нуждами.

Я прилипла к нему, обернув руки и ноги вокруг него, пока наши головы не оказались на поверхности. После подводной тишины крики и вопли остальных гостей лодочной вечеринки казались резкими и оглушающими. Я зарылась лицом в изгиб его шеи, чтобы оградиться от них.

Медленно ко мне возвращалось логическое мышление. Я кашляла и икала, думая о том, что, если бы знала, что все, что нужно сделать для близкого и личного контакта, — это упасть в озеро, я бы прыгнула туда уже в пятницу днем.

Я чувствовала прикосновения грубого мокрого хлопка на своей щеке, чувствовала, как мышцы плеч и спины напрягались под моими руками. Я ощущала себя полностью уязвимой, но в то же время абсолютно защищенной. Я знала — он держит меня, и он меня не отпустит.

То, что покалывание случилось сейчас, было неправильно.

— Она в порядке?

Голос раздался надо мной, смешиваясь с остальными взволнованными вопросами.

Я была в порядке. Потрясенная. Мокрая. Немного униженная, может. Но в порядке. Но я не могла открыть рот и сказать ему об этом.

А потом я поняла.

Голос. Тот, который пролетел над головами. Этот голос, чей обладатель сидел в сухой и надежной лодке. Он принадлежал Николасу.

Осознание этого пришло словно удар по голове. Я знала это теплое, крепкое плечо, на котором лежала моя голова. Я полагалась на него всю свою жизнь. Но знание того, что я висела не на Николасе, ничего не изменило. Я только сильнее прижалась к нему.

— Корина? — прошептал Адам мне в ухо. — Ты в порядке?

Я только тут заметила, как колотилась его грудная клетка, прижатая к моей, и сбитое дыхание между словами. Я почти поверила, что он так же испуган, как и я. Я подняла голову, чтобы посмотреть на него, но из-за волос, прилипших к лицу, я могла только частично видеть его сквозь мокрые пряди.

Глаза Адама были теплыми. Я немного ослабила хватку, отпустив ноги, но тут же подтянула их, когда они коснулись чего-то мягкого и склизкого. А потом я поняла, что потеряла, по крайней мере, один ботинок.

Я также поняла, что Адам не шевелил ногами и не плескался, чтобы держать нас на поверхности, а это означало, что склизкое вещество, которого я касалась пальцами ноги… Да, это было дно озера. Мои голосовые связки прекратили свою забастовку, и я застонала.

Я думала, что тону в воде глубиной пять футов.

Как унизительно! Я не могла заставить себя посмотреть на остальных, которые все еще выглядывали на нас из своих лодок.

Я умоляюще посмотрел на Адама, на этот раз без взмахов ресниц или прикусываний губ. Я просто телеграфировала ему свое отчаяние. Глаза в глаза. От друга другу. От женщины мужчине.

Он даже не моргнул.

— Давай вылезать из этой огромной грязной лужи?

И он положил одну руку под мои колени и пошел в сторону земли.

Слава богу, мы были возле части берега, которая не была засажена камышом. Адам просто вышел из воды, хотя я так и не поняла, как он сумел сделать это со мной, моими формами и моим промокшим твидовым костюмом.

Когда мы очутились на земле, я попыталась выскользнуть из его рук и встать на ноги, но Адам помешал мне, сжав меня и строго посмотрев.

— У тебя нет обуви, — сухо сказал он.

Я отчаянно надеялась, что напряжение, которое я слышала в его голосе и видела на его лице, никак не связано с усилиями, которые он прилагал, чтобы держать меня на весу.

— Ты не можешь нести меня обратно в дом, — пропищала я, — ты умрешь!

Адам повернулся вместе со мной, чтобы прокричать остальным, что он несет меня назад в поместье Инглвуд.

Какой парой мы были, насквозь мокрые, перепачканные грязью и покрытые маленькими хлопьями ярко-зеленой ряски. Я спрятала лицо в его влажной, белой и, я теперь это заметила, немного прозрачной рубашке, которая вызвала такое яркое воспоминание о мистере Дарси, что мои ноги задрожали. Хорошо, что Адам все-таки решил не бросать меня на землю.

— Я могу идти… правда, — произнесла я слабым голосом.

— Заткнись, Корина, — выдохнул он над моей головой.

Я подумала — было правильно это предложить, но втайне радовалась, что Адам отказался. Если бы мне не было невероятно жаль его, вынужденного тащить меня всю эту дорогу, я могла бы позволить драматичности момента взять над собой верх. Мне нечасто приходится играть девицу в печали, и мне хотелось наслаждаться этим как можно дольше.

Я бросила взгляд через плечо Адама, подумав, могла мокрая, немного вонючая и грязная реальность того, что только что произошло, выглядеть романтично для наших зрителей, которые сейчас были на некотором расстоянии от нас. И я даже подумала, мог ли Николас хоть немного ревновать.

Bay.

Как странно.

Впервые за два месяца мысль о Николасе не заставила меня перестать дышать. И не наполнила меня теплом, потому что сейчас моя голова была занята более важным вопросом: почему он не прыгнул, чтобы спасти меня? Он ведь был гораздо ближе Адама.

В этот момент моя радость приуменьшилась. И мне стало жаль себя.

— Мне так стыдно, — пробормотала я в плечо Адама.

— Если кому-то и должно быть стыдно, так это Луизе и Маркусу. — Адам сделал еще несколько шагов и пояснил: — Она повела себя подло и эгоистично, попросив тебя возить эту тушу по озеру, вместо того чтобы позволить Николасу сделать это. А Маркус, ну… он…

— Идиот? — предложила я.

Грудная клетка Адама затряслась от смеха, и потрясающая вибрация заставила меня немного согреться. Я сильнее обвила его шею руками.

— Я не мог бы сказать лучше. — Он улыбнулся мне. — В любом случае смотри на положительную сторону.

— Есть какая-то положительная сторона в том, что я мокрая, вонючая и совершенно униженная?

— Ну, во-первых, очки ушли в лучший мир.

Мои пальцы поднялись к лицу, и я поняла — он прав. На моем лице ничего не было, я просто не заметила этого во всей суматохе.

— Хотя я немного разочарован из-за этого, если честно, — добавил он, — а во-вторых, ты никак не сможешь спасти этот костюм для остатка уик-энда. Так что тебе придется найти что-то другое из одежды.

Я подняла голову, чтобы лучше посмотреть на него.

— Ты гений! Я знала, у меня есть отличные причины, чтобы держать тебя рядом.

Я положила голову на плечо Адама и вздохнула. Мы почти дошли до края газона и теперь входили в розовый сад позади дома. Как он смог так далеко пройти, не уронив меня? Высокий, неуклюжий подросток, которого я знала, вырос в крепкую гору мускулов, а я и не заметила. И эта крепкая гора мускулов почему-то молчала.

— Адам? — прошептала я.

Прошло несколько секунд, прежде чем он ответил, его слова все еще звучали хрипло, хотя и с улыбкой:

— Что теперь?

Я закрыла глаза и вдохнула аромат его лосьона после бритья, который почему-то не смылся противной водой из озера.

— Думаю, я не легкая как перышко, нет?

Ну, девушке можно и помечтать!

Он просто рассмеялся гортанным смехом, приподнял меня чуть выше и прижал ближе к себе. А я? Я прижалась к нему, улыбнулась себе и продолжила наслаждаться прогулкой.

* * *

На моем лице была огромная яркая улыбка, когда я спускалась по большой дубовой лестнице часом позже. Я была чистой, пахла каким-то восхитительным шампунем и гелем для душа, которые родители Иззи поставили в гостевой комнате, и на мне было божественное красное вельветовое платье. Он было без стоячего воротника или открытой спины, как у Луизы, но оно было красивым, с короткими широкими рукавами, длинным поясом, который завязывался под грудью, и декольте было довольно глубоким.

Приближаясь к концу лестницы, я заметила Иззи, которая сердито смотрела на меня, поставив руки на бедра. Я перестала покачиваться на каждой ступеньке и закончила свой проход чуть степеннее.

— Что на тебе надето? — спросила Иззи.

Я решила, что лучшей защитой будет блеф. Я покрутила вельветовым поясом:

— Оно божественно, правда? — Иззи открыла рот, но я ее опередила: — Не беспокойся, оно аутентично.

Когда я ступила на пол фойе, Иззи схватила меня за руку и протащила через темную панельную дверь в маленькую комнату, похожую на кабинет.

— Мне все равно, что оно, черт побери, аутентично, — твердо сказала она. — Оно не подходит твоему персонажу.

Я попыталась объясниться, но остановилась на середине предложения, когда Иззи упала в мягкое кожаное кресло позади антикварного стола.

— А вообще, какая разница? — пробормотала она, оседая. — Большую часть времени Никто не придерживается своей роли. Весь чертов уик-энд — это сплошная катастрофа, и не важно, есть на тебе это красное платье или нет.

Я хотела сказать ей, что это не так, что мы все принимали самое активное участие в ее загадочном убийстве, но Иззи была права. Я сама думала о Констанции, Гарри и отвратительном убийстве лорда Сазербая только тогда, когда они помогали мне завлечь ее брата. И совсем не думала об Иззи и о том, чего она хотела от этих выходных.

Она махнула рукой:

— По всему дому разложены эти дурацкие подсказки. Посмотри, вот одна. — Она взяла конверт, адресованный лорду Сазербаю, который довольно явно лежал в центре пустого письменного стола. — И ты думаешь, кто-то нашел хоть одну проклятую подсказку? Нет. Потому что все заняты болтовней.

Ее глаза заблестели, и у меня в животе похолодело. Я никогда не видела Иззи так близко к слезам.

— Посмотри на меня, Корина, — сказала она слабо. — Я не похожа на тебя. Мне двадцать шесть, и у меня нет никаких качеств, о которых я могла бы рассказать. Я не могу управлять своим собственным бизнесом, как ты. Я не могу даже удержаться на какой-то должности! Все, что у меня есть, — это репутация самой изобретательной хозяйки на юго-востоке Англии. И если этот уик-энд станет провалом, я смогу послать воздушный поцелуй и этому. Может, я бесполезна, но, по крайней мере, в этом я лучшая, понимаешь?

Я улыбнулась и кивнула. И встала.

Иззи забеспокоилась:

— Куда ты идешь?

— Я иду наверх, чтобы переодеться, — сказала я. — А потом мы с тобой приведем этих лоботрясов в форму и удостоверимся, что они не только поймали убийцу, но и отлично повеселились в процессе!

Они все снова молча смотрели на меня. Может, дело было в уродливом цветастом платье, которое я быстро нацепила, чтобы спуститься вниз и поймать их до того, как они переоденутся к ужину, но я подозревала, что молчание было скорее реакцией на мою лекцию на тему «Оторвитесь по полной в эти выходные».

— Ну же, — сказала я, словно престарелая учительница. Некоторые аспекты характера Констанции очень хорошо сочетались со строгостью, и я получала удовольствие. Наконец-то целая комната людей принимала меня всерьез. — Будет весело вычистить паутину из мозгов и воспользоваться маленькими серыми клеточками. И неужели эта одежда никак не влияет на ваше настроение?

Николас встал:

— Ну, если в этом холодном старом доме есть какие-то подсказки, то нам лучше отправиться на их поиски.

Разумеется, как только Николас встал, все последовали за ним. Они отставили свои коктейли и пошли в коридор. Проходя мимо меня, Николас остановился, положил пальцы на мое обнаженное плечо и наклонился, чтобы сказать несколько слов, которые предназначались только для моих ушей.

— Вы правы, — сказал он. — Я полагал, вся эта затея Иззи окажется лишь пустой тратой времени, но сейчас я думаю, что мы отлично повеселимся.

Я встала и посмотрела, как он вышел из комнаты. Николас Чаттертон-Джонс только что прикоснулся ко мне по своему собственному желанию. Чудеса правда случаются.

В поместье Инглвуд было только несколько комнат, предназначенных для наших поисков, и организаторы уик-энда подготовили и «приодели» их подобающим образом. Остальная часть дома должна была остаться нетронутой. Иначе нам понадобились бы месяцы, чтобы изучить все поместье на предмет отгадок.

Моя рука скользнула по антикварной ручке, и я открыла тяжелую дверь спальни лорда Сазербая.

Я предполагала, что Адам пройдет мимо меня, но он остановился напротив, заполняя свободное пространство дверного проема. Я думаю, мы даже отдаленно не касались друг друга, но казалось, что это вот-вот произойдет. Он несколько секунд рассматривал меня.

— Я думал, ты идешь переодеваться.

Я посмотрела на простое кремовое вечернее платье, которое даже в подметки не годилось красному, висящему в моей комнате. У этого были короткие широкие рукава, маленький воротник и маленькие, обшитые тканью пуговицы, которые шли от талии до шеи. Я даже застегнула почти все, кроме четырех верхних, и вся моя распущенность пропадала.

Было очевидно, что я уже переоделась. Но я была не в таком платье, которое выбрала бы, будь у меня такая возможность. Что Адам имел в виду?

— Я переоделась, — сказала я, краешки моих изогнутых бровей приблизились друг к другу.

Адам не ответил. Он просто смотрел на меня. Как будто он пытался увидеть что-то сквозь пудру и основу, сквозь румяна и почти незаметную помаду. Как будто он одним взглядом хотел вывернуть меня наизнанку. Я проскользнула мимо него в комнату и начала искать подсказки, по-прежнему чувствуя его взгляд на себе.

В конце концов я повернулась и посмотрела на него:

— Ну не стой там! Помоги мне!

Вскоре мы нашли якобы старый лист бумаги, аккуратно сложенный и спрятанный в пустом прикроватном столике. Я открыла его и пробежалась глазами по тому, что было старомодным сертификатом о рождении. Даже не дочитав до конца, я судорожно вздохнула.

— Это мой! То есть Констанции! Смотри! В графе с именем отца пропуск! — Я повернулась к нему. — Это значит то, что я думаю?

Адам взял у меня сертификат, и наши пальцы соприкоснулись.

Это было не случайно. Я сделала это специально.

И, судя по тому, как мы смотрели друг на друга, он тоже.

Я перестала дышать, когда воздух вокруг нас замер, и мое сердце глухо билось. Если бы это был кто-то другой, кто смотрел бы на меня потемневшими глазами, я могла бы поклясться, что он думает о том, чтобы поцеловать меня. Как ни странно, не я отвела взгляд. Адам снова посмотрел на желтый документ.

— Конечно, мы должны задать себе вопрос не только почему в графе «отец» прочерк, но в первую очередь — почему твой сертификат о рождении лежит в спальне лорда Сазербая, — сказал он, не глядя на меня.

Я услышала слова, но они пронеслись в голове без следа. Происходило что-то странное. Словно я вылезла из того озера в параллельной вселенной, в мире, который был обманчивой перевернутой копией самого себя. Мне было очень трудно мыслить трезво.

Пока я пыталась осмыслить информацию, которую дал мне Адам, где-то вдалеке прозвучал гонг к ужину. Послышались шаги людей, спускающихся по лестнице.

Я помахала измятой бумагой в руке.

— У меня наконец-то есть ключик, — сказала я и еще раз сложила ее. — Пора с этим что-то делать.

Адам снова смотрел на меня. А потом он протянул руку. Когда я предложила ему сертификат о рождении, он засмеялся, мягко взял его из моих пальцев и убрал к себе в карман. Он повторил этот жест рукой, и на этот раз он положил свои большие теплые пальцы поверх моих.

— Пора, — сказал он и нежно поцеловал костяшку моей руки. И вывел меня из комнаты. — Пора узнать, какие новые результаты принесут нам эти открытия.

Глава 8

Наконец-то

Признания Корины

Я нечасто пою, и уж точно не на публике.

За ужином мы с Адамом сидели отдельно. Может, это и хорошо. Я сказала, что собираюсь помочь Иззи успешно провести эти выходные, и случайные мысли об Адаме, о том, как он посмотрел на меня в спальне, как он держал меня за руку все время, пока мы спускались по лестнице, мешали мне в поисках разгадки. И было бы еще хуже, если бы мы сидели рядом. Как будто тут был новый Адам, не тот, который на моих глазах вырос из мальчика в мужчину. И, если я хорошо знала старого Адама, то я понятия не имела, что может сделать этот.

Покончив с основными блюдами, мы превратили обеденный стол в центр расследования. Было забавно видеть секретные любовные письма, бланки ставок, пластиковый револьвер и копию завещания и свидетельства о смерти лорда Сазербая среди тонкого фарфора, прозрачных стаканов и серебряных подсвечников.

Я очень внимательно следила за вопросами и обвинениями и отвечала с такой же быстротой и горячностью, но каждый раз, когда я смотрела на другой конец стола, я видела, что Адам смотрит на меня. Для стороннего наблюдателя могло бы показаться, что он выглядел серьезно, но в глубине его теплых карих глаз была улыбка. Улыбка только-для-Корины. И я не знала, что делать с ней. Не знала, хотела я видеть ее там или нет. Не знала, хватит ли мне смелости спросить у него, что она означает.

Я постаралась избежать даже возможности таких вопросов и полностью погрузилась в расследование. Мы еще не собрали все кусочки, но одно было ясно — покойный лорд Сазербай был очень, очень плохим мальчиком в своей жизни.

Видимо, у его сыновей были причины беспокоиться за свое наследство, на которое покушались и незаконнорожденные отпрыски, жаждущие наживы, и охотница за деньгами — невеста. И не только: полоса серьезных неудач Жиля с лошадками заставила его запустить руку в семейную казну, и теперь он пытался прикрыть свои делишки.

Я покосилась на Иззи, которая снова сидела в кресле с высокой спинкой. Она улыбалась, наблюдая за горячим спором между Маркусом и Джос, которые обсуждали, почему же на самом деле галстук-бабочка лорда Сазербая нашелся в комнатах прислуги. А когда Джос пригрозила Маркусу судебным иском за клевету на ее персонажа, и я думаю, она в какой-то степени могла это сделать, Иззи вмешалась:

— Как насчет музыки, Джулс? Мы могли бы немного отвлечься. — Она кивнула в сторону большого рояля в углу. — Уверена, ты знаешь пару песен из нужного времени.

Джулиан действительно улыбнулся. Он подскочил и направился к роялю.

— Я надеялся, что ты попросишь, — сказал он, отодвигая стул, откидывая назад полы пиджака и устраиваясь. — Я специально приготовил несколько.

Иззи постучала палкой по полу:

— А позже вы, молодежь, можете станцевать фокстрот, или какие новомодные танцы вы танцуете. Мы можем подвинуть диваны и освободить место у большого окна. — Она уставилась на остальных мужчин своими маленькими глазками и еще раз стукнула палкой. — Ну, за дело, мальчики!

Джулиан размял пальцы и принялся за работу, удивляя нас таким набором мелодий, как Коул Портер и Ирвинг Берлин. У мамы когда-то была целая коллекция этих песен. Часть меня не хотела их слышать. После ее смерти я долго не могла слышать ее любимые песни, и знакомое жжение в животе стало нарастать.

Но после первого страха я расслабилась, наслаждаясь этими нотами и мелодиями. Может, потому что прошло уже достаточно времени, или потому что Констанция давала мне определенную дистанцию, но звуки этих песен были для меня как встреча со старыми друзьями. Я помню, как мама пела их с любовью и радостью вместо страха и отчаяния. И вскоре я уже пела себе под нос и рукой отбивала ритм по дивану.

Маркус, который весь вечер лечил свое больное плечо содержимым винного погреба поместья Инглвуд, заглушал меня. Я постаралась не возражать, но, когда он принялся убивать «Наконец-то», самую любимую мамину песню, путая слова, я не смогла смотреть на него. Я отвернулась, продолжая напевать.

— Ты говорила, что твоя мама была певицей, да? — спросила Иззи из своего большого кресла. — Почему бы тебе не встать и не спеть для нас как положено? Это избавит нас от ужасного пения Маркуса. Мы все будем тебе благодарны.

Маркус, развалившийся на одном из диванов, приподнял голову.

— Я прекрасно справляюсь, спасибо. — Он опрокинул еще один бокал красного вина и посмотрел на меня. — Но если мадам может сделать это лучше, я бы хотел послушать.

Я покачала головой.

— Не подобающе для сестры священника и будущего миссионера петь вот так на публике, — сладко сказала я, надеясь отмахнуться от него. Мычать себе под нос — это одно, а устраивать целое представление — это уже другое.

Он оглядел меня с ног до головы, его блуждающий взгляд убедил меня в том, насколько иначе он меня воспринимал.

— Представь себе, что это гимн, — сказал он насмешливо.

Мне хотелось встать и задать ему, но это сделала бы Корина, а у Констанции были другие мысли на этот счет, а я не хотела портить Иззи вечер тогда, когда все шло так хорошо. Как бы больно это ни было, я уже собиралась смиренно признать поражение, когда что-то внутри меня заставило меня остановиться.

— Слушай, — сказала я, потом встала и прошла к роялю.

Джулиан снова начал играть песню, и, прежде чем я смогла вспомнить о боязни сцены, вступление закончилось, и я запела.

Я закрыла глаза.

Может, у меня не было маминого опыта, но я унаследовала ее голос. Я всегда боялась быть как она, хоть в чем-то копировать ее, но сейчас я пела слова, которые она произносила так много раз, и я чувствовала, что это делает нас ближе. Моя голова наполнилась счастливыми воспоминаниями. Моей мамы, которая улыбалась, смеялась и пела. И любила.

Я стала смелее, и, когда я начала второй куплет, я открыла глаза. Плохая идея. Я обнаружила, что моих зрителей стало больше. Адам, Джос, Луиза и Николас стояли в дверях, наблюдая за мной с явным любопытством. Я подумала, что могу сбиться или перепутать слова, но каким-то образом я просто продолжала петь.

Когда я дошла до отрывка о том, как ты смотришь на кого-то в первый раз и понимаешь, что ты наконец-то нашла кого-то особенного, родственную душу, я набралась смелости, чтобы посмотреть в их сторону.

В глазах Николаса было все, о чем я только фантазировала, и я хотела посмотреть ему в глаза, но почему-то скользила мимо, пока не почувствовала, словно на полном ходу врезалась в кирпичную стену. Или это была всего лишь пара теплых карих глаз?

Адам.

Я пела про улыбку, и он улыбнулся мне. Я пела про магию, и он распространял ее вокруг, просто отвечая на мой взгляд. Я пела про зарождающуюся любовь, и что-то внутри меня согрелось и растаяло. Я не могла оторвать взгляда, пока не спела последнюю ноту и пока не замолчал рояль.

Иззи встала из своего кресла.

— Думаю, мы не сможем лучше, — сказала она, — поэтому давайте поставим какую-нибудь пластинку и немного потанцуем?

Она кивнула Роберту, который выполнил ее пожелание.

Джулиан встал со стула и, что было очень смело для него, поцеловал меня в щеку. Когда он отошел, я увидела, что Николас идет ко мне. И подошел, и предложил мне руку:

— Вы окажете мне честь…

Я молча кивнула и приняла его руку. Он отвел меня на площадку, которую мужчины освободили для танцев, и осторожно обнял меня. Наконец-то я была близка к Николасу Чаттертону-Джонсу. Как раз как я и хотела.

Правда.

Разве нет?

* * *

Все в танце с Николасом было идеально. Его теплая рука уверенно лежала на моей спине, когда он вел меня вокруг импровизированной танцевальной площадки. Он беседовал со мной и все это время соблазнительно улыбался.

Все было идеально.

Разве что…

Танец с Николасом не был сбывшейся мечтой. И почему-то я не была ужасно разочарована, а даже готова была поблагодарить Луизу, которая вмешалась сразу же, как только закончилась песня.

Когда я выскользнула из рук Николаса, я знала, что Адам стоит позади меня и ждет, когда я повернусь и окажусь в его объятиях. И я не смогла удержаться.

— Я не знал, что ты так поешь, — прошептал он мне в ухо, и у меня в спине взорвался целый фейерверк.

Я сдержала последующую дрожь и ответила:

— Не только у тебя могут быть секреты, Конрад.

Я не знаю, сколько времени мы качались и кружились вот так. В конце концов я заметила, что воздух на моей обнаженной руке стал прохладнее, и свет за закрытыми веками почти пропал. Я разлепила ресницы и открыла глаза.

Мы были на террасе. В лунном свете. Теплый желтый свет из гостиной был всего в футе от нас, но казалось, что мы находились в другом мире. Прозрачные занавески на дверях развевались на легком ветру, маня нас назад. Молча, по обоюдному согласию и взгляду, мы проигнорировали этот зов.

Мы перестали танцевать? Я не знаю.

То, как Адам смотрел на меня… С такой нежностью. С такой открытостью. С таким приятием. Я не могла дышать. Что-то внутри меня перевернулось. Словно открылась дверь.

Адам поднял руку к моему лицу и провел кончиками пальцев по моей скуле, по вискам и зарылся рукой в мои волнистые волосы. Я знала, что за этим последует, и вместе с тем не знала. Никак не могла поверить, что это правда, что мы с Адамом стояли так в свете луны. Я замерла.

Он наклонил голову, и наши губы соприкоснулись, на мгновение, а потом он отстранился на несколько дюймов. Я закрыла глаза и позволила своей голове покоиться на его руке, и я ждала, во мне зарождался целый колодец желания. Я не дразнила. Я сдалась. Может быть, в первый раз за всю жизнь.

Я потеряла себя. Вместе со всяким ощущением времени, гравитации и логики.

Вот почему я должна была это прекратить.

Вот почему я мягко оттолкнула его, положив ладошки на его грудь.

Даже так мои губы прилипли к нему, когда он отклонялся, мои руки сжали его рубашку, пока ткань не проскользнула между моими пальцами.

Я моргнула и посмотрела на него:

— Зачем это было?

Глаза цвета теплого эспрессо с карамелью. Мне не надо было смотреть на его губы, чтобы узнать, что он улыбается, пусть даже почти незаметно.

— Ты знаешь.

Мое сердце скакнуло. Я знала? Я знала зачем? Точно не в таком состоянии. Это пугало. Но где-то в глубине, на уровне инстинктов, я знала, что я знала. Я также знала, что должна сделать все возможное, чтобы эти две половины моего мозга никогда не встретились. Потому что в противном случае… я знала — беды не миновать. И целой кучи боли.

Адам смотрел на меня. Мне говорили, что мои эмоции отражаются на моем лице. Судя по тому, как он смотрел на меня, видимо, все было слишком понятно.

— Хорошо, — тихо сказал он. — Пусть пока будет, как ты хочешь.

Он больше ничего не сказал, но слова «позже» и «скоро» повисли в воздухе вокруг нас.

Мой взгляд устремился в сторону колышущихся занавесок. Я видела Николаса посреди гостиной, он уже не танцевал с Луизой. Он говорил с Джулианом, но постоянно смотрел в темноту, и я не знала, видел ли он нас.

— Ты подумала, что он смотрит?

Голос в моих ушах принадлежал не Адаму. Я повернула голову назад, чтобы посмотреть на него. В его глазах не было никакой карамели. Только дым от пистолетного выстрела.

— Я… я…

Я не могла отрицать обвинения Адама. Частично потому, что мой язык не работал, как положено, онемев от самого лучшего поцелуя в моей жизни, а частично потому, что в какой-то степени я знала — будет безопаснее иметь возможность отступления. Отступления от чего и куда, я не знала, но события последних десяти минут были такими запутанными, что я действовала только на своем инстинкте самосохранения.

— Я такой идиот! Даже после всех этих лет… — Он сделал несколько шагов назад, и выражение его лица стало еще жестче. — Это было отличное представление, мисс Фрейзер. Должно быть, вы совсем отчаялись заполучить этого парня.

Он повернулся и пошел прочь от меня, вдоль террасы и вокруг угла дома.

Я побежала за ним:

— Адам! Адам!

Он остановился, когда я почти догнала его, и остался стоять спиной ко мне. Здесь не было никаких фонарей. Только я и Адам в темноте. Я видела лишь его очертания в черноте деревенской ночи.

Он медленно повернулся и посмотрел на меня.

— Что? — спросил он тихо и устало.

Мое сердце бешено колотилось, когда я шагнула к нему. У меня не было плана, а у меня всегда был план, когда речь шла о мужчинах. Без него их невозможно учить, манипулировать или управлять. Я снова действовала по инстинкту — мне было некомфортно с этим, когда дело было в противоположном поле, но мои инстинкты были сильны и превосходны, потому что я даже не подумала, когда положила руку на его лицо, копируя его прежний жест.

Я не видела его лица, но я думаю, он закрыл глаза и издал звук, как будто ему было больно. Через несколько секунд его рука опустилась на мои пальцы.

— Корина? Пожалуйста… не надо.

Я заставила его замолчать и повернула его лицо к себе. И, прижав его к кирпичной стене, поцеловала. Здесь не надо было ни на кого производить впечатление. И никогда не надо было.

* * *

Я лежала в темноте в своей шелковой пижаме, украшенной лентой. Я была одна, но не была уверена, что хотела этого. И эта мысль пугала.

Адам и я? Перенести наши отношения на этот уровень? Он был моим Лучшим другом. Могло ли это перерасти во что-то другое? А если нет? Мы потеряем все, что строили в течение всех этих лет? Не уверена, что готова так рисковать.

Я перевернулась и ударила по подушке, скорее потому, что мои мысли не позволяли мне лежать смирно, чем потому, что кровать была неудобной. Совсем нет.

Воспоминание больно задело меня. Вечеринка по случаю восемнадцатого дня рождения Шэрон Эверидж. Ее родители арендовали зал. Мне нравился Том Моррисон, самый крутой парень в школе, но он делал вид, что не замечает меня. Позже, разумеется, я заставила его заплатить за это. Но в то время я схватила единственную поддержку, которая у меня была, — Адама. Я поцеловала его. Поцеловала его так, как хотела поцеловать Тома, надеясь, что это покажет другому мальчику, что он упускал. Но я тут же забыла о Томе, о Шэрон и всех остальных подростках с гормональными всплесками, которые были на вечеринке, потому что я была слишком занята тем, что целовала Адама.

Это сработало. Том подсел ко мне и предложил потанцевать вскоре после того, как Адам убежал. Я покраснела от стыда, вспомнив, что я согласилась, говоря себе, что Адам поймет, что он был моим другом и желал мне счастья. И в конце концов, это был просто поцелуй.

Я была такой трусихой.

Я знала.

Я знала, что Адам мог заставить высохнуть мои слезы, только посмотрев на меня, что у нашей дружбы был потенциал расцвести во что-то гораздо большее. Но я проигнорировала этот факт. Надела свои наглазники в горошек и сделала вид, что ничего не изменилось, что ничего никогда не изменится и не может измениться. И я смогла заставить себя в это поверить.

Тот момент, когда я кружилась с прыщавым Томом Моррисоном, был определяющим в наших отношениях с Адамом. Я понимала это сейчас. Тогда я нажала на тормоза, боясь признать то, что было прямо у меня под носом. И спустя время я забыла обо всех своих теплых чувствах к Адаму, подменив их дружбой. И я забыла про них. А Адам позволил мне это сделать.

Глава 9

Тело и душа

Признания Корины

Бабушка говорит, что наиболее слепы те, кто не хочет видеть. Я не понимаю, почему она все время твердит мне об этом.

Время после завтрака было настоящей пыткой. Иззи заявила, что мы должны обыскать поместье и найти оставшиеся подсказки. В процессе мы смогли отмести беднягу Руби и жаждущую денег невесту как подозреваемых, но добавили мать, которая могла убить своего неверного мужа, пока он не изменил завещание и не оставил двух ее мальчиков ни с чем, и выпускника колледжа, который был влюблен в невесту своего лучшего друга и мог в темноте вонзить нож не в ту спину.

Я почти не видела Адама, так как Иззи ходила вокруг, давала нам приказы и отправляла в разные части дома. Когда бы я ни оказывалась в радиусе тридцати футов от него, он притягивал мой взгляд как магнит. Когда у нас наконец появлялась возможность поговорить, мы делали это как Констанция и Гарри, а значит, не должны были отходить от темы или касаться друг друга.

— Давайте же! — кричала Иззи, как генерал, командующий своими войсками. — Завещание, которое мы нашли, — подделка, а настоящее спрятано где-то в доме. Я предлагаю посмотреть в оранжерее.

Джос, стоящая позади меня, вздохнула.

— Да, потому что это лучшее место для хранения важных документов, — пробормотала она и отправилась вслед за Иззи.

Я выпрямила плечи и пошла за ней. В конце концов, чем быстрее мы раскроем эту загадку, тем быстрее я смогу поговорить с Адамом, или хотя бы подумать, стоило ли вообще говорить обо всем этом с Адамом.

Вся группа тянулась за хозяйкой, которая вела нас через прихожую, через библиотеку и мимо кухни по коридору к оранжерее размером с футбольное поле. Я шла бы за ней до конца, если бы сильная рука не обернулась вокруг моей талии и не потащила меня назад. И вдруг все потемнело.

Нет, я не упала в обморок. И вообще, неужели я похожа на тех, кто падает в обмороки?

В коридоре было несколько маленьких кладовок, и я была в одной из них, моя спина упиралась в узкую полку, и нога застряла в какой-то сумке. Света не было. И почти не было места. И я была прижата к кому-то теплому и дышащему.

— Адам? — прошептала я. — Это ты?

К счастью, губы, которые коснулись моей шеи и провели дорожку к подбородку, были безумно знакомы. Я схватила его за лацканы, и бросилась на него, и отпустила всю силу фантазий, которые крутились в моей голове с тех пор, как мы разошлись прошлой ночью.

Мне понадобилось некоторое время, прежде чем я смогла думать и целовать. Первая волна желания откатила, приготавливаясь ко второму заходу, и я воспользовалась моментом просветления, чтобы оторваться от него, тяжело дыша, и положить лоб на его плечо.

Я продолжала говорить шепотом, даже несмотря на то, что остальные гости давно прошли.

— Что происходит, Адам?

Мне нужно было знать. Мы рисковали нашей дружбой ради одной случайной связи?

— У меня сложилось впечатление, что ты знала точно, что делаешь, но если хочешь, чтобы я рассказал тебе шаг за шагом… — Он прижался губами к впадине между ключицами, и я задохнулась. — Я думаю, все началось… вот… так… — бормотал он между поцелуями, и мне пришлось запустить руки в его волосы, схватить его голову и отодвинуть от себя, чтобы заставить его остановиться. По вибрации его грудной клетки я могла сказать, что он тихо смеется, играя со мной. И я не знала, нравится мне это или нет.

— Нет, я хочу сказать…

Я узнала еще кое-что об Адаме: он любил играть грязно. Видимо, я не слишком крепко держала его голову, потому что он вывернулся и аккуратно укусил меня за левую мочку.

Какого черта?

Я откинула голову назад, позволяя ему делать, что он хочет, и в то же время позволяя себе гладить его спину и плечи, наслаждаясь впадинками в тех местах, где одна мышца встречалась с другой. Губы Адама нашли мои, и я забыла о том, где были мои руки и что делали мои пальцы.

— Констанция? Гарри?

Мы оба замерли. Это был голос Иззи и стук ее ботинок на толстой подошве. Она прошла мимо нас, снова позвав по вымышленным именам, а потом вышла в прихожую.

Я захихикала и почувствовала, что Адам улыбнулся в ответ. Мы уже довольно долго были в этом шкафу, или кладовке, или что это было, чтобы мои глаза привыкли к темноте. Серебряного прямоугольника света по краям двери было достаточно, чтобы видеть его очертания.

Он притянул меня к себе, собирая в горсти платье на моих бедрах, и снова поцеловал. Медленно на этот раз, прежнее неистовство уступило место чему-то гораздо более томному и чувственному. Я никогда не целовалась с таким… чувством. Это потрясло меня с кончиков моих ног в чулках до ненакрашенных ресниц. Я даже не могла говорить, когда Адам остановился. Одно последнее, легкое как перышко прикосновение его губ, и он прижался своим лбом к моему. Я чувствовала, как его грудь поднималась под моими пальцами, я слышала его дыхание в темноте.

— Ты была права, — сказал он своим ленивым воскресным голосом. — У меня есть тайна. Я хранил ее годами. И никому не рассказывал. Даже скрывал ее от самого себя… Но теперь пришло время открыть ящик Пандоры и увидеть, что вылетит из него.

Боже. Адам же не женат? И не страдает от серьезной болезни? Я не перенесу, если он…

— К… какая тайна? — заикаясь, спросила я.

Он снова поцеловал меня. Я потеряла равновесие и задела пакет с чем-то похожим на картошку.

— Ты.

Я наморщила лоб:

— А?..

Он перестал улыбаться. Я чувствовала это по тому, как напряглись его плечи, и по тому, как его губы прошептали, касаясь моей щеки:

— Ты моя тайна, Корина.

Мой рот открылся, но я ничего не сказала. К моему полному ужасу, признание Адама наполнило меня гораздо большим холодом, чем если бы он сказал, что мы просто развлекаемся, и я не знала почему. Я не знала, что сказать, как ответить, но, к счастью, было не нужно.

Неожиданно меня ослепил свет, и через несколько мгновений я увидела Роберта, стоящего в дверях с банкой приправы в руке, его подвижные брови взлетели выше, чем я когда-либо видела, когда он обнаружил меня и Адама в обнимку в кладовке.

— Простите, мисс, — сказал Роберт ровным голосом и протянул руку, чтобы поставить приправу на полку позади меня. Он отступил, но остановился, положив руку на дверь. — Я закрою дверь и тут же скажу себе, что я ослеп, мисс, но думаю, что должен вас предупредить. Мисс Изабелла искала вас, и вероятность того, что вас не найдут, очень мала.

Я кивнула и постаралась расправить свое помятое платье.

— Спасибо, Роберт, — сказала я с тем достоинством, которое только смогла изобразить.

— Никаких проблем, мисс, — сказал он. — Я просто закрою дверь и позволю вам… привести себя в порядок.

Он оставил дверь приоткрытой, позволяя свету проникать внутрь, но я клянусь, что увидела озорную улыбку на его лице, когда он уходил.

Старый лес на границе поместья Чаттертон-Джонс был полон дубов, свежих зеленых опушек, пятнистого света и такой тишины, которая обычно действовала мне на нервы.

Земля под ногами была мягкой, покрытой слоем старых засохших листьев и опавших сосновых иголок. Мы с Адамом медленно шли по ним.

Это был тот самый лес, по которому Иззи провела нас вчера, но тогда я была настолько сфокусирована на Николасе, шедшем передо мной, что совсем не заметила окружающей красоты, совершенства тишины и спокойствия. И я начинала понимать, что это далеко не единственное, что я пропустила, пока бежала по жизни.

Железное расписание Иззи гласило, что мы должны побродить здесь поодиночке и поразмышлять о том, кто убил лорда Сазербая, прежде чем мы все соберемся в гостиной для большого финала. Мы с Адамом не слишком много думали об этом. Но мы мало разговаривали. Точка.

Задыхались от поцелуев? Обнимались? Да. Этого было много.

— Что случилось? — спросил Адам, заметив, что я нахмурилась.

— Я немного… сбита с толку всем этим… — Я сжала губы и покачала головой. — Я не знаю. Все так…

Его лицо стало серьезным, он взял мою руку и сжал ее.

— Я знаю, Корина Фрейзер. — Из-за теплоты его глаз в носу снова начало жечь. — Я знаю, сколько боли тебе причиняли в жизни.

Я отвернулась, не в состоянии смотреть в лицо истине, которую он только что высказал. Он подождал, пока я втянула воздух ноздрями и попыталась побороть жжение. Я не плакала ни перед кем. Никогда. Не теми настоящими мокрыми слезами, от которых лицо опухало и текла подводка. Я не слишком этим горжусь, но я могла выжать несколько идеальных капель из глаз, когда того требовала ситуация и когда это помогало мне получить, что я хочу. Но я считала свои слезы. Я решала, сколько упадет и когда. Я всегда контролировала ситуацию.

Он продолжил говорить, когда я уставилась на куст падуба и не ответила.

— Я понимаю, почему ты нарочно избегала или разрывала отношения, когда они грозили стать серьезными.

Правда? Надеюсь, он расскажет мне.

И я надеялась, Адам не мог видеть сквозь горошек и помаду. Я надеялась, он не мог заглянуть внутрь меня, словно я была сделана из стекла, и не мог рассказать мне, что написано у меня на сердце, потому что я сама не могла расшифровать это. С Адамом я не могла быть загадочной и непредсказуемой. Это два моих главных способа держать мужчину в напряжении, не позволять ему найти равновесие, в то время как мои каблуки прочно стояли на полу. Но Адам знал обо мне все, в то время как я упустила столько очевидных вещей о нем.

Я повернулась назад, но сосредоточилась на одной из пуговиц его рубашки вместо того, чтобы смотреть ему в глаза.

— Ты думаешь, мы поступаем правильно? — спросила я. — Что бы ни происходило между нами, это может положить конец нашей дружбе.

Он аккуратно взял мой подбородок большим и указательным пальцами и приподнял мое лицо.

— Мы долго к этому шли, Корина. Мне нравилось быть твоим другом, но я наконец признался себе, что хочу большего, и я не могу продолжать притворяться, что это не так. Не проси меня вернуться назад.

Его откровенность заставила меня снова начать искать спасительную пуговицу. Мой инстинкт говорил мне уйти от этой сложной темы, сделав любую из сотни вещей, которую я обычно делала в таких ситуациях, например, послать воздушный поцелуй и загадочно уйти, не отвечая, но я чувствовала себя безоружной. В прямом смысле слова. Все, что оставалось в моем арсенале, — это откровенность.

Я глубоко вдохнула:

— Я не знаю, готова ли я к этому.

Он сделал шаг вперед и обнял меня. Даже в скучном костюме священника он потрясающе пах. Пуговица рубашки была так близко, что пришлось скосить глаза, чтобы она не расплывалась.

— Никогда не узнаешь, пока не попробуешь, и я думаю, что ты готова к гораздо большему, чем ты считаешь.

Глаза заболели, и пуговица расплылась.

— Откуда ты знаешь? И почему ты знаешь, а я нет? — Знаю, это прозвучало мрачновато, но я ничего не могла поделать с собой.

Он наклонился и поцеловал меня. Его губы были мягкие, теплые и дразнящие. Я издала звук, подозрительно похожий на мурчание.

— Нечестно, — сказала я, улыбаясь.

Я слегка выгнула спину, чтобы посмотреть на него. Он был серьезен.

— Когда ты начала говорить о Николасе, я понял, что на этот раз это не просто временное увлечение. Я знал, на этот раз все иначе.

Я подняла брови:

— Да? Ты знал?

— Да, знал. И я решил, пришло время изучить, что же происходило между нами под поверхностью. Чего, как мы притворялись, не было. Я понял, что не хочу, чтобы ты хотела Николаса. Я хотел, чтобы ты хотела меня. — Уголок его рта чуть приподнялся. — Вот почему я согласился поехать на этот уик-энд с тобой. Я должен был сделать что-то, чтобы это произошло.

Я недоверчиво посмотрела на него:

— То есть ты говоришь, что у тебя был план, хотя даже у меня его не было?

— Что-то в этом роде. — И он улыбнулся мне.

Той самой улыбкой «попалась», которую я так хорошо знала.

Мне стало неуютно, я не любила быть пешкой в чьей-то игре. Я развернулась и пошла прочь.

— Не играй со мной в эти игры, — сказала я через плечо.

Адам шел на шаг позади меня, но я продолжала смотреть прямо перед собой.

— Я не играю с тобой в игры. То, что я чувствую к тебе, — настоящее. И вообще, не тебе читать мне лекции про игры с людьми.

Я повернулась к нему:

— Это не то! Я не… Они никогда не… — Я не могла закончить предложение. Не могла сказать ему, что это было совершенно на другом уровне в моей маленькой сумочке трюков. То, что делала я, было безобидно и весело. Игры, в которые играл Адам, могли причинить боль. — Так не пойдет! Мы уже ссоримся.

Он внимательно посмотрел на меня:

— Не делай этого, Корина. Все может получиться…

— Это все слишком. Двадцать четыре часа назад мы были просто хорошими друзьями. Лучшими друзьями! А теперь ты просишь меня определиться со всем своим будущим. Ты просишь слишком многого!

Адам покачал головой:

— Я не прошу вечности! Просто один шанс.

Я почувствовала, как подкатывают слезы, и похлопала себя по лицу, не позволяя им упасть.

— Это уже отравляет нашу дружбу! А она нужна мне. Ты единственный человек в моей жизни, кому я могу… — Доверять.

— Продолжай, Корина. Скажи это слово. Всего одно слово. Это не так сложно.

Я сглотнула. Слезы пытались найти альтернативный способ вырваться наружу — по горлу и через нос. Я снова помотала головой.

— Я не уверена, что это то, чего я хочу, — только и смогла пробормотать я.

Он попытался прикоснуться ко мне, но я отшатнулась еще дальше назад, заметив, как напряглась его челюсть, когда я сделала это.

— А я больше не могу притворяться, что дружбы для меня достаточно. Я лгал себе и тебе слишком долго. Может, все произошло слишком быстро, и тебе нужно время. Подумай обо всем, а не просто реагируй, и, когда решишь, чего ты хочешь, найди меня. — Он повернулся и ушел, опустив плечи и голову.

Мы собрались в гостиной в три. Я не села с Адамом.

Он не обиделся, как сделала бы я. Он говорил с остальными гостями, участвовал в обсуждениях, но время от времени смотрел на меня, и все внутри меня становилось тяжелым. В его глазах не было осуждения или обвинения, никакого давления. И мне становилось только хуже, потому что мне хотелось стряхнуть с себя апатию, но я никак не могла найти способ это сделать.

Потрепанный детектив вернулся и изложил нам ситуацию, суммировав свои и наши собственные допросы. Каждая подсказка была разъяснена и выложена на длинном кофейном столике в центре комнаты.

Я слушала вполуха, но мысленно занималась похожим. Сортировала. Обозначала. Вспоминала. Моя память собиралась откопать каждую странную маленькую деталь. Я не помню, чтобы запоминала это, но они все были там, аккуратно разложенные и отсортированные, точно как улики детектива…

То, как Адам всегда оберегал и защищал меня, даже когда мы еще были в начальной школе. Как справедлив и добр он был, когда мы выросли, несмотря на все мои интриги. Этот игривый блеск в его глазах, когда мы спорили, словно он наслаждался им только потому, что говорил со мной.

После общих воспоминаний пошли более конкретные. Четкие и быстрые.

Мрачность его взгляда, когда он стоял в дверях и слушал мои извинения после той роковой вечеринки. Как он впервые встретился с Николасом. Как он глубоко вдыхал, обнимая меня, словно никак не мог надышаться моим запахом.

Это все фрагменты. И больше ничего. Но когда я складывала их, то напрашивался только один вывод.

Адам любил меня. Уже давно. И я не уверена, что кто-то из нас действительно знал об этом.

Я сидела на диване, уставившись на пластмассовый пистолет на кофейном столике, и пыталась понять, что это значило, что я чувствую из-за этого. Но я была ошеломлена. Перегружена. Испугана.

Мой взгляд упал на его лицо. Он смеялся с Иззи над какой-то нелепой теорией, которую она выдвинула, его улыбка была широкой, и ямочки на щеках были глубокие, и вдруг я почувствовала, словно падаю. Не мягко парю, а падаю под действием гравитации так быстро, что весь воздух из легких исчезал, и я не могла сказать ни слова. Мне было холодно и страшно.

А потом я достигла дна чего-то, куда я падала. Но вместо отвратительного шлепка последовал взрыв тепла и света. Он пронесся по моей груди, пока иголки не пронзили пальцы на руках и ногах, пока кончики волос не приподнялись.

Наконец шоры упали с моих глаз.

Я встала, покачиваясь, мой рот шевелился, глаза были широко раскрыты. Люди перестали разговаривать и посмотрели на меня.

— Это ты, — сказала я Адаму через комнату. — Это все время был ты.

Он замолчал на середине предложения, и наши взгляды встретились.

Слева раздался грубый голос детектива.

— Вы официально обвиняете? — спросил он.

Я молча кивнула. Как я могла отрицать это?

Это был он. Кекс моей мечты.

Я любила своего Лучшего друга.

Я любила Адама Конрада.

Глава 10

Лихорадка

Признания Корины

Можете не верить, но иногда я захожу слишком далеко.

Следующие двадцать минут были хаосом. Все разговаривали, находили оставшиеся ниточки в той тайне, которую мы пытались раскрыть. Меня несколько раз хлопали по спине и поздравляли с отличной работой, но я почти не замечала всего этого.

Я наконец-то разобралась. Но я не была умной. Я была очень-очень глупой. Все подсказки были разложены передо мной, и мне всего лишь следовало отвлечься от самой себя на то, чтобы они провели меня к выводу. Но я этого не делала. Что это говорило обо мне как о человеке?

Сейчас я четко видела, почему мирилась с его постоянным подтруниванием. Почему он был частью меня. И мне понадобилось всего лишь двадцать лет, чтобы это понять.

Очень, очень глупо.

Глупо не видеть этого. Глупо позволить этому случиться. Не раскрывать глаз, думая, что так безопаснее, я стала только еще более уязвимой.

Джос и Луиза суетились вокруг Адама, спрашивая его, как он сумел дурачить всех целые выходные. Даже Николас пожал ему руку. Потом они захотели узнать его мотивы. Выяснилось, что мой предполагаемый брат — брат? Ха! — обнаружил, что его любимая сестричка — плод связи его дяди и его матери. Покойный лорд Сазербай в последние месяцы стал очень сентиментален, стал жалеть о том, что отказался от отцовства, и заговорил об изменениях в завещании. Гарри боялся за Констанцию, старался защитить молодую женщину, которая самозабвенно хотела провести жизнь, помогая другим, от скандала, который может помешать ей сделать это. Какое миссионерское сообщество отправит незаконнорожденную дочь известного ловеласа за моря в качестве примера христианской добродетели? Гарри действовал из-за любви, ярости и мести.

Я очнулась от своего изумления.

— Когда ты узнал, что это ты? — спросила я у Адама.

— Я знал с самого начала… почти. — Он беспечно пожал плечами, но его взгляд остался изучающим. — Это было в моем втором конверте, в том, который мы получили сразу после убийства.

Я ускользнула, пока все еще обсуждали разгадку, под предлогом того, что мне нужно упаковать вещи, которые больше были не нужны.

Иззи была достаточно щедра, чтобы предложить одежду, которую она приобрела, ее владельцам, и большинство гостей решили ее оставить. Я собрала вечерние наряды, которые никому не пригодились, и убедилась, что они все развешаны или упакованы правильно для поездки домой. Покончив с этим, мне еще надо было разобраться с запасными вещами. Лишние вещи возвращались со мной в «Сундучок Корины», где они снова окажутся на вешалках.

Я вешала замечательное красное вельветовое платье, когда услышала мягкий стук в дверь своей спальни.

Влюбленные люди же должны радоваться при мысли о своих возлюбленных, да? Тогда почему же адреналин запускал мой рефлекс «дерись или убегай»? Я посмотрела в окно. Если я не хотела лезть вниз по двухсотлетней водосточной трубе, у меня не было выбора.

Вместо того чтобы прокричать свое разрешение войти, я прошла по комнате и со скрипом приоткрыла дверь, почти целиком прячась за ней. Мои глаза расширились. Там стоял не Адам, а Николас.

— Я могу войти? — спросил он очень серьезно.

Я отступила и открыла дверь. Он прошел и, после секундного замешательства, закрыл ее за собой.

— Что-то не так? — спросила я.

Николас перестал быть угрюмым, и его лицо тут же озарилось самой красивой улыбкой, которую я когда-либо видела у мужчины. Такая улыбка, от которой, несомненно, подкашивались колени бесчисленных светских красавиц. И она была еще более разрушительна оттого, что была искренней. Но тем не менее мои колени были в полном порядке.

— Я хотел поблагодарить вас, — сказал он и, заметив мои приподнятые брови, добавил: — За все, что вы сделали в эти выходные.

Я нахмурилась:

— Я не так много сделала, кроме того, Иззи мне заплатила. Это моя работа.

— Нет, не только это, — искренне сказал он. — За то, что вы так замечательно относитесь к Иззи. — Он помолчал, посмотрел на закрытую дверь и понизил голос: — Я знаю, что она производит впечатление непробиваемой…

Один уголок моего рта приподнялся. Было очевидно, что, несмотря на ее странности, он очень любил свою сестру.

— У Иззи много друзей, я думаю, здесь больше подойдет слово «паразиты», которые крутятся вокруг нее и трясут из нее деньги… — Он посмотрел на свои ботинки. — Стыдно признаться, но, когда я впервые встретил вас, я думал, вы тоже одна из тех людей, которые пользуются щедростью и общительностью сестры. Я ошибался.

Теперь пришла моя очередь посмотреть на ботинки. Я была виновна в этом, или, по крайней мере, с этого я начинала. Я снова подняла глаза и заметила, что он внимательно смотрит на меня.

— Вы доказали, что я не прав, и сделали гораздо больше.

У меня нет привычки останавливать кого-нибудь, когда он осыпает меня комплиментами, но о какой девушке он говорил? Стыдно признать, но я не была на нее похожа. Я сначала думала о себе, а потом уже о других.

— Нет, — пробормотала я, — по-моему, вы не понимаете.

Николас снова улыбнулся:

— Думаю, я прекрасно понимаю.

Я повернулась к кровати, где разложила красное платье, и подняла его. Мне нужно были сделать что-то, чтобы скрыть румянец на своих щеках.

— Очень красивое платье, — сказал он.

— Да.

Я принесла сумку для одежды и стала складывать в нее платье.

— Может, вы захотите надеть его однажды вечером… если согласитесь поужинать со мной?

У меня не было слов. Николас Чаттертон-Джонс приглашает меня на свидание? Правда?

Но вот только я не была уверена, что та девушка, которая так долго мечтала об этом приглашении, все еще существует в своем иллюзорном мире. Что же мне с ней делать теперь?

— Ну так что? — Николас кивнул в сторону вешалок. — Вы, я, красное платье и столик на двоих в следующую субботу?

Наступило неловкое молчание, и, должно быть, он прочел смущение на моем лице, мне действительно надо что-то с этим делать, потому что он улыбнулся:

— Я опоздал, да?

Я прикусила губу и взяла следующую деталь одежды, но ничего не сказала. Я еще не была готова принять свои чувства к Адаму, не говоря уж о том, чтобы признаваться кому-то в них. Хотя это не имело значения. Мое выразительное лицо сказал все за меня. Николас склонил голову, как сделал бы старомодный джентльмен, снимающий шляпу перед женщиной, и отправился к двери.

— Позвоните мне, если передумаете…

В воскресенье вечером Адам отвез меня домой и помог донести чемодан до входной двери. Уходя, он сказал:

— В четверг я уезжаю в Малайзию, для последних штрихов в проект отеля.

Я моргнула и улыбнулась:

— Как долго тебя не будет?

— Две недели.

Я кивнула. Не потому, что я соглашалась с чем-то, а потому, что я должна была сделать что-то.

— Как хорошо, — добавила я, после того как долго трясла головой.

— Поехали со мной. Может, немного времени наедине — это как раз то, что нам нужно?

Звучало разумно. Настолько разумно, что моя кожа зачесалась. Я схватилась за край двери.

— Это не совсем правильно, разве нет? Тебе больше не нужно времени.

Несколько секунд он молчал, а потом подтвердил мои самые большие страхи:

— Я хочу, чтобы ты была в моей жизни, Корина.

Будущее. Череда долгих нескончаемых дней. Бесконечность, в которой мы состаримся и устанем друг от друга. Я не хотела когда-нибудь уставать от Адама, и этого никогда не случится, пока мы будем оставаться друзьями.

Я приняла нейтральное выражение:

— Я всегда буду в твоем будущем, Адам. Не важно, что случится между нами.

Его челюсть чуть выдвинулась вперед, и он облизал губы. Я знала, что в моей интонации и телодвижениях он прочел «отвали». На самом деле я рассчитывала на это. Я не хотела произносить это вслух.

Самое ужасное, что, если бы я попросила, он бы сделал это. Он всегда ставил мои желания — мои нужды — выше собственных. К сожалению, я была напугана, и оказалось, я не такой уж хороший человек.

— Ты пытаешься сказать мне, что не видишь, как все между нами переменилось?

Я вскинула руки в воздух.

— Вчера мы были просто хорошими друзьями. Теперь все встало на голову. Я не хочу, чтобы меня подгоняли. Я хочу свободно принимать свои собственные решения.

— То есть ты хочешь все контролировать.

— Нет! Это неправда.

— Нет, правда.

Он зашел в квартиру, и я повернулась и пошла в гостиную. Если мы снова собирались спорить, то уж лучше делать это наедине. Мои соседи снизу и так считали меня очень странной.

Адам последовал за мной.

— Да, контролировать. Поэтому ты заставляешь этих бедняг, которые волочатся за тобой, танцевать на задних лапках. Ты в безопасности, пока контролируешь все. Но любовь — это другое, Корина. Любовь — это значит отдавать частичку себя, доверять ее кому-то другому.

Я скрестила руки и расставила локти.

— Ты говоришь о любви, но забываешь, что я еще не определилась, что я чувствую к тебе.

— Не определилась?

Итак, мы снова возвращались к этой игре? Мы оба знали, что чувствовали друг к другу, и мы оба знали, что мы знали…

Я уже выяснила — Адам не гнушается грязной игрой, и теперь он аккуратно разобрал мое тщательно продуманное отрицание на кусочки. Он неожиданно оказался рядом со мной, его руки обнимали меня, а рот был в нескольких дюймах от моего.

— Скажи мне остановиться, если ты этого не хочешь, — мягко сказал он.

Я закрыла глаза, пытаясь придумать слова, которые сделали бы это, но из моего лексикона вдруг исчезли такие слова как «нет» и «остановись», оставив вместо себя только неразборчивые звуки, а на долгие объяснения у меня не было времени.

Я ничего не сделала, когда его губы накрыли мой рот. Ладно, возможно, что-то я сделала. Но как девушка может не обнять мужчину, который так ее целует? Готова поспорить, никто из вас не справился бы лучше меня. Мне пришлось ответить на его поцелуй. Поступить иначе было бы грубо. Может, я зашла слишком далеко, проведя языком по краю его губы, но у меня всегда были проблемы с этим.

Я высвободилась и отступила назад. Адам протянул руку, чтобы задержать меня, но ему не удалось побороть мое решение остановиться. Никто из нас ничего не сказал, но по мере того, как шли секунды, выражение его лица становилось все мягче и мрачнее. Очевидно, я снова стала прозрачной.

— Ты можешь доверять мне, — тихо, с напором, сказал он.

Я знала, что могу доверять Адаму. Адам был практически само доверие. Несмотря на то, что последние несколько дней я была заворожена более сексуальной и опасной его частью, я знала — если его разрезать пополам, как сладкий торт, то внутри будет написано «искренний и настоящий». Это мне нельзя доверять.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказал он. — Чего ты боишься. Но любовь — это не капитуляция. Это не когда один человек приносит себя в жертву ради другого. — Он посмотрел на черно-белую мамину фотографию на камине. — Настоящая любовь не такая. Это улица с двусторонним движением.

Я посмотрела на фотографию мамы. Она была сделана лет в двадцать, и мама выглядела такой беспечной и счастливой, идя по улице в своем коротеньком платье и больших очках. Это было до того, как она встретила моего отца. До того, как он высосал из нее всю жизнь. Спорим, в то время она тоже считала, что любовь безопасна.

Я так хотела верить ему, но было то, о чем он не подумал…

Когда отдаешь кому-то в надежное хранение частичку себя, то как узнать, когда нужно остановиться? Как узнать, не отдала ли ты слишком много себя? Ведь забрать назад уже не получится. А я знала, как разрушителен такой дисбаланс может быть в отношениях. Я сама видела.

Я сделала шаг назад, по крайней мере мысленно, и сухо рассмеялась, из-за чего Адам нахмурился.

Мы же сейчас говорили обо мне? О девушке, которая манипулировала людьми, ситуациями, почти всем, чтобы получить желаемое. Девушке, которая знала все о том, как получать, не отдавая взамен. Я была настоящим Скруджем в юбке и с подводкой. Если уж кто-то и был защищен от повторения маминой судьбы, то это я.

Но у меня была другая проблема.

Я прошла к своему вишнево-красному псевдокожаному дивану и села.

— Почему ты хочешь именно меня, Адам? — Я сбросила туфли и зарылась пальцами ног в пушистый ковер. — Я играю в игры, я требовательна и эгоистична… — Впервые за вечер я посмотрела ему прямо в глаза: — Если честно, я не знаю, способна ли я на такую любовь, о которой ты говоришь.

Он сел рядом со мной, взял меня за руку и заставил посмотреть на него:

— Это все делает та девушка, которая прячется за винтажной одеждой. Которая репетирует свою походку. Которая никогда не выходит на улицу без фирменной красной помады… — Он провел подушечкой большого пальца по моим ненакрашенным губам. — Но я не люблю ту девушку. Тебе не нужно быть той девушкой со мной.

По лицу скатилась слезинка. А потом еще одна, и еще одна. Он правда имел это в виду. Пустота внутри меня стала наполняться. И вместе с наполненностью пришли слезы.

Я не знаю, сколько я проплакала, но Адам просто обнимал меня и шептал мне на ухо, что он верит в меня, знает, на что я способна, и наконец я успокоилась. Адам не шевелился. Я была так измождена, что начала проваливаться в сон, и сквозь него я видела, как Адам принес пуховое одеяло из спальни, завернул меня в него и поцеловал. Я стала искать его руку, но нашла только штанину. Мне было все равно, я схватила ее со всей силой.

— Не уходи, — пробормотала я. — Останься. Ты мне нужен.

Вот. Впервые я сказала эти слова кому-то. Раньше я никогда не признавалась в том, что мне кто-то нужен. Никогда. Даже маме. Особенно маме.

Адам не колебался. Он просто лег на диван рядом со мной, укрылся краем одеяла и обнял меня. Я хотела как можно больше касаться его, впитать как можно больше его тепла, и, когда сон снова стал одолевать меня, я взяла его за руку и переплела свои пальцы с его.

И я уснула. Держа Адама за руку.

Тепло. Прикосновение. Это были первые блаженные ощущения следующего утра. Пальцы Адама по-прежнему были переплетены с моими. Его теплое спокойное дыхание на моей шее. Я поднесла его руку к лицу и поцеловала костяшку.

Должно быть, он еще долго бодрствовал вчера после того, как я уснула, потому что сейчас он еще крепко спал, и я легко освободилась из его объятий. Когда я встала, он зашевелился, но я подтянула одеяло до шеи, и он снова уснул.

Какое-то время я оставалась в комнате и просто смотрела на него. Я не знала, почему в носу снова защипало. Может, это имело какое-то отношение к тому, что мне хотелось взять все то, кем я была и кем я буду, и отдать ему. И я ощущала это желание почти физически, оно зарождалось внутри меня и угрожало вырваться наружу через каждую пору моей кожи.

Я ошибалась, говоря, что не могу любить Адама так, как он хотел. И я стояла и не могла оторвать от него глаз, и я знала, что дочь своей матери.

Прежде чем выйти из гостиной, чувствуя себе голой и уязвимой, я схватила мамино фото с камина и прижала его к груди. Я взяла его с собой и положила на кровать, а потом отправилась в ванную. После всей той роскоши мне хотелось вернуться к комфорту своего собственного дома, к моему душу, моему беспорядочному и броскому декору, с шарфами на абажурах и постерами из классических фильмов на стенах.

Выйдя из душа, завернутая в пушистое красное полотенце, я задержалась и взяла фотографию, которую оставила на кровати. Образ моей мамы, улыбающейся и беззаботной, померк. Я не знала ее такой. Конечно, я видела, как она улыбается, и слышала, как она смеется, но я была слишком маленькой, чтобы запомнить то время, когда мои родители были вместе. После того как отец ушел, даже если мама принимала нужное выражение лица, чтобы изобразить счастье, оно все равно было ненастоящим. Всегда наступал тот момент, когда она переставала смеяться, момент, когда грусть возвращалась, и мама снова приходила в свое обычное состояние.

Я поцеловала подушечку своего пальца и прижала его к ее улыбке. Я люблю тебя, мам, но я не могу быть такой, как ты. Прости.

Я поставила фотографию на тумбочку возле кровати и оделась, выбрав свою любимую юбку-карандаш и ярко-розовую блузку с воротником-стойкой, и завершила образ малиновыми замшевыми туфлями на высоком каблуке с розочками на носках. Я заколола волосы в пучок, но оставила челку свободной, и она свисала над бровями как занавеска. Легким движением руки я нарисовала стрелки черной подводкой, и с каждым прикосновением роскошной красной помады к губам я чувствовала, как силы возвращаются ко мне.

Закончив, я вышла в коридор, чтобы рассмотреть свое отражение в большом зеркале. Я снова была похожа на себя. Но не на ту легкомысленную, беззаботную версию себя, которую я ожидала увидеть. Блеск веселья в глазах Корины застыл.

Я взяла черную сумочку и последний раз взглянула в гостиную перед уходом. Было слишком рано открывать магазин, но мне нужно было пройтись, чтобы проветрить голову. Адам все еще спал, но, когда я посмотрела на него на этот раз, нарастающее чувство не вернулось.

Я послала спящему Адаму воздушный поцелуй и вышла из квартиры, покачивая блестящей черной сумочкой в такт своим бедрам.

Я повернула табличку «Сундучка Корины» на «Закрыто» и вздохнула. Мне очень хотелось прислониться головой к прохладному стеклу и позволить ему успокоить ноющий лоб, но Элис смотрела на меня. Она целый день смотрела на меня.

Она стояла за прилавком, проверяя кассу. Я повернулась к ней лицом и одарила широкой улыбкой.

— Выкладывай, — только и сказала она.

Я округлила глаза.

Несмотря на беременность и гормоны, мой бизнес-партнер все еще могла прижать меня к стенке одним взглядом.

— Я серьезно. Как прошли выходные?

Я невинно моргнула:

— Я тебе уже рассказала.

Элис пренебрежительно хмыкнула:

— Ты рассказала мне о моде. Теперь я хочу услышать про выходные.

— А, — произнесла я беспечно, идя к кассе. — Николас Чаттертон-Джонс пригласил меня на ужин, и все.

Вместо того чтобы кричать от радости и танцевать со мной по магазину, Элис скрестила руки:

— И?

Я пожала плечами:

— Я думаю.

— Теперь я точно знаю — что-то случилось.

Я прислонилась своим упитанным задом к прилавку и громко выдохнула. И из-за этого стала похожа на лошадь, но мне было все равно. Элис начала складывать свои вещи в сумочку, но я знала, что внешность обманчива. Она не собиралась никуда уходить, пока я все ей не расскажу. Иногда моя худенькая рыжеволосая бизнес-партнер была несгибаема.

Я скрестила лодыжки и уставилась на блестящий серебряный жакет Глэдис, нашего одноглазого манекена.

— Думаю, я влюбилась.

— В Николаса?

Я не ответила. Не смогла.

Как я могла заверить свои чувства словами, когда я знала, что собираюсь поступить подло. Элис молча ждала, и я готова была закричать, когда кто-то резко дернул закрытую входную дверь магазина.

Адам.

Он заглядывал поверх таблички «Закрыто», полуденное солнце окрашивало в золото кончики его растрепанных, но сексуальных волос. Я задержала дыхание, чтобы не побежать к двери, резко открыть ее и броситься ему на шею, зарываясь пальцами в эту копну. Я этого не сделала. Моя задница примерзла к прилавку, и я позволила Элис пойти к двери и открыть ее. Когда она повернулась, в ее глазах было понимание.

Черт. Меня раскусили.

— Ну, я пошла, — сказала она, беря сумку и перекидывая ее через плечо. Она поцеловала Адама в щеку, когда он вошел в магазин, и прошла через дверь, остановившись на несколько секунд, чтобы повернуться, многозначительно улыбнуться мне и прошептать:

— Веди себя хорошо.

Я слабо улыбнулась в ответ, ничего не обещая, потому что знала, что буду вести себя плохо, очень плохо.

Глава 11

Наплачь мне реку

Признания Корины

Больше никаких признаний. Мне больше нечего рассказать, кроме того, как все закончилось.

Элис исчезла, и магазин погрузился в тишину. Я не знала, что сказать ему. Однако Адам показал мне, как много он может сказать без такой надоедливой вещи, как слова. Блеск в его глазах — мой блеск — снова вспыхнул. Он быстро добрался до краешков глаз, заставив их сузиться, а потом спустился ко рту, вовлекая и его. Мне хотелось утонуть и забыться в этой улыбке.

— Привет, — сказал он тихо и мягко.

Я напомнила себе, что сейчас понедельник. И мне не надо думать о воскресных утрах.

— Привет, — ответила я.

Мы смотрели друг на друга через весь зал.

— Хочешь чего-нибудь поесть? — спросил он.

Я набрала полные легкие воздуха.

— Может, позже… — Я взглянула на открытую дверь офиса. — Мне надо кое-что сделать. После выходных…

И мне стало только хуже оттого, что он поверил мне.

— Не потеряй эту мысль, — сказал он, улыбаясь еще шире. Потом он подошел ко мне, оставил один сладкий, одурманивающий поцелуй на моих губах и ушел.

Закрыв за ним дверь, я сразу же пошла в уборную, чтобы подкрасить губы. И мне надо было чем-то заняться.

Я загрузила и перебрала пару коробок, перерыла ящик стола в поисках потерянного степлера и переставила украшения к одежде на деревянных и стеклянных подставках. Я как раз собиралась заняться шляпными булавками, когда дверь открылась. Мне не нужно было поворачиваться, чтобы узнать, кто это, и мне не нужно было спрашивать, что лежало в сумке, — я почувствовала этот восхитительный запах, как только он вошел.

Он поставил пакет на прилавок и прямиком отправился в офис, бросил ключи на стол и принес розовый набор для пикника. Я кашлянула до того, как он распаковал его, и он поднял глаза.

— Рыба с картошкой? — спросила я, чуть морща нос.

Улыбка исчезла с лица Адама.

— Ты не хочешь рыбу с картошкой?

Я покачала головой и сжала руки за спиной.

— Вообще-то я хотела чего-нибудь тайского.

Он посмотрел на плотно завязанные картонные упаковки в пакете.

— Но все горячее, и я специально попросил добавить луковый уксус для тебя.

Он начал разворачивать пакеты, и потрясающий запах донесся до моего носа.

Я одарила его своим фирменным взглядом маленькой девочки.

— Я на самом деле хочу тайское, — сказала я, и ложь легко сорвалась с моего языка.

— Ты уверена? — Адам с тоской посмотрел на горячие упаковки с рыбой и картошкой.

Я кивнула и послала ему поцелуй.

В ответ он не закричал с готовностью «Да!», как сделал бы один из моих щенков, а вздохнул и провел рукой по лицу. Я знала, он сделает это для меня, и не потому, что я загнала его в угол, а потому, что в нем проснулось его врожденное чувство рыцарства.

— Хорошо, пусть будет тайское. — Он пожал плечами. — По крайней мере, ресторан всего в нескольких кварталах.

Я прикусила губу.

Специально.

— Что? — спросил он тяжелым голосом.

— Мне больше не нравится этот ресторан. — Я немного наклонила голову и посмотрела на него сквозь ресницы. — Мне нравится «Голубой дракон».

— Но это же другой конец города!

Я кокетливо пожала плечиком:

— Ты же сказал, что привезешь мне…

Он долго смотрел на меня, потом подхватил корзинку и снова исчез в офисе. Пока его не было, я вытащила пару картошек из одного из пакета, запихнула их в рот и потрясла пакет, чтобы пропажа не была заметна.

Боже, картошка была очень вкусная. Божественно. Я закрыла глаза и облизала соль с губ.

Мне пришлось быстро проглотить, когда я услышала, что Адам возвращается, без корзинки, но с ключами от машины. Что-то внутри меня упало. Это то, чего я хотела, но часть меня не хотела, чтобы это было так просто, не хотела, чтобы Адам был так же предсказуем, как и все другие.

Я стояла, облокотившись на прилавок руками. Он взял мою руку и повернул ее ладонью вверх.

— Я не играю в игры, и ты это знаешь, — сказал он, бросая ключи мне на ладонь. — Если ты хочешь карри из «Голубого дракона», тебе придется самой за ним ехать.

Кожа начала покалывать. Черт. Мне слишком нравился этот новый Адам с угрожающими нотками в голосе.

Ладно, пусть он и оказался не таким предсказуемым, как я одновременно надеялась и боялась, но это не означало, что я собиралась позволить ему перехитрить меня. Я прижала ключи к его груди и отпустила. Он рефлекторно поймал их.

— Я не поведу твою громадную машину по этим узким улицам, — сказала я, посмотрев на него, и встала. — Хорошо. Я сама принесу себе обед.

— Хорошо, — сказал он.

Я не хотела, но какой выбор у меня был? Я взяла сумку и отправилась на улицу в сторону «Пряного рая». Я вернулась через десять минут с карри, который я даже не хотела.

Адам сидел в офисе, но его рыцарство не позволило ему начать без меня. Упаковка с рыбой и картошкой лежала закрытой у него на коленях. Как только он увидел меня, он тут же залез в нее. Я стала выкладывать карри на розовую тарелку.

Адам смотрел на свою рыбу. Она выглядела неаппетитно. Но холодая рыба с картошкой редко выглядит аппетитно.

Я съела кусочек еды, а потом просто стала возить ее по тарелке, время от времени съедая что-то, когда я чувствовала, что Адам смотрит на меня, что, к сожалению, было не очень часто. Кокосовое молоко и луковый уксус явно были плохой вкусовой комбинацией. Той комфортной тишины, которой мы наслаждались, больше не было. Я знала — он усердно думает, пытаясь понять, что делать дальше.

— Я уезжаю через три дня, — сказал он, откусывая картошку, но потом сморщился и бросил ее назад в открытый лоток. — Ты, естественно, не передумаешь и не поедешь со мной. Думаю, тебе бы понравилось.

Это было не просто приглашение. По его осторожному взгляду я поняла — это тест. Я вытерла уголок рта розовой салфеткой и покачала головой. Мне нужно было, чтобы Адам уехал один. Если он этого не сделает, мне будет очень трудно осуществить то, что я задумала.

Он отставил еду, встал и подошел ко мне.

— Пожалуйста, не надо, Корина.

Я сделала вид, что не поняла.

— Я не собираюсь реветь, — сказала я весело и попыталась радостно улыбнуться. Не удалось. Улыбка повисла на губах, словно на нитке.

Адам взял тарелку из моих рук и поставил ее на стол позади меня.

— Я сказал тебе, что не нужно вести себя со мной вот так. Не надо быть той девушкой со мной.

А это и есть корень проблемы. Потому что мне нужно было быть той самой девушкой с Адамом. Только так я могла остаться невредимой. И если он не хотел такую меня, то, возможно, ему не нужна никакая я. Я подняла подбородок.

— Я такая, какая есть, Адам. И если уж кому и знать, какая я, то тебе.

Лгунья. Трусиха. Два этих слова звенели у меня в ушах, когда я наблюдала за тем, как Адам переваривает мои последние слова.

Где-то на столе прозвучала сирена. Мой телефон. Сейчас у меня на звонке стояла песня «Эта девушка не может иначе» из одноименного фильма Джейн Мэнсфилд, полицейская сирена, и все. Я больше никогда не пропускала звонки, но других это сводило с ума.

Я схватила его, радуясь возможности несколько секунд не смотреть на Адама, но, когда я увидела, кто звонит, тут же переключила на голосовую почту. Адам уставился на меня.

— Это был Николас, — сказала я небрежно, при этом внимательно наблюдая за его реакцией. — Он все-таки не такой идиот. План сработал. Он приглашает меня на ужин в субботу вечером.

Я получила больше, чем хотела. По-моему, Адам не произнес ни звука, но он выглядел так, словно зарычал «Корина»…

Я закрыла телефон и улыбнулась ему.

— Даже Николас подчинился мне в конце концов. Значит, нет мужчин, не поддающихся дрессировке.

Кроме Адама.

— Прекрати, Корина.

Думаю, мое лицо было не настолько невинное, как я хотела. Возможно, потому, что внутри меня все казалось в четыре раза тяжелее обычного.

— Что ты имеешь в виду?

Он отвернулся. Наверное, ему было противно смотреть на меня. Если честно, мне тоже.

— Я знаю, что ты делаешь.

Больше врать не было смысла. Адам знал, Николас — это диверсия. Он встал, нависая надо мной, потому что я осталась сидеть, между нами было всего несколько дюймов. Достаточно близко, чтобы протянуть руку и прикоснуться к нему, если бы я была достаточно глупа. Достаточно слаба.

Мягкие пальцы взяли меня за подбородок и потянули наверх, и мне пришлось посмотреть на него. И тогда слезы потекли по щекам, падая на шею, каждая новая вслед за предшественницей. Лицо Адама смягчилось. Словно что-то открылось в его глазах, и я могла заглянуть глубоко внутрь, увидеть все же драгоценные качества, для которых я была слишком слепа все эти годы. Сила. Храбрость. Лояльность. Все то, чего не было во мне.

Я знала — мои чувства к нему были ясно написаны на моем лице, потому что я увидела искры надежды в его глазах. Я не могла позволить ей жить. Я напрягла челюсть, и упала последняя пара слезинок. Я закрыла все свои ставни и оттолкнула его, даже не пошевелившись. Даже не дыша.

Он отступил, все еще шокированный, и я поняла — до этого момента он не предполагал, что может быть что-то кроме «долго и счастливо с тех пор» для нас, даже если я буду упираться и кричать, когда он будет затаскивать меня в это будущее. Тот свет, приветливый свет, который всегда был в его глазах для меня, потух и исчез.

В эти выходные что-то действительно было убито. И убийцей была я.

Я поняла, что вся та власть и полный контроль, к которым я всегда стремилась, на вкус оказались далеко не такими сладкими, как я предполагала. На самом деле от них мне становилось дурно.

Теперь и ставни Адама захлопнулись. Он взял свои ключи от машины, зажал их в кулак и последний раз строго посмотрел на меня. Я знала, эти окна больше никогда не откроются. По крайней мере, для меня. Я почти заплакала, когда мысль о том, что они раскроются для другой девушки, пришла мне в голову, но я сдержалась.

Адам повернулся и ушел. Прочь из магазина и прочь из моей жизни. Я осознала — где-то глубоко в подсознании я глупо надеялась, что рано или поздно он простит мне этот день. В конце концов, я просто была самой собой. Винтажной Кориной. Раньше он всегда прощал мне это. Но, когда я добежала до дверей и, раскрыв их, увидела, что он уезжает, я поняла — этого не случится. Я зашла слишком далеко.

Я стояла не шевелясь и едва дыша, впиваясь ногтями в ладони. Сейчас было самое подходящее время для того, чтобы вокруг меня заиграли скрипки, окутывая меня сладостной и печальной мелодией, заставляющей сердца истекать кровью, но я сделала еще одно открытие: в таких моментах не было ничего романтичного.

Совсем ничего романтичного.

В семь часов вечера в субботу за мной заехал лимузин. Он отвез меня через реку, проехал по лондонским дорогам и остановился возле эксклюзивного маленького ресторана в Вест-Энде. Меня привели к столику, где меня ждал Николас.

Он встал, когда я подошла, и поцеловал мне руку. Если бы это сделал кто-то другой, то этот жест выглядел бы неискренне, но он действительно обладал всеми этими очаровательными и естественными манерами.

— Вы выглядите потрясающе, — сказал он, отодвигая для меня стул.

— Спасибо.

Я хорошо выглядела. Однако я не надела красное платье. Я выбрала маленькое черное платье в стиле Одри Хэпберн и заколола волосы наверх. Николасу нравились чуть застенчивые кокетки, а мужчинам нельзя позволять считать, что у них есть хоть малейший контроль над тем, что делает девушка. Помада была ярко-красной, разумеется, но я колебалась, когда выбирала туфли.

Я просмотрела огромное количество разных стилей и оттенков красного с нижней полки своего шкафа, и перемерила целую кучу, но они все не подошли. В конце концов я заехала в магазин и одолжила черные замшевые вечерние туфли с бантиком на носке. Но я настолько привыкла носить только красную обувь, что каждый раз, когда я смотрела на свои ноги, мне казалось, что что-то не так.

То есть, как вы догадались, я вернулась к начальному плану после того, как Адам ушел.

Ладно, сразу после того, как Адам ушел, я поплелась домой, съела две упаковки шоколадного мороженого «Дьявольская дива», посмотрела три черно-белых фильма и до утра ревела в подушку. Но это было целых пять дней назад, и, несмотря на то, что я повторяла свой ритуал еще две ночи, я смогла заставить себя встать и продолжить жить. И выполнять план.

В конце концов, у меня был хороший план.

Адам прав: я готова для чего-то более серьезного, чем дрессировка щенков. Я готова для серьезных отношений. С кем-то вроде Николаса. С кем-то, кто считал, что эта девушка веселая, яркая и полная энергии. С кем-то, кто не мог видеть сквозь головокружительный парад горошка.

Только…

Мы ели восхитительную еду и болтали при свете свечей, а я смотрела на своего Идеального Мужчину и не могла не замечать множество глупых мелочей.

Веер морщинок по бокам его глаз, например. Они появлялись нечасто, а когда появлялись, то не заставляли меня таять. Конечно, глаза были совсем не такие. Слишком чистые. Слишком голубые. И никакого нахального блеска, из-за которого уголки моих губ поднимались, нравилось мне это или нет. И мне очень хотелось перегнуться через стол, расстегнуть верхнюю пуговицу его рубашки и немного растрепать его волосы. Иногда совершенство бывает таким однообразным.

Я вздохнула. Я слишком придиралась, да?

Глубоко внутри я знала почему. Глубоко внутри я пыталась сказать себе об этом. Но ближе к поверхности я снова отмахивалась от этого, как будто мысленно затыкала уши пальцами и пела «ля-ля-ля».

Николас наполнил мой стакан шампанским, которое было раз в сто лучше, чем то, что я обычно покупала в магазине на углу.

— Корина?

— Мм?

— Все в порядке?

Я сверкнула своей улыбкой в стиле Мэрилин:

— Совершенно.

Он посмотрел за свое левое плечо.

— Кажется, вы очень заинтересованы чем-то позади меня. Что-то не так с рестораном? И вы все время вздыхаете.

— Нет… — Я активно покачала головой. — Ресторан замечательный. Я не смотрела на что-то конкретное…

По крайней мере, в этом элегантном окружении. Но я не собиралась признаваться в мысленном слайд-шоу, которое меня и отвлекало.

Улыбка Адама, когда он украл еще один кисло-сладкий шарик.

Его лицо рядом со мной, когда он поправлял ужасные черепаховые очки.

Его взгляд, когда я пела любимую мамину песню.

— Я все-таки опоздал, да?

Я попыталась отрицать это, но слова не шли. Они, без сомнения, растворились в опьяняющих пузырьках винтажного шампанского. Николас, будучи джентльменом, больше ничего не сказал. Он был очарователен и интересен, когда мы заканчивали ужин, внимателен и забавен во время кофе и в лимузине по дороге домой. Поцелуй в щеку, который он подарил мне на прощание, был определенно платоническим.

Я стояла, вставив ключ в замок, и наблюдала за тем, как лимузин исчезает в звездной ночи. Я несколько раз вздохнула. Я чувствовала себя как Золушка, только наоборот. Я пошла на бал только для того, чтобы потом смотаться с тыквой. Нет, это было нечестно по отношению к Николасу. Он полностью оправдывал все мои ожидания.

Просто он был не моей тыквой, и не важно, как сильно мне бы этого хотелось.

Я любовалась великолепным пейзажем: множество островов и гор, настолько плотно покрытых лесами, что только узкая полоса бледной желтизны на краю воды нарушала зелень окружения. Я повернулась, чтобы посмотреть на другую сторону, не желая упустить ни малейшей детали, и поняла, что мы, должно быть, приближаемся к месту назначения. Вместо того чтобы объезжать один из островов, мы двигались прямо к нему.

Это был не обычный отель. И не кривой деревянный шалаш у дерева, который я ожидала увидеть. Нет, это… это было скорее похоже на экзотическую сказку.

Вдоль берега, над водой, располагались деревянные домики с красной черепицей на крыше. Из середины грозди зданий выступала дорожка, ведущая к главному зданию. Лодка причалила возле лестницы, которая, как я догадалась, вела к стойке регистрации, и остальные пассажиры стали выгружаться.

Я зашла внутрь здания и направилась прямо к широкому блестящему столу регистрации. Молодая женщина в опрятном красном пиджаке без воротника улыбнулась мне. Я откашлялась.

— Я ищу Адама Конрада. Он строит…

— А, да, мистер Конрад. Я попрошу кого-нибудь отвести вас к нему.

Она дважды хлопнула в ладоши, и из ниоткуда появился парень в такой же униформе и жестом показал мне следовать за ним. Я шла следом, слушая его комментарии об отеле, его истории, фауне и флоре острова и о том, как все были рады постройке безопасного для окружающей среды отеля на острове. Я просто кивала, идя за ним по лабиринту проходов, соединяющих домики, и наконец мы пришли на сушу, на шелковый белый берег, и направились в джунгли, в ту секцию, которая еще не была открыта для гостей.

Через несколько минут мы остановились перед деревянным мостом, натянутым через небольшое ущелье, который вел к еще одному деревянному домику. Но если все остальные дома были сделаны в малайском стиле, то этот имел современный вид.

Мой гид указал на мост и кивнул, а потом пошел в сторону океана.

Я вздохнула и аккуратно поставила ногу на мост. Он не покачнулся и не дернулся, и я пошла быстрее. Навес из листьев высоко над головой пропускал бледный золотой свет. Я знала, что джунгли были одинаковыми круглый год, но для меня все казалось свежим и недавно выросшим, готовым расцвести.

Когда я дошла до дома, то поняла, что это была еще одна зона регистрации. Из этой точки мосты и дорожки расходились в разные стороны, в деревья. На этот раз за стойкой не оказалось вежливой молодой женщины в красном, но был строитель в грязной рабочей одежде.

— Я ищу Адама Конрада, — сказала я.

Он кивнул и указал на дальнюю правую дорожку.

— Спасибо.

Я снова пошла, и на этот раз дорожка повела меня вверх на дерево к платформе, окружавшей один из больших стволов. От этой платформы шли еще две дорожки. Куда теперь?

Я посмотрела назад на мужчину, и он снова указал мне направо. Я смотрела на свои ноги, поднимаясь все выше, но через несколько шагов остановилась и громко вдохнула.

Земля исчезла подо мной. Внизу я видела ручей, бегущий через равнину в океан. Там был даже маленький водопад, окруженный папоротником. Я медленно покачала головой в изумлении, но, когда подняла голову, я замерла. Передо мной была самая красивая вещь, которую я когда-либо видела. Целая деревня домиков на деревьях, разбросанных здесь и там по джунглям, большие и маленькие, соединенные паутиной веревочных мостов, платформ и дорожек.

Каждый домик был расположен недалеко от главной дороги, и по ней можно было добраться по нескольким ступенькам. У некоторых было всего несколько ступенек, другие обвивались вокруг деревьев, словно спиральная лестница.

Вдалеке раздавались голоса, и я пошла на звук, ища свое воскресное утро.

Главная комната домика была великолепна. Даже несмотря на то, что эта часть комплекса еще официально находилась в стадии строительства, оно явно подходило к концу, потому что комната была полностью меблирована и декорирована. В центре стояла большая кровать, покрытая белым хлопком, окруженная столбиками из темного дерева. Стены тоже были белые, и, хотя такое сочетание цветов могло бы показаться скучным, желто-зеленый свет, проникавший в комнату из окружающих джунглей, делал ее свежей, чистой и гостеприимной.

Я почти бесшумно дошла до середины комнаты и огляделась.

— Адам?

На мгновение я слышала только шуршание тонких занавесок, но потом снаружи раздался скрип, и я поняла, что на краю комнаты был балкон, соединяющий комнату с джунглями.

И тут я увидела его. Адама. Он стоял у деревянных перил и смотрел в бесконечную листву. Я подошла к двери, бесшумно наступая на полированный деревянный пол. Но, когда я вышла на балкон, я специально стала топать, чтобы обозначить свое присутствие.

Адам повернулся и раскрыл рот. Его лицо выглядело иначе. Морщины стали глубже, и под глазами были синяки.

Я ужаснулась — это я сделала это с ним.

Я думала, что понимаю, какую боль причинила ему, но до этого момента я не знала.

— Привет, — сказала я, и сердце чуть не выскочило из груди.

Я не могла выдержать его взгляд. По глупости я думала, что смогу увидеть в его глазах прежнюю теплоту, но ее не было. Никогда не думала, что коричневый цвет может быть таким холодным и неприветливым. Но я и не могла не смотреть на него. Казалось, мы не виделись несколько месяцев. Лет. Но, наверное, так и было. Я всю свою жизнь не видела Адама Конрада. Я была слишком глупа, труслива и эгоистична.

— Что ты здесь делаешь? — тихо спросил он, не шевелясь, словно от малейшего движения я могла испариться.

Я сделала шаг вперед:

— Я скучала по своему Лучшему другу.

Он закрыл глаза и снова медленно открыл их, его тело чуть заметно дрожало.

— Не уверен, что мы с тобой когда-нибудь снова сможем быть друзьями, — ответил он.

Я была глупа, медленно пробираясь к тому, что бы хотела сказать ему, и моя первая неуклюжая попытка прозвучала так, словно все дело было в том, чего я хотела и что мне было нужно. Просто я была ужасно испугана. Испугана, что я на самом деле зашла слишком далеко, за точку возврата, и по пути разрушила самое ценное в своей жизни. Я не заслуживала его прощения, но я должна была постараться.

— Знаю, — тихо сказала я. — Но пока тебя не было, у меня было время подумать. Действительно подумать.

Адам посмотрел на меня так, словно не был уверен, что «подумать» могло решить мои проблемы. Может, хороший пинок…

Я подошла ближе, почти к самому поручню, возле которого он стоял, но, как только я взглянула на открывающийся оттуда вид, потеряла дар речи.

Из-за крутого склона казалось, что мы парим в воздухе. Перед нами были джунгли: высокие деревья, платаны с широкими листьями, яркие пятна света, а за всем этим виднелся белый пляж, обрамленный сверкающим морем.

— Это самое красивое место, которое я когда-либо видела, — прошептала я.

Адам снова отвернулся от меня и положил руки на поручень.

— Я говорил, тебе понравится.

Его голос звучал сухо, но, по крайней мере, он разговаривал со мной. Он говорил глядя прямо перед собой.

— Что ты хочешь от меня?

Я сглотнула. Все кончено. Все игры, все отступления должны были закончиться сейчас. Было бы трудно сказать старому Адаму, что я люблю его, но признаваться в этом новому Адаму… практически невозможно. Этот Адам был гораздо опаснее, и не только потому, что я открыла глаза на ту привлекательность, которая была очевидна каждой женщине, которая его встречала.

Этот Адам обладал силой сокрушить меня, превратить меня в ту чахнущую, отчаявшуюся женщину, которой я никогда не хотела быть. Старый Адам поворчал бы и простил меня, а этот мужчина, которого я любила, возможно, нет. Может, ему и не следует меня прощать. Но мое сердце все равно принадлежало ему, и я знала, что, если когда-нибудь у меня появится малейший шанс все исправить, я готова была принести любую жертву. Если он не примет ее, то так тому и быть. Я не могла поступить иначе.

Я приняла такое же положение возле поручня и посмотрела на сочную зелень, собираясь с мыслями, и через несколько секунд повернулась к нему и подождала, когда он посмотрит на меня. Он не повернулся, только скосил взгляд через плечо.

— Прости меня, — сказала я и изо всех сил постаралась снова не заплакать. Что происходит со мной в эти дни? Я провела пальцем под глазами, стирая капельки пота, и постаралась успокоить дрожащие губы. Когда я убрала палец, я увидела, что он серый. — Мне правда очень жаль… за все, что я сказала и сделала. За все, что я пыталась сделать… — Я вздохнула. — Но еще я приехала сказать тебе, что ты был не прав. — Я увидела удивление в его глазах, но оно быстро сменилось злостью. Но это уже было лучше, чем мертвая пустота. Я продолжила: — Любовь — это не двустороннее движение. И в любви важен не баланс.

Он выпрямился и открыл рот, чтобы возразить мне, но слова застыли у него на губах, когда я провела ладонью по его щеке и улыбнулась. Он замер от моих прикосновений, и я подумала, что, может, я веду себя очень глупо, но я не могла остановиться. Мне нужно было ему сказать.

— Любовь означает полную капитуляцию, потому что… — Мои пальцы скользили по его щеке, по скулам, и я наслаждалась этим контактом. — Потому что в моих чувствах к тебе нет никакого баланса, Адам Конрад. Совсем никакого баланса. И это пугает меня, — мой голос надломился и задрожал, — очень. — По-прежнему никакого таяния. И никакой карамели в глазах. — То, что я чувствую к тебе… Это вся я. Я наконец-то поняла, в чем заключается мамино наследство, и я горжусь тем, что похожа на нее. Как и она, я могу целиком отдавать свое сердце. Без остатка. — Я поморщилась. — Правда, она сделала не слишком хороший выбор. В отличие от меня. Я нашла очень надежные руки для своего сердца.

В одно мгновение Адам оторвался от поручня и притянул меня к себе. Мы стояли прижимаясь друг к другу, и сердца бешено колотились.

— Я люблю тебя, Адам. Больше жизни.

Я поцеловала его, медленно, мягко и сладко, впервые с полным осознанием того, что я чувствую к нему и что эти чувства означают. Больше не надо прятаться и убегать. Сначала он не ответил, и я подумала, может, несмотря на его чувства, он никогда не сможет доверить мне свое сердце. Ведь по большому счету я его не заслуживала.

Я чуть отодвинулась и стала ждать, все еще обнимая его руками за шею. Казалось, мое сердце закрыло глаза и сосчитало до ста, прежде чем я увидела изменение в его лице.

Его глаза растаяли, и он положил руку поверх моей. Он убрал мои пальцы со своего лица и, повернув мою ладонь, поцеловал ее. Он открыл рот, но я прижала палец к его губам.

— Я еще не закончила, — сказала я.

Адам улыбнулся, его глаза горели, а губы принимали странные формы, когда он пытался говорить:

— Обожаю, когда ты начинаешь командовать.

— Я отдаю тебе все, потому что знаю — ты отдашь все женщине, которую любишь. — Я положила руку на его грудь и посмотрела на свои пальцы. — Это сердце сильное, доброе и честное, и я хочу знать, сможешь ли ты когда-нибудь настолько доверять мне, чтобы отдать его? — Я посмотрела на него и закончила дрожащим голосом: — Мне?

Адам внимательно посмотрел на меня и поцеловал.

— Оно всегда твое, — сказал он, и на его губах снова появилась улыбка, — всегда было твоим и всегда будет.

Это все, что мне нужно было знать. Я улыбнулась в ответ.

Его взгляд скользнул по мне.

— Вижу, та девушка еще не окончательно исчезла.

Я покачала головой.

— И не исчезнет. Жизнь будет скучна, если ее не будет поблизости, чтобы постоянно держать тебя в напряжении.

Он засмеялся:

— Видимо, над этим нам еще придется поработать. — Адам провел большим пальцем по моей нижней губе.

Я закрыла глаза и выдохнула.

— Вижу, красная помада остается, — сказал он.

Я откинула голову и приоткрыла губы, не обращая внимания на его комментарии и отвечая собственным приглашением. Когда он не ответил на него, я приоткрыла один глаз.

— Да. Она остается, — сказала я, улыбаясь. И снова закрыла глаза. — Но ты можешь стирать ее поцелуями в любое время.