путешествия,Антарктида,великие путешественники,географические открытия ru Adobe InDesign скрипт indd2fb2, FictionBook Editor Release 2.6.6 05 April 2015 http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=9363132426b0e9e-d6ef-11e4-afed-0025905a0812 1.0 Литагент «5 редакция»fca24822-af13-11e1-aac2-5924aae99221 Открытие Антарктиды ЭКСМО Москва 2014 978-5-699-48383-9

От редакции

4 июля 1819 г. в Кронштадте провожали в путь шлюпы «Восток» и «Мирный», уходившие в южные полярные моря с целью научных изысканий и открытия новых земель. Руководили экспедицией ученик И. Ф. Крузенштерна Ф. Ф. Беллинсгаузен и прославленный уже лейтенант флота М. П. Лазарев.

Решение об отправке высокоширотной экспедиции было, по-видимому, принято менее чем за год до этого, поскольку первый дошедший до нас документ, касающейся этой экспедиции, датирован 7 декабря 1818 г. Это письмо великого русского мореплавателя И. Ф. Крузенштерна морскому министру Траверсе с просьбой разрешить представить соображения об организации такой экспедиции. В числе прочих идей Крузенштерна было предложение отложить отправку кораблей, чтобы тщательнее подготовиться к плаванию. Но правительство форсировало события.

В результате были выбраны корабли, совершенно не предназначенные для плавания в высоких широтах. М. П. Лазарев указывал, что «Восток» – «судно вовсе неудобное к такому предприятию по малой вместительности своей и тесноте как для офицеров, так и для команды», а в книге-отчете Беллинсгаузена найдется множество указаний на конструктивные недостатки его корабля. Например: «…неблагонадежность румпеля доказывает нерадение корабельного мастера, который, забыв священные обязанности службы и человечества, подвергал нас гибели».

Неподготовленность шлюпа «Восток» к трудным условиям плавания (шлюп «Мирный», благодаря вмешательству Лазарева, удалось подготовить значительно лучше) усугублялась тем, что построен он был из сырого леса и не имел никаких особых скреплений. Корпус шлюпа оказался недостаточно прочным для плавания во льдах, многочисленные поломки и почти постоянная необходимость откачивать воду так изнуряла команду, что прекратить поиски пришлось раньше, чем было задумано.

Тем не менее экспедиция совершила множество открытий, среди которых было и фундаментальное – открытие Антарктиды.

Инструкция морского министра гласила, что после прохода восточнее Сандвичевых островов надлежит спуститься к югу и «продолжать свои изыскания до отдаленнейшей широты, какой только он может достигнуть», что экспедиция должна «употребить всевозможное старание и величайшее усилие для достижения сколько можно ближе к полюсу, отыскивая неизвестные земли, и не оставить сего предприятия иначе как при непреодолимых препятствиях. И […] ежели под первыми меридианами, под коими он спустится к югу, усилия его останутся бесплодными, то он должен возобновить свои покушения под другими, не упуская ни на минуту из виду главную и важную цель, для коей он отправлен будет, повторяя сии покушения ежечасно, как для открытия земель, так и для приближения к Южному полюсу».

Выполняя эти трудные условия, русская экспедиция с января по март 1820 г. сделала пять попыток продвинуться к югу. 16 января корабли находились почти вплотную к Антарктиде – всего в 20 милях от нее, на широте 69°25' и долготе 2°10', у берега, который теперь называется Землей Принцессы Марты, и если бы не плохая видимость, то говорить об открытии южного материка можно было бы без малейших сомнений. И хотя в своем первом донесении Беллинсгаузен не выражает твердой уверенности, что видел именно землю, этот день, 16 (28) января 1820 г., считается датой открытия Антарктиды.

Второй раз экспедиция предприняла попытку достичь Антарктиды в ноябре 1820 г. Было сделано пять «покушений», три раза корабли проникали за Южный полярный круг. Лишь четвертое покушение увенчалось успехом: 9 января 1821 г. был открыт остров Петра I, а 16 января – берег Александра I, о котором Беллинсгаузен пишет: «Я называю обретение сие берегом потому, что отдаленность другого конца к югу исчезала за предел зрения нашего»

Из-за плохого состояния шлюпа «Восток» Беллинсгаузен принял решение прекратить изыскания. Экспедиция отправилась к Новой Шетландии и обследовала ее южное побережье, обнаружив здесь группу из нескольких крупных островов и многих более мелких. Эти острова были положены на карту и названы русскими именами, после чего корабли отправилась в обратный путь.

24 июля 1821 г. шлюпы «Восток» и «Мирный» стали на якорь на Малом Кронштадтском рейде. Плавание продолжалась 751 день (из них ходовых дней под парусами 527, а якорных – 224); было пройдено около 50 тысяч морских миль. Достижения экспедиции Беллинсгаузена можно перечислять долго: открыт новый материк – Антарктида, а также 29 ранее неизвестных островов, точно определены географические координаты множества островов и мысов, составлено большое количество карт, причем определения, сделанные экспедицией, очень мало отличаются от современных.

Проведены важнейшие океанографические исследования: впервые взяты пробы воды с глубины и проведена попытка измерить температуру глубоких слоев; впервые определялась прозрачность воды, изучалось строение морских льдов и впервые проводилось определение девиации компасов на различных курсах. Экспедиция собрала богатые этнографические, зоологические и ботанические коллекции, которые были привезены в Россию и переданы в различные музеи, где они хранятся до сих пор. Задолго до Дарвина Беллинсгаузен совершенно правильно объяснил происхождение коралловых островов, являвшееся до него загадкой; он дал правильное объяснение происхождения морских водорослей в Саргассовом море, высказал много верных замечаний, касающихся теории ледообразования. Особого внимания заслуживает также альбом рисунков, составленный художником Михайловым, а также отчет о плавании астронома И. М. Симонова.

Достижения экспедиции Беллинсгаузена – Лазарева были сразу оценены по достоинству не только в России, но и за рубежом. Впрочем, следующая антарктическая экспедиция была снаряжена только через 20 лет, и ее руководитель, Джеймс Росс, писал: «Открытие наиболее южного из известных материков было доблестно завоевано бесстрашным Беллинсгаузеном, и это завоевание на период более 20 лет оставалось за русскими».

Приоритет русских мореплавателей, открывших Антарктиду на русских кораблях, и поныне никто не оспаривает. Более того, до сих пор не устарели слова немецкого географа Петермана, сказанные в 1867 г.: «За эту заслугу имя Беллинсгаузена можно прямо поставить в ряду с именами Колумба и Магеллана, с именами тех людей, которые не отступали перед трудностями и воображаемыми невозможностями, созданными их предшественниками, с именами людей, которые шли своим самостоятельным путем, и потому были разрушителями преград к открытиям, которыми обозначаются эпохи».

Ф. Ф. Беллинсгаузеном был составлен подробный отчет об этом плавании, увидевший свет в 1831 г. – «Двукратные изыскания в Южном Ледовитом океане и плавание вокруг света в продолжение 1819, 1820 и 1821 гг., совершенные на шлюпах “Восток” и “Мирный”», который мы и предлагаем вашему вниманию.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

От ученого комитета главного морского штаба

Блаженной памяти государь император Александр Павлович, побуждаемый желанием способствовать распространению полезных сведений, повелел отправить для произведения изысканий в больших широтах Северного и Южного океанов два отряда, из двух судов каждый. Вследствие сей высочайшей воли, объявленной 25 марта 1819 года, избраны для действий в Южном океане шлюпы «Восток» и «Мирный» под начальством капитана 2-го ранга (ныне вице-адмирала) Беллинсгаузена; в Северном океане – корвет «Открытие» и транспорт «Благонамеренный» под начальством капитан-лейтенанта (ныне контр-адмирала) Васильева.

Оба отряда отправились 4 июля 1819 года; первый возвратился в 1821-м, второй – в 1822 году.

Капитан Беллинсгаузен в 1824 году представил Адмиралтейскому департаменту описание своего путешествия со всеми принадлежащими к оному картами и рисунками; департамент 1825 года, марта 17, представил бывшему господину начальнику Морского штаба Его императорского величества об исходатайствовании высочайшего повеления напечатать 1200 экземпляров сего описания с приложениями и об отпуске потребной для того суммы, но на сие представление не последовало никакого решения.

По открытии Ученого комитета Главного Морского штаба Его императорского величества в октябре месяце 1827 года господин вице-адмирал Беллинсгаузен просил Комитет употребить свое ходатайство о напечатании, для сокращения издержек, 600 экземпляров, присовокупляя, что обращение издания в его пользу он не просил и не просит, а желает только, чтобы труды его были известны.

Председатель Комитета предложил о сем свое мнение в следующих словах.

1. Путешествие господина Беллинсгаузена, предпринятое по высочайшему повелению блаженной памяти государя императора Александра Павловича именно для открытий в больших южных широтах и изысканий коль возможно ближе к Южному полюсу, единственно по сему назначению уже особенного внимания и примечания достойно.

2. Поведенное дело совершено господином Беллинсгаузеном, без сомнения, с желаемым успехом, ибо он и все служившие с ним удостоились всемилостивейших наград.

3. Издание описания его путешествия принесет честь нашим мореплавателям, а неиздание подаст причину к заключению, будто они предписанного им не исполнили.

4. Мореплаватели разных народов ежегодно простирают свои изыскания во всех несовершенно исследованных морях, и может случиться и едва ли уже не случилось, что учиненные капитаном Беллинсгаузеном обретения [открытия] по неизвестности об оных послужат к чести иностранных, а не наших мореплавателей.

5. Назначение двух экспедиций для обозрения земного шара в самых неприступных оного пределах на юге и на севере, учиненное по собственному побуждению государя императора Александра Павловича, принадлежит к знаменитым, многоразличным его попечениям о приумножении полезных сведений. Следовательно, описания сих путешествий принадлежат к повествованиям о приснопамятных покойного государя занятиях на всеобщую пользу.

По всем сим причинам я предлагаю Комитету представить и просить господина начальника Морского штаба об исходатайствовании высочайшего повеления издать путешествие господина капитана Беллинсгаузена, согласно его желанию, в шестистах экземплярах.

Комитет на сие предложение согласился и представил бывшему господину начальнику Морского штаба.

Его императорскому величеству благоугодно было повелеть нужную по исчислению на сие сумму 38 052 рубля отпустить из кабинета Его Величества и издание обратить в пользу господина Беллинсгаузена.

В предлежащем описании, которое состоит в двух частях, с атласом из 19 карт и 44 литографированных разных рисунков, читатели увидят необыкновенные морские подвиги вице-адмирала Беллинсгаузена, контр-адмирала Лазарева, начальствовавшего над другим шлюпом сего отряда, и всех, бывших с ними.

С того времени, как вице-адмирал Крузенштерн совершил первое путешествие мореплавателей наших вокруг света, многие суда отправлены были для отвоза разных потребностей на Камчатку, в Американские селения, а некоторые и для изысканий и обретений; все весьма удачно совершили возложенное на них дело, но все они шли, так сказать, по следам вице-адмирала Крузенштерна, который подал пример к совершению таковых плаваний.

Действия вице-адмирала Беллинсгаузена были совсем в других странах, ни одним русским мореплавателем неприкосновенных. Он простирал изыскания за полярный круг, среди льдов, противоборствовал крепким ветрам, при туманах, снегах и морозах; прекратил изыскания тогда только, когда встретил непреодолимые ледяные громады, между коих продолжал действовать три месяца.

На зимнее время пошел в меньшие широты, но вскоре возвратился к тем же многотрудным изысканиям, продолжал оные среди тех же препятствий от льдов и погод в течение трех месяцев; и тогда только пошел в обратный путь, когда увидел совершенную невозможность простирать плавание далее и, согласно данному предписанию, по совершении второй кампании должен был идти к своим портам.

По сим необыкновенным морским подвигам имена вице-адмирала Беллинсгаузена, как начальствовавшего над отрядом, контр-адмирала Михаила Лазарева, как начальствовавшего над судном, останутся навсегда знаменитыми в летописях российского мореплавания.

Имя господина Лазарева здесь означается потому, что во флоте служат два его родных брата, которые по чинам их и по образу служения скоро могут быть контр-адмиралами.

Председатель КомитетаГоленищев-Кутузов. [1]

Глава первая

Назначение двух отрядов для изысканий. – Приготовление шлюпов «Восток» и «Мирный». – Плавание из Кронштадта до Англии.

1819 года, марта 25-го дня, морской министр адмирал маркиз де Траверсе объявил лейтенанту Лазареву, что император Александр I приказал отправить для открытий две экспедиции: одну к Южному, а другую к Северному полюсу.

Первой предназначено осмотреть те части Южного океана, в которых никто еще не бывал, или в тех частях, которые уже известны, обозреть острова, коих не видали прежние мореплаватели. Сия экспедиция названа первым отрядом.

Другой надлежало, войдя в Берингов пролив, искать прохода по северную сторону Северной Америки и, обойдя оную, Западным[2] океаном возвратиться в Россию. Сия экспедиция названа вторым отрядом.

В сей отряд назначены корвет «Открытие» и транспорт «Благонамеренный» под начальством капитан-лейтенанта Васильева и лейтенанта Глеба Шишмарёва, в первый отряд – шлюп «Восток» и транспорт «Ладога». Для начальства над сими двумя судами призван в Петербург известный капитан-командор Ратманов[3], который тогда, после претерпленного им кораблекрушения на мысе Скаген, находился в Копенгагене и ожидал лета, чтобы возвратиться в Россию. Слабое здоровье его, на службе расстроенное, не позволяло ему принять начальство в столь трудном предприятии. Капитан-командор Ратманов, с которым я был на шлюпе «Надежда» под командою капитана Крузенштерна во время путешествия его вокруг света, предложил морскому министру, чтобы вместо него поручили мне начальство над первым отрядом.

Вследствие сего, я получил от морского министра письмо от 24 апреля 1819 года, в следующих словах:

«Объявив приказание императора Александра I вице-адмиралу Грейгу о немедленном отправлении Вас в С.-Петербург, уведомляю о сем и Вас, оставаясь уверенным, что Вы поспешите прибытием сюда для принятия некоторых поручений государя, и проч.».

Сей случай удалял меня из Севастополя, где я тогда с особым удовольствием служил командиром 44-пушечного фрегата «Флора» и имел поручение от главного командира Черноморского флота вице-адмирала Грейга в продолжение лета обойти на сем фрегате Черное море и определить географическое положение всех приметных мест и мысов. Дли меня было бы лестно и приятно исполнить волю всеми любимого начальника, но надлежало отправиться в С.-Петербург.

По прибытии моем в столицу 23 мая, морской министр сказал мне: «Государь поручил Вам начальство над двумя шлюпами – «Востоком» и «Мирным», которые назначаются для открытий в южных больших широтах и чтобы обойти льды вокруг Южного полюса».

Я немедленно отправился в Кронштадт для принятия шлюпов, которые уже были почти в готовности.

Приготовление шлюпов

До избрания настоящего начальника на шлюп «Восток», для приготовления и вооружения оного назначен был главным командиром Кронштадтского порта вице-адмиралом Моллером-первым лейтенант Игнатьев.

Шлюп «Восток», коего длина 129 футов 10 дюймов, ширина без обшивки 32 фута 8 дюймов[4], глубина интрюма 9 футов 7 дюймов, построенный в С.-Петербурге на Охтенской верфи корабельным мастером Стоке в 1818 году, признан от морского министра удобным для сего путешествия более потому, что капитан Головнин отправился кругом света в 1817 году на шлюпе «Камчатка» его же размера и конструкции. Шлюп «Восток» построен был из сырого соснового леса и не имел никаких скреплений, кроме обыкновенных; подводная часть была скреплена и снаружи обшита медью в Кронштадте корабельным мастером Амосовым, под надзором коего докончена столярная работа и прочее.

По приезде моем в Кронштадт, когда я увидел шлюп, первым бросился мне в глаза необыкновенной величины рангоут. А как мне надлежало простирать плавание не в лучшее летнее время, не в свободных и чистых местах при пассатных ветрах, не в хорошем климате и не поблизости своих или чужих портов, то я предполагал уменьшить рангоут и сделать некоторые другие перемены, но по причине позднего времени уже некогда было к сему приступить, и я довольствовался только тем, что еще возможно было доделать. Запасные стеньги, по просьбе моей, корабельный мастер приказал сделать тремя с половиною футами меньше настоящих, которые предполагал я в море переменить, а настоящие стеньги убавить своими мастеровыми.

Лейтенант Лазарев, бывший четыре года волонтером на английских военных кораблях, потом продолжал служение в нашем флоте командиром принадлежащего Российско-Американской компании судна «Суворов», благополучно совершивший плавание кругом света в продолжение 1813, 1814, 1815 и 1816 годов, определен начальником транспорта «Ладога», который потом переименован военным шлюпом «Мирный».

Невзирая на сие переименование, каждый морской офицер видел, какое должно быть неравенство в ходу со шлюпом «Восток», следовательно, какое будет затруднение оставаться им в соединении и какая от сего долженствовала произойти медленность в плавании. Величина «Мирного» была в 530 тонн, длина 120 футов, ширина – 30, глубина – 15[5]; построен корабельным мастером Колодкиным из хорошего соснового леса с железным скреплением – для плавания в Балтийском море. Дабы сделать шлюп сей удобным к предстоящему трудному плаванию и чтобы безопасно он мог противостоять бурным стихиям Южного океана, государственная Адмиралтейств-коллегия предположила дать шлюпу достаточное скрепление и положить фальшивую обшивку.

Прекрасная погода благоприятствовала обшивке судов около двенадцати дней до такой степени, что плоты, на коих плотники и конопатчики работали, беспрестанно наполнены были зрителями из морских офицеров: они, принимая великое участие в отправлении сей экспедиции, к удовольствию нашему, напоминали мастеровым о каждом гвозде, который, с намерением или без намерения, мог быть оставлен не вбитым. По окончании упомянутой работы приступлено к медной обшивке; железные рулевые петли переменены на медные, сосновый руль – на дубовый; битенги, крамболы, комельсы сделаны все из дуба – одним словом, шлюп по возможности приведен в надлежащее состояние для предположенного плавания. После некоторых между корабельными мастерами споров об образе скрепления для сего судна, наконец решено было: через бимс в жилой палубе, также и на бимсы в кубрике, поставить железные стандерсы; в жилой же палубе через бимс приделать висячие кницы, удвоить рейдерсы, прибавить в носовой части два брештука цельного дерева к искусственным, сделанным из разных кусков; вверху и внизу в кормовой части транцы скрепить деревянными кницами.

Министр объявил приказание Александра I переименовать транспорт «Ладога» в военный шлюп и дать название «Мирный», сообразно назначенному плаванию, а дабы шлюп имел вид военного судна, сделать на оном шек и стульцы.

Лейтенант Лазарев, с позволения министра, переменил на шлюпе своем рангоут, а паруса, такелаж и все внутренние переделки расположил по своему желанию. Артиллерия состояла из четырнадцати трехфунтовых пушек и шести карронад; гребные суда на оба шлюпа построены по планам, которые избрал лейтенант Лазарев.

Назначение офицеров и служителей

Когда шлюпы уже были почти готовы, мы приступили, по предоставленным нам правам, к избранию офицеров и служителей[6]. Невзирая на трудности и опасности, каковых надлежало ожидать в предназначенном плавании, число охотников из офицеров было так велико, что мы имели немалое затруднение в избрании. А как на шлюп «Восток» нужно было только три лейтенанта и два мичмана, а на «Мирный» – два лейтенанта и два мичмана, то мы, к сожалению, не могли удовлетворить всех, желающих быть нашими сотрудниками.

На шлюпе «Восток» состояли следующие чиновники [7]:

Капитан 2-го ранга Фаддей Беллинсгаузен – начальник экспедиции и командир шлюпа «Восток».

Капитан-лейтенант Иван Завадовский – служил со мной семь лет в Черном море на фрегатах «Минерва» и «Флора»; я знал достоинства сего офицера.

Лейтенанты:

Иван Игнатьев – определен главным командиром Кронштадтского порта вице-адмиралом Моллером к вооружению шлюпа и по желанию Моллера оставлен на шлюпе.

Константин Торсон, Аркадий Лесков – приняты по хорошему о них отзыву известных морских капитанов.

Мичман Дмитрий Демидов – по просьбе контр-адмирала Коробки.

Астроном Иван Симонов – экстраординарный профессор, обучавшийся в Казанском университете.

Живописец Павел Михайлов – академик Академии художеств.

Штаб-лекарь Яков Берх – избран флота генерал-штаб-доктором Лейтоном.

Штурман Яков Парядин.

Клерк офицерского чина Иван Резанов.

Гардемарин Роман Адамс – назначен морским министром по моей просьбе.

Подштурманов унтер-офицерского чина – 2

Шкиперский помощник унтер-офицерского чина – 1

Квартирмейстеров – 4

Флейщик – 1

Барабанщик – 1

Матросов – 71

Фельдшер – 1

Плотничный ученик 2-го класса – 1

Кузнец – 1

Плотник 2-го класса – 1

Конопатчик – 1

Парусник – 1

Купор – 1

Артиллерии унтер-офицеров – 2

Бомбардир – 1

Канониров 1-й статьи – 11

Деньщиков у чиновников – 4

Итого: 117

На шлюпе «Мирный»:

Лейтенанты:

Михаил Лазарев – командир шлюпа.

Николай Обернибесов

Михаил Анненков

Мичманы:

Иван Куприянов

Павел Новосильский

Штурман офицерского чина Николай Ильин

Медико-хирург Николай Галкин

Подштурман унтер-офицерского чина – 1

Подшкипер – 1

Боцман – 1

Квартирмейстеров – 2

Матросов 2-й статьи – 44

Барабанщик – 1

Баталер – 1

Фельдшер – 1

Плотников – 2

Слесарь – 1

Конопатчик – 1

Парусник – 1

Купор – 1

Морской артиллерии унтер-офицер – 1

Канониров 1-й статьи – 6

Итого: 72

Заготовление провизии

Провизия и материалы для экспедиции заготовлены в С.-Петербурге, под надзором генерал-майора Миницкого, а потом, в отсутствие его, по указу государственной Адмиралтейств-коллегии, под присмотром капитан-лейтенанта Богдановича, деятельности и благоразумным распоряжениям коего мы весьма много обязаны.

Долгом поставляю упомянуть здесь об именах тех лиц, которые честностью своею способствовали успехам экспедиции (худо приготовленная провизия может произвести непредвиденные болезни).

Солонину приготовляли купцы: с. – петербургский – Петр Иванов Шпанский, нарвский – Петр Печаткин и с. – петербургский мещанин Акинф Обломков; последний известен уже по первому путешествию россиян вокруг света, под командою капитана Крузенштерна: тогда солил мясо, которое в продолжение трех лет, быв в различных климатах, не портилось. Мясо сие находилось в хороших дубовых бочках, около шести пудов в каждой.

Геррат, булочный мастер, поставил нам хорошие крупитчатые и пеклеванные сухари. Хотя малая часть из оных и попортилась, но причиною тому была сырость шлюпов, а не неискусство хлебника.

Кислой капусты, которую, несколько пересолив, снова для лучшего сбережения уклали в прочные небольшие бочки, отпущено было достаточно; она во все продолжение плавания нашего не испортилась.

Заготовляемый для нас бульон дощатый[8] не успел весь высохнуть, почему и взяли только осьмую часть заказанного количества, по два с половиной пуда на каждый шлюп. Мне кажется, ежели тот же приготовленный бульон, когда еще не застыл, налить в хорошие, кругом запаянные и вылуженные жестянки, заткнуть оловянной пробкой и потом запаять, то наверно бульон сей, не имея сообщения с наружным воздухом, никогда или весьма долго не испортится.

Снабжение служителей одеждою и обувью

Как опрятная одежда и чистое белье, освежая тело, производят в человеке бодрость и некоторым образом отвлекают его от дурных поступков, то и положено снабдить служителей следующими необходимыми вещами:

На одного человека:

Матросских мундиров и фуфаек суконных – 4

Брюк суконных – 2

Брюк летних фламского полотна – 6

Рабочих фуфаек канифасных – 4

Рабочих брюк канифасных – 4

Шинель серого сукна – 1

Шапок кожаных теплых – 1 фуражка

Шляпа круглая – 1

Сапогов теплых с сукном внутри – 1 (2 холод.)

Башмаков – 4 пары

Одеяло – 1

Постель – 1

Подушка – 1

Простынь – 4

Чулок шерстяных – 8 пар

Рубах холщовых – 11

Рубах фланелевых – 7

Награды денежные и жалованье

Дабы некоторым образом обеспечить состояние каждого и тем поощрить к трудным предприятиям, определено давать денежного жалованья около восьми раз более против производимого в обыкновенные кампании, а офицерам и ученым сверх жалованья производить столовые деньги, и, кроме того, еще до отправления нашего в путь государь приказал выдать мне в награду пять тысяч рублей и на проезд из Черного в Балтийское море сверх обыкновенных прогонных денег тысячу рублей, лейтенанту Лазареву – три тысячи, а всем офицерам и служителям годовое жалование не в зачет. Мы чувствовали в полной мере участие, которое государь принял в нашем положении, предупреждая недостатки, могущие встретиться в столь многотрудном, продолжительном плавании.

Избрания по ученой части

При отправлении сей экспедиции имелось в виду приумножить сведения о земном шаре и ознакомить дикие народы с европейцами, а европейцев – с дикими, также приумножить познания в естественной истории, и для того по приказанию государя министром народного просвещения избраны разные ученые, назначенные в звание натуралистов: Мертенс в Галле и доктор Кунце в Лейпциге, которые обязаны были приехать в Копенгаген к 12-му числу июня; в должность астронома избран экстраординарный профессор Симонов, воспитанник Казанского университета; по живописной части Академии художеств академик живописи Павел Михайлов.

Подарки, назначенные для диких

В случае обретения островов и других еще неизвестных берегов, также в память пребывания нашего в разных местах, повелено было оставлять и раздавать медали: важнейшим людям серебряные, а другим – бронзовые. Сии медали нарочно были вычеканены в С.-Петербургском Монетном дворе; на одной стороне оных изображение императора Александра I, а на другой надпись: «Шлюпы «Восток» и «Мирный», 1819 года», т. е. время, в которое сии шлюпы отправлены.

Дабы побудить диких к дружелюбному с нами обхождению, а нам доставить возможность получить от них посредством мены свежие съестные припасы и разные изделия, отпустили в С.-Петербурге разных вещей, могущих нравиться народам, которые почти в первобытном природном состоянии:

Ножей разных – 400

Ножей чеботарных – 100

Ножей садовых – 20

Ножей в три четверти аршина – 2

Пил одноручных – 10

Пил поперечных – 10

Стругов в колодках – 15

Клещей малых и больших – 10

Долот – 30

Тисков – 10

Буравчиков – 125

Терпугов и напилков – 100

Рашпилей – 50

Топоров – 100

Шляхт – 50

Напарий – 50

Ножниц разных – 50

Огнив – 300

Колокольчиков, бубенчиков и свистушек – 185

Пестряди красной и синей – 500 аршин

Пуговиц старинных – 12 дюжин

Платков выбойчатых – 100

Бахромы разных цветов – 60 аршин

Тика полосатого – 100 аршин

Каламенку – 250

Трута березового – 10 фунтов

Ниток крашеных – 10 фунтов

Кремней – 1000

Гусарских курток – 10

Стаканов – 120

Графинов – 12

Проволоки медной – 100 фунтов

железной – 80 фунтов

Барабанов – 1

Бубнов – 2

Рогов охотничьих – 5

Ночников в фонари – 24

Гребней роговых – 250

деревянных – 50

Игол разных – 5 000

Запонок – 100

Свинцу в двух с половиной кусках – 10 пудов

Перстней – 250

Сережек – 125 пар

Бус – 20 кистей

Гранатов – 5 кистей

Бисера мелкого и крупного – 20 кистей

Пронизок – 40

Светильни бумажной – 80 фунтов

Свеч восковых – 1 000

Ниток неводных – 12 пудов

Чугунной разной посуды – 27 1/2 пудов

Зеркал разных – 1000

Семян огородных и цветочных – 100 фунтов

Калейдоскопов – 24

Зажигательных стекол – 18

Уд рыболовных, железных больших – 6

из проволоки толстой и тонкой – 1800

Красной байки – 218 аршин

Синей и зеленой фланели – 62 аршина

Одеял байковых – 70

Табака витого – 26 пудов 32 фунта

* * *

Перед отправлением моим я получил четыре следующие инструкции:

Первая инструкция морского министра

Государь, вверив первую дивизию, назначенную для открытий, капитану 2-го ранга Беллинсгаузену, приказал руководствоваться касательно общего плана сей кампании нижеследующим:

Отправясь с Кронштадтского рейда, до прибытия в Бразилию, он должен будет останавливаться в Англии и Тенерифе.

Коль скоро наступит удобное время в сем году, он отправится для обозрения острова Георгия, находящегося под 55 градусом южной широты, а оттуда к Сандвичевой Земле, и, обойдя ее с восточной стороны, пустится к югу и будет продолжать свои изыскания до отдаленной широты, какой только он может достигнуть; употребит всевозможное старание и величайшее усилие для достижения сколько можно ближе к полюсу, отыскивая неизвестные земли, и не оставит сего предприятия иначе как при непреодолимых препятствиях.

Ежели под первыми меридианами, под коими он пустится к югу, усилия его останутся бесплодными, то он должен возобновить свои покушения под другими и, не упуская ни на минуту из виду главную и важную цель, для коей он отправлен будет, повторять сии покушения ежечасно как для открытия земель, так и для приближения к Южному полюсу.

Для сего он употребит все удобное время года; по наступлении же холода обратится к параллелям, менее удаленным от экватора, и, стараясь следовать путями, не посещенными еще другими мореходцами, пойдет к островам Аукландским, пройдет проливом Королевы Шарлотты и спустится для снабжения провизией и отдыха экипажа в Порт-Джексон[9], что может случиться около первых чисел апреля 1820 года.

Отдохнув, запасясь всем нужным и исправившись, командир 1-й дивизии отправится из Порт-Джексона и направит путь свой к востоку в параллелях Новой Зеландии и северной части Новой Голландии[10]; потом обратится к островам Общества и Маркизы Мендозы; проходя наименее посещаемыми путями экваторной полосы, пойдет к обитаемым островам, к которым приставал Коцебу, и сделает изыскания о других с ними соседственных, о коих упоминали жители первых; обозрит острова Соломоновы, а ежели время позволит, и Новую Каледонию, и возвратится для отдыха в Порт-Джексон или в южный порт Земли Дименовой[11], когда, по предварительным осведомлениям, в сем последнем месте может он найти нужные провизии, подкрепить свежею пищею экипаж и приготовиться к дальнейшим покушениям к Южному полюсу.

По наступлении удобного времени к концу 1820 года, 1-я дивизия снова отправится на юг к отдаленнейшим широтам; возобновит и будет продолжать свои исследования по прошлогоднему примеру с такою же решимостью и упорством, и проплывет остальные меридианы, для совершения пути вокруг земного шара, обратясь к той самой высоте, от которой дивизия отправилась, под меридианами Сандвичевой Земли.

По окончании благоприятного для сих предприятий времени совершит обратный путь в Россию.

Государь, полагаясь на усердие, познания и таланты капитана 2-го ранга Беллинсгаузена и не желая стеснять его в действии, ограничивается указаниями главнейших предметов, для которых он отправлен, и уполномочивает его, судя по обстоятельствам, поступать, как он найдет приличным для блага службы и успеха в главной цели, состоящей в открытиях в возможной близости Антарктического полюса.

В особенности рекомендуется ему иметь неусыпное попечение о сохранении здоровья экипажей, что во всякое время и во всех случаях должно быть предметом ревностнейших его стараний.

Государь повелевает также во всех землях, к коим будут приставать, и в которых будут находиться жители, поступать с ними с величайшей приязнью и человеколюбием, избегая, сколько возможно, всех случаев к нанесению обид или неудовольствий, а напротив того, стараясь всемерно привлечь их ласкою и не доходить никогда до строгих мер, разве только в необходимых случаях, когда от сего будет зависеть спасение людей, вверенных его начальству.

Государь приказал морскому министру вручить капитану 2-го ранга Беллинсгаузену особенные инструкции касательно подробностей его плавания, снабдить его всеми нужными сведениями, картами, сочинениями, инструментами, приличными цели его назначения, а также и вещами, нужными для мены с народами, с коими он будет иметь сношения.

По приказанию государя чиновники по ученой и художественной части, назначаемые в сию экспедицию, должны быть снабжены всеми потребностями, нужными для их взаимных действий и работ.

Государь также приказал, дабы в случае весьма важных открытий капитан 2-го ранга Беллинсгаузен отправил немедленно один из состоящих в команде его шлюпов с донесениями в Россию, но сие отправление судна должно быть учинено в несомненной уверенности о важности случая, продолжая между тем на другом предписанные ему действия.

Инструкцию для вверяемой Вам 1-й дивизии, из шлюпов «Восток» и «Мирный» состоящей, утвержденную государем 22 мая, препровождаю при сем к Вам для надлежащего исполнения, прилагая вместе с тем в копии и данную капитан-лейтенанту Васильеву для 2-й дивизии.

Сверх сей инструкции и тех, которые получите от государственной Адмиралтейств-коллегии и Адмиралтейского департамента, за нужное считаю сообщить Вам к исполнению:

Во всех местах, где будете приставать, должны стараться узнавать: нравы народов, их обычаи, религию, военные орудия, род судов, ими употребляемых, и продукты, какие имеются, также по части натуральной истории и прочее; равно узнавать, люди какой нации больше посещают диких народов, кого они больше любят, и другие подробности, касающиеся до торговли, мены и выгоды оных.

Должно всегда быть осторожну и на море и на якоре от нападения морских разбойников и диких народов.

Имеете стараться разведывать о военном положении тех стран и портов, в коих быть случится, как там велики силы, крепости, пушки, оружие и проч., описывая все сие подробно и делая карты и планы всех портов, заливов и видимых берегов.

Чиновники ученой и художественной части в конце кампании обязаны отдать Вам, как начальнику отряда, все журналы, подписав на оных каждый свое имя, дабы после можно было возвратить их, кому принадлежат, когда на сие последует приказание государя.

Когда случится быть у диких народов, то должно, лаская их, стараться обрести дружбу их, однако никогда не выпускать из виду опасения и быть всегда готовым не только предупреждать покушение, но не подавать им и мысли к нападению. Дикие, видя такую осторожность, не осмелятся нанести вред.

Не должно никогда и никакого судна посылать к берегу без того, чтобы оно не было хорошо вооружено пушками, ружьями, саблями, пиками и прочее. Равно не может быть излишним приказание офицерам, которые будут командируемы на гребных судах, чтобы они имели всю осторожность и не разделялись бы и не удалялись от своих судов иначе как оставя при них довольное число людей для обороны.

Если понадобится быть на берегу для обсервации, мены товаров и поправления здоровья людей, то Вы обязаны выбрать там место для сего удобное и укрепить оное так, чтоб не могли опасаться нападения от диких, – одним словом, место сие должно походить на крепость; содержать оное вооруженным.

Вам никогда не должно пропускать случаев извещать о своем плавании, для чего нужно всегда иметь в готовности донесения, и при встрече на море с судами, идущими в Европу, просить их пересылать оные из европейских портов к российскому морскому министру.

Когда Вы признаете нужным и полезным разделиться с другим вверенным Вам шлюпом, дабы заняться разными предметами и открытиями, в таком случае не запрещается Вам разлучиться на малое и даже на продолжительное время и назначить место соединения.

В продолжение кампании, ежели по некоторым важным обстоятельствам принужденными найдетесь возвратить в Россию одно судно, тогда предоставляется оставить на оном только нужное (на время пути) количество провизии и материалов, а остальное все взять к себе на шлюп.

Прежде отправления в повеленный путь Вы должны на случай разлучения одного шлюпа с другим определить по начертанному плану вояжа место соединения (рандеву).

Вы не оставите снабдить копией с своей инструкции командира сопутствующего вам шлюпа, на случай разлучения с ним.

Дабы, как командир дивизии, Вы имели все способы на вверенных Вам шлюпах и в порученных Вашему начальству командах удерживать в полной мере надлежащий порядок, повиновение и должное почтение от низших к вышним, предоставляется Вам право подчиненных Вам офицеров и нижних чинов, кои из дворян, оказавшихся в нерадении, лености, непослушании, грубости или в каких-либо преступлениях, штрафовать по мере вины, со всею законною строгостью, положенными для того штрафами; Вам же предоставляется право и отдавать оных под военный суд в нужных случаях, представляя судные дела по обыкновенному порядку, и меня уведомлять о всем том при удобном случае для доклада государю.

В рассуждении же нижних чинов, кои не из дворян, и служителей наказывать их в меньших винах по усмотрению своему, в больших же преступлениях наряжать суд и чинить наказание по законам с утверждения Вашего, как главного начальника дивизии, исключая тяжкие наказания, положенные законом вместо смертной казни; в таких случаях представлять дела об них с мнением своим при удобном случае, по команде обыкновенным порядком.

Для обеих дивизий по приказанию государя определены в звании натуралистов иностранцы: Мертенс и доктор Кунце, которые для принятия их в экспедицию будут находиться в Копенгагене и коих по сношению Вашему с командиром 2-й дивизии следует оттуда взять и по одному из них определить на каждую дивизию.

Ваша дивизия снабжена серебряными и бронзовыми медалями на тот предмет, чтобы вы медали сии раздавали в знак памяти почетным особам, имеющим встретиться с вами на пути, а также можете оставлять оные на всех островах по вашему усмотрению, и особенно на вновь открытых.

При сем препровождается к Вам открытый лист от Министерства иностранных дел на российском, французском и немецком языках, и Коллегия иностранных дел сообщила сверх сего для предварительного сведения находящимся в чужих краях нашим аккредитованным особам об отправлении вверенных Вам шлюпов. Также прилагаются при особом реестре полученные для Вас от находящихся здесь иностранных министров морских военных держав открытые листы.

Инструкция государственной Адмиралтейств-коллегии

По приказанию государя назначены Вы командиром 1-го отряда судов, состоящих из двух шлюпов, в дальний вояж отправляемых, – «Восток» и «Мирный». По сему Адмиралтейств-коллегия предписывает Вам: по окончании вооружения и по укомплектовании сих двух шлюпов надлежащим образом, отправиться в предположенный Вам путь немедленно по получении особой инструкции, которая дана будет по приказанию государя.

Со стороны ж коллегии преподаются вам одни правила по части экономической: хотя правила сии изображены большей частью в морских регламентах, уставах и других узаконениях и известны всем флотским чинам, но, как с распространением познаний человеческих, из самых опытов в таких вояжах, в какой отправляетесь вы, почерпнутых, были по временам и обстоятельствам случаи, о коих в тех узаконениях не упоминается, оные в следующих статьях:

1. Как сохранение здоровья людей, составляющих экипаж, есть первая обязанность всех мореплавателей, и опытами доказано, что надлежащие для сего средства суть: опрятное судов и экипажей содержание, очищение воздуха в палубах и интрюме, достаточное, но не черезъестественное упражнение людей в какой-либо экзерциции, крайнее наблюдение, чтобы в мокрой одежде люди не оставались надолго, а особенно не ложились в оной спать, доставление им наилучшей пищи и питья; то коллегия от попечения Вашего и ожидает, что сии, равно и другие приличные правила, могущие споспешествовать благосостоянию экипажа, по совету медиков, конечно, исполнены будут Вами со всею точностью.

2. В особенности имеете Вы обращать внимание свое на больных и всеми мерами стараться об улучшении содержания их и излечения, поощряя к сему последнему и медиков, на суда, Вам вверяемые, назначенных, о прилежании коих и усердии или нерадении обязаны будете представлять начальству.

3. Всевозможную также долженствует иметь заботу о доставлении вообще людям свежей пищи и питья, для чего не упускать ни малейшего случая и во время пребывания при берегах снабдевать экипажи лучшими съестными припасами посредством покупки наличных, а во время плавания в море – ловом рыбы, где позволят местные обстоятельства; также ромом и вином, употребляя оные по климатам и обстоятельствам; для покупки напитков и съестных припасов предоставляется зайти в Копенгаген, в Англию, к острову Мадера или Тенерифе, а буде встретится нужда в дровах, то в С.-Яго[12], наблюдая только, чтобы в С.-Яго не долго оставаться, ибо там вредно для здоровья людей. Солонину прежде вываривать паром в котле, наполненном морскою водою, для отделения через то от нее всех нечистот и жирных частиц, способствующих к скорейшему зарождению цинготной болезни. Но совсем вываренная таким образом солонина и положенная в кашицу делает оную свежее и довольно вкусною. В жарких краях давать масло коровье весьма умеренно, а когда оное покажется испортившимся, то и вовсе оного не производить, а с горохом обыкновенно приказывать мешать бульон. Когда на судах устроены будут печи, то нужно по временам раздавать людям печеный хлеб, который, как известно, гораздо здоровее сухарей; бочки водяные иметь внутри крепко обожженные, и такое обжигание повторять чаще, дабы иметь всегда свежую и неиспорченную воду, наблюдая за всем тем, чтобы они всегда были в чистоте. И когда нужда потребует налить бочки соленою водою для содержания судна в грузу, а после понадобится налить оные пресною водойф, тогда прежде должно очистить оные, ибо нет ничего вреднее для здоровья и ничто так скоро не возрождает цингу, как испорченная вода.

Для сбережения здоровья людей Вы снабжены будете запасом бульона, чая, патоки, сахара, какао, сосновой эссенции, сусла хорошего, уксуса и горчицы. Непременно должно запастись для больных достаточным количеством хины. Небесполезно также взять с собой несколько бочек крепкого пива из последнего европейского порта, и когда одну бочку выпьют, то на ее дрожжи наливать теплую воду и сосновую эссенцию, смешав оную с патокой; наливка сия через 23 часа, а в теплую погоду через 10 часов начнет бродить, и через три дня можно оную пить; таким образом из дрожжей двух выпитых бочек можно вываривать около двадцати ведер нового хорошего пива.

Из прежних вояжей видно, что между островом Св. Елены и Копенгагеном пропорция припасов, для сего употребляемых, была на бочку в 20 ведер три горшка сосновой эссенции, полтора пуда патоки, а пропорция каждого человека состояла из полукружки, и как пиво здоровейшее питье на море, то потребно давать оное людям чаще; сие предположение предоставляется приводить в исполнение по ближайшему Вашему рассмотрению.

4. Людей стараться не подвергать напрасно в ненастье и всякую влажную погоду, но смотреть, чтобы они не ложились на открытом воздухе; на солнце же голову всегда покрывали; постели их просушивать как можно чаще, а в палубах раскладывать с надлежащей осторожностью огонь как надежнейшее средство к очищению воздуха.

5. Во время путешествия Вашего не оставляйте упражнять штурманов, экономических офицеров и других чинов, поступая в сем случае по содержанию изданных правил, коими снабжены будете.

6. Сбережение пороха от расходов хотя немаловажно в предлежащем Вам пути, но не воспрещается вам однако ж, судя по обстоятельствам, делать экзерциции; причем поступать по Регламенту императора Петра Великого, и как для оной, так для салютов, прочистки орудий и прочих выстрелов употреблять заряды по правилам, утвержденным государем в 13-й день апреля 1804 года. Всем иностранным чиновникам, посещающим ваши суда, делать почести по их чинам, руководствуясь в том уставом императора Петра Великого.

7. При всяком входе вашем в дружественные чужестранные порты для покупки свежей провизии или для починки ваших судов, Вы должны немедленно давать знать о вашем приходе тамошнему правительству или кто есть со стороны российского двора и уведомлять также Адмиралтейств-коллегию о благосостоянии команды и судов.

8. Когда будете находиться в иностранных владениях и у народов различных стран, обходиться с ними ласково и сохранять всякую благопристойность и учтивость, внушая сие и всем подчиненным Вашим; никаких дезертиров на вверенные Вам суда вопреки прав народных не принимать, а если бы в числе их находились и русские подданные, то и их не брать до сношения с местным правительством или с доверенной особой от российского двора, там пребывающей.

9. В салютах кораблей и крепостей тех держав, с коими трактатов не заключено, поступать по силе морского устава государя императора Петра Великого, салютуя всегда в таком расстоянии, чтобы пальба могла быть видима и слышна. Впрочем, для сведения Вашего и в чем следует исполнения будут присланы Вам от исполнительной экспедиции все договоры и трактаты, какие только с кем сделаны; также имеете взять от Кронштадтского порта для сведения Вашего копию с инструкции, которая дана была прошлого 1805 года крейсерским судам, посыланным в море, для воспрещения пути судам, шедшим из зараженных желтой горячкой мест.

10. Поскольку звание Ваше обязывает Вас защищать достоинство флота Российского, то Коллегия, надеясь, что Вы не упустите ничего из виду к сохранению судов, Вам вверяемых, и к недопущению их до оскорбления, предписывает вам содержать себя в готовности, чтобы кто-нибудь, встретясь с вами, не мог нанести обиды флагу и причинить судам вашим вреда. В случае неприязненного нападения стараться оборонить себя, как долг храброго и искусного офицера повелевает; судам же купеческим, с вами встретившимся или купно с вами идущим, никаких обид не чинить, а напротив, в возможном оказывать вспомоществование.

11. На случающиеся в пути надобности отпущена будет сумма, на записку которой в приход и расход истребовать от Кронштадтского порта шнурованную книгу.

12. В ознаменование доверенности, какую имеет к Вам начальство Ваше, предоставляется Вам право выдавать при случае, по бывшему на шлюпе «Диане» примеру, нижним чинам награждение, годовое, полугодовое и третное жалованье, из суммы, которая отпустится Вам на экстраординарные расходы. На место умерших служителей повышать других нижних чинов, по достоинству; позволяется производить людям, по климатам тех стран, где суда вверяемые Вам будут находиться, морской провиант и провизию не по регламенту, но, соображаясь с примером лучших мореходцев, по собственному Вашему усмотрению. Также позволяется употреблять для сбережения здоровья служителей, сверх положения, разное платье по климатам, белье и прочее, из запасов, которыми каждое судно в достаточном количестве снабдится, и покупать, в случае нужды, потребные для судов припасы и материалы.

13. В рассуждении производства жалованья и порционных денег имеете Вы поступать по утвержденной государем в 10-й день сего июня и при сем в копии прилагаемой записке.

14. Поскольку плавание в морях обоих полушарий зависеть будет от свойств климатов и различных времен года, то и имеете руководствоваться путешествиями кругом света известных мореплавателей, кои послужат Вам во многих случаях или примером, или усовершенствованием к сохранению и содержанию судов и экипажей в целости и коими снабжены Вы будете по особому распоряжению.

15. Что касается до цели плавания вашего, также до времени возвращения в свои европейские порты, о сем получите особое предписание и наставление. Посему остается Коллегии заключить, что Вы, как искусный и отличный офицер, исполните с точностью поручение Вам делаемое и последуете, не обинуясь, изображенным в Морском уставе, в коллежской должности и в прочих узаконениях предписаниям, до командующего судном касающимся, благоразумными своими распоряжениями в предлежащем пути оправдаете ту доверенность, которая Вам делается.

Инструкция государственного Адмиралтейского департамента

Как по повелению государя Вы определены начальником двух шлюпов, отправляющихся из Кронштадта в дальнее мореплавание, и от морского министра получите надлежащее предписание о расположении вашего плавания, равно и о всех главных поручениях, на Вас возлагаемых, то Адмиралтейский департамент за тем полагает дать Вам только некоторые необходимо нужные правила, служащие к руководству для наблюдений во время вашего плавания.

1-е. Нужные для сего вояжа астрономические, математические и физические инструменты некоторые отпущены вам из приуготовленных здесь, а прочие, недостающие, получите по прибытии в Англию; от морского министра писано о заготовлении оных к находящемуся там российскому послу. Все оные инструменты должны вы поверить, и, ежели найдутся какие-либо в них погрешности, исправить.

2-е. Во время похода, по окончании каждых суток, означать счислимый и обсервованный пункт румбом и расстоянием до какого-нибудь известного места, предпочитая, где можно, те из сих мест, коих широта и долгота определены.

3-е. В случае немалой разности счислимого пункта с обсервованным означать румб и расстояние между сими пунктами, стараясь делать замечания о причине таковой разности.

4-е. Для сего должны вы иметь разные карты, и на всех оных прокладывать счисление, замечая как несходства между ними, так и то, которую из них в какой части именно найдете вы вернейшею. А потому старайтесь делать сколько можно более астрономических наблюдений. Необходимо нужные для сего морские карты тех морей, по коим совершать будете плавание, многие препровождены уже к вам от департамента, а те, которых недостает, можете купить в Англии из числа издаваемых от английского адмиралтейства.

5-е. Для наблюдения широты не должно довольствоваться одной полуденной высотой солнца, но наблюдать также звезды при свете зари на меридиане и солнце вне меридиана, если в полдень не будет оно видно за облаками.

6-е. Для долготы брать расстояние между луной и звездами всегда, когда обстоятельства позволят, и выводы сих наблюдений сверять с теми, какие окажутся по хронометрам, которые должны вы пред отправлением в поход тщательно поверить наблюдениями соответствующих высот солнца. Да и в продолжение плавания вашего всегда, когда пристанете к берегу или подойдете на вид земли, которой положение определено с точностью, не упускайте случая вновь поверять хронометры.

7-е. Для верного наблюдения хода хронометров замечайте степени тепла и холода по термометру как при восхождении солнца, так и около полудня, дабы в случае непорядочного или неравномерного хода хронометра можно было судить, не перемена ли тепла или холода тому причиной.

8-е. Все наблюдения, делаемые как для определения долготы и широты мест, так и для поверки компаса и часов, вносить в журнал со всякой подробностью, так, чтобы и после, если потребует надобность, можно было поверить вычисления оных.

9-е. Везде, где случай и время позволят, старайтесь сами делать наблюдения о высоте морского прилива и сыскивать прикладный час[13]; но когда того по краткости пребывания вашего сделать будет невозможно, то по крайней мере разведывать через лоцманов обо всем оном; также если случится вам заметить построение кораблей, отличное чем-нибудь от нашего, особенное средство для сбережения лесов, судно, построенное особенным образом для особливого какого-нибудь намерения, морской порядок, наблюдаемый в команде и содержании служителей, инструмент какой-нибудь новый или употребляемый с лучшим успехом, нежели у нас, – не оставляйте ничего без описания. Сверх того, вы должны не только описывать, но и снимать модели со всех отличных судов, примеченных в разных странах, равно как и с лодок, употребляемых дикими народами. Также стараться собирать любопытные произведения натуры для привезения в Россию в двойном числе – для Академии и для Адмиралтейского департамента; равно, собирать оружие диких, их платья и украшения, что более любопытно.

10-е. Когда же случится вам быть в местах мало посещаемых мореплавателями и которые не были еще утверждены астрономическими наблюдениями и гидрографически подробно не описаны, или случится открыть какую-нибудь землю или остров, не означенные на картах, то старайтесь как можно вернее описать оные, определяя главные пункты наблюдениями широты и долготы[14], и составьте карту с видами берегов и подробным промером, особливо тех мест, кои пристанищем служить могут. При описи же руководствоваться правилами, изложенными в морской геодезии, соч. вице-адмирала Сарычева.

11-е. Особенно старайтесь сделать полезным пребывание ваше во всех землях, принадлежащих России или вновь открыться имеющих для будущих российских мореплавателей. Вы будете иметь случай узнать верно во многих местах положение берегов морских, сделать известными или вновь открыть выгоднейшие пристани; постарайтесь употребить весь ваш досуг на описание оных и положение на плане с нужными промерами, особенно в пристанях. Подробным познанием тех стран можете вы открыть виды к заведению там впредь постоянного судоходства или строения судов. Для сего обратите особенное внимание ваше на познание климата и других потребностей жизни; старайтесь вернее узнать почву земли и способность ее к произрастаниям; роды, свойства и количество тамошних произрастений, особливо количество и доброту лесов, и прочее.

12-е. Наконец, чтобы по возвращении вашем из записок ваших можно было составить любопытное и полезное повествование, не оставляйте без замечания ничего, что случится вам увидеть где-нибудь нового, полезного или любопытного, не только относящегося к морскому искусству, но и вообще служащего к распространению познаний человеческих во всех частях. Вы пройдете обширные моря, множество островов, различные земли; разнообразие природы в различных местах, натурально, обратит на себя любопытство ваше. Старайтесь записывать все, дабы сообщить сие будущим читателям путешествия вашего. Для сего необходимо должны вы иметь описания знаменитых путешествий во всех тех местах, которые посещать будете. Читая их и сравнивая с собственными вашими наблюдениями, будете вы замечать, в чем они верны и в чем не верны.

13-е. Веденный таким образом журнал путешествия вашего по окончании кампании должны Вы представить, за подписанием Вашим, в Адмиралтейский департамент.

14-е. Равным образом, если кто из офицеров особливо сделает какие-нибудь примечания и захочет сообщить оные, то их поместить особо – при конце журнала, с подписанием имени. За таковые примечания, если найдутся они полезными, может он приобресть себе честь и должную благодарность.

15-е. С вами отправляются астроном, натуралист и рисовальщик, которым даны будут от Академии наук особые инструкции; а вы, со своей стороны, обязаны доставлять им все возможные вспомоществования в их занятиях. Рисовальщик должен снимать виды всех мест примечательных, где случится быть, также портреты народов, их одеяний и игры. Все и всякого рода собрания вещей, описания всего, рисунки и прочее в конце кампании обязаны художники вручить командующему отрядом, который все без изъятия должен представить государю, через морского министра, по возвращении в Россию.

16-е. А как отправляется с вами из штурманского училища некоторое число учеников, то имеете Вы, сверх неослабного за поведением их смотрения, наблюдать и то, чтоб они занимаемы были продолжением наук, званию их приличных, дабы отлучкою на столь долгое время из училища не потеряли они приобретенных в нем знаний, а паче сделались бы полезными по службе через практические знания.

Копию с сей инструкции должны Вы дать командиру другого шлюпа – для исполнения по оной.

Вторая инструкция от морского министра

Академия наук, за краткостью остающегося времени, не приготовила инструкции для ученых, в дивизии Вашей в вояж отправляющихся. Вследствие чего я препровождаю при сем, к руководству для них, начертание некоторых предметов по ученой и художественной части, поручая Вам объявить, что морское начальство ожидает от их практических сведений и деятельности точного исполнения во всем, что только до их звания относится.

Начертания некоторых предметов по ученой и художественной части

Кампания, предпринимаемая по повелению государя, имея целью приобретение полнейших познаний о нашем земном шаре, доставить отправляющимся в оную ученым способ и частые случаи производить полезные для наук наблюдения.

По геометрической, астрономической и механической части они не упустят заниматься исследованием всех заслуживающих любопытства предметов, до сих наук относящихся, будут делать свои замечания и вести журналы о последствиях ими извлекаемых.

Они должны производить опыты для определения долготы секундного маятника в различных широтах, что послужит к определению изменений тягости; дабы же выводимые последствия были достоверны, нужно, чтобы опыты были делаемы одними и теми же инструментами и лицами, и были бы повторяемы с возможною точностью во всех тех местах, куда суда приставать будут.

Определение долготы входит в число ежедневных трудов мореплавателя, астрономы должны также особенно и прилежно сим заниматься. Они обязываются сохранять подлинные их вычисления о сих наблюдениях, производимых по расстоянию Луны от неподвижных звезд.

Зная по эфемеридам время затмений, которые случатся в продолжение их путешествия, а также и места, где оные будут видимы, астрономы не ограничат себя единственно определением мгновений начала и конца затмений, но означат также положение родов[15] со всевозможной подробностью.

Приливы и отливы моря заслуживают особого внимания; нужно замечать старательно двойной прилив в течение каждого дня.

По физической части путешественники обязаны делать наблюдения, до сего предмета касающиеся, к числу коих относится изменение компаса. Любопытно было бы испытать магнитную силу в тех точках, где есть наибольшее и наименьшее склонение магнитной стрелки.

Они должны вести верную записку о высоте барометра в разные часы дня.

Состояние атмосферы и ее беспрерывные изменения будут ими прилежно замечаемы, равно как и направление высших и низших ветров, в сравнении с дующим близ поверхности моря; различие высших и низших ветров в безоблачную погоду можно замечать посредством небольших воздушных шариков, которыми они будут снабжены[16].

Они обязаны стараться замечать течения моря везде, где только будет возможно, и вести записки об учиненных ими по сему предмету наблюдениях.

Феномены, как-то: метеоры, северные и южные сияния – будут прилежно замечаемы, и желательно было бы, чтобы означаема была высота и полнота оных.

Должно внимательно наблюдать тромбы[17], и поскольку еще по сие время не согласны в причине оных, стараться исследовать сей феномен, дабы можно было достигнуть до изъяснения оного.

Следует производить опыты касательно различной степени температуры моря и его солености в разных местах и глубинах в рассуждении различия тяжести вод и степени ее горькости, а также и насчет изменения теплоты в известной глубине противу замечаемой на поверхности моря.

Нужно делать наблюдения над льдинами различного рода, как плоскими, так и возвышающимися наподобие гор, и изъяснить мысли насчет образования оных.

Равным образом следует замечать свет, блистающий часто на море; было бы весьма занимательно и любопытно изъяснить причины оного, с большей подробностью, нежели как то до сего было делаемо.

Относительно химии нужно обращать внимание по всем изысканиям, до сей науки относящимся, замечать краски, употребляемые народами для окрашивания их изделий, вещества, из коих они их извлекают, и способы, изобретенные ими для их употребления.

По анатомической части будут вникать в познание всего того, что относится до изменений в человеческом роде, как-то: в цвете, росте, сложении и проч. – и проч. и не упустят распространить сих исследований и на внутренние части, если то представится возможным посредством анатомирования трупов; будут также осведомляться о долготе жизни и о времени возмужалости обоих полов.

По зоологии будут делаемы все наблюдения относительно сей части и, сколько возможность позволит, коллекция.

Равным образом и по минералогической части не оставят собирать коллекции, в особенности будут замечать почву земли и отношения оной в противоположных берегах проливов и различные слои, – словом, не упустят никаких полезных по сей части наблюдений.

Равное старание будет употреблено и по ботанической части, как относительно коллекции растений, так и описания оных и собрания образчиков всякого рода деревьев; полезно было бы познавать силу и свойства тех, которые еще мало известны.

Живописцы в их художестве имеют средство представлять зрению понятия о всем том, что имеется видимого в природе, и от трудов их ожидается верное изображение всех заслуживающих любопытства предметов.

Наконец, мореплаватели не упустят случая во всякое время делать исследования, замечания и наблюдения о всем том, что может споспешествовать вообще успехам наук и в особенности каждой части.

* * *

1819. Июнь. Шлюпы уже были в готовности, кроме некоторых столярных и малярных работ; по приказанию морского министра вытянулись на Малый Кронштадтский рейд, где против Средних ворот[18] на пять и три четверти саженей положили якоря. Вместе с нами вышли также на Малый рейд шлюпы «Открытие» и «Благонамеренный», назначенные к изысканиям на Севере.

23 июня. Морской министр, заботясь о скорейшем отправлении нас, сам с главным командиром Кронштадтского порта осмотрел шлюпы, на которых еще продолжали разные работы.

24 июня. Июня 24-го в Кронштадт прибыл государь для обозрения тех судов, которые по собственному его назначению понесут Российский флаг в отдаленнейшие пределы Юга и Севера. Государь посетил шлюпы «Восток» и «Открытие»; осмотрев все, и пожелав нам благополучного плавания, государь возвратился через Ораниенбаум в Петергоф. В продолжение сего дня работа адмиралтейских матросов была остановлена, а на другой день вновь началась и продолжалась до самого снятия с якоря.

25 июня. Начальника второго отряда М. Н. Васильева и меня пригласили в Петергоф, и мы были представлены государю. При сем случае государь передал приказание, «чтобы мы во время пребывания у просвещенных, равно и у диких народов снискивали любовь и уважение; сколь можно дружелюбнее обходились с дикими народами и без самой крайности не употребляли огнестрельного оружия». Потом мы были приглашены к столу государя; после обеда возвратились на шлюп.

Князь Лобанов-Ростовский[19], который на собственной своей яхте прибыл из С.-Петербурга в Кронштадт, прислал мне в подарок путешествие Будена[20] и атлас к оному. Подарок сей впоследствии времени был мне полезен и был тем для меня приятнее, что служил доказательством желания нам успеха в предстоящих трудах.

26 июня. По указу государственной Адмиралтейств-коллегии я отправился в С.-Петербург для приема денег, ассигнованных на жалованье и другие надобности, а капитан-лейтенанту Завадовскому приказал стараться сколько можно успешнее привести все работы к концу, также принять порох, огнестрельные снаряды и фейерверки, приуготовленные для диких, чтобы дать им понятие о европейских пиротехнических забавах, особенно тем, которые гостеприимным принятием заслужат нашу признательность. Одним словом, все, что нужно для приобретения уважения и благоприязни диких народов, было предусмотрено, все выбрано лучшее и доставлено на шлюп.

3 июля. Окончив предстоявшее мне дело в С.-Петербурге, я возвратился на шлюп и нашел, к величайшему моему удовольствию, что все мои приказания исполнены с точностью и шлюпы совершенно готовы. Вскоре прибыл морской министр – он желал проводить нас некоторое расстояние на своей яхте.

4 июля. 4 июля назначено нам сняться с якоря. В 6 часов пополудни при свежем ветре от ONO, проходя бастионы Средней и Купеческой гаваней, где находились главный командир Кронштадтского порта и военный губернатор вице-адмирал Моллер, флотский начальник контр-адмирал Коробка и многочисленное собрание народа, мы видели изъявления всеобщего нам желания счастливого плавания: зрители махали шляпами и кричали «ура!». Мы отвечали, прокричав пять раз «ура!». С сердечным чувством благодарности и отсалютовав крепости, прибавили парусов. Шлюп «Мирный» также снялся с якоря и следовал за шлюпом «Восток». Скорый ход и темнота ночи скрыли от нас то место, которое сегодня казалось нам местом очаровательным.

Второй отряд, шлюпы «Открытие» и «Благонамеренный», снялись с якоря и последовали за нами.

5 июля. 5 июля ветер был благополучный, небо ясное; мы занимались прибиранием всего к своему месту и приведением в походный порядок. Мы шли так скоро, что в 8 часов утра миновали створ Гогландских маяков в расстоянии одной мили от берега, а в 7 часов вечера прошли Кокшхарский маяк[21]. В 9 часов встретили эскадру под начальством вице-адмирала Крона[22]: она была в море для практики, состояла из шести кораблей линейных, двух фрегатов и одного брига. Упоминая о маяке, я должен сказать, что исправность нынешних маяков в Финском заливе и бдительное наблюдение за освещением оных старанием директора маяков генерал-майора Спафарьева столько облегчает плавание по Финскому заливу, что в ясную погоду нет нужды заботиться о точном счислении пути корабля, ибо днем маяки служат приметными местами, ночью верными указателями.

6 июля. В полдень, по наблюдению, мы находились на широте 59°8' северной. Имея Дагерортский маяк на S, мы шли при благополучном ветре по шести с половиной и по семи миль. В половине 5-го часа маяк закрылся на расстоянии около двадцати четырех миль.

К вечеру ветер стих и сделалось безветрие. Мы тогда были в виду Естр-Гарнгольма[23].

Следующие трое суток шли курсами, какими позволяло переменное маловетрие. Шлюпы «Открытие» и «Благонамеренный» были еще видны на горизонте. Шлюп «Мирный» отставал от нас; вместо того чтобы убавить парусов, я приказал вахтенному учить матросов брать и отдавать у марселей рифы.

10 июля. Поутру погода была прекрасная; мы проходили очень близко к датской крепости Христианс-Орт[24]. Я салютовал семью выстрелами; с крепости ответствовано тем же числом. Около полудня прошли северную оконечность острова Борнгольма на расстоянии полутора миль. Сколько мы ни старались рассматривать предметы на острове, но за мрачностью ничего невозможно было отличить, а как шлюпы имели весьма быстрый ход, то и самый остров скоро исчез из глаз наших.

При свежем холодном ветре мы шли по семи узлов, и в 8 часов прошли Фальстербоу. С сего времени держали более к северу, чтоб войти в Зунд. В 11 часов ветер стих. Я приказал сделать сигнал «стать на якорь по способности». Глубина была девять сажен[25], грунт – ил с песком. Шлюп «Мирный» стал на якорь по близости шлюпа «Восток».

11 июля. В 6 часов утра следующего дня снялись с якоря, вылавировали до первого бакана; тогда ветер настал благополучный и тихий. Хотя часа за два пред сим поднят был на фор-брам-стеньге гюйс при пушечном выстреле, что означает требование лоцманов, однако ж они не приехали, и я решился идти прямо без лоцмана. Пройдя первый бакан, который поставлен был на мели, от лоцманской деревни Драко[26] к югу, шлюп «Восток» приткнулся к мели.

Бакан может быть волнением сдвинут с места, но вероятнее, что лоцманы для своей выгоды не поставили оного надлежащим образом, чтобы иметь случай снять с мели судно или подать оному помощь и получить плату. Я отверг их пособия, потому что уже успел спустить баркас, и сказал им, что буду жаловаться начальству. Между тем на маленькой лодке приехали другие лоцмана, которых мы приняли на шлюпы. Завезли с кормы верп с кабельтовом, весьма легко оттянулись и отошли на фарватер, где за противным ветром стали на якорь.

12 и 13 июля. 12-го и 13-го числа, за мрачною погодою и противным ветром, стояли на якоре.

14 июля. Утром снялись с якоря, лавировали при попутном течении и тихом ветре. В 5 часов пополудни, пройдя бакан на северной оконечности Мидельгрунта, спустились на малый рейд, салютовали крепости семью выстрелами, нам ответствовали равным числом; шлюпы «Открытие» и «Благонамеренный» уже стояли на якоре, их лоцмана были лучше наших. Мы положили якорь в близости от крепости.

15 июля. Поутру, узнав, что полномочный министр и черезвычайный посланник нашего двора барон Николаи[27] возвратился из загородного дома, я поехал к нему с лейтенантом Лазаревым, чтобы явиться, узнать от него о натуралистах Мертенсе и Кунце и спросить, каким образом скорее и дешевле можно получить некоторое количество рома, вина и уксуса. Благоприязненным приемом барона Николаи мы были весьма довольны.

Он объявил нам, что от натуралистов Мертенса и Кунца получил письма, которыми отказываются от сопутствия с нами, ибо им было дано очень мало времени для заготовления всего нужного к сему путешествию и чтобы потом поспеть в Копенгаген. Такие известия были для нас весьма неприятны, и я тотчас просил барона Николаи постараться отыскать в Копенгагене охотника занять место натуралиста. Он обещал исполнить мою просьбу, однако ж впоследствии объявил, что хотя и нашел одного молодого натуралиста, который согласился на сделанное ему предложение, но родственники не решились его отпустить и увезли на время за город.

Таким образом мы лишились надежды делать обретения по естественной истории, нам осталось утешение набирать по сей части все встречающееся и, по возвращении нашем, предоставить людям знающим отличить известное от неизвестного; в продолжение всего путешествия мы всегда сожалели и теперь сожалеем, что не было позволено идти с нами двум студентам по части естественной истории, из русских, которые сего желали, а предпочтены им неизвестные иностранцы.

В продолжение семидневного пребывания нашего в Копенгагене мы имели удовольствие познакомиться с контр-адмиралом Левенерном, который управляет королевским архивом морских карт и, можно сказать, трудится с величайшей ревностью. Он снабдил нас некоторыми необходимыми картами, показывал нам описания разных путешествий и изъяснял лучший способ употребления секстанов, советовал в Копенгагене приделать к оным коротенькую трубочку вместо длинной. Я исполнил сие единственно из учтивости, ибо трубочка не принесла никакой пользы. Контр-адмирал Левенерн советовал также купить машину для очищения воды и принял на себя труд показать, где оную получить можно. Машина сия была нам полезна в употреблении.

Контр-адмирал Левенерн не любит англичан: он с великим жаром изъявлял неудовольствие на них за неисправность издаваемых ими карт и календарей. Вероятно, карты, доставшиеся Левенерну, были не из самых лучших, но морские календари, изданные на 1816, 1817, 1818, 1819 и 1820 годы, подлинно не приносят чести английской Комиссии долгот, и может быть, что они причиною крушения некоторых судов. Погрешности усмотрены ею весьма поздно в календаре на 1819 год, не прежде ноября 1818 года, и числом не менее ста восьми погрешностей.

Кажется, что со смертью астронома Маскелина[28], который, можно сказать, был основателем полезного издания астрономических календарей, прекратилась и точность, коей они отличались вначале. Многие, желая оправдать Дж. Понда, главного астронома Гринвичской обсерватории, доказывают, будто бы он в ошибках сих нисколько не участвует и что все происходит от самой Комиссии долгот, однако ж трудно поверить, чтобы сей астроном, старший на Гринвичской обсерватории, от коего, кажется, должно зависеть и избрание членов для проверки сих изданий, мог не участвовать в неверности их.

Мы были на обсерватории, которая на башне; вход внутри по наклонной плоскости простирается до самого верха, подобно внутренней части улитки. Сверху можно рассмотреть город Копенгаген, красивые окрестности и Зунд. Инструменты показались нам не в лучшей чистоте; может быть, достоинство их превосходит наружный вид.

Хотя Адмиралтейств-коллегия совершенно предоставила мне выдавать служителям ежедневную пищу сообразно климатам и прежде бывшим известным путешествиям, однако ж в продолжение плавания от Кронштадта до Копенгагена я поступал согласно Морскому уставу Петра Великого, т. е. в воскресные дни производил по фунту, а в прочие четыре дня по шестидесяти золотников[29] говядины, которая варилась в кашице; в среду и пятницу к обеду варили горох, а к ужину густую кашу с коровьим маслом.

Прийдя в Копенгаген, я приказал на обоих шлюпах производить ежедневно по фунту, а в воскресные дни по полтора фунта говядины, которую варили в щах с разной зеленью, и сверх сего давали по кружке пива на каждого человека. Хорошая и сытная пища весьма нужна, особенно при начале похода: она как будто приготовляет человека к выдерживанию всех предстоящих ему трудностей, – и для того должно стараться сначала несколько с избытком довольствовать служителей.

Налив порожние бочки водой и вымыв служительское белье, мы изготовились к дальнейшему плаванию. С вечера поднятием гюйса при пушечном выстреле потребовали лоцмана, который вскоре приехал.

19 июля. Следующего утра в 10 часов, при ветре от OSO, снялись с якоря, салютовали крепости из семи пушек, и нам ответствовано равным числом. Мы вдали видели, что отряд капитан-лейтенанта Васильева также снялся и следовал за нами.

Проходя остров Вен, усмотрели множество народа близ маленького дома, который по виду подобен был церкви. Идущие к острову пароход из Копенгагена и шлюпки, на коих было такое же множество людей, обратили наше внимание. Лоцман, у нас бывший, довольно хорошо изъяснил причину сего собрания и удовлетворил наше любопытство: он сказал, что на сем месте была первая обсерватория астронома Тихо Браге[30], и, чтобы оно осталось известным и в будущих веках, признательные датчане построили помянутый дом, около коего ежегодно 19 июля бывает гуляние. Таким образом, память о сем великом астрономе, который умер в 1601 году, сохранят не только упражняющиеся в науках, но все вообще. Нам приятно было видеть сие доказательство, сколько датчане уважают просвещение.

21 июля. Несколько раз в продолжение моей службы мне случалось проходить Зундом, и я всегда с удовольствием видел по обеим сторонам зеленеющие берега, сады, хорошо обработанные поля, дома поселян и две крепости, датскую и шведскую, но виды сии не могут сравниться с видами в Константинопольском проливе, подобных коим едва ли где найти можно.

В Гельсингере мы переменили лоцмана, наполнили паруса и, отсалютовав крепости, получили в ответ выстрел за выстрел (нигде салютация не наблюдается с такой точностью, как в Дании).

Проходя маяк Кол и не имея надобности в лоцманах, мы их отправили на берег; в 10 часов вечера прошли Ангольмский маяк на расстоянии десяти миль, а следующего дня, обойдя мыс Скаген, вступили в Немецкое море[31].

По прибытии в Англию мне предстояло многое к исполнению относительно предназначенного нам плавания, а потому я почел за нужное воспользоваться превосходством хода шлюпа «Восток» против шлюпа «Мирный», чтобы прежде прийти в Портсмут, назначил лейтенанту Лазареву рандеву в сем порту и, прибавя парусов, пошел вперед.

Попутный ветер и прекраснейшая погода благоприятствовали нам до самой Англии; мы всегда несли парусов сколько было возможно.

26 июля. В 8 часов утра увидели маяк Галопер на W, на расстоянии одиннадцати миль. В полдень встретили бот, на котором лоцмана обыкновенно выезжают и держатся в море, чтоб иметь случай провести суда между мелей. Поднятием гюйса на фор-брам-стеньге при пушечном выстреле я потребовал лоцмана, и он тотчас приехал (лоцманы только и ждут призыва). Ветер был очень тих, а потому я желал идти на Дильский рейд, чтоб простоять на оном в продолжение противного течения.

В 10 часов вечера при тихом ветре, за противным течением, положили якорь на Дильском рейде, на глубине восьми с половиной сажен; грунт – хрящ[32]. Норд-Форленд[33] находился от нас на NO 25° на расстоянии десяти с четвертью миль. С английского фрегата, стоящего на брандвахте, приезжал офицер и, поздравив нас с прибытием, делал обыкновенные вопросы: откуда, куда и прочие.

27 июля. С рассветом, когда течение было попутное, шлюп «Восток» снялся с якоря и вступил под паруса при противном ветре. В половине первого часа противное течение опять принудило бросить якорь на глубине семнадцати сажен; грунт – желтый, мелкий песок с ракушками. Донженской маяк[34] находился от нас на NW 79° в семи милях.

В 6 часов вечера течение и ветер стали попутные – мы вступили под паруса. В половине 9-го часа прошли Донженской маяк в двух милях.

28 июля. Поутру я взял другого лоцмана, уговорясь с ним, чтобы он не требовал с меня более положенного английскими законами за ввод на Портсмутский рейд. Сей лоцман в продолжение пребывания нашего на Портсмутском рейде был нам полезен. При входе на рейд офицеры по обыкновению еще издалека в зрительные трубы рассматривали корабли и фрегаты, стоявшие на якорях, различая их красоту и достоинства.

К общему удовольствию нашему, увидели мы в числе судов, бывших на Спитгедском рейде, одно под русским флагом. Угадать было нам нетрудно, какое судно: мы ожидали возвращения капитана Головнина на шлюпе «Камчатка» из Северо-Западной Америки. Радость наша была тем большая, что сия нечаянная встреча случилась за границей, где, кажется, русский еще больше любит и привязывается к русскому. Лишь только мы приблизились к якорному месту, приехали к нам некоторые из офицеров со шлюпа «Камчатка». Радость нашу при встрече соотечественников легко можно вообразить.

29 июля. В 7 часов вечера в Портсмуте, на Спитгедском рейде, на глубине семи сажен положили якорь, имея грунт ил с желтым песком и ракушками. Главный начальник адмирал Камбель прислал лейтенанта поздравить нас с прибытием и спросить, не нужны ли нам какие-либо с его стороны пособия. Я, поблагодарив за учтивость, объявил, что нам нужно только запастись водой и свежими съестными припасами и что все то получим через нашего консула Марча.

Лейтенант Лазарев прошел по другую сторону Годвинских банок, дабы неожиданная какая-нибудь перемена ветра не задержала его на Дильском рейде. В полночь шлюп «Мирный» положил якорь подле шлюпа «Восток». Отряд капитан-лейтенанта Васильева также прибыл и остановился подле острова Вайта.

30 июля. Следующего утра мы с лейтенантом Лазаревым посетили офицеров на шлюпе «Камчатка». Я увидел на шлюпе необыкновенный порядок и что после многотрудного плавания все совершенно здоровы; сердечно наслаждался, найдя сослуживцев, так сказать, горсть предприимчивых россиян, возвращающихся из далеких стран в свое отечество здоровыми и веселыми, приобретшими новые познания и большую опытность.

Мы поехали к адмиралу Камбелю поблагодарить его лично за сделанное им вчерашнего числа предложение в пособиях.

За несколько дней прежде нас прибыл в Портсмут на своей яхте принц-регент[35]. Яхта была богато вызолочена, окружаема военными судами и множеством зрителей на прекрасных ботиках, шлюпках, яликах; такую живую картину можно видеть только в Англии. Мы при каждом разе, когда яхта проходила мимо наших шлюпов, ставили людей по реям и, прокричав семь раз «ура!», салютовали двадцать одним выстрелом.

1 августа. Сего утра начальники шлюпов, наняв дилижанс, поехали в Лондон.

Нам надлежало сколько возможно поспешнее исполнить все нужное для снабжения судов наших и скорее отправиться в путь, но совершенно неожиданно мы пробыли в Лондоне около девяти дней. Хронометры и другие астрономические инструменты, для нас заготовленные, оказались не все соответственны нашим желаниям, следовательно, нужно было некоторые переменить, а отыскивание готовых секстанов и других инструментов, равно и потребных для путешествия нашего книг и карт сопряжено было с великими затруднениями.

Троутон, известный инструментальный мастер, удовлетворил нас по своей части, снабдив лучшими секстанами, пассажным инструментом, искусственными горизонтами; хронометры были двух мастеров, Арнольда и Барода; от Долонда получили мы окружные инструменты, также несколько секстанов и ахроматические телескопы, четырех– и трехфутовые.

Для плавания нашего карты получены от Арроусмита[36], книги от разных книгопродавцев. Пендула[37] готового мы не нашли, а сделать новый мастера отказались за краткостью времени. Я просил графа Ливена[38] приискать натуралиста, который бы согласился отправиться со мной. Известный сир Жозеф Бенкс[39], председатель Лондонского королевского общества, по просьбе графа хотя и взялся сие исполнить, но дело кончилось тем, что, получив все нужное для шлюпа, мы должны были отправиться без натуралиста.

Особенно приготовленным свежим супом с зеленью, бульоном в жестянках и еловой пивной эссенцией достаточно снабдила нас фирма Донкин. Мне кажется, что ничего нет полезнее сих съестных припасов для здоровья мореплавателей, пускающихся в дальние страны, а особенно для больных, коим целительнейшее лекарство, без сомнения, свежая пища. Закупив в Лондоне все, что было нужно для наших шлюпов, мы отправились обратно в Портсмут 10-го числа, и того же дня ввечеру туда прибыли.

10 августа. Хотя в Лондоне нам было много дела и к исполнению оного немало затруднений, однако мы имели и досужные часы, чтоб осмотреть достопамятности сей столицы, как-то: церковь Св. Павла, готическое здание Вестминстерского аббатства со всеми в оном редкостями, Тауэр, или древнейшую Лондонскую крепость, вокзал и театры.

Мы полагали, что по возвращении в Портсмут найдем инструменты, карты и книги, которых ожидали из Лондона, но вместо того получили оные через российского генерального консула Дубачевского не прежде 20 августа.

В продолжение пребывания нашего в Лондоне на шлюпах производилась работа с великой деятельностью, и все приведено к окончанию, кроме работы плотничной. На шлюпе «Восток» переделка портов, по неудобности оных, шла очень медленно, ибо консул Марч нанял мастеровых работать поденно, не условясь с ними в цене за всю работу – без сомнения, ни один работник не упустит из виду своей выгоды и продлит дело, чтобы более получить платы.

20 августа. 20 августа мы имели удовольствие видеть прибытие принадлежащего Российско-Американской компании судна «Кутузов», которое под начальством капитан-лейтенанта Гагемейстера[40] совершило путешествие вокруг света; плавание сие невозможно назвать счастливым, ибо в продолжение оного умерло на судне девять человек.

В последнюю с французами войну у англичан Спитгедский рейд представлял по временам прекрасные, живые на море картины, но ныне флот английский «в белой одежде» покоится на своих лаврах. Когда корабли стоят в гавани разгруженные, их красят белой краской, чтоб жар от солнечных лучей не так драл дерево; с нами на рейде стояли на якоре один корабль, два фрегата и два шлюпа.

25 августа. Августа 25-го все работы на шлюпах и расчеты с консулом были кончены. Из Лондона я не получал никакого известия о натуралисте, а время года не позволяло мне более медлить, а потому решился отправиться в путь. В случае разлуки от бурь или туманов, я назначил лейтенанту Лазареву место нашего соединения на рейде Санта-Круз при острове Тенерифе, где нам надлежало запастись вином, как для служителей, так и для офицеров.

При отправлении из Портсмута, по причине теплой погоды, мне невозможно было взять для служителей свежего мяса более как на три дня, а свежей капусты на неделю, лука же стало до самого прибытия к острову Тенерифе.

26 августа. В 5 часов пополудни 26 августа все гребные суда были подняты, и по сигналу приехал лоцман; снявшись с якоря, мы вступили под паруса при тихом, не весьма благонадежном ветре от NW; в 10 часов сделалось безветрие и продолжалось до самого утра, что принудило нас простоять всю ночь на якоре на С.-Еленском рейде; следующего дня, рано поутру, при NW тихом ветре снялись с якоря и лавировали, но ветер сей продолжался только до полудня, тогда сделался штиль, прилив принудил нас бросить стоп-анкер; в два часа задул ветер западный, и мы опять лавировали, но, к удовольствию нашему, ветер скоро переменился.

Глава вторая

Плавание от Англии до острова Тенерифе, потом до Рио-де-Жанейро. – Пребывание в Рио-де-Жанейро.

29 августа. Следующего утра ветер отошел в О, мало-помалу усиливаясь, и наконец установился в NO четверти. Шлюп «Мирный» поставил все паруса, а на шлюпе «Восток» несли парусов столько, чтоб не уйти от «Мирного».

30 августа. В полдень широта места нашего, по наблюдению. была 49°46'20''; Северный Лизардский маяк виден был на NW 27°, следовательно, находился от нас в тринадцати с половиной милях. Мы шли на WSW, чтоб выйти из канала.

В Английском канале, поблизости берегов Англии, вода в некоторых местах имеет беловатый цвет, что происходит, вероятно, от грунта.

Выйдя в Атлантический океан, дабы предохранить здоровье служителей, я разделил их на три вахты и притом сделал следующее распоряжение: в случае каких-либо трудных для одной вахты работ, велел, чтобы выходила для пособия та вахта, которая сменилась, дабы третьей вахте, которой будет следовать на смену, дать время отдохнуть, и употребить сию часть служителей только в самых необходимых случаях; вахтенным начальникам поставлено в обязанность во время дождя стараться, чтобы по возможности служители были от оного защищены и платье их не намокло, а ежели намокнет, то по смене с вахты переменить, не оставлять на палубе и выносить на назначенное место в баркас.

Когда погода сделается ясною, служители, находящиеся на вахте, должны были сырое платье товарищей своих развесить для просушки, и, как чистота и опрятность много способствуют к сохранению здоровья, то я велел белье переменять два раза в неделю и строго за сим наблюдал для того, что иногда ленивый, желая избегнуть многого мытья, старается надетую в воскресенье белую рубаху заменить грязною в тот же вечер, дабы в следующую среду опять надеть ту же рубаху, хотя таковые поступки никогда не оставались без должного наказания. Для мытья белья по удобности назначены были два дня в неделю, среда и пятница, потому что в сии дни варят только в одном котле к обеду горох, к вечеру густую кашу с маслом, а чтобы остальной котел оградить от действия огня, в сем котле согревали воду, которую употребляли для мытья белья.

Койки положено было мыть два раза в месяц, т. е. около 1-го и 15-го чисел; самые шлюпы и палубы мыли два раза в неделю под парусами, а на якоре ежедневно. Вахтенный лейтенант наблюдал, чтобы все служители, которые мыли белье, непременно снимали всю обувь, поднимали брюки выше колена; по окончании мытья все мыли ноги в чистой воде, вытирали их насухо и тогда уже одевались.

Вместо курения в палубах, я предпочел чаще иметь огонь, который, разжижая воздух, переменяет оный и сушит, не оставляя по себе копоти; при курении копоть прилепляется к сырой палубе, стенам и ко всему, производит грязь, которая удобно принимает и удерживает в себе сырость; следовательно, разные употребляемые курения более для здоровья вредны, нежели полезны.

Служители обедали, как обыкновенно во время кампании, несколько ранее полудня, ужинали ранее 6 часов вечера, для того что в полдень и в 6 часов сменяются вахты, и чтоб те, которым следует выйти на смену, успели отобедать и отужинать; на вверенных мне шлюпах, когда погода позволяла, обедали и ужинали на шканцах и баке, чтобы в палубах не оставалось сырых от кушанья паров и нечистоты. Посуда и ложки хранились наверху в особо устроенном месте.

После 6 часов вечера, в хорошую погоду, никому не дозволено оставаться внизу до 8 часов вечера, т. е. до раздачи коек; в сии два часа обыкновенно занимались разными нашими простонародными увеселениями, как то: пением, рассказыванием сказок, игрою в чехарду и плитку, скачкою через человека, плясками и проч., а между тем в палубе очищался воздух; потом, в 8 часов вечера, шли спать; при сем строго наблюдалось, чтобы каждый вешал на свое место койку и не ложился на палубе или в другом месте.

Служителям, находящимся наверху, велено было в жарких климатах покрывать голову, для того что, ежели бы кто решился проспать или простоять с открытой головой во время действия солнечных лучей, конечно, подвергся бы гибельным последствиям; напротив, служителям, оставшимся в палубе, велено быть без шляп или шапок, чтоб не привыкнуть закутывать голову и притом сохранить вежливость, требуемую порядком службы.

Выйдя из Английского канала, я приказал штаб-лекарю Берху осмотреть служителей, дабы узнать, нет ли наружных болезней. Берх меня весьма обрадовал, удостоверя, что на шлюпе «Восток» нет ни одного человека чем-либо зараженного; сие можно почесть великой редкостью, ибо в Англии больше, нежели где-нибудь, развратных прелестниц, особенно в главных портах. Лейтенант Лазарев уведомил меня, что трое из числа лучших его матросов заражены; медико-хирург Галкин обнадежил в скором времени их вылечить; сие было тем нужнее, что самый способ лечения ускоряет зарождение цинги. Капитан Крузенштерн во время путешествия своего вокруг света зашел не в Портсмут, а в Фальмут, для того чтоб избегнуть сей заразы; в Фальмут заходят только пакетботы, отправляемые в разные места, и потому в городе менее распутных женщин.

Ветер нам благоприятствовал; мы расположили курс свой так, чтоб пройти мыс Финистер в расстоянии около шестидесяти миль.

1 сентября. В 8 часов утра я приказал держать SSW. Шлюп «Мирный» находился на весьма дальнем расстоянии от шлюпа «Восток»; я сделал при пушечном выстреле сигнал, чтобы держался тем же курсом, как мы, но за дальностью не можно было рассмотреть сигнала, а потому шлюп «Восток» лег на WSW, дабы приблизиться к «Мирному», и, подойдя на недальнее расстояние, я повторил сигнал, и оба шлюпа пошли на SSW. В полдень находились на широте 45°56' северной, на долготе 10°9' западной; с сего времени до 7 часов пополудни ветер постепенно утихал, а потом сделалось безветрие.

2 сентября. В полдень ветер отошел к западу; мы поворотили на другой галс и легли на S; к 6 часам пополудни ветер сделался от NO свежий, мы легли на StW 1/2 W. На шлюпе «Восток» несли мало парусов, чтоб соразмерить ходы обоих шлюпов. Разность в ходе была такова, что не следовало бы их употреблять вместе, и тем больше при столь важном и трудном предназначении.

3 сентября. В 7 часов утра для поджидания отставшего шлюпа «Мирный» я приказал взять по два рифа у марселей; мы встретили два лавирующих купеческих судна: французский бриг и голландский галиас.

В полдень находились на широте северной 43°18', на долготе 11°52' западной. Ветер споспешествовал нашему пути. В 9 часов вечера и в полночь на обоих шлюпах сожгли по фальшфейеру, дабы показать друг другу место.

Ветер вскоре развел большое волнение, шлюп «Восток» качало с боку на бок, ходу было по восьми узлов; мы принуждены нести одни марсели рифленные двумя рифами, чтоб не уйти от шлюпа «Мирный». Ветер к ночи сделался еще свежее. Шлюп «Мирный», хотя нес все возможные паруса в продолжение ночи, но на рассвете, к сожалению моему, мы его не увидели, и для поджидания у грот– и фор-марселя взяли последние рифы; в 4 часа утра шлюп «Восток» привел к ветру. «Мирный» тогда показался в горизонте; от нашедшего попутного шквала скоро присоединился к шлюпу «Восток», и оба шлюпа шли тем же курсом, продолжая пользоваться благополучным ветром.

7 сентября. Попутный ветер от NW продолжался до 9 часов утра 7-го числа; с сего времени начал стихать и в 6 часов пополудни сделалось совершенное безветрие.

Дабы смыть лишнюю соль с солонины и чтобы она была лучше для употребления в пищу, я приказал следующее служителям количество на день класть в нарочно сделанную из веревок сетку и вешать с езельгофта на бушприте так, чтобы солонина при колебании и ходе шлюпа беспрестанно обмывалась новой водой. Сим способом соленое мясо вымачивается весьма скоро и многим лучше, нежели обыкновенным мочением в кадке, при котором в середине мяса все еще остается немало соли, способствующей к умножению цинготной болезни. Капитан Крузенштерн, во время плавания его кругом света, употреблял сие же средство.

В обширных морях взорам мореплавателей представляется только вода, небо и горизонт, а потому всякая, хотя маловажная вещь привлекает их внимание.

Все служители сбежались на бак, гальюн и бушприт любоваться хищничеством акулы (длиною около 9 футов[41]), которая непременно хотела полакомиться частью служительской солонины, повешенной для вымачивания. Неудачные ее покушения и удар острогой в спину понудили ее отдалиться от шлюпа.

8 сентября. К полуночи задул тихий противный ветер от юга, оба шлюпа были тогда на дальнем расстоянии один от другого; мы лавированием старались сблизиться; в полдень находились на широте 35°4' северной, долготе 13°56' западной; течение моря в одни сутки увлекло нас четырнадцать миль на SO 56°; среднее склонение компаса у нактоуза оказалось из шести наблюдений 22°28' западное.

По мере удаления нашего к югу мы чувствовали большую теплоту в воздухе; в полдень термометр возвысился до 16° и в полночь был на 15°, посему я счел за нужное запретить всем носить суконное платье и велел надеть летнее.

В первое мое путешествие вокруг света я замечал, что некоторые из бывших с нами ученых под экватором не снимали фризового платья, и у них оказалось расположение к цинге; подобные охотники одеваться тепло, конечно, приведут в оправдание, что в теплых климатах Азии многие народы носят шубы, а цинготных болезней не имеют; но они с малолетства к сему привыкли и проводят жизнь на матером берегу, а не на море в продолжительных походах, когда одежда, соленая пища, не совсем свежая вода, воздух, спертый от множества людей, гнилость воды, в судно втекающей, всегдашнее единообразие и рождающиеся от сего унылые мысли, малое движение, а во время качки слишком большое, производят цинготную болезнь и способствуют приумножению оной.

10 сентября. Большая зыбь, шедшая несколько дней от северо-запада, предвещала ветер, который и установился. Мы в полдень находились на широте северной 33°10', долготе западной 12°30', течение моря увлекло нас в одни сутки шестнадцать миль на SO 80°. Пользуясь ветром от NW, мы направили путь наш к острову Тенерифе.

Уже несколько дней ощутителен был в моей каюте и по всему шлюпу гнилой запах, и после многих розысканий открылось, что сей запах происходит от сгнившей офицерской муки, которая хранилась в констапельской и подмочена была водою, вошедшею сквозь подзор от слабости кормовой части и худой конопати.

Чтоб такой вредный воздух не распространялся по всему кубрику и чтоб впредь содержать в констапельской и броткаморе чистый воздух, провели из констапельской сквозь рундук и капитанскую каюту на шканцы из листовой меди трубу, посредством которой внутренний воздух сообщался с наружным.

11 сентября. Благополучный ветер и прекрасная сухая погода в следующие два дня позволили нам вынести для просушения сухари и подарки, для диких народов назначенные.

13 сентября. В полдень мы находились на широте северной 29°45', долготе западной 15°10'. После полудня, по четырем выводам, из коих каждый был из пяти расстояний луны от солнца[42], я определил долготу, среднюю изо всех четырех выводов, от Гринвича 15°16'20''; разности от средней, определенной по трем хронометрам, было 4′ 53′′ к западу.

При захождении солнца открылся пик на острове Тенерифе, находившийся тогда от нас в девяносто четырех милях. Высота его над видимым горизонтом была 31′ 5′′ с возвышения на шестнадцать футов, мы положили действие рефракции четырнадцатую долю всей высоты и из того вычислили, что она простирается до 1797 тоазов[43] французских. Сие определение я не выдаю за верное и присовокупляю, что не всегда можно надеяться на подобные выводы в столь дальнем расстоянии, ибо не должно полагаться на глаз, на инструмент и на саму принятую рефракцию.

Гумбольд говорит, что истинная высота пика Тенерифского определена Борда[44]; сей отличный геометр делал три измерения, два геометрических и одно барометрическое; по первому, в 1771 году, высота пика вышла 1742 тоаза; потом Борда и Пингре, наблюдениями с моря, вывели 1701 тоаз; наконец, Борда был на Канарских островах в 1776 году с Шастене де Пюйсегюр; они тогда сделали новое тригонометрическое измерение, по которому высота пика определена в 1 905 тоазов и почитается доныне вернейшею. Во время экспедиции Лаперуза, в 1785 году, сделано измерение с помощью барометра Ламаноном, и, по наблюдению его, высота пика по формуле Лапласа вышла 1 902 тоаза.

15 сентября. 15-го при тихом ветре мы подошли к мысу Наго и в 6 часов утра направили курс прямо на Санта-Крузский рейд. Берег между мысом Наго и городом Санта-Крузом состоит из груд огромных камней, набросанных в различных положениях слоями, которые, вероятно, составились от подземного огня, как и сам остров. Неподалеку от города Санта-Круза мы прошли местечко Сант-Андре, находящееся в ущелине. Все с большим любопытством навели зрительные трубы, и каждый из нас сказал: и здесь люди обитают! И подлинно! Смотря на сии островершинные неприступные скалы, между коими образовались узенькие ущелины, временем и водой, из гор текущей, по наружному виду невозможно и подумать о внутренней красоте и изобилии сего острова, на котором живут 80 000 человек.

В час пополудни мы были в двух милях от города Санта-Круза; в сем расстоянии уже все предметы нам ясно открылись. Тогда представился глазам нашим красивый город, выстроенный на косогоре в виде амфитеатра, украшенного двумя высокими башнями, из коих одна возвышалась на западной стороне города, с колоннадою вверху, а другая – посреди города – с такой же колоннадой и с куполом; первая в доминиканском, а последняя во францисканском монастыре. По берегу, для защиты города, выстроены четыре небольшие крепости; одна, и самая главная, называется Сант-Христоваль, на которой развевается испанский флаг.

Некогда на высокой горе по северную сторону города находилась небольшая батарея, но губернатором маркизом Каскагигал срыта по той причине, что неприятель, завладев оною, мог бы удерживать город в повиновении. За городом, по косогору, как видно, вся земля разделена на разные участки, а далее – красно-синеватые горы; когда же облака не покрывают остров, что обыкновенно, хотя изредка, случается по вечерам, тогда является взорам серебристая вершина пика, сего огромного исполина, поставленного на неизмеримом плоском пространстве; он первый встречает и последний провожает восхождение и захождение благотворного солнца.

В 2 часа пополудни мы положили якорь на глубине двадцати пяти сажен (грунт – ил с песком) на самом том месте, где за шестнадцать лет перед сим капитаны Крузенштерн на шлюпе «Надежда» и Лисянский на «Неве» стояли на якоре. Северо-восточный угол острова находился от нас на NO 62°, а юго-западный на SW 34°, в городе, на доме бывшей инквизиции, башня на SW 71°.

Вскоре приехала с берега к шлюпу «Восток» под испанским флагом шлюпка, на коей был капитан порта, королевского флота лейтенант дон Диего де Меза; он делал обыкновенные вопросы: откуда, куда, нет ли больных и прочее. Лейтенант Меза объявил, что в Кадиксе свирепствует заразная болезнь, и, предостерегая нас, сказал, что лавирующие близ Санта-Крузского рейда две бригантины пришли из Кадикса, но правительством в порт не впущены.

На вопрос мой, можно ли нам иметь сообщение с берегом, лейтенант Меза сказал, что для нас нет никаких в том препятствий, почему, спустив ял, я послал лейтенанта Демидова к губернатору генерал-лейтенанту шевалье де Лабуриа уведомить о причине нашего прибытия и переговорить о салютации. Мичман Демидов, возвратясь с берега, донес, что губернатор очень вежливо его принял, о салютации отозвался, что крепость будет отвечать выстрелом за выстрел, почему со шлюпа «Восток» салютовали из семи пушек; с крепости, на коей был поднят флаг, ответствовано равным числом.

К вечеру приехал с берега, от губернатора, испанской службы офицер поздравить нас с благополучным прибытием; с ним, для перевода на французский и английский языки, находился дон Педро Родригуа, уроженец города Санта-Круза, агент купца Литле и компании (сей торговый дом уже семьдесят лет производит беспрерывно торговлю на острове Тенерифе). Я просил дона Родригуа о доставлении нам тенерифского вина. Он охотно принял на себя сей труд, исправно и скоро доставил вино лучшего качества по 135 талеров испанских за пину[45], а молодое по 90 талеров; он же доставил и воду на своих баркасах на оба шлюпа, что стоило нам одиннадцать фунтов стерлингов и два шиллинга.

15 сентября. Следующим утром я с лейтенантом Лазаревым ездил на берег к губернатору; он принял нас с отличной приветливостью, изъявил готовность вспомоществовать во всем и сказал, что имеет на то повеление от своего правительства; поблагодарив его, я спросил только, чтоб приказал назначить место для поверения наших хронометров и позволил некоторым из офицеров посмотреть внутренние части острова; губернатор охотно согласился и присовокупил: «Мне очень известно неподражаемое гостеприимство россиян, и я крайне рад, что при старости лет моих еще имею случай быть им полезен».

Мы удивились, увидя в числе многих орденов, его украшающих, российский военный орден Св. Георгия 4-го класса; почтенный старец сей, предупредив наше любопытство, сообщил нам, что он находился на российской службе в царствование императрицы Екатерины II, был в сражении противу шведов под начальством принца Нассау и участвовал в победах фельдмаршала Румянцева, о котором многое рассказывал; восхищался воспоминанием, что крест за храбрость и заслуги получил из рук государыни.

Приехавшим на лодках жителям острова, с фруктами, позволено было продавать оные, но с тем, чтоб не привозили горячих напитков. Покупку свежих фруктов я позволил производить во всех портах, зная на опыте, что приносят большую пользу, очищая кровь, и сим предохраняют от расположения к цинготной болезни.

Для поверения хронометров отвели нам дом морского начальника дона Антония Родриго-Руица. Плоская на доме крыша казалась довольно удобной для произведения наблюдений, но по причине большого сотрясения, происходящего от малого движения и самого морского ветра, который в полдень всегда бывает свежий, я поставил на крыше только инклинаториум, чтобы узнать наклонение магнитной стрелки; но инструмент показывал невозможное; после разных исследований нашли мы, что в самой извести, коею крыша и стены дома выштукатурены, много железных частиц.

При прогулках в городе я имел в кармане искусственный магнит, касался им до земли в разных местах на улицах и всегда усматривал множество железных частиц, пристававших к магниту; приказал привезти на шлюп песка, выбрасываемого морем на берег, и также нашел, что наполнен железными частицами. Привезенная мною в С.-Петербург часть сего песка хранилась в музее Государственного адмиралтейского департамента, в Минеральном кабинете Розенберга, и в С.-Петербургском Минералогическом обществе. Вероятно, что и весь вулканический остров Тенерифе наполнен сим песком, и потому полагаю, что на берегу города Санта-Круза всякое испытание над магнитной стрелкой не принесет никакой пользы.

По просьбе нашей позволили нам на крепости Сант-Христоваль делать наблюдения и поверить хронометры, но как тогда солнце часто закрывалось облаками, то поверение хронометров было не самое лучшее.

Комендант сей крепости дон Жозеф де Монтеверде принял нас приязненно (он женат на родственнице российского генерал-лейтенанта Бетанкура).

Город Санта-Круз ныне один из лучших маленьких городов: улицы хорошо вымощены, городовая площадь почти вся вымощена, наподобие тротуара, большими плитами, где по вечерам жители прогуливаются. Ныне не видно уже того множества монахов и развратных женщин, которые путешественникам здесь встречались; первых не видно потому, что архиепископ и инквизиция переселились на остров Канарию, а многие монахи померли от бывшей в 1810 году чумы. Вероятно, от той же болезни уменьшилось и число развратных женщин, а особенно от принятых правительством строгих мер, препятствующих их размножению.

Площадь украшают мраморный крест и мраморное изображение Богоматери с крестом в руках, явившейся, по преданиям, в приморском городе Канделярии; на подножии изображены гуанчи, древние жители острова, принявшие христианскую веру, обращающие взоры свои на Богоматерь; все сделано из лучшего белого мрамора, доставлено за дорогую цену из Генуи и посвящено городу Санта-Крузским уроженцем купцом Монтаньего.

Монастырей здесь два: Св. Франциска и Св. Доминика. В первом только четыре монаха, а в другом шесть; они, как нам казалось, в бедном состоянии; число их не умножается, конечно, от того, что почти нет никаких для них пожертвований от жителей, пользующихся большей независимостью от духовенства, нежели в других испанских колониях.

Дома в Санта-Крузе все построены из камня: нижняя часть – из твердого, а верхняя – из мягкого. Лучшие дома имеют крыши плоские, огражденные стенами три фута высотой так, что сама крыша служит балконом в хорошую погоду, в Санта-Крузе почти беспрерывную; в дождливое время собирающаяся на крышах вода стекает по водопроводам в водохранилища, которые почти при каждом доме, дабы в случае летней засухи или повреждения труб, ведущих воду с гор, не терпеть в оной недостатка.

Жителей на острове Тенерифе полагают до 80 000. В городе Санта-Крузе – 9 000; почти все происходят от испанцев, ибо поколение древних гуанчей большей частью истребилось, а остатки смешались с испанцами. Милиция на острове состоит из 4 000 человек. Мужчины и женщины лучшего сословия одеваются по-европейски; из простого народа мужчины носят куртки, а женщины белое толстое байковое покрывало, сверх которого надевают круглую мужскую шляпу; и в сем одеянии, со смуглыми их лицами, имеют вид неприятный.

В пребывание наше в Санта-Крузе мы познакомились с городским майором[46] доном Жуаном Меглиорина, который родом итальянец; он пригласил нас в свой кабинет натуральной истории, и мы рассматривали с удовольствием множество редкостей со всех частей света, собранное трудами Меглиорина; он весьма искусен в набивании чучел, и все находящиеся в его кабинете звери и птицы набиты им. В числе многих редкостей более всех обратили наше внимание сохранившиеся мумии гуанчей и несколько их черепов и других частей, случайно найденных в пещерах; глиняная посуда и жернова, ими употребляемые, также внимания достойны. По мумиям и разным частям, равно и по описанию Гумбольда, нельзя заключить, что гуанчи были большого роста.

Множество обгорелых веществ и лавы с пика и несколько птиц, перелетающих из Африки, составляли все, что Меглиорина мог собрать на острове Тенерифе. Ядовитых змей и других пресмыкающихся, по словам его, на острове нет.

Лошади, верблюды, ослы, рогатый скот всякого рода, свиньи, кролики и другие животные завезены испанцами. Для езды и возки тяжестей более употребляются ослы и верблюды, по причине утесов, через которые проложены дороги из Санта-Круза.

Вид с Санта-Крузского рейда представляет зрителю остров Тенерифе в самом невыгодном положении. Горы, окружающие город, голы, некоторые из оных к востоку остроконечны и совершенно бесплодны, разделены глубокими промоинами; все сие не обещает, кажется, никаких приятностей жизни для населяющих остров, но многие из наших офицеров, именно астроном Симонов, лейтенанты Обернибесов, Лесков, Анненков и Демидов, пользуясь данным им сроком на три дня, решились ехать в город Оротаву, дабы увериться в противном видимому с рейда.

Они по возвращении сказывали, что долина Оротавская прелестна, изобилует всеми дарами природы; имели удовольствие видеть место, которое некогда принадлежало завоевателю острова Тенерифе Иоанну Бетанкуру, а ныне во владении его потомков. Достойное удивления драконово дерево, растущее недалеко от поместья Бетанкура, обратило внимание наших путешественников: оно на десяти футах высоты от земли имеет тридцать шесть футов в окружности.

В Крыму, на даче генерал-майора Говорова, называемой Албат, находится дуб в полной высоте, и не менее сего дерева достоин удивления: на пяти футах от земли – толщиной в окружности тридцать шесть футов. Сей дуб в особенности знаменит тем, что под тенью оного завтракали Екатерина II и римский император Иосиф во время путешествия их по Крыму.

В пятидневное наше пребывание в Санта-Крузе ночью дул тихий ветер с берега, а с 6 часов утра – свежий с моря, от NO, и продолжался во весь день, а к вечеру стихал.

Из учиненных нами наблюдений на рейде по выводам на шлюпе «Восток» оказалась широта нашего якорного места 28°28'30''северная, долгота средняя по трем хронометрам 16°12'57'', по расстоянию луны от солнца из шести выводов, в каждом по пяти расстояний, 16°17'29''западная.

По выводам на шлюпе «Мирный» широта якорного места вышла 28°28'25''северная. Долгота по барродову хронометру 16°23'45''западная. Из четырех выводов, по шести расстояниям каждый, 16°14'30''западная.

Склонение компаса 20° к W.

Бедно выстроенная пристань не достаточна для покоя приходящих гребных судов: дующий в продолжение дня свежий ветер с моря производит волнение, отчего набережная города всегда омываема буруном и приставать неудобно. О температуре и перемене воздуха в Санта-Крузе в продолжение дня сообщаю среднее показание термометра и барометра, из замечаний в четыре дня, ежедневно через шесть часов.

По термометру[47]: в полночь 17,45°, в 6 часов утра 17,75°, в полдень 20,22° и в 6 часов пополудни 18,35°.

Самая малая перемена термометра была по ночам, разность от средней в течение суток была 0,15°. Самая большая перемена в полдень, разность от средней 1,18°.

По барометру: в полночь 30дю,18; в 6 часов утра 30дю,16; в полдень 30дю,21; в 6 часов пополудни 30дю,15.[48] Самое высокое стояние в полдень, а самое малое в 6 часов пополудни.

19 сентября. Запасшись теми съестными припасами, которыми остров изобилует, долив все бочки свежею водою, исполнив все, что нам к исполнению предстояло, 19-го числа в 9 часов утра, при затихающем маловетрии с берега, мы снялись с якоря и направили путь многим мористее острова Канарии, дабы ночью не заштилеть близ острова.

В час пополудни ветер задул от NO с такою силой, что мы шли по пяти миль в час.

В вечеру, на широте 28°1' северной, долготе 16°16' западной, при курсе на StW, найдено склонение компаса 20°12' западное.

20, 21 и 22 сентября. 20-го, 21-го и 22-го зыбь продолжалась от севера при том же северо-восточном пассатном ветре мы имели хода от пяти с половиною до семи миль в час. Путь наш направляли по западную сторону островов Зеленого Мыса; 22 числа в 3 часа пополудни перешли северный тропик на долготе 21°0' западной и вступили в так называемый жаркий пояс. Теплота была в тени по термометру Реомюра в полдень 20°, в полночь 18,1°; ветер становился тише, и мы лишились удовольствия скорого плавания.

24 сентября. Сего утра первый раз показались рыбы бониты (Scomber pelamis), которые старались предупредить ход шлюпа; одна ранена острогой, но, к общему нашему сожалению, сорвалась с остроги, и мы лишились хорошей ухи. Вместе с раненой и прочие бониты отплыли от шлюпа. Продолжавшаяся хорошая погода высушила канаты, которые по ненадобности в оных до самой Бразилии я приказал отвязать и убрать, для того чтобы концы понапрасну не гнили и чтобы в палубе было просторнее.

25 сентября. В полдень, находясь на широте 21°29' северной, долготе 23°15' западной, в первый раз увидели летучих рыб.

Я имел намерение во время плавания при пассатных ветрах переменить все стеньги и поднять запасные, которые, по просьбе моей, в Кронштадте сделаны были тремя с половиной футами менее настоящих. К исполнению сего мы имели самое удобное время, и как шлюп «Восток» был в ходу многим превосходнее шлюпа «Мирный», то я надеялся, что от работы не будет в плавании остановок; но чтоб при жарах работа была для служителей легче, разделил оную на 3 дня: в первый день переменили крюйс-стеньгу, во второй фор-стеньгу, а в третий – грот-стеньгу. Паруса также убавлены и переменены. Все работы я производил в море, потому что при береге всегда бывает много других.

26 сентября. На широте 16°9' северной, долготе 26°37' западной мы определили склонение компаса 14°51' западное.

Перед полуднем, по наблюдениям расстояния луны от солнца, по средним из трех выводов долгота наша оказалась восточнее, нежели по хронометрам № 722 на 10′ 16′′, № 518 на 18′ 22′′, № 2110 на 15′ 44′′. При наблюдениях расстояния лейтенантом Лазаревым – на 10′ 22′′ восточнее, нежели по хронометру № 920.

27 сентября. Продолжая путь по западную сторону островов Зеленого мыса, 27 прошли южную оконечность острова Св. Антония на расстоянии ста миль; по примеру всех мореплавателей я взял курс SSO 1/2 О; мы видели утку, которая облетела наши шлюпы несколько раз, из чего должно заключить, что птицы сего рода отлетают от берега на сто миль и, вероятно, еще далее. Бониты во множестве следовали за нами, мы их ловили удами, но не поймали ни одной; сила бонитов достойна удивления; они выскакивают из воды, гоняясь за летучей рыбой, которой, кажется, предназначено быть добычей в разных стихиях: в воде бониты их пожирают, а как скоро, желая спасения, вылетают из воды, фаэтоны (Phaeton tethereus) и другие птицы хватают их на лету. Многие неоднократно залетали ночью на руслини, где их по утрам находили.

29 сентября. С самого отбытия нашего с Тенерифе до 29 сентября продолжалось течение моря в SW четверть компаса, параллельно положению африканского берега, к востоку от нас лежащего. В продолжение сего времени только одни сутки шло на восток на десять миль. Течение на юг, параллельное к берегу, происходит от так называемого Флоридского течения (Gulf-stream). Пассатные ветры между двумя тропиками гонят воды Атлантического океана беспрерывно от востока к западу и, наконец, напирают на матерый берег Америки, где образуется Мексиканский залив; тогда воды сии, доходя до мыса Св. Роквея[49], принимают течение в NW четверть, параллельно берегу Южной Америки; но, проходя между островами Карибскими, Сан-Доминго и Ямайкой, между мысами Катош и Св. Антония, входят в Мексиканский залив и, наполняя оный, продолжают направление свое параллельно всем изгибам пространного сего залива; потом, обходя полуостров Флорида, прорываются в канал Багамский[50] и в параллель восточного берега Флориды идут к северо-востоку по направлению северо-восточного берега Америки; проходя мимо Ньюфаундлендской мели и, подкрепляясь течением реки Святого Лаврентия, принимают направление к востоку и по мере отдаления от берегов разливаются наподобие ветвей пальмового дерева. Северное стремление сих течений достигает западных берегов Ирландии, Англии и Шотландии; среднее идет прямо к востоку, а южное, расширяясь, проходит между Азорскими островами к SO и параллельно западному берегу Африки дополняет воды океана, угоняемые в Северном полушарии северо-восточным, а в южном юго-восточным пассатными ветрами.

30 сентября. В полдень поймали на уду прожору[51], а вместе с оною подняли на шлюп рыбу прилипалу (Echeneis remora); последние всегда держатся около первых, пользуются остатками их добычи, к ним присасываются, около них ищут своего спасения от других рыб, ибо ни одна не смеет приближаться к прожорам, которые при всей своей жадности до прилипал не касаются.

Зная, что прожору можно употреблять в пищу, я советовал служителям не гнушаться сим явством. Художник Михайлов нарисовал обе добычи, а штаб-лекарь Берх снял их кожу и приготовил для сохранения.

В сей же день видели мы склизковатое морское животное, называемое португальским фрегатом, или морскою крапивою (Physalia); скорый ход шлюпа не позволил нам точнее рассмотреть сие животное, радужными цветами украшенное.

1 октября. Пассатный ветер от ONO стоял тихий. В продолжение ночи небо было светло, на юге висели густые тучи, иногда освещаемые зарницею. В 9 часов ветер усилился, и пошел проливной дождь. Чтоб собрать более дождевой воды, приказано было растянуть шханечный тент, приготовленный на сей случай, и опустить пришитые к оному для стоку воды рукава, к которым привешены были ядра. Всем служителям велено выйти наверх, вымыть белье. Мы собрали дождевой воды две бочки и десять анкерков, которую впоследствии употребляли для скота и птиц.

2 октября. В 3 часа утра ветер из NO четверти перешел в SO; вместе с сим перервался на время северо-восточный пассатный ветер. Широта места нашего была северная 10°43', долгота западная 23°52'. Термометр в полдень стоял на 22,95°; в полночь в открытом воздухе на 20,4°; в палубе, где спали служители, на 22,2°.

3 октября. Ветер, отходя постепенно, вновь задул от востока; курсом нашим мы продолжали переходить к югу 4,5 и до 7 миль в час.

4 октября. С полуночи к востоку слышен был гром; дождевые тучи со шквалами шли перед носом шлюпов и за кормой, но шлюпы оставались покойны; ночью мы видели в море весьма много фосфорического света, происходящего от множества малых как будто искр и больших светящихся глыб. Величественное явление сие поражает зрителя: он видит на небе бесчисленное множество звезд и море, освещенное зыблящимися искрами, которые по мере близости шлюпов становятся ярче и в струе за кормою образуют огненную реку. Тот, кто сего никогда не видал, изумляется и совершенно в восторге. Фосфорическое блистание происходит, как известно, от склизких морских червей (Molusca).

Для поимания сих искр и больших светящихся шаров с кормы шлюпа опущен был на веревке в воду флагдучный мешок; вытащили во множестве как больших, так и малых блестящих животных, из коих по особенному блистанию обратила внимание наше пирозома (Pyrosoma), длиною до семи дюймов, в диаметре от 1 3/4 до 1 1/2 дюйма, с одного конца закруглена, а с другого находится внутри отверстие, которое почти доходит до другого конца; снаружи наросты разной величины; животное сие кажется будто стеклянное, когда в воде, в спокойном состоянии, иногда лишается света; спустя несколько времени с наростов начинает светить, и наконец, все принимает огненный вид, после того снова постепенно тускнеет, а при малейшем потрясении воды мгновенно блистание возобновляется.

Все сии изменения происходят, доколе животное не мертво, но потом блистание исчезает. Для опыта дали кошке съесть большую половину сего животного; кошка съела охотно и никаких последствий не случилось. Кажется, что и для людей не было бы вредно, но может быть и питательно.

В продолжение нашего плавания сетка для ловления сего рода морских животных всегда висела за кормою. Странно, что они тогда попадались, когда становилось темно, днем весьма редко могли их в воде видеть; из сего не должно ли заключить, что пирозомы, имеющие сами свойство светить, убегают света солнечного или дневного, который, вероятно, для них несносен, и что по сей причине в продолжение дня спускаются в глубину, где свет не так сильно на них действует. Впрочем, я несколько распространился о сем потому, что на шлюпах наших мы не имели натуралиста, который, занимаясь одним делом, конечно бы, обратил на оное все свое внимание.

Сопровождавшие нас частые дождевые тучи со шквалами предвещали конец северо-восточного пассата; в 6 часов утра следующего дня, когда мы находились на широте северной 7°40', долготе западной 22°12', вместо пассатного задул тихий ветер из SO четверти.

5 октября. Ветер хотя и был попутный, но так тих, что в продолжение суток мы мало ушли вперед. Пользуясь тихою погодою, спустили ялик; Симонов и Парядин бросили лот с привязанным к оному термометром, купленным у профессора Нория[52] в Лондоне. Перемена температуры воды оказалась следующая: на глубине 290 сажен 79 1/2 по размерению Фаренгейта, на поверхности воды 82,5°, в тени 85°[53].

Около полудня жара был до 24,5° по разделению Реомюра, самая большая, какой мы до сего времени еще не имели.

Хотя я предостерег Симонова, чтоб он не трогал руками морской крапивы (Physalia), однако ж из любопытства он коснулся сего растения и почувствовал воспаление многим сильнее, нежели от береговой крапивы; на руке сделались белые пятна и черезмерный зуд.

В двух милях от нас под ветром мы видели водяной столб и ясно могли различить пенящуюся около оного воду. Известно, что подобные водяные насосы разбиваются ядрами и что даже одно сотрясение воздуха, происходящее от действия пушечных выстрелов, достаточно, чтобы разрушить сие опасное явление.

6 октября. Перед вечером мы видели несколько фонтанов, пускаемых большими рыбами, роду китов.

В вытащенном флагдушном мешке, который был опущен в воду за кормою, нашли множество прозрачных шарообразных животных, имеющих свойство светить в темноте; они величиною были в диаметре до двух линий.

7 октября. С сего числа начались штили и маловетрие, обыкновенно близ экватора встречаемые. Мы находились в полдень на широте северной 7°14', долготе западной 22°11'. Течение увлекало нас к NW десять миль. В тени в полдень на открытом воздухе термометр возвысился до 24,4°, в полночь на открытом воздухе до 21,3°, а в палубе, где спали служители, до 22,9°.

Такая жара в летнее время бывает и в Петербурге, но продолжается только несколько часов после полудня, а потом наступает прохладный приятный вечер. Напротив, здесь днем и ночью весьма мало разницы, даже самая вода на поверхности моря ввечеру иногда теплее воздуха, а по утрам воздух теплее воды; следовательно, среднее состояние оных почти равно, и потому невозможно нигде укрыться от сильного зноя, равного в воде и в воздухе, особенно при долговременных штилях, когда поверхность моря имеет весьма мало движения и наполнена многочисленными различных родов моллюсками (склизкими животными), гниение которых заражает воздух.

К тем местам, где мы ныне находились, пассатные ветры гонят облака с обоих полушарий: северо-восточный – с Северного полушария, а юго-восточный – с Южного полушария; облака, встречаясь, производят так называемые экваторные дожди (проливные), которые несколько прохлаждают воздух, а вместе с тем крупными своими каплями, приводя в движение поверхность моря, частью прерывают совершенную оного неподвижность и сим благотворным действием отвращают гнилость.

8 октября. По наступлении штилей мы весьма тихо шли вперед; в полдень 8-го числа находились на широте северной 5°32', долготе западной 20°53'.

В 6 часов пополудни опущен был в воду привязанный к лоту, сделанный на шлюпе (наподобие машины, коей достают воду с глубины) жестяный цилиндр с термометром внутри оного; по сему опыту оказалось, что на глубине 310 сажен температура воды 78° по фаренгейтову термометру[54]; вода при теплоте 80,6° имела удельной тяжести 1089,5; на том же месте с поверхности моря такое же количество взятой воды, при температуре 82,2°, имела удельной тяжести 1088,3. При сем не излишним считаю заметить, что вода, вошедшая в цилиндр на глубине 310 сажен, при поспешном подъеме, проходя расстояние до поверхностн моря, уже успела несколько нагреться, равно по несовершенству сего, собственно нашей работы цилиндра, могла войти в оный часть воды из меньшей глубины и тем сделать некоторую перемену в тяжести и температуре. Чтобы определить течение моря для удержания нашего ялика на одном месте, опущен был на 50 сажен глубины осьмиведерный медный котел, и по измерению лагом течение оказалось к NO по девяти миль в сутки.

В продолжение штилей сделано несколько опытов, удостоверивших нас, что возможно достать воду бутылкою из глубины от тридцати до сорока сажен, ежели взять пустую портерную бутылку, закупорить хорошей пробкой, привязать к лоту и опустить в море до упомянутой глубины; при поднятии бутылки она будет наполнена водой и крепко закупорена, с той разностью, что пробка оборотится другим концом кверху. Флота генерал-штаб-доктор Лейтон поручил лейтенанту Лазареву сделать по сему испытание.

Опустили закупоренную бутылку в глубину на 200 сажен, но как бутылку закупорили слабо, то пробка выскочила на глубине. Сие побудило лейтенанта Лазарева возобновить опыт; он закупорил бутылку сам, на пробке вырезал крест с наружной стороны, холстиною вчетверо сложенной перевязал, опустил бутылку на 200 сажен; когда вытащили, она была наполнена водой, холстина сверху прорвана, а пробка на месте, но другим уже концом вверх обращенная, и так плотно, что едва могли вытянуть пробочником.

Признаться, сначала сие приводило всех нас в недоумение, но после многих таковых опытов, деланных на разных глубинах, мы заключили, что теплый воздух, в бутылке находящийся, достигнув глубины, где вода многим холоднее, сжимается, и сим действием всасывает пробку внутрь бутылки, которая наполняется холодной водой, а при поднятии ее, по мере действия теплейшей температуры воды, холодная вода, в бутылке нагреваясь, требует более пространства, принуждает пробку войти в прежнее свое место; и как нижний ее конец тоньше верхнего, занимает в горле бутылки менее пространства, то пробка, повернувшись, удобнее идет вверх нижним ее концом.

Повторяя опыты на разных глубинах океана, мы удостоверились, что сие всегда последует с бутылкою, таким образом опущенной от тридцати до сорока сажен, а менее тридцати сажен сего не случится.

В малых морях, где температура воды на разных глубинах относительно температуры поверхности имеет другое содержание, нежели в океане, мы не делали подобных опытов, но, вероятно, и там тоже окажется, ежели бутылку опускать на глубину больше или меньше означенной. Такие опыты, хотя с первого взгляда покажутся маловажными; но в последствии послужить могут к важным открытиям, подобно упавшему с дерева яблоку, которое подало великому Ньютону мысль о системе всеобщего тяготения.

9 октября. Приближаясь к тому месту, где французские мореплаватели в 1796 году будто бы нашли мель, которая и означена на карте, изданной Пурди[55] на широте 4°52'30''северной, долготе 20°30' западной, я почел за нужное исследовать, существует ли сия мель и определить ее положение, и мы удостоверились, что существует только на карте; оба шлюпа, при благополучном ветре, проходя прямо через сие место и остановясь в дрейфе, бросали лот, но на 90 саженях глубины дна не достали, а притом не видно было и в цвете воды перемены, которая обыкновенно усматривается там, где существуют мели.

Многие такие банки и каменья назначены на картах поблизости экватора, но на самом деле их нет, и потому Арроусмит, гидрограф в Лондоне, во вновь изданных картах весьма благоразумно сделал, что большую часть оных не назначил.

10 октября. Сегодня прошло мимо нас американское трехмачтовое судно, которое направляло курс в Америку. Мы несли мало парусов, ибо поджидали шлюп «Мирный», довольно далеко от нас отставший. Три дня ветер был тихий, переменный, сопровождаемый частыми дождевыми тучами.

12 октября. Нам удалось застрелить несколько летевших близ шлюпа малых бурных птиц, называемых погодовестниками (Procelarria pelagica); полет их сходствует с полетом ласточки; цвет перьев вообще черный, выключая белого пятна в полтора дюйма выше хвоста; верхний клюв на конце немного загнут, а сверху дудчатая разделенная ноздря; ноги черные, с желтыми плавилами. Погодовестники величиною почти с ласточку; название получили от того, что появление их около судов служит признаком наступающей бури; мы, однако. заметили противное: когда сии птицы окружали наши суда, по большей части наступало безветрие, продолжавшееся немалое время. Мы застрелили несколько погодовестников, сняли шкурки и старались сберегать до возвращения нашего в Россию. Штаб-лекарь Берх на шлюпе «Восток», а медико-хирург Галкин на шлюпе «Мирный», с удовольствием приняли на себя в течение всего путешествия сбережение подобных редкостей.

13 октября. Ветер часто переменялся от SOtS и StW, лили дожди, от юга была большая зыбь, что предвещало скорое наступление южного пассата. Береговые ласточки нас провожали, питались около шлюпов мошками, садились ночью на веревки и нередко залетали в сами офицерские каюты. Ближний берег находился от нас на расстоянии шестисот миль. Следовательно, по сим птицам нельзя заключить о близости берега.

В продолжение штилей мы имели течение с разных сторон, из чего видна неправильность оного, происходящая от ветров, господствующих неподалеку сего места, по причине направления африканского берега (который был самый близкий к нам) и от неровности морского дна.

Доколе шлюпы находились в сей штилевой полосе, что продолжалось двенадцать дней, мы имели гром, молнию и зарницу почти ежедневно.

По причине безветрия виндзейли весьма мало очищали воздух в шлюпах и потому на обоих через день разводили огонь в палубах; средство сие необходимо должно употреблять около экватора во время штилей, ибо сырость бывает так велика, что обувь, хранящаяся в палубе и в офицерских каютах, покрывается зеленью в двое суток.

Ют, шканцы, росторы и бак в продолжение дня в жарком климате были защищаемы от солнечного зноя, с самого утра до ночи, растянутыми тентами.

14 октября. 14-го числа в полдень, когда мы достигли широты северной 3°10', долготы западной 19°19', штили и переменные ветры кончились; сначала настал тихий южный ветер, который по мере приближения нашего к экватору постепенно увеличивался и отходил к востоку.

Из северного пассатного ветра мы вышли на широте северной 7°14', южный же встретили на широте северной 3°10', следовательно, линия равновесия температуры воздуха обоих полушарий была тогда на широте северной 5°12'.

Когда капитан Крузенштерн проходил близ сего же места, равновесие температуры было на широте северной 4°45', а капитан Головнин на шлюпе «Диана» нашел оное на широте 4°1' северной.

В некоторых путешествиях, совершенных в разные времена и в разных частях экваторной полосы, места равновесия в температуре означены так, что кажутся неправильно расположенными; но проведенная посередине оных линия определит место равновесия температуры воздуха обоих полушарий.

15 октября. Штили, жара, дожди, громы и молнии нам наскучили. Наконец мы были обрадованы наступлением южного пассатного ветра, который, прохлаждая воздух, всех освежал и оживил надеждою, что скоро оставим сии знойные и утомляющие места. С полудня находили тучи при проливных дождях. Около шлюпа, на поверхности воды, плавало множество моллюсков прекрасного синего цвета, подобного синей фольге; они длиною до 2 1/2, шириною 1 1/2 дюйма; на средине верхней части прозрачная, хрусталевидная, перпендикулярно поставленная наискось перепонка, как будто парус; нижняя часть моллюска представляет эллипс, обложенный синего цвета мохрами; в середине видны малые желтоватые соски, и около сего места тело вогнуто наподобие рыцарского шлема. Мы их признали за животных, которых путешествователь Перон называет Velelea scaphilia.

17 октября. До полудня, находясь на широте северной 0°41', долготе 20°52' западной, определили склонение компаса 14°9' западное, курс был на SSW 1/2 W. Ветер установился свежий, от SO; мы несли марсели во всю стеньгу. Тучи дождевые набегали одна за другою.

18 октября. В 10 часов утра перешли экватор на долготе 22°19'56''западной, по двадцатидевятидневном плавании от острова Тенерифе. Большая часть мореплавателей согласны с капитаном Ванкувером, что лучше перейти экватор около 28° западной долготы, ибо в сей долготе нет штилей, господствующих поблизости африканского берега; при том же, проходя сим меридианом, можно еще достаточно идти на ветре бразильского берега.

На шлюпе «Восток» был только я один, проходивший экватор, и, следуя общему всех мореплавателей обыкновению, почерпнутой с Южного полушария морской водой окропил офицеров и ученых, дабы, так сказать, познакомить их с водами Южного полушария.

Комиссар, над коим вместе с прочими совершен сей обряд, исполнил то же над командою, с той только разностью, что вместо капель выливаема была полная кружка воды в лицо каждому. Все с удовольствием подходили к комиссару, и в ознаменование перехода в Южное полушарие я велел раздать по стакану пунша, который пили при пушечных выстрелах.

Обыкновение особенным образом торжествовать переходы экватора хотя и кажется маловажной и совершенно детской забавой, однако производит большое действие на мореплавателей. Скучный и единообразный путь между тропиками разделен экватором на две части; достигнув экватора, мореплаватель радуется, что совершил половину сего пути, празднует и начинает снова вести счет дням, забывая прошедшие. Остальная часть плавания кажется ему не столь продолжительной; он не вспоминает о протекших скучных, томительных знойных днях, приятные чувствования удовольствия способствуют сохранению здоровья мореплавателей.

Состояние атмосферы на самом экваторе было следующее: 18-го в полдень ртуть в тени возвышалась до 21,5°, поутру, в 6 часов, до 20,2°, в полночь до 19,9°, в палубе, где спали служители, 21,6°. Здесь должно заметить, что самая большая жара бывает не на самом экваторе, где южный пассатный ветер, проходя далее, прохлаждает воздух. Сильнейшая жара в полосе штиля между северными и южными пассатными ветрами; ртуть в реомюровом термометре поднималась до 24,5°. 5 октября на широте северной 7°14'; ночью никогда жара не превышала 21,5°.

От самого экватора мы направили курс к мысу Фрио. Как скоро южный пассатный ветер начал несколько прохлаждать воздух, мы принялись за работы и между прочим снаружи конопатили шлюпы; для работы избирали такое время, когда люди могли производить оную в тени. По приближении к мысу Фрио оба шлюпа были как снаружи, так и в палубе выконопачены, снова выкрашены, кроме бадхоута, ибо на ходу невозможно было повесить стелюг так, чтоб люди могли красить, не подвергая себя опасности упасть в воду.

Такие работы мы производили во время плавания более для того, чтоб по прибытии в порт иметь оных менее и тем облегчить служителей.

В продолжение сего времени постоянная прекрасная погода доставила нам удобный случай заниматься астрономическими наблюдениями. Офицеры Завадовский, Торсон, Лесков, Демидов и астроном Симонов производили наблюдения секстантом работы известного мастера в Лондоне Траутона, и я употреблял такой же секстант; штурман Парядин и его два помощника – секстантом работы Долонда, лейтенант Игнатьев и гардемарин Адамс – секстантами работы Стевинга, компасного мастера в Портсмуте; сверх того у нас было еще два окружных инструмента, но по тяжести их оставались без употребления.

На шлюпе «Мирный» офицеры Лазарев, Обернибесов, Анненков, Новосильский имели секстанты мастера Траутона, а мичман Куприянов – мастера Берджа, штурман Ильин и его два помощника – мастера Долонда. Кроме двух стевинговых секстантов, разделенных через 20 секунд, на всех прочих разделение было через 10 секунд; сверх сего у лейтенанта Лазарева оставался без употребления секстант мастера Бенкса, сделанный по образцу траутонова.

На обоих шлюпах, исключая лейтенанта Лазарева, капитан-лейтенанта Завадовского и меня, до сего путешествия никто из наших офицеров не имел случая заниматься астрономическими наблюдениями, но в бытность нашу в Лондоне, каждый купил себе самый лучший секстант, и все старались превзойти друг друга как в узнании и точной поверке своих инструментов, так и в измерении расстояния луны от солнца, и, не дойдя еще до Рио-де-Жанейро, все сделались хорошими наблюдателями. Лейтенант Лазарев особенно похвалял искусство мичмана Куприянова. На шлюпе «Восток» лейтенант Игнатьев, по приключившейся ему болезни, лишен удовольствия заниматься наблюдениями.

27 октября. При свежем юго-восточном пассатном ветре мы успешно переменяли свое место; 27-го в полдень были на широте южной 15°38', долготе 33°32' западной; с сего времени ветер отходил к востоку, по мере приближения нашего к бразильскому берегу.

Течение моря с 15-го, когда задул южный пассатный ветер, имело направление от SO к NW по двадцати миль в сутки; потом, когда мы перешли 16° южной широты, приняло направление вдоль бразильского берега к югу по шести миль в сутки; от острова Тенерифе до Бразилии течение по счислению на обоих шлюпах было следующее: по счислениям на шлюпе «Восток» NW 64°51'24''– 9 миль в сутки; на шлюпе «Мирный» NW 29°19'24''– 6 миль в сутки.

Средний румб из обоих счислений NW 47°05'24''– 7 миль, а в продолжение сорока трех дней – по пяти миль в сутки. Как течение сие происходит от постоянных пассатных ветров, то по справедливости можно назвать оное пассатным; наполняя вест-индские воды и Мексиканский залив, оно производит вышеупомянутое Флоридское течение.

29 октября. Ветер отошел к ONO и дул свежее прежнего; ходу было от семи до восьми миль в час; мы тогда находились на высоте каменьев Абролгос.

30 октября. Поутру, в 7 часов, когда прошли параллель Колвадо[56], ветер задул от севера с тою же силой. В полдень находились на широте 20°54' южной, долготе 37°25'41''западной. К восьми часам ветер совершенно стих. В 9 часов задул слабый, от SSO, с пасмурностью, а в исходе десятого часа набежал сильный шквал с дождем со стороны ветра, который дул порывами, что и принудило нас взять рифы у марселей, потом закрепить оные и спустить бом-брам-реи, брам-реи и брам-стеньги.

В 11 часов ночи, дабы показать место шлюпов, на обоих сожжено по фальшфейеру; мы узнали, что шлюп «Мирный» позади нас в одной миле.

31 октября. Ветер крепкий продолжался до шести часов утра 31-го, мы прибавили парусов; в полдень находились, по наблюдению, на широте 21°19'29''южной, долготе 38°45'30''западной.

1 ноября. Ветер продолжался противный, но умеренный, при зыби, идущей от юга. В 8 часов глубины оказалось 30 сажен, грунт – мелкий песок. В полдень, по наблюдению, широта места нашего была 22°1'16'', долгота 40°24'22'', глубина по лоту 28 сажен, грунт – желто-серый рыхлый песок. С полудня до четырех часов продолжалось совершенное безветрие; с четырех часов настал ветер тихий, от OSO, и мы могли продолжать курс к SW. В 6 часов увидели в мрачности на NW 66° мыс Томас на бразильском берегу.

Благоприятная погода позволила нам 29, 30 октября и 1 ноября измерять расстояние луны от солнца. Таковых расстояний измерено наблюдателями Завадовским, Симоновым, Парядиным и мною 410, и долгота места нашего оказалась несколько западнее, нежели по хронометру под № 518.

2 ноября. Ночь была светлая, мы шли на SWtS по пяти миль в час; в пять часов утра переменили курс на W, чтоб обойти мыс Фрио, который с моря открывается двумя холмами, а в середине оных лощина, отчего из дальнего расстояния мыс кажется двумя островами.

От сего места держали вдоль низменного песчаного берега к Рио-де-Жанейро. Впоследствии времени по хронометрам оказалась разность долготы между меридианами мыса Фрио и Рио-де-Жанейро 1°11'30''. Мы имели у себя книгу под названием «Лоция Бразилии» и по сей «Лоции» узнали наклонную гору, называемую Сахарной головой[57], образующую западную сторону входа в залив. Подойдя несколько ближе, увидели крепость Санта-Круз на восточной стороне входа в залив. В 5 часов пополудни с крепости кричали нам в большой рупор на португальском языке, но как у нас не было никого, разумеющего по-португальски, то мы отвечали по-русски, что, вероятно, и вопрошающим было непонятно.

Пройдя крепость Санта-Круз, продолжали плавание, оставя в левой руке малую крепость, называемую Далагея[58], выстроенную на небольшом острове. С первой крепости приехал к нам офицер на катере. Взойдя на шлюп «Восток», он сделал несколько вопросов: откуда? куда? сколько дней в море? Мы ему объявили, что шлюпы наши назначены для изысканий, относящихся к мореплаванию, зашли сюда для того, чтобы запастись водой и освежить служителей. Все сие присланный записал для донесения начальству.

В половине 7-го часа положили якорь подле Крысьего острова[59], на глубине пятнадцати сажен, имея грунт ил. Город Санта-Круз находился от нас на SO 32°, Сахарная голова – на SO 7°, середина крепости Дос-Ролес – на SW 44°. Сего же вечера спустили все гребные суда. Шлюп «Мирный» стал на якоре подле шлюпа «Восток».

Мы весьма обрадовались, увидя в Рио-де-Жанейро шлюпы «Открытие» и «Благонамеренный», которые двумя днями после нас отправились из Портсмута и одним днем прежде нас пришли в Рио-де-Жанейро; сие последовало от того, что капитан-лейтенант Васильев никуда не заходил, а мы пробыли пять дней у острова Тенерифе.

Сэр Томас Гарде[60], начальствующий над двумя английскими кораблями, «Супербом» и «Ванжером»[61], прислал лейтенанта поздравить нас с прибытием и предложить свои пособия для получения воды и дров; он знал уже, откуда можно получить сии потребности. По пребыванию министра нашего в Рио-де-Жанейро мы были уверены, что получим все нужное, а потому благодарили Гарде за его приязненное предложение.

Вскоре приехал с португальского линейного корабля «Иоанн VI», от контр-адмирала Конте де Виено, офицер поздравить нас с прибытием; подобно приехавшему из крепости Санта-Круза, делал те же вопросы. Потом посетил нас с берега российский вице-консул Кильхен; он нам с первого взгляда показался человеком услужливым. Ему поручено было, во время пребывания нашего здесь, ежедневно снабжать суда свежим мясом, зеленью и фруктами.

3 ноября. В 7 часов приехал на шлюп «Восток» наш генеральный консул коллежский советник Лангсдорф; увидя его, я сердечно обрадовался. Трехлетнее мое с ним знакомство на шлюпе «Надежда», в 1803, 1804, 1805 и 1806 годах, во время плавания кругом света, когда он служил натуралистом, произвело между нами искреннюю дружбу. Лангсдорф, по должности своей, равно и по дружбе ко мне, обещал усердно способствовать удовлетворению вcех наших потребностей.

В 10 часов утра я с лейтенантом Лазаревым отправился на берег, где коляска, нанятая вице-консулом Кильхеном, ожидала нас у пристани. Она была на двух больших колесах и запряжена двумя мулами, из коих на одном сидел верхом проводник или кучер; мы вышли на берег у самого дворца и сели в коляску; проводник хлопнул бичом – и мулы помчали по узеньким нечистым улицам. По прибытии к министру нашему генерал-майору барону де Тойль фон Сераскеркину мы были им весьма ласково приняты; он предложил всевозможные услуги и поручил вице-консулу удовлетворить нашим требованиям.

Между тем под надзором капитан-лейтенанта Завадовского на шлюпе «Восток» производилась работа. Оба шлюпа поставили фертоинг; после чего все служители мыли свое белье, одеяла, платье, палубы и, наконец, сами мылись.

Следующего дня, по желанию моему, генеральный консул Лангсдорф выпросил нам позволение для поверки хронометров расположиться на небольшом каменном островке, называемом Крысий, поблизости которого мы стояли на якоре. Палатки были там поставлены того же дня. Астроном Симонов и данные в помощь ему гардемарин Адамс и артиллерии унтер-офицер Корнильев переселились на сей остров. Следующего дня установили инструмент прохождения, но на первый раз не так удачно; сделанное возвышение из чугунного корабельного балласта с наложенною сверху деревянною доскою, хотя астрономом Симоновым было хорошо укреплено, но дерево от солнечных лучей коробило, а от сего инструмент переменил положение; хронометры были поверяемы по двум равным высотам и по полудню.

Залив Рио-де-Жанейро, т. е. река Януария, получил сие название при обретении оного Диасом де Солисом в 1525 году в День Святого Януария[62]. Залив сей с первого взгляда походит на реку, и потому, хотя и залив, назван Рио-де-Жанейро.

На западном берегу залива на низменности построен город Сант-Себастьян. Низменность сия прилегает к высоким крутым горам, обросшим лесом. Город, хотя расположен довольно правильно, но улицы большей частью узкие; есть несколько хороших площадей и домов в два этажа: в нижнем – лавки или мастерские, как то: столярные, купорные, сапожные, портные, шлифования камней, серебряных и золотых дел и прочее; в верхних этажах – покои для живущих в домах. Сор и всю нечистоту бросают прямо на улицы; по вечерам, когда смеркается, невозможно ходить близ домов, не подвергаясь неприятности быть облитым с верхнего этажа; в городе вообще видна отвратительная неопрятность.

Все вершины холмов заняты монастырями, украшающими наружный вид города. Можно сказать, что едва ли не одни монахи пользуются здесь свежим здоровым воздухом и наслаждаются приятными видами с высот. В нашу бытность мы почти ежедневно на улицах и в церквях встречали церковные ходы, в коих народ толпится; судя по сему, невольно приезжий иностранец заключит о склонности здешних жителей к праздности. Общественных учебных заведений в городе нет; воспитанием детей занимаются по большей части монахи. Хорошо выстроенный театр – одно место, куда публика собирается.

Вдоль берега по обе стороны города представляется взору множество загородных домов с садами, а через залив по другую сторону на берегу видны строения в некоторых только местах. Перед городом два острова: на одном[63] крепость, где хранятся Адмиралтейству принадлежащие припасы и подымается портовый флаг; другой остров, называемый Крысий, состоит из гранита. Город Рио-де-Жанейро уже давно построен, а по открытым в близости оного в 1730 году алмазным копям обратил особое внимание правительства, и с того времени почти всегда был местом пребывания вице-роя[64].

Здесь находится несколько лавок, в коих продаются негры: взрослые мужчины, женщины и дети. При входе в сии мерзостные лавки представляются взорам в несколько рядов сидящие, коростою покрытые негры, малые напереди, а большие позади. В каждой лавке неотлучно находится один из португальцев, или из негров прежних привозов; должность такового надзирателя состоит в том, чтоб стараться представить сих несчастных в лучшем и веселом виде, когда приходят покупщики.

Он держит в руке плеть или трость; по сделанному знаку все встают, потом скачут с ноги на ногу, припевая плясовые песни; кто же из них, по мнению продавца, не довольно весело смотрит, скачет или припевает, тому он тростью придает живости. Покупщик, выбрав по желанию своему невольника, выводит его из рядов вперед, осматривает у него рот, ощупывает все тело, руками колотит по разным частям, и после сих опытов, уверясь в крепости и здоровье негра, его покупает.

При нас продан один за 200 талеров испанских. В женской лавке все расположено в том же порядке, но с той разницей, что прикрывают негритянок спереди небольшим лоскутком синего сукна, а у некоторых были прикрыты и груди. В лавку вошли вместе с нами старуха и молодая барыня; они, по-видимому, были португалки. Торгуя одну молодую негритянку, осматривали у нее рот, подымали руки и двигали с грудей лоскут; наконец ощупала старуха обеими руками и живот; видно, что цена, назначенная хозяином, была слишком высока, и они, не купив сей негритянки, пошли в другую лавку. Осмотр, продажа, неопрятность, скверный запах, происходящий от множества невольников, и, наконец, варварское управление плетью или тростью все сие производит омерзение к бесчеловечному хозяину лавки.

Португальцы в бытность нашу в Рио-де-Жанейро надеялись, что прекращение торговли невольниками еще отсрочится; они, с малолетства видя ежедневно подобные зрелища, унижающие человечество, так привыкли к оным, что смотрят бесчувственно; сему способствуют большая от такого торга выгода и нужда в работниках для плантаций, которые с прибытия короля из Португалии весьма распространились. В нашу бытность приехали два француза, имея намерение заниматься кофейными плантациями. Великие выгоды и надежда разбогатеть привлекают людей и с небольшими деньгами. Григорий Иванович Лангсдорф рассказывал, что таковых выходцев в короткое время наехало множество. Число жителей в Рио-де-Жанейро полагают около 80 000.

Король[65] выписал колонистов из Швейцарии на весьма выгодных для них условиях. Им дают земли, скот и прочее нужное. При нас прибыло из Европы одно гамбургское судно, на котором отправилось в путь 400 человек, но дорогою умерло 130. Король был весьма недоволен сим происшествием. Ежели бы для первых поселенцев употребили военные или купеческие пространные суда, на коих можно иметь достаточно пресной воды и свободно дышать чистым воздухом, сего бы не случилось; колонисты принесут Бразилии великую пользу разведением картофеля, лука, чеснока и всех огородных овощей, также скотоводством и деланием масла, размножением европейских садовых плодовых деревьев и проч.

Коренные жители сим весьма мало занимаются, и означенные плоды и растения получают от европейцев, особенно от англичан, покупая дорогой ценой. Бразильцы более пекутся о размножении плантаций кофейных, сахарных. Посаженные кофейные деревья на четвертом году приносят плод, и каждое такое дерево круглым числом в год доставляет франк или рубль.

Плантации кофейные расположены на косогорах и обрабатываются неграми. На каждые три тысячи дерев полагают одного негра. Сии невольники питаются маниоком, бобами, сушеным мясом; платье получают весьма редко.

Вице-консул Кильхен доставил нам случай видеть путешественниками превозносимый водопад в шестнадцати милях от Рио-де-Жанейро. С утра верховые лошади и кареты были приготовлены; собрались все офицеры и ученые и несколько из городских жителей. Мы ехали весьма весело, то по обработанным прекрасным местам, то по крутым лесистым горам, имея иногда с одной стороны горы, а с другой – пропасти. За 5 или 6 миль до водопада далее ехать по крутой и худой дороге в каретах было невозможно, почему и надлежало идти пешком. Сильная жара и трудность спускаться и всходить с горы на гору нас утомили; наконец все в разное время, один за другим, так сказать, притащились к трактиру в полмили от водопада; освежась лимонадом, мы пошли вместе узкой тропинкой, ведущей по косогору к водопаду, шум которого слышен был уже издалека.

Появление самого водопада, скрывавшегося от глаз наших, доколе мы к нему не приблизились, быстро бегущие воды по крутым порогам в разных направлениях между большими каменьями на пространстве восьмидесяти футов и, наконец, стремительное падение их в обширную равнину, по которой, извиваясь, теряются в неизмеримом океане, вдали синеющем, – все сие поразило наши чувства тем сильнее, что высокие горы, с обеих сторон водопада вздымающиеся, препятствуют зрению видеть другие предметы; на одной из скал и на плите, вместо стола служащей, во множестве начертаны имена посещавших сие место, между которыми мы нашли наших соотечественников – капитана Головнина и других офицеров, и начертали имена свои.

Заказанный вице-консулом Кильхеном и к водопаду на плечах негров доставленный обед особенно был вкусен после усталости. Между тем художник Карнеев, живописец отряда капитан-лейтенанта Васильева, снял вид водопада.

На обратном пути мы часто отставали друг от друга, потому что некоторые были верхом, а другие решились пройти сию трудную дорогу пешком. Я ехал верхом, а лейтенант Лазарев хотел непременно идти пешком, и за то, когда надлежало подыматься на гору, он принужден был держаться за хвост моей лошади, дабы взойти с меньшим трудом.

Пройдя пять или шесть миль, сели в кареты, доехали до города, где ожидали нас катера, и мы отправились на шлюпы.

9 ноября. Министр наш представил королю Иоанну VI начальников судов: Васильева, Шишмарева, Лазарева, меня и генерального консула Лангсдорфа. Король был в загородном дворце, к которому дорога проложена через болото. При входе в комнату, где стоял король, следуя Г. И. Лангсдорфу, коему известны были обычаи двора бразильского, мы сделали все поклон в пояс, пройдя несколько шагов, – другой поклон и потом третий; король удостоил меня несколькими вопросами: о Рио-де-Жанейро, о рейде, о намерении нашего плавания – и, после обыкновенных приветствий, поклонился, и мы кланялись в пояс и отступали назад не оборачиваясь спиною, а король, идучи от нас, при каждом разе поворачивался для принятия поклона.

Подобные поклоны я видел, когда был на судне «Надежда» в Нагасаки в 1804 году. Японцы привели чиновников голландской фактории и двух капитанов судов на «Надежду» и по приходе в каюту сказали им: «Complement for de grote Herr»[66]. После чего они поклонились в пояс японскому офицеру. Находясь довольно долгое время в сем положении, один из них, доктор фактории, спросил у переводчика: «Kanik up?» («Могу ли подняться?»). Переводчик кивнул головой в знак согласия, и все выпрямились.

Кратковременное наше пребывание в Рио-де-Жанейро, большие на шлюпах приготовления к новому походу, незнание природного здешнего языка не позволяли мне сделать подробных замечаний, и я упомянул только о том, что нам случилось видеть.

20 ноября. 20-го привезли на шлюпы все, что консул Кильхен, по просьбе моей, заготовил для дальнейшего нашего плавания, а именно: двух быков, сорок больших свиней и двадцать поросят, несколько уток и кур, ром и сахарный песок, лимоны, тыквы, лук, чеснок и другую зелень, собственно для служителей потребную.

Сего же дня с Крысьего острова перевезены обратно на шлюпы хронометры.

21 ноября. Ходы хронометров в Рио-де-Жанейро оказались: № 2110 впереди среднего полудня, 2 ч 22 мин 14,86 с, и ежедневно уходил на 2,514 с; № 518 впереди среднего полудня, 3 ч 1 мин 39,36 с, и ежедневно уходил на 6,748 с.

№ 922 хронометр Баррода был впереди среднего полудня, 2 ч 40 мин 14,35 с, и ежедневно отставал на 7,487 с.

Нам надлежало только принять для быков и баранов сено, которое обещал доставить консул Кильхен, и привести к окончанию наши счеты; для исполнения сего лейтенант Демидов поутру отправлен в город.

Ветер в Рио-де-Жанейро по большей части ночью дует из залива тихий до восьми и девяти часов утра, потом штилеет, с десяти или одиннадцати часов делается свежий с моря и продолжается до захождения солнца, а к ночи вновь штилеет; посему почти все суда, дабы удобнее и безопаснее выйти в море, исполняют сие в два перехода: первым приближаются к выходу, а последним на другое утро выходят в море. Следуя этому правилу, мы поутру 21-го снялись с якоря, пользовались сначала тихим, попутным для нас маловетрием, а после 10 часов, когда ветер начал дуть с моря, лавировали и близ выхода в море на глубине четырнадцати сажен, где грунт – мелкий песок с илом, положили якорь.

Поздно к вечеру лейтенант Демидов возвратился на шлюп с вице-консулом Кильхеном, с которым мы и кончили все счеты. Сено на оба шлюпа к вечеру было доставлено. После сего прекратили сношения с берегом.

Глава третья

Отбытие из Рио-де-Жанейро. – Плавание по южную сторону острова Георгия. – Обретение островов Маркиза де-Траверсе. – Плавание по восточную сторону Южных Сандвичевых островов. – Плавание в Южном Ледовитом океане. – Прибытие в Порт-Джексон. – Плавание шлюпа «Мирный» во время разлуки со шлюпом «Восток». – Пребывание в Порт-Джексоне.

22 ноября. В 6 часов утра, при маловетрии между S и О, я приказал сняться с якоря, и в 8 часов мы прошли между крепостью Санта-Круз и горою, называемой Сахарная голова. В 10 часов ветер настал с моря обыкновенный дневной, при котором мы не могли пройти выше или восточнее острова Резерса, и, не зная прохода между островов Резерса и Круглого[67], я приказал поворотить на правый галс к бразильскому берегу; в 11 часов опять поворотили и сим курсом уже прошли на полмилю выше острова Резерса, широта которого 23°5'18''.

Когда оба шлюпа вышли из тесных мест, мы направили плавание на юг, к острову Георгия, теми путями, где мореплаватели Лаперуз, Ванкувер и Колнет искали остров Гранде, обретенный в 1765 году Антонием де Ла-Рошем на широте южной 45°. Место сего острова поныне на картах переменяют. В 4 часа ветер засвежел; взяли у марселей по рифу, спустили бом-брам-реи и бом-брам-стеньги; к вечеру развело большое волнение; взяли еще по рифу и закрепили крюсель. Ночью сожгли по фальшфейеру, чтоб показать свои места. Шлюп «Мирный» находился позади нас.

23 ноября. В 5 часов утра ветер, при небольшом дожде, несколько смягчился – и мы поставили все паруса. В полдень находились на широте 25°39'49''южной, долготе 43°23' западной; в 6 часов на широте 26°10', долготе 43°21', нашли склонение компаса 4°36' восточное. Ночь была ясная, и мы продолжали плавание прямо на юг.

24 ноября. В 9 часов утра 24-го легли в дрейф; я велел спустить ялик и послал на шлюп «Мирный» лейтенанта Лескова пригласить священника и лейтенанта Лазарева на шлюп «Восток». В 10 часов лейтенант Лесков возвратился, и с ним приехали священник, лейтенант Лазарев, медик-хирург Галкин, лейтенант Анненков и мичман Новосильский. Вскоре началась обыкновенная молитва и молебствие об испрошении благополучного и успешного окончания предстоящего нам плавания.

После сего я приказал лейтенанту Лазареву принять на шлюп «Мирный» жалованье на двадцать месяцев и на такое же время порционных денег, дабы в случае какого-либо несчастья со шлюпом «Восток» офицеры и служители «Мирного» не оставались без удовлетворения, а на случай разлучения с нами дал лейтенанту Лазареву предписание в следующих словах:

«Приступая к исполнению возложенного на меня поручения, прошу Вас с вверенным Вам шлюпом «Мирный» в дурные погоды держаться на расстоянии пяти кабельтовых в кильватере, а во время туманов – ближе к шлюпу «Восток»; напротив, в хорошую погоду на траверзе на расстоянии четырех, шести и восьми миль, дабы нам пространнее обозревать горизонт. В ночное время, когда на шлюпе «Восток» будет поднят фонарь, тогда и на «Мирном» поднять фонарь на том месте, откуда оный должен быть виднее. Может случиться, что суда, назначенные производить плавание вместе, разлучатся, и, как сему почти всегда бывает кто-нибудь виной, то прошу Вас внушить вахтенным лейтенантам быть крайне бдительными.

Когда же неожиданно последует разлука, тогда искать друг друга три дня на том месте, где в последний раз находились в виду один другого, и производить пальбу из пушек; ежели и после сего не встретимся, то старайтесь поступать по инструкции, мне данной, с которой Вы копию уже имеете; когда неожиданная разлука случится прежде острова Георгия[68], тогда рандеву назначаю на высоте залива Овладения**, где, прождав четыре дня, поступать по инструкции, а ежели разлучимся близ Фолклендских островов и время года будет еще позволять, то держаться около сих островов под ветром и, отыскав гавань, войти в оную, где и ожидать шесть дней, разводя на горах огни; после чего возвратиться через Куков пролив[69] в Порт-Джексон и там ждать прихода шлюпа «Восток». Все вышеописанное во время разлуки будет с точностью исполняемо на шлюпе «Восток».

В полдень мы находились на широте 27°38'46''южной, долготе 43°32'51''западной; течение моря было SW 64°, двенадцать миль в сутки; курс продолжали прямо на юг под всеми парусами. В 7 часов вечера шлюпу «Мирный» сделан сигнал подойти под корму к шлюпу «Восток», и, когда сие исполнено, тогда мы пожелали взаимно друг другу счастливых успехов и продолжали путь. В 10 часов вечера ветер засвежел, и взяли у марселей по рифу.

25 ноября. В продолжение ночи небо покрыто было облаками, ветер дул крепкий от О, и развело большое волнение; шлюп «Мирный» отстал далеко; мы принуждены иметь марсели на езельгофте; в два часа пополудни, когда «Мирный» нас догнал, опять поставили марсели; в 4 часа пошел дождь, а в 8 часов набежал от NW сильный, но непродолжительный шквал, после чего ветер, при пасмурной погоде, начал дуть от NO тише прежнего. Около полуночи молнией освещало беспрерывно весь горизонт к SO и слышен был гром.

26 ноября. Ветер из северо-восточной четверти, постоянно сопровождавший нас от Рио-де-Жанейро до сего места, господствующий около бразильских берегов с сентября до марта месяца, в восемь часов вечера отошел к OtS, при пасмурной погоде и дожде, и засвежел столько, что мы взяли у марселей по рифу и спустили брам-реи.

27 ноября. 27-го мрачность и дождь продолжались при большом волнении; ночь была весьма темная; на сожженный фальшфейер шлюп «Мирный» не отвечал и поутру при рассвете не был виден. Рассчитывая, что он должен находиться позади, мы убавили парусов, а в три часа после полудня направили путь по ветру, чтоб сыскать нашего сопутника; вскоре, когда пасмурность несколько прочистилась, увидели его на NtO и пошли прямо к нему. В 4 часа, когда оба шлюпа сблизились, мы вновь привели на левый галс на SWtW. Ветер тогда дул крепкий от StO, с порывами. Солнце иногда проглядывало, волнение было велико.

28 ноября. С утра ветер стих; мы подняли брам-реи, отдали у марселей рифы и поставили брамсели. По реомюрову термометру, тепла было 14,1°; к полудню заштилело, небо очистилось от облаков. Мы находились на широте 34°19' южной, долготе 44°41'9''западной. В продолжение четырех суток течение увлекло нас на SW 3°14', пятьдесят шесть миль.

По двадцати расстояниям луны от солнца я определил долготу 44°40'03'', капитан-лейтенант Завадовский 44°55'50'', штурман Парядин 44°40'31''. В 6 часов на широте 35°4', долготе 44°44' склонение компаса было 6°15' восточное.

29 ноября. В 2 часа утра нашел от SW шквал с дождем и градом, что принудило нас у марселей взять по два рифа; с рассветом ветер еще усилился, мы закрепили фор-марсель, крюйсель и остались под зарифленным грот-марселем и штормовыми стакселями, спустили брам-реи и брам-стеньги; по окончании сей работы, когда служители надели сухое платье, дано им по стакану пунша для подкрепления. В полдень мы находились на широте 35°46'9''южной, долготе 43°48'31''западной. В 3 часа пополудни набежал со стороны ветра сильный, но непродолжительный шквал с дождем и крупным градом.

30 ноября. Во время крепкого ветра, в сей день бывшего, нас окружали бурные птицы (Procellaria) величиной почти с утку; спина, хвост и голова их вверху светло-бурые, а низ белый. В продолжение дня горизонт был чист, и мы могли видеть на пятнадцать миль во все стороны.

1 декабря. Декабря 1-го при тихом ветре шли к югу; на широте 36°10' южной, долготе 42°15' западной определено склонение компаса 7°21' восточное. С утра подняли брам-стеньги и рей и отдали у марселей рифы. В 11 часов задул тихий ветер от N; в полдень находились на широте 36°17'56''южной, долготе 42°00'37''западной; течение увлекло нас на SO 76°, двенадцать миль. С полудня ветер начал свежеть, и мы шли по шести, семи и восьми миль в час. В 11 часов вечера у марселей взяли по два рифа, а крюйсель закрепили, чтоб не удалиться от «Мирного». В продолжение дня летало около нас несколько альбатросов (Diomedea exullans) и вышеупомянутых бурных птиц; во весь вечер и всю ночь видна была зарница к юго-востоку.

2 декабря. В полдень 2-го на широте 38°59'33''южной, долготе 41°48'23''западной течение шло по направлению SO 54°, тринадцать миль. По горизонту был туман, подобно как в С.-Петербурге, когда река Нева вскрывается и влажность от оной морским ветром приносит в город. Большие рыбы от 15 до 16 футов величиною, из рода китов, окружали наши шлюпы; все бросились за ружья. Лейтенанту Демидову удалось ранить пулей в голову одну, которая близ шлюпа высунулась из воды перпендикулярно футов на пять, и, быв ранена, бросилась прочь от шлюпа, оставляя кровяной след. Рыбы сии имели по одному перу на спине, горизонтальный хвост и небольшое дыхальце над головой. В вечеру найдено склонение компаса 8°15' восточное; с полудни до полуночи мы шли весьма тихо.

3 декабря. В 11 часов утра вахтенный лейтенант Игнатьев донес мне, что на WSW виден бурун; я обрадовался, заключая, что можно ожидать близости берега, который мореплаватель Ла-Рош усмотрел в 1675 году на 45° южной широты, и велел держать к буруну; но, подойдя ближе, мы увидели мертвого кита, о которого вода разбивалась; кит окружен был множеством морских птиц, летающих, плавающих и на нем сидящих. Лейтенант Демидов и штаб-лекарь Берг отправились на ялике, чтобы застрелить несколько птиц, и им удалось убить одного альбатроса длиною 2 фута 8 дюймов, а от одного конца крыла до другого 7 футов 6 дюймов; цвет перьев на верхних частях сей птицы темно-бурый, шея и низ белые. В полдень, по наблюдению, широта нашего места была 39°48'36''южная, долгота 41°44'29''западная, течение на SO 39°, пятнадцать миль.

В 2 часа проплыло мимо шлюпа большое стадо малого рода морских свиней или дельфинов с острыми головами. В 3 часа мы легли в дрейф и лот-линем в 200 сажен не достали дна. От четырех часов до вечера видели многочисленные стада летающих и сидящих на воде бурных птиц. Нам очень хотелось одну застрелить, но не удалось по причине их пугливости. В 6 часов вдали к NW видели фонтаны, пускаемые китами; погода продолжалась в течение всего дня прекраснейшая; по захождении солнца спустилась на шлюпы большая роса. Склонение компаса при захождении солнца было восточное.

4 декабря. В час по полуночи нашел со стороны ветра густой туман, продолжавшийся до восьми часов утра. Когда прояснилось, мы увидели стада птиц того же рода, которые нас окружали накануне. Ветер постепенно свежел; к полудню имели ходу восемь с половиной миль в час. Широта нашего места была 41°30'55''южная, долгота 41°55' западная.

Ртуть в барометре с утра начала опускаться, предвещая крепкий ветер, который и настал при захождении солнца; хотя по летающим птицам можно бы заключить о близости берега, но в продолжение всего дня, к прискорбию нашему, мы не могли видеть далее пяти или шести миль, ибо весь горизонт покрыт был мрачностью.

К восьми часам вечера увеличивающийся ветер от W принудил нас остаться под зарифленными двумя марселями, фок-стакселем и гротом. Во время крепкого ветра я находил за лучшее нести грот, а не фок, потому что шлюп «Восток», у которого фок-мачта поставлена была слишком близко на нос, с фоком всегда много зарывался, мы не имели покойной качки, и руль ходил всегда под ветром.

5 декабря. Ветер дул крепкий от SSW. В два часа ночи мы сожгли фальшфейер; шлюп «Мирный» отвечал тем же, находясь недалеко от нас. К рассвету развело большое волнение, и шлюп бросало довольно сильно. Горизонт был чистый и обширный, почему каждые полчаса ходили люди на все три салинга, и каждый особенно доносил вахтенному лейтенанту, что сверху видел. С самого отправления из Рио-де-Жанейро до окончания путешествия сие исполняемо было в точности, и вахтенный лейтенант не позволял посланным наверх между собою переговариваться.

До полудня ветер зашел от SSO, мы поворотили на правый галс. Широта в полдень оказалась 42°40'52''южная, долгота 41°11'26''западная, течение SO 49°, шесть миль в час[70]. У марселей отдали по два рифа и поставили крюйсель. В 2 часа бросили лот и линем в 200 сажен не достали дна; к вечеру ветер затих, но море еще продолжало колебаться. Во весь день окружали нас птицы, о коих упомянуто 3-го и 4-го числа. Капитан-лейтенант Завадовский застрелил малую бурную птицу (Procellaria pelagica), и как голова ее была совершенно раздроблена, то неудобно было приготовить для сохранения в числе чучел.

6 декабря. С полуночи при тихом от OtS ветре мы опять направили путь на юг. В 3 часа ветер отошел к ONO и постепенно свежел, так что мы имели ходу по пяти и шести миль в час. В сию ночь море было беловатого цвета: я полагаю, что перемена цвета воды в ночное время произошла от множества малых светящихся червей, которые в светлую ночь не могут светить ярко и сообщать морю огненного вида, как в темные ночи. С утра подняли брам-реи, поставили все паруса, но за туманными облаками не могли видеть солнца и потому полуденного наблюдения не сделали. В 3 часа пополудни погода превратилась в пасмурную с дождем, и продолжаясь таковою до полуночи, не позволила нам во все сутки обозреть далее пяти миль вперед и во все стороны. Лейтенант Лазарев застрелил белого альбатроса и поднял на шлюп. Альбатрос был весом 31 фунт, величиною от конца одного крыла до конца другого 10 футов 7 дюймов.

7 декабря. Ночью море было наполнено светящимися червями и множеством китов, из коих два подле самого шлюпа пускали фонтаны. В 5 часов утра ветер утих, и несколько спустя задул противный от SSW; мы легли к SO. В десять часов удалось штаб-лекарю Берху застрелить одну из летавших около шлюпа бурных птиц, для поднятия коей положили грот-марсель на стеньгу[71] и спустили шлюпку. Длина сей птицы от конца носа до конца хвоста 1 фут 6 дюймов; верхняя часть клюва загнута вниз острием; ноздря только одна, разделяется тонкою перпендикулярною перепонкою; верхняя часть головы, спина, крылья и хвост бурые, а брюхо и нижняя часть шеи белые, ноги короткие, с тремя пальцами, которые между собой соединены перепонкой и имеют на концах когти, а сзади шпоры. Когда птицу привязали лаглинем за ногу и пустили на воду с кормы, тогда другие бурные птицы собрались вокруг и, казалось, сожалеют об ее жребии; в короткое время их застрелено десять, потом шлюпку подняли и наполнили паруса.

В полдень находились на широте 44°46'30''южной, долготе 41°16'49''западной. Течение было в продолжение двух суток девять миль; ветер дул от юга противный, а от SW шла большая зыбь; ртуть в барометре стояла на 29,47; в 3 часа сделалась погода пасмурная, с дождем; вскоре нашедший шквал от SSO принудил нас взять все рифы у марселей и спустить брам-реи и брам-стеньги. Подняли из воды растения двух родов.

Первого рода, Gorgonia, имеет стебель длиною 1 фут, толщиною в диаметре 1 1/2 дюйма; перерезав оный ножом, заметили, что внутренность оного походит на роговое вещество; от стебля расширяется во множестве наподобие опахал, ветви разной величины и толщины, все цилиндрические, в середине пустые, цвет имеют грязно-светло-зеленый; все сие растение простирается на 7 футов.

На втором: от кудрявого корня растут прямо гибкие, длинные, в две линии толщиною стволы; листья их длиною 2 фута, плоские, волнистые, зубчатые, происходят из веретенообразных пустых ветвей; трава сия различной длины; мы нередко раскладывали ее во всю длину шканцев и юта, т. е. на 70 футов английских, цветом грязно-желто-зеленоватая, и, подобно всем плавающим на поверхности моря травам, служит убежищем для ракушек.

8 декабря. В 7 часов утра ветер перешел к SSW; мы поворотили по ветру; к полудню еще отошел, и мы легли на StO; широта нашего места была 44°36'43''южная, долгота 42°51'02''западная, течение снесло нас на NW 55°, 27 миль. Около пяти часов пополудни пересекли параллель 45°, на которой, полагают, мореплавателем Ла-Рошем обретен остров Гранде. Тогда погода была ясная, мы могли видеть далеко, однако же имели равную участь с Лаперузом, Ванкувером и Колнетом, которые в разные времена и в разных местах по сей параллели тщетно искали сей остров, о коем в хронологической истории Бурнея, в III части, на стр. 397 сказано следующее: «Мореплаватель Ла-Рош, обходя мыс Горн на возвратном пути из Южного Океана, по ошибке в счислении был подвержен опасности и, простирая плавание в позднее время года, в апреле месяце (который соответствует октябрю в Северном полушарии) увидел берег, покрытый льдом и снегом; найдя глубину 20, 30 и 40 сажен, остановился на якоре.

Когда погода прояснилась, усмотрел, что стоит близ гор, покрытых снегом, у мыса, простирающегося к SO. Пробыв 14 дней на сем месте, в полтора часа прошел проливом, находящимся между сим берегом и малым островом; после того держал на NW, а в следующие сутки штормом от юга увлечен был на север, в продолжение трех суток. Когда погода переменилась, почитал себя на широте 46°, откуда направил курс в залив Всех Святых (Bahia de todos los santos) на широте 45°, пришел к большому острову, при котором было хорошее якорное место, а на восточной стороне свежая вода, дрова и рыба в изобилии, но людей не видали. Ла-Рош назвал сей остров Гранде».

Из такого описания невозможно узнать, где Ла-Рош видел берег, обойдя мыс Горн, и каким проливом прошел, а потому нет возможности определить долготу острова Гранде. Некоторые мореплаватели и географы полагают, что Ла-Рош обходил мыс Горн с восточной стороны и обретенный им берег, покрытый льдом и снегом, принадлежит к Фолклендским островам, а другие полагают, что видел остров Уэльса и прошел у оного малым проливом, почему и можно заключить, что курс его был по южную сторону острова Георгия. Все сии мнения определяют долготу острова Гранде разную, и потому, направляя путь одним меридианом, можно только по счастью попасть к сему острову.

Приближаясь к параллели 45°, мы ежедневно встречали большие стада птиц, рыб и плавающую траву, что обыкновенно принимают за признаки близости земли, которой мы однако ж не видали.

9 декабря. В 2 часа ночи, для поджидания шлюпа «Мирный», взяли еще рифы у марселей и закрепили крюйсель. По рассвете в парусном горизонте напрасно искали шлюпа, и мне было весьма неприятно исполнить условие искать друг друга на том месте, где в последний раз виделись.

Вскоре пошел дождь, и я еще более потерял надежду встретиться с «Мирным», но, сделав пушечный выстрел, мы услышали ответ позади, почему тот же час привели к ветру, дабы лейтенанту Лазареву дать возможность нас догнать; весьма обрадовались, когда по прочищении пасмурности увидели шлюп «Мирный» в близости, и немедленно наполнили паруса.

В полдень находились на широте 46°24'57''южной, долготе 42°27'47''западной; течение моря увлекло нас на NO 74°, пятнадцать миль; после обеда имели возможность измерить несколько расстояний луны от солнца. Долгота места нашего в полдень определена следующая:

Мною, из 15 расстояний – 42°22'1''

Капитан-лейтенантом Завадовским, из 15 расстояний – 42°22'52''

Лейтенантом Торсоном, из 10 расстояний – 42°7'22''

Астрономом Симоновым – 42°17'22''.

Долгота по хронометрам:

№ 518 – 42°26'18''

№ 922 – 42°25'2''

Склонение компаса найдено 7°48' восточное. Погода сделалась лучше, мы подняли брам-рей и продолжали курс на юг.

10 декабря. При благоприятной погоде вынесли наверх все служительское платье и постели для просушки. До сего времени через день всегда в палубах разводили огонь в чугунных печках, которые, по прекращении огня, выносили; с сего же дня, вступая в холодный климат, я велел поставить и укрепить печки на местах, трубы вывести в грот и фор-люки, а самые люки закрыть; в грот-люке для света вырезан был в 4 фута квадрат, в который вставили стекло, дабы не входила мокрота́; остальная часть люка обита смоленой парусиной; вход в палубу оставлен был в фор-люке; в грот-люк позволялось ходить только в черезвычайных случаях, а для облегчения шлюпа сняты еще 4 крайние пушки и спущены в кубрик.

10-го на широте 47°52'4''южной измерено нескольких лунных расстояний от солнца и определена долгота в полдень:

Мною, из 20 расстояний – 42°5'29''западная

Капитан-лейтенантом Завадовским, из 25 расстояний – 42°4'13''западная

Штурманом Парядиным из 30 расстояний 42°6'10''западная.

Долгота по хронометрам:

№ 518….. 42°15'44''

№ 922….. 42°15'33''

Из летающих около шлюпа разных птиц застрелили трех, которые подняты были на шлюп. Они принадлежали к роду бурных птиц, длиною 1 фут 1/2 дюйма, нос их 1 1/2 дюйма, с загнутым концом, перья белые, испещренные бурыми пятнами. Сии птицы признаны нами за самых тех, которые в путешествии капитана Кука названы Pintades; мы будем называть их пеструшками.

Теплота приметно уменьшалась, а потому я позволил всем употреблять платье, нарочно для холодного климата приготовленное, как-то: фланелевые рубахи и подштанники, а сверх рубашек – суконное платье и проч.

11 декабря. До восьми часов 11-го мы продолжали курс к югу, ветер задул тихий от SSO; поворотили к SW, откуда шла большая зыбь. В полдень находились на широте 49°3'56''южной, долготе 41°57'11''западной; течение было NO 12°, восемнадцать миль в сутки; ртуть в термометре стояла на 6° теплоты; склонение компаса найдено 11° 32 1/2′ восточное; в 4 часа ветер перешел в SW четверть, мы опять поворотили. В продолжение сего дня видели несколько альбатросов, пеструшек и множество хохлатых пингвинов, или скакунов (Aptenoditos chrysocome), мы старались хотя бы одного из них застрелить, но по причине осторожности их нам не удалось исполнить нашего желания. В сии сутки проплыло мимо нас несколько морской травы.

12 декабря. При тихом ветре от NtW и большой зыби от юга мы продолжали курс к острову Георгия[72]. С утра ветер свежел от NO; в полдень находились на широте 50°9'40''южной, долготе 41°22'18''западной. После полудня пошел дождь, и мы несли мало парусов для того, что шлюп «Мирный» далеко отстал. С семи часов вечера 12-го ветер перешел к WNW. В полночь теплота по термометру на воздухе была 3,7°, а в палубах, где спали служители, 6,8°. В продолжение ночи шел дождь, с утра было по горизонту мрачно.

13 декабря. В полдень 13-го мы находились на широте 52°25'18''южной, долготе 40°23'42''западной; течение имели NW 57°, двадцать девять миль в сутки; лотом с линем в 250 сажен дна не достали. Склонение компаса было 10°48' восточное. В 10 часов вечера ветер сделался противный от StO; мы пошли на SWtW. В продолжение дня летали бурные птицы разных родов, и в первый раз показались голубые.

14 декабря. В продолжение противного ветра мы легли в дрейф, спустили ялик и стреляли в птиц; в короткое время застрелили двух: одну белую, а другую голубую, из принадлежащих к роду бурных; первая названа капитаном Куком снежной, а последняя – синей петрелью; они величиной с горлицу, цвета сизого, близкого к голубоватому; с одного конца крыла до другого проходит бурая полоса, и конец хвоста бурый, ноги и нос голубые. Я буду их называть голубыми бурными птицами.

В полдень мы находились на широте 53°10' 53 южной, долготе 40°8'5''западной; термометр стоял выше точки замерзания 2,8° и в первый раз выпало несколько снега. В 7 часов набежал от SWtS шквал со снегом, что и принудило нас зарифить марсели двумя рифами. Вскоре ветер сделался тише, мы отдали по рифу и поставили брамсели, чтобы скорее достигнуть до острова Георгия; в 10 часов еще пробежал шквал с снегом, и ветер установился тот же.

15 декабря. Ночь была ясная, от SW шла большая зыбь; термометр на открытом воздухе стоял выше точки замерзания 1,8°, а в палубе, где спали служители, 7,4°. В половине шестого часа, придя на параллель острова Уэльса[73], мы направили путь к OSO. Любопытство побудило всех встать весьма рано в надежде увидеть остров Георгия. Хотя оного еще не было видно при рассвете, однако то место, где должен находиться берег, отличалось от остальной части горизонта черно-густыми скопившимися тучами. Множество китов пускали фонтаны; бурные птицы – голубые, снежные, малые, черные и пеструшки – летали стадами и сидели на воде; местами появлялись плавно летающие альбатросы.

Пеструшки, будучи всех смелее, близко подлетали к шлюпу; множество хохлатых пингвинов, выскакивая из воды и перекликаясь друг с другом, нас обгоняли; травы, называемой Fucus pyriformis, несло много мимо шлюпов. В 8 часов, когда пасмурность несколько очистилась, мы увидели острова Уэльс и Георгия на расстоянии двадцати одной мили; остроконечные их вершины, скрываемые облаками, конечно, покрыты вечным снегом; в полдень мы приблизились к острову Уэльсу, который был от нас на NO 37°, в двух милях. По наблюдениям, в полдень мы находились на широте 54°5'23''южной; по сему широта острова Уэльса выходит 54°4' южная; долгота оного по двум хронометрам 38°22' западная, а по наблюдению расстояний луны 9-го, 10-го и 12-го чисел на шлюпе «Восток» – 38°17'18''западная; по наблюдениям лейтенанта Лазарева – 38°27'.

Сей остров составляет часть высокого, из моря выходящего каменного хребта; положение его О и W, пространством на четыре мили; вершины покрыты, а ущелины наполнены снегом. При северо-западной оконечности острова находятся три надводных камня.

Черезмерно великая зыбь от SSW разбивалась с шумом о скалы. Я шел вдоль берега на расстоянии в одну с четвертью, полторы и две мили. Имея ходу около семи миль в час, мы видели несколько заливов, в которых, вероятно, безопасно останавливаться на якоре; из одного залива шел под английским флагом парусный бот; по приближении оного мы просили пристать к шлюпу и для того легли в дрейф. К нам приехали на ялике штурман и два матроса; первый сказал, что издалека нас не узнали, и, полагая, что мы пришли также для промысла китового жира, они имели намерение провести наши суда в залив, надеялись, что за свои труды получат плату.

Два трехмачтовых судна, принадлежащих английской компании для ловли китов, одно «Ниде-Шпенсебелла», другое «Meриан»[74], под начальством капитанов Бруна и Торта, стояли в заливе, из коего вышел ял. Глубина их якорного места 18 сажен, грунт – ил; большой ручей свежей воды впадает в сей залив, называемый гаванью Марии[75]. Суда стоят уже 4 месяца; из убитых морских слонов (Phoca procosciclea) промышленники вытапливают жир; ездят для сего промысла во все бухты, для ночлегов опрокидывают свои лодки, разводят огонь. Зажигая жир морских животных, вместо растопок употребляют шкуры пингвинов, которых в настоящее время года черезвычайное множество.

Они видели также альбатросов и других морских птиц весьма много, из береговых же только жаворонков и род голубей; растений никаких нет, кроме моха. За сии известия я приказал посетителей наших угостить грогом и сухарями с маслом. Один из матросов был русский – бежал во время пребывания наших военных кораблей в Англии и скитается по трудным промыслам для пропитания. Гости наши отправились на свой бот; мы наполнили паруса и взяли курс на полторы мили мористее одного острова, впереди нас находящегося; в 9 часов, достигнув оного, по причине ночной темноты и нашедшей пасмурности привели шлюпы к ветру на правый галс; глубина на сем месте 75 сажен, грунт – мелкий черный камень.

Сей остров на широте 54°31'30''южной, долготе 37°13' западной; я назвал оный островом Анненкова в честь второго лейтенанта, служащего на шлюпе «Мирный». Берег, в виду у нас бывший, состоит из каменных гор, коих вершины покрыты снегом, а ложбины и ущелины наполнены льдом. Хотя мы шли близко от берега, однако ж тщетно зрительными трубами надеялись увидеть какое-либо растение, кроме местами желто-зеленеющего мха, не видели ничего.

Для удобнейшего описания и измерения пространства сего острова я некоторые мысы назвал именами офицеров, служащих на шлюпах наших, как-то: мыс острова Георгия, оканчивающийся к морю тремя острыми камнями и лежащий от восточного мыса сего острова на SO 30° в трех с половиною милях, назван Парядиным; от мыса Парядина берег принял направление к SO 69°, на тринадцать с половиною миль до мыса, названного мною Демидовым, который легко узнать можно по прилежащему у западной оного стороны высокому острову; от сего места до восточного мыса залива Марии берег имеет направление на SO 47°30' на расстоянии семнадцати миль. От острова Анненкова к острову Георгия видны три большие высунувшиеся из воды скалы, лежащие NO 67°.

Остров Анненкова почти круглый, в окружности 7 1/2 миль, на средине возвышенность, покрытая снегом и льдом, местами видны голые скалы. К ночи ветер усилился, развел большое волнение.

16 декабря. Мы держались под рифлеными марселями, при пасмурной погоде с дождем. По термометру теплоты было 2,3°. В три часа утра, хотя пасмурность и дождь продолжались, но оба шлюпа спустились, чтоб подойти к тому месту, где накануне кончили обозрение берега. Хотя в 7 часов утра мы приблизились к острову Георгия на расстояние восьми миль, находясь в то же время от острова Анненкова на пять миль, но пасмурность была еще так густа, что ни того ни другого не видели, почему и принуждены вновь привести шлюпы к ветру и выждать доколе погода прояснится.

В 8 часов с половиною, увидя остров Анненкова, шли прямо к оному; когда приблизились на расстояние четырех миль, стали держать NO 43°, и через час находились от острова Георгия на три и три четверти мили; тогда пасмурность и снег опять скрыли от нас берега, что и принудило опять привести шлюпы к ветру, а в час пополудни, когда снег начал уменьшаться и открылся берег, мы пошли вдоль оного.

В три часа прошли между берегом острова Георгия и островом Пикерсгилем. Капитан Кук 1775 года января 20-го, находясь у SW оконечности острова Георгия, видел в девяти милях остров, и назвал оный по имени лейтенанта на его судне островом Пикерсгиля. Остров сей в окружности имеет три мили, довольно высок, и от оного к острову Георгия находятся еще два острова, и все три занимают в длину с небольшим две мили. Лейтенант Лазарев поручил вышеупомянутым промышленникам привезти с берега пингвиньих шеек и яиц; сим был задержан, от нас отстал так, что мы потеряли из виду шлюп «Мирный»; дожидаясь оного, я не мог пользоваться благополучным ветром; по сей причине, равно и по наступившей после пасмурности, в 3 часа пополудни шлюп «Восток» привел к ветру.

Осмотренный нами сегодня берег острова Георгия составляет продолжение берега, который мы видели накануне: та кже горист, верхи его покрыты снегом и долины наполнены льдом. Одни только крутые скалы, на коих снег и лед не могут по своей тяжести держаться, имеют цвет темный. Близ берега мы видели несколько плавающего льда, вероятно своею тяжестью от берега отделившегося. Между тем ветер скрепчал, развел большое волнение, и настала пасмурность с дождем. С шлюпа «Восток» каждый час палили из пушки, чтобы шлюп «Мирный» знал место наше, но мы ответа не слыхали, не прежде восьми часов вечера с ним соединились и легли в море к югу под рифлеными марселями.

17 декабря. В час ночи поворотили к берегу; ветер тогда перешел от WSW к WNW и был сопровождаем мокрым снегом и дождем. Ртуть в термометре стояла только на 1,9° выше точки замерзания. В 6 часов утра подошли к берегу против залива, который назван мною заливом Новосильского и лежит от залива Марии на SO 65°, в двадцати двух милях[76]; бросив лот на глубине 80 сажен, достали дна, грунт – ил. С сего пункта держали в параллель берега, на расстоянии двух миль, шли по восьми миль в час. От залива Новосильского берег имеет направление на StW пять с половиною миль, до отлогого мыса, подле которого три низменных острова. От сего мыса, названного мною мысом Куприянова, до мыса Ошибки[77] (так названного капитаном Куком) берег идет на SO 50°30' десять миль, наполнен островершинными каменными горами, между коими все ущелины покрыты снегом и льдом.

На пути от мыса Куприянова к мысу Ошибки, в четырех милях от первого, находится опасный подводный камень на расстоянии от берега полторы мили; по причине настоящего большого волнения разбивался бурун, в тихую же погоду сей камень может быть весьма опасен. Близ мыса Ошибки три островка: первый – высокий камень у самого мыса, а последний, капитаном Куком названный Зеленым по причине зеленоватого его цвета, от мыса на юг в трех милях[78]. Гористый берег от мыса Ошибки идет пять миль на SO 85°, а потом на NO 40°; сии два направления образовали Южный мыс острова Георгия, находящийся на широте 54°25' южной, долготе 36°2' западной. В 9 1/2 часов мы обошли мыс Южный, где окончили опись, соединили наше обозрение острова Георгия с частью берега, обретенного капитаном Куком за 44 года перед нами; за 19 лет до капитана Кука берег сей обретен судном «Леоном» и назван Сант-Педро (Sant Pedro); простирается на NW и SO 61° на девяносто две мили.

При большой пасмурности, дожде и временно шедшем снеге; ветер усиливался; мы шли под двумя марселями, всеми рифами зарифленными, и под защитой острова Георгия ожидали шлюп «Мирный». Ветер более и более усиливался, мы спустили брам-рей. Около полудня «Мирный» с нами соединился. Я не надеялся скоро дождаться благоприятной погоды, чтоб осмотреть какое-нибудь якорное место, при том же берег сей обитаем только пингвинами, морскими слонами и котиками; последних мало, ибо приезжающими промышленниками истреблены.

Обойдя с южной стороны большую часть сего берега, мы не приметили ни одного куста и никакого растения, видели только, что весь покрыт снегом и льдом. Дожидаться здесь перемены погоды неделю или более, чтоб обозреть землю, охладевшую и, так сказать, мертвую, я почел бесполезным, тем более что упустил бы летнее время, самое лучшее для плавания в опасном Южном Ледовитом океане; и так сделал шлюпу «Мирный» сигнал следовать за «Востоком» и лечь на SOtO прямо к северной оконечности земли Сандвичевой, которую намерен был осмотреть с восточной стороны, ибо капитан Кук при обретении оной осмотрел только западную сторону. В два часа пополудни мы закрепили грот-марсель, чтоб не уйти от шлюпа «Мирный», в мрачном горизонте едва видимого.

Изредка, когда на несколько минут погода прояснялась, рассмотрели мы остров Клерк, положение коего по пеленгам определили на широте 54°55' южной, долготе 34°46' западной. Сей остров обретен капитаном Куком и назван островом Клерка в честь первого лейтенанта на его судне. В 5 часов вечера мы принуждены были нести только один фор-стень-стаксель, для того что шлюп «Мирный» отстал и пасмурность скрывала его от глаз наших. В 8 часов вечера солнце проглянуло из-за облаков; мы определили склонение компаса 7°29' восточное, находясь на широте 54°58' южной, долготе 35°16' западной. К полуночи, когда лейтенант Лазарев нас догнал, поставили фор– и грот-марсели, зарифленные всеми рифами.

18 декабря. 18-го в 6 часов утра теплоты было один градус. До полудня при крепком ветре от NNW, большом волнении и пасмурности мы шли по восьми миль в час. Шлюп «Мирный» находился под ветром и несколько впереди нас. Лейтенант Лазарев поворотил и телеграфом уведомил, что видит землю. Нам со шлюпа «Восток» казался сквозь мрачность гористый берег, то посему мы поспешно поворотили, дабы дождаться ясной погоды, не подвергаясь опасности при обозрении берега в бурную погоду; имели тогда грот-марсель, зарифленный всеми рифами, фок-стаксель и апсель. Ртуть в термометре стояла выше точки замерзания 1,7°. В два часа пополудни пасмурность умножилась так, что далее одного кабельтова мы не могли различать предметы.

19 декабря. Неблагоприятная погода продолжалась до полуночи; теплоты по термометру было только 1,2°. Шлюпы бросало с боку на бок, почему мы принуждены были поворотить по ветру на другой галс к северу; тогда волнение сделалось с носу, и тем черезмерная качка с носу уменьшилась. Близ полудня прошли мимо мертвого кита, который окружен был летающими над ним и около его на воде сидящими альбатросами и разными бурными птицами.

В полдень находились на широте 56°2' южной, долготе 32°57' западной. Течение моря было на NO 62°, за двое суток – тридцать девять миль; когда ветер затих, мы стреляли птиц: лейтенантом Игнатьевым застрелен альбатрос длиною от одного конца крыла до другого 10 футов 5 дюймов; был дымчатого цвета, а голова, шея, крылья и хвост бурые; много походит с головы, ног и крыльев на белого альбатроса, с той разностью, что глаза обведены белой полосой шириной в одну линию, и вдоль черного клюва по бороздам на обеих челюстях идут белые узенькие полоски; хвост остроконечный и длиннее, нежели у белого альбатроса. Другими офицерами подстрелены четыре пингвина, из коих два жили сутки и странной своей походкой, переваливаясь с ноги на ногу, забавляли служителей, которые в первый раз смотрели на них вблизи.

В 3 часа увидели льдину на OtN; она накануне при мрачности показалась нам берегом. Киты в разных местах пускали фонтаны; от семи часов до полуночи мы шли в густом тумане.

20 декабря. При переменных тихих ветрах и большой зыби, шедшей от запада, мы направляли путь к востоку, и с рассветом видели впереди местами лед. Лейтенант Завадовский застрелил два дымчатых альбатроса. В полдень находились на широте 56°13' южной, долготе 32°25' западной. Лотом на глубине 260 сажен не достали дна. Желая воспользоваться маловетрием, легли в дрейф, опустили термометр Нория на глубину 270 сажен на десять минут, и на сей глубине температура воды оказалась 31,75° по фаренгейтову термометру, т. е. четверть градуса ниже точки замерзания по Реомюрову разделению, при поверхности же воды 48,75°.

К крайнему моему сожалению, неосторожностью штурмана сей термометр изломан; потеря была тем чувствительнее, что мы имели только один такой термометр. В 10 часов прошли возле ледяного острова, в окружности около полуторы мили, высотою от поверхности воды 180 футов. С северной стороны отлогий ледяной мыс был покрыт пингвинами: они все стояли, размахивая ластами. Плавающая громада льда, которую мы увидели в первый раз, привела нас в величайшее удивление; мы находились тогда на широте 56°4' южной, долготе 32°15' западной; сии огромные ледяные острова в Южном полушарии бывают часто видимы.

Капитан Кук встретил льды на пути от Доброй Надежды к югу, 1772 года декабря 10-го числа, на широте 51°4' южной, долготе 22°23' западной. Два судна, отправленные Ост-Индскою компанией 1739 года для открытия южных земель, видели льдину на широте 47° и 48° южной. Каждый просвещенный читатель сам из сего заключит о разности между двумя полушариями – северным и южным. В продолжение дня около шлюпов пингвины ныряли и плавали во множестве; летали бурные птицы и несколько эгмонтских куриц.

21 декабря. С полуночи задул ветер от StO тихий; от запада шла зыбь. Теплоты было 1,7°. В 3 часа ветер сделался свежий и выпадал снег, почему мы взяли у марселей по рифу; тогда же увидели впереди ледяной остров, мимо которого прошли в 8 часов. В 10 часов взяли все рифы и спустили брам-реи. К полудню остались под двумя марселями и спустили брам-стеньги. Ввечеру, чтоб уменьшить ход, привели шлюпы к ветру на SWtW. От семи часов до полудня выпадал снег.

22 декабря. Ветер был крепкий и развел большое волнение; луна светила; термометр стоял ниже точки замерзания 0,1°; ночью нам встречались льды огромными глыбами, на румбы OtN и SWtS; поутру шел снег. Когда рассвело, мы спустились на OtS, но не более часа шли сим курсом: густая пасмурность принудила привести шлюпы к ветру. В 8 часов утра пасмурность несколько уменьшилась, и мы легли на ONO; временем шел снег и скрывал все то, что без препятствий от снега можно бы было усмотреть; в 11 часов, когда несколько прояснилось, открылся к северу в тринадцати милях неизвестный остров; мы к оному поворотили, прибавя парусов, старались держаться ближе, сколько ветер позволял; желали определить положение острова – мрачность сему препятствовала.

В начале первого часа пополудни солнце из-за облаков на короткое время проглянуло, и астроному Симонову удалось взять оного высоту, посредством которой определили широту места нашего в полдень 56°43' южную, долгота была 28°1' западная; в то же время мы видели остров на NW 24°, на расстоянии пяти миль, что и определяет широту его 56°41'30'', долготу 28°10'; по наблюдению лейтенанта Лазарева, широта 56°41', долгота 28°7'40''. Остров имеет вид хребта горы, высунувшейся из океана, лежит NW и SO 37°, длиною несколько менее двух миль, ширина в половину длины; южная часть оканчивается небольшим, на сахарную голову похожим возвышением, которое издалека кажется отдельным; весь остров покрыт снегом и льдом, не был еше известен, а потому я назвал оный островом Лескова, в честь третьего лейтенанта шлюпа «Восток».

В 4 часа пополудни мы легли на SSO, для того чтобы прийти на вид острова Сретения[79], обретенного капитаном Куком. Сим курсом, при пасмурной погоде со снегом, шли до девяти часов вечера; тогда по великой темноте ночи, при тихом ветре от NNW, привели к ветру на левый галс, чтоб дождаться следующего утра. В продолжение сего дня сопутствовали нам прежде упомянутые разные птицы и пингвины во множестве; они имеют свойство, вынырнув из воды, перекликаться, подобно как люди в лесах один другому подают голос.

23 декабря. В полночь термометр стоял на 0,8°; от WNW шла большая зыбь, из чего мы заключили, что по сему направлению большой земли быть не может, по крайней мере в близости от нас. Когда пасмурность и снег прекратились, мы увидели на NO высокий берег, коего вершина скрывалась в облаках; поутру на рассвете открылся остров, совершенно очистившийся от тумана, а на середине сего острова высокая гора: вершина ее и скаты покрыты снегом; крутизны, на которых снег и лед держаться не могут, имеют цвет темный.

Остров круглый, в окружности двенадцать миль, по крутому каменному берегу неприступен; прекрасная погода позволила нам сделать полуденное наблюдение, и широта места нашего оказалась 56°44'18''южная, долгота 27°41'51''западная. По сему наблюдению, гора на середине острова на широте 56°44'18''южной, долготе 27°11'51''западной. Я назвал сие наше обретение островом Высоким, потому что отличается от прочих своею высотою.

Поутру впереди нас к северу висели сгустившиеся черные тучи, которые как будто не переменяли своего положения; сие служило поводом к заключению, что в близости должен быть берег, и мы пошли на север к облакам. В самом деле, пройдя несколько, увидели остров; по приближении рассмотрели на юго-западной стороне жерло, из которого беспрерывно поднимались густые смрадные пары. Когда мы проходили под ветром острова, пары сии составляли непрерываемое густое облако и издалека были подобны выходящему из трубы парохода дыму, только в большем виде.

Я назвал остров, в честь первого по мне на шлюпе «Восток» капитан-лейтенанта, островом Завадовского. Большая на середине гора с пологими сторонами представляет вид двух наклоненных одна к другой латинских букв SS. Обходя остров с близкого расстояния, мы видели несколько снегу на горе и очень мало на низких местах, а со стороны, где находится жерло, и вовсе нет.

Вероятно, по сим причинам пингвины избрали остров своим жилищем – от основания до половины горы все места ими покрыты.

Берега с SW стороны отвислы и неприступны; цвет имеют, как и сама гора, темно-красный, а кое-где желтоватый. В 8 часов вечера, обойдя остров и окончив опись, взяли у марселей по два рифа, чтобы держаться до следующего утра на одном месте, ибо я намерен был осмотреть остров.

24 декабря. Ночью теплота по термометру была 0,5°, и мы прежде 10 часов утра подошли к юго-западному мысу; на расстоянии полторы мили легли в дрейф и спустили ялик, на котором отправились на остров капитан-лейтенант Завадовский, астроном Симонов и лейтенант Демидов. В то же время лотом на 110 саженях дна не достали. Вскоре шлюп «Мирный» приблизился, через телеграф испросив позволения отправить также ялик с офицерами на остров.

В полдень мы находились на широте 56°15'35''южной, долготе 27°34'53''западной. По сим наблюдениям, остров Завадовский на широте 56°18' южной, долготе 27°28'53''западной; в окружности имеет десять миль, высота горы 1 200 футов от поверхности моря. В час после полудня ялик возвратился; капитан-лейтенант Завадовский мне донес, что они пристали хорошо, между каменьями, влезали на 18 или 20 футов вышины по каменьям и нашли множество пингвинов, которые сидели на яйцах и не уступали дороги иначе, как по ударении их хлыстом.

Наши путешественники, достигнув почти половины горы, везде находили топкий грунт. Необыкновенно дурной запах от множества помета пингвинов вынудил их вскоре возвратиться на шлюпы; привезли с острова девять кур эгмонтских, несколько пингвинов и перегорелых камней.

Привезенные пингвины были двух родов: одни поменьше, для различия мы назвали их малый род «простыми» пингвинами; они имели клюв черный, острый, верхний конец загнут вниз, шея снизу белая, с черной горизонтальной узкой полосой; спина бурая, с голубо-серыми крапинами, ласты сверху того же цвета, как и на спине, брюхо белое, лоснящееся, и ласты снизу белые, ноги тельного цвета, глаза соломенного цвета, с темным зрачком. Другого рода, то есть больше и красивее меньших: нос не такого вида, красный; глаза красные, с черным малым зрачком, на голове желтые длинные перья, хвост несколько короче.

Сих пингвинов, по расположению цветов их перьев, мы назвали «мандаринами»; они те самые, которых встретили не доходя острова Георгия. Бывшие на берегу простые пингвины сидели только на двух яйцах. На возвратном пути с острова они преследовали наших офицеров и готовы были вступить с ними в бой своими ластами, коими довольно сильно бьют. «Мандарины» имели под собою по одному яйцу; они по наружности горделивее, спокойнее и миролюбивее простых пингвинов.

В тридцати или сорока саженях от берега глубина моря оказалась 25 сажен.

Сии обретенные мною, в совокупности лежащие три острова назвал я островами маркиза де Траверсе, бывшего тогда министра, который при отправлении шлюпов доказал свое доброжелательное к нам расположение.

Желая воспользоваться находящейся поблизости нас небольшой льдиной, подошли к оной, спустили ялики и отправили людей, чтоб нарубить льда и привезти на шлюп. В продолжение полутора часа привезено было столько, что наполнили шесть больших бочек, братские котлы и все артиллерийские кадки, после чего гребные суда были подняты и мы опять наполнили паруса. Из растаявшего льда я для опыта велел, не сказав офицерам, приготовить воду на чай; все нашли, что она была превосходная и чай вкусен. Сие обнадежило нас, что во время плавания между льдами всегда будем иметь хорошую воду.

Ежели бы к северу еще находились высокие острова, то при ясной погоде, какая была накануне, с полудня до захождения солнца, и сегодня, острова сии могли бы быть видимы с салинга по крайней мере за сорок миль и далее. Но как мы ничего не усмотрели, то заключили, что гряда означенных островов не простирается далее к северу, и потому решились идти к островам Сретения.

25 декабря. В полночь термометр опустился на 0,8° ниже точки замерзания. Мы лавировали при том же противном ветре от юга. Через телеграф я требовал, чтобы со шлюпа «Мирный» прибыл священник для совершения молебствия по случаю воспоминания – избавления России от нашествия галлов и с ними двадесяти язык[80]. Молебствие было совершено с коленопреклонением. Служителям в обыкновенные дни производили солонину пополам со свежей свининой, но для сего дня приготовили любимое кушанье русских – щи с кислой капустой и свежей свининой, пироги с сорочинским пшеном[81] и нарубленным мясом. После обеда роздано каждому по полкружке пива, а в 4 часа – по стакану пунша с ромом, лимоном и сахаром. После сего служители были столь веселы, как бы и в России в праздничные дни, невзирая, что находились в отдаленности от своей отчизны, в Южном Ледовитом океане, среди туманов, во всегдашней почти пасмурности и снегах.

Лейтенант Лазарев с офицерами были угощаемы обедом на шлюпе «Восток», и приятная беседа наша продолжалась до вечера.

Лейтенант Демидов подстрелил одну из бурных птиц, какой мы еще не видали. Спина светло-голубоватая, концы крыльев белые с черными пятнами, низ белый же; когда она летает, то расширяет крылья многим более прочих такого рода птиц; величиною несколько больше голубя. Мы назвали сию птицу, как капитан Кук, большой голубой бурной птицей.

26 декабря. С утра до полудня продолжался густой туман; в полдень мы находились на широте 56°32'12''южной, долготе 26°26' западной. С трех часов пополудни туман покрывал горизонт до ночи. В 6 часов встретили небольшую льдину, подле которой легли в дрейф и послали ялик, чтобы нарубить и привезти льда, но как по рыхлости сего льда вошла в оный соленая вода, то не годился к употреблению.

27 декабря. В полночь ртуть на термометре была на точке замерзания и выпадал небольшой снег. При рассвете мы видели на юге на расстоянии глазомерном в тридцати милях берег, который при пасмурности и идущем по временам снеге то скрывался от глаз наших, то снова показывался. В 11 часов заметили между островами Сретения еще третий остров[82]. В путешествии капитана Кука упоминается только о двух островах и находящемся между ними камне; по сему близкому сходству мы признали сии острова за острова Сретения, обретенные упомянутым мореплавателем. Он их назвал по дню, в который увидел.

В 4 часа при наступившем штиле, когда шлюпы были без движения, мы опустили в воду обыкновенный термометр в цилиндре из железного листа. Сей цилиндр сделан был на шлюпе, имел по обеим сторонам клапаны, которые при опущении на глубину с лотом отворялись, и вода пробегала насквозь; при подъеме же клапаны затворялись, вода, на глубине в цилиндр вошедшая, в оном оставалась, и температура ее не скоро переменится, ежели цилиндр с надлежащей поспешностью из воды будет вытянут. Реомюров термометр, таковым образом опущенный на глубину 220 сажен, вынутый из цилиндра, стоял на 1° ниже точки замерзания; в то же время на поверхности моря термометр показал 1/2° теплоты.

Хотя вытягивание цилиндра из глубины продолжалось только 4 1/2 минуты, но и в сие короткое время термометр несколько успел нагреться, проходя воду, которая постепенно к поверхности моря становится теплее. При том же нельзя ручаться, чтобы в цилиндр, сделанный на шлюпе, нисколько не попало воды при приближении к поверхности, которая теплее и легче; удельная тяжесть воды из глубины 220 сажен, в сем цилиндре поднятой, при взвешивании оказалась 1100,9, а на поверхности моря, на точке замерзания, на том же месте – 1 099,7. Опыт сей доказывает, что вода на глубине моря солонее находящейся на поверхности оного.

28 декабря. 28-го ничего примечания достойного не случилось. Ветер дул противный, как и в прошедшие два дня, с той разностью, что погода беспрестанно переменялась: то было пасмурно, то ясно, то снег выпадал хлопьями, то шел дождь. Мы лавировали к югу.

29 декабря. Термометр в полночь стоял на 1° ниже точки замерзания, а в палубе, где жили служители, было 8,4° теплоты.

При рассвете ветер отошел к югу. В 8 часов прошли створную линию островов Сретения на SW 70°. В 10 часов оставили на левой стороне большой ледяной остров, около которого плавало множество льда. В 11 часов от NW нашла густая пасмурность со снегом, и я убавил парусов, чтоб шлюпу «Мирный» дать возможность к нам приближаться.

Острова маркиза де Траверсе весьма высоки, определены были нами в ясную погоду, то и не сделав наблюдения в полдень, мы по сим островам определяли наше место и положение островов Сретения, из коих восточный находится на широте южной 57°9'45'', долготе 26°44' западной, лежит NO и SW 50°, в окружности шесть с половиной миль. Восточная сторона выше западной. Западный остров находится на широте 57°10'55''южной, долготе 26°51' западной, лежит NO и SW 60°, в окружности четыре с половиной мили; третий на широте южной 57°9', долготе 26°47'30''западной.

Мы шли по шести и семи миль в час, при дожде и мокром снеге. Теплота в полдень была 0,5°. В 3 часа пополудни сквозь мрачность на SSW в семи милях открылся берег острова Сандерса, обретенного и так названного капитаном Куком. Мы стали держать вдоль северо-восточной стороны острова, коего вершина была покрыта облаками, и он казался нам неприступным. От середины лежат большие подводные камни и простираются на две мили. Проходя в трех с половиной милях, мы имели глубины 42 сажени. Шлюп «Мирный», быв несколько ближе к берегу, имел глубины 27 сажен, грунт – мелкий черный камень.

С восточной стороны остров высок и отрубом лежит SO и NO, на пространстве шести с половиною миль; в окружности семнадцать миль, покрыт льдом и снегом, но не так, как остров Торсона[83], хотя находится южнее. Сие подало повод предполагать, нет ли огнедышащего жерла, подобно как на острове Завадовского, который более прочих обнажен от снега и льда. Средина острова Сандерса на широте 57°52' южной, долготе 26°24' западной. Капитан Кук определил широту сего острова 57°49' южную, долготу 26°44' западную. Склонение компаса из найденных среднее, 4°52' к востоку.

После шести часов берега закрылись мрачностью, ветер сгонял нас несколько с прямого пути на StO, что продолжалось не более часа; тогда опять шли прямо на мыс Монтегю, так названный капитаном Куком. В 10 часов вечера, увидев берег, поворотили от оного и держались под малыми парусами, а в половине второго часа, прибавя парусов, опять поворотили к берегу, чтоб с рассветом быть у мыса Монтегю.

30 декабря. В 5 часов утра, когда пасмурность прочистилась, мы увидели пред собою высокий остров, коего северная сторона, обращенная прямо к нам, представляла высокий, в трех местах отрубистый берег, промежутки между отрубами несколько наклонны и покрыты снегом и льдом; около берега плавало много больших и малых льдин. Большие глыбы имели вид правильный, т. е. верх плоский, с некоторой выпуклостью, а бока перпендикулярные, так как обыкновенно бывает у берегов; из сего мы заключили, что большие куски льда основались около берега и по тягости своей от оного оторвались.

Находясь в шести милях от острова, мы шли параллельно северному берегу; в 8 часов утра, обойдя восточный мыс, держали на юг по направлению восточного крутого берега. Утро было прекрасное, остров Сандерс очистился от облаков, и при свете солнечных лучей представилась взору нашему величественная, покрытая снегом вершина горы, из жерла которой выходил густой дым, по воздуху расстилающийся, а по горизонту местами видны были разбросанные белеющие льдины.

Продолжая путь при свежем западном ветре между мелкими льдинами, в 10 часов достигли южной оконечности острова, имеющей вид сахарной головы и находящейся на самом мысу. В 11 часов, когда довольно уже подались к югу, увидели с сей стороны мыс Монтегю, где совершенно окончили обозрение всего острова. Итак берег, названный капитаном Куком мысом Монтегю – остров, имеющий в окружности двадцать пять миль; северная сторона выше южной; весь покрыт льдом и снегом; якорного места, кажется, нет. Я назвал сей остров Монтегю, как капитан Кук назвал мыс.

К полудню небо покрылось облаками, берега скрылись во мрачности. Капитан Кук, находясь у мыса Монтегю 1775 [года], февраля 1-го, при ясной погоде, определил широту оного южную 58°27', долготу 26°44'; мы не имели возможности сделать наблюдения в полдень, приняли широту мыса, определенную капитаном Куком за истинную, и поправили свое счисление, что при описи сего острова послужило нам вместо наблюдения.

В полдень термометр стоял 0,9° выше точки замерзания; при густой пасмурности мы не могли видеть далее как на полторы мили. В 2 часа ветер зашел от WNW, поворотили на другой галс на NNO и убавили парусов. В 3 часа лотом на восьмидесяти саженях не достали дна; в 5 часов, когда ветер переменился и задул от NWtN, поворотили на SWtN и остальную часть сих суток держались, лавируя за мрачностью под малыми парусами, встречая беспрестанно ледяные острова и разбитые мелкие льдины, которых старались избегнуть, чтобы за оные не задеть.

31 декабря. С полуночи, при западном ветре с небольшими порывами и при пасмурной погоде, удерживались на одном месте; по термометру было мороза 0,4°; в палубе, где спали служители, 8,4° теплоты; лотом на 150 саженях дна не достали.

В 2 часа, когда мрачность прочистилась, увидели на SSW берег, названный капитаном Куком мысом Бристоля; легли на SW прямо к сему берегу, шли между множеством мелкого льда, дабы подойти к западной оконечности и потом, при благоприятствующем нам ветре, спуститься вдоль северной стороны. В 4 часа прошли подле большого плоского ледяного острова. Пасмурность все скрыла от глаз наших и не прежде половины девятого часа несколько очистилась; тогда увидели мы три небольших островка по западную сторону мыса Бристоля.

Западный из сих островков, уподобляющийся сахарной голове, признали за пик Фризланд, который определен капитаном Куком на широте 59° южной. Мы направили путь на SO 17°, дабы пройти видимую нами восточную оконечность берега от мыса Бристоля. В 10 часов, в четырех милях от оного на NOtN, берег и все видимые льдины покрылись густым туманом; на 185 саженях лотом не достали дна. Шлюп «Мирный» был неблизко от нас, для чего мы и легли в дрейф; через полчаса к нам подошел, и мы тогда, наполнив паруса, пошли на SSO. В начале 12-го часа, по причине продолжавшейся густой пасмурности с великим мокрым снегом, встречая беспрерывно множесто плавающего льда, принуждены были привести шлюпы к ветру на левый галс.

В полдень термометр стоял выше точки замерзания 0,2°. Шлюп «Мирный» был у нас в кильватере, великий снег продолжался; по причине часто встречающихся ледяных островов и мелких льдин были расставлены люди кругом по бортам, чтобы прислушиваться к шуму буруна, разбивающегося о льды и служащего доказательством близости оных. В начале шестого часа услышали весьма близко необыкновенный великий под ветром бурун. Капитан-лейтенант Завадовский и другие офицеры полагали, что, наверно, мы находимся поблизости берега, о который волны разбиваются.

Выпадающий снег был так густ, что мы впереди далее пятидесяти сажен ничего не видели; в таком случае оставаться на том же румбе и в том же положении было бы весьма опасно, почему я решился поворотить на другой галс; шлюпу «Мирный» сделал сигнал также поворотить, что им исполнено, и мы легли на NNW. Сим направлением я надеялся выйти из льдов; обходил множество ледяных островов и плавающего мелкого льда. В 10 часов, встретя непроходимый мелкий лед, принуждены поворотить и остаться под одними марселями, чтоб уменьшить ход.

Снега ложилось на паруса столько, что дабы стряхнуть оный, часто приводили шлюпы круче к ветру и обезветривали паруса. Вахтенные матросы во все время едва успевали выметать и выбрасывать с палубы выпадающие, так сказать, снежные хлопья; наконец в полночь снег перестал. В продолжение суток летало около шлюпов множество разных родов морских птиц; пингвины ныряли и сидели на обломках льда в большом числе.

1820 г., 1 января. В первый день нового года мы пожелали друг другу счастливо выйти из опасного положения и, окончив предлежащее нам затруднительное плавание в Ледовитом океане, увидеть любезное отечество.

Термометр стоял ниже точки замерзания 0,2°. Ветер дул свежий NOtN; от севера шла большая зыбь; мы было обрадовались, что перестал снег, но радость наша недолго продолжалась: вместо снега в 2 часа сделался густый туман с ветром; мы встречали множество мелкого льда, крик пингвинов повсюду был слышен. В начале 5-го часа утра увидели сквозь туман к NO много ледяных островов на близком от нас расстоянии. Шум буруна, разбивающегося о льдины, с криком пингвинов производил неприятное чувствование.

По сделанному сигналу шлюпы «Восток» и «Мирный» поворотили от ледяных островов на правый галс; во время поворота, когда паруса заполаскивало и приводило весь такелаж в движение, падали с оного ледяные сосульки и лед намерзший около снастей; обмерзшие веревки казались продернутыми сквозь стеклярус, толщиною от полутора до двух линий[84]. Служители каждый час на вантах и стень-вантах околачивали лед драйками.

В 6 часов утра стужа по термометру была 0,5°; в 7 часов со шлюпа «Восток» выпалили из пушки, а в восемь сделан туманный сигнал, чтобы шлюп «Мирный» показал свое место, но весьма густой туман и рев волн, разбивающихся повсюду о льдины, препятствовали со шлюпа «Мирный» слышать наш выстрел, и на шлюпе «Восток» не слышно было выстрелов, производимых «Мирным». В 10 часов ветер задул от О; до полудня мы прошли множество ледяных островов и плавающего льда, от которого нам надлежало иногда придерживаться круче к ветру, а иногда спускаться. В полдень туман сделался несколько реже, и, имея возможность рассмотреть предстоящие нам опасности, мы могли избегать оных; увидели шлюп «Мирный», о котором весьма беспокоились. На 120 саженях глубины лотом не достали дна.

Невзирая на дурную погоду и опасное положение между неизвестными льдами, все служители с утра оделись в мундиры для празднования Нового года. Поутру был завтрак, чай с ромом; к обеду – добрые щи с кислой капустой и свининой; после обеда, сверх обыкновенной порции, дано по стакану горячего пунша, а ввечеру перед кашей, из сорочинского пшена приготовленной, – по стакану грога; все служители были здоровы и веселы на обоих шлюпах; мы жалели только, что по причине опасного положения и дурной погоды не могли день Нового года провести вместе с капитаном Лазаревым и офицерами шлюпа «Мирный».

В полдень тепла было 0,2°; в исходе первого часа, по приближении шлюпа «Мирный», наполнив грот-марсель, мы пошли на NNO. В два часа, чтоб уравнять ход шлюпов, на «Востоке» взяли у марселей по другому рифу; до пяти часов мы шли между ледяных островов и плавающих льдин. В пять часов поворотили по ветру на другой галс и взяли курс WSW; видели несколько играющих китов, которые подымались из воды перпендикулярно на треть своей длины и, ныряя, приподнимали горизонтальный хвост. Мы проходили между множества льда до девяти часов; когда погода несколько прояснилась, увидели мыс Бристоль на SW 58°, на расстоянии, по глазомеру, пять с половиной миль; по причине дурной погоды невозможно было сделать обозрение берега, и потому от оного поворотили.

2 января. Ветер продолжался свежий от SOtO; шедшая зыбь от севера и волнение производили боковую и килевую качку. Мороза было 1,2°. Туман скрывал берега и горизонт. Курс наш привел нас прямо к ледяному острову, в 2 часа пополудни мы должны были поворотить на другой галс. В половине пятого часа пошли прежним курсом. В 7 часов встретили огромную льдину, для обхода которой спустились на N, а потом привели шлюпы на NOtO; около сей льдины летало множество белых бурных птиц. В 8 часов погода начала несколько проясняться, мы могли видеть оба берега мысов Монтегю и Бристоль, и по оным определили свое место.

Тогда поворотили к мысу Бристолю, прибавя парусов, и до одиннадцатого часа прошли мимо шести ледяных островов. Курс вел нас ниже восточной оконечности теперь упомянутого мыса, и потому, подойдя к оному в 11 часов, поворотили на другой галс, чтоб вылавировать и пройти по восточную сторону бристольского берега; с сей стороны капитан Кук не обозревал оного. Сделав три галса, четвертым мы прошли выше восточной оконечности мыса Бристоля и увидели, что сей берег и остров, имеющий направление NWtW и SOtO, в окружности семнадцать миль, неровной вышины.

На восточной оконечности – островершинная гора, совершенно покрытая снегом и льдом, кроме чернеющих самых крутых мест. Продолжая путь на SW 14°, в четыре с половиной часа усмотрели вдали на SW 54° берег, который капитаном Куком назван Южным Тюле[85]. В 6 часов мы находились на широте 59°13' южной, долготе 26°22' западной; усмотрев влево и впереди множество сплошного мелкого льда, шли на SW 54°30' между мелкого льда. В десять с половиной часов, когда разбитый лед уже становился весьма част, мы поворотили на другой галс в намерении переждать ночь, для чего и убавили парусов.

3 января. В полночь термометр стоял ниже точки замерзания 0,8°. В 2 часа оставили один ледяной остров в правой, а другой в левой стороне. В 3 часа, когда рассветало, пошли опять на SW 40°, при ветре OSO; имели ходу по шести миль; с утра поставили все паруса, дабы воспользоваться ясной погодой; проходили сквозь гряды мелкого льда, похожего на речной, с той только разностью, что многим толще. Вахтенный офицер стоял на баке, сам беспрерывно управлял шлюпом, командуя «право», «лево», дабы не задеть за льды; в левой стороне лед был непроходимый, с марса и салинга открывалось бесконечное ледяное поле, и в середине оного местами ледяные острова разных видов и величины.

Берег Тюле состоит из одного камня и трех небольших островов, из коих один меньше каждого из двух. Острова сии высоки и неприступны, широта их 59°26' южная, долгота 27°13'30''западная. Средний, самый большой, длиной шесть миль, назван мной островом Кука, в честь великого мореплавателя, который первый увидел сей берег и почитал оный южнее всех прочих земель, в Южном полушарии существующих. Западные острова длиной три мили, а меньший остров – две трети мили.

Между двумя большими островами находится камень; все три покрыты льдом и снегом[86]. Капитан Кук по причине дурных погод держался неблизко к островам Тюле и Монтегю, а потому льды между оных показались ему берегом, который и назван в честь бывшего тогда первым лордом Адмиралтейства, его покровителя лорда Сандвича, Сандвичевой землей. Капитан Кук первый увидел сии берега, и потому имена им данные должны оставаться неизгладимы, дабы память о столь смелом мореплавателе могла достигнуть до позднейших потомков. По сей причине я называю сии острова Южными Сандвичевыми островами.

Мы продолжали курс на SW 40° между весьма частыми льдами, а в 10 часов утра проходили под ветром мимо льдины три мили в длину и в ширину; поверхность ее вся ровная, стороны перпендикулярны, и с левой стороны, т. е. к востоку, вышиной около 30 футов. Мы видели повсюду сплошной лед, составленный из плоских, один на другом в разных положениях находящихся кусков, а местами в середине поля большие, различного вида ледяные острова, из коих некоторые имели цвет бирюзовый, по моему мнению, от того, что льдина, потеряв равновесие, повернулась частью вверх и не успела еще на воздухе побелеть; в правую сторону, к западу, видно было менее мелкого льда, а весьма много ледяных островов.

С самого утра, простирая плавание между мелкими льдами, мы не могли избегнуть, чтоб несколько раз не задеть за те, которые вдоль борта продирались и местами попортили медь и сорвали головки с медных гвоздей. Повреждение последовало такое малое оттого, что не было никакого волнения и шлюпы наши шли плавно.

В полдень определили широту 59°57' южную, долготу 27°32' западную; середина острова Тюле находилась от нас на NO 13е, в тридцати двух милях; остров Кука на NO 32°, в тридцати двух милях; ртуть в термометре стояла выше точки замерзания только на 0,2°.

В 2 часа пополудни положили грот-марсель на стеньгу, чтобы отставшему шлюпу «Мирный» дать возможность нас догнать; между тем, дабы не терять напрасно время, мы послали два ялика нарубить и привезти льда, а для удобного поднятия оного на шлюп укладывали в сухарные мешки и потом наполнили всю пустую посуду, какую могли собрать, даже оставляли в мешках для первого употребления. В трюм нисколько льда в бочки не клали, дабы не произвесть сырости, а водою из оного налили бочки. В дрейфе оставались до семи часов вечера; к сему времени успели наполнить льдом десять бочек средней руки, котлы и прочую посуду. Мы находились на широте 60°3'33''южной, долготе 27°39' западной; склонение компаса было 7°4' восточное.

В 7 часов ветер, переходя через юг, установился в SW четверти; мы прибавили парусов, сквозь мелкие льдины по направлению на SO 40° продирались далее к югу в намерении обойти льды сплошные, видимые к востоку. Снег принудил нас убавить парусов и идти с большой осторожностью.

В продолжение сего дня видели только несколько белых бурных птиц и пингвинов, прочие же морские птицы, обыкновенно ежедневно нас провожавшие, скрылись.

4 января. В полночь по термометру было мороза 1,5°; в палубе, где спали служители, 8,6° теплоты; снег выпадал до двух часов утра; тогда мы опять прибавили парусов и шли к О при ветре от юга. В исходе четвертого часа, на широте 60°15', долготе 27°16', встретили сплошной, мелкий, непроходимый лед, между которым было много ледяных островов. Сие ледяное поле, вероятно, продолжение сплошного льда, у которого мы находились накануне, имеет направление к SSO, почему поворотили на левый галс и шли между многими ледяными островами.

На широте 60°16'47''южной, долготе 27°24' западной найдено склонение компаса 7°9'; в сие время шлюп держал на WSW.

В половине седьмого часа утра поворотили на правый галс и взяли курс к SO, имея по обеим сторонам ледяные острова и мелкий плавающий разбитый лед. В 9 часов утра не могли продолжать сего курса, встретя к востоку и к югу простирающееся поле разбитого льда. С салинга, кроме беспрерывного льда и больших ледяных островов, ничего не было видно; по сей причине поворотили на другой галс. Погода стояла прекрасная; в полдень, на широте 60°25'20''южной, долготе 27°38'30''западной, с салинга зрение простиралось на 40 миль, но продолжения Сандвичевых островов далее к югу не было видно; ледяное поле через юг шло к западу.

Находясь между льдами и не предвидя возможности обойти оные в хорошую погоду с южной стороны, я счел за нужное оставить сие место заблаговременно и обойти с северной стороны, дабы не потерять напрасно времени и не подвергнуть шлюпов бедствию при первой наступившей дурной погоде, что непременно бы случилось по тесноте между льдов. Пошли на WtN сквозь частые ледяные острова и мелкий лед; пройдя пять миль, спустились на NtW в намерении обойти по западную сторону остров Тюле, Кука и Бристоля. Держали на сей румб двадцать две мили, оставляя по обеим сторонам весь горизонт, усеянный ледяными островами; снег, скрывая от нас льды, умножил опасности нашего плавания.

В половине шестого часа легли на NtO, дабы пройти в виду острова Тюле и Кука. Идучи сим курсом, мы видели пингвинов, сидящих на некоторых ледяных островах и льдинах. Пасмурность умножилась, находили шквалы со снегом, почему мы принуждены иметь мало парусов, ибо снег иногда так был густ, что шлюп, приближаясь к льдине, едва успевал слушаться руля, чтобы миновать оную. Пройдя тридцать миль, мы легли на N и держали сим курсом девять миль, до 11 часов вечера; дабы в темноте и пасмурности не быть слишком близко к острову Тюле, который окружен ледяными островами, с 11 часов вечера легли на NOtN.

В некоторых местах в продолжение дня видели китов: они как будто забавляли нас пусканием воды, наподобие фонтанов.

5 января. В продолжение ночи мы шли по пяти и шести миль в час; мороза было 1°. В пять часов утра прибавили парусов. Когда проходили с западной стороны между островами Бристоль и Монтегю, найдено склонение компаса 5°52' при курсе на NO. В 6 часов прошли на меридиане пика Фризланда, остроконечного высокого камня по западную сторону острова Бристоля; он обретен и так назван капитаном Куком.

Мыс Бристоль был от нас на SO 30°, а пик восточной оконечности на SO 37°. Проходя пик Фризланд, по наблюдению определили долготу оного 26°29'6''западную. На шлюпе «Мирный» склонение компаса найдено 6°32' восточное, при курсе на NOtO 1/2 О.

С самого рассвета до полудня мы проходили множество ледяных островов и мелкого льда. Вахтенный офицер, стоя на баке, устремлял крайнее внимание, чтобы не задеть льды.

В полдень находились на широте 58°39'9''южной, долготе 25°51'55''западной; имели пик Фризланд на SO, оконечность Монтегю на NW 62°30', в двадцати с половиной милях; ныне при проходе в ясный день тем местом, где 1-го и 2-го января лавировали при мрачной погоде, между льдами, и по одному только слуху знали наше к ним приближение, мы удивились множеству ледяных островов и нашему счастью, что могли избежать бедствия.

Берега, капитаном Куком обретенные и названные Сандвичевою землею, равно и три острова, обретенные мною и названные островами маркиза де Траверсе, кажется, составляют вершины гор, которые Клерковыми камнями соединены с островом Георгия, а от сего острова – камнями Авроры с Фолклендскими островами[87]. В сем месте, через извержения на островах Завадовского и Саундерса, Южное полушарие освобождается от заключающегося в оном не в великом количестве подземного огня. Северное полушарие, кажется, должно быть повсюду теплее южного, не только в отношении воздуха, что каждому известно, но и самой внутренности земли.

Сие последнее доказывается множеством огненных из земли извержений, происходящих в разных местах Северного полушария, как-то: на острове Исландия, берегах Италии, полуострове Камчатка, с Курильскими островами, в проливе Вандемина у японских берегов, на Алеутских островах и проч., каковых извержений в Южном полушарии весьма мало. На острове Завадовского лавы, которая обыкновенно составляется при огненных извержениях, видно немного, а может быть, и самый состав внутренности острова неудобно превращается в лаву.

С полудня мы легли на SO 89°, чтоб отделиться от льдов и сделать новое покушение к югу на другом, удобнейшем месте, – для достижения в большие южные широты. До пяти часов, оставляя по обеим сторонам в неравном расстоянии рассеянные ледяные острова, мы прошли тридцать две мили. Увидя, что льды становятся реже, я приказал придерживаться опять к югу; чтоб вместе с удалением нашим от льдов достигнуть большей широты, мы легли OtS, и, пройдя двадцать шесть миль, еще придержались к SOtO тогда льдины были еще реже; в продолжение сих суток мало видели морских птиц, кроме пингвинов, которые во множестве сидели на льдах и ныряли около шлюпов.

К удовольствию нашему, ясная погода доставила возможность просушить и проветрить служительское платье и постели.

6 января. При брамсельном ветре от W мороза было 1,2°; мы держали тем же курсом двадцать четыре мили до 6 часов утра; пройдя несколько ледяных островов, легли на SO 46° и до полудня по сему направлению имели хода двадцать семь миль.

В 2 часа наполнили паруса; тогда с ветром настала пасмурность при снеге. В половине третьего часа прошли большой ледяной остров, на котором белые бурные птицы сидели во множестве; вершины острова были как равнины. Когда шлюп «Мирный» нас догнал, мы прибавили парусов, и до полуночи шли на разные румбы, оставляя по обеим сторонам льды.

7 января. При переменном маловетрии и небольшой мрачности термометр стоял на 0,9° ниже точки замерзания. Мы шли весьма тихо к О, при рассвете видели голубых бурных птиц. В половине пятого часа сделался густой туман; мы убавили парусов, дабы шлюп «Мирный» к нам приблизился. В 6 часов утра мороза было 1°; в десять часов увидели кита подле шлюпа; чтоб показать «Мирному» наше место, выпалили из пушки, но ответа не было; при выстреле кит тотчас скрылся в глубине.

В 11 часов, для определения течения моря, спустили ялик и удерживали оный на одном месте посредством котла, опущенного на глубину 50 сажен; течения не оказалось. К полудню туман прочистился, и мы увидели шлюп «Мирный». В 4 часа пополудни задул свежий ветер от StO со снегом, и мы не могли много уходить к югу.

До шести часов, пройдя несколько льдин, остановились в дрейфе у одного низменного ледяного острова, на котором сидело множество пингвинов. Астроном Симонов и лейтенант Демидов отправились на ялике к острову ловить пингвинов; когда одних ловили руками и клали в мешки, другие спокойно сидели, а некоторые бросались в воду и, не дождавшись отхода ялика, при помощи волн вскакивали на льдину.

Добыча наша состояла из 30 пингвинов; я приказал несколько раздать в артели, для употребления в пищу, и несколько обратить в чучела, а остальных оставить в шлюпе живыми и кормить свежей свининой, но пища сия, как видно, для них вредна, ибо они скоро похудели и на третьей неделе околели. Служители сдирали шкуры, делали себе фуражки; жир или сало употребляли для смазывания сапог. К офицерскому столу изжарили пингвина, и мы удостоверились, что от нужды они годятся в пищу, особенно ежели продержать несколько суток в уксусе, как поступают с некоторой дичью.

Взорам нашим представлялось непрерывное единообразие вод и льдов, а потому ловля пингвинов всех занимала и доставляла свежую пищу, которая была приготовляема пополам с солониной в братской кашице и приправлена уксусом; мясо пингвинов служители охотно ели, видя, что и за офицерским столом хвалили. Мы отдали до пятидесяти пингвинов на шлюп «Мирный».

По окончании ловли подняли ялик и наполнили паруса. Ввечеру на широте 59°49'50''южной, долготе 20°47' западной найдено склонение компаса 2°34' западное; мы видели до 25 ледяных островов и много разбитого мелкого льда. Около нас летали белые и голубые бурные птицы и один альбатрос.

8 января. В полночь мороза было 1°. Мы держали к SO, дабы достигнуть большей широты. Ветер от StW отошел к SW; в три часа утра по горизонту было мрачно. От рассвета до 10 часов утра прошли мимо двадцати двух ледяных островов и множества плавающего разбитого мелкого льда. Подойдя к одному из ледяных островов, на котором видно было много пингвинов, легли в дрейф, спустили ялы, послали нарубить льда и наловить пингвинов, сколько можно. Астроном Симонов и лейтенанты Лесков и Демидов отправились на ловлю, взяв с собой от невода крыло, чтоб накрывать птиц; до полудня поймали 38; между тем рубили лед и в продолжение сего времени успели наполнить льдом шестнадцать бочек, все кадки и котлы. Пингвинов посадили в курятниках и в ванне, поставленной нарочно для того на юте.

В полдень мы находились на широте 60°6'8''южной, долготе 18°39'51''западной. Течением в продолжение трех дней увлечены были на SO 89°, тридцать девять миль.

Выпадавший временно снег и встречавшийся во множестве лед принудили нас держать на разные румбы до шести часов вечера.

В сие время по измерению восьми лунных расстояний, определена долгота места нашего 18°12'7''западная.

Ветер отошел к W; в начале седьмого часа, увидев на низкой льдине морское животное, спустились посмотреть какое, и если удастся, то и застрелить. Лейтенанты Игнатьев и Демидов, почитая себя стрелками, зарядили ружья. Шлюп «Мирный» в то же время шел прямо к помянутой льдине и, подойдя на ружейный выстрел, с обоих шлюпов сделали нападение. Животное ранено в хвост и в двух местах в голову, льдина покрылась кровью; охотники приязненно спорили, кому должно отнести приобретение сей добычи, и спор остался нерешенным.

Художник Михайлов нарисовал изображение сего животного: оно в длину 12, в толщину в окружности 6 футов, голова несколько похожа на собачью, хвост короткий, верхняя часть тела цвета серо-зеленоватого, с бурыми пятнами, а низ желтый. В числе матросов, служивших на шлюпе «Восток», был один из городоархангельских жителей; он сказывал, что в их краю называют сие животное утлюгою; кажется, принадлежит к породе тюленей или нерп.

При встрече в Ледовитом океане подобных животных можно ли заключить о близости берега или нет? Сей вопрос остается нерешенным, тем более что они могут щениться, линять и отдыхать на плоских льдинах, как мы теперь видели; известные же нам самые близкие берега, то есть Сандвичевы острова, были в 270 милях.

По поднятии гребного судна мы наполнили паруса и легли на OSO. В 7 часов увидели на юге сплошной лед. В 9 часов пошел мокрый снег; мы имели в виду 50 ледяных островов и множество мелкого разбитого льда, что и принудило нас в 10 часов, на широте 60°22' южной, долготе 17°18'51''западной, взять курс О и для ночи убавить парусов. До полуночи шли между множеством льда.

9 января. При свежем западном ветре, пасмурности и мокром снеге продолжали курс к О, беспрерывно переменяя курс по причине встречаемого множества плавающего льда. Термометр стоял на 0,5° ниже точки замерзания. В половине первого часа, чтоб убавить ходу, которого имели шесть узлов, взяли у марселей по рифу, а у крюйселя два.

В час пополудни от густого тумана опасность плавания нашего усугубилась так, что шлюп едва успевал слушаться руля, чтобы не задеть льдину; но, по счастию нашему, к двум часам туман прочистился, и мы увидели себя окруженными ледяными островами и мелким плавающим льдом; от NO до SSW простиралось ледяное поле, в котором затерто несколько больших плоских ледяных островов. Я пошел на NtO, а шлюпу «Мирный», находившемуся позади нас, сделал сигнал переменить курс влево на семь румбов. Хотя туман несколько прочистился, но все еще мы недалеко могли видеть вокруг себя, шли между множеством мелкого льда до пяти часов, беспрестанно действуя рулем со стороны на сторону.

Когда таким образом прошли шестнадцать миль, погода, к нашему счастью, прояснилась, и мы увидели впереди от NNW до NOtN ледяное поле, окруженное со всех сторон мелким льдом. Ветер в сие время засвежел, невозможно было лечь к S, привести шлюпы к ветру не было места; между сим полем и другим, которое видели с двух часов ночи, которое простиралось до того места, где мы теперь находились и было окружено множеством ледяных островов и мелкого разбитого льда, я с салинга усмотрел тесный проход на NO и решился, при переменившемся ветре от StO, пуститься в лед, взял курс на NO; ходу было по восьми миль в час. Чтобы избежать ударов от мелких льдин, командующий вахтой беспрерывно с баку сам управлял шлюпом, крича «право» и «лево».

Шлюп «Восток» имел отличительное достоинство весьма хорошо слушаться руля, и тем избегал несколько раз ударения плавающих льдин. Когда мы прошли на NO восемь с половиной миль, с салинга сказали, что к NNO 1/2 O несколько чище, я лег на NNO 1/2 O, прошед семь с четвертью миль сквозь мелкий лед, в половине восьмого часа утра, находясь уже вне видимой опасности, взяли у фор-марселя еще один риф, чтоб шлюп «Мирный» мог нас догнать. В сие время попеременно шел дождь и солнце проглядывало.

В 9 часов утра, на широте 59°47'27''южной, долготе 15°30' западной, найдено склонение компаса 3°48' западное, при курсе на OtN.

Мы проходили близ большого ледяного острова, видом подобного канапе[88], у которой спина загнута и украшена резьбой; все льды имели разные виды, одни только льдины с плоскими вершинами были большей частью единообразны.

В 10 часов, по крепости ветра, взяли еще рифы и остались под одними зарифленными марселями, а брам-реи спустили на низ.

В полдень по наблюдениям находились на широте 59°33'51''южной, долготе 15°1'33''западной. Ветер весьма засвежел от юга и развел большое волнение. По термометру, теплоты было 1°; течение моря оказалось в сии сутки на NW 11°, семь миль; мы держали на OtN с 9 часов утра до 5 пополудни, имея ходу по семи с четвертью миль в час, и, чтоб не прийти в меньшую широту, легли прямо на О.

В 6 часов, проходя под ветром близ большого ледяного острова, заметили, что термометр, который стоял ниже точки замерзания 0,2°, опустился до 0,5°, а когда прошли ледяной остров, ртуть поднялась до 0,2°.

10 января. Мы держали на О до четырех часов следующего утра, шли по семи миль в час, оставляя по ту и другую стороны несколько больших ледяных высоких островов с плоскими вершинами; острова сии простирались грядами от S к N.

Поутру, на широте 59°15' южной, долготе 11°19' западной, нашли склонение компаса 4°8' западное; оба шлюпа держали тогда на OSO; с четырех часов утра ветер стихал; ход к полудню уменьшился до одной мили.

В полдень находились на широте 59°12'46'', долготе 10°41'46''; течение моря оказалось NO 5°, восемнадцать миль в сутки. В прошедшую полночь мороза было 0,5°; в полдень столько же теплоты. Погода стояла прекрасная; по горизонту видно было в разных местах множество ледяных островов и льдин; но, несмотря на сие, пользуясь ясною погодою, я пошел опять к SO, отдав рифы и поставив все паруса, потом на SSO. Ветер дул тихий SW, зыбь от бывшего волнения продолжалась с юга, из чего мы заключили, что к S менее льда, нежели сколько перед сим встречали.

От полудня до 6 часов миновали пятнадцать ледяных островов. Ввечеру, на широте 59°27'33''южной, долготе 9°50' западной, найдено склонение компаса 7°6' западное, при курсе на SSO. В 9 часов вечера небо покрылось облаками, и по горизонту простерлась пасмурность; видно было множество ледяных островов, ветер задул от NW. К ночи мы убавили парусов и остались под одними марселями; скоро пошел мокрый густой снег, который препятствовал нам усмотреть на недальнем расстоянии огромную льдину, но мы узнали о ее близости по шуму от разбивающейся зыби; в 10 часов снег прекратился; в 11, для уменьшения хода, взяли у фор-марселя еще один риф.

11 января. Вскоре опять пошел снег, мороза было 1°. В час ночи, за темнотой от выпавшего густого снега, привели оба шлюпа к ветру на левый галс к NO. В половине третьего часа, когда прояснилось, мы увидели, что в близости нас льдов нет, а к SO было много. Взяли курс на О и, пройдя двадцать семь миль, оставляя по обеим сторонам несколько ледяных островов и отпавшего от оных мелкого льда, усмотрели, что зыбь, шедшая от NW, была уже от SO. Пасмурность с мокрым снегом продолжалась от 9 до 10 часов. Мы легли одним румбом левее, дабы миновать к югу пять ледяных больших островов, которые находились на нашем пути. В 10 часов, обойдя сей остров, взяли курс на SO и прибавили парусов; зыбь от SO удостоверяла, что по сему направлению льдов мало или совсем нет.

В полдень находились на широте 59°43'55''южной, долготе 8°11'24''западной; течением увлечены на NO 82°, пять миль в сутки; теплоты было 1,5°. Ветер отошел к SW; мы направили курс на SOtS. Около четырех с половиной часов были на широте 60°7'7'', долготе 7°18'; склонение компаса имели 9°12' западное.

От полудня до полуночи шли при свежем SW ветре, по шести и семи миль в час. Погода стояла темная, облачная, и временно выпадал снег.

12 января. Ветер несколько стих; зыбь была от SW, теплота 1,2°. Мы взяли курс на SSO. На исходе пятого часа утра, на широте 60°50', долготе 5°52', склонение компаса найдено 10°37' западное.

С утра до полудня на широте 61°21' прошли мимо восьми ледяных островов. Ветер несколько засвежел; горизонт покрылся мрачностью, теплоты было 1,8°. В 6 часов прошли мимо ледяного острова с остроконечной вершиной; в 6 часов был дождь, но непродолжительный, а в 9 часов вечера, по причине темноты и пасмурности и чтоб отставший шлюп «Мирный» мог нас догнать, мы убавили парусов.

13 января. В полночь ртуть в термометре стояла на точке замерзания, а в палубе, где спали служители, – на 8,4° теплоты. Ветер дул свежий, западный; горизонт был в пасмурности; в 3 и в 7 часов утра мы прошли мимо ледяных островов курсом на StW.

На широте 63°18' южной, долготе 3°53' западной найдено склонение компаса 9°55' западное.

14 января. Мы имели хода по восьми миль в час; в полдень были на широте 63°49'21'', долготе 2°36'42''. Мы держали на StW до половины шестого часа следующего утра, января 14-го дня; тогда, с переменой ветра от севера, весь горизонт покрылся пасмурностью, при снеге и дожде. Опасаясь еще худшей погоды, я взял у грот-марселя последний риф и привел шлюпы к ветру на правый галс.

В половине девятого часа, по причине крепкого ветра и большой килевой и боковой качки, мы спустили брам-стеньги.

15 января. К семи часам следующего утра погода не переменилась, но я не надеялся дождаться благоприятной и потому опять взял курс на StW. До полудня прошли мимо трех ледяных островов; находились тогда на широте 66°53'42''южной, долготе 3°3'54''западной[89]. В 4 часа видели трех голубых бурных птиц.

16 января. Пасмурность со снегом, при крепком ветре от NW, продолжалась во всю ночь. В 4 часа утра увидели дымчатого альбатроса, летающего около шлюпа. В 7 часов ветер отошел к N, снег временно переставал, и благотворное солнце из-за облаков изредка выглядывало.

В 9 часов утра, на широте 69°17'26'', долготе 2°45'46'', найдено склонение компаса 8°48' западное. Продолжая путь на юг, в полдень, на широте 69°21'28'', долготе 2°14'50'', мы встретили льды, которые представились нам сквозь шедший тогда снег в виде белых облаков. Ветер был от NO умеренный, при большой зыби от NW; по причине снега зрение наше недалеко простиралось; я привел в бейдевинд на SO, и, пройдя сим направлением две мили, мы увидели, что сплошные льды простираются от востока через юг на запад; путь наш вел прямо в сие ледяное поле, усеянное буграми. Ртуть в барометре, спустясь от 29,5 до 29 дюймов, предвещала еще худшую погоду; мороза было 0,5°. Мы поворотили на NWtW в надежде, что сим направлением не встретим льдов[90]. В продолжение последних суток видели летающих снежных и синих бурных птиц и слышали крик пингвинов.

17 января. Пасмурность и снег не переставали во всю ночь. В 2 часа следующего утра оба шлюпа поворотили на левый галс. В 6 часов мы увидели прямо пред носом ледяной остров, от которого, однако же, успели поворотить. Термометр стоял на точке замерзания; в то же время ветер начал крепчать, что и принудило нас взять по два рифа у марселей. В 8 часов шлюп «Восток», поворотив по ветру, сблизился со шлюпом «Мирный». К полудню небо несколько прочистилось от снежных облаков и проглянуло солнце; мы успели сделать полуденное наблюдение, по которому широта места нашего оказалась 68°51'51''южная, долгота 3°7'6''западная; течение увлекло нас на NW 20°, тринадцать миль.

Мы недолго наслаждались сиянием солнца, которое в сих местах так редко бывает видимо: туман и снег, непременные спутники мореплавателя в Южном Ледовитом океане, опять настали.

В больших широтах, в коих мы простирали плавание, море прекраснейшего синего цвета, что некоторым образом служит доказательством отдаленности берега. Пингвинам, коих мы слышали крик, нет нужды в береге: они так же спокойно и еще, кажется, охотнее живут на плоских льдах, нежели другие птицы на берегу. Когда пингвинов хватали на льдах, многие, бросавшиеся в воду, не дождавшись удаления охотников, с помощью волн возвращались на прежнее свое место.

Рассуждая по сложению их тела и пребыванию в покое, заключить можно, что одно только побуждение наполнить свой желудок гонит их со льда в воду; они весьма ручны. Когда лейтенант Лесков на льдине крылом невода покрыл их множество, не попавшие под сеть невода были спокойны и нечувствительны к участи тех несчастных пингвинов, которых на глазах их клали в мешки. Спертый воздух в сих мешках, и неосторожное обращение при ловле, перевозке и подъеме пингвинов на шлюпы, и тесное необыкновенное жилище в курятниках произвело в пингвинах тошноту, и они в короткое время выкинули множество шримсов, маленьких морских раков, которые, как видно, служат им пищею. При сем не излишне будет упомянуть, что мы в больших южных широтах никаких рыб, кроме принадлежащих к породе китов, еще не встречали.

В 8 часов шлюп «Восток» спустился к «Мирному», и, сблизясь с ним, мы привели к ветру на правый галс, дабы несколько удалиться от льдов и переждать пасмурную погоду.

Ветер все еще продолжался от севера, с снегом и изредка без снега. По всему горизонту была мрачность. Со времени вступления нашего в большие южные широты мы всегда имели такую же дурную погоду при северных ветрах, а, напротив, при южных погода была сухая и ясная, горизонт чистый.

18 января. В полночь мы поворотили на левый галс. По термометру, на открытом воздухе было теплоты 0,2°, в палубе, где спала команда, – до 9,5°. К полудню ветер почти совсем утих, но продолжался от N. Погода прояснилась, а горизонт остался мрачным; льдов не было видно; мы находились на широте 68°35'28''южной, долготе 2°33'51''западной. Барометр стоял на 29,13.

Пользуясь безветрием и ясным днем, с утра посредством телеграфа мы пригласили к обеду со шлюпа «Мирный» лейтенанта Лазарева и всех от должности свободных офицеров; они прибыли в 1 час пополудни и не ранее 11 часов вечера возвратились на «Мирный». Погода была ясная, штиль и маловетрие от севера. День сей соответствовал 18 июля в Северном полушарии; термометр стоял на полградуса выше точки замерзания.

Лейтенант Лазарев между прочим донес мне, что 9-го числа января в половине третьего часа утра, когда проходил в тесноте между полями льдов и мелкими плавающими льдинами, шлюп набежал на довольно большую низменную льдину и ударился так сильно, что все выбежали наверх. Последствием сего удара было, что у форштевня под водою выломило греф около четырех футов длиною и один фут толщиной. Такой удар, вероятно, устрашит и самых смелых. Вахтою тогда управлял лейтенант Обернибесов; он находился на баке и оттуда командовал о действовании рулем.

Мы проводили сей день в дружеской беседе, рассказывая об опасностях и приключениях после последнего нашего свидания и совершенно забывая, что находимся в стране, никем не обитаемой, кроме китов, пингвинов и бурных птиц, в стране, в которой почти беспрерывно господствуют густые туманы и часто выпадающие снега.

19 января. Штиль прекратился в 3 часа утра, и наступил от SOtO тихий ветер со снегом; мы легли правым галсом в NO четверть; я имел намерение податься несколько к востоку и тогда уже обратиться на юг, чтобы в новом месте войти в большую широту. В 6 часов ветер от ONO сделался свежее; мы закрепили брамсели и взяли у марселей по рифу. В половине девятого часа поворотили на левый галс и поставили грот. В полдень находились на широте 68°36'36'', долготе 1°43'59'', теплоты было 0,2°; лотом на ста саженях не достали дна; снег продолжал выпадать при противном ветре от О.

Мы старались вылавировать по сему румбу короткими галсами и не встречали льда. Сегодня в первый раз удалось нам застрелить полярную птицу, которая так названа капитаном Куком. Она величиной с курицу, перья на спине, крыльях и на верху головы бурого цвета, а к шее и на груди многим светлее; брюхо и хвост белые; верхние перья хвоста – с бурыми концами; наружный цвет всех правильных перьев разделен пополам, т. е. низ каждого пера бурый, а верх белый; глаза темные, с черным зрачком, нос и ноги темные, на лапах перепонка грязно-темного цвета, к ногам темнее. Сия птица во всем подобна бурным птицам, а потому я буду называть оную полярной бурной птицей.

20 января. В половине пятого утра вылавировали к О, тридцать миль; видя упорство противного ветра от сего румба и убедясь замечаниям капитана Кука, что в больших южных широтах дуют всегда восточные ветры, я решился идти прямо на юг, до совершенной невозможности простирать плавание далее, потом возвратиться в средние широты; там уже, при известных западных ветрах, перейти более по долготе к востоку и вновь обратиться в большие широты. Итак, я лег на S; погода была пасмурная, и до трех часов пополудни шел снег, а в 7 часов видели ледяной остров, в окружности около трех четвертей мили, вышиною до семидесяти футов, стороны отвесные; зыбь была от востока, с ветром; сие служило доказательством, что по направлению к востоку в близости от нас мало льда.

Около шлюпа летало несколько белых, снежных, черных и полярных бурных птиц и погодовестников; последних мы встречали во всех широтах от экватора до самых льдов.

21 января. Мы продолжали путь на юг, при тихом ветре от SOtO и ясной погоде. Киты пускали фонтаны; полярные и снежные бурные птицы, предвестницы близости льда, летали около шлюпов; на юге становилось час от часу светлее. В 1 час пополуночи увидели впереди льды, а в 2 часа уже находились между мелкими плавающими льдинами; далее к югу представилось до пятидесяти ледяных разнообразных громад, заключающихся в середине ледяного поля. Обозревая пространство сего поля на восток, юг и запад, мы не могли видеть пределов оного; конечно, [оно] было продолжением того, которое видели в пасмурную погоду 16 января, но по причине мрачности и снега хорошенько рассмотреть не могли[91].

В сем месте уже не было никакой возможности продолжать путь далее на юг. Мы находились на широте южной 69°25', долготе 1°11' западной; воздух был сух, мороза 2°; лотом на ста саженях не достали дна. Поворотя на другой галс на NOtN, мы крайне сожалели, что ветер не позволял идти вдоль льда или хотя по сей параллели на восток, дабы в другом месте достигнуть большей широты.

Поутру на широте 69°00', долготе 0°48' найдено склонение компаса 11°28' западное; оба шлюпа шли на NOtN.

Хотя в палубе, где жили офицеры и служители, ежедневно протапливали печки и обтирали три раза в сутки потолок (на котором составлялись капли), сырое платье по возможности просушивали наверху, однако ж беспрерывные густые туманы, мокрый снег и слякоть довели нас до того, что мы чувствовали совершенную необходимость в хорошей погоде; сегодня при ясной и сухой погоде (которой не имели со времени отбытия от Южных Сандвичевых островов) постели и прочее вынесли наверх для просушки и проветривания. Людям на низ сходить не позволяли и старались палубы по возможности просушить.

В полдень, когда горизонт очистился к западу, мы увидели один ледяной остров; находились тогда на широте 68°54'1'', долготе 0°9'58''западной, мороза было 0,3°.

Недолго наслаждались мы ясной погодой: в 6 часов небо покрылось облаками, а в 8 нашла пасмурность со снегом и градом; ветер от SO засвежел, что и принудило нас взять у марселей по два рифа. В 10 часов шлюп «Восток» для ночи приблизился к шлюпу «Мирный».

22 января. В 10 часов утра я сделал сигнал шлюпу «Мирный» прибавить парусов; от шедшего снега мы не могли произвести полуденного наблюдения. В 4 часа пополудни на шлюпе «Восток» убавили парусов, чтоб «Мирный» мог нас догнать. По большой от SO зыби мы заключили, что вблизи по сему направлению нет льда. Около шлюпов летало много полярных, белых, снежных бурных птиц и один дымчатый альбатрос; в то же время видели одного кита.

23 января. Ночь была довольно светлая; мороза в полночь на открытом воздухе 3°; в палубе, где спали служители, 10,8° теплоты; в полдень мы находились на широте 67°15'40'', долготе 2°59'22''восточной; течение в последние двое суток увлекло нас NW 12°, двадцать три мили; в 5 часов лотом на глубине 268 сажен дна не достали. Маловетрие от востока и штили продолжались до пяти часов утра 25-го; мы видели несколько полярных бурных птиц, альбатросов дымчатых и двух китов.

25 января. Горизонт был чист, льдов в виду не было; мы старались вылавировать к востоку и подняться несколько севернее в надежде, что в средних широтах скорее встретим западный ветер, при котором могли бы пройти несколько градусов к востоку. Находясь на широте 66°12', долготе 3°12' восточной, определили склонение компаса 15°57'30''западное; шлюпы держали тогда на NO.

Сего утра нам удалось взять лунные расстояния, по коим определена долгота[92] в полдень.

Из сорока расстояний, мною измеренных, средняя – 2°26'25''

Лейтенантом Завадовским, также из сорока расстояний – 2°28'10''

Штурманом Парядиным, из двадцати расстояний – 2°27'50''

Средняя долгота по двум хронометрам, № 952 и № 512,– 2°42'47''

Широта в полдень, по наблюдению, определена 65°58'19''.

Термометр стоял выше замерзания 0,8°. В 1 час пополудни по приглашению лейтенанта Лазарева я с некоторыми офицерами обедал на шлюпе «Мирный». Лейтенант Лазарев показывал нам набитых медико-хирургом Галкиным пеструшек и полярных бурных птиц – они были весьма хороши. В продолжение всего дня стояло маловетрие из юго-восточной четверти, небо было ясное, и море тихо. Вскоре по возвращении моем с офицерами на шлюп «Восток», в 11 часов вечера, ветер отошел к SSW, мы взяли тогда курс О. В продолжение дня полярных белых птиц и снежных бурных летало мало; мы видели двух китов.

26 января. Ночь была светлая, мороза 1°; мы шли при тихом западном ветре и в полдень были на широте 65°51'45''южной долгота определена:

Мною, из девяноста лунных расстояний – 4°5'52''

Лейтенантом Завадовским, из шестидесяти пяти расстояний – 4°9'40''

Штурманом Парядиным, из семидесяти пяти расстояний – 4°6'29''

По двум хронометрам средняя долгота – 4°27'19''

На «Мирном», из двухсот тридцати четырех расстояний – 4°20'48''

По хронометру № 920 – 4°43'45''

Поутру видели впереди к востоку четыре больших ледяных острова, а как я уже давно ожидал хорошей погоды, дабы запастись льдом, то сегодня и придержался к одному из сих островов. Небо было ясно, ветер дул тихий, и малая зыбь шла от SO, что весьма редко случается в сей части отвсюду открытого океана; когда ветер не совершенно тих, тогда к ледяным островам, по причине всегдашних бурунов, которыми они омываемы, приставать невозможно.

Пользуясь благоприятной погодой, мы в 3 часа пополудни обошли ледяной остров и с левой стороны под ветром оного в близком расстоянии легли в дрейф; я приказал спустить катер и два яла и послал несколько человек, чтоб наколоть льда. При сем нужно заметить, что почти около каждого ледяного острова под ветром оного можно встретить плавающие льдины, отпавшие от ледяной громады; такой лед не всегда бывает хорош, ибо носимый долго в море, по малой своей высоте омываем волнением, делается рыхл и наполняется морской водой, несколько солоноватой. Впрочем по нужде можно оную употреблять, сделав предварительно следующее: набрав такого льда, подержать сутки в мешках, дабы вся морская вода, в сии куски попавшаяся, могла вытечь. В Южном Ледовитом океане весьма много высоких льдин, от которых можно откалывать чистый лед, то и нет надобности прибегать к сему средству.

Льдина, с которой мы брали лед, имела с одной стороны в вышину до двухсот, с другой до тридцати футов; вид плоский, с наклоненной поверхностью, в длину около ста двадцати пяти, а в ширину до шестидесяти сажен. Матросы с трудом взобрались на сию мерзлую громаду, и как откалывать, лед от краев было неудобно и опасно, то я приказал кончить работу, возвратиться обратно на гребные суда и держаться на веслах; между тем велел зарядить карронады, наполнил паруса, поворотил и, подойдя к углу высокой ледяной скалы, положил грот-марсель на стеньгу и велел произвести стрельбу ядрами в самый угол.

Силой выстрелов не только что отломили несколько кусков льда, но потрясли в основании огромную сию льдину, так что большие части с громом и треском ринулись в воду, произвели брызги, поднимавшиеся до трети высоты острова, произвели на несколько времени немалую зыбь. Все сие и при том нечаянное появление китов, которых мы пред сим не видали, представило взору нашему необыкновенно величественное зрелище, какое можно видеть только в Южном Ледовитом океане. Когда ледяной остров после нескольких колебаний остановился, тогда верх низшей стороны его касался меря, т. е. низменный бок острова сел в воду на тридцать футов, а другая сторона поднялась вверх на столько же.

Второй лейтенант шлюпа «Восток», Лесков, праздновал сего дня свои именины; начальник шлюпа «Мирный» Лазарев и несколько офицеров пробыли у нас до вечера; по предложению лейтенанта Лазарева мы стреляли из карронады ядрами в плавающих китов; однако же, как по кратковременному пребыванию их сверх воды, так равно и по роду сего орудия, которое для стреляния в цель не совсем удобно, наши выстрелы были неудачны: ядра ложились то ближе, то далее, а киты опускались на дно, показывая свои широкие горизонтальные хвосты. Промышленники, занимающиеся китовой ловлей, называют сей род китов спермацетом и узнают их единственно по выбрасываемым фонтанам, причисляя к сему роду только тех, которые в минуту пускают фонтан два раза; другого отличительного признака сей породы промышленники нам сказать не могли.

Мы немедленно послали катер и два яла нарубить льда от отпавших кусков. Для успешнейшей работы употреблены все служители; лед подымали с обоих бортов, рубили в мелкие куски в чане (нарочно для сего на юте поставленном) так, чтобы можно было насыпать бочки сквозь втулки, не расширяя оных; гребные суда беспрерывно подвозили лед, и после каждой поездки гребцы на каждом судне переменялись, дабы таким образом облегчить сию тяжелую, при холоде и мокроте производимую работу. По окончании дела всем велено было переодеться в сухое платье, а для подкрепления дано каждому по хорошему стакану горячего пунша.

С трех часов пополудни до десяти часов вечера наполнили льдом сорок девять бочек средней руки, все котлы и кадки и несколько мешков для первого употребления.

Все бочки, набитые льдом, расставлены были на юте, шканцах, шкафуте и баке, но ни одной не спускали в трюм или на палубу, дабы не произвести в шлюпе холодного и сырого воздуха, который происходит от растаяния льда. Наконец, подняв гребные суда, мы легли на О и шли сим курсом до трех часов следующего утра при небольшом дожде.

27, 28 января. В 9 часов, с переменой ветра, который задул от севера, выпал мокрый снег; в 11 часов весь горизонт покрылся густой мрачностью; с 8 часов пополудни дождь и мокрый снег продолжался до пяти часов следующего утра. С сего времени ветер сделался совершенно противный; дабы скорее достигнуть благополучного ветра, идти к востоку, ибо по мере отдаления от больших широт западные ветры дуют свежее, мы поворотили к северу. В 7 часов ветер от востока начал крепчать, принудил нас закрепить по два рифа у марселей, и вскоре развело большое волнение.

При появлении солнца нам удалось определить широту нашего места 65°49'39'', долготу 9°42'27''восточную; склонение компаса найдено 19°58' западное.

Мокрый снег шел весь день; мы видели дымчатого альбатроса, пеструшку и несколько полярных бурных птиц. К ночи взяли фок-грот на гитовы и приблизились к шлюпу «Мирный». В полночь было 0,5° мороза.

29 января. 29-го в полночь крепкий ветер смягчился, и от SO шла большая зыбь. В 4 часа утра мы прибавили парусов, но по причине большой противной зыби не могли оных нести много; к полудню сделался штиль; после обеда ветер опять задул из NO четверти, к восьми часам вечера скрепчал и принудил опять взять по два рифа у марселей. Сегодня летали около нас пеструшки и черные морские птицы величиной со снежную бурную птицу; не подлетали близко к шлюпам, и потому и возможно было их хорошенько рассмотреть.

С девяти часов выпадал густой снег, который мы беспрерывно принуждены выбрасывать лопатами, и за сим снегом ничего не могли видеть вперед; я сделал пушечными выстрелами сигнал шлюпу «Мирный», чтобы он поворотил к северу; шлюп «Восток» поворотил туда же; мы были уверены в своей безопасности, ибо шли по тому направлению, где прежде не встретили льдов.

30 января. Волнение было так велико, что принудило нас спустить брам-реи и брам-стеньги; ветер ночью дул порывами, со снегом, так что в 2 часа утра мы должны были взять у марселей последние рифы, а крюйсель закрепить; качка была сильная; ртуть в барометре опустилась до 28,25. С десяти часов утра ветер несколько утих. В полдень было теплоты 0,5°; весь день продолжались попеременно пасмурность, дождь и снег. Морские птицы, как-то: альбатросы – белые, дымчатые большие и малые голубые, пеструшки и черные большие бурные птицы во множестве летали около шлюпов; нам не удалось застрелить ни одной.

От волнения, разведенного действием крепкого восточного ветра и от шедшей от NNW зыби, мы имели великую боковую и килевую качку; к полудню ветер отошел к югу; мы легли к востоку.

В полдень, на широте 64°26'31''южной, долготе 12°4'15''восточной, склонение компаса найдено 22°39' западное; ходу было по шести миль в час. К семи часам вечера ветер еще отошел через юг к западу; тогда я велел держать румбом ближе к югу, дабы, переменяя долготу, быть несколько в большей широте.

1 февраля. В продолжение сих суток солнце иногда показывалось и выпадал снег. Птицы летали около нас те же. Дабы воспользоваться ветром, я сделал сигнал шлюпу «Мирный» прибавить парусов. Ввечеру приподнялось на короткое время из воды морское животное, но скоро скрылось, и нам оного рассмотреть не удалось; льда вовсе невидали.

Мы продолжали курс на OtS при том же, но слабом ветре и темной ночи; шлюпы наши бросало с боку на бок и с кормы на нос; причиной сему были две противные зыби, шедшие от OSO и NWtW. С утра, отдав рифы у марселей, прибавили парусов; в полдень находились на широте 64°30'9''южной, долготе 15°49'46''восточной.

Сегодня лейтенант Демидов застрелил большую черную птицу величиной с альбатроса малого рода; по признакам, птица сия рода бурных птиц. К вечеру ветер задул из NO четверти; мы продолжали курс левым галсом в SO четверть; в сие время, как и прежде случалось при NO ветрах, сделалась пасмурность. Льда, по причине удаления нашего из большой широты, не видали, и полярные бурные птицы нас оставили.

2 февраля. В полночь мороза было 0,5°. Ветер задул совершенно противный. Мы уже успели довольно переменить долготы к востоку, и потому я намерен был вновь идти к югу и испытать, далеко ли нас допустят льды. Для сего продолжал курс в бейдевинд левым галсом; к семи часам утра ветер так усилился, что мы принуждены закрепить брам-гели и взять у марселей по два рифа, а к полудню взяли и остальные рифы. Тогда развело великое волнение, пасмурность и выпадавший снег становились так густы, что мы не могли видеть далее пятидесяти сажен, иповоротили по ветру к северу.

Сию предосторожность я принял, дабы не набежать на льдину или на неизвестный берег. Снегу на шлюпы и паруса выпадало много, веревки все обледенели. К семи часам пополудни пасмурность и снег становились реже, тогда мы вновь по ветру поворотили к югу. Скоро после сего небо очистилось, но ненадолго, опять покрылось облаками; ночь была темная, термометр стоял на точке замерзания.

3 февраля. Поутру, отдав по два рифа у марселей, мы продолжали идти к югу при том же свежем восточном ветре, с порывами, и невзирая на беспрерывный и часто весьма густой снег.

Поутру на широте 65°45' увидели опять полярных бурных птиц. В полдень находились на широте 66°00'56''южной, долготе 17°35' восточной; склонение компаса было 22°59' западное.

В 10 часов вечера пересекли в третий раз Южный полярный круг и убавили парусов, чтобы дать возможность шлюпу «Мирный» догнать нас; он отстал далеко. В сии сутки льда не видали. Полярные, голубые и черные бурные птицы и пеструшки летали около шлюпов. В полночь было мороза 0,25°.

4 февраля. Погода продолжалась пасмурная; ветер дул свежий, с порывами, развел великое волнение; небо покрылось густыми облаками; снег шел густой, так что паруса, веревки и самые шлюпы оным были покрыты, и как временно снег шел мокрый и превращался в лед, то паруса и снасти были покрыты льдом.

В полдень мы находились на широте, по счислению, 67°16' южной, долготе 17°0'45''восточной; склонение компаса найдено 23°14' западное, при курсе к югу; мороза было 0,5° в самый полдень.

Сего дня видели морских птиц всех тех родов, которые нам попадались со вступления нашего в Ледовитое море, кроме пингвинов, коих уже давно не видали, и, вероятно, потому, что давно не встречали льдов, служащих местом отдохновения для пингвинов; два кита неподалеку от шлюпов пускали фонтаны.

5 февраля. Ночь была светла; вскоре после полуночи ветер несколько стих. В 2 часа мы прошли льдину, оставя оную вправе. В 3 часа утра отдали по рифу; волнение было большое, шлюпы имели боковую и килевую качку. С 9 часов утра на юге по горизонту показался яркий блеск, признак сплошного льда. К полудню пасмурность и временно выпадавший сухой снег прекратились; небо осталось покрыто облаками; мороза на открытом воздухе было 2°.

Пред полднем усмотренный с салинга к югу лед через час виден был с бака отдельными ледяными островами. В исходе третьего часа мы уже входили в средину льдов; тогда волнение приметно уменьшалось, и чем далее мы шли, тем лед становился чаще и чаще, наконец в четверть четвертого часа пополудни увидели множество больших, плоских, высоких ледяных островов, затертых плавающими мелкими льдами и местами один на другом лежащими. Льды к SSW примыкаются к льду гористому, твердо стоящему; закраины оного были перпендикулярны и образовали заливы, а поверхность возвышалась отлого к югу, на расстояние, пределов которого мы не могли видеть с салинга[93]. Между плавающим мелким льдом усмотрели несколько китов (в разных местах), пускающих фонтаны.

Видя ледяные острова, поверхностью и краями сходные с поверхностью и краями большого вышеупомянутого льда, пред нами находящегося, мы заключили, что сии ледяные громады и все подобные льды от собственной своей тяжести, или других физических причин, отделились от матерого берега, ветрами отнесенные, плавают по пространству Южного Ледовитого океана; прочие же островершинные ледяные острова происходят от сих последних. Когда буря или другие причины отторгают от больших островов некоторые части оных, то сии острова, потеряв равновесие, плавают которым-либо краем или углом кверху или низом вверх; от сего составляются разнообразные их виды; мелкие плавающие льдины произошли из глыб, отделившихся от сих островов, и оттого под ветром каждого ледяного острова видно немало плавающих обломков льда.

Около льдов мы застрелили несколько бурных птиц – полярную, снежную и погодовестника; сию последнюю можно встретить во всех широтах. Мы видели одну курицу Эгмонтской гавани, дымчатого альбатроса и множество голубых бурных птиц.

6 февраля. После полуночи небо покрылось облаками, ветер дул тихий SOtO, и от SO шла небольшая зыбь. Мороза было 2,5°.

В 4 часа утра мы находились близко к мелким плавающим льдам. Я решился между оными, сколько можно, подойти к дальним ледяным горам, дабы их ближе рассмотреть. Мы беспрестанно переменяли направление курса, располагая так, чтобы избегать сильных ударов от льда. Плавающий лед похож на застаивающийся в заливах, т. е. плоский, толщиной от дюйма до четырех футов и более. Вода вокруг густа и подернута салом, которое, ветром сжимаемое, производит начало льда; когда зыбь не доходила к сему месту, то при первом штиле поверхность воды превращается в гладкий лед, а первый ветер от севера, разведя волнение, изломает оный в куски.

В 6 часов утра плавающие льды становились так часты и крупны, что дальнейшее в сем месте покушение к S было невозможно, а на полторы мили по сему направлению видны были кучи льдов, одна на другую взгроможденных. Далее представлялись ледяные горы, подобные вышеупомянутым, и, вероятно, составляют продолжение оных. Мы тогда находились на широте 69°6'24''южной, долготе 15°51'45''восточной; лотом на глубине ста восьмидесяти сажен не достали дна; мороза было 4°; поворотили по ветру и старались рулем править так, чтобы избегнуть ударов плавающего льда.

Дабы выйти из тесного места, легли к северу; однако ж при входе, равно при повороте и выходе из льда, не избегнули, чтоб плавающие малые льды не попали под нос и не коснулись борта; но как шлюпы шли спокойно, то от сего большого вреда не последовало, кроме что сорвало несколько шляпок с медных обшивочных гвоздей в носовой части и около бархоута. Шлюп «Мирный», находясь позади нас, также поворотил обратно из льда. Когда лед стал реже, тогда мы привели шлюпы в бейдевинд на правый галс на NOtO, при свежем брамсельном ветре от SOtO.

Ввечеру накануне, для опыта, могла ли морская соленая вода от бывшей тогда стужи замерзнуть, я почерпнул оной в малый бак и повесил на штаг; с вечера было мороза 2,8°, в полночь – 2,6°, в 6 часов утра – 4°, и вода замерзла. Когда лед сей вынули из бака и дали несколько обтечь, то вода из оного вышла свежая. Нет никакого сомнения, что лед, нами встреченный на широте 69°, составился и увеличился на месте от падающего снега и от беспрестанной сырости, которые, ложась на льды, примерзают и беспрерывным сим действием составляют громады льдов.

Ежели теперь, в летнее время, на 69° широты, было мороза 4°, вероятно, что когда солнце надолго перестает согревать сии места, тогда при больших морозах величина плавающих громад возрастает сугубо. Сегодня солнце и не проглядывало, а потому, как и в прошедшие дни, мы не могли сделать наблюдения; мороза в полдень было 2,5°.

После обеда, пригласив к себе лейтенанта Лазарева, я объявил ему, что по предлежащему нам дальнему плаванию к островам Лорда Аукланда я намерен еще раз идти к югу на долготе восточной 60° и потом для безопасности удалиться к северу, дабы поспешить к Аукландским островам. Лейтенант Лазарев донес мне, что ежели плавание наше будет еще продолжаться, то он останется без дров. С некоторого времени сей недостаток оказывался и на шлюпе «Восток», и для того я принял надлежащие меры, чтобы не пришлось доставать дров из-под водяных или винных бочек.

В 8 часов пополудни, проходя большой плоский ледяной остров на близком расстоянии, остановились в дрейфе; сделали десять выстрелов с ядрами в средину острова, но не могли отколоть потребного количества льда для наполнения бочек, и потому снялись с дрейфа и пошли прежним курсом. Ввечеру лейтенант Лазарев и бывшие с ним два офицера возвратились на шлюп «Мирный».

Вокруг шлюпов летало много разных бурных птиц и плавало множество китов, пускающих фонтаны; вблизости ко льдам китов было еще больше.

7 февраля. В полночь термометр стоял на 1 3/4° ниже точки замерзания; льды, хотя были далеко от нас, однако же отсвечивание от оных видели мы подобно заре; изредка выпадал снег. В 6 часов утра, когда ветер зашел от ONO, усмотря, что поворотом к SO можно выиграть несколько по долготе и там вновь идти в большую широту, я лег на SO 27°. В 4 часа пополудни встретили опять сплошные льды, из мелких горизонтальных льдин составившиеся; в середине их затерто было семь больших ледяных островов с плоской поверхностью. С салинга не было видно конца льдам к югу, что и принудило нас поворотить на другой галс к NO и вновь идти к северу, дабы достигнуть западных ветров и, как в прошедшие плавания, идти к востоку.

При повороте мы находились на широте 68°5' южной, долготе 16°37' восточной. Мороза было 3°, ртуть в барометре стояла на 29,2. Ветер дул постоянный, от востока.

Сегодня, кроме снежных и полярных бурных птиц, летало над шлюпами несколько птиц величиной с горлицу. Клюв и ноги у них красные, хвост длинный, раздвоенный, как у ласточек, крылья держат они в коленцах загнутые и тем отличаются в полетах от бурных птиц; летают очень высоко, кричат пронзительно и по большой части вертелись над вымпелом. Дабы узнать, к какому роду принадлежат сии птицы, мы желали застрелить хотя одну; послали матроса с ружьем на салинг, но, к сожалению, стрелец наш не попал ни в одну. Мы встретили подобных птиц около острова Южной Георгии; в течение дня видели одну курицу Эгмонтской гавани и много китов, пускающих фонтаны. Вновь появившиеся птицы и курица эгмонтская подают повод к заключению, нет ли где поблизости сих мест берега, ибо первых нигде и никогда в открытом море мы не встречали.

В 8 часов вечера по причине темноты закрепили брамсели и взяли у марселей по одному рифу. В полночь мороза было 2,5°; к югу надо льдом видели отсвечивание. Следующего утра, вновь прибавя парусов, продолжали курс на север, склоняясь к востоку, сколько позволял ветер, тот же свежий. Все офицеры и служители обрадовались появлению снова солнца, которого мы не видели семеро суток; все вышли на шканцы и бак, дабы, так сказать, насладиться лучами оживляющего светила.

8 февраля. В полдень находились на широте 67°25'05''южной, долготе 19°2'41''восточной; склонение компаса, среднее из найденных было 24°44' западное, при курсе на NNO; мороза 1°.

В последние три дня сырной недели, следуя нашим русским обыкновениям, я велел к обеду для служителей печь блины из муки, которую матросы натолкли в ступах из сорочинского пшена; в сии же три дня производили, сверх обыкновенной порции, по стакану хорошего пунша и пива, сделанного из эссенции.

Я почитал обязанностью на обоих шлюпах по возможности исполнять все, относящееся до обрядов веры и до обычаев наших соотечественников: в каждый праздник все одевались в праздничное платье; в торжественные дни, сверх обыкновенной порции, производилась свежая свинина с кислой капустой, пунш или грог и вино. Доставляя таким образом удовольствие, я отвращал уныние и скуку, которые могли родиться в столь продолжительное время единообразия и опасности, когда льды, беспрерывный снег, туманы и слякоть были нашими спутниками, Кому неизвестно, что веселое расположение духа и удовольствие подкрепляет здоровье; напротив, скука и унылость рождают леность и неопрятность, а от сего происходит цинготная болезнь.

Около полудня вновь появились пеструшки и голубые бурные птицы, дымчатые и обыкновенные альбатросы; несколько китов пускали фонтаны. Нас посетили и провели с нами весь день лейтенант Лазарев, мичманы Куприянов и Новосильской и медико-хирург Галкин.

9 февраля. Ночи были весьма темны, шел великий снег, ветер усиливался, развел большое волнение, так что к двум часам пополудни 9-го числа мы принуждены взять все рифы у марселей и спустить брам-реи. Видели много китов и пегих морских свиней, которые стадами пересекали наш путь перед носом шлюпа.

Ртуть стояла на точке замерзания; от мокрого густого снега все веревки и паруса обледенели; на рассвете 10-го ветер смягчился; мы поставили все паруса и пошли к востоку.

10 февраля. Поутру 10-го на широте 65°44' южной, долготе 23°18' восточной, склонение компаса, среднее из найденных, было 29°55' западное.

В 4 часа пополудни мы видели больших нам еще неизвестных птиц, у которых голова и спина темно-бурые, крылья и брюхо белое, величиной несколько более пеструшек.

Вечер был светлый, и потому, не убавляя парусов, я приказал продолжать курс к востоку.

11 февраля. Зыбь шла от NOtO; в полдень мы находились на широте 65°12'48''южной, долготе 28°15' восточной; склонение компаса, среднее из найденных, 32°11' западное; теплоты 2°.

До двух часов пополудни погода была прекрасная, а с сего времени ветер перешел к WSW; желая воспользоваться такой переменой, я сделал шлюпу «Мирный» сигнал прибавить парусов. Около нас летали черные птицы величиной с голубя, которых мы также встречали при льдах, проходя Южные Сандвичевы острова; одну из сих птиц лейтенант Лазарев подстрелил; перья ее темно-бурые, близки к черному, клюв и лапы белые, по всем признакам принадлежит к роду бурных птиц; я буду называть их, как до сего времени называл, малыми черными бурными птицами. Мы видели также тех птиц, которых встретили накануне. Полагал, что они живут на малых островах, от Доброй Надежды к югу лежащих; те и другие редко приближаются на такое расстояние, чтоб можно было застрелить. Мы еще видели малых голубых бурных птиц и двух альбатросов.

К вечеру ветер свежел и выпадал снег; у фор-марселя взяли последний риф, чтобы не уйти от шлюпа «Мирный» и для безопасности во время ночи, которая была темна и только временно прояснивало.

12 февраля. В полночь отдали марсели на эзельгофт[94], ходу было шесть узлов. Шлюп «Мирный» не ранее четырех часов утра нас догнал; тогда отдали у грот-марселя два, а у фор-марселя и крюйселя по одному рифу. Зыбь, шедшая от NOtO, производила килевую качку. В 7 часов усмотрели на траверзе к югу ледяной остров, мимо которого вскоре прошли.

Имея благоприятствующий ветер для плавания к востоку и не встречая льдов, я приказал опять держать на юго-восток, дабы достигнуть большей широты и долготы и на пути узнать, в таком ли положении льды, в каком были во время плавания капитана Кука, за сорок семь лет пред сим. В 1773 году, января 6/17, сей великий мореплаватель на долготе 39°35' восточной находился на широте 67°15' южной, где, встретя непроходимые льды, пошел обратно в меньшие широты, и не простирал плавания далее к югу.

В продолжение дня мы шли по восьми миль в час, при свежем, с порывами, ветре от SW и большом волнении; небо было покрыто снежными облаками, временно выпадали снег и град; около нас летали голубые малые и большие бурные птицы стадами, несколько дымчатых альбатросов и одна курица Эгмонтской гавани.

В 8 часов вечера, по причине крайне темной ночи, мы взяли все рифы у марселей; я опасался встретить льды, так что невозможно было бы оных рассмотреть. В половине двенадцатого часа сделал сигнал шлюпу «Мирный» привести в бейдевинд на правый галс, дабы до рассвета не идти вперед. Мороза было 3°.

13 февраля. В полночь увидели к SW на горизонте небольшой свет, на зарю похожий и простирающийся почти на 5°; когда мы держали на юг, свет сей возвышался. Я полагал, что происходит от большой льдины; однако ж, когда начало рассветать, свет бледнел, и при восхождении солнца на сем месте были белые, весьма густые облака, а льду не видно. Подобного явления до сего времени мы не встречали.

В половине третьего часа, при рассвете, оба шлюпа снялись с дрейфа и, прибавя парусов, продолжали прежний курс на SO, при том же, но не столь сильном ветре, волнении от запада и выпадающем небольшом снеге, который к семи часам утра прекратился. Мы находились на широте 66°59' южной, долготе 37°38' восточной; склонение компаса найдено 35°33' западное.

В полдень широта места нашего была 66°53'17''южная, долгота 38°12'20''восточная. Хотя солнце часто показывалось из-за облаков, но мороза было в полдень 2°, а в 6 часов пополудни 3,5°. В двое суток течением нас снесло на NO 26°, девятнадцать миль.

С полудня переменный тихий ветер от юга и юго-востока, с густым снегом, продолжался до девяти часов вечера; тогда ветер вновь задул из SW четверти, и я на ночь взял курс к О. Шлюп «Мирный» был в кильватере у «Востока».

В продолжение дня мы видели множество китов, пускающих фонтаны, дымчатых альбатросов, полярных и малых черных бурных птиц, также несколько из тех птиц, которых встретили 7-го числа. Птицы сии величиною с горлицу, имеют нос красный, шилообразный, верх головы и шеи черный; от носика до глаз перья с просединами; все другие – светло-дымчатого цвета, только низ шеи и крыльев несколько побелее, хвост весь белый, раздвоенный вилообразно; когда крылья сложены, тогда большие перья продолжаются длиннее хвоста на полтора дюйма; ноги короткие, с тремя пальцами и острыми когтями, пальцы соединены перепонкой, как у всех водяных птиц, сверх сего на каждой ноге сзади по шпоре.

Когда летают, всегда кричат наподобие куликов; имея длинные крылья, загнутые под тупым углом, машут оными отлично от всех прочих морских птиц, которые держат крылья вытянутыми почти в прямую линию и оными неприметно и плавно действуют. Птицы сии по всем признакам принадлежат к роду так называемых морских ласточек (Sterna). Я уже выше сказал, что подобных птиц никогда в открытом море в отдаленности от берегов не встречал. Ежели бы они могли держаться около льдов, мы бы и прежде и после их много встретили, и потому я полагаю, что непременно поблизости сего места должен быть берег; самые же близкие и известные – острова Принца Эдварда. Острова Пустые[95] и Земля Квергелен находились от нас в 1 200 милях к северу.

По такому расстоянию невозможно предполагать, что птицы залетели с упомянутых берегов. Говоря о сем, я должен также заметить, что чем более мы шли в большие широты к сплошным льдам, тем более встречали китов, так что наконец умножающееся появление оных предвещало нам близость льдов.

14 февраля. 14-го ночь была темная, к югу по горизонту большой блеск; мороза 4°. В сие время мы пересекли путь капитана Кука. Видимый яркий блеск к югу служил достоверным доказательством, что и ныне множество льда в том месте, откуда капитан Кук 6/17 января 1773 года возвратился в меньшие широты; он тогда здесь встретил обширный сплошной лед, составившийся из плавающих, один на другой накинутых кусков. Вероятно, что в продолжение протекшего почти полвека с сими льдами последовали от непогод разные перемены: некоторые льды исчезли, а другие вновь возросли; но по тем же самым причинам, по которым Кук встретил непроходимые льды, место сие (от нас в тридцати милях к югу находившееся) и ныне покрыто множеством льдов.

В четверть третьего часа начало рассветать, мы прибавили парусов; когда совсем рассвело, в виду нас к SO насчитали до десяти ледяных островов и много плавающих небольших льдин.

Поутру, на широте 66°49'5''южной, долготе 41°26' восточной, найдено склонение компаса 40°13' западное. Капитан Кук на сем месте определил склонение 29°30'; из сего видно, что оно в продолжение протекших сорока семи лет прибавилось на 10°43' к западу.

От полуночи до девяти часов утра имели маловетрие между S и О и штиль, после чего настал тихий ветер между N и O; я взял курс на SO 60°.

Пред полуднем, проходя близко небольшой льдины, мы остановились в дрейфе, спустили два яла и послали за льдом. Находились тогда на широте 66°52'53''южной, долготе 40°55'36''восточной.

Хотя по причине сильного буруна OtN и зыби затруднительно было колоть лед, однако же когда оного нам привезли, я опять отправил ялы, но только что они достигли льдины, ветер перешел к О, начал дуть шквалами и покрывал горизонт туманом, а потому сделан сигнал ялам возвратиться; они тотчас прибыли и подняты на шлюп.

Когда с «Востока» суда отвалили, в то же время и со шлюпа «Мирный» два гребных судна пристали к льдине и набрали льда; но как он был дряблый, то по доставлении на шлюп оказался напитан морской водой, и лейтенант Лазарев велел выбросить за борт.

Ветер более и более усиливался, с туманом и мокрым снегом. К семи часам пополудни мы принуждены взять остальные рифы у марселей, спустить брам-реи и брам-стеньги. Мороза было 2°. Весь такелаж, паруса и сами шлюпы обледенели, мы не успевали очищать снег с бегучих веревок и с палубы. При таком сильном ветре, густом тумане и снеге весьма опасно было находиться среди ледяных островов.

Мы шли на NW 20°, неся мало парусов, дабы к ночи выйти из видимой опасности. Волнение было великое; темноту умножал туман и густой снег, от которых зрение могло простираться на самое малое расстояние; на пути нашем были ледяные острова. К великому счастью, в десятом часу вечера ветер уменьшился, но в продолжение ночи выпадал такой густой и мокрый снег, что покрывал паруса и такелаж, падая, ко всему примерзал, с трудом едва успевали от оного очищаться.

15 февраля. Переменный со всех сторон ветер, при пасмурной погоде с мокрым снегом, сделался противный, крепкий от востока. Шлюпы терпели ужасную, вредную качку, ибо огромная зыбь шла от WSW, встречаясь и соединяясь с волнением, разведенным от востока, возвышалась ужасным образом остроконечными вершинами, с коих ветер срывал кипящую седую пену и носил оную по воздуху. Сие волнение вредно судам, ибо бока, от противных сил и неуступчивости с обеих сторон, близки к отвесному положению. Судно, восходя на таковую волну, с одной стороны встречает великое количество воды, в то время когда с другой тем же волнением изрыта пропасть, в которую судно стремится упасть боком.

В продолжение сей неприятной ночи шлюпы взаимно не видали сожженных фальшфейеров, не слыхали выстрелов из пушек.

До трех часов ветер был переменный, мороза 1,5°, ртуть в барометре стояла на 28,80. Полагая, что шлюп «Мирный», как обыкновенно, отстал и находился позади нас, я поворотил с полуночи через фордевинд, чтоб к рассвету соединиться. Нам обоим разлука была бы затруднительна, ибо по предписаниям, которые даны от меня лейтенанту Лазареву, надлежало искать друг друга три дня на том месте, где разлука последовала, через что каждый из нас потерял бы три дня, находясь в опасности между льдами при пасмурности, крепком ветре и беспрестанном снеге; к общей радости, мы скоро увидели нашего сопутника, сблизились и пошли к северу.

Хотя здоровье офицеров и служителей было в самом лучшем состоянии и позволяло продолжать покушение к югу, но как до Порт-Джексона, ближайшей гавани, в которой я мог запастись дровами, водой и прочими свежими съестными припасами, оставалось еще по долготе 120° и по широте 31°, т. е. по кратчайшему пути надлежало идти пять тысяч миль, при том же плавание наше от Рио-де-Жанейро продолжалось уже тринадцатую неделю; погоды по наступающему позднему времени стояли бурные, мороза на широте около 67° было 4°; по всем сим обстоятельствам я счел полезным выйти из больших южных широт, где всегда встречал восточные противные ветры, и обратиться к северу до той параллели, где встречу первый попутный ветер, и при сем ветре идти к востоку до долготы 90° восточной и широты 61° южной.

При таком расположении я имел в виду обозреть ту часть Ледовитого океана, в которой никто еще не бывал. Капитан Кук представил сие будущим мореплавателям, а сам направил путь в меньшие широты, для отыскания земли, в недавнем времени обретенной французским капитаном Квергеленом[96], которую многие почитали мысом южной матерой земли.

Когда совершенно рассвело, тогда на горизонте не видно было льда, а шлюп «Мирный» представился глазам нашим в обыкновенном зимнем виде, т. е. покрытый снегом.

К полудню ветер несколько стих, у марселей отдали рифы; по причине пасмурности не могли сделать наблюдения в полдень. В 4 часа пополудни увидели к OSO две льдины на дальнем расстоянии.

16 февраля. Ночь была темная, мороза 0,5° и штиль; жестокая качка от двух зыбей продолжалась. От полуночи до утра выпало много снегу.

В полдень мороза было 2°. Широта места нашего оказалась 65°48'31''южная, долгота 41°44'19''восточная. Склонение компаса 40°33' западное.

Ветер перешел к северу и дул тихо. Мы держали к О, впереди увидели большую высокую льдину; подойдя к оной в 5 часов, легли в дрейф, произвели из пушек пальбу с ядрами в льдину, но за качкою худо попадали. Однако ж по другую сторону нашли несколько кусков льда, которые и привезли на шлюп, а между тем шлюп «Мирный», далеко позади отставший, нас догнал.

Сей ледяной остров имел в вышину более ста пятидесяти футов. Когда мы близко проходили, у нас все паруса обезветрились. Остров был в половину перевернувшийся, ибо часть, которая находилась в воде, была сверх воды, как из цвета льда видно; буруном обмытая часть была синевата; на больших, выдавшихся под водой ледяных мысах ходил бурун зеленоватого цвета.

Между тем как набирали лед, капитан-лейтенанту Завадовкому удалось застрелить пингвина, который нырял около шлюпа; весом оказался в тринадцать фунтов, принадлежал к породе малых, или простых, пингвинов, тех самых, которых ловили со льдов. Мы давно уже не встречали сих птиц и не знали, чему отнести появление пингвина: близости ли берега, или что попавшийся нам отстал далеко от стада, а такого льда, на который им удобно взлезать, поблизости не было. В 10 часов вечера подняли гребные суда и легли к северу, при ветре противном от ONO.

17 февраля. В полдень 17-го находились на широте 65°5'20''южной, долготе 41°21'34''восточной. Склонение компаса было 38°9' западное.

18 февраля. Почти в продолжение суток выпадал снег при пасмурности. Мы шли прежним курсом к северу до четырех часов утра 18-го, тогда, дабы отдалиться от пути капитана Кука, которым держались против воли по причине противного восточного ветра, поворотили на SOtS, но сим курсом шли только до полудня; ветер сделался весьма крепкий, почему для безопасности опять поворотили к северу. Вскоре наступила буря с густой мрачностью и снегом; мы остались под штормовыми стакселями.

Развело великое волнение, ветер нес снег и брызги вод, которые, падая на паруса и снасти, тотчас замерзали, и веревки были покрыты льдом более дюйма в толщину. Шлюп «Мирный» находился далеко на ветре, а к пяти часам пополудни поднесло его близко. Лейтенант Лазарев, полагая, что мы были под ветром и за густой мрачностью его не видим, выпалил из четырех пушек, и сделал весьма хорошо, ибо мы действительно худо его видели. Нам смотреть было затруднительно по причине весьма резкого ветра, имея три четверти градуса мороза, при густом снеге и при брызгах, которыми заслепляло глаза.

По сей причине я спустился в бакштаг и отошел на такое расстояние, чтоб быть в безопасности на всю ночь. Шлюп «Мирный» скоро скрылся. Едва успели привести к ветру, как закричали с бака: «Перед носом, несколько под ветром, ледяной остров!»; я приказал положить руль на борт, но медленное действие руля увеличило ужас. Погода, при густом снеге, была так бурна и пасмурна, что ежели бы и в самом деле встретили льдину, то не прежде бы оную увидели как на расстоянии 3/4 кабельтова.

Прийдя с офицерами на бак и с тщанием рассматривая во все стороны, мы все ничего не видали, и потому заключили, что часовой, поставленный смотреть вперед, видел только в густой мрачности пенящуюся вершину разрушающейся волны, а как у людей боязливых глаза велики и неверны, то он и почел сию волну за ледяной остров. Совершенно уверясь, что льда нет, или ежели и есть, то за пасмурностью не виден, я приказал снова привести к ветру. Впрочем, сей случай представил нам живо всю опасность, какой мы подвергались: неведение о льдах, буря, море, изрытое глубокими ямами, величайшие подымающиеся волны, густая мрачность и такой же снег, которые скрывали все от глаз наших, и в сие время наступила ночь; бояться было стыдно, а самый твердый человек внутренне повторял: Боже, спаси!

К ночи прибавили везде, где было нужно, часовых и велели о малейшем призраке доносить вахтенному.

19 февраля. В 8 часов утра, когда на короткое время пасмурность прекратилась, к общей радости, нигде льда не было видно. Шлюп «Мирный» находился от нас на NO 60° под зарифленными штормовыми стакселями. Тогда же мы приметили несколько летающих полярных бурных птиц, которых еще не встречали к северу от Полярного круга; вероятно, сии птицы силой бури извлечены из места, природою для них предназначенного.

20 февраля. При пасмурности и густом снеге буря свирепствовала, и прекратилась не прежде четырех часов утра 20-го числа, но мокрый снег продолжался.

В 5 часов мы поставили фок, а в 9 марсели, всеми рифами зарифленные. В 10 часов увидели опять шлюп «Мирный». В самый полдень на короткое время появилось солнце. Широта нашего места оказалась 63°20'44''южная, долгота 40°18'50''восточная.

Сего утра мы приведены в недоумение, увидя в море, недалеко на ветре, две дощечки, похожие на обшивку ялика. Как они были довольно новы, еще не обросли мхом и ракушками, то мы заключили, что у шлюпа «Мирный» разбило волнением ялик или кто-нибудь из европейцев недавно потерпел кораблекрушение в сих широтах, ибо от течения, равно и от волнения, не могли бы сии дощечки в такую большую широту доплыть иначе как обросшие мхом, ракушками и разными морскими слизями. При сем явлении мы делали друг другу вопросы: неужели кто-нибудь, кроме наших двух шлюпов, здесь еще простирает плавание? Ввечеру все сие объяснилось: усмотрели, что доски сии были оторваны от нашего шлюпа, внизу, у подветренной шкафутной сетки.

Здесь читатель, конечно, заметит, что многие путешественники при встрече каких-либо обстоятельств, более или менее важных, не зная точной оным причины, делают часто неосновательные заключения, подобно как с нами случилось.

В продолжение минувшей бури мы весьма мало видели морских птиц: со шлюпа «Мирный» усмотрели одного пингвина и кита, пускающего фонтаны.

21 февраля. Ночь была лунная, звезды блистали, мороза 1°; в 4 часа утра рассвело; ветер постепенно затихал и отходил к SWtW: я взял курс прямо на восток, в намерении идти сим направлением, доколе не встречу каких-либо непреодолимых препятствий.

Мы находились на широте 62°44'47''южной, долготе 41°31'5''восточной; в сей широте я надеялся воспользоваться благополучным ветром, ибо в средних южных широтах господствуют западные ветры.

От долговременных беспрерывно сырых и холодных погод, снега, слякоти, пасмурности и бурь сырость распространилась в шлюпе повсюду; хорошая погода была для нас необходима. Чтобы предупредить дурные от таких обстоятельств последствия, я приказал развести в печках огонь – для просушки в палубах, где жили нижние чины, а офицерские каюты просушивали калеными ядрами. Во время сильной бури употреблять сию меру для отвращения сырости было бы опасно.

Подняв брам-стеньги и брам-реи на места, отдали у марселей по одному рифу. Парусов не могли более нести по причине продолжавшейся после бури великой зыби и потому, что шлюп «Мирный» отставал.

На широте 62°50' южной, долготе 42°5' восточной определили склонение компаса 39°2' западное.

В 10 часов вечера прошли вблизи ледяного острова, который усмотрели уже перед носом шлюпа. Ежели бы ночь была не лунная, тогда который-нибудь из шлюпов не избежал бы несчастного приключения. Шлюп «Мирный» был в стороне к северу.

В продолжение дня временно выпадал снег, и мы видели несколько китов, дымчатых альбатросов, одну белую и много голубых и черных бурных птиц, также пеструшек.

22 февраля. При свежем ветре от StW продолжали курс на восток. Ночью иногда из-за облаков, в отраду нам, выглядывала луна; ходу было по семи узлов в час; в ночную трубу беспрерывно смотрели с бака вперед, дабы не набежать на льдину. Шлюп «Мирный» был в кильватере.

В продолжение суток временно находили порывы ветра, снежные тучи и шел крупный град.

23 февраля. В полночь мороза было 1°. Мы шли при том же ветре, под одними зарифленными марселями по семи миль в час. Я с нетерпением ожидал рассвета, ибо желал воспользоваться благополучным ветром и скорее достигнуть Новой Голландии, что было необходимо нужно для здоровья служителей.

К полудню солнце выглянуло из-за облаков; мы определили широту 62°27'58''южную, долготу 52°26'41''восточную. Находясь в той же широте, но при долготе 53°12', нашли склонение компаса 44°4'5''западное.

В продолжение дня прошли мимо семи ледяных островов, около которых под ветром грудами плавали льды, вероятно силой прошедшей бури отторгнутые от островов.

Шлюп «Мирный» днем от нас держался к северу на расстоянии четырех миль, а к ночи, по обыкновению, входил в кильватер, дабы не разойтись.

24 февраля. В полночь мороза было 1°. Небо покрылось облаками, из коих временно светила луна; ходу было не более четырех миль в час.

С трех часов утра ветер от SW перешел к западу и засвежел, а в пятом часу задул от севера. Горизонт покрылся пасмурностью, и выпадал густой снег.

По причине темноты мы не могли видеть далеко и потому остались под одними марселями, обезветрив крюйсель, чтоб иметь менее хода.

При рассвете за пасмурностью и густым снегом не видали шлюпа «Мирный», и я приказал каждые полчаса стрелять из пушки; последние выстрелы были с ядрами, однако ж на «Мирном» оных не слыхали. В 7 часов, когда на короткое время снег прекратился, мы увидели своего сопутника впереди: он пробежал мимо нас, когда мы для него убавляли парусов.

В 3 часа пополудни лейтенант Лазарев уведомил меня через телеграф, что видел в полдень урила[97], который поднялся с воды и полетел к западу; мы тогда находились на широте 62°32' южной, долготе 57°41'17''восточной, а в 10 часов вечера слышали крик пингвина. То и другое может быть доказательством близости берега, особенно первое, ибо урил, по тяжелому своему полету, не отлетает так далеко в море. Ближайший известный остров (Квергелена) находился от нас на восемьсот миль к северу. Такое расстояние я почитаю слишком велико для перелета прибрежной птипы; разве крепкими северными ветрами отнесенная от острова Квергелена блуждает по морю.

В продолжение всего дня ветер дул свежий, при пасмурности и мокром густом снеге. Мы имели ходу по восьми узлов в час. Хотя пределы нашего зрения, по причине пасмурности и снега, весьма были стеснены, однако же до полудня мы видели и прошли мимо трех, а после полудня мимо четырех ледяных островов. Ежели бы погода была ясная, вероятно, много бы оных увидели.

25 февраля. С тем же крепким ветром от NNW, при пасмурности с мокрым снегом и при 0,5°, мы шли ночью к востоку, имея крюйсель на стеньге для уменьшения хода.

В 4 часа утра посредством фальшфейера оба шлюпа показали свои места. «Мирный» держался в кильватере.

Лейтенант Лазарев в своих замечаниях говорит: «Хотя мы смотрели с величайшим тщанием вперед, но идти в пасмурную ночь по восьми миль в час казалось мне не совсем благоразумно». Я согласен с сим мнением лейтенанта Лазарева и не весьма был равнодушен в продолжение таковых ночей, но помышлял не только о настоящем, а располагал действия свои так, чтобы иметь желаемый успех в предприятиях наших и не остаться во льдах во время наступающего равноденствия[98].

С утра прибавили парусов, чтоб воспользоваться благополучным ветром, но скоро после полудня остались опять под одними марселями, закрепив все рифы, дабы шлюп «Мирный» мог догнать нас. В 4 часа в правой стороне видели несколько ледяных островов. В 9 часов вечера ветер зашел от NWtW, дул сильный, с порывами, при пасмурности, мокром снеге и дожде; по дурной погоде ничего не видали впереди нас, что и побудило меня, поворотя, идти на другой галс до следующего утра.

26 февраля. В 2 часа ночи крепкий ветер опять задул от W, с густым снегом и мрачностью; черные тучи быстро неслись по воздуху. Мы поворотили на левый галс, держались к ветру до рассвета и закрепили крюйсель.

В половине пятого часа спустились на О. В 6 и 10 часов прошли мимо двух ледяных островов; первый остался к югу на четыре мили, а последний, в той же стороне, в трех милях.

К восьми часам небо начало очищаться от облаков; день сделался ясный, и погода была прекрасная, – мы могли проверить свое плавание. Хотя брать высоты было не очень удобно по причине великой качки, однако же и сие сделали по возможности. Вывесили для просушки служительское платье, койки, паруса, в чем давно настояла нужда, ибо они беспрерывно были подвержены сырому воздуху.

В полдень находились, по наблюдению, на широте 62°47'46''южной, долготе 68°50'28''восточной. Склонение компаса в той же широте и долготе 68°43' восточной оказалось 48°9' западное. Мы тогда прошли мимо льдины высотой двести футов, а в окружности близ трех миль.

Ветер, с полудня стихая, постепенно заходил к О; в 8 часов вечера дул противный ONO, и мы поворотили на ночь к северу, ибо по сему направлению полагал я встретить меньше льда.

В продолжение частых крепких ветров и большого волнения румпель в гнезде ослабел; чтобы по возможности исправить сие важное повреждение и руль укрепить, я нес мало парусов. Румпель более ссадили и снова навинтили, но все остался ненадежным. Около шлюпа летало несколько малых и больших черных бурных птиц, пеструшек и серых альбатросов.

27 февраля. Крепкий ветер, пасмурность, снег и дождь продолжались. В 7 часов мы прошли мимо ледяного острова.

Ветер к полудню затих. Волнение от прошедших ветров производило черезвычайную боковую и килевую качку. Пасмурность, мокрый снег и дождь, иногда с перемешкою туман, не уменьшались.

Ненадежный наш румпель меня беспокоил; я вновь приказал исправить, но при осмотре, когда стали вынимать, к удивлению нашему, половина конца от гнилости осталась в руле – надлежало сколь можно скорее вставить запасный румпель. Нужные железные вещи не все приходились к оному. Неблагонадежность румпеля, столь нужного для безопасности судна, доказывает нерадение корабельного мастера, который, забыв священные обязанности службы и человечества, подвергал нас гибели. При сем не могу умолчать, что я в продолжение службы нередко был свидетелем неприятных объяснений морских офицеров с корабельными мастерами об отпускаемых на суда ненадежных вещах.

Сегодня издержали оставшийся лед; при бывшей бурной погоде не могли запастись оным, хотя часто встречали ледяные острова.

Кроме ежедневно встречаемых и часто упоминаемых птиц, летали вдали от шлюпов птицы величиной с ворону, у которых брюхо белое, а верх весь черный. Мы их несколько раз и прежде видели, но нам ни одной не удалось подстрелить. Со шлюпа «Мирный» видели двух пингвинов.

28 февраля. Во всю ночь продолжалась пасмурность и беспрерывно выпадал снег. Плавание наше было беспокойно от встречаемых зыбей с разных сторон. Мороза имели 1°.

От рассвета до полудня погода стояла переменная, временем ясная, или шел густой снег, который все от нас скрывал. Мы снег сей собирали и превращали в воду для свиней и баранов.

В полдень находились на широте 62°4'14''южной, долготе 68°15'40''восточной. Склонение компаса, среднее из найденного, 45°19' к западу.

С полудня при тихом восточном ветре мы достигли в меньшую широту. Ввечеру небо совершенно очистилось от облаков, и мы имели неописанное удовольствие видеть созвездие Ориона и Южный Крест, которые несколько месяцев были скрываемы туманами, пасмурностью и снежными облаками. С обоих шлюпов видели трех пингвинов, сверх сего со шлюпа «Мирный» – нырков, точно таких, каких встретили около острова Георгия; они служат доказательством близости берега. Из птиц летали стадами пеструшки, черные и несколько синих бурных птиц и дымчатых альбатросов.

В 9 часов вечера к ночи взяли у марселей по рифу; небо вновь покрылось облаками, и пошел небольшой снег.

29 февраля. В 4 часа утра ветер столько отошел к югу, что позволил нам опять держать на восток. При рассвете увидели шлюп «Мирный» весьма далеко позади, для чего убавили парусов. В 6 часов утра ртуть в термометре стояла на точке замерзания.

В 11 часов шлюп «Мирный» все еще был от нас далеко; мы убавили парусов, но он лег в дрейф, чтобы взять застреленную курицу Эгмонтской гавани, и я сделал при пушечном выстреле сигнал сняться с дрейфа.

В полдень находились на широте 61°21'40''южной, при долготе 69°36'57''восточной. Склонение компаса найдено 45°26' западное.

При умеренной стуже густой снег падал местами в стороне от нас; льда не было видно. На ночь остались под рифлеными марселями, чтобы иметь менее ходу. Когда снежные тучи прошли, мы могли видеть вперед на два кабельтова.

В продолжение сего дня показывались пингвины, альбатросы, дымчатые и белые, пеструшки и голубые бурные птицы. Сих последних есть еще род, многим больше: величиною с ворону, крылья у них темные; к шлюпам близко не подлетали, и мы их видели реже других птиц; полет их быстрее, и они красивее всех известных бурных птиц.

Плаванию нашему, считая от выхода из Рио-де-Жанейро, прошло ровно сто дней. Мы включили сей день в число праздников, который офицеры отличили тем, что потчевали взаимно друг друга варенным на молоке шоколадом, приготовленным впрок Гамбелем, а для служителей зарезана была свинья и сварены щи с кислой капустой, со свининой, и сверх обыкновенного дано по стакану хорошего горячего пунша.

В сию ночь мы несли довольно парусов по причине тихого ветра, равно и потому, что не встретили ни одного ледяного острова. Во время темноты ночной видели светящуюся поверхность моря, чего в больших широтах не видали, потому что светящиеся морские животные не переходят далее известного им предела. Вероятно, есть степень холода, которой они сносить не могут, подобно всему, что имеет жизненность на обитаемом нами шаре.

1 марта. В полночь оба шлюпа показали сожжением фальшфейеров свои места. «Мирный» находился в кильватере, недалеко от нас. Ветер перешел к SSO, мы продолжали плавание в бейдевинд правым галсом; ночь была темная.

В 2 часа по крепости ветра убавили парусов и взяли еще у марселей по рифу.

В продолжение суток ветер дул резкий, порывами, тучи наносили мелкий сухой снег и град; мороза было в 6 часов утра 3°, в полдень – 2°, а в 6 часов вечера опять 3°.

Когда к вечеру по причине приближающейся ночи убрали фок, фока-галс не могли выдернуть, оттого что, обливаем беспрерывно брызгами, от большого холода замерз в шкиве. Равно все веревки под бушпритом толсто обледенели; хотя лед сей составился от соленых брызг, но не был солен.

Мы видели великие стада черных бурных птиц, одного большого белого альбатроса с черными крыльями и кита.

Около полудня во множестве небольшие белобокие морские свиньи перерезали беспрерывно путь наш перед носом шлюпа, плыли по крайней мере в полтора раза скорее шлюпов, которые тогда имели ходу шесть с половиной и семь миль в час.

С 1 марта мы начали считать другую сотню дней нашего плавания. Офицеры и служители были совершенно здоровы. В продолжение всего времени умер на шлюпе «Мирный» один матрос нервной горячкой. Медико-хирург Галкин, сколько ни старался подать ему всевозможную помощь, но от сильного действия сурового климата все его усилия остались тщетны.

Паруса и бегучий такелаж на шлюпах от частой долговременной мокроты обветшали, количество дров и воды приметно уменьшалось, особенно первых. Я намерен был запастись водой, когда встретим ледяной остров, ежели только погода позволит.

2 марта. Мы продолжали путь на восток при резком свежем ветре от SSW. Погода была сухая, мороза 2°; временно скоро набегающие облака по ветру наносили сухой мелкий снег и град; плавание было беспокойно от южной зыби и волнения, ветром производимого.

Я старался ночью иметь ходу как можно менее; паруса обрасопили, чтоб они заигрывали, но при всем том мы шли по пяти узлов в час.

К крайнему моему сожалению, должен был взять все рифы у марселей и идти под сими малыми парусами, дабы шлюп «Мирный» мог держаться за нами. Такое в ходе шлюпов неравенство, при всем искусстве и попечительности лейтенанта Лазарева, производило великое неудобство в столь важном предприятии – так сказать, почти на всяком шагу препятствовало успешному плаванию вверенного мне шлюпа. Я неоднократно помышлял шлюп «Мирный» вовсе оставить, и, конечно бы, на сие решился, ежели б данная мне инструкция не воспрещала нам разлучаться в больших южных широтах.

В полдень мы находились на широте 60°45'44''южной, при долготе 76°51'31''восточной.

В 2 часа пополудни увидели впереди ледяные острова, через час вошли между оных; в горизонте было до десяти, можно полагать и больше, но за пасмурностью мы недалеко видели. Чтоб обойти один из сих островов, мы должны были спуститься; жестокий резкий ветер и великое волнение воспрепятствовали нам помышлять о набрании льда.

Лейтенант Лазарев весь день держался от нас к северу в семи милях, а к ночи вошел в кильватер. Мы продолжали до полуночи идти по восьми узлов, но по причине темноты обезветрили грот-марсель, чтоб уменьшить ход.

Встретившиеся нам в продолжение дня ледяные острова подали причину к заключению, что будем видеть оные часто. Приближение ночи, крепкий ветер, большое волнение еще сильнее умножали опасность такой встречи, ибо при крепком ветре и волнении в ночное время при большом ходе шлюпа весьма трудно отличать льды от кипящей на волнах пены; а притом самое внезапное приближение к ледяным островам во время свежего ветра и мороза может затруднить управление судном. При каждой неожиданной перемене движения шлюпов потребны были великие силы, ибо весь бегучий такелаж, посредством которого всякое движение судна производится, от мокроты и мороза затвердел так, что весьма трудно было веревки распрямить.

3 марта. Ртуть в реомюровом термометре стояла ночью на двух с половиной градусах ниже точки замерзания. Лишь только офицер, управляющий вахтой, успел смениться, приметили по временам показывающееся мерцание света, причины коего мы сначала не знали. Наконец на исходе второго часа ночи, когда облака стали реже, открылось взору нашему прекраснейшее и величественнейшее явление природы.

На юге представилось нам сначала два столба бело-синеватого цвета, подобно фосфорическому огню, со скоростью ракет из-за облаков на горизонте исходящие; каждый столб был шириною в три диаметра солнца; потом сие изумляющее нас явление заняло пространство на горизонте около 120°, переходя зенит. Наконец, к довершению явления, все небо объято было подобными столбами. Мы любовались и удивлялись сему необыкновенному зрелищу. Свет был так велик и обширен, что от непрозрачных предметов была тень подобно как во время дня, когда солнце закрыто облаками; можно было без труда читать самую мелкую печать.

Явление мало-помалу исчезло и, освещая во всю ночь горизонт, приносило нам великую пользу, ибо уже за несколько дней пред сим в самую облачную ночь становилось по временам светло, чему мы не знали причины, а при сем свете могли смелее продолжать плавание.

Последнее такового рода явление показалось сначала небольшим бело-синеватым шаром, из коего мгновенно распространялись по своду небесному того же цвета полосы и некоторые простирались до противоположного горизонта; а иные, достигая зенита, переходили оный; иногда на небесном своде представляли подобие пера, а иногда все небо и даже горизонт на севере покрывались сим светом. При утренней заре прекрасное южное сияние постепенно исчезало.

Ветер дул крепкий, от SW; мы шли к востоку. На рассвете увидели впереди четыре ледяных острова. Великое волнение с яростью разбивалось о ближайший к нам остров. Брызги, поднимаясь, уносимы были ветром через остров, который видом подобен был маяку.

До полудня мы прошли тринадцать ледяных островов и плавающих льдов. В полдень, по наблюдению, находились на широте 60°49'11''южной, долготе 82°22'16''восточной. Склонение компаса было 48°4' западное, среднее из найденных.

От полудня до сумерек прошли мимо разных ледяных островов, которых число час от часу умножалось. В вечеру набежал от запада сильный шквал; при ночной темноте и великом снеге мы далее пяти шагов вперед не могли видеть, почему в 10 часов вечера привели к ветру на север и остались до рассвета в сем положении.

4 марта. В продолжение всей ночи ветер дул довольно свежий с порывами при черезвычайно густом снеге, но как скоро перестал идти снег, открылось южное сияние во всем величии и блеске, совершенно отличное от того, которое мы видели 3-го числа; весь небесный свод, исключая от горизонта на 12 или 15°, покрыт был радужного цвета полосами, со скоростью молнии извилисто пробегающими от юга к северу и переливающимися из цвета в цвет. Сие явление, превосходящее всякое описание, приводя нас в величайшее изумление, спасло, может быть, от бедствия. Когда после снежной тучи осветило море сиянием, мы увидели, что прошли подле большого ледяного острова, оставя оный под ветром; почитали себя счастливыми, что не задели остров.

Впоследствии лейтенант Лазарев мне рассказывал, что некоторые матросы его шлюпа при сем внезапном явлении вскричали: «Горит небо, и уже недалече!» Я сему не удивился, ибо думаю, что такое внезапное зрелище изумило бы и самого профессора, преподающего лекции по сей части, ежели ему не случалось прежде видеть подобных явлений.

В четыре с половиной часа, лишь только рассвело, я спустился на SO 70°, и мы увидели вблизи нас двенадцать больших ледяных островов. К 8 часам прекратились порывы с густым снегом, но ветер продолжался тот же. Ледяные острова беспрерывно умножались на пути нашем, и многие были огромной величины.

В 10 часов утра, когда по великому числу ледяных островов они становились опасны, я лег на NO, и шлюпу «Мирный» через телеграф велел переменить курс влево на четыре румба.

В сие время проходили льдину, которая имела вид древних башен. Капитан-лейтенант Завадовский посредством секстанта нашел, что высота сего ледяного острова 357 английских футов от поверхности моря[99]. Художник Михайлов нарисовал вид острова.

Лейтенант Лазарев в первое наше после сего свидание говорил мне, что когда шлюп «Восток» проходил вблизи одного из островов и был на расстоянии от «Мирного» около пяти миль, тогда казалось, что его рангоут высотой с третью долю ледяной громады. Из сего лейтенант Лазарев заключил, что остров возвышался на 408 футов[100].

Такая высота сверх поверхности моря – средняя между спицами Петропавловской в С.-Петербурге и Св. Михаила в Гамбурге. Первая – 385 английских футов, а последняя – 429. Льдина имела верх острый.

Шлюп «Мирный», по причине дальнего от нас расстояния, не скоро исполнил по сигналу, и для того сигнал повторен при двух пушечных выстрелах с ядрами.

В полдень мы находились на широте 60°29'35''южной, долготе 86°6'5''восточной. Склонение компаса было 49°40' западное, среднее из найденных.

С самого утра и до пяти часов пополудни мы шли между ледяными островами и плавающими льдинами. Подле одного огромного острова, от которого волнением отбило несколько кусков льда, мы легли в дрейф и спустили ялы, набрали льда до десяти бочек, потом, подняв ялы, к ночи взяли у марселей по два рифа и направили курс на NO 40°.

Во время дрейфа приехал к нам командир шлюпа «Мирный». Я объявил ему намерение мое оставить большие широты, как по множеству встречаемого льда и приближению равноденственного бурного времени, так и по темноте ночей и по беспрестанным снегам; объявил, что вместо Аукландских островов, к которым назначено мне дойти, пойду в Порт-Джексон, где можно запастись всеми свежими съестными припасами, коих нет на Аукландских островах, да и дров в Порт-Джексоне больше. Вследствие сего предположения я сказал лейтенанту Лазареву, что близ пересечения пути капитана Кука шлюпы должны разлучиться.

«Мирному» должно идти по параллели на 2 1/2 или 3° южнее пути капитана Фюрно[101], приближаясь к долготе 135° восточной, войти на широту 49°30' южную и продолжать плавание к востоку по сей параллели, дабы осмотреть остров Компанейский, означенный на Арроусмитовой карте на широте 49°30' южной, долготе 143°4' восточной; потом, обозрев пространство от сего острова до южной оконечности Вандименовой Земли[102], идти в Порт-Джексон. Шлюпу «Восток» назначил плавание севернее пути капитана Кука, также на 2 1/2 или 3°, дабы оба шлюпа перешли и обозрели пространство моря по долготе 55°, по широте 8°, которое еще никем из известных мореплавателей не было обозреваемо. Приблизившись к острову Компанейскому, я намерен был осмотреть оный и потом уже идти в Порт-Джексон. Я присовокупил лейтенанту Лазареву, что когда наступит час разлучения, о сем ему дам знать через телеграф.

Ночью мы шли тем же курсом под малыми парусами. Два раза набегали шквалы от SW, с таким густым снегом, что на десять сажен ничего не возможно было видеть.

5 марта. В 3 часа утра мы вошли между множества льда, плавающего большими кусками, но, к счастью нашему, в сие время южное сияние осветило море, так что мы могли все видеть и избрать путь, дабы миновать льды. Через час вышли на свободное место.

При рассвете открылось до одиннадцати ледяных островов в разных направлениях от шлюпа. Весь следующий день мы шли между ледяными островами. В полдень находились на широте 59°00'31''южной, долготе 88°51'9''восточной. Склонение компаса, среднее из найденных, было 48°2' западное; к вечеру ледяные острова показывались реже. В продолжение дня проходило несколько туч со снегом, и как по наступающему равноденствию я не надеялся иметь более благоприятного случая нарубить льда, то выпадающий снег собирали в кадки и впоследствие времени поили им свиней и баранов.

На шлюпе «Восток» служащих было многим больше, нежели на «Мирном», а потому, дабы по наступлении Великого поста доставить им возможность исполнять обязанности христиан, я взял священника со шлюпа «Мирный» до соединения нашего в Новой Голландии[103]. Оба шлюпа легли в дрейф, и священник к нам переехал.

По поднятии яла шлюпы пошли прежним курсом на NO 40°. Вскоре потом через телеграф, при семи пушечных выстрелах, я велел шлюпу «Мирный» идти в повеленный путь, пожелал ему всех возможных успехов и назначил местом соединения Порт-Джексон. Лейтенант Лазарев отвечал двадцатью выстрелами, через телеграф также пожелал нам успехов и лег на NO 79°; в 7 часов вечера ночная темнота скрыла от нас сопутников наших, и мы на долгое время с ними разлучились.

С вечера мы остались под рифлеными марселями. При свежем ветре от SSW шли на NO 70° по семи миль в час, встречая несколько ледяных островов. Густой снег препятствовал нам различать предметы, и потому, в предосторожность, от времени до времени я уменьшал ход, обезветривая паруса.

6 марта. В полночь мороза было 1,2°; южное сияние, некоторым образом способствующее безопасности плавания нашего, продолжалось с десяти часов вечера до трех часов утра.

Я сделал привычку при рассвете взглянуть за корму на шлюп «Мирный»; ныне, выйдя на шканцы, взглянул и, не видя своего сопутника, почувствовал, что мы находились одни в центре горизонта; в виду имели ледяные острова, прибавляли парусов, но не выходили из скучного одиночества.

Пеструшки, черные, голубые бурные птицы и дымчатые альбатросы были свидетелями нашего плавания.

Число ледяных островов уменьшалось. В продолжение дня при большом ходе встретили оных не более десяти.

В 7 часов пополудни ветер задул от запада и шел небольшой снег; для ночи убрали все лисели.

7 марта. С полуночи до 4 часов южное сияние способствовало нашему плаванию. С рассветом поставили все лисели, ветер перешел к северу, с небольшой пасмурностью, дождем и снегом. Ртуть в термометре стояла на точке замерзания. В 7 часов прошли мимо льдины, оставя оную слева.

Я уже давно хотел запастись льдом, но до сего времени всегда встречал препятствия: то крепкий или благополучный ветер, которого не желал упустить, то большая зыбь не позволяла пристать и держаться с гребным судном около льдины. Сегодня в начале десятого часа утра, подойдя к ледяному острову весьма близко, пятью выстрелами с ядрами мы отбили достаточно льда, легли в дрейф, спустили оба яла и отправили оные за льдом.

Во время дрейфа успели измочалившийся от непогод штуртрос переменить новым.

В полдень находились на широте 58°21'48''южной, долготе 97°28'38''восточной; склонение компаса было 42°51' западное.

Собрав лед, подняли гребные суда на боканцы, наполнили паруса и легли на NO 80°, при свежем ветре от NW. Ходу было около восьми миль в час. От полудня до вечера видели вдали только два ледяных острова.

В 8 часов вечера спустили для ночи лисели; в 10 часов вечера прошли мимо льдины; пасмурность очистилась; в 11 часов началось южное сияние, которое простиралось от SW к NO.

8 марта. С 9 часов утра ветер начал крепчать от севера, что принудило нас, закрепя брамсели, взять у марселей по рифу. В 2 часа пополудни спустили брам-реи на росторы; с 3 часов горизонт покрылся мрачностью. В 5 часов у фор-марселя и крюйселя взяли остальные рифы и у грот-марселя закрепили предпоследний риф и спустили брам-стеньги на найтовы; в 9 часов взяли грот на гитовы; в 11 прошли ледяной остров и увидели впереди еще несколько. Ветер все крепчал, что принудило нас поворотить на другой галс.

9 марта. В полночь ветер уже был так силен, что мы остались при зарифленном грот-марселе и штормовых стакселях. В 2 часа грот-стаксель-фал лопнул, мы скоро убрали и, переменив новым, подняли стаксель. В 5 часов вдруг порвало грот-марса шкот, грот-стаксель и бизань-стаксель шкоты; положение шлюпа нашего могут себе представить только те, которые подобное испытали. Хотя марсель убрали скоро, равно и стаксели спустили, однако же они к употреблению уже были совершенно негодны, устоял один фок-стаксель. Я приказал скорее спустить, дабы иметь хотя один парус на всякий случай. Ветер ревел; волны поднимались до высоты необыкновенной; море с воздухом как будто смешалось, треск частей шлюпа заглушал все.

Мы остались совершенно без парусов, на произвол свирепствующей бури; я велел растянуть на бизань-вантах несколько матросских коек, дабы удержать шлюп ближе к ветру. Мы утешались только тем, что не встречали льдов в сию ужасную бурю. Наконец в 8 часов с бака закричали: «Льдины впереди!» Сие извещение поразило всех ужасом, и я видел, что нас несло на одну из льдин; тотчас подняли фок-стаксель и положили руль на ветер на борт, но как все сие не произвело желаемого действия и льдина была уже весьма близко, то мы только смотрели, как нас к оной приближало.

Одну льдину пронесло под кормой, а другая находилась прямо против середины борта, и мы ожидали удара, которому надлежало последовать; по счастью, огромная волна, вышедшая из-под шлюпа, отодвинула льдину на несколько сажен и пронесла у самого подветренного штульца. Льдина сия могла проломить борт или отломить руслень и свалить мачты.

В 11 часов буря свирепствовала по-прежнему; вершиной одной из огромных волн ударило в конец бушприта, так что разогнуло наветренные гаки, ватер-бакштаги и крамбал-бакштаги. При сем случае я много обязан расторопности и деятельности капитан-лейтенанта Завадовского, которому было поручено как можно скорее наложить сейтали на место бакштагов; скорым сего исполнением мы могли удержать бушприт и мачты.

В продолжение бури не видно было ни одной птицы, кроме дымчатого альбатроса, который прятался от жестокости ветра в бороздах волн и, удерживаясь в оных с распростертыми крыльями, перебирал ногами воду.

В 2 часа пополудни сила ветра несколько уменьшилась. В 3 часа мы видели большой ледяной остров в трех милях от нас. Ветер с полудня уклонился через север к NW. Поставя фок-стаксель, мы поворотили и взяли курс NO 80°. В 6 часов вечера уже могли нести фок и грог зарифленные; тогда видели ледяной остров на N и несколько пеструшек; они все еще старались удерживаться на поверхности воды между волнами. Приближающаяся ночь умножала опасность нашу, ибо мы испытали, что плавание между ледяными островами во время шторма может быть бедственно, особенно когда темнота ночи препятствует увидеть льды прежде самого близкого расстояния; при сильном ветре иногда нет средства управлять судном по желанию; может случиться, что не будет возможности ни пройти на ветер, ни спуститься, и тогда гибель неизбежна.

10 марта. В полночь ветер все еще свирепствовал по-прежнему, сопровождаемый дождем и снегом; каждый набегающий огромный вал подымал шлюп на свою вершину и потом низвергал в пропасть; шлюп находился то в прямом положении, то на правом или левом боку; весьма неприятно было видеть движение частей шлюпа и слышать, как они трещат.

В исходе второго часа рассмотрели под ветром ледяной остров, выше которого пройти не надеялись, и потому спустились под ветер. В 3 часа, проходя мимо сего острова, встретили отделившиеся от оного куски плавающего льда; весьма счастливо прошли между ними, не задев ни одного. Мы сначала обманулись, почитая сии куски льда пеной, происходящей от волн. В 11 часов утра ветер перешел опять к NO, мы поворотили вновь к NW, чтоб как можно менее податься к югу, опасаясь встретить больше льда. При повороте видели на SSW, в трех милях, и на NO 60°, в трех же милях, два огромных ледяных острова; вскоре, по прочищении пасмурности, открылся третий на NO, в четырех милях.

К вечеру ветер начал стихать. В 7 часов пополудни спустились и обходили ледяной остров.

11 марта. В полночь было совершенное безветрие, дождь и снег. Прежнее волнение производило черезвычайно вредную качку и несло нас по своему направлению. Сие положение не менее прочих опасно, ибо равно невозможно управлять судном.

Поутру заменили изорванный грот-марсель новым и по причине черезмерной качки и мрачности поставили только марсели рифленые. Беспрерывный мокрый снег затруднял все матросские работы.

С полудня задул ветер от WNW; я опять взял курс к NNO, чтоб скорее выйти изо льдов, но черезмерная зыбь, оставшаяся после бури, препятствовала нам воспользоваться сим ветром; к вечеру опять задул крепкий от севера и принудил нас идти к востоку. Мы тогда имели только грот-марсель, зарифленный всеми рифами, и фок рифленый; мороза было 2,5°.

12 марта. В 2 часа ночи увидели под ветром ледяной остров; с теми парусами, которые мы имели, я не надеялся пройти на ветре оного и потому обошел под ветром. В 7 часов утра прошли еще одну льдину. В продолжение всей ночи и до полудня выпадал небольшой снег, в полдень перестал; тогда небо очистилось и солнце выглянуло, к отраде нашей.

По наблюдению, в полдень мы находились на широте 58°39'57''южной, долготе 108°16'15''восточной; течением в продолжение шести суток нас снесло на юг, шестьдесят две мили.

Около полудня сила ветра несколько уменьшилась, а к вечеру задул ветер от NW; по сей причине, поставя фор-марсель и грот, мы шли на NO.

13 марта. До полуночи луна светила по временам, выходя из-за облаков, а с первого часа ночи благодетельное для нас южное сияние хотя временно, но весьма хорошо освещало.

Сегодня мы также прошли мимо нескольких ледяных островов; один был вышиной 250 футов; на краю его стоял ледяной столб наподобие обелиска. В 8 часов на широте 57°33' прошли льдину; она имела вид сопки и была последней, которую мы встретили на пути к Порт-Джексону.

14 марта. По крепости ветра на ночь убавили парусов, шлюп остался под одними зарифленными марселями, хода имел семь с половиной узлов. Ночь была темная, временно мрачность, шел небольшой снег, и мы впереди ничего не видели. По сей причине я держал грот-марсель на стеньге, чтоб иметь не более четырех узлов хода. С утра прибавили парусов и шли весь день по восемь с половиной миль в час на NO 77°.

С вечера, по темноте, происходящей от пасмурности, облачной и дождливой погоды, мы привели в бейдевинд и остались только под грот-марселем, фок-стакселем и апселем. Ветер дул крепкий, черезвычайно большая зыбь произвела великую качку. В 11 часов небо прояснилось и луна осветила горизонт, тогда снялись с дрейфа. Ртуть в термометре стояла на 2,5° выше точки замерзания.

15 марта. С рассветом отдали у грот-марселя один риф и поставили фор-марсель и крюйсель зарифленные. День был ясный, лучший, какого можно ожидать в Южном океане.

В полдень находились на широте 56°41'40''южной, долготе 124°10'7''восточной. Склонение компаса оказалось 21°5' западное. В последние трое суток течением нас увлекло на SO 62°, семьдесят семь миль. Сие произошло от большого волнения и неверного определения склонения компаса, ибо склонение компаса невозможно определить с точностью, когда он от великого волнения сильно качается. Высоту солнца также нет возможности взять надлежащим образом, потому что, когда шлюп подымается и опускается на волнений, самый горизонт переменяется.

С полудня, дабы войти в меньшие широты, я взял курс на NO 40°, но сим румбом мы шли только до 9 часов вечера, тогда сделался ветер противный, от NO.

В продолжение дня встретили голубых бурных птиц, пеструшек, одного белого альбатроса, а около вечера видели курицу Эгмонтской гавани.

16 марта. Ночь темная, пасмурность и дождь. По термометру теплоты было 3°. В 3 часа утра ветер задул от NW, почему мы поворотили на NOtO. Ветер крепчал и к 8 часам утра выбил нас из парусов, так что с нуждой могли нести один рифленый грот; в 3 часа пополудни и сей парус убрали и остались под одним бизань-стакселем. Во время сей бури, в 10 часов вечера, ветер отходил к W и смягчался; мы поставили тогда штормовые стакселя и фок, пошли к NO. Вскоре пасмурность начала прочищаться и луна осветила горизонт.

17 марта. К утру ветер сделался тише – мы поставили все паруса; по причине крепких ветров давно не имели к сему возможности, и паруса, будучи мокрыми от продолжавшихся девятидневных штормов, требовали просушки; вывесили для просушки сырое служительское платье.

В полдень, по наблюдению, находились на широте 55°3'37''южной, долготе 129°7'51''восточной. Склонение компаса было 8°45' западное.

18 марта. В продолжение всего дня мы имели благополучный западный ветер; к ночи на короткое время сделался несколько противный; в час опять отошел к западу, и мы переменными румбами продолжали плавание к N0.

В полдень находились на широте 54°28'54''южной, долготе 131°9'52''восточной. Течением увлечены были к востоку на семнадцать миль; прошли мимо травы, плавающей на поверхности моря.

С полудня ветер задул от NO с пасмурностью и туманом. Желая скорее достигнуть меньшей широты, я поворотил к NW.

19 марта. С полуночи ветер неожиданно перешел через О к SO и до утра дул жестокий; шлюпу было весьма трудно идти против зыби. Выбило мартингал. С утра от 7 часов ветер сделался SW и обратился в шторм. Мы имели ходу по десяти узлов; часто встречали морскую траву.

В полдень находились на широте 53°1'58''южной, долготе 133°9' 42 восточной.

До 6 часов пополудни свирепствовал шторм, гнал перед собой отделявшиеся с вершин волн брызги, которые наполняли воздух; солнечные лучи, проникая сквозь облака и преломляясь в сих брызгах, представляли взору нашему на поверхности моря множество малых радуг. Волнение было велико, шлюп имел боковую и килевую качку. Из птиц провожали нас голубые и средние черные бурные птицы, пеструшки, дымчатые и белые альбатросы; к полуночи ветер несколько смягчился и перешел к W.

20 марта. Мы продолжали курс NO 50° при лунном свете, который показывался сквозь облака. В 8 часов утра ветер задул от ONO, с дождем, я поворотил к NW. Зыбь от SW все еще продолжалась и производила большую боковую качку; с полудня ветер перешел опять к NW и SW и, так сказать, едва двигал шлюп наш к NO; мы видели несколько морской травы и девять пингвинов.

21 марта. С полуночи ветер при дожде усилился от юга так, что мы могли продолжать путь на NO 56°, по семи и восьми миль в час. В 6 часов ветер был весьма крепкий, с сильными порывами; развело большое волнение, качка сделалась ужасная. Мы несли грот-марсель и фок зарифленные.

Всем известно, что в продолжение долговременного плавания на судах от сильных ветров, качки и прочего люди, лазя по снастям наверх, оттуда иногда падают и ушибаются, а иногда и вовсе погибают в море. В продолжение всего путешествия с нами случилось только одно следующее подобное несчастие.

21-го в 10 часов утра от большого волнения шлюп непомерно лег на бок, и его так сильно толкнуло, что священник, беседуя в кают-компании, не удержался на ногах. Штурман Парядин, желая ему помочь, по неловкости своей, вместе с ним свалился и ударился головой о продольную переборку в кают-компании, прошиб переборку и проломил себе голову. Священник был счастливее, ибо упал на штурмана и, вставая, удивился, что видит его лежащего на полу. Лекарь Берг подал скорую помощь, однако ж штурман Парядин не прежде прибытия нашего в Порт-Джексон совершенно выздоровел.

22 марта. В полдень 22-го мы находились на широте 49°44'37''южной, долготе 142°29'39''восточной.

Ветер дул тот же WSW свежий, погода с утра была пасмурная, временно шел дождь. Мы не могли видеть далее шести миль. С полудня я взял курс NO, дабы приблизиться к широте острова Компанейского, который в 49°30' южной широты; пройдя к NO девять миль, я лег на NO 85°. Сим румбом шел по карте Арроусмита через упомянутый остров и, держась одним курсом до 5 часов вечера еще семнадцать миль, не заметил берега. Я полагал также встретить шлюп «Мирный», которому надлежало идти сим же местом, но острова не видел, а шлюпа не встретил.

Ежели широта острова Компанейского неверно определена, то в настоящую погоду легко можно пройти мимо, и потому с 5 часов вечера к ночи, я взял курс к южной оконечности Вандименовой Земли, на NO 18°. Остров Компанейский предоставляю сыскать тому, кто счастливее меня в подобных поисках. При сем повороте найдено склонение компаса 6°53' восточное. Тогда же видели двух куриц Эгмонтской гавани.

Встречая беспрерывно морскую траву, нырков, несколько пингвинов и куриц Эгмонтской гавани, мы имели доказательство близости Вандименовой Земли, и, вероятно, были недалеко от нескольких небольших островов, которых однако же не видали.

К вечеру, в 11 часов, по причине нахождения сильных порывов от NWtW закрепили у марселей все рифы.

23 марта. С полуночи ветер отошел к западу, дул сильно, с пасмурностью и дождем; я взял курс на N 1/2 О. Мы шли по девяти с половиной и десяти миль в час.

В полдень находились на широте 47°18'26''южной, долготе 144°45'53''восточной.

24 марта. При крепком ветре от WtS, с порывами, дождем и большим волнением, мы продолжали курс на NtO. В час ночи, на широте 45°40' южной, увидели блистание молнии, чего во время бытности в больших южных широтах не видали. В 4 часа утра набежал шквал, сопровождаемый дождем и снегом.

В полдень находились на широте 47°18'26''южной, долготе 144°45'53''восточной.

В начале третьего часа пополудни посланный для усмотрения берега на салинг закричал: «Виден берег!» «Виден берег», – повторял вахтенный лейтенант; «Виден берег», – все повторяли, и на лице каждого изображалось удовольствие. Тогда взяли курс параллельно южному берегу Вандименовой Земли, вскоре прошли на траверсе высокий камень, находящийся на западной стороне мыса Педра Бланка.

Ветер дул крепкий, от SW, с порывами; облака неслись во множестве; временно шел дождь, большое разводило волнение; шлюп бросало всячески. Ртуть в термометре показывала 7,5° теплоты; мы шли по десяти миль в час. В 7 часов убрали грот и фок и легли на NO 50°.

25 марта. Ночь была весьма темная, временно шел дождь, пенящееся море наполнено было светящимися искрами. С полуночи взяли курс NO 18° и закрепили грот-марсель. В 7 часов утра ветер переменился, задул от запада; мы поставили грот-марсель и крюйсель рифленые, посадили фок и грот.

В полдень находились на широте 42°4'40''южной, долготе 149°24'25''восточной. Все чувствовали большую перемену: небо очистилось от облаков; ветер дул тихий с Вандименовой Земли; теплоты было 13°, барометр поднялся до 30 дюймов, чего в большой южной широте никогда не случалось. Мы просушили все паруса, которые были очень сыры и давно уже требовали просушки. Я приказал опять отворить все люки и заняться приведением шлюпа в лучший порядок.

В 5 часов пополудни, на широте 41°41' южной, долготе 149°37'25''восточной, найдено склонение компаса 11°22' восточное.

26 марта. Прошедший день и всю ночь имели благополучный ветер. В полдень 26-го были на широте 39°2'19''южной, долготе 149°46'50''восточной.

27 марта. В 7 часов утра увидели к западу берег Новой Голландии; находились тогда на широте 37°17' южной; склонение компаса было 8°34' восточное. Настало маловетрие.

В следующий день служители занимались мытьем и чисткой, чтобы встретить праздник Пасхи. Приятная погода оживила всех, на лице каждого изображалась радость. После столь долговременной мокроты от снега, дождей, изморози, тумана и всего прочего с особенным удовольствием просушивали свои вещи.

В первый день праздника Пасхи все оделись в летнее чистое праздничное платье, по обыкновению соотечественников наших отслушали заутреню и все молитвы. Служители разговлялись куличами. С утра тихий ветер от юга дал шлюпу покойное положение. Мы шли в виду высоких гор Нового Южного Уэльса и уже мечтали назавтра быть в Порт-Джексоне, иметь разные удовольствия, но ветер стих, и потом задул от севера противный.

29 марта. Мы лавировали в виду берега; все наслаждались прекрасной погодой, шутили, играли и забавлялись, выносили наверх платье, книги, карты и прочее; приготовляли секстанты, вытирали стекла в зрительных трубах, дабы яснее видеть приметное на берегу; одним словом, все находились в приятной деятельности, а, напротив того, только три дня тому назад никто не выходил наверх без должности; тогда термометр в самый полдень показывал не более восьми градусов теплоты. Все каюты внутри шлюпа от прежнего холода отпотели, их беспрерывно вытирали, и сие продолжалось, доколе корпус шлюпа не приобрел теплоты, равной теплоте окружающего воздуха.

В полдень мы были на широте 35°57'42''южной, долготе 150°57'51''восточной; тогда возвышенность на берегу Новой Голландии, называемая Pigeon House[104], была от нас на SW 87°30', а самый крайний берег, мыс Отвесный, на NW 6°46'; сим определяется положение упомянутой возвышенности Pigeon House на 4′ южнее, а мыс Отвесный на 4′ 30′′ западнее, нежели по атласу Флиндерса[105]. В сие время крайний в виду нашем берег находился от нас в двадцати милях. В 2 часа, подойдя к берегу южнее залива Георгия, на расстоянии шести миль, поворотили. На низменном, против нас находящемся берегу желтел песок; далее виден был повсюду лес, а неподалеку от моря – белый домик.

К 9 часам вечера, после непродолжительного штиля, ветер переменился, задул тихий благополучный, и мы взяли курс на NtO. В половине восьмого часа прошли мимо залива Ботанического, так названного капитаном Куком в первое его путешествие. При самом входе в Порт-Джексон выехал на лодке лоцман, которого мы приняли для ввода шлюпа на якорное место. На первый наш вопрос, о прибытии шлюпа «Мирный», отвечал, что еще не приходил, а были два русских шлюпа – «Открытие» и «Благонамеренный», над которыми начальствовал капитан Васильев, и что уже недели с три тому назад отправились к Камчатке.

Я полагал, что как шлюпу «Мирный» путь предстоял большей частью вне льдов и с меньшими опасностями, нежели наш, то и надлежало бы ему прибыть прежде нас, и, не найдя его, заключил, что, вероятно, лейтенант Лазарев в ночное время при бурных погодах приводил шлюп чаще к ветру для предосторожности, дабы не пройти какой-либо еще неизвестный берег. В 10 часов мы шли между средней высокостью и буруном, омывающим каменную подводную банку.

Зеленющие берега Порт-Джексонского залива, обросшие лесом, местами красивые долины и желтеющий песок в малых заливах казались нам превосходными видами после столь продолжительного, облачного, единообразного горизонта, на котором разбросаны были льды, омываемые свирепыми волнами, и где голодные бурные птицы, рассекая воздух, ищут себе пищу. В сей мрачной суровой стране кажется, будто сердце человеческое охладевает, чувства сближаются с окружающими предметами, человек бывает пасмурен, задумчив, некоторым образом суров и ко всему равнодушен, но, напротив, под чистым небом и благотворным влиянием всеоживляющего светила, взирая на разнообразные красоты природы, наслаждается ее дарами и чувствует всю их цену.

На половине пути от входа в залив с моря до города Сиднея встретил нас весьма приязненно капитан порта Пайпер и предложил нам стать на якорь на рейде против самого города. Мы воспользовались сим предложением и в 11 часов утра против города Сиднея, на глубине шесть с половиной сажен, имея грунт ил с серым мелким песком и малыми ракушками, бросили якорь, пробыв 131 день под парусами со времени выхода из Рио-де-Жанейро.

Вновь строящаяся крепость на мысе Бенелонг находилась от нас на SO 14°, в трех кабельтовых. Сие якорное место тем более было нам приятно, что все иностранные суда должны становиться в так называемой Неутральной бухте, где стояли и французского флота капитаны Бодень и Фресине, посланные правительством для произведения разных исследований и, возможно, обретений. Мы отвязали все паруса и спустили гребные суда.

Капитан порта Пайпер, отправляясь со шлюпа, предложил мне ехать с ним на берег к губернатору генерал-майору Маккуори; я с признательностью сие исполнил, когда мы совершенно установились на якорь. За несколько дней до нашего прибытия в Порт-Джексон у двух матросов на ногах оказались синие пятна, несомненные признаки цинготной болезни. Один был из татар, пожилых лет, а другой русский, молодой, превосходный марсовой матрос, но, к сожалению, слабых сил.

Штаб-лекарь Берх поил их отваром из сосновых шишек. Почитая сие средство недостаточным, я приказал тереть ноги их лимонным соком и давать им выпить по полурюмке того же сока; сим средством, которое при отправлении нашем советовал мне вице-адмирал Грейг, только что могли удерживать болезнь в одной степени. Мы старались употреблять все средства против сей злой заразы, но долговременное 130-дневное плавание в холодном, сыром и бурном климате превозмогает все усилия. Я почитаю себя счастливым, что на пути не лишился ни одного человека.

От мокроты и холода свиньи и бараны также заразились цинготною болезнью, и несколько из оных умерло в продолжение нашего плавания: у них посинели и распухли ноги и десны, так что бараны по прибытии в Порт-Джексон не могли хорошо есть свежую траву – от боли и слабости в распухших деснах.

Поставляю обязанностью отдать справедливость всем офицерам, что они споспешествовали благополучному совершению плавания нашего деятельностью и точностью в исполнении своих должностей, без чего не могли бы мы достигнуть столь успешного окончания трудной и долговременной нашей кампании. Я особенно признателен капитан-лейтенанту Завадовскому, который, занимая капитан-лейтенантскую должность по шлюпу, разделял свою опытность и службу со мной. Без помощи его я должен бы переносить всю тягость сего многотрудного похода или иногда принужден бы, для облегчения моего, делать сигналы лейтенанту Лазареву идти форзелем[106], чего я в продолжение всего путешествия избегал, для того что шлюп его ходил дурно, не мог бы много нести парусов и мы бы медленно шли вперед; когда же шлюп «Мирный» шел в кильватере в надлежащем расстоянии, тогда действовал по моим сигналам с желаемым успехом.

Мы нашли в Порт-Джексоне 40-пушечный английский транспорт «Коромандель» под начальством штурмана королевской службы Доуни; он привез ссылочных из Англии. На обратном пути в Европу назначено ему зайти в Новую Зеландию за лесом в залив Островов; другой такой же транспорт, «Дромедери», незадолго перед нами отправился туда же.

Они имели повеление взять в Новой Зеландии леса, годные на стеньги 74-пушечных военных кораблей. Тендер «Мармейд» под начальством лейтенанта Кинга, который описывал северную часть Новой Голландии, в скором времени отправляется для окончания описи; кроме сих судов мы нашли двенадцать купеческих судов, большей частью из Индии и Кантона, откуда лавки в Порт-Джексоне наполнились произведениями Китая и Индии.

Около полудня на европейской неопрятной лодке с северного берега прибыло к нам семейство природных жителей; они несколько изъяснялись исковерканным английским языком, кланялись по-европейски очень низко, кривляя лица, чтобы изъявить радость. Один из них имел на себе худые брюки английского матроса, на лбу повязку из шнурков, выкрашенных красной землей, на шее – медную бляху, наподобие четверти луны, с надписью: «Bongaree Chief of the Broken-Bay – Tribe 1815»[107].

Сия бляха висела на крепкой медной цепочке; по надписи мы узнали, кто был наш гость, а он прибавил, что провожал капитана Флиндерса и лейтенанта Кинга в их путешествиях около берегов Новой Голландии. Бонгари представил нам свою жену Матору, которая была полузакрыта байковым английским одеялом, а голова ее украшена зубами животного кенгуру. Дочь ее полубелая, довольно приятного лица и стана, – кажется, что происходит от европейца, а сын черный, похож на отца; все были нагие. Бонгари говорил, указывая на своих товарищей: «Это мой народ»; потом, показывая на весь северный берег, сказал: «Это мой берег». я приказал дать им по стакану грога, сухарей и масла – сколько съедят.

Видя такую щедрость, они просили табака, старого платья, гиней и всего, что им попадалось на глаза. Я велел дать им несколько бразильского витого табака и сказал, что платья и гинеи получат, когда привезут рыбы, живых птиц, кенгуру и других животных. Ответ их был: «О, есть, есть!». Со шлюпа они поехали полупьяные, с ужасным криком; Матора называла себя королевой, поступала с большей неблагопристойностью, нежели все прочие посетители.

Я немедленно поехал на берег, взяв с собой лейтенанта Демидова[108] – для перевода. Мы пристали прямо к дому капитана, над портом Пайпера, и с ним пошли к губернатору генерал-майору Маккуори, которого застали в саду небольшого сельского домика. Он принял меня весьма благоприязненно, тотчас позволил нам устроить обсерваторию на северной стороне залива, против нашего якорного места, и дал приказание в Адмиралтействе исполнять все наши требования. На шлюпе не было никаких значительных повреждений, которых бы мы не могли исправить своими мастеровыми; я поблагодарил губернатора за его добрые намерения и только просил позволения рубить нужный для нас лес на северной стороне Порт-Джексонского залива.

31 марта. На другой день прибытия нашего я отправил палатки на мыс, где назначено место для обсерватории и астрономом Симоновым избрано для установления пасажного инструмента. Инструмент сей, по неопытности, в Рио-де-Жанейро установлен дурно, и потому был там без употребления; ныне же для надлежащего установления избрали небольшую чугунную печку без трубы, утвердили на камне, наполнили песком, а отверстие, в которое вставляют трубу, залили свинцом, толщиной два с половиной дюйма.

На сем твердом основании астроном Симонов поставил пасажный инструмент[109], и во время пребывания нашего в Порт-Жаксоке ежедневно был инструмент употребляем для наблюдения днем истинного полдня, а ночью – прохождения через меридиан звезд Южного полушария. Ночными наблюдениями занимался астроном Симонов, тем более, что, после произведенных астрономом де Лакалем на мысе Доброй Надежды, таковых наблюдений никто в Южном полушарии не делал. Ученые разберут и оценят похвальное астронома Симонова предприятие и труд на пользу астрономии. В помощники себе избрал он двух подштурманов и артиллерии унтер-офицера, которым поручил замечать время по хронометрам.

Для караула и нарезывания веников для шлюпа отряжены те два матроса, у которых оказались признаки цинготной болезни; кузнеца с походной кузницей также свезли на берег.

Поблизости палатки, где производили наблюдения, поставлены еще две: одна для караульных, которые в ночное время были с заряженными ружьями на случай нападения диких и покушения ссылочных что-либо украсть, а другая для бани. В сей последней из чугунного баласта была устроена печь с жерлом и местом, откуда выходил дым. Когда топили баню, открывали палатку и множеством дров печь накаливали; воду разогревали в сих печах и еще в особом месте, посредством каленых ядер. Приготовлив все, закрывали палатку и из брандспойтов непрестанно обливали оную водой, чтобы пар, произведенный наливанием воды на раскаленный баласт, не выходил сквозь парусину. Многие из офицеров и служителей предпочитали сию баню настоящим, приводя в доказательство, что в парусных банях воздух легче, нежели в деревянных или каменных.

1 апреля. По устроении бани, 1 апреля, служители в два дня перемыли свое белье, наволочки с постелей и подушек и все перебывали в бане. Людям, привыкшим с малолетства мыться и париться раз в неделю, сие сделалось необходимым, но под парусами невозможно. Однако ж в последнее плавание в больших южных широтах, в каждые две недели один раз, приводя воду ледяную в теплоту летней, т. е. в 12 или 13° теплоты по разделению Реомюра, я велел в палубе всем мыться, и могу сказать, что чистота тела немало способствовала поддержанию здоровья служителей в нашем долговременном путешествии.

В 1 час пополудни губернатор и вице-губернатор, начальствующий полком подполковник Эрскин, к нам приехали; мы их встретили и провожали с почестью, положенной по Морскому уставу[110].

Пустые бочки для починки, все росторы, чтобы сколько возможно облегчить шлюп, отправили к палаткам; нам необходимо было приподнять шлюп из воды, чтобы исправить медные листы, оторванные небольшими ударами о льдины, и чтобы вместо вырванных медных гвоздей в медной обшивке вколотить другие.

В воскресенье погода была прекраснейшая, служители не занимались работой по шлюпу; я разделил их на две части: половину свезли на берег до обеда, а по возвращении их – другую, после обеда, для прогулки по лесу около палаток, или, так сказать, в нашем Адмиралтействе. Прогулку в лесу предпочитал я гулянию в городе потому, что служители не были подвержены разным искушениям, для здоровья их вредным.

5 апреля. С утра в понедельник отправили тимермана[111] с плотниками отыскать и вырубить лес, нужный для исправлений шлюпа, и пятнадцать человек матросов с квартирмейстером – для рубки дров в запас к походу. Шлюп начали исправлять и перевязывать такелаж, который в больших южных широтах от холода и сырости был черезмерно туг, а в Порт-Джексоне в теплоте отошел и ослаб так, что принуждены были все стороны и весь клетинг вновь переделать.

7 апреля. По приглашению губернатора в 8 часов утра я приехал к нему со всеми офицерами. После завтрака он предложил нам осмотреть нововыстроенный маяк. Мы двое, капитан-лейтенант Завадовский и я, поехали с губернатором в карете, а все офицеры и адъютант губернатора отправились на катере морем. Дорога к маяку очень хороша: проложена по высокому каменистому месту в параллели Порт-Джексонскому заливу, который почти во все время был у нас в виду, вместе со всеми его изгибами, а справа – залив Ботанибай и несколько хижин на берегу оного.

Мы приблизились к маяку, я был обрадован, увидя шлюп «Мирный», лавирующий в заливе. От города Сиднея обыкновенной рысью в пятьдесят минут достигли маяка. Он построен близ входа в залив, на южной стороне, на высоком крутом берегу. От поверхности моря до вершины 427 футов английских; сам же маяк вышиной 70 футов. По сторонам сделаны пристройки, в коих живут начальники и работники и хранятся материалы. В фонаре реверберов[112] девять, освещены лампами, которые по три приделаны к углам треугольной вертящейся пирамиды. Пирамида сия совершает свой оборот в шесть минут один раз, а каждые три ревербера показывают свет свой в море через две минуты.

Вертящийся маяк предпочтен здесь неподвижному для того, чтобы суда, идущие ночью с моря, не ошиблись, приняв за маяк непостоянные ночлеги природных жителей, которые без огня никогда не бывают и повсюду оный разводят. Осмотрев маяк, мы поехали обратно; капитан-лейтенант Завадовский сел в катер, чтобы возвратиться морем.

Около полудня ветер, противный шлюпу «Мирный», переменился, задул с моря благополучный, и вскоре «Мирный» положил якорь подле шлюпа «Восток». Свидание офицеров обоих шлюпов произвело неизъяснимую радость.

Весьма тихие ветры по восточную сторону Новой Голландии продержали в море лейтенанта Лазарева семью днями долее нас. Все на его шлюпе были здоровы, исключая одного матроса, который имел признаки цинготной болезни; он из прилежных к работе, но ушибся, по сей причине не имел довольно движения и заразился цингою[113].

Шлюп «Мирный» по разлучении с нами шел назначенным ему путем и так же, как мы, прошел тем местом, на котором по карте Арроусмита находится остров Компанейский, будто бы обретенный испанцами; но сего острова и никакого нового берега на сем пути не видал. Лейтенант Лазарев представил мне следующее донесение о своем плавании[114].

Донесение Лазарева

4 марта. Марта 4-го пополудни, когда мы легли в дрейф близ ледяного острова для наполнения льдом порожних водяных бочек, я воспользовался сим случаем, ездил на шлюп «Восток» и узнал, что Вы решились по наступающему позднему времени оставить дальнейшие покушения к зюйду и следовать прямо в Порт-Джексон. Дабы пространство между путями капитана Кука и Фюрно, которое не менее 65° по долготе и 8° по широте, не оставить неисследованным, Вы предписали мне идти параллельно линии курсов капитана Фюрно, в расстоянии от оной на 2 1/2 или 3°, и потом, войдя в параллель 49°36' под меридианом 138° восточной долготы или как я найду более способным, продолжать курс к осту для обозрения означенного на Арроусмитовой карте острова под названием R. Companys Island, который будто бы обретен испанским судном, «Рафаэль». После чего мне надлежало следовать к южному мысу Земли Вандимена и, наконец, поспешать в Порт-Джексон, названный местом нашего соединения.

По возвращении моем на шлюп увидел я, что привезенный лед был дряблый и до того напитанный соленой водой, что через четыре с половиной часа, на которые оставили оный на палубе, в том предположении, что когда вытечет излишняя морская вода, лед будет годен, сего не последовало: соленый вкус не истребился. Нет сомнения, что ежели б оставить лед на палубе во всю ночь, мы бы получили из оного свежую воду, но ни погода, ни обстоятельства сделать того не позволили, ибо все шканцы были завалены. И так мы принуждены были выбросить столько льда, что наполнили бы оным 20 бочек средней руки.

Я сожалею о сем не потому, однако, чтоб мы в пресной воде нуждались, ибо при умеренном употреблении довольно бы нам было еще месяца на три, невзирая, что на шлюпе все пили сколько хотели: поутру все служители пили чай, а после ужина, со времени прибытия нашего в большие широты, давали им слабый пунш, – я сожалел о негодности льда потому, что сама работа в набирании оного сопряжена всегда с немалым затруднением и употребляемые к сему делу матросы, перемокнув в холодной воде, нередко подвергались простудам.

Добываемая изо льда вода полезна на судах, для того что сохранение здоровья служителей много зависит от опрятности тела и чистоты их белья, а сею водой они мылись и мыли белье. Обстоятельство сие послужит примером на будущее время, что не всякий лед, в море взятый, может быть в скорости годен к употреблению, но именно только тот, который крепок и еще недавно от больших льдин отломился.

Ночью мы видели южное сияние в полном блеске. Сие черезвычайное явление для мореплавателей, окруженных льдами, можно почитать спасительным, ибо распространяет такой свет, что ледяные громады видны за пять и за шесть миль, и несколько раз случалось, что по сему свету мы определяли безопаснейший курс.

Мы шли около пяти узлов под одними марселями, и лишь только небо осветилось блестящей полосой, усмотрели около двадцати небольших льдин впереди нас и по сторонам, так что привести к ветру и взять выше их было уже невозможно, а потому при свете от южного сияния продолжали курс между льдами совершенно как днем, но получили несколько толчков. Шлюп «Восток» в сие время находился на расстоянии около двух миль от нас на левом траверзе и, вероятно, миновал сии льды.

При сем случае не можно не отдать справедливости замечанию капитана Кука, что малые льдины опаснее больших, ибо последние даже и в самую темную ночь, по происходящему от них свету, можно усмотреть за 1/2 мили, а те, которые я называю малыми, по той причине, что с великими теми громадами никакого сравнения не имеют, бывают, однако же, такой величины, что могут проломить обшивку в подводной части шлюпов и тогда неминуемо бедственны, обыкновенно от поверхности моря весьма низки, так что и днем, ежели ветер силен и волнение велико, не иначе оные усмотреть можно, как разве в самом близком расстоянии.

5 марта. По совершенном рассвете следующего дня мы имели в виду одиннадцать ледяных островов, а к 7 часам показалось еще впереди до двадцати; мы тогда находились на широте 59°34' южной, долготе 88°32' восточной; склонение магнитной стрелки по нескольким азимутам, обсервованным у нактоуза[115], найдено 48°40' западное, и было самое большое из определенного на шлюпе «Мирный» в продолжение всего плавания; по удалении нашем к осту начало уменьшаться. В 5 часов пополудни, после взаимных салютов со шлюпом «Восток» и некоторых через телеграф приветствий, состоящих в пожелании друг другу счастливого успеха, мы расстались и пошли под всеми парусами. Место разлучения нашего было на широте 58°50' южной, долготе 89°51' восточной.

Мне весьма приятно, что разлучение сие последовало от собственного произвола капитана Беллинсгаузена и единственно для пользы общего предприятия, а не от каких-либо других непредвидимых причин, которые могли бы легко встретиться, как-то: тумана, пасмурности или когда мы были окружены со всех сторон ледяными островами, что часто случалось; однако шлюп «Мирный» с «Востоком» до сего времени не разлучались.

Такое необыкновенное счастливое событие я должен отнести единственно ревностнейшему исполнению обязанностей вахтенных офицеров, о которых упоминаю здесь с чувствованием особенного удовольствия и признательности. К вящему доказательству сего справедливого одобрения должно присовокупить, что преимущественный ход шлюпа «Восток» принуждал нас нести и днем и ночью все возможные паруса, и мы со времени отбытия нашего из России не изломали не только бом-брам-рея, но ниже лисель-спирта; все сие служит доказательством искусства и предусмотрительности офицеров на шлюпе «Мирный».

Ночью находили тучи с градом; взяв курс на ONO под малыми парусами, мы ходу имели до 6 1/2 узлов и в самую полночь прошли очень близко один из ледяных островов. Тогда по термометру было 3° мороза; холод в море весьма чувствителен, но мы уже с некоторого времени к оному привыкли, и нам было сносно.

6 марта. Поутру 6-го на широте 57°25', долготе 90°59' восточной вычислениями из многих азимутов, взятых у нактоуза, склонение магнитной стрелки найдено 42°50' западное. В сие время вблизи нас находилось только два ледяных острова, а с салинга видно было еще два впереди, и много кусков разбитого льда; я держал к NNO, дабы скорее войти на широту около 55° и потом продолжать плавание параллельно линии курса капитана Фюрно. Пополудни был дождь; в продолжение почти двух месяцев мы оного не видали и почти ежедневно имели град и снег. Пеструшки, давние спутницы наши по сию и по ту сторону полярного круга, скрылись, а провожали нас одни дымчатые, с большими белыми бровями, альбатросы и голубые бурные птицы. Сих последних видели мы ежедневно.

7 марта. В 6 часов утра 7-го показался один пингвин, и мы слышали крик еще двух; с 8 часов, находясь в 156 милях от пути капитана Фюрно, я лег на О при переменившемся ветре, который из западного сделался северный. Вместе с сей переменой небо начало покрываться облаками, что в больших широтах одно с другим неразлучно, и, сколько мы могли заметить в продолжение плавания нашего в Южном Ледовитом океане, при северных и восточных ветрах почти всегда бывает облачное небо и пасмурная, со снегом, погода; напротив того, при южных и западных ветрах погода всегда бывает ясная.

В полдень мы находились на широте 55°16', долготе 94°23' восточной; имели в виду только четыре ледяных острова. Пополудни проплыло мимо нас много травы рода Гоасмона. Следующего дня видели ту же траву в разных местах. Ветер северный, усиливаясь постепенно, продолжался при дождливой и пасмурной погоде и развел великое волнение. К полудню мы принуждены взять все рифы у марселей, закрепить крюйсель и спустить брам-стеньги; широта места нашего была 55°24', долгота 98°36' восточная. После полудня ветер начал отходить к О, при густом снеге, дул с той же силой до самой полуночи, тогда вдруг стих и сделался от NW. Тишина сия была кратковременной: в час ветер окрепчал вдруг до такой степени, что мы принуждены закрепить марсели и нижние паруса и остаться под штормовыми рифлеными триселями.

Ветер, переменившийся с такой жестокостью и вдруг на девять румбов, произвел волнение неправильное и от того черезвычайно сильную качку. Волны, встречавшиеся близ шлюпа, разбиваясь одна о другую, вливали на палубу весьма много воды.

Около 2 часов шторм продолжался с ужасной свирепостью, и новый наш фок-стаксель изорван в мелкие куски. Я уверен, что никакой штормовой парус, поднимаемый на леере, не мог бы противостоять силе сего ветра, но гафельные трисели, которые по предложению моему сделаны в Кронштадте, во время сего шторма всеми рифами зарифленные, стояли совершенно безопасно. Преимущество их против обыкновенных штормовых парусов видели мы довольно ясно, а потому весьма бы полезно было ввести в употребление в нашем флоте ежели не оба, то по крайней мере грот-трисель, который бы служил вместо апселя и мог бы заменить бизань-стаксель и крюйс-стенг-стаксель.

Барометр около сего времени опустился до 28 дюймов, причем должно заметить, что из трех барометров Доллонда, на шлюпе моем находившихся, два, по черезвычайному колебанию ртути, совсем были бесполезны, а третий также мало приносил пользы, потому что никогда не был предвозвестником наступающей бури или ясной погоды, а обыкновенно понижался или возвышался несколько часов после.

Приятно было видеть, что шлюп наш в шторм при черезвычайно сильном и неправильном волнении так крепок, что малая течь, которую обыкновенно мы имели, стоя в тихий ветер на якоре, т. е. по два дюйма в сутки, нисколько не прибавлялась. Сим обязаны мы деятельному присмотру в Кронштадте при килевании и скреплении шлюпа. Какова была у нас килевая качка (которая, без сомнения, главнейшая причина расслабления членов у судов), можно судить по великому множеству морской травы, коей гальюн наш при рассвете был наполнен, и вероятно, что при всяком ударении носом трава попадала через поручни, а не снизу, ибо нижняя часть гальюна так хорошо заделана решеткой, что не выбило ни одной перекладины.

При всем том качка была плавная и бушприт изредка воды касался, тогда как мне известно, что многие большие суда теряли бушприты свои от волнения, которое, так сказать, смывало оные. Сие доказывает некоторым образом, что шлюп «Мирный», кроме многих удобств для груза и покойного помещения как для офицеров, так и для служителей, имел еще качества доброго морского судна. Один недостаток, и притом довольно важный, который чувствовали мы в продолжение всего похода, был тот, что шлюп весьма худо слушался руля, а причиной сему излишняя полнота в кормовой подводной части.

В 8 часов утра казалось, что шторм начал уменьшаться; через час уже ветер довольно приметно стихал; тогда, поставя рифленые марсели и фок, по сильному боковому волнению мы спустились на OtN. При всех стараниях наших в содержании людей как можно суше, от холодной и мокрой погоды, после шторма, показались у некоторых простудные лихорадки и ревматизмы. Сие побудило меня, кроме обыкновенной полуденной порции водки в полдень и слабого пунша с сахаром и лимонным соком, приказать дать им еще порцию водки за завтраком. Последствия доказали, что прибавление сие много способствовало сохранению здоровья служителей.

В полдень мы находились на широте 55°35', долготе 100°38' восточной. Около 6 часов вечера ветер отошел в NtO и начал крепчать; по сему же направлению скоро бегущие облака предвозвещали приближение шторма, которого, судя по барометру, мы не ожидали, но, как выше упомянуто, что к барометру мы не могли иметь доверия, то я приказал закрепить фор-марсель и крюйсель и остался под грот-марселем и рифлеными триселями.

10 марта. Ветер в продолжение ночи дул весьма сильный, с жестокими порывами, и к 6 часам утра следующего дня превратился опять в шторм и принудил нас закрепить грот-марсель. К полудню начал стихать, показалось солнце, и пасмурность прочистилась; однако ж волнение было черезвычайно великое. Я не помню, чтобы мне случалось когда-либо видеть такое большое и такой черезмерной высоты волнение. Казалось, что при погружении судна с волны вниз хребты высоких гор окружали нас со всех сторон; по наблюдению, мы находились на широте 56°04', долготе 103°30' восточной. Вскоре после полудня с марса увидели ледяной остров к SO. Я полагал, не далее шести миль, но сильное волнение не позволяло видеть оного со шканцев.

Можно сказать, что великое счастье сопутствовало нам в продолжение сих бурь, ибо мы не встретили ни одной из ледяных громад, которые могли быть для нас бедственны, а теперь упомянутый остров показался уже тогда, когда равноденственных ветров, дувших с великой свирепостью, сила уменьшилась. Шлюп «Восток», по моему мнению, был в опаснейшем положении, ибо, ежели капитан Беллинсгаузен находился тремя градусами нас южнее, вероятно, он мог встретить льды, о коих я не один раз вспоминал с чувством великого беспокойства.

11 марта. 11-го была сильная зыбь от N, но ровный умеренный ветер и ясная погода, с которой, можно сказать, и все больные наши выздоровели. В 7 часов утра на широте 56°11', долготе 104°04' восточной, склонение компаса по нескольким азимутам найдено 37°26' западное. Вскоре ветер начал отходить к NW, и я приказал держать на NOtO, чтобы вознаградить потерянное направление от прошедших штормов, в продолжение коих невольные курсы удалили нас к югу почти на градус более, нежели я желал. Сегодня восстановился на шлюпе тот чистый воздух, которым наслаждались в продолжение почти всего плавания нашего от Кронштадта. Камельки в палубах были затоплены, и все служительское платье и постели проветрены и просушены. Ночью находили частые шквалы, сопровождаемые градом, потом небо опять прочищалось и было совершенно безоблачно. Южное сияние показывалось три раза в великом блеске.

Со времени разлучения нашего со шлюпом «Восток» я старался по возможности подражать благоразумному правилу капитана Флиндерса, т. е. чтобы никакая встреча не уходила из виду, он поставил себе правилом пройти в ночное время не более сорока миль, дабы вечерние пределы зрения впереди судна могли видны быть поутру позади; но как мне предстояло еще довольно продолжительное плавание, то правило сие иногда нарушалось в ясные лунные ночи, когда горизонт в ночную трубу простирался также не менее 10 миль. Ежели бы и встретился на пути нашем какой-либо берег, который, без сомнения, на широтах сих должен быть высокий, мы бы усмотрели оный и в дальнейшем расстоянии.

12 марта. Следующего дня до полудни ветер дул от NW с сильными шквалами и весьма крупным градом, во время коего любопытно было смотреть, как голубые бурные птицы укрывались от оного между волн. В полдень ветер сделался тише и небо совершенно прояснилось; по наблюдению, мы находились на широте 55°13' южной, долготе 108°48' восточной, а пополудни на широте 56°03', долготе 109°33'; склонение магнитной стрелки, по взятым азимутам, найдено 31°16' западное.

13 марта. 13-го при равном северном ветре я держал на ON под всеми парусами. В 7 часов утра на широте 54°49', долготе 113°07' восточной склонение магнитной стрелки было 27°49' западное. Около того же времени мы видели много носимой по волнам травы и двух нырков, совершенно похожих на тех, какие показывались в виду острова Георгия. Хотя таковые признаки и подавали причину думать, что мы находились на недальнем расстоянии от берега, но в которой стороне искать оного, решить было весьма трудно, а потому я продолжал идти тем же курсом; мы опять видели ныряющих птиц и много травы каменного перелома[116]. Я не сомневался, что вблизи нас были какие-либо голые острова, ибо ныряющие бурные птицы, сколько случалось нам видеть в продолжение плавания нашего, никогда далеко от берега не отлетают[117].

Ближайшая известная земля была SW оконечность Новой Голландии, почти в 1 200 милях, и при ее берегах ныряющих бурных птиц никто не видал. Прежние примеры неоспоримо доказывают, что сии птицы предвозвещали берег; капитан Кук, который в третье путешествие отыскал Землю Квергелена и определил положение ее с величайшей точностью, видел ныряющих бурных птиц за 150 и 350 миль от сего берега. Земля Квергелена находилась от нас в 1 600 милях. Капитан Кук видел сих птиц также в 100 милях от Огненной Земли, в 150 от острова Овладения, одного из обретенных французским капитаном Крозетом вблизи островов Южная Георгия и Новая Зеландия.

По таким примерам мы должны были заключить, что находимся в соседстве какого-нибудь голого острова, а потому я обратил всевозможное внимание, чтобы увидеть берег, беспрестанно имея человека на салингах, назначил награждение тому, кто первый усмотрит берег; последствия доказали, что обретение земли в сих местах предоставлено было не нам, а, может быть, другим мореплавателям, более нас счастливым. Таким образом продолжал я курс к ONO и в полдень, по наблюдению, мы находились на широте 54°36', долготе 140°02' восточной. Пополудни опять видели нырков и много травы. С 8 часов вечера шли под одними марселями, к полуночи ветер начал отходить к норду, при пасмурной погоде и дожде.

14 марта. На другое утро ветер продолжался от NNW, при пасмурной погоде и дожде. Мы опять видели нырков и траву. К полудню погода не переменилась, но ветер еще усилился и волнение увеличилось. Кроме этих препятствий к усмотрению берега, коего однако ж к северу от себя я не полагал, нашлось по крайней мере еще одно – попутный ветер, который уже был весьма крепкий, почему у нижних парусов взяты рифы, брам-стеньги[118], крюйсель закреплен, реи обезопасены превентер-брасами; мы шли по восемь узлов при сильном боковом волнении, от коего получали частые удары.

Я имел достаточные причины спешить совершением предстоящего нам пути, ибо знал, что капитан Беллинсгаузен намерен был отправиться из Порт-Джексона в начале мая месяца, дабы провести сколь возможно более времени в тропиках для поверения положения некоторых островов. Мне было известно и то, что, по преимущественному ходу шлюпа «Восток», должен он многим прежде нас прибыть в Порт-Джексон, где служащие с ним долее могут пользоваться свежими жизненными потребностями, столь необходимыми для подкрепления здоровья после такого продолжительного и многотрудного плавания; по сим причинам терять время для отыскания какого-нибудь голого островка и потом прийти поздно в Порт-Джексон было бы безрассудно, тем более что мы уже 114 дней находились в море.

Пополудни мимо шлюпа четыре раза проплыла трава каменный перелом, но нырков мы не видали, а сопутствовали нам черные и еще нового рода бурные птицы – я думаю, те самые, которых капитан Кук называет большими синими петрелями. В 11 часов ветер сделался умереннее и начал отходить к W, отчего и небо прочищалось. Ночь, от показавшейся луны, была довольно светла, а потому я продолжал курс на ONO, неся большие паруса.

15 марта. К 6 часам утра 15-го числа ветер стих и небо совершенно прояснилось, но великая зыбь от NW качала шлюп весьма сильно. К 9 часам подняли брам-стеньги и поставили брамсели. Опять появились признаки земли, нырки и много плавающей травы. Неоднократно облака близ горизонта принимали такой вид, что многим из нас казались берегом, но в скором времени мнимый сей берег исчезал. По наблюдению, в полдень определили широту места нашего 53°41', долготу 123°03' восточную, на 3,5 градуса к югу от курса капитана Фюрно.

Ясной погодой, которую доставил нам западный ветер, наслаждались мы недолго: в 6 часов вечера ветер опять задул северный и пошел дождь, а к 9 часам так скрепчал, что принудил нас убирать паруса многим скорее, нежели мы ставили оные поутру, когда все предвещало продолжительную благоприятную погоду. К полуночи находились уже под марселями, всеми рифами зарифленными, брам-реи и брам-стеньги были спущены.

16 марта. К полудню следующего дня ветер постепенно усиливался и превратился в шторм, при пасмурной с дождем погоде, и принудил нас вскоре закрепить все марсели, грот и фок и остаться под одними рифлеными триселями. В продолжение двух часов, начиная с четырех и до шести пополудни, ветер силой своей подобен был урагану, и хотя погода сделалась ясная и не было дождя, но сила ветра срывала верхи с волн и осыпала нас дождем, из одной морской воды состоящим.

В сие время казалось, что на море снежная вьюга, какие обыкновенно случаются в степях, так что при совершенно ясной погоде невозможно было видеть далее одной мили. Буря сия продолжалась до 8 часов, и тогда для уменьшения боковой качки, которую производило увеличивающееся волнение, мы поставили грот-марсель, а к 10 часам, так как ветер, отойдя к NW, постепенно ослабевал, еще прибавили парусов; продолжавшееся волнение качало шлюп весьма сильно.

17 марта. Утро 17-го, хотя не обещало ясной погоды по причине висевших над горизонтом густых облаков, но, к величайшему удовольствию нашему, около полудня они совершенно рассеялись и день сделался ясный. Такой погоды, признаюсь, ожидал я с большим нетерпением для осушения служительского платья, которое все было мокро в продолжение уже нескольких дней, и ничего сухого у них не осталось. Воздух в палубе был также очень тяжел, по той причине, что как сильная качка, так и вливавшаяся вода не позволяли ни топить камельков, ни открывать люков; но пред полуднем, к удовольствию моему, все приняло хороший вид, и больных на шлюпе не было.

Упомянув теперь о больных, не простил бы я себе, ежели бы не засвидетельствовал об усердии того достойного человека, которому больные на шлюпе, по доказанному его искусству, вверены были – нашему медико-хирургу Галкину: он, при обширных познаниях, отличался неусыпным старанием, неутомимыми трудами и крайней заботливостью о сохранении здоровья всех служащих на шлюпе. Я приношу ему изъявление чувствования совершенной моей благодарности, которая навсегда сохранится в сердце моем.

В полдень, по наблюдению, определили широту места нашего 52°26'41'', долготу 128°09'30''восточную, а через 5 часов на широте 52°15', долготе 129°12' восточной склонение компаса по нескольким азимутам найдено 8°48' западное. Разного рода бурные птицы и дымчатые, с белыми бровями, альбатросы летали около нас в продолжение всего дня в великом множестве. Примечания достойно, что последние живут на весьма большом пространстве Южного океана, ибо мы их видели по обеим сторонам полярного круга между параллелями 50° и почти 70° южной широты. Можно утвердительно сказать, что сего рода альбатросы занимают большее пространство, нежели другие птицы, выключая одних черных малых бурных птиц (Procellaria pelagica), которых мы видели и в Северном полушарии, и на экваторе, и в самых больших южных широтах. Я слышал, что они водятся даже и около Норд-Капа.

18 марта. Ночь была довольно ясная, и мы ожидали лунного затмения, которого началу надлежало последовать около двух часов, но ожидали напрасно, ибо пред самым тем временем луна закрылась облаками; конец затмения был виден довольно ясно в исходе пятого часа. Некоторые из наблюдавших затмение на шлюпе, следуя способу капитана Ванкувера, наблюдали секстантом в обратный телескоп, приводя светило к горизонту, что при качке, конечно, удобнее, ибо легче удержать оное в фокусе трубы, но ежели колебание судна не так велико, то хорошая зрительная труба может служить с лучшим успехом, ибо видно многим явственнее.

Впрочем, капитан Ванкувер говорит только о солнечных затмениях, которые, вероятно, по его способу могут быть наблюдаемы с большей верностью, нежели лунные, и вообще можно сказать, что определение долготы по лунным затмениям не имеет желаемой точности, в особенности на море, где большой ахроматический телескоп навести почти невозможно, и даже в такой телескоп затмевающая тень никогда хорошо не окраевается, а всегда край виден бывает пасмурен и окружен как будто какой-то атмосферой; а потому и кажется разным наблюдателям в одно и то же время не одинаково.

Наблюдения затмения секстантами разнились между собой очень сильно, и для того мы оставили их без внимания, а из наблюдений с помощью телескопов долгота оказалась: по моим наблюдениям – 130°10'45'', мичмана Куприянова – 130°20'15''; истинная же наша долгота в сие время была 129°50'25''восточная. В 7 часов вечера мы видели пингвина, подобного тем, каких встречали на Южных Сандвичевых островах, т. е. имеющего красный нос и желтый хохол на голове. Появление сей птицы послужило нам также признаком берега, ибо сего рода птицы никогда далеко от берега не отплывают, и проносимая в разное время трава еще более меня обнадеживала в близости берега.

После полудня ветер начал отходить к О и погода становилась пасмурная, а потому я поворотил к N. Вскоре пошел сильный дождь и продолжался при северном безветрии до двух часов следующего утра, тогда задул ветер южный, который вскоре сделался свеж, и я взял курс на ONO под всеми парусами. В сие же время приказал осмотреть всех нижних служителей, дабы удоствовериться, не имеет ли кто признаков цинготной болезни, чего должно было ожидать после 17-недельного нашего плавания, в продолжение коего погода стояла самая мокрая и холодная; к удовольствию моему, медико-хирург Галкин нашел всех совершенно здоровыми.

Запас наш, взятый в Рио-де-Жанейро, так был избыточен, что ни офицеры, ни служители не нуждались в свежей пище. Сегодня убили свинью, и сваренная в горохе доставила служителям обед весьма вкусный. Прошедшие штормы были причиной, что мы лишились нескольких свиней из взятых нами в Рио-де-Жанейро – померли от ушибов во время качки.

В полдень мы находились на широте 51°16'51'', долготе 132°07' восточной. Желая войти в параллель острова, обретенного испанцами, по крайней мере на 4° к западу от нашего места, я переменил курс еще на румб к норду. Сия предосторожность была необходимо нужна, потому что все испанцами обретенные острова, как найдено другими мореплавателями, означены на картах ошибочно не только на несколько градусов по долготе, но даже и по широте, а от того такие обретения испанцев отыскивать весьма трудно; неоднократно употребляемо было на сие немалое время без всякой удачи.

Многие заключают, что испанцы при открытиях своих нарочно вымышляли ложные широты и долготы, дабы не допустить других морских держав воспользоваться сими обретениями, но я полагаю, что таковая неверность происходила всегда от недостатка нужных инструментов, а может быть, и самих познаний начальствовавших над судами, ибо какие выгоды могли побудить испанцев скрывать положения некоторых голых островов, или, лучше сказать, камней, которые могут быть полезны только морским птицам.

20 марта. Ветер, постепенно отходя к западу, 20-го числа дул от NW, при довольно ясной погоде. По наблюдениям, произведенным в полдень, оказалось, что в последние сутки мы увлечены были против счисления нашего 22 мили. Сие произошло не от одного течения, а некоторым образом и от весьма большого волнения от W. Пополудни, находясь на широте 49°59', долготе 136°19' восточной, определил склонение компаса, среднее из нескольких азимутов, 1°10' западное, и вскоре, по амплитуде, 0°52' западное же. В 6 часов сделался штиль, продолжался около двух часов, потом опять задул попутный западный ветер и вскоре установился в SW четверти.

21 марта. В 2 часа пополудни по меридиональной высоте луны определили широту нашего места 49°46' южную, счислимая же тогда была 49°44'; через два часа, находясь почти в самой широте искомого нами острова, я приказал держать по компасу прямо на ост, полагая, что склонения компаса здесь совсем не было, а если и должно быть несколько, то не более 1° к востоку. В 8 часов видели мы двух куриц Эгмонтской гавани, которые летели прямо над нами и хватались за флюгарку; сии птицы, которым наименование их дано капитаном Куком, могут также служить признаком земли, особенно когда их две или три вместе.

С восьми часов и до полудня ветер непрестанно крепчал, при всем том, что барометр не только не понизился, но еще несколько возвысился, а к полудню ветер при пасмурной погоде усилился до того, что принудил нас с большим трудом закрепить все паруса и, при наставшем великом волнении, привести на правый галс в бейдевинд под одними рифлеными триселями.

Сие тем более было нужно, что при пасмурной и бурной погоде, не имев возможности произвести наблюдения в полдень, мы бы могли миновать вышеупомянутый остров, а ежели в самом деле оный существовал, то легко бы подверглись опасности, ибо зрение наше простиралось не далее пяти миль. Я решился остаться в сем положении до полуночи, и тогда, ежели погода будет несколько благоприятнее, спуститься под небольшими парусами, дабы то пространство, которое мы пройдем ночью, можно видеть позади на рассвете.

22 марта. С полуночи и до 8 часов утра погода продолжалась довольно светлая, но мы ничего не видали: с 8 часов до полудня шел мелкий дождь при пасмурной погоде; я не надеялся иметь возможность к произведению наблюдения в полдень, что по обстоятельствам было бы крайне нужно. Наконец пред самым полднем погода прояснилась, явилось солнце, мы определили широту 49°56'34'', долгота оказалась 142°00'00''восточная, на 11 минут западнее середины острова, означенного в карте Арросмитовой, и на шестнадцать с половиной миль южнее южной оконечности оного.

По сей причине в начале первого часа я велел привести на N, с тем намерением, чтобы войти на широту острова и продолжать плавание по параллели к востоку; к трем часам пополудни мы достигли сей параллели, т. е. широты 49°39'. В сие время так было светло, что остров, который возвышен, мог бы нам показаться с салинга за тридцать миль или еще и далее; но все старания наши усмотреть оный остались тщетны, однако же мы видели траву и куриц Эгмонтской гавани. В шесть с половиной часов вечера на широте 49°39', долготе 142°47' восточной легли в дрейф. В сие время находились на самом том месте, где на карте Арроусмита назначен искомый остров, под названием Companys Island, с прилежащими к западной стороне двумя островами.

23 марта. На рассвете следующего дня, как скоро в некотором расстоянии можно было различить предметы, мы поставили все паруса и продолжали плавание к востоку. В полдень, по наблюдениям, широта была 49°07', долгота 145°03' восточная; из сего оказалось, что течением в продолжение сих суток увлекло нас к NO 47°, на 39 миль. И так перейдя через то самое место, где назначен остров, и пройдя еще далее на два с половиной градуса к востоку и не видя никакого берега, я решился оставить продолжение исканий, взял курс к SW мысу Земли Вандимена, который желал видеть для поверения хронометров, ибо уже прошло 25 дней после того, как мы имели случай брать лунные расстояния.

Ночью усмотрели на поверхности моря светящиеся места, подобные тем, какие видел я в первое мое путешествие в 1804 году при приближении к Вандименовой Земле. Капитан Гунтер в обоих путешествиях своих к Новой Голландии, уподобляя свет сей фонарям, раскиданным по морю, замечает при том, что сии плавающие огни могут служить верным признаком недального расстояния от Вандименовой Земли. Я нашел, что замечание капитана Гунтера весьма основательно, ибо мы были не далее двухсот пятидесяти миль от упомянутого берега, и сих светящихся мест на поверхности моря прежде не видали. Примечания достойно, что они многим больше, нежели те, которые случалось мне видеть в других частях сего океана.

Ветер продолжался от SW весьма крепкий, с сильными порывами, с градом и дождем, от свирепости коих мы принуждены спускаться на фордевинд. Боковое волнение было весьма великое и при всяком ударении в шлюп наводняло палубу больше, нежели на фут; нам еще в первый раз случилось нести большие паруса при таком волнении, и я признаюсь, что ежели бы не желание скорее окончить продолжительное сие плавание, и через то доставить утомленным служителям хотя малое отдохновение, полезнее было бы привести шлюп к ветру и переждать.

В полдень, по наблюдениям, широта оказалась 46°33', долгота 145°17' восточная; течение продолжало увлекать нас к востоку значительным образом, и именно в сии сутки на шестнадцать с половиной миль, а следующего дня в полдень, на широте 43°50', долготе 145°18' восточной, найдено, что течение к востоку в сутки было тридцать одна миля. Беспрестанные западные ветры, дующие в сих местах с необыкновенной жестокостью, единственная причина таковых течений.

25 марта. Находясь в сие время только на восемнадцать миль южнее SW мыса Вандименовой Земли, я переменил курс более к востоку. В 2 часа пополудни увидели мы купеческое судно, которое держало также к берегу; оно было английское и шло в реку Дервент с грузом. В четыре с половиной часа усмотрели SW мыс прямо почти на ост, почему и переменили курс более на SO. Прийдя точно на меридиан самого мыса, лежащего, по лучшим известным определениям на долготе 146°06' восточной, мы удостоверились, что от хода наших хронометров всей погрешности на долготе было 42 минуты к востоку от настоящей. Разность весьма малозначущая в столь продолжительное плавание, а потому все долготы, в сем описании упомянутые, исправлены многократно прежде взятыми лунными расстояниями и по оказавшемуся ходу хронометров в Порт-Джексоне.

В седьмом часу убавили парусов; небо вокруг нас покрылось облаками и предвещало ночь бурную, почему я удалился на несколько миль к югу, а с рассветом следующего дня поставил все паруса и взял курс на NO. В 11 часов усмотрели мыс Тасмана на NW 17°; в полдень он был от нас на NW 41°, на расстоянии тридцати пяти миль. В час пополудни, когда мы находились на меридиане мыса Пиллара, к югу от оного, на расстоянии тридцати четырех миль, по взятой высоте для поверения хронометров оказалась та же погрешность в высоте, т. е. 42 минуты.

27 марта. 27 марта с наступившим прекрасным днем труды, опасности и беспокойства наши все миновались, и, действительно, день был так хорош, что во время всего плавания нашего от Бразилии такого мы не видали. Удовольствие наше могут представить себе только те путешествователи, которые совершили плавание, подобное нашему, видели утесистые и вечным снегом покрытые скалы и берега Петра I и Александра I[119], и потом увидели плодоносные берега Вандименовой Земли, покрытые прекрасною зеленью. Участником радости нашей может быть только тот, кто в продолжение почти четырех с половиной месяцев подвержен был непрестанному холоду и сырости, при 3 и 4° мороза, и теперь наслаждается теплотой до 13°. Казалось, что южная оконечность Вандименовой Земли поставлена пределом бурям и огромному волнению, с коими в продолжение последнего времени мы так часто боролись.

28 марта. 28-го на широте 40°26', долготе 150°53' восточной, по среднему из многих азимутов, склонение магнитной стрелки оказалось 10°26' восточное. На другой день, по наблюдениям, в полдень мы были на широте 37°32', долготе 151°39' восточной и удостоверились, что течение увлекло нас в последние сутки двадцать четыре мили на NO 37°. В первом часу сделался штиль и продолжался до полуночи, а потом, к удовольствию нашему, задул тихий ветерок от SO, и мы, направляя курс к северу, мечтали на другой день быть уже в Порт-Джексоне; но около 7 часов вечера ветер перешел к N и лишил нас сей надежды. Противный северный тихий ветер продолжался до 9 часов вечера следующего дня, и тогда, после кратковременного штиля, превратился в южный, и мы опять взяли курс к N.

2 апреля. На рассвете 2 апреля усмотрели берег Новой Голландии на NW 55°. Я заключил, что берег сей мыс Георгия, близ залива Джарвиса. В 8 часов, приблизившись к оному на расстояние четырнадцати миль, в сем заключении удостоверились, ибо черезвычайно приметный мыс Перпендикулярный виден был на NW 51°.

Течение, которое шло к N и NO, в близости берегов Новой Голландии принимает почти совершенно противное направление и в предпоследние сутки было тридцать три мили на SW 19°, а сегодня, по наблюдению в полдень, оказалось, что в последние сутки увлекло прямо на S тридцать семь миль; имея мысы Перпендикулярный и Георгия в створе на SW 35°, мы находились в расстоянии от первого на шесть миль; широта места вышла 35°00'21'', долгота 151°03'30''восточная.

Южный ветер с полудня начал стихать, и к 8 часам вечера обратился в штиль. Ночью, находясь против Красной оконечности, так названной капитаном Куком в первое его путешествие, видели временем на берегу огонь, вероятно, разведенный дикими новоголландцами, ибо в сих местах не было английских селений.

3 апреля. Следующего утра, на широте 34°21', долготе 151°13', склонение магнитной стрелки, по многим азимутам, оказалась 9°20' восточное, а перед сим по амплитуде выходило 9°6'; глубина по лоту была семьдесят сажен, грунт – белый песок. В полдень южный мыс при входе в Порт-Джексон виден был на NW 21°, на расстоянии двадцати с половиной миль; ветер задул тихий от NO, и мы легли правым галсом к берегу. Прийдя на глубину тридцати пяти сажен, поворотили, и в сие время мыс Банкса и Красная оконечность находились в створе на SW 25°.

Переменные тихие ветры, штили и течение, действовавшее к югу, причиною, что мы достигли к Порт-Джексону не прежде ночи 6-го числа, и, тогда, немного пройдя упомянутые мысы, при сделавшемся безветрии, положили якорь во внутренности залива на глубине семнадцати сажен, грунт был белый песок. В сие время вновь построенный прекраснейший маяк находился от нас на SW 20°, в двух милях. В 8 часов следующего утра при NW ветре и приливе снялись с якоря и лавировали в заливе до двух с половиной часов пополудни; внезапно переменившийся ветер доставил нам удовольствие вскоре бросить якорь вблизи шлюпа «Восток», но мы еще не успели стать на якорь и имели уже вящее удовольствие увидеть капитана Беллинсгаузена.

Он приехал ко мне на шлюп и сказал, что прибыл в Порт-Джексон только за 6 дней пред нами и что все, под начальством его состоящие офицеры и нижние служители в лучшем здоровье, нежели были, когда отправились из Кронштадта. При вторичном осмотре всех матросов на шлюпе «Мирный» я нашел их также здоровыми, исключая одного, который был ушиблен, что препятствовало ему иметь нужное движение и, вероятно, было причиной синих пятен на его ногах. Сохранение здоровья в столь влажном и холодном климате, в море, требующем частого присутствия на открытом воздухе, достойно особенного внимания мореплавателя.

Сим оканчивается донесение капитана Лазарева.

* * *

Со шлюпа «Мирный» палатки поставили подле наших. Лазарет, кузница, скот и все лишние материалы были туда же свезены. Лейтенант Лазарев весьма заботился скорее починить форштевень на шлюпе, поврежденный во льдах. Для сего тотчас отправил своих мастеровых осматривать лес и приискать хорошее дерево, но труды были напрасны, ибо по близости города потребных для сего деревьев нет. Хотя весь лес крупный, но как растет на каменном грунте, то сердцевина почти у всех деревьев выгнила, однако же они слишком крепки и тяжелы для приделывания к сосновым деревьям, из коих построен шлюп «Мирный». Из лесов, растущих в Новой Голландии, дерево сидер [120] самое удобное и мягкое для кораблестроения; мы употребили оное для заделки повреждений.

13 апреля. С позволения губернатора лейтенант Лазарев ввел шлюп «Мирный» в первый залив по западную сторону наших палаток и поставил оный при большой воде носом на мель, а когда вода убыла и поврежденное место оказалось наружи, тогда увидели, что грев на четыре с половиной фута вовсе измочален в щепу. Для скорейшего окончания работы я дал в помощь тимермана и плотника; последний был также хороший брызгас[121]. 16-го починку около форштевня кончили, и шлюп оттянулся с мели. После сего лейтенант Лазарев, выйдя на рейд, занимался приготовлением шлюпа к вступлению под паруса.

Облегчив, сколько можно, носовую часть шлюпа «Восток», 13-го кончили починку меди в подводной части; на степсе у бушприта оказалась трещина, его подкрепили толстыми железными обоймами с обеих сторон и уперли сзади двумя длинными кницами наискось. Я полагал, что с сим подкреплением степс будет, наверно, крепче всякого нового, за которым работы много, да и лесу к сему годного и потребной величины в близости нас, равно и в Адмиралтействе, не было.

16 апреля. Пользуясь гостеприимством и благоприязнью губернатора, капитан-лейтенант Завадовский, лейтенант Лазарев и я – мы втроем поехали в его карете, прочие – в гичках[122] и на катере, в город Парамату, отстоящий от Сиднея в пятнадцати милях.

Дорога была прекрасная, по обеим сторонам видны домики, селения и труды рук человеческих. Приближаясь к городу Парамате, мы видели, что все холмы и возвышения отложе, а потому удобнее для заселения и обрабатывания пашен и пр. Леса состоят из крупных, редко растущих деревьев, так что повсюду между ними можно ездить в карете. Город Парамата расположен правильно на плоской лощине, при реке того же имени; улицы широкие, ровные, проведенные перпендикулярно; дома по большей части деревянные, чистые, с садами или огородами к улице, что, освежая воздух в городе, придает оному приятную сельскую наружность. Некоторые жители вместо деревянных домов уже строят каменные.

Мы проехали городом прямо к губернатору; он принял нас весьма приязненно, водил по саду, показал дом, привел в верхний этаж, расположенный для принятия гостей, и назначил Завадовскому, Лазареву и мне, каждому по особой горнице, а астроному Симонову и живописцу Михайлову обоим вместе одну, примолвя: «Науки и художества должны быть в самой близкой связи». Прочие офицеры приготовляли себе ночлеги в трактирах. Мы пробыли у губернатора три дня. Дом его невелик, в два этажа, стоит на возвышенном месте и окружен садом; выстроен первым приехавшим сюда из Англии губернатором, Филипсом.

После завтрака мы пошли прогуливаться в городе с губернаторским адъютантом поручиком Маккуори.[123]

День был особенно жаркий, переходы велики, мы устали и были весьма довольны, когда возвратились домой. Гостеприимный наш хозяин стаканом мадеры с водою подкрепил силы наши.

17 апреля. В следующий день в 8 часов, после завтрака, губернатор пригласил меня с собой прогуляться в карете по Виндзорской дороге; для всех офицеров наших были приготовлены верховые лошади. Дорога сия прекрасно выровнена, на отлогих возвышенностях видны сельские домики с садами, подле коих засеянные поля; леса местами выжжены, чтоб землю приготовить к посеву. Стада белых какаду с резким криком пересекали нам дорогу; с дерева на дерево порхали маленькие птицы, называемые прекрасными певцами, увеселяя нас своим пением; красные лори, распестренные розетки и отличной красоты синегорские попугаи сидели попарно и стадами на деревьях. Проехав семь миль, губернатор, заметив усталость непривыкших к верховой езде моряков наших, приказал поворотить назад.

По прибытии домой, несколько отдохнув, мы прохаживались с супругой губернатора в саду. Задний сад ограничивается с одной стороны полукруглым, довольно крутым, деревьями обросшим косогором, на поверхности коего находится аллея из вновь посаженных и обстриженных лимонных деревьев вышиной в три с половиной фута. Подле забора, окружающего сад, растут пушистые, наполненные желтыми цветами мимозы. Деревья сии служат саду большим украшением; под косогором выровнено место, на коем изредка посажены фруктовые деревья и огородные овощи. Из европейских фруктовых растений видны здесь яблони, грушевые, персиковые деревья, смородина, крыжовник, клубника и малина. Другая сторона сада прилегает к реке Парамате.

Из сего сада мы перешли во второй, называемый английским, находящийся перед домом. Прогуливались по извилистым дорожкам между апельсиновыми, померанцевыми и лимонными деревьями, на каждом из коих представлялось несколько периодов их произведений: зрелые желтеющие фрукты, вовсе зеленые, сильно ароматный белый цвет и, наконец, пупочки. Как ни разительна сия прекрасная цветущая природа, но черезмерно знойный климат, солнечный жар и самый аромат невольно побуждают мысленно обратиться и вспомнить приятный прохладный весенний вечер отечества нашего в березовой или липовой роще, коих запах касается только слегка, чувствами.

18 апреля. Поутру мы были у лейтенанта королевской английской службы Кинга. Он командует небольшим военным тендором и находится здесь для приведения в известность всех изгибов северного берега Новой Голландии и Вандименовой Земли. Лейтенант Кинг одну половину уже обозрел, теперь остается ему обойти другую.

Губернатор обедает не ранее шести часов, почему, имея еще время, повел нас прогуляться в лес. Показывал искривленные, наклонные, изрытые дождями прежние дороги, самой природой образованные. Сии неудобопроходимые дороги затрудняли сообщение одного селения с другим. Дабы взаимные их избытки не оставались бесполезными и чтобы уделить оных в недостаточные селения, которые получали потребное им за весьма дорогую цену, губернатор сделал удобно проходимые дороги и поправил все прочие.

В торговые дни ныне на рынке в Сиднее можно найти все излишества других селений, ибо из оных привозят лишнее на продажу, потому что в сем городе жителей больше, нежели в других, сверх того приходит много кораблей, которые все нуждаются в съестных припасах; каждый поселянин надеется продать произведение трудов своих дороже, и взамен купить вещи необходимые или для роскоши, привезенные из Китая, Восточной Индии и с мыса Доброй Надежды.

19 апреля. В понедельник, поблагодарив губернатора и его почтеннейшую супругу за их особенное внимание и гостеприимство, мы возвратились на шлюпы по реке Парамате на гичке. В Парамате прилив и отлив; течение было тогда нам попутное, и мы весьма скоро шли. При самом городе река узка и перегорожена плотиной, дабы от прилива с моря вода речная не смешивалась с морской и не была солона; сей водой пользуются все жители.

Проезжая далее, мы увидели, что река становится шире, по берегам построены дома, при коих апельсиновые и лимонные рощи. Деревья сии завезены в Новую Голландию и произрастают весьма хорошо. Далее, почти на середине дороги от Параматы к Сиднею, по левой руке, находятся красивые пологие обработанные поля, засеянные пшеницей и проч. Поля сии названы Марсовым полем, потому что земля отдана была первым приехавшим в Новую Голландию солдатам в 1788 году.

На правой стороне реки видны дома фермеров и завод солеварный. Остальная половина берега не представляет ничего приятного для зрения: видны по сторонам одни утесистые берега из песчаного серо-желтого камня, покрытые тонкожелтоватой песчаной землей. Камни сии к воде совершенно голы; верх берега оброс крупным лесом, но большая часть оного обожжена природными жителями, которые скитаются иногда по лесам, промышляя себе дневную пищу; обожженный лес придает берегу вид весьма дикий и унылый.

Мы заехали к пивовару, живущему у реки Параматы. Я ему заказал привезти несколько бочонков пива и капусты, что он в следующий день исправно исполнил.

По возвращении на шлюпы мы нашли, что приготовление оных к вступлению под паруса шло успешно. Мы ежедневно ездили на северный берег, где на мысе устроена была наша обсерватория и Адмиралтейство. Недалеко от сего места в лесу расположился со своим семейством Бонгари. Мы нередко, прогуливаясь, заходили к нему. Хотя он себя называл королем сего места и имел титул Chief of Brocken Bay, однако же дворец его не соответствовал сему знаменитому титулу, ибо состоял из одной полукруглой стены вышиной от четырех до пяти футов, сделанной из свежих сучьев; стена сия всегда ставится по ту сторону, откуда идет холодный ветер или дурная погода; кровлей жилищу Бонгари служит небесный свод.

Мужчины и женщины были наги, исключая некоторых, укутанных байковыми одеялами. Кто из них в состоянии, тот покупает табак; перед ними всегда дымится огонь, для которого употребляют сухие сучья. На сем огне жарят рыбу со всей внутренностью и жадно пожирают; они также едят ракушки, раков и всякого рода животных, птиц, змей и гадов, которых по лесам промышляют.

В нашу бытность цвело множество дерев из породы банксов. Женщины ходили по лесам, собирали цвет оных и клали в большие кошелки, из древесных волокон сплетенные, приносили домой и из цветов высасывали сладкие частицы; иногда, положа их в корыто в свежую воду, выжимали сладкий сок и, выбрасывая оставшиеся шишки, пили сию сладкую воду. Вероятно, она питательна.

Губернатор Маккуори, желая отвратить жителей Новой Голландии от кочевания и приучить их к одному постоянному жилищу, подарил Бонгари в заливе Брокен-Бай нарочито устроенный домик с садом, наименовал его начальником сего места, повесил ему на шею медный знак с надписью: «Начальник в Брокен-Бае». Но волшебные сладости, т. е. крепкие напитки и табак, к коим жители пристрастились, сильнее всех приятностей постоянной, изобильной и покойной жизни и заманивают их всегда к окрестностям города Сиднея.

Бонгари имеет для своей семьи лодку, которая ему подарена от правительства; другие из новоголландцев получили также лодки от жителей города Сиднея с договором, чтоб ежедневно отдавали часть изловленной рыбы. На сих лодках они выезжают ежедневно к выходу из бухты в море, удят рыбу и спешат в город, дабы отдать условленную часть, остальную же пропивают или меняют на табак.

При возвращении из города в свои жилища на северный берег им надлежало ехать мимо наших шлюпов. Каждый вечер возвращались пьяные, с ужасным криком, угрожали друг другу, а иногда брань их оканчивалась дракой.

Они также промышляют себе рыбу со скал, при береге находящихся, имея в руке из стебля дерева, называемого гумми-плант, длинную пику, которая оканчивается наподобие вил; к концам сих вил укреплены острые косточки с зазубринами; а как стебель гумми-планта длиною недостаточен, то наставляют другим таковым же стеблем, связывая их вместе накрепко волокнами из древесной коры, и, чтобы соединить крепче, засмаливают смолой из разных дерев.

Из сих же волокон, называемых англичанами Stric Wood, они вьют веревки для связывания своих челноков. Содрав кору с дерева одиннадцать, двенадцать и более футов длиной, шириной три и три с половиной фута, сгибают оную, чтоб была плоской; отступив несколько от конца коры, ставят распорки, а сами концы связывают вышеупомянутыми веревками. В такой плохой лодке разъезжают по заливам, и на лодке всегда разведен огонь.

Однажды поутру Бонгари заехал на шлюп, чтоб променять рыбу на бутылку рома. На вопрос мой: «Кто тебе проломил голову?» – он равнодушно отвечал: «Мой народ, быв пьян». Из сего видно, какую он власть имеет над так называемым своим народом.

Мы из любопытства пошли ночью посмотреть, каким образом приятели наши располагаются на ночь и как они спят. При приближении нашем верная их собака залаяла – они тотчас проснулись; увидя нас, Бонгари встал и подошел к нам, а прочие оставались в том же положении, как лежали. Тлелось несколько огней, между которыми они спокойно спали (мужчины не отдельно от женщин), огонь грел каждого с двух сторон; группу сию составляло семейство Бонгари.

Природные жители Новой Голландии роста среднего, худощавы, особенно ноги и руки очень сухи, голова по соразмерности роста велика, цвет тела несколько светлее арапов, волосы курчавые, носы широкие, по большей части загнуты как у попугаев, рот велик и губы толсты. У некоторых отрезаны мизинцы на левой руке.

Они рассказывают, что странному сему обыкновению причиной мнение, будто мизинец мешает наматывать рыбью уду, и потому оный в малолетстве отрезают. Тело их местами исчерчено параллельно и намарано красной краской; по лицу и телу проводят белые полосы; сквозь средний носовой хрящ продевают кусок дерева. Когда ходят в лесу, всегда вооружены пикой из стебля гумми-планта.

По желанию моему Бонгари доставил мне употребляемые природными жителями оружия: щит, копье и трезубец для битья рыбы; все сии вещи срисованы. Они также доказывают, что жители Новой Голландии несколькими веками отстали от прочих островитян южного моря.

20 апреля. К общей нашей радости, признаки цинготной болезни у двух матросов наших исчезли. Свиньи и бараны еще скорее от той же болезни облегчились. Опухоли и багровый синий цвет на их ногах прошли, и мы должны были держать их на привязи, чтобы не убежали в лес.

Офицеры ежедневно ездили на берег, более на северную сторону – в лес на охоту, откуда всегда возвращались, имея охотничьи сумки полные разными настрелянными птицами, между которыми по большей части находились особенно красивые попугаи, перепелки, разные зимородки, из коих больших, величиной с галку, называют здесь королевскими рыболовами (King-fisher), прекрасные певцы и другие.

По приближении к окончанию работ на шлюпах, мы послали служителей на северный берег мыть все белье и платье и часто посылали их в баню, разделяя обыкновенно всех на две части.

6 мая. Предположив по совершенном изготовлении шлюпов тотчас вступить под паруса, я велел перевезти с берега обсерваторию и все инструменты по разным мастерствам, прежний и ныне заготовленный скот и птиц.

Место нашей обсерватории, как выше упомянуто, находилось на северном берегу Порт-Джексонского залива, на мысе прямо против залива Сиднея.

Широта обсерватории

Средняя из 5 выводов, по наблюдениям около полудня – 33°51'12''южная

Средняя из многих высот полуденных – 33°51'8''южная

Завадовским (из 12 наблюдений при обсерватории) – 33°51'24''южная

Долгота, определенная мной из 125 расстояний луны от солнца – 51°16'58''восточная

Завадовским (из 125 расстояний) – 151°23'28''восточная

Штурманом Ильиным (из 120 расстояний) – 151°16'54''восточная

Склонение компаса

На «Востоке» – 8°3'0''

На «Мирном» – 8°28'8''

Полная вода – через 9 часов 2 минуты по пришествии луны на меридиан.

Самое большое возвышение воды было четыре фута пять дюймов, 17 апреля и 5 мая в полдень.

Большой арнольдов хронометр № 518 был впереди среднего времени 2 ч 17 мин. 16,79 с. В сутки уходил 5 мин. 10 с.

Барода хронометр № 922 впереди среднего времени 1 ч 13 мин. 20,79 с. В сутки отставал 10 мин. 31 с.

Малый арнольдов хронометр впереди среднего времени 2 ч 20 мин. 53,79 с. В сутки уходил 6 мин. 8 с.

Глава четвертая

Отбытие из Порт-Джексона к Новой Зеландии. – Пребывание в проливе Королевы Шарлотты. – Плавание в Великом океане. – Обретение островов Россиян. – Прибытие к острову Отаитиc [124].

7 мая. Имея намерение в следующий день выступить в море, мы снялись с фертоинга заблаговременно, приподняли гребные суда и в 5 часов пополудни при пушечном выстреле подняли гюйс на фор-бом-брам-стеньге; по сему сигналу в 7 часов вечера приехал с берега лоцман и ночевал на шлюпе, дабы назавтра поутру с рассветом мы могли сняться с якоря.

8 мая. Ночью дул ветер западный, временно шел дождь и блистали звезды. В 7 часов утра приподняли якорь и наполнили паруса; вскоре шлюп «Мирный» последовал за шлюпом «Восток». В исходе девятого часа утра мы уже были вне залива, тогда отпустили лоцмана. На шлюп «Мирный» лоцман не приехал, и лейтенант Лазарев вышел из залива без лоцмана.

При выходе из залива встретило нас сильное волнение с носа и произвело большую килевую качку, а когда мы несколько удалились от берега, тогда ветер перешел через S и дул StO свежий, что принудило нас закрепить брамсели, взять у брамселей по два рифа и спустить брам-реи. В первый день мы держали NO 86°, дабы скорее отдалиться от берега, а потом шли в бейдевинд, как ветер позволял. По инструкции мне надлежало идти севернее Новой Зеландии к островам Общества. Не полагая возможности сделать какое-либо обретение в близости Новой Голландии, я решился идти севернее Новой Зеландии, к острову Опаро[125], обретенному капитаном Ванкувером, располагая плавание таким курсом, коим не следовали известные мореплаватели.

У острова Опаро я назначил место свидания в случае разлуки шлюпов. Оттуда, зайдя восточнее островов Общества, намерен был простирать плавание между той частью океана, которую Рогевейн назвал Сердитым морем, и между Опасным архипелагом, обретенным Бугенвилем. Наименования, неприятные для слуха мореплавателей, отдаляют их от сих морей, а потому я и надеялся найти еще неизвестные острова или мели. Обретение первых и последних полезно для мореплавателей.

11 мая. В полдень 11-го мы находились на широте 32°13'43''южной, долготе 157°39'6''восточной.

От самого вступления нашего под паруса ветер дул свежий, временно с дождем; в семь часов вечера сделался противный, от OtS; мы поворотили на юг, дабы дождаться перемены ветра.

К крайнему нашему сожалению, сего числа умер слесарь Гумин – от раны, полученной 2-го числа мая в Порт-Джексоне при падении с гротового свит-сарвиня, где обвивал медью мачту, дабы стропами оной не терло. Потеря сия была для нас тем прискорбнее, что мы лишились доброго человека и искусного слесаря.

При отправлении из Порт-Джексона я хотел оставить Гумина в городском госпитале, но штаб-лекарь утверждал, что опасность прошла и излечение его весьма верно. К сожалению, не всегда надежды наши исполняются, а когда дело идет о спасении жизни человека, не должно иметь излишнего на себя надеяния.

12-го и 13-го мая. 12-го и до полудня 13-го мы лавировали при противном ветре; я располагал не подаваться много к югу, чтобы после северными ветрами нас не задержало по сию сторону Новой Зеландии. Мы встречали альбатросов, синих петрелей и пеструшек. В полдень 13-го находились на широте 34°8'55''южной, долготе 158°36'26''восточной.

При осмотре служителей в пятый день по выходе из Порт-Джексона оказалось заразившихся венерической болезнью на шлюпе «Восток» один, а на шлюпе «Мирный» несколько матросов. Во время пребывания нашего в Порт-Джексоне мы принимали все возможные меры против сей язвы, но усилия наши остались тщетны. Болезнь распространилась в Порт-Джексоне и беспрерывно вновь из Англии завозима ссылочными.

Вымыв совершенно и высуша канаты, убрали их на места. Сию предосторожность всегда наблюдал я с крайней точностью для того, что невысушенные канаты производят дурной, сырой воздух, от которого происходят опасные болезни.

15 мая. С 15-го ветер отошел более к северу и дул с переменной силой. Курс левым галсом был нам выгоднее; мы подавались несколько к востоку, но столько же и к югу. До следующего дня небо было облачно и мы не видали солнца.

16 мая. В полдень находились на широте 36°1'25''южной, долготе 163°30'59''восточной. Склонение компаса оказалось восточное 10°36', среднее.

Лейтенант Лазарев с офицерами посетил нас, и день мы провели весело, невзирая на скучное плавание при постоянном противном ветре.

18 мая. До полудня 18-го ветер позволял нам подвигаться прямо на восток. Я говорю «подвигаться», потому что мы шли весьма тихо и держали круто к ветру, который был свеж при облачном небе, изредка днем проглядывало солнце, а по ночам луна. Широта места нашего по исчислению оказалась 35°51'58''южная, долгота 166°37' восточная. Небо и горизонт были мрачны, накрапывал дождь, ветер крепчал; мы взяли у марселей по рифу и спустили брам-реи.

19 мая. Ветер от NOtN час от часу свежел, при густой мрачности с дождем, так что пополудни мы принуждены взять у марселей все рифы и вскоре остались под одним зарифленным грот-марселем и потом взяли рифы у фока и грота, но по крепости ветра оных не поставили. С четырех часов был шторм, при пасмурной погоде с дождем; тогда мы остались под грот– и бизань-стакселем, и, как последний несколько разорвало, то его спустили. В сие время сделалось величайшее волнение, и ночь была весьма темна.

Шторм от севера был нам только неприятен, а не опасен, ибо каждый из офицеров наших в продолжение своей службы неоднократно таковые штормы испытал, но мгновенно наставший в 8 часов вечера штиль в самую темную ночь произвел ужаснейшую боковую качку, так что шлюп «Восток», хотя высок, однако черпнул подветренным бортом через шкафутную сетку так много воды, что в палубу налилось около фута, а в трюме от тринадцати дюймов дошло до двадцати шести; сетку с шкафута совершенно сорвало. По безветрию делать было нечего. Ожидая еще подобных неприятных случаев, я приказал все чехлы на люках прибить плотнее гвоздями, чтобы вода не текла в палубу; весьма обрадовался, что люди оказались все налицо и никого из них не снесло в воду.

Когда вахтенный командовал, чтобы все вышли наверх, капитан-лейтенант Завадовский также спешил выбежать в парадный люк, вода хлынула подобно каскаду; пробираясь сквозь воду, он так сильно ушиб плечо, что оно посинело, и опухоль осталась на несколько дней. Лейтенант Лесков в то время находился близ схода на шкафуте, он держался за веревку и, к общему нашему удовольствию, сим спасся от погибели.

Ветер едва дул от SW, я приказал убрать задние стаксели и поставить передние, дабы привести шлюп против волнения и облегчить черезмерную качку; грот-марсель отдали для хода. Целость мачт была сомнительна. Ядра, вышедшие из кранцев и стремительно катящиеся из борта в борт, препятствовали работе, и без того уже затруднительной. Приведением шлюпа против ветра я полагал, что спасу черезмерно великий наш рангоут, который по скорости отправления из Кронштадта не имели времени уменьшить.

В дополнение к неприятным случаям, вахтенный офицер донес, что якоря имеют движение. Я приказал тотчас подкрепить, прибавя найтов; исполнение сего стоило много труда, ибо борт весь погружался в воду, и работа была сопряжена с опасностью для жизни.

Дождь всех вымочил, и потому для поддержания здоровья служителей им дали грога.

В продолжение всей ночи как на «Востоке», так и на «Мирном» жгли фальшфейеры и производили выстрелы из пушек с ядрами, но сих сигналов ни на котором шлюпе не видали и не слыхали. Когда рассвело, с марса увидели шлюп «Мирный» на OSO.

20 мая. С утра было маловетрие от NW, с величайшей зыбью от севера и черезвычайной качкой. Оставшиеся обломки железных секторов нашей сетки найдены на своих местах; я приказал все привести в прежний порядок, открыть люки, выскоблить и протопить палубу и просушить все мокрое платье и паруса. На шлюпе «Мирный» тем же занимались.

В полдень мы были на широте 37°9'56''южной, долготе 168°21'49''восточной. Склонение компаса найдено среднее 14°16'46''восточное.

В 7 часов вечера оба шлюпа опять были в самом близком расстоянии и при ветре NtO подвигались к востоку.

21 мая. Ночь стояла лунная; к WNW сверкала молния; ветер к восьми часам утра скрепчал и принудил нас закрепить у марселей по рифу. Против воли мы ежедневно находились южнее, и уже вошли на 37° южной широты.

Морские птицы, обыкновенно встречаемые в больших широтах, как-то: альбатросы, пеструшки, большие черные бурные птицы и другие – показывались во множестве. По упорным противным северным ветрам я начал сомневаться, удастся ли нам пройти севернее Новой Зеландии.

22 мая. В полдень мы были на широте 37°32'42''южной, долготе 169°34'3''восточной; склонение компаса оказалось среднее 12°18' восточное.

По крепости ветра принуждены иметь у марселей по два рифа, и я совершенно потерял надежду вскоре дождаться благополучного ветра, а потому решился пройти проливом капитана Кука. В 4 часа пополудни дал знать телеграфом лейтенанту Лазареву, что, ежели ветер нам не позволит обойти по северную сторону Новой Зеландии, свидание наше назначается в заливе Королевы Шарлотты.

К вечеру, с пасмурностью и дождем, ветер еще более засвежел и принудил остаться под марселями, закрепив все рифы; зыбь была большая от севера, ночь мрачная, море повсюду усеяно светящимися фосфорическими морскими червяками. Они нам казались продолговатыми трубочками, мы их уже прежде встречали[126]. В полночь теплоты на открытом воздухе было только 10,8°. Ночью сожгли по фальшфейеру, чтоб показать друг другу места свои. Увидя, что шлюп «Мирный» далеко позади, мы убавили парусов. В 4 часа утра к западу в густых тучах было играние молнии около зенита; на противной стороне из-за облаков проглядывали попеременно звезды и луна.

23 мая. В полдень мы находились на широте 37°54'37''южной, долготе 172°10'38''восточной.

Ветер хотя отошел к NW, но дул крепкий, при большой зыби от севера, и оттого был столько же бесполезен, как самый противный. И так потеряв уже много времени в ожидании благоприятного ветра, я решился не испытывать более подобной неудачи. В 2 часа пополудни при поднятии сигнала шлюпу «Мирный» следовать за «Востоком» спустился в пролив капитана Кука, разделяющий Новую Зеландию на две части, северную и южную[127].

24 мая. К полуночи ветер дул несколько тише. При ясной ночи небо было усеяно звездами, к востоку на горизонте были густые облака и изредка блистала молния. Мы догадывались, что облака держатся над берегом.

До рассвета увидели разведенные огни в недальнем расстоянии от шлюпов; берег оказывался ближе, нежели мы рассчитывали, а потому придержались несколько к югу и шли в параллель берега. В 7 часов, когда рассвело, увидели Новую Зеландию, покрытую облаками. Хотя величественную гору Эгмонт можно было хорошо отличить, но вершина ее покрыта облаками, ниже коих виден снег. Отлогий берег, окружающий сего южного исполина, местами порос лесом и кустарником. Утренняя роса расстилалась на пологих долинах, по берегам местами направлялся дым по ветру и был единственным признаком небольшого народонаселения.

25 мая. В полдень широта места нашего оказалась 39°47'38''южная, долгота 174°58'56''восточная, а посему выходила широта мыса Эгмонта 39°19'40''южная, долгота 173°47'45''восточная. По наблюдениям, на шлюпе «Мирный» широта сего мыса 39°24', долгота 173°57'30''. Разность сия на широте, вероятно, происходит от того, что мыс Эгмонт круглый и не имеет особенно приметного места.

Гора Эгмонт на широте 39°14'40''южной, долготе 174°13'45''восточной. По наблюдениям на шлюпе «Мирный», широта горы 39°15'30'', долгота 174°14'.

До четырех часов пополудни ветер был благополучный, а с четырех отошел к югу, скрепчал и принудил нас лавировать.

Около шлюпа плавало и ныряло множество малых нырков.

Склонение компаса при входе в пролив найдено 13°1' восточное.

26 мая. С утра 26-го ветер начал крепчать, так что в 8 часов от SOtS дул порывами и принудил нас взять у марселей по два рифа. Мы тогда держали курс в SW четверти. По наблюдениям определили мыса Стефенса широту 40°43'10''южную, долготу 174°3'20''восточную. На частной карте капитана Кука остров Стефенс на широте 40°36'10'', долготе 174°53'40''. Разность довольно значительная[128]. Вероятно, положение сие определено по связи треугольников на проходе, а не астрономическими наблюдениями.

Южный берег Кукова пролива образует несколько заливов, закрытых островками и камнями. Берега сих заливов состоят из островершинных хребтов, один над другим возвышающихся; высшие покрыты снегом, а ближайшие к морю местами обросли лесом и кустарником, особенно по ущелинам.

В половине первого часа, подошед близко к наружным каменьям, лежащим пред заливом Адмиралтейства, поворотили на правый галс к NO.

В 4 часа гора Эгмонт совершенно очистилась от облаков; она была от нас в 87,3 милях, и потому мы видели только возвышающееся над горизонтом гордое сребристое ее чело. Капитан Кук во втором своем путешествии вокруг земного шара, обходя сей мыс в 1774 году 6 октября, говорит: «Мы увидели на SO 1/2 О в восьми милях от нас гору Эгмонт, покрытую вечным снегом. Гора сия имеет вид величественный, не ниже известного пика Тенерифского, коего высота 12 199 футов, измеренная де Бордо».

Форстер, спутник капитана Кука в качестве натуралиста, говорит: «Во Франции на северной широте 46° найден вечный снег на высоте 3280 или 3400 ярдов сверх поверхности моря». Но, как Форстер испытал, что в разных широтах Южного и Северного полушарий, в первом холод сильнее, то и сравнивает климат мыса Эгмонта, почти на 39° южной широты, с Францией на 46° широты северной, и по сему линию снега на горе Эгмонт Форстер полагает на высоте 3280 ярдов, и как треть сей горы была покрыта снегом, то, по его мнению, высота оной 14 760 футов английских.

Я полагаю, что такое сравнение линии, где начинается снег на горах в разных полушариях, неосновательно, ибо известно, что в летнее время в Северном полушарии у берегов Гренландии на самом горизонте бывает всегдашний снег; на горах в Норвегии, в тех же широтах и в то же время, нет снега. Мне случилось у острова Сахалин, на широте 48° северной, встретить плавающий лед 27 мая 1805 года. Широта сия соответствует широте Бискайской бухты, где, вероятно, никто плавающего льда не видал. Из сего каждый усмотрит, что по снегам и льдинам невозможно определять высоты гор.

Капитан Кук, равномерно и соотечественники наши на судах Российско-Американской компании, в реке капитана Кука, или так называемой Кенайской бухте, льда не встречали. Напротив того, в соответствующих широтах в Гренландии на самом горизонте снег, и в море плавающего льда много. Примеры сии доказывают неравенство температуры воздуха на поверхности моря в одинаковой широте того же полушария, и потому я полагаю, что определять вообще высоту гор по снежной линии невозможно, исключая только те горы, которые на разных островах в недальнем между собой расстоянии.

Таким образом, ежели одна из гор находится на острове, а другая простирается во внутрь матерого берега, линия снега будет иметь неровное возвышение от поверхности моря, потому что берег, нагретый в продолжение дня солнечными лучами, сообщает теплоту окружающему воздуху, и сие во внутренности берега возвышает линию снега; напротив, море мало принимает, мало отражает теплоты в воздухе, и оттого на прибрежных или приморских горах линия снега ниже.

Натуралист Форстер, основываясь на сих неверных сравнениях двух полушарий, определяет высоту горы Эгмонт 14 760 футов, многим больше истинного. Ныне при проходе нашем капитан-лейтенант Завадовский с помощью измеренной секстаном высоты и расстояния до горы, основываясь на астрономических своих наблюдениях, определил возвышение горы Эгмонт 9947 английских футов от поверхности моря.

Лейтенант Лазарев определяет высоту сей горы 8232 фута. Сличая сии измерения, хотя и находим довольно разности, но все же высота горы многим менее определенной натуралистом Форстером и капитаном Куком, который гору сию равняет с пиком Тенерифским[129].

27 мая. К вечеру ветер утих, мы всю ночь и весь следующий день, т. е. четверг 27-го, старались держаться ближе к середине залива для того, что шел дождь и берега покрыты были мрачностью. В 2 часа пополудни прилетели на шлюп «Восток» два зеленых попугая, которые нас много занимали; они также посетили шлюп «Мирный», но никому в руки не давались и возвратились опять на берег. Мы видели одного пингвина, множество малых нырков и малых морских свиней.

28 мая. С утра установился ветер из SO четверти, мы успешно лавировали под всеми парусами; течение много нам способствовало. Погода благоприятствовала определить широту мыса Камара 41°5'10''южную и долготу 174°26'46''восточную. Мыс Джексон на широте 40°58'20''южной, долготе 174°23'50''восточной.

Мы лавировали смело, полагаясь на частную карту залива Королевы Шарлотты, сделанную в первое путешествие капитана Кука. В 4 часа пополудни, за совершенно противным ветром, течением и наступающею темнотою, я остановился на якорь по северо-западную сторону острова Матуаро, на глубине девяти сажен, грунт иловатый.

Мы были тогда окружены высокими крутыми горами, по большей части покрытыми лесом; к северу синелся южный берег северной части Новой Зеландии, который также довольно высок. На западной стороне заметили огороженное место, оно казалось обитаемым. Вскоре с сей стороны пригребли к нам две лодки, на одной было 23 человека, а на другой, которая поменьше, 16 человек. Лодки имели на носу резьбу сквозную, улитковыми линиями, и изображение человеческой головы с высунутым языком и глазами из ракушек. Кормовая часть возвышалась прямоугольным брусом около шести футов.

Весла подобны лопаткам, как у всех жителей южного моря; все сие выкрашено темно-красной краской. Люди сидели и гребли попарно, в нескольких саженях от шлюпа остановились; один человек встал и громко говорил речь, размахивая руками; мы ничего из его слов не поняли, и я ответствовал общим у всех народов знаком мира и дружбы: распустил белый платок и манил к себе. Островитяне, посоветовавшись между собой, вскоре пристали к судну.

Я позвал на шлюп старика, говорившего речь, который, по-видимому, был начальником; он взошел, дрожа от робости, и был сам не свой. Я его обласкал, подарил некоторые безделицы, как-то: бисер, зеркало, выбойки и ножик; подарки сии его весьма обрадовали. Потом я ему объявил, что желаю получить рыбы: слово сие произнес на новозеландском языке – «гийка» (рыба); он тотчас меня понял, громко засмеялся и сообщил своим товарищам желание наше, произнося слово гийка. Все в лодках обрадовались, повторяя то же слово, причем выражали свою готовность нам служить. Когда начало смеркаться, поспешили к берегу.

На всех зеландцах была одежда из тканей, почти до колена, и на груди застегнута костью или базальтом; все подпоясаны веревкой, а сверх сего платья накинут на плечи кусок ткани наподобие бурки. Весь наряд сделан искусно из новозеландского льна, которого здесь по берегам растет множество. Лица островитян испестрены накалыванием правильных фигур цвета черно-синего, но, по-видимому, украшение сие принадлежит более знатным и старшинам. Колена их необыкновенно толсты – вероятно, оттого, что сидят поджав ноги.

Шлюп «Мирный», имея ход посредственный, не успел до темноты войти в залив и лавировал при свежем противном ветре под всеми парусами. Когда сделалось темно, я приказал на шлюпе «Восток» поднять два фонаря, один над другим, и по временам жечь фальшфейры, дабы лейтенант Лазарев не принял берег, где жители местами разводили огонь, за шлюп «Восток», по которому он рассчитывал свои галсы. Течение, шедшее из залива, много ему препятствовало, а когда переменилось, он сделал несколько поворотов и в 11 часов вечера положил якорь поблизости шлюпа «Восток», на одиннадцати саженях глубины, грунт – зеленый ил.

Я приказал, чтобы стоявшие на вахте имели ружья заряженные, и все были в готовности к действию оными. Сия предосторожность нужна по известным коварным поступкам зеландцев, которые между собой в непрестанной войне и едят мясо неприятелей.

29 мая. Свежий ветер дул всю ночь от StO. Небо было покрыто облаками, и дождь накрапывал; теплоты 7°.

Якорное наше место не обещало совершенной безопасности от сильно дующих здесь NW ветров, и наливание бочек свежей водой, по дальнему расстоянию сопряжено было с затруднением, а потому около девяти часов утра оба шлюпа снялись с якоря и лавировали между островами Долгий[130] и Мотуар, при совершенно противном ветре от юга. Глубина между островами уменьшилась от десяти до семи сажен.

Сделав 25 поворотов, мы положили якорь в полдень за островом Мотуар, на глубине двенадцати сажен. Острова Мотуар W угол находился от нас на NO 16°, а южный мыс Корабельной бухты на SW 37°; якорное место наше было безопасно, закрыто от всех ветров, глубина небольшая, грунт хороший, и при всяком ветре можно сняться с якоря – вода и дрова под рукой. Для поверения хронометров, поблизости острова Ганка не было нужды ставить палатку.

Когда мы лавировали, две лодки, наполненные зеландцами, желали пристать к шлюпам. Они гребли за нами, следуя за каждым поворотом поперек залива – вероятно, не понимали движения шлюпов. Когда же мы положили якорь, вчерашние наши гости пристали к шлюпу «Восток»; они привезли для продажи рыбу. По приказанию моему комиссар выменял до семи пудов – за пронизки[131], зеркальца, гвозди и другие безделицы; при сем случае также выменены разные вещи их рукоделия.

Старика, которого я накануне одарил по-новозеландски так щедро, мы признали за начальника. Я встретил его со всей вежливостью Южного океана, обнялся с ним, и прикосновением наших носов мы как будто утвердили взаимное дружество, которое с обеих сторон сохраняли в продолжение пребывания шлюпов в заливе Королевы Шарлотты. Уже было время обеденное, я пригласил начальника к себе в каюту с нами отобедать. Его посадили на первое место между мной и лейтенантом Лазаревым.

Он все столовые вещи с удивлением перебирал и рассматривал, но есть не принимался, прежде нежели другие показали пример; тогда осторожно, и притом неловко, вилкой клал кушанье в рот. Вино пил неохотно. За столом уверяли мы друг друга во взаимной приязни знаками и несколькими словами, мне известными, а когда, желая еще убедительнее уверить его в моей дружбе, я подарил ему полированный прекрасный топор, он от радости не усидел за столом, бросился наверх на палубу, куда я его проводил. Отсюда прямо бросился к своим землякам и, обняв меня, с большой радостью повторял: «Токи! Токи!» (Топор! Топор!).

Прочих зеландцев угощали на шканцах сухарями, маслом, кашицей и ромом. Они охотно все ели, но рома достаточно было на всех одной чарки. Такая трезвость их служит доказательством весьма редкого посещения просвещенных европейцев, которые, где только поселятся, приучают жителей пить крепкие напитки, курить, за губу класть табак и напоследок, когда сии люди непросвещенные испытают бедственное употребление горячих напитков, тогда принимаются доказывать им, как гнусно вдаваться в пьянство и прочие вредные склонности.

Зеландцы, по окончании своего обеда, сели в два ряда друг против друга, начали петь довольно изрядными напевами и весьма согласно. Один из них всегда запевал, а потом все вдруг подхватывали и оканчивали весьма громко и отрывисто; тогда тот же человек снова запевал, и таким же образом все к его пению приставали и отрывисто оканчивали.

Нам казалось, что напев их некоторым образом похож на наш простонародный, и пение зеландцев состоит из разных небольших куплетов. Наш барабан с флейтой хотя на некоторое время и обратил внимание наших посетителей, но они равнодушно слушали звуки сих инструментов, и начальник объяснял, что и у них есть музыкальное орудие, звуком флейте подобное.

Художник Михайлов нарисовал портрет начальника.

Пробыв с нами немалое время, зеландцы отправились обратно на берег и были крайне довольны удачной торговлей; снабдили нас свежей рыбой – достаточно на оба шлюпа для ужина. При отъезде пригласили нас приехать на берег, и, чтобы более возбудить к тому желание, показывали знаками, что мы будем угощаемы прелестным полом.

После обеда я приказал с «Востока» выпалить из нескольких пушек, а когда смерклось, пустил несколько ракет, дабы сим уведомить о прибытии нашем жителей, внутри обширного острова находящихся, полагая наверное, что на другое утро из разных мест они соберутся к нам в большом числе.

Сего же дня на обоих шлюпах спустили гребные суда и принялись вытягивать такелаж, который от продолжительной борьбы против крепких ветров ослаб.

Поставили походную кузницу, чтобы вновь сделать шкафутные секторы, которых мы лишились во время мгновенного штиля после последней сильной бури.

30 мая. Следующего утра на тех же лодках зеландцы посетили шлюп «Мирный» и одна часть приехала на «Восток». В числе бывших на «Мирном» находился тот же самый начальник, а также и другие особенные старшины.

Лейтенант Лазарев угостил их обедом: они всего охотнее ели коровье масло, и даже попортившееся жадно глотали.

В сие время на шлюпе «Мирный» вытягивали ванты и подымали из трюма бочки. Зеландцы с удовольствием и величайшей ревностью помогали работать – тянули веревки, производя громкий, довольно согласный крик в такт. Когда случалось, что веревка обрывалась и они от сильного напряжения падали, тогда громко смеялись.

После сего забавлялись своей пляской, состоящей из разных кривляний при громком пении, топании ногами и движении руками; лица искривляли так, что неприятно было смотреть; глаза иногда подводили под лоб. Пляска сия казалась воинственной, изъявляла презрение к неприятелю и победу над оным.

Художник Михайлов нарисовал сию пляску – изобразил все кривляния лиц, глаз, положение частей тела и черезмерно напрягаемые мускулы. Нарисовал портрет одного из старшин; его пригласили в каюту и посадили на стул, чтобы спокойно сидел, занимали разными для него новыми предметами, а лодку, на которой были его жена и семейство, подвели под корму, дабы он мог их видеть.

До полудня офицеры ездили со мной в Корабельную бухту, чтоб осмотреть и избрать место, где удобнее налиться водой. При входе нашем в бухту прекрасное пение множества береговых птиц отзывалось подобно фортепианам с флейтами и обворожало слух, давно чуждый подобных приятностей. Мы пристали в самом заливе и вышли на камни. В нескольких саженях увидели речку со свежей прекрасной водой, которая течет с высоких гор, пробираясь сквозь густой непроходимый лес, составившийся из кустарников и переплетения одного дерева с другим от вьющихся лиан[132], толщиной равных лозам дикого винограда.

У сей речки при самом лесе мы увидели небольшой шалаш из листьев и в нем несколько рыбы, множество ракушек, называемых морскими ушами[133]. Шалаш, сей по-видимому, служил убежищем малочисленному семейству. Бывшие со мной офицеры настреляли несколько бакланов, с голубой, фольге подобной оболочкой глаз, несколько малых птиц – вероятно, того рода, которые в путешествии капитана Кука описаны обоими Форстерами.

Пробыв несколько на берегу, я возвратился на шлюп, и тогда же с обоих шлюпов отправили за водой вооруженные баркасы. Случилось, что от места, где наливали воду, жители находились за непроходимою горой, и работа окончена без препятствий. Тут же закидывали невод, но рыбы попало весьма мало.

По приезде моем на шлюп капитан-лейтенант Завадовский сказывал мне, что хотел купить у одного зеландца орудие из зеленого базальта, подобное маленькой лопатке, но продавец потребовал шинели Завадовского, и покупка не состоялась.

31 мая. Поутру я пригласил художника Михайлова, астронома Симонова и некоторых офицеров шлюпа «Восток», лейтенанта Лазарева и офицеров шлюпа «Мирный» посетить островитян, и мы отправились на двух катерах, на которых поставили по фальконету, при том каждый из нас имел ружье, а сверх сего у иных было по паре пистолетов. При таком вооружении нисколько не опасались вероломства жителей.

Мы пристали к ближайшему селению, за первым мысом к северу от Корабельной бухты, на том самом месте, где капитан Кук во время своего здесь пребывания увидел человеческое мясо. Жители разбежались – нас встретил только один из них, и то с большой робостью, но когда мы его обласкали, то и все выбежали к нам. Начальник, человек в летах, сидел на рогоже в открытом шалаше; я к нему пришел. Любопытство, свойственное женщинам, превозмогло их робость.

Сперва явилась жена, потом и дочь, и сели также на рогоже. Я сделал начальнику и жене его несколько подарков, а дочери, как она была недурна, подарил зеркало, чтоб сама могла увериться, что красотой превосходит других женщин. Меня тотчас отдарили куском ткани из новозеландского льна, обложенный узорами. Жена начальника предлагала мену, и я согласился на ее предложение. Все селения весьма малы и скудны. Пробывши недолго в сем месте, мы поехали далее на север, к моему приятелю старику. Он нас встретил, мы обнялись и коснулись носами; старик очень обрадовался нашему приезду. Мы все вышли на берег, оставив только караул на гребных судах.

С морской стороны селение закрыто палисадником несколько выше человеческого роста; через калитку в сем палисаднике пришли в селение: между жилищами, которые были разбросаны неправильно, извивалась малая речка; берег выложен булыжником. Мы перешли по перекладинам к дому начальника. Я не входил, а только взглянул во внутренность дома. Строение состояло из столбов, в три ряда поставленных; средние высотой в два роста человеческих, и на каждом безобразно вырезано изображение человека и выкрашено красной краской; на сих столбах и на боковых, которые несколько ниже плеча, положена перекладина и укреплена кровля, составленная из брусьев, покрытых листьями; на шесть футов от входа отгорожена передняя комната.

Вся внутренность опрятно обтянута тонкими рогожами; на полу, где живущие обыкновенно садятся или спят, также постлано несколько рогож. По стене вдоль домика повешены были пики длиной двадцать четыре фута, жезл, начальнические знаки и разные человеческие изображения из дерева, выкрашенные красной краской. Прочие жилища были не так отделаны. Далее к лесу, куда мы пошли из любопытства, увидели на высоте двадцати футов небольшой шалаш. Что в оном находится, по невозможности взглянуть и по незнанию языка, осталось нам неизвестно. Под сим же шалашом висела шкура альбатроса, распяленная на обруче, несколько черных и белых перьев, связанных наподобие султанов. Вероятно, что наряд сей употребляют при воинственных сходбищах.

Далее стояло обрубленное прямое дерево вышиной в два с половиной роста человеческого, в диаметре полтора фута; вершина вырезана наподобие человека. Я полагал, что не на кладбище ли мы зашли, но никаких бугров или других признаков могил не заметили; не относится ли сей истукан до их веры, по краткости нашего пребывания утвердительно сказать не могу.

По прибытии на берег встретили нас одни мужчины, а потом присоединились и смешались в толпе женщины. Старый начальник, мой приятель, вероятно имея в свежей памяти полученные от меня подарки по приезде его на шлюп в первые два дня, желал равномерно меня угостить и обязать; для сего избрал не старую, но довольно отвратительного лица женщину, которую предлагал мне во временное супружество. Я старику отказал, потрепав его по плечу. Вероятно, европейцы, прежде нас посетившие сие место, подали новозеландцам повод предлагать такие услуги или торговать женским полом, при том же торг сей, принося островитянам много драгоценных для них вещей, поощрял их к таковым постыдным промыслам.

Форстер говорит о сем следующими словами: «Служители возобновили прежние свои забавы с зеландками. Одна из женщин имела порядочные черты лица, при некоторой нежности и приятности в глазах. Родственники всякий день предлагали ее в замужество за одного из наших квартирмейстеров, которого все зеландцы особенно любили по причине ласковых его поступков. Тангари (так называлась сия девка) крайне была верна своему нареченному, с сердцем отвергала все просьбы других служителей, говоря, что она замужем за Тира-Танне. Сколько квартирмейстер наш ни любил свою зеландку, но никогда не привозил ее на судно, боясь завести у нас вшей, коими наполнены были ее голова и платье.

Он виделся с ней только на берегу, и то днем, угощал ее гнилыми, брошенными сухарями, которые она очень любила. О-Едидей, житель острова Улитеи, сопутствовавший капитану Куку, был ему полезен в Новой Зеландии для переговоров (по некоторому сходству языка островов Общества), привыкнув с младенчества невозбранно следовать всем понуждениям природы, нимало не останавливаясь, удовлетворял сладострастные свои желания, хотя видел разницу зеландских женщин с женщинами обитаемого им острова. Сему не должно удивляться – он следовал примеру просвещенных европейцев».

На возвратном пути к тому месту, где пристали, мы видели полуоткрытый шалаш, в котором было множество разных родов деревянных, рыбьих крючков и снурков для ловли рыбы; должно заключать, что прибор сей общий, принадлежащий нескольким семействам, ибо для одного семейства было слишком много, торговать же сими рыболовными припасами невозможно, потому что всякий легко такие же сделает. В продолжение пребывания нашего в селении, мы выменяли несколько оружий и разных рукоделий.

При прощании старик меня удержал. По приказу его вынесли жезл длиной восемь футов, коего верх наподобие алебарды был резной, со вставленными раковинными глазами, а низ похож на узкую лопатку. Я полагал, что подарит мне сей жезл, но когда, приняв оный, хотел отдавать на катер, старик ухватился обеими руками, и я тогда понял, что он мне не дарит, а променивает.

Чтоб удовлетворить его желанию, я дал ему два аршина красного сукна; он крайне обрадовался удачной мене и во весь голос рассказывал о сем своим землякам.

Возвращаясь на шлюпы, мы шли вдоль берега; видели на мысах, при довольной высоте, землю обработанную; в одном месте пристали и увидели длинный ряд корзин с картофелем, только что вырытым из земли; взяли несколько с собой; сварив сей картофель, нашли, что весьма вкусен и не уступает английскому.

Далее мы пристали к острову Мотуар. Я хотел набрать семян новозеландского льна, чтобы его, по сходству климата и почвы земли, развести на Южном берегу Крыма. Надеялся доставить немалую пользу жителям сего края и отечеству. Хотя и не отыскал желаемых семян, однако ж не раскаивался, что приставал к берегу, ибо мы столько набрали по берегу дикорастущей капусты и сельдерея, что было достаточно для всех офицеров и для служителей на одну варку свежих щей.

1 июня. Капитан-лейтенант Завадовский ездил на берег в Корабельную бухту. Возвратясь на шлюп, рассказывал мне, что лейтенант Лазарев с ним там соединился, и они оба отправились вверх по реке, пробираясь с трудом сквозь лес, заросший и переплетенный лианами, не в силах были пробраться далее одной мили. Едва ли человеческая нога переступала сие место, ибо все заросло разными растениями так, что на каждом шагу надлежало прочищать проход; попадавшиеся птицы так непугливы, что матрос одну легко поймал руками. Капитан-лейтенант Завадовский застрелил черную птицу с проседью около шеи и двумя белыми курчавыми перышками на груди, величиной с дрозда; она очень хорошо свистела, подобно нашему соловью. На берегу не встретили ни одного зеландца.

2 июня. С вечера 1 июня ветер перешел к W, а потом к NW; берега покрылись густыми тучами. К одиннадцати часам утра 2-го ветер начал разыгрываться жестокими порывами из ущелий гор между островом Мотуар и матерым западным берегом. В 3 часа пополудни катер и баркас, посланные с лейтенантом Лесковым в Корабельную бухту для налития бочек свежей водой, возвратились. Лейтенант Лесков донес, что, когда он вышел на плес между матерым берегом и островом Мотуар, откуда дул ветер, баркас залило, и потому, желая оный облегчить, выбросил за борт до пятнадцати анкерков пятиведерных с водой и все кряжи, вырубленные для возвышения камельцов около люков на верхней палубе. Сами опыты во время бури нам доказали, что камельцы около люков корабельные мастера кладут слишком низкие; в море поневоле до́лжно сие исправлять, что сопряжено с большим затруднением и беспокойством.

Порывы ветра час от часу становились свежее, стеньги и реи были спущены, каната было семьдесят сажен на клюзе. Шлюп «Восток» при каждом жестоком порыве подавался назад. Дабы не вовсе приблизиться к Долгому острову, мы положили другой якорь, и тогда уже были покойны. Быстрота воздуха имела такую силу, что у берегов, противолежащих стремлению ветра, делались вихри, с черезвычайной силой вертели воду, и шквалы на шлюпы набегали с разных сторон.

В продолжение сего времени шел сильный дождь и блистала молния. Громовые удары, отражаясь в тепах, казались необыкновенным образом сильнее. В начале седьмого часа дождь прекратился, а в 7 часов и ветер стих; небо очистилось от облаков, звезды и луна светили по-прежнему.

3 июня. Рано утром послан гардемарин Адамс на катере собрать анкеры, выброшенные из баркаса. Нашли девять. Некоторые были разломаны, и жители уже разбирали обручи, но по требованию беспрекословно возвратили.

Мы приподняли якоря, и под стакселями, при благополучном ветре, перешли на прежнее место. Я поехал с лейтенантом Лазаревым во внутренность залива. Мы приставали в разных местах, набрали много капустного листа, сельдерея и кресс-салата; прошли во внутренность залива на тринадцать миль, местами находили оставленные временные шалаши. Вероятно, что когда случается жителям, поселившимся на западном берегу против Мотуара, ездить в залив, они в сих шалашах имеют пристанища; селений мы не видали, да оных и быть не могло по неудобству места для продовольствия, ибо главная пища зеландцев состоит в рыбе, которая всегда более водится при устьях в неглубоких местах, во внутренности же залива повсюду глубина 25 сажен.

Чем далее въезжали мы в залив, тем более видели гор, обнаженных от зелени, имеющих желтый цвет, лес же только на низких местах, ближе к поверхности воды. На пути застрелили несколько бакланов, к вечеру возвратились на шлюп. Ежели б нас задержала погода, мы бы не скоро от голода пострадали, ибо лейтенант Лазарев не забыл взять разной провизии достаточно, притом все имели с собой ружья, порох и дробь, зелени же огородной, как выше упомянуто, везде находили во множестве.

По возвращении на шлюп мне донесли, что жители приезжали на оба шлюпа и производили торг по-прежнему: привозили копья, разные резные коробочки, рыболовные крючки, жезлы, знаки начальников, из зеленого камня кистени, топоры и разные застежки и украшения из зеленого базальта, которые они обыкновенно носят на шее; привозили также ткани. Все вещи, с величайшим трудом из крепкого камня и дерева ими сделанные, старались променивать на топоры, долота, буравье, корольки, рубахи, зеркальца, огнива и на бисер.

С утра мы были в совершенной готовности сняться с якоря. Между тем зеландцы не умедлили посетить нас (желая выменивать безделицы, которые для них драгоценны). Я сделал еще несколько подарков начальнику, дал знать ему, что от них отправляюсь; он изъявил непритворное сожаление, и все просили чтоб мы к ним возвратились. Когда они заметили, что мы уже снимаемся с якоря, начальник, прощаясь, обнимал меня и печально повторял слова: «Э! э! э!» Один из молодых островитян желал остаться с нами, но все прочие его упрашивали и уговаривали, чтобы возвратился на берег. Я предоставил сие на его волю.

Жители залива Королевы Шарлотты роста среднего, сложением тела крепки и довольно стройны, только колени несколько толстоваты; лицом и телом смугло-желтоваты, глаза черные, быстрые, волосы черные, у всех проколоты уши, а у большей части – и средний носовой хрящ. Лица испестряют набивными, кривыми, но правильными линиями и натирают черно-синей краской, знатные люди более нежели прочие. У некоторых женщин только губы были испестрены. Сим обычаем жители Новой Зеландии подобны жителям островов Маркизы Мендозы, а по наречию принадлежат к которой-нибудь из групп островов Дружественных, Общества или Маркизы Мендозы.

От привычки с юных лет не обуздывать своего нрава и следовать всем худым и добрым движениям сердца, жители Новой Зеландии хотя и горячи в дружбе, но непостоянны – за малейшую причину доходят до ссоры, которая производит пагубные последствия.

Зеландцы в движениях тела проворны и, кажется, всегда готовы сразиться, но при нас никаких сшибок не происходило. Когда старый начальник у меня обедал, я спросил его, ест ли он человеческое мясо, и показал на руку? Он объяснил, что очень охотно ест, и, кажется, в том нет никакого сомнения, ибо капитан Кук был сам очевидцем, как зеландцы с удовольствием ели мясо своих неприятелей, убитых в сражении. В 1772 году несчастный Марион и 17 человек, сопутствовавших ему в заливе островов, были жертвой сего омерзительного мщения; посланные в помощь на вооруженной шлюпке известили, что они видели остатки, изрубленные для еды, и уже изжаренные куски своих сослуживцев. 1773 года английский морской офицер Рове и 10 человек с английского судна «Адвенчур», по причине излишней вспыльчивости против одного островитянина, укравшего камзол у матроса, были также жертвой мщения зеландцев. Посланная шлюпка нашла на берегу платья и изрубленные части тела, головы и желудки своих товарищей.

Жители залива Королевы Шарлотты покрывают тело, начиная из-под грудей, до половины ляжек куском белой ткани, которую перевязывают узким поясом: через плечи набрасывают кусок белой или красной ткани, весьма искусно сделанной, с темным вокруг узором, и на грудях зашпиливают шпильками длиной четыре или пять дюймов из зеленого базальта и костей, вероятно человеческих или собачьих, ибо, кроме собак, других зверей никто из путешествовавших здесь не встречал. Сии шпильки висят на тонких веревочках, чтоб не потерялись. Когда прохладно, сверх всего надевают мохнатую бурку наподобие черкесской[134].

Так одевался старый начальник, мой приятель; прочие, помоложе, имели на плечах только один из вышеупомянутых нарядов; молодые по большей части кроме бурок ничем не прикрывались, да и бурки были нараспашку. Голову убирают, завязывая на теме волосы в пучок, воткнув в оные несколько белых перьев. В уши продевают кусок птичьей шкуры с белым пухом. На груди носят безобразные человеческие изображения, застежки или род ножичка из зеленого камня, а у других просто косточки. Все сии вещи променивают, и потому невозможно полагать, что принадлежат к их кумирам.

Они вооружаются тонкой, прямой, острой пикой из крепкого темноватого дерева, длиной до тринадцати футов, также короткими кистенями, которые называют «пету» – они сделаны из костей морских животных или из зеленого камня, с резьбой, длиной от пятнадцати до восемнадцати дюймов, шириной четыре, а толщиной два дюйма; к концу сглажены со всех сторон, а к рукоятке сведены тонко, чтоб удобно можно было держать в руке; в сем же месте высверлена дыра. Кистень обыкновенно держится в руке на веревочке, продетой сквозь дыру. У зеландцев еще два рода оружия из упомянутого крепкого темного дерева.

Одно величиной восемь футов, книзу несколько шире, верхний конец подобен алебарде, с резным изображением уродливого лица, глаза в оное вставлены из раковин отражающего зеленого цвета. Другое оружие, наподобие топора, длиной в половину первого. По-видимому сии вещи принадлежат более к знакам отличия начальников и служат им обороной.

Капитан Кук смерил большие зеландские военные лодки и нашел, что они длиной шестьдесят восемь футов, но в нашу бытность самая большая лодка была сорок семь футов, шириной 4 3/4 фута. На сих лодках, так же как на вышеупомянутых, резное изображение лица человеческого, с высунутым языком и глазами из ракушек, называемых морскими ушами, отражающими зеленоватый цвет. Позади лица продолжается сквозная резьба в виде нескольких кругов с поперечниками, наподобие так называемых филигранов. Корма сей лодки загибается гребнем вверх на пять футов.

Подводная часть выдолблена из одного дерева, а к верху наставлены еще по две доски, каждая шириной семь дюймов, одна с другой и с краями подводной части связаны веревками, а дабы не было течи, то в самых пазах положен камыш, который придерживается как с внутренней, так и с наружной стороны длинными пластинками из древесной коры, шириной два с половиной дюйма. Наставленная верхняя доска, изображение, находящееся впереди, и гребень кормовой части выкрашены темно-красной краской. Лодки сии хотя не с таким искусством сделаны, как описанные в первом путешествии капитана Кука лодки в северной части Новой Зеландии, но досужество и терпение, с которыми сопряжена сия работа, при неимении железа, приводит европейца в удивление.

Островитяне еще ныне считают подаренный гвоздь за великое приобретение и променивают на оный воинское свое оружие «пету», на которое употребляют много труда и времени; весла их также украшены резьбой и обыкновенно в длину до пяти с половиной футов. Когда они кого преследуют, тогда гребут стоя, и лодки идут скорее.

Капитан Кук в первое свое пребывание в заливе Королевы Шарлотты встречал на берегах сего залива несколько семей, в которых было до 400 человек. В продолжение второго путешествия капитан Кук заходил к сему же месту, и говорит следующее: «Может быть, большая часть зеландцев, живших в окрестностях залива Королевы Шарлотты в 1770 году, изгнаны или добровольно перешли в другое место. Я утвердительно могу сказать, что к 1773 году число жителей уменьшилось более нежели на две трети противу прежнего. По-видимому их поселение на оконечности Мотуара давно уже было оставлено, ибо мы находили множество пустых шалашей».

Ныне же, 1820 года, в июне месяце, число жителей не превышало 80 человек. Такое уменьшение народа, живущего малыми семействами, беспрестанно между собой воюющими, неудивительно. В первое свое пребывание в сем заливе, капитан Кук, вероятно, увеличил число жителей, по неведению включив приехавших из соседних селоний из любопытства видеть в первый раз пришедшее большое судно, а сверх того островитяне даже могли надеяться, без потери своих людей, похитить или убить кого из европейцев, ибо им, вероятно, по преданиям было известно, что приходили два больших судна в залив Убийц (Массакр-бей), и тогда удалось убить и съесть несколько человек.

Голландец Авель Тасман, выйдя из Батавии 1642 года декабря 13-го и имея под начальством своим два судна – «Хемскерк» (Heemskerk) и «Зеган» (Zeehahn) – увидел неизвестный берег и назвал оный Штаген-Ланд; впоследствие времени обретение сие переименовали в Новую Зеландию. 18-го числа Тасман остановился в заливе Убийц, где природные жители умертвили трех человек из бывших с голландским мореплавателем. Капитан Кук полагает, что залив, в коем останавливался Тасман, самый тот пространный залив, который находится от мыса Фарвель на восток в восемнадцати милях и закрыт от моря низменным мысом.

Губа, названная капитаном Куком в первое путешествие Слепой, находится на SO от Тасмановой губы Убийц.

Зеландцы по малому их числу, кажется, иметь не могут недостатка в пище. Коренья папертника, множество рыбы, которую ежедневно ловят, и ракушек достаточно для прокормления. Мы ежедневно своими людьми ловили рыбы столько, что было довольно для обоих шлюпов. Ныне к прежде употребляемым съестным припасам зеландцы прибавляют прекрасный картофель, не уступающий английскому, который они в огородах своих разводят. Капитан Кук во время второго путешествия в 1773 году, мая 29-го дня, показал одному зеландцу посаженный штурманом судна «Адвенчер» Фаннингом картофель, который тогда хорошо цвел; вероятно, жители залива Королевы Шарлотты, увидя что сие будет им полезно, разводили и ныне разводят картофель.

Хотя после 47 лет довольно оного разрослось, но получать от зеландцев еще невозможно, ибо сажают только для собственной потребности. Итак, по справедливости имя штурмана Фаннена останется навсегда в повествованиях о Новой Зеландии и ее жителях; в то же время, посеянные разные огородные овощи повсюду при основании гор на взморье сами собой растут.

В бытность нашу в заливе Королевы Шарлотты я дал своему приятелю-начальнику и прочим старикам семян разных растений, которые могут быть им полезны, как-то: репы, брюквы, моркови, тыквы, бобов крупных и гороха; я показал и сколько мог растолковал, как сии семена сажать в землю и к чему плод их служит. Островитяне меня хорошо поняли, были весьма довольны и обещали посадить в своих огородах.

Не одни хорошо выделанные военные орудия, ткани и разные узорчатые ящички доказывают способности зеландцев, они в Парамате с успехом употреблены для делания сукон.

Из четвероногих животных мы видели здесь только собак небольшой породы. Капитан Лазарев купил двух новозеландских собак. Они ростом невелики, хвост их пушистый, уши стоячие, пасть широкая, ноги короткие.

Вероятно, что на прибрежные камни Новой Зеландии иногда выходят отдыхать котики, ибо я выменял у зеландцев из шкуры сего зверя сделанные одежды наподобие фуфаек.

При отбытии шлюпов 3 июня, время соответствующее в Северном полушарии 3 декабря, все деревья сохраняли еще совершенно зеленеющие листья. Мы не видели признака последней осени. Термометр в продолжение нашего пребывания показывал теплоты в полдень от 16 до 4,5°[135], а в полночь всегда 7°. Барометр не возвышался более 30,10 и не опускался ниже 29,51.

Мы определили якорного места нашего долготу 174°23'52''восточную. Пребывание капитана Кука в сем месте было долговременно, он мог определить положение оного с большей точностью. По его наблюдениям, долгота 174°25'15''восточная.

Когда мы проходили между островами Мотуар и Долгий, ветер от запада засвежел и принудил нас закрепить брамсели. Обойдя подводный камень, коего мы не видели, шли разными направлениями в SO четверть, чтоб выйти из пролива, уже были у Терра Витта[136] и радовались успешному нашему плаванию, как вдруг пред вечером ветер переменился, задул противный от юга, с пасмурной и дождливой погодой, потом скрепчал до того, что принудил нас лавировать в узкости под марселями, закрепив все рифы.

5 июня. К полуночи ветер еще более скрепчал и дул сильными порывами, с дождем, снегом и градом; по временам молния, сопровождаемая громом, освещая берег, показывала нам близость оного и опасность. Порывы ветра наносили ужасные густые облака, и кроме водяных насосов [смерчей] мы в сию ночь испытали все, что производит атмосфера Южного полушария. К рассвету ветер еще усилился и свирепствовал во весь день, нанося густейшие тучи то с дождем, то со снегом или градом, так что мы среди дня около себя ничего не могли видеть, хотя находились в узкости между берегами. В продолжение дня изорвало фор-стеньги-стаксель, а фор-марса-брас лопнул, что принудило закрепить и сии паруса. К ночи ветер превратился в бурю: ревел жестоким образом, порывы сквозь узкость канала были так сильны, что шумом своим подобились иногда громовым ударам.

Ночью луна и звезды редко показывались из быстро несущихся облаков. Шлюп «Мирный» на сожженные наши фальшфейеры не ответствовал. Я полагал, что он ближе к северному берегу пролива.

6 июня. В полдень мы находились, по наблюдениям, на широте 40°16'15''южной, долготе 174°5'46''восточной. Из сего видно, что штормом нас отнесло назад внутрь пролива на шестьдесят пять миль.

С полудня ветер в силе уменьшился, но был еще противный. Мы поставили все паруса; шлюпа «Мирный» не видали до следующего утра.

7 июня. В полдень ветер задул тихий из SW четверти, для нас благоприятный. Я опять направил путь к выходу из пролива. Ветер засвежел. Шлюпы шли по восьми и девяти миль в час. В 10 часов вечера ветер стих и в продолжение ночи был переменный.

В 4 часа утра, когда мы находились в самом выходе из пролива в море, опять задул юго-восточный крепкий противный ветер со снегом, градом и дождем. Мы опять боролись с жестокостью ветра, не допускающего нас столь долгое время выйти из сего дикого и опасного пролива и простирать плавание в благотворные теплые страны.

Крепкий ветер с открытого океана, отражаясь от берегов в устье пролива, стремился с жесточайшей силой; до девяти часов утра мы держались в самой узкости, сделали пять поворотов; волнение развело черезвычайное. Судя по силе свирепствующей бури, шлюпам надлежало бы остаться без парусов или с оными потерять мачты. Я спустился во внутренность пролива, закрепив марсели, и за мысом Стефенс под штормовыми стакселями привел в бейдевинд. Лейтенант Лазарев сему последовал, но когда спускался, тогда шлюп его, имея великий ход, не слушался руля и шел прямо в берег, доколе не закрепили крюйсель и грот-марсель.

9 июня. Около трех часов следующего утра сделался штиль; в шесть часов, при легком западном ветре, мы опять направили курс к выходу из пролива Королевы Шарлотты, увидели бурун на подводных камнях, они были от нас на створе с горой, которая от мыса Джексон в берег первая на SW 24°.

В 4 часа пополудни я принужден убавить парусов, чтоб не уйти от шлюпа «Мирный», который был далеко позади; я опасался, чтоб тихий и непостоянный ветер не сделался опять от SO. В сие время на горизонте скоплялось множество густых черных туч.

Самое узкое место в канале Кука, между мысами Терра Витта и мысом Камару шириной пятнадцать миль. При выходе из канала за мысом Терра Витта большой залив. Нам показалось, что внутри оного остров, поросший лесом, но за отдаленностью невозможно было хорошо рассмотреть[137]; за средним высоким мысом и Пализером еще залив. Берега сей части кажутся удобны для возделывания пашен и заведения европейских селений. На среднем мысе горел большой огонь; жители, вероятно, желали, чтоб мы их посетили.

10 июня. В полночь мыс Пализер был от нас на NO 18°, в одиннадцати с половиной милях. Ветер дул тихий от юга и к утру заштилел.

В продолжение темноты я жег неоднократно фальшфейеры с нока грота-рея, но шлюп «Мирный» не отвечал, ибо не видал наших огней; не прежде десяти часов утра показался на горизонте на SW.

В полдень широта места шлюпа «Восток» была 41°50'4''южная, долгота 175°50'28''восточная. Мыс Пализер находился от нас на NW 70°; из двух высочайших снежных гор при устье канала первая на SW 70°, а вторая на SW 62°; дна моря на двести пятидесяти пяти саженях не достали; около шлюпов летали белые и дымчатые альбатросы с белыми бровями, также большие бурные птицы и пеструшки.

13 июня. С полудня 10-го числа, при западном и юго-западном ветре и большой зыби от юга, мы шли до полудня 13-го числа. На пути видели несколько морской травы, вероятно оторванной от подводных мелей Новой Зеландии.

Мы находились на широте 40°9'6''южной, долготе 177°53'34''западной. Склонение компаса было 10°21'30''восточное. Ветер совсем заштилел. Лейтенант Лазарев с офицерами посетил нас. В дружественной беседе мы не видели, как прошло время до вечера и скучно было расстаться с любезными товарищами.

14 июня. С полудня до девяти часов вечера ветры были разные; в 9 часов настал от NNO, свежий; шлюпы шли левым галсом в бейдевинд до полудня 15-го числа. Иногда задевали нас порывы ветра и наносили небольшой дождь. Мы были на широте 40°38'52''южной, долготе 174°48'39''западной; видели в довольном количестве в море плавающей морской травы. Со всех трех салингов прилежно смотрели берега, но ни в которой стороне не видали.

Ветер отошел в NW четверть и дул свежо; весьма часто набегали тучи с дождем; от NW была большая зыбь и производила большую качку; мы направили курс в NO четверть. При сем я наблюдал, чтоб не коснуться пути, которым шли известные мореплаватели.

17 июня. В полдень находились на широте 39°14'16''южной, долготе 170°56' западной; склонение компаса было 10° восточное. В 5 часов ветер дул тихий, из NW и SW четвертей, я продолжал курс на NO 70°; около шлюпов летали пеструшки; 21-го и 22-го ветер был крепкий, с дождем и порывами.

23 июня. По измерению 75 расстояний луны от солнца мы определили долготу в полдень 23-го 157°58'42''западную, а по хронометру № 508 было 157°45'16'', на 13′ 26′′ восточнее.

Сегодня видели пеструшек в последний раз – они уже больше не показывались.

На обоих шлюпах исправляли паруса, которые были в употреблении в больших южных широтах, и как шлюп «Восток» от тягости огромного рангоута терпел великую качку, то я паруса уменьшил; имея свободное время и находясь в хорошем климате, мы могли заняться убавлением парусов и толстоты всех реев. Грота-рей убавили в длину на шесть футов, а прочие по соразмерности.

Корабельный мастер Стоке, который строил шлюп «Восток», обнес все люки на верхней палубы весьма низкими комельцами, отчего часто бывала мокрота́ на палубе. Такие и другие встречающиеся ошибки в построении происходят более от того, что корабельные мастера строят корабли, не быв никогда сами в море, и потому едва ли одно судно выйдет из их рук в совершенстве. Имея лес, вырубленный в Новой Зеландии, мы исправили сии недостатки.

В 5 часов утра ветер от W кончился штилем, который стоял четыре часа, потом задул свежий ветер от SSO, мы продолжали плавание успешно.

В полдень находились на широте 31°49'42''южной, долготе 155°35'18''западной. В вечеру и ночью видели к северо-западу играние зарницы. Почти во все время плавания от Новой Зеландии имели зыбь от юга.

26 июня. С полудня ветер опять перешел к юго-западу и дул свежий, со шквалами; зыбь была от юга и производила боковую и килевую качку. Сим ветром мы пользовались до восьми часов утра 28-го, потом продолжали курс при пассатном ветре. В полдень находились на широте 28°4'56''южной, долготе 146°32'28''западной. Склонение компаса было 7° восточное. Термометр в тени стоял на 13,8°, а в полночь на 12,5°; барометр на 30,13. Такая умеренная теплота в воздухе поддерживала на обоих шлюпах совершенное здоровье служителей, которые занимались днем переделыванием такелажа.

По вечерам я велел им быть на верху на чистом воздухе: они пели песни, играли, забавляясь русской, казацкой и цыганской плясками; иные пускались в английские контрдансы, которым выучились на шлюпе; перескакивали друг через друга[138]. Все сии забавы служили к поддержанию здоровья, ибо от движения тела, сопряженного с внутренним удовольствием, питаются жизненные силы, а потому я старался служащим под начальством моим доставлять и то и другое.

С полудня мы взяли курс ближе к параллели и легли на NО 63°45', при ветре StO, с порывами и дождем. Зыбь от юга производила небольшую качку.

29 июня. С полуночи мы склонились еще к параллели острова Опаро; хода имели пять узлов. В продолжение ночи видно было по всему горизонту играние зарницы; к утру ветер стих.

В 6 часов утра, только что рассветало, увидели остров Опаро на NO 88°, в расстоянии шестнадцати миль; показался нам довольно высоким, имел четыре особенных холма или возвышения.

Ветер заходил более к востоку и не позволял нам приближаться к острову. Я надеялся достигнуть оного, лавируя, но жители предускорили нас; в начале первого часа пополудни показались лодки, идущие к нам от берега. Я приказал положить грот-марсель на стеньгу. Мы не долго ждали, лодки скоро приблизились; на каждой было по 5, 6 и 7 человек; сначала останавливались, не доезжая шлюпа, с жаром громко обращали к нам речь. Когда я им показал некоторые вещи, маня их к себе, они тотчас решились взойти на шлюп. Я с важнейшими здоровался прикосновением носа и сделал им разные подарки.

Спустя несколько времени приехал на такой же лодке человек большого роста, стройный и плотный; наружность его и уважение прочих островитян доказывали, что он начальник, за кого и сам себя выдавал. Я его пригласил в каюту, на что он сперва не соглашался, но после с робостью вошел и всему удивлялся. Я подарил ему топор, зеркало и несколько аршин выбойки. Жители острова Опаро обнаруживали великую наклонность к воровству и старались красть все, что только им попадалось в руки. Часовые с заряженными ружьями везде присматривали за ними. Один из островитян, бывших в кают-компании, успел украсть спинку от стула и бросился с оною прямо в воду. Лишь только сие увидели, прицелили на него ружье – он испугался и возвратил украденное.

Действие огнестрельного оружия им известно и производит в них большой страх; когда на шлюпе «Мирный» выпалили из пушки, они все бросились за борт. Островитяне ничего не привезли, кроме раков, мелких кореньев таро и черствого жесткого теста, завернутого в листьях, приготовленного впрок. Мы выменяли несколько весел и леек, коими они выливают воду из лодок. Пробыв некоторое время на шлюпе, гости наши возвратились на берег. Они приезжали на пятнадцати лодках.

Лейтенант Лазарев находился далее позади, и потому островитяне у него не были.

В половине второго часа, когда они от нас отправились, мы наполнили паруса. К ночи поворотили к западу, дабы с утра приблизиться к острову.

30 июня. Ветер дул весьма тихий от юга, откуда шла небольшая зыбь, небо было усеяно звездами. Мы сегодня за тихостью ветра не могли подойти к острову ближе четырех с половиной миль. В 8 часов утра, когда находились прямо против залива, жители опять приехали на шлюпы. Хотя накануне я просил их привезти рыбы, свиней, кур, показывая на сих животных, у нас бывших, но островитяне не исполнили моего желания и привезли только небольшое количество раков и таро.

Островитяне удивлялись величине шлюпа и всем предметам для них новым. Один мерил маховыми саженями длину шлюпа по верхней палубе, ложась при каждом разе на палубу, дабы распространить руки; мерил ширину на шканцах. Гости наши не сходили по ступеням со шлюпа, а бросались прямо в воду и потом уже влезали на свои лодки. Я их всех дарил разными безделицами: сережками, зеркальцами, огнивцами, ножами и проч.

Лодок сегодня приезжало на оба шлюпа до двадцати; и как шлюпы были близко один от другого, то островитяне переезжали со шлюпа на шлюп, ибо, получив подарок от меня, спешили за тем же к лейтенанту Лазареву. Одаренные им, возвращались ко мне, протягивали руки и знаками объясняли, что еще ничего не получили. Пробыв более часа на шлюпе, вдруг все второпях бросились один за другим в воду, кроме одного, который просился остаться, на что я согласился. Он стоял у шкафута, смотрел на своих земляков – они убеждали его возвратиться к ним.

Островитянин долго не соглашался, наконец начал внимать их увещаниям и просьбам, стоял как вкопанный, на лице его видна была сильная борьба внутренних чувств. С одной стороны, как думать должно, какое-то ожесточение против земляков своих, а с другой – врожденная каждому человеку любовь к своей родине производили в нем сильное противоборство. Но когда последнее похвальное чувствование превозмогло неудовольствие на соотечественников, тогда просил у меня позволения возвратиться к ним; я нимало его не удерживал и не гнал, а совершенно предоставил на его волю. Подождав немного, он простился со мной, бросился в воду и соединился со своими земляками.

Причину скорого и внезапного удаления островитян со шлюпов объяснил мне лейтенант Лазарев. Один из островитян, бывших на шлюпе «Мирный», избрав удобный случай, когда матросы отвлечены были для убирания парусов, выдернул железный сектор с фалрепом, бросился с ним в воду и, как видно, о намерении своем заранее дал знать всем товарищам, находившимся на шлюпе, ибо все они мгновенно один за другим бросились в воду с разных мест, кроме одного старика, которому преклонность лет препятствовала следовать за ними; капитан Лазарев приказал его задержать в виду всех островитян.

Ему показали лодку, на которой был украденный сектор, и объяснили, что, ежели возвратят сию вещь, будет свободен. Островитяне изъявляли сему старику повиновение, по которому видно было, что он принадлежал к числу начальников. По его призыву показанная ему лодка подошла ближе, и после нескольких переговоров старик уверял, что на оной ничего нет украденного.

Когда находящиеся на лодке видели, что намерение лейтенанта Лазарева было непременно получить обратно сектор и без того не освобождать старика, тогда один из бывших на лодке выдернул фалреп из сектора, показывал оный и, как будто в недоумении, спрашивал: не эту ли вещь от них требуют? Коль скоро он показал фалреп, тогда совершенно удостоверились, что и сектор украден сим же островитянином, а потому настоятельно оного требовали. Виновный в похищении рукой шарил внутри лодки и вытаскивал то изломанную корзинку, то куски камыша, и потом, подняв отверстые руки, объяснил, что в лодке нет больше ничего.

Наконец, видя, что все его обманы не действуют, вытащил сектор, держа его в руке, бросился вплавь и возвратился на шлюп. Тогда все островитяне громко закричали, все, казалось, его бранили, а особенно старик, который с радостным лицом бросился к лейтенанту Лазареву и несколько раз коснулся с ним нос к носу. Вся брань была притворная: вероятно, старик сам главный виновник похищения, или, по крайней мере, похищение сделано с его согласия, и, ежели бы не успели его задержать, он уже был готов броситься за борт, и уплыл бы на одну из лодок. Однако ж лейтенант Лазарев не показывал никакого подозрения на старика и подарил ему гвоздь, которым он был крайне доволен, – бросился в воду и уплыл на своей лодке вместе с прочими островитянами.

Остров Опаро обретен капитаном Ванкувером в 1791 году на пути из залива Дюски (в южной части Новой Зеландии) к островам Общества, и наименован Опаро потому, что островитяне весьма часто выговаривают сие слово. Капитан Ванкувер не нашел удобного якорного места при острове Опаро. За противным маловетрием мы не могли подойти ближе четырех с половиной миль, но рассмотрели остров, который представляется в виде хребтов островершинных, довольно высоких гор, имеющих направление на восток и запад. Низменности и покатости гор обросли лесом; места, где нет леса, имеют вид желто-красный; на северной стороне были небольшие взрытые площади совершенно красного цвета – вероятно, от красной охры. На северо-восточной стороне – водопад, стремящийся в море по скалам. На северо-западной стороне, по-видимому, находится изрядный залив.

Остров в длину по параллели шесть, в ширину три с половиной мили; в окружности около пятнадцати миль. На некоторых из вершин гор видны некие устроения, как будто бы укрепления, куда только по тропинкам входить можно. Положение острова определено посредством наблюдений, а именно:

На шлюпе «Восток»:

широта – 27°37'45''южная;

долгота – 141°14'55''западная;

склонение компаса – 5°21' восточное.

На шлюпе «Мирный»:

широта – 27°36'40''южная;

долгота – 144°25'15''западная;

склонение компаса – 6°24' восточное.

Ванкувер в 1791 году, декабря 22-го, определил:

широта – 27°36'0''южная;

долгота – 144°01'32''западная;

склонение компаса – 5°40' восточное.

Островитяне, приезжавшие на шлюпы, были вообще среднего, а некоторые довольно высокого роста, по большей части все стройны, крепкого сложения, много дородных; в телодвижениях ловки и проворны, волосы имеют кудрявые, особенно быстро сверкающие черные глаза, бород не бреют, цвет лица и тела темнокрасный, черты лица приятные и не обезображены испестрением, как то водится у многих жителей островов сего Великого океана.

Один только из опарцев, 17 или 18 лет от роду, весьма стройный телом, имел самые светло-русые волосы, голубые глаза, несколько горбоватый нос, цвет лица и тела подобный жителям северной части Европы. В его происхождении можно легко усомниться, не родился ли он от опарки и путешествующего европейца; художник Михайлов нарисовал весьма похожий портрет сего островитянина и некоторых других.

Желая что-нибудь получить, островитяне разнообразно кривляли лица и протягивали руки, сим смешили матросов и приобретали от них европейские безделицы. Неотступно приглашали нас к себе на остров, но опасно было отважиться на таковом расстоянии ехать на берег, ибо тихий противный ветер препятствовал шлюпам подойти ближе.

Как по близости сего острова нет других островов, то кажется, что островитяне, находясь в хорошем климате и не нуждаясь в жизненных потребностях, могли бы наслаждаться вечным миром, а выстроенные на вершинах гор укрепления, в коих были домики, подают повод к заключению, что островитяне разделены на разные общества, имеют также свои причины к прерыванию взаимных дружественных сношений, и в таком случае укрепления служат им убежищем и защитою.

Из произведений рукоделия и искусств, кроме лодок, на которых островитяне приезжали, нам ничего не удалось видеть; лодки, вероятно, по неимению на острове достаточной толщины дерев, составлены из нескольких досок, вместе скрепленных веревочками, свитыми из волокон древесной коры. Некоторые длиной до двадцати пяти футов, но не шире одного фута и двух дюймов; с одной стороны вдоль лодки на отводах был брус три с половиной дюйма толщиной, заостренный с обеих сторон наподобие лодки, которой служит для равновесия.

По узости лодок, дородные островитяне не усаживаются в оные, а местами прикреплены дощечки, на которых они покойнее сидеть могут. Лейтенант Лазарев доставил модель такой лодки в музей государственного Адмиралтейского департамента. Весла и лейки для выливания воды похожи на новозеландские, но с рукоятками, без всякой резьбы; лейки удобнее употребляемых европейцами для выливания воды из гребных судов.

Мы видели несколько белых небольших птиц с раздвоенными хвостами. Не имея надобности пережидать ветер, чтобы зайти за небольшой островок по северную сторону острова Опаро или залив при северо-западной стороне (где, по-видимому, удобнее стать на якорь), по отбытии островитян я продолжал курс еще к востоку до самых сумерек и достиг широты 27°36'30''южной, долготы 143°43' западной. В продолжение всего дня погода была прекраснейшая, небо безоблачно, горизонт чист; ежели бы к востоку или в другие стороны были острова равной высоты с островом Опаро, мы могли бы оные увидеть на расстоянии сорока миль, но сколько ни смотрели с бом-салинга, ничего не видали.

В сей круг зрения входили по арроусмитовой карте предполагаемые Бассом острова Четырех Корон, усмотренные Квиросом. По сему названию можно бы заключить, что испанский мореплаватель видел остров Опаро: когда подходишь к сему острову с западной стороны, он открывается четырьмя возвышенностями или вершинами. Но сие заключение было бы несообразно следующим словам в путешествии Квироса: «1606 года, февраля 5-го, прошед 25 миль от усмотренного нами берега, ввечеру увидели 4 острова, расположенные треугольником, в пять или шесть миль каждый (в диаметре или в окружности, не означено), которые бесплодны, необитаемы. И вообще, походят на острова, пред сим нами обретенные». Торрес называет сии острова Las Virgenes, а Квирос – Lais quatro Coronadas.

Прежде обретенные ими острова были все почти равные с поверхностью моря, а по сему и остров Опаро не принадлежит к оным, притом весьма легко можно доказать, что когда Басе полагает острова Четырех Корон на широте 27°45' южной, то и прочие обретения Квироса до сих островов на сем же пути должны находиться южнее, как и остров La Encarnacion, южнейший из всех, должен быть на широте южной 32°12', и до сего времени еще никто в такой большой широте не находил коральных островов с лагунами; они не простираются в Южном полушарии далее южного тропика или широты 23°, и то только поблизости Новой Голландии. Из сего видно, что Квирос шел севернее, нежели предполагал Басе, следовательно, сии острова должно исключить из широт, в коих они назначены на картах Арроусмита и прочих гидрографов.

1 июля. Не видя ничего с салинга, я на ночь направил путь к югу, склоняясь несколько к востоку. Время становилось прекрасное, все наслаждались приятными тропическими вечерами; ночи были ясные, по временам метеоры перелетали с места на место, оставляя по себе слабый свет; барометр поднялся до 30,37. Следующего дня мимо нас проплыло несколько кустов морской травы, подобной траве, о которой предполагают, будто она выносится из Мексиканского залива и плывет во множестве около Азорских островов. С полудни ветер сделался от OSO; мы увидели первую тропическую птицу.

2 июля. Ветер перешел и дул свежий OSO, с небольшими порывами. В полдень мы находились на широте 23°10'13''южной, долготе 142°31'19''западной. В сие время видели двух фаэтонов, а в 7 часов пересекли вторично тропик Козерога. К ночи убавили парусов, чтоб иметь меньше хода.

3 июля. С утра прибавили парусов; в полдень ветер дул О, свежий; теплота в тени доходила до 28,18°, а в полночь было 10°; все чувствовали быструю перемену из прохлады в жар.

4 июля. К ночи убавили парусов; с 8 часов утра видели двух фаэтонов и одного фрегата (Pelicanus aguilas). Со вступлением в теплые страны, сегодня показалась первая летучая рыба. В полдень находились на широте 20°25'50''южной, долготе 141°36'27''западной. Склонение компаса было 5°31' восточное. Все сии дни шли на NO 16°35'; при захождении солнца были близ широты островов принцев Гейнриха, Кумберланда и Глочестера, и потому на ночь привели к ветру и держались на том же месте, делая короткие галсы.

5 июля. В 6 часов утра с рассветом опять пошли на NO 16°35'; спустя час времени с салинга увидели к NO берег, и я лег прямо к оному на NO 50°, прибавя парусов. В 9 часов утра, находясь в расстоянии 1 2/3 мили от низменного небольшого острова, у которого в середине была лагуна, а на SO стороне малое отверстие, я прошел на N в параллель корального берега шириной 300 сажен, а местами многим уже; в 10 часов, приближась к северной оконечности, послал лейтенанта Торсона на ялике осмотреть берег, который также местами порос кустарником. Астроном Симонов, штаб-лекарь Берх, лейтенант Демидов поехали с лейтенантом Торсоном. Лейтенант Лазарев послал ялик со штурманом.

День был прекрасный; по наблюдению определена широта места нашего 19°11'34''южная, долгота 141°17'56''западная; середина острова оставалась от нас на SO 26°, а посему широта оного выходит 19°12'21''южная, долгота 141°16' западная.

Астроном Симонов, производя наблюдения на берегу северной оконечности, определил широту оной 19°11'10''южную. Ежели к сему прибавить половину длины острова (которая не более трех с половиной миль), широта середины будет 19°12'53''; ширина острова 1 3/4 мили, окружность – восемь миль.

Хотя сей остров по наружности подобен острову Принца Гейнриха или Кумберленда, который обретен капитаном Уэльсом июня 13-го 1766 года, но на широте острова Принца Гейнриха разности одиннадцать с половиной минут, на долготе тринадцать с половиной минут к западу, а остров Кумберленд южнее пятью минутами, на долготе девятнадцать с половиной минут восточнее. При сем в сравнении я положил острова, обретенные Уэльсом двадцатью четырьмя минутами западнее, по той причине, что он определил Матавайскую рейду на острове Отаити двадцатью четырьмя минутами западнее истинной долготы, определенной в первое путешествие капитана Кука. По сим несходствам в определении положения упомянутых островов я полагаю, что Уэльс прошел в дурную погоду и оттого сделал погрешности при выводе широты острова, однако ж принял оный за остров Принца Гейнриха.

Определив географическое положение сего острова, выстрелом из пушки я дал знать гребным судам, чтобы возвратились с берега, и в половине первого часа они к нам прибыли. Торсон, Симонов, Берх и Демидов объявили, что сей узкий берет состоит из кораллов разных цветов; лес же растет невысокий, кривой; они настреляли морских птиц; с собой привезли довольно крупных морских ежей (Echinus), коих иглы, или колюшки, шесть дюймов длиной, лилового цвета, подобны грифелям. Из многочисленного рода морских ежей нам только случилось видеть сей род на Коральных островах. Художник Михайлов привез с берега плод дерева, называемого натуралистами Pandanus. Подняв гребное судно, я продолжал путь на N, склоняясь несколько к О.

По 25 лунным расстояниям, мною измеренным, определили долготу в полдень 141°2'6''; из такого же числа расстояний, измеренных штурманом Парядиным, 141°19'6''.

Когда мы находились около острова, фрегаты и бакланы подлетали к нам близко; лучший наш стрелок, матрос Гайдуков, подстрелил их несколько. Они были только ранены, и после того еще жили, но их окормили ядом, дабы набить в чучела. Сих бакланов некоторые натуралисты называют кусающими, потому что они кусали приходящих и тех, кто их дразнил. Но мне известно, что все морские птицы кусают, и прибавление к названию, сделанное, чтоб отличить породу, кажется неосновательно.

Птицы-фрегаты бросались с высоты перпендикулярно в воду и хватали в струе за кормой шлюпа то, что выброшено было из кухни. При рассмотрении их внутренности увидели, что грудная кость и вилка составляют одну кость, отчего и могут так смело бросаться грудью в воду.

В 5 часов пополудни, когда отошли на десять миль от острова, он скрылся. В 9 часов вечера на ночь привели в бейдевинд на правый галс. Лейтенант Лазарев, исполняя сделанный ему ночной сигнал, последовал шлюпу «Восток».

6 июля. Ветер дул тихий; рассеянные изредка облака не препятствовали звездам блистать во всю ночь. В пять с половиной часов, с рассветом открылись небольшими группами кокосовые деревья, и мы легли прямо к восточнейшим из оных. В 9 часов утра находились близ южной оконечности острова, в одной миле от кокосовой рощи, и простыми глазами видели несколько человек, вооруженных пиками. Все красно-медного цвета, совершенно нагие; знаками приглашали нас на берег.

Я пошел вдоль оного, и два островитянина бежали по берегу наравне со шлюпами, наконец устали, остановились, поглядели вслед за нами и возвратились к своим товарищам. Подле кокосовой рощи вытащена была лодка, а вдали в лагуне были видны две лодки, которые спешили на гребле к сему же месту. Большой бурун, разбивающийся с великим шумом о коральный берег, препятствовал нам послать гребное судно. Оставшийся у нас в правой руке, на расстоянии около полутора миль противолежащий берег мы также имели в виду.

На ближней к шлюпу части были песочные небольшие насыпи; в некоторых местах повыше – мелкий лес и кустарники; низменности ближе к воде состояли из корального оплота, а где через рифы море с лагунами сообщается, кокосовые пальмы, отличаясь высотой своей от прочих дерев, составляли весьма красивый вид. Восточная и северная стороны острова более обросли лесом, но местами леса нет. У северо-западной оконечности мы видели несколько островитян, и разведенные огни доказывали, что остров довольно населен.

В полдень, по наблюдению, находились на широте 18°6'41''южной, долготе 141°3'44''западной. Западный мыс острова был от нас на NOtN, на 1 1/4 мили. Лишь только мы успели взять полуденную высоту, с переменой ветра от StW, пасмурностью задернуло солнце и пошел небольшой дождь, который был непродолжителен. Мы определили широту северной оконечности острова 18°1'30''южную, долготу 140°58'4''западную; самая южная оконечность на широте 18°22'50''южной, долготе 140°45'24''западной; середина на широте 18°12'10''южной, долготе 140°52'32''западной. Положение острова простирается на NW 40° на двадцать пять миль. Самая большая ширина – семь миль, окружность – тридцать девять миль. В лагуне показываются также кораллы, некоторые уже вышли сверх воды и имеют одинаковое направление в длину острова, а местами виден молочный цвет воды, что означало небольшую глубину до кораллов. Остров сей тот же самый, который обретен капитаном Куком и назван островом Лука (Bow).

После полудня, пройдя еще с милю на NNO, легли к N, склоняясь несколько к О, в намерении пройти сим курсом до широты 16°, а потом уже по сей параллели идти к западу, дабы обозреть пространство между Сердитым морем[139] и Опасным архипелагом[140]. Хотя к острову Отаити и другим островам сего Великого океана приходило много судов, но пространство по сей параллели в близости Отаити не осмотрено – кажется, единственно по причине устрашающих названий, данных голландским мореплавателем Шутеном и французским командором Бугенвилем.

В половине третьего часа пополудни с салинга увидели берег, простирающийся от NO до OtS; по сей причине я придержался в бейдевинд на NO 55°, на юго-восточную оконечность берега, сколько тихий ветер от SO позволял. В половине четвертого часа ветер сделался от О и воспрепятствовал нам приближиться к берегу, и доколе стемнело, мы шли вдоль западной части оного, на расстоянии трех миль, однако же могли хорошо рассмотреть, что берег, подобно острову Лука, состоит из узких низменных кораллов; в середине – лагуна.

Та часть, которая к нам была ближе, покрыта лесом и кустарником; местами видны кокосовые рощи, над другим лесом возвышающиеся; мы приметили два малых отверстия, или входа в лагуну. Через один из оных несколько островитян перебирались вброд. Западная сторона, о которую разбивался бурун, ниже состояла из корального надводного рифа, на коем виден был растущий лес.

В 6 часов вечера за пасмурной погодой ничего не видали, кроме зажженных в двух местах огней на среднем мыса, где находится самая большая кокосовая роща, близ которой, конечно, островитяне живут в большом числе.

7 июля. Ночью мы держались на одном месте, под малыми парусами, но поутру, когда рассвело, увидели, что течение нас увлекло от берега, а как я имел намерение быть ближе к берегу, дабы увидеть жителей, то и лавировал к острову, но беспрерывный переменный и тихий ветер воспрепятствовал нам достигнуть северной оконечности острова прежде двух часов пополудни 8-го числа.

8 июля. Восточный берег от среднего мыса до сей оконечности также покрыт лесом, имеет несколько кокосовых деревьев, но менее, нежели от средней части к югу, по западному же берегу.

Лагуна у северной оконечности с западной стороны острова также сообщается с морем посредством малого прохода. Восточная сторона, противолежащая пассатному ветру, всегда омываема большим буруном и состоит большей частью из коральной гряды.

Подойдя к северной оконечности острова, я поехал на ялике на берег, взял с собой художника Михайлова и лейтенанта Демидова; лейтенант Лазарев отправился на катере, с ним были медико-хирург Галкин, лейтенант Анненков и мичман Новосильский. Все офицеры и гребцы вооружены на случай неприязненных поступков островитян. Когда мы подошли к коральному берегу, о который разбивался большой бурун, и, без опасения повредить гребное судно на подводный коралл пристать было трудно, на берегу к сему же месту сбежалось до 60 мужчин, число коих беспрерывно умножалось.

Некоторые были с бородами, волосы на голове у всех не длинные, а курчавые, черные; островитяне среднего роста, тело и лицо, загоревшие от знойных солнечных лучей, бронзового цвета, подобно как у всех островитян сего Великого океана; детородные части закрыты узкой повязкой. Все были вооружены длинными пиками, а некоторые в другой руке держали деревянную лопатку, коею, как и в Новой Зеландии, неприятелей бьют по головам. Женщины стояли поодаль у леса саженях в двадцати, также вооружены пиками и дубинами; с пупка до колен тело их обвернуто тонкой рогожей.

Лишь только мы приблизились, чтоб пристать к берегу, островитяне все с ужасным криком и угрозами замахали пиками, препятствуя нам приставать. Мы старались ласками, бросая к ним на берег подарки, привлечь и склонить их к миру, но в том не успели. Брошенные вещи охотно брали, а допустить нас к берегу не соглашались. Мы выпалили из ружья дробью поверх голов их, они все испугались, женщины и некоторые из молодых людей отступили подалее в лес, а прочие все присели. Видя, что сим никакого вреда им не делаем, они ободрились, но после при всяком выстреле приседали к воде и плескали на себя воду, потом дразнили нас и смеялись над нами, что им никакого вреда сделать не можем. Сие явно доказывает, что смертоносное действие огнестрельного оружия им неизвестно. Видя исходящий огонь из ружья, вероятно, заключали, что мы их хотим обжечь, для того мочили тело водой, которую черпали руками из моря.

Когда шлюп «Мирный» подошел и по сигналу пущено было с оного ядро из пушки в лес, выше островитян, все испугались, присели и мочили тело водой; женщины и некоторые молодые мужчины бежали и зажигали лес на взморье, производя длинную непрерывную линию ужасного огня с треском и сим прикрывали свое отступление на великое пространство. Из подарков они больше всего обрадовались колокольчику, которым мы звонили. Я бросил им несколько колокольчиков, предполагая, что приятный их звон установит между нами согласие; но лишь только приближались гребные суда к берегу, островитяне с ужасным криком от большой радости приходили в великий гнев.

Такое упорство принудило нас возвратиться. Упорство сие, конечно, происходит от совершенного неведения о действии нашего огнестрельного оружия и превосходства нашей силы. Ежели бы мы решились положить на месте несколько островитян, тогда, конечно, все прочие пустились бы в бегство, и мы бы имели возможность без всякого препятствия выйти на берег. Но, удовлетворив свое любопытство в довольно близком расстоянии, я не имел особенного желания быть на сем острове, тем паче, что хотя и представилось бы небольшое поле к изысканиям по натуральной истории, особенно по части кораллов, ракушек и несколько по части растений, но как я натуральной историей мало занимался, а натуралиста у нас не было, то пребывание на берегу мало бы принесло пользы.

Не желая употребить действие пороха на вред островитян, я предоставил времени познакомить их с европейцами. Когда мы от острова уже довольно удалились, тогда из лесу на взморье выбежали женщины и, приподняв одежду, показывали нам задние части тела своего, хлопая по оным руками; другие плясали, чем, вероятно, хотели нам дать почувствовать слабость сил наших. Некоторые из служителей просили позволения, чтоб островитян наказать за дерзость, выстрелить в них дробью, но я на сие не согласился.

По наблюдениям, широта острова оказалась 17°49'30''южная, долгота 140°40' западная. Самое большое направление на NO шестнадцать миль, широта – семь миль. Остров сей я назвал островом Моллера[141], в честь контр-адмирала Моллера-второго, который имел флаг свой на состоявшем под моим начальством 44-пушечном фрегате «Тихвинская Богородица». От острова Моллера, дабы прийти на широту 16°, я шел на N, склоняясь к О.

9 июля. Ночь была лунная; ветер тихий, от востока, и по мере уменьшения широты места нашего переходил в северо-восточную четверть.

В полдень мы были на широте 16°46'21''южной, долготе 141°1'54''западной, имели склонение компаса 6° восточное.

Теплота, по термометру, в тени доходила до 20,2°, в полночь – до 19°. Я не заметил, чтобы кто из служащих со мной жаловался на беспрерывную несносную жару во время плавания между тропиков.

10 июля. От полудня до шести часов утра следующего дня ветер непрестанно колебался, заходя и отходя на два и на три румба; я из сего заключил, что мы простирали плавание под ветром у неизвестных островов. Видели одного большого кита; уже давно не встречали китов.

При рассвете с марса нас обрадовали извещением, что на ветре открылся берег, и в самом деле увидели оный на ONO; по рассвете начали лавировать, дабы подойти ближе. Лейтенанту Лазареву, по просьбе его через телеграф, я позволил привести берег в полдень на О – для точного определения широты места.

Перед полуднем, когда шлюпы находились от острова на расстоянии двенадцати миль, островитяне удивили нас своей отважностью. С салинга усмотрели лодку, потом показалась другая, третья, и наконец всех до шести, идущих к нам. Приблизившись на небольшое расстояние от шлюпов, остановились и держались против борта; часто принимались кричать, но приставать к шлюпам никак не решались. Наконец одна лодка приблизилась к корме шлюпа «Мирный», потом подошла к шлюпу «Восток», и островитяне держались за веревку, опущенную с кормы.

Все были среднего роста, более худощавы, нежели дородны. Телом и лицом смуглы, и сим последним несколько отличаются от европейцев; волосы связаны в пучок на самом темени, бороды небольшие, живот почти у всех подтянут веревкой, свитой из травы, детородная часть закрыта поясом, который составляет всю одежду для прикрытия их наготы.

Я желал получить хотя один упоминаемый пояс, но островитяне никак не хотели их променивать. Сие служит доказательством, что обнажение части тела, прикрываемого поясом, почитают неблагопристойностью.

Лодки, на которых островитяне встретили нас в дальнем расстоянии от берега, длиной около двадцати футов, ширина их такова, что два человека могли сидеть рядом; сделаны из нескольких искусно вместе скрепленных досок; разрез лодок видом подобен невысокому кувшину; с одной стороны для равновесия отвод; весла почти такие же, как и у всех островитян сего океана. Лодки довольно хорошо ходят и для открытого моря удобнее других, мне известных сего рода лодок.

На каждой было 3 или 4 проворных островитянина; каждый имел по аркану из сплетенных травяных веревок, пику, небольшую булаву. По всем сим признакам нам казалось, что островитяне выехали в намерении напасть на нас с разных сторон и, ежели возможно, овладеть шлюпами. Может быть, не видав никогда европейских судов, по дальности расстояния заключили, что видят лодки, идущие с одного острова на другой для промысла или неприязненных действий, и что можно ими овладеть.

Когда приближились, вероятно, удивились необычайной величине судов, несоразмерных ни их силе, ни военному их искусству, однако же при всем том, держась за веревку у кормы, тянули ее беспрестанно к себе, чтоб отрезать. Они старались коварным образом пикой ранить офицера, который из каюты им изъявлял благоприязненное расположение. Как я, так и лейтенант Лазарев дарили им топоры, выбойки, серебряные и бронзовые медали, но не могли их убедить подойти ближе к шлюпам, а еще того менее взойти на оные; в 4 часа островитяне отправились обратно на берег.

Ветер отошел сначала несколько к северу и позволил шлюпам в одно время с островитянами достигнуть берега; поворотя через оверштаг на правый галс, я лег вдоль западного берега, местами держал менее мили от оного. Островитяне в виду нашем пристали к берегу, с помощью нескольких на берегу находящихся товарищей вытащили лодки и, подняв их на плечи, понесли во внутренность лагуны, потом, не медля, зажгли во многих местах кустарники и лес на берегу против нас и произвели ужасный огонь. Я полагаю, что сия огненная линия означает неприязненность и служит сигналом приближения и нападения неприятелей, как случилось при свидании нашем с жителями острова Моллера.

Середины сего острова широта 15°51'5''южная, долгота 140°49'19''западная. Положение оного представляет сферический треугольник, острым углом к SSO; одна сторона, к северу обращенная, вдалась внутрь, и в сем месте особенно приметны кокосовые рощи, прочие же стороны острова низки. Мы были так близко, что могли хорошо отличить красные кораллы от белых; действием солнечных лучей они превращены в известь. Окружность острова, которой я назвал островом Графа Аракчеева[142], около шестнадцати миль.

Ртуть в термометре стояла на 20,7°, а в полночь опустилась до 19,7°.

В 6 часов вечера, когда шлюп «Восток» прошел вдоль западной стороны острова и находился уже у северо-западной оконечности, затемнело; тогда, взяв у марселей рифы, я лег под малыми парусами к западу, склоняясь несколько к югу, дабы держаться ближе широты 16°, по которой имел намерение идти к западу.

Чтобы занять островитян и внушить им, какую силу имеет европейский огонь, мы пустили с обоих шлюпов по нескольку ракет; некоторые в воздухе рассыпались разноцветными огнями. Такие огневоздушные искусственные явления, занимающие еще и поныне просвещенных европейцев, должны были удивить людей, живущих на малом острове посреди океана; они подобное сему видели только с воздушных метеорах, по отдаленности в малом размере, без звука и блестящих огней.

11 июля. До половины второго часа пополуночи, при лунном свете, мы имели хода от трех до четырех миль в час; я сделал сигнал привести в бейдевинд на правый галс, дабы остаться в продолжение ночи на месте; ветер дул тихий от NOtN, зыбь от О доходила до нас весьма слабая, что также доказывает близость берега на О от острова Графа Аракчеева. В 6 часов утра, с рассветом, спустясь от ветра, мы легли на WSW и прибавили парусов. В 11 часов с салинга увидели берег на NW, я придержался в бейдевинд на WNW, при ветре от N.

По наблюдению, в полдень широта места нашего была 15°53'25''южная, долгота 141°50'22''западная.

В продолжение всего дня ветер был так тих, что я не положился на верность измеренного нами хода, служащего основанием для определения величины острова; при таком тихом ветре ход судов более подвергается неизвестному влечению морской быстроты; по сей причине я держался в продолжение ночи близ острова; мы видели одного кита, пускающего фонтаны, также несколько летучих рыб. Рыбы сии не больше сельдей, имеют боковые перья необыкновенной величины, и довольно широкие.

Избегая гоняющихся за ними бонитов, стадами поднимаются из воды в косвенном направлении и потом летят по прямой линии не выше двадцати футов от поверхности моря во время безветрия. Когда боковые перья начинают высыхать, тогда обратно склоняются к воде и погружаются, когда же во время полета ветер случится с боку, тогда уклоняются дугой под ветер и, по мере большей силы оного, кривой путь их приметнее изгибается.

В близости, или в виду сего острова, не было никогда европейских судов, а потому, без сомнения, все внимание островитян обращено на шлюпы «Восток» и «Мирный», как на неприятелей. Когда стемнело, я приказал пустить 12 ракет поодиночке. Огненные сии струи, конечно, вселили необыкновенный страх в людях, которые ничего подобного не видали.

12 июля. В час пополуночи поворотили обратно к берегу, ветер продолжался самый тихий, из NO четверти, до 9 часов утра, потом задул несколько свежее от ONO, и я лег на SWtS 1/2 W вдоль южного берега, на расстоянии одной мили; мы пришли на траверс южного мыса.

Остров сей принадлежит также к коральным островам с лагунами в средине. Восточный коральный узкий берег оного около ста сажен в ширину и почти весь голый, только изредка видны поодиночке кустарники; северный, западный и южный берег обросли лесом, между коим было несколько кокосовых деревьев.

В лесу местами расстилался по ветру дым, который доказывал, что остров обитаем. Средины его по наблюдениям широта 15°47'20''южная, долгота 142°11' западная; положение его NNO 1/2 O и SSW 1/2 W, длина двенадцать миль, ширина три. Сие обретение наше назвал я островом Князя Волконского.

Вскоре мы усмотрели впереди еще остров, от южной оконечности острова князя Волконского на SW 28°, отделенный проливом шириной в четыре мили. Продолжая идти по тому же направлению, в полдень находились по NO сторону последнего острова, на одну милю от берега. По наблюдению, широта места шлюпа «Восток» была 15°57'52''южная, долгота 142°12'11''западная. С полудня до темноты мы держали в расстоянии от полумили до двух миль вдоль восточного узкого хорального берега, на коем росли отдельные кустарники и низменный лес; бурун с ревом разбивался на сей коральный берег. Вся северная и западная сторона, в которой видна лагуна, покрыта лесом; местами на NW стороне из-за лесу шел дым – доказательство, что остров обитаем; капитан Лазарев сказывал мне, что он видел на берегу людей и лодки.

Северная оконечность сего острова на широте 15°55'45''южной, долготе 142°15'19''западной. Южной оконечности широта 16°13'35'', долгота 142°24'36''; средины широта 16°5'35'', долгота 142°19'. Направление острова NtO 1/2 O и StW 1/2 W; длина, по моему мнению, двадцать одна, а лейтенант Лазарев полагает шестнадцать миль, большая ширина семь, окружность сорок четыре мили. Остров сей назвал я островом Фельдмаршала князя Барклая де Толли[143].

Разность в определении длины острова Барклая последовала от того, что капитан Лазарев проходил южную часть в темноте и, приняв колено, где берег переменил направление далее к W, за южный мыс, заключил, что остров пятью милями короче против величины, определенной на шлюпе «Восток».

Капитан Кук в первом путешествии кругом света определил величину и положение обретенного им острова Лука, проходя вдоль берега по южную сторону острова; невзирая на ночное время, продолжал опись по гулу, происходящему от буруна, разбивающегося в берег с шумом; но как курс, которым он шел, отдалял его неприметно от направления берега, и расстояние от оного более и более увеличивалось, то, потеряв гул от буруна, заключил преждевременно о величине острова, им обретенного, и определил длину оного тринадцать, вместо тридцати пяти миль. Таковые ошибки часто на море случаются.

В 6 часов вечера сделалось темно, убрали на шлюпе все лишние паруса как для предосторожности на ночь, так и для того, чтоб доставить возможность шлюпу «Мирном» нас догнать. Ход «Востока» был не более полутора узлов, я держал на SSW до полуночи.

13 июля. С шести часов взяли курс по параллели к западу, на широте 16°23' южной. Весьма редкие на небе облака не препятствовали луне и звездам освещать горизонт во всю ночь. Шлюп «Мирный» нас догнал, и мы с рассветом могли опять идти вперед под всеми парусами.

Когда совершенно рассвело, увидели с салинга на WSW 1/2 W низменный берег, и я направил путь к оному. Вскоре открылся к югу еще другой такой же берег; я предпочел осмотреть наперед сей последний, для того что от оного мы могли идти к первому берегу, по сей причине лег на юг. Прекрасная погода нам благоприятствовала, только ветер был тих и мы не имели такого хода, какого желали.

В 11 часов прошли в полумиле северо-западный низменный коральный мыс, омываемый шумным буруном; весь остров был пред глазами нашими. Вся северная сторона возвышенная, покрыта мелким лесом, на прочих же частях лес местами; мы рассмотрели только три пня кокосовых деревьев без листьев – может быть, сорваны бурей, или спали от старости деревьев. Бурун, с ужасным ревом разбиваясь о коральные возвышенности, перекачивался через оные в лагуну внутри острова. Положение оного N 1/2 W и S 1/2 O; длина семь, ширина две, окружность семнадцать миль.

Вскоре, к удовольствию моему, я увидел лодку, идущую на гребле к шлюпу «Восток»; чтобы дать ей возможность скорее подойти, лег в дрейф; после сего лодка, на которой было два человека, по приглашении моему, без дальних околичностей, пристала к шлюпу. Мы удивились необыкновенной смелости островитян: один из них прямо взошел не шхафут, предложил нам к мене употребляемые ими для рыбной ловли крючки, сделанные из ракушек и улиток.

Потом, вынув из-за пояса небольшой сверток, перепутанный кокосовыми волокнами, содрал с свертка зубами волокны и дал мне несколько мелкого жемчуга. На вопрос мой: «Есть ли еще?» он отвечал: «Нюй, нюй», т. е. «много, много», указывая рукою на берег. Когда спросил его, есть ли женщины, он тотчас отправил на берег своего товарища, по-видимому работника, на своей лодке, а сам остался на шлюпе. По рассказам его мы поняли, что он начальник с острова Анюи, а на остров, при коем мы находились, приехал для промысла.

Время приспело к обеду, я посадил гостя за стол подле себя; он ел все, но с великой осторожностью, старался в действиях своих подражать нам, но при употреблении вилки встречал немалое затруднение, боясь уколоться. Между тем лейтенант Лазарев с некоторыми из офицеров обоих шлюпов поехал на остров на двух гребных судах, но, приближась к берегу, увидел, что нет возможности пристать по причине подводных кораллов и большого разбивающего буруна, почему и возвратился на шлюп. При сем случае потеряли дрек, который так зацепился за кораллы, что вынуть было невозможно.

После обеда на шханцах мы одели нашего гостя в лейб-гусарский красный мундир. Внутренняя радость видна была на лице его. Потом, при троекратном «ура», я повесил ему на шею серебряную медаль, и, в изъявление дружбы, мы коснулись носами. Дабы придать более важности и цены медали, каждый из нас подходил рассматривать оную и удивлялся. После сего, вероятно, островитянин побережет медаль, по крайней мере до встречи с первыми европейцами, а тогда он еще более узнает все достоинства подарка нашего, ибо медаль доставит ему скорее новых знакомых, а через то и новые подарки.

Посланный островитянин свободно пристал к берегу на своей малой лодке, которая плоска, легка и без киля. Вскоре возвратился и привез с собой молодую женщину, вяленых каракатиц, внутренности ракушек, также вяленые и нанизанные на волокна из коры древесной. Вероятно, сии привезенные с берега съестные припасы составляют цель их промысла и странствия по необитаемым островам. Женщину пригласили мы в кают-компанию; я подарил ей зеркальце, сережки, перстень и кусок красного сукна, которым она окутала нижнюю часть тела до колен; свою же рогожу из травы, искусно сплетенную, оставила нам, и она теперь хранится в числе редкостей в музее государственного Адмиралтейского департамента. Островитянка, с особенной стыдливостью, при переодевании своего платья старалась сколь возможно скрыть части тела, которые благопристойность открывать воспрещает.

Гости наши были среднего роста, волосы имели кудрявые; у начальника на ляжках и бедрах черно-синеватого цвета испестрения, подобно как на лицах жителей островов Маркизы Мендозы и Новой Зеландии. Нагота его была закрыта узким поясом, по обыкновению всех островитян Южного океана. Женщина невысокого роста, все части тела ее были полные, волосы черные, кудрявые; приятное смуглое лицо украшалось черными пылающими глазами.

Художник Михайлов изобразил с точностью посетителей наших, начальника стоящего, женщину и мужчину сидящих; рисунок его изображает также коральный берег и растущий на оном лес.

В полдень по наблюдению определили широту острова Нигира (наши гости так называли сей остров) 16°42'40''южную, долготу 142°44'50''западную.

У островитян была в лагуне большая лодка, на каких они ездят к другим островам; лодка стояла от нас за лесом, мы не могли хорошо рассмотреть; вероятно, посетившие нас островитяне имели еще товарищей, но они не показывались. В 4 часа я подвез гостей несколько к берегу; распростясь с нами, они нагрузили малую лодку приобретенными от нас сокровищами и возвратились на берег.

Окончив обозрение острова Нигира, я лег на NW, к острову, который при рассвете мы увидели с салинга к WSW. Ветер дул тихий, из SO четверти. Для безопасности в ночное время мы держались на одном месте, лавируя короткими галсами, а с утра прибавили парусов, но вскоре заштилело. Берег к северу был виден с салинга. В 9 часов утра, хотя мы пользовались благополучными переменными тихими ветрами, но шли весьма медленно и не прежде 10 часов утра увидели с бака низменный берег. Тогда взяли курс на NW 50°, вдоль южной части острова; курс сей приблизил нас к юго-западной части.

В полдень широта места шлюпа «Восток», по наблюдению, была 16°28'38''южная, долгота 143°7'26''западная. В сие время остров простирался от NO 68° до NW 29°40'; ближайший коральный мыс находился от нас в трех милях. По всему южному берегу видна была шероховатая гряда сребристой пены, происходящей от буруна, который с ревом разбивался о коральную стену, подобную молу. Северную сторону можно было усмотреть через лагуну, она казалась лесистой; напротив, на южной только местами низменный лес и кустарник, и местами бурун перебегает через коральный мол. В лагуне мы видели две лодки, идущие под парусами, и, за дальностью, кроме треугольного паруса углом вниз ничего не рассмотрели. Мне кажется, что островитяне приезжают для промысла с прочих островов, и что сей остров необитаем, ибо нигде не видно признаков населения; нет и кокосовых деревьев, доставляющих прохлаждение и пищу островитянам.

Широта острова 16°21'45''южная, долгота 143°5'36''западная; направление WNW и OSO, длина – пятнадцать с половиной, ширина – пять с половиной, в окружности – тридцать четыре мили. Я назвал сие наши обретение островом Генерал-лейтенанта Ермолова[144].

От полудня до пяти часов ветер дул тихий, из SW четверти, и поезд краткого безветрия опять перешел в NO четверть. До пяти часов я продолжал курс в параллель острова и прошел западный лесной край оного в расстоянии трех с половиной миль. С салинга усмотрели к SW лесистый берег, о чем лейтенант Лазарев уведомил меня через телеграф. Окончив опись острова Ермолова, я привел на ночь в бейдевинд на левый галс, для того чтобы в продолжение ночи приблизиться к теперь упомянутому лесистому берегу. Ввечеру усмотрели на оном разведенный огонь, а в начале десятого часа сбоку увидели бурун, прямо перед носом. Я приказал поворотить на правый галс и убавить парусов, чтоб дождаться рассвета.

15 июля. В полночь теплоты на открытом воздухе было 19,2°, а на палубе, где спали служители, 22°; для русских, которые родились и выросли в климате умеренном, такуя жара, кажется, должна быть тягостена, однако ж не производила никакого действия над здоровьем служителей.

В половине четвертого часа утра я поворотил опять к берегу, а когда рассвело, восточный лесистый мыс находился от нас на ветре в восьми милях. Я желал приблизиться, но по причине переменного ветра не мог сего исполнить, и потому прошел на расстоянии полторы мили вдоль корального мола, покрытого кустарником. К востоку виден был узкий вход в лагуну. Ветер несколько засвежел, мы шли вдоль лесистого берега, имеющего направление к западу. Вскоре увидели лодку, на которой два человека отвалили от берега.

Я привел в бейдевинд, положил грот-марсель на стеньгу, но островитяне не решились приблизиться к шлюпу, а потому, не теряя времени, я наполнил паруса и продолжал курс вдоль узкого берега, поросшего лесом и кустарником. Берег сей составляет северную сторону корального острова и отделен от южного пространной лагуной; о южный берег разбивался бурун. С утра погода переменилась: находили тучи с дождем, иногда пасмурность так сгущалась, что скрывала берег, от которого мы были на расстоянии одной мили. К полудню погода сделалась лучше.

В полдень шлюп «Восток», по наблюдениям, находился на широте 16°25'38''южной, долготе 143°55'57''западной; тогда западный мыс острова был от нас на SSW, в трех милях. На северо-западной стороне мы увидели узкий вход в лагуну внутри острова.

Северо-восточная сторона на широте 16°36'40'', долготе 143°24'32''; западная оконечность на широте 16°27'35'', долготе 143°56'. Направление острова WNW 1/2 W и OSO 1/2 O, длина – тридцать две, широта – семь, окружность – семьдесят одна миля. Мы прошли мимо самой большой в лучшей части острова, но видели только двух человек, не приметили нигде разведенного огня, также ни одного кокосового дерева, служащего для продовольствия островитян, и потому мы заключили, что сей остров, который я назвал островом Князя Голенищева-Кутузова-Смоленского[145], необитаем, а два человека были, вероятно, для промысла. Мы не успели еще отдалиться от острова, как с салинга вновь увидели два других: первый – на SWtS, другой – на WtS.

В три четверти третьего часа, когда шлюп был на широте 16°32'35''южной, долготе 144°4'25''западной, мы видели лесистый северный берег острова, находящегося от шлюпа к югу в глазомерном расстоянии на десять миль. По причине противного ветра нам не удалось приблизиться к острову, а потому и не могли определить истинной оного величины; северный лесистый берег на широте 16°43', долготе 144°11'. Длина той части, которую мы видели, простирается на одиннадцать миль. Сей остров я назвал островом Генерала Раевского[146].

Капитан Кук во второе свое путешествие кругом света, на пути из Новой Зеландии к острову Отаити, 1773 года, августа 13, видел низменный коральный остров с лагуной и назвал оный Адвентюр. Сей остров, из всех известных поныне европейцам, ближайший к острову Раевского. Капитан Кук не упоминает о величине и направлении острова Адвентюра. Ежели оный из числа островов сего архипелага, то легко может статься, что северный берег острова Раевского один и тот же с Адвентюром и что оба составляют один большой остров. Ежели же остров Адвентюр по пространству своему принадлежит к средним или малым островам, то остров Раевского – новое обретение.

Ветер способствовал нам к обозрению острова, который видели мы к западу. Я взял курс в параллель берега по восточную сторону, а потом обошел и по северную. Обе стороны покрыты небольшим лесом. С восточной – два узких входа в лагуну внутри острова, коего широта 16°28'35''южная, долгота 144°17'33''западная, направление NWtW и SOtO, длина – двенадцать с половиной, ширина – шесть с половиной, окружность – около тридцати миль. Жителей не заметили. Сей остров назвал я островом Генерала графа Остен-Сакена[147]; спешил до темноты окончить обозрение и по сей причине ушел далеко вперед от шлюпа «Мирный».

При окончании обозрения острова графа Остен-Сакена затемнело. Отойдя несколько от берега, для ночи мы взяли у марселей по рифу и убавили парусов. Между тем шлюп «Мирный» нас догнал, и лейтенант Лазарев прислал на ялике несколько свежей рыбы, которую он получил в подарок от приезжавших к нему на малой лодке двух островитян с острова Голенищева-Кутузова. Лейтенант Лазарев мне сказал, что у сих двух островитян ляжки были также исколоты и натерты черно-синей краской, как у Эри-Татано, посетившего нас с острова Нигира, и что сии лодки уже, вероятно, видели европейцев, ибо просили бритв, указывая на бороду, и без боязни весьма охотно ели, что им подавали. Их одарили медалями и разными европейскими изделиями.

В продолжение дня мы видели кита и множество летучей рыбы. Ночь была лунная, светлая, облака изредка пробегали; мы лавировали короткими галсами, держась на одном месте.

16 июля. С рассветом опять увидели к SW низменный берег. Отдав рифы у марселей, прибавили парусов и продолжали курс на StW до девяти часов утра; тогда подошли на одну милю от острова и легли на W, подле узкого лесистого берега, на расстоянии местами менее полумили. В 10 часов прошли западную оконечность острова; от сей оконечности берег имеет направление к югу под прямым углом. Широта сего острова, который я назвал островом Адмирала Чичагова[148], 16°50'05''южная, долгота 144°52'43''западная, направление OtN и WtS, ширина – одиннадцать, длина – тридцать пять миль. В средине острова – пространная лагуна.

По окончании обозрения сего острова мы шли далее на запад, к другому, который был виден с салинга, когда мы находились при острове Чичагова. В 10 часов 45 минут, приближась к новому берегу, держали на NW 28° и, пройдя северо-восточный мыс на расстоянии 1/2 мили, шли вдоль узкого корального берега.

В полдень широта места шлюпа «Восток», по наблюдениям, оказалась 16°41'57''южная, долгота 145°9'53''западная; тогда северный берег острова был южнее шлюпа на 1′ 10′′; мы шли на WtN в параллель берега. В половине второго часа западный мыс уже был у нас на траверсе.

Остров сей подобен близлежащим островам и состоит также из корального берега. Северная сторона поросла лесом, прочие же стороны образуют как будто мол, о который бурун с шумом разбивался; на восточной – небольшой вход в пространную лагуну в середине острова. На северном берегу, в двух милях от западного мыса, было несколько кокосовых деревьев. В сем месте мы увидели двух человек, которые, вероятно, так же, как и на островах Нигиреа и Кутузова, приехали для промысла. Широта сего острова, который я назвал островом Графа Милорадовича[149], 16°47'20''южная, долгота 145°12'43''западная, направление WNW 1/2 W и OSO 1/2 O, длина – пятнадцать, ширина – пять с половиной, окружность – тридцать девять миль.

Проходя западный мыс острова Милорадовича, мы увидели на NW берег, к которому я немедля направил путь. В начале третьего часа, находясь от южного мыса сего берега в трех милях, я шел разными курсами, ведущими мимо юго-восточной оконечности в полумиле. Оба мыса обросли лесом и соединены низменным коральным берегом, о который с большим ревом разбивался бурун в виде серебристой пены. Обогнув южный мыс, мы шли в параллель извилистому узкому коральному берегу, который местами оброс лесом и редким кустарником; видны были места, на коих, кроме бесплодного коралла, в известь превратившегося, мы ничего не приметили.

В половине шестого часа вечера, перед темнотой, находясь у мыса почти на середине острова, увидели на берегу до сорока человек, стоящих на голом перешейке. Некоторые имели ткани или рогожи, через плечо накинутые, махали нам рогожей или тканью, навязанной на длинном шесте, и разными другими вещами. Подле островитян на сем узком коральном перешейке были вытащены две большие лодки, одна о двух мачтах. Я крайне сожалел, что позднее время дня, крепкий ветер и большое волнение, разбивавшееся о коральный берег, препятствовали послать на остров; оба шлюпа находились тогда на одну милю от оного. Ветер дул свежий, порывами от OtS, прямо на берег. Надлежало отдалиться и быть вне опасности в ночное время, и для того, когда начало смеркаться, мы несли большие паруса не по силе ветра.

17 июля. Ночь была так темна, что скорее можно было набежать на берег, нежели успеть отворотить от оного; небо покрылось густыми черными облаками, ветер дул крепкий, с порывами и дождем. Мы держались в продолжение ночи на одном месте, неся небольшие паруса, не отдаляясь от берега более пятнадцати миль, т. е. на то расстояние, где накануне ввечеру, при захождении солнца, берега с салинга не было видно.

С рассветом опять поворотили к острову при свежем ветре, который препятствовал шлюпам достигнуть того самого места, где в последний вечер видели людей на берегу. В половине восьмого часа утра, подойдя ниже среднего мыса на три мили, спустились на NtW 1/2 W в параллель берега узкого, обросшего лесом и кустарником, местами же совершенно голого; в двух милях от северного мыса мы видели несколько кокосовых деревьев. Обогнув сей мыс в половине десятого часа, легли на WSW и, пройдя от северного мыса пять миль, находились против узкого входа в лагуну.

Вода при сем входе довольно струилась, вероятно от силы и направления прилива и отлива. Расстояние между северным и северо-западным мысом одиннадцать миль; берег местами покрыт мелким лесом и кустарником, а большая часть коральная и голая. Западный берег, кроме лесистых мысов, состоит из корального рифа; за дальностью мы не могли с точностью рассмотреть, но видели, что серебристая и возвышенная гряда буруна простирается по всей западной стороне острова, который я назвал островом Графа Витгенштейна[150].

Северный мыс на широте 16°4'50''южной, долготе 145°33'55''западной.

Северо-восточный мыс на широте 16°9'20'', долготе 145°44'31''.

Юго-восточный мыс на широте 16°29'45'', долготе 145°18'.

Южный мыс на широте 16°33'30'', долготе 145°23'18''.

Середина на широте 16°20'40'', долготе 145°33'.

Хотя на сем острове, как выше упомянуто, мы и видели людей, но мне кажется, что они были только для промысла и расположились подле вытащенных лодок.

Когда шлюп «Восток» находился от северного мыса острова Графа Витгенштейна в расстоянии одной мили, тогда увидели с салинга к WNW берег, отделяющийся от сего острова проливом шириной девять миль. В начале одиннадцатого часа, окончив обозрение острова Графа Витгенштейна, я направил курс к южной оконечности вновь усмотренного берега.

В полдень мы были на широте 16°4'28''южной, долготе 145°49'4''западной. Лесистый южный мыс находился пред нами на NW 58°, на расстоянии около трех миль, а юго-восточный, лесистый же, мыс – на NO, в четырех милях. Берег между сими мысами большей частью коральный, без леса.

С полудня мы шли по направлению восточной оконечности, потом по северную сторону узкого корального, местами лесистого берега; лагуна внутри острова усеяна небольшими лесистыми же островками и высунувшимися из воды кораллами. В три четверти пятого часа мы обогнули северный песчаный мыс, за которым увидели узкий вход в лагуну. На западном мысе большие камни, издали казались домиками. Южный берег большей частью коральный, лес растет изредка; хотя мы местами приближились к острову на полмили, однако ж не видели никаких признаков, что остров обитаем. Положение оного следующее: восточная оконечность на широте 16°00'40''южной, долготе 145°47'20''западной; западная оконечность на широте 15°53'35'', долготе 146°6'16''.

Середина на широте 15°55'40'', долготе 145°56'.

Длина острова – девятнадцать, по направлению OSO и WNW, ширина – шесть, окружность – сорок шесть миль.

Я признаю сей остров за тот самый, который обретен капитаном Куком на пути его от острова Маркизы Мендозы к островам Общества 1777 года, апреля 19, и назван, с тремя другими, островами Пализер. Я их буду отличать номерами, так как они обретены один после другого. Когда капитан Кук прошел остров 1-й Пализер и находился у южной оконечности оного (на широте 15°31' южной, долготе 146°23' западной), тогда видел с высоты мачты к SO берег, и, ежели бы луч зрения можно было продлить на двадцать четыре мили по сему направлению, конечно, капитан Кук увидел бы остров, ныне нами обозренный.

Находясь сегодня у северной оного оконечности, мы с салинга усмотрели на NWtW тот берег, подле которого был капитан Кук, именно остров 1-й Пализер, а тот берег, у коего мы были, 2-й Пализер; на арроусмитовой карте сей остров назван островом Елизаветы, положен в той же широте, и только на 12′ восточнее; нет сомнения, что остров 2-й Пализер тот же самый, что Арроусмит назвал островом Елизаветы.

Находясь от западной оконечности острова 2-й Пализер на одну милю к западу, с салинга увидели мы к западу берег; в сие время уже смеркалось, а потому для безопасности на ночь я придержался бейдевинд под малыми парусами на StW, при свежем пассатном ветре. Небо, покрытое облаками, изредка было освещаемо лунным светом.

18 июля. После полуночи облака разошлись, луна светила и ветер был умереннее. В начале второго часа ночи бдительностью вахтенного лейтенанта Торсона в ночную трубу усмотрен бурун, прямо перед носом шлюпа; мы тотчас поворотили, а с рассветом опять пошли к берегу. На пути поймали двух шарков[151], из которых сварили для служителей на завтрак уху, а для лучшего вкуса приправили красным перцем, или каяном. Я был очень доволен, что матросы не имели предрассудков и ели всегда все, что для них приготовляли, в полной доверенности, что им не дадут ничего вредного.

Когда довольно рассвело, мы увидели перед собой небольшой остров, выше всех прочих до сего времени нами усмотренных коральных островов, коих немало осталось позади нас.

В половине девятого часа утра подошли к восточному краю острова менее нежели на полмили и легли вдоль берега к западу по северную сторону; в половине девятого часа находились против северо-западного крутого мыса, состоящего из слоистого плитняка. За сим мысом море было совершенно тихо и у берега весьма малый бурун, так что гребные суда свободно могли пристать к кораллам, составляющим взморье острова. Я сим воспользовался, придержался к берегу на расстояние менее полумили, спустил ялик и отправил на остров лейтенанта Торсона и художника Михайлова, с ними позволено было ехать астроному Симонову, лейтенанту Лескову и штаб-лекарю Берху.

При всяком таком удобном случае я вспоминал и жалел, что натуралисты Куне и Мертенс, дав слово с нами отправиться, переменили свое намерение тогда, когда уже было поздно найти других. Они отказались для того, что будто бы им дано мало времени на приготовление к путешествию; может быть, они и правы, но я, как военный, думаю, что ученому довольно привезти с собой одну свою ученую голову, книг же в Копенгагене у книгопродавцов во всех родах множество, ежели бы некоторых и недостало, в таком случае все книжные лавки в Лондоне были к их услугам, они бы ни в чем недостатка не встретили.

Лейтенант Торсон, художник Михайлов и прочие, побыв недолго на берегу, возвратились на шлюп. Они нарубили разных сучьев от растущих деревьев, которые все мягкой породы, наломали кораллов, набрали раковин и улиток, застрелили малого рода попугая величиной с воробья, у которого перья прекрасного синего цвета, ноги и нос красные, совершенно подобные сафьяну; застрелили также малую горлицу серо-зеленого цвета, набрали несколько грецкой губки, обложенной мелкими кораллами.

Лейтенант Торсон по возвращении объявил, что приметил следы людей и даже места, где разводили огонь, но жителей не видал. Видели разных малых береговых птиц, малых ящериц, небольших черепах, которые уползали в воду и прятались в кораллы. В лагуне была вытащенная на берег старая лодка; вероятно, на сей остров, подобно как и на многие другие, жители больших островов приезжают для промысла.

Все мои спутники были довольны, когда увидели остров, который выше прочих коральных островов; полагали, что мы уже вышли из архипелага, коим плавание несколько затруднительно, как утверждают и прежние мореплаватели: Рогевейн, Шутен и Лемер, командор Бирон, Уэльс, Бугенвиль и Кук. Хотя остров более прочих оброс высокими деревьями, однако с салинга через лес видна была лагуна; на берегу нашли глинистые каменья.

В полдень шлюп «Восток», по наблюдению, был на широте 16°10'4''южной, долготе 146°19'46''западной, от западного мыса прямо на N, на расстоянии одной мили. Середина острова на широте 16°11'18'', долготе 146°15'50''; диаметр середины пять с половиной миль. Я назвал сие обретение наше островом Вице-адмирала Грейга, под начальством которого служил на Черном море.

Скоро после полудня, кончив опись острова Грейга, я пошел на NtW, прямо к восточному мысу того острова, который мы ввечеру накануне с салинга усмотрели на запад. Ветер дул свежий, от востока, волнения не было, и мы имели хороший ход. Берег показался с салинга на расстоянии восемнадцати миль, прямо по водорезу.

В 4 часа 17 минут пополудни мы подошли к восточному, лесом поросшему мысу сего корального острова; берег имел направление в NW четверть и, склоняясь дугою к W, терялся из вида. Южный берег, вдоль коего мы шли на SWtW, состоял из корального рифа. Некоторые кораллы возвышались из воды до шестнадцати футов и были подобны безлиственным старым дубам темного цвета; мы держались на расстоянии полумили и более, в параллель сего страшного для мореплавателей рифа, о который величайший бурун с ревом разбивался. Отойдя от восточного мыса вдоль рифа восемь миль, опять увидели несколько лесистого берега. По белесоватому цвету воды в лагуне я заключаю, что оный не глубок, и в разных местах видны вершины кораллов; у NO стороны в лагуне вода синеватого цвета, следовательно, глубина немалая. Вскоре, по наступившей темноте, я привел шлюп к ветру на юг и короткими галсами во всю ночь под малыми парусами держался на одном месте.

Лейтенант Лазарев шел за нами в кильватере; на шлюпе «Восток» несли мало парусов, чтоб не уйти из вида от «Мирного» и не разлучиться при ненастных погодах. Теплота на шканцах в полночь была до 20°, в палубе, где спали служители, – до 21,5°.

19 июля. Ночью ветер дул свежий, пассатный, от О. В половине шестого часа утра я лег на NNW, но когда увидели с салинга, а потом с марса на коральном рифе бурун, тогда склонил курс к западу, дабы подойти около полудня к западной оконечности острова и определить положение оного.

В 11 часов приблизились к острову, увидели перед собой лесистый мыс. Южная сторона большей частью состоит из корального рифа, северного же берега, по дальности и наступившей темноте, мы не видали. Капитан Кук проходил от восточной оконечности вдоль сего берега и говорит, что остров совершенно таков же, как и прочие низкие острова, только меньше совокупного берега, состоит как будто из нескольких небольших островов; идучи вдоль берега около полумили, видел пиками вооруженных островитян, их шалаши, лодки и строения, в которых они вялят рыбу; приблизившись к западной оконечности, увидели берег на NNO в шести милях.

Мы также рассмотрели на западном берегу у леса несколько шалашей, около которых стояли островитяне и бегали собаки. Два островитянина сели в лодку и пригребли к шлюпу. Мы легли в дрейф, чтоб дать им возможность пристать. Они по первому приглашению взошли на шлюп; сначала были несколько робки, но когда я повесил им на шею медали, дал каждому пояс из выбойки, нож и другие вещи, они скоро ободрились и были так свободны, как будто бы уже давно с нами знакомы. Один из них, подобно вышеупомянутому Эри на острове Нигира, вынул из-за пояса сверток с несколькими мелкими жемчужинами, отдал мне и, указывая рукой на берег, говорил: «Нюй! Нюй!» («Много! Много!»); я ему дал зеркало.

Оба островитянина телом и лицом смуглы, вероятно от того, что подвержены на рыбных промыслах беспрерывному солнечному зною; чертами лица от европейцев не отличаются, волосы имеют кудрявые. Художник Михайлов весьма сходно нарисовал их портреты, они сами находили сие сходство и радовались как дети. После полуденного наблюдения мы определили:

восточной оконечности острова широту 15°50'20''южную, долготу 146°25'55''западную;

западной оконечности широту 15°41'20'', долготу 146°48'30'';

капитан Кук определил восточного угла широту 15°47', долготу 146°30'.

Протяжение острова определили:

на шлюпе «Восток» двадцать три с половиной мили, WNW и OSO;

на шлюпе «Мирный» двадцать шесть с четвертью мили, WNW и OSO;

капитан Кук – двадцать одна миля, WNW и OSO.

По такому сходству в определении места, величины и положения острова не остается никакого сомнения, что сей остров третий из числа названных островами Пализер[152].

Вся сия гряда коральных островов, начиная от острова Графа Аракчеева до острова Крузенштерна, описана и приведена в известность российскими мореплавателями; в числе сих островов хотя находятся четыре острова Пализера и хотя они обретены капитаном Куком, но как после описаны лейтенантом Коцебу и нами и определено их настоящее протяжение и вид, то я почитаю приличным всю гряду назвать островами Россиян.

Рассматривая поверхность обитаемого нами земного шара, мы видим повсюду, что она на твердой земле волнам подобна, прерываема высокими хребтами гор, глубокими оврагами, крутизнами, ложбинами и равнинами. Морское дно в таком же положении; сему служат доказательством: глубина океана, местами неизмеримая, острова, которые составляют вершины высоких гор, от самого дна идущих, нередко гряды таких островов показывают нам направление подводного хребта гор, скрытого от глаз наших в непроницаемой глубине; наконец, подводные мели и каменные скалы, скрывающиеся под водой или с оной наравне находящиеся, также хребты подводные, подобные надводным вершинам гор.

Коральные острова и мели также хребты гор, имеющие направление параллельно горам Кордильерским на Панамском перешейке, и главным из моря поднимающимся хребтам, которых вершины образуют острова Общества, Сандвичевы и даже малые острова Питкаири, Опаро и другие, имеют одно и то же направление. Коральные острова и мели тихо воздвигнуты малыми черепокожными в течение многих веков. Положение сих островов ясно доказывает направление и изгибы подводных хребтов, которые им служат основанием. Из числа островов коральных, мною обретенных, остров Грейга представляет часть вершины хребта, несколько вышедшего из моря и состоящего из слоистого камня, прочие же части коральные. Изображение сих коральных островов на карте ясно доказывает мое мнение; я уверен, что когда все коральные острова на картах будут положены верно, тогда пересчитают, на скольких значущих подводных хребтах они основаны.

Натуралист Форстер, бывший с капитаном Куком, говорит: «Небесполезно бы исследовать, отчего на ветре у островов Общества низкие острова составляют обширный и многочисленный архипелаг, а под ветром их так мало». Причиной сему, я полагаю, соразмерное углубление верхних частей подводных гор по восточную сторону островов Общества, что способствует существованию морских животных, производящих коралл. Самую большую возвышенность гор около сих мест составляют остров Отаити и прочие острова Общества. К западу от оных вдруг весьма великое углубление под горизонт моря, так что глубина сия или препятствует жизни упомянутых животных, или они еще не достигли до поверхности моря.

Коральные острова, воздвигнутые малыми черепокожными животными, представляют нам огромнейшие на земном шаре здания, ум человеческий изумляющие. Совершение оных ускоряется наносимым разным сором, склизкими и другими червями, которые, наполняя промежутки, пристают к наружным краям кораллов и составляют начальный оплот. Когда края сии приближаются к поверхности моря, бурун, об оные разбивающийся, превращает некоторые в коральный песок и тем споспешествует засыпать пустоты между кораллами. Ныне сии края довольно возвысились сверх воды и образовали острова, коих берега различной высоты.

Почти в каждом острове – вход в лагуну, и по большей части мы видели оную под ветром пассата. Морская трава, сор, волнами моря выброшенные, птичий кал и мертвые птицы – все сие, согнивая, положило начало земле, удобной для произрастений, а приносимые волнами семена, смытые дождями с высоких островов, были началом тех произрастений, в тени коих ныне от солнечного зноя жители сих невысоких островов укрываются.

Самые полезнейшие растения для островитян – кокосовые деревья, которые, утоляя жажду прохладительным, так называемым молоком[153], в тени их под широкими длинными листьями дают убежище от жара. Сверх того, из кокосов употребляют в пищу белую внутренность их тела, толщиной четверть дюйма, приставшую к скорлупе, которая служит вместо посуды; листьями покрывают сараи и шалаши, из коры вьют веревки, коими скрепляют лодки и делают арканы, чтобы ловить людей. Само кокосовое дерево, по мягкости своей, кажется, никуда не годится, кроме для сожжения. Примечания достойно, что на тех островах, где мы видели много кокосовых деревьев, видели также жителей.

Другого рода деревья, растущие во множестве на сих коральных островах, жители называют фаро; они ноздреваты, не так высоки, как кокосовые, имеют листья большие, продолговатые, с острыми колюшками, исходящие во все стороны из концов сучьев; островитяне покрывают ими крыши своих жилищ; в середине между листьями плод величиной с человеческуй голову, созрелый, цветом желтоват и имеет наружный вид ананаса. Островитяне, разнимая сей плод, сосут его внутренние части.

Мы видели еще другие деревья с плодами, нам неизвестные; множество кустарников, с которых падающий лист утучняет и возвышает острова. Двойные лодки, вытащенные на берега и стоящие в лагунах, доказывают, что на сих островах можно найти деревья достаточной толщины для построения таких лодок.

В коральном архипелаге глазам европейцев представляются острова с их произрастаниями в приятном и вместе странном виде. У воды некоторые кораллы красного цвета; несколько выше бледнее, а потом коральный песок; куски кораллов и пустые раковины, превращенные солнечным зноем в известь, совершенно белые; далее – зеленеющая трава, потом кустарники и необыкновенные живописные деревья жаркого климата.

В сей части Великого океана долгота мыса Венеры определена с большой точностью астрономами Грином и Байлеем, сопутствовавшими капитану Куку в первом и втором его путешествиях кругом света, а потому я избрал остров Отаити пристанищем, предпочтительнее прочим островам Общества, дабы поверить хронометры по долготе мыса Венеры и точнее определить долготы, выведенные из последних наблюдений, и долготы обретенных нами коральных островов, и положение их относительно островов Общества. Я назначил остановиться при острове Отаити и для того, чтобы налить бочки пресной водой и освежить людей чистым береговым воздухом, свежими съестными припасами и фруктами, коих на острове Отаити такое изобилие.

Плавание я расположил так, чтобы на пути принести возможную пользу географии. 19-го мы шли от полудня до вечера на запад, при тихом пассатном ветре от OtS и при облачном небе; зыбь была небольшая от SW; остров Пализер последний скрылся позади нас на расстоянии восемнадцати миль на восток. В сие время склонение компаса найдено 6°48' восточное. В 6 часов вечера мы были от острова Пализер к западу на двадцать шесть миль, а перед сумерками зрение наше могло простираться вперед еще на пятнадцать миль, но мы острова не видали; к ночи, убавя парусов, переменили курс к югу, имея весьма малый ход.

В продолжение ночи редкие на небе облака не препятствовали свету луны и звезд. Теплоты на открытом воздухе было 19,8°; в палубе, где спали служители, 20,9°. В половине седьмого часа, когда совершенно рассвело, с салинга и на горизонте признаков берега не заметили. Мы находились тогда на параллели острова Макетеа, который на карте Арроусмита на широте 15°53' южной, долготе 147°28' западной. Я лег на запад под всеми парусами, дабы на пути проверить географическое положение острова Макетеа; не видя оного при рассвете, надеялся найти далее к западу.

Поутру лейтенант Лазарев через телеграф уведомил нас, что, по его мнению, берег, бывший в виду вчера и третьего дня, – тот самый, который видел лейтенант Коцебу[154]; заключение сие весьма основательно, и я с оным согласен; капитан Кук обошел сей остров по северную сторону[155].

Мы имели довольно хороший ход, но прежде половины десятого утра не видали острова Макетеа, который был от нас на W в расстоянии двадцати миль.

В полдень шлюп «Восток» находился на широте 15°53'28''южной, долготе 148°2'24''западной. Средина острова была от нас на NW 82° в расстоянии десяти с половиной миль. Берег имел тогда вид клина: на север отрубом, а на юг склонялся к поверхности воды; на середине было небольшое возвышение. В час пополудни, приближась к восточному краю острова, мы пошли по северную сторону оного, на расстоянии местами в одну милю.

Вся сия сторона состоит из крутой скалы, на вершине коей кокосовая роща и другие деревья. Находясь против северо-восточного угла острова, мы увидели на берегу четырех человек. Трое махали нам ветвями, а один куском рогожи, навязанной на шесте. Погода благоприятствовала, за островом не было ни волнения, ни буруна, а потому я придержался к мысу, подняв кормовые флаги, лег в дрейф и на спущенном ялике отправил на берег лейтенанта Игнатьева, художника Михайлова, клерка Резанова и гардемарина Адамса. Лейтенант Лазарев также отправил ялик.

Погода была теплее обыкновенной, ртуть в термометре поднялась и стояла на 21° до ночи, тогда спустилась на 1°. К общей нашей радости, мы опять увидели, после восьминедельной болезни, вставшего с постели и, можно сказать, вырвавшегося из челюстей смерти сотрудника нашего капитан-лейтенанта Завадовского, в выздоровлении коего сомневались, ибо лекарства от частых перемен климата потеряли свою силу.

В 3 часа посланные на берег возвратились на шлюпы с неожиданным приобретением: привезли с собой двух мальчиков. Одному было около 17, а другому около 9 лет, еще двое отвезены на шлюп «Мирный». Лейтенант Игнатьев сказал мне, что кроме сих четырех мальчиков, никого не видал и что свежей воды на берегу много. Плоды хлебного дерева и кокосовые орехи, которые были у мальчиков, доказывают, что на сем острове достаточно пропитания для небольшого числа людей. Имущество привезенных к нам состояло в уде, сделанной из камня породы аспида, нескольких чашках из кокосовых орехов, которые им служили вместо посуды. Нет никакого сомнения, что сии островитяне, подобно шотландцу Александру Зелкирку, коего похождение послужило поводом к сочинению известного романа «Робинзон Крузо», вымышляя разные средства, дабы отыскивать жизненные потребности, счастливо оные находили и не претерпевали большой нужды.

Ежели бы провидение с сими четырьмя мальчиками, чудесным образом спасшимися, спасло несколько девочек, история народонаселения острова Макетеа началась бы с сего времени. Вероятно, что и население других, ныне многолюдных островов Великого океана подобное имеет начало.

Западная сторона острова Макетеа также лесиста, пристать к оной удобнее, потому что берега не круты. Мы определили широту острова 15°52'35''южную, долготу 148°13'4''западную; положение NWtW 1/2 W и SOtO 1/2 O; длина – четыре с половиной, ширина – две, окружность – двенадцать миль. Широта места, нами определенная, сходна с широтой острова Макетеа по арроусмитовой карте, а долгота на 51′ 40′′ западнее.

Мореплаватель Турнбул, в продолжение путешествия своего с 1800 до 1804 гг., был у острова Макетеа и говорит об оном следующее: «Мы нашли, что сей остров в подданстве короля отаитского Помари и управляем чиновником, от него назначенным.

На Макетее видели двойную лодку с острова Отаити, которая 6 месяцев тому назад пришла для собирания податей. Жители доставили нам множество хлебных плодов и кокосовых орехов, променивая оные на зеркала и гвозди. Свиней мы не видали; большая часть пищи получается от моря. Сии островитяне по наружности и обычаям много походят на отаитян, однако в образованности несколько от них отстали. Прибытие наше вселило в сем народе более любопытства, нежели на коральных островах. На шее имели они вообще повязки из ракушек; у многих на плечи накинута была рогожа, которая закрывала тело до колен. Ткани их в отделке не таковы, как отаитские. Лодки в построении превосходили отаитские и украшены были резьбой.

Жителей на сем острове мы не видали, и потому я полагаю, что островитяне, которых видел Турнбул, приезжали на время для промысла с коральных островов, к юго-востоку лежащих.

Подняв ялики, мы наполнили паруса и взяли курс на StW 1/2 W при свежем пассатном ветре от SOtO; я шел смело во время ночи, ибо знал, что на пути до острова Отаити не мог найти островов. В полночь ртуть в термометре стояла на воздухе на 20°, а в палубе, где спали служители, поднялась до 22°.

21 июля. Поутру мы дознались кое-как с большим трудом от старшего из привезенных мальчиков, что они с острова Анны, крепким ветром от оного отбиты и принесены к острову Макетеа, и что на сей же остров спаслись еще жители с другого острова. Сии островитяне были в беспрерывных между собой сражениях; те, к коим принадлежали мальчики, все побиты и съедены неприятелями, а мальчики спрятались во внутренности острова в кустах; наконец, когда неприятели уехали, одни остались на острове.

Я приказал их остричь и вымыть, надеть на них рубахи и сделать им из полосатого тика фуфайки и брюки. Наряд сей весьма занимал их, и они охотно были в платьях, но башмаки по непривычке всегда сбрасывали и ходили босиком.

Я неоднократно спрашивал у старшего мальчика, в которой стороне находится остров Анны; он всегда прежде ответа осведомлялся, где Таичь[156], и когда я показывал ему, в которой стороне остров Отаити, он указывал рукой на SO четверть, против направления пассатного ветра. Когда я ему говорил, что не так показывает положение своего острова и что оный находится от нас на север[157], мальчик с сим не соглашался, а настоятельно утверждал свое мнение и всегда показывал по направлению близко на остров Цепи[158].

В 9 часов утра с салинга увидели к SW вдали двумя отделениями над горизонтом синеющийся остров Отаити. Большой хребет, принадлежащий к Отаити Норс (Большой Отаити) был от нас на SW 13°30', меньший, принадлежащий к Отаити Тиарабу (Малый Отаити), – на SW 2°20'. Мы продолжали курс StW при тихом пассатном ветре от SOtO. Погода была прекрасная. Все нетерпеливо желали скорее достигнуть острова. Ветер несколько нас порадовал, задул с полудня посвежее, так что к 7 часам вечера мы находились только в четырех милях от северо-восточного края острова. Хотя в сие время затемнело, однако ж разведенные огни по берегу показывали места жилищ островитян, столько похваляемых капитаном Куком и спутниками его Банксом и Форстером.

Ночь была темная; густые черные облака стлались по высоким горам; у взморья на едва видном берегу сверкали огни; частые небольшие волны отличались по темному морю огненными грядами, местами на глубине в разных направлениях медленно исчезали слабые огненные струи пробегающих рыб. При таком разительном зрелище мы проводили всю ночь под малыми парусами, лавируя, чтоб не удалиться от берега.

22 июля. С утра шли вдоль берега близ мыса Венеры. Мы все были наверху и любовались прекрасным видом берегов. Высокие горы покрыты лесами, глубокие ущелины, крутые скалы, ровная и широкая зеленеющая низменность у подошвы гор, покрытая кокосовыми, банановыми и хлебного плода деревьями, в тени которых видны были опрятные домики жителей, желтеющее взморье, катящиеся с гор ручейки, местами суетящиеся островитяне, плывущие на гребле и под парусами лодки с отводами – все сие вливало в сердце каждого из нас приятнейшие чувствования. Такие разнообразные виды благосостояния в лучшем климате побуждают к какой-то особенной доверенности к народу, населяющему сей прелестный край.

Прибывший с острова европейский ялик прервал размышления наши. В гребле сидели островитяне; о сидевшем на почетном месте мы заключили, хотя после и узнали нашу ошибку, что должен быть один из миссионеров, которые находятся на Отаити с того времени, как приходил к сему острову капитан Вильсон в 1797 году. Дабы ялику дать возможность пристать к шлюпу, я приказал лечь в дрейф. Человек большого роста, собою плотный, лицом смуглый, у которого волосы спереди выстрижены, а сзади все завиты в один локон, как у женщин, взошел на шлюп. На сем островитянине была коленкоровая рубашка, нижняя часть тела до самых пят завернута также коленкором. Я его пригласил в каюту; он тотчас вошел и сел. Когда я его спросил на английском языке, что имеет мне объявить, тогда вынул из-за пояса письмо, вручил мне и на исковерканном английском языке сказал несколько слов, которых я не понял. Письмо было в следующих словах:

Tuesday, morning.

Sir!

I have sent off a Pilot to conduct you in to Matavai Bay, and shall be glad to see you safe at anchor.

I am Sir

Jours etc Pomare[159].

Худо разумея дурное английское наречие сего отаитянина, я пригласил к себе лейтенанта Лазарева, но он также не хорошо понимал его слова, однако же узнал, что гость наш лоцман и что еще другой лоцман на ялике. Я предложил лейтенанту Лазареву взять его к себе на шлюп и объявил, что мы остановимся на якоре за мысом в Матавайской гавани.

Снявшись с дрейфа, я направил курс к мысу Венеры, и мы скоро прошли мимо наружного корального рифа, который ограждает мыс от ярости моря, так что за сей стеной островитяне могут смело простирать плавание. Приведя шлюп в бейдевинд, я пошел узким фарватером на рейд между теперь упомянутым коральным рифом и мелью, которая находится от оного к западу. Глубины на сей мели только две сажени. В 10 часов утра прийдя в Матавайский залив, на глубине восьми сажен, имея грунт ил с песком, я положил якорь на самом том месте, где капитан Уэльс в 1767 году, июня 14, имел сражение с жителями острова, а потом в 1769 году, апреля 13, капитан Кук и известный покровитель наук сир Джозеф Банкс были так дружелюбно приняты тем же самым народом. Вскоре шлюп «Мирный», обойдя вокруг мели, стал на якорь подле шлюпа «Восток».

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава пятая

Пребывание на острове Отаити. – Обратное плавание из Отаити к Порт-Джексону. – Обретение островов: Востока, Великого Князя Александра Николаевича, Оно, Михайлова, Симонова. – Вторичное прибытие в Порт-Джексон и пребывание в сем месте. – Замечания о Новой Голландии и Вандименовой Земле.

1820г., 22 июля. Повсюду островитяне собирались к берегам, садились в лодки, а некоторые уже были на пути к нам. При солнечном сиянии, в спокойном море все предметы ясно отражались, как в зеркале.

Перо мое слишком слабо, чтобы выразить удовольствие мореплавателя, когда после долговременного похода положит якорь в таком месте, которое с первого взгляда пленяет воображение. Мы были почти окружены берегом. Матавайская зеленеющая равнина, к морю – кокосовая роща, апельсиновые и лимонные деревья, занимающие ближние места к берегу, огромные деревья хлебного плода, превышающие кокосовые; с правой стороны – высокие горы и ущелины острова Отаити, обросшие лесом; на песчаном взморье – небольшие домики… Все сие совокупно составляло прекрасный вид.

Мы не успели еще убраться с парусами, отаитяне на одиноких н двойных лодках, нагруженных плодами, уже со всех сторон окружили оба шлюпа. Друг пред другом старались променять апельсины, лимоны, кокосовые орехи, бананы, ананасы, кур и яйца. Ласковое обхождение островитян и черты лица, изображающие доброту сердца, скоро приобрели нашу доверенность. Дабы сохранить и не расстроить взаимных приязненных сношений, учредить порядок при вымене съестных припасов и прочих вещей и удержать умеренную цену оных, я поручил надзор за меной лейтенанту Торсону, назначив ему в помощь клерка Резанова, который был на шлюпе «Восток» в секретарской и комиссарской должности и имел сверх того достаточно времени заняться другим делом.

С отаитянами приехали два матроса, которые поселились на сем острове и живут своими домами. Один из них, американец Виллиам, остался с американского судна, служил несколько времени Российско-Американской компании, знает всех чиновников в нашей колонии и выучился говорить по-русски наречием того края, отправился на английском судне на остров Нукагиву, где в заливе Анны-Марии женился на прекрасной молодой островитянке. Прожив там недолго, при первом удобном случае, с женой на американском судне переехал на мирный остров Отаити, где нынешний владетель Помари дружелюбно принял его, отвел приличное место для построения дома, и Виллиам проводит золотые дни в собственном своем жилище, в 75 саженях от взморья, на берегу Матавайской гавани. Я его взял на шлюп «Восток» переводчиком. Другой матрос был англичанин. Лейтенант Лазарев взял его также переводчиком на шлюп «Мирный». Они объявили нам, что жители островов Общества миролюбивы, благонравны и все приняли христианскую веру.

Мы приготовились на случай неприязненной встречи: пушки и ружья были заряжены, фитили на местах, караул усилен, никто из жителей не имел права взойти на шлюпы без позволения, и к сему сначала были допущены только одни начальники. Потом, видя кротость и спокойствие отаитян, я позволил всем без изъятия всходить на шлюпы. Тогда в самое короткое время они уподобились муравейникам: островитяне наполняли палубы, каждый с ношей ходил взад и вперед, иные предлагали плоды, желая скорее променять, а другие рассматривали приобретенные от нас вещи. Я приказал закупать все плоды, не отвергая самые малополезные коренья кавы, дабы каждый островитянин, возвратясь домой, был доволен своим торгом. В числе торгующих и посетивших нас мы имели удовольствие видеть и женщин.

Все съестное, как-то: апельсины, ананасы, лимоны, отаитские яблоки, бананы садовые и лесные, кокосовые орехи, хлебный плод, коренья таро, ямс, род имбиря, арорут, кава, кур и яйца – островитяне променивали на стеклярус, бисер, коральки, маленькие зеркальца, иголки, рыбьи крючки, ножи, ножницы и проч. Мы все купленное сложили в один угол, и служителям позволено было есть плоды по желанию.

В час пополудни посетил нас английский миссионер Нот, прибывший на острова Общества с капитаном Вильсоном в путешествии его в 1797 году. С того времени Генри Нот безотлучно на сих островах просвещает жителей христианской верой. Он сказал нам, что король едет на шлюпы; для каждого из нас видеть его было любопытства достойно; все стремились к шкафуту, повторяя: «Вот он едет». Двойная лодка, в которой сидел король, приближалась медленно; на высунутых горизонтально передних частях сей лодки (подобных утиным носам) был помост, и на сем месте сидел Помари[160]. Сверх коленкоровой белой рубахи на нем был надет кусок белой ткани, в который проходила голова сквозь нарочито сделанную прорезь, а концы висели книзу, сзади и спереди. Нижняя часть тела завернута была куском белого коленкора, от с поясницы до самых ступней. Волосы спереди острижены, а задние, от темени до затылка, свиты в один висячий локон. Лицо смуглое, впалые черные глаза с нахмуренными густыми черными бровями, толстые губы с черными усами и колоссальный рост придавали ему вид истинно королевский.

На задней части лодки, под крышей (наподобие верха наших кибиток) сидели королева, десятилетняя ее дочь, сестра и несколько пригожих женщин. Королева была завернута от грудей до ступней в белую тонкую ткань, сверх которой наброшен, наподобие шали, кусок белой же ткани. Голова обстрижена и покрыта навесом из свежих кокосовых листьев, сплетенных наподобие употребляемого у нас зонтика для защиты глаз от яркого света. Приятное смуглое лицо ее украшалось зоркими маленькими глазами и маленьким ртом. Она среднего роста, стан и все части тела весьма стройны, отроду ей 25 лет, имя ее Тире-Вагине.

На дочери было европейское ситцевое платье, на сестре одежда такая же, как на королеве, с той разностью, что пестрее. Свита состояла из нескольких пригожих девушек. Все прочие женщины также были в белом или желтом платье с красными узорами, похожими на листья, и, равно как и все островитяне, имели на голове зеленые зонтики, сплетенные из свежих листьев. Гребцы сидели на своих местах и гребли малыми веслами[161]. Расстояние от берега было невелико, лодки скоро пристали к шлюпу «Восток». Король взошел первым, подал мне руку и подождал на шкафуте, доколе взошло все его семейство. Я пригласил в каюту, и они сели на диваны.

Король повторял несколько раз: «Рушень, рушень» («Русские, русские»), – потом произнес имя Александра и, наконец, сказав «Наполеон», засмеялся. Сим, конечно, он желал выразить, что дела Европы ему известны. Королева, сестра ее и прочие девушки осматривали все, между тем пальцы их были также заняты: они ощупывали материи на диване, стульях, сукно и наши носовые платки.

Миссионер Нот, зная совершенно отаитянский язык, сделал нам одолжение, служил переводчиком в разговоре с королем. Я пригласил его отобедать с нами, извиняясь, что будет мало свежего, а все соленое. Король охотно согласился остаться и, улыбаясь, сказал: «Я знаю, что рыбу всегда ловят при берегах, а не на глубине моря». За стол сели по приличию: первое место занял он, по правую его сторону – королева, потом Нот и Лазарев, по левую сторону – дочь и я. Сестра королевы не рассудила сесть за стол, а избрала себе место у борта по удобности: она нянчила маленького наследника островов Общества.

Король и все его семейство ели охотно и запивали исправно вином. Как вода у нас была из Порт-Джексона, следовательно, не совсем свежая, то король приказал одному островитянину подать кокосовой воды; островитянин, принеся кокосовых орехов, искусно отбил молотком верхи оных, и король, который пил воду, смешивая с вином, при сем беспрестанно обтирал пот, катившийся со здорового лица его. Когда пил несмешанное вино, при каждом разе, по обряду англичан, упоминал чье-либо здоровье, наклоняя голову и касаясь рюмкой о рюмку. Отобедав, спросил сигарку, курил и пил кофе.

Между тем приметил, что художник Михайлов его срисовывает украдкой; чтоб он был покойнее, я подал ему мой портрет, нарисованный Михайловым. Он изъявил желание, чтобы его нарисовали с сим портретом в руке. Я ему отвечал, что ежели желает быть нарисован, держа чье-либо изображение, я дам несравненно приличнейшее, и вручил ему серебряную медаль с изображением императора Александра I, чем он был весьма доволен.

В то время, когда художник Михайлов рисовал с Помари, королева взяла грудного сына своего от сестры, кормила его грудью при всех, без малейшей застенчивости. Из сего видно, что на острове Отаити матери еще не стыдятся кормить детей грудью при зрителях и исполняют нежнейшую свою обязанность.

Я повел короля в палубу, показал в деке пушки, канаты и прочие вещи и тогда же велел ему салютовать пятнадцатью выстрелами. Он был крайне доволен сей почестью, однако ж при каждом выстреле, держа мою руку, прятался за меня.

После обеда посетили нас главный секретарь короля Поафай, его брат Хитота (которого считают хорошим военным начальником) и один из чиновников – хранитель общественного кокосового масла, собираемого в пользу Библейского общества. Каждый из сих моих гостей, когда случалось быть со мной наедине, уверял, что он истинный мой друг, и потом просил или носовой платок, или рубаху, ножик, топор; прежде всего я дал им по серебряной медали и не отказывал ни в чем, ибо имел много разных вещей, назначенных единственно для подарков и вымена съестных припасов. Вельможи сии предпочитали грог обыкновенному тенерифскому вину, вероятно по той причине, что крепость выпиваемого ими грога зависела от их произвола.

В 5 часов подъехала другая королевская лодка, на коей привезли мне от Помари подарки, состоящие из четырех больших свиней, множества кокосовых орехов, толченого ядра сих орехов, завернутого в листья, хлебных плодов, сырых и печеных, коренья таро и ямсу печеного, бананов обыкновенных и горных, отаитских яблок и несколько сахарного тростника. Не имея почти ничего свежего, кроме неприятных с виду куриц, оставшихся от похода, которые одна у другой выщипали перья и хвосты, мы вдруг черезвычайно разбогатели, ибо ко множеству вымененных съестных припасов присоединились полученные в подарок от короля, и даже нас затеснили и занимали много времени на убирание оных. Такое изобилие во всем и приязненное обхождение отаитян весьма понравилось нашим матросам. Они с островитянами непрестанно брали друг друга за руки, повторяя «юрана, юрана», что означает приветствие.

В 6 часов вечера король отправил королеву и всех к ней принадлежащих на своей двойной лодке, а сам еще остался; все островитяне разъехались. Когда совершенно стемнело и Помари пожелал возвратиться на остров, я изготовил свой катер, назначил лейтенанта Демидова на руль, велел поставить два зажженных фальшфейера на нос катера для освещения. При прощании король меня просил, чтоб положил бутылку рома в катер, и сказал мне, что у него на острове делали ром и могут делать много, но как отаитяне, употребляя крепкий напиток, беспокойны, то он вовсе запретил приготовлять ром, невзирая, что сам принадлежит к числу первых охотников до сего напитка. При отбытии катера от шлюпа, зажгли на носу оного два фальшфейера и тотчас для увеселения короля пустили 22 ракеты; некоторые были со звездочками.

Лейтенант Демидов по возвращении сказал мне, что катер пристал за мысом Венеры прямо против дома короля, который был сим весьма доволен, просил лейтенанта Демидова несколько подождать и вскоре сам явился с подарками: отмерил ему восемь, а каждому гребцу по четыре маховых сажени отаитской материи, сделанной из коры хлебного дерева.

23 июля. Еще солнечные лучи не осветили мачт наших, а уже со всех сторон островитяне на лодках, нагруженных плодами, старались каждый наперед пристать к шлюпу. Но как нам нужен был простор, чтобы заняться вытягиванием стоячего такелажа (островитяне весьма стесняли нас на шлюпе и могли мешать производству работ), то для избежания сего я приказал клерку Резанову взять разного рода вещей на ялик, оттянуться за корму и там производить мену. На шлюп велел впускать только одних почетных господ – эри. Сим средством отвлекли мы стечение народа за корму; там окружали ялик разные лодки, наполненные островитянами обоего пола; все старались променять свои вещи по желанию.

Мы преимущественно выменивали кур и лимоны. Сии последние я имел намерение посолить впрок для служителей и употреблять вместо противоцинготного средства в больших южных широтах.

В 8 часов утра я с лейтенантом Лазаревым поехал на берег к королю, его секретарю Поафаю и к миссионеру Ноту. Мы вошли прямо на берег у дома Нота. Дом сей построен на взморье, лицом к заливу. Застали хозяина, и он познакомил нас со своей женой. Молодая англичанка привыкла к уединенной жизни; хотя не красавица, но имеет дар сократить скучный образ жизни Нота. Оба они, выехав из Англии, не желают ныне возвратиться в свое отечество, считают себя счастливее на острове Отаити.

Миссионер Нот обязал нас, приняв на себя труд, проводить к королю. Мы пошли вдоль по песчаному взморью к мысу Венеры, где нашли художника Михайлова и астронома Симонова, окруженных множеством островитян обоего пола и различного возраста. Художник Михайлов занимался рисованием вида Матавайской гавани, а астроном Симонов – поверкой хронометров, на самом том месте, где капитан Кук, Бенкс и Грин наблюдали, за 51 год пред сим, прохождение Венеры и с такой точностью определили долготу сего мыса. Я пригласил художника Михайлова идти с нами, надеялся, что он увидит предметы, достойные его кисти.

Отсюда нам надлежало переехать речку, которая течет с гор и, извиваясь на Матавайской равнине, впадает в море. Старуха, стоявшая по другую сторону речки, по просьбе Нота вошла в воду по колено, пригнала к нам лодку, в которой потащила нас к противоположному берегу, и в награду за труд получила две нитки бисера, чему весьма обрадовалась.

Мы вышли на берег, прямо в кокосовую рощу. Невзирая, что солнце было уже очень высоко, за густотой листьев пальмовых дерев лучи его редко местами проникали, образуя в воздухе светлые косвенные параллельные пути свои. В тени высоких пальмовых дерев мы подошли к королевскому дому; он обнесен вокруг дощатым забором в 2 1/2 фута вышины.

Мы перешли посредством врытых в землю с обеих сторон толстых колод вышиной в половину забора, который необходимо нужен, чтобы оградить дом от свиней; они ходят на воле и питаются упавшими с дерев плодами и кокосовыми орехами. Сделав несколько шагов, мы прошли сквозь дом длиной около 7, шириной около 5 сажен. Крыша лежит на трех рядах деревянных столбов; средний ряд поставлен перпендикулярно, а два крайних, не выше шести футов, имеют наклон внутрь, покрыты матами; крыша состоит из двух наклонных плоскостей, покрыта листьями дерева, называемого фаро. В горнице по обеим сторонам стояли широкие кровати на европейский образец, и были покрыты желтыми одеялами.

Из дома мы опять перешли через забор в другую сторону, где возле малого домика, на постланных на земле матах, король, со своим семейством, сидел сложив ноги и завтракал поросячьим мясом, обмакивая в морскую воду, налитую в гладко обделанные черепки кокосовых орехов. Завтракающие передавали кушанье из рук в руки, ели с большой охотой, облизывая пальцы; оставшиеся кости бросали собаке. Вместо воды пили кокосовую воду из ореха, отбив искусно верх оного топориком. В левой стороне от сего места островитянин приготовлял кушанье из хлебного плода и кокоса; в правой, возле самого дома, стоял разный домашний прибор.

Король, пожав нам руки, сказал: «Юрана». По приказанию его принесли для нас низенькие скамейки, ножки коих были не выше шести дюймов, каждому подали стеклянный бокал, полный свежей кокосовой воды. Сей прохладительный напиток весьма вкусен. Разговоры наши были обыкновенные: здоровы ли вы, как нравится вам Отаити и сему подобное. Между тем художник Михайлов, отойдя шагов на шесть в сторону, срисовывал всю королевскую группу, сидящую за завтраком. Прочие островитяне окружали художника Михайлова, сердечно смеялись и о каждой вновь изображаемой фигуре рассказывали королю.

Когда завтрак кончился, король вымыл руки и нас оставил с королевой. Возвратившись, взял меня за руку и повел в малый домик, шириной 14, длиной 28 футов. Домик сей разгорожен поперек на половине длины. Та половина, в которую мы вошли, служила кабинетом. К одной стене поставлена двухспальная кровать, а у другой, на сделанных полках, лежали английские книги и свернутая карта земного шара; под полками стоял сундук с замком и шкатулка красного дерева, подаренная английским Библейским обществом.

Я приметил, что присутствие миссионера Нота не нравилось королю, и он поспешил запереть дверь; потом показал свои часы, карту, тетрадь начальных правил геометрии, которой он учился с английской книги, и что понимал, описывал в сию тетрадь на отаитском языке. Вынул из шкатулки чернильницу с пером и лоскутом бумаги, подал мне, прося написать по-русски, чтоб подателю сей записки отпущена была бутылка рома. Я написал, чтоб посланному дать три бутылки рома и шесть – тенерифского вина. В сие время вошли Нот и Лазарев. Король смутился, поспешно спрятал записку, чернила, бумагу, геометрическую тетрадь и переменил разговор.

Побыв недолго у короля, мы последовали за миссионером Нотом извилистой тропинкой в тени лимонной и апельсиновой рощи. Сии плодоносные деревья, под открытым небом, в благорастворенном климате, растут, как другие деревья, без всякого от островитян попечения.

Мы видели несколько опрятных домиков, и в один растворенный зашли. В доме не было никого; посредине стояла двухспальная кровать, покрытая опрятно желтым одеялом; над изголовьем, в крыше (за жердью) положено было Евангелие. Небольшая скамейка на низких ножках, камень, которым растирают кокосовые орехи, и несколько очищенных черепков сих орехов составляли весь домашний прибор счастливых островитян. Съестные припасы их почти беспрерывно в продолжение года готовы на деревьях, когда им нужны – снимают; нет никакой надобности заготовлять в запас и беречь для будущего времени. Вероятно, хозяева сего дома уверены в неприкосновенности собственности каждого, совершенно покойно полагаясь на честность соседей, оставили жилище свое. Где, кроме как на острове Отаити, можно сие сделать и потом не раскаиваться?

Пройдя еще несколько далее по тропинке, между кустарниками и небольшим лесом, мы достигли церкви. Она построена наподобие королевского дома: посередине, во всю длину, проход между деревянными, по обеим сторонам поставленными скамейками, к одной стороне сделана на четырех столбах, вышиной пять футов, окруженная перилами кафедpa, с которой миссионер проповедует слово Божье. Вообще, по внутреннему устроению церковь подобна реформаторской.

Из церкви мы вышли на взморье и, пройдя к востоку с полмили, достигли дома секретаря Паофая. Врытые в землю колоды, как выше упомянуто, и теперь способствовали нам перейти через низкий дощатый забор. Одна сторона дома была на взморье; во внутренности мы увидели молодую прекрасную отаитянку, жену Паофая, сидящую с подругами своими на постланных на землю матах; она кормила грудью своего ребенка; все были одеты весьма чисто в белое отаитское платье, за ушами имели цветы. Паофая не было дома.

Миссионер Нот показал нам весьма чистую спальню, в коей стояла двухспальная кровать, покрытая желтым одеялом с красными узорами, столик и на оном шкатулка. Добродушная хозяйка по просьбе Нота отворила шкатулку и показала нам хранящуюся в оной книгу: в сию книгу все дела, заслуживающие внимания, записываются на отаитском языке весьма хорошим почерком. Миссионер Нот выхвалял дарования сего островитянина. Потомство, конечно, ему будет благодарно за такое хорошее начало истории островов Общества, а имя его останется незабвенно в летописях острова Отаити. При прощании я подарил жене Паофая несколько пар сережек, а подругам ее каждой по одной паре. Они казались довольны нашим посещением и подарками – рассматривали сережки, подносили их к ушам.

Время уже было за полдень, мы пошли назад той же дорогой, несколько оную сократили тем, что островитяне на плечах перенесли нас через речку. В доме миссионера Нота отдохнули и освежились кокосовой водой. Вода сия, когда свежа, при усталости в знойный день кажется лучше всех существующих известных напитков.

Мы встретились на мысе Венера с капитан-лейтенантом Завадовским и астрономом Симоновым: первый съезжал на берег для прогулки после сорокадневной простудной болезни, чтоб подышать береговым бальзамическим воздухом в тени пальмовых и других цветущих дерев; у мыса Венера мы сели в катер и отправились на шлюп «Восток».

После обеда король приехал к нам со всем семейством и приближенными. Хотя я приказывал пускать на шлюп одних начальников, однако сего невозможно было исполнить, ибо сами начальники приводили островитян, называя их своими приятелями, просили, чтоб их пустить; таких гостей в продолжение дня набралось много. Угощение наше было обыкновенное. Нет ни одного отаитянина или отаитянки, которые бы не выпили с большим удовольствием грог, а как весьма часто графины осушались и при каждом таком случае я приказывал моему денщику Мишке вновь наполнять оные, то нередко оставлял графины на довольное время пустыми, дабы не беседовать с пьяными островитянами.

Желание пить преодолевало их терпение. Король и некоторые чиновники сами начали кликать: «Миса! Миса!» И когда он на призыв их приходил, показывали, что графины пусты. Он брал графины поспешно, но возвращался медленно, и то с весьма слабым грогом. За такую хитрость они его не полюбили и считали весьма скупым. Когда по просьбе их я им что дарил и приказание о сем делал кому-нибудь иному, они радовались, а когда приказывал денщику, чтоб подал такую-то вещь, неудовольствие обнаруживалось на их лицах, и они повторяли: «Миса! Миса!». Таким образом он навлек на себя неблагорасположение знатных людей острова Отаити.

Сегодня я представил королю двух мальчиков, пришедших ко мне на острове Макетеа. Он их расспрашивал, смеялся и передразнивал, когда они с ужасом вспоминали, рассказывая, как были преследуемы людоедами, делали все те кривляния, которые островитяне обыкновенно делают при своих празднествах и когда едят взятого пленника. Через переводчика Виллиама мы вернее узнали причину несчастного приключения четырех мальчиков. Они с острова Анны занесены крепким ветром к острову Макетеа; их было всех 10 человек; вскоре после сего пристали лодки с острова Тай, жители коего называются вагейту. Они перебили всех прежде приехавших и, по беспрестанной между ними вражде, всех съели, кроме сих четырех, которые спаслись в кустах во внутренности острова; а жители с острова Тай, не видя неприятелей, отправились.

Усмотрев приближающиеся европейские суда, мальчики обрадовались, ибо от родственников слыхали, что европейцы обходятся ласково и людей не едят, и потому спешили к мысу, делали знаки, чтоб с судов увидели. Я предоставил им на волю остаться на шлюпе или на острове Отаити. Коль скоро они объявили желание остаться на острове, я поручил старшего покровительству Паофая, а младшего – его брату, военному начальнику. Лейтенант Лазарев привезенных им двух мальчиков оставил в покровительство двух других начальников.

Мальчики нашли на острове Отаити своих земляков с острова Анны[162] и весьма обрадовались, увидя их. Старший подвел одного ко мне и сказал, что он с острова Анны; когда я в том усомнился, он показал на теле испестрения, которые были такие же, как у него, и какие я видел на ляжках у приезжавшего к нам с острова Нигири. Из сего заключаю, что лодка на острове Нигири была там для промысла с острова Анны.

К 8 часам вечера число гостей наших весьма умножилось; чтоб их несколько занять, я приказал пустить с юта 20 ракет разных родов. Король при сем явлении всегда прятался за меня. По окончании забав все разъехались довольны и, прощаясь с нами, повторяли: «Юрана! Юрана!»

Капитан-лейтенант Завадовский и прочие офицеры, бывшие сегодня на берегу, не могли довольно нахвалиться честностью и дружелюбным обхождением островитян. Каждый из них старался услужить нашим путешественникам, быть их проводником. Лейтенант Демидов оставался весь день на берегу у налития пресной воды, пристал с баркасом прямо к песчаному взморью, от мыса Венеры к югу на полмили. В шестидесяти саженях от сего места вдоль берега протекает речка; наливание производилось весьма успешно. Отаитянские мальчики охотно входили в речку, наполняли анкерки и доставляли к берегу. Нашим матросам оставалось только носить бочонки к гребным судам, и они едва успевали ходить взад и вперед. Островитяне изъявляли служителям свою благоприязнь и гостеприимство, приглашали их в ближние дома, угощали кокосовыми орехами и апельсинами.

Миссионер Нот и лейтенант Лазарев приехали ко мне завтракать на шлюп «Восток» в 8 часов утра, и вскоре потом я с ними отправился на берег, чтоб осматривать место бывшего морая[163]. Оно находится от мыса Венеры к западу на 2 1/2 мили. Море было тихо, мы скоро переехали сие расстояние и пристали к берегу в гавани Тоархо, где капитан Блей стоял на якоре в 1788 году; не дойдя до морая, мы остановились у так называемой королевской церкви. Она обнесена забором в 2 1/2 фута вышиной; земля вокруг вымощена камнем. Миссионер Нот приказал отворить двери и открыть ставни; мы вошли в сие большое здание, коего длина 70 футов, а ширина 50 футов; крыша держалась на трех рядах столбов из хлебного дерева, средний ряд стоял перпендикулярно, а боковые два, коих вышина вполовину средних, наклонены несколько с обеих сторон внутрь строения; верхние концы крайних столбов вырезаны наподобие вилок глубиной 6 дюймов; в сии вырезки вложена на ребро толстая доска вдоль всего строения.

На средний ряд столбов положены брусья; на среднем брусе и досках, ребром поставленных к крайним столбам, утверждены стропила, на ребро же поставленные, поперек оных жерди из легкого дерева, искусно сплетенные веревками из волокон кокосового и хлебного дерева. Сия кровля покрыта листьями дерева фаро. Здание оканчивается к обоим концам полукругом. Вместо железа или гвоздей все связано разноцветными веревками весьма искусно и красиво. Бока во всю длину обиты досками, для света сделаны продолговатые окна, которые задвигаются ставнями. К северной стороне – для проповедников три возвышенных места, каждое на четырех столбах. Скамейки поставлены поперек церкви в два ряда, а посередине проход, точно так, как в прежде описанной церкви.

Внутренность украшена, по обыкновению отаитян, разноцветными тканями, которые прицеплены кое-как к жердочкам и стропилам, составляют необыкновенное, но приятное украшение. В построении сего большого здания видны легкость и крепость, нет лишнего, тяжелого или какого-нибудь недостатка. Сие служит доказательством природного остроумия и искусства островитян.

Миссионер Нот повел нас к тому месту, где прежде был морай – огромное и великого труда стоившее здание, которое описано капитаном Куком; мы удивились, когда нашли только груду камней; по принятии христианской веры островитяне разрушили морай.

Потом мы шли вдоль берега к западу в тени кокосовых и душистых дерев хлебного плода; пройдя около мили, увидели на взморье в маленьком открытом шалашике на постланных чистых рогожах сидящего старика высокого роста, одетого в белое платье. Бледность лица, впалые глаза и щеки доказывали, что он с давнего времени удручен болезнью. Его окружали дети: старшей дочери было около тринадцати, а сыну около пяти лет; они подали нам, по приказанию его, низенькие скамейки, и мы сели. Миссионер Нот объявил, что мы капитаны военных шлюпов российского императора Александра, простираем плавание Южным океаном для обретения неизвестных стран. Старик спросил, не желаем ли мы после усталости укрепиться пищей, но мы с признательностью отказались.

Тогда велел принести свежих кокосовых орехов. Слуга, отбив искусно верх каждого ореха нарочно для сего сделанным топориком из самого крепкого дерева, подносил каждому из нас по ореху. Прохладная кокосовая вода утолила жажду и подкрепила силы наши. При прощании я подарил дочери зеркало и несколько ниток разноцветного бисера, а сыну ножичек и зеркальце. Старик, коего имя Меноно, любил своих детей; за ласку к ним на бледном лице его изображалось чувство благодарности. Он управляет островом и первый вельможа при короле; в шалашике сидит у взморья единственно для дневного морского прохладительного ветра. В сарае у Меноно мы видели несколько небольших пушек и 24-фунтовых каронад.

На обратном пути к катеру дорогою заворотили в большой сарай, где строилась двойная лодка; нижние части ее из цельного дерева, называемого апопе, которое вырубают на горах; верхняя часть лодок из хлебных деревьев, которые сплачивают, сшивают веревками весьма плотно и залепляют смолой. Вместо стругов, для очищения деревьев употребляют кораллы; в сем же сарае было множество колод из бамбу 2 1/2 фута длиной, 2 и 2 1/2 дюйма в диаметре, для сохранения кокосового масла, пожертвованного жителями в пользу распространения христианской веры, на издержки для печатания Библии и проч. Миссионер Нот ожидал судно из Порт-Джексона с бочками, в которые вливают сие масло и доставляют в Лондон. Кроме сего, приносят также в дар немало аррорута[164].

Возвратясь к катеру, мы отправились на шлюп «Восток». Ветер и течение были тогда прямо от шлюпов; идучи сей струей, удивлялись великому множеству плывущих апельсиновых корок, брошенных с двух шлюпов, и утешались, что служители пользуются таким изобилием плодов.

В то время, когда мы осматривали королевскую церковь, капитан-лейтенант Завадовский зашел к Паофаю, где застал всех домашних его, занимающихся разными рукоделиями: одни красили ткани, другие починяли оные, подкладывая куски той же ткани, а прочие приготовляли красную краску, которую составляют из маленьких ягод, содержащих в себе желтый сок: из ягод выжимают сей сок на зеленый древесный лист и, завернув, мнут пальцами, доколе обратится в красную краску, на что потребно весьма мало времени. Ягоды сии величиной с наши вишни, цветом желто-красноватые.

Добродушная хозяйка показывала, каким образом они склеивают свои ткани. Клей, род крахмала, составляется из арорута, весьма много наружностью похожего на картофель, но несколько желтее. Его размачивают, а потом приготовляют клейкость, подобную крахмалу. Молодая прекрасная хозяйка потчевала капитан-лейтенанта Завадовского и художника Михайлова, по обыкновению отаитян, свежей кокосовой водой. Каждый из них при прощании дарил ее за ласковое гостеприимство.

К обеду король со всеми приближенными приехал на шлюп «Восток». После обеда изъявил желание быть у лейтенанта Лазарева на шлюпе «Мирный». Для сего подали к борту двойную королевскую лодку. Женщины поместились в кормовой части; Помари, несколько начальников, я и два офицера заняли места на передней площадке лодки. Хотя море было совершенно гладко, как зеркало, однако лодка от большого числа дородных людей едва держалась на поверхности вод.

Лейтенант Лазарев принял гостей и отвел их в свою каюту, где угощал любимым их напитком – грогом. Король скоро проголодался и приказал из находящихся за кормой лодок подать печеных кореньев таро и ямсу. Лейтенант Лазарев, увидев сие, велел подать несколько жареных кур, и все гости ели весьма охотно, невзирая, что недавно на шлюпе «Восток» обедали.

Королева, найдя случай быть наедине с лейтенантом Лазаревым, просила дать ей бутылку рома, и когда он сказал, что послал к королю, она отвечала: «Он все выпьет один и мне ни капли не даст» – после сего приказано дать ей две бутылки рома.

Когда гости наши осматривали пушки на шлюпе «Мирный», их более всего занимали рикошетные выстрелы.

По множеству прибывших с берега посетителей, я скоро возвратился на шлюп. Всех чиновников, жен их потчевали чаем, шоколадом и вареньем, но они всему предпочитали грог. Когда кому удавалось быть со мной наедине, каждый уверял меня, что мне истинный друг, и просил подарка, невзирая, что его уже прежде дарили.

Обыкновение сие вошло со времен капитана Кука, оттого что он, Форстер, Грин, Уэльс и многие офицеры имели по необходимости каждый своих друзей, которые их оберегали и не давали в обиду другим островитянам. С того времени и поныне отаитяне, видя большую выгоду быть европейцу другом для подарков, при первой встрече говорят на английском языке слова: «You are my friend» («Ты мой друг»); а потом: «Give me a handkerchief» («Дай мне платок»).

Мена продолжалась обыкновенным образом, только кур привозили меньше и просили за них дороже; свиней же, которых на острове много, мы ни одной не могли купить оттого что король наложил запрещение (табу) на свиней по следующей причине: на острове Эимео миссионеры строили небольшой бриг; король рассчитывал, что он имеет долю в сем судне, потому что лес и другие пособия даны им; но когда бриг был готов, тогда ему предложили оный купить за 70 тонн свинины. На сие предложение король Помари согласился и запретил подданным своим есть и продавать свиней.

25 июля. В воскресенье солнце взошло уже высоко, но ни один островитянин к нам не приехал, мы сему крайне удивились. Переводчик Виллиам объяснил нам, что они все были в церкви.

По окончании работ на обоих шлюпах отпустили половину числа служителей на берег, с тем чтобы вымыли свое белье, а потом гуляли сколько кому угодно.

Капитан-лейтенант Завадовский, лейтенант Лазарев, я и почти все офицеры с обоих шлюпов поехали в церковь. Сойдя на берег, мы увидели около домов только одних детей, а все взрослые островитяне отправились на молитву. Когда мы пришли, церковь уже была полна. Королева несколько подвинулась и дала мне место сесть. Все островитяне были весьма чисто одеты, в лучших праздничных белых и желтых нарядах, вообще все на голове имели зонтики, а у женщин, кроме того, сверх уха воткнуты белые или красные цветы. Все с большим вниманием слушали христианское поучение миссионера Нота; он говорил с особым чувством. Выйдя из церкви, островитяне поздоровались с нами; все разошлись по домам, а мы пошли к катеру. После обеда офицеры с обоих шлюпов ездили на берег, их принимали дружелюбно и потчевали кокосовой водой. Некоторые из островитян для воскресного дня не принимали подарков.

Такое строгое наблюдение правил веры относительно бескорыстия в народе, у коего еще не могло совершенно изгладиться из памяти дикое, необузданное самовольство, почесть можно примерным.

26 июля. Сегодня островитяне при произведении мены больше всего требовали сережек, которых сначала отнюдь выменивать не хотели, почитая их бесполезными. А как серьги можно иметь в карманах, то при каждом отправлении на берег я брал по нескольку пар с собой, дарил ими знатных женщин, и они серьги надевали в уши. Другие островитяне, увидя сие украшение и желая равняться в нарядах со знатными, приезжали сами или присылали своих родственников, чтоб выменивать непременно серьги, так что мена сегодня была отлично выгодна, и у нас серег наконец не стало, невзирая, что оных было много.

Король со всеми своими приближенными обедал у меня; после обеда подарил мне три жемчужины несколько крупнее горошинки и просил, чтобы я показал подарки, которые намерен ему послать. Вещи сии он уже и прежде неоднократно видел, но просил, чтобы оных не отсылать, доколе не пришлет своего поверенного, и отправить, как смеркнется, дабы никто из подданных не приметил. Вероятно, Помари опасался, что чиновники, увидев подарки, пожелают сами иметь часть оных или будут завидовать его отличному богатству в приобретенных европейских вещах. Подарки сии состояли в красном сукне, нескольких шерстяных одеялах, фламском полотне, полосатом тике, платках пестрых, ситце разного узора, зеркалах, ножах складных, топорах, буравах и стеклянной посуде.

Все сии вещи принадлежали к числу отпущенных с нами Адмиралтейством для подарков народам Великого океана. Помари более нуждался в белом коленкоре и миткале, ибо его одежда состояла единственно из сих тканей; за неимением оных, я принужден был подарить ему некоторые из своих простынь, которым он более обрадовался, нежели прочим вещам. Все вообще подарки доставлены к нему, когда было темно.

27 июля. Король и все островитяне знали, что мы налились уже водой и совершенно готовы сняться с якоря, а потому с утра все спешили что-нибудь выменять, привозили разные изделия свои, которые выменены и доставлены нами в музей государственного Адмиралтейского департамента.

В продолжение нашего пребывания при островах Отаити мы выменяли столько апельсинов и лимонов, что насолили оных впрок по десяти бочек на каждый шлюп. Нет сомнения, что сии плоды послужат противоцинготным средством; прочих осталось еще много, хотя не было запрещения оных есть всякому, сколько угодно; кур также осталось немало.

Сегодня посетил нас король с приближенными. Он мне вручил посылку к государю императору с сими словами: «Хотя в России есть много лучших вещей, но сей большой мат работы моих подданных, и для того я оный посылаю». Потом Помари дарил всех офицеров. Капитан-лейтенанту Завадовскому положил в карман две жемчужины и сверх сего подарил ему большую белую ткань; лейтенантам Торсону, Лескову и другим дарил также ткани. Каждый из них со своей стороны старался отблагодарить короля разными подарками.

По просьбе моей Помари сдержал слово свое и доставил на шлюп «Восток» шесть свиней, на шлюп «Мирный» четыре, множество плодов и кореньев, годных для употребления во время похода. Переводчик Виллиам, несмотря на запрещение, доставил на шлюп «Восток» четыре свиньи, за что, равно и за труды по должности переводчика, я его щедро одарил европейскими вещами и платьем, также порохом и свинцом, потому что он имел ружья. Во время последнего свидания с королем, я ему крайне угодил, надев на верного его слугу красный лейб-гусарский мундир и повесив ему через плечо мою старую морскую саблю. Подарок сей отменно был приятен слуге, и он занимался своей новой одеждой.

Нас посетили сегодня все начальники, и каждый из них принес мне в подарок по куску ткани. Я их отдарил ситцами, стеклянной посудой. чугунными котлами, ножами, буравами и проч. Сверх того дарил чиновников серебряными медалями, а простых островитян бронзовыми, объясняя через миссионера Нота, что сии медали оставляют им для памяти и что на одной стороне изображен император Александр, от которого мы посланы, а на другой имена наших шлюпов – «Востока» и «Мирного». Хотя островитяне обещались хранить медали, но уже при нас променивали оные матросам за платки.

Приехавшие с королевой молодые девушки пели псалмы и молитвы, составляющие ныне единственное их пение; со времени принятия христианской веры островитяне считают за грех петь прежние свои песни, потому что напоминают идолопоклоннические их обряды; по собственному произволу оставили не только все песни, но и пляски.

Калейдоскопами несколько времени забавлялись в Европе, а потому, предполагая, что они забавят и удивят островитян Великого океана, я купил в Лондоне несколько калейдоскопов, но островитяне не обратили внимание свое на сии игрушки.

Я сказал королю, что сего же вечера снимусь с якоря, когда ветер задует с берега. Он меня убедительно просил остаться еще на несколько дней, а когда увидел, что я принял твердое намерение отправиться, пожав мне руку, просил не забывать его; весьма неохотно расставался с нами: сойдя в лодку, потупил голову и долго шептал про себя – вероятно, читал молитву (говорят, что он очень набожен); таким образом, в короткое время мы приязненно познакомились с сими островитянами, и, вероятно, навсегда с ними расстались. Некоторые желали со мной отправиться, но я никого не взял, исполняя желание короля, который убедительно просил, чтоб я его подданных не брал с собой.

Замечание об острове Отаити

Остров Отаити обретен 1606 года испанцем Квиросом, на пути из Кальяо, и назван La Sagittaria. После сего заходили к оному другие мореплаватели в разные годы и назвали: английский капитан Уэльс – островом Короля Георгия III; французский командор Бугенвиль – Новой Цитерой, по причине множества пригожих женщин. Наконец, со времени пребывания капитана Кука, остров сохранил свое настоящее название – Отаити. Два круглых острова, соединенные низменным узким перешейком, составляют остров Отаити. В середине каждого из сих двух островов – горы, верхи коих часто бывают покрыты облаками. К взморью находятся места пологие, обросшие прекраснейшими пальмовыми, хлебными и другими плодоносными деревьями и кустарниками.

Хлебные деревья достигают значительной высоты и толщины и употребляемы на делание верхних частей лодок, на столбы в больших строениях, на скамейки в домах, которые обыкновенно на низких ножках из одного дерева. С коры собирают смолу – для замазывания пазов на лодках, а из сырой коры вырабатывают ткани. Срубленное дерево начинает вновь расти от корня и через 4 года опять приносит плоды от 6 до 7 дюймов в окружности, несколько продолговатые. Островитяне пекут сии плоды и питаются ими бо́льшую часть года.

Кокосовое дерево также велико; в орехах – вода, или молоко, составляющие прохладительный напиток; ядро островитяне едят просто сырое или толченое, выжимают из оного большое количество масла, а остающимися выжимками кормят кур и свиней. Выполированные ореховые черепки употребляются вместо посуды; из волокон коры вьют веревки, которые служат к строению домов и лодок; из молодых кокосовых листьев искусно плетут зеленые зонтики, которые носят на головах вообще все островитяне обоего пола и всякого возраста.

Отаитянские яблони приносят плоды, которые имеют вид зрелых наших яблок, вкусом весьма хороши, кроме самой середины, – она крепка; цветы красные и белые, женщины украшают оными голову; из коры шелковицы островитяне приготовляют самые тонкие ткани.

Банановое дерево приносит плоды, превосходные для пищи; молодые отростки по цвету трудно отличить от крупной спаржи, а вареные вкусом лучше спаржи.

Толстое дерево, называемое отаитянами апопе, растет на горах и употребляемо на нижние части лодок.

Деревья, называемые фаро, рода пальмовых; листьями их, по причине плотности и удобства, кроют все крыши на домах. Плод сего дерева сосут жители коральных островов; вероятно, и отаитяне употребляют в голодные годы.

Крепкое дерево айто, из коего островитяне делают пики и другое оружие, также малые топоры для очищения кокосовых орехов и четырехугольные колотушки с рукоятками, которыми разбивают размоченные волокна коры хлебного и других деревьев, для приготовления тканей.

Дерево пурау легкое, употребляемое в строениях на стропила.

Бамбу, род тростника, растет весьма высоко; коленца длиной два с половиной фута, толщиной в диаметре от двух с половиной до трех дюймов; служит для хранения кокосового масла.

Виноград произрастает хорошо, но в малом количестве и разводится только миссионерами. На острове Отаити много деревьев, доставляющих хлопчатую бумагу. И еще другие, которые приносят плоды, похожие на небольшие тыквы. Из листьев дерева тау, смешанных с желтоватым соком из ягод маже, составляют красную краску; в сию краску обмакивают листья или стебли разных трав, смотря по желанию, и прикладывают к разным тканям, на которых от сего остаются красные, совершенно напечатанные узоры.

Фиговые, каштановые, апельсиновые, лимонные деревья во множестве разведены европейцами и составляют также некоторую часть пищи для островитян. У миссионеров прекрасный сад, наполненный еще многими другими хорошими деревьями и кустарниками. Из огородных овощей, по краткости времени, мы видели только ямс, таро, картофель, имбирь, колган, ананасы, арбузы, тыквы, капусту, огурцы, стручковый перец и табак.

На отмелях острова морские черви основали местами коральные стены, между коими и самим берегом образовались хорошие закрытые гавани.

Высокие горы притягивают влажные тучи: они, ниспадая, образуют много ручейков и рек, которые, извиваясь, орошают пологости и равнины острова Отаити.

Нагорные места острова совершенно пусты; напротив того, пологие и равнины к взморью населены.

Отаитяне роста одинакового с европейцами, мужчины телом и лицом смуглы, глаза, брови и волосы имеют черные; у женщин, вообще, лица круглые и приятные. Волосы у всех возрастов обоего пола обстрижены под гребенку. Хотя многие путешественники находят между жителями, населяющими Отаити, разные поколения[165], но я сего не заметил. Видимому различию между начальниками и народом причиной различный образ их жизни. Первостепенные отаитяне побольше ростом и дороднее, цвета оливкового, а простой народ краснее. Вельможи отаитянские ведут спокойную сидячую жизнь; простой народ в непрестанной деятельности, всегда без одежды, и нередко под открытом небом, на коральных стенах весь день занимается рыбной ловлей.

Отаитяне приняли нас с особенным гостеприимством: каждый из них радовался и угощал каждого из нас, когда кто заходил в дома их. Ежедневно приезжая на шлюпы, всегда были веселы, и мы никогда не заметили, чтоб между ними происходили размолвки или споры.

Число всех жителей на острове Отаити путешественники полагают разное, и разность сия так велика, что не было примера в истории, чтоб какие-нибудь болезни или политические происшествия произвели в народонаселении такое уменьшение, какое читатель увидит из следующего.

Капитан Кук в первом своем путешествии вокруг света говорит: «По вероятным известиям, собранным от Тюпиа, число островитян, могущих носить оружие, на острове Отаити простирается до 6780 человек». Ежели принять, что число людей, могущих носить оружие, составляет 5/12 частей населения, по сему число жителей на острове было до 16 272 человек мужеского пола. Капитан Кук во втором своем путешествии полагает народонаселения на Отаити до 240 000, а натуралист Форстер – до 120 000 человек. Испанец Буенево, бывший на сем острове в 1772 и 1774 годах, полагал от 15 до 16 тысяч. Мореплаватель Вильсон в 1797 году заключил, что островитян было 16 000 человек.

Предположение последних двух мореплавателей довольно сходно, но весьма различно от заключения капитана Кука и натуралиста Форстера во втором путешествии. Слишком увеличенное ими число жителей, вероятно, произошло или от незнания языка, или начальник острова, желая дать лучшее понятие о своем ополчении, сказал капитану Куку, что собранный тогда флот отаитский, состоявший из 210 больших и 20 малых лодок, принадлежит только четырем округам, а не всему острову, но сказал неправду. Капитан Кук принял показание сие за истину и, полагая остальные округи равными сим округам, заключил о числе всего народонаселения.

Ныне миссионер Нот сказывал нам, что в первых числах мая месяца 1819 года все островитяне были собраны в королевской церкви, и собралось до 8 тысяч человек. Ежели к сему числу прибавить 2000 человек старых, малолетних и хворых, которые не могли явиться, число народонаселения будет до 10 тысяч человек. Уменьшение жителей против показаний Вильсона, Буенево и капитана Кука, в первом его путешествии, произошло, по словам Нота, от частых междоусобных военных действий, от свирепствовавших в протекших годах болезней и от жестокосердного древнего обычая матерей умерщвлять детей своих, так что из семи рожденных оставляли в живых только четырех, а из пяти – троих, для лучшего об них попечения.

Остров Отаити и все острова Общества состоят во владении короля Помари, сына короля Оту, бывшего при капитане Куке. Помари высокого роста, имеет вид величественный. Он начал учиться читать и писать в 1807 году. В 1809 году возгоревшаяся междоусобная война принудила миссионеров удалиться с острова Отаити на острова Эимео и Гуагейне. Король Помари переехал на Эимео. Два года остров Отаити был от него независим; но когда Помари, по принятии в 1811 году христианской веры, получил подкрепление с острова Гуагейне[166] и Райатеа от жителей, принявших также христианскую веру, тогда с сей новой силой напал на неприятелей, хотел покорить остров, но был отражен и с потерей возвратился обратно на Эймео. Наконец в 1815 году, когда уже число христиан на островах Общества умножилось, тогда все они под начальством Помари на многих лодках опять пошли к Отаити, и вооруженных островитян высажено 1500 человек в 5 милях к западу от залива Матавая.

Отсюда Помари шел к SW около двадцати миль навстречу неприятелю; лодки его следовали вдоль берега в параллель войску. В наступившую субботу король остановился, дабы следующего дня по обряду христианскому совершить службу. Бывшие с ним миссионеры предостерегли его, что неприятель, наверно, воспользуется удобным случаем, дабы напасть в то время, когда все его войско будет на молитве, – по сей причине все молились с оружием в руках: у некоторых были ружья, а другие имели пики и булавы, также пращи и луки со стрелами.

Король часто смотрел в ту сторону, с которой ожидал неприятелей, и только увидел их, велел миссионерам ускорить богослужение. Приближаясь к идущим на них, островитяне, сделав несколько шагов вперед, преклоня колена, просили Всевышнего о даровании победы, и сие моление продолжалось, доколе совершенно сблизились с неприятелем.

Король начальствовал с лодки, окруженный множеством других лодок. При первой сшибке королевское войско опрокинуто, но вскоре ободрилось, и неприятели обратились в бегство. Тогда Помари, вопреки прежних обыкновений отаитян, приказал щадить побежденных, что весьма изумило бежавших и, как рассказывает миссионер Нот, немалым было поводом к убеждению их принять христианскую веру, так что ныне все жители островов Общества и соседственных – христиане. Нот считает, до 15 000 человек.

В 1819 году в первых числах мая месяца, когда по повелению короля весь народ был собран в королевскую церковь, Помари после молитвы, взойдя на среднюю кафедру, в краткой речи к народу объяснил о пользе законов для обеспечения каждого в его жизни и собственности и предложил следующие постановления: учредить из двенадцати знатных островитян Совет, в котором сам король должен председательствовать; составить несколько законов на первый случай: за смертоубийство наказывать смертью; за воровство виновным вымащивать каменьями место около церкви и окладывать берег, чтоб водой не размывало; уличенных в прелюбодеянии приговаривать к работам на знатных островитян и проч. Наказания сии должны быть строго исполняемы. Поднятием вверх рук народ изъявил королю свое согласие. И с того времени островитяне блаженствуют под кротким управлением малого числа законов.

Помари присоединил еще к своим владениям остров Райвовай, или High-Island, назначенный на карте Арроусмита на широте 23°41' южной, долготе 188°3' западной. Поводом сего присоединения были дошедшие до него слухи, что жители на Райвовае, узнав о его могуществе, пожелали быть его подданными. В ноябре месяце 1818 года Помари отправился на американском судне к сему острову; слухи оказались справедливы. Островитяне отдались в его подданство.

В то время, когда он распространял пределы своих владений, на Отаити возникло новое смятение. Один островитянин, из уезда Аропая, решил воспользоваться отсутствием короля и заступить его место. Панагиа (так называется возмутитель) сначала объявил войну приверженным к королю из округов Паре, или Матавай, и Фаа, и, по обыкновению островитян Общества, зажег дом свой с той стороны, которая ближе к противникам его (чем изъявляют решимость вести войну до крайности), но еще до возвращения короля был взят под стражу. Как скоро Помари прибыл, не довольствуясь тем, что виновника возмущения имел уже в своих руках, хотел объявить войну всему округу Оропаа, однако ж, по уважению к предложению миссионеров, решено повесить только двух главных зачинщиков, что немедленно исполнено.

Остров Отаити для внутреннего управления разделен на пять частей, из коих в каждой несколько округов и столько же начальников:

1) часть Тепорионнуу – 8 округов

2) часть Теоропаа – 2 округа

3) часть Тетавазай – 4 округа

4) часть Тетавуата – 4 округа

5) часть Тефана – 1 округ

Итого: 19 округов.

Всех главных начальников девятнадцать; в каждом округе свой суд и расправа, согласно вышеупомянутым законам, предложенным народу.

Множество островитян читают и пишут хорошо; буквы приняты латинские. В Отаити из корня, называемого ти, делали ром; вероятно, по внушению миссионеров король запретил делать сей напиток, невзирая, что сам до оного охотник. Жаль, что, вместе с просвещением островитян, отменены народные невинные их забавы, пляска и другие игры. Миссионеры говорят, что все празднества и пляски островитян тесно сопряжены с идолопоклонством, и потому отаитяне, будучи от сердца привержены к христианской вере, сами оставили пляски и песни, как занятия, напоминающие им прежние их заблуждения. Обыкновенное любопытство побудило меня просить короля, чтоб велел островитянам плясать, но он мне сказал, что это грешно.

Хотя шлюпы наши ежедневно наполнены были множеством посетителей, но мы никогда не имели повода сомневаться в их нерасположении или ожидать какой-нибудь шалости. Они всегда к вечеру возвращались домой, расставаясь с нами дружелюбно.

У короля и его семейства на ногах, на четверть выше ступни, узенькая насечка звездочками, также и на руках, на каждом суставе; у некоторых жителей на теле насечка, но ныне они себя сим уже не украшают.

Миссионер Нот доставил нам случай видеть некоторых отаитян, бывших на коральных островах, от Отаити к востоку лежащих. Во время нашего пребывания, ежедневно приезжали к нам на двойной лодке островитяне с одного из сих островов, называемого Анна. Отбирая сведения о названиях коральных островов от жителей с острова Анна, равно и от отаитян, мы слышали различные наименования, однако ж все согласно показывали, что остров Анна от Отаити на OtN, а Макетеа на середине пути от Отаити к Анне. Сие служит доказательством, что остров Анна самый тот, который обретен капитаном Куком и назван островов Цепи (Chain-Island). Жители сего острова имели точно такие же насечки на ляжках, как те островитяне, коих я встретил на коральном острове Нигира, приехавших для промысла. Они всегда в мореплавании отважны и предпринимают дальние и трудные пути морем; от отаитян отличаются только в испестрении ляжек и распущении длинных волос. Хотя я старался уверить их, что остров Анна от Отаити к северу, как на карте Арроусмита назначено, но они сему смеялись и никак не хотели со мной согласиться, представляя доказательством, что дабы возвратиться домой, им надлежало идти на Майтеа, а не на Макетеа.

В продолжение нашего пребывания при острове Отаити термометр подымался в тени до 24,5°, а ночью стоял на 18 и 17,5°.

Широта мыса Венеры лейтенантом Лазаревым определена 17°29'19''южная, а мы определили 17°29'20''; долгота 149°27'20''западная. Сие определение почитается вернейшим. Мы поверили по оному свои хронометры; оказавшуюся неверность в ходе их, в 53-дневное плавание наше из залива Королевы Шарлотты к мысу Венеры, разделили по содержанию арифметической прогрессии, полагая, что ход хронометров изменялся не вдруг, а постепенно. Таким образом все долготы, упоминаемые в описании путешествия и означенные на картах, поправлены.

В бытность нашу на острове Отаити ветры дули умеренные днем, ONO, а ночью весьма тихие с берега.

27 июля. В 6 часов вечера 27-го мы снялись с якоря при легком ветре с берега. Пройдя коральную мель, придержались к северу, чтобы скорее отделиться от острова. Некоторые из островитян следовали за шлюпами и просили, чтоб мы их взяли с собой, но как я дал слово Помари никого из его подданных не увозить, то и отказал их просьбе.

Отойдя несколько от берега, мы встретили в 9 часов вечера пассатный ветер от ONO. Шлюп «Мирный», не выйдя за предел берегового ветра, имел мало хода; я убавил парусов, чтоб не уйти далеко. За темнотой ночи берег скоро скрылся из глаз наших, только ряд огней на низких местах показывал нам положение острова Отаити.

28 июля. С утра безмолвная тишина царствовала повсюду, один лишь шум небольших волн, пенящихся от разрезающего шлюпа, прерывал сию тишину. Мы тогда чувствовали какую-то пустоту, ибо привыкли к шуму, крику и толкотне от тесноты между островитянами, коими каждый день, с самого утра до ночи, суда наши были наполнены; кроме того, они во множестве сидели на лодках, окружавших шлюпы; обыкновенно предлагали свои вещи на обмен друг пред другом, с криком производя шум, неприятный для слуха.

На рассвете мы увидели позади себя низменный остров Тетуроа на SW 50°. Ежели принять широту оного 17°2'30''верной, долгота выходит 149°31'12''западная.

Я весьма был рад, что мы опять имели возможность вычистить шлюпы, а стоя на якоре, по беспрестанной тесноте от посетителей, сего сделать не могли. Убрали вымененные съестные припасы, как-то: арбузы, тыквы, бананы, хлебные фрукты и таро; развесили за кормой и над русленями апельсины, которые ежедневно раздавали служителям, и в мешках хранили на русленях, а некоторые подвешивали в сетках под марсы и к штагам. Кокосовые орехи также хранили развешенными по борту и на марсах и раздавали ежедневно, а лимоны обмывали в пресной воде и укладывали в бочки, прибавляя в каждую несколько свежих стручков красного перца, потом наполняли рассолом, который обыкновенно употребляют при солении огурцов.

Часть апельсинов и лимонов обратили в сок. Как соленые лимоны, так и сок я приказал беречь до прибытия в южные широты. Вымененные разные отаитские ткани просушивали; пики и другое оружие, ракушки и крючки из раковин, кораллы и все собранные редкости уложены по местам. Наконец, вымыв шлюпы, просушили и очистили воздух, разведя огонь в печках, и, к удовольствию нашему, увидели шлюпы опять в прежней чистоте.

Хотя пребывание наше у острова Отаити было кратковременно, однако по многим обстоятельствам нам послужило в пользу. Главной причиной, побудившей меня зайти к сему острову, было немалое число обретенных нами коральных островов; долготы их, которые мы определили, надлежало поверить по долготе мыса Венеры и сим утвердить все географическое положение сего для мореплавателей опасного архипелага.

На острове Отаити, к удовольствию моему, здоровье моего помощника капитан-лейтенанта Завадовского, после долговременной болезни, восстановилось. Признаки цинги исчезли на зараженных сей болезньй перед прибытием нашим в Порт-Джексон, где они не совершенно излечились. На острове Отаити мы вскоре увидели удивительное действие климата: синих пятен на ногах в три дня как будто не бывало. Сему более всего способствовали трехдневная свободная прогулка в тени прекрасных плодоносных деревьев, между народом кротким, приветливым, гостеприимным и услужливым, свежая пища из кур, зрелые апельсины и целительная кокосовая вода; сверх того, бывшим в цинге я велел непременно тереть ноги свежими лимонами. Все вообще служители были приметно веселее и здоровее.

29 июля. Я продолжал курс к северу, склоняясь несколько к востоку и придерживаясь пассатного ветра от OtS; мы не прежде следующего утра с салинга увидели остров, который признали за Макетеа, усмотренный нами на пути к острову Отаити.

В 8 часов со шлюпа «Мирный» потребована была шлюпка для принятия свежей свинины; я уговорился с лейтенантом Лазаревым, чтобы свиней кололи не в один день на обоих шлюпах, а по очереди, и делить мясо, дабы в знойное время не портилось. Некоторые из свиней весом были до 180 фунтов, и жир их не имел приторного вкуса, вероятно от корма.

В полдень мы находились на широте 15°39'03''южной, долготе 148°38'10''западной; продолжали курс по тому же направлению. Сим путем я надеялся достигнуть острова Динса (назначенного на рукописной карте капитан-лейтенанта Коцебу), потом идти к западу вдоль южного берега сего острова и проливом между оными и островом Крузенштерна, обретенным капитан-лейтенантом Коцебу 26 апреля 1816 года во время путешествия на бриге «Рюрик», принадлежащем государственному канцлеру графу Румянцеву. Ввечеру с салинга закричали, что виден берег на NNO. После сего скоро затемнело, и для того в 7 часов мы поворотили от берега на другой галс.

30 июля. В 2 часа пополуночи опять поворотили в NO четверть. В 6 часов, когда довольно рассвело, увидели берег, накануне усмотренный, а скоро после того к востоку – и другой, низменный, лесистый берег. Прошли между сими берегами безопасным проливом шириной 14 миль. В 10 часов 40 минут утра, находясь восточнее восточной оконечности первого острова, на расстоянии две третьих мили, я лег в параллель берега, по направлениям оного переменял курс. В полдень мы были на широте 14°55'27''южной, долготе 148°03'09''западной. Северный мыс острова находился тогда от шлюпа прямо на запад в четырех с половиной милях.

Плавание продолжали вдоль изгиба берега, в полмиле от оного, до трех часов пополудни. Мы соединили обозрение западного берега с обозрением восточного. Обойдя вокруг острова на самом близком расстоянии, я имел случай хорошо рассмотреть, что берег непрерывный, узкий, коральный; местами растет лес. К юго-западной стороне – узкий вход в лагуну, составляющий середину острова. В сей лагуне несколько островков, поросших лесом. Окружность острова 44 мили. Самая большая длина 16, по направлению NO; ширина 10 миль. Широта середины острова найдена 15°00'20''южная, долгота 148°08' западная[167].

По карте капитан-лейтенанта Коцебу, данной от Адмиралтейского департамента, должно бы нам увидеть южный берег острова Динса восточнее западной оконечности вышеописанного острова на 18 миль, но оказалось противное; я прошел проливом шириной 14 миль, из чего и заключаю, что сей пролив между островами Крузенштерна и Динса. И так остров, который мы вчера видели и сегодня обошли, я признал за остров Крузенштерна, потому что он назначен на широте 15°00', сходно с определением нашим, и пролив, которым мы прошли, столько же широк, как назначенный на карте между островами Крузенштерна и Динса.

Капитан-лейтенант Коцебу, описывая первый из сих островов, говорит: «Вскоре достигли мы близлежащей земли, состоявшей также из куппы [группы] небольших, рифами между собой соединенных коральных островов, коих протяжение в самой большой длине куппы от NNO к SSW составляло 13 миль. Острова сии образовали сомкнутый круг, который легко можно узнать по находящемуся внутри оного озеру, в средине коего есть остров, покрытый густым лесом». В сем описании острова разность против сделанного нами описания, вероятно, происходит от того, что Коцебу далее нас держался от берега, как на карте видно, и бриг «Рюрик», с которого Коцебу и его сопутники смотрели, ниже шлюпа «Восток».

Я полагаю, что Коцебу вернее мог определить восточную оконечность острова Крузенштерна, ибо находился ближе к оной в полдень, когда производил наблюдения; долгота сей оконечности, им назначенная, на 32′ 55′′ западнее нами определенной.

Итак, ежели Коцебу, определяя ход хронометра в заливе Консепцион, нашел на пути из сего залива некоторые острова и, в 48 дней достигнув острова Крузенштерна, поверил хронометры и увидел, что долгота сего острова западнее истинной на 32′, то и все долготы, определенные на пути Коцебу, поблизости острова Крузенштерна, западнее истинного на 32′. Из сих островов исключаю я острова Румянцева и Спиридова, или Оура, ибо положение их поверено Коцебу марта 9, 1824 года в плавание его на шлюпе «Предприятие». Положение других островов, которые он видел до прибытия к острову Крузенштерна, невозможно принять за верное, ибо в описании путешествия на бриге «Рюрик» Коцебу говорит, что сомневается в верности хронометра и что течением был увлечен на 30 миль к западу, и потому исправленные долготы островов, им обретенных и усмотренных в первое его путешествие, будут следующие.

Острова Рюрика, или 1-го Пализера, северо-восточной оконечности широта 15°11'45''южная, долгота 146°00'15''западная; юго-западной оконечности широта 15°30'00'', долгота 146°14' западная; северо-западной оконечности широта 15°20'00'', долгота 146°18'40''западная.

Острова Мух (Fly-lslands, Vlieghen) так названы Лемером и Шутеном, а на Арроусмитовой карте островами Оанна и Динс. Сие последнее наименование дано в 1803 году капитаном судна «Маргарита», которому Коцебу придерживался в своем путешествии. Командор Бирон называет сей остров островом принца Валлийского, а я оный признаю за 4-й Пализер, обретенный капитаном Куком. Восточная оконечность на широте 15°16'30''южной, долготе 146°38' западной; юго-западная оконечность на широте 15°23'00'', долготе 146°49'; западная оконечность на широте 15°00'00'', долготе 147°50' западной.

По таковом исправлении долготы островов, которые видел Коцебу, оказывается, что остров Рюрик – тот самый, который обретен капитаном Куком на пути от островов Маркиз [Маркизских островов] к острову Отаити во время второго путешествия вокруг земного шара. Капитан Кук увидел только часть берега, обращенную к SO, и определяет оного длину 15 миль; широта южная, им найденная, 15°26' сходна с широтой сих частей острова Рюрика, долгота, по капитану Куку, 146°20' западная; острова Рюрика SO части долгота 146°8'. По всем сим сходствам я заключаю, что остров, названный Коцебу по имени начальствуемого им брига Рюриком, тот самый, который капитан Кук видел 1774 года, апреля 19, поутру и назвал в числе прочих Пализером; я почитаю сей остров обретением капитана Кука и буду называть оный 1-й Пализер, потому что из четырех Пализеров усмотрен был прежде других.

Капитан Кук, находясь у южной оконечности 1-го Пализера, видел берег к SSO на ветре. Я признаю сей берег за остров, который я обозревал и сохранил оному название 2-й Пализер. Сей же самый остров на вышеупомянутой карте Арроусмита назван Елизавета.

От южной оконечности 1-го Пализера напитан Кук направил путь к 3-му Пализеру. Остров сей тот самый, который Коцебу с салинга видел на SWtS от южной оконечности острова, названного им Рюрик и признанного мной за 1-й Пализер. Я обозрел сей остров с южной стороны, а капитан Кук, обходя вдоль северную сторону и быв уже близ западной оконечности, усмотрел к северу берег 4-го Пализера. Взглянув на карту, принадлежащую ко второму путешествию капитана Кука, можно видеть, что им обретен 4-й Пализер, который ныне именами богатее всех прочих островов: Лемером и Шутеном назван островом Мух, капитаном судна «Маргарита» – остров Динс, командором Бироном – остров Принца Валлийского, а как долгота, определенная капитаном Куком, вернее, то я сохраняю название 4-го Пализера в память знаменитого мореплавателя, которым сей остров обретен; известно, что обретения прочих часто по догадкам в кабинетах совершаются.

Лейтенант Коцебу в 1816 году, 23 апреля, в 11 часов утра, усмотрел с салинга вдруг два острова: первый назвал Рюриком, а слева находящийся принял за Пализер. Остров Рюрик признал я за Пализер, а как тот остров, который Коцебу принял за Пализер, не точно Пализер, но вновь им обретенный, то, дабы сохранить память обретения Коцебу, я называю остров, слева им усмотренный, островом Рюрика.

В путешествии своем Коцебу говорит: «Острова, которые ясно видны были в левой стороне» (вероятно, был только один остров); далее – «исчисленная мною долгота Пализеровых островов разнствовала от Куковой только 3-мя минутами» (не сказано к западу или востоку), «а на широте не нашлось ни малейшей разности». Вероятно, Коцебу сравнил долготу и широту, Куком определенную, острова первого Пализера, а не всех, и от сего заключил, что остров Рюрик к востоку от первого Пализера, на широте 15°26' южной, долготе 145°32' западной.

На карте Арроусмита назначены еще два острова Holts и Philip, которых направление и величина не видны, а долготы и широты не сходны с положением коральных островов; быть может, что сии острова те же самые, но по теперь упомянутым причинам я их наименования не принял.

Окончив описание острова Крузенштерна, я лег к западу, дабы до темноты пройти большее пространство и рассмотреть, нет ли еще островов по сему направлению; через час с салинга сказали, что виден берег на NWtW, – я взял курс несколько севернее сего острова; в 6 часов вечера, приближась к NO оконечности, пошел по северную сторону прямо к западу в параллель берега. В половине 7-го часа, когда уже было темно, мы кончили обозрение острова. Тогда я переменил курс к северу и, отойдя несколько, убавил парусов.

На сем острове, как и на всех прежде нами усмотренных коральных островах, внутри – лагуна. Берега с северной стороны выше, нежели на других островах; весь остров покрыт лесом и казался выдавшимся из моря хребтом горы; на таковых вершинах лежит коральный архипелаг, как я уже упоминал. Сей остров отделяем от острова Крузенштерна к западу проливом шириной двадцать две мили, на широте 14°56'20''южной, долготе 148°38'30''западной. Положение имеет WtN и OtS, длина – пять с половиной, ширина – две мили. Жителей мы не приметили. Я назвал сие обретение наше, по имени капитана шлюпа «Мирный», островом Лазарева[168] и причислил к островам Россиян.

От острова Лазарева мы продолжали путь к северу, восточнее пути капитана Ванкувера, при свежем пассатном ветре от OtN и OtS; иногда встречали нас порывы с дождем. Ночи были темные, звезды блистали, изредка пробегали облака одни за другими, зыбь была большая от NO; все подтверждало, что по сему направлению нет близко берега. Для безопасности в ночное время, я приводил к ветру и держался под малыми парусами.

1 августа. Сим путем мы шли до рассвета 1-го августа, тогда на широте 12°59'5''южной, долготе 148°59' западной; не видя с салинга по горизонту, мглой покрытому, признака берега, я переменил курс на NWtN 1/2 W; ветер был довольно свеж, мы имели ходу по восьми миль в час. До полудня видели несколько летучих рыб, одного баклана и одного фаэтона.

В 5 часов пополудни, находясь на широте 11°53' южной, долготе 149°51' западной, склонение компаса определили 6°49' восточное. В 8 часов вечера, закрепив все паруса, привели к ветру, имея одни марсели, у коих взято было по одному рифу. Такая предосторожность необходима в сих опасных местах, где можно легко в темноте набежать на низменный и еще неизвестный коральный остров; курс наш вел по месту, где никто из известных мореплавателей не простирал пути.

2 августа. С рассветом мы опять взяли курс на NWtW 1/2 W; я имел намерение, достигнув 10° южной широты, пойти к западу по сей параллели, чтоб решить, существуют ли усмотренные Рогевейном острова Гронинген и Тиенговен, которые Флерье поместил на своей карте на широте южной 10°, долготе 159° и 162° от Парижа или 156°4' и 159°40' от Гринвича.

Пассатный ветер дул свежо от О и гнал облака одно за другим, однако так, что они не препятствовали нам делать наблюдения; по всему горизонту была густая мрачность. Большая зыбь шла от ONO.

В 9 часов утра я переменил курс несколько ближе к параллели, дабы подойти к пути Ванкувера, но недолго держаться тем же направлением. В полдень широта нашего места была 10°53'46''южная, долгота 150°46'25''западная. В 2 часа опять переменил курс и пошел прямо по параллели на запад.

Сегодня вечер был лунный, и мы не ранее 9-ти часов привели в бейдевинд к северу и убавили парусов.

3 августа. С рассветом, осмотрев горизонт, по которому была густая мрачность, продолжали курс на NWtN 1/2 W. С утра показывались бакланы и фрегаты, час от часу в большем числе. Нас занимал плавный полет фрегатов. Их пролетало множество, и они, держась вымпела, осматривали наш шлюп. Большие крылья их казались совершенно недействующими; на груди имели коричневые пятна наподобие сердца. В 9 часов утра я переменил курс к западу, считая себя близ 10° южной широты и полагая, что мы недалеко от берега, но в которой стороне найти оный, оставалось еще под сомнением, доколе с салинга закричали: «Впереди, кажется, виден берег!» В самом деле, лейтенанты Торсон и Лесков, рассматривая с салинга в зрительные трубы, удостоверились в истине сказанного.

Еще до полудня мы обошли остров в самом близком расстоянии: он оброс небольшим густым лесом; белые берега его казались коральными, нечувствительно возвышались до самого леса. Самая большая его длина на NWtN несколько больше полумили, а ширина несколько менее полумили. Я назвал сей остров, по имени шлюпа, островом Восток.

После наблюдения в полдень, мы определили широту острова Восток 10°5'50''южную, долготу 152°16'50''западную. Над островом беспрерывно вилось бесчисленное множество фрегатов, бакланов, морских ласточек и еще особенного рода, неизвестных мне, черных морских птиц величиной не более голубя. Как остров не был еще известен, то, вероятно, человеческая нога не прикасалась к сему берегу, и ничто не препятствовало птицам здесь гнездиться. По большому буруну около берега я не посылал набрать птичьих яиц и редкостей. Природа, общая всем мать, бдительно печется о всех творениях, доставляет сим птицам безопасное место, где они размножаются спокойно, и сей остров предназначен, кажется, в особенный удел морским птицам.

По окончании обозрения острова Восток мы продолжали путь к западу; до самой ночи встречали птиц, которые, по мере удаления нашего от острова, показывались реже. Луна сопутствовала нашему плаванию до 8-ми часов вечера, в сие время мы привели к ветру.

4 и 5 августа. Ночью держались на одном месте, а с утра вновь наполнили паруса. Простирая плавание только днем, мы не прежде 5-ти часов пополудни следующего дня прошли через остров Тиенговен, помещенный на карте Арроусмита на широте 10°13'16''южной, долготе 156°56' западной, по предположению Флерье; никаких признаков берега не приметили, а только изредка встречали фаэтонов и фрегатов, невзирая, что шлюп «Мирный» всегда держался от нас на четыре и шесть миль в сторону; таким образом, мы вместе обозревали широкую полосу горизонта, но ничего не видели. На случай дальних между шлюпов расстояний мы учредили между собой сигналы верхними парусами: закрепленный фор-брамсель означал «виден берег слева»; закрепленный грот-брамсель «виден берег справа».

В продолжение всего дня ветер дул свежий; нередко по обеим сторонам от нас пробегали тучи, с ветром и дождем; по горизонту было мрачно.

Сегодня кончили конопачение палубы, где жили служители. Сей работой и многими другими я занимал людей под парусами, дабы по прибытии в Порт-Джексон иметь меньше дела.

В 7 часов вечера ветер засвежел, мы взяли по два рифа и продолжали путь при лунном свете до 10-ти часов, тогда привели к ветру на правый галс.

6 августа. В 2 часа ночи поворотили по ветру, дабы к рассвету прийти к тому месту, до которого в прошедший вечер с салинга можно было видеть. При таких мерах мы никогда не могли проглядеть берега, ежели бы оный в близости находился.

На рассвете с салинга на горизонте ничего не приметили, и потому я вновь направил путь к западу при пассатном постоянном свежем ветре и большой зыби от NO. К северу не было больших островов, ибо зыбь по сему направлению не переставала в продолжение всего нашего плавания.

Я уже упоминал, что намерен был в теплом климате заняться уменьшением всех реев; дело сие приведено к окончанию, и все стропы на блоки сделаны вновь, ибо настоящие были слишком просторны. Парусов один комплект к прибытию в Порт-Джексон также был готов.

В полдень мы находились на широте 10°8'23''южной, долготе 158°18'35''западной. Склонение компаса было 7°54' восточное. Пополудни ветер стих, мы продолжали тот же путь до 2-го часа ночи, при свете луны.

7 августа. Тогда привели к северу, а с рассветом вновь пошли по параллели. До полудня ничего не заметили, кроме множества летучих рыб.

В полдень были на широте 10°5'9''южной, долготе 160°39'19''западной. Склонение компаса найдено 8°26' восточное. Погода была прекрасная, день ясный; шлюп «Мирный» держал тогда южнее нас на 4 мили. Не найдя островов Тиенговен и Гронинген, я уже потерял надежду видеть берег, тем более что по сей самой параллели шел некогда Мендана и также ничего не видал; но с нами не так случилось. В два с половиной часа пополудни на шлюпе «Мирный» закрепили фор-брамсель, и мы услышали пушечный выстрел, что, по условию нашему, означало «виден берег слева»; тогда и от нас с салинга усмотрели берег несколько левее нашего пути.

Я лег на SWtW 1/2 W к южной оконечности видимого острова. Приближаясь к оному, заметили, что принадлежит к коральным островам, густо покрыт кокосовыми деревьями и в середине – лагуна. На наветренной стороне и в некоторых местах прерывается и образует небольшие острова и пенящуюся серебристую стену от буруна, разбивающегося о коральную мель. Подходя к южной оконечности, мы увидели на взморье множество островитян, совершенно нагих (кроме обыкновенных повязок, коими все островитяне Великого океана прикрывают средние части тела). Островитяне были вооружены пиками и палицами.

Когда мы проходили мимо острова, они бежали по берегу вслед за нами, держась наравне против шлюпа. Обойдя южный мыс на SW стороне, мы усмотрели в тени густой кокосовой рощи селение и несколько лодок, вытащенных на берег, покрытых тщательно листьями, дабы не драло их от солнечного зноя; видели также множество мужчин и женщин, вооруженных пиками. Женщины были обернуты тканями или матами, от поясницы до колен. От мыса к SO продолжался риф, как видно было по буруну. Мы подняли кормовые флаги.

Вскоре имели удовольствие увидеть идущие к нам лодки; тогда под защитой острова мы легли в дрейф. Лотом на 90 саженях не достали дна; как по сей причине, так равно и потому, что приближалось время, в которое надлежало возвратиться в Порт-Джексон для приготовления шлюпов к плаванию вновь в южных больших широтах, я имел намерение не останавливаться на якорь, а только держаться под парусами для того, чтобы иметь сношение с островитянами; между тем они спешили к нам, но не подошли ближе полукабельтова от шлюпа.

Лодки их были разной величины, с отводами на одну сторону и лучше всех до сего времени нам известных; весьма остры, нос и корма отделаны чисто и притом так, что воды черпнуть не могут; украшены правильно врезанными жемчужными раковинами, что придавало им хороший вид; на каждой лодке было от шести до десяти островитян; они похожи на отаитян, волосы у них распущенные, длинные, изгибисто висели по плечам и спине, а у некоторых головы были убраны, как у перуанцев, красными лентами из морского пороста или листьев; на шее и в ушах искусно выделанные жемчужные раковины, сверх сего на шее надето, для защиты лица во время сражения, забрало, сплетенное из волокон кокосовой коры круглыми обручиками, наподобие хлыстика, толщиной в шестую долю дюйма, в двадцать один ряд, сзади одна треть связана в четырех местах тонкими плетенками.

Когда сие забрало на шее, оно сжато вместе, а когда приподнято на лице, передняя часть расширяется и покрывает все лицо; спереди некоторые части украшены искусно выделанными из раковин и черепах четырехугольничками; забрало упруго, и тем более защищает от ударов; закрываемая часть тела обвязана тканью, или лучше сказать плетенкой, наподобие той, из которой делают в Европе соломенные шляпы; плетенка шириной шесть дюймов и столько длинна, что обходит вокруг всего тела и между ногами; некоторые из островитян употребляли для сего зеленые кокосовые ветви, и у иных они надеты на шее.

В лодках были пики, булавы и множество кусков кораллов, составляющих приморский их берег. Они все кричали громко, звали нас к себе, а мы разными подарками приманивали их на шлюпы, бросали подарки в воду, но островитяне ничего не брали и не приближались к нам, невзирая, что в руках имели мирные кокосовые ветви.

Видя их непреклонность, я послал лейтенанта Торсона на вооруженном ялике к лодкам с подарками; островитяне, по наступающей темноте, поспешили к берегу. Лейтенант Торсон следовал за ними, но как их лодки далеко были впереди, то я ему дал знать пушечным выстрелом, чтобы возвратился на шлюп.

Сего же вечера по приглашению моему приехал ко мне лейтенант Лазарев и сказывал, что был счастливее меня: островитяне приблизились к шлюпу «Мирный» под самую корму и держались за спущенные веревки; лейтенант Лазарев успел сделать им несколько подарков и раздать медали.

8 августа. Ночью мы держались под малыми парусами; к 8 часам утра выехали островитяне, сегодня хотя с большим трудом, но мы успели приманить их, чтоб они приблизились и схватились за веревки, спущенные за корму. Тогда им произносили на отаитянском языке слова «таио» («друг»), «юрана» (приветствие при встрече друг с другом). Казалось, что некоторые из них понимали сии слова. Я их дарил медалями серебряными и бронзовыми, на проволоке, чтобы вместо украшения носили на шее, не так скоро оные потеряли и, может быть, сберегли на долгое время.

При получении топоров и прочих железных вещей островитяне не изъявили такой радости, как жители Новой Зеландии, островов Опаро и Графа Аракчеева. Когда же я приказал плотнику перерубить топором кусок дерева, тогда они узнали цену сего орудия и обрадовались. Мы выменяли несколько небольших палиц, забрал, красных лент из морского пороста, матов и шляхт[169] из раковин. Из съестных припасов островитяне ничего не привезли, кроме кокосовых орехов, и те были негодные, вероятно привезенные для того только, чтоб нас обмануть.

Вымененная нами небольшая палица, видом подобная четырехугольному вальку, сделана из тяжелого дерева, которое, кажется, того же рода, какие мы видели в Новой Голландии; шляхты из больших раковин привязаны к сучку дерева плетеными веревочками из волокон кокосовой коры; а дабы при употреблении в действие сии веревочки не перетирались, они обложены крупной рыбьей чешуей. На всех коральных островах шляхты делают из ракушек, потому что базальта или другого рода крепкого камня нет. Вместо пил островитяне употребляют челюсти больших рыб с зубами; держась на лодках за кормой шлюпа, они старались сими пилами перепилить ту самую веревку, за которую держались.

Изделий из костей животных мы не заметили. Одному островитянину, который по наружности казался мне из отличных, я подарил петуха и курицу, с тем чтоб он их сберег, на что он охотно согласился и изъявил мне, что непременно сбережет. Многие из островитян, увидя сих птиц, называли их боа; на острове Отаити и на других островах так называют свиней.

Когда мы вылавировали к берегу и поблизости оного поворачивали оверштаг, тогда служители разошлись по своим местам. При сем удобном случае островитяне начали бросать на ют и шканцы куски кораллов величиной от 26 до 27 кубических дюймов. Такими кусками, ежели попадешь в голову, легко можно ранить, даже и убить человека. Холостой выстрел из ружья более ободрил, нежели устрашил сих вероломных посетителей; неприязненные их поступки принудили меня наказать первого зачинщика. Я сказал лейтенанту Демидову, чтоб он выстрелил в сего островитянина в мягкое место. Сие исполнено; раненый закричал, тогда все люди разбрелись в разные стороны и коральный крупный град прекратился. Всех лодок, окружавших шлюп «Восток», было до тридцати. Раненого тотчас повезли на берег, а прочие отгребли далее в сторону и остановились, как будто бы вероломство их до них не касалось.

Нетрудно было вновь приманить островитян под корму, ибо они уже видели нашу щедрость, но мы ни одного не могли убедить, чтобы взошел на шлюп, невзирая на все изъявления приязненного нашего расположения.

Действие европейского огнестрельного оружия не было им известно, ибо, невзирая на наши дружественные поступки, они старались с лодок пикой ранить выглядывающих из каюты, вовсе не опасаясь ружья.

После сего я не решился послать гребное судно на остров, жители которого так вероломны и держат в одной руке мирную ветвь, а в другой – для убиения камень; я не мог послать иначе как, подобно Рогевейну и Шутену, сильный вооруженный отряд и показать островитянам ужасное действие европейского оружия. Тогда только можно бы быть уверену в безопасности посланных, но я не хотел наносить вред островитянам, тем паче что первое изустное мне приказание от государя было, чтобы везде щадить людей и стараться в местах, нами посещаемых, как у просвещенных, так равно и у диких народов, обходиться ласково и тем приобрести любовь и оставить хорошую о себе память и доброе имя.

Лейтенант Лазарев сказывал мне, что когда шлюп «Мирный» был довольно далеко под ветром сего острова, тогда один островитянин на лодке пригреб к шлюпу, но никак не согласился взойти на оный. Лазарев спустил с другой стороны ялик, так что островитянин сего не видел, и его перехватили. Когда он взошел на шлюп, тогда, поворачиваясь на все стороны и смотря на окружающие для него новые предметы, выл от удивления. Лейтенант Лазарев, щедро одарив его, отпустил.

Широта сего острова 10°2'25''южная, долгота 161°02'18''западная, направление NtO и StW, длина 2,5, ширина 0,75, в окружности 8 миль. Я отличил сей остров наименованием островом Великого князя Александра[170].

В половине третьего часа пополудни опять взял курс к западу. Шлюп «Мирный» последовал за шлюпом «Восток».

9 августа. Хотя ночь была облачна и находили шквалы с дождем, но луна иногда освещала горизонт, и мы при сем свете шли до половины второго часа ночи, тогда за темнотой привели к ветру, и ветер задул от SOtO, но вскоре опять от ONO. Такие частые перемены нередко могут предвещать близость берега, однако сего не случилось. Мы на рассвете ничего не видели. Тогда вновь легли к западу, шли сим путем до широты 10°11'8''южной, долготы 165°58'29''западной; в сем месте склонение компаса найдено 9°24' восточное. Мы не имели признаков близости берега, кроме того, что ветры были несколько переменнее.

Таким образом, не находя островов Тиенговена и Гронингена, обретенных Лемером и Шутеном и положенных Флерье на самом том месте, коим мы прошли, я взял курс к югу.

11 августа. В 8 часов утра 11-го я направил путь к Порт-Джексону, сначала одним градусом восточнее пути Лаперуза, для того что надеялся на ветре у островов Навигаторских и Фиджи иметь свежие ветры, ибо при проходе под ветром сих островов можно несколько времени иметь штили или легкие ветры, что продлило бы наше плавание. Пройдя севернее острова Вавао, я положил идти прямо к Новому Южному Уэльсу.

С утра ветер дул от О, при великой зыби от OSO. Мы видели разных птиц, четыре фрегата, два больших и два малых, несколько бакланов и одну морскую ласточку.

Согласно вышеизъясненному расположению, мы шли к югу на расстоянии шлюп от шлюпа семь миль. В самый полдень лейтенант Лазарев сигналом посредством парусов дал знать, что виден берег. Сей берег от нас с салинга видели к SO, я придержался со шлюпом «Восток» ближе к ветру, дабы пройти близ берега, который мы признали за острова Опасные[171], обретенные и названные командором Бироном на пути его от острова Короля Георгия к Сайпану в 1763 году, июля 21 числа.

С марса можно было ясно рассмотреть все острова и мели. Изгибистая гряда возвышенной морской серебристой пены, происходящей от буруна, разбивающегося о кораллы, соединяла три лесистые, кокосовыми деревьями обросшие острова в один остров, коего лагуна на широте 10°54' южной, долготе 165°48'08''западной. Шлюп «Восток», по причине противного ветра, не подходил ближе 6-ти миль к сим, так называемым, Опасным островам. Лейтенант Лазарев проходил двумя милями ближе, почему и мог лучше рассмотреть. По сей причине в атласе помещен план сего острова, сделанный на шлюпе «Мирный».

В 4 часа пополудни, когда острова Опасные были на траверсе у шлюпа «Восток», я вновь пошел к югу. Шлюп «Мирный» последовал за нами; мы шли всю ночь при лунном свете; ветер дул умеренный, от востока.

13 августа. В 4 часа утра 13-го мы пересекли пути Бугенвиля и Эдварда, и я лег к SW; в полдень находились на широте 14°42'9''южной, долготе 166°9'7''западной. В 4 часа пополудни стадо птиц, черных и белых, летящих далеко на ветре, обратило наше внимание, но за дальностью их рассмотреть не могли.

14 августа. Мы шли к SW до следующего утра; тогда легли SW 78°, на вид острова Вавао, принадлежащего к группе Дружеских островов[172].

15 августа. В полдень находились на широте 18°15'40''южной, долготе 171°46'10''западной. Склонение компаса было 11°7' восточное.

16 августа. Следующего утра в 7 часов увидели к западу северный возвышенный берег острова Вавао, переменили курс на WtN, при ветре от ONO и пасмурной погоде, и пошли севернее северной оконечности острова. Склонение компаса найдено 11°48' восточное.

Проходя с восточной стороны острова Вавао, мы видели несколько заливов, которым кокосовые рощи придавали особенную красоту. Нам показалось, что остров обитаем; на северном мысе в малом заливе увидели шесть островитян; они были совершенно нагие, кроме обыкновенного пояса. Весь северный берег, равно и западный, вышиной 430 футов отрубом; такие берега неудобны для народонаселения; остров весь оброс лесом.

В полдень мы находились по западную сторону Дружеских островов. Пасмурность воспрепятствовала нам сделать наблюдения, и в полдень мы принуждены довольствоваться выводом из высот, взятых около полудня. Широта места шлюпа «Восток» оказалась 18°45'26''южная, долгота 174°6'37''западная. Невзирая, что мы тогда от берега были на полторы мили, однако лотом на 100 саженях не достали дна. Ближний к шлюпу берег был самый большой остров после Вавао, который показывался с западной стороны высоким хребтом; вершины его обросли кокосовыми деревьями; другие острова, между сими двумя и далее к SW по тому же направлению нами видимые, весьма малы и едва заслуживают названия островов.

Вавао, самый большой из сих островов, на широте 18°43'10''южной, долготе 173°56'20''западной, лежит NO и SW, длина оного 11, ширина от 4 1/2 до 5 1/2, окружность до 34 миль. Первые сведения о существовании сего острова мы имеем от капитана Кука в последнем его путешествии. Испанский мореплаватель Моурелла в 1781 году был при острове Вавао и назвал оный Islas don Martin de Mayorga, по имени вице-короля мексиканского. Потом Малеспина нашел, что гавань, в которой он остановился на якорь, на широте 18°38'45''южной, долготе 173°57'44''западной; вероятно, стоял на якоре в заливе при северо-восточной стороне острова, широта которого ближе к означенной Малеспиной. Капитан Эдвард в 1791 году определил долготу залива 173°53' западную. По наблюдению на шлюпе «Восток», широта 18°40'10'', долгота 173°52'50''.

После острова Вавао, первый остров (по величине) к SW от оного на широте 18°45'8''южной, долготе 174°05'15''западной; прочие острова все весьма малы; мы насчитали до 15, а как они один другим закрываются, то и невозможно было с точностью определить числа оных.

Не видя выезжающих островитян и не желая потерять время на искание якорного места, я опять направил путь на SWtW, к Порт-Джексону.

Пройдя несколько по сему направлению, в половине 3 часа мы увидели на SW 81° высокую конусообразную гору, которую признали за остров Поздний. В исходе шестого часа прошли на перпендикуляре курса высокую вершину сего острова и тогда находились от ближнего его берега в пяти с половиной милях. Склонение компаса было 12°40' восточное.

Остров сей продолговат, лежит О и W; длиной 2 3/4, шириной 1 1/4, в окружности 6 1/4 миль. Берег со всех сторон к середине возвышается в гору, коей высота, по измерению капитан-лейтенанта Завадовского, до 1320 футов, и от низа до половины поросла частым лесом. Остров на широте 18°55'50''южной, долготе 174°34'20''западной; по карте Арроусмита на широте 18°50'. Других двух островов, на его карте в близости острова Позднего назначенных, мы не видели, хотя перешли по широте их. Ежели бы взаимное положение сих островов на карте было назначено настоящее, то, невзирая на погоду, не совсем ясную, нам надлежало бы увидеть и другие два острова. К ночи мы убавили парусов.

17 августа. С полуночи я начал держать на один градус ближе к параллели, чтобы простирать плавание между путями капитанов Кука и Лаперуза, в надежде найти по сему направлению какие-либо острова; сигналом дал знать о сем лейтенанту Лазареву. Когда мы проходили Дружеские острова, ветер дул от NO, нередко с дождем, а сегодня с девяти часов перешел в NtO и также наносил дождь. По наблюдениям мы находились на широте 19°36'40''южной, долготе 175°53'13''западной. В четыре часа пополудни видели множество морских свиней[173].

Продолжая идти тем же курсом при тихом ветре N и О, не встретили ничего примечания достойного и признаков берега не заметили.

19 августа. Поутру видели одного летающего фрегата. В полдень 19-го были на широте 21°7'20''южной, долготе 178°25'34''западной. В начале третьего часа с салинга закричали, что на NWtN 1/2 W виден берег; я пошел прямо к оному и посредством парусов уведомил лейтенанта Лазарева, что мы видим берег. Шлюп «Мирный» был от нас далеко к югу и по сему привел в кильватер. Вскоре с салинга увидели еще другой берег на NWtN.

Приблизившись к сим двум малым островам, мы рассмотрели, что один от другого на SW и NO 78°, в шести с половиной милях, поросли кокосовыми деревьями, каждый окружен особенным коральным рифом, о который бурун с шумом разбивался. Восточнейший из сих островов на широте 21°1'35''южной, долготе 178°40'13''западной, длиной в одну милю, шириной в половину длины, в окружности две с половиной мили, окружен коральным рифом к WNW и OSO на милю от берега, к NO и SW на одну треть мили, так что коральные гряды в окружности пять с половиной миль.

Я назвал сей остров по имени бывшего с нами искусного художника в живописи Михайлова[174]. Другой остров на широте 21°2'55''южной, долготе 178°46'23''западной, величиной почти равен острову Михайлова, также окружен коральной мелью, от восточной, северной и западной сторон на полмили, а к SSO на четверть мили от берега; вся сия коральная мель в окружности пять и три четверти мили, также покрыта серебристой пеной, происходящей от разбивающегося буруна. Сей остров назвал я по имени И. М. Симонова[175], находящегося на шлюпе «Восток» в должности астронома, ординарного профессора Казанского университета.

В сие время мы были вновь обрадованы, услышав с салинга «виден берег на NtW»; с первого взгляда открывшийся остров показался больше прочих, оттого что открылись только гористые места.

В 5 часов окончили обозрение островов Михайлова и Симонова и прошли створ оных. Ветер дул тогда NOtO свежий и препятствовал нам держать прямо к видимому берегу, почему я продолжал курс в бейдевинд на NNW 1/2 W, имея в ночное время большие паруса, дабы лавированием приблизиться к берегу.

В 8 часов вечера за темнотой мы не видали шлюпа «Мирный» и для сего сожгли фальшфейер. Шлюп «Мирный» ответствовал, и оказалось, что он от нас на NW.

Я смело шел в темноте, оттого что ввечеру с салинга ничего не было в виду, кроме берега, к которому мы желали вылавировать. В начале 10-го часа вечера показалось перед носом шлюпа белое зарево, которое то потухало, то снова светило. Пройдя еще некоторое расстояние, мы услышали от разбивающегося буруна о коральную мель ужасный рев, почему я тотчас приказал поворотить через фордевинд на другой галс; при самом повороте мы были так близко от сей мели, что, невзирая на темноту, ясно различали каждую разбивающуюся волну. Несколько минут промедления – и погибель наша была бы неизбежна, ибо ежели бы по несчастью, приблизились к катящимся волнам, тогда первый удар о кораллы проломил бы шлюп, а при последних ударах надлежало бы искать спасения на гребных судах или погибнуть.

20 августа. Следующего утра, в половине девятого часа, мы находились близ корального надводного сплошного рифа по SO сторону острова, который окружен был сим рифом на разном расстоянии. Тогда мы увидели на берегу жителей, из коих некоторые на нескольких лодках ехали к коральному рифу. Весьма великий бурун омывал сей риф так, что невозможно было иметь никакого сообщения с островитянами, и потому я скоро поворотил, дабы вылавировать более на ветер и обойти острова и, ежели островитяне приедут, то послать гребное судно на берег. Не прежде 11 часов следующего утра удалось нам обойти северную сторону корального рифа, окружающего сии острова; тогда мы легли в дрейф и поджидали островитян, ехавших на лодках; две были под парусами, а прочие на гребле; когда две лодки пристали к шлюпу, мы опять наполнили паруса.

Лодки сии имели с одной стороны отводы, и на каждой было по три человека. Двое из островитян по первому нашему призыву тотчас взошли на шлюп; когда мы их обласкали, они скоро ознакомились и были как между своими. Одну из сих лодок, на которой оставался один только островитянин, от большого хода шлюпа поставило поперек, опрокинуло и оторвало веревку, коей она была прикреплена. Для сего я принужден был опять лечь в дрейф, послать ялик спасти островитянина и прибуксировать лодку. Товарищи его, находящиеся на шлюпе, нимало о сем не заботились, но еще веселились, смотря на барахтающегося в воде земляка.

Вскоре островитяне приехали во множестве и все взошли на шлюп. Некоторые из них были начальники, мы их дарили и надели на шею медали. Они старались производить мену. Мы им щедро платили за все их безделицы, ибо уже после сих островов не надеялись на пути к Порт-Джексону найти другие населенные острова. Из Порт-Джексона нам надлежало идти в Южный Ледовитый океан, где и по климату на островах жителей не может быть. Начальникам, которые приезжали на двойных парусных лодках, я препоручил доставить некоторые подарки для короля, бывшего на берегу. Я уверен, что островитяне, доказавшие свою честность в торговле, непременно исполнят мое поручение.

Вскоре мы узнали, что в числе начальников находились два сына короля. Я их повел в каюту, надел на них также медали и сделал им особенные подарки: дал каждому по лоскуту красного сукна, по большому ножу, зеркалу, по нескольку железных ремесленных инструментов, а сверх того отправил с ними на берег подарки собственно для короля, и они уверили меня, что он сам скоро к нам будет. В самом деле, один из островитян, приехавший с его сыновьями, остался у нас. Мы узнали, что он из приближенных королю и его называют Пауль; он с острова Тангатабу, с некоторыми другими земляками своими бурей занесен на сей остров, на коем все они пользуются приязнью жителей.

Когда лодка королевская приехала, Пауль привел менл к шкафуту и указал на короля. Фио, так называли его, лет пятидесяти, роста большого, испестрение имеет только на пальцах, и то весьма малыми звездочками на суставах. Волосы с проседью и убраны тщательно наподобие парика. Цвет тела и лица смуглый, глаза черные. Перевязан узким поясом вокруг тела, как и все островитяне Южного моря.

Когда король взошел на шлюп, мы приветствовали друг друга прикосновением носов; потом, по желанию Фио, я и капитан-лейтенант Завадовский сели с ним на шканцах на полу. Пауль и еше один островитянин, пожилых лет, также сели, и мы составили особенный круг. Тогда, по приказанию Фио, подали с его лодки ветвь кокосовую, на коей были два зеленых ореха. Он взял сию ветвь, отдал Паулю, который, держа оную за конец кверху, начал громко петь; в половине пения пристали два островитянина, потом все хлопали в ладоши и по своим ляжкам. После сего Пауль начал надламывать каждый отросток от ветви, прижимая их к стволу, и при каждом надламывании приговаривал нараспев какие-то слова; по окончании сего все запели и били в ладоши, как и прежде. Без сомнения, действие сие изъявляло дружелюбие, ибо островитяне всячески старались доказывать нам свои дружественные расположения.

Я повел короля в каюту, надел на него серебряную медаль, подарил ему пилу, несколько топоров, чугунной и стеклянной посуды, ножей, зеркал, ситцев, разных иголок и прочей мелочи; он сим подаркам весьма обрадовался и тот же час отослал их на берег на своей лодке, а между тем объяснил мне, что первые мои подарки, посланные через сыновей, получил. Фио пил с нами чай. Все, что он видел, было для него ново, и потому он с вниманием все рассматривал.

21 августа. Сегодня мы выменяли у островитян разное их оружие, как-то: пики, палицы, кистени и булавы, также нечто похожее на ружейный приклад; все сии вещи искусно обделаны резьбой; выменяли еще широкую лопатку с резьбой, выкрашенную белой сухой краской; кажется, сия лопатка составляет принадлежность одних начальников и может быть знаком отличия. Кроме оружий выменяли ткани, зарукавья, гребни, шпильки, разные украшения из ракушек, кусок желтой краски, похожей на так называемый шижгель[176], шнурки, искусно сплетенные из человеческих волос, разные веревки из волокон кокосовой коры, и проч. Из съестных припасов островитяне доставили нам: таро, ямс, кокосы, хлебные плоды, еще какие-то коренья, род картофеля, сахарный тростник, садовые и горные бананы.

В 2 часа пополудни, приближась к берегу, увидели мы на вершине горы большие пушистые деревья, в тени коих находилось селение. Дома снаружи похожи на отаитские, но несколько ниже. Почти все близлежащие острова казались обработанными и должны быть плодоносны.

Жители во многом подобны отаитянам; головы убирают весьма тщательно следующим образом: все волосы разделяют на несколько пучков, которые перевязывают тонким шнурком у корня, потом концы сих пучков с тщанием причесывают, и тогда головы их похожи на парики; некоторые островитяне насыпают на волосы желтую краску; у других были таким образом причесаны одни только передние волосы, а задние и виски висели завитые в мелкие кудри. У многих воткнуты гребни, сделанные из крепкого дерева или черепахи, и черепаховые шпильки в фут длиной, которые вложены были в волосы с одного боку горизонтально.

Сию шпильку употребляют островитяне, когда в голове зачешется, дабы не смять прекрасной прически. Шеи по большей части были украшены очищенными перламутровыми ракушками, тесьмами из человеческих волос, на которые нанизаны мелкие ракушки, и ожерельями, выделанными из ракушек, наподобие стекляруса. В правое ухо вкладывают цилиндрический кусок раковины толщиной один с четвертью дюйм, длиной два с половиной или три дюйма, отчего правое ухо казалось многим длиннее левого. На руках, выше локтей, носят кольца, выделанные из больших раковин. Такой убор головы и прочие украшения придают им, конечно, необыкновенный, но довольно красивый вид. У многих я заметил по четыре пальца на руке, а мизинца не было: отнимают оный в память о смерти самого ближнего своего родственника.

Мы, вообще, нашли, что островитяне веселого нрава, откровенны, честны, доверчивы и скоро располагаются к дружеству. Нет сомнения, что они храбры и воинственны, ибо сему служат доказательством многие раны на теле и множество военного оружия, которое мы выменяли.

В последнем путешествии капитана Кука упоминается, что он слышал на острове Тангатабу, что на три дня ходу к NWtW находится остров Фейсе, жители которого весьма воинственны и храбры. Капитан Кук видел двух островитян с острова Фейсе и говорит об этих островитянах: «У них одно ухо висело почти до плеча; они искусны в рукоделиях, и остров, ими обитаемый, весьма плодороден». Я нисколько не сомневаюсь, что остров, при котором мы находились, точно Фейсе, ибо все сказанное об оном сообразно тому, что мы нашли, кроме только, что острова сии называют Оно и они управляемы королем, коего имя Фио, и имя сие переходит от отца к сыну, а потому и неудивительно, что жители Тонгатабу самый остров Оно называют Фио. На Дружеских островах имена королей переходят от отца к сыну, и ныне на сих островах король называется Пулаго, как и предместники его.

С приближением ночи все островитяне возвратились на берег, а король, ожидая свою лодку, остался с Паулем и одним стариком. Лодка пришла не ранее следующего утра; гости наши отужинали с нами и при действиях ужина во всем подражали нам. Когда сделалось совершенно темно, я приказал спустить несколько ракет. Сначала островитяне испугались; король во время треска крепко держался за меня; но когда увидели, что ракеты спущены единственно для забавы и совершенно безвредны, тогда изъявили удивление восклицаниями с трелью, которую производили голосом протяжным и громким, ударяя в то же время часто пальцами по губам.

Более всего занимал их искусственный магнит, который притягивал железо, и они особенно смеялись, когда иголка, положенная на лист бумаги, бегала за магнитом, коим водили внизу под листом. Для ночи приготовили им в моей каюте госпитальные тюфяки, всем вместе, вповал, и каждому по простыне, чтобы одеться. Сначала они улеглись, но худо спали и беспрерывно выбегали наверх.

Острова за темнотой не было видно. Я спрашивал короля и каждого из островитян порознь: где острова Оно? Взглянув на небо, они хорошо угадывали положение островов, ибо с вечера заметили, по которую сторону мы держались. Из всего видно, что имеют о течении светил понятия, им необходимо нужные для различия частей суток, или вообще времени, и узнания страны света в случае дальнего их плавания к соседственным островам Фиджи и Дружеским. Пауль нам рассказал, что к W находятся острова более Оно, называл Пау, а на WNW – Лакето; но в каком расстоянии, мы понять не могли.

22 августа. В продолжение ночи мы удерживались короткими галсами на одном месте. С рассветом поворотили вновь к берегу, и по восхождении солнца островитяне пустились к нам на семи парусных и тридцати гребных лодках; на парусных сидело до десяти и более, а на прочих по три и по четыре человека. Они навезли множество прекрасно сделанного оружия, разных украшений, больших раковин, в которые трубят в случае внезапного сбора народа или призыва к оружию; тканей разных, в виде набойки клетчато-красной и кофейной, самые же тонкие, величиной с большой носовой платок, были белые; такой доброты тканей мы на Отаити на видали. Платки так искусно и красиво сложены, что мы, развернув, не могли опять их так же сложить.

В числе парусных лодок пришла и королевская, на которой привезли нам в подарок две свиньи, кокосовые орехи, коренья таро и ямсу. Я за сие подарил короля, а старшему королевскому сыну дал большой кухонный ножик, пистолет, несколько пороха и пуль, показав ему, каким образом должно употреблять сии огнестрельные орудия против неприятеля; дал королю и некоторым островитянам апельсинов и разных семян, растолковал, как семена сажать в землю. Казалось, что островитяне были довольны сими подарками и обещали заниматься рассадкой, в чем я и не сомневаюсь, ибо на берегу их острова видны были обделанные огороды, где они, вероятно, разводят коренья таро, ямс и проч.

Островитяне охотно брали все, что мы им дарили, а на конец ножи и ножницы всему предпочли, даже и самым топорам. Они нас неотступно звали к себе на берег; но как не было видимой пользы посылать на остров гребное судно без натуралиста, а останавливаясь на якоре, мы бы непременно потеряли несколько дней, ибо надлежало прежде сквозь коральный мол найти проход к якорному месту. Приближение весны в Южном полушарии не позволяло мне терять времени потому, что я желал долее пробыть в Порт-Джексоне, дабы переменить степс бушприта, совершенно ненадежный для плавания в больших южных широтах.

Остров Оно состоит из нескольких малых гористых островов, из которых самый большой длиной две и три четверти, шириной одна и три четверти мили. Все они, так сказать, окружены коральной стеной, которая местами сплошная сверх воды, а к северу местами открыта, и с сей стороны выходили лодки. Направление коральной стены на NOtN и SWtS, длина 7 миль. Середина оной на широте 20°39' южной, долготе 178°40' западной. Пологие места на сих островах обработаны и обросли разными деревьями, в том числе и кокосовыми.

23 августа. В 9 часов утра мы простились с королем Фио, с которым я в короткое время подружился; он отправился на берег. Тогда, сослав островитян со шлюпа, я приказал отвалить лодкам от борта, но они все держались за ахтертай, бросили оный тогда, когда увеличившийся ход шлюпа их к сему принудил и волнение начало прижимать лодку к лодке; одну опрокинуло, и они перестали держаться у борта.

Один из молодых островитян желал остаться на шлюпе, я согласился его взять с собой, но он непременно хотел, чтоб мы и товарищей его взяли, а мне невозможно было на сие согласиться по опасению, что они не выдержат климата Южного полушария.

Я направил курс к островам Михайлова и Симонова, дабы поверить положение оных. Проходя по западную сторону острова Оно, мы с салинга увидели тот самый бурун, от коего ввечеру 19-го с поспешностью отворотили и избегли очевидной опасности. Я придержался к сему буруну, чтобы рассмотреть и определить самую мель и тем предохранить будущих мореплавателей от неминуемой гибели в ночное время. В 11 часу мы прошли мель, которая образуется лагуной. Она приметна по гряде белой пены и водяных брызг наподобие пыли, происходящих от разбивающегося буруна. Теперь только изредка местами видны сии кораллы, но со временем они совершенно образуются подобно всем коральным островам, покроются зеленью и, без сомнения, будут обитаемы сначала дикими птицами и морскими животными, а наконец и людьми.

Направление сей мели О и W, длина – четыре, ширина – две, окружность – около десяти миль; она отделена от рифа острова Оно каналом шириной шесть миль. Широта середины 20°45' южная, долгота 178°49'49''западная. Я назвал сию мель Берегись[177].

В 2 часа остров Симонова был от нас на О, потом вновь увидели оба острова, т. е. Михайлова и Симонова, покрытые кокосовыми деревьями. Жителей нет. Вероятно, с Оно приезжают на сей остров за кокосовыми орехами.

Мы направили путь в SW четверть, между путями капитана Кука и Лаперуза. Погода начинала быть переменная: небо покрывалось облаками, нередко шел дождь, ветер на короткое время переходил в NW четверть, зыбь была не малая.

Хотя обретение островов, еще неизвестных, весьма лестно для каждого мореплавателя, и вообще споспешествует распространению географических сведений, при всем том, не желая на пути к Порт-Джексону найти новые обретения, дабы они нас не задержали, я спешил в сей порт для приготовления шлюпов к настоящей цели нашей, т. е. к плаванию в Южном океане.

24 августа. Небо покрылось облаками, ветер дул весьма тихий, с разных сторон. Мы лишились восточных ветров, которые нам столь долгое время способствовали простирать плавание по желанию. Ночью море было покрыто необыкновенным множеством мелких огненных искр, а густые черные облака угрожали дурной погодой.

В продолжение нашего плавания между тропиков, со времени вступления в пассатный ветер до приближения нашего к островам Россиян, ветер дул от SOtS, а потом нередко от N, еще более от ONO, что продолжалось до самого выхода из сих островов, т. е. до острова 3-й Пализер.

Неверность счисления на шлюпе «Восток», от вступления в южный тропик до прибытия к Отаити, оказалась на NW 79° 138 миль, в 19 суток, в каждые сутки 6,47 миль. По счислению на шлюпе «Мирный», в продолжение того же времени, неверность была на NW 86°12' 126,5 миль, в сутки 6,66 миль.

В продолжение пути нашего от острова Отаити до островов Опасности ветер дул более OtS свежий, потом перешел в NO четверть и был умереннее до выхода из тропика, т. е. когда мы пришли на долготу 180° восточную.

Почти во все время плавания нашего в тропике облака отделенно одно от другого неслись по ветру, отчего часть неба к зениту была ясная; напротив, к горизонту зрение наше пресекало сии облака косвенно, одни закрывали другие, и от сего нам всегда казалось, будто на горизонте гнездились темные тучи. Кроме сих воздушных призраков, от испарений, подымаемых солнечными лучами, поверхность моря вокруг всего горизонта была покрыта мрачностью. Ночи по большей части стояли ясные. Нередко нас занимали звезды, с места на место перебегающие, оставляя на короткое время слабый огненный путь по прекрасно темно-лазоревому небесному своду.

Неверность в счислении пути от острова Отаити до долготы 180° восточной, т. е. до выхода из тропика, оказалась на шлюпе «Восток» 114 миль, на SO 82°5', в продолжение 28 дней, следовательно, средняя неверность в сутки была 4,7 миль. На шлюпе «Мирный», в те же 29 дней, на 181 милю на SW 62°7', в каждые сутки по 6,47 миль. Сии неверности в счислении последовали не от одного течения моря к западу, но также и оттого, что шлюпы по большей части шли благополучным ветром, следовательно, волнами и зыбью всегда приближало лаг к шлюпам, а от сего суточное плавание, по счислению, выходило меньше настоящего, и из суточных течений среднее должно быть многим менее предполагаемого, по пяти и шести миль в сутки, от востока к западу.

25 и 26 августа. При свежем юго-восточном и восточном ветре и пасмурном горизонте мы шли по восьми и девяти миль в час. Ветер временно переходил к О, даже несколько к N, и я ожидал, что сделается от NO. Сегодня увидели альбатроса, который долго и плавно летал около шлюпов.

Мы начали шить новые штормовые стакселя из парусины, вынутой из запасных марселей, которые уменьшили по причине уменьшения всего рангоута. При сем я имел в виду, чтоб те работы, которые можно производить на пути, кончить до прибытия в Порт-Джексон, дабы там заняться важнейшими поправлениями.

27 августа. До полудня 27-го, при свежем северо-восточном ветре, погода была сырая и дождливая; продолжая тот же курс, мы в полдень достигли широты 26°31'28''южной, долготы 171°19'46''восточной. Склонение компаса найдено 14°2' восточное.

По мере приближения нашего к западу тучи более и более подымались по сему направлению; в 3 часа пополудни слышен был в той же стороне гром, а в 4 часа задул ветер от W с дождем, и нас согнало с настоящего пути к югу.

Простирая плавание столь долгое время с попутными ветрами в благорастворением климате, мы, так сказать, изнежились, и первый противный ветер с дождем произвел неприятное на нас впечатление.

28 августа. При сем противном западном ветре принуждены продолжать путь к югу; 28 числа в полдень достигли широты 27°41'18''южной, долготы 170°7' восточной. Тогда все почувствовали перемену в воздухе, и ртуть в термометре опустилась до 15°. Сия теплота в России была бы самая приятная, но, по привычке к двадцати градусам, мы почувствовали перемену так, что принуждены были надеть суконное платье.

В 6 часов вечера, дабы не удалиться от предположенного пути, я поворотил к северо-западу, в ожидании, что ветер сделается благополучный; постепенно переходил к югу, а по мере приближения его к сему румбу погода становилась яснее; не прежде 7 часов утра 30-го задул попутный ветер, и мы могли идти желаемым курсом.

30 августа. Погода позволила лейтенанту Лазареву и прочим офицерам проводить весь день у меня на шлюпе, и мы, сердечно вспоминая о любезном отечестве, о родных и друзьях, в мыслях сокращали безмерное между нами расстояние. Во время утешительного беседования внезапно поражены были необыкновенным с баку криком: «Человек упал!» Все выбежали наверх и, к прискорбию нашему, хотя все меры приняты были и лейтенант Анненков на ялике долго искал упавшего, по причине бывшего тогда большого хода, волнения и темноты ночи, усилия наши спасти упавшего остались тщетны. До сего случая мы были весьма счастливы, и мы сию потерю почувствовали тем более, что утонувший матрос Филипп Блоков был из самых здоровых и проворных матросов. Закрепляя кливер, он шел по бушприту назад в шлюп и в сие время упал.

В начале 10-го часа вечера гости наши возвратились на шлюп «Мирный». Для сего приводили шлюпы к ветру, потом вновь легли SW 57° и продолжали сей курс при ветре юго-восточном, с пасмурностью и дождем, до 7 часов вечера 1 сентября; тогда ветер от NO стих и наступил переменный тихий.

1 и 2 сентября. В продолжение дня летало несколько альбатросов, дымчатых и белых, несколько бакланов и пеструшек.

Около полудня увидели идущее к нам контр-галсом трехмачтовое судно; по поднятии нашего флага, на судне явился английский флаг. В полдень, по наблюдению, широта места наших шлюпов была 30°7'55''южная, долгота 162°16'24''восточная.

3 сентября. В 3 часа утра мы поймали большого прожору, или шарка, в кильватере нашем плавающего; около шарка, как обыкновенно, шли малые рыбы, так называемые лоцманы, или спутники, величиной восемь дюймов и менее, испестренные полосами синеватого цвета, наподобие окуня, также несколько прилипал.

Прожоры скоро хватаются за уду, и шедший за нами то же сделал; мы опасались, чтоб крючок не разогнулся, и для того сначала держали его только в полводы, а между тем набросили петлю под ласты и, затянув оную, подняли шарка на шлюп, но с трудом его убили. Вместе с прожорой достались нам две прилипалы: они присосались под ластами у прожоры, которая была величиной девять футов и два дюйма, и когда снимали ее кожу, все еще имела судорожное движение, а сердце по вынятии долго шевелилось. Во внутренности подле каждого бока нашли по одному пузырю, или мешку, а в каждом из оных по двадцать четыре живых красивых шарка длиной четырнадцать дюймов, от начала головы до конца хвоста.

Они уже могли плавать; некоторых мы пустили в море: одни плыли по поверхности, а другие пошли в глубину и изгибались, подобно вьюнам. В желудке прожоры нашли ракушку весьма нежной породы, которую называют бумажным ботиком, – в диаметре шесть дюймов, толщиной два с половиной дюйма. Из сего ясно видно, как велика пасть и горло прожоры.

Рыбы, называемой лоцманом, нам не удалось поймать, ибо они на уду не идут, а ежели бы мы имели греческие наметы[178], непременно бы поймали.

Когда совершенно стихло, я приказал спустить ялик, и капитан-лейтенант Завадовский отправился на охоту; ему в добычу достался альбатрос, белый с кофейными крыльями; когда крылья распростерли, протяжение от конца до конца было девять футов шесть дюймов.

4 сентября. К вечеру сделался тихий ветер от NW; мы шли всю ночь к острову Лорда Гау, горы которого увидели с салинга. Следующего утра в 7 часов, подходя к сему острову, встретили множество черных бурных птиц, серых бакланов, белых бакланов с красными носами, которых англичане называют Gannet, а Линней – Pelicanus Jiila. Мы определили долготу середины острова Гау 159°8'54''восточную; по наблюдениям лейтенанта Кинга, который после был губернатором острова Норфолк в 1788 году, долгота сего места 159°00'; капитан Гунтер в третий день по выходе из Порт-Джексона определил долготу 159°10'; он же, по расстоянию луны от солнца, – 159°8' восточную.

Остров Гау необитаем, и начальство в Новом Южном Уэльсе не печется о населении оного. Изредка мимо идущие суда заходят, чтобы набрать черепах для стола чиновников колоний.

5 сентября. Мы имели попутный свежий северный ветер до следующего полудня, небо было покрыто облаками, на горизонте мрачно. Перед полуднем ветер отошел к западу и скоро стих; тогда мы увидели впереди идущее мимо нас английское судно; я послал лейтенанта Демидова узнать, нет ли новостей из Европы. По возвращении лейтенант Демидов донес, что судно называется «Фаворит», принадлежит купцу в Калькутте, седьмой день как вышло из Порт-Джексона и идет в Батавию, а оттуда в Калькутту; что английский король Георг III и герцог Кентский умерли и принц-регент взошел на престол великобританский.

В полдень мы были на широте 32°16'46''южной, долготе 156°00'43''восточной. К вечеру ветер установился тихий, от SO, и постепенно свежел, при дожде и пасмурности.

6 сентября. В 3 часа пополудни 6-го взяли у марселей все рифы и спустили бом-брам-реи и бом-брам-стеньги. В 5 часов ветер еще более усилился и дул жесточайшими порывами. Вскоре после сего мы привели под штормовыми парусами в бейдевинд, а между тем переменили марсели, которые при взятии последних рифов разорвало, и они от большого употребления обветшали. Шторм продолжал свирепствовать от OSO, при пасмурности и дожде, до следующего утра; тогда увидели берег мыса Стефенса, но шлюпа «Мирный» и с салинга не было видно, а в продолжение ночи на сожженные на шлюпе «Восток» с фока-рея фальшфейеры не было ответствовано. Как мы уже приближались к самому входу в Порт-Джексон и притом не настояло нужды входить обоим шлюпам вместе, то я и не искал «Мирный», хотя положение его мне по расчетам было известно; я заключал, что, идучи порознь, каждый из нас постарается прийти прежде в Порт-Джексон.

В полдень, по наблюдениям, были на широте 32°49'26''южной, долготе 152°35'31''восточной. Ртуть в термометре стояла на 11,5°. Ветер, по мере приближения нашего к Порт-Джексону, более и более заходил с берега и дул порывами от WSW, но волнение осталось еще прежнее от SO, что производило большую качку. Барометр во время шторма не опускался ниже 29,35 дюймов.

В час пополудни я поворотил на другой галс к югу; ветер все еще дул с порывами, но пасмурности уже не было и солнце ярко сияло из-за облаков. Морские птицы во множестве летали около шлюпов, казалось, что искали себе пищи. К вечеру ветер постепенно отходил к NW.

Мы продолжали тот же курс до 4 часов пополудни следующего дня; тогда усмотрели впереди Порт-Джексонский берег и маяк на WW. Берег от входа к северу казался неровным и по большей части шаровидными горами, а к югу был ровен и многим ниже. До ночи мы не могли подойти по причине крутого ветра.

9 сентября. Я лавировал, дабы к утру более выиграть на ветер. В продолжение ночи горел вертящийся маяк, вновь построенный при входе в Порт-Джексонский залив: он был открыт и светил 25 секунд, а 108 секунд был закрыт.

Ночью я держался у самого входа; поутру с рассветом достиг северного мыса, и, как лоцман не тотчас приехал, то я пошел в залив без лоцмана, который наконец явился в то время, когда шлюп был в самом проходе залива. Коль скоро мы приближались к городу, капитан порта Пайпер немедленно к нам приехал. Тогда начались салюты пушка за пушку. Шлюп остановился на том самом месте, где прежде сего стоял, именно против Сиднейского залива.

Лишь только положили якорь, течение и ветер сделались противные для входа в залив, и ветер так скрепчал, что мы принуждены спустить бом-брам-реи, бом-брам-стеньги, брам-реи и брам-стеньги. Сей крепкий ветер попрепятствовал шлюпу «Мирный» войти в залив в тот же день. По положении якоря я поехал к губернатору и был у капитана порта, а астроном Симонов и штурман Парядин для поверения хронометров съезжали на северный берег, на тот самый мыс, где мы за четыре месяца поверяли и производили все наблюдения и имели наше Адмиралтейство.

10 сентября. Следующего дня, по сделавшемуся попутному ветру, шлюп «Мирный» вошел в залив и остановился на якоре на том же месте, где прежде стоял. Обсерваторию свою мы устроили там же, где прежде была, разоружили шлюпы совершенно, дабы вновь приготовить и обделать весь такелаж. Тимермана и плотников разослали в лес, против нас на северном берегу залива находящийся, для приискания книц в перемену лопнувших и леса на постройку хлевов для свиней, ибо во время первого нашего путешествия в большие южные широты я испытал, что сим полезным для нас животным необходимо нужно покойное и закрытое от сырости и холода место. Мы отправили по пятнадцати человек матросов с унтер-офицером туда же для рубки дров и велели рубить красные деревья (Mahogany)[179], которые лежат, или хотя на корне, но совершенно высохли, дабы с привозом сырых дров не завести сырости на шлюпах.

Для перемены нашего степса и бушприта годного дерева тимерман поблизости не сыскал, а губернатор Маккуори предложил мне, что велит порту доставить материалы и людей, дабы привести к окончанию сию важную для нас работу; но в порте не приискали такого дерева, а из леса привезли не прежде 30 сентября. Хотя сие замедление делало нам большую остановку, но я весьма обязан губернатору за пособие.

Наш тимерман не был в состоянии сделать сего исправления, столько для нас нужного, а потому, против моего желания, я принужден принять предложение губернатора Маккуори, который, кроме снабжения нас вырубленными сухими деревьями из породы железного дерева (Iron Wood), приказал еще, чтобы переделка степса и бушприта была произведена его плотниками под смотрением корабельного мастера. Губернатор старался предупреждать желания наши во всем, что только могло быть для нас полезно.

Работу производили плотники английского Адмиралтейства под присмотром портового корабельного мастера, по приказанию губернатора.

Все работы купорные[180], кузнечные и парусные и поправку всего такелажа производили на берегу около палаток, поставленных для обсерватории; всеми другими работами, какими только было можно, занимались не на шлюпе, а на берегу, единственно для того, чтобы служителям дать более случаев пользоваться береговым воздухом и приготовиться к перенесению предстоящих трудностей в сыром и холодном климате.

Время нашего пребывания в Порт-Джексоне мы провели весьма весело. Нас приглашали беспрестанно на обеды, нарочно для нас были общественные и частные вечера с танцами. За такие доказательства благоприязни мы старались изъявить благодарность, невзирая, что искреннее гостеприимство иногда отрывало нас от занятия по службе.

30 октября. Шлюп «Восток» был совершенно вновь вооружен, и я весьма доволен, что предпринял многотрудную работу, т. е. уменьшить рангоут, ибо после сего с большей доверенностью отправлялся в трудный и опасный путь.

31 октября. Сегодня с утра занимались перевезением на шлюп всего нашего Адмиралтейства с обсерваторией и разных вещей. Обсерватория была устроена на северном берегу Джексонского залива, на выдавшемся мысе, прямо против залива Сидней.

Мыс сей мы называли мысом Русских[181], широта оного южная, мною определена 31°51'12'', лейтенантом Лазаревым – 31°51'21''.

Долгота восточная:

Из 455-ти расстояний луны от солнца, измеренных мной, капитан-лейтенантом Завадовским и штурманом Парядиным, средняя 151°9'53''.

Лейтенантом Лазаревым (из 288 расстояний) – 151°11'7''.

Лейтенантом Торсоном (из 390) – 151°21'36''.

Лейтенантом Лесковым (из 40) – 151°0'22''.

Мичманом Куприяновым (из 126) – 151°11'17''.

Поверение хронометров окончено 27 октября.

Наконец, когда уже все относящееся до снаряжения шлюпов приведено к окончанию, мы послали на берег за запасной живностью. Кроме кур, уток, баранов, взяли сорок шесть свиней. Сии последние размещены в продолговатых хлевах, нарочно устроенных вдоль обоих шкафутов и так плотно сделанных, что морская вода, сырость и снег никак в оные попасть не могли.

Краткое известие о колонии в Новом Южном Уэльсе

Новая Голландия, сия обширная страна, где находится Новый Южный Уэльс, означена на древних португальских картах 1542 года; обретена известным голландским мореплавателем Тасманом, который обошел южную ее часть в 1642 году, в конце ноября и начале декабря месяцев, и назвал Землей Вандимен, по имени генерал-губернатора голландских владений в Ост-Индии.[182] После Тасмана капитан Кук в 1722 году первый увидел, описал и привел в известность весь восточный берег и назвал сию часть Новой Голландии Новым Южным Уэльсом (New South Wales), и сие название доныне сохранила колония, основанная английским правительством.

В конце XVIII века английское правительство приняло решение отправлять осужденных за различные преступления в такое место, где они или бы сами собой исправлялись, или исправлялись поневоле, не имея возможности быть вредными, и со временем могли бы сделаться полезными обществу. Для исполнения сего намерения на первый случай избрали местом ссылки берега залива в Новом Южном Уэльсе, обретенного капитаном Куком в первое его путешествие вокруг света. По причине собранных на сих берегах во множестве разных растений, залив назван Ботаническим (Botany-bay) и признан тогда лучшим местом для основания поселения в Новом Южном Уэльсе, ибо о других заливах при берегах сего обширного острова или матерого берега еще не имели сведения.

Английского флота капитан Артур Филипп назначен первым губернатором и был основателем колонии, он же начальствовал и над конвоем, состоящим из одиннадцати судов, на которых отправлены первые поселенцы.

Эскадра сия снялась с якоря с Модербанка[183] у острова Вайта 13 мая 1787 года, на пути заходила к Канарским островам, в Рио-де-Жанейро, к мысу Доброй Надежды и прибыла благополучно в Ботани-Бей 1788 года, 8 и 9 января. Губернатор Филипп нашел, что залив не закрыт от восточных ветров, а по сырости на берегах поселение несчастных в сем месте будет вредно их здоровью, и потому приискал другое, удобнейшее, – около малого залива, который назвал Сидней-Ков (Sidney-cove), в честь лорда Сиднея. В сем заливе суда могут становиться к самому берегу для выгрузки и нагрузки товаров, что много облегчает торговлю во всякое время. Сидней-Ков на три мили севернее Ботани-Бея, в продолговатом заливе, в котором стояние на якоре весьма удобное и великое число судов может поместиться. Капитан Кук назвал сей залив Порт-Джексон.

Колония тогда состояла из двухсот двенадцати человек офицеров и морских солдат, или гарнизона, 28 жен солдатских и 17 их малолетних детей; ссылочных было 558 мужчин и 229 женщин.

1788 года, января 15-го, губернатор Филипп поставил на берегу Нового Южного Уэльса великобританский флаг. Заложенный на сем месте новый город назван по имени же лорда Сиднеем. С сего времени ежегодно посылаются из Англии в Сидней суда со ссылочными обоего пола. Число жителей в колонии, с добровольно приезжающими из Европы, в 1820 году простиралось до 31 571 человек; они ныне занимают обширное пространство земли и следующие города: Сидней, Парамату, Виндзор, Ливерпуль, Ньюкастль, Батурст, Гобард и Дальримпль.

Население сие составляют англичане, ирландцы, шотландцы, весьма малая часть других европейцев и природных жителей Новой Голландии. Все они могут быть разделены на четыре отделения: первое состоит из вольноприбывших; второе – из свободных, которые были привезены ссылочными; третье – из ссылочных; четвертое – из природных жителей Нового Южного Уэльса.

По привычке природных жителей к кочующей жизни, не могли их довести до того, чтобы они оставались на одном месте; невзирая на все попечения губернатора Маккуори, приверженных к колонии мало; старшины сих станиц отличены медными знаками с надписью названия их и места, где по большей части имеют пребывание; знаки сии носят на груди на медной цепочке. Старшины иногда полезны правительству в случае преследования и поисков бежавших ссылочных. Для переездов и для рыбной ловли им дают лодки от правительства.

Просвещение природных жителей то же, какое было при заведении колонии, и сожаления достойно, что от ссылочных они переняли бранные слова, проклинания и божбу. Когда между собой ссорятся, что ежедневно и почти ежечасно случается, тогда прибегают к сим словам брани, которых в памяти имеют полное собрание.

Они роста среднего, сложением тела сухощавы, руки и ноги имеют особенно тонкие, головы несоразмерно великие, цвет тела шоколадный и почти черный, носы загнуты и выгибом похожи на носы попугаев, ноздри разверстые, рты большие, губы толстые, грудь, руки и спину исчеркивают рыбьей чешуей. При празднествах, которые состоят по большей части в плясках, намарывают обыкновенно лицо и тело в разных местах красной землей и проводят большие белые полосы. Женщины украшают волосы, привешивая к оным рыбьи зубы или зубы кенгуру.

Все живут обществами по двадцать пять, пятьдесят и до шестидесяти человек и более, каждое имеет свое название; в одном, называемом Бурра-Бурра, в прошедшем году считали до ста двадцати человек.

Правление их до прибытия англичан было патриархальное, каждое общество управлялось старейшим, но разные английские губернаторы заблагорассудили сами избирать между ними особенных начальников. Сие достоинство и отличие вышеупомятным знаком, на шее носимым, дают тем, которые оказывают более приверженности к англичанам.

Такие постановления сделаны для того, чтобы приучить природных жителей к повиновению и через них узнавать о беглых ссылочных, для чего они весьма полезны, ибо служат провожатыми военному отряду или полиции.

Они живут по большей части на пространных местах, но не имеют постоянных устроенных жилищ, невзирая, что уже с лишком 32 года видят примеры удобной и спокойной жизни англичан. В описании первого моего пребывания в Порт-Джексоне я упоминал, что в дурную погоду скрываются в пещеры или закладывают хворостом в полкруга ту сторону, откуда погода их беспокоит. В сем полукруге в нескольких местах разведенный огонь согревает их достаточно по их желанию. Женатые спят вместе, а прочие – в некоторой отдаленности от них, но также все вместе. Огонь почти всегда с ними неразлучен: они его носят с собой, и даже берут на лодки, когда едут на рыбный промысел. В лесах повсюду видно множество поваленных деревьев, ими подожженных, и редкое дерево близ моря, где они более проводят время, осталось неподожженным.

Когда наступает время женщине разрешаться от бремени, тогда относят ее в хижину, сделанную из древесной коры, или в каменную пещеру. Женщины говорят, что они легко освобождаются от бремени, редко родят двойни и редко же имеют более двух или троих детей. Новорожденное дитя обмывают холодной водой и обтирают травой; мать прикладывает его к груди, и обыкновенно по прошествии суток с ним уже прогуливается. Едва ему минет месяц, мать сажает его к себе на плечи, спустив ножки на груди, а природа сама научает его держаться за волосы матери. Женщины, имеющие старые одеяла, завертывают в оные детей своих и носят их на спине, подобно как цыганки в Европе. Когда ребенку минет полгода, тогда часто ставят его на землю и он научается ходить. Игры детские состоят, как и везде, в подражании занятиям родителей их, как-то: в борьбе, пении, пляске и других забавах.

Увеселение взрослых состоит в пении, плясках, метании копья, а иногда в примерных сражениях. Матери приучают дочерей плести лесы для рыбной ловли и убивать рыбу острогой. Впрочем, вообще как мужчины, так и женщины редко помышляют о следующем дне, от чего часто терпят голод, особливо когда погода неблагоприятна для рыбной ловли.

Новоголландцы не различают времен года, но от беспрерывной жизни под открытым небом предузнают состояние и перемену погоды.

Язык их различен. Живущие около Сиднея разумеют друг друга; но те, которые занимают места около Ньюкастля или Порт-Стефенса и по ту сторону реки Непеана, их вовсе не разумеют.

Каждый почитает свое общество лучшим. Когда случится им увидеть одноземца из другого общества, и ежели кто-нибудь его похвалит, непременно начнут его бранить: говорят, что он людоед, разбойник или великий трус и проч.

Живущие около Сиднея по утрам приходят в сей город и стараются что-нибудь получить, но лишь только погода начинает переменяться, особливо ежели услышат гром и увидят молнию, с черезвычайной поспешностью убегают в свои жилища. Лодки их весьма непрочны, обыкновенно из древесной коры. Природные жители снабжены железными инструментами и имеют всегда способ получать их сколько нужно, однако же все еще предпочитают свои каменные топоры.

Хотя ходят нагие и любят женский пол, но не было примера, чтоб явно удовлетворяли свое любострастие.

Неприязненность их против англичан почти вовсе прекратилась, но европейцы сами часто подают причину к раздорам. Иногда природные жители врываются на поля и утаскивают пшено, плоды и все, что попадается. Англичане мстят им по возможности. Несколько лет тому назад один из них убил англичанина – его судили английскими законами, и он повешен; товарищи его, бывшие зрителями, были вне себя от ужаса. Когда белый обругает или прибьет черного, обиженный тотчас идет жаловаться к директору полиции или по крайней мере угрожает жалобой, ибо им сказано, что они состоят под покровительством правления. Случается, что прибегают с жалобами даже к самому губернатору.

Обряды похорон их уже многими описаны; однако я ныне заметил, что обычай сожжения мертвых тел почти истребился.

Им известны некоторые целебные травы – в болезнях их жуют и часто оттого выздоравливают, но природа им более всего помогает. Когда же кто, захворав, повесит голову, мало говорит и мало ест, то друзья его уверены в его смерти; посему я заключаю, что смерть многих ускоряется от воображения. Никак невозможно уверить их, что не всякая болезнь опасна и что лекарства могут доставить облегчение; ничем не убедишь, чтобы приняли лекарство, и оттого часто умирают по недоверию или упрямству.

Когда я вторично зашел в Порт-Джексон, старые наши знакомые, Бонгари и состоящие под его начальством, тотчас нас посетили. Бонгари жаловался, что в продолжение зимы был нездоров сильным кашлем. На мой вопрос, чем он вылечился, отвечал: «Единственно грогом, и много его выпил!»

Хотя страна сия наполнена змеями, однако природные жители редко бывают ими ужаливаемы. Сие происходит от двух причин: 1 – оттого, что они беспрестанно вокруг себя содержат огонь; 2 – что весьма зорки: видят змею даже под травой лежащую и тотчас ее убивают; скитаясь по лесам, они беспрестанно в землю смотрят. Когда случится, что один из них уязвлен, другой тотчас высасывает яд и сим доставляет облегчение без всякого себе вреда. Замечено, что от ужаления змеи никто у них не умирает.

Относительно уязвления змеями мне рассказывали следующий невероятный случай, но меня так уверяли, что я неизлишним почитаю о сем сообщить. Один солдат роты ветеранов уязвлен на поле черной змеей, опаснейшей из всех здесь находящихся, и едва имел столько сил, чтобы дотащиться до квартиры, где тотчас упал без чувств. Искусственное человеческое пособие казалось тщетно, ибо в полчаса он распух и ослеп. К счастью, находился недалеко старый природный житель, который, узнав о сем случае, пришел к солдату, сделал веревку из древесной коры, которой перевязал ему ногу поверх раны так крепко, что страждущий вскричал, – не отрезана ли нога его?

Потом старик выдавил из раны гной и яд и отделил кончиком ножа, рана обнаружилась в величине двух малейших булавочных головок; тогда врачующий три раза обсасывал ужаленное место и перевязал оное холстиной. Спустя несколько минут развязал веревку, ободрял солдата быть покойным и утверждал, что он выздоровеет. С сего времени больному сделалось легче, он выздоровел и теперь еще жив. Дабы изъявить своему врачу благодарность, солдат отдал ему все свое имущество, которое состояло в пяти фунтах стерлингов.

Орудия их во многих путешествиях описаны, но я сообщу об оных подробнее. Для военных действий они употребляют обыкновенно пики из дерева или, лучше сказать, стебля смолистого дерева (Gummy plant); сие необыкновенное дерево, принадлежащее собственно Новой Голландии, изображено в помещенном в атласе виде Порт-Джексона, отличается длинным прямым стеблем от семи до десяти футов, вырастает прямо из средины невысокого черного пня, который кажется совершенно обгоревшим; листья узкие, плоские и длинные, от нечаянного прикосновения к оным, даже на проходе, можно легко обрезать руки.

Когда дерево коротко для делания пик, наставляют другим таким же, и обыкновенно в замок, посредством связывания шнурками, свитыми из коры дерева, называемого англичанами веревочным деревом (Stric wood), которого в лесах повсюду много; кору распластывают наподобие лыка. Для большей крепости пики сии мажут смолой из разных деревьев, более же употребляют смолу из мимозы (Mimosa); к острому концу иногда прикрепляют острую зазубренную кость, дабы наносила более вреда.

Действуя сим оружием, употребляют еще особенную палку с сучком под острым углом и, держа оную в руке, наклонив назад, упирают малым сим сучком в задний конец пики, потом, махнув палкой, придают большую силу удару пики. Употребляют также плоский кусок дерева, длиной три фута, шириной два с половиной дюйма, загнутый наподобие серпа; сей кусок дерева искусно и метко бросают рикошетом, ударяя концом в землю[184]; имеют и дубины длиной три фута, а для обороны – деревянные щиты, выкрашенные белой сухой краской, на коей выведены красные полосы.

Острога, или оружие, которым бьют рыбу, также сделана из вышеупомянутого смолистого дерева гумми-планта и разнствует от обыкновенной пики тем, что оканчивается тремя и четырьмя острыми концами из сего же дерева; концы сии также с острыми костяными зазубринами.

Природные жители Новой Голландии весьма вздорны между собой: они грозят и ругают друг друга по нескольку часов, как весьма часто слышать можно, однако ж редко доходит у них до драки; в последнем случае ловко владеют своим оружием и щитами.

Сражение между ними происходит по большей части за похищение женщин, и тогда все, и сами женщины, выступают в поле. Когда с обеих сторон устроились в боевой порядок, тогда пред началом всеобщего сражения несколько женщин выходят вперед, осыпают себя пылью и грязью, и каждая сторона бранной песней возбуждает противников своих к бою. Сражение оканчивается по большей части несколькими ранеными; обе стороны возвращаются в свои места с восклицаниями, криком и пением. Иногда вражда продолжается не один день, так что они по нескольку раз сходятся и после небольших сшибок опять расходятся. Иногда неприятелей своих убивают спящих, ибо черезмерно мстительны, и кажется, только кровь их примиряет. Причиной раздоров и смертоубийств обыкновенно бывают женщины, которые, впрочем, весьма снисходительны.

Когда юноша вступает в мужской возраст, ему выбивают два передних зуба; для сего прежде сажают его на плечо к другому человеку или на пень дерева и потом выбьют зубы, и тогда почитают его уже возмужалым и он может носить всякое оружие, сражаться и жениться. Выбирает себе жену обыкновенно в другой станице, и чтоб ее похитить, пользуется отсутствием ближних и друзей. В сем случае никакое затруднение мужчин не удерживает: они несколько времени терпеливо выжидают удобного случая и наконец успевают в своем предприятии.

Поймав невесту, жених поспешно с ней убегает, неся на своих руках или, иногда, волоча за руку через камни и пни. Несчастная почти всегда бывает полумертва, когда достигнет места пребывания жениха; но для него все равно, в каком бы положении она ни была. Первый встретившийся после сего куст служит свидетелем их сочетания – новобрачная принадлежит уже к станице своего мужа и не предпринимает покушения от него бежать.

Вообще, мужья поступают с женами своими как с рабами. Около Сиднея, или где только море близко их местопребывания, бедные жены должны весь день сидеть в лодках и ловить рыбу, между тем мужья их скитаются или спят. Ежели ловля была удачна, тогда жен ласково принимают, а в противном случае нередко бьют; другие работы также возложены на женщин: они собирают дрова, разводят огонь, сбирают цвет с деревьев банксии и проч.

Природные жители, живущие около морского берега, питаются рыбой, которую, лишь только поймают, бросают на уголья и едят, не отделяя внутренности; точно так поступают и с прочими животными. Змеи составляют лакомое для них яство.

Курительный табак и крепкие напитки сделались им необходимыми, и, невзирая на черезвычайную леность, они за табак и вино принуждают себя к работе, рубят дрова и носят воду.

Содержатели трактиров по большей части нанимают природных жителей выполаскивать водочные бочки. Первую воду, которая имеет еще сильный водочный запах, они называют булл, принимают платой за труд их, наливают в сосуд и по окончании работы допьяна оной напиваются. Хотя сие запрещено, однако хозяева трактиров находят такую плату за разные работы весьма выгодной и потому не смотрят на запрещение. Природные жители наперед делают договоры с хозяевами, и ежели придет другой на работу или просить милостыни, они его с сердцем прогоняют. Во многих домах употребляют их для разной работы, особливо для чищения стекол; большими своими перстами они сие исполняют весьма искусно, так что ни один европеец их в том не превосходит; невзирая, что работники совершенно наги, по привычке смотрят на них без отвращения.

Все, живущие в близости городов, особенно около Сиднея, умеют несколько объясняться по-английски, как-то: «дай мне денег», или, «не дадите ли вы мне гинею» (около 6 рублей серебром) или «думп» (около 40 копеек), и проч.

Дети, прижитые с европейцами, смуглы. В изображении группы новоголландцев под начальством Бонгари ясно отличить можно молодую, приятного вида девочку, дочь Бонгари; сам Бонгари признавался мне, что она на него не похожа. Такое сношение европейцев распространило болезни, а как природные жители не умеют лечиться, то больные их редко выздоравливают.

Завезенная европейцами оспа также производила пагубные следствия и уменьшила число жителей. Нам рассказывали, что в пещерах около Брокен-бая видны кости людей, без помощи умерших.

Жители Новой Голландии вскоре после рождения младенцев отрезают им два сустава мизинца левой руки: полагают, что при ловле рыбы без сих суставов удобнее наматывать лесы на челнок. Мне кажется, что причина сия весьма маловажна для предпринятая такого болезненного действия над младенцами и не могла бы побудить жителей мест, отдаленных от приморского берега, лишать детей сих суставов; вероятно, что истинная причина сему обыкновению забыта. У некоторых других народов Великого океана то же делают; поводом к сему бывает смерть самого ближнего родственника, как мы видели у жителей острова Оно. Вероятно, и на островах Фиджи, ближних к Оно, такое же обыкновение существует.

До прибытия европейцев в Новый Южный Уэльс природные жители не имели никакой одежды, кроме узенькой повязки, которая даже худо покрывала обыкновенно закрываемые части, и то только у мужчин. Уже 33-й год европейцы стараются обратить внимание жителей Новой Голландии на пользу и приличие одежды, но все тщетно. Многие, получив полное одеяние, отдавали оное за ром или табак. Но как им было объявлено, что они не получат никакого вспомоществования, ежели будут ходить вовсе без платья, то в город ходят в рубищах, а по возвращении домой тотчас оное снимают. Женщины в холодное время покрываются шерстяным одеялом через плечи. В сем состоит их одежда.

Природные жители весьма хорошо помнят свою собственность. Некоторые объясняют права свои на известные места, говоря, что принадлежали их предкам. Легко себе представить можно, что они неравнодушно видели изгнание свое из собственных любимых ими мест. Невзирая на делаемые им вознаграждения, искра мщения тлеет в сердцах их.

Правительство старалось, чтоб природных жителей не вовсе отдалить, и для того назначило им поблизости некоторые места для их пребывания. Сия мера принята в феврале месяце 1815 года, и шестнадцати семействам отведена земля в местечке, называемом Джоржес-Лед (Georges-lead), и Бонгари назначен начальником сих семейств. Они получили земледельческие орудия и одежду, а ссылочные должны были наставлять их в земледелии. Сначала ревностно принялись за работу, но вскоре, наскучив оною, продали земледельческие орудия и возвратились к прежнему образу жизни. Бонгари дан был сад, обработанный нарочно для него одним европейцем. Он и ныне сим садом владеет и собирает ежедневно некоторую сумму денег от персиковых деревьев, изобильно в оном растущих.

Бонгари достоин того, чтобы иметь о нем подробные сведения. Ему около пятидесяти пяти лет; он всегда отличался добрым сердцем, кротостью и другими хорошими качествами и был полезен колонии. Служил провожатым капитану Флиндерсу при описи берега Новой Голландии в 1801, 1802 и 1803 годах и лейтенанту Кингу в 1819 году. Часто для восстановления нарушаемого спокойствия в семействах, под его начальством состоящих, подвергал жизнь свою опасности. Несколько лет тому назад попался один убежавший ссылочный в руки другого семейства; беглого ограбили, отняли топор и хотели его умертвить. Бонгари явился туда, взял сего человека под свою защиту, исходатайствовал ему свободу, потом в три дня, на спине своей, принес его в Порт-Джексон, переходя с ним реки и питая его кореньями; в награду ничего не просил, кроме прощения спасенному беглецу. Правительство колонии подарило Бонгари ялик. Сей великодушный человек вообще любим за подобные примерные поступки.

Губернатор Маккуори завел в 1814 году училище в Парамате для воспитания детей. Много труда стоило согласить родителей отдать детей в сие училище: вероятно, они думали, что их будут принуждать к тяжелым работам; наконец некоторых уговорили. Последство доказало, что природные жители Новой Голландии к образованию способны, невзирая, что многие европейцы в кабинетах своих вовсе лишили их всех способностей. Они преуспели в чтении, арифметике и рисовании. С обучающимися обходятся весьма благосклонно. В совершенных летах им позволяют жениться и снискивать пропитание разными рукоделиями.

По разным незначущим причинам между природными жителями происходили беспрерывные ссоры. Дабы искоренить сию междоусобную злобу, приучить их к согласию и лучше познакомить с колонией, губернатор Маккуори объявил, что приглашает природных жителей один раз в год, именно 28 декабря, являться в Парамату. Сия благоразумно предпринятая мера имела хорошие последствия. В прошедшем году собрание по причине жары было не так многочисленно, как в другие времена, однако же состояло почти из 300 человек мужчин и женщин. Все они сидели на земле в одном кругу, начальники их впереди; губернатор Маккуори с женой своей и множеством европейцев входил в сей круг и обращался дружественно, детей привели из училища.

Привязанность и любовь родителей обнаруживаются одинаково у всех народов, начиная от самого просвещенного европейца до жителя Огненной Земли. Они смотрели на своих детей с радостью, прижимая их к сердцу, с нежностью и слезами, так что многие из зрителей прослезились. Когда дети начали показывать свои тетради, рисунки и рукоделия, тогда весь круг пришел в неизъяснимый восторг; отцы и матери едва могли постигнуть, чтоб дети их имели такие понятия. Отец одной девушки несколько минут стоял в изумлении, потом в слезах долго обнимал дочь свою. По окончании заседания всех накормили хорошим обедом, и сим празднество окончилось.

Мне неизвестно мнение английского общества миссионеров, и потому, может быть, ошибаюсь в моем заключении, но удивляюсь, что сие общество, имея всюду миссионеров, по сие время ни одного не прислало в Новую Голландию; может быть, страшится больших издержек, не имея в виду никакого возмездия. Новая Зеландия, острова Общества и Сандвичевы щедро награждают сословие миссионеров. Товары их весьма выгодно промениваются, суда возвращаются нагруженные кокосовым маслом, арорутом, вероятно и жемчугом; напротив, жители Новой Голландии ничего не имеют, и потому в 33 года не только не сделали никаких успехов в образованности, но не имеют никаких понятий об истинной вере, когда другие народы сего океана, земли которых Бог благословил превосходной почвой, а дно моря, их окружающего, драгоценностями, приметным образом просвещаются познанием христианской веры.

Качество земли и произведения. Около четырех и до шести миль от моря земля по большей части песчаная, каменистая, неплодородная и производит несколько кустарников и искривленные деревья, или даже такие, у которых сердцевина внутри как будто выгнила; за сим, так сказать, пустырем следует лучшая земля, на коей растут прекраснейшие высокие смолистые деревья, которые известны под следующими названиями: Terpentine-tree, Cork-wood, Plumb-tree, Ti-tree, Red-gum, White-gum, Black-butt-gum, Pear-tree, Pepper-mint, Mahogany, Beef-wood, или Forest-oak, Iron-wood, Gedar и др., лес част, трава дурная. Таким же точно образом продолжается почва еще на восемь миль далее от берега, и можно сказать, что земля на четырнадцать миль от моря к земледелию мало или совсем неудобна; но чем дальше идешь во внутренность, тем больше представляется взорам обработанных полей. Лучше всего поспевает пшеница, а для овса и ячменя климат слишком жарок. Начиная с сей полосы плодоносность умножается, лес и сами деревья необыкновенного рода, как-то: синей смолы (Blue-gum, Stringybark, Mimosa) и проч.

Четыре мили далее в берег земля превосходная, открывается бесконечное разнообразие отлогих гор и долин, повсюду видны селения, при оных и стада. Замечания достойно, что в сих местах деревья уже не так высоки, не в таком изобилии, кустарников так мало, что жители свободно на лошадях преследуют кенгуру.

Долины распространяются при соединении рек Нипена и Гавкесбури; берега последней еще плодороднее, нежели берега первой. Она может быть некоторым образом сравнена с Нилом, потому что иногда выступает из своих пределов, и по стечении воды остается благотворный ил, который утучняет землю.

В Порт-Джексоне меня уверяли, что один акр земли произвел в один год 50 бушелей пшеницы и 100 бушелей кукурузы. Французский мореплаватель Фрейсине в описании первого своего путешествия упоминает, что пшеницы приходилось на одно зерно до 95, ячменя – 140, кукурузы – до 200; в сем-то месте, говорит он, главная житница английской колонии.

Как сия часть Нового Южного Уэльса, сколько поныне известно, лучшая, то она более обрабатываема, и, невзирая на убытки, часто от разлития реки происходящие, полей никогда не оставляют невозделанными, ибо в один плодородный год на сих местах родится более, нежели на другом, постоянно плодоносном, в три года.

Главная причина разлития реки Гавкесбури – близость Синих гор. Реки Грос и Варагонбиа текут из сих гор, а Непен около шестидесяти миль течет тем же направлением и принимает множество источников, которые низвергаются с гор. Все сии воды вдруг впадают в Гавкесбури, и, невзирая, что берега ее везде около тридцати футов возвышения, вода выходит из берегов. Со времени заведения колонии в Новом Южном Уэльсе река сия разливалась до десяти раз.

Как все горы, в отдаленности от глаз находящиеся, кажутся синими, вероятно, оттого и сии горы получили название Синих. Высота их многим менее европейских гор. Землемер Гоклей, по особенному к нам дружелюбию, сообщил свои барометрические замечания на Синих горах, и астроном Симонов по возвращении в Россию вычислил оные по таблицам Биота, основанным на Лапласовых формулах. Высоты Синих гор могут быть для многих любопытства достойны, а потому оные здесь сообщаю:

Черная высокость (Blackheath) – 3554 англ. фута

Река Кокс (Cox’s River) – 2187 англ. футов

Рыбная река (Fish River) – 2694 англ. фута

Река Кампбелля (Campbell’s River) – 2330 англ. футов

Батурст (Bathurst) – 2190 англ. футов

Самая высокая часть гор, отделяющая восточные воды от западных, – 4051 англ. фут

Вершина Батурста (Bathurst lake) – 2142 англ. фута

Вершина Георга (Lake George) – 2319 англ. футов

Ныне проложена дорога через Синие горы к западу на пространстве пятидесяти восьми миль; начинается с восточной стороны от пункта Эму Форд (Emu Ford), от Сиднея до сего места девяносто восемь миль.

Дороги в Новом Южном Уэльсе весьма хороши, местами поправлены, а местами совершенно вновь проложены. В нашу бытность губернатор и комиссионер Бик предпринимали путешествие из Порт-Джексона через Синие горы в карете для осмотрения найденных озер на SW, в двухстах милях от Сиднея; по донесениям, начальству доставленным, одно с пресной водой и до девяти миль в окружности, а другое – с соленой водой, около тридцати миль в длину, и в сем последнем множество рыбы и бесчисленные стада водяных птиц. Губернатор по обозрении озер нашел, что донесения были ложны и в озерах[185] вода пресная. Землемер Гоклей, бывший с ним, нам рассказал, что первое озеро длиной девять, шириной три мили, а другое длиной двенадцать, шириной четыре мили.

За хребтами Синих гор заложен город Батурст, в честь лорда Батурста, статс-секретаря, начальствующего тем департаментом, коему принадлежит управление Новым Южным Уэльсом. Город сей расположен при реке Маккуори, которую описывали около семидесяти миль на шлюпках, нарочно для сего построенных. Ожидание, что река впадает в море, оказалось тщетно, ибо окончание ее найдено весьма необыкновенное, т. е. она впадает в болотистое озеро, которое иногда высыхает. Главная дорога, называемая Большой западной дорогой (the Great Western Road), проведена от Сиднея до города Батурста на 140 миль; прочие дороги также весьма хороши, но не так велики.

Гавань Порт-Джексон образует длинный залив, который имеет с обеих сторон несколько небольших бухт. При одной из сих бухт выстроен город, а весь залив составляет безопаснейшую гавань, закрытую от всех ветров, и легко может вместить весь английский флот. На берегах еще мало строений, но когда будет больше, тогда внутренний вид сего залива будет картинный. При входе на южной стороне поставлен на возвышенности вертящийся новый маяк, называемый Маккуори-Товер (Macquarie Tower).

Берега сего залива усеяны цветами и деревьями разного рода. Я сохранил по нескольку каждого растения, которые естествоиспытателями Эйхенвальдом и Фишером разобраны[186].

Сидней. Главный город и порт в семи милях от входа в Порт-Джексон; занимает ту часть мыса, которой Сидней-Ков отделен от Лане-Ков (Lane-cove), исключая сам мыс, где находится батарея Давес.

Глубина в заливе такова, что всякого рода корабли могут приставать к берегу. На восточном берегу Сидней-Кова сад губернатора и правительству принадлежащий ботанический сад, в котором стараются разводить произрастения всех стран; я послал для сего сада привезенные мной отаитские яблоки, сахарный тростник и кокосы с отростками и для сада капитана Пайпера дал несколько кореньев таро.

Город выстроен не по общему плану. До прибытия губернатора Маккуори мало занимались правильностью в построении, но теперь дома и улицы лучше; несколько общественных и частных строений таковы, что не обезобразили бы хорошие города в Европе. Как город занимает большое пространство, то при первом взгляде путешествователь может заключить, что число жителей велико, однако же не превосходит одиннадцати тысяч. Дома по большей части в одно жилье, и при каждом сад; цена их и наем квартир весьма дороги.

В Сиднее – местопребывание губернатора; общественные здания следующие: одна церковь, а другую ныне отстраивают; гражданский и военный госпитали, казармы военные и для ссылочных, сиротский дом для мальчиков, банк, два народных училища, небольшое Адмиралтейство, рабочий двор для общественных и казенных зданий, магазины, конюшни и проч.

Парамата. У окончания Джексонского залива, при впадающей в залив узенькой речке с пресной водой. Сведения о сем городе сообщены в первой части, при первом моем пребывании в Порт-Джексоне. Число жителей простирается до 4000.

Виндзор. В тридцати пяти милях от Сиднея, близ соединения рек Соут-Крик (South-creek) и Гавкесбури (Hawkesbury); раположен на холме около 100 футов вышиной, строением одинаков с Параматой. В Виндзоре церковь, губернаторский дом, госпиталь и другие здания. Большая часть жителей состоит из поселян, в окружности живущих, несколько мелочных купцов и ремесленников. Число всех их простирается до 5000. Река Гавкесбури в сем месте велика, и суда в сто тонн могут проходить четыре мили и далее до селения; несколько выше соединяется с рекой Непеаном.

Ливерпуль. При берегах реки Георга, от Сиднея в восемнадцати милях; составляет средоточие между Сиднеем, Брингеллем (Bringelly), Кабраматой (Cabramatta) и Пятью Островами (Five Islands), и по такому положению места со временем может быть большой важности. Река Георга почти в половину менее Гавкесбури, и суда о двадцати тоннах через Ботани-Бей, доходят до сего места; иногда, но редко и невысоко выступает из берегов.

Так называемые «паствы» заключаются между рекой Непеаном, Синими горами и кустарниками; границы их в виде продолговатого эллипса, пространство около 100 тысяч акров.

Сие место получило название от следующего случая: спустя несколько недель по прибытии губернатора Филиппса, пропали три коровы и два вола, которые были привезены с мыса Доброй Надежды; полагали, что природные жители их убили. Спустя семь лет возвратился один беглый из ссылочных с известием, что нашел несколько сот рогатого скота; сие побудило бывшего в сие время губернатора Гунтера туда отправиться, и он увидел, что донесение не ложно. Правительство дало повеление сей рогатый скот не истреблять, дабы размножился и принес пользу колонии. При всем том стада размножались так, что в 1814 и 1815 годах всего пасшегося скота насчитали от десяти до двенадцати тысяч. Потом, по причине случившейся засухи, все вымерли, а между тем как бедные окрестные поселяне, так и ссылочные много употребили в пищу; полагают, что ныне осталось не более 400.

По английским законам вор, укравший скотину, должен быть повешен, но такой приговор совершен только над тремя виновными. Ныне обличенных в сей краже отсылают на положенный срок в Ньюкастль.

Пять островов (Five Island). Воды, пересекающие в разных направлениях сию часть берега, при первом взгляде кажутся образующими острова, что и было поводом к наименованию сей части твердой земли островами.

Округ сей начинается на сорок миль к югу от Сиднея и простирается до реки Мелководной гавани (Shoal-haven River). Как по сей реке суда от семидесяти до восьмидесяти тонн могут ходить почти на двадцать миль, то округ Пяти Островов имеет против других большие выгоды, а притом и почва земли лучше. Единственный проход берегом так крут, что с опасностью на верховой лошади по оному проезжают; в сем округе торгующие скотом содержат свои запасы. Растения прекрасные, и во множестве между прочим деревья, называемые англичанами цедры, употребляемые по мягкости их преимущественно на мебель, обшивку мелких судов и другие изделия.

Ньюкастль (Newcastle, или Coal River). Округ сей и река получили название от угольных слоев, в окрестности находящихся. Уголь добывают ссылочные, которых присылают в Ньюкастль, ежели поведение их в Новом Уэльсе сделалось хуже. Около 700 человек сих преступников разрабатывают и столько добывают угля, что правительство имеет оного в излишестве. В сем округе великое множество устриц, из их раковин выжигают великое количество извести.

В Ньюкастльской гавани несколько песчаных мелей, однако же глубины достаточно для судов в 300 тонн; в окрестностях много цедровых деревьев; но вырублено столько, что хороших не иначе достать можно, как за сто миль вверх по реке. Начальник в Ньюкастле, капитан, имеет неограниченную власть, исключая на смертную казнь.

Порт-Маккуори. Сия гавань найдена в прошедшем году в 170 милях от Ньюкастля. Река, из внутренних стран текущая, впадает в гавань, а как в окрестностях открыто много каменного угля, кремня и железа, то наверное сказать можно, что правительство в скором времени заселит сие место.

Климат, особенно во внутренних странах Нового Южного Уэльса, весьма здоров, невзирая, что летом жара бывает несносной, во время жарких ветров. В самые знойные дни летних месяцев – декабря, января и февраля – в Сиднее ртуть в термометре поднимается до 21,4, 23,5 и 25,8° по разделению Реомюра, но от благотворного северо-восточного ветра, с месяц продолжающегося, с девяти часов утра до шести часов вечера жара некоторым образом сносна; ветер WSW или W следует за NW и дует во всю ночь. В самые знойные дни ветер отходит к северу и производит бурю, которая однако ж, продолжается не более одних или двух суток.

Жаркие ветры дуют от NW и WNW, и сила их жара умножается от великого пространства нагретой ими земли; в сие время периодические ветры перестают, и обыкновенно следует холодный южный бурный ветер и дожди; термометр опускается до 15,1° по Реомюрову размерению.

В продолжение трех летних месяцев бывают ужасные бури; молния, громы и проливные дожди освежают землю. Ежели летом в течение одного месяца нет дождей, тогда трава, ручейки и пруды высыхают, люди и скот терпят великий недостаток. В продолжение зимних месяцев ртуть в термометре опускается по утрам до 3,5 и 5,8°, а в полдень поднимается до 10,2° и 12,5° Реомюра.

Болезни в Новой Голландии – по большей части чахотка и кровавый понос. Врачи утверждают, что первая происходит от частой перемены температуры в воздухе, а вторая от многого питья воды и последовавшей потом простуды.

Ископаемые. В открытии минералов еще мало сделано успехов, ибо никто из переселившихся не принимается за горные промыслы. Накипи железа почти везде показываются, золото и медь также недавно открыты, и не подвержено сомнению, что в недрах сей обширной страны находятся благородные металлы и камни. Тяжеловесы[187] Новой Голландии превосходят американские и мало чем уступают бриллиантам.

Четвероногие животные. Хотя мало разных пород, но они почти все отличаются особенным видом от находящихся в других частях света, например:

Опоссум. Летяги разных пород; иные величиной с кошку. В Новую Голландию были привезены для разведения зайцы, но ныне их не видно – вероятно, природные жители перебили или ядовитые змеи истребили.

Кенгуру. Во множестве во всех местах; они так смелы, что подходят к самым селениям, где их убивают в большом количестве. Прыгают весьма быстро на задних ногах; их стреляют из ружей и травят борзыми собаками. Кенгуру весьма полезны. Кроме вкусного их мяса для пищи, хорошую шерсть и кожу выделывают и употребляют на обувь.

Кенгуру-крыса многим менее первой, но во всем похожа на обыкновенного кенгуру.

Дикие собаки – смесь между собакой и лисицей; не лают, людям никакого вреда не делают, а заедают овец и уносят кур.

Вомбат (Phascolomis Wombat) – весьма похож на маленького медвежонка, серого цвета, водится за Синими горами.

Утконосы (Ornithorhynchus) достойны особенного примечания. Водятся, как поныне известно, только в Новом Южном Уэльсе; длиной иногда до двух футов. На всех четырех ногах длинные, перепонкой соединенные пальцы с когтями, на задних ногах с боков шпоры, подобно как у петухов; сими шпорами защищаются. Местный житель, поймав одного утконоса у берега озера, был уколот шпорой, и вдруг открылись все те же признаки, как от уязвления змеи, однако ж он выздоровел. По рассмотрении сих шпор оказалось, что в самой оконечности оных отверстие, из коего утконос испускает яд. Сие животное имеет нос плоский, роговатый и похожий на утиный, шерсть довольно мягкую, подобную бобровой, под брюхом белесоватую. При анатомировании утконоса были найдены в нем яйца; сие доказывает, что утконосы не одним только клювом, но и воспровождением [способом размножения] походят на птиц.

Птиц разнообразных в Новой Голландии весьма много; отличаются видом и превосходными перьями, а именно: эму, или новоголландский казуар, черные лебеди, фазаны новоголландские, какаду белые и черные, несколько пород попугаев, как-то: королевские розетки синегорские; много параклитов, различных пород зимородки, некоторые значительной величины; птица, называемая аббатом, величиной с голубя, дымчатого цвета, с голой шеей и головой, на носу небольшой горб; перепелки, голуби, вороны и многие другие. У некоторых птиц замечания достойна перемена цвета перьев по возрасту, особенно у попугаев, так что можно одну и ту же породу принять за две совершенно различные породы, например молодые королевские попугаи зеленые имеют только под брюхом едва слабые красные перья, но по прошествии трех лет вся голова и шея и подбрюшье принимают красный цвет. В сем я удостоверился, имея с собой в путешествии королевских попугаев, которые все по возвращении моем в Петербург, в августе 1822 года, линяли, и после того на голове и шее выросли перья красные вместо зеленых.

В Новой Голландии множество змей и ящериц; первых мы не видали длиннее восьми футов, а последние – от шести дюймов до двух футов. Природные жители их боятся, особенно змей, но, убив, охотно едят их мясо. Нам рассказывали, что некоторые европейцы также едят и что женщины пристрастились к сей пище.

Земля Вандимена [Тасмания]

Берега сего обширного острова на взгляд лучше берегов Новой Голландии, внутренние части без исключения все удобны для земледелия. Весь остров горист, а на многих вершинах гор – большие озера, источники рек: Дервента, Гуона, Тамара и других. Хорошие гавани следующие: Дервент, Порт-Деви, Порт-Маккуори, Порт-Дальримпль и Ойстербай.

В Земле Вандимена нет тех деревьев, которые во множестве растут в Новом Южном Уэльсе, но в черном дереве, сосне гуанской и дереве там изобилие; последнее весьма крепко и имеет приятный запах; трава многим лучше, нежели в Новом Южном Уэльсе, и оттого рогатый скот, особенно овцы, весьма размножились; пшеница также лучше, и можно сказать, что Земля Вандимена – запасный магазин английской колонии.

Капитаном Куком обретен остров к востоку от Новой Голландии и назван Норфольк. На сей остров при основании колонии в Новом Южном Уэльсе привезены поселенцы и по причине черезвычайной его плодоносности ожидали, что будет доставлять хлеб; но как при острове Норфольк нет безопасного якорного места и удобной пристани для гребных судов, то поселенцы свезены, невзирая на все черезвычайные преимущества почвы земли, и в 1803 году избрали Землю Вандимена, где плодородие одинаково с островом Норфольк, и сверх того при берегах находятся хорошие закрытые и безопасные гавани.

Земля Вандимена изобилует железом, медью, квасцами, каменным углем, шифером, известковым камнем и базальтом, но золота и серебра до сего времени еще не сыскано. На Синих горах золотая руда открыта в 1820 году натуралистом Штейном, который был с капитан-лейтенантом Васильевым в путешествии вокруг света.

Природные жители Земли Вандимена в беспрерывной вражде с европейцами: часто истребляют стада их овец, не по нужде, а единственно чтобы нанести чувствительный вред своим неприятелям. Ненавидят вообще всех европейцев, но так боятся огнестрельного оружия, что три человека, оным вооруженные, могут пройти безопасно весь остров.

Причина столь глубоко вкорененной ненависти природных жителей к европейцам произошла от непростительного поступка первых английских пришельцев к реке Дервент. Вандименцы изъявили сим гостям дружбу и приверженность; конечно, и поныне продолжали бы поступать таким же образом, ежели бы начальствующий офицер не приказал в них стрелять картечью, полагая, что сии добродушные люди, привлеченные любопытством, имеют неприязненные намерения. Неожиданный выстрел произвел ужасное впечатление на диких; все дружелюбные сношения мгновенно прервались, и ненависть их к пришельцам дошла до такой степени, что о примирении и теперь еще помыслить невозможно[188].

Гобарт-Тоун (Hobart Town). Главный город и местопребывание вице-губернатора; от устья реки Дервент в девяти милях; основан не более шестнадцати лет, не так хорошо выстроен, как Парамата; расположен на двух холмах, посреди коих проток лучшей воды, выходящей из горы Стола[189]. Название сие дано горе по сходству ее с горой Стола на мысе Доброй Надежды. В течение девяти месяцев она покрыта снегом и ужасные ветры дуют вокруг.

Дервент. Гавань и вход в реку сего же названия; не уступает никакой гавани, и лучше многих. Река имеет два входа, которые разделены островом Питта[190]; один залив называют Данте-Касто, а другой – Бурный[191].

Река Дервент имеет довольную глубину, суда всякого рода могут входить на одиннадцать миль далее города Гобарта; пролив Данте-Касто образует от порта Коллинс до города Гобарта хорошую безопасную гавань, в коей глубина от четырех до тридцати сажен.

Бурный залив открыт от юга и юго-востока, исключая некоторых мест, где суда по нужде могут укрываться. Лучшее убежище – залив Адвентюр, хотя открыт с северо-восточной стороны, но несколько защищен островом Пингвинов, и суда, снабженные хорошими якорями и такими же канатами, могут стоять на якоре.

Залив Бурный ведет к другой хорошей гавани, называемой Северным заливом[192]. Сия гавань имеет шестнадцать миль в длину и в некоторых местах шириной шесть с половиной миль; в большей части залива хороший грунт, глубина от двух до пятнадцати сажен.

Залив Норфольк в Северном заливе образует гавань длиной девять миль; лучше всех защищен от ветров и нигде не имеет глубины менее четырех сажен. Вообще, заливы сии наполнены китами, которые обыкновенно в ноябре месяце оставляют неизмеримые глубины океана, дабы здесь воспроизводиться; для сего выбирают спокойные воды и пребывают в оных около трех месяцев.

Порт-Дальримпль. Обретен капитаном Флиндерсом в 1798 году и так назван губернатором Гунтером; находится при устье реки Тамар, которая впадает в пролив Басса.

Лаунчестаун – при той же реке. По причине нездорового воздуха вокруг сего места, четыре года тому назад заложен другой город, на три мили далее вверх, реки, и назван Георг-Тоун. Военный начальник имеет пребывание в сем городе. В нескольких милях от Лаунчестауна груды железных штуфов, которые так богаты, что содержат на 70 процентов металла. Рудников еще не обрабатывают – по причине малолюдства поселенцев в Новом Южном Уэльсе.

Климат в Земле Вандимена для европейцев благоприятнее, нежели в Порт-Джексоне, ибо не производит великих внезапных перемен в температуре воздуха: летом не слишком жарко, а зимой не слишком холодно. Зима, конечно, несколько холоднее, нежели в Новом Южном Уэльсе, и вершины гор бывают покрыты снегом, но в долинах редко снег остается на несколько часов. Разность в температуре воздуха Порт-Джексона и города Гобарта до 10° по фаренгейтову термометру[193].

Глава шестая

Отбытие из Порт-Джексона к острову Маккуори. – Плавание в Ледовитом океане. – Обретение острова Петра I. – Берега Александра I. – Плавание по южную сторону Ново-Шетландских островов. – Обретение островов: Трех Братьев, Мордвинова, Шишкова, Рожнова. – Прибытие и пребывание в Рио-де-Жанейро.

31 октября. В воскресенье, октября 31-го, мы подняли все гребные суда, и когда с утра по требованию моему обыкновенным сигналом приехал лоцман, шлюп «Восток» тотчас снялся с якоря. Невзирая, что на шлюп «Мирный» по призыву лоцман еще не приехал, лейтенант Лазарев снялся с якоря и последовал за «Востоком». Оба шлюпа остановились в дрейфе и поджидали едущего к нам капитана порта Пайпера. Во все пребывание в Сиднее мы пользовались особенно его благоприязнью; простясь с ним, прокричав друг другу взаимное «ура!» и отдав крепости салют, на который нам ответствовали равным числом, мы наполнили паруса. Капитан Пайпер не довольствовался сим изъявлением своего дружелюбия, поехал на свою дачу, мимо которой шлюпам надлежало идти, и салютовал нам вслед из своих малых пушек. Не без сожаления оставили мы место, где все время нашего пребывания проводили с большим удовольствием.

Лишь только приблизились к выходу из залива, зыбь от SO нас встретила и, по мере отдаления нашего в море, увеличивалась. Ветер, дувший в заливе от W, перешел к SW. Ясное небо задернулось облаками, мрачность покрыла берега, и пошел дождь. Все повторяли русскую пословицу, при дожде употребляемую: «Богато жить».

1 ноября. К вечеру ветер скрепчал, принудил нас спустить брам-стеньги и остаться под фор– и грот-марселями. Ноября 1-го погода была бурная, от юга, сопровождаемая пасмурностью, а иногда и дождем.

2 и 3 ноября ветер дул противный, от юга, и временем набегали дождевые тучи; я старался удерживаться на одном месте до попутного ветра. Большие черные бурные птицы, альбатросы разной величины и цвета беспрерывно нам сопутствовали.

4, 5 и 6 ноября. Ветер все еще был хотя противный, но тихий, при ясной погоде. Мы воспользовались сими хорошими погожими днями, просушивали паруса, все служительское мокрое платье, сено, взятое для баранов; вычистили и просушили палубы. По причине недостаточной твердости в шлюпе, спустили все пушки с дека на кубрик, оставив одни каронады на шканцах – для сигналов; запасный рангоут, в пребывание наше в Порт-Джексоне, я убрал в нижнюю палубу, оставив самонужнейшие вещи на росторах, и к укреплению верхней части шлюпа употребил все возможные средства, как-то: положены найтовы из борта в борт у самой кормы и около бизань-мачты; под все бимсы подбили пиллерсы, ибо они были не под всеми; переправляли переборки, которые при качке судна выходили из своих мест.

Парадный люк на шлюпе был в кают-компании, столяры обгородили оный переборкой, дабы холод и сырость менее пробирались в судно; привели все люки в порядок, обив их смоленою парусиной; в грот-люке вставили посредине стекло для света, а для входа и выхода команды остался один фор-люк; в оба люка команде предоставлено выходить тогда только, когда опасность востребует скорой помощи. Докончили уменьшение лисель-спиртов по соразмерности убавленных реев.

6-го погода была прекраснейшая, почему вынесли на шканцы купленных в Порт-Джексоне разных птиц, как-то: белых и одного черного какаду, лори, королевских и синегорских попугаев и одного маленького попугая с острова Маккуори, промышленниками привезенного в Порт-Джексон, где я его купил; сию птицу и черного какаду ценили более всех прочих; сверх того, у нас были два голубя с Синих гор и один с острова Отаити. Мы насчитывали на шлюпе «Восток» восемьдесят четыре птицы. Они производили большой шум, некоторые из какаду произносили разные английские слова, а прочие птицы дикими голосами кричали и свистали. Мы взяли также кенгуру, который бегал на воле, был весьма ручной и чистоплотный; часто играл с матросами и требовал мало присмотра; ел все, что ему давали.

7 ноября. В полдень мы находились на широте южной 34°41'41''; долготе восточной 150°46'26''; теплоты было 16,5°; склонение компаса оказалось 90°12' восточное.

В первые два дня от выхода из Порт-Джексонского залива, когда мы еще не отделились от берега, течение шло к SW 57°, семьдесят две мили, а потом ежедневно сносило нас к NW по тридцати пяти миль.

Во всю ночь был штиль, небо облачно, и временно луна из-за облаков освещала поверхность моря; ртуть в термометре в полночь стояла на 13,8°. С утра сделалось маловетрие от востока, потом ветер час от часу свежел; мы сим воспользовались и направили путь к югу.

7 ноября было воскресенье, а потому мы не позволили служителям завтракать, доколе они не окончили очистки шлюпа и не вымылись теплой морской водой.

В полдень находились на широте 35°30'18''южной, долготе 152°16'43''восточной. Течение моря шло на SW 68°, тридцать восемь миль в сутки. В час пополудни по приглашению моему приехал лейтенант Лазарев с некоторыми офицерами к обеду. Я объявил ему, что не намерен идти к Аукланским островам, ибо сей курс нас много отвлечет на восток, по причине господствующих западных ветров в средних широтах, и приблизит к путям капитана Кука, и для того, вместо сих островов, я положил идти к острову Маккуори. В случае разлучений назначил, как и прежде, искать друг друга три дня на том месте, где в последний раз виделись, а ежели, сверх чаяния, не встретимся, тогда ожидать неделю у северо-восточной оконечности Новой Шетландии, которую я имел намерение осмотреть; потом идти в Рио-де-Жанейро, и ежели там не сойдемся, прождав месяц, исполнять по инструкции, с которой лейтенант Лазарев имел копию.

В 6 часов пополудни гости наши возвратились на шлюп «Мирный». В сие время все небо покрылось облаками, горизонт – мрачностью; пошел дождь, и продолжался всю ночь.

8 ноября. 8-го небо было также покрыто облаками, горизонт мрачен и шел дождь. Мы имели хода по семи и восьми миль в час на StO, при северо-восточном ветре; зыбь была большая от SO и производила сильные удары в носовую часть. Мы непрестанно встречали бурных птиц и плавно летящих альбатросов, разного цвета и величины.

В полдень в носовой каюте, около форштевня, оказалась течь. Капитан-лейтенант Завадовский осматривал оную: вода входила так сильно, что слышно было ее журчание, но в какое место, невозможно было видеть за обшивкой. В Порт-Джексоне, сколько могли, обдирали медь в носовой части, проконопатили под оной весьма хорошо и потом обили медью до самого баргоута, но и после такой предосторожности, к крайнему всех сожалению, течь оказалась; надлежащих против сего мер в нашем положении взять не было возможности и места, а время года, лучшее для плавания в Южном полушарии, нам не позволяло переменять нашего намерения.

К ночи ветер отошел к О, а потом к SO, скрепчал и дул порывами, с дождем, производя большое волнение, что принудило нас взять у марселей по другому рифу.

Убавление всего рангоута и парусов, постановление всех пиллерсов и понижение тяжести всей артиллерии довольно ощутительно уменьшило движение верхней части шлюпа «Восток», однако же я не смел нести много парусов, дабы через то, умножая ход, не увеличить течи в носовой части. Итак, мы, с большим трудом преодолев одно неудобство шлюпа, были заняты другим, несравненно важнейшим, которое могло произвести гибельные следствия. Не имея средства сему помочь, я имел одно утешение в мысли, что отважность иногда ведет к успехам.

9 ноября. При том же юго-восточном свежем ветре, облачном небе, накроплении дождя и мрачности горизонта мы продолжали курс левым галсом к югу, склоняясь несколько к западу. В 6 часов утра прошли мимо плавающей морской травы. В полдень находились на широте 40°10'45''южной, долготе 151°42'28''восточной. Ртуть в термометре уже начала понижаться: в самый полдень теплоты было только 11°. Сегодня, кроме обыкновенных птиц, которые ежедневно показывались, летало около шлюпов несколько погодовестников.

10, 11 и 12 ноября. Три дня ветер дул тихий, от востока, и позволял нам продолжать путь к югу. Мы все еще приготовляли наши шлюпы для плавания в больших широтах Южного океана. Плотники обшивали корму наглухо, ибо я полагал, что сия обшивка несколько послужит скреплением для кормы и предохранит оную от волн. В полдень 12-го находились на широте 44°53'58''южной, долготе 150°41'48''восточной; течение моря в последние двое суток оказалось SW 75°30'. Мы встретили трех китов; на одном из них видны были неровности, вероятно, оброс ракушками[194].

13 ноября. Ночь темная; по термометру теплоты 7°; мы продолжали курс к югу до самого полудня. Широта места нашего была 47°18'58''южная, долгота 150°21'44''восточная. С сего времени я взял курс SSO 1/2 O, дабы приблизиться к острову Маккуори. Зыбь, которая шла от NO, сделалась от NW и в продолжение ночи качала нас с одного бока на другой.

14 ноября. С вечера 14-го ветер перешел в NW четверть и дул свежий; ночь была темная; мы держались тем же курсом, имея мало парусов, дабы не уйти от шлюпа «Мирный». С утра нашел от WN густой туман, после 8 часов начал редеть, и солнечные лучи слабым сиянием проницали сквозь мрачность. От сильной качки и скрипа переборок, лестниц и разных частей шлюпа весьма было неприятно оставаться в каютах, и мы большую часть времени проводили на шканцах; дождь, мрачность и туман сближали горизонт нашего зрения, и нас ничто не занимало, кроме нескольких птиц, изредка летавших.

В полдень мы находились на широте 50°15'9''южной, долготе 152°13'27''восточной. В продолжение дня проплыло множество морской травы; мы видели эгмонтских куриц и других птиц и потому предполагали, что берег близко; от мрачности зрение наше простиралось только на пять миль. В 11 часов вечера, по причине скрепчавшего ветра с порывами, мрачностью, и предполагая, что берег близко, я сделал сигнал привести к ветру. Сила западного ветра принудила нас всю ночь остаться под зарифленным грот-марселем и фоком. В полночь сожженные фальшфейеры показали положение каждого шлюпа.

15 ноября. К полуночи ветер вдруг стих; большое волнение от запада продолжалось, шлюпы сильно качало с боку на бок. В 3 часа утра при рассвете поставили рифленый фор-марсель, и я взял прежний курс на SSO 1/2 O; шлюп «Мирный» последовал за «Востоком». Ветер тогда же перешел к SW и скрепчал по-прежнему. С возрастающей широтой места наших шлюпов температура воздуха приметно переменилась. Поутру теплоты было только 4,5°, и все чувствовали скорое приближение холода; уже несколько дней мы надели суконное платье. В полдень находились на широте 52°20' южной, долготе 153°57'22''восточной. Склонение компаса найдено 13° восточное.

Сегодня в первый раз пробегали тучи со снегом и градом; ртуть в термометре во время порывов опускалась на 3° теплоты; широта места шлюпов была тогда 53°, время года соответствовало в Северном полушарии половине мая, т. е. самой приятнейшей весне. В продолжение дня проплыло множество морской травы, которая, переплетаясь между собой, составляла как будто плоты разной величины. Шлюпы наши были окружаемы пеструшками, голубыми и черными бурными птицами и малым числом дымчатых и белых альбатросов, плавно летающих.

Прошедшие четыре дня течением моря нас ежедневно сносило в SW четверть по четырнадцати миль в сутки.

16 ноября. В ночь 16-го на небе было немного облаков; звезды блистали ярко; теплоты 3°. На шлюпе «Восток» несли мало парусов, чтоб не уйти от «Мирного». До полудня нам удалось взять по двадцати лунных расстояний, по которым определена долгота:

Мною – 155°40'53''восточная

Капитан-лейтенантом Завадовским – 155°42'18''восточная

Штурманом Парядиным – 155°42'51''восточная

Средняя долгота по трем хронометрам – 155°57'59''восточная.

Долгота, определенная хронометрами, достовернее, нежели найденная по расстояниям луны, ибо мы недавно вышли из порта и хронометры не успели переменить своего хода, а расстояния были измеряемы при большой качке шлюпа, которая препятствует произведению наблюдений с точностью. В полдень место шлюпов было на широте 54°33'16''южной, долготе 155°57'59''восточной.

Прийдя в полдень на параллель острова Маккуори, я взял курс на OtS к сему острову. В 2 часа пополудни встретили несколько ныряющих пингвинов и ежедневно провожающих нас птиц: пеструшек, черных и голубых бурных птиц, альбатросов, дымчатых и белых, и одну эгмонтскую курицу; мы прошли мимо множества морской травы.

Курицей Эгмонтской гавани называют род мартышек (Larus, mouette или Goeland), она приметна по серо-бурому цвету перьев, по белому большому пятну при начале каждого крыла и такому же пятну при начале хвоста; приметна по хвосту, который состоит из перьев почти равной длины; в орнитологической системе описана под названием Larus catarrhactes (см. Линнееву систему природы, изданную Гмелином). Вся верхняя челюсть до ноздрей, которые близки к концу клюва, покрыта особливой перепонкой. Когти на внутренних пальцах больше прочих, серпообразны, как у птиц хищных, сжаты и остры; на средних шире, тупее и загнуты; на наружных – величиной и видом между теми и другими; на задних пальцах весьма коротки, тупы и мало загнуты.

Образ жизни сих птиц известен; мы видали их весьма много при берегах всех островов, лежащих в южной широте от 45 до 70°; далеко от земли не отлетают, и потому служат необманчивым признаком близости оной. По белому пятну на нижней стороне каждого крыла их весьма легко узнать налету, даже в довольном расстоянии; летают весьма высоко; мы никогда не видали их больше двух вместе; пожирают яйца пингвинов и падалище; мясо вкусом походит на тетеревиное и для пищи весьма хорошо.

В 8 часов вечера, достигнув параллели середины острова Маккуори по карте Арроусмита, мы пошли на О; ветер стоял тихий, а потому ход шлюпов во время ночи был не более трех миль в час; я смело продолжал путь всю ночь, ибо по упомянутой карте от сего места до острова Маккуори оставалось 150 миль.

17 ноября. В 3 часа утра мы прибавили парусов; скоро на рассвете открылся впереди нас берег на NO 82°, и мы признали сей берег за остров Маккуори; в сие время видели голубых бурных птиц во множестве, несколько альбатросов и одну курицу Эгмонтской гавани. В 5 часов утра я взял курс к северной оконечности острова. В 9 часов, подойдя ближе, усмотрели впереди нас камни, омываемые большим буруном; я признал оные за те самые камни, которые находятся на арроусмитовой карте под названием Судей. В час пополудни, обойдя по северную сторону сих камней в полумиле, обратился к северо-восточной оконечности острова Маккуори; приближаясь к оной, под защитой берега, лег в дрейф и на ялике послал капитан-лейтенанта Завадовского на берег в бухту, на низменный перешеек, который отделяет северный высокий мыс от острова[195]; велел осмотреть, не найдется ли ручейка, чтобы наполнить свежей водой порожние наши бочки. С Завадовским поехали художник Михайлов – для срисовывания вида, а для любопытства – астроном Симонов и лейтенант Демидов; со шлюпа «Мирный» лейтенант Лазарев и некоторые из его офицеров также отправились на берег.

Мы предполагали, что остров Маккуори покрыт всегдашним льдом и снегом, как и остров Южная Георгия, ибо оба в том же полушарии и в одинаковых широтах; крайне удивились, найдя, что остров Маккуори порос прекрасной зеленью, исключая каменные скалы, которые имели печальный темный цвет. В зрительные трубы мы рассмотрели, что взморье сего острова покрыто огромными морскими зверями, называемыми морскими слонами (Phoca proboscidea) и пингвинами; морские птицы во множестве летели над берегом.

В 4 часа пополудни я был обрадован, увидя гребное судно, идущее к нам от юга вдоль берега, по восточную сторону острова, а вскоре за сим и другое показалось. Суда сии принадлежали промышленникам из Порт-Джексона; они отправлены для натопления жира морских слонов. Один отряд находился на острове девять, а другой шесть месяцев.

Промышленники жаловались, что четыре месяца остаются без дела, наполнили все бочки и не имеют порожних, а как провизии уже мало, то им весьма неприятно было услышать от нас, что судно «Мария-Елизавета», назначенное им на смену, при отправлении нашем из Порт-Джексона еще тимберовалось[196] на берегу и потому не может скоро к ним прибыть.

От сих промышленников я узнал, что на острове пресной воды много, самое удобное место для наливания бочек – посередине острова, где они расположились, и охотно готовы на всякое нам пособие. Тогда прибывших к нам я велел потчевать сухарями с маслом и грогом; они уже несколько месяцев сего драгоценного для них напитка не имели; после нашего угощения были словоохотливее и еще усерднее предлагали нам свои услуги.

В 5 часов большой морской зверь окровавленный плыл мимо шлюпа «Восток»; мы ранили его еще двумя пулями – кровяная струя оставалась долго на поверхности моря. Я хотел спустить шлюпку, чтоб за ним гнаться, но промышленники объявили, что на воде невозможно его убить, а на берегу их много и без затруднения можно выбирать любого.

В 8 часов вечера ялики к нам возвратились; мы до сего времени держались близ берега, куда они отправились. Капитан-лейтенант Завадовский донес мне, что, приближась к берегу, усмотрел камни, о которые зыбь сильно разбивалась. Избрал одно место, где берег отрубом. Зыбь также разбивалась, но были промежутки, в коих, хотя с трудом, могли пристать; тогда взорам наших путешественников представилось обширное пространство, усеянное пингвинами трех родов, большими морскими зверями, которых спокойного сна ничто не нарушало. Два рода пингвинов принадлежали к тем, каких мы прежде видели около острова Георгия и на льдах; а третий более первых. Сего рода пингвинов видел спутник Кука Саундерс на острове Квергелен и упоминает об оных в третьем путешествии капитана Кука.

Выстрел из ружья, сделанный капитан-лейтенантом Завадовским в одного из морских зверей, пробудил всех, но они только открыли глаза, замычали и опять заснули; некоторые были весьма велики. Один приподнялся на передние лапы, разинул пасть и заревел. Завадовский прямо в него выстрелил картечью, в самом близком расстоянии; однако ж зверь не свалился, а только попятился задом в море и уплыл; вероятно, он плыл окровавленный мимо нашего шлюпа.

Пройдя далее по берегу, увидели ряд бочек с железными обручами, а потом землянки с затворенными дверьми; в сем месте сушили кожи, снятые с морских зверей; множество птиц билось над головами наших путешественников. Лейтенант Демидов, не сходя с места, настрелял двадцать куриц Эгмонтской гавани. Пройдя еще далее по берегу, встретили множество пингвинов, которых промышленники называют королевскими.

Пингвины сии не уступали дороги, надлежало их расталкивать. Капитан-лейтенант Завадовский и прочие заметили у каждой птицы по яйцу, которое они держали между ног, прижав носом к нижней части брюха, на коем яйцо выдавливает небольшую оголившуюся впадину, задняя же часть его лежит на лапах, и таким образом оно держится крепко; дабы не уронить яйца, пингвины не бегают, а скачут на обеих ногах. Тут же видели пингвина, покрытого мохнатым мехом, подобным енотовому, только мягче. На обратном пути капитан-лейтенант Завадовский взял с собой одного пингвина мохнатого и несколько королевских; набрал яиц, разного рода трав, камней, несколько кож с молодых морских зверей и их жира, настрелял эгмонтских куриц, морских и разных чаек и одного попугая; но воды пресной на пути своем не нашел.

Подняв ялик на боканцы, мы поворотили от берега и на ночь взяли курс NNO. Ветер от NW скрепчал, небо покрылось облаками, почему мы принуждены взять у марселей по два рифа. Ночь была самая темная.

В 10 часов того же вечера, когда я ходил по шканцам, мы внезапно почувствовали два сильных удара, как будто бы шлюп коснулся мели; я велел бросить лот, но на шестидесяти сажен дна не достали, и потому заключили, не набежали ли мы на спящего кита, или прошли гряду камней, коснувшись оной, что, однако ж, могло быть для нас гибельно. Шлюп «Мирный» находился тогда под ветром на траверсе. Лейтенант Лазарев прислал на гребном судне лейтенанта Анненкова донести, что шлюп его коснулся мели и они чувствовали два сильных удара, но лотом на пятидесяти саженях дна не достали.

Сие донесение вывело меня некоторым образом из сомнения, что удары обоим шлюпам в одно время и одинаковым образом не могли быть от спящего кита или от подводной мели. Я велел сказать лейтенанту Лазареву, что с нами то же самое последовало и, вероятно, мы чувствовали сей удар от землетрясения, ибо в таком случае в одно время и большой флот может вдруг почувствовать равное число ударов.

До полуночи ветер еще более скрепчал, мы взяли по третьему рифу у марселей. В самую полночь на шестидесяти пяти саженях лотом дна не достали, и с сего времени я уже был совершенно уверен, что в близости нет никаких мелей.

18 ноября. Перед рассветом поворотили опять к берегу, прибавив парусов и лавируя вблизи оного, искали ручья, чтоб налиться водой. В 10 часов приехали с берега промышленники и указали на свое селение, которое едва можно было отличить от берега как по малости, так и по одинаковому с берегом цвету. Перед полуднем мы подошли к сему месту, легли в дрейф и послали на берег с обоих шлюпов под начальством лейтенанта Лескова гребные суда с анкерками, посадят на каждое судно по одному промышленнику, которым известен проход к берегу между камнями; шлюпы держались под парусами близ сего места.

В 2 часа пополудни я поехал на берег с лейтенантами Лазаревым и Торсоном и художником Михайловым; приблизившись к острым камням, о которые бурун с шумом разбивался, прохода за оными мы не видали, доколе лейтенант Лесков с берега нам не указал, где должно идти между камнями. Мы пристали к берегу у самых шалашей. Гребные суда были совершенно в безопасности: камни защищали их от буруна.

Начальствующий над промышленниками нас встретил и повел в свой шалаш или избу, которой длина двадцать, ширина десять футов, внутри обтянута шкурами морских зверей, снаружи покрыта травой, на острове растущей; в одном конце был небольшой очаг и лампа, в коих беспрерывно держали огонь. На очаге, за неимением дров и угля, горел кусок сала морского зверя, а в лампе – истопленный его жир; подле очага стояла кровать; в другой половине шалаша лежали съестные припасы; внутри от копоти было так черно и мрачно, что мерцающий огонь лампы и скважина, обтянутая пузырем, мало освещали внутренность хижины, и, доколе мы не могли осмотреться, нас водили за руки; жилища других промышленников были лучше.

Начальник рассказывал нам, что ввечеру накануне чувствовали два сильных удара землетрясения. Он уже шесть лет безвыходно на острове Маккуори занимается промыслом вытапливания жира из морских слонов; других же морских зверей нет на сем острове, который еще недавно служил местом для промышленности большей части порт-джексонского купечества.

Изобилие морских котиков было причиной, что многие суда немедленно отправились из Нового Южного Уэльса для промысла их шкур, коих требовали в Англию так много, что цена хорошей шкурки котика возвысилась до одной гинеи; но неограниченная алчность в короткое время всех котиков истребила.

Ныне на острове Маккуори промышляют только одним жиром морских слонов. Убив спящего зверя, обрезают ножами жир, кладут в котлы, поставленные на камнях так, чтоб было довольно места снизу для огня, который разводят посредством нескольких кусков того же жира, и переливают оный в бочки. Часть расходится в Новом Южном Уэльсе, а остальную отправляют в Англию и получают выгодную цену.

Промышленников на острове в сие время было два отряда: один состоял из тринадцати, другой из двадцати семи человек. Образ жизни их здесь некоторым образом сноснее, нежели промышленников, которых мы видели в Южной Георгии; те и другие питаются теми же морскими птицами, ластами молодых морских слонов, яйцами пингвинов и других птиц; но здешние промышленники имеют, кроме лучшего климата, и ту выгоду, что на острове находят средство к предохранению от цинги.

Дикая капуста, так ими называемая, без сомнения спасительное средство от сей болезни, растет во множестве по всему острову; от прочей травы отличается темной своей зеленью; листья имеет широкие, выходящие горизонтально и окраенные городками[197]; поверхность сей капусты темная, а низ светло-зеленый; стебли длиной около фута и так же, как листья, мохнаты; цвет на среднем стебле белый, как у цветной капусты; большая часть корня, который толщиной два дюйма, лежит по земле, а на конец и тонкие отростки оного входят в землю; корень вкусом похож на капустную кочерыжку.

Промышленники оскабливают стебли и корень, разрезают мелко и варят в похлебке. Мы много набрали сей капусты и наквасили впрок для служителей, а для офицерского стола наделали из корня пикулей; из заквашенной варили вкусные щи и жалели, что не больше заготовили.

Лист сего растения рассматривали натуралисты Фишер и Эйхенвальд в С.-Петербурге и наименовали Gunnera, другой род растения назван ими Cryptostules; а о третьем, которым весь остров покрыт, они сказали: неопределяемая трава без цвета, но нам казалось обыкновенной травой, с той только разностью, что растет повыше, от сырости климата; бараны ели оную охотно.

Из четвероногих животных водятся на острове Маккуори дикие собаки и кошки, которые всегда кроются в густой траве на возвышенностях; завезены и оставлены европейцами и одичали. Таким образом, от лейтенанта Обернибесова со шлюпа «Мирный» осталась собака, и ежели ее не приласкают промышленники, конечно, присоединится к диким собакам.

Мы шли вдоль песчаного взморья, чтобы посмотреть морских слонов, которые по два и по три месяца лежат спокойно, не трогаясь с места. Нас провожал один из промышленников; он имел с собой орудие, которым бьют слонов; сие орудие длиной четыре с половиной фута, толщиной два дюйма, наружный конец шарообразен, четыре и пять дюймов в диаметре, окован железом и обит острошляпочными гвоздями. Когда мы приблизились к одному спокойно спящему слону, промышленник ударил его своим орудием по переносью. Тогда слон, отворив пасть, заревел громким и жалостным голосом и уже лишился силы пошевелиться; промышленник взял нож и сказал: «Жаль смотреть, как бедное животное страдает», – и ножом черкнул его с четырех сторон по шее; кровь полилась фонтанами, составляя круг, после чего слон еще раз тяжко вздохнул, и с тем кончилась жизнь его. Больших слонов, кроме сего удара, прокалывают еще копьем прямо в сердце, чтоб они оставались на месте.

Старые самцы, которых мы видели, были величиной около двадцати футов. Они имели хобот длиной около восьми дюймов, в конце хобота ноздри. Выплывают из воды по большей части на траву и лежат в ямах, как нам казалось, собственной их тяжестью выдавленных, ибо грунт земли весьма рыхлый. Самка и молодые самцы мордой несколько похожи на мосек и хобота не имеют; на ластах, служащих им вместо передних ног, по пяти соединенных пальцев с когтями; промышленники употребляют сии ласты в пищу и говорят, что от молодых весьма вкусны. Слоны хвоста не имеют, глаза у них большие, черные, кожа годна на обивку сундуков или баулов.

Мы по сие время в Южном полушарии встречали три рода пингвинов, и все они находятся на острове Маккуори; на берегу не смешиваются; каждый род занимает особенные места или составляет особые стада.

Альбатросы[198], курицы Эгмонтской гавани, голубые бурные птицы, чайки и другие морские птицы прилетают на остров Маккуори класть свои яйца и выводить детей. В нашу бытность они сидели уже на яйцах. В сие время промышленники не имеют надобности в ружьях и порохе; бьют птиц просто палкой и употребляют их в пищу, почитая весьма вкусным кушаньем.

Пресной воды на острове много, около становища промышленников течет из горы, и наливать анкерки весьма удобно. Впрочем, и во многих других местах мы видели пресную воду, которая течет прямо в море, но по причине буруна не везде удобно оною наливаться.

К крайнему нашему удивлению, на сем полуохладевшем острове видели множество небольших попугаев; все принадлежат к одной породе.

Остров Маккуори, по словам промышленников, обретен бригом «Гезельбургом»[199] из Нового Южного Уэльса, в 1810 году, и принадлежит, как кажется, к продолжению подводного хребта, коего разные вершины составляют гряду островов: Новых Гебрид, Новой Каледонии, островов Норфольк, Новой Зеландии, острова Лорда Аукланда и Маккуори. Остров сей почти весь ровен, высок, покрыт рухлой землей и оброс травяными кустами, подобно как во всех северных странах. Длина оного семнадцать, ширина шесть миль; направление N 1/2 О и S 1/2 W. Середины широта 54°38'40''южная, долгота 158°40'50''восточная. Камни, называемые Судьи и Писарь, окружены рифом на 1/2 мили и находятся на широте 54°23'5''южной, долготе 158°45'50''восточной. На карте Арроусмита остров Маккуори положен восточнее на 1°5', камни Судьи и Писарь на столько же восточнее и на 13′ южнее.

Ветры при сем острове дуют по большей части западные; северный сопровождается сыростью и дождем, южный – холодом, а восточный бывает редко, но весьма крепкий. Температуру воздуха в зимнее время, за неимением термометра, промышленники определить не могли, а рассказывали о сем каждый по своим чувствам, и все различно. В том, однако же, все согласны, что зимой наносится от юга несколько льда, который, приткнувшись около острова к мели, довольно долго держится.

В 5 часов мы возвратились на шлюпы с добычей, состоящей из двух альбатросов, двух десятков битых и одного живого попугая, которого мне уступил промышленник за три бутылки рома. В продолжение обозрения острова катер и ялик ездили туда беспрерывно и привозили на оба шлюпа воду довольно успешно.

19 ноября. На ночь мы опять легли в море, ибо я был намерен ожидать обещанной промышленниками шкуры большого морского слона, так, чтоб она была совсем полная, т. е. с головой, дабы можно по возвращении в Петербург набить и сохранить вид сего редкого и примечания достойного зверя.

Промышленники замешкались, а потому мы послали еще ялики, которые возвратились не прежде 2 часов пополудни; со шлюпа «Восток» отправлен был комиссар Резанов, он предпочел вытопленный слоновый жир пресной воде, за которой был послан, и налил все анкерки жиром за одну бутылку рома. Ветер вскоре засвежел, мы взяли у марселей по три рифа; между тем промышленники на китобойном судне доставили на шлюп «Мирный» слоновую шкуру сообразно с моим желанием. Сии добрые люди даже с опасностью жизни исполнили наше поручение, ибо нашедшая тогда густая пасмурность с мелким дождем все скрыла от глаз. Лейтенант Лазарев дал промышленникам компас и указал румб, по которому надлежало им возвратиться; сверх того наделил их провиантом и ромом, ибо они в сих потребностях имели недостаток.

Я привел шлюп на SWtW, чтобы, приблизившись к берегу, идти к югу вдоль острова, для обозрения остальной части оного, но по причине пасмурной погоды, сопровождаемой жестокими порывами, я опасался исполнить мое намерение, ибо подверг бы шлюпы опасности; до темноты мы шли на SO, чтоб уйти от восточного ветра, потому что барометр все еще понижался, а как пасмурность была так густа, что мы не видели далее полумили, и ветер стоял весьма крепкий, то и привели к ветру в NO четверть, в том намерении, чтобы, когда прояснится, продолжать обозрение к югу по направлению островов Новой Зеландии, Лорда Аукланда и Маккуори, ибо можно было надеяться, что гряда сия не вдруг оканчивается.

20 ноября. Ветер переменился и задул с той же свирепостью от WtS, при пасмурности и дожде, а потому в 2 часа утра, отдав у грот-марселя один риф, я взял курс к югу, придерживаясь, сколько можно, к западу; когда и рассвело, туман скрывал остров Маккуори.

Находясь на широте 54°56'13''южной, долготе 159°13' восточной, мы видели сквозь туман бледное солнце, сим воспользовались и определили склонение компаса 14°30' восточное.

В продолжение пасмурности летали около нас все те морские птицы, которых мы встретили около острова Маккуори; проплыло несколько кустов морской травы, и слышен был крик пингвинов. Ветер крепкий западный, со шквалами, снегом и градом, продолжался до 9 часов следующего утра, а с сего времени настал тихий переменный.

21 ноября. В полдень мы находились на широте 56°12'47''южной, долготе 159°2'34''восточной. В продолжение дня набегали шквалы с дождем и снегом, но не долговременные, а в 10 часов вечера, имея противный от юга ветер, мы поворотили к западу, дабы не отдалиться от меридиана острова Маккуори и не приближиться к пути капитана Кука.

Сегодня также видели куриц эгмонтских, много голубых бурных птиц, альбатросов дымчатых и морскую траву.

23 ноября. Ветер от юга продолжался до полудня 23-го, когда установился из SW четверти, откуда уже несколько дней шла большая зыбь. В сие время на шлюпе «Восток» привязали марсели, грот и фок совершенно новые, дабы, войдя во льды, в случае крепкого ветра была надежда на паруса; старые, высушив, убрали на места.

Мы прилагали крайнее старание, чтобы в палубе воздух был сух, и для того весьма часто топили печки, но слабость шлюпа принуждала нас выкачивать воду, и при беспрестанной качке она разливалась по палубе и производила сырость. Обращая внимание на неизвестный путь во время бури, при снеге, тумане и пасмурности между льдами, нам надлежало иметь великое попечение о шлюпе, которому предназначено противоборствовать всем непогодам.

Мы видели пингвинов и несколько кустов морской травы; некоторые кусты казались весьма стары и подобны мочалкам. Ежели бы сие и было признаком близости земли, то большая зыбь от W и SW доказывала нам, что по сему направлению нет берега, исключая разве весьма малых островов, которые не могут преградить ход зыби.

С полудня, при свежем ветре из SW четверти и большом волнении, теплоты было 3°, по горизонту мрачность. К 4 часам ветер постепенно усиливался порывами, а к 10 часам утра превратился в бурю. Качка была так велика, что мы не могли ходить не держась, а день так мрачен, что шлюпа «Мирный» часто не видали, невзирая, что был от нас недалеко. Буря сия, с густым снегом и градом, свирепствовала до 5 часов пополудни 24-го, тогда ветер несколько смягчился и сила его быстро уменьшилась, но снег все продолжался.

25 ноября. В полдень 25-го теплоты было только 0,5°, а к 5 часам утра термометр остановился на точке замерзания, и тогда совершенно заштилело. По степени холода заключили, что льды от нас должны быть не в дальнем расстоянии. Во весь день продолжалось маловетрие и попеременно то выглядывало солнце, то выпадал мокрый снег.

26 ноября. 26-го туман расстилался по морю, шел мокрый снег; дождь и вода от снега со снастей и парусов беспрестанно падала и все мочила. Дымчатые альбатросы весьма близко от нас пролетали, и хотя их застреливали, но по причине черезвычайной качки от большой W и SW зыби невозможно было спустить ялик, чтоб брать убитых птиц.

27 ноября. Мы шли к югу, склоняясь к востоку и придерживаясь ветра, который дул от SW тихий. Небо покрыто было облаками, а горизонт – мрачностью. Поутру пронесло куст морской травы, и мы видели одну эгмонтскую курицу. Седьмой, восьмой и девятый часы утра термометр стоял на точке замерзания, а к полудню поднялся на 3° теплоты. В самый полдень мы находились на широте 60°21'34''южной, долготе 163°31'29''восточной. Склонение компаса, среднее по разным компасам, было 22°1' восточное.

Во время обеда, пройдя южную широту 60°, в которой в Северном полушарии находится С.-Петербург, мы вспомнили близкую нашему сердцу столицу и пили за здоровье любезных наших соотечественников; после полудня выпадал снег.

28 ноября. При том же ветре и небольшой зыби от SW мы шли на SSO; небо было покрыто облаками, горизонт – в мрачности, термометр стоял на 0,3° ниже точки замерзания; однако же мы не чувствовали такого холода, как в прошедшие дни, ибо начали к оному привыкать.

С 7 часов утра мрачные тучи одна за другой проходили то с мелким, то с густым и крупным снегом, который во множестве прилипал к парусам и снастям и при колебании шлюпа большими кусками сваливался. Густые тучи производили темноту, так что мы не видели шлюпа «Мирный» на расстоянии нескольких кабельтовых. В 9 часов все любовались китом, пускающим фонтаны поблизости шлюпа. В 11 часов, когда сделалось несколько светлее, мы увидели вблизи нас на SSW первые ледяные острова; они были плоски, отрубисты и покрыты снегом; на одном с южной стороны стояло подобие памятника.

Острова сии вышиной до пятидесяти или шестидесяти футов от поверхности моря, в окружности каждый имел не более одной мили. К востоку от островов плавало множество кусков льда разной величины и разного вида. Мы находились тогда на широте 62°18' южной, долготе 164°13' восточной, следовательно, встретили льды на 3° южнее прошлогодних, которые видели между Южной Георгией и Южными Сандвичевыми островами. Тут же показались в первый раз большие голубые бурные птицы.

Я сегодня с некоторыми офицерами обедал у лейтенанта Лазарева и, к удовольствию моему, нашел на шлюпе «Мирный» всех совершенно здоровыми; после обеда тотчас возвратился на «Восток». Тогда на самое короткое время сквозь облака показались солнце и луна. Явление обоих светил в одно время в сих широтах весьма редкое, ибо почти беспрерывно небо покрыто облаками. Пройдя между небольших кусков льда и продолжая курс к югу, в 6 часов мы увидели сплошной лед, заграждающий совершенно путь по сему направлению. Когда подошли ближе ко льду, нас окружили дымчатые альбатросы, пеструшки, малые и большие голубые бурные птицы; наконец появились и белые снежные бурные птицы в большом количестве и летали довольно близко от нас; показались и киты.

В 8 часов вечера шлюпы дошли до сплошного твердого ледяного пространства, при краях коего были в разном положении один на другой набросанные большие куски льда. К югу видно было множество больших ледяных островов, из коих один величиной не менее пяти миль. Капитан-лейтенант Завадовский, смотря на сей остров сквозь мрачность, заключил, что видит берег. С салинга льды простирались на запад за предел зрения, а к востоку видны были на SOtO. Я переменил курс и пошел на О вдоль ледяного пространства, имея намерение, обойдя оное, опять обратиться на юг, но встретил препятствие; сплошной лед еще продолжался далее и окончания его не было видно, почему во всю ночь я держал в параллель льда, оставляя к югу пространное ледяное поле, а к северу – ледяные острова.

29 ноября. В полночь было мороза 1°. В час ночи мы увидели направление льда от S к ONO, множество мелких льдин, а за оными недалеко сплошное ледяное поле. Вскоре пошел снег мелкими сухими крупинками, но так густо, что шлюп «Мирный» скрылся, и мы не могли видеть далее пятидесяти сажен. Шлюп наш в короткое время осыпан снегом; набрали оного несколько кадок – для употребления свиньям. Снег шел по направлению от SW и SO не более получаса, и когда перестал, ветер отошел к W, а потом к SW. В 3 часа утра ветер сделался свежее, горизонт несколько очистился, и мы увидели, что наш курс отдаляет нас от сплошного льда.

По сей причине я лег на OSO, но в пятом часу вновь увидели ледяное поле и прошли возле большого плоского ледяного острова; обходили оный между множеством кусков мелкого льда, и вахтенный, управляя шлюпом с бака, часто кричал «право» и «лево», дабы миновать большие льдины, которые могли повредить шлюп. Один ледяной остров был плоский, вышиной семьдесят пять футов, все стороны кругом были отвесны и около самой воды несколько обмыты во внутренность.

В 7 часов утра, когда ледяное поле имело направление к SO, мы переменили курс и пошли в параллель оного. К 8 часам солнце проглянуло, и мы видели китов, пускающих фонтаны; в первый раз показалась полярная птица; пестрые, голубые и белые бурные птицы и дымчатые альбатросы около нас летали во множестве.

В полдень находились на широте 63°17'15''южной, долготе 166°57'35''восточной. Склонение компаса найдено по разным компасам среднее 22°26' восточное. Сегодня унтер-офицер, рапортуя о благосостоянии такелажа, между прочим донес, что железный обух в носовой части шлюпа, за который стягивается фор-стень-штаг, идет из шлюпа вон. По осмотре сего необыкновенного обстоятельства оказалось, что и железная планка, заложенная под чеку, от гнилости дерева вдалась на дюйм во внутреннюю обшивку. Дабы помочь сему повреждению, надлежало увеличить железную планку так, чтобы занимала большое пространство, и мы увеличили оную до семи дюймов.

Перед полуднем ветер перешел к SSW, день сделался прекрасный, небо очистилось от облаков, и нам удалось измерить несколько расстояний луны от солнца. Извлеченная из оных долгота, средняя в полдень, следующая:

Мною (из тридцати расстояний) – 167°52'48''в.ш.

Капитан-лейтенантом Завадовским (из тридцати расстояний) – 167°35'30''в.ш.

Штурманом Парядиным (из тридцати расстояний) – 167°50'14''в.ш.

Из всех девяноста расстояний средняя – 167°36'11''в.ш.

Лейтенантом Лазаревым и мичманом Куприяновым (из четырнадцати расстояний) – 167°4'52''в.ш.

Впереди нас открылось пять ледяных островов, каждый не менее мили в окружности; все были плоски или горизонтальны, вышиной около восьмидесяти футов; один около шести миль в окружности; мы оставили оный к северу. Подойдя к другому острову, легли в дрейф и послали два яла, чтоб нарубить льда. Ялы ходили взад и вперед и до 5 часов навезли льда двенадцать бочек средней руки и тридцать три мешка. Лед рублен от плавающих кусков, а потому был солоноват, но как лежал в мешках, то вся соленая вода стекала.

При набирании льда каждый раз на яликах людей переменяли, а по окончании сей холодной и мокрой работы я приказал дать служителям по стакану пунша, почитая сие нужным для сохранения здоровья.

30 ноября. Снявшись с дрейфа, я лег на SSO. В полночь со стороны ветра набежала пасмурность с небольшим снегом; мороза было 1°; ветер дул WSW. В 10 часов утра мы приближались к сплошному льду, почему принуждены переменить курс на SO. В 11 часов мрачность с густым снегом закрывала от нас все на расстоянии 100 сажен; мы шли между неисчислимым множеством ледяных островов, разного вида и величины, и таким же множеством рассеянных кусков плавающего льда; по сей причине я приказал убавить парусов. К счастью нашему, снег продолжался не более часа, и мы могли опять рассматривать ледяные острова и свободно проходить между оными.

В сие время видели на одном из островов, покрытых снегом, несколько десятков полярных птиц. По времени года можно полагать, что они сидели на яйцах; сих птиц мы встречали только за полярными кругами, и ежели королевские пингвины лапами держат и к телу прижимают яйцо, дабы доставить оному нужную теплоту, то неудивительно, что и сии птицы подобным образом, в густом пухе, согревают яйцо, сколько потребно для оживотворения зародышей. Шлюп имел большой ход, ледяной остров был неприступен по причине отвесных его сторон, а потому мы не могли сего с точностью исследовать.

В полдень мы находились на широте 64°54'52''южной, долготе 160°10'12''восточной. Мороза было 0,5°. В 2 часа нам казалось, что уже приблизились к окончанию сего ледяного поля, почему пошли на SSO между весьма частыми ледяными островами. Многие из оных были опрокинуты: мы сие узнавали по зелено-голубому их цвету, ибо та часть льда, которая долгое время была в воде, принимает сей цвет, а потом от выпадающего снега и изморози белеет.

В 3 часа пополудни мы опять увидели впереди продолжение сплошного льда, что принудило нас идти на OSO, где казалось окончание ледяного поля. В сие время проходили ледяной остров, коего окружность была около мили. На острове стояла ледяная башня, и с южной стороны был небольшой залив, в котором по нужде гребное судно могло бы укрыться, ежели бы ломкость стен сего убежища скорым их разрушением не угрожала опасностью. Проходя близ острова, я выпалил из каронады в башню, но никакого вреда оной не сделал. На ледяных островах сидели полярные птицы; многие из небольших островов были покрыты желтоватым веществом от помета морских птиц, которые во множестве сидят на сих льдах[200].

В 4 часа мы увидели продолжение сплошного льда, простирающегося к NO, и потому, дабы обойти сию преграду, легли на NOtN. В 5 часов пошли на О. В 8 часов опять увидели продолжение льда к NO; в девять легли на NNO, а в 10 часов принуждены подняться на NtW, чтоб обойти сей лед. К большому счастью нашему, погода стояла прекрасная и ветер способствовал необыкновенно частым переменам курса; ежели бы ветер нам не так благоприятствовал, мы бы находились в невыгодном положении в ледяных неизвестных заливах, из которых надлежало бы вылавировать, или от бурных ветров и ненастной погоды остаться навсегда между льдами.

1 декабря. С полуночи 1 декабря, переменяя направление, мы шли подле сплошного льда при ветре SWtS; мороза было 2,5°; небо облачно, и к востоку густая мрачность. В 5 часов утра число ледяных островов уменьшилось, и сплотившееся пространное поле, по-видимому, оканчивалось на OtS; тогда я лег на О, вдоль сплошного льда, и не выпускал оного из вида.

В полдень мы находились на широте 64°19' южной; по расстояниям луны от солнца определена следующая долгота:

Мною (из тридцати расстояний) – 173°46'23''О

Капитан-лейтенантом Завадовским (из тридцати расстояний) – 173°33'20''О

Штурманом Парядиным (из тридцати расстояний) – 173°43'50''О

Средняя (из девяноста расстояний) – 173°41'11''О

С полудня ветер начал переходить к северу, и я еще не ожидал хорошей погоды, ибо нас опыты научили, что сим ветром в южных больших широтах всегда наносятся облака, туман, дождь или снег. От полудня до 6 часов вечера по обеим сторонам шлюпов было более ста ледяных островов, разной величины и вида, и множество разбитого плавающего льда; в 8 часов вечера не могли далее простирать плавание, ибо бесчисленное множество ледяных островов и разбитого льда окружало нас со всех сторон, и мы с большим трудом оных избегали. В сем опасном положении, не теряя времени, поворотили на правый галс и, беспрерывно переменяя курс в NW четверти, пролагали путь сквозь частые ледяные острова и мелкий лед, плавающий по всему пространству горизонта.

В сие время небо покрывалось облаками; ветер задул прямо от севера и крепчал; пасмурность, сопутница сего ветра, закрывала горизонт. Видя опасность, в которой мы находились, я переменил расположение нашего плавания. Встретя невозможность идти далее к югу, решился переменить курс на несколько градусов к востоку и в новом месте, где не так много льда, вновь покуситься на юг. Простирать плавание подле краев сплошного льда, пробираясь сквозь мелкие льды и острова, было, несомненно, гибельно, а лавировать, по причине тесноты, невозможно, ибо шлюпы, по их построению, не могли выдерживать беспрестанных толчков от льдин. Шлюп «Восток» имел одну обшивку, и пространства между членами не заделаны, даже носовая часть не была одета другой обшивкой и не обита медными полосами.

Проходя ледяные острова, мы заметили на одном три круглых отверстия, в коих, казалось, находились какие-то животные. Погода была весьма мрачная, и шел снег; мы лавировали во всю ночь короткими галсами между частыми льдами.

2 декабря. Ночью мороза было 1,5°; ветер все дул от N, при небольшой зыби от NW; небо облачно, горизонт мрачен, и выпадал снег. В 5 часов утра, подойдя к мелкому плавающему льду, мы поворотили от оного к северо-западу. В 7 часов вдруг ветер задул от юга, с порывом, пошел густой снег и сделалась такая великая мрачность, что едва на 30 сажен можно было видеть. Столь нечаянная перемена в нашем и так уже худом положении подвергла нас крайней опасности.

Служители с большим трудом убрали замерзшие паруса; я продолжал идти тем же галсом, дабы не разлучиться со шлюпом «Мирный», и для того сделал сигнал пушками привести на левый галс; после сего по крепкости ветра приказал взять у марселей по два рифа, и только хотели отдать марса-фалы, как с бака закричали: «Впереди ледяной остров!», и мы находились от оного так близко, что спуститься не было места, а подняться сила ветра не позволяла; мы прямо попали бы на остров, ежели бы провидение нам оного ко времени не открыло; прибавив с поспешностью парусов, миновали и сие опасное место на ветре, в самом близком расстоянии, так что отражение волн от льда доходило до шлюпа.

Через каждые полчаса я производил выстрел с ядром из каронады, чтобы звук был слышнее шлюпу «Мирный», но ответ мы не слыхали. При пальбе гаки каронадных брюк лопались, хотя уже много палили из сих орудий с ядрами; вероятно, что перемена и хрупкость железа происходили от мороза, который тогда был до трех градусов.

К полудню мрачность несколько прочистилась; мы с салинга тщетно искали шлюп «Мирный» – я полагал, что он позади; по условию нашему мы должны были в случае разлуки искать друг друга трое суток на том месте, где последний раз виделись; по сим причинам я поворотил на другой галс и прибавил парусов. Ветер отходил более и более к югу, погода прояснилась, и шлюп «Мирный» открылся на О, чему мы несказано обрадовались; я приказал дать чарку рома тому матросу, который первый усмотрел спутника нашего, чудесно спасенного.

Шлюп «Мирный» при перемене ветра со снегом остался на одном месте в дрейфе на разные галсы, держась около одного ледяного острова для безопасности. В половине третьего часа пополудни, идучи контргалсом, мы соединились, и лейтенант Лазарев, поворотив, следовал за шлюпом «Восток».

Мы опять оба шли к О, пролагая путь между ледяными островами. Юго-восточный ветер со снегом постепенно свежел; мороза было 2°. В 6 часов принуждены убавить парусов, дабы не уйти от шлюпа «Мирный»; достигли оконечности пространного ледяного поля, коего северные закраины обошли в продолжение пяти дней, т. е. от 28 ноября до 2 декабря. Сие ледяное пространство не менее 380 миль, сколько мы увидеть могли, состоит из кусков льда, разными ветрами один на другой набросанных, в разных положениях и видах; внутри же были возвышающиеся ледяные острова: некоторые имели вид готической острой крыши большого здания, а иные – развалившихся древних башен и тому подобного.

Ветер час от часу свежел и принуждал нас убавить парусов. В сие время мы проходили ледяной остров, который был длиной пять миль, вышиной от восьмидесяти до ста футов от поверхности моря, бока имел отвесные и весь покрыт снегом. Далее к востоку и к югу льдов не было видно, и потому мы несли паруса не по силе ветра, дабы до шторма, коего ожидали, уйти на открытое место, и тогда уже с парусами убраться; при сей предосторожности претерпевали жестокие удары в носовую часть, и нередко половина бока на шлюпе «Восток» находилась в воде.

В 8 часов, выйдя на чистое место, мы убрали паруса и остались под зарифленным грот-марселем, фок-стакселем и штормовой бизанью.

В 10 часов оба шлюпа приведены в бейдевинд; в сие время настала мрачность и пошел снег, а вскоре за сим последовала буря. Порывы ветра набегали ужасные, волны подымались в горы, и подветренные их стороны были особенно круты, чему, конечно, причиной необыкновенная густота воды; мороза тогда было 3°; волны быстро неслись, море покрылось пеной, воздух наполнился водяными частицами, срываемыми ветром с вершины валов, и брызги сии, смешиваясь с несущимся снегом, производили черезвычайную мрачность, и мы далее двадцати пяти сажен ничего не видели. Таково было наше положение при наступлении ночи.

До начала бури пасмурный горизонт уже не позволял нам видеть далеко вперед, отчего и не могли избрать места свободного от льда; нас дрейфовало наудачу, и мы беспрестанно ожидали кораблекрушения. Все возможные меры были приняты: держали марсели не по силе ветра, имели все штормовые стаксели и рифленый фок в готовности, чтоб спуститься, когда встретим ледяной остров, но ежели бы увидели оный, то почти вместе с нашей гибелью.

Шлюп имел сильное движение, вадервельсовые пазы при каждом наклоне с боку на бок чувствительным образом раздавались, а посему старание наше плотнее законопатить оные оставалось тщетно, и мы при каждой качке должны были переносить мокроту́ и сырость.

3 декабря. В продолжение сего дня буря свирепствовала с жесточайшими порывами до 8 часов вечера; снег, мелкий и крупный, несло горизонтально; паруса и стоячий такелаж покрыты были льдом толщиной до двух дюймов. Ежеминутно при сильном движении шлюпа падали сверху куски льда: лед сей нарастал от несущихся по воздуху водяных капель и снега, которые, приставая к твердому телу, от мороза в 3° превращались в лед.

Колебание шлюпа было так велико, что мы не варили похлебки, и даже с большим трудом согрели воду для чая и пунша, дабы сим теплым питьем хотя несколько подкрепить служителей. Впрочем, никто не мог быть голоден: мы имели вареную говядину в банках, заготовленную в Англии, масло, сухари и кислую капусту.

В продолжение всего дня за густой мрачностью и снегом весьма редко видели шлюп «Мирный», и по окончании суток почитали себя счастливыми, не встретив ни одного ледяного острова. Можно сказать, что невидимый лоцман благотворным образом водил наш шлюп, и, к счастью, буря настала тогда, когда мы вышли из льдов; в противном же случае ни человеческое благоразумие, ни искусство, ни опытность не спасли бы нас от погибели. Я был весьма доволен, что все пушки спустил на трюм в кубрик, без того шлюп наш неминуемо бы потерпел.

В 10 часов вечера, когда ветер смягчился, волной выбило на гальюне на обеих сторонах решетки, оторвало ящики и на подветренной стороне переломало поручень; к ночи ветер постепенно стихал.

4 декабря. С полуночи дул тот же южный ветер, но многим тише; небо и горизонт покрыты были густой мрачностью, и выпадал мокрый снег; нас несло медленно в NO четверть. В 10 часов утра, когда небо очистилось от мрачности, мы увидели шлюп «Мирный» в недальнем расстоянии, и, чтоб не разлучиться, я спустился к нему. После сего занимались починкой парусов и приведением всего в прежний порядок. С полудня поставили рифленые марсели, грот и фок. Сегодня опять появились дымчатые альбатросы. Мы продолжали путь так же к востоку, при том же ветре.

5 декабря. В полдень показалось солнце, и мы определили места нашего широту 62°20'36''южную, долготу 178°47'14''западную. Течение моря в последние четверо суток было на NO 84°, шестьдесят одна миля; по причине дурных погод разность в счислении и наблюдениях столько же можно отнести неверности счисления, сколько течению моря.

6 декабря. 6 декабря, для праздника Николая Чудотворца, с утра занимались приготовлением шлюпа в надлежащий порядок, потом все служители оделись в лучшее праздничное платье, и в 11 часов я отправил гребное судно с лейтенантом Демидовым на шлюп «Мирный» пригласить священника, который вскоре прибыл и отслужил у нас молебен.

Во время плавания в больших широтах мы обыкновенно производили служителям по утрам чай, прибавляя немного рома и имбиря, пред обедом давали грок, а после обеда, в 4 часа, – по стакану хорошего пунша с ромом, сахаром и лимонным соком; в праздничные дни всегда варили русские щи с свежей свининой, кислой капустой и лимонами и для лучшей питательности прибавляли немного саго. А в будни раз или два в неделю готовили кашицу со свежей свининой, но дабы не вдруг издержать капусту (я оною дорожил), прибавляли лимонов, которых мы на острове Отаити много насолили, и они были весьма вкусны.

Каждый праздник, сверх всего положенного, прибавлял еще по рюмке вина и по полукружке пива, сделанного из спрюсовой[201] эссенции, взятой в достаточном количестве в Лондоне. Сими способами нам удалось так удовлетворить служащих, что многие из них забыли небольшие свои недуги.

В Николин день лейтенант Лазарев и некоторые офицеры обедали на шлюпе «Восток». Мы не видали, как прошло время, невзирая, что ветер был противный, не позволявший идти к югу. Такие дни можно исключить из длинного ряда скучных, ибо они проходили во взаимных приятных сообщениях случившегося или в воспоминаниях о любезных сердцу соотечественниках наших.

7 декабря. В полдень мы были на широте 61°54'5''южной, долготе 174°39'45''западной. Склонение компаса оказалось 20°10' восточное.

7-го и 8-го с полуночи был штиль, маловетрие и туман попеременно, а потом ветер задул тихий, от SSW, и мы шли правым галсом; я весьма жалел, что ветер нам не позволял идти прямо на юг, ибо курс, которым мы принужденно держались, приближал нас к пути капитана Кука, чего я всегда избегал, не надеясь увидеть неизвестного берега в тех местах, где он простирал плавание.

8 декабря. Во весь день находили по временам снежные тучи, то с редким, то с густым снегом. В 5 часов пополудни мы увидели к востоку ледяной остров в 63°20', а в 8 часов показался другой в той же стороне. Я телеграфом дал знать лейтенанту Лазареву, чтобы, ежели только ветер позволит, идти прямо на юг. Я дал знать о сем заблаговременно для того, что во время тумана ветер мог перемениться, и коль скоро вахтенные сигнала моего не услышат или фальшиво поймут на «Мирном», то мы неминуемо разойдемся.

Сего же дня, к общему всех сожалению, умер молодой черный какаду, после сильных судорог; на обоих шлюпах только один и был сего рода какаду. Судороги произошли от его жадности: он грыз все, что ни попадалось; ему попалось чучело новоголландского зимородка, и шкурка сия, к несчастью, натерта была ядом; в сие же время умерла зеленая горлица с острова Отаити.

9 декабря. Ветер дул тот же, юго-западный, с зыбью от того же направления; идущий снег закрывал небо и горизонт. В 8 часов настал густой туман, от которого с парусов и снастей падали водяные капли, в виде редкого крупного дождя; с сего времени начали показываться в восточной стороне ледяные острова, коих до полудня встретили восемь. Когда небо несколько очистилось, мы определили широту и долготу нашего места: широта была 64°48'28''южная, долгота 171°42'46''западная.

Все весьма желали перейти Полярный круг. От сей широты число ледяных островов умножилось, и дымчатые альбатросы, большие голуби, белые снежные бурные и полярные птицы являлись во множестве; последних мы никогда не встречали так много вместе летающих и почли сие признаком близости льда.

Когда капитан-лейтенант Завадовский убил выстрелом из ружья одну из полярных птиц, стадо их вилось над ней. В 8 часов вечера ветер переходил к югу, а в 10 часов задул SO; чтобы не сблизиться с путем капитана Кука и не быть в меньшей широте, мы поворотили на SSW. Со стороны ветра, впереди пути нашего насчитали до тридцати семи ледяных островов.

10 декабря. С полуночи дул ветер тихий, из SO четверти, небо было повсюду кругом облачное, но малая часть солнца была видна сверх горизонта; зыбь шла небольшая от NW. По мере плавания нашего на юг ледяные острова умножились и полярные птицы стадами летали около шлюпов.

В первое наше плавание от Южных Сандвичевых островов к востоку, мы ни одного раза не встречали столь многочисленных стай полярных птиц и видели более белых снежных бурных птиц; при нынешнем же плавании мы редко встречали последних, и всегда в малом числе.

В 8 часов утра ветер стих; проходя мимо большой плоской льдины с отвесными круглыми сторонами, сделали в оную восемь выстрелов ядрами, чтоб отбить большой кусок льда, но безуспешно, и потому, подойдя к небольшой плавающей льдине, спустили гребные суда; старались воспользоваться случаем и набрали льда сколь возможно более, дабы не производить трудную сию работу при дурной или сырой погоде.

В сие время капитан-лейтенант Завадовский и лейтенант Игнатьев застрелили двух полярных птиц, у которых на брюхе было голое место длиной в полтора дюйма, шириной в дюйм, окруженное нежными густыми перьями; сие подтверждает меня в мнении, что полярные птицы сидят или, лучше сказать, ходят с яйцами, подобно королевским пингвинам, как выше упомянуто, и служит новым доказательствам, что они высиживают только по одной птице[202].

На разном расстоянии от нас мы видели много китов, пускающих фонтаны.

День был прекраснейший; теплота простиралась в полдень до 3,5°; мы тогда, по наблюдениям, находились на широте 65°41'16''южной, долготе 172°00'50''западной; в сие время видно было на горизонте двадцать три ледяных острова, не считая плавающих крупных и мелких повсюду рассеянных льдин.

В полдень, окончив нагрузку льда и подняв гребные суда, мы продолжали курс к югу; после перемены платья дано служителям по стакану горячего пунша. В 4 часа пополудни, приближась к шести ледяным островам, бывшим впереди нас, мы опять встретили преграду идти далее к югу. Сплошной лед простирался от SSO, через S, до WSW; я лег на SOtS вдоль льда.

Один из окружающих нас ледяных островов был длиной около шести миль, вершину имел плоскую, края отвесные; стаи полярных птиц покрывали его поверхность. Другой остров имел вид раковины.

В 7 часов мы опять приподнялись на SSO, a в 8 часов встретили новую препону: сплошной лед загородил нам путь, простирался через S до OtS и состоял также из кусков, сплоченных вместе и один на другой набросанных, а внутри местами затерты большие ледяные острова. Сие поле принудило нас опять идти вдоль льда и искать конца оного, и для того я взял курс на О, проходя между ледяными островами.

11 декабря. Ночью небо к югу очистилось, и мы видели солнце; остальная часть была покрыта облаками, как почти всегда случалось близ сплошных льдов; появление большого числа белых полярных снежных бурных птиц и умножающееся число китов всегда служили предвозвещением близости сплошных льдов.

С утра ветер был переменный, тихий и штиль, а после устоялся от юго-запада; мы тогда шли весьма тихо к востоку и в полдень находились на широте 65°54'25''южной, долготе 170°22'8''западной.

В продолжение суток видели к югу сплошные льды, составленные из кусков, один на другой набросанных в разном положении; внутри всего пространства были затертые ледяные острова разных видов; закраины сего ледяного поля представляли с одной стороны как будто насыпи, а с другой, т. е. к северу, множество островов; одни большие были с обелисками, некоторые казались башнями, а иные имели подобие изображению спящего льва.

В 8 часов вечера капитан-лейтенант Завадовский и лейтенант Демидов застрелили одну полярную и одну большую бурную птицу, бурую, с большим беловатым носом. Температура морской воды и воздуха были равны 0,5° мороза. Пустая бухылка, закинутая и опущенная на восемьдесят сажен глубины, по вынятии оказалась наполненной водой, а пробка уже другим концом кверху закупорена, и столько же хорошо, как при спускании в воду.

12 декабря. День был прекрасный, теплый, в полдень теплоты 2,5°; сегодня мы шли к О, склонясь несколько к югу между ледяными островами.

Погода была тихая; офицеры наши занимались стрелянием полярных птиц, которые довольно увертливы, однако же, несмотря на сие, их немало настреляли; они по большей части имели голые места под брюхом – для помещения яиц, как выше упомянуто.

Ввечеру мы проходили большой плоский ледяной остров длиной и шириной до десяти миль, края его вышиной от 100 до 120 футов и вокруг перпендикулярны. Полагая сей остров совершенно правильным параллелепипедом и среднюю его высоту в 110 футов сверх поверхности моря, удостоверившись по опытам, что семь частей льда удерживают восьмую часть над поверхностью моря, должно заключить, что льдина погрузилась в воду на 770 футов. Я разумею, что подводный лед имеет одинаковое размерение в длину и ширину с надводной частью.

Ежели же подводный изменяет образ свой, что непременно и быть должно, то при всем том масса льда остается всегда та же; а как количество морской воды, выдавливаемое сим льдом, не менее 5 128 937 664 264 пудов, равняется тяжести самого льда, и лед растаянный даст столько же пудов воды пресной, то оного было бы достаточно для продовольствия водой жителей четырех частей света на 22 года и 86 дней, полагая число жителей 845 миллионов, и на каждого человека досталось бы по ведру воды в день. Из сего исчисления ясно видно, что мореплаватели в странах холодных никогда не могут жаловаться на недостаток в пресной воде.

Натуралист Форстер, сопровождавший капитана Кука во втором путешествии, говорит: «Многие из нас почувствовали разные простудные болезни, жестокую головную боль, у иных распухли железы и сделался сильный кашель, что, конечно, происходило от употребления в пище растаянного льда». Мы сего не заметили, ибо весьма редко служители пили воду из растаянного льда, а употребляли оную на варение пищи, как-то: кашицы, щей, густой каши, гороха, – на приготовление пунша, чая, на составление спрюйсового пива и, таким образом, сколько возможно сберегли пресную воду, на берегах налитую, которую употребляли единственно в питье; при всем том, однако же, нередко некоторые матросы пили воду изо льда, ибо за сим усмотреть трудно, но худых последствий не чувствовали.

13 декабря. При хорошем ветре от юго-запада мы шли к востоку, склоняясь несколько к югу, пролагая путь между ледяными островами и мелким плавающим льдом; и как он был весьма част, то непрестанно переменяли курс, а между тем впереди открывали новые ледяные острова; мороза было 0,5°. В 4 часа утра прошли небольшое ледяное поле.

В полдень находились на широте южной 66°4'40'', долготе западной 165°39'14'', течение оказалось SO 55°, тринадцать миль в сутки; в виду нашем было 148 ледяных островов и множество разбитого льда. В 6 часов вечера островов в виду оставалось только пятьдесят восемь.

Как в сие время не было волнения, от которого могла бы произойти качка, то я производил опыты со склонением компаса[203], идучи на оба галса, нарочно для сего делал повороты; склонение оказалось следующее: компасы стояли несколько впереди штурвала, между бизань-мачтой и шпилем; при курсе SO 48°17' найдено склонение по двум компасам каждое особенно: российский компас 19°13', английский компас 18°7' О; при курсе SW 86°30', тех же компасов, не трогая оных с места, первого 30°34', второго 32°54' О.

В половине восьмого часа вечера мы пересекли в четвертый раз Южный полярный круг на долготе 164°34'14''западной; в сие время видели от SO 50° до SW 20° ледяное поле, в коем было множество больших ледяных островов; в 8 часов льды сии простирались от OSO и до SW к северу; от поля показался грядами разбитый плавающий лед; в левой руке от нас было до тридцати больших островов и множество разбитого же льда. В 11 часов мы прошли между двух больших гряд такого же льда; шлюп «Мирный» держался у нас за кормой. В продолжение сего дня весьма редко видели полярных птиц.

14 декабря. С полуночи солнце освещало горизонт, мороза было 1,3°. Мы беспрестанно встречали и проходили ледяные продолговатые поля или гряды льдов, составленных из плоских кусков, один на другой набросанных; все гряды лежали параллельно по румбу SO, и никакому судну не было возможности пробраться между оными. Оставляя поля сии по обеим сторонам шлюпов, мы беспрерывно переменяли курс по причине встречаемого множества мелкого плавающего льда. Около полудня увидели впереди на льде необыкновенное черное пятно и в зрительные трубы рассмотрели лежащего на сем месте морского зверя; чтобы застрелить его, я послал охотников на ялике, но действие ружья было не достаточное – матросы веслами добили зверя, и по доставлении на шлюп оказалось, что принадлежит к роду тюленей, длиной 8 футов 6 дюймов; рыло острее, небольшие усы, шкура вся белая.

На другом ялике успели привезти льда, коим наполнили пять бочек. Пробираясь между грядами ледяных полей, которые были между собой в параллельном направлении, я полагал, что они должны кончиться, и нам тогда можно будет на чистом месте удобнее управлять шлюпами, вне опасности; но поля час от часу более и более сжимались; мы изредка встречали узкие проходы, и те наполненные мелким плавающим льдом, так что с большой осторожностью и трудом проходили между оными. Наконец в 3 часа пополудни сии ледяные поля сомкнулись совершенно и преградили нам путь во все стороны, кроме севера; мы тогда находились на широте 67°15'30''южной, долготе 161°27'50''западной; далее к югу и востоку не было возможности податься на полмили.

Во всех сих ледяных полях весьма мало огромных островов, а больше плоских кусков льда толщиной пять, шесть и семь футов, набросанных один на другой и подобных льду Балтийского моря, с той только разностью, что несколько толще. Я полагаю, что море в продолжение прошедшей зимы по близости сего места замерзало, и что лед, зыбью, происшедшей от ветров, переломанный, теперь будет носиться, доколе силой мороза не составится совершенно сплошное пространство или ежели продолжительные южные ветры отдалят льды на север, где они от теплоты и сырости сами собою исчезнут.

К великому нашему счастью, ветер от SW и прекрасная погода нам благоприятствовали; мы пробирались разными курсами к NO между ледяными полями и плавающим разбросанным льдом, имея ходу по пяти миль в час. Перед полуночью ледяные поля были только с восточной стороны, а с западно – большие ледяные острова и плавающий лед; в сие же время видели одного пингвина, сидящего на льдине. Мороза 2°.

15 декабря. Небо начинало покрываться облаками, зыбь была малая, от NW. Мы все продолжали идти вдоль пространного соединенного льда, выдавшегося мысами к западу, часто переменяя курс. В 8 часов утра на одном из сих ледяных мысов капитан-лейтенант Завадовский заметил морского зверя; нисколько не медля, я отправил лейтенанта Игнатьева за сей добычей. Ялик пристал к ледяному мысу, по льдам добрались до зверя; он был одного рода с тем, который перед сим нами убит; спал спокойно; матросы скоро убили его веслами, но взять в ялик не было возможности, ибо льдины расходились.

Однако же лейтенант Игнатьев возвратился с добычей – привез пингвина, из породы королевских, необыкновенной величины: высота его была 3 фута, вес 1 пуд 25 фунтов; в близости его на льду нашли одного шримса. Я уже упоминал, что пингвины питаются шримсами; сие служит некоторым доказательством, что проходимый нами Ледовитый океан наполнен сими морскими насекомыми. Странно, что мы в желудке пингвина нашли несколько ноготков от пингвинов и несколько мелкого камня длиной от одной до десяти линий, принадлежащего к роду горных; вероятно, камни сии служат пингвинам помощью к варению пищи.

Впрочем, желудок его был совершенно пуст. Мы уже неоднократно замечали, что всегда около покоящегося на льду морского зверя находится несколько пингвинов – вероятно, они питаются пометом сих животных или чем другим от него пользуются, подобно как рыбка ремора неразлучна с акулой.

Вышеупомянутый морской зверь и пингвины, кажется, не могут быть доказательством близости какого-либо берега, ибо они так же хорошо отдыхают на льдах, как на берегу.

Между тем до 11 часов утра мы успели нарубить столько льда, что наполнили пять яликов, и по окончании сей работы, подняв лед и гребные суда на места, снялись с дрейфа и взяли опять курс на NW к видимой впереди оконечности сего же ледяного поля.

В полдень, за пасмурностью, не могли сделать наблюдения; к сему времени так много нам способствующий южный ветер стих; мороза было 1°.

После полудня, обходя ледяные поля, мы медленно шли на север; ветер задул от WNW, а в полночь сделался NWtN; мы тогда держали на NOtN 1/2 O. От полудня до полуночи, проходя между ледяными островами, имели по обеим сторонам шлюпов до восьмидесяти островов и множество плавающего льда; поле осталось к югу. Белые снежные и полярные бурные птицы были видны во весь день.

16 декабря. До 9 часов утра мы шли к NO между множеством ледяных островов и мелкого плавающего льда. В сие время обогнули ледяное поле и, не видя продолжения оного на север, я взял курс к востоку в намерении перейти по сей параллели несколько градусов долготы и тогда вновь испытать путь к югу.

В 9 часов начал выпадать снег, то густой, то редкий. В полдень несколько прояснилось; мы определили место шлюпов: широта была 65°51'52''южная, долгота 165°41'33''западная; пролагая путь между ледяными островами, мы шли по семи миль в час. Все радовались такому удачному плаванию, ибо все ожидали, что достигнем возможности простирать оное свободно.

Вскоре опять пошел густой мокрый снег. Ледяные острова, едва видимые в мрачности, мелькали мимо глаз наших. В 4 часа пополудни мы прошли между множеством больших ледяных островов, о близости их извещены были ревом буруна, и увидели впереди сплошное поле льда, состоящее из больших ледяных бугров, один на другой набросанных. За пасмурностью усмотрели сие поле в самом близком расстоянии и только что успели отворотить; шлюпу «Мирный», который был от нас недалеко, сделан туманный сигнал поворотить на левый галс. Для избежания подобных опасностей в пасмурную погоду, я направил курс обратно по тому же месту, которым мы шли; сделал сие для того, что льды, находившиеся на пути нашем, нам уже были известны.

Мы тогда сомневались, нет ли где поблизости берега, который служит опорный точкой сему множеству льда, но, к крайнему прискорбию, за пасмурностью далее четверти мили не могли видеть, и потому догадки наши о существовании берега оставались без исследования.

В 5 часов ветер начал отходить к северу и крепчал, но мы несли много парусов, дабы скорее отделиться от сих опасных сплошных льдов, для того что барометр понижался. В 8 часов я приказал убрать брамсели; мрачность и снег увеличились, мы едва видели «Мирный», который держал близко позади нас. С бака управляли шлюпом, чтобы не набежать на льдины; около полуночи, по причине большого волнения, мы спустили брам-реи. В 4 часа ветер сделался тише и отошел к NW; наступил густой туман и препятствовал видеть далее пятидесяти сажен.

Тогда по сделании шлюпу «Мирный» туманного сигнала поворотить на левый галс, я поворотил на NOtN и был весьма доволен, что ветер способствовал идти к NW, ибо мы полагали, что по сему направлению наконец количество льдов уменьшится, но крайне было неприятно по причине густого тумана непрестанно остерегаться, чтоб не набежать на льдину.

В таком положении мы шли при густом тумане между небольшими ледяными островами и большими кусками льда. В 4 часа пополудни туман сделался еще гуще, мы потеряли тогда из вида шлюп «Мирный», который был недалеко позади нас и под ветром. Через час встретили малые ледяные острова, между коими показывались большие, затрудняющие наше плавание. Вскоре в тумане впереди по горизонту внезапно увидели белизну, и после сего открылась ледяная преграда так близко, что мы должны были поворачивать не посадя фока. Шлюп наш поворотил весьма хорошо подле самых сплошных огромных ледяных островов; шлюпу «Мирный» тотчас дано знать сигналом, чтоб заранее поворотил, но мы ответа не слыхали. Когда поворачивали, куски льда, похожие на стеклярус, во множестве падали со снастей и осыпали верх шлюпа. При самом повороте над шлюпом «Восток» летали полярные птицы и курица Эгмонтской гавани.

Видимый нами лед состоял из изломанных больших островов, один возле другого, между которыми показывались узенькие промежутки, но отважиться проходить оными было опасно по причине тумана. После поворота мы были не в лучшем положении, ибо беспрерывно встречали большие ледяные острова, о близости которых надлежало узнавать по гулу, происходящему от буруна. Как гул сей нередко мы слышали с разных сторон в одно время, то трудно было отгадывать, куда направлять курс; проходя под ветром, тогда только узнавали близость льдин, когда они отнимали ветер и паруса заполаскивались.

В таком стесненном и опасном положении находились мы до 8 часов пополудни, так сказать окруженные со всех сторон огромными ледяными островами; с 8 часов туман сделался реже, и мы могли видеть на полторы мили; в сем малом горизонте насчитали, кроме множества мелких и крупных кусков льда, девятнадцать больших ледяных островов; а как далее все было закрыто от нас непроницаемым мраком, то я решился держаться на сем месте короткими галсами, дабы опять не набежать на сплошные льды. Вскоре туман сделался еще реже, и мы весьма обрадовались, увидя «Мирный» в совершенной целости; несколько раз палили из пушек для показания своего места, но ответа не слыхали. Здесь должен я заметить, что звук пушек, по причине слишком густого тумана и сырого воздуха, недалеко распространяется, а каронады наши были только двенадцатифунтовые.

По соединении с нами шлюпа «Мирный» вновь настал такой туман, что шлюп скрылся от глаз наших, однако же звуки его колокола, означающие часы, были нам слышны. Мы тогда шли на SWtW.

В 11 часов на ветре слышали ужасный рев буруна; я расставил людей вокруг шлюпа на блиндарее, гальюне, на шкафутах и трапах на нижних ступенях около самой воды, ибо чем ниже глаз и ухо, тем скорее можно увидеть белизну, ежели небо не покрыто облаками, и скорее можно услышать шум или звук, потому что на самом горизонте туман реже, нежели на некоторой высоте, и звук удобнее распространяется.

Мы безмолвно слушали все, что нарушало тишину. В половине двенадцатого часа показалось на ветре множество мелкого льда, и вскоре мы опять услышали бурун впереди, но ничего не было видно; потом впереди затемнело, и бурун слышен был яснее. Я тотчас приказал поворотить через фордевинд. Во время поворота мы могли видеть только крайнюю, к нам ближайшую часть льдины; зыбь разбивалась о многие пещеры в льдине и производила ужасный рев. Через несколько минут после поворота мы уже не видели того ледяного исполина, который нас столько беспокоил; тогда же я сделал сигнал шлюпу «Мирный» привести на правый галс.

18 декабря. Между тем маловетрие переменялось. С полуночи было от юго-запада, при небольшой зыби от NO, туман продолжался густой, временно выпадал снег мелкими крупинками. В 2 часа мы шли близ большого ледяного острова, о который бурун сильно разбивался. Все служители и офицеры не спали и были наверху в совершенной готовности к делу; наконец мы прошли, ничего не встретив, и шум от буруна умолк. В 4 часа утра опять услышали сильный рев близко под ветром, а как в сие время ветер совсем почти стих и нас, по-видимому, приближало к буруну, то я принужден спустить гребные суда, чтобы буксироваться; вскоре открылся ледяной остров, который то темнел, то вовсе скрывался, и близость оного мы узнавали только по слуху.

В половине шестого часа прошли сей остров, но не избавились от опасности, ибо нас прижало к другому, поблизости находящемуся; мы не переставали буксироваться, чтобы пройти и сей остров; между тем, палили каждые полчаса из каронады для уведомления о себе шлюпа «Мирный», но он нам не отвечал. При проходе последнего ледяного острова, по выстреле с той стороны, на которой находился «Мирный», мы услышали страшный стук обрушающегося льда. Вероятно, ледяная громада была уже в совершенной готовности к разрушению, недоставало только последней действующей причины, и сотрясение, происшедшее от выстрела малой нашей пушки, было достаточно к ниспровержению сего огромного льда. Сначала я думал, что выпалили с ядром, но выстрел был без ядра; следовательно, одной стремительной силой выстрела довершено начавшееся разрушение острова. Я заметил, что во время туманов нам чаще случалось слышать падение льдов с высот в воду, и потому мне кажется, что туман способствует уменьшению плотности сих льдов.

В 5 часов утра задул тихий ветер от S, тогда убрали буксир и подняли гребные суда на места. Туман на короткое время сделался реже, и мы увидели шлюп «Мирный» к северу. Я тотчас спустился к нему, но как туман опять все скрыл от взоров наших и на пути были ледяные острова, то я вновь привел к ветру на О. Мы беспрерывно встречали ледяные острова, о появлении коих нас извещал бдительный слух наш. В 10 часов туман несколько прочистился. Увидя шлюп «Мирный», я тотчас к нему спустился и, хотя туман вторично закрыл все, что мы видели, однако ж я продолжал путь к «Мирному» и, пройдя, по моему мнению, достаточно для сближения обоих шлюпов, привел опять к ветру.

Южный ветер с утра некоторым образом обнадежил, что туман прочистится и что мы, по крайней мере на сей раз, избегнем неминуемого кораблекрушения. В самом деле, в 11 часов ветер от юга начинал свежеть, и туман действительно прочищался; мы тогда увидели, что на горизонте, простирающемся не более как на четыре мили, нас окружали тридцать четыре больших высоких ледяных острова и множество мелких кусков льда. Длина некоторых островов была до шести миль. Большие острова всегда с плоскими вершинами и имеют отвесные стороны; напротив, островершинные и неправильные никогда до такой величины не достигают, а выше плоских островов.

Я предполагал пробираться между сими льдами к востоку, для того что идти прямо к северу было невозможно – надлежало прежде обратиться к западу и обойти преграду, столь нечаянно встретившую нас накануне, а от сего обхода мы потеряли бы много времени.

В полдень ветер сделался еще свежее; мы имели хода более пяти узлов; туман совершенно пронесло к ceвeру, и вновь появилось солнце; тогда мы определили место наше: широта оного оказалась 65°20'32''южная, долгота 156°55'21''западная. Когда шли к востоку, число ледяных островов час от часу умножалось и ветер крепчал; мы несли весьма много парусов, дабы в продолжение дня и ясной погоды освободиться от ледяных островов или заблаговременно возвратиться назад; в 4 часа ветер сделался еще крепче, я приказал взять у марселей по два рифа, однако же мы все имели хода по шести миль в час.

Льды умножались; в половине пятого часа пополудни встретили к О и к S множество ледяных островов и изломанного плавающего льда; пройти не было возможности, и потому я решился обратиться к NO в намерении к ночи выбраться из столь опасного положения; но и на сем направлении мы скоро встретили перед собой сплошные острова, между коими не было ни малейшего свободного прохода; начали искать оного ближе к северу, потом в 6 часов искали прохода на NWtW, но и сим путем между бесчисленным множеством различной величины ледяных островов и кусков льда, при крайнем старании всех офицеров, бывших наверху, и вахтенного, который в сие время находился на баке безотлучно и располагал действием руля, мы не избегли нескольких косвенных ударов от небольших льдин, коими попортило медь в носовой части шлюпа.

Льдины сии, хотя на вид казались невелики, но как по вышеприведенному замечанию, всякой ледяной громады под водой семь частей ее величины, то удары при большом ходе могли быть пагубные для шлюпа «Восток», который имел только одну обшивку и незаделанные промежутки шпангоутов в подводной части.

Большие льдины островершинны и походили на трубы, оставшиеся после сгоревшего строения; гибель наша была бы неминуема, ежели бы, к несчастью нашему, наступила мрачность или пошел снег. По сие время мы видели к востоку непроходимые сплошные льды и внутри оных затертые ледяные острова и не находили возможности ни на сколько податься к востоку.

Достойно замечания, что капитан Кук 1773 года, января 17 по новому стилю, т. е. 18 днями ранее, нежели мы, шел к востоку по параллели 64°41', и хотя встречал много льдов, но имел свободное плавание; сие служит доказательством, что сплошные ледяные поля временные и составляются из кусков плавающего льда.

В 8 часов вечера мелкий лед и островершинные острова были реже; тогда мы начали встречать большие ледяные острова с плоскими поверхностями. В 9 часов опять склоняли путь наш более и более к О. В 12 часов шли на NO.

19 декабря. Таким образом продолжали плавание между великим числом огромных плоских островов; мороза было 2°. Каждый встречаемый ледяной остров старались проходить на ветре, для того что всегда под ветром находили много мелкого льда. В 3 часа утра прошли два острова, один подле другого, длина каждого была около двух миль. По всем признакам оба острова незадолго перед сим составляли один, который разломало на два, и они еще не отодвинулись один от другого далее пятидесяти сажен. Поверхность их, высота, впадины, пятна на близких частях соответственны – одним словом, все признаки доказывали, что два острова составляли один.

В сие время мы приблизились к разбитым кускам льда, которые простирались от NNO через О до StW. С полуночи до 4 часов прошли около 300 ледяных островов по обеим сторонам шлюпов и продолжали держать тем же курсом при свежем ветре от юга. В 4 часа шли вдоль пространного поля, составленного из разного разбитого льда, одного на другой набросанного. Сему полю с салинга не было видно конца; я полагаю, что оно соединяется со сплошным льдом, который мы видели накануне; по северную сторону оставалось у нас множество ледяных островов. Киты нередко играли подле шлюпов, полярные и бурные птицы летали во множестве.

Поутру на широте 64°21' южной, долготе 155°21' западной найдено склонение компаса 19°10' восточное.

20 декабря. В полдень курс наш отдалил нас от сплошного льда, но я придерживался к оному, держа на NotO 1/2 O; тогда, по наблюдению, определили широту 63°45'58''южную, долготу 153°35'8''западную. Мы шли вдоль поля до самой полуночи; в сие время сделался штиль; в 3 часа утра задул северный ветер, который препятствовал следовать возле краев ледяного поля, и я принужден поворотить на NW в намерении сколь возможно вылавировать, дабы поля не потерять из вида.

Мы тогда имели перед глазами до сорока больших, с плоской поверхностью, ледяных островов и то пространное поле, около которого шли до сего времени.

Во все утро горизонт к северу был покрыт густой мрачностью; тонкий туман висел на воздухе выше поверхностей ледяных островов, отчего на некоторой высоте в атмосфере над каждым островом виден был белый свет, так что мы могли по оному считать и те ледяные острова, которые скрывались за горизонтом. Такое появление особенного отблеска над каждым островом мы усмотрели сегодня в первый раз.

Капитан Кук многократно заметил, что появляющийся свет заранее извещал о близости больших сплошных льдов, что почти всегда и с нами случалось, и появление белизны по горизонту служило доказательством, что сплошные пространные ледяные поля недалеко.

В 6 часов утра начал выпадать небольшой снег, с коим и мрачность час от часу увеличивалась, что принудило меня продолжать плавание по тому же направлению, дабы в случае дурной погоды не быть близко к пространному ледяному полю.

В 10 часов утра ветер свежел и число ледяных островов умножалось: с надветренной стороны мы насчитали пятьдесят семь, и под ветром было не менее.

К полудню находились на широте 62°45'43''южной, долготе 153°30'18''западной; теплоты было 0,5°, ветер несколько отходил к западу и позволял нам придерживаться ближе к северу. Вскоре после полудня туман сделался гуще; иногда шлюп «Мирный», следующий за нами на расстоянии одного кабельтова, скрывался в тумане; в таком положении место вахтенного офицера было на баке, откуда, прилежно всматриваясь, держал правее или левее, дабы миновать ледяные острова или мелкие льдины, но пространство между оными было так мало, что с великим трудом управляли шлюпом.

Мы сидели за обедом, как вдруг шлюп «Восток» закачался и паруса обезветрились; все выбежали наверх и увидели величественное и ужасное зрелище: нам предлежал только один, и такой узкий проход между стесненными островами, что должно было держать близко надветренного острова, дабы не быть близко к подветренному. Первый из сих островов был так высок, что отнял ветер у самых верхних парусов.

Матрос Южиков, стоявший в сие время на грот-брам-салинге, сказывал, что вершина льда была многим выше клотика, а обращенная к нам сторона, совершенно перпендикулярная, представлялась в виде величайшего щита; к счастью, мы имели тогда хода более пяти миль в час и сим ходом прошли длину острова около двухсот сажен. Вскоре после сего прошли такой же остров и видели, как великие оного части с большим треском и шумом сваливались в море.

До двух часов пополудни мы находились в опаснейшем положении, в густом тумане между великих ледяных громад, при свежем ветре с порывами. Парусов несли больше, дабы скорее выйти из льдов, полагая вскоре достигнуть окончания оных; в сие время по увеличивающейся зыби и волнению от ветра мы знали, что число льдов уменьшается, а потом реже встречали оные. Тогда около нас летали дымчатый альбатрос и несколько голубых бурных птиц. Ветер еще отходил к О; мы шли прямо на север, оставляя ледяные острова и мелкие льды по обеим сторонам; о приближении к оным узнавали сначала по слуху, а потом по свету против самого тумана.

21 декабря. Ветер крепчал, при большой пасмурности со снегом, и хотя мы уже не так часто встречали льды, однако же от волнения шлюп много терпел в носовой части, почему я приказал у марселей взять два рифа, спустить брам-реи, взять фок на гитовы и поставить грот.

В продолжение всей ночи беспрестанно занимались выбрасыванием за борт снега, во множестве падающего на палубу. В 4 часа утра, чтобы спустить брам-стеньги, по причине большой качки, надлежало прежде сколотить с вант и других веревок толстый лед, который в продолжение ночи намерз. Термометр остановился на точке замерзания, и мы только видели одну льдину. В 8 часов появился близ нас кит. К полудню ветер начал стихать, и при тумане шел дождь.

В полдень мы находились, по счислению, на широте 61°18'22''южной, долготе 154°36'57''западной. В 2 часа ветер сделался от запада свежий. Я сего ожидал, ибо почти всегда при уменьшении широты ветер задувал от запада, – взял курс на О, в намерении по сей параллели переменить немало долготы, и не прежде вновь испытать плавание к югу, как по пересечении пути капитана Кука на долготе 134° западной, ибо плавание между множеством особенно крупного льда было неуспешно. Сверх сего обстоятельства я имел в виду, что некоторые ледяные острова развалятся и обломки их исчезнут от дождей, туманов и теплоты, которая иногда в летнее время бывает и в сих широтах Южного полушария; я не хотел простирать плавание в тех местах, где шел уже капитан Кук и не видел берегов.

В 7 часов вечера выпадал снег, тогда мы взяли у марселей по последнему рифу. К полуночи число ледяных островов опять умножилось. По сей причине я приказал держать несколько севернее, дабы не войти при столь великом волнении в такое же множество ледяных островов, какое мы встретили в меридиане, близ коего находились, и из сего заключили, что видимые нами ледяные острова составляют продолжение той же самой гряды. Ночью мы прошли тринадцать островов; шлюп качало весьма сильно. В течение всего дня мы видели дымчатых альбатросов, пеструшек и великое множество голубых бурных птиц; теплоты было 1°.

22 декабря. Ветер продолжался крепкий западный, весь горизонт был покрыт мрачностью. В 9 часов утра мы опять пошли на О и в продолжение всего дня видели на горизонте до десяти ледяных островов; ходу имели от шести до семи миль в час. В 7 часов пополудни выпадающий снег и мрачность были так густы, что скрывали все на расстоянии пятидесяти сажен; мы принуждены привести к ветру и иметь малый ход. В 9 часов вечера снег выпадал реже и можно было видеть за 200 сажен. В 11 часов легли в полветра на OtN. Хотя было еще довольно пасмурно, но я дорожил временем, не упуская случая даже в самых стесненных обстоятельствах пользоваться малой возможностью: идти в полветра всего безопаснее, ибо, встретив препоны, можно тем же самым путем пойти назад.

23 декабря. С полуночи мы продолжали курс к О, при свежем ветре от NNW с мелким снегом; термометр на воздухе спустился несколько ниже точки замерзания, а в палубе, где спали служители, теплоты было 12°. С утра ледяные острова беспрестанно открывались, а другие скрывались позади нас. К 9 часам утра ветер стих и зашел сначала к NO, а потом, перед полуднем, заштилел. Мы находились на широте 60°25'57''южной, долготе 146°57'29''западной; тогда видели к северу четыре ледяных острова, а к югу двадцать восемь больших островов с плоскими вершинами, отвесными сторонами, вышиной от 100 до 150 футов от поверхности моря.

Заметив, что скоро последует безветрие, я приказал не наблюдать настоящего курса, но держать так, чтоб в случае безветрия мы были вне опасности от льдов.

После полудня сделался ветер тихий от юга и вскоре несколько засвежел; тогда мы опять пошли между ледяными островами, но уже без опасности, ибо зрение наше простиралось далеко. В 6 часов пополудни на одном из ледяных островов заметили на углу вид ледяной высокой башни. Другой ледяной остров также любопытства достоин по своему устроению: с одной стороны имел две террасы или два уступа, а с другой – возвышенность в виде малой крепости; сей остров был от наших шлюпов весьма далеко. К ночи ветер начал свежеть, мы тогда взяли у марселей по другому рифу. Во всю ночь находили тучи с густым снегом, который нас осыпал. Хотя часто в мрачности попадались ледяные острова, но меньше прежних и реже.

Мы тогда шли по шести и семи миль в час и таким образом недостаток времени награждали [возмещали] отважностью, на которую я в продолжение почти всего плавания решался, совершенно надеясь на усердную бдительность вахтенных лейтенантов и проворство служителей, коих здоровье было на обоих шлюпах в лучшем состоянии. Все, вообще, находясь между льдами, были здоровее, нежели в жарком климате; тогда многие чувствовали отягощение и желали, чтоб им открыли кровь.

24 декабря. В 5 часов утра ветер засвежел с той же стороны, и набегали порывы со снегом, что принудило нас у марселей взять последние рифы. Волнение поднялось большое и от NW великая зыбь; мы тогда шли по восемь с половиной узлов в час. В сие время вдруг в мрачности показался перед носом большой ледяной остров, от которого мы успели спуститься, и он скоро опять закрылся, от выпадающего снега. Спустясь, мы с трудом и опасностью пролагали путь сквозь мелкий плавающий лед, от сего острова ветром отнесенный. Управлять шлюпом поспешно то вправо, то влево было крайне затруднительно и почти невозможно, ибо шлюп не мог так скоро повиноваться рулю. С 8 часов порывы ветра смягчились, и в 9 часов утра мы опять у марселей отдали по одному рифу.

В полдень находились на широте 60°8'3''южной, долготе 142°18'13''западной. До полудня шли между ледяными островами, отделенными один от другого. С полудня число их начало умножаться. В 5 часов пополудни насчитали 60, а к 6 часам вечера было столько, что мы не могли их сосчитать. Сии острова по большей части имели неправильную фигуру: многие повреждены волнением, а иные исковерканы разным образом, быв неоднократно опрокидываемы. В 9 часов вечера мы проходили остров, который имел вид прекраснейшей колонны. Капитан-лейтенант Завадовский из любопытства брал секстаном высоту острова и, измерив расстояние до оного посредством связи треугольников, определил высоту сей льдины 196 футов. Ввечеру несколько дымчатых альбатросов провожал наши шлюпы.

25 декабря. 25-го мы шли при тех же обстоятельствах и при снежных тучах. Ледяные острова беспрестанно вновь открывались и умножались к восточной стороне, а с западной были ниже и скрывались.

Сегодня праздник Рождества Христова. Все оделись в парадные мундиры и, невзирая на неприятную погоду, я посредством телеграфа пригласил на шлюп священника, который прибыл в 11 часов. Все вообще слушали молитву, кроме вахтенных. Во время благодарственной молитвы за избавление любезного отечества нашего от нашествия врагов вдруг почувствовали сильный удар судна. Капитан-лейтенант Завадовский тотчас выбежал, чтоб узнать тому причину, ибо, когда мы находились наверху, не было в виду никакой опасности и только нечастые льды показывались.

Лейтенант Демидов, управлявший тогда шлюпом, пролегая путь сквозь мелкие плавающие льдины, был на баке, откуда обыкновенно в таком случае вахтенные командовали, а как ход мы имели небольшой, зыбь была немалая, то шлюп не так скоро слушался руля, как бы сего желать должно. Лейтенант Демидов, избегая одной льдины, коснулся правой стороны другой, которая казалась ему небольшой, но льдина сия, напитавшись водой, от тяжести погрузилась, и потому-то надводная часть ее была мала.

Удар последовал весьма сильный, и ежели бы при тогдашней качке не ослаблен был якорным штоком и подъякорными нижними досками, то проломил бы судно, ибо льдина наперед уперлась в шток и силой своей приподняла оный с веретеном на фут, раздробила подъякорные доски, а сверх того оторвала медь под водой на 3 фута и вырвала из настоящей обшивки малую надделку, которая при построении шлюпа положена корабельным мастером на место вынутой гнилой части.

Из сего видно, что одному счастливому случаю обязаны мы избавлением от великой опасности, а может быть, и от самой потери шлюпа. Удар последовал, когда судно спускалось носом вниз, отчего якорный шток и подъякорные доски на баргоуте несколько уменьшили силу удара, а ежели бы сие случилось, когда нос приподнимался, удар последовал бы прямо в подводную часть, защищенную одной только настоящей обшивкой, и немедленно раздробил бы сию обшивку, которую исправить не было ни места, ни возможности; в таком гибельном положении для спасения людей осталось бы одно средство – перевести всех или кого успели на шлюп «Мирный».

Нам неоднократно случалось быть в весьма опасных обстоятельствах, во льдах самых частых, при больших ходах, даже во время дурных погод, и мы всегда благополучно избегали подобного гибельного случая, а в сие время, когда я почитал себя совершенно вне опасности, подверглись оной неожиданно.

Для праздника, подобно как и в прочие торжественные дни, служителям после обеда дано по хорошему стакану пунша, и их не занимали никакими мелкими работами, напротив, матросы забавлялись разными простонародными играми и пели песни.

С полудня мы прибавили парусов и в продолжение всего дня шли на SOtO 1/2 O; оставили к югу до двухсот, а к северу только сорок четыре ледяных острова, которые все имели неправильные и разнообразные виды.

26 декабря. Ночь была темная; термометр стоял на точке замерзания, а в палубе, где спали служители, было теплоты 12°. Мы продолжали тот же путь между ледяными островами, ходу имели около пяти миль в час.

В полдень, по счислению, находились на широте 61°39'19''южной, долготе 134°4'32''западной. Теплоты было 2°; тогда все еще имели в виду ледяные острова небольшой величины, с полудня реже, и в горизонте насчитывали оных тридцать.

В 2 часа пополудни, когда уже, по счислению, пересекли путь капитана Кука, на долготе 134° находящийся, я вновь начал придерживаться несколько к югу, дабы в одно время широту увеличить, а долготу уменьшить; я желал подняться к югу на долготе около 120° западной, т. е. в том месте, которое не было обозреваемо капитаном Куком. По сей причине взял курс SO, имея ходу четыре с половиной мили в час. В 4 часа пополудни выпадал мокрый снег и дождь, а в 5 часов настал туман и продолжался до 11 часов вечера; зрение наше в сие время простиралось на полторы мили. Мы проходили немало разнообразных льдов.

В 11 часов, когда туман спустился, всех ледяных островов в виду было не более пяти; мы обрадовались, когда увидели небо около самого зенита несколько очищенное от облаков, и показались сверкающие звезды. В сем климате небо редко бывает безоблачно, и потому производит впечатление особенно приятное для мореплавателей. Когда сие случалось, вахтенные офицеры обыкновенно посылали за астрономом Симоновым, дабы он полюбовался южным небом.

27 декабря. С полуночи недолго стояла хорошая ясная погода; вскоре при тумане пошел дождь и снег, падающий лепестками. Ветер в продолжение сего дня был тихий, переменный; по причине густоты тумана мы приводили в бейдевинд и опять спускались, согласуясь с обстоятельствами. Видели немало ледяных островов и слышали во время тумана их разрушение.

28 декабря. Ветер дул NOtO, при пасмурности с дождем; небо и горизонт были мрачны. С полуночи и до 8 часов мы прошли 15 больших и малых ледяных островов. В 9 часов утра я приказал держать на SO. В полдень находились на широте 64°1'1''южной, долготе 128°34'6''западной; теплоты было более 2°. Ветер переходил через N, NW, W и установился от SW; горизонт во все время оставался покрыт мрачностью, и временно выпадал густой снег лепестками; мы шли тогда между мелкими ледяными островами, они почти все были разбиты волнением, большие же весьма редко попадались.

К вечеру видели большую бурную (Procellaria gigantica) и несколько голубых бурных птиц. В 7 часов настала мрачность, и, как мы имели тогда хода восемь миль в час, то я приказал взять у марселей по одному рифу и фок на гитовы. От 6 часов до полуночи прошли девятнадцать ледяных островов и множество плавающих отломков льда, от коих беспрерывно уклонялись в разные стороны. В 10 часов вечера летал около нас дымчатый альбатрос, а в полночь показалась одна полярная птица.

Все сии острова, пройденные нами 27-го и 28-го, от летнего времени потерпели; вероятно, многие успеют еще разрушиться, чему способствует частый дождь, теплота в воздухе, само волнение моря и отчасти туман.

29 декабря. Мы продолжали курс на SО при свежем ветре от SW; черные тучи и мелкий снег закрывали от нас ледяные острова. В 3 часа ветер задул от запада, и снег непрестанно выпадал. До сего времени с полуночи мы прошли двадцать шесть ледяных островов и много плавающего льда. Хода имели тогда около восьми миль в час. В половине четвертого часа по горизонту начал показываться отблеск, что предвещало нам близость ледяного сплошного поля. В 4 часа мы оный увидели, а к половине пятого часа утра были возле пространного поля из мелкого льда, в котором затерто несколько ледяных островов, с салинга к югу не видно было оному конца. На открытом воздухе ртуть в термометре стояла тогда на 1° ниже точки замерзания. Поле сие преградило нам путь к югу на широте 65°43', долготе 126°30' западной, что и принудило идти на NOtN; я нес много парусов, дабы скорее отдалиться от сего места еще на несколько градусов к востоку и тогда вновь прямо на долготе 120° испытать подняться к югу.

В 6 часов того же утра ветер задул свежий NNW и принудил нас идти на NO в продолжение всего дня, при мокром снеге, оставляя по обеим сторонам много ледяных островов и множество мелкого плавающего льда.

Полярные птицы начали показываться, невзирая, что мы еще не вступили на полярный круг. Где множество льда, там сии птицы ранее появляются, где льда мало – там их нет за полярным кругом. Видели дымчатого альбатроса и двух китов.

30 декабря. При свежем ветре от N, с порывами и снегом, при зыби от NW, небо и горизонт были закрыты густой мрачностью, термометр стоял несколько ниже точки замерзания; мы продолжали курс на ONO и на О. От полуночи до полудня мы прошли семьдесят восемь ледяных островов, разбросанных и не имеющих правильного вида. В продолжение сего времени, по причине пасмурности, усматривали предметы иногда не далее трех четвертей мили, а иногда за несколько миль. К полудню часть неба очистилась, и нам удалось измерить высоту солнца, по коей широта нашего места оказалась 65°4'30''южная, долгота 20°58'35''западная. Склонение компаса найдено 20° восточное.

В 3 часа пополудни ветер задул ONO; тогда мы начали вновь придерживаться к SSO, шли между ледяными островами; погода была ясная. Дабы оною воспользоваться, мы с 9 часов легли на StO. Вскоре пасмурность опять все покрыла; до 10 часов вечера выпадал мелкий снег.

С полудня до полуночи мы прошли между ста тремя ледяными островами; одного из оных, с плоской вершиной, в виду нашем часть обрушилась – вероятно, от дождливых погод; будучи уже готова к падению, отвалилась через сотрясение, происходящее от волн, ударяющих в льдину. Голубые бурные птицы летали около нас по-прежнему. В полночь мы были на широте 66°9' и шли к югу по восьми миль в час, и потому надеялись вскоре достигнуть большой широты.

31 декабря. С полуночи погода сделалась яснее, и к югу по горизонту видно было до тридцати ледяных островов; мы имели хода по восьми миль и до 4 часов утра прошли мимо сорока четырех разбросанных ледяных островов и множества плавающего льда. В 3 часа был небольшой снег; киты в разных местах пускали фонтаны; один дымчатый альбатрос и голубые бурные птицы летали около нас.

Стремление наше и лестная надежда достичь большей широты встретили новую преграду в четвертом часу утра. С салинга и с боку увидели ледяное поле, которое простиралось от востока через юг к западу; на милю впереди, к северу, плавало множество мелких льдин. Мороза было 0,5°. В пространном ледяном поле находилось множество островов, однако же не весьма великих; один только остров между всеми отличался величиной, имел стороны отвесные, а вершину плоскую, был от нас на OSO. Я полагал, что сие поле соединяется с тем, которое преградило нам путь к югу 29 декабря. Когда подошли к самому краю льда, места нашего широта была 67°30' южная, долгота 119°48' западная; я приказал поворотить на NtW.

Во время сего вторичного плавания в Южном Ледовитом океане, только что нам удалось в пятый раз войти за полярный круг, вдруг опять встретили препятствия; мы крайне сожалели, что ветер был противный и не допускал в виду сего поля идти к востоку; уже рассчитывали, сколько градусов в сутки могли бы перейти (ибо градусы здесь невелики), принуждены опять возвратиться к северу мимо тех же островов, которые уже видели на пути к югу. В 10 часов утра находились против плоского ледяного острова длиной около двух миль, вышиной сто тридцать футов; в сем месте встретили много небольших черных бурных птиц. Сии птицы так осторожны, что никогда не подлетали к шлюпам на ружейный выстрел, и потому мы ни одной убить не могли.

В полдень находились на широте 67°2' южной, долготе 120°6'31''западной. Склонение компаса было 24° восточное.

Встречая беспрестанное препятствие к продолжению пути на юг, я положил: при первом благополучном ветре идти к востоку, пересекая путь капитана Кука, а достигнув 98° долготы западной, вновь подняться на широту, и ежели там встречу также невозможность продолжать плавание к югу, то, по крайней мере, идти путями еще неиспытанными, и тем облегчить мореплавателей, которые впредь покусятся быть счастливее меня.

В 5 часов пополудни показались около шлюпов три полярные птицы; нашла пасмурность и выпадал снег. К восьми часам ветер скрепчал так, что принудил нас взять у марселей по два рифа и убрать фок. Я нес во весь день много парусов, дабы в случае северного ветра быть далее от сплошного ледяного поля, ибо барометр понижался; льдов же к полуночи мы начали встречать менее. Теплоты было 1/4 градуса.

1821 г. 1 января. Ветер дул северо-восточный, крепкий, с великим волнением и великой зыбью от NNO; небо и горизонт покрыты были мрачностью, и временно выпадал снег и дождь. В 10 часов со стороны ветра находил туман, скрыл от нас все предметы; около полудня туман сделался реже, и тогда пошел дождь.

По поднятии кормового флага на обоих шлюпах, я через телеграф приказал на шлюпе «Мирный» дать служителям по стакану пунша, дабы они выпили за здравие государя; то же сделано на шлюпе «Восток», и, чтобы сей первый день года отличить от прочих дней и развеселить служителей, которые беспрерывно были подвержены сырости, туману, дождю и снегу, я велел после обеда сварить для всех по большому стакану кофе и налить, вместо сливок, несколько рому; сие необыкновенное для матросов питье было им приятно, и они весь день до самого вечера время проводили весьма весело.

В полдень мы проходили большой ледяной остров, на коем с одной стороны стояли две арки; когда мы оные прошли, с другой стороны на середине льдины видна была большая глубокая пещера, в которой волнение сильно разбивалось.

Вскоре пополудни вновь настал густой туман. В 5 часов мы прошли два больших ледяных острова, от коих продолжались две гряды кусков плавающего льда, простирающиеся на милю. Шли во весь день к северу и несли мало парусов, дабы не слишком удалиться от большой широты. Итак, мы уже второй Новый год проводили весьма неприятно и в большой опасности. По крайней мере, ныне встречали не так много льдов. По причине дурных погод не могли по желанию видеться и беседовать с нашими спутниками шлюпа «Мирный».

К вечеру пасмурность умножилась. В продолжение сего дня около нас летало много голубых и несколько черных бурных птиц и показались морские свиньи (мы их уже давно не видали); в густых льдах они нам нигде не встречались: вероятно, в сих местах не находят пищи или не могут переносить большого холода.

2 января. При том же крепком противном ветре мы продолжали курс к N в ожидании перемены ветра. Небо и горизонт покрыты были густой мрачностью, и накрапывал дождь. В 7 часов ветер скрепчал, при густейшем тумане, так что нередко шлюп «Мирный» от нас скрывался, хотя находился не далее кабельтова. Для нас было необыкновенно, что при таком крепком ветре мы имели такой густой туман. Я приказал взять у марселей последние рифы и по причине большой качки спустил брам-стеньги, а как понижение ртути в барометре предвещало шторм, то заблаговременно велел взять риф у фока; течь в носовой части нашего шлюпа по одному дюйму в час наводила нам беспокойство, потому что в палубе, где спали служители, от частого выкачивания воды из трюма происходила большая сырость.

В 9 часов ветер был весьма крепок; я не смел уже убавлять парусов, дабы нас не унесло к северо-западу, где много ледяных островов. В полдень показался под ветром ледяной остров. Туман сделался несколько реже. Тогда горизонт наш распространился на четыре с половиной мили, и нам открылись ледяные острова: к SO три, к NO один и к WNW один – все от шлюпа «Восток» в трех или четырех милях; теплоты было почти 1°. В 6 часов я сделал два пушечных выстрела для показания места нашего; последний выстрел был с ядром, но ответа мы не слыхали. В 7 часов, когда несколько прочистилось, увидели шлюп «Мирный» весьма далеко позади, а под ветром открылись четыре ледяных острова.

Ветер приметно стихал. Множество голубых бурных птиц и один дымчатый альбатрос летали около нас. При наставшем маловетрии было две зыби: одна от NNO, другая от OSO, и сии зыби произвели большую качку, которая продолжалась до трех часов пополудни 3 числа. С сего времени задул тихий ветер от юга и уносил туман к северу; мы тогда находились на широте 63°27' южной, долготе 118°49' западной и пошли к О, а дабы воспользоваться ветром от S и наставшей ясной погодой, подняли брам-стеньги и реи на место и прибавили парусов.

Ясная погода давно уже была для нас весьма нужна, и потому мы поспешили оной пользоваться: просушивали все матросское платье и обувь, распустили все паруса и разложили все веревки, которые от продолжительной мокрой погоды черезмерно намокли. К вечеру со стороны ветра набегали небольшие тучи со снегом; в полночь ртуть в термометре спустилась на точку замерзания; в палубе, где спали служители, теплоты было 11°.

Имея большой запас хороших дров, заготовленный в Порт-Джексоне, мы старались беспрестанным топлением содержать в палубе сухой и теплый воздух. Верхняя палуба всегда покрывалась влажностью и была несколько сыровата, для сего каждая артель небольшими швабрами вытирала сырость; однако ж не было возможности довести до того, чтоб в холодном климате на шлюпе «Восток» стены были сухи, ибо шлюп построен из сырого леса, а притом много людей жило в одной палубе.

От полуночи до 7 часов утра переменно шел снег, накрапывал дождь и была слякоть; в 4 и 5 часов утра мы прошли мимо льдины; в 7 часов погода выяснилась и мы увидели к NW четыре ледяных острова в дальнем от нас расстоянии. До полудня еще прошли мимо двенадцати ледяных островов, большая часть из оных имела вид неправильный; в сие время выпадало много снега.

В полдень небо было покрыто облаками; мы с секстаном в руке нетерпеливо ожидали появления солнца, которое уже давно не показывалось. Облака несколько уменьшились, и солнце только что позволило нам в скорости измерить высоту свою; широта места нашего найдена 63°26' южная, долгота 114°54'41''западная. Склонение компаса 21°31' восточное. Течение моря в 4 дня снесло нас на NO 64°, тридцать шесть миль; теплоты в воздухе было 1°, на горизонте видны десять рассеянных ледяных островов.

В сие время я взял курс на OSO, дабы не приблизиться к пути капитана Кука, который шел на широте 62°20'.

Пополудни ветер отходил более к юго-западу и свежел, облака уносило, благотворное солнце обогревало нас, и несколько льдин было разбросано кое-где по горизонту. Шлюп «Мирный» шел в кильватере. Сие разнообразие составляло картину приятную, по тому положению, в коем мы находились; все прогуливались по шканцам и наслаждались хорошей погодой; ходу было от семи до семи с половиной миль в час.

К вечеру вновь небо покрылось облаками, ветер задул от SW, с порывами, ход шлюпов был девять миль в час. В полночь, по причине видимо умножающейся течи шлюпа «Восток», я приказал взять у марселей по другому рифу и убрать фок, чтобы нос не нырял, ибо в сей части была течь.

5 и 6 января. 5 и 6 числа, при крепком юго-западном ветре с сильными порывами, под одними рифлеными марселями, мы шли от семи с половиной до восьми миль в час; временно набегали тучи со снегом, волнение было весьма велико. 5-го, по мере приближения к последнему пути капитана Кука, я начал несколько придерживаться к югу так, что с 6 часов пополудни взял курс на SOtO, а 6-го с четырех часов утра держал на SO, с трех часов пополудни – SSO, прорезав обратный путь капитана Кука из самой большой широты. В сии дни мы видели морских свиней, голубых и малых бурных птиц, двух погодовестников и дымчатых альбатросов.

С 6 часов пополудни порывы сделались реже, однако же все еще дул крепкий ветер; мы поставили фок, дабы нас менее несло к SO, ибо когда держали SSO, ветер был крут. Немало удивились, что, вступив на широту, большую против прежней, весьма редко встречали ледяные острова. В продолжение сих дней на шлюпе «Восток» непрестанно выкачивали воду, от течи входящую.

7 января. Продолжая тот же курс, при том же крепком ветре и великом волнении, мы имели большую боковую и килевую качку; мороза было 1°, снег не переставал выпадать; временем мы проходили изредка высокие ледяные острова. В 6 часов утра измеренная высота одного ледяного острова оказалась 360 футов от поверхности моря. В 8 часов ветер затих, тогда подняли брам-стеньги и брам-реи на места, отдали рифы и поставили брамсели. Около нас летали пеструшки, дымчатые альбатросы и голубые бурные птицы, которые недавно опять начали появляться; видели одного кита, пускающего фонтаны.

В полдень мы находились на широте 67°35'20''южной, долготе 100°18'59''западной. Сегодня при осматривании книц оказалось, что многие треснули от крепких ветров; мы немедленно приступили к перемене сих книц; в Порт-Джексоне я сделал в запас три кницы. На середине судна треснувшие я почитал важнейшими, почему и принялись за оные; когда приступили к работе, оказался недостаток в болтовом железе толщиной 1 дюйм, но в полтора и 1 3/4 дюймов в диаметре было много, и мы принуждены вытянуть оное в 1 дюйм.

Для облегчения шлюпа я спустил остальные две пушки с палубы на низ. После полудня, хотя ветер сделался еще тише, но снег не переставал; ледяные острова изредка встречались. В 6 часов я послал лейтенанта Лескова на шлюп «Мирный» осведомиться, нет ли у лейтенанта Лазарева дюймового болтового железа, но, к крайнему сожалению, и он не имел такого железа.

От полудня до полуночи мы прошли не более двадцати трех ледяных островов. С полуночи небо было покрыто туманными облаками, а к югу по горизонту показался свет, простирающийся от SOtS до SW; ветер был от SSW тихий.

Мы продолжали путь на OSO; имели в виду шесть ледяных островов; шлюп «Мирный» шел позади нас.

В нынешнее лето в первый еще раз льды нас допустили до широты 69°48': казалось, что все нам способствовало и подавало надежду, что достигнем той широты, где капитан Кук встретил преграду, и только по свету, видимому к югу, мы сомневались в сей надежде.

В 8 часов утра ветер совсем стихал. Желая сим воспользоваться, мы подошли к небольшому плавающему куску льда; взяв грот и фок на гитовы, положили грот-марсель на стеньгу, спустили оба яла с боканцев и послали нарубить льда.

В сие время приехали к нам лейтенанты Лазарев и Анненков и мичман Куприянов и остались до вечера. Сие приятное свидание было в нашем скучном плавании единственной отрадой, особенно потому, что дурные погоды лишали нас сего удовольствия в продолжение месяца.

Пользуясь маловетрием, я поручил капитан-лейтенанту Завадовскому осмотреть под носом шлюпа то место, которым мы ударились о льдину. Осматривая с ялика, он нашел, что на четвертом поясе обшивки оторван один лист меди, под скулой же, против самого якорного штока, на третьем поясе в воде, также сорвана медь, а сверх того обшивочная доска вдавлена или раздроблена; последнего повреждения не было возможности хорошо рассмотреть по причине мгновенного появления сего места из воды, и оно так низко, что никаким образом невозможно исправить в море, и мы принуждены остаться с сими повреждениями.

Лейтенант Лазарев, держась поблизости шлюпа «Восток», заметил, что когда при качке поврежденное место выходило наружу, тогда вытекало из оного много воды; при сем сказывал, что он при назначении шлюпа «Восток» требовал, чтобы шлюп обшили фальшивой обшивкой и потом медью, но, к сожалению, сие полезное предложение не исполнено, и я по прибытии моем из Черного моря нашел шлюп уже готовым, кроме некоторых мелочей; большие работы уже было поздно начинать, ибо приближалось время отправления.

Доставленный на яликах лед был рыхлый и содержал в себе много соленой воды. В 11 часов задул тихий ветер от SWtS; мы подняли ялик на боканцы, снялись с дрейфа и взяли курс на SOtS и SSO. В полдень находились на широте 68°14'17''южной, долготе 98°21'38''западной; теплоты в воздухе было 3/4 градуса. К востоку видели на горизонте семь островов, а к западу только один; в 3 часа они, по отдаленности, от нас скрылись.

С полудня мы имели хода пять миль в час; снег выпадал редко; льда не было видно с трех до восьми часов вечера. В сие время с салинга усмотрели два ледяных острова, и тогда же мы видели двух полярных птиц и одного кита. Пройдя двадцать семь с половиной миль на широте 68° и не встречая льда, мы крайне удивлялись, ибо в такой широте сего с нами еще не случалось. Несколько китов плавали в отдаленности от шлюпа.

Сегодня в палубе приделали одну кницу; я не ожидал, чтобы мастеровые на шлюпе «Восток», не привыкшие к сей работе, произвели оную так успешно.

Хотя в прошедшую ночь мы заметили на горизонте свет к югу и могли заключить, что по сему направлению находятся льды, однако, встречая мало ледяных островов, все согласно отнесли сие явление другим причинам. К вечеру ветер начал свежеть; мы уже шли по семи и восьми миль в час, и с большим удовольствием рассчитывали, в какой широте будем в полночь, в 4 часа следующего утра, в полдень следующего дня и так далее.

С вечера к югу опять увидели свет еще больший, нежели накануне; часть неба, простирающаяся сводом к югу, была чистая, а остальная, напротив, – покрыта густыми облаками. Такая противоположность и прежде всегда предзнаменовала, что сплошные ледяные поля, или твердые льды, от колеблющихся вод океана расходятся или разделяются на части. Матросы беспрестанно ходили на три салинга, и все еще сообщали приятные вести, что льда не было видно, но в час пополуночи с салинга увидели, что впереди уже весьма белеется, и казалось, что там все льды.

9 января. Имея тогда большой ход, мы в половине второго часа приблизились к сплошному льду, состоящему из мелких обломков плавающего льда, один на другой набросанных, а внутри сего ледяного пространства местами затертые большие ледяные острова; предела льдов к югу с салинга не могли видеть, хотя погода и небо к югу были ясны. Мы встретили несколько бурных птиц и одну полярную бурную птицу.

Ветер, дувший из SW четверти от стороны льдов, при 2° мороза, способствовал нам идти вдоль льда на SO; сим румбом мы без волнения шли спокойно по восемь миль в час до половины четвертого часа, тогда направление упомянутого ледяного пространства обращалось к ONO, а у нас прямо пред носом было двадцать четыре ледяных острова. По всему горизонту на юг вдали показывался яркий белый блеск, подобный тому, который мы видели прошлого года, когда приближались к твердым льдам; и ныне мы заключили, что такой лед находится недалеко к югу от сего места.

Простирая плавание на разные румбы в NO четверти и в параллель того же сплошного льда до 3 часов пополудни, мы проходили беспрерывно мысы мелкого льда, между которыми образовались заливы, и ледяное поле приняло опять направление в SO четверть; мы шли вдоль краев сплошного льда до 9 часов вечера, тогда ветер сделался тихий и продолжался до 7 часов следующего утра.

10 января. Во время ночи вдоль закраин сплошного льда, имея малый ход, мы переменными путями шли к SO. Сие сплошное ледяное поле все состояло из сомкнутых больших кусков, один на другой набросанных или вытесненных кверху другими кусками; у краев их вышина была неровная, местами до тридцати футов; в сем поле мы насчитали затертых ледяных островов тринадцать; один в окружности до двадцати миль, а высота его была около 200 футов сверх поверхности моря, на середине казалась выпуклость, похожая на отлогую гору.

В продолжение ночи к югу чистое небо представлялось светлой аркой с ярким белым блеском; напротив, вся северная сторона была в облаках; к утру сделалось холоднее, мороза близ 3°; около шлюпа показались: дымчатый альбатрос, две эгмонтские курицы, три большие голубые бурные птицы и несколько китов, пускающих фонтаны. Мы видели в воде одно морское животное, но рассмотреть оного не могли оттого, что скоро оно от нас скрылось. В 6 часов утра находились на широте 69°53' южной, долготе 92°19' западной; море было совершенно чисто к югу на две мили, но как мы тогда зашли в образовавшийся между льдов залив и ветер сделался прямо в оный от NOtO, то поворотили на NtW, чтоб заблаговременно выйти. Лед сей, из спершихся кусков плавающего льда, составлял продолжение того же поля, около которого мы шли накануне. Местами внутри оного видны были высокие ледяные острова.

В полдень ветер отошел еще несколько к О и сделался свежее; небольшая мрачность препятствовала нам продолжать путь к востоку. Не имея возможности идти к югу от встречаемого сплошного льда, мы должны были против воли продолжать путь к северу, в ожидании благополучного ветра. Между тем морские ласточки и курицы Эгмонтской гавани подавали нам повод к заключению, что в близости сего места существует берег.

В полдень, по наблюдениям, находились на широте 69°21'42''южной, долготе 92°38'7''западной. Склонение компаса было 39°49' восточное.

В 3 часа пополудни со шканцев увидели к ONO в мрачности чернеющее пятно. Я в трубу с первого взгляда узнал, что вижу берег, но офицеры, смотря также в трубы, были разных мнений. В 4 часа телеграфом известил лейтенанта Лазарева, что мы видим берег. Шлюп «Мирный» был тогда поблизости от нас за кормой и поднял ответ; усмотренный берег находился от нас на NO 76°.

Солнечные лучи, выходя из облаков, осветили сие место и, к общему удовольствию, все удостоверились, что видят берег, покрытый снегом; одни только осыпи и скалы, на коих снег удержаться не мог, чернели.

Невозможно выразить словами радости, которая являлась на лицах всех при восклицании «Берег! Берег!» Восторг сей был неудивителен после долговременного единообразного плавания в беспрерывных гибельных опасностях, между льдами, при снеге, дожде, слякоти и туманах. Мы не могли достоверно полагать, что в сих местах находился берег, ибо обыкновенных признаков оного, как-то: плававшей морской травы и пингвинов – не встретили. Вероятно, в Южном полушарии на широте 69° природа и в воде мертва, так что не производит морских трав; когда же мы подходили к островам Южная Георгия, Южные Сандвичевы и Маккуори, морская трава, во множестве плавающая по морю, предвещала близость сих островов.

Ныне обретенный нами берег подавал надежду, что непременно должны быть еще другие берега, ибо существование только одного в таком обширном водном пространстве нам казалось невозможным.

В 8 часов мы были далеко впереди от шлюпа «Мирный», и ветер крепчал, почему и принуждены взять у марселей по одному рифу; черные осыпи на берегу, бывшие от нас на SO 78°, скрылись в мрачности на расстоянии тридцати четырех миль; тогда лотом на глубине восьмидесяти сажен дна не достали. В продолжение дня летало множество пеструшек и голубых птиц, но пингвинов мы не видали.

11 января. С полуночи небо было покрыто густыми облаками, воздух наполнен мглой, ветер свежел от OtN противный. Мы продолжали идти тем же курсом к северу, чтобы поворотом лечь ближе к берегу. Повернув в 4 часа утра, держали на StO до полудня; в сие время, по наблюдениям, находились на широте 69°00'48''южной, долготе 92°29'23''западной. В продолжение утра, по прочищении пасмурности, носящейся над берегом, когда солнечные лучи оный осветили, мы увидели высокий остров, простирающийся от NO 61° до S, покрытый снегом, исключая мысы и самые крутые места, где снег не держался; сии места казались цвета черного и белого.

С полудня, когда ветер отходил более к югу, мы поворотили к северной оконечности острова; мрачность уменьшилась. В 5 часов пополудни, подойдя на расстояние четырнадцати миль от берега, встретили сплошной низменный лед, который нам воспрепятствовал еще приблизиться, лучше обозреть берег и взять что-либо любопытства и сохранения достойное в музее Адмиралтейского департамента. Достигнув со шлюпом «Восток» самых льдов, я привел на другой галс в дрейф, чтоб дождаться шлюпа «Мирный», который был далеко позади нас. В 6 часов, по приближении «Мирный», мы подняли флаги; лейтенант Лазарев поздравил меня через телеграф с обретением острова, и, когда подходил под корму шлюпа «Восток», на обеих шлюпах поставили людей на ванты и прокричали по три раза взаимное «ура!».

В сие время телеграфом с «Восток» приказано дать служителям по стакану пунша. Я позвал к себе лейтенанта Лазарева, он сообщил мне, что все оконечности берега видел ясно и хорошо определил положение оных; ежели бы хотя малейшее было сомнение, что сей берег не остров, а составляет только продолжение материка, я непременно осмотрел бы оный подробнее, ибо ничто не препятствовало сего исполнить.

Лейтенант Лазарев сказал, что он хорошо рассмотрел даже все мысы острова и что нет никакого сомнения в достоверности их обозрения. Остров был весьма ясно виден, особенно нижние части, которые составлены из крутых каменных скал; высокие места покрыты снегом. Высота острова оказалась по нескольким измерениям: капитан-лейтенанта Завадовского – 4 250, лейтенанта Лазарева – 3 961, астронома Симонова – 4 390 футов[204]; направление SO 10° и NO 10°, длина – девять с половиной миль, ширина – четыре, окружность – двадцать четыре с половиной мили; по наблюдениям, широта 68°57' южная, долгота 90°46' западная; склонение компаса мы определили, находясь близ северной оконечности, 36°6' восточное.

Я назвал сей остров высоким именем виновника существования в Российской империи военного флота – остров Петра I.

По сплошному льду, окружающему остров, не предвидя возможности подойти близко к берегу, чтоб послать гребное судно, я положил, не теряя времени, идти далее к востоку и в параллель льдов, надеясь, что, может быть, сии льды приведут нас к новым обретениям, ибо мне вовсе невероятным казалось, чтобы обретенный нами остров существовал один, не имея других в соседстве, подобно как Южные Сандвичевы острова.

По возвращении лейтенанта Лазарева на шлюп «Мирный», в половине восьмого вечера, я взял курс на NNO, дабы обойти низменный лед, огибающий остров Петра I. В 10 часов с салинга сказали, что восточнее сего острова виден другой, малый остров, ниже и постепенно понижающийся; мы заключили, что столь близко прилежащий остров составляет только продолжение острова Петра I, который казался к восточной стороне многим отложе, нежели к западной.

12 января. С полуночи, проходя между мелким и редко плавающим льдом, мы обогнули весь лед, лежащий к северу от острова Петра I, и пошли на OtN, имея хода шесть миль в час. Вскоре после сего остров скрылся в густой мрачности.

В 3 часа утра ветер начал свежеть и к 5 часам принудил нас у взять марселей по два рифа и спустить брам-реи; хотя мороза было не более 2°, матросы на реях весьма озябли по причине свежего ветра.

От увеличивающегося хода и противных зыбей шлюп претерпевал сильные удары в носовую часть, и нередко вода входила на гальюн и бак; при сих ударах шлюп трещал во всех членах, и вода опять начала чувствительно прибавляться. В продолжение всего дня набегали тучи то с густым, то с редким снегом; когда снег выпадал весьма густо, тогда мы придерживались круче к ветру, дабы не набежать на льдину; когда снег переставал, вновь продолжали путь в бейдевинд.

Мы видели на воде большими стадами сидящих пеструшек и во множестве летающих полярных птиц, несколько альбатросов, которые отличаются от других цветом верхних своих перьев; носы у них черные, головы, шеи, крылья и хвосты бурые, но брюхо и перья между хвостом и спиной белые.

Уже второе лето, простирая плавание между льдами, встречая повсюду пространные ледяные поля, высокие плоские ледяные острова и исковерканные неправильные большие льды, которые наполняют Южный Ледовитый океан, не излишним полагаю поместить здесь мое мнение и замечание о происхождении сих льдов, о составлении оных в большие поля (коих, как нам случалось видеть, обширность простирается до трехсот миль), об образовании плоских ледяных островов и, наконец, о превращении оных в неправильные, т. е. имеющие острые возвышения или переменяющиеся наружные виды.

1820 года, февраля 5, находясь на широте южной 68°58', долготе 15°52' западной, при 4° мороза, я вывесил на открытый воздух в разной высоте от поверхности моря две жестянки, одну подле другой, налив первую пресной, а другую соленой водой. В 8 часов следующего утра, когда мы вышли из льдов, мороза было 2 3/4 градуса, вода оказалась замерзшей в обеих жестянках.

Опасаясь, чтобы лед от солнечных лучей не растаял, мы начали рассматривать воду в обеих жестянках сравнительно, и нашли, что лед от пресной воды был многим плотнее, а лед соленой воды, хотя той же толщины, рыхлее, и состоял из плоских тонких горизонтальных слоев, из которых верхние уже присоединились один к другому, а по мере отдаленности книзу были рыхлее, так что самые нижние слои еще не соединились.

Когда сей рыхлый лед поставили в тени стоймя и оставшаяся на оном соленая вода стекла, тогда по растаянии льда она оказалась почти пресной, и ежели бы я имел более терпения дать обтечь всей соленой воде, то, без сомнения, от растаявшего льда происшедшая была бы совершенно пресная; в большее сему доказательство приведу, что с ватдерштагов и ватдербакштагов неоднократно отламывали лед, который во время морозов составлялся от брызг и водной пены сосульками и корой под носом шлюпа, и вода из сего льда выходила пресная.

Такой опыт, вопреки многим писателям, доказывает, что из соленой воды составляется лед так же, как и из пресной, – для сего нужно несколько градусов более мороза. По той же причине мы находим, что Черное море замерзает в Херсонском лимане, и вдоль северного берега до Одессы на весьма малое пространство от берега. В сих местах морская вода, смешиваясь с водами рек Буга и Днепра, содержит менее соли, нежели далее в море, и потому она скорее замерзает. Во время семилетнего моего служения на Черном море, в 1812 году, когда я был в Севастополе, почитали большой редкостью, что в заливе Севастопольском и в Южной бухте, куда более совокупляется пресной воды с берега, заливы покрылись льдом до такой степени, что люди могли, хотя и недолгое время, по оному ходить; сам же Севастопольский залив не замерзал.

Точно так же может случиться, что Керченский пролив покроется льдом, ибо в оном также вода должна быть несколько преснее от множества рек и ручьев, впадающих в Азовское море. Все сии обстоятельства, однако же отнюдь не утверждают, чтоб Черное море замерзало. По крайней мере нам известно, что с того времени, как россияне на сем море господствуют, военные российские суда простирают плавание свободно и зимой, и едва ли можно поверить следующим словом натуралиста Форстера: «Бюффон, – говорит Форстер, – не ошибается, утверждая, что Черное море мерзнет; Страбон повествует, что жители берега Киммерийского переезжали через море на возах из Пантикапеи в Фанагорию (через Керченский пролив) и что Неовполем, полководец Митридата, одержал конницею победу на льду в том же самом месте, где он летом разбил неприятеля на судах.

По словам Марцелла Комееса, при консульстве Винцентрия и Фравита в 401 году после Рождества Христова вся поверхность Черного моря была покрыта льдом так, что весною проливом Константинопольским несло громады льдов в продолжение тридцати дней. Зонар[205] говорит, будто пролив между Константинополем и Скутари так крепко замерз, что большие возы переезжали. Князь Дмитрий Кантемир, господарь Молдавский, упоминает, что в зиму 1620 года ходили по льду из Константинополя в Искадар; а Баренц говорит, что в 1596 году море покрылось льдом толщиною в два дюйма и что толстота оного в следующую ночь прибавилась еще на два дюйма». Все сие доказывает, что только проливы замерзали, а не само Черное море, которого глубина так велика, что поныне еще не измерена, и потому в продолжение краткой зимы, в той стране существующей, вода морская не успевает нахолодиться до такой степени, чтоб все море покрылось льдом.

Находясь в больших южных широтах среди льдов, нередко видели мы малые пространства чистого моря, но уже готовые замерзнуть при 3 и 4° мороза. На поверхности моря самые тонкие пластинки льда (сало) сгоняло ветром в гряды, сильным напором одной пластинки на другую, так, что происшедшие из оных параллельные гряды были вышиной от полуфута до фута; при том же от мороза они превращаются в твердые льдины, которые ветром и волнением изломанные, напираемые одни на другие, и через малое время смерзаются и составляют большие льдины, особенно зимой, когда морозы велики.

Ежели полагать, что в Южном полушарии так же, как и в Северном, зимой самые сильные морозы бывают более при безветрии, то в сие время, особенно в заливах, при твердом стоящем льде, море может весьма легко замерзнуть и при небольших морозах, и первая зыбь начнет ломать сей лед на куски сначала с краев, а потом далее.

Все сии льдины, наполняющие Южный Ледовитый океан, носимые ветрами и течениями, встречающимися с разных сторон, наконец сжимаются в одно большое пространство и, взаимной силой выпираясь одна на другую, составляют толстые великие льды. Нам случалось видеть такие спершиеся или сплоченные льды, на пространстве до трехсот миль от запада к востоку продолжающиеся, и ежели их ширина от севера к югу соответствует или еще превосходит сие расстояние, как весьма вероятно, то нет сомнения, что льды в середине сего пространства, будучи совершенно незыблимы, смерзаются, нарастают сверху выпадшим снегом, градом и изморозью и напоследок превращаются в твердый лед. Таким образом, льды углубляются в воду по мере прибавления толстоты их сверху, а как из опыта, мной сделанного, видно, что лед также намерзает и снизу тонкими слоями, то льды, посреди моря заключенные в общей между собой связи, могут расти, сохраняя равновесие свое, т. е. 7/8 находятся под водой, а 1/8 часть – сверх воды.

Льды, не повсюду равно нарастающие, не могут иметь везде одинаковое равновесие, а от сего происходят переломы в разных местах; сие может также случиться от выпавшего на одном краю льдины в большом количестве снега; далее к югу само намерзание льда снизу должно быть более, нежели на севере; льдины от разных причин разламываются на большие куски, а от бурь или течения расходятся. Льды, меньше погруженные в воду, подвержены сильнейшему действию ветров, нежели льды, более погруженные.

Сии раздробленные льдины, будучи отделены одна от другой, образуют острова различной величины; у островов, имеющих плоские вершины, края почти всегда отвесны, между тем во время мороза они продолжают расти под водой от намерзания тонкими слоями[206], а сверху – от выпадающего снега, который потом, при первом морозе, превращается в лед. Нам нередко случалось видеть, что поверхность такой плоской льдины от воды, которая с оной стекала, при теплой погоде изменялась, но после от снега и морозов вновь принимала правильное образование; такую перемену особенно заметили мы при проходе мимо льдов: на некоторых островах новый слой отличался от старого белизной.

В конце нынешнего лета мы встречали более островов неправильных и исковерканных. Сии неправильные острова или, лучше сказать, льды происходят от плоских льдов, вероятно, следующим образом: все ледяные острова первоначально бывают с плоскими поверхностями, в летнее время претерпевают разрушение более с той стороны, откуда большая теплота; проливная сторона, сохраняя прежнее свое состояние, перевешивает другую, и льдина имеет наклонный вид; таких льдов мы встречали множество, и нам случалось видеть наклонение небольшого острова, когда мы пушечными ядрами отбили один надводный одного край.

Итак, чем более сии острова будут терять свое равновесие, тем и наклонность их будет больше; наконец, когда оборотятся одним краем вверх, тогда вид их сделается островершинный или другой тому подобный. После сего переворота бывший под водой лед обращается в надводный, сохраняя приятный для глаз зелено-синеватый цвет.

Таковые островершинные ледяные острова выше плосковершинных и иногда представляются зрителю в виде готического здания с башнями, обелисками или монументами на подножиях и в других видах. Сии льдины скорее подвержены разным новым переменам и совершенному разрушению в мелкие неправильные льды, которые мореплаватель в больших южных широтах повсюду встречает.

Куски льда, уцелевшие в продолжение лета и отпадающие от краев плосковершинных льдин, носимые ветром и течением, могут попасть в сомкнутые пространные поля или вышесказанным образом соединиться, возрасти, отделиться и плавать в виде огромного ледяного острова, подобно другим льдинам.

Огромные льды, которые по мере близости к Южному полюсу поднимаются в отлогие горы, называю я матерыми, предполагая, что когда в самый лучший летний день мороза бывает 4°, тогда далее к югу стужа, конечно, не уменьшается, и потому заключаю, что сей лед идет через полюс и должен быть неподвижен, касаясь местами мелководий или островов, подобных острову Петра I, которые, несомненно, находятся в больших южных широтах, и прилежит также берегу, существующему (по мнению нашему) в близости той широты и долготы, в коей мы встретили морских ласточек.

Сии птицы, хотя пальцы их соединены тонкой плавательной перепонкой, принадлежат к приморским, а не к морским птицам. Замечания достойно, что все морские птицы, особенно в больших широтах живущие, питающиеся на поверхности моря, имеют загнутые верхние клювы, а у морских ласточек, чаек и других приморских птиц клювы прямые. Мы также видели морских ласточек около Южной Георгии и острова Петра I, а в отдаленности от берегов никогда не встречали.

Мнение мое о происхождении, составлении и перехождении встречаемых в Южном полушарии плавающих ледяных островов основал я на двухлетнем беспрестанном плавании между оными, и полагаю, что в Северном полушарии льды составляются таким же образом. Конечно, на севере речная вода много способствует началу составления льдов, ибо все реки Сибири, равно известная Медная река[207] в Америке, и другие текут в Северный Ледовитый океан, отчего в водах прибрежных соли меньше, а потому могут покрываться льдом скорее, нежели воды на некотором расстоянии от берега.

При наступлении лета сей лед, вероятно, начинает расходиться прежде в устье рек сильным стремлением оных от собирающейся свежей воды из внутренних стран; когда некоторое пространство очистится от льда, тогда волнение и зыбь производят свое действие и изломают остальной лед. Ежели сии куски не успеют в продолжение лета растаять, тогда, соединясь с другими кусками, далее в море образовавшимися или действием течений и ветров отпавшими от ледяных островов и от опорных точек, составят сплошные поля, которые потом, как в Южном полушарии, произведут огромные ледяные плавающие острова. Сие кажется мне единственной причиной, что около северных берегов Азии и Америки более льдов, нежели между Европой и Гренландией.

13 января. К полудню ветер, дувший от SO, совершенно стих, все облака унесло к северу и тепла было 1°. Мы тогда находились на широте 67°36'9''южной, долготе 88°8'15''западной. Склонение компаса имели 33°36' восточное; держали к SO. Во время безветрия спустили гребные суда, и офицеры Завадовский, Лесков и Демидов настреляли несколько дымчатых альбатросов и тех, которые накануне в первый раз показались, также несколько полярных птиц. С сего времени мы шли к югу при переменных ветрах. С полуночи нередко выпадал частый мелкий снег; льда нигде не встречали.

С утра собрали достаточно морской воды, чтобы все служители могли вымыться: они таким образом мылись каждые две недели. Чистота, особенно в холодном климате, необходима для сохранения здоровья.

В полдень мы были на широте 68°15'48''южной, долготе 85°7'17''западной; с полудня ветер устоялся от StO, легли в бейдевинд на OtS 1/2 О; вскоре небо покрылось облаками, при пасмурности и мокром снеге. В 8 часов вечера ветер засвежел, мы закрепили брамсели и взяли у марселей по рифу; в 11 часов шел дождь. Сегодня показывались те же птицы и эгмонтские курицы, но белые альбатросы нас совершенно оставили – они в самых больших широтах не водятся; напротив, дымчатые всегда нас провожали; погодовестники встречались от самого экватора до больших широт.

15 января. В полдень мы находились на широте 68°30'19''южной, долготе 80°46'51''западной; тихо подвигались к востоку и к югу, при переменных ветрах; ввечеру выпадал град. Птицы, которых мы видели накануне, летали около нас во множестве; у застреленного альбатроса мы нашли в желудке множество перьев и яичную скорлупу: вероятно, сия птица недавно для пищи была на неизвестном нам берегу.

Сегодня переменили в моей каюте железную кницу, которую сделали новую из полосного железа, наподобие рессор из трех полос, и прикрепили под бимс. Мы весьма часто были озабочены слабостью верхней части шлюпа, невзирая, что убавили рангоут, спустили все пушки в палубу, в трюм и кубрик, и шлюп снайтовили около бизань-мачты из борта в борт, у самого гака-борта.

16 января. С полуночи, при тихом ветре от SW, мы шли в бейдевинд правым галсом на SO; небо покрылось облаками, мороза было поболее 1°. В 3 часа утра ветер сделался свежее. В 8 часов видели к SO свет, происходящий от сплошных ледяных полей. К полудню погода прояснилась, и мы определили наше место на широте 69°9'42''южной, долготе 77°43'21''западной; мороза было 0,5°. В два часа пополудни с салинга увидели сплошной лед, внутри коего затерто несколько больших ледяных островов. В 3 часа заметили необыкновенную перемену цвета поверхности моря. Такое явление мгновенно бросится в глаза, особенно когда они ежедневно привыкли видеть синеватый цвет моря, и вдруг оно потемнело; я лег в дрейф и бросил лот, но 145-ю саженями дна не достали, однако же мы начали предполагать, что берег близко.

Видя невозможность, по причине встретившегося льда, идти далее к югу, мы легли на NO, вдоль сплошного льда, который образовался мысами. Здесь нас встретили белые снежные бурные птицы, курица Эгмонтской гавани и морские ласточки; сих последних я всегда полагаю непременными предвестницами близости берега, ибо считаю их в числе прибрежных птиц.

К вечеру, находясь на широте 69°8' южной, долготе ï6°51'46''западной, определили склонение компаса 32°3' восточное.

В 7 часов вечера пингвины перекликались около шлюпов, и мы видели сидящее на льдине морское животное, вероятно одной породы с теми, которых прежде встречали.

17 января. Часть неба к югу была ярко освещаема, а вся остальная покрыта облаками; мы продолжали идти около ледяных низменных полей. В полночь мороза было 4°; в палубе, где спали служители, 10° теплоты, и по термометру при поверхности моря мороза 1°. В 5 часов утра ветер дул тихий от О, и солнце освещало горизонт, но мороза было 4°.

В 11 часов утра мы увидели берег; мыс оного, простирающийся к северу, оканчивался высокой горой, которая отделена перешейком от других гор, имеющих направление к SW; я известил о сем лейтенанта Лазарева.

День был прекрасный, какого только можно ожидать в большой южной широте. Мы по наблюдениям определили широту места нашего 68°29'2''южную, долготу 75°40'21''западную; вышеупомянутый мыс в сие время находился от нас на OSO в сорока милях, то по сему выходит, широта высокой горы, отделенной перешейком, 68°43'20''южная, долгота 73°9'36''западная.

Ветер дул тихий от О, нам противный, одинако ж мы поворотили на SSO, ибо сей румб приближал к берегу; в половине четвертого часа дошли вплоть до сплошных плавающих мелких льдов и должны были от оных поворотить, не имея возможности приближаться к берегу. В сие время с салинга видели повсюду мелкий сплотившийся лед, не допускавший до берега на расстояние сорока миль.

Мы почитали себя весьма счастливыми, что ясная погода и небо совершенно безоблачное позволили нам увидеть и обозреть сей берег.

Простирая плавания в больших южных широтах для исполнения воли государя, я почел обязанностью назвать обретенный нами берег – берегом Александра I, яко виновника сего обретения. Памятники, воздвигнутые великим людям, изгладятся с лица земли все истребляющим временем, но остров Петра I и берег Александра I – памятники, современные миру, – останутся вечно неприкосновенны от разрушения и передадут высокие имена позднейшему потомству.

Я называю обретение сие берегом потому, что отдаленность другого конца к югу исчезала за предел зрения нашего. Сей берег покрыт снегом, но осыпи на горах и крутые скалы не имели снега. Внезапная перемена цвета на поверхности моря подает мысль, что берег обширен или, по крайней мере, состоит не из той только части, которая находилась перед глазами нашими. Вид, снятый художником Михайловым, помещен в атласе.

В 6 часов вечера, когда мы еще имели берег в виду, ветер начал крепчать от NO. Мороза было 1°; мы шли в бейдевинд на NtW. В 8 часов сильное действие ветра принудило нас взять у марселей по рифу, а в 10 часов ветер до того засвежел и развел такое волнение, что мы принуждены взять еще по рифу и спустить брам-реи и брам-стеньги.

Шлюпы наши были окружены множеством птиц полярных, пеструшек, дымчатых альбатросов, эгмонтских куриц и других.

18 января. Небо покрылось мрачностью, и по ветру неслись густые облака; волнение было весьма великое. В 2 часа ночи ветер еще скрепчал, с сильными порывами; мы взяли у марселей по последнему рифу. К утру сделалось черезвычайно пасмурно, и выпадал мокрый снег до самого полудня; тогда снег перестал, но пасмурность не уменьшалась. Зрение наше не простиралось далее двух миль. К вечеру ветер несколько стих, мы тогда отдали по одному рифу у марселей.

19 января. Тот же крепкий ветер и пасмурность со снегом продолжались 19-го. В 2 часа пополуночи ветер опять скрепчал, и мы вновь взяли по последнему рифу у марселей. В то время зыбь была весьма велика от запада и производила беспокойную качку. Мы увидели сегодня часть морской травы, называемой гоесмоном.

20 января. Мы шли правым галсом на NO 1/2 О придерживаясь к ветру, который был тихий от SO; небо безоблачно. В полдень широта места нашего оказалась 67°2'50''южная, долгота 76°29'42''западная.

В 2 часа пополудни ветер переменился и задул тихий от NNW. Я взял курс на NOtO 1/2 O в намерении обозреть Новую Шетландию с южной стороны, дабы удостовериться точно ли сей новообретенный берег принадлежит к предполагаемому матерому южному берегу. Находясь в Новой Голландии, я получил от российского полномочного министра при португальском дворе, генерал-майора барона де Тейль фон Сераскеркена уведомление, что по отбытии моем из Рио-де-Жанейро получено известие о новообретенной земле к югу от Огненной Земли.

Примечания достойно, что плавания кругом Огненной Земли простирают уже более двухсот лет, но никто не видел берега Новой Шетландии. В 1616 году голландские мореплаватели Лемер и Шутен открыли между Огненной Землей и землей Штатов[208] пролив, названный именем Лемера. Пройдя сим проливом и обойдя Огненную Землю, они первые сим путем вступили в Великий океан. С того времени нередко суда, обходя Огненную Землю, встречали продолжительные крепкие противные NW ветры и бури и, вероятно, приносимы были близко к Южной Шетландии, а некоторые, может быть, при ее берегах погибли, но не прежде февраля месяца 1819 года сии острова нечаянно обретены капитаном английского купеческого брига Смитом. Он сим обретением обязан неудачному своему плаванию, ибо продолжительные противные ветры приблизили его к берегу Новой Шетландии.

Сегодня лейтенант Лазарев прислал с мичманом Куприяновым кусок морской травы, обросшей ракушками.

21 января. Поутру 21-го, при маловетрии от NW, с великой зыбью от W, мы видели несколько голубых бурных птиц, а в 8 часов за кормой показался пингвин простого рода; до полудня выпадал мелкий снег и шел дождь. В полдень находились на широте 65°28'57''южной, долготе 73°55'30''западной.

22 января. С полудня 22-го ветер зашел от NNO и дул до следующего утра противный, а с сего времени наставший западный свежий ветер разогнал тучи, и снег прекратился. Мы тогда опять направили путь к Новой Шетландии, имели ходу по семи и восьми миль в час.

В полдень были на широте 64°35'15''южной, долготе 71°18'25''западной.

В 6 часов пополудни показалось около шлюпов несколько пингвинов простого рода.

23 января. С полуночи небо было покрыто тонкими облаками, ветер дул благополучный от WSW, мы имели хода по семи миль в час, при приятной теплой погоде; в половине восьмого часа утра, достигнув параллели, на коей предполагали Новую Шетландию, взяли прямо к оной; я весьма сожалел, что мы не имели возможности сделать наблюдения в полдень, ибо путь наш мог нас вести несколько севернее, и тогда при наставшей пасмурной погоде мы бы легко прошли Новую Шетландию, не видав оную. В 4 часа пополудни от густоты тумана зрение наше простиралось только на полмили, что принудило меня привести к ветру и обождать, доколе туман прочистится. По мере густоты тумана ветер стихал, как обыкновенно случается. Я заметил, что во время плавания в туманное время барометр более понижается, нежели при дожде и крепком ветре.

Капитан Кук во втором своем путешествии замечает, что зыбь увеличивается во время тумана. Он говорит: «Вероятно, сие происходит от давления воздуха, наполненного множеством водяных частиц». И нам казалось, что зыбь увеличивалась; но я сего не отношу давлению воздуха на воду, а полагаю, что тогда глаз обманывает, ибо во время тумана обыкновенно ветер стихает, или бывает тихий, и потому судно подвержено большой качке, и горизонт так ограничен, что кроме одной зыби, и то одного вала, ничего не видать, и так глаз должен непременно обмануться, не имея перед собой других предметов, с которыми привык делать сравнение.

В 7 часов вечера густой туман превратился в дождь, и мы могли бы далее видеть, но тогда было уже так поздно, что скоро затемнело; по сему для ночи остались в том же положении, придерживаясь к северу.

В продолжение нашего плавания от берега Александра I до сего места пеструшки, голубые бурные птицы, дымчатые и белые альбатросы с бурыми крыльями нас ежедневно окружали во множестве, изредка видны были пингвины и плавающая трава, обросшая черепокожными.

24 января. В 11 часов вечера ветер задул от SWtS, но туман и сырость продолжались до 2 часов утра следующего дня; в сие время я сделал ночной сигнал шлюпу «Мирный» поворотить через фордевинд и взял курс на SOtO; небо было покрыто тонкими облаками, и звезды сквозь оные мерцали, но самые густые черные тучи на востоке скрывали от нас искомый нами берег; мы шли вполветра, имея хода от семи до восьми миль в час, при небольшой зыби от запада. Нас во множестве встретили пеструшки, голубые бурные птицы, альбатросы, урилы и морские ласточки.

В 7 часов утра с бака закричали: «Виден берег повыше облаков!» Мы все черезвычайно обрадовались, ибо имели два сведения о существовании сего берега: одно, как я уже выше объявил, от барона де Тейля фон Сераскеркена, а другое нам сообщил в Порт-Джексоне капитан ост-индского судна. В назначенных сими известиями широтах было разности 1°; я более положился на первое.

Погода казалась нам весьма теплой, по термометру было 3,5° теплоты. В 8 часов утра мы взяли курс на SO 17° в намерении идти к южной стороне Южной Шетландии, ежели видимый берег не окажется матерым. В мрачности рассмотрели на NO 89° западного берега Южной Шетландии северный мыс, на котором возвышенность; юго-западный мыс был от нас на SO 37°. Сей последний идет в море острым каменным хребтом и, возвышаясь из воды, оканчивается двумя высокими скалами, наподобие пика Фризланда[209], коего высота по поверхности моря 751 фут. Между сими двумя скалами – камни, о которые разбивается бурун; на самой вершине одной скалы два выступа, похожие на стоячие ослиные уши. Изгибов северо-западного берега за густой мрачностью мы не могли хорошо рассмотреть, но на сей части снега и льда многим менее, нежели на той стороне, которая противолежит югу.

В полдень мы огибали сии высокие камни, выдавшиеся в море и составляющие юго-западную оконечность Новой Шетландии. Погода прояснилась, и мы могли определить место наше: широта оказалась 63°9'14''южная, долгота 63° западная; склонение компаса 24°24' восточное. Лотом на ста саженях дна не достали. По упомянутым теперь наблюдениям, самый крайний высокий камень к западу находится на широте 63°6' южной, долготе 63°4' западной.

От полудня шлюп «Восток» шел на NO 50°30' параллельно высокому крутому берегу, на который, кажется, едва можно влезть с южной стороны; вершины сего берега терялись в облаках.

Пройдя тринадцать миль в двух с половиной и трех милях от берега, мы заштилели; тогда лотом на сто семидесяти саженях дна не достали, что побудило нас отдалиться от берега, дабы опять войти в полосу ветра. Восточный мыс, около коего было небольшое поле низменного льда, находился от нас на NO 10°32' на расстоянии девять с половиной миль, и посему длина острова выходит двадцать с половиной, а ширина восемь миль; середина оного на широте 62°58' южной, долготе 62°49' западной.

Каменные скалы сего берега имели вид черноватый, слои их казались отвесны; впрочем, везде, где только снег и лед могли держаться, берег был оными покрыт. Северный мыс состоял из высокой горы. Я назвал сей остров, в память знаменитой битвы в Отечественную войну, – остров Бородино[210].

С салинга увидели впереди камни, а за оными другой берег, который отделен от восточной оконечности высокого острова, к западу лежащего, проливом шириной двадцать миль. Ветер дул тихий, и когда мы шли против пролива, зыбь чувствительно до нас достигала и начала качать шлюпы.

В 10 часов вечера прошли южную сторону впереди нами видимого берега, который к середине возвышался, окружен почти со всех сторон надводными камнями; длина берега – девять, ширина – пять миль; широта 62°46' южная, долгота 61°39' западная. Я назвал сей берег Малым Ярославцем[211] – в память победы, одержанной при сем городе.

Перед наступлением темноты мы привели к ветру на SSO от берега и убавили парусов в намерении удержаться до рассвета следующего утра поблизости сего места, а между тем шлюп «Мирный» имел время догнать вас. Ночью напала большая роса, теплоты было около 1°.

В 2 часа пополуночи я сделал ночной сигнал поворотить, и мы поворотили к тому месту, где кончили вчерашнего вечера обозрение берега; прибавили парусов. В 3 часа приблизились к берегу и обошли восточный мыс Малого Ярославца, от которого продолжается каменный риф на полторы мили. В сие время мы находились перед проливом шириной три с половиной мили, направление оного было WNW; сомнительно, чтобы суда могли проходить сим проливом, по причине множества повсюду рассеяных подводных камней и буруна. Мы увидели через низменный берег 8 промышленничьих судов, которые стояли в заливе на якорях при северо-восточном береге сего пролива; суда были английские и американские. Глубины при самом входе в пролив мы имели двадцать сажен, грунт – жидкий ил.

Продолжая курс далее вдоль южного берега на OSO, вскоре увидели по правую сторону нашего пути высокий остров, коего берега казались отрубисты, вершина была покрыта облаками. Я назвал сей остров по имени генерал-майора барона Тейля, в изъявление благодарности за сообщенные им сведения. Остров Тейль[212], на широте 62°58' южной, долготе 61°55' западной, имеет в окружности двадцать миль, отделен от высоких каменных мысов, против оного находящихся, проливом шириной одиннадцать миль.

В 10 часов мы вошли в пролив и встретили малый промышленничий американский бот, легли в дрейф, отправили ялик и поджидали капитана с бота; на ста саженях не достали дна. Вскоре после сего на нашем ялике прибыл капитан Пальмер, который объявил, что он уже 4 месяца здесь с тремя американскими судами, и все промышляют в товариществе. Они обдирали котиков, коих число приметно уменьшается.

В разных местах всех судов до 18, нередко между промышленниками бывают ссоры, но до драки еще не доходило. Пальмер сказал, что вышеупомянутый капитан Смит, обретший Новую Шетландию, находится на бриге «Виллиам», что он успел убить до 60 тысяч котиков, а вся их компания до 80 тысяч, и как прочие промышленники также успешно друг пред другом производят истребление котиков, то нет никакого сомнения, что около Шетландских островов скоро число сих морских животных уменьшится, подобно как у острова Георгия и Маккуори. Морские слоны, которых даже здесь было много, уже удалились от сих берегов далее в море.

По словам Пальмера, залив, в котором мы видели стоящие на якорях 8 судов, закрыт от всех ветров, имеет глубины семнадцать сажен, грунт – жидкий ил; от свойства сего грунта суда их нередко с двух якорей дрейфуют; с якорей сорвало и разбило два английских и одно американское судно.

Капитан-лейтенант Завадовский застрелил морскую ласточку, у которой перья выше шеи черноваты, а спина светло-дымчатая, нос и лапы яркого красного цвета. Около нас ныряли и перекликались пингвины, летали по разным направлениям альбатросы, чайки, пеструшки, голубые бурные птицы и урилы.

Пальмер скоро отправился обратно на свой бот, а мы пошли вдоль берега.

В полдень находились на широте 62°49'32''южной, долготе 60°18' западной; курс наш в параллель берега был на NOtO, мы имели хода по девяти миль в час; в половине второго часа пополудни прошли против пролива шириной не более двух миль, и берег, вдоль коего держали от 4 часов утра до сего времени, оказался островом длиной сорок одна миля, по направлению на OtN 1/2 O. Западная сторона низменная и только местами покрыта снегом. Восточная половина острова состоит из высоких гор, покрытых снегом, льдом и закрываемых облаками, а берега каменистые, отрубом. Самая южная оконечность острова выдается в море двумя хребтами, образует залив и находится на широте 62°46'30''южной, долготе 60°36' западной.

Широта восточной оконечности 62°34' южная, долгота 60°3' западная. Сей остров я назвал в память знаменитой битвы при Смоленске – остров Смоленск[213]; через час мы увидели два пролива – они образуют два острова, которые я назвал Березино[214] и Полоцк[215]; пролив между островами в три и три четверти мили. Остров Березино горист и неровен, на широте 62°31'30''южной, долготе 59°58' западной; окружности имеет двадцать две мили. Остров Полоцк на широте 62°24'30''южной, долготе 59°46' западной, в окружности двадцать одна миля, невысок и поверхность довольно ровная.

Впереди лежащий берег имел также ровную, невысокую поверхность, и вид острова отделен от острова Полоцка чистым проливом шириной в шесть миль; я назвал сей остров Лейпцигом[216] в память одержанной знаменитой победы в 1813 году. Остров Лейпциг на широте 62°17'30''южной, долготе 59°24' западной, окружности имеет около тридцати миль.

Я непременно хотел пройти сегодня весь берег Южных Шетландских островов, и полагал, что, видимая впереди нас гора находится на восточной оконечности берега, обретенного Смитом, и потому, невзирая, что шлюп «Мирный» далеко остался позади, я продолжал курс на NOtO 1/2 O, в параллель берега, чтобы окончания оного достигнуть прежде темноты, и тогда, приведя в бейдевинд, дождаться приближения шлюпа «Мирный». Мы шли по восьми и девяти миль в час вдоль крутого высокого каменистого берега на расстоянии одной, полутора и девяти миль, сообразно изгибам берега.

Перед сумерками встретили лавирующий из пространного залива английский промышленничий бриг; в 10 часов вечера шлюп «Восток» достиг восточной оконечности, от которой направление берега идет к NNW; у сей оконечности мы привели к ветру на юг, чтобы дождаться рассвета следующего утра; глубина тогда была семьдесят пять сажен, грунт – ил. Сей западный берег отделен от острова Лейпцига узким проливом шириной не более мили; крутые и гористые берега к югу образуют два залива. Горы закрыты были густыми черными тучами. Сей остров я назвал в память знаменитой победы – островом Ватерлоо[217]. На пятнадцать миль от восточной оконечности находится небольшой низменный Черный остров, а на четыре мили от сей же оконечности к западу, на самом краю берега высокая гора, имеющая вид сопки.

26 января. С двух часов ночи мы поворотили к берегу; когда рассвело, увидели к востоку небольшой остров, который состоит из камня и лежит от юго-восточного мыса острова Ватерлоо на двадцать четыре мили на SO 72°. Камень сей я назвал Еленой[218]. В 4 часа утра мы прошли подле ледяного острова, вскоре после того, находясь восточнее юго-восточного мыса острова Ватерлоо, обходили надводный камень, который от сего мыса на NW 60° на 3 3/4 мили. Ветер был тих и крут, а потому мы шли весьма тихо к северу. Восточный берег острова Ватерлоо покат, довольно ровен, покрыт снегом, но близ моря много камней. Направление сей части на NNW восемь миль.

В 11 часов, желая приблизиться к находящемуся на острове Ватерлоо мысу Норд-Форланду, который так назван капитаном Смитом, мы поворотили на другой галс. В полдень были на широте 61°49'15''южной, долготе 57°44'59''западной. По сим же наблюдениям определили широту мыса Норд-Форланда 61°53'20''южную, долготу 57°51' западную; юго-восточного мыса широту 62°1'10'', долготу 57°47', камня Елены широту 62°4'50'', долготу 57°56'.

В 4 часа пополудни мы подошли к мысу Норд-Форланду, который оканчивается к морю подводным рифом, а далее берег возвышается в гору, покрытую снегом и густыми облаками. Мы легли в дрейф, спустили ялик; я послал лейтенанта Лескова осмотреть берег; астроном Симонов и лейтенант Демидов поехали с лейтенантом Лесковым. Мы тогда находились от берега на одну милю, глубина была тридцать пять сажен, грунт – ил с мелкими камнями и кораллами; берег окружен множеством подводных и надводных камней, по большей части островершинных, неправильных, а между оными местами виден был пенящийся бурун.

Яликов, посланных на берег с обоих шлюпов, мы дожидали, держась на том же месте, откуда их отправили; наши путешественники возвратились не прежде вечера, привезли несколько камней, принадлежащих к переходным горам, несколько моху, морской травы, трех живых котиков и несколько пингвинов. Лейтенант Лесков объявил, что, входя на гору, нашел два ручья пресной воды, текущих с гор и впадающих между мысами в море, но что по бывшему большому буруну гребным судам в сем месте держаться худо; нашли множество ободранных котиков, доску с палубы и бочку.

Первое доказывает, что промышленники были на северном мысе, а второе, т. е. бочка и доска, вероятно, выброшены после претерпенного кораблекрушения. Берег состоял из камня, покрытого сыпучей рыхлой землей, обросшей мохом; кроме сего никакого прозябаемого[219] не заметили.

По возвращении яликов, мы шли на NNW, при самом тихом ветре до 11 часов вечера, чтобы определить положение острова, от нас к NW находящегося; посредством пеленгов оказалось, что широта оного 61°49' южная, долгота 58°9' западная, окружность три с половиной мили, высота посредственная.

Обходя ныне всю Южную Шетландию с южной стороны при лучшей светлой погоде, мы имели возможность обозреть оную весьма хорошо: берег сей состоит из гряды узких островов; некоторые гористы, все покрыты льдом и снегом, простираются на 160 миль по направлению NOtO и SWtW.

Я предположил от того места, где мы находились, идти далее по направлению NOtO, дабы рассмотреть, не продолжается ли сей хребет гор.

27 января. От вечера до трех часов следующего утра стоял штиль, за коим последовал ветер от NW, и мы пошли на NOtO. В 6 часов утра, согласно с моим ожиданием, открылся впереди нас берег.

Привезенные накануне лейтенантом Лесковым котики помещены все вместе на юте в ванне, но они во все время были весьма беспокойны, ворчали друг на друга и нередко доходило у них до драки, что принудило нас скорее их убить, чтобы они не перепортили своих шкур. Я оставил одного живого для того, что художник Михайлов желал его срисовать.

В желудке у каждого из двух убитых котиков нашли до двадцати пяти голышей и острых камней величиной один и четверть дюйма, принадлежащих к так называемым переходным горным. Вероятно, котики глотают сии камни для споспешествования варению пищи. Пингвины, доставленные на шлюп, – трех родов, в числе оных были и молодые.

Простирая плавание два лета между льдами Южного Ледовитого океана в том месте, где пингвинов множество, мы видели оных только три рода, и, вероятно, нет других пород, ибо мы бы их встретили около Южной Георгии, Южных Сандвичевых островов, на острове Маккуори или на льдах, где их всегда в великом множестве видели. Самый большой род пингвинов натуралисты называют аптенодитом магелланским. Из тех, которые нам попадались, в самом большем было весу 1 пуд 25 фунтов.

Нос у него острый, лапы черные; желтые пятна простираются от ушей по бокам на передней части шеи и сливаются с белым брюхом; спина, зад шеи и верх головы темно-серо-синеватые. Молодые в продолжение первого года покрыты пухом, подобным енотовой шерсти, только мягче; когда минет год, местами показываются настоящие жирные перья пингвинов, сначала у хвоста, а потом и далее. Одного молодого пингвина сего рода в чучеле мы доставили в С.-Петербург, в музей Адмиралтейского департамента.

Особенного замечания достойны квадратные зрачки в глазах пингвинов. По мере увеличения солнечного света зрачки многим уменьшаются, и тогда в фигуре их, которая правильная, составленная из четырех выгнутых дуг, углы оных становятся остры; напротив, от обыкновенного дневного света зрачки квадратны, когда же свет уменьшается, тогда линии сии принимают вид выпуклый, так что наконец по мере умножения темноты зрачки сделаются круглые.

У второго рода пингвинов над глазами загнутые, длинные желтые перья, нос цвета померанцевого, тупее, нежели у первого рода, перья на голове и на всей верхней части темно-серо-синеватые, а под ластами – белого цвета. Сии пингвины кладут также по одному яйцу. Мы их называли мандаринами, а натуралисты называют их скакунами.

Третьего рода – самые меньшие и чаще встречаемые; они кладут по два яйца на рухлую землю, нос у них черный, несколько длиннее вороньего, на шее черная узенькая черта, на всей передней части и под ластами перья белые, а на верхней – темно-серо-синеватые; молодые пингвины последних двух родов в первый год покрыты обыкновенно серым густым пухом.

Пингвины ходят, держа тело перпендикулярно, подобно человеку, покрыты частыми узкими лоснящимися перьями; крылья или, лучше сказать, ласты у всех пород одинаковые. У последнего рода пингвинов хвосты несколько длиннее. В желудке их мы находили также острые камни от 3/4 до 1 1/2 дюйма величиной, принадлежащие к переходным гринштейнам[220].

Все сии три рода пингвинов водятся в Магеллановом проливе, на Огненной Земле, в Южной Георгии, на Квергеленовой Земле, на острове Маккуори и на Южных Шетландских островах; одним словом, в южной части умеренного пояса по всему пространству Южного полушария, за южным же полярным кругом или в отдаленности от какого-либо берега и плоских ледяных островов мы их редко встречали. Рассматривая устроение тела пингвинов, кажется, что они склонны к лености и потому избирают места такие, где бы не было препятствия им покоиться, и там собирается их несколько сот тысяч.

На острове Завадовском мы встретили только два рода, второй и третий. Они на берегу, или на льду, стоят стадами, каждый род особенно, похлопывают ластами, производя беспрерывное движение хвостами. Нам случалось несколько держать на шлюпах, сами собой никак не принимались за корм, и потому определен был для сего один канонир, который особенно любил ими заниматься: он клал им в рот по небольшому куску свиного жира, сухарей и проч., которые они глотали, но при всем нашем попечении худели и не жили более трех недель; мясо их имеет запах ворвани.

Сего утра на широте 61°42' южной, долготе 58°10' западной нашли склонение компаса 21°27' восточное. До четырех часов пополудни день был прекрасный, потом ветер сделался NO, и наступила мрачность. В 6 часов мы подошли близко к четырем небольшим островам, которые я был намерен оставить к югу, но ветер нас согнал и принудил поворотить к NW. Три из сих островов довольно высоки, цветом черны и не покрыты снегом, они казались каменными; я их назвал Тремя Братьями[221].

Первый – на широте 61°26'15''южной, долготе 55°58' западной, длиной три с половиной, шириною полторы мили.

Второй – подле первого, на широте 61°26'45'', долготе 56°2', длиной одна миля, шириной полмили.

Третий – от первых двух к югу, на широте 61°30'20'', долготе 56°2'30''. Положение оного – по параллели, длиной близ двух миль, ширина – одна миля.

Четвертый остров, от Трех Братьев к западу, весь ровный, покрыт снегом и льдом, на широте 61°26'40''южной, долготе 55°34' западной, направление WtS, длина 5 1/4, ширина 2 3/4 мили. Я назвал сей остров по имени контр-адмирала Рожнова[222], под начальством коего я состоял при начале моей службы.

Далее к югу, в густых облаках мне казалось, что виден берег, но как пасмурная погода препятствовала нам рассмотреть оный надлежащим образом, то я предоставил будущим мореплавателям исследовать, точно ли на сем месте находится остров. Место сие от Трех Братьев к югу двенадцать или пятнадцать миль.

Берег, который мы видели со шлюпа при повороте к северо-востоку, также был закрыт облаками. После поворота мгновенно все покрылось густой мрачностью, ветер начал дуть порывами, со снегом, и принудил нас закрепить брамсели и взять у марселей по рифу. Вообще, плавание и удачное обозрение берегов совершенно зависят от погоды, а в больших южных широтах погода бывает более мрачная, нежели ясная. К девяти часам вечера ветер еще усилился; мы закрепили у марселей по другому рифу и спустили брам-реи. Вскоре снег прекратился и пошел большой дождь. Спустя малое время ветер стих и задул от NW, дождь все еще продолжался; мы поворотили на NNO.

28 января. В 4 часа утра спустились на OSO к берегу, который вечером видели на северо-востоке. В 6 часов утра показалось около шлюпов множество пингвинов, и они с великим криком перекликивались; пеструшки, альбатросы, погодовестники и эгмонтские курицы также окружали нас во множестве. В 7 часов увидели в мрачности бурун, разбивающийся ужасным образом. Капитан-лейтенант Завадовский, бывший наверху, привел тотчас шлюп к ветру на ONO, но вскоре и по сему направлению показался великий бурун, и для того, чтобы отойти, я немедленно поворотил на другой галс.

Ветер стих, и ужасная зыбь от NW бросала шлюпы со стороны на сторону и приметным образом приближала нас к мели. Глубины по лоту оказалось тридцать три сажени, грунт – мелкий черный камень. Тотчас подняты были брам-реи и поставлены все паруса, которые, по слабости ветра, едва-едва надувались. Мы находились тогда от сего ужасного буруна, разбивавшегося о подводные камни, около одной мили, и более часа были в опасном положении. Спасение наше зависело только от якорей, на которые я также большой надежды не имел, ибо при черезмерной качке на каменном грунте канаты скоро бы перетерлись, и тогда от одного удара мы могли погибнуть, и место нашей гибели может быть, осталось бы неизвестно. В 9 часов счастливо миновали оконечность рифа, и он остался далее траверса позади нас.

Когда мы находились близ рифа, бесчисленное множество пингвинов окружало шлюпы. Стадами плавающие киты обращали особенно внимание наше; большая крутая зыбь разбивалась о их спины и производила такую же пену, как разбиваясь о камни; воздух над ними был наполнен водяными фонтанами. Такое явление видели мы в первый раз, ибо до сего времени всегда встречали китов поодиночке, или по два и по три вместе.

Зыбь, лучше сказать, толчея водная шла от NW черезвычайно великая; мы заметили, что брызги с вершины волн кидало в противную сторону их направления, как будто бы от противного ветра, но как тогда было безветрие, то мы заключили, что быстрое течение моря само по себе производит сие действие; оно нам много способствовало избегнуть очевидной опасности, в которую ввергло нас неведение о существующих берегах.

В 11 часов тихий ветер задул от SW, мы тотчас сим воспользовались и взяли курс на NW. Хотя к полудню ветер довольно засвежел, однако мы полным бейдевиндом имели хода только полторы мили в час, ибо величайшая зыбь с носа шлюпа производила такие сильные удары, что все вооружение было в большом потрясении. В самый полдень на короткое время открылись в мрачности четыре острова, те самые, которые мы накануне описали.

Широта места нашего была 60°8'13''южная, долгота 56°15'3''западная; мы шли на NW до четырех часов, тогда пасмурность прочистилась и открылся остров, от которого большая мель выдается в море, и потому я вновь взял курс к востоку, в параллель сего берега, и имел намерение осмотреть только северо-восточную оконечность оного. Ветер дул тихий от юга, т. е. с берега, и мы почувствовали сильную вонь, такую же, как на острове Завадовском, быв между множества пингвинов. С девяти часов стемнело, я убавил парусов, чтобы иметь сколь возможно менее хода, с утра вновь увидеть сей берег и потом продолжать путь далее.

29 января. Ночью пингвины, во множестве вынырнув из воды, перекликались около шлюпов. С утра небо покрыто было темными облаками, а к вечеру густой мрачностью. При рассвете увидели берег, но горы закрыты были густыми облаками; мыс сего берега к востоку отрубист. В 6 часов утра все горы очистились от облаков. Художник Михайлов изобразил вид острова с великой точностью. Весь остров состоит из хребта гор, во всю его длину продолжающихся, и казалось, что между оными много острых холмов, отделенных лощинами; на западной стороне – особенно высокая гора; весь остров покрыт снегом, одни только крутые места и скалы при взморье чернели.

К западу и северо-западу от острова мы видели много островершинных черных камней сверх воды, и сильный бурун разбивался о подводные камни на расстоянии восьми и девяти миль от берега, так что для мореплавателей приближение к сему месту весьма опасно. Остров имеет направление OtN и WtS, длиной двадцать шесть, шириной около девяти, в окружности около шестидесяти одной мили; середина на широте 61°8'10''южной, долготе 55°21' западной; я назвал сие обретение наше островом Адмирала Мордвинова[223]. От восточной оконечности острова Мордвинова к О – малый высокий остров, который склоняется ниже к востоку и находится на широте 61°4'10''южной, долготе 54°45' западной; в окружности имеет три мили. Сей остров я назвал Михайловым[224], в воспоминание искренней ко мне приязни капитан-командора Михайлова.

Далее от восточного мыса острова Мордвинова, в пятнадцати милях на OSO, еще остров, также покрытый снегом; на западной стороне – высокая гора; направление оного NOtN и SWtS, длина – десять миль, в окружности двадцать семь миль, широта 61°13'20''южная, долгота 54°24'30''западная; сей остров я назвал островом Вице-адмирала Шишкова[225].

В полдень мы были на широте 60°51'47''южной, долготе 54°39' западной. Вскоре ветер засвежел, настала густая пасмурность, пошел снег и закрыл от нас берега. Мы взяли у марселей по рифу и привели в бейдевинд на OtN. Сим курсом шли до вечера. Зрение наше, по причине снега и дождя, не простиралось далее полутора миль, когда сделалось совершенно темно; взяв еще по рифу у марселей, мы поворотили и пошли назад.

30 января. С полуночи опять поворотили в NO четверть, дабы осмотреть, нет ли еще островов по сему направлению. В 4 часа утра ветер начал крепчать, и мрачность сделалась еще гуще; вскоре ветер усилился до того, что мы с большим трудом закрепили паруса; спасли их и остались под одними штормовыми стакселями. В сию жестокую бурю малые голубые и пестрые бурные птицы, погодовестники и альбатросы укрывались между волнами. Пополудни мы видели несколько черных бурных птиц и мандаринов. К вечеру ветер смягчился. От шторма лопнули две кницы, одна близ средины, а другая против бизань-мачты, и обе оказались гнилы.

Беспрестанное выкачивание воды из шлюпа производило большую сырость и в короткое время могло быть пагубно для здоровья служителей, которые уже четырнадцать недель находились в сыром и холодном климате Южного полушария. По сей причине и видя, что на таковом расслабленном шлюпе, каким сделался «Восток», при приближающемся позднем бурном времени не должно оставаться далее в больших южных широтах, я решил возвратиться на север и по прибытии в Рио-де-Жанейро подкрепить шлюп, дабы без опасения достигнуть России.

31 января. Следующего утра, 31 января, когда ветер стих, мы поставили марсели и взяли курс на NtO. Я имел намерение идти мимо камней, называемых Шаг-Рок (Shag-Rocks), обозначенных на карте Пурди на широте 53°38' южной, долготе 43°40' западной. При рассвете сделал сигнал шлюпу «Мирный» прибавить парусов, но за отдаленностью сигнал не рассмотрели, а потом нашел туман, и мы принуждены были остаться под одними рифлеными марселями, дабы дать возможность шлюпу «Мирный» нас догнать.

Туман, дождь и снег хлопьями шли попеременно. В полдень, по счислению, мы находились на широте 59°20'58''южной, долготе 51°8'35''западной. По прочищении тумана увидели шлюп «Мирный» в близком расстоянии, однако же гул наших пушечных выстрелов не доходил до него за густотой тумана.

В продолжение дня киты беспрерывно пускали фонтаны; пингвины, плавая около шлюпов, перекликались, и голубые бурные птицы во множестве летали. Мы продолжали путь на NO 38° во всю ночь под марселями, имея крюйсель на стеньге.

1 февраля. С полуночи ветер был сопровождаем дождем; мы имели хода до девяти миль в час; такая скорость ночью в неизвестном месте слишком велика, а потому я закрепил остальные рифы у марселей. В 11 часов вечера прошли мимо небольшого ледяного острова, который был последний нами встреченный, ибо мы после сего уже оных на пути не видали. В сие время находились на широте 56°35' южной, долготе 40°30'6''западной,

2 февраля. К четырем часам утра ветер стих. Мы подняли брам-стеньги и брам-реи, отдали у марселей рифы и поставили все паруса. Вскоре после сего нашел с ветра густой туман, продолжался до 11 часов утра и кончился дождем. В полдень мы были на широте 55°00'12''южной, долготе 44°30'28''западной.

К вечеру ветер скрепчал и принудил нас на ночь спустить брам-реи и брам-стеньги и остаться под одними зарифленными марселями, приведя шлюпы к ветру, чтоб не набежать на камни Шаг-Рок, если они существуют. Мы встретили птиц всех тех же родов, каких и прежде видели, приближаясь к острову Уэльс, а именно: альбатросов, белых с черными пятнами на спине; альбатросов белых, у которых верх крыльев серый; больших и средних черных, и голубых малых бурных птиц, и несколько пингвинов. Стада морских свиней беспрерывно перед носом проплывали.

3 февраля. Во всю ночь и в течение всего следующего дня ветер дул крепкий от запада, при пасмурной и дождливой погоде. С рассветом мы вновь спустились на NO 47°; в 7 часов утра число птиц, летающих около шлюпов, умножилось; в продолжение короткого времени мы видели двух урилов и одного малого нырка.

В исходе восьмого часа с марселя сказали, что по направлению NWtN виден бурун. Мы в сие время шли по девять миль в час, при большом волнении. Пределы нашего зрения простирались не далее полутора миль, и потому капитан-лейтенант Завадовский, бывший тогда на шканцах, тотчас переменил курс на OSO, дабы отдалиться от камней и обойти сие место, а между тем мне о сем дал знать. Я выбежал из каюты, но офицеры, посланные на марса-реи, дабы рассмотреть, что показалось буруном, при бывшей черезвычайной пасмурности и большом волнении ничего не могли видеть. Ежели действительно бурун был виден, как уверяли два матроса, с фор-марса-рея и ежели не происходил от волнения, разбиваемого на китах, то камни сии должны быть на широте 53°41' южной, долготе 42°4'40'', на 1°35' восточнее камней Шаг-Рок по карте Пурди.

К полудню из-за облаков выглядывало солнце; мы успели определить в полдень наше место: широта оного оказалась 53°31' южная, долгота 41°20'57''западная. Наблюдение сие не самое верное, по причине великого волнения и пасмурного горизонта. С полудня мы опять придерживались к северу по направлению NNO. К двум часам ветер сделался тише, но большое волнение продолжалось и бросало шлюпы с одного бока на другой, с черезвычайным стремлением. В продолжение дня мы видели необыкновенное множество летающих около шлюпов и сидящих стадами на воде альбатросов белых и дымчатых, также всех родов бурных птиц, кроме полярных, белых снежных и больших голубых. Ночь была прекраснейшая, лунная; такой ночи мы давно уже не имели; до полудня следующего дня шли прямо на север.

Со времени отбытия нашего из Рио-де-Жанейро, т. е. с 23 ноября 1819 года, мы подавались более к востоку, отчего наш полдень часто ускорялся, так что ныне, когда, возвратясь к западу, опять на долготу Рио-де-Жанейро, мы прошли 360° кругом света, от ежедневного ускорения полдня составилось 24 часа, почему я приказал на шлюпе «Восток» считать третьим числом февраля два дня сряду, и об исполнении сего на шлюпе «Мирный» сделал сигнал телеграфом. Матросы наши слыхали о таковых переменах от собратьев своих, возвратившихся из путешествий вокруг света, но полагали, что издалека возвращающиеся путешественники, дабы обращать на себя большее внимание, непременно должны рассказывать небывалое, и потому некоторых из служителей весьма трудно было уверить в точности нового нашего счисления дней.

В полдень мы находились на широте 51°23' южной, долготе 40°53'10''западной. Ветер переменился и задул от севера совершенно нам противный; мы легли к западу. С четырех часов пополудни настал густой мокрый туман, и продолжался до самой ночи. Пингвины ныряли около шлюпа.

4 февраля. С полуночи ветер отошел опять к западу и дул крепкий, с пасмурностью, однако ж позволил нам идти бейдевинд на NNO. В 4 утра до того скрепчал, что принудил нас взять у марселей по два рифа. При рассвете около шлюпов ныряли пингвины двух родов, простые и скакуны, также летали голубые бурные птицы и погодовестники во множестве, один дымчатый альбатрос и курица Эгмонтской гавани.

В 8 часов утра ветер начал крепчать от WSW и через час превратился в жестокую бурю. К полудню волнение сделалось черезвычайно великое, возвышалось горами, которые с быстротой стремились на нос и производили черезвычайную качку. Мы имели хода от восьми до десяти миль в час; шли под зарифленным грот-марселем и фок-стакселем. Мимо нас пронесло несколько морской травы. Во всю ночь шлюпы бросало с боку на бок жесточайшим образом; к счастью, за день прежде исправили помпы, а ежели бы сего сделать не успели, положение шлюпа «Восток» было бы весьма сомнительное, потому что вода непрестанно прибывала в трюме и в продолжение бури беспрерывно оную помпами выкачивали.

К ночи буря смягчилась; мы убрали грот-марсель, чтобы дать возможность шлюпу «Мирный» нас догнать.

5 февраля. С утра день был ясный, ветер умеренный. Мимо нас пронесло несколько кустов морской травы, и мы видели двух эгмонтских куриц. Все мокрое вынесли из кают, чтобы просушить, ибо по слабости шлюпа «Восток» никто не имел такого спокойного места, куда бы во время бури вода не входила. В полдень были на широте 40°51'21''южной, долготе 37°32'33''западной. Дабы и наш обратный путь принес несколько пользы географии, я с полудня взял курс на ONO в намерении пройти близ того места, где по карте Пурди положен остров Гранде, будто бы обретенный в 1675 году де Ла-Рошем.

6 и 7 февраля. Сим путем, при ветре от SSW, мы шли 6-го и 7-го; дни были ясные, а ночи освещаемы луной. В продолжение сего времени проплыло несколько морской травы; из птиц мы видели голубых бурных, разных альбатросов и эгмонтских куриц. В полдень 7-го находились, по наблюдениям, на широте 43°35' южной, долготе 31°15'51''западной. От полудня до шести часов продолжали курс на NO; в сие время достигли широты 42°53'7''южной, долготы 30°20' западной, того самого места, где предполагает Пурди остров Гранде; но мы, при довольно ясной погоде, осматриваясь с салинга во все стороны, ничего не приметили, хотя по ясности дня могли видеть остров на расстоянии двадцати пяти миль, ежели бы находился на сем пространстве в которой бы то ни было стороне. Итак, кажется, нет никакого сомнения, что сей остров вовсе не существует.

Испанец Сейфас Илавера, издатель путешествия Антония де Ла-Роша, говорит, что он видел остров Южная Георгия, откуда шли они весь день к NW, а потом к северу, при шторме от юга достигли широты 46°, а отсюда направили путь к заливу Всех Святых и на пути увидели на широте 45° весьма большой и прекрасный остров, с хорошей гаванью на восточной стороне.

В сей гавани нашли свежую воду, лес и рыбу, но людей не встречали, хотя пробыли 6 дней. Потом пошли к заливу Всех Святых, а оттуда в Рошель, куда прибыли 29 сентября 1675 года. Капитан Бурней полагает, что де Ла-Рош видел выдавшийся мыс на берегу Патагонии, между заливами Св. Георгия и Камарона; сей мыс кажется с моря островом, и Сейфас Илавера, описывая Патагонию, говорит: «На широте 45° находится много хороших гаваней и в сей же широте – мыс Св. Елены (de Santa Elena), о котором упоминают разные писатели, будто бы оный имеет вид острова; на картах Пурди, ныне издаваемых, сей мыс называют мысом Двух Заливов (Cape Two Bays), а по карте Арроусмита – мысом Залива (Cape Bahias)». Итак, не встречая никаких признаков берега, кроме морской травы, которая и в отдаленности от берегов плавать может, мы привели к ветру на север, дабы идти в Рио-де-Жанейро между путями Бувета и Лаперуза, чтобы обозреть сие пространство. В продолжение дня видели трех эгмонтских куриц, двух погодовестников, несколько альбатросов обыкновенных и одного дымчатого.

8 февраля. Из взятых нами в Новой Шетландии трех молодых пингвинов, при всем старании сохранить их живыми, один умер, а два других весьма похудели. Видно, хлебный и мясной корм для сих птиц не годится.

Сегодня в первый раз в продолжение трех с половиной месяцев мы отворили все люки, чтобы в палубы впускать наружный воздух, сняли зимнюю переборку около парадного люка. Ветер дул переменный, а к ночи перешел к OSO, засвежел, сделалось мрачно с дождем. Мы старались идти к северу.

11 февраля. Из птиц, купленных офицерами в Порт-Джексоне, много издохло на пути к югу, вероятно от жестокости климата. Сегодня всех птиц в первый раз вынесли на воздух, и они, радуясь хорошей погоде, составляли разноголосый хор. Из морских птиц мы сегодня видели только двух альбатросов.

В полдень находились на широте 38°6'20''южной, долготе 33°15'49''западной.

12 февраля. От полуночи до восьми часов утра шел такой сильный дождь, что успели набрать воды около ста ведер и, сверх того, дождевой водой вымыли все служительские койки.

13 февраля. В полдень были на широте 36°39'40''южной, долготе 34°16'43''западной, которая определена по расстояниям луны от солнца в полдень:

Мною (по 25 расстояниям) – 34°19'43''W

Капитан-лейтенантом Завадовским также (по 25 расстояниям) – 34°6'6''W

Штурманом Парядиным также (по 25 расстояниям) – 34°20'23''W

14, 15 и 16 февраля. 13-го, 14-го и 15-го, при юго-западных тихих ветрах, мы шли к северу; 16-го ветер несколько времени дул из NW четверти и принудил нас идти в бейдевинд к NO. В полдень находились на широте 33°45'3''южной, долготе 34°30'58''западной; теплота в тени была 21,2°.

17 февраля. К следующему утру ветер засвежел от NWtW; мы спустили брам-реи; при густой пасмурности накрапывал дождь. Вскоре после полудня ветер отходил к W и SW, дул сильно, порывами, и мы придерживались к NNW.

18 и 19 февраля. 18-го и 19-го шли прямо к Рио-де-Жанейро, при свежем ветре от SSW; в полдень 19 февраля были на широте 28°57'22''южной, долготе 35°26'30''западной.

Взятый нами в Новой Шетландии котик приметно худел ежедневно и сегодня умер. Сколько ни старались кормить его, но он ни до чего не касался во все 23 дня бытия его на шлюпе. С полудня зыбь от юга увеличивалась, шлюпы качало с боку на бок.

20 февраля. Ветер дул свежий из SO четверти, небо было покрыто облаками, день дождливый, на севере блистала молния; я продолжал идти тем же курсом под малыми парусами, дабы шлюп «Мирный» мог держаться за «Востоком».

В полдень, по счислению, находились на широте 27°22' южной, долготе 38°00'15''западной.

С полудня погода была довольно ясная; я придержался ближе к западу, и мы шли на WNW до восьми часов вечера. На брам-салингах поставлены были люди, чтобы осматривать вокруг горизонта, не увидят ли камня, назначенного на картах, будто усмотренного в 1692 году; пройдя немалое расстояние близ самого того места, мы не заметили и признака существования камня. Видели в продолжение сих последних дней птиц, которые имели верхние перья темные, нос белый; величиной были с ворону. Судя по полету, должны принадлежать к бурным птицам.

21 февраля. С восьми часов вечера мы опять переменили курс и пошли на NWtN, прямо к мысу Фрио. 21 февраля в 5 часов пополудни дувший свежий ветер из SO четверти стих.

22 февраля. Следующего утра мы на уду поймали акулу и вместе с оной вытащили небольшую прилипалу. В недальнем расстоянии увидели на поверхности моря играющую небольшую рыбу, чего в отдаленности от берегов видеть не случалось.

В 4 часа пополудни маловетрие, продолжавшееся со всех сторон, прекратилось и задул ветер от NO. Тогда мы опять легли на NWtN, к мысу Фрио. Перед вечером видели несколько летающих бакланов и множество летучих рыб.

23 февраля. Во всю ночь по всему горизонту сверкали зарницы. Мы старались, сколько возможно, выигрывать ходом нашим при переменном полуветрии[226].

Один из какаду влез по веревкам наверх, и когда его оттуда хотели снять, он полетел и упал в воду прямо перед шлюпом; к счастью, ход был тих и, когда шлюп проходил мимо какаду, матросы с борта подставили шест, за который он в испуге схватился так крепко, что не только его свободно приподняли из воды, но и после он не скоро сошел с шеста. Немногие из птиц, взятых в Новой Голландии, при подобных случаях были так счастливо спасены.

24 февраля. С утра к SO было видно трехмачтовое судно. Морские свиньи пробегали стадами перед носом шлюпа, но сколько мы ни старались убить хотя одну, предприятия наши были неудачны.

В полдень находились на широте 23°47'22''южной, долготе 41°45'26''западной. В 3 часа пополудни показался с салинга берег мыса Фрио на NWtN.

Во все сии дни мы замечали на поверхности воды подобие желтоватой насыпи, что, вероятно, происходило от продолжающихся безветрий.

26 февраля. В 3 часа пополудни задул ветер от О, мы шли к берегу. 26-го числа с рассветом открылся нам весь рио-жанейрский берег; внизу оного неслись облака, верхи гор были совершенно чисты от оных. По горе, называемой Сахарной Головой, мы скоро отличили вход в Рио-де-Жанейро, но маловетрие и потом противный ветер не допустили нас прежде следующего дня приблизиться к заливу.

27 февраля. Лоцман встретил шлюпы для провода в бухту. Мы его приняли, но, по причине тихого ветра, не прежде темноты, т. е. в 8 часов вечера, положили якорь, еще не достигнув того места, где прежде стояли на якоре. С крепости Санта-Круз и с контр-адмиральского корабля приезжали чиновники и делали те же вопросы, как в прошедшее наше прибытие, т. е. откуда, долго ли были в море и тому подобные.

Сего вечера приехал наш вице-консул Кильхен; ему поручено доставить к завтрашнему дню для всех служителей на шлюпах свежей говядины и зелени разных родов. Он нас известил, что во время нашего отсутствия Португалия приняла испанскую конституцию до прибытия короля в Лиссабон и что приготовляют английскую эскадру для перевезения двора в Португалию.

28 февраля. На рассвете глазам нашим представилось приятнейшее зрелище. При подошве высоких гор, обросших лесами, мы увидели город С.-Себастьян, пред оным на рейде брантвахтенный корабль «Иоанн VI» и два фрегата, один португальский, построенный в С.-Сальвадоре, другой, называемый «Конгресс», принадлежал Соединенным Американским Штатам, два английских военных брига и до трехсот купеческих судов разных наций.

В 8 часов утра, по поднятии флага на шлюпе «Восток», салютовали королевскому флагу на крепости С.-Христиана, потом контр-адмиральскому. С крепости и с корабля «Иоанн VI» ответствовано выстрел за выстрел. До обеда я ездил с рапортом к министру нашему, генерал-майору барону де Тейль фон Сераскеркену. Он приказал вице-консулу Кильхену у вольных купцов приискать для подкрепления шлюпа «Восток» кницы, о которых я его просил. Пополудни, когда обыкновенный морской ветер установился, мы снялись с якоря, перешли ближе к городу на прежнее якорное место и стали фертоинг; отвязали все паруса и убрали в парусные каюты.

1 марта. С сего дня принялись приготовлять шлюпы к плаванию в Россию. Я поехал с капитан-лейтенантом Завадовским и лейтенантом Лазаревым посмотреть американский фрегат «Конгресс». Он снаружи весьма чист. Входя вниз, мы увидели покойника в гробу. Лейтенант, нас провожавший, сказал, что они на пути из Кантона до Рио-де-Жанейро, в 90 дней, выбросили за борт 70 человек и что в висящих в палубе восьмидесяти койках лежат больные, которые еще не выздоровели. Услышав о такой повальной болезни, по приезде на шлюп «Восток» я запретил иметь сообщение со служащими на фрегате «Конгресс».

2 марта. При рассвете увидели на рейде небольшой голландский фрегат, который салютовал крепости и флагманскому кораблю. Я отправил лейтенанта Торсона поздравить капитана с прибытием и предложить ему мои пособия в случае какой-либо нужды, ибо мы имели всего в изобилии и уже возвращались в отечество. Лейтенант Торсон донес мне, что сей фрегат короля нидерландского, «Адлер», отправлен из Голландии в Батавию, и на пути зашел в Рио-де-Жанейро, чтоб освежить служителей.

Командир капитан-лейтенант Даль на предложение лейтенанта Торсона объявил, что у него повреждение в беген-рее; фрегат «Адлер» со шлюпом «Восток» одного размера, а потому я тотчас, без всякой переделки, велел отбуксировать к нему наш беген-рей. Хотя в Рио-де-Жанейро для реев можно иметь деревья, но они все слишком тяжелы и оттого не так удобны для употребления на реи, как европейские сосновые деревья.

4 марта. За несколько дней перед нашим прибытием король объявил, что отправится в Лиссабон. Он ездил сегодня на своей вызолоченной барже осматривать корабль «Иоанн VI», на котором намерен отправиться. Многие духовные особы были также в числе назначенных к сопутствию его. Когда король проезжал мимо наших шлюпов, люди стояли по реям и кричали «ура!», а со шлюпов произведена пальба из всех орудий. В сие время на королевской барже перестали грести, и чиновник, державший штандарт, говорил краткую речь в честь государя нашего. По окончании речи все гребцы на барже встали и прокричали троекратно «ура!». После обеда королева проехала мимо наших шлюпов, и ей отданы те же почести, как королю.

5 марта. Место для нашей обсерватории отведено на Крысьем же острове, где поставили палатки, в коих астроном Симонов расположился с инструментами. Сей остров служил нам и для сгрузки разных тягостей; туда же отправили кузницу и купоров, для исправления бочек.

9 марта. До полудня приезжал к нам посланник барон Тейль. Он нашел всех служителей здоровыми и в лучшей исправности. Со времени прибытия в Рио-де-Жанейро шлюпы «Восток» и «Мирный» посещаемы были ежедневно разными особами. Почти все посланники иностранных дворов и любители редкостей к нам приезжали.

16 марта. Для облегчения носовой части шлюпов вся вода из трюма вылита, все тяжести из сего отделения перенесены в кормовую часть, запасный рангоут весь спущен в воду, и после сего шлюп «Восток» кренговали на обе стороны. Тогда ободрали медь с носовой части и проконопатили слабые пазы, особенно шпунтовой паз; по выконопачении опять обшили сии места медью, также и те, которые ободраны льдом; другие части, до коих невозможно было добраться, потому что слишком глубоко в воде, я решился оставить, полагая плавание до России не столь долговременным, чтобы в продолжение оного морские черви успели проточить сии места.

По неимению в Рио-де-Жанейро вольной корабельной верфи мы не могли отыскать продавцов книц для подкрепления шлюпа «Восток», и потому я просил нашего посланника, чтоб он доставил нам возможность получить в здешнем адмиралтействе дубовых книц за деньги. Вследствие сего приезжал к нам капитан порта с корабельным мастером, последний советовал переменить все гнилые и изломанные кницы, и сверх того против каждой мачты приделать стандерсы.

Но как работа сия могла быть слишком продолжительна, то я просил только доставить мне дерево, в намерении приделать стандерсы и кницы своими мастеровыми, ибо мог набрать из них 9 человек, умеющих хорошо владеть топором. После разных затруднений мы наконец 21 марта получили из адмиралтейства восемнадцать книц и тотчас приступили к приделке оных по местам. Работу сию совершенно окончили не прежде 2 апреля. Половину книц употребили под бимсы, другую приделали стандерсами, а наши гнилые кницы оставлены на своих местах; я боялся их тронуть, дабы через то не открыть бесконечной работы.

20 марта. Мы ездили смотреть королевский загородный дворец. Внутренность сего небольшого дома украшена посредственного искусства живописными картинами и эстампами, без вкуса расположенными; между последними мы видели изображение победы нашего флота при Чесьме, под начальством графа Орлова-Чесменского, и небольшой гравированный портрет императора Александра Павловича.

От дворца, проехав еще несколько водой, мы вышли на берег. Вице-консул Кильхен был нашим проводником. Узкой дорогой проходили сахарные и кофейные плантации, обширные огороды с кукурузой; большая часть земли еще необработана, что служит доказательством или малого населения, или лености народа.

Пройдя около полутора часов, мы приблизились к местечку, называемому Мариен-Гу. Англичанин Уэльс, поселившийся в Рио-де-Жанейро, которому принадлежит сей загородный дом, принял нас весьма благоприязненно. Местоположение особенно красивое, окружено высокими горами, обросшими лесом; по долинам видно множество загородных домиков с садами, куда для прогулки обыкновенно приезжают городские жители. Солнечный зной утомил нас на пути, и мы весьма были довольны, когда хозяин предложил нам отдохнуть на открытом воздухе в тени на скамейках, нарочно для сего сделанных. Перед нами были аллеи цветущих акаций; нежные колибри порхали в их цветах и высасывали сок.

Мы обедали в саду, в тени апельсиновых деревьев, а недалеко от нас находились кофейные, на которых в одно время можно видеть переход зерна от цвета до самой зрелости. В разных местах сложенный в больших кучах, снятый с дерева зрелый кофе сушили на солнце. К вечеру, поблагодарив хозяина за его гостеприимство, мы возвратились той же дорогой; на половине пути до катера отдыхали в тени крупного ветвистого фруктового дерева, португальцами называемого монгиферо.

26 марта. Прибыли с моря: французский 74-пушечный корабль «Колосс», под флагом контр-адмирала Жюльена, и фрегат «Галатея».

27 и 28 марта. Следующего утра я поехал с лейтенантом Лазаревым к контр-адмиралу; он находился несколько времени у западных берегов Америки и ныне, обойдя около мыса Горн, остановился в Рио-де-Жанейро освежиться. Назавтра, 28-го, около полудня контр-адмирал Жюльен приехал на шлюп «Восток» и долго занимался рассматриванием редкостей, тем более что он совершал путешествие кругом света под начальством контр-адмирала Дантре-Касто.

9 апреля. К вечеру я отправился на берег с лейтенантом Лазаревым и капитан-лейтенантом Завадовским, чтоб видеть народное собрание, в коем намеревались выбрать депутатов для принесения просьбы королю, чтоб дал Бразилии конституцию испанскую, которая бы могла существовать в полной силе до утверждения королем в Лиссабоне настоящей португальской конституции; они также имели намерение избрать некоторых министров.

Все дома, находящиеся по Биржевой улице, были украшены шелковыми разных цветов тканями, вывешенными из окон; народ по улице толпился взад и вперед.

Войд в биржевую залу, мы увидели великое множество разного состояния людей и без оружия. Посреди залы стоял стол, вокруг которого сделаны были скамейки в несколько ярусов, в виде амфитеатра; все избиратели, на коих возложена была обязанность предлагать дела к суждению, сидели за столом, как кому досталось место; из прочих членов иные сидели, другие стояли на скамейках, некоторые ходили взад и вперед; словом, в сем огромном зале царствовал совершенный беспорядок, ибо только лишь члены что-либо предлагали, вместе с окончанием слов их подымался с разных сторон крик, заключающий в себе противоречащие мнения; и хотя избиратели со всей силой напряжения голоса убеждали безрассудных крикунов не производить шума, а прежде выслушать и потом предлагать свои мнения, но сии увещания оставались совершенно тщетны.

Один португалец, бывший далеко позади, вероятно, по причине слабого голоса не могший перекричать других, влез на скамейку, стоящую подле стены, вынул из кармана уголь и написал свое мнение на стене крупными буквами: «Ежели мы изберем графа Дос-Аркоса министром, Бразилия будет счастлива». Большая половина затопала ногами, а прочие, забыв благопристойность, начали кричать бранные слова. Писавший поспешно спустился со скамейки и скрылся между народом.

Наконец, после многих тщетных споров и непристойных криков, избрали пять депутатов из разных состояний – из военных, купцов и ремесленников. Избранные отправились в 8 часов вечера пешком из собрания во дворец к королю. В зале загремела музыка, а на дворе пущенные во множестве ракеты возвестили, что депутаты пошли; многие за ними следовали, а прочие остались еще шуметь в зале. Мы также пошли, дабы увидеть, что из сего последует; в улицах на пути из всех домов махали белыми платками и кричали: «Виват! Виват!».

Во дворце встретил их какой-то генерал, ибо король был в своем загородном замке С.-Христофор, в шести или семи милях от города, где обыкновенно живет летом. Депутаты того же вечера отправились в двух колясках к королю, а мы возвратились на свои шлюпы, не заходя в их шумное собрание.

По случаю праздника Пасхи в час пополуночи началось у нас на шлюпе «Восток» богослужение, которое кончилось в 6 часов утра. Как чиновники, так и служители шлюпа «Мирный» были на «Восток», где все вместе разговелись и угощены обедом; офицеры угощали офицеров, а матросы – матросов шлюпа «Мирный».

Поутру от некоторых нам знакомых португальцев, бывших до двух часов в шумном народном собрании, мы узнали, что король принял депутатов милостиво и утвердил своим подписанием требование их о введении испанской конституции в Бразилии, до получения настоящей, лиссабонской, утвержденной самим королем.

А как расстояние загородного дома С.-Христофора от города неблизко, депутаты нескоро возвратились, то в собрании пронесся слух, будто их арестовали. Все ожидавшие требовали в собрание генерал-полицмейстера и генерал-губернатора, которые вскоре явились и уверили сию необузданную толпу, что депутаты в совершенной безопасности, и никто из граждан даже не был взят под стражу. Один молодой человек, именем Дапра, более всех кричавший и, можно сказать, излишней дерзостью управлявший всем собранием, требовал отчета от губернатора, для чего поблизости сего места ходят патрули, и грозил наказанием, ежели сие последует вперед. Потом он с другими сообщниками предложил послать к коменданту крепости С.-Круц повеление под смертной казнью не пропускать из бухты Рио-де-Жанейро никакого судна, дабы не увезти денег, нагруженных королем на эскадре, будто бы до двадцати миллионов крузадов. Выбрали шесть человек из членов собрания для объявления о сем коменданту крепости, а с оными, вместо гребцов, добровольно последовали еще 7 человек, в числе коих был и Дапра.

Они отправились на одном из дворцовых гребных судов, которые стояли недалеко от места собрания. После сего назначили трех членов для поднесения королю изъявления чувствований благодарности и вместе с тем предложения об утверждении избранных в то время трех главных правителей: по политической, военной и гражданской части. Но когда собрание в ослепленном забвении своих обязанностей, пользуясь вынужденной уступчивостью короля, стремилось отнять у него всю власть и подчинить его своим определениям и уже послало депутатов об истребовании у короля согласия на допущение к должностям избранных правителей, в сие самое время наследный принц дон Педро, видя, что и его власть по отбытии короля будет ограничена, принял строгие меры.

Приехал ночью в казармы и отправил к народному собранию солдат под предводительством офицеров; они окружили новую биржевую залу, у которой двери и окна были отворены; офицеры, нимало не медля, приказали стрелять в волнующуюся толпу, пули летели в окна, и несколько человек убито на месте.

Мгновенно все в великом смятении разбежались, некоторые в испуге бросились в море, чтобы переплыть на купеческие суда, близ берега стоящие, и многие утонули. Солдаты, войдя в залу, разорвали все бумаги, сочиненные собранием, и вместе с сими бумагами и постановление, подписанное королем, об утверждении испанской конституции, изломали все серебряные подсвечники и разделили между собой, также сукно и другие ткани, коими были покрыты скамейки. За поехавшими в крепость С.-Круц послал принц вооруженные гребные суда; их встретили на обратном уже пути, всех отвели в крепость и посадили под стражу, а повеление о невыпуске из порта отправляющихся судов отменили.

В бывшем собрании разнесся слух, будто контр-адмирал Девена приезжал днем на российские шлюпы просить нас, чтоб мы были во всей готовности для общего споспешествования приверженцам короля, в случае надобности. К большему распространению сей молвы послужило еще необыкновенное освещение, бывшее на шлюпах в продолжение всей ночи по случаю службы в день Пасхи. О сих церковных обрядах, вероятно, собрание не знало, а как освещение было хорошо видно из биржевой залы, построенной на самой набережной, то все присутствующие заключили, что мы приготовляемся к каким-либо действиям.

Король неохотно оставлял Бразилию и потому настоящее время его отъезда было неизвестно.

Он переменял назначение времени отбытия, но теперь описанное возмущение побудило его решиться. День отъезда был назначен на 14/26 апреля, укладывание в ящики потребных вещей и погрузка на суда начались немедленно.

11 апреля. 11-го числа я с офицерами и служителями шлюпа «Восток» обедал на шлюпе «Мирный»; первых угощали офицеры, а последних угощали служители; мы проводили время весьма весело, и никто из служителей обоих шлюпов не помышлял проситься на берег для прогулки. Я желал, чтобы они не ходили в город, ибо легко могли заразиться болезнями; матросы столь долгое время быв на шлюпах в надлежащей трезвости, вырвавшись на свободу, бросятся на то, что им более всего запрещалось, а именно на крепкие напитки, а потом познакомятся с женщинами. От сего последуют болезни: свежий ром производит кровавый понос, а связь с женским полом в приморских торговых местах нередко оставляет по себе следствия, неудобоисцелимые на море.

13 апреля. Перевозка королевских и прочих вещей приведена к окончанию 13 апреля, и того же вечера король прибыл со своим семейством на 74-пушечный корабль, называемый его именем. На фрегате «Каролина» помещена вдовствующая принцесса, жена старшего брата короля. На шлюп перевезли тело покойной королевы, матери Иоанна VI. Сверх сих судов отправлялись еще один корвет, один бриг, одна королевская яхта и 5 транспортов. На всех одиннадцати судах, сопутствующих королю в Лиссабон, было мужчин и женщин до восьмисот; транспорты так загружены, что дрова клали на русленях; одних кур на проезд куплено 30 тысяч.

14 апреля. 14-го вся эскадра снялась с якоря. Королевскому штандарту салютовали все крепости, военные суда, стоявшие на рейде, наши шлюпы, французский корабль и фрегаты и английские бриги. Наследный принц дон Педро и принцесса провожали короля за выход из залива и возвратились на пароходе под штандартом[227].

18 апреля. Три дня после отбытия короля, по желанию наследной принцессы, я был ей представлен нашим посланником в загородном дворце С.-Христофор. Принцесса обращает особенное внимание на редкие произведения природы и искусства; я доставил ей из новоголландских птиц: какаду, королевского попугая и розетку; по ее просьбе послал в здешний музей разное оружие и одеяние народов Южного океана, разные раковины и другие редкости. За сие по приказанию принцессы получил несколько минералов и раковин бразильских: первые, по прибытии в Россию, поступили в С.-Петербургское Минералогическое общество, а раковины отданы в музей государственного Адмиралтейского департамента.

Мы встречали разные препятствия видеть музей, о коем многие с похвалой отзывались, и который должен бы быть наполнен многоразличными бразильскими редкостями по разным частям природы, ибо страна сия еще так мало натуралистами исследована, что и ныне во внутренних областях почти на каждом шагу встречают совершенно неизвестные произведения природы.

Русский консул академик Лангсдорф доставил в Европу большое собрание бразильских птиц, бабочек, насекомых и прочие. Баварские натуралисты Спис и Мартус после трехлетнего странствования по Бразилии возвратились в Европу обогащенные множеством любопытства достойных редкостей по натуральной истории, из коих весьма многие вовсе неизвестны.

Прусского посольства секретарь и доктор Селли составили богатое собрание редкостей. Посланные от австрийского двора доктора Поль и Натерер и ботаники Шот и Шук отправили английский купеческий бриг для отвоза всего, что набрали во внутренности Бразилии. Датское посольство возложило на прибывшего из Швеции естествоиспытателя Гольма составить подобное собрание; Гольм еще не возвратился из внутренних стран Бразилии, но уже имеет прекрасное собрание редкостей. Галлер, при отличных сведениях и особенной склонности заниматься естественной историей, возвратился в Рио-Гранде после шестилетних трудов, его вскоре ожидают в Рио-де-Жанейро.

Летняя жара, которая в Рио-де-Жанейро нередко доходит до 28° и выше, умеряется периодическими дождями. В зимние месяцы термометр не опускается ниже 14°; обыкновенно постоянные ветры дуют днем с моря, ночью стоит штиль, а к утру ветер из залива тихий. Ветер WSW нагоняет облака дождевые, сопровождаемые громом.

Достаточные люди живут в своих владениях за городом, а те, которые обязаны по делам быть ежедневно в городе, к вечеру возвращаются в свои загородные дома. Почти все иностранцы живут за городом, и местечко Бота-Фого, близ выхода к морю, наполнено их домами.

Обыкновенный экипаж в Рио-де-Жанейро состоит из португальских одноколок на двух больших колесах. Вельможи и вообще все ездят в сих одноколках; за наем такого скудного экипажа на половину дня платят 3 200 рейсов, т. е. 23 рубля 20 копеек, за весь день – вдвое. Живущие постоянно и хозяйственно в городе, но не в собственных домах, за наем квартиры из семи, восьми небольших комнат платят в год от 600 до 700 тысяч рейсов, т. е. от 5 775 до 6 825 рублей. Повара и кучера также весьма дороги, и им должно давать в помощь по одному негру, которых нанимают недешевой ценой. Жизненные припасы весьма дороги. Нет никакого сомнения, что в Европе можно половиной издержек прожить лучше, нежели в Бразилии.

По переезде короля из Португалии в Бразилию почти вся бразильская торговля была в руках англичан. Они одни имели право привозить изделия фабрик своих, за которые платили только по 15 %, тогда как купцы прочих держав за привозимые товары должны были платить по 24 %; но впоследствии соперничество в изделиях французских мануфактур присвоило себе все касающееся до мод, и в продолжение последних шести лет португалки и бразильянки, оставив господствовавший у них английский вкус, предпочли французский; равным образом распространились желания иметь и другие французские изделия: фарфор, галантерейные вещи, и даже мебель привозят готовую из Франции.

Английских судов приходит в Бразилию более других. В прошлом 1820 году было оных в Рио-де-Жанейро около трехсот. Кажется, англичане стараются уменьшать доверенность к португальскому купечеству в Бразилии; привозят обыкновенно все произведения английских мануфактур и фабрик, как-то: бумажные и шерстяные материи, стекла, фаянс, всякое оружие, кремни, порох; из съестных припасов: солонину, рыбу соленую, масло, сыр, ветчину, пиво, картофель, лук, чеснок и проч.

Торговля Соединенных Штатов равна одной трети английской торговли; американцы доставляют мебель, ром, муку в большом количестве, и всякого рода соленое мясо. Число приходящих французских купеческих судов составляет шестую часть числа английских судов; привозят вина, шелковые материи, мелочные железные вещи, сукна, мебель и моды. Голландских судов можно считать одну осьмую часть против английских; они привозят полотна, соленое мясо, рыбу, сыр, масло, картофель, джин и другие крепкие напитки; нередко на пути в Батавию доставляют сюда товары.

Число шведских судов не превосходит одну двадцатую долю числа английских; грузы их состоят из железа, смолы, парусных полотен и сосновых досок. Испанских судов приходит столько же, как шведских; они привозят испанские вина, сушеные фрукты, хину и другие произведения из Перу. В 1820 году заходили в Рио-де-Жанейро четыре датских судна, два российских, два гамбургских и одно итальянское. Они доставили полотна, солому, веревки, парусину, стекла и зеркала.

Португальское купечество посылает в Бразилию вина (порто, мадеру), деревянное масло, лук, толстые лиссабонские сукна, которые преимущественно покупают во внутренности Бразилии; также все простые шерстяные ткани, бумажные и шерстяные чулки, несколько шелковых тканей и чулок; для одежды негров – цветные сукна, которые и прежде получали всегда из Португалии. Англичане на короткое время лишили португальцев сей выгоды, доставляя упомянутые сукна по меньшим ценам, но бразильцы, увидя, что доброта португальских сукон превосходит привозимые из Англии, дали преимущество первым, и цена последних вдруг столько понизилась, что нанесла немаловажные англичанам убытки. Бобровые шляпы и шелковые зонтики, несмотря на высокую цену против английских, привозят, вообще, из Португалии – по оставшемуся еще похвальному пристрастию к отечественным изделиям.

Вывозимые из Бразилии товары следующие: сахарный песок (составляющий богатую часть бразильской торговли); он бывает двух сортов: один называют кампас, другой – сантос; первый разделяют на четыре, а второй – на два рода. Сахарный песок, превосходной доброты при вываривании, вывозят единственно в северную часть Европы. Сантос, не так прочный, отправляют по большей части в Средиземное море, и особенно в Южную Францию. Темный сахар и мелис привозят из Бахии.

Лучший кофе из Рио-де-Жанейро двух сортов; третий сорт и сорт, известный под названием «триато», расходятся на месте, в Бразилии. Бразильский кофе теряет скоро свой цвет, а потому покупщики крайне осторожны при выборе оного; все предпочитают темно-зеленое зерно, ибо оно лучше добротой; зерна, имеющие светлый цвет, считают вторым сортом. Ныне вообще требуют более бразильского кофе, и в 1820 году цена возвысилась.

Табак доставляют в свитках из Манпедилиса и Пиедаде. Хлопчатую бумагу привозят из Миссас-Ковас, Рио, Пернамбуку, Марангама и Бахии; привозимую из Пернамбуко предпочитают прочим и платят двадцатью процентами дороже против привозимой из других мест. Сарачинского пшена повсюду множество. Ипекакуану и хину доставляют из внутренних областей. Тапиока и саго и разные сорта водки, которые вывозятся в Португалию, делают в области Рио-де-Жанейро. Воловьи кожи доставляют из Рио-Гранде, Монтевидео, Мальдонадо и Буенос-Айреса, причем называемые «бо» или «бу» – самые дорогие; сало привозят из Рио-Гранде и Буэнос-Айреса. Коньи кожи и волос – из Буэнос-Айреса; рога – из Рио-Гранде и Монтевидео, Татагивы, Коравеллы и Вилли-Викозы.

21 апреля. По совершенной готовности шлюпов мы сняли палатки и обсерваторию, устроенную на Крысьем острове. Географическое положение сего острова наблюдениями определено:

На широте:

Мною – 22°54'01''

Астрономом Симоновым —22°54'5''.

В долготе:

Мною (по измеренным 390 расстояниям луны от солнца) – 43°13'34''

Капитан-лейтенантом Завадовским (по 380 расстояниям луны от солнца) – 43°15'21''

Лейтенантом Лазаревым (по 325 расстояниям луны от солнца) – 43°7'7''

Лейтенантом Торсоном (по 315 расстояниям луны от солнца) – 43°14'13''

Лейтенантом Лесковым (по 315 расстояниям луны от солнца) – 42°54'38''

Астрономом Симоновым (по 315 расстояниям луны от солнца)– 43°8'26''

Штурманом Парядиным (по 280 расстояниям луны от солнца) – 43°12'29''.

Склонение компаса найдено 4°3' восточное.

Час полной воды через 2 часа 41 минуту, возвышение оной у Крысьего острова 3 фута 6 дюймов.

По причине отъезда короля в Лиссабон надлежало всем иностранным посланникам следовать за ним. Я предложил нашему посланнику отправиться с нами в Лиссабон и тем сохранить необходимые издержки на наем иностранных судов для перевоза посольства в Европу. Посланник весьма обрадовался моему предложению и сего же дня, с принадлежащими к нему, перебрался ко мне на шлюп, а поверенный в делах коллежский советник Бородовицын и датский поверенный в делах дель Примо даль Борго перебрались на шлюп «Мирный».

Глава седьмая

Отбытие из Рио-де-Жанейро. – Плавание в Лиссабон и из Лиссабона в Россию. – Прибытие на Кронштадтский рейд.

22 и 23 апреля. Оба шлюпа перешли от Крысьего острова к выходу в море и близ восточного берега стали на якорь.

Следующего утра в 6 часов приехал лоцман, и тогда же при благополучном ветре и течении шлюп «Восток» вступил под паруса. Спустя малое время снялся шлюп «Мирный» и последовал за нами. В то же самое время вступили под паруса французский корабль «Колосс» и фрегат «Галатея», которые намеревались идти к острову Мартиники, и два португальских фрегата, шедшие в Монтевидео за войсками. В 9 часов утра, когда мы уже вышли в море, встретил нас свежий от SW ветер, и мы легли на SO, а в 2 часа пополудни на OSO. Ввечеру набежал от юга шквал, сопровождаемый крупным дождем, но продолжался не более часа; когда стемнело, мы убавили парусов, дабы шлюп «Мирный» мог держаться за нами.

24 апреля. По мере нашего отдаления к востоку ветер переходил от SW, через S, к SO. В 8 часов утра корабль «Колосс» и фрегат «Галатея» спустилась на NO в параллель берега и к полудню скрылись из вида; мы продолжали курс на ONO в намерении, удалясь от американского берега, достигнуть постоянного свежего ветра, дабы скорее идти на север. В полдень находились на широте 23°34'23''южной, долготе 41°11'34''западной; мы продолжали путь тем же курсом при свежем ветре от юга до восьми часов утра 27 апреля; тогда легли на NO.

27 апреля. В полдень находились на широте 20°12'01''южной, долготе 33°50'55''западной; я нес мало парусов, чтобы шлюп «Мирный» от нас не отстал.

Мы шли по шести миль в час, зыбь от SO производила небольшую плавную качку. Пассажиры на шлюпе «Восток» все бодрствовали. На вопрос наш посредством телеграфа со шлюпа «Мирный» ответствовали, что один только поверенный в делах Бородовицын страдает от морской болезни.

28 апреля. В полдень, когда мы были на широте 18°07'07''и долготе 32°8'7'', ветер начал стихать и заходил к О, потом сделался крепкий, с дождем, и принудил нас идти полным бейдевиндом к северу, склоняясь несколько к востоку, дабы иметь всегда хороший ход.

1 мая. Продолжая путь при свежем юго-восточном ветре, мы находились в полдень 1-го на широте 12°13'12''южной, долготе 30°14'15''западной,

7 мая. С тем же ветром перешли экватор. 7 мая в 6 часов пополудни, на долготе 26°35'6''западной, и у нас было обыкновенное при сем случае наблюдаемое празднество. Барон Тейль из своей провизии подарил на служителей два барана и по бутылке вина на человека, и сей день совершенно отличен от единообразных прочих дней.

На пути из Рио-де-Жанейро до экватора мы видели из птиц одних только погодовестников, и то немного; ввечеру 7 мая, когда стемнело, показалось опять в море много светящих морских слизких животных.

8 мая. На широте северной 1°13', мая 8-го, ветер переменился и задул от SSW. Море было довольно спокойно. При сем удобном случае барон Тейль посредством телеграфа пригласил со шлюпа «Мирный» обедать датского поверенного в делах Дель-Примо-Даль-Борго и лейтенанта Лазарева с двумя офицерами; в беседе с дорогими гостями время протекло весьма приятно до самого вечера; тогда посетившие нас возвратились на «Мирный».

10 мая. Ветер продолжался от SSW до полудня 10-го числа, тогда задул тихий от WNW. Широта места нашего была 3°51' северная; погода мрачная, накрапывал дождь; после чего часто штилело; потом сделался переменный ветер, и шли по временам проливные дожди, так называемые экваторные; мы воспользовались дождевой водой, наполнив оной несколько бочек, для употребления в пищу свиньям и баранам, а служители сей водой мыли свое белье, койки и сами нередко во время дождя мылись дождевой водой.

12 мая. Переменные ветры, штили и дожди кончились 12-го числа в 6 часов утра, и задул NO северный пассатный ветер. Мы тогда находились на широте 5°30' северной. Середина промежутка между северным и южным пассатными ветрами, или линия равновесия температуры воздуха обоих полушарий, была на широте северной 4°40'. Самая большая жара в тени ныне на обратном пути при проходе экваторной полосы не превосходила 24,5°, что случилось во время безветрия 11 мая в 4 часа пополудни. Шлюпы были тогда на широте 5° северной.

Со времени наступившего пассатного северо-восточного ветра мы шли полным бейдевиндом к северу, склоняясь несколько к западу, более и менее сообразно ветру, который обыкновенно по нескольку румбов заходил или отходил.

19 мая. В полдень 19-го были на широте 12°8'20''северной, долготе 31°13'38''западной; склонение компаса найдено 12° западное.

23 мая. По мере приближения нашего в большие широты ветер начал отходить, так что 23-го в полдень на широте 18°12' северной ветер уже дул NOtO.

25 и 26 мая. 25-го в полдень мы находились на широте 21°28'58''северной, долготе 36°19'51''западной; 26 мая – на широте 23°10' 14, долготе 36°24'34''. Сии два дня солнце проходило близ зенита, но жара в тени не превышала 20,5°; причиной сему – прохлаждающие пассатные ветры и множество облаков, которые не допускают солнечные лучи сильно нагревать земную атмосферу.

27 мая. Вступив в северную широту 24°38' и западную долготу 36°50', мы уже были в той полосе Атлантического океана, поверхность коей на тысячу миль покрыта морским растением, которое на спутников Колумба в 1492 году навело великий страх, и пространство сие названо Травяным[228] морем. Растение состоит из больших и малых отдельных кустов. Самые большие, нами из воды вынутые, были полтора фута в диаметре; сучья в середине соединены без малейшего знака корня; от стеблей идут ветви с продолговатыми листьями и множеством небольших круглых ягод, коих внутренность пуста; все растение и ягоды цвета зеленоватого.

Путешествователи и натуралисты разных мнений о сих растениях; некоторые полагают, согласно с географом Гумбольдтом, что трава сия растет на подводных камнях и мелях и, оторванная рыбами и моллюсками, всплывает на поверхность моря; другие заключают, что она приносима течением из Мексиканского залива. Я полагаю, что ни первое, ни последнее мнение неосновательны: мнение Гумбольдта – потому, что трава находится на таком месте, где глубина моря простирается более нежели на триста сажен; на такой глубине, как известно, всякая растительность исчезает; и невероятно, чтоб моллюски и рыбы отделяли беспрерывно, в течение нескольких столетий и на одном и том же месте такое множество травы, которое занимает пространство на тысячу миль.

Судя по свежести кустов, я не могу согласиться с мнением, что трава приносима течением из Мексиканского залива, ибо путь сей составляет три тысячи миль, самые же близкие берега – острова Зеленого Мыса и Азорские – на расстоянии восьмисот сорока и тысячи пятидесяти миль. Хотя около сих островов мы встречали такую траву, но в весьма малом количестве, и, вероятно, она по временам бывает заносима из так называемого Травяного моря.

Не находя у самых свежих кустов ни малейшего признака отломка корневого стебля, я заключаю, что трава сия, вероятно, может произрастать на поверхности моря, не имея сообщения со дном морским, и что воды океана в сем месте имеют свойства питать траву, которая составляет звено в общей цепи перехода из постоянно растущей в плавающую растущую траву.

Я уже упомянул, что она состоит из отдельных кустов, но местами волнением моря, ветрами и течением соединены в немалые плотины. Круглые раки держатся в кустах и нередко переплывают морем из одного куста или плота в другой.

30 мая. Проходя Травяное море при тихих переменных восточных ветрах, мы 30-го числа мая в полдень были на широте 27°43'56''северной, долготе 37°30'50''западной.

1 июня. В полдень 1 июня, находясь на широте 28°51', долготе 37°35'8'', бросили лот, но на двухсот семидесяти саженях глубины дна не достали; обыкновенная тарелка, опущенная в море, скрывалась от зрения на глубине двадцати четырех сажен. Тихий ветер от О перешел к SO и SW, дул попеременно из сих румбов, также тихий; за кормой шлюпа летал один погодовестник.

3 июня. С 3 июня ветер от SW установился, и мы легли нa NO.

В продолжение плавания от Рио-де-Жанейро почти ежедневно видели летучих рыб, последняя показалась на широте 30°40'; тогда же и ветер задул от NW, и мы продолжали курс на NO.

5 июня. С 27 мая до полудня 5 июня шли Травяным морем, так называемом португальцами и испанцами mar de Zargass; трава беспрерывно встречалась нам отдельными кустами и небольшими плотами или полями. Во время сего плавания мы не могли достать дна на глубине от двухсот до двухсот семидесяти сажен. Июня 5-го в полдень находились на широте 32°18'20'', долготе 33°54'31''.

7 июня. 7-го встретилось с нами первое судно, оно было из Соединенных Американских Штатов, идущее к SW; после сего часто такие суда встречались. Ввечеру ветер зашел через N к NO, согнал нас с настоящего курса, и мы должны были идти в SO четверти, ожидая хорошего ветра.

8 июня. С утра 8-го числа ветер задул от О, совершенно противный, мы поворотили к северу. В полдень находились на широте 35°9'34'', долготе 28°14'7''.

9 июня. С полудня 9-го числа ветер опять отходил через N к NW, с сего времени мы держали на NO 1/2 О, имея хода четыре и пять миль.

10 июня. 10-го в полдень с салинга усмотрели берег острова Св. Марии[229]. В 4 часа открылись строения. Остров сей к югу имеет высокий берег; самое большое возвышение, которое к северу постепенно снижается, находится от южного мыса на одной трети длины острова. Южный берег горист. Юго-восточный мыс Св. Марии, по нашим хронометрам, на долготе 25°5' западной.

От острова Св. Марии, при западных ветрах, мы направили путь прямо в Лиссабон, и по мере приближения к европейским берегам более и более встречали судов, идущих по разным направлениям.

14 июня. Ввечеру 14 июня встретили португальский купеческий бриг «Мария». От капитана узнали, что при отбытии его из Лиссабона, 8 дней тому назад, король еще не прибыл и что судно сие эскадры королевской под штандартом не встречало.

Ночью море было усеяно светящими морскими животными; они прозрачны, цилиндрообразны, длиной два с половиной и два дюйма; плавают соединенные одно с другим в параллельном положении, составляя таким образом род ленты, длина коей нередко в аршин.

16 июня. Приближаясь к берегу, мы приготовили якоря; ввечеру, по хронометрам, находились от западного берега Европы в ста девяти милях.

17 июня. Следующего утра, когда рассвело, впереди нас открылись горы мыса Рок. Мы все с большим вниманием рассматривали первый представившийся взорам нашим европейский берег, который увидели после столь долговременного отсутствия.

В начале второго часа пополудни выехал на лодке к нам навстречу лоцман, и мы приняли на шлюпе «Восток». Крайне удивились, когда от него услышали, что королевская эскадра еще не пришла и о прибытии короля еще нет никакого известия; мы заключили, что, вероятно, эскадра остановилась на время при Азорских островах.

Шлюпы входили большим фарватером, при ветре WtS. В 4 часа прошли между крепостями С.-Жюльен и Бужио. В половине шестого часа сильное течение из реки Тага подвигало нас назад, невзирая, что паруса были наполнены; по сей причине положили якорь, но вскоре задул свежий ветер, и мы, приподняв якорь, пошли вперед. По приближении к башне Белем, выстроенной на небольшой крепости, нам кричали в рупор на португальском языке разные вопросы, и лоцман ответствовал, что российский военный фрегат идет из Рио-де-Жанейро; потом нам кричали, чтобы положили якорь, и мы, пройдя башню Белем, бросили якорь на глубине одиннадцать с половиной сажен, имея грунт серый песок.

Я послал офицера в крепость Белем уведомить, откуда мы идем и что не имеем больных и заразных. Между тем, из любопытства, приехали к нам разные чиновники с берега, в том числе начальник Белемской крепости и наш генеральный консул статский советник Борелли, которые лично нашли всех, состоящих на шлюпах, в желаемом здоровье. Доставленное нами известие, что король уже в пути и отправился десятью днями прежде нас из Рио-де-Жанейро, было для прибывших к нам известие совершенно новое. Сего же вечера сии чиновники, взяв от нас записку о состоянии и здоровье всех служащих на шлюпах, объявили, что мы можем ездить на берег когда и куда угодно. Вместе с консулом Борелли отправился в Лиссабон посланник барон Тейль.

18 июня. Следующего утра в 8 часов, по поднятии кормового флага, шлюп «Восток» салютовал Белемской крепости, и нам ответствовано выстрел за выстрел; вскоре после сего мы снялись с якоря, подошли ближе к городу и опять положили якорь, на глубине двадцать с половиной сажен, имея грунт ил с мелким песком.

Сего же дня приехал на шлюп «Восток» офицер с английского 44-пушечного фрегата «Ливия», от капитана Дункена, поздравить нас с благополучным окончанием путешествия и предложить свои пособия в чем нужно. Потом был у нас морской министр Франциск Максимилиан да Зайза и помощник капитана над портом; они также объявили свою готовность на всякое нам пособие из лиссабонского адмиралтейства; но мы ни в чем не имели надобности, и я благодарил их за изъявленное благоприязненное расположение.

По прибытии в Лиссабон мы тотчас принялись за вытягивание вант и всего стоячего такелажа, поспешали налить бочки свежей водой, в чем нам способствовал начальник адмиралтейства; мы крайне желали скорее быть в совершенной готовности продолжать путь в Россию.

Доставленное нами известие о скором прибытии короля произвело великую деятельность в кортесах[230]; немедленно взяли меры, чтобы королевская эскадра не могла иметь никакого сообщения с берегом. Объявлено, чтобы когда король вступит на берег, все кричали: «Да здравствуют кортесы! Да здравствует конституционный король!» Ежели же кто осмелится кричать что-либо противное, тот будет почитаем возмутителем общего спокойствия и тишины и взят под стражу.

21 июня. Рано поутру показалась перед входом в Лиссабон эскадра португальская. Королевский штандарт, поднятый на грот-брам-стеньге корабля «Иоанн VI», известил о присутствии короля на эскадре; множество лодок, наполненных людьми разного состояния, отправились из Лиссабона навстречу, в том числе на парадной барже некоторые из членов кортесов.

В 11 часов корабль, на коем находился король, приблизился к крепости С.-Жульен; тогда с португальских военных судов салютовали из всех орудий. Несколько спустя, когда корабль остановился на якоре против Белемского монастыря, все португальские военные суда вновь салютовали. На шлюпах служители поставлены были по реям и салютовали королевско-португальскому штандарту. После сего португальские военные суда еще в 4 и 7 часов вечера салютовали также из всех орудий. Многие члены кортесов, прибывшие поздравить короля, остались на ночь на его корабле, дабы не допустить к нему никого из городских жителей.

22 июня. По восхождении солнца опять началась салютация и продолжалась во весь день, как накануне. Около полудня король съехал на берег на придворной барже; его провожали до пятисот разных гребных судов, в числе коих на некоторых придворных судах были члены кортесов. Когда король проезжал мимо шлюпов, мы стреляли из всех орудий, служители стояли по реям. Королевская баржа пристала у городской пристани; площадь и крыши всех ближних домов были наполнены зрителями. При появлении короля на берегу и при проезде его в церковь, в собрание кортесов и во дворец весь народ приветствовал его, как было приказано кортесами, а жители махали белыми платками из окошек в домах.

Король присягал в церкви новому постановлению, а потом в доме кортесов подписал приготовленную кортесами конституцию, и тогда уже отправился во дворец. Королева с принцами и принцессами съехала на берег не прежде следующего утра, и принята с должной почестью. Многие чиновники, прибывшие с королем из Бразилии, оставлены на корабле под строгим присмотром. Все сие происходило по принятым мерам и распоряжению кортесов. В продолжение переездов короля и его семейства в Лиссабон мы не съезжали на берег.

24 июня. С утра капитан-лейтенант Завадовский, лейтенант Лазарев и еще некоторые из офицеров отправились смотреть лиссабонский водопровод, о котором Завадовский сказывал мне следующим образом: «Прибывши к водопроводу, мы увидели прекрасное здание из дикого камня, весьма тщательно устроенное на протяжении четырех верст; оно состоит из четырехугольных колонн, соединенных арками, на коих проведен канал, совершенно закрытый со всех сторон, кроме тех мест, где для пропущения воздуха через каждые десять сажен сделана решетка, а на расстоянии каждых ста сажен возвышаются небольшие башенки, в которые входят для осмотра канала, где вода протекает.

Сии башенки всегда заперты; по обеим сторонам канала сделаны дороги в сажень шириной; на наружных сторонах, для безопасности проходящих, сделана каменная стена в три фута высотой, толщиной два фута. В тех местах, где долина имеет самое большое углубление, и проведен водопровод вышиной более двухсот футов. Сие полезное здание, без всякого сомнения, служит лучшим памятником тому, кто оное соорудил».

26 июня. Между посетившими нас в воскресенье, 26 июня, был португальской службы полковник Франсишг. Португальцы почитают его в числе ученых. Он мне подарил своего сочинения карту и описание португальских берегов. Шлюпы уже были готовы к отправлению, и потому сего же утра приезжали проститься с нами посланник наш барон Тейль, генеральный консул Борелли и советник посольства Бородовицын. Барон Тейль благодарил всех офицеров за их благоприязнь, пожелал видеть служителей, их также благодарил, и просил меня отдать от него каждому унтер-офицеру по десяти, а рядовому по пяти талеров. Сверх сего на оба шлюпа прислал множество разной зелени, фруктов, пятнадцать сыров и виноградного вина, коего было достаточно на три дня. При отъезде посланника ему отдана была почесть согласно Морскому уставу.

По весьма краткому нашему пребыванию в Лиссабоне я ничего не упоминаю о сем уже известном городе.

28 июня. В 8 часов утра мы снялись с якоря в намерении идти прямо в Россию. Проходя мимо стоящего под вице-адмиральским флагом португальского корабля (на котором под надзором находились многие чиновники, коих члены кортеса по личным видам считали опасными), мы салютовали из девяти пушек, на что с корабля ответствовано выстрел за выстрел. Когда прошли Белемскую башню, ветер вначале заштилел, а потом дул тихий противный, но мы, пользуясь попутным течением, вылавировали, а местами дрейфовали успешно. В час пополудни вышли из мелей при устье реки Таго.

На сем пути вслед за нами великобританской королевской службы капитан Дункен прислал некоторые бумаги и просил доставить оные в Англию; поручение сие я желал исполнить, тем более, что в продолжение нашего пребывания в Лиссабоне с сим достойным человеком познакомился и был весьма доволен его искренней приязнью. Я не хотел останавливаться в Англии, но полагал бумаги доставить по пути на первую военную брантвахту, охраняющую английские берега.

6 июля. От самого выхода из реки Таго до 6 июля мы имели северные и северо-западные противные ветры, которые отдаляли нас от берегов к западу. 6 июля ветер задул от северо-запада и мы пошли к Английскому каналу. В полдень находились на широте 42°4' северной, долготе 15°36' западной; склонение компаса было 21°31' западное.

7 июля. Ввечеру догнал нас английский фрегат «Ливия» под начальством капитана Дункена, хотя тремя днями позже нас вышел, но имел благополучные ветры и был в ходу лучше наших шлюпов. Я отослал ему депеши, которые взял для доставления статс-секретарю в Англию; мы оба ложились в дрейф; после некоторых взаимных приветствий простились, наполнили паруса, и темнота следующей ночи нас разлучила.

9 июля. Находясь на широтесеверной 47°30', видели погодовестников, летающих около шлюпов; мы их встречали повсюду, и в самых больших широтах Южного полушария, и в полосе между поворотными кругами; теперь встретили и в Северном полушарии, близ Английского канала.

10 июля. В 9 часов вечера 10 июля с фор-марса-рея усмотрели огонь Лизардского маяка и при западном ветре взяли курс в параллель южных берегов Англии.

11 июля. Когда рассвело, увидели восемь судов в разных направлениях. В 7 часов утра встретил нас лавирующий лоцманский бот; сии боты обыкновенно держатся при входе в канал, чтоб быть в готовности вести суда каналом, за что должно платить до Довера по двадцати фунтов стерлингов за каждое судно; я не счел за нужное брать лоцмана при благополучном ветре. Другой такой же бот подошел к шлюпу «Мирный», который также не взял лоцмана.

12 июля. В 10 часов утра, находясь у Довера, мы взяли лоцманов, чтобы нас провели узкостями. В 10 часов вечера, пройдя оные, увидели Галоперский маяк, легли в дрейф и отпустили лоцманов, заплатив каждому пятнадцать фунтов стерлингов. Канал между Англией и Францией беспрерывно покрыт разной величины судами, в разных направлениях идущими, и зрение мореплавателя всегда приятно занято. При благополучном ветре, с порывами и дождем, мы продолжали путь к Скагерраку.

15 и 17 июля. В 5 часов пополудни прошли маяк Скаген. Назавтра, 17 июля, у Кол маяка, взяв лоцмана, в 2 часа пополудни прошли мимо Эльсинора. Салют производится выстрел за выстрел. На Эльсинорском рейде в числе прочих судов стоял на якоре транспорт «Урал», шел к городу Архангельску. В 6 часов сего же вечера положили якорь на Копенгагенском рейде, по северную сторону Мидельгрунта, на глубине десяти сажен.

18 июля. Мы остановились на якоре единственно для того, чтоб переждать темноту. Немедля послали гребные суда в Копенгаген купить свежей говядины и зелени для служителей, и следующего утра опять вступили под паруса. Балтийское море прошли при благополучном ветре, и с нами ничего примечания достойного не случилось.

24 июля. В 6 часов утра 24 июля достигли Кронштадта, салютовали крепости и стали на якорь на том самом месте, с которого отправились в путь.

Отсутствие наше продолжалось 751 день; из сего числа дней мы в разных местах стояли на якоре 224, под парусами находились 527 дней; в сложности прошли всего 86 475 верст[231]; пространство сие в 2 1/4 раза более больших кругов на земном шаре.

В продолжение плавания нашего обретено двадцать девять островов, в том числе в южном холодном поясе – два, в южном умеренном – восемь, а девятнадцать – в жарком поясе; обретена одна коральная мель с лагуной.

ПРИЛОЖЕНИЯ

Краткий словарь основных морских терминов

Анкерок – небольшой бочонок вместимостью от одного до трех ведер, употребляемый на шлюпках для хранения запаса пресной воды, а также в качестве балласта при плавании под парусами в свежую погоду; на кораблях в анкерках сохраняется запас вина, уксуса и проч.

Апсель – косой парус между грот– и бизань-мачтами.

Ахтертай (правильнее – ахтертов) – во времена Беллинсгаузена – тросовый конец, за который у борта держатся гребные суда.

Ахтерштевень – брус, составляющий заднюю оконечность корабля; к нему подвешивается руль.

Бак – носовая (передняя) часть верхней палубы корабля, от носа до фок-мачты.

Бакштаг (идти в бакштаг) – курс парусного корабля, составляющий с линией ветра угол более 90° и менее 180° (т. е. когда корабль идет попутным ветром, но последний дует не прямо в корму, а несколько справа или слева).

Бакштаги – снасти стоячего такелажа (см. ниже), поддерживающие с боков мачты, стеньги, брам-стеньги, шлюп-балки и проч.

Баргоут (бархоут) – надводные пояса наружной обшивки корабля.

Баркасы и полубаркасы – самые большие корабельные шлюпки, служащие для перевозки большого числа команды, тяжелых грузов, завозки верпов, буксировки парусных судов и проч. Число весел на баркасах до 22.

Беген-рей (бегин-рей) – нижний рей на бизань-мачте (третьей мачте), к которому парус не привязывается.

Бегучий такелаж – все подвижные снасти, служащие для постановки и уборки парусов, для подъема и спуска частей рангоута, реев и проч.

Бейдевинд (бейдевинт), (идти бейдевинд) – курс парусного судна, ближайший к направлению ветра и составляющий с последним угол менее 90° (т. е. когда корабль идет при наличии почти противного ветра, дующего несколько справа или слева от носа).

Бизань – косой четырехугольный парус на бизань-мачте.

Бизань-мачта – третья мачта (считается с носа).

Бизань-ванты – снасти стоячего такелажа, которыми бизань-мачта укрепляется с боков.

Бизань-стаксель – косой парус треугольной формы между грот– и бизань-мачтами.

Бимс – поперечный деревянный брус, соединяющий правую и левую ветви шпангоута; бимсы служат как для поддержания палуб, так и для создания поперечной прочности корабля.

Битенг – толстый вертикальный брус (вроде тумбы) для крепления якорных канатов.

Блиндарей – рей под бушпритом, на котором ставили парус «бленд».

Боканцы (бокансы) – тонкие деревянные или железные брусья, выдающиеся за борт, для подвешивания шлюпок.

Бом-брам-рей – четвертый снизу рей на мачте.

Бом-салинг – третья снизу площадка на мачте (правильнее – круглый железный бугель с железными рожками, надеваемый на брам-стеньгу).

Брам-рей – третий снизу рей на мачте.

Брам-стеньга – рангоутное дерево, служащее продолжением стеньги и идущее вверх от нее.

Брамсель – прямой парус, подымаемый на брам-стеньге, над марселем (третий парус снизу).

Брандвахта (брантвахта) – караульное судно, поставленное на рейде или в гавани.

Брасы – снасти бегучего такелажа, посредством которых поворачивают реи в горизонтальном направлении.

Брештуки – горизонтальные кницы, соединяющие у форштевня и ахтерштевня оба привальных бруса для лучшего скреплении продольных связей обоих бортов в оконечностях.

Бриг – небольшое двухмачтовое парусное судно.

Броткамера – помещение на корабле для хранения сухарей, муки или сухой провизии.

Брызгас – рабочий, который выполняет все судовые работы по железу, как-то: забивает болты, сверлит для них дыры и проч.

Брюк – толстый трос, имеющий назначение удерживать орудия при откате во время стрельбы.

Бушприт (бугшприт) – горизонтальное или наклонное дерево, выдающееся с носа судна. Служит для отнесения центра парусности от центра тяжести судна и для увеличения вращательной силы кливеров; кроме того, служит для укрепления фок-мачты. На нем ставятся кливера и фор-стеньги-стаксель. Продолжением бушприта служат утлегарь и бом-утлегарь.

Вадервельсовые пазы – см. Ватервейсы.

Ванты – толстые смоленые тросы, которыми держатся с боков мачты, стеньги и брам-стеньги. Поперек вант располагаются выбленки из тонкого троса, служащие ступеньками для влезания на мачты и стеньги.

Ватер-бакштаги – тросы или цепи, поддерживающие бушприт с боков.

Ватер-штаг – трос (или цепь), поддерживающий бушприт снизу и не дающий ему гнуться вверх при поставленных кливерах.

Ватервейсы (вадервельсовые пазы) – толстые продольные деревянные брусья, накладываемые сверху на концы бимсов и идущие на верхней палубе вдоль по борту судна.

Веретено якоря – основной прямой брус якоря, кончающийся внизу утолщенной частью – трендом; на верхнюю часть веретена насаживается шток, а от тренда в стороны расходятся два рога с лапами.

Верп – небольшой якорь, используемый преимущественно для завозов с судна при помощи шлюпок (для снятия судна с мели, перетягивания с места на место, оттягивания кормы и проч.).

Виндзейль – длинный парусиновый рукав со вставленными внутрь обручами; служит для вентиляции внутренних помещений судна; верхняя часть его поднимается между мачтами, причем верхнее отверстие его устанавливается против ветра.

Вооружить шлюп – применительно к парусным судам это выражение означало совокупность всех работ по изготовлению судна к плаванию (установка рангоута и его укрепление, оснастка, укладка трюмов, установка орудий, приемка всего снабжения и проч.).

Гак – железный или стальной крюк, используемый на судах.

Гакаборт – верхняя часть борта корабля в корме.

Галс – курс судна относительно ветра. Если ветер дует в правый борт, то говорят, что судно идет правым галсом, если в левый борт – то левым галсом; сделать галс – пройти одним галсом, не поворачивая.

Гальюн – носовой свес на парусных кораблях, на котором устанавливалось носовое украшение; на этом же свесе по обоим бортам судна устраивались отхожие места (штульцы) и места для сбрасывания нечистот.

Гафель – рангоутное дерево, висящее на мачте под углом и направленное к корме корабля; к гафелям пришнуровываются триселя и бизань (см.).

Гитовы – снасти, которыми убирают паруса; взять на гитовы – собрать или подобрать паруса гитовами, не убирая их полностью.

Гичка – легкая быстроходная парадная 5—8-весельная шлюпка, имеющая корму с транцем (т. е. не острую, а как бы обрубленную); служит для посылок и разъездов.

Греп (грев, греф) – нижняя часть водореза или первый от киля деревянный брус фортштевня.

Грот – 1) прямой, самый нижний парус на второй мачте от носа (грот-мачте); 2) слово, прибавляемое к наименованию реев, парусов и такелажа грот-мачты.

Грот-марсель – второй снизу прямой парус на грот-мачте.

Грот-трисель – косой четырехугольный парус, ставящийся вдоль грот-мачты, причем верхняя часть его пришнуровывается к гафелю (рангоутному дереву, висящему под углом на мачте в сторону кормы корабля).

Гюйс – флаг, поднимаемый на носу (на бушприте) военных кораблей только когда они стоят на якоре.

Дек – так на парусных военных кораблях называли палубу, причем этот термин более применялся к тем из палуб, на которых была установлена артиллерия (двухдечный линейный корабль, трехдечный); кроме того, деком называлось и пространство между двумя палубами, где размещали личный состав для жилья.

Диаметральная плоскость корабля – продольная вертикальная плоскость, делящая судно по ширине на две симметричные равные части.

Диферент – угол продольного наклонения судна, вызывающий разность в осадке носа и кормы; говорят «диферент на нос» – если углубление носа больше, чем углубление кормы.

Драёк (драйка) – деревянный инструмент для такелажных работ.

Дрейф – явление сноса судна с линии его курса под влиянием ветра;

Лечь в дрейф – остановить в море движение корабля, для чего располагают паруса таким образом, чтобы от действия ветра на одни из них судно шло вперед, а от действия на другие – имело бы задний ход; во время лежания в дрейфе судно имеет то передний ход, то задний.

Дрек – небольшой якорь для шлюпок.

Езельгофт – см. Эзельгофт.

Заигрывать – шкаторина (кромка паруса) заигрывает, т. е. трепещет под влиянием ветра.

Зарифленные паруса – паруса, у которых взяты рифы, т. е. уменьшена площадь парусности при свежем ветре или в шторм.

Интрюм – то же самое, что трюм, однако принято говорить «глубина интрюма».

Каронада (карронада) – короткая чугунная пушка.

Килевание – искусственное наклонение судна на бок настолько, чтобы киль его вышел из воды; производится для того, чтобы проконопатить, исправить, осмолить или покрасить его подводную часть.

Клетинг (клетень) – тонкая веревка, которой обматывают трос дли предохранения последнего при трении.

Клюзы – круглые отверстия по обеим сторонам форштевня, через которые проходят якорные канаты к якорям.

Кница – деревянная часть корабельного набора, имеющая форму угольника, стороны которого составляют между собой тупой угол; кницами соединяют бимсы со шпангоутами и другие брусья, скрепляющиеся между собой под углом.

Комингсы (комельсы, камельцы) – толстые брусья по сторонам люков, препятствующие попаданию воды внутрь судна.

Констапельская – кормовая каюта в нижней палубе, простирающаяся от кормы до грот-мачты; в ней обычно хранились артиллерийские припасы, состоящие в ведении констапеля, т. е. прапорщика морской артиллерии.

Крамбол – короткий толстый деревянный брус, служащий краном для подъема якоря. Выражение «на крамболе» указывает направление на предмет, находящийся примерно на продолжении линии крамбола.

Кранец, кранцы – 1) приспособление, служащее для смягчения удара корабля о борт другого корабля или о стенку пристани (обычно это или короткий тросовой обрубок, деревянный брусок, или парусиновый круглый мешок, набитый пенькой и оплетенный каболкой); 2) кольца, сделанные из троса, служащие для укладки ядер у пушек (или толстые деревянные доски с вырезанными для ядер отверстиями).

Кренговать – то же, что килевать (см. Килевание).

Крюйсель (крюсель) – прямой парус на бизань-мачте, ставящийся между крюйсель-реем и бегин-реем.

Крюйс-стень-стаксель – косой парус треугольной формы между грот-мачтой и бизань-мачтой (ставится выше бизань-стакселя).

Кубрик – самая нижняя жилая палуба на корабле; ниже нее расположен трюм.

Курс корабля – угол, составляемый диаметральной плоскостью корабля с меридианом (см. Румбы).

Лавировать – продвигаться на парусном судне к цели переменными курсами по ломаной линии, вследствие неблагоприятного направления ветра (ложась то на правый, то на левый галс бейдевинда).

Леер – туго натянутый трос, у которого оба конца закреплены; применение лееров на корабле весьма разнообразно.

Лейка – деревянный совок, служащий для откачивания воды из шлюпок.

Лисель-спирты – тонкие деревянные брусья на реях, выдвигаемые в качестве их продолжения для увеличения парусности постановкой дополнительных парусов – лиселей.

Лот – свинцовая или чугунная гиря у ручного лота, служащего для измерения глубины.

Люк – вырез, отверстие в палубе судна; в то же время под термином «люк» понимают всю конструкцию, позволяющую закрывать это отверстие;

Грот-люк – люк, расположенный впереди грот-мачты,

Фор-люк – люк впереди фок-мачты.

Марс – первая снизу площадка на мачтах.

Марсель – второй снизу прямой парус, ставящийся между марса-реем и нижним реем; иметь марсель на эзельгофте – поставить марсель так, чтобы ветер дул в его переднюю сторону и нажимал его на эзельгофт (применяется для придания кораблю заднего хода; см. Положить марсель на стеньгу).

Мартингал (мартин-гик) – небольшой деревянный брусок, подвешенный под бушпритом вертикально вниз; служит для разноса снастей в стороны.

Наветренная (надветренная) сторона – сторона судна, непосредственно подверженная действию ветра; например, если судно идет правым галсом, то правая сторона (борт) и будет в этом случае наветренной.

Найтовы (найтовить) – перевязка тросом нескольких рангоутных деревьев или других предметов; снайтовить или наложить найтовы – прочно связать или привязать.

Нактоуз (нактоуз) – шкапик из тикового или красного дерева, на котором устанавливается компас на корабле.

Наполнить паруса – после лежания в дрейфе спуститься настолько, чтобы паруса надулись от действия ветра.

Нок – оконечность всякого горизонтального (или почти горизонтального) рангоутного дерева, например рея, бушприта, утлегаря, выстрела и проч.

Обрасопить реи – повернуть реи с помощью брасов в горизонтальном направлении.

Обух – болт, у которого вместо головки сделано кольцо.

Оверштаг – поворот судна на другой галс, при условии, что линию ветра переходит нос судна; в это время ветер дует с носа (в отличие от поворота фордевинд, при котором линию ветра переходит корма).

Паз – продольная щель соприкасающихся досок наружной обшивки корабля или палубной настилки. Пазы конопатятся и заливаются смолой.

Пеленг – угол между истинным меридианом и румбом, по которому виден какой-либо предмет.

Переборка – всякая вертикальная перегородка на корабле (бывают продольные и поперечные)

Пиллерс – деревянная или металлическая колонка, подпирающая бимс снизу.

Подветренная сторона – сторона судна, противоположная той, в которую дует ветер; если судно идет правым галсом, то его левая сторона будет называться подветренной, а правая – наветренной.

Подняться под парусами – привести, держать круче, ближе к ветру (см. «спуститься»).

Положить марсель на стеньгу – поставить марсель так, чтобы ветер дул в его переднюю сторону и нажимал его на стеньгу; судно при таком положении парусов будет иметь задний ход.

Порт – окно или амбразура в борте судна (бывают орудийные, грузовые и проч.).

Поручни – род перил на верхней палубе, мостике и надстройках.

Полоскание парусов – колебание парусов от ветра, когда последний не надувает их вполне или дует по направлению плоскости паруса.

Превентер-брасы – добавочные брасы, которые заводятся в помощь штатным брасам.

Разоружить шлюп – привести судно в состояние для ремонта или для долговременного хранения: снять с него все запасы, предметы снабжения, шлюпки, орудия, такелаж, спустить рангоут, вычистить трюмы.

Рангоут – мачты, стеньги, реи, гафели, гики, бушприт, утлегарь и прочие деревья, на которых ставят паруса.

Рей – горизонтальное рангоутное дерево, привешенное за середину к мачте или стеньге и служащее для привязывания к нему парусов. Наименования реев на различных мачтах (считая снизу): 1) на фок-мачте – фока-рей, фор-марса-рей, фор-брам-рей, фор-бом-брам-рей, 2) на грот-мачте – грот-рей, грот-марса-рей, грот-брам-рей, грот-бом-брам-рей, 3) на бизань-мачте – бегин-рей, крюйсель-рей, крюйс-брам-рей, крюйс-бом-брамнрей.

Рейдерсы (ридерсы) – во времена Беллинсгаузена так назывались толстые деревянные поперечные брусья, связывающие кузов корабля в трюме; обычно их бывало шесть и между ними укладывался балласт.

Рифы (взять рифы) – поперечный ряд продетых сквозь парус завязок, посредством которых можно уменьшить его площадь; на каждом парусе этих завязок бывает по нескольку рядов: у марселей – четыре, у нижних парусов – две; в зависимости от силы ветра берут один, два, три или четыре рифа; по мере ослабления ветра – поочередно отдают рифы.

Росторы (ростры) – совокупность запасных рангоутных деревьев на парусном судне, как-то: стенег, реев и проч., сложенных на шкафуте; все эти запасные деревья обычно крепятся на шкафутах в виде помоста на специальных стойках и лежнях.

Румбы, курсы и пеленги – румбами называются направления на различные предметы, измеряемые углами между линией север – юг (N – S) и этими направлениями. Во времена парусного флота, когда к мореплаванию не предъявлялись такие требования точности, как в настоящее время, истинный горизонт (как и картушка компаса) делился на 32 румба, причем румбами называлось как каждое из этих направлений, так и углы между двумя ближайшими целыми румбами. Исходя из того, что каждая окружность подразделяется на 360°, величина одного румба в градусах составит 11°15', т. е. 11 1/4°. Петр I ввел в русском флоте голландские наименования румбов, помещенные на прилагаемом здесь чертеже.

Левая часть этого чертежа показывает, что истинный горизонт (и картушка компаса) делится на 4 четверти: норд-остовую, зюйд-остовую, зюйд-вестовую и норд-вестовую (см. чертеж), причем в каждой четверти нумерация румбов велась по направлениям стрелок. Правый чертеж приводит наименования румбов. Буква «t» обозначает сокращенное испорченное голландское слово «тен», т. е. «к»; так что румб NOtN следует произнести «норд-ост-тен-норд»; если при обозначении какого-либо направления требуется большая точность, чем 11 1/4°, то добавляется в соответствующую сторону дробная часть румба, с точностью до 74 румба, например: WNW 1/4 W, т. е. «вест-норд-вест четверть к весту» (в настоящее время истинный горизонт и картушка компаса делятся на 360° и курсы и пеленги отсчитываются с точностью до 1/4°, по часовой стрелке). Пользуясь вышеуказанным делением истинного горизонта на румбы, говорят «корабль идет по такому-то румбу» (т. е. курс корабля будет такой-то) или «маяк виден по такому-то румбу» (т. е. пеленг маяка будет такой-то).

Румпель – рычаг, насаженный на голову руля, посредством которого происходит перекладка руля.

Рундук – деревянное прикрытие над головой руля.

Рундуки – закрытые нары, ящики или лари во внутренних помещениях корабля, в которых команда хранит свои личные вещи.

Руслени – площадки снаружи борта судна, на высоте верхней палубы, служащие для отвода вант; с русленей обычно бросают ручной лот.

Салинг – вторая снизу площадка на мачте; представляет собой раму из продольных и поперечных брусьев, служит для отвода брам– и бом-брам-бакштагов; в зависимости от принадлежности к той или иной мачте различают фор-салинт, грот-салинг, крюйс-салинг.

Свит-сарвинь (швиц-сарвень) – строп, которым стягиваются между собой противоположные ванты ниже марса.

Сей-тали – тали, применяемые для подъема тяжестей, гребных судов, для тяги стоячего такелажа и вообще для тяжелых судовых работ.

Секстан – морской угломерный инструмент, служащий для измерения: 1) высот небесных светил в море и на берегу; 2) углов между видимыми с корабля земными предметами.

Сектора – толстые железные прутья (или столбики), служащие для привязывания фалрепов.

Сетки коечные – специальные ящики на верхней палубе по бортам судна для хранения в дневное время командных коек.

Служители – команда.

Сплес (плес) – открытый район между островами.

Спуститься под парусами – уклониться от ветра, идти полнее, отходить от ветра, составить больший угол между курсом и направлением ветра.

Стаксели – треугольные косые паруса; называются в зависимости от расположения: впереди фок-мачты – фор-стаксель и фор-стеньги-стаксель, впереди грот-мачты – грот-стеньги-стаксель и т. д.

Стаксель штормовой – стаксель меньшего размера из самой толстой и прочной парусины; поднимается в случае очень свежей погоды.

Стандерс – поддерживающая стойка; брус, идущий по борту параллельно шпангоутам и скрепленный с ними; служит для подкрепления набора в местах вырезов для портов.

Старнпост – то же, что ахтерштевень.

Стень-ванты – ванты, удерживающие стеньгу с боков.

Стеньга – рангоутное дерево, служащее продолжением мачты и идущее вверх от нее. В зависимости от принадлежности к той или иной мачте различают фор-стеньгу, грот-стеньгу и крюйс-стеньгу (на бизань-мачте).

Степс – деревянное или железное гнездо, в которое вставляется мачта или бушприт своим шпором (нижним концом).

Стоп-анкер – самый большой (тяжелый) из судовых верпов (см. Верп).

Стоячий такелаж – снасти, служащие для поддержки и укрепления рангоута; будучи раз заведенным, стоячий такелаж всегда остается неподвижным (в отличие от бегучего такелажа).

Стульцы – см. Штульцы.

Счисление – определение места корабля при плавании в океане не астрономическими наблюдениями, а по формулам счисления, т. е. вычисляя широту и долготу по известному курсу корабля, его скорости и времени, протекшем между последним астрономическим определением и заданным моментом; получаются «счислимые места», менее точные, чем «обсервованные места».

Такелаж – все снасти на судне, служащие для укрепления рангоута и управления им и парусами; различают стоячий такелаж и бегучий такелаж (см.).

Тали – грузоподъемное приспособление, состоящее из двух блоков (подвижного и неподвижного), соединяющихся между собой тросом; при подъеме тяжестей теоретический выигрыш в силе зависит от числа шкивов.

Тимберовать (тимбировать) – ремонтировать деревянное судно.

Тиммерман – старший корабельный плотник.

Топ – верхняя оконечность каждого вертикального рангоутного дерева – мачты, стеньги, брам-стеньги.

Траверз (траверс) – направление, перпендикулярное курсу судна.

Транец (транцы) – горизонтальные поперечные брусья или доски, образующие корму и крепящиеся к старнпосту и шпангоутам.

Трисель – косой четырехугольный парус, ставящийся за каждой мачтой и примыкающий к ней, причем верхняя часть паруса пришнуровывается к гафелю (на бизань-мачте этот парус называется бизанью).

Трюм – внутреннее помещение корабля, лежащее ниже самой нижней палубы.

Фалреп (фалгреб) – трос или штерт, заменяющий поручни у входных трапов.

Фалы – снасти, служащие для подъема реев, гафелей, парусов (кливеров, стакселей), флагов и проч.

Фальконет – небольшое чугунное орудие.

Фальшфейер – пиротехническое сигнальное средство (тонкая бумажная гильза, наполненная пиротехническим составом, имеющим свойство гореть ярким пламенем белого цвета).

Фарватер – проход между опасностями, обставленный предупредительными знаками, или определенный обследованный путь для плавания судов.

Флюгарка – флажок особого для каждого военного корабля рисунка и расцветки; на судне флюгарка, изготовленная из листовой меди, устанавливается на грот-брам-стеньге.

Фок – прямой парус, самый нижний на передней мачте судна (фок-мачте).

Фока-галс – снасть, идущая от нижнего наветренного угла паруса фока и проходящая через отверстие в борту, в носовой части корабля (в отверстие вставлено два медных колеса).

Фор-бом-брам-стеньга – рангоутное дерево, служащее продолжением фор-брам-стеньги.

Фор-брам-стеньга – рангоутное дерево, служащее продолжением фор-стеньги.

Фор-стеньга – рангоутное дерево, служащее продолжением фок-мачты.

Фордевинд – 1) идти фордевинд – идти, имея попутный ветер прямо в корму; 2) поворот фордевинд – поворот на другой галс при условии, что линию ветра переходит корма (при повороте оверштаг – нос).

Форзейль (форзель) – быстроходный парусный корабль, высылавшийся впереди флота или отряда для разведки или в целях навигационного обеспечения.

Фор-марсель – второй снизу прямой парус на фок-мачте.

Фор-стеньги-стаксель – стаксель, поднимаемый впереди фок-мачты.

Фор-стень-штаг – штаг (снасть), удерживающая фор-стеньгу спереди и идущая от топа фор-стеньги к бушприту.

Форштевень – деревянный брус, образующий переднюю оконечность судна (продолжение киля в носовой части).

Фрегат – быстроходный военный трехмачтовый парусный корабль.

Шек – надводная часть передней грани форштевня.

Шканцы (шханцы) – часть верхней палубы судна между грот-мачтой и бизань-мачтой (считались главным почетным местом на корабле).

Шкафут (шхафут) – часть верхней палубы корабля между фок-мачтой и грот-мачтой; середина его занята рострами (см.).

Шкафутная сетка – коечная сетка на шкафуте.

Шлюп – трехмачтовый военный корабль, по своему внешнему виду, размерам и парусному вооружению больше всего схожий с фрегатами среднего размера или корветами. В русском флоте шлюпами называли главным образом парусные корабли, предназначенные для кругосветных плаваний.

Шпангоуты – ребра судна, придающие ему поперечную прочность.

Шпация – промежуток между двумя смежными шпангоутами.

Шпунтовый паз – выемка в брусе, в которую притыкаются обшивные доски.

Штульцы – боковая наделка, свес с боков кормы судна.

Шхив (шкив) – бакаутовое или медное колесо, вращающееся между щеками блока; по шкиву проходит трос, для чего на его окружности имеется жолюб.

Эзельгофт (езельгофт) – деревянный или железный брусок, служащий для соединения мачты со стеньгой, стеньги – с брам-стеньгой и брам-стеньги – с бом-брам-стеньгой (а также бушприта – с утлегарем, и последнего – с бом-утлегарем).

Ют – кормовая часть верхней палубы сзади бизань-мачты.

Полный список матросского состава шлюпа «Восток»

Унтер-офицеры:

подштурмана Андрей Шеркунов и Петр Крюков, шкиперский помощник Федор Васильев, фельдшер 1-го класса Иван Степанов.

Квартирмейстеры:

Сандаш Анеев, Алексей Алдыгин, Мартын Степанов, Алексей Степанов, флейщик Григорий Дианов, барабанщик Леонтий Чуркин.

Матросы 1-й статьи:

рулевой Семен Трофимов; марсовые: Губей Абдулов, Степан Сазанов, Петр Максимов, Кондратий Петров, Олав Рангопль, Пауль Якобсон, Леон Дубовский, Семен Гуляев, Григорий Ананьин, Григорий Елсуков, Степан Филиппов, Сидор Лукин, Матвей Хандуков, Кондратий Борисов, Еремей Андреев, Данила Корнев, Сидор Васильев, Данила Лемантов, Федор Ефимов, Христиан Ленбекин, Ефим Гладкий, Мартын Любин, Гаврила Галкин, Юсуп Юсупов, Габит Немясов, Прокофий Касаткин, Иван Кривов, Матвей Лезов, Мафусаил Май-Избай, Никифор Аглоблин, Никита Алунин, Егор Киселев, Иван Салтыков, Иван Шолохов, Демид Антонов, Абросим Скукка, Федор Кудряхин, Иван Яренгин, Захар Попов, Филимон Быков, Василий Кузнецов, Алексей Коневалов, Семен Гурьянов, Иван Паклин, Иван Гребенников, Яков Бизанов, Михаил Точилов, Матвей Попов, Елизар Максимов, Петр Иванов, Григорий Васильев, Михаил Тахашиков, Петр Палицин, Денис Южаков, Василий Соболев, Семен Хмельников, Матвей Рожин, Севастьян Чигасов, Данила Степанов, Варфоломей Копылов, Спиридон Ефремов, Терентий Иванов, Ларион Нечаев, Федот Разгуляев, Василий Андреев, Кирилл Сапожников, Александр Барешков, Алексей Шиловский, Афанасий Кириллов.

Различные мастеровые:

слесарь Матвей Губин, тиммерман Василий Краснопевов, кузнец Петр Курлыгин, плотник Петр Матвеев, конопатчик Родион Аверкиев, парусник Данила Мигалкин, купор Гаврила Данилов.

Канониры:

артиллерии унтер-офицеры Илья Петухов и Иван Корнильев, бомбардир Леонтий Маркелов, канониры 1-й статьи: Захар Красницын, Ян Яцылевич, Якуб Белевич, Егор Васильев, Василий Капкин, Феклист Алексеев, Семен Гусаров, Степан Ядыновский, Никита Лебедев, Глеб Плысов и Иван Барабанов.

Полный список матросского состава шлюпа «Мирный»

Боцманы и унтер-офицеры:

боцман Иван Лосяков, баталер сержантского ранга Андрей Давыдов, фельдшер 1-го класса Василий Пономарев, слесарь Василий Герасимов, шкиперский помощник Василий Трифанов, штурманский помощник Яков Харлав.

Квартирмейстеры:

Василий Алексеев, Назар Рахматулов, барабанщик Иван Новинский.

Матросы 1-й статьи:

Абашир Якшин, Платон Семенов, Арсентий Филиппов, Спиридон Родионов, Назар Аталинов, Егор Берников, Габидулла Мамлинеев, Григорий Тюков, Павел Мохов, Петр Ершев, Федор Павлов, Иван Кириллов, Матвей Мурзин, Симон Таус, Иван Антонов, Демид Улышев, Василий Сидоров, Батарша Бадеев, Лаврентий Чупранов, Егор Барсуков, Яков Кириллов, Осип Колтаков, Маркел Естигнеев, Адам Кух, Николай Волков, Григорий Петунии, Иван Леонтьев, Анисим Гаврилов, Ларион Филиппов, Томас Вунганин, Данила Анохин, Федор Бартюков, Иван Козьминский, Фрол Шавырин, Архип Палмин, Захар Иванов, Василий Курчавый, Филипп Пашков, Федор Истомин, Демид Чирков, Дмитрий Горев, Илья Зашанов, Иван Козырев, Василий Семенов.

Различные мастеровые:

слесарь Василий Герасимов, плотники Федор Петров и Петр Федоров, конопатчик Андрей Ермолаев, парусник Александр Темников, купор Потап Сорокин.

Канониры:

артиллерии старший унтер-офицер Дмитрий Степанов;

канониры 1-й статьи: Петр Афанасьев, Михаил Резвый, Василий Степанов, Василий Куклин, Ефим Воробьев, Иван Сарапов.

Выписка из донесения Капитана 2-го ранга Беллинсгаузена к морскому министру

от 8 апреля 1820 года из Порт-Джексона

Командир 1-го отряда судов наших, отправленных в дальний вояж, капитан Беллинсгаузен доносит, что он, отправившись со вверенными ему шлюпами «Восток» и «Мирный» в Рио-де-Жанейро 22 ноября 1819 года, прибыл 15 декабря к островам Валлису и Георгия. И так как сии острова описаны были капитаном Куком только с северной стороны, то он окончил опись оных, обойдя их с юга. Оттуда 17 декабря отряд шлюпов пустился к Сандвичевой Земле. 18 числа, находясь на широте южной 56°13' и долготе 31°46' О, усмотрел первый ледяной остров, возвышающийся над поверхностью моря до 200 футов, и имеющий в окружности до 2 миль. 22 декабря под 56°41'30''южной широты и W долготы 28°3'30''открыт остров окружностью 3 1/4 мили, прежде сего неизвестный; в тот же день усмотрен и другой остров также неизвестный, под 56°44'10''южной широты и 27°8' W долготы, в окружности 12 1/4 миль.

Остров сей состоит из одной островерхой горы, покрытой снегом и беспрерывно окруженной облаками. 23 числа усмотрен еще один остров окружностью 7 1/4 мили, на широте S 56°17'30'', долготе W 27°25'14'', имеющий огнедышащее жерло, из коего весьма много выходило дыма; все сии три острова должно почитать вновь открытыми.

От оных отряд взял направление к Сандвичевой Земле и, проплыв мимо двух островков, названных Куком Сретение, мимо острова Сандерса, берега, названного Куком мысом Монтегю, берега, названного сим же путешественником мысом Бристоль, оказавшегося по осмотру островом 19 миль в окружности, берега Туле, также оказавшегося островом, продолжал путь к югу. 4 января 1820 года на широте 60°39' окружены были суда льдом, с сего времени беспрерывно ими видимым и даже причинившим им некоторые повреждения. 16 января проникнул отряд до широты S 69°25' на долготе 2°10' W, где встретил сплошной лед, a далее к югу ледяные горы, и продолжал покушения далее в разных направлениях до 5 марта.

Поскольку между тем наступило позднее время, море наполнено было множеством льда, и плавание, при продолжительных ночах, беспрестанных бурях, снеге, изморозях и туманах, делалось опасным и могло быть даже бедственно, да и команда от 104-дневного весьма трудного вояжа была в изнурении, то капитан Беллинсгаузен решился оставить большие широты и войти в меньшие, а потому с 5 марта поворотил к северу. Выдержав еще двукратно жестокие бури, 9 и 16 марта, отряд прибыл 30 марта благополучно в Порт-Джексон. Как во время путешествия, так и по приходу в порт тяжелобольных не было, кроме одного матроса на шлюпе «Мирный», умершего в больших широтах от нервной горячки.

Капитан Беллинсгаузен присовокупляет, что признаков большой южной земли нигде им не встречено, хотя плавание его происходило по большей части за полярным кругом, если же такая земля и существует, то должна быть во льдах, покрыта ими и опознать оной нет возможности.

Он отлично хвалит усердие и деятельность, оказанные во время такого трудного и опасного мореплавания офицерами, под его начальством находящимися.

Выписка из письма Капитана Беллинсгаузена морскому министру из Порт-Джексона от 8 апреля 1820 года

Шлюпы наши, как из донесения моего изволите усмотреть, были непрерывно среди льдов. Люди переносили великие трудности от жестокости ветров, в сих морях господствующих, a более от густой мрачности, мокрых и густых снегов, падающих здесь весьма часто и изобильно. Изморозь и сами морозы сопровождали нас почти во все время плавания нашего, a ледяные горы, из которых некоторые возвышались от поверхности моря свыше 400 футов, иные же имели в окружности до 15-ти миль, были всегдашними нашими неприятелями, против коих мы должны были защищаться величайшей осторожностью и самым строгим бдением: малейшее упущение могло подвергнуть все силы наши неминуемой гибели.

Столь великое возвышение ледяных громад над поверхностью моря приводит в изумление, особенно когда помыслим, что семь частей оных находится под водой. Ваше Высокопревосходительство из сего изволите заключить и о холоде y Южного полюса. Признака земли в больших широтах я не встречал. Птиц же хотя и видел много, но они все морские, не могут служить знаком близости земли и суть разных родов: некоторые летают до полярного круга, а иные из-за оного не вылетают, другие же обитают по обе его стороны, и сии были почти всегдашними нашими спутниками; им, как кажется, нет надобности в земле, ибо отдыхают они и спят на воде, питаются же, по замечанию нашему, мертвыми китами, шримсами, моллюсками и другими морскими животными и растениями. Притом, по опытам нашим, они весьма долго могут жить без пищи, ибо раненые крупною дробью, проживали 8 дней без пищи и питья.

Группа островов, названных Сандвичевой Землей и вновь нами открытых, кажется мне, не что иное есть, как хребет подводных гор, вершины коих высунулись из воды; оные имеют направление через Клерковы Камни и соединяются с Георгией, a оттуда чрез острова Валлис и Аврору, открытые 1794 года испанцами, идут к Фолклендским островам, кои непосредственно соединяются с Америкой, но чтобы они были продолжением южной матерой земли, сего я не могу никак предполагать, ибо, пройдя широту южнейшего из оных острова Туле, дойдя до широты 60°27' и имея ясную погоду и чистый горизонт, мог видеть далее к югу еще до 4° миль, что составит пространство более нежели на 1000 миль от островов Туле, признаков же земли ничто не означало, да и само море в сем месте приняло цвет океана, отличный от имеющегося при островах.

Письма Г. Галкина о плавании шлюпов «Восток» и «Мирный» в Тихом океане

Пользуясь дружеским расположением Г. Галкина, бывшего в путешествии вокруг света и к Южному полюсу на шлюпе «Мирный» в должности врача, и слышав лично от него много любопытного о сем путешествии, желал я с нетерпением читать подробное об оном повествование. К удовольствию моему, Г. Галкин предоставил мне прочитать описание плавания шлюпов «Восток» и «Мирный» в Южном Ледовитом море, помещенное в «Казанском Вестнике» сего года, и сверх оного удостоил меня занимательными своими письмами о плавании сих шлюпов в Тихом океане. Полагая, что для всех, любящих знаменитые подвиги соотечественников, сии письма будут равно любопытны, испросил я у Г. Галкина позволение сообщать оные публике, и, препровождая к Вам, покорнейше прошу поместить в издаваемом Вами журнале.

Имею честь и пр. Александр Иваненко, слоб. укр. губернииЛебединского уезда помещик и почетный смотритель училищ Лебединского и Ахтырского уездов. Лебедин, ноября 18, 1822 г.

Письмо 1

Всем известно, что в 1819 году июля 3-го дня, по повелению Его Императорского Величества, отправилась из Кронштадта экспедиция для открытий к Южному полюсу, состоявшая из двух шлюпов – «Восток» и «Мирный». Начальник оной был капитан 2-го ранга, ныне капитан командор Беллингсгаузен, находившейся на «Восток», и командир шлюпа «Мирный» лейтенант Лазарев, ныне капитан 2-го ранга. Шлюпы сии из Рио-де-Жанейро пошли к Сандвичевой Земле, от коей простирали плавание в разных долготах к югу, до неподвижного льда, стремясь с невероятной неустрашимостью между несметным множеством ледяных островов проникнуть ближе к Южному полюсу. По наступлении в сих местах зимы спустились в Порт-Джексон, откуда чрез пролив Куков, что в Новой Зеландии, пошли путем, доселе неизвестным, к островам Общества, от сих – к островам Дружества, и опять пришли в Порт-Джексон. По наступлении на юге лета вышли из оного и простирали плавание к югу и на восток.

Здесь, в чаще льдов, подвергаясь ежедневно опасностям, достигали самых больших широт, где природа положила непреодолимые препятствия отважнейшим нашим мореходцам. Таким образом, обойдя вокруг света, спустились в Рио-де-Жанейро, сделав, как в тропиках, так и на юге, многие важные открытия. Экспедиция сия, к удовольствию монарха, к славе флота и отечества, возвратилась в Кронштадт 24 июля 1821 года. Предполагаю, что приведение в порядок множества материалов, гравирование карт и эстампов и проч. остановят еще на некоторое время появление в свет полного описания знаменитого сего путешествия. Между тем я с удовольствием уже читал «Слово…» о пути и занятиях сих шлюпов, произнесенное 7 июля сего года в публичном собрании Казанского университета профессором Симоновым, бывшим на шлюпе «Восток» в должности астронома-наблюдателя, и его же описание плавания шлюпа «Восток» в Южном Ледовитом океане, помещенное в «Казанском Вестнике» сего года.

8-го мая 1820 года мы оставили Порт-Джексон. Мысль, что четыре месяца мы должны плавать в тропическом море, где царствует вечное лето, где разъяренные бури холодного Южного полюса не нарушат спокойствия нашего, где природа щедро рассыпала дары свои, и ожидания новых открытий представляли плавание наше приятнейшей, занимательной прогулкой. Видя скрывающийся из глаз город Сидней и синеющий впереди неизмеримый океан, мы все были спокойны и веселы. Но лишь только вышли за маяк Порт-Джексонский, сильный ветер, взволновав море, закачал шлюп наш, и мы в первый раз во всё наше плавание почувствовали болезнь морскую. Скорый переход от спокойного стояния на якоре в волнующееся море был сему причиной.

Мы направили путь к Новой Зеландии.

Ветер во все время нам не благоприятствовал, и до 19-го числа, постепенно усиливаясь, произвел величайшее волнение моря. Испытав неоднократно штормы в предшествующее плавание, в чаще льдов, где каждая минута угрожала нам опасностью, мы в настоящее время, находясь в открытом море и надеясь на крепость нашего шлюпа, оставались довольно спокойными, но к ночи сего числа ветер стих: шлюп потерял ход; величайшие водяные горы, ударяясь об оный с ужасной силой, бросали его по произволу в разные стороны.

Часто целый вал, вливаясь на палубу, покрывал оную на два фута и угрожал мгновенным унесением людей в разъяренное море; часто шлюп, находясь в водяном рве, ложился боком на дне оного, и, казалось, изнемогая от претерпленных бедствий, готовился погребтись в бездне океана. Зная, какие могут произойти от такого волнения последствия, мы не могли не почувствовать неприятного нашего положения. Но благодаря провидению на другой день волнение уменьшилось; задул ветерок, и шлюп опять получил ход. «Мирный» не потерпел никакого вреда; у «Восток» с правого шкафута сбило сетку и унесло в море. В сие время один офицер едва успел схватиться за снасть и спастись от угрожавшей ему погибели.

При противном ветре медленно приближались мы к Новой Зеландии. Наконец увидели высокие, покрытые лесом берега оной. Гора Эгмонт гордо над ними возвышалась, и вечным снегом покрытая вершина ее, отражая лучи солнца, представляла величественное, восхитительное зрелище. К ночи в разных местах на берегу зажглись огни и напомнили нам о зверских жителях земли сей. Неужели, думали мы, зеландцы до сих пор предаются с восторгом ужасному, посрамляющему человечество пороку? Неужели до сих пор они те же, какие были во времена Кука? Быть может, на сих огнях жарят теперь себе подобных, чтоб после с жадностью съесть их. Так мы приближались к той стране, где капитан Марион и несколько английских и французских матросов были съедены обитателями оной.

Войдя в пролив Кука и лавируя в оном при противном ветре, наконец 29 числа мы бросили якорь в заливе Королевы Шарлоты за островами Долгий и Матуарой, против корабельной бухты. И так наше плавание от Новой Голландии до сего места совершили мы в 21 день (при хорошем ветре можно б было кончить оное в одну неделю).

Лишь только мы стали на якорь, как несколько лодок, наполненных зеландцами, приблизились к нашим шлюпам. Их вид, одежда, лодки нас изумили, и мы с нетерпением желали скорее с ними познакомиться.

Письмо 2

В пяти саженях от шлюпа лодки остановились. На одной из них встал поседевший старик и начал громким голосом кричать, обращаясь к нам и делая странные телодвижения: то возвышая, то понижая голос, он произносил довольно явственно некоторые слова и, казалось, в длинной речи своей то спрашивал нас, то рассказывал о себе, показывая свою силу и храбрость. Наконец он ее кончил и ожидал ответа. Мы знаками пригласили всех на шлюп. Не показывая никакого сомнения, старик взошел; другие оставались на лодках. Но когда изъявили мы согласие поцеловаться с его носом нашими и, после нескольких приветствий на их языке, упомянули о рыбе, то он с радостью приказал оной подать, и тогда все зеландцы, впрочем с некоторой робостью, один за другим взошли к нам. С каждым из них должны мы были целоваться носом и изъявлять радость пантомимами.

Рост имеют они средний; сложение тела довольно стройное до ног, которые по большей части искривлены, с толстыми и как будто бы распухшими коленями, что, вероятно, происходит от малого движения и сидения, поджавши ноги. Цвет лица имеют темно-оливковый; черты оного весьма значительны, и в черных их глазах горит огонь. Почти у всех на лице, а у некоторых на груди, руках и ногах выведены накалыванием правильные узоры, окрашенные навсегда остающейся темно-синей краской, от чего у многих нет бороды (у Г. Галкина я видел высушенную голову новозеландца, на которой кожа, волосы и узоры сохранены совершенно: редкость единственная!.

Две такие головы находятся в музее государственного Адмиралтейского департамента в С.-Петербурге.); уши проколоты, и у некоторых сии отверстия весьма велики – от постепенного увеличивания круглых костей, которые они, так как и обделанный зеленый камень, носят вместо серег. Черные, густые, длинные волосы висят в беспорядке по лицу: впрочем, некоторые их обрезают, а некоторые, собирая все вместе, завязывают на верху головы.

Одежда их довольно проста: род короткого полукафтанья с разрывами для рук, который на груди завязывают или застегивают базальтовой булавкой и подпоясывают тесьмой. Сия одежда сплетена очень искусно из известного льняного растения, выкрашена темно-желтой, а по краям черной краской. День нашего сюда прихода был холодный, посему многие из них приехали сверх оной в плащах, сделанных также из волокон льна, очень подобных так называемым буркам, которые носят наши горные жители. Оные весьма хорошо защищают от дождя и холода, что у Южного полюса испытали и наши баковые часовые, имея от них сей плащ. Обуви они не употребляют; многие имели ноги изъязвленные и бегали по палубе, чтоб их согреть.

На шею некоторые навешивают разным образом обделанный базальт, рыбьи кости, жемчужные раковины и проч. Иной, чтоб явиться во всем блеске своего убора, украсил оный воткнутыми в волосы разных цветов перьями, вместо нашей помады употребил рыбий жир и, прибавив оный к красному мелу, нарумянил сим составом свои щеки. Лодки зеландцев узки, и каждая составлена из нескольких деревьев; иногда две такие лодки связывают вместе посредством кольев, отчего они не могут быть опрокинуты волнением, хотя и не имеют отвода (т. е. дерева толщиной около трех дюймов, привязанного параллельно к лодке посредством кольев, укрепленных в оной под прямыми углами), который как зеландцы, так и другие дикие народы употребляют при одной лодке. Корма и нос украшены грубой резьбой, представляющей человеческую или собачью голову с высунутым языком и глазами из раковин; лодок с парусами мы не видели. В одной, садясь один за другим, могут поместиться более 10 человек.

Зеландцы, видев неоднократно европейцев, ничему не удивлялись на наших шлюпах, исключая некоторые редкости, которые они рассматривали с любопытством. Железные вещи, коих достоинство они знали из опыта, нравились им более всего. Зная, как они скупы и как дорого ценят собственность, мы почли за нужное при начале нашего торга подражать им и не показывать вещей значительных. Во время Кука они многому предпочитали бутылки и рубашки, а теперь за первые не хотели дать простой удочки. Гвозди привели их в восторг: каждый наперебой предлагал за них то раковину, то удочку, то базальтовый топор и проч.

За большой гвоздь они давали вещь лучшую, и, словом, так хорошо знали всему цену, что заставили нас быть очень осторожными в нашем торге. Когда казалось, что у них нет уже ничего, мы показали ножи. От радости они начали прыгать, кричать и протягивать свои руки, чтоб им подарили, но несоглашение наше открыло их хитрость: один за другим стали вынимать из пазухи вещи из зеленого камня и раковин, лучше отделанные. Наконец они отдали нам все, что имели. Начальник приехавших к нам зеландцев отправился на восток, где от капитана получил в подарок топор. Радость его была чрезмерна. Он всеми возможными знаками изъявлял, сколько для него оный полезен: целовался со всеми своим носом и, казалось, к другим вещам был равнодушен.

Во все дни нашего здесь пребывания зеландцы приезжали на шлюпы часу в 10 утра и оставались до вечера; променяв свои вещи, они у нас обедали: ели с аппетитом наши сухари, горох, кашу и сахар. Солонина им не совсем нравилась; до свинины также не были охотники, а рома и вина не могли пить. Иногда помогали они нашим матросам в работе, за что прилежные получали гвозди; иногда, развеселясь, доставляли нам удовольствие видеть их пляску и слышать песни. Для сего становились в один ряд человек 15; один из них, стукнув ногой, начинал петь (в середине стиха вдруг следовал общий, довольно скорый, дикий крик), то поднимая вверх, то протягивая, то опуская вниз руки; крепко стуча ногами, коверкаясь всем телом и делая бешеные лица, заключили сию песню, став на одно колено, адским протяжным смехом. Матросы наши весьма хорошо их переняли, и на шлюпе у Южного полюса, где ежедневные опасности приводили душу в уныние, развеселяли иногда всех таким подражанием.

Письмо 3

На третий день мы вздумали заплатить визит нашим ежедневным гостям и поехали в их селения, находящиеся на противном острову Матуаре берегу. Хотя казалось, что зеландцы очень к нам расположены, но мы взяли с собой вооруженных матросов, и все офицеры имели ружья. Против приятелей, которые съели английских и французских мореходцев и которые с великим удовольствием около нас прыгали, когда мы показывали им свои руки и грудь, предосторожность казалась не излишней.

Лишь только мы вышли на берег, как три зеландца нас встретили и предложили удочки. По-видимому, они нас не боялись; но мы заместили несколько человек, побежавших в лес. Это были женщины. Ласковое наше обращение с мужчинами возбудило наконец и их к нам доверенность, и одна за другой выходили из лесу. Будучи малорослы и толсты, с черными, длинными, в беспорядке висящими по лицу волосами, с наколотыми и окрашенными синей краской губами, от лица до ног вымазанные рыбьим жиром и желтой краской, имея замаранную, наполненную насекомыми и не завязанную на груди одежду, заставили они русских путешественников отвратить от себя взор.

Матросы наши отплевывались, удивляясь, как английские могли быть к ним неравнодушны. Впрочем, мы не хотели оказать им явное наше презрение, и в знак расположения навесили на их шеи пронизок, в уши – серег, и в память надели на пальцы по нескольку колец; после сего подарили каждой по зеркалу. Последними они очень были довольны и, смотрясь в оные, стали снова подкрашивать свои лица. Некоторые из них имели при себе детей и носили их за спиной, подобно нашим цыганкам.

Селение состояло из трех шалашей, малых и низких, покрытых ветвями и внутри весьма неопрятных. Пребывание зеландцев в сем месте временное – для ловли рыбы или по другим каким-либо обстоятельствам.

Отсюда мы отправились в другое селение (в заливе Королевы Шарлотты мы видели только два описанных здесь селения.), где жило человек 50. Здесь встретил нас старик, о котором я упоминал. Все были рады нашему приезду – начался торг. Старик, желая еще получить топор, предлагал нам длинные, из красного дерева, весьма крепкие пики, показывая, как должно ими колоть; ящики для клажи небольших вещей с довольно хорошей резьбой, судя по тому, что делают оную камнем; базальтовые дубины, с которыми они ходят на войну, базальтовые топоры, подобные нашим шляхтам, и многие другие вещи. Здесь все были богаты, и посему мы много выменяли редкостей, которых не привозили они на шлюп, ожидая, быть может, выгоднейшего торга. Женщины нас не боялись, принимали наши подарки, но ничем не отдаривали.

Селение сие, судя по устройству, верно, давно существует. Со стороны моря оно обнесено палисадом; за ним течет ручеек; направо – небольшой сарай, в котором хранятся сети, удочки и веревки; напротив начинаются малые, обмазанные глиной хижины. Дом старика более других. Он сделан из воткнутых в землю толстых кольев, переплетенных ветвями, и покрыт листьями и необделанными волокнами льна довольно прочно; внутри столбы, поддерживающие кровлю, украшены резьбой, и на поставленном в середине вырезана человеческая фигура, быть может их идол. Впрочем, у зеландцев никаких религиозных обрядов мы не заметили. Поодаль от жилищ находится обгороженное место, где они сушат рыбу. Вот все, что могли мы видеть в сем селении! Жители оного как будто бы составляли одно семейство, и один к другому были весьма хорошо расположены.

Хотя вообще все зеландцы имеют пылкий характер, но, казалось, без весьма огорчительной причины не способны предаваться зверскому желанию убивать себе подобных. Во все время нашего здесь пребывания мы не заметили за ними никаких пороков, кроме некоторых хитростей в торгу. Неудивительно, если 50 лет со времени пребывания в сем заливе Кука могли иметь влияние на перемену их характера. Они за топор готовы были жертвовать нам целомудрием своих женщин, которых, впрочем, весьма мало уважают, но мы не могли узнать, почитают ли они сие пороком. Быть может, что слепая их религия и грубые обыкновения не строго запрещают делать таковые гнусные предложения.

Письмо 4

Берега, окружающие залив Королевы Шарлотты, сколько мы могли исследовать в короткое время нашего здесь пребывания, покрыты сверху на 9, а где на 13 дюймов черноземом; за ним следует слой глинистый, а под сим – род камня желтоватого и серо-зеленого, в котором находятся жилы кварца. В утесах гор находили земное каменное сало, гранит и аспид с железными частицами; на берегах, кремень, лаву, пензу и базальт. Хотя последние ископаемые подают повод заключать, что в Зеландии находятся огнедышащие горы, но мы оных не видали.

Обозренная нами часть Новой Зеландии состоит из высоких гор. Острова в заливе Королевы Шарлотты, а особенно остров Долгий, суть цепь крутых, утесистых гор, к удивлению имеющих на своих вершинах болота, а внизу, наравне с поверхностью моря, весьма большие отверстия, в которые с ревом стремится вода из залива. У многих отдаленных от залива гор вершины покрыты вечным снегом, а почти у всех, нами виденных, подошва и середина – густым, непроходимым лесом.

Не входя в описание деревьев и растений, известных в системах через гг. Форстеров, я упомяну только о кресе, ложечной траве и сельдерее, в большом изобилии растущих на берегах, кои с пользой могут быть употребляемы мореходцами против цинготной болезни. Некоторые из путешественников оставляли зеландцам огородные овощи, которые, по хорошему в некоторых местах грунту земли, могут быть разводимы, но, к неудовольствию, они пренебрегли оными, и мы видели недалеко от селений только один небольшой огород, в котором нашли картофель. Он не так вкусен, как наш, но для мореплавателей мог бы быть весьма полезен, если б зеландцы имели его более.

Кук и другие оставляли зеландцам, для развода, свиней и овец, но, верно, все погибли, и мы видели только одних крыс и собак. Последние похожи на названных Бюффоном пастушьими. Жители их очень любят и держат при себе. За топор они продали нам двух, которые, находясь недели две на шлюпе, не могли к нам привыкнуть, беспрестанно дрожали, прятались, ничего не ели и наконец померли.

Из птиц мы множество били красивых чаек, которые к вечеру стадами летали на свои гнезда, находящиеся в ущельях острова Матуары. Они очень вкусны, и мы ели их с удовольствием. Здесь также водятся утки, голуби, бурные птицы, соколы и попугаи. Маленькие птички, живущие в лесах, весьма красивы своими перьями, и услаждали слух наш приятнейшим пением.

Зеландцы весьма мало привозили нам рыбы, а наша ловля была неудачна, хотя мы очень о ней старались, и в один вечер участвовали в оной с полным усердием капитаны и все офицеры. Небольшие киты показались в заливе только один раз. Насекомых мы совсем не видали. Причина сему, думаю, зимнее время. Раковин находили очень мало, и то небольшие.

Находясь в заливе, мы пользовались весьма хорошим временем до 2 июня, но сего числа небо покрылось тучами, полился дождь, и ужасные порывы ветра заставили нас бросить другой якорь и страшиться разбития об утесистые берега острова Долгий. Едва могли мы удержаться на двух якорях. В сие время лейтенант Лесков, ехавший с берегу на баркасе, наполненном анкорками с водой, немного не был залит волнами. Одна благоразумная решительность пожертвовать им несколько оных была его спасением. Ночью ветер утих, и снова наступила хорошая погода.

Залив Королевы Шарлотты весьма обширен и для якорного стояния очень был бы удобен, если бы сильные шквалы с гор, а особенно в зимнее время, которые испытал Кук, не причиняли беспокойства и опасности. Небольшой ручеек в корабельной бухте имеет хорошую воду.

В пятидневное наше здесь пребывание мы успели сделать некоторые починки на шлюпах, проверить ход хронометров, умножить наше собрание по натуральной истории, а неутомимый и искусный наш академик Михайлов увеличил свою коллекцию изображением новозеландцев и многих видов.

Письмо М. П. Лазарева А. А. Шестакову

Получил твое письмо, любезный друг Алексей Антонович, писанное 3 сентября, и крайне для меня было приятно, что ты нас, чудаков, еще не забываешь. Благодарю за искреннее твое поздравление. Очень рад, что ты отделался от занимаемой тобой должности в суде и живешь теперь спокойно, а еще тем более, как видно из письма твоего, что в полной мере наслаждаешься счастьем семейной жизни. Дай Бог более!

В письме твоем ты вдруг многого требуешь, однако, чтобы не оставить тебя совсем в неизвестности, скажу кое-что вкратце.

Ты уже знаешь, что в 1819 г. государю угодно было отправить две экспедиции: одну к Северному, а другую к Южному полюсу – для открытий или, лучше сказать, для осмотрения тех частей океана, которые миновали взоров прежних мореплавателей; главная же цель была в достижении самых больших широт как на юге, так и на севере. Южная экспедиция состояла из двух судов: «Восток» и «Мирный». Начальник экспедиции Ф. Ф. Беллинсгаузен командовал первым, а я вторым.

В Северной экспедиции находились тоже два судна – «Открытие» и «Благонамеренный», начальник коей М. Н. Васильев командовал первым, а Глеб Шишмарёв последним. Нужно тебе еще сказать, что все эти суда были сосновые. «Восток» строился на Охте по плану прежних «Кастора» и «Полукса», медного скрепления, с той только разницей, что не имел разрезных шхафутов, а верхняя палуба сделана сплошной (flat deck). «Открытие» тоже строено на Охте, медного скрепления и сплошным набором по плану корвета «Мельпомена», с некоторой только переменой внутреннего расположения и уменьшения рангоута. Судно это, казалось мне, вовсе неудобное к такому предприятию по малой вместительности своей и тесноте как для офицеров, так и для команды. «Мирный» и «Благонамеренный» строены были на Лодейном поле по плану вест-индских судов в 120 футов длины железного скрепления, но по приводе их в Кронштадт обшиты были дюймовой обшивкой на медных гвоздях и, наконец, так же, как и другие, медью.

Эти два оказались впоследствии самыми удобными из всех прочих как по крепости своей, так по вместительности и покою; одним лишь недостатком против «Востока» и «Открытия» был ход. Но для чего посланы были суда, которые должны всегда держаться вместе, а между прочим такое неравенство в ходу?! Что один должен беспрестанно нести все лисели и через то натруждать рангоут, пока спутник его несет паруса весьма малые и дожидается? Эту загадку представляю тебе самому отгадать, а я не знаю.

3 июля 1819 г. оставили мы Кронштадт все вместе. В Копенгагене запаслись мы ромом и прибыли в Портсмут 29-го того же месяца, где простояли целый месяц за инструментами, книгами и проч., что случилось совершенно сверх ожидания. Переход наш в Рио-де-Жанейро, вместе с пятью днями, которые провели на Тенерифе, где запаслись вином, продолжался 65 дней. В Бразилии пробыли мы 20 дней, где, освежив служителей и запасясь всем нужным для долгого и бурного плавания, отправились мы 23 ноября и пустились к зюйду, оставив «Открытие» и «Благонамеренный» еще в Рио-де-Жанейро. 15 декабря усмотрели остров Южная Георгия, описав западную сторону которого, пошли к Сандвичевой Земле.

В этой бесплодной стране скитались мы или, лучше сказать, блуждали, как тени, целый месяц; беспрестанный снег, льды и туманы были причиной столь долгой описи. Наконец труды наши были не напрасны: Сандвичева Земля состоит вся из небольших островов, и к тем, которые открыл капитан Кук и назвал мысами, полагая, что это сплошной берег, прибавили мы еще три и, не вымарывая имя Сандвича, которое, без сомнения, может служить украшением всякой карты, переменили мы: только вместо Земли назвали Южные острова Сандвичевыми. Прямо на зюйд лед, сплотившийся с буграми, препятствовал нам продолжать путь свой, а потому, обойдя оный к NО, спустились, наконец, к зюйду.

Беспрестанный снег и туманы продолжались иногда по две недели сряду. Ты из этого можешь иметь понятие о нашем лете, особенно если сказать тебе, что термометр иногда при южных снежных штормах понижался до 4 1/3° мороза. Береговым твоим землякам покажется это немного, а ты можешь судить, каково это в море при жестоком шторме!

16 января достигли мы широты 69°23' S, где встретили матерый лед чрезвычайной высоты, и в прекрасный тогда вечер, смотря на саленгу, простирался оный так далеко, как могло только достигать зрение, но удивительным этим зрелищем наслаждались мы недолго, ибо вскоре опять запасмурило и по обыкновению пошел снег. Это было на долготе 2°35' W от Гринвича. Отсюда продолжали мы путь свой к осту, покушаясь при всякой возможности к зюйду, но всегда встречали льдинный материк, не доходя 70°. Кук задал нам такую задачу, что мы принуждены были подвергаться величайшим опасностям, чтоб, как говорится, не ударить лицом в грязь.

Подумай ты о положении нашем, в котором находились мы множество раз: пробегая между льдинными островами в ясную погоду и надеясь на продолжение ее, забирались иногда в такую чащу, что в виде их было в одно время до полутора тысяч, и вдруг ясный день превращался в самый мрачный, ветер крепчал и шел снег, – горизонт наш тогда ограничивался не далее как на 20 сажен, и в каком положении мы тогда оставались? Одно счастье, можно сказать, спасало нас, и даже до того оно нам сопутствовало, что мы во все время не разлучались. Льдинные эти острова, о которых я тебе говорю, бывают от 300 до 400 футов вышины и от 1/2 мили до 12 в окружности, впрочем есть и менее и более.

Например, один видели мы хотя не более 1 1/2 мили в окружности, но 468 футов сверх поверхности моря. Другой же был примечателен длиной своей, ибо шли вдоль него 11 миль, но вышина его была не более 120 футов. К этому нужно прибавить, что та часть льдинного острова, которая сверх воды, есть только 1/3; 2/3 находится внизу, в чем мы утвердились многими делаемыми нами опытами, разрубая лед разными фигурами и погружая их в воду.

5 марта на широте 58°44' S, долготе 90°35' О нарочно разлучились, чтобы разделить пространство между путевыми линиями капитанов Кука и Фюрно на три части. После этого каждый из нас обязан был сделать поиски острова, виденного испанцами на широте 49°30' S, долготе 143°04' О. Но, как тебе известно, господа Espagnoles всегда на своих картах врали не только на долготе, но и в самой широте иногда до 40 миль и более, а потому и поиски наши были тщетны.

После этого путь наш направлен был к Порт-Джаксону, куда и прибыл я 7 апреля после 138-дневного плавания, в продолжение которого не только не лишились мы ни одного человека, но не имели больных и даже никаких признаков скорбута. Каково ныне русачки наши ходят! Здесь нашел я «Восток», прибывший семью днями прежде нас, и, к удовольствию нашему, служители на нем были в том же здоровом положении, как и наши. В Порт-Джаксоне пробыли мы целый месяц, исправляя шлюпы и починяя поврежденные ото льдов места.

Чтоб ты не думал очень мало о тех опасностях, каким мы подвергались во льдах, скажу только то, что в форштевень шлюпа «Мирный» вставлена была штука длиной 6 ф. 2 д., т. е. начиная снизу от 7 ф. 5 д. и 13 ф. 7 д., а толщиной более фута, так что для обшивки оставалось только 4 дюйма. Для этого принужден я был выгрузить шлюп почти совершенно и, сделав большой диферент на корму, поставить нос на мель в полную воду при полнолунии. Работа была не бездельная для 45 человек, – однако исправились, и через две недели «Мирный» опять поднял бом-брам-реи и готов был вступить под паруса.

Несчастье это случилось в густую мрачность при шести узлах хода. Льдину увидели уже так близко, что избежать ее было невозможно, и, к счастью, ударились прямо штевнем; если бы это случилось немного правее или левее, то непременно бы проломило, и тогда, конечно, никто бы из нас не рассказал, где были. Удар этот случился в 2 часа утра и столь был силен, что многих из людей выкинуло из коек. На «Востоке» тоже переменяли некоторые места в бар-гоуте, поврежденные льдом, и кроме того, от частых и жестоких бурь сделавшись слаб, нашли нужным прибавить несколько книц и стандерсов и для той же причины убавили все реи и стеньги и перешили паруса. Своим же шлюпом я был очень доволен.

Из Порт-Джексона отправились мы в тропики, пройдя Куковым проливом, что в Новой Зеландии, где в шторм чуть не погибли оба судна. Между широтами 15 и 20° S, а долготами 210 и 220° восточными от Гринвича открыли 15 прежде неизвестных островов; некоторые из них обитаемы, и все вместе получили название архипелага Александра. Были в Отаити [Таити] для поверения своих хронометров, которые оказались верны, а потому и заключать можем, что открытия наши положены на карте с довольной точностью. Все открытия Коцебу подвинулись на 24′ к осту, и потому остров, названный им Рюриковой Цепью, смаран, ибо пришелся на первый остров Пализер, виденный Куком.

После этого открыли еще пять, что с прежними составит 20 новых открытий в тропиках, и спустились вторично в Порт-Джексон, куда прибыли 10 сентября. В этот раз мы простояли 50 дней. «Восток» прибавил еще несколько скреплений и переменил у бушприта степс, который вовсе сделался негодным; а между тем люди хорошо освежились и приготовились к перенесению новых трудов при вторичном покушении на юге. 1 ноября не без сожаления оставили мы прекрасный этот порт – место, где, можно сказать, принимали нас как искренних друзей или родственников.

От Новой Голландии направили мы путь свой прямо на зюйд – были у острова Маккуорий на широте 54°40' S, долготе 158°50' О, что выходит целым градусом западнее, нежели как он показан был на прежних картах. Наполнив здесь порожние бочки водой, отправились далее к зюйду. Первый лед встретили в 62°, что гораздо далее прежнего. Таким образом, простирая плавание наше к востоку между льдами, при всякой возможности покушались к зюйду, но всегда неподвижные льды останавливали нас при приближении нашем к параллели 70°. 9 января 1821 г., после продолжительной пасмурной погоды, несколько порасчистилось, и, к всеобщему нашему удивлению, усмотрели берег на широте 68°53'10''S, долготе 90°51'30''W, – то был остров в окружности не более 25 миль, с прилежащим к нему небольшим островком, но возвышенность его от поверхности моря была 3 960 футов.

Открытие это в столь дальней широте всех нас чрезвычайно обрадовало. Назвали мы его островом Петра – в память великого образователя России и виновника существования нашего флота. Лед, спершийся буграми, и множество в нем льдинных островов окружали берег этот со всех сторон на несколько миль, а потому и делали его неприступным. Благоприятная, однако, погода позволила нам определить положение острова этого с величайшей точностью – более 600 лунных расстояний взято было для определения долготы его.

Успехи нашего плавания этим еще не ограничились, ибо через пять дней после этого открылся еще берег, гораздо выше этого и пространнее, но в этом случае лед не допускал нас к нему ближе как на 40 миль, и то от норда; с прочих же сторон лед казался непрерывным до самого полюса. Берег этот получил название Александра I и, вероятно, тоже состоит из одного, а может быть, и нескольких островов. Как остров Петра, так и берег этот покрыт вечным льдом и снегом от самой вершины и до поверхности воды. Несколько синеватых пятен на навесистых скалах, где, вероятно, снег не может держаться, служит лишь признаком, что то не лед, а каменистый берег. Высочайшая на нем гора, получившая наименование Св. Георгия Победоносца, определилась на широте 68°44'45''S, долготе 73°26'45''W.

В определениях обоих берегов мы обязаны чрезвычайному, можно сказать, счастью, ибо погода, которая обыкновенно стоит здесь мрачная при беспрестанном снеге, в эти дни была ясная и небо совершенно безоблачное. Отсюда направили мы курс свой к Южной Шетландии, открытой в 1819 г. капитаном Smith на купеческом бриге, плывшем из Буенозейроса [Буэнос-Айрес] в Валпарезо [Вальпараисо] и удалившемся так далеко к югу по причине продолжительных западных ветров.

Но так как в Англии и, можно сказать, во всей Европе заключили, что открылась наконец та матерая на юге земля, которую так долго искали и существование какой сидевшие в кабинетах философы своих полагали необходимым для равновесия земного шара, то мы по одному названию Южной экспедиции обязанностью посчитали такое заключение или еще более подтвердить или вовсе его опровергнуть тем, чтобы обойти землю сию с южной стороны; а потому 23 января, прийдя на вид западной оконечности ее, которая находится на широте 63°06' S, долготе 62°42' W, пошли по южную сторону.

Южная Шетландия есть не что иное, как гряда разной величины островов чрезмерной высоты, покрытых вечным снегом и простирающихся почти на NO и SW около 300 миль, так что восточный край ее находится на широте 61°10' S, долготе 54° W. Вот тебе и South Continent! Я нарочно обозначаю широты и долготы, потому что, может быть, из любопытства захочешь взглянуть на карту.

К этому времени «Восток» сделался так слаб, что дальнейшие покушения к зюйду казались почти невозможными. Беспрестанное отливание воды изнуряло людей чрезвычайно, которые, впрочем, были еще здоровы. Гниль показалась в разных местах, притом и полученные от льдов толчки принудили капитана Беллинсгаузена оставить поиски свои с лишком месяцем прежде и думать о возвращении. Итак, простившись с бурным Южным океаном и льдами, пустились мы в благословенные страны Бразилии и прибыли в Рио-де-Жанейро 1 марта по совершении плавания вокруг света.

В этот раз не были мы, однако, так счастливы, как в первый, насчет людей: у меня умер один матрос нервной горячкой, да на «Востоке» один убился, а другой упал в море ночью и которого при всем старании спасти не могли – впрочем, все остальные были гораздо здоровее, нежели как при отправлении нашем из Кронштадта, и никаких признаков скорбута не имели. Итак, на обоих шлюпах в продолжение двух лет мы потеряли болезнью только одного человека – по-нашему, это хорошо.

Стоя в Рио-де-Жанейро, капитан Беллинсгаузен посчитал за нужное для скрепления «Востока» прибавить еще 18 стандерсов. «Мирный» же ничем не жаловался. 23 апреля вышли мы из Бразилии, имея у себя российского посланника со всей свитой для отвоза в Лиссабон, куда и пришли после благополучного 56-дневного плавания, а там, простояв 9 дней, отправились прямо в Россию и никуда уже не заходили. Якорь бросили на Кронштадтском рейде 24 июля.

Вот тебе вкратце все похождения наши, любезный дружок. Государь нарочно приезжал в Кронштадт для посещения судов наших и всем был чрезвычайно доволен. Несколько часов пробыл он в рассматривании карт, рисунков и разных редкостей, какими оба шлюпа, можно сказать, были наполнены, и с величайшей признательностью благодарил нас за перенесенные нами труды и точное исполнение данной нам инструкции. Посыпались наконец награды и на нас, флотских: Ф. Ф. Беллинсгаузен из капитанов 1-го ранга пожалован в капитан-командоры, получил Владимира 3-й степени и аренду в 1000 руб. серебром, я – из лейтенантов в капитаны 2-го ранга, прочие лейтенанты получили Владимира 4-й степени, а мичманы – Анны 3-й степени.

Всем без изъятия, в том числе и нижним чинам, получать двойное жалованье по тем чинам, какими прибыли в Кронштадт, пока служить будут, т. е. я, кроме своего жалованья, буду получать еще 1440 руб. Это не худо. Компанию к ордену в продолжение этого похода велено счесть вдвое, а нижним чинам убавлено в отставке 3 года службы.

Ты просил уведомить тебя, кто из офицеров ходили в поход с нами. Вот тебе реестр.

На «Востоке»:

Ф. Ф. Беллинсгаузен пошел капитаном 2-го ранга, а возвратился 1-го. Капитан-лейтенант Иван Иванович Завадовский.

Лейтенанты: Иван Федорович Игнатьев (лишился рассудка в продолжение похода), Константин Петрович, Торсом, Аркадий Сергеевич Лесков.

Мичманы: Дмитрий Алексеевич Демидов.

На «Мирном»:

Твой покорнейший слуга.

Лейтенанты: Николай Васильевич Обернибесов, Михаил Дмитриевич Анненков.

Мичманы: Иван Антонович Купреянов, Павел Михайлович Новосильский.

На «Открытии»:

Михаил Николаевич Васильев.

Лейтенанты: Александр Павлович Авинов (был болен да выздоровел), Павел Николаевич Зеленой, Роман Платонович Бойль.

Мичманы: И. Петрович Стогов, Галл.

На «Благонамеренном»:

Глеб Семенович Шишмарёв.

Лейтенанты: Иван Николаевич Игнатьев, Алексей Петрович Лазарев (брат).

Мичманы: Николай Дмитриевич Шишмарёв, Геллисен.

Прощай, будь здоров по-прежнему и счастлив. Кланяются тебе все, кто тебя знает: П. И. Сущев, Г. И. Платер, Ф. Ф. Беллинсгаузен, В. И. Иванов, брат Андрей, с которым я живу только вдвоем до прибытия Авинова, а его ожидаем сюда на будущий год, потому что экспедиция их отправлена была на три года. Иринарх Степанович на этих днях отправился на «Аполлоне» (такой же, что и «Восток») в Ситху для охранения тамошней торговли. Под командой у него еще бриг «Аякс», на котором пошел Никандр Филатов. От брата Алексея получил я письмо от октября прошедшего года из Ситхи; пишет, что все здоровы, Авинов свистит по-прежнему. Были в Беринговом проливе 16′, только севернее Кука, и по причине льдов далее продолжать плавать не могли ни к осту, ни к весту. Теперь они оставляют в Ситхе П. Н. Игнатьева для постройки бота, а сами отправляются на зиму в тропики, где, без сомнения, проведут время с пользой, употребив его на обозрение тех мест, где мало еще плавали. При начале лета, возвратившись в Ситху, возьмут бот с собой и сделают вторичное покушение в Беринговом и, приведя там все лето, предпримут обратный путь в Россию кругом Горна.

Ты спрашиваешь тоже о делах моих с Американской компанией, – то все брошено, и они же остались с носом и выговором от высшего начальства. Я очень рад, что представления мои были причиной смены Баранова (который умер на обратном пути своем в Россию) и перемены многих прежних постановлений. Теперь там Матвей Муравьев. Новые же постановления ты, я думаю, читал в «Инвалиде».

Заврался, брат, я, пора перестать.

Остаюсь преданный, М. Лазарев.

P. S. Посылаю тебе медаль из числа вычеканенных нарочно для нашего путешествия – положи ее в свой музей для редкости (мы обязаны были раздавать их на диких островах королям, князькам и проч.).

Слово об успехах плавания шлюпов «Восток» и «Мирный» около света,

и особенно в Южном Ледовитом Море, в 1819, 1820 и 1821 гг., произнесенное в торжественном собрании Казанского университета июля 7 дня 1822 г. профессором и кавалером Симоновым

В 1819 г. Его Императорскому Величеству угодно было отправить две экспедиции – одну к Южному, а другую к Северному полюсу. Новые поиски в Южном Ледовитом море, покушение как можно далее проникнуть к югу и, наконец, вообще открытия, долженствующие расширить круг географических знаний, были предметом первой, а отыскание прохода из Восточного океана в Западный, то есть от Берингова пролива в ту или другую сторону, к Белому морю или Гудзонову заливу, составляло цель второй экспедиции. Каждая экспедиция состояла из двух шлюпов. «Восток» и «Мирный» составляли Южную.

Главное начальство над сими шлюпами поручено было капитану 2-го ранга (ныне капитан-командору) Беллинсгаузену, мореходцу отличному по своему искусству и опытности, который уже сделал подобное путешествие под начальством Крузенштерна и ныне с неимоверной неустрашимостью, благоразумием и счастьем оправдал ожидание начальства. Лейтенант Лазарев второй (ныне капитан 2-го ранга, под начальством которого фрегат «Крейсер» идет к северо-западным берегам Америки) – мореходец известный, командовавший прежде кораблем, принадлежавшим Американской компании, «Суворовым» во время плавания его в Ситку, назначен был командиром «Мирного».

Северную экспедицию составляли шлюпы «Открытие» и «Благонамеренный», состоящие под главным начальством капитан-лейтенанта Васильева, находящегося на «Открытии». Командиром «Благонамеренного» был капитан-лейтенант Шишмарёв, бывший прежде под командой Коцебу, во время путешествия его на бриге «Рюрик», отправленном для открытия от канцлера графа Румянцева, известного покровителя наук и столь много к распространению их способствующего. Выбор офицеров предоставлен был капитанам. Мера благоразумная, ибо всякий начальник, дорожа своей славой, старался окружить себя отличными исполнителями.

Сверх этого, кроме главной цели этих экспедиций, состоящей в приобретении полнейших познаний о нашем земном шаре, чтоб доставить занимающимся некоторыми науками способ и частые случаи производить полезные наблюдения, были назначены на каждую экспедицию по одному астроному, по одному натуралисту и по одному художнику по живописной части. Астрономические и некоторые физические инструменты заблаговременно Морским министерством заказаны были в Лондоне через нашу миссию. Успехи этих экспедиций тем более должны быть для вас приятны, соотечественники, что все офицеры и чиновники, их составляющие, были русские.

Некоторые носили немецкие имена, но, будучи детьми российских подданных, родившись и воспитавшись в России, не могут назваться иностранцами. Из Германии приглашены были два натуралиста, которые дали обещание явиться на суда наши в Копенгагене, но, не исполнив этого, отказались. Мы жалели только, что, положившись на их обещание, не взяли натуралистов из России, а узнали об отказе тогда, как уже пришли в Данию, и, следовательно, поздно было приглашать других. Хотя таким образом, кроме шлюпа «Открытие», на который назначен был натуралист в Санкт-Петербурге, мы остались без естествоиспытателей, однако не упускали наблюдать и собирать все, что по этот части ново, любопытно и редко.

3 июля 1819 г. шлюпы, Южную экспедицию составляющие, «Восток» и «Мирный», подняли якорь и к странам неведомым понесли отличное рвение быть полезными Отечеству и просвещению.

Через десять дней плавания прибыли мы в Копенгаген и провели в столице Дании семь дней. В продолжение этого времени мы запаслись некоторыми потребностями, какие удобнее в этом порту приобрести можно было, и старались по возможности видеть все, что только обращает взор любопытных путешественников, как-то: обсерваторию, библиотеки, памятники, окрестности города и кунсткамеру. В этой последней приятно было для русских видеть некоторые изделия незабвенного в истории великого Петра.

20 июля мы оставили порт этот, а 29-го пришли на Портсмутский рейд, пройдя Зунд, Категат и Немецкое море почти беспрестанно с попутным ветром; изредка штиль замедлял ход наш.

Портсмут есть один из лучших военных портов Англии, почему капитан наш и предпочел его для якорного стояния, но главное дело наше в этом государстве было в Лондоне. Там мы должны были взять инструменты, для нас изготовленные. На этот предмет многие из нас отправились в столицу Англии. Приняв инструменты и осмотрев некоторые достопримечательности Лондона, сколько в короткое время нашего там пребывания было можно, возвратились в Портсмут и снялись с якоря. Через 19 дней плавания были мы уже на рейде близ порта Св. Креста [Санта-Круз] на острове Тенерифе.

Здесь мы должны были освежиться и запастись вином для нашего дальнего плавания. Воспользовавшись пятидневным пребыванием нашим у острова Тенерифе, я с тремя офицерами отправился из порта Св. Креста к порту де-Ле-Рошава [Оротава], к подошве пика Тейдского, одной из величайшей в свете гор. В первый раз мы увидели ее, будучи в море за 90 английских миль от Тенерифе. Могли бы видеть ранее, но она до того времени была скрыта от нас облаками. Знаменитый путешественник Гумбольдт ее увидел за 120 миль. Здесь, близ горы этой, видели мы места очаровательные, места, по словам одного ученого француза, с каким мы познакомились в порте де-Ле-Рошава, гораздо прелестнейшие, нежели швейцарские.

Здесь видели мы ботанический сад, в котором выращиваются редкие растения из всех пяти частей света. К сожалению, кратковременность нашего у этого острова пребывания и осеннее время воспрепятствовали нам быть на вершине пика. 18 сентября мы возвратились на шлюп, а на другой день отправились в дальнейший путь. Переход наш от Тенерифе до Бразилии продолжался 42 дня.

В Рио-де-Жанейро, после Дании и Англии, в третий и последний раз свиделись мы с Северной экспедицией. Приятно свидание с соотечественниками, особенно в таких отдаленных от родины местах.

Занятия наши в этом порту состояли в поверке хронометров и в определении географического положения обсерватории, для которой португальское правительство отвело нам место на маленьком островке, Иллиос Радос [Ильяде Радос]называемом и против самого города Сент-Себастиана [Сан-Себастьян]находящемся. Эти наблюдения для нас были весьма важны, ибо на них должны быть основаны все прочие, которые мы готовились делать в продолжение плавания нашего у южных льдов. Сверх этого запаслись мы здесь свежей провизией, дровами, водой, поправили шлюпы, дали отдохновение экипажу и таким образом изготовились к самому продолжительному, трудному и опасному плаванию в Южном Ледовитом море.

До этих пор путешествие наше было не что иное, как приготовление к надлежащему плаванию, как приступ к предназначенному нам делу. Оставив Европу, украшенную искусством, обработанную человеческим умом, любопытную по своему образованию, перешли мы в места превосходные, где царствует вечная весна, где земля сама печется о плодоносе и не требует для этого особенных трудов и человеческой деятельности. Плавание в таких местах не труд, но удовольствие. Правда, сильный ветер, постигший нас в Бискайском море, причинил нам много беспокойства; постоянная тропическая жара утомляли нас; единообразное зрелище неба и воды во время наших переходов наводило некоторое уныние; обыкновенные и частые экваторные штили, замедляя ход наш, причиняли досаду. Но все это ничто в сравнении с тем, что нас ожидало в пределах южного холода.

Оставив порт Рио-де-Жанейро, находящийся почти под 23° ю. ш., после двадцатидневного там пребывания, мы тотчас вышли из тропиков и быстро перенеслись во мрак вечных туманов. 14 декабря, в день, соответственный в тех местах нашему 14 июня, будучи на широте 52°, мы увидели первый снег; а 15-го приблизились к берегу острова Короля Георга, и с тех пор начались наши труды и опасности, которые почти беспрестанно сопутствовали нам в продолжение всего нашего плавания в больших широтах. Уединенный, вечным снегом покрытый остров Георга лежит от северо-запада к юго-востоку. Северо-восточный берег его описан знаменитым мореходцем Куком, и нам надлежало положить на карту юго-западный берег его, никем не описанный и, кроме промышленников, никем не посещаемый.

Опись сия продолжалась двое суток. Окончив ее, пошли мы к Сандвичевой Земле, издали только виденной Куком и хорошо не исследованной. 17 декабря прошли Клерковы Камни, а 22-го обрели новые острова, которые капитан Беллинсгаузен назвал островами Маркиза де Траверсе. Мы описали острова эти, выходили на берег одного из них, который возвышался над поверхностью моря остроконечным пиком, беспрестанно дымящимся и окруженным вулканическими извержениями.

27 декабря прошли мы в 50 милях от островов Сретения, к каким совершенная тишина моря воспрепятствовала нам приблизиться, а 29-го подошли к островам, названным Куком Сандвичевой Землей. Этот мореходец почитал мысы Саундерс, Бристоль и Монтегю оконечностями большой земли; но мы подходили к ним близко, обошли кругом, совершенно определили и нашли, что они не что иное, как отдельные небольшие острова, так же бесплодные и каменистые, как и остров Георга.

Вид всех этих островов или, лучше сказать, огромных каменьев, возвышающихся из неизмеримой глубины океана, весьма печален. Они все покрыты вечным снегом, окружены почти беспрестанно густым непроницаемым туманом, зеленеющий мох составляет все прозябание [растительность] острова Георга, а на островах Маркиза де Траверсе, Сандвичевых и того найти невозможно. Море около них усеяно величайшими плавающими глыбами льда. Морские звери, пингвины, альбатросы, петрили и другие подобные им рыболовные птицы суть единственные обитатели этих мест.

Мы продолжали опись Сандвичевых островов до 4 января 1820 г., доходили в этих местах до 60°30', и в этот день, оставив мрачный Сандвич, пошли к осту, сначала по параллели 59°, но после беспрестанно склонялись к югу и простирали свои поиски до 69°30', до тех мест, где вечные, непроходимые льды положили предел человеческим силам проникнуть далее. Сандвичевы острова были последней землей, виденной нами в продолжение этого плавания, до самой Новой Голландии. С этих пор мы скитались во мраке туманов, между бесчисленным множеством огромных плавающих льдин, беспрестанно в страхе быть раздробленными сими громадами, простирающимися иногда до 300 футов в вышину над поверхностью моря.

Холод, снег, сырость, частые и жестокие бури беспрестанно нам сопутствовали в местах этих. Здесь некоторое время одно только южное сияние пленяло взор наш и в восторг приводило душу плавателей. Разноцветные радужные огни его, мгновенно появившись белым столбом из-под горизонта на южной стороне и потом переливаясь из цвета в цвет, перебегая из места в место, вмиг покрывали весь небосклон и внезапно исчезали, чтоб вскоре в ином виде появиться снова. Таким превосходным зрелищем наслаждались мы каждую ночь со 2-го до 7 марта. После этого вдруг небо покрылось облаками, тучи сгустились, ветер мало-помалу усиливался и наконец превратился в такую бурю, которая жестокостью своей превосходила все до этого времени нами испытанные.

Сами мореходцы уверяли, что они, скитаясь с давнего времени по различным морям, ничего подобного этому не видели. Ветер свистал, ударяясь о снасти, срывал воду с поверхности моря и носил ее по воздуху. Волны, возвышаясь, как горы, пенились грядами по всему пространству океана. Шлюп, сильно качаясь, клонился к поверхности моря и бортом иногда черпал воду. Мы не могли нести никаких парусов, ибо прежде ветер этот в один порыв вырвал стаксели и половину грот-марселя.

В этом положений, к большому ужасу, мы были не более как в двух саженях от одной довольно большой льдины, о которую, конечно, разбились бы, если б волна, несущая нас к погибели, не спасла от ее: она подкатилась под шлюп наш, ударилась о льдину, отразилась и, оттолкнувши шлюп, дала ему другое направление. Неприятное чувство в таком положении увеличивалось более тем, что мы одни были в этих мрачных местах.

«Мирный», всюду нам сопутствовавший, по распоряжению командующего экспедицией капитана Беллинсгаузена, расстался с нами 5 марта и пошел к Новой Голландии по другой параллели, в меньших широтах. К счастью, во время этот жестокой бури мы вышли уже из бесчисленного множества больших и малых льдин, которые окружали нас от 3-го по 7 марта; в противном случае, если б мы спаслись каким-нибудь чудесным образом от неминуемой погибели, то по крайней мере потерпели б великий вред, который принудил бы нас искать ближайшего пристанища.

После этого ветер мало-помалу утих. Между тем время клонилось к зиме, и нам должно было, оставив холодный юг, удалиться к тем местам, где благотворные лучи солнца не перестают согревать в продолжение целого года.

19 марта мы получили сильный попутный ветер, с каким шли по 10-ти и по 12-ти миль в час. Воспользовавшись этим ветром, мы направили путь свой к Новой Голландии; 24-го были уже против Вандименовой Земли и 30-го бросили якорь в Порт-Джексоне против города Сиднея.

После стольких трудов и опасностей, после 130-дневного плавания в местах, где всякая минута открывала нам новые ужасы, Порт-Джексон показался нам раем. Цветущая природа засияла в глазах наших, как ясное летнее утро после бурной осенней ночи. «Мирный» прибыл семью днями позже нас.

Мы пробыли в Новой Голландии тридцать восемь дней. Губернатор доставлял нам способы для исправления судов наших, которые имели в том нужду, а особенно «Мирный», который, ударившись о льдину, получил значительное повреждение. Во время нашего здесь пребывания мы не оставались праздными. В каждый ясный день и в каждую ясную ночь чинимы были астрономические наблюдения как для определения географического положения нашей обсерватории, для которой отведено нам было место на другой стороне залива, так и для нахождения состояния и хода хронометров. Сверх того, имея небольшой инструмент прохождений, я воспользовался случаем определить прямые восхождения неподвижных звезд южного неба, что после Лакаля [Лакайля], бывшего в Южном полушарии 50 лет перед этим, никем делано не было.

Наконец, исправив суда, снабдив себя провизией, дав отдохновение людям от трудов их и наполнив журналы наши многими полезными наблюдениями и любопытными замечаниями, оставили этот порт и вступили в море 8 мая. Лишь только мы вышли из этого покойного места, лишь только берега Новой Голландии скрылись от глаз наших, встретил нас жестокой ветер. Капитан имел намерение пройти прямо в жаркий пояс, но ветер, будучи противным, к этому не допускал нас и направил путь наш к Новой Зеландии, куда он думал зайти после.

Ветер этот не утихал до 19 мая, после чего вдруг сделалась тишина, шлюп потерял ход, и оставшееся после ветра волнение ударяло в него так сильно, что однажды вдруг сбило у нас сетку с правого шкафута и унесло в море все, что на нем находилось. Лейтенант Лесков, бывший в это время на этом шкафуте, едва не был унесен волной в свирепствующую бездну океана, и, конечно, погиб бы, если б снасть, за которую он удержался, не спасла его.

Спустя несколько дней после этого мы увидели синеющие берега Новой Зеландии, при противном ветре, лавируя, вошли в Куков пролив и 29 мая бросили якорь в заливе Королевы Шарлотты, за островами Длинный и Матуара, против Корабельной бухты.

Жители мест этих, едва нас увидели, в великом множестве на лодках приплыли к шлюпам и, видя наше дружелюбное к ним расположение, с доверенностью вошли на них, снабдили нас великим множеством рыбы и меняли свои изделия, как-то: ткани, деревянные копья, каменные долота, костяные и раковинные удочки на наши гвозди, ножи, топоры, зеркала, пронизки и другие маловажные вещи. Новозеландцы среднего роста, сильны телом, имеют смуглые и значительные лица, которые они расписывают разными фигурами, весьма живы, и в глазах их пылает огонь, воспламененный воинственным духом.

Видя превосходство сил наших, зная действие наших воинских орудий, они казались смирными и добрыми, но мы, будучи известны о их вероломстве, выходили на берег и посещали жилища их имея при себе конвой, ибо это те самые варвары, которые изменническим образом убили и съели французского капитана Мариона, себя им доверившего, и 10 человек из экипажа Фюрно, сопутствовавшего Куку, вышедших на берег за водой.

По умеренности климата здешние жители, имея более нужды в платье, нежели новоголландцы и вообще обитатели жарких мест, делают из так называемого новозеландского льна ткани и ими прикрывают свое тело. Зимнее одеяние их весьма грубо и имеет большие волокна, наподобие наших шуб. Селение их обнесено палисадом, хижины покрыты древесными листьями или травой, внутри которых у некоторых столбы, поддерживающие кровлю, украшены резьбой, хотя весьма грубой. Вид берега, близ которого мы были, величествен. Высокие горы покрыты густым непроходимым лесом, наполненным птицами, пение которых усладительно.

Во время нашего здесь пребывания дни сначала были ясны. Солнце иногда затмевалось облаками, которые отрывались от гор и блуждали по небесному своду, но оно никогда надолго не скрывалось. Барометр, однако, беспрестанно понижался и предвещал бурю, что и оправдалось 2 июня. В этот день рано поутру небо вдруг обложилось тучами, ветер дунул, море зашумело, и шквал за шквалом ударял в снасти шлюпа. Один якорь не в силах был удержать нас – бросили другой. Весь день был бурный и дождливый, но к вечеру показались звезды, и на другой день солнце опять засияло; все было тихо, только волнующееся море не могло еще успокоиться.

Мы пробыли в этом месте пять дней, в которые определили состояние и ход хронометров, географическое положение острова Матуара, сняли на карту часть залива Королевы Шарлотты и налились водой. Выйдя в пролив Куков, опять встретили сильный и притом противный ветер, который, беспрестанно переменяясь, заставил нас в продолжение шести дней лавировать в проливе, не выпуская из него. Ветер этот иногда исчезал, совершенная тишина заменяла его место и, приводя паруса в бездействие, делала положение наше не менее опасным, ибо тогда волнение несло нас по произволу на берег, камнями окруженный; наконец маленький попутный ветерок передвинул нас за мыс Пализер и вывел в открытое море.

Через 24 дня увидели мы уединенный остров Опаро, на котором остроконечные, внизу утесистые горы сверху покрыты густым лесом. Жители его не замедлили в великом множестве подъехать к нам на лодках, взошли на шлюп и привезли нам морских раков и яств своих. Первый шаг на него каждого из них сопровождаем был удивлением. Все их поражало. Они невысоки ростом, необыкновенно мужественны, телом совершенно бронзового цвета и не имеют никакого одеяния. Один из них хотел с нами остаться. Сначала никакие увещевания его сородичей, казалось, не могли поколебать его намерения плыть в Европу, но наконец любовь к родине превозмогла: он с высоты шлюпа бросился в море и поплыл к далеко уже отставшим от нас лодкам его товарищей. Мы плавали близ этого острова двое суток и отправились далее.

5 июля увидели мы весьма низменный берег, покрытый зеленеющими деревьями. Приблизившись к нему, мы приметили, что он состоит из кораллов и не имеет никаких признаков обитаемости.

В этом месте вошли мы в Опасный архипелаг, названный таким образом французским мореплавателем Бугенвилем, потому что подводные кораллы, коими окружены острова в местах этих, делают плавание в них опасным. Поблизости его открыли мы группу островов, европейцами не посещаемых и до нас еще неизвестных, которую капитан Беллинсгаузен ознаменовал именем государя нашего, назвав архипелагом Александра I. Большая часть их была обитаема.

Жители этих, так как и других, их соседственных, погружены в самое глубокое варварство. Некоторые обитатели вновь открытых нами островов не хотели иметь с нами никакого сношения, зажигали леса свои, чтоб испугать нас и поставить нам препятствие выйти на берег. Когда шлюпка наша, на какой находился сам капитан и много офицеров, отправясь к одному из островов этих, хотела пристать к берегу, то множество индейцев, вышедших на него, не согласились принять их, грозили своими пиками и другим оружием. Капитан предлагал им подарки, но тщетно: ничто не могло склонить их.

Хотели испугать их холостыми выстрелами из ружей, но они, не зная действия этих орудий, думали, что хотят их пожечь огнем, показывали на воду и, плескаясь ею, давали знать, что они умеют залить его. Капитан не хотел делать никакого насилия и возвратился на шлюп. Редкие из этих варваров решались подъезжать к нашему шлюпу и издали менять свои вещи на наши. Но другие, которые видели уже европейцев, которые по какому-нибудь случаю имели уже с ними некоторое сношение, с доверенностью входили к нам и возвращались на остров, будучи щедро наделены от нас разными необходимыми для них вещами; мы же взамен того получили их изделия, как-то: ткани, пики, булавы и тому подобное.

Из архипелага Александра I вошли мы в острова Общества и склонились к Отаити [Таити]. В этом давно уже известном и верно определенном месте нам нужно было поверить хронометры, на которых мы основывали наше плавание и наблюдения, служащие для определения географического положения островов, вновь нами обретенных, что мы и учинили во время пятидневного нашего там пребывания.

Отсюда, мимо открытого Коцебу острова Крузенштерна, пошли мы в южную широту 10°, в какой, переменив на долготы около 14°, прошли вблиз островов Дружественных [Дружбы], Норфолька [Норфолка] и Гова [Гоу] к Новой Голландии, ибо приближалось уже то время, когда, исправив суда в Порт-Джексоне, нам должно было опять отправиться в Южное Ледовитое море для окончательных в нем поисков.

8 сентября в другой раз бросили мы якорь в Порт-Джексоне, совершив новое плавание, хотя не столь скучное и утомительное, как первое, но не менее трудное и опасное. Будучи сопровождаемы пассатным и всегда благоприятным ветром, с каждым днем переносились мы к новым картинам. Прекрасный климат и благотворные лучи солнца приносили здоровье телу, а разнообразие предметов приятным образом занимало взор наше внимание.

Мы совершили плавание это в 123 дня и во время его открыли до 17 новых островов. Все они почти подобны один другому, все стоят на коралловых основаниях в разных только видах, иные, будучи расположены на кольцеобразной цепи кораллов, в середине заключают часть океана, также неизмеримой глубины, как и вне острова, все одеты прекрасной зеленью плодоносных деревьев, посреди которых величественно возвышаются пальмы.

Жители прекрасных мест этих принадлежат к малайскому племени и много имеют сходства между собой видом, языком и нравом; тело их бронзового цвета, наречие их мягко и много имеет гласных букв, но они выговаривают слова свои грубо; живут в маленьких и неопрятных шалашах, обнесенных прутьями и покрытых травой или древесными листьями. Казалось, что обитатели островов этих должны быть счастливы и наслаждаться дарами природы, щедро на них изливаемыми; казалось, что жизнь их должна быть тиха, как тихи дни их; нравы чисты, как чиста лазурь неба их; характер кроток, как спокоен вид окружающего их моря.

Пребывая в совершенной простоте, не имея наших нужд, наших требований, они должны были бы жить между собой в мире и согласии. Но беспрестанная вражда царствует между племенами их. Сильные, не будучи ограничены законами, нападают на слабых, без всякой, по-видимому, причины, с лютостью побивают их и с жадностью поедают несчастные жертвы. Нам случилось спасти участь четырех молодых людей: они прибыли со многими своими единоземцами с острова Анаа на остров Оматео для рыбной ловли; в то же время приплыли к нему жители острова Пализер, которые, будучи в большем числе, нежели первые, побили их и съели; четыре только мальчика в лесу укрылись от лютых неприятелей. Когда наша шлюпка приблизилась к берегу Оматео, они бросились к нашим и, принеся плодов, просили взять с собой. Мы их взяли, одарили и отвезли на Отаити[232], где они были приняты дружелюбно.

Выключая Отаити, во всех этих местах мы нашли один только остров, до нас неизвестный, которого жители отличаются от своих соседей особенной кротостью, которая приметна была из их наружного вида, поступков и из той доверенности, с какой они вошли на шлюп наш. Остров этот находится недалеко от Дружественных островов и называется жителями Оно. Мы пробыли близ него около двух суток, и некоторые из старейших оставались ночевать на нашем шлюпе, на что никто из прежде нами виденных людей не соглашался.

Рыбная ловля есть главнейшее упражнение жителей островов Тихого моря. Они на промысел этот отплывают иногда к местам отдаленным от своего жилища на весьма длинных, но узких лодках, к каким для того, чтобы не быть опрокинутыми, приделывают с одной стороны отводы. Лодки эти иногда бывают двойные; каждый из сидящих на них особо гребет маленьким веслом. На Оно мы видели довольно большие лодки, которые управляются парусами, сделанными из матов, сплетенных из тростника. Ловлю рыб производят они деревянными, костяными и раковинными удочками. Жители, имевшие сношение с европейцами, достают жемчуг, но в весьма небольшом количестве.

Рукоделие их состоит в изготовлении матов и некоторого рода материи, которую они выбивают из древесной коры. Она цветом белая, иногда они красят ее желтой краской, добываемой из особенного рода папоротника, иногда наводят красные цветы, прикладывая к материи листы папоротника, намазанные краской, составляемой из ягод растения, называемого отаитянами мати, и из листа, который они именуют тоу.

Маты постилают они на полу для того, чтоб сидеть, а материей прикрывают некоторые части тела. Сверх этого, отаитяне занимаются изготовлением масла из кокосового ореха и разводят сады, в которых произрастают хлебное дерево, бананы, апельсины, лимоны и ананасы. Плоды эти родятся здесь в таком изобилии, что за лист бумаги получили мы полные корзины апельсинов.

Плавание в таких любопытных местах было бы гораздо приятнее, если б палящий зной солнца иногда не утомлял нас и если б подводные кораллы, окружающие острова, нами здесь встречаемые, не предполагали нам многих опасностей. Однажды близ острова Оно, вечером довольно поздно, вдруг услышали мы перед собой необычайный шум волн: осмотрев тщательно, мы заметили пену бьющего волнения через один коралловый риф, на который мы едва не набежали. Опасность была от нас не более как на четверть мили, и мы едва успели повернуть шлюп. Но и эти опасности были избегнуты нами счастливо, несмотря на то, что для точнейшего снятия берегов мы подходили к островам так близко, как никто из мореплавателей в этих местах подходить к ним не осмеливался.

Труды наши во время этого плавания заключались в нанесении на карту островов, нами встречаемых, и в определении астрономическими наблюдениями географического положения их; сверх того занимались мы наблюдением часового изменения давления атмосферы. Для этого в продолжение 61 дня, начиная от 2 июля, т. е. со времени вступления нашего в тропики, до 1 сентября, замечал я стояние барометра, также степень теплоты по термометру и сухость воздуха по гигрометру, в каждый час и днем и ночью. Явление это еще мало исследовано; оно состоит в том, что ртуть в барометре каждый день возвышается постепенно и, дойдя до известного предела, опять начинает понижаться. Такое качание совершается два раза в сутки, т. е. около 9 часов утра и вечера бывает самое высокое стояние ртути, а около 3-х пополудни и пополуночи – самое низкое.

От непостоянства в воздухе и от многих случайных перемен в атмосфере в нашем климате явление это почти всегда нечувствительно, в тропиках же, а особенно в море, где воздух всегда чист, теплота одинакова и ветры постоянны, оно бывает видимо и правильно следует за солнцем, в лучах которого, как в источнике теплоты, действующей на упругость воздуха, заключается причина этого явления. Физики, не имея достаточного числа наблюдений касательно этого предмета, упоминают о нем только мимоходом и весьма кратко, не показывая решительно причин его. Вычисление часовых перемен, высоты барометра необходимо для точного определения высот гор посредством этого инструмента, почему мы и обратили особенное наше внимание на это явление. В продолжение всего плавания нашего между тропиками и во время пребывания шлюпов в Рио-де-Жанейро собрали мы для этого 4316 наблюдений.

В Порт-Джексоне мы окончили дела наши в 52 дня и, выйдя 31 октября в море, пошли прямо к югу, к острову Маккуори, лежащему в 54° ю. ш., к которому пришли 17 ноября.

Здесь нашли мы английских промышленников, занимающихся ловлей морских слонов и котиков, которых на берегу было бесчисленное множество. Близ этого острова в первый раз почувствовали мы подводное землетрясение. Удар был довольно силен. На берегу промышленники чувствовали его три раза в продолжение ночи. По словам их, землетрясение случается там каждый месяц.

Отсюда, войдя во льды, пустились мы опять к осту, беспрестанно склоняясь к югу. Стремление наше как можно более приближаться к полюсу сопровождаемо было теми же бесчисленными опасностями, которые испытали мы во время первого нашего плавания среди южных льдов; однако при всей своей решительности, при всем старании далее 70° проникнуть не могли и дошли до этой степени только в одном месте; в прочих же, начиная с 69 1/2°, Южный полюс покрыт твердой и непроницаемой корой льда, толщина которого, судя по возвышению над поверхностью океана, может простираться до 300 сажен, считая от нижнего слоя, скрытого в глубине моря, до вершины.

Не стану описывать все нами претерпенное во время этого плавания; скажу только, что бури не переставали угрожать нам и были еще в сильнейшем виде, нежели прежде. Здесь они часто заставали нас в самых льдах. Одно Божеское провидение спасало нас. Нельзя, однако, не отдать справедливости неусыпной бдительности наших мореходцев. При такой отважности, с какой мы стремились выполнить возложенное на нас дело, малейшая неосторожность стоила бы нам жизни, ибо спасения негде искать в местах этих. При всем том мы не избежали того, чтоб не удариться о льдину, хотя незначительной величины, но которая, однако, причинила бы нам великий вред, если бы мы коснулись ее несколько прямее.

Это неприятное происшествие случилось с нами 25 декабря 1820 г. в то время, как мы, отслушав литургию, приносили Богу благодарение за дарованную победу под стенами Парижа. Удар был вскользь и, к счастью, в то место, где навешены якоря и где, чтоб они не пробивали стены судна при поднятии их, обыкновенно пришиваются две доски. Обе эти доски были отбиты льдиной, но большого вреда не произошло.

За все нами вытерпленное 11-го и 17 января 1821 г. мы обрадованы были новыми обретениями. В первый из этих дней открыли мы в южной широте 69 1/2° остров и назвали его островом Петра I, в честь виновника существования Российского флота, а во второй, под той же широтой, берег, который наименован берегом Александра I, в честь виновника нашего плавания. Обе земли эти окружены со всех сторон льдом, который воспрепятствовал нам близко подойти к ним. Открытие их тем более важно, что они суть самые южные из всех доныне известных земель на земном шаре. Вероятно, они надолго такими останутся, и можно решительно сказать, что южнее их никогда открыты не будут, ибо нет средства углубляться во льды далее.

Отсюда мы направили путь свой к Новому Шетланду [Ново-Шетландским островам], островам, открытым в 1819 г. Шмитом, капитаном английского купеческого судна «Виллиам». Мы описали южные берега их и открыли еще шесть островов. Все они пусты, бесплодны, покрыты вечным снегом и служат только пристанищем пингвинам и морским зверям, которых здесь великое множество. Во время нашего плавания около Нового Шетланда было там до 50 английских и американских судов. Эти острова так узки, что некоторые суда, находящиеся на северной стороне их, были нами видимы с южной.

Потом мы отправились прямо к Новой Георгии и там связали цепь нашего плавания в Южном Ледовитом море.

Таким образом, в пределах юга мы закончили наши поиски, которые начали от Новой Георгии и, идя все к осту, опять пришли к ней, совершив целый круг около полюса, беспрестанно углубляясь к югу и иногда не выходя из-за полярного круга до двух недель, что до нас никто сделать не осмеливался. Сколько опасностей угрожало нам в местах этих, сколько раз смерть мы видели перед глазами своими! Ограничивая себя только важными случаями, я не упомянул о многих мелких обстоятельствах, которые, однако, как и те, могли б навсегда скрыть нас в пучине вод. Во время тишины, например, постигшей нас близ Нового Шетланда, волнение несло оба шлюпа на камень, и мы были уже не более как в 10 саженях от погибели; но мощная десница Всевышнего осенила нас, и маленький попутный ветерок был нашим избавителем.

Знаменитый мореходец Кук в путешествии своем говорит: «Я обошел вокруг Южного полушария в большей широте таким образом, что неоспоримо доказал, что нет в нем никакой матерой земли, разве в окрестностях полюса, куда невозможно достигнуть». Мы углублялись во многих местах далее этого мореходца, оставались не в пример дольше его за полярным кругом, и ежели берег Александра не есть оконечность земли этой, то вынужденными найдемся подтвердить слова его, должны будем сказать, что мы не видели никаких признаков предполагаемого южного материка, разве за пределами зрения от тех мест, где вечные льды положили непроницаемую межу для плавателей. Но не одно это заключение есть следствие нашего путешествия. Мы обогатили круг географических сведений открытием более 30 островов, сделали множество полезных наблюдений, умножили музеи наши новыми и любопытными произведениями природы по ископаемому, прозябаемому и животному царству.

Когда, прийдя на вид Новой Георгии, мы закончили наши поиски, то назначенный срок для нашего плавания уже приближался к концу, и мы поспешили к Бразилии, чтобы там освежиться, поправить суда и после шествовать к своему Отечеству, так давно нами оставленному.

В этот раз в Рио-де-Жанейро пробыли мы около полутора месяцев, не в праздности, но в трудах, полезных для наук, и в исправлении шлюпов. Здесь капитан, узнав, что российский посланник при португальском дворе барон Тейль фон Сераскеркен, которому мы обязаны за уведомление об открытии Нового Шотланда, полученное нами от него в Порт-Джексоне, намеревался отправиться в Португалию, по случаю отбытия португальского двора в Европу, предложил ему суда свои, на которых мы и прибыли с ним в Лиссабон 17 июня 1821 г. Отсюда мы прямо пошли в Кронштадт и, пользуясь всегда почти попутным ветром, бросили там якорь 24 июля.

Здесь был конец нашему поприщу, которое продолжалось два года и 21 день. Во все это время счастье везде нам сопутствовало, единодушие связывало нас узами дружбы, общая польза побуждала к взаимным услугам, здравие редко покидало нас, и то на весьма короткое время. Начальники пеклись о сохранении его, а ревностное старание отличных медиков[233] подымало больных с одра немощи.

Будучи два раза более 120 дней в местах, самых вредных для здравия, мы из 200 человек путешествующих потеряли только трех матросов: один упал с мачты и разбился, другой во время темной ночи и сильного ветра упал с бушпорта, на котором он убирал паруса, и был жертвой волн, а третий умер такой болезнью, что и в спокойном месте никакое искусство не могло бы восстановить его. Спутник наш «Мирный», будучи вверен достойному правителю, никогда разлучен с нами не был, чему нет примеров. Он разлучился с нами только один раз, и то по повелению командующего идти другим путем в Новую Голландию, чтобы обозреть разные параллели.

Памятник, принадлежащий матросу 1-й статьи Егору Киселеву, находившемуся в дальнем вояже на шлюпе «Восток» под командой капитана 2-го ранга Беллинсгаузена в 1819, 1820, 1821 годах

24-го. Изволил прибыть государь на Кронштадтский рейд для осмотра шести судов, отправляющихся в дальний вояж, и тут была пушечная пальба и стояли по реям и кричали «ура!» для Его Величества.

М-ца июля

3-го. Вступили под паруса и, когда стали проходить Купеческую гавань, тут изволил кронштадтский флотский начальник провожать, и кричали три раза «ура!», и мы также обратно.

20-го. Пришли в Копенгайн [Копенгаген], тут мы стояли одну неделю.

27-го. Пошли из Копенгайна в Англию.

29-го. Пришли в Англию в город Порставют [Портсмут], и тут мы стояли один месяц и происходила работа, сделали глухие борта в шлюпе, и свиделись со шлюпами «Камчатка» и «Кутузов».

М-ца августа

29-го. Пошли из Англии в путь.

М-ца сентября

14-го. Пришли ко острову гишпанскому в город Сан-Крус [Санта-Круз], по-русски Святой Крест.

Есть превеликая гора, которая с моря видна за 150 верст. Тут мы стояли пять дней и расцветали флагами для коронования Его Императорского Величества.

19-го. Пошли в путь в Абразилию [Бразилию].

25, 26 и 27-го происходила работа на шлюпе, переменили на ходу стенги и марселя, не доходя экватора.

М-ца октября

1-го. На самый Покров Пресвятой Богородицы был престрашный большой дождь.

14-го. Опускали в воду градусы за 300 сажен для пробы холода, и было холода 22 градуса, не доходя экватора.

16-го. Спускали в воду тарелку для нахождения светлой воды. Было видно тарелку за 14 сажен, не доходя экватора.

17-го. Поймали летучую рыбу в 7 вершков, которая похожа на ряпуху, и тут их множество летает стадами у самого экватора.

19-го. Пришли на экватор утра в 8 часов, и была пушечная пальба: отдавали честь морскому царю Нептуну, где равноденствие солнца человеку в самое темя, и тут одна вода с другой сошлась, и потому называется равностояние.

24-го. Поймали 12 рыб, на которых чешуя как золотая, и употребляли в пищу господа и служители.

М-ца ноября

2-го. Пришли в Португальскую Америку, к острову Абразилия, в город Анжинер [Рио-де-Жанейро], в нем живет сам португальский король со своей свитой царской.

Обыватели в городе и по острову все почти арапы и арапки, мало белого народа; напитки предешевые и материи разные есть, премножество фруктов растет, множество сахарного песка и кофе. Стоянка якорная хороша.

22-го. Пошли в путь к острову Святые Егория [Св. Георгия].

М-ца декабря

2-го. Нашли на умершего кита, и пребольшой кит. Тут убили на нем птицу альбатроса.

15-го. Пришли к острову Святые Егория, который найден мореходцем Куком, простирается на долготу 170 мелей. Горы превысокие, на горах снег и лед. Есть на этом острове промышленники, ловят китов и разных зверей для купеческих английских кораблей.

26-го. Нашли три острова[234] новых, никакими мореходцами непросвещены, кроме наших двух судов; и один остров – горит земля, дым валит, как тучи ходят. И тут на остров ездили три офицера, четыре матроса для нахождения. На этом острове есть премножество разных птиц, особенно пингвинов с желтыми хохлами; ходит как человек, кричит похоже на га [га] ру, крылья маленькие, не летает, и премножество софонских кур. За эти острова дано награждение, кто их прежде свидел, пять талеров, и записаны в журнал.

М-ца января 1820 года

1-го. Пошли в путь к Сандвичской Земле, которую Кук нашел.

6-го. Пришли к Сандвичской Земле, и тут мы описывали три недели, и действительно оказались островами. И у этих островов премножество льдов, такие есть престрашные горы ледяные, сажен по 30-ти сверх воды. И самые опасные места… и престрашные бывают штормы и престрашный холод, и часто бывают шквалы со снегом.

16-го. Была погода, шторм. И тут случилось со шлюпом «Мирный» несчастье: ударился форштевнем обо льдину в туманное время.

18-го. Наловили на ледяном острову руками птиц пингвинов штук до 70, которых употребляли в пищу господа и служители, как вареное мясо.

26-го. Кололи лед для пресной воды, и тут мы набили 30 бочек… И прекрасная вода.

М-ца февраля

5-го. Пришли к ледяным полям, где превысокие ледяные горы возле самого полюса; тут было мороза семь градусов, а когда бывает зима, то до 70 и до 80 градусов бывает в месяцах июне, июле и августе, и престрашная темнота: три месяца свету нет, и в самые опасные месяцы такие бывают большие штормы и частые шквалы со снегом.

18-го и 19-го. Была большая погода, пресильные бури, снег с дождем, и тут у нас были закреплены все паруса, и тут повредило у нас румпель. И разошлись со шлюпом «Мирный». Была течь в судне, до 9-ти и до 10-ти дюймов прибывало воды в час, такая качка была, шкафутные сетки обломало.

М-ца марта

5-го. Были светлые три столба на небе: со 10-ти часов и до 3-х часов утра стояли род лучей и преудивительиые столбы, после этих столбов сделалась большая погода; тут разорвало грот-марсиль и грот-стаксель и бизань-стаксель и бушприта степениц повредило; тут была течь, до 10-ти дюймов в час прибывала вода.

30-го. Пришли в новую открытую Голландию в город-порт Зексон [Джексон]. Обыватели в городе англичане, по островам живут премножество диких, в лесу как зверь живут, не имеют никаких квартир, питаются с деревьев шишками и рыбой. Есть тоже король, имеет знак у себя на груди, пожалован английским королем. И тут наш капитан пожаловал ему гусарский мундир и бронзовую медаль, а жене белое одеяло и пару серег в уши женских.

М-ца мая

8-го. Пошли в путь из Новой Голландии.

11-го помер матрос 1-й статьи Губин Матвей от болезни и спущен в воду.

19-го. Была большая погода и большая качка, и тут случилось вечером в восемь часов такой нашел вал, что едва судно не перекинулось, и перешел через судно, и едва не залило, и тут у нас унесло с правой стороны шкафутную сетку и пять свиней, несколько матросских тулупов, а с нижней палубы было воды в колено, а в трюме до 60 дюймов, тут вся команда испугалась и не знала, что делать, и была большая темнота.

26-го. Пришли в новой открытую Зеландию. Тут у Кука съели дикие люди 10 человек, тому назад прошло 42 года, как он был, и тут он стоял два месяца. И горы превысокие, леса дремучие, и живет народу дикого премножество, и народ разрисованный: лицо, руки и ноги, и народ прегрубой, платье носит на себе из травы, на головах украшения – перья из разных птиц, и мажутся красной краской, в ушах продетые костяные шпильки и к ноздрям проведены. А питаются больше рыбой. И стоянка самая худая. И тут мы стояли 9 дней. Они к нам приезжали раза три. Тут пожаловали одному старшине бронзовую медаль.

М-ца июня

4-го. Пошли в путь из Зеландии.

29-го. Пришли к острову Опаро. На этом острове народу дикого премножество, и народ преразбойный, того глядит, где бы гвоздик украсть. Тут приехали к нам 22 лодки, одеяния никакого нет, как рыба по воде плавают, так они питаются земляным хлебом, и народ прездоровый собой.

М-ца июля

5-го. Пришли к острову Оберланту [Кумберланду]. Остров низменной, лес малорослый, кустами, внутри [острова] вода. Народу дикого премножество; остров маловажный, стоянки якорной нет.

6-го. Пришли к острову Грубу, на остров ездили и привезли разных ракушек и каменьев фигурчатых и кораллов – рослого камня, род травы растет. Тоже остров небольшой, народу дикого нет.

8-го. Пришли к острову Ендриху [о-в Генриха], и тут народу дикого премножество; когда мы стали подходить, тут они зажгли лес во многих местах и кричат благим матом и махают руками, чтоб мы пошли прочь.

9-го. Пришли к острову неизвестному. Остров небольшой. Когда мы стали приближаться, тут столько прибежало дикого народу к берегу, и тут мы взяли на шлюпках и возили подарки разные, подарков наших не берут и также кричат благим матом, и махают руками, и грозят из своих орудий; после этого выпалили из ружья. Тут они попадали все на колени и бросаются в воду, а другие убежали в лес и зажгли лес престрашным огнем весь остров.

10-го. Тоже прошли мимоходом три острова, тоже никем не просвещенные, кроме наших двух судов «Восток» и «Мирный».

12-го. Пришли к острову неизвестному, также непросвещенному, кроме наших двух судов.

13-го. Прошли остров мимоходом и взяли только на румб.

14-го. Пришли к двум островам неизвестным, кроме наших судов.

17-го. Прошли мимоходом остров Елисафету [Елизаветы].

19-го. Пришли к острову Анны, и тут приезжала одна лодка и два человека и привезли в подарок жемчугу нашему капитану. И тут пожаловал капитан диким по гусарскому мундиру, по медали, одному дали серебряную медаль с Его Величества с портретом, и так жаловали их напитками и хлебом-солью.

20-го. Пришли к острову Мантиму [Матеа], на котором нашли четыре человека диких, прибыло их с острова Анны, а их было 10 человек, 6 съедены на острову на Мантиме, и привезли отаитскому королю; они не пожелали с нами, и тут их и оставили.

22-го. Пришли к острову Отаиту [Таити], и пребогатый остров простирается. Дикого народу до трех тысяч. И тут мы стояли на якоре 9 дней. И приезжал король этого острова со своей свитой раза четыре к нам на судно и привозил к нам подарки: материи и фрукты, и мы также подарили саблю с перевязью и восемь медалей и рома, один окорок, четыре мешка сухарей белых и зеркала разного сорту. И народ самый пресмирный и прездоровой.

Есть премножество диких свиней, и коз, и кур, а фруктов столько, нигде так не случалось на других островах видеть; есть хлебородные дерева, на чем хлеб растет, и кокосовые есть орехи.

24-го. Вступили под паруса из Отаиту.

29-го. Нашли новой остров небольшой. Есть лес малорослый, в середине острова вода; жителей нет, кругом его кораллы, якорной стоянки нет

М-ца августа

5-го. Также нашли новой остров небольшой, народу нет, птиц премножество разных.

8-го. Нашли остров Розинвил. Этот остров найден мореходцем английским капитаном Мариям. Есть на острове дикого народу премножество, и народ самой прелюдоеды. Тут мы, однако, застряли. И приехали к нам лодок до сорока, и сколько просили на судно, – только один приплыл к трапу, – тут стали его потчевать, он вышиб из рук лодочик и бутылку с ромом у господина штурмана, а другие стали бросать на ют каменьями. На голове волосы предлинные и переплетены красной лентой из травы.

12-го. Прошли два острова мимоходом небольшие. Есть лес малорослый, кустами. Людей нет. Тоже неизвестные никем.

20-го. Нашли остров пребогатый и пребольшой, называют его Тарунар. Тут дикого народу премножество, самой народ пресмирный. Тут приезжали к нам лодок до 20-ти с народом и привозили к нам свои подарки: сахарного тростника, и свиней диких, и ракушек, и жемчуга. Тут наш капитан пожаловал семи человекам бронзовые метали на медных цепочках.

30-го. Упал матрос 1-й статьи Филимон Блоков, в 8 часов свалился с бушприта. Ходу было 7 узлов. Спасти невозможно.

М-ца сентября

7-го. Была большая буря, тут у нас разорвало фок-марсель и грот-марсель и фок вырвало, не доходя новой открытой Голландии. И в ту же самую погоду разбило французский фрегат против Голландии.

9-го. Пришли в Голландию обратно. И ходили в теплом климате 121 день и открыли новых островов 31 остров; из этих островов есть хорошие острова.

М-ца октября

31-го. Пошли из Новой Голландии к полюсу, по другую сторону полюса. Тут мы стояли на якоре в Голландии 53 дня. И происходили на шлюпе работы, убрали весь рангоут и бушприт, и сделали новой степениц и бушприту, и убавили все три комплекта, по три полотна из каждого паруса, и судно кругом выконопатили, кницы переменили.

М-ца ноября

Была большая погода. Тут у нас сделалась большая течь в судне, от 7 дюймов и до 8-ми прибывало воды в час.

17-го. Пришли к острову Макварту [Маккуори]. На этом острове лесу нет, травы премножество. Есть промышленники, ловят разных зверей, и есть премножество птиц разных, особенно пингвинов, и пребольшие, тянут весом по пуду, а другие более. И тут мы попали ночью на банку.

Но, говорят промышленники, часто бывают землетрясения и подводный огонь часто случается.

22-го. Была большая погода, шторм, снег с дождем, страшный холод, не доходя полюса.

28-го. Пришли к полюсу, где страшные ледяные горы и большие сплавные поля, и носит [их] близ полюса, и страшный холод, частые шквалы со снегом. И тут мы лед кололи для пресной воды, и набили 30 бочек льдом, прекрасная вода для варки и чая, и пунша.

М-ца декабря

18-го. Был большой туман. Случилось к ночи, что таких мало случалось, и зашли ночью в мелкий лед и едва вышли, но, по счастью нашему, скоро прочистилось, и тут были спущены все гребные суда. И в такие зашли ледяные горы, что не думали выйти, и так думали не спасемся; тут было морозу 7 градусов.

25-го. Случилось в самый праздник Рождества Христова – ударились правым скулом обо льдину в 12 часов дня. Было богослужение, и стояли на коленях, и так ударились, что никто на ногах устоять [не мог], но, по счастью нашему, ударились об якорный шток и обшивку. Тут сменили с вахты мичмана Демидова.

М-ца января 1821 года

5-го. Была большая погода, шквалы со снегом и большая качка, и тут у нас повредило пять книц, и сделалась в судне течь, от 9-ти до 10-ти дюймов в час прибывало воды, не доходя новой открытой Шахландии [Новой Шетландии].

10-го. Увидели новый остров, который никаким мореходцам не просвещен, кроме наших двух судов, и остров пребольшой и высокой, кругом его ледяные поля и множество разных птиц, особенно больших альбатросов. Тут была пушечная пальба, и кричали три раза «ура!» и пили за здравие Его Величества с новым островом. И дано за этот остров 5 талеров награждения, кто первый свидел, и записаны в журнал.

14-го. Также нашли новый остров, и премножество у этого острова китов, и кругом его премножество мелкого льда, и ближе к нему подойти невозможно. Тут поймали мы птицу пингвина, которая тянет весом 1 пуд 29 фунтов.

24-го. Пришли в Шахландию, которая простирается на долготу за 300 миль итальянских, и тут премножество разных зверей, и особенно морских котиков; и есть премножество американских судов для промысла.

М-ца февраля

Прошли мимоходом остров Святой Егорий. И в этот день поздравлял капитан господ и также служителей, обошедших землю кругом шара. И один день ускорили – пришлось два четверга сряду, и не было 60 дней ночи, и солнце не закатывалось никогда, а кругом день.

4-го. Сделалась большая погода и качка, тут мы с помпы не сходили и качали день и ночь воду (откачать не можем) и клали на гитовы шлюпу.

М-ца марта

5-го. Приезжал португальский король во флот. И тут стояли по реям и «ура!» кричали, и была пушечная пальба.

9-го. Изволил быть наш российский министр. Но тут мы стояли по реям, и была пушечная пальба и кричали «ура!». Пожаловал гребцам по 4 талера награждения. Был в Анжинеро бунт, обыватели с войском.

М-ца мая

17-го. Пришли на экватор, также отдавали честь морскому царю Нептуну (двадцать одна пушка), и пили пунш, и команду умывали экваториальной водой.

М-ца июня

11-го. Прошел мимо нас тайфун, не более был одну склянку.

13-го. Пришли в Лиссабон, португальской город пребольшой; напитки предешевые и фрукты; стоянка якорная хорошая.

17-го. Прибыл португальской король. Тут для Его Королевского Величества была по 3 дни лиминация, и расцветали флагами, и была пушечная [пальба], и стояли по реям и кричали «ура!».

25-го. Изволил прибыть российский наш министр и пожаловал служителям награждения по пять талеров, каждому матросу мундир, офицеру по десяти талеров, и благодарил господ и служителей.

27-го. Пошли в путь из Лиссабона.

М-ца июля

11-го и 12-го. Прошли мимоходом Англию.

16-го. Пришли [в] Копенгайн. Тут мы свиделись со шлюпом «Урал».