Евгения Якимова

Сага о белой лошади

Мерзкая бабка их все-таки засекла. Дик очень старался, но весь его многолетний опыт не помог ему на этот раз. В самом деле, несправедливо было, чтобы такие звонкие расписные кувшины продавала такая вредная сморщенная старушенция. Дик вполне успешно накрыл одну из этих славных посудинок краем плаща, но тут в толкотне ему кто-то крепко заехал локтем в спину. Дик едва удержался на ногах, и, чтобы не разбить кувшин, ему пришлось перехватить его в другую руку. Тут-то бабка все и заметила. И немедленно подняла вой на весь базар. Голос ужасно соответствовал ее внешности: визгливый, громкий и противный.

— Люди добрыи-и-и-и! — заходилась бабка. — Мы сами не местныи-и-и! Тьфу! Да что ж это деится-а-а!.. Средь бела дня посуду пру-уть! Семеро правнуков без куска хлеба!.. Держите, держи-ите, а то унесе-о-оть!..

Народ вокруг среагировал быстро (народ всегда быстро реагирует, когда не надо). Дик замешкался на пару секунд — уж очень не хотелось расставаться с кувшином, да он и не стал. Бабка теперь, конечно, угомонится не скоро. Дик расталкивал торговцев и покупателей, пробираясь к одной из боковых улочек. За ним тянулся приличный хвост. Дик оглянулся — не для того, чтобы еще раз поглядеть на преследователей, их-то он и слышал достаточно хорошо. Рэн и Элли неслись вслед за ним в первых рядах толпы, изображая возмущенную общественность. Это было кстати: в случае чего три пары кулаков значительно лучше, чем одна. Пробежав несколько поворотов, Дик ощутил, что сзади вроде бы заорали громче и радостнее. Обычно такой прилив энтузиазма у преследователей служил верным признаком того, что впереди тупик…

Этот раз не был исключением. До конца улочки, окруженной глухими заборами (не такими уж высокими, впрочем), оставалось еще метров двадцать. Рэн вырвался вперед — Дик слышал его дыхание у своего плеча.

— Держи! — и он сунул ему на бегу ярко раскрашенный трофей. Рэн, не сбавляя скорости, сиганул через забор, успев на прощанье дружески кивнуть озадаченным горожанам.

— А-а, одна шайка-лейка! — сообразила общественность и (в лице примерно половины своих представителей) двинулась наперерез по боковым улицам. С оставшимися Дик обменялся парой любезностей; Элли, решивший не сохранять больше инкогнито, очень ему содействовал. Воспользовавшись минутным замешательством преследователей, соображавших, за кем они гонятся на этот раз, Дик и Элли без особых потерь пробились сквозь их поредевший строй и рванули в обратную сторону, гадая про себя, куда бы им свернуть, чтобы не наткнуться на ту ораву, которая погналась за Рэном.

На ходу шепнув Элли несколько слов, Дик толкнул его в ближайший проулок, а сам, пробежав еще один перекресток, свернул в другую сторону. На этом дело можно было считать почти законченным: утратив товарищей и боевой пыл, горожане уже не усердствовали в погоне, и оставалось, в сущности, только незаметно выбраться из города. Интересно, удастся ли Рэну уберечь кувшин в этой суматохе? Может, он хоть на этот раз не станет трепать нервы бедным аборигенам? В виде исключения…

* * *

Проходные дворы — штука хорошая. Элли был уже на самой окраине, погоня безнадежно отстала, и он постепенно перешел на шаг. День был начат прекрасно, небо было чистым, погода — чудесной, и ему отчаянно хотелось чего-то большого и хорошего.

Большое и хорошее он увидел за следующим поворотом. Это была костлявая белая лошадь, тихо-мирно щипавшая травку на соседнем пустыре. «О! — подумал Элли и остановился. — А неплохо было бы выехать из города на белом коне.»

Прохожих поблизости видно не было, лошадь казалась смирной, и он решился. После нескольких неудачных попыток ему удалось вскарабкаться к ней на спину, чего лошадь, похоже, не заметила. Элли поздравил себя с первыми успехами в верховой езде и принялся за осуществление второй части своего замысла: ткнул ее пятками в тощие ребра и сказал: «Н-но!»

Лошади тоже было хорошо. Она доживала свой век, грея на солнышке побелевшие от старости бока и пережевывая траву стертыми зубами. Небо было чистым, погода — чудесной, ни одна муха ее не тревожила, и она полностью посвятила себя скромным житейским радостям.

Из этого блаженного состояния ее вывело давно забытое ощущение того, что кто-то маленький и неудобный вертится у нее на спине. Лошадь от удивления приоткрыла один глаз и даже почти проснулась. Элли уже из сил выбился, пытаясь втолковать ей — преимущественно пинками — свой намерения.

— Ох, глупая ты скотина! Первый раз вижу такую тупицу… Ну, пошла же, пошла, кому говорят!

Постепенно Элли начал приходить к мысли, что верховая езда — далеко не столь легкое и приятное занятие, как он предполагал. В ответ на его пинки лошадь лишь недовольно поводила ушами, а на слова не реагировала вовсе. Элли начал подозревать, что она глухая, и, скажем прямо, не сильно ошибался.

Что произошло потом — неизвестно. То ли Элли наконец удалось убедить старую клячу сдвинуться с места, то ли ей приснилось, что она — гордый боевой конь, рвущийся в битву, а скорее всего, Элли ее просто окончательно достал…

В тот момент, когда всадник потерял уже всякую надежду, лошадь вдруг взрыла копытами землю, вскинула голову и помчалась вперед каким-то невообразимым аллюром, время от времени исторгая из себя хриплые трубные звуки. Элли пришел в восторг, но очень скоро его внимание обратилось к более насущным проблемам — скажем, как удержаться на спине у своего скакуна.

Двигались они, по счастью, в сторону окраин. Прохожих им не попалось (если они и были, то предусмотрительно убрались подальше), городской стены в тех местах тоже не наблюдалось, и через минуту-другую они оказались в лесу.

Через лес вела достаточно ровная и прямая дорога, что радовало. Элли был занят двумя проблемами: как не треснуться головой о ветку и как усидеть на лошади. Если бы к этому прибавились еще и повороты, ему пришлось бы совсем туго. Вскоре на него свалилась новая напасть: хайратник грозил в любую секунду упасть, а поправить его Элли не мог. Хайратник, конечно, было жалко, но даже угроза потерять его не могла заставить Элли разжать пальцы и отпустить гриву лошади, в которую он вцепился что было сил.

Деревья вокруг слились в одну сплошную зеленую полосу, ветки так и норовили хлестнуть Элли по лицу — он едва успевал нагибать голову; трясло просто неимоверно, и Элли дорого бы дал, чтобы в жизни своей больше никогда не видеть лошадей. Остановить лошадь сейчас — он понимал — невозможно, соскочить на ходу… нет, только не это, хотя такой конец был весьма вероятен. Оставалось только ждать, скоро ли все это кончится. Пока что лошадь признаков усталости не подавала, будто бы напрочь позабыв про свой возраст и долгое отсутствие тренировок.

Милях в двух от города (Элли показалось, что они проехали раз в десять больше) лошадь вдруг выкинула такой фортель: резко затормозила, развернулась на 180 градусов и в прежнем темпе помчалась обратно. С одной стороны, это было неплохо: теперь не завезет в бог весть какие дебри. С другой стороны, если она и вправду собирается вернуться… Хайратник, кстати, упал, ищи его теперь по всему лесу. Придется новый заводить…

По дороге туда Элли развилки не заметил и был немало удивлен, когда вместо скромных домиков предместья перед ним открылся широкий солнечный луг с городской стеной и воротами на противоположном краю (кстати, неуклонно приближавшемся). Народа у ворот было явно многовато для тихого летнего дня. Элли разглядел в толпе несколько человек из тех, что гнались за ними с базара. Его тоже заметили. Толпа оживилась, радостно заголосила. А лошадь неслась себе по тропинке, ведущей к воротам. Ей-то что. Хоть бы свернула, что ли…

Итак, представьте себе картину: лето, солнце, луг у городских ворот. Рядом с воротами — большая толпа (гнались за Рэном, а он куда-то делся). Этот въезд в город, видимо, не предназначался для торжественных случаев: возле стены свалены кучи гнилой картошки, свеклы, репы и т. д. Отдельные корнеплоды уже летят в стремительно приближающегося всадника. Внешность у него заметная — рыжая грива и алый плащ, такого узнаешь даже издали.

По мере приближения Элли охватывала тоска и безнадежность. Он никак не мог представить себе какой-нибудь выход из этой ситуации, да и вообще все дельные мысли куда-то подевались, а вместо них стучала в голове лишь одна: «Что же теперь будет? Что же теперь будет?»

А было вот что. Не приближаясь к воротам, лошадь свернула налево по широкой дуге и остановилась недалеко от стены в том месте, где она утопала в зарослях шиповника.

Возле стены стоял Рэн и орал что-то на непонятном языке. Впрочем, лошади язык, кажется, был знаком — она еще издали что-то радостно заржала, а, подойдя поближе, и вовсе интересно себя повела: внимательно слушала, дергая ушами и наклоняя голову то в одну сторону, то в другую, и время от времени отвечала коротким ржанием, в котором проскальзывали такие выразительные интонации, что усомниться было нельзя — собеседники друг друга понимали.

С приближением лошади Рэн сбавил тон и заговорил успокаивающе. Протянув руку, он ухватил недоуздок и заставил лошадь стоять спокойно, при этом, очевидно, осыпая ее любезностями и комплиментами. Лошадь кокетливо ржала, в точности копируя манеры провинциальной дамочки, и пыталась задеть Рэна копытом. Ни на Элли, ни на приближавшихся энтузиастов оба никакого внимания не обращали.

Энтузиасты вскоре перешли на шаг, а потом и вовсе остановились: видимо, зрелище их озадачило. Мало-помалу они снова подтянулись к воротам и принялись с удвоенной энергией швыряться оттуда картошкой. Элли же эта картина не то что озадачила — повергла в состояние глубочайшего нервного шока, к которому он и без того был близок. Из всего увиденного он сделал лишь один вывод, и этот вывод отбил у него всякую способность соображать. Нормальные люди с лошадьми не беседуют, это могут лишь колдуны да всякая нечистая сила… следовательно, Рэн… ох, а я-то позавчера опять ему в мешок муравьев напихал… и тут Элли припомнил все мелкие пакости, скандалы и драки, которые устраивал за время своего знакомства с Рэном. Предположение, что Рэн как минимум водит компанию с нечистью, казалось, многое объясняло… кроме того, почему Элли все еще жив. Осознав, на кого наезжал, он разжал, наконец, пальцы и соскользнул со спины лошади…

Рэн настолько не ожидал этого, что сумел подхватить мальчишку лишь у самой земли.

— Эй, малыш! Т-ты живой? — от волнения он довольно сильно заикался. Вот тебе и пофигист…

Элли открыл глаза и первое, что увидел — склонившегося над ним «колдуна». Голубое небо без единого облачка, яркое солнце…

— Ты кто? Дьявол, да?

Выражение лица Рэна несколько изменилось. Очень бережно и осторожно он опустил Элли на траву и повалился от хохота. Вид у него при этом и впрямь был слегка бесовской: легкий, худой, невесомый, разметавшиеся на ветру волосы, чуть заметный шрам на лбу, сияющие глаза… Нельзя сказать, что Элли сильно полегчало от этого зрелища, но в какой-то момент он неожиданно успокоился. Одолев приступ смеха, Рэн подсадил Элли на лошадь (та, слава богу, никуда не отошла), взлетел сам, и — вперед!

Тут бы, кажется, и сказочке конец, да вот незадача: еще не исчерпался запас неожиданностей, припасенных на сегодня судьбой. Метров за семьдесят до леса лошадь спотыкается… Впоследствии мнения участников по этому поводу разошлись: Рэн говорил. что она, скорее всего, споткнулась (луг был сто лет не кошенный, и это неудивительно), Элли утверждал, что в нее попали картошкой и этим ее испугали… Кто из них был прав — неизвестно. Одним словом, метров за семьдесят до опушки лошадь спотыкается, испуганно ржет и падает, оба всадника, естественно, тоже.

Секунд несколько Элли лежал неподвижно, соображая, все ли цело. Убедившись, что нет ничего, мешающего ему на полной скорости рвануть к лесу, он уже собрался проделать описанный маневр… как вдруг Рэн буквально сбил его с ног чувствительным ударом в спину и сам ткнулся носом в траву рядом с ним. «Ой, а про камни-то я и забыл,» — запоздало подумал Элли. — «Это ж надо было так высунуться!» И, преисполненный сознанием предстоящих трудностей, съежился в траве, стараясь не дышать, не шевелиться и по возможности не думать.

Несколько секунд это ему почти удавалось (за исключением последнего пункта — мысль осталась лишь одна, но зато какая противная, и почему-то стоял в ушах тоненький нарастающий свист). Не стоит, пожалуй, упрекать Элли в трусости, просто он в кои-то веки вовремя осознал опасность, а все прочие моменты, как-то: ветер, трепавший верхушки трав, расстояние до ворот (немалое, хоть и в пределах досягаемости метательного снаряда), меткость преследователей и их тихо угасающее желание продолжать погоню, — просто не принял во внимание. А если кто-то считает, что это не оправдание — попробовали бы вы оказаться на его месте в это богатое событиями утро — не исключено, что совсем бы голову потеряли, а ведь ему нужно было для этого значительно меньше…

Итак, Элли лежал ничком в траве и ждал. Самое поганое, что ничего не произошло. Он осторожно приподнял голову и приоткрыл один глаз. Он увидел кузнечика, оседлавшего зеленую травинку, листья одуванчика, переплетение каких-то корешков и веточек, по которым шествовали незнакомые ему букашки. Тогда Элли открыл другой глаз и увидел Рэна, лежавшего рядом в прежней позе. Из этого он сделал вывод, что опасность еще не миновала, и снова залег на дно.

Время потекло нестерпимо медленно, а затем и вовсе остановилось. В шорохе и звоне травяного мирка ему то и дело чудились приближающиеся шаги и свист камней. Наконец нервы его не выдержали, и он, мысленно послав все к чертям, снова поднял голову.

На этот раз он разглядел несколько больше — например, мокрые слипшиеся волосы на затылке Рэна и ползущую из-под них темную струйку. Обломок кирпича с кулак величиной валялся неподалеку. Элли понял, что из этой заварушки ему придется выпутываться в одиночку. Ну что ж… Лес, кажется, был впереди. Элли незаметно доползет до опушки, а там — поминай как звали. Рэну он все равно ничем помочь не сможет, тут и думать нечего. Разве что побыстрее добраться до Дика, а тот уж что-нибудь придумает.

Вставать и оглядываться он не стал. В последние секунды перед падением лес мелькал метрах, кажется, в тридцати. Элли змейкой нырнул в высокую траву и заскользил вперед, надеясь вскоре отдохнуть от всех этих надоевших приключений.

Поначалу все шло хорошо… пока Элли не вздумалось прикинуть, сколько там еще осталось. Результат вышел совершенно несуразный. Он уже наверняка должен был добраться до леса, но вокруг ничего не изменилось. Запретив себе думать об этом, он двинулся дальше… но уже через полминуты снова принялся за расчеты. Чем дальше он продвигался, тем меньше у него оставалось уверенности в том, что он выбрал правильное направление. В конце концов он совершенно запутался, свернул, потом повернул назад, хотел было посмотреть, где он, да вдруг подумал — а что, если он с самого начала двигался не туда и сейчас встанет в полный рост на виду у всего городка. Некоторое время он метался туда-сюда, пытаясь сориентироваться по слуху, но шаги и возгласы слышались, кажется, со всех сторон. Вконец перепуганный, Элли почувствовал себя маленьким, одиноким и всеми забытым. Он попробовал снова затаиться и переждать, но не вытерпел и двух минут: все время чудилось, что его тихо, неслышно окружают, и кольцо вот-вот сомкнется. Пытался двигаться дальше — но каждую секунду боялся увидеть у себя под носом пару тяжелых кованых сапог и черенок лопаты. Ему нестерпимо хотелось крикнуть, позвать на помощь, и он едва удерживался, чтобы не заорать: «Рэн! Ты где?!» Плевать ему на все, что там было раньше, сейчас он никого бы не хотел увидеть так, как Рэна. Через безумно долгое время — не будем сообщать, сколько это заняло на самом деле, — он наконец на него наткнулся и, ошалев от радости, кажется, все-таки не сдержал радостного крика. Набросившись на Рэна, Элли принялся его трясти и тормошить, пока не привел в чувство, а потом обрушил на него такую бурю восторгов, что бедный Рэн, ничего не соображавший, пришел в полное недоумение.

— А что, собственно, случилось-то? — робко спросил он, переждав первый шквал эмоций.

Из объяснения он понял лишь, что Элли очень рад его видеть, что кому-то здесь засветили камнем по башке и что без него чуть не случилось что-то совершенно ужасное.

— Постой… какой камень? Не понимаю… — Рэн попытался подняться и тут внезапно вспомнил, о чем речь (одновременно у него возникло ощущение, будто его с размаху огрели поленом по голове). — Ау-у-у… хм… да, ты прав, малыш. Камень…

Элли смотрел на него ясным взором, в котором так и светилась твердая надежда на то, что Рэн сейчас выведет его из этого проклятого места, и все станет хорошо, чудесно и замечательно.

— Ну что, двинулись? — вздохнув, произнес Рэн.

— А… куда? — на лице Элли появилась неуверенность. Рэн чуть улыбнулся.

— Я думаю, мы посмотрим.

Встать и посмотреть, действительно, труда большого не составило. У ворот вяло тусовалось несколько человек, но Рэн с Элли решили не искушать судьбу и до опушки добрались проверенным способом.

Обойдя город, они вышли к Тракту и встретили Дика на условленном первом перекрестке. Дик, кстати, был весьма разочарован, когда не обнаружил при них кувшина. На жалкие несколько осколков, которые Рэн сумел сохранить, он и смотреть не захотел, и уже собрался высказать все, что он думает по поводу этого разгильдяйства, как вдруг Элли взвился на дыбы и произнес длинную речь о том, почему Дик неправ. Сказать, что тот был удивлен, было бы сильным преуменьшением. Впрочем, после всего происшедшего Элли отнюдь не воспылал к былому врагу горячей любовью, и на следующий же день так запутал ему тесемки мешка, что развязывать, кажется, пришлось бы вечность. Рэн, однако, заметив это, только усмехнулся и распутал их в несколько движений, а при ближайшем удобном случае познакомил Элли с основами такелажного дела. С тех пор Элли стал проводить подобные эксперименты более квалифицированно, и Рэну иной раз приходилось попотеть, обламывая ногти, чтобы достать что-нибудь из котомки.

Впрочем, о том не будет здесь речи. И вообще, сага о белой лошади уже давным-давно кончилась. Тормозите, а?

Текст опубликован с разрешения Автора