Екатерина Риз

Крылья за моей спиной

1

Начало 2000-х годов

Ольга увидела расстроенное лицо подруги и ахнула.

— Не поступила?

Настя не ответила, рядом с ней на скамейку села и тогда уже позволила себе вздохнуть. После чего пожаловалась:

— Наверное, я глупая.

— Что ты такое говоришь?

— Ну, раз я второй год подряд пролетаю.

— Может, тебе просто не судьба журналистом стать? Что ты пристала к этому филологическому, в самом-то деле? Я же помню, как ты в школе сочинения писала…

Настя едва заметно нахмурилась.

— Нормально писала.

— Да? Помнится, мы с тобой вместе их списывали, за одним столом сидели.

— Причём здесь сочинения? — решила обидеться она. — Дело ведь совсем не в них! Дело в том, как я чувствую… И чем заниматься хочу. — Настя окончательно запуталась, сумку рядом с собой на скамейку положила и расстегнула пару верхних пуговиц на белой блузке. Мама заставила её сегодня одеться по всем правилам — белый верх, чёрный низ. Твердила, что это залог успеха, а дочь сопротивлялась, как чувствовала, что ничего не поможет. Может, Ольга права и ей не суждено журналистом стать?

Наверное, её мысли отразились на лице, потому что подруга вдруг похлопала Настю по плечу, пытаясь успокоить.

— На следующий год поступишь. Выберешь другой факультет…

— Меня скоро в педе в лицо узнавать будут, — пожаловалась Солнцева.

— На бюджетный не так просто поступить, сама знаешь.

Она только кивнула. Потом сняла с волос заколку, и тяжёлая копна тёмно-рыжих волос упала ей на плечи, больше ничем не сдерживаемая. Настя поморщилась, пальцами их взъерошила. Длинные, густые волосы, это, конечно, красиво, об этом часто говорят, даже Ольга об этом не раз разговор заводила, завидуя и грустя по поводу своего светлого пушка на голове, а вот Настя, прежде чем завидовать, посоветовала бы людям подумать, насколько трудно с таким подарком природы справляться. Вот у неё волосы на самом деле красивые, очень густые, но зачастую она просто заплетает их в косу, чтобы лишний раз не беспокоиться из-за своей причёски. Заколки ломаются, банальные хвосты ей не идут, делая её лицо излишне простоватым. Да ещё эти веснушки невыносимые! Весной они выступают и избавиться от них невозможно, чего Настя Солнцева только не пробовала, когда помладше была. Конечно, она не огненно-рыжая, которых всегда дразнят «рыжий, рыжий, конопатый», но в юности всё равно комплексовала. Светлая, почти прозрачная кожа, глаза зелёные и каштановая грива. Ольга, любительница любовных романов, утверждала, что почти все героини в её любимых книгах, выглядят, как Настя — зеленоглазые и рыжеволосые. Кому как, конечно, но Солнцева считала, что это не слишком удачное сочетание.

Вспомнив о веснушках, Настя достала из сумки зеркальце и посмотрела на своё отражение. Пальцем по носу провела. Одна радость: июнь выдался жарким, она успела загореть и веснушки стали менее заметны.

— Родители твои расстроятся, — сказала Оля, и Настя сразу о веснушках забыла.

— Ещё бы, — негромко отозвалась она, закрывая зеркальце.

Ольга достала из кармана две карамельки, одну подруге отдала, другую в рот сунула и принялась мотать ногой, подняв глаза к безоблачному небу и щурясь на солнце, как кошка. Наблюдая за ней, Настя вспомнила, как они проводили вместе каждые летние каникулы. Наблюдали за жизнью двора, сидя на лавочке. Под кустом сирени. Здесь взрослели, здесь влюблялись и мечтали.

— На работу завтра пойдём устраиваться?

Настя тоже конфету в рот сунула. В задумчивости обвела глазами двор, зажатый между тремя блочными пятиэтажками.

— Пойдём, — решила она. — Если мне не суждено стать журналистом, буду курьером. А что, с чего-то надо начинать.

— А Сашка? — вдруг поинтересовалась Ольга. — Ты ему сказала?

— Нет ещё. Да и вряд ли он очень расстроится из-за того, что я не поступила.

Сказала это, а сама задумалась. Да, Сашка точно не расстроится. Он ещё в прошлом году, после первого Настиного провала, сказал, что это не так уж и важно. Попробовала, не получилось, и на этом нужно остановиться. Не судьба, значит. А вот Насте обидно было. Ведь она сдала экзамены, и баллы неплохие набрала, трое с таким баллом было, а именно она не прошла. И в этом году повторилось всё в точности, и теперь обидно в два раза сильнее. Так бы и сказала: несправедливо!

Родители её, правда, поддерживали. Но кроме моральной поддержки ничем помочь не могли. Сейчас в семье была не та ситуация, негде было взять деньги, чтобы оплачивать Настино обучение. Она надеялась на бюджетное место, но только надеялась, всерьёз рассчитывать на подобную удачу не приходилось. Если честно признаться, не настолько она талантлива, амбиций куда больше. Поэтому сейчас, сидя рядом с подружкой на скамейке, с клубничной карамелькой во рту и глядя на знакомые с детства дома, кусты и покосившийся грибок на детской площадке, пыталась убедить себя, что всё в её жизни ещё будет. Ну, не станет она журналистом, значит будет кем-то другим. Просто нужно пережить неудачу, понять, чего ещё она от жизни хочет. Кстати, чего? Курьером стать? Вряд ли.

— А когда он приедет?

Настя непонимающе на Ольгу посмотрела.

— Кто? Саша?

— Ну да.

— Обещал завтра.

— Это хорошо. Развеселит тебя.

Настя голову опустила, и волосы упали вперёд. Сначала застонала, а потом рассмеялась над самой собой.

— Я так соскучилась по нему. Меня убивают его командировки.

— У тебя хоть есть по кому скучать, а у меня вообще… Слушай, Насть, давай сходим куда-нибудь вечером.

— Куда?

— Не знаю, в клуб, например.

Она на подружку посмотрела, потом хмыкнула.

— А деньги? У меня нет.

Ольга губу закусила, не на шутку призадумавшись. Настя же поспешила её размышления прервать.

— Да и зачем в клуб? Сашке это точно не понравится.

— А я тебе не подруга, что ли? У меня никакой личной жизни, хоть познакомиться с кем-нибудь.

— Тебя же Валерка Грачёв в кино звал. Вчера только.

— Насть, ты мне подруга или нет? Ты зачем мне такие вещи говоришь? Валерка Грачёв?

Она плечами передёрнула.

— Он же тебе нравился.

— В восьмом классе! Но он с тех пор не слишком подрос, если ты заметила.

Настя хотела было добавить, что Ольга, с её метром шестидесяти одним сантиметром роста, тоже девушка не модельной внешности, но промолчала, вспомнив, что у подруги немыслимая тяга к высоким парням. Чем выше, тем лучше.

— Вряд ли что с клубом выйдет, — сказала она, стараясь осторожно спустить Олю с небес на землю. — Денег нет, настроения тоже, к тому же, если Сашка завтра приедет, не хочу с ним объясняться.

— Вот ведь засада, — проговорила Ольга.

— О, девчонки. — Прямо перед ними появился Федька Лер, Настин сосед по подъезду. Шабутной парень лет двадцати пяти, и высокий, как Ольге нравилось, но даже ей хватало ума в Фёдора не влюбляться. Во-первых, он был старше её на пять лет, а во-вторых, единственное, чем Фёдор увлекался, это загулами и запоями. Этим он ещё с юности прославился в нашем районе. Но, по сути, парнем был неплохим, даже добрым, общий язык мог найти со всеми и даже помочь, если требовалось.

Фёдор пригладил свои волосы, которые торчали в разные стороны, потом сунул руки в карманы широких спортивных штанов. Кивнул девушкам.

— Чего замышляем?

— Да ничего, — огрызнулась, расстроенная Оля. — Грустим о том, как скучно жить.

— Я в институт не поступила, — вдруг решила пожаловаться Настя.

После этого заявления Фёдор нахмурился.

— Фигово.

Ольга уставилась на него.

— А то мы без тебя не сообразили!

— Ты чего кусаешься, малявка? — поинтересовался всерьёз опешивший Фёдор, а на Олю посмотрел так, словно только что её рассмотрел как следует, и тому, что увидел, сильно удивился.

Ольга на его пренебрежительный тон обиделась и высоко вздёрнула нос.

— Я не малявка!

— Да?

Настя решила за подругу заступиться, зная, как остро та реагирует на все замечания по поводу своего роста. На соседа посмотрела умоляюще.

— Федя, что ты к ней пристал?

— А она чего ко мне пристала?

Ольга только рот открыла от возмущения, но Настя вовремя дёрнула её за руку, и подруга промолчала.

— Ничего она к тебе не пристала.

Фёдор на пятках качнулся, а Настин взгляд неожиданно остановился на толстой псевдозолотой цепочке, охватывающей его шею.

— Завтра пойдём на работу устраиваться. Курьерами. Хочешь с нами?

Ольга на Настю глаза вытаращила и красноречиво поджала губы. Но к её счастью Фёдор отрицательно качнул головой, при этом выглядел очень важно.

— Не, у меня с работой проблем нет.

— С каких это пор? — Настя вполне искренне удивилась, услышав такое.

— Ну, есть кое-какие зацепки. Я теперь в «Ультре» работаю.

— В ночном клубе? — Настя с подругой переглянулась, затем со скепсисом посмотрела на соседа, прикидывая. — И кем?

— Барменом, — разулыбался тот. — То есть, помощником бармена.

Ольга фыркнула и пробормотала чуть слышно:

— Пустили козла в огород.

Фёдор точно не расслышал, иначе бы ответил, да ещё как, Настя была в этом уверена. Но он тем временем продолжал:

— Друган у меня там, охранником работает, вот и пристроил меня…

— А ты выдержишь, Федь?

Он растерянно моргнул, после чего поклялся, выкинув вперёд руку и раскинув пальцы в определённой манере.

— Да я в завязке! Всё.

Настя ободряюще ему улыбнулась, хотя не поверила. Но, кажется, Фёдор сам себе верит, планы строит и собой гордится. Жаль, что события опережает.

— Санёк когда приедет? — спросил он у Насти.

Та только плечами пожала.

— Обещал завтра. Но он и на прошлой неделе так говорил, а сам не приехал.

— Работает, — уважительно проговорил Лер. — Ради тебя же старается, рыжая, а ты не ценишь.

Настя тут же посерьёзнела, локон своих волос пальцами придержала, показывая Фёдору.

— Они не рыжие.

— Ну да? А какие?

Настя отвернулась.

— Ну тебя.

Фёдор не рассмеялся и не взялся её подкалывать, смотрел серьёзно, после чего непонимающе качнул головой.

— Странные вы, девки.

Ольга в грудь себя ткнула.

— Это мы странные?

Настя волосы в хвост собрала, закрутила их и откинула за спину, чтобы не мешали. И тогда уже заметила незнакомого молодого человека, который вышел из одного из подъездов соседнего дома, по сторонам огляделся, а потом его взгляд остановился на их маленькой компании под кустом сирени. Он всего пару секунд присматривался, а после уверенно направился в их сторону. Перешагнул через маленький заборчик, отделяющий газон от дороги, перепрыгнул через самодельную клумбу, и, сунув руки в карманы светлых джинсов, лёгкой походкой направился прямо к ним. Настя наблюдала за его приближением с непонятной тревогой. Парень был незнакомый, и мало того, непонятный. Отличался от всех молодых людей, что Настя знала. Одет был с иголочки, причём во всё светлое — джинсы цвета топлёного молока, белая рубашка-поло с непонятной надписью на груди, а русые волосы по-модному взъерошены. В их дворе подобных франтов никогда не было. А он тем не менее направлялся прямо к ним и при этом улыбался так, словно старых знакомых увидел. Настя в его лицо пристальнее вгляделась, пытаясь вспомнить, и на самом деле что-то такое в памяти возникло, но смутное. Легче было отмахнуться от этого воспоминания, чем всерьёз мучить свою память. Почувствовала, как Ольга неожиданно в её руку вцепилась, но Настя не отрывала взгляда от лица молодого человека, пытаясь вспомнить. Приметила тёмный, цепкий взгляд, высокие скулы и упрямый, выдающийся вперёд подбородок. Но улыбка была приятная, чуть насмешливая и зазывная.

Фёдор тоже через плечо обернулся, когда понял, что внимание девушек от его персоны что-то отвлекло, и Настя на соседа взглянула, с интересом ожидая — узнает тот незнакомца или нет. Федя узнал, правда, не сразу, прошло полминуты, а потом он руки в стороны раскинул и со смехом выдал:

— О, Серго! Ты или не ты?

— Я, я.

— Я, я, — заржал Лер, — das ist fantastic.

Молодой человек, которого наделили странным именем Серго, наконец подошёл и Фёдору руку протянул для рукопожатия, но уже через секунду они обнялись, как старые знакомые. Лер по спине его хлопнул, довольно ощутимо, молодой человек даже поморщился, но смотрел уже на девушек. Улыбнулся.

— Я смотрю, ты не меняешься, Федь.

— Ой, да ладно. Это ж мелкие наши подросли. — Лер руку протянул и Ольгу по волосам хотел потрепать. Та вовремя увернулась и по наглой руке его стукнула. Аккуратно пригладила свой пушок на голове, и тут же глазами на нового знакомого стрельнула. Конечно, по росту он на звание мужчины её мечты вполне подходил.

— Ничего себе мелкие, — проговорил тот, оценивая увиденное. Тёмный взгляд задержался на Оле на пару мгновений, а потом перешёл к Насте. Та явно не рассчитывала, что станет объектом более пристального внимания, и уже спустя полминуты, не выдержав, вскочила. Оля вслед за ней поднялась.

— Давайте знакомиться, девушки. Сергей.

— Оля, — влезла подружка, немного потеснив Настю плечом. И руку протянула. Настя заметила, что Ольга осторожно на цыпочки приподнялась, чтобы выше казаться.

А Фёдор снова старого друга по спине хлопнул.

— Сколько лет не появлялся, а? Совсем зазнался в своей Москве.

— Ты из Москвы?

Настя сумку на плечо закинула, наблюдая за подругой и за соседом. На Сергея из Москвы не смотрела, хватит того, что он на неё смотрит, почти не отрываясь.

— Из Москвы, — сознался новый знакомый, отвечая на вопрос Оли. — У меня здесь тётка живёт, решил навестить.

— Вы что, его не помните? — удивился Лер, обращаясь к девушкам. — Не такие уж вы и мелкие были. Серёга Маркелов. Чего мы только не творили лет десять назад, да?

— Ну, ты сказал. Сколько нам лет-то было десять лет назад? — удивилась Оля.

— Я помню, — сказала Настя, и на Сергея всё-таки взглянула. — Правда, смутно.

Они глазами встретились, и Настя первой моргнула, отводя глаза, не вытерпев пристального взгляда. А Сергей ещё и усмехнулся.

— Смутно лучше, чем ничего.

— Да, наверное.

Он протянул ей руку.

— Меня зовут Сергей.

Настя удивлённо взглянула на протянутую руку.

— Я уже знаю.

— А вас как зовут, солнечная дева?

Настя тут же нахмурилась, а Фёдор рассмеялся.

— Так и зовут. Солнцева она, Анастасия.

— Правда? Солнцева?

— И что?

Она так на Сергея взглянула, что тому оставалось лишь отступить.

— Ничего. Очень приятно.

Он был вежлив, обходителен, обращался к ней на «вы», и при этом смеялся над ней, это Настю больше всего покоробило. Совершенно не знала, как себя вести. Но удержаться не смогла, быстрым взглядом Сергея окинула, и теперь уже не удивлялась тому, как он выглядит и как одет. Москвич, что ещё сказать.

— Оль, пойдём.

Ольга кинула на неё непонимающий взгляд.

— Да?

— Да. Мне домой надо. С родителями поговорить, — в Настином голосе невольно промелькнули печальные нотки.

— Насть, Сашке будешь звонить, привет передай, — крикнул ей вслед Фёдор. — Про «Ультру» ему скажи!

— Обязательно, — пробормотала Настя, за руку уводя подругу от нового знакомого, который ей так приглянулся. Оля постоянно через плечо оглядывалась, а когда они отошли на почтительное расстояние, спросила:

— Насть, ты на самом деле его помнишь? Кто он такой?

— Кажется, внук племянник Тани.

— Какой тёти Тани?

— Медсестры. Она папе уколы делала в прошлом году, когда у него радикулит был.

Они подошли к подъезду и остановились у крыльца. Ольга снова оглянулась, и Настя её одёрнула.

— Перестань.

— А что? Я подумать не успела о том, что влюбиться не в кого, а тут такой подарок. Ты посмотри, какой он классный!

— Оль, он москвич. Он приехал на два дня и уедет обратно.

— На два дня?

Настя глаза к небу подняла, потом на подругу посмотрела.

— Перестань. Всё это глупо. У него же на лице всё написано. Он бабник.

— А кто сейчас не бабник? Я таких не знаю.

Настя брови сдвинула, а Ольга её зачем-то под руку подхватила.

— Ладно, я же о Сашке не говорю. Но этот Сергей симпатичный. А одет как!.. Надоели мне все эти спортивные костюмы и кроссовки.

— Точно. И девушка у него под стать, наверняка есть. В Москве. А сюда он приехал, как раньше, натворить чего-нибудь. Так что, выкини из головы. — Настя на окна своей квартиры посмотрела. — Ладно, пойду родителям признаваться. Завтра во сколько идём?

Ольга безразлично пожала плечами.

— В девять?

— Давай в девять.

Дверь была заперта только на верхний замок, явный признак того, что кто-то дома. Настя в квартиру вошла, скинула босоножки и ногой их под стул задвинула, босиком прошла в комнату.

— Кто дома? Я пришла!

— Поступила? — услышала она голос отца из другой комнаты.

Настя сумку на диван положила.

— Нет!

— Торт в холодильнике.

— Здорово. — У неё вырвался вздох. — Пап, знаешь как мне обидно?

Отец из комнаты вышел, заспанный, а Настя вдруг вспомнила, что ему сегодня в ночную смену.

— Я тебя разбудила?

— Я уже вставать собирался. — Юрий Николаевич к дочери подошёл и за ухо её потрепал, как маленькую. — Расстроилась?

— А как ты думаешь? Мне обидно.

— Нужно было на платное попробовать, как-нибудь выкрутились бы.

— Пап, ты же понимаешь, что мне не из-за этого обидно. Я могла поступить на бюджетное, у меня были неплохие баллы, выше, чем в прошлом году. Я столько готовилась! Но выбрали опять не меня. — Настя на подлокотник дивана присела. — Мама расстроится.

— У нас торт есть, переживём.

Настя невольно улыбнулась.

— Точно, с тортом переживём. Мой любимый?

— Конечно.

— А Сашка звонил?

— При мне нет. Что он делает там третью неделю?

— Работает, — развела Настя руками.

— Мне даже интересно, что с таким рвением охранять можно.

— Я не знаю. Он что-то говорил про склады.

— Склады, где деньги лежат, — почти пропел Юрий Николаевич, усаживаясь перед телевизором. — Режь давай торт, и чайник ставь.

— А маму не будем ждать?

— Она допоздна сегодня, у них педсовет.

Торт оказался вкусный. Настя отрезала отцу большой кусок, свой положила на фарфоровую тарелочку, с которой детства ела праздничные угощения, и присела всё на тот же диванный деревянный подлокотник. Попробовала торт, потом ложечкой осторожно прикоснулась к кремовой розочке. Посмотрела в окно, потом придвинулась ближе, чтобы была хорошо видна детская площадка. Фёдор с приезжим Сергеем до сих пор стояли и разговаривали. Настя Сергея поразглядывала зачем-то. Не потому что он её всерьёз заинтересовал, но он на самом деле казался в их дворе персоной необычной. Всё-таки столичного жителя сразу видно.

Сашка позвонил вечером. Настя уже ждать перестала, отчаявшись, и в который раз мысленно прокляла его работу, пусть и хорошо оплачиваемую, но такую ужасную. Когда нужно надолго уезжать, и порой ни слуху, ни духу от любимого не было неделю, а то и две. Конечно, когда Сашка приезжал, выглядел довольным, хоть и уставшим. Привозил зарплату, и они с Настей ходили куда-нибудь вечером. Не в «Ультру», выбирали что-то посолиднее. Но всё равно его работа Настю не устраивала. Она скучала и беспокоилась, но Саша пока прислушиваться к её мнению не спешил.

А ещё, они собирались пожениться. Правда, никому об этом пока не говорили. Это был секрет, прежде нужно было решить множество проблем, заработать денег, решить, где они будут жить, и, конечно, подумать про другую работу для Сашки. Иначе, что это будет за семейная жизнь, если он будет по-прежнему приезжать из Москвы только пару раз в месяц? Всё это требовало времени на обдумывание и каких-то действий, которых пока не хватало. Поэтому и родителям не говорили, не желая их заранее волновать. Но ведь главное самим решиться, правильно?

Встречались они уже два года, Настя его из армии дождалась, и теперь ждёт, принимая и гордясь тем фактом, что Сашка ради них старается и деньги зарабатывает. Его бывает по две-три недели дома нет, вот как старается. Как после этого им не гордиться? И, наверное, на самом деле не стоит так уж сильно расстраиваться из-за неудачи с поступлением, в конце концов, у неё сейчас забот будет много. Настя очень рассчитывала, что после Нового года Сашка сможет устроиться на приличную работу в их городе, и тогда будет свадьба, начнётся совсем другая жизнь. Кто знает, будет ли у неё время на учёбу?

Вот только все эти мысли больше похожи на уговоры, которыми она пытается смягчить огорчение, которое принёс сегодняшний день.

— В общем, мне снова не повезло, — сказала она Саше, когда он вечером позвонил. Прошла с телефоном в свою комнату, провод рукой поддёрнула, и закрыла за собой дверь. Присела на разобранный диван.

— Сильно расстроилась, да?

— Конечно. Саш, — Настя понизила голос и добавила жалобных ноток, — когда ты приедешь?

Он рассмеялся.

— Скоро. Надеюсь, что в выходные.

— Ты надеешься? — поразилась Настя. — Мне одной надежды мало, так и знай. Я соскучилась.

— Да? Соскучилась?

Его тон стал откровенно соблазняющим, и Настя вдруг смутилась.

— Ты же знаешь.

Сашка принялся нашёптывать в трубку те особые слова, которые всегда на неё действовали, и Настя даже бросила опасливый взгляд на прикрытую дверь, боясь, что мама вдруг войдёт и застанет её с раскрасневшимися щеками и смущённую до нельзя. Она ещё пыталась рассказать ему и про Лера, который неведомым образом умудрился устроиться в «Ультру» помощником бармена, и о приехавшем из Москвы Сергее Маркелове, но Саша уже не слушал, ему хотелось говорить совсем о другом и только о ней. Через несколько дней минут Настя забыла обо всех неприятностях этого дня, слушала лишь его голос и чувствовала лёгкий озноб, представляя Сашку рядом, вспоминая его прикосновения и поцелуи. Всё-таки его слишком долго не было, это невозможно.

— Я люблю тебя, люблю, — сказала она ему напоследок, и я жду не дождусь, когда ты приедешь.

— Я приеду, солнышко, совсем скоро.

— Приезжай.

Настя положила трубку и откинулась на подушки, глаза закрыла.

— Поговорили? Я представляю, сколько он на межгород денег тратит.

Настя глаза открыла и посмотрела на улыбающуюся мать, появившуюся в дверях её комнаты. Та, конечно же, всё понимала, но от лёгкой насмешки, при взгляде на влюблённую дочь, удержаться не могла.

— Я скоро с ума сойду, — пожаловалась Настя. — Скорее бы уж он здесь работу нашёл.

— А что, ищет?

Она удивилась.

— Конечно, ищет.

— Надо же, везде успевает. Ты спать собираешься? Сама же говорила, что завтра вставать рано.

— Я ложусь, мам.

Галина Викторовна подошла, и телефон у дочери забрала. Не удержалась, и по волосам её провела.

— Не расстраивайся из-за института, — попросила она. — Всё наладится.

— Знаю.

— Спокойной ночи.

Настя матери улыбнулась и натянула на себя одеяло. Наблюдала, как мать поддёргивает телефонный шнур, а потом выключает в комнате свет. В этот момент Настя себя вдруг маленькой почувствовала. Всё это происходило сотни, тысячи раз, пока она взрослела. Мама вечером приходила пожелать ей спокойной ночи, потом выключала свет и тихо выходила из комнаты. Конечно, в последние годы это стало редкостью, в поцелуе на ночь Настя уже давно не нуждалась, а вот сейчас это вдруг невероятно тронуло. Почему-то подумалось, что когда-нибудь и у неё будут дети, и она будет поступать так же.

Когда дверь за мамой закрылась, в комнате сразу стало темно, Настя перевернулась на спину, руки в стороны раскинула и улыбнулась, подумав о Саше. Когда-нибудь у неё обязательно будут дети, и она уверена на сто процентов в том, кто будет их отцом. Интересно, Сашка думал когда-нибудь о детях? Но спрашивать его об этом пока не стоит, а то ещё перепугается.

Настя улыбнулась в темноту. Иногда так хочется крикнуть, насколько же сильно она его любит. Чтобы все услышали и больше уже не сомневались.

— Сегодня ты уже не такая грустная, — заметила Ольга, когда они встретились на следующее утро. Бодрым шагом шли по направлению к бирже труда, как раз проходили мимо пединститута, и Настя гордо отвернулась. Да, она не будет учиться, и будет работать курьером. Неизвестно долго ли, но будет, потому что ей нужна работа и нужны деньги. Что плохого в работе? В любой? Ничего. Вот и не нужно страдать.

— Вчера Сашка звонил, — призналась она подруге, — мы поговорили, и я успокоилась.

— Я же говорила, что так будет. — Ольга подхватила её под руку. — Что он сказал? На фиг тебе нужен институт?

— Нет, так он не сказал. Сказал, что не судьба.

— О, Аверин о судьбе заговорил. Он там кого, астрологический салон охраняет?

— Ну тебя, — решила обидеться Настя.

На бирже простояли в очереди больше часа, после чего, получив направление в одну из фирм, отправились по адресу. Приняли их сразу, только переписали паспортные данные, и вот спустя ещё час, девушки получили по большой сумке, похожей на почтальонские, выдали письма, проспекты и толстые запечатанные конверты и адреса, по которым всё это нужно было доставить. Расставшись с Ольгой на крыльце фирмы, Настя минуту помедлила, обдумывая в какую сторону лучше всего направиться в первую очередь, надела на голову бейсболку, потом по сторонам огляделась. Ну что ж, начинаются рабочие будни.

Последним адресом была адвокатская контора в центре города. Настя, к тому моменту уже вполне освоившись со своей должностью, и после десятка адресов выработавшая манеру общения с секретарями и мелкими офисными работниками, смело вошла, коротко поздоровалась и достала последнее письмо из сумки, потом ведомость.

— Время доставки поставьте, пожалуйста, — попросила она секретаря. Девушка за стойкой кивнула, потом достала печать, а рядом с Настей кто-то остановился. Она даже внимания не обратила, только подвинулась, чтобы не мешать, и удивлённо посмотрела, услышав над самым ухом мужской голос.

— Привет.

Голову повернула и увидела Сергея Маркелова, по прозвищу Серго. Вот уж кого не ждали, надо признаться.

Настя поправила бейсболку, улыбнулась чуть смущённо.

— Привет, — сказала она в ответ, а сама окинула недавнего знакомого быстрым взглядом. Сегодня он выглядел весьма официально, в строгих чёрных брюках и идеально отглаженной светло-голубой рубашке. Обычно молодые люди, с которыми Настя была знакома, так одевались редко, только на важные события. На выпускной, например, на экзамены или чью-то свадьбу. На свою принято было быть в костюме и при галстуке, хоть раз в жизни.

Сергей разглядывал её не столь придирчиво, улыбался, потом кивнул на вместительную сумку на её плече.

— Работаешь?

Насте отчего-то стало неудобно. Она сумку поправила, но кивнула.

— Да. А ты?

— А я ленюсь.

Маркелов улыбнулся шире, и его взгляд спустился с лица Насти ниже, скользнул по её груди, и девушка неожиданно для самой себя вспыхнула, чересчур откровенным был этот взгляд. Настя ещё отодвинулась и повернулась боком, забрала у секретарши ведомость. От стойки отошла, если честно, мечтая уйти поскорее.

— Это контора моего дяди, он адвокат, — пояснил Сергей. — Точнее, он мой двоюродный дядя. Но на практику меня всё-таки определили сюда.

— На практику? Ты в юридическом учишься?

— Заканчиваю.

На этот раз Настя посмотрела на него совсем другими глазами. Человек, который сумел поступить, в отличие от неё, и уже заканчивает обучение. Хотя… он москвич, и сразу видно, что ему явно не пришлось стараться, чтобы поступить на бюджетный.

— У тебя ещё работы много? — спросил Сергей, пытаясь заглянуть в её расстёгнутую сумку.

— Нет, я закончила, — зачем-то призналась Настя. — Домой пойду.

— И я домой, пойдём вместе. — Он не спрашивал, он её перед фактом ставил. — Подожди, я портфель возьму.

Солнцева только рот открыла, не зная, что возразить да и стоит ли это делать. Но то, что у молодого человека есть портфель, её воображение поразило. Она осталась стоять, наблюдая за тем, как Сергей вернулся к письменному столу, собрал с него бумаги, попрощался с кем-то, кого Настя видеть из холла не могла, и вот снова вернулся к Насте. А она совершенно глупо уставилась на портфель в его руках. Конечно же это был не школьный портфель, который рисовало её воображение ещё минуту назад. Вещь была солидная, кожаная, и Насте почему-то подумалось, что фирменная. Сергей её интерес заметил, и рассмеялся. Показал ей портфель поближе.

— Глупо, да? Бабуля подарила, она почему-то уверена, что все юристы с такими ходят. Но надо сказать, удобная вещь. Все бумаги всегда в порядке.

Настя несмело улыбнулась. А когда они вместе на улицу вышли, спросила:

— Тётя Таня?

— Что?

— Ты ведь внук тёти Тани, правильно? Она папе уколы делала, у него радикулит был.

— Ну да, я её внук, только двоюродный. Она родная тётя моей мамы. Но у меня есть другая бабушка, в Москве. У неё потрясающее имя — Аркадия Львовна.

Настя удивлённо моргнула.

— Аркадия? Красиво.

— Да. К тому же, бабуля искусствовед, у неё дворянские корни, а ведёт она себя так, словно сама при дворе воспитывалась. — Сергей сбился на полуслове, о чём-то задумался, и вдруг сказал: — Я её очень люблю, ты не подумай. Просто иногда она… — Он подбирал подходящее слово, и Настя ему подсказала, сама того не ожидая от себя:

— Перебарщивает?

— Точно. — Он посмотрел на её сумку. — Давай я понесу. Тяжёлая?

Настя хотела отказаться, заверить его, что сумка к концу дня почти опустела, но Маркелов просто снял её с Настиного плеча и закинул на своё. Солнцева внутренне съёжилась, ощутив его хоть и мимолётное прикосновение. Наверное поэтому и протестовать не стала.

— А ты, правда, меня помнишь? — спросил Сергей.

— Я же сказала, смутно. Просто помню, какая компания в нашем дворе собиралась, Федьку помню, когда он ещё в школе учился, и тебя. Ты на лето приезжал. Правда, я тогда ещё маленькой была.

— Насколько маленькой?

Настя плечами пожала.

— Лет девять-десять.

— И ты была рыжей? — Маркелов весело хмыкнул. — Почему же я тебя не помню?

Настя нахмурилась.

— Может, потому, что рыжей я не была?

Сергей всерьёз удивился и посмотрел на её волосы, выбивающиеся из-под тесной бейсболки.

— Ты крашенная? Вроде нет.

— Я не крашенная. Потому что я не рыжая. У меня каштановые волосы, это не рыжий цвет!

— Ого. — Сергей казался на самом деле удивлённым её всплеском возмущения.

— Что «ого»?

— Да ничего, — он рассмеялся. — Мне нравится.

Настя снова смутилась, что уже начало порядком утомлять, и решила скрыть это под раздражением, даже отвернулась от Маркелова.

Они дошли до автобусной остановки, чтобы как-то разрядить обстановку, Сергей принялся рассказывать о своей учебе, о трудностях, которых он не ожидал, собираясь стать юристом, о практике, о клиентах, с которыми сегодня пришлось поговорить. Ничего серьёзного ему, конечно, не доверяли, лишь устные консультации, но и здесь случались забавные случаи.

— Ты на всё лето приехал? — спросила Настя, когда они сели в троллейбус. Стояли на задней площадке, её сумка так и висела на плече у парня, которого она час назад, можно сказать, что и не знала, а он выглядел несколько нелепо с портфелем, с какими чиновники ходят, в руках. Сергей на низкий поручень облокотился и к Насте чуть придвинулся, когда троллейбус сильно тряхнуло.

— Не знаю пока. Но на месяц точно. Дядя у меня человек серьёзный, просто так не отпустит. Месяц я обязан отработать, а там видно будет.

— После Москвы тебе здесь, наверняка, будет скучно.

— Посмотрим. — Сергей улыбнулся ей, при этом в глазах вспыхнула искорка, и Насте подумалось, что он, видимо, рассчитывает, что она станет лекарством от его скуки на этот месяц. Зря надеется.

Она отодвинулась от него, посмотрела в окно, а потом, чтобы сменить тему, спросила:

— Тебе Федька сказал, что в «Ультре» будет работать?

— Сказал. Правда, я не совсем понимаю, что это за «Ультра».

— Ночной клуб, в бывшем кинотеатре.

— А-а, за парком?

— Да.

— Надо как-нибудь сходить.

Выходя из троллейбуса, Сергей подал ей руку. Настя снова удивилась, но руку в ответ подала, правда, произошло это скорее машинально. Она, в своих стареньких джинсах и простой футболке, выглядела рядом с Сергеем странно, и она бы даже сказала, что убого. Пока в сторону своего двора шли, Настя раздумывала об этом, а когда Маркелов попросил её вечером показать ему «Ультру», решительно произнесла:

— У меня есть парень.

— Да? — Кажется, его это нисколько не смутило. А может, не поверил?

— Да. Саша Аверин, его ты тоже должен знать.

— Знаю, точнее помню. Он был нас помладше на пару лет. И что, всё серьёзно?

— Да.

— Ясно. Первая любовь.

Настя решительно отобрала у Сергея свою сумку, а потом с улыбкой сообщила:

— Не твоё дело.

Сергей рассмеялся.

— Наверное, ты права. А в клуб идём?

Настя перестала улыбаться.

— Ты что, не слышал меня?

— Я слышал, Насть. Просто я не понимаю, причём тут твой парень. Или у тебя на уме что-то особенное?

Она лишь растерянно моргнула, а в следующий момент возмутилась.

— Маркелов!

Сергей громко рассмеялся.

— Что? Это же ты сказала!..

— Не подходи ко мне больше! — решительно заявила она, отвернулась от него и зашагала к своему подъезду. Правда, раза три обернулась зачем-то. Сергей стоял на прежнем месте и с улыбкой смотрел ей вслед. Кажется, он нисколько не обиделся на её резкий тон, наоборот развеселился. А Настя пообещала себе, что впредь будет держаться от него подальше.

2

Уже через два дня Ольга сообщила, что влюбилась. Окончательно и бесповоротно. Во время её сбивчивого рассказа в Насте ещё жила надежда, что подруга на самом деле встретила наконец-то своего принца и влюбилась, но как только было произнесено имя Сергея Маркелова, Настя только вздохнула в сторонку.

— Когда ты влюбиться успела? — удивилась она. — Он приехал два дня назад.

— Успела, — заверила её Оля. — Вот ты вчера весь вечер дома просидела, а я не сидела. И влюбилась!

— С ума сойти.

Ольга иронии в её голосе не расслышала, и с готовностью кивнула.

— Точно. Насть, он такой классный. А на гитаре как играет!

— Он играет на гитаре?

— Да, и поёт. — Оля сказала это с такой гордостью, словно Маркелов уже принадлежал ей, и гордиться им она была обязана.

Настя к ней повернулась.

— А влюбилась ты почему? Потому что он поёт и играет на гитаре, как кот Матроскин? Или он к тебе приставал?

— С чего ему ко мне приставать? Он же не Федька Лер.

— А Федька приставал?

Ольге все эти вопросы явно не нравились.

— Насть, отстань, а. Что я, влюбиться не могу? Или думаешь, что Серёжа на меня внимания не обратит?

Серёжа? Ах ну да, Маркелов.

А подруга так смотрела: с укором и даже обидой, и Настя сдалась.

— Это я в виду не имела, просто… Он же бабник, Оль, как его можно всерьёз воспринимать?

— Это ты придумала, что он бабник.

— Придумала? — Настя только усмехнулась. А Оля подтвердила:

— Конечно, придумала. Просто он тебе почему-то не понравился. А он классный.

— Я и не спорю. Классный. Но он уедет скоро, а ты что делать будешь?

— По крайней мере, будет что вспомнить, — свредничала Ольга, выводя Настю из себя своей непробиваемостью. И тут же поинтересовалась: — Когда Сашка приедет?

— В выходные, надеюсь, что в пятницу. А что?

— Скорее бы уже приехал, а то ты кусаться начинаешь. — Встретила Настин укоряющий взгляд, и пошла на попятную. И предложила: — Пойдём вечером в клуб. Федька приглашал, обещал бесплатно провести. — Схватила подругу за руку. — Пойдём, Насть.

— Что? Маркелов там будет?

— Будет, я надеюсь. Пойдём. Одной мне неудобно.

— Мне завтра в девять нужно быть на другом конце города.

— Да ладно, мы недолго. Пойдём. — Ольга вцепилась сильнее, и даже потрясла её руку. Настя поневоле рассмеялась.

— Хорошо, хорошо. Но только недолго!

— Обещаю.

Идти в клуб, зная, что там будет Маркелов, Насте не хотелось. Они не виделись с тех пор, как она сообщила ему, что у неё есть постоянный парень, и подкатывать к ней бесполезно, а потом, уходя, совершенно по-дурацки оглядывалась на него, пока Сергей смеялся. Забыть это никак не получалось. Настя предпочла бы вообще больше с этим человеком не видеться. Чем-то он её смущал, наверное, своей идеальностью. Он слишком хорошо одевался, слишком воспитанно себя вёл, и всё в его жизни складывалось удачно. По крайней мере, ей так казалось. А в свете её недавних неудач, это действовало на нервы. И ещё Ольга догадалась в него влюбиться. Неужели сама не понимает, что он птица совсем другого полёта? И дело не в ней, с её маленьким ростом и светлым пушком на голове, дело во всех них. Сергей Маркелов из другой жизни, столичный житель, он приехал к ним провести время, весьма короткое, а потом уедет обратно, и ни о ком не вспомнит. Он сам прекрасно это понимает, и, не смотря на это, заводит знакомства, влезает в их жизнь, и Настю это злит. И скрывать это она совсем не собирается. Вдруг, если удастся вывести его из себя, Ольга поймёт, что этот человек на самом деле собой представляет, и о влюблённости своей позабудет? О влюблённости глупой и ей же в первую очередь не нужной.

Пообещав родителям, что вернётся не позже двенадцати, Настя вышла из дома, к ожидающей её подруге. Ольга, в платье и при макияже, разглядывала своё лицо в маленьком зеркальце, и едва заметно переступала левой ногой с носка на пятку. Что и не мудрено, раз подруга надела свои самые неудобные, но при этом самые шикарные туфли на шпильке. Настя даже притормозила на ступеньках крыльца, раздумывая о том, что рядом с подругой, в своих любимых джинсах и легкомысленной кофточке, будет выглядеть глупо. Или та рядом с ней.

— Ты что, собралась ему предложение делать?

Ольга губы облизала, и зеркальце закрыла, повернулась к Насте.

— Как я выгляжу?

— Ты стала выше почти на десять сантиметров, — заметила та. — Ты уверена, что сможешь танцевать в этих туфлях?

— Я очень постараюсь. — Оля подхватила Настю под руку и доверительно сообщила: — Без высоких каблуков я ему только по плечо. А так…

— До подбородка.

Ольга толкнула Настю в бок, а та рассмеялась.

Как оказалось, Ольга не просто уговорила Настю прийти, надеясь на удачу, а успела договориться с Фёдором, и, подойдя к клубу, они увидели знакомых ребят, которые их ждали. Они сидели на парковой скамейке, среди них и Маркелов был, который, по всей видимости, чувствовал себя, как рыба в воде. Он и правда многих знал, и общался со всеми так, словно жил в их дворе постоянно. Всё-таки не зря он в юристы пошёл, у него определённо талант убеждать людей. Ребята пили пиво, смеялись, и примолкли, только когда Настя с Олей подошли к ним. Настя со всеми поздоровалась, всем улыбнулась, всем, кроме Сергея. Тот сидел на скамейке, с банкой пива в руке, и снизу на девушек поглядывал. Настя только взглядом по нему мазнула, но всё равно успела заметить на его губах усмешку. Захотелось развернуться и уйти. Непонятно почему, но каждую его усмешку, Настя на свой счёт принимала.

— Сашка как? Где пропал? — поинтересовались у неё.

Настя начала делиться новостями, старалась улыбаться, но чужой взгляд, направленный прямо ей в лицо, жутко раздражал.

— Привет ему передавай, как позвонит.

— Ну что, пойдём?

Настя не стала торопиться, поотстала ото всех на шаг, руки в задние карманы джинсов сунула, и наблюдала за всеми, особенно за Ольгой, за тем, как она старается идти с Маркеловым шаг в шаг. А тот вдруг остановился, обернулся и на Настю посмотрел.

— Ты идёшь?

Она кивнула.

— Иду, — с некоторой неохотой ответила она, не до конца понимая, зачем именно идёт в клуб. Что она там делать будет без Сашки? На остальных смотреть?

Совсем противно стало, когда Настя поняла, насколько жалко выглядят попытки подруги обратить на себя внимание Сергея. Ольга села рядом с ним за столом, слушала его, открыв рот, поддакивала, не зная, что сказать, а вот сам Маркелов вряд ли её замечал. Правда, Настя отметила, что он не стремится умничать, пытается на общем фоне не выделяться, и уж точно сегодня не выглядит юристом с портфелем. Он пил так же, как и остальные, смеялся так же громко, и даже говорить пытался, используя тот же дворовый жаргон. Никого это не смущало и не смешило, кроме Насти. Она прекрасно помнила, как естественно он выглядел в офисе адвокатской конторы, с каким достоинством нёс портфель с бумагами, а тут пиво пил и хохотал. И только иногда кидал на неё выразительные взгляды. И в какой-то момент Настя осознала, что она на самом деле его интересует. Почему — непонятно, но интересует. Наверное, это стоит принять за комплимент, вот только интерес Маркелова грозил принести сплошные неприятности. Не дай бог кто-нибудь заметит, не дай бог до Сашки дойдут слухи!..

Настя снова взгляд Сергея поймала, и гордо отвернулась. Могла поклясться, что в этот раз он рассмеялся не со всеми, а именно над ней.

— Хочешь ещё пива? — спросил Сергей, наклонившись к ней.

Настя покачала головой.

— Я не люблю пиво.

— Да? А я люблю.

Она вздёрнула брови, выражая таким образом своё недоверие к его словам.

— Правда? А как же ананасы в шампанском?

Серёжа на стол чуть навалился, опираясь на один локоть.

— Не знаю, никогда не пробовал. Вместе то есть. А мартини хочешь?

Настя едва заметно нахмурилась.

— Что?

— Мартини хочешь?

Она отодвинулась и независимо повела плечами.

— Нет, не хочу.

Он, конечно же, догадался, что мартини она никогда не пробовала, поэтому и улыбнулся столь лукаво.

— Серёж, пойдём танцевать, — обратилась к нему Ольга. Даже за руку его взяла, и Маркелов, к Настиному облегчению, поднялся.

Весь вечер прошёл, как на иголках. Слава богу, некому было обращать внимание на Настино настроение. Ребята выпили и из-за стола разошлись — кто танцевать, кто курить, кто-то к соседнему столику подсел, встретив знакомых. Настя за столом осталась одна, не имея никакого настроения идти танцевать, сверху смотрела на танцплощадку, нашла взглядом подругу, та танцевала рядом с Маркеловым и выглядела довольной. Ну, хоть кому-то этим вечером хорошо. От накатившей тоски Настя даже пиво, оставшееся в бокале подруги, допила.

— Я пойду домой, — громко оповестила она, когда Ольга с Сергеем за стол вернулись. Пыталась перекричать музыку, потом на циферблат своих часов указала.

— Насть, — заканючила счастливая Ольга, но Солнцева только головой покачала.

— Мне завтра рано вставать.

Ольга расстроено вздохнула и бросила на Маркелова взгляд полный сожаления. Тот двумя большими глотками пиво своё допил и из-за стола поднялся.

— Пойдёмте, мне завтра тоже с утра надо в форме быть. Я вас провожу до дома.

— Да не надо нас провожать, — начала Настя, но её уже никто не слушал. Ольга расцвела после его предложения, снова за его руку уцепилась. Хотя, скорее всего, без руки Сергея обойтись попросту не могла. Оттанцевать столько времени на шпильках и после твёрдо держаться на ногах — это дело серьёзное и почти неосуществимое.

— Ну и как тебе наш клуб? — несколько язвительно поинтересовалась Настя у Сергея, когда они вышли из клуба и тёмной парковой аллеей направились в сторону их домов. Она шла рядом с подругой, конечно, заметила, что та Маркелова под локоток держит, но старательно давила в себе рвущееся наружу раздражение.

— Да ничего, нормальный клуб.

— В Москве, наверное, покруче будет, да?

— Ну, на то она и Москва.

— А я никогда в Москве не была, — порадовала Ольга.

Сергей рассмеялся.

— Ну, жизнь длинная, может, ещё переедешь.

Ольга казалась обескураженной.

— Думаешь?

— А почему нет? За москвича замуж выйдешь и уедешь.

Настя даже кулаки сжала. Он издевается, что ли?

А вот Ольга примолкла, видимо, всерьёз принялась обдумывать открывающиеся перед ней перспективы.

Первым на пути был дом Ольги. Она у подъезда остановилась, Сергей тоже, что и не мудрено, раз Оля всю дорогу через парк его под руку держала, а вот Настя зашагала дальше, только рукой подружке махнув. Не смотря ни на что, мешать она не собиралась, знала, что Ольга ей этого не простит. И совсем не ожидала, что уже через полминуты Сергей её догонит. Не успела отойти подальше, и вот за спиной уже его шаги, чуть опередил её, развернулся и в лицо ей заглянул.

— Куда рванула?

Настя лишь плечами пожала.

— Мешать не хотела.

— В смысле?

— Ну… тебе и Ольге.

— Что?! Ты дурочка, что ли?

Настя одарила его гневным взглядом.

— Со стороны, наверное, виднее.

Маркелов скроил виноватую физиономию.

— Извини. Но с чего ты взяла?

— Как это с чего? — Настя даже руками всплеснула в растерянности. — Вы весь вечер вместе, за руки держитесь.

— За руки? Я просто галантный кавалер. Если девушку мотает на высоких каблуках от усталости, я обязан её поддержать.

— И всё-то ты замечаешь, — съязвила Настя.

— А то. — Он широко улыбнулся. — А вот ты весь вечер дулась.

— Я не дулась!

Маркелов перестал выделываться и вышагивать спиной вперёд, развернулся и рядом с Настей пошёл.

— Как же ты любишь спорить. Я не рыжая, я не дуюсь.

Они дошли до Настиного подъезда, она остановилась, хотя интуиция подсказывала, что нужно бежать от Сергея, чем быстрее, тем лучше. Но она остановилась, нужно было прояснить один вопрос, точнее, Маркелова предупредить.

— Послушай. — Сергей стоял всего в шаге от неё, Насте это не понравилось, она даже обернулась через плечо, хотела отступить на пару шагов, но позади была лавочка. Вот и оказалась Настя с Сергеем лицом к лицу, хотя совсем этого не желала. — Не нужно Ольгу путать.

— Путать?

— Ты всё прекрасно понимаешь. Она влюбится, а ты уедешь в свою Москву.

Он хмыкнул.

— Во-первых, Москва, к сожалению, не моя, хотя может и к счастью. А во-вторых, с чего ты взяла, что я Олю путаю?

— А разве нет? Все эти намёки, твоя галантность, как ты это называешь.

— Я не делаю никаких намёков.

— Да что ты? А твоё: «Выйдешь замуж за москвича и уедешь в столицу»?

Маркелов глаза вытаращил.

— Она что, на меня подумала?

— Вот именно!

— Надо же, — Сергей выглядел по-настоящему смущённым, но Настя не торопилась ему верить. — Что ж, я попытаюсь ей объяснить…

— Не нужно объяснять! — перепугалась Настя. — Просто веди себя нормально… Поменьше галантности. Если, конечно, ты не…

— Что «я не»?

Совсем некстати они столкнулись взглядами, и Настю вдруг в жар бросило. Снова вспомнила о том, что они слишком близко друг к другу стоят, и Сергей так на неё смотрит, своими и без того тёмными глазами, а тут ещё ночь, и только жёлтый свет от фонаря сверху падает. Настя в лицо Маркелову смотрела, и взгляда отвести не могла.

— Что ты хотела сказать? Я не понял.

— Всё ты понял, — обиделась она. И попросила: — Отойди.

Можно было, конечно, самой его в грудь легонечко толкнуть, как бы Настя без сомнения и поступила, если бы на месте Сергея был кто-то другой, но к нему она прикасаться боялась.

— Ты же знаешь, что меня совсем не твоя подружка интересует.

— Я?

— Ты.

— А тебе не приходило в голову, что ты меня не интересуешь?

— Приходило. Но когда ты так на меня смотришь…

Она испугалась так сильно, что даже озноб почувствовала. Глаза отвела, занервничала.

— Отойди от меня.

— Опять будешь про своего парня рассказывать?

— Мне не зачем рассказывать. Он есть, и я… Мы поженимся скоро.

— О, это, правда, здорово.

— Ты смеёшься, что ли?

— Насть, ну зачем тебе замуж? Тебе лет-то сколько?

— Девятнадцать.

— Вот именно.

— Это тебе жениться не надо, у тебя всё на лбу написано. А мы с Сашкой… Мы уже два года вместе, понятно? И я его люблю. А ты ко мне не лезь.

— Ты меня боишься?

— Придумал. — Она всё-таки оттолкнула его, и Маркелов сделал шаг назад. Настя вырвалась на свободу, проскочила мимо него.

— Мне нравятся твои волосы. У меня никогда не было рыжих.

— Спасибо за то, что сказал мне гадость напоследок.

— Но ты ведь рыжая…

— Я не об этом. — Настя по ступенькам крыльца взбежала и обернулась на Сергея. — Я про то, что ты удостоил меня чести стать следующей в твоём списке. Только потому, что у тебя никогда не было рыжих. К счастью, рыжих на свете не так уж и мало. Так что, найди себе другую дуру.

Он снова улыбался, когда она уходила, и расстроенным её словами и резким тоном совсем не выглядел.

На следующее утро, по дороге к офису фирмы, в которой они трудились, Настя слушала рассуждения подруги о том, как по её мнению прошёл вчерашний вечер. Ольга почему-то считала, что прошёл он лучше не бывает. Подобный вывод Настю удивил, но она никак не могла осмелиться сказать об этом Оле. Та светилась от довольства, шла вперёд бодрой походкой и бурно жестикулировала при разговоре. По всему видно — жизнью, наконец, довольна. А Настя всерьёз удивлялась такому оживлению. Откуда оно взялось? И ладно, если бы Маркелов вчера задержался вместе Ольгой у её подъезда, но ведь этот гад за Настей опрометью бросился. Минуты не прошло, а он уже рядом был. Наверняка, они с Ольгой только парой слов на прощание перекинуться успели, а та всё равно светится. Словно прочитав Настины мысли, подруга вдруг заявила:

— Ничего, Москва не сразу строилась. Ведь нам совсем не нужно, чтобы он на меня в первый же вечер набросился, а потом интерес потерял, правда?

Во-первых, Настю заинтересовало многозначительное «нам», а во-вторых, нужно как-то Ольге намекнуть, что интереса-то никакого и нет. Для её же пользы.

— Ты бы зря планы не строила, — осторожно заметила Настя. — Наполеоновские. Ты его совсем не знаешь, неизвестно, что у него на уме.

Ольга сунула руки в глубокие карманы джинсовых шорт. Фыркнула от смеха, хорошее настроение её никак не покидало.

— Что у него может быть на уме? Как и у всех парней. Тебе объяснять надо?

Настя не удержалась и окинула подругу оценивающим взглядом. Надеялась только, что Ольга этого не заметила. Потом попросила:

— Ты только сильно в него не влюбляйся. По крайней мере, сразу.

— Но он ведь классный, Насть!

— Вот если классный, то потерпит и подождёт.

Неужели это она сказала? Ложь, зато Ольга в ответ просияла.

Сегодня ей снова достался конверт для адвокатской конторы. Настя его в руке зажала, глядя на адрес, появилась мысль отдать его Ольге, та, наверняка, обрадуется, а Настя благополучно избежит возможной встречи с Сергеем, но что-то её остановило. Уже готова была протянуть Ольге конверт, но в самый последний момент сунула его в сумку и отвернулась. Не нужно подруге лишний раз встречаться с объектом её страсти, и она сама очень постарается с Сергеем не столкнуться. Быстренько секретарше конверт сунет и убежит. Может быть и обойдётся. После их вчерашнего разговора, встречаться с Маркеловым Насте совсем не хотелось. Она уже ждёт не дождётся, когда пройдёт месяц, и он уедет обратно в Москву. Не вписывается он в их обычную жизнь, но понимает это почему-то только она, все остальные ему рады.

Настя волновалась из-за него. Сергей ей не нравился, он её тревожил и злил. От его взглядов хотелось сбежать, после его самоуверенных речей хотелось закричать и затопать ногами от злости. Никто и никогда не вызывал у неё таких эмоций. Они были лишними и неприятными. А Маркелов всё это расценивал, как проявление чувств. Настя пыталась над этим смеяться, даже ему об этом говорила, но разве он слушал? Разве он кого-то, кроме себя самого, слушает?

— Вы сегодня рано. — Секретарь в адвокатской конторе улыбнулась Насте, узнав её. А та вместе с конвертом ей ведомость сунула.

— Распишитесь, пожалуйста, — негромко проговорила она, стреляя глазами вокруг. Совсем рядом сидели две женщины, видимо, ожидали приёма, переговаривались между собой; в общей приёмной все столы были заняты, но Сергея среди адвокатов Настя не увидела. Вздохнула с облегчением. Секретарше улыбнулась, сразу повеселев, ведомость аккуратно сложила, в сумку её убрала и шагнула к двери. И, конечно же, столкнулась с Маркеловым в дверях. Не сразу поняла, что именно с ним, её насторожила мужская рука, подхватившая её под спину, чтобы поддержать, и оставшаяся на её талии гораздо дольше, чем требовалось. И вот тогда уже Настя глаза к лицу мужчины подняла, и тут же покраснела, даже сама до конца не поняла — то ли от досады, то ли от смущения.

— Уходишь?

— Так я не здесь работаю. — Она отступила на шаг, и Сергей наконец убрал руку. Сегодня он снова выглядел франтовато, даже при галстуке, правда, без пиджака. Но белоснежная рубашка идеально отглажена, воротничок накрахмален, но больше всего Настю поразили очки. В тонкой оправе, они делали его облик взрослее и солиднее, и глаза Сергея за линзами казались ещё темнее. Невозможно было поверить, что именно этот человек вчера вечером пил пиво вместе с ребятами с её двора и танцевал с Ольгой в ночном клубе. И ни за что не скажешь, что он ещё студент, выглядит, как настоящий адвокат, уверенный в себе, даже женщины, ожидавшие своей очереди, как-то подобрались при виде него, Настя это краем глаза заметила, и примолкли.

Настя нервным движением поправила тяжёлую сумку на плече, ожидая, когда у Маркелова проснётся совесть, и он соизволит её пропустить. Но он лишь шаг сделал, переступая через порог и вынуждая Настю отступить назад.

— Как дела?

Она только плечами пожала, и козырёк бейсболки приподняла, понимая, что в этом жесте нет ни капли изящества. Она рядом с Маркеловым смотрелась пацанкой, знала это, и собиралась этот эффект усугубить. Но, наверное, всё испортила, когда спросила:

— Ты носишь очки?

Сергей этому вопросу удивился.

— Ношу, иногда. А что? Ты не любишь очкариков?

Настя сразу пожалела, что вообще с ним заговорила.

— Причём здесь это?

Он плечами пожал. А следом Настя почувствовала, что он к её руке прикоснулся.

— Ты злишься на меня из-за вчерашнего?

— Нет.

— Правда? Я, видно, выпил лишнего.

— А, то есть, когда ты говорил, что я тебя интересую, ты был пьян и верить тебе не стоит?

Маркелов улыбнулся.

— Ну, не то чтобы совсем не нужно верить, но… не принимать близко к сердцу. Так тебя устроит?

— Меня?

— Настя.

Она освободила свою руку.

— Ладно, забыли. Только пообещай, что будешь вести себя прилично.

— А что, я вёл себя неприлично? Этого я не помню.

— Серёж, ты же всё понимаешь. Я про Ольгу… и про себя, конечно. Ты скоро уедешь, и я не думаю, что ты должен портить нам жизнь.

Он пристально смотрел на неё, потом его губы дрогнули в улыбке, что Настю удивило. Что ещё смешного он в её словах услышал?

— Что ты улыбаешься? — тихо поинтересовалась она.

— Ты в первый раз назвала меня Серёжей.

— Блин. — Настя аккуратно обогнула его и направилась к двери. Даже оглядываться не стала, и без этого была уверена, что Маркелов улыбается, а то и смеётся над ней, теперь уже ясно, что ему это удовольствие доставляет.

Серёжей она его назвала! Кстати, с какой стати она его так назвала? Ведь ни разу до этого к нему по имени не обратилась. Кажется.

Вечером ей в окно прилетел камушек, потом второй. Настя не сразу на это внимание обратила, читала книгу, удобно устроившись на диване, и когда стук о стекло услышала, вначале только голову подняла, прислушиваясь и пытаясь понять, что это было, а когда звук повторился, поднялась и к окну подошла, отдёрнула лёгкую штору. Под её окном стоял Маркелов, задрав голову, а увидев её, рукой махнул. Она открыла створку и выглянула.

— Чего тебе надо? — поинтересовалась Настя негромко. Окинула двор быстрым взглядом. Был поздний вечер, сумерки сгущались, и двор к этому времени опустел. Слышались только голоса из беседки за углом дома, где по устоявшемуся обычаю, молодёжь гуляла.

— Поговорить хочу.

— Речь написал? Оправдательную?

— Ну, почти, — согласился Сергей и улыбнулся. Подошёл поближе, и теперь смотрел Насте прямо в глаза. Благо, что этаж первый. Она на подоконник облокотилась, голову чуть опустила и теперь смотрела на Сергея сверху вниз. — Ты ведь обиделась на меня!

Она шикнула.

— Говори тише, родители спят.

— Да, извини. Но ведь обиделась?

— Маркелов, что тебе надо?

— Прояснить ситуацию.

— Она и так ясная.

Он коротко кивнул.

— Теперь я это понимаю. Ну, увлёкся я немного. Меня здесь сколько лет не было? Приехал, как в отпуск…

Настя поневоле улыбнулась.

— Что, курортный роман?

На его лице расцвела ответная улыбка.

— Что-то вроде того. Но ты все планы порушила.

— Не нужны Ольге курортные романы, она не об этом мечтает.

Сергей хмыкнул.

— Вообще-то, я не про неё говорил, но ладно. — Глаза снова на девушку поднял. — Предлагаю помириться и стать просто друзьями.

Она недоверчиво нахмурилась.

— Дружить с тобой? Я что, с ума сошла?

Он попробовал возмутиться.

— Я не такой плохой, правда.

Настя видела сверху русую макушку, волосы снова были взъерошены, и Сергей выглядел задорно и хулиганисто. Два разных человека — днём и вечером. И смотрел на неё сейчас без всякого намёка, как ей показалось. Но возможно сумерки виноваты, что она не замечает в его взгляде многозначительных искорок. А потом Маркелов руку протянул для рукопожатия.

— Так что, друзья?

Настя разглядывала его в сомнении.

— Приставать не будешь?

— К другу? Нет.

— А смеяться?

— Я никогда над тобой не смеялся!

— Тише.

— Да, да, прости. — Он сделал ещё шаг, словно пытаясь дотянуться до Насти рукой. — Мир?

Она помедлила ещё немного, потом протянула ему свою руку и подтвердила:

— Мир.

Маркелов просиял.

— Отлично. — Его пальцы обхватили её ладонь, и Настя вдруг раскаялась в своём решении. Руку захотелось поскорее освободить, и вообще вся эта ситуация показалась ей опасной. Мелькнуло подозрение, что Сергей затеял очередную игру. — Гулять выйдешь?

Насте не сразу удалось избавиться от неприятных ощущений. Сергей сам руку её отпустил, и Настя тут же подалась назад, нырнув за занавеску. Головой покачала.

— Нет, я устала. Пока.

— Пока, — повторил он немного расстроено. — До завтра.

Настя натужно улыбнулась, кивнула, и поторопилась окно прикрыть. Штору задёрнула, но не удержалась, и украдкой выглянула из-за неё. Сергея под окном уже не было. Он легко перемахнул через ограду палисадника и лёгкой походкой направился в сторону беседки. А Настю ещё долго не покидало ощущение, что её обманули.

Утром, по пути на работу, во дворе встретилась с Маркеловым и его бабушкой. Они явно возвращались из магазина, с сумками, не смотря на ранний час, а увидев Настю, Сергей ей улыбнулся и даже подмигнул. Совершенно по-дурацки, как ей показалось. С тётей Таней поздоровалась, на Сергея же кинула немного затравленный взгляд, и поспешила прочь.

Автобуса не было долго, Настя простояла на остановке больше десяти минут, вглядываясь вдаль и от нетерпения притопывая ногой. Плечо оттягивала тяжёлая сумка с письмами и пакетами, которые сегодня следовало доставить. Настя поудобнее её перехватила, и снова выглянула из-за плеча грузного дядечки, чтобы увидеть дорогу, а желательно и подъезжающий автобус. Ступила прямо на дорогу, чтобы видно лучше было, и охнула от страха, когда её кто-то за руку схватил и втащил обратно на остановку.

— Куда ты высовываешься?

— Автобус высматриваю, — огрызнулась она, без всякого удовольствия глядя на Маркелова. Вот откуда он взялся? Снова догнал её, кажется, это у него в привычку входит. — Нет ничего, а я уже опаздываю.

— Сейчас приедет, — попытался успокоить её Сергей. Снова улыбнулся, а Настя окинула его быстрым взглядом. Не похоже было, что сегодняшним утром он собирается в адвокатскую контору, слишком просто он был одет, и без портфеля своего любимого.

— А ты не опаздываешь? — зачем-то поинтересовалась она.

— Нет, у меня выходной. Сегодня в конторе аншлаг, ни у кого судов нет, так что, мне места не досталось.

— Надо же, всё продумано, оказывается.

— А то. — Маркелов смерил её задумчивым взглядом. — Хочешь, с тобой пойду?

— Куда это? — удивилась Настя.

Он плечами пожал.

— А куда тебе надо?

— Не сходи с ума. — Настя его руку от своей сумки оттолкнула.

— Мне всё равно заняться нечем!

— Очень тебе завидую!

К остановке наконец подъехал автобус, тяжело остановился, заполненный пассажирами, даже выдохнул, испустив неприятный клуб дыма, вырвавшийся из выхлопной трубы, и открыл двери.

— Насть!

— Иди домой, Маркелов, — посоветовала она ему, но Сергей словно не услышав её слов, поднялся по ступенькам в салон вслед за ней. За ними ещё люди вошли, двери с трудом закрылись, и Маркелов с Настей оказались тесно прижаты друг к другу. Стояли лицом к лицу, Настя снизу в лицо Сергея смотрела, с большой претензией надо сказать, а тот от смеха фыркнул.

— Не злись, — негромко проговорил он, наклоняясь к ней. — Мне, правда, нечем заняться. Тебе жалко, что ли?

— Что ты будешь за мной по городу мотаться? Да ради бога. Только не приставай.

— Я и не пристаю. Пристаю разве? Стою себе…

Вокруг было столько людей, автобус дёргало, раскачивало, на Настю кто-то навалился сзади, она в сумку вцепилась, поморщилась, когда ей кто-то на ногу наступил, но она чувствовала только Маркелова, стоящего перед ней. И очень старалась сдерживать напор, чтобы не прижиматься к Сергею больше, чем была вынуждена. Даже отвернулась от него, чтобы не смотреть ему в лицо, не видеть смеющиеся глаза, но запах незнакомого мужского одеколона дразнил и волновал. Настя начинала ненавидеть себя за то, что слишком многое подмечает в Сергее, сама того не желая. Не рада ему, он её злит, но всё равно подмечает — как он смотрит, как себя ведёт, что за одеколон у него.

— Проезд оплачиваем, граждане!

Маркелов усмехнулся, потом в карман брюк за деньгами полез. Это было весьма затруднительно, руками с трудом удавалось шевелить, зато… Зато как бы невзначай он провёл тыльной стороной ладони по Настиному животу, затем выше, и вот тут она снова посмотрела на него, а в глазах настоящий огонь.

— Только попробуй, — шикнула она, а Сергей глаза вытаращил, остановив руку в паре сантиметрах от её груди.

— Я же не специально.

— Маркелов.

Автобус ощутимо тряхнуло, Настя Сергею на грудь свалилась, а он уцепился за ремень её сумки, чтобы хоть как-то поддержать.

— Господа, оплачиваем проезд!

Настя от души ткнула своего спутника кулаком в живот, но когда из автобуса выходили, спустя минут двадцать, смеялись. Пассажиры весьма охотно поддержали тему о «господах», и остаток пути прошёл легко и весело, не смотря на тесноту и давку.

— Это ужас! — Настя потрясла затёкшей ногой, потом застегнула пуговицу на рубашке. Была уверена, что её оторвут на выходе, но обошлось.

— Не ужас, а господская забава, — хмыкнул Маркелов, и сумку с её плеча забрал. Взвесил на руке. — Ого.

— Вот тебе и «ого», — со знанием дела кивнула Настя.

— И ты каждый день такую таскаешь?

— Почти. — Настя достала из кармана листок с адресами. — Так, нам нужна Купеческая, восемнадцать. Где это?

— Ты меня спрашиваешь?

Настя на месте покрутилась, оглядываясь, потом на Маркелова выразительно взглянула.

— Ты зачем со мной пошёл? Вопросы дурацкие задавать?

— Нет, сумки тяжёлые таскать.

— Вот и таскай.

— Таскаю.

— Нам туда, — решила наконец Солнцева и указала рукой в сторону узкого переулка.

За день они обошли больше десяти адресов. Настя всё ещё удивлялась, почему Сергей с такой охотой бодро вышагивает с ней рядом, она рассчитывала, что он оставит её уже через час. Но он остался, они даже разговорились, и Насте уже было неудобно намекнуть Сергею на то, что дальше она отправится одна. Маркелов рассказывал ей о Москве, об учёбе, о поездке в Англию в прошлом году. Настя мало вопросов ему задавала, в основном слушала. Потом зачем-то рассказала про неудачу с поступлением, а Сергей, вместо того, чтобы её пожалеть или посочувствовать, начал говорить, на чём ей нужно сконцентрировать своё внимание перед следующим поступлением. Его очень заинтересовало, почему она выбрала именно журналистику, и чем её не устроил филфак, а когда Настя привела, как ей самой казалось, не слишком убедительные доводы, не стал спорить и не взялся её переубеждать. И в этот момент выглядел серьёзным и искренним. Настя взгляд его поймала, и вдруг поняла, что он на самом деле увлёкся этим разговором, а не просто заговаривает ей зубы, как она изначально думала. К концу их путешествия она даже как-то примирилась с Маркеловым. К тому же, он вёл себя, как настоящий друг. За руки не хватал, намёков никаких не делал, послушно следовал за ней и помогал нести сумку. Ни разу ничем её не смутил, не считая случая в автобусе, но Сергей поклялся, что это была случайность. Правда, так прищурился в этот момент, словно сам в свои слова не верил, и Настя рассмеялась. По дороге к дому они даже по молочному коктейлю выпили, в гастрономе через дорогу их делали уже много лет, столько, сколько Настя себя помнила. Она частенько сюда приходила, а в детстве предпочитала молочный коктейль любому мороженому. Ну что такого в мороженом? А вот густой коктейль в высоком стакане, с красивой трубочкой, а внизу, на самом донышке, мелкие кусочки льда — это да! Мама всегда ругала её за этот самый лёд, и предостерегала от проблем с горлом. Но разве ребёнка можно испугать ангиной? Это точно не то, чего стоит бояться. А за последние годы столько всего изменилось — страна, жизнь, люди, даже магазины стали другими, незнакомыми, а вот этот старый аппарат для смешивания коктейлей, из детства, радовал душу.

Настя смотрела, как Сергей расплачивается у кассы, потом направляется к ней с двумя стаканами в руках. Она облокотилась на высокий столик на одной ножке, тот покачнулся на выщербленном полу, но Настя всё равно улыбнулась. И сама у Маркелова один стакан взяла. Он рассмеялся.

— Да подожди ты!

— Не хочу ждать. Знаешь как вкусно?

— Я пока не знаю, а вот ты, видимо, да.

— Ещё бы! Я сюда с детства прихожу. Всё боюсь, что прекратят коктейли делать. — Она потянула через трубочку густую массу, и даже зажмурилась от удовольствия. Потом губы облизала. — Вкуснятина.

Когда глаза открыла, поняла, что Сергей смотрит на её губы, правда, уже через мгновение он глаза опустил, попробовал коктейль. А Настя засомневалась — на самом деле он смотрел на неё по-особенному или ей показалось? И смутилась из-за собственных мыслей и жара, неожиданно поднявшегося изнутри, а не из-за его возможных действий и намерений.

— Мы сегодня хорошо поработали, да? — спросил у неё Сергей, когда они в свой двор вошли.

— Да. Отдам тебе половину зарплаты за день.

Он рассмеялся.

— Не надо. Оставь себе на молочные коктейли.

Настя кинула на него выразительный взгляд.

— Мне кажется, или ты смеёшься надо мной?

— Скорее над собой. Я ведь тебя мартини угостить пытался, а тебе, оказывается, совсем другое по вкусу.

— Это точно. Что хорошего в твоём мартини?

— А ты его пробовала? — хмыкнул Маркелов, и со смехом отскочил в сторону, когда Настя его в бок пихнула. Потом попросила:

— Сумку мне отдай.

— Да она уже ничего не весит.

— Вот и отлично. Отдавай. Маркелов!

Он снова рассмеялся и ещё на шаг отступил, дразня её, а потом замолк, заметив, что Настя нахмурилась, глядя куда-то за его спину. Обернулся и увидел Ольгу. Она не спеша направлялась к ним и присматривалась с настороженностью, правда, встретив взгляд подруги, улыбнулась.

— Привет. А вы откуда?

Настя вдруг перепугалась. Сергей заметил, как она в одно мгновение подобралась, посерьёзнела, и уже без всякого колебания сняла с его плеча свою опустевшую сумку.

— Ниоткуда, — соврала она, — у магазина встретились. А ты давно вернулась?

— Час назад, наверное. — Оля посмотрела на Маркелова, заулыбалась старательнее, и встала на поребрик. Вроде бы дурачась, но Настя знала, что сделала это намерено, чтобы казаться выше ростом. Солнцева мысленно расстроилась, но потом Ольга на неё посмотрела и сообщила:

— Там Сашка приехал.

Внутри всё замерло. Настя только рот открыла от удивления.

— Приехал?

— Да, я его видела. Он про тебя спрашивал.

На месте уже не стоялось. Настя зачем-то по сторонам огляделась, по Маркелову взглядом лишь мазнула, и заторопилась.

— Мне нужно идти.

— Настя! — Оля окликнула её, но Солнцева лишь на ходу обернулась и рукой махнула. Потом бегом бросилась к Сашкиному подъезду.

Маркелов едва слышно хмыкнул, глядя ей вслед, и сунул руки в карманы джинсов.

— Приехал, наконец-то.

Сергей непонимающе глянул на Ольгу, переспросил:

— Что?

— Сашка, говорю, наконец-то приехал. Настя вся извелась. — Оля улыбнулась. — У них любовь.

Они с Сергеем столкнулись взглядами, Маркелов казался задумчивым, но спустя пару секунд его лицо просветлело, и он спокойно кивнул.

— Ясно.

3

Настя без устали вглядывалась в родное лицо, и ей всё казалось, что Сашка изменился. Она давно это заметила, с этой московской работой, он стал серьёзнее, увереннее в себе, решительнее. Всё-таки столица меняет людей. И хотя Аверин работал не в самой Москве, а в Подмосковье, для их провинциального города это было заметной переменой в жизни. В городе были проблемы с работой, маленькие зарплаты, а вот Саша сумел устроиться, начал зарабатывать деньги, и о жизни теперь рассуждал по-другому. И Насте это нравилось. Она им гордилась, и сейчас, глядя ему в лицо, светилась от радости. Ей казалось, что её Сашка невероятно изменился, и, без сомнений, в лучшую сторону.

Она пальцем провела по его лбу, потом по носу, а когда Аверин головой мотнул, улыбнулась.

— Я по тебе соскучилась, — шепнула Настя.

— Это хорошо.

— Хорошо?

— Конечно. Я специально выжидал, чтобы ты как следует соскучилась. Ты не поняла разве?

— Я даже не догадывалась, насколько ты гадкий, — рассмеялась она и обняла его покрепче. Сашка довольно улыбался, и это было здорово, просто видеть его улыбку. Он лежал, устроив голову на её груди, весь в её власти, и Настя без конца его гладила, трогала или наклонялась, чтобы поцеловать. На самом деле жутко соскучилась, и Саша должен об этом знать.

— Что здесь нового? — спросил он. Взял с подоконника пачку сигарет и закурил. А Настя смахнула чёлку с его лба.

— Да ничего, я тебе по телефону новости рассказывала.

— Федька так и работает?

— Да.

— Обалдеть.

Настя рассмеялась.

— И не говори.

— Ольга сказала, что Маркелов приехал. Правда?

Этот вопрос Настю отчего-то насторожил. Но тянуть с ответом показалось ещё хуже, и поэтому она кивнула.

— Да. Если честно, я его почти не помню. А все остальные его знают хорошо. Это странно.

— Ну, ты маленькая была ещё.

— Не такая уж и маленькая.

Саша голову закинул назад, чтобы в лицо ей посмотреть.

— Да? — спросил он, поддразнивая. — Не такая маленькая?

Настя склонилась к его лицу, чтобы поцеловать, и волосы упали вперед, накрывая Аверина каштановой волной.

— Маркелов тот ещё тип, — сказал Саша, когда Настя отстранилась и прервала поцелуй. А она от его слов насторожилась.

— Почему ты так говоришь?

— Да потому что так оно и есть. Одно слово — москвич. В нём хитрости больше, чем живого веса.

Настя усмехнулась, правда, совсем не весело.

— Он учится на юриста.

— Вот, самое ему там место. Без мыла куда угодно влезет.

Что-то совсем не по себе стало, и Солнцева решила, что пора менять тему разговора. Почему они вообще в постели про Сергея говорят? Это как-то неправильно.

— Расскажи мне, что у тебя на работе, — попросила она. — Почему ты так долго не приезжал?

— Я же сказал, чтобы ты поскучала как следует, — Аверин снова рассмеялся. Сигарету затушил, потом руку к Настиному лицу поднял и по щеке погладил. — Солнышко моё. Я тоже скучал.

Настя покрепче его обняла, но пришлось оторваться от любимого, занавеску чуть отдёрнула, когда за окном послышались громкие голоса и свист.

— Сань!

— Всё, никакого покоя теперь не будет, — пожаловалась она. — Всем ты нужен.

— Точно, всем я нужен, — с удовольствием подтвердил Аверин, и с постели поднялся. Настя сразу на себя одеяло натянула, с сожалением наблюдая, как он одевается. Только протянула жалобно:

— Саш.

Он вернулся к ней, но всего на несколько мгновений. Подбородок приподнял пальцем и поцеловал в губы.

— Не хмурься. Пойдём, прогуляемся. У нас вся ночь впереди.

В прихожей, собираясь уходить, встретились с матерью Александра. Настя будущей родственнице бодро улыбнулась и даже задержалась с ней, обсуждая долгое отсутствие любимого сына и жениха. Сашка уже вышел на улицу, Настя в кухонное окно видела, как он за руку с друзьями здоровается, а потом принялась помогать Людмиле Геннадьевне продукты в холодильник убирать, попутно с ней беседуя.

— Тебе не кажется, что он похудел? — спросила та, а Настя с готовностью кивнула.

— Да, но он клянется, что питается нормально.

— Ой, знаю я, чем они там питаются! Десять мужиков! На одних бутербродах и лапше этой ужасной. Настюш, ты бы с ним поговорила. Пусть здесь уже работу ищет.

— Да он ищет, тётя Люд, но… — Настя только руками развела. — Здесь столько платить не будут, а Сашку это уже не устраивает.

— Не знаю. — Она у стола остановилась, и руку в бок уперла, призадумавшись. — Может, и правда, вам лучше уехать отсюда? В Москве всё работы побольше.

Настя сунула в рот конфетку.

— Там жизнь дороже, так что смысла нет. Так папа говорит.

— Тоже верно.

— Насть! — послышалось с улицы. Она снова в окно выглянула, и рукой любимому махнула.

— Иду.

— Иди, иди, — поторопила её Людмила Геннадьевна. — Я ужин буду готовить.

Настя ещё одну карамельку из вазочки взяла и из квартиры выпорхнула.

— Чего тебе там мать внушала? — негромко поинтересовался Саша, когда они в сторону беседки в обнимку шли.

— Да ничего. Говорила, что ты похудел, и что скучает по тебе. А потом сказала, что нам надо в Москву переехать.

Аверин усмехнулся.

— Сама не знает, чего хочет.

— Потому что не знает, как лучше. Я тоже не знаю.

Саша поцеловал её за ухом.

— А тебе и не надо. Главное, что я знаю.

Настя глаза на него подняла, улыбнулась.

— Да?

— Да, — передразнил он её и снова поцеловал.

— О, Саня приехал! — Федька Лер поднялся им навстречу, они с Авериным рукопожатием обменялись, а Настя быстрым взглядом окинула собравшихся в беседке людей. Ольге улыбнулась, а в сторону Маркелова бросила опасливый взгляд. Сама точно не могла сказать, что её в нём настораживает, но его присутствие тяготило. К тому же Сергей так смотрел, с насмешкой и любопытством. К Аверину присматривался, потом Настю долгим взглядом окинул, и снова усмехнулся, правда, уже в сторону, отведя глаза. Пальцем струны гитары перебрал и что-то сказал рядом сидящей Ольге. Та в одно мгновение расцвела.

Самым опасным Насте показался момент, когда Маркелов её Сашке руку для приветствия протянул. Не знала, чего ждала, но внутренне напряглась, когда они взглядами встретились. И выдохнула с облегчением, когда через пару секунд они друг к другу интерес потеряли. Спряталась за Сашкиным плечом, взяв его за руку, и поклялась себе, что на Сергея смотреть не будет. Зачем ей на него смотреть? Даже Саша говорит, что он тот ещё тип.

Но сделать это оказалось не так просто. Как бы Настя не пряталась, не отворачивалась, не приказывала себе не думать, на душе было настолько неуютно и неприятно, что хоть беги. И вроде бы взглядами они с Маркеловым не сталкивались, но она физически ощущала его присутствие. И вспыхивала каждый раз, когда вместо взгляда Сергея ловила взгляд подруги. Это уж совсем ни к чему было. А потом Маркелов петь начал, и пришлось признать, что поёт и играет на гитаре он на самом деле неплохо, раз все замолкли его слушая. Он даже хрипотцы в голос добавил, подражая Высоцкому, а Настя, наверное, была единственная, кому в этот момент рассмеяться хотелось. Она уверена, что Маркелов попросту выделывался. Вот только смех в горле застрял, потому что этот гад без конца останавливал свой взгляд на ней. И вроде бы смеялся, Настя бы даже сказала, что издевался этой песней над сложившейся ситуацией, но умудрился её напугать и смутить. Она потеснее к Сашкиному боку прижалась, и глаза в сторону отвела, делая вид, что даже не слушает, как он поёт. Ей всё равно.

— Вы, правда, у магазина встретились? — спросила Ольга, когда они позже остались наедине. Отошли чуть в сторонку, чтобы отдохнуть от гогота и мужских разговоров. Настя на подругу посмотрела, не сразу сообразив, о чём та говорит, а потом вспыхнула. Хорошо, что к этому времени на улице достаточно стемнело, и заметить предательский румянец на её щеках Ольга не могла.

— С Маркеловым? Конечно. Почему ты спрашиваешь?

— Да просто так.

— Оль, в чём дело? Ты нашла, о чём меня сегодня спрашивать. О Серёжке! Саша приехал, и я…

— Он так смотрел на тебя, когда пел.

— Что?!

— Скажешь, не заметила? А сама за Сашкино плечо пряталась.

Настя осторожно сглотнула.

— Всё это глупости. Что ты, Маркелова не знаешь?

— В том-то и дело, что не знаю. А ты, видимо, знаешь! — в её голосе прозвучало столько обиды, что Настя удивилась.

— И я не знаю.

— Ты ему нравишься.

Солнцева выдержала небольшую паузу, обдумывая услышанное.

— Может быть, — решила она не спорить. — Но мне какое до этого дело?

Ольга отвернулась, подбородок вздёрнула и промолчала.

— Почему ему нравишься ты, а не я? — проговорила она с горечью спустя минуту.

Настя только руками развела, хотела сказать, что понятия не имеет, но в последний момент себя одёрнула. Не стоит признавать свою вину. Да и вины никакой нет, за ней, всё дело в Маркелове.

— Оля, он — бабник. Я тебе говорила. Не стоит принимать его всерьёз.

— А ты не принимаешь?

— Я? — Настя на секунду растерялась. — Нет, конечно.

Ольга хмыкнула, и Насте показалось, что недоверчиво. Стало понятно, что подруга влюбилась не на шутку, а несерьёзное отношение к ней её избранника, Ольгу обижает.

Нестерпимо захотелось уйти. Настя томилась рядом с Сашкой, который по друзьям и ночным посиделкам в беседке соскучился, на Маркелова старалась не смотреть, и старалась показать, насколько счастлива из-за возвращения любимого. Чтобы Сергей увидел и больше к ней не подходил. Чтобы интерес потерял. Вот только самой забыть о его присутствии никак не удавалось, и это заставляло нервничать.

А на следующее утро они снова на остановке общественного транспорта встретились. Правда, в этот раз Маркелов был при галстуке и портфеле, а Настя безостановочно зевала. И из-за этого удостоилась вместо приветствия едкого взгляда.

— Что, бессонная ночь была?

— А тебе какое дело? — огрызнулась она, и стало понятно, что вчерашний день, проведённый вместе, друзьями их не сделал.

— Счастлива?

— Безмерно.

— Это слово пришлось бы по душе моей бабушке. Язвишь?

Она повернулась к нему.

— Что тебе надо? — Взглядами столкнулись, и Насте сразу стало не по себе. За стёклами очков глаза Сергея смотрели колко и насмешливо.

— Кажется, это мы уже обсуждали.

— Тогда оставь меня в покое. Иначе я…

— Что?

— Сашке расскажу!

Маркелов кивнул, усмехаясь.

— Это серьёзное заявление.

— Отстань, — шикнула на него Настя напоследок, и направилась к подъехавшему автобусу. Сергей поднялся на ступеньки следом за ней, и их снова прижало друг к другу. Вот только на этот раз Насте закричать захотелось, настолько сильно было нетерпение от его близкого присутствия. В этот момент она почти ненавидела этого человека.

За всю дорогу они друг другу ни слова не сказали, хотя и стояли рядом. Настя спиной к груди Сергея прижималась, чувствовала жар его тела, дыхание, касающееся её волос, а потом он просто молча отстранился и из автобуса вышел на своей остановке. А она осталась, почему-то не чувствуя никакого облегчения от его ухода. Как сделать так, чтобы не встречаться с ним больше, пока он в Москву не вернётся?

— Вы с Сашкой поругались, что ли? — спросила мама в один из вечеров.

Настя удивилась этому вопросу.

— С чего ты взяла?

— Ты какая-то нервная в последнее время. Из-за работы его, да?

— Мы не ругались, мам. Дело совсем не в этом.

— А в чём?

— Не знаю. Наверное, я не хочу, чтобы он опять уезжал.

— А ему ты об этом сказала?

— Я ему говорила об этом сто раз!

— А он?

— Деньги, — коротко пояснила Настя, и нахмурилась.

— Это на что это он копит? — заинтересовался отец. — На джип?

Галина Викторовна махнула на мужа рукой.

— На какой джип, Юра? На свадьбу он копит.

— Мама!

— А что, не так?

Отец хмыкнул.

— А что на свадьбу копить? На свадьбу должны родители копить.

— Пока родители накопят, мы состаримся, — не удержалась Настя.

— Так вы же не говорили, что пора! Пора или нет, Настён?

Настя неожиданно смутилась и рукой на родителей махнула, ушла в прихожую.

— Давайте потом поговорим.

Можно сказать, что из дома она сбежала. Разговаривать с родителя о предстоящем замужестве одной, без Сашки, показалось ей глупым и даже немного унизительным. Вот уж когда они решат, вместе придут, а лучше его и её родителей в одной комнате соберут, вот тогда и можно обсуждать, а иначе получается, что «без меня меня женили». Саша ни сном ни духом, а она с родителями предстоящий банкет обсуждает.

Как оказалось, Саши дома не было. Людмила Геннадьевна сказала, что он отправился с ребятами на автомобильный рынок и до сих пор не вернулся, хотя прошло уже несколько часов. Сказала это, и раскаялась. Начала Настю успокаивать.

— Ты же знаешь их гаражные дела, опять, наверное, ремонтируют Димкин драндулет. Когда уже его на свалку свезут, не знаю.

Настя натянуто улыбнулась, попрощалась и вышла на улицу. Постояла у подъезда, не зная, чем себя занять. Домой не хотелось, родители, наверняка, снова заведут разговор о свадьбе; Ольга на неё до сих пор обижалась из-за того, что Маркелов, якобы, для неё, Насти, тогда пел, словно она виновата в этом была. Обвела пустой двор потерянным взглядом и пошла к беседке, решив, что из гаража ребята сразу туда придут, и там их поймать легче всего. День выдался душным, и посидеть вечерком в приятной прохладе — что может быть лучше? Вот только не рассчитывала с Маркеловым столкнуться. Тот как раз из своего подъезда вышел, её увидел и замер, словно хищник, добычу почуявший. А Настя даже не подумала дать ему понять, что заметила его. Гордо отвернулась и направилась к беседке. Маркелов, конечно же, за ней увязался, на это она почему-то не рассчитывала. В беседке он появился спустя полминуты после неё, но не сел, а на перила облокотился, разглядывая девушку.

— Где все? — поинтересовался он.

Настя безразлично пожала плечами.

— В гараже, наверное.

— Ясно.

— Может, ты к ним пойдёшь? Там наверняка очень интересно, — не удержалась она от язвительности.

— Где? В гараже? С железками, мазутом и бензином? Спасибо, но нет.

Она фыркнула.

— Я и забыла, ты же у нас джентльмен. А джентльменам не пристало возиться с мазутом и бензином.

— Точно. — Сергей легко через старенькие перила перемахнул и присел напротив Насти, не спуская с неё глаз. — Машина — это средство передвижения, а не спасение от скуки. Я и в детстве конструкторы не любил.

Настя сложила руки на груди, защищаясь от его настойчивости.

— А что любил ты?

— Книги. Всегда любил читать. У деда огромная библиотека.

Настя сверлила его взглядом. Потом спросила:

— Когда ты уедешь?

Маркелов рассмеялся.

— Тебе не стыдно? Где твоё гостеприимство?

— Иссякло.

— Интересно, почему. Что я такого сделал?

— Ты сам знаешь.

Он головой покачал.

— Нет, объясни. Что я сделал? Я не виноват в том, что в моём присутствии тебя трясёт.

— Что?! — Она некрасиво вытаращила глаза, а всё из-за жаркой волны, что окатила её изнутри после его слов. — Что ты придумал?

— Насть, — проговорил он и даже голову на бок склонил, вроде бы призывая её не врать, хотя бы самой себе.

Она резко поднялась и руки опустила. Потому что они вдруг сами опустились, выдавая её волнение.

— Маркелов, ты что, глухой или слепой? Разве я тебе не говорила… не просила не приставать ко мне? У меня есть парень, то есть жених. Мне больше никто не нужен. Тем более, ты.

— «Тем более» я, пожалуй, пропущу мимо ушей, а во всём остальном… Я же не говорил, что я тебе нужен. Но тебя ко мне тянет. Что не было здесь твоего Саши, что сейчас он здесь, ничего не изменилось. — Он смотрел на неё снизу вверх, в лицо заглядывал, потом улыбнулся. — Ты бы видела сейчас свой взгляд, — Сергей даже головой качнул. — Ты на самом деле думаешь, что это возмущение? Или злость? — Он руку протянул, а Настя отскочила назад.

— Не трогай меня, — угрожающе начала она, и вдруг сама прочувствовала дрожь в своём голосе, и это был совсем не испуг. Она не боялась Маркелова. С чего ей его бояться? Скорее уж надо бояться себя.

Хотела мимо него пройти, чтобы из беседки выскочить, но Сергею удалось схватить её за руку. Обратно потянул, Настя даже замахнулась на него, но Маркелов лишь рассмеялся. А потом в его глазах вдруг промелькнуло удивление.

— Ты что, на самом деле, не понимаешь? Настя, — он ближе к себе её притянул, и она теперь стояла между его расставленных ног, Сергей коленями её ноги сжал, не давая вырваться.

— Отпусти, — попросила она, начиная впадать в панику. Пленённой рукой осторожно покрутила, но Маркелов и не подумал подчиниться, наоборот ладонь её перевернул и принялся гладить её большим пальцем, водя по линиям, вверх-вниз, вверх-вниз. Настя почувствовала озноб, по позвоночнику пробежала дрожь, девушка уже всерьёз перепугалась и руку отдёрнула, вложив в это действие всю свою решимость. Сергей спорить не стал, руку её отпустил, правда, заметил:

— Мне кажется, ты торопишься.

— Это ты торопишься, — в раздражении отозвалась она. — Дай мне уйти.

Он пропустил это мимо ушей.

— Ты уверена, что он тот, кто тебе нужен?

Руки Маркелова спокойно лежали на коленях, он больше не пытался схватить её, правда, коленями по-прежнему сжимал её ноги, не давая уйти. Они с Настей находились так близко друг к другу, что она была уверена — Сергей слышит, как стучит её сердце. Но зря он думает, что у неё не осталось сил на сопротивление.

— Я уверена.

— Сомневаюсь. Насть, ты на самом деле думаешь, что он там только работает? Неделями?

Её глаза удивлённо распахнулись после такого заявления, в первый момент Настя даже не обиделась и не возмутилась, это потом уже рванулась, но Маркелов этого видимо ждал, и в этот раз сумел её удержать. Настя попыталась его оттолкнуть, упёрлась в его плечи руками.

— Какая же ты оказывается сволочь!

— Да?

— Да! — По плечу его стукнула кулаком. — Не трогай меня!

Он даже не подумал её отпустить, напротив, потянул на себя, и Настя едва не упала, только в последний момент успела упереться руками в перила за спиной Сергея, и получилось так, что нависла над ним. Правда, никакого преимущества от этого не получила. А этот гад ещё и голову назад откинул, и теперь они едва не касались друг друга губами. Конечно, этого он и добивался. В глазах вспыхнуло торжество, на губах улыбка, кажется, он всерьёз полагал, что теперь уж Настя сдастся и позволит себя поцеловать. А возможно, и сама его поцелует. В этом человеке столько самомнения, что он вполне может этого ожидать.

— Я убью тебя, — проговорила она негромко и прямо ему в губы. — Если ты меня сейчас же не отпустишь, я тебя убью. Точно.

Его улыбка стала шире. Он молчал, а Настя вдруг почувствовала себя полноценным участником его игры. Всё отступило, даже страх и волнение, важно было, кто выйдет победителем из этого боя, у кого появится преимущество. В глаза друг другу смотрели, и раздумывали о следующем шаге.

— А я тебя хочу. Это равноценные желания, как считаешь?

Чёртов голливудский блокбастер. Настя только моргнула в растерянности, не зная, как реагировать на это признание. Никто и никогда не говорил с ней столь откровенно да ещё настолько ровным тоном, даже Сашка. Он обычно эти слова ей на ушко нашёптывал, дразня, а Маркелов просто сказал, глядя в глаза, правдорубец проклятый. И ведь наверняка понимает её смущение и наслаждается им. Первопроходцем себя чувствует, не меньше.

С трудом удалось взять себя в руки, даже улыбнулась, пусть и криво.

— Это потому, что у тебя никогда не было рыжих?

— И поэтому тоже. Ты мне нравишься, почему я должен это скрывать?

— Может потому, что ты мне не нравишься?

— Нравлюсь. Просто ты боишься. Из-за своего Аверина. Насть, я не думаю, что это хорошая идея — выйти за него замуж.

— А кто ты такой, чтобы за меня думать?

— Ты умрёшь с ним со скуки, — словно не слыша её, продолжал Сергей. — А он с тобой. Он не знает, как с тобой обращаться.

— Скажи честно, в библиотеке твоего деда было много любовных романов?

Его губы раздвинулись в понимающей улыбке.

— Была парочка. Но меня больше интересовала «Кама-Сутра», старинный, дорогущий фолиант. С картинками.

— Серёж, ты совсем дурак, что ли? — обиделась она. Рукой от перил оттолкнулась и выпрямилась. И только тогда заметила неподалёку одинокую фигурку. Голову повернулась и едва не застонала вслух, узнав Ольгу. — Чёрт.

— Что?

Маркелов тоже выпрямился, наконец ноги разжал, и Насте удалось от него отскочить. Он тоже Ольгу увидел, правда, она к тому моменту уже быстрым шагом направилась обратно во двор.

— Она не могла ничего видеть, Насть.

Солнцева же была уверена в обратном. Тут и видеть нечего было — она стояла, наклонившись к Сергею, тот её ногами практически обнимал, и в этой позе они провели достаточно долгое время. Ольга наверняка решила, что они целовались. Захотелось ещё раз чертыхнуться, вместо этого по руке Маркелова стукнула, когда он снова к ней потянулся.

— Ты во всём виноват!

— Настя! — крикнул он ей вслед, но она лишь отмахнулась и кинулась догонять подругу.

Во дворе Ольги не оказалось. Настя в растерянности огляделась, не понимая, куда та за минуту деться могла, постояла на детской площадке, поджидая подругу, потом дошла до скамейки под кустом сирени, и не найдя Олю и там, решила пойти к ней домой. Дверь открыть ей не пожелали. Настя ещё с улицы заметила свет в окнах квартиры, да и слышала шаги и голоса за дверью, но открывать ей не торопились. Тогда она позвала, уверенная, что Ольга за дверью притаилась:

— Оль, открой, а. Я тебе всё объясню. — Настя тихонько поскреблась в запертую дверь. — Ты всё не так поняла.

— Серёжа, ты дурак? — передразнила меня Ольга из-за двери, но с совсем иной интонацией, более игривой. А потом загремели замки, и подружка всё-таки выглянула, взглянула на неё с укором. — Скажи, что этого не было.

— Оля, — Настя даже попыталась рассмеяться, чтобы обстановку разрядить, — ну я же не виновата, что он на самом деле дурак! И бабник, я тебе говорила…

— Говорила, — подтвердила она, и взгляд её нисколько не смягчился, скорее уж наоборот. — Ты мне говорила, а сама не упустила случая!

— Да какого случая? — Настя поневоле начала злиться. — Ты хоть думаешь, что говоришь? Зачем мне Маркелов?

— Тебе лучше знать. Может, про запас?

— Оль, я ведь обидеться могу, — предупредила её Солнцева, растеряв всю доброжелательность. — Тебе не стыдно? Ты что, знаешь меня плохо?

— Начинаю узнавать, — огрызнулась подружка, и дверь захлопнула.

Настя даже не сразу поняла, что произошло. В растерянности уставилась на закрывшуюся перед её носом дверь, хотела позвонить ещё разок, но передумала, справедливо оскорбившись. Кто бы мог подумать, что они с Ольгой так глупо рассорятся из-за парня, к тому же практически незнакомого? Неужели она сама не понимает, насколько это глупо? Да просто заподозрить её в том, что ей понравился кто-то, когда Сашка рядом, что она могла ответить на ухаживания Маркелова… Наверное, Ольга на самом деле плохо её знает. Или ревность ей глаза застила. Иначе чем ещё подобное поведение объяснить?

А виноват опять Маркелов. Виноват! У него в одном месте взыграло, а страдают другие!

Совершенно некстати Саша где-то загулял с друзьями, можно было, конечно, дойти самой до гаражей, но Настя была не в том настроении. Она ещё немного посидела на лавочке под кустом сирени, в одиночестве, переживая случившееся, а потом, когда заметила, что в комнате родителей свет погас, решила вернуться домой. На цыпочках пробралась по квартире к своей комнате, и ещё долго сидела у окна, вглядываясь в стремительно сгущающиеся сумерки, надеясь, что Сашка всё-таки появится во дворе, и ей будет, кому пожаловаться. Правда, подумав об этом, поняла, что вряд ли найдёт слова, чтобы объяснить ему случившееся… Если она расскажет про Сергея, будет смертоубийство.

Но Ольга!.. Как ей только в голову прийти могло?

Весь следующий день Настю не покидали тревожные мысли. Она бродила по городским улицам, в этот день с заметным трудом находя нужные адреса, общалась с людьми, но каждая улыбка давалась ей с трудом. Мысли о подруге, о её несправедливых обвинениях, покоя не давали. К тому же огорчало то, что с Сашкой увидеться не удалось. Вечером она его не дождалась, а будить его рано утром не решилась. Так и ушла на работу, не прояснив ни одного недоразумения.

— На тебе лица нет, — сказала мама, когда Настя домой вернулась. Та сандалии с уставших ног скинула, сумку с плеча сняла и прошла на кухню. Галина Викторовна следом за ней направилась. — Заболела, Насть?

— Да нет. — Солнцева на табуретку села, вытянула ноги и налила себе воды в высокий стакан. Сделала несколько больших глотков. — Устала. Жара такая…

— И ночью не спала, да?

— Откуда ты знаешь?

— Слышала, как ты бродила полночи. Сашка где был?

— В гараж вчера ушёл и пропал.

— В гараж! — Галина Викторовна пренебрежительно фыркнула. — Начинается.

— Да ладно, мам. Он отдохнуть приехал.

— Вот и отдыхал бы, а не по гаражам с дружками шлялся.

— Ну как я ему запрещу?

— А вот так, похитрее надо быть, ты же умеешь.

Настя улыбнулась.

— Не успела. Он до моего прихода смылся.

Галина Викторовна от плиты обернулась.

— Он когда уедет? Может, на выходные в деревню съездим?

— К бабушке?

— Да. А что?

— Да ничего. А Сашку зачем брать?

— Ну как же. — Насте достался выразительный взгляд. — Раз уж со свадьбой решили, надо бабушке сказать.

— Ой, мама! — Настя поднялась. — Мы ещё ничего не решили, что вы с отцом события торопите?

— Торопите не торопите, а всё может быть, — весомо заметила Галина Викторовна и посмотрела так, что Настя поневоле смутилась.

— Мама!

— Куда ты пошла? Ты есть будешь? — Галина Викторовна выглянула из кухни, чтобы дочери вслед посмотреть.

— Не буду! — отозвалась та немного возмущённо. В прихожей перед зеркалом причесалась, губы подкрасила, и, кинув быстрый взгляд на часы, из квартиры вышла. Точнее, почти выбежала. Вдруг поняла, что ни минуты больше терпеть не может, ей просто необходимо увидеть Сашу, пожаловаться ему, рассказать, насколько сильно соскучилась по нему. Ну, и конечно выговор небольшой сделать за вчерашнее. Бросил её!

Ольгу она заметила, как только из подъезда вышла, та на лавочке под сиренью сидела, с Федькой разговаривала, но когда Настю увидела, странно напряглась, Солнцева даже с такого расстояния это заметила, а потом и вовсе отвернулась. У неё внутри сразу поднялась волна гнева. Вот ведь дура! Никогда за ней подобного не подозревала.

Федька ей рукой махнул, а Настя в ответ скорее отмахнулась от него и направилась к Сашкиному подъезду. В дверях с Людмилой Геннадьевной встретилась, но та ей не улыбнулась, как обычно, лишь коротко кивнула, глянула в некотором смятении и дальше пошла. А Настя ей вслед обернулась, едва удержалась, чтобы руками не развести. Что происходит-то? Что она Людмиле Геннадьевне сделала?

Сашка ей дверь открыл почти сразу. Был какой-то встрёпанный, недовольный и на неё смотрел исподлобья. Настя нахмурилась.

— Ты обалдел? — налетела она на него с порога, от переизбытка эмоций. — Саш, я тебя весь вечер ждала, а ты пил?

— Не ори, а.

— Что так? Голова болит? Так тебе и надо.

Он отвернулся от неё, на кухню прошёл и достал из холодильника бутылку воды. Солнцева же у стола села, наблюдая за ним с неудовольствием. Потом в окно выглянула, посмотрела на заросли сирени у детской площадки. Лавочки было не видно, зато на виду был Федька Лер, который стоял рядом, крутил в руках ключи и разговаривал с кем-то. Хотя, она знала, что с Ольгой, видела же её с ним всего минуту назад.

— Ты где была? — спросил Саша, а она удивилась его тону, и глаза от окна отвела. Посмотрела на любимого.

— На работе. Ты знаешь который час?

Он лоб рукой отёр.

— Как работалось?

Насте активно не нравился его тон.

— Как всегда.

Аверин хмыкнул.

— А как всегда работается?

— Не понимаю, у тебя настроение плохое, что ли? Никак не отойдёшь с утра?

— А чего ты огрызаешься?

— А ты чего идиотские вопросы задаёшь? Как мне работалось? Хреново мне работалось. У меня вообще работа не блещет. Не знал? Так я ещё раз расскажу, мне не трудно.

Он напротив стола остановился, задравшуюся футболку одёрнул, а Настя только тогда заметила насколько та мятая. Явный признак того, что Сашка весь день на диване провалялся. Значит, точно похмельем страдает, вот и бесится.

— Значит, работа у тебя хреновая, да? — повторил Саша, раздражая Настю этим ещё больше. — Что ещё у тебя хреново? Жизнь в принципе? Включая меня, наверное, да?

Вот тут Настя всерьёз заподозрила неладное, и решила поостеречься и на Сашку пока не нападать. Осторожно поинтересовалась:

— Ты о чём?

— Да всё о том же, — отрезал он. — Красивой жизни захотелось? Как в кино. Не работать на хреновой работе, отдыхать в хороших местах… Что ещё ты хочешь?

Настя растерянно моргнула, не понимая, к чему он ведёт.

— Саш.

— Что «Саш»? — рыкнул он негромко, но от этого ещё более устрашающе. — Весь двор про тебя говорит. Ты не знала? Или не хотела знать?

— О чём говорит?

— О тебе и Маркелове.

— Что?! — Настя даже рот открыла, но все слова куда-то делись, и она замерла, только глаза на Сашку таращила, затем нервно сглотнула.

Аверин её взглядом к стулу пригвоздил, а на лице даже не возмущение, не сожаление, а пренебрежение. Разглядывал её как нечто недостойное себя.

— Скажи, что люди врут.

— Да какие люди, и что врут? — Настя поднялась. — Ты с ума сошёл? Ты в чём меня обвиняешь? — Она невольно повысила голос. — Ладно, Ольга спятила, у неё от любви мозги отшибло, но ты-то!..

— А что, Ольга в курсе, да?

Настя замолчала, не зная, что ещё сказать. Только потом задала совершенно глупый вопрос:

— Саш, ты серьёзно? Ты поверил?

— А где ты была вчера вечером?

— А где ты был вчера вечером?! — выкрикнула она. — Ты ушёл с дружками пьянствовать, и тогда не подумал, где я и что я, а теперь меня обвиняешь?

— Но ведь ты с ним была! — заорал он в ответ. — Ты была с ним, и нечего отнекиваться! Вас видели!

Настя в сердцах махнула рукой.

— Ольга? Это она тебе сказала?

— Нет, не Ольга!

Настя постаралась перевести дыхание.

— Ты врёшь. Это она тебе сказала. А ты поверил. Как ты мог поверить?

— Может, потому, что вижу, как он на тебя смотрит? И это все видят.

— И что? Я ведь…

— А ты шатаешься с ним по городу и проводишь с ним вечера! — перебил её Аверин. — И это ты с ним в беседке целовалась.

Настя только головой покачала.

— Не было такого.

Саша неприятно усмехнулся.

— Я же просил тебя держаться от него подальше. Просил? Он ведь поиграется с тобой, дурой, и бросит. Уедет в Москву, или ты рассчитываешь, что с собой позовёт?

— Да пошёл ты!

Настя из кухни выбежала, Саша её только у входной двери поймал и за руку схватил, втянул обратно в квартиру.

— Настька, если ты к нему пойдёшь…

Она попыталась его оттолкнуть.

— То что? Ты мне угрожаешь? И не смотри на меня так, — выдохнула Солнцева ему в лицо, потом даже по щеке его слегка ударила, заставляя отвернуться. — Как ты мог поверить, я не понимаю. Ты людям поверил, а мне нет. Ты услышал какой-то бред… то, что она от ревности наболтала, и поверил, что я с ним?.. — Она затряслась крупной дрожью, Сашу от себя оттолкнула и заявила напоследок: — Вы все сошли с ума. Других слов у меня для вас нет!

Сосем — совсем! — некстати на лавочке под сиренью обнаружился Сергей. Настя, возмущённая произошедшим разговором, из подъезда Аверина выбежала и направилась прямо к подруге, желая той вправить мозги. И ей было всё равно, сколько свидетелей вокруг будет. В этот момент она Ольгу готова была задушить своими руками. А когда Маркелова рядом с ней увидела, и то, как Ольга спокойно с ним разговаривает, все слова от злости растеряла. Ей было не до Лера, который смотрел на неё удивлённо, не до Сергея, который с лавки поднялся, увидев её, Настя на подругу смотрела, а в душе такую обиду чувствовала, что даже задыхалась.

— Ты заболела, Оль? — поинтересовалась она, наконец, свистящим шёпотом. — Или ты головой ударилась? Ты что наделала?!

Ольга в первый момент отвернулась от неё, но потом видимо смелости набралась и на Настю посмотрела, попыталась выглядеть удивлённой.

— Я не понимаю…

— Да всё ты понимаешь! Это ведь ты слух по двору пустила, да? И Сашке рассказала!

— Я не рассказывала! — начала отнекиваться та, а Настя только руками развела в бессилие.

— Правильно, ты всем остальным рассказала. Как ты могла, а?

Ольга кинула быстрый взгляд на Маркелова, и заметно было, что жалеет о его присутствии, Настя была уверена, что не будь здесь Сергея, разговор между ними вышел бы совсем другим. А тот теперь взгляд с одной на другую переводит и хмурится.

— В чём дело? — наконец спросил он у Насти.

— У неё спроси! — Она ткнула пальцем в Ольгу. Взглядом в подружку упёрлась. — Даже не знала, что ты такая гадина. Причём ревнивая!

— Это я гадина? — Ольга тоже вскочила, но Федя успел между ней и Настей вклиниться. Заметно было, что разборками между лучшими подругами безмерно удивлён, но ситуацию старался контролировать.

— Девчонки, вы чего? Успокойтесь.

— Насть, — начал не на шутку обеспокоенный Маркелов, и даже за руку её взять попытался. Солнцева на шаг отступила, на Сергея посмотрела, желая и ему высказать всё, что думает, о том, что это он виноват в сложившейся ситуации, а ведь она его предупреждала и не раз, но не успела. Сашка из-за кустов выскочил, и без всяких лишних слов двинул Маркелову кулаком в челюсть. Ольга завизжала, Сергей упал на спину и в первые секунды не шевелился, оглушённый, а Настя замерла в шоке. Вроде бы долю секунды назад Маркелов её за руку держал, а сейчас уже лежит на земле, а Аверин кричит, угрожая ему. Он ещё сделал шаг, к Сергею наклонился, не обращая внимания на Лера, который его оттащить пытался, снова замахнулся, а Настя вдруг что есть силы толкнула его.

— Ты сдурел?! Ты что делаешь?

Саша отскочил и теперь уже на неё посмотрел разъярённо.

— Что? Жалко стало? Я же говорил тебе: не ходи к нему! Не утерпела?

— Мозги включи, наконец! — крикнула ему Настя, и на корточки перед Сергеем присела, с тревогой вглядываясь в его лицо. Он, к тому моменту, уже сел, головой потряс, приходя в себя, потом рукавом рубашки кровь с разбитой губы вытер. Пытался взгляд на её лице сфокусировать, а ещё выглядел ошарашенным.

— Серёж, как голова? Кружится?

Маркелов странно выдохнул, надув щёки, поморгал, а Настя пальцем ему подбородок подняла, надеясь хоть так кровь остановить.

— Насть, пойдём.

Она оглянулась через плечо, одарила Аверина красноречивым взглядом. А он повторил, более настойчиво и даже руку к ней протянул:

— Пойдём.

— Зачем? — огрызнулась она. — Чтобы ты дома меня в косяк впечатал? — Настя обвела всех присутствующих выразительным взглядом, особенно досталось Ольге и Саше. — Вы оба спятили, у вас воображение больное. — Она помогла Сергею подняться.

— Насть, если ты уйдёшь… — угрожающе продолжил Аверин, но Настя и в этот раз его перебила.

— Если бы ты мозги не пропил, я бы не ушла. Ольга вон тебя выслушает, у вас много общих тем для разговора.

— Я только правду сказала!

— Лучше бы ты думала, прежде чем говорила!

— Настя! — рявкнул Аверин.

Маркелов всё-таки выпрямился, головой осторожно покрутил, к невероятно болевшей скуле ладонь прижал, и спросил:

— Что, чёрт возьми, происходит?

Ответить ему никто не пожелал.

4

На третий вечер, что Настя дома провела, за закрытой дверью собственной комнаты, даже родители забеспокоились. Когда после ужина дочь молча поднялась из-за стола и направилась к себе, Юрий Николаевич не выдержал и спросил:

— Ты что, и Сашку провожать не пойдёшь?

Насте пришлось остановиться и обернуться, хотя разговаривать с родителями настроения не было. Ей и так было не по себе, она прекрасно знала, что Саша уезжает сегодня вечером, и просто сидеть дома, ничего не предпринимая, было очень тяжело. Но она не могла смириться с его отношением, с тем, что он ей наговорил, что натворил, во что поверил, и с тем, что за прошедшие три дня и не подумал прийти к ней, и если не помириться, то хотя бы прояснить ситуацию. А Саша не пришёл. Настя несколько раз видела, как он проходил мимо окон их квартиры, бросал осторожные взгляды, но неизменно отворачивался, словно знал, что она за ним наблюдает из-за занавески. А Настя столько слёз за эти дни пролила, что эту самую занавеску можно было выжимать. В голове по-прежнему не укладывалось, как она могла попасть в такую жуткую ситуацию. И огорчало больше всего даже не реакция и неадекватное поведение Аверина, а то, что Ольга сделала. С какой лёгкостью она отказалась от многолетней дружбы, а всё из-за влюблённости, точнее, из-за ревности и обиды. А слух о том, что в Сашкино отсутствие Настя гуляла с Маркеловым, по двору разлетелся в мгновение ока, и теперь, стоило ей показаться на улице, на неё все смотрели косо. И ладно бы друзья, ровесники, с которыми она общалась достаточно близко, но ведь и взрослые люди. Как оказалось, даже старушки, сплетничающие на лавочках, всё знали о её личной жизни. Настя раньше не задумывалась о том, что их с Сашей отношения у всех на виду. Все давно привыкли, что они пара, встречаться начали, когда она ещё в школе училась, и их дальнейшая женитьба должна была стать закономерным продолжением отношений. А тут неожиданно всё рухнуло, и из-за кого? Из-за Серёжи Маркелова, москвича! Вот это «москвич», больше всего раздражало. На Насте словно клеймо поставили: связалась с приезжим, дурочка, за лучшей жизнью погналась! И невозможно было доказать, что это не так, что у неё и в голове ничего подобного не было, что всё это придумано и даже не ею, а больным воображением подруги её детства. Может, поэтому и не верили?

Настя к косяку плечом привалилась, глядя на родителей, и не зная, что им ответить.

— Сходи, — посоветовала мама. — Сколько можно дуться?

— А что, похоже, что я дуюсь?

Отец недовольно глянул исподлобья.

— Всыпать бы вам обоим, — проговорил он. — То жениться собрались, потом разговаривать перестали. Вам лет-то сколько?

Настя насупилась совсем как в детстве, когда её за какую-нибудь проделку отчитывали, и руки на груди сложили.

— Я ничего не делала, а если он считает по-другому, то это не моя проблема. За что я должна просить прощения? Я ничего не делала!

Родители переглянулись. Стало ясно, что неприятные слухи и до них дошли. Настя гордо расправила плечи.

— Сам придёт, — решила она, наконец. — Вот пусть едет и подумает… Может, если с дружками каждый вечер проводить не будет, то мозги на место встанут, а если нет… Я ни в чём не виновата! — закончила она с отчаянием.

Галина Викторовна пришла в комнату дочери чуть позже, на край дивана присела и решительно поинтересовалась:

— Объясни мне, что происходит.

Насте пришлось чуть сдвинуться, убрать ноги, чтобы маме было удобнее сидеть, книгу закрыла. Если честно, даже вспомнить не могла, о чём читала. Просто переворачивала страницы, когда текст кончался, а думала совсем о другом. О том, что, наверное, не переживёт, если Сашка уедет и всё-таки не решит с ней поговорить перед отъездом. Они ещё никогда так серьёзно не ругались, никогда он не подозревал её в измене. Оказывается, это ужасно — чувствовать себя настолько беспомощной.

— Сходи и поговори с ним, — посоветовала Галина Викторовна, выслушав дочь. — Это ребячество какое-то. Почему он поверил Ольге, а не тебе?

— Вот и я об этом думаю.

— Так поговори с ним!

— А ты думаешь, я не пыталась? Но он упёрся, он когда меня видит, говорить может только о Маркелове!

Галина Викторовна внимательно на дочь смотрела.

— А ты что об этом Маркелове думаешь?

Настя поджала губы.

— Я вообще о нём не думаю.

— Да?

— Мама, и ты туда же?

— Ну… Я его видела, симпатичный. — Галина Викторовна дочь по коленке потрепала. — И знаешь, я совсем не удивляюсь, что ты ему понравилась.

— Я ему понравилась? — Настя даже фыркнула в пренебрежении. — Мама, он бабник!

— Да? А лет ему сколько?

— Какая разница? Это либо есть, либо нет. В нём — с лихвой, поверь мне!

Не зная, что ещё сказать, Галина Викторовна осторожно пожала плечами и с дивана поднялась.

— Что ж, думаю, ты его лучше знаешь.

— Слава богу, нет, — негромко проговорила Настя.

— Но с Сашей поговори. Нельзя так всё это оставлять. Если, конечно, ты сама не решила ваши отношения закончить.

Настя посмотрела испуганно.

— Я не решила.

— Тогда тебе лучше прислушаться к моему совету. Оставлять проблемы нерешёнными — не выход. Они никогда сами не решаются.

Солнцева глянула за окно, уже сгущались сумерки.

— Он, наверное, уже уехал, — с сожалением проговорила она. — И что мне делать теперь?

Галина Викторовна руками развела.

— Теперь только ждать. Вот приедет он на выходные, тогда и поговоришь. Может, он за это время и правда, успокоится немного. — Головой качнула. — Всё-таки молодость — это ошибки. Когда я была в твоём возрасте, мне мама это говорила, а мне смешным казалось. Думала, что лучше неё всё знаю.

Когда мама из комнаты вышла, Настя на диване села, подтянув под себя ноги, и в окно выглянула, отдёрнув лёгкую занавеску. Появилось стойкое ощущение, что она на самом деле совершила ошибку. Нужно было плюнуть на свою гордость и самой с Сашкой поговорить, выяснить всё до его отъезда. Как она теперь жить будет, зная, что он считает её предательницей? А если он не приедет через неделю, если снова пропадёт чуть ли не на месяц? Она ведь с ума сойдёт.

Но ночью ей приснился совсем не Саша. Настя даже сквозь сон чувствовала удивление и беспокойство, но этой ночью в её сне царил Сергей Маркелов. Видела, его словно наяву, правда, совершенно не помнила, о чём они разговаривали, зато в память врезался поцелуй. А ещё — как долго она смотрела ему в глаза, когда он склонился над ней. И прикосновение его губ помнила, словно это в реальности когда-то с ней происходило. Она целовалась с Маркеловым! С этой мыслью Настя проснулась ранним утром, взволнованная, с бьющимся сердцем, даже вспотевшая. Одеяло в сторону откинула и несколько минут лежала на смятых простынях, приходя в себя. Никак не могла выкинуть из памяти этот дурацкий сон. Настолько реальным он ей показался. И кажется, на поцелуе там дело не закончилось. Это же надо… Этот человек ей, можно сказать, что жизнь сломал, а ей эротические сны снятся с ним в главной роли.

Какими окольными путями она в тот день на работу пробиралась, это нужно было знать. Очень боялась с Сергеем столкнуться. Да и с Ольгой тоже, но её просто видеть не хотелось, страх тут был ни при чём. Из дома вышла, свернула тут же за угол, и, пройдя через пустырь, вышла к другой автобусной остановке. И только тогда вздохнула с облегчением, уверенная, что здесь точно ни с кем из знакомых не столкнётся.

Правда, как выяснилось, зря она пользовалась той же дорогой в последующие несколько дней, её манёвры всё-таки были замечены. Как-то столкнувшись в магазине с одним из приятелей Аверина, удостоилась едкого взгляда и замечания:

— Бегаешь ото всех, да?

— Я? — удивилась Настя. — С чего бы это?

— Не знаю с чего. Через двор не ходишь, только через пустырь. Стыдно, что ли?

Настя нахмурилась, а потом посоветовала:

— Да пошёл ты. — Гордо отвернулась и ушла, но неприятный осадок остался. Теперь каждое её телодвижение рассматривается под лупой и расценивается, как признание вины. Никому даже в голову не приходит, что она скрывается от того самого Маркелова, а все решили, что от них, потому что совесть замучила. Так и хочется с досады сплюнуть.

Сергея она избегала вполне удачно, даже сумела на работе отказаться от писем в адвокатскую контору его дяди. Неизвестно, но скорее всего этот адрес передали именно Ольге, но Настя убеждала себя, что ей всё равно. А мысли о подруге, теперь, по всей видимости, бывшей, старалась из головы выбросить. Её больше всего обижало даже не то, что Ольга так гнусно наболтала всяких небылиц про неё, а то, что после всего этого она не оставляла попыток обратить на себя внимание Маркелова. Это Настя знала наверняка. Видела из окна несколько раз, как Ольга его у подъезда караулит. В голове не укладывалось: как человек может так резко измениться? Откуда вылезли все эти неприятные качества и манеры? Почему Ольга с такой лёгкостью отказалась от их дружбы из-за призрачной надежды заинтересовать незнакомого парня? Настя никак не понимала Ольгу и из-за этого тоже злилась на Сергея. Что он сделал с ней? С ними со всеми? Приехал и всех рассорил. Поэтому и не обрадовалась совсем, когда в один из вечеров он к ней домой явился. Причём не под окно, как в прошлый раз, а прямо в дверь позвонил, словно ей мало из-за него неприятностей!

Родителей дома не было, ещё не успели с работы вернуться, и Настя, открывая дверь, признаться, думала, что это кто-то из них, а увидев Сергея растерялась. Они уже неделю не встречались и не разговаривали, она считала, что и не будет больше никаких встреч, скоро он уедет, а она останется налаживать свою рухнувшую жизнь. А Маркелов снова поступил ей наперекор и пришёл.

— Тебе чего? — несколько подозрительно поинтересовалась она. Сергей же плечами пожал и легко улыбнулся.

— Да ничего, проведать тебя пришёл. Ты прячешься, что ли, Насть?

— Не прячусь, — отказалась она с напускным возмущением. — С чего ты взял?

— Тебя неделю уже не видно нигде.

— А зачем тебе меня видеть? Не насмотрелся?

Маркелов показательно вздохнул.

— Ты ещё и злишься, — сказал он. А потом вдруг за руку её взял и в подъезд вытащил, Настя даже опомниться не успела. — Всё так плохо? — поинтересовался он, стараясь поймать её взгляд.

Настя от него отпрянула, руку свою освободила.

— А то ты сам не знаешь, — огрызнулась она, и вдруг поняла, что нервничает. Смотреть на него не хотела, взгляд блуждал вокруг, но на лице Сергея ни разу не остановился, даже на долю секунды.

— Не знаю. Ты из-за Ольги переживаешь? Да плюнь. Ну, наболтала она сдуру…

— Сдуру? Она может и сдуру, а все поверили!

— Кто?

— Да все!

— Не знаю, мне никто ничего не говорил.

— Правильно, ты здесь гость. А я здесь живу! Даже до родителей дошло, что я… что мы с тобой… — Настя окончательно запуталась и лишь рукой махнула в беспомощности. — А ты говоришь, что она сдуру.

Сергей смотрел на неё пристально, потом спиной к перилам прислонился. Хмыкнул.

— Ты поэтому больше в контору не приходишь?

Настя вдруг испугалась этого вопроса, головой отрицательно покачала, решив соврать.

— Нет, просто мне больше не дают ваш адрес.

— Ну конечно, — не поверил он, — и его резко стали давать Ольге. Насть, тебе не стыдно?

— Вот мне до кучи ещё стыда не хватает!

— Я не понимаю, ты боишься или злишься? Хочешь, я с Ольгой поговорю.

— Поговоришь? — Настя всё-таки посмотрела ему в лицо, удержаться не смогла. — Правда, поговоришь? То есть, пока я дома отсиживаюсь, она в наступление перешла? — Маркелов откровенно скривился, а Настя кивнула, найдя в его взгляде подтверждение своим догадкам. — Прекрасно. Поздравляю тебя. Точнее, вас обоих!

Повернулась, хотела в квартиру зайти, но Сергей её удержал. Настя оказалась прижатой спиной к его груди, и к собственному ужасу, не сразу начала сопротивляться. Её вдруг накрыло запахом его одеколона, теплом, и вместо того, чтобы почувствовать справедливую злость, у неё слёзы на глаза навернулись. Абсолютно непонятная реакция.

— Насть, Насть, ну что ты выдумываешь? Между прочим, это ты ей адреса и явки сдала. Она теперь каждый день в конторе появляется. И обязательно к концу дня, чтобы нам вместе домой вернуться. И скажи, что это не твоя вина.

— А зачем ты мне всё это рассказываешь?

Он расстроено выдохнул прямо ей в ухо. Стало щекотно, Настя головой качнула, а Маркелов вдруг носом в её волосы зарылся.

— Не знаю, жалуюсь, наверное.

Настя замерла в его руках, потом попыталась освободиться. Сергей руки разжал, выпуская её из объятий, но при этом сказал:

— Прятаться ото всех глупо. Ты ведь знаешь, что не виновата.

— Знаю. И ты знаешь, что я не виновата.

— Ну вот.

— Что? — Настя снова разозлилась. — Тебя-то никто не трогает, а мне на улицу выйти нельзя, мне все вслед смотрят. Потому что я Сашку на тебя променяла!

— А ты променяла?

— Маркелов, не пошёл бы ты?!

— Тише.

Она так смотрела на него, глаза горят, правда, в них злость поровну с обидой. Сергей заметил, что кулаки сжала, на щеках румянец выступил, и даже стало жаль, что всё это впустую. Он ведь не дал ей повода злиться. А мог бы.

Он сделал шаг, потом другой, и Настя отступила к стене. Из-за пылавшего в ней негодования, не сразу поняла, что происходит. Даже через плечо оглянулась, когда поняла, что отступать ей больше некуда, за спиной стена. И вроде бы этому удивилась, а когда на Сергея посмотрела, в лёгком недоумении, тот решил не давать ей опомниться, и поцеловал. В первое мгновение она застыла. Вся в струнку вытянулась, не зная, как отреагировать, а он ещё и к стене её слегка притиснул, руку к её шее поднял, пальцем провёл, а когда дрожь почувствовал, уже уверенно голову ей запрокинул и поцеловал так, как мечтал все последние недели. Она даже застонала еле слышно, что для него сюрпризом стало. Словно тоже этого поцелуя давно ждала, или даже скучала по нему. Тяжёлые волосы ему на руку упали, Маркелов их в кулаке сжал, и поцелуй углубил. И всё ждал, когда же Настя его оттолкнёт. Но она была мягкой, податливой в его руках, и, кажется, ослабь он немного хватку, просто съедет без сил по стене вниз. Это немного рассмешило и умилило. Так обычно девушки реагируют на свой первый в жизни поцелуй, и отвечать начинают также осторожно и далеко не сразу.

Когда он от неё отстранился, Настя так и осталась стоять, в полном шоке. Потом глаза открыла, но кроме белой пелены не увидела ничего, только спустя пару секунд поняла, что это вовсе и не пелена, а белая футболка Маркелова, на которую она уставилась до рези в глазах. А он опять к ней наклонился, дыхание переведя, и снова поцеловал коротким, жарким поцелуем, прикусив её нижнюю губу. А сам в глаза Насте смотрел, будто спрашивая, что она чувствует. Но она ничего не чувствовала, только моргала и ждала, когда сердце опомнится и стучать начнёт. Иначе как она дальше без сердца?

— Это тебя отвлечёт от дурацких мыслей? — шепнул Сергей, но прежде чем Настя успела опомниться, подъездная дверь хлопнула, послышались тяжёлые шаги, и появился её отец. Сергей хоть и успел сделать шаг назад, тот наверняка заметил, чему помешал. На дочь посмотрел, брови поневоле взлетели вверх, видимо отметил ошалелое выражение на её лице, и тогда уже на молодого человека внимание обратил. Сергей лишь вежливо поздоровался, вполне спокойно.

— Добрый, — отозвался Юрий Николаевич, но, кажется, только Сергей услышал в его голосе сарказм, Насте было не до этого. — Мать дома? — спросил он у дочери, открывая дверь квартиры.

Настя головой мотнула, опустив глаза в пол.

— Ты домой идёшь?

— Да, пап, сейчас.

Юрий Николаевич вошёл в квартиру и помедлил на пороге, не зная, стоит ли ему закрыть дверь и снова оставить дочь наедине с новым знакомым. Потом всё же прикрыл, но не плотно. А Настя на Маркелова глаза рискнула поднять. Тот был серьёзен, не улыбался и не смеялся, хотя она была уверена, что на неё сейчас посыплется град насмешек и неприличных намёков, но Сергей лишь подмигнул ей, и тогда она нащупала дверную ручку за своей спиной и практически ввалилась в свою квартиру.

— Мне нужно идти, — пробормотала она вместо прощания и поспешно захлопнула за собой дверь. К этому моменту сердце в груди бухало с такой силой и с такой частотой, что просто стоять на ногах тяжело было. Дверь закрыла и лбом к прохладному дерматину прижалась, пытаясь в себя прийти. Но в голове лишь одна страшная мысль: это было куда лучше и куда волнительнее, чем в её сне.

Родители её ни о чём так и не спросили. Настя была уверена, что отец матери рассказал, как бы он промолчал о таком? Но ей они вопросов не задавали. К тому же, после того поцелуя, она с Сергеем видеться желанием не горела. И не смотря на то, что он её убеждал не прятаться, на улице вечерами не появлялась. Но теперь уже по другой причине. И в окно из-за занавески с некоторых пор поглядывала с иным умыслом, теперь она за подъездом Маркелова следила. Она боялась встречи с ним, до ужаса, до дрожи, чего никогда за собой раньше не подозревала. Он испугал её своим поцелуем, а она себя перепугала своей реакцией. Вот до поцелуя она была почти спокойна и в себе уверена, лишь обида её сердце тревожила, за несправедливые обвинения. Настя могла поклясться, что кроме Сашки в её жизни нет ни одного мужчины. Он был первым, он был любимым, а самое главное — единственным. Она безмерно злилась на него за то, что он поверил сплетням, что мог допустить хотя бы мысль, что ей нужен кто-то другой, кроме него, и не понимала, откуда взялось недоверие. А теперь сама себе верить перестала. Вот зачем Маркелов её поцеловал? Ей так спокойно жилось до этого поцелуя, а теперь она не знает, как избавиться от мыслей о нём. От снов о нём. От воспоминаний о единственном поцелуе. Зато каком поцелуе! В нём не столько страсти было, сколько откровенного желания. Того самого мужского желания, о котором мамы своих дочерей испокон веков предупреждают. И Настю мама в своё время предупреждала, даже по поводу Саши, но Настя лишь отмахивалась, и теперь она понимала почему. Она подобного раньше не чувствовала. Сашка её любил, он её хотел, но ему бороться за неё не пришлось, лишь принять ответное чувство, и да — немного подождать, пока она подрастёт и созреет до настоящих интимных отношений. Но даже тогда, в их первый раз, Настя не помнила такого напора и настойчивости, как в одном поцелуе Маркелова. Сашка знал, что она ему принадлежит, и он её лишь слегка соблазнял, подталкивая и подготавливая к главному, а Маркелов… Маркелов душу из неё вынул всего одним поцелуем. Но к любви это не имело никакого отношения, и Настя знала, что поцелуй этот надо из памяти выбросить, вместе с человеком, что его подарил. Это слишком опасно — поддаваться ему. У неё должно хватить сил, а главное ума, удержаться от соблазна.

Наверное поэтому, она так обрадовалась приезду Саши. Он вернулся уже в пятницу, и Настя решила, что это из-за их ссоры. Не смог дальше переживать их размолвку, и приехал поговорить и всё выяснить. Она настраивала себя на разговор, поклялась, что больше не думает о Маркелове, которому в её будущем места нет, даже крохотного местечка нет. Пусть возвращается в свою Москву и там целует, кого хочет.

Интересно, а Ольгу он целовал?

Даже головой мотнула, когда эта нелепая мысль вылезла прямо посреди размышлений о предстоящем разговоре с женихом. Да что же это такое?

— Пойдёшь к нему? — осторожно поинтересовалась у неё мама, заметившая, что Настя обувается.

Та кивнула.

— Пойду.

Мама отчего-то выглядела недовольной.

— Мог бы и сам прийти.

Настя едва заметно поморщилась.

— Мама, пожалуйста. Я и сама знаю, что мог бы. Но не пришёл. А ты сама, ещё неделю назад мне говорила: беги и объясняй ему.

— Я не говорила: беги, — возразила Галина Викторовна. — Я сказала: сходи и поговори. А объяснять, а тем более бежать… Настя.

— Кажется, уже пора и бежать и объясняться.

— Это из-за визита Серёжки Маркелова? — Мама в первый раз задала этот вопрос. Настя подозревала, что между собой родители это обсуждали, но с ней не заговаривали. А вот теперь мама не совсем удачный момент выбрала.

— Надеюсь, что этот визит, как ты говоришь, был первым и последним, — огрызнулась Настя.

— Ну-ну.

— Что «ну-ну»? — разозлилась она, но мама уже ушла в комнату, а за ней, чтобы выяснить всё до конца, Настя не пошла. Разговор грозил затянуться, а она в данный момент на беседу с другим человеком настраивалась.

Но ничего хорошего из их с Сашей разговора тоже не вышло. Настя пришла к нему домой, даже с Людмилой Геннадьевной поговорила несколько минут, чего не случалось уже много дней, и та была вполне доброжелательна, и вроде бы даже радовалась, что Настя решила первый шаг к примирению сделать. И к соседке ушла, чтобы не мешать им с Сашкой разговаривать, но ничего хорошего всё равно не вышло. Тот всё ещё обижался, считал, что его обида справедлива, и ждал, видимо, не просто объяснений и разговоров по душам, а серьёзных извинений и покаяний. А Настя ему в этом отказывала. Она пришла говорить о том, что случилось неделю назад, до поцелуя с Сергеем, а тогда она была ни в чём не виновата. Это именно он, Сашка, среагировал неадекватно и поверил всем сплетням и слухам, совершенно не обоснованно. Так в чём виновата она? Настя ему ни единого повода не давала сомневаться в её верности и порядочности, а вот он, он!..

— Что я?!

— А ты пропадаешь неделями на своей дурацкой работе! — воскликнула она в сильной обиде и вот тогда и ляпнула сгоряча, ту глупость, что ей Маркелов когда-то подкинул. — И я понятия не имею, чем ты там занимаешься и с кем!

— Что?

— Тогда расскажи мне! Всё подробно расскажи! А то ты только отмахиваешься: «Да что тебе моя работа», — передразнила его Настя. — «Я же деньги зарабатываю? Вот и радуйся!». А мне надоело радоваться, понял?

Аверин всерьёз нахмурился.

— Все вы, бабы, неблагодарные. Или ты думаешь, мне просто было с места сорваться и поехать чёрт знает куда?

— Да, скажи ещё, что тебя на Камчатку сослали, — съязвила она. — Ужас какой, в Москву!

— Да что ты знаешь о Москве?

— Вот именно, что ничего не знаю! А ты и рад, да?

— Да уж, я рад! Я счастлив просто! Что когда я там пашу, ты здесь с москвичом романы крутишь! И теперь я понимаю почему: тебе, оказывается, любопытно стало, что и как там!

— Да какие романы? Я уже неделю дома сижу, глаз на улицу не показываю, а ты ещё и упрекаешь меня?

— Поэтому и не показываешь, что до этого намозолила всем глаза!

У Насти вдруг силы кончились. Она умоляюще на Сашку посмотрела.

— Поверь мне, пожалуйста. Не было ничего, это всё Ольга придумала. Он ей нравится, вот и всё.

— А ему нравишься ты. Скажешь, не так?

Она сглотнула комок, вставший в горле.

— Может быть, — не стала спорить она, — но я-то тут при чём?

Аверин напрягся и сделал к ней шаг.

— А при том, что моталась с ним по всему городу. Но ты ведь не слепая, Насть, и не дура полная, видеть и понимать-то должна. Тебе ведь не пятнадцать! — Он едва удержался, чтобы не сплюнуть с досады. — Ты сама всё это замутила. А теперь ты виноватых ищешь? Уж не знаю, было у вас что или не было, но все видели, что он с тебя глаз не спускает, а тебе смешно было, да? И приятно. Покрасоваться захотелось? Смотрите, на меня москвич запал? Вот и расхлёбывай теперь. В следующий раз умнее будешь.

Настя смотрела на него во все глаза.

— Но ведь ничего не было, — тихо повторила она, ненавидя себя за то, что приходится повторять оправдания раз за разом. — Я ничего не хотела. Я даже не хотела с ним общаться, я не хотела, чтобы он на меня смотрел! — в конце концов, закричала она. — Почему все меня виноватой сделали? Разве я его соблазняла? Или что?..

— Если бы ты не хотела, — веско заметил он, — у него бы даже шанса не было с тобой заговорить. Разве я не прав?

Она резким движением откинула с лица волосы.

— Нет, Саша, ты не прав. Потому что я не твоя вещь, и ты на мне клеймо не ставил. И я сама буду решать, с кем мне разговаривать, понял?

Его даже трясло от перенапряжения. Настя видела, как дёргается нерв у него под глазом. Аверин смотрел на неё бешено, и видно было, что ему есть, что ещё добавить, но из последних сил сдерживается. А она сделала глубокий вдох, надеясь, что это поможет справиться с подступающей истерикой.

— Дело ведь не в том, что я с кем-то поговорила, правда? Дело именно в Маркелове. Ты его терпеть не можешь, я это сразу поняла, ещё до вашей встречи. Он ведь москвич! Он другой, и тебя это злит. Но я не понимаю, почему ты мне не веришь? Ведёшь себя так, словно я с ним спала в твоё отсутствие.

— А ты спала?

Настя только рот открыла, но не для того, чтобы что-то сказать, просто вдруг воздух в лёгких закончился, и нужно вдохнуть поглубже и побольше. Наверное, после таких слов, после такого оскорбления и следует дать мужчине пощёчину. Но это настолько глупо. Какой смысл поднимать на него руку, прикасаться к нему, если он и без этого смотрит на тебя, как на грязь под ногами. И ему не важно — спала она с другим или нет, ему обидеть захотелось, чтобы окончательно её затоптать. Если бы её измена ему покоя не давала, если бы одно предположение душу задевало, он бы не спросил напрямую, не прозвучало бы в его голосе брезгливо-насмешливых интонаций. А тут только злость и нетерпение, они даже обиду почти вытеснили. Это уже сведение счётов, а не попытка что-то прояснить.

Настя ему больше ни слова не сказала, просто ушла. Не хлопнула дверью, не обозвала его напоследок идиотом или кем похуже, просто ушла. И домой бежала, кусая до боли трясущиеся губы и заливаясь слезами, совершенно не думая о том, что под кустом сирени целая компания сидит и её видит.

Вся жизнь рухнула. В один день. Всё, на что надеялась и рассчитывала, ничего не осталось. И дело ведь совсем не в Маркелове, как бы ей того не хотелось. Дело именно в них всех, что здесь живут постоянно. Оказалось, что вся их дружба, отношения, связи, всё настолько призрачно и шатко, что потребовалось всего одно злое слово, и ничего не осталось. А ведь Настя замуж собиралась, ещё неделю назад, и подумать не могла, что Сашка, её Сашка, может наговорить ей подобного, лишь с одной единственной целью — её унизить и обидеть посильнее. Чего она в нём не замечала все эти годы? Что он скрывал, или она просто глаза закрывала на какие-то его недостатки? А Ольга? С ней что? Они дружили пятнадцать лет, с детского сада, и всё сломалось также в один момент. Она приняла решение, что для неё важнее заполучить парня, и плевать на лучшую подругу? Так что ли?

— Я не понимаю, не понимаю, — говорила Настя матери. — У меня такое чувство, что нас снимают скрытой камерой, все играют свои роли, и только я не в курсе. У меня какая роль? Девочки для битья?

— Ольга завидует.

— Завидует? Чему завидовать? Мы с ней пятнадцать лет на одной лавке просидели, об одном и том же мечтали, одно и то же ненавидели. А потом её кто-то укусил.

— Люди разные, и каждый находит свои поводы для зависти. Этому как раз не следует удивляться.

— А мне что делать теперь? На Луну переехать?

— Всё уляжется, вот увидишь.

Настя всхлипнула, и слёзы ладонью вытерла.

— Да что уляжется-то, мам?

— Всё. — Галина Викторовна провела ладонью по её вздрагивающей от рыданий спине. — Работу тебе найдём, другую, и учиться на следующий год пойдёшь. Вот увидишь. А Саша… Такое бывает, Настюш. Очень редко кто первую любовь через всю жизнь проносит. Да и неизвестно, хорошо это или нет. Знаешь, ты радоваться должна, что сейчас со всем этим столкнулась. А если бы после свадьбы?

— Он просто сошёл с ума, — тихо, но уверенно проговорила Настя. — Не случается такого с людьми просто так.

— Вот именно. — Галина Викторовна добавила в голос твёрдости. — Просто так не случается, значит, это в нём есть. И если ему легче поверить, что ты… такая, то пусть он идёт куда подальше. — Она к дочери наклонилась и поцеловала ту в мокрую от слёз щёку. — А у тебя ещё всё будет. Он ещё первым локти начнёт кусать, вот увидишь.

В тот момент эти слова Настю мало успокоили. У неё не было сил взбодриться, начать строить планы возмездия или собираться кому-то что-то доказывать. Подушка вся промокла от слёз, в горле першило от непрекращающихся рыданий и, в конце концов, она забылась тяжёлым сном. Даже обещание мамы найти ей другую работу, более интересную и стоящую, никакого воодушевления не вызвали. Невозможно было смириться с потерей любимого человека и рухнувшими надеждами. Непонятно было, что делать со своей жизнью. Куда дальше идти, ради чего стараться. Ради себя не хотелось, Настя не считала это достаточной причиной, чтобы встать с дивана, привести себя в порядок, из дома наконец выйти и начать что-то делать, пытаться хоть как-то наладить свою жизнь. Работу курьером-то едва не потеряла, пропустив пару дней без уважительной на то причины. То есть причина была, и для неё весьма уважительная, но не будешь ведь рассказывать начальнице о проблемах в личной жизни? Ей справку подавай, что все эти дни ты была больна и не могла двинуть ни рукой, ни ногой. А Настя на самом деле не могла, у неё просто не было сил, все они вместе со слезами ушли. Подумывала о том, чтобы вообще на эту работу не возвращаться, чёрт бы с ней, не о ней, как говорится, мечтали, но потом решила, что это будет признание не просто собственной слабости, а бесхребетности. Ольга её своими сплетнями от друзей отвадила, на улицу выйти неприятно, так теперь и без работы, которая так нужна, остаться? Ну уж нет.

Конечно же, они встретились в офисе фирмы в первое же утро. Получали корреспонденцию и адреса, стояли в очереди через одного человека, и Сонцева упорно делала вид, что бывшую подругу не замечает. Стояла, облокотившись на высокую стойку, а Ольга время от времени кидала на неё задумчивые взгляды. Судя по томлению на её лице, Настя предположила, что та и сама уже не рада, что заварила такую кашу, на такие серьёзные последствия явно не рассчитывала, наверное, думала, что Сашка с Настей поругается, запретит той на Маркелова даже смотреть, и этим всё закончится, а теперь вот не знала, как всё исправить. А может, и не хотела исправлять. Насте казалось, что она Ольгу совсем не знает и никогда хорошо не знала. Не думала, что та вообще способна на подобные поступки, а вот поди ж ты… И прощать уж точно не собиралась. Возможно, это неправильно, и когда-нибудь она в таком решении раскается, но она отказывалась понимать произошедшее. А ладно бы, если Ольгу с Маркеловым на самом деле что-то связывало, а Настя влезла, но ведь на пустом же месте!..

И всё-таки Оля не утерпела. Когда к выходу шли, спросила:

— Как дела?

Настя головы не повернула, письма по отдельным карманам в сумке раскладывала, чтобы не путаться, плечами пожала.

— Всё нормально.

— Правда? Нормально? Тебя не было несколько дней. Я думала, ты уже не придёшь на работу.

— Да? Тебе бы этого хотелось?

— Ну… Ты же всегда считала эту работу ниже себя. Вот я и подумала…

— Ты слишком много думаешь. Чересчур.

Ольга взглянула с претензией.

— Я же не пытаюсь с тобой ругаться. Зачем ты начинаешь?

— И я не пытаюсь, — заверила её Настя. — Я сейчас за эту дверь выйду, поверну за угол, и не буду пытаться с тобой ругаться.

— Ну и дура, — совершенно по-детски фыркнула Ольга. И Настя решила от неё не отставать.

— Сама такая.

Вот тебе и девятнадцать лет. Всё, как в детстве: отдавай мой совок, я с тобою не дружу больше. Вот только не переживать по этому поводу не получалось, никак.

Все знакомые с некоторых пор смотрели на Настю с сочувствием. Она не сразу обратила внимания на перемену в поведении людей, то поглядывали со злым любопытством и недоверием, а тут во взглядах жалость появилась. И как выяснилось, виновницей этих перемен стала Людмила Геннадьевна, которая поделилась с подругами или может, с соседками, кто знает, новостью, что её Саша окончательно расстался с Настей Солнцевой. Причём сама Настя это также из чужих уст узнала. Что он, оказывается, с ней расстался, окончательно. Между ними-то этих слов произнесено не было, а все вокруг уже знали. Сашки в городе не было, у него за спиной не шептались, а вот ей приходилось терпеть. И голову гордо вскидывать, и губы незаметно закусывать, и делать вид, что ей всё равно. Расстались и расстались. Вот только окружающие были уверены, что это он её бросил. Тоже, наверное, дело рук, точнее языка, несостоявшейся свекрови. И даже непонятно, рада та их разрыву или печалится.

Родители бушевали и пытались скрыть свою печаль от происходящего от дочери. Отец кулаками потрясал, обещал Сашке задницу надрать, когда тот вернётся, а заодно и язык укоротить, чтоб дурные мысли поменьше озвучивал. Вот только ему не хватало такта и способностей высказать дочке своё сожаление, и поэтому он просто замолкал и наливался гневной краснотой, когда речь заходила о её бывшем женихе. Зато мама изо всех сил старалась скрасить Настины страдания.

— Поговорила с Анной Михайловной, она обещала спросить у дочери, не нужен ли им в офис секретарь. Помнишь, я тебе рассказывала, что у неё дочка работает в риэлтерской конторе? И не в какой-нибудь, а в самой крупной в городе. Они уже однажды искали секретаря, но ты тогда школу заканчивала.

— Секретарь?

— А что? Всё не по улицам бегать с сумкой наперевес. Будешь в офисе сидеть… А в офисах и мужчины другие, не дворовые пацаны.

— Да, — кивнула Настя, неожиданно задумавшись, — в галстуках и с портфелями.

Галина Викторовна улыбнулась.

— Именно, с портфелями. Другая жизнь.

Настя матери в ответ улыбнулась, а сама воспоминания о портфеле в руках Маркелова попыталась от себя отогнать.

В очередной раз Саша домой приехал дней через десять, притом на неделе. Настя не знала, с чем это было связано, и узнать ей было не у кого, только замерла, когда увидела его в окно, проходящего мимо их подъезда. Аверин громко смеялся, но Настя была уверена, что делает он это нарочно. Шёл рядом с Лером, что-то тому рассказывал, а сам глазами на её окна косил. А Настя даже за занавеску прятаться не стала, как обычно поступала в последнее время. Наоборот, штору в сторону отдёрнула и склонилась над фиалкой, делая вид, что занята цветком. Хотя, заниматься было откровенно нечем, от фиалки осталось три жухлых листика, да и вообще она никогда не цвела. Настя купила её на рынке у бабульки в прошлом году, та заверила, что ухода цветок никакого не требует, только поливать пару раз в неделю требуется, а цвести будет очень красиво и долго. Настя понятия не имела, что она делала не так, но цветок не рос и не цвёл, только всё больше хирел, а спустя какое-то время впал в анабиоз. Три листика как торчали год назад, так и до сих пор в том же положении находятся, даже засохлость по краю одного из них не разрастается. Выкинуть цветок Насте было жалко, в душе она всё ждала, что в одно прекрасное утро проснётся, а он весь в цвету, правда, сама и поливать порой забывала фиалку, а вот сегодня цветочку перепало море внимания. Она и листики потрогала, и горшок повернула, землю пальцем пощупала, ещё раз поправила лист, кожей чувствуя взгляд Аверина с улицы, и только ругнулась тихонько, когда один из листков отвалился и упал на подоконник. Кажется, фиалка уже давно в поливе не нуждалась.

— И ты посмотри, он ещё смеет глаза на наши окна поднимать! — Галина Викторовна в комнату дочери вбежала и оттащила ту от окна. — Гадёныш такой.

Настя на диван присела и низко опустила голову. Слёзы сами собой на глаза навернулись.

— Настя, не плачь. Не плачь, слышишь? Он того не стоит!

Солнцева слёзы смахнула.

— Фиалка пропала. Даже листья отвалились!

— Что? А, фиалка… Ну, и бог с ней, Настюш! Хочешь, папа тебе завтра новую купит. Хочешь?

Она кивнула и разревелась уже всерьёз.

Новость о том, что Аверин привёз из Подмосковья девушку, чтобы с матерью познакомить, двор облетела за считанные часы. А вот Настя её, кажется, самой последней узнала. Да и откуда бы ей знать? Никто ведь не придёт и не расскажет. Она сама их увидела. Возвращалась вечером из магазина, и, проходя за зарослями сирени, услышала с той стороны голоса. Вокруг лавочки собралось много народа, гораздо больше, чем на ней поместиться могло, и голоса громкие, смех, какая-то всеобщая радость. Вот как было не остановиться и не прислушаться? Сначала лишь расслышала:

— Привёз, ничего, симпатичная.

— Интересно, они давно или… Настьке назло?

А вот потом Солнцева их и увидела, как они вдвоём выходили из Сашкиного подъезда, в обнимку. Внутри будто взрыв произошёл. Даже не в душе, на такую глубину обида опуститься попросту не успела, только сердце зацепила, и тут — бабах. Насте в первый момент показалось, что она ослепла и оглохла. И, если честно, было уже всё равно, «давно или назло». Увидела своего Сашку, которого столько лет любила, которого из армии ждала, письма писала, поддерживала во всём и снова ждала, ждала, ждала с его дурацкой работы, в обнимку с симпатичной брюнеткой, и едва на ногах устояла. Хорошо, что ума хватило не выскакивать им наперерез и не бросаться с кулаками. Хотя, желание было просто огромное. Вместо этого обратно за сирень шмыгнула и бегом понеслась за дом, в овраг, чтобы порыдать там вволю, вдали ото всех. Правда, слёз не было, что Настю удивило. Внутри всё бурлило и клокотало, хотелось заорать, причем матом, убить Аверина, но слёз больше было. И только вспоминала эту брюнетку, как та выглядит, как одета, как улыбалась чуть смущённо, но чересчур сладко, и такая мука, такое жжение где-то в районе сердца… Наверное, именно с такими чувствами люди на убийство из мести идут. Не из ревности, а именно из мести. Чтобы раздавить, растоптать и забыть. В эту секунду Настя тоже была уверена, что если убьёт некогда любимого человека, то ей сразу легче станет. Зато сама поверила, до конца: они расстались окончательно. И если Аверин что-то не мог ей простить до этого дня, то теперь она знает, что ему не простит. А любовь тут совсем не при чём. Любовь и ненависть вообще никак не связаны.

Увидев Настю перед зеркалом, в платье и на каблуках, наносящей на лицо последний слой пудры, Галина Викторовна несказанно удивилась.

— Ты куда собралась?

— Пойду прогуляюсь. В клубе сегодня вечеринка, приезжает какой-то московский ди-джей, вот пойду послушаю.

— В клуб? Одна?

— Почему одна? У меня, слава богу, друзья помимо дворовых есть. — Настя пуховку убрала, и к матери обернулась. — Мам, ты не волнуйся, я глупостей никаких делать не собираюсь. Но я не могу больше дома сидеть. Да и сколько можно? Что я, действительно, прячусь ото всех? Мне скрывать нечего, я ни в чём не виновата. А кто по-другому считает, это их личные проблемы.

— Ты уверена?

— Конечно. Как я выгляжу? — Настя повернулась, демонстрируя платье.

Но Галина Викторовна кивнула достаточно сдержанно.

— Выглядишь хорошо. Надеюсь, и вести себя будешь также.

— Обещаю.

— А с кем ты всё-таки идёшь? Что мне отцу сказать?

— Он же на смене!

— Но он позвонит, ты же знаешь.

— Скажи ему, что меня пригласили институтские приятели. — Настя усмехнулась. — Те, которым повезло больше, и которые поступили. До дома меня проводят, ты не переживай, ложись спать.

Сама понимала, что мама вряд ли успокоилась после её слов, но главное, что в институтских друзей поверила. Конечно же, Настя никому из них не звонила, у неё были совсем другие планы на этот вечер. Сегодня она собиралась всех сплетников поставить на место, и объяснить, что все их досужие разговоры её мало волнуют. Как и то, кого её бывший парень и откуда привозит. Права мама: хватит слёзы лить!

Во дворе этим вечером было тихо, явный признак того, что вся молодёжь в «Ультре» или где-то около. Настя не спешила, прогулочным шагом прошла по парковой аллее, даже приостановилась поболтать с бывшей одноклассницей, встретив ту, гуляющей с ребёнком. Улыбалась ей, смеялась, а на вопрос: как у неё дела, заверила, что всё прекрасно. Работа есть, зарплата есть, а личная жизнь… ну её к чёрту! Они ещё поболтали несколько минут, а потом Настя направилась к клубу, уже издали слыша грохот музыки. Совершенно не представляла, что будет делать, к кому подойдёт, с кем заговорит, и заговорит ли вообще, и поэтому в последний момент немного занервничала. Но все сомнения ушли, как только увидела Ольгу. Сначала только её, взгляд выхватил из толпы главную виновницу всех её бед, а уже после Настя рассмотрела рядом с ней Маркелова, а за его плечом стоял Валерка Грачёв с какой-то девушкой. Вот к ним-то Настя и направилась. Правда, быстрым взглядом окинула площадку перед клубом, людей, собравшихся здесь, и не в первую минуту, но заметила чуть поодаль Сашкиных дружков, а потом и его, всё так же, в обнимку с брюнеткой.

Ольга была первой, кто её увидел. Удивилась, Настя видела, как у неё лицо вытянулось, и взгляд заметался. Ольга явно не знала, как реагировать. А Настя её выразительным взглядом окинула, поняла, что не только она сегодня, как на войну в клуб собиралась, видимо, Ольга и впрямь в наступление перешла — юбка короче некуда, снова шпильки и боевой раскрас. Что ж, так даже интереснее, они в одинаковых условиях.

Следующим оглянулся Маркелов. Видимо, увидел, что с Ольгой что-то не то, интересно стало, он повернулся, и замер. Настя лишь улыбнулась, именно ему, причём без всякого соблазна и провокации, просто улыбнулась. По ступенькам поднялась, не сводя с Сергея глаз, а когда поздоровалась, то только с Грачёвым, Ольгу взглядом больше не удостоила.

— Привет, Валер, — обратилась она к бывшему однокласснику. Тот кивнул несколько сконфуженно, видно и до него сплетни дошли, хотя жил он на другой улице. Но в мире полно доброжелателей, это всем известно.

— Привет, — негромко отозвался тот, а Настя снова на Маркелова глаза подняла.

— Ну что? — спросил тот, а в глазах черти так и скачут. Он, кажется, тоже позабыл обо всех, кроме неё.

— Хочу мартини, — ответственно заявила Настя. — Прямо сейчас.

Сергей усмехнулся, причём крайне довольно.

— Пойдём.

Она даже попытки не сделала кошелёк достать, когда они к кассе подошли. Просто стояла и смотрела на Ольгу, зная, что Маркелов в данный момент за них двоих расплачивается. И это было не просто местью подруге, это было ударом под дых, он покупает ей билет — значит, они идут вместе. Вместе. Насте очень захотелось это слово вслух произнести, обращаясь к Ольге. Та была сконфужена и одновременно зла, на Настю кидала горящие взгляды, но та повернулась к ней спиной в тот же момент, как только почувствовала руку Сергея на своей талии.

В зале невозможно было разговаривать, музыка грохотала, вокруг люди, Настя даже толком ничего не видела. Шла, увлекаемая сильной рукой Маркелова, и несколько удивилась, когда они в баре оказались. Обычно брали столик, в баре никогда надолго не задерживались, но сегодня Настя была рада отказу от привычного. Правда, оглянулась через плечо, поняла, что за ними ни Ольга, ни Грачёв со своей девушкой не последовали. Сергей помог ей сесть на высокий стул, особо её своими взглядами не баловал, Настя даже подумала, что он всё же удивлён её появлением и пытается решить, как себя правильнее вести. Только знак рукой сделал и к ним уже через несколько секунд Федька Лер подошёл. Настя не сразу его узнала в яркой футболке, бейсболке, надетой козырьком назад, и шейным платком, свободно болтающимся на его мощной шее. Федя на самом деле выглядел странно, совсем не так, каким его привыкли видеть во дворе — встрёпанным и не опохмелившемся вовремя. А тут он излучал энергию, улыбался и даже пританцовывал. И на Настю не уставился с укором и злорадством, а запросто потрепал её под подбородком, как котёнка, и она улыбнулась, почувствовав облегчение.

— Даме мартини, — громко сказал Маркелов, стараясь перекричать музыку. — А мне пиво, Федь, тёмное.

Тот головой мотнул: то ли кивнул, то ли просто в такт музыке, и отправился выполнять заказ. А Сергей на Настю с улыбкой посмотрел. Музыка ему явно мешала, на уме было что-то занятное, а поделиться этим было невозможно. Но, в конце концов, к Насте наклонился, приблизил губы к её уху.

— Скажи-ка мне, душа моя, ты что задумала?

Его дыхание обожгло щёку, висок, губы случайно или нет коснулись мочки Настиного уха, и её вдруг затрясло. Сразу вспомнился их поцелуй, причём не просто вспомнился, а настолько ярко, словно не две недели прошло, а пара минут. Настя даже голову повернула, машинально, стремясь к его губам поближе быть, через секунду её пронзило, и она отвернулась, правда, никак не могла с дыханием справиться. И вот тут пожалела, что пришла, а в первую очередь, что к Маркелову первому подошла. Может, нужно было что-нибудь другое придумать? Прийти одной, познакомиться с кем-нибудь…

Сергей ждал от неё ответа. Видимо, решил, что она не расслышала, и снова ей на ухо прокричал:

— Насть, что затеяла?

Она чуть пихнула его локтем, отстраняя от себя. Головой качнула, отрицая все его домыслы, и позволяя себе не отвечать.

— Не умеешь ты врать!

— Хватит мне на ухо орать.

— Что?

Она сама к нему повернулась, голову его к себе ближе притянула и крикнула:

— Не ори мне на ухо!

Маркелов резко отодвинулся от неё, потом захохотал.

— С ума, что ли, сошла?

Фёдор принёс их заказ, перед Сергеем поставил высокий стакан с тёмной пенной жидкостью, а перед Настей бокал на тонкой ножке, с широкими, прямыми краями. В самом мартини плавала оливка. Настя в бокал заглянула, с интересом надо сказать, потом почувствовала взгляд Сергея. Тут же посоветовала себе выключить «дурочку», плечи расправила и поднесла бокал к губам, попробовала.

— Как? — спросил Маркелов через полминуты.

Настя губы языком обвела, пытаясь до конца распробовать, но, наверное, это выглядело провокационно, потому что уже в следующий момент почувствовала руку Сергея на спинке своего высокого стула. Сначала он просто положил её, вроде бы без всякого умысла, потом большим пальцем провёл по бретельке её платья. Настя посмотрела на Маркелова и улыбнулась, потом к себе его поманила. Он наклонился к ней с готовностью, а она попросила:

— Не наглей.

Он усмехнулся, руку не убрал, правда, пообещал:

— Не буду. И всё-таки скажи мне, — не выдержал, отпив пива. — Зачем ты пришла? На соперницу посмотреть?

— На какую именно?

Его взгляд стал весёлым.

— Тебе виднее.

— Мне просто надоело дома сидеть! — крикнула она ему на ухо.

— Ну, это правильно, конечно. А ты знаешь, что… — Сергей посмотрел многозначительно, а Настя недовольно поджала губы.

— Знаю. И мне всё равно!

— Да?

Вместо ответа Настя ему под нос кулак сунула. Маркелов от смеха фыркнул.

— Я не буду с тобой спорить!

Настя согласно кивнула. Спорить с ней сегодня, на самом деле, не стоило.

За ними наблюдали. Из бара Настя никого видеть не могла, а вот оказавшись на танцплощадке, взглянула наверх, на балкон, где располагались столики, и сразу заметила всю дворовую компанию. И Сашку видела, он с самого края сидел, и Ольгу. Именно она на них смотрела, всё остальное этим вечером её мало интересовало. Потом через стол к Аверину перегнулась и прокричала тому что-то на ухо. Тот сразу голову повернул в их с Маркеловым сторону. Настя не знала, замечает ли всё это Сергей, но прекрасно чувствовала взгляды, устремлённые на них, и они не смущали и не тревожили душу, они пугали. Здесь, под цветомузыкой, под грохотом динамиков, она наконец пожалела, что затеяла всё это. Кому и что доказать хотела? А может, самой себе? Что ей всё безразлично, что совсем не больно видеть Сашку с другой? Но ведь больно, и даже сейчас, в руках Сергея, она думает о том, что рядом с её Сашкой сидит какая-то неведомая девушка, возможно держит его за руку, прижимается к нему, и имеет на это право. А она, Настя, вдруг оказалась изменщицей, и её бросили. Почему бросили? Почему не выслушали? Разве она совершила какой-то непростительный грех?

Она сама обернулась, чтобы понять, смотрит Саша или нет, и в этот момент музыка поменялась, грянул особенно дробный ритм, Маркелов её развернул, как она поняла, намеренно, чтобы видеть никого не могла, но Настя злиться не стала. Наоборот, рассмеялась, когда увидела, как Фёдя Лер, за барной стойкой, поднял руки вверх, играя с публикой, и зал просто взревел. Кажется, Фёдор на самом деле на своём месте. Сергей Настю рукой за талию обхватил и чуть приподнял от пола. Она рассмеялась, откинув голову ему на плечо. А он неожиданно её поцеловал. Не в губы, прижался ртом к её шее, и Настя почувствовала прикосновение его языка к своей коже. Зажмурилась, но от этого цветовые блики никуда не исчезли. Кожу, в том месте, где Сергей прикоснулся к ней языком, огнём обожгло, и захотелось Маркелова оттолкнуть, чтобы прекратить эту пытку.

Сергей на самом деле её отпустил, но тут же за плечи взял и развернул к себе лицом. Вокруг прыгали люди, кто-то махал руками, кто-то томно извивался, а Настя не удержалась и оглянулась через плечо, поискала глазами Аверина. Сама не знала зачем. Возможно для того, чтобы заставить себя вернуться к реальности, встряхнуться, но вместо Сашкиного взгляда встретила взгляд Ольги.

— Ты сама всё это затеяла, — услышала она голос Маркелова у своего уха. Посмотрела с негодованием, но Сергей лишь улыбнулся, причём без всякой теплоты, скорее уж проказливо. А потом ладонями её лицо обхватил и поцеловал.

Как бы Настя не убеждала себя в том, что помнит его поцелуй, словно он случился только вчера или час назад, но оказалось, забыла самое главное, что от его прикосновений с ней происходит нечто страшное и непонятное. Что руки и ноги слабеют, что выдержка и рассудок отказывают, и что он, как ей уже известно, потрясающе целуется. Как-то по-особому, отбивая у женщин последние силы мыслить разумно. Не хотелось думать, что это с ней одной случается. Но Сергей поцеловал её, его рука обвилась вокруг Настиной талии, чуть приподнимая девушку, чтобы была ближе, и она заметить не успела, как сама обняла его за шею. И на поцелуй ответила, устоять не смогла. Пальцы коснулись его шеи, потом коротких волос на затылке, всё было незнакомым и требовало изучения. А когда Маркелов от губ её отстранился, Настя откинула голову назад, пытаясь дыхание восстановить. Дышала глубоко и не сразу поняла, что с каждым её вздохом, Сергей всё теснее прижимает её к себе, и она грудью прижимается к его груди. Встрепенулась из-за этого, но Сергей продолжал её прижимать к себе, а его губы не спеша двигались от её губ вниз, к подбородку, к шее. Это уже было мало похоже на поцелуй, это уже напоминало прелюдию, но Маркелова, видимо, мало волновали люди вокруг. Да на них никто и не смотрел, тут таких, как они, было немало. А вот Настя вдруг разнервничалась, попыталась из рук Сергея вывернуться. Он почувствовал и сам её отпустил. На ухо что-то шепнул, видимо, успокаивающее, но Настя, естественно, не разобрала ни слова. Позволила себя обнять, чувствуя, что руки Сергея уже не столь требовательны, он просто к себе её поближе притянул, и на ритм музыки уже не особо внимания обращал. Они медленно двигались, обнявшись, и каждый думал о своём. Настя на шее у Маркелова повисла, носом в его плечо уткнулась и думала о том, как себя вести дальше. Наверное, нужно бежать. Бежать, пока не поздно, пока она всё не испортила безвозвратно. И без того устроила спектакль, на глазах у всего двора целуясь с чужаком. А ведь он чужак, ещё разок напомнила она себе, для собственного отрезвления. Вот только когда Сергей снова к её губам потянулся, она не отвернулась и не ушла, как собиралась. Почувствовала, что он её подбородок приподнял и поцеловал вначале мягко, осторожно, словно это не они неистово целовались несколько минут, забыв обо всём. А сейчас он снова спрашивал разрешения, и это сбивало Настю с толка.

Она терялась в нём, сердце снова не билось, сама к Маркелову тянулась за новым поцелуем, и не понимала, что там было намешано, в этом одном бокале мартини. Никогда она больше не будет пить мартини, выйдет из этого клуба и поклянётся себе. Вот выйдет… и поклянётся.

Сергей снова её от пола приподнял, Настя от его губ увернулась и рассмеялась. Пьяно. Не чувствовала никакого алкогольного опьянения, но голова кружилась, в теле такая лёгкость, а ещё не могла точно сказать, сколько времени прошло. Полчаса, час, два… Сколько по времени физически можно целоваться? Вот сколько можно, столько они на танцплощадке и находятся.

— Не могу больше, — простонала она Маркелову на ухо. — Мне жарко, мне надоела музыка.

Он кивнул, за руку её взял и повёл к выходу. Настя даже не подумала поискать взглядом знакомых. Смотрела только на спину Сергея и послушно шла за ним, не задумываясь куда и зачем. Только на воздух хотелось, и подальше от громкой музыки и толчеи. И совершенно не ожидала увидеть Ольгу у дверей зала, та словно их специально поджидала, но Сергей, кажется, её и не заметил, обходил каких-то людей, Настю за собой вёл, заботясь, чтобы на неё никто не налетел, дверь перед ней распахнул, а вот Настя с подругой взглядом столкнулась, и на неё словно ушат холодной воды вылили. Столько злости в глазах Оли она никогда не видела, за все пятнадцать лет дружбы.

После духоты клуба, свежий воздух показался Насте блаженством. И сразу отрезвил, правда, ненадолго. Ещё один поцелуй, и всё вернулось. В лицо Сергею посмотрела, без бликов цветомузыки оно показалось ей чересчур серьёзным, а взгляд, как жидкий огонь, никаких усмешек и лёгкости, Маркелов на неё смотрел, и все его желания в Настю перетекали. Её снова затрясло, и она испугалась. Но каким-то шестым чувством знала, что заставлять её Сергей не будет. Он поэтому и смотрит настолько пристально, увидеть пытается, понять, к какому решению она придёт. Но после марафона поцелуев оба были распалены до предела.

— Пойдём, — сказал он и взял её за руку.

Они вместе спустились по ступенькам, завернули за угол здания и не торопясь пошли по тропинке, минуя широкую парковую аллею. Настя неожиданно почувствовала смущение, но пальцы Сергея, что сжимали её ладонь, отвлекали и дарили тепло. Прошла пара минут, и Солнцева расслабилась. Даже ладонь свою освободила и взяла Сергея под руку.

— Побудь и со мной галантным кавалером, — со смешком попросила она, — а то я споткнусь и упаду.

— Не упадёшь.

Настя просто не смогла удержаться.

— Поймаешь?

— Не сомневайся.

Она не упала, но споткнулась и даже ногу подвернула. Правда, Маркелов вовремя её подхватил, и никаких увечий не случилось, зато Настя снова оказалась прижатой к его телу. И уже сама с готовностью голову назад откинула, чтобы ему удобнее было её целовать, и обняла за шею. В тишине парка, в темноте, целоваться было намного опаснее, но в то же время волнительнее. Здесь некому было их сдержать, остановить, и Сергей вёл себя смелее, но Настя чувствовала, что старается сдерживаться. Его руки забегали по её телу, но добравшись до подола её платья, остановились. Чего проще было приподнять его и дать волю своим рукам, но Маркелов вздохнул и отстранился.

— Пойдём к дому, — шепнул он, — а то я на себя уже не надеюсь.

Но прежде чем Настя успела ему что-то ответить, Сергей вдруг палец к её губам приложил, прося замолчать. А сам голову вскинул, прислушиваясь. Совсем рядом, за кустами, на аллее, послышался топот ног, а потом голоса.

— Ты их видишь?

— Нет.

— И куда они делись?

Последовал неприятный смешок.

— А ты сам как думаешь? Ты хоть видел, как они целовались? Вряд ли до дома дошли.

— А Саньку мы чего скажем?

Ненадолго повисла пауза.

— Давай во двор, там их встретим.

Маркелов дышал Насте в лицо, и из-за этого она никак не могла сосредоточиться и в полной мере осознать опасность. Только когда Сашкин голос услышала, забеспокоилась. Он приблизился незаметно, шагов слышно не было, и, наверное, поэтому от звуков его голоса, Солнцева всерьёз вздрогнула.

— Куда они делись?! — рыкнул он.

— Мы их даже не видели. Они как за угол повернули, так и пропали.

— Куда они пропасть могли?

— Сань, ты успокойся…

— Куда он её увёл?

— Мы решили во двор вернуться и там их подождать.

— Я убью этого урода, честно.

— Сань.

В голосе Аверина слышалась нешуточная угроза, и Настя всерьёз забеспокоилась. Голову подняла, чтобы Сергею в лицо посмотреть, но темнота такая, что даже с близкого расстояния рассмотреть ничего невозможно. Но зато он её дыхание почувствовал, легко коснулся губами её губ, а Солнцевой не терпелось сказать ему, насколько же он безрассуден. Просто не знает, на что Сашка в гневе способен и как драться умеет.

Далеко не сразу она осознала, что же на самом деле происходит. Они с Маркеловым тёмной тропкой пробирались к выходу из парка, он снова вёл её за руку, Настя шла, вполне уверенно, хоть и в полной темноте, и вот тогда, воспользовавшись моментом, задумалась о произошедшем. Саша бросил свою привезённую неизвестно откуда подружку и бросился искать её, Настю. Беспокоится или ревнует, уже не суть как важно, но он о ней думает! Вот только не верится, что думает очень хорошо. После сегодняшнего-то вечера. Но, надо признать, что своего она добилась, дала понять и себе, и ему, и всем окружающим, что он её не бросил, что она ему нужна. Всем доказала свою правоту и тут же всё испортила. А теперь за Маркеловым по пятам следует, а сердце в груди скачет, не по-хорошему как-то, и вовсе не для любимого Сашки. Они за последние недели столько всего наворотили, что уже не верится, что есть дорога назад. А если она всё же и есть, придётся начинать сначала, строить отношения заново, совершенно неожиданно они узнали друг друга с незнакомых сторон, о которых и не догадывались, не смотря на долгие отношения. И причиной всему этому послужил один-единственный человек — Сергей Маркелов, который приехал и перевернул их жизни с ног на голову.

Они вошли во двор, и Серёжа сказал:

— Я провожу тебя до подъезда.

Настя неожиданно нервно сглотнула и кивнула.

— Хорошо.

Замолчали, не зная, что сказать. Настя глаза опустила и посмотрела на их сцепленные руки. Маркелов так уверенно сжимал её ладонь, словно право на это имел. И это волновало. Он ведь был первым после Сашки. Смешно, но ещё совсем недавно Настя думала, что такого никогда не случится.

Оказалось, что их ждут. Не у Настиного подъезда, а на детской площадке. Поэтому они и не заметили вначале, Настя только когда негромкие голоса услышала, Сергея за руку дёрнула. Тот остановился.

— Я завтра с ней поговорю, — послышался голос Аверина. Потом заговорили про Сергея, пошёл сплошной мат, и Настя поняла, что всё куда серьёзнее, чем она думала. Они не просто ждут их, они поджидают, и Сашка, по всей видимости, пьян, да и дружки его. Как только они с Маркеловым у подъезда её окажутся, им несдобровать. Да, её не тронут, молча сунут в подъезд и дверь закроют, а вот что с Сергеем сделают, подумать страшно. Только пьяных разборок из-за неё во дворе не хватает, ей тогда до конца дней косточки перемалывать будут, а уж если что-то серьёзное произойдёт, она сама себе не простит.

Потянула Маркелова обратно.

— Что делать будем? — шепнул он, а Настя только плечами пожала. Они отступили в темноту, за куст жасмина, и замерли, раздумывая.

— Может, они уйдут?

— Очень сомневаюсь. Твой Аверин, упрямый, как чёрт.

Настя его по плечу легонько стукнула.

— Прекрати.

— Что, обиделась за любимого?

— Я на тебя сейчас обижусь.

Он замолчал, а потом обнял её одной рукой и прижал к своей груди. Настя знала, что это, скорее всего, спонтанный поступок, Серёжка просто задумался о том, как поступить, а она сама к нему прильнула и даже глаза закрыла, слушая, как ровно и спокойно стучит его сердце, будто он и не волнуется ничуть. А ведь это ему грозят в ближайшем будущем серьёзные травмы.

Где-то рядом раздался громкий свист, и Солнцева вздрогнула. Открыла глаза, отодвинулась от Сергея и решила из-за куста выглянуть, Маркелов вовремя дёрнул её обратно.

— Что ты свистишь, придурок? — послышался злой голос.

— Вы их видели?

— А должны были?

— Они же во двор вошли! Они мимо стоянки шли, по тропинке. А потом во двор свернули! Мы их видели, но далеко были.

— Точно они?

— Ну а кто? Да здесь они где-то!

— Чёрт, — ругнулся Сергей у Насти над ухом, потом за талию её приобнял и потянул за собой, заставил пригнуться, и они вместе нырнули в заросли. Насте вдруг смешно стало. Маркелов услышал, как она фыркает, и шлёпнул её ладонью пониже спины. — Нашла время.

— Серёж, мы убегаем?

— Конечно.

— А как же отстоять честь дамы?

Они выбрались из кустов, оказались по другую сторону детской площадки, в спасительной темноте, и Маркелов тут же девушку к себе притянул.

— Да это я запросто. На рыцарском турнире. А вот драться с пятью пьяными идиотами — это не моё. Пусть хоть протрезвеют. И прекрати смеяться.

— Не могу. Я дама.

Он закрыл ей рот поцелуем, и смех сам собой прошёл. Настя потом никак с дыханием справиться не могла, и поэтому лишь после паузы спросила:

— Что мы будем делать?

Маркелов огляделся по сторонам.

— Пересидим, они уйдут, и я отведу тебя домой. Идёт?

— Где пересидим?

Он не ответил, они снова куда-то шли, и только когда Серёжа перед ней подъездную дверь распахнул, Настя начала понимать, что к чему.

— Подожди, а бабушка твоя?

— У неё ночное дежурство. Проходи.

Он сказал: «проходи», а она всё равно помедлила на пороге. Почувствовала его руку на своей талии, и они вместе сделали шаг. Потом дверь захлопнулась, и Настя вдруг почувствовала себя запертой в коробке. Тесно, душно, а за спиной горячее, волнующее её мужское тело. И руку он не убирает. Ладонь на её животе замерла, и словно ждёт чего-то. Горячее дыхание обожгло шею, потом плечо, губы коснулись, но прежде чем Настя смогла вдохнуть полной грудью, всё исчезло. Серёжа её от себя отпустил, даже вперёд чуть подтолкнул, и повторил:

— Проходи. Только свет не включай, окна во двор.

Настя открыла первую дверь, что появилась у неё на пути, но её тут же развернули в другую сторону, послышался смешок.

— Это кладовка.

— Как весело некоторым. Сам же сказал, свет не включать. Веди меня тогда.

— Я веду.

— Куда?

— В свою комнату.

Она не нашла, что на это ответить. Маркелов дверь открыл, они вошли, и Солнцева сразу ощутила лёгкий запах его одеколона, витавший в воздухе. И даже пожалела, что свет включить нельзя, ей бы хотелось посмотреть, как он здесь устроился, на его вещи, на личное и необходимое. Не знала, откуда взялось это желание, но на самом деле было очень интересно. Вместо этого прошла к окну и отдёрнула занавеску. Во дворе горело всего пара фонарей, но их света было достаточно для того, чтобы рассмотреть, что происходит на детской площадке. Пусть только силуэты, но они были видны. Даже интересно, куда Аверин свою девушку дел. Бросил в клубе?

— По ком твоё сердечко бьётся?

Серёжа чуть навалился на неё сзади, руками в узкий подоконник упёрся, а Настю в жар бросило.

— Ты хочешь это знать?

— Ты не пошла к нему. А могла бы.

— Они бы тебя избили.

— Это да.

— Но ты сам нарвался, разве нет? Ты же всё прекрасно понимал.

— Ты о чём?

— Ты же знаешь дворовые законы. Ты положил глаз на чужое.

Он чуть слышно усмехнулся.

— Может быть. Но соблазн был велик.

Настя почувствовала, как он носом в её волосы зарылся.

— Ты достойна большего, чем этот дворовый пацан, тебе не кажется?

— Я его любила.

— Это не повод, чтобы выходить за него замуж.

— То есть, ты решил меня спасти?

Маркелов плечами пожал.

— Не знаю. Нет. Просто так вышло. Хочешь, чтобы я извинился?

Настя осторожно повернулась в его руках, чтобы оказаться с ним лицом к лицу.

— Я любила его.

— В прошедшем времени?

Это её напугало. А она ведь дважды это повторила.

Замолчала.

— Настя. — Серёжа лицо её в ладони взял, снова поцеловал, но легко, лишь губами о её губы потёрся. — Ты ещё такая… маленькая. Я даже не думал.

Её рука поднялась и легла на его плечо, поиграла с воротником его рубашки. Настя понимала, что это ошибка — подпускать его к себе так близко, но сегодняшний вечер, начавшийся с мартини и закончившийся лазаньем по кустам, чего она лет с десяти не делала, перевернул её жизнь с ног на голову. И ведь прекрасно знала, что завтра пожалеет, но вязкая темнота, окутавшая их, как покрывалом, казалась вечной. Завтра было где-то далеко, и про ошибки и раскаяние можно было думать, но не чувствовать их. И Серёжка — именно Серёжка, как она звала его про себя весь сегодняшний вечер — настолько рядом, и волнует её, и уже не важно, что за спиной открытое окно, и если прислушаться, можно расслышать с улицы звуки некогда дорогого и любимого голоса. Но это окно разделило их с Сашкой, кажется, навсегда. И рядом сейчас другой человек, и он прикасается к ней, целует, гладит, и её сердце именно для него бьётся. А ещё он другой, не похожий на Сашу, и она это не разумом понимает, а каким-то шестым чувством, и даже её руки, прикасаясь к нему, не просто гладят, а изучают. Осторожничают, медлят, но продолжают гулять по его плечам, спине. Его поцелуй был лёгким, почти неощутимым. От Серёжи пахло пивом, но как-то по-особенному, пьяняще, словно дорогим вином. И ещё чем-то. Каким-то своим запахом. Мужчиной… Сексом…

От всего этого у Насти кружилась голова.

Ответила на поцелуй, и поняла, что её больше не спрашивают, готова она или нет. Видимо, ответ в её прикосновениях, поцелуях, что она с таким жаром возвращает, податливости. Одна предупреждающая мысль ещё появилась, как вспышка, обожгла сознание, но сил противиться уже не было. Настю закружило, унесло течением и опалило любопытством. В эту секунду больше всего на свете хотелось узнать: как это будет, с Маркеловым. Секс, это ведь так важно, так непросто, нужно тонко чувствовать человека, чтобы всё сложилось. Когда-то она очень боялась переступить эту грань с Сашкой, боялась именно того, что всё волшебство после пропадёт. А сейчас ей бояться некогда, нужно решить прямо здесь и сейчас. Или не решать, а просто зажать все сомнения в кулак и плыть по течению.

Он не давал ей опомниться. Он прекрасно знал, что делает. Он гладил, ласкал, собирал её волосы в кулак и тянул их назад, заставляя Настю откидывать голову и стонать. И она на самом деле стонала, кусала губы, и будто со стороны за собой наблюдала, понимая, что ведёт себя чересчур бездумно и бесстыдно. Даже её стоны в первую очередь ей по нервам били, она не узнавала свой голос. Она не узнавала себя. То, как Маркелов крутил её как куклу, как раздевал её, прижимал к стене, приподнимал, вжимаясь в её тело — всё это происходило будто не с ней. И то, что чувствовала — каждый его поцелуй, как ожог, его кожа, раскалённая, казалось бы до бела, а потом ставшая чуть влажной, от их жара, смешавшегося воедино — всё, будто виртуальная игра. Безумные, реальные, но невозможные ощущения.

Под окнами уже не тревожные голоса, а пьяный смех, смешанный с девичьим хихиканьем, а у них в комнате кроме тяжёлого дыхания, коротких сдавленных стонов и поскрипывания старого дивана — ничего нет. Темнота и до этого казалась вязкой, прилипающей, укутывающей со всех сторон, а тут даже воздух стал горячим. Невозможно было дышать без хрипов, невозможно было прикасаться, без того, чтобы рука не заскользила по горячей, влажной коже. Не нужно было думать что и как, нужно было успеть взять побольше, успеть ухватить особо острый момент и не отстать от другого. Так хотелось закричать…

Сергей закрыл ей рот поцелуем, но Настя отвернула голову. Ей не хватало воздуха, поцелуй бы её убил. Руки в стороны раскинула, перед глазами белые круги, но чувствовала, как Серёжка дрожит. Мышцы напряглись, спина выгнулась, что-то прорычал, уткнувшись лицом ей в шею. Весь горячий, потный, и до боли понятный. Это было странно, но каждое его движение находило в ней отклик. Он на руках приподнимался — она следовала за ним, он опускался на неё, и она его принимала, обнимая его руками. И когда он, уставший, прижался губами к её губам, благодаря, она и на этот поцелуй ответила, хотя уже должна была бы опомниться к этому моменту, и испугаться.

— Рыжая, — шепнул он ей на ухо. — У меня никогда не было рыжих.

Сил ответить у неё не нашлось. Лежали, прижавшись друг к другу, на смятом покрывале, даже скинуть его на пол секунды не нашли. Сергей рукой по её телу водил, устало, даже несколько лениво, но в то же время не давал Насте окончательно в себя прийти, не отпускал её. А она в темноту таращилась, спиной к нему прижималась, и не думала, ни о чём не думала, лишь краем сознания отслеживала путешествие мужской руки по своему телу. Единственное, что в памяти всплыло — это мартини. Неожиданно захотелось мартини.

Ночной ветерок задувал в окно, трепал занавеску и холодил разгорячённые тела. Голоса с улицы слышались уже совсем рядом, почти под окнами, кто-то снова свистнул, а следом раздался дружный смех. Настя же никак в толк взять не могла, кому там так весело. Кому? Ей вот совсем не до веселья, когда Серёжка целует её в плечо, на спину её переворачивает, склоняется к её груди… Ей точно не до смеха. А потом ещё в дверь кто-то позвонил, дерзко, долго, а Маркелов голову поднял, прислушался, но почти тут же вернулся к ней, поцеловал, зажигая в ней новый огонь. Отстранился и большим пальцем обвёл её губы.

— Серёж…

Он, кажется, улыбнулся, потом шепнул:

— Всё хорошо.

Эти слова первыми всплыли в памяти, когда Настя проснулась. Глаза ещё не успела открыть, только потянулась, а потом вспомнила, при чём, скорее голос Маркелова, чем сами слова, и в первый момент удивилась. А когда открыла глаза и увидела его рядом, спящего, сердце застучало, словно птица в клетке. Вот это была ночка…

Серёжка лежал на боку, подложив под голову согнутую в локте руку, лицо расслабленное, а на щеках тёмная щетина проступила. Настя с таким интересом его разглядывала — всё, начиная с лица, и до низа живота, лёгкое одеяло только до туда доходило, и безмерно удивлялась произошедшему. Возможно, ещё слишком рано, но ни испуга, ни раскаяния пока не чувствовала. Лишь удивление, что она всё же оказалась с ним в одной постели. И не просто оказалась, а провела здесь всю ночь, бессонную и насыщенную, а когда проснулась, солнце уже в окно вовсю светит. Кстати, который час?

Она натянула на грудь одеяло, приподнялась на локте, принялась оглядываться, пытаясь найти взглядом часы. Маркелов пошевелился, разбуженный её вознёй, его рука поднялась и уже привычно легла на её бедро, погладила. Это несколько смутило, и Настя крепче прижала к груди одеяло.

— Ты чего?

— Уже утро, — проговорила она беспокойным шёпотом.

— И что?

— Меня родители убьют. Где часы?

Он на спину перевернулся и вздохнул. Вздохнул так, что Настя невольно на него засмотрелась. Как его губы поджались, как грудь высоко поднялась, как одеяло съехало ниже, когда он повернулся. Вот тут Солнцева глаза сразу отвела. И очень вовремя, потому что Сергей глаза открыл и посмотрел ей в лицо. Сонно сощурился.

— Привет.

Надо же, как неловко.

— Привет.

Маркелов руку поднял и коснулся пальцем её щеки. Взгляд долгий, а Настя краснеть начала, потому что по его взгляду было понятно — восстанавливает в памяти события прошлой ночи. Безумно неловко.

А Серёжа её на себя потянул, край одеяла, которым она прикрывалась, отнял, и поцеловал. А до Насти только в этот момент дошло, как она, наверное, жутко выглядит. Хоть и умылась вчера, момент улучила, но вокруг головы, скорее всего, львиная грива. А Маркелов ещё и пятерню туда свою запустил.

— Серёж, Серёжа… Подожди. — Она рассмеялась, пытаясь увернуться от его губ.

В прихожей хлопнула дверь. Настя мешавшие волосы с лица смахнула и посмотрела с ужасом.

— Это… кто?

У Маркелова лицо немного вытянулось, он в рассеянности почесал плечо, потом одеяло на себя повыше натянул. И сказал:

— Время половина девятого. Бабуля с дежурства пришла.

Он ещё договорить толком не успел, а дверь в его комнату уже открываться начала.

— Серёжа, ты проснулся? Вставай, милый. Тебе на работу-то… надо сегодня?

Настя только с головой под одеяло юркнуть успела, прежде чем бабушка Сергея дверь широко распахнула и увидела их. Настя к боку Серёжкиному прижалась и до боли закусила губу. В этот момент ей больше чем когда-либо до этого за всю её жизнь, захотелось провалиться сквозь землю от стыда. Её ещё никогда вот так в постели мужчины не заставали.

— Бабуль, а постучать? — насмешливо протянул Маркелов.

В ответ ему ничего не сказали, дверь захлопнулась, и только потрясённое бормотание из коридора послышалось.

— Боже мой… Я в окно вылезу.

Сергей громко рассмеялся, а Настя его кулаком ткнула в бок.

— Ну, проспали, Насть. С кем не бывает? — говорил он ей, когда они второпях одевались. Путались в одежде, спотыкались о разбросанные вещи, покрывало, лежащее у кровати неряшливой грудой, Настя даже пнула его, когда едва не упала, наступив на него.

— Со мной не бывает. Меня родители убьют, — процедила она сквозь зубы, боясь разговаривать громко. — Отец, наверное, уже пришёл. — Солнцева даже застонала негромко.

— Спокойнее. В угол тебя не поставят.

Она кинула на него едкий взгляд.

— Какой ты остроумный с утра.

— А я с утра всегда бодрый. А ты злючка.

Как Настя не мечтала этого избежать, но в прихожей с тётей Таней всё равно столкнулась. А, возможно, та специально их поджидала, этому Солнцева бы не особо и удивилась. И когда они лицом к лицу встретились, стало совсем неудобно. Заметила искреннее удивление в глазах пожилой женщины, когда та её узнала, поздоровалась еле слышно, а потом выскользнула за дверь, которую Серёжа для неё открыл. Он тоже за ней в подъезд вышел и за руку удержал, попытался поймать её взгляд.

— Настя, всё хорошо?

Она сделала глубокий вдох.

— Да.

— Ты уверена?

— Сейчас-то что спрашиваешь?

— Ну… Хочу быть уверен.

Настя на их руки посмотрела. Кивнула.

— Всё хорошо. Мне нужно идти, правда. Родители наверняка с ума сходят.

— Наверное. — Но руку её не отпускал. — Это была прекрасная ночь. Всё было… — Он помолчал, подбирая правильное слово. — Обалденно.

А вот Настя не знала, что сказать. Даже его восторженные слова казались глупыми. Вот наверное поэтому все умные женщины избегают случайного секса — с утра просто не знаешь, что сказать, как расстаться, как в глаза посмотреть.

Покрутила рукой, вынуждая его разжать пальцы.

— Мне нужно идти. — И бегом кинулась вниз по лестнице.

5

Родители почему-то решили, что ночь она провела с Сашкой. Мама говорила отцу, что почти всю ночь слышала голос Аверина во дворе и была уверена, что Настя с ним. И они если не помирились, то уже на пути к этому. При этом особенно довольной этим фактом Галина Викторовна не выглядела, но Настя всё-таки решила её не разубеждать. Признание в том, где и с кем она провела ту ночь, наверняка не обрадует родителей, только лишние беспокойства доставит, и неприятные нюансы в моральном облике дочери выявит. Вот и промолчала, уверенная в том, что кроме неё, никто им правды не откроет. Ведь никто не знает. И никогда не узнает.

Все выходные Настя просидела дома, только иногда из-за занавески во двор выглядывала. Видела знакомых, соседей, друзей: все занимались своими делами. Даже разок Аверина увидела, снова с той брюнеткой. А она дома отсиживалась, пытаясь привести мысли и чувства хотя бы в подобие порядка. Сейчас, спустя время, конечно, начала жалеть о случившемся. Ведь раскаяние в подобное ситуации — чувство правильное, да? Что поступила так необдуманно, что соблазну поддалась, что слишком быстро забыла о Сашке, и теперь ничуть не лучше него. Что всю ночь у Маркелова провела! Для огромного чувства вины и одного раза хватило бы, а она осталась с Сергеем, и поэтому сейчас не знает, что и думать, она в полной растерянности. Иногда, когда воспоминания со всеми постыдными подробностями, одолевали, Настя лицом в подушку утыкалась и стонала сквозь зубы от злости и бессилия, не зная, как с самой собой справиться.

Серёжка приходил к ней вечером под окно, но Настя так и не выглянула, испугавшись, что их может кто-нибудь заметить, и Маркелову всё-таки достанется. Она и без того переживала, что Аверин с дружками на следующий день решат с ним разобраться. Но во дворе было тихо, ни о каких драках слышно не было, и Настя начала успокаиваться. А потом Серёжа пришёл. Камешком в окно запустил и негромко позвал:

— Насть!

Она мурашками вся покрылась при звуках его голоса. К дивану словно приросла. И с колотящимся сердцем прислушивалась — к его голосу, к его шагам, к каким-то шорохам под своим окном. Потом всё стихло, и Настя без сил на подушки повалилась. Всего сутки прошли, а она уже самой себе не верит, что с Маркеловым сексом занималась. Что это было. Или любовью? Это смотря, какой именно момент вспомнить.

— Опять спряталась, да? — Сергей всё же пришёл к ней, прямо домой, в понедельник, не успела Настя с работы вернуться. Видимо, поджидал. И, скорее всего, знал, что родителей её дома нет, иначе с такой решительностью не отодвинул бы её в сторону и не вошёл в квартиру без приглашения. Насте пришлось отступить, и теперь она беспомощно наблюдала за тем, как он осматривается. Дверь входную захлопнула, когда поняла, что Маркелов уходить не собирается.

— Я не пряталась, просто настроения не было, — попыталась оправдаться она.

— Ясно. Принцесса Несмеяна.

— Ты поиздеваться пришёл?

— Нет. Попрощаться. Я завтра уезжаю. — Сергей повернулся к ней, посмотрел серьёзно. — Могу я попрощаться с девушкой, с которой провёл лучшую ночь в своей жизни?

Услышав от него о скором отъезде, Настя неожиданно испугалась. Непонятно от чего, но сердце сжалось и стало нечем дышать. Даже Серёжины слова о лучшей ночи не впечатлили. Отвернулась от него и прикусила до боли нижнюю губу. Почему его отъезд её не радует? Ведь она так долго этого ждала. Или боится остаться одна?

Кивнула зачем-то, стараясь не показать, что он расстроил её своей новостью.

— Хорошо.

— Что хорошо, Насть?

— Счастливого тебе пути. Что ещё ты хочешь от меня услышать?

Сергей прошёл в её комнату и сел на диван.

— Не знаю, — признался он. Поднял на неё глаза. — Но я, правда, не могу остаться. Меня родители ждут.

— Я разве что-то говорю?

— Настя.

Кажется, он слишком часто повторяет её имя, это раздражает. А тут ещё и за руку взял, заставил подойти поближе. Смотрел на неё теперь снизу вверх, а Солнцева подбородок повыше задрала, испугавшись, что тот начнёт дрожать, и ей не удастся это скрыть. А Маркелов вдруг невесело усмехнулся.

— Чёрт, я не знаю, что сказать.

— Потому что нечего?

— Потому что не знаю. — Погладил её. Ладони прошлись по животу, по бокам, спустились на ягодицы, и Настя начала впадать в панику, даже уцепилась за его руки, но убрать их со своего тела ей не удалось. — Ты замечательная, — сказал Маркелов, снова посмотрел в её лицо. — Ты меня с первого взгляда сразила. И если бы у нас было больше времени, обстоятельства бы по-другому складывались…

— То что? Ты бы на мне женился?

Она проговорила это с иронией и даже злостью, а Сергей рассмеялся.

— Ты настолько хочешь замуж, солнце?

Настя попыталась вывернуться из его рук, но он не отпустил, напротив, почти силой усадил её к себе на колени. И обнял, и подбородок на её плече пристроил, и посмотрел так… словно всё только начинается, а не заканчивается между ними. Ему легко. А вот чего она, дура, переживает?

— Я пошутила.

— Я так и понял. — Он помолчал, разглядывая её. — Мне, правда, жаль. Но я постараюсь приехать в конце лета.

— Зачем? Чтобы окончательно испортить мне жизнь?

— Насть, чего ты такая злая?

— А зачем ты приедешь? — Она на самом деле не понимала. — Зачем ты, вообще, мне это говоришь? Чтобы я ждала?

Глаза Маркелов отвёл.

— Не знаю. Просто мне жалко с тобой расставаться.

Солнцева недоверчиво усмехнулась.

— Бриллиант нашёл…

— А вдруг?

— Отстань, Маркелов. Глупости болтаешь.

Он тихо рассмеялся. А Настя не удержалась и спросила:

— К тебе… никто не приходил?

— От Аверина? Нет.

— Хорошо.

— Да?

— А что, лучше бы пришли? Нос бы тебе сломали, да?

— Если он однажды съездил мне по физиономии, то это совсем не значит, что он каждый раз будет мне нос ломать. Просто я тогда не ожидал.

— Ну конечно, — скептически проговорила Настя, а Серёжка фыркнул.

— Серьёзно!

Они взглядами встретились, и Настя нервно сглотнула, понимая, что не может глаз отвести. Почувствовала ладонь Маркелова на своём затылке, та чуть надавила, заставляя Настю опустить голову, и она сдалась. К губам Серёжи наклонилась, и поцелуй приняла, даже ответила сразу. Ругала себя в этот момент на чём свет стоит, не понимая, зачем ей это нужно, раз он уезжает завтра, но отказать не смогла. За шею его обняла, крепче прижимаясь к сильному телу, и испугалась всколыхнувшейся в душе грусти, когда подумала, что завтра его здесь уже не будет. Возможно, они больше никогда и не увидятся. С прошлого его приезда десять лет вон прошло…

Для того, чтобы его распалить, много усилий не потребовалось, лишь немного поёрзать у него на коленях и не отталкивать его руки, когда он молнию на её кофточке нетерпеливо вниз дёрнул, и широкими ладонями грудь накрыл. Большие пальцы закружили вокруг сосков, и все здравые мысли из Настиной головы тут же куда-то делись. Лишь одна осталась, совсем не здравая, а больше похожая на оправдание для самой себя: в последний раз. Он перевернул её на спину, сверху навалился, но почти тут же отстранился, ощупал карманы на джинсах.

— Насть, у меня ничего нет.

Она не сразу поняла, что он имеет в виду, глаза на Маркелова таращила, взбудораженная тем, что он так резко и так мучительно для неё лишил её своих прикосновений и ласк. И когда смысл сказанного до неё дошёл, едва не выругалась. Но в эту минуту, когда он так удобно устроился между её ног, когда она чувствовала вес его тела, пьянящий запах одеколона, смешанный с запахом его кожи, отсутствие презерватива казалось такой мелочью. Мелочью, которая доставляла вполне ощутимые страдания.

— Тогда будь осторожнее, — посоветовала она с неожиданной горячностью. Он усмехнулся, прижался губами к её уху, коснулся языком.

— Смелая девушка Настя, — шепнул он, хотя скорее пропел. Правда, Настя не оценила, в волосы его вцепилась, и Маркелову пришлось голову поднять. Поцеловал в губы. — Я всё понял, — заверил он её.

Это не было похоже на то, что происходило с ними той ночью. Поджимало время, возможности, при этом старались голову не терять. Нужна была разрядка, снять сексуальное напряжение, и на этом проститься. Наверное поэтому Настя отдавалась ему с такой страстью, понимая, что этим всё закончится. И времени прошло совсем немного, минут двадцать всего, но обоюдное сумасшествие осталось позади, правда, они всё ещё лежали, обнявшись. Было тяжеловато, но Настя терпела, смотрела на большие часы на стене, наблюдала, как секундная стрелка по кругу бегает. Интересно, сколько кругов она ещё сделает, прежде чем Сергей отстранится от неё и превратится лишь в эпизод из её прошлого?

Как оказалось, три не полных. Маркелов зашевелился, приподнялся на локте, заглянул Насте в глаза. Та понадеялась, что смогла ответить ему спокойным взглядом. И руку с его плеча убрала. Его кожа так быстро остыла, сердце успокоилось, мышцы расслабились, и всё это показалось ей предательством. Как выяснилось, он даже джинсы до конца не снял. И когда вставал, натянул их быстро, и Насте стало не по себе, что она перед ним голая лежит, словно брошенная или сломанная. Использованная, вот самое верное слово. А о том, что несколько минут назад сама запретила ему останавливаться, думать не хотелось. Дотянулась до своего халатика, что на спинке кресла висел, живот вытерла, а потом халатом прикрылась, не найдя в себе сил подняться и надеть его, как следует. Только потом заметила, что Маркелов за ней наблюдает, замерев со своей футболкой в руках. Кажется, ему тоже неловко. Ему-то от чего?!

Он шаг сделал и присел перед диваном на корточки.

— Солнце…

Настя сглотнула.

— Уходи.

— Настюш, не надо так.

— Почему? Ты прощаться пришёл. Попрощались. Вот теперь уходи. Без поцелуев, без дурацких обещаний.

— Хочешь, чтобы так было?

Она кивнула. Глаза в сторону отвела, лишь искоса наблюдала, как он поднимается, футболку надевает. И всё же наклонился и, преодолев лёгкое сопротивление, поцеловал. В лоб. Как маленькую.

— Я постараюсь приехать в августе.

Она ничего не ответила, не посмотрела на него, не понимая, откуда в ней вдруг столько горечи, обиды, и противоречия взялось. За что она на него обижается? За то, что делает всё, как она хочет? Не спорит, уходит, уезжает.

— Обязательно, обязательно приезжай, — злым шёпотом проговорила она, когда Маркелов за дверь вышел. — Как же, буду я тебя ждать!

Хлопнула входная дверь, и вся Настина злость словно вместе с Серёжкой из квартиры вышла. Снова стало горько и жалко саму себя, дуру такую. Коротким халатиком с головой укрылась, на бок перевернулась, и рот себе ладонью зажала. Не собиралась ни рыдать, ни реветь, просто рот себе зажала и дышала носом, надеясь, что сдержанное дыхание поможет справиться с эмоциями. И запретила себе кидаться к окну, чтобы посмотреть, как он уходит. Пусть уходит.

Пусть.

Маркелов уехал, и ничего вроде бы не изменилось. Не такое уж важное место он занимал в её жизни, он ни на что не влиял, ничего не решал. После расставания с Сашкой было гораздо труднее, тогда вся жизнь оказалась перевёрнутой с ног на голову, но Аверин ей почему-то не снился. А вот сны о Маркелове измучили. Настя не понимала, к чему всё это. И не ждала его приезда в августе, как он пообещал. Вообще хотела забыть это лето и начать сначала, с чистого лица. Даже хотела выбросить листок с московским номером телефона Сергея, за ненадобностью. Не понимала, зачем он ей его оставил, но в день его отъезда, утром, проснувшись, обнаружила его под окном, на полу своей комнаты. Видимо, Маркелов записку в открытое окно забросил, а может на подоконник положил, а её на пол сдуло. Лучше бы наружу выдуло, и тогда бы Настя не мучилась, гадая, зачем он её оставил. Неужели думал, что она позвонит? Но записку Настя не выбросила, поборола искушение. Наверное потому, что под номером телефона размашистым почерком было написано — Сергей Маркелов. Словно она забыть могла, как его зовут.

Через неделю родители предложили ей съездить в деревню, помочь бабушке, и Настя, после некоторых раздумий, согласилась. Работу оставила без лишних сожалений, и отправилась к бабушке, помогать той с огородом. В деревне забот намного больше, чем в городе, и к вечеру Настя уставала сильнее, чем от целого дня курьерской беготни. Но это за счастье казалось, хотелось устать до такой степени, чтобы не думать больше. По утрам они с бабушкой в лес ходили, за черникой. В эти ранние часы, стоя между листьями высокого папоротника, задрав голову и глядя на верхушки сосен, на островки голубого неба между ними, Насте казалось, что ей становится легче. Дышится легче, в голове проясняется, и мучение из души уходит. Иногда так хотелось закричать, громко-громко, чтобы ото всех своих печалей в одно мгновение избавиться, и закричала бы, но боялась бабушку перепугать. Пальцы были синими от черники, даже под ногтями синева; на голове косынка, сдерживающая каштановую гриву; на ногах дырявые кроссовки, которые здорово подходили к драным джинсам и растянутой, покрытой пятнами от ягод, футболке. И всё равно, одетая как оборвыш и грязная, Настя чувствовала себя куда лучше, чем ещё несколько дней назад, в городе, хорошо одетая и причёсанная. Только пару раз задавалась вопросом: что бы Серёжа сказал, увидев её такой. Соблазнился бы? Вряд ли. Он, в своей Москве, наверняка не скучает. Более подходящих и достойных охмуряет. Настя почему-то в этом не сомневалась.

Вернувшись в город, первым, кого увидела, был Аверин. Настя стояла у машины, у открытого багажника, дожидалась отца, сумки тяжёлые ближе придвинула, чтобы отцу удобнее доставать было, и испуганно обернулась, когда услышала голос:

— Давай помогу.

На Сашку посмотрела с недоверием.

— С чего бы это?

— Да просто так, — вроде бы разозлился он. Плечом её оттеснил, вытащил из багажника сумку с огурцами. Взял охапку укропа, но её Настя у него отобрала, стояла и смотрела, как Аверин к её подъезду направляется. Если честно, не знала, как реагировать. Что ему сказать, когда вернётся?

— Бес прошёл? — поинтересовалась она несколько язвительно, когда Сашка несколько раз повторил свой путь от машины до квартиры и обратно. Наконец отец багажник закрыл, сел в машину и поехал в гараж, а Настя с Сашей остались стоять перед подъездом, с недоверием приглядываясь друг к другу.

— Я не бесился.

— Правда? — Она даже рассмеялась, услышав подобное заявление.

— Насть, давай не будем ругаться, — попросил он.

— А что мы с тобой делать будем?

— Поговорим.

Она смотрела на него без всякого воодушевления.

— Ты на выходные приехал?

— На неделю. То есть, я приехал во вторник, завтра уезжаю. Не думал, что ты в деревню уедешь, думал, что за неделю нам с тобой удастся… всё решить.

Что именно он предполагал решать, Настя не поняла. Смотрела на Сашку и всё ждала, когда же она обрадуется тому, что он решил за ум взяться и выслушать её спокойно.

— Один приехал?

Он досадливо поморщился.

— Насть, это… такая глупость была. Думал, что если ты её увидишь…

— Кого именно? Твою работу? То, что тебя там держит?

Его взгляд стал осуждающим.

— Ты зря так думаешь. Я никогда… — Его клятвенное признание прервала Галина Викторовна, в окно выглянула и бодро поинтересовалась:

— Саша, ты с нами ужинать будешь?

Настя поняла так, что мама решила выступить в роли парламентёра, захотела усадить их за общий стол и окончательно примирить, раз глупые дети никак договориться не могут. Настя даже всерьёз задумалась, не принять ли предложенную помощь, глазами с Сашкой встретилась, и тогда уже головой покачала.

— Нет, мама, не будет.

— Ну что ж. — Галина Викторовна скрылась за занавеской.

Аверин невесело хмыкнул. К Насте приглядывался.

— Я хочу с тобой поговорить, — негромко проговорил он, в его голосе Настя расслышала умоляющие нотки. Это её удивило. Кажется, Саша на самом деле раскаивается.

— Я не понимаю, — начала она, — ты столько времени в мою сторону даже не смотрел…

— Я смотрел. Как я мог не смотреть? Просто… он ведь прохода тебе не давал, а ты… Ты его не отталкивала!

— Я не отталкивала? Да что ты знаешь об этом?

— Насть, вы целовались в клубе! — возмущённо выдохнул он ей в лицо. — Ты, с ним!..

— Это что, было на второй день его приезда? Мы даже не общались с ним толком! Даже когда ты со мной общаться не хотел, я с ним не разговаривала! И в клуб я тогда пришла!..

— Назло мне, — закончил за неё Аверин и несмело улыбнулся. Ему, по всей видимости, полегчало, а вот Настя вдруг испугалась. Саша хочет услышать подтверждение тому, что всё случившееся — недоразумение, а ей есть, что ему сказать? А главное, хочет ли она его успокаивать?

Сашка за руку её взял.

— Я, наверное, виноват.

— Наверное.

— Настюш, ну не язви, — попросил он и руку её сжал. Хотел ближе подойти, но Настя сделала шаг назад. Аверин покаянно опустил голову, принимая её решение.

— Я приеду через неделю, очень постараюсь, и мы с тобой поговорим. Да? Всё выясним. Настя, я тебя люблю. Я скучаю безумно. Ты же моя девочка…

Совсем недавно она таяла от этих слов. И вспомнив об этом, решила не противиться, когда Саша её всё-таки обнял, правда, сама осталась безучастной. Аверин, наверное, решил, что так она своё упрямство и обиду демонстрирует, спорить не стал, только ещё раз напомнил, что они серьёзно поговорят, когда он приедет в следующий раз.

Тем же вечером Настя краем уха услышала разговор родителей на кухне. Отец курил, сидя у открытого окна, мама мыла посуду после ужина, и негромко рассуждала.

— Может, и к лучшему. Наконец, прекратятся ссоры, слёзы. Юр, он тебе что-нибудь сказал?

— А что, должен был сказать? Поздоровался и пошёл сумки таскать.

Галина Викторовна головой качнула.

— Вот вы, мужики. Сначала напакостите, а потом сумки таскаете, как ни в чём не бывало.

— Ещё неизвестно, простит ли ему Настя эту фря, что он привёз.

Галина Викторовной лишь рукой махнула.

— Она тогда всю ночь с ним во дворе гуляла, значит, выяснили.

— Галь, я вот не помню, чтобы мы такими были. Или были? Ссоры, обиды…

Дослушивать Настя не стала. Ушла в свою комнату и замерла у окна, раздумывая. Для родителей, видимо, всё ясно: они с Сашкой помирились или вот-вот помирятся. А для неё самой?

На неделе Сашка звонил ей из Москвы, как обычно, и Настя сама не заметила, как снова стала вечерами ждать его звонков. Разговоры их, конечно, теперь отличались от прежних, никаких нежностей и особых, важных слов, но разговаривали о работе, о том, что дома происходит, Настя рассказала, что мама собирается её в риэлтерскую контору на место секретаря пристроить, и Саша этому искренне порадовался. Настя и сама этому радовалась, дождаться не могла, когда на новую работу выйдет. Офис солидной риэлтерской конторы представлялся ей чем-то сказочным, после скитаний по улицам с сумкой через плечо. Она даже опять планы строить начала, осторожно, стараясь продумывать каждое слово, даже мысленно. И боялась пока их кому-либо озвучивать, Сашке, например, или даже родителям. Это было больше похоже на мечту, для самой себя. Представляла, как придёт в первый день на работу, в белой блузке, со строгой причёской, будет собой гордиться, и очень-очень стараться.

Однажды во дворе с Ольгой встретилась. Они давно не виделись, как раз после того вечера в клубе. Тогда они не раз сталкивались взглядами, и Насте становилось не по себе от злости и возмущения подруги её действиями, а сейчас, спустя пару недель, никак не могла вспомнить те ощущения. Будто не две недели, а два года прошло. Ей уже было не до Ольги, за это время она столько всего пережила, что, кажется, даже повзрослела. И теперь лишь кинула на подругу (бывшую! Постоянно об этом забывает) заинтересованный взгляд, гадала, что у той на уме, и как она пережила отъезд Маркелова. А Ольга вместо этого поинтересовалась:

— На работу не вернёшься?

— Нет. Я собираюсь на другую устраиваться.

— Кем? — заинтересовалась Оля.

Настя решила не таиться, повода не видела.

— Секретарём.

— Родители помогли?

— Да, мама. У неё там знакомая работает.

— Повезло.

На это Настя никак не отреагировала. Всё ждала, о чём Ольга ещё её спросит. Почему-то была уверена, что без упоминании имени Сергея не обойдётся. Но вместо этого услышала вопрос об Аверине.

— Вы помирились?

— Нет.

— Как это? Вас же видели… вместе.

Настя едва заметно усмехнулась.

— Тебе хочется, чтобы мы помирились?

Ольга вцепилась в ремень своей сумки.

— Так и будешь со мной всю оставшуюся жизнь сквозь зубы разговаривать?

— Может быть. Я теперь не знаю, чего от тебя ждать.

Ольга надула губы.

— Но он же уехал. Ни тебе, ни мне не достался. Чего ругаться-то?

Солнцева сбилась с шага и остановилась. Ольге пришлось на неё обернуться.

— А он мне был не нужен, Оль. Ты из-за своей идиотской ревности жизнь мне испортила. А теперь пытаешься сделать вид, что всё идёт, как надо? Я подыграть тебе должна? А у меня вот не получается.

— Не нужен? — Она неприятно усмехнулась. — Да, я видела, как он был тебе не нужен. И не только я, все видели. И Сашка тоже. И даже после этого он пытается с тобой помириться. А ты гордую из себя строишь? Ну, строй. Останешься у разбитого корыта.

— Не твоё дело, кого я из себя строю! И ты понятия не имеешь, что я пережила за прошлый месяц. Когда от меня все отвернулись. А всё потому, что ты кому-то что-то наболтала!

Ольга вздёрнула подбородок, выглядела уязвлённой, и соглашаться с Настиными обвинениями не спешила.

— Всё ты врёшь, — сказала она наконец. — Думаешь, никто не замечал, как вы друг на друга смотрели? Все видели. Ты сначала с ним по городу гуляла, улыбалась скромно, а потом говорила, что он тебе не нужен. Тебе не нужен, но и мне не достанься, да?

— Я никогда и ничего не делала тебе во вред. И если Серёжка не обратил на тебя внимания, это не моя вина.

— Он обратил, обратил! Но потом опять ты вмешалась! Ты пришла, вся такая разряженная, красавица, блин, и увела его! Мне назло!

Настя задохнулась сначала от возмущения, потом от обиды. Что ж, пусть маленькая, но справедливость, в Ольгиных словах была. Она ведь, действительно, так поступила, не задумалась тогда о последствиях.

— Я тебе с самого начала говорила, что он бабник. Так чему ты удивляешься?

— Ничему я не удивляюсь, — сказала Ольга, глядя на неё с неприязнью. — Я давно ничему не удивляюсь. Это только ты из себя оскорблённую невинность строишь, а у меня такой привычки нет.

— Ты уверена?

— Да! Кстати, куда вы делись тогда из клуба? Мы вас искали, ждали, а вы исчезли в неизвестном направлении. Сашка этим пока не интересовался? Где ты была… с Серёжкой, — передразнила её же Ольга. А Настя поняла, что начинает краснеть. Чтобы хоть как-то скрыть смущение, решила разозлиться. От злости ведь тоже краснеют, да?

— Тебе какая разница? Тебя он туда не позвал ни разу, хотя ты месяц за ним хвостом ходила. Может, поэтому и не позвал? Не знал, где спрятаться, — процедила Настя последние слова сквозь зубы и, не прощаясь, направилась в сторону своего подъезда. Если честно, её трясло — и от страха, и от негодования. Невозможно было предугадать, что Ольга прочитала по её лицу, и что ещё наговорить о ней может.

Сашка приехал только через выходные. По телефону просил прощения, умолял её не делать никаких выводов, обещал приехать скоро-скоро, и даже сумел Настю рассмешить. А когда вернулся, к ней явился с цветами. При этом не позвонил в дверь, как все нормальные люди, а в окно полез, с букетом наперевес.

— Ты что, с ума сошёл?! — Настя замерла посреди комнаты, не зная, как реагировать. Потом кинулась тонкие занавески отдёргивать, чтобы Аверин их случайно не сорвал. Он, наконец, оказался в комнате, правда, несколько неуклюже приземлился на пол, но тут же поднялся, и пригладил растрепавшиеся волосы. И цветы ей протянул. Только после этого заулыбался и выдохнул:

— Привет. Это тебе.

Настя смотрела на него с проницательным прищуром. Потом цветы взяла, понюхала красные розы.

— Спасибо.

Аверин смешно развёл руками.

— Я приехал, как и обещал.

— Молодец.

— И всё?

От ответа Настю избавил отец, дверь в её комнату открыл, видимо, привлечённый шумом, Сашку увидел, вначале слегка нахмурился, соображая, как тот в комнату его дочери попал, а когда догадался, хмыкнул. Взглядом их посверлил, и дверь закрыл.

— Зачем ты в окно полез? — спросила Настя.

Саша плечами пожал.

— Не знаю, подумал, что это… романтично.

Романтично? Запомнить день, когда Аверин произнёс это слово вслух, обязательно.

— Насть, я соскучился. — Он подошёл к ней сзади и обнял, уткнулся носом в её шею. Он так привычно навалился на неё, задышал горячо, руками обхватил, а Насте неожиданно стало не по себе. Она этого не ждала. Почему-то. Почему не ждала? Раз они две недели говорили по телефону, а это ведь что-то да значит. Позволила себя поцеловать в щёку, потом осторожно вывернулась из его рук. Взяла с полки вазу.

— Пойду воды налью. Тебя покормить?

— Нет, меня мать накормила.

— Значит, не бегом ко мне кинулся, в окно карабкаться. Это хорошо, голова ещё на месте.

Он усмехнулся.

— Ну… да, для начала основательно подкрепился.

Когда Настя в комнату вернулась, Сашка уже сидел на диване, на подлокотник навалился и оглядывался с видимым удовольствием. А Солнцева совершенно некстати вспомнила, что они с Маркеловым… на этом самом диване… С Сашкой ни разу у неё дома любовью не занимались, Насте всегда неловко было, а вот Маркелова пустила в святая святых.

Зачем она об этом думает?

— Говорят, вы с Ольгой снова разругались.

Настя посмотрела на него.

— Да? И кто говорит? Хотя… о чём я спрашиваю?

Аверин усмехнулся.

— Значит, она тогда на самом деле наболтала?

У Насти вырвался усталый вздох.

— Ты только сейчас об этом задумался? А две недели назад тогда зачем ко мне пришёл?

Он глаза опустил.

— Во-первых, я тогда уже знал. Догадывался. А во-вторых, я же сказал… Я тебя люблю. Не могу я без тебя. И когда ты на меня обижаешься, мне спокойно не живется. Поцелуй меня, а?

Настя глянула на него через плечо, улыбнулась, но целовать не стала. Сашка голову на спинку дивана откинул, выглядел страдающим.

— Всё ещё злишься на меня?

— А сам как думаешь?

— Думаю, что нужно было Маркелова в бараний рог скрутить, причём сразу, как только он ту песню допел. Чтоб неповадно было.

— Какую песню, Саш?

— А ты не помнишь? Как он для тебя пел, а все остальные смотрели и посмеивались.

— Не выдумывай, никто не понял.

— Ой, Насть, ты иногда такой наивной бываешь, просто что-то. Да мне в тот же вечер парни сказали, что этот москвич на тебя глаз положил.

Настя изо всех сил сжала края вазы руками. Только этого не хватало. Нужно срочно менять тему.

— Дело совсем не в Маркелове, и ты это прекрасно понимаешь. Дело в том, что ты слухам поверил, а не мне.

Саша руку в кулак сжал и по подлокотнику им постучал.

— Насть, ты же знаешь мой характер. Иногда я… Ревную я тебя! Ревную.

— А разве я давала тебе повод? Когда-нибудь?

— Всё когда-нибудь бывает в первый раз, — проговорил он ворчливо и чуть слышно.

— Что ты сказал?

Он глаза на неё вскинул, тут же покачал головой.

— Ничего. — Поднялся и к ней подошёл. Хотел к Настиным волосам прикоснуться, но в самую последнюю секунду помедлил, рука в воздухе повисла, а Сашка посмотрел вопросительно. Настя никак на его действия не отреагировала, и тогда он коснулся её волос. — Прости меня, пожалуйста, рыжик. Я дурак.

— Знаю.

— Теперь и я это знаю. Простишь?

— Я подумаю.

— Насть.

— Я же сказала, что подумаю.

— Что у вас с ним было?

В этот момент Настя поняла, что даже сглотнуть не может, горло перехватило спазмом, она осторожно отвернулась, попыталась сделать вид, что на розы смотрит. Раздумывала. Ещё вчера вечером она всерьёз размышляла о том, чтобы перед Сашкой во всём покаяться. Раз уж они начинают с чистого листа, всё сначала, то начинать, а точнее, продолжать, снова со лжи, неправильно. Решила признаться. Даже речь заготовила, какие-то слова, объяснения… А вот сейчас, чувствуя его за своей спиной, как он прижимается к ней, всё требовательнее с каждой секундой, поняла, что одно её неверное слово, и Сашка не просто уйдёт, он плюнет ей под ноги и превратит её жизнь в ад. Может, не стоит ему знать? Так всем будет спокойнее. Просто похоронить воспоминания о Маркелове глубоко, даже не в себе, а в самом дальнем уголке своей памяти, и жить дальше. Просто жить дальше.

— Ничего. — Самое трудное слово в её жизни.

— Правда?

— Ты хочешь, чтобы я поклялась?

— Вы в ту ночь исчезли…

— Саш, он проводил меня до дома. Подсадил, и я в окно влезла. Вот и всё. Вы нас на дороге караулили, а мы, как маленькие, через кусты пролезли.

Аверин смотрел на неё пытливо, Насте показалось, что слишком долго, и едва не выдохнула с облегчением, когда на его губах усмешка появилась. И пусть усмешка, и пусть неприятная, но хоть подозрения во взгляде поубавилось.

— Всегда знал, что Серго наш трус первостатейный, я бы ни за что через кусты не полез. Не прятался бы…

Настя как-то по-новому на него взглянула, и подумала, что как раз Серёжка-то поступил по-умному, не стал связываться с пьяными дебоширами. А Сашка — да, он бы через кусты не полез, он бы на танк попёр, надеясь, что его имя в веках прославится. Сейчас Настя уже не считала, что это на самом деле подвиг.

Воспользовавшись её молчанием, Саша её к себе лицом развернул и вознамерился поцеловать. Даже успел её губ коснуться, но в самый последний момент Настя увернулась.

— Саш, не надо, пока не время.

— Всё ещё злишься, да? — повторил он и покаянно опустил голову. Ладони на её плечи положил, чуть сжал их. — Эта девушка, Настюш, это моя самая большая ошибка, наверное. Она ничего для меня не значит. Я… просто попросил её мне подыграть.

Вот после этого Настя едва не рассмеялась. Неужели он думает, что она поверит? Посмотрела ему в глаза, и поняла: всерьёз так думает. Ну что ж, у них у каждого свои скелеты в шкафу.

Кивнула. Сашка снова обнял её, но не целовал, не тискал, просто прижался, и сказал:

— Я тебя никому не отдам. Ты моя, слышишь?

Она слышала, вот только слов в ответ не было. Может, они позже появятся? Когда она сможет успокоить свою совесть?

Но судьба не дала ей шанса успокоиться. Уже на следующее утро Настю посетила тревожная мысль. Пришла из ниоткуда, выскочила, как чёрт из табакерки, и заставила замереть в плохом предчувствии. А всё началось с Сашкиных роз. Настя проснулась утром и никак не могла понять, почему ей не по себе. Никогда раньше не замечала, что у роз такой сильный, приторный аромат. Он её буквально преследовал. Настя даже окно нараспашку открыла, дверь в комнату распахнула, надеясь, что сквозняком запах выдует. Потом унесла вазу с цветами в комнату родителей, дверь плотно закрыла, но всё равно пахло. Такое ощущение, что вся квартира пропахала ароматом роз. Сначала подумала, что Сашка, наверное, купил какую-нибудь подделку. По телевизору ведь чего только не показывают: и духами цветы поливают, чтобы пахли лучше, и головки к стеблям булавками прикалывают. Дошло до того, что её затошнило, да так сильно, что она даже позавтракать не смогла. Хотела уже выкинуть цветы, отнести их на помойку, лишь бы только прекратить это мучение. Но, конечно же, не пошла никуда, цветы-то от любимого человека, и поэтому Настя заперлась в своей комнате и почти час пролежала на диване, надеясь, что тошнота утихнет. Она утихла. Но когда прошла тошнота, пришла эта мысль. Настя на диване села, понимая, что не может дышать, а в уме уже начала числа складывать. Считала дни, оказалось, что их прошло много. Слишком много. Невероятно много. А она, со всеми этими проблемами, переживаниями, возвращениями Аверина и попытками наладить их отношения, совсем забыла и вовремя не спохватилась. Но оставалась ещё надежда… И один веский довод: не может с ней такого произойти, это было бы слишком несправедливо!

Весь день Настя не могла успокоиться. И сказать никому не могла, всё ещё надеясь, что это ошибка. Саша пригласил её в кино, в кафе, просто прогуляться, воскресенье ведь, а ему вечером уезжать, и Настя не смогла ему отказать. Но настроение было на нуле. Изо всех сил старалась этого не показать, улыбалась, кивала, но всё больше молчала и к себе прислушивалась. Изменилось в ней что-то или нет? Тошнит ли? Не тошнило, но в кафе, глядя, как Сашка ест, понимала, что у неё аппетита нет.

— Не понравилось? Давай что-нибудь другое закажу? — Аверин изо всех сил старался ей угодить.

Настя обвела зал потерянным взглядом.

— А здесь есть молочные коктейли?

Саша с готовностью кивнул.

— Вроде есть, пойду закажу. — Из-за стола поднялся, а Настя его расстроенным взглядом проводила. И в который раз мысленно вопрос себе задала: а если правда, что делать?

Вечером простились, Сашка обнял её, как никогда крепко, поцеловал, а когда в глаза заглянул, Насте на мгновение противно стало. Всё в их отношениях не так, даже нежные взгляды теперь больше напоминают мольбу о прощении. Интересно, она так же на него смотрит? Всё-таки удивительно, что Сашка решил сделать первый шаг, всё забыть и начать сначала, видимо, на самом деле не смог без неё. То ли любит, то ли слишком привык. Нехорошие мыли под нехорошее настроение.

С настроением нужно было что-то срочно делать, и поэтому уже следующим утром Настя пошла в женскую консультацию. Невыносимо было и дальше гадать. Сказала матери, что отправляется делать фотографию для личного дела, а сама поспешила в больницу. Когда входила, на ней от беспокойства лица не было, а когда выходила вместо лица восковая маска, и больше никакой надежды на ошибку. Нет ошибки, беременна. От Маркелова. Домой пришла, легла на диван, отвернувшись лицом к стене, и так весь день пролежала. Не думала о том, как стоит решать проблему, просто отходила от шока, старалась принять случившееся. И только вспоминала Серёжку. Как выглядит, как смотрит, как говорит, как улыбается. Непонятно зачем, но пыталась воскресить в памяти его образ до последней чёрточки. Как он целовал её, что она при этом чувствовала, и, понимая, что помнит всё, хоть и убеждала себя в обратном целый месяц, на душе у неё становилось всё тяжелее. Беременность — это уже не игры, это не месть, это не интриги. Это слишком серьёзно, это всю жизнь изменит. А что с этим делать — непонятно.

Долго скрывать не удалось. Родители и без того внимание обратили на её настроение, точнее, на его полное отсутствие. Мама даже выпытать у неё постаралась, не поссорились ли они снова с Сашкой. Настя сказала, что нет, не ссорились, и так на мать посмотрела, решая, стоит ли ей сейчас сказать… Ведь сказать всё равно придётся, одна она не справится, тут и думать нечего, а врач в консультации её предупредила, что принимать решение нужно, как можно быстрее. Оставляет она ребёнка или идёт на аборт. Настя понятия не имела, что именно она будет делать. Прошло три дня, а она ни к какому решению так и не пришла. В глубине души ещё надеялась на чудо, что всё само пройдёт, что это сон, ошибка, ещё что-то, но скоро весь этот кошмар закончится, и жизнь вернется в привычное спокойное русло. Даже реагировать как следует ни на что не могла, всё как в тумане.

А потом утренняя тошнота начала усиливаться, и скрывать стало невозможно. В первый же день, как мама утром дома задержалась, так всё наружу и вышло. Она яичницу на кухне жарила, а Настя, только выйдя из своей комнаты, опрометью кинулась в туалет. Рвало её долго, потом, обессилившая, села на пол и к стене спиной привалилась, зная, что мать под дверью стоит и прислушивается. Галина Викторовна уже перестала стучать в дверь и с беспокойством в голосе интересоваться, что случилось и не нужен ли врач. Замолчала и только ждала, когда дочь выйдет и всё объяснит. Хотя, к тому времени особых объяснений уже и не потребовалось. Мать Настю таким взглядом встретила, что у той ноги подкосились. Они и так Настю не особо держали, а тут колени прямо видимо затряслись. До диванчика на кухне добралась, села, и лицо рукой закрыла.

— Настя.

Она молчала.

— Настя.

— Мам, я слышу…

— Что ты слышишь?

Сделала глубокий вдох.

— Да, я беременна.

Галина Викторовна всё же ахнула, пусть и чуть слышно. Потом несколько язвительно проговорила:

— Молодец.

Настя руку от лица отняла.

— Я не знаю, что делать.

Галина Викторовна на кухню прошла, газ выключила, потом отошла к окну, замерла ненадолго, повернувшись к дочери спиной.

— Об этом надо было думать раньше. Не знает она… Надо к врачу, надо удостовериться.

— Я уже была у врача.

— Была?

Настя кивнула, низко опустив голову. Всё ещё немножко мутило, а от тона, которым с ней мама говорила, становилось только хуже. Хотелось убежать в свою комнату и забиться в какой-нибудь угол, укрыться с головой, чтобы ничего не слышать и не видеть.

— А мне почему не сказала?

— Не знаю. Не знаю, у меня слов не было!

— Замечательно.

— Мам, ну не ругай меня, мне и так… — Всё-таки всхлипнула и начала вытирать слёзы ладонью.

— Я не ругаю, Насть. Просто… неожиданно.

— Скажи уж правду: некстати. Абсолютно… ни к чему.

— Но это ребёнок. — Галина Викторовна к дочери шагнула, осторожно погладила ту по волосам. Постаралась придать своему голосу бодрости. — Ладно, чего уж слёзы лить. — Руками развела. — Ты не знала, что дальше со своей жизнью делать, и вот тебе решение. Всё равно ведь о свадьбе говорили! Ты Сашке позвонила, сказала?

Мама смотрела на неё, ждала ответа, а Настя внутренне сжалась, не зная, что сказать. Точнее, как именно сказать. Понимала, что врать бессмысленно. Сашка приедет, и правда всё равно вылезет наружу, только тогда всё будет страшнее и непригляднее.

Настя слёзы вытерла, откинулась на спинку дивана, подняла на мать глаза. Та на неё не смотрела, налила в стакан воды, Насте протянула, а встретившись с той взглядом, насторожилась.

— Что ты так смотришь?

— Мам, понимаешь… — Лоб потёрла. — Это не Сашкин ребёнок.

— То есть как?

Настя молчала. Глядела за её спину, в окно, и молчала. Только губы кривились, Солнцева это чувствовала, и поэтому прикусила верхнюю губу зубами.

— Насть, как не Сашкин?

Передёрнула плечами.

— Вот так.

— Ты уверена?

— Других вариантов нет.

Галина Викторовна медленно опустилась на стул, не спуская с дочери ошарашенного взгляда.

— И кто?..

Настя сжала руку в кулак, до сих пор не осмеливаясь взглянуть на мать.

— Маркелов.

— О боже, Настя!

— Я знаю, знаю! — Лицо ладонями потёрла, потом волосы, упавшие на глаза, убрала. На мать посмотрела. — Мам, что делать?

— Ты у меня спрашиваешь?

— А у кого мне ещё спросить?

— Я не понимаю, как ты могла связаться с Маркеловым. Москвич, он приехал и уехал. О чём ты думала?

— Ни о чём. Ни о чём не думала, в этом и проблема. А теперь…

— Теперь он в Москве, а у тебя ребёнок!

Потерянно кивнула.

— Да.

Настя ужасно боялась вечера, возвращения отца с работы. Даже надеяться нечего, что мама промолчит и с мужем возникшей проблемой не поделится. Да и смысл скрывать? Сейчас уже ждать нечего. Только после разговора с матерью, когда вслух произнесла: я беременна, Настя в это окончательно поверила, и уже не просто ждала чуда, а начала в голове раскручивать ситуацию, стараясь понять, что дальше делать. А отец отреагировал бурно, как она и предполагала. Кричать начал, но быстро успокоился, чему Настя от всего сердца порадовалась, глядя на его покрасневшее лицо. Ещё не хватало, чтобы у него инфаркт после такой новости случился. Выпив залпом два стакана воды, он поинтересовался у дочери, что та собирается делать. Самый трудный вопрос в её жизни, а все с такой лёгкостью его задают, Настя прямо диву давалась.

— Не знаю, — призналась она, и вот тогда рискнула дать ответ, который проблему бы решил быстро. Не зря заговорила об этом очень осторожно, потому что отец тут же снова начал орать. И на неё уставился бешеным взглядом, как на безумную.

— Ты сдурела? Ты хочешь, чтобы я свою дочь на аборт послал? В девятнадцать лет! Нет, милая моя, так не делается. Вы сначала ни о чём не думали или не хотели думать, по подъездам целовались, а теперь ты очень быстро хочешь решить незначительную проблемку?

Настя слёзы вытерла, на мать покосилась, а отец тем временем продолжал:

— Вот пусть он приедет, и мы тогда будем решать, что делать.

— Папа…

— Я слышать ничего не хочу больше. Он моей дочери ребёнка сделал? Пусть отвечает, пусть ведёт себя, как мужик.

Галина Викторовна поднялась, как-то подобралась вся, а Настя тут же насторожилась.

— Мам, ты куда?

— Пойду к Татьяне Михайловне, нужно с ней поговорить. Выяснить, как с её внуком связаться можно.

— Не надо никуда ходить, у меня есть его московский номер, — негромко и обречённо проговорила Настя.

Юрий Николаевич зло хмыкнул.

— Хоть номер оставил, и на том ему спасибо.

Настя, прежде чем выйти из родительской комнаты, на отца обернулась, кинула на того затравленный взгляд.

Единственная поблажка, которую удалось у родителей выторговать, так это дать ей небольшую передышку, не звонить Серёжке этим вечером, подождать до следующего дня. Настя думала, что за ночь сумеет морально подготовиться, найдёт нужные слова, и сможет смирить страх перед реакцией Маркелова. А вдруг он просто бросит трубку? Или какую-нибудь гадость ей скажет? Зачем ему портить себе жизнь? Именно об этом она всю ночь думала, а не слова подбирала, и несколько раз ей даже приходило в голову, что если Серёжка не захочет ничего знать о её проблемах, это, в некотором роде, станет благом. Она больше никогда его не увидит, и тогда, возможно, её жизнь не перевернётся вверх тормашками, в ней не появится Сергей Маркелов с некими правами на неё, не будет влиять на её жизнь, не станет диктовать ей что делать…

А что ей делать без него? С ребёнком? Отец ясно дал понять, что об аборте слышать ничего не хочет. Да если честно, она и сама… боится аборта до ужаса. Но что тогда? Стать матерью-одиночкой?

Оставалось только ещё раз, но сейчас как никогда отчаянно, пожалеть о том, что Маркелов вообще к ним приехал. Что ему в Москве своей не сиделось?!

Но об этом можно было думать бесконечно: почему он приехал, почему на неё внимание обратил, почему она с ним спала. От этих раздумий ничего не могло измениться. И ругать одного Серёжку тоже было несправедливо. Пусть он приложил немало усилий, чтобы добиться её расположения, но то, что произошло между ними в последнюю встречу, её вина. Настя была в этом уверена. Она могла остановить его, мало того, она могла ничего не начинать, но она сознательно пошла на риск, и винить остаётся только себя. Вот только впечатлит ли Маркелова её осознание собственной вины? Вряд ли.

Телефонный номер Настя набирала дрожащими пальцами. Заперлась в своей комнате, около получаса набиралась смелости, потом решила, что была не была, и номер набрала. С замирающим сердцем слушала долгие гудки, и в какую-то секунду даже решила, что Маркелов мог её обмануть и номер написать неверный. Хотя, тогда легче было вообще номера не оставлять. А он оставил… Интуиция? Сыгравшая с ним злую шутку.

Когда трубку сняли, Настя услышала глубокий, хорошо поставленный женский голос. Женщина произнесла:

— Аллоу, — на особый манер, растягивая гласные, и Солнцева в первый момент всерьёз растерялась. А женщина сказала: — Вас слушают, говорите.

В памяти всплыло имя Серёжкиной бабушки, той, что искусствовед — Аркадия Львовна. Она?

Пришлось срочно брать себя в руки, а ведь ещё минуту назад была уверена, что готова к разговору. Кашлянула в кулак.

— Здравствуйте. — Сказала и поморщилась, услышав, насколько неуверенно звучит её голос.

— Добрый день.

— Я… хотела бы поговорить с Серёжей. Можно?

— С Серёженькой? Конечно, можно. Почему нет. А вы по какому вопросу?

— По… по личному.

— О, это на самом деле интересно. Минуту. — Голос отдалился, и Настя услышала, как Аркадия Львовна громко позвала: — Серёжа, девушка хочет с тобой поговорить.

— Девушка, бабуль?

Услышав этот голос, Настя неожиданно покрылась мурашками с головы до пальцев ног. А в голосе Маркелова столько веселья ей послышалось, игривости, задора, и Насте от этого ещё страшнее стало. Он наверняка даже не предполагает, кто ему звонит, а главное — зачем.

— Девушка, — подтвердил женский голос, превратившись в таинственный шёпот. — Очень волнуется.

— Да ты что?

— Ты меня расстраиваешь, Сергей, я тебе не раз это уже говорила.

— Чем? Что в меня девушки влюбляются? — Маркелов смеялся, его голос был слышен всё ближе, и вот он уже в трубку хмыкнул, и произнёс: — Я слушаю. Таинственная незнакомка.

— Это я, — сказала Настя. Сказала, а в следующую секунду над собой посмеялась. Вот сейчас он спросит: «Кто это — я?», и будет, между прочим, совершенно прав. Но, к её удивлению, Сергей её сразу узнал. Веселья в голосе поубавилось, и тише проговорил:

— Привет. Вот это сюрприз.

— Неприятный?

— Насть, ты всегда язвишь мне в ответ, ты не замечала?

— Нет.

— Тогда я тебе глаза на этот факт открываю. Ты соскучилась?

Пока Настя раздумывала над ответом, Серёжа в сторону громко проговорил:

— Бабушка, будь добра, положи трубку. Я разговариваю.

Послышался какой-то щелчок, но Настя почти не обратила на него внимания. Она думала о том, что сейчас должна сказать.

— Нет, — сказала она в конце концов, а Серёжка, кажется, не понял, о чём она.

— Что «нет»?

— Ты спросил: соскучилась ли я.

— А-а. — Усмехнулся. — Позвонила сказать, что не скучаешь. Оригинально.

— Прекрати смеяться, а.

Он помолчал.

— Ты плачешь? Что случилось?

— Случилось, — едва слышно проговорила она. — Я беременна, вот что случилось. Родители с ума сходят. Отец просто…

Маркелов вдруг выругался и снова крикнул:

— Бабуля, положи трубку!

В ответ послышался трагический возглас, и на этот раз щелчок был слышимый. Настя только рот открыла.

— Она слышала?

— Подожди… — Он трубку куда-то положил, ушёл, а Настя к зеркалу обернулась. У неё губы синие были, и глаза безумные. С колотящимся сердцем ждала Серёжкиного возвращения.

Он вернулся через минуту, трубку взял и выдохнул:

— Ребёнок мой?

— Нет, Маркелов, не твой! Я просто так тебе звоню, новостью поделиться!

— Ладно, не кричи, — попытался остудить её пыл Сергей. — Родители знают?

— Да. Я вчера сказала.

Он выдохнул прямо в трубку, замолчал, видно, раздумывая, а Солнцева нервно сглотнула, не зная, чего ожидать.

— Я приеду, Насть. Завтра. Или даже сегодня… Нет, завтра. Бабуля, кажется, в обморок собирается упасть, так что… мне сегодня ещё с родителями объяснятся, как понимаю.

— Я не хотела…

— Чего ты не хотела?

— Чтобы она услышала. Прости меня.

Маркелов ничего не ответил, что-то пробормотал, а потом посоветовал дождаться его приезда. Можно подумать, что у неё выбор есть.

После телефонного разговора с Маркеловым, события начали развиваться с такой скоростью, что у Насти уже не от токсикоза голова кружилась, а от того, как быстро менялась её жизнь. Когда Серёже звонила, не совсем представляла, что за этим последует. Он пообещал приехать, голос был сухой, совсем не радостный, что и понятно, а когда простились, и Настя трубку положила, долго потом сидела на диване, без всякого движения, пытаясь понять, чего теперь следует ожидать. Ну, приедет он, ну поговорят они… Кстати, о чём? С каким предложением Маркелов в их дом пожалует? Попросит её сделать аборт? Отец его тогда убьёт, это точно. Живым Серёжка за порог не выйдет, отец и без того со вчерашнего дня на нервах. Настолько зол, что Настя его в таком состоянии и не припомнит, и боится ему лишний раз на глаза показаться. И вину свою перед родителями чувствует, они явно о такой судьбе для своей дочери не мечтали. А она виновата, да, с этим не поспоришь. Раньше об этом всерьёз никогда не задумывалась, а оказывается правда — одна ошибка, одна случайность способна изменить всю жизнь.

Чего Настя совсем не ожидала, так это того, что Серёжа не один приедет, а с родителями. Когда они все вместе появились у них дома, Настя от страха даже дар речи потеряла на некоторое время. Глаза на незнакомых людей таращила, и в их взглядах ей чудилось столько обвинения. Её тоже разглядывали, придирчиво, после чего на лице матери Сергея появилась натянутая улыбка.

— Значит, ты Настя.

Солнцева кивнула и бросила на Серёжку затравленный взгляд. Тот не улыбнулся, ничего не сказал, просто смотрел на неё, и Настя даже подумала, что он её забыл за прошедший месяц, а теперь вспоминает. И ей стало настолько неприятно, настолько стыдно… Лучше бы она ему не звонила, лучше бы сама, уж как-нибудь.

Её родители тоже растерялись вначале при виде неожиданных гостей, но быстро взяли себя в руки, куда быстрее, чем Настя. Пригласили гостей пройти, Галина Викторовна засуетилась, поспешила на кухню, стол накрывать, чайник на газ ставить, и будто бы рада была, будто бы повод был достойный. Настя видела, как отец жмёт руку Маркелову-старшему, а тот приятным баритоном представился:

— Борис.

Улучив мгновение, Настя схватила Сергея за руку и втянула в свою комнату. Дверь захлопнула, и тут же на него накинулась.

— Ты с ума сошёл?

— Нет.

— Нет?!

— Насть, успокойся. У меня просто выбора не было.

Они взглядами встретились, Настя его едва ли не насквозь просверлила, а потом в одно мгновение силы её покинули, и она с обречённым вздохом опустилась на диван.

— Бабуля у меня человек деятельный, — сказал Сергей, наблюдая за ней. — Она сообщила новость родителям ещё до того, как они с работы вечером вернуться успели. — Он хмыкнул. — Вчера был разбор полётов, а сегодня они отправились знакомиться с тобой.

Настя только головой покачала, не в силах справиться с потрясением.

— Я не ожидала такого.

— А чего ты ожидала?

— Не знаю. — У неё голос дрогнул. На Серёжу глаза поднять боялась. Он разговаривал с ней таким спокойным голосом, словно всё происходящее его не касалось. Был как чужой — ни знакомого задора, ни огня. Настя ногтями вцепилась в диванную обивку, с каждой минутой всё больше жалея, что позвонила ему.

А Маркелов перед ней на корточки присел, в лицо заглянул.

— Настя. Всё так плохо?

— А по-твоему хорошо? — Всё же посмотрела на него. — И не смей мне говорить, что ты меня предупреждал!

— Не буду.

Они приглядывались друг к другу, как в первый раз, потом Сергей коснулся пальцем её подбородка. Усмехнулся.

— Здравствуй, солнце. Я был уверен, что мы не встретимся.

Настя глядела на него без всякой злости, потом тихо спросила:

— Серёж, что делать?

— Что делать? — Он заправил ей прядь волос за ухо. — Сейчас взрослые дяди и тёти за стенкой поговорят, решат и скажут нам, что делать.

— Ты серьёзно?

— Нет. — Он обнял её, и Настя на самом деле почувствовала облегчение, словно этого и ждала долгое время. На плече его повисла, не сдержала вздох. Напомнила себе, что это Маркелов, именно Маркелов. Хотя, с кем другим она может в полной мере разделить тяжесть своей проблемы?

Каждый раз, как отец повышал голос на кухне, Настя от испуга замирала. Боялась того разговора, что шёл между её родителями и Маркеловыми. И очень боялась вновь предстать перед ними, ведь родителя Сергея наверняка считают её хитрой особой, которая за счёт их сына из провинции решила выбраться. Но выбора не было, невозможно было весь вечер отсиживаться в комнате, за закрытой дверью, и всё-таки пришлось идти за стол, когда родители настоятельно пригласили. К тому моменту, между её и Серёжиными родителями было решено, что аборт она делать не будет, а всё остальное они оставили на их с Серёжкой усмотрение. Как они будут жить, хотят ли жениться… В этом месте Настин отец многозначительно хмыкнул и такой взгляд на Сергея бросил, что тот неуютно заёрзал на стуле. А вот Настя понятия не имела, чего хочет — где, как и с кем жить. В голове до сих пор такая сумятица царила, и невозможно было смириться с тем, что её жизнь меняется, а у неё нет ни возможностей, ни сил, как-то это остановить. Жизнь понеслась вперёд, без остановок, не давая опомниться, и ждать того, что всё изменится и войдёт в привычное русло, бесполезно. Назад дороги нет.

— Когда вы только встречались, тихушники, — качнул головой, удивлённый Юрий Николаевич. — Это ведь надо.

Настя кинула на Серёжку испуганный взгляд. Сообщать родителям о случайной ночи и ещё более случайном сексе, приведшем к таким судьбоносным последствиям, она не хотела. Более того, у неё внутри всё от ужаса замирало, при одной только мысли, что это может выйти наружу. И если перед своими родителями она ещё как-то смогла бы повиниться, то, что о ней подумают Маркеловы? Сергей, видимо, по её взгляду всё понял, едва заметно ухмыльнулся, не слишком приятно, надо сказать, и после короткой паузы начал на ходу сочинять их такую непростую историю любви. Рассказ вышел по-юношески глупым, но Настя всё равно была благодарна. Незачем кому-то знать о её ошибках. Именно о её ошибках, ведь это она в первую очередь должна была думать о последствиях.

Больше всех Настя боялась Серёжкину маму, Ларису Евгеньевну. Её беспокоило то, с каким прищуром та к ней приглядывается, каждое слово, каждый жест оценивает. Видимо, пытается понять, кто её любимого мальчика в сети поймал. Насте так хотелось сказать ей, что она ни на что не претендует. Не собирается она заставлять Сергея жениться на ней. Правда, она вообще не представляет, что будет делать дальше, но хищницей не станет по любому, ни в чьих глазах. И, конечно, Маркеловы отличались от её родителей, этого невозможно было не заметить. Уверенные в себе, интеллигенты в седьмом поколении. Лариса Евгеньевна больше всех говорила, и у неё был ответ, кажется, на каждый вопрос, она была готова решать любую ситуацию, и знала, как нужно поступить сейчас. Все её слушали, и это казалось само собой разумеющимся. Её глаза теплели только, когда она на сына смотрела. Это все отмечали, но лишь Сергей относился к этому спокойно, почти равнодушно, кажется вообще не замечал настолько явного проявления материнской любви. А вот Настя сразу почувствовала себя угрозой для спокойствия этой семьи. Она собиралась вмешаться, влезть и отнять у Ларисы Евгеньевны львиную долю внимания сына. Та, конечно, не выказывала враждебности, неудовольствия или неприязни, и в какой-то момент Настя себя даже отругала, решив, что чересчур мнительна. Создаёт проблему на пустом месте. Но когда Лариса Евгеньевна позже отвела её в сторонку и принялась расспрашивать о том, что Насте сказали в женской консультации, что советовал врач, и как она сама себя чувствует, у Солнцевой от страха снова язык отнялся. И рада была, когда Маркеловы начали прощаться и направились к выходу.

Дверь за ними закрыли и переглянулись. Родители выглядели успокоившимися, что Настю, признаться, удивило.

— Ну, и как тебе новые родственники? — поинтересовался отец.

Настя нахмурилась.

— Они мне не родственники.

— Да?

— Папа!

— Что? Галь, у нашего внука будет прадед — академик. Ты такого ожидала?

— Академик? — Настя была не на шутку ошарашена.

— А ты не знала? У Сергея дед — академик. Не страшно?

Настя кинула на отца выразительный взгляд, а тот хохотнул.

— Насть, а как же Саша? — спросила Галина Викторовна, дождавшись, когда муж уйдёт в комнату.

Солнцева зажмурилась.

— Не знаю, мам. Я ничего не знаю.

Этой ночью никак не спалось. Настя крутилась с боку на бок, часы показывали полночь, а она не спала. Потом услышала негромкий стук в окно. В первый момент сердце испуганно встрепенулось, Настя на постели села, немного посомневалась, но всё же поднялась и подошла к окну. Занавеску в сторону отодвинула. Под окном стоял Маркелов, смотрел на неё, и Настя приоткрыла раму.

— Ты чего?

— Открой окно, — негромко проговорил он.

Настя, сама не зная почему, подчинилась, а потом в растерянности наблюдала, как Серёжка в окно лезет, совсем как Аверин недавно. Правда, у Сергея получалось лучше, может, потому что у него букета не было?

— Не могу уснуть, — сообщил Маркелов, когда оказался в комнате.

Настя фыркнула.

— И поэтому ты решил разбудить меня.

— А ты спала?

Она не ответила. Окно прикрыла, занавеску задёрнула.

— Насть, нам надо решить, что делать дальше.

— Я не знаю.

— Вот давай подумаем. Вместе.

Настя вдруг вспомнила, что стоит перед ним в одной коротенькой сорочке, и поспешила вернуться в постель. Села, прижавшись спиной к стене, и натянула на себя одеяло. Серёжа прошёлся по тёмной комнате взад-вперёд, молчал, потом сел на её разложенный диван, подушку под спину сунул и привалился к ней. Руки на груди сложил. А Настя аккуратно подобрала под себя ноги, стараясь Маркелова даже случайно не коснуться.

— Ты должна решить, останешься ты здесь или со мной в Москву поедешь.

— А ты зовёшь меня с собой в Москву?

Он помолчал, прежде чем ответить. Видимо, сам был не уверен в правильности своего ответа.

— Да.

— Что я буду там делать, Серёж?

— А что ты здесь будешь делать? Насть, пойми, я не смогу приезжать часто. Остался последний год в институте, практика, потом аспирантура. — Он только руками развёл.

— Ты пойдёшь в аспирантуру?

— Я об этом думаю.

Настя внимательно вглядывалась в его профиль в темноте. Грустно улыбнулась.

— Не ко времени тебе ребёнок, да?

Снова пауза.

— Не имеет смысла это говорить, — сказал Сергей. — Нужно думать, как жизнь свою… нашу устраивать.

— Я позвонила тебе не для того, чтобы… женить тебя на себе.

— Я знаю. Сама ты чего хочешь?

Жизнь свою обратно. Без тебя.

— А ты чего хочешь?

— Но это ведь мой ребёнок.

Насте послышались неуверенные нотки в его голосе.

— Ты сомневаешься?

Он голову вскинул.

— Нет, я не об этом. Просто… несправедливо сваливать на тебя всю ответственность. А так, как я вряд ли смогу жить на два города, предлагаю тебе уехать со мной.

И ни слова о любви, хоть о каком-нибудь желании: видеть её рядом, заботиться о ребёнке вместе. Только долг.

Настя сунула нос под одеяло.

— Я не знаю. Я вообще ничего не знаю. — Она тихонько застонала, сквозь сжатые зубы. — Ещё несколько дней назад всё было, как обычно. Не нужно было принимать никаких решений, планировать свою жизнь на много лет вперёд. Я собиралась устраиваться на новую работу… — С языка почти слетело признание о том, с Сашкой почти помирилась, и лишь в самый последний момент успела сдержаться. И лишь добавила с трагизмом в голосе: — А теперь что?

— А теперь ребёнок.

Настя невесело усмехнулась.

— Я уверена, что ты ещё до конца не осознал.

— Может быть.

Они замолчали, Настя украдкой Маркелова продолжала разглядывать, и даже вздрогнула, когда он неожиданно вздохнул.

— У тебя есть время подумать. Я останусь на несколько дней, может, что и придумаем. Вместе.

Сергей поднялся, Настя подумала, что он уходить собрался, но он вместо этого футболку снял и в кресло её кинул, потом взялся за пряжку ремня на джинсах, совершенно спокойно её расстегнул. Настя в удивлении за ним наблюдала.

— Ты остаёшься у меня?

— Думаешь, родители против будут?

— Я не знаю, но… — стоит ли? — мысленно закончила Солнцева, а Сергей уже одеяло откинул и лёг. И ей посоветовал:

— Ложись спать. День трудный был.

Его присутствие в её постели смущало. Но, видимо, только Настю. Сам Маркелов расслабился, руку за голову заложил, и, кажется, даже глаза закрыл. Настя с минуту ещё посидела, прижавшись к стене, потом осторожно легла, повернувшись к Маркелову спиной. Он даже не потрудился придвинуться к ней и обнять. Зато проснулись они в обнимку. Настя на спину перевернулась и носом в мужскую колючую щёку ткнулась. Осторожно потянулась, а после открыла глаза. Зажмурилась от яркого солнечного света. Серёжка дышал ей прямо в ухо, стало щекотно, и Настя чуть отодвинулась, а сама прислушивалась к своим ощущениям. Это было так странно, просыпаться рядом с ним. Да просто лежать рядом с ним — и то странно. А Маркелов её ещё и обнимает, прижимается к ней, рука на её груди, и теперь уже он носом её щеки касается. Настя осторожно повернула голову, чтобы в лицо ему взглянуть. Сергей Маркелов. И ей теперь предстоит с этим жить: с ним или с воспоминаниями о нём.

Он зашевелился, вздохнул в полусне, а потом к Насте сильнее прижался. Рука забегала по её телу, но в итоге снова вернулась к груди, чуть сжала.

— Утро?

— Да.

Маркелов оторвался от неё, перевернулся на спину и потянулся с хрустом. Открыл глаза. Взгляд был сонный, рассеянный, поморгал, потом снова к Насте потянулся. А она неожиданно заволновалась, села и поправила съехавшие с плеч бретельки сорочки. Дёрнула плечом, когда Серёжка пальцем по её коже провёл, заигрывая с ней. И улыбнулся знакомо, чуть залихватски, совсем не как вчера.

— Насть, я скучал по тебе.

Она поняла, что не смотря ни на что, улыбка сейчас расцветёт на лице, и поэтому голову назад откинула, принялась волосы в косу заплетать, чтобы не мешали.

— Маркелов…

— Не веришь, что ли?

Он всё ещё водил пальцем по её спине, по коже, рисовал какие-то узоры на позвоночнике, и всё-таки добился того, что у Насти по всему телу дрожь пошла. Она подумала отодвинуться, но не успела. Сергей прижался к ней, поцеловал в плечо, а косу на кулак намотал, осторожно потянул, и Солнцевой пришлось голову назад откинуть сильнее. Вот это её организму не понравилось. Серёжка её целовал, рука сжала грудь, что-то на ухо шептал, а Настя глубоко задышала, но совсем не от волнения и удовольствия. Тошнота медленно поднялась, от желудка к самому горлу, и Настя рот рукой зажала. И постаралась из мужских рук вывернуться. Но Маркелов, видимо, решил, что это игра, попытался её назад опрокинуть, на подушки, и тут уже Настя изо всех сил засопротивлялась.

— Отпусти.

— Солнце, я, правда…

— Серёж, отпусти!

В её голосе прозвучало столько отчаяния, что он поневоле руки разжал, не понимая, что происходит. А она с постели вскочила, перебравшись через его ноги, и из комнаты выбежала. В коридоре столкнулась с отцом, но кажется, даже внимания на него не обратила, промчалась мимо, к туалету. А Юрий Николаевич замер перед распахнутой дверью комнаты дочери, глядя на Сергея. Удивился, потом многозначительно вздёрнул брови, разглядывая встрёпанного после недавнего пробуждения молодого человека, лишь до пояса прикрытого лёгким одеялом. Сергей взгляд его встретил и попытался изобразить смущённую улыбку, но получилось не очень, он сам это понимал.

— Мне что, решётку на окно поставить? — грозно поинтересовался Юрий Николаевич.

Сергей неловко кашлянул.

— Да, кажется, поздно уже.

Солнцев опасно повёл шеей, головой качнул, потом дверь закрыл. А Сергей, оставшись один в Настиной комнате, обвёл ту растерянным взглядом, не зная, что дальше делать и пытаясь уложить в своём сознании, отчего Насте теперь по утрам плохо. Она ведь беременна, а он до сих пор, вот до этого самого момента, поверить в это до конца не мог. Тут вернулся Юрий Николаевич, дверь снова открыл и сказал:

— Вставай, пока мать завтраком кормит, а то сейчас на работу уйдём. — И несколько язвительно продолжил: — А тебя ожидает утро полное женских страданий от токсикоза. И по делом.

Маркелов ноги с кровати спустил.

— Иду.

Дверь тут же закрылась, Сергей поднялся и снова потянулся, подняв руки вверх, потом наклонился за джинсами. К окну подошёл, чтобы раму приоткрыть, в комнате становилось душновато, занавески отдёрнул в сторону и замер, заметив прямо напротив, на тротуаре, Ольгу. Та шла бодрым шагом, заметила движение в знакомом окне, голову повернула и остановилась, глядя на полуголого Маркелова, утром, в комнате подруги. От её взгляда даже Сергею стало не по себе, хотя на подобные женские штучки он обычно не вёлся. А тут выдал короткую улыбку, окно открыл и тут же задёрнул тюль. И малодушно решил Насте о случившемся не рассказывать. Зачем её по пустякам расстраивать?

Единственное, о чём Солнцева попросила родных — не распространяться о её беременности. Не хотелось снова терпеть чужие взгляды, пересуды за спиной, и без того, возвращение Сергея массу слухов и удивления вызвало. К тому же, Настя с Серёжей на улице почти всегда вместе появлялись, даже в магазин за продуктами вместе ходили, словно пытались привыкнуть друг к другу, надеясь, что от постоянного контакта, правильное решение само придет. Настя приходила к Маркелову домой, точнее, в дом его бабушки, и чувствовала, что Татьяна Михайловна относится к ней с недоверием. Что, в принципе, понятно, её реакции Настя как раз не удивлялась. Они же в одном дворе жили, Татьяна Михайловна про её отношения с Авериным, достаточно длительные, прекрасно знала, а теперь вдруг Настя оказалась беременна от её внука, пусть и двоюродного. Понятно, что Татьяна Михайловна не на шутку обеспокоена была. И чаще чем кто-либо другой, спрашивала у них:

— Что вы решили?

А им ответить было нечего. Переглядывались и отговаривались какой-нибудь ерундой, пряча глаза друг от друга. Но чем ближе был выходной, тем сильнее Настя переживала. За прошедшую неделю ни разу не поговорила с Сашкой, хотя он исправно звонил, но она к телефону не подходила. Решила, что поговорит с ним, когда он вернётся. Хотя, не представляла, что ему скажет. Уверена была только в одном — он не простит. И, наверное, будет прав. Она боялась Сашкиного приезда, но волноваться её заставлял Маркелов, который постоянно был рядом. Он больше не предпринимал попыток затащить её в постель, не лез к ней с поцелуями, даже не обнимал. Всё то время, что они проводили вместе, разговаривали. Но не о будущем, не о ребёнке. Серёжа рассказывал о планах на жизнь, об учёбе, о том, чего следует ждать в ближайшем будущем. Словно готовил её к тому, что не смотря на рождение ребёнка, он не сможет свернуть со своего пути. И ей следует об этом знать.

А потом Сашка приехал. Ещё и день такой неудачный выбрал, Настя утром к врачу ходила, Маркелов зачем-то с ней напросился, хотя дальше коридора его не пустили, и он прождал Настю под дверью кабинета довольно долго. Настя была смущена всем этим, Серёжку постоянно дёргала, когда он пытался к медсестре с глупыми расспросами пристать. А не успели они домой вернуться, как объявился Аверин. Сергей его из кухонного окна приметил, как тот к подъезду решительным шагом направляется, и сразу напрягся, почувствовав жгучее раздражение. Даже попытался Насте запретить с ним разговаривать. Она только прилегла, после прогулки по жаре чувствовала себя не очень хорошо, но приход Аверина заставил её вскочить.

— Тебе не нужно с ним сейчас разговаривать, — пытался настоять на своём Сергей. — Давай я поговорю.

— Да? Ты с ним будешь говорить, а я милицию вызывать?

— Кто же виноват, что ты связалась с этим неандертальцем?

В дверь снова позвонили, и Настя ещё сильнее занервничала.

— Какой ты милый сегодня!

— Насть, я тебе серьёзно говорю! Ты плохо себя чувствуешь.

— Я тебе тоже серьёзно говорю — уйди с дороги. В конце концов, я имею право с ним поговорить!

— Право? — Маркелов упёр руки в бока. — Это какое? Чтобы он на тебя ещё ушат грязи вылил? — А потом в один момент его лицо просветлело. — Подожди, вы помирились, да?

Настя нервно облизала губы, и ещё раз попросила:

— Дай я пройду.

Сергей хмуро сдвинул брови.

— Да иди, — в раздражении бросил он и ушёл в комнату.

Аверин был на взводе. Когда Настя дверь открыла, он её таким взглядом одарил, что Солнцева в душе затосковала. И в квартиру его не впустила. Выскользнула в подъезд и дверь за собой плотно прикрыла.

— Ты приехал…

— Приехал. Если бы ты ответила хотя бы на один мой звонок, то знала бы, что я сегодня приезжаю.

Она не знала, куда от его пытливого взгляда деться.

— Я не могла.

— Правда? Очень занята была, как понимаю?

— Ты уже знаешь, да? — догадалась она по его тону.

Повисла пауза, во время которой Саша её взглядом сверлил.

— Что Маркелов вернулся, и ты к нему со всех ног бросилась? Да, я в курсе. Как и все вокруг.

Настя смотрела в его злое лицо, и в этот момент такую неимоверную горечь почувствовала. Было жалко Сашку, себя, свои чувства к нему, рухнувшие надежды и планы. Свою юность, такую полную и насыщенную из-за любви к этому человеку.

— Прости меня, — совершенно искренне сказала она, а Аверин на глазах побелел, прямо с лица спал. Затем кинул взгляд на закрытую дверь.

— Почему ты не пускаешь меня в квартиру? Он что, там?

Настя молчала, только глаза на него таращила. Сашка ей в лицо смотрел, губы скривились, и он тихо, но отчётливо произнёс:

— Тварь ты.

Настя сильно зажмурилась, словно ждала, что он её ударит. Но Сашка отступил, окинул её презрительным взглядом и кинулся к подъездной двери. Правда, вернулся с полпути. Настя опомниться не успела, а он её за горло схватил, правда, не больно, лишь для того, чтобы к стене её прижать, не давая возможности пошевелиться.

— Ты же говорила мне, что у вас ничего не было, — выдохнул он ей прямо в лицо. — Ты мне это говорила! Врала?

Слёзы потекли по щекам, все силы уходили на то, чтобы сдержать рыдания. Очень боялась, что Серёжа услышит, выйдет, и тогда непременно начнётся драка. Губу закусила до боли, чтобы в себя прийти. Но отвечать ей не пришлось, Сашка и сам всё по её лицу прочитал. Руку от её шеи убрал, и Насте даже показалось, что заметила, как он ладонь о штанину вытер, словно ему противно было к ней прикасаться.

— Тварь, — подтвердил он свой собственный вывод, но голос прозвучал куда увереннее. — Причём корыстная. Оставайся с этим выскочкой, ты его стоишь.

Аверин с такой силой подъездной дверью хлопнул, что стены дома вздрогнули. И Настя вместе с ними. Слёзы вытерла, с опаской поглядела на соседские двери, надеясь, что их никто не подслушивал.

Мало ей было скандала с Сашкой, так и Серёжа, как выяснилось, на неё обиделся. Не разговаривал с ней, расспрашивать ни о чём не стал, а потом и вовсе ушёл, не оставшись на ужин, хотя ему предлагали.

— Вы поругались? — спросила Галина Викторовна и тут же забеспокоилась. — Настя, да вы что? Нашли время!

— Мы не ругались, мам. Просто… Сашка приехал, пришёл отношения выяснять. Серёжа не хотел, чтобы я с ним разговаривала. А как не разговаривать?!

Галина Викторовна на диван рядом с дочерью присела.

— Поговорить, конечно, надо было.

— А я о чём? А он обиделся и ушёл!

— Который?

— Да оба!

— Ох, Настя, Настя. — Мать до её волос дотронулась. — Ты что-нибудь решила?

Настя только головой покачала, тут же расстроившись.

— А пора бы.

— Знаю. — Настя на мать посмотрела. — Помоги мне. Как поступить?

Галина Викторовна помолчала, потом сказала:

— С Серёжей у тебя начнётся совсем другая жизнь, у тебя появится шанс. А что ждёт тебя здесь? Останешься одна с ребёнком, как соломенная вдова, вроде есть у него отец, вроде нет. Все кругом судачить будут, а с твоим характером… Ты долго не выдержишь.

Солнцева сглотнула.

— Мам, если он и женится на мне, то только из-за ребёнка.

— Но женится ведь.

— Я о другом мечтала.

— Все мечтают о другом. А вы ещё слишком молоды, чтобы думать о том, что закончится всё плохо. Не все браки начинаются с безумной любви, важнее, как дальше сложится. А мне почему-то кажется, что у вас с Серёжей всё может получиться. Если вы захотите. Ребёнок вас сблизит.

— А если нет?

Галина Викторовна призадумалась и ладонью по покрывалу поводила.

— Вернуться ты всегда сможешь. А вот шанс создать настоящую семью, возможно, один, вот и не упусти его. Серёжа хороший. И на тебя он смотрит по-особенному.

— Да, это пока я не стану его женой и не растолстею.

Мать её за ухом потрепала.

— Дурочка ты.

Настя голову опустила, прижавшись лбом к своим коленям.

— Это я очень хорошо знаю.

Но решение было принято, пути назад не было. Бесполезно было дальше себя жалеть, изводить одними и теми же вопросами — ответ всё равно находился только один. Мама была права: останься Настя здесь, её ничего не ждёт. Беременной нечего и думать устроиться на работу, значит, будет сидеть дома, родов ждать. Зарплаты не будет, надеяться можно будет только на Серёжкины алименты. И об институте стоит забыть. Родителям в этом году не удалось ей помочь, а уж когда у неё младенец на руках будет… Значит, и о нормальной работе после декрета речи никакой не идет. Она станет одной из тысяч матерей-одиночек из провинциального города, без всяких перспектив, без особых надежд на будущее, с затоптанными амбициями и мечтами. В родном дворе станет объектом сплетен и нравоучений, на неё будут показывать пальцем и на её примере объяснять молодым девицам, в какие ситуации лучше не попадать. А Серёжка будет появляться несколько раз в год, холёный и занятой, и смотреть на неё с жалостью и расстройством, вспоминая, какая она была, что с первого взгляда его сразила. А их ребёнок будет расти без отца, да ещё в кругу «доброжелателей», которые однажды ему объяснят, как его мама когда-то сглупила и обидела дядю Сашу Аверина, поступила неправильно, несправедливо, и испортила многим людям жизнь. Да и от Сашки теперь хорошего не жди, больше он к ней в окно с цветами не полезет, особенно, когда про беременность узнает. Он уже завтра начнёт превращать её жизнь в ад.

— Ты поедешь со мной? — спросил Сергей, придя к ней следующим утром. Собирался уезжать, пришёл попрощаться, но всё ещё сердился, Настя это по его глазам видела. И вопрос свой он особенным тоном задал, было понятно, что повторять его вряд ли станет. Шанс, на самом деле, один. И сомневаться больше нельзя.

Настя глубоко вздохнула, прежде чем ответить.

— Да, Серёж, поеду.

Что-то промелькнуло в его взгляде, Настя не успела понять, что именно. Но он согласно кивнул.

— Тогда собирай вещи. Я вернусь за тобой в понедельник.

6

Настя была уверена, что никогда не забудет тот день, когда из родного дома уезжала. Из дома, из города, из своей жизни. Тех трёх дней, что Серёжа ей дал на сборы, ей не хватило для того, чтобы до конца осознать. А потом он приехал, на машине, и вместе с её отцом выносил её вещи, сумки, какие-то коробки. А Настя стояла рядом, наблюдала за всем этим, понимая, что не хочет, не хочет уезжать. Но у неё выбора нет. Мама рядом стояла, держала её за руку и время от времени принималась какие-то указания и советы давать. Настя кивала, плохо воспринимая то, что она ей говорила.

— Как приедете, позвони, хорошо? А то мы с отцом волноваться будем. А уж когда с днём свадьбы определитесь, мы приедем. Серёжа сказал, что долго ждать не придётся, его отец обещал договориться в загсе. — Галина Викторовна за руку её схватила и потрясла, пытаясь растормошить. — Настя, я понимаю, ты боишься. Но ты обязана попробовать. Ради себя, ради ребёнка.

— Я знаю, мам. Я всё знаю.

Из окон выглядывали любопытные соседи, потом из подъезда Федя Лер вышел и поинтересовался тем, что происходит.

— Уезжаешь, что ли, Насть?

Она ответить не успела, подошёл Маркелов и дружку улыбнулся. Подтвердил.

— Уезжаем, Федь.

Лер глаза вытаращил.

— Вдвоём, что ли? В Москву? Ну, вы даёте. — И всё-таки улыбнулся, пусть и чуть ошарашено. — Горько, что ли?

Настя только головой качнула.

— Дурак ты, Федя.

— А чего, не горько?

Серёжа её за плечи приобнял.

— Горько, горько.

Вот так она и вышла замуж, для соседей. Прежде чем сесть в машину, по сторонам огляделась, Ольгу увидела. Та сидела на качелях на детской площадке и со стороны наблюдала за тем, как они с Серёжкой уезжают. Её взгляд Настю словно ножом по сердцу полоснул. Она даже за руку Маркелова схватила, торопя. Но тот, кажется, не заметил, он разговаривал с её отцом, видимо, тоже инструкции получал. Потом их расцеловали на прощание, а когда машина тронулась, ещё и перекрестили, Настя заметила, как мама проделала это молниеносным движением. К тому моменту рядом с родителями уже небольшая группка любопытствующих собралась, Татьяна Михайловна успела прийти, отпросившись с работы, чтобы их проводить, а соседки без конца к ней и Галине Викторовне с вопросами приставали. Правда ли свадьба и когда.

Настя была уверена, что тот день был самым трудным, самым страшным, самым ужасным. Когда Серёжа привёз её в Москву, и не просто на день, на экскурсию или по магазинам пройтись, а навсегда. К себе домой, с вещами, и было так неловко наблюдать, как он теперь уже со своим отцом их в свою комнату переносит. Настя чувствовала себя, как в кино, бедной провинциалкой, которой удалось женить на себе москвича. Стояла в сторонке, чувствуя на себе оценивающие взгляды Серёжкиных родственников. И украдкой глазами вокруг стреляла. Сказать, что она пребывала в шоке, значит ничего не сказать. Ни разу в своей жизни Настя не бывала в таких огромных квартирах. Не то чтобы квартира была шикарная, забита дорогой мебелью и с евроремонтом, как сейчас говорят, нет, мебель была обыкновенная, никакой вычурности и бросающегося в глаза шика, но в этой квартире было столько пространства, столько света, а ещё невероятное количество дверей и комнат. Потом Настя выяснила, что комнат пять, а квартира такая большая, потому что в ней академик Маркелов проживает, а он, ни много ни мало, светило. И его семья здесь живёт уже много лет, даже Борис Иванович когда-то свою молодую жену сюда привёл, к родителям, и Серёжку из роддома именно сюда принесли, и ходил он в садик за углом и учился в школе через дорогу. А Настю тогда посетила странная мысль: у неё так же будет? В этой квартире, с этими людьми?

— Я покажу девочке квартиру, — сообщила Аркадия Львовна хорошо поставленным голосом, напугав своим желанием Настю и удивив Ларису Евгеньевну. Но спорить та не стала, коротко улыбнулась невесте сына, а Солнцева вдруг поняла, что не только ей не по себе. Вот и случилось самое страшное в жизни её будущей свекрови — сын привёл в дом жену. И ладно бы любимую, а то беременную.

Аркадия Львовна ещё раз оглядела Настю с головы до ног, не понятно, что в ней разглядеть пытаясь, потом сделала приглашающий жест рукой.

— Квартира у нас большая, как вы, наверное, успели заметить, всем места хватит. Здесь кабинет Ивана Павловича, сюда без разрешения лучше не заходить. Мой муж много работает, в основном, дома, и не любит, когда ему мешают. Здесь кухня. — Настя оглядела большую светлую кухню, обставленную старинной мебелью. — Мы здесь обедаем и ужинаем. В гостиной есть большой стол, но там мы накрываем только когда приходят гости. Надеюсь, вы не против? Вы как привыкли?

Настя на Аркадию Львовну посмотрела, была уверена, что встретит колкий взгляд, но Серёжина бабушка смотрела на неё скорее с любопытством, как на диковинного зверька, которого у них на передержку оставили. Объясняла ей правила поведения, что можно, а что нельзя, но без всякого видимого недовольства.

Пришлось улыбнуться.

— Мы тоже на кухне всегда ели. Семья же.

— Ну, вот видите, уже что-то общее нашлось.

Да уж, общее.

— Насть. — Серёжа у неё за спиной появился, за плечи приобнял, а потом потянулся к бабушке и поцеловал ту в щёку. — Первый урок уже начала, да?

Настя Маркелова незаметно в бок толкнула, боясь, что тот своими ехидными замечаниями всё испортит и настроит Аркадию Львовну против неё. Но Сергей даже не заметил.

— Давай ты потом продолжишь, бабуль. Насте отдохнуть надо, мы сколько часов в машине провели?

— Я не устала.

— Как это не устала? — Аркадия Львовна вдруг спохватилась, опомнилась и неожиданно на Настин живот посмотрела. — Отдыхать нужно. Врач всё объяснит тебе. Ваня уже договорился с профессором Геворкяном, он день приёма назначит.

— Какой профессор? — шипящим шёпотом поинтересовалась Настя, когда Серёжка её в сторону своей комнаты повёл.

— Приятель деда. Профессор гинекологии.

— Ты шутишь?

— Нет. Он профессор, Насть!

— Боже мой.

Серёжкина комната отличалась от других комнат в квартире. Здесь чувствовался дух времени, мебель современная, стены плакатами и постерами завешены, у окна письменный стол, на нём компьютер, а рядом стеллаж с книгами, видеокассетами, папками с бумагами. У стены кровать, правда, достаточно узкая. Напротив маленький диванчик.

Маркелов Настин взгляд поймал и успокоил.

— Кровать поменяем.

Солнцева посмотрела на него в растерянности. Она обрадоваться этому должна?

Наверное, должна. Она, вообще, должна быть счастлива. Ведь она в Москве, в новую семью её приняли, пусть и не с распростёртыми объятиями, к профессору обещают на приём записать, кровать новую купить. А проскальзывающую в Серёжиных родителях подозрительность, можно им простить. В конце концов, они для своего сына тоже другую судьбу желали, а не беременную провинциальную девочку в жёны. Вот только как ей всё это пережить, перетерпеть и смириться? И стоит ли это делать? Мама без сомнения права, в родном городе в данной ситуации её ничего не ждёт, но Москва это Москва, здесь всё сложнее и заковыристее. Чтобы сжиться с Москвой, нужно иметь характер и огромное желание. Желания у Насти нет, а вот что с характером — ещё предстоит выяснить.

Оказавшись в Москве, в квартире Маркеловых, со своими вещами, ожидая бракосочетания, растерялась не только Настя. Она, от волнения, не сразу обратила на это внимание, но, в конце концов поняла, что не только она осторожничает, но и все остальные. Собираясь вечером за столом, разговоры велись отстранённые, вопросы которые задавались, были тщательно обдуманы, а Настя и вовсе предпочитала отмалчиваться, когда к ней не обращались. Правда, к семейным разговорам прислушивалась с интересом. К тому, о чём Иван Павлович говорил, о чём Борис Иванович рассказывал, кидала заинтересованные взгляды на Ларису Евгеньевну, которая уверенно высказывала свою точку зрения, а Солнцева неожиданно поняла, что в кругу своей семьи речи Ларисы Евгеньевны столь серьёзно не воспринимают. Будущая свекровь едва ли не приказы раздавала, но Аркадия Львовна легко отмахивалась от неё, Серёжка смеялся, а Борис Иванович жену за талию приобнимал, усаживал обратно за стол и предлагал продолжить ужин. И самое удивительное, что Лариса Евгеньевна не огорчалась и не обижалась, а спокойно продолжала ужин.

Настю же воспринимали, как нечто неизбежное, она пришла к такому выводу спустя какое-то время, но без враждебности. Никто не фыркал в спину, не ругался шёпотом на кухне, не выговаривал Серёжке под вечер о том, какую он глупость сделал. Именно этого она опасалась, если честно. И старалась не делать каких-то опрометчивых шагов, не лезла в домашние дела без спроса, не устанавливала своих правил. Возможно, была чересчур робка в первое время, но поделать с этим ничего не могла. Ей не нравилось то, как изменилась её жизнь. Она не привыкла оставаться в стороне, а тут чужой дом, чужие привычки, город чужой. Даже уйти и выйти некуда. Настя боялась уходить одна далеко от дома. Москва — огромна, и в Насте жил страх потеряться, закружиться в лабиринте улиц. Но она не жаловалась, даже родителям, когда те звонили. Знала, что они расстроятся, будут переживать, а она им и без того тревог и огорчений много доставила.

Легче стало после того, как однажды вечером, дожидаясь Серёжку, разговорилась с Аркадией Львовной. Та позвала её попить чаю на кухне, и Настя вначале весьма неохотно покинула их с Серёжкой комнату, которая стала её убежищем. Да и не знала о чём с Аркадией Львовной говорить. Та порхала по квартире, словно ей не седьмой десяток, а максимум тридцать. Не показывалась из своей комнаты без причёски и макияжа, одевалась очень продумано и строго, и всегда была готова встретить гостей. А в дом к Маркеловым приходило много людей. То к Ивану Павловичу — коллеги, ученики, подчинённые; то к Аркадии Львовне приходили знакомые и друзья, работники музеев, клиенты. Лариса Евгеньевна и Борис Иванович большую часть дня отсутствовали, появлялись только вечером, Серёжка тоже утром уходил и появлялся лишь после обеда. Вот и получилось, что Настя с Маркеловыми-старшими больше всего времени проводила. Те были любезны, но не более, заботливы, но вся их забота относилась к будущему правнуку. И поэтому Настя совсем не ожидала, что Аркадия Львовна решит познакомиться с ней поближе, и уж точно не ожидала, что старушке удастся её заинтересовать. Та, за чаем, говорила о своей молодости, о своей работе, об искусстве, расспрашивала Настю о её родителях и планах на будущее, которые в один день изменились. Солнцева сама не заметила, как рассказала о поступлении в институт, а потом принялась говорить о том, как странно себя чувствует в Москве. Спохватилась неожиданно, испугавшись, что могла Аркадию Львовну своим признанием обидеть, но та неожиданно кивнула и таинственным шёпотом сообщила, что несколько лет не могла привыкнуть к столице, когда приехала сюда вслед за мужем сорок лет назад.

— А я думала, вы москвичка, — проговорила удивлённая Настя.

— Так теперь уже москвичка! Никто не придерётся. Пусть поспорят со мной, и увидим, кто больше об этом городе знает. Я, приезжая, или тот, кто в этом городе родился.

— А я никогда не хотела жить в Москве, — призналась Настя. — И не думала, что здесь окажусь.

— Это ты не думала, а на судьбе другое написано. Так, значит, нужно.

Все Маркеловы были уверены, что у Насти с Сергеем то самое пылкое юношеское чувство. Ещё не любовь, но нечто обжигающее и будоражащее. И уж в Настиной любви к их Серёженьке не сомневались. Поэтому, наверное, и смирились с её появлением. И о здоровье её заботились, и внука-правнука ждали, а Насте за всё это стыдно было. Как рассказать о том, что их с Сергеем кроме общей постели, по сути, и не связывает ничего? Нет, он не стеснялся её, со всеми друзьями познакомил, они много времени вместе проводили, когда оно у него было, конечно. Гуляли, Серёжа ей город показывал, по магазинам ходили, к свадьбе готовились, ему даже удавалось её рассмешить, но избавиться от мыслей о том, что она здесь чужая, что Серёжка ей не рад, что всё в их жизнях, что шли параллельно, слишком быстро изменилось, никак не получалось. Настя впитывала в себя новый образ жизни, оглядывалась по сторонам, каждый день видела что-то новое и для себя удивительное, но в душе продолжала тосковать и страдать по прошлой жизни. Особенно вечерами ей не хватало родителей, своей маленькой комнаты, своего диванчика и привычных, милых сердцу, вещей. Не хватало спокойствия и одиночества, и удивлялась, как раньше могла всё это не ценить. Простота и лёгкость ушли, уступив место новизне ощущений и суете большого города, и это заставляло сердце сжиматься от тревоги. Она не представляла, как жить здесь будет. Пока вся их с Маркеловым жизнь сосредоточилась на ожидании — свадьбы, рождения ребёнка. Казалось, что вот это случится, и сразу всё станет по-прежнему. Уйдут неприятие и страхи. Она вернётся в свой город, и жизнь настанет прежняя, без волнений и тревог, а о Москве останутся одни воспоминания. Нужно лишь потерпеть… И только спохватывалась потом, понимая, что нужно не терпеть, а привыкать. Потому что это теперь её жизнь, и назад не повернёшь.

И смиряться приходилось не только ей, Серёже тоже трудно было. Просыпаясь каждое утро, приходилось напоминать себе, что он уже не свободен, как раньше. Что у него появились обязанности, долг, а рядом рыжеволосая девушка, за которую он взял ответственность. И именно она, та, которую он пару месяцев не знал, а может, не помнил, станет матерью его ребёнка. Все друзья, узнав, что он, после того, как у бабушки погостил, жену оттуда привёз, причём беременную, только пальцем у виска покрутили. А он привёз, забрал её от проблем и неправильного решения, потому что вдруг испугался, что сломает ей жизнь. Он будет виноват, и этот грех всю оставшуюся жизнь над ним висеть будет. В первый момент, когда про беременность узнал, показалось, что проще и правильнее, попросить Настю сделать аборт. Ну, какой им ребёнок? Они знакомы-то не слишком хорошо. А воспоминания об отличном сексе, это ещё не повод, чтобы связывать свою жизнь с этой девочкой. Он даже родителям сказал, что скорее всего, Настя сама не захочет… Он помнил, что она плакала, говоря с ним по телефону, она была напугана и в отчаянии, Сергей это по голосу её понял. И ни на секунду у него не возникло мысли, что она с ним играет, обманывает. Но когда приехал, когда в глаза ей посмотрел, понял, что Настя растеряна ещё сильнее, чем он, и у него язык не повернулся, намекнуть ей на аборт. Да и родители её, как оказалось, слышать об этом ничего не хотели, и Сергей готов был их понять. Наверное, это не просто — отправить свою дочь на аборт, поддержать её в таком трудном решении и потом жить, ожидая последствий.

А Настя ещё и вцепилась в него тогда, её от страха трясло. Как он мог её предать? Вот только не сказал, что за прошедший месяц почти забыл о ней. Просто потому, что был уверен — никогда они больше не встретятся. А если и встретятся, то уже повзрослеют к тому времени и лишь посмеются над своими юношескими приключениями. И о той ночи вспомнят с улыбкой и, возможно, с удовольствием. Да, если бы он тогда не пришёл к ней прощаться… Не было бы ребёнка, не было бы Насти в его жизни. Неправда, что он совсем её забыл. Воспоминания о ней горячили кровь, но это была не влюблённость, это был чисто мужской интерес, и Сергей отдавал себе отчёт в том, что если бы Настя жила в Москве, он бы предпринял не одну попытку, чтобы ещё раз, а может и не раз, с ней встретиться. Чтобы всё повторить. Но Настя была далеко, и смысла думать и мечтать не было, вот он и стал забывать. А когда она огорошила его своей новостью, даже пожалел, что телефон ей всё же оставил. Зачем оставил? Тогда не мог себе объяснить этого поступка, и после тоже. Но когда приехал, увидел её: глаза перепуганные, губы белые, как ему показалось, осунувшуюся, влечение неожиданно поднялось откуда-то изнутри, что было странно, если вспомнить о том, в каком состоянии он её застал. Но у него никогда до этого не было рыжих. И, чёрт возьми, это отчего-то сводило с ума. Её волосы, её веснушки, милый носик, и глаза зелёные, яркие, опушённые густыми, тёмными ресницами. И глаза эти смотрели на него с мольбой. Маркелов тут же всё вспомнил. Как целый месяц спать спокойно не мог, чувствуя непомерной силы влечение к чужой, незнакомой девушке. Которая не смотрит в его сторону и любит непонятного, ничем не примечательного дворового пацана. Ждёт его, любит, оправдывает и верит ему, что казалось Сергею абсолютно глупым. Он точно знал, что верить Аверину не стоит. Не то чтобы он его судил или не понимал его, как мужик мужика, но Настина беззаветная вера в него, отчего-то раздражала. Он сам смотрел на неё, чувствуя, насколько сильно его к ней тянет, видел, как она Аверина за руку держит, и впадал в глухое раздражение. Но в то же время понимал, насколько он не прав. Он её хочет, но кто сказал, что имеет право влезать в чужие отношения, объяснять что-то, учить жизни?

Не удержался, влез. В награду получил потрясающий секс, чего признаться не ожидал, в том смысле, что настолько впечатлится; рыжеволосую девушку в свою постель, ответившую на его страсть со всем огнём, что в ней был; ободряющую трезвость суждений при расставании, чему можно было только порадоваться, а потом новость о беременности и его вине в этом. И как, после всего этого, он мог оставить её там, на растерзание любопытствующим соседям и бывшим друзьям? Тем более не одну, а с его ребёнком? Ребёнок-то не виноват в том, что они всё-таки заигрались и забыли подумать о последствиях. Но в тот момент, на диване в Настиной комнате, было абсолютно наплевать, как очередная вспышка страсти может повлиять на их дальнейшую жизнь. И хоть Настя себя виноватой в случившемся считала, Сергей об этом знал, он с себя ответственности не снимал. Хоть он и пытался, но вряд ли сумел бы остановиться. Он так её хотел в тот момент, в последний день, в последний раз… А теперь она принадлежит ему, на что он, правда, совсем не рассчитывал. Почти жена, почти мать его ребёнка.

Это было так странно — Настя Солнцева в его комнате, в его постели.

Он дышал ей в лицо, разглядывал веснушки на её переносице, потом голову опустил, прижался губами к её ключице. Настя пыталась справиться с дыханием, и выглядела немного смущённой. Первый день, первый вечер семейной жизни, и никто не испытывает радости, что и не удивительно, раз ни одного повода для этого нет. На полу коробки и сумки с её вещами, сил не хватило разобрать их, решили оставить до завтра. Настя нервничала, оглядывалась, боялась всего, особенно его родственников, не знала, как себя вести. Семейный ужин — как пытка. Никто не знал, что сказать, что сделать. А потом они закрыли за собой дверь теперь уже своей комнаты и замерли в нерешительности. Снова уставились на узкую кровать, и Сергей вспомнил, как несколько часов назад пообещал Насте купить новую, побольше. Но сейчас-то что делать? Вот именно в эту минуту их семейная жизнь начинается, а обоим хочется плюнуть на всё и сбежать. Чтобы другого не видеть.

Но секс был обжигающим. Настолько, что Маркелов забыл о том, что они у него дома, а квартира полна его родственников. Надо привыкать к тому, что он теперь имеет на это право — он семейный человек, а семейный секс — легализован. Законом. Вот только непонятно, как это случилось. Укладывались спать, как чужие, как соседи, Серёжа даже не смотрел на неё, не хотел смущать, отвернулся, когда Настя переодевалась. На край кровати сдвинулся, освобождая ей место у стены, в душе и в мыслях полная сумятица, пока осознать не мог, что всё это всерьёз. Задумался о новой кровати, даже взглядом по комнате скользнул, прикидывая возможную ширину, чтобы в комнате оставалось достаточно места. Взглядом Настю зацепил, и пока она не замечала, остановил взгляд на её животе. Настя расчёсывала волосы, глядя на себя в зеркало, руками их в хвост собрала, потом отпустила, и они рассыпались по её спине бронзовой волной. У Маркелова вдруг во рту пересохло. Сразу всё вспомнилось: и то, как было, и как не было в те дни, что он у неё дома провёл. Ночевал два раза, но ничего так и не случилось между ними. Они были настолько взбудоражены случившимся, что эмоций и без секса хватало. А потом он на неё ещё и разозлился, всё из-за того же Аверина, с которым она, оказывается, помириться успела. В общем, было не до желаний, каких бы то ни было. А вот сейчас…

Что ж, как оказалось, семейный секс ничем от обычного не отличается, этому только порадоваться оставалось. Как в ту ночь, Сергей отодвинулся, но рук с Настиного тела не убрал. Гладил, ладонью проводил, задержался на груди, потом на её живот руку опустил.

— У тебя девушка в Москве есть? — спросила Настя.

Серёжа хмыкнул.

— Отличный вопрос.

— Скажешь, нет?

Он плечами пожал.

— Это уже не важно.

Настя осторожно пошевелилась, потом перевернулась на бок, прикрыла грудь краем одеяла, голову рукой подпёрла.

— А если мне важно?

Маркелов едва заметно поморщился.

— Насть, ты себя накручиваешь. — Он пальцем по её щеке провёл, отвёл тяжёлую прядь волос. — Не мучай себя. Просто… прими всё, как есть.

— А если не сможем?

— Ну… человек быстро свыкается с обстоятельствами. — Его пальцы нырнули в её волосы, потом рука опустилась ниже и погладила по плечу, скользнула к груди. Сергей взглядом за ней следил, словно впитывал в себя очертания женского тела. — У нас ведь всё не так плохо. Тебе так не кажется?

Настя тогда ничего не ответила, но про себя подумала, что вряд ли на одном сексе можно построить крепкую семью. А чем ближе был день свадьбы, тем сильнее сомневалась в правильности их поступка. С одной стороны, им с Серёжкой на самом деле было не так плохо вместе, если забыть о том, что они вынуждены жить рядом. Как-то свыклись с постоянным присутствием другого, начали привыкать к новому течению жизни, обустроили свой быт. Уже без удивления смотрели друг на друга по утрам, проснувшись рядом, и Настя уже куда увереннее чувствовала себя в доме Маркеловых, а не как несколько недель назад, когда не знала, куда ей сесть и можно ли это делать. Старалась помогать с домашними делами, к тому же не смогла придумать себе никаких других дел. Чем ей было заниматься? В чужом доме, в чужом городе. Ни знакомых, ни приятелей, кроме как с новыми родственниками, больше и поговорить-то не с кем. Правда, перед бракосочетанием забот навалилось. Платье купить, Серёжке костюм новый, банкет на двадцать человек продумать. Что именно продумывать, Настя не понимала, в её понимании, нужно было праздничное меню составить, раз у них свадьба, но Аркадия Львовна считала по-другому. Позвонила кому-то, заказала праздничный ужин в ресторане, в отдельном банкетном зале, а когда Настя попыталась возразить, сказала, что внук у неё один, и женить его надо по всем правилам. К тому же, они с Сергеем молодые, а в их возрасте подобным событиям радоваться положено, наслаждаться происходящим. Настя улыбнулась тогда в ответ и в благодарность, но радости никакой не почувствовала. И от понимания этого у неё на душе кошки заскребли.

Её взгляд всё чаще останавливался на Сергее, и она задавала себе один и тот же вопрос: то ли они делают. Вдруг ошибаются? Ведь после свадьбы невозможно будет отговариваться тем, что они делают пробный шаг. Это уже будет семья, которую просто так не разрушишь. От постоянных тревог, Настя даже волноваться из-за Маркелова перестала. Раньше её трясло от перевозбуждения и ощущения опасности, которое преследовало её, стоило Сергею оказаться рядом, а сейчас всё прошло. Она засыпала рядом с ним, просыпалась рядом с ним, завтраки ему готовила, ужинами кормила. Она о нём заботилась, слушала, занималась с ним любовью. Всего было слишком много и менялось слишком быстро. А ведь прошёл лишь месяц. А дальше что будет? Когда в паспорте окажется штамп о браке, и деться будет некуда? Когда она Серёжке окончательно кислород перекроет?

Приезду родителей безумно обрадовалась. Ещё никогда она так надолго с ними не разлучалась. И находясь под впечатлением от встречи с ними, даже о свадьбе, что была назначена на завтра, забыла. Родители ведь из дома приехали, оттуда, где всё с детства знакомо, где люди знакомые — друзья, приятели, соседи. Настя хотела знать всё. Что произошло, пока её не было? Будиловы купили машину? А Поповы пса своего нашли? Что ж он сбегает-то у них постоянно? А Федька? Работает? Это хорошо, что работает.

— Насть, успокойся, — попросил её Серёжа.

— Я спокойна, — заверила она его.

— Лучше скажи, как ты себя чувствуешь, — поинтересовалась Галина Викторовна, вглядываясь в лицо дочери. — Вроде не такая бледная.

— Я и не была бледной. — Настя схватилась руками за щёки.

— Ну, конечно. Белая, как простыня была, — сказал отец.

— По-прежнему тошнит по утрам?

— Мне кажется, уже меньше.

— А у врача вчера была?

Никто не хотел говорить с ней о прошлом, даже родители. А Серёжка, тот вообще злился. Настя этого не понимала. Что такого ужасного она делает?

— Ты бы лучше думала о завтрашнем дне, — посоветовал ей Маркелов, когда они ушли в свою комнату, спать укладываться. Время близилось к полуночи, все неожиданно опомнились, прервали разговор, что в гостиной вели, и принялись устраивать гостей на ночлег.

— Я думаю.

— Да? Не заметил.

— А что я должна делать? Весь день в платье свадебном перед зеркалом крутиться?

— Всё лучше, чем про соседских собак родителей выспрашивать.

Настя обиделась. К стене придвинулась и натянула на себя одеяло.

— Ну, прости меня, — проговорила она в раздражении. — Что я дурацкие вопросы задаю родителям, которых месяц не видела!

— Потише говори, — посоветовал он.

Настя от обиды даже губу закусила. Наблюдала за тем, как Серёжка свой свадебный костюм из шкафа достаёт, вешает его на дверцу. Замер, глядя на него, а у Насти в душе огонь вспыхнул. Сначала глаза отвела, а потом и вовсе легла, повернувшись к Маркелову спиной. Казалось несправедливым то, что он во всём её винит. Разве она просила его жениться на ней?

— Настя. — Он лёг и обнял её. А Настя плечом дёрнула.

— Не трогай меня.

— Почему это?

— Потому что завтра мы женимся, и эту ночь я, вообще-то, должна была провести в одиночестве. А мало того, что я с тобой, так ты ещё и секса хочешь? Это наглость.

Сергей усмехнулся, прижавшись губами к её плечу.

— До сегодняшнего дня ты не жаловалась.

Она всё-таки вздохнула, правда, тихо.

— Давай спать, — предложила она. — Завтра сумасшедший день.

— Это точно. — Серёжа провёл рукой по Настиному предплечью. Солнцева же немного посомневалась, потом чуть сдвинулась назад, прижимаясь к Серёжке. Тот сразу всё понял и обнял её. — Мы как-нибудь переживём, — шепнул он. А Насте потребовалось немало сил, чтобы удержаться и не оттолкнуть его от себя. Вот как можно выходить замуж, если он «как-нибудь переживёт»?!

На следующий день, с самого утра, поднялась суета. В загсе им нужно было быть к полудню, а сколько всего успеть надо. Все были заняты, каждая минута на счету, никто даже не заметил полное отсутствие настроения у невесты, наверное, списали на утреннюю тошноту. А Настя всё утро провела в своей комнате, сидела на стуле и терпеливо сносила все манипуляции парикмахера и маникюрши. Серёжку видела только, когда они проснулись, а потом он ушёл, забрав с собой свадебный костюм, и куда-то пропал. Мама заходила несколько раз, занималась её платьем, красовалась в своём новом, Настя заставила себя улыбнуться, стараясь изобразить счастье и бодрость, и никому не призналась, что сердце у неё в груди почти не бьётся. Она боялась до ужаса, не зная, к чему, в итоге, приведёт их с Серёжкой женитьба. Это, вообще, кому-нибудь нужно? Хотелось бы сказать, что нужно ей, но её терзали сомнения и опасения. Вот если бы Серёжка был… более простым, что ли. Если бы она знала, что у него на уме, что он это делает хоть чуть-чуть из-за того, что она ему нужна или нравится ему, по-настоящему. А если только из-за ребёнка — стоит ли?

В какой-то момент решила поговорить с родителями, не сомневаясь в том, что они не станут её заставлять и заберут домой, но опять же испугалась, что это будет ошибка, и Серёжа не простит. В голос хотелось заорать, от отчаяния и беспомощности, не знала, что делать. И, в конечном итоге, промолчала, упустила момент, и оглянуться не успела, как они в загсе оказались, и послушно произнесли: «Да», и вот уже женаты. Когда их фотографировали, усаживали в правильных позах на диван с изогнутыми ножками в живописном, специально для этой цели украшенном уголке Дворца бракосочетания, Настя кидала на Маркелова пытливые взгляды. Хотела знать, что он чувствует. Но Сергей заучено улыбался в объектив фотокамеры, и в глаза своей молодой жене смотреть не спешил. Когда выходили из загса, друзья Маркелова им кричали «Горько!», а Насте его ударить хотелось, за его бездушие и равнодушие.

На свадебном банкете оказалось не двадцать человек, а куда больше, чего Настя совсем не ожидала. Серёжины друзья пожаловали, шумной, дружной компанией. Маркеловы-старшие ещё кого-то пригласили, Настины родственники приехали, но их было немного. Она обнялась с двоюродными сёстрами, выслушала все восторженные речи по поводу сделанной ею удачной партии, а потом села во главе стола рядом с мужем. Как он вчера сказал? «Как-нибудь переживём»? Вот она и переживала, сидя рядом с ним, чувствуя, как он за руку её держит, но словно одна. Не об этом она мечтала, не об этом. Не о Москве, не о шикарном платье, не о важных гостях на своей свадьбе, не о банкетном зале в дорогом столичном ресторане. Всё, чего она хотела, чтобы муж на неё влюблёнными глазами смотрел, чтобы у неё в душе всё пело, а в итоге всё шиворот навыворот.

На первую брачную ночь им сняли номер для новобрачных в гостинице. Это было даже смешно. Первая брачная ночь! Невеста беременная, вместе уже живут, секс ежедневный, словно навёрстывали упущенное, а тут — первая брачная ночь!

— Устала?

Настя букет на стол положила, на Сергея обернулась.

— Устала.

Он улыбнулся.

— Но пережили ведь?

Если он ещё раз произнесёт это слово, то завтра окажется разведённым. Настя нервным движением поддёрнула широкую юбку, когда та вокруг ног стала закручиваться. Подошла к окну и посмотрела на ночную Москву. Номер находился на десятом этаже, и вид отсюда открывался просто волшебный. Да и сам номер — обстановка романтичная, кровать огромная, накрытый столик у камина. Вот о подобном Настя точно не мечтала, просто потому, что фантазии на подобное роскошество не хватало. Мама, наверняка, за сердце схватится, когда она ей расскажет.

Сергей снял пиджак, кинул на кресло галстук, и устало потянулся.

— Насть, хочешь шампанского?

— Мне нельзя.

— Два глотка французского шампанского можно. Я уверен, что Робизон Молхазович не станет тебя ругать.

— Нет, не хочу. — Прислонилась лбом к холодному стеклу, пытаясь увидеть, что происходит внизу, на улице. А Сергей внимательно наблюдал за ней. Потом отрывисто спросил:

— Что не так?

Настя удивилась.

— Не так?

— Ты же недовольна. Что я не так сделал?

— Ничего, — попыталась заверить она его, видя, что Серёжка с каждой минутой всё больше злится. Сверлил её взглядом и что-то у него на уме было.

— Ты со вчерашнего дня… — Он рукой взмахнул. — В себе замкнулась. Всё думаешь о чём-то, взгляд, как у побитой собаки. Думаешь, никто не замечает?

— Я просто устала, Серёж.

— Да. Как твои родители вчера приехали, так ты сразу устала!

— При чём здесь родители?

— А то ты не понимаешь.

— Нет, я не понимаю! — Настя снова юбку платья дёрнула. Оно настолько ей надоело за этот день — тяжёлое, неудобное, хоть и безумно красивое.

Сергей шампанское всё-таки открыл, послышался глухой хлопок, и немного вина пролилось на светлый ковёр под его ногами. Маркелов даже не посмотрел. Разлил по бокалам, но Насте не предложил, зато свой залпом осушил. Настя наблюдала за ним с неудовольствием, но решила на рожон не лезть. У неё, может, тоже на душе неспокойно, но она же на него своё раздражение не выливает. Прошла к кровати, принялась платье расстёгивать, но довольно скоро поняла, что самой ей не справиться. Пришлось Серёжку просить. Он развернул её спиной и принялся развязывать шнуровку, потом крючки расстёгивать. Наклонился к ней, и Настя почувствовала запах алкоголя. Вроде, не замечала, чтобы он за столом пил, и сейчас всего лишь бокал шампанского, но пахло водкой. Значит, пока она не видела, он пил. Горе запивал, что ли?

— Что тебе мама сказала?

— Когда?

— Вчера. Или сегодня, без разницы. — Он платье наконец расстегнул, потянул его с Настиных плеч, а она руку к груди прижала, не позволяя платью упасть.

— А что именно тебя интересует?

— Ты знаешь.

Она оттолкнула его.

— Хватит, а. Что ты мне допрос устраиваешь? Хоть скажи, что ты услышать хочешь.

— Точно не про соседскую собаку и не про машину.

Настя вдруг озноб почувствовала. Но вместо того, чтобы честно ответить, попыталась обойти новоиспечённого супруга, и он даже останавливать её не стал. Сел на постель, и стал наблюдать. А Настя разозлилась, когда поняла, что он не отвернётся. Разозлилась и руки опустила, позволив свадебному платью тяжело упасть вниз. Осталась в одном кружевном белье, в этом дурацком поясе для чулок, и руку в бок упёрла.

— Тогда что? Про Федьку спрашивала. Тебе интересно?

— Нет. — Его взгляд блуждал по её телу, Маркелов странно кашлянул, сбитый с толку её решительным взглядом. — Меня интересует, чего ты не дождалась. Что, ни ответа, ни привета?

— А тебе как хочется?

— Чёрт, Насть!

— Не ори на меня!

Серёжа с постели поднялся, а Настя в этот же момент повернулась к нему спиной, подошла к зеркалу и принялась причёску разбирать.

— Ты же с ним помирилась. Ты помирилась с ним тогда. И если бы не беременность…

— Ребёнок, — поправила его Настя, и Серёжа тут же кивнул.

— Да, ребёнок. Если бы не ребёнок, ты бы сегодня на другой свадьбе гуляла, я прав? И не выглядела бы такой пришибленной.

— Маркелов, ты чего от меня хочешь?

— Знать хочу. Мама привет передала?

— Отстань.

Он тяжело дышал прямо ей в затылок, стоял близко-близко, и наблюдал за её руками, которые проворно разбирали хитросплетения свадебной причёски. А Настя вдруг опомнилась и туфли на высоком каблуке с ног скинула, сразу стала ниже ростом.

— Ты спала с ним? После меня. Спала?

Так и хотелось сказать:

— Ты дурак пьяный. — И почему-то рассмеяться.

Но Серёжа придвинулся ближе, руками её обхватил, и Настя спокойно покачала головой.

— Нет. И ты это сам знаешь.

— Звонила ему?

— Зачем?

— Но ты ведь…

Она не дала ему договорить, повернулась и обхватила ладонями его лицо.

— Я приехала с тобой в Москву, я замуж за тебя вышла. Что ещё я должна сделать?

Маркелов тяжело дышал, вздохнул, и перевёл взгляд с её лица на волосы. Начал сам выбирать шпильки из её причёски.

— Ты сегодня была такая… грустная.

— А ты был весёлый? Я не заметила.

— Настя. — Он лбом к её лбу прижался и вдруг покачнулся.

— Когда ты напиться успел?

— Папе твоему спасибо, он очень… понимающий человек.

— Иди в душ и ложись.

— Пойдём со мной в душ.

Настя заставила его отвернуться, когда Маркелов снова принялся на неё дышать, и она водочный запах почувствовала. Но кивнула, не желая с ним и дальше пререкаться.

— Сейчас приду, с причёской управлюсь. — Выдернула рубашку из-за пояса его брюк и тут же от себя оттолкнула. — Иди.

Серёжа на неё дважды обернулся, пока до двери в ванную дошёл. Смотрел испытывающе, с прищуром. Настя ободряюще улыбнулась, чувствуя, как он ощупывает взглядом её тело, прикрытое лишь несколькими кусочками белоснежного кружева. А когда дверь ванной за мужем закрылась, выдохнула, чувствуя жуткое напряжение. Волосы руками взъерошила, расчесала щёткой, не обращая внимания на боль, затем к окну подошла. Ещё раз посмотрела на Москву, и с трудом сглотнула, вставший в горле ком.

Как прежде уже никогда не будет. Никогда, ничего и никого. И лучше с этим смириться, чем изводить себя.

7

Наши дни

— Мам, мама. Ну, мам.

Настя осторожно пошевелилась, помедлила, потом всё-таки открыла глаза. Прищурилась, глядя на дочь. Та обрадовалась, когда мать проснулась, заулыбалась, но тут же скроила жалобную мину.

— Можно я к Юльке пойду?

— Что? — Настя никак не могла понять, чего ребёнок от неё хочет, волосы с лица откинула, потом на часы посмотрела. Нахмурилась. — Вика, восемь утра.

— Мы будем мультики смотреть. Ну, пожалуйста!

— Тише, — тут же шикнула на неё Настя. — Папу разбудишь.

Вика к Настиному лицу наклонилась.

— Она с няней, родителей нет. Ну, можно, мам?

— Боже мой. — Настя дочь от себя отстранила, перевернулась на спину и повернула голову, чтобы на мужа посмотреть. Маркелов лежал на спине, закинув одну руку наверх, и прикрывал ею лицо. Понять спит или притворяется, было невозможно. Снова к дочери повернулась. Прочитала в её глазах мольбу, смешанную с упрямством, и поняла, что легче согласиться. — Иди. В десять будем завтракать. Не заставляй меня ходить за тобой.

Девочка просияла.

— Хорошо!

Не подумав сказать спасибо или поцеловать мать, Вика выбежала из комнаты. При этом дверь за ней закрылась с громким хлопком. Настя снова на мужа посмотрела, но тот не пошевелился. Вот ведь медведь, если не хочет, его не добудишься. На часы ещё раз взглянула, мысленно застонала, а потом натянула на себя одеяло, полная решимости снова заснуть. Правда, для этого нужно устроиться со всеми удобствами, придвинуться к Серёжке, обнять его и ногу на него закинуть.

— Утро? — спросил он глухо, а Настя улыбнулась. Каждый их день начинался с этого вопрошающего слова.

— Суббота, спи, — негромко проговорила она и щекой к его груди прижалась.

Он больше ни слова не сказал, даже не пошевелился, и лишь через пару минут руку опустил. Ладонь легла на Настино бедро, но она не оценила, возмущённо заёрзала. Она спать собиралась. Вот только сон не вернулся. Настя довольно долго лежала, вроде бы даже дремала, иногда потираясь щекой о грудь мужа, а в голове уже мысли, дела, планы. Серёжка спал, она чувствовала, как поднимается и опускается его грудь, дыхание было ровным и глубоким. Настя глаза открыла и волосы назад откинула. Ох уж эти волосы!.. Даже с возрастом, даже с хорошим парикмахером и новой стрижкой, с ними всё равно нет никакого сладу. Их много и они рыжие. Сейчас Насте уже не стыдно было признаться в том, что она рыжая. Да, тёмная, но рыжая. И дочка в неё пошла. Папин солнечный зайчик.

Папин…

Настя голову назад откинула, чтобы мужу в лицо посмотреть. Пальцем по его груди провела, но Маркелов лишь вздохнул. Интересно, он помнит, какой сегодня день? Она специально не заостряла его внимание на дате. Банкет планировала, но состояться он должен был только в следующую пятницу, поэтому и решила воспользоваться шансом и память мужа проверить.

Часы показывали половину девятого. Настя осторожно от Серёжи отодвинулась, потом из постели выбралась и на цыпочках пробралась в ванную комнату. Дверь за собой закрыла, чтобы Серёжку звуком льющейся воды не разбудить. Быстро привела себя в порядок, умылась, зубы почистила, подумала, и решила для полноты образа добавить капельку духов, провела пальцем по ложбинке между грудей. Затем взяла щётку, чтобы волосы расчесать, и ненадолго замерла с расчёской в руке, смотрела на себя. Даже отступила на шаг, чтобы видеть себя почти в полный рост. Одёрнула подол коротенькой сорочки. Может, другую надеть? Ради праздника? Хотя, что Маркелов спросонья рассмотреть может? Он по утрам сексом занимается, не открывая глаз.

Вернувшись в кровать, торопиться не стала. Посидела у мужа в ногах, разглядывая его. Серёжка за прошедшие годы изменился. Настя ему хоть и не говорила об этом, но порой ловила себя на мысли, что он сильно изменился. В весе набрал, выглядит солидно и важно, взгляд настолько уверенный, что очки теперь носит, стараясь это скрыть. Не всем нравится, когда их, словно рентгеном просвечивают. А Маркелова профессия обязывает в людях разбираться, с первого взгляда выводы делать, даже о незнакомых. Из симпатичного молодого человека он с годами превратился в привлекательного мужчину с поистине гипнотическим взглядом. Уверенный в себе, успешный, привлекательный — Насте не раз говорили, что ей повезло, выигрышный билет вытащила. Сейчас, спустя годы, она с лёгкостью соглашалась с этим. Да, ей повезло.

Повезло.

Осторожно к мужу подобралась, нависла над ним, потом поцеловала в уголок губ.

— Серёжа.

Он угукнул.

— Серёж.

— Я не сплю.

— Да, я вижу. — Щекой по его колючую щёку потёрлась и на ухо шепнула: — Вика у Григорьевых.

Маркелов вдруг встрепенулся.

— А который час?

— Девяти ещё нет.

Он глаза наконец открыл, но Настю смотрел ошарашено. Поморгал, вглядываясь в её лицо.

— А что она там делает?

— Мультики смотрит.

— Чёрте что, — проговорил он в растерянности, а ладони уже подхватили Настю под ягодицы. Носом в её грудь уткнулся. Она же щекой о его макушку потёрлась и улыбнулась.

— Серёжа, ты проснулся?

— А ты не чувствуешь?

Волосы его пригладила, рука опустилась ниже и приподняла его подбородок. Маркелов голову назад откинул, и Настя наклонилась к его губам.

— Это что, духи? — поинтересовался он чуть слышно. Заинтересованно вздёрнул бровь.

— Ну… ради такого дня.

— Какого дня?

Настя вернула его руку на своё бедро.

— Не отвлекайся, а. Я тебе потом расскажу.

Маркелов разулыбался.

— Да?

— Да. И нечего улыбаться, времени не так уж и много. Пользуйся моментом, пока ребёнка дома нет.

— Уговорила.

Рука нырнула под её сорочку, не обнаружила трусиков, и Маркелов довольно фыркнул, жену подхватил и перевернул на спину. Откинул в сторону одеяло, которое оказалось зажато между их телами. Спустил с плеч бретельки сорочки, прижался губами к Настиной груди. А когда она пальцы в его волосы запустила и ногтями чуть впилась в кожу, Маркелов голову поднял и в лицо ей посмотрел.

— Так что за день?

— Ты правда забыл или притворяешься?

Он только головой непонимающе качнул, загадочно улыбнулся и вернулся к прерванному, захватил губами её сосок. Настя на подушках откинулась, взгляд рассеянно скользил по комнате, остановился на окне, на раздувающихся от ветерка занавесках. Волосы мужа перебирала, дышала глубоко и губы кусала, чувствуя лёгкий и приятный озноб от его ласк, потом Серёжку за уши потянула, наверх. Он приподнялся на руках, и сразу её поцеловал. Настя ладонь к его тёплой щеке прижала. Серёжка по утрам таким смешным выглядел, на самом деле медведя напоминал. Взъерошенный, сонный, щёки колючие и румяные, а взгляд тёплый и лучистый. Чуть позже, когда он начнёт на работу собираться, взгляд изменится, станет цепким и деловым.

— С годовщиной, — шепнула она ему на ухо. Обнимала его руками и ногами, с дыханием пыталась справиться и ждала, когда муж перестанет вздрагивать после полученного удовольствия. По широкой спине его гладила, ногтями по ямке на пояснице провела, и Серёжка снова дёрнулся всем телом. Он губами к её шее прижался, приподнялся на локте и, наконец, выдохнул. Рассмеялся.

— Десять лет, солнце.

— Десять. — Настя осторожно пошевелилась, не желая, чтобы он отодвигался, даже ради того, чтобы избавить её от тяжести своего тела. Ладонью по его груди провела, пальцы поднялись выше, по шее к подбородку. — Даже не верится… А ты забыл? Как ты мог?

Он глаза на неё вытаращил.

— Я забыл? Насть, ты чего говоришь-то?

— Ой, да ладно, а то я тебя не знаю. Ты в прошлом году через две недели вспомнил.

— В прошлом году была не круглая дата.

— Круглая, — проговорила Настя. Серёжа всё-таки отодвинулся от неё, с довольным стоном на подушки рухнул и потянулся. Настя же наоборот села, поджав под себя ноги, только сорочку на груди расправила, бретельки на плечи вернула и подол одёрнула. Посмотрела на мужа. — Интересно, как мы следующую круглую дату встречать будем?

— А что, испытанный способ не действует? — Его рука добралась до её бедра, погладила. Смотрел с хитрецой и улыбался так, что Настя не удержалась и наклонилась, чтобы его поцеловать. Такое спокойное утро не часто выдавалось, когда в доме ребёнок, причём столь энергичный, как их Вика, не очень-то расслабишься, а тут только порадоваться остаётся, что дочь с утра пораньше к соседям запросилась, мультфильмы смотреть.

— У тебя сегодня много дел?

— Пара встреч. — Настя наклонилась к нему, он в лицо её вглядывался, по щеке погладил, и чуть заметно улыбнулся, глядя на её взъерошенные его усилиями тёмно-рыжие волосы. — Постараюсь вернуться не поздно.

— Постарайся, пожалуйста.

— В ресторан сходим?

Она плечами пожала.

— Можно.

— Можно, — передразнил Маркелов и ответил на лёгкий поцелуй.

В ванной обсуждали предстоящий банкет по поводу десятилетней годовщины свадьбы. Точнее, это Настя обсуждала, укладывая волосы в высокую причёску, говорила громко, стараясь перекричать звук льющейся в душе воды. Дождаться от Маркелова дельных ответов и советов по этому поводу не надеялась, и поэтому по большому счёту попросту делилась с ним новостями. Для празднества сняли банкетный зал в ресторане, и если бы не нужда приглашать нужных людей, Настя бы никогда подобное затевать не стала. Но собирались приехать родственники, были приглашены партнёры и коллеги Сергея, и когда Настя поняла, что количество гостей перевалило за несколько десятков человек, стало ясно, что отмечать придётся с размахом. Без особого желания, но с заделом на будущее.

— А Потаповых не будет, я тебе говорил? — Сергей воду выключил, из душа вышел, а Настя ему полотенце протянула.

— Нет, не говорил. Ну вот!

Он лишь плечом дёрнул.

— Они в Вену улетели пару дней назад. Забыл, значит.

Настя только руками развела, удивляясь.

— Он забыл. — Из ванной вышла и замерла, заметив на своей подушке бархатную коробочку. На Серёжку оглянулась, но тот к зеркалу подошёл, бритву взял и на Настю не смотрел. Она же быстро кровать обошла, коробочку открыла и посмотрела на свой подарок. Оставалось только завопить от восторга.

— Серёжка!

Муж из ванной выглянул, вроде переполошённый, но увидев её, счастливую, ухмыльнулся.

— Ты не забыл!

— Конечно, не забыл. А тебе стыдно должно быть, что могла так подумать. — Договаривал он уже ей в губы, на поцелуй ответил и стёр с Настиной щеки пену для бритья. А жена за шею его обхватила и повисла на пару секунд.

— Я тебя обожаю, я так хотела!..

— Знаю, что хотела. С годовщиной, милая.

Отпустив мужа бриться, Настя на кровать присела, снова подняла крышку коробочки и пальцем провела по ожерелью из розового жемчуга. Жемчужины все были одна к одной, крупные и сияющие. Не удержавшись, к зеркалу подошла и приложила ожерелье к шее. Сколько месяцев она о нём мечтала? Столько, что даже цена уже не важна.

Первыми с поздравлениями позвонили её родители, следом Серёжкины. Настя разговаривала со всеми, готовя завтрак, а когда Серёжа на кухне появился, гладко выбритый, благоухающий дорогим одеколоном, попросила:

— Сходи за Викой. Она хоть и обещала в десять прийти, но ты же знаешь, что надежды никакой.

— А что она с утра у Григорьевых делает? — Он пил апельсиновый сок большими глотками, потом пустой стакан в раковину сунул и Настю быстро поцеловал, проходя мимо.

— Так они вчера уехали в Павловск, забыл? Юля с няней, вот они с Викой и созвонились, ни свет ни заря.

— Бедная Раиса как там её по батюшке. С рассвета на ногах, да ещё лишний ребёнок на глазах.

— Кстати, о детях. Мама твоя просила, чтобы ты позвонил сегодня. А лучше заехал.

Сергей насторожился.

— Зачем?

— Кажется, твоя бабушка хочет ещё раз пересмотреть своё завещание.

— Нет, это невыносимо.

Настя мужа по плечу похлопала.

— Но это же твоя бабушка. Так что, крепись.

— А тебе смешно, да?

Она кивнула.

— Да.

— Да?

— Я же сказала. — И рассмеялась, когда Маркелов её схватил и к себе на колени силой усадил. Носом в вырез её кофты на груди уткнулся, губами прижался, а Настя попыталась его голову оттолкнуть. — Серёж. Серёжа, ты с ума сошёл? Иди за ребёнком! — Но когда он ладонями её щёки обхватил, наклонилась к нему и поцеловала. Взъерошенные волосы на его макушке пригладила.

За завтраком Маркелов заторопился. Ел быстро, на часы поглядывал и даже предпринял попытку за телефон схватиться, но Настя не позволила. С недавних пор, не желая, чтобы дочь брала с них дурной пример, было решено, что за столом они на телефонные разговоры не отвлекаются. Настя со своей стороны обещание держала, а вот у Серёжки вечно возникали какие-то очень важные дела и проблемы, которые ни минуты ждать не могли, даже если он их только что себе придумал. Приходилось бороться.

Вика завтракала со скучающим выражением на лице, недовольная, что её оторвали от лучшей подружки и мультфильмов, а завтракать она и не хотела, потому что они с Юлькой уже успели съесть по большому яблоку. И теперь она без всякого интереса водила ложкой в тарелке с хлопьями и мотала ногой.

— Куда мы сегодня пойдём? — спросила она, поглядывая на родителей.

Настя, проходя мимо, заправила дочке за ухо рыжий локон, чтобы в тарелку не лез. Плечами пожала.

— Не знаю. А куда ты хочешь?

— В зоопарк хочу. Пап, пойдём в зоопарк? На носорога посмотрим.

Сергей усмехнулся.

— Думаешь, он по тебе соскучиться успел?

— А вдруг? Пойдём?

— Зайчик, я сегодня работаю.

Вика тут же надулась.

— Ну вот. Ты всегда работаешь!

— Всегда работаю, — согласился Маркелов. — Чтобы маме покупать всякие безделушки красивые.

Настя замерла.

— Ну ты и нахал, — поразилась она. — Нашёл причину, да?

Сергей, совсем как она недавно, разулыбался и кивнул.

— Да.

Настя ему за спиной дочери кулак показала.

— Давай завтра пойдём, — предложил тем временем Серёжа дочке. — Завтра воскресенье. А сегодня съездите с мамой к бабушке и дедушке, навестите их.

Вика протянула отцу руку ладошкой вверх.

— Замётано!

Сергей ухмыльнулся, по детской ладошке несильно ударил, а вот Настя нахмурилась, глядя на дочь.

— Это что за выражение? Откуда ты его взяла?

Вика смущённо, но довольно заулыбалась.

— В школе все так говорят.

— Замечательно. Вот тебе и частная школа.

— Дети везде одинаковые, — подытожил Маркелов.

Решив проводить мужа до дверей и встретив его в коридоре, надевающего лёгкий льняной пиджак, Настя второй раз за этот день невольно отметила, насколько Серёжка изменился за последние годы. Когда они встретились много лет назад, когда женились, она не задумывалась о том, что с ними будет через несколько лет, какими они сами станут, а вот сейчас все перемены в глаза бросались. Она намеренно остановилась рядом с мужем, в зеркало посмотрела, и улыбнулась, перехватив его взгляд.

— Ты чего, Насть?

— Ничего, — тут же поспешила заверить она его, зная, что если озвучит ему истинную причину своих изучающих взглядов, Маркелов лишь фыркнет. Он не любил говорить на подобные темы, предпочитал принимать все изменения, как нечто само собой разумеющееся. А вот Настя на цыпочки приподнялась, воротник его рубашки расправила, по лацканам пиджака рукой провела, а после улыбнулась. — Обещаешь не задерживаться?

— Обещаю. Даже клянусь.

Она невольно улыбнулась, а он продолжил:

— Так что, можешь, смело заказывать столик в ресторане.

— В каком?

— В каком захочешь.

— Тогда в «Эгоисте».

— Хорошо. — Он наклонился к её губам. Поцелуй был лёгким и дразнящим. Настя в прищуренные от удовольствия глаза мужа смотрела, и чувствовала, как сердце бьётся — тяжело и неровно. — С годовщиной, милая.

— И тебя. Милый.

Он хмыкнул, а прежде чем отступить, ущипнул её пониже спины. Настя аж подпрыгнула, по руке его хотела шлёпнуть, но не успела. Только высунувшись в подъезд, напомнила:

— И цветы не забудь мне купить! Хочу ирисы!

— Сделаем.

Настя дверь за ним закрыла, заперла, а потом спиной к ней привалилась. Сегодня она была невероятно воодушевлена, и, видимо, Маркелов это тоже заметил, вон каким довольным выглядит. Всё-таки у него талант подыгрывать людям, извлекая из этого максимальную для себя выгоду.

— Мам, ты чего у двери стоишь? — Вика из кухни вышла, остановилась и в недоумении посмотрела. Она знакомо отставила ногу чуть в сторону, совсем, как отец, и руки на груди сложила. Рыжие косички, не слишком опрятно заплетённые, из чего сразу можно сделать вывод, что дочь с подружкой с утра над своими причёсками экспериментировали, лежали на худеньких плечиках, но взгляд девятилетней девочки компенсировал её хрупкость и юность. Выражение хоть и зелёных, Настиных глаз, Вике от отца досталось. И характер тоже маркеловский, и хватка. Настина — внешность, а характер — Сергея. Сумасшедшая смесь.

— Папу провожала.

— А чего его провожать? Он же не маленький.

— Много бы ты понимала, — улыбнулась Настя. К дочери подошла и приобняла ту за плечи. — Пройдёмся по магазинам? А потом я тебя к бабушке с дедушкой отвезу.

— А что мы купим?

— Я не знаю. Посмотрим. Купим что-нибудь абсолютно ненужное, но классное.

— Куколку для украшений! — тут же воскликнула Вика в возбуждении. — Помнишь, мы видели её в магазине? В шляпке и с собачками! На неё ещё можно вешать цепочки и кулончики.

— Купим куклу, — согласилась Настя. — Собирайся.

Иногда Насте не верилось, что прошло десять лет. А порой не верилось, что только десять. За эти годы столько всего случилось, что, наверное, на две жизни бы хватило. И в последние годы она наслаждалась покоем и стабильностью, как она это называла. Дочка росла, Вике уже девять, а Настя была уверена, что каждый день из её жизни помнит. Как она родилась, как её из роддома принесли, но не сюда, а в квартиру родителей Сергея, и как тот первые дни от кроватки не отходил. Не потому что помочь пытался или учился управляться с ребёнком, а просто смотрел на дочку, и, видимо, пытался осознать, что это его творение. Настя даже ругаться пыталась с ним: что он смотрит на ребёнка, взглядом сверлит, и из-за этого ребёнок вырастит нервным. Дети ведь всё чувствуют! Правда, как позже выяснилось, Вика сама обладала глубоким, гипнотическим взглядом. Даже когда совсем крохой была, её взрослый взгляд все знакомые отмечали, и незнакомые, кстати, тоже. Немного освоившись, Серёжка дочку на руки начал брать и носил её по большой родительской квартире, знакомя с окружением. Целые путешествия ей устраивал. Переносил её из комнаты в комнату, что-то рассказывал, а Вика опять же не спала и лишь глаза на отца таращила. И агукала время от времени, что Маркелова приводило в умиление. Он, вообще, оказался прекрасным отцом. Сам этого от себя не ожидал. Да и как можно было этого ожидать? Беременность была случайной, незапланированной, никто не мог сказать, что в итоге у них с Сергеем получится, а Маркелов искренне влюбился в ребёнка, а уж рыжие волосы дочки его в восторг приводили. Он так видимо этим восхищался, что в какой-то момент Настя его заподозрила в издевательстве. И лишь когда Серёжа всерьёз начал звать дочку солнечным зайчиком, успокаиваться начала. А сейчас Вика уже большая, скоро совсем взрослой станет, и это так странно. Вроде ещё совсем недавно в детский сад ходила, на ручки постоянно просилась, забиралась по ночам к ним в постель и рисовала на обоях карандашами странные каракули, которые Аркадия Львовна называла начальным проявлением большого таланта, а сейчас ей девять, и в подарок на день рождения она просит не куклу и не велосипед, а дорогой мобильный телефон. Настя, если честно, не понимала, зачем он ей нужен. В школе перед друзьями похвастаться? Правда, тема с телефоном быстро была забыта, и Вика попросила у родителей другой подарок. Но тут уже родители во мнениях не сошлись. Если Серёжка был не против купить ребёнку мобильный телефон, вещь всё-таки нужная и полезная, то Настя больше склонялась к собаке. Это желание девятилетнего ребёнка, по крайней мере, не казалось таким странным. Вот только муж отнёсся к этому довольно скептически. Хотя, Настя заранее и подготовилась к разговору с ним, и запаслась фотографиями с милыми щенками, в костюмчиках и с бантиками между висячих ушек, найденными в интернете. В постель вечером пришла и попыталась мужу эти картинки вместо его бумаг впихнуть.

— Посмотри, какая прелесть, — с воодушевлением начала она.

Серёжа без особого интереса просмотрел, и кивнул. Пришлось пояснить:

— Вика хочет собачку. Такую.

Маркелов на мгновение замер, глаза на жену скосил.

— Какую такую?

— Ну, вот такую, Серёж. Маленькую.

— Насть, это не собака.

— Собака. Йоркширский терьер. Ну, разве не прелесть?

— Насть, ты хочешь меня с дочерью поссорить?

— Почему это?

— Да потому что эта прелесть, — он пальцем в фотки ткнул, — будет без конца скулить и тявкать, и в итоге я её в окно выкину. А дочь мне этого не простит.

Он, конечно же, преувеличивал, но делал это намерено, и из-за этого стало ещё обиднее.

— Да ну тебя.

Маркелов улыбнулся.

— Разве я не прав?

— Надо думать о ребёнке! А желание иметь собаку — это нормально. В отличие от мобильного телефона!

— Давай купим твоим родителям собаку. Какую-нибудь большую и добродушную зверюгу.

Настя на мужа взглянула с подозрением.

— В моём понимании как-то не вяжутся слова «большая», «добродушная» и «зверюга».

— А в моём «смотри, какая прелесть» и «собака». Это не собака, это… — Маркелов всмотрелся в снимок маленького терьерчика, наряженного в спортивный костюм с символикой московского «Спартака», и с крохотной бейсболкой между ушей. — Барби в собачьем обличье.

— А что ещё нужно девятилетней девочке? — вроде бы удивилась Настя, но Маркелов, всегда готовый к провокационным заявлениям, нанёс коронный удар.

— Я с этим созданием гулять не буду, так и знай.

На это ответить было нечего. Особенно, заикаться про то, что с йоркширским терьером, в принципе, можно и не гулять, в том смысле, который в это выражение Маркелов вкладывает. Если сказать о том, что можно будет обойтись кошачьим туалетом, Серёжка лишь рассмеётся и больше не поддастся ни на какие уговоры и провокации, чтобы продолжить этот разговор. Иногда он становился жутко упрямым, причём в каких-то мелочах, на которые Настя и внимания бы, например, не обратила. А вот для Серёжи это было принципиально, и свернуть его, что-то объяснить, было невозможно.

Они долго не могли ужиться. Насте до сих пор было страшно вспоминать то время. Как они жили под одной крышей, спали в одной постели, ребёнка воспитывали, а обижались друг на друга, как чужие. Не было между ними чего-то важного, единства, желания понимать и прощать. Настя много думала о том времени, и была уверена, что их даже не Вика вместе держала, а все Маркеловы. Они жили в одной квартире, одной семьёй, и Насте с Сергеем зачастую становилось неудобно скандалить на виду у его родственников. Все они столько для их молодой семьи делали. И пусть это не афишировалось, не было признаний и проявления чувств, но в те годы, именно они удержали их вместе. Иначе бы Сергей с Настей не смогли, иначе бы развелись, или того хуже, возненавидели бы друг друга. Секс сексом, а когда после этого смотришь человеку в глаза, хочется увидеть желание оставаться рядом, а они сразу разбегались. Если и были моменты, которые хотелось запомнить, то уже через минуту всё могло расстроиться из-за какой-нибудь мелочи, небрежно сказанного слова или попросту из-за отсутствия реакции. Их размолвки, недопонимание, не исчезли после свадьбы. Всё только хуже стало, и росло с каждым днём, с каждым месяцем, как снежный ком. Бывало Насте хотелось закричать, до того невыносимо было видеть и слышать собственного мужа. До родов, она, кажется, тысячу раз пожалела о том, что вышла за Маркелова замуж. Открыто спрашивала его, зачем он её привёз в Москву, и зачем она, дура, приехала?! И каждый раз это было всё равно, что курок спустить. Ситуация сразу выходила из-под контроля, и Маркелов начинал орать, что он дурак, вот и привёз. Хотел правильно поступить, а в итоге нарвался, виноват, больше таких глупостей делать не будет. После их первой брачной ночи, Серёжа не произносил имени Аверина, но Настя была уверена, что оно постоянно у него на языке вертится. И стоит только надавить, раззадорить мужа, и он всё это выплеснет на неё, и тогда уже ничего не исправишь. Ей придётся уехать, вернуться к родителям беременной, но в то же время, прекратится холодная война между ней и мужем, а это то, о чём в те дни мечталось.

Муж. Маркелов сам долго поверить не мог, что он муж. У него-то круг общения остался прежним, и беременным он не был, ему не приходилось целыми днями сидеть дома, чувствуя себя обессилившим и располневшим, и ждать неведомо чего. Серёжка учился, пропадал целыми днями, являлся под вечер, усталый, но довольный, а Настю всё это безумно раздражало. Перед ним все дороги были открыты, а вот перед ней ни одной не осталось, она свернула на ухабистую тропочку, которая неизвестно куда должна была её привести.

Потом родилась Вика, и Насте стало попросту некогда задумывать о том, как ей с мужем договариваться и дальше жить бок о бок. Ей пришлось научиться огромному количеству вещей, нужно было перестать бояться, ведь это ребёнок, и в первые дни она сама не знала, как подойти к дочке, чтобы не навредить или чего-нибудь не перепутать. Она отвлеклась на ребёнка, и не сразу, но поняла, что они с Серёжкой ссориться почти перестали. Вот только радости от этого никакой, раз они были заняты каждый своими делами. Он появлялся также вечерами, ужинал, с Викой занимался, а когда она засыпала, садился за учебники. А Настя, слишком уставшая за день, проведённый за домашними заботами, ничего ему не говорила. Даже радовалась, что не нужно тратить силы и время покоя на выяснение отношений. К тому же, она куда больше времени проводила с его родителями и бабушкой, чем с ним. Те говорили ей, что нужно подождать, что нужно дать ему время. Вот закончит он институт и всё изменится. У них же ребёнок, а Вику Серёжа просто обожает.

Настя и не спорила, обожает.

Ждать ей надоело года через полтора. Вике исполнилось два года, Серёжка институт закончил, поступил в аспирантуру, как и намеревался и даже собрался за кандидатскую сесть. Всё это происходило в их комнате, за закрытой дверью, за его письменным столом, втиснутым между детской кроваткой и окном, а Настя словно со стороны за всем этим наблюдала. Она занималась домашними делами, ребёнком, а её муж в это время своё будущее строил. И только рассказывал ей о своих достижениях. Иногда. Когда их разговоры превратились в редкое удовольствие, и всё общение свелось к постели, Настя поняла, что Маркелов ей изменяет. Это было настолько удивительное открытие, что даже не расстроило. Да и из-за чего было расстраиваться? Любви между ними не было, в предательстве Настя обвинить его не могла, но это открытие всё равно её с ног сбило в первую секунду. Даже расследование небольшое провела, но лишь подтвердила свои подозрения. Бывшая Серёжкина однокурсница, Настя помнила её, он их знакомил как-то, правда, на их свадьбе её не было. Позже выяснилось, что они встречались до того, как он на лето уехал и Настю так неожиданно встретил. А теперь вот прошлое дало о себе знать. Они вместе поступили в аспирантуру, поговорили о прошлом и будущем, обнаружили много общего, Маркелов ей на жизнь пожаловался. Настя почему-то была уверена, что жаловался.

— Она тебя пожалела? — поинтересовалась она. — Бедный ты наш, несчастный. Окрутила я тебя, да?

— Насть, ты говоришь ерунду!

— Ну, конечно, ерунду! Но ты наверняка ей жаловался!

— Я никому не жаловался!

— А мне всё равно. — Она шипела на него и укачивала на руках хныкающую Вику. Дочка ворочалась, засыпать не хотела, и нервничала, чувствуя, что родители ругаются. — Мне вообще — всё равно. Я тебя не держу. Куда мне? У вас с Дашей так много общего, а я кто такая?

Маркелов не ответил, но выразительно насупился, за стол сел и придвинул к себе толстенную книгу. Взглядом в текст уткнулся, а Настя поняла, что ещё чуть-чуть и она чем-нибудь тяжёлым его по голове огреет. Она уже ненавидела его учёбу, учебники, записи, разговоры об институте и аспирантуре.

— Она ведь лучше меня, во всём!

— Лучше. — Он всё же развернулся на стуле и наградил Настю убийственным взглядом. — Она, по крайней мере, не пилит меня постоянно, и не обвиняет чёрт знает в чём!

— Да? Это может потому, что ей не приходится ждать тебя днями напролёт и ребёнком заниматься? Она с тобой о высоком говорит! А у меня, извини, чисто меркантильный интерес!

— Вот именно.

Он отвернулся, а Настя остановилась посреди комнаты, устремив в затылок мужа нетерпимый взгляд.

— Посмотрите на него! Он обиделся! Можно подумать, это я налево хожу, пока ты дома меня ждёшь.

— Настя…

Она перевела дыхание.

— Давай разведёмся, — предложила она. Правда, пришлось сделать над собой усилие, прежде чем произнесла это. И комок в горле сглотнула, испугавшись своего решения. — Я не собираюсь тебя держать. Ты не нагулялся, я тебя в сети поймала, так получается. Вот я тебя и отпущу. Спи, с кем хочешь.

Маркелов молчал, не смотрел на неё, и Настя поняла, что задумался. Всерьёз задумался. Это настолько поразило, оскорбило, напугало, что слёзы выступили. Настя резко отвернулась, при муже она никогда не плакала, и сейчас показать ему свою слабость, казалось невыносимым. Он не должен знать…

— Я уеду к родителям, — сказала она.

И вот тут Маркелов дёрнулся, резко обернулся и сказал:

— Ты не увезёшь Вику.

— Да? Предлагаешь её твоей Даше оставить? Вот она обрадуется подарку. — Настя в личико дочери посмотрела. — Да, милая? — Наклонилась и поцеловала её. — Засыпай.

— Ты никуда не поедешь, и развод я тебе не дам. Думаешь, я не понимаю, что ты затеяла?

Настя повернулась к нему.

— Что я затеяла, Серёж?

Он только смотрел на неё и дышал тяжело, потом повторил:

— Ты никуда не уедешь.

Хоть он это и сказал, но угроза развода нависла над ними тогда, как никогда остро. Настя видеть его не могла, хотелось с кулаками наброситься и молотить по его груди или спине, надеясь хоть так избавиться от мыслей о том, что он завтра снова встретится с этой своей Дашей. Милой девушкой Дашей, которая так ему подходит. Настя так устала мучиться из-за того, что они с Маркеловым не пара, что у них абсолютно разные представления о жизни, что они хотят и стремятся к разному, а связывает их только Вика, и из-за неё приходится терпеть. И пока Серёжа с Дашей наболевшим делится, Насте приходится тайком в своей комнате плакать, стараясь не привлекать внимание родственников и не расстраивать их.

Наверное, тогда она ещё могла бы уехать, вернуться к прошлой жизни, и как-нибудь, но смирилась бы с тем, что ничего у них с Маркеловым не получилось, что они слишком разные, и, в конце концов, начала бы жизнь с начала. Но она не уехала и не развелась с ним. Заболела Вика, сначала бронхит, потом воспаление лёгких, следующие месяцы прошли по больницам и санаториям, и уже было не до глупых ссор и скандалов. Болезнь ребёнка всех не на шутку перепугала, Настя от дочери не отходила, боясь, что сбудутся предостережения врачей и проявятся осложнения. Серёжа помогал, как мог, и все разговоры о разводе ушли в прошлое, их отношения вернулись к прежнему, они снова соблюдали нейтралитет, а Даша осталась где-то позади, в этом Настя к тому моменту уже не сомневалась. Она даже порадовалась этому и победительницей себя почувствовала, правда, не понимала, откуда подобные чувства взялись.

В свой город Настя не ездила. Поначалу боялась, потом стало не до этого, последние месяцы беременности, роды, младенец на руках. Да и не особо её туда тянуло, если честно. С кем ей там встречи искать? Родители сами приезжали их навестить, как могли часто, но лишь на день-два. А на первом дне рождения Вики сообщили, что собираются серьёзно изменить свою жизнь. Оставить квартиру в городе, они уже и квартирантов нашли, и переехать на постоянное жительство в деревню, к бабушке. Та уже в возрасте, одна с деревенским домом не справляется, а родителям в городе особо ждать нечего. У отца с работой проблемы в последнее время, мама в школе получает немного, а учить детей и в деревне можно, там тоже школа есть, к тому же, ей должность завуча предлагают, а не просто учителя. Вот и займутся всерьёз хозяйством, посмотрят, что выйдет. Настя поначалу сильно удивилась, но родители выглядели уверенными в принятом решении, даже довольными, планы строили, и она спорить не стала. Они вправе строить свою жизнь так, как захотят. Вот только ей уже возвращаться некуда было. В деревню из Москвы как-то не хотелось. А оказаться в родном городе один на один со своим прошлым, ещё страшнее. И поэтому когда разговоры о разводе сошли на нет, Настя вздохнула с облегчением, но признаваться в этом никому не стала.

Не так она, конечно, представляла себе семейную жизнь. В юности любила мечтать об этом времени, как всё будет ладно и гладко, совсем не как у соседей, что муж будет любить, что дети радовать, и никаких ссор, скандалов. Правда, ругаться с Серёжкой они стали меньше со временем. После четырёх лет брака друг к другу притёрлись, многое друг о друге поняли, и бывали моменты, когда Насте казалось, что всё у них с Серёжей хорошо. Ни у кого ведь гладко не бывает, семейную жизнь нужно строить, прикладывать усилия, хотеть покоя и мира в семье, а Аркадия Львовна всегда её учила, что покой в семье от женщины в первую очередь зависит. И как она себя поставит, с такой охотой и нетерпением муж и будет вечерами домой приходить. Юношеские страсти на самом деле ушли, Настя стала взрослее и спокойнее, и на недостатки мужа смотрела уже без бешенства и раздражения. Изучила его привычки, и когда случайно или нет удавалось ему угодить, встречала его улыбку, чуть насмешливую и тёплую. И всё чаще он обнимал её, просто потому, что хотелось, целовал, баловал, смеялся. А Настя им гордилась. Да и как можно было не гордиться, когда твой муж с таким настроем и решимостью идёт вперёд? Кандидатскую защищает, нужные знакомства заводит, не пасует перед трудностями. Родители им гордились безумно, и Настя от них не отставала. Это же её муж, в конце концов! И когда пришло время, она его бывшую любовницу просто раздавила каблуком. Когда Серёжку пригласили за границу, для обмена опытом, так сказать, всё это происходило в торжественной обстановке, на званном ужине в честь одной из самых крупных адвокатских контор столицы, Настя стояла рядом с ним, держалась за его локоть, и уже не думала о том, что она ему не пара. Это все другие женщины на свете не были ему парой, а она его законная жена, она мать его ребёнка, а все Даши-Маши-Гали могут идти, куда подальше. Она — Анастасия Маркелова, и именно её, Настю, Серёжка однажды увидел и пропал. Он сам об этом не раз говорил. И о Даше, с которой до этого встречался, тут же позабыл. Так почему она никак забыть не может?

— Правильно, размажь его, — посоветовала ей тогда Аркадия Львовна, да ещё таким тоном, словно не про родного внука говорила, а про чужого для неё мужчину, которого совсем не было жалко. А Настя только рассмеялась, глядя на себя в зеркало. И была уверена — Серёжка с ума сойдёт, когда её увидит. Хватит ей уже быть провинциальной девочкой, бояться и смущаться. Москва не терпит сомнений, нужно приходить и брать своё. И лишь Аркадия Львовна знала, каких усилий Насте стоило измениться. Не просто сходить в салон, полежать, натёртой специальной грязью, принять ванну с морской солью, сделать причёску, макияж и выбрать правильное платье для вечера триумфа её мужа, а поменять что-то внутри себя. Чтобы прийти, и сразить всех. И больше не бояться, выкинуть из головы все мысли о том, что она чужая в этом городе и никогда не привыкнет. Привыкнет, уже привыкла, только нужно научиться драться.

— Иначе без мужа останешься, — сказала тогда Лариса Евгеньевна, стараясь поддержать невестку, и Настя не на шутку испугалась.

Она тогда сделала всё, чтобы тот вечер стал триумфом не только для Серёжи, но и для неё. В зале было много его бывших однокурсников, коллег, людей, с которыми он в аспирантуре учился, все успешные, деловые и пробивные, и Настя изо всех сил старалась не ударить в грязь лицом. И первым делом Дашу на место поставила. Уроки Серёжкиной бабушки, прочитанные за последние годы книги из библиотеки его деда, сделали своё дело, Настя легко подхватывала любую тему разговора. И вела себя со всей царственностью и достоинством, которые вложила в неё Аркадия Львовна своими многочисленными уроками.

— У вас ведь ребёнок? — поинтересовалась жена владельца конторы, невзначай перебив Дашу, когда та, смеясь, рассказывала о том, как они с Серёжей кандидатскую на пару защищали. Настя же широко улыбнулась.

— Да, у нас с Серёжей дочка. Ей почти четыре. Вика вся в папу.

Маркелов тогда удивился.

— Правда, что ли?

Все рассмеялись, а Настя громче и непринуждённее всех.

— Конечно. В меня она только внешне, а характер — Маркеловы, тут даже говорить нечего. Такая же пробивная. Уж если что решила… — Кинула на Дашу быстрый взгляд. — Её только Серёжа успокоить может. Папино слово у нас закон.

Даша хотела что-то сказать, но хозяйка вечера её снова перебила.

— Это правильно, это нужно прививать с пелёнок. У нас двое внуков, младшему тоже четыре, недавно только исполнилось. Он отца во всём копирует, иногда просто до смешного доходит. Кстати, вы дочку в Англию возьмёте или с дедушками-бабушками оставите?

Сергей всерьёз растерялся и на жену посмотрел, а Настя уверенно кивнула.

— С собой возьмём.

— Просто с ребёнком у вас на себя времени меньше останется, Серёжа будет работать, а вы могли бы…

— Нет, нет. Вику мы возьмём с собой, даже думать нечего. Да и как мы без неё. Серёжа если вечерами задерживается, приходит, а она уже спит, так он уже места себе не находит. — Даше ещё одна улыбка досталась. — А тут несколько месяцев.

— Дочка в маму, значит, рыженькая?

Маркелов вдруг улыбнулся.

— Да, зайчик солнечный.

Полная и безоговорочная победа. Больше Даше ни одного взгляда не досталось от Насти — ни торжествующего, ни мстительного. Она просто была рядом с мужем, ловила его взгляды, а внутри всё пело. Причём это была не просто песня, а марш победителя. Именно в тот день Настя чётко поняла, какой жизни она хочет — для себя, для своего ребёнка, для своей семьи. Да, её судьба когда-то сделала кульбит, настолько неожиданный, что Настя на долгие годы перестала соображать, осмыслить никак не могла перемены, смириться не могла, просто жить и радоваться. Но пришло время, и она прозрела. По сторонам огляделась, к себе постаралась прислушаться, и вдруг поняла, что представить себя не может в другом месте, с другими людьми. Долго мучилась из-за того, что не своё место занимает, но оказывается, просто-напросто запугивала себя. И вот наконец пришла к выводу, что пора брать судьбу в свои руки, а не ждать очередных сюрпризов и пакостей.

— Я была сегодня хороша? — спросила она мужа, когда они вернулись домой за полночь. Серёжка был немного пьян, позволил себе расслабиться, когда его начальники разъехались, оставив молодёжь отмечать заслуженный успех.

— Ты была хороша, — шептал он ей, целовал за ушком, лаская её тело ладонями. — Ты и сейчас хороша.

— Правда? — Настя рассмеялась, но спохватилась, вспомнив о том, что поздно и дома все давно спят, и рот себе рукой зажала.

— Солнце моё. — Маркелов подтолкнул её к дивану в гостиной, Настя на подлокотник присела и уткнулась носом мужу в грудь. Он тут же ладонями её лицо обхватил, запустил пальцы в волосы.

— Ты у меня молодец. Когда Медведев про тебя сегодня говорил, я так гордилась тобой. — По груди его погладила, а Серёжа наклонился к ней.

— Гордилась?

— Конечно.

Он усмехнулся, не придумал, что сказать, и поэтому рот ей поцелуем закрыл. Попытался на спину опрокинуть, Настя даже с подлокотника съезжать начала. Попыталась удержаться и ухватилась за его рубашку.

— Серёж, ну не здесь же.

— В комнате Вика спит.

— Да-а? — протянула Настя, смеясь. А Маркелов её подхватил и помог с дивана подняться.

— Пойдёшь со мной в душ? — спросил он, целуя её шею.

— Куда угодно с тобой пойду. Хоть в душ, хоть в Англию.

— Ну, в этом я не сомневаюсь. — Серёжа её за талию приобнял, а Настя к боку мужа прижалась. А Маркелов сказал:

— Дождаться не могу, когда мы уедем, и у нас появится отдельное жильё.

— Какой ты неблагодарный, — поразилась она.

— Я благодарный, — возразил он, посмеиваясь. — Но я хочу отдельную спальню. Чтобы ребёнку спать не мешать.

Настя рассмеялась.

— Посмотрим, посмотрим, насколько твоих обещаний хватит. Трудоголик.

В Англии Насте понравилось, причём сразу, чего она не ожидала. Всё-таки другая страна, другие люди, со своими привычками и понятиями, и язык незнакомый. Когда в Лондон прилетели, Настя по-английски лишь десяток фраз знала, которые пытался в последние дни перед отъездом в её голову Борис Иванович вложить. Настя их заучивала, плевалась из-за произношения, которого не было в принципе, и злилась, когда Серёжка её раз за разом переспрашивал:

— Что, что ты сказала?

Она как-то даже Викиным платьем в него запустила, когда муж окончательно достал своими шуточками. Вот только оказавшись в Лондоне, в первый момент запаниковала, когда поняла, что никакими заученными фразами не спасётся. Когда люди с ней заговаривали, чувствовала себя глухонемой и при этом полной дурой. Неприятное ощущение. Уже через два дня мучений, поклялась себе, что язык выучит. Вот прямо завтра и начнёт.

Поселили их в маленькой двухкомнатной квартирке на окраине города, но они с Серёжкой были вполне довольны. У ребёнка своя комната, у них отдельная спальня, кухня достаточно просторная, с диванчиком и круглым столом, за которым так приятно было завтракать и ужинать вместе, а ещё балкончик, увитый плющом. У Насти от восторга голова кружилась. Пусть квартира временная, всего на несколько месяцев принадлежит им, но они впервые живут одни, своей семьёй. Нет, они никогда не жаловались, благодарны были Серёжиным родственникам за помощь, советы, поддержку, но иногда так хотелось уединиться, просто почувствовать себя хозяевами, пусть маленького, но своего дома. И вот теперь случай представился. За окном сквер, вокруг тишина, дождь часто идёт, но это совсем не расстраивает, машины по дороге двигаются с черепашьей, как казалось после Москвы, скоростью. Сонная, пасмурная, неторопливая действительность. Мама Настю спрашивала по телефону, не скучает ли она, а та удивлялась подобным вопросам. Как она может скучать? Она наконец-то, в полной мере, почувствовала себя замужней женщиной. Которая не терзает без конца телефон, набирая номер супруга, выясняя, где же её муж, не перебирает в уме имена женщин, с которыми он общается, ей не хочется заорать на него и затопать ногами, когда он дома в конце концов появляется. Всё это ушло в прошлое, как только они остались втроём. Теперь только она о нём заботится, не нужно оправдываться, находя предлоги для его родителей, когда он не приходит к ужину. Серёжка впервые принадлежит только ей, и столько всего открылось. Они никогда столько не говорили, никогда друг с другом не делились своими обидами и недопониманиями. И никогда Настя не чувствовала себя так спокойно и уверенно.

Днями Сергея дома не бывало, он чётко отрабатывал свои часы, изучал международное право, иногда даже уезжал на несколько дней, чтобы присутствовать при заключении важных сделок и мировых соглашений. Он английским в совершенстве владел, запросто находил общий язык, а уж с его природным обаянием, Настя не удивлялась, что ему всё так легко даётся. А вот она, в отсутствие мужа, штудировала учебники, всюду ходила с плеером, слушая уроки английского, и через несколько недель начала отрабатывать свой английский на продавцах и случайных прохожих. Частенько становилось неловко, случались нелепые и смешные случаи, приходилось извиняться и с позором сбегать, но прошёл месяц, потом другой, и Настя поняла, что в магазинах общается уже без всяких проблем. Это вдохновило, и круг своего общения она решила расширить. Стала разговаривать с соседями, а когда они с Сергеем вечерами или в выходные дни выбирались «в свет», просила его дать ей шанс сделать заказ или пообщаться с людьми. Муж сначала посмеивался, а потом только удивлялся.

— Я поражён, честно, — сказал он, услышав, как Настя ругается с навязчивым клоуном, который увязался за ними в парке. — Как ты так быстро язык выучила?

Она лишь плечами пожала.

— Не знаю. А что, у меня хорошо получается?

— Очень даже хорошо. Ты молодец. И произношение у тебя… Я такого полтора года добивался.

Настя счастливо улыбнулась.

— Вот видишь, какая у тебя жена!

Сергей рассмеялся.

— Вижу, всё вижу.

К концу их пребывания в Лондоне, раздумывая о том, как будут жить дальше, вернувшись в Россию, Настя приняла решение. Обдумывала его несколько дней, уверенная, что решение верное и даже нужное, но мужу всё равно сообщала его с осторожностью. Сама не понимая, чего опасается.

— Я хочу поступить в институт, — сказала она ему в один из вечеров. А когда Серёжа на неё глаза поднял, поспешила его успокоить: — На заочный.

Он хмыкнул. И только спросил:

— Факультет выбрала?

— Да. Переводческий. Основной — английский. Как думаешь?..

Он медлил всего пару секунд, а Насте показалось, что целую вечность. Она на самом деле занервничала.

— Думаю, что это отлично.

Она разулыбалась.

— Да? А язык?

— Насть, ты уже читаешь на английском. Поступишь.

Она прилегла, устроив голову у него на груди. Стала смотреть в потолок, размечтавшись о будущем. Но в какой-то момент не выдержала и сказала:

— Так быстро год пролетел. Даже странно возвращаться. Да, Серёж?

— Немного странно, — согласился он. Пальцы играли с её волосами, каштановую прядь на палец накручивал и слегка потягивал из стороны в сторону. — Знаешь, что я думаю? Вика по-английски тоже заговорила, слышит-повторяет, надо сад и школу найти с уклоном в языки. Зачем ей забывать? Пригодится в жизни.

Настя на живот перевернулась, подпёрла подбородок кулачком.

— Ты прав. — Губами к его животу прижалась. — Прямо удивительно, мой муж всегда прав.

Он руку опустил и шлёпнул её по оголившимся ягодицам.

— Вредина.

Как оказалось, в Москве, за время их отсутствия, ничего не изменилось. Настя переживала, что они вернутся и с переменами будет справиться трудно, в столице всё быстро меняется, но видимо менялось только когда ты здесь, присутствуешь, и перемены провоцируешь. А так они приехали, как из отпуска, только вещей привезли в два раза больше, чем увозили. Бабушки-дедушки охали и ахали, наперебой повторяя, как ребёнок вырос, Вику тискали, целовали, подарками задаривали, а та млела от удовольствия, и разговаривала со всеми по-английски, поражая воображение родственников. Те хором умилялись и пророчили внучке большое будущее, ведь она у них такая умница-разумница. Сергей только головой качал, наблюдая за тем, как дочь быстро ориентируется, зная что у кого попросить и что для этого сделать надо. Вика носилась по квартире, хвастаясь своими игрушками и платьями, и только рыжие косички мелькали в воздухе, когда девочка от переизбытка эмоций начинала подпрыгивать.

— Как ты похорошела, — радостно говорила Насте мама, обнимая её и усаживаясь рядом с ней на диван. — Прямо не узнать. Скажи мне честно, как у вас дела?

— Всё хорошо.

— Мы переживали, что там опять ругаться начнёте, а куда в чужой стране деваться?

— Самое странное, что там мы не ругались, — понизив голос, проговорила Настя. — Нет, ссорились, конечно, спорили, но не ругались.

— Вот видишь.

Настя комнату, в которой они с мужем четыре года прожили, взглядом обвела.

— Очень надеюсь, что в Москве продолжится также.

— А что здесь по-другому?

— Всё здесь по-другому, мам.

Галина Викторовна дочь по коленке потрепала.

— А ты не думай об этом. Сама обстановку не накаляй. Как жили там, так и живите.

Настя только кивнула, хотя на душе было неспокойно. Вот только Серёже свои переживания показывать не стоило, и она старалась, улыбалась, смеялась и льнула к нему.

В институт Настя поступила. С трепетом ожидала результатов, и хотя Серёжка уверял её, что она поступит — на заочное и платное-то! — но помня две свои неудачные попытки, Настя переживала. А когда поступила, как Вика прыгала по комнате от радости, подхватив дочку на руки. Всех своей радостью и реакцией насмешила, но ей было всё равно. По такому важному поводу был приготовлен праздничный ужин, куплен торт, Маркелов большой букет цветов принёс и бархатную коробочку, в которой на белом атласе лежала золотая цепочка и небольшой кулончик, пусть с маленьким, но изумрудиком.

— Который так подходит к твоим глазам, — сказал ей тогда Сергей, а Настя у него на шее повисла, чувствуя, как сердце замирает. Но тогда она свои чувства не анализировала. Необходимости не было. Серёжка её муж, он всегда с ней, он подарки ей дарит, в постели у них всё отлично, не смотря на то, что пятую годовщину свадьбы отметили, и дочку он обожает. У них нормальная, по всем меркам, семья. Не без минусов, конечно, но с дурными привычками мужа Настя управляться научилась, и свою гордость и вспыльчивость старалась сдерживать. Ругались они теперь достаточно редко… Умом всё это Настя понимала, но никогда не думала, что всё это можно потерять в один момент, и какую боль и ужас это принесёт в её жизнь. И только, когда трагедия произошла, осознала, насколько глубоки её чувства к мужу.

Поздно вечером ей позвонили, мужчина представился старшим лейтенантом Свиридовым, и сообщил, что её муж, Маркелов Сергей Борисович, попал в аварию. Настя и без того волновалась, не понимая, почему Серёжка задерживается с работы. Он предупреждал, что на ужин не приедет, но обещал быть дома к десяти, но часы показывали половину двенадцатого ночи, Настя давно уложила Вику спать, а сама сидела на диване, ощущая смутную тревогу и не зная, что с ней делать. Пыталась читать, готовясь к первой сессии, но то и дело кидала беспокойные взгляды на часы. А потом этот звонок, и внутри всё похолодело, сердце ухнуло куда-то вниз, а мозг отказывался воспринимать информацию. Этот лейтенант говорил с ней таким официальным тоном, без всякого сочувствия, и Настя никак не понимала, чем этот разговор закончиться должен. А гаишник только повторял — попал в аварию, попал в аварию, не объясняя, что произошло дальше.

— Он жив? — Кажется, это произнёс кто-то другой, не она, потому что Настя совершенно не узнала свой голос.

— Ваш муж в больнице.

Она повалилась на подушки и только тогда выдохнула. И задышала тяжело, как рыба, выброшенная на берег. Жив, главное, жив.

Позже она рыдала у него на груди, на какое-то время позабыв, кто из них пострадавший, и что это за Серёжкой надо ухаживать и поддерживать его. Но не могла ничего с собой поделать. По пути в больницу как-то держалась, уговаривала себя, зная, что ей нужно будет говорить с врачами, решать какие-то вопросы, возможно, думать за двоих — и за себя, и за Серёжу. Ведь тогда она ещё понятия не имела, в каком он состоянии находится. Только тогда, в такси, подъезжая к Склифу, поняла, что никогда прежде не принимала решения сама, и ни за что сама не отвечала. Всегда проблемы решал Серёжка, а она бежала к нему за советом и помощью. И вдруг оказалась одна, а нужно было постараться сделать всё правильно. Собраться, осознать, не ошибиться…

А потом увидела его в палате, и он не находился в коме, как она себя запугала, не был весь перебинтован и опутан какими-то пластиковыми трубками, как в кино показывают. Да, в синяках, ссадинах, потрёпанный и явно в шоке, но живой и в сознании. Взгляд мутный, видимо, от лекарств, реакции заторможенные, моргал часто, как если бы спать хотел. Вся левая рука, от пальцев и до самой шеи, в гипсе, лоб заклеен пластырем, болезненно охал, когда пошевелиться пытался, но главное, он был жив! И на Настю смотрел вполне осознанно и даже предпринял попытку улыбнуться. А она просто рухнула на стул рядом с его кроватью, несколько долгих секунд смотрела на него, словно не в силах поверить, что все её страхи — пустое, а потом зарыдала. Да так сильно, что муж всерьёз перепугался. Ему каждое движение давалось с трудом, он едва мог шевелить свободной рукой, но всё-таки сумел её поднять и положить Насте на голову, когда та лицом в его грудь уткнулась. Она чувствовала, как его пальцы дрожат, как-то ненормально сильно, просто трясутся, словно под током, и из-за этого ещё сильнее плакала.

— Настя, Настён… Ну, ты что? Солнце моё… Живой я, всё нормально.

— Я так испугалась. — Настя его правую руку гладила, боясь прикасаться к синей от кровоподтёков груди, потом щекой к ней прижалась. Слёзы всё текли, её трясло, и голос совсем сел. — Я как чувствовала, я… так ждала тебя весь вечер…

— Солнце… Ш-ш. Всё хорошо.

— Что хорошо? — вырвался у неё истерический вскрик. Испугалась, вздохнула поглубже, а потом снова голову к его груди склонила. — Я так тебя люблю… Я думала, умру, когда этот гаишник мне звонил. Серёжа… — Руками его обхватила, и тогда было неважно, что она ему говорит и как это муж воспринимает. Ни разу за пять лет брака они в открытую о любви не говорили. Но когда ещё, если не в такой момент? Это просто вырвалось, слетело с языка, и Настя совсем не жалела о своём признании. Она любила его, и безумно боялась потерять.

После аварии Сергей оправился довольно быстро. Все врачи говорили, что ему попросту повезло. После такой аварии, он остался жив и не получил никаких значительных увечий. Сотрясение мозга, перелом рёбер, когда о руль грудью ударился, ушибы, ссадины, вот только руку левую сильно повредил. Мало того, что перелом в двух местах, так ещё и плечевой сустав выбил, пришлось вправлять. Больше двух месяцев в гипсе, физиолечение, невропатологи, мануальщики, специальный массаж. Но боли в плече Сергея долго беспокоили, и даже спустя несколько лет иногда давали о себе знать.

Но ведь он был жив! Ещё долго после аварии Настя боялась отпускать его надолго от себя и Вики, постоянно звонила, интересуясь тем, где он и чем занят. Наверное, её волнение было заметно, потому что Серёжа не возмущался и не злился из-за её назойливости. Даже когда она прерывала его встречи и важные разговоры, он всегда отвечал на звонки, хотя бы для того, чтобы сказать ей два слова: «Я занят». Но он отвечал, и она успокаивалась.

Авария разделила их жизнь на до и после, по крайней мере Настя это очень чётко для себя осознавала. Первые годы семейной жизни, скандальные и трудные, потом период примирения, понимания того, что им комфортно вместе, а потом эта авария — и в одно мгновение, в течение короткой вспышки ужаса и отчаяния, стало ясно, что самое страшное — всё это потерять. Настя боялась в этом признаться, была уверена, что насмешит, а то и напугает мужа своими чувствами, но именно тогда поняла, что без него уже не сможет. И удивлялась, как раньше не понимала, что так сильно его любит. Нет, и раньше догадывалась, что её чувства нечто большее, чем просто привычка, но не предполагала, что в душе такой взрыв произойти может. Что она вообще может так сильно любить, до белой пелены перед глазами. Самый счастливый день после рождения Вики, это когда Серёжку из больницы выписали. Настя физически ощущала свою любовь и нежность к мужу, они бились в груди, опережая пульс, пульсировали, сбивая дыхание, и Настя раз за разом прикладывала ладонь к груди, надеясь, безумную пульсацию унять. Но куда там! Хотелось всё бросить, и лишь смотреть на него, заботиться, не отпускать от себя ни на шаг. Чтобы быть уверенной — он принадлежит ей.

Вскоре решили, что пора всё же от родителей съезжать. Своим домом обзаводиться. Серёжка к тому моменту зарабатывать начал вполне прилично, но всё же они с Настей не раз садились вечером за стол, и пытались просчитать свой бюджет. Сколько и на что они тратят, и от чего могут отказаться, пока будут выплачивать кредит. А это ведь не на один год, так что, надо быть готовым к лишениям и проблемам. Но свою квартиру хотелось. Насте просто хотелось — своё, личное! — а вот Маркелов, не привыкший размениваться по мелочам, чётко представлял, что именно нужно его семье и на меньшее соглашаться не желал. Настя даже мысленно ахнула, когда они пришли смотреть квартиру, прикидывая, сколько та стоить может и в какое ярмо они влезают, но, в конце концов, разве не её муж один из самых талантливых молодых адвокатов столицы? Когда-то нужно начинать пользоваться бонусами. Почему бы не начать с покупки хорошей квартиры?

— Ты счастлива? — Серёжа сжимал её руками, прижимался к жене, горячо дышал ей в шею, а Настя улыбнулась. Стояла, упираясь руками в подоконник, смотрела во двор из окна их новой квартиры, и дразнила Маркелова своим молчанием. Он навалился на неё, целовал её шею, плечо, прижался крепко, она чувствовала, насколько он возбуждён, но решила его ещё немного подзадорить. — Скажи мне, солнце. Настён…

— У меня самый лучший муж, — шепнула она ему.

— Ты счастлива? — настойчиво повторил он.

Настя повернулась к нему, в глаза посмотрела, потом подставила губы для поцелуя. И кивнула.

— Счастлива.

Да, в их семейной жизни было всё. Они ругались, разводились, занимались любовью, вместо того, чтобы идти в загс, желая окончательно решить свою судьбу, и поставить на своём браке крест. Бывали счастливы, как никто в этом огромном мире, по крайней мере, им так казалось. Любили свою дочь, любили друг друга, даже если не любили об этом говорить. Настя всегда себя в этом убеждала — муж её любит, просто он не романтик и человек, которому чужды трогательность и трепетность. Но никто и никогда не целовал её так, как он, и не смотрел так, как он, не прикасался к ней, так как он. Он бросал всё ради неё, менял в одночасье свою жизнь, шептал ей на ухо какие-то милые глупости, а потом возмущался в полный голос, удивляясь на самого себя. И всегда возвращался к ней, даже в беспамятном состоянии он всегда искал её. Иногда его возвращения для Насти были не слишком радостными, когда Маркелов не просто приходил домой, а виноватый и на колени вставал, а она в первый момент только делала вид, что простила, не зная, как справиться с обидой и болью у него на глазах, но потом всё равно прощала. Он ведь её муж, и она его любит. Могла накричать, могла разругаться с ним в пух и прах, выгнать спать на диван и не разговаривать неделю… правда, неделю никогда не выдерживала, но каждый раз себя на подобную жёсткость настраивала. Но ведь она его любит, не смотря на все недостатки Маркелова, она его любит. Любит за его достоинства, за отношение к ней и к дочери, за всё, что он для них делает и за то, что готов сделать, хоть под машину лечь. И уже не вспоминала о том, как переживала, что судьба связала их, по сути, чужих людей, и что это казалось ей странным и неправильным. Не представляла для себя другой жизни, без него, без их ребёнка. Просто он её муж, просто он её мужчина… И это повод для зависти со стороны других женщин.

Но дело не в зависти. Дело в том, что она его любит.

8

— В итоге, у меня получилось сорок восемь человек.

— Серьёзно.

Настя прикрыла лицо списком гостей.

— Я уже ничего не хочу. С этим банкетом сплошные неприятности, давно у меня такого не было.

Лидия Григорьева, подруга и соседка, легко улыбнулась, взяла высокий стакан с минеральной водой и сделала глоток.

— Так десять лет, Насть. Это солидная дата. Что ты хочешь?

— Хочу, чтобы всё было просто. Я даже распорядителя наняла, но эта странная девушка по любой мелочи всё равно ко мне обращается, и какой от неё толк?

— Так уволь её.

Настя выдержала небольшую паузу, после чего призналась.

— Мне её жалко.

Лида удивлённо моргнула.

— Что?

Настя лишь руками развела, не зная, как объяснить свои чувства.

— Совсем молоденькая девочка, и это её первый заказ.

— Глупость какая. Ты бы лучше нашими делами занималась. Мне вчера вечером Хшоян опять звонил. Мы будем организовывать его встречу с читателями?

— Если она после годовщины моей свадьбы, то — да.

Лида прижала ладонь к груди.

— Я так ему и передам.

Настя наконец рассмеялась, бумаги отложила.

— Я помню про Хшояна, честно. Но мне нужно пережить эту пятницу, а потом я вся отдамся в его руки.

— Ой, вот это я тебе не советую делать. Он странный.

— Зато платит хорошо.

— Единственное его достоинство, между прочим.

Настя кинула взгляд в сторону бара и махнула официанту. Фактурный молодой человек, в лёгких парусиновых брюках и тёмно-синей рубашке-поло, подошёл сразу. Очаровательно улыбнулся, приготовившись выслушать пожелание.

— Максим, можно мне грейпфрутовый сок и бутылку минеральной воды с собой?

— Минуту, и всё будет, — заверил он, а когда отошёл, Лида только коротко простонала ему вслед.

— Боже, у меня сердце останавливается, когда он на меня смотрит.

— А он смотрел?

Григорьева наморщила нос.

— Нет, он только на тебя смотрел. Ты это хочешь услышать?

Настя рассмеялась и покачала головой.

— Нет, не хочу.

Во второй половине дня в спортивном комплексе, который они посещали довольно часто, был основной наплыв посетителей. В середине дня случалось затишье на пару-тройку часов, в это время можно было посидеть спокойно у бассейна, поболтать, наслаждаясь комфортом и сервисом, когда любое требование и желание исполнялось обслуживающим персоналом уже в следующую минуту, а вот когда посетители начинали прибывать, приходилось ждать. Но у Насти и Лиды, не смотря на то, что их рабочий график был довольно-таки свободным, и себе-любимым можно было уделить внимание, не всегда получалось появиться в спорткомплексе в обеденные часы, хотя они и старались планировать свой день именно так. Ведь обеденное — самое удобное время. Дети в школе, мужья на работе, в книжном магазине, владелицами которого они на пару являлись, обеденный перерыв, кажется, всё складывается как надо, но зачастую отвлекали мелочи, заполняя свободное время заботами и неприятными деталями. Вот например автор криминальных романов Аркадий Хшоян, вечно недовольный и обеспокоенный, требующий повышенного внимания к своей персоне. Он самолично оплачивал аренду их книжного зала для встреч с читателями и поклонниками, и поэтому ждал со стороны владелиц магазина едва ли ни проявления искренней любви и огромной благодарности, граничащей со слепым обожанием. А так как Лида по образованию экономист, и когда идея открыть общее дело только появилась, было решено что все финансовые дела и заботы она возьмёт на себя, то Настя, в свою очередь, занялась всеми организационными вопросами. Зная, насколько Лида может быть нетерпелива и остра на язычок, Настя предпочитала сама общаться с клиентами и возможными партнёрами, но когда попадался кто-то вроде Хшояна, оставалось об этом только пожалеть. Так и хотелось сбежать, и свалить сомнительное удовольствие с ним общаться, на кого-нибудь другого, на кого-то кого не жалко.

Открытие книжного магазина, сама идея, первая мысль, показалась чем-то невероятно глупым и безумным. К тому моменту Настя с Лидой были знакомы года полтора, оказались соседками, даже въехали в новый дом почти одновременно. К тому моменту Настя уже и забыла, что значит дружить с женщиной. За все годы в Москве у неё так и появилось хорошей подруги. Знакомые, соседки, однокурсницы, но близкой дружбы не случилось, а вот с Лидой она довольно быстро нашла общий язык. Правда, Григорьева была постарше на несколько лет, но не настолько, чтобы это было заметно или развело их. В тот момент их жизни были похожи — одинаковые условия, обстоятельства, достаток, и они — жёны состоявшихся в профессии мужчин, с детьми-одногодками, оставшиеся без дела в новых квартирах, и порой скучающих и не знающих чем занять свободное время. Поначалу хватало болтовни, прогулок, магазинов и посещений спорткомплекса со всем его многообразием занятий и спа-процедур, а потом возникла идея заняться чем-то более стоящим. Смеясь и не думая о том, что это выльется в нечто серьёзное, перебирали варианты, это забавляло и привносило в их жизнь что-то новое и неизведанное. Думали о туристической фирме, о риэлтерской конторе и о кофейне на французский манер. А потом как-то сама собой возникла мысль о книжном магазине. И они не на шутку увлеклись этой идеей. Правда, мужья только рассмеялись, но когда поняли, что жёны не шутят и всерьёз решили стать бизнес-вумен, посовещавшись, пообещали помочь. Не слишком усердствовали в своей помощи, правда, всё ждали, когда интерес у женщин пропадёт, но не спорили, и даже аренду помещения вперёд на полгода проплатили, смирившись.

Наверное, именно расположение магазина, — на оживлённой площади, рядом со станцией метро, по соседству с популярным кафе, — и сыграло свою роль. Совершенно неожиданно для самих девушек, их магазин вписался в суету жизни оживлённой площади. Ретро-интерьер, молодой персонал, стремящийся к общению и не отказывающий никому в помощи, мягкие кресла, сделанные на заказ, в которые так и хотелось присесть с купленной только что книгой, что и не возбранялось, всё это привлекало покупателей. У них часто проводились встречи с писателями, тематические вечера, случались акции и распродажи, чтобы привлечь покупателей, для детей же устраивали просмотры фильмов и мультфильмов, для этой цели был куплен специальный проектор, и дети собирались в просторном зале, усаживались на пол, на мягкие подушки, и в эти моменты, казалось, что все вокруг замирает, даже шум с площади не проникал сквозь большие окна во французском стиле. Уже через год в их небольшой магазинчик начали приезжать со всех концов Москвы, а расписание детских и тематических встреч прописывалось на несколько месяцев вперёд. Настя с Лидой не задумывались о расширении, всерьёз заниматься бизнесом ни той, ни другой не хотелось, но свой магазин они очень любили. Это было их детище, они каждую деталь придумывали вместе, споря и загораясь очередной задумкой. Очень гордились, когда постоянные клиенты говорили, что приходят сюда, как в родной уголок. А что ещё нужно книголюбам? Приятная атмосфера, тишина, актуальное освещение, для чего по залу и были расставлены высокие торшеры. Ничего формального в их магазине не было, каждая деталь создавала уют. Это было особенное место, и они смогли внушить это всем, кто открывал дверь в их магазин, даже если он делал это в первый раз. Над дверью раздавался мелодичный звон колокольчика, пахло свежесваренным кофе, и навстречу покупателю выходил продавец с радушной улыбкой, готовый помочь или сразу уйти, если посетитель хотел побродить между стеллажами в одиночестве, и просто насладиться атмосферой. В их магазине не давали советов о том, что почитать, не рассказывали о новинках и не говорили о том, что актуально в этом сезоне. Всё происходило по велению души. Возможно, поэтому, писатели так и стремились пообщаться со своими читателями именно здесь. Без толчеи, очереди за автографами, без разговоров о том, как распродаётся тираж, зато в спокойной атмосфере магазина «Кошкин дом» можно было убедить читателей в чём угодно, тут невозможно было думать о том, что кто-то врёт.

Но самое главное, что теперь они не чувствовали себя домохозяйками. У них было своё дело, это придавало уверенности и смысла, появилась возможность реализоваться, а не заниматься только ребёнком, мужем и домом. А это было очень важно. И мужья это понимали, поэтому довольно скоро перестали подшучивать и подначивать, напротив, готовы были в любой момент помочь. К тому же, когда ты всегда можешь рассчитывать на адвокатскую помощь и бесплатную рекламу, с чем помогал муж Ларисы, владелец рекламного агентства, то этим просто грех не пользоваться.

— Мы вам ещё покажем, — многообещающе говорила Лида после очередных шуток со стороны Григорьева. — Вы ещё увидите! Оба.

Мужчины весело переглядывались, продолжали посмеиваться, но уже больше над реакцией Лиды. Она имела взрывной характер, загоралась от одного слова или жеста, и в нужный момент могла горы свернуть, чтобы добиться желаемого. Кстати, в этом они с Фёдором, её мужем, были прекрасной парой. Тот тоже был громогласным, пробивным, и из-за двери их квартиры частенько можно было услышать гневные выкрики, что, между прочим, совсем не означало, что они ссорятся. Это была их обыкновенная манера общения, которая всех, кажется, устраивала. А раз их устраивает, то кто другой может слово против сказать?

Настя по характеру была проще и поспокойнее, чем Лида, ей было легче общаться с людьми, те воспринимали её легче, с ней не надо было остерегаться и обдумывать каждое слово. Настя держалась уверенно, старалась не забывать о налёте профессионализма, без которого никуда, ведь клиентам и деловым партнёрам совсем ни к чему думать о том, что для них с Лидией совсем недавно всё это было впервые и вновь. Ни одной протоптанной тропочки, всё наугад, на ощупь, а необходимо правильно себя подавать, чтобы с ними не боялись завязывать деловые отношения. Настя словно заново училась общаться с мужчинами, улыбаться им по-особенному, ни в коем случае не многообещающе, без всяких намёков — радушно и в то же время выдерживая официальный тон. Пресекать любые попытки перехода к личным отношениям, научиться возвращать мысли собеседника с любой темы и в любой момент в нужное русло. Говорить о деньгах и выгодах. У них, хоть и маленький бизнес, но он должен быть доходным, иначе в нём не будет смысла. Магазин приносил им с Лидой радость, удовлетворение, но чтобы так продолжалось, необходимо постараться. И как оказалось, это достаточно трудно, это целый мир, который не на шутку закрутил, манил к себе, а каждая удача помогала почувствовать себя личностью. Теперь Настя могла понять целеустремлённость Сергея, когда тот ради карьеры готов был работать днями и ночами. И рада была, что и ему теперь есть, чем гордиться. У него не просто жена, которая сидит дома или стоит за его плечом, пока он работает на их будущее, у неё теперь тоже есть любимое дело, и самое главное, что муж её поддерживает в этом. У неё милый женский бизнес для жены преуспевающего столичного адвоката. Она занимается книгами, детскими праздниками и успокаивает нервных авторов, вселяет в них уверенность. Улыбается, когда партнёры Сергея расспрашивают её о магазине со сказочным названием «Кошкин дом», рассуждает о книжных новинках, всегда готова поделиться новостями и пригласить родителей вместе с детьми в воскресенье на очередной показ детского фильма. А о том, как они с Лидой порой бьются и ругаются с поставщиками, стараясь получить дополнительную скидку или отбить потерянные деньги, никому знать не стоит. Это Москва, и Настя давно усвоила правила игры. Люди поздравят тебя с удачей, но искренне порадуются твоему провалу. Эту истину ей когда-то Маркелов объяснил, за что она ему весьма благодарна, до сих пор.

Настя дёрнула подругу за руку, когда та приостановилась, чтобы кинуть ещё один взгляд на официанта Максима, прежде чем они из кафе вышли. В спортклубе весь обслуживающий персонал был в прекрасной форме, им позволялось пользоваться спортзалами для поддержания идеальной физической формы, Настя подозревала, что это было записано в их трудовом договоре. Девушки все с идеальными фигурами, молодые люди накаченные, с кубиками на прессе. К тому же, все улыбались, а отвечали неизменно вежливо. Всё это создавало настолько идеальную картинку, как в рекламе, что поневоле возникало чувство недоверия ко всему происходящему, но спортклуб этот всё равно был любимым, особенно потому, что находился он недалеко от их дома, что было весьма удобно. И Маркеловы, и Григорьевы имели здесь постоянный абонемент, да и просто с детьми по выходным частенько приходили, девочки обожали аква-парк, расположенный на первом этаже.

Родители, никогда не жившие в Москве, иногда ещё напоминали им с Серёжей, что не нужно приучать ребёнка к излишествам и привилегиям, и Насте, хоть и неохотно, но приходилось мысленно с ними соглашаться. Да, их с Серёжкой жизнь в последние годы настолько вошла в накатанную колею, без всяких эксцессов, что можно было не думать о лишних тратах и об этих самых излишествах, и о том, как это отражается на их жизни. Возможно, это и не слишком хорошо, но она привыкла к столичной жизни, привыкла к тому, что, благодаря мужу, может многое себе позволить, в пределах разумного конечно, он ведь не Абрамович, но всё-таки. Частная школа для Вики, новая машина каждые два-три года, хорошая квартира, отдых за границей дважды в год — всё это стало нормой. К тому же, необходимо было держать себя в форме, ухаживать за собой, успевать за веяниями моды — это не просто каприз, без этого никуда. В голове прояснялось только когда приезжали к её родителям в деревню, окунались в обычную жизнь, выныривали из московской суеты, и оказывалось, что существует другая жизнь, именно без привилегий. Мама очень любила об этом говорить, рассказывая ей о соседях, знакомых, о своих учениках, об их проблемах, таких не похожих на проблемы самой Насти. Иногда она задумывалась: а что бы с ней было, если бы жизнь её сложилась по-другому, в её родном городе. Она уже не представляла себя в другой обстановке, не вращающейся в определённых кругах, не гордящейся своим мужем, не будь она Анастасией Маркеловой. Мама говорила, что ей стоит об этом вспоминать почаще, чтобы быть ближе к реальности, а то живёт она, переложив всю ответственность на Серёжу. Эти слова казались Насте не совсем справедливыми, она не считала, что они настолько оторваны от реальности, живя в Москве. Просто реальность у всех своя, и кто-то другой не смог бы освоиться в их жизни, также как и они уже не помнят, как по-другому. Кто же виноват, что им повезло? Но ведь везение не случается просто так, чтобы поймать птицу-удачу за хвост, пришлось постараться, в первую очередь Сергею, за что Настя им и гордилась, за что его уважала. Но об этом родителям говорить было не нужно, они Серёжу любили, причём всегда, даже когда они с ним на гране развода были и ругались без конца. Настя вообще считала, что им очень повезло с родственниками — что с её родителями, что с Серёжиными. Как бы они все не относились к их спорной и скорой женитьбе, никогда не лезли с советами, наоборот всегда старались поддержать, но в то же время не навредить. Настя отдавала себе отчёт в том, что без поддержки родственников, им было бы намного труднее. Даже без советов свекрови она не смогла бы найти ответы на многие вопросы. Хоть и побаивалась Ларису Евгеньевну в начале семейной жизни, да и сейчас относилась к ней с большим уважением и некоторой долей осторожности, характер у свекрови был железный, но за прошедшие годы прониклась искренней признательностью и уважением. Особенно, после того, как они с Серёжкой наконец начали жить своим домом. Не зря же народная мудрость говорит — чем дальше родственники, тем больше их любишь.

Иногда, правда, стыдно за такие мысли.

— Чего ты добиваешься? — смеясь, поинтересовалась Настя у Лиды, когда они всё же вышли из кафе. — Ему лет двадцать, не больше.

— И что? Я же просто смотрю. Получаю, так сказать, эстетическое удовольствие.

— Вот заметит Григорьев твой, будет тебе удовольствие.

— Да брось. — Лида одёрнула яркую футболку спортивного костюма и вприпрыжку начала спускаться по широкой лестнице. — Фёдька у меня не ревнивый, не твой Маркелов.

Настя моргнула.

— Серёжа тоже не такой уж ревнивый.

— Ну, конечно. Он просто старается этого не показать, да и поводов нет. Но ты замечала, что он глаз с тебя не спускает, когда ты с кем-нибудь разговариваешь? Прислушивается, приглядывается…

Настя подругу легко стукнула по плечу.

— Замолчи, это неправда.

— Ну да. Кстати, я его вижу.

— Серёжу? — Настя заглянула в открытые двери спортзала, мимо которого они проходили. Глазами пробежала, и заметила мужа на беговой дорожке. Видимо, Маркелов уже довольно давно занимался, футболка на груди была мокрая от пота, он сам запыхавшийся, но темп держал. Серёжка любил бегать, даже как-то пытался бегать по утрам в сквере неподалёку от дома, но свободное утро у него выдавалось нечасто, а вставать рано он не любил. Поэтому его частенько можно было увидеть вечерами на беговой дорожке здесь, в спортклубе. К тому же, после аварии и серьёзного повреждения плечевого сустава, силовые тренажёры ему были недоступны, но Настя не думала, что мужа это сильно расстраивало, плавание и бег — вот это были его виды спорта.

Она вошла в зал, улыбнулась знакомым, и прошла к ряду беговых дорожек, на одной из которых муж занимался. Серёжа её не сразу увидел, был сосредоточен, старался правильно дышать, а потом улыбнулся ей, и даже подмигнул, выдернул из ушей наушники. А Настя рукой на стойку беговой дорожки облокотилась.

— Ты же вечером хотел?

— У меня встреча отменилась.

— Тебе долго ещё?

Маркелов глянул на дисплей.

— Десять минут.

— Умница моя. — Настя поставила перед ним бутылку с минералкой, а пустую забрала. Серёжка всегда много пил во время занятий.

— Маркелов, привет, — бодро поздоровалась Лида, подходя. — Бежишь?

— Ага. Твой-то где?

— Да кто его знает? Он себя не так любит, как ты.

— И как ты, — подсказал Серёжа.

— Точно. Я себя люблю.

— Ладно, не разговаривай, дыхание сбиваешь, — посоветовала Настя мужу. — Воду я тебе оставила.

— Ты меня подождёшь, Насть?

— Да. Мы переоденемся, и в кафе будем.

Серёжа кивнул и снова наушники в уши вставил.

— Серёга, кажется, в хорошем настроении, — заметила Лида, когда они из зала вышли. — Как годовщину отпраздновали?

Настя улыбнулась, прекрасно уловив намёк в словах подруги, но решила так сразу не признаваться.

— Ещё не отпраздновали.

— Да ладно тебе.

Настя рассмеялась, сдаваясь.

— Всё отлично. И вы с Фёдором очень кстати уехали.

— А мы-то здесь при чём?

— Ну, вы уехали, Юлька ваша позвонила ни свет ни заря, и Вика к ней убежала мультфильмы смотреть. — Она хмыкнула, вспоминая. — Хорошее было утро.

— Да? На нашу годовщину я вас тоже куда-нибудь отправлю. Может и у меня быть хорошее утро? Хотя нет, у меня не может. У Федьки привычка вскакивать чуть свет. Когда я просыпаюсь — его уже нет. До сих пор удивляюсь, как он может спать пять часов в сутки, и прекрасно себя чувствовать. Я вот не могу.

— Я тоже не могу. От этого тёмные круги…

— …под глазами появляются, — закончила Лида и согласно кивнула. — Но когда муж всем доволен, в доме покой и порядок. А твой вон сияет, как тульский пряник.

— Самовар, Лид.

— Да какая разница? Кстати, ты платье под подарок купила?

— Конечно. Я его заранее присмотрела.

— С тобой неинтересно.

— Но я всё равно хочу, чтобы пятница поскорее прошла. Я почему-то нервничаю.

Лида взглянула с интересом.

— Из-за кого?

— Не из-за кого, а из-за чего. Я не ожидала, что столько гостей будет. Мы как будто женимся заново, честное слово.

— Второй медовый месяц будет.

— Я не помню, чтобы и первый-то был.

— Тем более. Слушай, а может вам съездить куда-нибудь?

Настя лишь неопределённо пожала плечами. Но когда Маркелов появился в кафе, уже успев сменить спортивную одежду на привычный костюм, предложила:

— Может, нам и правда куда-нибудь съездить?

— В отпуск?

Она кивнула. Потом обернулась на Лиду, которая отошла к стойке бара, чтобы заказать себе чай.

— Хочешь, в отпуск?

— Хочу с тобой уехать куда-нибудь. И чтобы у тебя телефон постоянно не звонил.

Маркелов улыбнулся, наклонился к ней, и Настя сама его поцеловала. А потом оттолкнула его от себя.

— Ну тебя, так и скажи, что не можешь.

— Не могу. Но как только смогу, так и поедем, хорошо? Или ты устала?

— Не в этом дело, Серёжа.

Он коснулся ладонью её щеки, пальцем провёл, а Настя вдруг поймала себя на мысли, что Сергей в последнее время на самом деле в благодушном настроении. Что довольно странно, в преддверии намечающегося банкета, Маркелов никогда не любил шумные празднования, к нему относящиеся. Чужие — ради бога, придёт, поздравит, будет душой компании, а вот когда он виновник торжества, напрягался.

— Где у нас ребёнок? — поинтересовался Сергей тем временем.

— У твоих родителей, они забрали её из школы. А ты к ним так и не ездил?

— Из-за завещания? Настён…

— Нет, а что ты на меня так смотришь? Это твоя бабушка. Вот и поговори с ней.

— Шутишь, что ли?

— Какой ты бываешь противный, просто до ужаса.

Маркелов рассмеялся и ничего не ответил. Выйдя из клуба, пару минут спорили, на чьей машине ехать. В принципе, стоянка спортклуба была недалеко от дома, и посетителям с постоянным абонементом можно было оставить автомобиль, но никому не хотелось оставаться без колёс. Но, в конце концов, Настя свои позиции сдала и согласилась оставить свой «Фольксваген», даже ручкой ему сделала, за что удостоилась выразительного смешка от мужа. Серёжка столь сентиментальным по отношению к своему автомобилю не был. Считал, что машина — это лишь машина, средство передвижения, и не более того. А вот Настя свой «жук» последней модели обожала — за форму, за цвет и за характер.

Подбросили Лиду до дома, а потом поехали к родителям Сергея, дочку забирать. Конечно, остались на ужин, Настя помогала свекрови накрывать на стол, пока Серёжа в соседней комнате с бабушкой разговаривал, обсуждая очередной вариант завещания. После смерти Ивана Павловича, Аркадия Львовна только и делала, что беспокоилась о том, что после своей смерти оставит все свои дела в беспорядке. Прошло уже четыре года, а она каждый день готовилась умереть. Не слишком страдала из-за приближающейся кончины, но приготовления велись не шуточные. В первые месяцы после смерти отца, Маркеловы-старшие беспокоились из-за перемен в настроении Аркадии Львовны, но потом просто приняли всё, как данность. Аркадия Львовна разобрала все бумаги покойного мужа, навела порядок в его кабинете, целый список имущества составила и принялась раздумывать о том, как всем этим распорядиться. За последние четыре года она переписывала своё завещание раз десять, в зависимости от настроения и своего самочувствия. У Маркеловых для этих целей даже семейный нотариус появился. Но прежде Аркадия Львовна всё обсуждала с Серёжей, и лишь после этого всё официально документировала. Никто уже не спорил с её решениями, понимая, что лучше согласиться, чем расстраивать пожилого человека, который нашёл единственный для себя способ смириться с потерей мужа.

— Вику в деревню отправите? — спросила свекровь, когда они вместе с Настей на стол к ужину накрывали.

— Не знаю даже. У родителей проблемы с водопроводом. Что-то там сломалось, папа вызвал бригаду, а они напортачили. Я не совсем поняла, что у них там произошло, он с Серёжей разговаривал по телефону. Кажется, на участке что-то роют.

— Да, некстати. Август месяц, перед школой ребёнка надо бы на свежий воздух.

— Надеюсь, что на следующей неделе они всё закончат, и тогда отвезём Вику. Смысл её туда сейчас везти?

— Это конечно.

— А вы когда приедете? Мама спрашивала. Говорит, давно не виделись.

— Это правда. Но Аркадия Львовна плохо себя чувствовала, вот мы и не рискнули, а собирались как-то на выходные. — Лариса Евгеньевна вдруг остановилась и в задумчивости качнула головой. — Всё-таки твои родители молодцы, что тогда решились уехать из города.

— Да. И я удивлена результатом не меньше вашего. Кто бы мог подумать, что мои родители в деревне освоятся. У мамы, как и у меня, ни один цветок не приживался дома, а сейчас у них такой участок большой, и дом, и хозяйство. Я, если честно, думала, что они через несколько месяцев сбегут обратно в город, а они прижились.

Лариса Евгеньевна улыбнулась.

— Вот однажды проснётся сынок мой, и скажет: поехали в деревню жить. Ты поедешь?

— Кто, Серёжка? — Настя рассмеялась. — Никогда не поверю. Нет, он, конечно, любит иногда в деревенскую жизнь поиграть, но надолго его никогда не хватает. Мы тогда на неделю поехали, так он к концу недели уже извёлся весь. Ему срочно понадобилась беговая дорожка, захотелось в ресторан, и в спорт-баре с друзьями бокс посмотреть, даже по пробкам заскучал. Вот и вся деревенская романтика.

Лариса Евгеньевна со смехом покивала.

— Он тогда так загорелся строительством дома, — продолжила Настя. — Они с папой всё обсуждали — как, что, где. Серёжка даже распланировал, где яблони сажать, но вылилось всё в разборки со строителями, это большее, что может сделать ваш сын своими руками. Поставить всех на место.

— Я не понял, ты на меня жалуешься или хвалишь? — Маркелов на кухне появился, весело глянул на мать, потом жену обнял. — Ты только два часа назад говорила, что я умница.

— Умница, — заверила его Настя. — Есть хочешь?

— Да.

— Иди руки мой, — сказала Лариса Евгеньевна сыну, — и Вику с собой возьми.

За столом вели лёгкий разговор, в основном обсуждалось предстоящее празднество, Аркадия Львовна была очень увлечена, давала советы, а Настя согласно кивала, не собираясь спорить с бабушкой мужа. За столько лет брака успела понять, что занятие это бесполезное. Переубедить Аркадию Львовну в чём-либо было невозможно, намного проще поступить по своему, а после искренне повиниться в том, что невнимательно её слушала и пропустила мимо ушей важную информацию. Вика тоже старалась внести свою лепту в подготовку мероприятия, но её детские предложения взрослых лишь умиляли, девочка это понимала, и оттого к концу ужина выглядела обиженной.

— Почему мы не можем позвать настоящий оркестр? — спрашивала она у родителей, когда они спускались на лифте. — Это было бы так круто! Я бы в школе всем рассказала, и мне бы завидовали. Почему нельзя?

— Потому что папа этого не переживёт, — совершенно серьёзно ответил Сергей и подхватил дочку подмышки, когда они оказались перед тяжёлой подъездной дверью. Плечом её открыл и вышел, держа дочку на весу. Вика ногами в воздухе заболтала и рассмеялась, но уже через мгновение вспомнила о деле.

— Папа, но это же здорово!

— Я сказал — нет. Можно это будет наш с мамой праздник?

— А ты у мамы спросил?

Настя улыбнулась.

— Вот именно.

Сергей с подозрением на неё покосился.

— Что, ты хочешь оркестр? С трубами и фанфарами?

Настя сделала неопределённый жест рукой, наслаждаясь настороженной реакцией мужа. А Маркелов тем временем перед машиной остановился и поставил ребёнка на землю.

— Это было так сложно, жить со мной, раз тебе фанфары в награду нужны?

— Я же не говорила, что в награду.

— Настя.

Она погладила его по плечу.

— Серёж, я же шучу.

— Я знаю, что ты шутишь, и это мне не нравится. Взгляд твой хитрый.

Настя помогла дочке сесть в машину и пристегнуть ремень безопасности, а когда дверцу захлопнула, поняла, что муж всё ещё рядом стоит. Повернулась и заинтересованно взглянула на него.

— Что ты хочешь мне сказать?

— По поводу оркестра?

Они глазами встретились, и Настя первой не выдержала и разулыбалась.

— А если труб и фанфар не будет? А только скрипач, пианист, ну и…

— Нет.

— С тобой невозможно договориться.

— Мне за это деньги платят, дорогая.

Сергей переднюю дверь открыл, облокотился на неё, ожидая, когда жена сядет. А Настя всё медлила, глядя в насмешливые глаза мужа. Он сегодня был в на редкость хорошем настроении, и без очков глаза сияли, у него явно что-то было на уме, Настя хотела поинтересоваться, что именно он задумал, но с заднего сидения Вика простонала:

— Я домой хочу! Папа!

Маркелов жену по носу щёлкнул и закрыл за ней дверь автомобиля, когда она села.

Дома Вика уговорила его сыграть с ней в настольную игру. Разложила на журнальном столике в гостиной яркую карту, вручила отцу кубики и фишки, и принялась вслух зачитывать вопросы. Сергей послушно кидал кубики, и отвечал на вопросы, порой неправильно, чтобы не расстраивать дочь проигрышем. Настя время от времени в гостиную заглядывала, когда смех становился слишком громким, не отрываясь от разговора с Лидой. Та вновь жаловалась на Хшояна и требовала от Насти идей и действий, и желательно побыстрее. Настя обещала. Даже клялась решить все проблемы в ближайшее время.

В очередной раз заглянув в гостиную, Настя у дочери поинтересовалась:

— Вика, тебе спать не пора? Уже десять.

Дочь скуксилась и умоляюще посмотрела на отца, но тот лишь беспомощно развёл руками. Тогда Вика потребовала, чтобы он отнёс её в кровать.

— Тебе не стыдно? — подсмеивался над ней Маркелов, подхватывая девочку на руки. — Ты же у нас взрослая. А в кровать до сих пор тебя папа носит. Как маленькую.

— Я не маленькая, — возразила Вика, правда, не слишком уверенно, и покрепче обнимая отца за шею.

Настя улыбнулась, наблюдая за ними. Рукой по плечу мужа провела, когда он мимо проходил, и сама следом отправилась, чтобы проследить, как дочка умывается и чистит зубы перед сном. Сергей Вику поцеловал перед сном и сразу к двери направился, чтобы не мешать. И кинул на Настю ещё один особенный взгляд, та только удивлённо вздёрнула брови. А когда чуть позже появилась на кухне, сказала:

— У меня такое чувство, что ты что-то натворил и теперь подлизываешься. Это так?

— Мне обидны твои подозрения.

Настя к нему подошла, и наклонилась, пристроив руку на его плече. Сергей пил своё любимое молоко и читал газету. А когда жена подошла, от чтения отвлёкся.

Настя поцеловала его в макушку.

— Вика уснула?

— Засыпает.

— А я об отпуске задумался. Смотри, тут статья про Бора-Бора. — На стуле развернулся, и Настя к нему на колени присела. Заглянула в газету.

— Если честно, никогда не мечтала поехать на Бора-Бора. А ты хочешь?

— Я думаю.

— А мне даже думать некогда. Я хочу, чтобы быстрее пятница прошла. — Она ткнулась носом в его висок.

— Хорошо хоть не я один этого хочу.

— Ты мне совсем не помогаешь, Серёж.

— А я обещал?

— Обещал. В загсе.

Он фыркнул.

— Этого я уже не помню.

Настя волосы его пригладила.

— У меня, правда, куча проблем.

— А что случилось?

— Если не считать этого банкета? Меня достаёт Хшоян. То есть, после того, как я занесла его номер в чёрный список, он достаёт Лиду, а та меня. Да ещё Галя…

— Это которая твоя тётка?

— Ну какая она мне тётка? Она меня старше на десять лет, даже меньше.

— Она не приедет на годовщину?

— Не знаю, я пригласила, конечно. Но она выходит замуж. — Настя всерьёз нахмурилась, наблюдая за тем, как муж допивает молоко из большой кружки и снова косит глазами в газету. Про Хшояна и малознакомую родственницу жены, ему явно неинтересно было слушать. — Серёжа, я с тобой разговариваю.

— А я тебя слушаю.

— Это очень хорошо. Родители не знают, что теперь делать с квартирой. Галя выйдет замуж, уедет, она уже вещи собирает, а с квартирой что делать? Сдавать незнакомым или продавать?

Маркелов потёр подбородок.

— А как твои хотят?

— Они хотят, чтобы ты сказал, как лучше.

— Прелестно.

— Вот подумай. Позвони папе, выясни, чего он хочет.

Серёжа смотрел ей в лицо и улыбался. Настя немного потерпела, потом кулак ему под нос сунула.

— Обещай, что позвонишь.

Маркелов прижался к её кулаку губами.

— Обещаю. Только запиши это мне в ежедневник.

— Ты мне муж или не муж?

— Муж.

— Вот.

— Но всё равно запиши. — Молоко было допито, и кружка отодвинута на край стола. Широкая ладонь легла на Настино бедро. — Пойдём спать?

— Что-то ты резко спать захотел.

— Это фигурально выражаясь.

— А-а, — протянула Настя, голову повернула, когда Сергей её волос коснулся. Намотал на палец тёмно-рыжий локон, потянул едва ощутимо.

— Насть, как-то быстро десять лет прошли, тебе не кажется?

Она улыбаться прекратила.

— Когда я об этом думаю, мне не по себе становится, — призналась она шёпотом. — А вдруг завтра окажется, что ещё десять лет прошло?

Серёжа тихо рассмеялся.

— Ну, не завтра.

— Я про десятилетнюю годовщину тоже так думала. Серёж, мне через несколько месяцев тридцать, — с лёгким трагизмом в голосе произнесла она.

Маркелов глазами по её лицу скользил, улыбнулся.

— С ума сойти.

— Вот только попробуй меня бросить.

— Из-за этого?

— Ты сейчас договоришься.

Он лицом ей в плечо уткнулся и рассмеялся. Настя его за шею обняла, а когда поняла, что Маркелов уже не просто её обнимает, руки по её телу скользят и находят самые чувствительные местечки, шёпотом поинтересовалась:

— Ты отнесёшь меня в кровать?

— Ты тоже маленькая?

— Если это снова намёк на мой возраст, будешь спать сегодня на диване.

Серёжа смешно вытаращил на неё глаза, изображая испуг.

— Я не могу на диване. Ты у меня на коленях уже минут пятнадцать ёрзаешь, а теперь на диван выселяешь?

— Я не ёрзаю!

— Да?

Настя всё-таки рассмеялась, прижала ладони к его щекам, заглядывая в глаза.

— Серёжка…

— Ну, хватит. Что ты глупостями себе голову забиваешь? Ты у меня красавица. И умница. И, Насть, тридцать, это не возраст.

У неё вырвался лёгкий вздох.

— Знаю. — Наклонилась к нему и поцеловала. — Просто… это странно.

Он её ладони от своих щёк отвёл, потянулся к ней, пальцы в волосы запустил и почти тут же сжал их в кулак. Поцеловал. Губы сначала прижались к её щеке, потом спустились ниже, к уголку губ, и тут уже Настя сама его поцеловала. Обняла покрепче.

— Серёжка, — снова шепнула она.

— Ты только моя…

9

— Ещё вина?

— Хочешь, чтобы я напилась?

— Нет, хочу, чтобы ты немного расслабилась. — Сергей, проговорившей Насте всё это на ухо, отстранился, но потом вдруг передумал, и поцеловал её в висок. Жена же только фыркнула, правда, еле слышно, только для него, и нервным движением заправила за ухо волнистый локон цвета меди. И уже в следующую секунду расправила плечи, вздёрнула подбородок и лучезарно улыбнулась. Маркелов тихо рассмеялся, наблюдая за ней. — Умница.

— Если ты думаешь, что я для тебя стараюсь, то очень зря.

— Да я даже не надеюсь, — негромко проговорил он, и подал Насте бокал белого вина.

Они стояли посреди банкетного зала, вокруг гости — родственники и коллеги по работе, слышится смех и довольные голоса, кто-то уже танцевать пошёл, несколько пар, обнявшись, неспешно двигались под приятную музыку, и Настя, наблюдая за всем этим, вздохнула с облегчением. Кажется, всё идёт, как надо, гости довольны. И что она так нервничала? Ведь на самом деле не свадьба.

Серёжа приблизился к ней, и она почувствовала его ладонь на своей спине. Погладил, а сам улыбался в сторону, Настя даже за его взглядом проследить не смогла. Муж этим вечером выглядел франтовато, официоза минимум, улыбка приятная, даже очки снял, что сделало выражение глаз более спокойным и мягким. Но Настя всё-таки не удержалась, и быстрым движением провела рукой по его плечу, стряхивая невидимые пылинки. Маркелов глаза на неё перевёл, и понимающе усмехнулся.

— Солнце, — в его голосе послышались просительные нотки. У Насти мелькнула мысль, что они этим вечером на самом деле производят впечатление идеальной пары, чего, собственно, она и добивалась, а теперь вот самой странно. Разве она хочет быть идеальной? Никогда не хотела, тогда зачем всё это делает?

— Потому что это Москва, — сказала бы Лида, и была бы права.

Наблюдая за гостями, Настя подняла руку и дотронулась до колье из розового жемчуга, что украшало её шею. А потом улыбнулась подошедшим родителям. Отец только головой качнул, обращаясь к ним.

— Ну, вы дали.

— Я здесь вообще не причём, — отозвался Маркелов. — Я сам в шоке.

Настя строго взглянула на мужа.

— Ты в шоке? То есть, все эти недели, когда я с тобой разговаривала, ты меня не слушал?

Сергей ей улыбнулся, совершенно ослепительно, что редко себе позволял, но Настя прекрасно знала эту уловку — подлизывается. Вот только сейчас не место и не время выяснять отношения, куда более уместно взять мужа под руку и всё ему простить. По крайней мере, дать отсрочку.

— Даже не знаю, что я теперь чаще вспоминать буду — вашу свадьбу или вашу годовщину, — сказала Галина Викторовна, тон прозвучал насмешливо, но в то же время чуть осуждающе. Правда, тут же к дочери наклонилась и поцеловала ту в щёку. — Поздравляю вас. Я вами очень горжусь.

— По какому поводу?

— Вы знаете по какому.

Сергей негромко хмыкнул и на Настю глянул.

Аркадия Львовна подошла следом за Настиными родителями, чтобы выразить своё восхищение.

— Ты превзошла себя, милая. Я очень довольна. Я себе именно так всё и представляла.

— Значит, я точно переборщила, — шепнула Настя Сергею, как только его бабушка отошла. Маркелов усмехнулся, соглашаясь.

А потом кто-то закричал: «Горько!», причём уже во второй раз. Настя и в первый-то раз этому сильно удивилась, не ждала подобных глупостей от серьёзных людей, но спорить не стала, и они с Серёжкой, посмеявшись, всё же поцеловались, вызвав у гостей бурю восторга, и сами же рассмеялись после поцелуя. Но второй-то раз зачем? На самом деле себя невестой почувствовала, причём несговорчивой, которая не понимает, что происходит.

— Горько! — поддержал другой голос, и гости снова зашумели, даже зааплодировали, подбадривая супругов.

— Что вы делаете? — воскликнула Настя, смеясь, и чувствуя, что совершенно по-дурацки краснеет. Серёжа обнял её рукой за плечи, разворачивая к себе. Улыбался, глаза откровенно смеялись, наклонился к ней и шепнул:

— Целуй мужа, народ требует.

— Сумасшедший дом, — не удержалась она, но всё же на цыпочки приподнялась и Серёжку поцеловала. Короткого поцелуя не получилось, Маркелов её за спину обнял, к себе прижимая, накрыл её рот своими губами, и Настя поняла, что ещё немного и двинет ему кулаком между лопаток, настолько ей неловко стало. Но вместо этого рассмеялась, когда Серёжка её отпустил через некоторое время. Гости зааплодировали, а она сначала схватилась за горящие щёки, а потом помаду с нижней губы Маркелова стёрла. Он выглядел довольным и весёлым. Наверное, поэтому она и не стала сопротивляться ему, почувствовала, что он вполне доволен происходящим.

— Устала?

Настя на соседний с подругой стул присела, налила воды в высокий стакан и сделала пару жадных глотков. После чего согласилась:

— Устала. Я ещё вчера устала.

Лида с пониманием кивнула. Достала из пачки длинную сигарету и закурила.

— Всегда так. Но твоя девочка-организатор, кажется, справилась. Всё идёт, как по маслу.

— Очень хорошо. — Настя окинула взглядом зал, помахала рукой жене Серёжкиного компаньона. — А Григорьев где?

— Где? Там же, где и твой Маркелов. Они умыкнули бутылку коньяка, и вышли подышать свежим воздухом, на балкон.

— Ещё не хватает, чтобы они напились.

Лида выдала хитрую улыбку.

— А ты надеешься на продолжение банкета?

— Лид, какое продолжение? Я еле на ногах держусь.

— Ну-ну.

Настя рассмеялась.

— Не надо намёков. — Взгляд Насти остановился на столе, за которым собрались родители — её и Серёжины. Что-то с вдохновением обсуждали, и, кажется, остальные гости их мало интересовали.

— Пойдём, попудрим носик, — предложила Лида, затушив сигарету в пепельнице. И сразу поднялась, протянула к Насте руку. — А потом ты меня познакомишь с кем-нибудь.

— С кем?

— Не знаю, с кем-нибудь представительным. Вон с тем дядечкой, больно мне его булавка для галстука приглянулась. Как думаешь, бриллиант?

— Даже не сомневаюсь. Это Комаров, банкир. Про него даже в газетах писали недавно, помнишь?

— Про него?

— Про его развод.

— Так он в разводе? Интересно.

Они вышли из зала, и Настя, вместо того, чтобы свернуть в коридор, где находилась дамская комната, направилась к распахнутым дверям балкона. Вышла, и сразу увидела их с Лидой пропавших супругов. Устроились в уголке, на перилах стояла ополовиненная бутылка конька и тарелка с незамысловатой закуской. Разговаривали о чём-то негромко, склонив друг к другу головы. В таком положении разница между ними бросалась в глаза. Один брюнет, другой шатен, комплекция абсолютно разная, профили, зато ухмылки на лицах в данный момент совершенно одинаковые, истинно мужские, которые увидишь, и как-то пропадает всякое желание выяснять, о чём именно они говорят. Поэтому Настя таиться не стала, прошла прямо к ним, громко стуча каблуками по мраморному полу. Мужчины тут же подняли головы, посмотрели на неё и разулыбались.

— И что вы делаете здесь? — строго поинтересовалась она. — Сбежали ото всех, и пьёте в одиночестве. Серёж, Федь, ну разве так делается? — На мужа посмотрела. — Полный зал твоих знакомых.

— Да мы идём уже, Настён. — Маркелов руку к ней протянул, приобнял за талию. Улыбка была немного пьяная, но беспокойства ещё не вызывала. И всё равно Настя решила бутылку у них забрать.

— Всё, пикник ваш прикрываю. — Быстро поцеловала мужа, когда он к ней наклонился. — Серёжа, пожалуйста. Не сваливай всё на меня, хорошо?

— Не буду. Иду к гостям.

— Насть, у мужика же праздник. Десять лет… брака.

Настя подозрительно сдвинула брови, глядя на соседа.

— Какую-то странную паузу ты сделал. Что-то другое на уме было?

Маркелов хохотнул, а Григорьев выпрямился и выпятил грудь колесом. И живот втянул, когда голос жены услышал:

— Федя, я тебя домой не потащу, оставлю здесь. В качестве подарка молодожёнам.

— Лидунь, да я трезвый!

— Идите в зал, — Настя потянула Сергея за руку. Он её за плечи обнял, и они вместе вышли с балкона. Маркелов прижался губами к Настиному виску. — Мы сейчас вернёмся, надо макияж подправить, — шепнула она Сергею.

Тот кивнул.

— Вот и устраивай им годовщины, — ворчливо проговорила Лида, когда они с Настей шли к дамской комнате. — А они так и норовят сбежать. Можно подумать, что нам их деловые партнёры нужны.

Настя подругу под руку подхватила.

— И не говори.

Когда они вернулись в зал, Настя с минуту оглядывалась, проверяя, всё ли идёт так, как она задумала, всё ли в порядке. Но вокруг лишь довольные лица, смех, музыка стала громче, а атмосфера в целом веселее. Этому можно было только порадоваться.

— Посиди с нами, — попросил её свекор, когда она к их столу подошла. — Отдохни.

— Рано мне ещё отдыхать.

— Вина тебе налить, дочь?

— Чуть-чуть. — Рассмеялась. — Иначе кто будет руководить процессом? Ваш сын, — обратилась она к родителям мужа, — уже куда-то пропал. А ведь я его только десять минут назад выловила на балконе в обнимку с Григорьевым и бутылкой коньяка.

— Он где-то здесь был, — запротестовала Лариса Евгеньевна, — я его совсем недавно видела. — Она со стула приподнялась, принялась оглядываться, высматривая сына среди гостей. Настя усадила её обратно на стул, родственникам улыбнулась.

— Отдыхайте. Я его найду. — Проходя мимо отца, провела рукой по его плечу. Не видела родителей месяц, и, не смотря на то, что постоянно с ними созванивалась, очень соскучилась.

Прошла по залу, раздаривая улыбки, иногда останавливалась, чтобы обменяться несколькими словами со знакомыми и друзьями, а сама украдкой взглядом по залу стреляла, стараясь увидеть мужа. Была уверена, что он снова в каком-нибудь тихом углу в хорошей компании. Заставить его развлекать толпу гостей на собственном празднике очень сложно, выход лишь один — взять Маркелова под руку и никуда его от себя не отпускать, по крайней мере, ещё час-полтора.

— Настенька, замечательно выглядите.

— Спасибо. Вы тоже.

— Великолепный вечер. Ещё раз поздравляем.

— Большое спасибо. Мы старались.

— У Миши скоро юбилей, надеемся, что вы с Серёжей придёте.

— Конечно, придём. Спасибо за приглашение.

В какой-то момент поняла, что начинает выдыхаться. Бесконечные улыбки, сладкие речи, взаимные комплименты. Настя взяла с подноса проходившего мимо официанта бокал белого вина, сделала глоток, и снова огляделась. Ещё несколько минут назад Сергей был неподалёку, она заметила его, когда он стоял в кругу мужчин, со стороны казалось, что они вели серьёзный разговор, и поэтому Настя не решилась вмешиваться, а вот сейчас муж снова исчез с её глаз. Она руку опустила и незаметно разгладила складки на платье в районе живота, провела ладонью по шёлку тёмно-розового цвета, облизала губы, машинально растянула их в улыбке, а потом замерла, заметив Сергея у окна в углу зала. Он стоял рядом с женщиной, и никого вокруг. Настя некоторое время наблюдала за тем, как они разговаривают, как девушка улыбается её мужу и даже смеётся, достаточно громко, совершенно никого не стесняясь. Настя невольно окинула её оценивающим взглядом. Отметила соблазнительную фигуру, дорогой наряд, светлые волосы, распущенные по плечам, и то, как девушка крутила ножкой, демонстрируя высокий каблук своих фирменных туфель. Поза была не то чтобы вызывающая, но сразу становилось понятно, что эта особа знает себе цену. Она время от времени красиво вскидывала голову, демонстрируя длинную шею, и прикасалась к своим светлым волосам, продуманным движением заправляя их за ухо или откидывая за спину. Но при всём при этом не выглядела флиртующей кокеткой. Чувствовалась в ней уверенность и вызов. И то, как она держалась с Маркеловым, говорило о том, что они хорошо знакомы.

Настя вдруг поняла, что у неё в горле пересохло. Сделала большой глоток вина, а потом решительно направилась через зал, намереваясь выяснить, на кого её муж тратит столько своего внимания.

— Настя. — Маркелов улыбнулся ей, когда она подошла, а Настя ему в глаза посмотрела, стараясь понять, что у него на уме. Потом взглянула на девушку, растянула губы в подобие улыбки, и молчала, не собираясь здороваться, пока муж их не представит.

— Это Ирина, наш новый юрист. Я тебе рассказывал. А это Настя, моя жена.

Настя почувствовала его руку на своей талии, и только после этого кивнула новой знакомой.

— Очень приятно.

Девушка снова откинула волосы назад, а Настя чуть заметно нахмурилась, не понимая, отчего некоторые так любят теребить свои волосы.

— Поздравляю вас с годовщиной. Я вот Сергею Борисовичу как раз это говорила. Прекрасный вечер.

— Спасибо. — Настя заметила, как взгляд девушки скользнул вниз по её телу, она тоже её оценивала. Это оставило неприятный осадок. — А что это вы в сторонке ото всех стоите? Серёж, тебя все потеряли. И родители, кстати, тоже.

— Мы просто заговорились.

Ирина рассмеялась.

— Мы всё о работе, о работе. Прошу меня извинить, я не хотела Сергея Борисовича отвлекать.

Настя мило улыбнулась.

— Да ничего. Я ситуацию контролирую. — Маркелов усмехнулся у неё над ухом, и Настя с некоторой мстительностью продолжила: — За десять лет брака, я безошибочно определяю, где мой благоверный спрятаться может.

— Мне уже страшно, Насть.

Она подняла глаза к его лицу, взглядом с ним встретилась, и Серёжка немного сник, когда распознал намёк. Глаза забегали, а губы сами по себе растянулись в подобострастной улыбочке.

Очень вовремя Лида подошла. Подхватила их обоих под руки и сообщила:

— Все хотят вас видеть. Пойдёмте, пойдёмте. — Кинула на Ирину любопытный взгляд, но долго её интерес не продлился. Отвернулась, уводя Маркеловых. А немного позже, когда появилась возможность отвести Настю в сторонку, поинтересовалась:

— Это что за мадам была?

Настя осторожно выдохнула, повернулась в нужную сторону и нашла взглядом сотрудницу мужа.

— Их новый юрист, — пояснила она, чувствуя, что её голос просто сочится недовольством.

— Новый? Ты глаза её видела?

— Видела.

— Уж не знаю, какой она юрист, но на уме у неё явно не работа. Терпеть таких не могу.

Настя потёрла лоб и болезненно поморщилась.

— Я, кажется, опьянела. И голова болит. И ноги.

— Нужно потерпеть ещё немного, держись.

Улыбнулась через силу.

— А я что делаю? — Плечами повела, чувствуя, как мышцы ноют.

Сергей приблизился к ней сзади и обнял. Руки легла на Настину талию, чуть сжали, и она хоть ненадолго смогла опереться на мужа. Даже голову назад откинула. От Серёжки пахло коньяком, дорогим табаком и мужским одеколоном. Узел галстука был расслаблен, верхняя пуговица на рубашке расстёгнута, а взгляд замутнел.

— Устала? — шепнул он.

Настя кивнула.

— Тогда давай уедем. У нас первая брачная ночь, в конце концов.

Лида фыркнула от смеха, а Насте даже на это сил не хватило, она лишь слабо улыбнулась. Губы мужа прижались к её шее, и она глаза закрыла. И вдруг поняла, что в голове всё кружится. Тут же глаза открыла.

— Я на самом деле пьяная, — испуганным шёпотом проговорила она.

— А я тебе говорила: сядь и поешь, — упрекнула её Лида. — А ты всё бегаешь. — Потом толкнула Маркелова в плечо. — А ты вместо того, чтобы жене помогать, всяких блондинок обхаживаешь.

Сергей глаза на неё вытаращил.

— Кого?

— Не знаю кого. Понаберут всяких… Ты хоть диплом у неё видел? Какой из неё юрист?

— Хороший, между прочим.

— Если она развелась с олигархом и отсудила у него пару нефтяных вышек, это ещё не делает её хорошим юристом, Маркелов.

— Да? А ты у нас спец по кадрам?

— Конечно. Ты не знал?

— Прекратите, — замахала на них руками Настя. — Серёж, я пьяная.

Он рассмеялся и снова её поцеловал. А потом легко подхватил на руки. Настя настолько удивилась этому, что даже не вскрикнула от неожиданности. Только в плечи мужа вцепилась и растерянно взглянула на подругу.

— Похищение невесты, — громко объявил Сергей гостям, а услышав одобрительные возгласы гостей, также громогласно распрощался, и направился к выходу.

— Ты сумасшедший, — рассмеялась Настя, но с облегчением вздохнула, когда они покинули зал. Она лишь рукой успела родным махнуть на прощание, а потом мужа за шею обняла. Вдруг опомнилась. — А ты меня донесёшь?

— Ты сомневаешься? Донесу, куда хочешь.

— Я не о том. Ты трезвый?

— Да.

— А как это у тебя получилось?

— Не знаю. Опыт, наверное. А может, я трезвею, когда на тебя смотрю?

Она наморщила лоб, призадумавшись.

— Какой-то сомнительный комплимент.

— Я в хорошем смысле.

Настя носом ему в ухо уткнулась, подышала, и Маркелов тут же головой дёрнул, когда щекотно стало.

Дома Настя первым делом сбросила туфли. Ноги гудели от целого дня на шпильках. Она присела на кресло в гостиной, пошевелила пальцами, и чуть слышно простонала от удовольствия. Обернулась, когда Серёжа в комнату вошёл. Она его, как трезвого родителя, отправила к Григорьевым, проверить, как там Вика, с няней и подружкой.

— Они спокойно спят, — сообщил ей Маркелов, как только вошёл. — Раиса как её там по батюшке, говорит, что нечего ребёнка будить и таскать, пусть спит, и я склонен с ней согласиться. Пусть спит.

— Пусть, — согласилась Настя, откинувшись на спинку кресла. Сергей подошёл и посмотрел на неё сверху, потом наклонился, уперевшись руками в подлокотники.

— Голова кружится?

— Уже получше. А ты не устал?

Он лишь плечами пожал. Настя руку подняла и галстук на его шее ещё больше ослабила.

— Вот и годовщину пережили.

Сергей вздёрнул брови.

— Что значит «пережили»? — шутливо поинтересовался он.

— Серёж, ты хоть понимаешь, что второй десяток пошёл. Это больше, чем половина моей жизни.

— О, пофилософствовать потянуло. Давай я тебе лучше ванну налью?

— Ванну?

На его губах появилась проказливая улыбка.

— Я тебе спинку потру.

— Ну да, а то я тебя не знаю. Ты же юрист.

— И что?

— Ты же врёшь, как дышишь.

Он хохотнул.

— Чего-то я не понял.

— Ты сейчас одно обещаешь, а потом окажется, что это я тебе должна спинку потереть.

Маркелов наклонился и легко поцеловал её в губы.

— Ты сегодня всех затмила. Такая красивая.

— Даже пьяная красивая?

— Да. Только макияж немного размазался.

Настя машинально схватилась за горящие щёки.

— Где?

— Пойдём в ванную, покажу.

С кресла он её поднял, за талию приобнял, поддерживая, а когда в спальню вошли, Серёжа Настю спиной к себе повернул, расстегнул молнию на платье. Помог тому соскользнуть вниз, а сам губами к Настиному плечу прижался. Поддел пальцем бретельку кружевного бюстгальтера. Настя странно вздохнула, с лёгким всхлипом, в его объятиях развернулась и обняла. Голову подняла, подставляя губы для поцелуя.

— Серёжка.

— М-м?

Она погладила его по плечу, потом рука поднялась к его волосам. На поцелуй ответила, но быстро от его губ увернулась, понимая, что от глубоких поцелуев мужа голова снова начинает кружиться. Платье уже лежало на полу, у её ног, Настя мужа за шею крепче обняла, и тогда Сергей её приподнял, понёс к кровати. Аккуратно уложил и навис сверху. Отстранился, чтобы снять пиджак. Настя внимательно наблюдала за ним. Алкогольный дурман начал выветриваться, и от искусственного воодушевления ничего не осталось, зато все остальные чувства обострились. Конечно, и это пройдёт, совсем скоро, это всё вино, хоть и хорошее, но именно в эту секунду захотелось чего-то большего, например, подойти к окну, раскинуть руки и закричать. И пусть за окном ночь, спящий город, и её крик вряд ли кого обрадует.

— Серёжа. Я тебя люблю… Так люблю.

Он замер на мгновение, потом рубашку на пол кинул и к Насте вернулся. Навис над ней, опираясь на локоть. Потом носом в её щёку уткнулся, подышал горячо, затем поцеловал.

— Ты моя родная.

— Ты меня любишь?

— Ты же знаешь, Насть.

— Тогда скажи.

— Люблю, — шепнул он после паузы.

Слёзы потекли, и Настя нетерпеливо смахнула их.

— Чего плачешь?

— Это не я.

Маркелов улыбнулся.

— Вино?

— Да.

— Пожалуй, налью тебе ванну. Да?

Настя обняла его одной рукой за шею. Следом кивнула. Серёжка потёрся носом о её щёку, затем встал. Она видела, как он подтягивает брюки, расстёгнутая пряжка ремня гремела при каждом движении, а Настя вдруг задумалась, когда он его расстегнуть успел. Или это она?

В ванной комнате зажёгся свет, дверь была нараспашку, и поэтому Настя зажмурилась. Потёрла зачесавшийся нос, а потом подтянулась повыше, положила голову на подушку. Прикрыла глаза ладонью, чтобы свет совсем не пробивался.

— Настён, солнце.

Она нехотя пошевелилась и вздохнула.

— Даже умываться не будешь? — тихо спросил Сергей.

Настя не ответила, даже не поняла, о чём он спрашивает, если честно. А спустя несколько секунд почувствовала, как её одеялом укрыли и поцеловали в лоб. Правда, всё-таки пошевелилась, когда поняла, что муж уходит.

— Серёж…

— Сейчас я лягу, спи.

Её рука безвольно опустилась, глаза снова закрылись, но Насте всё-таки показалось, что она расслышала смешок.

Маркелов над нею подсмеивался всю следующую неделю. И шутливо возмущался по поводу того, как она могла заснуть и лишить его всех удовольствий первой брачной ночи.

— Совести у тебя нет, солнце, — переходил он на жалобы, что обычно случалось уже ближе к ночи. Настя лишь головой качала, а когда Серёжка становился абсолютно несносным по её мнению, отвешивала ему лёгкий подзатыльник. Правда, потом тут же целовала в русую макушку. В общем, после банкета по поводу годовщины их брака, отношения в семье стали весьма приятными и лёгкими. Они даже по пустякам не спорили, чему Настя радовалась. У них бывали такие полосы, когда из-за занятости и усталости, начинали ругаться из-за всяких глупостей. Жизнь это особо не портило, поспорить иногда тоже полезно, но это отнимало силы, которых в такие периоды и без того не хватало. А тут Маркелов был сама покладистость. Даже когда на работе задерживался, извинялся и пытался вину загладить.

— Ты работаешь над серьёзным делом? — поинтересовалась как-то Настя, когда муж явился ближе к полуночи.

Сергей устало потянулся, за стол сел и, как маленький, ложкой постучал, требуя свой ужин. Потом сказал:

— Мошенничество в крупном размере.

— В крупном? В какой степени крупном?

Он рассмеялся.

— Тебе и не снилось, Настён.

Настя тарелку перед ним поставила, и замерла перед столом ненадолго, уперев одну руку в бок, и призадумавшись.

— Не понимаю таких людей. Они ничего не боятся, что ли? Зачем вот им деньги в тюрьме?

— Ну, — Маркелов пожал плечами, ловко разрезая мясо на небольшие куски, — из тюрьмы они когда-нибудь выйдут.

— Ага, и уедут на Барбадос, — съязвила Настя.

— А почему нет? С такими деньгами везде хорошо.

Настя на мужа посмотрела.

— Иногда ты бываешь таким циником, честно.

Он ухмыльнулся.

— У меня работа такая. Налей минералки.

И всё равно, не смотря на этические разногласия, поставив перед мужем стакан с минеральной водой, Настя поцеловала его в макушку, и пожалела:

— Устал.

Маркелов с готовностью покивал.

— С ног валюсь.

Он на самом деле много работал в последнюю неделю. Даже дома с какими-то бумагами, постоянно что-то обсуждал по телефону с помощниками, в кабинете по полночи сидел, а наутро никак не мог проснуться. Настя даже злиться начала, в первую очередь на Маркелова, что никак не может как следует распланировать свой распорядок дня.

— У тебя же есть секретарь, пусть она всё распланирует.

— Бывают срочные дела. Когда я работаю в таком темпе, о каком плане может идти речь?

— Ты спишь по пять часов в сутки, это ненормально, Серёж.

Маркелов как раз вошёл на кухню, уже в костюме, к Насте подошёл и обнял её сзади, в щёку поцеловал и мечтательно проговорил:

— Зато потом рванём с тобой на Бора-Бора.

— Боже мой, ты никак не успокоишься.

— Мне название нравится.

— И когда будет это скоро?

— Надеюсь, что к концу следующего месяца.

Настя обернулась.

— Когда? Да ты не доживёшь, тебя туда самолётом МЧС транспортировать придётся.

Сергей хмыкнул.

— А ты на что? Боевая подруга. Поддерживай мой боевой дух.

Настя растянула губы в искусственной улыбке.

— Интересно, как я должна это делать? Приходить к тебе на работу? Как в кино. В плаще, под которым ничего нет.

Маркелов замер, не донеся бутерброд до рта. На жену посмотрел, в глазах мелькнул интерес.

— А ты можешь?

Она покачала головой и серьёзно ответила:

— Нет, в твоём кабинете стены стеклянные.

— Жалюзи есть.

Настя всё-таки рассмеялась.

— Иди ты, Маркелов. — А позже Лиде говорила, раздумывая вслух. — Может, мне и правда к нему сходить? На работу, в смысле.

Григорьева проказливо разулыбалась.

— Ну, сходи.

Настя посмотрела с укором.

— Лида, я не о том. Просто сходить, посмотреть, что там у них творится. На обед Серёжку вытащу, чтобы хоть немного передохнул.

— А-а, ты в этом смысле. Сходи, конечно. Иногда нужно показываться у мужа в офисе, чтобы сотрудники, а особенно, сотрудницы, не забывали, кто хозяйка.

— Я там не хозяйка.

— Одна из. Это тоже весьма неплохо. Плащ у тебя есть? Могу свой одолжить. Дождь как раз идёт.

— Пойду без плаща.

Григорьева качнула головой, не поднимая глаз от бумаг.

— А ты смелая женщина, я даже не предполагала. Прямо так, без плаща.

Настя кинула в неё скомканной бумажкой, и они вместе рассмеялись.

Офис адвокатской конторы, партнёром которой Маркелов стал пару лет назад, занимал целый этаж офисного здания в центре города. Настя не часто сюда приезжала, просто потому, что добираться не слишком удобно, да и делать ей здесь, по сути, нечего было. Серёжка никогда на месте не сидел, либо работал, закопавшись в бумаги по самые уши, либо в суде был, а то вообще неизвестно где. В самой конторе всегда царила суета, в приёмной ожидали посетители, по офису бегали практиканты, и Настя, после тишины книжного магазина, здесь себя чувствовала не в своей тарелке. Правда, в крыле, где располагались кабинеты партнёров фирмы, было поспокойнее, но всё равно ей не по себе было. Миновав холл и просторную приёмную, Настя прошла в «правительственный коридор», как, смеясь, называл его Серёжка, ноги тут же утонули в ворсе дорогого ковра, который приглушал звук её шагов, и, не оглядываясь по сторонам, направилась к кабинету мужа. Если честно, встречаться с партнёрами Маркелова или того хуже, с основателем их фирмы, Михаилом Рыбаком, не хотелось. Знала, что случись это, её сразу ухватят за руки, заманят в чужой кабинет пить чай или кофе, и начнут расхваливать её мужа, а ей придётся всё это слушать и с благодарностью улыбаться. И это вместо обеда, который она наметила. Поэтому лучше ни с кем не встречаться.

Затянула потуже пояс на плаще Лиды, который после уговоров всё же надела, желая Серёжку поддразнить, подошла к двери, и пару секунд разглядывала наглухо закрытые жалюзи. Из кабинета слышались голоса, кто-то даже спорил, и Настя поэтому не сразу решилась открыть дверь, во-первых, раздумывая, стоит ли постучать, а во-вторых, не зря ли она всё это затеяла. Но продолжать стоять под дверью было глупо, и поэтому она её открыла. Без стука.

— Добрый день, — поздоровалась она, окидывая взглядом собравшихся. — Я не вовремя?

Серёжа со своего кресла приподнялся.

— Настён, — проговорил он и замолчал, только брови вздёрнул. Было заметно, что растерялся. — Что-то случилось?

— Нет. Просто мимо ехала.

— А-а. Я думал Вика…

Настя тем временем успела подарить улыбку каждому из мужчин, собравшихся вокруг стола, а когда встретилась взглядом с Ириной, в первый момент не знала, как себя повести. Потом и ей улыбнулась. За пару секунд оценила внешний вид девушки, и то, как та разом поскучнела и сразу примолкла, стоило Насте появиться на пороге кабинета.

— Устроим перерыв? — предложил кто-то. Все закивали, мужчины поднялись со своих мест, только Ирина медлила. Продолжала сидеть, закинув ногу на ногу, и постукивала ручкой по столу.

— У вас мозговой штурм? — весело поинтересовалась Настя.

— Уже не мозговой, Анастасия Юрьевна, а так…

— Сил никаких нет.

— Что ж вы так. Надо отдохнуть, и с новыми силами браться.

Из кабинета выходили, и Настя сначала в сторону отошла, чтобы под ногами не путаться, затем приблизилась к письменному столу. Серёжа уже сел на место и расслабленно вытянул ноги, на Настю поглядывал со значением и лёгким укором.

— Я их еле собрал, заставил думать, а ты?..

— Как можно заставить людей думать? — поразилась Настя. Потом обратила внимание на Ирину, которая самая последняя со своего места поднялась, неторопливо собрала какие-то документы, не глядя ни на кого, и наконец пошла к двери. Настя её взглядом проводила, чувствуя, непонятное напряжение из-за этой особы, даже сама дверь за ней закрыла, и к мужу обернулась. — Я сильно помешала, Серёж?

Он ручку на стол бросил и отмахнулся.

— Да ладно. Что всё-таки случилось?

— Ничего, просто… Может я соскучилась?

— Да?

Она взялась за широкий пояс плаща и осторожно потянула.

— Ты же сам просил.

Маркелов брови вздёрнул, соображая или вспоминая, о чём именно он просил и когда, взгляд остановился на Настиных руках, а когда вернулся к её лицу, вспыхнул. На губах появилась озорная улыбка. И уже совсем другим тоном повторил:

— Да?

Пояс она развязала и резким движением распахнула плащ. Маркелов тут же скис.

— Так нечестно!

Настя рассмеялась, разгладила платье на животе.

— И это мне юрист говорит. — К столу прошла, и к мужу наклонилась, чтобы поцеловать его. — Хочу пообедать с тобой.

— Работы много, Настён.

— За час ничего не случится. Сходим в ресторан неподалёку. Так что, никаких пробок. Пойдём, Серёж. Тебе нужен перерыв. И сотрудникам твоим тоже.

Он её рукой обнял, на кресле своём откинулся, закидывая голову назад, и Настя наклонилась к его губам.

— Ты умеешь уговаривать, — сказал он после поцелуя.

— За следующие десять лет ты узнаешь обо мне ещё больше нового.

Сергей рассмеялся. Поднялся и взял с вешалки пиджак.

— Ладно, пойдём в ресторан. — А когда они вышли в приёмную, сообщил: — Все на обед, через час встречаемся у меня.

Послышались довольные возгласы, а кто-то даже сказал:

— Анастасия Юрьевна, приходите к нам почаще!

Она улыбнулась.

— Я постараюсь.

— Балбесы, — негромко проговорил Маркелов по пути к лифту. Настя его за руку взяла, а сама с интересом оглядывалась, пытаясь понять, что в офисе нового. Увидела Ирину у окна. Та пила кофе, и на них поглядывала, точнее, разглядывала их. А когда Настин взгляд встретила, не отвернулась.

— А как давно у вас работает эта Ирина? — поинтересовалась она у мужа, когда они в лифт вошли.

Тот с ответом помедлил.

— Дроздова?

— Предполагается, что я знаю её фамилию?

Сергей взгляд к Настиному лицу опустил. Посмотрел непонимающе.

— Что-то мне твой тон не нравится.

— Он тебе и не должен нравиться. Так как давно она работает? Ты говорил, что она новый сотрудник.

— Новый. Относительно. Насть, я не помню точно. Около полугода.

Она не ответила, просто потому, что сказать было нечего. Сама не знала, зачем спросила. Заставила себя улыбнуться.

— Французский или итальянский ресторан?

— Итальянский, — решил Сергей и подал ей руку, когда из лифта выходили.

Через пару дней Маркелов сообщил, что едет в командировку.

— В Латвию.

— Надолго?

— Думаю, дня на три-четыре.

— Это по тому делу?

Он кивнул. Остановился посреди своего кабинета, огляделся, выискивая что-то взглядом. Взял со столика под торшером свой ежедневник и положил в открытый портфель.

Вика зашла в кабинет и поинтересовалась:

— Папа, что ты мне привезёшь?

Маркелов хмыкнул.

— Так и хочется сказать — ничего.

— Ну! — Девочка выразительно надула губы.

— Привези ей куклу деревянную, помнишь, мы видели в сувенирной лавке?

Вика заинтересовалась.

— Совсем деревянную? А почему вы мне тогда её не купили?

— Потому что тогда ты была слишком мала, и она тебе была не нужна.

— Она и сейчас ей не нужна, — сказал Сергей с уверенностью.

— Нужна! У меня нет деревянной куклы. Папа, пожалуйста!

Сергей дочку на руки подхватил.

— Глаза у тебя завидущие, вот что я тебе скажу.

— Ну и пусть, — с лёгкостью отозвалась Вика, насмешив родителей.

Маркелов девочку поцеловал и опустил на пол. Сказал:

— Привезу. — А когда на жену взглянул, прищурился: — А тебе чего надобно?

— Как в сказке «Аленький цветочек»! — воскликнула Вика.

— Вот этого нам только не хватает, чудовища какого-нибудь.

— Серьги с янтарём купи, — сказала Настя. — А лучше комплект. У мамы скоро день рождения, а она очень любит янтарь.

— Надо записать. А лучше ты мне напомни, позвони.

Настя за свою спину обернулась, убедилась, что дочка убежала, и тогда уже позволила мужу себя обнять. Руку подняла, чтобы волосы его пригладить.

— Будь осторожен, ладно? — попросила она.

Маркелов брови сдвинул.

— Ты каждый раз мне это говоришь.

— Знаю. Но я волнуюсь. Всегда волнуюсь, когда ты уезжаешь.

Он её поцеловал, после чего пообещал:

— Всё будет в порядке. Вернусь к выходным.

— И позвонишь, как только прилетишь, — напомнила ему Настя.

— Конечно. Правила я помню.

Она улыбнулась, немного смущённая тем, что он ей про правила напомнил.

— Значит, ты теперь свободная женщина? — спросила её Лида на следующий день. Настя сидела у неё на кухне, было время завтрака, девочки смотрели в детской фильм, а они собирались кофе пить. Лида чашки расставила, разлила горячий кофе и снова присела напротив Насти.

— Да, до пятницы я совершенно свободна.

Лида рассмеялась.

— Это хорошо. И немного странно. Кстати, кого Серёга защищает? Олигарха какого-то?

Настя лишь рукой махнула.

— Даже говорить об этом не хочу. Он не спит, не ест. И собирается на Бора-Бора.

Лида глаза на неё вытаращила.

— Точно, олигарха. Кстати, я тоже хочу на Бора-Бора. Правда, не знаю, где это находится. Хотя, какая разница?

На кухне появился заспанный и несчастный Григорьев. Волосы торчали, глаза не открывались, он, шаркая, вошёл на кухню, и на автопилоте двинулся в сторону холодильника. А Настя на часы взглянула. Обычно Фёдор просыпался рано и уезжал на работу, а тут одиннадцатый час, а он ещё бродит, как сомнамбула по дому. Лида же, ничуть не смущённая появлением мужа, громко сообщила:

— Григорьев, я хочу на Бора-Бора!

Фёдор схватился за голову.

— Не кричи, — свистящим шёпотом выдохнул он. Достал бутылку минералки и облокотился на дверцу холодильника.

— У него что, похмелье? — поинтересовалась Настя.

Лида кивнула, и снова обратилась к мужу.

— Ты знаешь, где это находится?

Пауза, после чего он сообщил:

— Французская Полинезия.

Лида на подругу посмотрела.

— Можно подумать, мне это о чём-то говорит. Скажи по-человечески, Федь.

— Лидунь, мне плохо. Можно я умру в тишине и покое? — Он повернулся, перевёл взгляд с одной женщины на другую, после чего поздоровался: — Привет, Насть.

— Привет, — весело отозвалась она. — С кем гулял?

Григорьев тяжко выдохнул, потёр грудь в районе сердца, словно задыхался, потом холодную бутылку с водой к груди приложил. Ответить, вроде бы, забыл.

— Армяне его вчера похитили, — ответила за мужа Лида. — Похитили и проводили над ним опыты. Это он мне так сказал, когда явился в три ночи. Если честно, я поначалу думала, что он говорит о пришельцах и это уже белая горячка. Но оказалось, что пока обошлось, пока это армяне.

Настя рассмеялась, ещё на несчастного Григорьева потаращилась.

— Ой, как мне тяжко…

Лида протянула руку и похлопала мужа по руке.

— Иди, родной, ложись, — без малейшего намёка на сочувствие, сказала она. — Я попозже к тебе зайду.

— Зачем?

— Не надо? Ну, тогда не буду заходить. Иди.

— Я тоже пойду, — сказала Настя, поднимаясь. — Мне нужно пообщаться с Хшояном, слава богу, не лично, а по электронной почте. Договаривались на это время. Кстати, Вика вчера мне удружила, вылила на мой ноутбук йогурт.

— Что пропало? — убитым голосом поинтересовалась Лида.

— Ничего не пропало, ты же знаешь, я всё дублирую. Сейчас с Серёжкиного компьютера в кабинете зайду в интернет.

— Я Юльку всегда ругаю, когда она к нашим компьютерам лезет. Есть общий, вот на нём можно играть. Но детям ведь нужно, что покруче выбрать, чтобы испортить!

— Вика у вас пока побудет?

— Ну, конечно, не волнуйся. Потом про Хшояна мне расскажешь.

— Обязательно!

Дома было непривычно тихо. Настя по комнатам прошла, убрала с дивана в гостиной Викиных кукол, отнесла их в детскую, потом заправила свою постель. Подушка Серёжи была нетронута, не примята, и это было странно. Настя поскорее покрывалом постель накрыла, чтобы больше не смотреть на подушку и не думать о том, что муж где-то далеко. Серёжа звонил вчера вечером, сказал, что долетели нормально, в гостинице устроились, и ещё раз добавил: всё в порядке. Сказал это с лёгким смешком, но Настя знала, что он доволен тем, что её так волнует его отсутствие. Это, наверное, казалось ему глупым, но в то же время, льстило его самолюбию. А она и рада бы лишний раз промолчать, не демонстрировать ему свои страхи и переживания, но его отъезды отчего-то заставляли её нервничать. А уж когда он не звонил, просто места себе не находила.

Стараясь избавиться от невесёлых мыслей, Настя прошла на кухню, положила на тарелочку небольшую гроздь винограда (надо ведь чем-то подпитываться, общаясь с Хшояном, иначе он все соки из неё выпьет), и прошла в Серёжкин кабинет, села за массивный дубовый стол. Компьютер включила. Обычно она не пользовалась его компьютером, не было необходимости, к тому же, Сергей хранил в нём огромное количество информации, и Настя всегда боялась что-нибудь испортить, не туда нажать, что-нибудь случайно удалить. Вот и сейчас в некоторой растерянности посмотрела на экран, на рабочий стол, сплошь завешанный ярлыками. Картинка виднелась на заднем фоне, небольшой зелёный остров посреди океана, Настя даже улыбнулась. Кажется, Серёжка и правда мечтает об отдыхе на экзотическом острове.

Почта Маркелова оказалась забита. Две страницы старых писем и восемь новых посланий, ещё непрочитанных. Настя хмыкнула, обозревая всё это богатство, и тут же прониклась к мужу сочувствием. Всё-таки работа у него не сахар. Машинально, даже без особого любопытства, пробежала глазами по заголовкам писем, собираясь выйти из почтового ящика Сергея и войти в свой. Поняла, что муж попросту давно свой ящик не чистил, между нужными письмами от конкретных людей попадался откровенный спам и реклама. Но сама Настя ничего удалять не стала, пусть муж сам думает, что именно ему нужно. Вот только одно письмо, с броской рекламой в оглавлении, внимание привлекло. «Пансионат «Сосновый бор» значилось крупными буквами. И дальше слоган: «Мы всегда ждём Вас! В любую погоду!». Настя навела курсор мыши на заголовок и щёлкнула, желая посмотреть проспект, что именно готов предложить пансионат «Сосновый бор» для отдыха. Может, на выходные туда съездить? Пока до Бора-Бора никак не добраться.

Вот только это оказалась не реклама и не проспект. В начале письма Сергея Борисовича благодарили за то, что он выбрал их пансионат для своего отдыха, надеялись, что он посетит их ещё не раз, а ниже прилагалась полная распечатка счёта для оплаты. Настя непонимающе нахмурилась. Открыла приложенный документ, пробежалась глазами по рядам цифр.

Так. 23–25 июля, двуспальный номер люкс… Мини-бар, телевизор, интернет, обслуживание в номере… Парковка, счёта за массаж и спа-процедуры…

Сердце забилось и стало страшно. На минуту, но это была отвратительная минута. А в памяти уже пыталась воскресить события двухнедельной давности. Где Серёжа был в эти дни? Уезжал, да, но точное число… Пролистала назад настольный календарь. Точно, вот пометка, что двадцать третьего числа — командировка. Ещё подчёркнуто дважды. Настя календарь в покое оставила, откинулась на мягкую спинку дорогого кожаного кресла мужа и бессмысленным взглядом уставилась на экран компьютера. Сердце продолжало стучать, и о Хшояне она уже не вспоминала. Думала о том, как провожала мужа в командировку в прошлый раз, как он уезжал, обещал позвонить и привезти из Новосибирска сувенир. И, кажется, на самом деле что-то привёз, и успокаивал её по телефону, что нормально долетел и устроился в гостинице. Всё совсем, как вчера. А на самом деле его не было в Новосибирске. Он три дня провёл в пансионате «Сосновый бор», с кем-то. Взглядом нашла строчки о массаже и спа-процедурах. Что-то не верится, что Серёжка возжелал принять грязевую ванну.

Резко поднялась и заходила по кабинету. Пальцами обхватила своё горло, понимая, что начинает задыхаться. Вот тебе спокойствие и лёгкость в семье. Настолько успокоилась, что не заметила, что муж врать начал. Командировка у него… От неё у него командировка, устал он. Как она могла не почувствовать? Хотя, у неё времени не было. Работа, годовщина, все эти проблемы, родственники, банкет…

— Мам, можно я с Юлей и Раей пойду гулять?

Настя от своих мыслей оторвалась, на дочь посмотрела, не сразу сообразив, о чём та её спрашивает. Потом кивнула и заставила себя улыбнуться.

— Да, конечно. Только надень кроссовки, на улице ещё сыро.

Вика кивнула и убежала одеваться, а Настя снова пустым взглядом за окно уставилась. В голове не укладывалось, как Серёжка смог всё от неё скрыть, как ему это удалось. У них в последнее время всё так хорошо было, они не ругались, не обижались друг друга, она радовалась, как последняя дура, что всё так спокойно и гладко, а оказывается не всё гладко, просто Маркелов совершенствуется в умении врать.

Плакать хотелось. А ещё лучше уткнуться лицом в подушку и завыть. Даже попытку предприняла, когда Вика ушла гулять. Вот только завыть не получилось, в горле ком, в сердце боль и дрожь по всему телу. Наверное, к лучшему, что Серёжки рядом нет, иначе бы она его просто убила, не удержалась бы. В этот момент даже неважно было, с кем Маркелов отдыхать ездил, больно не из-за этого, а именно из-за лжи, что Серёжка нагородил.

Она так ему и не позвонила в этот день, не смогла себя заставить. Понимала, что он ждёт, ведь они договаривались, а у них в семье было принято, что раз обещано, необходимо позвонить. Обязательно. Раз не звонишь, значит, что-то случилось.

А разве сейчас не так? Разве не случилось?!

Серёжа сам позвонил, ближе к вечеру. Настя как раз посуду после ужина мыла, очень медленно водила губкой по тарелке, а думала совсем не о мытье посуды. Всё ждала звонка, и понимала, что не знает, что мужу сказать. Ей вряд ли хватит сил притворяться, что ничего не знает. Не знает, что он ей изменяет. Да и зачем скрывать? Это не решит проблемы. Он уже начал ей врать, а если ещё и она ответит тем же, всё покатится вниз, как снежный ком. В конце концов, не выдержала и бросила мыльную губку вместе с тарелкой в раковину. Грохот тарелки о металл совпал со звуком зазвонившего телефона. Настя нервно сглотнула.

— Ты почему не позвонила? Я ждал. Что-то случилось?

— Нет.

— А почему у тебя такой голос?

Настя закрыла дверь на кухню, прошла к окну и присела на широкий подоконник.

— Серёж, а ты где?

Он хмыкнул в задумчивости.

— С утра ещё был в Риге. Ты забыла?

— Да нет. — Она помолчала, пытаясь справиться с подступающими слезами. Вздохнула глубоко, надеясь, что хоть голос будет звучать ровно. Пока с собой боролась, на заднем фоне послышался женский голос.

— Серёж, мы идём?

Маркелов от трубки отстранился и вроде шикнул еле слышно на говорившую. А Настя горько усмехнулась, пальцы к губам прижала, когда те затряслись. Сделала ещё один глубокий вдох. Всё-таки это помогает.

— Это с ней ты в «Сосновый бор» отдыхать ездишь?

Он, кажется, не расслышал. Переспросил:

— Что?

— Я спрашиваю, ты со своим новым юристом спишь?

Ещё одна пауза повисла.

— Насть, ты чего говоришь-то?

— Не знаю. А может ты и не в Риге? Я полдня думала, может мне в «Сосновый бор» позвонить? А то ведь у меня муж такой усталый был в последние дни, может, не работать, а отдыхать рванул? С новым юристом. Или в тот раз не она была?

— Настя…

— Пока я, как последняя дура, банкет этот чёртов готовила, чтоб он провалился, словно это мне нужно было; пока я твоих коллег и начальство обзванивала, дурацкие разговоры с ними разговаривала, а потом ещё улыбалась им весь вечер, ты в это время любовницу отдыхать возил! Что ты мне тогда говорил? Мне в Новосибирск надо? На пару дней? Очень срочно! — Она всё это выкрикнула в трубку, и в испуге замолчала. Выглянула за кухонную дверь, прислушиваясь, но дочка из своей комнаты так и не показалась. Настя снова дверь прикрыла и вернулась к окну. На другом конце провода тишину ничто не нарушало, Маркелов, вроде бы, даже дышать забыл. Наверное, продумывал линию защиты. — Скотина ты, Маркелов.

— Насть, успокойся, — попросил он, наконец. — Я знаю, как это выглядит, но…

— А почему ты не спрашиваешь, как я узнала? — Настю не на шутку понесло, дрожь из голоса ушла, одна злость — невероятная, невыносимая злость осталась. — Ты ведь даже не прячешь ничего. Правильно, зачем? У тебя ведь жена — дура доверчивая. Она по телефонам твоим не лазит, почту не проверяет, не спрашивает где ты, и с кем ты время проводишь. Можно гулять! А потом зайдёшь случайно в твою почту, а там всё чёрным по белому. Счета за гостиничный номер, за рестораны, за спа-салоны! Лучше тебе не приезжать, Маркелов, — продолжила она совсем другим, глухим тоном. — Если я тебя сейчас увижу, я просто не знаю, что я с тобой сделаю. Сиди в своей Риге или где ты там находишься… мне всё равно! Но дома не появляйся!

Она нажала на отбой, с трудом поборов желание швырнуть телефон на пол, но удержалась, без сил опустилась на стул. Телефон снова зазвонил, не прошло и минуты. Помедлила, прежде чем ответить, знала, что это муж. Её злость в комок собралась и в горло пролезла с большим трудом, Настя её проглотила. А следом слёзы потекли и первое рыдание вырвалось. Но телефон к уху всё-таки поднесла, правда, не сказала ни слова.

— Настя, я тебя прошу, давай поговорим спокойно. Не знаю, что ты там себе надумала, но я, правда, в Риге. Я тебе клянусь!

— Не клянись, — сказала она, шмыгнув носом. — Козлёночком станешь.

— Настя!

— И ты, сволочь, на нашу годовщину её позвал! — осенило её.

— Я не звал, — мрачно отозвался он, — ты позвала. Всех адвокатов нашей конторы.

— Так это я, значит, виновата!

— Я не говорил, что ты виновата! Я виноват, я! Настён, прости меня.

— Ты даже не отрицаешь…

— А смысл? Будто я тебя не знаю, ты теперь не успокоишься, пока не будешь знать точно.

— Не хочу я знать, я ничего не хочу знать, — проговорила она и зажмурилась. — Ты же мне обещал, ты мне клялся… — Она слёзы ладонью вытерла.

— Насть, это ничего не значит.

— Это для тебя ничего не значит! Я ведь каждое утро просыпалась и думала: господи, ну наконец-то, он нагулялся, перебесился, всё у нас так хорошо. А оказывается, ты просто врать научился мастерски. Смотреть мне в глаза и врать!

— Настя! — в который раз выдохнул он её имя, и даже простонал коротко в трубку, видно, тоже с трудом слова подбирал. — Я тебя прошу, успокойся. Я прилечу завтра, и мы с тобой поговорим. Это не телефонный разговор. — Но снова сорвался на уговоры. — Ты моя жена, это всё, что мне нужно. А… остальное…

— Я не хочу тебя видеть, — сказала она, чеканя каждое слово. — И разговаривать с тобой не хочу. И не надо прилетать, приезжать, ничего не надо. Оставайся со своей блондинкой! И вообще… пошёл к чёрту! — выкрикнула она, и телефон выключила. И не просто выключила, а сходила в гостиную и выдернула шнур из розетки. Потом выключила свой мобильный. Опомнилась, когда поняла, что мечется по квартире, с этими дурацкими телефонами в руках. Села на диван в гостиной и лицо руками закрыла. Сердце прыгало в груди, в висках стучала боль, и Настя только успевала слёзы вытирать. И очень боялась, что Вика из комнаты выйдет и увидит её такой. Придётся объяснять, что-то придумывать, а она ничего не сможет придумать. Тяжело поднялась, опираясь на подлокотник, ушла в ванную.

Решение пришло неожиданно. Понимала, что Серёжка в данный момент уже заказывает билет на самолёт, чтобы как можно скорее вернуться в Москву, а Настя честно не хотела с ним видеться. Ей нужно было время, хотя бы немного. Невозможно думать, когда тебя обида душит. Остаться дома и просто ждать возвращения мужа, представлять, как он войдёт в квартиру, снова виноватый, что ей скажет, как будет уговаривать, просить, держать за руки. От всего этого хотелось закричать, даже просто представляя, становилось невыносимо, а уж как она это переживёт в реальности — не знала. Всё снова повторится — их дом, их вещи вокруг, которые делали их счастливыми изо дня в день столько лет, ребёнок рядом, а Маркелов снова будет просить прощения, всё теми же словами, даже обещания будут те же. Обещаю, больше никогда, клянусь…

— Вот ведь гад. — Лида головой качнула, глядя на подругу. — Даже не отрицал?

Настя слабо усмехнулась, зажмурилась, потом аккуратно вытерла слёзы.

— Он хорошо знает, когда следует признаться. Ему за это деньги платят, большие.

— Кастрировать его надо, вот и весь сказ. — Григорьева поднялась, нервно заходила по кухне. Схватилась за сигареты.

— Ты с магазином справишься одна?

Лида остановилась, посмотрела с тревогой.

— А ты куда собралась?

Настя помолчала, прежде чем ответить.

— На свою малую родину. Не хочу его видеть.

— Насть.

Настя её жестом остановила.

— Родителям надо с квартирой помочь, вот поеду, отвлекусь. Займусь делом. Ты справишься?

— Да справлюсь, конечно. Но ты понимаешь, что он завтра прилетит, и следом помчится?

— Мне всё равно. Я не хочу встречаться с ним дома, не хочу слышать, что он мне говорить будет.

— Мне сказать ему, куда ты поехала?

— Не знаю. — Рукой по столешнице провела. — Не надо… А может, надо, иначе он в розыск подаст.

Лида хмыкнула.

— Да, Маркелов может. Кобелина, — сказала она с чувством. — Чего вот не живётся? Мало мы для них делаем? Мой тоже, секретаршу себе завёл. Ты бы видела, Настя! У неё ноги, реально, от шеи. Думаешь, для дела завёл? Нашёл дуру ему верить!

— Самое обидное, Лид, что я ничего не заметила.

— Не заметила, потому что замечать нечего было. Или ты думаешь, у него всерьёз с этой блондинкой? — Лида только рукой махнула, стряхнула пепел с сигареты в серебряную пепельницу. — Поэтому я и не понимаю, чего ему не живётся спокойно! Остроты ощущений ему не хватает! Одно слово — кобель.

Настя глаза опустила, прикусила верхнюю губу. У неё уже не было сил гадать, чего именно Серёжке не хватает в семейной жизни. А Лида её за руку взяла.

— Насть, он тебя любит. Серёжка так смотрит на тебя всегда. Просто дурак, я не знаю, как такое может быть, но… Хочешь, я пойду к этой блондинке и на место её поставлю? Хочешь?

Настя улыбнулась сквозь слёзы и головой покачала.

— Ну, и правильно. Не стоит она того. Позавидовала она, я ещё тогда это поняла, на банкете. Она так на вас смотрела. А Серёжка — дурак, ему предложили себя, и он, конечно, не отказался. А любит он тебя.

Настя не ответила. Нечего было сказать, не рассказывать же подруге всю их с Серёжей историю с самого начала. Она никогда и никому об этом не рассказывала, всё это было между нею и мужем, и Насте всегда казалось, что их это сближает, их общая тайна, такого неудачного начала семейной жизни. Из-за этого и прощала его, понимая, что не может ничего от него требовать. Но это было в начале их пути, а потом, когда поняла, что он не просто муж, а муж любимый, стало намного обиднее. И она не понимала, как он может ей врать, если смотрит так, если в любви признаётся. Редко, но зато по-особенному, она ни разу не усомнилась. Но почему тогда? Чего ему не хватает? Она искренне не понимала.

И кто может её осудить за то, что ей надоело строить предположения? Уж точно не Маркелов.

10

Родной город встретил новостройками, новыми торговыми центрами, изобилием рекламы и ярких вывесок. Настя в удивлении оглядывалась по сторонам, узнавая расположение улиц, вспоминая их названия, но понимая, что не ожидала таких видимых перемен. Ей почему-то казалось, что возвращаясь в город детства, она найдёт всё таким же, каким оставила когда-то, в своих воспоминаниях. Может и изменившимся, но не настолько. А сейчас видела обновлённый проспект, незнакомые названия и магазины, клумбы, которых раньше не было, и количество машин на дорогах увеличилось в несколько раз. Мимо проезжали новые немецкие автобусы, напротив педагогического университета был установлен огромный цифровой рекламный щит, и, кажется, только люди прежние, явно не москвичи, которые вечно куда-то торопятся и бегут, словно жить не успевают. А здесь спокойнее, здесь скверы и парки, порой совсем небольшие, но очень милые, фонтаны незнакомые, и люди идут по улицам, не стремясь кого-то обогнать или сбить с ног.

Настя перестроилась в левый ряд, остановилась на светофоре, и снова, не удержавшись, принялась оглядываться по сторонам, пытаясь понять, что она помнит, а что появилось без неё. Вспоминала, когда была здесь в последний раз. Лет восемь назад, когда родители переезжали, а точнее, уезжали отсюда, и они всеми силами им в этом помогали. Тогда они с Серёжей приехали, но совсем ненадолго, только для того, чтобы проследить за погрузкой вещей и сопроводить грузовую машину к месту назначения. Пробыли в городе совсем недолго, от силы полтора часа, Настя даже никого из знакомых и бывших приятелей не встретила, только соседку тётю Валю, которой было любопытно, а Насте совсем не хотелось с ней откровенничать. К тому времени двоюродная бабушка Сергея, к которой он приезжал на каникулы, уже умерла, и поэтому их никто не встретил. И они сразу уехали, их ничто не задержало, хотя Настя и чувствовала, как щемит сердце от воспоминаний о детстве и юности, проведённых здесь. Но с тех пор прошло слишком много времени, и Настя, признаться, начала забывать, горечь ушла уже давно, да и тоска вслед за ней, и теперь, глядя по сторонам, понимала, что приехала в чужой город. Здесь столько изменилось без неё, что и не узнать. А её жизнь уже давно связана с Москвой, здесь же живут воспоминания. Когда они с Викой рано утром уезжали из столицы, Насте казалось, что она вздохнёт с облегчением, оказавшись в городе своего детства, а теперь вот понимала, что это вряд ли случится, она здесь гость, и приехала совсем ненадолго, так что незачем ждать чуда, что она вернулась и этим решит свои проблемы.

— Мама, ты здесь жила?

Вика, которая за несколько часов в машине изрядно вымоталась и заскучала, заметно оживилась, когда они въехали в незнакомый город. Головой крутила, оглядываясь, рассматривала незнакомые места и достопримечательности.

— Да, жила.

— А папа?

— А папа приезжал. Иногда.

Спальный район, в котором она когда-то жила, изменился меньше, чем центр города, с его площадями и проспектами. Но и здесь время на месте не стояло, тут и там попадались супермаркеты, несколько торговых и развлекательных центров встретилось, появился рынок, но дома всё те же, улицы и проулки, подворотни. Собираясь свернуть в некогда родной двор, Настя повернула голову, чтобы увидеть гастроном, в который так любила захаживать, и всерьёз огорчилась, когда вместо него увидела вывеску мебельного магазина. Вот так вот, не продают там больше её любимые молочные коктейли. А она ведь мечтала…

Самое удивительное, что в самом дворе жизнь как будто остановилась. Те же подъезды, кособокие лавочки перед некоторыми, детская площадка, с покосившимся грибком, и даже качели, кажется, те же. Просто поразительно. Настя, чувствуя, как замирает от тоски сердце, остановила машину перед своим подъездом, и нервно сглотнула, не справившись с чувствами. Смотрела на окна родительской квартиры и самой себе не верила. Сколько, говорите, лет прошло?

Вика, как только машина остановилась, завозилась на заднем сидении, торопясь отстегнуть надоевший за несколько часов ремень безопасности, и пряча в цветастый рюкзачок свои вещи, которые достала из него за время пути. Электронную игрушку, книжку про Гарри Поттера и пакетик с шоколадной карамелью. Сунула в карман несколько фантиков, зная, что мать не терпит мусора в своём автомобиле. А Настя тем временем вышла, и остановилась, опираясь на открытую дверцу, снова огляделась. На самодельной клумбе, за невысоким заборчиком, цвели бархотки, а чуть дальше, на верёвках сушилось бельё. Настя уже и забыла, что такое бывает и это в порядке вещей — сушить бельё на улице, у всех на виду.

Дом, милый дом…

Горло вдруг перехватило спазмом и на глаза слёзы навернулись. Пришлось глубоко вдохнуть, чтобы успокоиться. Не хватало ещё перед дочкой расплакаться и потом объяснять, что с ней такое случилось. Нервы ни к чёрту.

— Интересно, — проговорила тем временем Вика. Настя голову повернула и поняла, что дочка из машины вышла и теперь стоит рядом с ней. А она настолько погрузилась в воспоминания, что не заметила этого. А Вика руку в бок упёрла, откинула за спину рыжую косичку и на цыпочки приподнялась, осматриваясь. — Мам, где можно гулять?

— Только во дворе. Со двора ни шагу.

Вика снова обвела взглядом двор, потом поинтересовалась:

— А где охрана?

Настя вдруг улыбнулась, тут же забыв про слёзы. Погладила дочь по голове.

— Здесь нет охраны, Вика. Здесь нужно самой за собой следить, поэтому и говорю — со двора уходить нельзя.

— Да ладно, что я, глупая совсем? Понимаю.

— Очень хорошо, что понимаешь.

Они достали из багажника машины две сумки с вещами, поставили их на лавочку, а после Настя вернулась к автомобилю, и присмотрелась к нему, словно к незнакомцу. Да, её «фольксваген-жук» озорного оранжевого цвета, смотрелся в этом дворе странно, даже чудаковато. Совершенно не вписывался в обстановку. При покупке Настя совсем не думала о том, как автомобиль будет «вписываться», на московских улицах он смотрелся стильно и достаточно престижно, а вот здесь немного смущал своим присутствием, причём не кого-то, а именно Настю, она словно ждала, что её оправдываться заставят за его наличие.

— В деревне мне нравится больше, — пыхтя от натуги, проговорила Вика, когда они втаскивали сумки в подъезд. Точнее, втаскивала их Настя, но дочка изо всех сил старалась помочь, уцепилась за ручки и старалась взять хоть часть веса на себя.

— Это сейчас там хорошо, — возразила Настя, — когда бабушка с дедушкой там всё устроили. А когда там жила моя бабушка, дом был раза в четыре меньше, и без всяких удобств.

— Каких удобств? — не поняла Вика.

— Без ванны, душа. Даже туалет был на улице.

Вика выпустила ручку сумки, замерла на ступеньке.

— Это как?

— Это как у деда Василия в конце улицы.

— Бр-р.

— Вот так вот. — Сумка была поставлена на пол перед дверью квартиры, а Настя принялась искать ключи в своей сумочке.

— Надо было папу подождать, — сказала Вика. — Он бы быстро всё внёс.

— Папа в командировке.

— Но он ведь приедет.

Настя вздохнула в сторонку.

— Мы и сами прекрасно справимся.

— Как без папы-то?

— А мы попробуем.

Ключ легко повернулся в замке, Настя дверь толкнула, и помедлила на пороге, заглядывая в квартиру. Сердце билось тяжело и гулко, словно она собиралась сделать шаг и вернуться в своё прошлое.

— Мам, ну ты чего? — Вика в нетерпении протиснулась мимо неё и прошла в квартиру. Начала осматриваться, вцепившись в лямки своего рюкзака. — Мама, здесь почти нет мебели!

— Да? — Настя всё же перешагнула порог, втянула внутрь сумки, и, наконец, закрыла дверь. Вдохнула глубоко, стараясь погрузиться в свою прежнюю жизнь — в её запахи, звуки, интерьер.

— Надо купить!

— Вика, нам не нужна мебель, нам нужно продать квартиру.

— С мебелью выйдет дороже.

Настя улыбнулась.

— Да, ты у меня делец.

Мебели на самом деле было мало. Что-то вывезли родители при переезде, а то, что привезла с собой тётка, когда заселялась, увезла обратно, на квартиру нового мужа. То есть, на новую квартиру мужа, так наверное правильно и не столь двусмысленно звучит. Настя прошла по родительской квартире, открывая все двери подряд. В большой комнате диван и стенка «Русь», в маленькой ещё диван, небольшой и почему-то в разложенном состоянии. Шкаф, старенький письменный стол, за которым ещё она занималась, учась в школе. В прихожей тумбочка, на которой раньше стоял телефон, а теперь старая хрустальная ваза; вешалка на стене. А вот на кухне всё, как прежде: гарнитур, стол в углу, табуретки. Только техники не хватает, на стене вон пустое место с выцветшим обоем, видимо, там микроволновка не один год висела. Но в принципе чисто, тётка побеспокоилась, убралась, прежде чем окончательно выехать. Настя под ноги себе посмотрела, потом провела рукой по обоям, разглядывая незнакомый узор.

— Мам, я там буду жить? — Вика указала на открытую дверь в некогда Настину комнату.

Она кивнула.

— Да. Кровать есть, стол есть, шкаф. Что ещё надо?

Вика выразительно посмотрела на неё.

— Ты серьёзно?

Настя дёрнула её за косичку.

— Ладно, не стони. Нужно бабушке и дедушке помочь. Это ненадолго, зайчик, через недельку я отвезу тебя в деревню.

Вика ничего не ответила, прошла в маленькую комнату и скинула с плеч рюкзачок, положила его на разложенный диван. Затем подошла к окну и отдёрнула в сторону занавеску, выглянула на улицу. И крикнула:

— Мама, под окном цветы растут!

— Вот видишь, как здорово, — отозвалась Настя, но скорее машинально. Прошла в большую комнату, в которой когда-то жили родители, села на диван и глаза на минуту закрыла, откинувшись на спинку. Почему-то никак не получалось сказать, что она дома. Что-то мешало. Может, мысли о муже? О том, что он где-то, с кем-то, и что он натворил.

Вскоре Вика заявила, что хочет есть. Да и вообще время обеденное, а завтракали они очень рано, выехали из дома — семи утра ещё не было. Настя кивнула, заверила дочку, что она помнит об обеде, а сама никак не могла закончить телефонный разговор с матерью, которой хотелось знать все подробности — как они с Викой добрались, в каком состоянии квартира, и с чего Настя собирается начать, ведь нужно собирать документы на продажу.

— Мама, я все сделаю, найму человека…

— Где?

— Я не знаю пока, наверное, в агентстве недвижимости. Не сама же я буду бегать…

— Насть, это ведь не Москва, вдруг там нет людей, которые бы занимались сбором всех бумажек.

— Мама, сейчас везде такое есть. Только деньги плати.

Это заявление Галине Викторовне не понравилось, она даже попыталась что-то возразить, но Настя перебила её, сказав, что Вика хочет есть.

— Поговорим позже, хорошо? Я позвоню.

— Холодильник пустой, — заявила дочка тем временем.

— Конечно, пустой. Здесь же никто не живёт.

Телефон у Насти в руке снова зазвонил, она взглянула на дисплей, и поторопилась мобильный отключить, увидев высветившееся имя мужа. Не успела телефон включить, чтобы связаться с родителями, так Маркелов тут как тут, уже звонит.

— Поедем в ресторан, — предложила Настя дочери. — Пообедаем, а на обратном пути заедем в магазин, продуктов купим.

— Может, в Макдональдс? — невинно предложила Вика. Но Настя решительно покачала головой.

— Ни за что.

Пришлось покататься по району, прежде чем увидели вывеску «Ресторан». До этого попадались небольшие кафе, но Настя как-то не рискнула в них зайти. А тут всё-таки большой, на вид приличный ресторан, вот только в обеденное время они оказались единственными посетителями. Заняли столик у окна, Настя смотрела, как дочка с аппетитом ест, и время от времени поглядывала в сторону работающих аттракционов в парке через дорогу. Всё казалось чужим и незнакомым, хотя вот то Чёртово колесо она ещё с детства помнила.

— Давай прокатимся, — как бы между делом предложила ей Вика, разламывая ложечкой песочное пирожное.

Настя с ней глазами встретилась, улыбнулась.

— А почему бы и нет?

В парке аттракционов они провели почти час. Сделали два круга на Чёртовом колесе, потом прокатились на Весёлых горках, но этой поездке Настя уже была не рада. Волосы растрепались, а ещё лак на ногтях облупился, после того, как она судорожно цеплялась за металлический поручень. Зато Вика была довольна. Весело подпрыгивала, держась за её руку, когда они шли через парк, а потом попросила сладкой ваты.

— Ты же не любишь, — удивилась Настя.

— А сейчас хочу. Зелёненькую.

Заехав по пути в супермаркет, домой вернулись с покупками. Настя уже в магазине задумалась о том, что зря не проверила, как работает старенький холодильник. Не хотелось, чтобы бы он потёк, получив такое изобилие продуктов в своё нутро, вдруг не сможет от удивления оправиться? Припарковав «жук» на прежнем месте, прямо под окнами своей квартиры, заднюю дверь Вике открыла, а потом багажник, начала выгружать пакеты с покупками.

— Возьми вот этот, — сказала она дочери, указав на самый лёгкий, — и неси пока к лавочке.

— Как без папы трудно, всё самим делать приходится, — вздохнул ребёнок. А Настя кинула на девочку подозрительный взгляд. Может, Вика что-то поняла или услышала случайно, и поэтому без конца напоминает ей об отце?

— А что в этом плохого? — улыбнувшись, поинтересовалась Настя.

— Да ничего, но папа ведь таскает твои сумки.

— Мои сумки?

— Да.

— Интересно. А я, значит, ни на что не гожусь?

— Мама, но я же про сумки говорю! А ты его за это потом кормишь.

Настя замерла на секунду, затем рассмеялась.

— Какое у тебя точное определение наших обязанностей. А для себя ты какие обязанности определила?

Вика поставила пакет на лавку, пожала плечами.

— Я ребёнок.

— Как удачно.

— А папа приедет, мам?

— Не знаю. Наверное. — И всё же решила поинтересоваться: — Почему ты о папе постоянно спрашиваешь?

— Он домой приедет, а нас нет. Ему далеко до нас ехать.

— Ничего.

— И куклу он мне обещал. У меня никогда не было деревянной куклы.

— Вот только деревянной, наверное, и не было, — попыталась все перевести в шутку Настя.

Вика ничего не ответила.

Дверь открылась, из подъезда вышел мужчина, легко сбежал по выщербленным ступеням крыльца, видно было, что торопился, Настя даже отошла в сторонку, чтобы не мешаться, и не сразу поняла, кто перед ней. Стремительный, интересно одетый, а светлые, выгоревшие на солнце волосы, небрежно взлохмачены, на носу дорогие тёмные очки. Догадалась только, когда мужчина остановился перед ней, очки на нос спустил, к ней приглядываясь, и встретив его озорной взгляд, Настя уже с уверенностью произнесла:

— Федя.

А он очки совсем снял, оглядел её с головы до ног, и насмешливо фыркнул.

— Настён, ты что ли?

Она разулыбалась.

— Я.

— Ничего себе.

— Вот именно, что ничего себе. — Она приглядывалась к Леру с недоверием. А когда он широко заулыбался и раскинул руки в стороны, рассмеялась, и даже приобнять себя позволила.

— Настёна, уж не чаял увидеть. — Федя вдруг её от земли приподнял, и Настя ахнула.

— Поставь меня, что делаешь-то?

Он её отпустил, отошёл на шаг и снова к ней присмотрелся.

— Слушай, классно выглядишь.

— А ты этим, кажется, удивлён?

— Да нет, но… Сколько мы не виделись?

— Десять лет, Федя.

— Десять лет. Обалдеть. — Лер даже головой мотнул.

— А ты тоже здорово выглядишь, — решила похвалить его в ответ Настя. Окинула его взглядом, оценила фирменную футболку, дорогие джинсы, к тому же шею Лера охватывала золотая цепочка приличной толщины, и сейчас, спустя годы, в её качестве сомневаться не приходилось. Настя даже по плечу бывшего соседа похлопала. — Молодец, Федь. Я тебя даже не узнала.

— Да… — Тот лишь отмахнулся. Наконец он приметил девочку, удивлённо вздёрнул брови при виде знакомых рыжих косичек, смело встретил любопытный детский взгляд, и Насте кивнул. — Твоя?

Она дочку к себе притянула.

— Моя. Вика, это дядя Федя, наш сосед.

Вика оглядела незнакомца придирчивым взглядом.

— Ещё один?

— Чего это «ещё один»? Я единственный.

Настя рассмеялась.

— У нас в Москве сосед тоже Фёдор.

— О, москвичи, — фыркнул Лер.

— А ты здесь так и живёшь?

— Вернулся года полтора назад. Как развёлся.

— Что так?

— Что вернулся или что развёлся? — хмыкнул он. От девочки немного отвернулся и схватил себя за горло, при этом выразительно взглянул на Настю. — Совсем за жабры взяла. Оставил ей всё и свалил. А на новую квартиру пока не заработал. А у тебя как? Ты же с Маркеловым уезжала.

— Папа в командировке, — влезла Вика в разговор взрослых.

— Да? — Лер этой информацией очень заинтересовался. — Всё ещё женаты?

Вика всерьёз нахмурилась, глядя на взрослого дядю, который явно странно себя вёл и задавал ещё более странные вопросы. А Настя же спокойно кивнула.

— Да, женаты.

Федя хмыкнул.

— Ну, вы молодцы, ребята.

— Стараемся, — проговорила Настя без особой радости.

— Значит, ты не насовсем?

— Нет. Родители задумали квартиру продавать, вот я и приехала.

— Ну правильно, Галина-то ваша съехала. — Посмотрел на пакеты на скамейке. — Помочь?

— Если не торопишься, Федь. Буду очень благодарна.

— Да не вопрос.

Настя забрала у Вики самый лёгкий пакет и щёлкнула брелком сигнализации. «Жук» послушно мигнул фарами, что вызвало у Лера интерес. Он на машину оглянулся.

— Так это твоя?

— Да.

— А мне мать с утра говорит: приехал кто-то на чудной машинке.

— Она не чудная! — воспротивилась Вика. — Мы любим «жука»!

Федя опустил к ребёнку заинтересованный взгляд, затем качнул головой, вроде в недоумении.

— Какая ты. Вся в маму.

Настя улыбнулась.

— И что это значит?

— Ты такая же ходила по двору, с малолетства, деловая колбаса. Только шевелюра рыжая везде и мелькала. Ой, не рыжая!

Настя открыла перед ним подъездную дверь, рассмеялась.

— Да ладно, Федь. Рыжая я, рыжая.

— Солнцева, ты меня пугаешь.

— Боже, Федь, как давно меня никто так не называл! Я столько лет уже не Солнцева.

— А Серго-то приедет?

Улыбка на Настиных губах растаяла. Она отвернулась к двери квартиры, принялась замки отпирать, радуясь, что за этим делом может спрятать от Лера свои эмоции.

— Я не знаю, не уверена. Он очень занят.

— А когда он был не занят? Деловой наш.

Фёдор прошёл на кухню, поставил пакеты на стол. А Настя не утерпела, поинтересовалась:

— А ты чем занимаешься?

— Так я это, «Ультру» купил. Точнее, с другом напополам купили. Он сам в Москву перебрался, а я здесь заведую. Хороший доход приносит, между прочим.

— С ума сойти. — Настя на самом деле была поражена. — Ты молодец, Федя.

— Мой клуб — моя крепость, — рассмеялся он.

— Не пьёшь?

Он странно скис.

— Знаешь, Настён, как на духу тебе скажу, иногда и рад бы. Но ведь в чём свинство, привык к хорошему. Не меньше ста баксов за бутылку. А за такие деньги особо не попьёшь, разоришься. Приходится вести трезвый образ жизни.

— Молодец, — снова похвалила его Настя, рассмеявшись.

— У меня такое чувство, что ты мне кличку дала, — несколько язвительно отозвался Лер. — Молодец!

— А что поделать, раз ты молодец?

Он на часы глянул.

— Ладно, я пойду, у меня дела. — В расстройстве поскрёб гладко выбритый подбородок. — Пожарники должны прийти, снова будут душу и деньги из меня тянуть. Но мы с тобой ещё поговорим. Ты ведь не уезжаешь?

— Нет, пока не уезжаю.

— Вот и отлично. Солнцева, я, честно, рад тебя видеть. — Он окинул Настю выразительным взглядом и пошловато хмыкнул. — Особенно, когда ты так выглядишь. Как из журнала.

Настя поморщилась.

— Только не говори из какого, — попросила она. — Не хочу знать.

Федя ухмыльнулся, потом посмотрел на девочку, которая стояла у стены и внимательно за ними наблюдала.

— Пока, мелкая Солнцева, — попрощался он.

Вика выдвинула ногу вперёд, совсем как отец, и упёрла руку в бок, принимая вызывающую позу.

— Я — Маркелова!

— Вот сейчас я вижу, — рассмеялся Лер. — Потом поговорим, Насть.

— Поговорим, — согласилась она, открывая ему дверь. — Удачи тебе с пожарниками.

Федя рукой махнул и быстро спустился по ступенькам, хлопнула подъездная дверь.

— Мам, кто это?

Настя на дочку обернулась, та на самом деле выглядела обескураженной.

— Это дядя Федя, друг моего детства. И не говори, что он тебе не понравился. Такого ещё не было. — Настя прошла на кухню, а Вика замерла в дверях. Посмотрела в задумчивости.

— У тебя, оказывается, было трудное детство.

Настя от неожиданности замерла, перестала шуршать пакетом, через плечо обернулась, но дочка уже убежала в свою комнату. Оставалось лишь в растерянности хмыкнуть.

Сергей приехал на следующий день. Настя ждала его появления, мысленно пыталась просчитать время — когда он, самое позднее, может прилететь; сколько времени ему потребуется, чтобы выяснить, куда они с Викой уехали, а это зависит от выдержки Лиды и больше ни от чего; сколько времени добраться сюда. Она ждала его и волновалась. Кормила дочку завтраком, почти не слушая, что та ей говорит, только кивала. Потом они вместе сходили в салон красоты, Настя сделала маникюр, а Вика внимательно наблюдала за процессом. Она любила ходить вместе с матерью в салон, даже никогда не канючила, сколько бы времени не требовалось потратить на наведение красоты, Вике всё было интересно, а уж если ей самой нужно было сесть в парикмахерское кресло — восторгу не было предела. В этот раз в салоне они провели около часа, и когда вышли на улицу, Настя сразу кинула взгляд на часы. Время приближалось к обеду, и по Настиным подсчётам Маркелов должен был вот-вот появиться. Даже подумала, что когда они вернутся к дому, он уже будет их ждать у подъезда. Вот только предугадывать, в каком настроении он будет — не хотелось. Это он провинился, а не она, и выслушивать его претензии за столь скорый и сумасбродный отъезд, она не намерена.

Но у подъезда их никто не ждал, Настя ещё постояла немного на улице, наблюдая за дочкой, которой захотелось покататься на качелях. Та побежала на детскую площадку, а Настя снова окинула некогда родной двор изучающим взглядом. Сейчас все события, произошедшие десять лет назад, — любовные страсти, осуждение соседей, шёпот за спиной — всё казалось странным, и происходило вроде бы не с ней. Когда-то мнение окружающих имело для неё огромное значение, даже мнение людей, которых она толком и не знала, но которые, проходя мимо, могли бросить на неё косой взгляд. И это задевало, это было важно и беспокоило, не давало жить спокойно, ведь так воспитывали её родители, вкладывая в её голову приличия, которые соответствовали их окружению. С годами всё изменилось, не то чтобы наплевать стало, просто изменились ценности, приоритеты; черта, за которую невозможно заступить, отодвинулась и стала чётче, не столь размытая, обусловленная одним словом «нельзя». С возрастом стало понятно, что именно нельзя, а что иногда и необходимо, как бы двулично это не прозвучало.

Что удивило, так это то, что лавочка под кустом сирени, до сих пор была на прежнем месте. Настя настолько этому удивилась, что даже прошла на детскую площадку, чтобы рассмотреть поближе. Не подошла, вдруг испугалась чего-то. Остановилась рядом с качелями, толкнула их, улыбнулась дочке, а сама всё смотрела и смотрела на лавочку. Не давала покоя мысль, что здесь, в этом городе, в этом дворе, ничего не изменилось за десять лет. Она вернулась сюда и почувствовала себя восемнадцатилетней. Не дома, для этого не хватало родителей и чувства покоя в душе, но всё вокруг было знакомо, всё было по-прежнему. Здесь прошла большая часть её жизни. Это было странно, удивительно и… что там говорить? Трогательно. Трогательно настолько, что плакать хотелось. То ли от счастья, что вернулась, то ли от тоски по прошлому, которого не вернёшь.

Серёжка приехал чуть позже. Настя готовила обед на кухне, время от времени поглядывала в открытое окно, на детскую площадку, где Вика пыталась подружиться с местной девочкой, по виду, своей сверстницей. Они уже некоторое время вместе катались на качелях, говорили о чём-то, и даже смеялись. А потом Вика громко крикнула:

— Папа приехал! — и Настя едва тарелку из рук не выронила. Кинулась к окну, увидела, как Вика бежит через детскую площадку, а с другой стороны во двор въезжает чёрный джип Маркелова. Сердце у Насти в груди сделало странный кульбит, даже дыхание сбилось. Она вцепилась в подоконник, с напряжением наблюдая за автомобилем мужа. Вика уже в нетерпении подпрыгивала на тротуаре, ожидая, когда отец припаркуется и выйдет из машины. И руки к нему протянула, как только хлопнула дверца машины. Настя мужа в этот момент видеть не могла, куст боярышника мешал, и поэтому когда Сергей возник в поле зрения, ощутила горячую волну, больше похожую на волнительный трепет, которая мгновенно затопила её изнутри. Она боялась его появления, боялась встретиться с ним взглядом, заговорить с ним… Хотя, это ведь он должен бояться, а не она!

Серёжа тем временем дочку на руки подхватил, поцеловал её в щёку, а Вика его за шею крепко обняла, что-то затараторила, как поступала обычно, соскучившись. Потом рукой на детскую площадку указала, видимо, показывая новую подружку. Маркелов кивнул, но на подружку дочки кинул лишь быстрый взгляд, а потом голову повернул и взглянул на окна квартиры. Приметил жену у кухонного окна, они взглядами встретились, Настя задохнулась и поспешила отойти.

Газ выключила, когда почувствовала запах подгоревшего мяса. Но сейчас не в состоянии была заниматься обедом, а точнее, его спасением. Крышкой сковороду накрыла, руки полотенцем вытерла и в нетерпении откинула его в сторону, не обратив внимания на то, что оно на пол упало. И прислушивалась: к звукам за окном, к голосам, к скрипу качелей, к звуку захлопнувшейся подъездной двери, а потом дверь квартиры открылась. Без звонка, стука, Маркелов просто дверную ручку дёрнул и вошёл. Настя резко отвернулась к окну, когда поняла, что ещё секунда — и он окажется на кухне. Увидела дочку, вернувшуюся к качелям, видела, как Вика, продолжая подпрыгивать на месте от радости, делится с незнакомой девочкой новостями. Папа приехал!

— Настя.

— Я же говорила, что всё бросать и приезжать не стоит.

Сергей на кухню вошёл, обвёл непривычно тесное помещение взглядом. Если честно, ничего не узнавал, только если саму квартиру и вид из окна. И запахи. Пахло жаренным со специями мясом и немного ванилью от большой белой свечи, стоявшей на старом холодильнике. Настя всегда покупала эти ароматизированные свечи, ей нравился аромат. Но всё это не имело никакого отношения к этой квартире, это были запахи их дома, их настоящего, а не прошлого, которое жило здесь. Или Настя надеялась, что жило.

Маркелов осторожно повёл левым плечом, чувствуя, как оно ноет с каждой минутой всё сильнее, потом присел на табурет, не сводя с жены напряжённого взгляда. Не знал, что сказать ей. Пока ехал из Москвы, пытался речь сочинить, казалось, что получается, но сейчас стало понятно, что в голове ни одной дельной мысли, всё впустую.

— Зачем ты из дома уехала? Я приехал, а вас нет.

— А ожидалось, что я буду дома тебя ждать? Как всегда. — Она вплотную подошла к открытому окну, понимая, что не может посмотреть на мужа. Не хотелось показывать ему своё волнение.

— Настя, — снова начал он и запнулся. — Я тебе всё объясню. Я тебе клянусь.

— Что ты делаешь? — Она не выдержала и горько усмехнулась. Повернулась наконец. — Ты мне клянёшься? Серёж, у тебя, вообще, совесть есть?

— Есть, — произнёс он, но вроде бы через силу.

— Нет у тебя совести! — Она наклонилась, подняла упавшее полотенце. — Ты зачем приехал?

— Что значит, зачем? — удивился он. Поднялся. — Я приезжаю, ни тебя, ни ребёнка дома нет. А эта Мата Хари грё…

— Серёжа!

Он рукой махнул.

— Подружка твоя загадки мне загадывает! Уехала, видеть тебя не хочет!..

— Не хочу, — подтвердила Настя в запале.

— И для этого нужно сбегать? Тебе что, двенадцать лет?

— А тебе сколько? Пятнадцать? Гормоны взыграли в одном месте?

Они замолчали, столкнувшись взглядами. Настя была не на шутку возмущена, взглядом мужа сверлила, и тот первым отступил. Сначала глаза виновато опустил, а затем и шаг назад сделал. Повторил:

— Я тебе всё объясню. Только выслушай меня спокойно.

— Выслушать тебя? Как ты мне врать будешь? Не хочу. Как и не хочу знать, чем ты занимался с ней в том пансионате.

Маркелов резко выдохнул.

— Насть, всё не совсем так, как ты думаешь.

— Не совсем так? Но так. Только не совсем.

Сергей ругнулся вполголоса, отвернулся на секунду, а Настя ждать не стала, и вовсе повернулась к нему спиной. Снова занялась обедом, сняла со сковороды крышку, взяла деревянную лопатку, принялась переворачивать мясо, потыкала его краем лопатки. Потом вспомнила, что газ выключила, и тоже чертыхнулась негромко. Почувствовала руку Маркелова на своей талии и дёрнулась.

— Не трогай меня.

Он отступил, но больше сказать ничего не смог, Вика вернулась, громко хлопнула входной дверью, и, не разуваясь, вбежала на кухню. Сразу потянулась к отцу.

— Папа, наконец-то ты приехал!

Маркелов вынужденно улыбнулся, снова опустился на табурет, обнял дочку.

— Ты соскучился, зайчик?

— Да. Да и нам никто не помогает, когда тебя нет!

— Правда? — Сергей кинул на жену долгий взгляд, но та по-прежнему стояла к нему спиной, мясо на сковороде шипело и скворчало, и она занималась им, хотя, Маркелов видел, насколько резки и порывисты все её движения.

— Даже некому сумки нести. — Вика повисла у отца на руках. — Правда, дядя Федя помогал, но он странный. Очень странный.

Сергей дочке в лицо взглянул.

— Какой дядя Федя? Лер?

Вика только плечами пожала, и пришлось обратиться к жене.

— Настя, Лер, что ли?

— Да, — отрывисто ответила она. Повернулась, посмотрела на дочку, на то, как она к отцу льнёт. — Вика, иди мой руки. Скоро обедать.

— Пап, а ты привёз мне?..

— Вика, ты слышала, что я сказала?

Вика губы надула, но спорить не стала, из кухни вышла. Серёжа взглянул с укором.

— Зачем ты кричишь на ребёнка?

— А ты зачем приехал? Меня поучить, как ребёнка воспитывать? Вот и думал бы о ребёнке, а не о бабах.

— Тише.

Настя не ответила, взяла нож и стала нарезать овощи на салат. Серёжка сидел рядом и смотрел на неё. Думал, видимо, что сказать, как её убедить. Настя, в конце концов, не выдержала, посмотрела на мужа с негодованием.

— Ты хочешь, чтобы я себе палец отрезала?

— Чёрт…

Он поднялся и ушёл в комнату. А Настя замерла ненадолго, пытаясь справиться с дыханием и проглотить тугой комок в горле. Вот только слёз ей не хватает.

— Папа, ты привёз мне куклу?

Настя выглянула в окно, увидела, что муж вместе с дочкой к машине идут, через несколько минут они показались из-за куста боярышника, у Маркелова в руках была спортивная сумка с вещами. Настя нахмурилась. Он что, вещи привёз? Всё-таки наглости Маркелову не занимать.

Вопрос с вещами очень хотелось прояснить. Насте едва удалось вытерпеть обед, на Серёжу смотрела и внутренне всё сильнее закипала, не прислушиваясь к тому, о чём он с дочерью разговаривал. Замечала его взгляды исподлобья, что он на неё, Настю, время от времени бросал, но не собиралась давать ему никаких надежд. Предпочла бы, чтобы он уехал прямо сейчас, иначе их ждёт серьёзный скандал. А стены в этом доме тонкие, и соседей они наверняка повеселят. Смотрела, как муж ест, и злилась на его аппетит. Ничего этого толстокожего носорога не берёт. Правда, взгляд виноватый, но это не имеет никакого значения. Уже не имеет.

— Можно погулять?

Настя поворошила вилкой салат в своей тарелке, выждала секунду, а после на дочь взглянула.

— Что за девочка, с которой ты познакомилась?

— Её зовут Лена, — с готовностью ответила Вика. Сунула за щёку шоколадную конфету, посмотрела на горячий чай. Сергей, не вставая, достал с полки ещё одну чашку и отлил в неё немного чая, подул. Всё настолько привычно, по-домашнему. Настя так разозлилась, что сжала руку в кулак, правда, перед этим сунула её под стол, чтобы никто не видел. — Она вон в том доме живёт. — Вика указала рукой за окно. — Мы договорились, что погуляем после обеда.

Сергей кивнул.

— Ну, иди, раз договорились. Только со двора не уходите.

— Хорошо. Мы на качелях будем. Я попила, пап.

— Тогда иди.

— Куклу можно взять?

— Да. В сумке у меня.

Вика бегом кинулась в большую комнату, что-то там делала несколько минут, чем-то шуршала, а потом ушла из квартиры, прижимая к себе подарок. Как только дверь хлопнула, закрываясь за ней, Настя из-за стола поднялась, отнесла свою тарелку к раковине. Маркелов настороженно наблюдал за её действиями.

— Ты что, вещи свои привёз?

— А не должен был?

— Маркелов, ты издеваешься? Ты вообще соображаешь? — Настя не кричала на него, просто сил не было. Говорила злым шёпотом, и взглядом мужа буравила. — Ты думаешь, что я тоже кукла деревянная? Я, по-моему, вполне ясно дала тебе понять, что не хочу тебя видеть. И слышать, что ты мне скажешь, тоже не хочу. Я всё это знаю наизусть, все твои байки. Сама рассказать могу и за тебя перед собой оправдаться. Вопрос в том, что не хочу.

Сергей рот салфеткой вытер, бросил её на стол рядом с собой, и повернулся к Насте лицом.

— А я и не прошу.

— А, то есть, ты настолько обнаглел? — Она лишь головой покачала. На мгновение с мужем глазами встретилась, поняла, что долго не выдержит, и, не успев как следует подумать о последствиях, с кухни ушла. И даже дверь в комнату за собой закрылась, словно это могло Серёжку остановить. А пока остановилась у разложенного дивана, глядя на сумку с его вещами. Захотелось сесть рядом с этой сумкой и разреветься. Ну, почему, почему Маркелов так глупо всё испортил?

— Солнце, прости меня.

Он тихо, незаметно появился за её спиной, дотронулся осторожно, каждую секунду ожидая, что она отшатнётся от него. Ладони легли на Настины плечи, чуть сжали, а затем Маркелов решил, что была не была, и носом в затылок жены ткнулся.

— Я знаю, что я сволочь последняя. Я ведь ещё тогда понял всё и сбежал от неё. Приехал на день раньше, но… Настён, пожалуйста.

Она очень осторожно вытерла слёзы, потом плечами повела, освобождаясь от его ладоней, отошла на другой конец комнаты.

— Хорошее оправдание, — криво усмехнулась она. — «Я сбежал от любовницы к тебе». «Не виноватый я, она сама пришла». Так что ли?

Он глаза опустил.

— Нет, я не говорю, что не виноват.

— Ты и в этот раз от неё сбежал?

Серёжа поднял на неё настороженный взгляд.

— Это была командировка, и не более. — А встретив недоверчивый взгляд, разгорячился. — Я тебе клянусь. Не было ничего после того раза. Насть, да мы не одни в Ригу ездили, вчетвером. Можешь проверить!

— Я не буду проверять, ты же знаешь.

— Тогда поверь мне.

— Я слышала…

— Что ты слышала?! Как она меня на обед звала?

Настя разозлилась.

— Понятия не имею, куда она тебя звала! И не надо передо мной оправдываться, я не просила! Я просила оставить меня в покое!

Маркелов упрямо выдвинул подбородок.

— Ты моя жена.

— Но это не значит, что можно надо мной издеваться!

— Над тобой никто не издевается. Это была ошибка!

— Ошибка? — Настя даже усмехнулась, весьма устрашающе. — Как удобно! Нагадить человеку в душу, а потом объявить это ошибкой! Сколько этих ошибок уже было?

Сергей отвернулся от неё, голову чуть откинул, делая глубокий вдох. А Настя тем временем продолжила:

— Я устала, понимаешь? Устала прощать тебя, понимать, входить в твоё положение. Думать о благополучии семьи! Почему я об этом думать должна? Тебе скучно, видите ли, тебе удовольствий не хватает, — ты ведь у нас занятой, устаёшь! — ты их на стороне ищешь. А я должна понимать и прощать!

— Настя, тише, на улице слышно.

Она со злостью захлопнула окно, стёкла в старых рамах задребезжали. Замерла ненадолго, стоя к мужу спиной, и уперев руку в бок. И губы поджала, надеясь, что они перестанут трястись.

— Ты думаешь, дело в этой блондинке? Как её зовут? Ира?

— Это неважно.

— Да? Ну и чёрт с ним, с именем. Не в этой блондинке дело, Серёжа. И даже не в том, что ты с ней спал. Дело в том, что ты врал мне. Смотрел мне в глаза и врал. Не один день и не одну неделю. Эта чёртова годовщина ещё!.. Всё было так хорошо, так сахарно! Мы не ругаемся, секс, обещания, подарки, а в итоге всё оказалось ложью. И мне страшно, понимаешь? Я не знаю, сколько мы так уже живём. Точнее, я живу.

Он посмотрел с раздражением.

— Настя, ну ты не придумывай того, чего не было. В чём ещё ты меня обвинишь? Может, в двоежёнстве?

— Сам виноват! Я, вообще, не знаю, с кем я живу.

Маркелов в сердцах всплеснул руками.

— Отлично, договорились! — И тут же пошёл в наступление. — Мы хорошо живём. Всё у нас есть! У нас ребёнок счастливый, я всё для вас делаю. Настя, я для вас живу! Что ещё мне сделать, чтобы ты поверила? Под поезд лечь?

— Вот только не надо мне угрожать!

Серёжа зло выдохнул и тихо сказал:

— Я не угрожаю. Просто… Это была ошибка. Чёрт, да не нужна она мне!

— Тогда зачем ты с ней спал? Чего тебе не хватало? Ты можешь мне объяснить? Я никак не могу этого понять. Я думаю, думаю об этом. Ладно, раньше, но сейчас… Всё ведь для тебя, — добавила она тише и с горечью. — Я только и думаю: что Серёже нужно, как ему лучше, как удобнее, что важнее — семья или карьера его. А потом оказывается, что вместо благодарности, ты любовниц отдыхать возишь, пока я…

— Настя, всё, хватит. — Он подошёл вплотную и снова за плечи её схватил. В лицо ей заглянул. — Успокойся.

Она почувствовала его дыхание на своём лице и зажмурилась, чуть осела на его руках. Обидно было настолько, что боль в груди. А Маркелов её обнял и прижал к себе, пользуясь тем, что она не сопротивляется. По спине погладил, успокаивая. И вновь зашептал:

— Прости меня. Мне никто кроме тебя не нужен. Чёрт меня попутал… Мы на самом деле собирались в Новосибирск, но потом, в последнюю минуту, всё отменилось, и… Не знаю. Прости, родная.

Её затрясло. Заревела навзрыд, нервы сдали, и сдерживаться уже не получалось. А Серёжка её сжал, сильно и так привычно, в шею ей дышал, даже поцеловал, а когда Настя попыталась его оттолкнуть, отпустил, настаивать не стал. Она его руки оттолкнула, без сил опустилась на диван, слёзы вытирала. А Маркелов на пол сел, сначала в лицо ей заглядывать пытался, но когда понял, что Настя этого не хочет, уткнулся в её колени. Настя смотрела на его макушку, на взъерошенные русые волосы, к которым, против воли, тянулась её рука, потом сделала глубокий вдох, смахнула слёзы, после чего сказала:

— Я вернусь в Москву и подам на развод. Я больше не могу.

Он напрягся, Настя почувствовала, как его руки с силой сжались на её ногах, но это была единственная реакция на её слова. Серёжка ещё минуту сидел так, а потом легко поднялся, не глядя на Настю.

— Нет.

Настя смотрела на него во все глаза.

— Нет? Но ты не можешь мне запретить!

— Я сказал — нет! — Он заорал, и она зажмурилась. Слёзы снова потекли, перед глазами всё расплывалось, и как Настя их не вытирала, ничего не помогало. Потом Серёжка подошёл, снова на корточки присел, осторожно прикоснулся, словно спугнуть её боялся. — Мы с тобой поговорим позже, когда оба немного успокоимся. Я завтра утром уеду… у меня в среду суд. А вот в следующий раз мы поговорим. Да? Настя.

Она оттолкнула его руки.

— Не трогай меня.

Маркелов отстранился.

— Не буду трогать, — согласился он. — Но и не уеду сегодня, не проси. — Руку поднял и вытер её мокрую щёку, Настя головой дёрнула, не в силах вытерпеть его прикосновение.

Они не разговаривали весь вечер. Настя даже из комнаты не выходила. Лежала, уткнувшись взглядом в стену, вспоминала раз за разом их разговор и слёзы вытирала. Они никак не хотели останавливаться, а в душе такое отчаяние, невозможно понять, что с ним делать. Слышала голоса мужа и дочери за стеной, звук работающего старенького телевизора, фильм какой-то шёл, но она даже не делала попытки прислушаться. Вика иногда смеялась, и это успокаивало. Значит, не поняла, не почувствовала, что родители разругались в пух и прах. Маркелов иногда в её комнату заглядывал, замирал ненадолго в дверях, к Насте приглядывался, но она ни разу на него не взглянула. И только ближе к ночи забеспокоилась, когда поняла, что муж к ней спать придёт. В этой квартире нет гостиных и диванов в ней. А с тех пор, как тётка Галя вывезла почти всю мебель, оставив лишь старое и ненужное, и вовсе осталось два дивана. Небольшой, на котором Вика едва в полный рост помещалась, и тот, на котором Настя в данный момент лежит. Ни раскладушки, ни кресла, даже лишнего матраса нет.

— Настя, ты ужинать будешь?

Она помолчала, не зная, стоит ли отвечать. Потом решила, что если продолжит упрямиться, это привлечёт внимание Вики. Поэтому негромко ответила:

— Нет.

Маркелов продолжал мяться в дверях комнаты.

— Может, чай тебе принести?

— Не хочу.

Ещё несколько секунд, и он захлопнул дверь. И Настя услышала обеспокоенный голос дочери:

— Мама заболела?

— Нет, зайчик. У неё голова болит, пусть спит.

— Пусть, — согласилась Вика.

— Хочешь бутерброд с плавленым сыром? Ты ведь любишь.

— И чай с молоком! — тут же подхватила Вика.

— Да, и чай с молоком.

— Только без пенки, пап!

— Ты долго будешь это мне припоминать?

— Да! — Вика рассмеялась, а Настя зажмурилась. Как можно представить, что она будет жить без всего этого?

Серёжа пришёл в постель часа полтора спустя. Было ещё достаточно рано по их меркам, они никогда в это время не ложились, по сути, вечер только начинался, но сейчас было не то настроение, не та ситуация и не то место. Откровенно нечем было заняться. Да и Серёжка устал, Настя была в этом уверена. Она к этому моменту уже измаялась, вертелась с боку на бок, но не могла уснуть, не могла избавиться от мыслей и от чувства ожидания. Смешно, глупо, но она ждала, когда муж придёт, чтобы лечь в постель. Они три ночи спали врозь, и она соскучилась по нему. Просто по его присутствию, по его дыханию, по теплу его тела. За измену, предательство, хотелось его убить. Ударить посильнее, причинить боль, забыть о нём, вот только возможным это не представлялось, и пока не ясно, что делать со своей обидой, наверное, самой сильной за все годы их брака, потому что измена была настолько неожиданной, как нож в спину. И не смотря на всё это, привычка брала верх, и Настя скучала по нему. Как бы хотелось сделать вид, что ничего не было. Как бы хотелось, чтобы ничего не было! Чтобы он не врал, не спал с этой Ирой Дроздовой, не возил её в пансионат и не оплачивал её спа-процедуры. Как бы хотелось, чтобы он её, свою жену, туда повёз, и они провели бы отличные выходные, оставив ребёнка на бабушек и дедушек, а то и на Григорьевых. И тогда бы она сейчас не плакала, и ей не пришло бы в голову произнести слово «развод», по-прежнему любила бы мужа и радовалась своей судьбе.

Маркелов тихо вошёл в тёмную комнату, прикрыл за собой дверь, остановился, прислушиваясь к тишине в квартире. В уме перебрал, все ли окна он на ночь закрыл и везде ли свет выключил. Потом вгляделся в темноту, стараясь различить на чужой постели силуэт жены. Слышал, как Настя некоторое время назад выходила в ванную, но не стал появляться ей на глаза, сидел с Викой, ждал, пока она заснёт. И слушал шаги жены за стеной, прислушивался к шорохам и звукам открывающихся шкафов. А думал о том, что Настя развода попросила. Это ведь довести до такого надо, чтобы любимая женщина от тебя уйти захотела, не смотря на всё, что их связывает, на десять лет брака и обожаемого ребёнка. И сюда приехала. Маркелов уставился на окно, вспоминая, как десять лет назад влез в него, чтобы поговорить с Настей о её положении. О ребёнке, который сейчас спокойно спит и сопит, уткнувшись носом в край одеяла. Сейчас уже страшно представить, что тогда, десять лет назад, всё могло пойти как-то иначе. И сразу потянуло в другую комнату, ближе к жене, и пусть не объяснять и не клясться, а просто почувствовать её рядом, увериться в своих силах, что он никуда её не отпустит. По крайней мере, очень постарается.

Всё-таки странно, что они снова здесь.

Сергей к дивану прошёл, снял футболку, не придумал, куда её повесить, и тогда положил прямо на пол. Следом за футболкой последовали спортивные штаны. На постель сел и осторожно потянулся, поднял левую руку, а когда опустил, потёр плечо. Поморщился.

— Болит? — тихо и безучастно поинтересовалась Настя.

— Немного, — признался он.

— У меня в сумке обезболивающее есть.

Он не спешил радоваться такой заботе, поэтому не полез к жене, не стал выяснять, оттаяла она или нет. Чувствовал, что в данных обстоятельствах следует проявить осторожность. Поэтому лёг, накинул на себя одеяло, а ноющую руку закинул наверх, на подушку, вытянул осторожно, пристраивая поудобнее.

— К утру пройдёт. Спи.

Настя лежала, подложив под щёку ладонь, смотрела на тёмный силуэт мужа, и ненавидела себя за всё, что в данный момент к нему чувствовала. За жалость, за то, что хотелось придвинуться к нему, забрать его боль. И его ненавидела, за всё, что он сделал. Даже непонятно, кого больше: себя за слабость или его за дурость.

— Ты тоже… — шёпотом проговорила она спустя несколько минут, — подумай о том, что я тебе сказала. Может, так лучше будет. Невозможно всю жизнь врать. Может, мы выдохлись?

Маркелов не ответил. Зубами скрипнул и отвернул голову, закрыл глаза, приказывая себе тотчас заснуть. Думать он ни о чём не собирался.

11

На следующее утро Сергей уехал рано. Настя проснулась вместе с ним, и некоторое время лежала, прислушиваясь к его шагам, к шуму воды в ванной. А когда Маркелов в комнату вошёл, глаза закрыла, собираясь притвориться спящей, хотя чувствовала себя при этом глупо. Она боится смотреть ему в глаза, и разговаривать не хочет, взрослый человек так бы ему и объяснил своё нежелание общаться, а она носом в подушку уткнулась и ждёт, когда он из комнаты выйдет. Сквозь полуопущенные ресницы подглядывала за ним, смотрела на его спину, когда он на край постели присел, потом следила, как он джинсы надевает, а в голове мысли о том, что она ему вчера сказала. Развод.

Развод — это когда люди расходятся в разные стороны, начинают отдельную друг от друга жизнь, возможно, с новыми людьми, и больше нет обязательств перед бывшим партнёром, планов на будущее и никаких надежд. Одно слово «партнёр» заставляет неуютно ёжиться. То есть, после десяти лет брака, после всего, что было, они с Серёжкой партнёры? Такое чувство, что не брак, а карточная игра позади.

— Настя.

Дышать было нечем, но она так и не подняла головы от подушки, только напряглась, когда муж наклонился к ней.

— Хватит притворяться, — попросил тем временем Маркелов.

Она выдохнула и отодвинулась, убрала с лица волосы. Глаза открыла, но на Серёжу не посмотрела, ждала, что он скажет. А муж подумал да и сел рядом с ней, взглядом её ощупывал. На подушку откинулся, опираясь на локоть.

— Может, вместе в Москву поедем?

Настя подобного предложения не ожидала, удивлённо моргнула.

— Что?

Маркелов поморщился, досадуя сам на себя.

— Я понимаю, ты меня ненавидишь… И право на это имеешь. Но может, ты будешь ненавидеть меня дома? Подожди, не отказывайся сразу, — попросил он, когда заметил, что Настя пытается выбраться из-под одеяла и сесть. — Я сделаю всё, что ты захочешь. Даже уйду, поживу в гостинице… Но поедем домой, тебе нечего здесь делать.

— Я сама решу, есть у меня здесь дела или нет.

Серёжа уставился ей в лицо.

— Именно здесь?

Настя зло скинула с себя одеяло, села и спустила ноги на пол. Нервным движением поправила бретельку сорочки.

— Я не буду перед тобой отчитываться. И не буду тебе напоминать, почему я здесь и зачем.

— Было бы интересно послушать, — хмуро проговорил Маркелов за её спиной.

Его тон резанул по нервам. Настя вскочила, а мужу посоветовала:

— Поезжай в свою Москву.

— В мою Москву? А ты, значит, останешься здесь?

Она спокойно кивнула.

— Да. У меня отпуск, могу проводить его, где хочу.

— Хорошее место ты нашла.

— Отличное. А ты поезжай, наслаждайся свободой, которой тебе так не хватало. Не хватало ведь?

Маркелов явственно скрипнул зубами.

— Ты чего от меня хочешь?

Настя повернулась к нему и взглянула со значением.

— Я вчера тебе всё сказала. Я не буду с тобой жить, не буду. Я устала.

— Не кричи, Вика спит.

— Тогда не выводи меня из себя. Ты зачем с утра этот разговор опять затеваешь? Мне нечего тебе сказать, Серёжа. Всё было сказано ещё вчера. Ты сам до этого довёл.

— Я тебе тоже сказал. — Он поднялся, джинсы подтянул, оглянулся в поисках футболки. — Я не дам тебе развода, и выкини это из головы.

— Я могу не спрашивать твоего мнения. И тебе, как юристу, это должно быть известно.

Он за руку её схватил и притянул к себе. Настя от неожиданности даже испугалась в первую секунду, глаза на мужа вытаращила, а Сергей проговорил ей в лицо:

— Настя, очнись, наконец. Хочешь злиться на меня — злись, хочешь меня наказать — наказывай, но ты ведь сама понимаешь… — Он моргнул, что испортило впечатление, и выдало его чувства. — Ты хоть помнишь, как это — когда мы не вместе?

От этих слов почему-то ещё обиднее стало. Раз он тоже понимает, что врозь уже никак, то почему продолжает изменять?

— А может, я хочу вспомнить? — вырвалось у неё. Рукой покрутила, заставляя Серёжку отпустить её, и не стала больше на него смотреть. Горечь переполняла, и не понятно было, что с ней делать. Продолжать ссориться с мужем, воскрешая в памяти всё новые и новые обиды, или перестать его слушать.

Через полчаса Маркелов уехал. Сварил себе кофе, выпил, сидя у окна и морщась, и Настя представляла, что за гадость он сварил, а приходится пить, ведь жена кофе не варит и завтраком не кормит. И ей совсем не стыдно. Настолько не стыдно, что она даже прощаться с ним не стала, стояла у окна, пока Серёжка с сонной Викой прощался, а когда муж на улицу вышел и на окна их квартиры посмотрел, Настя отвернулась. Вот только негодование улеглось через пару часов, а чувство обиды уступило место беспокойству. Настя не знала, откуда оно взялось, беспокойство было не к месту, но она вместо того, чтобы продолжать на мужа злиться, вспомнила о том, что у него вчера болело плечо, и вряд ли боль чудесным образом к утру прошла, если только затихла немного, а Серёжка снова сел за руль и в дороге проведёт не один час. А московская трасса — опасная.

Она полдня гнала от себя эти мысли. Старалась думать об их вчерашнем разговоре, о тех оправданиях, что Серёжка привёл, совершенно дурацкие, которые и на оправдания-то похожи не были, такое чувство, что ему просто нечего было ей сказать, но раз за разом Настя в мыслях возвращалась к тому, что Маркелов не позвонил ей по приезду в Москву. Он всегда звонил, всегда сообщал, как доехал, и что случилось в дороге, но сегодня этого вряд ли стоило ждать. И Настя не ждала, только думала, думала…

— Вика, позвони папе, — не выдержала она, в конце концов. Близилось время ужина, Серёжка не звонил, и у Насти всё из рук валилось. Она уже некоторое время посматривала на дочь, которая рисовала, устроившись за кухонным столом, и, наконец, не выдержала.

Девочка подняла на неё непонимающий взгляд.

— Зачем?

— Просто так. — Настя в сердцах всплеснула руками. — Узнай, как он добрался. Чем… занят.

Вика забавно почесала кончик носа, затем пожала худыми плечами.

— Позвоню. А ты сама чего не звонишь?

Настя размышляла над ответом несколько секунд.

— Я с папой не разговариваю, — призналась она в итоге.

— Поругались?

— Немного. Так ты позвонишь? Только не говори, что я просила.

Вика усмехнулась вполне по-взрослому.

— Ладно уж, — сделала она матери одолжение.

Её разговор с отцом занял минут пять. Настя старательно прислушивалась, стояла к дочери спиной, и пыталась уловить голос мужа в трубке мобильного телефона, а у самой мурашки по спине. Она бы сейчас всё отдала, чтобы точно знать — где он, что он, а самое главное, с кем он. Как только представляла его одного в их большой квартире, так сразу тоска подкатывала. Если честно, не смотря на то, что Маркелову о разводе объявила, у самой до сих пор в голове не укладывалось как это — развестись с ним. И вместо мыслей о мести, перед глазами образ этой Ирочки из его конторы, и то, как он её целует, что они делали в том пансионате. Номер-люкс! Знает она эти люксы, там кровати на полкомнаты!

Всё-таки она его ненавидит. На самом деле ненавидит, и жалко, что Серёжки сейчас рядом нет, вот в эту секунду, она бы на его пустую башку надела сковороду с макаронами, с превеликим удовольствием. И в таком виде за порог бы выставила, пусть его «Дроздовы» подбирают и клюют ему печень, клюют!..

— Мама!

Настя вздрогнула, от мыслей своих очнулась и повернулась к дочери.

— Что, милая?

Вика сложила брови домиком.

— Я тебя три раза звала.

Настя виновато опустила глаза.

— Я задумалась. Что там у папы?

— Он дома, сказал, что заказал пиццу. С колбасой!

— Замечательно, — немного ворчливо проговорила Настя. — Пицца, потом гастрит разыграется, и будет всю ночь по квартире бродить, как привидение.

Вика с умным видом покивала.

— Да, мужчины они такие.

— Ты про таблетки ему напомнила?

Дочка невинно взглянула на неё, покачала головой. А Настя кинула прихватку на стол.

— Ну и ладно. Так ему и надо, — чуть слышно пробормотала она.

Полночи вертелась с боку на бок, никак уснуть не могла. Настолько измучилась, что встала среди ночи к Вике, будто та ещё малышка и без её присмотра не может обойтись. Подошла к кровати дочери, осторожно поправила ей одеяло. Постояла немного, прислушиваясь к её дыханию. Ушла только потому, что слёзы вдруг на глаза навернулись. А следующим утром, отпустив Вику гулять, решила позвонить Лиде, необходимо было выговориться. Даже про магазин не сразу спросила, настолько в душе накипело.

— И что теперь? — Голос Лиды звучал взволнованно. — Ты всерьёз про развод?

Настя на стол облокотилась и прикрыла глаза от бессилия.

— Я не знаю. Я сейчас в таком состоянии, что не знаю, чего больше хочу — убить его, кастрировать или развестись.

— Если задумаешь кастрировать, то потом лучше разводиться, — хмыкнула Григорьева на том конце провода, — отработанный материал.

— А можно так, чтобы на других? — не удержалась Настя.

— Можно, — тут же согласилась подруга. — Но это надо к колдунье. Говорят, делают.

— Лида, я же серьёзно!

— Если серьёзно, то нет.

Настя побарабанила по столу костяшками пальцами, звук вышел глухим и мрачным.

— То-то и оно.

— А Серёга чего говорит?

— Да чего он говорит, Лид? «Прости, это была ошибка, больше никогда». В общем, всё, как обычно.

— А про развод?

— Не дам, — озвучила Настя главную мысль.

— Не дам, — передразнила Лида. — Лучше бы он это своим бабам говорил! — И тут же возвысила голос: — Да все они козлы, Насть! Ты в нашем окружении хоть одного верного и порядочного знаешь?

— А мне наплевать на всех! Но меня пугает паскудство в характере моего мужа, понимаешь?! Когда он со мной, когда говорит: «люблю», а потом везёт очередную потаскушку в пансионат отдыхать. И плевала я на статус или что у него там!

— Ладно, ладно, не кричи.

— Может, и, правда, плюнуть, Лид? Пусть живёт, как хочет.

— Так он хочет с тобой.

Настя сжала руку в кулак, ногти больно впились в кожу.

— Ты ведь мне позвонишь, если что? — спросила она.

— Позвоню, конечно. Не волнуйся, я с Маркелова глаз не спущу.

— А вот этого не надо. Я просто не могу понять, что мне делать.

Лида на том конце провода вздохнула.

— Попытаться пережить.

— Я уже пережила, три раза. А сейчас вот как-то не получается.

Вика довольно быстро прижилась в новой обстановке. Настя даже подумала, что дочь воспринимает это, как приключение. Она ещё никогда не оказывалась в новом месте столь долго, ей не приходилось знакомиться с таким количеством людей и находить себе друзей, причем друзей, с которыми у неё было не так много общего. Вика много времени проводила во дворе, играла с местными девочками, выяснила, что они интересуются немного другими вещами, чем её московские друзья и одноклассники, и теперь с интересом погружалась в мир чужих забав и интересов. Каждый вечер докладывала об этом отцу по телефону, а Настя в эти моменты неизменно оказывалась рядом. Делала вид, что занята делами и совсем не прислушивается к разговору, но старалась не пропустить ни слова. А выключив телефон, Вика обязательно передавала ей привет от Сергея и каждый раз повторяла, что папа по ним скучает.

— Это он так говорит? — спросила как-то Настя.

— Нет, но у него голос грустный.

— Грустный? — Настя лишь неприятно усмехнулась и себе под нос пробормотала: — Интересно, с чего это он загрустил.

Как-то вечером позвонила свекровь. Поначалу ходила вокруг да около, спрашивала, как продвигаются дела с продажей квартиры, интересовалась тем, чем Вика в незнакомом городе занимается, потом перевела разговор на Настиных родителей и их внеплановый затянувшийся ремонт водопровода, и уже в конце осторожно спросила:

— Вы с Серёжей поругались?

Настя глаза к потолку подняла, словно надеялась, что на нём правильный ответ написан.

— Он жаловался?

— Насть, если бы он жаловался, я бы тебе этот вопрос не задавала, я бы знала.

— Да, наверное.

— Что? Да, наверное, поругались?

— Нет, здесь без «наверное».

— Этого только не хватало, — расстроилась Лариса Евгеньевна. — Что он натворил?

Настя с ответом медлила, сколько могла, но потом всё же сказала:

— У нас с ним всегда одна проблема.

Повисло молчание, свекровь раздумывала, затем осторожно поинтересовалась:

— И что ты будешь делать?

— Я думаю.

— Настя!

— Что? Лариса Евгеньевна, он мне клялся, он обещал мне, и не раз, вы же знаете! И что в итоге? Опять одни и те же оправдания! Не устоял, устал, заскучал.

— Он так говорит?

— Нет, конечно, но из всего, что он говорит, только это следует.

— Вот ведь поросёнок, — свекровь, кажется, всерьёз расстроилась. — Не понимаю, от кого у него это. Ваня вот никогда… Это точно в Аркадию! Она у нас любительница любовных романов!

Настя поневоле улыбнулась.

— Аркадия Львовна-то тут при чём?

— А в кого тогда?

— Это вырождение мужчин, как вида, — сказала Настя. — Так Лида говорит.

— Ты только своим родителям ничего не рассказывай, — попросила её Лариса Евгеньевна. — Не зачем им знать.

Эта просьба Насте не понравилась, она означала, что всё снова замнётся и её родители точно ничего не узнают, — правильно, зачем? — и, в конце концов, всё вернётся на круги своя. А Настя не была уверена, что хочет этого на этот раз. Вот только как сказать это свекрови? Которая ещё и усугубила всё следующим замечанием:

— Вы же о втором ребёнке подумывали.

Настя даже зажмурилась, чувствуя, как сердце болезненно сжалось. Да, такта Ларисе Евгеньевне всегда не хватало.

— Я поговорю с ним, Настя, — пообещала она напоследок. — Я так с ним поговорю. За ремень возьмусь! Никогда его не порола, и видно зря. Надо было.

На это обещание можно было только улыбнуться, но никакого удовлетворения или спокойствия в Настину душу оно не принесло. Хотя, думать о том, как Лариса Евгеньевна потрясает кожаным отцовским ремнём перед тридцатичетырёхлетним сыном, который на неё за это и в суд может подать, при его-то профессии, было довольно забавно.

— Ты же знаешь, что он тебя любит, — добавила Лариса Евгеньевна, когда Настя уже собиралась вешать трубку. — Он всегда тебя любил.

После этого захотелось плакать. Настя пожалела, что не может сказать свекрови правду, да никому не может, даже собственной матери. А как бы хотелось, хоть раз, чтобы выговориться наконец, облегчить душу, и понять — умрёт она без Маркелова или выживет. Сейчас же казалось, что без него останется лишь пустота. Всё самое главное в её жизни связано с ним. Дочка, их дом, даже её работа, она ведь всегда советовалась с мужем, когда собиралась что-то изменить в магазине. И смеялась или спорила с ним, слыша ответ. В голове всё ещё вертелась сводящая с ума мысль: как он посмел всё испортить в очередной раз?

За те несколько дней, что Настя обитала в бывшей родительской квартире, её посетили, кажется, все соседи, в основном, соседки, которые ещё помнили их семью. Расспрашивали о родителях, о том, как те живут на новом месте, всё ли у них в порядке, а сами Настю глазами ели, приглядываясь и оценивая. Она не спорила, понимая, что это бесполезно, и они не успокоятся, пока не выведают всё, что их интересует. Зато потом разговоров им хватит не на один месяц. Когда она появлялась на улице, с ней здоровались и опять же разглядывали, косились то на Вику, иногда вслух сравнивая её рыжие косички с Настиными когда-то, а то и на машину посматривали, неизвестно чему в ней удивляясь.

— Здесь все друг друга знают, — сказала Насте Вика дня через три после их приезда, и голос был растерянным. — Представляешь? Все друг с другом здороваются!

Настя улыбнулась.

— Это точно. Но многие здесь давно живут. Тебя это удивляет?

— Я думала, так только в бабушкиной деревне бывает. Там с ней тоже все здороваются, когда мы по улице идём.

— Так она учительница, её все знают.

Вика задумалась, голову рукой подпёрла, навалившись на стол, и забыв про обед.

— Мам, а это ведь хорошо, когда тебя все знают, да?

Настя пожала плечами.

— Если тебе это нравится.

— Мне нравится, — уверенно кивнула Вика.

Настя улыбнулась, к дочке подошла и поцеловала ту в рыжую макушку.

— Я не сомневаюсь.

Лер появлялся в поле зрения обычно после обеда. Объяснял это тем, что работает он много и усердно, по двенадцать часов, причём каждый день, вот только его рабочий день начинается часа в четыре по полудню и заканчивается под утро.

— Я ночной обитатель этого города, — говорил он, смеясь.

— И единственный, да? — поддевала его Настя.

Фёдор хмурился.

— Как-то грустно сразу становится. Для кого я всё это делаю?

А однажды Настя встретила во дворе вместе с ним молодую женщину, она показалась смутно знакомой, но вспомнить так сразу не получилось. Но Настя улыбнулась приветливо, когда поняла, что это пассия Фёдора. Они вместе вышли из подъезда, сверху, из кухонного окна, послышался недовольный голос его матери, возмущавшейся по поводу того, что у кого-то не работа, а полное безобразие, раз шатаются где-то всю ночь, а потом спят по полдня, да и женщин себе под стать выбирают. Ведь, где это видано, чтобы приличная девушка спала до двух, да ещё в чужом доме. Настя невольно взглянула наверх, встретилась глазами с соседкой, а та, закончив свою обличительную речь, спокойно кивнула ей.

— Здравствуй, Настя.

— Добрый день, тётя Валя, — отозвалась она с улыбкой, а на Лера взглянула со значением. Но тот лишь отмахнулся от матери и сказал:

— Надо съезжать, запилила.

Девушка рядом с ним улыбнулась.

— Это она меня терпеть не может, — сообщила она, совершенно не обеспокоенная этим фактом. — Когда меня нет, она бегает за ним с тарелкой котлет и варит борщ. — Толкнула любимого локтем. — Поэтому он и не съезжает.

Фёдор смешно сморщился. Потом опомнился.

— Насть, ты помнишь Кристину? Вы, кажется, вместе учились.

Настя заинтересованно вздёрнула брови.

— Да?

— В параллельных классах. Мы с тобой вместе в соревнованиях по бегу участвовали пару раз, за школу бегали, за район. Но я перекрасилась в блондинку, вот ты меня и не узнаёшь.

Настино лицо разгладилось. Ей в какой-то момент стало неудобно, все её узнают, а она через раз на пятый. Так ещё решат, что зазналась она в своей Москве, здешние люди могут так сказать, она-то знала.

— Я помню, — поспешила сознаться она. — Но меня цвет волос и смутил. — Руку для приветствия протянула. — Рада снова встретиться.

Кристина несколько растеряно взглянула на протянутую руку, а Фёдор откровенно усмехнулся, головой покачал.

— Ты совсем очумела в этой Москве, — огласил он то, о чём Настя подумала минуту назад. Она даже расстроилась немного.

— В меня так долго вдалбливали правила этикета, что мне без этого уже странно.

— Так правильно, Маркелов-то профессорский сынок.

Настя чуть мстительно Леру улыбнулась.

— Бери выше, внук академика.

— Вот-вот. Кстати, так и не приехал?

— У него важное дело, вся неделя в судах.

— Ё-моё, скучно как.

— Ему об этом не скажи, Федь.

Кристина подхватила Лера под руку.

— Да, не всем каждую ночь в клубе тусоваться.

— Ясно, что не всем, — хмыкнул тот, явно довольный собой. — Для этого талант нужен, здоровье богатырское и терпение ангельское. Я, вообще, уникум. Насть, ты в клуб придёшь?

— Ой, Федь…

— Что? — Он всерьёз удивился и вытаращил на неё глаза. — Посмотришь, оценишь, удивишься. Потом в Москве будешь рассказывать, о лучшем клубе, в котором когда-либо побывала.

Настя рассмеялась.

— Посмотрим. Я пока не уезжаю. К тому же, у меня ребёнок…

— Да придумаем что-нибудь. Мать вон посидит.

— Приходи, — поддержала любимого Кристина. — Там теперь всё по-другому, даже название поменяли.

Они ещё поговорили о клубе, о нелёгкой доле владельца, потом Настя вспомнила о времени, позвала Вику, которая на качелях каталась.

— А вы куда? — поинтересовался Лер и щёлкнул брелком сигнализации. Серебристый «лексус» неподалёку послушно мигнул фарами. — Вас подвезти?

— Нет, мы на своей.

— В магазин, — сообщила Вика. — У нас день закупок.

Распрощались, Настя рукой парочке помахала, и мысленно посмеялась над собой, вспомнив, как официально протянула бывшей однокласснице руку для приветствия. Но что поделать? Половина её сознательной жизни прошла рядом с Аркадией Львовной, манеры основательно вбиты в её подсознание.

Когда машина Лера проезжала мимо них, он притормозил, выглянул в окно и посоветовал:

— Поезжайте в супермаркет за углом, «Вкус-торг» называется.

— Хорошее место? — поинтересовалась Настя, а Фёдор в ответ усмехнулся.

— Тебе понравится, поверь.

— Поедем туда? — спросила Вика, усаживаясь на заднее сидение и пристёгивая ремень безопасности.

— Ну, если дядя Федя сказал…

— И ты ему веришь?

Настя рассмеялась и кинула на дочку взгляд в зеркало заднего вида.

— Вика, что за предубеждение?

— Мама, он вчера с мальчишками на скейте катался, — весомо заметил ребёнок.

Смех удалось сдержать.

— Но он ведь хороший человек?

— Хороший, — кивнула Вика после секундного раздумья. Правда, добавила: — Но странный.

— За это его все и любят.

Супермаркет «Вкус-торг» занимал отдельный павильон. Раньше на этом месте был пустырь, а сейчас асфальтированная площадка, большая стоянка, а сам павильон радовал глаз яркими красками и неоновой вывеской. Вика сама сбегала за вместительной тележкой, и повисла на ручке, ожидая, пока мать закроет машину и подойдёт к ней.

— Мам, может, купим пиццу на ужин? Тут кафе есть, видишь? — Девочка указала на вывеску.

— Посмотрим, — не стала спорить Настя.

Покупки заняли почти час. Они неторопливо ходили по рядам, разглядывали товар, иногда спорили о необходимости приобретения того или другого. Спорила в основном Настя, когда Вике хотелось сладостей и чипсов.

— Хочешь, сырников завтра сделаю? — спросила Настя, разглядывая пачку творога.

Вика посмотрела с тоской.

— Папа любит сырники.

У Насти внутри всё опустилось.

— Да, папа любит, — подтвердила она, как можно спокойнее.

У кассы оказалась очередь. Насте особо торопиться некуда было, поэтому она не нервничала, даже пропустила вперёд женщину с маленьким ребёнком. Обсуждала с дочкой журнал, который та взяла со стойки неподалёку. Содержание было посвящено экранизации очередной книги про Гарри Поттера, Вика ещё не успела посмотреть фильм, поэтому её интересовало в этом журнале всё. Она листала страницы, показывала матери картинки и начинала что-то объяснять. Настя кивала, смеялась, увлеклась и едва свою очередь не пропустила. Начала поспешно выкладывать на ленту покупки, отобрала у дочки журнал и положила сверху.

— Иди вперёд, — сказала она Вике. После чего глаза на кассиршу подняла и замерла в первый момент. Потом проговорила: — Привет.

Ольга заметно изменилась за прошедшие годы. Немного поправилась, посерьёзнела, а из глаз ушла весёлость и лёгкость. Она на Настю смотрела с напряжением, потом машинально подняла руку и поправила форменный чепчик на голове, который прикрывал светлые короткие волосы.

— Привет, — едва слышно отозвалась Ольга. Оглядела покупки, и заученно поинтересовалась: — Пакет нужен?

Настя кивнула. Тоже чувствовала себя неуютно, и посылала на голову Лера все мыслимые проклятия. Уже не сомневалась, почему он именно сюда её за покупками отправил. Интриган.

— Я слышала, что ты вернулась, — сказала Ольга спустя минуту, видно, оправившись от неожиданности и собравшись с мыслями.

— Я не вернулась. Приехала ненадолго.

— Да, квартиру продавать.

Настя усмехнулась.

— Я, признаться, и забыла, как быстро здесь новости передаются.

Ольга безразлично пожала плечами. Потом стрельнула глазами в сторону Вики.

— Дочка на тебя похожа.

Настя кивнула, и скорее из вежливости, чем из искреннего любопытства поинтересовалась:

— А ты как?

— Как все. Замужем, детей двое.

— Здесь живёшь?

— Да. Папа умер, и мама с нами живет.

На это Настя не нашлась, что ответить. Соболезнования выразить? Почему-то подумалось, что Ольга не поверит в их искренность. Но Настя всё-таки сказала:

— Жалко дядю Витю.

Ответом послужил кивок, после чего Ольга озвучила сумму для оплаты. Настя достала банковскую карту из кошелька и подала ей, Ольга почему-то помедлила, прежде чем принять её. А когда вернула ей карту вместе с длинным чеком, сухо проговорила:

— Всего доброго.

Настя не стала ничего говорить в ответ. Это была очередная реплика магазинной вежливости, а не обращение лично к ней. Толкнула вперёд тележку и боролась с желанием обернуться на бывшую подругу. Не понравилась ей эта встреча, оставила неприятный осадок и разбудила ненужные воспоминания.

Леру за подставу досталось. Настя увидела его сидящим на лавке у подъезда, Федя курил и хозяйским взглядом обводил двор. А когда заметил подъезжающего «жука», поднялся. И разулыбался, ожидая новостей.

— Как ты мог, а? — накинулась на него Настя, правда, без особой злости. Из машины вышла, открыла Вике дверь, а потом на соседа взглянула, с новой порцией претензии. — Так меня подставил!

— Да ладно, что не рада была её увидеть?

— Ты всерьёз думаешь, что я рада?

— Я не так выразился. Ты поняла, Насть.

— Дядь Федь, ты смотрел Гарри Поттера? — поинтересовалась Вика, вылезая из машины с журналом в обнимку. — Мне мама журнал купила про новый фильм.

— Это круто, — кивнул сосед, — потом расскажешь. — И пошёл к багажнику, куда Настя успела отойти. Взял два пакета, а сам на Настю смотрел. — Ну, расскажи.

Она упёрла одну руку в бок.

— Федь, чего ты пристал? Всё это было сто лет назад, давно быльём поросло.

— Это для тебя поросло. А мы, которые здесь остались, помним. Нам заняться-то больше нечем.

Настя усмехнулась.

— Это ты сейчас про себя говоришь?

— Ну да.

— Мам, дай ключи!

Настя связку из кармана достала, отдала дочери и та сразу побежала к подъезду. А Настя помедлила, глядя на женщину, проходившую мимо. Они встретились глазами, Настя вытерпела изучающий взгляд, затем коротко улыбнулась.

— Здравствуйте, Людмила Геннадьевна.

— Здравствуй, Настя.

— Привет, тёть Люд, — легко поздоровался Лер, а Насте от него достался ещё один ядовитый взгляд.

Мать Аверина поспешила дальше, Настя подозревала, что от неё бежала. Уж больно пристальным был её взгляд, которым она её ощупала. Увидела, оценила и за полминуты вынесла вердикт, о котором всем знакомым сообщит. В этом можно не сомневаться.

— И нечего на меня так смотреть, — разозлилась Настя на Фёдора. — Бери сумки.

— Беру. Ничего не хочешь у меня спросить?

— Нет.

— И даже не любопытно?

— Будешь приставать, на ужин не позову.

— Как это? Солнцева, я с матерью разругался, кто же меня покормит?

— А Кристина?

— Она сегодня на работе, у неё дежурство.

— А кем она работает?

— Медсестрой. И не меняй тему.

— Федя, — предостерегающе проговорила она, надеясь на этом закончить опасный разговор.

Конечно, она соврала, что ей не было любопытно. Все эти дни, выходя на улицу, Настя невольно оглядывалась, гадая, может появиться Сашка в поле её зрения или нет. За десять лет он мог переехать, уехать из города, да что угодно могло случиться с ним. И она, может, и спросила бы об этом Лера, но ведь надо знать этого человека, он её потом изведёт намёками и поддёвками. Он всегда за её личной жизнью, как за сюжетом мексиканской мыльной оперы следил. Всё ему смешно и оттого так любопытно. Да и встречаться с Авериным ей не хотелось, просто узнать бы, как у него сложилась жизнь. Всё-таки когда-то она его любила, собиралась связать с ним свою судьбу, и пусть они не очень хорошо расстались, он всё равно остался близким для неё человеком. В конце концов, долгое время она была уверена, что хорошо его знает.

Но Фёдора спрашивать всё же не стала, как ни велико было искушение. Накормила соседа ужином, не стала спорить, когда он с Викой уселся Гарри Поттера смотреть, самую первую часть, так как оказалось, что Лер не знает о нём ничего, кроме того, что мальчик носил дурацкие круглые очки. Вика этому неведению обрадовалась и решила взять на себя миссию посвятить взрослого дядю во все прелести «поттеромании». В итоге, Федя опоздал на работу, но пообещал прийти завтра, чтобы посмотреть вторую часть.

Но следующий день у Насти выдался насыщенным, не до кино было, пришлось побегать по конторам, выправляя нужные документы, это заняло большую часть дня. Агент по недвижимости, которого Настя всё-таки наняла, поклялся, что в дальнейшем её личного участия и присутствия не потребуется некоторое время, и она сможет вздохнуть свободнее. Но это при условии, что они сегодня всё доделают и везде успеют. Пришлось постараться. К тому же, волновалась за Вику, которую оставила на попечение бабушки её новой подружки, не желая таскать дочку по кабинетам и заставляя ждать и томиться в духоте коридоров или в машине. Постоянно звонила ей и спрашивала, всё ли у них нормально и хорошо ли она себя ведёт.

— Почему ты мне не доверяешь? — возмутилась Вика, в конце концов. — Я не давала тебе оснований для этого. Я всегда исполняю свои обещания.

Настя откинулась на водительском кресле, и устало улыбнулась.

— Твой отец плохо на тебя действует, мне иногда просто страшно тебя слушать.

— Я тоже буду юристом, я тебе говорила?

— Нет, но я рада. За тебя. Потому что два юриста на мою голову — это сильная нагрузка.

— Мам, ты когда приедешь?

— Очень надеюсь, что скоро. Через часик. Потерпи, зайчик, хорошо?

— Я терплю. Я пока папе позвоню.

— Позвони.

— Привет от тебя передать?

Настя помедлила с ответом. Потёрла висок.

— Ну, передай, — сказала она, решив, что отказ ребёнка насторожит.

В итоге к дому она подъехала в начале шестого. И это при том, что уезжала в девять утра на пару-тройку часов! Бюрократия, и больше не хочется ничего говорить. В окнах квартиры горел свет, в маленькой комнате окно открыто настежь и оттуда слышатся громкие детские голоса. Настя достала с заднего сидения папку с документами, взяла свою сумку, и застыла, как громом поражённая, услышав за спиной мужской голос.

— Хорошая у тебя машина.

Повернулась, посмотрела на Аверина. Несколько неуверенно кивнула.

— Спасибо. Мне тоже нравится.

Самое странное, что он почти не изменился. Только черты лица стали жёстче, взгляд пристальнее и фигура утратила юношеские очертания. Возмужал, как и все мужчины его возраста. А в остальном всё тот же Сашка, светлые волосы непослушно торчат на макушке, а на губах знакомая улыбка. Настя заметила, что он тоже её разглядывает, и при этом всё шире улыбается.

— Всё-таки ты.

Она пожала плечами, уже достаточно спокойно, придя в себя от неожиданности, вот только сердце ещё нервно скакало в груди.

— Всё-таки я.

— А мне когда сказали, я сперва даже не поверил. А вчера мать позвонила и говорит: точно вернулась, своими глазами видела.

Настя дверь машины захлопнула.

— Кажется, она не слишком рада была меня видеть.

— Да брось.

Он сделал пару шагов к ней, одну руку в карман сунул, а сам продолжал в Настино лицо вглядываться, отыскивая в ней всё новые и новые изменения.

— И что же, ты специально пришёл посмотреть?

— Ну… Всё-таки не чужие люди. Столько лет прошло.

— Да, лет прошло много.

Он стоял рядом, она в лицо его смотрела, и понимала, что нервничает. Даже не из-за встречи, и не из-за его присутствия, а из-за Сашкиного взгляда. От него в груди становилось всё горячее и горячее, и это ощущение Насте не очень нравилось, если честно. Оно было похоже на чувство вины, уж чересчур сильное и съедающее изнутри, но откуда оно взялось — неясно. Она уже давно не считала себя виноватой перед этим человеком. Все её грехи, если они и были, потускнели по прошествии стольких лет.

— Ты отлично выглядишь, Насть. Правда. — Он окинул её фигуру быстрым взглядом, а Настя в смущении кашлянула, вдруг почувствовала себя глупо, стоя перед ним в лёгком комбинезоне на восточный манер по новой моде. Удержалась, не подняла руку, чтобы что-нибудь подправить или поддёрнуть.

— Спасибо. Ты тоже… Почти не изменился.

— Да мне с чего меняться? А вот ты изменилась. Такая стала…

— Какая? — Она всё-таки улыбнулась.

— Сама, наверное, знаешь. Я поэтому и пришёл, посмотреть, правду ли люди говорят.

— И что люди говорят? — Настя медленно обошла машину, щёлкнула брелком сигнализации. — Мне на самом деле интересно. Что обо мне говорят. От Федьки ведь не добьёшься, у него всё шуточки. А больше и спросить не у кого.

— У Лера-то? Да, тот ещё шутник. Никак не повзрослеет.

— Ему и так хорошо, — вступилась за Фёдора Настя. — Я не представляю его серьёзным. Так что обо мне говорят?

Аверин вступил вслед за ней на тротуар, потом прошёл чуть дальше, посмотрел на окна её квартиры, услышав детский смех.

— Что вернулась красавица наша, — усмехнулся он.

Настя не поверила.

— Очень сомневаюсь, что так говорят. Ну да ладно. Знаешь, я давно отучилась беспокоиться из-за мнения чужих людей.

— Надо же. Раньше это была волнующая тема для тебя.

— Раньше… Это было очень давно.

Они глазами встретились, Настя первой взгляд отвела, не выдержав, а Саша спросил:

— Ты с дочкой приехала?

— Да. Обычно она лето у моих родителей проводит, но у них авария с водопроводом, так что пришлось её сюда привезти.

— Хоть посмотрит, где твоё детство прошло.

Настя кивнула, не найдя, что ответить. А Аверин предложил:

— Давай посидим, — и указал на лавку за их спинами. — Дома и без тебя весело, кажется.

— А тебя никто не ждёт?

— Я приехал на тебя посмотреть, выкроил… час.

Она усмехнулась.

— Какая честь. — Подумала и всё-таки присела на лавку, хотя и понимала, что за этим последует. Разговор о жизни: «как ты?», «что ты?», «с кем ты?».

Аверин сел рядом, локтями в колени упёрся и голову повернул, чтобы Насте в лицо смотреть. Улыбался. Она, в конце концов, не выдержала и попросила со смехом:

— Прекрати.

— Просто это так странно, что ты здесь. Как ведь уехала тогда, больше не вернулась.

— Я приезжала, — возразила она. — Однажды, пробыла здесь час и снова уехала. Родители тогда собирались переезжать, а мы… помогали. — Лишь в последний момент удержала рвавшееся с языка имя мужа.

— Как они, кстати?

— Хорошо. Они там прижились, дом заново отстроили, хозяйство у них. Папа автомеханником в совхозе работает, главным, но там работы не слишком много, у него частных заказов куда больше. Даже из города к нему приезжают. А мама учителем работает в сельской школе.

— Значит, не жалеют, что уехали?

Настя покачала головой.

— А ты?

Этого вопроса она опасалась, если честно. Смотрела в сторону, сделала осторожный вдох, после чего сказала:

— Уже столько лет прошло, Саш. Какой смысл жалеть?

— Ты с Маркеловым?

Он спросил быстро, а она с ответом помедлила.

— Да. Недавно десятую годовщину праздновали.

Аверин хмыкнул.

— Неплохо. Он, видимо, хорошо зарабатывает. — Он снова смотрел на машину, но Настя знала, что дело совсем не в её автомобиле, дело в ней самой.

— Он отличный юрист, у него опыт и хватка. Его визитки из рук в руки передают, как панацею от проблем.

— Ясно. Значит, тебе повезло.

Стало неприятно.

— Это не везение, Саша. Это много лет трудов.

— Мне извиниться?

— Нет. Давай забудем.

— Давай. — Он произнёс это странно, растягивая гласные, и словно задумавшись о чём-то.

— А ты как живёшь? Не с матерью, как я поняла.

— На Горького. — Он усмехнулся неизвестно почему. — У жены.

Что на это сказать, Настя не знала, поэтому просто кивнула. А Сашка сам продолжил:

— Мы пять лет женаты. Сыну четыре.

— Это хорошо, ты всегда сына хотел.

— А у тебя дочь.

— Дочь. Вика. Сегодня сообщила, что будет юристом, как папа… Знаешь, я Ольгу сегодня видела, — вдруг пожаловалась она. — В магазине.

— В супермаркете? Она там работает, я знаю.

— Неприятная у нас с ней встреча вышла, если честно. И я почему-то знала, что так будет.

— Друзей терять обидно.

— А кто у неё муж, ты знаешь? Кто-то из наших?

— Нет. Бывший спортсмен, он сейчас тренером в спортшколе работает, футбольную секцию ведёт.

— А ты?

Аверин ухмыльнулся.

— Бизнесмен.

Настя рассмеялась.

— Ты? Да ладно!

— А что? Во мне всегда деловая жилка была.

Настя отрицательно покачала головой.

— Не помню такого!

— Не наговаривай на меня!

— Так чем ты всё-таки занимаешься?

— Дверями металлическими, ограждениями, установкой сигнализаций, домофонов. Клуб вон Федькин недавно переоборудовали. Камер наставили, кнопок сигнальных. Так что, если что — обращайся.

Настя улыбнулась.

— Скидку сделаешь?

— А как же. Для своих скидка.

— Я запомню.

В подъезде хлопнула дверь и уже через несколько секунд на улице появилась Вика. Остановилась в дверях, увидев мать и незнакомого мужчину на лавочке.

— Здрасте, — поздоровалась она, приглядываясь к ним.

— Здрасте, — в тон ей отозвался Аверин, с любопытством разглядывая девочку. А та уже потеряла к нему интерес, обратилась к матери.

— Мам, а у нас есть подушечки с начинкой? В коробке которые?

— Есть, мы же вчера покупали. На холодильнике коробка стоит.

— Да нет, те мы уже съели. А ещё есть?

— Есть хлопья, в шкафу, у окна который.

— Пойдёт! — Вика упорхнула обратно, только косички резво подскочили.

Аверин хмыкнул.

— Она твоя копия.

— Все так говорят, — не стала спорить Настя. Поднялась. — Я пойду, а то они без меня сейчас всякой гадости наедятся. Ещё надо выяснить, сколько у нас в квартире детей.

— Да, конечно. — Он тоже поднялся, в лицо ей заглянул. — Ещё увидимся? Ты же не завтра уезжаешь.

— Не завтра.

— Вот и отлично.

Ничего отличного Настя в этом не видела, но и спорить не стала. Вот только не знала, как с Сашкой проститься. Руку дать, улыбнуться на прощание или ещё что? В конце концов, просто сказала:

— Пока, — и поспешно отступила.

— Пока, — отозвался он тихо.

Войдя в квартиру, Настя, не разуваясь, прошла на кухню и выглянула в окно. Аверина уже не было.

12

Настя проснулась, как от толчка. Глаза открыла, и некоторое время лежала, чувствуя, как сердце колотится. В сознании ещё мелькали обрывки сна, и становилось ясно, что он не столько тревожный, сколько смущающий. Какие-то обрывчатые образы, мужчина рядом с ней, лица Настя не помнила, но прикосновения и руки знала хорошо. Приступ волнения сдавил горло. Настя перевернулась на другой бок и уткнулась лицом в соседнюю подушку. Если так дальше пойдёт, она взвоет, а ведь прошла всего неделя.

Она руками подушку обхватила и прижала к себе, перевернулась вместе с ней на спину.

— Мам.

Вика в её комнату вошла, дверь сильно распахнулась и даже ударилась о стену, но девочка этого, кажется, не заметила. Забралась с ногами на диван и протянула матери её мобильный.

— Тётя Лида звонит.

— Да? — Подушку с себя Настя сбросила, приподнялась на локте. — А который час?

— Полдесятого.

— Правда? А почему ты меня не разбудила?

— А тебе куда-то надо?

Пришлось напрячься, чтобы вспомнить, спросонья не слишком удачно выходило, поэтому Настя телефон к уху приложила, надеясь, что разговор с подругой заставит её окончательно проснуться.

— Привет, Лид. Как дела?

— У меня? Или у тебя?

— У тебя… А что случилось? — Образы из сна никак не желали уходить, и от этого Настя лишь сильнее заволновалась.

— Да ничего. Просто у тебя голос такой…

— Я только проснулась. Точно, ничего не случилось?

— Да говорю же, всё нормально. Маркелов страдает, голодает, так что, всё по плану.

Настя снова на подушку прилегла.

— По какому плану?

— По плану мести, — зловеще и несколько переигрывая, сказала Григорьева.

Настя прикрыла глаза рукой.

— С ума сойти. — И тут же поинтересовалась: — Он, правда, голодает?

— Насть, это ты, кажется, с ума сошла. Будет Маркелов голодать. Он в ресторанах питается, но я не уверена, что он этим сильно доволен, ты же его знаешь. Кто ему котлеты пожарит лучше, чем жена?

Настя посмотрела на дочку, которая прилегла рядом с ней. Вряд ли она могла слышать разговор, но шанс был, и это Настю беспокоило. Она Вику погладила по голове, пригладила распущенные рыжие волосы, а потом негромко спросила:

— Ты есть хочешь?

Вика кивнула.

— Тогда иди чайник ставь, я встаю.

Девочка резво развернулась и прямо в трубку прокричала:

— Тётя Лида, а что Юля без меня делает?

— Скучает, чего она делает.

— Мы скоро приедем домой. Правда, мам? Скажи!

— Приедем, приедем. Иди чайник ставь.

Дочка из комнаты выбежала, а Настя на постели села, и совсем другим тоном поинтересовалась:

— Так что?

— Насть, он со мной не откровенничает! Вот что вижу, то тебе и говорю. Уезжает рано, приезжает поздно.

У неё вырвался вздох.

— У него сложное дело.

— Конечно. Дело у него…

— На что ты намекаешь?

— Ни на что, я просто злюсь. Вот как можно быть таким раздолбаем?

На это Насте ответить было нечего, сама не понимала. А Лида следом поинтересовалась:

— А у тебя как дела?

— Довольно странно.

— Что это значит? С квартирой проблемы?

— Да нет, с квартирой всё нормально. Просто я столько старых знакомых встретила, о ком уже давно и не думала. Всё настолько изменилось за десять лет.

— А ты чего ждала? На малой родине всегда так, поэтому я и не езжу к своим родственникам. Ничего там хорошего нет, только шёпот за спиной. Ведь ни один не порадуется, в глаза улыбаются, а потом косточки перемывать начнут. Это загрязняет ауру.

Настя рассмеялась.

— Вот про ауру я как-то не подумала, когда сюда ехала.

— Зря, между прочим. И кого ты там встретила? Подружек закадычных?

— Одну, — призналась Настя.

— А первую любовь? Вторую, третью?

— С ума, что ли, сошла? Я была приличной девушкой.

— В каком смысле?

— Никаких вторых и третьих.

— Боже мой. Оказывается, я была неприличной. Чего только про себя не узнаешь.

— Как дела в магазине? — опомнилась Настя. — С Хшояном что решила?

Лида тут же принялась жаловаться на чрезмерное тщеславие некоторых авторов, призналась, что поругалась с их самым энергичным клиентом, но, в итоге, они смогли найти компромисс, и завтра как раз состоится очередная встреча Аркадия Хшояна с преданными читателями.

— А в остальном, всё хорошо, прекрасная маркиза, всё хорошо, всё хорошо, — пропела Лида в трубку, и Настя её похвалила, пообещав, что не задержится дольше, чем это необходимо. Правда, не призналась подруге, что не знает, что будет делать, когда придёт время возвращаться в Москву. На данный момент она боялась возвращения домой.

Когда она вошла на кухню, Вика занималась тем, что нарезала бутерброды. Очень старалась, увлеклась, нарезала сыр, а потом придирчиво разглядывала каждый кусок. Выходило у неё не слишком красиво и аккуратно, видно, девочка сама это понимала и была собой недовольна. Чайник возбуждённо похрюкивал на газу, закипая, Настя подошла и выключила его. Потом посмотрела на тарелку, на которой были разложены бутерброды.

— Стараешься? — поинтересовалась она у дочки.

Вика кивнула.

— Хорошо. Только не переборщи. Куда нам столько бутербродов?

— Дядя Федя съест.

— Думаю, он ещё спит. Он просыпается к обеду, ты же знаешь.

— А мы в холодильник поставим. Папа говорит, что у меня получаются самые лучшие бутерброды в мире!

Настя поневоле улыбнулась.

— Папа в этом толк знает, — не стала она спорить.

— Скорее бы он уже приехал, — пожаловалась Вика. Положила кусок сыра на последний свободный кусок нарезного батона, и отложила нож, улыбнулась, глядя на дело рук своих.

Лер на самом деле явился после обеда и не стал спорить, когда ему принесли тарелку с оставшимися после завтрака бутербродами, всё съел, чем безмерно порадовал Вику. Настолько, что следующим утром она снова взялась сама готовить завтрак. Настя не спорила, видя, что дочке это нравится, к тому же, теперь была уверена, что ничего не пропадёт. Федя Лер, как пятнадцатилетний подросток, постоянно хотел есть, и то, чем потчевала его девятилетняя девочка, кажется, вполне пришлось ему по вкусу. Он заходил к ним каждый день, но к Насте с разговорами особо не приставал, смотрел с Викой телевизор и выслушивал все её детские секреты.

— Ты будешь хорошим папой, Федь, — сказала однажды Настя. — Странно, что у тебя до сих пор нет детей.

— Дети? — Лер замер с открытым ртом. — Их же воспитывать надо.

— Ты отлично с ними общаешься, — сказала Настя, несколько удивлённая его реакцией.

— Так не воспитываю же!

Она похлопала его по плечу.

— Кажется, ты сам себя запугал.

Лер головой мотнул, задумавшись.

Аверин появился через пару дней. Настя старалась не думать о нём, решив, что их встреча случилась, прошла не так уж и плохо, и этим нужно быть довольной. Рассказав об этом Фёдору, почувствовала смутную тревогу, когда тот, усмехнувшись, сказал, что Сашка просто так не исчезнет, и довольно скоро снова возникнет на её горизонте. Настя не то чтобы боялась этого или попросту не хотела, но не знала, что может сказать ему при следующей встрече. Они поделились друг с другом переменами в их жизнях, а дальше что? Делиться секретами и подробностями? Этого она не хотела. Всё-таки Сашка её смущал, заставлял вспоминать то, о чём она уже давно не думала и забыла, а он появился и воскресил воспоминания и чувство вины. Настя не была уверена, что вообще виновата перед ним в чём-то, Аверин тоже поступил с ней по-свински десять лет назад, но она всё равно ощущала неловкость в его присутствии, а это было неприятно.

Сашка не появился на следующий день, хотя Настя опасалась этого, не пришёл и через день, и она вздохнула с облегчением. И от Фёдора небрежно отмахнулась, не желая слушать все его намёки. Но тот упорствовал.

— Появится, вот увидишь, Насть. Он просто паузу выдерживает.

— Какую паузу?

— Для значимости.

— Федь, ты дурак. Ты знаешь об этом?

— Мы ещё посмотрим, кто из нас дурнее, — хмыкал Лер. — Ты просто не знаешь, как он тогда переживал твой отъезд. У парня реально снесло крышу.

Настя осторожно присела рядом с соседом, заглянула ему в лицо.

— Это в каком смысле?

Федя развёл руками.

— Он бросил работу, пил несколько месяцев. — Ухмыльнулся. — Он по тебе так страдал, Солнцева.

Настя откинулась на спинку дивана, взгляд потерянно скользил по пустой стене напротив.

— А может, не по мне он страдал? А из-за того, с кем я уехала?

Лер кивнул.

— Не буду спорить. Санёк о себе большого мнения. А тут ты с москвичом сбежала. Все же знали, что ты Сашку любишь без памяти, он этим гордился…

— Хвастался, да? — усмехнулась Настя.

— Не без этого. А ты в один день с Маркеловым срулила.

— Не в один день. Просто так получилось.

Фёдор вдруг махнул рукой.

— Ладно, не моё это дело.

— Почему это? — Насте послышался в его голосе укор. — Ты тоже думаешь, что я с Серёжкой уехала, чтобы лучшую жизнь устроить? Это неправда.

Они с Фёдором глазами встретились.

— Насть, а тебе важно, что я думаю?

Она с дивана поднялась, не в силах усидеть на месте.

— Все так думают, я знаю.

— Если честно, мне наплевать, почему ты с ним уехала. Но раз вы до сих пор вместе, значит, всё было не зря. Ведь так? У вас девчонка такая растёт!.. А вот с Серго бы я пообщался. Он, вообще, думает приезжать?

Настя плечами пожала.

— Я не знаю, у него важное дело…

— Ты мне уже который день это говоришь. Важное дело!.. Ты ему скажи, что с Авериным общалась, он к вечеру здесь будет. — Лер рассмеялся, довольный сделанными им выводами, а Настя кинула на него предостерегающий взгляд.

— Не нагнетай, Федя.

— А ты сама? Ничего у тебя не взыграло при виде прошлой любви?

Настя с ответом помедлила, всерьёз прислушиваясь к своим ощущениям. Но единственное, что могла сказать:

— Мы все сильно изменились с того времени. — И чтобы перевести разговор на другую тему, улыбнулась Леру. — И ты — в первую очередь.

— Я?

— Конечно. Кто бы мог подумать, что парень, который мог только пить и гулять, превратится во владельца клуба и будет водить «лексус» последней модели. Я-то знаю, сколько он стоит, Серёжа себе такой хотел.

Фёдор рукой махнул, но во взгляде промелькнуло смятение.

— Деньги — это лишь бумага, Насть. Куда важнее, на кого их тратить.

Она кивнула и тут же отвернулась.

— Знаю.

А к вечеру этого дня Аверин и появился. Настя как раз пыталась помириться с дочерью, которая обиделась на неё из-за того, что не отпустила посмотреть, что такое настоящий ночной клуб. Лер, не думая, предложил, девочка, конечно же, сразу этой идеей загорелась, а когда мать воспротивилась подобным экскурсиям, всерьёз разобиделась. Настя пыталась договориться с ней по-хорошему, объясняла, что ночные клубы — не для детей, на что Вика приводила довольно весомые аргументы, что, во-первых, она не маленькая, а во-вторых, она бы только одним глазочком поглядела и ушла, и, вообще, Настя вполне могла бы пойти вместе с ней. Но та стояла на своём, и даже когда Вика сказала, что спросит разрешения у папы, повторила:

— Нет!

Вика надулась, сложила руки на груди и топнула ногой.

— Так нечестно! Вдруг я, вообще, никогда не попаду в клуб? И ты будешь в этом виновата!

— Вика, я тебя умоляю. Тебе девять лет! Все клубы и вечеринки ещё впереди!

— А я всё равно папе позвоню!

— А я разве тебе запрещаю?

Настя прошла к двери, услышав дверной звонок, распахнула её и замерла в некоторой растерянности, глядя на Аверина. Совсем не ожидала его визита, к тому же вечером, к тому же, прямо домой. А Сашка брови вздёрнул, заметив её смятение.

— В чём дело? Я не вовремя?

— Да нет… — Настя не знала, впускать его в квартиру или не стоит. Потом всё-таки отошла от двери. — Проходи.

— А если папа разрешит? — Вика из своей комнаты вышла, увидела гостя, но здороваться не спешила, только приглядывалась к нему с неодобрением.

Настя к дочери повернулась.

— Вика, он не разрешит.

— Откуда ты знаешь?

— Представь себе, знаю.

— Это просто нечестно! — повторила девочка с трагизмом в голосе, и закрыла за собой дверь комнаты.

Настя взглянула на Аверина.

— Извини, небольшие разборки.

Тот ухмыльнулся.

— Вижу. Всё в порядке?

— Лер додумался её в клуб позвать! Он-то не думает, а ей загорелось. Вот и ругаемся. Ты проходи. На кухню… В комнатах у нас даже сидеть не на чем.

Аверин сделал пару шагов по прихожей, оглядываясь.

— Да, от прежней квартиры Солнцевых ничего не осталось.

— Почти ничего. Хочешь чаю?

— Хочу. Я конфеты принёс. — Он продемонстрировал пакет.

— Не стоило.

— Как это, я же в гости, к двум дамам.

Это его «в гости» несколько напрягло. Но Настя спорить не стала, выдавила из себя улыбку.

— Дочка у тебя, смотрю, упрямая.

— Это точно. Не свернёшь.

— Вся в маму.

— Я не стала бы этого утверждать, папа у неё тоже тот ещё упрямец.

Аверин присел за стол, делал вид, что оглядывает кухню, но Настя чувствовала, что его взгляд то и дело останавливается на ней. Как могла старалась от этого отгородиться, поставила чайник на газ, чашки достала, по кухне сновала, но всё без особого толка. Пыталась угадать, зачем Сашка пришёл и что сказать ей собирается.

— Я просто так пришёл, Насть. Не напрягайся.

Она от неожиданности дёрнулась. Посмотрела с недоверием.

— Я думаю вслух?

Он широко улыбнулся, совсем, как раньше.

— Нет, просто ты волнуешься.

— Ну, волнуюсь, я не только из-за тебя…

— Хорошо, принято к сведению. Что у тебя с квартирой? — спросил он, когда Настя чай разливала.

— Хорошо вроде.

— Вроде?

— Я наняла человека, который будет заниматься всеми бумагами. А когда всё оформит, можно будет искать покупателя.

Аверин кивнул. Потом сказал:

— У меня есть знакомые, в БТИ, например. Могу помочь.

— Это нужно переговорить с моим агентом, спросить, нужна ему помощь или нет.

— Переговори.

— Времени не так много, скоро первое сентября, Вике в школу. А хотелось бы её ещё к родителям отправить, хотя бы на несколько дней.

— А в каком она классе учится?

— В третий пойдёт.

— Хорошо учится? Хотя, что я спрашиваю. Плохо ей учиться не в кого.

— Не помню, чтобы я была отличницей. — Настя достала из коробки конфету, поразглядывала её, потом принялась аккуратно разворачивать.

Саша внимательно наблюдал за ней.

— Думаешь, я зря пришёл?

Она глаза на него подняла.

— Я не знаю, зачем ты пришёл.

— Поговорить.

— Давай поговорим.

— Ты не рада меня видеть?

Она на стуле откинулась, решила признаться.

— Я не знаю, Саш. Рада или нет. Столько лет прошло, у всех другая жизнь, все изменились. А я вот сейчас на тебя смотрю, и вспоминаю о том, что было. Я много лет не вспоминала.

— Не хотела?

— Да нет, просто некогда было вспоминать.

— Везёт тебе.

Настя взглянула на него с насмешкой.

— Скажи, что ты вспоминал.

— Конечно, вспоминал. — Он произнёс это со смешком и даже улыбнулся, но Настя не поверила в его благодушие. — Всё так резко изменилось. Ты уехала с ним, и…

— Он мой муж.

— Да, сейчас он твой муж. Но ты же мне тогда ничего не объяснила, не захотела. — Аверин взгляд в чашку опустил. — Мы помирились… почти. А потом в один день снова всё изменилось. Стоило ему приехать, и всё. Улетела моя Настёна в неведомые дали, даже не простилась.

Она была права, опасаясь этого разговора. Сашка требовал объяснений спустя десять лет, а Насте не хотелось оправдываться. Размышляла с полминуты, наверное, после чего решила просто сказать:

— Прости.

Он невесело усмехнулся.

— Да я же не за этим пришёл, Насть. Не за тем, чтобы ты прощения у меня просила. Поговорить с тобой хотел, просто поговорить, посмотреть на тебя. Честно, не думал, что встретимся.

— И я не думала. Не собиралась сюда приезжать.

— Вот видишь. Перечеркнула всё и забыла.

— Я не забыла, Саш. Но нужно было строить новую жизнь, нужно было начинать сначала. А нельзя начинать что-то, без конца оглядываясь назад. Я это очень хорошо знаю.

— Я тоже.

— Вот видишь.

Послышались шаги, и в дверях кухни появилась расстроенная Вика.

— Папа тоже не разрешил, — сообщила она матери.

Настя взглянула на неё со значением.

— А я тебе что говорила?

— Но я ведь только посмотреть хотела! — Она к матери подошла и позволила себя обнять. Взглядом упёрлась в мужчину за столом. — Здрасте.

Тот усмехнулся.

— Привет.

— Хочешь конфетку? — спросила Настя у дочки.

Вика кивнула, заглянула в коробку и выбрала себе три конфеты.

— Можно, пойду погуляю? На качелях.

— Иди. Только со двора никуда!

— Обещаю!

Аверин проводил девочку взглядом, улыбался, а когда входная дверь за ней закрылась, вдруг сказал:

— А она вообще на Маркелова не похожа.

— Она похожа на меня. Чему он очень рад.

— Да?

Настя глаза отвела и снова кивнула.

— Ты с ним счастлива?

Выгнать его, что ли? Может, они и не встретятся больше никогда, так чего стесняться?

— Я его люблю.

— В этом я не сомневаюсь.

— Почему?

— Не любила бы, не поехала. Ты не из тех, кто бы за деньгами помчался.

— Это ты так спустя десять лет решил?

Аверин досадно поморщился.

— Насть, я был молодой дурак.

— Знаю, что дурак.

— Но он ведь тогда за тобой вернулся. Значит, всё у вас сложилось.

— Может, мы поговорим о чём-нибудь другом?

— Давай о чём-нибудь другом, — согласился он, улыбаясь.

— Как ты живёшь?

— Как все.

— Ольга тоже так сказала: я живу, как все, — вспомнила Настя.

— И что?

— Странное выражение. Я не хочу жить, как все.

— Раньше хотела. Выйти замуж, воспитывать детей. Стоп, а сейчас у тебя по-другому?

Он откровенно смеялся над ней, и Настя взглянула с укором.

— Я не хочу думать, что я живу, как все. Как только ты начинаешь об этом думать, привыкаешь к этой мысли, перестаёшь стараться что-то изменить.

— Ты работаешь?

— Да. У нас с подругой книжный магазин. Небольшой, но он наш.

— Поздравляю. Значит, ты бизнес-вумен.

— Вряд ли. Это любимое дело, а не средство заработать деньги.

— Маркелов обеспечивает?

— Более чем.

— Молодец какой.

— Саш, давай без иронии.

— Давай. А моя дома сидит, сына воспитывает. И этим довольна.

— Каждому своё.

— Да, у неё в одном месте не зудело: хочу в институт, хочу в институт.

— А я закончила институт.

— Правда? Стала-таки журналистом?

— Нет, стала переводчиком.

— Надо же. Поздравляю.

Настя рассмеялась.

— Да, весьма своевременно.

— Серёга, наверное, гордится женой.

Глаза отвела.

— Да, наверное. — Встрепенулась. — Ещё чаю?

Тему всё же удалось сменить. Заговорили об общих знакомых, о том, что изменилось в городе за десять лет, о бизнесе Аверина, которым, судя по его реакции на Настины вопросы, он не слишком-то гордился. Довольно долго проговорили, надо сказать. Настя в какой-то момент спохватилась, на часы посмотрела, потом за окно, и крикнула Вике, чтобы шла домой. На улице уже темнело.

— Вот и лето кончается, — сказала она, словно только поняла, что август подходит к концу. — Темнеет рано.

— Да, совсем недавно в одиннадцать светло было, а сейчас девять — и темно.

Оба неловко замолчали. Стояли у окна, Настя смотрела в сгущающиеся сумерки, а Саша у неё за спиной. Ничего не говорил, руки в карманы джинсов сунул и молчал. Настя чувствовала его близкое присутствие, тепло, исходящее от его тела, запах незнакомого одеколона, и ей никак не удавалось вдохнуть полной грудью от волнения. Очень хотелось избавиться от тягостного ощущения. В прихожей хлопнула дверь, и они оба словно очнулись. Настя поторопилась от Аверина отойти, а тот засобирался домой.

— Алла, наверное, ждёт. — На Вику посмотрел, которая проскользнула мимо него на кухню. Опомнился, на Настю глаза поднял. — Я тебе сообщу. Свяжусь с твоим агентом по недвижимости, спрошу, нужна ли ему помощь… И тебе сообщу.

— Хорошо, спасибо.

— Не за что. — Остановился у двери, ещё одним долгим взглядом обвёл прихожую. И вдруг спросил: — Не жалко продавать?

— Это не моя квартира, родители сами решают.

— Да, конечно. Но ведь потом некуда будет возвращаться.

— Саш, я всё равно сюда не вернусь.

Он хмыкнул.

— Стала стопроцентной москвичкой?

— Может быть. Но вернуться сюда… насовсем, значит, что всё было зря. Не вернусь.

Кивнул, натянуто улыбнулся.

— До встречи, Насть.

— Пока.

Он с неохотой переступил порог, обернулся ещё, а Настя с облегчением закрыла за ним дверь. И только тогда поняла, насколько она напряжена. Как же она общалась с ним два часа?

На следующий день, встретившись во дворе с Людмилой Геннадьевной, удостоилась её гневного взгляда. Она столь выразительно взглянула на неё, что Настя не удержалась и обернулась женщине вслед, не понимая, чем заслужила подобное отношение.

— Сашкина машина под твоими окнами весь вечер стояла, — объяснили ей.

Настя резко повернулась и посмотрела на Ольгу. Осторожно кивнула.

— Привет.

— Привет, — отозвалась та с усмешкой. Ольга не выглядела агрессивно настроенной, но к Насте приглядывалась с недоверием. Окинула её быстрым взглядом, и Насте показалось, что сдержала рвущийся наружу раздражённый вздох.

Рядом с Ольгой стоял мальчик лет пяти, опирался на руль самоката и тоже Настю разглядывал, закинув голову и широко распахнув карие глаза. Ребёнку Настя улыбнулась, решив игнорировать взгляды, которые на неё кидала его мать. И вообще, она поклялась держаться с бывшей подругой дружелюбно. Сейчас-то им что делить?

— Привет, тебя как зовут? — обратилась она к мальчику, а тот моргнул, словно не ожидал, что Настя может с ним заговорить, подумал и сообщил:

— Алтём.

— Артём, значит. Очень приятно.

Ольга тоже на сына посмотрела.

— Это младший? — спросила у неё Настя.

— Да. Старшему семь.

— Здорово.

Ольга вдруг фыркнула.

— Чем это?

— Тем, что у тебя двое детей. — Настя побарабанила пальцами по крыше своего «жука», рядом с которым стояла.

Ольга не ответила, следила взглядом за сыном, который принялся кататься по дороге на маленьком самокате. Потом спросила:

— Зачем Сашка приезжал?

— Поговорить. Давно не виделись.

— О чём ему с тобой говорить?

— А почему ты мне этот вопрос задаёшь? Спроси у него. Посидели, чаю попили, поболтали. Он мне про свою жизнь рассказал, я ему про свою.

— Здорово, — кивнула Ольга. — Ему, наверное, до жути интересно было.

Настя нахмурилась.

— Наверное. Раз пришёл. Я не понимаю, почему тебя это беспокоит.

— Не меня, а его мать. У него семья…

— У меня тоже семья. — Настя начала злиться, понимая, к чему Ольга ведёт. — Это тут при чём?

— А ты сама не понимаешь? Ты вернулась, и он у тебя вечера проводит.

— Хватит придумывать! Опять начинается. — Она всерьёз нахмурилась. — Заняться больше нечем, только сплетни распускать? А если бы его машина не стояла у меня под окнами, сказали бы, что он ко мне в окно влез? Что за идиотизм?

— Но ты же одна приехала, без мужа.

Настя натянуто улыбнулась.

— У моего мужа есть имя, которое ты прекрасно знаешь. Это во-первых. А во-вторых, Серёжа работает, а я приехала по делу. При чём здесь Аверин? Столько лет прошло, а все ещё сплетничают о нас?

Ольга плечами пожала. Смотрела в сторону, но усмехалась.

— О тебе тоже? — поинтересовалась Настя. Ольга кинула на неё непонимающий взгляд.

— Обо мне?

— А что? Ты не последнюю роль в той истории сыграла. Почему бы и о тебе не посплетничать?

— Но ведь я оказалась права, Насть. Всё вышло так, как я и говорила.

— Тебе очень хочется так думать, Оля. Ты даже не представляешь, о чём ты говоришь.

— Но результат на лицо.

Настя посмотрела на свою машину.

— Результат моих трудов, а не твоих выдумок.

Ольга упрямо вздёрнула подбородок.

— Не крути Сашке мозги. Ты уедешь, а он останется. Он в прошлый раз едва оправился, когда ты уехала.

Стало неприятно, Настя недовольно поджала губы.

— Ты приложила руку к тому, чтобы я уехала.

— Тебе хочется так думать?

— Я знаю.

Дурацкий разговор вышел, Настя даже не думала, что очередная встреча с подругой может поднять столь невероятные темы. Что они так легко вернутся к прошлому и постараются обвинить друг друга в прошлых грехах. И чтобы прекратить это, Настя села в машину и уехала, не сказав Ольге больше ни слова. А позже возмущалась в разговоре с Лером.

— Это надо? Все уже видели его машину под моим окном! И чёрт знает что подумали!

Фёдор ухмылялся, развалившись на диване.

— А ты как хотела? Здесь только вздохнёшь, а все уже знают, о чём ты подумал. Причём лучше тебя самого знают!

Настя только руками развела. И понизив голос, продолжила:

— Людмила Геннадьевна так на меня посмотрела… На меня даже Хшоян так никогда не смотрел!

— Кто?

— Хшоян. Автор криминальных романов Аркадий Хшоян. Не читал?

— Мне криминала и в жизни хватает.

Настя согласно кивнула.

— И не читай. Хоть и неплохо пишет, но из вредности не читай. Злобный, противный карлик.

Фёдор рассмеялся.

— Вот видишь, как тебе повезло? А то бы злобная карлица твоей свекровью была.

Настя ему пальцем погрозила.

— Федя!

— Что?

— И Ольга туда же, — продолжила она возмущаться. — Я уверена, что она меня с Людмилой Геннадьевной обсуждала, а как меня увидели, так и бросились в рассыпную. Она ещё потом ко мне подошла, мораль прочитала, представляешь? Чтобы я Сашке мозги не крутила!

— Ольга?

— Ну да!

Лер красноречиво хмыкнул.

— А ты чего хотела, Насть? Что ты приедешь через десять лет, и вы снова станете лучшими подружками?

— Нет, конечно. Но ты сам сказал: десять прошло! Чего они все от меня до сих пор хотят?!

— Понять, что у тебя всё плохо, вот чего они хотят. И точно знать, что ты не квартиру приехала продавать, а что приползла обратно, поджав хвост.

Настя на несколько секунд закрыла лицо руками, потом головой помотала, пытаясь сбросить с себя негатив. А когда Вика в комнату вошла, руки тут же опустила и постаралась выглядеть как обычно. Вика же принесла с собой коробку конфет, что Аверин купил, села на диван рядом с Фёдором и сняла крышку. И сразу предупредила, указав на красную обёртку:

— Вот эти мои любимые.

— То есть их трогать нельзя?

— Да. Но синенькие тоже вкусные.

— Вот ты деляга. — Лер взял синюю конфету, развернул, и замер, не донеся её до рта, когда девочка сказала:

— Дядька вчера принёс.

Фёдор удивлённо вздёрнул брови, а Настя строго взглянула на дочь.

— Что за «дядька», Вика?

— Ну, дядя.

— Вот так.

— Санёк с конфетами пришёл?!

— Федя, помолчи.

— Вот затейник, а.

Настя покаянно опустила голову, соглашаясь.

— Не говори.

Кто-то дёрнул входную дверь. Настя выглянула из комнаты, услышав это, прислушалась, но больше никаких шорохов и подозрительных звуков, вместо этого в дверь позвонили. Не зная, кто может ломиться в квартиру, забыв о приличиях, Настя подошла, мысленно посетовала, что глазка нет, но вспомнила, что у неё на диване Лер сидит, и поэтому без всякой опаски отперла замки. И отступила, в удивлении глядя на мужа.

— Ты что здесь делаешь?

Сергей невесело хмыкнул.

— Можно я не буду врать и говорить, что рассчитывал на другой приём? — Маркелов в квартиру вошёл, распахнув дверь пошире ногой, так как руки были заняты. Поставил на пол чемодан, а Насте цветы протянул. — Привет, любимая.

Она голову чуть на бок склонила, перевела взгляд с лица Сергея на букет ирисов. Правда, долго тянуть не стала, букет забрала, к тому же из комнаты уже донёсся радостный голос Вики, которая чуть ли не кубарем скатилась с дивана:

— Папа, папочка приехал!

Сергей разулыбался, ребёнка на руки подхватил и охнул, когда Вика крепко обняла его за шею.

— Зайчик, ты меня задушишь!

— Наконец-то ты приехал!

Он дочку перехватил, как маленькую, почти уложив на своих руках, но в следующий момент вдруг болезненно поморщился и поторопился опустить её на пол. Настя заметила, как его перекосило, и тут же одёрнула дочь.

— Вика, не прыгай, папа не может тебя держать.

Вика виснуть на отце перестала и просто обхватила его руками за талию. Сергей её по голове погладил, а сам на Настю смотрел.

— Солнце, я…

Она жестом попросила его замолчать, и указала на прикрытую дверь в большую комнату. Маркелов недоумённо нахмурился, дверь открыл, и в следующую секунду ухмыльнулся.

— Я не понял, чего это ты на моём диване разлёгся?

Лер издал странный возглас, нечто среднее между приветствием и победным кличем.

— Тебя жду! Ах ты, чертяка. Серго! Ты паразит, ты так и будешь раз в десять лет наезжать?

Настя дочку за руку в сторону отвела, пока мужчины хлопали друг дружку по спине и исполняли другие ритуальные танцы — обнимались, жали руки и разглядывали друг друга, посмеиваясь.

— Насть, он отсюда за эту неделю хоть раз выходил? Как ни позвоню: дядя Федя кино смотрит, дядя Федя чай пьёт. Холостяцкая жизнь, что ли, довела?

— У меня отходняк после развода! Второй год уже.

— Видно, хороший развод был.

— Не то слово, а семейная жизнь ещё лучше.

— Папа, ты останешься?

— Останусь, зайчик. Я и вещи привёз.

Настя резко обернулась и взглянула на чемодан, о котором, признаться, успела забыть. Затем непонимающе посмотрела на мужа.

— Останешься?

Сергей подарил ей широкую улыбку.

— У меня отпуск. Могу проводить его, где хочу.

Он смотрел на неё с особым умыслом, и Настя вдруг вспомнила, что сказала ему то же самое неделю назад.

Фёдор снова хлопнул Маркелова по плечу.

— Слушай, а ты заматерел.

— А сам-то? — Сергей слегка ударил его в живот. — Это чего такое?

Лер руку его оттолкнул, и живот свой бережно погладил.

— Нет тут ничего.

— Ага. Кроме пяти лишних килограмм.

Фёдор уставился на свой живот, а Сергей к жене повернулся, встретил её вопрошающий серьёзный взгляд, и, пытаясь вызвать сочувствие, попросил:

— Солнце, дай таблетку.

Настя поджала губы, одарила мужа негодующим взглядом, а потом руку в бок упёрла. Маркелов смешно склонил голову на бок.

Из комнаты Настя вышла, кипя от негодования. Зло уставилась на чемодан у стены, потом обернулась, посмотрела на спину мужа. Серёжка смеялся, разговаривая с Фёдором, одной рукой обнимал Вику, которая прижалась к нему, и, судя по всему, Маркелов был уверен, что всё прошло, как нельзя лучше. В квартиру его пустили, ему обрадовались, даже обняли, и он решил ещё на жалость надавить — попросил таблетку. И ведь не откажешь ему!

Серёжка, как всегда, уловил её настроение, потому что появился на кухне уже через минуту. Настя как раз отыскала в ящике обезболивающее, выдавила из блистера таблетку, взялась за ручку графина с водой, и вот тут почувствовала, что муж у неё за спиной. Помедлил всего секунду, а потом осторожно прикоснулся, Ладони легли на Настины бока и скользнули на живот. Носом ей в ухо ткнулся.

— Я соскучился по тебе, — успел сказать он, прежде чем получил по рукам.

— Не трогай. — Настя независимо повела плечами, отстраняясь от него, повернулась и протянула мужу лекарство и стакан воды. — Вот твоя таблетка. Или не болит?

— Болит. — Он выглядел расстроенным, голову опустил, таблетку из её рук принял и в рот закинул. А Настя проскользнула мимо него, отвернулась, хотя Серёжка и смотрел на неё, пил воду большими глотками и смотрел. Его пристальный взгляд сводил с ума.

А она снова остановилась в прихожей, глядя на чемодан. Серёжка приехал и всерьёз собирается остаться. Какое-то нехорошее предчувствие появилось. Настя машинально подняла руку и приложила ладонь к груди, чувствовала, как бьётся сердце. А потом повернулась. Посмотрела сначала в комнату, где Вика показывала соседу, что ей папа привёз, а потом в сторону кухни, на мужа.

И вдруг пожалела, что они все здесь.

13

Сергей старался держаться от жены на расстоянии. Настю это немного удивляло, она ждала, что он сразу в наступление перейдёт, будет делать вид, что все их разговоры и ссоры недельной давности, ничего не значат, что всё у них в порядке, обычно он так и поступал, но в этот раз, видимо, решил сменить тактику. После первой попытки поцеловать её на кухне, отступил и чего-то выжидал. По крайней мере, Насте так казалось. И уже она начала к Маркелову присматриваться и ждать. Прикосновения, взгляда, виноватой улыбки. В какой-то момент начала впадать в раздражение из-за этого. Уже не сомневалась, что муж это всё намеренно делает.

— Интриган, — прошептала она, но настолько тихо, что никто не услышал.

Серёжа с Викой ужинали, а Настя всё никак не могла за стол сесть, то одно дело себе находила, то другое, лишь бы с мужем рядом не оказаться. Наверное, кто другой рассмеялся бы, если узнал, что она волнуется, как подросток из-за его присутствия. Из-за присутствия человека, с которым прожила десять лет.

Всё-таки вернулась к столу и села. Натянуто улыбнулась дочери, а на Маркелова кинула подозрительный взгляд. Серёжка не взглянул на неё, но она заметила, как он морщится с досады.

— Очень вкусно, — всё же похвалил он её спустя несколько минут. — Спасибо.

— Я рада. — Произнесла таким тоном, что Сергей даже жевать перестал. А когда Вика встала из-за стола, сообщив, что наелась, и ушла в свою комнату, вилку отложил.

— Насть, так нельзя.

— Я знаю. — Не зная, чем занять дрожащие руки, она взяла тарелку с салатом и подложила Маркелову добавки. А затем поинтересовалась: — На четвёртом десятке рестораны уже не так привлекают?

Сергей невесело хмыкнул.

— Есть такое дело.

— Серёж, зачем ты приехал?

— Я уже сказал: я в отпуске.

— Взял отпуск, чтобы никто не мешал с женой мириться? Раньше такого не было.

— Раньше ты из дома не сбегала.

— Да, как оказалось, зря.

Маркелов снова вилку взял, поворошил ею горку оливье.

— Оказалось?

— Серёжа, ешь.

— Я надеялся, что ты остыла за эти дни. И может думать начала.

У Насти аппетит окончательно пропал. Она на мужа воззрилась с неподдельным удивлением.

— Это я должна была начать думать? Маркелов, в тебе наглости немерено.

— Я не то хотел сказать.

— Я знаю, что ты хотел сказать, — понизив голос, сказала Настя. — Ты развод имеешь в виду.

Он глаза на неё поднял, взгляд тяжёлый, а потом вилку на стол швырнул. Она ударилась о край тарелки, страшно звякнула, и упала на скатерть, а Настя на неё уставилась, зная, что если на мужа взглянет, точно заплачет. А он из-за стола поднялся и из кухни вышел, молча. Это было странно, незнакомо, Маркелов никогда не отмалчивался, ему всегда было, что сказать, и поэтому сейчас можно было начинать нервничать, всерьёз. Но в ту секунду, когда Серёжка из кухни вышел, Настя вздохнула с облегчением. Было ясно, что за прошедшую неделю Маркелов тоже многое обдумал, и пришёл к каким-то выводам. И, судя по его поведению, хорошего в его выводах было мало. А впереди ещё ночь, с ним в одной постели.

Этим вечером Сергей сам уложил Вику спать, они сначала о чём-то болтали в её комнате, потом книгу читали. Настя подходила к двери детской комнаты, осторожно, на цыпочках, прислушивалась к разговору, а потом уходила, понимая, что лучше ей не входить и дать им спокойно пообщаться. Вот только Маркелов её деликатности, как выяснилось, не оценил. Когда в спальню пришёл, прошёл к окну, остановился, глядя в темноту, услышал весёлый смех снаружи, и окно прикрыл. А потом сказал:

— Если ты так себя вести будешь, Вика всё поймёт.

— Как?

— Если шарахаться от меня и дальше будешь.

— Ты говоришь так, словно я виновата.

Он снова пересёк комнату, на этот раз в обратном направлении, и выключил свет. Снял футболку, и вдруг замер, задумавшись. Настя наблюдала за ним, осторожно сдвинулась на подушке вниз и одеяло на себя натянула.

— Я не говорю, что ты виновата. Но это не наказание, Настя, это банальная месть. Разводиться, чтобы побольнее мне сделать, это слишком.

— А может, ты ради разнообразия, подумаешь не о себе любимом, а обо мне? Изменять, чтобы веселее жить стало, это не слишком?

Сергей резко развернулся, посмотрел на неё.

— Это была ошибка.

— Которую ты даже не попытался скрыть, — не сдерживая иронии, сказала Настя. — Ты не стал отнекиваться, оправдываться. Да, дорогая, я с ней переспал! Я что, должна благодарить тебя за искренность?

— Смысла не было отнекиваться.

— Конечно! Я ведь такая дура, я ведь опять прощу. — Она повернулась на бок, отворачиваясь от него. Глаза закрыла и уткнулась носом в край одеяла. Серёжка продолжал сидеть на краю постели, прошла пара минут, прежде чем он поднялся, чтобы снять штаны, потом лёг рядом с ней. Дышал тяжело, словно из последних сил сдерживал рвущиеся наружу эмоции, и почему-то Настя была уверена, что в первую очередь раздражение.

— Матери зачем рассказала? — спросил он наконец.

— Она сама догадалась. Она же твоя мать, думаешь, она плохо тебя знает?

— А, так значит, я сволочь? Изменщик поганный.

— Нет. Кобель.

Он снова хмыкнул.

— Да, наверное.

Настя не выдержала и села, глянула на мужа через плечо.

— Слышу в твоём голосе нотки сомнения, — проговорила она злым шёпотом. — Ты никак очередное оправдание себе нашёл?

— Нет.

— Нет?

Он руку за голову заложил, и, кажется, даже глаза закрыл, в темноте Настя плохо видела его лицо.

— Я не дам тебе развод, — сказал он. — По одной простой причине — ты раскаешься через неделю. Как только пар выпустишь…

— Может, и раскаюсь. — Настя наклонилась к нему. — Подожду немного, и успокоюсь. А ты будешь спать, с кем хочешь!

Он вдруг схватил её, чего Настя в запале совсем не ожидала, и потянул на себя. Она едва успела упереться рукой ему в грудь, чтобы совершенно нелепо не ткнуться носом в подбородок мужа.

— Ты за этим сюда приехала? Успокаиваться?!

Настя вдруг взволнованно сглотнула. В лицо Серёжке смотрела, и не знала, что сказать. Он был зол, дышал тяжело, а Настя не понимала почему. Точнее, понимала, но это были слишком опасные предположения.

Сергей помолчал, потом совсем другим тоном сказал:

— Поедем домой. Прямо завтра. Или не домой… куда хочешь.

— Ты всё испортил, — вырвалось у неё, и как по заказу на глаза навернулись слёзы. — Ты всё испортил. После всего, после стольких лет… Ты только в этот раз попался, да? Не повезло?

— Нет, Насть.

Она стукнула его по плечу.

— Ты врёшь мне!

— А ты мне?

Оттолкнула и отодвинулась от него. Слёзы вытерла.

— Параноик…

Муж неприятно усмехнулся за её спиной.

— Тогда поедем домой.

Настя снова повернулась к нему, на этот раз медленно, ноги под себя поджала, убрала с лица волосы.

— Зачем? Чтобы постараться заново создать иллюзию счастья? Когда я тебе не верю, ты мне не веришь. — Головой покачала. — Маркелов, ты спятил, раз говоришь мне такое.

— Я не говорил. Ты сама обо всём догадалась. Это ли не показатель?

— Ненавижу, когда ты такой.

— Я твой муж. Нравится тебе это или нет. И так будет, ты слышишь, Насть? Потому что я знаю, как лучше, а ты…

— Что?

Он явственно скрипнул зубами.

— А ты глупая девчонка.

— А ты мстительный ублюдок. — Настя легла, повернулась к нему спиной, и укрылась одеялом с головой. Слёзы текли, и она старалась не дышать, надеясь, что сможет скрыть от мужа, насколько расстроена. Правда, он вскоре придвинулся к ней, чуть навалился, и Насте пришлось закусить губу. Очень хотелось уснуть, чтобы закончить этот разговор, который разбередил старые раны. Не понятно, откуда всё это вылезло, то, о чём много лет не говорили, не вспоминали, старались не вспоминать, и Насте даже показалось несправедливым, что Серёжка ей об этом напомнил. Она искренне считала, что не заслужила этого. И муж прекрасно знал, насколько ей обидно было это услышать, потому что вполне искренне сказал:

— Прости. Я тоже не хочу об этом говорить. Поэтому и прошу: давай уедем.

Сглотнула, прежде чем заговорить.

— Чтобы ты успокоился?

— Чтобы мы все успокоились.

— А я спокойна. Мне здесь нравится, и уезжать я не собираюсь.

— Совсем? — зло поинтересовался он. А Настя посоветовала:

— Не провоцируй меня, Серёжа.

Он отодвинулся от неё, зло выдохнул.

— Ты поиграть решила, как я понимаю. Месть сладка?

— Тебе лучше знать. А мне ещё предстоит это выяснить.

— Посмотрим, насколько тебя хватит.

— Посмотрим, — с горечью согласилась Настя.

Ужасная ночь. Настя никак не могла уснуть, жалела, что некуда уйти спать, чтобы от мужа подальше быть, а в голове вертелись Серёжкины слова. Всё, что он наговорил ей, всё, что оказывается, его беспокоило. Но это было так давно! Это было словно в другой жизни. И они тогда не жили, а воевали друг с другом. И это были не просто ссоры, это были открытые военные действия, когда говорилось всё, что приходило в голову, чтобы побольнее другому сделать, чтобы ударить, уколоть, вывести из себя. Это было время, когда она его почти ненавидела. За то, что перевернул её жизнь, что лишил её всего, о чём она мечтала, и что сам не даёт ничего. Не может дать. Не хочет! И да, она тогда сделала глупость, но исправляла её так долго, когда поняла, насколько Серёжку задел её поступок. Именно тогда они собрались разводиться, потому что невозможно было находиться рядом друг с другом. И Настя хотела развода, чтобы всё это, наконец, закончилось. Она так этого хотела, что совсем не думала о том, что будет делать дальше. Куда пойдёт, к кому, как будет жить. Её даже не останавливали слова мужа о том, что он не отдаст ей Вику, что никуда не отпустит ребёнка, а она сама может идти, ехать, возвращаться куда хочет. Сейчас, спустя столько лет, воспоминания о том времени, смущали и приносили горечь, но они никуда не делись. Настя очень хотела бы забыть, и очень пугалась, когда всё это всплывало наружу. Серёжка помнил, она помнила, это было где-то глубоко, зарыто, завалено другими воспоминаниями, припорошено прошедшими годами и событиями, но это так долго стояло между ними, что просто выкинуть из памяти было невозможно. И хотя виноваты были оба, слишком порывисты и несдержанны были в те годы, молодость бурлила в венах, и казалось, что нет ничего невозможного — всё можно изменить и начать сначала, но Настя почему-то себя чувствовала виноватой. За то, что она сказала ему когда-то, за то, что не подумала, прежде чем сказать, и ей хотелось Серёжу ранить, до глубины души, чтобы он понял, насколько ей плохо… рядом с ним. А вылилось всё в трагедию, в слова, которые встали между ними, как стена, на многие годы. И, наверное, муж прав, если бы не он, они бы тогда уже расстались. И не было бы ничего… Сейчас уже это страшно.

И ведь она ему говорила об этом! Говорила, что рада тому, что у них всё наладилось, что они вместе, что любит… Ведь, правда, любит, как никого, никогда… Но оба вспоминали, редко, но это всплывало между ними, и хотелось кричать, настолько невыносимо было в этот момент смотреть другому в глаза.

Он прав, ей не стоило приезжать сюда, чтобы не наступать на те же грабли. Но и уехать обратно, как он просил, не могла. Если согласится, признает его правоту. Кому от этого лучше станет?

Утром с трудом заставила себя проснуться. Даже не почувствовала, как Серёжка вставал. И только когда за окном собака залаяла, глаза открыла. Посмотрела на часы, застонала чуть слышно и перевернулась на спину, потягиваясь. С кухни доносился голос мужа, он что-то Вике выговаривал, видимо, не смотря на утро, дочь уже успела в чём-то провиниться. Настя прислушивалась с интересом, а в следующую секунду ей вспомнился разговор с мужем, сон сразу пропал, в душе томление, и Настя с кровати поднялась, не в силах дальше лежать и обдумывать ситуацию. Нечего тут обдумывать, она готова признаться в том, что не знает, как нужно поступить.

Маркелов же вёл себя так, словно вчерашнего разговора не было. По крайней мере, старался. Насте очень хотелось спросить, чем он собирается заняться «в отпуске», раз решил остаться здесь, но пока подбирала слова, он поинтересовался:

— Что с квартирой?

— Всё хорошо, документы оформляются.

— Покупателя нашла?

— Нет ещё.

— А чего тянешь? Ребёнку в школу через десять дней, а ты здесь собралась до Нового года сидеть?

Настя поставила чашку с кофе на стол, на мужа посмотрела.

— Тогда возьми и найди сам, раз ты такой умный. Ты же в отпуске!

— Найду.

— Не сомневаюсь, — тихо проговорила Настя.

Сергей открыл старенький холодильник, с тоской посмотрел на содержимое, и сказал:

— Надо в магазин сходить.

— Вот, сходи. — Настя с готовностью кивнула. — Через дорогу очень хороший супермаркет, называется «Вкус-торг». — И повторила слова Лера: — Тебе понравится.

Маркелов холодильник закрыл, сделал шаг и оказался у Насти за спиной. Она думала, что он отойдёт, но когда поняла, что муж не торопится, напряглась. А Серёжка наклонился к ней, рука уперлась в стол рядом с Настиной чашкой.

— Я не уеду, даже если ты будешь продолжать разговаривать со мной сквозь зубы.

— Я и в этом не сомневаюсь.

Он вдруг коснулся её волос, прядь на палец намотал, а потом прижался губами к Настиной щеке. Она засопротивлялась, хотела его оттолкнуть, но сил не хватило. Пришлось смириться, принять гордый вид, и только осторожно выдохнула, когда муж отстранился. Его поцелуй горел на щеке, а сердце неровно колотилось. Заметив, что Сергей повернулся к ней спиной, Настя ладонью щёку потёрла.

В магазин Маркелов пошёл. Взял с собой Вику, та обрадовалась, на ходу выдав список того, что ей необходимо, начиная с чипсов и заканчивая новыми туфлями на первое сентября, и взяв отца за руку, вышла с ним из квартиры. Настя стояла у окна, наблюдая за ними, за тем, как они в машину садятся, и мысленно желала любимому мужу встретить там бывшую поклонницу. Правда, не верила, что Ольга Сергею скажет что-нибудь неприятное, но если Маркелову хоть немного станет не по себе при виде бывшей знакомой, это уже дело. Пусть не думает, что ей, Насте, здесь слишком комфортно.

Пока никого не было, Настя убрала постели, сложила диван, на котором они с Серёжкой спали, огляделась в поиске дел, сняла со спинки стула рубашку мужа, в руках её повертела, и в итоге отнесла в ванную, сунула в корзину для грязного белья. В зеркало на себя посмотрела, задумалась вдруг. Не о себе, а снова о вчерашнем разговоре, смотрела в свои глаза и вспоминала тон, которым с ней Сергей разговаривал. А потом снова о том, что он всё испортил. Они ни один год не затрагивали опасные темы, а теперь снова всё вылезло наружу — недовольство, обиды, осознание вины. Поморщилась, и в этот же момент услышала бодрую мелодию, что издавал мобильный телефон. Не её, Маркелова. Настя в комнату вернулась, увидела мобильный на подоконнике, подошла. В том, что она отвечала на звонки мужа, не было ничего удивительного, порой Серёжка сам её об этом просил, когда уставал и не хотел, чтобы его беспокоили, хотя бы пару часов. Но в этот раз Настя помедлила, увидев на дисплее женское имя. К тому же, имя знакомое. Засомневалась, стоит ли отвечать, и, чувствуя, что снова закипает изнутри. Потом взяла телефон, нажала кнопку и поднесла к уху, вот только не торопилась заговаривать с соперницей. Ждала, хотя сама не знала чего, а Ирине, видимо, не пришло в голову, что ответить мог не Маркелов, а кто-то другой. Да и разбираться ей было не досуг, её голос прозвучал отрывисто.

— Хорошо, что ответил. Серёж, я тебе серьёзно говорю, я не девочка, которую можно в угол поставить! И ты не можешь просто подарить меня Кутепову! Я не студентка. Не на ту напал!

Настя невольно вздёрнула брови, заинтересовавшись услышанным.

— Подарить Кутепову? — спросила она, как можно спокойнее. — Надеюсь, его спросили, доволен ли он подарком.

Повисла пауза, после чего Ира снова заговорила, по голосу было ясно, что пытается сдерживаться.

— Анастасия Юрьевна. Доброе утро. Сергея Борисовича можно услышать?

— Вы имеете в виду Серёжу?

— Мне очень нужно с ним поговорить.

— Его сейчас нет, и к тому же он в отпуске. Разве не так?

— В отпуске, — согласилась девушка на другом конце провода. — Но мне очень нужно с ним поговорить. Возникло некоторое недоразумение…

— Я бы даже сказала, что не одно.

Ира снова замолчала, а потом вдруг хмыкнула.

— Да, наверное, не одно. Анастасия Юрьевна, думаю, нам с вами надо объясниться. Ситуация, в которую мы все попали, плохо отразилась на нас всех, вы ведь не будете со мной спорить?

Настя присела на диван, думая о том, что сдержанная манера юристов изъяснятся в самые острые моменты, её раздражает. Всегда раздражала.

— Я бы выразилась по-другому, — не стала скрывать Настя. — Но пока спорить с вами не буду.

— Я знаю, что вы в курсе… того, что вашего мужа и меня связывали некоторые отношения. — Настя молчала, и тогда Ирина продолжила: — Но мне не нравится, что крайней сделали меня. Мы все взрослые люди. Вы женаты, вот и разбирайтесь между собой. Я не понимаю, почему за одну ночь я должна расплачиваться! Он, значит, перед вами выслуживается, а меня к Кутепову в команду? Вот просто так! И всем плевать, как я старалась, делала всё, что могла, никогда поблажек не просила, работала, как проклятая, без выходных и отпусков, а теперь меня к Кутепову?! Не нужна стала, глаза мозолю?

Настя на спинку дивана откинулась. Потёрла лоб.

— А вы зачем мне это говорите, Ира? Хотите, чтобы я перед мужем за вас заступилась?

— Я хочу справедливости. Я хочу с ним работать, почему я должна пострадать из-за того, что вы между собой разобраться не можете?

— Может потому, что не надо в постель к чужим мужьям лезть? — не сдержалась Настя.

— Это ваш муж, и я его не тащила в свою постель…

— Хотелось утвердиться на новой должности, как я понимаю?

— Мне это не нужно, я хороший юрист.

— Хорошие юристы с начальниками не спят. Им, во-первых, некогда, а во-вторых, не зачем.

— Это вы его попросили от меня избавиться?

— Если бы я его об этом просила, ты бы не у Кутепова была. Я куда требовательнее.

— Мстите?

— И почему меня все в этом обвиняют? Не мщу, пытаюсь адекватно реагировать.

— Что ж, ваше право. Но Серёже передайте, — Ирина намеренно проговорила имя Маркелова с особой интонацией, — что я не оставлю это просто так. Я тихо не уйду, пусть не мечтает. Не буду сидеть и наблюдать, как он мою карьеру портит. Я обвиню его в сексуальных домогательствах.

Настя усмехнулась.

— Вперёд. Кстати, как спа в «Сосновом бору»? Понравилось? Я себе на память сохранила перечень всех процедур, что ты там получила. Пока он тебя, как ты говоришь, домогался, а ты ему отказывала. — Настя ещё только голос повысила, а в ухо уже понеслись раздражённые гудки.

Маркелов из магазина вернулся спокойным, Настя присматривалась к нему, не понимая, встретил он Ольгу, и если встретил, то ему просто наплевать или ей говорить не хочет? Муж, тем временем, поставил на кухонный стол два пакета с продуктами, Настя подошла, в один из них заглянула, после чего поинтересовалась:

— Никого не встретил?

— Кого?

— Не знаю. Знакомых. У тебя ведь тоже много знакомых здесь.

— Никого я не встретил.

Она едва слышно хмыкнула, после чего сунула ему его же мобильный.

— Тебе звонили.

— Да? — Его палец забегал по кнопкам, и Настя решила ему задачу упростить, сообщила:

— Ирина Дроздова звонила.

Сергей глаза на неё поднял, взгляд был настороженным.

— Ты с ней говорила?

— А не должна была? — Настя достала из пакета бутылку топлёного молока, на руке её взвесила, как перед броском. — Она собирается обвинить тебя в сексуальных домогательствах. Так что ты допрыгался, Маркелов.

— Что она собирается сделать? — Он выглядел не на шутку удивлённым.

— А что? Думаешь, не докажет?

— Тфу, Насть!

— Ты на меня не плюй, раньше надо было думать. Прежде чем к хорошему юристу под подол лезть! Или думаешь, сбагрил её бедному Кутепову, и всё шито-крыто? Девушка, недовольна, между прочим.

— Я всё решу, — процедил Сергей сквозь зубы.

— Не сомневаюсь, — съязвила Настя, и вдруг поняла: — Я, кажется, не первый раз сегодня это говорю.

После обеда появился Лер, выглядел помятым и усталым, рассказал, что ночь у него выдалась тяжёлая, дома он появился только в семь утра, и поэтому решил устроить себе выходной.

— На сегодня никаких клубов, сумасшедших барменов, ди-джеев и музыки. Полная тишина.

В итоге, вместо полной тишины и отдыха, они с Маркеловым решили выпить пива, а Настя, которой так и не удалось выяснить у мужа, что он собирается делать с угрозами бывшей любовницы, разозлилась и не сказала им ни слова, когда они собрались уходить.

— Чего-то Настёна смурная, — заметил Лер. — Поругаться успели?

Сергей в который раз оглядел старенькую, покосившуюся беседку, в которой они устроились, на заросли сирени неподалёку посмотрел, потом сделал большой глоток пива из бутылки и рукой махнул.

— Семейная жизнь, чтоб её.

Федя хмыкнул.

— Это да. Мне не рассказывай.

— Как вы здесь живёте, Федь?

— Да нормально живём. Всё, как всегда. Все переженились, детей нарожали. Андрюха Бочкин сидит, — Лер качнул головой. — Давно сидит.

— За что?

— Да там тёмная история, тачки они, что ли, угоняли, разбирали потом. Говорят, ему потом ещё за что-то добавили. Да он всегда с башкой не дружил!

— А остальные?

— Нормально вроде. Почти все здесь.

Маркелов бутылку в руке покрутил, принялся разглядывать этикетку.

— А Аверин?

Федя понимающе улыбнулся.

— Здесь. Он, правда, у жены живёт, но к мамаше частенько наезжает.

— Особенно, в последнее время, да?

Лер поскрёб заросший щетиной подбородок.

— И что я тебе должен сказать, Серёг?

— Да ничего не говори, я сам знаю.

— Ладно тебе. У тебя Настёна такая… Куда Аверину до неё? Не допрыгнет. Нет, серьёзно. — Фёдор развернулся к Сергею. — Я её как увидел, даже не сразу узнал. Королева. Бегала, вон как Вика ваша, с косичками: «Я не рыжая, я не рыжая!», а сейчас глаз не отведёшь.

Маркелов словно через силу улыбнулся.

— Да, она у меня умница.

— И красавица.

— Знаю.

— И нечего тогда лаяться. Ольга вон, покой потеряла, как её увидела. — Лер хохотнул, а Сергей заинтересовался.

— И Ольга здесь, не уехала никуда?

— Да куда она уедет? Здесь, с мужем живёт.

— Они встречались?

— Ну да. Настя не рассказывала? — Головой осуждающе качнул. — Гляжу, вы всерьёз поругались.

— Помиримся, — проговорил в сторону Маркелов.

— Хочешь, моё мнение? Раз уж сам спросил.

Сергей ухмыльнулся.

— Ну, раз уж спросил.

— Вот я и скажу. Не парься ты из-за Аверина. Столько лет ведь прошло. Да и Настька сама… Серёжа занят, у Серёжи суд, Серёжа устаёт. О чём тут можно говорить? Вы уехали тогда, и молодцы. Всё по-своему сделали, а уж кто тут обиженным остался… Санёк сам виноват, упустил. Думал, что она всю жизнь за ним бегать будет, как собачка. Как в семнадцать бегала, так и в тридцать три будет. Расслабился, а ты подсуетился.

— Я не суетился, Федь, просто так вышло.

— Да какая теперь разница?

— Никакой, — согласился Маркелов. — Надеюсь, что все также считают. — Он руку в сторону откинул, устроив её на перилах беседки, снова к бутылке приложился.

— Любопытно всем. И Сане тоже любопытно. Вы десять лет сюда носа не казали. Как уехали тогда молчком, и всё. Его тоже понять можно, он хочет знать, почему его бросили. Он ведь тогда реально башкой поехал.

Сергей взглянул с настороженностью.

— То есть?

— Ну, страдал. Пил, несколько месяцев, наверное. Мамаша его прямо за голову хваталась. Слушай, Настькины родители ещё здесь были. Не рассказывали?

Серёжа не ответил, смотрел вдаль и думал. А когда понял, что Лер от него ждёт ответа, головой покачал.

— Может, и правильно делали, что не рассказывали, — не стал спорить Фёдор. — Зачем?

— Я приезжал, когда бабушка умерла, на похороны, но мне как-то не до любопытства было. Кто, что…

— Это давно было.

— Давно.

Фёдор вдруг усмехнулся.

— Вон у вас, принцесса, о ней и надо думать, а не о том, что десять лет назад было.

Сергей голову повернул, увидел дочь, появившуюся на тропинке и вприпрыжку приближавшуюся к ним. Как только подошла, он тут же сделал выговор:

— Мама не говорила тебе, что за дом нельзя ходить одной?

— Говорила. — Вика уцепилась руками за поручни беседки и повисла на них. — Но я же знала, что ты здесь.

— И всё-то ты знаешь.

Вика подошла и присела на его колено. Сергей в её лицо вгляделся, потом поправил золотую серёжку на мочке её ушка, заметив, что та сбилась немного в бок, прядь рыжих волос за ухо заправил. Дочка его за шею одной рукой обняла, выглядела довольной, и Сергей её в щёку поцеловал.

— Зайчик мой солнечный.

— Вся в маму, — поддакнул Лер, пива отхлебнул, потом протянул девочке кусочек вяленой рыбы.

— Красивая, — легко согласилась Вика, насмешив мужчин.

— Ты в какой класс-то пойдёшь, красивая? — поинтересовался Фёдор.

— В третий.

— Ещё учиться и учиться.

— Я люблю ходить в школу.

— Да? Ну, тебе можно, у тебя родители умные.

Маркелов усмехнулся.

— Пап, давай сходим к дяде Феде в клуб. Я так хочу посмотреть!

Лер с готовностью кивнул.

— Приходите.

— Я хотел тебя в деревню отвезти через пару дней.

— А мы завтра сходим!

— Упрямая.

— Ну, пап!..

— Ладно, посмотрим. Иди давай к дому ближе, я попозже приду. Мама чем занята?

— По телефону с тётей Лидой говорит.

На лицо Сергея набежала тень. Ясно, его обсуждают. Сейчас подружка жены её ещё накрутит, и вообще хоть домой не ходи.

Они с Лером просидели в беседке ещё около часа. Только когда заметили шатающуюся вокруг молодёжь, решили, что пора уступить им их законное место. Собрали пустые бутылки, мусор, и, посмеиваясь, пошли прочь, вспоминая, что когда-то занимали беседку по праву, а сейчас вот от взрослых проблем в ней убежище ищут. Потом Фёдор начал про Кристину рассказывать, вроде бы даже хвалился и сам себе завидовал. И удивлялся, что у девушки так много достоинств, а он их, кажется, и не замечал, пока перечислять не начал.

— Надо жениться, — ответственно заявил Маркелов, а Лер фыркнул.

— Ещё удостовериться надо, что эти достоинства со временем не исчезнут.

— И долго проверять будешь?

— Откуда же я знаю? Время покажет.

— Или Кристина тебе фигу покажет, когда ей надоест.

Фёдор усмехнулся.

— Ничего подобного, я способ знаю отличный, как женщин успокаивать. Хочешь, расскажу, раз уж ты сам додуматься не можешь.

— Я тебе сам расскажу, если хочешь. Но десять лет брака, Федь, это десять лет брака. Я иногда боюсь с ней спорить. Она тоже все мои способы и уловки наизусть выучила, в этом и проблема.

Лер толкнул его локтем.

— Ты же «Кама Сутру» на досуге штудировал, сам рассказывал. Страницы, что ли, закончились?

Маркелов рассмеялся, впервые за последние две недели.

Перед подъездом Вика что-то рисовала цветными мелками на асфальте, которые они купили сегодня в магазине. Рисовала, а сама то и дело поднимала голову и разговаривала с кем-то. Собеседника её Сергей не видел, так как тот сидел на лавочке, за кустом боярышника, но почему-то был уверен, что это Настя. И только когда они подошли совсем близко, понял, что это не жена. Это Аверин. Сидел, курил, и с его дочерью болтал. Маркелов даже приостановился, увидев его. Потом бросил быстрый взгляд на окна квартиры, но Настю не заметил. А Вика поднялась, увидев его.

— Пап, смотри, я маминого «жука» нарисовала.

Аверин голову повернул, посмотрел, дым вверх выдохнул. А поднялся, только когда Лер подошёл и руку ему протянул.

— Здорово, Санёк.

— Здорово, — отозвался тот, и кинул ещё один взгляд на Маркелова, он его оценивал.

— Мама где?

— Она ванну принимает, сказала, что будет долго там сидеть.

Значит, злится. Значит, продумывает план действий. Значит, не знает, что Аверин пришёл.

Лер, отступив за Сашкину спину, сделал страшные глаза, Маркелову махнул и сразу направился к подъезду. Сергей ему кивнул, и не стал спорить, когда Вика в его руку вцепилась и повисла, как в детстве частенько делала. Он на Аверина смотрел.

— Ты чего пришёл?

— С женой твоей поговорить хотел.

— Я ей передам, что ты заходил.

Аверин хмыкнул, окурок на землю кинул и придавил его ботинком.

— Я по делу, не дёргайся.

Сергей недоумённо вздёрнул брови. Молча сверлил Сашу взглядом, и тот продолжил:

— Она просила помочь ей с оформлением квартиры.

— Просила? А ты недвижимостью занялся?

— Я просто пытаюсь помочь.

Маркелов глаза на дочь опустил.

— Иди домой.

— Ну, пап.

— Иди, я сейчас приду. Посмотри, как там мама. Беги.

Вика нехотя собрала мелки и ушла, а Сергей нетерпимый взгляд в Аверина упёр.

— Тебе чего неймётся? Ты женился, кажется? А чего тогда за чужими жёнами таскаешься?

— А тебя это бесит? Может, поэтому и таскаюсь, что тебя это бесит?

Маркелов опасно улыбнулся и сделал шаг, но в то же мгновение кухонное окно открылось, и показалась Настя. Заметив мужские взгляды, торопливо запахнула халат на груди и откинула назад влажные волосы. Переводила тревожный взгляд с мужа на Аверина, потом позвала:

— Серёжа, иди домой.

Тот насмешливо фыркнул. Настя в ответ сверкнула глазами.

— Иди.

— Насть, я хотел поговорить с тобой о квартире. — Саша подошёл ближе к открытому окну. — Я поговорил с твоим агентом, нужно будет кое-что обсудить. Он тебе не звонил?

— Нет… Не знаю, я в ванной была. Давай завтра, Саш?

— Давай завтра, — не стал спорить он. Оглянулся на Маркелова, который стоял на крыльце и с интересом прислушивался к разговору. — Я тебе позвоню.

— Хорошо.

— Мог бы и сегодня позвонить, — не удержался от замечания Сергей.

Они напоследок обменялись красноречивыми взглядами, и Маркелов остался стоять на крыльце до тех самых пор, пока машина Аверина не отъехала. Только после этого пошёл в квартиру. Настя встретила его в прихожей, взгляд был обеспокоенный.

— Серёжа, вы о чём говорили?

— С Авериным? Случайно встретились под окнами прекрасной дамы.

— Что?

— Пап, ты со мной кино будешь смотреть?

— Да, включай, я иду.

Настя его за руку схватила.

— Не придумывай того, чего нет. Он приехал по делу, он обещал помочь.

В комнате Вика возилась с дисками, что-то уронила, напевала себе под нос, а Серёжа продолжал стоять рядом с женой, чувствовал, как она крепко вцепилась в его руку, смотрит снизу вверх, взгляд и рассерженный, и взволнованный одновременно. Влажные волосы тёмные, бронзовые, лежали на плечах, и Сергей прекрасно знал, какие они мягкие на ощупь. И пахло от Насти так знакомо, её окружал лёгкий аромат грейпфрута. Она всегда говорила, что на самом деле в лосьоне, которым она пользуется, не только грейпфрут, но и лилия, но аромат цветка Маркелов никогда не улавливал, только горьковатый, ароматный грейпфрут. А Настя сейчас так близко к нему стояла, под лёгким халатом ничего, а у него в голове образ Аверина, который, по кой-то чёрт, припёрся, чтобы поговорить с его женой. С его женой!

Всего один шаг, и Настя отступила вместе с ним, даже не сразу поняла, что у стены оказалась. В глаза Серёжке смотрела, видела, что взгляд его опасно потемнел, губы поджаты, дышит так, что ноздри раздуваются. Попыталась его руку со своей талии убрать, напустила в голос строгости:

— От тебя пивом за версту несёт. Вы сколько выпили?

— Он каждый день сюда ходит?

— Серёжа, я злиться начинаю!

— Я не хочу, чтобы ты с ним общалась. Нам не нужна его помощь.

Она нахмурилась.

— Прекрати истерику.

— Ты слышала?

Его руки настырно возвращались на её тело, как Настя ни пыталась их оттолкнуть. В конце концов, широкая ладонь обхватила её грудь, а Настю кинуло в жар. Перепугалась неизвестно чего, сопротивляться начала активнее.

— Папа!

— Иду, зайчик. — Маркелов наклонился к Настиному лицу. — Не играй с огнём, милая. От всего сердца тебя прошу.

— Ты пьян.

— Иногда я бываю пьян, ты знаешь. Сегодня не тот случай. — Смотрел очень серьёзно, большим пальцем по её нижней губе провёл. — Ты ведь всё понимаешь, солнце. — Голову опустил и прижался лбом к её лбу. Настя глаза закрыла, чувствуя его дыхание на своём лице. Её рука сама поднялась к его груди, Настя почувствовала, как у него сердце бьётся, не так как обычно — ровно и уверенно, сейчас Серёжка волновался. Да и взгляд его выдавал, слишком пристально он вглядывался в Настино лицо, будто пытался разглядеть что-то для себя важное, что бы его успокоило. Настя с трудом заставила себя оторвать взгляд от лица мужа, сделала судорожный вдох, а рука на его груди сжалась в кулак. Но когда Серёжа наклонился к ней и губами к её губам прижался, она не стала его отталкивать. Даже на поцелуй ответила, только быстро отстранилась и шепнула:

— Ты не прав.

Он резко отпустил её.

— Очень на это надеюсь.

14

Ей приснился поцелуй. Жаркий, жадный, Настя даже задохнулась во сне. Снился Серёжкин серьёзный взгляд, его лицо близко-близко, касание его губ, поначалу дразнящее, лёгкое, настолько несерьёзное, что Настя сама поторопилась обнять его, запустила пальцы в его волосы, прижалась, надеясь, получить настоящий ответ на своё вспыхнувшее желание. Она всегда терялась в поцелуях мужа, этого даже годы брака изменить не смогли. И Маркелов об этом знал, и частенько пользовался преимуществом. Но сейчас она сама придвинулась к нему ближе, обняла, Серёжка носом в её щёку ткнулся и вздохнул. А Настя глаза открыла.

Не было, конечно, никакого поцелуя. Серёжа спал, его дыхание щекотало Насте щёку, она даже отодвинулась немного. Глаза сонно потёрла, локоть у Маркелова на груди пристроила — так было правильно, так было удобно. Всё ещё никак не могла опомниться от поцелуя, словно он наяву случился. Да и Серёжка рядом лежал, такой знакомый, тёплый, свой, и всё привычно, настолько, что забываешь на него злиться. Настя осторожно пошевелилась, почувствовала руку мужа на своём бедре, то, насколько крепко он прижимает её к себе, и отодвигаться не стала. Конечно, это проявление слабости, но было раннее утро, и можно было притвориться, что она ещё слишком сонная, чтобы сопротивляться и продолжать борьбу. И пока Серёжка спит, можно побыть его женой, как раньше, ведь неизвестно, когда ещё такой случай представится. А если добавить пессимизма, то представится ли вообще.

Настя положила голову ему на плечо, вслушивалась в дыхание мужа, а он вдруг шевельнулся, обнял её покрепче, и колючей щекой потёрся о её висок. Настя на всякий случай глаза закрыла, боясь, что Серёжка проснётся, и поймёт, что она уже некоторое время бодрствует. Позволяет себя обнимать, и всё медлит, собирает минуту за минутой близости с ним, будто в копилку. Так хотелось открыть глаза, и оказаться дома, и чтобы вся история с этой его Ирой, оказалась дурацким сном. Пусть бы ей Дроздова снилась, она согласна, но зато поцелуй из сна стал бы явью.

От её дыхания тёмные волоски на руке Маркелова чуть заметно шевелились. Он обнимал её рукой, и Настя, в конце концов, уткнулась носом в сгиб его локтя. Возможно, это Сергея и разбудило. Пока Настя устраивалась поудобнее, снимала ногу с его ног, осторожно поворачивалась на бок, он глаза открыл, и вначале непонимающе посмотрел. Вот только она настолько занята была своими перемещениями, что совсем этого не заметила. Он не двигался, ждал, что она дальше делать будет, потом взгляд на часы перевёл. В квартире было тихо, Вика ещё спала. Это были любимые утренние часы, раньше Сергей никогда не упускал такого шанса. Проснуться рядом с любимой женщиной — что может быть лучше? Они с Настей всегда любили утро, особенно, утро выходного дня. Когда не нужно было вставать по будильнику, торопиться, считать минуты. Любили лежать в обнимку и обсуждать, чем займутся в этот день. Дела, планы, желания. Или не обсуждать, забыть о планах, и просто заняться любовью. Вот только казалось, что в последний раз это было очень давно. Не две недели, а два месяца прошло, а если вспомнить о бессонных ночах размышлений и сомнений, то и все два года. А сейчас Настя была рядом, уютно возилась у него под боком, устраиваясь поудобнее, куталась в тонкое одеяло, спасаясь от утренней прохлады, проникающей в приоткрытое окно, и к нему спиной прижималась. Рыжие волосы раскинулись по подушке, накрыли руку Сергея, а жена ещё и щекой к его руке прижалась. Кажется, собиралась ещё поспать, а ему безумно хотелось дотронуться до её волос. Провести ладонью, собрать их в кулак, как он любил делать, а потом чуть оттянуть их, чтобы поцеловать жену в шею. Лёгкий аромат духов дразнил, тепло её тела завораживало, а белая кожа плеча притягивала взгляд и губы. Неужели она всерьёз думает, что он позволит ей уйти от него? Они слишком долго строили свою семью и своё счастье, чтобы позволить одной его ошибке всё испортить. Он готов исправлять ошибку, готов просить прощения, готов умолять, если понадобится… И убить Аверина, если ещё раз увидит, как тот смотрит на его жену. Настя не сразу поняла, что Серёжка проснулся. Она так старалась его не разбудить, настолько сосредоточилась на том, чтобы не потревожить его, когда переворачивалась на бок, надеясь, что сможет полежать рядом с ним, не вызвав никаких подозрений, если муж вдруг проснётся, что совершенно не почувствовала его пробуждения. Но когда попыталась натянуть на себя одеяло, вдруг поняла, что оно вместо того, чтобы лечь на её плечо, поползло вниз, и тут же почувствовала прикосновение губ мужа к своему плечу. Даже сказать ничего не успела, не успела решить, как себя вести — сопротивляться или обнять, а Маркелов уже перевернул её на спину и поцеловал. И даже застонал от удовольствия, когда она ответила на его поцелуй.

— Как же я соскучился по тебе.

Настя смотрела на него во все глаза, и понимала, что это её сон — один в один. Вот также Серёжка смотрел на неё, также склонялся над ней, и взгляд пристальный и в то же время нерешительный. Чтобы продолжить свой сон, нужно было самой его обнять. Поднять руку, провести ладонью по плечу мужа, коснуться его подбородка, поросшего тёмной щетиной, щеки, а следом обнять за шею и притянуть к себе.

Он поцеловал её, и Настя поняла, что на самом деле всё это сделала. И на жадный поцелуй ответила, чувствуя, как Серёжка наваливается на неё всем телом. Тяжёлый, горячий, возбуждённый. Она начала терять голову, и поэтому заставила себя открыть глаза, чтобы окончательно не потеряться в его прикосновениях и поцелуях.

— Настён…

Маркелов всё что-то говорил, шептал ей в губы между поцелуями, Настя даже щёки его ладонями обхватила, надеясь, что хоть так заставит его замолчать. А потом вдруг опомнилась. Казалось, что уже поздно, Серёжка настойчиво тянул с неё сорочку, и Настю трясло от понимания того, как сильно ей его не хватало и сколько дней прошло, с тех пор, как он вдруг перестал быть для неё любимым мужем и превратился в предателя. Но на первый план вдруг вылезла мысль, что она совершенно не знает, что будет делать со всем этим, если сейчас оставит все сомнения и займётся с Серёжкой сексом. Он, конечно же, будет чувствовать себя победителем, он успокоится, а она что будет делать? Она сможет успокоиться? Особенно, после их вчерашних разговоров? Ей останется только сделать всё так, как хочет он. Чтобы снова скрыть все факты прошлых проблем, закрыть глаза на его измену и вернуться в Москву, так до конца и не разобравшись, что же между ними происходит. Да, понятно, что ей плохо без него, выть хочется, особенно по ночам, хочется его любить и ни о чём больше не думать, но это не решает их проблем. Раз уж через десять лет это не спасло их от прошлых недоразумений, то и дальше не спасёт. И с каким бы жаром и нетерпением он её сейчас не целовал, придётся его остановить. И самой остановиться. Для начала перестать за него цепляться, как за последнюю надежду. Отпустить.

— Отпусти. Серёжка! — С трудом сумела отпихнуть его от себя. В грудь его что есть силы руками упёрлась, и обрадовалась, когда Маркелов всё же сдвинулся в сторону. Посмотрела на него, зачем-то пригладила его взъерошенные волосы, чисто машинальное действие. А муж тяжело дышал и смотрел на неё в растерянности.

— Насть, ты чего?

— Ничего, — пробормотала она, и поспешила выбраться из постели. Сорочку одёрнула, оглянулась через плечо на взбудораженного Маркелова. Он сидел на развороченной постели и смотрел на неё, глаз не спускал. Всё ещё не верил, что она уходит. А когда понял, резко выдохнул, у него даже плечи опустились, словно из него весь воздух вдруг выпустили.

— Вот так вот меня оставить? — всё ещё не верил он.

— Сейчас Вика проснётся.

Поняв, что спорить с ней бесполезно, Маркелов снова лёг и потёр лицо ладонью. А Настя поспешила из комнаты выйти. Муж продолжал следить за ней взглядом, и это лишало покоя. Сейчас, вырвавшись из его рук, начала остывать и оставалось только удивляться собственной женской слабости. Ещё пару дней назад ей казалось, что она никогда его не простит, не сможет, а проснувшись рядом с ним, пригревшись в его объятиях, забыла обо всём, кроме того, что он ей нужен. Это даже пугало.

Неудовлетворённый Маркелов был ворчлив и раздражителен. Он маялся, кидал на Настю особенные взгляды, от которых её обдавало горячей волной, и она торопилась отвернуться от него. Готовила завтрак, разговаривала с Викой, обсуждая её скорый отъезд в деревню к бабушке и дедушке, и радовалась вместе с дочкой, стараясь не обращать внимания на молчаливого, недовольного мужа. Знала, что он успокоится, что это обычная реакция, из него переизбыток возбуждения так выходит, и через пару часов он станет самим собой, нужно просто подождать. Или отправить Вику погулять, чего Серёжка вполне мог ожидать, но она идти у него на поводу не собиралась, и надеялась, что он это понимает.

— Ты с Викой посидишь? — спросила она за столом. Намазывала для Вики бутерброд её любимым плавленым сыром, водила ножом по хлебу, и это давало ей возможность на мужа не смотреть. Чувствовала его взгляд, его настороженность, а сама дочке улыбнулась, отдала ей бутерброд, и поторопилась глотнуть кофе.

— А куда ты собралась? — всё-таки спросил Сергей.

— В салон. Маникюр надо сделать. Я недолго.

Серёжа кивнул.

— Конечно, мы погулять сходим. Да, стрекоза?

Вика подняла на мать глаза.

— Я тоже хочу маникюр!

— Зачем тебе маникюр в деревне?

— Я девчонкам покажу!

Маркелов хмыкнул.

— Они обалдеют.

— Вот именно. Мам!

— Вика, с тобой идти, это на несколько часов. А я быстро схожу. — Кинула быстрый взгляд на мужа. — Мне звонил агент по недвижимости, говорит, что у него есть покупатель. Сегодня хотят прийти, посмотреть квартиру.

— Отлично, — кивнул тот.

— Так что останешься с папой, — снова обратилась Настя к дочке. — Я быстро вернусь.

Вика надулась. Обиженно засопела, но своего так и не добилась. Жевала бутерброд и показательно страдала. Зато Серёжа начал успокаиваться, Настя заметила, что он расслабился, ел с аппетитом, и попутно дочку уговаривал, рассказывая, куда они пойдут и чем займутся, заверял её, что весело проведут время, даже к дяде Феде в клуб зайдут обязательно. К концу завтрака Вика губы дуть перестала, и всё чаще кивала, соглашаясь с отцом.

Проводив мужа и дочь на прогулку, Настя махнула рукой вслед их машине, постояла немного рядом со своим «жуком», обдумывая, стоит ли ей ехать на встречу с Авериным, а потом всё-таки села в машину. Сашка позвонил утром, когда Серёжа был в душе, и напомнил, что хотел бы с ней сегодня встретиться и поговорить по поводу квартиры. Голос у него был странный, Настя в какой-то момент даже усомнилась, что он о квартире с ней говорить будет, но Аверин сказал, что пригласил её агента, который, кажется, нашёл покупателя, и они все вместе обсудят, как побыстрее всё оформить, в том числе, и договор купли-продажи.

— Я помогу, — сказал Сашка, и Настя решила ему поверить. Какой смысл ему её обманывать?

Вот только Серёжка сходу назвал бы ей с десяток причин для вранья Аверина, Настя была уверена, поэтому и придумала про маникюр. Это был проверенный довод, чтобы ненадолго уйти из дома. Серёжка никогда не спорил, когда ей срочно требовалось посетить салон красоты. Но сегодня её почему-то особенно мучила совесть. Маркелов бы устроил грандиозный скандал, только заикнись она о встрече с Сашкой. Настя видела, как они вчера смотрели друг на друга, и если понимала недовольство мужа, то неприязнь и озлобленность Аверина её беспокоили. Она даже пообещала себе, что сделает всё, чтобы сегодняшняя встреча стала последней. Ей вообще не стоило соглашаться на его якобы помощь. О чём она вообще думала? Мало ей проблем…

И всё-таки почувствовала неловкость, увидев Сашку. Что-то внутри шевельнулось, снова воспоминания накрыли, и Настя заставила себя оторвать от Аверина взгляд, оглядела зал ресторана, в котором он назначил ей встречу. Посетителей почти не было, только двое мужчин за дальним столиком, и сам Аверин за столиком у окна. Агента по недвижимости, которого Настя наняла выполнять всю бумажную работу, не было. Когда Сашка её заметил, оживился, даже со стула приподнялся, и Настя направилась к нему через зал. Прошла мимо приветливой официантки.

— Привет, — сказал Сашка и улыбнулся. Улыбка у него была всё та же — задорная и открытая.

— Привет, — негромко отозвалась Настя. За стол присела и машинально взяла меню, которое ей протянула подоспевшая официантка, но тут же вернула девушке тяжёлую кожаную папку. — Мне чай зелёный, жасминовый если есть. И лимон.

Девушка кивнула, посмотрела на Аверина, обратилась к нему:

— Ваш заказ сейчас принесут.

— Да, спасибо. — Он на Настю взглянул с непонятной неловкостью. — Я позавтракаю, хорошо? Дома не успел.

— Конечно. Где Дорников?

— А… — Этот вопрос, кажется, поставил его в тупик. — Подойдёт, наверное. Я сказал ему место и время. Может занят.

— Он нашёл покупателя?

— Желающего. Придут, посмотрят.

— Очень хорошо. Хотелось бы поскорее.

Сашка смотрел на неё очень внимательно, но ничего не сказал. Подошла официантка, принесла его заказ, и он промолчал. Перед Настей поставили чашку чая и блюдце с лимоном. Она кивком поблагодарила.

— Собираешься уезжать?

— Да, Вике скоро в школу.

— Она уже большая.

— Саш, давай по делу. У меня не очень много времени, надо успеть вернуться…

— В каком смысле? — Он вдруг усмехнулся. — Ты не сказала ему куда пошла?

Настя подняла на него глаза.

— А ты сам, как думаешь? После вчерашнего?

— Если честно, я не понял, почему он так отреагировал. Маркелов настолько ревнив? Кто бы мог подумать.

— Это неважно. Это моя семья, ты же не думаешь, что я буду перед тобой душу открывать?

— Мы просто разговариваем, Насть. Кстати, здесь делают хорошие молочные коктейли. Хочешь?

Она слабо улыбнулась.

— Ты помнишь.

— Конечно, помню. При нашей последней встрече я купил тебе молочный коктейль, а когда приехал в следующий раз, ты уже была с ним.

Настя помнила другое: как он купил ей молочный коктейль, а её тогда тошнило, и думать о нём она уже не могла.

Она сцепила пальцы.

— Как-то не получается у нас о деле.

— Да ладно, Насть. Ты уедешь скоро, мы, наверное, и не встретимся никогда. Можно и поговорить.

Она посмотрела в его тарелку.

— Кажется, этот разговор лишает тебя аппетита.

Он невесело усмехнулся, а Настя продолжила:

— Саш, знаешь, что я очень хорошо поняла? Если постоянно оглядываться назад, очень легко можно разрушить то, что есть. Ты ведь этого не хочешь?

— Откуда ты знаешь?

— У тебя ребёнок.

— Да при чём здесь это? Но мне кажется, я имею право знать.

— Знать что, Саш? Почему я уехала десять лет назад? Потому что так сложились обстоятельства.

Он покачал головой.

— Меня не устраивает такой ответ, Насть.

— Другого у меня нет. Извини.

Аверин отодвинул от себя тарелку с нетронутым завтраком, а сам откинулся на стуле. Разглядывал Настю, и его пристальный взгляд её нервировал.

— Я не знаю, что ты хочешь от меня услышать, — сказала она наконец. Потыкала ложечкой дольку лимона на блюдце. — Что я раскаиваюсь?

— Нет. Я не думаю, что ты раскаиваешься. Мне просто интересно… нужно услышать ответы на некоторые вопросы.

Зазвонил телефон, и Настя обрадовалась этому. Схватила сумку, начала искать мобильный. А увидев имя мужа на дисплее, почувствовала вину. За то, что обманула, за то, что тайком встречается с Сашкой, а тот, вместо того, чтобы помочь ей, как обещал, задаёт ненужные вопросы.

— Да, Серёж. Нет, я ещё не освободилась. — Кинула быстрый взгляд на Аверина. — Скоро… Что? Пусть меряет, как следует. А то понравиться понравились, а палец в упор будет. Посмотри сам, пощупай, где у неё палец. Нет, туфли не надо покупать, мама сказала, что они сами с Викой в город съездят и всё купят. Только кроссовки купите. И папе купи… что ты там ему обещал? Да, хорошо. Конечно, я буду дома. Через час.

Телефон выключила и осторожно выдохнула.

— Он всегда тебя проверяет?

— Это не проверка, Саш.

— Просто ты уже привыкла

Настя не ответила, убрала телефон.

— Увозите Вику?

— Родители её ждут.

— Хорошая девчонка. Живая такая.

— Спасибо.

— Вся в папу, да? Характером.

Вопроса Настя не поняла, пожала плечами.

— Наверное. — Посмотрела в сторону выхода. Дорникова видно не было. — Скорее всего, он не придёт, — озвучила Настя свои мысли. — Пожалуй, я ему позвоню попозже. А сейчас пойду.

— Насть, не убегай. Что ты встрепенулась?

Но она из-за стола поднялась, гордо вскинула голову, очень старалась казаться спокойной.

— Я не встрепенулась, Саша. Просто мне нечего тебе сказать, у меня нет ответов. Всё случилось так, как случилось. И ты не задаёшь мне вопросы, ты заставляешь меня оправдываться.

— А ты передо мной не виновата? — не удержался он.

Настя нервным движением откинула назад волосы.

— А ты передо мной?

Он опустил глаза. Решив не упускать этот шанс, Настя, не прощаясь, направилась к выходу.

Следующим утром Серёжа с Викой собрались уезжать. Выехать решили пораньше, надеясь, ещё до полудня добраться до места. Настя вышла их проводить, дочку расцеловала, для порядка попросила её вести себя хорошо и пообещала приехать за ней в следующий выходной. Очень надеялась, что за неделю все дела с продажей квартиры сможет довести до конца, особенно сейчас надеялась на скорое окончание, ведь Дорников вчера всё-таки приводил покупателя, и Настя получила предварительное согласие на покупку.

— Я вернусь часам к семи, — сказал Сергей, наблюдая за тем, как дочка устраивается на заднем сидении его автомобиля и пристёгивает ремень безопасности.

— Не загадывай. Как приедешь, так и приедешь.

Маркелов усмехнулся.

— Ждать будешь?

Настя бросила на него строгий взгляд.

— А как же. С праздничным ужином.

Серёжа недовольно поджал губы, по достоинству оценив её тон.

— Ты опять всем на свете недовольна. Что вчера с тобой случилось? Какая муха укусила?

— Никакая муха меня не кусала, — воспротивилась Настя. — Но ты, смотрю, быстро успокоился. Зря.

Он вздохнул.

— Да я и не успокаивался, — проворчал он, правда, не слишком уверенно. Сместился чуть в сторону и оказался у Насти за спиной. Не обнял, но положил руки ей на талию, чуть сжал.

Она не оценила, у неё не было настроения на то, чтобы реагировать на его манёвры и подлизывания, но тут она увидела Ольгу. Та шла быстрым шагом, видимо, на работу торопилась, но заметив их, пошла медленнее. И смотрела не на Настю, а на Маркелова. Взгляд удивлённый, смятённый, и растерялась в момент. Настя наблюдала за ней с напряжением. А когда почувствовала, что муж собирается убрать руку с её талии, тут же вернула её на место. Сергей едва слышно хмыкнул, его ладонь снова коснулась Настиного живота, а сам он Ольге кивнул, приветствуя давнюю знакомую.

— Привет, Оль.

Та кивнула, на короткое мгновение встретилась с Настей взглядом, а потом поспешила дальше. Настя смотрела ей вслед, сверлила взглядом, а когда бывшая подруга оказалась от них на приличном расстоянии, схватила мужа за руку.

— Ты видел, как она на меня посмотрела? Это просто невозможно терпеть.

— А чего тебе терпеть? Ты сколько раз с ней встречалась за эти дни? Скоро уедем и всё.

— Всё равно… Вот что я ей сделала? Что я ей сделала такого ужасного, чтобы десять лет меня ненавидеть? Можно подумать, что я тебя из-под венца увела!

Маркелов удивлённо моргнул.

— Что за ерунда, Насть? У меня с ней и не было никогда ничего.

— Вот именно! Я ей ещё тогда сказала, что она всё придумала! А сколько всего из-за её выдумок случилось?

Сергей наклонился к ней и поцеловал в щёку.

— Ладно, не бери в голову. И прекрати себя накручивать. Это же Ольга.

Настя опустила голову, потом коротко кивнула.

— Да. Ольга.

Вика открыла окно и выглянула.

— Пап, мы поедем или нет? Мне надоело сидеть!

— Окно закрой, — требовательно попросил Маркелов. — Сейчас поедем. Я с мамой прощаюсь.

— Ничего ты не прощаешься, вы разговариваете!

— Вика!

Девочка окно прикрыла и вернулась на своё место.

— Поезжайте. — Настя от мужа отступила, освободилась от его рук. Дочке послала воздушный поцелуй. А когда Маркелов полез к ней целоваться, снова подставила ему щёку вместо губ. А потом не утерпела и сказала: — От твоих баб одни проблемы. У меня.

Серёжка выразительно закатил глаза, говорить ничего не стал, и сел в машину. Отъезжая, посигналил на прощание. Настя им рукой помахала.

С Ольгой в этот день ещё раз встретились, на этот раз на её рабочем месте. Настя отправилась в магазин, по пути раздумывала о том, что можно было бы заехать и в другой супермаркет, но потянуло её именно во «Вкус-торг». Злилась и поэтому думала о том, что она точно не сделала ничего предосудительного, чтобы от Ольги бегать и прятаться. Если ей есть, что Насте сказать, то пусть скажет. А та ей ответит. Ей надоело терпеть и молчать. А то на самом деле уедет, и будет думать о том, что они с Ольгой не решили и не сказали друг другу.

Бывшая подруга напряглась, когда увидела её. Настя специально встала в очередь в её кассу, и сама себе удивлялась: видимо, чувство осторожности её оставило. Но уж слишком хотелось взглянуть Ольге в глаза, прямо, без всякого смущения и стеснения. Очень кстати за ней так никто больше и не занял, и когда очередь до Насти дошла, они с Ольгой остались с глазу на глаз. Настя доставала из тележки продукты, ставила их на ленту, а сама на Ольгу посматривала.

— И как тебе Маркелов? Изменился?

— Мне не интересно.

— Правда? А сама споткнулась, когда его увидела.

Ольга нахмурилась, зло посмотрела.

— Что тебе надо?

Настя легко пожала плечами.

— Ничего. Пытаюсь предугадать, какие теперь слухи по двору пойдут.

— Зря ты думаешь, что я распускаю слухи о тебе.

— Да?

— Да. Мне не нужно этого делать, Насть, ты сама прекрасно с этой задачей справляешься. Натворишь дел, а потом удивляешься, почему о тебе все разговаривают.

— Занятно. Может, мне стоит у тебя поучиться, как не привлекать к себе внимание и всегда оставаться чистенькой?

Ольга ядовито улыбнулась.

— Может быть.

Охранник подошёл к кассе, вопросительно взглянул на Настю.

— У вас всё в порядке?

— Да, спасибо. Разговариваю со старой знакомой.

Он кинул на Ольгу предостерегающий взгляд и отошёл, но продолжал наблюдать за ними со стороны.

— Хочешь, чтобы меня уволили? — злым шёпотом спросила Ольга.

— Не хочу. Зачем мне это? — Складывала покупки в пакеты, чувствовала, что злость отступает, а ей на смену приходит раскаяние. Как-то глупо она себя ведёт, как в детстве. Они даже пререкаются с Ольгой точно так же, как десять-пятнадцать лет назад. — Я не собиралась с тобой ругаться, извини меня. Просто я не понимаю, за что ты меня ненавидишь. Что я такого ужасного сделала именно тебе?

— Тебя интересует?

— Представь себе. Я не думала, что через десять лет ты будешь также смотреть на меня волком, как и в день моего отъезда. Я же помню…

Ольга опустила глаза, затем отрывисто назвала сумму для оплаты, а когда возвращала Насте пластиковую карту, сказала:

— Иди, Настя. Я не буду с тобой говорить. Тем более здесь. Я работаю.

Она кивнула, понимая, что спорить бесполезно. Молча забрала пакеты и пошла к выходу. «Жук» был припаркован рядом с входом, Настя багажник открыла, а сама оглянулась, посмотрела сквозь стеклянные двери. Поняла, что Ольга наблюдает за ней. Со злостью хлопнула крышкой багажника, как никогда не поступала, и села за руль. И почему она думала, что её возвращение не создаст никаких проблем? Что все давно успокоились и всё забыли?

Складывалось такое ощущение, что ситуация накалилась до предела, а тучи продолжают сгущаться. После общения с Ольгой, Настя себе места найти не могла. Занималась домашними делами, а сама думала, думала. Вспоминала, как Ольга на неё смотрела тогда, десять лет назад, и сейчас; вспоминала интонацию и слова, нетерпение во взгляде подруги. Это не должно было её волновать, после стольких-то лет, когда Ольги не было в её жизни, она давно перестала быть близким человеком, и Настя уже давно не мучилась по этому поводу, срок давности, как говорится, истёк. Но оказавшись здесь — в этом городе, дворе, квартире, — всё это вернулось. Сейчас казалось, что она помнила каждый день своего детства, много лет, которые прошли рядом с людьми, которые теперь считают её чужой и не упускают возможности напомнить ей о её ошибках. Но разве эти ошибки не ударили в первую очередь по ней? Разве не она училась с ними справляться и жить? Но никто, кроме неё, об этом не знает. Даже Серёжка не всё знает. Он если и догадывался об одолевающих её сомнениях и отчаянии в некоторые периоды, то не знал, насколько она мучилась наедине с собой. Настя всегда старалась от него скрыть, чтобы не нагружать, не заставлять волноваться… А Ольга, Аверин, его мать, да все знакомые из её прошлой жизни, кроме, наверное, Федьки Лера, думают, что она уехала в сказочную жизнь, и прожила десять лет в счастье и благоденствии. Они ведь понятия не имеют, на какие уступки самой себе ей пришлось пойти в своё время. Вот чтобы построить их с Маркеловым сегодняшнюю жизнь. Никто не знает!

В самый разгар столь сокрушительных для её нервной системы размышлений явился Сашка. Настя никого не ждала, знала, что муж вернётся часа через два, не раньше, а она последние часы драила квартиру — мыла двери, косяки, полы, выметала углы, даже на шкафы залезла, чтобы пыль вытереть. Вроде бы делала это, чтобы подготовить квартиру к продаже, но на самом деле ей нужно было на что-то выплеснуть своё раздражение. Рядом никого не было, чтобы поругаться или выговориться, а физический труд помогал освободиться от отрицательных эмоций. И вот в самый разгар работы раздался звонок в дверь. Настя отвлеклась от размышлений, спрыгнула со стула, с которого пыталась дотянуться до карнизов над окном, чтобы их протереть, посмотрела на часы, потом прилипшие к вспотевшему лбу волосы смахнула. Звонок повторился, Настя направилась в прихожую, гадая, кто это может быть. Единственный желанный гость, который мог посетить их квартиру, это Фёдор, но время было не его, в это время он обычно уходил в клуб. А открыв дверь и увидев Аверина, она нахмурилась, чувствуя, что дурное предчувствие и раздражение после встречи с Ольгой возвращаются.

— Ты зачем пришёл?

— Мы вчера не договорили.

— И ты явился ко мне домой? Договаривать. Саш, ты с ума сошёл?

Аверин окинул её быстрым взглядом. Настя казалась запыхавшейся, щёки раскраснелись, одета была довольно небрежно, а в руках тряпка.

— Убираешься? Маркелов здесь?

Она вдруг закусила губу в расстройстве.

— Ты пришёл поругаться с ним? Испортить мне жизнь?

— Нет, поговорить. — Он перешагнул порог, вынуждая её отступить, а потом дверь захлопнул. Смотрел испытывающе, а Настя тряпку на пол бросила.

— Машины его нет. Уехал?

— Я должна отвечать? Саш, я серьёзно, ты зачем пришёл?

— Ты вчера сбежала.

Она криво усмехнулась.

— С чего ты взял, что я сбежала? Я ушла, потому что ты начал заговариваться.

За дверью послышались голоса, соседи поднимались по лестнице, смеялись, и Настя машинально отступила в комнату. А Аверину напомнила:

— Ты явился ко мне в дом, уже темнеет, а моего мужа нет. Завтра утром твоя мама разнесёт по всему двору, что я бессовестная шлюха, которая сбивает её любимого сыночка с пути истинного и уводит от законной жены.

Он досадно поморщился.

— Я с ней поговорю.

Настя даже рассмеялась.

— Поговоришь? О чём? Чтобы она меня шлюхой не считала?

— Настя, прекрати! Ты преувеличиваешь, сама на себя наговариваешь!

— Да откуда ты знаешь? Ты вообще меня не знаешь! — Отвернулась от него и пожаловалась: — Надо было послушаться Серёжку, он просил меня уехать… Но я не думала, что так будет, правда. Я не понимаю, что я вам всем сделала. И не понимаю, почему переживаю из-за этого!

— Потому что мы не чужие.

Настя повернулась к нему.

— Не чужие? Не знаю, у меня такое чувство, что я никого из вас никогда не знала.

Саша привалился плечом к дверному косяку, приглядывался к Насте с прищуром. Потом спросил:

— Что случилось? Тебя аж трясёт.

Она приложила ладонь к горящей щеке.

— Ничего. Я сама себя накрутила. — Рукой взмахнула. — Я сегодня снова говорила с Ольгой.

— Поругались?

— Нет! Почему я должна с ней ругаться? Я ей ничего не должна. А она ведёт себя так, словно…

— Что?

— Словно я ей жизнь сломала! Вы все себя так ведёте. И ты тоже.

Аверин на пару секунд опустил глаза.

— Ты не сломала мне жизнь.

Настя приложила ладонь к груди и произнесла, не сдерживая сарказма:

— Спасибо тебе большое. А то после вчерашнего я сомневаться начала.

— Насть, я не собираюсь тебя ни в чём обвинять. Но ты вернулась… — Он помолчал, затем произнёс: — Я хотел, чтобы ты вернулась.

Она покачала головой.

— Я не вернулась, Саша. И не собираюсь возвращаться.

— Ты довольна своей жизнью?

— Да!

— Врёшь. Врёшь. — Он сделал шаг к ней. — Иначе бы так не злилась, не нервничала так.

— Вот только не надо лезть ко мне в душу, хорошо? И я очень прошу тебя уйти. Серёжа скоро приедет.

Сашка сверлил её взглядом, потом с шумом втянул в себя воздух, сунул руки в карманы брюк.

— Я просто хочу знать, почему ты тогда уехала.

— Ты правду хочешь знать?

— Да.

— Хорошо, я скажу тебе правду. — Настя нащупала рукой стол, ища, на что бы опереться, чтобы чувствовать себя поувереннее, а другую руку в бок упёрла. — Я уехала, потому что у меня выбора не было. Потому что вы все, те, которые не чужие, этого выбора мне не оставили. Потому что Серёжка бы уехал, и вы бы меня со свету сжили своими попрёками и шёпотом за спиной. А я не могу так жить. Я не могу жить, когда в меня пальцем тыкают. Потому что ты притащил тогда какую-то шалаву и тебе слова никто не сказал, все злорадствовали, а делали вид, что жалеют меня, а когда я осталась бы одна, мне бы под ноги плевали. И поэтому я уехала. Он позвал, и я уехала.

У Аверина даже губы побелели. Он стоял, глядел себе под ноги, и слушал её. А когда Настя замолчала, нехорошо усмехнулся.

— То есть, ты его не любила?

— Саш, какая разница? Сейчас какая разница?

— Большая. Для меня.

Настя покачала головой.

— Ты зря думаешь, что я буду перед тобой оправдываться. Я ответила на твой вопрос. Хочешь ещё правды? Хорошо. Я не жалею, что уехала.

— Ещё бы ты жалела!

— Да, я не жалею! И нечего на меня так смотреть, я не буду просить у тебя прощения. Я ни в чём перед тобой не виновата, я поступила так, как должна была поступить.

— Почему должна?

— Не твоё дело. И вообще, уходи. Нам нечего сказать друг другу.

— Это тебе нечего.

Настя отвернулась, постаралась справиться со сбившимся дыханием.

— Хочешь, чтобы я послушала о твоих обидах?

— А почему нет? Ты не хочешь знать, что со мной было, когда ты с Маркеловым уехала? — Последние слова он договаривал на повышенных тонах, а потом вдруг замолчал. Повисла пауза, после чего он сказал: — Я думал, ты вернёшься. Но прошла неделя, другая, потом месяц… Ты приехала только через десять лет.

Настя стояла к нему спиной, пальцы к губам прижала, когда они затряслись. Сглотнула.

— Всё изменилось.

Он подошёл, разглядывал её. Так близко стоял, что Настя чувствовала его дыхание на своей щеке.

— Хоть я тебе и сказал, что верю… Но нет, Насть, не верю. Вы были знакомы всего ничего, и ты в него вдруг влюбилась? Настолько, чтобы всё бросить и уехать?

Она безнадёжно выдохнула.

— Я, наверное, не дождусь, когда ты уйдёшь.

— Ты счастлива с ним?

— Да.

— А он? Не в смысле счастлив ли, только дурак бы не оценил…

— Ты когда-то не оценил.

Он кивнул.

— Знаю. Дурак. — Аверин вдруг голову наклонил и прижался лбом к её плечу, Настя всерьёз растерялась и замерла, не зная, как реагировать. — Но это ведь Маркелов… — проговорил он. — У вас, правда, всё хорошо? Любовь, верность?

Настя, не ожидавшая такого вопроса, дёрнула плечом, а Сашка вдруг рассмеялся.

— Да, я так и думал.

Она повернулась к нему, посмотрела холодно.

— Что ты думал?

Он внимательно вглядывался в её лицо. Плечами пожал, несколько игриво, видимо, доволен был сделанным выводом и тем, что угадал. Сделал попытку подступить к ней ближе, но Настя толкнула его в грудь.

— Чем ты его лучше? Твоя жена дома, с ребёнком, а ты мне здесь сказки рассказываешь.

Аверин упрямо поджал губы.

— Я ждал тебя, ты знаешь, сколько я тебя ждал?

— Конечно, чтобы ждать много сил не надо, правда? Можно сидеть и ждать.

— Ты даже не понимаешь, что ты говоришь.

— Ну, конечно я не понимаю, Саша! Мне-то было легко и просто! Я бросила тебя, уехала и зажила счастливо. Ты так думал?

Они стояли друг к другу слишком близко, смотрели глаза в глаза. Настя была в таком напряжении, что её даже трясло, наверное, это видно было. Дрожь била и хотелось заорать во всё горло, а Сашка вдруг вперёд подался, нацелившись на её губы. Она настолько растерялась, что не знала, как поступить. За спиной стол, а у Аверина в глазах такая решимость, что не по себе становится. Особенно если вспомнить, что они в квартире одни.

Или не одни.

— Дотронешься, я тебе шею сверну.

У Насти внутри всё похолодело, когда она голос мужа услышала. В панике выглянула из-за плеча Аверина, увидела Серёжку в дверях комнаты, чересчур спокойного, и снова в стол вцепилась, не зная, как на ногах устоять. Сашка тоже отшатнулся, затем оглянулся через плечо. И назло Маркелову сказал:

— Ты не вовремя.

Сергей коротко кивнул.

— Да я вижу.

Настя от Аверина отскочила, взглянула умоляюще.

— Серёжа…

Аверин растянул губы в неприятной улыбке.

— Да ладно, Насть, всё логично. Так и должно было случиться, чтобы всё встало на свои места…

— Точно, — подтвердил Сергей. Всего два шага, никто ничего не понял, а он уже рядом с Авериным, и молниеносным движением нанёс ему удар в челюсть. Настя даже испугаться не успела, вскрикнуть, только рот себе рукой зажала, наблюдая, как Сашка назад, на стол валится. С грохотом упал, уронив стул и свалив стопку книг, схватился за подбородок. А Серёжка рукой потряс, и глухо сказал:

— Я тебе должен, насколько помню.

— Ты что? — Настя мужа за рукав лёгкого свитера схватила. Попыталась оттащить его подальше, а потом к Аверину наклонилась. — Саша, ты как?

А тот, продолжая держаться за челюсть, вдруг засмеялся, правда, тут же болезненно скривился.

— Вечер перестаёт быть томным, — проговорил он, отталкивая Настины руки. Потом её Маркелов за пояс джинсов схватил и насильно оттащил назад. Настя спорить не стала, отошла, с настороженностью наблюдая за тем, как Аверин на ноги поднимается. Головой тряс, фыркал, а Настя в локоть мужа вцепилась. Серёжка сохранял видимое хладнокровие, молча наблюдал за тем, как события развиваются, как соперник приходит в себя. Только руку снова в кулак сжал.

— Саша, тебе лучше уйти, — сказала Настя, чувствуя, как от волнения голос трясётся.

— Чтобы закончить историю? Хорошая такая точка, да? Двинуть бывшему по роже и выкинуть его из своей жизни. Теперь точно никакого чувства вины.

Сергей вышел из себя в одну секунду. Шагнул к Аверину, но Настя вцепилась в него мёртвой хваткой.

— Серёжа, не надо!.. Саш, ты уйдёшь или нет?

— Нет! Пока не узнаю всё, не уйду.

— Уйдёшь, — пообещал ему Маркелов. Попытался его за шкирку схватить, он был тяжелее Аверина и немного выше, все шансы выйти победителем из этой потасовки у него были, если бы Настя не мешалась и не хватала его за руки и за свитер. Но он всё-таки вытолкнул Сашу из комнаты и толкнул в сторону входной двери. — Вон пошёл.

— Хватит! — закричала вконец разозлённая Настя. — Вы оба ведёте себя, как подростки! Хватит. Серёжа!

— Уйди в комнату! — рявкнул тот, но Настя выскочила за ними в подъезд.

Из соседней квартиры выглянула любопытная соседка, испугалась и почти тут же захлопнула дверь, но теперь наверняка наблюдала за происходящим в глазок. Поэтому Настя и не стала больше трогать мужа, когда они вместе с Авериным из подъезда вышли, а точнее, вывалились, всё ещё уцепившись друг за друга.

— Ещё раз к моей жене подойдёшь…

— Я смотрю, тебя это сильно беспокоит!

— Да расцепитесь вы! — Насте ничего не оставалось, как вклиниться между ними. Глазами сверкнула сначала на одного, потом на другого. — Люди же смотрят, — шикнула она. И мужчины, наконец, разошлись на пару шагов, тяжело дышали и буравили друг друга злыми взглядами. — Что вы делаете? — На мужа посмотрела, погладила по руке незаметно для Аверина. — Серёжа.

— Скажи правду, — снова полез на рожон Сашка. Настя стояла к нему вполоборота, не смотрела, и он рывком развернул её к себе, за что снова едва не получил в челюсть. — Вика моя дочь! Ведь моя, так?

Настя только рот открыла, глядя на него в полном шоке. Моргнула, и никак не могла повернуть голову, чтобы на мужа взглянуть. А Аверин переводил бешеный взгляд с неё на Серёжку и обратно. Его пальцы сжались вокруг Настиного запястья, но она далеко не сразу почувствовала боль.

— Что?

— Она родилась в апреле, — жёстко проговорил Саша. Глаза сузились, нижняя губа после удара начала распухать, и на него сейчас страшно было смотреть. — Она сама мне сказала. Я посчитал.

— Да что ты посчитал?! — Настя оттолкнула его руку, покрутила запястьем. А потом с опаской глянула на Маркелова, который стоял, как изваяние, и словно чего-то ждал. Его взгляд испугал Настю, как ничто другое ещё в этой жизни её не пугало. Такой холод внутри появился, что даже сердце, кажется, начало биться медленнее. И само вырвалось, почти шёпот: — Серёжа.

Он даже не посмотрел на неё, повернулся и ушёл. Настя смотрела ему вслед, беспомощно уставилась на захлопнувшуюся подъездную дверь, и понимала, что сейчас упадёт. Колени от тяжести подогнутся, и она свалится Аверину под ноги.

— Настя.

Она очнулась, повернулась и посмотрела на Сашку. Взгляд наверняка был безумный, потому что на его лице мелькнуло смятение.

— Я знать хочу.

— С чего ты взял эту глупость? Она Серёжина дочь. Серёжина.

— Я посчитал, — упрямо проговорил он, и дышал, как паровоз, не в силах сдержать эмоций.

— Что ты считал? Дни ты считал? — От злости Настя позабыла об осторожности и двинулась на него. — Вика Серёжина дочь. — Встретилась с Авериным взглядом и решила сознаться: — Я поэтому и уехала, потому что я была беременна от него. От него, понимаешь? И он не бросил меня, не послал куда подальше, когда я позвонила. Он за мной приехал.

Сашка не верил ей. Щурился и усмехался. Настя покачала головой.

— Она не твоя дочь, Саш. Я даже представить не могла, что тебе это в голову придёт. Разница в две недели, если тебе так интересно. У меня даже сомнений никогда не было, от кого у меня ребёнок, и у Серёжки не было. Потому что она Маркелова. Она внешне похожа на меня, а по характеру она — вылитый отец. Она Маркелова. А тебе спасибо большое за то, что ты испортил мне жизнь. — Перевела дыхание. — Иди домой.

А вот самой домой идти было страшно. Помедлила перед дверью, гадая, что сейчас услышит от мужа. Просто сердце замирало, от страха.

Серёжка стоял на тёмной кухне, у окна, руки в карманах джинсов, голова чуть откинута назад, и Настя почему-то подумала, что он стоит с закрытыми глазами. Ещё бы знать, о чём он думает…

— Серёжа, это всё… — Только головой покачала, не зная, как выразить. Вдруг поняла, что расплачется, вот именно в эту минуту. Вдруг обидно стало: что не разобралась, не поняла, не уловила Сашкино настроение, допустила до такого. Допустила до того, что несколько неосторожных слов могут разрушить не только их с Серёжей брак, но и семью. Раз и навсегда.

А Маркелов сказал:

— Я просил тебя уехать со мной. Просил?

От его тона, такого мрачного и недовольного, неожиданно накатило облегчение. Волной, которая едва не сбила с ног. Настя ненадолго закрыла лицо руками.

— Я даже подумать не могла, что он до такого… додумается.

— Ну, конечно, ты не могла! — заорал муж, но тут же выдохся и притих.

Настя медленно опустилась на табуретку у стены, слёзы вытерла.

— Я ещё выслушивать должен от этого… павлина, что, видите ли, я не отец своей дочери. Моей Вики! Ты чего добиваешься, чтобы я его убил здесь?

— Ты ведь не поверил…

— Ты сдурела, что ли, совсем?! — Он пролетел мимо неё, потом вернулся и к Насте наклонился. — Тебе нельзя здесь находиться, — проговорил Сергей отрывисто. — Знаешь, почему? Потому что ты начинаешь сходить с ума. Как они все! Тебя беспокоит Ольга, Сашенька твой драгоценный, мамаша его чокнутая, и все, кто что-нибудь может о тебе сказать! Тебе всегда плевать было, кто и что о тебе говорит, в Москве ты — Анастасия Маркелова! Ты себе цену знаешь, спуску никому не дашь и идёшь вперёд, не оглядываясь! А здесь ты кто? Ты оправдываться приехала?

Она головой замотала, и слёзы ладонью вытерла.

— А зачем ты приехала? Какого чёрта ты здесь забыла? И не надо рассказывать мне о квартире! Ни один нормальный человек не занимается подобными вещами сам. Но нет, ты приехала мне мстить. Сюда! К нему. Ты получила, что хотела, любимая? Сколько раз тебя физиономией в грязь-то ткнули за эти две недели? Считать замучилась? — Он выпрямился и теперь смотрел на неё сверху, а у самого рука тряслась, когда он её в стену упёр. — И мало того, ты ещё ребёнка в это впутала. Приехала показать, как ты живёшь! Показать себя. Ты думала, они тебе обрадуются? Порадуются за тебя? Насть, ты дура?

Маркелов из кухни всё-таки вышел, и Настя выдохнула. Голову назад откинула, ткнулась затылком в прохладную стену. Слышала, как муж мечется по комнате, как зверь, вот обо что-то споткнулся, выругался в полный голос. А она глубоко вздохнула, утёрлась лежащей рядом салфеткой. Потом поднялась, чувствуя, как явственно трясутся колени. Зачем-то проверила плотно ли прикрыто окно. Дальше прятаться в темноте кухни было глупо, и она прошла к комнате, остановилась в дверях, наблюдая, как Серёжка пытается выпустить пар.

— Я с самого начала знал, что Вика моя дочь. Мне не нужно было никаких подтверждений. Мой ребёнок. — Серёжка ткнул себя кулаком в грудь. — А потом появляется этот, и говорит, что он там чего-то высчитал. Математик херов…

— Серёж, успокойся.

Он глянул на неё так, что Настя глаза опустила. А он в который раз повторил:

— Я просил тебя сюда не ездить. Я просил тебя! Но нет, тебя ведь сюда, как магнитом тянет! Кладбище твоих надежд! — Он шарахнул кулаком по стене. — Прямо вот здесь! Я, вообще, удивляюсь, как ты решилась эту квартиру продать? Ты куда возвращаться-то будешь, Насть?

— Может, хватит на меня орать? — не выдержала она. — Что ты пытаешься мне доказать? Что я не должна была сюда приезжать? Я не знала, куда мне ехать!

— Отлично! — Маркелов зло всплеснул руками. — Ты не знала, тебе сердце подсказало, да?

— Хватит уже меня мучить! — Настя снова отвернулась от него, не хотела показывать слёзы. Его слова обижали, и Серёжка, скорее всего, догадывался насколько, но продолжал, продолжал это говорить.

Он тоже отвернулся, качнулся на пятках, зло усмехнулся.

— Знаешь, я не удивился, когда ты сюда уехала. Ну, думаю, ладно, решила отыграться по полной. Я виноват, я сволочь… Казни, Насть. Но всё это зашло слишком далеко. Я ведь по-хорошему тебя попросил: давай уедем. Хочешь наказывать, наказывай. Но ты ведь меня не слушаешь! Ты меня никогда не слушаешь, когда дело твоего прошлого касается. А ведь я знал, что так будет!

— Я очень за тебя рада.

Маркелов резко повернулся, пригвоздил её взглядом к месту.

— Что?

— Я рада, что у тебя такая отличная интуиция! Ты всё всегда знаешь! Только я всё узнаю слишком поздно! А что-то, возможно, не узнаю совсем.

— Поговорим об этом?

— Да! Поговорим об этом! Почему мы не можем об этом поговорить? Ещё ведь не всё сказано. Ты хочешь поговорить о мести? Давай. Расскажи, как можно плевать мне в душу десять лет, за то, что я однажды сказала тебе!

— Ты сказала? Нет, любимая, ты не сказала, ты жила этим. И меня жить заставляла. Ты слышала последние новости, кстати? Аверин-то, говорят, тогда страдал, ох как страдал. Пил! И ты об этом ничего не знаешь, правда?

Настя поджала губы и высоко вздёрнула нос.

— Но ты об этом ничего не знал. Разве я не сдержала своего обещания? Разве ты не об этом меня просил в первую брачную ночь? Оставить всё позади.

— Ты звонила ему в ту ночь, — отрывисто проговорил он.

— Я ему не звонила, и ты это знаешь.

— Ты сидела в свадебном платье, улыбалась моим родителям, гостям, а сама думала, как тебе ему позвонить.

Настя прошла к дивану и села. Устало опустила голову.

— Мы всё это пережили, Серёжа.

— Да чёрта с два мы это пережили! Ты улыбалась и говорила мне, что всё будет хорошо. Что обратно дороги нет, что нужно строить своё будущее, что у нас ребёнок будет и это нас сблизит. А потом ревела в ванной и маме названивала, чтобы узнать, как тут твой Саша. Забыла? Ты превратила нашу жизнь в кошмар на долгие годы вперёд. Ты не хотела быть со мной, и боялась остаться одна. Вот это была наша жизнь, Настя. Сколько лет? Ты помнишь?

— Помню.

— Я тоже помню. — Серёжа прошёл к окну, развернулся и присел на подоконник. — Всё могло быть по-другому.

— Но мы же вместе. Я люблю тебя. — Она потёрла глаза, веки уже начинало саднить от слёз и прикосновений. — Я всегда тебя любила, даже тогда. Но мне было страшно. Я не хотела возвращаться к Сашке… То есть, дело было не в нём, у меня просто не получалось. Ты же знаешь!

— Нет, я не знаю! Ты никогда со мной не говорила, Насть, даже потом. Я говорил: не езди. Ты говорила: не поеду. Я говорил: не звони. А ты: не буду. Я просил: имени не упоминай. И ты молчала. Зато смотрела, как собака побитая!

— Да потому что ты никак забыть не мог!

— Потому что ты забыть не могла! Ты ведь в истерику впала, когда родители переезжать надумали, ты места себе не находила, металась по дому, как помешанная! Ты до этого полтора года жила от визита до визита своих родителей. Стоило им приехать, ты мать в комнату тащила, чтобы всё вызнать! Ты не хотела жить здесь, и не хотела жить там. Ты вообще не знала, чего хочешь.

— Ты в чём меня обвиняешь? — У Насти от вспыхнувшей обиды даже слёзы высохли. — Что я тогда не отпустила? Так я тебя не держала!

— Да? — Маркелов от подоконника оторвался, подошёл к ней, глаза просто пылали от негодования. — Ты не держала? Я оторваться от тебя не мог, ты всю душу из меня тогда вынула. Ты ночью была одна, а днём другая. Ночью ты об Аверине не думала, а днём я тебе мешал. Страдать тебе мешал, оплакивать свои рухнувшие надежды, Сашеньку твоего. Разве ты не это мне тогда сказала?!

— Серёжа, разве мы не говорили об этом? Я была молодой и глупой! И ты не можешь меня в этом винить! Ты сам таким был! Разве ты не делал ошибок? Я только потом поняла…

— Что поняла? — Он смотрел ей в глаза и требовал ответа.

— Что я тебя люблю.

— Любила? Вот тогда любила?

Она судорожно вздохнула, руку подняла, хотела до щеки его дотронуться, но Маркелов головой мотнул, отодвигаясь. А она всё равно подошла, к плечу его лбом прижалась.

— Я тебе сказал: давай начнём всё сначала. Потому что жить так невозможно. Забудем, как всё началось, почему мы вместе, и кто остался позади. Аверин твой, Даша… Я с ума по тебе сходил, я бился башкой о стену, но ты как за стеклом жила. Ты не видела ничего вокруг, тебе плохо было со мной, и ты ждала — когда он за тобой приедет! Ты меня до последнего не отпускала, и я как последний идиот жил и ждал, когда ты сама ему позвонишь, и он приедет, чтобы забрать тебя у меня.

— Я бы не позвонила, Серёж.

— Конечно, ты бы не позвонила! Потому что ему не нужен был мой ребёнок, он бы не простил, и ты это знала! И мучилась, и меня мучила! И ты мне тогда сказала, чтобы я нашёл Даше замену и не изводил тебя своими упрёками.

Настя уткнулась лицом в его спину и заплакала. Навзрыд. Нервы сдали, всё вспомнилось так отчётливо: и как Серёжка злился на неё, и как она специально напоминала ему, что живёт с ним лишь из-за Вики, и что если бы не это, она никогда бы, ни за что с ним не стала жить, ни дня. Она переживала из-за того, что её выдернули из привычного мира, лишили всего, к чему она привыкла, а всё, о чём мечтала, просто разбилось. И пусть в этом был виноват не только Маркелов, но Сашки рядом не было, и на него злиться было невозможно. К тому же, он по ней страдал, он раскаивался, Настя знала об этом от матери, которая печалилась из-за несостоявшегося зятя, который из-за любви к её дочери совсем спивается. А Настя не могла всё вернуть, исправить, даже простить Сашку не могла, хоть и хотела. У неё на руках был ребёнок от другого, и она знала, что Аверин не поймёт и не простит. И не примет её, если она всё же решится уйти от Серёжи. И тогда она останется ни с чем, рухнет всё, и Серёжка тоже не простит, никогда. Но все речи мужа, его обиды, гнев, в чём-то обоснованный, её до ужаса злили. Ей так не хотелось ещё и перед ним оправдываться… А потом эта история с Дашей, которую он любил, когда-то или тогда, это уже не важно, и он изменял Насте с ней, и она злилась. Злилась не потому, что он ей изменял, а потому что у Серёжки всё ещё был шанс, была возможность всё исправить и вернуть свою жизнь. У него и так всё было — его родители, друзья, привычный круг общения, институт, и ещё Даша — прошлая любовь, которой он до сих пор смотрел в глаза, а она готова была его ждать и понять. У Насти же ничего этого не было. Одни мысли, воспоминания и горечь, которую она и выливала на мужа. Она развела его с Дашей, мысли о разводе ушли в небытие, но счастья им это не принесло. И пусть они больше не скандалили и не ругались, но от этого только хуже, негатив накапливался, и вот тогда Настя ему и сказала:

— Найди себе кого-нибудь. Я уже устала выносить твоё недовольство.

Серёжка лишь недоверчиво усмехнулся.

— Вот так просто? И ты не против?

Она в глаза ему взглянула, и пожала плечами.

— Мне всё равно.

Он до сих пор не мог простить ей этих слов. Прошло больше семи лет, а это стояло между ними. Кто бы знал, как она раскаивалась. Кто бы знал, как проклинала себя после. Но в ту минуту, когда она их произнесла, ей на самом деле было всё равно. Хотелось лишь уколоть его, она даже улыбнулась после, фыркнув пренебрежительно, и отвернулась, занялась ребёнком, показывая этим, что это единственное, что для неё важно в их семье. Она не думала, что Серёжка затаит обиду. Мечтала ранить его самолюбие, но не представляла, во что это выльется. Не знала, что каждая его измена, хотя он особо и не выставлял их напоказ, но о которых она узнавала, будет оставлять глубокую рану в её сердце. И хотя муж после и просил прощения, осыпал её подарками и цветами, обещал, что больше никогда, Настя знала причину… Он никогда не привязывался ни к одной из этих женщин, он ей мстил. За те слова.

Однажды она решила уйти. Всё равно куда, к кому. Они снова ругались, и она опять говорила глупости. Что жалеет, что он отец Вики, а не Сашка, ведь тогда всё было бы по-другому. Она проклинает тот день, когда они познакомились, что она не хочет так жить. Не может больше. А Серёжка молчал и смотрел на неё, а потом пожал плечами и сказал:

— Мне уже всё равно.

И она поняла, что не уйдёт. Что любит. И на этот раз у неё есть шанс доказать, что всё можно исправить. Когда-то не смогла, испугалась, хотя спустя годы и не была уверена, что любила Аверина настолько, насколько думала, что была бы с ним счастлива. А Серёжку любила, и нужно было сделать всё, чтобы он забыл те роковые слова, а ещё те, которые она наговорила ему после. Потому что она не жалела, ни капельки не жалела, что именно он отец её ребёнка. Она очень старалась, она любила его, она была его женой, делала всё, чтобы он гордился ею. И у неё получалось. Насте казалось, что они уже давно живут по-другому, а то, что ругаются иногда и нехорошие воспоминания всплывают, так в какой семье этого не бывает?

А потом появилась Ира Дроздова, и Серёжка снова ей изменил.

Маркелов тоже это вспоминал, она была уверена. Стоял напряжённый, Настя словно в стену утыкалась лицом. Вот только эта стена иногда начинала дрожать от перенапряжения.

— Ты выяснила, что хотела? — спросил он совсем другим тоном.

Настя головой покачала.

— Я не собиралась ничего выяснять.

— Тогда зачем ты сюда приехала?

— Захотелось всё испортить, тебе в ответ. Хочешь, назови это местью. Но я ехала не к нему, я от тебя ехала. Я просто не знала, куда мне деться. Я… растерялась.

Маркелов голову опустил. Стоял и молчал. Настя не знала, чего от него ждала. Не представляла, что он может ей сказать, и что она ему дальше говорить будет. Прошлое явилось во всей своей остроте, каждый переживал своё, вспоминая именно свои обиды. Настя от Сергея отошла, волосы пригладила, вздохнула прерывисто, оттого, что внутри всё тряслось. Такой усталой себя чувствовала, словно она за последние минуты заново десять лет своей жизни прожила.

Не зная, как себя вести и боясь, что нервы не выдержат, и они снова примутся что-то выяснять, Настя решила уйти спать в комнату Вики. Кое-как устроилась на маленьком диванчике, но долго не могла успокоиться. Сидела в темноте и слушала шаги мужа. Серёжка так и расхаживал по квартире — из комнаты в кухню и обратно, к ней не заходил, видно, что-то обдумывал, а Настя переживала. Потом осторожно прилегла, опустив тяжёлую голову на подушку. Кровь шумела в висках, но сил обдумывать то, что муж ей сказал, напрямую, впервые за столько лет брака, не было. Глаза закрыла, но жёлтые круги не исчезли. Её трясло и хотелось домой.

Хотелось уехать и не возвращаться сюда. Время воспоминаний прошло.

15

Настя проснулась оттого, что хлопнула входная дверь. Вроде бы негромко, а Настя глаза открыла, в одно мгновение вырвавшись из сна, напуганная этим звуком. На постели села, потёрла сонные глаза, а потом встала, подошла к окну. Серёжка как раз вышел из подъезда, постоял, осматриваясь, а затем не торопясь, пошёл через двор. Когда он скрылся за поворотом, Настя на часы посмотрела. Куда он в такую рань? Видно, так всю ночь и не спал.

При воспоминаниях об их вчерашнем разговоре, стало не по себе. Она занавеску задёрнула, посмотрела на себя в зеркало, затем зевнула, почувствовав, что не выспалась. Утро никаких здравых мыслей не принесло, как жить дальше — до сих пор было не ясно.

Куда муж отправился в такую рань, Настя не знала. Правда, он ушёл, в чём был, значит, недалеко отправился. Почему-то волновалась из-за его ухода, хотя и понимала, что встречи с ним боится, не знает, как в глаза ему смотреть, без конца гадает, что он ей скажет и как посмотрит. А Серёжки не было достаточно долго. Настя успела принять душ, постель убрать, зашла в комнату, где муж ночевал, в сомнении посмотрела на разобранный диван, но потом просто вышла из комнаты, не тронула его постель. Не зная, на что отвлечься, начала готовить завтрак. И всё в окно поглядывала. А то на часы. В окно, на часы, снова в окно.

Да что же она так переживает-то?

Хотя ей и казалось, что она в окно почти неотрывно смотрит, каждую свободную секунду, но появление мужа всё равно умудрилась пропустить. Неожиданно услышала, как он в квартиру вошёл, и с кухни выглянула. Взглянула с тревогой.

— Ты где был?

Сергей кроссовки снял, оглянулся через плечо.

— В магазин ходил.

Услышав это, Насте сразу стало неудобно за своё волнение. Кивнула и снова на кухню ушла.

— Завтрак?

— Да. Кофе налить?

— Угу.

Маркелов поставил пакет с покупками на стул, достал купленную газету и за стол сел. Настя накрывала к завтраку, расставляла тарелки, и на мужа поглядывала, не понимала, что у него на уме. С виду абсолютно спокоен, словно это не он вчера орал на неё, высказывая все обиды, что накопились в нём за десять лет их брака. Поставила перед ним чашку с кофе, гренки разложила по тарелкам, и села. Вспомнила, что вилки забыла, вскочила, а когда вернулась обратно к столу, увидела, как муж кладёт сахар в чашки с кофе. Сначала ей, потом себе, а сам глазами в газету косит. На стул опустилась, чувствуя полное бессилие. Очень старалась с Серёжкой взглядом не встречаться, боясь, что расплачется. Помешивала ложкой в чашке с кофе, потом взяла у мужа крайние газетные полосы. Он всегда их ей отдавал — гороскопы, тесты, статьи психолога, о каких-то сложных семейных ситуациях, а иногда и истории из жизни печатали, о любви и нежданных встречах. Серёжку всё это не интересовало, а Настя любила иногда отвлечься за завтраком. И сейчас уткнулась в газету, так было спокойнее.

— Ольгу сейчас видел, — сказал вдруг Маркелов.

Настя глаза на него подняла. Осторожно переспросила:

— Да?

Он кивнул.

— В магазине, она работает.

— И что?

— Да ничего. Сказал «привет», она улыбнулась. Типа.

— Как это?

— Ну, я бы не назвал её улыбку радушной.

— Ну и ладно…

— Конечно. Но ты бы с ней поговорила.

Настя застыла, не донеся чашку до рта.

— Я? Зачем?

— Затем. — Он посмотрел на неё в упор. — Насть, ты ведь не успокоишься. Так будешь думать об этом. Поговори с ней перед отъездом.

— Серёж, она не будет меня слушать.

— А ты ей выбора не оставляй.

— И что я ей скажу?

— Всё, что хочешь. Всё, что наболело. Выскажи и всё.

Головой покачала.

— Не знаю.

— Думай быстрее. Я сегодня сам встречусь с покупателем, кое-что обсудим, и, надеюсь, послезавтра сможем уехать.

Настя вцепилась в чашку. Сглотнула. Муж заметил, как она напряглась, взглянул с прищуром.

— Что?

— Ничего.

Она из-за стола встала, отнесла свою тарелку к раковине, остановилась и осторожно повела шеей.

— Как тебе спалось?

Настя обернулась, удивлённая вопросом. Призналась:

— Не очень.

— Я хотел тебя разбудить, но потом пожалел. Видно, не стоило.

— Ты сам не спал.

Он не ответил. Пока Настя стояла к нему спиной, наблюдал за ней, потом снова в газету уткнулся. Хотя, в голову ничего не шло. Глазами по тексту скользил, но почти ничего понимал. Маленькая кухня не способствовала успокоению. Каждую минуту Настя, хотела она того или нет, оказывалась рядом с ним, иногда даже задевала его случайно рукой, и Сергей каждый раз поднимал на неё глаза. Раздумывал, стоит ли сказать ей, что раскаивается. Не нужно было всё это ей говорить вчера, но Аверин вывел его из себя. Своей настойчивостью, бредовыми предположениями, просто своим присутствием. Сергей помнил, какое невероятное бешенство ощутил, когда застал их вместе в квартире. И они не разговаривали, не спорили, Аверин в наглую тянул руки к его жене. Как тут было сдержаться? Столько лет вспыхивать от одного упоминания имени этого человека, а потом оказаться с ним к лицу к лицу, и осознать, что вся его злость напрасной не была. То, что произошло десять лет назад, как оказалось, не только их с Настей до сих пор будоражило. Аверин тоже помнил, чересчур хорошо. Но только он был трусом, по крайней мере, Сергею нравилось так думать. Но это ведь на самом деле было так. Если бы Сашка был способен на серьёзный поступок, он бы ещё много лет назад приехал за Настей, ведь он считал её своей. Так почему не приехал?! Хоть бы попытался с ней встретиться, и тогда задать те вопросы, которые задавал ей вчера. Наверняка услышал бы совсем другие ответы. А сейчас он на что рассчитывал?

Так много было «если» в их жизни. Если бы не случилось, если бы не беременность, если бы каждый из них был способен на поступок, захотел отстаивать свои мечты и желания, то всё было бы по-другому. Жизнь стольких людей сложилась бы по-другому. Вот только вопрос: хотел бы он этого? Вот сейчас, спустя десять лет, ответить честно самому себе. Хотел бы?

Посмотрел на Настю. Она достала из пакета с покупками, что он принёс, плитку своего любимого шоколада, и теперь разглядывала упаковку. Взгляд Сергея скользил по её фигуре, задержался на рыжих прядях, прикрывающих ушко, и он вдруг ощутил горечь во рту, не понятно, откуда взявшуюся. Даже в чашку с кофе заглянул, но вспомнил, что сахар положил.

Зря он вчера всё это ей сказал. Всё было скрыто, погребено, и воскрешать проблемы не стоило. Правильно Настя говорила: они столько лет жили спокойно. Пока он всё не испортил. Но он не хотел портить! Самое страшное — это лишиться семьи, вот той семьи, которая есть у него сейчас. Их с Настей дом, их ребёнок, их будущее. Они так долго к этому шли, проглатывали обиды и шли вперёд, но сейчас уже становилось понятно, что не совсем понимали, что именно они строят. Просто будущее, лишь бы было хорошо и спокойно? Ведь иначе нужно было разбираться, вникать, поднимать те самые неприятные темы, которые всегда пугали. Каждый раз, когда воспоминания выплывали на поверхность, начинались ссоры и скандалы, которые после долго не утихали. В последние годы они с Настей научились гасить это в зародыше, казалось, что самое верное решение поддерживать покой — это проглатывать обиды. Их было много, но кто считает? И от ещё одной или двух ничего не изменится. Так казалось. Загоняли недовольство поглубже, стараясь, чтобы новые обиды ни в коем случае не взбудоражили память, не дали толчок, не спровоцировали взрыв.

Да, Сергею было, за что просить у жены прощения. В первую очередь за то, что не дал ей тогда шанса выбрать самой. Чего она хочет, кого она хочет. Сам не предполагал, как сильно он будет её желать. Это было именно физическое желание, он захотел её с первого взгляда. Вот как увидел тогда во дворе, опрятно одетую, как прилежная ученица, в белоснежной, чуть старомодной блузке, и с волной рыжих, непослушных волос на плечах. Она казалась расстроенной, но смирившейся со своей участью. Она не поступила в институт. Его это немного смешило, а степень её грусти удивляла. Настя же с жадностью расспрашивала его об учёбе, она завидовала ему, его «правильной» судьбе, что у него всё по плану. И говорила, что у неё никогда не получается легко и просто, за что бы она не бралась. А позже, когда он вернулся, узнав о беременности, сказала, что видно её невезучесть заразна, вот и он попал под раздачу. Какие же они тогда были молодые! Уезжая в Москву, Сергей мысленно попрощался с солнечной девочкой, понимая, что вряд ли они когда-нибудь встретятся вновь. Он получил от неё всё, что хотел, и даже больше. Честно не ожидал от этой девочки такой отдачи, страсти и печали во взгляде, когда они прощались. Он уезжал и думал о ней. Он уезжал и говорил себе, что так правильно. Ну, какая Настя? Как она правильно заметила: вся его жизнь расписана, он сам её расписал, очень давно. Учёба, карьера, удовольствие от работы — это обязательное условие, всё это отнимет у него время и силы. Поэтому он не собирался жениться. Лет до тридцати. У него была Даша, они встречались с первого курса, и отлично друг другу подходили, так говорили все знакомые. Маркелов не мог сказать, что он её любил, но Дашка была близким, понятным человечком, и она была такой же, как он. Она собиралась делать карьеру, и за несколько лет отношений они ни разу не говорили о браке, а уж тем более о детях. Они вместе готовились к экзаменам, читали одни и те же книги, обсуждали перспективы, а потом в его жизни появилась Настя. И Сергей растерялся. Да и кто бы ни растерялся на его месте? Да, он думал о ней по возвращении в Москву, вспоминал, мечтал, о чём-то даже жалел. Наверное о том, что так мало времени у них было. Очень интересно было бы узнать, что бы у них получилось, если бы не было никаких препятствий — её Аверина, его Даши, чувства вины и сожалений о чём бы то ни было. Если бы ему просто дали время… А потом она позвонила и сказала про беременность. Маркелов поверил сразу, даже не усомнился в отцовстве. Хотя, друзья пытались заставить его задуматься. Дашка ушла от него, без выяснений отношений и криков. Как узнала про ребёнка, просто перестала с ним общаться. А их общие друзья были на её стороне, хотя этот факт Сергея не удивил. Всё было правильно.

Он не знал, что делать с ребёнком. А уж тем более, что делать с Настей. Рассказал родителям, их гнев воспринял, как данность, и повинился. Мама расстроилась из-за Даши, потом ещё сильнее из-за того, что у неё сын — дурак и бабник, к тому же, неосторожный.

— Какая-то незнакомая девица, — кричала она и сверкала глазами на провинившегося сына. Сергей это как сейчас помнил. — Где твоя голова была?

Он тогда неприятно усмехнулся и пожал плечами. За голову схватился и взъерошил волосы. Он был напуган и растерян. Хоть и пообещал Насте, что приедет, как можно скорее, но в тот момент он отдал бы всё, чтобы её звонка никогда не было. И уж точно не ожидал, что увидев её на следующий день, бледную и перепуганную, вмиг позабудет все свои страхи. Смотрел на неё, но не видел теней под глазами, запавших щёк и синевы на скулах. Кто-то рядом говорил, что её постоянно тошнит, что ей плохо, а он просто смотрел на неё, и понимал, что теперь всё изменится, обратной дороги нет.

Он увёз её тогда, дал на сборы несколько дней и увёз. Даже гордился собой. Считал себя благородным, честным человеком, и был уверен, что поступает верно. А это было не так. Намного позже понял, что нужно было тогда остаться с ней, а не увозить её в Москву. Необходимо было дать им обоим время успокоиться. Кто знает, к какому бы решению они тогда пришли. А он её увёз, будто украл. И поселил, как птицу в клетке, наблюдал за тем, с какой неохотой она приспосабливается к новым обстоятельствам. Они оба были не рады тому, как повернулась жизнь, злились и ругались, но Сергей отлично помнил, как всеми способами пытался оградить Настю от общения с прошлым. Как только она вошла в его дом, поставила сумку со своими вещами у его кровати, кто-то внутри него чётко произнёс: «Она теперь твоя». А всё остальное — прошлое.

Он уже тогда злился, когда понимал, что она об Аверине думает. Настя страдала, мучилась, даже плакала, пока его не было, Серёжа был в этом уверен. И его начинало колотить от каждого её страдающего взгляда. Он не привык быть вторым. А тут девочка, которая перевернула его жизнь с ног на голову, которая случайно забеременела, за которую пришлось взять на себя ответственность, поступиться своими принципами и желаниями, а она, при всём этом, совсем не была этому рада. Ей было тошно и тесно рядом с ним, она думала о другом, и у неё не получалось этого скрыть. А может, она и не хотела скрывать. Единственной отдушиной был секс, минуты, когда оба забывали о проблемах и печалях. В его объятиях Настя становилась прежней, беззаботной и страстной. А потом снова всплывал призрак Аверина, и всё менялось в одну секунду. Сергею едва удавалось сдерживаться, приходилось напоминать себе, что он не имеет права требовать от неё искренних чувств. Чтобы что-то требовать, нужно давать взамен, а он ещё не был к этому готов. Он просто хотел её — всю, целиком, без остатка. Не мог правильно оценить свои желания и чувства, не мог их объяснить, даже самому себе, просто хотел. И желание было огромным, жгучим, и от этого он только сильнее злиться начинал. Потому что Настя ему не принадлежала.

Поженились быстро, оглянуться не успели, а уже оказались в загсе, в свадебных нарядах, потом кольца на безымянных пальцах — и вот оно, свершилось. Когда из загса выходили, улыбались родственникам и в камеры, на долгую память, Маркелов думал о том, кому всё это надо. Ребёнку? Или родственникам? Чтобы все успокоились, зная, что он и Настя поступили правильно, что воспитали их должным образом. А Настя в тот день казалась по-особенному печальной. Близким улыбалась, но Сергей знал, что она хотела бы оказаться где-нибудь подальше в тот день, не принимать участия в том фарсе. Как и он, впрочем. Но что-то было — ревностное, собственническое, и когда он смотрел на неё, рыжую красавицу в свадебном платье, несколько часов назад ставшую его законной женой, Маркеловой, Сергей вдруг решил добиться своего. Она ведь его жена, она ему принадлежит? Так почему не попробовать? Вот только она дышала осторожно и с надрывом, прикусывала губу, чтобы не расплакаться, и он был уверен — думала об Аверине. О том, как всё это было бы с ним, и тогда бы она не плакала, она была бы счастлива. И не важно, что было бы после. Маркелов знал, что они не были бы счастливы, и даже Насте это говорил, правда, она лишь больше злилась и просила его заткнуться.

Но она была его женой!

Когда он застал её в ресторанной подсобке рядом с телефоном, вскипел. Схватил её за руку, отнял трубку, и в глаза ей посмотрел.

— Надо было думать раньше, — сказал он негромко. — Я не ширма, которой можно живот прикрыть. Уже поздно, Насть.

Он видел страх в её взгляде, отчаяние, но потом она сумела справиться с собой, просто за секунду. Втянула в себя воздух, вскинула голову и облизала дрожащие губы. Кивнула. А когда он открыл перед ней дверь, вдруг спросила:

— Как это случилось с нами?

Он не ответил, зубы до боли сжал. Он не понимал, почему не может ей посочувствовать, согласиться с ней. Каждый её печальный вздох до жути раздражал его. Не так он себе представлял свою свадьбу. Ему всегда казалось, что когда он, наконец, решит жениться, то это будет шумный, радостный день, и он будет уверен в своём поступке. А тут…

Они долго не могли ужиться, не получалось. Во время беременности Сергей изо всех сил старался Настю не расстраивать, да и ей к концу срока стало не до размолвок и выяснения отношений. Ей было тяжело, она плохо себя чувствовала, даже в больнице лежала, и если они и не находили взаимопонимания, то это благоразумно замалчивалось. По крайней мере, не скандалили, как в первые месяцы. Сергей даже успокаиваться начал. Плохое настроение и недовольство жены списывал на играющие гормоны, старался помочь, чем мог, и не лез к ней, когда она просила. Занимался учёбой, когда Настя хотела — ходил с ней гулять и по магазинам, правда, это не часто случалось, но она не жаловалась, и он не волновался. Все ждали рождения ребёнка. Сергей не очень представлял, как должна измениться их жизнь, когда в доме появится младенец, но исходя из чужого опыта, был уверен, что Настя займётся ребёнком, и ей будет не до глупых мыслей. Он искренне верил, что после родов начнётся совсем другая жизнь, и о прошлом никто из них не вспомнит. Впервые пару месяцев после появления Вики на самом деле так было, Настя была занята, уставала с непривычки, волновалась по поводу и без, дочку с рук почти не спускала, а потом Маркелов вдруг понял, что их жизнь снова превращается в кошмар. И как Настя ему сказала в один прекрасный день — их не связывает ничего, кроме ребёнка. Оспорить это Сергей не смог. Они снова начали ругаться, его раздражало, когда Настя начинала задавать ему глупые вопросы, например, по поводу того, где он был и почему задержался. Когда он говорил, что учёба отнимает много времени, она лишь усмехалась, смотрела выразительно, а потом и вовсе уходила. Ему же оставалось только кулаки сжимать. Он искренне не понимал, чем Настя не довольна. Что он делает не так? Чего ей не хватает? Есть дом, есть ребёнок, муж старается, учится, работает на их совместное будущее, хотя жене на это плевать с высокой колокольни. Он даже подрабатывать пытается! А она всё равно недовольна! Ну вот недовольна!

Но стоило её родителям появиться в их доме — Настя расцветала на глазах. Она запиралась с матерью в их комнате, и они о чём-то там часами шептались. И Маркелов знал, о чём именно. Точнее, о ком.

Родители ему говорили:

— Серёжа, нельзя так ревновать.

А он глаза на них непонимающе таращил, и криво усмехался. Он ревнует? Он не ревнует, ему просто не нравится быть дураком в глазах собственной жены!

Не заметил, как снова в его жизни появилась Даша. Приближалась защита диплома, они постоянно сталкивались то у преподавателей, то в библиотеке, однажды решили позаниматься вместе, как в старые добрые времена. Потом встретились ещё раз, и ещё… Дашка его слушала и понимала, она гладила его по голове, давала советы и просила не нервничать. И жалела его. Этим вряд ли можно было гордиться, хотеть жалости к себе глупо и недостойно, но после скандала и вечера проведённого в тягостной тишине в родных стенах, так хотелось ткнуться кому-нибудь лбом в колени, и просто помолчать, понимая, что есть, есть на свете человек, которому важно его состояние и душевное равновесие. Который пожалеет без всякого умысла и упрёков в дальнейшем. Сергей понимал, что по отношению к Даше, он вёл себя неправильно. Давал бессмысленные надежды, позволял ей думать, что когда-нибудь он разведётся, и в их отношениях всё вернётся на круги своя. Маркелов долго об этом думал, казнил себя, а потом вдруг решил, что это не так уж и глупо. Сколько он сможет выдержать, в конце концов? Жизнь с Настей его изматывала. Но самое парадоксальное, что после того, как он успокаивался рядом с Дашей, выпускал пар и сбрасывал напряжение, его начинало тянуть домой. Со страшной силой. По всем законам логики, такого не должно было быть. Говорил себе, что это из-за Вики. Он любил дочку, обожал с ней возиться, смотрел в улыбающееся личико, и понимал, что нет и не будет на свете другой женщины, которую бы он полюбил вот так — с первого взгляда и всем сердцем. А тут маленький тёплый комочек, с рыжими волосиками и цепким любопытным взглядом. За её появление он готов был благодарить Настю всю оставшуюся жизнь. Жаль, что жена в то время не хотела ничего знать о его благодарности. И он готов был возвращаться домой, не смотря на ссоры и непонимание, которые его там ожидали.

Далеко не сразу признался себе, что дело не только в дочери, но и в жене. Она с ума его сводила. Своим неприятием, обидами, взрывным характером. Сергей до свадьбы и подумать не мог, что Настя может быть настолько непримиримой. И иногда она так увлекалась, что Маркелов и думать забывал о теме их очередной ссоры. Вообще, обо всём забывал: об обидах, недовольстве, о Дашке, которая, вроде бы, ждёт. Смотрел на жену, которая горела, сверкала на него глазами, и всё отступало. И Настя под его напором таяла, уступала ему, после некоторого сопротивления отвечала на поцелуй, и в их семье наступал покой на некоторое время. В такие дни Сергею начинало казаться, что он ей нужен. Они оба уставали от взаимных обвинений и разборок, и усталая Настя нравилась ему больше всего. Когда она жалась к нему, позволяла себя обнимать, а порой такие вещи говорила… Хотелось сжать её покрепче, и все тревоги забрать.

Эти редкие моменты тоже исчезли из их жизни, после того, как Настя узнала про Дашу. Сергей не знал, как именно это случилось, она просто узнала и не стала долго ждать, чтобы обвинить его в измене. Она сказала, что он предатель, а Сергей рассмеялся ей в лицо.

— И это говоришь мне ты! Та, которая живёт здесь только потому, что ей идти некуда! Не ты ли мне это сказала на прошлой неделе?

Она тогда застыла, обиженная, отвернулась, на диван села и заплакала. А пока Маркелов пытался в себя прийти, смирить свой гнев, чтобы подойти и попросить прощения, Настя уже поднялась, вытерла слёзы и одарила его холодным взглядом.

— Отлично, — сказала она тогда.

— Отлично, — ответил он в смятении, не понимая, что она имеет в виду.

Они столкнулись тогда не на жизнь, а на смерть. Родственники замерли в ожидании, уже никто не верил, что всё закончится благополучно. Они подали заявление о разводе, спали в разных комнатах, и уже не стесняясь, высказывали друг другу все претензии, которые скопились за последние годы. Сергей тогда обвинил жену в том, что она продолжает лелеять мечту о воссоединении со своим Авериным, а она не стала спорить. Он швырнул ей телефон, чтобы она позвонила ему, а Настя сказала, что он не дождётся, чтобы она «устраивала» свою личную жизнь по его просьбе! Она завтра же съедет с квартиры, и он сможет спать с кем хочет и где хочет, хоть вот на этой самой постели! Он тогда схватил её, к себе притянул, и, глядя в глаза, произнёс:

— Может ехать к нему хоть сейчас. Вику я тебе не отдам. Езжай! — Резко отпустил её, отчего Настя покачнулась, а потом распахнул дверцу шкафа и вытащил с верхней полки чемодан, тот с грохотом повалился на пол, а Сергей повернулся к жене, устремил на неё дикий взгляд. Она в такой растерянности смотрела на него, что у него внутри всё опустилось. Сделал два шага и обнял её. Она показалась ему тряпичной куклой, настолько беспомощно прижалась к нему, руки так и висели вдоль тела, но расплакалась и носом ему в шею уткнулась, всхлипывала так горько, что Маркелов зажмурился. — Прости. Прости, прости меня. — Ещё что-то зашептал ей на ухо, поцеловал в лоб, как маленькую. Она плакала, всё-таки обняла, вцепилась в ткань его футболки, а он укачивал её и всё что-то шептал.

День развода они провели в постели. Дома кроме них никого, Серёжины родственники в полном составе уехали в гости к Настиным родителям, посмотреть на то, как те устроились в деревне, забрали с собой ребёнка. Но Настя отчётливо слышала, как перед самым отъездом Аркадия Львовна печально говорила своей невестке, то есть Настиной свекрови, что необходимо увезти ребёнка подальше, чтобы у Викули не случилось психологической травмы, когда её родители вернутся из суда и сообщат, что они разведены. Настя даже Серёжке об этом рассказала, как бы между прочим напомнила, что сегодня они разводятся, но тот лишь натянул на них одеяло, и пообещал завтра всё уладить.

Настя на локте приподнялась, посмотрела с интересом.

— Что именно уладить? Разведёмся завтра?

— Завтра мы забудем, что собирались разводиться. Ведь так?

Надежды его не оправдались, они не забыли. Правда, так и не развелись. Заболела Вика, Сергею предложили практику в приличной адвокатской конторе, всё снова закрутилось-завертелось. А обвинения теперь стали взаимными. Он жене Аверина припоминал, а та ему Дашу. Вот только произносилось это теперь злым шёпотом, чтобы не пугать ребёнка, не расстраивать родственников. Но от этого только хуже было. Взгляды, злость, шипение и почти ненависть. Сергей порой на Настю смотрел и думал: ну как можно так хотеть женщину, которую руки чешутся придушить? Он готов был на руках её носить, когда она смотрела на него и видела именно его. Его, а не того, кто разрушил её жизнь. К тому моменту прошло больше трёх лет, а Настя всё ещё жила разочарованием, не исполнившимися надеждами. Порой Сергей заставал её, задумавшуюся и печальную, а заметив его, Настя неизменно пугалась, словно он её за чем-то ужасным застал. И он знал, о чём она думает в такие моменты. О том, как всё могло бы быть. Без ссор, скандалов. Дома. А здесь она не чувствовала себя дома. И Маркелов мог и дальше биться о стену лбом, но она не хотела забывать, она без конца оглядывалась назад.

В какой-то момент он устал. Понял, что они живут неправильно. А дочка, тем временем, взрослеет и понимает всё больше. И даже злой шёпот уже не спасает. Вика сразу настораживается и начинает хмуриться, выпячивает нижнюю губу и начинает выразительно сопеть, как обычно перед слезами.

Наблюдая в очередной раз за тем, как Настя успокаивает дочку, обнимает её, нашёптывает что-то на ухо, даже улыбается, Сергей вдруг понял, почему он до сих пор с ней. И понимание этого не обрадовало. Он молча наблюдал за женой, потом присел рядом, искоса наблюдал за дочкой, улыбнулся ей, когда Вика к нему потянулась. Потом посмотрел Насте в лицо.

— Ты должна решить.

Она непонимающе и настороженно взглянула. А он пояснил:

— Как мы жить будем.

— Мне нечего решать. Это ты должен решить. Я тебе не изменяла.

— Правда? Ты каждый день мне изменяешь.

Настя смотрела на него, взгляд пристальный и печальный, потом дочь ему на руки передала. Осторожно коснулась его плеча.

— Серёжа, я очень стараюсь.

Он невольно вздёрнул брови, а голос прозвучал едко.

— Ты стараешься!..

Настя головой покачала.

— Ты не о том думаешь. Мне иногда кажется, что никогда ничего не наладится. У нас постоянно что-то случается. Мы постоянно ругаемся.

— Я и так стараюсь, чтобы ты была довольна, Насть. Я не знаю, что я ещё могу сделать!

Она внимательно смотрела на него.

— Ты ещё скажи, что ты ради меня стараешься.

— А ради кого?!

— Замечательно. — Она снова была им недовольна. — А я, значит, злыдня-жена, которая только и делает, что пилит тебя. Так?

— Настя.

— Что?

Он повернулся к ней, прижимая дочку к себе. Они столкнулись взглядами, и Сергей резко поднялся, не выдержав.

— Да ничего!

Они снова не нашли общего языка. Родители — что его, что Настины, — хором говорили, что они мучаются дурью. Что уже пора оставить позади юношеские разногласия и начинать думать о будущем.

— Вы же не сможете всю жизнь выяснять отношения! — говорила ему мать.

Сергей с ней соглашался. Да, не смогут. Но как исправить ситуацию — не знал. А в какие-то моменты и не хотел знать. Разве он не вправе злиться на жену? Она тоже совершает ошибки, хотя никогда не готова в этом признаться!

Ругаться они перестали после того знаменательного скандала, когда Настя бросила ему в лицо слова о том, что будет только рада, если он найдёт себе кого-нибудь, а её оставит в покое. Ссора началась неожиданно, после очередного визита её родителей, Настя снова замкнулась в себе, и Маркелов готов был оставить её в покое, уже знал, что это самое лучшее в такой ситуации. Настя отмолчится, и сама успокоится, но что-то его задело в её поведении, увидел её за кухонным столом, одну, задумавшуюся и печальную, и не сдержался. Сказал ей какую-то ерунду, и вот они уже ругаются, с самозабвением, позабыв о том, что в последний месяц только и делали, что старались не расстраивать друг друга. И Сергей жене об этом напомнил. А тут снова страдальческий взгляд!

— Мне надоело перед тобой оправдываться, — заявила тогда Настя. — У меня уже сил нет!

— Да? Теперь ты знаешь, каково мне каждый вечер! Когда я домой прихожу, а ты смотришь на меня, как на предателя!

— Ах, ты несчастный! И ни в чём ты не виноватый!

Они бушевали весь вечер, хотя не кричали, а шипели друг на друга, что было ещё хуже. И спать легли снова в разных комнатах. На следующий день, когда буря в душе поутихла, Сергей всё хорошенько обдумал, и пришёл к неожиданному выводу: а может Настя права? И он сам во многом виноват? Его настолько раздражает её несчастный вид, а молчание до тихого бешенства доводит. За три года семейной жизни это превратилось в болезнь. Он помнил, какой Настя была, когда они познакомились. Открытой, спокойной и счастливой. Именно счастливой, даже грусть её была светлой. И в такую неё он влюбился. И когда решил забрать её в Москву, жениться на ней, он думал именно о такой Насте, и поэтому не сомневался в принятом решении. А после брака с ним она изменилась. А он почему-то её в этих изменениях обвинил. Его раздражало, что она никак не хочет принять их жизнь, семью, его, как своего мужа, как свершившийся факт.

В тот вечер домой пришёл, готовый к серьёзному разговору. Цветы купил, прощения попросил, и старался не напрягаться из-за Настиного недоверчивого взгляда. Осторожно начал разговор о том, к каким выводам он пришёл, и добавил, что хочет начать всё сначала. А она вместо этого пожелала ему вернуться к Даше или найти ей замену.

— Да я-то найду, — усмехнулся он, хотя от шума крови в ушах, себя едва слышал. — Но ты уверена, что этого хочешь?

— Мне так спокойнее будет! Пока ты с Дашей развлекался, меня не доставал своей проклятой ревностью! У нас будет самая идеальная семья, Маркелов! Когда у тебя никого на стороне нет, мы не можем спокойно существовать!

— И тебе всё равно?

Она улыбнулась.

— Именно так. Мне всё равно. Я же тебя не люблю, — добавила она тише.

Он только кулаки сжал, лицо застыло, он почувствовал, как мышцы свело, но довольно быстро взял себя в руки. Губы скривились в усмешке. Кивнул.

— Как скажешь, родная.

С тех пор они перестали ругаться. Превратились в «идеальную» семью. На людях милы и приветливы друг с другом, да и наедине никаких обид не высказывали. Сергею даже интересно было, сколько они так выдержат. Если честно, в то время он был уверен, что они разведутся. Как только нервы сдадут, ещё один скандал — и уже ничего не спасёт. Он морально готовил себя к разводу. Он думал, что будет делать, чтобы иметь возможность постоянно видеть дочь. Придётся снять Насте квартиру? Где-нибудь недалеко, чтобы постоянно их видеть… Вику видеть. Иногда смотрел на жену, замечал, как та старательно справляется со своим напряжением, и пытался представить, как будет жить без неё. Но, по крайней мере, больше не услышит, как она говорит ему: не люблю. «Не люблю!». Так спокойно, уверенно: я же не люблю тебя. Будто он этого не знал, будто он надеялся на что-то другое…

Он исполнил её пожелание, завёл себе любовницу. Кажется, её звали Лена. Сейчас он уже точно и не помнил. Красивая девушка, свободная и умная. С ней было приятно общаться, вот только всё остальное — исключительно по просьбе родной жены. Лена, конечно, понятия не имела об этом, ей даже льстило, что он ради неё жене врёт. А он не врал, он просто ничего не говорил, но и не скрывал. И до сих пор помнил, как у него внутри всё сжалось, когда он однажды встретил Настин понимающий взгляд. Она даже пошатнулась в тот момент, посмотрела со смятением, но тут же отвернулась. Сергей сверлил взглядом её затылок, пытался справиться с обуревавшими его эмоциями, и что самое странное — не мог понять, что же он чувствует. Злорадство? Или всё-таки печаль? Всё смешалось, но тот важный момент он помнил очень хорошо.

Настя перестала на него злиться. Она встречала его вечерами, кормила ужином, присматривалась к нему украдкой, а после гордо вскидывала голову и уходила в комнату. Маркелов не раз заставал её расстроенную, но это уже была не та печаль, которую Настя лелеяла в себе не один год. Она печалилась из-за него. Из-за него! Она, наконец, о нём задумалась. В какой-то момент решила уйти. Собирала вещи, пользуясь тем, что они в квартире одни, родственников она жалела и расстраивать не хотела. А тут они на несколько дней остались одни, и Настя решила этим воспользоваться. Она тогда чего только ему не сказала. Но теперь все её обиды были настоящие и к прошлому никакого отношения не имели. Правда, сказала, что за все годы жизни с ним прокляла тот день, когда они встретились. И как он когда-то, швырнула на пол чемодан, вещи, которые она уже успела в него сложить, вывалились, но Настя этого даже не заметила. Она на Сергея смотрела, угрожающе прищурилась.

— Я ухожу.

Он молчал.

— Ты слышишь? Хватит надо мной издеваться. Я ухожу от тебя! — Она даже ногой топнула, чего он от неё уж совсем не ожидал. Руки на груди сложил, пожал плечами.

— Уходи.

Она нервно сглотнула, взгляд заметался, а губы некрасиво скривились.

— Ты назло всё это мне делаешь, — обвинила его Настя.

Маркелов упрёка не принял.

— Я делаю то, о чём ты меня просила. Разве мы не стали жить лучше, спокойнее? Ты оказалась права. Ты умница.

— Серёжа, я уйду, — пригрозила она.

— А мне уже всё равно.

Он из спальни вышел, но успел заметить, как Настя присела на кровать, медленно опустилась, словно её силы покинули. И никуда не ушла. Сергей наблюдал за ней, осторожно, исподтишка, и пытался понять, что происходит. Он всё ждал, что она опомнится, и он уже не сможет её остановить. Что он ей скажет? Что передумал, что хочет, чтобы она осталась… с ним?

Отыгралась Настя, в конце концов, на ни в чём не повинной Даше, которая работала с ним в одной фирме. Сергею было неудобно перед бывшей возлюбленной, не по себе, но наблюдая за женой на том банкете, испытывал моральное удовлетворение. Настя была другой в тот вечер, вела себя незнакомо, но то, с какой гордостью держалась за его локоть, и свысока посматривала на бедную Дашку… Маркелову в какой-то момент пришло в голову, что Настя, видимо, думает, что он не стал заморачиваться и вернулся к Даше в постель, по крайней мере, на какое-то время. Может, так и было, но в тот день его жена впервые за годы их брака с гордостью говорила всем, что она его жена. Она Маркелова!

Их жизнь в Лондоне стала откровением для них обоих. Втроём, вдалеке от родственников, когда можно рассчитывать только на самих себя. И Настя его удивила, если честно. Она так быстро освоилась, даже быстрее него. Сергей оглянуться не успел, а она уже обустроила их небольшую квартирку, знала, в какой магазин лучше сходить, самостоятельно ходила гулять с Викой, и это при том, что не знала языка. Он тогда много работал, старался во всё вникнуть, с головой погружался в дела, но домой его тянуло, как никогда. Знал, что его там ждут. Именно эти два чувства он пронёс через все годы семейной жизни — боль от её слов, от понимания того, что она не смирилась и не любит, и покой, появлявшийся в душе, при мысли, что она его ждёт дома. Настя ждёт его дома, заботится об их ребёнке, улыбается… Было очень важно, чтобы она улыбалась.

По возвращении из Лондона у Насти появились желания и стремления. Она хотела учиться, она хотела общаться, она, наконец, вздохнула полной грудью. Сергей никогда и ни в чём ей не отказывал. Всё, что захочет. Он её поддерживал, давал советы, помогал с учёбой. С удовольствием отмечал, что она увлечена и строит планы на будущее. Иногда только, встречаясь с ним взглядом, Настя терялась, как-то меркла, но торопилась вернуть на лицо улыбку. С некоторых пор положение изменилось, и теперь уже она присматривалась к нему с особым вниманием, пытаясь узнать, в каком настроении он сегодня проснулся. Далеко не сразу, лишь несколько лет спустя, Маркелов понял, что с ней тогда происходило. Она начала бояться его поступков. Даже не поступков, его измен. Настя цеплялась за него, пыталась удержать его дома, чтобы их отношения складывались, как в Лондоне, когда они были втроём, и этого было достаточно. Там всё складывалось так, как хотелось бы жить дальше. Жалко, что они этого друг другу не сказали. Не сели за стол переговоров, и, не стесняясь, всё обсудили.

Обоих напугала авария. И Настя, кажется, пребывала в куда большем шоке, чем сам Сергей. Тот очнулся в больнице, не совсем понимая, что происходит, некоторое время прислушивался к себе, пытаясь понять, насколько всё серьёзно. Поначалу показалось, что очень. Левую руку вообще не чувствовал, только тупая боль в плече, которая многократно увеличивалась, как только ослабевало действие обезболивающего. От плеча боль шла в голову, грудь, и даже в ноги. Болело всё и везде. Маркелов пытался восстановить в памяти момент аварии, да и следователь приходил, расспрашивал, но вспоминалось лишь то, что мелькнуло в сознании перед самым столкновением. О жене и дочери думал. Оставалось только Бога благодарить, что насмерть не разбился. Да ещё Настя… Приехала бледная, серая даже, как мёртвая, плакала, дотронуться до него боялась, и всё что-то говорила, говорила, а потом снова расплакалась и с таким отчаянием сказала: «Люблю», что Сергей сразу глаза закрыл. Проснувшись следующим утром, с гудящей головой, с мутным от лекарств сознанием, решил, что ему это приснилось. Но когда Настя пришла, понял, что не сон. Она хоть и не произнесла этого вновь, но выглядела смущённой и воодушевлённой одновременно. И прижалась к нему в какой-то момент, заплакала, а Сергей заплетающимся языком принялся её успокаивать.

После аварии многое изменилось. Столько планов сразу появилось, решили, что пора от родственников съезжать, захотелось снова одним, в своём доме, теперь уже по-настоящему в своём. Идиллии не случилось, также ругались иногда, но не было уже той злости, отчаяния. Была семья, и разрушать её не хотелось. Её невозможно было разрушить, потому что как по-другому — не знали. И если иногда спорили, не находили понимая, но стало понятно, что будущее на двоих одно, и добиваться желаемого хотелось вместе, не смотря на прошлые обиды и боль. И они добились, многого, вместе. Сергей сейчас на жену смотрел, умом понимал, что десять лет прошло, но оказавшись здесь, снова в этом городе, окружённые воспоминаниями, всё всколыхнулось в душе. Он уже успел забыть, насколько остры были прежние обиды. Он забыл, как сильно бесит его одно упоминание имени Аверина, а уж когда он ему в реальности попался…

Да, он был виноват перед Настей. Прежде всего за последнюю измену. Она права: они столько лет жили мирно, без всяких встрясок и серьёзных ссор. Всё устроилось, родственники нарадоваться не могли, ждали ещё внуков, и они с Настей даже задумались об этом всерьёз, только непонятно почему тянули, словно предчувствовали новый всплеск проблем. А потом Ирка появилась — такая раскованная, самоуверенная и да, доступная. Доступная именно для него. И он сглупил. И ведь знал, что делает глупость, но соблазн пересилил. Говорил себе, что Настя ничего не узнает, и это ведь не месть, к прошлому это не имеет никакого отношения, просто… Что просто — он не знал. Он столько времени проводил на работе, рядом с новой сотрудницей, иногда, в свободные минуты, когда усталость брала своё, и разум отключался, думать о деле становилось невозможно, и они переходили к флирту. Чтобы отвлечься, отдохнуть. Поначалу всё было безобидно, Маркелов не собирался вступать в интимные отношения с сотрудницей. Намёки, игра слов, случайные прикосновения и сами же над собой смеялись. Потом стало понятно, что напряжение нарастает и с ним нужно что-то делать. А тут ещё командировка сорвалась.

Он раскаялся уже на следующее утро. Сексуальное напряжение сняли, и оказалось, что больше ничего и не осталось. Даже неловко как-то стало. По крайней мере, Сергею. Вместо того, чтобы наслаждаться отдыхом, он думал о том, сколько лет он не изменял жене. Года четыре точно. И его это не беспокоило, не задумывался как-то, а тут… Нагадил, одним словом. Решил всё исправить, бросил Ирку в том доме отдыха и помчался домой. Приехал с цветами, подарками, получил свой законный поцелуй, сел дома на диван и, наконец, дыхание перевёл. А когда паника и чувство вины, на пару, начали подбираться к сердцу, ещё раз напомнил себе, что Настя ничего не узнаёт. Всё обойдётся.

Не обошлось.

— Серёж, ты уже час эту газету читаешь.

Он вздрогнул, обернулся. Посмотрел на Настю, встретил её встревоженный взгляд.

— Всё в порядке?

Газету отложил и поднялся. Кивнул, потёр лицо, и вроде бы встряхнулся.

— Да. Пойду, позвоню твоему Дорникову.

— Он не мой, — негромко проговорила Настя, наблюдая за мужем, который показался ей взбудораженным.

Серёжа непонимающе посмотрел.

— Что?

— Он не мой, — повторила она.

— А-а. — Слабо улыбнулся. — Да, конечно. — А проходя мимо, остановился рядом с женой и быстро поцеловал её в щёку.

Настя удивлённо посмотрела ему вслед.

16

— Что у вас происходит? Война? — Лер быстро жевал, прихлёбывал кофе из большой кружки и с интересом на Настю поглядывал. Сидел на кухне Солнцевых, Настя его завтраком кормила, но на этом её добродушие заканчивалось, отвечать на вопросы ей не хотелось, но Фёдор этого, кажется, не понимал. Ему всё было интересно.

Настя дёрнула занавеску, а на соседа кинула выразительный взгляд,

— Федь, жуй.

— Жую, — согласился тот. — Кстати, очень вкусно.

— Как мило с твоей стороны, спасибо.

Он рассмеялся.

— Да ладно тебе. Я не смеюсь, я серьёзно. Я человек благодарный.

— Кристине очень повезло.

— Точно. Но вы с Серго ругаетесь, да?

Она скривилась.

— Не называй его этим дурацким прозвищем. И мы не ругаемся, — сдалась Настя. — Просто… выясняем кое-что.

— Удачно?

— Пока не знаю.

Лер от себя пустую тарелку отодвинул, на стуле откинулся и с довольным видом погладил живот.

— Хорошо.

— Что хорошо?

— Поел хорошо.

— А-а.

— Вы когда уезжаете?

Настя дёрнула плечом.

— Теперь это решаю не я. Серёжа поехал к Дорникову, это агент по недвижимости, и уж что они там решат… Он хоть сегодня бы уехал.

— Ух ты.

Настя взгляд на Лера перевела.

— Слушай, это очень страшно, что я тебя понимать перестала?

Тот ухмыльнулся.

— Тебе лучше знать. — Он на стол облокотился. — Насть, вы что, так и уедете, не посмотрите на мою деточку? — Встретив удивлённый взгляд. — На клуб.

Настя улыбнулась и передразнила:

— Деточка.

Фёдор глаза вытаращил.

— А как? Конечно, деточка. В общем, всё. Ничего знать и слышать не хочу, приходите вечером. Я ради вас всех выгоню. Посидим, прошлое вспомним. У Тинки как раз выходной.

— Я скажу Серёже, Федь.

— А нечего ему говорить! Взяла за шкирку, и весь разговор!

Она снова улыбнулась, на этот раз немного грустно.

— Как у тебя всё просто.

Лер лишь плечами пожал.

Маркелов вернулся лишь после обеда. Настя вся извелась, ожидая его возвращения. Была уверена, что он придёт и скажет: уезжаем! Ему не терпелось вернуться в Москву, домой, она это знала. А этот город, этот двор, людей, он расценивал, как враждебную среду. И Настя была не против уехать, вернуться домой, в глубине души она уже раскаялась в том, что приехала, никак не могла предположить, что её поступок за собой такие последствия повлечёт. Она на самом деле испугалась, когда Аверин сказал её мужу в лицо, что дочь не его. Настолько испугалась, что на какой-то миг потеряла дар речи. И то, что Сашка что-то там высчитал, её поразило. Позже, когда осталась одна и появилась возможность всё обдумать, поняла, что Сашка в чём-то прав. Он сопоставил даты, он сделал выводы, вот только взгляд его, с огоньком мести, и то, что он бросил эти слова в лицо именно Маркелову, само за себя говорило. Ещё одна возможность ударить, наверное, надеялся, что на этот раз наверняка. А то, что Серёжка молча развернулся и ушёл, заставило её позабыть о шоке. Настя вслед ему обернулась, и в ту секунду была уверена, что это точно конец. Если Серёжка поверит, хоть на мгновение усомнится… то она его, скорее всего, убьёт.

Правда, он не поверил. А в домыслах Аверина опять же её обвинил. И когда только всё это кончится?

Отвлекли от этих мыслей Настю телефонные звонки. Позвонила Вика, долго рассказывала ей, как она с бабушкой и дедушкой в районный город ездила, и что они купили. Какие туфли красивые, и спортивный костюм тоже. А ещё они накупили канцелярских товаров, всё очень красивое, как Вика и хотела, и совсем неважно, что месяц назад они с Настей всё купили в Москве, зато теперь есть из чего выбирать. Настя, в итоге, улыбнулась, не собираясь спорить с дочкой.

— Хорошо, главное, что ты довольна.

— Довольна! А когда вы с папой приедете? Я вам столько всего покажу и расскажу!

После Вики позвонила свекровь. Очень осторожно попыталась выяснить, что у них происходит, помирились или нет. Порадовать её Насте было особо нечем, но и расстраивать не стала, сказала, что они вскоре планируют вернуться.

— Вместе? — спросила Лариса Евгеньевна после короткой паузы.

— Нет, — сказала Настя. — У нас же две машины здесь. Вместе никак не получится.

— Тебе не стыдно? — поинтересовалась свекровь, правда, голос уже звучал не столь напряжённо. — Я не сплю, не ем, за вас беспокоюсь. А ты шутки шутишь? Настя!

Стало стыдно, пришлось прощения просить. Хорошо хоть, Лариса Евгеньевна не отличалась обидчивостью. А под конец разговора пришлось признаться, что они с Серёжей очень серьёзно поговорили. Вот только о сути разговора не сообщила, а по тому, как свекровь начала поддакивать, стало понятно, что она решила, будто Настя устроила её сыну хорошую взбучку. А напоследок Лариса Евгеньевна повторила слова внучки:

— Возвращайтесь скорее, мы вас ждём.

— Хорошо, — негромко отозвалась Настя, чувствуя тепло внутри. Когда тебя ждут, это здорово, это и есть настоящая семья. А ведь так всегда было — сколько бы они с Маркеловым не ругались, рядом были родственники, которые поддерживали, мирили, давали советы и создавали настоящий семейный уют, домашний очаг, к которому хотелось возвращаться. Они с Серёжкой далеко не сразу смогли высечь свою искорку, чтобы огонь разжечь.

— Настя.

Она вздрогнула, когда голос мужа за спиной услышала. Поняла, что не на шутку задумалась, обернулась и посмотрела на него, удивлённая тем, что не услышала, как он пришёл. Перестала подпирать подбородок ладонью, вообще локоть со стола убрала.

— Ты пришёл?

— А что ты делаешь? — поинтересовался он, его губы дрогнули в улыбке.

Настя даже смутилась немного.

— Ничего, — поспешила отмахнуться она, — просто задумалась.

— А мне показалось, что не просто, а всерьёз. Такое лицо у тебя было… — Он прошёл мимо неё к холодильнику, достал бутылку воды. Настя внимательно за ним наблюдала, всё ждала, что он скажет. А Серёжка сделал несколько глотков прямо из горла, и выдохнул, переводя дыхание. — Конец августа, а жара.

— Серёж, что?

— Всё нормально. Всё обсудили, договорились. Завтра утром кое-что подпишешь, и всё.

— Всё, — повторила за ним Настя, поднялась. После слов мужа, после его лёгкого тона, стало немного грустно, но постаралась этого не показать. — Ты обедать будешь?

— Нет. — Усмехнулся. — Я Дорникова в ресторан водил. Кстати, неплохой ресторан. Хочешь, сходим вечером.

— Нас Федька в клуб зовёт. Точнее, не зовёт, а требует.

— Даже требует… — Сергей холодильник закрыл, повернул голову, к жене присмотрелся, пока та не видела. — А ты хочешь?

— Не знаю. А ты?

— А ты?

Она взглянула на него через плечо.

— Ты доволен, да?

— Я хочу уехать, могу порадоваться. А ты хочешь остаться?

— Я этого не говорила.

— Тогда что?

— Я хочу домой, Серёж.

— Это хорошо, — осторожно заметил он.

Настя посмотрела ему вслед, когда он из кухни вышел. Секунду сомневалась, а потом направилась за ним в комнату.

— Ты думал, что я не поеду? Ты, правда, так думал?

— Я рассматривал такую возможность, — деликатно заметил он.

Настя же не на шутку удивилась.

— Как интересно. Я не рассматривала, а ты рассматривал.

Он плечами пожал.

— Серёжа, я хочу домой. И мой дом не здесь. А то, что ты мог такое подумать… Ты поэтому сам решил квартирой заняться?

— Иначе мы отсюда никогда не уедем.

Настя присела на самый краешек дивана.

— Мне кажется, нам ещё есть, что сказать друг другу. Ты ведь не поверил мне, когда я сказала, что я приехала не к нему.

— Да почему, Насть? Поверил. Ты приехала посмотреть, ждут ли тебя здесь.

— Возможно. Но это было чистое любопытство, без всяких надежд. То, что вчера Сашка сказал… для меня это было ещё большим шоком, чем для тебя, наверное. Я не думала, что у него появится мысль…

— Ладно. — Маркелов в досаде взмахнул рукой. — Я не хочу ещё раз это слышать.

— Ты злишься?

— Да не злюсь я, Насть! Но мне надоело думать об этом, вспоминать. Мы десять лет живём! Чего нам не хватает, вот скажи? Что мы делаем не так, что постоянно это вылезает?

Она на спинку дивана откинулась, и руки на груди сложила. Ей было, что ответить на его вопрос, но привычка замалчивать обиды давала о себе знать, снова стало страшно, снова показалось, что лучше промолчать, чтобы не вызвать ссору. И, видимо, Сергей догадался, о чём она думает, потому что с такой претензией на неё посмотрел, что поневоле не по себе стало.

— Скажи мне это.

Она уставилась в угол комнаты, до рези в глазах, до пелены, что принесли с собой слёзы.

— Ты не можешь простить мне те слова. Никак не можешь.

Он голову опустил, стал смотреть в пол.

— Я давно простил.

— Неправда. Ты никогда не говоришь, что любишь меня. Мне всегда приходится тебя заставлять. А это ненормально как-то. Ты мне не веришь?

— Верю.

Настя наблюдала за ним, затем головой покачала.

— Не веришь. Именно это мне не даёт спокойно жить, Серёжа. Я уже столько лет расплачиваюсь за те слова. Что я делала не так? Я тебя люблю, твои интересы всегда выше всего остального, я стараюсь, как могу. Дома всё для тебя… Ты думаешь, я это просто так делаю? Из любви к комфорту? Всё уже давно осталось в прошлом, у нас своя семья. Но ты помнишь все обиды! Я не могу с этим бороться, и не могу… не могу оправдывать тебя этим.

Он отвернулся к окну, руки в бока упёр.

— Я не хотел, чтобы ты меня оправдывала.

— Конечно! Тебе это не нужно было, ты хотел, чтобы мне было больно. В этом был смысл твоей жизни!

— Нет. Если честно, я каждый раз надеялся, что появится кто-то, и я перестану о тебе думать. Вот чего я тогда хотел. Чтобы мне стало всё равно, плевать на Аверина, не пытаться больше обратить на себя твоё внимание. Чтобы можно было развернуться и спокойно уйти. Чтобы мне стало всё равно! Потому что когда я хотел всё исправить, тебе было не до меня! Ты о нём думала!

— Да не о нём я думала! — Настя без сил навалилась на подлокотник. — Мне было страшно. И тяжело, я никак не могла привыкнуть. И ты мне совсем не помогал, ты только ревновал меня. Я не понимала, как мне найти точку опоры, что мне сделать, чтобы почувствовать себя уверенно. Я ведь не сильная, Серёж, и ты это знаешь. Мне нужна была твоя помощь.

— Но ты же мне не говорила об этом!

Настя облизала сухие губы.

— Да, не говорила. Мне казалось, что если я скажу, если кто-то узнает, даже ты, мне станет от этого ещё хуже. Я и без того чувствовала себя слабой и потерянной, не было ничего привычного вокруг… Серёжа, мне было девятнадцать, я была беременна от человека, которого почти не знала, но который решил в очередной раз проявить галантность и спасти меня от позора. Ты думаешь, я не была тебе за это благодарна? Была, но это не решало проблемы. Или ты думаешь, что я не понимаю, что ты тоже мечтал о другом? Не о том, чтобы жениться на мне из-за случайной беременности. Да ты даже мечтал не обо мне!

— Я мечтал о тебе. — Маркелов криво усмехнулся. — Я когда уехал, думал о тебе… часто. В основном, ночами.

Настя слабо улыбнулась, почувствовала, что напряжение понемногу спадать начинает.

— Очень мило.

— Да нет, правда.

— Замолчи уже.

Он хмыкнул.

— Но не о семейной жизни думал, ты права.

— Вот именно. Сколько шансов, что мы были бы вместе, если бы не Вика? Ни одного, наверное.

Сергей покачал головой.

— Это уже не важно.

Настя решила с ним согласиться.

— Может быть.

Маркелов прошёл к дивану и сел, но не рядом с Настей, а на расстоянии, навалился на другой подлокотник.

— Мы просто не совпадали по времени. Мне так кажется. Я тогда хотел, чтобы всё было… всерьёз. Я хотел, чтобы ты была счастливой невестой, чтобы ты улыбалась… Проявления хоть каких-нибудь чувств с твоей стороны хотелось!

— Мне тогда хотелось умереть, — тихо проговорила она.

Сергей посмотрел на неё.

— Сюда вернуться.

Настя удивилась той обиде, что прозвучала в его словах. Взглянула мужу в лицо.

— Да. Да! Здесь была моя жизнь, вся жизнь. У меня ничего не осталось! А ты был дома, там, где твои родители и друзья. Даже Даша никуда не делась. А я в Москве задыхалась, мне там тесно было. Я могла думать только том, что ты появился и перевернул мою жизнь с ног на голову. И сделал это так, походя, потому что я тебе не нужна была в Москве, и ребёнок тебе был не нужен.

Маркелов поморщился.

— Не люблю, когда ты это говоришь.

— Но тогда это и было правдой, и нашей жизнью. — Настя повернулась, поджала под себя ноги, в Серёжкин профиль вгляделась. — Но ведь потом всё изменилось. Почему ты этого не заметил?

— Я заметил.

— Тогда почему? — Это был очень важный вопрос, тот самый, ответ на который мог объяснить всё: все мучения, проблемы, страдания.

Он голову повернул, и они встретились глазами. Сергей в сердцах всплеснул руками.

— Потому что я тоже человек! Потому что мне казалось, что я лучше всех всё понимаю, и имею право на обиду!

Настя головой покачала.

— Это не то, что я хотела услышать.

— А что ты хотела? Чтобы я сказал, что устал ругаться, ждать, когда ты успокоишься, что хотелось схватить тебя и встряхнуть хорошенько, чтобы вытряхнуть все воспоминания и мысли о другом?

— Нельзя вытряхнуть воспоминания.

— А жить с этим можно?! Я с ума по тебе сходил, Насть. И каждый твой пустой взгляд, устремлённый в прошлое, меня до бешенства доводил! Я хотел, чтобы рядом со мной была моя жена, именно моя… Я просил тебя начать всё сначала, я хотел… А ты мне сказала: не люблю. — Он снова руками развёл, и повторил: — Не люблю!

Она рукой лицо прикрыла, закрываясь от его вспышки раздражения.

— А ты тогда любил?

Сергей упрямо вскинул подбородок.

— Да.

Настя не на шутку заинтересовалась этим заявлением, посмотрела ему в лицо.

— Любил? Или хотел, чтобы я тебя любила?

— А какая разница?

— Очень большая. Ты все эти годы хотел, чтобы я тебя любила. Ты ничего мне никогда не говорил, ты не отвечал на мои слова, но я всегда видела, как ты доволен, когда я признаюсь в этом. Это почти слабость, то, что я тебя люблю. А ты просто принимаешь это.

— Просто принимаю? — Маркелов раздражённо выдохнул и руку, что на подлокотнике лежала, в кулак сжал. — Разве я ничего не делаю? Я всё для вас с Викой делаю. Для тебя я делаю всё. Что бы ты ни попросила, что бы ни захотела. Лишь бы улыбалась, лишь бы дома был покой!..

— Да, — с готовностью кивнула Настя, — чтобы дома был покой! Чтобы ты пришёл, и тебе было спокойно! И чтобы я не спрашивала, откуда ты пришёл! Ведь если я улыбаюсь, то и спрашивать тебя побоюсь, чтобы всё, не дай бог, не испортить!

— Настя. — В его голосе промелькнули укоряющие нотки, и тогда она вскочила с дивана.

— Скажи, что я не права!

— Я не изменял тебе. Очень долго.

У неё вырвался нервный смешок.

— Отличное оправдание, Маркелов!

— Чёрт… Это не оправдание! Это констатация факта! Я не изменял тебе очень долго, но дело совсем не в этом!..

— Подожди, подожди. Почему не в этом? Потому что ты не хочешь об этом говорить? А я хочу. Я тебе никогда не изменяла, что бы ты ни говорил. Я всегда была твоей женой! У меня даже в мыслях не было… Даже когда ты приходил ко мне от своей очередной любовницы, и мне хотелось тебя убить! И я терпела твои взгляды, когда ты наслаждался произведённым эффектом!

— Я никогда не наслаждался! Что ты вообще говоришь?!

— Правду я говорю! Ты всегда так на меня смотрел, ждал, когда же у меня кончится терпение, и я, наконец, начну тебя упрекать, а может и решу уйти. Ты мстил мне за несколько слов, которые я произнесла сдуру много лет назад! Но я была молода, и мне было страшно, а ты не хотел этого понять!

— Да потому что ты мне этого не говорила! Ты всегда отмалчивалась! Когда я начинал задавать вопросы, ты просила меня перестать! Что я должен был думать?

— Может подумать о том, что у меня есть причины на тебя злиться и говорить такое?

— Ты о Дашке?

— Да, Серёжа, потому что ты кинулся к ней после первых же проблем! А я осталась одна! Вот со всем этим, со всем, что тебе так не нравилось, ты оставил меня одну! А потом ты решил меня осчастливить и предложил начать всё сначала! После того, как ты нагулялся! Что я должна была тебе сказать? Поблагодарить, в ноги поклониться за то, что в тебе совесть проснулась, и ты про жену вспомнил? Что отношения решил наладить ради ребёнка!

— Да не ради ребёнка, а ради тебя!

— А ты мне об этом сказал? Ты сейчас мне говоришь, что ты по мне с ума сходил, но тогда я этого не чувствовала. Ни одного дня не было, чтобы я почувствовала, как нужна тебе, как ты хочешь меня.

— Вот в этом меня обвинять не надо.

Настя поджала губы.

— Я не о сексе говорю. — Она присела на стул, не решившись вернуться на диван. На мужа посмотрела, не зная, как скрыть свой печальный взгляд.

Серёжка смотрел в сторону и кулаком по подлокотнику постукивал. Хмурился, губы тоже поджал, и раздумывал. Потом спросил:

— Ты хочешь развестись?

Настя глаза опустила.

— Ты хочешь знать, чего я хочу? Или хочу ли я развода?

— Чего ты хочешь?

— Я хочу, чтобы всё было по-другому. Больше не притворяться и ничего не скрывать. — Она на мгновение прикусила затрясшуюся губу. — У нас ведь хорошая семья, я это знаю. И вместе нам хорошо, но то, что осталось позади, покоя нам не даёт. — Взглянула исподлобья. — Я начинаю ненавидеть тебя, когда узнаю про твою очередную измену. И с каждым годом всё тяжелее. Ты это хотел знать? Я… всегда винила в этом себя: что я была глупа, что неправильно себя вела, что я тебя обидела. Но ведь я в этом не виновата! То есть… Те слова не стоят многих лет моей жизни. Я не могу оправдываться перед тобой и дальше. Если ты не можешь справиться… тогда да, давай разведёмся. В этот раз было очень больно и трудно. И в этом нет моей вины! Ты больше не заставишь меня так думать. И молча прощать я больше не буду. Нам с тобой не по двадцать, пора делать какие-то выводы.

— Насть, прости.

— Нет, не буду. — Она головой покачала. — Не буду прощать, не в этот раз. Можешь считать, что с этой измены начинается наша новая семейная жизнь. Если ты этого хочешь, конечно. Без прошлого, и без мести. Потому что в этот раз ты не мстил, я это знаю, потому что ты не так себя ведёшь. Тебе просто захотелось с ней переспать.

Маркелов кашлянул в кулак, глаз на жену не поднимал. Настя же грустно улыбнулась.

— Вот и я о том. Решил, что всё пройдёт, как и раньше, под бой барабанов прежних скандалов. Не пройдёт, Серёж. Потому что это была подлость.

— Я знаю.

— Вот и отлично, что ты знаешь, — кивнула Настя, и поднялась.

— Ты домой со мной поедешь завтра?

Сделала глубокий вдох. Помедлила секунду.

— Я поеду с тобой домой. — И вдруг призналась: — Я очень хочу домой.

Маркелов собирался с дивана поднялся, но прежде, чем он успел это сделать, Настя из комнаты вышла. Ей нужно было время, чтобы обдумать то, что они друг другу сказали.

Долго молчали. Даже обедали в тишине. Настя украдкой за мужем наблюдала, за тем, как он водит ложкой в тарелке, а сам в окно смотрит. Во взгляде отрешённость и тревога, тоже переваривает то, что от неё услышал сегодня. А Настя про себя лишь горько усмехалась. Она столько лет думала, что они огромным усилием воли смогли перешагнуть через неразрешимые проблемы, создали другой мир для себя и своего ребёнка, а оказалось, что никаких проблем не было, одни обиды и непонимание. На душе тяжело становится при мысли, сколько лет они строили замок из песка. Укрепляли его, обносили стеной, делали её выше и выше, чтобы ни одно укоряющее слово не смогло перебраться через эту стену в их настоящее, а оказалось, что лишь хуже этим делали. Если бы они смогли раньше выяснить, кого что тревожило, возможно, уже давно смогли дышать рядом друг с другом полной грудью.

Ни в какой клуб Настя не собиралась. Хотелось тишины и времени на раздумья, ждала звонка Лера, даже придумала вполне правдоподобное объяснение их нежелания посетить «детку» Фёдора. Она извинится, конечно, но потом Настя вдруг поняла, что если они с Серёжкой дома останутся, то скорее всего, так и будут весь вечер молчать. Или снова начнут что-то выяснять, а на это не то чтобы сил не было, Настя боялась, что уйдя глубоко в свои размышления и воскресшие обиды, они с мужем могут разругаться, так и не найдя до этого решения своих проблем. Сорвутся и всё испортят.

— Пойдём в клуб, — сказала она, заглянув на кухню, где Серёжка кофе пил.

Маркелов удивился.

— Пойдём?

— Не будем Федю обижать. Заодно прогуляемся. Остынем… — Она так выразительно на мужа взглянула, что тот не удержался от усмешки.

— Я не зол, Насть.

— Что ж, это замечательно. Пойдём?

Он согласился.

Выйдя на улицу спустя полчаса, остановились, раздумывая, на чьей машине ехать.

— Может, пешком? — предложила Настя в конце концов. — Тут ведь недалеко.

— Гулять так гулять.

Настя поправила сборку на лифе платья, не совсем понимая, с чего вдруг принарядиться решила. Поймала взгляд мужа, но отреагировать не успела, он первым сказал:

— Ты красивая.

— Какой милый и незамысловатый комплимент.

— На тебя не угодишь, — хмыкнул он.

Они пошли через двор, Настя рукой волосы взбила, они раскинулись по плечам, а она голову чуть назад откинула, посмотрела на небо.

— Настя.

Глаза опустила, услышав голос мужа, и резко остановилась, увидев прямо перед собой Людмилу Геннадьевну, которая появилась непонятно откуда. Настя от растерянности даже по сторонам посмотрела, только после этого поздоровалась, но тон был несколько настороженным. Да и мать Аверина смотрела на неё с претензией, что уж было совсем несправедливо. Но поздоровалась Настя вежливо.

— Здравствуйте, Людмила Геннадьевна.

— Здравствуй, Настя.

— Настён.

Она на мужа посмотрела, увидела, что тот ей руку протягивает, и схватилась за его руку, как за единственное спасение. Серёжка её ближе к себе притянул и обнял за талию. А Настя всё же кинула быстрый взгляд за своё плечо.

— У меня аж мороз по коже, — призналась она шёпотом.

— Забудь, — посоветовал Маркелов. — Хочешь, прокатимся на Колесе обозрения? Всё равно через парк идём.

Настя подняла к лицу мужа удивлённый взгляд.

— Ты серьёзно?

— А что?

— Ты решил за мной ухаживать?

— Если бы я за тобой ухаживал, я бы цветы купил. Ирисы.

— Это не честно, Маркелов, ты пользуешься фактами, которые знает только муж. Что я люблю Колесо обозрения, и ирисы… Фу, господин адвокат.

Он улыбнулся, но больше ничего не сказал. Они прошли через парк, не спеша, вот только свою ладонь из Серёжкин пальцев Настя освободила и взяла мужа под руку, так было спокойнее, не столь трогательно и интимно. Они опять молчали, смотрели на людей, на молодых мам с детьми, Настя улыбнулась, когда какой-то малыш расплакался, упустив воздушный шарик и глядя, как тот улетает ввысь. За детской площадкой и парком аттракционов потянулись аллеи, стало тише и менее многолюдно. Густые заросли боярышника скрывали их от посторонних глаз, и было просто хорошо идти, щуриться на солнце и любоваться багряными листьями кустарника.

— Ты будешь скучать по этому городу? — спросил вдруг Маркелов.

Настя покрепче вцепилась в его руку.

— Я буду скучать по своему детству. И юности. Дело не в самом городе. Просто мне когда-то было здесь очень хорошо.

— А потом?

— А потом я повзрослела.

Федя встретил их с распростёртыми объятиями. В буквальном смысле. Когда они в клуб вошли, он вышел в холл и руки раскинул в стороны.

— Я уж думал, продинамите меня.

Настя нахмурилась.

— Федя, что за выражения?

— Да ладно тебе, Солнцева, я же не твой ребёнок. — Рукой охране махнул, отпуская их. А гостей пригласил в зал, даже двери перед ними сам распахнул. — Прошу.

Настя оглядывалась с интересом, замечала, насколько всё изменилось, а потом удивлённо спросила:

— А почему так тихо? Клуб ещё закрыт?

— А он сегодня вообще закрыт. Всё для вас.

— Ого. — Маркелов хмыкнул. — А мы ещё думали, идти ли.

Лер остановился и выразительно посмотрел.

— Обалдеть. Неблагодарные вы оба.

— Да ладно. — Сергей его по спине хлопнул. — Давай, показывай Насте свои владения.

— А ты думаешь, что всё видел? Зря.

В зале, у барной стойки, сидела Кристина. Играла негромкая музыка, она в такт ногой мотала и пила коктейль. А когда их увидела, улыбнулась.

— Привет. Хорошо, что пришли. Федька извёлся ведь.

Лер кивнул, и грудь рукой потёр.

— Так напиться хочется, — сознался он, — а не с кем. Серёг, есть коньяк, есть водка, виски.

— Давай водки, — с готовностью отозвался тот, и Настя с подозрением взглянула на мужа.

— Тебе тоже напиться хочется?

— А что, думаешь, повода нет? Надо снять стресс.

— Замечательный предстоит вечер, — проговорила она, обращаясь в основном к Кристине. — Они будут напиваться, а мы их морально поддерживать.

Та широко улыбнулась.

— Как всегда.

— Кстати, это мой муж. Серёж, отвлекись от важного дела.

Пока Маркелов с девушкой Фёдора знакомился, Настя огляделась. Зал был большой, больше, чем она его запомнила с юношеских времён. И интерьёр другой, сцена в углу появилась, а на ней музыкальные инструменты. А под потолком прожекторы и ещё что-то, чему Настя названия не знала, но выглядело всё весьма внушительно. Пол был какой-то специальный, с металлическим отблеском, каждый шаг отдавался гулом. Этот зал не предназначен для того, чтобы пустовать, он всегда должен быть заполнен — люди, музыка, звон бокалов. А сейчас помещение казалось несуразно пустым и от этого становилось немного некомфортно. Но Настя до этого никогда не была в пустых клубах, и поэтому ей было интересно.

Она присела на высокий табурет, сумку на стойку положила, и ещё раз обвела клубный зал долгим взглядом.

— Как здесь всё изменилось, Федь. Ты просто молодец. Даже зал стал больше. Это так или мне кажется?

— Не кажется. Ликвидировали все подсобки, и за счёт этого расширили помещение. Во что мне это встало… До сих пор выпить хочется каждый раз, как вспомню.

Сергей повернулся к залу лицом, локтями в стойку упёрся и тоже осмотрелся.

— Да, здорово. Окупается, Федь?

Тот неопределённо покрутил рукой в воздухе, но тут вмешалась Кристина.

— Не слушайте его, всё окупается. Тут даже детские праздники иногда проводят. Детишки просто визжат от восторга.

— Детские?

— А то! Родители снимают на несколько дневных часов, дни рождения здесь празднуют, веселье полным ходом идёт. Некоторые клоунов приглашают.

— Точно, — кивнул Лер, доставая рюмки. — Пригласили как-то клоуна. Эта образина мне сразу не понравилась, с рыжим хохолком на лысой макушке. Три бутылки дорогущего виски упёр. Штаны непомерного размера, по карманам рассовал, сволочуга. Как он только в кладовку попал, не знаю. Замок не сломан…

Сергей рассмеялся.

— А ты его карманы проверял до этого?

— С ума сошёл? Он войти не успел, а уже мышь из штанов достал. Чтобы я в его карман после этого полез?

— Мышь Федя в клуб не пустил, кстати.

— Конечно. Она свинтит куда-нибудь, а нас потом санинспекция изведёт.

Настя только головой покачала.

— Фёдор, ты прям бизнесмен. Всё продумываешь, всё просчитываешь.

— Будешь тут бизнесменом. Солнцева, тебе чего, мартини?

Маркелов за её плечом хмыкнул, и Настя его локтём толкнула. Но тот всё же не смолчал, ответил за неё.

— Мартини Настя так и не полюбила. Налей ей белого вина.

— Или водочки, Насть? — Федя ей подмигнул. — Как раньше.

Кристина стукнула его по руке.

— Не приставай к человеку. Нечего намекать на прошлые подвиги.

— Вот именно. Мне вина.

Было немного странно сидеть у барной стойки в самом настоящем ночном клубе, пить, чокаясь, и двигать друг к другу тарелки с закусками. С кухни принесли несколько больших тарелок с различной снедью, молодые официантки с любопытством поглядывали на гостей, но сбежали тут же, как только Лер на них руками замахал.

Через какое-то время их компания увеличилась, пожаловали знакомые Фёдора, как всегда — партнёры и партнёры партнёров, но стало веселее, и музыка зазвучала громче. Настя иногда посматривала на мужа, он к тому моменту немного опьянел, расслабился, спокойно общался с незнакомыми людьми, смеялся, а Настя с Кристиной разговаривали, отодвинувшись немного от мужчин. Кристина только время от времени щёлкала пальцами, подзывая «бармена», который наполнял их бокалы или выполнял любое другое пожелание. Правда, с каждым разом дозваться Фёдора становилось всё труднее. Когда у Кристины устали пальцы, а Настя со смеха покатилась, наблюдая за ней, она крикнула:

— Федя! — Да ещё словцо крепкое приложила, после которого Лер тут же оказался рядом и очаровательно улыбнулся.

— Что красавица прикажет?

Кристина подвинула к нему свой пустой бокал.

— Я хочу ещё коктейль, — возвестила она требовательно.

Лер усмехнулся и взял шейкер.

— Один момент.

Когда он отошёл от них на пару шагов, занявшись приготовлением коктейля, Кристина у Насти спросила:

— Когда вы уезжаете?

Та обвела пальцем край бокала.

— Наверное, завтра.

— Жаль. Могли бы ещё как-нибудь вечерком встретиться.

— Теперь вы к нам приезжайте.

— О, оторвать Федьку от клуба на несколько дней — это проблема.

Настя рассмеялась.

— Я уверена, что у тебя получится. Он почти ручной стал.

Кристина довольно улыбнулась.

— Я стараюсь.

— Знаешь, я помню, когда он только устроился сюда помощником бармена. Никто не верил, что он продержится больше месяца, а посмотри, что сейчас.

— Я тоже это время помню. Он тогда совсем другой был. И шейный платок носил!

Настя немного удивилась.

— Вы тогда были знакомы?

— Ну, я его знала. Кто его не знал? Все мои подруги только и обсуждали, какой он ненадёжный, шалопутный и пьющий бездельник. И все знали, что шейный платок он носит, потому что у него на шее постоянно следы от засосов. Девчонки на него тогда так и вешались.

— Этого я уже не застала.

— Он тогда всем нравился. А я со стороны наблюдала. Я в вашей компании никогда не тусовалась.

— Зато сейчас ты с ним, и у вас всё хорошо.

Кристина согласилась.

— Да, хорошо. Осталось это Федьке объяснить. Что у нас всё хорошо.

— Он и так знает. Всегда так говорит о тебе. И папой станет отличным. Вика в него просто влюбилась.

Кристина улыбнулась в сторону.

— В его возрасте становиться отцом в первый раз — это очень серьёзно. И он этого боится, я знаю. Когда помоложе, наверное, легче. — Она вопросительно взглянула на Настю.

— Может быть. Зато другой дури в голове достаточно. Так что, минусы есть всегда.

— Это точно.

Вечер закончился за полночь. Настя даже не ожидала, что они настолько увлекутся, что будет настолько легко и весело, совсем как раньше. В какой-то момент Леру надоело сновать за стойкой, он выставил бутылки со спиртным рядком, а сам полез за ди-джейскую установку. С пьяных глаз что-то там напутал, но, в конце концов, музыка грянула, да с такой силой, что Настя уши прикрыла.

— Боже мой!

Её уши прикрыли ещё чьи-то ладони, Настя голову повернула и ткнулась носом в щёку мужа. От Серёжки пахло водкой и сигаретным дымом, что было уж совсем непривычно.

— Устала? — проговорил он ей на ухо.

Настя покачала головой. Он чуть навалился на неё сзади, руками обхватил и взял у Кристины стакан с минеральной водой.

— Пойдёмте танцевать, пойдёмте. — Кристина заставила Настю подняться, взяла её за руку и повела за собой на танцплощадку. Та оглянулась на Серёжку, который присел на её стул и улыбнулся. Взгляд у него был мутный, пьяный, но задумчивость и тревога пробивались даже через алкогольный дурман. Взгляд неотступно следовал за Настей, но когда она обернулась, Маркелов улыбнулся ей. Допил воду, махнул Фёдору рукой, а потом поднялся и отправился вслед за Настей на танцплощадку. Постоял минуту, наблюдая, как девушки танцуют и подпевают в полный голос известной песне десятилетней давности. А потом подошёл к жене и притянул её к себе. Она голову назад откинула, чтобы ему в лицо посмотреть. Смотрели друг другу в глаза, Маркелов дождался пока её руки ему на плечи лягут, после чего коснулся лбом её лба. И оба вздрогнули, когда Фёдор руки на их плечах пристроил, приобнимая. Сергей его в шутку толкнул, а Лер рассмеялся и Кристину к себе поманил, обнял её за плечи одной рукой.

— Вот, в этом клубе они в первый раз поцеловались. Это знаменательный факт биографии моего клуба! Какая буча после была!..

— Не льсти себе, Федя. В первый раз мы целовались не здесь.

— Да? Ну, здрасте.

Маркелов рассмеялся, а потом к Настиной щеке губами прижался.

Лер фыркнул, глядя на них.

— Нет, давайте уж всерьёз. Я «Горько!» вам не кричал, так что, будьте любезны.

— Федь, что ты пристал к людям? — Кристина толкнула любимого в бок.

— А что?

— Да ничего. Ты когда пьяный, неуёмный какой-то.

— Какой?

— Неуёмный!

— Что за слово?

— Про тебя!

Фёдор развернулся к Насте и Сергею спиной, Кристину хотел обнять, но та поторопилась отступить назад. Улыбнулась зазывно.

— Ах, ты так, да?

Настя улыбнулась, за ними наблюдая, а когда Серёжка носом о её щёку потёрся, на него посмотрела. Его глаза были закрыты, дыхание было горячим, а руки тяжёлыми. Настя видела, насколько он взбудоражен, но всё равно отстранилась. И только проговорила ему на ухо:

— Пойдём домой.

— Домой?

Она кивнула.

Фёдор попытался их отговорить.

— Сейчас мы всё закроем, такси вызовем и поедем. Куда идти-то? Ночь на улице.

— О, Лер теперь ночами выходить боится, — рассмеялся Маркелов.

Фёдор пренебрежительно скривился.

— Мы, правда, пойдём. Прогуляемся, — сказала Настя, — ничего не случится.

— Да, — подтвердил Сергей, — мы знаем окольные пути.

— Какие окольные пути, Серго? Десять лет прошло. Все ваши окольные пути травой заросли давно, по пояс!

— Ой, ладно, Федь. Сам успокойся. Какие вы оба упрямцы. — Кристина весело взглянула на Маркелова. — Сами они дойдут. — На Настю посмотрела. — Если не уедете завтра, обязательно мне позвони.

— Позвоню, — пообещала та.

На улице было прохладно. Настя вышла из клуба, вдохнула полной грудью и тут же затряслась.

— Холодно? — спросил Сергей. И заметил: — Всё-таки кончается лето. Иди ко мне. — Жену обнял, горячо подышал ей на шею. А Настя тихо рассмеялась.

— Так и пойдём?

— Ну… Не могу тебе ничем помочь. Хочешь мою футболку?

— Да, она меня спасёт, — пробормотала Настя. Отстранилась. — Пойдём быстрее.

В парке было темно. Где-то вдалеке горел фонарь, но до света ещё нужно было дойти, целая парковая аллея впереди. Они шли быстрым шагом, Настины каблуки громко стучали по асфальту, она сама дрожала от холода, но на душе было легко. Серёжка держал её за руку, она жалась к его боку, стараясь найти хоть какой-то источник тепла. А потом Маркелов вдруг остановился. Настя нетерпеливо дёрнула его за руку.

— Серёж, пойдём.

— Подожди, это где-то здесь.

— Что?

— Окольный путь. Не может он зарасти, как Федька говорит.

— О Господи. Ты серьёзно?

— Тебе неинтересно?

— Серёж, я замёрзла.

Он всё-таки потянул её за руку. Всего на секунду приостановился, вглядываясь в темноту, заметил между кустами прогалину и уверенно направился туда. Тропинка была на месте и ничуть не заросла. Настя тихо рассмеялась.

— Ты доволен? Дурак пьяный.

— Не такой уж я и пьяный.

— Правда?

Он остановился, обнял её, и Настя прижалась к его тёплому телу. Серёжа погладил её по спине.

— Сейчас пойдём домой. Я тебе только скажу кое-что.

— Ты нашёл место.

— Да, это то самое место. Помнишь, как тогда? Мы здесь целовались, а Аверин бегал кругами…

— Серёж, ты это мне хотел сказать?

— Нет. Другое. Ты сегодня сказала, что всё начнётся с моей измены, с Ирки. А я хочу, чтобы здесь началось. Как тогда, но теперь мы не совершим тех же ошибок. По крайней мере, я очень постараюсь.

— Ты постараешься? Один?

— Если понадобится. — Он наклонился к ней, коснулся носом её носа, потёрся осторожно, в лицо Насте дышал. — Я хочу, чтобы ты знала… Я всегда боялся тебя потерять, всегда. Даже когда хотел уйти, хотел развестись, я не знал, как буду без тебя жить.

Она сглотнула и отвернулась. А Маркелов продолжал:

— Я бы всё равно тебя не отпустил. Если бы ты тогда захотела уйти… не знаю, что бы я сделал, но не отпустил. — Он коснулся её щеки ладонью, губы скользнули по её губам, но он тут же отодвинулся. Кажется, глаза закрыл, а Настя почему-то подумала, что поморщился, видимо, злился на самого себя. Он был пьян, заметно, сам это чувствовал и понимал, наверное, путался в своих мыслях, и это выводило его из себя. — И всё, что я тебе говорил вчера, сегодня… Я тебе врал, Насть. — Он криво усмехнулся. — Я не отпустил бы тебя.

От слов мужа стало не по себе, немного неловко, особенно от его тона. Настя чувствовала, что он волнуется, и это было странно и непривычно. И вместо того, чтобы проникнуться или обрадоваться тому, что слышит, ей хотелось его успокоить. Даже руку ему на грудь положила.

— Серёжа, пойдём домой.

Он головой мотнул.

— Подожди. Ты замёрзла, да? — Он прижал её к себе крепче и руками обнял, но с места не двинулся. — Мы сейчас пойдём, я только скажу… Я очень боялся, что ты захочешь остаться здесь. Ты поехала сюда, и я запаниковал. Чёрт. — Он снова прижался лбом к её лбу. — Я не знаю, зачем я это сделал. Я не устал, как ты говоришь, и мне ничего не надоело. Но когда Ирка появилась… то есть, не тогда, когда она появилась, а когда стало ясно, к чему всё идёт, я просто назад оглянулся и понял, что у нас с тобой… всё слишком гладко, что ли? А у нас никогда такого не было! Мы постоянно решали какие-то проблемы, мы ругались, боролись, за что-то и друг с другом, потом ставили цели и шли к ним вместе. А в последние годы всё стало настолько правильно, спокойно, мне даже стало казаться, что я чего-то важного не замечаю. Настолько расслабился, что упускаю из вида… тебя. Решил встряхнуться, чтобы в голове прояснилось.

Настя голову чуть назад отклонила, чтобы не касаться Серёжиного лба. Губы поджала. Напоминание о его последней измене прогнало из души спокойствие. Маркелов вроде душу перед ней открывал, а ей оттолкнуть его хотелось.

— Прояснилось? — сухо поинтересовалась она.

— Да. Я домой приехал, тебя увидел, и всё стало ясно. Вот только поздно было, глупость я уже сделал.

— Замечательно. — Оглянулась, хотела снова выйти на парковую дорожку, но муж её обратно потянул. Её лицо ладонями обхватил.

— Настя.

— Чего ты хочешь? Чтобы я тебя пожалела?

— Нет. Я хочу, чтобы ты это знала. Я раскаиваюсь, правда. Я не лучший муж, я знаю. Я сам во многом виноват. Я мстил. Я… мстительный! И обидчивый. И вообще… я никогда первым не говорил тебе, что люблю. Но люблю. И я, наверное, должен сейчас поклясться, пообещать…

— А я должна поверить?

Он натянуто улыбнулся.

— Нет, не должна. Ты вообще ничего мне не должна. После такого-то… Но только поедем завтра со мной в Москву, я тебя очень прошу. Домой.

— Серёж, я же сказала, что поеду.

— Со мной?

Она помедлила секунду. Потом кивнула.

— С тобой.

Он поцеловал её в лоб, и Настя в растерянности замерла, потом немного нахмурилась, когда Серёжка замер, продолжая прижимать её к себе.

— Серёжа, может, мы пойдём? Мне здесь как-то не по себе.

Он кивнул и отстранился, снова взял её за руку. Они вышли на аллею, Настя очень осторожно ступала, боясь споткнуться или ногу подвернуть, и позволила себя обнять, чтобы теплее было.

Муж молчал, дышал сдавленно, и вроде бы переживал из-за того, что сказал ей недавно. Настя вдруг улыбнулась, прислушиваясь к его дыханию и чувствуя, как его рука двигается по её телу, словно ощупывая.

— Странно, что здесь ничего не изменилось за десять лет, — проговорил он, когда они во двор входили.

— У тебя прямо вечер детальных воспоминаний.

— Я пользуюсь возможностью.

Намёк Настя поняла, но решила не реагировать, попыталась свести всё к шутке.

— Через кусты я не полезу, так и знай. Не смотря на все твои воспоминания.

Серёжа весело хмыкнул.

Оказавшись дома, Настя снова затряслась. Накинула на себя махровый халат, и лишь наблюдала, как муж включает везде свет и шторы на окнах задёргивает. Потом за диван взялся. Легко его разложил, бельё из шкафа достал, а Настя неожиданно занервничала, чем саму себя насмешила. Сидела на стуле, на стол облокотившись, куталась в тёплый халат и посмеивалась. Маркелов, в конце концов, оглянулся на неё, услышав выразительное фырканье.

— Ты чего?

Она головой покачала.

— Ничего. — Помолчала, и всё-таки призналась: — Чувствую себя глупо. Будто мне опять девятнадцать.

— А тебе сколько?

— А тебе? — передразнила Настя.

— Ой, много. Ты долго сидеть-то будешь? Давай в постель, я тебе чай принесу. В душ пойдёшь?

— Попозже. А чай мне…

— С молоком, знаю. Ложись.

Он вернулся в комнату совершенно неожиданно, Настя снимала платье, и замерла, когда в дверях его увидела. Шикнула, как на подростка.

— Что ты смотришь?

Маркелов головой качнул, не спуская с неё глаз. Затем подошёл.

— Давай помогу.

Молнию расстегнул, спустил платье с её плеч, наклонился, чтобы поцеловать. Потом волосы с её шеи убрал. Настя руки опустила, платье упало на пол, и она осторожно через него перешагнула. Повернулась к мужу, когда почувствовала его руки на своём теле. Прикоснулся требовательно, и взгляд уже не просительный, не умоляющий. Он тянулся к ней, а Насте не хотелось отталкивать его. Завтра они уедут в Москву, домой, вместе, они ведь решили. Неизвестно, получится ли начать всё сначала, но у них позади столько всего — и взлётов, и падений, — что забыть и начать новый отсчёт, вряд ли получится. Да и зачем забывать о том, как жизнь их учила, и чему именно научила? Это их история. Как и когда она закончится — неизвестно, но сейчас, именно в этот момент, хочется, чтобы судьба дала им ещё шанс. Правда, это, наверное, снова трусость, списывать всё на судьбу. Шанс они должны дать себе сами, причём не друг другу, а каждый себе. Постараться смирить гордыню, не думать о прошлых обидах, а любить — друг друга и семью, которую сумели построить не смотря ни на что.

Прежде чем уложить её на постель, Сергей одеяло откинул, а потом накрыл им сверху себя и Настю, и рассмеялся вслед за женой.

— Что? Грейся.

— Теперь мне тепло.

— Очень хорошо. — Целовал её, руки с жадностью скользили по её телу, и в какой-то момент одеяло стало мешать. Под руку попадалось, стало жарко, и Сергей его в нетерпении скинул. Жену снова поцеловал, когда она его за шею обняла. Её пальцы запутались в его волосах, ногти впились в кожу на затылке, и он чуть слышно застонал. Поцелуй прервал, а когда в лицо жене посмотрел, с удовольствием отмечая румянец, появившийся на её щеках, она сказала совершенно немыслимую для этого момента вещь:

— Серёжа, чайник кипит.

— Какой чайник?

— На кухне.

Он прислушался. В голове шумело: и от выпитого этим вечером, и от возбуждения, но негромкий свист Сергей всё-таки расслышал. Глупо выругался и скатился с кровати. Прошлёпал босыми ногами по голому полу, прежде чем из комнаты вышел, успел футболку снять и бросить её на стул, а на кухне выключил фыркающий на газу чайник, и приостановился лишь на минуту, чтобы глотнуть воды. А когда в комнату вернулся, несколько долгих секунд смотрел на жену, ждущую его в постели. Довольно улыбнулся, встретив её нетерпеливый взгляд, потом свет выключил.

— Всё, — выдохнул он ей в губы, выпрыгнув из джинсов и оказавшись рядом с ней в постели.

— Всё? — переспросила она. — Ты готов?

— Пошути.

Она всё-таки рассмеялась, но он ей рот поцелуем закрыл. И проговорил еле слышно:

— Я люблю тебя.

Насте в первый момент показалось, что она ослышалась. Даже на поцелуй не сразу ответила, пыталась осмыслить, а когда губы мужа спустились к её шее, сделала глубокий вдох. Волосы его перебирала, чувствовала прикосновения его губ, рук, потом зажмурилась и повторила за ним:

— Я люблю тебя.

Он тут же замер. Словно удивился её словам. Приподнялся на локте. Настя ничего не говорила, ждала, а ощущения такие, словно всё у них впервые. По плечу его погладила. Лица видеть не могла, но провела пальцем по его высокой скуле.

— Люблю, — повторила она. — И я очень хочу, чтобы мне больше никогда не пришлось об этом жалеть.

Он так и не ответил. Осторожно опустился на неё, и щекой к её щеке прижался.

— Ты моя жена, — шепнул он, наконец.

Настя слабо улыбнулась и согласилась:

— Жена.

Всё напоминало ту самую, их первую ночь. Прохладные стены хрущёвки, старый диван, издающий характерные поскрипывания, тот же жар и нетерпение, и даже голоса и смех подзагулявшей компании за окном. Именно их голоса и вернули Настю в прошлое. Она в какой-то момент от мужа оторвалась, прислушалась. Рукой до стены дотронулась. Та на самом деле была прохладной, раньше на ней ковёр висел, а вот сейчас только обои с выбитым на них рисунком. Настя ладонью по ним водила, затем к Серёжке наклонилась и поцеловала его. Он зубами её нижнюю губу прикусил, правда, отпустил почти сразу. Ладони легли на Настину поясницу, чуть надавили, а она застонала. А когда спустя несколько минут на мужа опустилась, рассмеялась, услышав его довольное бормотание. Поцеловала его в щёку. — Всё так, как ты хотел?

— Лучше.

— Ого, какой комплимент жене, с которой десять лет прожил.

Она специально потёрлась об него грудью, а Маркелов её руками обхватил, уткнувшись носом в её плечо. Затем губами прижался.

— Не помню, чтобы ты меня разочаровывала когда-нибудь.

— Негодяй ты.

Настя пристроилась у него под боком, устало вздохнула, а Серёжка её одеялом укрыл. Рукой по её волосам провёл. А Настя призналась:

— Я помню, как мы здесь с тобой любовью занимались. Потом Вика появилась.

— Да, ты тогда была очень смелой девушкой.

— Я просила тебя быть поосторожнее.

Маркелов лишь хмыкнул.

— Хорошо тебе говорить. — Провёл пальцем по её щеке. — Ты не хочешь продавать квартиру?

— Я не знаю, — честно ответила она. — Здесь столько воспоминаний. Вот, например Вика. А с другой стороны, воспоминания ведь не в самой квартире, а в нас. Да?

— Да.

Настя прижалась к нему, зажмурилась сильно, потом кивнула.

— Всё правильно. И дом уже не здесь. Я завтра всё подпишу.

Он ещё раз провёл по её волосам рукой.

— Спи, солнце.

Настя кивнула, глаза послушно закрыла, стараясь не думать о том, что завтра она уедет из этой квартиры навсегда. Хотя, не из квартиры, из своего детства.

Свой чай с молоком Настя всё-таки получила, в постель, как Маркелов и обещал, правда, утром. Серёжка ненавидел завтраки в постель, считал это глупым — есть в постели, не успев, как следует проснуться, глаза открыть. Но иногда хотелось побаловать жену, он дожидался, пока она проснётся, и приносил чай или кофе, но никакой романтики в этом не было. Забота — да, желание сделать приятно, но приятно, это когда две чашки с чаем, а не одна, два бутерброда на тарелке и утренний поцелуй в щёку. И этим утром устроились вместе в постели, Настя одеяло на груди придерживала, пила чай маленькими глотками, щурилась от удовольствия и смотрела, как Серёжка жуёт уже второй бутерброд, который ей предназначался. Маркелов выглядел воодушевлённым, и снова принялся рассуждать об отпуске. Настя слушала, но сама никак не могла проникнуться его стремлением уехать подальше, туда, где море и тёплый песок. Этим утром её другое беспокоило. Вот завтра или через пару дней, когда она проснётся дома, в своей постели, по сторонам оглядится, вернётся к своим обычным делам, то, возможно, и захочется в отпуск. А пока… пока она ещё здесь.

— Поедем после обеда? — осторожно поинтересовался муж после ухода Дорникова.

Все нужные бумаги были подписаны, договорённости достигнуты и обещания получены. Настя, поставив подписи, почти сразу мужчин оставила, ушла в комнату, и вот уже некоторое время стояла у окна, смотрела во двор. На детскую площадку, на старые качели, на заросли сирени и заветную лавочку рядом с ними.

— Настя. Всё в порядке?

— Да. Он ушёл?

— Ушёл. — Сергей подошёл, положил руки ей на плечи, поцеловал в затылок. — Настён, не грусти.

— Я не грущу. — Она выпрямилась. — Ты оставшиеся вещи сам соберёшь?

— Соберу, конечно. Давай в ресторан заедем, пообедаем.

С готовностью кивнула.

— Заедем, Серёж, обязательно заедем. Только мне нужно…

— Что? — Он насторожился.

Настя повернулась к нему.

— Ты же сам говорил. Мне нужно с ней поговорить. Я не знаю, что из этого получится, но я пойду.

Он смотрел ей в лицо, прищурился, раздумывая, но, в конце концов, кивнул.

— Хорошо, иди.

Она нервно усмехнулась.

— А ты не посоветуешь мне, что ей сказать?

— Ты и сама знаешь. Просто скажи то, что в тебе сидит столько лет.

Настя облизала губы.

— Хорошо, я попробую. — Рукой по груди мужа провела. — А потом поедем.

— Потом поедем, — согласился он.

Настя пока шла до Ольгиного подъезда, всё задавалась вопросом: зачем она к ней идёт. Желание поговорить с бывшей подругой было, но что сказать, она не знала. Ругаться, оправдываться, пытаться достучаться до Ольги? В последний раз.

У подъезда встретилась с мальчиком лет семи. Тот проскочил мимо неё в подъезд, и бегом кинулся вверх по лестнице. Настя проводила его взглядом, сама она поднималась на третий этаж не спеша, словно её ноги не несли. Услышала, как наверху хлопнула дверь, и почему-то Настя решила, что это дверь именно Ольгиной квартиры. Она помедлила немного, постояла у подъездного окна, глядя на деревянные почтовые ящики с облупившейся голубой краской на них. Сердце беспокойно колотилось, но она всё равно заставила себя подняться на третий этаж. Позвонила в нужную квартиру. За дверью слышался мальчишеский голос, звонкий, задорный, а после звонка на минуту всё стихло. Настя взглядом в чёрный дерматин упёрлась, гадая, откроют ей или нет. Когда она в последний раз приходила сюда, дверь захлопнулась перед её носом.

Дверь открыли. Не сразу, Настя чувствовала, что её разглядывают в глазок, потом в замке всё-таки повернулся ключ. Они с Ольгой встретились взглядами.

— Ты зачем пришла?

— Поговорить. Пустишь?

Ольга колебалась. Настю окинула быстрым взглядом с головы до ног, нахмурилась, потом якобы небрежно пожала плечами, от двери отошла, предлагая Насте войти. Та переступила порог, сразу увидела любопытные лица детей, улыбнулась им через силу.

— Привет.

— Здрасте, — нестройным хором ответили ей.

Ольга же махнула на детей рукой.

— Идите в комнату и там сидите.

Спорить мальчики не стали, ушли, и даже дверь за собой закрыли.

— Так зачем ты пришла?

— Поговорить с тобой хочу. Мы уезжаем сегодня.

— Понятно. Попрощаться решила?

— Можно и так сказать.

Ольга сверлила её взглядом, но без всякой злости. Было заметно, что она тоже не знает, как себя вести, и из-за этого нервничает. В конце концов, молча прошла на кухню, а Настя за ней направилась, но по сторонам поглядывала, из любопытства. В квартире был сделан ремонт, мебель была другая, даже атмосфера иная, не то, что Настя помнила, но привлекла её внимание фотография на стене — Ольгины родители, вместе. Настя помнила их такими, снимку было не меньше десяти лет. Настя остановилась, разглядывая фотографию, потом опомнилась и прошла на кухню.

Ольга готовила обед. На газу кастрюля с кипящей водой, на столе разделочная доска и овощи разложены. Вернувшись на кухню, она сразу вернулась к делу, взяла нож и продолжила шинковать капусту, а Настя потопталась в дверях, затем без спроса присела за стол. На подругу посмотрела снизу вверх. Отметила, как та сурово поджимает губы, как хмурится, и явно недоумевает, зачем она явилась.

— Ты изменилась, Оль, так повзрослела.

— Да будет тебе.

— Правда. Особенно взгляд.

— Квартиру продала?

— Продала.

— Ну, и отлично.

— Прозвучало как: скатертью дорожка, — усмехнулась Настя.

— А что тебя здесь держит? Приехала, себя показала, и обратно — в Москву!

— Там мой дом.

Ольга резко кивнула.

— А наш дом здесь. И ничего, живём, не жалуемся.

— А на что тебе жаловаться? Муж есть, дети есть. Всё правильно.

Ольга стрельнула в неё глазами.

— А я и не жалуюсь. У меня всё отлично.

— Я рада.

— Правда?

Настя руку на крае стола пристроила, искоса глянула на увеличивающуюся горку шинкованной капусты, потом на своё обручальное кольцо зачем-то посмотрела.

— Серёжка сказал, что нам поговорить надо.

— Серёжка.

— Оля, прекрати. Десять лет прошло, а ты никак простить мне не можешь.

Она нож отложила, вытерла руки о полотенце.

— Ты уехала тогда. И, наверное, правильно поступила. Но я не понимаю, о чём нам сейчас с тобой говорить. Мы чужие люди давно.

— Твоими молитвами.

— Моими? Я ещё раз тебе напомню: ты уехала.

— Я не могла остаться. Ты сделала всё, чтобы я уехала.

— Ты просто пытаешься свалить на меня вину. Я не заставляла тебя уезжать. Нельзя заставить человека уехать, он сам принимает это решение. Да, возможно, я в чём-то была не права. — Ольга в сердцах взмахнула рукой. — Но не надо всё валить на меня! Ты бросила Сашку, ты уехала от родителей. С Маркеловым в Москву!

Настя только головой покачала. На Ольгу не смотрела, разглядывала ящики кухонного гарнитура, с таким вниманием, словно на них картины нарисованы были.

— С Маркеловым в Москву, — повторила она за Ольгой. — Это ведь так сказочно, правда? Приехал, забрал… в лучшую жизнь. Если бы ты тогда всего этого не наговорила…

— То что? Ты бы с ним спать не стала?

Настя посмотрела на неё. Вдруг поняла, что утвердительного ответа дать не может. Решила уклониться.

— Возможно, не стала. Но если бы ты тогда от меня не отвернулась, наверное, всё было бы по-другому.

— Ты бы меня поблагодарила после?

Помедлила с ответом.

— Не знаю. Сейчас… Сейчас могу сказать, что нет.

— Вот видишь!

— Оля, десять лет прошло. Он мой муж десять лет. И да, я его люблю. Но тогда… тогда я больше всего на свете хотела остаться. Я думала, что я люблю Сашку, но дело даже не в этом. Я не хотела уезжать, я боялась. А никому не было до этого дела. Благодаря скандалу, который ты раздула — ты, и не отрицай! — у меня не было здесь шанса!

Ольга кинула полотенце на край раковины.

— Насть, ты зачем пришла? Сказать мне всё это? Через десять лет?

— Да. Да! Потому что я сейчас уеду, и мы с тобой больше никогда не встретимся. А я десять лет этим жила, всё вспоминала, что от нашей дружбы ничего не осталось за один день, час. За ту минуту, когда тебе что-то показалось! И что эта минута всю мою жизнь изменила! — Она поднялась, не желая больше сидеть, когда Ольга на неё сверху вниз смотрит. — Я сейчас скажу тебе всё и уйду. Мне тогда больше всего на свете была нужна твоя поддержка. А ты взялась бороться за человека, который тебе не принадлежал, ты придумала себе то, чего не было, даже его спросить забыла. А я оказалась крайней? Почему? Потому что он на меня внимание обратил? — Ольга отвернулась, но Настя продолжила: — Ты понятия не имеешь, что это такое — оказаться в чужом городе, среди чужих людей и понимать, что обратно пути нет! Что ты беременна от человека, которого ты почти не знаешь. И не любишь, и жить с ним не хочешь, и мало того, знать, что он тоже лишь прогибается под обстоятельства, в благородство играет. Ты не знаешь, что такое начинать всё сначала в Москве, ломать себя, чтобы что-то построить, чтобы не остаться никчёмной и нелепой провинциальной девочкой. Там нет сказки, и никто меня там не ждал, к твоему сведению. И я не уезжала в прекрасную жизнь! Я тогда больше всего на свете хотела вернуться сюда. Домой. А у меня не было дома! У меня его много лет не было. Да, в этом виновата я сама, но я всё равно хочу, чтобы ты знала, что не было никакой сказки. И завидовать мне точно никто бы не стал, если бы узнал, как всё было на самом деле. — Настя с трудом сглотнула и тон сбавила. — Я тогда всё бы отдала, чтобы ребёнок Сашкин был. Это сейчас я Бога готова благодарить за то, что это не так, но десять лет прошло, как ты правильно заметила. Я изменилась, и всё вокруг изменилось. И мы с Серёжкой не развелись, не разбежались в ужасе от случившегося, и никто кроме нас не знает, как мы с этим справлялись. И я не понимаю, за что ты на меня злишься. И за что ты тогда на меня злилась. Я не виновата, что он выбрал меня. Назови это судьбой, если хочешь. Но так случилось.

— Да не в Маркелове дело! — Ольга снова к ней повернулась. — Знаешь, я даже не удивилась, что он на тебя глаз положил. Что удивительного? Все парни смотрели на тебя, а не на меня. А ты только улыбалась. Ты всегда улыбалась! — Она руками всплеснула. — Солнечная девочка! Я предупредила тебя, сказала, что он мне нравится. Я не собиралась за него замуж, Настя! Я просто хотела, чтобы ты не лезла со своими улыбками, чтобы он меня заметил. А ты начала жужжать мне на ухо: ты ему не пара, он бабник, забудь о нём. А потом глаза прятала, когда он тебе песни пел и глазами тебя ел, и делала вид, что так и надо.

— Я просто за тебя беспокоилась.

— Перестань!

Настя головой покачала, не зная, что ещё сказать. А Ольга продолжала:

— Все всё видели, только ты делала вид, что ничего не происходит. Тебе так нравилось. Сашка рядом, а тут ещё москвич появился, который с тебя глаз не сводит. Скажи, что не так было!

— Скажу. Это было не так! Он бы уехал через месяц, и я бы не вспомнила о нём никогда. Он просто играл — и с тобой, и со мной. Маркелов, вообще, любит поиграть, он этим на жизнь зарабатывает, его за это и ценят, как юриста. Любую мелочь, любую деталь обыграть может. И я тебе об этом ещё тогда говорила, но ты рассудила по-своему. Я не могла остаться, зная, что я беременна от него, а не от Сашки. В меня бы пальцем тыкали, и Аверин бы меня извёл. Он никогда бы не взял меня с чужим ребёнком. Да, можно было соврать, но на такую ложь я не способна, всё равно бы рассказала рано или поздно. И поэтому когда Серёжа приехал за мной, я себе на горло наступила, и уехала с ним. А ты сидела на тех чёртовых качелях, смотрела, как мы собираемся, и сверлила меня злым взглядом. Моя подруга, которую я всю свою жизнь знала, променяла меня на свою зависть и задетую гордость, — закончила Настю.

Ольга вздёрнула курносый нос, стараясь казаться выше, а затем глаза отвела, давая понять, что отвечать не собирается. Настя же устало выдохнула.

— Что здесь происходит?

Они обе обернулись, посмотрели на мужчину, появившегося на кухне. Настя в первую минуту лишь глаза на него таращила, потом отвернулась. А Ольга головой покачала.

— Ничего, Мить. Разговариваем.

Настю ощупали придирчивым взглядом. После чего дали совет:

— Потише разговаривайте.

— Я уже ухожу, — сказала Настя. На подругу смотрела, как будто пыталась запечатлеть в памяти её лицо. Проговорила тише: — Я сказала всё, что хотела. Не поверишь, но легче стало.

— Рада за тебя.

Настя кивнула. Повернулась, понимала, что надо уходить, но прежде чем сделать это, ещё раз на Ольгу посмотрела.

— Можешь передать всё это Сашке. Чтобы он успокоился. — Губы дрогнули в робкой улыбке, а в памяти всплыло, как она подругу в детстве называла. — Прощай, Олька.

Та посмотрела, искоса, кивнула коротко. Не ответила ничего, сразу отвернулась. Схватилась за полотенце и нервно скомкала его. А Настя поравнялась с её мужем, который хмуро наблюдал за ними, но отступил на шаг, чтобы Настя могла протиснуться мимо него.

Серёжка ждал её у машины. Складывал вещи в багажник и разговаривал с Лером, который стоял рядом, опираясь рукой на крышу автомобиля. Они смеялись, но когда заметили Настю, замолчали. Сергей сдвинул брови, наблюдая за приближением жены. Она руку к груди прижала, чувствуя, как до сих пор колотится сердце, потом сделала глубокий вдох и заставила себя улыбнуться. Руку к мужу протянула.

— Собрался?

— Да чего там собирать-то, — немного ворчливо, но в то же время настороженно проговорил он.

— Всё равно молодец, — похвалила его Настя.

Федя усмехнулся, наблюдая за ними.

— Опять я вас провожаю.

— У тебя хорошо получается. Приедете с Кристиной в выходные?

— Не в эти точно.

— В любые. — Настя поцеловала его в щёку. — Спасибо тебе, Федь.

Тот глаза вытаращил.

— За что это?

— Да за всё.

Сергей жену обнял, притянул к себе.

— Готова ехать?

Настя кивнула.

— Готова.

— Точно?

— На этот раз — да. — Глазами с Серёжкой встретилась, заметила беспокойство в его взгляде. И шепнула: — Всё хорошо.

Он криво улыбнулся.

Лер, видимо, почувствовал их напряжение, потому что за плечи их обнял, и весело поинтересовался:

— Как вы собираетесь переговариваться в пути? Фарами будете сигналить друг другу?

Маркелов фыркнул.

— С ума сошёл? У нас впереди пятьдесят лет совместной жизни. Предлагаешь ещё и в дороге переговариваться? Помолчим чуть-чуть. Да, солнце?

Настя рассеянно кивнула, открыла дверцу своего «жука» с водительской стороны, потом оглянулась на дом, на окна квартиры, в которой прошло её детство, потом на детскую площадку и на лавочку под кустом сирени. Вдохнула воздух своего детства. До боли прикусила нижнюю губу, руку в кулак сжала, но когда обернулась к мужу, широко улыбнулась.

— Да, помолчим. Но не дай Бог дома бардак, Маркелов. Ты у меня наслушаешься!

Серёжка глаза вытаращился и притворно заворчал:

— Вот она, семейная жизнь.

Фёдор что-то негромко ему сказал, они снова рассмеялись, а Настя попросила:

— Серёжа, поехали домой!

— Поехали, поехали.

— Федь, ждём в гости!

— Созвонимся!

Тот в ответ сжал кулаки наудачу и поднял их вверх.

Когда со двора выезжали, Настя смотрела в зеркало заднего вида именно на Лера, оставляя всё остальное в прошлом.