Брак красавицы англичанки Кэтрин Каррутерс, потерявшей родителей в пятилетнем возрасте, и наследника богатого и знатного рода Агвиларов Хосе – дело давно решенное. Вот только молодые люди об этом не знают. У Хосе есть возлюбленная, а Кэтрин неожиданно влюбляется в кузена Агвиларов Сезара Баренну...

Элизабет Эштон

Взмахни белым крылом

Глава 1

– Итак, дочь моя, вы покидаете нас, чтобы вернуться в мир. Что ж, так тому и быть. Однако должна вас предупредить, это весьма порочное и безнравственное место! – Огонек, сверкнувший в черных глазах аббатисы, несколько противоречил суровости ее слов.

Но стоявшая перед ней в простом форменном платье Кэтрин Каррутерс ничего не заметила. Ее глаза были устремлены вдаль, за частые прутья решетки, загораживающей окно. Забыв обо всем, она жадно любовалась верхушками деревьев, на которых уже набухли почки, и вдыхала аромат цветущего миндаля.

– Да, но такое прекрасное место! – возразила она.

– Это верно, – сухо согласилась аббатиса. – В мире все прекрасно, кроме человека, который поистине создание слабое и греховное. Слава Создателю, что у тебя, дитя мое, есть защитница от грехов и мерзостей, которые поджидают тебя по ту сторону монастыря, – твоя добрая мать. Помни, Кэтрин, об этом всегда. Слушайся ее во всем, потому что она хочет тебе только добра. Впрочем, мне кажется, нет нужды напоминать тебе об этом.

– Совершенно верно, – резковато бросила Кэтрин, чуть заметно порозовев. – Поверьте, матушка, я всегда буду ей признательна. И может, наступит день, когда я смогу, наконец, сполна воздать ей за то, что она для меня сделала.

На самом деле Эдвина Каррутерс, о которой шла речь, приходилась ей теткой, а не родной матерью. Родители Кэтрин погибли в автомобильной катастрофе, когда девочке еще не было пяти лет. Заплаканную, ошеломленную свалившимся на нее несчастьем, ее тогда отвезли в приют. В это время Эдвина, известная писательница, талантливому перу которой принадлежали широко известные книги о путешествиях, странствовала по всему миру в надежде заглушить собственное горе – потерю любимого мужа и смерть крохотной дочери. Но, услышав о трагедии, она примчалась откуда-то из другого полушария, разыскала осиротевшую племянницу, забрала ее из приюта, увезла в принадлежавший ей домик у подножия Пиренеев и три долгих года полностью посвятила девочке, словно та была ее родной дочерью. Только повзрослев, Кэтрин до конца поняла, скольким она обязана официально удочерившей ее тетке, единственному близкому ей человеку.

Когда девочке исполнилось девять, Эдвина отослала ее в монастырь Божественного Сердца и смогла наконец пожить в свое удовольствие, пока ее воспитанница находилась под присмотром монахинь. Правда, как только начинались каникулы, неизменно возвращалась в свой маленький домик в Пиренеях, за которым в ее отсутствие приглядывала пожилая чета французов – Пьер и Мари Леру, просто обожавших Кэтрин. В этом доме девочка провела немало счастливых дней, бродя вместе со своей приемной матерью по окрестностям или катаясь под ее руководством на лошадях, которых Эдвина завела специально, чтобы племянница научилась держаться в седле. Однако ни одна из них никогда не делала попыток свести знакомство с кем-нибудь из соседей. Да и в монастыре у Кэтрин так и не появилось среди пансионерок подруг. Девочки там постоянно менялись: как только им исполнялось одиннадцать лет, они покидали обитель, чтобы продолжить образование уже за ее стенами. И только Кэтрин оставалась там жить по соглашению, заключенному между Эдвиной и аббатисой. Впрочем, она всей душой привязалась к застенчивым и ласковым монашкам и даже какое-то время не сомневалась, что со временем сама станет одной из них.

Само собой, идея эта пришлась Эдвине не по душе. Но, слишком умная, чтобы открыто протестовать, она промолчала и лишь молча наблюдала за приемной дочерью. Как показало время, выбранная ею тактика оказалась блестящей – через некоторое время Кэтрин и сама убедилась, что служение Богу не ее призвание. Между тем она росла, постепенно расцветая и превращаясь в очаровательную девушку, заботливо оберегаемую от всех соблазнов и опасностей, подстерегающих ее сверстниц, и даже не подозревала, что это почти полное уединение было строгим требованием Эдвины.

И вот сейчас аббатиса с грустью смотрела на блестящие каштановые локоны, красиво обрамлявшие личико Кэтрин, и думала, а была ли та справедлива к своей осиротевшей племяннице, пожелав, чтобы она выросла вдали от мирских соблазнов? Добрые сестры должны были сделать ее добродетельной и послушной, научить вести дом и заниматься хозяйством, поскольку со временем ей предстояло провести жизнь там, где превыше всего ценились именно эти женские добродетели. Однако настоятельница сильно подозревала, что сама Кэтрин понятия не имеет об уготованном ей жребии. Подавив готовый вырваться из груди вздох, она спросила:

– Значит, ты собираешься вернуться к приемной матери? Я правильно тебя поняла? И кажется, надеешься стать ее спутницей в многочисленных путешествиях?

– О да! Я всей душой хотела бы этого, достопочтенная мать! Просто сгораю от желания... ведь это такая возможность повидать мир! – Девичье лицо просияло. – И потом, я ведь могу помочь Эдвине! Например, печатать ее заметки, ведь бедняжка, увы, пишет как курица лапой. Но я научилась разбирать ее почерк.

– Да, это верно, – согласилась аббатиса, которой тоже в свое время немало трудов доставили каракули Эдвины. – А ты, значит, называешь приемную мать просто по имени? – В ее голосе прозвучал легкий упрек.

– Она сама попросила меня об этом. Сказала, что теперь, когда я выросла и стала взрослой, это вполне нормально. Многие так сейчас делают.

К счастью, ни Кэтрин, ни аббатиса даже не подозревали о том, что испытывала бедняжка Эдвина, когда слово «мама» слетало с губ ее племянницы. Ведь для нее это магическое слово было и оставалось привилегией лишь покойной Каролины – забавная и трогательная сентиментальная причуда женщины, всегда гордившейся тем, что не забивает себе голову разной чепухой.

– Понимаю. – Пожилая женщина замолчала. Потом, неловко помявшись, тихо спросила: – Стало быть, ты пока не думаешь о замужестве?

На лице Кэтрин отразилось недоумение.

– Нет, – растерянно прошептала она. – Да и кому придет в голову жениться на такой простушке, как я?

Само собой, женское тщеславие в стенах монастыря отнюдь не считалось добродетелью. В глазах Кэтрин олицетворением красоты были светло-золотистые локоны, голубые глаза и сдобное миловидное личико – эдакая скучная, пресная куколка с обложки журнала. Себя она красивой не считала – в чертах ее лица было слишком много оригинального, да и краски его были неяркими, скорее приглушенными. Девушка простодушно думала, что в лучшем случае может казаться лишь хорошенькой.

– Да и потом, – продолжала она, – меня ведь назвали в честь святой Екатерины – покровительницы девственниц и оставшихся в девичестве. Поэтому я почти уверена, что и мне на роду написано быть одной и служить Эдвине утешением до ее последних дней.

Аббатиса подавила вздох. Кэтрин никогда не доставляла ей особых хлопот, но и назвать ее бесхарактерной или слабой она тоже не могла. Достаточно было взглянуть на твердую линию маленького, упрямого подбородка, на мягкие, чувственные очертания губ, чтобы угадать в ней страстную, пылкую натуру. Старушке не раз приходило в голову, что Кэтрин могла бы со временем превратиться в восхитительную женщину, будь у нее шанс расти в нормальной обстановке. Имеет ли право Эдвина Каррутерс вручить приемную дочь супругу, выбранному не по ее желанию, да еще когда чувства девушки не проснулись, а девственное, никем не тронутое сердце трепещет в ожидании будущего? Не случится ли так, что Кэтрин взбунтуется, не в силах смириться с тем, что кто-то грубо распоряжается ее жизнью? Остается только надеяться, вздохнула матушка, что если это и произойдет, так только до того, как над головой ее воспитанницы прозвенят свадебные колокола!

– Эти святые стены всегда останутся для тебя надежным убежищем, дитя мое, – печально сказала она. – Не забывай об этом, если мир вдруг окажется слишком жесток к тебе.

На губах Кэтрин расцвела очаровательная улыбка, и она лукаво отозвалась:

– Держу пари, матушка, с этим я как-нибудь справлюсь.

– С Божьей помощью, дочь моя, – сурово поправила настоятельница.

– Надеюсь, матушка.

Кэтрин опустилась на колени и склонила голову, а аббатиса ее благословила.

Кэтрин сбежала вниз по лестнице в трапезную, где уже собрались сестры, чтобы с нею попрощаться. Они приготовили ей прощальный подарок – маленькое серебряное распятие на цепочке, и Кэтрин, растроганно поблагодарив, тут же повесила его на шею. Наконец наступил решающий миг – ворота монастыря распахнулись, и она села в поджидавшее ее такси.

Эдвина Каррутерс родилась и прожила большую часть юных лет в южной части Испании, где ее отец был одним из партнеров винодельческой компании. Компания находилась в Хересе, но Эдвина с младшей сестрой, которая была более красивой и впоследствии стала матерью Кэтрин, жили в Севилье. Среди друзей семьи особенно близкими им была чета Агвиларов. Эдвина стала подругой Хуаны де Агвилар, а вскоре отчаянно влюбилась в ее мужа Сальвадора, который был намного старше жены. Их сблизила страстная любовь обоих к лошадям. Эдвина всегда была превосходной наездницей, а в конюшнях Сальвадора стояло несметное множество белых как снег андалузских скакунов. Вскоре, заметив нежные чувства девушки, он ответил на ее любовь, но, поскольку оба были людьми весьма порядочными, отношения их остались безупречными. Взаимная любовь, однако, крепла день ото дня, превратившись с годами в верную дружбу. Сальвадор откровенно восхищался умной, честной и бесхитростной англичанкой. К тому же она обладала тем, что он ценил превыше всего, – истинным, безграничным мужеством. Потом Эдвина решилась стать женой Саймона Каррутерса, и у них родилась Каролина. Когда умер Саймон, влюбленным пришла в голову сумасшедшая мысль – породниться, обручив малютку с внуком дона Сальвадора Хосе. Но Каролина вскоре тоже умерла. Однако Эдвина не видела причин, почему бы Кэтрин со временем не занять место, которое предназначалось ее дочери. Такие заранее оговоренные родителями союзы в Испании были делом вполне обычным.

Правда, дона Сальвадора мучили мрачные предчувствия относительно этого союза. По мере того как Хосе рос, дед, потерявший обоих сыновей в трагической экспедиции к горным вершинам, которая должна была принести славу его родине, все больше разочаровывался во внуке. Мальчик, увы, не унаследовал ни смелости, ни решительности, присущих его отцу и ему самому. Если бы Каролина осталась жива, думал Сальвадор, она, скорее всего, выросла бы похожей на Эдвину – такой же дерзкой и безгранично мужественной, готовой в любую минуту бросить вызов судьбе. И, чем черт не шутит, может быть, тогда бы их дети унаследовали от матери то, чего не мог дать им бесхарактерный Хосе. Но Каролина умерла, а Кэтрин, что ни говори, не была родной дочерью Эдвины. Малышке, считал Сальвадор, еще придется показать, чего она стоит.

Помня о том, что Сальвадор весьма консервативен, придерживается обычаев своих аристократических предков и, стало быть, терпеть не может современных эмансипированных девиц, Эдвина отправила племянницу в монастырь, чтобы его будущая невестка получила традиционное для молоденькой испанки воспитание. Но она ни словом не обмолвилась о том будущем, которое ей уготовила, опасаясь, что девушка встретит ее план в штыки. Эдвина надеялась, что, когда они обе приедут в Севилью, юная, неопытная девушка, не видевшая никого, кроме старух монахинь, влюбится в красивого, изящного молодого человека с первого взгляда.

Она вернулась из очередной поездки на Крит слишком поздно, чтобы самой забрать Кэтрин из монастыря, но, когда девушка приехала, была уже дома. Такси затормозило у дверей, и Эдвина выбежала на улицу, дрожа от нетерпения увидеть приемную дочь. Они обнялись, но женщина почти тотчас же нетерпеливо отстранилась, чтобы окинуть Кэтрин критическим взглядом. Перед ней стояла тоненькая, грациозная и изящная девушка. Светло-серые глаза под тонкими, красиво изогнутыми бровями смотрели прямо и бесхитростно. И хотя ослепительной красавицей назвать ее было трудно, достоинство и оригинальность, сквозившие в каждой черте ее лица, чудесный цвет лица и коротко подстриженные волосы цвета лесного ореха делали ее очаровательной. Юной прелести Кэтрин не могло испортить даже грубоватого покроя платье и тяжелое, покрытое пылью дорожное пальто. Впрочем, все туалеты вчерашней пансионерки отличались крайней простотой, даже аскетизмом. А у Эдвины и вовсе не было вкуса. Ее хрупкая фигурка всегда прекрасно смотрелась в простых твидовых костюмах, поэтому она с легким сердцем поручила заботу о платьях девушки добрым сестрам из монастыря. Само собой, ее гораздо больше интересовал характер девушки, а не ее внешность. И судя по всему, та выросла чистой и неиспорченной, как весенний цветок. Эдвина мысленно порадовалась, представив, в какой восторг придет Сальвадор при виде неискушенности юной невесты. Девочка придется ему по душе, решила она, а большего нечего и желать.

– Ты такая худенькая, – немного резко сказала она, догадываясь, что Хосе втайне предпочел бы в качестве жены более пышную девицу. – Они что, там, в монастыре, голодом тебя морили?

– Ну конечно же нет, – расхохоталась Кэтрин, – хотя, разумеется, пиров не устраивали. Да и вообще... сейчас пост.

– Ну, тогда мы сейчас устроим пир, – решительно заявила Эдвина. – Мари уже суетится на кухне – готовит роскошное угощение по случаю твоего приезда домой. И если ты не отдашь ему должное, бедняжка обидится до смерти!

– Ни за что этого не допущу, – торжественно пообещала Кэтрин. – К тому же я голодна как зверь!

Выскочившая на крыльцо Мари Леру бурно приветствовала ее и вслед за Эдвиной принялась сокрушаться по поводу хрупкости девушки.

– Господи, спаси и помилуй, вылитый скелет! – запричитала она. – Ну, ничего, худышка, от моей стряпни у тебя живо мясо на костях нарастет!

– Ну... вообще-то я всегда такая, – протянула Кэтрин и, набравшись духу, решительно добавила: – А потом сейчас модно быть тоненькой!

– Чушь! Теперь ты не монастырская воспитанница, а молодая леди, стало быть, надо нагулять немного жирка, – непререкаемым тоном заявила Мари, у которой его самого было более чем достаточно. – Да и молодые джентльмены, знаешь ли... хм... не очень-то любят, когда у них под боком не жена, а мешок с костями!

Ее простодушная откровенность заставила Кэтрин слегка порозоветь.

– Молодые джентльмены меня мало интересуют, – рассмеялась она. – Кроме них на свете столько всего интересного!

– Но ты ведь уже не в монастыре, – напомнила ей тетка, отчаянно надеясь в душе, что племянница со временем переросла свое детское желание сделаться монахиней.

Как только они встали из-за стола, Эдвина вытащила свои тетради, в которых делала заметки о путешествиях, и принялась рассказывать:

– Бык считался на Крите священным животным. Думаю, и легендарный Минотавр был, скорее всего, попросту одним из них, хотя его и объявили чуть ли не богом. А критский священный танец с быками – не что иное, как самый настоящий предшественник испанской корриды... – И тут неожиданно заметила, что девушка как-то странно притихла. – В чем дело?

Ее приемная дочь с детства обожала животных. Девочкой она неосознанно наделяла их всеми чертами характера и даже чувствами, свойственными людям, поэтому даже намек на жестокое обращение с бессловесными тварями причинял ей боль. Однако и теперь лишь одно упоминание о корриде заставило Кэтрин содрогнуться.

– Надеюсь, тебе не придет в голову отправить меня в Испанию, – пробормотала она, – Эти испанцы, должно быть, ужасно жестокие.

– О, перестань говорить глупости! Можно объехать всю Испанию вдоль и поперек и ни разу не увидеть боя быков. Да и потом, насколько я слышала, коррида сейчас по популярности уступает футболу. Он стал почти что национальным видом спорта. А кстати, ты мне напомнила – мы как раз собираемся на Пасху съездить в Севилью. Мой старый друг, Сальвадор де Агвилар, прислал письмо. Приглашает нас обеих на свадьбу его старшей внучки.

По рассказам Эдвины Кэтрин была хорошо знакома с семейством Агвиларов. Сейчас, насколько она знала, семья состояла из самого старого дона Сальвадора, его овдовевшей снохи Луизы и внуков Инесс, Хосе, Пилар. По словам приемной матери, старик был воистину замечательным человеком, представителем старой школы, ярым консерватором, упрямо пытающимся повернуть вспять ход истории, вернуть в Испанию все старые обычаи и традиции. Но девушка вовсе не горела желанием с ним познакомиться. Ко всему прочему она не забывала, что помимо дома в Севилье у дона Сальвадора в Андалузии есть ферма, где выращивают быков бойцовой породы, специально предназначенных для участия в корриде. И хотя Кэтрин давно мечтала попутешествовать вместе с Эдвиной, от одной мысли о том, где состоится ее первый выход в свет, ее бросило в дрожь.

– Мне не хочется ехать, – с несвойственной ей резкостью напрямик заявила она. – Я не знакома с ними, да и меня они не знают. Разве я не могу побыть здесь вместе с Пьером и Мари, пока тебя не будет?

– Что за ерунда?! – возмутилась Эдвина. – Конечно, ты поедешь! Все Агвилары давно хотят с тобой познакомиться. Кроме того, на свадьбе будет много молодежи, а тебе полезно бывать среди своих сверстников. Из трех внуков дона Сальвадора Пилар ближе всего тебе по возрасту, остальные двое немного старше. Тебе наверняка понравится эта милая девочка!

Стиснув руки, Кэтрин опустила глаза:

– Но ты когда-то рассказывала мне, что у дона Сальвадора есть ферма, где выращивают быков для корриды. Я... я не могу...

– Ах вот в чем дело? Какой вздор! – недовольно фыркнула Эдвина – Что ты в этом понимаешь, глупышка? Эти быки просто кровожадные звери! Но вовсе не обязательно бывать на ферме, если тебе это неприятно. Или ты хочешь, чтобы я написала моему старому другу, что ты отказываешься иметь с ним дело, потому что он, видите ли, занимается тем, чем занимались несколько поколений его предков?! Стыд какой! Сальвадор подумает, что ты просто глупая маленькая гусыня, и будет совершенно прав!

Вспыхнув от обиды, девушка уныло повесила голову.

– К тому же, – немного смягчившись, добавила Эдвина, – ты увидишь не только корриду, но и религиозное шествие на Святой неделе. И хотя оно уже не то, что во времена моей молодости, все же это зрелище нелегко забыть. Учитывая твое монастырское воспитание, думаю, ты будешь в восторге. – И она пустилась расписывать красоты древней Севильи, обещая, что они непременно сходят полюбоваться, как танцуют фламенко, послушать старинные испанские песни, от которых в жилах кровь бежит быстрее. И вдруг встревоженно спросила: – А кстати, милая, как продвигается твой испанский?

– Не очень хорошо... я имею в виду разговорную речь. Но писать уже немного могу.

– О, ну тогда все в порядке, не переживай! – весело воскликнула тетка. – Вообще, лучший способ выучить незнакомый язык – это поехать в страну, где все вокруг на нем говорят. И кстати, все Агвилары превосходно владеют английским.

– А им известно, что ты меня удочерила? – поинтересовалась Кэтрин.

– Это знает только старый Сальвадор. Но в чем дело? Ты же дочь моей родной сестры, стало быть, моя родственница.

Между ними воцарилась вдруг какая-то странная неловкость. Было такое впечатление, что Эдвина говорит с Кэтрин не как мать, а скорее как старшая сестра. Впрочем, в ее отношении к девушке и раньше было мало материнского. Между ними всегда стоял призрак бедной маленькой Каролины. Кэтрин почти не помнила своих покойных родителей, зато в памяти навсегда сохранилось то ужасное чувство одиночества, которое ее охватило, когда они погибли. Тогда ее спасла Эдвина. И вот сейчас она хочет, чтобы они вместе поехали в Испанию. Имеет ли она право, отказавшись от поездки, разочаровать тетку, которая так много для нее сделала?

– Хорошо, я поеду, – сказала Кэтрин.

Чудесным весенним утром в автомобиле Эдвины они двинулись в путь.

Путешествие до Мадрида прошло без каких-либо значительных событий. Было холодно, намного холоднее, чем в это время бывает во Франции, которую они оставили позади. Кэтрин представляла себе Испанию страной вечного лета и жаркого солнца, а поэтому была очень удивлена. Впрочем, Витория, через которую они проезжали, испокон веков считалась в этой стране самым холодным городом. И он, видимо, решил поддержать свою репутацию, встретив путешественниц снежной бурей.

Заночевали они в Бургосе, где Эдвина настояла, чтобы Кэтрин побывала в городском кафедральном соборе. Его внутреннее убранство, выдержанное в чисто испанском духе, со множеством колонн, роскошной позолотой, вереницами скульптур и множеством свечей, чьи дрожащие огоньки подчеркивали мрачную красоту церкви, привело девушку в благоговейный восторг и в то же время немного напугало. Ей показалось, что она понемногу начинает понимать темную, тайную сторону души этой древней земли, и неясные дурные предчувствия вдруг закрались в ее сердце.

Сьерра-де-Гвадаррама встретила путешественниц снегом. Впрочем, дорога была чистой, а с той высоты, где они находились, хорошо просматривалась практически безлесная равнина, за которой лежал Мадрид. В ту же ночь они добрались до столицы.

Утолив голод, Эдвина отправилась звонить Агвиларам, чтобы сообщить им, что они надеются прибыть в Севилью завтра вечером. Кэтрин, смущенная и немного растерянная, осталась в гостиной, выдержанной в строго английском духе. Час испытания приближался, и девушка чувствовала, как ее сердце уходит в пятки. Вернувшись, Эдвина мигом заметила ее перепуганное, несчастное лицо и расхохоталась.

– Ах ты, бедный ягненочек, чего ты так испугалась? – весело спросила она. – Вместо того чтобы трястись от страха, подумай, как весело ты будешь проводить время! Ну а теперь марш в постель! Завтра нам придется проехать никак не меньше трехсот миль, если хотим добраться до Андалузии засветло.

И вдруг, сама не зная почему, Кэтрин почему-то пришла на память песня о долгом пути, в конце которого влюбленные наконец находят друг друга. Правда, кого она меньше всего ожидала найти в Севилье, так это возлюбленного. По ее глубокому убеждению, ни один из романтически настроенных молодых испанцев не должен удостоить невзрачную особу по имени Кэтрин Каррутерс даже взглядом, за что она в глубине души была им глубоко благодарна. К тому же недавняя пансионерка вообще не знала, как ответить на это, если такое вдруг случится.

На следующее утро, когда Кэтрин открыла глаза, солнце светило как-то особенно ярко, и мрачные предчувствия, одолевавшие ее с вечера, постепенно рассеялись.

Войдя в столовую, она с удивлением увидела, что рядом с Эдвиной сидит молодой человек и они оба оживленно о чем-то беседуют по-испански. Поток их певучих фраз был ей абсолютно непонятен. Девушка невольно замедлила шаги, не зная, удобно ли прервать разговор, и уже готова была повернуть к двери, как вдруг тетка ее заметила.

– Доброе утро, Кит! Познакомься, это сеньор Сезар Баренна. Сеньор, моя дочь Кэтрин.

Одним быстрым, гибким движением молодой человек поднялся из-за стола и склонился перед ней в изысканном поклоне.

– Счастлив познакомиться с вами, сеньорита Каррутерс.

Сгорая от смущения, Кэтрин пробормотала в ответ что-то неразборчивое – до него бедняжка практически не встречалась с молодыми людьми. При этом она с легким удивлением успела заметить, что юноша говорит по-английски почти без акцента. С трудом овладев собой, она опустилась на стул, который Сезар, опередив официанта, галантно ей придвинул. К тому времени, когда он уселся напротив нее, девушка уже настолько успокоилась, что принялась украдкой разглядывать его из-под длинных ресниц. Он был довольно высок для испанца, с узким, аристократическим лицом, прямым носом, темными глазами и ресницами, увидев которые любая девушка умерла бы от зависти. Немного крупный рот с подвижными, тонкими губами, на которых играла сардоническая улыбка, темные волосы, блестевшие, как дорогой шелк. Одет молодой человек был довольно просто – в широкие брюки и пуловер. Кэтрин заметила, что официант поглядывает в его сторону с плохо скрываемым неодобрением. Судя по всему, персонал отеля, давно привыкший к чудачествам и причудам эксцентричных иностранцев, принимал молодого человека за неотесанного провинциала. Завтракавшие за столиком постояльцы тоже кидали в его сторону косые взгляды, но Сезара, по-видимому, это нисколько не волновало. В его манерах, слегка надменных и изысканных, сквозило впитанное с молоком матери легкое высокомерие. Во всей его гибкой, мускулистой фигуре чувствовалась кипучая жизненная сила. А чуть ленивый взгляд, которым он окинул смущенную Кэтрин, окончательно привел бедняжку в замешательство. К тому же, сама не зная как, она вдруг отчетливо поняла, что ее практичный костюм вряд ли можно назвать изящным, что волосы у нее подстрижены немодно, а на свежеумытом лице нет и следа косметики. Между тем вокруг за столиками сидели непринужденно щебечущие, умело подкрашенные молодые женщины, которые (Кэтрин просто чувствовала это!) были куда более привлекательными для молодого испанца. Неопытная и юная, вчерашняя пансионерка даже не подозревала, что их искусственная яркость проигрывает на фоне ее свежести и простоты.

– Сеньор Баренна – кузен Агвиларов, – объяснила Эдвина. – Он собирается погостить у них некоторое время, чтобы изучить... э... как вы сказали, что вас интересует, сеньор?

– Пожалуйста, зовите меня Сезаром, – попросил он. – Да, я приехал посмотреть, как Сальвадор ведет свое хозяйство. Может, куплю у него несколько бычков, чтобы отвезти их на мою ферму в Аргентине. Я родился здесь, в Испании, но сейчас стал настоящим аргентинцем.

– О! – невнятно промычала Кэтрин, не имевшая ни малейшего представления ни о Южной Америке, ни о ее обитателях.

– Сезар приехал из Севильи специально, чтобы встретить нас. Сальвадор пришел в ужас от того, как это две беспомощные одинокие женщины преодолеют столь долгий путь без надлежащего эскорта, – проговорила тетка, и Кэтрин заметила, что в ее ореховых глазах играет лукавый огонек.

На своем веку Эдвине довелось побывать во многих местах, гораздо более диких и опасных, чем цивилизованная Андалузия, но, сказать по правде, появление Сезара Баренны ее ничуть не удивило. Однако и не обрадовало. Если молодому испанцу удастся произвести впечатление на юную Кэтрин, это может повредить ее планам. А Эдвине очень хотелось бы, чтобы у Хосе де Агвилара не было соперников.

В эту минуту официант принес кофе, и Кэтрин догадалась, что она и юноша уже успели позавтракать.

– Простите, кажется, я опоздала, – с раскаянием пробормотала девушка.

– Нет, нет, это мы явились слишком рано, – галантно запротестовал Сезар. – Я хотел дождаться вас, но сеньора Каррутерс мне не позволила. К тому же, должен признаться честно, я был безумно голоден.

– Бедный мальчик ехал всю ночь, – поспешила пояснить Эдвина. Ее природное добродушие на этот раз взяло верх над неудовольствием, вызванным появлением на сцене привлекательного молодого человека.

А тот в ответ на ее слова вскинул вверх руки и беспомощно пожал широкими плечами:

– Пустяки! Мне часто приходится путешествовать ночью, и это очень приятно – дорога, кажется, сама бежит тебе под колеса. К тому же Сальвадор поручил мне кое-что сделать, так что у меня, так сказать, двойное задание. А теперь, если вы меня извините, я как раз им и займусь, так чтобы потом быть полностью в вашем распоряжении.

– А нам с Кэтрин надо бы пройтись по магазинам, – весело сообщила Эдвина. – Так что давайте попозже встретимся на плаза Майор, выпьем по бокалу вина. Думаю, моей дочери непременно надо там побывать.

– Совершенно с вами согласен, – кивнул Сезар, и снова его чуть дерзкий, оценивающий взгляд скользнул по смущенному лицу девушки. – До свидания!

– Отлично, значит, он и поведет машину, – обрадовалась Эдвина, когда юноша ушел. – Это просто замечательно – будет возможность полюбоваться окрестностями. Однако надеюсь, он не останется в «Каса» надолго.

Молчавшая до сих пор Кэтрин в душе охотно присоединилась к пожеланию тетки. В облике молодого испанца было нечто пугающее, что заставляло ее невольно трепетать в его присутствии. А когда выяснилось, что он вернется в Севилью вместе с ними, девушка окончательно струсила. Бедная девочка до сих пор почти не видела мужчин, тем более таких молодых, и смущалась чуть ли не до слез.

Подоспевший официант поставил перед ней яичницу с беконом. Видимо, Эдвина решила, что принятый на континенте завтрак, состоящий обычно из чашки черного кофе с рогаликами, недостаточно плотный для предстоящего им путешествия. Девушка набросилась на еду.

– А что ты собираешься купить? – без особого интереса полюбопытствовала она.

– Ну... поскольку здесь великолепные магазины, думаю, стоит в них заглянуть и приобрести для тебя одно-два подходящих платья, – ответила Эдвина. – Боюсь, достопочтенная матушка аббатиса слишком далека от мирских забот, чтобы разбираться в дамских туалетах. Постараемся подыскать для тебя что-нибудь более веселенькое. – Ей внезапно пришло в голову, что Кэтрин произведет куда более выгодное впечатление, если ее приодеть во что-то более модное, и она немедленно загорелась этой идеей.

– Это так необходимо? – с ноткой сомнения в голосе спросила Кэтрин.

– А ты как думаешь? Не могу же я привезти тебя в таком виде в Севилью – одетой так, будто тебя извлекли из коробки с нафталином?! – Эдвина успела подметить удивленный взгляд Сезара Баренны и мгновенно поняла, в чем тут дело. Девочку нужно соответственно экипировать, прежде чем вводить ее в дом Агвиларов. А еще лучше – полностью обновить ее гардероб. Что ж, по крайней мере, хоть какая-то польза от этого свалившегося им как снег на голову кузена, с юмором подумала она. И спасибо ему, что обратил ее внимание на то, как старомодно и безвкусно одета Кэтрин.

Магазины на Гран-виа оказались и вправду великолепны. Следуя совету продавщицы, Эдвина тут же приобрела для Кэтрин отделанный черным зеленый дорожный костюм с жакетом, который можно было снять, если солнце начнет припекать слишком сильно, и даже настояла на том, чтобы девушка немедленно обновила покупку, пожертвовав своим невзрачным сереньким платьицем. Кроме костюма было куплено еще несколько платьев и прелестное шелковое неглиже в восточном стиле, показавшееся смущенной Кэтрин чуть ли не порочным, настолько оно выглядело соблазнительным. Она попыталась было запротестовать, но Эдвина настояла на своем, заявив безапелляционным тоном:

– Ты уже не в монастыре.

Договорившись, чтобы покупки упаковали и доставили в гостиницу, они направились в сторону плаза Майор. Солнце припекало вовсю. Было так тепло, что хозяева кафе вытащили столики на тротуары. Женщины расположились за одним из них, и Эдвина попросила принести им белого вина. Кэтрин огляделась. Ей вдруг показалось, что она перенеслась в средние века. Четырехэтажные дома с их аркадами и сводчатыми галереями, украшенные затейливыми балконами, смыкались вокруг площади тесным кольцом. Серые ставни узких окон выделялись яркими пятнами на фоне розовых или коричневато-желтых оштукатуренных стен. Покрытые темным шифером крыши с любопытством таращились на них десятками мансардных окон, а шпили, квадратные башенки с причудливыми флюгерами, пирамидальные крыши и колоколенки радовали глаз прихотливой игрой фантастически изломанных линий.

Медленно потягивая вино, они наслаждались теплыми лучами солнца, когда вдруг заметили Сезара, торопливо шагавшего к ним наискосок через площадь. Он тоже увидел поджидавших его женщин, и на губах его появилась очаровательная улыбка... «Слишком уж очаровательная», – с тревогой отметила про себя Эдвина, искоса поглядев на Кэтрин. Она отлично понимала, что подобная улыбка легко может ударить в голову, как молодое вино. Не ускользнул от ее внимания и тот одобрительный взгляд, которым Сезар, приблизившись, окинул девушку, и то, как та смущенно порозовела. К счастью, юноша был прекрасно воспитан, чтобы позволить себе что-либо сказать по этому поводу. Присев за столик, он заговорил о площади, на которой они сейчас сидели.

– Это место – сама история, – сказал Сезар. – По замыслу архитектора она предназначалась для того, чтобы устраивать тут карнавалы, праздники, дни особо почитаемых святых, бои быков и, кроме этого, еще аутодафе. Ее построили по приказу Филиппа IV в 1619 году. Вот, взгляните туда... Видите большой балкон на северной стороне? Оттуда он обычно любовался красочными зрелищами...

Молодой человек украдкой покосился на Кэтрин – одно упоминание о бое быков и аутодафе заставило ее побледнеть и зябко поежиться. Почему-то ей сразу же пришел на память кафедральный собор в Бургосе. Во всем его варварском великолепии было что-то зловещее. Девушка вздрогнула, по спине ее побежали мурашки. Это место видело столько крови, столько раз оно оглашалось воплями и стонами умирающих людей и животных! Кипя от возмущения, она, не задумываясь, бросила, едва ли сознавая, что говорит:

– Испанцы – жестокий народ! – И тут же спохватилась, неловко поправилась: – Вернее, были жестокими.

– Да мы и сейчас жестокие, на свой лад конечно, – ничуть не смутившись, подхватил Сезар. – Но надо отдать нам должное, у нас нет необходимости, например, создавать общества для спасения детей от родителей!

– Договорились! – расхохоталась Эдвина. – Ну а теперь, если мы и в самом деле рассчитываем оказаться в Севилье хотя бы до полуночи, пора трогаться в путь. Надеюсь, Кит, они уже доставили в гостиницу наши покупки. Знаете, – обратилась она к Сезару, – магазины тут настолько хороши, что устоять просто невозможно! Вот мы с Кэтрин и занимались все утро тем, что безбожно транжирили деньги!

И опять его темные глаза с одобрением остановились на смущенно зардевшейся Кэтрин.

– Что ж, могу сказать, вы с пользой провели время, – учтиво проговорил он. – Поздравляю вас обеих и магазины со столь удачным результатом.

– Спасибо, – пробормотала Эдвина, в то время как девушка, отвернувшись, сделала вид, будто что-то разглядывает на другой стороне площади. Вне всякого сомнения, Сезар был дьявольски привлекателен, но было в нем и нечто такое, что неосознанно заставляло ее насторожиться. В ее памяти снова и снова всплывали сказанные им слова о жестокости. «Вероятно, и сам он в определенных обстоятельствах мог быть жесток», – с содроганием подумала она. И представила Сезара на балконе рядом с королем, любующегося, как жгут на костре какого-нибудь беднягу. Он может сколько угодно называть себя аргентинцем, но на самом деле, конечно, испанец и останется им навсегда, пока в жилах течет горячая кровь.

Когда они тронулись в путь, за руль сел Сезар. Он умело вел большой автомобиль Эдвины, так что, не снижая скорости, они довольно быстро выбрались из Мадрида, несмотря на многочисленные пробки на дорогах. За городом было чудесно. После недавнего дождя природа, казалось, приветливо им улыбалась. Солнце, как это бывает весной, еще ласкало, а не обжигало землю и не успело высушить ни траву, ни деревья. Фермы, мимо которых они проносились, утопали в зелени садов. Но как только путешественники приблизились к плоскогорью Ламанчи, все сразу изменилось, как по мановению волшебной палочки. Дорога, прямая словно стрела, пролегала через бесплодную, иссушенную солнцем землю, заброшенную так давно, что она уже, вероятно, забыла, когда была плодородной. Повсюду, насколько хватало глаз, тянулась унылая пустыня без единого деревца.

– А тут, похоже, ничего не меняется, – пожала плечами Эдвина, сидевшая рядом с Сезаром.

– Может, в один прекрасный день здесь все-таки появятся тракторы и артезианские колодцы, – отозвался он, – но, боюсь, очень нескоро. Да и ненадолго. Сколько я себя помню, эта земля всегда считалась слишком бесплодной, чтобы ею всерьез заниматься.

Солнце между тем с каждой минутой становилось все жарче, и юноша, сняв с себя пуловер, почти до плеч закатал рукава рубашки. Кэтрин, забыв обо всем, не могла оторвать глаз от его мускулистых рук, покрытых коричневато-золотистым загаром, и тонких, изящных пальцев, уверенно державших руль. Она уже не видела ничего, кроме копны черных, как вороново крыло, волос, отливавших на солнце синеватым блеском, и чеканного профиля Сезара.

Спустя какое-то время Эдвина стала настаивать на том, чтобы остановиться где-нибудь, немного отдохнуть, освежиться, а заодно и перекусить тем, что она предусмотрительно прихватила с собой в объемистой корзине.

– Нам еще далеко ехать, – возразил он.

– Позвольте, но ведь у нас куча времени для небольшой сиесты, – запротестовала она.

– Сиесты?! – удивился он. – Ах вот вы о чем! Но разве вы и сеньорита не можете подремать? Что касается меня, то я нисколько не устал, и к тому же мне, признаться, чертовски скучно миля за милей тащиться по этой пустыне. Откровенно говоря, от нее у меня мурашки ползут по спине. Неудивительно, что бедняга Дон-Кихот в конце концов тут спятил... или что там с ним случилось? Никогда не был силен в классике.

– Я тоже, – вставила Кэтрин с заднего сиденья, слегка покривив душой. Она хорошо помнила историю несчастного старого рыцаря. – Насколько я знаю, он только и делал, что боролся с ветряными мельницами, а их, по-моему, и сейчас тут хватает.

Они как раз миновали место, где их, словно сошедших со страниц Сервантеса, было не меньше десятка.

Лицо Сезара неожиданно потемнело, сразу постарев на несколько лет.

– Кое-кто из нас порой делает то же самое, – бросил он. – И с тем же успехом, как старый идальго. Мельница, знаете ли, всегда побеждает.

В его голосе прозвучала неожиданная горечь, и Кэтрин невольно задумалась, что могло быть тому причиной. Однако долго ломать голову ей не пришлось. Эдвина заупрямилась, настаивая на своем, и Сезару пришлось остановить машину, Девушка несказанно обрадовалась представившейся возможности немного размять ноги. Устроившись у обочины дороги, они наскоро перекусили булочками с ветчиной, запивая все это неизменным вином и чувствуя себя немного подавленными – безжизненная пустыня действовала угнетающе. Потом снова забрались в машину, и Сезар, нажав на стартер, с бешеной скоростью понесся вперед, так что Эдвина возмутилась и потребовала ехать помедленнее. Она сделала это весьма решительно, подкрепив свое требование тем, что это, дескать, ее машина, а она не испытывает никакого желания слететь в кювет или же иметь неприятное объяснение с дорожной полицией. Надо отдать должное Сезару – он мгновенно снизил скорость, обернувшись к ней с озорной, мальчишеской улыбкой. Но Эдвина не смилостивилась до тех пор, пока он не уступил ей место за рулем.

– Вы, испанцы, привыкли носиться по своим дорогам на сумасшедшей скорости, – проворчала Эдвина, трогаясь с места. – Но это английская машина, и предназначена она для того, чтобы ездить тоже по-английски – солидно и неторопливо.

– Типично по-английски! – расхохотался Сезар. – Хотя ваша старая добрая Англия размером с носовой платок. Я это знаю – учился в английской школе.

«Теперь понятно, откуда он так хорошо говорит по-английски», – невольно отметила про себя Кэтрин.

– Вот уж никогда бы не подумала! – вырвалось у нее.

Сезар слегка повернулся и искоса взглянул на девушку:

– Правда? Что ж, моим школьным наставником, как они ни старались, так и не удалось сделать из меня скучного островитянина. А однажды меня вообще вежливо попросили уехать, не дав возможности доучиться до конца.

– Хотите сказать, что вас исключили? – Шокированная Эдвина не могла сдержать изумления.

– Ну, не совсем. – В его темных глазах плясали шаловливые бесенята. – На это они так и не решились. Нет, просто очень вежливо намекнули, что добрая старая Англия, дескать, сделала для меня все, что могла. О нет, нет, не подумайте, я не сделал ничего дурного! Просто обычная дурацкая выходка зеленого юнца – не мог не принять брошенного мне вызова. Дом, в котором жил мой классный наставник, был увит розами, их плети доставали почти до самой крыши. Вот как-то ночью на спор с приятелями я и полез на самый верх, чтобы сорвать там чуть распустившийся бутон. Розу я, конечно, сорвал, а слезть обратно не смог. Вдруг внизу раздался свист, предупреждающий, что кто-то идет, и мои приятели бросились врассыпную. А я, чтобы меня не обнаружили, поспешно юркнул в открытое окно, понадеявшись, что в комнате никого нет. Но мне не повезло. Это оказалась спальня дочери моего наставника. Представляете?! Услышав шум, она вскочила с постели, зажгла свет, увидела меня и принялась вопить на весь дом. Естественно, все сбежались на ее крик, и меня застукали, что называется, на месте преступления, да еще с розой в руках! Я пытался рассказать, как было дело, но конечно же ни одна душа мне не поверила. Я ведь испанец, а следовательно, прямой потомок Дон-Жуана! Назови я моих приятелей, они, скорее всего, подтвердили бы мои слова, но мне не хотелось их втягивать, поскольку это сильно смахивало бы на предательство. Таким образом, Сезар Баренна, ваш покорный слуга, неполных семнадцати лет от роду покинул пределы Британской империи, и, признаться, без малейшего сожаления. К слову сказать, несчастная девушка, из-за которой загорелся весь сыр-бор, не была даже хорошенькой. К тому же на ней была такая старомодная уродливая пижама в полоску... бр-р! Кому могла прийти в голову дикая мысль соблазнить ее?!

Последние слова он проговорил вполголоса, украдкой бросив взгляд в сторону зардевшейся Кэтрин, и в его темных глазах опять мелькнул огонек, заставивший девушку смущенно потупиться. Ей почему-то представилось, что Сезар гадает, как выглядит ее ночное одеяние. Она сразу вспомнила очаровательное, немного нескромное неглиже, которое перед отъездом из Мадрида ей купила Эдвина, окончательно смешалась, покраснела и высунулась в окно, притворившись, что любуется окрестностями.

Эдвина расхохоталась:

– Неужели вы рассчитываете, что мы поверим в эту байку?

– Нет, конечно. И все-таки это чистая правда.

Кэтрин, обернувшись, равнодушно заметила:

– А по-моему, это глупо – решиться на такой рискованный поступок только потому, что побился с кем-то об заклад!

– Ах, сеньорита! Все гораздо сложнее, поверьте, – неожиданно очень серьезно отозвался Сезар. – Никто – ни мужчина, ни юноша, ни мальчик – не осмелится не принять вызов, брошенный его мужеству!

Эдвина произнесла несколько ничего не значащих слов, и разговор понемногу увял. Но не прошло и нескольких дней, как Кэтрин представился подходящий случай вспомнить сказанное Сезаром.

К тому времени как они добрались до стен древней столицы мавританского халифата – седой Кордовы, солнце уже село. Стало понемногу темнеть, и Эдвина вновь предложила остановиться отдохнуть, поразмяться. Кэтрин, изнемогавшая от обилия впечатлений и долгой дороги, с радостью поддержала ее. Сезар, который поначалу упорно настаивал на том, чтобы ехать дальше, видимо, догадался наконец, что обе путешественницы устали, и согласился.

– Мы доберемся до «Каса» как раз к обеду, – сказал он, бросив взгляд на часы, – то есть доберемся, если вы разрешите мне сесть за руль, – и лукаво покосился на Эдвину, чья манера вести машину отнюдь не привела его в восторг.

– Ладно, чудовище вы этакое! – рассмеялась та. – Только дайте слово, что доставите нас в целости и сохранности!

Проехав немного, Сезар нашел где припарковаться и объявил, что отведет их перекусить в трактир, чтобы они могли воочию увидеть, что такое древняя Испания.

– Нужно показать сеньорите Каррутерс, какова она – наша Андалузия, – жизнерадостно заявил он.

– О, какие церемонии! – засмеялась Эдвина. – Почему бы вам не называть ее просто Кит?

Он отрицательно покачал головой:

– Она не похожа на котенка. Не может быть, сеньорита, чтобы вас так звали на самом деле.

– Это сокращенно от Кэтрин, – ледяным тоном пояснила девушка.

– А, Каталина! Так мне нравится гораздо больше.

Сезар поспешил вперед, чтобы галантно распахнуть перед ней дверь, но Кэтрин сделала вид, будто не заметила его протянутой руки. Однако одеревеневшие от долго сидения ноги ее подвели. Она покачнулась и упала бы, если бы подоспевший Сезар вовремя не поддержал ее. Впервые в жизни Кэтрин оказалась так близко от мужчины, к тому же в полном расцвете сил и дьявольски привлекательного. Мускулистые руки, подхватившие ее, темное от загара лицо, оказавшееся так близко, и исходившее от Сезара ощущение зрелой мужественности произвели на девушку почти болезненное впечатление. Она вспыхнула, кровь быстрее заструилась по ее жилам.

– Будьте осторожны, сеньорита Каталина, вы так долго просидели в машине, что все ваше тело одеревенело, – заботливо предупредил он.

Чувствуя, как горят ее щеки, Кэтрин поспешно высвободилась из его рук.

– Спасибо. Со мной уже все в порядке, – неловко пробормотала она.

Но Сезар, не слушая ее возражений, продел ее руку в свою.

– Позвольте, я помогу вам, пока вы не разомнете ноги.

Кэтрин нисколько не сомневалась, что молодой человек прекрасно понял причину ее смущения и откровенно забавляется, наслаждаясь ее неловкостью. Под тонкой загорелой кожей руки, на которую она опиралась, бугрились сильные мускулы. Вдруг в голове ее мелькнула довольно-таки неожиданная мысль. Как, должно быть, замечательно, подумалось ей, всегда иметь рядом сильную руку, на которую можно опереться в трудную минуту. Но она тут же отогнала ее прочь. Все это не для нее, сердито решила Кэтрин, потому что она сама должна стать опорой для Эдвины, хотя, глядя на цветущую и жизнерадостную тетку, вряд ли можно было вообразить, что та нуждается в подобной поддержке. Вздохнув, девушка перестала сопротивляться неподдерживаемая Сезаром, прошла с ним по узенькой, вымощенной неровным булыжником улочке до небольшой площади, обсаженной по краям цветущими апельсиновыми деревьями. Между ними, у небольшого кафе, стояли столики. Из приоткрытых дверей лился приветливый свет, слышались негромкие звуки гитары и щелканье кастаньет – там танцевали фламенко.

Усевшись за столик, Сезар попросил подать им мансанилью – национальный напиток Андалузии, нечто вроде слабого шерри. Его принесли в узких, высоких бокалах с тяжелым донышком из толстого стекла.

Кэтрин жадно выпила свой бокал, и молодое вино слегка ударило ей в голову. Постепенно она перестала смущаться и даже, перехватив в очередной раз дерзкий взгляд Сезара, так открыто и по-детски простодушно посмотрела на него, что он опустил глаза. Темные, длинные ресницы легли ему на смуглые щеки, бросая лиловатые тени и подчеркивая немного горбатый нос. Они чуть заметно затрепетали, и вдруг он так же прямо и открыто взглянул в светло-серые, прозрачные глаза Кэтрин. Оба молчали, но между ними, казалось, протянулись тончайшие, невидимые нити, будто оба стремились проникнуть в душу друг друга.

«Я сплю и вижу сон, – подумала девушка. – В жизни так не бывает. Сейчас проснусь и снова окажусь в монастыре».

Эдвина со стуком поставила стакан на стол и поспешно встала.

– Пора ехать, – громко объявила она, – Эй, вы, двое, проснитесь!

Кэтрин уставилась на изящно изогнутую арку в старинном мавританском стиле, украшавшую дальний конец городской площади. Но темные глаза Сезара по-прежнему были прикованы к ее лицу. В сумерках Кэтрин выглядела еще более юной. Какая она нежная и доверчивая, думал он, совсем не похожая на самоуверенных, нахальных туристок. В ней будто воплотился дух старой Испании, в которой девушка, отгороженная от всего остального мира, невидимая и недоступная для мужских глаз, цвела в своем одиночестве, словно дивный бутон. Но голос Эдвины заставил его очнуться. Вздрогнув от неожиданности, Сезар поспешно поднялся из-за стола:

– К вашим услугам, сеньора Каррутерс, – и, не выдержав, вдруг с любопытством спросил: – Простите, неужели ваша дочь воспитывалась в монастыре?

Эта догадка совершенно неожиданно пришла ему в голову, но объясняла все – только в монастыре современная девушка могла вырасти такой неискушенной.

К его удивлению, ответила Кэтрин.

– Какой вы догадливый! – улыбнулась она. – Да, это так.

– Кит только несколько дней назад покинула его, – с ноткой предупреждения в голосе добавила Эдвина. – Она не имеет ни малейшего понятия об испорченности мира, в котором мы живем. Само собой, добрые сестры из монастыря Божественного Сердца не могли подготовить ее к общению с мужчинами.

– Ну, тогда все понятно! – с улыбкой воскликнул Сезар.

Они двинулись обратно, туда, где оставили машину. Только теперь между Кэтрин и Сезаром шла Эдвина.

– Слушайте, я же не привидение! – с напускным возмущением воскликнула Кэтрин. – Между прочим, я все слышу, что вы говорите. Должно быть, у вас просто разыгралась фантазия от выпитого вина!

Это же вино сделало ее смелее. Она украдкой бросила на юношу взгляд, в котором был открытый вызов. Голова у нее приятно кружилась. Кэтрин чувствовала, что ее душа поет, но виновата в этом была не только мансанилья.

Глава 2

Когда путешественники подкатили к «Каса де Агвилар» в старом квартале Севильи, было уже темно. Кэтрин с удивлением разглядывала выходивший на улицу фасад каменного здания, в котором не было ни одного окна, и невольно поежилась – таким мрачным и угрюмым показался ей этот дом.

– На первый взгляд выглядит довольно угрюмо, – заметил Сезар, словно угадав ее мысли. – В те незапамятные времена, когда он строился, хозяева больше всего заботились о том, чтобы туда не мог заглянуть ничей любопытный взгляд. Поэтому жилище сильно напоминало средневековую крепость. Правда, Сальвадор позаботился провести к ним водопровод, электричество и телефон, но тем и ограничился – он недолюбливает новомодные штучки. До центрального отопления дело так и не дошло...

Сезар взбежал по каменным ступенькам крыльца и потянул за шнурок железного колокольчика. Кэтрин проводила его взглядом. Глаза ее слипались. В темноте фигура Сезара вдруг показалась ей неправдоподобно высокой и немного мрачной. Он до странности соответствовал сейчас этому дому – угрюмому и суровому, похожему на тюрьму. В ее душе внезапно возникло странное отвращение к этому месту, а при мысли о том, что сейчас придется выйти из машины и переступить порог, ей еще больше стало не по себе. Наконец дверь отворилась, и пожилой слуга проводил их внутрь, в огромный холл, пол которого был выложен плиткой, а сам отправился к машине за их багажом. Кэтрин с любопытством огляделась. Чудовищных размеров вестибюль тянулся через весь дом. В противоположном его конце виднелась полуоткрытая дверь, судя по всему ведущая во внутренний дворик – патио. Падавший из окон свет мягко золотил листья растущих в нем апельсиновых деревьев, а струйка воды, бьющая из мраморного фонтана, сверкала, будто россыпь бриллиантов. Широкая мраморная лестница вела из холла на второй этаж. Толстые каменные стены старинного особняка надежно укрывали его обитателей от любого уличного шума. Но и внутри было удивительно тихо. И вообще, казалось, время здесь остановилось. Девушка зябко поежилась – ей почудилось, что она вдруг попала в какую-то арабскую сказку.

Однако вскоре тишину нарушил стук высоких женских каблучков. Затем из примыкавшего к холму бокового коридора донесся радостный возглас, и к ним навстречу бросилась дона Луиза де Агвилар. Лицо ее сияло, но одета она была во все черное – траур по умершему много лет назад мужу, который эта женщина поклялась соблюдать до своей кончины. Приземистая и пухленькая седовласая дама повисла на шее Эдвины.

– Дорогая моя, добро пожаловать! А это, наверное, твоя дочка, о которой ты нам столько рассказывала? Ну вот, наконец-то мы встретились!

Кэтрин была почти на голову выше почтенной доны Луизы, но та, ничуть не смутившись, привстала на цыпочки, чтобы ее поцеловать, и смущенная девушка была вынуждена подставить ей сначала одну, а затем и вторую щеку.

– Сезар, ну что же ты стоишь?! – вдруг воскликнула дона Луиза. – Беги скажи сеньору, что гости приехали! Он ждет не дождется!

Юноша молча повернулся и исчез в одном из коридоров. А дона Луиза обратилась к приехавшим, немного понизив голос:

– Увы, годы берут свое. Сальвадор уже совсем не тот, что был раньше, хотя все еще молодец, по-прежнему неукротимый! – По-английски она говорила хоть и свободно, но с сильным акцентом.

Насколько дона Луиза правильно подобрала слова, рассказывая о свекре, Кэтрин поняла тотчас же, как только на пороге появился хозяин дома. Не очень высокий, как и большинство испанцев, не более пяти футов с небольшим, он тем не менее выглядел на редкость внушительно. Может, причиной тому была гордая посадка седой головы и то, как прямо он держался. Из-под его лохматых, белых как лунь бровей сверкали удивительно живые темные глаза. Кэтрин даже невольно поежилась – казалось, ничто не могло укрыться от их проницательного взгляда. Подбородок дона Сальвадора украшала небольшая, аккуратно подстриженная эспаньолка. Он тоже был весь в черном, если не считать белой словно снег, накрахмаленной рубашки и такого же пояса-шарфа поверх старомодного длинного сюртука.

Взяв руку Эдвины, старик церемонно поднес ее к губам, потом ласково сжал пальчики Кэтрин – она уже знала, что незамужним девушкам в этих краях не положено целовать руку, – и приветствовал их на безупречном английском.

– Мой дом – ваш дом.

Между тем сбежалась прислуга – судя по всему, хозяева дома не испытывали в ней недостатка, – чтобы проводить дам в отведенные им комнаты. Сказав, что с радостью будет ждать их, чтобы лично проводить к обеду, Сальвадор ласково позвал с собой Сезара и удалился.

К величайшему своему облегчению, Кэтрин обнаружила, что их с Эдвиной поселили рядом. Узкое окно ее огромной комнаты открывалось прямо на балкон, который выходил в патио. Мебели было совсем немного – туалетный столик, исполинских размеров гардероб, большая старомодная высокая кровать и один-единственный стул. Блестящие полированные доски пола прикрывали несколько ковров. На белых оштукатуренных стенах не было ничего, если не считать небольшой картины, изображающей Пресвятую Деву Марию с младенцем на руках, которая висела в изголовье постели.

Через несколько минут появилась Эдвина, чтобы помочь Кэтрин выбрать платье для предстоящего обеда. Ее выбор остановился на длинном, до пола, туалете из бледно-голубого шифона, в котором девушка стала похожей на сказочную принцессу.

– Не удивляйся, что все, кроме нас с тобой, будут в черном, – предупредила тетка. – В этом доме строго соблюдаются традиции. На Страстной неделе принято носить траур.

– А много будет народу? – с тревогой в голосе спросила Кэтрин. Если бы не терзавший ее голод, она охотнее отправилась бы не к столу, а в постель. От усталости перед глазами все плыло, ноги дрожали. Девушке казалось, что день этот тянется бесконечно.

– Если честно, дитя мое, я не знаю. Наверное, обе девочки и, конечно, Хосе. Но сколько еще родственников съехалось в дом на праздники, понятия не имею.

Чувствуя себя под крылышком Эдвины уверенно, Кэтрин вошла вслед за ней в гостиную, где собралась вся семья в ожидании обеда. По старинным традициям он никогда не подавался раньше десяти часов, а часто и позже. Начались поцелуи, радостные слезы, объятия. Инесс де Агвилар, невеста, оказалась темноволосой пухленькой девушкой с очаровательными бархатными глазами. Ее брат Хосе, с каштановыми волосами и нервным лицом, был мало похож на испанца. Зато младшая из сестер, Пилар, оказалась истинной уроженкой Кастилии. Кэтрин даже немного смешалась – контраст белокурых, отливающих золотом волос и бархатных карих глаз в первое мгновение производил ошеломляющее впечатление. Пилар можно было бы смело назвать красавицей, если бы не надутые губы и не выражение недовольства на лице. Вопреки ожиданиям Эдвины, гостей в доме не было, если не считать жениха Инесс Рикардо Ларалде – невысокого, полнотелого мужчины с сальными волосами. Но его уже тоже можно было считать членом семьи.

Хосе с изысканной вежливостью на безупречном английском принялся расспрашивать женщин о путешествии. Не успели они ответить, как в разговор без малейшего стеснения вмешалась Пилар:

– Ах, как я вам завидую, сеньорита, – проехать одной через всю Испанию! Увы, такой свободой пользуются только английские девушки. Для нас, испанок, это невозможно.

– Но сеньорита Каррутерс ехала не одна, – напомнил ей брат, – с матушкой.

Пилар бросила косой взгляд в сторону Эдвины, которая в этот момент беседовала с доном Сальвадором и не слышала, о чем говорили молодые люди.

– Ну, она-то ничуть не похожа на наших испанских матушек! И все равно, надо иметь большую смелость, чтобы проехать всю страну вдвоем, без мужчины! Говорят, что в горах возле Бургоса по-прежнему полно волков!

– Честно говоря, мы не видели ни одного, – усмехнулась Кэтрин. Слава Богу, она узнала об этом только сейчас! – Самое страшное, что нам пришлось пережить, так это небольшой снегопад.

– Снегопад?! Он бывает в тех местах, дай Бог, раз в пятьдесят лет! Ах, сеньорита, какая вы счастливица! Как бы я хотела тоже посмотреть мир! – Темные, взволнованные глаза девушки остановились на смущенном лице Кэтрин. – Мама отказывается даже шагу ступить из Севильи. Мне придется ждать, пока я выйду замуж, а потом... Господи помилуй, могу себе представить! Тогда будет еще хуже! Придется всю жизнь просидеть в четырех стенах, плодя детей!

Кэтрин, не привыкшая к столь прямолинейным и откровенным высказываниям, слегка порозовела. Но полные неприкрытой горечи слова младшей сестры достигли ушей Инесс, и она обернулась, чтобы прочитать ей весьма суровую проповедь:

– Ты говоришь как неразумный ребенок, Пилар. Ни одна женщина не может хотеть от жизни большего, чем любящего супруга и детей. Что касается меня, то я буду благословлять небеса, если они пошлют мне такое счастье! – Выпалив это, Инесс послала в сторону Рикардо восторженный взгляд, а он в ответ с легким поклоном прижал руку к сердцу.

Явно стараясь унять разгоревшиеся страсти, в разговор сестер вмешался Хосе:

– Успокойся, Инесс. Пилар не хотела никого обидеть. Просто ей тяжело день за днем видеть молоденьких туристок, которые пользуются неограниченной свободой и наслаждаются жизнью, в то время как она, бедняжка, вынуждена подчиняться старым традициям нашей семьи.

В эту минуту Сальвадор, который, как оказалось, слышал и замечал абсолютно все, хотя и был поглощен разговором с Эдвиной, сурово глянул на внука и заявил:

– Свобода – это вседозволенность. Есть я дам свободу Пилар, можешь себе представить, кем она станет?!

Глаза юной испанки засверкали, и ярко-багровые пятна вспыхнули на ее щеках.

– Я стану женщиной, дедушка, – сердито воскликнула она, – а не просто товаром, выставленным на продажу, который получит тот, кто предложит больше!

Густые брови дона Сальвадора сурово сдвинулись, и Кэтрин вдруг с ужасом поняла, что эта изящная, очаровательная девушка злится потому, что ей не позволено самой выбрать свою судьбу. Эдвина не раз рассказывала ей, что в знатных семействах Испании принято обручать детей чуть ли не с детства, однако Кэтрин никогда не приходило в голову, что родительская воля может стать для них непосильным ярмом. Только сейчас она в полной мере поняла весь трагизм этого старинного обычая. Интересно, что бы она сама почувствовала, если бы ее приемная мать в полном соответствии с ним также нашла ей жениха?!

Суровое неодобрение, столь недвусмысленно выраженное главой семьи, положило конец спорам. И как раз в эту минуту слуга отворил дверь и церемонно объявил, что кушать подано. Сальвадор галантно подал руку Эдвине, Хосе подошел к Кэтрин, а Рикардо повел к столу дону Луизу. Маленькую процессию замыкали сестры Агвилар. Сезар куда-то исчез. Пока они шли по коридору, отделявшему гостиную от столовой, Хосе незаметно наклонился к уху Кэтрин и прошептал:

– Пилар еще очень молода и к тому же упряма. Бедняжке даже не приходит в голову, что любая женщина нуждается в защите и покровительстве мужа.

Кэтрин предпочла промолчать, хотя у нее вертелась на языке ехидная фраза о том, что ни у нее, ни у Эдвины нет никакой нужды искать себе защитников и покровителей, они отлично обходятся без них. Ей хватило ума вовремя прикусить язык – судя по всему, независимые женщины были в Испании не в почете.

Массивный обеденный стол был накрыт камчатной скатертью. Множество свечей в старинных бронзовых канделябрах заливали его ослепительным светом. Первым за стол уселся Сальвадор, но не во главе его, как ожидала Кэтрин, а немного сбоку. По правую руку от него устроилась Эдвина, по левую – дона Луиза. Кэтрин усадили напротив старика, между Хосе и Инесс, возле которой сел Рикардо.

Когда все рассаживались, в столовую вошел Сезар. Сердце Кэтрин пропустило один удар, а потом заколотилось как сумасшедшее. В костюме он показался ей неотразимым и выглядевшим немного старше, чем в пуловере и широких брюках. Пробормотав какое-то извинение за опоздание, Сезар отодвинул для себя стул возле Пилар. Недовольная гримаска тут же слетела с лица девушки, и она звонко защебетала. «Так вот в чем тут дело», – подумала Кэтрин, украдкой поглядывая, как темная голова молодого человека и золотистая головка Пилар склоняются друг к другу. И сердце ее вдруг заныло.

– Завтра вам и вашей очаровательной дочери, скорее всего, захочется отдохнуть, – услышала она между тем слова дона Сальвадора, обращенные к Эдвине. – Но послезавтра я отправляюсь в Валдегу посмотреть, как идут дела на ферме. Надеюсь, вы обе не откажетесь составить мне компанию. Там многое изменилось, и мне очень хотелось бы, чтобы вы это увидели.

– Мы с удовольствием поедем с вами, – с улыбкой ответила Эдвина, не замечая, что Кэтрин бросила на нее полный упрека взгляд.

– В этом году у нас появилось несколько отличных экземпляров, – с энтузиазмом продолжал Сальвадор. – Животные прошли достаточно жесткий отбор. Вы ведь знаете, скоро Пасха. После нее начнутся праздники, а значит, и корриды.

Кэтрин похолодела и, собравшись с духом, подняла голову.

– Если вы не возражаете, я бы предпочла остаться дома, – поспешно пробормотала она.

Приняв ее нежелание ехать за вполне естественный для такого юного и неопытного создания страх, Хосе попытался ее успокоить:

– Вам не стоит бояться. Это совершенно безопасно. Все быки там на привязи.

– Я вовсе не боюсь быков. И вообще не боюсь животных, – живо возразила девушка. – Но ведь их специально выращивают для корриды, не так ли? Что ж, мне нисколько не стыдно признаться, что я ненавижу корриду и не желаю видеть ничего, что имеет к ней хоть какое-то отношение.

В столовой воцарилась гробовая тишина. Глаза всех сидящих за столом обратились к Кэтрин. И на нее в эту минуту стоило посмотреть: от возмущения обычно бледные щеки порозовели, всегда кроткие серые глаза зажглись огнем. В эту минуту она стала настоящей красавицей. А еще посторонний наблюдатель, случись он рядом, легко заметил бы молчаливое одобрение в глазах всех троих молодых людей, сидящих за столом, и выражение безграничного изумления, почти комичного, на лице старого дона Агвилара. Тем не менее не он, а Пилар, опомнившись первой, ринулась на защиту любимого национального развлечения.

– Вы говорите как невежественная дурочка! – воскликнула она. – Вы ведь, несомненно, не видели ни одной корриды... я угадала? Тогда что вы в этом понимаете?! Вы же не знаете, как вскипает кровь в жилах у каждого при первых же звуках пасодобля[1], как беснуются зрители... вы не способны оценить несравненное искусство и несгибаемое мужество храбрецов, противостоящих грубой силе этих страшных животных. А все они настоящие герои! И я не могу представить себе, что может польстить женщине больше, чем цветок из рук самого матадора!

Кэтрин в ужасе воззрилась на раскрасневшуюся Пилар. Оказывается, эта очаровательная, хрупкая, как весенний бутон, девушка не только с удовольствием посещает корриду, но и осмеливается выступать в защиту такого возмутительного зрелища! Нет, это просто немыслимо!

– Мне и в голову не могло прийти, что женщин тоже пускают на бои быков, – слабым голосом пробормотала она.

Сезар рассмеялся:

– Знаете, сеньорита, в некоторых вещах женщины куда более выносливы, чем представители сильного пола, – с легким презрением в голосе произнес он. – И не обманывайтесь насчет крошки Пилар. Просто она не теряет надежды, что однажды какой-нибудь пригожий тореро обратит на нее внимание и в знак этого бросит к ее ногам свой алый плащ и шпагу, а все вокруг будут умирать от зависти. Вот, собственно, и все. Сама коррида ей не так уж и интересна, уверяю вас.

– А почему я не имею права восторгаться, когда столько благородных и мужественных людей рискуют собственной жизнью?! – сверкая глазами, возмутилась Пилар. – Они – настоящие мужчины, чья храбрость давным-давно известна и ни у кого не вызывает ни малейших сомнений! И, в отличие от других, доказывают ее не на словах, а на деле!

Сезар отлично понял намек и побагровел:

– Что ж, в один прекрасный день я докажу тебе...

– И не думай! – перебил его Сальвадор. – Молодые люди, наследники древнейших испанских родов, не смеют даже помышлять о том, чтобы унизиться до публичного выступления на арене перед чернью.

– Мне и самому, признаться, противно думать об этом, – опустив голову, признался Сезар. – Единственная вещь, которую меня научили уважать в английской школе, – это честная игра.

– И это притом, что сами англичане обожают травить лисиц? – сухо осведомился Сальвадор.

– Кстати, очень многие англичане осуждают кровавые виды спорта, – ввернула Эдвина.

– Трусливые людишки с цыплячьими сердцами! – прорычал старый дон в седеющую бороду.

– Ну, положим, о Сезаре этого никак не скажешь, – сердито вмешалась Пилар.

Кэтрин бросила на нее удивленный взгляд. Интересно, чего она добивается? Неужели ей до смерти хочется, чтобы ее возлюбленный рискнул жизнью, приняв участие в этом кровавом побоище, и все только для того, чтобы эта девчонка могла пыжиться от гордости?

Между тем, наградив побагровевшего Сезара лукавым смешком, Пилар повернулась к деду:

– Я не стану ходить на корриду, если ты позволишь мне участвовать в каких-нибудь других, более современных развлечениях, – промурлыкала она. – Отец Карлоса Фонсеки – один из спонсоров футбольной команды, всегда присутствует на открытии в городе нового пляжа, бассейна или даже танцевального зала. Карлос сто раз предлагал мне пойти вместе с ним и его отцом повеселиться как следует, но ты всегда против, дедушка!

– Точно так же будет и впредь! – прогремел старик. – Да, верно, этот твой Фонсека загребает кучу денег, но он не кабальеро и никогда им не станет! И пока я жив, ты не будешь болтаться с туристами, которые наводнили нашу страну! Мне говорили, как танцуют эти бесстыжие англичане, – щека к щеке! – От такого кощунства лицо его исказилось судорогой.

Сезар, успевший за время этой перепалки взять себя в руки, повернулся к Кэтрин и полюбопытствовал:

– Неужели и вы так же танцуете? Это, должно быть, просто восхитительно! – Прищурившись, он пронаблюдал, как краска смущения залила ее щеки.

Девушка не смела поднять на него глаза.

– Я... я совсем не умею танцевать, – едва слышно пролепетала она, не зная, куда деваться от стыда. – Во всяком случае, так, как вы сказали...

Конечно, Кэтрин прекрасно знала, что ее сверстницы – пансионерки монастыря во время каникул танцевали все ночи напролет, но самой ей еще ни разу не приходилось кружиться под музыку в объятиях мужчины.

– Кэтрин воспитывали не так, как современных девушек, привыкших к неограниченной свободе, – наградив молодого человека свирепым взглядом, сквозь зубы процедила Эдвина.

Чувствуя себя на редкость неловко, Сезар уткнулся в тарелку.

– Жаль, – пробормотал он, за что Сальвадор наградил его хмурым взглядом из-под сурово сдвинутых бровей.

– Все, хватит! – твердо сказал старик. – Все вы успели наговорить достаточно глупостей! – Он повернулся к оробевшей Кэтрин. – И все же, сеньорита, невзирая на ваши взгляды на старинные обычаи нашей страны, надеюсь, вы будете настолько любезны, что составите компанию сеньоре, вашей матушке, во время нашей поездки в Валдегу. Поверьте, ферма расположена в весьма живописном месте. Да и потом, думаю, вы не станете оспаривать тот факт, что скот можно выращивать для самых разных целей.

В глубоко посаженных глазах дона загорелся странный огонек, и Кэтрин поежилась, понимая, что не очень-то ему понравилась. Но пока ломала голову, что бы такое сказать, дабы хоть немного успокоить его раздраженную испанскую гордость, вмешалась Эдвина:

– Конечно, она поедет. На ферме есть несколько прекрасных, породистых лошадей. Уверена, Кэтрин, ты с удовольствием на них посмотришь.

– Хорошо, – уступила девушка, сообразив, что у нее нет выбора. Теперь она даже жалела, что не согласилась сразу же. По крайней мере, удалось бы избежать этой неприятной сцены.

Когда обед подошел к концу и все встали, собираясь вернуться в гостиную, Кэтрин даже показалось, что Агвилары потихоньку ее сторонятся. Вниманием Сезара безраздельно завладела Пилар, а Эдвина снова завела разговор с Сальвадором. Потоптавшись, Кэтрин отвернулась и подошла к огромному, до пола, французскому окну. Оно было открыто, и благоухающий ароматом цветов ветерок врывался в комнату. Девушка рассеянно прислушалась к лепету фонтана, думая, что если бы она не устала до смерти, то никогда бы не позволила спровоцировать себя на подобную нелепую выходку.

Но тут к ней подошел Хосе.

– Знаете, я тоже не люблю корриду, – признался он, – но никогда не посмел бы признаться в этом при дедушке. Потому что он до сих пор считает, что бой быков – это нечто вроде души Испании.

– Темной души! – повинуясь безотчетному импульсу, взорвалась Кэтрин и тут же, придя в себя, рассмеялась. – Ну вот, похоже, я снова взялась за свое! Что-то я сегодня не в меру разговорилась...

Его темные глаза с симпатией остановились на ее раскрасневшемся лице.

– Когда человек высказывает то, что думает, это не так уж плохо, – доброжелательно сказал он и, слегка пожав плечами, добавил: – Но видите ли, в этом доме слишком много вещей, о которых не принято говорить.

С этим Кэтрин охотно согласилась.

Когда наконец пришло время расходиться по комнатам, она с удивлением обнаружила, что в семье Агвиларов это настоящий ритуал. Ей пришлось обменяться со всеми мужчинами рукопожатиями, а с женщинами – поцелуями.

Сальвадор, задержав в своей руке тонкие пальчики девушки, оглядел ее с ног до головы проницательным взглядом и проговорил:

– Знаете, с первого взгляда я было подумал, что вы эдакая скромная серая мышка. Но за обедом понял, что ошибся. Оказывается, вы настоящая львица, моя милая!

– Надеюсь, я ничем вас не обидела? – смущенно пробормотала она.

Он рассмеялся и отечески похлопал ее по руке:

– Нисколько, моя дорогая, нисколько! Рад видеть, что у вас есть темперамент. Остается только сожалеть, что у многих в этом доме его нет. – И он с легким презрением покосился на собственного внука.

Кэтрин оставалось лишь догадываться, в чем провинился перед старым доном бедняга Хосе.

Сезар едва дотронулся до ее руки. Он казался рассеянным, погруженным в свои мысли. Глаза его были прикованы к Пилар. Явно думая о чем-то другом, молодой человек пожелал Кэтрин спокойной ночи.

Эдвина проводила ее в спальню. И как только они закрыли дверь, девушка заговорила о том, что ее больше всего занимало в эту минуту:

– Интересно, между Сезаром и Пилар что-нибудь есть?

– Официально, во всяком случае, нет, – ответила тетка, пожав плечами. – Конечно, он по уши в нее влюблен, что видно невооруженным глазом, но и не он один! Все молодые люди, которые приезжают погостить в Каса, без ума от этой вертушки. Впрочем, чему тут удивляться? Каждый раз, как я ее вижу, она все хорошеет. Превращается в красавицу просто на глазах!

– Да, чудо как хороша! – признала Кэтрин. – Но, по-моему, может быть очень жестокой.

Эдвина беззаботно рассмеялась:

– О Боже, что за мысли приходят тебе в голову? И все только потому, что девочка бывает на корридах? Уверяю тебя, из этого вовсе не следует, что она настоящее чудовище! – Сама она была безумно счастлива, что Сезар явно проявлял интерес к очаровательной внучке старого Сальвадора, и еще больше от того, что и Кэтрин это заметила. Девочка слишком горда, чтобы бегать за мужчиной, влюбленным в другую, думала Эдвина. К счастью, и Хосе вроде не остался к ней равнодушен. – Боюсь, тебе и в самом деле придется поехать с нами в Валдегу, – продолжила она, – тем более что Сальвадору очень этого хочется. Он страшно гордится своей фермой. Но обещаю, ты не увидишь ничего такого, что могло бы тебе не понравиться. Обо всех своих животных он нежно заботится, так что нечего так волноваться.

– Мне казалось, за обедом я достаточно ясно высказала свое отношение к этим вещам, – поморщилась Кэтрин.

– Уж куда более ясно! – сухо обронила Эдвина. – Спокойной ночи, дорогая, и приятных снов.

Но девушка была слишком возбуждена, чтобы сразу же уснуть. Несмотря на усталость, сон бежал от нее. В комнате было душно и жарко, поэтому, проворочавшись в постели некоторое время, она встала и, погасив свет, подошла к окну. Потом раздернула шторы, позволив прохладному ночному ветерку ворваться в комнату, и наконец решилась выйти на балкон. Его изящные каменные пилястры устремлялись вверх, поддерживая крышу дома, а посаженный под самым балконом плющ покрывал их сплошным ковром. В комнате Эдвины свет не горел. Окна были плотно закрыты – вероятно, она боялась напустить комаров. С другой стороны еще одно окно, выходящее на этот же балкон, тоже было темным. Кэтрин осмотрелась. Два крыла дома смыкались вокруг патио. В некоторых комнатах кое-где еще горел свет. Прямо напротив нее тянулась высокая, глухая стена, заросшая жасмином и розами. Слабые отблески на небе с другой ее стороны и едва слышный шум говорили о том, что город еще не спит. А под балконом лежало погруженное в темноту патио. Только чуть заметно поблескивала вода в фонтане.

Вдруг что-то белое мелькнуло в густых зарослях апельсиновых деревьев, и через мгновение до ушей Кэтрин донеслось сонное воркование. Патио был пристанищем для яванских голубей. Девушка прислушалась. Откуда-то снизу, с той стороны, где были комнаты слуг, донеслось мелодичное бренчание гитары. Казалось, даже воздух вокруг был полон едва сдерживаемой страсти. Да и могло ли быть иначе в городе легендарного Дон-Жуана, где ночи будто созданы для любви? Она вспомнила взгляд темных, как ночное небо, глаз, который обжег ее огнем, и тут же сурово одернула себя. Сезар не для нее, он без ума от прелестной Пилар, напомнила себе Кэтрин и невольно вздохнула. Неужели только красота достойна любви? Или, может быть, только таким незаметным, сереньким созданиям, как она, позволено в полной мере оценить ее дары? Почему-то девушка была уверена, что очаровательная Пилар вовсе не стремится использовать наилучшим образом те преимущества, которые давала ей ее красота, а именно оказать благотворное влияние на душу влюбленного в нее мужчины. Что-то ей подсказывало, что Пилар и в голову не могло прийти нечто подобное. Она инстинктивно догадывалась, что любовь к ней понемногу губит душу Сезара.

Наконец свет во всех окнах погас, исчезло и зарево огней над городом. Севилья погрузилась в сон. Кэтрин со вздохом вернулась в комнату, собираясь лечь в постель. И вдруг в патио раздался мелодичный звук перебираемых гитарных струн и мужской голос запел по-испански простенькую цыганскую песню о любви:

Ночь без луны

Как цветок без запаха.

Как река без воды,

Как сердце без любви...

Кэтрин быстро закрыла окно и плотно задернула тяжелые шторы, но, даже забывшись сном, казалось, слышала грустную мелодию. Неужели и ее сердцу суждено навсегда остаться пустым?

На следующее утро едва все приступили к завтраку, как Сальвадор сказал:

– И хотя я всей душой предан старинным традициям нашей страны, признаться, несказанно удивлен. Мне казалось, обычай распевать под окном серенады умер уже лет пятьдесят назад.

Воцарилась гробовая тишина. Старый дон обвел проницательным взглядом лица сидевших вокруг него домочадцев, и в его глубоко посаженных темных глазах что-то блеснуло. Он говорил по-английски, как и все остальные в присутствии Кэтрин. Судя по всему, семейство Агвилар считало невежливым разговаривать между собой на языке, которого девушка почти не понимала.

Дона Луиза окинула встревоженным взглядом смущенные лица молодых людей.

– Может, это был Рикардо? – запинаясь, неловко пробормотала она.

На лице Инесс отразилось явное сомнение, а Пилар с презрительной усмешкой на губах не преминула заметить:

– Трудно представить себе Рикардо, слоняющегося в полной темноте под балконами, да еще с гитарой в руках! С чего бы ему распевать под окном своей дамы, коли они уже помолвлены?! И потом, как вообще ему удалось бы попасть в патио? Взобравшись по стене? С его-то телесами?!

– Мой нареченный вовсе не толст! – взорвалась Инесс. – Хотя никто не станет спорить, что Рикардо – весьма представительный мужчина!

Стараясь как-то сгладить неловкость, в разговор вмешалась дона Луиза:

– Скорее всего, это был возлюбленный одной из наших горничных. Эти девчонки рады болтать со своими вздыхателями всю ночь напролет!

– Если это так, Луиза, – сурово проговорил Сальвадор, – тебе следует навести порядок. Пусть выбирают для своих амурных дел более подходящие часы, чтобы не беспокоить по ночам наших гостей!

Он искоса бросил вопросительный взгляд на Хосе и Сезара, но на лицах обоих молодых людей было написано полнейшее равнодушие.

– Я обязательно прослежу за этим, – с готовностью пообещала дона Луиза.

Но Кэтрин почему-то казалось, что она и сама не верит своим словам. Да и Сальвадор тоже.

Сезар, на лету перехватив взгляд Кэтрин и заметив, что ее глаза искрятся весельем, пробормотал:

– Держу пари, сеньорита Каталина вовсе не сожалеет о том, что ее разбудили. Готов поклясться, она это расценила как «добро пожаловать в романтическую Андалузию!».

Взгляд его темных глаз обратился к Пилар, и Кэтрин могла бы поклясться, что он был весьма многозначительным. Она уже почти не сомневалась, что таинственным певцом был именно Сезар. Серенада предназначалась его возлюбленной, а ее он просто использовал как своего рода дымовую завесу. Вероятно, заметил в комнате свет и догадался, что она еще не спит.

– О, Кит вчера так устала, что, должно быть, спала без задних ног, – добродушно засмеялась Эдвина. – Да и я тоже! Правда, Кит?

– Конечно, – неуверенно пробормотала девушка.

На лице Пилар появилось довольное выражение, как у сытой кошки, вылакавшей полную миску густых сливок, хотя глаза она скромно потупила. Кэтрин готова была голову дать на отсечение, что Пилар просто-напросто проспала серенаду в свою честь и только сейчас о ней узнала. Но в одном Кэтрин была абсолютно уверена – в дальнейшем она не позволит, чтобы ее использовали в качестве ширмы для любовных проделок.

Все утро Кэтрин и Эдвина провели в патио. Остальные женщины отправились в церковь – таков был обычай во время Великого поста. Все трое были одеты в черное. Крохотные кружевные мантильи на головах также были черными – испанки редко носят шляпы. Сезар сразу после завтрака уехал в Валдегу, а Сальвадор, позвав Хосе, удалился в свой кабинет. Но оба появились к ленчу, который, как поняла Кэтрин, традиционно был достаточно плотным. После сиесты Кэтрин с Эдвиной отправились погулять по городу и в первую очередь осмотрели громадный кафедральный собор, третий по величине в мире, в котором на небольшом возвышении стояла гробница с прахом знаменитого Кристобаля Колона, вошедшего в историю под именем Христофора Колумба. В этом городе он нашел свое последнее пристанище, когда открытые им земли Нового Света перешли под контроль Испании.

– Хотя на самом деле Колумб был вовсе не испанцем, а генуэзцем, – заметила Эдвина. – Однако вряд ли кто из севильцев согласится это признать.

Затем они осмотрели Гиральду, сохранившуюся с давних времен, мавританскую мечеть, дворец Алькасар, выпили по чашечке чаю в маленьком кафе и, решив, что экскурсий для одного дня им хватит, вернулись домой.

Сезар так и не появился до самого обеда, и Кэтрин разозлилась на себя, что невольно его ждет. Сальвадор пожелал узнать, куда запропастился молодой человек, и неугомонная Пилар тут же поспешила ответить, что тот, скорее всего, отправился в город.

Ее брат при этих словах явно сконфузился, а выражение лица старого дона Сальвадора не предвещало ничего хорошего.

– И что тебе известно о подобных вещах? – сурово осведомился он.

– Достаточно, – выпалила Пилар. – В конце концов, я вполне современная девушка, хоть ты и стараешься держать меня взаперти.

– Тогда тем более должна знать, что о подобных вещах не принято говорить вслух! – резко сказал дед и тут же постарался перевести разговор на другую тему.

Кэтрин догадалась, что имела в виду Пилар, и ее душа взбунтовалась. Она почувствовала себя оскорбленной – Сезар в ее глазах стал чем-то вроде обыкновенного распутника. Теперь она поняла, почему в тот вечер в Кордове он смотрел на нее таким странным взглядом – видимо, несмотря на влюбленность в очаровательную Пилар, молодой человек готов был обратить внимание на любую женщину. И Кэтрин тут же твердо решила выбросить из головы всякие мысли о нем.

Однако на следующее утро именно Сезар подкатил к дому огромный семейный автомобиль Агвиларов, чтобы отвезти их в Валдегу. Пилар тоже высказала желание поехать, но этому воспротивилась дона Луиза, заявив, что ей предстоит еще кое-что сшить для приданого Инесс. Надувшаяся девушка вместе с матерью вышла на крыльцо проводить их в дорогу.

– Не расстраивайся, Пилар! – крикнул Сезар. – Может, очень скоро приданое понадобится и тебе!

– Бог ты мой! – ахнула дона Луиза. – Да ведь она еще совсем ребенок!

Но пылкий взгляд, которым юная испанка наградила молодого человека, по мнению Кэтрин, принадлежал вовсе не ребенку, а скорее женщине, сгорающей от любви.

Валдега находилась на одной из равнин, которыми так богата Андалузия, в полумиле езды от Севильи. Здесь среди зарослей серебристо-зеленых оливковых деревьев на плодородных пастбищах, еще не выжженных солнцем, паслись неисчислимые стада коров и табуны лошадей. Ферма оказалась квадратным низким домом из белого камня с крышей, покрытой красной черепицей. Прямо перед ней росла группа невысоких падубов, а в тени их крон стояли массивный деревянный стол и пара таких же скамеек. За ними, на склоне холма, были устроены для выгула быков площадки с высокими стенами и крепкими калитками, которые отделяли друг от друга узкие дорожки. А вдали тянулись рядами бесчисленные стойла и конюшни, возле которых копошились в пыли тощие взъерошенные куры.

Хуан Гуэрва, управляющий фермой, едва машина остановилась у ворот, выбежал им навстречу, торопясь приветствовать хозяина. Он сообщил, что всех быков только что согнали в стадо и скоро перегонят в специальный загон, где Сальвадор может на них полюбоваться. Сеньор Гуэрва говорил на певучем андалузском наречии, совершенно непонятном Кэтрин. Впрочем, даже хорошо знавшая испанский Эдвина понимала его с трудом. Они уселись в тени падубов, а Хуан принес стаканы и большой кувшин сангрии – напитка из фруктов и ягод, смешанного с соком красного винограда и холодной минеральной водой. Это было очень кстати, так как жара стояла неимоверная, а он прекрасно утолял жажду. Маленькая босоногая девчушка, дочь Хуана, с гордостью водрузила на стол огромное блюдо с медовыми пирожными.

Потом Сальвадор тактично предложил дамам пройти в дом помыть руки, прежде чем они отправятся осматривать быков, которых, судя по всему, уже пригнали, так как из-за дома доносились крики и утробное мычание. После того как руки были вымыты, Эдвина заявила, что непременно должна поздороваться с сеньорой Гуэрвой, и они с Кэтрин прошли в огромных размеров кухню. Мария Гуэрва суетилась вокруг большой плиты, жаря тортильи[2], а возле нее кувыркались загорелые, босоногие ребятишки. С потолка свешивались бесчисленные связки лука, чеснока и копченые свиные окорока. Вся мебель была тяжелой, из массивного дерева. Пол выложен каменной плиткой.

Испанские ребятишки понравились Кэтрин с первого взгляда. Ей сразу полюбились их дочерна загорелые тела, глаза, похожие на влажные маслины, и прямые иссиня-черные волосы. Малыши Гуэрва выстроились перед нею в ряд – грязные, замурзанные пальцы засунуты во рты, в глазах – жгучее любопытство, и все с замиранием сердца следили, как Эдвина церемонно знакомила незнакомую даму с их матерью. Эдвину они видели уже не раз. Для них она была «англичанка из местных», такая же сумасшедшая, как и все англичане, потому что, как мужчина, скакала на самых что ни на есть диких жеребцах, которыми так гордился Сальвадор, и обожала задавать всякие вопросы. Но Кэтрин дети видели впервые. Басовитый рев, донесшийся в эту минуту из колыбельки, возвестил о том, что проснулся самый младший представитель семейства, и заботливая матушка, бросив плиту, кинулась его успокаивать. Повинуясь неосознанному инстинкту, Кэтрин протянула руки, и Мария осторожно передала ей ревущего малыша.

– Похоже, бедолага мокрый. Надо бы поменять ему пеленки, – сказала Эдвина. – Ты справишься?

И Кэтрин справилась – хотя и не слишком умело, но перепеленала карапуза, поскольку ей и раньше приходилось иногда проделывать это с многочисленными внуками Мари Леру. Кивок в сторону одной из босоногих девчушек, столпившихся вокруг девушки, и та мгновенно подала ей все необходимое. Затем, удобно устроившись в старой деревянной качалке, Кэтрин положила ребенка на колени. Уже сухой и чистый, он с интересом разглядывал склонившееся над ним незнакомое лицо, а потом, окончательно успокоившись, загукал и с улыбкой протянул к ней ручки.

– Сеньор де Агвилар, должно быть, уже заждался нас, – спохватилась Эдвина.

– Может, пойдешь без меня? – с надеждой спросила Кэтрин. – Скажешь, что я устала, или еще что-нибудь. – Возможность понянчить малыша представлялась ей более заманчивой, чем перспектива отправиться в стойла разглядывать ревущих быков.

Покосившись на нее, Эдвина заколебалась, но в эту минуту в кухню вошел Сальвадор.

Мария неуклюже присела, а малышня бросилась врассыпную, торопясь укрыться за шкафами и под столом. Кэтрин не шелохнулась. Нежно покачивая сонного ребенка, осталась сидеть в качалке.

– Добрый день, – вежливо поздоровался старик с Марией и добавил еще несколько певучих фраз на местном диалекте, которые девушка не поняла.

И вдруг ее будто что-то толкнуло. Вскинув голову, она встретилась взглядом с Сезаром. Стоя на пороге, он молча смотрел на нее.

– Какая очаровательная картина, сеньорита Каталина! – произнес Сезар низким, гортанным голосом. – С малышом на руках вы похожи на настоящую Мадонну. А я-то думал, в наши дни материнство почти вышло из моды.

– Все женщины любят детей, – защищаясь, пробормотала она.

– Да нет, не все. Но в вас, как я вижу, воплощено все лучшее, что должно быть присуще настоящей женщине.

– Надеюсь, – мягко отозвалась Кэтрин, до глубины души взволнованная тем, что прочла в его глазах. Правда, к этому времени она уже хорошо поняла, что испанцы загораются, как спички, а перегорев, не считают зазорным немилосердно мстить той, кто привлекла их внимание. К тому же она сомневалась в его искренности. Но, не привыкшая к комплиментам, растерялась, не зная, как полагается отвечать в таких случаях. Да и потом, нельзя было понять, серьезен Сезар или шутит.

Сальвадор шагнул вперед, встал бок о бок с племянником и сообщил:

– В нашей стране мать всегда была предметом особого почитания.

Чувствуя какое-то непонятное смятение, Кэтрин порывисто встала и отнесла задремавшего мальчика в колыбельку.

– Боюсь, сеньорита Каталина интересуется малышами куда больше, чем моими призовыми быками, – саркастически хмыкнул старик.

– В общем-то это естественно. Разве не так? – быстро отреагировала она.

– С таким же успехом это может быть искусной игрой, – холодно заметил Сезар.

– Но для чего?! – поразилась Кэтрин, не столько возмущенная, сколько сбитая с толку. – Да и на кого, по-вашему, я хочу произвести впечатление?

– Откуда мне знать? – насмешливо бросил он и, повернувшись на каблуках, сказал через плечо дону Сальвадору: – Жду вас в коррале, сеньор.

«Какой неприятный тип, – сердито подумала возмущенная Кэтрин, – настолько тщеславный, что готов поверить, будто любая женщина пустится во все тяжкие, лишь бы обратить на себя его драгоценное внимание!» Пора было уходить, и она повернулась, чтобы попрощаться с Марией и ее выводком. Храбро улыбнувшись, девушка пробормотала по-испански «До свидания!», и Мария расцвела.

Старший из ее детей, смуглый парнишка по имени Хайме, с восхищением посмотрел на Кэтрин из-под копны спадавших на глаза спутанных волос.

– Вы очень красивая, – прошептал он.

– Мальчишке давно уже пора в школу, – недовольным голосом отреагировал Сальвадор. – Почему он болтается дома?

Мария торопливо объяснила, что по какой-то причине в школе нет занятий.

– Тогда он должен работать. Слава Богу, не маленький уже. Пора помогать отцу. – На лице старика было написано недовольство. – Знаю я этих мальчишек! Им не следует болтаться без дела, иначе попадут в беду.

Конечно, Кэтрин, при ее скудном знании испанского языка, не смогла до конца понять смысла сказанного доном. Помахав на прощанье рукой, она неохотно поплелась вслед за ним и Эдвиной.

– Тех, которые предназначены для участия в карнавале, скоро отправят в город, чтобы каждый желающий мог их увидеть, – пояснил Сальвадор. – Горожане любят заранее посмотреть, с кем придется иметь дело их любимому тореро. Потом съедутся матадоры – будут тянуть жребий, с которым из быков каждому из них предстоит сразиться.

В душе Кэтрин волной поднималось отвращение – в эту минуту старый кабальеро показался ей похожим на дьявола.

Стена загона была слишком высока, поэтому им пришлось встать на ступеньку, чтобы заглянуть за нее. Кэтрин оказалось достаточно одного взгляда на то, что творилось внутри, и она соскочила обратно на землю, воспользовавшись тем, что подошел управляющий и Сальвадор заговорил с ним.

К ней тут же приблизился Хосе.

– Быки с фермы Агвиларов не очень популярны, – сообщил он вполголоса. – Слишком уж они большие, да и немного староваты. Дедушка не соглашается расставаться ними раньше, чем им стукнет пять лет, считает, что они еще не вошли в возраст.

Девушка передернула плечами:

– Разве так уж необходимо об этом говорить?

– Нет, конечно нет, – охотно согласился он. – Хотя, может быть, вам интересно узнать, что лучших наших быков импортируют в Южную Америку. Там у отца Сезара завод по переработке говядины.

В глазах его на мгновение мелькнул злой огонек, будто он ждал и даже надеялся, что Кэтрин возмутится тем, что великолепные, полные сил животные приносятся в жертву людскому чревоугодию.

– Послушайте, не считайте меня дурочкой, – вспыхнув от досады, сказала она. – Мне не хуже вас известно, что животные служат пищей человеку, но... О, как же жесток наш мир!

Лицо Хосе сразу смягчилось.

– Знаете, тут тесновато, да и солнце здорово печет, – уже добрее произнес он. – Может, отойдем в сторону и найдем местечко поприятнее?

– Да уведи ты ее, Хосе! – вмешалась Эдвина. – Я еще побуду с доном Сальвадором, а ей вовсе не обязательно стоять тут на солнцепеке.

На лице Хосе отразилась некоторая растерянность. Похоже, он ожидал, что Эдвина предпочтет пойти с ними. Но он вовремя вспомнил, что их гостьи – англичанки, а значит, не придерживаются того правила, что при незамужней девушке непременно должна находиться дуэнья. Поэтому молча кивнул и увел Кэтрин. Эдвина с удовольствием смотрела, как молодые люди рука об руку шли по дорожке между коралями. Готовность внука старого дона сопровождать племянницу показалась ей хорошим знаком. Еще немного, и ее план осуществится, улыбнулась она и подумала, что эти двое – на редкость красивая пара: он, такой изысканный и элегантный в сером костюме, а рядом с ним юная девушка в белом платье, двигающаяся с фацией и достоинством королевы.

Хосе проводил Кэтрин к подножию холма слева от фермы. Там, где склон его круто уходил вверх, возвышалась груда грубо обтесанных камней – последнее напоминание о стоявшем здесь в незапамятные времена древнем замке мавров. Всего несколько деревьев, росших у склона холма благодаря небольшому ручейку, питавшему их корни, образовали здесь крохотный оазис зелени. Выбрав большой камень, Хосе пучком травы смахнул с него пыль и предложил Кэтрин присесть. Вокруг, насколько хватало глаз, тянулась плоская, как поверхность стола, равнина, и только вдали, на горизонте, на фоне бледно-голубого неба, вздымались вершины нескольких холмов. Было так красиво, что у Кэтрин захватило дух.

– В это время года здесь очень приятно, – усаживаясь рядом с ней, проговорил Хосе. – Но еще немного – и все тут превратится в настоящую пустыню. А пока трудно налюбоваться.

– По правде говоря, это мне больше по вкусу, чем бой быков, – призналась девушка.

– Мне тоже. С детства не люблю жестокости. А испанцы вообще имеют какую-то патологическую тягу ко всему, что так или иначе связано со смертью. – Он заглянул ей в глаза. – Но я, наверное, просто другой. Дедушка, насколько мне известно, вообще меня презирает. Для него я – как это по-вашему? – тряпка!

– Уверена, вы совсем не такой, – отозвалась она. – Мужество бывает разное, и его чисто физическое, внешнее проявление еще ни о чем не говорит.

– Увы, для дедушки это самое главное, – с печалью в голосе проговорил Хосе. – Безрассудство, отчаянная дерзость – вот что в его глазах истинное мужество. Поэтому я для него – не больше чем обычный неудачник. Да и могло ли быть иначе? Я обожаю поэзию, а дедушка, если и возьмет в руки книгу, то это, скорее всего, будет руководство по выращиванию бычков. Ему следовало бы родиться на пять столетий раньше. По своей натуре он скорее принадлежит эпохе конквистадоров. Вместе с Сезаром дед был бы счастлив, завоевывая огнем и мечом новые континенты, не зная при этом никакого другого права, кроме силы.

– По-моему, они оба достаточно безжалостные и, наверное, всегда добиваются своей цели, правда? – подхватила Кэтрин. – Господи, да ведь сеньор Баренна с таким же успехом мог быть его родным внуком! – И поспешно прикусила язык, сообразив, что сказала бестактность.

– Баренны – обычные скотоводы, только что живут не в Испании, а в Аргентине, – с легкой ноткой презрения в голосе произнес Хосе. – Я единственный законный наследник деда, последний отпрыск великого и знатного рода. – И он горделиво расправил плечи.

Кэтрин невольно залюбовалась его выразительным лицом с тонкими, почти чеканными чертами. Как сильно этот юноша отличается от своих родственников – гораздо более цивилизованный, тонкий и современный! В нем нет и следа той грубой, чувственной силы, которой прямо-таки веет от Сезара и старого дона Сальвадора. Что ж, подумала она, в недалеком будущем он унаследует состояние Агвиларов, их дом и ранчо, и тогда здесь больше не будут разводить быков – Хосе посвятит себя возрождению этой древней земли и благополучию тех, кто на ней живет.

– Вы ведь и сами заметили, наверное, насколько примитивно здешнее хозяйство, – неожиданно услышала она и, вспомнив ковырявшихся в земле изможденных крестьян Ламанчи, через которую они проезжали, кивнула.

А Хосе все говорил и говорил, возможность излить душу заставила его забыть обо всем. И вдруг спохватился:

– Бог ты мой, о чем это я? Что за разговоры для леди? Простите великодушно, сеньорита Каталина, все это просто потому, что вы такая милая, рядом с вами я чувствую себя свободным.

Кэтрин принялась убеждать Хосе, что слушала его с большим интересом. С каждой минутой этот серьезный юноша нравился ей все больше и больше. И вообще, если бы не легкий акцент, его вполне можно было бы принять за англичанина. Однако связавшая их на мгновение тонкая нить уже порвалась – глянув на часы, Хосе объявил, что пришло время ленча. Они заторопились к ферме.

Стол был накрыт под деревьями, и остальные, собравшись вокруг него, нетерпеливо ждали их появления. Проголодавшиеся молодые люди накинулись на еду – восхитительную воздушную паэллу из темно-оранжевого, цвета шафрана риса, рыбу, цыплят, черный хлеб с сыром и фрукты. Сезар, заметивший, что Кэтрин явилась к столу в компании Хосе, угрюмо хмурился и упорно хранил молчание, в то время как Сальвадор подробно объяснял Эдвине, как следует перевозить быков, чтобы те не потеряли своей великолепной формы.

Вдруг, прервавшись на полуслове, он повернулся, глянул на внука в упор и сурово спросил:

– Где это ты болтался все утро?

Хосе чуть заметно покраснел:

– Я был с сеньоритой Каталиной. Она пожаловалась, что возле загона невыносимо жарко. Поэтому я проводил ее к руинам. Мы довольно долго разговаривали.

При этих словах Сезар бросил в сторону девушки долгий, оценивающий взгляд. Кэтрин демонстративно вздернула брови и как можно равнодушнее посмотрела на него. Что ж, пусть этот зазнайка лишний раз убедится, что он не единственный мужчина в мире!

– Позволено ли мне будет узнать, о чем вы так долго разговаривали? – с едкой иронией в голосе полюбопытствовал Сальвадор.

– Об Испании, – ответил Хосе.

– Должно быть, это было страшно занимательно, – с нескрываемым сарказмом бросил старик.

– Нет, нет, мне и в самом деле было очень интересно, – поспешила прийти на выручку юноше Кэтрин. Ничуть не оробев при виде презрительной усмешки на лице старого аристократа, она бесстрашно встретила его взгляд. – Более того, мне кажется, ваш внук, как никто, разбирается в том, что в первую очередь нужно людям.

С губ дона Сальвадора сорвался смешок.

– Ну еще бы! – ехидно хмыкнул он.

А Сезар не преминул выразительно подмигнуть и заметить:

– Она ведь полна романтики, наша Андалузия!

– Мы не совсем это имели в виду, – ледяным тоном отрезала Кэтрин. Она еще не забыла ночную серенаду.

– Хорошо, но на вечер мы постараемся придумать для вас что-нибудь поинтереснее, – вмешался Сальвадор. – Кстати, чем ты собирался сегодня заняться, Сезар?

– Хотел опробовать кое-каких телок, – ответил этот. – Тоже своего рода родео, но не совсем такое, как вы себе представляете, сеньорита Каталина. Впрочем, кажется, подобные зрелища не по вашей части, – насмешливо добавил он.

– Опробовать телок?! – недоумевающе протянула девушка. – То есть... вы хотите сказать, коров? – На лице ее отразилось замешательство. – Но для чего?

В лице Сезара не дрогнул ни один мускул.

– Испытание на храбрость.

Кэтрин растерянно заморгала. Она так ничего и не поняла. Заметив это, поспешила вмешаться Эдвина:

– Существует такое мнение, дорогая, что мужество быкам передается от матери. Поэтому здесь разрешается покрывать только самых смелых коров.

Это простое объяснение слегка шокировало девушку, и Сальвадор расхохотался:

– Не обращайте внимания, дорогая! Ваша матушка сама не заметила, как превратилась в заправского ранчеро. Даже говорит нашим языком. – И уже серьезнее пояснил: – Однако это правда. Только храбрые матери могут подарить смелость сыновьям. Порой достаточно кольнуть их пару раз, чтобы будущие мамаши показали, на что они способны. Ну так как, хотите посмотреть?

– Нет, благодарю вас, – отказалась Кэтрин. – Как правильно подметил сеньор Баренна, это не совсем по моей части.

Поэтому, когда вся остальная компания поднялась из-за стола, чтобы полюбоваться интересным зрелищем, она осталась под деревьями, решительно настояв на том, что с удовольствием побудет немного одна.

Глава 3

Солнце уже клонилось к горизонту, но по-прежнему было страшно жарко. Кто-то предложил ей веер, и Кэтрин, не переставая, обмахивала им разгоряченное лицо, правда не столько надеясь освежиться, потому что воздух был горячим, как в печке, сколько рассчитывая отогнать мух, которые казались ей сущим наказанием. Веер был сделан из дешевой плотной бумаги, выкрашенной в яркие цвета, и украшен изображением сценки из корриды. Судя по всему, ей придется с этим смириться, устало подумала девушка, ведь в этой стране бык – настоящее божество, от которого никуда не скрыться. Оставалось только надеяться, что своим приездом в Валдегу они в полной мере ублажили дона Сальвадора и он больше не станет их сюда приглашать. Ну а если будут настаивать, придется отговориться головной болью, решила она, и, словно в ответ на ее мысли, голова у нее и впрямь разболелась. С того места, где устроилась Кэтрин, было видно, как в облаке пыли мелькали силуэты вакеро, сновавших по выгону между корралями, и она вдруг поймала себя на том, что щурится, стараясь различить среди них высокую фигуру Сезара. Разозлившись на себя – этот человек преследовал ее, как какое-то наваждение! – девушка постаралась думать о чем-нибудь другом. Ей вдруг захотелось вернуть в дом, отыскать Марию, поиграть с ее малышом... но жара ее так разморила, что не было сил пошевелиться.

Внезапно Кэтрин увидела маленького Хайме, направлявшегося в ее сторону, и приветливо ему улыбнулась. Впрочем, скорее всего, это был уже подросток лет двенадцати – тринадцати, но такой невысокий и щуплый, что вначале она решила, будто он гораздо моложе. Через плечо паренька была перекинута старая красная скатерть, что придавало ему забавный вид маленького разбойника с большой дороги. Он был чем-то страшно взволнован и тараторил без умолку. Девушка не поняла ни слова из его забавной скороговорки, но все же догадалась, что мальчишке очень хочется, чтобы она куда-то пошла вместе с ним. Наконец он нетерпеливо дернул ее за юбку, потом схватил за руку. Не желая расстраивать его, Кэтрин последовала за ним, но вскоре догадалась, что они направляются к корралю с быками, и решительно остановилась:

– Нет, нет, только не туда, малыш!

Однако Хайме еще сильнее стиснул ее руку. В его темных, блестящих глазах светилась мольба. Ей вдруг пришло в голову, что случилось что-то неладное и, вполне возможно, малыш умоляет ее о помощи. Она кивнула и последовала за ним дальше. Лицо паренька просияло. Убедившись, что девушка согласна, он бросился бежать. Побежала и Кэтрин, уже не сомневаясь, что случилась какая-то беда. Они промчались по проходу между двумя загонами, огороженными высокой стеной, и тут только он выпустил ее руку. Девушка тяжело привалилась к стене и, хватая воздух ртом, спросила:

– Кому-то плохо?

Мальчишка покачал головой:

– Не плохо... хорошо.

Притащив валявшийся поодаль бочонок, он приставил его к стене, поспешно стащил с себя ярко-красную скатерть, одарил Кэтрин лучезарной улыбкой, вскарабкался сначала на бочонок, потом на самый верх стены и исчез за ней. Изумленная девушка тоже встала на бочонок, приподнялась на цыпочки и в свою очередь заглянула за стену.

Судя по всему, излюбленной игрой здешней малышни было подражать взрослым тореро. Чаще всего кто-нибудь из мальчишек, приладив к голове длинные, изогнутые, как турецкие ятаганы, рога, изображал быка. Но на этот раз все было по-другому. Выбрав загон, где бегал настоящий бык, Хайме привел к нему Кэтрин, которая ему понравилась с первого взгляда, чтобы она полюбовалась на его отвагу. Бык – огромное, злобное черное чудовище – заставил ее содрогнуться от ужаса. Чутко насторожив уши, он следил за ними из дальнего угла загона. Но это было еще не самое худшее. Спрыгнув с высокой стены, Хайме жалобно вскрикнул и упал. Похоже, он подвернул лодыжку и теперь лежал у стены, со стонами поглаживая ногу. А бык, низко опустив страшную голову, грозно поводил ею из стороны в сторону.

Забыв обо всем, Кэтрин вскарабкалась на стену и, свесившись вниз, попыталась дотянуться до Хайме, но безуспешно. Как мальчик ни старался, он никак не мог схватить ее руку. Тут ужас происшедшего дошел и до него. Совершенно беспомощный, он был полностью во власти жуткого чудовища. Бык мог броситься на паренька в любую минуту. Хайме повернул к девушке белое как мел лицо, а потом со стоицизмом, свойственным его народу, опустил голову, принимая уготованную ему ужасную судьбу. От такой молчаливой покорности ее сердце болезненно сжалось.

Она дико огляделась вокруг. Они были совсем одни, не считая нескольких верховых в самом дальнем загоне.

– Помогите! – крикнула Кэтрин, потом поспешно повторила то же самое по-испански.

Однако она прекрасно понимала, что, прежде чем подоспеет помощь, для маленького Хайме все будет кончено. Поэтому, пробормотав коротенькую молитву, соскочила со стены в загон и упала на колени возле сжавшегося в комочек малыша. Краем глаза девушка успела заметить, как бык опустил голову и принялся свирепо рыть копытом землю. Облачко пыли окутало его. Он был так близко, что она слышала его свирепое фырканье. Не зная, что делать, Кэтрин вытянулась во весь рост, закрывая маленького Хайме своим телом. И вдруг он вложил ей что-то в руку – краем глаза она увидела красную скатерть. В это же мгновение бык двинулся вперед.

Уже ничего не соображая от страха, Кэтрин беспомощно взмахнула рукой с зажатым в ней куском красной тряпки – жалкая попытка отвлечь взбешенное животное. В ту же секунду ее укутало облако пыли. Бык вихрем пронесся мимо. Девушка и опомниться не успела, как скатерть со страшной силой вырвало у нее из рук. Она только растерянно заметила, что животное, подцепив ее рогами, яростно мотает головой. Смерть была так близко, что Кэтрин почувствовала ее жаркое дыхание у себя на щеке. В том, что бык вернется, у нее не было сомнений. Но теперь уже не было ничего, что могло отвлечь его внимание. Бык развернулся с быстротой, почти невероятной для такого громадного животного, однако почему-то замер на месте. Видимо, его сбила с толку неподвижность девушки. Он стоял, низко опустив к земле увенчанную острыми рогами голову, и ждал. Вдруг за его спиной громко хлопнули ворота корраля, и бык молниеносно повернулся, чтобы встретить нового врага. В корраль вбежала группа мужчин. Впереди всех Сезар. Махнув вакеро, чтобы те отвлекли животное, он бегом бросился к Кэтрин, бесцеремонно схватил ее в охапку и понес к выходу.

– Сезар! – едва шевеля губами, прошептала она и вдруг, вспомнив, вскрикнула: – Хайме!

– Маленький паршивец. Будь он проклят! – яростно выругался Сезар. – Жаль, что разъяренная скотина не вздернула его на рога! Был бы ему урок на всю жизнь!

Кэтрин изумленно покосилась в его сторону и заметила помертвевшее от ужаса, белое лицо. Сурово сдвинутые брови Сезара сошлись в одну черту, глаза яростно сверкали.

– Он просто пытался подражать вашим героям. – Она сделала неловкую попытку защитить мальчика. Только сейчас до ее сознания дошло, какой смертельной опасности она подвергалась.

Девушку забила крупная дрожь. Сезар крепче прижал ее к груди, но суровые морщины на его лице так и не разгладились.

– Каких еще героев? – сердито буркнул он. – Для чего вам вообще понадобилось туда соваться, хотел бы я знать?! Вы что, не понимаете, что были на волосок от смерти?

– Ну, не могла же я вот так оставить его, даже не попытавшись помочь? – пробормотала девушка, стараясь говорить как можно более убедительнее, хотя голос ее прерывался. – Он подвернул ногу... ему было больно. – И, собравшись с духом, решительно попыталась освободиться, несмотря на слабость, от которой все плыло перед глазами. – Я... со мной уже все в порядке. Пожалуйста, отпустите меня.

К этому времени они оказались одни в узком проходе между корралями. И вместо того чтобы выполнить ее просьбу, Сезар неожиданно склонил голову, прижался губами к ее губам долгим, томительно страстным поцелуем. Ни один мужчина еще никогда не целовал Кэтрин. Да она и вообразить себе не могла, что кто-нибудь, тем более Сезар, осмелится на это. Однако, как ни странно, сочла его поступок вполне естественным. Забыв обо всем, повинуясь лишь мгновенному импульсу, девушка обвила руками шею молодого человека и всем телом крепко прильнула к нему, чувствуя себя в полной безопасности. Под его натиском губы ее покорно приоткрылись, и все закружилось у нее перед глазами. На какое-то время они забыли обо всем, прижавшись друг к другу. Им казалось, что они остались одни во вселенной.

Вдруг Сезар поднял голову и посмотрел на нее.

– О, бедный я, несчастный! – нежно проговорил он. – Какая ты сладкая, Каталина! – И, вздрогнув, отстранился. Руки его разжались, и ноги Кэтрин коснулись земли.

Девушка стояла перед ним и смотрела на него широко раскрытыми, ничего не понимающими глазами, тщетно пытаясь справиться с ураганом чувств, пробудившихся в ее душе. Ноги ее слегка подгибались. Само собой, в монастыре, который она только что покинула, слово «секс» запрещено было даже произносить, но Кэтрин успела достаточно узнать об этой стороне жизни из довольно-таки грубых выражений крестьян – жителей ближайшей деревушки. Да и Мари Леру порой была несдержанна на язык. Самой же ей не раз внушали, что она должна остерегаться дурных мужчин, у которых единственное желание – похитить честь невинной девушки. Но Сезар, она нисколько не сомневалась в этом, просто не мог быть одним из них. Однако Кэтрин оказалась совершенно не готова к тому, как отозвалось на его ласки ее собственное тело. Она была слишком невинна, и ей еще предстояло узнать, что главная опасность в любви, страсти и вожделении исходит не снаружи, а изнутри. И все-таки при всей своей неопытности Кэтрин была неглупа. Ей и в голову не пришло вообразить, будто молодой человек в нее влюблен. Но если нет, думала она, зачем он это сделал? Что означал его поцелуй? В ее глазах застыл немой вопрос.

Сезар ответил ленивым, оценивающим взглядом, от которого ее сердце больно заныло.

– Ты как белоснежная роза, – пробормотал он, – которая расцвела на монастырской стене, такая же свежая и невинная. Но лепестки твои еще только чуть приоткрылись, и можно лишь догадываться о том, сколько сладости таится в их благоуханной глубине. – Из его груди вырвался легкий вздох. Краем глаза Кэтрин успела заметить, что он сжал кулаки, словно для того, чтобы удержаться от искушения. Затем, отвернувшись, сказал: – Было бы жестоко с моей стороны сорвать этот дивный цветок, чтобы потом равнодушно бросить его под ноги. Нам лучше уйти.

Она вдруг почувствовала себя страшно разочарованной, хотя и сама не знала, чего ждала. Объяснения в любви? Но уж во всяком случае, не этого дурацкого сравнения с белой розой! Кэтрин была оскорблена. Поэтому, не сказав ни слова, пошла вперед, стараясь привести мысли в порядок. А немного погодя спросила, радуясь, что ее голос звучит ровно:

– Вы всегда так поступаете с девицами, попавшими в беду?

Он с насмешкой посмотрел на нее:

– А чем не классический конец? Прекрасная леди желает наградить бросившегося ей на помощь отважного рыцаря, разве нет? Правда, на этот раз особой храбрости от меня не потребовалось. Героиней сегодняшнего происшествия оказались вы.

«Итак, его поцелуй ни о чем не говорит», – устало констатировала она. Миг величайшего блаженства миновал. Наваждение развеялось без следа. Инцидент, можно сказать, исчерпан. И все же Кэтрин как-то не верилось, что на этом все закончилось. Ураган чувств, разбуженный в ней Сезаром, потряс ее до глубины души.

– Но я вовсе не чувствую себя героиней, – запротестовала она, стараясь говорить так, будто ничего не произошло, хотя его насмешливый тон уязвил ее гордость. – Слава Богу, что у Хайме оказалась эта дурацкая красная скатерть. Она-то нас и спасла. Бык поднял ее на рога вместо меня.

При этих словах лицо молодого человека исказилось судорогой, он схватил ее за руки и судорожно стиснул их, словно для того, чтобы убедиться, что она жива. По спине девушки пробежала дрожь.

– Бык всегда кидается на то, что движется, – проговорил Сезар прерывающимся голосом. – Именно на этом и основан бой быков.

– Знаете, сейчас мне даже немного жалко этих ваших тореро, – смущенно призналась Кэтрин.

– Не стоит. Все они просто мясники.

Пораженная в самое сердце тем, что его мнение настолько совпадает с ее собственным, она вскинула на него удивленные глаза.

– Только не вздумайте передать мои слова дону Сальвадору, – усмехнувшись, предупредил Сезар. – Он придет в ярость, если узнает.

– Вы хотите сказать... он накажет бедного Хайме?

Темные глаза молодого человека полыхнули гневом.

– Маленького негодника стоило бы высечь розгами!

– Но ведь он и так уже наказан. Подвернул ногу. Хотите, я сама поговорю с доном Сальвадором?

Сезар остановился как вкопанный и недоверчиво посмотрел ей в глаза:

– Что? Вы осмелитесь?

– Конечно. Вы ведь не откажетесь поддержать меня, правда?

Его губы изогнулись в саркастической усмешке.

– Ну а если я буду согласен с доном?

– Неужели вам не жалко Хайме? – взмолилась она. – Вы же говорили, что никогда не решитесь не принять брошенного вам вызова.

Глаза Сезара коварно сузились.

– Ладно. Только запомните, вы с Хайме тоже, так сказать, приняли вызов. Но лично у меня на это не хватило бы храбрости.

Она удивленно посмотрела на него. Длинные ресницы молодого человека бросали лиловые тени на смуглые от загара щеки, в темных глаза мерцал огонек – было похоже, что он думает о чем-то своем, неизвестном ей.

– Кто же сомневается в вашей храбрости? – удивилась Кэтрин. – Разве вы не ринулись нам на помощь?

– М-да... с целой армией вакеро в придачу. Большого мужества для этого не нужно.

– Но раз вы имеете дело с быками, – продолжала настаивать она, – значит, вам постоянно угрожает опасность.

– На самом деле это занятие вовсе не так уж опасно, как представляется с первого взгляда, – буркнул Сезар, – надо только всегда делать то, что нужно, и в нужный момент. Однако о чем это я, Каталина? Это непростительно! – Он усмехнулся. – Говорю с девушкой о своих делах, вместо того чтобы осыпать ее комплиментами!

Кэтрин опустила голову и весело рассмеялась. Между ними возникла какая-то новая близость, и молодые люди, казалось, наслаждались ею оба, отнюдь не стремясь поскорее вернуться в дом. Сезар выпустил руки девушки и теперь стоял, прислонившись к стене корраля, не сводя с неё темных, выразительных глаз.

– Но мне вовсе не хочется слушать ваши комплименты, сеньор, – подчеркнуто церемонно сказала она. – Комплименты редко бывают искренними.

– Только не мои. Знаете, я так рад, что вас воспитывали в монастыре! Может, поэтому вы такая прямодушная, искренняя... В вас не чувствуется ничего фальшивого... любой мужчина может с радостью вверить вам свою душу.

– О, перестаньте, сеньор! – запротестовала Кэтрин. – Будет вам! Вы, как всякий испанец, просто привыкли говорить языком средневековых баллад! Ну, подумайте сами, на что мне ваша душа? Что я с ней буду делать?!

– Меня зовут Сезар, – вкрадчиво напомнил он и как ни в чем не бывало добавил: – А вы предпочли бы получить не душу, а тело? – И, заметив, как Кэтрин побагровела от смущения, расхохотался. – Простите меня, Каталина, я просто умирал от желания заставить вас покраснеть! У вас это получается просто восхитительно! И кстати, я не испанец. Может, все было бы для меня куда проще, если бы я им был. Тогда, возможно, я мог бы лучше понять и сумасшедшую гордость, и жестокость, свойственную этому народу.

Его глаза вдруг затуманились, Кэтрин почувствовала, что он унесся мыслями куда-то далеко, и невольно задумалась, о ком же он вспоминает.

– Сальвадор... – поколебавшись, начала она.

– О, он, можно сказать, ископаемое! – нетерпеливо бросил Сезар. – Старик до сих пор живет в своем любимом восемнадцатом веке и сам этого не замечает! Хотя, надо признать, он весьма добр к вашему покорному слуге, но для этого у него есть свои причины!

– Неужели должны быть какие-то особые причины, чтобы быть добрым и внимательным к другим людям? – удивилась Кэтрин.

– А как же? Большинство из нас держат ушки на макушке, чтобы ухватить удачу за косу, – ответил он. – Однако, думаю, этому вас никак не могли научить в вашем монастыре. Уж вам-то подобные мотивы должны быть совершенно непонятны.

– Достопочтенная мать не раз предупреждала меня, что этот мир греховен, – с вызовом проговорила она. – Так что мне, пожалуй, иной раз стоит только порадоваться собственному невежеству!

– Слава Богу, так оно и есть! – пылко отозвался Сезар. – Если бы вы только знали, как я безумно устал от ужимок и кривлянья других женщин, которыми они прикрывают свои намерения. И все лишь ради одной-единственной цели – золота, денег, богатства! А с вами мне так... так удобно...

– Удобно?! – Кэтрин пришлось не по вкусу выбранное им слово. – Как с сестрой?

– Только не как с сестрой, – усмехнулся он.

Оттолкнувшись от стены, Сезар шагнул к ней, обхватил ладонями ее смущенное лицо и заглянул в глаза. Кэтрин, не дрогнув, встретила его взгляд, лишь щеки ее слабо порозовели, а сердце от какого-то непонятного волнения гулко заколотилось в груди.

– По-моему, вы никогда не согласились бы стать чьей-то женой только потому, что этот человек владеет всеми богатствами мира. – Его слова прозвучали не как вопрос, а как утверждение.

– Конечно. Я считаю, что для брака может быть только одна-единственная причина.

– И какая же, моя прекрасная Каталина?

Она отвела его руки от своего лица и высвободилась.

– Любовь! Что же еще, по-вашему? А теперь, думаю, нам лучше вернуться, и поскорее! – И почти побежала по дорожке.

– Нет нужды так торопиться! – взмолился он, догоняя ее. – В конце концов, можно сказать, само небо послало нам счастливую возможность хоть немного побыть вдвоем. Я был бы счастлив узнать немного больше о том, какой вам представляется любовь между мужчиной и женщиной... и брак. А потом... может, вы подарите мне еще один поцелуй?

Кэтрин насторожилась.

– Нет, – твердо отрезала она и пошла быстрее, снова и снова повторяя себе, что не может считать этого мужчину своим другом – он опасен, непредсказуем и обладает над ней какой-то странной властью, заставлявшей ее сердце биться сильнее. Все, что Сезар говорил ей... не могло ли это быть лишь прелюдией перед тем, как попытаться завести с ней интрижку? В конце концов, наверное, он один из тех порочных мужчин, относительно которых ее предупреждали в монастыре. Увы, взгляды Кэтрин на мир были пока еще весьма примитивны.

Они повернули за угол дома, и их тут же увидели. Кэтрин вздрогнула, заметив бежавших им навстречу Эдвину и Хуана Гуэрву. Новость о том, что произошло, уже облетела всю ферму и достигла ушей обитателей дома, их с Сезаром искали. При виде молодого человека Эдвина недовольно нахмурилась, и тонкая морщинка залегла у нее на лбу. Счастье явно повернулось к ней спиной. Если уж Кэтрин самой судьбой суждено было попасть в какую-то неприятную историю, то следовало бы Хосе, а вовсе не Сезару стать благородным спасителем неопытной девушки!

– Где вы были? – крикнула Эдвина. По ее лицу было ясно, что она что-то подозревает. – Мальчика отнесли в дом, я бросилась искать тебя, Кит. Испугалась, что тебе тоже стало дурно. Ты ведь не ранена, девочка?

– Ни единой царапины, – заверила Кэтрин.

– Но, как вы верно подметили, сеньора, она несколько взволнована. Еще бы, такое потрясение! – вкрадчивым тоном сказал Сезар. – Я решил побыть с нею... дать ей время немного прийти в себя и только потом проводил к дому.

Невольно припомнив методы, которыми он пользовался, чтобы, так сказать, привести ее в себя, Кэтрин снова и отчаянно смутилась.

– Вот как? – Вздернув брови, Эдвина решительно взяла дочь под руку. – Мне, конечно, жаль это слышать, но сейчас она, по-моему, совершенно пришла в себя!

– Со мной все в порядке, – поспешно подтвердила девушка.

– Что ж, в таком случае я вас оставляю, – с улыбкой произнес Сезар. – До свидания, сеньора и сеньорита, увидимся на допросе.

Его слова заставили Кэтрин вспомнить о маленьком Хайме. Выдернув руку у Эдвины, она бросилась за молодым человеком.

– Но вы ведь будете там, Сезар? Помните, вы обещали поддержать мою просьбу!

– Конечно, сеньорита! Естественно, я там буду. – Он отвесил дамам легкий поклон и удалился.

– Сезар?! – с легким упреком в голосе повторила Эдвина.

– Ну, по-моему, глупо соблюдать формальности с человеком, который, можно сказать, только что спас тебе жизнь! – возразила Кэтрин.

– Глупо рассчитывать на то, что, подпустив к себе человека, подобного Сезару Баренне, можно не нажить неприятностей, – жестко ответила Эдвина. – Не сомневаюсь, он не упустил представившейся ему возможности, – сухо произнесла она и добавила: – Жаль все-таки, что Пилар не смогла поехать с нами.

Пилар! Как же она могла забыть о ней, спохватилась Кэтрин. Впрочем, похоже, и Сезар тоже забыл. Но достаточно было лишь упомянуть это имя, чтобы девушку охватило раскаяние. Как она могла позволить себе подобную вольность?! Ведь знала же, что он влюблен в другую, и его слова о свойственной испанцам гордости и одновременно жестокости, скорее всего, относились именно к Пилар. Сезар подло воспользовался ее невинностью и неопытностью, и все лишь для того, чтобы смягчить раны, нанесенные юной испанкой его мужскому тщеславию. Вне всякого сомнения, покорность Кэтрин была для него приятной неожиданностью после надменности гордой Пилар.

Увы, у расстроенной бедняжки не оставалось даже времени, чтобы выругать себя за глупую доверчивость, потому что в этот момент они уже подошли к дому и присоединились к собравшимся там людям. Сальвадор, как и предположил Сезар, намеревался провести расследование несчастного происшествия и сурово наказать виновных.

Повинуясь его приказу, все, кто, так или иначе, имел касательство к этому делу, уже находились в просторной кухне. В центре ее, с белым от ужасных предчувствий лицом, стоял бедняга Хайме. Сальвадор, как и положено судье, сидел в кресле на небольшом возвышении, у его ног утопала в слезах несчастная Мария. Лицо стоявшего рядом с женой Хуана потемнело от тревоги. Вся атмосфера этого судилища удивительным образом напоминала картины кисти Гойи, которыми столько раз любовалась Кэтрин. Она не сомневалась, что юный Хайме за свою выходку непременно будет сурово наказан, но эта средневековая сцена привела ее в трепет. Похоже, роль великого инквизитора была дону Сальвадору весьма и весьма по вкусу и он не испытывал ни малейшего сочувствия к юному преступнику, который от страха едва держался на подгибающихся ногах.

Поскольку допрос велся на андалузском наречии, Кэтрин понимала далеко не все.

Сезар пришел и держался возле Хуана Гуэрвы. А когда Сальвадор назвал его имя, выступил вперед. Кэтрин тщетно пыталась перехватить взгляд молодого человека. По ее мнению, сейчас только он мог пробудить в душе дона Сальвадора жалость к юному Хайме. К сожалению, она так и не поняла, что сказал Сезар, однако по выражению его лица догадалась – попытка представить проступок мальчика в менее мрачном свете оказалась безуспешной. Возможно, он упирал на обычную для малышей склонность к проказам и желание поразить воображение девушки, которая ему так понравилась. Только, судя по всему, все это было не по душе старому дону. Он заговорил по-английски, вероятно, для того, чтобы Кэтрин не пропустила ни слова.

– Сезар, ты пытаешься найти оправдание этому проступку. Но никаких оправданий быть не может. Жизнь гостя – священна. Сегодняшнее происшествие нанесло урон для чести всем хозяевам Валдеги. Мы все должны принести глубочайшие извинения нашим гостьям.

Кэтрин решительно шагнула вперед, но Эдвина схватила ее за локоть и вполголоса предупредила:

– Не вздумай вмешиваться, Кит!

Далее Сальвадор огласил приговор. Он сказал, что мальчика следует немедленно отослать с ранчо. Если невозможно найти каких-нибудь родственников, которые согласятся его приютить, то отправить в приют. Семейство Гуэрва обязано понять, что они не имеют права покрывать негодяя, посмевшего подвергнуть смертельной опасности жизнь девушки, гостившей в доме его господина и рискнувшей ею, чтобы спасти никчемное существование мальчишки. Честь дома Агвиларов требует, чтобы Хайме навсегда удалили отсюда.

Хуан застыл, словно пораженный громом, Хайме сморщился, пытаясь удержаться от слез, а Мария стала в отчаянии рвать на голове волосы, умоляя старика не разлучать ее с сыном-первенцем.

Однако лицо дона Сальвадора было каменным. Сезар, обойдя Марию, будто она была неодушевленным предметом, приблизился к Кэтрин, и девушка схватила его за руку.

– Сезар, скажите ему, что так нельзя поступать, – взволнованным шепотом взмолилась она. – Это невозможно! Он же не имеет на это права!..

Пользуясь тем, что из-за истерических воплей Марии их никто не может услышать, Сезар ответил вполголоса:

– Имеет! Мне очень жаль, Каталина, я сделал все, что мог, но стоит мне только подумать, какой опасности подверглась ваша жизнь из-за маленького паршивца... – Он осекся и судорожно сжал ее ладонь.

– Разве это так уж важно? – вспыхнула она, выдернув свою руку. – Какие же вы, испанцы, безжалостные!

– Вы так считаете? – Глаза Сезара вспыхнули огнем. Но, перехватив враждебный взгляд Эдвины, он круто повернулся на каблуках и отошел в сторону.

Взбешенная его черствостью, Кэтрин забыла обо всем. Жалость, разрывающая сердце, заставила ее броситься вперед. Протолкавшись к стоявшей на коленях Марии, она попыталась помочь ей подняться. Но неожиданно скрюченные пальцы женщины мелькнули в воздухе и сомкнулись на ее запястье, будто стальной капкан. Кэтрин отскочила в сторону как ужаленная и повернула к тетке непонимающее лицо.

– Мария винит тебя в том, что ее сына постигло такое тяжкое наказание, – торопливо зашептала ей на ухо Эдвина. – Говорила же я тебе, не вмешивайся! Пойдем, Кит, нам тут нечего делать.

Но девушка не двинулась с места.

Между тем Сальвадор снова заговорил, и его голос был холоден как лед:

– Похоже, мои слуги снова посмели нанести урон чести моей гостьи. Забери свою жену, Хуан! Ее следует высечь. Может, кнут научит ее покорности.

Хуан уже сделал шаг вперед, но Кэтрин, вскрикнув, кинулась между ним и Марией.

– Нет, – закричала она, – оставьте ее! Горе матери так естественно! – Потом повернулась к дону Сальвадору: – О, прошу вас, сеньор, не отсылайте Хайме! В конце концов, это была лишь мальчишеская шалость.

– Шалость, которая могла стоить вам жизни. А также жизни лучшего быка моего ранчо. Мы никогда не дразним быка плащом, пока не выпустим его на арену. Иначе потом с ним не справиться.

Кэтрин с трудом подавила улыбку, вспомнив кусок полинявшей красной тряпки, которой махала перед носом животного.

– Но это же был не плащ, а только старая скатерть! И краска на ней почти исчезла. Умоляю вас, сеньор, простите его!

Старый дон упрямо наклонил голову:

– Жизнь моего гостя священна. Как бы я взглянул в глаза сеньоре Каррутерс, если бы вы погибли?

Кэтрин бросила тревожный взгляд на Эдвину, потом на Марию, громко всхлипывающую у ее ног, глянула на посеревшее лицо Хайме, и вдруг гнев захлестнул ее с такой силой, что она забыла обо всем и закричала:

– Но я же не погибла! И нечего об этом говорить! Да и вообще, это была моя вина. Конечно, я не должна была вмешиваться, но... Видите ли, я считаю, что жизнь ребенка важнее и священнее, чем моя собственная жизнь, а его счастье значит гораздо больше, чем ваш драгоценный бык и все ваши рассуждения о собственной чести!

Те, кто понял ее сбивчивую речь, ахнули. Эдвина оцепенела. Взгляды Кэтрин и старого дона скрестились, как две шпаги. Это был настоящий поединок.

– И если вы совершите подобную несправедливость, – твердо продолжила Кэтрин, – ноги моей больше не будет в вашем доме!

Конечно, она не успела подумать, куда денется в таком случае, но знала, что больше не сможет пользоваться гостеприимством столь жестокого человека.

В кухне воцарилась гробовая тишина. Противники молча смотрели друг на друга. Наконец Сальвадор моргнул и опустил глаза.

– Что ж, видимо, у нас с вами разные ценности, – учтиво произнес он. – Восхищаюсь вашим мужеством, дитя мое. Вы очень храбрая девушка, сеньорита Каталина. И раз уж вы так просите за этого юного негодяя, считайте, что инцидент исчерпан.

Рыдания вмиг стихли, Мария рухнула на колени перед Кэтрин, осыпая ее руки поцелуями. Ошеломленная девушка молча стояла, не зная, что делать. В это время Сальвадор наклонился к маленькому Хайме и о чем-то вполголоса его спросил. Вероятно, о том, кем он хочет стать, когда вырастет, потому что юный преступник, сообразивший, что его простили, отбросил с заплаканного лица прядь иссиня-черных волос и гордо произнес:

– Тореро! – Затем, повернувшись к Кэтрин, разразился потоком слов.

Сезар опустил руку на его худенькое плечо и, глядя на девушку смеющимися глазами, перевел:

– Хайме говорит, что, когда в один прекрасный день его мечта станет явью, он выйдет на арену перед вами и посвятит всех убитых быков вам одной! Вот боюсь только, что эта честь вряд ли придется вам по вкусу!

– Нет, в его устах это действительно высочайшая честь. Скажите, что я буду этим гордиться, – попросила Кэтрин и заставила себя улыбнуться мальчику. «Нет, эти люди просто неисправимы», – тоскливо подумала она.

Этот полный событиями день завершился посещением конюшен дона Сальвадора. Белые как снег андалузские лошади изящные, словно статуэтки, были просто восхитительны. Сальвадор с гордостью поведал Кэтрин, что они одной крови со знаменитыми скакунами Испанской школы верховой езды в Вене.

– Их специально привезли сюда для представления во время Страстной недели, – сообщил он, украдкой бросив в ее сторону вопросительный взгляд. – Я все же не теряю надежды убедить вас перед отъездом сходить на корриду.

– Это невозможно, – тихо прошептала девушка.

– А вам не кажется, что долг гостя – считаться с желаниями хозяина дома? – раздраженно спросил старик. – И хотя мой дом – ваш дом, все же хозяин в нем я! Ваше упрямство начинает действовать мне на нервы.

– Поверьте, мне очень жаль это слышать, сеньор, – ледяным тоном отрезала она, – но мне кажется, испанский джентльмен вряд ли сочтет возможным навязывать свою просьбу даме.

К ее удивлению, старый дон добродушно хихикнул:

– Что ж, вы правы, моя дорогая. Вижу, у вас хватает мужества отстаивать свои убеждения. Вот уже в третий раз за сегодняшний день вы с честью вышли из этого испытания!

– А что, это так уж необходимо – устраивать подобные испытания? – недовольно спросила Кэтрин.

– Почему бы и нет? – уклончиво ответил Сальвадор. – Вы только взгляните на эту кобылу! Ну разве не красавица?

Он души не чаял в своих лошадях. И когда говорил о них, нежные словечки так и сыпались с его языка. Кэтрин в который раз только подивилась глубокой противоречивости этого странного старика.

Впрочем, она рассеянно слушала его рассказы о скакунах, поскольку все время поглядывала по сторонам, надеясь увидеть Сезара. Но он так и не появился. Когда же наконец собрались возвращаться обратно в Севилью, выяснилось, что Сезар остается в Валдеге, но он даже не вышел с ними попрощаться. У Кэтрин все больше и больше крепла уверенность, что молодой человек намеренно ее избегает. Конечно же он вовсе не собирался связывать себя с нею какими-то обещаниями, поэтому и предпочел теперь остаться на ранчо до тех пор, пока все случившееся не изгладится из ее памяти. Что ж, если ему так хочется, с горечью подумала девушка, то и она тоже будет с ним холодна и равнодушна.

Кэтрин ждала у машины, пока Сальвадор отдавал последние распоряжения Хуану Гуэрве. Эдвина, устроившись на заднем сиденье, что-то писала в своей записной книжке. Неожиданно подошел Хосе и принялся сокрушаться, что в ту страшную минуту не оказался рядом с девушкой.

– О, забудьте об этом! – с досадой сказала она. – Все хорошо, что хорошо кончается.

Хосе не сводил с нее темных глаз, в которых сияло неподдельное восхищение.

– Вы были поистине великолепны, когда осмелились противоречить дедушке! – заявил он.

– А я и не знала, что вы тоже там были, – удивленно протянула Кэтрин. – Да, с вашим дедушкой и правда бывает нелегко. Как он мог приказать отнять ребенка у матери только ради того, чтобы смыть какой-то воображаемый позор со своей чести?! Смешно, ей-богу!

– Не следует насмехаться над понятием чести, – жестко отозвался Хосе. – Ужасно даже подумать, что беззащитную девушку мог растерзать бык, да еще на ранчо, где их выращивают!

Кэтрин предпочла промолчать, почувствовав, что ступила на скользкую почву.

– И я вовсе не считаю, что дед был слишком суров, – продолжал между тем Хосе. – Хотя жаль, что не мне, а Сезару выпала честь спасти вас от опасности. Увы, я и понятия не имел, что происходит. Но в обращении с быками я не так искусен, как он.

Едва Хосе успел договорить, как Сальвадор подошел к ним. Кэтрин поспешно залезла в машину и, усевшись возле Эдвины, задумалась. Интересно, если бы Хосе, а не Сезар вынес ее на руках из загона, осмелился бы он ее поцеловать? Может, это естественная реакция испанца при виде девушки, беспомощно склонившейся ему на грудь? И все-таки что-то подсказывало ей, что Хосе никогда не решился бы на такое. Он, сдержанный аристократ до мозга костей... нет, не осмелился бы! Потом ей пришло в голову, что Сезар, должно быть, искусен в обращении не только с быками. Наверное, ему случалось сотни раз целовать других девушек. Эта мысль задела ее гордость. А она, вместо того чтобы дать пощечину дерзкому наглецу, еще и ответила на его поцелуи! Да, сатана, как ей не раз говорили, действительно всегда начеку. И если ее так легко сбить с пути истинного первым же поцелуем, то в кого она превратится, когда придет время последнего?! Все, решила Кэтрин, больше никаких поцелуев, тем более с Сезаром.

Огромный автомобиль несся по равнине, а заходящее солнце ласково золотило землю из-под занавеси собравшихся на горизонте пурпурных облаков. Аромат полевых цветов наполнил машину. Сальвадор о чем-то вполголоса беседовал с Хосе по-испански, Эдвина по-прежнему сосредоточенно что-то писала. Мало-помалу Кэтрин успокоилась. В конце концов, подумала она, надо же когда-нибудь набираться опыта. Прошлая жизнь не подготовила ее к подобным ситуациям. И в конце концов, успокоила себя девушка, пока ничего страшного не произошло. Она забудет Сезара Баренну, как, вне всякого сомнения, и он уже забыл о ней.

Глава 4

Близилась Страстная неделя, вместе с нею праздники, карнавалы, пышные процессии, а Сезар все оставался в Валдеге. И с каждым днем намерение Кэтрин выкинуть его из головы становилось крепче. Она очень старалась забыть о нем и поэтому думала все чаще. Без него «Каса» казался унылым и скучным. А вот Пилар, вне всякого сомнения, виделась с ним – пару раз под благовидными предлогами она ездила на ранчо, откуда возвращалась довольной и счастливой. Кэтрин ждала приближения Страстной недели, преисполнившись намерением покаяться и подавить в своей душе непонятные чувства, разбуженные в ней Сезаром, снова превратиться в скромную, похожую на монахиню девушку, которой могла бы гордиться преподобная мать.

Накануне Пасхи Севилью, кроме пилигримов, наводнили толпы туристов, съехавшихся со всего света, чтобы поглазеть на знаменитую корриду и принять участие в святочных торжествах. Это привело старого дона Сальвадора в бешенство.

– Их следовало бы выгнать из города поганой метлой, – недовольно брюзжал он, – чтобы не устраивали тут балаган, не насмехались над тем, что свято для каждого из нас.

– Зато лавочники и содержатели гостиниц рады до смерти, – возразил Хосе. – Вряд ли они тебя поддержат!

Старик возвел глаза к небу:

– Когда-то Испания предпочитала оставаться пусть и нищей, но гордой, а теперь готова поступиться и честью, и гордостью ради дурацких транзисторов и автомобилей!

– Твои взгляды слегка устарели, милый дедушка, – вздохнула Пилар. – Да и потом, что плохого в транзисторах и в автомобилях? Не можешь же ты остановить прогресс, верно?

– Прогресс! – глухо пробормотал старик. – Что ты называешь прогрессом? Обесценивание идеалов? Торжествующую серость? В моем доме этого не будет! И если тебе, Пилар, так нужен этот прогресс, придется подождать, пока я умру.

После этого разговора старик заперся у себя в кабинете и всю Страстную неделю отказывался выходить из дому.

Как это повелось с шестнадцатого века, празднество начиналось с литургии, за которой последовали торжественные шествия монашеских братств, состоящих из сотен кающихся грешников. Многие держали в руках большие зажженные свечи. Остальные везли на платформах или несли на носилках статуи с изображением Пречистой Девы Марии. За ними валили толпы людей с трубами и барабанами, исполняя положенные для этого дня траурные марши.

Кэтрин и сестры Агвилар получили возможность целую неделю наблюдать это замечательное зрелище с балкона семейства Ларалде, где им достались стоячие места. Эдвина предпочла наслаждаться атмосферой празднества, затесавшись в толпе. Дона Луиза оставалась дома, объявив, что уже слишком стара, чтобы толкаться среди зевак и глотать пыль в такую жару. Тут она была абсолютно права: на улицах царили пыль и пекло, а от пронзительных воплей продавцов сладостей, напитков и грошовых сувениров закладывало уши.

Большая часть процессий проходила по городу вечерами. Увидев впервые статую Пречистой Девы Марии Упование, Кэтрин была поражена. Одетая в ослепительно-белое платье из парчи и черный бархатный плащ, она вся сверкала бриллиантами. Цепи и ожерелья, усыпанные драгоценными камнями, обвивали ее шею, на голове сияла золотая корона, а вылепленное из воска лицо в свете множества горящих свечей казалось живым. Аромат, исходивший от охапок розовых и ярко-алых гвоздик, смешивался с благоуханием ладана и мирры и вместе с пылью от бесчисленных ног поднимался кверху. Глядя на такую варварскую роскошь, дикое смешение красок и запахов, Кэтрин невольно подумала, что этот обряд лишь с большой натяжкой можно было считать христианским. Заметив озадаченное выражение лица девушки, стоявший рядом с ней Рикардо – жених Инесс и гостеприимный хозяин балкона – вполголоса произнес:

– Настоящая мешанина, правда? Истинная вера пополам с бурным весельем и желанием подзаработать. Однако многие из этих людей сейчас испытывают поистине религиозный экстаз. – И указал на группу женщин, стоявших на коленях. Их глаза, устремленные на фигуру Пречистой Девы, сияли восторгом и обожанием.

– Все это кажется мне таким... непривычным. – Кэтрин чуть было не сказала «варварским», но вовремя прикусила язык.

Весь город, казалось, сошел с ума – всю неделю напролет, похоже, никто не ложился спать. Непрерывный, назойливый грохот барабанов, рев труб и гвалт проникали даже сквозь толстые стены Каса.

Между тем Сезар так и не появился. И все эти дни, забыв о принятом ею решении, девушка с нетерпением ждала. Наконец, не выдержав, осторожно поинтересовалась у Хосе, неужели ему не интересно полюбоваться шествиями?

Тот слегка пожал плечами:

– Скорее всего, он просто слишком занят в Валдеге.

И Кэтрин невольно задумалась над тем, какое же положение занимает в этой семье Сезар? Насколько ей было известно, он приехал в Испанию, чтобы посмотреть, как ведутся дела на ранчо дона Сальвадора. Может, Сезар простой ковбой, будущий скотовод и стоит на социальной лестнице лишь несколькими ступеньками выше, чем Хуан Гуэрва? В этом случае семья Агвиларов вряд ли может считать его достойным претендентом на руку Пилар. Должно быть, бедняга день и ночь ломает голову над тем, как приблизиться к предмету своей любви? А ослепительная красота юной испанки лишь разжигает в его груди желание принять брошенный ему судьбой вызов.

– По-моему, ваш кузен порой бывает несколько безрассудным, – с деланным безразличием проговорила она.

На губах Хосе мелькнула улыбка.

– Несколько?! Да он просто сумасшедший! Никто никогда не может сказать, что он выкинет в следующую минуту. Дедушка тоже уже понемногу начинает беспокоиться. Хотя моя младшая сестренка доставляет ему гораздо больше хлопот – ведь она попросту провоцирует Сезара. Ему не следовало бы принимать ее всерьез, но, боюсь, уже поздно. Пилар как та леди из поэмы Броунинга, которая бросила свою перчатку на арену со львами. – Он улыбнулся. – Видите, я знаком с вашими английскими поэтами, несмотря на то что дедушке они не нравятся!

– Боюсь, как раз эту я не читала, – со стыдом призналась Кэтрин. – А почему ей вздумалось бросить перчатку на арену, где были львы?

– Потому что она хотела, чтобы ее возлюбленный доказал свою любовь. Он принес перчатку, но швырнул ее ей в лицо.

– Боюсь, эта история относится совсем к другой эпохе, – заключила Кэтрин. – Пилар никогда не решилась бы на такую жестокость. Впрочем, и Сезар не настолько глуп, чтобы принять подобный вызов.

– Испания во многом и сейчас средневековая, – возразил Хосе. – Вы же сами только что в этом убедились, глядя на то, как празднуют у нас Страстную неделю. – Он смущенно огляделся по сторонам, вспомнив, что вопреки существующему в этом доме порядку девушка провела наедине с ним слишком много времени.

Но в эту минуту в дверях, ведущих в патио, показалась дона Луиза, и на лице Хосе отразилось явное облегчение, что не укрылось от внимания Кэтрин. В ее душу впервые закралось легкое презрение к этому худощавому, изысканному аристократу – он же настоящий узник в доме собственного деда, связанный по рукам и ногам древними традициями и запретами! На душе у нее стало тревожно.

В Великую пятницу все женщины семейства Агвиларов в сопровождении Хосе отправились в церковь. Каса опустел, у большинства слуг был выходной. Сальвадор с утра закрылся в своем кабинете, Эдвина читала в зале.

Кэтрин спустилась по лестнице, собираясь посидеть в прохладе патио, и вдруг остановилась как вкопанная, увидев вошедшего в эту минуту Сезара. На нем была лихо сдвинутая на один бок кордовская шляпа, что придавало ему вид беспутного повесы. Сорвав ее с головы, молодой человек поклонился, а когда поднял голову, она увидела в его глазах лукавый огонек.

– Добрый день, моя белая роза!

Лишь неимоверным усилием воли девушке удалось овладеть собой. Сделав равнодушное лицо, она кивнула:

– Доброе утро, сеньор! Вы хотели бы видеть сеньора де Агвилара? Он в кабинете.

– Это может подождать, – бросил Сезар.

Чувствуя на себе его пристальный взгляд, Кэтрин с досадой отвернулась, проклиная себя за то, что так легко краснеет. В доме стояла тишина, только в патио мелодично пел свою немудреную песенку фонтан да слышалось призывное воркование голубей.

– Всегда кажется, что когда-нибудь они перестанут, – внезапно хмыкнул Сезар, подразумевая голубей, – только напрасно надеетесь. Такого не бывает. У этих птиц в голове одна любовь.

– А мне нравится их слушать, – строптиво отозвалась она.

– А вам никогда не приходило в голову понаблюдать за ними? Самец кланяется и воркует, а у самочки такой застенчивый вид! Она жеманится вовсю, порой даже делает вид, что вот-вот улетит. Но он не сдается, и весь этот ритуал повторяется раз за разом. – Вздохнув, он провел рукой по черным как смоль волосам. – Этот дом просто оазис мира, покоя и тишины посреди того бедлама, что царит снаружи. А вы, Каталина, словно глоток прохладной воды для умирающего от жажды путника. Как поживаете? Я-то думал, что найду вас совсем без сил, вялой и бледной после Страстной недели, а вы выглядите такой свежей, будто только вчера выпорхнули из-за стен монастыря.

– Я действительно немного устала, – призналась Кэтрин. – А почему вы не приезжали? Вам совсем не интересно?

– Я уже бывал в Севилье на Страстной неделе, – объяснил Сезар. – Одного раза более чем достаточно. В Валдеге у меня дел по горло: лазаю по холмам, гуляю, боксирую с Гуэрвой – словом, живу нормальной, не растительной жизнью. А здесь, в Каса, мне кажется, я понемногу становлюсь мягким, как желе.

– Ну... не знаю. По-моему, вы выглядите достаточно спортивным, – засмеялась Кэтрин. – А эти ваши тренировки задуманы для какой-нибудь цели?

– Разве кто-нибудь знает заранее, что может произойти? – уклончиво ответил он. – Как-то раз мне попался на глаза девиз одного англичанина: «Будь готов!» Это как раз для меня. Мне предстоит одно дело, которое необходимо довести до конца.

Вспомнив пересказанную ей Хосе поэму Броунинга, Кэтрин робко поинтересовалась:

– Неужели кто-то бросил вам вызов?

– Можно сказать и так, но мне не хочется говорить на эту тему. Ах да, совсем забыл! Скажите, вы уже совсем оправились после того несчастного происшествия в Валдеге?

– Вполне, – рассеянно кивнула она. Для нее происшествий было два, а не одно. Оставалось только гадать, какое именно имеет в виду Сезар. – Да, кстати, кажется, я тогда так и не поблагодарила вас за то, что вы спасли мне жизнь?

– Конечно поблагодарили, – мягко возразил он. – И притом очень мило.

Кэтрин вспыхнула, но глаз не отвела.

– Боюсь, я тогда была... хм... взволнована, поэтому несколько забылась, – запинаясь, пробормотала она. – Это на меня так не похоже... Никогда раньше так себя не вела... и вы тоже, как мне кажется, немного тогда забылись.

– Я?! – Сезар с самым невинным видом захлопал глазами. – Я забылся? И о чем же это я забыл?

– Сами прекрасно знаете, – резко произнесла Кэтрин, думая о Пилар.

Неожиданно Сезар шагнул к ней и спросил осевшим от волнения голосом:

– А может, стоит и сейчас забыться ненадолго? Я был бы не прочь пережить то же самое... это было так сладко!

На лице девушке застыло выражение страха и недоумения. Глаза заметались, как у испуганного олененка. Но в это время вдруг раздался голос дона Сальвадора:

– А, Сезар, вот ты где! Наконец-то! И приехал как раз вовремя – пришла почта из Южной Америки.

Вздрогнув, молодой человек поспешно обернулся, а Кэтрин смутилась – ей показалось, что старик недоволен. И действительно, его густые брови сурово хмурились, лицо потемнело. Судя по всему, ему не слишком понравилось, что он застал их вдвоем.

– Сеньорита Каталина, мне кажется, вы сможете найти свою мать в зале, – с явным нажимом проговорил дон.

– Я как раз шла к ней, – спокойно объяснила она, – но тут встретила сеньора Баренну. Мне захотелось еще раз поблагодарить его за то, что он сделал для меня в Валдеге.

Кэтрин ничуть не расстроилась, что Сальвадор прервал их разговор, однако в ее душе поднялось раздражение. В конце концов, она не какая-то испанка, которой не позволено ни на минуту остаться наедине с мужчиной!

– Значит, Сезару повезло вдвойне – он не только удостоился чести оказать вам помощь, но еще и дважды услышал благодарность из ваших уст, – с галантной улыбкой произнес старик. – Однако не стоит забывать, что кроме него есть и другие мужчины, с радостью готовые на что угодно ради лишь одной вашей улыбки.

«Интересно, кого это он имеет в виду?» – подумала Кэтрин.

Недоверчивый взгляд дона перебежал с лица девушки на невозмутимое лицо молодого человека, потом он оперся о заботливо подставленную ему руку Сезара и вышел.

Кэтрин отправилась в патио, где невольно загляделась на воркующих голубей – они и впрямь вели себя, точь-в-точь как говорил Сезар. Из ее головы никак не шел разговор с ним. А что, если бы он и в самом деле попытался ее поцеловать? Хватило бы у нее решимости оттолкнуть его?

В этот день Кэтрин больше его не видела, но услышала, что ему вместе с Хосе предстоит сопровождать партию быков до Мадрида. А в Севилье близилась к концу Страстная неделя. Однако девушка настолько была погружена в свои переживания, что предпочла остаться дома.

Воспользовавшись краткой сиестой, она прочитала поэму, о которой говорил Хосе, и, как ни странно, решила, что дама вовсе не была так уж бессердечна и заслуживает некоторого снисхождения. Рыцарь месяцами преследовал ее пылкими речами и клятвами, так что в конце концов она вынуждена была заявить, что устала слышать одни лишь слова. Красавице не терпелось проверить, не лжет ли он, клянясь пожертвовать ради нее собственной жизнью. В душе Кэтрин зародилось дурное предчувствие. Неужели Сезар в свойственной ему цветистой манере тоже поклялся рискнуть жизнью ради своей дамы, а коварная Пилар, не задумываясь, поймала его на слове?! Но ведь они живут совсем в другом мире, сейчас все эти клятвы выглядят старомодными и смешными! Впрочем, она тут же себе напомнила, что находится в Испании, где и в наши дни многое сохранилось от средних веков.

Вернувшиеся из церкви девушки объявили, что больше не пойдут на балкон к Ларалде, и Кэтрин про себя этому порадовалась, – все эти шествия ей уже изрядно надоели.

А мысли Пилар уже обратились к весенней ярмарке.

– Ты ведь говорил, что я смогу принять участие в шествии? – умоляюще обратилась она к дону Сальвадору.

Поддразнивая внучку, тот усмехнулся:

– С условием, если будешь хорошо себя вести. Но мне вдруг припомнилось, как кое-кто недавно устроил настоящий бунт, Кто это был, ты не помнишь, Пилар?

– Ну дедушка! Ты же обещал! Я поеду позади Сезара, а он будет самым прекрасным кабальеро, и все остальные девушки поумирают от зависти!

Безыскусная радость юной испанки больно кольнула Кэтрин, но она тут же напомнила себе, что ревность – недостойное чувство.

– Это неудобно, – неожиданно вмешалась дона Луиза. – Ведь ты же не невеста Сезара! Вы даже не помолвлены!

– Господи, да он до смерти обрадовался бы, если бы я только намекнула, что не прочь стать его невестой, – захихикала Пилар. – Но тут есть одна проблема. Я никогда не решусь дать слово мужчине, пока он не докажет перед лицом всего мира, что достоин этого звания!

– Важно, чтобы твой будущий муж обеспечил тебе блестящее положение в обществе и солидный доход, – резко оборвал внучку Сальвадор, – а то, что ты имеешь в виду, способен дать любой простолюдин. Не смей даже думать о том, чтобы уронить себя подобным мезальянсом!

«Почему же он считает бедного Сезара немногим лучше простого крестьянина? – опять задумалась Кэтрин. – Но если так, то шансы его на счастье невелики. И причина тому – непомерная гордыня старого дона и тщеславие самой Пилар».

В эту ночь, несмотря на то что было уже далеко за полночь, Кэтрин так и не могла уснуть. Выключив лампу, она распахнула двери и вышла на балкон. Луна заливала патио своим призрачным светом. Какой-то неясный шорох заставил девушку взглянуть вниз, и сердце ее бешено заколотилось. Под балконом, глядя на нее, стоял Сезар.

– Так, значит, вы не спите, Каталина?

– Сеньор Баренна! – ахнула она. – А я думала, что вы уже вернулись в Валдегу!

Он приложил палец к губам и растворился в темноте. Кэтрин решила, что Сезар ушел, ее охватило уныние, и вдруг его голова показалась над перилами балкона. Она испуганно отпрянула, а он ловко, как кошка, перемахнул через балюстраду и спрыгнул на пол.

– Вы не должны, – в отчаянии прошептала девушка, чувствуя, что в груди волной поднимается знакомое возбуждение. – Господи, что подумают моя мать или дона Луиза, если застанут вас здесь?! Пожалуйста, уходите! – Она украдкой покосилась на окно Эдвины и с облегчением увидела, что света в нем нет. – У вас что, привычка такая – забираться в девичьи спальни?!

– Только когда дело того стоит, – лениво протянул он. – Надеюсь, вы не собираетесь поднимать шум?

– А надо было бы, – ворчливо отозвалась она.

– Чушь! Вы ведь англичанка, стало быть, можете позволить себе наплевать на эти дурацкие правила.

– Напротив. Тем более, что мы в Испании, а значит, нужно вести себя так, как принято здесь.

– Как бы не так! Иначе вы в ножки кланялись бы его светлости дону Сальвадору, но вы этого не делаете! Ах, Каталина, если б вы только знали, как я устал от всего этого ханжества и чванства, этих бесконечных претензий на богатство и знатность!

– Вам кажется, что здесь на вас смотрят свысока? – сочувственно спросила она и вдруг, перепугавшись, что он ее не поймет или, чего доброго, вздумает обидеться, торопливо добавила: – Я хочу сказать, вы ведь работаете у дона Сальвадора простым вакеро?

Он бросил на нее странный взгляд:

– Да... собственно говоря, так оно и есть.

Вспомнив о Пилар, Кэтрин продолжила:

– Значит, вам нечего предложить женщине, которую вы полюбите?

– Только себя, бедного, – с готовностью подхватил он. – А это, сами понимаете, не так уж много...

– Но... если она вас по-настоящему любит, этого достаточно.

Сезар шагнул к ней:

– Каталина, ваши взгляды явно несовременны. Кто в наше время верит в то, что с милым рай и в шалаше?

– Зато вы циник. Я согласилась бы лучше жить в шалаше, чем в «Каса де Агвилар», – запальчиво воскликнула она. – Зато с человеком, которого люблю... Вела бы хозяйство, готовила бы ему обед... – И осеклась, услышав смех Сезара.

– Штопала бы ему носки, – подхватил он. – Ах, какая идиллия! Неужели это все, чего вы хотите от жизни?

Пристыженная, Кэтрин сообразила, что ею двигало одно лишь желание доказать, как она не похожа на Агвиларов, и опустила глаза. Поплотнее завернувшись в пеньюар, девушка холодно проговорила:

– Не знаю. Я вообще не уверена, что когда-нибудь выйду замуж. А вот вы непременно женитесь.

– Ни за что! Да и зачем? Мне и так хорошо. А вы? Странно, неужели боитесь, что не сумеете подцепить себе мужа?

– Даже и пытаться не стану!

– То есть хотите сказать, не рассчитываете на то, что мужчина сделает первый шаг? Знаете, Каталина, вы ведь бросили мне вызов! Придется попробовать устроить на вас охоту.

Он придвинулся ближе. Чувствуя, как бешено колотится ее сердце, Кэтрин отшатнулась, прижавшись спиной к подоконнику.

– Умоляю вас, сеньор. Сейчас не место... и не время...

– Разве? А по-моему, как раз наоборот. Так темно, что мне даже не видно, как вы краснеете, – усмехнулся он. – Однако стыдно дразнить вас! Вы не похожи ни на одну из известных мне английских девушек. Все они были более раскованными и снисходительными, менее строгими, чем вы. Понимаете, что я хочу сказать?

– Считаете, что я совсем уж ничего не знаю? – фыркнула она. – Это правда, меня воспитывали в чистоте, в уважении к традициям, чести и достоинству. Так что если вы рассчитываете завести легкую интрижку, то можете отправляться в другое место.

– Ну вот, теперь вы обиделись! – воскликнул Сезар. – Но, уверяю вас, ни о чем подобном я не думал!

– Тогда для чего вы явились?

– Хотел увидеться с вами наедине, перед тем как уехать. Через пару часов мы с Хосе отправляемся в Мадрид с партией быков для... – И, заметив гримасу отвращения на лице Кэтрин, осекся.

– Неужели так уж необходимо все время вспоминать об этом? – с несчастным видом спросила она.

– Даже в такую прекрасную, лунную ночь, как сейчас, моя белая роза, могут происходить отвратительные вещи. Но я не об этом хотел поговорить с вами. В Мадриде мне придется принять решение. Кстати, вы читали Шекспира? Он ведь ваш соотечественник. «Мужчина ты, коль наконец осмелишься на это». А ведь я, Каталина, так и не знаю, мужчина ли я.

Кэтрин похолодела. Значит, Пилар все-таки бросила ему вызов, который он не может не принять. Мысль о чудовищной глупости, которую он намерен совершить, вдруг наполнила ее гневом.

– Вы ведь уже не школьник, Сезар, – сурово сказала она. – Иногда, мне кажется, чтобы не совершить что-то, требуется гораздо большей храбрости...

– Тем не менее я чувствую, что никогда не смогу жить в мире сам с собой, пока не проживу своего момента истины[3].

Ледяные пальцы страха стиснули горло девушки. Повинуясь безотчетному импульсу, она качнулась к нему и схватила его руку холодными пальцами.

– Сезар, обещайте, что не сделаете этого...

Он судорожно сжал ее пальцы.

– Каталина, будьте осторожны, – задыхаясь, прошептал он. – Если вы сейчас холодны, как лунный свет, то я весь пылаю!

– Вовсе нет! – в отчаянии воскликнула она. – Хотела бы я, чтобы это было так!

Слова эти как-то сами собой сорвались с ее языка. Кэтрин и не заметила, что выдала свою тайну. Она еще успела услышать, как Сезар со свистом втянул в себя воздух, и в следующий миг оказалась в его объятиях. Губы его и руки были горячи, как огонь. Девушка прижалось к его груди, и вдруг, подобно ледяному душу, ее отрезвила мысль о том, что она ступила на дорогу, ведущую в ад. Кэтрин забилась, и Сезар тут же ее отпустил.

– Простите меня, Каталина, – прерывающимся голосом проговорил он, – но ваша близость ударила мне в голову, как старое вино. Мне не следовало этого делать.

– Конечно, – прошептала она, – и я даже знаю почему.

– Неужели, моя маленькая монашка? – Теперь в его голосе звучала нескрываемая нежность. – Боже милостивый, ваша матушка снимет с меня скальп, если узнает о том, что я пытаюсь сбить вас с пути истинного. Больше я не стану так рисковать. Но прежде чем уйду, не согласитесь ли вы оказать мне милость? Подарите мне что-нибудь на счастье! Какой-нибудь пустячок – ленточку, цветок...

– Это должна сделать Пилар... дать вам что-нибудь на счастье, – с упреком в голосе сказала Кэтрин.

– Пилар? – ахнул он так громко, что она испуганно огляделась по сторонам. – О, Пилар просить бесполезно! Единственная награда, которой от нее дождешься, – это презрительная усмешка.

Кэтрин вздохнула. Стало быть, она угадала. Пилар отвергла его, и Сезар явился к ней... позабавиться или успокоить раненую гордость.

– Может, она просто умнее, – уныло прошептала девушка.

– Каталина, неужели и вы презираете меня? – заикаясь, пробормотал он с такой мукой в голосе, что она невольно смягчилась.

– Конечно нет. Но ведь вы же мужчина, Сезар! И вам вовсе не обязательно совершать какой-то немыслимый подвиг только ради того, чтобы произвести впечатление на Агвиларов.

– Конечно, с какой стати? – рассмеялся он.

– О, Сезар, – начала она и тут же осеклась. Все ее существо тянулось к этому человеку. Но если сейчас она даст волю своим чувствам, то снова окажется в его объятиях. И тогда погибла. Поэтому каменным голосом произнесла: – Мне кажется, вам лучше уйти.

– Но вначале дайте мне что-нибудь на память, – напомнил он. – Это принесет мне удачу.

Кэтрин заколебалась. Если она войдет в комнату, Сезар может последовать за ней. Ее руки скользнули к шее, на которой висел подаренный монахинями крестик. Расстегнув замок, она сняла его и протянула ему.

– Этого достаточно?

Положив крестик на ладонь, он рассмотрел его при свете луны. Потом тихо произнес:

– Более чем. Это... благословение, – и, повернувшись к ней, попросил: – Наденьте его на меня, Каталина. Своими руками!

– Как? На шею?

– А куда же еще?

Опустив голову, Сезар оттянул одной рукой ворот пуловера, а другой протянул ей крестик. Сделав глубокий вдох, Кэтрин шагнула к нему. Ей пришлось подойти к нему почти вплотную. Пару раз ее руки невольно коснулись гладкой горячей кожи, но пальцы девушки были холодны как лед. Ей с трудом удалось застегнуть крохотный замочек. Но прежде чем она успела отодвинуться, широкие ладони Сезара сомкнулись на ее запястьях. Он поднял голову, глаза их встретились.

– Один поцелуй, последний, самый целомудренный!

У Кэтрин не хватило сил отказать. Их губы снова слились, но Сезар сдержал свое слово. В этом поцелуе не было страсти, лишь ласка и нежность. Кэтрин не шелохнулась, не сделала ни единого движения, хотя сердце ее гулко стучало и она сгорала от желания снова прижаться к его груди.

Опустив руки, Сезар хрипло прошептал:

– Благослови вас Бог! – Затем резко повернулся, перешагнул через перила, спрыгнул на землю и исчез.

Вздохнув, девушка посмотрела на луну. Так вот, значит, какая она – страсть! Когда Сезар прижимал ее к груди, Кэтрин была готова на все, даже продать свою бессмертную душу. И все-таки у нее хватило сил устоять. Она по-прежнему не сомневалась, что лишь жестокость Пилар могла заставить Сезара искать утешения у нее, и это мучительно ранило ее сердце.

На следующее утро город притих, будто в ожидании, когда настанет ночь и оглушительный перезвон сотен колоколов возвестит о том, что свершилось таинство Воскрешения. Воспользовавшись этим, Эдвина позвала Кэтрин погулять по парку Марии-Луизы, где в тени развесистых крон деревьев царила прохлада.

В вялых движениях Кэтрин чувствовалась усталость, и Эдвина то и дело с беспокойством поглядывала на нее – что-то подсказывало ей, что за бледностью и темными кругами под глазами приемной дочери скрывается нечто большее, чем обычная сонливость. Когда они присели на каменную скамью у небольшого овального пруда, она неожиданно спросила:

– Скажи, Кит, а Сезар Баренна не пытался поухаживать за тобой?

Стиснув руки, Кэтрин сделала невозмутимое лицо:

– Думаю, можно сказать и так.

Эдвина молча вздохнула. Просто им страшно не повезло, что Сезар приехал в Севилью одновременно с ними, подумала она. У дона Сальвадора не хватило предусмотрительности предвидеть это – иначе он никогда бы не позволил ему остановиться в его доме одновременно с Кэтрин. Хотя надо отдать ему должное, он сразу же позаботился отослать молодого человека в Валдегу, заметив, как тот смотрит на нее. Впрочем, Эдвина хотела быть справедливой к Сезару – у него было все, чего так недоставало бедному Хосе, который просто терялся в его тени.

– Этого я и боялась, – вздохнула она и с ехидцей добавила: – Этот юноша – настоящий донжуан. Ты ведь и сама это заметила, верно?

На губах Кэтрин мелькнуло слабое подобие улыбки.

– Я почему-то так и подумала... – тихо проговорила она.

Эдвина удивилась. Девочка, оказывается, вовсе не так наивна, как она думала! Ничего не зная о похождениях Сезара, руководствуясь лишь собственным здравым смыслом, похоже, раскусила его с первого взгляда.

– В общем-то это не только его вина, – неохотно признала Эдвина. – Парня испортили женщины, которые наперебой вешаются ему на шею, вот он и вообразил, что девушке достаточно только посмотреть на него, чтобы влюбиться по уши.

Кэтрин подняла глаза к зеленому пологу листьев, шумевшему над головой. Неужели Сезар так же думает и о ней?

– Я заметила, как он смотрел на тебя, – продолжала Эдвина. – Ты в его глазах имеешь прелесть новизны. Ну и потом, ты более симпатичная, чем Пилар. Надеюсь, ты не поощряла его?

Из груди Кэтрин вырвался тяжелый вздох. Сказанное Эдвиной полностью совпадало с ее собственными мыслями, но слышать об этом от кого-то другого было неприятно.

– Я... я старалась.

Лицо тетки немного смягчилось. Ей было неловко говорить с такой грубой прямотой, но что делать, если в глазах девочки этот юный негодяй окружен каким-то романтическим ореолом? И чем раньше он развеется, тем лучше для нее.

– Бедняжка Кит, – проговорила она, – то происшествие в Валдеге, можно сказать, бросило тебя в его объятия!

Кэтрин натянуто улыбнулась. До сих пор ей и не снилось, что Эдвина может выражаться так откровенно.

– Слава Богу, здесь, в «Каса», у него было не так уж много шансов надоедать тебе, – продолжала между тем приемная мать.

«Если не считать того случая, когда он влез ко мне на балкон», – сказала про себя Кэтрин и еще раз порадовалась, что Эдвина в это время спала мертвым сном.

– Да, – кивнула она, – и к тому же я вижу, что он без ума от Пилар, хотя она, по-моему, не склонна его поощрять.

– Пилар не глупа и преисполнена сознания собственной важности, – заметила тетка, и Кэтрин невольно поморщилась, подумав, что ей самой этого качества явно недостает. – Впрочем, такая же избалованная, как Сезар. Принимает поклонение мужчин как нечто само собой разумеющееся. Она настоящая испанка – кокетка до кончиков пальцев и к тому же пылкая, страстная. Все испанки такие. По их мнению, если мужчина не сходит с ума от ревности, так он и не любит! Вот Пилар и играет с этим юношей, рассчитывая довести его до безумия. Но в конце концов все будет так, как решит ее дедушка, вот увидишь.

– А он не позволит ей стать женой бедняка, даже если она его и полюбит?

– Конечно нет! Он решит, что тот охотится за ее приданым, а оно составляет весьма внушительную сумму, можешь мне поверить. Да и Пилар тоже не дурочка. Сейчас, правда, она без ума от матадоров, считает, что только они и есть настоящие мужчины. В чем дело, Кит? – осеклась Эдвина, услышав слабый стон, сорвавшийся с ее губ.

– Ничего. Кто-то меня укусил, – поспешно пробормотала та, нагнувшись. Все плыло у нее перед глазами. Так что же на самом деле толкнуло Сезара на поездку в Мадрид? Почему он уехал? Только ли для того, чтобы помочь Хосе с отправкой призовых быков Агвиларов? Тогда почему попросил у нее амулет на счастье?

– Дай-ка мне взглянуть, – попросила Эдвина, – эти москиты – сущее наказание.

Кэтрин поспешно отодвинулась.

– Ничего страшного, обычная муха. Интересно, а эти матадоры, наверное, проходят специальную подготовку, прежде чем выходят на арену? – как можно равнодушнее полюбопытствовала она.

– Да. Здесь это считается искусством. Но разве тебе интересно?

– Нет, я просто так спросила. – С души у нее точно камень свалился. Стало быть, Сезар никак не может принять участие в корриде, как бы отчаянно ни хотел завоевать славу и заслужить улыбку своей дамы. – Ты говорила о сеньоре Баренне. – Кэтрин перевела взгляд на фонтан. – Так вот – он для меня ровно ничего не значит.

Эдвина с нежностью посмотрела на приемную дочь. Девушка глубоко оскорблена, в этом нет никакого сомнения. И должно быть, считает Сезара бездушным распутником.

– Вокруг тебя и без него достаточно привлекательных молодых людей, – весело сказала она. – Хосе, например. Тебе он нравится? Ты с ним ладишь?

– О, вполне! – По голосу Кэтрин можно было понять, что ей нет никакого дела до бедняги Хосе. – Правда, в тех редких случаях, когда мне дозволено обменяться с ним хотя бы несколькими словами. – Ей вдруг отчаянно захотелось вернуться домой. – Мы уедем после ярмарки, да? – спросила она. – А раньше никак нельзя?

– Что ты! – удивилась Эдвина. – Ты обязательно должна увидеть ярмарку. Это как раз то, что поможет тебе немного отвлечься. – Поднявшись, Эдвина оправила юбку, подумав, не замолвить ли словечко за Хосе, но потом передумала. Ее приемная дочь заслужила полное одобрение старого дона Сальвадора. Дерзкое мужество Кэтрин произвело на него самое благоприятное впечатление. К тому же впереди еще много времени. Она ласково положила руку девушке на плечо. – Выше нос, Кэтрин. Все пройдет! Ты же знаешь...

– Да, конечно, – ответила та безжизненным голосом. – Может, вернемся домой?

Эдвина бросила взгляд на часы:

– Да, пора. Скоро ленч.

Глава 5

С отъездом обоих молодых людей дом Агвиларов сразу опустел. Ранним воскресным утром Кэтрин в сопровождении Эдвины послушала заутреню в кафедральном соборе, хотя он и был католическим. А за ленчем разговор зашел о свадьбе Инесс, до которой оставалось всего два дня. Кэтрин сидела молча. Мысли ее были далеко, с Сезаром. Она гадала, что он делает в эту минуту, и вздрогнула, услышав, что Сальвадор обращается к ней:

– Вы ведь тоже наденете карнавальный костюм во время праздничного шествия, не так ли?

– Не знаю... у меня ведь его нет, – удивленно ответила она.

Пилар, с щедростью, свойственной ее народу, тут же предложила подарить Кэтрин один из своих нарядов.

– Пойдемте ко мне во время сиесты, – предложила она. – Я с удовольствием что-нибудь для вас подберу.

И вот, когда все остальные устроились в шезлонгах, предавшись приятному безделью, Кэтрин поднялась в спальню Пилар. Комната девушки оказалась точной копией ее собственной, только без балкона. Более того, на окне была установлена железная решетка. Заметив, что Кэтрин с удивлением рассматривает ее, Пилар хихикнула:

– Эта штука должна защитить мою честь... на тот случай, если мой суженый будет слишком уж нетерпелив.

Кэтрин подумала, что, если бы подобное сооружение украшало ее комнату, она чувствовала бы себя как в тюрьме.

Пилар между тем распахнула дверцы объемистого гардероба и принялась перебирать его содержимое в поисках подходящего наряда для Кэтрин.

– Это просто чудо, что дедушка позволил мне ехать верхом во время шествия, – бормотала она. Ведь он мне почти ничего не разрешает. Эта решетка, – она кивнула в сторону окна, – вот что такое моя жизнь.

– Разве вы не ходили в школу? – вежливо поинтересовалась Кэтрин.

Пилар вынырнула из шкафа с целой охапкой платьев, с размаху бросила их на кровать и покачала прелестной белокурой головой:

– Нас воспитывали гувернантки. Одна из них была англичанкой – вот откуда я знаю ваш язык. Я всегда была способной к языкам, не то что бедняжка Инесс. Ах, какое это было бы счастье – поехать учиться в университет, но дедушка и слышать об этом не хочет. Он вообще не понимает, зачем женщинам образование. Послушать его, так нам достаточно уметь вести дом и угождать супругу! Будто мы какие-то рабыни, ей-богу!

– Но если есть любовь, разве это рабство? – робко возразила Кэтрин.

Пилар насмешливо фыркнула:

– Любовь?! Понятия не имею, что это такое! Вот Сезар вроде любит меня, но его любовь – эгоизм чистейшей воды. Он хочет, чтобы я пожертвовала ради него всем на свете. Ладно, Бог с ним! У меня есть великолепный план. Если он удастся, в один прекрасный день в доме все просто рты разинут от удивления! – Расхохотавшись, она вытащила из груды платьев одно – ярко-алое, украшенное оборками в черный горох. – Вот это, думаю, вам подойдет. Примерьте! Пожалуйста!

Кэтрин нехотя переоделась, а Пилар набросила ей на плечи цветастую шаль.

– Господи, а моя прическа! – спохватилась англичанка, глядя в зеркало на хвост из волос.

Пилар критически оглядела ее шелковистую головку.

– Волосы надо скрутить узлом пониже на затылке и украсить цветами, – посоветовала она, – или заколоть совсем высоко, на самой макушке. Но у вас для этого волосы слишком короткие – цветы не будут держаться. Знаете, наверное, вам лучше накинуть на голову шарф – тогда вы будете вылитая цыганка.

– Ради Бога, все, что угодно, – сухо отозвалась Кэтрин, чувствуя отвращение ко всей этой затее. Она терпеть не могла подобных маскарадов и была совершенно уверена, что ни один наряд в мире не заставит ее выглядеть настоящей испанкой.

Пилар опять нырнула в гардероб.

– Простите, мне еще надо сегодня кое-что дошить, – сказала она. – Если вы не торопитесь, побудьте со мной. Возможно, нам с вами есть о чем поговорить.

Кэтрин сильно сомневалась в этом, но и отказать молоденькой испанке было бы невежливо. Оставалось только надеяться, что она не захочет поделиться с нею своими любовными тайнами. Кэтрин аккуратно сняла с себя яркое платье, осторожно сложила его и надела свое. Мысли ее все еще были далеко. Итак, Пилар даже не сделала попытки убедить ее, что влюблена в Сезара. Хотя и не отрицала, что пустила в ход все свое обаяние, чтобы заставить его привести в исполнение какой-то задуманный ею план. Кэтрин краешком глаза глянула в сторону занятой шитьем Пилар, и сдавленный крик сорвался с ее губ.

Усевшись на низенький табурет возле окна, девушка распорола белую ткань, в которую было завернуто ее шитье, расстелила его на коленях и проворно клала стежок за стежком. Ворвавшийся в окно солнечный луч упал на Пилар, и та будто вспыхнула огнем. Золотое шитье, блестки, янтарного цвета шелк, расстеленный у нее на коленях, и золотистая головка самой Пилар засверкали так, что Кэтрин невольно зажмурилась. И на фоне этого сверкающего великолепия еще страшнее выглядело то, что шила девушка. Это был золотой костюм, который обычно надевают тореро. От отвращения к ее горлу подступил комок. Она вздрогнула так, будто увидела змею. В ее глазах эта великолепная, словно сошедшая с полотен Гойи одежда была воплощением сатаны.

Пилар подняла на нее глаза, и Кэтрин ужаснулась, заметив в них злобный огонек.

– Камзол нужно немного подштопать, – холодно объяснила испанка. – Я взяла его напрокат для Сезара. Надеюсь, придет время, когда он ему пригодится.

– Но он же... не может же он... – запинаясь пролепетала Кэтрин.

– Сможет! – гордо заявила Пилар. – Он дал мне слово зайти в Мадриде в одно агентство – я дала ему его адрес, у нас там есть влиятельные друзья. И нисколько не сомневаюсь, что, если в нем разглядят настоящий талант, эти люди сделают все, чтобы Сезар смог стать начинающим тореро. – Уронив работу на колени, Пилар судорожно сжала тонкие белые руки. – Я и просила, и уговаривала, и дразнила его, как-то раз даже бросила ему в лицо, что он трус! О, Сезару это не слишком-то понравилось! А я еще сказала, что аргентинец и в подметки не годится ни одному испанцу, когда речь идет о храбрости. Тогда он поклялся доказать мне, что это не так.

Кэтрин опустилась на стул. Итак, предчувствие ее не обмануло. «Только тот мужчина, кто осмелится принять брошенный ему вызов», – говорил Сезар, а теперь и признание Пилар подтвердило ее худшие опасения. Значит, он, сомневаясь в собственной мужественности, решился поднять брошенную ею перчатку. Поэтому и попросил у нее на счастье талисман! А молодая испанка, точь-в-точь как та красавица из поэмы Броунинга, не постеснялась пустить в ход свою красоту, чтобы заставить влюбленного в нее юношу рискнуть собственной жизнью. И похоже, его уже не остановить. Но разве у него хватит смелости пройти через это испытание?! Кэтрин похолодела. И тут же устало подумала, что, скорее всего, так оно и есть. Молодой, отчаянно дерзкий и к тому же честолюбивый, он мог вбить себе в голову, что для него это единственная возможность добиться славы и богатства, в которых он так отчаянно нуждается, чтобы добиться руки Пилар. Но что, если он будет убит?! Неужели Пилар об этом не думает? И неужели гордые Агвилары согласятся принять Сезара в качестве зятя, если он вернется к ним, овеянный славой? Насколько Кэтрин было известно, матадорами восхищаются, но путь в общество им заказан.

Поколебавшись, она спросила:

– А Сальвадор знает об этом?

– Конечно нет. И не должен. Он выйдет из себя. Слава Богу, что Сезар уже совершеннолетний.

– Но не можете же вы и в самом деле желать, чтобы он... – воскликнула Кэтрин, – тем более если любите его...

– Я ведь уже говорила, что ничего не знаю о любви. Это Сезар совсем потерял из-за меня голову. – В голосе Пилар ей почудилась легкая нотка презрения. – Впрочем, так ведь и должно быть, верно? Только у меня нет ни малейшего желания ехать с ним в Аргентину. Вот еще! Выйти замуж за ранчеро, фу! С таким же успехом можно перебраться в Валдегу. А я хочу жить полной жизнью! Хочу, чтобы вокруг меня были люди, чтобы везде кипела жизнь, чтобы мною восхищались! Хочу, чтобы моим мужем стал человек, овеянный славой, и другие женщины умирали от зависти, что он принадлежит мне, а не им! Хочу разделить его славу и его триумф!

Застыв в благоговейном ужасе, Кэтрин не могла оторвать глаз от молоденькой испанки. Ей вдруг вспомнились все коварные обольстительницы древности – Цирцея, Медея. Есть ли у Сезара, запутавшегося в сетях ее чар, шанс устоять?

– Но... неужели вам не страшно за него? Ведь это опасно... – прерывающимся голосом промолвила она.

– Опасность существует всегда, – философски заметила Пилар. – Вы ведь читаете в газетах об автомобильных авариях, крушениях поездов, верно? Мужчины гибнут каждый день просто так... но эта опасность другого рода. Она приносит славу! Впрочем, вам трудно понять. Вы же не испанка!

– Но если Сезар погибнет... неужели же вы не почувствуете угрызений совести? – дрожащим голосом спросила Кэтрин.

– Чего ради? – пожала плечами ее собеседница. – Если он умрет, значит, такова Божья воля. Но похоже, вы неравнодушны к его судьбе? Имя Сезара так естественно и привычно слетает с ваших уст. Что у вас общего с ним, Каталина? Вы, такая чопорная и правильная, лишь забавляете его, поверьте! Не позволяйте ему вольничать с вами, даже притом, что вы англичанка! Поверьте, он будет лишь презирать вас за это.

Кэтрин почувствовала себя так, словно ей прилюдно дали пощечину. Неужели Сезар рассказал Пилар о том, что случилось на балконе? Но тут же сообразила – на это у него просто не было времени, ведь он уехал в Мадрид на рассвете. Может, Пилар знает о том случае в Валдеге, когда она позволила ему поцеловать себя? Кэтрин представила, как они вдвоем потешались над ней, и похолодела от жгучего стыда. Да, эта юная испанка знала, как больнее нанести удар.

– Благодарю вас за совет, я непременно его запомню, – проговорила Кэтрин невозмутимым голосом.

Сезар с Хосе вернулись домой в понедельник к ленчу, но слава опередила их. О случившемся с ними рассказали утренние газеты. Все произошло, когда стадо гнали через большую деревню в пригороде Мадрида. Вдруг Акбар, самый крупный и самый злобный самец, вырвался на запруженную народом улицу. И неизвестно, чем бы это закончилось, если бы не Сезар. Выхватив из рук прохожего красный плащ, он отвлек внимание быка и увел его за собой на какое-то безлюдное поле. Газеты даже опубликовали фотографию, на которой перед разъяренным быком замер отважный юноша. Однако репортерам не удалось узнать его имени – он наотрез отказался его сообщить, и в конце концов они решили, что это, скорее всего, какой-нибудь известный матадор, путешествующий инкогнито.

Когда утренние газеты попали в руки дона Сальвадора, Эдвина завладела одной из них и украдкой сунула ее Кэтрин. Девушка вначале решила, что сбылись ее худшие опасения, но, торопливо пробежав глазами заметку, воспрянула духом.

– Этот молодой человек просто не может оставаться в тени, – с сарказмом в голосе заметила Эдвина. – Одному Богу известно, что повлечет за собой его дурацкая выходка!

– О чем ты говоришь?! – возмутилась Кэтрин. – Тут написано, что это был несчастный случай и Сезар проявил настоящее мужество.

– Это не был несчастный случай.

– Хочешь сказать, что Акбар не вырвался? Думаешь, его намеренно выпустили?!

– Ничуть не удивлюсь, если так оно и было. Сезару еще повезло, что его не упрятали за решетку.

– За решетку?! – ахнула девушка. – Но почему?

– В Испании это обычное наказание за подобные выходки. Вероятно, ему удалось убедить полицию, что бегающий по всей деревне бык – привычное дело в этих местах. Впрочем, надо признать, язык у него подвешен неплохо.

– По-моему, ты несправедлива к нему, – бросила Кэтрин.

Больше на эту тему не было сказано ни слова.

Когда молодые люди приехали, Кэтрин они показались похожими на набедокуривших мальчишек, притихших в ожидании выволочки. Но в глубине их скромно потупленных глаз сверкали озорные огоньки, и это тоже не укрылось от ее внимания. Она украдкой рассмотрела сияющего торжеством Сезара, и сердце ее заныло. Что это – упоение первыми лучами славы? Или счастье при мысли, что он сделал первый шаг, ведущий его к Пилар?

Старый дон окинул молодых людей угрюмым взглядом.

– Что за чертовщину вы устроили? Я вас спрашиваю! – прогремел он.

– Э-э-э... видишь ли, дедушка, с Акбаром возникла проблема, – неуверенно начал Хосе.

– Это я знаю. Умудрились попасть в газеты – у вас обоих страсть к дешевой популярности! – презрительно фыркнул старик.

Неожиданно Хосе рассеялся:

– Эх, жалко, что тебя там не было, дедушка! В жизни не видел подобного зрелища! Уж не буду говорить, как чертовски трудно было выманить из деревни старину Акбара! Но если б ты видел, какое великолепное представление с плащом устроил Сезар! И когда он только научился этим приемам тореодоров?!

– Научился, когда был в Валдеге, – пояснил тот. – Конечно, с быками я не играл, зная, что это запрещено, пробовал на коровах.

– Что ж, остается радоваться, что ты по крайней мере уважаешь мои требования, – пробурчал старик. И вдруг грохнул кулаком по столу. – Кровь Христова, парень, да ты никак совсем рехнулся! Решил, что справишься с Акбаром в одиночку и голыми руками?! Да ведь он убийца!

– Но ты же не знаешь, что было дальше, дедушка, – продолжал Хосе. – Когда старина Акбар уже слегка выдохся, из толпы вдруг выскочил какой-то юнец со ржавой рапирой, которой место в музее, и сунул ее Сезару...

– Так Сезар убил быка? – удивился Сальвадор, и Кэтрин отвернулась, чтобы скрыть подступившую к горлу тошноту.

– Нет. Вместо этого приказал послать за сетью, и присмиревшего Акбара вернули в стадо.

– С таким же успехом можно было просто его прирезать, – угрюмо проворчал старик. – Какой от него теперь прок?

– Что, убить старину Акбара? – запротестовал Сезар. – Да еще после такого представления?! Ни за что на свете! Теперь благодаря ему я знаю, что смогу без страха встретиться на арене с разъяренным быком. – Он украдкой покосился в сторону Пилар, которая сидела за столом, не поднимая глаз от тарелки. Судя по всему, не о такой славе для него она мечтала! – Но вы не останетесь в накладе, сеньор. Я куплю у вас Акбара и увезу его в Аргентину.

Волна неудержимой радости захлестнула Кэтрин. Выходит, Пилар ошиблась! Сезару противно даже думать о том, чтобы стать мясником, для этого он слишком любит животных. Сияющими глазами она посмотрела на него, и он украдкой ей подмигнул.

– А когда все было кончено, – принялся рассказывать дальше Хосе, – вдруг выяснилось, что все это представление случайно видел самый известный в Мадриде промоутер Кассиллис. И даже потом подошел поздравить Сезара!

Лицо Пилар просветлело.

– Ах, какая удача! – воскликнула она, окинув Сезара восхищенным взглядом. – Теперь твое будущее обеспечено!

– Кровь Христова, Пилар! – взорвался ее дед. – Что за идиотские мысли бродят в твоей голове?! Какое отношение имеет появление этого – как его? – Кассиллиса к будущему Сезара?

Сообразив, что невольно проговорилась, молодая испанка вспыхнула и опять уткнулась в тарелку. Сердце Кэтрин упало. Ей пришло в голову, что слова Пилар могут оказаться правдой, случайное появление Кассиллиса и впрямь может оказаться тем самым шансом, на который рассчитывал Сезар.

Сальвадор окинул внучку суровым взглядом.

– Печальная это слава, если хотите знать, – проворчал он. – Только бессовестный и не слишком щепетильный человек может рискнуть выпустить Сезара на арену. Но ты уж прости меня, старика, мальчик мой, ведь в этом деле ты новичок, и, поверь, у тебя нет ни малейшего шанса!

– Не волнуйтесь за меня, сеньор, – весело хмыкнул Сезар. – Я не такой осел, как вы думаете. Хотя, признаться, ваша внучка сделала все, что могла, чтобы я им стал.

Пилар метнула в его сторону бешеный взгляд, а сердце Кэтрин радостно встрепенулось в груди. Итак, Сезар все-таки швырнул перчатку ей в лицо! И тем самым явно продемонстрировал свое отвращение к планам Пилар насчет его будущего. Но, украдкой покосившись в сторону девушки, она в который раз поразилась ее ослепительной красоте и незаметно вздохнула. Надолго ли хватит ему этой решимости?

В этот же вечер, когда Кэтрин спустилась в гостиную, большинство домочадцев там уже собрались в ожидании обеда. Сезар стоял у входа в патио, но, как только она опустилась на стул, приблизился к ней.

– Идите в сад, – едва слышно прошептал он и наклонился, сделав вид, что ищет глазами какую-то упавшую вещь. – Мне нужно с вами поговорить.

– Не могу, – ответила она, глядя прямо перед собой. – Все заметят.

– Тогда мне придется снова карабкаться к вам на балкон... Сеньорита, вы уронили платок, – громко проговорил он и тут же отошел, направляясь к Пилар, которая в желтом шелковом платье, отделанном черным бархатом, выглядела просто ослепительно.

Сообразив, что в ее распоряжении всего несколько минут, Кэтрин незаметно выскользнула в патио. Она решилась на этот отчаянный шаг лишь из опасения, что Сезар выполнит свою угрозу взобраться к ней на балкон.

Он появился следом за ней почти сразу же.

– Неужели у вас нет для меня ни единого ласкового взгляда, моя белая роза? – спросил низким, волнующим голосом. – Ведь я подвергался смертельной опасности!

Кэтрин вдруг вспомнила свой разговор с Пилар и поэтому холодно поинтересовалась:

– А вам это так необходимо?

– О, еще бы, ведь я, так сказать, калиф на час, – засмеялся он. – Правда, теперь моя гордость удовлетворена! По крайней мере, сейчас я уверен, что ничуть не трусливее любого знаменитого матадора, и, к счастью, мне для этого не пришлось убивать старину Акбара!

Кэтрин вдруг отчетливо поняла, что все ее страхи напрасны – Сезар вовсе не мечтает стать матадором!

– А как же Пилар? – осторожно произнесла она. – Пилар тоже довольна?

– Конечно нет. Но не стоит тратить время на разговоры о ней. Давайте лучше поговорим о вас.

– Обо мне? Разве недостаточно того, что вы издеваетесь над моей чопорностью? – с горечью произнесла Кэтрин. – Я ведь такая простенькая, такая серая...

– Храбрая, честная и верная, – перебил ее Сезар, – и похожая на свежий, весенний цветок. Моя дорогая, я был бы счастлив снова услышать о той хижине, которую вы согласились бы разделить со мной, где бы стирали мне носки и стряпали обед!

– Вы смеетесь надо мной?!

– Я серьезен, как никогда! Но неужели же вы и правда могли бы полюбить меня, не думая ни о деньгах, ни о моих талантах тореро?

– А разве в любви бывает по-другому? – Кэтрин окончательно смутилась. Не веря ни на минуту, что он говорит серьезно, она решила, что выдала себя.

– Не спорю, Каталина. Я только и ждал минуты, чтобы признаться вам...

– Сезар! – раздался вдруг голос дона Сальвадора.

Старик стоял в нескольких шагах от них. Лохматые седые брови сошлись на переносице, лицо было искажено гневом. Кэтрин почувствовала себя виноватой, но Сезар повернулся к дону с восхитительно простодушным лицом:

– Да, сеньор?

– После обеда мне нужно поговорить с тобой, – с нажимом сказал Сальвадор. – Надо многое обсудить.

Кэтрин охватила тревога. Чем Сезар вызвал неудовольствие хозяина дома? Только лишь неуважением по отношению к гостье? Или старик подозревает, каковы его истинные мотивы? И кстати, каковы они, о чем он хотел сказать, когда их прервали?

За столом Сезар, как обычно, сидел возле Пилар. Она уже больше не хмурилась и, судя по всему, вернула ему свое расположение. Впрочем, Кэтрин подозревала, что планы девушки ничуть не изменились, а это лишь искусная уловка опытной кокетки – скорее всего, попросту испугалась, что он ускользает из ее рук. Она открыто строила ему глазки, но Сезар даже бровью не вел. Украдкой покосившись по сторонам, Кэтрин заметила, что остальные женщины наблюдают за проделками юной обольстительницы с явным неодобрением, и ей вдруг стало стыдно. Сезар еще так недавно был явно без ума от Пилар, а теперь ничуть не скрывает, что она ему надоела, и взгляд его то и дело обращается к ней, Кэтрин. В его темной глубине было нечто такое, от чего по ее спине бежали мурашки. И вдруг появилась уверенность, что она и впрямь немного ему нравится.

Наконец обед подошел к концу, и Сезар вышел из столовой под руку с доном Сальвадором.

В этот вечер все разошлись непривычно рано, поскольку на следующий день с самого утра должны были начать съезжаться приглашенные на свадьбу гости.

Поднявшись к себе в комнату, Кэтрин распахнула окно и с сильно бьющимся сердцем села возле него, ожидая каждую минуту услышать шорох шагов. Проклиная собственную глупость, уверяя себя, что Сезару и в голову не придет выполнить свое обещание, она между тем ловила каждый звук.

Однако вместо него на пороге неожиданно появилась Эдвина. Увидев открытое окно, она нахмурилась:

– Напустишь в комнату комаров, а то и того хуже – летучих мышей! Эти непрошеные гости хуже чумы!

Кэтрин встревожилась, что тетка, судя по всему, явилась надолго. Похоже, им предстоит длинный разговор. Оставалось только надеяться, что в самый разгар его не появится Сезар. Однако, услышав ее первые слова, вмиг обо всем забыла.

– У меня только что официально попросили твоей руки, – сказала Эдвина.

Кэтрин вспыхнула, потом побледнела как смерть. Ей вдруг показалось, что сейчас она услышит имя Сезара, ведь в Испании и по сей день принято вначале просить разрешения у родителей.

– Кто? – беззвучно выдохнула девушка.

– Хосе де Агвилар. Собственно говоря, ко мне обратился его дед.

Кэтрин будто приросла к земле.

– Хосе?! – недоуменно повторила она. – С чего это Хосе вдруг вздумалось жениться на мне?! – Ей все время казалось, что она его нисколько не интересует.

Эдвина смущенно откашлялась.

– Ну... если честно, мы об этом думали уже давно. Ты же знаешь, мы с Сальвадором – старые друзья. А для тебя Хосе – великолепная партия. Ты умудрилась понравиться абсолютно всем в этом доме. Сальвадор от тебя в восторге. И он, и Луиза даже заявили, что не смели и мечтать о лучшей жене для последнего потомка прославленного рода Агвиларов!

«А что думает по этому поводу сам Хосе? Или это не важно?» – мелькнуло в голове девушки.

– Ясно, – протянула она, начиная понемногу понимать, как обстоят дела. – Скажи, пожалуйста, а отправила бы ты меня в монастырь, если бы с самого начала не имела в виду этот брак?

Эдвина смешалась:

– Послушай, Хосе на редкость удачная, можно сказать, даже блестящая для тебя партия. А если бы не монастырь... Неужели ты хотела бы превратиться в одну из этих современных дурно воспитанных девиц, таких вульгарных и упрямых? Из него ты вернулась милой, послушной девушкой. Мы с Сальвадором всегда надеялись, что вы с Хосе понравитесь друг другу... Конечно, можно было бы еще подождать, но твое поведение вынудило меня завести этот разговор.

– Что я такое сделала?

– Все заметили, что вы с Сезаром разговаривали в патио наедине. В этом доме такое не принято, Кит. Естественно, Сальвадор был возмущен. К тому же на Сезара здесь смотрят как на жениха Пилар.

Кэтрин тупо уставилась на приемную мать. Разве такое возможно? Ведь ей все время внушали, что бедный фермер из Аргентины не может считаться серьезным претендентом на руку внучки гордых Агвиларов! Не поэтому ли он был готов рискнуть жизнью, лишь бы хоть немного приблизиться к ней?!

– Но... что случилось? – еле шевеля губами, пробормотала она.

– Ничего... во всяком случае, насколько мне известно, – пожала плечами Эдвина, с жалостью глядя на ошеломленное и растерянное лицо дочери. – Может, Сезар и увлекся тобой, но, уверяю тебя, Кит, он приехал в этот дом с твердым намерением добиться руки Пилар. Сальвадор надеется, что все произойдет быстро и он увезет ее с собой, хотя, признаться, Пилар слишком молода и глупа, чтобы жить в какой-то глуши, в Южной Америке.

– Но она сама мне сказала, что не хочет похоронить себя на ферме!

– О, так она говорила с тобой об этом? Похоже, плутовке нравится морочить тебе голову. Никакая это не ферма, а огромное имение. Сезар привезет жену на прекрасную виллу. В конце концов, Баренны не кто-нибудь, а некоронованные короли скота. Замечательная партия для Пилар! И девочка будет вести привычную для нее жизнь. Она обожает ездить верхом – возьмет с собой своих лошадей и будет гонять, как амазонка... Что с тобой, Кит?

А Кэтрин разразилась неудержимым смехом.

– Я... я и не знала... думала, что Сезар чуть ли не пастух, – с трудом выговорила она. Значит, он просто морочил ей голову. Слушал, как она рассуждает о любви в шалаше, а сам, должно быть, потешался над ее наивностью.

– Я полагала, это всем известно. – Эдвина удивленно воззрилась на племянницу. – Разве он тебе не говорил?

– Мы... как-то не касались этого, – упавшим голосом пролепетала Кэтрин. – А сама я считала, что он работает в Валдеге.

– Он изучает дело. – Эдвина с сомнением посмотрела на Кэтрин. – Неужели между вами все зашло гораздо дальше, чем я думала?

Кэтрин отвернулась.

– У Сезара на редкость своеобразное чувство юмора, – глухо прошептала она.

– Возможно. Только не стоит так часто называть его по имени. Ты очень неосторожна, дитя мое. Сальвадор уже заметил это и попросил меня предупредить тебя. Он считает, что ты компрометируешь себя. Тебе нечего ждать от Сезара.

Краска возмущения залила щеки Кэтрин.

– Стало быть, вот для чего понадобилось это дурацкое сватовство? – воскликнула она. – Чтобы спасти мое доброе имя? Или чтобы не подвергать опасности прекрасное будущее, ожидающее Пилар?! А вам не пришло в голову поинтересоваться, что об этом думаем мы с Хосе? Или мы не более чем бессловесные рабы?!

– О чем ты, Кэтрин? Я сказала тебе о предложении Хосе, потому что не хотела, чтобы ты и дальше ставила себя в неловкое положение! Побоялась, что потом будет уже слишком поздно!

– Да... слишком поздно, – вызывающе дерзко бросила Кэтрин.

Эдвина примирительно положила руку ей на плечо.

– О, Кит, милая, успокойся и посмотри на вещи здраво, – взмолилась она. – Ты должна знать, что Сезар просто играл с тобой. Он никогда не решится отказаться от Пилар и ее приданого ради тебя и твоих прекрасных глаз. Очень скоро, поверь мне, Сезар вернется домой вместе с Пилар и своими призовыми быками, а тебя оставит здесь с разбитым сердцем. И не забывай, что у тебя всегда остается Хосе, чтобы сохранить свое лицо и свою гордость.

Кэтрин рассмеялась злым смехом:

– О, Эдвина, что за мысль?! Выйти за Хосе, лишь бы насолить Сезару?!

Та была неприятно поражена и сухо возразила:

– Уязвленное самолюбие лежит в основе куда большего количества браков, чем ты думаешь.

– Тогда нет ничего удивительного, что они распадаются, – парировала Кэтрин. – Могу я узнать, что ты ответила старому дону Сальвадору? Что я с радостью отдам себя Хосе из уважения к древности его рода и туго набитым сундукам?

– К чему эта мелодрама, Кит! – поморщилась Эдвина. – Если хочешь знать, я ответила, что у англичан не принято, чтобы родители решали за детей их судьбу. Но пообещала, что ты отнесешься серьезно к его предложению.

– Вот уж чего не обещаю! – буркнула девушка. Больше всего ей сейчас хотелось уехать из Испании и впредь никогда сюда не возвращаться.

– Не стоит решать сгоряча, – остановила ее Эдвина. – Подумай хорошенько. Этот брак всегда был моей заветной мечтой.

– Жаль, но придется тебя разочаровать, – холодно произнесла Кэтрин в ярости оттого, что тетка предала ее. – Речь идет о моей жизни, а не о твоей. А я не хочу выходить замуж! И для чего?! У меня есть ты...

– Но я же не вечна, – вздохнула Эдвина. – Поверь, дитя мое, я хорошо знаю, что такое одиночество, и хочу уберечь тебя от него. Муж, семья, дети – только ради этого и стоит жить! Поверь мне, Кит. А поладить с Хосе будет не трудно.

– А что он думает обо всем этом? Неужели согласен жениться на мне, только чтобы сделать приятное деду?

– Хосе любит тебя.

– Любит меня?! – Кэтрин была поражена. – Да ведь он едва глядит в мою сторону!

– Он считает, что вести себя по-другому едва ли прилично, пока вы не обручены, – строго пояснила Эдвина, которая, по правде говоря, не имела понятия о том, что думает по этому поводу Хосе. – Это ведь Испания, – добавила она.

– Да, это Испания, – со смешком кивнула Кэтрин. – Дону Сальвадору в голову не придет принимать в расчет чувства, когда дело касается семейных интересов.

– Ты права, – со вздохом кивнула тетка, – но ему не нужен немедленный ответ. Когда мы вернемся домой, ты сможешь спокойно все обдумать и принять решение. Могу сказать только, что, согласившись, ты доставишь мне огромную радость.

Кэтрин немного смягчилась, ведь она привыкла считать Эдвину родной матерью.

– Если я соглашусь, то только чтобы доставить тебе удовольствие, – пробормотала она и резко спросила:– Когда мы уезжаем? Ты обещала, что сразу после ярмарки.

– Наверное, в следующий понедельник после нее. Поедем в Барселону. Думаю, морской воздух тебе не повредит, а здесь уже становится жарко. И мой тебе совет, девочка, – выкинь пока что из головы все, что я тебе сказала. Хотя бы на время. А о Сезаре Баренне забудь.

– Это я тебе обещаю, – твердо сказала Кэтрин.

Едва за Эдвиной закрылась дверь, она тихонько выскользнула на балкон. Вокруг стояла тишина, слышалось лишь мелодичное журчание фонтана. Итак, Сезар ее во всем обманывал. А может, именно сегодня, когда схватка с Акбаром укрепила его уверенность в себе, он и хотел признаться ей в этом? Девушка долго стояла, глядя, как один за другим гаснут огни в «Каса де Агвилар». Она знала, что он не придет, и все же надеялась. Но ее надеждам не суждено было сбыться.

В эту ночь Кэтрин так и не уснула. С первым же лучом солнца она вскочила и торопливо оделась. Дом уже шумел, как растревоженный улей, – сразу после завтрака ждали приглашенных на свадьбу.

Кэтрин, похожая в белом легком платье на бестелесный дух, вышла в патио и замерла. Возле фонтана, весь в белом, как и она, стоял Сезар и молча кормил голубей.

– А, сеньорита Каррутерс! – заметил он ее. – Вы, как я вижу, ранняя пташка! Но именно ранней пташке достается самый жирный червяк, верно?

Его сухой, неприязненный тон больно задел девушку.

– Доброе утро, – пробормотала она, подходя к фонтану. В этот момент Кэтрин забыла об обещании, данном ею Эдвине, забыла обо всем.

Его губы кривились в саркастической усмешке.

– Я прав, сеньорита? Вам достался отличный, жирный червяк, так?

Горечь в его голосе заставила ее болезненно сжаться.

– Не знаю, о чем это вы, – пробормотала она и вдруг, решившись, бросила ему в лицо: – Вы не пришли этой ночью. Почему?

– Неужели разочарованы? – хмыкнул он. – Надеялись подцепить червяка пожирнее, да? Ну-ну, не стоит так расстраиваться, моя милая охотница за золотом, вам попался отличный экземпляр, уверяю вас. Следите за ним хорошенько, не то он сорвется с крючка!

И тут до нее дошло. Должно быть, старый Сальвадор сказал ему, что их с Хосе свадьба – дело решенное, а Сезар вообразил, будто Кэтрин сама жаждет этого брака.

– Вы же не можете думать... – неуверенно начала она, но Сезар тут же ее оборвал.

– Не стоит, – резко бросил он и, сунув руки в карманы брюк, окинул девушку равнодушным взглядом.– Вы и ваша почтенная матушка задумали это еще до того, как приехали сюда, верно? И счастье улыбнулось вам. А та встреча с быком... Не была ли и она подстроена вами? Конечно, вы изрядно рисковали, это верно, но дело, признаться, того стоило – Сальвадор был сражен наповал!

Кэтрин растерянно заморгала. Она ничего не понимала. При чем здесь тот случай?

– Вы разве забыли? Я спасала малыша, – неуверенно пролепетала она.

– Да, да, конечно! Вы уже знали, что превыше всех добродетелей на свете Сальвадор ценит именно мужество. Не сомневаюсь, моя милая, вас тщательно проинструктировали. Увы, старик почему-то вбил себе в голову, что Хосе его недостает, и винит в этом свою покойную жену. А вы ему продемонстрировали, что будете достойной матерью для его правнуков.

Будто искра вспыхнула в мозгу Кэтрин. Господи, она ведь своими ушами слышала, как в Валдеге кто-то говорил, что мужество передается от матери, а не от отца. Правда, это касалось быков, но...

– Да как вы смеете?! – гневно крикнула она. – Вы с ума сошли, вообразив, что я сунулась к быку лишь ради того, чтобы поразить воображение упрямого старика и завладеть Хосе!

– А разве нет?

– Чушь! Мне бы это и в голову не пришло!

Сезар смерил ее внимательным взглядом, и губы его скривились в презрительной усмешке.

– Стало быть, вами руководила лишь жалость к несчастному мальчишке? – насмешливо фыркнул он. – Что-то не верится! Во всяком случае, после того, что я узнал о вас прошлой ночью. Думаю, вы просто воспользовались представившимся шансом. Конечно, для этого потребовалось определенное мужество, но ведь и награда стоила того, верно? Одного только не могли предусмотреть, что на выручку вам бросится совсем не тот человек!

Жестокость и несправедливость обвинения заставили Кэтрин до боли закусить губу. Неужели он считает ее такой расчетливой?!

– Именно это и сказал вам Сальвадор? – с трудом выговорила она.

– Нет, ну что вы! Его вам удалось обвести вокруг пальца. Но не меня. Таких, как вы, милочка, я уже встречал прежде, и не раз! Единственное, что сказал мне старик, так это то, что вы предназначены в жены Хосе. Однако вам это нисколько не мешало таять от удовольствия, когда я целовал вас, верно?

Совершенно сбитая с толку обрушившимися на нее обвинениями, Кэтрин совсем растерялась. Она искала подходящие слова, чтобы опровергнуть их, и не могла найти.

А Сезар, истолковав смятение девушки по-своему, смеялся уже в открытую:

– Однако вы вовсе не та невинная, стыдливая фиалка, за которую себя выдаете! Решили урвать свой кусочек счастья, прежде чем позволить засадить себя в клетку? А я-то думал, вы совсем другая...

Кэтрин вдруг почувствовала, что устала сдерживать гнев и обиду, которые рвались наружу. Что ж, раз так, и она не станет его щадить!

– Похоже, вы тоже неплохо провели время, не так ли? – огрызнулась она. – Конечно, и вам случалось лукавить, хотя бы для того, чтобы потрафить желаниям Пилар! Не вы ли потихоньку выпустили Акбара и рискнули всем, лишь бы поставить хоть одну ногу на ступеньку лестницы, которую она выбрала для вас? Неужели вам никогда не приходило в голову, что ваша дурацкая затея могла стоить жизни кому-то из глазевших на вас несчастных зевак?! Вы упрекаете в расчетливости меня, а сами не только расчетливы, но еще и жестоки!

– Вот, значит, что вы подумали... – протянул он.

– Я подозревала это с самого начала. А скажите, сеньор Кассиллис тоже оказался в тех местах потому, что вы это подстроили?

Сезар вздрогнул, как от удара, лицо его превратилось в надменную маску.

– Так вот какого вы обо мне мнения! Но не надейтесь – я не унижусь до того, чтобы оправдываться.

– Еще бы! Вы же знаете, что я права! – беспомощно выкрикнула она, надеясь причинить ему такую же боль, как и он ей, хотя сама не верила в то, что говорила. – Пока вас не было, я как-то раз заглянула в комнату Пилар и увидела: она штопает костюм тореро!

Глаза его сузились.

– Это правда? Случайно, не янтарного цвета камзол, расшитый золотом? – с деланным равнодушием полюбопытствовал Сезар.

– Стало быть, вы об этом знали? – ахнула Кэтрин. Ей вдруг вновь стало страшно.

– Конечно. Этот камзол принадлежал Мигелю Мендосу. Он мертв, бедняга. Получил смертельный удар рогом.

– О нет! – Глаза Кэтрин расширились от ужаса.

– О да! – рассмеялся Сезар, будто страдания Кэтрин вызывали у него радость. – Что ж, камзолу нужен новый хозяин. Как вы думаете, цвет мне пойдет? К нему еще полагается плащ, а он поистине великолепен. Пилар ждет не дождется, когда сможет покрасоваться в нем, пока я буду испытывать судьбу на арене! Да и кровавые пятна на фоне янтарного шелка будут выглядеть на редкость эффектно. Вы не находите?

Кэтрин закрыла лицо дрожащими руками.

– Умоляю вас... прекратите... вы терзаете меня, – еле слышно прошептала она прерывающимся голосом и, вздохнув, заставила себя взглянуть ему в глаза.

Он явно наслаждался ее мучениями. Его испанская гордость не могла позволить оставить безнаказанным нанесенное ему оскорбление, а ей не раз и не два удалось больно ее уязвить. А вот теперь Сезар нашел средство причинить ей боль, поэтому с жестокой радостью раз за разом поворачивал нож в ране.

– Мне казалось, что вы ненавидите корриду так же сильно, как и я, – почти спокойно произнесла Кэтрин. – Но, видно, ошибалась. Никогда бы не подумала, что у вас не хватит решимости сохранять верность своим убеждениям.

– Вы ведь сами только что упрекали меня в том, что я сам все это подстроил! – напомнил Сезар. – Право, вы весьма непоследовательны, Каталина. Да и как иначе бедный пастух вроде меня мог бы мечтать о том, чтобы приблизиться к прекрасной Пилар де Агвилар?! Тут уж выбор один: победить или умереть. Что ж, стало быть, умру, раз так.

– Чушь! – презрительно фыркнула она. – Вы такой же бедный пастух, как я! Сегодня ночью я узнала, что вашему состоянию мог бы позавидовать и Хосе!

Глаза его подозрительно сузились.

– Только этой ночью?

– Да...

– А по-моему, вы лжете. Думаю, знали или подозревали об этом с самого начала. Надеялись, что нравитесь мне, и ваш крохотный, изворотливый ум принялся шнырять, точно мышь, попавшая в западню. Вы боялись прогадать... думали, что я более выгодная партия, чем бедняга Хосе.

Кэтрин побледнела.

– Сезар, – пролепетала она, – как вы можете?

– Как видите, могу! И заверяю вас, что мои поцелуи были чисто познавательными. А вам они понравились, верно? Но не стоит строить на этот счет иллюзий. Я не продаюсь!

– Вы чудовище! – вспыхнула она. – Хосе, по крайней мере, хотя бы добр. Он не способен на такую жестокость.

– Не обманывайтесь, – фыркнул Сезар. – Попробуйте оскорбить его гордость, и увидите, что Хосе может быть куда более жестоким и безжалостным, чем я.

Да, он горд, как сам дьявол, жесток и мстителен, а она влюбилась в него. Взгляд ее упал на голубей, нежно ворковавших у его ног. Да, с ними Сезар нежен! Как и Сальвадор, этот человек полон противоречий.

Неожиданно его руки легли ей на плечи.

– Боже милостивый, Каталина, если бы Хосе не был моим другом, я бы никогда не отдал вас ему! – Он сжал ей плечи, а ее тело предательски задрожало, отзываясь на его прикосновения. – Даже сейчас я могу это сделать, и вы не откажете мне, а потом я отшвырну вас в сторону. Вот так! – И он с такой силой оттолкнул Кэтрин, что она чуть не упала.

Несмотря на это, девушка тихо пробормотала:

– Я не хочу быть женой Хосе.

– Неужели с большей радостью вышли бы за меня? – хмыкнул Сезар. – Дорогая, вы не первая из завороженных золотом, кто положил на меня глаз! Правда, надо отдать вам должное, на этот раз я догадался не сразу. Рай в шалаше – надо же! Варить обед, штопать носки! – Он издевательски рассмеялся. – Как бы не так! Вам нужен богатый дом, полный слуг, драгоценности, верно? Только не жадничайте, милочка, иначе как бы вам не промахнуться, не потерять то, что у вас уже в кармане! Агвилары вовсе не так слепы, как вы думаете. – И, отвесив насмешливый поклон, быстро ушел, не обращая внимания на испуганных голубей, белоснежным облачком вспорхнувших из-под его ног.

Кэтрин склонилась к фонтану. Она была совсем без сил, будто только что побывала в лапах могучего урагана. И вдруг горько заплакала.

Из-за предсвадебных хлопот утренний завтрак – кофе с рогаликами – ей принесли в комнату. Кэтрин этому порадовалась – меньше всего она хотела бы сейчас встретиться с Сезаром за обеденным столом. Его полный насмешливой горечи голос все еще звучал в ее ушах. Девушка не понимала, почему он так старался причинить ей боль? Даже если она обручена с Хосе, отчего его так больно задело это известие? А может, ему не все равно? Но это же немыслимо! И в конце концов пришла к выводу, что с самого начала ошибалась в Сезаре. Наверное, Эдвина права, говоря, что он тщеславен и испорчен, слепо верит в собственную неотразимость, поэтому-то его и уязвило известие о том, что она предпочла другого. Но, даже уверившись в этом, Кэтрин отчаянно мечтала убедить Сезара, что у нее нет ни малейшего желания выходить замуж за Хосе. Он должен поверить, что до прошлой ночи она даже не подозревала о хитроумных планах Эдвины.

Между тем предстоит прожить еще почти две недели, прежде чем она сможет уехать из этого дома, ставшего ей ненавистным. Кэтрин уповала только на то, что Сезар, хотя бы благопристойности ради, станет держаться от нее подальше. Она чувствовала себя страшно одинокой, ведь даже Эдвина ее предала. Наверняка она давно замыслила связать этим браком две семьи и ради этой цели готова была пожертвовать счастьем приемной дочери. Хотя Кэтрин не могла не признать, что в целом план тетки был задуман неплохо. Если бы на ее пути не встретился Сезар, она наверняка полюбила бы Хосе и сейчас почти жалела, что все вышло по-другому. Девушка вспомнила их разговор в Валдеге, горячее желание Хосе сделать жизнь зависевших от него людей лучше, вспоминала, как всегда несправедлив к нему дед. Хосе ей нравился, она стала бы ему верной помощницей, доброй и нежной женой. А возможно, со временем и полюбила бы его... Но судьба распорядилась иначе. Даже сейчас, несмотря на обиду, Кэтрин знала, что теперь никогда не сможет принадлежать другому. Она проживет оставшуюся жизнь одна...

В комнату заглянула Эдвина, и, поколебавшись, Кэтрин решилась спуститься с нею вниз. Там царил страшный кавардак. Весь многочисленный клан Агвиларов уже съехался в «Каса», и скоро девушка уже перестала различать, кто есть кто. Низкорослые смуглые мужчины, жали ей руку, а их пухлые жены радушно целовали в обе щеки. Люди сновали туда и сюда, непрерывно что-то подавали на стол, и всюду стоял оглушительный гвалт. Еще задолго до начала официальной церемонии, назначенной на шесть часов вечера, голова у Кэтрин начала раскалываться от боли.

Церковь, набитая до отказа, напоминала растревоженный улей. Было душно, стоял тяжелый аромат цветов и ладана. Тускло мерцали свечи. Кэтрин вцепилась в руку Эдвины, все плыло у нее перед глазами. Она чувствовала, что у нее подкашиваются ноги, – результат бессонной ночи и тяжелого разговора с Сезаром. Заметив бледность девушки, Эдвина моментально послала за стулом и заставила ее сесть.

– Держись, Кит, осталось немного, – подбадривала она девушку, – вот только посмотрим на невесту...

В церкви было разрешено снимать. Множество кино- и фотокамер создали иллюзию, будто все они присутствуют на съемках фильма, а когда наконец появилась Инесс, Кэтрин призналась себе, что новобрачная выглядит как настоящая кинозвезда. Вся в белом атласе и кружевной вуали, с длинным шлейфом, который несли маленькие пажи, она была очаровательна. На шее, в ушах и на пальцах Инесс ослепительно сияли и переливались бриллианты. Рядом с ней Рикардо во фраке и белом галстуке выглядел особенно внушительно.

– Думаю, теперь мы можем незаметно выйти, – наконец прошептала Эдвина, и Кэтрин облегченно вздохнула.

На улице было жарко. Девушка поискала предлог, как избежать праздничной трапезы, но быстро поняла, что это невозможно – хозяева обидятся. В конце концов, ведь официально они приехали в Севилью именно на свадьбу Инесс.

Прием устраивался в ресторане. Когда все гости уже собрались, на пороге появилась невеста, встреченная громом аплодисментов. Хоть и не такая ослепительно красивая, как ее младшая сестра, Инесс, раскрасневшаяся от возбуждения, с радостно сияющими карими глазами выглядела очаровательно. Этот день всецело принадлежал ей одной, она была королевой праздника – свадьба в Испании часто главное событие в жизни. Эдвина, знакомая почти со всеми, непринужденно щебетала по-испански и, по-видимому, наслаждалась весельем. Только Кэтрин тихо сидела в уголке. Голова ее раскалывалась от боли, никогда еще она не чувствовала себя такой чужой и одинокой. После того как все выпили за здоровье новобрачных, Эдвина, встревоженная ее бледностью, предложила:

– Поздравь Инесс, и уйдем. Никто и не заметит.

Кэтрин еле-еле протолкалась к сияющей от счастья невесте.

Инесс расцеловала ее в обе щеки.

– Огромное спасибо за картину. Она великолепна!

Эдвина позаботилась привезти из Англии прекрасную репродукцию «Пшеничного поля» Констебля и подарила невесте от них обеих. Добравшись до двери, Кэтрин оглянулась. Глаза ее искали того единственного человека, который занимал ее мысли. Во время свадебной церемонии в церкви она его не видела – там было слишком темно. А во время праздничного обеда он сидел далеко от нее, окруженный толпой смеющихся девушек. Похоже, Сезар уже забыл об утренней сцене и казался беззаботным, счастливым.

Подавив тяжелый вздох, Кэтрин вслед за Эдвиной выскользнула за дверь. Пилар, подумала она, будет выглядеть ослепительно в роли невесты. И даже зажмурилась, представив ее в белом атласе и сверкающих бриллиантах, под руку с Сезаром. Слава Богу, ей не придется это увидеть!

Глава 6

По завершении свадебных торжеств в доме воцарились тишина и покой. Несколько раз Кэтрин лишь мельком видела Сезара. Он старался даже не смотреть в ее сторону.

Алое платье висело в шкафу, и Сальвадор не раз уже прозрачно намекал, что жаждет увидеть в нем Кэтрин. Она охотнее надела бы свое собственное, но, поскольку впереди ее ждал нелегкий разговор по поводу предполагаемого брака с Хосе, решила не тратить нервы на такие пустяки, как дурацкий наряд, хоть и считала маскарад делом глупым. Старый дон пока что не решался поговорить с ней напрямик, но Кэтрин не сомневалась, что их беседа еще впереди, и с трепетом ее ожидала.

В утро открытия ярмарки Кэтрин в алом платье спустилась вниз как раз в тот момент, когда Сезар вместе с Пилар отправлялись принять участие в праздничном шествии. Все семейство столпилось на крыльце, чтобы полюбоваться их отъездом. Юная испанка в белоснежном платье с воланами и высоко подобранными на темени золотистыми волосами, украшенными короной белоснежных цветов, была прекрасна. От нее невозможно было оторвать глаз. На Сезаре был национальный костюм – короткий жакет, накрахмаленная рубашка и расклешенные книзу брюки, обтягивающие бедра. Тонкую талию туго перетягивал широкий яркий пояс, а на голове красовалась широкополая шляпа. Он выглядел как настоящий идальго. Сальвадор разрешил молодым людям взять великолепного жеребца, белого как снег, с роскошной, развевающейся по ветру гривой. Зрелище было поистине великолепным. Сидя боком позади своего кавалера, Пилар сияла от счастья. Несмотря на терзавшую ее сердце боль, Кэтрин не могла скрыть восхищения. Это была на редкость красивая пара, и Сальвадор с гордостью любовался ими.

Сезар дал шпоры коню, и они исчезли за углом. Кэтрин с Эдвиной отправились пешком, поскольку заходить далеко они не собирались, а машинам во время ярмарки было вообще запрещено появляться на улицах Севильи. В своем попугаечно-ярком платье девушка чувствовала себя неловко, пока не заметила, что каждая вторая женщина на улицах одета точь-в-точь как она. Мимо них то и дело проносились лошади и открытые коляски, битком набитые хорошенькими девушками в ярких нарядах. Казалось, весь город, высыпав на улицы, беспечно веселится, ничуть не утомленный только что закончившейся Страстной неделей. И Кэтрин вдруг почувствовала, что на сердце у нее стало легче. Да и могло ли быть иначе? Ведь она так молода, в небе ярко сияет солнце, а вокруг раздаются шутки и звенит смех!

Сама ярмарка представляла собой целое море киосков и ларьков, выстроенных рядами и разукрашенных яркими флагами, гирляндами цветов, фонариками. Тут же были сооружены и специальные павильоны для знатных семейств Севильи, чтобы они могли принять своих друзей и знакомых. Само собой, такая честь была предоставлена и Агвиларам, но Эдвина сказала, что время встреч наступит позже, когда спадет жара.

Они присоединились к тем, кто пришел полюбоваться праздничным шествием – нескончаемой вереницей гарцующих лошадей и сияющих весельем девушек в сопровождении кавалеров. Пилар, узнав их в толпе, послала им ослепительную улыбку, но Сезар с каменно-неподвижным лицом смотрел куда-то вдаль, поверх голов.

Когда, утомившись, Кэтрин захотела вернуться в «Каса» передохнуть, ее вызвался сопроводить Хосе.

– Вот это и есть истинная Севилья, – сказал он. – Сегодня вам наконец удастся послушать, как поют народные песни!

– Жду не дождусь, – кивнула она. – Как танцуют фламенко, я уже видела.

– Это любители! – презрительно фыркнул он. – Вечером вам представится случай увидеть настоящих танцоров. Кстати, ваше платье удивительно идет вам, сеньорита Каталина.

– Но чувствую я себя в нем на редкость неловко, – призналась она. – Наверное, потому, что я не испанка.

– Вы можете ею стать, – негромко произнес Хосе, бросив на нее выразительный взгляд.

Кэтрин смешалась. Впервые он дал ей понять, что знает о планах деда.

– Нет, сеньор, – поспешно возразила она. – Несмотря на платье, в душе я навсегда останусь англичанкой.

– Кто знает? – многозначительно прошептал он.

«Я знаю», – подумала Кэтрин. Однако глупо было бы обсуждать это сейчас, на улице. Но когда они добрались до дому, Хосе тут же галантно с нею распрощался.

Вечером над городом стояло сплошное море разноцветных сверкающих огней. Кэтрин, вернувшись на ярмарку, остановилась у павильона, отведенного Агвиларам, наблюдая за представлением в центре площади. Тем танцевали сегидилью и севильяну – страстные, огненные пляски, во время которых мужчина и женщина с полным целомудрием изображают самое естественное из всех вожделений – плотскую страсть. В павильоне Агвиларов было полно народу. Сальвадор с видом гостеприимного патриарха восседал в огромном кресле, а Пилар в немного помятом платье кокетливо строила глазки молодому испанцу, Карлосу Фонсеке, прячась за веером от строгого взгляда доны Луизы. Сезара нигде не было видно. И вдруг Кэтрин обнаружила, что он стоит возле нее.

Сердце девушки на мгновение замерло, а затем заколотилось как бешеное. Сезар был так близко, что почти касался ее, однако стоял молча, как изваяние, наблюдая за молоденькой цыганкой, танцующей в двух шагах от них. Ноздри его чуть заметно трепетали, грудь тяжело вздымалась. Неожиданно он повернулся, заглянул ей в глаза, похожие на суровое северное море, и между ними словно проскочила искра. С губ Сезара сорвался негромкий смешок, и Кэтрин почувствовала, как его пальцы сомкнулись вокруг ее руки чуть повыше локтя.

– Пойдем, – глухо прошептал он, и тут же стал пробираться сквозь толпу зрителей.

Кэтрин не понимала, куда и зачем он ведет ее, но ей не было до этого дела. Достаточно было услышать его голос, почувствовать прикосновение его руки, чтобы она забыла обо всем. И потом, как сказала Эдвина, во время ярмарки все немного сходят с ума. Он провел ее в танцующую толпу, где в воздухе оглушительно трещали кастаньеты, трепетали на ветру широкие юбки и слышался глухой топот каблуков, выбивающих дробь.

– Танцуйте, – велел Сезар и задвигался в такт музыки.

– Я не могу... не умею, – забормотала Кэтрин, но, к своему изумлению, начала, двигая ногами и руками, пристукивать каблучками.

Испанские народные танцы всегда немного сладострастны, и этот не был исключением. Сезар исполнял его превосходно. Положив руки на бедра, надменно вскинув голову, он медленно кружил вокруг девушки. Взгляд его горящих глаз был прикован к ее лицу. Тела их почти соприкасались, но он ни разу не дотронулся до нее. Отдавшись яростному ритму, Кэтрин ничего уже не замечала, кроме его лица, покрытого темным загаром, его пылающих огнем глаз. Она отдавалась ему так же безотчетно, как если бы лежала в его объятиях, и, хотя Сезар ни разу не коснулся ее, чувство близости, охватившее их, было ошеломляющим. Все вокруг куда-то исчезло, остались только они вдвоем – мужчина и женщина, которых неудержимо тянуло друг к другу.

Когда это наваждение кончилось, Кэтрин испытала почти физическую боль. Она покачнулась, руки ее упали, перед глазами все плыло. Сезар замер перед ней и отбросил со лба непокорную прядь.

– Должно быть, я выпила слишком много мансанильи, – запинаясь, пробормотала девушка.

– Я тоже немного пьян, – мрачно сообщил он, – но не от вина.

Немного сонное, чувственное выражение его лица заставило ее сердце глухо забиться. Кэтрин дрожала. Волны возбуждения прокатывались по ее телу. Глаза сияли, как звезды, губы мягко алели, сейчас она казалась настоящей красавицей.

– Сердце мое, – хрипло пробормотал по-испански Сезар.

Кэтрин замерла. И в этот момент какой-то маленький оборванец дернул Сезара за рукав, прося милостыню. Юноша вздрогнул, будто очнувшись ото сна.

– У меня нет с собой кошелька, – растерянно прошептала Кэтрин. – Дайте ему что-нибудь... пожалуйста.

Он вытащил из кармана горсть мелочи и сунул ее в смуглую ручонку.

– Вот тебе... и убирайся! – Затем повернулся к ней и прерывающимся голосом проговорил: – Простите, Каталина, я, кажется, забылся. Мальчишка вернул меня с небес на землю. Во всем виновата музыка – она сводит с ума и пьянит, как молодое вино.

– А мне нравится, когда вы такой, – дерзко заявила воспитанная в монастыре скромница, прекрасно сознавая, какое впечатление должны произвести на него эти слова.

Он удивленно вскинул брови, затем буркнул:

– Интересно, куда запропастился этот осел, Хосе? Господи Боже мой, хорош бы я был, если бы позволил моей девушке гулять во время ярмарки с другим мужчиной!

Кэтрин отчаянно искала нужные слова, которые могли бы его убедить.

– То, что сказал вам Сальвадор, – это неправда, – начала она, но Сезар резко ее оборвал:

– Не трудитесь оправдываться! Я просто забылся. Это была лишь игра.

Игра? Ее сердце заныло. Так, значит, он просто забавлялся, заставив ее забыть обо всем, а она, наивная глупышка, поверила. Волна возмущения поднялась в ней. Да как он смеет играть с ней, будто она марионетка, которую можно заставить танцевать, дергая за ниточки!

– Сезар... послушайте, вы должны выслушать меня... – твердо произнесла девушка.

– О, так вот вы где! – раздался голос Эдвины. Она торопливо протолкалась к ним сквозь толпу и бросила на Сезара уничтожающий взгляд. – Право же, Сезар, тебе не следовало уводить ее!

– Сеньорита сказала, что ей немного жарко, – с ледяной невозмутимостью ответил он. – Уверяю вас, со мной она была в полной безопасности!

Они стали пробираться сквозь толпу. Кэтрин проклинала злосчастную судьбу, которой было угодно в столь важный момент послать им Эдвину. Случись это чуть позже, хоть на несколько минут, ей удалось бы объясниться с Сезаром.

Павильон был заполнен мужчинами, женщины уже разошлись по домам. В самом центре импровизированной сцены девушка в белом платье под аккомпанемент гитары пела низким, чувственным голосом. Внезапно Кэтрин охватила усталость.

– Пора возвращаться в «Каса», – сказала Эдвина, и она с несчастным видом кивнула.

В павильоне Сезар почти сразу же покинул их и подошел к дону Сальвадору, который, несмотря на усталость, поздний час и преклонный возраст, выглядел на удивление бодро. Воздух был сизым от сигарного дыма.

Вдруг перед ними выросла фигура Хосе.

– Позвольте мне проводить вас домой, – попросил он.

Эдвина с благодарностью согласилась. А веселье вокруг закипело с новой силой. Что же касается Кэтрин, то она совсем упала духом. Сезар даже не взглянул в ее сторону. Склонившись к старику, он, смеясь, что-то ему рассказывал. Выходит, то, что произошло между ними, для него ничего не значило, он просто забавлялся, выставляя ее на посмешище. А то, что он при этом считал Кэтрин невестой Хосе, делало его намерение еще более гнусным. Ему, скорее всего, нравилось демонстрировать свою власть над ней, хоть он и презирал ее за корыстолюбие и расчетливость. Теперь же, когда его тщеславие удовлетворено, она ему уже не нужна.

Ярмарка продолжалась еще целую неделю, но Кэтрин вынуждена была оставаться в своей комнате. Ее приковало к постели обычное для туристов на юге отравление. Впрочем, девушка была даже рада возможности побыть одной. Дона Луиза часто заходила навестить ее и засиживалась подолгу. Появлялась и Пилар, но гораздо реже. Сальвадор и Хосе передавали приветы. Только от Сезара не было ни слова. Кэтрин мечтала лишь об одном – поскорее поправиться, чтобы в понедельник, как обещала Эдвина, уехать. Она больше не хотела оставаться в «Каса де Агвилар». Лежа на низенькой кушетке, которую специально для нее принесли из патио на балкон, девушка подолгу вглядывалась в царивший внизу полумрак, надеясь хоть одним глазком увидеть Сезара, услышать его голос, но он не появлялся. Должно быть, наслаждается праздником, горько думала Кэтрин, танцует с какой-нибудь девушкой под звон гитар и рокот кастаньет.

Однако им не суждено было уехать в понедельник: Тот же самый недуг, который терзал Кэтрин, неожиданно свалил и Эдвину. Болела она тяжело. Но, как все люди, редко или почти никогда не болеющие, страшно перепугалась и решила, что дело обстоит еще хуже, чем это было на самом деле. Кэтрин, едва вставшая с постели и еще слабая, терпеливо ухаживала за ней. Ее удивило, что, всегда такая веселая и жизнерадостная, Эдвина сейчас совсем упала духом. Впервые в жизни тетка так сильно зависела от нее. Только сейчас девушка поняла, как сильно любит ее и как ей будет ее не хватать, если случится самое страшное. Состояние Эдвины ухудшалось с каждым днем. Личный врач Агвиларов приходил каждый день и подолгу сидел возле постели, сокрушенно покачивая головой. Температура никак не спадала. Врач советовал держать больную на успокоительных лекарствах и предлагал прислать сиделку, но Кэтрин отказалась, ревниво оберегая свое право ухаживать за матерью. Она велела перенести свою постель в ее комнату и оставалась возле нее сутками напролет.

На четвертую ночь Эдвина стала более беспокойной, чем всегда. Кэтрин предложила дать ей успокоительное, но та недовольно отмахнулась.

– Надо еще кое-что сделать, – слабым голосом прошептала она. Тусклый взгляд ее затуманенных глаз остановился на дочери. – Мне кажется... я умираю...

– Да нет, что ты! – запротестовала девушка. – Выпей-ка вот это и постарайся уснуть. Утром тебе станет лучше. – Она старалась говорить уверенно, чтобы Эдвина не догадалась, что напугала ее.

– Утром может быть слишком поздно, – прохрипела Эдвина и с трудом подняла голову. – Сходи за доном Сальвадором.

– Но... уже поздно. – Голос Кэтрин упал. – Нельзя беспокоить его в такое время.

– Он придет... если ты скажешь, что я зову его... прошу тебя...

Кэтрин поспешила в дальнее крыло «Каса», где находились комнаты дона Сальвадора.

Он тут же откликнулся на ее стук. Укутанный в теплый халат, старик читал какую-то ветхую книгу в кожаном переплете. Увидев в дверях Кэтрин, он поспешно встал с постели:

– Каталина, что случилось? Ваша мать?

– Она послала меня за вами...

– Иду. – Отложив книгу, Сальвадор быстрыми шагами двинулся за девушкой. – Ей хуже? – спросил он, пока они почти бежали по коридору. – Может, послать за доктором?

– А что он сможет сделать? Нет, думаю, ее преследует какая-то навязчивая мысль.

– Что ж... вполне возможно.

Следом за Кэтрин старик ворвался в комнату больной. Увидев его на пороге, Эдвина просияла и стала почти красивой.

– Мой друг... – Она нежно протянула ему руку.

Старый идальго, присев на постель, осторожно взял ее руку в свои.

– Что с тобой, дорогая?

Услышав это, Кэтрин покосилась на дверь, размышляя, не уйти ли, но Эдвина окликнула ее. Девушка встала по другую сторону постели, сжимая слабую руку матери.

Хрипло дыша, та прошептала:

– Сальвадор... ты позаботишься о Кит... когда меня не станет?

В темных глазах дона сверкнула искорка торжества.

– Конечно. Она станет моей внучкой, а «Каса» – ее родным домом.

Кэтрин похолодела. Ей хотелось крикнуть, что она вполне способна сама позаботиться о себе, что ненавидит Испанию и считает дни, когда можно будет отсюда уехать. Но как она могла так огорчить Эдвину?!

Больная подняла глаза на приемную дочь:

– Да... она будет в безопасности... но только если станет женой Хосе.

– Ты ведь знаешь – это мое самое заветное желание, – отозвался Сальвадор, – но она все еще колеблется.

– Кит, – пыльцы Эдвины стиснули ее руку, – прошу тебя... чтобы я была спокойна, обещай.

Кэтрин молчала, не поднимая глаз. Это было нечестно.

– Прошу тебя... – Эдвина заметалась на постели, лицо ее горело. – Я не могу оставить тебя одну... это ужасно... одиночество... уж я-то знаю... они оба ушли, Саймон, Каролина... Пообещай, что выйдешь за Хосе, Кит, тогда ты не будешь одинока... дружба надежнее... чем любовь... умоляю...

Сальвадор с упреком смотрел на Кэтрин.

– Неужели так трудно успокоить ее? – жестко спросил он.

– Она бредит, – прошептала девушка.

– Нет, она хочет этого. – Голос его упал до едва слышного шепота, темные, глубоко посаженные глаза были похожи на пылающие угли. – Ваш брак всегда был ее заветным желанием. Неужели ты сможешь ей отказать... когда она умирает?

Кэтрин облизала пересохшие губы.

– Она не умрет.

– Ты даже не хочешь ей помочь! Неужели в твоей душе нет ни капли благодарности к той, кто вырастила тебя?

– Благодарность... – слабо повторила Эдвина. – Молодые люди редко испытывают ее... они принимают нашу любовь... заботу... а взамен... ничего. – Дальше послышалось какое-то неясное бормотание, и голос ее оборвался.

– О Боже, не надо! – закричала Кэтрин, упав на колени возле постели и прижимая руку Эдвины к щеке. – Выпей лекарство. Ты уснешь, а утром...

– Слишком поздно, – пробормотала Эдвина.

– Нет! – Кэтрин схватила стакан с лекарством и поднесла его к губам Эдвины. – Ну прошу тебя, выпей!

Но Эдвина оттолкнула его.

– Обещай...

– Да, да... все, что угодно... только выпей!

Эдвина глубоко вздохнула, и лицо ее прояснилось. Воспользовавшись этим, Кэтрин приподняла ее голову и поднесла к губам стакан. Сделав глоток, больная опустилась на подушки. Кэтрин промокнула покрытый испариной лоб, и Эдвина благодарно улыбнулась.

Только когда первые лучи восходящего солнца пробились через занавески, Сальвадор, в очередной раз осторожно потрогав лоб Эдвины, с торжествующей улыбкой сказал:

– Жар спал. Она будет жить.

Эдвина быстро шла на поправку, но была еще очень слаба, и двинуться в путь они еще не могли. Кэтрин сомневалась, что приемная мать помнит произошедшее в ту ночь, но тут, как всегда неожиданно, появилась дона Луиза и дала ей понять, что она заблуждается. Убедившись, что больной значительно лучше, она радостно заявила:

– Ну вот, скоро сможем отпраздновать помолвку.

– Помолвку? – слабым голосом переспросила Кэтрин.

– Да. Отец все мне рассказал. Я так счастлива!

– Но тут какая-то ошибка, – запротестовала девушка. – Я не помолвлена...

Дона Луиза рассмеялась:

– Вы, наверное, стесняетесь? Но мы все понимаем. Я очень рада, что моему Хосе так повезло. Вы не только скромная, но еще и преданная дочь. Так терпеливо ухаживали за своей матушкой!

Как выяснилось, в этом заблуждении пребывала не одна дона Луиза, но и все домочадцы. Сколько Кэтрин ни отнекивалась, ее возражения встречались понимающими улыбками и подмигиванием. Англичанка очень стыдлива, вероятно, думали они. А может, втайне гордится своей победой и не хочет, чтобы это бросалось в глаза. Ведь Хосе на редкость завидный жених, вот бедная Золушка и ошеломлена! А что до ее возражений... так это просто вздор!

Сам Хосе, как обычно, был изысканно вежлив, но особой радости не проявлял. Если он и впрямь влюблен в нее, как уверяла Эдвина, то, вероятно, умеет хорошо владеть собой, думала девушка. Лицо у него было равнодушным, взгляд отсутствующим. Она решила, что при первой же возможности постарается поговорить с ним и, может, ей удастся убедить его, что они оба совершают ужасную ошибку. Однако все еще не могла надолго оставлять Эдвину одну, а по местным обычаям встречаться с женихом наедине было верхом неприличия.

К величайшему облегчению Кэтрин, Сезар куда-то исчез. Никто в «Каса» даже не упоминал о нем. Ей отчаянно хотелось узнать, где он, но она не осмеливалась никого спросить. Пилар как-то обмолвилась, что он развлекается в Мадриде, и все страхи, терзавшие девушку, вернулись с прежней силой. Неужели Сезар уехал, чтобы встретиться с Касселлисом?! Пилар, похоже, нисколько не скучала без него. Она то и дело приставала к деду с просьбой позволить ей пойти в сопровождении Карлоса Фонсеки в один из ночных клубов. Но в ответ неизменно следовал отказ. Старый дон не одобрял подобных развлечений. Впрочем, и молодой Фонсека ему не нравился.

Как-то вечером Сальвадор пригласил Кэтрин к себе в кабинет. Она еще никогда не бывала в нем и с трепетом остановилась на пороге. Это было святилище, где поклонялись быку. На стенах висели картины с изображением эпизодов корриды, а вперемешку с ними – снимки лучших агвиларовских животных. Над письменным столом грозно вздымались острые рога, полку украшала серебряная статуэтка разъяренного быка, свирепо роющего землю копытом.

– Садитесь, Каталина, – приветливо предложил старик и взял в руки коробочку, в которых обычно хранят драгоценности. – Я хотел сделать вам подарок в знак признательности и глубокого восхищения. То, как вы ухаживали за матерью, настоящий подвиг самопожертвования. Приятно видеть, что и в наши дни люди способны на столь глубокие чувства.

Он открыл коробочку, и Кэтрин растерянно заморгала. В ней лежал массивный золотой браслет, усеянный крупными бриллиантами. Целый сноп сверкающих искр ударил ей в глаза.

– Он... он очень красив, сеньор, – запинаясь пролепетала она, – но я не могу его принять. Браслет, должно быть, очень дорогой.

Старик удивленно вскинул седые брови:

– Конечно, дорогой. Было бы странно, если бы я преподнес вам дешевую безделушку! Позвольте, я помогу вам его надеть.

Сделав над собой усилие, чтобы не задрожать, она механически протянула ему руку. Старик осторожно застегнул браслет вокруг тонкого запястья, и девушка поежилась – таким холодным и тяжелым он ей показался. Хотелось сорвать его с руки, но это было бы оскорблением.

Сальвадор, видимо очень довольный, откинулся на спинку кресла.

– Он вам идет, – улыбнулся старик и добавил: – Жена Хосе получит все наши фамильные драгоценности.

– Но я никогда не стану женой Хосе! – запротестовала Кэтрин.

Он заставил ее замолчать долгим суровым взглядом.

– Ваша матушка думает по-другому, и я уверен, что вы не захотите ее огорчать, – ледяным тоном произнес он. – Да и потом... вы ведь дали слово!

Кэтрин промолчала. У нее и в мыслях не было сдержать свое обещание, но сейчас не время об этом говорить. Лучше подождать, пока они уедут, а когда удушливая атмосфера «Каса де Агвилар» останется позади, она найдет в себе силы вырваться на свободу.

После визита к дону Сальвадору ей необходимо было успокоиться. И хотя, по всем признакам, приближалась гроза, Кэтрин вышла в патио и присела на край фонтана. Жаль, что у нее не хватило мужества убедить старика, что никакие сокровища в мире не заставят ее выйти замуж за его внука. Так было бы честнее. И вдруг почувствовала, что она не одна. В густой тени под аркой смутно вырисовывался силуэт Сезара. Сердце девушки дрогнуло, а он решительно приблизился к ней:

– Каталина, мне так жаль... я только что узнал, что вы были очень больны... вы и ваша матушка. Надеюсь, вам уже лучше?

Припомнив, что он ни разу не позаботился узнать о ее здоровье, Кэтрин вспыхнула:

– Ваши соболезнования немного запоздали, сеньор! Я уже и думать забыла, что была когда-то больна.

– Я не знал об этом до сегодняшнего дня. Дело в том, что я уехал из Севильи сразу же... после того, как мы с вами виделись в последний раз. И только сегодня вернулся.

Стараясь не выдать овладевшую ею тревогу, она холодно кивнула:

– Вас в Мадриде ждали срочные дела, не так ли? Надеюсь, вы их успешно уладили?

– Я не был в Мадриде, вы что-то путаете. – Сезар осторожно присел рядом нею на край фонтана. – Вообще-то я был в Португалии, ловил сардин.

– Это правда? – с сомнением в голосе спросила девушка. Быки и сардины как-то плохо сочетались друг с другом.

– Совершеннейшая! Что может быть более мирным, чем в лунную тихую ночь сидеть посреди безбрежного океана и размышлять о жизни.

– И часто вы размышляете о жизни?

– И о любви, – дополнил он. – Да, часто. И вот пришел к мысли, что в жизни мужчины может быть только одна женщина, которая значит для него все. А если она оказывается недостойной его или недосягаемой, то это трагедия. Поэтому и вернулся, чтобы убедиться, что меня постигли оба эти несчастья.

Кэтрин удивленно вскинула брови. Может, подобно рыцарю из поэмы, он наконец-то понял, что у Пилар нет сердца?

– Конечно, моя возлюбленная еще очень молода, – продолжал между тем Сезар. – И вполне вероятно, я поспешил обвинить ее. Возможно, на нее просто давили. Уж кому, как не мне, знать, что долг для нее – это все.

Нет, похоже, он говорит не о Пилар. До сих пор Кэтрин как-то не замечала особенного трепета юной испанки перед таким понятием, как долг.

– Мне кажется, Пилар в гостиной, – мягко сказала она.

– Нет, она ушла, – усмехнулся Сезар. – И, подозреваю, без разрешения. Так что вечером ей здорово нагорит, вот увидите!

– Ах, как это, должно быть, вам неприятно...

– Мне? – удивился он. – Вы разве не знаете, что Пилар до безумия увлеклась футболом?

– Боже!

– Да, похоже, за время болезни вы несколько отстали от жизни. Впрочем, на самом деле Пилар увлеклась не столько самим футболом, сколько Карлосом Фонсекой. Конечно, футбол не так впечатляет, как коррида, тем более что игроки не швыряют подружкам на трибуне свои гетры, но, думаю, посмотреть интересно. А поскольку мне в этом плане ей, так сказать, нечего предложить, то придется откланяться.

Все это было сказано в насмешливой, ироничной манере, но у Кэтрин защемило сердце. Она начинала догадываться, что произошло. Вероятно, Сезар вернулся и обнаружил, что его место занято.

– Вы хотите сказать, что сеньор Фонсека отбил у вас Пилар? – с тревогой спросила девушка, лихорадочно припоминая теперь, что и вправду имя Карлоса все последние дни не сходило с языка молодой ветреницы.

– Отбил? Хм... что ж, звучит забавно, и тем не менее это так.

– Но это невозможно! – возмутилась Кэтрин. – Как его можно вообще сравнить с вами?! – Ей довелось встречаться с молодым Фонсекой, и, откровенно говоря, он ей не приглянулся.

– Зато ему не надо возвращаться в Аргентину, – напомнил Сезар. – А у меня нет ни малейшего желания осесть в Испании, и, уж во всяком случае, не на условиях Пилар.

– Так, значит... она для вас недосягаема?

Он передернул плечами:

– В общем-то, надо признаться, она никогда и не была особенно близка...

– О Сезар... мне так жаль! Я знаю, как это больно!

– Больно? Что – больно? Вы говорите загадками!

– Но разве вы не были помолвлены?

– Официально нет, – легкомысленно хмыкнул Сезар. – Конечно, об этом говорилось, и не раз. Да и в Испанию я приехал не только для того, чтобы полюбоваться быками Агвиларов. Старый дон желал познакомиться со мной поближе, так же как и с вами, моя дорогая. Но мне, увы, повезло меньше, чем вам! – Он помолчал, потом серьезно спросил: – Каталина, неужели вы и в самом деле собираетесь стать женой Хосе?

– Да нет же! Не собираюсь, и не помолвлена я с ним, что бы там они ни говорили!

– А! – Глубокий вздох вырвался у него из груди. – Рад это слышать, но вот дона Луиза думает несколько иначе. Я встретил ее, когда шел сюда, и она тут же выложила мне новости. Сказала, что ваша матушка очень довольна.

– Да, это так... В общем, из-за нее все и случилось. Видите ли, она была очень больна, и именно по этой причине так все запуталось.

Сезар уловил в ее голосе тревогу.

– Расскажите мне, – мягко попросил он.

– Вы в самом деле хотите знать? – Кэтрин в недоумении уставилась на него широко открытыми глазами.

– Да, очень. Может, я смогу вам помочь. Уж я-то знаю, какими методами действует эта семейка. Да и мои размышления во время рыбной ловли навели меня на мысль, что я, возможно, ошибался в вас, Каталина.

Приободрившись, Кэтрин поведала ему свою историю и, закончив, спросила:

– Вы мне верите?

– Да, моя белая роза, верю, – ответил Сезар. – Боюсь только, что вы сделали большую ошибку, не объяснив все матери.

– А если это ее убьет?

– Не думаю. Она женщина неглупая и с большим жизненным опытом. К тому же если действительно любит вас, то ваше счастье, должно быть, для нее все!

– Ну... не знаю. Она ведь без ума от Агвиларов. Много лет назад между ней и доном Сальвадором что-то было... Вот Эдвина и думает прежде всего о нем, а потом уже обо мне, – с горечью в голосе проговорила Кэтрин.

– Вы ошибаетесь, – мягко возразил Сезар. – Конечно, сеньора Каррутерс и старый дон – довольно необычная парочка, но бывают и хуже. А почему он не женится на ней? Ведь они оба свободны.

– Но... они ведь уже не молоды!

– Для того, чтобы пожениться?! Чушь! Просто сеньор де Агвилар любит потуже натягивать вожжи, а ваша матушка не восторге от перспективы просидеть остаток жизни в золоченой клетке, как положено сиятельной сеньоре де Агвилар. Сеньора Каррутерс привыкла поступать как ей нравится, и было бы только справедливо, если бы она предоставила некоторую свободу и вам. – Сезар придвинулся ближе. – Но и вы хороши! Как вы могли позволить, чтобы вас так запутали?

– Когда она оказалась между жизнью и смертью, я уже ни о чем не думала... мне стало все равно, – пояснила Кэтрин, теряя голову оттого, что он так близко.

– Знаете, я хочу вам кое-что предложить... – неуверенно начал он. – Думаю, мне удастся разрубить этот гордиев узел. Я могу вас похитить.

– Что?!

– Увезти вас. Если пожелаете, будем вместе ловить сардины.

– А я-то думала, вы серьезно, – с досадой проговорила Кэтрин.

– Я и в самом деле серьезно. После такого ни один Агвилар не согласится принять вас в семью, а ваша матушка и так весьма скверного обо мне мнения, так что, в общем, не страшно. Ну а вы, естественно, можете сделать вид, что ничего не могли поделать.

Она отшатнулась от него. Потом, опустив руку в холодную воду, задумалась. Что он хочет? Соблазнить ее? Или это просто очередная выходка, желание сыграть шутку с самим доном Сальвадором? А может, он желает отомстить Пилар? Господи, очутиться вдвоем с ним посреди безбрежного океана... это был бы рай! И тут Кэтрин вдруг вспомнила, что и в раю в конце концов отыскался змей.

Сезар склонился к ней так близко, что она почувствовала его горячее дыхание на щеке.

– Вы не доверяете мне? Клянусь, что не причиню вам зла, хотя... всякое может случиться. И конечно, разговоров не избежать. Поэтому в конце концов мне придется сделать из вас порядочную женщину.

– Что... что вы имеете в виду?

– Я надеялся, может, вы найдете меня более подходящим, чем Хосе, – ответил он. – Вы уже знаете, что я не беден и моя жена ни в чем не будет нуждаться, если... если вы, конечно, не против того, чтобы жить в Аргентине.

Ошеломленная, Кэтрин опустила глаза.

– Вы делаете это только ради того, чтобы отомстить Пилар? – спросила она наконец. – Это было единственное объяснение, которое пришло ей в голову.

– Так вот о чем вы думаете? – присвистнул он и затем загадочно улыбнулся. – Тогда вы явно себя недооцениваете. Мне-то казалось, что вы... вы любите меня, даже несмотря на Хосе.

– Да, – с горечью сказала она. – Вы, должно быть, не сомневаетесь, что девушке достаточно только разок посмотреть на вас, чтобы влюбиться без памяти. Почему же я должна быть исключением?

– Вы жестоко ошибаетесь, – тихо произнес он. – Современные девушки ведут себя достаточно свободно, так стоит ли винить меня за то, что не мешаю им кокетничать со мной? Но ты не такая, Каталина. И мне следовало бы с большим уважением относиться к твоей скромности.

– Да, – вздохнула она.

– Но это все в прошлом, – торопливо сказал Сезар. – Теперь надо подумать, как тебе выпутаться из того положения, в котором ты оказалась. И раз уж ты не хочешь мириться с планами твоей матушки, давай убежим...

Мысли вихрем закружились в голове Кэтрин. Неужели он говорит серьезно? Можно ли ему верить? Вдруг в ее памяти вспыхнули слова Эдвины: «Уязвленное самолюбие толкает людей на брак гораздо чаще, чем ты думаешь». А если им тоже движет лишь обида и желание отомстить? Ради того, чтобы доказать, как мало его трогает ветреность Пилар, он даже готов жениться на другой.

Кэтрин задумчиво покачала головой:

– У вас ведь есть родители, Сезар. Что они скажут, если вы привезете домой серенькую, неприметную англичанку вместо ослепительной красавицы испанки, которую они ждут?

– Они не такие уж поклонники испанских красавиц, – сухо отозвался он. – Мой отец высоко ценит англичан, именно поэтому и отправил меня в английскую школу. Так что они будут вам рады. И потом нам не обязательно жить с ними. У нас в Буэнос-Айресе дом, куда они давно хотят перебраться. Так что мы будем только вдвоем, дорогая, если вас это не пугает.

Пугает? Да она босая отправилась бы с ним хоть на Северный полюс! А жить в Аргентине с ним и их будущими детьми – это все равно что в раю. Конечно, если бы Сезар любил ее... но увы!

Неожиданно в патио стало еще темнее. Фигура Сезара растворилась в темноте, хотя Кэтрин чувствовала, что он рядом. Она лихорадочно соображала, что же ей делать.

Сезар взял ее за руку, заставив вынуть ладонь из воды.

– Каталина... ты меня слышишь?

Огненный зигзаг молнии внезапно расколол небо у них над головой. Бриллиантовый браслет будто вспыхнул пламенем. Кэтрин успела заметить, как помертвело лицо Сезара.

– Браслет... – прохрипел он, – бриллианты Агвиларов...

– Сальвадор дал его мне сегодня вечером, – пробормотала она. – Я не хотела брать, но...

– Лгунья! – Отшвырнув в сторону ее руку, Сезар вскочил. – Его вам подарил Хосе! В роду Агвиларов жених дарит его невесте при обручении. И вы приняли его, да? Так зачем же вы морочите мне голову, что не хотите этой помолвки?!

– Сезар, я не знала!.. – в отчаянии крикнула девушка. – Я понятия не имела, что означает этот браслет! – Она дергала замок, но он не открывался.

– Я вам не верю! Мне слишком хорошо известно, что означает эта вещь. Вы, наверное, рассчитывали, что в темноте я его не замечу. А я-то, дурак, поверил вашим байкам о клятве у постели умирающей матери и почти убедил себя, что вы меня любите!

– Но это правда! – прошептала она.

– Мне не нужна такая любовь... с бриллиантами другого мужчины на вашей руке! Или вы рассчитывали, что я подарю вам что-то получше? Конечно, я бы мог это сделать... но мне как-то не приходило в голову купить себе жену. Да и становиться тореро в угоду ей тоже не собираюсь. Все вы одинаковы... готовы на что угодно, лишь бы мужчина плясал под вашу дудку!

Каждое его слово сочилось ядом и больно отдавалось в душе Кэтрин. Она-то по своей неопытности призналась ему в любви, а он не поверил, что ею движет не корысть, а искреннее чувство. Исполненный горечи смех сорвался с ее губ.

– Да, вы почти угадали, – добродушно сказала девушка, стараясь спрятать остатки гордости. – А что вы хотите? В моем положении приходится выбирать, что получше. – Кэтрин не узнавала своего голоса. – Подумав хорошенько, я пришла к выводу, что Хосе подходит мне больше, чем вы. Он не так красив, зато характер у него ровный, а Сальвадор пообещал подарить мне все фамильные драгоценности Агвиларов! – Она и не подозревала у себя таких способностей к перевоплощению.

– Боже! – вырвалось у Сезара. – Расчетливая, лживая дрянь! Еще скажите, что вы любите Хосе!

– Может, когда-нибудь и полюблю, – кивнула девушка, чувствуя, что у нее вот-вот разорвется сердце. – А потом, разве это так уж важно? Деньги, положение, спокойная жизнь – вот что самое главное. По крайней мере, меня так учили. И не забывайте, с Хосе я хоть знаю, что меня ждет впереди, а вы... вы непредсказуемы! И потом, он очень милый. Так что все к лучшему. – Наверное, хватит, подумала она. Теперь Сезар уйдет.

Но вместо этого вдруг оказалась в его объятиях. Руки Кэтрин обвились вокруг его шеи. Мускулистые руки Сезара крепко стиснули ее, его губы терзали ее рот, но она не чувствовала боли, одно лишь наслаждение.

Наконец он выпустил ее и, тяжело дыша, сказал:

– Значит, любовь – это не так уж важно? Вы не только обманщица, вы еще и дура! Никогда вы не полюбите Хосе! Впрочем, не думаю, что его заботит подобная безделица, так что, можно сказать, он ничего не потеряет. Но не тревожьтесь – я не стану больше смущать ваш покой. Я уеду немедленно, как только покончу с делами. А пока останусь в Валдеге. Удачи вам, сеньорита! Надеюсь, бриллианты Агвиларов послужат вам вполне достойной компенсацией за некоторые неудобства. Прощайте, Каталина, больше мы не увидимся.

– Сезар... нет! Не уходите! Я люблю вас!

Грохот грома заглушил ее голос. Вся дрожа, она ждала следующей вспышки молнии. Но когда ее неровный свет снова озарил патио, его уже в нем не было.

Глава 7

Единственный, кто даже не пытался заговаривать с Кэтрин о будущем, был сам Хосе. Видимо, о его согласии никто и не спрашивал, поскольку он в жизни ни в чем не противоречил деду. Поэтому, когда Хосе неожиданно пригласил девушку провести с ним весь день на побережье, она была изумлена.

Дона Луиза в ужасе всплеснула руками:

– Вдвоем?! Но ведь так не принято! Это Испания!

– Да, только Каталина – англичанка, а в Англии это вполне допустимо, – ответил Хосе. – Там принято сначала познакомиться поближе, а уж потом идти под венец. И по-моему, это разумно.

Дона Луиза бросила беспомощный взгляд на дона Сальвадоре:

– Отец, вы должны запретить это!

Однако на сей раз сеньор де Агвилар решил отступить от традиций. Он, без сомнения, прекрасно понимал, что Кэтрин отнюдь не в восторге от его матримониальных планов, хотя ему и нравилось делать вид, что это не так. И если в Хосе еще осталось хоть что-то от настоящего мужчины, решил старик, он сможет переубедить ее, а если поползут сплетни, что ж, тем лучше – девушка побоится оказаться скомпрометированной.

– Мне часто говорят, что я отстал от жизни, – старик лукаво блеснул глазами, – но если у сеньоры, – он глянул на Эдвину, – нет возражений, то я постараюсь жить в ногу со временем. У тебя есть машина, Хосе, поезжайте, и Бог с вами!

Кэтрин с готовностью согласилась, обрадовавшись возможности хоть ненадолго вырваться из этого дома. На сердце у нее было тяжело. Она знала, что больше никогда не увидит Сезара, и мечтала только о том, чтобы Эдвина поскорее поправилась и они могли уехать. Предполагаемая поездка, рассчитывала она, даст ей возможность объясниться с Хосе начистоту.

И вот на следующий день он повез девушку в Коста-де-Люс, один из испанских курортов, открытых для туристов. Хосе, одетый в белый льняной костюм, сидел за рулем мощной спортивной машины. Она тоже оделась в белое и прихватила темные очки, потому что солнце уже с утра нещадно слепило. Они помчались на юг вдоль Гвадалквивира, над которым висела пелена утреннего тумана.

Украдкой поглядывая на своего спутника, Кэтрин ломала голову, неужели Эдвина и вправду хочет, чтобы она прожила свою жизнь с совершенно чужим и незнакомым ей человеком? К тому же он ведь до сих пор ни слова не сказал ей о любви. И вдруг с опаской подумала, уж не собирается ли Хосе это сделать сегодня? О, если бы она только могла забыть Сезара!..

Песчаные пляжи Коста-де-Люс пока еще пустели. Море и пляж, пронизанные серебристым мерцанием, сливались воедино, и невозможно было различить, где кончается песок и начинается вода.

– На наше счастье, день сегодня тихий, – сказал Хосе, когда они вышли из машины. – Обычно здесь всегда сильный ветер. Хотите искупаться?

Кэтрин остолбенела. Это настолько не вязалось со средневековыми традициями Агвиларов, что она не сразу нашлась что сказать. Но прохладная чистейшая вода после долгой поездки манила невероятным искушением.

– Боюсь, я не захватила купальник.

– Он в багажнике. Пока готовили ленч, сеньора Каррутерс принесла ваши вещи. Сейчас я его достану.

По правде говоря, Кэтрин вообще не подозревала, что у нее есть такая вещь, как купальник. Вероятно, Эдвина, прослышав о планах Хосе, сообразила, что он может понадобиться, и позаботилась его купить. Открыв сумку, Кэтрин замерла – там был не только изящный, но достаточно скромный купальник, но и широкий махровый халат, яркое полотенце – Эдвина, как всегда, подумала обо всем. Слезы навернулись Кэтрин на глаза. Неизменная любовь и забота приемной матери глубоко тронули ее.

– Боюсь вас разочаровать, – пробормотала она, – но должна признаться, плавать я не умею.

– Здесь неглубоко, – ответил Хосе. – А потом, если позволите, я мог бы дать вам первый урок.

Кэтрин, укрывшись за огромной скалой, поспешно переоделась и осторожно зашла в воду, очень скоро убедившись, что Хосе был прав. К тому же он оказался превосходным наставником. Кэтрин и оглянуться не успела, как уже без страха барахталась в воде, пока он осторожно поддерживал ей подбородок. Разделявший их невидимый барьер условностей вдруг будто испарился. Забыв обо всем, они с хохотом плескались в теплой воде.

Выбравшись наконец из нее, девушка распаковала корзинку с едой. В ней оказались холодный омлет, буханка хлеба, сыр, помидоры, оливки, желе из айвы и большая бутыль с вином. Устроившись в тени скалы, молодые люди принялись за еду, лениво поглядывая на море.

Неожиданно, приподнявшись на локте, Хосе взглянул на Кэтрин и сказал:

– Поскольку дедушка все сделал за меня и сам попросил вашей руки у сеньоры Каррутерс, мы с вами обручены. Однако это как-то несовременно... и неловко. Я хочу, чтобы вы знали – если вы станете моей женой, это для меня не только величайшая честь, но и огромное счастье.

Кэтрин смущенно покосилась на него, но в глазах юноши не было и тени насмешки. Всю эту тираду он произнес так, будто выучил ее наизусть. И она поняла – Хосе привез ее сюда, чтобы лично попросить ее руки, потому что видел в ней подходящую жену. Правда, о любви не было и речи. Он настолько не скрывал своего полнейшего равнодушия, что Кэтрин невольно опять вспомнила пылкого, легко загоравшегося Сезара. Конечно, он тоже ее не любил, но хоть не скрывал, что его к ней тянет. Надо было что-то отвечать.

– Это для меня не менее лестно, – начала она, осторожно подбирая слова и ломая голову, как же поаккуратнее сообщить, что вовсе не собирается выходить за него замуж. – Но, Хосе, хотя мне известно, как хотят этого брака и ваш дедушка, и моя мать, решать все равно нам. А не им. Все дело в том, что мы с вами едва знаем друг друга. Было бы не совсем красиво, если бы я согласилась стать вашей женой только лишь ради вашего богатства или высокого положения в обществе...

– Богатство... положение в обществе... – с гневом перебил ее Хосе. – А что из этого принадлежит мне по-настоящему? Никогда в жизни мне не было позволено делать то, чего я хочу, идти туда, куда хочу, жить собственной жизнью и быть самим собой. В моей родной семье я, как муха в паутине, бессильно барахтаюсь, пытаясь освободиться. Да куда там! Даже в этом деле... дед сам выбрал мне жену...

Это было похоже на бунт. Кэтрин возликовала:

– Тогда, коли вы не хотите на мне жениться...

– Нет, дорогая, этого я не говорил! Вы милая, очаровательная девушка, и, хотя ваше приданое не слишком велико, моего состояния с избытком хватит на нас двоих. Я буду горд и счастлив, если вы станете моей.

Она растерянно уставилась на него – мысли о приданом ей никогда не приходили в голову.

– Хосе, – мягко произнесла девушка. – Я хочу быть до конца честной с вами. Вы мне нравитесь, но... я не люблю вас.

На лице его отразилось удивление.

– Но этого я и не ждал от вас! – пробормотал он. – Что тут странного? Множество браков заключается вовсе не по любви, и это не мешает супругам жить счастливо. К тому же я могу многое предложить вам, Каталина.

– Вот то-то и оно! – возмутилась она. – А я считаю, что было бы нечестно выходить за вас замуж лишь ради того, что вы можете мне предложить!

Удивление на его лице сменилось замешательством. Хосе был явно сбит с толку.

– Но разве женщины выходят замуж не поэтому? – пробормотал он. – Не ради положения в обществе? По крайней мере, в нашей семье браки устраиваются именно так. А ваша честность, прямота, храбрость – разве это ничего не стоит? Думаю, мы с вами сможем стать со временем настоящими друзьями. А это уже не мало. Согласитесь, что не каждая супружеская пара сможет похвастаться этим.

Кэтрин набрала полную пригоршню песка и рассеянно смотрела, как он сыплется между пальцами. Стало быть, она напрасно боялась пылкого изъявления чувств со стороны своего жениха. Но холодность Хосе почему-то больно задела ее. Слава Богу, подумала девушка, что она не влюблена в него. Но дружба – это тоже не мало, и впервые мысль о браке с ним закралась в ее сердце. Достаточно только сказать «да», и Эдвина будет счастлива, а Сальвадор доволен. Да и что ее ждет, если она откажется? Тоскливое одиночество, вечное прозябание в старых девах? Сезар уехал, ей не суждено увидеть его снова.

– Не знаю, достаточно ли одной дружбы, чтобы стать мужем и женой, – неуверенно протянула она. – Но я поняла, что у вас много идей и планов, как помочь вашей стране, и если я смогу быть вам полезной, Хосе...

Мысль о том, что можно сделать свою жизнь хотя бы полезной, и тогда она пройдет не зря, запала ей в душу.

– Так оно и есть, – с готовностью подхватил он. – Вы только подумайте, что такое Испания в глазах обычного иностранца? Серенады да бой быков. А у нашей страны гигантский потенциал для экономического развития. Поэтому я хочу посвятить свою жизнь прогрессу, и вы... вы поможете мне. Как только умрет дедушка, мы тут же продадим «Каса»... – Он вдруг осекся. – Но, может, это вам не по вкусу? Наверное, вы мечтаете стать хозяйкой огромного дома?

– Нет! – почти крикнула она. – Я с радостью поселилась бы в обычной квартире. Но мне казалось, вы любите «Каса», ведь это ваш фамильный дом, не так ли?

– Это как раз те узы, которые я хотел бы порвать, – заявил он. – Дом, конечно, старинный, вот пусть и станет музеем. Но, если я правильно понял, Каталина, вы не против?

– Конечно нет, – пробормотала она и, невольно покраснев, торопливо добавила: – То есть я хочу сказать, мне надо подумать. Есть и еще кое-что, о чем вам следует знать. Я... я люблю другого, хотя знаю, что никогда не смогу стать его женой.

– Сердце порой неподвластно разуму, – рассудительно проговорил он, не отрывая глаз от моря. Судя по всему, мысли его были далеко и смысл сказанного Кэтрин даже не сразу дошел до его сознания. И вдруг резко повернулся к ней. Густые брови, сошедшиеся на переносице в одну прямую черту, и пытливый взгляд глубоко посаженных глаз делали его настолько похожим на деда, что девушка ужаснулась. – Не пытаетесь ли вы дать мне понять, что обладаете... хм... некоторым опытом?

Она даже не сразу поняла, что он имеет в виду. Потом, сообразив, багрово покраснела от стыда:

– Конечно нет!

– Тогда какое это имеет значение? – спросил он. – К чему было вообще упоминать об этом?

Сбитая с толку, Кэтрин не знала, что сказать.

– Ну... я хотела быть с вами совершенно откровенной...

Хосе смерил ее испытующим взглядом. Лицо его просветлело.

– Вы такой невинный, милый ребенок, Каталина. Простите мне мою грубость. Когда слышишь так много о распущенности среди англичан, чего мы никогда не допустим в нашей стране, то чему удивляться? Вы хоть представляете, о чем я подумал, когда заявили, что собираетесь мне в чем-то признаться?

– Ох, Хосе! – рассмеялась Кэтрин. – Похоже, вы и в самом деле забыли, что я воспитывалась в монастыре и только-только покинула его! Наверное, вообразили Бог знает что. Ну ладно, забудьте об этом.

Некоторое время Хосе молча смотрел на море. Кэтрин уже раскаивалась, что, повинуясь безотчетному порыву, рассказала ему о Сезаре. Хорошо еще, сердито думала она, что ей хватило ума не упомянуть его имени.

И вдруг он сказал:

– Прошлым вечером я видел на вашей руке свой браслет...

Кэтрин почувствовала, как заполыхало ее лицо. Эти слова воскресили в ее душе прежнюю боль. Сразу вспомнилось, как разозлился Сезар, когда увидел этот браслет. Она опустила глаза в землю и натянуто подтвердила:

– Да, мне дал его сеньор де Агвилар. Я и понятия не имела, что это подарок от вас.

– Конечно от меня! Этот браслет – символ нашей помолвки. Разве вы не знали, что жених дарит невесте браслет в знак того, что она теперь связана с ним нерасторжимыми узами?

– Да, теперь знаю, – коротко буркнула она. – Но в Англии обычно дарят кольцо.

– Вы получите и кольцо.

– Только не сейчас, – взмолилась она. – Я еще не решила!

Судя по всему, Хосе не хотелось слишком уж сильно давить на нее. И он решил переменить тему. Поболтав несколько минут о всяких пустяках, юноша отправился переодеваться, а Кэтрин собрала в корзинку остатки завтрака.

Усевшись в машину, они двинулись в Тарифу, откуда многочисленные туристы, собирающиеся пересечь океан, посылают Испании последнее прости. Они долго бродили по городу, обнесенному высокой крепостной стеной, полакомились в харчевне салатом из креветок, запивая его местным вином, а потом отправились домой. Потихоньку смеркалось. И Кэтрин вдруг почувствовала, как в сердце ее понемногу просыпается теплое чувство к сидевшему рядом с ней мужчине.

То, что Кэтрин провела целый день наедине с Хосе, сделало их помолвку состоявшимся фактом, по крайней мере в глазах обитателей «Каса». Дона Луиза, втайне порадовавшись, стала потихоньку поговаривать о приготовлениях к свадьбе. Уйти на это должно было несколько месяцев, и Кэтрин вдруг с ужасом поняла, что все, кроме нее самой, похоже, уже считают эту свадьбу делом решенным. Однако понимала, что, прежде чем положить этому конец, ей следует откровенно поговорить обо всем с Эдвиной, но, боясь обидеть приемную мать, все тянула и не решалась начать неприятный разговор.

Между тем ей удалось настоять на том, чтобы выходить на улицу одной, – дерзость, вызвавшая явное неудовольствие у Эдвины и доны Луизы. И вот как-то во время сиесты Кэтрин ухитрилась ускользнуть из дому незамеченной, чтобы побродить, смешавшись с толпой туристов, между кафедральным собором и Алькасаром.

Проходя по узкой улочке, куда никогда не заглядывало солнце, девушка ненадолго укрылась под каменной аркой ворот, чтобы через их ажурную решетку полюбоваться патио, где вокруг древнего каменного фонтана росли удивительно красивые цветы. Вдруг какое-то движение заставило ее поднять глаза. На один из каменных балкончиков напротив вышла хорошенькая девушка и принялась их поливать.

А в этот же момент с противоположной стороны улицы послышались торопливые шаги, и прямо под балконом остановился мужчина в белом костюме, низко надвинутой на глаза шляпе.

– Кончита!

Отставив лейку, девушка перегнулась через перила:

– Это ты, Хосе?

Украдкой выглянув из-за своего укрытия, Кэтрин увидела, как она протянула к нему руки, а Хосе, сорвав с головы шляпу, счастливо засмеялся.

Сгорая от смущения, Кэтрин тихонько выскользнула из-под арки и бесшумно удалилась в ту же сторону, откуда пришла. Молодые люди, занятые собой, ничего не заметили. Итак, у ее жениха есть возлюбленная, причем, судя по всему, дед его об этом и не подозревает. Почему-то Кэтрин была уверена, что Сальвадор вряд ли бы одобрил прелестную Кончиту в качестве будущей невестки. И вдруг презрение к старику с неожиданной силой вспыхнуло в ее груди. Почему в этом проклятом доме каждый не может быть самим собой? Разве богатство, положение в обществе, бриллианты так уж важны для счастья? Кэтрин нисколько не сомневалась, что Хосе до безумия влюблен в эту девушку, однако без малейших угрызений совести готов оставить ее и жениться на другой! А она... чем она лучше его, почти уже решившаяся связать с ним свою жизнь? Нет, сейчас, вернувшись в «Каса», Кэтрин твердо скажет всем, что никогда не станет женой Хосе. Никогда! И пусть Сальвадор только попробует ее запугать! А если Эдвина примется возражать, то, в конце концов, всегда можно укрыться в монастыре. В эту минуту он казался ей островком мира и спокойствия.

У дверей «Каса» девушку встретил старый привратник. Вцепившись костлявыми старческими пальцами ей в руку, он что-то бессвязно залопотал на своем родном языке. Прошло немало времени, прежде чем она поняла, что с доном Сальвадором случился удар.

В доме царил переполох. Дона Луиза спорила с доктором, который настаивал, чтобы дона Сальвадора немедленно отправили в больницу. Она твердила, что если ее свекру суждено умереть, то пусть это произойдет в его собственном доме. Пилар, забыв о том, сколько раз она ругалась с дедом, горько рыдала у себя в спальне. Всюду, не зная, что делать и чем помочь, суетились насмерть перепуганные слуги. Возле лежавшего без сознания старика оставалась лишь одна Эдвина. После ухода доктора дона Луиза принялась рыдать, заламывая руки, и Кэтрин с трудом удалось уложить в постель обезумевшую женщину, уговорить ее принять снотворное. С Пилар оказалось потруднее – девушка искренне наслаждалась, демонстрируя свое горе, и почему-то все время твердила, что не простит себя, если дедушка умрет.

Не успела Кэтрин успокоить Пилар, как на пороге появилась бледная как смерть Эдвина и принялась поручать ей то одно, то другое. Девушка сбилась с ног, пытаясь заставить слуг приняться за дело. Те, казалось, совсем потеряли голову, все валилось у них из рук.

В эти часы Кэтрин, как никогда прежде, стало ясно, что Сальвадор был стержнем, державшим воедино всю эту семью. Даже при мысли о том, что его вот-вот не станет, все домочадцы совершенно упали духом.

Поздно вечером раздался телефонный звонок. Поскольку никто, по-видимому, не собирался брать трубку, Кэтрин пришлось спуститься и ответить. На другом конце провода говорили на андалузском диалекте. Несколько раз в отчаянии пробормотав «не понимаю», она наконец сообразила, что это Хуан Гуэрва. И даже разобрала, что у него возникли какие-то трудности с отправкой быков. Он тоже желал получить указания. С трудом девушке удалось ему втолковать, что сеньор тяжело болен, а Хосе нет дома. Сердце ее упало – должно быть, Сезар уже уехал, иначе он все уладил бы. Повесив трубку, она прислонилась к стене. Ее охватило чувство ужасного одиночества. В душе Кэтрин все еще теплилась надежда увидеть его на прощанье. Теперь все было кончено. Между ними лег океан.

Вскоре после этого звонка, к ее величайшему облегчению, появился Хосе. На пороге его встретил хор стенаний и слез. Ничего не понимая, он повернулся к Кэтрин, и ей пришлось объяснить, что случилось. Она рассчитывала, что Хосе немедленно возьмет все в свои руки, но он только растерянно смотрел на нее, испуганно моргая, как ребенок. Затем, упав в кресло, растерянно запричитал:

– Что же делать?!

– Кому же и решать, как не вам? – саркастически осведомилась Кэтрин. – Ах да, еще звонили из Валдеги, это срочно. Там что-то напутали с отправкой быков. Я не совсем поняла, в чем дело. Может, вам позвонить Хуану и узнать, что случилось?

Хосе растерянно покачал головой:

– Но я ничего не понимаю в этих делах.

Вздохнув, Кэтрин пожала плечами и отправилась на кухню попытаться убедить кухарку успокоиться и приготовить хоть что-нибудь поесть.

Перед обедом она поднялась в комнату дона узнать у Эдвины, как дела. В мрачной, словно средневековая усыпальница, спальне старик хрипло, неровно дышал. Почти такой же бледной была и Эдвина.

– Не могу оставить его, – прошептала она, – вдруг он придет в себя, а рядом никого нет... или... умрет... – Ее голос дрогнул.

Кэтрин была потрясена – никогда прежде ей не приходилось видеть Эдвину в таком горе.

Она покачала головой и ушла, размышляя, не окажется ли скоро у них на руках двое больных вместо одного. Приказав горничной отнести Эдвине поднос с едой, девушка отправилась в комнату доны Луизы и с облегчением убедилась, что та крепко спит. Затем спустилась в столовую и увидела, что Пилар уже успела переодеться в черное. Кэтрин неодобрительно сдвинула брови. Вскоре к ним присоединился Хосе, и они втроем в полном молчании принялись за еду.

Вдруг, с грохотом оттолкнув от себя тарелку, Хосе яростно рявкнул, глядя на сестру:

– Это ты во всем виновата! Слуги сказали мне, что ты заявила дедушке, будто выйдешь замуж за Карлоса Фонсеку. Он пришел в бешенство, и его хватил удар.

– Вы не постеснялись расспрашивать слуг о таких делах? – не веря своим ушам, спросила Кэтрин.

– А от кого еще я мог узнать об этом? – ледяным тоном осведомился он. – Мама спит, сеньорита Каррутерс сидит с дедом, вы бегаете по дому... Естественно, я хотел выяснить, кто виновник всего этого переполоха. – Он снова повернулся к сестре: – Итак, Пилар, признавайся, это правда?

Девушка разрыдалась.

Решительно встав со своего места, Кэтрин обошла стол и обняла ее за плечи.

– Это непременно нужно было говорить? – упрекнула она Хосе.

Он налил себе бокал вина, смерил Пилар таким взглядом, что обеих девушек бросило в дрожь, и сквозь зубы процедил:

– Ты вела себя просто безнравственно. Дедушка никогда не дал бы согласия на этот брак. А от меня ты его тем более не получишь!

Пилар вновь истерически зарыдала.

В это время хлопнула дверь, послышались торопливые шаги, и дверь в столовую распахнулась.

– Прекратить! – приказал знакомый голос.

И Кэтрин рухнула в кресло.

– Сезар! – облегченно ахнул Хосе. – Слава Богу! Рад тебя видеть, старина! А я уж думал, ты уехал!

– Собирался завтра утром лететь в Лиссабон, – ответил он. – Скот уже отправил, и вдруг позвонил Хуан. Вот я и решил приехать. – Налив в стакан немного вина, он протянул его Пилар. – Выпей, будь хорошей девочкой.

Пилар молча выпила все до последней капли.

Сезар делал вид, будто не видит Кэтрин, а сама она изо всех сил старалась казаться равнодушной.

– Как Сальвадор? – спросил Сезар у Хосе.

– Все еще без сознания.

– У него есть сиделка?

– Сеньора Каррутерс... – начал Хосе.

– Она же не сиделка! – нетерпеливо перебил Сезар.

– Да, – вмешалась Кэтрин, – я очень беспокоюсь за нее, но она отказывается оставить дона, а дона Луиза и слышать не хочет, чтобы отправить его в больницу.

Он в первый раз посмотрел на нее. Лицо его было непроницаемым.

– Где дона Луиза?

– У себя... Я дала ей снотворное.

– Очень разумно. А что это за история с быками? – Сезар снова повернулся к Хосе.

– Я не знаю, как вести дела на ранчо. Да и потом, не время сейчас этим заниматься, – проворчал тот.

– Но не можешь же ты так обращаться с клиентами? Похоже, дел более чем достаточно, но никто не знает, что делать.

– Что ж, может, ты этим займешься? – с легким оттенком презрения в голосе заметил Хосе. – Ты у нас такой энергичный.

– Постараюсь сделать, что смогу. Сначала найдем кого-нибудь приглядывать за твоим дедом и освободим сеньору Каррутерс. Кажется, в городе есть орден, сестры из которого ухаживают за больными?

С этого момента Сезар взял все в свои руки. Через невообразимо короткое время в доме появилась уверенная в себе, спокойная монахиня, которую незамедлительно провели к больному. Кэтрин наконец удалось убедить Эдвину отправиться в постель. Уложив ее, она спустилась вниз посмотреть, что с Пилар, но в гостиной не было никого, кроме мужчин. Помедлив в дверях, она услышала, как Сезар сказал:

– Стало быть, ты ничего не знаешь об этой партии? Придется отложить отъезд и ввести тебя в курс дел. Если старик не поправится, я должен быть уверен, что ты справишься сам.

Хосе поднял голову и встретился глазами с Кэтрин:

– А, Каталина! Что-нибудь случилось?

Она покачала головой:

– Боюсь, все по-прежнему. За доном Сальвадором присматривает сестра. Может, приказать подать кофе? – Потом обратилась к Сезару: – Ваша комната готова. Думаю, поесть вы вряд ли успели?

– Прикажите подать в столовую кофе и холодного мяса с хлебом, – попросил Хосе, не поднимая головы.

– Хорошо, – кивнула Кэтрин и уже повернулась, чтобы уйти, как рядом с ней бесшумно вырос Сезар.

– Уже командуете в «Каса»? – уколол он ее.

– Именно. Но, думаю, вам придется заниматься этим вместе со мной. – И, проклиная себя за то, что его присутствие волнует ее, спросила: – А где Пилар?

– Заставил ее отправиться в постель, – хмыкнул Сезар. – Похоже, ваш жених наговорил ей черт-те чего!

– Ох, это было так жестоко с его стороны! – невольно поежилась она, и он рассмеялся:

– Я ведь предупреждал вас, помните? Гордый и самовлюбленный, как сам дьявол! Все они такие!

Вместе с ней Сезар вошел в столовую и молча смотрел, как она звонила, вызывая слуг.

– Да, но я была уверена, что он совсем другой, – вздохнула она. – Неужели все Агвилары могут думать только о том, что соответствует их положению, а что нет!

Его выразительные губы скривились в ироничной усмешке.

– Уж кому и знать, как не вам! Ведь вы уже почти что член семьи.

Кэтрин круто повернулась, готовая бросить ему в лицо, что он жестоко ошибается, но этому помешало появление слуги. Распорядившись насчет кофе, она попросила его поторопиться.

– А где же сегодня знаменитые бриллианты Агвиларов? – хмыкнув, поинтересовался Сезар, когда слуга удалился.

Девушка смущенно спрятала руки.

– Браслет слишком тяжелый, чтобы носить его каждый день, – бесцветным голосом ответила она.

– Вы меня удивили! А я-то подумал, вы станете его таскать постоянно, даже с риском, что у вас отвалится рука!

Облокотившись о стол, она рассеянно потерла виски.

– Перестаньте, у меня был на редкость тяжелый день.

– Не сомневаюсь, – чуть мягче сказал он. – Хосе не тот человек, на которого можно опереться в трудную минуту.

Слуга внес в столовую тяжело нагруженный поднос и поставил его перед Сезаром.

– Я принес все, что мне удалось отыскать, сеньор, – извиняющимся тоном пробормотал он. – Все в доме выбиты из колеи. Мы так благодарны, что вы смогли приехать!

Сезар принялся за еду.

– Побуду здесь несколько дней, – пробормотал он с набитым ртом.

На лице слуги отразилось явное облегчение.

Горничная внесла поднос с кофе.

– Передайте сеньору Хосе, что кофе готов, – велела Кэтрин на ломаном испанском. – Он в гостиной.

Сезар насмешливо вздернул бровь:

– Какая домашняя сценка! Жаль только, что с мужчиной вы явно промахнулись.

Чувствуя, как кровь жарко прилила к щекам, Кэтрин поспешно схватилась за кофейник.

– Я была уверена, что больше никогда не увижу вас, – тихо сказала она, сделав вид, что не расслышала насмешки в его голосе.

– Да и я, признаться, тоже, – неожиданно мягко сказал он. – Как судьба порой играет людьми, верно, Каталина?

Не ответив, она протянула ему чашку. Пальцы их нечаянно соприкоснулись.

Пробормотав сдавленно проклятие, Сезар рванул яркий шарф, повязанный вокруг шеи.

– Здесь слишком душно, – выдавил он.

И Кэтрин вдруг увидела в вырезе его рубашки знакомую серебряную цепочку.

– Сезар, вы до сих пор носите мой крестик? – удивленно прошептала она. – А я думала, вы давным-давно его выбросили.

– Мой крестик, – тут же поправил он. – Вы ведь подарили его мне. Так что он отправится в Аргентину вместе со мной!

– Послушайте, – запинаясь пробормотала Кэтрин, – почему вы меня презираете?!

– Да так, – лучезарно улыбнулся он. – Обожаю, знаете ли, охотиться за скальпами!

В эту минуту вошел Хосе и, увидев их наедине, недовольно сдвинул брови.

– Мне показалось, вы уже ушли к себе, – сухо пробормотал он, бросив на Кэтрин недовольный взгляд.

– Просто хотела убедиться, что у сеньора Баренны есть все необходимое, – вставая из-за стола, пробормотала она. – Доброй ночи, сеньоры!

Поднявшись к себе, она постояла на балконе, глядя вниз, на патио, бывшее свидетелем стольких горьких сцен между ней и Сезаром. Итак, он снова вошел в ее жизнь с такой же, как всегда, насмешливой, немного презрительной улыбкой на губах. Но это ненадолго. Скоро исчезнет, на этот раз навсегда. И вдруг невольно поймала себя на том, что счастлива оттого, что Сезар по-прежнему носит ее подарок. Значит, какая-то ее частичка последует за ним.

Наступило утро, но Сальвадор так и не пришел в сознание. За больным, сменяя друг друга, присматривали две монахини из монастыря. При виде их, одетых во все черное, Кэтрин вдруг ощутила щемящее чувство тоски. Ее все чаще и чаще начинало тянуть назад, в монастырь, где она провела свое детство, где так спокойно и мирно текла ее жизнь. Девушка стала серьезно подумывать о том, чтобы стать одной из сестер, посвятивших жизнь уходу за больными. Хватит с нее мужчин и мужских капризов! Отныне она сделает все, чтобы держаться от них подальше.

Весь следующий день она не видела Сезара, а вечером решила непременно поговорить с Хосе. Медлить и дальше было уже невозможно. И с таким намерением спустилась вниз.

Дона Луиза оправилась от потрясения и, к ужасу Кэтрин, уже проговорилась о будущей свадьбе сына нескольким близким друзьям, заходившим в Каса узнать о здоровье старого дона Агвилара. Пилар сидела с надутым видом, словно обиженный ребенок. Дело в том, что Карлос зашел в «Каса» выразить свои соболезнования в связи с постигшим семью несчастьем, а дона Луиза строго-настрого запретила дочери отлучаться из дома, заявив, что в подобных обстоятельствах это неприлично. Кэтрин даже почувствовала некоторую жалость к этой избалованной красавице. Добро бы от ее присутствия в доме была хоть какая-то польза! Ни Хосе, ни Сезара не было видно, и она поймала себя на том, что облегченно вздохнула. Но, подождав несколько минут, поинтересовалась, куда подевался Хосе.

– Он в кабинете, – ответила дона Луиза.

– Вот и отлично. Мне надо с ним поговорить.

Вспомнив о своих обязанностях дуэньи, дона Луиза незамедлительно встала.

– Поскольку ваша матушка отдыхает, я поднимусь вместе с вами.

– Нет, благодарю вас, – непререкаемым тоном заявила Кэтрин. – Я должна поговорить с ним наедине. – И захлопнула дверь прямо перед лицом возмущенной женщины.

Хосе сидел за огромным письменным столом деда. Увидев ее на пороге, он поспешно встал.

– Каталина, какой приятный сюрприз! – Однако недовольное выражение его лица несколько противоречило этим словам.

– Мне нужно кое-что сказать вам, – объяснила она, усевшись в то же самое огромное кожаное кресло напротив стола, в котором сидела и в прошлый раз во время разговора со старым доном.

За ее спиной находилась открытая дверь в патио. Ей и в голову не пришло обернуться, посмотреть туда, иначе она непременно заметила бы в темноте среди кустов крохотную красную точку – горящий кончик сигареты.

Девушка была счастлива, что ей наконец-то удалось остаться наедине с Хосе. Она положила перед ним тяжелый футляр с бриллиантовым браслетом и проговорила:

– Я подумала и решила, что не смогу стать вашей женой. Глупо вообще было давать вам надежду... Впрочем, я никогда и не верила, что и вы этого действительно хотите.

– Конечно хочу! А с чего вы вообще решили, что это не так?

– Потому что вчера вечером я видела вас с Кончитой.

Его лицо стало непроницаемым, словно маска.

– Что за ерунда? – резко бросил он. – Какая еще Кончита?

– Не стоит притворяться, – со слабой улыбкой сказала Кэтрин, – достаточно уже было лицемерия, Хосе. Может, хоть раз постараемся быть честными друг с другом? Я не люблю вас, а вы любите другую женщину. – И она в двух словах рассказала ему, чему стала свидетельницей, сама того не желая.

К ее изумлению, Хосе даже ничуть не смутился.

– Вам не следовало появляться на улице одной, – ледяным тоном процедил он. – Может, у вас в Англии так и принято, но здесь, в Испании, мы этого не одобряем. И уж тем более это не пристало моей суженой. А что до этой – как ее? – Кончиты, так она ровным счетом ничего для меня не значит. Но вам упоминать имя этой... хм... женщины просто неприлично!

Кэтрин не верила своим ушам. Милый, доброжелательный юноша, с которым они так славно провела время во время поездки в Коста-де-Люс, вдруг исчез. А этот мужчина, с суровым, холодным лицом и крючковатым носом, похожим на клюв хищной птицы, был ей совершенно чужим. Девушке хотелось плакать и смеяться одновременно. Господи, и он еще имеет наглость указывать ей, как себя вести!

– Кончита – ваша любовница? – в лоб спросила она.

Хосе оцепенел:

– Хорошо воспитанным юным леди не пристало говорить о подобных вещах!

– Вы уж простите меня, – усмехнулась Кэтрин, – но эта двойная мораль мне непонятна! Вы вроде бы печетесь о моей добродетели, так? А как насчет вашей собственной морали? Давайте поговорим об этом. И потом, если хотите знать, я считаю не слишком-то красивым жениться на мне только для того, чтобы я одарила вас храбрым сыном.

Удар явно попал в цель. Лицо Хосе залила краска стыда.

– Каталина, – тихо сказал он, – вы ошибаетесь... это не единственная причина...

– Но главная, – жестко перебила она, – и это сводит меня с ума. Я чувствую себя какой-то призовой коровой!

– Каталина, вы говорите как маленькая глупышка, – сурово произнес Хосе. Судя по всему, он уже пришел в себя и обрел свою привычную самоуверенность. – Ваше мужество – Божий дар, и все мы можем только восхищаться вами. А передать его нашим будущим детям... что тут постыдного? Однако, уделяя так много внимания сердечной привязанности, вы делаете большую ошибку. Разве любовь так уж важна, чтобы люди были счастливы в браке?

– А разве нет? – в отчаянии крикнула она. – И потом... потом... мы вообще не созданы друг для друга! Мы слишком разные. Я не хочу жить в Испании, и, кроме того, у нас с вами нет ничего общего... разве что какие-то мечты о будущем, которые могут так и не стать явью. Вы очень изменились, Хосе. Сейчас вы стали очень похожи на вашего деда, а его взгляды на многие вещи я не могу и не хочу принять. Так что, думаю, будет лучше, если мы расторгнем нашу помолвку.

Его тонкие губы превратились в едва заметную полоску.

– Это невозможно. Мы с вами зашли слишком далеко. Теперь я буду выглядеть полным идиотом.

– Мне очень жаль, но, по правде говоря, я никогда не давала своего согласия. Вас ввели в заблуждение. Ничего, помолвки часто расстраиваются. Да ведь они и существуют, собственно говоря, для того, чтобы дать людям возможность поближе узнать друг друга.

– Только не в Испании!

– Я ведь уже сказала вам – то, что принято здесь, в Испании, меня не касается. И я вовсе не собираюсь вести жизнь, какая, по вашим словам, приличествует вашей жене. Надеюсь, на этот раз я достаточно ясно выразилась?

Она заметила, как в его глазах блеснула злоба, и поняла, что больно задела его гордость. А что такое пресловутая испанская гордость, Кэтрин уже знала прекрасно.

– Я услышал слишком много всякой чепухи, которую может извинить лишь ваша молодость и неопытность, – ледяным тоном начал он, – но наши родственники объявили о нашей помолвке, и вам придется с этим смириться. Вы хоть представляете себе, какой разразится скандал, если мы заявим, что брак не состоится?!

– Лучше пережить один скандал, чем потом мучиться всю свою жизнь, а люди быстро забывают о скандалах.

Выйдя из-за стола, Хосе подошел к ней вплотную. Кэтрин невольно зажмурилась.

– Вы не понимаете. Дедушка хочет, чтобы вы стали моей женой, и вы выйдете за меня замуж!

Стиснув кулаки, она бесстрашно взглянула ему в глаза:

– Ни за что, Хосе! И вам не удастся заставить меня сделать это!

Его пальцы железным кольцом сдавили ее запястье.

– Посмотрим! Однако признайтесь, что настоящая причина вашего отказа – другой мужчина! Я всегда подозревал, что между вами и Сезаром что-то было, хотя и не хотел в это верить. Скажу вам лишь одно – я могу смешать ваше имя с грязью, да и его тоже. И не надейтесь, что закрою глаза на вашу неверность! Я пристрелю его как собаку!

– О, что за мелодрама, право! – принужденно рассмеялась Кэтрин, безуспешно пытаясь высвободить руку. – Никого вы не застрелите. Что за вздор, ей-богу! Но в общем, вы правы. Я действительно люблю другого, люблю так, что один его мизинец значит для меня больше, чем вы и все ваше богатство!

В эту секунду в кабинет из патио ворвался Сезар:

– Ну, давай стреляй, негодяй!

– А, стало быть, ты подслушивал! – с мерзкой ухмылкой на губах процедил Хосе, отпуская руку девушки. – Рассчитывал сбыть мне свою бывшую любовницу? Признаться, я не мог в это поверить, думал, что законы гостеприимства для тебя святы, но вы там у себя, в Южной Америке, видно, понятия не имеете о том, что такое честь!

Кулак Сезара с хрустом врезался в его ухмыляющийся рот, и Хосе с размаху отлетел в угол. Ударившись о стену, он глухо застонал и тяжело сполз на пол. Кэтрин с быстротой молнии ринулась между двоими мужчинами, которые мерили друг друга пылающими ненавистью взглядами, точь-в-точь как два призовых быка из агвиларовского стада.

– Прекратите немедленно! – закричала она. – Вам обоим должно быть стыдно! – И, вдруг заметив кровь, сочившуюся из рассеченной губы Хосе, бросилась к нему: – Вам больно? Вы ранены?

– Со мной все в порядке, – угрюмо буркнул тот. – Сезару не следовало распускать руки в присутствии леди.

– Странно. А мне почему-то кажется, в тот момент вы меньше всего считали меня леди, – со слабой улыбкой заметила Кэтрин и краем глаза покосилась в сторону Сезара. Интересно, многое ли он успел услышать, пока стоял в патио? Лицо его было непроницаемым. – Я отправляюсь в постель, – заявила она, – но прежде, чем я уйду, можете вы мне оба пообещать, что больше не будет никаких драк?

Хосе коротко поклонился:

– Приношу мои глубочайшие извинения, Каталина, за то, что не смог сдержаться и вести себя так, как положено истинному кабальеро, но, надо признаться, вы меня разочаровали. А если вспомнить о том горе, которое причинила всем нам болезнь дедушки... – Он пожал плечами. – Доброй ночи, Сезар! Каталина, я вас провожу. – И он учтиво распахнул перед нею дверь.

Глава 8

На самом верху лестницы Кэтрин остановилась. От слабости у нее дрожали ноги. На душе было тяжело. Почему-то, когда она готовилась к разговору с Хосе, ей представлялось, что он примет сообщение о разрыве их помолвки с присущим ему спокойным достоинством, совсем забыв, что он испанец, человек, в жилах которого течет горячая кровь. И еще вовсе не чувствовала никакой благодарности к Сезару за его вмешательство. Эти двое словно облили ее грязью. А больше всего ей не хотелось теперь оставаться с ними под одной крышей.

Какой-то едва различимый звук, донесшийся снизу, заставил ее обернуться. Монашенка – сиделка из ордена сестер милосердия – поднималась по лестнице. Она шла в комнату дона Сальвадора на смену сестре Терезе, которая уже вышла ей навстречу. Женщины обменялись негромкими приветствиями. Дождавшись, когда незнакомая монахиня скроется в дверях, девушка поспешно подошла к той, что собиралась уйти.

– Сестра Тереза, – обратилась она по-испански, – могу ли я побыть сегодня в монастыре? Я нуждаюсь в убежище.

Монахиня ошеломленно посмотрела на нее:

– Уже поздно, сеньорита, а наш монастырь, увы, находится в квартале, пользующемся дурной репутацией. – Однако она умела распознавать горе, и от нее не укрылись измученное лицо и грустные глаза Кэтрин, которая, безусловно, была несчастна и нуждалась в утешении. – Ладно, пойдемте со мной, дитя мое, – приветливо сказала сестра Тереза и терпеливо подождала, пока девушка, заскочив в свою комнату, собрала с собой кое-какие вещи.

Просто, почти бедно обставленная комната в монастыре, куда сестра Тереза привела Кэтрин, показалась ей до странности знакомой. И мать настоятельница тоже оказалась очень похожей на достопочтенную матушку из ее бывшей обители.

– Вы католичка? – с сомнением спросила она стоявшую перед ней в почтительной позе девушку.

– Пока нет, – ответила эта, подумав про себя, что это не так уж важно – в конце концов, все они агнцы Божьи.

За свою долгую жизнь матушка настоятельница успела повидать немало девушек, страдающих от любовного недуга. Множество их приходило в монастырь и припадало к ее ногам, уверяя, что хотят навечно остаться тут. Но обычно им достаточно было пробыть в этих стенах несколько дней, как желание тут же пропадало. Большинство возвращались к родным, в шумный, суетный мир, находили другую любовь и, конечно, не забывали послать монастырю щедрый дар за гостеприимство. Но стоявшая перед ней сейчас девушка не была похожа на них. Она не плакала, не жаловалась на разбитое сердце. Вокруг нее была какая-то особая аура целеустремленности и спокойствия, как будто она точно знала, чего хочет.

– А ваша семья, родственники, они знают, где вы? – осторожно спросила настоятельница.

– Меня до завтрашнего утра никто не хватится...

Мать настоятельница осторожно взвесила слова Кэтрин, раздумывая, что же все-таки привело ее сюда. Она, конечно, знала, что в «Каса де Агвилар», где в последние дни работала сестра Тереза, есть двое достаточно привлекательных молодых человека, и догадывалась, что девушка безнадежно влюблена в одного из них. Но в том, что ее непременно хватятся, была совершенно уверена. Пройдет совсем немного времени, и беглянку станут разыскивать. И мать настоятельница решила послать потихоньку весточку семье. Ну а до тех пор, пока за девушкой приедут, она может побыть в монастыре, в этом нет ничего дурного.

Но не успела Кэтрин закрыть глаза, как раздался тихий стук в дверь. Ничего не понимая спросонья, она вскочила, высунулась в коридор и оказалась лицом к лицу с толстухой привратницей, которую видела у ворот в монастырь. Тогда эта женщина что-то неодобрительно ворчала им вслед, а сейчас, к изумлению девушки, на лице ее сияла добродушная улыбка.

– Там, внизу, спрашивают вас, сеньорита, – сказала она заговорщическим шепотом.

Ничего не понимающая Кэтрин изумленно вытаращила на нее глаза. Неужели Эдвина каким-то непостижимым образом догадалась о том, куда она скрылась, и, разыскивая ее, явилась в монастырь?

– Я не могу никого видеть, – решительно заявила она, – я и явилась сюда потому, что искала убежища.

– Сеньорита, это очень важно! Мне велено передать, что это вопрос жизни и смерти.

У Кэтрин душа ушла в пятки. Может, с сеньором Агвиларом случился еще один удар? А вдруг он вообще умер?

– За вами прислали машину, – сообщила толстуха. – Прошу вас, поспешите, сеньорита. Я так торопилась вас предупредить, что ушла без разрешения.

– Иду, – пробормотала девушка, накинула на голову шаль доны Луизы и поспешила вслед за быстро ковылявшей привратницей через мощеный каменный дворик.

Толстуха тихо приоткрыла маленькую калитку, почти незаметную на фоне деревянных ворот, и с широкой ухмылкой прошептала:

– Доброй ночи, сеньорита!

Всего в нескольких метрах от ворот стояла большая черная машина с потушенными фарами. Дверца рядом с водителем была приоткрыта. За рулем сидел мужчина. Темная, низко надвинутая на глаза шляпа почти полностью скрывала его лицо. Машина была Кэтрин незнакома. Скорее всего, ее просто наняли, решила она. Вероятно, Эдвина не смогла приехать сама, а просить Хосе не захотела.

Усевшись на переднее сиденье и захлопнув дверцу, девушка с тревогой спросила:

– Вы, случайно, не знаете, как состояние сеньора де Агвилара? Ему хуже?

К ее удивлению, он ответил по-английски:

– Лучше, буквально с каждой минутой, – и с этими словами сорвал с головы широкополую шляпу. – Неужели вы настолько сошли с ума, моя белая роза, что решили, будто я позволю вам стать монахиней?

Это было как в прекрасном сне: огромная черная машина бесшумно летела в темноте, словно огромная ночная птица, разрезая мрак огненными сполохами фар, а рядом с Кэтрин Сезар негромко мурлыкал себе под нос:

Ночь без луны...

Как сердце без любви...

Кэтрин притихла, боясь шевельнуться. Она даже не пыталась обратиться к нему в страхе, что чары развеются и она опять проснется в своей постели. Если бы только так могло продолжаться без конца!

Между тем золото городских огней осталось далеко позади. Съехав на обочину, Сезар остановился и заглушил мотор. Потом включил в машине свет, обернулся к девушке и посмотрел ей в глаза.

– Сними эту штуку, – велел он, указывая на шаль доны Луизы. – Эта не та вуаль, которую мне хотелось бы увидеть на твоей голове.

– Я вижу сон, – прошептала Кэтрин. – Не буди меня.

– С удовольствием дал бы тебе поспать и дальше, милая, но необходимо прямо сейчас решить парочку вопросов. И между прочим, у меня для тебя новости – твоя матушка, по-видимому, решила остепениться и стать почтенной сеньорой де Агвилар.

– Так я и думала, – вздохнула девушка. Значит, Эдвина, узнав о ее отказе выйти замуж за Хосе, смирилась с этим. Что ж, это хорошо, что долгий роман приемной матери с пылким испанцем завершится, наконец, брачным союзом, хотя и горько сознавать, что в этом браке Эдвине скорее уготована роль сиделки при безнадежно больном, чем роль любящей и любимой жены. – Именно из-за этого я и хотела уехать, – объяснила она. – Не могла заставить себя остаться в этом доме в качестве третьего лишнего. Впрочем, ночевать под одной крышей с Хосе было и вовсе нестерпимо, вот мне и пришло в голову укрыться в монастыре. Для чего вам понадобилось увозить меня оттуда?

– А ты не догадываешься?

– Нет. Я подумываю о том, чтобы со временем вступить в орден сестер милосердия. Хочется делать что-то полезное...

– О, с этим проблем не будет! – со смешком отозвался Сезар. – Можешь поступать в свою школу медсестер! Учись на здоровье – потом будешь практиковаться на пеонах. Кстати, это, так сказать, обязанность хозяйки дома – следить за здоровьем тех, кто работает в доме и на плантациях, так что ты ни в коей мере не окажешься бесполезной. Если, конечно, не станешь пренебрегать... хм... остальными обязанностями.

– О чем вы? – совершенно сбитая с толку, воскликнула Кэтрин.

– Мой родной дом, как тебе известно, в Аргентине, туда-то я и увезу тебя сразу же после того, как мы обвенчаемся. Но вот проблема в том, что мне с тобой делать до тех пор, пока мы не станем мужем и женой?

Кэтрин вздрогнула и выпрямилась, будто ее ударило током. Черная шаль упала ей на колени.

– Сезар, но... это же невозможно! Вспомните хотя бы, что вы мне наговорили тогда, у фонтана. О, вы были так жестоки... так несправедливы!

– Хочешь сказать, что не можешь меня простить? – запинаясь, спросил он. – О, Каталина, тогда я просто обезумел от ревности! Я старался дать тебе понять, что люблю тебя, любил всегда... с того самого дня, как впервые поцеловал возле загона с тем проклятым быком, но ты, казалось, ничего не понимала и ни о чем не догадывалась. Откуда ты, например, взяла, что я собираюсь стать матадором?!

– Мне как-то намекнула Пилар. К тому же я была уверена, что вы влюблены в нее.

– Никогда не интересовался глупышками, только покинувшими детскую, – с легким презрением в голосе заявил он. – Она еще совсем девчонка. Хотя, признаться, ей удалось задеть мою гордость, когда она бросила мне в лицо, что я трус! Ладно, Бог с ней, с Пилар! Вот и представь себя на моем месте – мне наконец удалось разыскать тебя в патио, я из кожи лез вон, чтобы убедить тебя уехать со мной, как вдруг в свете молнии увидел на твоей руке этот проклятый браслет! Кровь ударила мне в голову, я почти ничего не соображал. А потом ты снова попыталась сделать из меня дурака – заявила, будто Хосе тебе больше нравится!

– У меня ведь тоже есть гордость, – попыталась защититься она. – Вы причинили мне сильную боль, Сезар, своими нелепыми обвинениями, в которых, кстати, не было ни грана правды! Этот браслет мне действительно подарил сам Сальвадор, а вовсе не Хосе. А я ни сном ни духом не подозревала, что означает этот подарок.

– Старый лис! – присвистнул Сезар. – Но, Каталина, что мне сделать, чтобы вымолить у тебя прощение?

Глядя ему в лицо с лукавой улыбкой мадонны, Кэтрин с замиранием сердца вдруг поняла, что он говорит совершенно искренне.

– Ладно, – великодушно кивнула она, – забудем об этом.

– С радостью! Хотя вряд ли я смогу забыть, что если бы не удар, так вовремя случившийся со стариком, то сейчас я уже плыл бы домой, в Аргентину, и, может, мы уже никогда не встретились бы снова. Нет, это просто невыносимо!

В голосе Сезара звучала такая искренняя боль, что последние остатки обиды стерлись в душе Кэтрин. Однако эта разительная перемена в нем внушала ей некоторые сомнения.

– И что же в конце концов заставило вас поверить, что я говорю правду? – нерешительно спросила она.

– Я услышал то, что ты бросила в лицо Хосе. Если хочешь знать, все это время я был в патио.

– Подслушивал?! – ахнула Кэтрин, незаметно для себя тоже переходя на «ты» и лихорадочно перебирая в памяти, что она тогда говорила.

– Ну... в какой-то степени. – Глаза его хитро блеснули. – И был счастлив услышать, что даже мизинчик на моей руке дороже, чем Хосе со всем его богатством!

– Ох! – Лицо ее побагровело от смущения. – Но это нечестно!

– Я так люблю, когда ты краснеешь, дорогая, от тебя просто глаз невозможно отвести в эту минуту. Однако мы просто зря теряем драгоценное время. – Протянув к Кэтрин руки, он крепко прижал ее к себе. – Ты ведь выйдешь за меня, не так ли, моя белая роза?

– Конечно. Помнишь, сам же меня убеждал, что ты гораздо лучшая партия, чем Хосе? Вот и считай, что убедил.

Его губы нашли ее рот, сильные руки обхватили за плечи, и в машине воцарилась тишина. Но через несколько минут Сезар мягко отстранил девушку.

– Итак, осталось решить, куда поедем, – нахмурившись, пробормотал он. – Не могу же я отвезти тебя назад, в «Каса». Хосе с радостью вышвырнет нас обоих на улицу.

– Можно вернуться в монастырь, – предложила Кэтрин.

– Нет уж, хватит с меня твоих монастырей! Ты и так настолько очарована ими, что я боюсь, как бы в один прекрасный день не решилась остаться там навсегда! Лучше поедем в Валдегу. Конечно, удобств там маловато, но, может быть, потерпишь какое-то время?

– Сколько угодно, если ты будешь там со мной, – рассмеялась Кэтрин.

На ранчо было несколько комнат для гостей, но, как и предупреждал Сезар, ни о каких удобствах не приходилось и мечтать. Семейство Гуэрва встретило Кэтрин с распростертыми объятиями.

– Утром вернусь и привезу тебе твои вещи из «Каса», – пообещал Сезар, когда заметил, что у нее с собой ничего нет. – А сейчас уже слишком поздно. Можешь взять одну из моих рубашек и спать в ней, как в ночной сорочке. Завтра я куплю тебе самое красивое неглиже, какой только смогу отыскать в Севилье.

– Я буду очень благодарна, если ты привезешь мои вещи, – ответила Кэтрин и нерешительно вскинула на него глаза. – Принять от тебя что-то в подарок я не могу... по крайней мере, до тех пор, пока ты не станешь моим мужем.

– Всегда и везде такая правильная, даже страшно! – усмехнулся он, но в голосе его была нежность. – Что ж, я уважаю твои принципы, любимая, но есть одна вещь, которую ты получишь от меня до свадьбы, что бы ты там ни говорила.

– И что это? – с тревогой спросила она.

– Подожди немного, и увидишь.

Сезар уехал и утром не возвращался так долго, что Кэтрин уже стала волноваться. Боже, думала она, а что, если он вдруг попал в аварию? Ранен? Или погиб? «Не дай ему Бог теперь покинуть меня, это было бы слишком жестоко», – молилась она.

Наконец он появился, и не один. Рядом с Сезаром в машине сидела Эдвина, а все заднее сиденье было завалено сумками, баулами и чемоданами.

Выйдя из машины, тетка крепко обняла племянницу.

– Глупышка ты, глупышка! Ну для чего было убегать? Что же я, по-твоему, чудовище? Людоедка, пожирающая маленьких девочек? Уверяю тебя, если бы ты мне доверилась, я все прекрасно устроила бы.

– Но ты ведь все время была занята!

Эдвина с упреком взглянула на Кэтрин:

– Неужели ты считаешь, что Сальвадор мне дороже, чем ты? Нет, Кит, радость моя, ты для меня все!

Между тем Сезар торопливо вытаскивал из машины бесчисленные свертки.

– Что это такое, ради всего святого? – с тревогой спросила девушка.

– Твое приданое. Или ты считаешь, что я позволю тебе выйти замуж в одном платьишке? Здесь и постельное, и столовое белье... Уж я-то знаю, какое приданое требуется для испанской невесты, – все, от неглиже до столовых приборов, можешь мне поверить! Не могу же я отдать тебя Сезару без ничего, радость моя. И мы еще должны позаботиться о свадебном платье!

Когда Эдвина уехала, Кэтрин, взяв малыша Гуэрва, уселась с ним в деревянное кресло-качалку. Сердце девушки было переполнено радостью и тихим счастьем. Сытый, довольный малыш, прижавшись круглой теплой головенкой к ее груди, мирно дремал. Вдруг вошел Сезар. Остановившись на пороге, он замер, глядя на нее. В глазах его светился благоговейный восторг. Внезапно он опустился перед ней на колени и прошептал:

– Я принес тебе подарок.

– Самый дорогой подарок – это ты, – мягко сказала Кэтрин.

– Счастлив это слышать, любовь моя. И все-таки прими это. – Вынул из кармана массивный, филигранный золотой браслет и надел его на запястье девушки. – Надеюсь, он достаточно тяжелый, чтобы заставить тебя забыть о бриллиантах Агвиларов.

– Совсем не тяжелый, – улыбнулась она. – Я всегда буду носить его, раз уж он связывает нас с тобой.

– И еще вот это. – Он надел ей на палец кольцо – тяжелый золотой ободок, усеянный крупными сапфирами. – Твоя мать уверяла, что оно будет тебе впору, и оказалась права. А бриллианты я не люблю.

– Оно очаровательное. – Кэтрин залюбовалась таинственным мерцанием драгоценных камней.

Сезар осторожно обнял ее вместе с малышом.

– Может быть... на следующий год... ты тоже будешь нянчить малыша, только уже нашего, – тихо произнес он.

Свободной рукой она ласково взъерошила его густые черные волосы.

– Ты же знаешь, я люблю детей.

Откуда-то со двора до них долетели мелодичные звуки гитары и мужской голос, напевающий знакомые слова:

Сердце без любви...

Но сердце Кэтрин было ею переполнено.

Пасодобль — испанский танец. (Здесь и далее примеч. перев.)
Тортильи — вид оладий.
Игра слов: «момент истины» имеет два значения — минута решающего испытания и критический момент во время боя быков.