Дмитрий Политов

Часовые времени. Незримый бой

Примирись с прошлым, чтобы оно не испортило тебе настоящее.

(Регина Бретт)

Пролог

Алексей. 1942

«Пешка» лежала на брюхе, устало уткнувшись острым носом в невысокий холм. Сильно пострадавшая еще в воздухе от огня вражеских истребителей и здорово покалеченная во время вынужденной посадки, она напоминала сейчас огромного диковинного зверя. Мертвого, разумеется. Хорошо еще, что бомбардировщик не загорелся.

Впрочем, единственному из уцелевших летчиков, молодому русоволосому парню с капитанской «шпалой» на голубых петлицах гимнастерки, видневшихся из-под распахнутого на груди комбинезона, что сидел на земле возле самолета, до этого, похоже, не было никакого дела. Он слепо смотрел на исклеванную пулями пилотскую кабину и бормотал себе под нос что-то неразборчивое, медленно, через силу, шевеля сухими запекшимися губами. Окажись с ним в этот момент кто-нибудь рядом да прислушайся хорошенько, наверняка счел бы за сумасшедшего.

— …предупреждал! А вы тогда смеялись надо мной, мол, что нам аборигены сделают? С нашей техникой справиться с ними пара пустяков. Проще пареной репы… Болтуны! А «мессеры» вот они — от солнца да сразу из всех стволов!.. И где вы теперь, а? Где, я спрашиваю?!.. Где ваша хваленая техника?!.. Молчите? Вот и правильно, чего теперь чушь-то всякую нести. Нынче думать надо, как задание все-таки выполнить. Может, подскажете что-нибудь? Только путное, лады?.. Ну же, ребята!..

Наверное, он бы мог сидеть так довольно долго, но послышавшийся вдалеке звук моторов заставил его замолчать и медленно повернуть голову. Слабый интерес мелькнул в глазах капитана. Облако пыли, в котором пока невозможно было что-то разглядеть, не спеша двигалось по степи в его сторону.

— Это еще кто к нам пожаловал? — Летчик не торопясь поднялся. Пошатнулся, едва не упал, но успел опереться одной рукой на корпус «пешки» и устоял. Слегка покачиваясь, будто пьяный, забрался на крыло и медленно двинулся вперед, к кабине. Там он бережно, словно боясь навредить, отодвинул в сторону тяжелое тело штурмана, неловко завалившееся на пулемет — руки все еще сжимали гашетки, — стараясь при этом не смотреть в застывшие навсегда глаза, немного повозился и вытащил оружие из крепления. Обернулся, взяв пулемет наперевес, и приготовился стрелять. Но уже через мгновение порывисто вздохнул и опустил ствол.

— Свои!

К месту падения пикировщика подъезжали, нещадно трясясь на ухабах и поднимая столб пыли до самого неба, четыре грузовика с прицепленными к ним сзади 76-мм орудиями ЗиС-3 и красноармейцами расчетов, густо набившимися в кузова.

— Товарищ… капитан, — выскочивший из кабины переднего автомобиля, затормозившего возле места аварии, лейтенант с открытым детским лицом на мгновение запнулся, пытаясь рассмотреть знаки различия летчика, — помощь нужна? Вы не ранены?

— Нормально. — Летчик криво улыбнулся, нервно дернув щекой. — Помоги лучше ребят моих вытащить, нужно похоронить их по-человечески.

— Самсонов! — заорал лейтенант, оборачиваясь.

— Есть! — Усатый здоровяк с «пилой» старшины уже подходил к кабине, бросая любопытные взгляды на распростершийся на земле бомбардировщик. — Сейчас все сделаем, товарищ командир. А ну, ребята! — Красноармейцы, подчиняясь его команде, откинули борт и начали спрыгивать на землю. Ехавшие позади грузовики также остановились, но оттуда пока что никто не вылезал.

— Только слышь, лейтенант, распорядись, чтобы бойцы твои ничего внутри без разрешения не трогали, у меня там техника секретная установлена — рвануть может.

— Как это?

— А ты что, про самоликвидаторы ничего не слышал? Сунешь нос, куда не следует, и все, амба. По кусочкам будут собирать.

— Самсонов!

— Да понял я. — Старшина остановился и покосился на замерших в отдалении, на почтительном расстоянии от самолета красноармейцев. — Товарищ капитан, вы уж тогда сами покажите нам, откуда лучше подобраться, хорошо?

— Договорились.

— …А дом этот в деревне еще мой дед построил. Правда, жить мы в нем толком и не жили — так уж получилось. Разве что дед по весне туда уезжал и, считай, до первых заморозков пропадал. А после его смерти мы этот дом только как дачу использовали. Участок от Москвы далеко находился, зато это были не пресловутые шесть соток, а почти целый гектар.

— Погодите, товарищ капитан, а что за шесть соток такие?

— Не перебивай!.. Ну вот, о чем это я? Ах да, вспомнил. Еще в раннем детстве я приезжал в эту усадьбу с садом, огородом и баней. Деревянная резная мебель — как привет из прошлого, шторки, сшитые бабушкой, запахи сухих трав, скрип калитки… Тут вечность живет.

— Ух, вы так интересно рассказываете — будто своими собственными глазами все вижу. Прям талант! Не писатель, часом, будете?

— Да нет, пожалуй. В молодости, правда, баловался маленько рассказиками всякими, но дальше как-то дело не пошло. Другие интересы, понимаешь, другая жизнь. Погоди-ка, мне кажется или идут?

— Да нет, вроде, почудилось вам, наверное? Хотя… надо же, ну и слух у вас, товарищ капитан — я только сейчас разобрал! Ну что, я к орудию побегу?

— Давай. И запомни, действуем так, как договорились, без ненужной самодеятельности. Усек?

— Обижаете, тащ капитан! Все в лучшем виде представим — они у нас собственной кровушкой умоются! Ну, бывайте, авось свидимся еще.

— Погоди.

— А?

— Тебя как звать-то, лейтенант?

— Миша. То есть Михаил! Михаил Астахов!.. А вас?

— Алексей Михайлович. Белугин. Ладно, беги, лейтенант Миша. А я пока покурю.

— …Товарищ капитан, разрешите спросить?

— Чего тебе, боец?

— А как тут на вашем пулемете лента заправляется, я что-то никак не соображу?

— Вот что, друг любезный, еще раз притронешься к секретной технике без моего разрешения, я тебе уши оборву. Понял? Приставили помогать, значит, помогай, а под руку не лезь — я сам тебе скажу, что делать надо!

— Да я чего — я ничего. Просто чудной какой-то пулемет, я таких и не видел никогда. Вот и поинтересовался.

— Поинтересовался он! За дорогой лучше смотри. Причем в оба глаза. А как танки фрицевские поближе подползут, так будешь мне запасные магази… тьфу, черт, диски подавать. И гляди у меня, замешкаешься, после боя самолично под трибунал отдам!

— Сначала выжить надо.

— Что?! Это еще откуда паникерские настроения у тебя вылезли? Смотри, парень, могу прямо сейчас тебя шлепнуть. Тебе, как я погляжу, все равно, когда помирать?

— Да понял я, понял. Чего ругаться-то?.. Вон они, немцы — с ними и ругайтесь сколько влезет!.. Ишь, как на параде прут. Гады!

— …Батарея, к бою!..

Если честно, Алексей мог только догадываться, чем руководствовался лейтенант Астахов, когда отдал приказ остановиться и начать готовить позиции для орудий. Видимо, у него имелось на этот счет распоряжение от начальства. Ну не по собственной же инициативе он решил поиграть в героя? Разумеется, Белугин предпочел бы, чтобы они с максимальной скоростью прорывались на восток, к своим, но, с другой стороны, если все побегут, то кто удержит фронт?

Вот поэтому в данный момент капитан Белугин выцеливал приземистый силуэт немецкого танка, уверенно прущий по дороге. В клубах пыли, поднявшихся, казалось, до небес, трудно было различить тип вражеской машины. Вроде «четверка»[1]. По документам, что довелось изучить в свое время, очень и очень неплохая машина, грозный враг советской противотанковой артиллерии. Алексей попробовал вспомнить его уязвимые места, но на ум ничего не приходило, и он решил не мудрствуя лукаво немного понаблюдать за началом боя и действовать по обстоятельствам.

Тем более что его «гауссовка» все равно вряд ли пробила бы лобовую броню — элементарно не хватало мощности. Но вот гусеницы, борта и ходовая… О! Вот и всплыли в памяти точки, куда можно ужалить этих бронированных гадов! Кстати, на его стороне играло то обстоятельство, что «гауссовка» хотя и бухала внушительно — пуля все же преодолевала звуковой барьер, не шутка! — но зато не выдавала себя вспышкой. А еще при выстреле практически не поднималась пыль у дульного среза. И Алексей намеревался воспользоваться своими преимуществами в полной мере.

— Огонь!

Замаскированные орудия дружно ударили по немецкой колонне. Астахов удачно выбрал место и время, и поэтому головной танк подбили практически сразу же. Он вильнул в сторону и замер, выбросив вверх факел пламени. Из распахнувшихся люков ломанулись члены экипажа, но артиллеристы уже перенесли огонь на идущие следом другие танки, грузовики с пехотой и бронетранспортеры.

— Стреляйте, товарищ капитан! — заорал на ухо возбужденный красноармеец.

— Заткнись! — приказал Белугин не оборачиваясь. Он поймал в прицел камуфлированный борт с намалеванным крестом, дождался, пока маркер не позеленеет, и аккуратно нажал на спуск. Великолепная оптика послушно показала рваную дыру в районе моторного отделения, откуда в следующую секунду рванулись языки пламени.

— Есть! — радостно завопил боец. — Горит, сволочь!

Алексей промолчал. Да и некогда было одергивать парня — бой разгорался нешуточный. Если в первые секунды немцы были ошеломлены внезапностью нападения, то уже в следующий момент они очень четко и организованно развернули танки, кинув их на подавление советской батареи. А пехота под их прикрытием рванула следом. Да, враг был силен и умел. И ломать хребет ему предстояло еще очень долго.

Белугин наметил себе следующую цель и открыл беглый огонь, стараясь сбить гусеницу танка с эмблемой в виде головы тигра на башне. Попал раза с пятого — мешала проклятая пыль. Да и близкие разрывы и свист пуль не добавляли спокойствия. И это при том, что немцы еще не вычислили точное расположение противника и били наобум.

— Диск давай, — приказал он второму номеру, заученно отщелкивая израсходованный магазин. Красноармеец торопливо протянул ему следующий. — Получайте, твари, это вам за ребят!

Неосторожно высунувшийся бронетранспортер круто завалился в сторону, описал широкий полукруг, давя собственную пехоту, и бессильно остановился. Видать, одна из гиперскоростных пуль убила водителя. Но Алексею некогда было упиваться успехом — мир сузился до размеров прицела, а в голове засело единственное желание — стрелять! Парень лихорадочно выпускал одну пулю за другой, отмечая с удовлетворением, что промахивается нечасто. Ему даже удалось повредить еще один танк — удачный выстрел заклинил башню, и «четверка» задним ходом начала отползать.

Потом совсем рядом рванул снаряд, и Белугин уткнулся в землю. Комья больно хлестанули его по спине, уши точно ватой забило, а тело подбросило немного вверх.

— Диск! — Алексей помотал головой. Ни черта не слышно! Все звуки куда-то пропали, зато почему-то невероятно обострилось зрение — он видел в мельчайших деталях и прилипшую к прикладу соринку, и тактический номер на движущемся хитрым зигзагом фрице. И даже знак отличия на мундире долговязого автоматчика, бегущего на него и распахнувшего в немом крике рот. Вот только рук напарника, который должен был поменять батарею, не наблюдалось.

Белугин повернул голову. Красноармеец лежал ничком на дне окопа, а на потемневшей от пота гимнастерке медленно набухало черное пятно. Убит. Алексей снял пилотку, обтер обильно выступивший пот на лбу, сам поменял магазин и опять сосредоточился на том, что происходило перед ним. На бушевавший вокруг огневой шторм и свист пуль над головой он не обращал никакого внимания.

Сквозь вату в ушах Алексей все-таки сумел разобрать, что как минимум два из четырех орудий уже молчат. Другие продолжали бешено стрелять, ведя с немцами неравную дуэль. Четыре вражеских танка горели, еще один стоял неподвижно со сбитой гусеницей, но продолжал стрелять из пушки и пулемета. Остальные умело маневрировали, но осторожничали и не лезли на рожон.

Зато немецкая пехота уже подобралась совсем близко к позициям советских артиллеристов — еще немного, и пустят в ход гранаты. Алексей тихо выматерился: пехотное прикрытие сейчас было бы в самый раз. А так… нет, Астахов, конечно, сделал, что смог, и его бойцы на скорую руку заминировали самые опасные направления, но сколько там мин — кошкины слезы!

Белугин высунулся из окопа и подстрелил парочку самых настырных фашистов. Правда, при этом его чуть не вырвало — гиперскоростная пуля «гауссовки» буквально разрывала человека в клочья, зрелище не для слабонервных. Но краешком сознания Алексей все трезво взвесил и понял: рубеж им не удержать. Еще несколько минут — и батарее придет конец. Тем более что на дороге показались новые танки с крестами на броне. Господи, да сколько же их прет-то?!

— Тащ капитан!

— Что?! — Алексей почувствовал, как кто-то трясет его за плечо, и обернулся. Чумазый солдатик наклонился к нему и проорал:

— Лейтенант просил передать, отходим!

Не дожидаясь ответа, он отпустил Белугина, повернулся и побежал, пригнувшись, по засыпанному наполовину ходу сообщения, ведущему в тыл.

Алексей огляделся. Справа заливался длинными, на расплав ствола, «максим», явно оставленный прикрыть отход. Ему помогало редкими выстрелами одно орудие. У другого мелькнула маленькая фигурка и тут же исчезла. А следом на позиции взметнулся вверх столб земли, кувыркаясь полетели искореженные железки.

«Подорвали пушку! — сообразил Белугин. — Значит, и мне пора ноги делать, пока фрицы не навалились». Он торопливо собрал нехитрые пожитки, закинул на плечо ставшую неподъемной «гауссовку» и метнулся вслед за посыльным.

Поплутав по извилистым ходам, вырвался наконец к балке, съехал по склону и скрылся в спасительном кустарнике. Здесь уже находились пара десятков оставшихся в живых батарейцев и Астахов. Лейтенант щеголял свежей повязкой на голове, пропитанной насквозь кровью, но держался молодцом.

— Как мы им врезали, а, товарищ капитан? — возбужденно выкрикнул он, заметив Алексея. — Будут знать, гады!

— Ты молодец, — честно сказал Белугин, запаленно дыша. — Останемся живы, все изложу в рапорте, наверняка к ордену представят.

Лейтенант отшатнулся.

— Разве я за награды воюю?! У меня сестренку под Брестом… — он задохнулся. — Я им за Лику стократ верну!

— Прости. — Алексей приложил руку к носу. На ладони осталась кровь. Надо же, и не заметил, когда кровотечение открылось. Он запрокинул голову. На зубах скрипел песок, а во рту тяжело ворочалась кровавая клейкая слюна. — Прости, — повторил он, — видать, здорово меня приложило, раз такую ерунду говорю.

— Ладно, — оттаял Астахов. — Мы сейчас еще пять минут подождем — вдруг еще кто-нибудь живой остался, — а потом на восток двинем. У меня там чуть дальше грузовики остались замаскированными, сколько сможем, на них проскочим, ну а там, уж как получится. Плохо, что обошли нас, судя по всему. Так что двигаться будем считай у немца в тылу. Правда, у них пока неразбериха, так что можем и проскочить на шару.

— Прорвемся, — уверенно улыбнулся Алексей. — Нам ведь еще Берлин брать, так что погибать сейчас не с руки.

Евгений. 1906

Сидя за столиком в уличном кафе, он неторопливо пил ароматный горячий кофе. В этот час — между завтраком и обедом — на улицах почти никого не было, и Евгений без опаски развернул свою газету, не боясь, что какой-нибудь случайный посетитель подсядет к нему и не даст почитать спокойно.

Повинуясь давнишней привычке, он сначала просмотрел последнюю страницу, перечитывая заинтересовавшие его заметки по нескольку раз, и только затем, когда весь материал оказался изучен вдоль и поперек самым внимательнейшим образом, перешел к передовице.

Здесь Евгений практически сразу зацепился взглядом за одну из статей. Его глаза буквально прикипели к нескольким десяткам строчек, жадно пожирая их раз за разом. Снова и снова перечитывая небольшую заметку, мужчина пришел в сильнейшее волнение. В какой-то момент он даже не сдержался и громко выругался по-французски, отчего лениво разглядывавший улицу официант с удивлением повернулся в его сторону. Никогда ранее постоянный посетитель их маленького заведения не позволял себе подобных выходок.

— Прошу прощения. — Евгений, сообразив, что ведет себя не слишком прилично, торопливо извинился. — Неприятные новости.

Официант недоверчиво покачал головой, но промолчал. В конце концов, какое ему дело до этого русского господина? Платит он всегда исправно, да и чаевые, когда обедает или ужинает, оставляет вполне неплохие, так что можно и потерпеть. Мало ли, может, и в самом деле какие-то нерадостные известия?.. О-ля-ля, а вон та малышка очень даже ничего!

Все эти чужие мысли напрягшийся было Евгений прочел на открытом и бесхитростном лице официанта и, успокоенный, вновь вернулся к своему чтению. Опять, в который уже раз, пробежал глазами статью.

Не может быть! Они потеряли Лешку, вот это номер! Но как, черт возьми, это могло произойти? Никогда раньше в Службе не происходило ничего подобного. Перед глазами всплыло лицо брата: Алексей широко улыбался и насмешливо говорил ему, что на получение такого простого задания даже и не рассчитывал. Просто небольшая скучная поездка, без особых приключений, и все. Рутина. И вот, на тебе! Группа как в воду канула и на связь не выходит. Черт побери, лучше бы Лешка отправился с эскадрой Рожественского, как это планировалось изначально, там в конце концов все просчитывалось заранее, и можно было ни о чем особо не беспокоиться. Ну да, японский плен, конечно, тоже не сахар, но он не идет ни в какое сравнение с нынешней ситуацией!

Интересно, а почему ничего не сообщается о ходе поисково-спасательных работ? Евгений торопливо пролистал газету, лихорадочно пожирая глазами текст. Ничего. Вообще. Ни единой строчки! Гм, а вот это тревожный звоночек. Евгений аккуратно сложил газету и положил ее на стол. Раньше, во время других заданий, он вспоминал о брате редко. Не до того было — стремительно меняющиеся условия головоломных операций, как правило, не давали возможности расслабиться.

Но в этот раз, так уж получилось, он вынужденно бездельничал в осеннем холодном, но солнечном Париже, вторую неделю, откровенно маясь от скуки. Что-то вдруг пошло не так в далеком Петербурге, и ему приходилось ждать условленного сигнала. А тут такая «радость»! И ведь самое тоскливое, не попросишься назад, не скажешь, так, мол, и так, брат пропал, хочу отправиться на его поиски. Тем более что Служба вполне откровенно донесла до него эту информацию сама, стараясь быть предельно честной перед своим сотрудником. В принципе могли и промолчать, дожидаясь его возвращения.

Евгений достал папиросы. Бесшумно появившийся рядом официант услужливо чиркнул спичкой. Кивком поблагодарив его, Белугин заказал себе еще кофе. Опять отчетливо вспомнился брат. Неужели убит? Да нет, ерунда! Он постарался отогнать прочь тягостные мысли. Все образуется, все непременно образуется. Пройдет день, максимум два, и Алексея найдут. Не могут не найти!

— Прошу меня извинить, вы… русский? — Белугин недовольно поморщился и поднял голову. Высокий худой господин в котелке, с неприятным лошадиным лицом, чрезвычайно похожий на англичанина, стоял возле столика, ожидая ответа.

— Чем обязан? — невежливо буркнул Евгений, хмуро глядя на незнакомца.

— О, прошу меня извинить за бестактность, я просто заметил вашу газету, набрался наглости и решил подойти. Так приятно, знаете ли, встретить в чужом городе земляка!.. Я присяду?

— Извольте.

— Давно приехали, осмелюсь полюбопытствовать?

— С неделю.

— И как вам Париж? Не находите, здешние женщины просто обворожительны.

— Не знаю, я женат и по борделям не шляюсь… Ну, здравствуйте, что ли, коллега?

«Англичанин» улыбнулся. Лицо его вдруг разом переменилось и стало ужасно привлекательным, вызывающим исключительно положительные чувства.

— Здравствуйте, Евгений Михайлович.

— Я так понимаю, раз вы появились, мне можно ехать в Россию?

— Совершенно верно. Правда, возникло одно обстоятельство…

— Ну, договаривайте, что там еще?

— Право, мне несколько неудобно, — худой помялся немного, — но руководство решило узнать, не считаете ли вы нужным прервать операцию?

Евгений почувствовал, что кровь вдруг прилила к лицу, ему стало жарко. Надо же, начальство все-таки выразило обеспокоенность по поводу душевного равновесия своего агента. Что ж, их можно понять, учитывая, насколько велика цена ошибки.

— Передайте… — Белугин закашлялся, торопливо взял чашечку кофе и одним глотком допил ее содержимое. — Извините. Передайте, что все будет в порядке. Я выполню приказ!

— Ну-ну. — «Англичанин» слабо улыбнулся. — Что ж, в таком случае отправляйтесь на вокзал. Билеты, документы, деньги — все уже ждет в вашем номере гостиницы. Заберете вещи, и вперед. Когда прибудете на место, дадите телеграмму в Берлин по известному вам адресу. Текст такой: «Добрался благополучно. Надеюсь на скорую встречу. Кузен». Запомнили?

— Конечно. — Белугин слушал внимательно, отбросив все прежние мысли, заставив себя сосредоточиться исключительно на работе. — План операции прежний?

— Да. Если возникнут непредвиденные обстоятельства, с вами непременно свяжутся. Пароль по варианту три. Вопросы?

Евгений мотнул головой. О чем спрашивать, если все мельчайшие детали предстоящего задания давным-давно заучены наизусть?

— Ну тогда, как говорится, с Богом!

— Всего доброго. — Белугин порылся в кармане, выудил несколько монет и бросил их на стол. Пожал руку привставшему «англичанину», повернулся и направился к выходу. Но, сделав пару шагов, вдруг хлопнул себя по лбу и торопливо вернулся.

— Что-то забыли? — Худой вежливо улыбался, неторопливо раскуривая сигару.

— Да. Газету.

— Газету?

— Ну да. Это наша.

— Ай-ай-ай, — «англичанин» укоризненно покачал головой. — Неужели вам не жалко слабой психики какого-нибудь аборигена? Попади ему в руки такой материал, что он подумает?

Белугин смущенно улыбнулся.

— Думаете, поверит, что это не чей-то дурацкий розыгрыш?

— Вот уж не знаю. — Худой чиркнул острым взглядом по первой странице лежавшей перед ним на столе газеты, где чуть ниже названия отчетливо просматривалось число.

28 апреля 2248 года.

Глава 1

Алексей. 1942

Разведчик вел их грамотно. Это ночью можно было уйти с передовой напрямик, почти не таясь, а днем следовало избегать открытых мест. Сначала они долго шли по балке, пролегавшей почти параллельно линии фронта. Затем, наметив заранее укрытия, двумя короткими бросками преодолели опасный участок, находящийся под прицелом немецких снайперов.

— Почти каждый день кого-нибудь, да подстрелят, сволочи! — угрюмо сказал разведчик, вытирая рукавом пот с лица, когда они оказались в безопасности, добежав до соседнего оврага. Впрочем, практически сразу противно завыли вражеские минометы, и пришлось снова вжиматься лицом в сухую землю, закрывая голову руками и надеясь, что все обойдется.

Обошлось. Единственной неприятностью стал осколок, нашедший флягу на ремне Алексея. Белугин, лежа ничком, почувствовал, как что-то ударило его в бок — по крайней мере, так показалось в первую секунду. Живот мгновенно свело противной судорогой в ожидании скорой боли, но… время шло, а она все не приходила и не приходила, и в конце концов капитан решился взглянуть на «рану». Увидев маленький зазубренный кусочек металла, пробивший флягу, он долго нервно смеялся, отходя от приступа паники.

— Повезло вам, товарищ капитан, — понимающе кивнул разведчик, увидев причину его внезапного веселья. — Чуть в сторону, и… Вчера тут неподалеку, у реки, взвод новобранцев накрыло, так в живых почитай никого и не осталось, все полегли. Повоевали, называется — даже оружия в руки никто взять не успел.

— А ты откуда знаешь? — заинтересовался почему-то Самсонов.

— Да мы с ребятами после ходили туда, малость пошуровали по их «сидорам», съестное искали, — равнодушно пояснил разведчик, сторожко прислушиваясь. — Кажись, перестали. Ходу!

Спустились к ручью. Дальше шли вдоль него, держась за зарослями ивняка. Время от времени над головой посвистывали пули да пролетал шальной снаряд, и тогда люди замирали и пригибались.

Алексей почему-то вдруг вспомнил, как они перебирались через речку, отделявшую советские позиции от немецких. К берегу, преодолев незаметно фашистские окопы, подползли ночью, а потом, выбрав подходящий момент, разом бросились вперед. До противоположного берега было недалеко, метров пятьдесят, вода доходила всего лишь до пояса, но бежать оказалось нелегко. Быстрое течение норовило сбить с ног, галька то и дело выскальзывала из-под ног, а вода казалась плотной, почти резиновой. К тому же в мозгу постоянно крутилась мысль, что их вот-вот заметят, саданут из пулемета, и тогда все, каюк. И от этого движения еще больше становились нервными, хаотичными.

Примерно на середине реки по ним и в самом деле начали стрелять. Сначала вверх взмыла осветительная ракета, залившая все вокруг дрожащим, режущим глаза светом, а затем после небольшой паузы заработало сразу несколько пулеметов и автоматов и часто-часто захлопали винтовки. Бедолага Астахов, бегущий слева, тоненько вскрикнул и рухнул в воду как подкошенный, и тогда Белугин, хрипло матерясь, вскинул тяжеленную, ставшую практически неподъемной «гауссовку» и врезал от души, широким веером, ориентируясь на вспышки.

— Ну вот, почти пришли, — объявил разведчик, поправляя сбившийся с плеча ремень «ППШ». — Землянка особистов за тем взгорком находится, видите?

Белугина, как старшего по званию, вызвали первым. Особист, бритый наголо старлей с маленьким шрамиком над левой бровью, долго рассматривал его документы, недоверчиво при этом хмыкая.

— Значит, говорите, из 150-го бомбардировочного полка?.. А командир у вас кто?

— Полковник Полбин. Иван Семенович.

— Угу. А заместителя его как зовут?..

Алексей отвечал механически, с тревогой замечая, как с каждым новым его ответом старший лейтенант все больше и больше подбирается, словно готовится вот-вот наброситься на него. Но этого ведь просто не могло быть — в Службе всегда очень тщательно подходили к вопросу подготовки легенды оперативников, и Белугин мог поклясться, что все его бумаги оформлены как положено, с учетом мельчайших подробностей и всех возможных кодовых значков и секреток, действовавших в это время.

И тем не менее факт оставался фактом — особист явно что-то заподозрил! Глаза его горели мрачным торжеством хищника, играющего с беспомощной жертвой, а на лице блуждала ироническая улыбка, словно говорящая: «Мели, мели, Емеля. Уж я-то про тебя все знаю!»

— Вы меня в чем-то подозреваете? — не выдержал Белугин, поднимаясь с места и нависая над столом. — Скажите прямо!

— Ну-ну, не надо так нервничать, — засмеялся старлей. — Что это вы так вскинулись, капитан? А ну-ка, сядьте обратно на табуреточку. Ну!

— Сначала объяснитесь! — потребовал Алексей, прикидывая, сможет ли дотянуться до особиста и вырубить того одним ударом или нет. По всему выходило, что должно было получиться. Главное, это не дать ему ухватиться за оружие — «ТТ» лежал на столе рядом с левой рукой старшего лейтенанта. А дальше… дальше будет видно. На улице вроде бы только один часовой у входа, он не в счет, потом оставшиеся в живых артиллеристы — эти вряд ли помешают ему… кто там еще?

— Сидеть! — рявкнул вдруг особист так, что Белугин на одно маленькое мгновение замешкался, растерялся, а уже в следующее тяжелый удар прикладом обрушился на него сзади, и капитан полетел вниз, проваливаясь в черный омут беспамятства.

— …Думал обмануть меня, дурачок? — старший лейтенант, наклонившийся к лежавшему навзничь Алексею, говорил негромко и с притворной ласковостью. — Решил, что раз все бойцы видели, как ты с ними плечом к плечу против немецких танков дрался, так все шито-крыто будет? Никто ничего не узнает? Э, нет, шалишь, дружочек. Нам про тебя все известно! И про самолет твой, что ни в одном полку не значится, и про оружие странное… а ну, говори, сука, куда пулемет свой дел?.. Фамилия, звание, цель заброски?!

— Сдурел, старшой. — Белугин зашелся в мучительном кашле, от которого в голове вспыхнула звенящая боль, сводящая с ума, а перед глазами заплясали разноцветные огоньки. — Какое, к лешему, задание? Запросите полк, там все подтвердят.

— Ты нас за идиотов не держи, ладно? — с прежней ласковостью попросил особист. — Запросили уже. Как только вчера донесение о вас с передовой пришло, так сразу же и запросили. И, что интересно, ответ получили. Капитан Белугин, Алексей Михайлович, в списках личного состава не значится. И никто из командования про тебя не знает. Понял, гнида? — В следующую секунду мысок чекистского сапога больно ударил Алексея под ребра. — Говори, падаль!

А вот это было уже совсем плохо. Очень. Белугин искренне надеялся, что у него в запасе есть хотя бы один-два дня, за которые он, пока идет проверка, сумеет незаметно ускользнуть из расположения полка. Кто ж знал, что особист умудрится каким-то неведомым образом связаться с бомбардировочным полком и навести там справки? Хотя почему неведомым — скорее всего запросили по радио, только и делов. Наверное… Но тогда возникает другой вопрос: с каких пирогов столь неожиданное рвение? Почему летчик со сбитого бомбардировщика вызвал такой неподдельный интерес у военной контрразведки? Где он, черт побери, прокололся?!.. «Гауссовка»? Пожалуй. Хотя, с другой стороны, внешне ее можно было вполне принять за новую модель авиационного пулемета, применявшегося здешними аборигенами. Ну и что с того, что он с нескольких выстрелов поражает танк, а при стрельбе отсутствует привычная отдача, вспышки выстрелов и вылетающие стреляные гильзы? Мало ли какую хитрую штуковину придумали славные советские оружейники! Поди докажи теперь обратное — «гауссовку» он благоразумно утопил ночью в речке. Нету ничего, не предъявишь! Почудилось все солдатикам. Бывает. Да и потом, сколько их осталось из тех, что видели странное оружие вблизи — один или двое?

— Хорош молчать, вражина!.. Говори!.. Говори! — Новый удар, пришедшийся в плечо, сбил Алексея с мысли. А следом посыпались другие. Нет, так дальше продолжаться не могло, этот садист таким макаром быстро превратит его в калеку. Попробовать сбить его с ног? Нет, не выйдет, вон в углу два автоматчика караулят.

— Стой, лейтенант!.. Хорош, тебе говорят!.. Я все скажу!!

— Ай, молодца, — расплылся в улыбке особист. — Давно бы так! И что ты мне хочешь рассказать?

— Надо распороть подкладку моей гимнастерки, — тяжело проговорил Алексей, пытаясь перевести дух и хоть немного прийти в себя.

— О как! Что ж это я сразу не догадался? — искренне расстроился старлей. — У вас же, фрицев, всегда так. Эй, Неумоин, а ну-ка пособи шпиону.

Один из автоматчиков отложил оружие и, потянув из ножен на поясе финку, молча направился к Белугину. Несколько быстрых движений, и вот уже особист развернул шелковый лоскуток. Внимательно прочел. Потом еще раз. Нервно сглотнул, замахал руками на автоматчиков:

— Пошли прочь!.. Быстро, кому говорю! — И растерянно повернулся к Алексею. — Я же не знал… Честное слово не знал, товарищ капитан государственной безопасности…

Евгений. 1906

В Петербург он прибыл поздно вечером. Путая следы, точно заяц, сменил несколько извозчиков, и только через сорок минут добрался до конспиративной квартиры, расположенной в большом пятиэтажном доме. Встречал его самолично один из руководителей организации, товарищ Аристарх, кряжистый, седой как лунь старик с окладистой бородой. Внешне благообразный, с ясными лучистыми глазами ребенка, ужасно похожий на священника, он славился крайне радикальными взглядами, патологической подозрительностью, беспощадностью и полнейшим равнодушием к проливаемой по его приказам крови. Белугину стоило больших усилий оставаться корректным и спокойным при общении с этим упырем.

— Как доехали? — Старик уперся в Евгения пронзительным испытующим взглядом. — Надеюсь, проблем при пересечении границы не было?

— Все в порядке, — поспешил успокоить его Белугин. — Товарищи из парижского отделения снабдили меня вполне надежными документами.

— Деньги привезли? Мы тут страсть как нуждаемся в деньгах!

— Ах, ну что вы так сразу набрасываетесь на Эжена? Дайте ему хотя бы раздеться! — Миловидная стройная брюнетка, выглянувшая в прихожую, улыбалась так открыто и заразительно, что Белугин не удержался и радостно засмеялся в ответ.

— Ольга! И ты здесь? Вот уж не ожидал тебя увидеть — говорили, что ты скрываешься после акции в Одессе где-то на юге, в поместье богатого немца-колониста?

— Ах, он оказался решительно невозможен. Все время приставал с предложениями руки и сердца. Пришлось сбежать от него по-английски. Фи! — Брюнетка капризно надула губки. — Впрочем, что это мы стоим в дверях? Пойдемте лучше чай пить.

В комнате было сильно накурено. За круглым столом, на котором в живописном беспорядке громоздились всевозможные бутылки, свертки, грязные тарелки и наполненные доверху пепельницы, сидели хорошо знакомые Белугину инженер Тарасевич и молодой человек во флотском мундире, скрывающийся за звучным псевдонимом Нельсон.

«Э-ээ, похоже, я прибыл очень вовремя! — моментально сообразил Евгений. — В таком составе комитет может собраться только для одной цели — подготовка к акции. Что ж, значит, расчеты Службы оказались верными».

После того как Белугин окончил доклад о своей заграничной поездке, товарищ Аристарх на правах старшего изложил основные цели заседания.

— …Зимнее выступление окончилось полным провалом. Хотим мы того или нет, но активность рабочих в последние несколько месяцев заметно пошла на убыль. В городах свирепствует охранка. Многие наши ячейки разгромлены, уничтожены несколько подпольных типографий, полиция захватила созданные с таким трудом склады оружия. Я бы сказал, что наблюдается известное желание части ранее сочувствовавших нашему движению теперь отойти в сторону, дистанцироваться от нас. Мы не можем допустить этого! Необходимо не только напомнить о себе, но и продемонстрировать нашу силу, нашу решимость продолжать борьбу, а главное, привязать к себе всех колеблющихся и сомневающихся. Я думаю, что большая кровь, акт устрашения, как нельзя лучше подходит для этого…

«Вурдалак. Самый настоящий вурдалак, — мрачно думал Евгений, рассматривая спокойное лицо Аристарха, говорившего о по-настоящему страшных вещах совершенно спокойно и даже равнодушно. — А вот интересно, если сейчас достать револьвер и перестрелять всю эту шатию-братию, а его оставить на закуску — будет просить пощады или нет? Пожалуй, что нет — настоящий фанатик. Раньше такие на плаху шли не колеблясь и не раскаиваясь, так этот такой же. Черт, аж руки чешутся в них барабан разрядить!»

— …нужно сделать все быстро, решительно и, по возможности, с большим шумом. Так, чтобы эхо по всей Руси прокатилось! Поэтому я считаю, что от прежних методов привлечения для исполнения всяких-разных прекраснодушных дураков-идеалистов в этот раз следует отказаться. Требуется серьезный, хладнокровный профессионал…

«Что ты знаешь о профессионалах, старик? — с грустной иронией подумал Белугин. — Да любой спец по силовым операциям из Службы раскурочит вашу сраную планетку за считаные часы, встряхнет ее, будто грязный коврик, а затем положит на место девственно-чистой — без единого человечишки. Вся загвоздка только в том, что по необъяснимой прихоти мироздания мы не можем перебросить к вам по-настоящему мощное оружие и вынуждены ограничиваться допотопными образцами, играясь в вашей детской песочнице. Да и нет у нас такой задачи. Пока! А как появится… что ж, в принципе можно обойтись и без ударного звездолета — несколько удачно подобранных штаммов какой-нибудь «африканки» работают тоже вполне качественно».

— …Есть предложение доверить эту честь товарищу Евгению…

— Позвольте! — порывисто вскинулся Нельсон. — Но мне еще в прошлый раз обещали, что следующая акция непременно будет поручена мне? Как же так, товарищи?

— Вы сыграете очень важную роль на своем месте, — сухо обронил Тарасевич, нервно хрустнув пальцами. — Организация недаром продвигала вас по службе все эти годы, выводя на ключевую позицию. Я думаю, ни у кого нет иллюзий по поводу того, чего нам это стоило? Ну так вот, извольте теперь беспрекословно подчиняться решениям комитета. Понятно?

— Понятно, — недовольно пробурчал заметно сникший моряк, демонстративно разглядывая самый дальний угол комнаты.

— Что с оружием? — деловито осведомилась Ольга. — Используем динамит?

— Естественно. — Аристарх вкусно хрумкнул баранкой и шумно отхлебнул чаю.

— Согласен, — коротко бросил Тарасевич.

— У меня иное предложение. — Белугин невозмутимо закурил, выпустил пару идеально ровных колец и продолжил как ни в чем не бывало: — Если уж мы хотим, чтобы акция по-настоящему шокировала общество, то я думаю, что гораздо большего эффекта мы достигнем, если захватим объект вместе со всей семьей, а после устроим показательную казнь.

— Бля… — не сдержался Нельсон. Он сидел в полном изумлении, выпучив на Евгения глаза. Впрочем, остальные товарищи выглядели не лучше, служа прекрасной иллюстрацией к финальной сцене из «Ревизора».

— Кхм!.. Однако! — Аристарх также утратил свою всегдашнюю невозмутимость, но опомнился раньше всех. — Это только ваше предложение или заграничного отделения тоже?

«Хорошо держится старикан! — отдал ему должное Белугин. — Я бы на его месте, пожалуй, еще пару минут в прострации находился».

— Решение общее.

— Когда вы сможете предоставить предварительный план акции? — Глаза Ольги лихорадочно блестели, на щеках алел тревожный румянец, а губы увлажнились и слегка приоткрылись, открывая идеальные белоснежные зубки и маленький розовый язычок.

«Вот это да! Неужели ее так возбуждают убийства? Хотя если вспомнить, что она сама вызвалась тогда застрелить чиновника из судебного ведомства…» — Евгений не успел додумать эту мысль, потому что в прихожей раздался неясный шум, потом сильно грохнуло, и в комнату с вытаращенными глазами ворвался высокий бледный юноша в студенческой тужурке — хозяин квартиры.

— Полиция!!

В следующую секунду он полетел вперед, получив сильный удар в спину, а в дверях возник усатый здоровяк в жандармском мундире с массивным «смит-и-вессоном» в руке. За ним виднелось еще несколько неясных силуэтов.

— Сидеть! — грубо заорал жандарм страшным голосом. — Не двигаться!

…А потом товарищ Аристарх спокойно поднял руку и дважды выстрелил в него из маленького блестящего «браунинга», появившегося в его руке словно по волшебству.

Глава 2

Алексей. 1942

— Кто именно несет персональную ответственность за провал операции? — Комиссар госбезопасности третьего ранга Ведерников, моложавый мужчина с красивым, но холодным, словно застывшим навсегда лицом, равнодушно точил маленьким перочинным ножичком сломавшийся карандаш, даже не глядя на сидевшего перед ним Белугина.

Вот простенький вроде бы на первый взгляд вопрос, да только как на него ответить? Алексей поерзал на неудобном табурете, помялся, а затем осторожно сказал:

— Наверное, я.

— Наверное? Мне не нужны предположения, меня интересует точная — я подчеркиваю! — точная информация. Три подготовленных оперативника, скрупулезно проработанная легенда, энергия, затраченная на переброску в эту эпоху дорогостоящего оборудования… дальше перечислять надо?! И все ради чего? Два трупа наших сотрудников, уничтоженная безвозвратно машина, обошедшаяся в кругленькую сумму, планы, полетевшие ко всем чертям… А он мне: «Наверное», — передразнил Белугина комиссар. И куда только его прежняя невозмутимость подевалась?

— Виноват! — Белугин тяжело поднялся. — Ответственность за срыв операции несу я. Готов понести любое наказание.

— Так уж и любое? — прищурился комиссар. — А если я сейчас своим хлопцам мигну, и они тебя из блиндажика выведут, да и шлепнут за ближайшим поворотом траншеи, а?.. В глаза смотреть! Тоже мне, жертвенный агнец нашелся. Думаешь, я тебя просто обратно отправлю, а там тебя ласково пожурят да на пару месяцев в какую-нибудь второсортную реальность отправят грехи замаливать? Хрен тебе, солдатик!.. Дуля с маком! — Гэбэшник с удовольствием продемонстрировал опешившему Алексею внушительную фигу. — Ты мне, клоун, здесь и сейчас все до последнего отработаешь. Как папа Карло будешь пахать. Понял?!

— Товарищ комиссар! — заглянувший в блиндаж сержант госбезопасности, ражий детина с пустыми оловянными глазами, скользнул по застывшему столбом Белугину коротким равнодушным взглядом. — Комполка местный вас просит на его НП подойти. Говорит, что-то важное. Отказать?

Комиссар задумчиво покрутил карандаш, а потом резко поднялся из-за стола:

— Да ну зачем же, уважим майора. И вот еще, ты, Белугин, давай-ка со мною, нечего здесь прохлаждаться. — Алексей покорно последовал за ним. А что ему еще оставалось делать?

Обстановка на наблюдательном пункте была тревожной. Находящиеся здесь командиры активно пытались прикидываться малозначащими деталями интерьера, ординарцы и связисты забились по углам, а комполка, уже знакомый Алексею майор с орденом Красной Звезды и медалью «XX лет РККА» на выгоревшей добела гимнастерке, орал что есть мочи в трубку телефона:

— Борисов!.. Борисов, твою мать, делай что хочешь, но бегущих останови!.. Останови, говорю!.. Не знаю, как. Хоть сам в поле перед ними выходи!.. Болван! — это уже прозвучало после того, как несчастная трубка полетела в сторону. — Товарищ комиссар… — комполка заметил появившегося гэбэшника и вяло попытался изобразить уставное приветствие вышестоящего по званию.

— Отставить, — нетерпеливо отмахнулся Ведерников. — В чем дело, товарищ майор? Насколько я понимаю, вы меня пригласили сюда не в качестве последнего резерва?

— Да вы сами посмотрите, — плачуще отозвался комполка, уступая свое место у стереотрубы. — Как раз по вашему ведомству дельце! — Чекист решительно двинулся вперед и припал к окулярам. Белугин последовал за ним, нахально позаимствовав на ходу чей-то сиротливо лежащий на бруствере бинокль.

Да уж, положеньице! Когда стремительно скакнувшее к нему расстояние послушно сжалось, картина намечающегося разгрома предстала во всей красе. Немцы, силами до батальона, при поддержке десятка танков, вклинились в оборонительные порядки на левом фланге полка и решительно рвались вперед, умело гася вялое сопротивление красноармейцев.

Тут и там в степи можно было заметить уже оставивших свои позиции бойцов, бегущих в панике в тыл. Попытки сержантов и командиров остановить их успеха, судя по всему, не имели. Не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять — совсем скоро немцы окончательно сомнут наши войска и вырвутся на оперативный простор.

— Я не понял. — Комиссар оторвался от созерцания этой весьма неприглядной картины и раздраженно прищелкнул пальцами. — А почему молчит наша артиллерия? Поддержали бы пехоту огоньком, глядишь, спеси у фрицев мигом поубавилось бы?

— Так в том-то и дело, — майор уныло шмыгнул носом, — что отказываются боги войны огонь открывать.

— Это еще что за новости? — непритворно удивился Ведерников. — На каком основании?

— Ссылаются на приказ командования фронта, запрещающий расходовать боеприпасы до начала наступления, — комполка с надеждой глянул на чекиста. — Нам бы всего несколько залпов, а?

Комиссар задумался.

— Связь с артиллеристами! — решительно бросил он, протягивая руку.

— Ерохин?! — Майор сам бросился к побледневшему телефонисту, судорожно бубнящему что-то в трубку.

— Капитан Войцеховский? — Гэбэшник говорил сухо и отрывисто. — Скажите, вы все еще хотите вернуться домой, к жене? К какой жене, спрашиваете? Да все к той же! В славный город Казань, на улицу Энгельса, четырнадцать. В квартирку на втором этаже, там еще у вас на окошках занавесочки… ситцевые!.. Вспомнили?.. Але? Слышите меня? Хорошо слышите? Немедленно помочь пехоте огнем! Да, под мою ответственность. — На лицах присутствующих застыл почти суеверный ужас. Ну откуда, скажите на милость, недавно прибывший в расположение полка совсем по другому поводу чекист может знать не только начальника артиллерии, но и его прежнее местожительство и, ко всему прочему, о том, какие занавески были в доме? Почему-то именно упоминание о простеньких ситцевых занавесках прозвучало страшнее всего. Повеяло от этих слов чем-то таким… потусторонним что ли?

Белугин был единственный, кто мог бы рассказать, откуда высокий московский гость все это знает, да только вряд ли ему поверили бы.

Первые снаряды прошелестели над НП через считаные минуты. Высокие столбы густых черных разрывов накрыли наступающих немцев плотной пеленой, превращая их недавний успех в поражение. Огневой налет оказался настолько удачным, что немцы не выдержали и поспешили отступить, оставив на поле боя несколько десятков трупов и два разбитых танка.

Да, неведомый Белугину капитан Войцеховский, видимо, очень сильно хотел вернуться к своей жене…

Евгений. 1906

Комната выглядела откровенно убого. Низкие потолки, стол, покрытый бумажной скатертью, давно не чищенный тускло-желтый самовар с глубокой вмятиной на боку, скромно притулившийся в углу, на стенах дешевые литографии.

— Чаю? — Стоявший перед Евгением чахоточного вида юноша смотрел на него так, словно удостоился лицезреть внезапно спустившегося с небес бога. Ну или ангела, на худой конец. Белугину же было откровенно скучно. В самом деле, стоит ли обращать внимание на чувства каких-то там никчемных человечишек, к тому же давным-давно — по его меркам, разумеется — превратившихся в прах? Нет, разумеется, и среди них попадались отдельные экземпляры, вполне достойные интереса человека другой эпохи — вот, к примеру, те же руководители партии, но этот…

— Благодарю, — сухо ответил Белугин, брезгливо наблюдая за тем, как огромный рыжий таракан бежит по столешнице, совершенно не боясь людей. — У меня мало времени, давайте лучше перейдем сразу к делу?

— Да-да, конечно! Но, право, я даже не могу предположить, чем наша ячейка может помочь комитету? — Чахоточный растерянно уставился на Белугина, смущенно разведя руками.

Что ж, вполне закономерный вопрос. Только вот ответить на него правдиво, учитывая сложившуюся ситуацию, Евгений, конечно же, не мог. Точнее, это было бы несколько опрометчивым шагом — расписаться перед рядовым партийцем в том, что лидеры организации, эти достойные, умные и многоопытные люди так бездарно облажались, позволив полиции не только застать их врасплох, но и потеряли при этом все собранные с таким трудом для подготовки акции средства… а, чего там, пора разбить юноше розовые очочки!

— Вы, должно быть, в курсе, что охранка провела недавно целую серию арестов и обысков? — начал издалека Белугин. — Многие наши товарищи попали в их лапы, разгромлено несколько подпольных типографий, мы потеряли почти все наши склады с оружием. Но, что самое печальное, во время налета жандармов на конспиративную квартиру комитета организация лишилась партийной кассы. К тому же погиб товарищ Аристарх. — Евгений сделал приличествующее моменту скорбное лицо. Что-что, а сожалеть всерьез о смерти старого бомбиста он вовсе не собирался. Да, тот, вольно или невольно, отвлек на себя внимание ворвавшихся в квартиру полицейских, дав остальным возможность ускользнуть через черный ход во время завязавшейся перестрелки, но никакой благодарности к нему у Белугина не было. Уж больно напряженные у них складывались в последнее время отношения. То ли старик в чем-то его заподозрил, то ли пронюхал что-то, но Евгений буквально спинным мозгом чуял, что Аристарх готов вот-вот вцепиться ему в горло. Так что, как ни крути, смерть — а газетчики уже во всеуслышание раструбили эту сенсационную новость — одного из руководителей нелегальной террористической организации оказалась Белугину на руку. Сложись все чуть иначе, и пришлось бы валить старика самому, а так… нет, карты легли удачно.

Правда, теперь залегшим на дно комитетчикам приходилось восстанавливать утраченные знакомства, связи, искать выходы на не пострадавшие ячейки, восстанавливая былое могущество. Но, если разобраться, так ли это плохо для планов «товарища Эжена»? В силу того, что он оказался чуть ли не единственным, кто мог без опаски передвигаться по улицам, поскольку лишь недавно прибыл из-за границы и еще не успел засветиться перед агентами полиции, руки у него были полностью развязаны, а возможный контроль со стороны соратников практически свелся к нулю. Они нынче отсиживались в маленькой тесной квартирке на Выборгской стороне, малопригодной для нормальной жизни нескольких человек, но зато стопроцентно неизвестной охранке. К тому же в ней заблаговременно создали небольшой запас еды, лекарств и оружия. Не было только денег.

— …Так вот, молодой человек, мне поручено привлечь вас к участию в эксе. Нам очень нужны наличные!

Юноша растерянно захлопал ресницами:

— Но позвольте, мы же никогда… то есть… нет, это решительно невозможно!

— Вы отказываетесь?

— Э-эээ… а я могу посоветоваться с товарищами?

— Нет! — жестко отрезал Белугин. — Разговоры, разговоры, разговоры… я по горло сыт пустой болтовней! — В доказательство своих слов Евгений чиркнул себя ребром ладони по горлу. — Вы мечтали о настоящем деле? Хотели заниматься не только суетливой беготней по явкам с пачкой прокламаций за пазухой, мелкой пропагандой среди подвыпивших рабочих или мышиной возней в ваших малочисленных ячейках?.. Я даю вам дело! Настоящее, без дураков. Здесь, как говорится, или грудь в крестах, или голова в кустах. Да или нет?

Чахоточный поежился. Его привычный мирок вдруг разлетелся вдребезги, а жизнь, пускай рутинная и совсем не выдающаяся, но такая спокойная, вдруг совершила резкий поворот, за которым отчетливо пахло порохом, кровью и смертью.

— А… что нам нужно делать? — Лихорадочный румянец залил его щеки, а глаза внезапно вспыхнули горячечным блеском.

«Ишь ты, петушок решил, что стал коршуном!» — ухмыльнулся про себя Евгений, но вслух сказал совсем другое:

— Я не сомневался, что вы примете верное решение, мой друг!.. План весьма прост: мы подстережем почтовую карету, перевозящую деньги, ликвидируем охрану и… вуа ля!

— Но как мы узнаем о маршруте и времени перевозки?

— Это уже моя забота. От вас требуется быть наготове, а по моему сигналу немедленно собраться в условленном месте. Детали, разумеется, обговорим заранее. Оружие получите сегодня вечером, я пришлю связного, он назовет адрес. Для успешного проведения экса желательно, чтобы в составе группы было как минимум пятеро. У вас найдется столько верных товарищей?

— Н-не знаю… — Запал молодого революционера пропал так же внезапно, как и проявился, и теперь он нервно кусал губы, бледнея все больше и больше.

«Как бы в обморок не грохнулся, возись с ним потом», — раздраженно подумал Белугин.

— Значит, узнайте! Вечером расскажете все связному. Все, я пошел. Нет, провожать меня не надо, я сам прекрасно найду дорогу. Да, вот еще что, я надеюсь, упоминать о том, что не следует много болтать языком, будет излишне? Вот и отлично.

«…Господи, а про Лешку по-прежнему никаких известий. И здешний куратор как-то уж очень честно смотрел на меня вчера, когда я зашел к нему разузнать подробности. Хотя, может, все это лишь плод моего больного воображения? Ты суслика видишь? Нет. А он есть!.. Да ну, ерунда, зачем им скрывать от меня что-то? Хотели бы, так навряд ли отправили в Россию, провели бы срочную эвакуацию еще в Париже, и всех делов. Ладно, не будем о грустном!

Итак, что мы имеем? Кучка желторотых юнцов, вряд ли понимающих, с какой стороны нужно браться за оружие, но мечтающих отдать жизнь за свободу всего трудового народа. Сомнительный такой материальчик, с тухлецой. Как бы не наделали в штанишки в самый неподходящий момент. Лучше бы, если вместо них оказалась пара-тройка взрослых мужичков, рассудительных и, непременное условие, желающих просто хорошо заработать — так вернее было бы. Обратиться к уголовникам? Рискованно: среди них наверняка полным-полно полицейских осведомителей, сдадут на раз-два. Впрочем, есть в этой идейке некое рациональное зерно, наверное, стоит хорошенечко обмозговать ее на досуге.

Так, ладно, запрошу местное отделение Службы на предмет разработки плана экса, а там посмотрим. Жаль, конечно, что нельзя привлечь кого-нибудь из своих, все прошло бы гораздо проще. Зашли бы в ближайший банк, распылили внутри один простенький составчик, и дело в шляпе. Проклятые условности! Сунуть бы сюда сейчас того умника, что разработал все эти дурацкие инструкции, и поглядеть, как он вертится, словно ерш на раскаленной сковородке. Мечты, мечты… Видите ли, минимальное должно быть воздействие!

Ладно, оставим лирику поэтам. Детишками придется пожертвовать, это факт. Вопрос только в том, чтобы поставить декорации таким образом, чтобы самому остаться в тени, но сорвать при этом банк. Ну, над этим пусть наши аналитики головы ломают, им за это нехилые денежки капают. А мне сейчас лучше всего сосредоточиться на основном задании, времени осталось всего ничего…»

Глава 3

Алексей. 1942

— Лежишь, твою мать! Сокол, бля! — Чужой сапог больно врезался в бок. Белугин, зашипев от пронзившей тело боли, плюнул на продолжающуюся бомбежку и вскинулся, чтобы ответить обидчику. Незнакомый старлей с искаженным гримасой ярости чумазым лицом, на котором выделялись удивительно чистые, ярко-синие глаза, возвышался над ним, потрясая кулаками. — Вставай, летун, покажи, чему тебя учили. Им вон покажи! — Он показал в сторону разворачивающихся для нового захода немецких бомбардировщиков.

Шестерка «лаптежников» настигла их колонну прямо в степи, ровной как стол — ни ямки, ни оврага. Зенитное прикрытие батальона, полуторка со счетверенной установкой пулеметов «максим», получила бомбу в числе первых и теперь догорала посреди дороги, внося дополнительный хаос взрывающимися в огне патронами, разлетающимися в разные стороны.

Колонна мгновенно рассыпалась. Кто-то упал на землю, кто-то бежал, не разбирая дороги. На командиров никто не обращал внимания. Отдельные храбрецы, сохранившие голову, пытались стрелять по пикировщикам из винтовок и пулеметов, но «юнкерсы» презрительно игнорировали эти разрозненные и потому малоэффективные попытки противодействия. Выстроившись в круг, они, словно на учениях, по очереди делали переворот через крыло и скользили вниз, оглашая окрестности леденящим душу воем сирен, сыпали бомбами и поливали мятущихся людей прицельными очередями пушек и пулеметов.

Белугин уже успел не раз проклясть тот миг, когда Ведерников принял приглашение комполка и отправился в тыл с отводимым на переформирование потрепанным стрелковым батальоном.

— Так безопаснее будет, товарищ комиссар, — объяснял им майор, безмерно счастливый после того, как высокий московский гость так вовремя вмешался и помог отразить вражескую атаку. — Местные иногда шалят, чего греха таить, могут напасть на одиночный автомобиль или всадника. Недавно фуражиров наших обстреляли, двоих убили, а одного тяжело ранили.

— Почему же вы не наведете у себя в тылу порядок? — осведомился Ведерников, недовольно поджав губы.

— А где их искать, они ж эти места как свои пять пальцев знают, — вздохнул с тоской майор. — Стрельнут — и деру, поди поймай. Мы даже не знаем точно, кто это. То ли казаки, то ли чеченцы. Но опытные, сволочи, места для засад всегда очень грамотно выбирают.

— Безобразие! Кто на вашем участке фронта отвечает за охрану тыла? Заболотный, обязательно запиши фамилию. Вернемся в Москву, напомнишь. — Сержант госбезопасности, выполнявший при комиссаре функции и охранника, и адъютанта, молча кивнул и тут же сделал пометку в маленьком блокнотике.

Сейчас Заболотный лежал на земле неподалеку от перечеркнутой пулеметной очередью и накренившейся на левый бок «эмки», неловко раскинув руки в стороны, а на спине у него медленно расплывались два больших темных пятна.

— Исчезни, лейтенант! — отрывисто приказал Ведерников, слегка приподнявшись таким образом, чтобы стали видны его знаки различия. — Иди лучше бойцов своих положи, а то носятся по полю, как бараны!

Старлей подавился готовым вот-вот вырваться ругательством, заметив три ромба в петлицах незнакомого командира, затем безнадежно махнул рукой и пошел ссутулившись куда-то в сторону, совершенно не обращая внимания на продолжавшийся налет.

— Смерти ищет, — уверенно сказал Ведерников, провожая его долгим взглядом. — А ты чего встал? Ложись!

Белугин покорно плюхнулся наземь. Очень вовремя — раздавшийся неподалеку взрыв больно стеганул их сухими комьями земли.

«Гауссовку» я зря утопил, — думал Алексей, закрыв голову руками и вздрагивая всем телом, когда земля под ним в очередной раз подпрыгивала, а горячая воздушная волна прокатывалась совсем низко, неприятно обжигая и сбивая дыхание. — Сейчас бы мигом ссадил этих тварей!»

Наконец фрицы улетели. То ли сочли свою задачу выполненной, то ли у них просто заканчивалось горючее и боезапас. Гул моторов постепенно затихал, удаляясь на запад, и теперь над степью разносились лишь команды командиров, собирающих своих подчиненных, стоны раненых и призывы санитаров.

— Придется, судя по всему, на своих двоих дальше добираться, — сказал Ведерников, отряхивая форму. — Машина наша, похоже, приказала долго жить.

— И Заболотный погиб, — вздохнул Алексей. — Я к нему подходил, думал, может, ранен, да куда там.

— Жаль, — равнодушно заметил чекист, — неплохой был паренек, исполнительный. Документы его забрал?

— Да.

— Молодец. Тогда двинули. Нам к вечеру нужно непременно попасть вот сюда. — Комиссар раскрыл планшетку и ткнул пальцем в помеченную красным точку, обозначавшую полевой аэродром. — Там нас будет ждать самолет. Идти километров десять, так что лучше поспешить.

— Но разве не лучше отправиться туда вместе с батальоном? — удивился Белугин.

— Они еще часа полтора здесь провозятся, — уверенно заявил Ведерников, окидывая место бомбежки опытным взглядом. — Пока соберут убитых и раненых, пока то да се… нет, ждать не имеет смысла, времени в обрез.

— Может, попросить у них какой-нибудь транспорт?

— Ага, «Роллс-Ройс» с личным шофером и баром в придачу, — ухмыльнулся чекист. — Пошли уже. Если верить карте, через три километра будет казачий хутор. Так что, даст бог, разживемся там лошадьми.

Десятка полтора домишек, серьезно пострадавших от обстрелов и налетов, слепо таращившихся провалами выбитых дверей и окон — вот и весь хутор. Эта картина предстала перед ними спустя минут сорок. Было тихо и безлюдно, как на кладбище. Разве что журавль колодца слабо раскачивался на ветру, противно поскрипывая.

— М-дя, — разочарованно сплюнул в дорожную пыль Белугин. — Вряд ли здесь кто живой остался. Не говоря уже про лошадей.

— Уверен? — прищурился Ведерников, хищно вперившись недобрым взглядом в какую-то видимую лишь ему одному точку. — Тогда скажи-ка, дружок, что вон там такое?

Алексей проследил указанное направление и едва удержался от возбужденного восклицания. Возле самой дальней от них хаты, из трубы которой вился слабый дымок, едва заметная в развалинах, торчала коричневая конская голова с белой отметиной на носу и длинной черной гривой.

— Вы прям волшебник, товарищ комиссар! Подойдем поближе?

— Только аккуратно, помнишь, что комполка нам говорил? Вдруг это как раз те самые неуловимые мстители. Сделаем так: я обойду этот дом слева, а ты справа. Понаблюдаем чуток, а после уж на месте решим, что делать. И, я настоятельно тебя прошу, никакой самодеятельности или опрометчивых поступков. Договорились?

— Есть никаких поступков! — покраснел Белугин. — Разрешите выполнять?

— Действуй! — Ведерников достал из кобуры пистолет, дослал патрон и нырнул в узкий проулок. Алексей, слегка замешкавшись, последовал его примеру и двинулся в соседний, стараясь передвигаться как можно более незаметно.

К подозрительной хате они подобрались почти одновременно. Белугин опоздал совсем чуть-чуть — комиссар уже сидел, опустившись на одно колено, возле разбитого сарайчика с провалившейся крышей и отчаянно жестикулировал, пытаясь привлечь его внимание.

Сначала капитан не понял, что от него требуется, но потом догадался. Ведерников показывал, чтобы он вышел прямиком во двор. Алексей старательно изобразил недоумение: а как же, мол, понаблюдать? Но комиссар скорчил угрожающую физиономию и погрозил ему кулаком.

— Бог с тобою, золотая рыбка! — произнес вполголоса Белугин и, взяв на изготовку пистолет, чтобы немедленно открыть огонь в случае опасности, медленно поднялся из-за плетня. Сделал пару шагов… а потом замер, потому что из окна прямо на него смотрел конусовидный пламегаситель «дегтяря».

— Пистолетик-то брось, — лениво посоветовал ему невидимый человек. — И приятелю своему скажи, чтобы не баловался, а выходил с поднятыми руками. А не то я вас обоих сейчас перекрещу на полдиска!

Белугин кинул отчаянный взгляд в сторону Ведерникова. Комиссар выглядел обескураженным.

— Ну?! — с угрозой сказали из дома.

— Спокойно! Я уже выхожу, — чекист поднялся из своего укрытия и встал в полный рост.

Несколько томительных мгновений ничего не происходило. Алексей чувствовал, как по лицу из-под фуражки бежит едкая капля пота, но боялся шевельнуться, чтобы не схлопотать ненароком пулю. И вдруг в доме что-то упало и кто-то изумленно матернулся:

— Антипов!.. Ротмистр Антипов!!!

Белугин скосил глаза. На лице Ведерникова застыло величайшее изумление вперемешку со стремительно разливающейся бледностью…

Евгений. 1906

Четверых приведенных чахоточным юношей парней Белугин умело расставил по обеим сторонам улицы так, чтобы почтовая карета с началом заварухи оказалась под ударом сразу с нескольких направлений.

— Действуем строго по плану! — предупреждал он каждого, отмечая для себя с растущим неудовольствием, что почти все молодые революционеры откровенно трусят.

«Как бы все дело не провалили, — озабоченно размышлял Евгений. — Может, стоило им перед выходом дать кокаина или заставить опрокинуть по стопочке? А, ладно, теперь уже поздно что-либо менять. Будем надеяться, что их хватит на то, чтобы отвлечь казаков конвоя и создать на улице побольше паники. Эге, а ведь мне пора. — Белугин с досадой посмотрел на циферблат своих карманных часов. — Надо же, сколько я с ними проваландался!»

— Только по плану! — еще раз строго повторил он, пристально глядя в глаза последнему из боевиков, одетому в синюю косоворотку низенькому крепышу с лицом калмыка. — Удачи.

Первый взрыв грянул, когда Белугин просил хозяина магазина, пожилого костлявого немца, показать ему роскошное бриллиантовое колье.

— О, mein Gott![2] Что это? — тревожно вскинулся ювелир, с испугом оборачиваясь к окну. — Вы слышали?

Евгений неопределенно пожал плечами. Странный вопрос, конечно слышал. Тем паче что он сам все это и устроил.

На улице грохнуло во второй раз. Жалобно задребезжали стекла. Сухо треснул выстрел, а следом, точно дожидаясь сигнала, взахлеб, наперегонки зачастили другие. Им ответила винтовка, а после небольшой паузы еще одна.

— Убили! — донесся до Белугина и испуганно присевшего за прилавком немца истошный женский крик. — А-аааа!!!

— Полицию! Надо немедленно вызвать полицию! — Ювелир, вытаращив глаза, со страхом и затаенной надеждой смотрел на Евгения.

— У вас есть телефон?

— Что? Ах, да, телефон… нет, откуда?

— Вот и хорошо!

— Простите, я не понимаю. — Немец закрыл голову руками, потому что новый взрыв раздался совсем близко.

Воспользовавшись моментом, Белугин сноровисто извлек «наган» и ловко перемахнул через прилавок. Взгляд выхватил белое как мел лицо, безумные глаза, открытый для крика рот… Удар! Под ручкой револьвера что-то неприятно треснуло, будто сухой прут переломили пополам. Ювелир начал медленно заваливаться назад, сползая по стене.

Евгений, не испытывая абсолютно никакого волнения, спокойно обошел прилавок, не торопясь подошел к входной двери и тщательно запер ее. Аккуратно выглянул наружу. По улице бежали пригнувшись орущие что-то неразборчивое люди, от завалившейся набок кареты валил дым неприятного белесого цвета, в котором метались неясные тени. Пальба не прекращалась. Где-то вдали уже слышались длинные трели свистков городовых. Надо было поторапливаться.

…Старинное тяжелое кольцо с большим сапфиром призывно подмигнуло ему из безжалостно разбитой витрины и скрылось в темном зеве саквояжа, когда из двери, ведущей во внутренние помещения магазина, неожиданно выскочила толстая седая старуха. Белугин в этот момент как раз шел к кассе, застегивая на ходу замок.

— Генрих, Генрих… Кто вы такой?.. Что вам здесь нужно?!

— Что ж тебе дома-то не сиделось, старая карга! — сказал с досадой Евгений и ударил наотмашь. Женщина упала без единого звука и больше не шевелилась. Белугин споро опустошил кассу, а затем полез под прилавок, где ювелир держал футляры с украшениями. В принципе можно было вообще ограничиться одним только сейфом и уже добытыми драгоценностями, но возиться с хитроумными запорами не хотелось. Да и времени было жалко. Того и гляди, к месту нападения на карету прибудут полицейские, оцепят район, начнут хватать всех, кто покажется им подозрительным, и тогда уйти незамеченным будет очень сложно.

— Помогите! — Кто-то громко стучал в дверь, отчаянно дергая за ручку. — Умоляю, помогите! Откройте!

Евгений осторожно выглянул из-за прилавка, стараясь держаться так, чтобы его не было видно. Рассмотреть ломившегося в магазин человека не получалось, и Белугин вытянул шею повыше.

О-ля-ля, как говорят лягушатники! Какая встреча! Тот самый чахоточный юнец — Евгений постоянно забывал его имя — не то Леонид, не то Вадим, с белым как мел лицом, растрепанными волосами и длинной свежей царапиной на щеке, прильнул к стеклу и силился рассмотреть что-нибудь в полутемном помещении.

Ах, как он не вовремя! Того и гляди, привлечет к этому месту ненужное внимание. Что ж, ты сам выбрал свою судьбу. Белугин решительно поднялся и быстрым шагом направился ко входу. Чахоточный, заметив его, удвоил усилия, пытаясь ворваться внутрь.

— Да тише ты, малахольный! — сердито прикрикнул на него Белугин, поворачивая ключ. — Дверь сломаешь. — Другой рукой он взвел «наган», приготовившись выстрелить, как только боевик окажется в магазине.

— Помоги… — пискнул жалобно юноша и вдруг, повернув голову, отчаянно вскрикнул и побежал вниз по улице. Евгений ошарашенно уставился ему вслед, не понимая, что так напугало его незваного гостя.

Огромная тень быстро пронеслась мимо, заставив Белугина отшатнуться. Оглушительная дробь подков по булыжной мостовой, страшный свист воздуха, рассекаемого занесенной шашкой, стремительный росчерк стали, звук удара и предсмертный стон оседающего человека, чья голова вдруг раскололась, как гнилой арбуз, — все это заняло буквально несколько секунд. А потом бородатый казак в фуражке с голубым околышем поднял заржавшего коня на дыбы, свирепо гикнул и помчался стрелой дальше, преследуя бегущих по улице людей.

Уф-ффф! Оказывается, все это время Евгений стоял замерев, не дыша. Ребристая рукоятка револьвера почему-то оказалась влажной, и Белугин, с трудом разжав сведенные судорогой пальцы, тщательно вытер мокрую ладонь прямо об пиджак. Варвары! Какие они здесь все-таки варвары! А он, слюнтяй, еще, помнится, мучился, размышляя в свое время о том, насколько нравственно столь легко и бесцеремонно ломать судьбы аборигенов, даря и отнимая их никчемные жизни, вторгаясь в промысел божий. Нет, больше никаких соплей, только дело!

Поздно ночью, когда утомленная любовью Ольга лежала, прижавшись к нему горячим, словно печка, телом, Евгений, небрежно раскуривая папиросу, лениво ответил на заданный ею вопрос уже без малейших колебаний:

— А почему я должен жалеть этого юношу? Идя в террор, он сам выбрал свою возможную судьбу. В конце концов, разве не лучше, прежде всего для него самого, погибнуть сейчас, в один миг, нежели мучиться несколько лет, медленно угасая из-за разъедающей его тело изнутри болезни? И потом, дорогая, так ли важны все эти винтики, обслуживающие беспощадную машину под названием Революция? Главное — это конечный результат, а все остальное вздор! Вздор и мелочи. Чем террор отличается от иных составляющих революционной «работы»? Ничем!

— Но ты, ты сам готов умереть? — Ольга приподнялась над ним и заглянула прямо в лицо.

— Ты знаешь позицию партии по этому вопросу не хуже меня. В обязательном порядке должно существовать разделение труда, если хочешь: одни идут на смерть, другие ими руководят и направляют. Цинично? Возможно. Но такова жизнь. Впрочем… — Белугин глубоко затянулся и хладнокровно добавил: — Если понадобится, то я смело шагну на эшафот, не сомневайся!

— Да-да, конечно. — Ольга опустила голову ему на грудь. — Прости, сама не знаю, что это на меня нашло… Скажи, а те деньги и драгоценности… ну, что ты принес сегодня… они разве из почтовой кареты?

— Это важно?

— Да… не знаю… пожалуй, что нет.

— Спи. — Евгений ласково провел по волосам доверчиво прильнувшую к нему девушку. А про себя подумал: «Даст бог, и я поймаю на эту бриллиантовую наживку ту жирную рыбину, что покамест так удачно прячется от меня, и вот тогда…»

Когда Ольга снова посмотрела на него, Белугин уже спал, а на губах его застыла кривая улыбка.

Глава 4

Алексей. 1942

— И все-то она со своего чумазого тракториста глаз не сводила. Бегала за ним как собачонка. — Щуплый хлопчик с соломенным чубом, сидевший на корточках возле небольшого костерка, медленно помешал привязанной к палке ложкой булькающую в котелке похлебку. — И вот, как война началась, этот герой сразу добровольцем пошел. Ну и через пару месяцев извещение: пропал, значит, без вести. Обычное дело. Так я к ней подхожу и культурно так предлагаю: давай, мол, заявление в сельсовет подадим? Испытываю, дескать, к тебе чувства и все такое. Тем более что ухажер твой помер. — Кашевар зачерпнул немного из котелка и осторожно, чтобы не обжечься, попробовал. — Через пять минут будет готово.

— И что девушка? — равнодушным тоном поинтересовался Белугин. Не то чтобы история и в самом деле захватила его, но делать-то все равно было нечего, почему бы не послушать. Да и злить своего охранника лишний раз не хотелось — тщедушное телосложение не обманывало Алексея — на хуторе он попробовал сопротивляться, так этот белобрысый так врезал ему в грудь, что перед глазами вмиг потемнело.

— Разоралась да в морду когтями! — с нескрываемой обидой поведал чубатый. — Ну да ничего, мы с ней опосля поквитались. Как только немцы поближе подошли, мы в степь подались. Но я как-то раз в село ночью заглянул и проведал зазнобушку свою бывшую… Ух и брыкалась она! — Он негромко рассмеялся. Алексей прикрыл глаза, сделав вид, будто задремал, чтобы не выдать ненароком своих чувств — успел уже убедиться, что этот молодой еще в сущности парень на самом деле является законченным садистом и с удовольствием воспользуется даже малейшим поводом, чтобы поглумиться над пленником. — А ты глазки-то открой! — Сильный тычок пришелся Белугину в бедро. Зашипев от боли, капитан прожег возвышавшегося над ним мучителя ненавидящим взглядом, но промолчал. — Не нравится, краснопузый? А ты все равно слушай! Я сучку эту после пристрелил. Вместе с мамашкой ее, дурой старой. Чтоб не выла. Жаль, что папашка ейный, председатель наш бывший, в район тогда уехал, а то и его бы заодно прижучил! Хватит, попили нашей кровушки, голодранцы. Теперь наше время!

— Егорка, ты чего там расшумелся? — лениво осведомился откуда-то из темноты густой мужской бас.

Чубатый испуганно дернулся:

— А? Да не, бать, это я так, ничего.

— Смотри у меня, — пригрозил бас. — Пашку не пора сменять?

— Ага, сейчас только кулеш доварю, перекушу и сразу пойду, — торопливо доложил Егорка и снова присел на корточки. — Ничего, гнида, я с тобой еще посчитаюсь! — вполголоса сообщил он Белугину.

Самое паскудное, что Алексей ни капельки не сомневался — так оно и будет. Как отпадет надобность в нем, сразу и прикончат. Само собой, поглумятся напоследок и убьют. По крайней мере, Ведерников обрисовал ожидающие их в ближайшем будущем перспективы именно так, совершенно ничего не скрывая и не пытаясь дарить пустые надежды.

М-дя, угораздило же их наткнуться на промышлявшую в ближайшем тылу советских войск банду! Да еще, ко всему прочему, такую, где оказался один старый знакомец комиссара. Давнишний, еще с Гражданской. Ведерников, пока они сидели на хуторе запертые в каком-то сарайчике, дожидаясь темноты, скупо поведал Алексею, что выполнял после революции задание Службы в этих местах, действуя под личиной белогвардейского офицера. В подробности он не вдавался, обмолвившись только, что у сотника Бучнева, главы теперешних бандитов, имеется предостаточно самых веских причин для расправы с ним.

— Молодой я тогда был, — с сожалением заметил Ведерников. — Не уяснил еще на практике до конца, что за спиной можно оставлять только гарантированно мертвых, вот и поплатился сейчас. Эх, а ведь тогда и делов-то было, лишний контрольный сделать! Поленился…

Теперь Бучнев, заросший по самые глаза курчавой бородой кряжистый здоровяк, обладатель могучего баса, уединился с комиссаром чуть поодаль от костра. Что именно там творилось, Белугину видно не было, но доносившиеся с того места время от времени мучительные стоны не оставляли сомнений — бывший сотник решил поквитаться с Ведерниковым всерьез.

Алексей в который уже раз с тоской огляделся. Они находились на дне небольшой балочки, густо поросшей ивняком и расположенной так хитро, что сверху казалось, будто в ней и заяц не спрячется. На самом же деле здесь притаилось несколько хорошо замаскированных землянок. Днем бандиты, разделившись на небольшие группы, укрывались где-то в других местах, а вот на ночь собирались здесь. Сейчас в лагере их было человек пятнадцать. Большинство, судя по внешнему виду, дезертиры. Вооружены разномастно: у кого привычная трехлинейка, у кого немецкий карабин или охотничье ружье. Есть пара ручных пулеметов. У некоторых заткнутые за ремень пистолеты или револьверы.

«Интересно, почему меня до сих пор не убили? — устало размышлял Белугин, пытаясь вытянуться на земле поудобнее. — Ладно еще комиссар — к нему у Бучнева особый счет имеется, а я-то им на хрена? Вполне могли еще на хуторе по-тихому прирезать, и точка, а они с собой поволокли. Зачем? Эх, и дернул же черт комиссара идти до аэродрома без охраны! Еще и сигнал о помощи подать не успели — Ведерников сказал, что «тревожная кнопка» у него в портсигар вмонтирована, а его бандиты почти сразу отобрали. Одна надежда, что их аборигены начнут искать, обеспокоенные пропажей московского чекиста высокого ранга. Слабенькая, если честно, надежда, так себе. Даже если устроят облаву, то бандиты просто грохнут пленников и разбегутся. Эх, сюда бы штурмовую группу десанта — в силовой броне, да с модулем огневой поддержки!»

— Ну что, мил-человек. — Вышедший из темноты на свет Бучнев, аккуратно вытирающий руки какой-то тряпицей, не торопясь подошел к инстинктивно сжавшемуся Белугину и, склонившись над ним, как клещами ухватил за плечо и легко вздернул того на ноги. — Пойдем теперь с тобой покалякаем. — Он несильно подтолкнул Алексея в спину.

— Батя, дозволь мне! — Егорка с надеждой глянул на отца, задорно тряхнув чубом. — Я этого гада…

— Не суйся, куда не просят! — отрезал бывший сотник. — Тебе лишь бы мучить да издеваться, а мне информация нужна. И до того момента, пока я ее не получу, этот мозгляк должен быть в целости. И вообще, шел бы ты лучше на пост, пора ребят сменить. Понял?

— Да понял, понял, иду уже, — недовольно проворчал чубатый, поднимаясь с земли и закидывая на плечо ремень «мосинки». — Какая с него информация, главного все одно уже выпотрошил.

— Егор?!

— Да иду я, иду!

Бучнев проводил чубатого долгим взглядом.

— Не сильно тебя мой хлопец обижал? — поинтересовался он вдруг у Алексея вполне миролюбиво. Ни дать ни взять, заботливый наставник, опекающий несмышленыша.

— Нет, — коротко ответил Белугин, осторожно разминая за спиной затекшие под узлами руки.

— Вот и славно. Надеюсь, бежать не спробуешь? Ты гляди, я ж тебя убивать сразу не стану, колени прострелю, и все — тебе же хуже. Не от потери крови, так от гангрены подохнешь.

— Можно подумать, вы мне дадите до гангрены дожить!

— А как же? — вскинулся сотник. — Ты что ж, решил, будто мы тебя здесь где-нибудь прикопаем? Дурачок! Нет, мы тебя немчикам в целости и сохранности передадим. Как получится, конечно, но это уже от вас с Антиповым… тьфу! С комиссаром твоим зависит.

— Он жив?! Но… вы ведь его… — Белугин замялся, пытаясь подыскать правильные слова. — Вы ведь его…

— Что я его? — усмехнулся Бучнев. — Проучил маленько, так на то повод у меня есть законный. Да, думаю, дружок твой вовсе и не в обиде. Не маленький, чай, все понимает правильно.

— Погодите, — сообразил вдруг Алексей. — Вы сказали, что передадите нас немцам?

— Куда ж еще-то? Им, поди, дюже интересно будет таких осетров за жабры подержать. Да ты не дрожи, завтра ночью за вами самолет обещают прислать. Все честь по чести.

«Бог мой, значит, это не обычные дезертиры! — мелькнула в голове Белугина суматошная мысль. — У них есть связь с той стороной. И они собираются нас отправить к фашистам. Как глупо! Хотя, — слабая надежда забрезжила где-то вдалеке, — может быть, у Ведерникова имеются какие-нибудь зацепки там? Наверняка наши ребята из Службы работают у гитлеровцев. Не могут не работать — период-то ключевой, как аборигенов оставить без контроля-то?»

— Ишь ты, — удивленно посмотрел на него Бучнев. — А с чего это вдруг, соколик, у тебя глазки-то заблестели? Никак спастись надеешься? Ну-ну, надейся! — Внезапный и резкий удар в живот, последовавший за этими словами, застал Алексея врасплох. — Может, ты там кому и интересен, да только я тебе напоследок печать свою поставлю! — Сотник ухватил его за волосы, запрокинув назад голову Белугина, и приложил к коже лица лезвие финки. Чуть пониже правого глаза. — Тебе все буквы нарисовать или только инициалы? Комиссару твоему полностью оченно понравилось!

Евгений. 1906

— Вам нужно непременно попасть в расположение полка, — убежденно говорил Тарасевич, пристально глядя на Белугина. — Комитет располагает достоверными сведениями о том, что среди солдат уже давно зреет недовольство. И мы обязательно должны воспользоваться этим моментом для претворения в жизнь наших замыслов. Представляете, какая это силища? Под руководством умелого и ловкого человека они сметут все преграды на своем пути… и очистят дорогу для нас, разумеется. — Инженер мелко засмеялся, обнажив маленькие острые зубы.

— Сказать по правде, я не уверен, что дело обстоит так замечательно, как вы говорите, — с сомнением протянул Евгений. — Как-то уж больно все красиво, легко и просто. А если это провокация? Что за части расположены по соседству с казармами этого полка? Каково настроение в них? Выступят ли они против восставших?

Тарасевич презрительно хмыкнул.

— Нет там никого, успокойтесь.

— Это проверенная информация?

— Самая что ни на есть, лично наблюдал. Впрочем, если боитесь…

— Как вы можете так говорить? Эжен не раз делом доказал свою храбрость! — Ольга, сидевшая до сих пор молча, гневно смотрела на Тарасевича. Лицо ее горело от возмущения. — Не забывайте, что именно он раздобыл средства, необходимые для проведения операции.

— Да ладно вам, — примиряюще произнес Нельсон, куривший возле слегка приоткрытой форточки. — Хватит уже собачиться. Мы и так едва не провалили все дело, влипнув по-глупому в полицейскую облаву. Спасибо Аристарху, царствие ему небесное, прикрыл. — Все замолчали, скорбно потупившись.

«Интересно, а что меня напрягает во всей этой истории? — думал Белугин, пользуясь неожиданно образовавшейся в разговоре паузой. — Что не нравится? Неужели я и в самом деле боюсь?.. Да нет, вздор! Наши психологи не могли ошибиться, я стопроцентно подхожу для оперативной работы. И показатели разумной осторожности — ничего не боятся только дураки — у меня в пределах нормы. Тогда что случилось? — и тут же сам себе ответил: — Предчувствие. Есть у меня нехорошее предчувствие насчет этого замысла с восставшим полком. Не могу сформулировать точно, но червячок сомнения, возникший в первую минуту, когда Тарасевич поведал о своем «гениальном» плане, медленно, но верно превратился к данному моменту в такого упитанного, хм, питона, что ли? Эх, кабы знать, кто на самом деле подсказал ему эту идею! То, что она не его, видно невооруженным глазом. Не тот уровень. Вот Аристарх покойный, тот мог бы придумать что-нибудь эдакое, а этот… Черт, кто же у него за спиной-то прячется? И как его оттуда выманить? Признаться, мне казалось, что на саквояжик ювелира этот таинственный «кто-то» среагирует иначе».

— Каким образом я попаду в расположение? — Евгений постарался, чтобы его голос звучал как можно более равнодушно. Видимо, удалось — Ольга взглянула на него с восхищением и порывисто сжала своей маленькой ладошкой его руку.

— У меня там есть верный человек. — Нельсон выбросил на улицу окурок, захлопнул форточку и сел за стол к остальным. — В нужное время он проведет вас через посты. Нужно только переодеться в солдатскую форму. Но это не проблема, за деньги я легко достану комплект обмундирования.

— Что бы мы делали без продажных людей, — засмеялся Тарасевич. — С одной стороны, они являются форменным злом, мешающим нормальной работе любого государства, а с другой — во многом именно благодаря коррупции революционные группы могут существовать. Представьте себе, что вместо давным-давно прикормленного нами чиновника, послушно выписывающего паспорта и другие документы — были бы деньги, — вдруг появился кристально честный служака?

— Ага, а вместо местного околоточного, закрывающего глаза на наше проживание в этой квартирке за небольшую мзду, азартная полицейская ищейка, мечтающая выжечь каленым железом врагов царя-батюшки, — засмеялась Ольга. — Ужас!

— Но обходятся нам их услуги недешево, — меланхолично заметил Белугин.

— Так что, мне договариваться насчет формы? — требовательно посмотрел на товарищей Нельсон.

Все перевели взгляд на Евгения.

«А может, лучше было бы остаться на офисной работе, проводить время за компьютером, по вечерам пить с друзьями пиво и узнавать о лихих похождениях оперативников исключительно из выпусков новостей? — мелькнула у него в голове шальная мысль. — Нет, это, пожалуй, не для меня». — Белугин решительно тряхнул головой. А вслух сказал:

— Договаривайтесь!

В казарму, приземистое двухэтажное здание из красного кирпича, они и в самом деле прошли достаточно просто. Белугин немного беспокоился, когда проходил мимо стоявшего у входа часового, но тот даже не взглянул в его сторону. Сопровождавший Евгения солдат, малоразговорчивый круглолицый парень, провел его сквозь длинные ряды развешенного на веревках стиранного белья и указал на распахнутую настежь дверь.

— Вам туда, — глухо сказал он. — Поднимитесь по лестнице на второй этаж, а дальше по коридору. Третья дверь по левой стороне.

— А вы разве не со мной? — насторожился Белугин.

— Нет, я только провожатый.

— Что ж, спасибо. — Евгений одернул неудобную, слегка маловатую ему гимнастерку, врезавшуюся в подмышки, поправил фуражку и пошел к казарме. Узкая лестница, противно скрипевшая под ногами рассохшимися ступенями, вывела его на маленькую площадку перед дверью, ведущей на второй этаж. Рядом с узким, точно бойница, оконцем стояли двое солдат, горячо обсуждавших что-то. При появлении Белугина они тотчас замолчали и проводили его недружелюбными взглядами.

— Кто таков? Куды прешь? — грубо спросил один из них.

— А тебе что за дело? — вопросом на вопрос ответил Евгений, чувствуя, как по спине прошелестел слабый холодок — первый признак скорых неприятностей. — Иду, значит, надо!

— Да отстань ты от него, — дернул товарища за рукав второй солдат. — Вечно ты ко всем привязываешься.

— Ну-ну! — с угрозой сказал первый солдат и отвернулся.

Белугин прошел мимо них. Длинный узкий коридор всего с двумя или тремя слабо светящимися лампочками под самым потолком оказался совершенно пустым. Это обстоятельство насторожило Евгения — в его представлении в казармах волнующегося полка должно было быть многолюдно. А здесь никого. И тишина.

«И мертвые с косами вдоль дороги!» — усмехнулся про себя Белугин, припомнив сцену из старого кинофильма, виденного когда-то совсем в другом месте и даже в другом времени.

Первая дверь… вторая… тре…

Дверь с грохотом отлетела в сторону.

— Ни с места! — заорал выскочивший наружу офицер с погонами поручика, направив на Евгения револьвер. — Стоять! — Позади него виднелась еще одна возбужденная физиономия.

Одновременно позади также послышался шум отворяемых дверей, и гулкая тишина коридора наполнилась топотом бегущих ног и громкими возгласами. Белугин кинул быстрый взгляд через плечо. К нему неслись пять или шесть человек. В основном офицеры, лишь впереди всех мчался черноусый фельдфебель с солдатским «георгием» на гимнастерке.

— Экие вы затейники, — усмехнулся Евгений. — А если так?

Короткий шаг вперед, аккуратный подбив держащей «наган» руки вверх. Ба-бах! Это поручик от неожиданности нажимает на спусковой крючок. Лови, братец! Продолжая движение, резкий хлесткий тычок основанием ладони в подбородок. Поручик начинает валиться назад, прямо на стоящего за ним человека. Тот, охнув от неожиданности, инстинктивно пытается поймать падающего. Ужом ввинчиваясь в узкую щель между ними и дверным косяком, Белугин нанес на ходу два резких коротких удара в бок второму человеку.

Маленькая комната с двумя стоящими у противоположных стен лавками и деревянным столом между ними. За ним приоткрытое окно. Замечательно, не придется играть в супергероя, выбивая стекло.

Буквально в два шага преодолев расстояние до стола, Белугин с ходу запрыгнул на него и рванулся вперед, боясь только одного — что под окнами есть еще кто-то. Звон бьющегося стекла отброшенной в сторону створки, взгляд вниз: чисто!

…И тяжелый удар в плечо, сильный и одновременно пронзающий все тело болью. А следом грохот выстрела, пришедший почему-то с небольшим опозданием, отразившийся от стен комнаты ужасным грохотом, противно бьющим по барабанным перепонкам.

«Господи, больно-то как! — успел подумать Евгений, падая со стола вниз, на пол, и по пути сильно ударяясь о скамью. — Как же больно!»

Глава 5

Алексей. 1942

Лететь на «шторьхе» в качестве груза оказалось совсем невесело. Маленький самолетик, натужно завывая мотором, то карабкался вверх, то начинал резко снижаться. И от этих маневров пленники чувствовали себя совсем как на американских горках — их то и дело то вжимало в пол или, наоборот, бросало в свободный полет.

Когда сердце в очередной раз резко оборвалось, а душа на краткий миг ушла в пятки, Белугин не выдержал и громко выматерился. Благо рты им не заткнули и он был совершенно свободен в выражении чувств.

— Не сотрясай зря воздух, береги силы, — тяжело сказал Ведерников, привалившийся к Алексею спиной. — Им все равно ни хрена за шумом мотора не слышно.

— А пусть! — упрямо выкрикнул Алексей. Конечно, он прекрасно понимал, что комиссар прав, но собственное бессилие и беспомощность угнетали, требуя хоть какого-то выхода накопившимся в избытке негативным эмоциям.

Бучнев со товарищи сдали их с рук на руки прилетевшим ночью немцам. Взамен те привезли немного боеприпасов, медикаменты, запчасти и питание для радиостанции. Алексей узнал об этом, пока валялся рядом с Ведерниковым на земле неподалеку от самолета, связанный накрепко по рукам и ногам, — пилот давал краткие пояснения по грузу бывшему сотнику, который, как оказалось, прекрасно владел немецким языком. В Белугина перед операцией тоже заложили знание основных языков и диалектов этой эпохи, и поэтому ему сейчас не составляло никакого труда уяснить для себя, о чем идет речь.

— Почему их двое? — недовольно спросил летчик в конце разговора. — Мне говорили, что я должен забрать только одного.

— Извините, господин… — подобострастно затараторил Бучнев.

— Обер-лейтенант.

— …обер-лейтенант. Второго мы хотели кончить за ненадобностью — потому и не уведомили о нем во время сеанса, но при тщательном обыске у него нашли вот это. — Белугин не мог видеть в темноте, что сотник показывает немцу, но это и так было понятно — естественно, шелковку.

— Что это? — с любопытством поинтересовался немец.

— Секретное удостоверение сотрудника военной разведки. Целый капитан госбезопасности оказался. Ну, полковник, если на армейский лад перевести. Вот мы и решили, что, может, и он на что господину оберсту сгодится.

— А другой?

— Другой… тот у большевиков до генерала выслужился… Иуда!

— Почему вы так о нем говорите?

— Старинный знакомец. Вместе в Гражданскую воевали. За своего брата-офицера числился. А потом… Эх, даже вспоминать не хочу. Будь моя воля, я его вот этими руками лично на ремни порезал бы! Ну да ничего, небось у вас с ним тоже разговор короткий будет.

— Вы поэтому его так отделали? — Голоса раздавались совсем близко, из чего Алексей заключил, что летчик подошел поближе, чтобы получше рассмотреть комиссара. — Постелите там на пол что-нибудь, я не хочу оттирать кабину после полета — из него хлещет, как из недорезанной свиньи.

— Сделаем… А ты, сука, молись, чтобы сдохнуть побыстрее! — последние слова Бучнев произнес по-русски, обращаясь к Ведерникову. Следом послышался глухой звук удара и короткий болезненный стон. Да, сотник явно решил распрощаться со своим пленником так, чтоб тому запомнилось это надолго. Странно еще, что Бучнев вообще решил доложить своим новым хозяевам о комиссаре — судя по всему, тот в свое время успел здорово насолить ему.

Впрочем, Алексею тоже было «грех жаловаться»: его самого отделали так, что теперь заплывший левый глаз толком ничего не видел, во рту было солоно от крови, а ребра с правой стороны болели так сильно, что Белугин не без оснований думал — как минимум два из них или сломаны, или треснули. И это еще с учетом, что лично к нему у сотника не имелось претензий. Разумеется, если исключить то обстоятельство, что он являлся для него ненавистным, по определению, краснюком.

— Вот что, — прохрипел Ведерников, прижимаясь плотнее к Алексею и стараясь повернуть голову так, чтобы его было слышно получше. — Дела у нас с тобой, капитан, не слишком хорошие.

— Это точно. Я думаю…

— Молчи! Молчи и не перебивай. У меня и так сил почти не осталось — гаденыш этот все внутренности отбил. — Ведерников зашелся в приступе долгого и мучительного кашля. — В общем, так. Когда начнем снижаться, я постараюсь освободить тебя от веревок. Ты же пилот, верно? Прикончишь немцев и поведешь самолет. Так что начинай потихоньку руками-ногами шевелить, разгоняй кровь, чтобы времени даром не терять.

— Как это? — Алексея бросило в жар. Неужели получится спастись? Сердце в груди бешено застучало, в крови забурлил адреналин. — Как вы сможете перерезать веревки?

— Есть один способ, — прохрипел едва слышно комиссар. — Беда в том, что после него я гарантированно коньки отброшу. Последний довод королей, так сказать. Но это сейчас неважно. Постарайся дотянуть до наших. В любой воинской части сразу говори, чтобы тебя отправили в особый отдел. Там предъявишь свои документы — они у пилота, так что учти, когда разделаешься с ним, труп сразу не выбрасывай, а обыщи — и требуй связи с Москвой. Запомни фамилию, что я тебе сейчас скажу — передашь привет от меня, расскажешь, что с нами случилось, тебе помогут. Дальше поступишь в полное распоряжение этого человека. Будешь делать все, что он прикажет. Понял?

— А он… кто?

— Местный. Но в курсе нашей ситуации, так что можешь ему доверять. У него свои резоны, не подведет. Да, вот еще что. Когда будешь говорить с ним, обязательно передай: пусть больше не ищет Черную речку, вода ушла. Совсем… Запомнил?

— Запомнил. — Расспрашивать о смысле этой тарабарщины Белугин не стал. И дураку ясно, что дело темное — Ведерников, похоже, доверил ему лишь самую малую толику своих секретов, но ровно в той мере, какую счел достаточной. Захотел бы, так сказал больше. Никаких обид — дело превыше всего.

Комиссар немного помолчал, отдыхая, а затем начал говорить. Слушая его и запоминая на автомате все произнесенное, Алексей думал попутно о том, смог бы он, окажись вдруг на месте Ведерникова, вести себя так же. Знать, что скоро умрешь, но подарить своей смертью шанс на спасение незнакомому в принципе человеку, который не успел тебе стать ни другом, ни товарищем. Связанного с тобой, если разобраться, всего-навсего тонюсенькой ниточкой общего происхождения, и только.

Нет ответа. Даже самому себе Белугин не решался ясно и четко ответить на этот непростой вопрос. И от этого становилось как-то неуютно и мерзко. А тоненький противный голосочек внутри нашептывал, что все это чепуха, девчачьи сопли, надо, мол, просто плюнуть на это и растереть, забыть. Ведерников профессионал и если решил помочь, то, значит, так и надо. И вообще, он, Алексей, еще слишком молод, чтобы так бездарно погибнуть во время своего первого самостоятельного задания.

Звук мотора стал тише. «Шторьх» явно начал снижаться. Ведерников молчал, набираясь сил, готовясь совершить невозможное. Хотя почему невозможное? Что вообще Алексей знал о способностях высококлассных оперативников? Во время подготовки в училище курсантам дали необходимые азы дисциплин, упирая на то, что в процессе дальнейшей работы они смогут набраться опыта, развить в себе те качества и способности, которые помогут им в будущем. Ха, каламбур! Естественно, в прошлом. Для них — в прошлом. Ладно, не суть. Проехали.

Белугин постарался выбросить из головы все посторонние мысли и расслабиться. Требовалось проиграть мысленно все предстоящие действия, чтобы потом, когда комиссар даст сигнал, тело само выполняло их, действуя подобно хорошо отлаженному механизму. Так, во всяком случае, учил его инструктор по рукопашному бою, звероватого вида корвет-лейтенант с полным Сапфировым бантом и жутким шрамом, проходящим через левую щеку.

— Даю отсчет. — Голос Ведерникова звучал низко и гулко, отдаваясь в голове Алексея могучим эхом. — Пять… Четыре… Три…

Когда прозвучало короткое «ноль», за спиной что-то коротко полыхнуло, спину Белугина на мгновение обожгло, а в следующую секунду он почувствовал свободу и рванулся прямо с пола вперед. Туда, где навстречу ему, словно в замедленной киносъемке, поворачивал лицо с распяленным в безмолвном крике ртом немецкий летчик.

Евгений. 1906

Первую помощь Белугину оказали в полковом лазарете. Хмурый и неразговорчивый врач осмотрел рану, бесцеремонно дергая Евгения так, что тому лишь неимоверным усилием воли удалось сдержать готовые слететь с губ проклятия в адрес «безрукого коновала».

— Пуля навылет прошла, — констатировал эскулап. — Повезло вам, сударь, несколько сантиметров вниз — и точнехонько в сердце. А так даже кость не задета. Просто удивительно. Везунчик. — Врач обработал рану, наложил повязку и передал уплывающего в беспамятство из-за потери крови Белугина на руки двум нетерпеливо ожидающим возле дверей в кабинет субъектам, чья профессиональная принадлежность легко угадывалась с полувзгляда. — Аккуратнее с ним, господа, — напутствовал их доктор, — он слишком слаб.

— Мы нежно, — усмехнулся один из агентов. — Не извольте беспокоиться. А ну-ка, взяли! — На пару с товарищем они подхватили спотыкающегося Евгения и потащили его на улицу. Усадили в пролетку, на которой, судя по всему, и приехали в полк, переговорили о чем-то с офицерами, стоявшими неподалеку — все это Белугин воспринимал уже очень слабо — и… дальше в памяти остались только медленно бегущие куда-то вдаль по своим делам белые облака.

Вновь очнулся Евгений уже в городе. Сначала он не понял, что происходит — после всего случившегося с ним в части вполне естественно было ожидать, что его отвезут в охранку. Ан нет, перед глазами, когда слегка унялся безумный хоровод разноцветной мошкары и звездочек, открылся интерьер обычной городской квартиры средней руки. Причем хорошо знакомой Белугину — в ней располагалась одна из явок Службы.

— Напугали вы нас. — Склонившийся над кроватью глава городской резидентуры, высокий мужчина с роскошной гривой тронутых сединой волос, заботливо поправил подушку под головой Евгения. — Что ж так неаккуратно-то? Сунулись прямо под пулю, словно зайчишка безмозглый охотнику на номер. Хорошо еще, что полиция у нас на прослушке — сумели вовремя перехватить филеров и заменить их на наших людей. А то куковать бы вам сейчас, голубчик, не на пуховой перине, а в тюремной больничке. И это еще в лучшем случае, там ведь тоже не дети — личность ваша им немного известна.

— Откуда? — слабо удивился Белугин.

— Как откуда? Неужто думаете, что в полицейском и жандармском управлении нет заграничных агентов? Да и обычных провокаторов в революционной среде, как гренок в бульоне у хорошей хозяйки, — с избытком. Помните, чай, как товарищ Сталин здесь в «годы репрессий» своих старых соратников по партии на тайных допросах в Кремле ломал? Он ведь у большевиков не случайно внутренней контрразведкой занимался, очень много всего про подноготную бывших дружков-приятелей знал. Куда им было после предъявленных улик деваться — подписывали все как миленькие. А вы думали, почему процессы тридцатых именно так выглядели.

— Да-да, верно, что-то припоминаю. Извините, в голове туман.

— Ничего, это пройдет, — благодушно усмехнулся резидент. — Мы вас накачали под завязку всеми необходимыми препаратами, так что скоро будете как огурчик. Меня гораздо больше совсем другое тревожит. — Он недовольно нахмурился. — Слушайте. Мои ребята навели справки в полку: получается очень странная картина — стреляли-то в вас во время ареста не солдатики и не офицеры. Все как один клялись и божились, что брать заезжего социалиста приказано было живьем. Тем более что по их разумению сбежать вам все равно не удалось бы — все ходы-выходы они надежно перекрыли. Другое дело, что они не подозревали о ваших скрытых способностях и не смогли предусмотреть такой активности. И в этом свете встает во весь рост еще один довольно любопытный вопрос: кто бы это мог быть такой, что решил подстраховаться и засел на улице неподалеку от казарм, чтобы прикончить вас, когда станете прорываться?

— Понятия не имею, — угрюмо буркнул Евгений. — Я и сам уже голову ломал над этой загадкой. Форменная чертовщина получается. С одной стороны, натуральная подстава — о визите моем в казарму офицеров точно предупредили заранее, с другой — явное желание гарантированно избавиться от меня посредством пули. Не проще ли было устроить засаду на дороге, на подступах к воинской части? Пальнули бы из-за куста, и все шито-крыто.

— Не знаю, не знаю, — задумчиво проговорил резидент, прикидывая что-то. — Вполне вероятно, что ваш таинственный недруг просто хотел убедиться, что вас арестовали, а когда понял, что вы можете сбежать, решил немного помочь загонщикам. Потому вынужденно действовал экспромтом, выдав поневоле свое присутствие на месте событий. Может, подозреваете кого?.. Ну же, Белугин, подумайте хорошенько, кому успели насолить?

— Да думаю я, думаю! — обозлился Евгений. — Проблема в том, что в этом гадючнике под названием партийный комитет подобных кандидатов пруд пруди. А если учесть, что высшие руководители организации законспирированы самым строжайшим образом и выходить из тени не желают, то можно голову сломать, но так и не докопаться до истины. Собственно, вы же помните, одним из основных моих заданий как раз и являлось определение круга лиц, отдающих главные приказы.

— Помню, конечно, — тяжко вздохнул резидент. — Мы и так на ушах стоим, пытаясь хоть как-то помочь в решении этой загадки. Жаль, но пока безрезультатно — архивы организации не дожили до лучших времен, большая часть ее членов или погибла, не оставив воспоминаний, другая же, которой повезло больше, старательно обошла данную тему стороной. Встречаются в мемуарах кое-какие смутные намеки, но наши аналитики пока не в состоянии дать однозначный ответ… Что с вами?

— Ерунда… секундная слабость, — прошептал Белугин, в изнеможении откидываясь на подушку. — Сейчас пройдет.

— Вот что, — решительно сказал резидент, поднимаясь, — заканчиваем пока с этим разговором. Отдыхайте, выздоравливайте, набирайтесь сил. По возможности думайте, анализируйте, ищите. Но! На первом месте ваше здоровье. Приказ ясен?

— Так точно, ваше высокоблагородие, — слабо улыбнулся Евгений. — Последний вопрос, если разрешите.

— Что такое? — повернулся к нему вполоборота глава резидентуры от двери.

— Как мне теперь на глаза «товарищам по партии» показаться? Они ведь далеко не идиоты, мое исчезновение после ареста наверняка уже получило огласку. А ну как заподозрят во мне провокатора? У них с этим делом просто — соберут партийный суд, быстренько состряпают приговорчик, и каюк!

— Ну, это не проблема, все уже решено. Как только придете в норму, мы отправим вас в Москву.

— В Москву?! Но… зачем?!

— У руководства сложилось мнение, что там вам проще будет легализоваться вновь. Над созданием правдоподобной легенды, способной выдержать первую проверку, сейчас вовсю работают, и пока друзья-бомбисты будут все проверять, мотаясь между городами туда-обратно, операция уже закончится. По крайней мере, такой прогноз наиболее вероятен.

— Но почему именно в Москву? Акцию же намечено провести здесь, в Петербурге.

— Это устаревшая информация. Мы получили сведения, что комитет решил сместить акценты. Последние события здорово выбили их из колеи. К тому же полиция и жандармы настороже, везде обыски, повальные аресты, и террористы не хотят рисковать. Им нужен стопроцентный результат.

— По-моему, вы что-то недоговариваете, — подозрительно уставился на коллегу Белугин. — Не могу отделаться от ощущения, что столь резкое изменение планов тесно связано с деятельностью Службы. Я прав?

Резидент негромко засмеялся, обнажив великолепные зубы.

— Что значит опер, — одобрительно заметил он, — мгновенно почувствовал фальшь. Вы молодец, Евгений. Да, разумеется, мы не остались в стороне от всего происходящего и поспособствовали тому, чтобы комитет принял нужное нам решение. Как? Надеюсь, вы не думаете, что являетесь единственным засланным казачком внутри этого серпентария?

Глава 6

Алексей. 1942

Судя по карте, позаимствованной у пилота, Белугин находился сейчас на расстоянии примерно пятидесяти-семидесяти километров от линии фронта. В принципе совсем несложная задачка рассчитать свое местоположение, зная маршрут полета, скорость «шторьха» и время в пути. Хорошо бы, конечно, перелететь к своим, но… что-то, видать, у Ведерникова пошло не так — а может, он попросту перестал себя контролировать, — и маленький самолетик получил серьезные повреждения: удивительно вообще, что не шмякнулся оземь сразу, как только Алексей разобрался с немцами и добрался до штурвала. Впрочем, и без того пришлось приложить неимоверные усилия, чтобы заставить дрожавшую всем корпусом машину слушаться управления.

Приземление, правда, вышло достаточно мягким. В самый последний момент Алексею удалось разглядеть более-менее пригодную площадку. Отделался легким испугом и еще парой-другой ссадин, в придачу к полученным ранее от Бучнева. Не самая большая плата. Комиссару же, равно как и фрицам, было все равно.

Даже зная, что немцы ой как не любят шляться куда бы то ни было по ночам, Белугин постарался поскорее уйти от самолета. Сноровисто обыскал трупы летчиков, разжившись двумя «браунингами», больше известными в люфтваффе как «pistole 620(b)», парой запасных обойм, швейцарскими наручными часами со встроенным компасом и фосфоресцирующими стрелками, гранатой с длинной еловой ручкой, похожей на толкушку, которой хозяйки мнут вареную картошку, ополовиненной фляжкой с отличным французским коньяком и надломанной плиткой шоколада. Также пришлось снять с пилота ремень с кобурой — белугинская портупея сейчас находилась далеко отсюда. Небось, Егорка себе прикарманил. Ладно, хрен с ним.

Собравшись, Алексей немного постоял возле тела Ведерникова. По-хорошему, следовало бы похоронить его по-человечески, но времени на это не было. Да и подавать немцам сигнал, что кто-то остался в живых, тоже не хотелось. Теплилась у Белугина надежда, что летчики не успели связаться с начальством и сообщить, что везут не одного пленника, а двоих. По крайней мере, во время полета он не слышал никаких переговоров по радио. Хотя… полной уверенности в этом не было — за шумом мотора много не разберешь.

— Простите меня, товарищ комиссар! — Алексей покаянно опустил голову, но тут же встряхнулся, отошел подальше и щелкнул трофейной зажигалкой. Вспыхнувший огонек весело поскакал по земле, жадно пожирая заботливо разлитый бензин, достиг «шторьха» и… Взрыв глухо ударил за спиной Белугина, торопливо бегущего прочь, мягко толкнув его воздушной волной.

«Будем думать, что фрицы решат, будто самолет просто потерпел аварию, — рассуждал про себя капитан, удаляясь от места посадки. — Три обгорелых трупа, полный комплект. Кто его знает, когда у сотника следующий сеанс связи — авось успею уйти подальше. Сейчас каждая минутка работает на меня. Только бы собак по следу не пустили. Так, отставить панику, лучше повторим все, что рассказал Ведерников перед смертью!.. Земля вам пухом, товарищ комиссар. — Настоящее звание Ведерникова Алексею было неизвестно, и он мысленно обратился к своему погибшему товарищу так, как привык говорить в последние пару дней. Пара дней… надо же, прошло-то всего ничего, а сколько уже событий буквально спрессовалось в эти несчастные сорок с небольшим часов! — Я обязательно вернусь сюда, и мы похороним вас как надо!»

Пробираться по тылам немецких войск оказалось непросто. В прошлый раз, когда он шел к своим в компании артиллеристов, все выглядело несколько иначе. Белугин, не слишком подготовленный к полевой работе, всецело положился на своих неожиданно обретенных товарищей, благо обличье летчика надежно охраняло его от ненужных подозрений. В самом деле, что требовать от пилота, оказавшегося по воле случая на земле?

Теперь же никто не помогал Алексею, и приходилось рассчитывать исключительно на свои собственные силы и навыки. Лихорадочно припоминая услышанное когда-то на лекциях, изученное во время многочисленных изнурительных тренировок, Белугин упрямо двигался на восток, старательно избегая встреч с противником. А немцы буквально кишели повсюду. Капитан знал, что скоро они рванутся вперед, пытаясь выйти к Сталинграду, перерезать Волгу и захватить Кавказ. И требовалось перейти линию фронта до начала этого наступления. Несколько раз Алексей просто чудом избежал столкновения с вражеским боевым охранением. В одном месте насторожившийся часовой даже полоснул из пулемета в его направлении, но, на счастье Белугина, пули прошли над головой, прожужжав сердитыми шмелями. Решив не рисковать, он торопливо отполз назад.

«Вот бы сейчас сюда прибор ночного видения, — пожалел Алексей сам себя. — Пусть даже самый примитивный, самый простенький. Я тогда между патрулей как угорь проскользнул!»

За ночь удалось пройти километров десять. Когда небо начало сереть, Алексей поспешил отыскать себе подходящее укрытие — пытаться идти в степи днем было настоящим самоубийством. В конце концов, помыкавшись немного, он спрятался в высоком кустарнике рядом с длинным пологим спуском к какой-то безвестной речушке. Капитан прикинул, что гитлеровцы явно используют это место в качестве переправы — на это указывали многочисленные следы колес и гусениц, а значит, можно было понаблюдать за их перемещениями, оценить активность на этом участке и, чем черт не шутит, попробовать разжиться транспортом. Соваться без предварительной разведки в воду он не рискнул — кто его знает, может, здесь вообще все заминировано.

Белугин решил немного поспать — силы, если честно, уже были на исходе. Давали себя знать часы, проведенные в обществе сотника и его хлопцев, и бессонная ночь. Съел, тщательно разжевывая каждый кусочек, шоколадку, сделал пару глотков из фляги и, постаравшись хорошенько замаскировать свое ненадежное убежище травой и ветками, забылся тревожным, беспокойным сном.

Проснулся он от рева моторов. Осторожно выглянул. Метрах в ста от него шла к фронту колонна грузовиков «Опель-Блиц», в кузовах полно пехотинцев. Возле переправы появились две зенитные пушки, знаменитые «эрликоны» с расчетами, наблюдатели напряженно вглядываются в безоблачное синее небо, боясь прозевать русские штурмовики, чуть поодаль два огромных «бюссинга» под маскировочной сетью.

«Черт, даже не слышал, как они подъехали, — недовольно подумал Белугин. — Эк меня разморило. Хорошо еще, что никто из немчиков пока не добрался сюда. А что, приспичит кому-то облегчиться — и поминай как звали. М-дя, не дотумкал я, а теперь поздно что-либо менять — начну отходить, враз заметят, за кустами-то прогал вон какой здоровенный. Что ж, остается надеяться, что засранцев среди них не найдется или поленятся сюда идти».

Наблюдая за деловито снующими туда-сюда фашистами, Белугин вдруг остро пожалел, что у него нет под рукой «винтореза». Бог знает почему, но нравилась ему эта архаичная машинка. Нравилась гораздо больше любой навороченной «гауссовки» или штурмового излучателя. В детстве отец как-то раз принес им с братом пару этих раритетных винтовок, и они с Женькой провели уйму времени, соревнуясь друг с другом в искусстве точной стрельбы на домашнем полигоне. Сколько заключалось всевозможных пари, какие эмоции кипели тогда. Да… где-то теперь братишка…

«Первым я бы снял вон того белобрысого ганса, — мечтательно прищурился Белугин, представляя в красках, как шестнадцатиграммовая пуля вышибает мозги тревожно озирающегося офицера в расстегнутом мундире. — Ишь, вертится, прям как чувствует, что о нем думаю. Потом бы положил наводчика. Или нет, вон того здоровяка в синей майке с орлом на груди. Весело ему, гаду! Прямо в эту дохлую курицу со свастикой в лапах тебе и пальнул бы. А потом остальных — не торопясь, на выбор, как перепелок. Эх!.. Тэк-с, а это что за явление Христа народу?»

К переправе, скрываясь то и дело в поднятых до небес клубах рыжей пыли, подкатили два полугусеничных бронетранспортера «ганомаг» в защитном камуфляже. Остановились рядом с зенитками. Из головного выпрыгнул подтянутый высокий офицер в полевой форме СС. Подозвал к себе командира расчета и оживленно о чем-то заговорил с ним, активно жестикулируя и показывая в ту сторону, откуда приехал.

«Стоп, стоп, стоп! А не по мою ли душу эти молодцы? — обеспокоился Белугин, машинально пересчитывая видневшихся в кузовах солдат. — Двадцать два, двадцать три… И два МГ… Да нет, с чего вдруг они так быстро зашевелились. Хотя если все-таки связались с сотником… тогда плохо дело — бесконтрольное присутствие высокопоставленного чекиста в своем тылу они не потерпят. Слышать бы, о чем они говорят!»

— Дернешься — убью! — прошептал вдруг возле самого уха Алексея незнакомый грубый голос, а бритвенно острое лезвие прижалось к сонной артерии. Белугин замер, не смея шевельнуться, с ужасом чувствуя, как чужие руки бесцеремонно сдирают с него ремень с оружием.

Евгений. 1906

В Москву Белугин уезжал с Николаевского вокзала. Сонный проводник с усталым лицом, стоявший на перроне у входа в вагон, равнодушно взглянул на протянутый билет и молча отодвинулся, пропуская Евгения. Пассажиров было немного. Большинство из них находилось в коридоре и оживленно прощалось с провожающими, разыгрывая настоящие пантомимы возле плотно закрытых окон. Евгений протиснулся между ними, нашел свое купе и, скинув пальто, аккуратно повесил его на крючок. Шляпу и саквояж положил на диван сиденья. Глянул в слегка запотевшее окно. Люди на соседнем перроне махали уезжающим, говорили что-то на прощанье, но слов было не разобрать — только облачка пара вырывались изо ртов.

Из коридора потянуло холодом. Белугин, поморщившись и зябко поведя плечами, плотно прикрыл дверь. Не хватало еще после недавнего ранения подхватить простуду.

«Как только тронемся, надо будет спросить чаю. И непременно с лимоном! — решил Евгений, прислушиваясь к звучащим сигналам к отправлению поезда. — О, третий». — Вагон дернулся и, постепенно наращивая скорость, двинулся в путь, мягко покачиваясь.

Какое-то время Белугин бездумно глазел в окно, наблюдая за тем, как городской пейзаж медленно уплывает назад, уступая место разнокалиберным домикам и сараюшкам пригорода. Затем как-то вдруг сразу, в один миг, пропали и они. Потянулись ровные ряды сбросивших листву деревьев, кое-где совсем близко подступавших к железной дороге, угрюмо черневших под низким серым небом, набухшим мрачными тучами.

Темнело. Белугин задернул занавеску и энергично потер озябшие ладони, разгоняя кровь. Достал из саквояжа блокнот и карандаш. И только сейчас сообразил, что так и не заказал чаю. Хотел было подняться, но поленился и, решив, что проводник все равно еще заглянет, решительно открыл блокнот на заложенной странице.

Окажись в этот момент рядом с ним какой-нибудь посторонний человек, вряд ли он что-нибудь понял бы в нагромождении странного вида символов и закорючек, густо покрывавших бумагу. Еще бы, корни этого алфавита лежали совсем под иным небом и временем. Пожалуй, ближайшим его аналогом в этом мире можно было бы считать — с известной натяжкой, разумеется, — японскую письменность.

Именно поэтому Евгению не требовалось прибегать к излишним премудростям, чтобы зашифровать свои записи. Впрочем, для Белугина этот язык тоже не являлся родным. Просто в свое время в Службе решили, что данный вариант будет наиболее оптимальным, и с тех пор все отправляющиеся на задание оперативники тратили малую толику своего времени на изучение дополнительного предмета.

Рассеянно пробежав глазами свои пометки, Евгений задержался у одного из пунктов. Речь в нем шла о структуре и составе ячеек московского отделения организации. Ничего не скажешь, аналитики постарались на славу — картина потаенной революционной паутины, опутавшей древнюю столицу России, открывалась во всей красе. Самым удивительным при этом было внешне хаотичное, но на самом деле весьма стройное переплетение партий совершенно, казалось бы, разного толка. Вряд ли кто-то даже из самых осведомленных чинов тайной полиции империи представлял в полном объеме механизм взаимодействия людей, поставивших себе цель изменить существующий порядок вещей.

Эсеры, кадеты, социал-демократы, анархисты — все эти и многие другие организации пронизывали насквозь тысячи невидимых глазу ниточек, сплетающихся, расходящихся и вновь соединяющихся, несущих в себе информацию, деньги, оружие и, разумеется, кровь. Много крови. Больше всего это напоминало чудовище, медленно растущее в недрах страны, постоянно требующее жертв и готовое вот-вот вырваться на свободу, круша все и вся на пути. В какой-то момент Евгений поймал себя на мысли, что испытывает легкое чувство зависти от того, что Служба практически не имеет отношения к появлению столь изощренного революционного аппарата — все заслуги по его созданию принадлежали непосредственно аборигенам.

Что ж, Белугину и его коллегам оставалось лишь подтолкнуть этого зверя в направлении, выгодном им. О благополучии местных обитателей думать не приходилось. Да и стоило ли? В конце концов, они сами сделали почти все для того, чтобы облегчить решение задачи крохотной горстке многоопытных кукловодов, притаившихся за спинами тех, кто простодушно считал себя творцами нового мира.

В дверь купе негромко постучали.

— Открыто, — бросил Евгений, досадуя, что кто-то отвлек его от размышлений.

— Позвольте билетик. — Кондуктор самым внимательнейшим образом изучил желтый квадратик картона и, прицелившись, ловко пробил его. — В Москву следуете, милостивый государь? Не боитесь?

— Чего? — удивился Белугин, убирая билет во внутренний карман пиджака.

— Так шалят там, — охотно пояснил кондуктор, радуясь, по всей видимости, возможности почесать языком. — Заметили, поди, что пассажиров нынче не шибко много? Боятся людишки.

— В самом деле? — заинтересовался Евгений. — Мне казалось, что прошлогодние беспорядки остались в прошлом.

— Так-то оно так, — вздохнул кондуктор. — Да только носится в воздухе нечто эдакое, — он неопределенно взмахнул рукой, — того и гляди заново полыхнет. Осерчал народишко не на шутку. Кажный божий день то забастовки, то стрельба… Нет, помяните мое слово, скоро опять красного петуха узрим! — Последние слова он произнес с затаенным злорадством. Хотя, может, это только показалось. В любом случае Белугин решил не продолжать этот скользкий разговор — к чему лишние неприятности?

— Что ж, надеюсь, правительство разберется со смутьянами, — сказал он сухо, давая всем видом понять, что тяготится беседой.

— Ну-ну, — криво усмехнулся кондуктор. — Счастливого пути! — Дверь в купе громко стукнула.

«Занятно, — лениво подумал Евгений, — а есть ли у царя шансы избежать новой революции? — И тут же ответил сам себе: — Ну, положим, если разогнать ко всем чертям Думу, повесить — непременно повесить! — сотни две-три самых рьяных болтунов, разогнать или запретить любые партии, пообещать людишкам все мыслимые и немыслимые блага… пожалуй, на какое-то время взрыв можно и отсрочить. Хотя как ни крути, это лишь временные меры. Нечто вроде Октябрьского манифеста — дали демократические свободы, а действия администрации в новых условиях не обеспечили. Правда, сообразят, что лопухнулись, позднее».

Почувствовав, что окончательно замерз, Белугин поднялся с дивана и сделал несколько энергичных движений, пытаясь согреться. Но тут же болезненно поморщился — простреленное плечо противно заныло, намекая, что, дескать, еще рано давать организму полную нагрузку. Чертыхнувшись, Евгений решил пройтись по вагону. Набросил на плечи пальто и вышел. Дошел до тамбура, поймав по дороге запыхавшегося проводника, наконец-то попросил сделать чаю и вышел в тамбур. Не торопясь закурил душистую папиросу, радуясь, что нет рядом зануды-медика, пилившего его день и ночь, пока он отлеживался на квартире питерской резидентуры, за эту пагубную привычку, и бездумно уставился в окно.

Колеса выстукивали свой ритм, вводя в подобие гипнотического транса, и Белугин даже не заметил, что стоит в тамбуре уже достаточно долго. Опомнился, когда папироса мирно погасла, догорев до конца, вздрогнул от неожиданности, опять помянул нечистого и, выбросив окурок, направился обратно в купе, решая заодно, а не добавить ли к чаю еще небольшую рюмочку коньяка. Представил, как доктор, узнав о его планах, снова начал бы длиннющую лекцию о негативных последствиях алкоголя, негромко хихикнул, точно шкодливый гимназист. С улыбкой потянул ручку двери, сделал шаг внутрь и… замер на полдороге — на его месте сидела, небрежно закинув ногу на ногу, одетая в длинное темно-синее платье Ольга, а в руках у нее был его блокнот, который она изучала с живым любопытством.

— Эжен! — воскликнула она, поднимая голову и просто-таки лучась радостью. — Что же ты остановился? Проходи. — Она опустила блокнот, и Белугин с холодком, проскользнувшим по позвоночнику, увидел, что в другой руке она сжимает маленький черный пистолет.

Глава 7

Алексей. 1942

— Не верю я ему, командир, — старшина Иксанов лениво почесал небритую щеку, мрачно глянул на Белугина и сплюнул в сторону. — Мутный он какой-то. А историю, что он нам тут втюхивает, впору сказочникам отдать — как раз по их части будет.

— Погоди, Сашка. — Лейтенант Фурсов слегка поморщился, недовольно зыркнув исподлобья на подчиненного. — Не гони лошадей. Что ты предлагаешь?

— Известно что. — Иксанов выразительно поиграл финкой. — Какие еще могут быть варианты. Стрелять-то нельзя — враз немчура набежит.

Алексей нарочито лениво посмотрел на Фурсова, ожидая, что тот скажет. Для себя капитан твердо решил: не стоит ввязываться в ненужный спор и доказывать, что не верблюд. Оправдываешься — значит, виноват! А виноватым себя Белугин не считал. По крайней мере, перед наткнувшимися на него разведчиками уж точно. Вот если бы на их месте оказался кто-нибудь другой — со званием повыше, да с петлицами иного цвета, тогда еще ладно, а так…

— Это точно, — согласился со старшиной лейтенант и вдруг быстро спросил, обращаясь к Белугину: — Sagen Sie, und Ihre Freunde weit?[3]

Алексей тяжело вздохнул.

— Тебе по-каковски ответить, лейтенант? Нет, я могу, разумеется, и по-немецки, и даже с гораздо лучшим произношением, чем у тебя, но какой в этом смысл? Или моего удостоверения недостаточно? Может, не в порядке там что?

Фурсов хмыкнул.

— Да нет, с документами у тебя все в порядке.

— Тогда в чем дело?

Разведчик бледно улыбнулся.

— А дело в том, что одолевают меня, капитан, серьезные сомнения по поводу того, откуда ты так хорошо немецкий знаешь. Вон, даже на произношение мое внимание обратил. Вроде в программу доблестных сталинских соколов такие навыки не входят. Развей подозрения, а?

Белугин мысленно выругал себя, кляня за длинный язык. В самом деле, ну кто его, дурака, за язык-то тянул? Ишь, выдумал повыпендриваться. Как теперь расхлебывать кашу, что сам же и заварил — разведчикам ведь показал документы обычного летчика, сбитого во время выполнения задания над временно оккупированной немцами территорией. И легенду задвинул, с правдой кое-где перемешанную: мол, остальные члены экипажа погибли, а он теперь пробирается к своим. Табельное оружие осталось в сгоревшей «пешке», но повезло разжиться немецким — случайно наткнулся на обломки «шторьха». И точка.

На самом деле Алексей даже себе не мог объяснить, почему не показал шелковку. Казалось бы, продемонстрируй грозное удостоверение, от которого за версту несет неприятностями, и все. А вот что-то остановило его, когда Фурсов потребовал представиться.

— Не твое дело! — Белугин решил перейти в атаку. — Раз знаю, значит, так нужно. А объяснять ничего не обязан. И вообще, вам я, вон, исключительно на слово должен верить — документиков-то никаких нет. Может, вы сами шпионы немецкие.

— Ах ты, гад! — вскинулся Иксанов. — Командир, дай я ему врежу?!

— Тихо, Саня. Тихо. — Фурсов сделал предостерегающий жест рукой. — Разберемся… А ты, капитан, не хами. Понимать должен, у нас задание, и встреча с посторонним нам нужна, как зайцу портсигар. И так уже из графика выбились.

— И ребят потеряли, — зло сказал старшина. — Каких ребят!

— А я в компанию и не напрашиваюсь, — с вызовом заявил Алексей. — Верните оружие, дальше сам пойду.

Лейтенант тихо засмеялся.

— Дурилка, — произнес он ласково. — Кто ж тебя теперь отпустит? Ты нас видел, и этого достаточно. И если тебя фрицы поймают, то жилы вытянут, но узнают, сколько нас осталось и куда мы направляемся. Потому и решаем мы теперь, что с тобой делать — прибить по-тихому или вместе идти. А третьего не дано. Понял?

Белугина невольно бросило в жар от услышанного.

— Что ж в вас такого ценного?

— А вот это не твоего ума дело. Иксанов, ползи ко мне, пошепчемся.

Разведчики откатились немного в сторону, сблизили головы и о чем-то ожесточенно заспорили вполголоса, а капитан опять невольно восхитился тому, насколько бесшумно они двигались. Казалось, что они летят низко-низко над землей, не задевая при этом ни одной веточки, травинки или камешка. Белугин мог бы поставить на кон что угодно — это вовсе не обычная группа. Не та подготовка, не те повадки. Хорошо подогнанные маскхалаты, трофейные автоматы, кинжалы на поясе. Как минимум уровень дивизии, а то и выше. А значит, у них и в самом деле очень важная миссия. Судя по всему, несут какие-то документы — вон как лейтенант к себе планшетку прижимает. Черт, и угораздило же с ними столкнуться! Наверняка давешние эсэсовцы по их душу к переправе приезжали. Прощай надежды незаметно выбраться.

— Слушай, капитан. — Алексей вздрогнул — разведчик оказался возле него словно из-под земли. — Мы тут посовещались, и я решил… — Фурсов сделал небольшую паузу. Белугин напряженно ждал, решив в случае чего оказать достойное сопротивление и не дать себя зарезать, как покорную овцу. — …Взять тебя с собой. Но учти: начнешь мешаться под ногами или выдохнешься — самолично пристрелю!.. Саня, верни товарищу пилоту оружие.

— Есть, — нехотя пробурчал старшина и протянул Алексею ремень с кобурой.

— А остальное? — возмутился Белугин.

— Тебе хватит! — решительно отрезал Фурсов. — Слушай сюда. До вечера перекантуемся здесь, а как стемнеет, переберемся на тот берег и двинем к нашим. Кстати, колись, почему решил именно в этом кустарнике отсидеться? Я и сам лучшего места не придумал бы — у немцев под самым носом, но они ни в жизнь не догадаются, что кто-то здесь решит спрятаться.

Алексей польщенно улыбнулся, но, естественно, решил отделаться слабым подобием правды — не скажешь же, что курс выживания во враждебной среде входит в курс подготовки всех оперативных сотрудников Службы.

— У Конан Дойля вычитал: лучше всего скрываться на самом видном месте.

— Неужели? А что за произведение?

Белугин в очередной раз чертыхнулся. Нет, с этими приступами болтливости надо завязывать — он, хоть убей, не помнил, выходил ли в СССР упомянутый им рассказ или нет. И вообще, Конан Дойлю принадлежит данная мысль или кому-то еще.

— Не помню.

— Да? Ну-ну, — Фурсов как-то странно хмыкнул и отвернулся. — Старшина, я посплю чуток, а ты покарауль. Через два часа поменяемся. — Разведчик не договорил, но Алексей и так понял — в плане караула речь идет и о нем тоже. Ладно, переживем, сейчас не время и не место играть в обидки. Шутки шутками, а ему самому кровь из носу необходимо добраться до Москвы. Белугин не знал, в чем заключается то задание, к которому намеревался приспособить его Ведерников, но вряд ли оно относилось к разряду малозначащих. А значит, требовалось приложить все силы, чтобы жертва, принесенная комиссаром, оказалась не напрасной.

Подумав, Алексей осторожно подполз к замершему с биноклем в руках Иксанову. Отодвинул мешавшую наблюдать ветку. Бронетранспортеры с эсэсовцами давно ушли. Но возле зенитных расчетов появились несколько вооруженных до зубов солдат в десантных комбинезонах, настороженно зыркающих по сторонам, с офицером во главе. Время от времени они останавливали проезжавшие через речку машины — как правило, грузовики, оборудованные тентом, — и тщательно их досматривали.

— Охотники, — зло сплюнул в сторону Иксанов. — Спецподразделение СС из охраны важных объектов. Те еще звери.

— Доводилось сталкиваться?

— Ага. Еще в сороковом.

— Погоди, как в сороковом? Война же началась…

— Это для тебя война в сорок первом началась, а для нас она, считай, никогда и не заканчивалась.

— Для «вас»?!

Старшина промолчал, а Белугин, напрасно прождав ответа, затосковал — положеньице, судя по всему, складывалось еще хуже, чем он думал раньше. Мало того, что разведчики, видать, принадлежали к самым верхам местных спецслужб, так в голове еще занозой засела противная, точно зубная боль, мыслишка: какова вероятность того, что в степи ему могли попасться именно такие «попутчики»?

Евгений. 1906

«Не торопиться, — подумал про себя Белугин, медленно усаживаясь на диван напротив Ольги. — Не торопиться и не делать резких движений, иначе эта фанатичка мигом продырявит мне лоб».

— Пальто! — девушка повелительно качнула пистолетом.

— У меня нет оружия, — угрюмо сказал Евгений. — Можешь обыскать. А раздеваться не хотелось бы — холодно. И рана от этого очень болит. — Последнюю фразу он произнес умышленно, стремясь напомнить террористке о том, что пострадал за их общее дело.

— А вот, кстати. — Ольга мило улыбнулась, отложила блокнот и откинулась на диване. Пистолетик, правда, по-прежнему глядел на Белугина своим черным зрачком. — Не расскажешь, что с тобой приключилось во время визита к солдатам? И куда ты потом делся, где скрывался все это время? Только постарайся не лгать, хорошо?

Если бы Белугин не потратил уйму времени, обсуждая с резидентом этот щекотливый вопрос, сейчас ему пришлось бы довольно туго. В самом деле, как можно правдоподобно объяснить появление таинственных спасителей, не имеющих никакого отношения к партии, но обладающих нехилыми возможностями для освобождения пленника из цепких лап охранки?

— Мне помогли товарищи из заграничного отделения. Все это время они приглядывали за нами.

— Зачем?

Евгений поморщился и, растянув нарочно паузу, сказал нехотя, будто каждое слово причиняло ему нешуточную боль.

— Среди нас действует провокатор.

— Неужели? — Ольга продолжала улыбаться, как ни в чем не бывало. Так, словно не поверила ни единому слову. Плохой признак. Не допускает мысли о наличии предателя в комитете, или…

— А ты сама хорошенько подумай. Сначала налет на конспиративную квартиру, затем засада в казарме… ах да, ты же не знаешь! Меня ждали. Да-да, не перебивай, дай договорить. Когда я пришел в полк, то угодил в знатную переделку. А когда попробовал бежать, то получил пулю. Ладно в плечо — еще бы несколько сантиметров в сторону, и мы бы сейчас уже не беседовали. И знаешь, что самое интересное? Стреляли из-за забора, с улицы. Не находишь, что это, гм, несколько странно? Хорошо еще, что товарищи успели помочь, а не то солдатня мигом переправила бы в полицию, и все. Амба. Никто и не узнал бы, как я провалился.

— Почему же, мы нашли бы способ связаться с тобой в тюрьме. — Ольга, прищурившись, смотрела на Белугина, размышляя над услышанным.

— А время? Время-то упустили бы. Причем безвозвратно! И вся акция коту под хвост. Хотя… и так ни черта не вышло. — Евгений безнадежно махнул рукой. — Что ж, выходит, наш враг достиг своей цели. Я ведь не ошибся, вы не стали действовать?

— Комитет постановил отложить выступление, — неохотно подтвердила его слова Ольга. — Мы опасались, что ты выдал наши планы.

— Естественно, кто же, как не я? — Белугин саркастически усмехнулся. — Видать, у нашего таинственного «друга» на этом весь расчет и строился. А что, очень удобно — судя по всему, он прекрасно знал, что я просто так в руки солдатам не дамся, а значит, меня легко могут подстрелить. Но на всякий случай подстраховался и подождал возле казармы. Свалил бы все на мертвеца, и точка. Удобно, не находишь?

— Ты так говоришь, словно подозреваешь кого-то.

— Увы, — Евгений развел руками. — Чтобы кого-то подозревать, нужны улики, а их нет. Слова же, как говорится, к делу не подошьешь.

— Интересное выражение. Сам придумал? — Девушка немного опустила пистолет, и Белугин мысленно выдохнул с облегчением. Кажись, получилось — вроде поверила. — А как же наши заграничные друзья — у них, выходит, тоже только подозрения?

— Знаешь, — медленно проговорил Белугин, решив, что пришла пора и самому перейти в атаку, — а ведь у меня к тебе тоже один интересный вопросец имеется. Как ты узнала, что я еду в этом поезде? Вроде ни с кем из комитета не связывался и о своих планах не уведомлял.

— Как ты смеешь! — Ольга вспыхнула. — Думаешь, что это я агент охранки?

— А я уже боюсь кому-то верить, — жестко сказал Евгений, поймав ненавидящий взгляд девушки и аккуратно, буквально чуть-чуть, надавливая на нее. — Любой из вас может оказаться предателем. Любой! Поэтому у меня есть самые веские основания опасаться таких вот неожиданных встреч. Так кто тебе сообщил обо мне?!

Ольга слегка вздрогнула и медленно разжала пальцы. Пистолет с негромким стуком упал на диван. Открыла рот, собираясь что-то сказать, но вдруг дернулась, точно от удара и мягко повалилась на бок, глядя перед собой остановившимися глазами. Белугин опешил. Он ожидал чего угодно — названного имени, протеста, ругательств, но только не такой реакции. Больше всего это походило на блок, поставленный кем-то в сознании девушки. Стоило едва затронуть запретную тему, как он мгновенно сработал, отключая своего носителя. Вообще-то ничего экстраординарного пока вроде бы не наблюдалось — в этом времени увлечение гипнозом и прочими похожими методиками процветало, но вот в сочетании с Ольгиной «профессией» и другими обстоятельствами операции данное происшествие выглядело весьма тревожным и подозрительным. Неужели опасения руководителей Службы, доведенные до Белугина еще в Париже, оказались небеспочвенными и против них играет кто-то из своих? Ох, не хотелось бы в это верить. Но со счетов сбрасывать такую возможность нельзя. В сущности, что мешает кому-нибудь из агентов затеять собственную игру? Да ничего. Причины? Сколько угодно — в метрополии тоже не все так гладко, как хотелось бы, и мнения о Службе и ее методах подчас самые противоречивые.

— Что здесь происходит?

Надо же, погруженный в свои мысли Евгений даже не заметил, как открылась дверь купе и на пороге появился проводник с дымящимся стаканом чая в руке. Ах, как не вовремя!

— Все в порядке, братец, это моя знакомая. — Белугин поднялся с дивана, стараясь встать так, чтобы заслонить лежащую девушку и, самое главное, валявшийся рядом пистолет. — Вот тебе за труды, — первая попавшаяся купюра, наугад выхваченная из кармана пальто, перекочевала к ошеломленному железнодорожнику, — и оставь нас. — Евгений взял чай и радушно улыбнулся, делая шаг вперед и заставляя проводника отступить в коридор.

— Позвольте, господин хороший, а как же билет? Есть билет-то у барышни? — слабо запротестовал проводник. — Не дай бог, проверка, что я скажу?

— Скажешь, что все в порядке! — Белугин перестал улыбаться. — И с билетом, и с барышней. А теперь иди с богом. — Дверь клацнула и закрылась прямо перед носом ошеломленного неожиданным натиском мужчины. Евгений перевел дух. Вся эта нервотрепка здорово выматывала. В раненом плече опять заворочались разворошенные угольки боли, пронзающие насквозь. Белугин щелкнул задвижкой и осторожно сел на свое место. Хлебнул чая и довольно зажмурился, чувствуя, как горячая волна живительной влаги прокатилась внутри, согревая тело.

— Оля, — позвал он тихонько, аккуратно касаясь уснувшего сознания. — Оля, просыпайся.

Девушка вздрогнула, тихонько застонала и открыла глаза.

— Что со мной? — Она закашлялась. — В горле все пересохло. Дай воды.

Белугин встал и протянул ей стакан.

— У меня только чай, но мы можем сходить в вагон-ресторан и заказать что-нибудь.

— Спасибо, не нужно. — Ольга сделала пару глотков и с благодарностью улыбнулась. — Нам лучше не привлекать к себе лишнего внимания.

— Нам?

— Я верю тебе, — просто сказала девушка. — Шла сюда, думала, что убью предателя, а теперь… мне кажется, что все не так. Не могу до конца объяснить. Что ты смеешься?

— Да так, не обращай внимания. Просто до сих пор не могу привыкнуть, что под маской простодушной юницы прячется опасная террористка.

— Вот и хорошо, — усмехнулась Ольга. — Когда я сидела в Витебской тюрьме, то один надзиратель тоже все сокрушался, как, мол, такая «деточка» угодила в камеру к политическим. Норовил приласкать, обнадежить, иконки таскал. — Она презрительно дернула уголком рта.

— И чем закончилось?

— Я застрелила его. Из собственного же «нагана». А после сбежала, — спокойно сказала Ольга. — Взяла ключи и сбежала. Кстати, чуть не забыла, скажи-ка, а что за иероглифы у тебя в блокноте? Ни на один из наших шифров не похоже.

Белугин тоскливо вздохнул и… призвав на помощь улетучившееся было вдохновение, опять начал врать.

Глава 8

Алексей. 1942

— Едрит твою, что за комедь? — Иксанов ощутимо напрягся, и капитан, мигом стряхнув с себя сонную задумчивость, бросил тревожный взгляд на дорогу.

А там и в самом деле происходило нечто странное. Впереди небольшой колонны, подъезжавшей к переправе откуда-то из немецкого тыла, пылил кургузый БА-20 в пятнистом камуфляже с задранным в небо хоботком пулемета. Следом за ним двигались пять или шесть полуторок — со своего места Белугин не мог посчитать точно, мешала высокая трава и кусты. В кузовах плечом к плечу сидели бойцы в советских гимнастерках и касках, а в арьергарде рычала дизелем запыленная «тридцатьчетверка» с наброшенным поверх башни немецким флагом, косо свисавшим книзу с одной стороны.

— Наши? — неуверенно предположил Алексей.

— Какие, на хрен, наши, — досадливо ругнулся старшина, — на немцев глянь.

Расположившиеся около брода гитлеровцы не проявляли ни малейшего беспокойства. Зенитчики все так же ощупывали стволами «эрликонов» безмятежную синь неба, сновали туда-сюда юркие мотоциклисты, поднимавшие в воде тучи брызг, а сторожившие дорогу эсэсовцы глянули было в сторону загадочной колонны, но тут же потеряли к ней всякий интерес.

— Опять небось какую-нибудь пакость затевают, — зло сплюнул в сторону Иксанов, отрываясь от бинокля. — Пару месяцев назад возле нашего полевого аэродрома гад один повадился летать, на трофейном «Яке» — звезды, номера, все честь по чести. К заходящим на посадку пристраивался, вроде как заблудился, а после полоснет по кабине, и в сторону. Сколько хороших ребят погубил, сволочь!

— А потом? — жадно спросил Белугин.

— А что потом? Выделили лучшего летчика полка на охоту, он эту мразь три дня выслеживал, а когда встренул, в землю и вогнал. Одни только угольки и остались. Жаль, допросить не удалось — я б ему самолично кишки на локоть намотал!

— Думаешь, и эти для какой-нибудь провокации так вырядились? — кивнул в сторону явно ряженной колонны капитан.

Старшина довольно красноречиво глянул на него, но ничего не ответил. Алексей почувствовал, как предательски запылало лицо. В самом деле, неужели что-то непонятно? Эх, и когда только придет умение держать язык за зубами и не молоть чепуху! Дожить бы до этого момента…

Больше ничего особо интересного до вечера не происходило. Лейтенант Фурсанов сменил старшину на посту, часа в три «перекусили» несколькими горстями кукурузных зерен, набранных разведчиками где-то по пути, запили это «великолепие» теплой водой из фляжек, а потом тупо дожидались темноты. Белугин все это время откровенно валял дурака, изнывая от вынужденного безделья, но больше к разведчикам не приставал, справедливо полагая, что тем нынче не до него. Только один раз, когда Иксанов в очередной раз фамильярно тыкнул ему, Алексей не выдержал и решительно одернул нахала, напомнив тому о субординации. Старшина белозубо усмехнулся, но вновь ничего не ответил.

Чуть позже к бездумно глядящему в небо Белугину подполз Фурсов и негромко сказал:

— Прими хороший совет, капитан, чинами лучше среди наших меряться. Когда доберемся. А здесь, глядишь, от старшины твоя жизнь зависеть будет. И потому мы сейчас равны. Понял?! — Последние слова прозвучали со скрытой угрозой, отчего Алексей неожиданно даже для самого себя взбеленился.

— Да иди ты к черту, лейтенант! Я к вам в компанию не просился, так что не нужно тут из себя благодетелей разыгрывать. Понятие воинской дисциплины никто не отменял. Понял?!

— Ух ты, какой страшный, аж сердце в пятки ушло, — тихо засмеялся разведчик. Хотел сказать еще что-то, но взбешенный Белугин неожиданно припомнил кое-что из уроков рукопашного боя и внешне несильно ткнул его в грудь в особую точку. Фурсов разом захлебнулся и упал на спину, не в силах шевельнуть руками или ногами. Он судорожно разевал рот, точно выброшенная на берег рыбина, но сказать хоть что-нибудь был не в силах. Только хлопал недоуменно глазами да хрипел что-то неразборчивое.

— Ты что же это, гад?! — зашипел обернувшийся на шум старшина, лапнув автомат, но Алексей красноречиво указал в сторону гомонивших неподалеку немцев и широко улыбнулся, даже не скрывая издевки. — Ладно, сочтемся! — с угрозой произнес разведчик, прожигая капитана ненавидящим взглядом. — Дай срок.

— Тебе тоже вломить? — скучающе осведомился Белугин с нарочитой ленцой. — Я больше предупреждать не буду. Дружкам своим тыкать будешь! А лейтенант твой сейчас очухается.

Иксанов шумно выдохнул, но промолчал. Было заметно, что его раздирают самые противоречивые чувства: приказ вести наблюдение за противником боролся с желанием немедленно поставить на место нахального летуна. Алексей наблюдал за ним с веселым любопытством. Страх и неуверенность в себе куда-то пропали, уступив место холодной расчетливости профессионала. Пусть и не обладающего богатым опытом, но все-таки выученного всяким-разным специфическим умениям на совесть. И сейчас полученные под другим небом знания подсказывали, что старшина не рискнет затевать драку.

Так и вышло. Чувство долга перевесило, и Иксанов, негромко пробормотав себе под нос парочку ругательств, вновь взялся за бинокль. Да и лейтенант к тому времени уже немного пришел в себя и вяло махнул рукой, показывая товарищу, что с ним все в порядке.

— Интересный вы человек, товарищ капитан. — Фурсов растирал грудь, стараясь не глядеть при этом на Белугина. — И немецким отлично владеете, и приемчиками хитрыми. Я о таких даже не слыхал. А по долгу службы вроде бы должен знать. Да и синячки ваши совсем не похожи на те, что при неудачном приземлении случаются. Не многовато ли странностей для простого летчика, а?

— Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам, — с выражением продекламировал капитан. — Не парься, выйдем к своим, там все прояснится.

— Ну-ну. — Разведчик покосился на Алексея с подозрением и отполз к старшине. Там они о чем-то зашушукались, но Белугину вдруг стало на это совершенно наплевать. Временный запал прошел, уступив место усталому равнодушию и апатии. Да еще и отбитые бывшим сотником ребра противно заныли.

«Пошли они все к черту! — решил Алексей. — Если в самом деле доберемся до своих, покажу шелковку, и все вопросы закроются раз и навсегда. Одно только плохо — теперь с разведчиками нужно поаккуратнее себя вести. Так, чтобы при удобном случае в спину не вдарили. А что, запросто пристукнут — кто я для них такой? Насквозь подозрительный тип, и только. Эх, хорошо бы, чтобы им захотелось сдать меня особистам как вражеского шпиона!» — Белугин мечтательно зажмурился, с умилением вспомнив давешнего полкового чекиста. Надо же, прошло-то всего несколько дней, а словно в другой, совсем далекой жизни все происходило. Сбитая «пешка», ночная переправа, Ведерников, Бучнев…

— Скоро двинемся. — Оказавшийся рядом Иксанов сухо уведомил Алексея и расположился поблизости от него, деловито проверяя оружие. — Вы бы тоже подготовились, товарищ капитан, а то, не ровен час, столкнемся с фрицами — там патрон в ствол загонять некогда будет.

Белугин подумал и решил не отвечать на подколку. В самом деле, путь им предстояло преодолеть неблизкий, нужно держаться настороже. Достал из кобуры «браунинг» и тщательно осмотрел его. Оружие приятно тяжелило руку, придавая дополнительное чувство уверенности. Но Алексей решительно отогнал его, зная не понаслышке, какую гибельную роль оно может сыграть. Приятель по училищу, Серега Лыткин, как-то замешкался на долю секунды, вхолостую жмакая на спуск излучателя, а в том, оказывается, батарея разрядилась. Да… Легионер римский тогда чуть-чуть своим гладиусом ему до печени не достал. Хорошо еще, что спасательная группа наготове была — в темпе эвакуировали раненого. А всем курсантам после мозги до-олго еще прочищали.

— Немцы уходят! — Лейтенант обернулся к ним и призывно махал рукой, подзывая к себе. — Видать, на ночь они переправу не остаются охранять. Значит, как только окончательно стемнеет, перебираемся на другой берег и двигаемся вот в этом направлении. — Он медленно прочертил пальцем по извлеченной из планшетки карте. — В случае обнаружения в бой не вступать, отрываться всеми доступными способами. Вопросы есть?

— А через линию фронта каким макаром переберемся?

Фурсов замялся, но все же неохотно ответил:

— По моему сигналу будет произведена разведка боем силами стрелкового полка. Под шумок, я думаю, проскочим. Если что-то пойдет не так, нас прикроет еще и танковый батальон.

— Разведка боем? Что ж вы такое тащите, раз такие силы вас прикрывать отрядили?

— А вот это уже не вашего ума дела, товарищ капитан! — Лейтенант угрюмо зыркнул на Белугина и машинально прикоснулся к своему нагрудному карману, скрытому в данный момент под маскхалатом. Алексей тут же отвел взгляд, делая вид, что ничего не заметил. А про себя решил, что в случае чего теперь знает где искать.

Евгений. 1906

Нахохлившийся воробей застыл на подоконнике маленьким серым комочком. Белугин легонько постучал по стеклу, пытаясь привлечь его внимание, но замерзшая птаха даже не повернула в его сторону голову. Евгений тихонько рассмеялся и, мгновенно забыв про глупую пичугу, вновь перевел взгляд, внимательно прощупывая стоящие неподалеку дома. Вроде бы за ночь картинка не изменилась — пустующие в эту пору дачи стояли закрытыми, покорно дожидаясь своих хозяев, отбывших на зиму в город.

В этот дом, расположенный в подмосковном поселке Новогиреево, их привез один из спутников Ольги. Как оказалось, двое неразговорчивых мужчин самого что ни на есть незаметного обличья сопровождали террористку на некотором расстоянии, следуя в вагоне по соседству и страхуя ее от возможных неприятностей. А может, и приглядывая, чтобы не натворила чего неправильного, кто знает. О чем девушка разговаривала с ними, Евгений не слышал, но какой-либо видимой враждебности по отношению к нему боевики не проявляли. Проводили до места и неслышно растворились в надвигающихся сумерках. То ли и в самом деле ушли, то ли притаились где-то рядом. Судя по их повадкам, это были настоящие профессионалы, а не привлеченные красивыми революционными лозунгами мальчишки.

Впрочем, к Евгению они также относились с молчаливым уважением, видимо, чувствуя в нем такого же битого волка, как и они сами. А может, просто слышали про него раньше. Плохо только, что при этом они ни на секунду не оставляли Белугина и Ольгу вне поля своего зрения. И потому Евгений не мог даже мечтать о том, чтобы отлучиться ненадолго и связаться с оперативниками Службы, которые должны были встречать его на вокзале. Хотя… полоснул по ним вроде бы один раз прицельным взглядом какой-то высокий студент с румяными щеками, державший в руках пышный букет. Но поручиться, что это кто-то из своих, Белугин не мог.

— Ты чего вскочил? — Ольга сонно глядела на него, закутавшись с головой в пышное одеяло, только нос торчал. Печки в доме не оказалось, и им пришлось ложиться спать в одежде, укрывшись всем, чем только можно: пледами, одеялами, покрывалами, оставленными кем-то пальто.

Евгений вновь засмеялся.

— Что? — девушка обидчиво поджала губы. — Почему ты смеешься?

— Извини. Просто ты сейчас как вон тот воробушек. — Белугин показал за стекло.

— Не вижу ничего смешного, — надулась Ольга. — И вообще, лучше бы позаботился насчет завтрака, чем попусту зубы скалить.

— Уже лечу, моя прекрасная пери! — Белугин шутливо отсалютовал двумя пальцами и отправился на веранду потрошить кулечки с оставшейся от нехитрого ужина снедью.

— Владелец местных земель, генерал Торлецкий, собрался построить здесь образцовый дачный поселок, — рассказывала за чаем Ольга. — С собственной электростанцией, платформой железной дороги и даже… А это еще кто?!

Евгений резко обернулся. Сквозь запотевшее стекло веранды было видно, как по дорожке, ведущей к дому, идет не спеша плотный господин в коричневом пальто, смахивающий щекастой физиономией на матерого бульдога. Он лениво отклонял зажатой в руке тростью низко нависающие над тропинкой ветви молодой яблони, брезгливо оглядывая облетевший сад.

Белугин пригляделся. За калиткой смутными тенями маячили давешние Ольгины охранники-соглядатаи. Это означало, что «бульдог» также принадлежал к революционной организации и никакой опасности не было. Да и то, стали бы полицейские или жандармские ищейки вести себя так спокойно, зная, что в доме прячутся опаснейшие террористы. Шутки шутками, а дураки в этих службах на оперативной работе долго не задерживались.

— По-моему, это кто-то из москвичей к нам пожаловал, — спокойно сказал Евгений. — Кажется, я припоминаю — это «товарищ» Мотя. Аристарх когда-то показывал мне его мельком на одной из наших явочных квартир года полтора назад. Говорил, что непревзойденный специалист по открытию всевозможных замков.

— Мотя? — Ольга презрительно фыркнула. — Он же из уголовных. Зачем нам этот урка?

— Обычно свои их называют шниферами, — машинально поправил ее Белугин. — Такие специалисты у них в большом авторитете. Представляешь, сколько всего нужно знать и уметь, чтобы справиться с каким-нибудь хитроумным сейфом?

Ольга презрительно фыркнула.

— Попробовал бы этот «специалист» хоть раз снарядить бомбу — вот тогда и посмотрели бы, насколько он ловок!

— Смотри не предложи ему это — подобные типы весьма обидчивы, — предостерег ее Евгений. Девушка скривилась и что-то пробормотала себе под нос.

Хлопнула негромко дверь. Мотя вошел на веранду, молча протянул руку Белугину и сел на табурет возле стола. Его глубоко посаженные хитрые маленькие глазки быстро ощупывали комнату, не задерживаясь на одном месте.

— Чаю? — любезно осведомился Белугин. — Оля, у нас найдется лишняя чашка?

— Благодарю, я сыт, — лениво отозвался уголовник, снимая перчатки. — Собственно, я по делу пришел, так что давайте не будем терять время попусту. Наши общие, гм, друзья передали мне, что вам нужно кое в чем помочь?

Евгений молчал. Что задумали комитетчики, он не знал, а Ольга на эту тему ни вчера, ни сегодня не распространялась. Вот, кстати, интересный момент — а в курсе ли она сама, что происходит? По крайней мере, появление Моти для нее тоже стало сюрпризом. Или это всего лишь игра привыкшей к конспирации революционерки?

— Мне выйти? — Не придя к однозначному выводу, Евгений решил прощупать почву, что называется, на косвенных.

Мотя молчал, глядя на него пустыми глазами, но — и это было гораздо интереснее — Ольга тоже почему-то не спешила с ответом. Просто отвернулась и смотрела в окно, словно увидала там нечто интересное. Выдержав небольшую паузу, Белугин хмыкнул и, набросив пальто, вышел на улицу, аккуратно закрыв за собой дверь. В самом деле, не устраивать же сцены с идиотским хлопаньем? А то, не ровен час, выйдет какая-нибудь глупая ситуация на манер той, что описывал беглый секретарь Сталина Борис Бажанов, повествуя о подобной выходке Троцкого. «Хе!.. Нет, ну каковы «товарищи»?! Ох, чует мое сердце, не зря меня за ними присматривать отрядили, ох не зря!»

Улыбнувшись собственным мыслям, Евгений с удовольствием вдохнул полной грудью свежий прохладный воздух и сбежал по ступеням крыльца вниз. Достал из кармана портсигар, собрался закурить и вдруг обнаружил, что забыл спички в доме. Возвращаться не хотелось, и он направился к калитке, решив попросить огоньку у охранников, все так же продолжавших лениво перетаптываться на улице.

— …а что Женева? Не очень-то и впечатлила, если говорить по правде, — донеслись до Белугина слова одного из боевиков. — Кабы не крайняя нужда прикончить того гада, ни в жисть бы не поехал!

Надо же, как интересно, оказывается, их охраняли совсем не рядовые исполнители — абы кого партия за границу не отправляет. Да и касса зачастую довольно скудна для экскурсионных поездок. Нет, для верхушки организации деньги-то всегда исправно находились, но вот для всех остальных…

— Товарищи, спичек не найдется? — спросил Евгений, подходя вплотную к забору. Тот боевик, что рассказывал приятелю о Швейцарии, молча достал из кармана тужурки коробок и кинул его Белугину.

— Благодарю. — Евгений прикурил и тем же макаром вернул спички хозяину. — Извиняюсь, услыхал ваш разговор случайно. В Женеве не из-за дела Татарова оказались?

Охранник бросил на него пытливый взгляд, криво усмехнулся и тихо ответил:

— Нет. Того иуду без нас судили.

— А кто это? — встрял в разговор второй боевик. — Фамилия вроде знакомая. Не из Пскова, часом?

— Псков? Не, тот, по-моему, в Иркутске типографию ставил.

— А-а.

— Вот тебе и «а»! По сторонам лучше смотри, — первый вдруг почему-то разозлился. — Забыл, как вчера чуть филера не проморгал?

— Какого еще филера? — насторожился Белугин. — Почему не предупредили?

— Да, может, это вовсе и не филер был. — Второй охранник густо покраснел. Только сейчас Евгений заметил, что он очень молод — лет двадцать, не больше. Просто из-за низко надвинутой фуражки и поднятого воротника тужурки это раньше не так сильно бросалось в глаза. А теперь, когда пригляделся чуть повнимательнее… — Ходил тут ночью один тип кругами, мы его по-тихому и прищучили. — «Студент», как мысленно окрестил его Белугин, многозначительно клацнул в кармане чем-то металлическим. — Да вот беда, в карманах ничего подозрительного не нашли.

— Так уж и ничего? — От Евгения не ускользнуло, что первый охранник очень уж выразительно смотрел на товарища, словно предупреждал, чтобы тот не сболтнул лишнего. — Ну давай, не телись, показывай!

«Студент» покраснел. Затравленно глянул на Белугина и достал из-за пазухи небольшую коробочку. Парень еще только разжимал пальцы, а Евгений уже знал, что сейчас увидит. И от этого противно сжалось сердце — на ладони боевика лежал до боли знакомый любому оперативнику Службы прибор связи, шутливо прозванный «Колокольчиком». А это означало, что где-то неподалеку сейчас остывало тело кого-то из своих!

Глава 9

Алексей. 1942

Перед тем как двинуться в путь, лейтенант подполз к Белугину и как-то совсем буднично предупредил:

— Идти будем скоренько, так что советую не отставать. Запомните, товарищ капитан, времени, чтобы вытирать вам сопли, у нас нет! Ясно?

Алексей усмехнулся, но промолчал, не желая затевать совершенно ненужную сейчас склоку. Лишь согласно кивнул, давая понять, что принял к сведению слова Фурсова, и принялся еще раз тщательно проверять свое нехитрое снаряжение. Если подумать, то он и сам был не меньше разведчиков заинтересован в том, чтобы как можно скорее оказаться в расположении советских войск. Так что в этом смысле они сидели в одной лодке.

Через брод переправились почти сразу же, как только опустилась темнота и фрицы отправились восвояси, сняв охрану. Наблюдение за немцами показало, что они не минируют берег и даже не оставляют «секреты», а потому входить в воду можно безбоязненно. Правда, на всякий случай на другую сторону переходили по очереди, прикрывая друг дружку — мало ли что, вдруг какой припозднившийся грузовик вырулит, будет тогда картина маслом в свете фар.

Ну а дальше разведчики и в самом деле с ходу взяли такой темп, что Алексей поначалу даже озадачился — двужильные они, что ли, явно ведь в поиске уже не первый день, вон как щетиной-то заросли, откуда ж столько сил еще осталось? Шутки шутками, но капитан при всей своей подготовке не сразу сумел поймать нужный ритм и подстроиться под заданную сумасшедшую скорость. Да и трава, вымахавшая кое-где выше пояса, здорово затрудняла движение, и люди поневоле шумели, продираясь сквозь ее буйные заросли. Из-за этого Белугину все время казалось, что их вот-вот услышат, полоснут очередью, и тогда все, кранты. Хорошо еще, что через какое-то время идти стало гораздо комфортнее, трава уже едва закрывала сапоги. Мешали, правда, многочисленные норы всякой мелкой живности, но здесь уже приходилось надеяться лишь на то, что случайно не навернешься в одну из них.

Но нет, время шло, а вокруг все было спокойно. Похоже, фрицы действительно ночью предпочитали отсиживаться на хуторах, превращенных ими в хорошо укрепленные опорные пункты, а не лазить по степи. Только в паре мест разведчики едва не наскочили на остановившиеся на ночевку колонны техники, да и те выдали себя голосами часовых, лязганьем железа и прочими звуками людской жизнедеятельности.

Сказать по правде, Алексей представлял себе, что все будет выглядеть несколько иначе. Он ждал, что в ближайшем к передовой тылу ночная жизнь бурлит и передвигаться среди немцев станет трудно. Ан нет, пока все шло гладко. Даже чересчур. И это настораживало. Если не сказать больше. Нервы у Белугина после всего пережитого за последние несколько суток и так уже находились на пределе, и потому малейший посторонний шум воспринимался будто набат, громыхающий над самой головой.

Капитан все время ждал какой-нибудь подлянки — засады, мины, случайной пули… чего угодно. Разведчики же, судя по их поведению, относились ко всему значительно спокойнее. Нет, они так же чутко прислушивались, замирали неподвижно в случае чего, но делали это более, гм, привычно, что ли? Иксанов то и дело вырывался вперед, исполняя роль то ли головного дозора, то ли передового охранения одновременно, Фурсов же держался рядом с Алексеем в качестве ядра их маленькой группы. Ну и, конечно же, присматривал за летчиком, как без этого.

Впрочем, Белугин на него был не в обиде. При других обстоятельствах он и сам вел себя точно так же. Единственное, чего он опасался, так это того, что разведчики могут решить, что он является для них обузой, и вот тогда… поди проверь, что случилось с неким капитаном, оказавшимся волею судеб в немецком тылу. Кто проверит? Запишут в пропавшие без вести, и делу конец.

«Ага, размечтался, — одернул Алексей сам себя. — Служба землю будет рыть на три метра вглубь! Ладно, я, но пропажа Ведерникова их по-любому заставит шевелиться. Другое дело, что скоро здесь будет так жарко, что проследить пути-дорожки двух ничтожных человечишек станет неимоверно сложно, практически невозможно. Даже при всей некислой оснащенности Службы… Черт, может, им знаки какие-нибудь оставлять?»

Додумать эту мысль он не успел. Впереди, там, где сейчас шарился в темноте старшина, вдруг, коротко и страшно простучала автоматная очередь. А следом донесся чей-то вскрик, наполненный болью, и почти сразу же громыхнула граната.

— Немцы! — придушенно выкрикнул Фурсов, падая на колено и вскидывая автомат. — Ложись, капитан, ложись!.. А, суки!! — «Эмпэ» лейтенанта злобно плюнул свинцом и неожиданно умолк. Заклинило, сообразил Белугин. Разведчик, ругаясь, суматошно дергал ручку затвора. Алексей, с началом сшибки инстинктивно бросившийся чуть в сторону, не видел, кто именно напал на них, и пока водил пистолетом вслепую, не желая выдавать свое местоположение.

Две неясные тени выросли справа от Фурсова и бросились на него. Лейтенант буквально в последнюю секунду заметил их, отбросил бесполезный автомат в сторону и кувырком ушел с линии атаки. Словно гуттаперчевый, вскочил на ноги. Миг, и вот уже он сам перешел в контратаку, рубанув наотмашь одного из нападавших выхваченным кинжалом.

Белугин, среагировавший на появление врагов, молниеносно прицелился и дважды выстрелил. Тени мягко завалились назад, точно фанерные мишени на стрельбище, а лейтенант, резко крутанувший головой в его сторону, предостерегающе взмахнул рукой:

— Сзади!

Мощный удар в спину швырнул Алексея вперед. Капитан полетел в траву, больно обдирая лицо о какие-то колючки, сильно ударился левой рукой о землю и еще сильнее приложился отбитыми сотником ребрами. Взвыл, быстро-быстро перевернулся на спину и заученно надавил на спуск, вскинув руку с пистолетом перед собой.

Очень вовремя! Тяжелое тело упало на него, придавливая к земле, но упало безвольно, не предпринимая каких-либо активных действий. Значит попал. Правда, положение Алексея при этом здорово ухудшилось: труп немца лишил его возможности стрелять. Хотя, собственно, из чего стрелять — «браунинг» отлетел куда-то в сторону.

Судорожно спихивая с себя фрица и желая как можно скорее занять более выгодную позицию, Белугин, извиваясь, как червяк, немного приподнялся и… вновь полетел на землю. На этот раз от сильного удара, пришедшегося в правый бок. Видимо, еще один немец подобрался к нему вплотную и врезал на манер футболиста, бьющего по мячу. Вот только в роли мяча на этот раз выступал Алексей.

Качественно так гансик ударил. От души! В зобу, как говорится, враз дыханье сперло, а перед глазами поплыл салют из разноцветных искр.

— Живой? — Белугин не сразу понял, что это Фурсов трясет его за плечо, помогая подняться. — Вставай, капитан, нужно убираться отсюда!

— А… старшина? — Слова давались Алексею с трудом.

— Отбегался Сашка, — с горечью выдохнул лейтенант. — Если бы не он, повязали бы нас всех, как слепых кутят. Ума не приложу, как он их почуял, но все-таки успел двоих на месте положить и нам сигнал подать. Я туда сбегал, думал, может, раненный где лежит, да только зазря — там такая мясорубка… — Фурсов еще раз тяжело вздохнул. — Ну что, очухался, сам идти сможешь?

Белугин попробовал сделать пару шагов. В голове еще немного шумело, но тело уже повиновалось вполне справно.

— Нормально. Пистолет вот только потерял, сейчас поищу.

— Да хрен с ним! Я тебе после свой отдам. Некогда нам сейчас здесь колготиться, и так небось всю округу взбаламутили. Здесь этих уродов только шестеро было, значит, остальные тоже где-то поблизости ошиваются. Ходу, капитан, ходу! — Дальнейшие пояснения лейтенант давал уже на ходу. — Помнишь тех эсэсовцев с переправы? Те еще зверюги, отборное подразделение. Мы им с мужиками на хвост здорово наступили, так что они теперь в нас вцепятся мертвой хваткой и хрен отпустят, для них это дело чести. В общем, слушай, капитан, насчет якобы прикрывающего нас полка и танкового батальона можешь не заморачиваться. Лажа все это. Пойми правильно, я ж не знал, что ты из себя представляешь, потому и гнал тебе дезу — на случай, если ты враг или к немцам в руки попадешь. Но сейчас ситуация такова, что придется рискнуть и тебе довериться — после Сашкиной гибели у меня иного выхода нет.

— Ок, — машинально ответил Алексей.

— Что?!

— Извини, это по-английски означает хорошо.

Разведчик смерил Алексея пристальным взглядом и неопределенно покачал головой:

— Придумают же. Ладно, сейчас я дам тебе одну штуку, мы разделимся, и ты пойдешь к точке выхода. Там тебя будет ждать группа обеспечения. Я пойду через другую, так шансы на выполнение задачи выше. Когда попадешь к нашим…

— Я разберусь! — Белугин решил больше не скрываться. В конце концов, они с Фурсовым делали общее дело. — Ты верно тогда насчет странностей заметил, я капитан госбезопасности. Так что у своих найду как отбрехаться, скажи только, к кому должна попасть твоя информация?

— Чекист? Ясно. Ну а я из Разведуправления Генштаба. Майор. А Сашка… неважно! — Фурсов скрипнул зубами. — Передай полковнику Косиванову вот это. — Разведчик остановился, сунул руку за пазуху и, немного покопавшись, вытащил небольшую плоскую коробочку, размером с портсигар. На ощупь она оказалась неожиданно тяжелой. — Извини, она опечатана, и лучше не вскрывать, — предупредил Фурсов. — Ну, ни пуха тебе, капитан!

— К черту!

Евгений. 1906

Белугин бросил окурок на землю и аккуратно растер его подошвой ботинка. Как ни странно, но злости на боевиков не было. Да и с чего бы ей появиться, если подумать, они ведь, в сущности, только исполнители — велели им прикрыть двух важных для организации людей, они это и сделали. Со всем прилежанием. С тем же успехом можно ненавидеть пистолет, выпустивший смертельную пулю.

А вот в отношении своих московских коллег по Службе Евгений не мог похвастаться таким же миролюбием. Еще бы, из-за, чего уж там, реального непрофессионализма отдельной личности или же целого ряда таковых погиб оперативник! Работник, являющийся становым хребтом, опорой… эх, да что говорить! А главное, ну на хрена его послали вслед за Белугиным? На хрена?!! Сколько уже было говорено-переговорено: не стоит считать местных революционеров наивными детишками, влезшими по дурости в игры взрослых дяденек. За иным «ребенком» тянулся кровавый след такой длины и ширины, какому вполне мог позавидовать даже матерый десантник-ветеран из подразделения силовой поддержки, принимавший участие в нескольких «миротворческих» операциях на мятежных планетах.

«Ничего, дайте срок, уж я с кем-то хорошенько посчитаюсь! — поставил себе в памяти зарубочку Белугин. — Зубы с пола будете пригоршнями собирать!»

Негромко хлопнула дверь. Евгений обернулся. Мотя спускался по ступенькам крыльца, надевая на ходу свой котелок. Заметив взгляд Белугина, он чуть смежил веки и едва заметно кивнул, прощаясь, а затем прошел мимо с выражением полнейшего равнодушия на лице.

Евгений проводил его глазами и быстро вошел в дом. Ольга стояла на веранде, задумчиво наматывая на палец непокорный локон, целиком и полностью погруженная в свои мысли. Судя по ее поведению, комитет подкинул какую-то непростую задачку.

— Кого убивать будем, солнышко? — безмятежно поинтересовался Белугин, проходя к столу. — Черт, замерз я что-то, выпью-ка еще чая. Тебе налить?

— Убивать? Почему ты решил, что надо кого-то убить? — Девушка нахмурилась. — Мотя приходил вовсе не за этим. — Она пытливо взглянула на Евгения. — Скажи, только честно, ты в самом деле ни в чем не виноват?

— А что, Мотя принес мне черную метку?

— Что за дурацкая манера отвечать вопросом на вопрос! — Ольга раздраженно взмахнула рукой. — Я говорю с тобой о серьезных вещах, а не о погоде за окном.

— А вот, кстати. — Белугин мягко улыбнулся. — За окном. Скажи, солнце мое, ты в курсе, что наши сопровождающие сегодня ночью убили человека неподалеку от этого дома? Меня в этой связи весьма беспокоит вопрос, почему мы еще здесь — не ровен час нагрянет полиция, а нужно ли сейчас общение с ней?

— Тебя смутил внешний вид охранников? Не волнуйся, это весьма опытные и надежные люди. — Ольга, не торопясь, закурила. — Я уверена, что они сделали все чисто, иначе мы и в самом деле давным-давно получили бы сигнал тревоги. Так что поводов для беспокойства я не вижу.

— Молодой, похожий на студента, я видел у него на руке странную татуировку…

Ольга негромко рассмеялась.

— Ага! У него их еще несколько. Представляешь, вбил себе в голову, что полиция может устроить какую-нибудь изощренную провокацию, подсунув нам или его родным похожего на него человека, и решил таким образом подстраховаться. Представляешь? В свое время даже получил выговор за это — ну как вот теперь документы прикрытия делать? У него ж на коже свой собственный паспорт.

— Забавно. Нет, мальчишество, конечно, но забавное. А я, грешным делом, решил, что ему лавры Паганеля покоя не дают.

— Паганеля?

— Персонаж романа господина Жюля Верна. Довольно комичный ученый, которого туземцы с ног до головы разрисовали своими узорами.

— В самом деле, похоже. Но мы несколько отвлеклись. Ты спрашивал, зачем приходил Мотя? Так вот, нам поручено инсценировать покушение на одного заводчика.

— Только инсценировать? Это что-то новенькое, — непритворно удивился Белугин. — Раньше мы все больше по-настоящему кровушку лили.

— Понимаешь, в этот раз комитет решил таким образом пополнить партийную кассу. Идея такова — наш человек распускает на бирже слух о готовящемся покушении, поднимается паника, он скупает по дешевке акции предприятий жертвенного барашка, неудачный выстрел, чудесное спасение, и через какое-то время все опять приходит в норму, акции продаются по более высокой цене. Занавес.

— Изящно. Только зачем вообще стрелять? А если клиент с перепугу решит все бросить и сбежать за границу?

— Ничего, ему и там намекнут, что безопасной жизни не будет, — девушка усмехнулась.

— Хорошо, замысел мне понятен. Странно другое, я ведь еще в Петербурге достал вполне солидную сумму, неужели ее недостаточно для проведения основной операции?

Ольга прищурилась.

— Для основной операции? О чем ты, что за фантазии.

Белугин устало вздохнул.

— Послушай, я ведь не первый день в партии. Неужели ты думаешь, что я поверю, будто ты ехала сюда исключительно для того, чтобы пальнуть над головой какого-то толстосума? Да возьми хотя бы этого «студента», — он кивнул в сторону улицы, — и делу конец, справится не хуже. Значит…

— А ведь я вспомнила. — Ольга радостно улыбнулась. — Не все, правда, но вспомнила! Только сейчас, когда ты вновь «студента» упомянул.

— Что вспомнила? — удивился Евгений столь неожиданному переходу.

— Где я видела записи на том же языке, что и в твоем блокноте.

Белугин замер, боясь поверить в такую удачу. Неужели?! Неужели сейчас он узнает о человеке, ради поисков которого так долго болтался в этой паршивой эпохе? И вот сейчас все закончится и можно будет вернуться домой, сбросить с себя опостылевшую личину убийцы-боевика, обнять родителей, Лешку… интересно, Служба уже нашла его или нет?

— Вот как? Любопытно. Я, признаться, думал, что в России больше никто не владеет этим языком. По крайней мере, из известных мне ученых, интересующихся историей Востока — я ведь уже говорил тебе, это довольно редкая разновидность одного тибетского наречия.

— Да, я помню. — Ольга согласно кивнула. — Но человек, у которого я видела похожие записи, вовсе не ученый. По крайней мере, он у меня совершенно не ассоциируется с ученым. — Девушка нахмурилась. — Надо же, почему-то не могу вспомнить его лицо, — пожаловалась она спустя пару минут. — Отчетливо вижу большой письменный стол, лампу под зеленым абажуром, несколько листков бумаги, иероглифы на них… Руки! Сильные, крепкие руки. На безымянном пальце, вот здесь, — Ольга подняла левую руку, — печатка в виде головы какого-то зверя. То ли волк, то ли лев…

«Блок. Все-таки блок, — с тоской подумал Белугин. — Над ее памятью кто-то хорошо поработал. Допускаю даже, что весь этот рассказ является лишь заложенной фальшивкой. Ищите, дорогой товарищ Эжен, неизвестного с печаткой! Хоть до скончания века. А на самом деле это, скажем, вообще женщина. Черт побери, и ведь не надавишь на эту несчастную девочку — опять, поди, как в поезде в отключку выпадет. А то и еще чего похуже».

— Что ж, буду надеяться, что потом ты вспомнишь все в деталях, — сказал Евгений как можно более мягко. — Интересно будет пообщаться… с коллегой.

— Но ведь помнила же! — воскликнула Ольга, растерянно глядя на него. — Ясно и отчетливо все помнила. Чертовщина, право слово.

— Ты просто устала. Или перенервничала. Давай пока оставим эту тему и сосредоточимся на чем-то другом…

— Я не сумасшедшая! — возмутилась девушка. — Почему ты со мной так говоришь? Подумаешь, забыла автора каких-то идиотских закорючек. Если хочешь знать, то мне на них наплевать. Вот так!

— А я разве спорю?

— Вот и молчи!

— О, женщины, имя вам — вероломство! — патетично произнес Белугин, показушно закатил глаза и страдальчески вздохнул с надрывом, дрогнув губами. Ольга еще несколько мгновений прожигала его гневным взглядом, но в конце концов не выдержала и рассмеялась, откинув голову назад.

— Фигляр!.. Иди лучше позови с улицы Павла, нам нужно кое-что обсудить с ним. Требуется раздобыть коляску извозчика, организовать наблюдение — ну все, как обычно.

— Павла?

— Это тот, что постарше. Без татуировок. — Ольга ехидно усмехнулась. — Смотри не перепутай.

— Слушаю и повинуюсь, моя госпожа. — Евгений легко поднялся с места и шагнул к выходу. — Надеюсь, «студента» зовут не Петр? — спросил он, задержавшись на секунду в дверях и возвращая подруге насмешливую улыбку.

Глава 10

Алексей. 1942

— Прежние документы я забираю. Ни к чему тебе с этой липой ходить. Вот, возьми новые. — Владимир Афанасьевич Седов, лысоватый круглолицый мужчина лет эдак пятидесяти с хвостиком, в полувоенном френче без знаков различия, столь любимого Самим и его окружением фасона, дождался, пока Белугин раскроет красную книжечку удостоверения и с искренним доброжелательством в голосе поинтересовался: — Что-то не так, сынок?

— Сержант госбезопасности? Всего лишь?

— А ты что думал! — Владимир Афанасьевич мигом скинул маску добряка и смотрел волком, рыча тоже вполне так натурально. — Какой из тебя, сопляка, капитан гэбэ? Это ж на армейский ранг полковник! Полковник! Ну-ка, подойди к зеркалу — вон в том шкафчике на дверке имеется, и посмотри — только внимательно! — где ты там полковника увидел? Совсем там у вас охренели, как я погляжу, лепят всякую туфту, словно мы все поголовно идиоты. Да тебя первый же мало-мальски грамотный оперативник в пять минут на чистую воду вывел. Думать надо! Так что, — Седов успокоился так же быстро, как и взорвался, — походишь в сержантах, не развалишься. А я покамест погляжу на тебя со стороны, что ты за птица. Будешь делать все как положено, так и быть, накинем тебе «геометрию» побольше. Ну а нет…

— Разжалуете?

— Зачем же, просто вернем тебя туда, откуда взяли, и делу конец, — бросил Владимир Афанасьевич равнодушно и потянулся к картонной папке, лежавшей на краю стола.

Алексей нервно сглотнул. В памяти еще свежи были не слишком приятные воспоминания о том, как его допрашивали на Лубянке. Куда там тому армейскому особисту! Нет, здесь звери работали матерые, опытные.

— …Значит, вы утверждаете, что некий майор военной разведки по фамилии Фурсов добровольно вручил вам вот этот предмет, а затем попросил передать его полковнику Косиванову? Я правильно вас понял?

— Да.

— Очень хорошо. И что находится внутри, вам неизвестно?

— Я уже говорил, нет. Товарищ следователь…

— Что-о?! Какой я тебе товарищ, иуда? Гражданин следователь! Понял?.. А теперь расскажи, гнида, кто тебе на самом деле поручил произвести террористический акт против ответственного работника ЦК.

— К-какой теракт, о чем вы, това… гражданин следователь? Мне никто ничего такого не поручал!

— Замечательно. Тогда как вы объясните тот факт, что в пакете обнаружена записка, где говорится…

Да, подставил его Фурсов. Грамотно подставил. Обвел вокруг пальца. Напрасно, видать, Белугин думал, что разведчик не обратит внимания на шероховатости и нестыковки в его «легенде». Ох, напрасно! Каждое слово, каждый жест, мельчайшая оговорка — все нашло отражение в бумаге, что хитрец-майор подложил в якобы сверхважный пакет.

Причем сам же Алексей его честно и притащил в расположение советских войск! Ну а контрразведчики мигом соорудили на ее основе такое дело, что впору или самому пистолет с одним патроном просить, или, что более правдоподобно, учитывая царящие в этом времени нравы, ждать короткого приговора военного суда, что с радостью отправит к стенке вражеского шпиона.

А он-то, в придачу ко всему, еще и язык распустил — начал требовать встречи с товарищем Седовым, тем самым доверенным человеком покойного комиссара Ведерникова. Ох как следователей этим обстоятельством обрадовал! У них тогда, похоже, разве что слюнки не потекли. Это ж на какой уровень сразу замахнуться можно было — фашистский шпион-диверсант жаждет увидеться с высокопоставленным партийным работником, входящим в орбиту Самого… Чуете? Ага, все верно, попахивает заговором с целью покушения на жизнь горячо любимого вождя народов. Не меньше!

Правда, когда о деле Белугина известили Москву, из-за облаков государственного Олимпа на излишне ретивых служивых грозно рыкнули и приказали немедленно отправить Алексея и все имеющиеся материалы в ЦК. Да так, что для транспортировки «шпиона» выделили «Дуглас» и сопровождение из целой эскадрильи истребителей. А в салоне с Белугина не спускали глаз сразу пятеро вооруженных до зубов «волкодавов».

Ну а затем две мучительно долгих недели Алексей судорожно отбивался от следователей на Лубянке. И только потом, когда он уже мысленно попрощался с жизнью, его привезли в какой-то особняк на окраине Москвы, где обитал товарищ Седов. Привезли ночью, в машине с задернутыми шторками, так, чтобы пассажир не запомнил маршрут движения и не узнал, где именно находится.

— Вернемся к нашим баранам, — прервал нерадостные воспоминания Белугина спокойный и ровный голос Владимира Афанасьевича. — Исходя из той тяжелой обстановки, что сейчас сложилась на южном участке фронта, ваши действия на том направлении нецелесообразны…

— Немцы начали наступление? На Сталинград, да? — не выдержал Алексей. — Так надо же принять меры, я могу…

— А ну, тихо! — хлопнул ладонью по столу побагровевший Седов. — Я не спрашивал твоего мнения. Все необходимые меры и так принимаются. Без сопливых!

— Но…

— Никаких но! Или ты, быть может, — Владимир Афанасьевич нехорошо улыбнулся, — решил, что я тебя вызвал для консультации? Захотел, значит, разузнать, что ждет нас в будущем? А потом, чай, потащу тебя на доклад к товарищу Сталину — чего мелочиться-то. Чтобы и его спасти и вразумить. Так? А никогда не задумывался, что тебя, к примеру, в Кремле может ждать не мудрый и добрый гений всех времен и народов, а усталый старик с прокуренными усами и вздорным характером, который изо всех сил тянет этот нелегкий воз. И ему не нострадамусы требуются, а свежие танковые дивизии, авиационные полки и хорошо обученные бойцы, способные воевать. Ты готов все это дать?

Белугин замялся.

— Да ведь я на самом деле много знаю.

— Вот и молодец. Только предупреждаю тебя, соколик, один-единственный раз: распустишь язык — разотру в порошок! Заруби себе на носу, нам твои предсказания даром не нужны. Все, что мы делаем, мы делаем сами. Ведерников, кстати, вполне разделял эту точку зрения и занимался только такими вопросами, которые не влияли на стратегическую линию развития СССР.

«Ага, исключительно наблюдал тут за тем, как вы в своей песочнице барахтаетесь, — усмехнулся про себя Белугин. — И не предпринимал ровным счетом никаких шагов, чтобы вы плясали под нашу дудку. Дон Румата Эсторский с малиновыми петлицами, блин. Смешно!»

— Я все понял, товарищ Седов. — Алексей решил, что вступать в пререкания сейчас будет совершенно излишне. — Извините, я вас перебил?

— А ты молодец, хорошо держишься, — неожиданно сказал Владимир Афанасьевич, одобрительно кивая. — Я, грешным делом, решил, что каши мы с тобой не сварим. Ан нет. Ладно, поглядим. Первым заданием для тебя будет вот какое дело: завтра вечером из Москвы в Куйбышев отправляется пассажирский поезд. В нем поедет некий господин со шведским паспортом. На самом деле он такой же швед, как мы с тобой. Так вот, — Седов кашлянул и испытующе взглянул на Белугина, — до места назначения он добраться не должен. Ни при каких обстоятельствах. В детективы с похищением документов и прочую чепуху играться не будем. Мне нужна только его жизнь. Точка. Вопросы?

— К чему такие сложности, почему нельзя его попросту переехать «случайным» автомобилем здесь, в городе? — Белугина откровенно удивила незначительность уготованной ему роли. В самом деле, использовать оперативника Службы в качестве простого киллера… Мелко как-то!

— Потому что этот человек должен уехать из Москвы целым и невредимым. К тому же за ним здесь ходит НКВД, а мне сейчас не до глупых войн с чекистами.

— А в поезде…

— А в поезде его охрану будут осуществлять совсем другие люди. Вот с ними уже можно не церемониться — претензий не будет. Сумеешь обойтись малой кровью — хорошо, нет — не страшно, любой скандал мы замнем. Лучше всего, если операция будет обставлена как несчастный случай, но это в идеале. Как, справишься?

Белугин задумался. Превращаться в банального убийцу не хотелось. С другой стороны, Алексей догадывался, что предстоящее задание является своеобразной проверкой, которая должна повязать его с Седовым раз и навсегда незримой, но прочной ниточкой, что крепче иных кандалов. И что теперь делать? Попросить у Владимира Афанасьевича телефон и попробовать связаться с местной резидентурой? Смешная шутка. Аж плакать хочется. Да-с, похоже, иного выхода, кроме как согласиться с предложением, у него нет. Пока нет.

— Скажите, вы сказали, что не хотите войны с чекистами. Значит, не принадлежите к этому ведомству? — Седов согласно кивнул. — Но как же тогда Ведерников — он ведь служил в НКВД? Да и документы для меня изготовлены там же…

— Я работаю в Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б), — спокойно произнес Седов. — А если точнее, то выполняю поручения непосредственно товарища Сталина. И комиссар Ведерников представлял в НКВД наши интересы. Еще вопросы?

Евгений. 1906

Дыхалки не хватало категорически. Ну сколько он пробежал — пару кварталов, не больше, а ощущение такое, словно на финишной прямой марафонской дистанции. Белугин в который раз помянул недобрым словом таинственного стрелка, всадившего в него пулю в казарме, и дал себе сто тысяч двухсотый зарок поджарить урода на медленном огне. Когда поймает, разумеется.

Преследователи не унимались. Они молча неслись за беглецом, отставая от того метров на тридцать. Не больше. Судя по всему, у них с физической формой дело обстояло значительно лучше, чем у Евгения. Настораживало, что они не стреляли. Казалось бы, чего проще — перебей жертве ногу, да и пеленай тепленького. По крайней мере, сам Белугин поступил бы на их месте именно так. Решили взять живым и невредимым? Боятся привлечь лишнее внимание? Выходит, это не полицейские или там жандармы, а кто-то другой. Кто?

Свернув в какой-то переулок, Евгений налетел на дворника в длинном фартуке, нелепо замершего с совком в руках в неровном круге света покачивающегося на ветру старомодного фонаря. Вот баран! И чего ему дома не сидится, ночь ведь на дворе.

Короткий удар, резко оборвавшийся вскрик, и путь свободен. Перепрыгнув через падающего дворника, Белугин кинул быстрый взгляд назад. Первый из преследователей как раз выскочил в этот момент из-за угла. Оп-па! А личико-то знакомое. Дай бог памяти, где же он его видел? Эх, старость не в радость. Погоди-ка, не мистера ли Джеймса подручный? А ведь похоже. То-то «англичанин» в прошлый раз так странно рассматривал Белугина. С эдаким холодным любопытством, словно перед ним диковинное насекомое. А он — собиратель коллекции, готовящийся насадить вожделенный трофей на булавку и засунуть под стекло. Или как там эти «натуралисты» действуют? А, ладно, не до того сейчас.

Евгений пробежал через двор, с разбегу перекинул тело через забор, зацепившись кончиками пальцев за неструганые доски, молясь про себя всем известным богам, чтобы за ним не оказалось какой-нибудь занесенной снегом ямы или чего-нибудь подобного. Повезло. Чисто. В смысле, шею он себе не свернул, и хорошо.

Плечо запоздало пронзила огненная спица боли. Белугин зашипел, стискивая зубы, но упрямо побежал вперед, превозмогая себя. На глаза попалась раскрытая дверь в какой-то сарайчик. Не успев до конца подумать, хорошая ли это идея или не очень, Евгений влетел внутрь, прижался к стене и замер, стараясь слиться с тенью и не издавать ни звука. Только кровь тяжело стучала молоточками в виски. Бу-бух… бу-бух…

— Господин Белугин, хватит прятаться, выходите. — Насмешливый голос неприятно резанул слух. — Что за нелепая идея укрыться в этом клоповнике. Право слово, не ожидал от вас такого. Ну будет, будет, не делайте вид, что вас там нет — следы на снегу выдают с головой!

Черт побери! Евгений даже зажмурился. Ну надо же быть таким идиотом, зима ведь на дворе! Влип, как зеленый юнец. Инструкторы, наверное, в гробу со стыда сейчас переворачиваются. Хотя вроде бы не всех тогда при взрыве орбитального транспорта накрыло? И что теперь прикажете делать?

— Господин Белугин, сколько можно вас ждать? — Голос несколько построжел. — Я бы с превеликим удовольствием вошел сам, но боюсь, что вы решите попробовать разделаться со мной, как с тем бедолагой-дворником. Кстати, насколько я понимаю, убраться отсюда подальше и в ваших интересах тоже. Или хотите пообщаться с полицией?

Преодолев секундное колебание, Евгений шагнул за порог.

— Оружие? — Белугин повернул голову направо. Человек стоял грамотно. По меркам этого времени, конечно. Евгений мог с ходу припомнить как минимум пару приемчиков, гарантированно выводящих противника из строя как раз в данном антураже, но все портил второй субъект, молчаливо маячивший поодаль. Причем так, что достать его не представлялось возможным. По крайней мере, с гарантией. А слабо поблескивающий в его правой руке предмет, чертовски напоминавший револьвер, делал положение и вовсе безрадостным. Нет, ну надо же было именно сегодня поддаться на уговоры Ольги и выйти из дома без пистолета!

— Если бы у меня было оружие, то мы с вами уже поговорили бы. Раньше. И по-другому.

— Понимаю. Что ж, будем считать, что нам сегодня повезло немного больше, чем вам. Прошу. — Человек приглашающе взмахнул рукой, указывая на тропинку, причудливо вьющуюся между сугробов. — Надеюсь, больше мы не будем состязаться в беге?

— Не будем, — угрюмо согласился Белугин. Субъект с револьвером шагал впереди него на безопасном удалении, кидая то и дело внимательные взгляды назад. Чувствовалось, что подобные переделки для него не в новинку.

— Я бы еще раз попросил вас не совершать опрометчивых поступков, — попросил сзади второй. — Расслабьтесь. Понимаю, что трудно, но вы уж постарайтесь. Хорошо?

Евгений с шумом выдохнул. В самом деле, что это на него нашло, ясно же, что ничего плохого ему пока не грозит. Хотели бы, подстрелили давным-давно. А так, и дураку ясно, получили приказ доставить к кому-то в целости и сохранности. Попробовать маленько прокачать ситуацию? Собственно, почему бы и нет, что он теряет.

— Надеюсь, господин Джеймс не велел вам делать во мне лишних дырок? Признаться, с недавних пор я очень негативно отношусь ко всему стреляющему, направленному в мою сторону.

Так себе пробный шар, если честно. Но, как говорится, за неимением гербовой.

— Вы так торопливы. — Голос за спиной изменился с насмешливо-угрожающего на холодно-предостерегающий. Что ж, и на том спасибо. Белугин решил больше не вступать в дискуссию и погрузился в собственные мысли. Невеселые по большей части.

С дачи они с Ольгой отправились в город. Прикрывавшие их боевики все время находились неподалеку. Даже не поймешь сразу, то ли охрана, то ли конвоиры. Когда Евгений в шутку сказал об этом Ольге, та смерила его презрительным взглядом, обидчиво поджала губы и отвернулась.

В Москве они долго петляли по улицам, пару раз меняли извозчика и, наконец, добрались до нового места обитания. Сначала Белугин несколько опешил, увидев глухую каменную ограду с видневшимися вдалеке массивными одностворчатыми воротами.

— Не рановато тебе в такое заведение? — шутливо осведомился он у Ольги. — Если не ошибаюсь, это ведь Покровский женский монастырь.

— Не смешно, — отрезала девушка, построжев лицом.

— Ладно, не буду, — покладисто согласился Евгений.

Пройдя цепочкой по узкой тропинке, они вышли к большому садовому участку, вольготно раскинувшемуся за оградой.

— Летом здесь, наверное, красиво, — пробормотал себе под нос Белугин, с интересом рассматривая узкие дорожки, выложенные гравием, — даже сейчас хорошо расчищенные и плотно утрамбованные, — пролегавшие в тоннелях высокого кустарника. И над всем этим великолепием царила такая мирная, устоявшаяся тишина, что казалось, будто все мирские напасти и невзгоды обходят это место стороной, не осилив высокой каменной ограды.

Охранники уверенно свернули на едва приметную тропинку и, раздвигая руками низко нависшие ветви, повели их в глубь участка. Метров через пятьдесят они вышли на небольшую поляну. Справа к ограде прижался небольшой флигелек, покрытый бурой черепицей.

— Пойду доложу, обождите немного, — сказал Павел и ушел в дом. Евгений хотел было закурить, но вовремя вспомнил, где находится. Ольга стояла молча, с совершенно безразличным видом. «Студент» топтался неподалеку, сторожко оглядываясь по сторонам.

Евгений на всякий случай прикинул, как отсюда удобнее добираться до полученной в Питере явки московского отделения Службы и недовольно поморщился. Выходило, что придется тащиться чуть ли не через весь город.

— Заходите, товарищи, — прервал его размышления показавшийся на крыльце Павел.

— Нам, если можно, общую келью, — улыбнулся ему Белугин, проходя мимо.

— Обязательно, — вернул улыбку охранник. — Сейчас по коридору прямо, потом направо и до самого конца. Там и будет ваша, хе-хе, келья.

Комната поразила своей аскетичностью. Узкая кровать, заправленная синим одеялом, два табурета… что еще? Да все, пожалуй.

— М-дя, явно не «Хилтон», — подвел итог недолгому осмотру Белугин. — Оля, ты где расположишься?

— Ты обожди, я скоро. — Девушка исчезла в коридоре, оставив на кровати свою сумочку. Евгений задумчиво глянул ей вслед, на цыпочках подошел к двери и осторожно выглянул наружу. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как Ольга уверенно открывает дверь в другую комнату, расположенную чуть наискосок, по противоположной стороне.

А прямо на пороге ее встречает… да нет, не может быть! Память, услужливо воскресившая прочитанное некогда совсем по другому поводу досье, теперь «выводила на экран» внутреннего зрения ровные строчки сопроводиловки:

«Гришаков Фома Савич, из старообрядцев. Владелец одной из десяти крупнейших московских текстильных фабрик. Годовой доход…» Мама дорогая, здравствуй! Это что же получается, господа революционеры уже успели на прямой контакт с представителями купеческой аристократии выйти? Нет, не Морозов и не Гучков, и даже не Рахманов с Третьяковым, но фигура та еще — такими деньжищами пахнет, что закачаешься. Или… стоп, может, ларчик открывается проще — боевики решили (не безвозмездно, конечно) пособить промышленнику от конкурента избавиться? Значит, вот откуда растут ноги у липового покушения. Но, погодите-ка, зачем Гришакову здесь светиться, все ведь уже вроде бы обговорили. Непонятно. Что ж, тем интереснее, судя по всему, будет дальше. С этой мыслью он аккуратно, стараясь не шуметь, прикрыл дверь.

Глава 11

Алексей. 1942

— Скажите, пожалуйста…

— Пожалуйста!

Ладно, попробуем по-другому.

— Можно мне салат…

— Ну вы спросили! Откуда ж мне знать, можно вам салат или нет — я ж не врач!

Официант улыбался так нагло, что Алексей с трудом поборол мучительное желание вышибить ему несколько зубов или поставить хороший бланш под глаз. Такой, чтоб освещал безлунной ночью дорогу не хуже иной путеводной звезды. И, что характерно, не боится ведь, падаль, что заиграется, неужели за спиной настолько мощную поддержку чувствует? Ну, что стучит в соответствующие органы, так это и ежику понятно — как бы еще такой жлоб от фронта сумел увильнуть, но все же. Поезд, в котором они сейчас благополучно следовали к месту назначения, славному городу Мурманску, тоже к разряду простых не относился. Равно как и его пассажиры. И нарываться «доблестному» представителю обслуживающего персонала столь откровенно явно не следовало. А ну как обратку получишь? Собственно, чего далеко ходить, сейчас как раз такой случай!

— Любезный, а как у вас со строевой? — вкрадчиво осведомился Белугин, поймав бегающий взгляд официанта и жестко зафиксировав его. — В глаза мне смотри, сука!

— Не пугайте мальчонку, гражданин. — Сосед Алексея по столику, импозантный седой мужчина в отличном костюме, белоснежной сорочке и галстуке в тон, лениво отложил газету (шведская «Фолькетс датблат», между прочим) и скучающе взглянул в окно. — Еще обделается со страху, а я, признаться, брезглив. Не хочу потерять аппетит из-за дурных запахов.

— Испарись! — велел Белугин халдею и с любопытством спросил: — Простите, а вы русский? Признаться, увидев, что вы читаете закордонную прессу, я подумал, что передо мной работник иностранного посольства.

— Не удивлен, — брюзгливо поморщился сосед. — В вашем ведомстве всегда любили делать поспешные выводы.

— В каком таком «ведомстве», — попытался прикинуться дурачком Алексей. — Не понимаю.

— Бросьте, я вашего брата за версту чую. Еще с Гражданской. Ох и попили вы у нас кровушки. Сейчас как вспомню такого вот молодчика, что мне в двадцатом «наганом» в лицо тыкал и требовал, чтобы я ему все золотишко немедленно представил. А иначе, дескать, он немедленно поставит нас к стенке. И меня, грешного, и товарища Фрунзе… Эх, романтика!

— Как это?

— Да вот, была такая история. Говорили после, что небезызвестный Лев Давидович хотел таким образом убрать лихого командарма, взявшего Бухару и поломавшего при этом кое-какие далеко идущие планы наркомвоенмора в отношении среднеазиатских республик. Ну и отомстить заодно, как же без этого. Дрянь ведь был человечишка, если подумать. Мелочный, злопамятный. Взять то же дело Щастного…

— Позвольте. — Подскочивший к столу официант (на лице застыла опасливая полуулыбочка) ловко расставил тарелки с легкими закусками, разложил приборы и молниеносно исчез.

— Подождите, а откуда у Фрунзе золото из Бухары?

— Так политкомиссары донесли в Москву. Мол, при штурме города была захвачена эмирская казна и что Михаил Васильевич и его окружение набили вагоны мешками с золотом. Мародерствовали, то есть. Запятнали, так сказать, чистые идеалы революции. Невдомек было кретинам, что, кроме халата да сабли, Василич ни хрена оттуда не взял.

— А золота там и правда не было?

— Почему же не было? — Сосед рассеянно заправил за воротник салфетку и, пододвинув к себе тарелку, принялся с аппетитом есть. — Очень даже было. Целых семь вагонов загрузили. И в Москву с охраной отправили, все чин чинарем. Просто Троцкого об этом не информировали. Благодарю. — Он кивнул официанту, поставившему на стол горячее.

— Да уж, веселая история. — Белугин улыбнулся. — Но, сказать по правде, я вовсе не собираюсь тыкать вам в лицо «наганом». Честное слово.

— Очень на это надеюсь, молодой человек. — Сосед саркастически усмехнулся. — Признаться, я также не желаю портить ваше смазливое личико. Ну-ну, не надо надувать грозно щеки. Оглянитесь-ка лучше.

Алексей повернул голову. За столиком, расположенным позади них, сидели трое плечистых парней в немного мешковатых штатских костюмах, которые так удачно скрывали припрятанное до поры до времени оружие. Явного интереса к Белугину никто из них не демонстрировал, но пара-тройка мимолетных взглядов, брошенных в его сторону, однозначно свидетельствовали, что ситуацию эти ребята держат под своим контролем.

— Это моя охрана, — пояснил Белугину сосед очевидное. Будто несмышленышу. — Не то чтобы я в ней так уж сильно нуждался, но все же. И, поверьте на слово, в карманах у них лежат красные книжечки с не менее внушительными печатями и подписями, чем в вашей. Но это так, к слову. Не будем о грустном. Скажу честно, устал я от их опеки. Собственно, именно поэтому я и позволил вам подсесть ко мне. В противном случае достаточно было лишь подать им знак, и вас бы мгновенно отсюда убрали.

— Сурово!

— А то, — усмехнулся сосед. — Сам себя иногда боюсь. Знаете, э..?

— Алексей.

— …Алексей, у меня какое-то смутное чувство, словно я уже где-то вас видел. Но никак не могу вспомнить, где именно. Что-то совсем давнее, позабывшееся. Революция, Гражданская… При этом по возрасту вы вроде бы никак под эти воспоминания не можете подходить, а вот поди ж ты. Странно. Да, прошу прощения, забыл представиться. Залогин. Кирилл Андреевич. О месте работы, с вашего разрешения, умолчу. Лишнее.

Белугин слегка напрягся. Он мог бы поставить сто против одного, что раньше никогда в жизни не встречался с этим человеком.

— Даже не знаю, — осторожно сказал он. — Вы мне знакомым совсем не кажетесь.

— Что ж, наверное, обознался. — Залогин еще несколько секунд пристально рассматривал Алексея, а затем, как ни в чем не бывало, вернулся к прерванной трапезе. — Ах, отбивная просто прелесть, — восторженно причмокнул он спустя пару минут. — Настоятельно рекомендую.

Рекомендует он! Белугин почувствовал, как сводит бешенством скулы, а глаза заволакивает багровая пелена неудержимого бешенства. Да, пусть он сам всего лишь на краткий миг прикоснулся к той грязи, мучениям и неимоверным тяготам, что испытывали люди на фронте, но даже его небольшой опыт во весь голос протестовал против того, что он видел сейчас. Сошедший будто с экрана какого-нибудь довоенного фильма поезд с начищенными до блеска поручнями, накрахмаленными белоснежными занавесками, услужливыми проводниками и мордатыми официантами, сказочным (по нынешним временам) меню в вагоне-ресторане. И все это на фоне гигантской мясорубки, перемалывающей в кровавую труху бойцов по всему фронту, засыпающих у станков пацанов-фэзэушников, умирающих от голода в осажденном Ленинграде…

— Что с вами? Алексей, вам плохо? Вот, выпейте воды! — откуда-то издалека в сознание пробился встревоженный голос Залогина. — Ох и напугали вы меня, молодой человек. Вы что, контуженный?

— Не-ет, — с трудом ответил Белугин, сжимая в руке стакан с зельтерской. — Не обращайте внимания, иногда со мной такое бывает. Я недавно с фронта. Нервы.

— Он мне будет рассказывать про нервы, — фыркнул Кирилл Андреевич. — Мальчишка. Повоевал бы с мое, так вообще свихнулся бы, наверное. Слабые вы какие-то, разнеженные. И как вам страну доверить? Профукаете ведь все, по миру пустите.

— Ничего, сдюжим! — Алексей поставил стакан на стол и полез в карман за папиросами.

— Ох, уберите вы, ради бога, эту гадость, — скривился Залогин, увидев в руках Белугина пачку «Звезды». — Это же форменная отрава! Не знал, что вас так плохо снабжают. Вы бы еще «Прибой» достали. Вот, угощайтесь, у меня «Герцеговина». — Он вытащил из внутреннего кармана пиджака массивный серебряный портсигар и небрежно кинул его на стол перед Алексеем.

Белугин замер. Словно загипнотизированный, он уставился на изящную безделушку, будучи не в силах отвести от нее взгляда.

— Скажите, а откуда он у вас, — спросил он Залогина, беря в руки портсигар. — Никогда не видел ничего подобного.

Нехорошо, конечно, обманывать старших, ну да ладно, в подобной ситуации простительно. Кто-нибудь другой на его месте скорее всего не обратил бы на эту вещицу особенного внимания, так, восхитился бы искусной работой мастера, да и вся недолга. Но это кто-нибудь другой. А вот Алексею очень хорошо был знаком этот портсигар. Точнее, не именно вот этот, а его собрат. Причем, купленный в подарок Лилькиному отцу в одном из самых фешенебельных магазинов Москвы.

Другой Москвы…

Евгений. 1906–1907

На следующий день они гуляли по городу. Просто бесцельно бродили по заснеженным улицам, болтали ни о чем, пару раз заходили в кафешки — погреться, выпить чаю и отдохнуть. А потом снова и снова наслаждались выпавшей нежданно-негаданно передышкой. Белугин не лез к подруге с расспросами о состоявшейся накануне встрече. Зачем? Захочет — расскажет сама, нет — на нет, как известно, и суда нет.

Только вскоре их идиллическая прогулка оказалась нарушена самым что ни на есть бесцеремонным образом. Когда они шли по набережной вдоль Водоотводного канала, возле Чугунного моста, их окликнули. Невысокий молодой человек лет двадцати пяти, гладко выбритый, изящно одетый, по внешнему виду типичный англичанин, эдакий лощеный денди, стоял, облокотившись на ограждение, и задумчиво смотрел на людей, идущих по Пятницкой.

— Ольга! Вот это встреча, безумно рад тебя видеть. Так ты в Москве теперь? Ну же, что ты молчишь, неужели не рада нашей встрече?

Белугин искоса глянул на подругу. Девушка смотрела на приближающегося к ним мужчину со странным выражением восхищения и ненависти, причудливо застывшим на ее лице. Так смотрят на заклятого врага, на которого вы вели безуспешную охоту долгие-долгие годы, но вдруг оказавшегося перед вами совершенно открыто. И хочется, воспользовавшись случаем, немедленно выстрелить, но… ситуация не позволяет, и ничего не остается, кроме как отдать должное противнику за то, что в очередной раз обвел вас вокруг пальца. Но практически сразу она опомнилась, взяла себя в руки и вновь надела маску равнодушного наблюдателя.

— Здравствуй, Джеймс. В самом деле не ожидала. Я слышала, ты сейчас живешь где-то в Америке.

— Ах, там такая скука, — отмахнулся «англичанин». — Все озабочены исключительно тем, чтобы побольше заработать, а я, если помнишь, всегда чурался коммерции.

— Неужели? — прищурилась Ольга. — Помнится, тогда, в Киеве, ты придерживался несколько иных взглядов. И сумму с нас содрал весьма впечатляющую. Жаль только, — в ее голосе прорезались угрожающие нотки, — что получили мы в итоге пшик!

— Ах, Киев, — мечтательно вздохнул Джеймс. Он остановился в паре шагов, и до Белугина донесся запах дорогих сигар и хорошей туалетной воды. — Пожалуй, самое счастливое время в моей жизни. Но ты излишне пристрастна ко мне, дорогая, я вовсе не виноват в том, что тогда произошло. Кто же знал, что ваш химик окажется столь неловок? Представляете, — «англичанин» повернулся к Евгению, словно ища сочувствия, — он, видимо, сломал по неосторожности стеклянную трубку в запале и тут же отдал богу душу, бедняга. Такая досада, но ведь, в сущности, не он первый, не он последний.

— Твои материалы были никуда не годными! — прошипела Ольга, вспыхивая, точно порох. — Именно поэтому тогда погиб наш товарищ и была сорвана операция.

— Клевета! — горячо возразил Джеймс. — Форменная клевета! Я всегда работал исключительно с первоклассными товарами. Однако… может быть, ты забудешь ненадолго о наших давних, хм, недоразумениях и познакомишь наконец со своим спутником? — Он остро глянул на Белугина.

— Еще чего, — презрительно фыркнула Ольга. — Твои дружки из Гнездниковского обойдутся без этих подробностей[4]. Кстати, это не они там тебя дожидаются? — Она кивнула в сторону двух мужчин, мявшихся неподалеку и поглядывающих на них с изрядной долей настороженности.

— А вот такими обвинениями я бы бросаться не советовал, — зло оскалился Джеймс, сбрасывая маску дружелюбия. — Особенно если не можешь подкрепить свои слова весомыми доказательствами. Вредно, знаешь ли, для здоровья! А господина Белугина я и так знаю, наслышан о его подвигах. — «Англичанин» отвесил Евгению короткий поклон. Причем до боли напоминавший тот, что выполняют бойцы на Востоке перед началом поединка.

— Хаджимэ?[5] — с улыбкой осведомился Евгений. Ситуация его скорее забавляла, чем пугала. Он нисколько не сомневался в своих способностях быстро и качественно отправить к праотцам и этого разряженного хлыща, и его дружков. А присутствия рядом большего количества людей, представляющих для них с Ольгой какую-нибудь угрозу, он не ощущал, сколько ни напрягал все свои чувства. В том числе и те, о которых в здешнем мире не имели ни малейшего представления.

— В другой раз, — вежливо поблагодарил Джеймс. — Мы обязательно продолжим нашу беседу, но в другой раз. Сейчас, увы, обстоятельства вынуждают меня покинуть вас. Дела-с! — Он коротко бросил к виску на военный манер два пальца и, четко развернувшись через левое плечо, пошел к своим приятелям.

— Не поскользнись, — насмешливо посоветовала Ольга. — И по сторонам посматривай. Внимательно!

— А то снег башка попадет, совсем плохо будет, — процитировал Белугин и заразительно засмеялся, откинув назад голову.

Ольга непонимающе посмотрела на него, но быстро сообразила и тоже улыбнулась.

— Все тебе шуточки, а этот мерзавец давным-давно приговорен нами к смертной казни. После киевской истории он сбежал. Все думали, что он прячется где-то за океаном, забившись в самую дальнюю нору, сменив имя и боясь показать нос из своего убежища. А тут, на тебе, сталкиваешься с ним лицом к лицу посреди Москвы. Представляешь мои ощущения? Надо немедленно предупредить товарищей.

— Думаешь, они не в курсе? — лениво спросил Евгений.

— О чем ты?

Белугин достал папиросу и, повернувшись спиной к ветру, чиркнул спичкой.

— Прости, Оленька, но мне кажется, что вряд ли этот «живой труп» решился столь легко и непринужденно показаться тебе на глаза, не стой у него за спиной какая-нибудь серьезная сила.

— Охранка?

— Вряд ли. Не их стиль. Любопытнее тот факт, что твой старинный друг, — Ольга скривилась, но промолчала, внимательно слушая его рассуждения, — объявился на следующий день после довольно важной встречи. Ты же не будешь отрицать, что она и в самом деле была таковой? Умница. Возьми с полки пирожок. Так вот: что хочешь со мной делай, но в такие удивительные совпадения я никогда не поверю. Больше всего это похоже на то, что кто-то из товарищей, облеченных властью, решил посвятить нас в кое-какие детали предстоящей операции. Для которой, в свою очередь, потребовалось участие Джеймса. Ну а чтобы ты не разрядила в него ненароком обойму своего пистолета, сорвав намеченное дело, его показали заранее. Точнее, велели показаться. Думаешь, он совершенно случайно откуда-то знает меня, хотя я, готов спорить на что угодно, никогда в жизни с ним не встречался? Заметь, знает по фамилии, известной лишь членам комитета и никому более. На мой взгляд, это своеобразный пароль: «мы с тобой одной крови».

— А если все обстоит гораздо проще и он все-таки полицейский агент-провокатор? Видел его дружков? Типичные выпускники «Евстраткиной школы»[6].

— Тогда почему нас еще не арестовали?

— Не знаю. — Ольга задумчиво куснула губу. — Если твоя догадка верна, то теперь нам должны рассказать все более подробно. Если же нет…

— Я убью этого подонка! — напыщенно провозгласил Евгений. — Будь уверена, моя госпожа.

— Фигляр, — засмеялась девушка. — Знаешь что, давай на сегодня забудем обо всем, мне до смерти надоело разгадывать эти головоломки. — Лицо ее вдруг как-то резко осунулось, черты заострились, а под глазами залегли глубокие тени.

— Все так плохо? — тихо спросил Белугин.

— Как тебе сказать. Я всегда думала, что в нашей работе не бывает мелочей. Каждое, даже на первый взгляд незначительное, действие подчинено общему замыслу, призванному сокрушить, уничтожить царизм. Пускай я не посвящена полностью в план действий партии, но он обязательно существует и выполняется. Каждый день, каждую минуту. И каждый из нас на своем участке приближает его к завершению. Иначе все напрасно, понимаешь, все: кровь, жертвы, страдания. И наша борьба — это удары ради ударов, и ничего больше.

— Так в чем же дело?

— Может быть, я чего-то не понимаю, — Ольга зябко поежилась под налетевшим морозным ветерком, — но разве оправданно идти против своих же товарищей? Я не ханжа и вполне допускаю возможность жертв среди обычных людей. В конце концов, невозможно разрушить систему так, чтобы при этом не пострадали десятки, сотни и даже тысячи невинных — такого способа еще не придумали. При этом мне безумно тяжело видеть их страдания, но жестокие решения принимаются ради их же блага. В этом у меня нет ни малейших сомнений. Но товарищи по борьбе…

— Иногда приходится жертвовать самыми близкими. — Белугин вдруг вспомнил пропавшего в каких-то неведомых далях брата, и на душе снова противно заныла, засаднила рана.

— А ты сможешь убить меня? — Ольга резко остановилась и требовательно глянула в упор. — Зная, что я никогда ни на йоту не отступила от общего дела. Но так нужно.

Евгений честно помолчал, изобразив со всем прилежанием нешуточную внутреннюю борьбу, а потом легко соврал:

— Конечно же нет!

Глава 12

Алексей. 1942

Вкрадчивый стук в дверь раздался, когда Белугин, переодевшись в пижаму и вооружившись туалетными принадлежностями, собрался отправиться почистить перед сном зубы. Щелкнув замком и открыв дверь, Алексей с некоторым удивлением обнаружил в коридоре давешнего нахального официанта.

— О, раунд второй, — нехорошо улыбнулся ему Белугин и отбросил в сторону полотенце. — Заходи, друг сердечный, тебя как раз мне и не хватало. Для полноты ощущений!

— Не надо ерничать, товарищ сержант государственной безопасности. — «Официант» смотрел на Алексея со спокойной уверенностью. Холодно и цепко. Куда только подевалась его прежняя маска халдея. — Я от Владимира Афанасьевича. Позвольте?

— От Владимира… как ты говоришь?

— От товарища Седова. — Красная книжечка на миг распахнулась перед Белугиным, демонстрируя статус незваного гостя. Не такой, кстати, и большой, какой-то там младший инструктор непонятно какого номерного отдела. Тот, кто был в теме, наверняка бы понял, что к чему, но, вот беда, Белугин к таковым не относился. Приходилось верить на слово.

Алексей нехотя посторонился, пропуская «официанта» в купе, окинул быстрым взглядом коридор. Никого. Разве что в дальнем от него тамбуре вроде бы мелькнул и тут же исчез огонек папиросы. Помощник лжеофицианта или обычный пассажир? Хотя, может, просто показалось. Ладно, посмотрим, что за птица к нам пожаловала.

— Времени на пережевывание соплей у меня нет, — веско сказал «официант». Как же он был в удостоверении по имени-отчеству обозначен-то? А, не все ли равно, пусть остается инструктором. — Поэтому постараюсь объяснить все кратко. Там, в вагоне-ресторане, мне пришлось разыграть небольшой спектакль, чтобы объект заинтересовался вами. Ситуация сложилась таким образом, что еще пара минут — и он попросил бы охрану избавить его от вашего присутствия. А этого допустить было нельзя. Так что без обид.

— Это и ежику понятно, проехали, — буркнул Алексей. — Ближе к теме.

«Инструктор» согласно кивнул.

— Мне стало известно, что объект наводил обо мне справки. Опытный гад, чутье, что у твоего волка!

— С чего вдруг?

— Да я ведь только под эту операцию здесь появился, пришлось в авральном порядке устроить настоящему официанту сложный перелом ноги, — парень коротко усмехнулся. — Со смещением. Но, видать, не учли мы, что Залогин по маршруту постоянно туда-сюда мотается и появление новой физиономии враз срисует. Пока что ему директор ресторана положенную легенду задвинул, да боюсь, что не убедил. Так что убирать клиента надо скоренько. Если он на следующей остановке запрос по своим каналам отправит, то мне несдобровать, возможности у наших, гм, оппонентов нешуточные.

— И когда у нас следующая остановка? — небрежно поинтересовался Алексей.

— Через тридцать пять минут.

— Дела.

— Время, сержант, время! — «Инструктор» выразительно посмотрел на наручные часы.

— Я только переоденусь, — решился Белугин. А что ему, собственно, еще оставалось делать?

— Добро. Жду в коридоре.

— Сам Залогин сейчас в купе через два вагона отсюда, — объяснял «инструктор» на ходу, пока они шли по коридору. — При нем постоянно находится только один охранник. Двое других обитают по соседству. Я возьму их на себя, а ты ликвидируешь объект. На все про все у нас будет три с половиной минуты. Это от момента захода в их вагон.

— Зачем так много времени? — удивился Алексей. — Стрельнуть два раза — это ведь дело пары секунд.

— Надо будет еще изъять портфель с документами, — спокойно пояснил «инструктор». — А он пристегнут к руке охранника, и нам придется немного повозиться. Если, конечно, ключ не найдем. Но я бы рассчитывал на худшее. Привычка такая.

— Какой еще портфель? — напрягся Белугин, останавливаясь. — Об этом разговора не было, речь шла только об устранении. Что это за новые вводные такие, Седов в курсе?

— Эх, паря, кто ж тебе всю правду так вот с ходу выложит, — усмехнулся «инструктор». — Тогда сказали, что надо только стрельнуть, сейчас — изъять. Как говорится, хороша ложка к обеду. Так что не расстраивайся, а просто прими все это как данность. Целее будешь. Усек? — Последние слова он произнес с оттенком угрозы.

— Усек, — мрачно ответил Алексей. В принципе он ожидал чего-то подобного. Доверие надо заслужить. И то никто не гарантирует, что время от времени тебя снова не будут проверять и перепроверять. Стандартная практика работы практически любой спецслужбы.

— У тебя что из оружия? — поинтересовался «инструктор», когда они остановились в тамбуре перед дверью нужного вагона. Хмурый долговязый парень, изображавший припозднившегося курильщика, молча закрыл за ними специальным ключом дверь, через которую они прошли, и растворился в полутьме.

Белугин молча показал свой «вальтер», полученный еще в Москве.

— «Тридцать восьмой», — понимающе хмыкнул «инструктор». — Убойная машинка. Спрячь подальше и не доставай, нам поднимать весь вагон на ноги не требуется. Работать будем по-тихому. — Откуда-то из-под форменной курточки он достал финку и протянул ее Алексею рукояткой вперед. — Надеюсь, обучать, как пользоваться этой штуковиной, тебя не нужно?

Вместо ответа Белугин молниеносно обозначил пару колющих ударов с одновременным уклоном от контратаки.

— Sevillano[7], — одобрительно улыбнулся «инструктор». — Неплохо. Был у нас один товарищ из испанских республиканцев, показывал такую технику. Ну, пойдем, что ли.

Алексей не стал разубеждать напарника, что к местным техникам ножевого боя продемонстрированные им приемы не подходят никаким боком. Зачем?

— Добрый вечер, красавица!

— Добрый, — неуверенно сказала дородная тетка в железнодорожном кителе, выглядывая из служебного купе. — А вы к кому?

— К тебе, родная, — усмехнулся «инструктор» и быстро провел у нее перед лицом рукой. Точнее, так Белугину показалось в первую секунду. А во вторую проводница начала заваливаться назад, схватившись за перерезанное горло. — И чего ей у себя не сиделось. Глядишь, пожила бы еще. Все, понеслась, работаем!

Алексей побежал вслед за рванувшим по коридору напарником, привычно вгоняя себя в состояние ускоренного восприятия, мимоходом отметив, как грациозно и бесшумно тот двигается. А так взглянешь, вроде и ничего особенного, увалень увальнем.

Момент, когда «инструктор» дернул дверь очередного купе и запрыгнул внутрь, Белугин воспринял словно в слегка замедленной съемке. Наверное, именно данное обстоятельство и спасло ему жизнь. Потому что когда с противоположного конца коридора по нему выстрелили в первый раз, он успел среагировать на опасность и бросился на пол.

— Пусто! — возник в проеме «инструктор». Начал опускать голову вниз и… следующий выстрел заставил его сложиться пополам.

Уже нисколько не заботясь о том, чтобы не нашуметь, Алексей быстро поднялся на ноги, рывком качнул тело влево-вправо, работая «маятник», а затем вдруг кинулся рыбкой вперед и на лету дважды шарахнул в ответ, целясь чуть ниже и правее вспышки. Устраивать сеансы снайперской стрельбы в его положении было как-то не с руки, тут требовалось просто и надежно вывести противника из игры. А для этого идеально подходили попадания четко в туловище. Главное, чтобы неведомый стрелок при этом не оказался левшой.

Приподнявшись, Белугин привалился спиной к стенке и еще раз пальнул в направлении тамбура. Больше из духа противоречия, чем из желания попасть. Глупо. Ах как все глупо! Если честно, то Алексей никак не мог взять в толк, почему до сих пор жив и даже не ранен. То, что его противники умеют мастерски владеть оружием, продемонстрировал выстрел по лжеофицианту. Рассчитать все таким образом, чтобы не зацепить при стрельбе в движущемся на полном ходу поезде Белугина, но гарантированно положить его спутника — это надо было уметь.

— Бросай оружие! — крикнули сзади. Как раз оттуда, откуда они пришли. А спереди аккуратно положили пулю впритирку над его головой, только щепа брызнула. Что ж, лишнее подтверждение, что они нарвались на профессионалов, переигравших их по всем статьям. По крайней мере, теперь не приходится рассчитывать на помощь людей «инструктора», вряд ли они еще живы.

Алексей лихорадочно пытался найти выход из создавшегося положения, но достойного варианта действий не просматривалось. Разве что геройски попереть буром в надежде, что его шлепнут без излишней жестокости, но все его существо противилось этой мысли. Жить хотелось отчаянно. Эх, если бы только кто-то из пассажиров выглянул в коридор! Тогда, прикрываясь им, как щитом, можно было бы попробовать порвать дистанцию и попытаться прорваться.

Мечты! Сто к одному, что в вагоне никого нет. Залогин, или кто там все организовал, наверняка убрал лишних свидетелей. Проводницей, правда, решили пожертвовать, ну да война без потерь не бывает. Да и насторожить ее отсутствие могло. М-дя, похоже, что выбора у него нет.

— Сдаюсь! — громко крикнул Алексей, поднимаясь на ноги, и бросил на пол пистолет и нож. — Не стреляйте!

Евгений. 1907

Низенькая, но очень полная баба, замотанная платком так, что едва можно было увидеть глаза, вцепилась в рукав пальто Евгения и начала бормотать что-то. Сделав безуспешную попытку сбросить руку попрошайки, Белугин недовольно сказал:

— Чего тебе? А ну, отпусти меня, кому говорят!

Настырная баба забубнила еще быстрее и еще непонятнее. При этом ее крючковатые пальцы, потрескавшиеся на морозе, неимоверно грязные, с неожиданной силой потянули Евгения куда-то в сторону.

— Эжен! — Ольга крепко ухватила его за локоть другой руки. — Что от тебя хочет эта сумасшедшая? Дай ей какую-нибудь мелочь, и пусть идет своей дорогой!

— Пытаюсь, — натужно усмехнулся Белугин, представив, как смешно, должно быть, он выглядит сейчас со стороны: прилично одетый мужчина, на котором повисли две такие разные женщины. Стайка вездесущих мальчишек уже возникла неподалеку и откровенно насмехалась над ним, громко хохоча и показывая пальцами. Прохожие начали замедлять шаг и оборачиваться. Еще немного, и они с Ольгой окажутся в центре внимания уличной толпы, а это сейчас вовсе не то, что требовалось двум боевикам, находящимся на нелегальном положении.

— Да отвяжись ты! — не выдержал Евгений и стряхнул-таки назойливую нищенку. Баба отлетела в сторону и тяжело плюхнулась в сугроб. Ребятня зашлась в хохоте, переключив на нее свое внимание и осыпая несчастную градом насмешек.

— Быстрей, пока они не опомнились! — процедил Белугин, потянув за собой Ольгу. — Извозчик!

— Вот и все, занавес! — расстроенно вздохнула девушка, когда они уже сидели в санках, заботливо укрытые извозчиком меховой полостью. — Обидно, такой день испорчен.

— Не волнуйся, дорогая, мы еще с тобой обязательно погуляем, — серьезно пообещал Евгений, думая о том, как бы ему исхитриться побыстрее активировать информ-капсулу, что сейчас жгла бок раскаленным угольком в кармане его пальто. Как раз с той стороны, где недавно хваталась за него уличная побирушка. Надо отдать должное сотрудникам московской резидентуры Службы — до тех пор, пока он не сунул руку в карман за портсигаром, Белугин даже не подозревал, что по соседству с серебряной коробочкой преспокойно лежит такой знакомый, ребристый и чуть теплый цилиндрик. Нет, ну каковы артисты — это ж надо так разыграть операцию по моментальной передаче информации, что он даже и не заметил, как стал ее участником. Евгений улыбнулся.

— О чем ты думаешь? — тут же осведомилась Ольга, подозрительно прищурившись.

— Да вот представил себе, как смотрелся бы со стороны, гуляя под руку с той бабищей.

Ольга негромко засмеялась, а потом вдруг крепко-крепко сжала его руку и тихо сказала:

— Послезавтра все решится. Слышишь? Молю тебя, не подведи. Иначе сгинем оба. Сделаем все как надо и будем свободны как птицы. Потерпи немного! — И тут же отвернулась.

Значит, послезавтра. Белугин лениво размышлял, обдумывая услышанное. Это если Ольга говорит правду. А что, почему бы не устроить ему лишнюю проверку — не все же члены комитета поверили в ту пургу, что он им задвинул по поводу своих петербургских приключений. Ладно, не стоит забивать себе сейчас голову, как там говорится: будет день, будет пища! А пока неплохо бы ознакомиться с полученным от своих сообщением, вдруг что по-настоящему важное. Ничего, доберемся до флигеля, а там уж как-нибудь представится свободная минутка.

Но его мечтам не суждено было осуществиться. Вместо вдумчивого изучения послания московской резидентуры, Белугину пришлось выдержать еще один довольно непростой разговор с Ольгой. Хотя начиналось все вполне мирно: Евгений курил у приоткрытой форточки, а его подруга лениво листала какую-то газету, уютно устроившись на кровати.

— Нет, ты послушай! — Ольга вдруг раздраженно фыркнула и с выражением прочитала: «Сегодня в квартиру командира гренадерского корпуса генерал-лейтенанта Сандецкого явилась какая-то барышня и пожелала быть принятой генералом. Генерал распорядился ввести ее в кабинет и сел на стул рядом с пришедшей на довольно близком от нее расстоянии. Барышня держала в руках муфту и все как-то мялась, не решаясь начать разговор. Видя, что барышня смущается и никак не может распорядиться со своей муфтой, генерал взял у нее муфту и отложил в сторону. Барышня еще больше смутилась и, наконец, расплакалась. Затем она рассказала генералу, что явилась к нему с тем, чтобы убить его по постановлению революционного комитета, но у нее не хватило духа исполнить свою задачу. При этом она спросила генерала, получал ли он угрожающие письма, которые ему разновременно посылались. Ответив утвердительно, генерал долго разговаривал с барышней и наконец разрешил отпустить ее, видя полную ее беспомощность. Последнее время генерал Сандецкий получал много угрожающих писем»[8]. Каково?! И это вот таких дур мы подбираем для работы в терроре и посылаем исполнять свои решения. Голову бы оторвать тому идиоту, что доверил этой истеричке такое важное задание!

— Ты, разумеется, просто шлепнула бы генерала и ушла тихохонько, не размениваясь на душеспасительные беседы, правда? — осведомился Белугин, слегка посмеиваясь. Заметка развеселила его своей абсурдностью: потенциальная жертва успокаивает своего палача. Интересно, слезы несостоявшейся террористки генерал промокал своим платком?

— Вот именно! А ты, похоже, сомневаешься?

— Что ты, что ты! — Евгений шутливо поднял руки, изображая полную и безоговорочную капитуляцию. — Я верю тебе.

— Ну тогда стой смирно и не дергайся! — Газета полетела на пол, а в руке девушки появился уже знакомый по ночному разговору в купе пистолет.

Белугин поморщился.

— Ты повторяешься. Мне казалось, что мы все уже выяснили. Или начнем новый круг?

— Начнем! — Ольга зло оскалилась. — Только на этот раз ты расскажешь мне о своей встрече с Джеймсом.

— Оля, это уже не смешно, — протянул Белугин с укоризной. — Попахивает дешевой опереткой от провинциальной труппы.

— Да ладно тебе, — фыркнула боевая подруга и отбросила пистолет в сторону. — Скучно просто. А ты молодец, здорово сумел подставиться подручным Джеймса, те и взаправду решили, что ты в тот сарайчик случайно забежал. Как дети малые, чему их только учили?

— Ерунда, — отозвался Белугин. — Зато теперь этот донельзя мутный субъект вместе с пристяжью будет ждать нас у черта на куличках и не сможет помешать акции.

Ольга негромко засмеялась, а потом негромко позвала, лукаво поблескивая глазами:

— Иди ко мне.

Глава 13

Алексей. 1942

— Как ты думаешь, почему тебя не положили вместе с дружком? — Залогин вольготно расположился на диване напротив, прихлебывал крепкий ароматный чай и с видимым интересом разглядывал Белугина.

Интересный, к слову, вопрос. С одной стороны, достаточно простой — информация какая-то требуется, чего тут думать, а получить ее у трупа довольно затруднительно. С другой же, ну а что, собственно, он может такого экстраординарного поведать? Нет, если они, конечно, в курсе, откуда он на самом деле, тогда, безусловно, Алексей сразу же переходит в разряд ВИП-персон, коих надо холить и лелеять. Ну а если нет… Черт, голова раскалывается, будто после трехдневного загула!

Белугин осторожно потер виски. Сейчас бы универсальную аптечку, да десяток часиков на мягкой перинке. И чтобы не беспокоили со всякими-разными государственными интригами, секретами и войнушкми локального масштаба в богом забытых временах. Эх, мечты, мечты.

— Понятия не имею. — Алексей вяло пожал плечами и постарался изобразить как можно более искреннее выражение на своем изрядно помятом за последнее время лице.

— Ну да, естественно, — понятливо закивал Кирилл Андреевич. — Что ж, у нас в стране принято помогать молодежи, поэтому не буду тебя томить. Взгляни-ка. — Он аккуратно поставил стакан с чаем на столик у окна, достал из внутреннего кармана пиджака небольшую картонную карточку и протянул ее собеседнику.

Белугин с некоторым недоумением взял ее и пару секунд честно пялился, пытаясь сообразить, в чем же здесь подвох, но потом догадался перевернуть. И… твою ж дивизию!!! Сердчишко вдруг скакнуло в груди, словно испуганный зайчишка, а руки отчетливо дрогнули.

— Ага, именно в таком вот разрезе, дружок, — голос Залогина донесся будто из-под воды.

На слегка пожелтевшей и изрядно пообтрепавшейся фотокарточке с давленной, рельефной надписью «Cabinet portrait» в обрамлении каких-то завитушек в самом низу, были изображены трое мужчин. Один сидел на стуле в центре, двое других стояли по бокам и чуть позади него.

Справа был Седов. Естественно, он выглядел на снимке значительно моложе, чем теперь, со смешным чубчиком, худощавый и в простецкой косоворотке а-ля народоволец, выглядывающей из-под расстегнутого пиджака.

Слева несколько напряженно улыбался в объектив Залогин. Тоже юный и стройный, в похожей рубахе и пиджаке.

А вот на стуле расположился не кто иной, как Евгений! Брат сидел, небрежно закинув ногу на ногу и сцепив пальцы в замок на колене до боли знакомым жестом. Именно так он часто делал, когда они собирались по вечерам всей семьей в гостиной. Разговаривали о чем-нибудь, шутили, спорили.

— Я же говорю, лицо твое мне знакомо, — спокойно проговорил Кирилл Андреевич, беря стакан с чаем. — Не сразу сообразил, правда, откуда, но потом вспомнил. — И после небольшой паузы добавил. — Кто он тебе?

— Брат! — вырвалось у Алексея.

— Кто?! — Залогин, похоже, искренне удивился.

— Брат отца. Дядька, — мгновенно поправился Белугин, мысленно кляня себя за тупость. В самом деле, несложно ведь посчитать, что Женька вряд ли потянет на его брата — фотка-то, судя по надписям, сделана в 1907 году. А сейчас здесь 1942-й — слишком большая разница. Но вот на дядьку вполне тянет. И быстро выстрелил вопросом, стараясь перехватить инициативу и перевести беседу в безопасное русло: — А вы с ним вместе в терроре были, да?

Залогин неопределенно хмыкнул.

— Нет, в терроре я с ним не работал. Так уж получилось, что мы с твоим дядькой совсем по другому делу пересеклись. Хотя начиналось тогда все действительно с подготовки одной акции. Но это в самом начале. А уж потом завертелось все, что твоя карусель, только успевай голову придерживать, чтобы не отлетела. Кстати, ты в курсе, какая у него тогда была партийная кличка? — Кирилл Андреевич кольнул Алексея острым взглядом исподлобья.

Проверяет, сообразил Белугин. Снова проверяет. Ему недостаточно внешнего сходства и портсигара. Что ж, вполне разумно, мало ли кто на кого может быть похож и на какую безделушку как посмотрит.

— Насколько я помню, — Алексей нахмурился и опустил глаза в пол, изображая напряженную работу памяти, — отец как-то обмолвился, что дядю звали просто Евгением или Эженом. Впрочем, я могу ошибаться, столько лет прошло. — Белугин постарался улыбнуться как можно простодушней.

— А ты что же, с тех пор его самого не видел, что ли? — Залогин вроде бы удивился, но Алексей каким-то верхним чутьем вдруг уловил, что мужчина, сидящий напротив него, собран, точно кобра перед броском. Еще доля секунды, и последует молниеносный смертельный удар.

Вот, поди, знай, какой ответ в этой ситуации будет правильным. Нравы у боевиков, судя по курсу лекций истории того периода, были те еще «дружеские», вдруг Женька этому волчаре когда-то дорогу перешел, и теперь он рассчитывает поквитаться. Есть, знаете ли, дела такого рода, что не имеют срока давности. Чего далеко ходить за примером, давешний собеседник Алексея из КПК, товарищ Седов, тоже на предъявленной карточке присутствует в обществе Залогина, однако ему ничего не помешало отдать недвусмысленный приказ убрать старого знакомого. Эх, была не была!

— Нет. Я его вообще никогда не видел, только по рассказам отца да по семейным фотографиям знаю.

— Неужели? — Залогин нехорошо прищурился, а затем открыл дверь купе и коротко скомандовал дежурившему в коридоре телохранителю: — Зайди.

Евгений. 1907

Убивать людей на заказ совсем несложно. Нужна правильным образом налаженная организация. А еще очень важно, чтобы мотив убийства либо совсем не просматривался, либо был настолько очевидным и элементарным, что исполнителя просто невозможно было бы вычислить в огромной людской массе.

А еще очень важно понимать, кому выгодно то или иное убийство. О чем речь? Зная направление интересов жертвы, почти всегда можно проследить ниточку, ведущую к людям, которым позарез требуется отправить кого-то к праотцам.

Белугин уже почти нащупал тропинку, что причудливо кружилась в адской круговерти радикальных обществ, и вела в укромную гавань, где засел опытный кукловод, дергающий за ниточки своих простодушных кукол. Евгений не раз предвкушал сладостный миг, когда сможет встретиться с ним лично и, гм, побеседовать о неких отвлеченных материях, на первый взгляд не имевших ничего общего со здешней реальностью, но, по факту, весьма плотно в нее вросших. Да так, что, похоже, выдирать придется с кровью. Очень большой кровью. А потому нужно заранее подготовить исполнителей, могущих помочь в этом грязном и нелегком деле.

Конечно, по уму стоило бы идти классическим путем: «агитировать за советскую власть» совсем не обязательно и даже где-то нелепо — у подавляющего большинства населения мозги давно промыты и без него. Значит, остаются голод и страх. Первый, чтобы лишить человека уверенности, второй — чтобы он боялся своего руководителя больше, чем государственную систему.

Вот только времени на такую тщательную проработку деталей совсем не было. Но шанс поправить кое-что все равно оставался.

— Когда принимаешь решение убрать клиента, то перво-наперво «сотри» его лицо, — втолковывал Белугин жадно слушающему «студенту».

— Это как?

— Очень просто. Берешь и в уме аккуратненько, словно тряпкой, протираешь его физиономию на манер служанки, моющей окна. Хочешь, сверху вниз, хочешь — справа налево.

— Или слева направо, — засмеялся Павел. Он тоже топтался рядом, покуривал в кулак и прислушивался к разговору. — А вообще толково, от ненужных рефлексий убережет. Мотай на ус, бестолочь! — Он отвесил вспыхнувшему «студенту» шутливый подзатыльник.

Ольга и Мотя сидели в санях неподалеку и беседовали вполголоса о чем-то своем. Евгений отслеживал их краем глаза, стараясь не зацикливаться. Пусть себе выговорятся. В конце концов, в свете полученного от местной резидентуры сообщения, совсем скоро все это станет для него лишь очередной страничкой из личного дела, закрытого на миллион замков в бронированных сейфах Службы.

Был десятый час вечера. Ночь уже набросила на город свой полог. На улицах было пустынно и лишь иногда торопливо проносились редкие извозчики, соблазнившиеся щедрым гонораром подгулявших клиентов. Нормальные же люди предпочитали находиться дома, в тепле и уюте.

Боевики к этим самым нормальным не относились. И поэтому расположились неподалеку от небольшого деревянного домика, покрашенного вишневой краской. Где именно, Евгений не знал — к месту операции ехали каким-то мудреным маршрутом. Правда, судя по всему, райончик был явно не из благополучных — к ним уже пытались привязаться какие-то оборванцы разбойничьего вида, но Павел что-то им сказал, и они мгновенно исчезли.

— Пора! — Еще один боевик, присоединившийся к группе только сегодня, худенький востроглазый паренек в справном полушубке-бекеше и башлыке, неслышно появился из хлопьев падающего снега. — Дома голубчик.

— Ну, двинулись что ли? — Павел бросил папиросу, тщательно растер ее подошвой и сунул руку в карман за револьвером. «Студент» и Евгений последовали его примеру. Мотя грузно завозился в санях, поднимаясь, а Ольга выпрыгнула легко, словно чертик из табакерки, и быстро подошла поближе, спрятавшись от метели за спиной Белугина.

Небольшой колонной прошли по узкой тропинке к дому. Поднялись на крыльцо. Павел несколько секунд шарил по стене, ища звонок, но вскоре чертыхнулся и по-простому забарабанил кулаком по облупившейся двери. Жалобно дзынькнуло стекло.

Минут пять ничего не происходило.

— Вымерли, что ли? — хрипло кашлянул «студент». — Куда швейцар запропастился?

Но вот в сенях вспыхнул огонь и через стекло показался тучный старик в длинной старой шинели, наброшенной на плечи поверх ночной рубашки, с лампой в руках.

— Кого принесла нелегкая? — недовольно крикнул он, близоруко щурясь. — Хозяин уже спать лег, завтра приходите.

— Открывай давай, курьер из министерства по срочному делу, — веско произнес Павел и внушительно помахал пакетом насквозь казенного вида, с большой сургучной печатью и какими-то гербами, припасенным заранее.

Старик помялся в нерешительности, но все-таки полез в карман за ключами и стал ворча открывать замок. Едва дверь приоткрылась, парень в бекеше рванулся вперед, оттирая плечом Евгения, вихрем ворвался внутрь и яростно набросился на швейцара, прижимая того к стене. Старик жалобно заскулил, глядя округлившимися глазами на то, как боевики один за другим проникают в дом и торопливо поднимаются по лестнице, стараясь не стучать сапогами.

— Свяжи его, запри дверь и охраняй вход, — властно бросила на ходу Ольга, шедшая последней. — Никого не впускай!

На втором этаже возле двери, оббитой зеленой материей с начищенной медной табличкой «Алексей Михайлович Махров, инженер» остановились.

— За коридором следи, — шепотом приказал Белугин «студенту». — Если кто из жильцов высунется, не церемонься. Но только аккуратно все делай, понял? Накосячишь, убью!

На миг у Евгения мелькнула шальная мысль, что он в который уже раз впутывается во что-то грязное, темное, но он тут же прогнал ее прочь. Снявши голову, как говорится…

Звонок под его пальцем протяжно тренькнул. Боевики замерли, чутко вслушиваясь в доносящиеся из-за двери звуки. Вот что-то негромко бухнуло, покатилось по полу, а затем зашаркали по доскам тапочки.

— Кто?

— От министра, — приглушенно отозвался сбоку Павел. — Пакет срочный, барин.

Скрежетнул ключ, и дверь со скрипом отворилась. Высокий длинноволосый мужчина в исподнем появился на пороге.

— Давайте скорее.

— Лови! — выдохнул Белугин и коротко ударил кулаком, целясь в солнечное сплетение.

Глава 14

Алексей. 1942

Телохранитель остановился в дверях и вопросительно смотрел на Залогина. Алексей напрягся. В сложившейся ситуации можно было ожидать чего угодно. Вот возьмет Кирилл Андреевич, да скомандует своим нукерам: «Выведите эту сволочь и шлепните». И ведь выведут, и шлепнут.

— Почему стоим, Костя? — вполне миролюбиво осведомился Залогин. Белугин аж поперхнулся нервным смешком, настолько эти слова не соответствовали его мыслям. Он тоже обратил внимание, что поезд уже минут тридцать не двигается ни вперед, ни назад, но спрашивать об этом ему как-то не пришло в голову.

— Говорят, впереди какая-то неисправность на дороге, — бесстрастно доложил охранник. — Чекисты вместе с саперами пошли осматривать полотно, а мы ждем ремонтную летучку с ближайшего разъезда — за ней уже отправлены люди.

— А докладывать необязательно? — громыхнул металлом голос Залогина. Он торопливо отогнул край плотной шторы, закрывавшей окно, и выглянул наружу. — Твою ж мать, светает уже. Где это мы?

— Не могу знать, Ряжск еще ночью проехали, а сейчас… — Константин запнулся и в смущении развел руками, повернувшись к Белугину боком.

«Ногой по почке, на подъеме локтем в голову. Затем толкнуть на Залогина и… стоп, а еще двое волкодавов в коридоре? На шум обязательно среагируют, спеленают в два счета. Нет, овчинка выделки не стоит», — молниеносно просчитал варианты Алексей и остался сидеть.

— Под трибунал пойдешь, — с обманчивой ласковостью в голосе пообещал Кирилл Андреевич. — Немедленно все выяснить и доложить. Реброва к начальнику поезда, сам сгоняй к соседям, может, они что путного расскажут.

— А? — Охранник выразительно покосился на Алексея.

— Бегом!

Телохранителя как ветром сдуло, только дверь лязгнула.

— Круто вы с ним, — осторожно сказал Белугин.

Залогин досадливо отмахнулся, словно от надоедливой мошки.

— Не о том думаешь. Держи-ка. — Он небрежно бросил Алексею отобранный ранее «вальтер» и удостоверение. — Нож твой у охранника, потом сам заберешь.

— В смысле? — ошарашенно спросил Белугин, недоверчиво разглядывая оружие. Он никак не мог сообразить, в чем подвох. Но вот в том, что дело нечисто, был уверен твердо.

— Времени у нас с тобой немного, — сказал проникновенно Залогин, быстро поднимаясь и убирая свои нехитрые пожитки со стола в портфель. — А отмахать придется километра три, не меньше. И это, заметь, в условиях, когда гнаться за нами будут очень и очень недружелюбные ребятки. Ну, их-то понять можно, если упустят они нас, то мигом в штаб Духонина отправятся. Правда, не жалко мне их, черствый я, наверное. Ты как думаешь? — Кирилл Андреевич шустро надел серый плащ, шляпу и повернулся к Алексею. — Батюшки святы, — ахнул он и всплеснул руками, — а он все сидит, глазами лупает! Подъем, золотая рота!

— Я никуда не пойду! — твердо сказал Белугин и положил пистолет на диван. — Осточертели эти авантюры, в которых мне отводится роль китайского болванчика. Хватит! Можете сами шлепнуть, можете охрану позвать. — Парень с вызовом посмотрел на замершего в дверях Залогина.

— Что ты знаешь про авантюры, — криво улыбнулся Кирилл Андреевич. — Бегать по городу с примитивной бомбой, готовой рвануть в любую секунду, или идти на прием к губернатору с револьвером в кармане — это авантюра. Плохо организованная и слабо обеспеченная. А у нас с тобой нынче борьба власть предержащих. И это, дружок, совсем другое! Неужто до сих пор не понял, во что вляпался? Дядька твой получше соображал. Ладно, придется тебе все быстренько разжевать… — Залогин не успел закончить свою мысль, потому что дверь за его спиной мягко ушла в сторону, и на пороге возник довольно странный персонаж: невысокий полный блондин лет пятидесяти, в мешковатом светлом полотняном костюме, забавной соломенной шляпе и больших круглых очках, делавших его похожим на старую сову.

— Простите, товарищи, это четвертый вагон? — звучным баритоном, совершенно не вяжущимся с его нескладной внешностью, осведомился он, подслеповато щурясь.

…Надо отдать должное, Кирилл Андреевич почти успел. Незнакомец еще говорил, а Залогин уже повернулся к нему, швырнул в лицо портфель и нанес два быстрых удара в корпус. Но блондин очень ловко увернулся, заблокировал его руки и в свою очередь пнул коленом противника в пах. А затем еще и добавил сцепленными в замок руками по затылку, когда Залогин согнулся от пронзительной боли и… Алексей с трудом отогнал сладкую картинку, промелькнувшую в голове, потому что Кирилл Андреевич миролюбиво сказал: — Нет, товарищ, вы ошиблись, седьмой.

— Итого одиннадцать, — толстяк удовлетворенно хмыкнул. — Все в порядке. Но позвольте, меня уведомили, что вы будете один? — Он картинно всплеснул руками и посмотрел на замершего Белугина с таким искренним удивлением, будто только что увидел его. — Господин Юхансон, нам необходимо срочно решить это маленькое недоразумение, время не ждет.

«Юхансон? А, ну да, Седов говорил на инструктаже, что у объекта шведский паспорт. То-то я смотрю, этот блондинчик с каким-то странным акцентом говорит. Неужто из посольских? Однако наглеют ребятки, это ведь все-таки СССР, а не какая-нибудь богом забытая африканская колония. Черт, ну почему все так сложно? Шлепнули бы с «инструктором» этого старого волка, забрали документы, и на базу. А теперь…»

— Алексей, нам в самом деле лучше все решить сию минуту, — заметил Кирилл Андреевич, пристально глядя в глаза Белугину. И плавным движением достал из кармана плаща пистолет.

«А вот это уже хренушки! — озлобился Алексей. — Достали уже пугать своими железяками, мы тоже не пальцем деланные».

— Ну надо так надо, — мирно произнес он и рванулся с дивана. Несколькими секундами ранее поезд вздрогнул, громыхнул металлом и потихоньку тронулся под паровозный гудок. Поэтому момент для атаки был самый благоприятный — оба старичка едва не упали и судорожно пытались ухватиться за что-нибудь. Блондин с ходу получил двоечку «печень-подбородок» и рухнул на диван. А Залогин, неловко опершийся на столик, йоко-гири в голову. Что мы имеем? Две бесчувственные тушки. Одна на диване, другая отдыхает на полу. Что и требовалось доказать!

Белугин напряженно вслушался. За дверью вроде бы никто не пытался ворваться на помощь начальникам, но, можно было не сомневаться, счет шел на секунды. Алексей торопливо обыскал поверженных противников. Немного денег, часы, оружие, давешняя фотография с Женькой. Ах да, еще портфель! Пожалуй, все. Теперь нужно уходить.

Парень аккуратно приоткрыл дверь. Телохранитель Залогина стоял у окна, вполоборота и внимательно наблюдал за носатым, похожим на грача брюнетом в синем костюме и фетровой шляпе. Тот, в свою очередь, не спускал глаз с чекиста. Не доверяют друг другу, с удовлетворением отметил Белугин. Что ж, это мне на руку.

Алексей рывком открыл дверь и, сделав испуганное лицо, громко сказал:

— Товарищи, помогите, тут старику плохо!

Охранники с похвальной быстротой рванули в купе. Белугин отодвинулся немного в сторону, и едва первый из них показался в дверях, аккуратно выстрелил ему в грудь.

Евгений. 1907

В комнате было душно. Вошедшие боевики принесли с собой морозную свежесть улицы, но она потихоньку уступала застоявшейся, спертой атмосфере. Белугин остро пожалел, что нельзя отворить окно — в груди почему-то резко не хватало воздуха. В какой-то момент он поймал себя на мысли, что это, скорее, предчувствие пока еще неясной, но надвигающейся опасности.

Проведя пальцами по стене, он нащупал выключатель и зажег электричество. Посреди комнаты стоял большой круглый стол и несколько придвинутых стульев. На полу скрючился и тихо постанывал Махров. Справа, у стены, виднелся открытый секретер. В углу за ним висела потемневшая от времени икона. Слева была широкая низкая кровать с отброшенным одеялом и смятой подушкой.

Павел, бесцеремонно грохоча сапогами, прошел вперед, наклонился над инженером и потянул того за плечо:

— Вставай, чего разлегся. Простудишься еще, возись после с тобой. А доктора у нас нет.

Ольга засмеялась. Мотя брюзгливо усмехнулся и двинулся в обход комнаты, ощупывая цепким взглядом каждый ее уголок. Небольшой саквояж, принесенный с собой, он по ходу движения поставил на стол.

Белугин подошел к Павлу. Вдвоем они резко ухватили Махрова и подняли его. Но инженер норовил упасть, ноги его то и дело подкашивались.

— Ты не переборщил с ударом? — озабоченно спросила Ольга.

— Ерунда, — уверенно определил Евгений, вглядываясь в лицо инженера. — Сейчас очухается.

С некоторым усилием они подтащили Махрова к кровати и бесцеремонно швырнули на нее, словно куклу. Затем Белугин решительно выдвинул один стул и жестом предложил Ольге устраиваться поудобнее. Павел остался стоять в изголовье кровати, присматривая за пленником. В руке его хищно блестел вынутый из кармана нож.

— Что вам надо, — простонал Махров. — Денег у меня при себе немного, они там, в бюро, забирайте и уходите.

— Не гоношись, дядя, — засмеялся Павел. — Когда надо будет, все узнаешь. И еще, мы не грабители, понял?

Мотя, деловито обстукивающий простенок возле окна, обернулся, бросил на него косой взгляд и коротко усмехнулся.

Белугин отошел к двери, выглянул в коридор — «студент» условленным знаком дал понять, что все тихо — и закрыл ее поплотнее.

— Вот что, Алексей Михайлович. — Ольга достала из кармана портсигар, открыла и потянула тонкую длинную папиросу. — Не будем ходить вокруг да около. Нас интересуют бумаги специального комитета вашего Союза инженеров. Нам доподлинно известно, что они хранятся у вас. И мы намерены получить их. Причем любыми способами.

— Бог мой, но зачем они понадобились вам? Там нет ничего интересного для вашей, кхм, боевой организации. — Последние слова Махров произнес после некоторой заминки. Вообще, надо отдать должное, инженер довольно быстро приходил в себя. Он уже разогнулся, сел на кровати, опершись спиной о стену, и внимательно следил за происходящим цепким взором. Разве что правая рука его массировала живот в том месте, куда пришелся удар.

— Позвольте это решать нам, — мягко попросила Ольга.

— Кажется, здесь, — хрипло произнес в это время Мотя, нащупав что-то на стене под иконой. Он мягко пробежался пальцами по завитушкам пестрых цветастых обоев, а потом уверенно нажал на один из лепестков.

Внутри стены что-то негромко хрустнуло, и прямоугольный кусок обшивки выпал наружу, обнажая блестящую дверь сейфа.

— Ключ попрошу, — требовательно сказала Ольга, нервно затянувшись.

А ведь она чего-то боится, вдруг понял Евгений. Не волнуется, что было бы вполне естественно, учитывая момент, а именно боится. Чего, интересно? Вроде бы обставили все грамотно, Джеймса с его кодлой направили по ложному следу следить за тем, как пугают фабриканта, задачу свою вот-вот выполним, впереди заслуженная похвала комитета, в чем же дело, что не так?!

— Нет у меня ключа, — угрюмо буркнул Махров, глядя на девушку исподлобья. — А вообще, господа-товарищи, я бы настоятельно рекомендовал бы вам убраться подобру-поздорову, пока еще не поздно. Заигрались вы в казаков-разбойников, но, вот беда, пришли в этот раз не по тому адресу.

Странно, отрешенно подумал Белугин, такое ощущение, что это мы сейчас у него на мушке, а не наоборот. И, голову даю на отсечение, у меня в самом деле с тех пор, как мы зашли в комнату, такое чувство, будто за нами наблюдают. Ага, прицел тоже является чьей-то точкой зрения. Что ж он так в себе уверен-то?

— В принципе ключ — это не проблема, — сообщил Мотя, разминая пальцы. — Повозиться, конечно, придется, но я уверен в том, что смогу открыть замок. Ящичек немецкий, но не из самых заковыристых.

Показалось, что при этих словах на лице Махрова на долю секунды появилась и тут же исчезла презрительная гримаса. Белугин напрягся. Обстановка все больше и больше начинала накаляться, напряжение повисло в комнате, подобно грозовой туче. Но, судя по всему, кроме него на это обратила внимание только Ольга. Да и ту, похоже, зацепило лишь самым краешком.

— Ну так начинайте, — бросила раздраженно Ольга. — Чего ждать.

Шнифер ухмыльнулся и полез в свой саквояж. На какое-то время в комнате воцарилась тишина, прерываемая только позвякиванием Мотиных инструментов.

Белугин переместился в угол и прислонился к стене. С этой позиции ему хорошо были видны все присутствующие, а сам он оказался в тени. Повинуясь проснувшемуся чувству опасности, Евгений давно уже достал из кармана свой «браунинг» и снял его с предохранителя.

— Принимайте работу. — Мотя открыл мелодично звякнувшую дверь сейфа и отошел к окну. — Прошу помнить о нашем договоре, господа.

— Да-да, конечно. — Ольга порывисто поднялась, со скрежетом отодвинув стул. Павел вытянул шею, стараясь заглянуть внутрь сейфа через ее плечо.

И в этот момент Махров немыслимым движением взметнулся из положения сидя, перемахнул через спинку кровати и рубящим движением ударил боевика ребром ладони по шее. Ольга вскрикнула и потянулась к карману пальто. У Моти отвалилась в изумлении челюсть.

Павел еще падал, словно подрубленное дерево, а Махров уже летел рыбкой через стол. Белугин вскинул «браунинг», ловя в прицел ставшего вдруг очень быстрым инженера, но тот уже сбил с ног девушку, упав на нее, и пропал из виду за столом.

Мотя шагнул было вперед, но, видимо, получил удар по голени и болезненно вскрикнул. Евгений рывком переместился вбок, поймал взглядом смазанное белое пятно нижней рубахи инженера и тут же выстрелил в него, стараясь не зацепить лежавшую на спине Ольгу.

Промах! Гулко бухнула входная дверь, и в комнату, размахивая револьвером, влетел «студент».

«Тебя здесь только не хватало!» — успел подумать Евгений, когда какой-то черный предмет вылетел из-под стола и ударил в лампу, погружая комнату во тьму.

Глава 15

Алексей. 1942

По коридору Белугин несся со всех ног. Он хорошо помнил, что отправленные Залогиным на разведку телохранители могут появиться в вагоне в любую секунду. Состав уже тронулся, и прохлаждаться в отдалении от охраняемого лица им было попросту незачем. А значит, форы во времени не оставалось. Хорошо еще, что никто из находившихся в соседних купе пассажиров не вышел посмотреть, что за шум, и не попытался задержать беглеца. То ли не хотели вмешиваться в дела спецслужб, то ли попросту перетрусили соваться под выстрелы, рискуя схлопотать шальную пулю.

В принципе это было несколько странно, учитывая, что время вокруг было насквозь военным, оружие могло оказаться в кармане у многих. Хотя, мимоходом подумалось Алексею, вряд ли в этом поезде так уж много резких ребят, способных принять участие в скоротечной перестрелке. Насколько он помнил по своему посещению вагона-ресторана, большинство пассажиров составляли представители посольств: дипломаты, технические работники, члены семей и прочая насквозь штатская публика.

Нет, охранники, разумеется, тоже присутствовали, но в очень незначительном количестве. Да только какая же штафирка отпустит их от себя? Гипотетическую опасность представляли разве что несколько военных, следовавших скорее всего на оборонные заводы, но по их внешнему облику Белугин наметанным глазом сразу же определил, что перед ним далеко не фронтовики.

Таким образом, получалось, что шансы беспрепятственно покинуть оказавшийся столь недружелюбным, но безумно интересным поезд существенно возрастали. Ну вот, накаркал! Дверь последнего перед тамбуром купе распахнулась, и на пороге возник толстый усатый майор в коверкотовой гимнастерке и с багровым потным лицом.

— А ну, стоять! — заорал он, потрясая «тэтэшником». — Стой, стрелять буду!

Зря это он, отстраненно подумал Алексей, лучше бы сидел себе тихонько, как мышка, глядишь, цел бы остался. Белугин отработанным движением выбил из руки противника пистолет и резко пробил ему локтем прямо в переносицу. Не снижая скорости, перепрыгнул через упавшее тело, выскочил в тамбур, попробовал выйти — заперто! — рванул на себя дверь переходной площадки, ведущей в соседний вагон и… нос к носу столкнулся с запыхавшимся от быстрого бега вторым телохранителем Залогина. «Константин вроде бы», — припомнил Алексей.

Этот противник оказался куда опаснее давешнего майора. Не тратя время на лишнее сотрясание воздуха, он сразу же попытался вырубить Белугина классическим хуком в голову. Но Алексей рывком захлопнул перед ним дверь, с удовлетворением отметив тупой удар по дереву и последовавший за ним приглушенный вскрик, а затем вновь открыл ее. Константин держался за поврежденную кисть, шипя от боли. В полумраке трудно было разглядеть все полностью, но Белугину этого и не требовалось. Силуэта противника было вполне достаточно.

Телохранитель попытался поставить блок, но куда там, и уже через несколько мгновений Алексей разжился еще одним пистолетом и, самое главное, вагонным ключом. Ну а остывающий в тамбуре парень… как там говорил местный вождь? Лес рубят — щепки летят. Не повезло бедолаге. Бывает.

Помянув добрым словом инструктора по прыжковой технике, Белугин спустился на последнюю ступеньку подножки, с силой оттолкнулся от нее и спрыгнул на насыпь. Размахивая руками для устойчивости, он бежал еще некоторое время, затем постепенно замедлился и перешел на шаг. Плевое дело, если умеючи. Тем более со здешним уровнем техники. То ли дело десантироваться на бетонку взлетно-посадочной полосы из кузова грузовика, да еще одновременно стрелять из автомата! А рядом стоит матерый сержант с секундомером и фиксирует малейший промах.

Алексей на ходу обернулся, провожая взглядом хвостовой вагон, и в эту секунду нога зацепилась о некстати подвернувшийся булыжник. Парень попытался удержаться на ногах, но не смог и кубарем покатился в кювет. Довыпендривался!

Удар о землю оказался чересчур сильным, на несколько секунд Алексей даже потерял сознание. Но вскоре очухался, хотя радужные пятна перед глазами и плавали еще какое-то время. К тому же по носу чувствительно шибанул неприятный гнилостный запах. Белугин с трудом приподнялся и огляделся. Он лежал на берегу небольшого то ли озерка, то ли болота, обильно заросшего осокой и камышом. Рассмотреть все детали не удавалось из-за пелены белого тумана, низко стелившегося над водой. Где-то неподалеку басовито квакали лягушки. Противная мошкара нахально полезла в лицо, и Алексей, чертыхнувшись, принялся ожесточенно отбиваться от назойливых насекомых.

В конце концов, немного придя в себя, он поднялся и как мог привел в порядок свои вещи. Осторожно, боясь оступиться, подобрался к воде и сполоснул лицо. Только теперь Белугин обнаружил, что при падении поранил щеку. Не то чтобы совсем уж критично, но ныла ссадина противно.

Приложив к ране сорванный неподалеку лист подорожника, Алексей невесело усмехнулся, в этом времени травмы лица его просто преследовали. То «ребятишки» бывшего сотника Бучнева отделали на совесть, то чекисты от души приложили, а теперь вот и сам себя подразукрасил. Видела бы Лилька, какой он сейчас красавчик! Мысль об оставленной в другой эпохе подружке резанула внутри неожиданно острой болью. «Слаб ты, оказывается, недавний курсант Белугин! — с ехидцей констатировал внутренний голос. — Преподаватели с тобой бились, премудрость разную в твою буйную головушку закладывали, да, видать, не в коня корм. Жалко ему себя, горемычного, стало, о девчонке своей загрустил, того и гляди зарыдает. Распустил нюни, как баба!»

Как ни странно, но внушение подсознания неожиданно помогло. Алексей на мгновение представил себе, как здоровенный жлоб, прекрасно обученный головорез, сидит на берегу зачуханного болотца и роняет в воду слезки, точно сестрица Аленушка по братцу Иванушке, и расхохотался. Да уж, расскажи кому из знакомых, покрутят пальцем у виска и точно предложат посетить доброго ласкового дядечку в белом халате, у которого под рукой всегда имеется пара дюжих медбратьев.

А вот хрена вам, решил Белугин, повременим с исповедью. Сначала надо портфель Залогина отыскать — куда-то я его выронил, когда с насыпи кувыркался, — потом прикинуть, как обратно в Москву добраться. Самое простое, конечно, это выйти к какому-нибудь населенному пункту, найти там милиционера, предъявить свои корочки и попросить помочь. Да вот беда, пассажиры поезда тоже могут просчитать этот шаг. Вдруг опередят и дадут ориентировку на него, как на немецкого шпиона? А что, трупы в вагоне спецэшелона вполне сойдут за работу вражеского диверсанта. Ну а бумаги у его противников как бы не покруче выданных Седовым будут. Поэтому вполне вероятно, что вместо радушного приема Алексея просто шлепнут при задержании, а похищенное имущество вернут законному владельцу. Хотя… кто знает, нужна ли им широкая огласка происходящего? Вполне вероятно, что они постараются решить его вопрос по-тихому как-нибудь иначе. Правда, силы у них ограничены. Черт, любопытно было бы взглянуть на содержимое портфеля, тогда многое встало бы на свои места.

Но пока что не стоило делать резких телодвижений, кто его знает, какие там секреты притаились. После знакомства с некоторыми вполне можно оказаться на мушке и у Владимира Афанасьевича со товарищи. Пожалуй, стоит повременить.

Придя к этому выводу, Белугин отправился искать потерянный портфель, искренне надеясь, что тот не улетел в болото и что не придется лезть в пахнущую тиной воду, радуя наглых кровососущих агрессоров, и без того практически непрерывно пикирующих на него словно фашистские «лаптежники»[9].

Евгений. 1907

Существует несколько приемов для того, чтобы улучшить так называемое «ночное зрение»: можно пожевать что-нибудь кислое, перейти на углубленное, резкое дыхание, начинающееся с полного выдоха, сделать холодный компресс на затылок, обтереть лицо, виски, шею ледяной водой, нагрузить организм простейшими гимнастическими упражнениями. А еще помогает жесткий массаж подушечек пальцев, ведь они рефлекторно связаны со зрительным аппаратом. Забавно, но ночное зрение увеличивается чуть ли не в два раза в положении сидя.

Все это, конечно, замечательно, но есть одна закавыка: эти способы требуют некоторого времени на подготовку. А вот его как раз у Евгения и не было.

Когда «студент» залетел в комнату, едва не сбив с ног Белугина, то умудрился так садануть по двери, что она ударилась о стену, резко пошла назад и захлопнулась. И надежда, что свет из прихожей поможет определить местонахождение Махрова, испарилась, словно капелька росы под жарким солнцем. Единственное, что успел рассмотреть Белугин, так это неподвижную Ольгу, лежащую в неестественной позе сломанной куклы. Павла и Моти видно не было. Да и не слышно тоже.

Евгений замер с пистолетом на изготовку, стараясь не выдать себя каким-нибудь неосторожным движением. В голове мелькнула мысль использовать мечущегося по комнате «студента» в качестве живца, но буквально в эту же секунду тот вдруг вскрикнул, послышался грохот падающего тела, и наступила тишина.

«Прям ниндзя какой-то, — подумал Белугин. — Я стою и жалею о том, что не могу подготовиться к действиям в темноте, а он вырубает всех подряд так, будто у него на глазах прибор ночного видения! Хотя он же у себя дома, вполне может ориентироваться и без света. Особенно если потренировался заранее. Правда, возникает резонный вопрос, что за инженер такой, кто его научил этим приемам? Местный резидент предупреждал, что я могу столкнуться с интересующим нас человеком. И что, выходит — это Махров? Да ну, ерунда! Он больше смахивает на сторожа у логова дракона, нежели на хозяина. Ладно, сейчас проверим».

Евгений аккуратно засунул «браунинг» в карман пальто, а затем сильно ударил ногой назад, по стене, и тут же упал вперед на руки. Замер, ловя каждый звук. Несколько томительных секунд ничего не происходило. Темнота медленно отступала, превращаясь в серый полумрак. Вот уже проступили неясные очертания предметов.

А потом от окна вдруг послышался неясный шорох, какая-то возня, шелест бумаги и… так-перетак!

Белугин вскочил с пола и рванулся вперед. Споткнулся о чье-то тело, яростно чертыхнулся, с трудом удержавшись на ногах, рванул из кармана «браунинг», вскинул его, ловя на мушку смазанный белеющий силуэт, и бессильно выматерился. Потому что Махров, ничуть не смущаясь практически полным отсутствием одежды и обуви, ловко выпрыгнул в окно. Только створка жалобно забренчала, да обрадованный ночной ветер щедро сыпанул в комнату изрядную порцию снега.

«Конечно, окно выходит на другую сторону дома, а значит, оставленный внизу боевик не у дел. Под окном наверняка здоровенный сугроб, а за ним имеется заветная тропинка, по которой легко убраться куда-нибудь подальше, — размышлял Евгений. — Судя по повадкам, голышом этот субъект будет недолго, сто против одного, что у него поблизости есть захоронка с одеждой и оружием и всю округу он знает как свои пять пальцев. Так что соваться следом не стоит, можно из охотника мигом заделаться дичью. Выходит, надо убираться отсюда. И чем быстрее, тем лучше. Разве что проверить горе-боевиков, живы они или нет, да пошарить в сейфе на предмет чего-нибудь интересного. Хотя после такого волчары… что он, просто так шебуршался?»

— Есть кто живой?! — прервал его размышления испуганный голос. Парень в бекеше стоял на пороге с зажженной керосиновой лампой в одной руке и «наганом» в другой. Дуло револьвера ходило ходуном, боевик явно нервничал. — Что тут у вас случилось?

— Задница у нас, — устало сказал Белугин. — Полная! Чего в дверях застыл, проходи, гостем будешь. Заодно посветишь мне. Да не дергайся ты так, сейчас не до сантиментов, надо поторапливаться, пока фараоны не нагрянули. И, бога ради, спрячь «наган», а то пристрелишь еще меня ненароком. Тебя, вообще, как звать-то?

— Киря, — парень хлюпнул носом, испуганно покосившись на тело Ольги. — Залогины мы. А кто это их?

— Кто-кто? — Евгений поморщился. — Известно кто, хозяин квартиры. Непрост инженер оказался, ох непрост. Чует мое сердце, придется еще с ним столкнуться на узенькой дорожке. Ладно, это все лирика! Вот что, Киря, проверь пока наших, может, живой кто остался, а я бумаги в сейфе посмотрю — задание комитета никто не отменял. Дай-ка сюда лампу. А лучше поставь ее на стол, так сподручнее будет. Швейцар где, не убежит?

— Я его связал и на первом этаже в кладовку затащил, а как выстрелы услышал, то сразу сюда. — Залогин убрал в карман револьвер и осторожно прошел в комнату, испуганно озираясь по сторонам. Поставил керосинку и нерешительно наклонился к Ольге.

Белугин, не теряя времени, устремился к сейфу, безучастно перешагнув по пути через скрючившегося Павла. Упокой, Господи, душу раба твоего. Выгреб в два захода охапку каких-то папок и отдельных листов и сложил свою добычу на стол. На Мотю, который лежал возле окна на спине и смотрел в потолок застывшим взглядом, он тоже решил не тратить времени, и так все было понятно. А вот «студент», это Евгений отметил мимоходом, вроде бы зашевелился. Ну да хрен с ним, пускай Киря ему первую помощь оказывает.

Евгений быстро просмотрел бумаги из сейфа. В основной своей массе они не представляли для него никакого интереса: так, рутинная деловая переписка и навевающие скуку своей примитивностью чертежи, так или иначе связанные с железной дорогой, да несколько личных писем и каких-то приглашений. Белугин даже не поленился вернуться к сейфу и проверить его на предмет тайного отделения, не замеченного ранее. Нет, больше ничего не было. Странно, неужели этот загадочный инженер умудрился забрать с собой все самое важное? В темноте, за несколько секунд, рискуя схлопотать пулю… Однако нездешняя у него тогда подготовка, совсем нездешняя! В пору задаться вопросом: кто вы, господин Махров?

Так, погодите-ка, а это что такое: в тоненькой неприметной папочке лежали всего несколько листов хорошей писчей бумаги, густо исписанных убористым почерком. Евгений скользнул взглядом по первым строчкам, и внутри у него вдруг разом что-то оборвалось. Словно перетянутая струна лопнула, резко и окончательно.

— Эй, как там тебя, Киря, что ли? — позвал он внезапно севшим, хриплым голосом боевика, который в это время как раз суетливо помогал сесть на кровать тихо постанывающему «студенту». — Я нашел то, что искал, и нам нужно уходить. Причем быстро. Пациент твой идти сможет? Если нет, то лучше добей его, времени на игру в больничку у нас нет.

— Как же это? — охнул Залогин, вскинувшись. — Товарища своего порешить?! Что вы такое говорите-то!

— Работа у нас такая, приятель, — невесело усмехнулся Белугин. — Так что решайте, братцы, кто со мной, а кто с ними, — он махнул «браунингом» в сторону тел Моти и Павла. — Но только не затягивайте, очень прошу!

Глава 16

Алексей. 1942

Портфель он нашел. Не сразу, пришлось полазать по кустам, но все-таки заметил в траве блеснувший на солнце металл замка. Здесь же, в теньке, присел передохнуть. Недавнее приземление под откосом не прошло бесследно — голова немного кружилась. Белугин прилег немного отдохнуть и сам не заметил, как задремал.

Проснулся он от звука чужих голосов. Кляня себя на чем свет стоит за беспечность, Алексей осторожно отогнул мешавшие обзору стебли травы. В голове мелькнула мысль, что совсем недавно он практически так же прятался, когда пробирался по немецким тылам к линии фронта. И вот, злая усмешка судьбы, теперь вынужден хорониться на советской территории.

Двое босоногих мальчишек в светлых рубашках подошли к озерцу с противоположной стороны по едва заметной тропинке. Хулиганским свистом выгнали из камышей упитанного селезня, который, возмущенно крякая, сначала взвился в воздух, а потом уселся на воду возле камышей неподалеку от убежища Белугина. Мальчишки тем временем достали откуда-то из-под кустов самодельные удочки.

Взошло солнце. Оно пробивалось сквозь разрывы облаков, заливая землю мягким теплом. Ночью в этих местах, видимо, шел дождь, поэтому сейчас, когда влага испарялась, воздух был слегка влажный, напоенный ароматом травы.

У мальчишек клевало не очень. Но все-таки они вытянули на двоих десятка полтора красноперок размером с ладонь. Алексей наблюдал за ними и вспоминал, как они с братом вот так же сидели однажды на речке неподалеку от дома, напряженно следили за поплавками, радовались удачной поклевке и искренне переживали промахи. А потом за ними пришел отец, и они все вместе шли домой. Бог мой, оказывается, какое тогда было счастливое время!

— Эй, хлопцы, — незнакомый голос, донесшийся с насыпи, заставил Белугина вздрогнуть. — Вы тут никого постороннего не видали? — Трое бойцов с винтовками стояли на рельсах и смотрели на рыбаков сверху вниз. — Сами-то откуда?

— Из Василевки, — бойко откликнулся вихрастый белобрысый пацан. — Я Мишка Храпов, а это мой брательник, Андрюшка. А дядечку незнакомого в лесу, на дороге, видели, когда сюда шли. Он у нас спросил, как в Еголдаево пройти.

— Вот как? — заинтересовался старший наряда. — А выглядел он как, не запомнили часом?

— Почему не запомнили, — обиделся Мишка. — Низенький такой, костлявый, лицо еще болезненное, желтое. Мешок солдатский за плечами. И в руках железка непонятная в чехле.

— А-аа, — разочарованно протянул боец. — Так это новый агроном. Как же, видел я его вчера на станции. Он к вам в район в командировку из Ряжска приехал. Ну ладно, все равно спасибо, ребята. Если вдруг заметите еще кого, дайте знать. Сами понимаете, время военное.

Белугин перевел дух. Патруль медленно удалялся. Алексей осторожно поставил пистолет на предохранитель и убрал его в карман. Он и сам не помнил, когда достал оружие, все произошло как-то само собой, на автомате. Интересно, они меня ищут или просто совершают обход? Насколько Алексей помнил из материалов, предоставленных помощниками Седова, немцы забрасывали парашютистов и в эти места. Совсем неподалеку располагалось несколько оборонных заводов. Так что охрана железной дороги держала ухо востро.

Мальчишки тем временем наловили рыбы, насадили плотву на прутья и ушли.

Белугин задумался. Извечный русский вопрос «что делать?» стоял перед ним во всей красе. Самым заманчивым и простым виделся вариант попробовать все-таки сесть на какой-нибудь проходящий поезд, следующий в Москву. Тем более что железная дорога совсем рядом делала поворот и шла в горку, а значит, машинист по идее должен был сбросить скорость. Идеальные условия для «зайца». Смущало, правда, что составы шли все больше военные, с охраной, и часовые запросто могли пальнуть по подозрительному типу — не будешь же бежать за эшелоном с раскрытым удостоверением НКВД в руках и криком: «Я свой, не стреляйте!»

Вот разве что дождаться вагона или платформы без охраны? Решено, надо переместиться поближе, выбрать удобное место и ждать.

Длинный состав медленно входил в поворот. Состоял он по большей части из открытых платформ с затянутыми брезентом и маскировочными сетями танками и бронемашинами, но было и несколько теплушек. Правда, вот беда, часовые бдили повсюду.

Алексей совсем пал духом — это был уже седьмой эшелон, а удобный случай, как назло, все не спешил представиться. Хоть ты тресни! Вдруг парень насторожился. Замыкал состав вагон с пустой площадкой. По крайней мере, с того места, где засел Белугин, с уверенностью процентов в восемьдесят, на ней никого не было. Рискнуть? А, была не была!

Как только паровоз, сбавив скорость, прошел поворот, Алексей выскочил из кустов и рванул к намеченной цели. Вихрем пролетел по насыпи, швырнул вперед опостылевший портфель и одним прыжком заскочил на площадку последнего вагона.

— Ты кто такой?! — Мирно куривший командир-танкист ошалелыми глазами уставился на возникшего, будто чертик из табакерки, Белугина. — А ну, слазь немедленно, это военный состав! — Папироса полетела в сторону, а пальцы потянулись к кобуре.

— Не шуми, старлей, — устало попросил Алексей, разглядев на петлицах танкиста три кубаря. — Госбезопасность. Вот, гляди. — Он достал из кармана пиджака удостоверение и продемонстрировал его содержимое. — А что до моего появления, так сам должен понимать, служба. Так-то, брат. Портфель лучше мой придержи, чтобы не улетел — болтанка тут у тебя похлеще, чем в небе.

Старшего лейтенанта звали Олегом. Командир роты Олег Таругин. После ранения и последующего излечения он следовал на фронт с эшелоном, в котором везли новую и отремонтированную технику для пополнения наших частей. На фронте он был с первых дней войны, дважды горел, еще два раза был ранен.

— По первости особенно страшно было, — рассказывал Таругин, отрешенно глядя на огонек папиросы. — Я ж на Т-26 начинал. Знаешь, что это за танк? Пятнадцать миллиметров брони и «сорокапятка». Сидишь внутри и все время ждешь: вот сейчас тебя подобьют! Потом ничего, пообвыкся маленько. Тем более что увидел, и на таких машинах немцам можно юшку пускать. Как мы их под Дубно давили!

— Так ты из пятнадцатого мехкорпуса?

— Из восьмого. А что, знакомый кто там воевал, так скажи, может, я его знаю?

— Нет, — смутился Алексей. — Вспомнил просто. О ваших подвигах тогда много в газетах писали.

— Серьезно? — Таругин с сомнением поскреб подбородок. — Не видел. Хотя меня тогда в первый раз зацепило, две недели без сознания провалялся. Спасибо ребятам из экипажа, не бросили, в госпиталь отвезли. Подлатали доктора, и снова на фронт. Получил тридцатьчетверку. Вот это, скажу тебе честно, красавица! Броня, пушка, скорость — все при ней. Жаль, что немного их у нас, но все равно, под Москвой мы фрицев приласкали от всей души, драпали так, что порой догнать не успевали. Меня ж, как нарочно, опять подбили. Не углядел пушку замаскированную в одной деревеньке, а она нам в борт гостинец прислала, когда мы разворачивались. Механика сразу убило, заряжающего контузило. Выбрался кое-как, ребят вытащил, смотрю — на мне комбез горит. Ну, давай в снегу кататься, пламя сбивать. И в этот момент меня осколком снаряда в грудь шандарахнуло. Очнулся уже в медсанбате. Пехота выручила. Они за нами шли, вытянули.

— Так это у тебя с того раза? — Белугин показал на свежий рубец от ожога, уходящий за ворот гимнастерки Таругина.

— Ну да. Глазастая у нас госбезопасность, — широко улыбнулся старший лейтенант.

— Работа такая, — вернул улыбку собеседнику Алексей.

— Сам-то на фронте бывал?

— Доводилось. — Белугин помрачнел. Вспомнилось, как хоронил ребят у сбитой «пешки», жег фашистские танки, дрался, не надеясь выжить. — Не такой, конечно, боевой стаж, как у тебя, но кое-что пришлось тоже повидать.

— Я и смотрю, глаза у тебя…

— Что, «глаза»?

Таругин неспешно выпустил голубую струю дыма и медленно сказал:

— Заметил я, что у всех, кто на самом деле лиха хлебнул, глаза точно пеплом малость припорошены. А тронешь чуть, угольки светятся.

— Да ты поэт, право слово, — засмеялся Алексей. — Стихи не пишешь?

Танкист заметно смутился и даже немного покраснел.

— Баловался немного.

— Серьезно?! Слушай, прочти что-нибудь, а?

— Да ну, нашел Маяковского, — сконфуженно отвернулся Олег. — Кстати, скоро станция будет, говорили, что остановимся, так я там кипятком хотел разжиться, а после в теплушку перебраться. Ты со мной?

Белугин задумался. Светиться лишний раз перед посторонними категорически не хотелось. Не хватало еще, чтобы кто-нибудь сболтнул лишнего.

— Знаешь, давай-ка я лучше здесь останусь, — решил он наконец. — Ты мне бойца пришли для подстраховки, только растолкуй ему все сам. Лады?

— Как знаешь, — сухо сказал Таругин и отвернулся, глядя на проплывающие изогнутые шеи водоналивных колонок и коробки пакгаузов. Поезд въезжал на станцию.

Евгений. 1907

— Я могу идти, — с натугой прохрипел «студент», пытаясь подняться с кровати. Залогин торопливо бросился помогать ему. Он закинул руку товарища себе на плечи, приобнял его за талию и повел к двери.

Белугин огляделся. В принципе делать ему здесь было теперь нечего. Мелькнула шальная мысль устроить хороший пожар, который надежно скроет любые следы их пребывания в квартире загадочного инженера, но Евгений тотчас отбросил ее — мальчишество какое-то. Отдает душком второсортного детектива. Настоящий шик оперативной работы заключается как раз в том, чтобы проделать свои дела тонко и незаметно: тихо пришел, так же тихо ушел. А как только начался шум, гам, пальба и беготня, то это означает, что все идет наперекосяк. Собственно, они и без этого уже достаточно накуролесили у Махрова, ни к чему умножать сущности.

Евгений аккуратно сложил нужные бумаги и убрал их в потайной карман пиджака. Тщательно застегнул пальто и направился вслед за боевиками. На пороге оглянулся. В полумраке нельзя было хорошо рассмотреть лицо Ольги, но Белугину показалось, что на нем застыло удивленное выражение. Так, словно девушка и не поняла, что же с нею произошло. Жаль, красивая была, хоть и стерва, подумалось вдруг. О Павле и Моте он уже забыл, вычеркнув их из памяти без всякого сожаления. Обычные пешки, сколько их полегло, кому это интересно. А вот Ольга вполне еще могла принести определенную пользу в работе. Интересно было бы проследить ее связи со старообрядцами, разговорить на предмет источников финансирования партии, и не только. Да, видно, не судьба. Что ж, вставайте, граф, вас ждут великие дела!

Белугин вышел в коридор. Аккуратно закрыл дверь квартиры, замер и прислушался. «Студент» и Киря спускались по лестнице. Залогин негромко бормотал что-то успокаивающее, его товарищ тихо постанывал. Но вроде бы уже гораздо меньше, значит, парень потихоньку приходит в себя. Это хорошо, убивать его не хотелось — чем-то он был симпатичен Евгению. Даже несмотря на то, что участвовал в убийстве оперативника Службы на даче.

Из-за других дверей не доносилось ни звука. Странно как-то, неужели никто не слышал шума борьбы и выстрелов? Впрочем, им сейчас это только на руку. Не хватало еще ввязаться в драку с кем-то из жильцов. Некстати вспомнилось, как он, выполняя решение комитета, ликвидировал одного разоблаченного провокатора.

Дело было достаточно давно: Белугин только-только легализовывался в этом времени, зарабатывал авторитет среди «товарищей-революционеров». Поэтому действовал с показной жестокостью, при свидетелях — случись Евгению работать самому, он исполнил бы все быстро и незаметно. А так пришлось вламываться посреди бела дня в квартиру иуды, с пафосом оглашать приговор, а потом еще и отбиваться от набросившейся на него сумасшедшей старухи — матери предателя, которая норовила грудью прикрыть родную кровиночку. А «деточка», не будь дураком, ринулась бежать. Недалеко, правда, он утек. Но перемазался тогда Белугин преизрядно, точно на бойне поработал.

Евгений недовольно скривился и отогнал неприятное воспоминание. Рановато о мемуарах думать, нужно дело делать! Белугин сбежал по лестнице, нагнал у выхода на улицу боевиков и негромко приказал:

— Идите к саням. Посмотрите, все ли там чисто. Если порядок, то гоните сюда, прямо к дому, не останавливайтесь — я на ходу запрыгну. Все понятно?

— А если кто чужой будет? — неуверенно шмыгнул носом Киря.

— Ты маленький, что ли? — прикрикнул на него «студент». Он уже окончательно пришел в себя и уверенно двигался без посторонней помощи. — Револьвер тебе зачем выдали?

Белугин тихонько засмеялся.

— Молодец, правильно мыслишь! — Он поощрительно улыбнулся «студенту». — Толк из тебя будет. Кстати, все забываю спросить, на какое имя отзываешься?

Парень замялся. Залогин, видимо, поняв его сомнения, фыркнул с обидой и вышел на улицу. «Студент» с надеждой посмотрел на Евгения:

— Нас учили, что не стоит никому говорить свое настоящее имя, но вы ведь член комитета, вам можно, правда? — И когда Белугин согласно кивнул, произнес, понизив голос: — Владимир Седов. Партийная кличка «Бельтов».

— «Бельтов»? — Евгений задумался на секунду. — Постой, это не персонаж ли из романа «Кто виноват?» господина Герцена? Странный, однако, выбор для боевика. А, кажется, понимаю — трагическая любовь! Я угадал?

— Да ну вас! — «Студент» покраснел, решительно взмахнул «наганом» и выбежал из дома под иронический смешок Белугина.

«Форменный детский сад, — подумал Евгений. — Вторая группа, штаны на лямках. И это наиболее боевая часть партии! Страшно представить, кто у здешних якобинцев в низовых ячейках борется за светлое будущее трудового народа. Хотя что далеко ходить, тот чахоточный, что отвлекал на себя внимание полиции, когда я экспроприировал ювелирный магазин, как раз из этой категории рядовых. Так что Седов еще очень даже ничего. Подучить малость, пообтесать, кровушки чужой он уже попробовал, глядишь, и из парня выйдет толк. Если доживет, конечно. Дурь бы еще эту романтическую из него вышибить!»

Белугин приоткрыл дверь. В лицо тут же, словно караулил, ударил снежный заряд. Метель разгулялась не на шутку. Евгений со злорадством представил, как лазает сейчас где-то по сугробам Махров в одних подштанниках, но мгновенно осекся. Инженер! А что, если у него хватит наглости не бежать от них, а, наоборот, спрятаться возле дома? И сейчас он наблюдает за действиями врагов, поджидая удобный момент для реванша?

Евгений прищурился и окинул внимательным взглядом подступы к дому. Разглядеть что-либо среди снежной круговерти было весьма проблематично. А если вспомнить, что Махров щеголяет в исподнем белого цвета, то задача по его визуальному обнаружению выглядела трудновыполнимой. Тепловизор, конечно, легко справился бы с ней, но только где ж его взять? Нет, ну почему московский резидент не выдал необходимое оборудование? Учитывая обстоятельства дела, нарушение инструкций им наверняка простили бы. Ах да, источник же не гарантировал стопроцентную достоверность полученной информации. Проклятые перестраховщики! Сиди теперь и вздрагивай от каждой тени.

В тишине ночной улицы послышался слабый звон колокольчика. А через секунду ровный топот лошадиных копыт и скрип снега под полозьями. Белугин протер слезящиеся глаза, набрал в грудь воздуха и рванул вперед. Птицей слетел с крыльца, едва касаясь ступеней, одним прыжком перемахнул через сугроб и бросился наперерез саням. Киря, встав во весь рост, правил лошаденкой, азартно покрикивая, а Седов устроился позади него с револьвером наготове и сейчас напряженно крутил головой, выискивая возможную опасность.

Все это Евгений отметил для себя автоматически, а мозг тем временем уже наметил правильную траекторию для прыжка. Оставалось сделать буквально пару шагов, хорошенько оттолкнуться и…

— Стой, паскуды!

Грубый возглас на мгновение заглушил даже свист ветра. А следом тьму разрезали вспышки выстрелов — одна, вторая, третья. Белугин автоматически определил: их противников несколько, засели они по разным сторонам улицы. А потом в правый бок что-то ударило, в глазах сразу же потемнело и стало нечем дышать. Евгений чувствовал, как его повело в сторону. Тело, разогнанное согласно первоначальному замыслу, не могло так резко остановиться, но правильное, нужное направление сбилось, и он летел куда-то, не в силах больше контролировать себя.

Звуки доносились до него словно через ватное одеяло, мягко накрывшее Белугина с головой. Кажется, стреляли еще, кто-то опять кричал. Но слова было не разобрать. Потом что-то ударило его в спину, чуть выше левой лопатки. Сначала внутри точно провернули раскаленную спицу, а потом неожиданно потянуло пронизывающим, обжигающим холодом.

Чьи-то руки подхватили Евгения, потянули, он пытался закричать, потому что от этого боль начала вгрызаться буквально в каждую клеточку, но язык отказался повиноваться, стал тяжелым и неповоротливым, а губы как будто запеклись от нестерпимого жара. Во рту было нестерпимо солоно. Ужасно хотелось пить. За глоток воды отдал бы все сокровища мира.

Тем не менее он смог, заставил себя произнести несколько слов, ведь иначе все оказалось бы напрасным — все смерти, все усилия:

— Бумаги… бумаги во внутреннем… кармане…

И удовлетворенно улыбнулся, с трудом разлепив губы, почувствовав, как чужие руки бережно расстегивают на нем пальто и лезут в пиджак. А потом перед ним возник огромный кружащийся хоровод ослепительно-белых, искрящихся снежинок. Они порхали по замысловатым траекториям, но Белугин угадал, почти угадал потайной смысл их движения — он был так прекрасен! — хотел поделиться своим открытием со всеми, но…

— Гони, Киря! — отчаянный выкрик над самым ухом стер это желание, оставив после себя горькое послевкусие безнадежной утраты, от которого остро захотелось заплакать, и Евгений окончательно потерял сознание.

Глава 17

Алексей. 1942

Отправление эшелона задерживалось. Белугин попробовал было узнать что-нибудь у проходящего мимо чумазого обходчика, но тот лишь устало пожал плечами и прошел мимо, стуча длинным молотком по буксам вагонов. Боец, обещанный Таругиным, тоже не торопился, поэтому Алексей решил наплевать на осторожность и пойти размяться. Опять же организм настоятельно требовал посетить заветный домик с окошком в виде сердечка на двери.

Справив нужду, молодой человек решил заглянуть в здание вокзала. Не то что для этого имелся какой-то значимый повод, просто ему вдруг остро захотелось пощекотать себе нервы. А ну как Белугина там ждет засада? Мальчишество, конечно, но, учитывая возраст и невеликий стаж практической работы в Службе, простительно, наверное?

Алексей незаметно для окружающих проверил оружие, переложил портфель в левую руку и решительно направился к зданию вокзала.

Небольшое приземистое помещение было многолюдным, но каким-то притихшим. Пассажиры гнездились вокруг своих чемоданов, узлов и кошелок, с трудом разместившись кто на скамейках, а кто и прямо на полу. Под потолком тускло блестела единственная лампочка, отчего стоял полумрак. Окна, заклеенные крест-накрест бумагой и закрашенные белой краской, свет почти не пропускали.

Белугин прошелся по залу, осторожно переступая через ноги и вещи, стараясь не задеть дремавших, вымотанных утомительной дорогой людей. Заглянул в кабинет к начальнику станции. Но там никого не оказалось. Ну и ладно, не очень-то и хотелось!

Возвращаясь к выходу, парень еще раз внимательно осмотрел людей, находившихся в зале. Что-то не давало ему покоя, какая-то пропущенная деталь надоедливо свербила в голове. Знакомое лицо? Да нет, он совершенно точно никого не видел раньше. Патруль? Но бойцы проверяли только военных, на Алексея они внимания не обратили.

И в этот момент Белугин буквально всем телом почувствовал, как в спину ему уперся чей-то тяжелый, осязаемый физически чужой взгляд. Резко, совершенно не заботясь об осторожности, Алексей обернулся, но… никого! Лейтенант с артиллерийскими эмблемами на петлицах мирно дремлет, уронив подбородок на грудь между стариком и молодой женщиной в белом платке, несколько бойцов сосредоточенно обсуждают что-то вполголоса, собравшись в кружок, несколько ребятишек шныряют между лавок словно воробьи. Нет, никто не проявляет к застывшему у двери молодому человеку никакого интереса. Чушь какая-то. Ладно, придется оставить все как есть.

Когда Алексей добрался до знакомого вагона, то обнаружил, что тот перестал быть хвостовым — позади него прицепили еще пару платформ и вагон. Данное обстоятельство весьма порадовало Белугина, потому что мотало до этого, как лягушку в центрифуге.

На площадке также произошли изменения: Алексей увидел там не только таругинского бойца, но и пожилого железнодорожника в форменном плаще и фуражке с приметной большой родинкой над губой. Высокий, еще достаточно крепкий старик обстоятельно обсуждал с караульным недавнюю сводку Совинформбюро, печально шмыгая носом.

Белугин предъявил удостоверение, а потом отозвал красноармейца в сторону и вполголоса, наблюдая попутно за деликатно отвернувшимся в сторону железнодорожником, тихо спросил:

— Что за дед?

Боец, низенький круглолицый татарин, начал было объяснять ему, тараторя, как пулемет, и безбожно путая родную речь с сильно искаженными русскими словами, но Алексей вскоре досадливо махнул рукой и решил не лезть больше с расспросами — понять хоть что-нибудь в этой скороговорке он не мог. Общаются люди на своем птичьем языке, вот и пусть себе общаются. Лишь бы к нему не приставали. Вроде до соседней станции железнодорожник едет. А может, и нет. Хотя вот ведь странность, до этого они вроде бы нормально между собой изъяснялись. Или ему это только показалось?

— Вы не сомневайтесь, товарищ, — сказал в этот момент старик, бесхитростно глядя Белугину прямо в глаза. — Документы у меня в полном порядке, могу показать, если нужно. — Он потянулся к пуговице плаща, но Алексей жестом остановил его.

— Не беспокойтесь. Это совсем не мое дело.

— Да как же, — озабоченно нахмурился железнодорожник, — а меня предупредили, что вы из органов. Мы порядки знаем!

«Ну, Таругин, вот трепло, просил же никому лишнего не болтать!» — раздраженно подумал Белугин, с тоской наблюдая за суетящимся дедом. Тот все-таки выудил из внутреннего кармана бумаги и торопливо совал их молодому человеку.

Боец тем временем подошел к краю площадки и, высунув голову, начал смотреть в сторону головы эшелона.

Алексей нехотя развернул сложенные пополам листы. Быстро проглядел их.

— Надо же, мы с вами, оказывается тезки, — засмеялся он. — Я ведь тоже Алексей Михайлович!

— В самом деле? — вежливо поинтересовался железнодорожник. — А фамилия ваша какая, позвольте полюбопытствовать? Если не секрет, конечно.

— Нет, мы с тобой, батя, не настолько тезки, — ухмыльнулся Алексей. — Я Белугин.

— Жаль, — казалось, искренне огорчился старик. — Занятно вышло бы. Ну а мою в документах прочитали, поди? Махров. Алексей Михайлович Махров, инженер. Будем знакомы! О, вроде тронулись?

Паровоз издал протяжный гудок, и состав дернулся с места, лязгнув тарелками буферов, начал медленно набирать скорость. В уши Алексею ударил ставший уже привычным за последние дни гул железа, а пол мягко закачался под ногами.

Татарин-караульный вернулся на свое место. Поправил висящий на груди автомат. Махров стоял рядом с бойцом, равнодушно глядя на бегущие назад пейзажи. Вот на склоне промелькнула надпись «Счастливого пути!», выложенная с любовью из кусков побеленного щебня. Дай-то бог.

«А вот интересно, — задумался вдруг Белугин, — почему у охранника «ППШ»? Вроде в это время пистолеты-пулеметы были еще большой редкостью и их в тыл не отправляли, оставляли на передовой. Или это раньше так полагалось делать? Черт, вот не помню этих подробностей, хоть убей. Хотя, может, ему оружие в тылу вручили, перед отправкой на фронт. Все может быть. Погоди-ка, а танкистам разве не ППС полагался? И не спросишь, вдруг все не так». — Молодой человек почувствовал, что запутался, и решил отложить пока этот вопрос до выяснения в более подходящих условиях. Не хватало еще проколоться на какой-нибудь детали, известной каждому аборигену. Алексей в очередной раз подумал о том, какими же обширными знаниями должен обладать настоящий путешественник во времени. И опять душу наполнила гордость за брата — вот кто мог с законным основанием считаться профессионалом. И времечко ему досталось ой какое непростое, а ведь работает там уже не первый год. Не случайно на одной из лекций преподаватель приводил им пример как раз из одной операции, успешно проведенной Женькой. Алексей после недели две был настоящей звездой факультета, согретой лучами славы родного человека.

— Позвольте полюбопытствовать, — Махров слегка прикоснулся к локтю Белугина, прервав воспоминания, — а вы что же, до самой Москвы здесь ехать планируете или раньше сойдете?

— Что? — Алексей не сразу врубился в смысл вопроса. Но как только до него дошел смысл сказанного, мгновенно насторожился. — Откуда вы знаете, что я в Москву еду, кто это сказал?

Старик мягко улыбнулся.

— Узнаю повадки чекистского ведомства, — произнес он с каким-то радостным умилением. — Всех подозревают, во всем склонны видеть происки врагов. Не волнуйтесь, молодой человек, ларчик открывается гораздо проще: я, как видите, некоторым образом причастен к работе железной дороги и потому немного в курсе того, куда следует тот или иной эшелон. Собственно, я и оказался здесь именно по этой причине. Мне тоже необходимо попасть в столицу.

«Как просто. — Белугин перевел дух. Ему стало немного стыдно за свою вспышку. — Дед ведь и в самом деле служит на железной дороге, сам его документы проверял. Вот беда, нервы совершенно разболтались, так скоро на прохожих бросаться начну».

— Извините, что-то устал я, — сокрушенно вздохнул Алексей. — Командировка нелегкая выдалась, вот и сорвался. Да, я тоже в Белокаменную следую. Не знаете, завтра на месте будем или как?

Махров усмехнулся.

— Кто ж его знает. Тут как повезет. Хоть и навели с этого года относительный порядок на нашем направлении, но бардака все равно хватает. Можем стрелой долететь, а можем и встать где-нибудь надолго.

— Но у нас эшелон воинский, — забеспокоился Алексей, которому совершенно не улыбалось застрять в шаге от конечной точки путешествия. — Им зеленая улица при движении полагается.

— Так-то в теории, — терпеливо ответил старик, — а на практике столько разных мелочей случается. И все они могут оказаться либо счастливыми, либо, наоборот, весьма прискорбными. — Глаза Махрова вдруг недобро блеснули, а взгляд полоснул Белугина подобно отточенному клинку. Алексей даже невольно подался назад, едва не полетев с площадки, но вовремя ухватился за поручень, прижав к себе покрепче драгоценный портфель.

— Ну и замашки у тебя, дед, тебе бы следователем у нас поработать, ни одна гадина бы не отмолчалась!

— Хе! — Махров пренебрежительно махнул рукой. — Велика мудрость. Заставить человека сделать то, что тебе нужно, совсем просто. Ну, вот, например. — Инженер повернулся вполоборота к Белугину, посмотрел на караульного, произнес какую-то фразу — за шумом молодой человек не расслышал ее — и круглолицый татарин вдруг отшагнул к стене вагона, оперся на нее спиной, широко расставив ноги для устойчивости и, передернув затвором, направил на Алексея ствол автомата.

— Видите, как легко, — удовлетворенно улыбнулся Махров. — Кстати, позвольте портфельчик ваш попросить?

Евгений. 1907

Вспоминая облик главы петербургской резидентуры — холеный, с пышной шапкой волос, аристократ до кончиков пальцев, — нельзя было не отметить, что московский коллега в этом смысле здорово ему уступал.

Жилистый, горбоносый старик в запачканной копотью белой рубахе, назвавшийся Борисом Львовичем, чинно сидел у постели Евгения на придвинутом вплотную ужасно скрипучем венском стуле. Белугин уже дважды просил сменить мебель, которая раздражала нестерпимыми звуками, царапающими душу, но резидент хладнокровно пропустил эти заявления мимо ушей. Он вообще являл собой олицетворение спокойствия, невозмутимости и умения концентрировать свое внимание только на тех вопросах, что интересовали непосредственно его самого.

Немного оживился и проявил хоть какие-то человеческие чувства он лишь однажды, когда Белугин, узнав, что бумаги бесследно исчезли вместе со «сладкой парочкой» Залогин — Седов, начал яростным шепотом проговаривать сначала Малый загиб Петра Великого во всех известных ему вариантах, а потом и Большой. На Морской и Казачий силенок не хватило, мужчина выдохся и замолчал, но резидент все равно восхищенно поаплодировал и с интересом спросил:

— Где научились, коллега, они ж утерянными считаются? Нет, кое-что я слышал, но в таком объеме… Не возражаете, если запишу для себя? Полезная штука, в работе иногда помогает похлеще пистолета, уж поверьте на слово. Особенно, если к месту употребить.

Но Евгений лишь угрюмо покривился. Какая, в центр мирового равновесия, теперь разница?

— Пользуйтесь на здоровье, мне не жалко.

Борис Львович вежливо наклонил голову.

— Спасибо. А теперь, если позволите, давайте снова вернемся к вашим приятелям. Постарайтесь вспомнить в самых мельчайших подробностях, не упуская, по возможности, ни одной детали, все разговоры с ними или о них — вдруг обнаружится хоть какая-нибудь зацепка, а мы по ней сможем выйти на след этих господ?

— Опять двадцать пять! — не выдержал Евгений. — Я четырежды все рассказывал, сколько можно?

Резидент безмятежно улыбнулся ему, стул в очередной раз пронзительно скрипнул. Белугин страдальчески закатил глаза. Оставалось надеяться, что к нему не применят «сыворотку правды». А что, вполне реальный вариант — на кону слишком много стоит.

Евгений постарался выбросить из головы все посторонние мысли и сосредоточиться на главном. Но сделать это было не так-то просто. В самом деле, обидно потерять главный приз буквально на финише.

В дело вмешалась досадная случайность. Как рассказали по распоряжению своего начальника сотрудники резидентуры, обеспечивавшие прикрытие Белугина, с недавних пор в Москве стали наблюдаться довольно странные явления. Аппаратура Службы, такая надежная и безотказная, вдруг стала частенько сбоить, выдавать какую-то абракадабру, а то и попросту выходить из строя. Техники с ног сбивались, пытаясь установить причину этой катавасии, но пока безрезультатно.

К слову, именно по этой причине погиб оперативник на даче в Новогирееве — как показало внутреннее расследование, его личный жетон, замаскированный под бляху сотрудника охранного отделения, не сработал при приближении боевиков, не предупредил своего хозяина об опасности. Неслыханное дело, между прочим, эти маленькие приборчики, прозванные в Службе «ангелами-хранителями», до сих пор никогда не подводили.

Вот и Евгения, отправившегося на квартиру инженера Махрова, в компании с боевиками, наблюдатели банально потеряли. Слишком привыкли полагаться на технику и потому бездарно потратили чересчур много драгоценного времени на доклады начальству и поиски решения возникшей проблемы.

И поэтому подстраховать коллегу, когда по тому же адресу появился небезызвестный Джеймс со своими прихвостнями, страстно желающий разобраться с так беспардонно кинувшим его «товарищем Эженом», оказалось некому. Кстати, вот ведь забавная штука, аборигену понадобилось гораздо меньше усилий, чтобы найти бывших товарищей по партии, чем представителям так далеко, казалось бы, ушедшей в своем развитии цивилизации. Прослойка профессиональных революционеров в этом времени была чрезвычайно тонкой, так или иначе все друг друга знали и даже при самых непримиримых разногласиях теоретического порядка все равно общались. Особенно когда речь шла о реальном деле. Так что навести справки через общих знакомых Джеймсу оказалось проще пареной репы.

Белугину оставалось лишь бессильно скрипеть зубами: ведь знал же, не один год вращался среди этой отмороженной на всю голову публики. Недоверчивые к посторонним, они проявляли странное легкомыслие и открытость в общении друг с другом. Террорист, взращенный, к примеру, анархистами, легко шел на контакт с эсерами и запросто участвовал в их акциях без всякого осуждения товарищей по партии. Что уж говорить о такой «мелочи», как обмен информацией!

Поражала разве что скорость, с которой Джеймс просек, что его дурят, и то, как быстро он нашел разговорчивого человечка, осведомленного о планах Ольги и ее руководителей. Жаль, что спросить об этом теперь не у кого: все нападавшие на Евгения были убиты в короткой схватке подоспевшими к шапочному разбору оперативниками Службы.

— Раззявы! — сказал, как припечатал, по этому поводу Борис Львович. А Белугин почему-то поежился — под внешним спокойствием резидента угадывалось нечто большее. Так, в невинной волне с забавным белым гребешком, что лениво бежит к берегу, порой таится мощный удар. И горе неосторожному купальщику, попавшему под него, легко можно потерять голову. В прямом смысле слова. Довелось однажды видеть, кажется, на Лазурном Берегу, как совсем еще нестарого и довольно крепкого мужчину крутануло словно щепку, приложило о прибрежные камни, и спасти его, к сожалению, не удалось.

Сотрудники оправдывали свои действия жутким цейтнотом и непосредственной угрозой для жизни коллеги. В тот момент, когда они оказались на месте событий, Джеймс и его подручные находились возле саней, где валялся без памяти Евгений. И, судя, по всему, церемониться с ним никто не собирался: на записи, которую вел один из оперативников, был отчетливо слышен приказ добить «товарища Эжена».

— А Залогин и Седов? — поинтересовался Белугин.

— Рядом больше никого не было, — ответил после чуть заметной паузы Борис Львович. — Мои ребята обыскали там все вокруг, буквально землю носом рыли, но безрезультатно.

— И бумаг во внутреннем кармане моего пиджака… — грустно улыбнулся Евгений, зная уже, что услышит сейчас.

— …не было! — закончил его мысль Борис Львович.

Вот тогда Белугин и вспомнил о «творческом» наследии великого государя прошлого.

— Партийные явки, адреса близких, родни — попробуйте вспомнить хоть что-нибудь, Белугин! — Резидент сверлил Евгения тяжелым взглядом. — Дайте нам хоть малюсенькую зацепку, а уж дальше мы постараемся размотать этот чертов клубок!

Легко сказать, дайте зацепку. Где ж ее взять? Залогин появился в день операции, раньше Белугин с ним не встречался. Что про него известно? Если судить по внешнему облику, манере поведения и речи, то парень из крестьян. Правда, информация эта по своей ценности стремится к нулю — большая часть многомиллионного населения России относится к этому же сословию. Нельзя даже сказать уверенно, из бедняков он или из зажиточных, слишком мало они общались. Партийная принадлежность? Мимо кассы, не представлялся он. С равным успехом может оказаться вообще из блатных, как и почивший в бозе Мотя.

«Студент»-Седов. Здесь теплее. Во-первых, он из партийных боевиков. Причем, несмотря на юный возраст, со стажем. Во-вторых, парень из образованных — скорее всего из отчисленных за революционные игры молодых людей, что так активно пытались бороться с проклятым самодержавием, вместо того чтобы грызть гранит науки. В-третьих, его странные татуировки. Да, это направление поисков выглядит гораздо предпочтительнее. Правда, если вдруг «студент» решил спрятаться у друзей Залогина, а не в привычной среде обитания, то все эти рассуждения дружно идут лесом в пешее эротическое путешествие.

— Кстати, Борис Львович, а почему они меня бросили? — Не то чтобы этот вопрос так уж интересовал Евгения, просто не хотелось упустить что-нибудь, какую-то мелочь, что могла оказаться весьма интересной и полезной.

— Так они вас за труп приняли, — любезно ответил резидент, не моргнув глазом. — Вы, уж простите, сильно зарезанного кабанчика напоминали: бездыханная туша в море крови.

— Погодите, но Джеймс-то обратил внимание, что я еще жив?

— Ну так у него времени побольше было. А эти молокососы перенервничали, правильно оценить ситуацию не смогли, вот и задали стрекача.

— Стойте! — бесцеремонно перебил резидента Белугин. — А почему нам просто не отправить запрос в головной офис Службы? Пусть проверят временной отрезок на предмет установления местонахождения этих субчиков, и дело в шляпе.

Борис Львович помолчал немного, пригладил волосы, а потом совершенно невозмутимо ответил:

— Запрашивали, как же. Только, вот беда, не светятся они нигде. По крайней мере, в ближайшие несколько месяцев. Так что, придется самим.

Евгений подавил тяжелый вздох. Опять мимо. Разве что ввести резидента в курс дела и слегка приоткрыть тайну проблем с аппаратурой?

— Борис Львович, стесняюсь спросить, а какой у вас уровень допуска?

Глава 18

Алексей. 1942

— Вижу, сильно заинтересовал вас этот экземпляр огнестрельного оружия? — в голосе Махрова сквозила ирония. — Поверьте, ничего интересного. Обычная штамповка военной поры, довольно грубо сделанная. И как они тут с ним только воевали?

«Пой, цветик, — угрюмо подумал Белугин. — Пока ты болтаешь, у меня есть время подумать. А оружие… что оружие, действительно, вполне заурядный пистолет-пулемет Шпагина образца тысяча девятьсот сорок первого года. Но машинка убойная. Что там у нее со скорострельностью, вроде бы, тысяча выстрелов в минуту? С лихвой хватит, чтобы нашпиговать меня свинцом, точно рождественского гуся яблоками! На таком расстоянии даже целиться не нужно, и так каждый патрон в цель попадет. А в диске их семьдесят один. Это если он полностью снаряжен.

Так, а что, если сыграет иная карта? Как там рассказывал наш препод на курсе аварийно-спасательного дела: в СССР в военное время на площадке хвостового вагона должен был дежурить проводник. В его обязанности входило следить за сигнальными фонарями, на поворотах оценивать состояние эшелона. Если приключалась какая-то бяка, то он флажками или фонарем семафорил машинисту на локомотив. Плюс у него там имелся привод ручного механического тормоза на случай форс-мажора. Интересно, если он нас заметит в таком странном виде, среагирует или нет?»

— Не хотелось бы отвлекать вас, но у меня мало времени, — в голосе старика прорезались нетерпеливые нотки. — Молодой человек, передайте мне, пожалуйста, портфель. Только очень нежно, а то я огорчусь. И, уж поверьте, для вас в этом не будет ничего приятного!

— Можно подумать, если я отдам документы, то уйду целым и невредимым, — фыркнул Алексей, прижимая заветный портфель к груди. Не слишком надежная защита, но все же — вдруг Махров побоится испортить пулями бумаги. Или что там внутри?

— А смысл вас убивать? — старый железнодорожник, похоже, искренне удивился. — Гуляйте себе, пока буйну головушку не сломаете. Как дружки ваши, из самолета. Кажется, это был пикирующий бомбардировщик?

До Белугина не сразу дошел смысл сказанного. Зато когда он понял…

— Что ты сказал?! Повтори, что ты сказал, старый черт! — задыхаясь от ненависти, крикнул Алексей, повернувшись к Махрову. В этот момент его совершенно не волновал наставленный автомат, единственным жгучим желанием было добраться до проклятого старика и свернуть ему шею. И плевать на все!

Но старик лишь пренебрежительно улыбнулся и прищелкнул пальцами.

— Если надеетесь меня оскорбить, юноша, то не трудитесь понапрасну. Не получится. Уровень у нас с вами больно разный, для меня зелены вы еще. Так что давайте заканчивать эту комедию, она мне прискучила. Эй, боец, шмальни в этого буй…

Договорить Махров не успел. Белугин рванулся вперед изо всех сил, чувствуя всем телом, как медленно, безумно медленно уходит с линии огня, резко пнул противника ногой по голени — так форвард бьет по мячу — и следом, не останавливаясь, нанес еще один сокрушающий удар, метя в подбородок врага.

Вспышка ярости, накрывшая Алексея с головой, схлынула, уступив место холодной расчетливости, и потому действовал он сейчас очень собранно, не допуская ни одного лишнего движения. В голове пусто, все посторонние мысли выброшены, важна только цель. А ею было ухмыляющееся лицо Махрова.

Время остановилось. Секунды растянулись, будто резиновые, каждое движение можно было рассмотреть очень подробно, словно на замедленном воспроизведении. Вот у старика дернулись уголки рта, поползли вниз, а брови, наоборот, вверх. Удивился, стало быть, не ожидал от зеленого юнца такой прыти! К гладко выбритому подбородку движется кулак. Через мгновение будет встреча на Эльбе! Как миленький улетишь под откос, гадина, руки-ноги собирать замучаешься. Ох и посмеемся тогда.

Мстительная радость Алексея не получила продолжения. Махров одним тягучим, плавным движением исхитрился уйти от обоих ударов, нанес ответный — Белугина в живот словно лошадь копытом лягнула — сместился в сторону и… его вдруг отбросило на стену теплушки. На плаще в районе правого плеча медленно набухало темное пятно. А еще через секунду время опять побежало в привычном темпе, и по ушам хлестанул отдаленный звук винтовочного выстрела.

Белугин едва успел ухватиться за поручень, борясь одновременно с подступившей к горлу тошнотой. Удар оказался настолько силен, что внутри все завязалось в один пульсирующий болью узел. Алексей упал на колени. Несколько секунд он пытался восстановить дыхание и справиться с роем разноцветных бабочек, затеявших так не вовремя брачный хоровод прямо перед его глазами.

Уф, все-таки их возню заметил кто-то из часовых на прицепленных позади платформах. Меткий оказался боец, настоящий ворошиловский стрелок. Надо будет походатайствовать перед его командиром, чтобы поощрили. Вот только с этой падлой закончу.

Белугин сплюнул кровь из прокушенной неизвестно когда губы и повернул голову, чтобы посмотреть, не окочурился ли Махров. Накопились к старичку-боровичку вопросики, ой накопились! Невольно вздрогнул, когда увидел только несколько свежих пятен крови на досках пола и замершего в прежней позе с автоматом наизготовку татарина. Больше на площадке никого не было.

Алексей поежился. Между лопатками отчетливо просквозил холодок. Да нет, не может быть, не испарился же дед, не черт он и не ангел! Случаются, конечно, чудеса на этом грешном свете, но в то, что ему довелось столкнуться с посланцем потусторонних сил, парень не верил. Всему должно быть какое-то разумное объяснение. Поэтому Белугин повнимательней вгляделся в неровную цепочку кровяных клякс. Они шли от стены вагона к краю площадки и там обрывались. Выходит, Махров или сам спрыгнул с поезда, или не смог удержаться из-за полученного ранения, что, наверное, ближе к истине, и на повороте вывалился. Мотало вагон по-прежнему немилосердно. А на стрелках встряхивало с такой силой, будто рачительная хозяйка выбивала пыльный ковер.

Интересно, шею дед себе сломал или нет? Впрочем, если даже представить, что старику посчастливилось выжить, что само по себе выглядит достаточно фантастично при его-то ранении и неизбежной потере крови, то ему не позавидуешь, ведь при такой, гм, выброске трудно остаться невредимым. Многочисленные ушибы — это самое лучшее, переломы куда опаснее. А все вместе… нет, Алексей ни за что не хотел оказаться бы сейчас в шкуре Махрова.

Ладно, об этом подумаем позже. На ближайшей остановке надо будет опросить часовых с задних платформ, вдруг они разглядели, куда старик упорхнул. А сейчас надо привести в чувство караульного, не хватало еще, чтобы аборигены обнаружили своего товарища в таком странном виде. Лишние пересуды нужны как рыбе зонтик. Не стоит забывать о Залогине и его ребятишках, им только дай ниточку, враз весь клубок размотают. Злы они небось на Лешу Белугина, ох и злы.

Молодой человек осторожно поднялся на ноги. Привычно прижал к себе злополучный портфель — источник таких многочисленных и разнообразных неприятностей, — отряхнул, как сумел, пиджак и брюки на коленях от прилипшего мусора и сосредоточил внимание на бедолаге-татарине, попавшем, на свою беду, под раздачу.

Некоторое время он тщательно рассматривал обратившегося в столп незадачливого часового, а потом удовлетворенно улыбнулся. Дело обстояло не так скверно, как подумалось вначале. Алексей опасался, что не сможет справиться с внушением, но, судя по внешнему виду «пациента», можно было обойтись простыми методами, доступными даже недавнему курсанту Службы. Главное, выводить его из гипнотического состояния нужно мягко, не торопясь, иначе человеку может резко поплохеть. Нет, ну каков дед, за несколько секунд получил контроль над разумом бойца. Высший пилотаж! Хотя он мог его начать обрабатывать еще на станции, а в нужный момент просто сказал кодовую фразу. Да, скорее всего именно так и было.

Белугин подошел к бойцу вплотную, отвел в сторону дуло автомата — разжать окаменевшие пальцы он даже не пытался, — поймал остановившийся взгляд чужих глаз и негромко начал считать. На финальном «Раз!», произнесенном резко и повелительно, татарин ошалело рванулся. Алексею пришлось схватить его за ремень и прижать к стенке вагона.

— Тихо! Да не рыпайся ты, бугай здоровый.

Красноармеец странно всхлипнул и обмяк, дрожа всем телом. На молодого человека он смотрел с нескрываемым ужасом и тихонько бормотал себе под нос что-то на неизвестном Алексею языке.

— Вот, теперь будет все в порядке, — поспешил успокоить его Белугин. — Ишь как накрыло тебя, дядя, ты, часом, не припадочный? Не болеешь, спрашиваю? Да очнись ты, ворона! Кто вас только в армию берет, по-русски ни бельмеса не понимаешь. Служить, говорю, как будешь, Аника-воин? Смотри, разводящий с тебя три шкуры снимет.

Конечно, отмазка была так себе, если честно, хиленькая, но придумывать что-нибудь более изощренное не было времени. Да и желание отсутствовало. После мощного выброса адреналина во время сшибки с Махровым Алексея с головой накрыл неизбежный откат. Слабость во всем теле, легкое головокружение, противный железистый привкус крови во рту. А еще бесконечная усталость.

Оставив в покое несчастного татарина, Белугин отошел на край площадки и закурил. Солнце раскочегарилось не на шутку, его лучи безжалостно обжигали лицо. Блаженно прищурившись, Алексей смотрел на проносящиеся мимо пыльно-красные бока товарных вагонов встречных эшелонов, платформы с оборудованием и военной техникой. Поезд приближался к Москве.

Евгений. 1907

— Ну слава богу, — всплеснул руками Борис Львович, — разродился, наконец! Думал, что придется клещами из вас информацию вытягивать. — Резидент сбросил маску невозмутимого сфинкса, теперь он больше походил на университетского профессора, неожиданно услышавшего от своего нерадивого студента правильный ответ на экзамене. Белугину даже стало немного обидно: неужели в глазах старшего товарища он выглядит таким непроходимым тупицей?

Борис Львович тем временем извлек жестом фокусника свое служебное удостоверение и распахнул его перед Евгением.

— Смотрите внимательно, все правильно?

Белугин смущенно улыбнулся.

— Да, все в порядке. Просто… — он замялся, подбирая правильные слова. Резидент тут же поспешил ему на помощь.

— Бросьте, к черту извинения. Дело важнее. И, я вас умоляю, хватит уже ходить вокруг да около, говорите по существу. Что-то подсказывает мне, сейчас каждая секунда на счету.

— Пожалуй. — Евгений постарался собраться. В самом деле, что это он начал мяться, точно молоденькая курсистка на первом свидании. — Скажите, вы знакомы с содержанием информационной капсулы, которую мне передали незадолго до операции боевиков?

— В общих чертах. Насколько я помню, речь шла о человеке, выполняющем роль связника между российскими радикальными группами и зарубежными финансовыми кругами. Вы должны были установить каналы, по которым шли средства на подготовку революционных выступлений.

Белугин досадливо отмахнулся.

— Прикрытие! Это всего лишь дымовая завеса. Дело обстоит гораздо серьезней. Служба столкнулась недавно с тем самым эффектом, что помешал вашим людям проследить за мной: сбои в аппаратуре, утерянная информация и прочие досадные недоразумения. Причем после напряженной работы наши аналитики установили, что эти проблемы напоминают круги на воде от брошенного в пруд камня. И грозят нам полной потерей контроля над перемещениями во времени. Чем дальше, тем больше наслаиваются помехи одна на другую. А эпицентр располагается в вашем временном отрезке. Плюс-минус пара десятков лет. К сожалению, определить точно у них не получилось. Во многом, как раз из-за накопившихся изменений реальности. Поэтому сейчас несколько оперативников с высшей формой допуска прочесывают эту эпоху. Но, как вы догадываетесь, объем этой работы настолько велик, что Служба трудится буквально на износ. А результат пока практически нулевой.

Борис Львович тяжело посмотрел на Евгения.

— Почему меня не поставили в известность об этом? Или наверху считают, будто пришлый варяг справится с заданием лучше, чем тот, кто живет здесь не один год? Сдается, здесь неприятно смердит появлением некой третьей силы. А это ведь тревога высшего уровня! Хотя, может быть, очередной непризнанный гений из наших яйцеголовых сбежал и теперь путается под ногами у больших дядек.

— Не знаю, — честно признался Белугин. — Мне это тоже непонятно. Собственно, я бы тоже ничего не сказал, но обстоятельства вынуждают прибегнуть к вашей помощи, — он выразительно посмотрел на свою забинтованную грудь. — Теплилась у меня слабая надежда, что в наших архивах уже есть вся нужная информация, но, судя по всему, нам с вами как раз и предстоит развеять «туман войны».

Резидент понимающе усмехнулся. «Туманом войны» принято было называть ситуацию, когда данные о каком-то человеке или событии отсутствовали в архивах Службы. Не занимался еще никто этим вопросом. То есть эпоха имеется, история ее тоже присутствует, но мелкие подробности в тумане. Вот как сейчас в случае с Седовым и Залогиным.

А самое неприятное, что, к примеру, заглянуть в будущее и там спокойно получить необходимые сведения, наработанные тобой же, было невозможно по той причине, что путешествия вперед по временной шкале являлись ненаучной фантастикой. В прошлое параллельного мира пожалуйста, обратно в собственное время — без проблем. А вперед… стена!

— Ладно, не впервой. Жаль, людей у меня немного. — Борис Львович задумался. — Три адреса, что вы вспомнили, мы отработали. Пустышки. На очереди еще одна перспективная точка за городом. У меня давно руки чесались это место проверить, да повода не находилось. Я уже дал команду, туда тройка наших спецов по силовым мероприятиям выдвигается. У них при себе камеры, так что картинку онлайн могу включить, смотреть будете?

— Конечно, — обрадовался Белугин. Валяться в постели без дела ему откровенно надоело. А здесь хоть какое-то развлечение. Пусть и не сам участвуешь в операции, но все-таки сопереживаешь коллегам. Резидент повернулся на стуле, прищелкнул пальцами, и на стене комнаты напротив кровати Евгения вспыхнул экран.

Сначала было непонятно, что именно происходит у сотрудников Службы, но Борис Львович отдал негромкий приказ, и картинка мгновенно налилась красками, стала яркой и отчетливой.

— Ага, они уже в селе, — резидент возбужденно потер руки. — Сани должны за околицей оставить, — пояснил он Белугину, — а сами пешочком к месту доберутся. Чтобы, соответственно, меньше к себе внимания привлекать. Народишко там мутный, настоящее разбойничье гнездо. Даже и не скажешь, что Москва совсем рядом. А нам, с другой стороны, это только на руку, сработаем под конкурентов по бандитскому ремеслу, пусть ищут среди коллег по цеху! Главное, чтобы шум раньше времени никто не поднял. — Борис Львович тихонько засмеялся, довольно улыбаясь.

— В деревнях обычно собак полным-полно, как бы они наших не учуяли? — забеспокоился Евгений.

— Не переживайте, — снисходительно ответил резидент. — Мои люди обладают достаточной квалификацией, об этой мелочи они подумали заранее — снайперская винтовка с глушителем входит в состав их снаряжения.

Тем временем на экране в очередной раз поменялись декорации. Оперативник с камерой приблизился к изгороди, занесенной почти целиком снегом, ловко перемахнул через нее и метнулся к чернеющей избе, миновав по дороге труп здоровенного кудлатого пса, нелепо завалившегося на боку возле своей будки. Птицей взлетев по ступеням, боевик занял позицию на крыльце напротив входной двери.

Еще одна тень осторожно приблизилась к крайнему окну, из которого пробивался слабый свет. Потянулась, осторожно постучалась явно условным образом. Спустя пару секунд еще раз, более замысловато. Слышно ничего не было, но по тому, как дернулась камера, Евгений понял, что к окну кто-то подошел и снимавший оперативник это заметил.

— Это я, Герасим Никанорыч, открывай, — тихо сказала черная тень и спрыгнула с завалинки.

Дальнейшее произошло в считаные секунды. Противно заскрипела на крыльце открывающаяся дверь, в проеме нарисовался чей-то смутно белеющий силуэт, на него тотчас бросилась еще одна тень — Белугин сообразил, что третий сотрудник находился за спиной оператора, — за ней другая. В доме кто-то вскрикнул, что-то упало и с грохотом покатилось по полу, затем все стихло. Рядом, в переулке, надрывалась гармонь, женский голос выводил песню, доносился гомон, а в этом доме — тишина.

Оператор стоял на месте, ожидая сигнала. Кто-то снова появился в дверях и негромко бросил:

— Можно.

Камера дернулась и пошла вперед. Проплыла через неожиданно большие темные сени, миновала еще одну дверь, показала просторную горницу с длинными лавками, огромной русской печью, прикрытой наполовину цветастой занавеской, прямоугольным столом и сидящим за ним человеком с опущенной головой.

— Проходи, чего встал в дверях, — раздалось в кадре. Оперативник вдруг дернулся, попытался обернуться, но, видимо, получил удар в спину и полетел вперед. Навстречу зрителям скакнул дощатый пол, какие-то темные разводы на нем, сбившийся половик, подошвы чужих сапог под столом, рядом с ними «наган».

— Засада! — встрепенулся Борис Львович. — «Куница», засада!!! Ах, черт, да как же это?! — Он вскочил со стула и подлетел к экрану. Белугин досадливо вскрикнул, ему тоже хотелось видеть происходящее в безвестной подмосковной деревушке, а не созерцать чужую спину. — А это еще кто? — Резидент с недоумением глядел на человека, лицо которого в этот момент появилось в кадре. Похоже, незнакомец подошел к упавшему оперативнику и перевернул того на спину.

Евгений ошалело сморгнул. Ему вдруг очень захотелось ущипнуть себя, чтобы проверить, не сон ли это. А потом переместиться к месту событий и, желательно, с браунингом, готовым к стрельбе. И шарахнуть из него прямо в ненавистную физиономию всю обойму. Чтобы в этот раз уж наверняка, без осечки.

— Господа, надеюсь вы меня хорошо видите? — вежливо спросил инженер Махров, глядя прямо в камеру.

Глава 19

Алексей. 1942

Эшелон задержали на станции недалеко от Москвы. Белугин даже не пытался узнать причину остановки, не до того было. Голова шла кругом от обилия полученной информации. Загадочный старик Махров наговорил столько, что Алексей буквально терялся в догадках, кто же это такой и откуда знает вещи, о которых он сам не говорил никому? Разве что Ведерникову, но тот погиб. Может быть, перед смертью он успел передать шифровку в резидентуру Службы? Да, это многое объяснило бы. Но все равно оставалось непонятным, с чего вдруг коллега — это если принять за данность, что они с Махровым на самом деле коллеги! — решил наехать на Алексея? Зачем ему понадобились бумаги Залогина?

От этих и других вопросов голова была готова взорваться. Самое обидное, что даже совета спросить было не у кого. До Седова еще предстояло добраться, а прямой выход на местную резидентуру у Белугина отсутствовал.

Алексей лениво посмотрел по сторонам. Кто-то из красноармейцев, высыпавших из вагонов размяться, обмолвился, что, мол, раньше это была тихая небольшая станция. Зато теперь… теперь старые, потемневшие от времени строения станционного поселка потерялись в лесах и перелесках новостроек. Почти все железнодорожные пути забиты эшелонами. По обе стороны от вокзала протянулись товарные пакгаузы. Повсюду штабеля грузов, огромное количество работающих людей, шум, гвалт, визг пил, стук топоров, рев моторов. Фронт требует всего и много, и тыл старается изо всех сил обеспечить сражающуюся армию всем необходимым.

Белугин глазел, как маневровый паровозик, тяжко пыхтя, тащил с натугой длинную вереницу платформ с орудиями куда-то в самый конец станции, очевидно в тупик. Делать молодому человеку было решительно нечего. Через коменданта станции он смог получить место в прибывающем пассажирском поезде, который шел в Москву, а эшелон с танками уходил вокруг столицы, через объездной путь по своему маршруту.

Требовалось, правда, закончить одно дельце перед расставанием. Выяснить кое-какую информацию у часового, что так неожиданно помог Алексею, но эту неблагодарную миссию, на радость новоявленному сержанту госбезопасности, взял на себя старлей Таругин.

Кстати, танкист оказался редкостным занудой! Несчастного красноармейца он мурыжил так, что в какой-то момент Белугину даже стало немного жаль парня, и он попробовал вступиться за него. Но Олег так зыркнул, что Алексей поспешно ретировался и теперь лишь стоял рядом на дощатом перроне возле знакомой теплушки, наблюдая за блиц-допросом.

— Значит, стрелял ты один раз и в воздух. Я правильно понимаю? — Старший лейтенант прохаживался перед бойцом взад-вперед, заложив руки за спину. Бедолага-часовой, двухметровый детинушка с на редкость простодушным лицом, румяный, круглолицый, с пухлыми девичьми губами, курносым носом, усыпанным веснушками, смотрел на командира чистыми синими глазами, и недоумение так и лучилось с его круглой физиономии.

— Так я ж говорю, только в воздух. Честное комсомольское, товарищ лейтенант!

— Старший лейтенант! — Таругин не останавливаясь погрозил кулаком. — Ты, оказывается, еще и в званиях хреново разбираешься, а не только в обязанностях караульного? Ох, чует мое сердечко, сгниешь ты у меня в нарядах.

— Товарищ старший лейтенант, — послушно повторил боец, испуганно глядя на командира, — увидел, что на площадке дерется кто-то, ну и пальнул для острастки. Но в воздух! Не целился я ни по кому, не целился. Да и поди сумей кого зацепить с такого расстояния. А поезд еще мотает словно листочек в ручье.

— Получается, — Таругин словно размышлял вслух, — в железнодорожника ты попал случайно. Так? Очень странно. Очень. Давай еще раз все хорошенечко вспомним. Посекундно!

— Да не мог я в него попасть. — Детинушка готов был грохнуться в обморок. — Не мог! Я ведь в воздух стрелял!

Алексей полез в карман за папиросами. Судя по настрою старшего лейтенанта, тот явно собрался загнать бойца в гроб, но выяснить все. Белугин даже начал подозревать, что танкист в детстве мечтал стать следователем, но жизнь повернулась иначе. Зато сейчас дала шанс пусть ненадолго, но прикоснуться к мечте, и Таругин решил воспользоваться им на всю катушку. Справедливое, надо признать, желание, кто его знает, как сложится судьба в самом ближайшем будущем? Может, уже совсем скоро крутанется его «тридцатьчетверка» где-нибудь в степях под Сталинградом или полях под Ржевом, поймав на бегу вражеский снаряд, полыхнет чадно и… «Нас извлекут из-под обломков». Нет, можно, разумеется, попробовать узнать — возможности Службы велики, — но вот только какой в этом прок для Таругина? Да и когда еще Белугин сможет послать соответствующий запрос.

На самом деле картина и впрямь получалась престранная, здесь Алексей был вполне согласен с танкистом. Если караульный не врал, — а какой, спрашивается, ему резон обманывать? — то в Махрова стрелял кто-то другой. Кто? Почему никак не обозначил себя после всего случившегося? Кем послан, где затаился сейчас?

Белугин нервно затянулся, отметив для себя с нехорошим удивлением, что пальчики-то подрагивают. Выходит, нервишки совсем не железные у младшего оперативного работника Службы, коленки еще слабоваты, кишка тонка!

— Вы бы поменьше здесь курили, молодой человек! — сделал замечание Алексею проходивший мимо железнодорожник. — Не ровен час бросите окурок в сторону, а тут ведь и горючее, и боеприпасы. — Старик осуждающе покачал головой и пошел дальше.

— Да, конечно, сейчас затушу, — рассеянно ответил Белугин, думая о своем. Он бросил папиросу наземь, тщательно затоптал ее и повернулся было к продолжавшему экзекуцию подчиненного Таругину. Хотел сказать, чтобы тот прекратил маяться дурью и отпустил бойца. Но вдруг замер. Какая-то мелочь, соринка, пустячная заноза в уголке сознания — что-то не давало сосредоточиться, мешало ему. Что-то совсем недавнее, скорее даже произошедшее только что, буквально несколько секунд назад.

Железнодорожник!!!

Алексей резко крутанулся на каблуках, вытянул шею, стрельнул взглядом, привычно отсеивая лишние детали. Вот в толпе мелькнул знакомый форменный плащ и фуражка с черным околышем.

— Олег, держи, головой отвечаешь! — Белугин сунул портфель опешившему старлею и рванул по перрону, бесцеремонно расталкивая людей. Бежать было неудобно: то под ноги попадали узлы и тюки беженцев, то дорогу заступали красноармейцы, снующие туда-сюда словно трудолюбивые муравьи. Вслед Алексею неслась ругань, кто-то даже успевал отвесить ему тумака, но парень не обращал на это внимания. Главным было удержаться на ногах, не споткнуться и не упасть, а еще не потерять из вида маячащую впереди спину железнодорожника.

Странно, но она, кажется, вовсе не приближалась. И это несмотря на то, что Белугин бежал изо всех сил. Алексей поднажал. Еще немного, еще чуть-чуть!

Что-то упало ему на спину, навалилось по-медвежьи, сбило с ног. Перед глазами мелькнули угвазданные грязью доски, проржавевшая шляпка гвоздя, оброненная монетка, парень едва успел выставить ладони, а потом в правом колене что-то хрустнуло, и он упал, закричав от невыносимой боли.

— Попался, вражина! — Сильные руки подхватили его с двух сторон и одним рывком вздернули его вверх, в лицо противно пахнуло чесноком. — Смотрите, товарищ капитан, бежать пробовал!

Белугин, скрипнув зубами, поднял голову. Перед ним стоял потный багроволицый командир в мятой гимнастерке с одной «шпалой» в петлицах и слегка сбившейся повязкой «патруль» на рукаве. Двое красноармейцев с такими же повязками крепко держали Алексея за руки, не давая возможности шевельнуться. А вокруг уже стремительно собиралась толпа из зевак.

— Вора поймали! — авторитетно заявил пожилой старшина. — Обчистил небось кого. У, падла!

— Да не, шпион, кажись, — возразил ему лопоухий красноармеец с тощим вещмешком в руках. — Давеча тоже одного поймали, ракеты самолетам пускал.

Капитан в это время уверенно подошел вплотную к Белугину и радостно спросил:

— Что, думал, не догоним? Шалишь, брат, от нас не уйдешь, и не таких брали! — Он заозирался, высматривая кого-то в толпе. — Где тот путеец? Эй, батя, иди сюда! Вот черт, только что ведь здесь был. Ну да ладно, тащите-ка этого субчика в комендатуру.

Алексей приуныл. Судя по всему, капитан решил, что задержал опасного преступника и потому настроен был решительно, по-быстрому с ним хрен договоришься. Небось уже мысленно дырку под орден себе вертит. Да и свидетелей ненужных полным-полна коробочка. Вот непруха, как не вовремя этот излишне бдительный товарищ попался, всю малину испортил.

— Товарищ капитан, по какому праву вы вмешиваетесь в работу органов госбезопасности! — Белугин постарался вложить в голос побольше уверенности. — Вы что, мечтаете отправиться на уборку снега куда-нибудь за Полярный круг?! А ну-ка немедленно отпустите меня!

Красноармейцы, окружившие место событий, изумленно притихли. Хватка на локтях Алексея немного ослабла. Капитан неуверенно ухмыльнулся.

— Знаем мы такую госбезопасность, рассказывай больше.

— Удостоверение во внутреннем кармане пиджака, с левой стороны, — страшным шепотом произнес Белугин, упершись тяжелым взглядом в переносицу начальника патруля. — Сейчас вы его внимательно изучите, а потом мы обстоятельно поговорим, кто вам дал команду напасть на меня!

В принципе ответ на этот вопрос Алексею был примерно известен, реплика капитана насчет путейца многое объясняла. Кроме, пожалуй, самого главного — как здесь, черт бы его побрал, мог оказаться живым и невредимым подстреленный часовым и выпавший из поезда Махров?! Ведь это именно его он видел несколько минут назад возле эшелона и за ним бежал по перрону.

Евгений. 1907

— Интересно, почему он не взял наушник? — Борис Львович, похоже, решил порассуждать вслух. — Тогда у нас был бы нормальный двусторонний контакт.

— Значит, ему это не нужно, — предположил Белугин. — Или попросту неинтересно. Сейчас скажет какую-нибудь гадость и уйдет.

Предчувствия его не обманули, как говорится.

— Некоторое время назад в ваши руки попали бумаги, принадлежащие мне. — На лице Махрова застыло бесстрастное выражение. Выдавали его состояние только глаза, в них бушевала тщательно сдерживаемая ярость. Евгений даже несколько удивился, было странно наблюдать такое проявление эмоций со стороны столь классного профи. А в том, что они столкнулись с таковым, сомнений лично у него уже не осталось. — Я не буду сейчас сотрясать воздух угрозами в ваш адрес. Давайте просто примем как данность тот факт, что их необходимо вернуть. Желательно побыстрее. Я, разумеется, в курсе, что у вас их сейчас нет. Даю неделю. Потом пусть тот, кто их взял, придет в три часа пополудни на Лубянскую площадь. Искать меня не нужно, я сам подойду. До встречи, господа. — Инженер небрежно отсалютовал двумя пальцами и вышел из кадра.

Несколько секунд в комнате царило напряженное молчание. Мужчины переваривали услышанное. Белугин украдкой взглянул на резидента. Борис Львович отстраненно смотрел на экран, где застыло изображение порядком закоптившегося потолка избы.

Решив не беспокоить его, Белугин взял с прикроватной тумбочки блокнот и «паркер», быстро набросал несколько строк и только тогда окликнул резидента:

— Борис Львович, вас не затруднит передать это своим шифром, так ведь быстрее выйдет?

Резидент взял протянутый блокнот и быстро прочитал написанное. Потом еще раз, теперь уже медленно и вдумчиво. Затем окинул изучающим взглядом Евгения, но промолчал.

— Кстати, вы собираетесь отправить туда кого-нибудь из своих людей? — Евгений решил, что сидеть сиднем и ничего не предпринимать в их положении непозволительная роскошь.

— Что? — Резидент посмотрел на него с искренним недоумением, чувствовалось, что в этот момент его занимают совсем иные мысли. — Ах да, конечно. Вы абсолютно правы, нужно срочно послать туда группу зачистки. Не хватало еще, чтобы в руки местных угодило что-нибудь из нашего снаряжения. Пойду, отдам необходимые распоряжения.

Борис Львович легко поднялся со стула и торопливо вышел из комнаты. Что-то в его поведении заставляло напрячься. Евгений не смог бы объяснить точно, но какие-то мелкие детали наводили на мысль, что резидент пришел к определенным выводам и Белугину в них отведена откровенно незавидная роль. Брошенный мельком тяжелый взгляд, интонация, выражение лица — бог весть, что именно. Но Евгений готов был дать голову на отсечение, что он не ошибается. Витало в воздухе нечто этакое… человек решает, что ему делать с никчемным муравьишкой — раздавить, стереть в порошок или просто прихлопнуть.

Интересно, почему вдруг Борис Львович так резко поменял свое отношение к нему? Совсем недавно готов был носом землю рыть, чтобы помочь, а теперь явно настроен на обмен с Махровым. Неужели не понимает, что бумаги, добытые с таким трудом, такой кровью, дорогого стоят. И вернуть их требуется во что бы то ни стало вовсе не этому странному персонажу, появившемуся словно чертик из табакерки, а в Службу! Да нет, ерунда, все он прекрасно понимает, дурачков на такие должности не ставят. Тогда что могло повлиять на этого волчару? Ладно, в любом случае Махров кукиш с маслом получит, а не документы. Тем более на руку Евгению играет желание этого, гм, инженера встретиться именно с ним. Посмотрим, кто кого!

Дверь в комнату скрипнула, пропуская резидента и шедшего за ним следом долговязого парня. Белугин напрягся. Он знал, что это личный помощник и, попутно, специалист по «деликатным» вопросам Бориса Львовича. Врач, что ухаживал за раненым, оказался словоохотливым и к тому же с хорошо подвешенным языком, сумел за глаза описать правую руку резидента как живого. К тому же доктор в силу каких-то личных причин, о которых упоминал весьма неохотно, недолюбливал этого громилу, а потому говорил о нем ну очень много.

— Что происходит, Борис Львович? — Евгений расслабленно откинулся на подушку и всем своим видом демонстрировал полное спокойствие. — И зачем здесь ваш сторожевой пес?

Долговязый оскорбленно вскинулся и глухо заворчал. Резидент фальшиво улыбнулся.

— Ну, голубчик, ни к чему унижать моих сотрудников. По-моему, никто из них до сих пор ничем не обидел вас, а, наоборот, только заботился и помогал.

— Вот именно, — эхом откликнулся Белугин, — до сих пор. Но ведь сейчас что-то изменилось. Или я не прав?

Борис Львович криво усмехнулся.

— Что мне всегда нравилось в наших полевых агентах, так это их прекрасно развитая интуиция и чувство опасности. Скажите, эти качества тренируют специально? Впрочем, об этом давайте чуть позднее. А сейчас покончим с небольшими формальностями. Зафиксируй его! — последняя фраза предназначалась помощнику. Тот радостно осклабился и шагнул к постели Евгения, на ходу вынимая из-за спины руку с зажатым в ней пистолетом. В другой руке у него были наручники.

— Только дернись у меня, падаль! — Долговязый угрожающе навис над Белугиным. — А ну-ка тяни сюда свои ручонки шаловливые!

— Да ради бога. — Евгений молниеносно отбросил одеяло, от души закатал парню в лоб и завладел его оружием. А потом спокойно выстрелил противнику в грудь, отчего тот упал как подкошенный.

О чем не особо принято распространяться, так это о повышенных регенерационных способностях полевых агентов. Не то чтобы они могут вырастить оторванный палец, но раны заживают у них чуть быстрее, чем у обычных людей. Как на собаке, ага. Точнее, как на волке, если вспомнить о специфике деятельности.

Вот и Белугин за те несколько дней, что провалялся в койке после ранения, сумел значительно улучшить свое самочувствие. Естественно, никак не афишируя этот факт. А что, у каждого из нас свои секреты, и незачем трезвонить о них направо и налево. Доктор вроде бы подозревал что-то, но предпочитал не лезть не в свое дело. Хотя, может, и доложил резиденту о своих наблюдениях, кто его знает. Жалко, не получилось уговорить эскулапа принести какой-нибудь ствол, без оружия Евгений чувствовал себя весьма неуютно.

Кстати, резидент проявил завидную прыть. Долговязый еще только падал на пол, получив пулю, а он уже метнулся к выходу, как подорванный. Хотя на его месте Евгений, скорее, попытался бы расправиться с противником, используя выведенного из строя помощника в качестве живого щита. Ну или условно живого. Видимо, не было у Бориса Львовича опыта действий при огневом контакте. Но это и к лучшему. Для Белугина, разумеется.

Поэтому две пули в ноги резидента он положил как на стрельбище. Именно туда, куда хотел. Так, чтобы обездвижить, но не убить. Рано еще, надо выяснить, с какого такого перепуга отец-командир взъелся на подчиненного и решил вести себя с ним как с пленным ворогом. Вроде не успел Евгений нигде ему дорожку перейти. Или успел?

Борис Львович заорал, а потом грохнулся на пол и затих, пребывая в отключке. Ладно, с ним разберемся чуть позже. А сейчас есть дела и поважнее. Раз пошла такая пьянка, режь последний огурец — надо было в темпе закрыть тему с другими сотрудниками резидентуры. Сколько их могло быть на явочной квартире? По всем расчетам выходило, что еще двое-трое, не больше. Группа зачистки обычно располагается в другом месте, доктор приходил на вызов из собственного дома, техники находятся возле портала вместе с личной охраной. Незачем собираться в одном месте толпой, аборигены не идиоты, враз срисуют такое сборище. А учитывая неспокойное время, мигом стуканут в полицию. Дворники особенно отличаются повышенной гражданской сознательностью и активной жизненной позицией. Шутка, если что.

Евгения немного пошатывало, ранение все-таки давало о себе знать. Но он, превозмогая слабость, упрямо двинул вперед, стараясь держать темп. Сейчас каждая секунда была на вес золота. Рванул на себя дверь, прыгнул вперед рыбкой и в полете дважды выстрелил по бегущим навстречу охранникам. А в следующий момент, не сдержавшись, взвыл, когда шлепнулся на пол и тело пронзила боль в ранах. Хорошо еще, что постеленный ковер немного смягчил падение.

Заученно перекатился, меняя позицию, чтобы сбить прицел противнику. Замер, выискивая стволом опасность. Подождал несколько секунд. Никто не стрелял, не пытался подкрасться. Один из охранников бился в предсмертной агонии, скреб пальцами пол.

Выждав еще чуть-чуть, Белугин осторожно поднялся. Он крался к выходу, старательно прислушиваясь. За приоткрытой наполовину двустворчатой дверью в коридор царила тишина, но Белугин не особенно надеялся, что расправился со всеми обитателями квартиры. Последние события приучили его к тому, что дела норовят принять самый дурной оборот из всех возможных. Точно сглазил кто, впору сходить в церковь. А что, лишним точно не будет. И не беда, что он в ином времени, бог — един и не оставит в беде! По крайней мере, в глубине души Евгений искренне надеялся на это.

Радовало, что недавно его переодели, и сейчас на нем была надета не дурацкая ночнушка до пят, сковывающая движения, а вполне себе пристойные кальсоны и нательная рубаха. Практически идеальный вариант. Пятки только мерзнут, сквозняки гуляют будь здоров. Белугин поежился, зябко вздрогнул и тихонько потянул на себя ручку двери. Гранату бы вперед катнуть, для надежности, а потом еще пару очередей из автомата.

— Кто вы такой?!

Палец на спусковом крючке остановился в последнее мгновение. Еще чуть-чуть, и во лбу перепуганной девушки, прижавшейся к стене, нарисовалось бы аккуратное входное отверстие. Глазищи вполлица, длиннющая русая коса, белый жакет, черная юбка — по внешнему виду типичная училка, ей бы еще очки для солидности. Так, поправка на эпоху, не учительница, а секретарша. Хотя у них здесь эти обязанности обычно выполняют мужчины. Стенографистка? Ну да, на явочной квартире Службы. Ха-ха три раза!

— Такая же фигня, — усмехнулся Белугин. Пистолет опускать он не торопился. — В смысле, кто сама будешь, детка? Из какого отдела, фамилия, звание?

— Звание? — Батюшки святы, а глазюки у нее расширились еще больше, и не подумаешь, что такое возможно. И ужас такой плещется, вперемешку со слезами, аж неудобно, неужто он такой страшный? Впрочем, если взглянуть со стороны, то, пожалуй, и в самом деле можно испугаться: всклокоченный, небритый амбал в исподнем, весь в бинтах, босиком, но с «браунингом». Картина маслом: мумия возвращается! Ах, — девчонка тем временем благополучно упала в обморок. Что за нравы, местные барышни из-за любой ерунды глазки закатывают и наземь брякаются. То ли дело Ольга, вот девка была кремень, чертом не застращаешь. Возись теперь с этой фифой.

Поборов жгучее желание пристрелить излишне впечатлительную особу, Белугин задумчиво почесал щеку стволом пистолета и решил не мудрствуя лукаво оттащить ее куда-нибудь, предварительно связав руки и заткнув рот. А то очухается, разорется — весь дом на ноги подымет.

Евгений хотел было засунуть пистолет за пояс, но кальсоны мало подходили для этих целей. Поэтому он положил «браунинг» на полочку под висевшим на стене телефонным аппаратом, позаимствовал с вешалки длинный белый шарф, подошел к девушке и склонился над нею.

А в следующую секунду из-под эротично сбившейся юбки взметнулась длинная нога в ажурном сетчатом чулке, и Белугин согнулся в три погибели, получив сильнейший удар в пах.

Глава 20

Алексей. 1942

К вагону Алексей возвращался в скверном расположении духа. Дурацкая погоня за Махровым с последующей разборкой с комендачами вывела его из себя. Откровенно говоря, он рассчитывал, что после того, как патрульные увидят его грозную ксиву, инцидент будет сразу же исчерпан. Но то ли местные бойцы оказались непугаными, то ли, наоборот, излишне заинструктированными и боящимися больше своих начальников, чем заезжего чекиста. Пусть даже и из самой Москвы. И потому промурыжили они его по полной программе, изучив документы разве что не на зуб и не на просвет. И ведь не скажешь ничего, война.

Перед тем как отправиться в поездку, Белугину довелось почитать кое-какие материалы. Любопытно, что советская контрразведка столкнулась в этих местах не с немецкой агентурой, а со шпионами из числа работников посольств союзников. Так, повышенный интерес к работе оборонных предприятий проявляли британские псевдожурналисты и даже коммерческий атташе, оказавшийся на поверку кадровым офицером МИ-6. Пришлось их в конце концов выставить из страны. Подобными неблаговидными поступками грешили и сотрудники посольства буржуазного правительства Польши. Они даже распространяли в Куйбышеве листовки подрывного характера[10].

Как ни странно, но одной из немногих дипмиссий, чьи работники не были замечены ни в чем предосудительном, стало японское посольство. И это при том, что эта страна являлась одним из главных союзников Третьего рейха.

Таругина Алексей заметил издалека. Старший лейтенант сидел на подножке вагона, лихо сбив фуражку на затылок, и курил, блаженно жмурясь на солнышке. Вид у него был словно у довольного жизнью гигантского кота. Несчастный караульный в пределах видимости отсутствовал. Замордовал, поди, Таругин бедолагу, и теперь тот забился в какую-нибудь щель подальше от сурового начальства.

— Что, напился чужой кровушки, отдыхаешь теперь от трудов неправедных? — Белугин дружелюбно хлопнул старлея по плечу. — Имущество мое вертай.

— О, явился не запылился, — разулыбался Таругин. — А ты что, коллег своих разве на вокзале не встретил?

— Каких таких «коллег»? — насторожился Алексей. — Нет здесь у меня никаких знакомых, кроме тебя.

— Да ладно! — Танкист ошарашенно сморгнул. — Ты убежал, а через несколько минут подошли двое. Представились. Все чин чинарем, я сам их документы смотрел, такие же, как и у тебя. Один лейтенант госбезопасности, другой — младший лейтенант. Фамилии их, — Олег задумался, — простые какие-то. Черт, вот ведь вертятся на языке, а вспомнить почему-то не могу. Сергеев, Еремеев, Ермолаев? Слушай, ты извини, у меня после контузии иногда бывает такое, — Таругин виновато улыбнулся. — А потом они объяснили, что посланы за тобой, но, похоже, разминулись. Ну и попросили портфель им отдать. А нам в это время объявили как раз, что эшелон отправляется, я заменжевался — тебя-то нет, — с собой бумаги секретные не повезешь, вот и передал им. Потом, правда, отбой дали, до сих пор стоим. Батюшки, чуть не забыл. — Олег хлопнул себя по лбу. — Они ж мне расписку вручили, смотри! — Он торопливо полез в планшетку, достал оттуда сложенный пополам лист бумаги и протянул его Белугину.

Алексей взял листок, развернул и пробежал глазами несколько размашистых строк: «Расписка… дана лейтенантом ГБ Веремеевым в том, что мною получен портфель, принадлежащий сержанту ГБ Белугину… На замках портфеля печать номер… Принято без внешних повреждений и следов вскрытия… Число… Подпись…»

— Я что-то не так сделал? — тихо спросил Таругин, напряженно глядя на Алексея. — Они ведь имели право забрать твой портфель? Сказали, что это просто формальность, что они будут ждать в кабинете коменданта на вокзале и немедленно вернут его тебе.

Белугин медленно сложил листок и убрал его в карман.

— Слушай, а у тебя выпить есть? — спросил он вдруг танкиста. — Ужасно хочется вдарить сейчас по мозгам алкоголем.

Таругин воровато оглянулся.

— Самогон только. Гадость жуткая, резиной воняет. Но, как говорится, чем богаты, французский коньяк после победы хлестать будем. Не побрезгуешь? — Он потянулся за флягой.

— Нет, спасибо, — отказался Алексей. — Ослепнешь еще чего доброго от такого пойла. Хрен его знает, из чего эту пакость гнали.

— Как знаешь, — обиделся старший лейтенант. — Только у нас никто не жаловался. Изо рта, конечно, после него не майскими розами пахнет, но по мозгам шибает крепко.

— Устал я что-то, — пожаловался Белугин. — Ладно, не буду тебя грузить своими проблемами, пойду коллег искать. Бывай, старшой, береги себя. Глядишь, у Рейхстага встретимся!

— А то! — довольно улыбнулся танкист. — Я себе именно такую задачу поставил: доехать до Берлина и фюрера поганого на траки намотать! С чувством, с толком, с расстановкой. И никак иначе.

— Это если я бесноватого раньше не захомутаю! — хохотнул Алексей. — У нас возможностей, чай, побольше будет.

Они обменялись крепким рукопожатием и разошлись.

Белугин дошел до здания вокзала, заглянул для очистки совести внутрь. Естественно, никто его не ждал ни у коменданта, ни где-то еще. В принципе он и не рассчитывал на встречу с кем-нибудь знакомым — хотели бы, подошли уже давным-давно — но спектакль требовалось доиграть до конца. Поэтому при выходе на привокзальную площадь Алексей придал лицу тоскливо-понурое выражение побитой собаки, сгорбился и медленно побрел к ближайшей скамейке, где имелось свободное местечко.

Расположившись рядом с толстой теткой, сидевшей на своих узлах подобно наседке, Белугин достал папиросы и закурил. Если кто и наблюдал за ним в этот момент со стороны, то наверняка отметил бы для себя: у человека серьезные проблемы, вон как убивается, лица нет. Даже соседка, что поначалу подозрительно косилась на небритого парня в изрядно помятом костюме, прониклась его горем, как-то подобрела и сочувственно спросила:

— Случилось чего, милок?

Алексей тяжело вздохнул, выдержал приличествующую моменту паузу и c видимой неохотой ответил:

— Документы важные потерял.

— Карточки продовольственные?! — ахнула тетка, округлив глаза. Для нее, похоже, это были наиглавнейшие бумаги. — Вытащили, поди, кругом жулье проклятущее! Стрелять их на месте надо, вот что я тебе скажу, сынок. Война какая страшная идет, а они, мазурики поганые, у честных людей по карманам шарят. Ироды, креста на них нету! — Она погрозила неведомым воришкам довольно внушительным пухлым кулачком. — А ты сам-то куда путь держишь, не в эвакуацию, часом?

— Да нет, в Москву.

— В Москву?! — опять ахнула женщина. Воровато оглянулась, понизила голос и зловещим шепотом сказала: — Ты что, не слыхал, немец опять попер, как в прошлом году. И никто его остановить не может. Того и гляди, к самой столице подойдут.

Алексей нахмурился. Со всей этой беготней, стрельбой и разборками он как-то потерял счет времени. Группировка Красной Армии под Харьковом была уничтожена в конце мая — это он испытал на собственной шкуре. Собственно, его пребывание в этом времени тогда и началось. А вот что творится на фронте сейчас? Не прислушивался он к сводкам Совинформбюро, а зря. Ляпнешь что-нибудь невпопад, заколебешься объясняться. Какие приметные даты он помнит? 6 июля немцы займут Воронеж и выйдут к Дону. 17-го потеряем Ворошиловград, 23-го — Ростов-на-Дону. В начале августа — Майкоп и Пятигорск, но до этого еще далеко. Стоп, что это он затормозил?

— А какое сегодня число?

— Восемнадцатое, — охотно ответила соседка. — С утра восемнадцатое июня было.

Значит, пока ничего существенного. Выходит, брешет тетка, идиотские слухи пересказывает. Немудрено, так всегда было. В любой стране обязательно найдутся люди, охотно верящие в любую нелепость и раздувающие из мухи слона.

— Ты вот что, родная, — поморщился Белугин, — завязывай с болтовней. Ничем хорошим такие разговоры не закончатся.

Соседка надулась и обиженно отвернулась от него, пробурчав себе под нос что-то нелестное в его адрес. Ладно, переживем как-нибудь.

Алексей посмотрел на часы. Если комендант не соврал, его поезд должен был вот-вот появиться на станции. Но столкнувшись воочию с тем бардаком, что творился на железной дороге, парень справедливо сомневался, что расписание действует без каких-либо погрешностей. Поэтому следовало перебраться поближе к путям, чтобы не остаться с носом.

Белугин задумчиво поскреб подбородок. Побриться тоже не помешало бы. В Москве патрули лютуют, привяжутся в два счета. Но усталость поборола его желание, он мысленно плюнул на все и решил, что как-нибудь выкрутится. А пока гораздо важнее было перекусить — желудок давно уже урчал, издавая недвусмысленные напоминания о том, что последний раз видел пресловутую маковую росинку больше суток назад.

— Мамаша, где здесь поесть можно? — поинтересовался Алексей у соседки. Но та демонстративно промолчала, сделав вид, будто ничего не слышала. — И тебе не болеть, — ухмыльнулся Белугин, поднялся с места и направился искать вездесущих спекулянтов и торговок какой-нибудь снедью. Деньги благо имелись, Владимир Афанасьевич не пожадничал.

Евгений. 1907

Девчонка оказалась не промах. Если бы не отличная подготовка, подкрепленная богатой практикой, лежать бы Евгению хладным трупом со свернутой шеей. Повезло еще, что коварный удар по мужскому достоинству получился у нее не совсем точным. А так, хоть и потемнело в глазах, но сумел-таки Белугин поставить блок следующему выпаду взлетевшей с пола девицы. Несколько секунд отбивался от разъяренной фурии — рупь за сто, база у нее десантная, знакомый стиль, — а потом и начал потихоньку контратаковать. Азарта у девчонки было хоть отбавляй, но вот с мастерством дело обстояло не так гладко. Похоже, она выполняла на явке вспомогательную роль и занималась какой-то канцелярской работой. Получалось, настоящих боевиков он уконтропупил раньше. А навыки рукопашного боя — тоже мне загадка — входили в общую систему подготовки сотрудников Службы.

Жалко, отступить в комнату было нельзя — времени, чтобы взять пистолет, не хватало, а позволить завладеть оружием пусть и не профессионалу, но все равно человеку, явно умеющему с ним обращаться… да проще самому застрелиться! Поэтому несколько чувствительных ударов достигли цели, и Евгений понял, что затягивать эту игру в бойцовский клуб нельзя, не выдюжит он, сломается. И так постепенно начал выдыхаться.

Повезло, что девушка, похоже, решила, будто вот-вот вырубит противника — во взгляде ее засквозило торжество — она усилила натиск и напоролась на не слишком эффектный, зато весьма эффективный удар по печени. Задохнулась от боли, глядя на Белугина с ужасом и понимая, что последует дальше.

Евгений сплюнул на пол сгусток крови, неодобрительно покачал головой и потер ноющие ребра с правой стороны. Да, умелую сотрудницу раздобыл себе Борис Львович, едва не ухайдакала. А по внешнему виду ну просто пай-девочка. Эх, даже жаль немного, что пришлось ее обнулить. Впрочем, знала, на что шла — силком в Службу никого не тянут, и о повышенной смертности в ее рядах, по сравнению со штурмовыми частями, известно давно.

Белугин обследовал до конца квартиру, проверил все укромные уголки. Не хотелось больше получать приключения на свою пятую точку, хватит на сегодня. В рабочем кабинете резидента задерживаться не стал, решив пошарить в нем позднее. Сейчас на очереди стояло потрошение Бориса Львовича на предмет получения ответов на несколько животрепещущих вопросов. Воспользовался только походной аптечкой, слегка подбодрив измученный организм дозой стимулятора. Упасть в обморок на почве переутомления сейчас было бы весьма некстати.

К слову, когда Евгений вернулся в свою комнату, то резидент обнаружился уже в сидячем положении у стены под окном. Лицо мучнисто-белое, ни кровинки, глаза закрыты, неподвижен. Но живой, грудь вздымается, изо рта вырывается тяжелое, с хрипом дыхание. Матерый человечище — прополз на руках, волоча неработающие ноги, оставив на дощатом полу широкий кровавый след.

Белугин нашел свои тапки, вдел в них босые ноги. Шлепать разутым по кровавым пятнам не хотелось, отмывать потом этот «клюквенный сок» устанешь. Во время сшибки на такие мелочи некогда обращать внимание, а вот позже, когда приходит черед вдумчивых бесед с клиентом, работать приятнее в комфортных условиях.

Подумав, Евгений облачился в халат, подпоясался, опустил «браунинг» в широкий карман. Хрустнул пальцами, разминая их для работы. Передохнул, пора и честь знать. Затягивать не стоило, вдруг что-то неожиданное вмешается в процесс.

— Борис Львович, — тихонько позвал он резидента, присев перед ним на корточки. — Просыпайтесь, к доске пора, урок нужно отвечать!

— А ты учитель, что ли? — спросил резидент, не открывая глаз. — Видал я таких преподавателей в гробу в белых тапочках. Лучше добей меня, сопляк!

— Торопитесь вы, — с осуждением сказал Белугин. — А напрасно, нам с вами еще о многом поговорить нужно. Сами понимаете, вопросов у меня к вам накопилось в избытке, теперь хотелось бы получить на них ответы. Да, на подмогу не рассчитывайте, я там систему заблокировал. Поэтому никто нам не помешает. У меня предложение будет: вы рассказываете все по-хорошему, я вас легко отпускаю. Ну а если заартачитесь, то уж не обессудьте, придется принять меры воздействия. — Евгений с сожалением улыбнулся, мол, и не хочется, а что делать. — Соглашайтесь, даю слово, даже не почувствуете ничего, отойдете мягонько.

— Я так и так скоро сдохну, — прохрипел Борис Львович. — Крови потерял слишком много. А ты, оказывается, шустрый паренек. Да уж, недооценил я тебя. Надо было кольнуть тебя да выпотрошить, а я, старый дурак, решил с наскока.

— Бывает, — нейтрально отозвался Белугин. — Вы, по ходу, давно в этой эпохе торчите?

— А это здесь при чем? — насторожился резидент. Впервые открыл глаза и пристально посмотрел на Евгения. — Какая разница, сколько я здесь обитаю?

— Есть такая штука, — добродушно пояснил Белугин, — ассимиляция называется. Говоря по-простому, вжились вы чересчур в роль, мыслите как местный. Потому и вариант выбрали простецкий, на здешнего вахлака рассчитанный. Взять за хибот, сунуть в зубы «наган», припугнуть — и дело с концом. Обленились, комбинации сложные выстраивать не захотели. Когда в последний раз с полевыми агентами сталкивались? Молчите? То-то. Я так думаю, вы на мою шифровку среагировали, да? — Вскользь, не акцентируя вопроса, катнул пробный шар Евгений, не давая опомниться, переключиться собеседнику.

Борис Львович облизал пересохшие губы. Тяжело поднял руку и вытер рукавом рубахи мокрое от пота лицо.

— Я лопухнулся, спору нет. Поэтому сейчас ты меня допрашиваешь, а не наоборот. Но помогать не буду, не надейся. — Он опять закрыл глаза и откинулся назад.

— Жаль, — искренне огорчился Белугин. — Сэкономили бы время. Ну да что уж попусту языком молоть, давайте всерьез общаться. — Он поднялся и начал засучивать рукава халата.

Евгений устало потер глаза. Посмотрел на часы и присвистнул — ничего себе он поработал, почти три часа не отрываясь просидел за компьютером. Впрочем, дело того стоило — теперь он представлял реальное положение дел, насколько это было возможно в нынешней ситуации.

А обстановочка складывалась не ахти. Для него в первую очередь. Борис Львович оказался большим проказником. Просматривая его переписку с вышестоящими руководителями Службы, Белугин не уставал восхищаться. В самом деле, по личному общению с резидентом он и предположить не мог, что тот все это время рыл ему ха-арошую такую ямищу!

Правда, до сегодняшнего дня эти действия носили характер заурядной попытки присвоить себе чужие заслуги, а ответственность за промахи и просчеты «благородно» переложить на залетного оперативника. На Белугина то бишь. И, надо отдать должное, Борис Львович весьма преуспел в этом: с поистине иезуитским коварством он выпятил в своих рапортах каждую мелочь, что вольно или невольно играла на руку ему и свидетельствовала против Евгения. Проделано все было с таким мастерством, что оставалось только восхищаться. Да, большого таланта был человек, однозначно!

Конечно, ему очень помогло то обстоятельство, что человек, под которого шел подкоп, значительную часть времени валялся в кровати без памяти и при всем своем желании не мог бы возразить что-либо в свое оправдание. Тем более что никто этого оправдания и не требовал. Как ни печально, но весовые категории у них были разными и слово резидента смотрелось на бюрократических весах гораздо весомее, нежели полевого агента. Пускай даже и высшей категории.

Ко всему прочему, Борис Львович и в искусстве лицедейства преуспел: он, редиска, прекрасно знал о проблемах с аппаратурой Службы, предположениях аналитиков на сей счет и резолюциях руководства. Да-с, недооценил его Белугин, явно недооценил! А ведь как ловко котиком ласковым прикидывался, как слушал участливо, неведение разыгрывал — блеск! А Евгений-то уши развесил, сам против себя раз за разом аргументы выкладывал буквально на блюдечке с голубой каемочкой. Раззява!

И все бы ничего, сожрал бы его Львович, да и делу конец, но под занавес смешала все карты любопытная такая деталька. Вмешались в интригу личностные мотивы. Проще говоря, признал резидент Махрова! Это Белугин уже при допросе выяснил, в донесениях наверх ни о чем таком не говорилось. В июне 1992 года в Бендерской крепости свела судьба тогда еще молодого резидента, который и резидентом-то не был, так — рядовой агент — и некоего таинственного спецназовца. Борис Львович до сегодняшнего дня был твердо уверен, что тот абориген и к Службе никакого отношения не имеет. Вроде бы гэрэушник местный или кагэбэшник. Бог весть, что он там делал, но только во время заварухи между гвардейцами Приднестровья и молдавскими солдатами Махров спас неопытного паренька. Вытащил из самого пекла, да еще и помог уйти живым.

Белугина не особо интересовало, чем там занимался будущий резидент — мало ли интересов у Службы в разных вооруженных конфликтах — гораздо больше занимал его вопрос: с какого перепугу там очутился мнимый инженер? И почему Львович сохранил такое трепетное отношение к столь давней истории? Подумаешь, некий абориген вольно или невольно оказал услугу оперативнику Службы, что с того. Плюнуть и растереть. Не вязалось эдакое пафосное благородство, присущее скорее рыцарю из дамского романа, с натурой прожженного интригана, каким раскрылся резидент в недавних событиях. А вот, поди ж ты, увидел текст шифровки, где Евгений предлагал открыть сезон тотальной охоты на Махрова, и решил ни много ни мало убрать чересчур ретивого агента, чтобы вернуть поросший мхом долг чести. Странно это.

Имелась, правда, одна рабочая версия. Но вот пахла она чертовски неприятно. Да что там, воняла она, как придорожный нужник. Если допустить, что тогда, в 92-м, Махрову удалось каким-то образом закодировать Бориса Львовича… да, это многое объясняло. Вот только поверить в то, что сотрудник Службы, прошедший специальную психологическую и медикаментозную подготовку и обработку, включавшие в себя в том числе и противодействие ментальным атакам, может оказаться марионеткой в руках стороннего кукловода, было непросто. Черт, да такого вообще не могло случиться! Никогда!!!

Глава 21

Алексей. 1942

К воротам дома он подошел вечером. Летом темнеет поздно, но день был пасмурный, холодный, то и дело начинал накрапывать мелкий, противный дождик. Белугин, как только вышел из вагона, сразу же поднял воротник пиджака и сунул руки в карманы, чтобы было теплее. Жалко, так и не нашел шляпу после прыжка из поезда.

Патруль при выходе с вокзала миновал на удивление легко. Утомленные бойцы с серыми от усталости лицами даже не взглянули в его сторону. Гораздо больше их интересовали спекулянты с увесистыми мешками и мужчины в военной форме. На небритого парня в неказистом костюме без багажа они, видимо, решили не тратить драгоценное время. Что ж, это было Алексею только на руку.

Перед тем как отправиться в поездку, Седов распорядился поселить Белугина на явочной квартире где-нибудь в центре города. Сказать по правде, Алексей так до конца и не понял, зачем это понадобилось делать, но спорить не стал. В конце концов, он здесь в гостях, хозяевам виднее.

Собственно, в «своей» квартире, а точнее комнате, он успел побывать всего один раз. Да и то на бегу, мимоходом. Запомнил, что дом расположен на Каланчевской улице, срисовал номер, этаж, квартиру, взял ключ, мельком, от порога, заглянул внутрь и умчался творить злодейские дела. Соседей по коммуналке в этот момент дома не оказалось, и Белугин даже не представлял, кто они. Небось тоже какие-нибудь сотрудники спецслужб.

Зато теперь вдруг оказалось, что идти, кроме как по этому адресу, ему просто некуда. С Седовым в свое время он общался на какой-то подмосковной даче, куда его доставили прямо из камеры в автомобиле с опущенными шторками. Контакт со Службой оборвался вместе со смертью Ведерникова. Что еще? Да ничего, голяк.

Поэтому с вокзала он побрел именно на Каланчевскую. Благо идти было всего ничего. По дороге Алексей жадно рассматривал улицы и прохожих. Таковых, правда, было немного — значительную часть горожан отправили в эвакуацию, еще большая ушла на фронт. Оставшиеся же пропадали на работе. Все для фронта, все для Победы — для москвичей эти слова не были пустым звуком. Так что город выглядел достаточно безлюдным.

Разве что у магазинов и керосиновых лавок можно было встретить очереди. Молчаливые, усталые горожане терпеливо ждали. Практически не разговаривали друг с другом. Со стороны это смотрелось очень необычно, так, будто на тротуарах расставили манекены.

Раньше Алексею было бы просто интересно поглазеть по сторонам. Еще бы, иная эпоха! Все воспринималось вначале как виртуальный мир из крутой компьютерной игрушки. Зато теперь, когда он на собственной шкуре испытал все «прелести» настоящей, всамделишной войны с ее грязью и кровью, мир приобрел другие очертания. И многое из прежней, сытой и спокойной жизни выглядело фальшивым и пресным, что ли?

Наверняка кто-нибудь из ученой братии сказал бы с многозначительным видом, что он, мол, просто стал адреналиновым наркоманом. Плевать! Можно придумать миллион с хвостиком красивых теорий, но ни одна из них не будет иметь ничего общего с действительностью. А Белугину ужасно хотелось понять, что именно помогает людям, окружающим его сейчас, переносить тяготы и лишения военного времени. Ради чего они идут на немыслимые жертвы? Но пока он не нашел ответа на эти вопросы.

Войдя в подъезд, Алексей легко взбежал по грязной лестнице на второй этаж. Остановился ненадолго, чутко прислушиваясь, не идет ли кто следом. Не то чтобы он опасался слежки, скорее по привычке. Мазнул взглядом по украшенным местной «наскальной живописью» стенам. Какой-то Ваня любил Галю, Петр Савелич был козлом, а «Спартак» — чемпионом.

Усмехнувшись, Белугин поднялся еще на этаж выше. Остановился перед дверью, оббитой темно-коричневой кожей — изрядно потрескавшейся и давно не мытой — и захлопал себя по карманам, вспоминая, куда же засунул ключ.

Замок мягко клацнул, пропуская Алексея. Он вошел внутрь и очутился в небольшой полутемной прихожей. На вешалке болталась сиротливая телогрейка с порванным рукавом. Справа, из-за неплотно прикрытой двери, доносилось вялое журчание воды в канализационных трубах, слева две двери в комнаты: одна — выкрашенная в зеленый цвет — неведомых соседей, другая — с косо намалеванной шестеркой — его. Впереди маячила маленькая кухонька. Оттуда тянуло прогорклым маслом и почему-то ваксой.

Поморщившись, Белугин подошел к своей двери. Отпер ее и зашел «домой». Свет из окна позволял оглядеться, что парень и сделал. Продавленный диван, два венских стула, грубо сколоченный квадратный стол без скатерти. На стене черная тарелка громкоговорителя. На подоконнике цветочный горшок с засохшим растением неизвестного вида.

Да уж, не «Хилтон» и не «Шератон», будем откровенны! Ладно, бывало и хуже. Алексей встряхнулся и решил пойти умыться и, если удастся, принять ванну — запах пота сводил с ума. Не мешало бы сменить белье, но о такой роскоши не приходилось даже мечтать — гардероб со сменной одеждой в комнате отсутствовал. Разве что прихватизировать чужую телогрейку? Улыбнувшись неожиданной мысли, Белугин снял пиджак, бросил его на диван и направился на звук водопроводных труб, расстегивая на ходу пуговицы на рубашке.

Пронзительная трель звонка застала его врасплох, когда Алексей спустя полчаса вышел из ванной, вытирая мокрые волосы на голове жестким вафельным полотенцем. Туалетные принадлежности он случайно обнаружил внутри небольшого саквояжика, скромно притулившегося под столом в комнате. Неведомый благодетель снабдил его кроме полотенца еще куском мыла, зубной щеткой и опасной золингеновской бритвой.

Но поистине царским подарком смотрелись три пачки «Казбека» и бутылка водки с криво наклеенной этикеткой. А к ним две банки американской тушенки, пачка грузинского чая и завернутый в целлофановую обертку маленький кусок сала. Запах от него шел настолько восхитительный, что Белугин не удержался, вышел на кухню, без зазрения совести взял чужой нож и откромсал себе пару кусочков, остро жалея лишь об отсутствии хлеба.

Ну а потом с наслаждением смывал с себя грязь и въевшийся пот, подставляя тело под слабенькие струйки душа. Вода шла еле-еле теплая, но парню после всех пережитых приключений она казалась парной. Оказывается, как мало нужно человеку для счастья: крыша над головой, теплый сортир, душ, да что-нибудь пожрать. Ну а выпить и покурить — это уже из категории излишеств. Впрочем, сегодня Алексей твердо решил оттянуться по полной программе. И пусть весь мир подождет.

Да уж, воистину, хочешь рассмешить бога, расскажи ему о своих планах! Негромко матюкнувшись, Белугин несколько секунд постоял на месте в смутно лелеемой надежде, что незваные гости уберутся восвояси, но звонок все не унимался.

— Да чтоб тебе посреди ночи всю жизнь так же трезвонили! — пожелал в сердцах Алексей. Быстро сходил за пистолетом, дослал патрон в ствол и, отведя руку с оружием за спину, пошел взглянуть, кому там так неймется в ночь глухую. В принципе это могли быть сотрудники Седова — в конце концов, квартира принадлежала их ведомству. Может быть, кто из соседей маякнул куратору, что новый жилец объявился, почему нет? Белугин и сам планировал отзвониться по оставленному ему телефону, да вот решил с дороги немного отдохнуть, привести себя в порядок.

— Чего надо? — мрачно поинтересовался Алексей у стоявших на пороге людей. Их за дверью обнаружилось аж двое. Полный багроволицый мужичок в белом летнем костюме, обмахивающийся шляпой — под мышкой раздутый портфель с торчащими бумагами. Какой-то карикатурный управдом, в лучших традициях советских фильмов пятидесятых-шестидесятых годов. Второй, точнее — вторая — худенькая девушка, одетая почему-то в комбинезон, вроде летного или танкистского, с красной повязкой «МПВО» на рукаве. Ага, она из местной противовоздушной обороны — именно так расшифровывается эта аббревиатура. Девушка и давила на кнопку звонка. Больше в пределах видимости никого не было.

— Товарищ Белугин! — Багроволицый продолжал обмахиваться, словно ему не хватало воздуха. Странно, на улице вроде не жарко. — Я из домоуправления. Что же вы, голубчик, нарушаете?

— Вы о чем? — Алексей искренне удивился. Толстяка он не помнил, документы при заселении у него принимала какая-то тетка в больших роговых очках. Но мало ли, может, этот «живчик» мотался где-то, общаясь с жильцами.

— Ну как же! — всплеснул руками домоуправ. Или как там его называть? — Существует строго определенный порядок. Если жилец уезжает, то обязан известить домоуправление, предоставить данные о новом адресе, внести квартплату, наконец! А вы исчезаете, никто не знает куда, карточки продовольственные не получены — форменное безобразие! Как хотите, но я не желаю отправляться под суд из-за вашего разгильдяйства! Да-да, зарубите себе на носу, разгильдяйства! Извольте немедленно проследовать за мной в домоуправление, там и договорим.

Девушка за спиной толстяка негромко фыркнула. Ее, похоже, все происходящее откровенно забавляло. Белугина в принципе тоже. Пыл, с которым обрушился на него домоуправ, буря эмоций, водопад слов — все это абсолютно не вязалось с его внешним обликом. Ему бы на сцене простака играть.

— Послушайте, товарищ, — улыбнулся Алексей, — не знаю, к сожалению, вашего имени-отчества, я был в служебной командировке. Документы, естественно, предоставлю. Но давайте позже, а то сейчас я безумно устал. Мне было бы гораздо удобнее навестить вас завтра. — Черт его знает, может, и в самом деле такой порядок. Помощник Седова, правда, не говорил, но, мало ли, вдруг просто запамятовал.

— Как завтра?! — ужаснулся домоуправ. — Завтра меня уже возьмут под белы рученьки, посадят в «воронок» и отправят далеко-далеко. Туда, куда Макар телят не гонял. Даже не мечтайте, только сегодня!

«А ведь он играет, — вдруг сообразил Белугин. — Бутафорит вовсю. Обрушил на меня эту чепуху, а сам уже в квартире. Надо же, я не помню, как впустил их, совсем он меня заморочил. Елки-палки, я ведь даже у них документы не проверил!»

— Дверь прикрой! — резко бросил своей спутнице толстяк, не отрывая взгляда цепких глаз от Алексея. Маска шута исчезла, уступив место настоящему облику. Теперь в коридоре стоял холодный, расчетливый профессионал. Он весь подобрался и уже не смотрелся забавным персонажем балаганного шоу. Скорее, плотно сбитым, мускулистым атлетом. То есть актером совсем иного жанра. О прежнем «домоуправе» напоминало разве что только багровое лицо. — Не видишь, клиент соображать начал, так что пора эту комедию заканчивать!

Туго набитый портфель взмыл в воздух и полетел в лицо Белугину.

Евгений. 1907

«Надо бы пойти себе кофейку заварить, — устало подумал Белугин. — Башка после всей этой нервотрепки не работает совершенно. Да и стимуляторы свою роль сыграли — сначала вроде хорошо, легко, все по плечу, а сейчас отходняк, как у наркомана».

Евгений тяжело поднялся и не торопясь направился на кухню. Спокойно прошел мимо тел охранников — эка невидаль! — заглянул по дороге в ванную комнату. Крутанул кран с холодной водой и с наслаждением сунул голову под шипящую струю. Хорошо! Можно было, конечно, проглотить еще одну капсулу стимулятора, но это означало бы, что новый откат гарантированно вырубит его на несколько часов после окончания действия препарата. А в его нынешнем положении так рисковать не стоило — интуиция подсказывала, что будущее скрыто в тумане неопределенности. Мутно, короче.

Судя по переписке Бориса Львовича с головным офисом Службы, руководство всерьез собралось провести служебное расследование в отношении Евгения. А теперь, когда он положил резидента вместе с его ближайшим окружением, это намерение легко и просто могло трансформироваться в силовое задержание и этапирование Белугина уже в качестве преступника. А что, бывали прецеденты, наслышаны. И попробуй докажи свою невиновность — кто тебя, душегуба, слушать будет? Хорошо, если не пристрелят «при попытке к бегству». Прежние заслуги? Не смешите мои коленки — на одной чаше весов полевой агент, на другой — один из высших чиновников Службы. И чью, спрашивается, сторону примут такие же чиновники метрополии, подогретые кляузами Бориса Львовича?

Поэтому, как здраво рассудил Евгений, сейчас самым лучшим вариантом для него было заныкаться куда-нибудь подальше в укромное местечко, где ищейки Службы не достанут, и там отсидеться какое-то время. Нужно пропустить первую, самую мощную, волну над головой, а уже потом тихой сапой подкатиться к своим с разумным объяснением произошедшего.

А есть ли у него такая норка? Странный вопрос, конечно есть! Любого полевого агента чуть ли не в первую очередь учат искать возможные пути отхода, делать схроны. Особенно когда работаешь в неспокойном времени, вроде нынешнего, — кто знает, с чем придется столкнуться в следующую минуту?

Быстро перебрав в голове возможные варианты, Евгений остановился на Лизавете. Горничная в доме известного инженера — в будущем, при большевиках, одного из сподвижников Леонида Красина — на первый взгляд деревенская простушка. Но это только на первый. А вот если копнуть поглубже, то выяснится, что эта милая хохотушка имеет немаленький партийный стаж, принимала участие в подготовке нескольких эксов[11], находится на короткой ноге с целым рядом видных революционеров. В свое время, познакомившись с девушкой, Белугин очень аккуратно — как чувствовал — не афишируя своего интереса, навел справки об этой особе. И с немалым удивлением узнал, что в свой нынешний дом ее привела вовсе не жажда наживы или стремление отойти от подпольной деятельности. В прислуги Лизавету определили для присмотра за тем самым инженером, что формально являлся ее хозяином. Забавно, но господа революционеры демонстрировали завидную дальновидность в этом вопросе. Они явно желали осветить потенциально полезного их делу человека со всех сторон, влезть ему в голову и держать под незаметным, но весьма действенным контролем. Взбрыкнет такой наивный дурачок, выкинет коленце и мигом получит из рук прислуги в накрахмаленной наколке чашечку чая с цикутой. Или еще какой гадостью — выбор огромный.

Грязненько? Ну а что вы хотите, революцию в белых перчатках не сделать, по-любому замараешься! Вспомните, как наследство Саввы Морозова получали, какая там грязная и мутная история с самоубийством фабриканта приключилась. Ах да, это чуть позже будет.

Евгений рассеянно прикурил папиросу. Прочь эту лирику, пора подумать о более насущных проблемах. Надо перво-наперво собрать вещи, которые помогут ему переждать сумятицу. А значит, путь его снова лежит в направлении кабинета резидента — пошерстим маленько сейф на предмет денег и чистых документов.

Прихлебывая свежесваренный кофе, Белугин деловито просматривал всевозможные бланки, печати и штемпели. Богатая у Бориса Львовича коллекция имелась, обзавидуешься. При желании можно было сварганить себе хоть царскую грамоту. Да такого качества, чтобы сам Николай Второй долго скреб в затылке, вспоминая, когда это он успел такое подписать. И ни малейших сомнений в подлинности собственной подписи у него не возникло бы.

Подумав, Евгений отобрал для себя пару паспортов, бумаги на право выезда за пределы Российской империи с открытой датой, несколько чековых книжек и пяток аккредитивов, позволяющих получить деньги в банках-корреспондентах известного швейцарского банка. Не то чтобы он сильно нуждался, но, как говорится, запас карман не тянет. На текущие расходы Белугин выгреб всю наличность, которую нашел в сейфе и ящиках стола. Резную дверцу потайного отделения выломал при этом не задумываясь — лень стало идти искать ключ. Да и вообще, чего уж теперь.

Сумма в общей сложности вышла внушительная — в пару тысяч рублей с какой-то мелочью. По меркам этого времени не Рокфеллер, конечно, но жить можно. Крупные купюры не брал — мало ли, вдруг номера переписаны, отследят мгновенно.

В комнате помощника обнаружилась неплохая коллекция стрелкового и холодного оружия. Евгений искренне пожалел, что не может утащить с собой все понравившиеся экземпляры. Да, Борис Львович со товарищи жили припеваючи, ни в чем себе не отказывали. Правильно, наверное, когда еще представится такая возможность. Да и жизнь такая штука… быстротечная.

Белугин с сожалением отложил в сторону очередной ствол и решил не мудрствуя лукаво взять полюбившийся ему «браунинг» первый номер — компактное, легкое и скорострельное оружие, излюбленный пистолет российских мещан и революционеров. Присовокупил к нему несколько пачек патронов, наточенную до бритвенной остроты финку в потертых ножнах и… а что еще? Да все, вроде. Не помешало бы, конечно, прихватить что-нибудь из снаряжения своего времени, но, вот беда, найдут его в два счета — фонит оно не по-детски. Иномирное происхождение так и прет. А жаль, прибор ночного видения, ПБС[12] и несколько световых и шумовых гранат явно не помешали бы. Так, теперь пошукать в прихожей какой-нибудь подходящий портфельчик, разжиться одежкой, и можно сваливать. Не ровен час, кто-нибудь из сотрудников резидентуры на огонек заявится или попробует связаться с начальством. Усугублять свою вину еще одним убийством не хотелось. Так что просто спасибо этому дому, пойдем к другому.

Выйдя на улицу, Белугин с наслаждением вдохнул свежий морозный воздух. После долгого времени, проведенного в помещении, немного закружилась голова, но Евгений постоял чуток и справился с минутной слабостью. Огляделся. Если память не подводила, то он находился где-то в районе Остоженки. Ну да, вон там Хилков переулок. А вон в том неказистом доме в прошлом веке обосновалась моднейшая лечебница минеральных вод. Воды, разумеется, привозили из-за границы, а больные их пили, принимали ванны и в свободное время гуляли по роскошному саду, ведя светские беседы. Затеял этот «бизнес» врач по фамилии Лодер, и говорили, что народ, глядя на фланирующую под музыку публику, называл его пациентов лодырями. Было ли так на самом деле или же это всего лишь красивая легенда, Евгений не помнил. Так, всплыл в памяти забавный факт, не более.

— Куды нужно, барин? — «Ванька»[13] лихо затормозил санки возле Белугина, обдав того снегом. — Мигом домчу, лошадка — огонь!

Евгений с недовольным видом стряхнул с себя грязь и с сомнением оглядел каурого Росинанта.

— Врешь, поди, стервец! — сказал он брюзгливо. — Доходяга какая-то кобыла твоя.

— Да что вы такое говорите! — задохнулся в праведном возмущении извозчик — обыкновенный мужик, какого можно встретить в любом русском селе. Конопатый, нос картошкой, небольшие серые глаза на морщинистом лице. — Как не совестно вам, напраслину-то почем зря возводите!

— Ладно, не гоношись, — оборвал его Белугин. — На угол Большой Ордынки и Черниговского. К доходному дому Дурилина, знаешь такой?

— А, это который в прошлом году отстроили? Знаю. Сей миг домчим. Садись, барин!

— Смотри у меня, — пригрозил на всякий случай Евгений, — растрясешь, так шиш с маслом получишь. Рука у меня болит, так что аккуратней вези.

— Понял, барин, — закивал «ванька». — С войны рана-то или… — он многозначительно подмигнул. Белугин нахмурился, соображая. А, наверное, думает, что мое ранение — это последствие революционных событий, сообразил он.

— Со смутьянами не якшаюсь! — сухо и отрывисто бросил Евгений. — И вообще, хватит уже болтать, поехали.

Глава 22

Алексей. 1942

«А ведь логичнее было сначала меня вырубить, а уже потом дверь закрыть, — мысли в голове двигались медленно, тягуче, словно густой мед, стекающий с ложки. — Хотя, может, так они и сделали? Здорово меня саданули. Черт, башка совсем не варит. Надо встряхнуться!» — Белугин машинально подергал руками. Наручники больно врезались в запястья. Да уж, положеньице.

Алексей сидел на стуле в знакомой комнате. Руки заведены назад — проверил, они надежно скованы, не вырваться. За столом перед Белугиным расположился незнакомый мужчина в мышиного цвета костюме. Он и сам был очень похож на упомянутого грызуна: мелкие остренькие черты лица, противные усики, редкие волосы, обильно намазанные какой-то гадостью, придающей блеск, ручки-лапки, заботливо перебирающие разложенные бумаги.

Давешних «волкодавов» в поле зрения не наблюдалось. Ловкая парочка, кстати, хорошо работают — надо отдать им должное. Разыграли все как по нотам. Вот и верь после тем, кто говорит, что к аборигенам можно относиться как к братьям нашим меньшим — с чувством собственного превосходства. Нагнули на раз-два, пикнуть не успел. Да и в лоб так качественно закатали, что мысли плавают, как муха в сиропе. Смешно сказать, он даже не помнит, как лишился пистолета и как его приволокли в комнату.

За спиной слышалось чужое ровное дыхание, и ноздри щекотал отчетливый запах чеснока, но повернуться и посмотреть, кто же это его пасет, Белугин не мог. Точнее, когда только-только очухался, то попробовал, но сразу скулу обжег чувствительный удар, в глазах заплясали разноцветные звездочки, а человек-мышь равнодушно бросил, не поднимая головы:

— Не нужно вертеться. Сидите спокойно.

Вот и сидел Алексей, раздумывая над тем, как же это он так по-детски облажался. Учит жизнь, учит, да не всем эта наука впору приходится — некоторые излишне самоуверенные типчики вроде него вдруг решают, будто поймали бога за яйца и теперь им можно творить что угодно. Но только боженька хоть и терпелив, да не бесконечно, и в обратку нахалу прилетает очень и очень быстро.

— Можно начинать! — В комнате появился старый знакомый: Кирилл Андреевич Залогин собственной персоной. Быстро он обратно до столицы добрался. Эх, надо было все-таки его в поезде грохнуть! И чего, спрашивается, не стал стрелять? Ведь и приказ от Седова недвусмысленный имелся, и возможность отличная, ан нет — распустил нюни. Не поднялась рука. Тем более что непоняток вокруг этого человека оказалось больше, чем снежинок в сугробе — не разгребешь с наскока. А Белугин ужасно не любил, когда его использовали втемную. Да и знакомство старого подпольщика с Евгением…

Залогин быстро прошел мимо насторожившегося Белугина и смачно плюхнулся на диван. Теперь Алексей оказался как бы под перекрестным обстрелом чужих глаз. Парень слабо улыбнулся — знакомая тактика, проходили на семинарах.

— Гражданин Белугин, — мгновенно завел шарманку серый человечек, соизволивший наконец-то поднять бесцветные глаза. — Я следователь НКВД, лейтенант госбезопасности Кокорин. Вы задержаны по подозрению в совершении преступлений, наказание за которые предусмотрено статьей 58 УК РСФСР, а именно: 58-1а, 58-6, 58-8. То есть, измена Родине, шпионаж, террористическая деятельность. По этим статьям вам грозит высшая мера наказания — расстрел. Поэтому настоятельно советую не запираться, а хотя бы из чувства самосохранения помочь следствию. Ваше сотрудничество обязательно будет учтено судом.

Алексей молчал, разглядывая следователя. В голове назойливым комаром зудела мысль о том, что надо было сразу же по приезде набрать один из оставленных Седовым телефонных номеров и сообщить о себе. Нет, решил передохнуть с дороги! Выкручивайся теперь, как знаешь.

— Неужели вы идиот, Белугин? — вкрадчиво осведомился следователь. — Вроде бы не производите такого впечатления. Так почему молчите? Или думаете, что у нас нет материалов, подтверждающих вашу вину? Так ошибаетесь, есть такие материалы. Причем настолько железные, что у следствия имеются вполне ясные перспективы предъявить вам обвинения и по другим, не менее тяжким, статьям. А вкупе это дает нам возможность выйти на суд в самом ближайшем будущем, не затягивая дело. Вы этого хотите? Или, быть может, надеетесь на то, что мы будем только разговоры разговаривать? Выкиньте из головы — время сейчас военное, не до сантиментов. Не хотелось, конечно, превращать цветущего молодого человека в развалину, да ведь он сам напрашивается. Тем более что с тобой приказано не церемониться. — Следователь очень легко перешел на «ты».

— Алексей Михайлович, наверное, думает, что ему помогут, — включился в допрос Залогин. — Он ждет помощи от своих подельников. Еще бы, ведь они в таких чинах-званиях, что прямо дух захватывает, правда, Белугин? — Кирилл Андреевич пренебрежительно усмехнулся. — Жаль разочаровывать вас, молодой человек, но известные вам персоны смещены с занимаемых должностей и заключены под стражу. Не далее как вчера. С ними, конечно, тоже будут разбираться, но другие люди. А вам, если хотите выбраться из дерьма целым и невредимым, советую перестать изображать из себя стойкого оловянного солдатика. Напрасный труд!

Как бы в подкрепление его слов — не иначе, чтоб дошло быстрее — охранник за спиной врезал Алексею ногой в плечо. Белугин полетел на пол, зашипев от боли. Черт, здоровый бугай, да еще в сапогах по ходу. Каратист, блин, доморощенный выискался — лучше бы уж опять кулаком.

— Посади его на место, — небрежно скомандовал следователь. Он не выказал ни малейшего неудовольствия тем, что в допросе участвует посторонний человек, вроде бы никак не относящийся к НКВД, из чего следовал вывод, что Залогин на самом деле или не такой уж и посторонний, или полномочия имеет самого наивысшего уровня.

Мощные лапищи мгновенно вздернули Белугина вверх и швырнули обратно на стул.

— Давайте начнем с самого начала, — как ни в чем не бывало предложил человек-мышь. — Имя, фамилия, год рождения?

— Закуришь, сынок? — Залогин поднялся с дивана, подошел поближе и протянул раскрытый портсигар. Алексей дернулся, увидев знакомую вещицу. Перед глазами молнией пронеслись образы другого мира и совсем другого времени. — Да не боись, не стану я тебе зажженной папироской в глаза тыкать, чай не в белогвардейской контрразведке! — засмеялся Кирилл Андреевич, истолковав его движение по-своему. Он задушевно приобнял парня за плечи, наклонился к его уху и тихонько сказал: — Где портфель мой, сучонок? На куски порву, мразь!!!

«Опаньки! — вихрем пронеслось в голове Белугина. — Неужели у меня появился шанс?»

— А разве он не у вас?! — Алексей старался сыграть изумление насколько можно правдоподобнее. — Я думал, что это ваши ребята меня на станции так ловко облапошили.

Сказать по правде, он и в самом деле не очень понимал, что за сотрудники госбезопасности провели великолепно разыгранную комбинацию, закончившуюся изъятием портфеля у старлея Таругина. Разные версии строил, но к какому-то определенному выводу так и не пришел — маловато было информации для всестороннего анализа. А строить предположения — дело неблагодарное.

— Что ты мелешь?! — прошипел Залогин. Лицо его неприятно исказила гримаса бешенства, в глазах колыхалась тщательно сдерживаемая ненависть, готовая вот-вот выплеснуться. — На какой к херам станции?

— Ну как же. — Белугин смотрел открыто, но с толикой недоумения. — У следователя вашего бумага — она у меня в пиджаке, во внутреннем кармане, лежала.

— О чем он? — Кирилл Андреевич требовательно повернулся к Кокорину.

Человек-мышь суетливо перебрал разложенные на столе документы, выхватил нужный листок и торопливо подал его Залогину. Тот сел обратно на диван, вытянул бумагу перед собой, как это делают люди, страдающие дальнозоркостью, и внимательно прочел, прищурившись. Задумался, обдумывая полученную информацию. Потом медленно повернулся к Алексею:

— Что за бред, кто такой этот Таругин? Как к нему попал мой портфель? Рассказывай, не тяни! — Он повелительно мотнул головой, и на Белугина обрушился очередной удар.

— Умеете вы уговаривать. — Парень сплюнул кровь на порядком изгвазданный чужой обувью пол. — Сразу в голове прояснилось. Такая кристально четкая картинка, вот прям как сейчас вижу: аптека, улица, фонарь…

— О поэзии Блока мы поговорим как-нибудь в другой раз, — перебил его Кирилл Андреевич, неприятно оскалившись. — По делу давай!

Алексей тяжело вздохнул. Начинать все крушить или подождать? Шансов выбраться, правда, не очень много, но можно попробовать. Тем более что дружественная кавалерия почему-то не спешит на помощь из-за холмов. Обидно. Ну хорошо, а если он сейчас все выложит, то где гарантия, что его попросту не шлепнут за ненадобностью? Нет таких гарантий. Значит, молчать? Тоже не шибко здорово — бугай за спиной получит команду «фас» и мигом превратит в мычащий от боли кусок мяса. По-любому говорить заставят, бумажки потерянные для них важны.

Может быть, попробовать потянуть время, получить небольшую отсрочку? Да нет, не в том они настроении. По внешнему виду чувствуется — на взводе ребятки, не ровен час крышу окончательно сорвет. Эх, была не была!

Белугин собрался с духом и начал говорить. На мелких деталях старался не останавливаться, выделял только самую суть произошедшего с ним в дороге, старательно обходил скользкие моменты, которые могли представить его в невыгодном свете. От каких-либо выводов воздерживался, справедливо рассудив про себя, что от него это и не требуется — сами обдумают. Поэтому рассказ получился не очень длинным и занял всего несколько минут. А прервался самым неожиданным образом: когда Алексей дошел до эпизода со встречей с железнодорожником Махровым, Кирилл Андреевич вдруг побелел как полотно, затрясся и срывающимся шепотом прохрипел:

— Как, говоришь, была фамилия старика? Махров?!!

Евгений. 1907

Живут же люди! Белугин с восхищением рассматривал дом, украшенный тонко выполненной лепниной. Располагалась она преимущественно над подъездами. Лиственный узор стелился там буквально сплошным ковром. В качестве дополнения тянулся длинный ряд цветных изразцов. Красиво. Евгений попытался припомнить фамилию архитектора, но безуспешно — внезапно навалилась тяжесть, перед глазами все поплыло. Судя по ощущениям, действие стимуляторов подошло к концу. Не вовремя. Хотя когда пакости случались в тот момент, когда их ждешь?

Лизавету он вызвал через дворника, сунув тому какую-то мелочь. А сам начал прохаживаться по тщательно очищенному от снега тротуару возле дома напротив. Переться напролом в квартиру инженера Белугин посчитал пока преждевременным. Мало ли что, вдруг обстановка неподходящая — зачем подставлять девчонку. Она ведь фактически выполняет партийное поручение, нужно заботиться о коллеге.

И так уже дурака свалял, когда назвал «ваньке» этот адрес — надо было сказать другой, выйти за пару кварталов и дальше пройтись пешком. Но рана как-то по-особенному противно заныла в тот момент — хоть волком вой! — да и ужасно хотелось поскорей убраться подальше от явочной квартиры и оставленных в ней трупов. А ведь знал же, что в Московском охранном отделении имеется особый конный двор, все извозчики которого состояли на службе в Департаменте полиции. Непростительная оплошность. Новичку ведь известно: не садись в первое такси. И во второе не садись, поймай лучше третье. Ладно, будем надеяться, что повезло, и он не нарвался на замаскированного филера.

Ну а пока ждал, еще раз прокрутил в голове ситуацию. И, откровенно говоря, сейчас Евгений уже не был так уверен в том, что поступил правильно. Может, имело смысл остаться на явочной квартире Службы, послать сигнал экстренного вызова, дождаться прибытия оперативной группы и попытаться объясниться? А что, обвинил бы Бориса Львовича в том, что он, к примеру, собирался выдать аборигенам секрет перемещений во времени, а Белугин разоблачил предателя и предотвратил преступление. Охранники? Находились в сговоре с шефом и пытались убрать опасного свидетеля их темных делишек — грохнул их исключительно в целях самообороны. Секретарша… да чего мудрить, прицепом к охране, и делу конец.

А дальше благодарность руководства, орден на грудь и солидная премия на банковский счет. Здорово? Хм, может, и так. А может, и нет. Возьмут и не поверят. Начнут крутить, проводить служебное расследование, искать свидетелей, перетряхивать архивы. Описи, протоколы, отпечатки пальцев — а это ведь займет немало времени. С одной стороны, ничего страшного — можно вернуться в тот же самый день, откуда тебя выдернули, но с другой — кто его знает, получится ли это. В свете последних событий у Евгения имелись серьезные основания думать, что их власть над Хроносом была не столь уж абсолютной, на сцене, похоже, имелись и другие актеры, отыгрывающие свои, неизвестные по целям и задачам партии.

Да и результаты проверки могли свидетельствовать вовсе не в его пользу. По факту, подтвердить вину резидента ничем существенным он не мог. Подумаешь, признание! Мало ли что человек под пытками на себя наговорит. А вот Махров… вот он здорово помог бы. Взять тепленького за шкирку, притащить своим, чтобы они выколотили из него все — знает этот хмырь явно ну очень много интересного! — и вот тогда уже можно поговорить с дознавателями Службы если и не на равных, но очень близко к этому. Если удастся еще и бумаги махровские вернуть, тогда вообще шоколадно, ни один самый дотошный следак не подкопается.

Натянуто, конечно, но за неимением гербовой, как говорится. Белугин щелкнул портсигаром, достал папиросу, но прикурить не успел. За спиной дробью простучали каблучки, он повернулся, и гибкие руки обвили его шею.

— Здравствуй, Женя!

— И тебе не болеть, солнышко.

Лизавета счастливо засмеялась, точно рассыпала серебряные колокольчики. Прядь длинных светлых волос выбилась из ее прически и легонько мазнула Белугина по щеке.

— Как ты меня нашел?

— В Питере кто-то из комитетских упомянул, что ты служишь у инженера… как его? — Евгений сделал вид, будто задумался и вспоминает. Лизавета нетерпеливо отмахнулась.

— Да бог с ним, окаянным, надоел хуже горькой редьки! Ты надолго? Проездом или как? Где остановился?

— Погоди, — засмеялся Евгений, — не успеваю за тобой. Давай по порядку. Я в Москве уже несколько недель. Прибыл по своим делам, но, — он огляделся по сторонам, не подслушивает ли кто, и слегка понизил голос, — меня привлекли к выполнению одного партийного задания. К сожалению, не все прошло гладко, зацепили слегка — ты, кстати, не висни на мне так, упаду не ровен час, — ушел чудом. Товарищей потерял в суматохе. Отлеживался на явке, но оттуда пришлось срочно уходить. Податься мне некуда, вот и пришел к тебе. Если прогонишь, не обижусь — все понимаю.

— Да что ты такое говоришь. — Девушка возмущенно вскинула брови. — Куда ты в таком состоянии, на тебе же лица нет! Пойдем ко мне, посидишь, отогреешься, в себя придешь. Только надо с черного хода зайти, чтобы господам лишний раз на глаза не попадаться. Ко мне они и не заходят никогда, так что там ты будешь в безопасности. Я так уже делала несколько раз, когда товарищи приезжали — хозяин мой у властей на хорошем счету, никто ничего не заподозрил до сих пор. Идем?

— Идем, — кивнул Белугин. — Обещаю, я ненадолго. Мне бы связаться с нашими, весточку передать, да найти кое-кого. Только тихо, без излишнего шума. Поможешь?

Лизавета фыркнула.

— Эка невидаль! Сегодня, правда, не получится, но завтра сведу тебя с одним человечком, он и пособит.

— А что за человечек? — насторожился Евгений. — Доверять ему можно? Сама знаешь, провокаторов в последнее время пруд пруди. Не хотелось бы влипнуть по-глупому. Если возьмут, то дела всплывут такие, что гирями на дно утянут и меня, и тебя.

— Не бойся, товарищ надежный. Он у хозяина моего в помощниках числится, мотается в разъездах по командировкам всяким. Прикрытие — лучше не придумаешь. И с прорвой людей на законных основаниях встречается, и пропуска подлинные, и в багаже хоть черта лысого провезти можно. А в меня втрескался по уши, так что умрет, но не выдаст. — Девушка опять засмеялась. — Замуж уже трижды звал, представляешь?

— А ты что?

— Ну а что я — говорю, что подумать требуется. Ладно, пустое это, пойдем лучше в дом. — Она зябко повела плечами. — Кстати, я поглядела, за тобой никто не смотрит.

Белугин лишь восхищенно покачал головой: клад, а не девушка! Он и сам, когда шел сюда, тщательно проверился, но еще одна пара глаз лишней не бывает.

Комната Лизаветы показалась почти пустой. Несколько самых необходимых предметов, вроде кровати, стула и небольшого стола, да скромный шкаф под одежду.

— Ты располагайся, а я пока тебе поесть соберу, — радушно предложила девушка и убежала.

— Лизавета, Лизавета! Я люблю тебя за это. И за это. И за то. Можно я сниму пальто? — пропел себе под нос Евгений и подошел к столу. Перекусить и в самом деле не помешало бы, внутри одна кишка на другую уже протокол оформила и в расход вывела. На явке Службы он находился под воздействием стимулятора, и голод как-то притупился, но сейчас организм требовал наверстать упущенное.

На глаза попался томик купринского «Поединка». Хмыкнув, Белугин взял его в руки и лениво полистал. К гадалке не ходи, Лизавета его использует как ключ для шифрования: если приглядеться, то видны на некоторых страницах невинные на первый взгляд пометочки, разные безобидные внешне точки-царапинки, говорящие опытному человеку многое. Хороший способ, почти не поддается расшифровке. Если только полиция не выяснит, каким изданием пользуются для переписки.

Или не вмешается Иван Александрович Зыбин. Легендарная, между прочим, личность. Имея за плечами всего один курс классической гимназии, благодаря своему исключительному таланту и трудолюбию он стал ведущим криптологом Департамента полиции. Один жандармский генерал писал про него в своих мемуарах, что простые шифры Зыбин разбирал с первого взгляда, а сложные приводили его в состояние аффекта, и он работал с ними до тех пор, пока не расшифровывал.

Во время Первой мировой его в результате интриг уволят, долгое время он будет не у дел, после революции будет служить простым писарем на одной из станций Мурманской железной дороги. Зато потом большевики вспомнят о нем, отыщут, и Зыбин станет одним из тех, кто создаст советскую школу криптологов. Причем молодым сотрудникам он даже будет рассказывать, ничуть не боясь этого, что в свое время расшифровывал письма Ленина и что, дескать, было это совсем несложно. Да, сюжетец…

— Садись к столу, — прервала воспоминания Евгения вернувшаяся Лизавета. В руках у нее был поднос с тарелками, от которых шел такой аромат, что Белугин едва не захлебнулся слюной.

— Лизонька, я тебя обожаю! — с чувством произнес Белугин и небрежно швырнул книжку на кровать. — Если еще рюмашку плеснешь, точно отобью у твоего ухажера, так и знай!

— Ешь уже, — засмеялась девушка, ловко расставляя на столе тарелки. — Чуть попозже чай принесу с ватрушками. Или ты блины больше любишь?

— Угум! — только и смог промолвить Евгений с набитым ртом.

Глава 23

Алексей. 1942

— Повтори фамилию старика! — прохрипел Залогин.

«Как бы его удар не хватил, — озаботился Алексей. — Вообще-то мне только на руку, если ему плохо станет. Поднимется суматоха, следак кинется врачам трезвонить, костолом наверняка отвлечется, а я смогу попробовать вырваться. Шум схватки? Даже если в коридоре их еще кто-нибудь страхует, то среагируют не сразу — я тут уже столько раз носом землю пахал, что подумают, будто опять меня лупцуют. Рискнуть? Но для этого надо гарантированно довести Кирилла Андреевича до приступа. Черт, получится или нет? Будь на его месте кто послабже духом, можно было бы поручиться, что воздействие сработает как часы. А этот старый волк — крепкий орешек. Скорее всего сейчас справится с минутной слабостью. Ишь, как глаза сверкают! Нет, не стоит овчинка выделки».

Белугин медленно выдохнул и расслабился.

— Махров. Алексей Михайлович Махров.

— Та-ак! — Залогин с силой дернул воротник рубашки, как будто он сдавливал горло и не давал дышать. С треском отлетела пуговица, весело заскакала по полу. Кокорин инстинктивно дернулся, словно желая поднять ее, но Кирилл Андреевич лишь досадливо отмахнулся. Вскочив с дивана, он стал ходить по комнате взад-вперед, напряженно обдумывая что-то.

Охранник за спиной Алексея глухо кашлянул. Хлюпнул простуженно носом. Следователь перекривился и молча погрозил ему кулаком, не отвлекайся, мол, следи за задержанным.

— Ну и что мне с тобой теперь делать? — Кирилл Андреевич чуть сбоку от Белугина слегка наклонился вперед к его уху и вкрадчиво сказал: — Ты даже представить себе не можешь, во что ввязался.

— Расскажете? — как можно более наивно улыбнулся Алексей и резко ударил Залогина головой в лицо, целя в нос.

Затем быстро, на полусогнутых ногах, скользнул ему за спину, крутанулся и плечом толкнул начавшего оседать противника вперед, на освободившийся стул. Точнее, на то место, где он только что стоял, потому что охранник — Белугин впервые смог увидеть его: здоровенный, светловолосый, с массивным квадратным подбородком и пудовыми кулачищами — отшвырнул несчастный предмет мебели и ринулся за Алексеем, словно атакующий носорог, готовый снести все на своем пути. Летящий прямо на него Кирилл Андреевич оказался неожиданной помехой, которая заставила резко тормозить. Не особо удачно — лоб бугая оказался крепче.

Но Белугин, не отвлекаясь на столкнувшуюся парочку, сильно пробил ногой в торец столешницы стола, за которым сидел оцепеневший следователь. Кокорина унесло к окну, где человек-мышь весьма удачно для Алексея приложился затылком о стену и остался лежать без движения.

Здоровяк тем временем избавился от помехи в лице Залогина, бережно опустив того на пол, и теперь опять пер на врага, пылая праведным негодованием. Дрался он правда не слишком умело, полагался больше на свою силу и мощь удара. Да, разбаловался, видать, обрабатывая беспомощных арестантов! Сказать по правде, Алексей ожидал встретить более достойного соперника.

Белугин не стал дожидаться, пока парень достанет его своими здоровенными кулаками, а, поднырнув под очередной убийственный крюк, сам пошел в атаку, работая ногами по давно наработанной схеме: «колено — пах». Удары прошли на удивление легко, и поэтому Алексей спокойно завершил короткую схватку расчетливым ударом в голову выпучившему глазки и согнувшемуся от боли амбалу.

Потом уселся на стол, опустив скованные руки вниз, отклонился назад, поднимая одновременно колени к груди и с усилием, вспомнив попутно чью-то мать, переместил наконец-то кисти в наручниках вперед, перед собой. Уф, одной проблемой меньше! Да и арсенал увеличился — теперь можно локти и кулаки использовать.

Белугин крутанулся на столе, переместился к «мышу» и на всякий случай, для контроля, дал тому пару раз по голове, а потом торопливо полез в карман чужого пиджака за ключами от опостылевших «браслетов». Несколько секунд — и вот уже можно растереть занемевшую кожу предплечий, разогнать застоявшуюся кровь.

Спохватившись, парень обежал стол, сноровисто пнул зашевелившегося здоровяка носком ботинка в висок, а Залогину, который уже сидел на полу и ощупывал голову, поводя по сторонам мутным взглядом, с наслаждением рубанул ребром ладони по шее. Вот теперь порядок, можно обыскать бесчувственные тушки ворогов на предмет всяких полезных ништяков и подумать, как выбираться из квартиры. «Хотя, — с раскаянием подумал Алексей, — на кой я их так по-глупому луплю — прекрасный же кастет в виде наручников при себе имеется! Да уж, инструктор по рукопашке сейчас явно был бы мною недоволен».

У следователя обнаружился новенький «ТТ» с одной запасной обоймой, у охранника — простецкий «наган» и десяток патронов россыпью. Кирилл Андреевич таскал с собой «маузер» «HSc» с наградной пластинкой на рукоятке и два снаряженных магазина к нему. Подивившись слегка такому разнообразию стрелковых систем на единицу площади, Алексей после некоторых колебаний остановил свой выбор на «маузере» в качестве основного инструмента прорыва: машинка была не слишком шумная, и в случае заварушки обитатели соседних квартир вряд ли среагировали бы на звук выстрелов. Другие пистолеты рассовал по карманам своего пиджака, который так и валялся себе преспокойно все это время на диване. Авось пригодятся.

Тихой мышкой шмыгнул к двери, приоткрыл ее и осторожно выглянул в коридор. Никого. Пробежался по квартире, готовый стрелять в любого, кто попадется на пути, но целей не обнаружил. Даже странно, почему никто не страховал Залогина и Ко? Ладно, это их проблемы.

Кокорина и Залогина он подтянул друг к дружке и сковал наручниками, ключ от которых хулигански выкинул в форточку. Ничего, пускай помучаются. Спокойно подобрал в куче на столе свои документы, быстро пробежал глазами начатый следователем допросный лист, подумал и разорвал его на мелкие кусочки.

Проделывая все эти нехитрые манипуляции, Белугин не переставал анализировать полученную информацию. Из документов Залогина следовало, что он достаточно высокопоставленный сотрудник Первого отдела ИККИ[14]. А если Алексей правильно помнил, структура эта являлась секретно-оперативно-технической службой Коминтерна.

В частности, Первый отдел руководил нелегальной радиосвязью с зарубежными компартиями, готовил радистов и техников для заграничных пунктов связи ИККИ, организовывал нелегальные переброски людей и грузов в другие страны, готовил для них документы, радиоаппаратуру, рецепты тайнописи, штампы и печати для подложных документов, организовывал работу по сбору военно-политической информации.

В этом смысле Первый отдел являлся прямым наследником Отдела международной связи и Службы связи Коминтерна. Серьезная организация. Вроде бы подчинялась непосредственно Генеральному секретарю. Соответственно, возникал резонный вопрос: Алексея угораздило ввязаться в борьбу двух структур, замкнутых непосредственно на Хозяина? Или все-таки это отголосок известного по лекциям конфликта между группой Молотова — Берии — Маленкова, с одной стороны, и Сталина с другой? В чем там у них затык-то приключился?

В начале войны троица сподвижников вождя народов решила активно вмешаться в процесс «руления» страной, захватить ключевые посты и расставить на них своих людей. При этом они вовсе не претендовали на то, чтобы избавиться от Иосифа Виссарионовича, зачем? Им требовалось лишь упрочить свое положение, несколько пошатнувшееся перед войной. А заодно обезопасить себя от возможных репрессий.

Поначалу им удалось добиться своих целей, но к концу 1941 года Сталин пришел в себя и начал потихоньку возвращать утраченные нити управления. Ну и по шапке постукивать задравшим нос соратникам. С каждым разом все сильнее и сильнее. Те, естественно, не оставались в долгу и огрызались, как могли. Свалили Ворошилова и Кагановича, восстановили обратно на посту первого заместителя председателя СНК Молотова, убрав с дороги сталинскую креатуру Вознесенского. И так далее, и тому подобное.

Словом, аппаратные разборки высшего уровня. Белугин в свое время диву давался, не понимая, как в такое тяжелое для страны время можно было тратить силы и энергию на такую чепуху. Женька, правда, пытался объяснить ему истинную подоплеку событий, но Алексей быстро запросил пощады и решительно заявил, что ему эта подковерная возня до одного места. И вообще, ему больше по душе реальное дело, чтобы пули над головой свистели и смерть в лицо дышала, а кто как кого подсиживает, заговоры плетет в тиши кабинетов — нет уж, увольте!

Брат тогда посмеялся над ним и с сожалением заметил, что молодой он еще, глупый. Алексей даже обиделся на него слегка. Зато теперь, когда, казалось бы, осуществилась в полной мере давнишняя мечта: позади горы трупов, все горит, народ рыдает, а впереди практически то же самое, да еще и в квадрате, — на душе почему-то было пасмурно и хотелось покоя. Как-то слишком быстро осыпалась блестящая мишура, и оказалось, что идти по дороге приключений приходится по колено в крови, грязи и дерьме. Да, об этом преподаватели в открытую не говорили и на лекциях упоминали только вскользь, пробегались по самому краешку. Берегли, видать, неокрепшую детскую психику.

Белугин невесело рассмеялся. Вырастили, ити иху мать, убийц с мозгами курицы. Странный какой-то перекос.

— А ты молодец, хорошо держишься, даже смеешься вон! — одобрительно сказал кто-то за его спиной. Алексей резко крутанулся, вскидывая пистолет и… его «маузер» отлетел в сторону, выбитый ловким приемом. А в глаза Белугину уставился черный зрачок чужого ствола. Фальшивый управдом холодно смотрел на Алексея поверх своего пистолета и насмешливо улыбался краешком губ. — До сегодняшнего дня я с такими ловкачами всего два раза встречался. Выходит, не врет пословица: бог троицу любит. Ты как думаешь?

Евгений. 1907

Забавно, но в отношении Лизаветы у Евгения никогда не возникало мыслей, связанных с сексуальными желаниями. Девушка почему-то всегда воспринималась им скорее как младшая сестренка, чем объект пламенной страсти. Эдакий загадочный выверт сознания. Ну да ладно, уж в чем-чем, но в женщинах, готовых разделить с ним постель, Белугин никогда не испытывал недостатка. Особенно в этой эпохе, где во внешне пристойных и добропорядочных кругах знати и интеллигенции царила такая, гм, вольность нравов, что Калигула иногда мог разве что нервно курить в сторонке, сожалея о своей убогой фантазии. А если вспомнить, что в Москве в это время кокаин свободно продавался в аптеках по рублю за коробочку как местный анестетик, то оттенок у постельных — и не только! — забав иногда принимал еще более причудливый характер.

Как бы то ни было, но Евгений преспокойно сидел на койке рядом с Лизаветой и не предпринимал ровным счетом никаких поползновений к тому, чтобы добиться ее благосклонности. Мысли его текли совсем в другом направлении: он очень внимательно слушал.

За прошедшие с их встречи сутки девушка уже успела навести справки о Залогине и Седове. На руку ей сыграло отсутствие хозяев: глава дома находился в служебной командировке на каком-то заводе за Уралом, его благоверная отбыла недавно в Ниццу подлечить расстроенные нервы, помощник инженера мотался по служебным делам не то в Питере, не то где-то здесь, под Москвой и обещал появиться через пару-тройку дней. Как бы то ни было, но Лизавета очень кстати оказалась практически предоставлена сама себе и смогла уделить значительную часть своего времени поискам молодых боевиков. А Белугин — спокойно отоспаться.

Лизавета пробежалась по нескольким известным ей конспиративным квартирам, расспросила тамошних обитателей и оставила повсюду весточки на случай, если Залогин или Седов вдруг объявятся. Евгений, правда, сомневался, что предпринятые меры дадут хоть какой-то результат — оперативники резидентуры уже прошли по этому пути — но одобрительно кивал, понимая, что у девушки все-таки есть шансы, ведь она, в отличие от представителей Службы, для революционной публики являлась своей. А значит, могла узнать что-то, о чем подпольщики промолчали в беседах с незнакомыми им людьми. И плевать, что у тех имелись мастерски сфабрикованные полномочия самого высокого ранга — в среде профессиональных заговорщиков личные взаимоотношения ценились гораздо выше бумажек.

Но в любом случае пока в конце темного туннеля неизвестности свет почти не виднелся. «Почти», потому что в одной из бесед проскользнуло упоминание о том, что кто-то якобы видел Кирю Залогина в дешевой гостинице на окраине города. То ли жил он там, то ли заскочил на минуту по каким-то своим делам. Место это славилось тем, что в нем кучковались мастера, специализирующиеся на изготовлении липовых паспортов. Так что появление здесь находящегося в бегах человека было вполне логичным.

Подробности, к сожалению, отсутствовали, так как собеседник Лизаветы не акцентировал своего внимания на Залогине. Мелькнуло знакомое лицо, ну и бог с ним. Что ж, и на том спасибо, как говорится. Все равно нужно от чего-то отталкиваться, чем плох этот вариант?

— Мы можем съездить туда сегодня, — предложила Лизавета. — Я знаю там одного типчика, он всегда в курсе последних событий. Мутный, правда, всерьез на него рассчитывать не стоит — ходят слухи, что он связан с полицией, — и в одиночку я никогда не обратилась бы к нему за помощью. Но если ты будешь со мной, то есть шанс хорошенько потрясти его. Что думаешь?

— Почему нет? — Евгений в кои-то веки чувствовал себя отдохнувшим, раны уже не беспокоили так сильно, как прежде, и он надеялся, что справится. На худой конец всегда можно применить грубую силу, подкрепленную весомым аргументом в виде ствола. Как там говорится, шпалер убедит кого угодно? — Давай навестим твоего «мутного», вдруг что прояснится. — Лизавета улыбнулась его неожиданному каламбуру.

— Тогда я сейчас кухарку попрошу, пусть она обед подогреет, — предложила она. — А потом и двинемся. Кстати, — Лизавета озабоченно поджала губы, — я представила тебя как своего троюродного брата, надеюсь, ты не в обиде?

Евгений засмеялся.

— Что ты, солнышко, поступай так, как считаешь нужным.

— Вот и отлично, — просияла девушка. — А то наплетет старая грымза Алексею невесть что, опять скандалы начнутся, а мне это совершенно не нужно. Он уже и так несколько раз пытался проследить за мной — ревнивый как черт — и едва не наткнулся на партийную явку. Представляешь?

— Хорошего мало, — понимающе кивнул Белугин, думая о своем. — Ты уж придержи новоявленного Отелло, а то, не ровен час, шлепнут его по ошибке.

Беседа Лизаветы с информатором проходила в низеньком зальчике, наполненном табачным дымом, гулом чужих разговоров, визгом заезженной патефонной пластинки и звоном стаканов. Евгений немного морщился, наблюдая этот великолепный образчик дешевого заведения для полукриминальной публики, но молчал. Он уже давно привык иметь дело с подобными типами, но вот заставить себя не выказывать явных эмоций на сей счет получалось не всегда. В данный момент спокойному созерцанию мешала некстати занывшая рана.

Белугин, стараясь делать это незаметно для окружающих, аккуратно разминал пальцы. И поэтому упустил из вида, когда Лизавета куда-то пропала из общего зала вместе со своим знакомым, который на поверку оказался типичным русаком — ширококостный, плечистый, с крепко посаженной головой на короткой толстой шее. И при этом простодушное лицо, мягкие волосы и приятные голубые глаза. Даже и не скажешь, что перед вами прожженный делец. Разве что в глазах мелькает порой нечто такое, что понимаешь: вроде прост, приветлив, но на самом деле себе на уме, осмотрителен и упрям — вон как челюсть выпячивает и глядит исподлобья. Но тут же спохватывается и опять мило так улыбается. Тот еще кадр!

И вот на тебе, упустил. Белугин цепко ухватил за рукав пробегавшего мимо полового и негромко поинтересовался, подкрепив вопрос серебряным полтинником:

— Барышня вон в том углу сидела, где она?

Монета исчезла с быстротой молнии.

— Так они в отдельный кабинет пройти изволили. На втором этаже — это по лестнице, — показал осторожно направление оттопыренным пальчиком халдей, угодливо улыбаясь. — Вас проводить?

— Сам дойду, — отмахнулся от него Евгений. — Вали!

Поморщившись, опрокинул заказанную рюмку водки, небрежно хрустнул малосольным огурчиком и нарочито неспешно, не привлекая к себе внимания, направился вслед за исчезнувшей парочкой.

И, как оказалось, успел вовремя. Поднявшись на второй этаж, Белугин приметил мелькнувшую в конце коридора тень и поспешил следом. Завернул за угол и в маленьком тупичке, возле горшка с роскошным фикусом застал следующую картину: деляга одной рукой ухватил Лизавету за грудки и тряс с такой силой, что голова девушки безвольно моталась из стороны в сторону, словно у тряпичной куклы. В другой руке у него опасно сверкало лезвие ножа. Рядом стоял еще один местный обитатель — молодой худощавый рыжеволосый парень.

— Говори! Говори, шалава, кто тебе наводку на меня дал?! — вполголоса шипел мужчина. — От кого пришла, как зовут?!

— Любезный, — окликнул его Белугин, — вы бы отпустили барышню. Неприлично себя с дамой ведете!

— А ты еще кто такой? — изумился плечистый. — Разберись с ним!

Рыжеволосый шагнул к Евгению, но тот не мудрствуя лукаво врезал противнику в солнечное сплетение. Да так, что у самого от удара заныли пальцы.

— Отпусти девушку, гнида! — угрюмо велел он. — Брось нож и отпусти. Хуже будет! — Больше всего Белугин боялся, что Лизавету используют в качестве заложницы.

— Да ты охренел? — Деляга изумленно вскинул брови. Прикрываться девушкой ему, похоже, не пришло в голову. Наверное, потому, что он находился на своей территории, где ничего и никого не боялся. И потому намеревался разобраться с залетным фраером собственными силами. — Ты хоть знаешь, на кого нарвался, дядя?

Он с силой оттолкнул Лизавету и попер на Белугина, ловко играя ножом. Перебросил из руки в руку, демонстрируя свое мастерство, сделал пару ложных выпадов и затем провел резкую атаку, целя в бок наглецу, посмевшему влезть в его дела.

Евгений уклонился от клинка, перехватил руку с ножом и резко выкрутил ее. Нож полетел на пол, мужик вскрикнул от боли, но тут же заткнулся, получив сильный удар локтем в шею. Белугин разжал пальцы, давая противнику упасть, а сам развернулся в сторону рыжеволосого.

Тот как раз начал разгибаться, судорожно хватая ртом воздух и ища глазами обидчика. Но Евгений не стал играть в благородство, а просто подшагнул к нему и хорошенечко врезал ногой в пах. А потом ухватил парня за воротник, приподнял, добавил коленом в бок и кулаком по почке. Затем швырнул лицом на стену. Клиент готов.

— Ты как?

Лизавета скривилась, но на ноги поднялась самостоятельно, Белугин лишь чуть-чуть поддержал ее за локоток.

— Все хорошо. Не волнуйся, он не успел ничего мне сделать. К слову, ты был великолепен, спасибо! Я порядком испугалась, когда этот тип ножом махать начал. Главное, даже не пойму, что именно его насторожило — вроде бы мирно беседовали?

— Давай продолжим этот разговор в другом месте? — перебил девушку Евгений. — Не думаю, что кто-то пошлет за полицией, но лучше поостеречься. Кстати, удалось выяснить что-нибудь полезное?

— Смешно, — фыркнула Лизавета. — Я как раз собиралась сказать, ты буквально на секунду опередил. Не знаю, насколько можно верить словам этого урода, но он сказал, что люди, которых ты ищешь, должны завтра прийти за документами. Якобы они недавно обратились к нему за помощью, оставили задаток и заказали два паспорта. А еще говорили, что хотят уехать из Москвы. То ли в Финляндию, то ли в Польшу.

— Врал, поди, — равнодушно бросил Белугин. — С чего вдруг им перед первым встречным аферистом душу изливать? Разве что нарочно чушь несли, чтобы со следа сбить. Ищите, дескать, нас за тридевять земель, а мы тем временем совсем в другом направлении зашагаем. Где никто и не ждет.

— Не знаю, — неуверенно протянула Лизавета. — У меня сложилось такое впечатление, что ребята эти напуганы были сильно. От каждой тени шарахались. И заплатили этому хмырю не торгуясь. Ты, кстати, не говорил, что у вас там стряслось, почему они сбежали? Только, умоляю, не рассказывай сказки и не кивай на конспирацию — я не хуже тебя знаю наши правила. Но мне необходимо знать, зачем ты все это делаешь. И что ищешь: двоих молодых ребят или… или что-то очень ценное, что они унесли. Что-то такое безумно важное для тебя. — Девушка требовательно взглянула на Евгения и больно ущипнула его за руку. — Говори!

— Ну и замашки у тебя, точно с жандармом разговариваю. — Белугин недовольно потер руку. — Слышала, должно быть, есть такая легенда, будто приговоренного к смертной казни в ночь перед приведением приговора в исполнение подвергают самым жестоким пыткам. Адвоката и родственников к несчастному уже не пускают, священник благополучно отбыл, и теперь можно творить все, что заблагорассудится. Вот охранка и вышибает нужные сведения, пользуясь своей безнаказанностью.

— Не заговаривай мне зубы! — Лизавета возмущенно махнула кулачком. — Не погляжу, что ты ранен, так наподдам! Или ты выкладываешь сейчас… Алексей?!! Ты что здесь делаешь?!

Евгений с тоской повернулся, прикидывая, как половчее объяснить свое присутствие в столь сомнительном месте в обществе предмета чужой страсти, и вдруг замер, натолкнувшись взглядом на перекошенное кривой ухмылкой лицо инженера Махрова.

Глава 24

Алексей. 1942

«Откуда он здесь взялся, я же проверил квартиру — никого не было! — вихрем пронеслось в голове Белугина. — Ждал на лестнице? Возможно. Но с чего вдруг решил зайти, я вроде бы не сильно нашумел? И дверь входная не хлопнула».

— Гадаешь небось, где я прятался? — насмешливо спросил «управдом». — Эх, молодежь, все торопитесь, боитесь, что не успеете. Комнату соседскую почему не проверил?

— Я проверял, — возразил Алексей. — Дверь заперта была.

Сказал и осекся. Черт, это ж надо так опростоволоситься — ручку подергал и успокоился! Да что такому волчаре стоит плевый замок открыть, всех делов на минуту, а то и меньше. Господи, надо ж быть таким идиотом!

Хотя постойте, ерунда какая-то получается, зачем нужно тихо сидеть, запершись в соседней комнате, и ждать, пока пленник освободится и вырубит допрашивающих его людей? Неужели опять лапшу на уши вешает? Понять бы еще, с какой целью. А интересно все-таки было бы узнать, где прятался этот загадочный субъект.

— Вот-вот, — наставительно улыбался тем временем «управдом». — На мелочах наш брат обычно и сыпется. Ты к диванчику проходи. — Он повелительно махнул пистолетом. — Что мы с тобой на пороге-то беседуем. И наручники на место верни. Терпеть не могу, когда такие шустрые ребятки, как ты, не стреножены.

— Я ключ в окно выкинул, — угрюмо ответил Белугин. — Может, сходишь, поищешь?

— Шутник! — одобрительно кивнул «управдом». — Молодец, хорошо держишься. Только впредь на «вы» ко мне обращайся, на брудершафт не пили. И, вот еще, скажи-ка, ты коллег моих до смерти уработал или как? — Взгляд мужчины заледенел и стал прицельным. А ствол качнулся и уставился точно в область сердца Белугина.

Алексей невольно поежился. На него отчетливо пахнуло смертью. Главное, не сделаешь ничего — этот дядя явно серьезный профи, такой не промахнется. Да и расстояние плевое, здесь любой дурак попадет.

— Очухаются, — нехотя ответил Белугин.

— А не врешь? Сдается мне, что как минимум один жмур в комнате имеется. — «Управдом» показал на тело охранника. И с прежним нехорошим прищуром требовательно уставился на Белугина.

Алексей прикусил губу. В самом деле, когда он бил костолома ногой, то силу удара не сдерживал. И что теперь? Вдруг это какой-нибудь дружок закадычный этого волкодава? Или, того хуже, родственник? Поди знай. Кстати, а ведь в кармане еще «наган» имеется. Рискнуть и попробовать выхватить? Белугин медленно повернулся и побрел к дивану, стараясь замаскировать движение правой руки, медленно поползшей за револьвером.

— Стоять! — хлестнул его резкий окрик. — Замер! Не шевелиться! Ишь, чего удумал, другую пукалку достать. Шалишь, брат, со мной такие номера давно не проходят. Медленно, двумя пальчиками, доставай все из карманов и швыряй на пол. Учти, если мне что-нибудь не понравится, то я тебя просто грохну. Без лишних затей. Предупредительного выстрела в воздух не будет, сразу дырку в башке просверлю. Как закончишь, марш на диван. Уяснил?

— Вполне. — Алексей осторожно, стараясь не спровоцировать лжеуправдома, вытащил сначала «ТТ», а затем «наган» и поочередно бросил оружие вниз. Затем медленно прошел вперед и опустился на диван, сложив руки на коленях. — Что теперь?

Мужчина смерил Белугина задумчивым взглядом.

— А черт его знает, подождем, пока кто-нибудь из начальства очухается. Пускай они решают, что с тобой делать. Мне по большому счету наплевать.

— Как это? — удивился Алексей. — Никогда не поверю, чтобы такой, гм, специалист мальчиком на побегушках оказался. Вы ведь подполковник, не меньше?

— Не пытайся меня прокачивать, сынок, — равнодушно зевнул «управдом». — Ты, может, и шустрый малый, но пока зеленый совсем. Не по чину тебе знать про меня. Да и тычешь все время пальцем в небо.

— А что так? — слегка завелся Белугин. — Дайте угадаю, у вас в Коминтерне воинские звания не присваивают? Тогда, наверное, фельдъегерь или курьер? Золотишко за границу да разные прокламации таскаете? Хотя нет, по возрасту больше на инструктора смахиваете. На «Базе № 1» трудитесь, в Подлипках?

Багроволицый посмотрел на Алексея с интересом. Мелькнуло у него во взгляде что-то, будто хотел сказать, но… промолчал. Потому что в этот момент в коридоре протяжно заскрипела входная дверь в квартиру и послышались чьи-то шаги. Судя по звукам, зашло не меньше трех-четырех человек. Шли они уверенно, по-хозяйски, не таясь.

«Управдом» посерьезнел, отпрянул в сторону и встал сбоку от дверного проема. Поднял руку с пистолетом, готовый стрелять в любого, кто войдет в комнату. И, поймав взглядом напрягшегося Алексея, отрицательно помотал головой: «Даже не думай!»

— Эй, в комнате, — послышался из коридора чей-то голос, — не вздумайте дурить. Ведите себя тихо. Дернетесь — собаку пущу! — Как бы в подтверждение сказанного невидимый пес сначала свирепо рыкнул, а потом басовито гавкнул два раза.

Белугин тихонько отодвинулся назад. Нет, его, конечно, учили, как отражать нападение собаки, но нарываться на неприятности лишний раз совершенно не хотелось. Зверь — он и есть зверь, с ним не сговоришься. А если еще и хорошо обученный, так вообще труба — умирать будет, но не отступит. Эх, кабы пес набросился на «управдома»! Но, вот беда, команду соответствующую не подашь, так что тут как повезет, на кого первого среагирует.

Багроволицый в это время озабоченно нахмурился. Судя по выражению лица, его обуревали схожие мысли. Пистолет, разумеется, штука хорошая, но пока провозишься с собакой, в комнату ворвутся ее хозяева, и тогда итог схватки явно будет в их пользу. Мужчина бросил на Алексея оценивающий взгляд. В нем сквозило некоторое сомнение.

Белугину такое внимание к собственной персоне не понравилось. А ну как решит, что надо грохнуть пленника? Кто знает, какие инструкции он получил. Но вот беда, в данной ситуации от Алексея мало что зависело. Оставалось лишь бессильно скрипеть зубами.

— Оглохли, что ли? — вновь ожил голос в коридоре. — Не слышу ответа. Медленно, по одному, выходим, ужаль меня пчела!

«Управдом» при последних словах вздрогнул. А потом радостно улыбнулся, подмигнул Белугину, опустил пистолет и громко крикнул:

— Агафонов, ты? Я тебе сейчас выйду! Так выйду, что замучаешься примочки свинцовые на фингалы ставить, понял?

В коридоре замолчали. Потом вполголоса зашушукались. А после небольшой паузы неуверенно ответили:

— Голос вроде знакомый. Ты кто, покажись?

— Хрен в пальто, — жизнерадостно заржал багроволицый. — Выхожу, смотрите у меня, не подстрелите ненароком, бездельники!

Он шагнул в дверной проем, и практически сразу оттуда грохнули выстрелы. «Управдом» ничком упал вперед, а через него в комнату уже летела здоровенная угольно-черная овчарка с оскаленной пастью. Белугин даже не успел ничего понять, как собака подскочила к нему, забросила передние лапы на колени, больно царапнув когтями, и угрожающе заворчала, гипнотизируя тяжелым, давящим взглядом. Алексей проглотил комок, подступивший к горлу, и постарался замереть, превратиться в статую. Тут уж не до жиру, шевельнешься — и эта зверюга мигом в горло вцепится.

— Молодец, Джульбарс! — Следом за овчаркой в комнату стремительно ворвался смуглый широкоплечий брюнет в синем шевиотовом костюме. — Держи его, я тут осмотрюсь. — Он вихрем пронесся по комнате, заглянул во все углы, присел у тела охранника, быстро проверил пульс, опять вскочил, ловко перемахнул через стол, осмотрел Залогина и следователя, удовлетворенно хмыкнул. — Чисто! — крикнул он, поднимаясь на ноги. — Можно заходить.

Алексей осторожно скосил глаза на дверь.

Замешкавшись буквально на одно мгновение, чтобы половчее перешагнуть через труп «управдома», на сцене появился Владимир Афанасьевич Седов. Собственной персоной!

В коридоре промелькнули еще чьи-то силуэты, но в комнату больше никто не входил.

Выглядел Седов неважно. Землисто-серое лицо с отеками, красные от недосыпа глаза, плохо выбритая щетина, мятый костюм.

— Собаку отзови, — хрипло попросил он брюнета. Кряхтя, нагнулся, поднял и поставил на место стул. Достал из кармана носовой платок, шумно высморкался и сел. И только после этого впервые взглянул на Белугина.

Брюнет подошел к дивану и молча оттащил собаку от Алексея. Пес с неохотой оторвался от пленника, оскалил напоследок внушительные клыки и выразительно клацнул ими, словно намекал: «Смотри у меня, я рядом и наблюдаю за тобой!»

Белугин перевел дух. Вроде бы пронесло на этот раз. Хотя кто его знает, как дело повернется.

— Ты почему Залогина не убрал? — буднично осведомился Владимир Афанасьевич, словно они не расставались и продолжали начатый ранее разговор. — Тебе же ясно приказали!

— И вам здравствуйте, — набычился Алексей. — Безумно рад видеть. А что до ответа на ваш вопрос, так все просто: не люблю, когда со мной втемную играют! Вокруг него, — парень бросил косой взгляд на пребывающего до сих пор в отключке Кирилла Андреевича, — слишком много непоняток наверчено. Кстати, может, разъясните сейчас кое-что?

— Некогда! — жестко отрубил Седов. — Не время мусолить старинные воспоминания. Где его бумаги?

— И вы о том же! — закатил глаза в притворном ужасе Белугин. — Сколько еще раз всем повторять, не знаю я, где эти чертовы бумаги! Забрали их у меня какие-то ухари. На столе вон расписка где-то лежит: лейтенант ГБ Веремеев…

— Стоп! — бесцеремонно оборвал его Владимир Афанасьевич. — Не нужно тратить время впустую. Денис?

— Лейтенант госбезопасности Веремеев, — шутовски поклонился брюнет. — Естественно, для посторонних, вроде того танкиста, по документам прикрытия. А в портфеле никаких бумаг не было, мы хорошо смотрели.

Евгений. 1907

— Стреляли! — усмехнулся Махров, странно поглядывая на Белугина. Так, словно ждал какой-то реакции на свои слова. Судя по его выражению лица, это был некий знак, но Евгений, как ни старался, так и не смог вспомнить что-то конкретное. Крутилось в голове нечто до боли знакомое, но окончательное понимание все не приходило. В конце концов Белугин решил плюнуть и пока не обращать внимания на эту несуразицу, не до того.

— Разве кто-то стрелял? — искренне удивилась Лизавета, широко раскрыв глаза. — Мы ничего не слышали.

Махров разочарованно улыбнулся.

— Неужто и впрямь «соседи»? — сказал он негромко, будто обращался к самому себе. И посмотрел на Евгения по-новому, с каким-то жадным любопытством. Словно ждал, что у Белугина прямо сейчас на лбу откроется третий глаз или появится дополнительная пара рук. — Везет мне, как утопленнику! Ладно, об этом позже. Не знаю, как вас звать-величать, господин хороший, — Махров язвительно усмехнулся, — но сдается, мы в последнее время слишком часто встречаемся, не находите?

— Вы что, виделись где-то раньше? — Лизавета вопросительно посмотрела на Евгения. — Ты мне не говорил.

— Потому что нечего особо рассказывать, — рассеянно ответил Белугин. В настоящий момент он лихорадочно прокручивал в голове варианты дальнейшего развития событий. Решит Махров пойти на обострение ситуации и начнет действовать активно или же предпочтет переговоры? Знать бы еще, случайно они встретились или он выследил их? Скорее всего первое — просто шел этот загадочный инженер по следам Залогина и Седова, как делал это и раньше, и в какой-то момент столкнулся с Евгением, занятым тем же самым делом. Что ж, бывает.

— Так уж и нечего. — Инженер нехорошо улыбнулся. — А мне кажется, что у нас с вами имеется как минимум один очень и очень серьезный вопрос, не терпящий отлагательств. Порешать бы его? Ко всеобщему, смею надеяться, удовольствию. Потому что в противном случае придется огорчить вас, господин хороший, до невозможности!

— Здесь и сейчас? — поинтересовался Белугин и, словно невзначай, сделал маленький шажок вперед и вбок. Так, чтобы Лизавета оказалась у него за спиной. А потом спокойно опустил правую руку в карман пальто и взялся за пистолет.

Махров усмехнулся. Нехитрый маневр Евгения, конечно, не укрылся от его взгляда. Но отчего-то совершенно не испугал — он продолжал стоять в прежней, непринужденной позе и не выказывал ни малейших признаков того, что собирается доставать свое оружие.

— Зачем же? Чай, не на Диком Западе, чтобы перестрелки устраивать и постояльцев пугать. — Махров лениво проводил взглядом слугу, порскнувшего по коридору, словно напуганный заяц. — Я так понимаю, мы с вами сюда по одному и тому же поводу пришли. С большой долей вероятности могу предположить, что ищем мы двух не в меру ретивых молодых людей, в чьи руки по нелепой случайности попали очень важные бумаги.

— Бумаги? — заинтересованно спросила из-за спины Белугина Лизавета. — Эжен, что за бумаги? И почему Алексей тоже за ними гоняется, он ведь, насколько я знаю, не имеет отношения к партии?

— Не сейчас, — как можно мягче попросил Евгений, не оборачиваясь. Расслабленный вид Махрова его не обманывал. Видел уже, как этот мужчина в одну секунду превращается в боевую машину, сметающую все на своем пути. Стоит зазеваться — и мигом присоединишься на небесах к Ольге и ее незадачливым спутникам. — Давай отложим выяснение отношений на потом. — И, чуть помедлив, обратился к Махрову: — Я готов выслушать ваши предложения.

— Вот и отлично! — обрадовался тот. — Раз уж наша встреча состоялась не в уговоренном месте и не в урочный час, я думаю, что наилучшим решением стало бы объединение наших усилий. А то носимся, высунув язык, по одним и тем же маршрутам, только силы и время зря тратим, головы людям морочим. Предлагаю дождаться известных вам субчиков, забрать у них принадлежащие мне документы и разбежаться. Как вам такой план?

Белугин лихорадочно обдумывал услышанное. Соглашаться или нет? Может быть, сделать вид, что готов пойти на сотрудничество, избавиться под благовидным предлогом от Лизаветы, а потом попробовать перехитрить инженера? Бумаги ему возвращать нельзя ни в коем случае — тут и говорить нечего. Вопрос заключается в том, как добиться этого малой кровью. Для Махрова он ненужный свидетель, и в сказочку, что, дескать, они тихо-мирно разойдутся, может поверить только законченный идиот. Не отпустит он его. Сейчас Евгений ему интересен, пожалуй что, в качестве наживки, чтобы подманить сбежавших боевиков — осторожничает, гад, страхуется, — но вот потом… Получит свое и сразу же грохнет, к гадалке не ходи. А заодно и всех тех, кто так или иначе оказался причастен к тайне документов. Плавали — знаем, как рубятся концы во время секретных операций. Выходит, Лизавета тоже обречена. Жаль, хорошая была девчонка, полезная. Или потрепыхаемся?

— Что ж, вполне приемлемое предложение, — медленно сказал Евгений, приняв решение. — Единственное, хотелось, чтобы барышня ушла — она ни при чем.

— Гулять так гулять! — засмеялся Махров. — Добрый я сегодня, к чему бы это? Пусть уходит.

— А меня спросить никто не хочет? — ледяным тоном осведомилась Лизавета. — Или я для вас обоих пустое место? Так вот, я не собираюсь никуда уходить. Слышите? Ни-ку-да!

— Не глупи, — прошипел Белугин. — Иди, пока можно. Я тебя потом обязательно найду, обещаю.

— Какая трогательная забота о близком человеке. — Махров, казалось, откровенно наслаждался, наблюдая за их перепалкой. — Я готов прослезиться от умиления. Злой серый волк переживает за невинную овечку.

— Как ты смеешь?! — возмущенно вскрикнула Лизавета. — Подлец! Ты обманывал меня все время! Ты вовсе не тот, за кого себя выдавал. Теперь я вижу, каков ты на самом деле!

Инженер шутовски раскланялся.

— Я восхищаюсь твоим острым умом, дорогая. Немного с опозданием, но все-таки коварный обольститель разоблачен. Публика в восторге рукоплещет героине, кричит «браво» и осыпает цветами.

— Не паясничайте, — тихо попросил Евгений. — Ни к чему издеваться над человеком.

— Помилуйте, — мгновенно посерьезнел Махров и посмотрел на Белугина настолько правдивыми, честными глазами, что у того аж скулы свело от фальши. — Разве я издеваюсь? Простая констатация факта, не более. Кстати, перестали бы теребить пистолетик свой, не ровен час, пальнете сдуру, и мне придется вас убить. — Взгляд инженера перестал быть добродушным и стал свинцово-тяжелым, прицельным. — Тем более что рана ваша не до конца зажила, поэтому сопротивляться долго не сможете. Соответственно, и барышню не защитите.

— Однако! — не сдержался Белугин. — Если не секрет, откуда столь подробные знания о моем здоровье?

Махров сдержанно улыбнулся, но глаза его по-прежнему были очень злыми.

— Так видел я, как вас подстрелили. Наблюдал со стороны, но в силу, гм, некоторых затруднений не смог вмешаться. Красиво падали, как эпический герой, сраженный недругами. Хотелось досмотреть пьеску до конца, но спутники ваши умчались в темноту. Пришлось бежать следом. Но когда догнал, то обнаружил в санях лишь одинокое бездыханное тело в луже крови и совершеннейшее отсутствие двух чересчур прытких юношей. Хотел было отпустить раба божьего на свидание с ангелами, но время поджимало, надеялся, что беглецов еще успею настичь. Теперь даже не знаю, может, зря поторопился тогда? Должник вы мой, господин хороший!

«Значит, в самом деле он у дома где-то отсиживался, — подумал Евгений. — Ждал, видать, когда мы выйдем, чтобы из темноты напасть и вернуть документы. А Джеймс, выходит, помешал ему, сбил с толку».

— Я постараюсь вернуть вам долг как можно быстрее, не люблю быть обязанным. — Белугин послал инженеру самую любезную улыбку, на какую только был способен. — Но сейчас, я думаю, нам стоит уйти отсюда, не самое удобное место для беседы, не находите? К тому же, — Белугин кинул быстрый взгляд назад, — мы там немного помяли двух здешних обитателей…

Махров на секунду задумался.

— Думаю, самым простым будет снять здесь комнату, — предложил он после небольшой паузы. — Дать прислуге на чай и велеть сообщить, как только появятся ваши приятели. Ну а дальше по обстоятельствам.

— Лиза?

Девушка фыркнула.

— Я поеду домой! Не хватало еще с вами в этой дыре заночевать.

— Позволь, я провожу тебя до извозчика, — мягко сказал Евгений. — Место и в самом деле насквозь мутное, поэтому я хочу быть твердо уверен, что с тобой все в порядке.

— Как знаешь, — сухо ответила Лизавета и пошла к лестнице, ведущей вниз, демонстративно не замечая Махрова.

— Я пока переговорю с хозяином этого «Хилтона», — деловито сказал инженер. — Жду у стойки. Надеюсь, повторять, что бежать не стоит, вам не надо?

Белугин молча пошел за девушкой. Догнал у выхода, когда она уже надевала свое пальто. Придержал за локоть, чуть сжав руку, и быстрым шепотом произнес:

— Обратно на квартиру не возвращайся! Проверься по дороге, я не уверен, что Махров здесь один — он вполне может послать за тобой шпика — и езжай на какую-нибудь незасвеченную явку. Хорошо бы, если там будет кто-нибудь из наших парней с оружием. Есть у тебя такой адрес?

— Пусти! — попыталась вырваться Лизавета. — Слышать тебя не хочу!

Но Евгений не отпускал ее.

— Я не шучу, речь идет о твоей и моей жизни! Ты не знаешь Алексея, каким знаю его я — он далеко не простой инженер. Это очень опасный человек, очень! Не могу тебе сейчас рассказать, но обещаю: как только представится удобный случай, я все объясню, поверь мне!

— Хорошо, ловлю тебя на слове. — Девушка нахмурилась. — Но он и правда очень сильно изменился, я никогда не видела его… таким! Будь осторожен!

— Постараюсь, — сдержанно пообещал Белугин.

Они вышли на улицу. Евгений кликнул извозчика, усадил Лизавету в санки, заботливо прикрыл меховым пологом. Постоял немного, жадно вдыхая полной грудью свежий морозный воздух, глядя ей вслед, а потом медленно побрел обратно.

— Товарищ ваш просил сказать, что ждет в номере 12, — расплылся в угодливой улыбке подскочивший к нему половой. — Позвольте проводить?

— Нет, спасибо! — отказался Белугин.

Он по-прежнему не спеша поднялся по лестнице, нашел нужную дверь и пнул ее ногой, не спрашивая разрешения войти. Махров стоял у окна, задумчиво дымя папиросой.

— Дверь прикрой! — резко скомандовал он, не оборачиваясь.

— Разве мы перешли на «ты»? — язвительно усмехнулся Евгений. И вдруг почувствовал, что за спиной есть еще кто-то! Рванулся в сторону, но свет перед глазами внезапно померк, и он провалился в темноту.

Глава 25

Алексей. 1942

— Как не было? — поразился Белугин. — Погодите, это что же получается… Таругин?!

— Хватит! — Владимир Афанасьевич придавил Алексея тяжелым взглядом. Так, словно обрушил сверху каменную глыбу. Даже говорить как-то сразу расхотелось. — Хватит попусту молоть языком. Старшего лейтенанта давно уже допросили. Причем очень качественно. Вытряхнули из него буквально все — вплоть до названия моделей танков, которые он клеил в школе. Нет у него документов. И никогда не было. Уяснил? Отлично, поехали дальше. Как ты, наверное, догадался, мои ребята вели тебя все это время. Подстраховывали, когда нужно.

— Обчистить норовили, когда можно было! — не удержался от язвительной реплики Белугин.

— Да, норовили, — спокойно согласился с ним Седов. — И если бы у них все получилось, то ты об этом никогда бы не узнал. Хотя признаю, дурака сваляли, лучше бы не лезли. Решили, понимаешь, залезть поперек батьки в пекло! — Брюнет при этих словах немного сконфузился.

— Погодите, — задумался Алексей, — а почему они меня не обшмонали, когда я у насыпи без сознания валялся? Тогда момент гораздо удобнее был.

— А вот тогда они тебя на какое-то время потеряли, — объяснил Владимир Афанасьевич, кинув уничижительный взгляд на окончательно смутившегося Агафонова.

— Ну так пока мы за ним с поезда прыгали, пока вдоль насыпи искали, столько времени зазря ушло. Все ведь тихо надо было делать, чтобы конкуренты ничего не заподозрили. Вы ведь знаете, они его тоже активно искали, — промолвил брюнет извиняющимся тоном. — Но мы же их опередили, на хвост клиенту первыми сели!

— На станции, когда он сдуру в комендатуру пришел, а комендант об этом по инстанции доложил, — ядовито усмехнулся Седов. — А рванул бы он пешим ходом, напрямик, через леса, вы бы его до морковкиного заговения искали! Но мы с тобой потом еще поговорим об этом.

— А Махров? Он тоже из ваших? — встрепенулся Алексей. — Или из «конкурентов»?

— Махров, — медленно повторил за ним Владимир Афанасьевич. — Интересный вопрос. Но, боюсь, ответить на него я сейчас не смогу. Пусть уж лучше другие люди объясняют. Скажу лишь, что это мои хлопцы его подстрелили, когда он тебя в поезде чуть не убил. Они в хвостовом вагоне ехали — сумели договориться и к твоему составу несколько лишних платформ и вагонов на станции прицепить. Там и прятались — и когда заварушку углядели, то вмешались.

— Выходит, что часовой и правда в воздух стрелял, — задумался Белугин. — Однако стрелки у вас хорошие. Это ж надо было так под его выстрел подгадать!

— Ну, это случайность, конечно, мы-то из снайперки с глушителем с крыши вагона сработали, — скромно заметил Агафонов. — Но и правда удачно совпало. Не секунда в секунду, но близко.

— Короче! — хлопнул себя по коленке Седов. — Закончим предаваться воспоминаниям и вернемся к насущным проблемам. Признаю, играли тебя втемную. Если хочешь знать, то нарочно подставили, чтобы некоторые люди на твои действия среагировали. Можешь обижаться, не жалко. Замечу, что инициатива на этот счет исходила не от меня.

Но сейчас не до сантиментов — нарыв лопнул, и гной потек не ручейком, как мы рассчитывали, а настоящей рекой. Вместо тихой кабинетной перетасовки мы получили локальную войну с непредсказуемым пока финалом. Там, знаешь ли, тоже ребята резкие подобрались, решили ва-банк сыграть. На кону стоит очень многое, вплоть до смены политического руководства страны. Внешне это в глаза не бросается, но кровушка нынче льется и с нашей, и с другой стороны. Нельзя терять ни минуты. И от документов, которые тебе удалось добыть, зависит очень многое. Если сейчас у нас связаны руки и мы вынуждены действовать как бы от своего имени, то с ними в нашем распоряжении окажется вся полнота государственного ресурса — компромат там убойный, не отмажутся. Где бумаги?!

Алексей задумчиво посмотрел на него. Чутье подсказывало, что рассказали ему далеко не все и о многом либо умолчали, либо, мягко говоря, наплели небылиц. Но ловить Владимира Афанасьевича было не с руки — чего доброго, сорвется еще, и так видно, что на взводе мужик, держится из последних сил — прикажет своим абрекам, и те мигом вышибут нужную информацию. Были залогинские костоломы, будут — седовские. Для него лично разница небольшая. Что же делать? Отдать документы или…

— Вы сказали, что инициатива по использованию меня в качестве живца исходила не от вас, правильно?

— Да, правильно.

— От кого? Я хочу встретиться с тем, кто отдал вам это распоряжение! — Белугин глянул на Седова с вызовом. Он не хотел говорить прямо при посторонних, но ясно дал понять, что хочет пообщаться с представителем Службы. Ну а кто еще, спрашивается, мог вмешаться в его судьбу и надавить на местных?

— Вон ты куда загнул, — нервно дернул щекой Владимир Афанасьевич. Потом задумчиво похлопал себя по карманам. Посмотрел на Агафонова. — У тебя папиросы есть?

— Так вы ж бросили? — удивился брюнет.

— Ну да, верно. — Седов немного помолчал, обдумывая что-то, а потом резко вскинул голову и пронзительно посмотрел на Алексея. — Встретиться, говоришь, хочешь? Что ж, могу поспособствовать. Собирайся, поехали!

— А с этими что делать? — встрепенулся брюнет, показав на Залогина и следователя, пребывающих по-прежнему без сознания.

— Кинь в грузовик, — равнодушно ответил Владимир Афанасьевич, поднимаясь. — Если дело выгорит, мы их вместе с остальными под суд отдадим. Ну а если нет, то просто шлепнем.

На улице обнаружилась «эмка» в камуфляжной раскраске, к которой направился Седов, и два тентованных грузовика, тихо урчащие работающими на холостом ходу движками. Агафонов, шедший чуть позади Белугина — пригляд и конвой в одном лице, — легонько подтолкнул Алексея к головному. Парни, страховавшие их в квартире, полезли в другой, закинув сначала внутрь Залогина и Кокорина.

В кузове на скамьях вдоль бортов устроилось человек пять или шесть, в полумраке с ходу не разберешь. Все, как на подбор, в армейских маскхалатах, с автоматами. У одного «дегтярь». На полу перед ними лежали какие-то тюки и пара ящиков, окрашенных в защитный цвет. К гадалке не ходи, еще оружие и боеприпасы. Овчарка, запрыгнувшая следом за людьми, улеглась рядом с одним из ящиков и вывалила алую язычину.

— Переодевайся давай, пока время есть, — скомандовал Агафонов, быстро скидывая пиджак. — Вон в том мешке маскхалат, размер твой вроде имеется. Сапоги, ремень и остальные причиндалы там же поищи. Ребята, посветите кто-нибудь нам с сержантом!

— Зачем переодеваться? — удивился Алексей.

— Так надо, у нас с этим строго, — не стал вдаваться в подробности седовский сотрудник. — Раз вместе пойдем, то я должен быть уверен, что ты экипирован, как положено.

Ехали минут тридцать-сорок. Люди молчали, только пес недовольно рычал, когда его особенно сильно встряхивало. Несколько раз их останавливали патрули, но очень быстро пропускали. Белугин пытался сначала понять, куда они движутся, но быстро сдался — задний полог был закрыт, а окна на тенте отсутствовали.

Но судя по тому, как их в конце пути стало все сильнее и сильнее потряхивать, а двигатель несколько раз взревывал, сражаясь с плохой дорогой, они находились за городом. Ну или на самой его окраине.

— Приехали! — прокомментировал Агафонов наступившую тишину. — На выход, хлопцы!

Выпрыгнув из кузова, Белугин огляделся. Их мини-колонна остановилась на лесной просеке. Грунтовую дорогу с обеих сторон обступили деревья и кустарник. Чуть впереди был виден прогал, а на нем густой частокол камышей и пологий берег озерка или речки.

Седов возле легковушки, игравшей роль штабного автомобиля, разговаривал о чем-то с одним из парней в пятнистом костюме, иногда тыкал пальцем в карту и внимательно слушал ответы. Другие бойцы деловито проверяли оружие, изредка перекидываясь друг с другом короткими репликами. Все были при деле, только Алексей стоял в стороне, будто чужой. Хотя почему будто, он и правда для них чужой. Так, случайный попутчик, не более.

— Ты почему без оружия? — поинтересовался неслышно выросший рядом, словно из-под земли, Агафонов. — Или не подобрал себе что-нибудь по душе? У нас вроде этого добра в машине навалом.

— Как тут выбрать, если никто не рассказал мне о целях операции, — угрюмо ответил Белугин. — Одно дело «языка» брать, другое — бункер штурмовать.

— Ну, бункер не бункер, а что-то навроде того, — блеснул белозубой улыбкой Денис. — Тут недалече, за леском, — он показал рукой направление, — дачка хитрая притаилась. Вот к ней мы и направляемся, чтобы поговорить по душам с одной теплой компанией. Естественно, жильцы эти навряд ли обрадуются нашему появлению и постараются понаделать в незваных гостях энное количество новых дырок. Ну а мы по мере возможности постараемся этого избежать. Нюансик, правда, один не шибко приятный имеется: нужно живыми злодеев взять. Кровь из носу! Охрану можно ликвидировать, а вот их хозяев — даже думать не моги!

— Численность охраны, ее вооружение, наличие сигнализации, собак, характер сооружений? — поинтересовался Алексей. — Дачка на отшибе или в поселке?

— Скоро сам все увидишь, — уклонился от прямого ответа Агафонов. — Мы с тобой чуток погодя на рекогносцировку выдвинемся, рассмотришь объект в подробностях. А из оружия советую взять автомат, запасной диск, пару-тройку гранат и нож. Так, на всякий случай. Ты ведь по плану в арьергарде, поэтому вперед не лезь — не твоя это война.

— Вот спасибо! — раздраженно хмыкнул Белугин. — Успокоил. Разрешите выполнять, товарищ начальник?

— Не гоношись, сержант, — беззлобно сказал Денис. — У каждого из нас своя задача. А я за тебя головой отвечаю. Случись что — с кого спросят? То-то и оно, что с меня.

— Ладно, — сдался Алексей. — Что-то я и правда из-за ерунды завелся. Нервишки ни к черту. Где, говоришь, оружие, в кузове?

— Ага, пойдем покажу.

— Слушай, — вспомнил вдруг Белугин, — а почему там, на квартире, мужичок этот, с красным лицом, решил вдруг не стрелять, а спокойно на твой голос вышел?

Агафонов отвернулся, помолчал немного, а потом глухо произнес:

— Василич, он у меня сначала инструктором был. А после наставником и напарником. Это когда мы перед войной в курьерах служили. Много вместе пережили, и плохого, и хорошего. Я потому первым и шел, чтобы он голос мой узнал. Да еще присказку его любимую нарочно сказал, ну эту — ужаль меня пчела, — помнишь?

— Получается, обманул ты его?

— Да! — с ожесточенным вызовом выкрикнул Денис, повернув к Алексею бледное, ни кровинки, лицо. — Выходит, что обманул! Только он свой выбор сделал, а я свой. И повернись все иначе, он бы меня не задумываясь шлепнул, рука не дрогнула бы. Ты что, до сих пор не понял, мы здесь не в бирюльки играем!

Белугин задумчиво кивнул.

— Ты знаешь, кажется все лучше и лучше понимать начинаю. И, самое интересное, никак не могу определиться: нравится мне это или нет?

Евгений. 1907

Сознание возвращалось к нему медленно. Белугин несколько раз проваливался обратно, в темноту забытья, но с каждым разом периоды беспамятства становились все короче. По крайней мере, ему так казалось, исходя из внутренних ощущений. Голова только жутко болела, а сзади неприятно пульсировало и жгло в том месте, куда пришелся удар.

А потом вдруг кто-то положил на лоб прохладную, освежающую повязку, и сразу же полегчало. Стало так хорошо, что он даже практически не обратил внимания на слабый комариный укус на правой руке в районе сгиба. Подумаешь, и не такое приходилось терпеть. Главное, что боль ушла, оставив после лишь слабый отголосок. Тело постепенно наполнялось бурлящей энергией, вымывающей усталость буквально из каждой клеточки. Давно он не чувствовал себя настолько бодрым, отдохнувшим, готовым свернуть горы.

— Слушай, все забываю, тебя звать-то как, сынок? — Знакомый голос ворвался в сознание, и Евгений нехотя открыл глаза.

— Погодите, но ведь я вас убил?!

— Ух ты, какой прыткий! — Борис Львович усмехнулся. Московский резидент сидел рядом с ним, только протяни руку, и добродушно улыбался. Разве что в глазах его нет-нет да мелькало что-то такое, от чего в мозгу начинали было крутиться смутные, не до конца оформившиеся мысли, но осознать их, ухватить целиком Белугин никак не мог. Но, странное дело, его это почему-то не слишком заботило. — И когда успел только. Но ты так и не ответил на мой вопрос?

— Вы же знаете, — недоуменно сказал Евгений. — Ориентировка на меня у вас в компьютере есть, я сам видел. Белугин Евгений Михайлович, полевой агент второго уровня. Подполковник Службы.

— Да, да, да! — хлопнул себя по лбу резидент. — Что-то я сегодня забываю все на свете, не иначе магнитные бури так влияют, — он мелко рассмеялся. — Слушай, подполковник, а ты помнишь, что нам с тобой ребятишек с документами нужно взять? Придут они сюда в скором времени, так ты уж расстарайся, сделай все как нужно. Хорошо?

— О чем разговор! — Белугин широко улыбнулся. — Сделаем в лучшем виде, эти чудики даже пикнуть не успеют, даже не сомневайтесь! — Почему-то ему хотелось сделать все, чтобы резидент не остался разочарован его действиями.

— Верю! — засмеялся Борис Львович. — Раньше небольшой такой, — он показал на пальцах размер, — червячок сомнения в душе сидел, а сейчас вот верю! И чего я в тебя такой влюбленный?

— Простите? — удивился Евгений.

— А, не обращай внимания, — отмахнулся резидент. — Скажи лучше, ты на квартире инженера этого, кроме бумаг, ничего больше не забрал? Может, прибор какой, медальон или жетон?

Белугин задумался. Гуляла в голове какая-то невнятная идейка на сей счет, но почему-то никак не удавалось сосредоточиться на ней. Все время она ускользала от него юркой рыбешкой, старательно пряталась на задворках сознания. И от этого становилось очень и очень неприятно. В самом деле, ну как можно расстраивать такого хорошего человека?! Он ведь ждет ответа, а его все нет и нет. Неправильно это!

— Простите, — виновато потупился Евгений. — Никак не могу вспомнить. Вроде было что-то, но… — он развел руки в стороны.

— Бывает, — разочарованно оскалился в волчьей улыбке резидент. — Но если вдруг придет что на ум, ты мне сразу же скажи, ладно?

— Конечно, — облегченно выдохнул Белугин.

— Тогда так. — Борис Львович азартно потер ладони. — Как только гаврики наши объявятся, ты к ним выйдешь и разузнаешь, куда они бумаги дели. Мне с ними встречаться не с руки, испугаются еще незнакомого человека и снова деру дадут. А тебя они в лицо знают и доверяют.

Если документы при них окажутся, то вали клиентов без разговоров — надоело уже за ними бегать, не велики птицы! Ну а если припрятали в другом месте, то постарайся их заманить в этот номер. Только не переигрывай, веди себя естественно, чтобы не заподозрили чего раньше времени и не насторожились. Ну а потом, — резидент хищно улыбнулся, — быстренько потрошим их, едем в адрес, и дело в шляпе! Понял?

Евгений кивнул. Действительно, чего огород городить, чем проще, тем лучше. К тому же противостоят им далеко не суперпрофи — можно попробовать взять их лихим наскоком.

— Ребята из резидентуры нас страховать будут? — деловито осведомился он.

Борис Львович запнулся.

— Заняты они, — медленно сказал он после небольшой паузы. — Но это не беда, мы ведь с тобой тоже не пальцем деланные, правда, подполковник? — Резидент засмеялся, но слегка натужно.

— Жаль, — искренне огорчился Белугин. — С командой поддержки провернули бы операцию без сучка и задоринки. А как мы узнаем о появлении интересующих нас людей?

— Человечек из прислуги шепнет в нужный момент, — пояснил резидент. — Я его уже зарядил, чтобы за местными продавцами «липы» смотрел в оба глаза.

— Подождите. — Евгений потер лоб. — А ваш человечек разве боевиков прежде видел?

— Есть способы все хорошо объяснить, — туманно ответил Борис Львович. — Не забивай голову, это моя проблема. Твое дело бумаги забрать. Я тебя очень прошу, не оплошай! Ладно, что мы все о делах да о делах, пора и честь знать — ложись пока, отдыхай.

Белугин послушно лег на кровать, закрыл глаза и постарался расслабиться. Показалось, или он на самом деле провалился в сон. По крайней мере, ничем иным невозможно было объяснить, что совсем скоро его навестили люди, о чьем существовании он либо давно позабыл, либо постарался загнать воспоминания о них в самые дальние уголки памяти.

Перед Евгением вереницей проходили давнишние сослуживцы, случайные знакомые, погибшие друзья и враги. Они что-то говорили ему, просили, угрожали, обещали. Некоторым он отвечал, пытался оправдаться, от других отворачивался, молчал и замыкался. А потом вскидывал глаза и обнаруживал, что рядом стоит или сидит уже совсем другой человек.

Несколько раз Белугин искал пистолет, но не находил. То ли сам обронил, то ли Борис Львович постарался. К слову, облик резидента в голове как-то размазался, стал нечетким и зыбким. А еще в сознание мятущейся птицей назойливо стучалась какая-то тревожная мысль, непосредственно связанная с этим человеком. Она изо всех сил рвалась к Евгению, желая предупредить о какой-то очень важной вещи, хотела предостеречь, спасти. Но… снова и снова натыкалась на глухую стену, возведенную неизвестно когда и неизвестно кем, и вынужденно отступала. Чтобы спустя непродолжительное время возобновить свои усилия. И от этого становилось еще хуже.

В какой-то момент Белугину стало совсем уж тошно. В голове разливалась тупая боль, перед глазами мелькали разноцветные точки, а к горлу подступил тяжелый комок. Евгений рывком поднялся с кровати, пошатываясь, направился к умывальнику, выкрутил до отказа вентиль и долго ловил ртом тоненькую струйку теплой безвкусной воды. Потом сунул голову под кран и стоял так до тех пор, пока боль не начала отступать.

Перед глазами слегка прояснилось. Белугин с некоторым удивлением осмотрел пустой номер гостиницы, смятую постель, неприятно воняющую пепельницу, полную окурков, пустую бутылку водки и две недопитых стопки на столе. Рядом тарелка с остатками нехитрой закуски. Разве они с резидентом пили? Или к ним в гости, пока он валялся в отключке и «смотрел кино», наведывался еще кто-то?

Слегка пошатываясь, подошел к входной двери и подергал за ручку. Заперто. Странно, когда Борис Львович успел уйти? Вроде бы он собирался побыть рядом с ним. Или ему это только привиделось?

Голову опять резко сжал тугой невидимый обруч — и Евгений охнул. Страдальчески постанывая, добрался до кровати и ничком повалился на нее. Зарылся лицом в подушку. Пожалуй, единственным его желанием сейчас было, чтобы кто-нибудь милосердный пожалел его и попросту пристрелил. Без затей и сантиментов. Лучше уж так, но лишь бы не мучиться больше!

А потом хлопнула дверь, половицы скрипнули, руку снова кольнуло, и Белугин наконец-то забылся тяжелым сном. Слава богу, на этот раз без сновидений и незваных гостей-призраков.

Глава 26

Алексей. 1942

Получив оружие, Белугин отошел в сторону и придирчиво проверил его. Не то чтобы он не доверял Седову, но… а хотя почему, собственно, нужно ему доверять?! Владимир Афанасьевич играет в свои игры, выстраивает какие-то комбинации, смысл которых ускользает от понимания, многое недоговаривает, норовит то и дело сыграть им, Алексеем, втемную. Ну и хрен ли, спрашивается, смотреть в рот чужому в принципе человеку и слепо верить в любую пургу, которую он гонит?

Словно в подтверждение мыслей Алексея, один из бойцов словно невзначай переместился поближе к Белугину и сел неподалеку так, чтобы контролировать его действия. При этом ствол автомата вроде смотрел чуть в сторону, но при желании он очень быстро переместился бы в направлении новой цели. Что и требовалось доказать!

— Готов? — Агафонов подошел практически бесшумно. Овчарка безмолвной тенью держалась чуть позади хозяина, бдительно наблюдая за окружающими. — Пора выдвигаться, а то скоро вечер, не хотелось бы в темноте здесь блукать. Пошли к Афанасьевичу за последними «цэу».

— Долго ли умеючи? — усмехнулся Белугин. Вставил диск на место и одним плавным, текучим движением поднялся на ноги.

— Молодец, — одобрительно кивнул Денис. — У кого учился?

Алексей замялся.

— Ты его не знаешь.

— Неужели? — скептически улыбнулся Агафонов и поправил бинокль на груди. — Ну, не хочешь — не рассказывай. Ладно, тронулись.

— Далеко собрались? — ледяным тоном осведомился Владимир Афанасьевич, когда они подошли к его машине.

— Так ведь самому поглядеть на объект неплохо было бы? — удивился вопросу Агафонов. — Сами знаете, с чужих слов что-нибудь да упустишь.

— Это мне, как раз, понятно, — усмехнулся Седов. — А сержанта с собой на хрена тащить? — Указательный палец выцелил Белугина. — Если его шальной пулей убьет, мне что делать прикажешь, столик вертеть и дух вызывать?

Денис смущенно потупился.

— Виноват! — он сокрушенно вздохнул, обернулся к Белугину и развел руки в стороны. — Извини, братишка, не судьба.

— Бывает, — отозвался Алексей. — Мне оружие сдать?

— У нас нет времени на пикировку, — тихо сказал Владимир Афанасьевич, сверля Белугина яростным взглядом. — Стань рядом, слушай и помалкивай.

— …Вот здесь у них позиция станкового пулемета. Окопчик замаскирован в малиннике, — докладывал парень в маскхалате. За плечом у него Алексей рассмотрел старую добрую «мосинку» в снайперском варианте. — На чердаке ручник. По периметру участка два парных патруля. Возле дома, в летней кухне, помимо прислуги человек пять или шесть охранников. Еще трое в доме рядом с начальством.

— Если вы с «Волком» пулеметы задавите, то мы вот здесь, — Агафонов азартно ткнул пальцем в карту, — забор завалим и враз у дома окажемся.

Седов вопросительно глянул на снайпера. Тот несколько секунд молчал, обдумывая слова Дениса, а потом решительно тряхнул головой.

— Добро!

— Значит, так и решим, — подытожил Владимир Афанасьевич. — Ты, Агафонов, с группой выдвигаетесь на исходную, осматриваетесь и, — он взглянул на часы, — через полчаса начинаете. Сигнал к началу операции — снайперы убирают пулеметчиков. И запомните, под домом оборудован бункер. Человек, который меня интересует, находится именно в нем. Умрите, но он должен остаться в живых. Уяснили?!

— Сведения точные? — нахмурился Агафонов. — Вдруг нет его там, а мы зазря под пули подставляться будем.

— Точные, точные, — нервно дернул щекой Седов. А потом еще раз взглянул на свои часы, и Белугин вдруг заметил, что на их циферблате возле «тройки» едва заметно пульсирует зеленая искорка.

Алексея бросило в жар — пеленгатор! Не врал, получается, ему Владимир Афанасьевич, когда обещал встречу с кем-нибудь из своих, из Службы. Вот только понять бы — этот «свой» в каком качестве на дачке пребывает? Один из хозяев или…

Снайпер махнул рукой, указывая направление, и, пригнувшись, нырнул в кустарник. Денис и его бойцы последовали за ним. Возле машин остались только водители, Седов и давешний автоматчик, что и прежде приглядывал за Белугиным. А еще овчарка — Агафонов оставил явно недовольного таким поворотом событий пса у легковушки.

Алексей хлопнул себя по шее, убив особо наглого комара, и с тоской посмотрел вслед ушедшим. Безумно хотелось сорваться с места и последовать за ними. В самом деле, нет ничего тяжелее, как сидеть вот так сиднем и ждать, пока другие идут в атаку. Белугин взглянул на Владимира Афанасьевича. Тот распахнул дверь легковушки и уселся на переднее сиденье, рядом с водительским, поставив ноги на землю.

— Не маячь, — посоветовал он Алексею, заметив его взгляд. — Присаживайся вон рядом, ждать будем.

Белугин подумал и решил последовать его совету. Плюхнулся на заднее сиденье и достал папиросы.

— Ничего, если я закурю?

— Дыми, может, хоть немного комаров разгонишь, — рассеянно отозвался Седов, думая о своем.

— Скажите, — решил зайти издалека Алексей. — А старик тот, Махров, он тоже из ваших? Залогин как его фамилию услышал, так чуть на месте от разрыва сердца не помер!

— Из каких из «ваших»? — глянул на него с жалостью, точно на недоумка, Владимир Афанасьевич. — Сам подумай, если бы это мой человек был, разве ребята из группы, что тебя страховали, стали по нему стрелять?

Алексей смутился.

— Да, что-то я зарапортовался. Действительно, ерунда какая-то. Хотя меня-то ваши орлы обчистить не постеснялись, так?

— Так, — согласился с ним Седов. — Только ведь ты для нас скорее временный союзник, а не товарищ. Поэтому, когда появилась такая возможность, ребята и решили рискнуть. Не выгорело у них, промахнулись. Жаль, сейчас время зря не тратили бы.

— Вот оно что, — изумился Белугин. — То есть мне теперь надо ходить и остерегаться, как бы головорезы ваши нож под лопатку не сунули? А что, с попутчиками можно не церемониться!

— Да делай как знаешь, — неожиданно взъярился Владимир Афанасьевич. — Подумаешь, мальчику пальчик отдавили, бо-бо сделали — мальчик сидит и горько плачет! Для тебя и твоих коллег мы являемся чем-то вроде подопытных кроликов. Разве что не под микроскопом, как диковинных зверушек рассматриваете. Комбинации разыгрываете, варианты прикидываете, теории строите. Но для нас все это, — он нервно взмахнул рукой, — все, что вокруг, является подлинной, всамделишной жизнью. Так почему же мы должны покорно ложиться под нож свалившимся на голову экспериментаторам? Нет, братец, шалишь, у нас свои клыки имеются.

— Погодите, — ошеломленно уставился на него Алексей. — Но мы ведь вовсе не стремимся использовать вас в качестве лабораторных крыс. Наоборот, задача Службы заключается как раз в том, чтобы оградить Время от постороннего вмешательства. Мы — наблюдатели!

— Ага! — осклабился Седов. — Невинные овечки! Я сейчас расплачусь от умиления. Ты лапшу эту кому-нибудь другому вешай, а мне не стоит. Насмотрелся с молодости, как вы у нас рыцарские турниры устраиваете, только успевай трупы оттаскивать да в штабеля складывать.

— Это когда? — удивился Белугин. — Насколько мне известно, в вашей эпохе никогда не проводились экстренные мероприятия.

— В далекие года, — передразнил его Владимир Афанасьевич. — Тоже мне, центр мироздания выискался — неизвестно ему, видите ли! Ты пацан совсем, зелень необученная. Откуда тебе, салаге, знать, как твоя Служба у нас облажалась и кровью умылась. Не любят твои начальники признаваться, как их мордой в дерьмо макали. Да и то верно, кому это приятно будет. Вот и молчат, как рыбы, авторитет свой боятся уронить. Ничего, скоро сам узнаешь. Главное, чтобы у ребят моих все вышло как надо. Тогда найдется кому тебе очочки розовые снять — и про Махрова в красках обрисуют, и про Службу твою разлюбезную, век бы ее не видеть! А я тебе пока так скажу: старик — очень непростой человек, волчара опытный. И то, что ты после встречи с ним жив остался, так считай, заново родился. Поопытнее тебя люди об него зубы ломали.

— Ну, теперь он никому не опасен, — буркнул Алексей. — Сгнил, небось, где-нибудь под откосом.

— Дурак, — констатировал Седов, насмешливо улыбаясь. — Труп его никто не видел. И раненого не нашел. А из этого следует… э, началось, что ли?

Белугин навострил уши. За деревьями грохнул мощный взрыв. Следом яростно застрекотал пулемет, но внезапно поперхнулся и умолк. А потом часто-часто захлопали ручные гранаты и дружно застрочили автоматы. Алексей скосил глаза на стоявшего неподалеку бойца. Тот напряженно вслушивался в отголосок идущего боя. Даже овчарка, и та повернула острую морду в сторону скрытой за деревьями дачи и тихонько поскуливала.

Белугин осторожно потянул к себе «ППШ».

Евгений. 1907

Окончательно пришел в себя он только на следующее утро. Жутко хотелось в душ. А потом упасть в кресло с кружкой крепчайшего кофе и просидеть так минимум до обеда. И непременно слать в пешее эротическое путешествие любого, кто попробует оторвать его от столь увлекательного времяпрепровождения.

В действительности же хмурый и неразговорчивый половой бесцеремонно растолкал Белугина, заставил подняться, помог умыться и привести в порядок одежду, насильно влил в слабо отбивающегося «пациента» стакан чая и запихнул горячую булку. Затем цепко подхватил под белы рученьки и отвел пошатывающегося Евгения в другой номер — близнец первого, — расположенный по коридору чуть дальше. Там, по-прежнему не говоря ни слова, вручил «браунинг» и две запасные обоймы к нему. Жестом указал на белеющий конверт на столе и удалился.

Шепотом пожелав мучителю так же маяться всю жизнь с похмелья, Белугин первым делом от души напился из-под крана, тщательно прополоскал рот и только потом взялся за письмо.

Полученные инструкции предписывали ему сидеть тише воды ниже травы и ждать сигнала. А по получении оного ломиться в дверь соседнего номера и радикально решать проблему пропавших бумаг.

— И стоило ради этого поднимать меня ни свет ни заря! — проворчал недовольно Евгений. — Толкнули бы, когда господа революционеры пожаловали. Хрен ли тут отираться?

Пребывая в самом скверном расположении духа, Белугин автоматически разобрал-собрал пистолет, тщательно осмотрел патроны, загнал обойму и наконец-то прикурил первую — самую сладкую! — с утра папиросу. А потом сел на стул и задумался. События, произошедшие с ним накануне, почему-то прятались в густом тумане. А попытка привести мысли в порядок вызывала мучительный приступ головной боли. Так, всплывали в памяти обрывки встречи с резидентом, отдельные фразы — не более. Правда, основную свою задачу он помнил назубок. Смущало разве что отсутствие самого Бориса Львовича, но по здравом размышлении Евгений пришел к выводу, что тот объявится непосредственно в момент захвата боевиков. Что ж, его право.

Белугин прикрыл глаза, постаравшись выкинуть из головы все лишние мысли. А очнулся от прикосновения чужой руки — давешний половой тянул его за рукав, нетерпеливо приплясывая на месте.

— Ты глухонемой, что ли? — недовольно осведомился Евгений, но парень лишь энергично махнул рукой в сторону коридора. — Пришли? Понял, иду!

Белугин схватил «браунинг», привел его в боевую готовность и скользнул к выходу. На секунду задержался перед закрытой дверью соседнего номера, глубоко вздохнул, а затем с силой ударил по ней ногой, вышибая замок.

Ворвавшись в комнату, он мгновенно оценил ситуацию. Вчерашние знакомые — обидчики Лизаветы — ошарашенно пялились на него от стола, Киря и «студент» стояли к ним лицом, спиной к входу. Но оба боевика с похвальной быстротой среагировали на вторжение: Залогин резко развернулся, вскидывая «наган», Седов же метнулся вбок, прижался к стене и взял на мушку фальшивых дел мастеров.

— Товарищ Эжен! — потрясенно выдохнул Киря, увидев лицо незваного гостя. Рука его дрогнула, но лишь самую малость. Правда, Белугину вполне хватило и этого: он качнулся в сторону, уходя с линии огня, и спокойно всадил две пули в местных бандитов. А вот не надо себя с барышнями вести столь отвратительно.

— И я вас рад видеть! — сообщил он обомлевшим боевикам. — Ты пушку-то опусти, а то пальнешь в меня не ровен час. Ну! — Залогин немного смутился, но оружие по-прежнему держал на изготовку.

— Зачем вы их?! — Седов смотрел на Евгения с откровенным ужасом. — Они ведь ни в чем не виноваты! И на выстрелы сейчас сбегутся!

— Это ты так думаешь, — хладнокровно возразил Белугин. — А я здесь уже второй день вас дожидаюсь, и эти субчики успели мне изрядно надоесть. А что до шума, то уверяю — все под контролем, нам никто не помешает. Но, впрочем, не будем, в самом деле, затягивать и перейдем к делу: документы мои куда дели?

— Так это из-за них весь сыр-бор? Или из-за медальона? — мрачно осведомился Залогин. — Не волнуйтесь, мы все спрятали в надежном месте. Сразу же после того, как с инженером тем снова столкнулись. Хватило! Не знаю, что он за птица, но душегуб преизрядный, это точно. До сих пор не понимаю, как живыми остались. Троих верных ребят положил, будто желторотым птенцам бошки оторвал — чик, и готово!

— Да хрен с ним, с Махровым, — как можно спокойнее сказал Евгений. — А вот бумаги мне нужны позарез. Далеко до тайника вашего?

— Что, тоже без портала никуда? — криво ухмыльнулся вдруг Седов. — Стесняюсь спросить, а вы тоже из другой эпохи? Конкурирующая фирма? Или голову нам морочили, а на самом деле заодно с ним? Почерк уж больно похож: так же спокойно кровушку чужую льете!

Белугин остолбенел. Черт возьми, как этот сопливый юнец смог разобраться в формулах перемещения?! Как он вообще понял, о чем идет речь в документах Махрова?!!

— Я бы предпочел обсудить этот вопрос в другой раз, — медленно произнес Евгений. — Замечу лишь, что с инженером тем мы вовсе не друзья. Но, ребятки, мне действительно очень нужно вернуть те документы, это очень важно!

Седов упрямо поджал губы и отрицательно качнул головой. Хотел было что-то сказать, но не успел, потому что Киря внезапно отшатнулся назад, бледнея на глазах, заорал, будто увидел привидение, и дважды пальнул из револьвера, целясь в кого-то за спиной Евгения.

Белугин упал ничком на пол, стремительно перевернулся на спину и вскинул «браунинг». Половой, что разбудил его утром, медленно оседал вниз. На груди его расплывалось багровое пятно. А в коридоре промелькнула чья-то быстрая тень, и голос Бориса Львовича вкрадчиво поинтересовался:

— Подполковник, я не понял, почему эти двое еще не стреножены? Мы ведь договорились.

— Подполковник?! Вали его! — заорал Седов.

Евгений, чертыхнувшись, снова крутанулся волчком, прячась за спинку кровати. Не бог весть какое укрытие, но все же — это лучше, чем ничего. Вовремя, потому что две пули впились в доски как раз на том месте, где он только что лежал. Третья вырвала клок из рукава пиджака.

Совсем рядом, за стеной, вскрикнула женщина, но тут же заткнулась. Да, местные обитатели явно предпочитали не лезть в чужие разборки. Что ж, им же лучше.

— Бегите, дурачье, я вам не враг! Сигайте в окно, там карниз широкий, я проверял, — яростно прошипел Белугин, демонстративно поднимая руку с пистолетом вверх. — Пройдете по нему за угол, а там можно в сугроб спрыгнуть и проходным двором уйти. А я этого постараюсь задержать! — И громко крикнул в открытую дверь: — Господин Махров, вы всерьез рассчитывали меня своей наркотой под контроль взять? Так вынужден огорчить, фокус не удался. Хотя признаю, попытка была хороша. Методикой не поделитесь? Кстати, облик нашего резидента удался вам практически безупречно, мои поздравления. Обратились к нему, потому что других перевербованных сотрудников Службы у вас нет?

За дверью сгустилось напряженное, нехорошее молчание.

— Володя, что делать будем? — резанул слух голос Залогина. В нем явно проскальзывали истерические нотки. — Я не понял, товарищ Эжен нам друг или враг?

— Уходим, пускай сами между собой разбираются! — решительно ответил ему Седов после некоторой заминки. — Эй, Белугин, или как там тебя на самом деле, документы мы вам не отдадим. А попробуете силой взять, и вовсе уничтожим, так и знай! Указания нужному человеку на этот счет ясные дадены. Прощайте!

Звякнуло стекло, тихонько стукнула задвижка, послышался осторожный шорох, но все быстро затихло.

Евгений грустно усмехнулся. Вот ведь, салажата совсем, а какие принципиальные. Даже завидки берут. Жаль, если сгинут понапрасну, надо будет шепнуть ребятам из Службы, чтобы приглядели за ними. Если… если сам жив останусь! Ладно, надо дать им шанс.

Белугин осторожно высунул голову из-за кровати. Боевиков в номере не было. Что ж, одной проблемой меньше. Евгений поднялся, на цыпочках подбежал к плавающему в луже крови рыжеволосому парню и торопливо проверил его карманы. Есть! «Наган» — старая добрая машинка — заряжен полностью. Это хорошо. Ну а теперь поглядим, как этот деятель поведет себя против двух стволов! Любопытно, конечно, откуда Махров здесь взялся, но своя шкура дороже. И так уже по самому лезвию прошел, едва не сломался, когда этот гад его каким-то неизвестным препаратом угостил. Слава богу, блок выдержал — на пределе, но выдержал.

— Подполковник, — нарушил молчание инженер, прячась по-прежнему где-то в коридоре, — мне не хотелось бы вас убивать, но, как вы уже, наверное, догадались, без формул и «тревожной кнопки» мне путь домой заказан. А торчать в этом времени до конца жизни в мои планы не входит. Нет, я бы, разумеется, мог бы попробовать вернуться к себе с помощью вашего резидента, но, вот беда, вашими стараниями и эта ниточка оборвалась. И что-то мне подсказывает, ваши коллеги теперь будут явно настороже и не подпустят к порталу никого постороннего. Так ведь? Отдайте мое имущество по-хорошему — и разойдемся краями.

— Да понял я, понял, — покладисто ответил Белугин, стараясь определить по голосу примерное местонахождение противника, — что тут непонятного? Уже несу!

Евгений метнулся в коридор и выстрелил в первый раз.

Глава 27

Алексей. 1942

— Не навоевался еще? — со скукой в голосе поинтересовался Седов, глядя на Белугина в зеркало заднего вида. — Положи автомат на место и больше не лапай! — Повернул голову и окликнул водителя: — Эй, а ты там что вошкаешься, поехали — не видишь, что ли, нам уже отсемафорили!

Алексей не заметил, когда на обочине дороги объявился один из ушедших с группой Агафонова бойцов. Сейчас он стоял, скрестив над головой руки. Видимо, это был условный сигнал.

Шофер торопливой рысцой побежал заводить машину. Другие водители последовали его примеру. Захлопали двери, взревели моторы, и маленькая колонна неспешно тронулась с места. Боец в камуфляже дождался головного грузовика и ловко вспрыгнул на подножку, чтобы показывать дорогу. Куда делся автоматчик и овчарка, Белугин не успел рассмотреть — наверное, залезли в кузов машины, где находились пленники.

Ехали недолго, но каким-то заковыристым маршрутом по довольно ухабистой лесной дороге, которую вплотную обступили деревья и кустарник. Низко склонившиеся ветки то и дело норовили хлестнуть по лобовому стеклу, и шофер вполголоса ругался себе под нос. Алексей подпрыгивал на заднем сиденье, стараясь не протаранить головой потолок, но получалось это у него не слишком хорошо, и потому пара-тройка особенно заковыристых выражений из лексикона водителя оказались вполне к месту.

После очередного поворота деревья вдруг расступились и с пригорка открылся вид на небольшой — в десяток домов, не больше — дачный поселок. На улицах не видно никого из местных жителей, хотя кое-где стояли разномастные легковые автомобили.

По периметру дачи окружал двухметровый забор, выкрашенный зеленой краской. В одном месте, примыкающем к лесу, виднелся здоровенный пролом, чернела курящаяся дымом воронка. Рядом валялось несколько неподвижных тел в армейских гимнастерках.

А на территории участка что-то горело: столб черного дома с алыми проблесками весело и задорно тянулся вверх от приземистого одноэтажного здания. Въездные ворота были распахнуты настежь. Возле них крутилось несколько бойцов в пятнистых маскхалатах. Мини-колонна, повинуясь указаниям проводника, направилась прямиком к ним.

Въехали на территорию, миновав расстрелянный «Опель» с вывалившимся наружу водителем. Чуть поодаль автоматчик с перевязанной наспех головой тащил куда-то за ноги труп молодого светловолосого парня в штатском костюме, обильно залитом кровью. Алексей невольно отвел взгляд — зрелище было еще то.

— Что, не нравится? — жестко спросил Владимир Афанасьевич. — Варварами, поди, нас считаешь. Только мне на это наплевать и растереть. Говорил уже и еще раз повторю. А эти сами напросились — если их верх будет, они всю страну кровью зальют, как перед войной.

Белугин промолчал. Ввязываться в пустой спор не хотелось, все равно не удастся переубедить друг друга. У каждого из них своя правда, за нее и воюют. А что до «варваров», то здесь Седов заблуждается — Алексей не понаслышке знал, как кроваво и грязно обстоят дела с зачистками непокорных территорий в его собственном времени. Да что говорить, если в нескольких таких операциях он участвовал самолично — курсантов Службы готовили, гм, всесторонне.

— Тормози, — скомандовал Владимир Афанасьевич, завидев бегущего к машине Агафонова. Денис сиял белозубой улыбкой измазанного копотью лица. Маскхалат на левом плече был разорван, но крови не видно. — Ну докладывай, что нарыли?

— Полный порядок! — лихо отрапортовал Агафонов. — У нас, правда, двоих убило, да еще несколько человек с ранениями — один тяжелый. — Боец нахмурился и виновато поник: — Охранник один, зараза, глазастый оказался — ребят заметил и стрелять начал. Хорошо, снайперы не подкачали, а то совсем тяжко пришлось бы.

— Добро. — Седов поиграл желваками. — А по основной задаче?

— Там все чисто провернули, комар носа не подточит, — воспрял духом Денис. — В доме взяли одного из тех, у кого доступ к бункеру имелся, так он нам, как только его чуток ножиком пощекотали, все на блюдечке выложил: и про сигнализацию, и про запасной выход. Ну а дальше — дело техники! Правда… — Агафонов запнулся.

— Что?! — Владимир Афанасьевич смотрел люто, того и гляди взорвется. Народ, судя по всему, просек ситуацию, и вокруг их машины мигом стало пусто. И правильно, начальственный гнев — штука малоприятная. — Говори, хватит сопли жевать!

— Жив он, — отвел глаза Агафонов. — Но лучше вам самому пройти и посмотреть. Там доктор хлопочет. Вроде не смертельно.

— Зараза! — смачно припечатал Седов. — Еще раз начнешь мне лапшу на уши вешать, сгною! А ты что расселся? — переключился он на замершего Белугина. — Ноги в руки, и за мной. Да не трожь ты автомат, сколько раз повторять надо?!

Алексей торопливо выбрался наружу. Шагнул следом за Владимиром Афанасьевичем и… условный знак он позорным образом пропустил. И потому, когда Денис вдруг подшагнул к нему сбоку, ловко подсек ноги и, придержав за воротник, заставил встать на колени, то оказать сопротивление попросту не успел. Попробовал было дернуться, но в затылок больно вдавился ствол пистолета.

— Замри, сука! — резко сказал Агафонов.

Седов посмотрел на Белугина искоса, через плечо. И взгляд этот Алексею безумно не понравился. Так смотрят, когда решают твою судьбу. Вот моргнет он сейчас, и верный нукер мигом прострелит башку незадачливому хронопутешественнику. По спине пробежал нехороший холодок.

— Ничего не хочешь мне сказать? — деловито осведомился Владимир Афанасьевич.

Алексей стиснул зубы. А вот хрен тебе на лопате, не дождешься — умолять о пощаде не стану. И про бумажки твои поганые ни словечка не промолвлю. А они ведь тебе до зарезу сейчас нужны. Значит, они единственный шанс на спасение.

Седов еще чуть-чуть подождал, а потом, как показалось Белугину, преодолев нешуточную внутреннюю борьбу с самим собой, нехотя прищелкнул пальцами. И тотчас исчез прижатый к затылку ствол, а сильные руки вздернули парня с земли. Белугин усмехнулся. Что ж, спишем эту выходку на общую напряженность момента. Хотя очень похоже, что Владимир Афанасьевич решил в последний момент переиграть все. Сдается, не слишком жаждет он встречи Алексея с сотрудником Службы. Интересно, кстати, почему? Вроде бы нет у него, Белугина, столь уж важных сведений, что могут как-то повредить Седову. Но кто знает, очень может быть, что, с его точки зрения, все выглядит иначе.

Из дома вышли несколько бойцов. Они несли на носилках какого-то человека, укрытого длиннополой красноармейской шинелью почти с головой. Рядом суетился пожилой толстячок в смешных круглых очках-«велосипедах».

— Осторожнее! — просил он. — Прошу вас, товарищи, осторожнее! Он очень слаб. Да не дергайте так сильно! — Увидев Владимира Афанасьевича, он просветлел лицом и призывно замахал руками: — Товарищ Седов, мы здесь! Жив он, жив! Потрепали изрядно, но прогноз вполне благоприятный, не волнуйтесь. Подлатаем, и будет как новенький. Нам бы в больницу сейчас, а?

Владимир Афанасьевич порывисто шагнул к носилкам, отмахнувшись на ходу от врача:

— Потом, все потом! И больница будет, и лекарства, какие захотите, но сейчас нам с ним необходимо перекинуться парой слов. Это не обсуждается! — громыхнул он металлом в голосе, заметив, что доктор возмущенно всплеснул руками и явно вознамерился протестовать. — Поставьте носилки на травку и отойдите все. — Дождался, пока его распоряжение будет исполнено и повернулся к Белугину: — Сержант, ко мне!

Алексей встрепенулся. Он честно все это время пытался разглядеть раненого, но с его места видно было не очень. Да и шинель мешала. Услышав приказ Седова, он рванулся вперед. Опустился на колено возле носилок и вгляделся. Да уж, постарался кто-то на славу! Лицо неведомого коллеги выглядело, мягко говоря, непрезентабельно: множество синяков, кровоподтеков, ссадин, перебитый нос, разбитые губы — красавцем его явно не назовешь.

— Не узнаешь? — тихо спросил Владимир Афанасьевич, присев на корточки рядом.

Белугин нахмурился. Несмотря на следы многочисленных побоев, в облике пострадавшего проскальзывало нечто знакомое.

— Видел, кажется, — неуверенно ответил он. — Но вот где, сразу и не соображу, на ум ничего не идет.

При первых звуках его голоса человек на носилках пошевелился. Ресницы его дрогнули, он с видимым усилием попытался открыть глаза. Алексей встрепенулся и наклонился пониже, стараясь поймать взгляд неизвестного — не зря же классик сказанул когда-то, что, дескать, «глаза — это зеркало души» — вот и попытаемся рассмотреть эту самую душу, вдруг поможет в узнавании?

Господи, сколько муки и боли! Да уж, с лихвой получил коллега, на двоих-троих точно хватило бы. А глаза… какие знакомые глаза… Неужели?!!

— При… — распухшие губы разомкнулись. — При… вет… Лешик!

Белугин отшатнулся. Нащупал на ставшем вдруг тугим воротнике пуговицы, с силой рванул их, чтобы воздух попал в горло, сглотнул тугой комок, а потом медленно, боясь поверить в свои слова, ответил:

— Здравствуй… Ежик!

Алексей и Евгений. 1942

Седов не пристрелил их, получив желаемое, как втайне опасался Алексей. Узнав, где спрятаны документы, он немедленно рванул обратно в Москву в сопровождении своих бойцов вершить историю. Но перед тем как уехать, отдал соответствующие распоряжения, и Евгения со всеми предосторожностями отвезли в закрытый подмосковный санаторий для высшего партийного руководства. Алексей уехал вместе с братом. Он до сих пор не мог поверить, что отчаянный смельчак, подставившийся нарочно заговорщикам, это Женька.

Несколько дней он провел в мучительном ожидании, потому что врачи колдовали над его старшим братом, который был очень плох после перенесенных пыток и побоев. Но в конце концов кризис миновал, состояние больного признали вполне удовлетворительным, и Алексею разрешили его навестить. Вот тогда между братьями и состоялся важный разговор.

— …Нашумели мы в той гостинице изрядно. — Евгений невесело улыбнулся и тут же зашипел от боли. Раны на его лице подживали хорошо, но все-таки причиняли массу неудобств. — Черт, больно-то как! Да, о чем это я? Ах да, гостиница. В общем, понимаешь, там вопрос стоял остро и выбирать не приходилось: либо я его сумею задержать и ребята смогут уйти, либо он их догонит, и тогда уйдет уже он. Причем с концами. Иди после, ищи ветра в чистом поле!

— И ты начал убивать всех, кто мешал тебе выполнить задачу, — понимающе кивнул Алексей.

— Да, — просто ответил старший брат. — Всех, кто вставал у меня на пути или случайно подворачивался под руку. Некогда там было сортировать их. Увидел мелькнувшую тень — выстрелил, заметил кого-то прячущегося — снова пальнул. Думаешь, Махров себя иначе вел? Ничего подобного, тоже шмалял направо и налево!

— Кстати, ты мне так и не объяснил толком, кто же это такой?

— Сам-то как мыслишь?

Алексей задумался. Было у него несколько версий насчет того загадочного старика, что, как оказалось, так хорошо известен его брату. И, ни много ни мало, явился ключевым звеном в цепи многих событий, произошедших в этом и без того беспокойном времени.

— А ты молодец, повзрослел, — сказал одобрительно Евгений. — Раньше непременно вывалил бы целый ворох предположений, а сейчас молчишь, в голове прокручиваешь, выбираешь наиболее интересное. Растешь!

— Ладно тебе, — смущенно улыбнулся Алексей. — На самом деле я уже голову сломал, пытаясь понять, что к чему — мне ведь никто не говорил, что Махров Службе еще с тех пор известен.

— С чего ты взял? В Службе о нем до сих пор практически никто ничего толком не знает.

— Как это? — не поверил Алексей. — И поиск ничего не дал?

— Представь себе. — Евгений потянулся к стакану воды, стоявшему на тумбочке возле кровати. Сделал несколько глотков и довольно крякнул. — Хотя искали его наши самые лучшие специалисты. Тщательно искали, работали на совесть и практически безрезультатно. Порой такое ощущение складывалось, что он в шапке-невидимке по земле ходит. Так, смутные слухи, отрывочные картинки, не более. Нет, легальный период его жизни, когда он в железнодорожном ведомстве засветился, прокачали от и до. Но это все мишура, туман. Можно только догадываться, чем он на самом деле там занимался. Кто считает, что готовил революцию «сверху», а кто — мол, наоборот, базу для наиболее радикальных кругов. Умелый гад, любое свое телодвижение так обставлял, что до второго пришествия можно анализировать. Кажется, что вот, все понятно, а приглядишься — это лишь первый слой, а под ним еще несколько проглядывают. Одно совершенно точно: он не из наших!

— Да ладно! Неужели…

— Именно так, братишка. — Евгений невесело улыбнулся. — Но, сам понимаешь, это большой секрет. Собственно, только благодаря данному обстоятельству меня тогда аккуратно из-под трибунала выдернули. Звездочку с погон смахнули, пропесочили на славу, зато лоб зеленкой не намазали. Хотя поводы имелись. Да… А потом отправили волчару этого выслеживать.

Ох и побегал я за ним, ты даже представить себе не можешь! Он ведь то мелькнет где-то и тут же обратно на дно уходит, хрен зацепишь. Повезло еще, что мы его в этой эпохе заперли. Но блесна козырная на эту рыбку у знакомых тебе боевиков осталась. А эти двое чудиков — Залогин и Седов — так в свое время перетрухали, наглядевшись на наши разборки, что забились в такие щели, откуда их долго-долго выковырнуть не получалось. А затем, после революции, и того хлеще: один по линии нелегальной работы Коминтерна двинул, другой — в личную разведку вождя. И попробуй, подступись к ним. Даже наших возможностей на это не хватало. А мы всерьез пытались. Но ты ведь в курсе, что персоны определенного уровня подлежат лишь ограниченной разработке? Слишком велик риск поломать естественный ход событий.

Хорошо еще, что в конце концов удалось на Володю мне лично выйти, иначе так и бились бы лбом о закрытые двери. Но вот беда, к тому моменту он с Кирей разосрался. Тот начал свои делишки обтяпывать, с другой командой накоротке сошелся. И потому пришлось уже с ним не на шутку схлестнуться — документы махровские они давным-давно поделили, а доля Седова без них была практически бесполезной. Такие дела, братишка.

— Подожди, а чего от тебя подельники залогинские добивались?

— О, — Евгений довольно потер ладони, — это отдельная история. Тут с началом войны прошла невидимая широким массам волна подковерной войны: Хозяина потихоньку от рычагов отодвигать стали. Дело шло к окончательной смене власти. Но Сталин оправился и подготовил контрудар. Не хватало лишь заключительной детали — документов с компроматом на верхушку заговорщиков. Причем такого, чтобы партийные круги от них отшатнулись. Седов его отыскал. Догадайся, кто хранителем оказался?

— Чего тут думать, — проворчал Алексей. — И дураку ясно, что Залогин. Я вообще-то за ним в Куйбышев мотался, портфельчик добывал.

— Ага! Кстати, на «троечку» сработал. — Евгений скривил губы. — Много брака допустил.

— Ну, извини! — вспыхнул младший. — Уж как сумел!

— Ладно, не заводись, какие твои годы? Добыл ведь. И пригляд седовский вокруг пальца обвел, молодец. Кстати, а куда документы спрятал?

— В доме, где явка находится, в наружную обшивку соседской квартиры засунул. Этажом ниже, — смущенно признался Алексей.

Евгений одобрительно кивнул: — Тоже вариант. Сам документы смотрел?

— Мельком. Они все равно большей частью зашифрованы, а ключа у меня не было. Те, что удалось понять, вроде о какой-то афере денежной сведения содержали.

— О какой-то! Тогда почти девяносто миллионов золотом бесследно пропали. Немцы их в качестве оплаты за военно-промышленное сотрудничество в тридцать восьмом перевели на счета нескольких швейцарских банков, а Залогин со товарищи благополучно приделали денежкам ноги. И теперь, решив, что они на коне, решили воспользоваться заначкой. А Кирю в качестве доверенного лица за ними отправили. Чтобы сидел за рубежом, приглядывал за кассой и выдавал на насущные нужды заговорщикам требующиеся суммы.

— Ничего себе! — поразился Алексей. — Не мелочились ребятки. А Махров там с какого боку проявился?

Евгений задумчиво посмотрел в окно.

— Мы Кире портсигарчик из нашего времени через агентов подкинули. Ну а вещицы такие, если в курсе, для знающих людей навроде сирены — орут на всех частотах. Собственно, это лишь один из капканчиков был. Но в итоге именно он и сработал. Жаль, правда, что старый лис опять улизнул.

— И меня едва к праотцам не отправил, — угрюмо заметил Алексей.

— Но ведь не отправил? — хладнокровно ответил старший брат. — Тебе вообще очень крупно повезло — мог бы сейчас за компанию со своими приятелями под обломками пикировщика догнивать.

— Кстати, — спохватился Алексей. — Махров тоже об этом упоминал. А как он это сделал?

— Спроси чего полегче. — Евгений отвернулся. — Думаешь, вся Служба за ним который год просто так гоняется? Этот чертов инженер набит секретами, будто мешок с подарками у Деда Мороза. Добраться бы до него и выпотрошить, — протянул он мечтательно. И после небольшой паузы добавил: — Не хочешь поучаствовать в охоте?

Последний вопрос, заданный как бы вскользь, едва не застал Алексея врасплох.

— Но у меня другое задание?

Евгений снова повернулся к брату и насмешливо улыбнулся.

— Как же, выпускной экзамен! Помню-помню. Ну, считай, что я тебе поставил «зачет», полномочия соответствующие имеются, запись в личном деле появилась. Можешь обмыть первые погоны. Только недолго, работать нужно. Так что по моему предложению?

Алексей смешался. Его одолевали противоречивые чувства. С одной стороны, безумно хотелось достать-таки странного инженера Махрова, попытаться узнать его тайну и заодно поквитаться с ним за погибших друзей. С другой, последние события, где ложь, предательство, подлость и обман шли рука об руку со служебным долгом, что-то надломили в душе.

— Скажи, — медленно спросил он брата, пристально глядя тому в глаза, — а идея послать сюда самолет с нашей техникой случайно не из той же серии, что и портсигар, подброшенный Залогину? И кто подал такую идею?

Евгений перестал улыбаться.

— Хочешь меня в чем-то обвинить? Да, мы играем в жестокие игры. Но ты, кажется, знал об этом, когда подавал заявление в академию Службы?

Алексей поднялся со стула и медленно пошел к выходу из палаты.

— Я не буду повторять свое приглашение дважды, — догнал его у двери холодный голос брата. — Поэтому советую обдумать все хорошенько, прежде чем ты примешь окончательное решение.

— Постараюсь, — сдержанно ответил Алексей и взялся за ручку.

Эпилог

Черная «Волга» катила по вечерней Москве. Водитель, молодой широкоплечий парень в серой рубашке с расстегнутым воротником, вел машину уверенно. Он умело преодолевал заторы, не пытаясь при этом совершать какие-то рискованные маневры. При этом он не забывал контролировать ситуацию на дороге, зорко отслеживая движущиеся поблизости автомобили. По правую руку от него сидел еще один мужчина, чуть постарше, в строгом черном костюме и при галстуке. Он также внимательно наблюдал за обстановкой.

Наконец «Волга», преодолев все препятствия, вырвалась за пределы города и, слегка увеличив скорость, помчалась по одному из шоссе, ведущих на восток от столицы.

— Не гони, — недовольно попросил водителя еще один пассажир, коротко подстриженный седоватый мужчина в строгом костюме, расположившийся на заднем сиденье. — Чай, не на пожар опаздываем.

— Слушаюсь, товарищ генерал, — водитель тотчас сбавил скорость. — Так пойдет?

— Вполне. — Названный генералом повернулся, взял с полки у заднего стекла завернутые в обычную газету цветы и стал медленно их разворачивать. — Толя, а ты где гвоздики покупал?

— В цветочном киоске, возле управления, — обеспокоенно отозвался мужчина в костюме. — А что, плохие? Продавщица уверяла, что только сегодня привезли.

— Да нет, все в порядке. — Генерал задумчиво погладил бархатистый бутон. — Как раз то, что нужно. О, да мы уже подъезжаем.

«Волга» свернула с трассы, пролетела по узкой однорядной дороге, крутанулась пару раз на перекрестках и, наконец, медленно подкатила вдоль низкого серого решетчатого забора, почти целиком скрытого за оградой из молодых деревьев, к главному входу скромного кладбища.

Хлопнули дверцы, и водитель на пару с охранником резво выскочили наружу. Генерал, чуть помедлив, дождался отмашки — все чисто! — и тоже вышел из машины. Огляделся по сторонам и неспешно направился к приоткрытой калитке, помахивая в такт шагам гвоздиками.

— А ты куда? — небрежно спросил он через плечо, заметив, как Анатолий пристроился следом.

— Так ведь инструкция…

— Останься!

— Но товарищ генерал…

— Анатолий! Посиди вон в машине или почитай газетку. А я один побуду, так надо!

Охранник понурился и остановился. Обернулся, словно ища поддержки, поймал сочувствующий взгляд водителя, пожал плечами и уныло направился обратно к машине.

Генерал прошел под полукруглой аркой и оказался на главной аллее. Задержался на несколько секунд перед высеченным из камня солдатом с автоматом, будто поприветствовал, а потом уверенно свернул налево и медленно пошел по дорожке между ровными рядами могил.

На кладбище было тихо и пустынно. Слабый ветерок легко раскачивал ветки посаженных возле некоторых участков деревьев и кустов. Какая-то птаха заполошно взмыла ввысь при приближении человека, взметнув невысокую траву. Мужчина остановился и поглядел ей вслед, приложив к глазам руку козырьком.

— Господин Белугин! — окликнули его вдруг откуда-то сзади.

Генерал медленно повернул голову. К нему подходил статный высокий джентльмен — почему-то при взгляде на него просилось именно это определение — в безукоризненном светло-кремовом костюме, шелковой сорочке и серых замшевых туфлях. Ровесник генерала, он выглядел значительно моложе.

— У нас принято обращение «товарищ», — мягко поправил незнакомца Белугин.

— У «нас»? — джентльмен иронически приподнял бровь. — Даже так? Вы что же, до сих пор остаетесь на той же позиции?

Генерал безучастно смотрел на него, но молчал.

— Бросьте, я ведь совсем не хотел вас обидеть. Если желаете, то извольте, мне нетрудно. Здравствуйте, товарищ Белугин!

— Здравствуйте.

— Я приношу свои извинения за то, что побеспокоил в такой день, но вы не оставили нам выбора — мы никак не можем связаться иначе. Вы почему-то избегаете встреч с нами! — Джентльмен обидчиво поджал губы. — Ведете себя так, будто Служба перед вами в чем-то виновата.

— Не начинайте, — кротко попросил генерал, безмятежно глядя на собеседника. — Мы давно уже все обсудили. И, если хотите, расставили точки над и, е и всеми другими буквами.

— То есть вы по-прежнему считаете нас виновными. — Джентльмен покачал головой. — Право слово, я даже теряюсь, поскольку не знаю, какие еще аргументы привести в свое оправдание. Или вас не устроили официальные извинения? Мы ведь провели тщательное расследование, подняли на уши всех наших лучших специалистов, результаты своевременно довели до вашего сведения без каких-либо купюр. Что не так?! Там действительно ничего нельзя было сделать, его никто не смог бы спасти!

— Вы никогда не поймете, — генерал устало вздохнул и нетерпеливо переложил гвоздики в другую руку. — Прошу прощения, мне нужно идти. Всего доброго. — Он круто развернулся и пошел вперед.

Джентльмен криво улыбнулся.

— Что ж, это ваш выбор! — крикнул он вслед уходящему генералу: — Но помните, вы можете вернуться домой в любое время, когда захотите. Наше предложение остается в силе.

Он крутанулся на каблуках, шагнул в сторону и… пропал. Взял и растаял в воздухе. Так, по крайней мере, все выглядело бы со стороны, если кто-то посторонний наблюдал за этой странной встречей. Но рядом никого не было.

— Я — дома! — отчетливо произнес Белугин, не оборачиваясь и не останавливаясь: — Я — дома!!!

Миновав еще несколько участков, он привычно повернул и направился к притаившемуся среди разноцветных гранитных плит скромному белому обелиску, увенчанному красной звездой. Распахнул калитку ограды, вошел внутрь и замер. С овальной фотографии на него строго смотрел мужчина в военной форме с полковничьими погонами, тремя рядами орденских планок и маленькой звездочкой Героя над ними.

Генерал виновато улыбнулся и тихо сказал:

— Здравствуй, брат!

Москва, 2013

Автор выражает искреннюю признательность всем тем участникам форума «В вихре времен», кто помогал ему в работе над книгой. Спасибо, коллеги!