Джеймс Паттерсон. Четверо слепых мышат АСТ, «Ермак» Москва 2004 5-17-0236255, 5-9577-1307-4 James Patterson Four Blind Mice Aleks Cross – 8

Джеймс Паттерсон

Четверо слепых мышат

Посвящается Манхэттенскому колледжу в связи с его сто пятидесятой годовщиной. Так держать!

А также – Мэри Джордан, без которой, я уверен, ничего бы не получилось.

Пролог

Синие убийства

Глава 1

Окружной прокурор округа Камберленд, штат Северная Каролина, Марк Шерман поднялся из-за стола, резко отодвинув старое деревянное кресло. В притихшем зале суда оно отозвалось резким, визгливым скрипом.

Прокурор медленно приблизился к скамье присяжных, где девять женщин и трое мужчин – шестеро белых, шестеро афроамериканцев – обратились в слух, предвкушая то, что он собирался им сказать. Присяжным нравился Шерман, он знал об этой к себе симпатии и рассчитывал на нее. Он также понимал, что уже выиграл это эффектное дело об убийстве, выиграл даже и без той вдохновенной речи, которую намеревался произнести.

Но Шерман все равно решил поставить завершающий штрих. Он чувствовал потребность увидеть сержанта Эллиса Купера, подсудимого, которому вменялись в вину разбираемые преступления. Военнослужащий совершил самые ужасные, отвратительные и подлые злодеяния в истории Камберленда – так называемые синие убийства. Жители округа ожидали от Шермана наказания Купера – который, как нарочно, оказался чернокожим, – и тот не собирался обмануть чаяния общины.

Окружной прокурор начал свою речь так:

– Я занимаю должность прокурора уже долго – семнадцать лет, если быть точным. За все это время мне ни разу не доводилось сталкиваться с преступлениями, подобными тому, которое было совершено в минувшем декабре обвиняемым, сержантом Эллисом Купером. То, что началось как вспышка дикой ревности, объектом которой была одна из жертв, Таня Джексон, вылилось в богомерзкую кровавую бойню, в бесстыдное избиение трех женщин. Все трое были женами и матерями. После их смерти осталось в общей сложности одиннадцать детей-сирот и, разумеется, трое скорбящих мужей, а также бесчисленное множество родственников, соседей и близких друзей.

Роковая ночь пришлась на пятницу, день традиционных вечерних посиделок Тани Джексон, Барбары Грин и Морин Бруно. Пока их мужья привычно проводили вечер за картами в Форт-Брэгге, жены собирались поболтать, посмеяться и насладиться приятным обществом друг друга. Как вы понимаете, Таня, Барбара и Морин были закадычными подругами. Эти пятничные встречи происходили в доме Джексонов, где Таня и Абрахам растили четверых детей.

Около десяти часов, поглотив по меньшей мере с полдюжины порций спиртного на военной базе, сержант Купер направился к дому Джексонов. Как вы слышали в данных под присягой свидетельских показаниях, его видели перед парадной дверью двое соседей. Он громко орал, требуя, чтобы миссис Джексон вышла к нему.

Затем сержант Купер, шатаясь, грозно двинулся в дом. Орудуя спасательным ножом – легким оружием, особенно почитаемым силами специального назначения армии Соединенных Штатов, он напал на женщину, которая с презрением отвергла его домогательства. Одним взмахом ножа он убил Таню Джексон.

После этого сержант Эллис Купер обратил свое оружие против тридцатиоднолетней Барбары Грин. И наконец – против Морин Бруно, которая пыталась бежать и уже почти выбралась из этой мясорубки, но Купер перехватил ее у входной двери. Все три женщины были убиты ударами, нанесенными сильной мужской рукой; убиты рукой человека, который овладевал техникой рукопашного боя в Учебном центре войск специального назначения имени Кеннеди – штаб-квартире армейских сил специального назначения.

Спасательный нож был идентифицирован как личная собственность сержанта Купера, смертоносное оружие, которое он хранил с начала 1970-х годов, когда вернулся из Вьетнама. На ноже имелось множество отпечатков пальцев сержанта Купера.

Его отпечатки были также на одежде миссис Джексон и миссис Грин. ДНК частиц кожи, обнаруженных под ногтями миссис Джексон, совпадает с ДНК сержанта Купера. Повсюду на месте преступления были найдены его волосы. Само же орудие убийства нашли спрятанным на чердаке дома Купера. Там же оказались и душещипательные «любовные письма», которые он писал Тане Джексон, – их вернули нераспечатанными.

Вы видели леденящие кровь фотоснимки с места преступления, видели, что сержант Купер сделал с тремя женщинами. Убив их, он разрисовал их лица отвратительной синей краской. Он также покрыл краской их груди и животы. Выглядело это жутко и порочно. Как я уже сказал, это самые страшные убийства, с которыми я когда-либо сталкивался. Вы понимаете, что тут может быть вынесен только один вердикт. И этот вердикт – «виновен». Уничтожьте чудовище!

Внезапно сержант Эллис Купер поднялся со своего места за столом ответчика, в передней части зала суда. Публика невольно ахнула. Он был шести футов и четырех дюймов росту и мощного телосложения. В пятьдесят пять лет талия его по-прежнему составляла тридцать два дюйма – такой же она была, когда Купер восемнадцатилетним парнем завербовался в армию. На форменной одежде цвета хаки среди наград на груди красовались «Пурпурное сердце» – знак отличия, которым награждают солдат, раненных в бою, крест «За отличную службу» и «Серебряная звезда». Он выглядел внушительно даже на процессе по делу об убийстве, где являлся обвиняемым. В следующий момент он заговорил, звучно и раскатисто:

– Я не убивал Таню Джексон и ни одну из этих бедных женщин. Я не входил в дом той ночью. Я не раскрашивал ничьих тел синей краской. Я никогда никого не убивал, кроме как сражаясь за свою страну. Я не убивал этих женщин! Я не виновен! Я – герой войны, ради всего святого!

С этими словами сержант Купер перемахнул через деревянную дверцу, отделяющую его от зала суда. В мгновение ока он набросился на Марка Шермана, повалил его на пол и стал наносить удары в лицо и в грудь.

– Ты лжешь, лжешь! – кричал Купер. – Почему ты хочешь меня погубить?

Когда подручные шерифа наконец оттащили сержанта, рубашка и пиджак прокурора были порваны, а лицо в крови.

Марк Шерман с трудом поднялся, затем опять повернулся к присяжным:

– Нужны ли после этого еще какие-то слова? Вынесите обвинительный приговор. Уничтожьте этого монстра!

Глава 2

Истинные же убийцы пошли на небольшой риск, явившись на заключительное заседание судебного процесса в Северной Каролине. Они хотели видеть финал: просто не могли отказать себе в таком удовольствии.

Лидером этой группы был Томас Старки, бывший полковник армейских рейнджеров. Он и сейчас еще смахивал на командира спецназа – обликом, речью, всеми повадками.

Вторым номером в команде, заместителем и ближайшим подручным Старки, так сказать, бледной его копией, являлся Браунли Харрис. Так было всегда: и во Вьетнаме, и сейчас; так будет и впредь – пока однажды кому-то из них (а вероятнее, обоим сразу) не придет пора отправиться на тот свет.

И наконец, номер третий, Уоррен Гриффин. Этот все еще считался у них малышом, несмышленышем, что выглядело несколько анекдотично, учитывая, что Гриффину стукнуло уже сорок девять.

Жюри присяжных удалилось на совещание, продлившееся около двух с половиной часов, и вернулось с вердиктом «виновен». Устами присяжных штат Северная Каролина приговаривал сержанта Эллиса Купера к смертной казни за убийство.

Окружной прокурор блестяще справился со своей задачей – осудил на смерть неудобного человека.

Трое убийц забрались в большой темно-синий «субурбан», припаркованный на одной из боковых улочек, неподалеку от здания суда.

Томас Старки завел мотор.

– Кто-нибудь есть хочет? – спросил он.

– Пить хочу, – сказал Харрис.

– А я – бабу, – с глуповатым смешком добавил Гриффин.

– Поедим и выпьем, а потом, может, устроим какую-нибудь заварушку с девочками. Что вы на это скажете? Отметим нашу сегодняшнюю великую победу. За нас! – выкрикнул полковник Старки, отъезжая от здания суда. – За трех слепых мышат!

Часть первая

Последнее расследование

Глава 3

В то утро я спустился в кухню, к завтраку, около семи. Нана[1] и дети уже сидели за столом. Поскольку малыш Алекс недавно начал ходить, кухонные пред меты содержались в строгой изоляции, проще говоря, под замком. Повсюду красовались безопасные пластмассовые запоры, задвижки и заглушки для штепсельных розеток. Младенческое щебетание мешалось со звяканьем ложек о тарелки с кашей, Дэймон наставлял своего маленького братишку в искусстве издавать ртом неприличные звуки, и от всего этого на кухне стоял примерно такой же гвалт, как в полицейском участке субботним вечером.

Ребятишки поедали какую-то ароматизированную сливочно-шоколадную кашу фирмы «Ореос», запивая шоколадным молоком «Херши». При одной только мысли обо всем этом шоколаде в семь утра меня слегка передернуло. Мы с Наной обычно ели на завтрак яичницу, чуть обжаренную с двух сторон, и хлебные тосты из двенадцати злаков.

– Что за идиллическая картинка! – сказал я, усаживаясь за стол, где меня уже поджидали яичница и чашка кофе. – Не стану даже портить ее комментариями насчет обилия шоколада в утреннем рационе моих несравненных детей.

– Именно это ты только что и сделал, – заметила Дженни, которая за словом никогда в карман не лезла.

Я весело подмигнул ей. Все равно ей было не под силу испортить мое сегодняшнее безоблачное настроение. Убийца, по кличке Злой Гений, был арестован, и теперь коротал дни в тюрьме строгого режима в Колорадо. Мой двенадцатилетний сын Дэймон продолжал преуспевать и в учебе, и в пении: он пел в хоре мальчиков. Дженни посвятила себя масляной живописи, и у нее в альбоме имелось несколько картинок и карикатур, вполне недурственных для девочки ее возраста. Начинала вырисовываться и индивидуальность маленького Алекса – это был милый и ласковый мальчик, тринадцати месяцев от роду, начинающий делать первые шаги.

Сам я недавно познакомился с женщиной-детективом Джамиллой Хьюз и мечтал проводить с ней больше времени. Трудность состояла в том, что она жила в Калифорнии, а я – в округе Колумбия. Преграда в общем-то не столь уж непреодолимая, рассуждал я.

У меня еще будет время понять, что вырисовывается у нас с Джамиллой. На сегодня же я запланировал встретиться с начальником отдела по расследованию убийств Джорджем Питманом, чтобы объявить о своем выходе в отставку из полиции округа Колумбия. После увольнения я планировал взять несколько месяцев отпуска.

Затем можно было бы заняться частной психологической практикой или даже перейти на службу в ФБР. Бюро как раз сделало мне предложение столь же лестное, сколь и интригующее.

В это время снаружи раздался стук, и дверь кухни, выходившая во двор, распахнулась. На пороге стоял Джон Сэмпсон. Он знал, что у меня намечено на сегодняшний день, и я решил, что он пришел меня морально поддержать.

Порой я бываю таким наивным, что самому тошно.

Глава 4

– Здравствуйте, дядя Джон! – хором пропели Дэймон и Дженни и принялись радостно скалить зубы, как дурачки, что у них порой случается перед лицом величия. В частности, это происходит с ними в присутствии Джона Сэмпсона.

Джон прошел к холодильнику и стал внимательно рассматривать новейшие творения Дженни. Та попыталась изобразить персонажей нового карикатуриста Аарона Макгрудера, выпускника Мэрилендского университета, ныне публикующегося в нескольких периодических изданиях. Хью и Райли Фримэн, Цезарь и Джазмин Дюбуа – все эти герои были запечатлены на холодильнике.

– Будешь яичницу, Джон? Могу сделать твою любимую болтушку с сыром, – предложила Нана, а сама уже была на ногах. Для Сэмпсона она была готова на все. Это повелось еще с тех пор, когда ему было всего десять лет и мы только что подружились. Сэмпсон уже давно для нее все равно что родной сын. Его собственные родители, пока он рос, большую часть времени пребывали в тюрьме, и единственным, кто занимался его воспитанием, была Нана.

– Нет, нет, – запротестовал он и сделал жест, чтобы она садилась. Однако когда Нана двинулась к плите, тут же сказал: – Да, болтушку, Нана, было бы неплохо. И с ржаным тостом. Я тут совсем оголодал, а никто не умеет приготовить завтрак лучше тебя.

– И это правда, – довольно усмехнулась она и включила газ. – Тебе повезло, что я дама старой закваски. Вам всем повезло.

– Мы знаем, Нана, – улыбнулся Сэмпсон. Потом повернулся к детям: – Мне надо поговорить с вашим отцом.

– Он сегодня увольняется, – сообщила Дженни.

– Я тоже это слышал, – ответил Сэмпсон. – Об этом кричат на всех углах, на первой полосе «Пост», наверное, и в утреннем телеобзоре тоже.

– Слышали, что сказал дядя Джон? – обратился я к детям. – Так что быстренько выметайтесь. Я вас люблю. Брысь!

Дженни и Дэймон удивленно вылупились на нас с Джоном, однако вышли из-за стола, собрали книжки в рюкзаки и двинулись к двери, чтобы отправиться в школу, находящуюся примерно в трех кварталах от нашего дома, на Пятой улице.

– И думать не смейте, чтобы просто так взять и уйти. Сначала поцелуй, – остановил их я.

Они подошли и послушно поцеловали нас с Наной. Потом – Сэмпсона. Мне наплевать, что и как там делается в этом холодном и бездушном нынешнем мире, – главное, что именно так заведено у нас дома. Вполне возможно, что Бен Ладен в детстве недополучил поцелуев.

– У меня проблема, – начал Сэмпсон, как только дети вышли.

– Мне положено это слышать? – спросила Нана, колдуя у плиты.

– Конечно! – заверил ее Джон. – Нана, Алекс, я вам обоим рассказывал о своем хорошем друге, мы дружим еще с армейских лет. Его зовут Эллис Купер, и он до сих пор служит в армии. Или, точнее, служил. Его признали виновным в предумышленном убийстве трех женщин, которое он якобы совершил за пределами базы. Я понятия не имел об этом деле, пока мне не начали звонить друзья. Сам он постеснялся. Не хотел, чтобы я знал. Алекс, до его казни осталось всего три недели.

Я внимательно посмотрел в глаза Сэмпсона, увидел в них печаль и страдание, даже в большей степени, чем обычно.

– Чего ты хочешь, Джон?

– Чтобы ты поехал со мной в Северную Каролину. Поговорил с Купером. Он не убийца. Я знаю этого человека почти так же хорошо, как тебя. Эллис Купер никого не убивал.

– Тебе надо съездить с Джоном, – вынесла свой вердикт Нана. – Пусть это будет твоим последним расследованием. Обещай мне, что сделаешь.

Я обещал.

Глава 5

К одиннадцати часам утра мы с Сэмпсоном уже ехали по шоссе 1-95. Там наша машина оказалась плотно зажатой между бесконечными караванами мчащихся, лязгающих, изрыгающих дым грузовиков с прицепами. Впрочем, поездка оказалась для нас удобным случаем наверстать упущенное в общении. Последний месяц мы с ним оба были заняты, но у нас было правило: регулярно сходиться вместе, чтобы вдоволь наговориться. Так повелось еще со времен нашего детства, которое прошло в округе Колумбия. Фактически единственный период, что мы были врозь, – это когда Сэмпсон два года служил в Юго-Восточной Азии, а я учился сначала в Джорджтаунском университете, затем – в университете Джонса Хопкинса.

– Расскажи мне об этом твоем армейском друге, – попросил я. Я сидел за рулем, а Сэмпсон занимал пассажирское место, отодвинувшись назад, насколько позволяло пространство. Коленки его торчали вверх, упираясь в приборную доску. Тем не менее ему каким-то образом удавалось производить впечатление человека, устроившегося с комфортом.

– Когда я с ним познакомился, Купер уже был сержантом, и уже тогда, по-моему, отдавал себе отчет, что так им и останется. Его это не задевало, он любил армию. Мы вместе служили на базе в Форт-Брэгге. Купер обучал нас тогда строевой подготовке. Как-то раз он продержал меня на карауле четыре уик-энда подряд.

Я насмешливо хмыкнул:

– Это именно тогда вы сдружились? Совместные уик-энды в казармах?

– Тогда-то я ненавидел его крутой характер. Мне казалось, что он ко мне нарочно придирается. Ну понимаешь – выделил меня из прочих за мой рост. Потом наши пути снова переплелись во Вьетнаме.

– А тогда он уже пообмяк? Когда вы встретились во Вьетнаме?

– Нет. Купер есть Купер. Это тебе не какое-нибудь дерьмо собачье. Суровый, прямой, как стрела, но честный и справедливый, поэтому если ты следуешь уставу, то все в порядке. Вот за что он любил армию – за то, что там в основном все упорядочено и четко организовано. Так что если там ты делаешь что положено, знаешь, что делаешь все правильно. Может, не так хорошо, как бы хотелось, но вполне сносно. Он говорил, что для чернокожего просто шикарно найти такую систему устройства, как армия.

– Или полицию, – вставил я.

– Верно, – кивнул Сэмпсон. – Я помню один случай во Вьетнаме. Нас прислали на смену подразделению, которое уничтожило за пять месяцев, наверное, сотни две людей противника. Эти люди, которых истребили, не были в полном смысле солдатами, Алекс, но они считались партизанами, «вьетконговцами».

Я вел машину и слушал. Голос Сэмпсона сделался рассеянным, отстраненным. Он словно звучал откуда-то издалека.

– Этот вид боевой операции назывался «зачистка захваченной территории». В тот раз мы вошли в маленькую деревушку, но там уже было другое подразделение. Пехотный офицер «допрашивал» пленника перед тамошними женщинами и детьми. Он срезал кожу с живота этого человека.

Сержант Купер подошел к офицеру и приставил к его голове пистолет. Он сказал, что если тот не прекратит, ему конец. И это была не шутка. Куперу было плевать на возможные последствия. Поверь, Алекс, он не убивал тех женщин в Северной Каролине. Эллис Купер не убийца.

Глава 6

Я люблю общество Сэмпсона. Всегда любил и всегда буду любить. Мы проехали Виргинию, въехали на территорию Северной Каролины, и разговор мало-помалу переключился на более оптимистические и многообещающие темы. Я уже рассказал ему все, что мог, о Джамилле Хьюз, но ему все хотелось услышать побольше сенсационного. Иной раз старина Джон бывает даже большей кумушкой, чем мама Нана.

– Мне нечего больше тебе рассказать, дружище. Мы, знаешь ли, познакомились с ней при расследовании того крупного дела об убийстве в Сан-Франциско. В течение двух недель нам пришлось много времени проводить вместе. Но слишком уж близких отношений у нас нет. Хотя она мне нравится. Да она просто не может не нравиться.

– И ты, как я понял, хотел бы узнать ее поближе, – рассмеялся Сэмпсон и захлопал в громадные ладоши.

Я тоже засмеялся:

– Да вообще-то хотел бы. Джамилла не очень-то раскрывается, ведет себя довольно сдержанно. По-моему, она когда-то обожглась. Возможно, с первым мужем. Она пока не хочет это обсуждать.

– Я думаю, она уяснила, что ты за человек и какие у тебя виды.

– Может быть. Она тебе понравится. Она всем нравится.

– Умеешь ты окружать себя хорошими женщинами, – опять хохотнул Джон. – У тебя просто нюх, надо отдать должное. Мама Нана – вот это нечто особенное, штучное произведение, верно?

– Да. Ведь ей уже восемьдесят два года. Кто бы мог поверить? Прихожу я тут как-то домой, а она, представь, стаскивает по лестнице холодильник. Подсунула под него кусок линолеума и кантует с угла на угол. Не захотела дожидаться, пока я приду, чтобы помочь.

– А помнишь, как мы попались на краже пластинок в магазине «Спекторс винил»?

– Угу, помню. Она обожает рассказывать эту историю.

Джон все посмеивался.

– Я как сейчас вижу нас с тобой, как мы сидим в том обшарпанном маленьком офисе. Управляющий нам только что смертной казнью не грозит за покражу его паршивых сорокопяток, но мы холодны и невозмутимы. Мы чуть ли не смеемся ему в лицо.

– И тут в магазине появляется Нана и давай мутузить нас обоих. Меня ударила в лицо, разбила губу. Налетела, как разъяренная фурия, как ангел мщения.

– И только знай выкрикивает: «Не смейте красть! Не смейте мошенничать! Никогда не смейте! Слышите, никогда!» У меня до сих пор в ушах стоит этот крик, – добавил я.

– А потом позволила полицейскому офицеру забрать нас в участок. Даже не хотела забирать домой. Я заикнулся: «Это ведь всего лишь пластинки, Нана», – так я думал, она меня убьет на месте. «Я уже и так весь в крови», – говорю. А она как завопит мне в лицо: «Сейчас еще хуже будет!»

Я обнаружил, что улыбаюсь, вспоминая тот давний эпизод. Любопытно, что некоторые вещи, вовсе не казавшиеся раньше забавными, со временем оказываются таковыми.

– Может, именно потому мы и стали большими, страшными копами? Из-за того дня в магазине пластинок? Может, всему причиной праведный гнев Наны?

Сэмпсон сделался серьезен.

– Нет, не это наставило меня на правильный путь, – покачал он головой. – Это заслуга армии. Конечно, я не получил дома того, что положено. Нана многое для меня сделала. Но человека из меня слепила именно армия. И еще я многим обязан Эллису Куперу. Ур-ра! Ур-ра! Ур-ра!

Глава 7

Наконец мы въехали в пределы Центральной тюрьмы штата Северная Каролина, находящейся в городе Роли. Обнесенная высокой стеной территория действовала отрезвляюще, словно предвещая беду. Расположенная здесь же зона особого режима для особо опасных преступников напоминала тюрьму внутри тюрьмы. Она была окружена изгородью из острой как бритва проволоки и непреодолимым и беспощадным электронным барьером; на всех сторожевых вышках стояли вооруженные охранники. Централ был единственной в Северной Каролине тюрьмой, где имелись камеры смертников. В настоящее время число узников Центральной тюрьмы превышало тысячу, из которых смертники составляли поразительную долю – 220 человек.

– Жуткое место, – проговорил Сэмпсон, когда мы выбрались из машины. Я никогда не видел его таким подавленным и выбитым из колеи. Да и мне не слишком нравилось находиться на территории Центральной тюрьмы.

Когда мы вошли в главное здание, там царила тишина, как в монастыре, и соблюдался все тот же высокий уровень безопасности. Нас с Сэмпсоном попросили подождать между двумя рядами дверей из брусковой стали. Потом подвергли проверке на металлоискателе, потом попросили предъявить наряду с полицейскими значками удостоверения личности с фотографиями. Проверявший охранник рассказал нам, что многие из номерных автомобильных знаков штата Северная Каролина изготавливаются здесь, в тюрьме. Приятно сознавать, полагаю.

В тюрьме строгого режима имелись сотни контролируемых стальных ворот. Заключенные не могли выходить из камер иначе, как в наручниках, ножных кандалах и под конвоем.

Наконец нас допустили непосредственно в сектор, где содержались приговоренные к смерти, и препроводили к сержанту Куперу. В этом секторе каждый тюремный блок состоял из шестнадцати камер – восемь внизу, восемь наверху – и общей дневной комнаты. Все было окрашено в казенный небесно-голубой цвет.

– Джон Сэмпсон, ты пришел все-таки! – произнес Эллис Купер, увидев нас в узком коридоре перед специальной комнатой для свиданий. Дверь была открыта, и двое вооруженных конвоиров впустили нас внутрь.

В волнении я втянул в себя воздух, но постарался не подать виду. Запястья и лодыжки Купера были скованы цепями. Он был похож на огромного, могучего раба.

Сэмпсон шагнул вперед и обнял его. На Купере был оранжево-красный комбинезон, в какие одевали заключенных-смертников. Он все повторял:

– До чего же здорово тебя видеть.

Когда двое этих рослых мужчин наконец разомкнули объятия, глаза Купера были красны, а щеки мокры от слез. Глаза Сэмпсона оставались сухи. Я вообще никогда не видел Джона плачущим.

– Это самое лучшее, что произошло со мной за долгое, долгое время, – проговорил Купер. – Не думал, что после суда кто-нибудь придет. Для большинства я уже покойник.

– Я привез с собой кое-кого. Это детектив Алекс Кросс, – сказал Сэмпсон, поворачиваясь ко мне. – Он лучший специалист по расследованию убийств, какого я знаю.

– Именно такой мне сейчас и нужен, – сказал Купер, пожимая мне руку. – Самый лучший.

– Итак, расскажи нам все об этом кошмаре. Буквально все, – попросил Сэмпсон. – От начала и до конца. Твою собственную версию, Куп.

Сержант Купер кивнул:

– С радостью. Очень хочется рассказать кому-то, кто уже заранее не предубежден, что я убил тех трех женщин.

– Вот потому-то мы здесь, – сказал Сэмпсон. – Потому что ты их не убивал.

– То был день выплаты жалованья, – начал Купер. – Мне бы следовало двинуться прямо домой, к моей подружке Марш, но вместо этого я пошел в клуб и выпил там. Часов около восьми, насколько помню, я позвонил Марш. Она, видно, куда-то вышла. Наверное, разозлилась на меня. Поэтому я взял в клубе еще порцию. Встретил парочку приятелей, поболтал с ними. Опять позвонил домой – было, пожалуй, уже около девяти. Марш все не было.

Тогда я проглотил еще пару «хайболлов», а потом решил пешком отправиться домой. Почему пешком? Да потому что я был вдрызг пьяный. Все равно до дому чуть больше мили. Когда я добрался к себе, было половина десятого. Марш по-прежнему дома не было. Я включил телевизор и стал смотреть баскетбольный матч между Северной Каролиной и «Дюком». Обожаю болеть против «дюков» и тренера К. В районе одиннадцати я услышал, как открывается парадная дверь. Я окликнул Марш и спросил ее, где она была.

Но только оказалось, что это не она. Там было с полдюжины людей из военной полиции и с ними следователь уголовного розыска по имени Джейкобз. Вскоре после этого они якобы обнаружили на чердаке моего дома спасательный нож. И следы синей краски, которой были перемазаны те женщины. Тут они арестовали меня за убийство.

Эллис Купер посмотрел сначала на Сэмпсона, затем уставился тяжелым, настойчивым взглядом в мои глаза. Помолчал, потом заговорил снова.

– Я не убивал тех женщин, – повторил он. – И у меня до сих пор в голове не укладывается, что кто-то нарочно сфабриковал улики, чтобы обвинить меня в этих убийствах. Зачем кому-то понадобилось подставлять меня? В этом нет никакого смысла. У меня нет в мире ни одного врага. По крайней мере так мне казалось.

Глава 8

Томас Старки, Браунли Харрис и Уоррен Гриффин были закадычными друзьями больше тридцати лет, еще с тех пор, как вместе служили во Вьетнаме. Каждую пару месяцев они под предводительством Старки отправлялись в свое излюбленное место – в Кеннесо-Маунтин, в штате Джорджия. Там, в укрытой от посторонних глаз простой бревенчатой хижине, они проводили целый уик-энд. То был своего рода ритуал поклонения мужскому началу. И этому ритуалу надлежало жить, пока будет жив хоть один из них, – на этом настаивал Старки.

Там, в горном лесу, они делали все то, чего не могли делать дома. Громко заводили музыку шестидесятых – «Дорз», «Крим», Хендрикса, «Блайнд фейт», «Эйрплейн». Выпивали уйму пива и бурбона, жарили на гриле толстые говяжьи бифштексы, которые потом съедали с гарниром из свежей кукурузы, вкуснейшими помидорами с юга Джорджии и сметаной. Курили дорогие кубинские сигары. Они получали от всего этого чертову бездну удовольствия.

– Как там говорилось в той старой рекламе пива? Вы знаете, о чем я, – произнес Харрис, когда все они после сытного обеда уселись на крыльце.

– "Лучшего вам не найти", – ответил Старки, стряхивая на выстеленный широкими досками пол пепел с сигары. – Хотя, на мой взгляд, это было дерьмовое пиво. Даже названия не помню. Конечно, я слегка пьян и здорово под кайфом.

Ни один из двух его приятелей этому не поверил. Томас Старки никогда полностью не терял самоконтроль – особенно когда совершал убийство или отдавал приказ о его совершении.

– Мы хорошо потрудились, джентльмены. Теперь можем немного расслабиться. Мы это заработали, – провозгласил Старки и поднял кружку, чтобы чокнуться с друзьями. – Этот маленький праздник мы заслужили честным трудом.

– Еще как заслужили, будь я проклят! – подхватил Харрис. – Пара-тройка войн на чужой территории. Прочие наши подвиги за последние несколько лет. Шутка ли – целыми семьями. Одиннадцать детей на нашем счету. Плюс мы неплохо преуспели и на гражданке, в этой большой и опасной мирной жизни. Я уж точно никогда бы не подумал, что буду грести по полторы сотни штук в год.

И они снова звонко чокнулись пивными кружками.

– Мы славно поработали, ребята. И хотите – верьте, хотите – нет, дальше пойдет только лучше, – сказал Старки.

Как обычно, они пустились заново перебирать старые военные эпизоды: Гренада, Могадишо, война в Заливе, но больше всего – Вьетнам.

Старки в подробностях пересказал тот случай, когда они заставили вьетнамку «прокатиться на подлодке». Женщину – разумеется, она сочувствовала Вьетконгу – раздели донага, потом привязали к широкой деревянной доске лицом вверх. Харрис обвязал ей лицо полотенцем. Полотенце потихоньку поливали водой из бочки. По мере того как полотенце намокало, женщина, чтобы не задохнуться, была вынуждена во время дыхания вместе с воздухом втягивать в себя воду. Вскоре ее легкие и желудок разбухли от воды. Потом Харрис стал колотить ее в грудь, чтобы вытолкнуть воду. Женщина заговорила, но, конечно, не сказала им ничего такого, чего бы они уже не знали. Поэтому они распяли ее на дереве «каки», производившем сладкие плоды и потому всегда облепленном большими желтыми муравьями. Они привязали мама-сан к дереву, закурили сигары с марихуаной и, покуривая, наблюдали, как ее тело увеличивается в размерах, раздуваясь до неузнаваемости. Когда оно готово было лопнуть, они подсоединили к ней провод от полевого телефона и казнили электрическим током. Старки всегда говорил, что это почти наверняка самый изобретательный и творческий способ умерщвления во все времена. И вьетконговская сука его заслужила.

Браунли Харрис принялся болтать о так называемых бешеных минутах там, во Вьетнаме. Если со стороны деревни раздавались ответные выстрелы, хотя бы даже один, они устраивали такую «бешеную минуту». Тут уж словно все черти ада срывались с цепи, поскольку ответные выстрелы ясно доказывали, что вся деревня была партизанской. После «бешеной минуты» деревня, точнее, то, что от нее оставалось, бывала сожжена дотла.

– Идемте-ка в наше логово, парни, – сказал Старки. – Хочу кино посмотреть. И одно такое я знаю.

– Подходящее? – хихикнул Браунли Харрис.

– Ужастик, причем жуткий до чертиков, можете мне поверить. «Ганнибал» по сравнению с ним – все равно что хруст поп-корна. Не менее кошмарный, чем все, что вы уже видели.

Глава 9

Все трое направились в логово, их излюбленное место в хижине. Давным-давно, во Вьетнаме, эта троица получила кодовое название «Трое слепых мышат». Они были элитными армейскими головорезами, которые с готовностью делали, что им было ведено, никогда не задавая неуместных вопросов, – просто выполняли приказы. И сейчас во многом все оставалось по-прежнему. И сейчас, как и тогда, они были лучшими в своем деле.

Старки был у них предводителем – так же как и во Вьетнаме. Он был самым умелым и сообразительным, самым безжалостным и жестоким. За прошедшие годы внешне он мало изменился. Старки было шестьдесят один год, его талия составляла тридцать три дюйма[2], а загорелое, обветренное лицо больше пристало сорокапятилетнему мужчине. Светлые волосы были теперь слегка тронуты сединой, словно присолены. Смеялся он не часто, но уж когда случалось – то так заразительно, что остальные обычно смеялись вместе с ним.

Браунли Харрис, приземистый крепыш, ростом пять футов[3] восемь дюймов, обладал, однако, на удивление подтянутой фигурой – для своего пятидесяти одного года и того количества пива, что он выпивал. У него были глаза с тяжелыми веками и густыми, косматыми бровями, практически сросшимися у переносицы. Сохранявшие черноту волосы, в которых кое-где проблескивала седина, он стриг на военный манер коротко, хотя и не ежиком.

Уоррен – «малыш Гриффин» – был самым младшим в группе и вместе с тем самым импульсивным. Он смотрел снизу вверх на обоих своих партнеров, особенно на Старки. В долговязом Гриффине было метр девяносто, и многие, особенно пожилые женщины, находили в нем сходство с фолк-рок певцом Джеймсом Тейлором. Его светлые, соломенного оттенка, волосы свисали, редея на макушке.

– А мне в общем-то нравится старина Ганнибал-каннибал, – сказал Гриффин, когда они вошли в логово. – Особенно теперь, когда там, в Голливуде, решили, что он хороший парень. Убивает только тех, у кого плохие манеры или кто плохо разбирается в изящных искусствах. Хм, что же тут плохого?

– Подписываюсь, – сказал Харрис.

Старки запер дверь комнаты, потом вставил в видеоплейер обычную черную кассету. Он любил их логово, с его обитыми кожей зрительскими креслами, тридцатишестидюймовым телевизором марки «Филипс» и целым арсеналом видеокассет, расставленных в хронологическом порядке.

– Сеанс начинается, – объявил Старки. – Погасите свет. Первая картина представляла собой подрагивающее изображение, заснятое любительской ручной камерой. Снимавший приближался к маленькому, заурядного вида дому из красного кирпича. Затем в поле зрения появился второй человек. Оператор подходил к дому все ближе, пока объектив не уперся в грязное, засиженное мухами венецианское окно, за которым просматривалась гостиная. В комнате находились три женщины, весело болтающие и смеющиеся в интимной, дружеской обстановке, абсолютно не подозревающие, что за ними следят трое незнакомцев, да еще снимают на пленку.

– Заметьте, что начальная сцена снята одним долгим планом, без обрыва, – сказал Харрис. – Кинооператор – гений, хоть и неудобно говорить такое о себе самом.

– Угу, ты мастер что надо, – согласился Гриффин. – Должно быть, в тебе пропадает талант.

Женщины – с виду им было лет по тридцать пять – теперь были отчетливо видны сквозь стекло. Они пили белое вино и беззаботно смеялись, от души наслаждаясь своим девичником. Они были одеты в шорты – да это и понятно: красивые ноги заслуживали того, чтобы их демонстрировать. Барбара Грин вытянула ногу и дотянулась до кончиков пальцев, словно бы нарочно прихорашивалась перед съемкой.

Подрагивающая видеокамера обежала кирпичный дом до самой кухонной двери, с тыльной стороны. Теперь к картинке присоединился звук. Один из трех незваных гостей начал барабанить в обитую алюминием дверь.

Изнутри послышался голос:

– Иду! Кто там? Ух, вот бы это оказался Рассел Кроу! Я только что видела «Блестящий ум». Роскошный мужчина, ничего не скажешь.

– Это не Рассел Кроу, леди, – сказал Браунли Харрис, который, как стало ясно, и выполнял роль кинооператора.

Таня Джексон открыла кухонную дверь, и на лице ее в течение доли секунды отражалась ужасная растерянность, пока в следующий момент Томас Старки не полоснул ей по горлу спасательным ножом. Застонав, женщина опустилась на колени, а потом упала ничком. Она была мертва прежде, чем ударилась о кухонный пол, крытый линолеумом в черную и оливково-зеленую клетку.

– Кто-то превосходно обращается со спасательным ножом. Ты не потерял навыка за эти годы, – обращаясь к Старки, отметил Харрис, прихлебывая пиво и не отрывая глаз от экрана.

Ручная камера, продолжая держать план, быстро перемещалась по кухне. Перемахнула через истекающее кровью, вздрагивающее в конвульсиях тело Тани Джексон. Затем перешла в гостиную. Из радиоприемника лилась нервная мелодия группы «Дестиниз чайлд», ставшая теперь частью саундтрека.

– Что происходит? – пронзительно взвизгнула сидящая на кушетке Барбара Грин, съеживаясь, в инстинктивном стремлении защититься. – Кто вы? Где Таня?

В тот же миг Старки набросился на нее с ножом. Он даже состроил напоказ зловещую гримасу, специально походя заглянув в камеру. Потом бросился в погоню за Морин Бруно, загнал ее обратно в кухню и там всадил в спину нож. Падая, Морин вскинула обе руки в воздух, будто сдаваясь.

Камера сделала поворот, выхватывая Уоррена Гриффина. Он замыкал шествие. Именно Гриффин принес краску, и именно ему предстояло вымазать синим цветом лица и тела трех жертв.

Сидя в логове своей хижины, приятели прокрутили фильм еще два раза. Когда третий сеанс подошел к концу, Томас Старки вынул видеокассету.

– За наше здоровье, – провозгласил он, и все трое опять сдвинули кружки. – Видите, мы не стареем, мы делаемся только лучше и лучше.

Глава 10

Ура!

Утром мы с Сэмпсоном прибыли на военную базу Форт-Брэгг, штат Северная Каролина[4], чтобы продолжить расследование «синих убийств». В небе, у нас над головами, то и дело пролетали транспортные военные самолеты «Си-130» и «Си-141». Я вел машину по так называемой типично американской, то есть вобравшей в себя все лучшие качества, автостраде, с которой потом свернул на Рили-роуд. Как ни странно, она простиралась на двадцать пять миль с востока на запад и на десять – с севера на юг и служила местом постоянной дислокации боевых частей, готовых в течение восемнадцати часов быть переброшенными в любую точку земного шара. Тут имелись все условия для полноценной жизни и досуга: кинотеатры, конюшни для скаковых лошадей, музей, две площадки для гольфа, даже ледяной каток.

При въезде на один из недавно установленных контрольно-пропускных пунктов нас встретили два щита с надписями. Один гласил: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ФОРТ-БРЭГГ, ШТАТ СЕВЕРНАЯ КАРОЛИНА, МЕСТО ДИСЛОКАЦИИ АМЕРИКАНСКИХ ВОЗДУШНО-ДЕСАНТНЫХ ВОЙСК И ВОЙСК СПЕЦИАЛЬНОГО НАЗНАЧЕНИЯ».

Второй был типичен почти для всех военных баз США по всему свету: «ВЫ ВСТУПАЕТЕ НА ТЕРРИТОРИЮ ВОЕННОГО ОБЪЕКТА И ТЕПЕРЬ МОЖЕТЕ БЫТЬ ПОДВЕРГНУТЫ ОБЫСКУ БЕЗ ПРЕДЪЯВЛЕНИЯ ОРДЕРА».

На территории базы было пыльно и сейчас, ранней осенью, все еще жарко. Повсюду, куда ни глянь, бегали потные солдаты, занимающиеся строевой подготовкой. Сновали туда-сюда армейские джипы. Уйма джипов. Несколько подразделений нараспев гудели, задавая ритм.

– Ур-ра! – сказал я Сэмпсону.

– Ничего подобного, – ухмыльнулся он. – Меня уже почти что тянет опять поступить на военную службу.

Остаток дня мы с Сэмпсоном провели, беседуя с людьми, одетыми в камуфляжную форму и до блеска надраенные с помощью слюны ботинки парашютиста. Мои связи в ФБР помогли отворить кое-какие двери, которые в ином случае, возможно, остались бы для нас закрыты. У Эллиса Купера было много друзей, и большинство из них первоначально были потрясены, услышав об убийствах. Даже сейчас мало кто из них верил, что он был повинен в инкриминируемых ему зверствах.

Исключение составляли два офицера запаса, которые под его началом обучались в Учебном центре войск специального назначения. Они сказали, что Купер их физически притеснял. Рядовой 1-го класса Стив Холл был наиболее откровенен.

– В сержанте присутствовала по-настоящему низкая и подлая жилка. Это было общеизвестно. Пару раз, застигнув без свидетелей, он норовил пихнуть меня локтем, пнуть коленом. Знаю, он ждал, что я дам сдачи, но я от этого удерживался. Меня не удивляет, что он кого-то убил.

– Просто сопливые россказни юнцов, – отреагировал Сэмпсон на рассказы, услышанные в военном училище. – У Купа горячий характер, и, если его бесить, он может полезть на рожон. Но это не значит, что он убил трех женщин и размалевал их синим цветом.

Я не мог не чувствовать громадной привязанности и уважения Сэмпсона к Эллису Куперу. С этой стороны он не часто раскрывался. Мой друг рос с матерью, которая была наркоманкой и сама приторговывала наркотиками, а отец бросил его, когда ему было три года. Джон никогда не проявлял особой сентиментальности, кроме тех случаев, когда дело касалось Наны и моих детей, да еще меня, пожалуй.

– Что ты на данный момент думаешь обо всей этой чертовщине? – спросил он наконец.

Я помедлил с ответом.

– Пока слишком рано говорить, Джон. Я понимаю, чудовищно слышать это, когда твоему другу осталось жить меньше трех недель. Я также не думаю, что нас будут принимать в Форт-Брэгге с распростертыми объятиями. Армия любит решать свои проблемы своими силами. Будет трудно добывать нужную нам информацию – такую, которая могла бы действительно помочь Куперу. Что же касается Купера, пожалуй, инстинкт подсказывает мне, что надо ему поверить. Но кто тут будет из кожи лезть, чтобы его вытащить? Кто возьмет на себя весь этот труд? Все это кажется бессмысленным.

Глава 11

Я уже начал свыкаться с непрерывно пролетающими над головой «Си-130» и «Си-141». Не говоря уже о гуле артиллерийской канонады, доносившейся с полигона, рядом с Форт-Брэггом. Я уже начал воспринимать канонаду как погребальный звон по Эллису Куперу.

После ленча, съеденного наспех на бульваре Брэгг, мы с Сэмпсоном отправились на назначенную нам встречу с капитаном Джейкобзом. Дональд Джейкобз состоял в армейском уголовном отделе. Он с самого начала был назначен вести это дело об убийстве и являлся главным, самым веским, свидетелем обвинения на судебном процессе.

Я продолжал обращать внимание на то, что дороги внутри Форт-Брэгга были изрядно загромождены гражданским транспортом. Даже сейчас любой мог проникнуть на территорию незамеченным. Я подрулил к тому сектору базы, где были сосредоточены основные административные здания. Отдел уголовного розыска находился в здании из красного кирпича, которое выглядело самым новым и соответственно самым безжизненным, чем более привлекательные постройки двадцатых – тридцатых годов.

Капитан Джейкобз встретил нас в своем кабинете. На нем были красная клетчатая спортивная рубашка и брюки защитного цвета – скорее просто военного образца, чем настоящие форменные. Он держался раскованно и сердечно – крупный человек лет под пятьдесят, в хорошей физической форме.

– Чем могу быть полезен? – спросил он. – Я знаю, что есть люди, которые не верят в виновность Эллиса Купера. Он многим парням помог освоиться в армии. Я также знаю, что вы оба снискали себе хорошую репутацию в Вашингтоне как детективы, специализирующиеся на расследовании убийств. Итак, куда мы будем двигаться из этого исходного пункта?

– Просто расскажите, что вам известно об этих убийствах, – сказал Сэмпсон. Мы не говорили об этом, но я чувствовал, что ему важно выступить здесь, на базе, в качестве ведущего сыщика.

Капитан Джейкобз кивнул:

– Хорошо, я хочу записать нашу беседу на магнитную ленту, если не возражаете. Боюсь, что он виновен, детективы. Я уверен, что сержант Купер убил тех трех женщин. Не стану утверждать, что понимаю, почему он это совершил. Тем более я не понимаю, зачем в ход была пущена синяя краска. Возможно, вы сможете разгадать это, доктор Кросс. Я также знаю, что большинство людей в Брэгге не смогли смириться с жестокостью и бессмысленностью этих убийств.

– То есть своим приездом мы провоцируем здесь некоторые проблемы, – сказал Сэмпсон. – Приношу свои извинения, капитан.

– Не стоит извиняться, – сказал Джейкобз. – Как я сказал, сержант Купер имеет своих приверженцев. Вначале я даже был склонен ему верить. История, которую он рассказал о своих перемещениях в ту ночь, прекрасно подтверждалась. Его послужной список впечатляет.

– Так что же заставило вас изменить мнение? – спросил Сэмпсон.

– Господи, да множество вещей, детектив. Анализ ДНК, улики, найденные на месте преступления, и все остальное. Тот факт, что его видели у дома Джексонов, хотя он божится, что там не был. Найденный на чердаке спасательный нож, оказавшийся орудием убийства. Еще несколько моментов.

– Не могли бы вы выразиться определеннее? – спросил Сэмпсон. – Что это за моменты?

Капитан Джейкобз вздохнул, встал и подошел к картотечному шкафу оливково-зеленого цвета. Отпер верхний ящик, вытащил папку и бросил на стол перед нами.

– Взгляните вот на это. Эти фото могут изменить и ваш взгляд. – Он разложил на столе с полдюжины страниц с фотографиями, сделанными на месте убийства. – На своем веку мне пришлось повидать множество подобных снимков, но от этого было не легче. Вот в каком именно виде были найдены эти три женщины. Снимки не фигурировали на судебном процессе, дабы не травмировать родственников больше, чем диктовала необходимость. Окружной прокурор знал, что и без и этих чудовищных фотографий у него улик больше, чем достаточно, чтобы осудить сержанта Купера.

Фотографии стояли в одном ряду с самыми ужасающими и яркими свидетельствами, какие я когда-либо видел в своей жизни. Судя по всему, все женщины были найдены в гостиной, а не на том месте, где каждая из них была убита. Убийца аккуратно разложил тела на большом цветастом диване. Он расположил трупы как настоящий художник-постановщик, и именно этот факт, безусловно, приковал мое внимание. Лицо Тани Джексон покоилось на промежности Барбары Грин; лицо миссис Грин – на промежности Морин Бруно. Не только лица, но и половые органы были вымазаны синей краской.

– Очевидно, Купер считал, что эти три женщины были любовницами. Это могло быть даже и правдой. Но так или иначе, он счел, что по этой причине Таня Джексон и отвергла его ухаживания. Я полагаю, именно это соображение и подвигло его на такое.

Наконец я нашел в себе силы высказаться:

– Эти снимки с места преступления, какими бы красноречивыми и непристойными они ни были, тем не менее не доказывают, что ваш убийца именно Эллис Купер.

Капитан Джейкобз покачал головой:

– Вижу, вы не понимаете. Это не снимки с места преступления, выполненные полицией. Это копии полароидных снимков, сделанных самим Купером. Мы нашли их у него дома, вместе с ножом. – Дональд Джейкобз посмотрел на меня, потом на Сэмпсона. – Ваш друг убил-таки этих женщин. А теперь вам лучше вернуться домой и дать возможность здешним людям оправиться от потрясения.

Глава 12

Несмотря на совет капитана Джейкобза, мы не уехали из Северной Каролины. Вместо этого мы продолжали беседовать со всеми, кто соглашался с нами говорить. Один старшина подразделения сказал мне кое-что интересное, хотя и не о нашем деле. По крайней мере было время поразмыслить над тем фактом, что это дело, возможно, является последним моим расследованием. И что же мы имеем на сегодняшний день? Мужчина, осужденный за совершение трех зверских и отвратительных убийств, утверждает, что невиновен. А какой бы убийца этого не утверждал?

Но потом я подумал об Эллисе Купере, сидящем в камере смертников в городе Роли, и «засучил рукава».

Едва встав, я тотчас засел за компьютер и, с головой уйдя в Интернет, постарался произвести как можно больше изысканий. Одной из областей исследования стала синяя краска, которой были покрыты жертвы. Я залез в данные, относящиеся к Программе VICAP – по содействию поимке преступников, совершивших насилие над личностью, – и обнаружил там еще три дела об убийствах, в которых жертвы были раскрашены, но ни одно из них как будто не представляло никакой связи с нашим.

Затем я нарыл кучу информации, имеющей отношение к синему цвету. Лишь один случай слегка заинтересовал меня.

Он касался группы комедиантов «Синий человек», эти артисты организовали в Нью-Йорке шоу под названием «Трубы», которое потом показывали в Бостоне, Чикаго и Лас-Вегасе. Шоу содержало элементы мюзикла, драматического театра и даже варьете. Исполнители часто выступали одетыми с головы до пят в синее. Может, и тут не было связи – пока было рано выносить какое-либо суждение.

Мы сошлись с Сэмпсоном за завтраком в отеле «Холидей-Инн», в котором остановились, – «Холидей-Инн-Бордо», если быть точным. Наскоро поев, мы принялись объезжать прилегающий к военной базе жилой район, где произошло тройное убийство. Дома представляли собой самые обыкновенные одноэтажные строения сельского типа, с прилегающей к каждому крохотной лужайкой. Во многих дворах имелись пластиковые бассейны. По всей улице были припаркованы мотоциклы с коляской и двухместные закрытые автомобили типа седан.

Все утро и отчасти вторую половину дня мы провели, беседуя с обитателями довольно тесной общины, где проживала Таня Джексон. Этот примыкающий к базе жилой район был населен трудовым людом, и более чем в половине домов, куда мы стучались, никого не было.

Я стоял на парадном крыльце кирпично-дощатого домика и разговаривал с женщиной лет сорока, как вдруг увидел, что ко мне трусцой спешит Сэмпсон. Что-то произошло.

– Идем со мной, Алекс! – крикнул он. – Идем скорее! Ты срочно мне нужен.

Глава 13

Я догнал Сэмпсона.

– Что случилось? Что ты узнал?

– Что-то непонятное. Может, просто ошибка, – отвечал он.

Вместе мы дошли до другого деревенского домика. Сэмпсон постучал в дверь, и почти тотчас на пороге появилась женщина. Она была невысокой, однако весила никак не меньше восьмидесяти килограммов, может, даже все сто.

– Это мой напарник, детектив Кросс. Я уже упоминал о нем. Это миссис Ходж, – представил он нас друг другу.

– Меня зовут Анита Ходж, – сказала женщина, пожимая мне руку. – Рада с вами познакомиться. – Она глянула на Сэмпсона и ухмыльнулась: – Да, верно – вылитый Мохаммед Али в молодости.

Миссис Ходж повела нас через общую комнату, где двое мальчишек смотрели фильм и одновременно играли в видеоигры. Потом по узкому коридору повела в спальню.

В этой комнате мы увидели мальчика лет десяти. Он сидел в инвалидном кресле на колесах, которое было придвинуто к компьютеру фирмы «Гейтуэй». Позади него на стене висело дюжины две глянцевых фотографий с портретами бейсболистов высшей лиги.

Наше вторжение его разозлило.

– Ну что еще? – огрызнулся он. – Убирайтесь. Не видите – я работаю?

– Это Роналд Ходж, – сказал мне Сэмпсон. – Роналд, это детектив Кросс. Я говорил тебе о нем, когда мы разговаривали в первый раз.

Мальчишка кивнул, но ничего не сказал, просто сердито посмотрел в мою сторону.

– Роналд, ты бы не мог повторить нам свой рассказ? – попросил Сэмпсон. – Нам очень важно его услышать.

Парень вытаращил глаза:

– Я уже рассказывал другим полицейским. Мне все это осточертело. Все равно никому дела нет до моего мнения.

– Роналд, – сказала мать, – ты прекрасно знаешь, что это неправда.

– Пожалуйста, расскажи мне, – обратился я к мальчику. – Твое сообщение может оказаться очень важным. Я хочу услышать его из твоих собственных уст.

Мальчик насупился и продолжал мотать головой, но не отрывал глаз от меня.

– Другие полицейские не считали это важным. Козлы!

– Роналд! – строго сказала мать. – Перестань грубить. Ты знаешь, я не люблю таких выражений. И такого отношения – тоже.

– Ну, ладно, ладно, – примирительно сказал он. – Расскажу еще раз. – И принялся рассказывать о той ночи, когда была убита Таня Джексон, и о том, что видел. – Я засиделся допоздна. Сделал вид, что лег, а сам играл на компьютере. – Он замолчал и посмотрел на мать.

Та кивнула:

– Я тебя прощаю. Мы это уже обсудили. А теперь, пожалуйста, расскажи, что видел. Ты уже начинаешь действовать мне на нервы.

Мальчик наконец расплылся в улыбке, потом приступил к рассказу. Может, он просто хотел немного разогреть аудиторию.

– Из моей комнаты виден двор Джексонов. Он вон там, как раз за углом дома. Я увидел, что кто-то идет по двору. Было темновато, но я видел, как он движется. У него в руках было что-то вроде кинокамеры. Я не мог разобрать, что именно он снимает, поэтому меня разобрало любопытство.

– Я подошел вплотную к окну, чтобы понаблюдать. И тут я увидел, что их там трое. Трое мужчин. Они были во дворе дома миссис Джексон. Я так и сказал полиции. Трое мужчин. Я видел их так же ясно, как вижу вас. И они снимали кино.

Глава 14

Я попросил юного Роналда Ходжа повторить рассказ, и он повиновался.

Повторил в точности, почти слово в слово. Рассказывая, он смотрел мне прямо в глаза и ни разу не поколебался.

Было очевидно, что мальчика взволновало то, чему он оказался невольным свидетелем, и что он все еще напуган. Узнав впоследствии о свершившихся по соседству убийствах, он с тех пор жил в страхе перед увиденным в ту ночь.

После этого мы поболтали с Анитой Ходж на кухне. Она угостила нас охлажденным чаем. Несладкий и с толстыми ломтями лимона, он был восхитителен. Анита рассказала нам, что Роналд родился с дефектом позвоночника – с обнажением спинного мозга, – что стало причиной паралича нижней части тела.

– Миссис Ходж, – обратился я к ней, – что вы думаете о рассказе Роналда?

– О, я ему верю. По крайней мере он убежден в том, что это видел. Может, то были какие-то тени или что-то в этом роде, но Роналд твердо верит, что видел троих мужчин. И один из них был с какой-то кинокамерой. Мальчик с самого начала твердо стоял на этом. На том, что там происходило что-то подозрительное. Знаете, как в том старом фильме Хичкока.

– "Окно во двор", – подсказал я. – Герой Джеймса Стюарта[5] считает, что видел из окна убийство. У него сломана нога, и он прикован к креслу. – Я бросил взгляд на Сэмпсона. Мне хотелось убедиться, что он не против того, что сейчас я задаю вопросы.

Он кивнул, что все в порядке.

– Что случилось после того, как сыщики из Файетвилла поговорили с Роналдом? Они вернулись? Приходили еще какие-то полицейские? Кто-нибудь из Форт-Брэгга? Миссис Ходж, почему показания Роналда не фигурировали в суде?

Она покачала головой:

– Кое-какие вопросы мне задавали – и мне, и моему бывшему мужу. Спустя несколько дней приходил капитан из их уголовного отдела. Капитан Джейкобз. Он немного поговорил с Роналдом. Но на этом все кончилось. С тех пор никто больше не приходил и ни о каком судебном процессе речи не было.

Покончив с холодным чаем, мы решили, что на сегодня хватит. Был шестой час, и мы чувствовали, что достигли какого-то успеха.

Вернувшись в гостиницу, я позвонил Нане и детям. На семейном фронте все обстояло превосходно. Они тут же подняли крик на тему «последнего папиного расследования». Им явно нравилось, как это звучит. Пожалуй, и мне тоже. Потом мы с Сэмпсоном пообедали и выпили по паре кружек пива в отеле, затем отправились спать по своим номерам.

Я позвонил Джамилле в Калифорнию. У них там было около семи часов, поэтому ей я позвонил в первую очередь.

– Инспектор Хьюз, – коротко ответила она. – Отдел убийств.

– Я хотел бы заявить о пропаже человека, – сказал я.

– Это ты, Алекс? – Сквозь расстояние я почувствовал в ее голосе улыбку. – Опять ты засек меня на работе. Выследил. Пропавший человек – это ты. Куда ты делся? Не пишешь, не звонишь. Ни одного паршивого электронного сообщения за последние дни.

Я извинился, потом рассказал Джам о сержанте Купере и о положении дел на данный момент. Я описал то, что увидел Роналд Ходж из окна своей спальни. Затем перешел к тому, что побудило меня позвонить. – Я скучаю по тебе, Джам. Хочу тебя увидеть. Где угодно, когда угодно. Почему бы тебе не приехать на восток для разнообразия? Или я мог бы приехать, если так тебе удобнее. Только скажи.

Джамилла помедлила с ответом, и я поймал себя на том, что затаил дыхание. Быть может, она не хочет меня видеть. Наконец она сказала:

– Я смогу на несколько дней оторваться от работы. С удовольствием бы тебя повидала. Да, я обязательно приеду в Вашингтон! Я не была там с самого детства.

– Не так уж давно, – заметил я.

– Хорошо сказано. Изящно и остроумно, – сказала она со смехом.

Мы договорились о встрече, и, пока договаривались, сердце мое трепетало от волнения. Весь вечер я вновь и вновь прокручивал в голове свой разговор с Джамиллой. «Да, я обязательно приеду в Вашингтон!» Она выпалила это так, словно слова сами сорвались у нее с языка.

Глава 15

На следующий день рано утром раздался звонок от одной моей знакомой, Эбби Ди Гарбо, из ФБР. Незадолго перед этим я просил ее проверить фирмы, сдающие напрокат автомобили, на предмет любых нарушений за ту неделю, когда были совершены убийства. Я сказал ей, что это срочно. И вот Эбби уже обнаружила один такой случай.

Похоже, что международную компанию «Херц», занимающуюся прокатом, прокатили на аренде «форда-иксплорера» – счет так и не был оплачен. Эбби копнула глубже и напала на интересный след. Она рассказала мне, что надуть фирму, сдающую напрокат автомашины, не так-то просто, что для нас, несомненно, являлось доброй вестью. Такого рода мошенничество предполагает наличие фальшивой кредитной карточки и поддельных водительских прав, причем на этих документах все должно совпадать, включая описание водителя, арендующего машину.

Кто-то взломал находящиеся в Госархиве файлы Комиссии по ценным бумагам, чтобы сделать себе поддельное удостоверение личности, и именно эта информация была предоставлена компании в Брэмптоне, штат Онтарио, где была изготовлена фальшивая кредитка. Соответствующие этой кредитке фальшивые водительские права были затем получены через веб-сайт Photoidcards.com. Была также предоставлена фотография, и сейчас я пристально вглядывался в ее копию.

Белый мужчина, лицо ничем не примечательное, возможно, измененное с помощью грима и косметики.

ФБР продолжало свою проверку в надежде раздобыть еще что-нибудь. Кто-то приложил немалые усилия, чтобы арендовать машину в Файетвилле, не прибегая к использованию своего настоящего имени. Мы имели лишь чей-то фотопортрет – хвала Эбби Ди Гарбо.

Я рассказал Сэмпсону о жульничестве с наймом машины, когда мы ехали к дому сержанта Купера. Сэмпсон в этот момент пил горячий, дымящийся кофе и уплетал эклер от «Данкин Донатс», однако я видел, что он доволен.

– Вот зачем я попросил тебя в этом участвовать, – обронил он.

Купер жил в маленькой квартирке с двумя спальнями, в Спринг-Лейкс, к северу от Форт-Брэгга. Он занимал одну половину двухквартирного дома. У дверей я увидел табличку «Осторожно, злая котяра!».

– Да, у него есть чувство юмора, – проговорил Сэмпсон. – Во всяком случае, было.

Заранее получив ключ от входной двери, мы с Сэмпсоном вошли в дом. Даже по прошествии времени там все еще пахло кошкой.

– Неплохо, когда для разнообразия никто не путается под ногами, – сказал я Джону. – Ни другие полицейские, ни ФБР.

– Что ж, убийцу изловили, – отозвался он. – Дело закрыто. Кроме нас, никого больше ничего не заботит... А Купер сидит там, в камере смертников. Отсчет пошел, часы тикают.

По-видимому; еще не было решено, что делать с квартирой. Эллис Купер после своего перевода сюда, на свою последнюю должность, почувствовал себя достаточно надежно и несколько лет назад купил это жилье. Он планировал по выходе в отставку остаться жить в Спринг-Лейкс.

В передней в ящике стола хранились фотографии: Купер с товарищами, запечатленный в различных местах своей дислокации. Судя по всему, это были Гавайи, юг Франции, что-то карибское. Была и более поздняя фотография: Купер в обнимку с женщиной – видимо, с той самой подружкой Марш. Мебель в квартире выглядела удобной, недорогой и, похоже, приобреталась в недорогих магазинах вроде «Таргета» и «Пиер-1».

Сэмпсон помахал мне, подзывая к одному из окон.

– Погляди, оно взломано. В квартиру проникали. Возможно, именно таким способом похитили нож Купера, а потом подложили обратно. Куп сказал, что оставил нож в стенном шкафу, в спальне. Полицейские же говорят, что нож был найден на чердаке.

После этого мы с Джоном прошли в спальню. Тут на стенах красовалось еще больше фотографий, опять-таки преимущественно из тех мест, куда Купер был откомандирован:

Вьетнама, Панамы, Боснии. Вдоль одной из стен вытянулась скамейка запасных турнира тяжелоатлетов «Юкон Майти». У стенного шкафа стояла гладильная доска. Мы обыскали шкаф. Одежда висела в основном военная, хотя была и гражданская.

– Как ты думаешь, для чего эти штуковины? – спросил я Сэмпсона, указывая на стол, где грудились странного вида безделушки, судя по всему, вывезенные из Юго-Восточной Азии.

Я приподнял соломенную куклу, почему-то производящую впечатление странно пугающее, даже зловещее. Вслед за ней – маленький арбалет, у которого вместо спускового крючка было что-то похожее на коготь. Серебряный амулет в форме бдительного, недремлющего глаза без века. Что все это значит? Зачем?

Сэмпсон внимательно осмотрел наводящую дрожь соломенную куклу, потом глаз.

– Это «дурной глаз». Я видел его и прежде. Кажется, в Камбодже... или в Сайгоне. Точно не помню. Такие соломенные куклы я тоже видел. По-моему, на вьетнамских погребальных обрядах.

Если не считать страшноватых артефактов, впечатление, которое я получил от квартиры Эллиса Купера, было таково, что он был одиноким человеком, жизнь которого почти целиком замыкалась на армии. Я не увидел ни единой фотографии, на которой бы изображалось то, что можно назвать семьей.

Мы все еще находились в спальне Купера, когда услышали, что открывается входная дверь. Вслед за этим раздался приближающийся звук тяжелых башмаков.

Дверь спальни с треском распахнулась и шумно ударилась о стену.

На пороге мы увидели солдат с наставленными на нас пистолетами.

– Руки вверх! Военная полиция. Руки вверх, быстро!

Мы с Сэмпсоном медленно подняли руки.

– Мы детективы, расследующие убийства. У нас есть официальное разрешение здесь находиться, – сказал им Сэмпсон. – Справьтесь у капитана Джейкобза из уголовного отдела.

– Держать руки. Выше! – рявкнул их начальник. Группа из троих полицейских ввалилась в спальню вместе со своими наведенными на нас «пушками». Сэмпсон спокойно обратился к главному:

– Я друг сержанта Купера.

– Купер – осужденный на смерть убийца, – проворчал один из военных полицейских. – Он в камере смертников. Но недолго ему там осталось.

Продолжая держать руки поднятыми, Сэмпсон сообщил им, что в кармане его рубашки находятся записка и ключ от дома, которые нам дал хозяин. Командир группы достал записку и прочел:

"Тому, кого это может касаться.

Джон Сэмпсон является моим другом и единственным из известных мне людей, кто работает от моего имени и в моих интересах. Он и детектив Кросс – желанные гости в моем доме; вам же, ублюдки, путь закрыт. Выметайтесь ко всем чертям. Вы незаконно посягаете на чужие владения!

Сержант Эллис Купер".

Глава 16

На следующее утро я проснулся с крутящейся в голове фразой: «Мертвец идет». Больше уснуть я не смог. Перед моими глазами все стоял Эллис Купер в ярко-оранжевом комбинезоне заключенного-смертника из Центральной тюрьмы.

Рано утром, пока было еще не так жарко, мы с Сэмпсоном совершили пробежку трусцой по Форт-Брэггу. Мы начали маршрут с бульвара Брэгг, затем свернули на более узкую улицу под названием Ханикат-стрит. Далее шел лабиринт похожих друг на друга переулочков и наконец – улица Лонгстрит-роуд. В Брэгге было безукоризненно чисто. Нигде ни пылинки. Множество солдат уже были на ногах и приступили к неизменной физподготовке.

Двигаясь трусцой бок о бок, мы наметили план на сегодняшний день. За сравнительно короткое время нам предстояло многое сделать. Потом необходимо было вернуться в Вашингтон.

– Скажу тебе, что меня больше всего беспокоит на данный момент, – обронил Сэмпсон, пока мы совершали это пешее турне по военной базе.

– Вероятно, то же самое, что и меня, – пропыхтел я. – Мы с тобой отыскали Роналда Ходжа, а также раскопали информацию о машине, взятой напрокат у «Херца» меньше чем за день до убийств. Почему же так опозорилась местная полиция вместе с армейскими сыщиками?

– Так ты начинаешь верить в невиновность Эллиса Купера?

Я ничего не ответил, но наше расследование по этому делу носило характер, который не мог не тревожить, – оно продвигалось слишком уж гладко. Мы обнаруживали такие факты, которых полиция Файетвилла как будто бы не знала. Почему же армейский уголовный отдел не выполнил свою работу более качественно? Ведь Купер был для них своим?

Когда после пробежки я вернулся к себе в комнату, там вовсю звонил телефон. Интересно, кто бы это мог быть в такую рань? Было чуть больше семи утра. Должно быть, Нана с детьми. Я снял трубку и проговорил тем шутовским, дурашливым голосом, к которому иногда прибегаю в разговоре с детьми:

– Алло-о! Кто беспокоит меня в такую рань? Кто не дает мне спать? Кто осмелился на такую наглость?

Тут я услышал женский голос. Незнакомый, с сильным южным акцентом.

– Это детектив Кросс?

Я быстро сменил тон, надеясь, что она не успеет бросить трубку.

– Да, это я. Кто говорит?

– Об этом я лучше умолчу. Просто выслушайте меня, пожалуйста. Мне нелегко рассказывать это вам или кому-то еще.

– Я слушаю. Смелее.

В трубке послышался глубокий вздох, потом женщина заговорила опять:

– В ночь, когда были совершены эти три ужасные убийства, я была с Эллисом Купером. Мы были вместе как раз в тот момент, когда эти убийства происходили. Мы занимались любовью. Это все, что я могу вам сказать.

Чувствовалось, что звонившая испугана, быть может, даже близка к панике. Мне необходимо было удержать ее на линии.

– Погодите, пожалуйста, не вешайте трубку! Вы ведь могли помочь сержанту Куперу на суде. Вы и сейчас еще можете ему помочь. Вы можете воспрепятствовать его казни.

– Нет, я не могу сказать больше, чем сказала, Я замужем за военнослужащим с базы. Я не стану разрушать семью. Не могу, и все. Извините.

– Почему вы не рассказали городской полиции или военным криминалистам? – «И почему Купер ничего не сказал нам», одновременно подумал я. – Пожалуйста, не кладите трубку. Погодите.

Женщина тихонько простонала.

– Я звонила капитану Джейкобзу. Я сказала ему. Он никак не использовал эту информацию, эти факты. Я надеюсь, что вы как-то их используете. Эллис Купер не убивал тех женщин. Я не верила, что моего свидетельства будет достаточно, чтобы его спасти. И я... я боюсь последствий.

– Каких последствий? Подумайте о последствиях для сержанта Купера. Его собираются казнить.

Женщина дала отбой. Я не многое мог сказать о ней, но был убежден, что она горько плакала. Я стоял, тупо уставившись на телефонную трубку, не в силах до конца осмыслить услышанное. Только что я беседовал с живым алиби Эллиса Купера – и вот оно улетучилось.

Глава 17

Около пяти часов мы с Сэмпсоном получили потрясающе хорошую новость: нас желал видеть начальник Форт-Брэгга и назначил нам встречу в своем доме, на базе. Нам надлежало быть там ровно в семь тридцать. Генерал Стивен Боуэн обещал уделить нам десять минут, чтобы мы поделились имеющейся у нас информацией касательно этого дела об убийстве. Тем временем Сэмпсон связался по телефону с Центральной тюрьмой и поговорил с сержантом Купером. Тот отрицал, что был в ту ночь с женщиной. Хуже того – Сэмпсон утверждал, что слова Купера звучали не очень убедительно. Но зачем ему было таить от нас правду? Это не имело никакого смысла.

Помещение, занимаемое генералом Боуэном, располагалось в оштукатуренном доме с испанской черепичной крышей, выстроенном, судя по стилю, в 20 – 30-е годы прошлого века. Второй этаж украшала застекленная с трех сторон веранда – там, вероятно, и располагались главные покои.

Именно оттуда, пока мы парковались на полукруглой подъездной дорожке, за нами следил какой-то человек. Уж не сам ли генерал Боуэн?

У парадного входа нас встретил адъютант; офицер представился капитаном Риццо. Штат генерала включал адъютанта из офицеров, второго адъютанта – из рядовых, который являлся частью генеральской охраны, а также исполнял обязанности повара; третьим был шофер, он же телохранитель.

Мы вошли в большой вестибюль, по обеим сторонам которого располагались гостиные. Внутреннее убранство было эклектично и, вероятно, отражало географические перемещения генерала за время его службы. Я заметил искусно выполненный резной шкафчик с выдвижными ящиками – по виду немецкий, расписную японскую ширму с изображением холмов и цветущих вишен, а также старинный буфет, наводивший на мысль о Новой Англии. Капитан Риццо провел нас в маленькую комнату, где уже ожидал генерал Боуэн. Он был в военной форме. Адъютант шепнул мне:

– Я вернусь ровно через десять минут. Генерал хочет поговорить с вами без свидетелей.

– Прошу садиться, – произнес генерал. Он был высок ростом, крепко сложен и возрастом, вероятно, сильно за пятьдесят. Потом поставил руки на видавший виды письменный стол – наверное, сопровождавший его на протяжении большей части карьеры – и соединил пальцы рук. – Как я понимаю, вы приехали сюда, чтобы попытаться возобновить следствие по делу об убийстве, совершенном Купером. Почему вы считаете, что нам следует пересмотреть дело? А также смертный приговор Куперу?

Как можно более лаконично я изложил генералу, что мы выяснили на данный момент, а также наши соображения относительно имеющихся свидетельств и наши ощущения как сыщиков, специализирующихся на расследовании убийств. Боуэн умел слушать и несколько раз перемежал мою речь краткой репликой «интересно». Казалось, он был открыт и внимателен к нашей точке зрения и жадно впитывал новую информацию. Пока что я был полон надежд.

Когда я закончил, он спросил:

– Кто-либо из вас имеет еще что-либо добавить? Если так, сейчас самое время сделать это.

Сэмпсон в присутствии генерала казался необычно тихим и сдержанным.

– Я не хочу распространяться о моих личных чувствах к сержанту Куперу, – наконец заговорил он, – но как детектив не нахожу возможным поверить, что он принес орудие убийства, а также фотографии с места убийства к себе домой.

К нашему удивлению, генерал Боуэн согласился.

– Я тоже, – с готовностью кивнул он. – И тем не менее это произошло. Я тоже не могу понять почему. Но с другой стороны, мне непонятно и то, как может человек зверски убить трех женщин, – а он определенно это сделал. Не могу припомнить худшего случая насилия в мирное время, хотя я, джентльмены, много чего повидал на своем веку. – Генерал подался вперед, наклоняясь к нам через стол. Глаза его сузились, челюсти сурово сжались. – Позвольте мне сказать вам кое-что об этом криминальном деле, чего не говорил никому. Никому. Это только для вас. Когда сержанта Купера будут казнить в Центральной тюрьме в соответствии с законом штата Северная Каролина, я буду там, вместе с семьями убитых женщин. Я с нетерпением жду этой смертельной инъекции. То, что совершил этот зверь, наполняет меня негодованием и отвращением. Ваши десять минут истекли. Теперь убирайтесь вон. Чтобы духу вашего здесь не было.

Его адъютант, капитан Риццо, уже снова стоял в дверях.

Глава 18

Трое слепых мышат впервые за несколько месяцев снова были в Файетвилле, держа путь в Форт-Брэгг. Томас Старки, Браунли Харрис и Уоррен Гриффин были пропущены через КПП на «Типично американской» автостраде. Никаких проблем при этом не возникло. Ведь они приехали на базу по официальному делу; там у них была назначена встреча.

Старки вел темно-синий «субурбан» по территории базы, и все трое необычно притихли. Они не были в Брэгге со времени убийства женщин. Однако нельзя было сказать, что это место изменилось хоть на йоту; в армии перемены происходят очень медленно.

– Что до меня, то я лично вполне мог бы обойтись без этой поездки, – обронил сидящий на заднем сиденье Браунли Харрис.

– Не усложняй, – сказал Старки, как обычно беря на себя командование. – У нас легальная причина здесь находиться. Было бы ошибкой, если бы мы перестали показываться в Брэгге. Не разочаровывай меня.

– Я тебя слышу, – отозвался Харрис. – Но все равно, не нравится мне возвращаться на место преступления. – Он почувствовал, что ситуация требует разрядки. – Вы все знаете «Характеристическую теорию Вооруженных сил Соединенных Штатов»? – спросил он. – Так называемую модель змеи[6].

– Не слыхал о такой, Браунли, – сказал Гриффин, драматически вытаращив глаза. Он знал, что далее последует шутка, возможно, дурного свойства.

– Армейская пехота гоняется за змеей. Змея чует пехотинцев и уходит, оставляя район невредимым. Затем приходит авиация, имея координаты змеи, полученные с искусственного спутника. Но все равно не может найти змею. Возвращается на базу дозаправиться, экипажи отдыхают и наводят марафет. Приходит полевая артиллерия. Поливает змею массированным заградительным огнем трех артиллерийских дивизионов. Уничтожает несколько сот мирных жителей в качестве неизбежных сопутствующих потерь. Все участники, включая поваров, механиков и штабных писарей, награждаются Серебряными Звездами.

– А как насчет нас, рейнджеров? – спросил Гриффин, изображая простака.

Харрис ухмыльнулся:

– Приходит один-единственный рейнджер и, немножко поиграв со змеей, съедает ее.

Старки хохотнул, потом свернул с Армистед-стрит к стоянке машин перед штаб-квартирой войскового соединения.

– Помните, это законный, благопристойный, респектабельный бизнес. Ведите себя соответственно, джентльмены.

– Есть, сэр, – пролаяли Гриффин с Харрисом.

Все трое подхватили свои кейсы, надели легкие пиджаки и поправили галстуки. Они представляли собой ведущую группу агентов по сбыту фирмы «Хеклер и Кох» и приехали в Брэгг для того, чтобы наладить продажу пистолетов для армии. В частности, они старались привлечь интерес армейских властей к разработанному компанией «оружию самообороны». Этот пистолет весил меньше килограмма, с полной обоймой, и «пробивал любой стандартный бронежилет».

– Адская штука, – в торгашеском запале любил говаривать Томас Старки. – Владей мы ею во Вьетнаме, выиграли бы войну.

Глава 19

Встреча прошла как нельзя более успешно. Трое комиссионеров покинули канцелярию войскового подразделения чуть позже половины девятого вечера, получив заверения в поддержке «оружия самообороны». Томас Старки также продемонстрировал последнюю модель автомата «МР5», а также со знанием дела и энтузиазмом рассказал о принятой в его компании технологии производства, на 99,9 процента обеспечивающей взаимозаменяемость составных частей автомата.

– А теперь по холодному пиву и по хорошему бифштексу, – распорядился Старки. – И посмотрим, нельзя ли немного поозорничать в Файетвилле или в каком-нибудь другом городишке по дороге. Это приказ, джентльмены.

– Я полностью за, – сказал Харрис. – У нас выдался хороший денек, не так ли? Давайте посмотрим, удастся ли его испортить.

К тому времени как Форт-Брэгг остался за спиной, спустилась тьма.

Уоррен Гриффин опять затянул свою любимую песню из репертуара Уилли Нельсона[7], «Снова в пути», которую пел почти всякий раз, как они пускались во все тяжкие. Они знали Файетвилл не только благодаря своим деловым поездкам, но и еще по тем временам, когда сами были дислоцированы в Брэгге. Прошло всего лишь три года с той поры, как их троица оставила армию, где они служили в частях спецназа: полковник Старки, капитан Харрис, старшина Гриффин. Семьдесят пятый полк специального назначения, третий батальон, первоначально размещенный на базе Форт-Беннинг, штат Джорджия.

На въезде в город они увидели пару проституток, отаптывающих панель на углу темной улицы. Когда-то, в старые недобрые времена, в Файетвилле, на Хейс-стрит, на каждом шагу были целые кварталы «жестких» баров и стриптиз-клубов. Тогда эта улица еще получила прозвище Файетнам. Впрочем, все это осталось в прошлом. Ныне местные власти пытались превратить нижнюю часть города в фешенебельный район. Щит, воздвигнутый возле Торговой палаты, гласил: «Столичный стиль жизни в сочетании с южной неторопливостью». От всего этого просто блевать хотелось.

Уоррен Гриффин высунулся из окна машины.

– Эй, красотка, люблю тебя! А тебя – еще больше! – выкрикнул он, обращаясь к двум девушкам. – Останови машину, скорее! О Боже, пожалуйста, остановись. Люблю тебя, дорогуша! Я еще вернусь!

– Я Ванесса! – крикнула вслед одна из них. Она была настоящая милашка.

Старки засмеялся, но продолжал ехать, пока они не достигли бензоколонки, которая находилась на этом месте по меньшей мере лет двадцать. Они въехали внутрь, чтобы поесть и отпраздновать. Зачем трудиться, коли нельзя повеселиться?

В течение следующих нескольких часов они от души заправлялись пивом, бифштексами с грибами и жареным луком, курили сигары и предавались своим излюбленным военным байкам и шуткам. Даже официантки и бармены отчасти были вовлечены в это веселье. Все любили Томаса Старки. Он был душой общества. Если только вас не угораздило попасться ему под горячую руку.

Около полуночи они уже проезжали через окраину Файетвилла, и тут Старки съехал к обочине.

– Пора поупражняться в стрельбе по живой мишени, – объявил он Гриффину и Харрису. Те уже знали, что это означает.

Харрис только улыбнулся, но Гриффин издал боевой клич:

– Военная игра начинается!

Старки высунулся из окна машины и заговорил с одной из девушек, слоняющихся на Хейс-стрит. Это была высокая, худая, как жердь, блондинка, которая прохаживалась, чуть покачиваясь на своих серебряных «платформах». У нее был пухлый, детский ротик, но надутые губки тотчас растянулись в самую ослепительную, стодолларовую улыбку.

– Ты очень красивая леди, – сказал Старки. – Послушай, мы возвращаемся к себе, в гостиницу «Рэдиссон», у нас там многокомнатный номер. Ты не против получить хороший тройной заработок вместо одного? Нам бы хотелось устроить небольшую групповушку. Это будет тонкое, приятное развлечение.

Старки умел быть обворожительным и респектабельным. У него была располагающая улыбка. А потому светловолосая потаскушка не долго думая забралась на заднее сиденье «субурбана» и уселась рядом с Гриффином.

– Но только обещайте быть хорошими мальчиками, – сказала она и снова улыбнулась своей чудесной улыбкой.

– Обещаем, – хором откликнулись все трое. – Мы будем пай-мальчиками.

– "Снова в пути...", – запел Гриффин.

– Эй, а ты душка, – сказала девушка и поцеловала его в щеку. Она умела ладить с мужчинами, знала, как с ними обходиться, особенно с солдатами из Форт-Брэгга, которые были большей частью довольно славными ребятами. Она и сама родилась в семье военнослужащего. Не так уж и давно, впрочем. Сейчас ей было девятнадцать.

– Вы слышали? Этой куколке нравится мое пение. Как тебя звать, крошка? – спросил Гриффин. – Я уже люблю тебя.

– Ванесса, – ответила девушка, называя свое вымышленное, уличное имя. – А тебя? Только не говори: «Уилли».

Гриффин громко расхохотался:

– Да нет, меня зовут Уоррен. Приятно познакомиться с тобой, Ванесса. Красивое имя, красивая девушка.

Они благополучно выехали из города, держа курс на шоссе 1-95. Проехав примерно с милю, Старки резко свернул на обочину и крикнул:

– Привал! – Он отвел машину еще немного в сторону, пока та стала почти совсем не видна с дороги, скрытая подлеском из вечнозеленых растений и колючего кустарника.

– До «Рэдиссон» недалеко. Почему бы вам не потерпеть? – удивилась Ванесса. – Разве вы, мальчики, не можете подождать еще чуть-чуть?

– Это ждать не может, – заявил Гриффин. Внезапно он плотно прижал к голове девушки пистолет.

С переднего сиденья в грудь ей уперся пистолет Браунли Харриса.

– Де хай тэй лен дау! (Руки за голову!) – низким и устрашающим голосом громко заорал по-вьетнамски Томас Старки.

– Бан гэп нгиу пгиу пхук рои до! (Ты серьезно влипла, сучка!)

Ванесса не понимала ни слова, но она прекрасно чувствовала тон. Происходило нечто ужасное. По-настоящему ужасное. У нее сильно забилось сердце. Вообще-то она нипочем бы не села в машину с тремя мужиками, но водитель показался таким милым. Почему же он теперь на нее так кричит? Что это за мерзкий язык? Что происходит? Она подумала, что ее сейчас стошнит и что на обед она ела сосиску с кетчупом и кукурузными чипсами.

– Перестаньте, пожалуйста, перестаньте! – воскликнула Ванесса и заплакала. Отчасти это была, конечно, актерская игра, но, как правило, она хорошо действовала на солдат из Брэгга.

Однако на сей раз не сработало. Безумный рев в салоне автомобиля сделался даже громче. На этом непонятном, потустороннем наречии, которого она не понимала.

– Ра кхои ксе. Нгэй бэй джьо! (Вытряхивайся из машины. Быстро, сука!) – скомандовал Томас Старки.

Они потрясали и тыкали в нее своими страшными пушками, и Ванесса наконец сообразила, что от нее требуется. «Господи, неужели они собираются бросить меня тут шутки ради? Ублюдки!»

Или все гораздо хуже? Насколько хуже?

Потом один из них наотмашь ударил ее тыльной стороной ладони? За что? Она и так уже вылезает. Сволочь, чтоб он сдох! Она чуть не навернулась на своих серебристых платформах. «Уилли Нельсон» пнул ее в спину, и Ванесса вскрикнула от боли.

– Ра кхои ксе! – опять крикнул человек на переднем сиденье.

«Кто они? Террористы или еще кто?»

Всхлипывающая Ванесса поняла: они заставляют ее бежать, мчаться во весь опор в темную чащу, в эти жуткие болота. «Господи Боже, я не хочу! Там наверняка полно змей!»

Тот, что сидел сзади, снова врезал ей кулаком в спину, и Ванесса побежала. Что ей еще оставалось?

– Люк до мэй се ден той! – раздавалось у нее за спиной.

"О Боже, Боже, Боже, что они говорят? Что со мной будет? Зачем я к ним села, зачем позволила себя увезти?

Какая оплошность, какая оплошность!"

Глава 20

– Дадим ей отойти, – сказал Старки. – Будем играть честно. Мы же обещали Ванессе вести себя хорошо.

Поэтому они привалились к «субурбану», пережидая, и, дав хорошую фору, позволили перепуганной девушке подальше убежать к болотам.

Старки нацепил новый форменный желто-коричневый берет рейнджера, пришедший на смену прежнему черному, когда на черные перешла остальная армия.

– Держу пари, – объявил он. – Ставлю на то, что старушка Ванесса, когда мы ее догоним, по-прежнему будет в своих платформах. Или вы, парни, думаете, что она сбросит туфли? Пари, джентльмены?

– Сбросит, точно, – сказал Гриффин. – Она, конечно, обалдела от страха, но не дура же она совсем. Принимаю пари. Пятьдесят?

– Она будет в туфлях, – твердо заявил Старки. – Если такая красивая девчонка обслуживает улицу, значит, она глупа как пробка. Ставлю сотню.

Как раз в этот момент они увидели сворачивающую с шоссе пару огней. Кто-то приближался к тому месту, где они остановились. Кто это мог быть?

– Патрульный полицейский, – обронил Старки. Потом приветственно помахал рукой приближающейся полицейской машине.

– Что-нибудь случилось? – спросил патрульный, младший чин полиции штата, подъехав поближе к большому синему «субурбану». Он не дал себе труда выйти из машины.

– Просто небольшой привал, офицер. Возвращаемся в Форт-Беннинг из Брэгга, – произнес Старки самым спокойным голосом. В сущности, он совершенно не волновался из-за патруля. Ему было просто любопытно, чем все закончится. – Мы военнослужащие запаса, играем, так сказать, во втором составе. Вот если бы мы играли за основной состав, тогда бы у нас действительно были неприятности.

– Я заметил вашу машину с дороги. Подумал: лучше удостоверюсь, что все в порядке. В той стороне нет ничего, кроме болот.

– Да нет, у нас все в порядке, офицер. Вот докурим и снова в путь. Спасибо за беспокойство.

Патрульный уже собрался было отъехать, когда из лесу раздался пронзительный женский крик. Без сомнения, то был зов о помощи.

– Ужасная досада, офицер, – пожал плечами Старки, выхватывая из-за спины револьвер. Он в упор выстрелил полицейскому прямо в лоб. Это произошло почти автоматически. Ему даже не пришлось ни секунды раздумывать. – Ни одно доброе дело не остается безнаказанным.

Качая головой, он шагнул к полицейской машине и выключил фары. Потом забрался на переднее сиденье, отбросив прочь тело патрульного, и отвел машину подальше в сторону, так, чтобы ее не было заметно с магистрали.

– Ступайте найдите девчонку, – приказал он Харрису и Гриффину. – Пронто! Она не могла далеко уйти. И на этой дуре по-прежнему будут ее платформы. Марш! Марш! Уступаю вам, болванам, лидерство на пару минут. Хочу вовсе убрать с глаз этот «лендкрузер». Вперед! Уоррен – в авангарде, Браунли заходит с фланга.

Когда полковник Томас Старки наконец тоже достиг леса, двинулся прямо туда, откуда девушка звала на помощь, спровоцировав тем самым убийство патрульного.

С этого момента почти все, что он делал, было продиктовано инстинктом. Он увидел примятую траву и листья, сломанную ветку куста там, где она пробежала. Отметил свою собственную бессознательную и характерную реакцию: учащенное дыхание, нарастающий прилив крови. Все происходящее уже было с ним когда-то.

– Тао се тим ра мэй, – прошипел он по-вьетнамски. – Люк до мэй су ден той. (Я найду тебя, крошка. Ты уже почти покойница.)

Ему было жаль, что охота на девушку пошла несколько скомкано, но мертвый патрульный представлял собой непредвиденный поворот. Как и всегда в таких случаях. Старки был спокоен, предельно чуток и сосредоточен. Он находился в зоне боевых действий.

Время для него точно замедлилось; каждая деталь ощущалась предельно отчетливо, и каждое движение четко контролировалось. Он двигался в темной чаще быстро, легко и в высшей степени уверенно. Чтобы видеть, ему было вполне достаточно лунного света.

Потом впереди он услышал смех. Свет замаячил сквозь ветви. Старки остановился.

– Сукин сын! – пробормотал он.

Потом стал продвигаться дальше, уже осторожнее – просто на всякий случай.

Харрис с Гриффином изловили белокурую суку. Они стащили с нее коротенькие черные шорты, заткнули рот ее же собственным поношенным бельем, связали руки за спиной.

Гриффин сдирал с девушки усеянную серебряными блестками блузку. Все, что на ней теперь оставалось, – это сверкающие серебряные платформы.

Ванесса не носила бюстгальтер, и стало видно, что груди у нее маленькие. Она напомнила Старки дочь его соседа. Он снова подумал, что она слишком изящная маленькая штучка, чтобы продавать себя по дешевке на улице. Плохи дела, Ванесса.

Она отбивалась, и Гриффин позволил ей вырваться, просто забавы ради. Но, пустившись бежать, Ванесса споткнулась и тяжело шлепнулась в грязь. Расширенными от ужаса, молящими глазами она смотрела снизу вверх на стоящего над ней Старки. Тот подумал, что она выглядит умилительно.

Девушка испуганно и жалобно скулила. Потом проговорила что-то сквозь кляп, одновременно пытаясь подняться на ноги. Что-то вроде: «За что? Я не сделала ничего плохого».

– Это игра, к которой мы пристрастились давным-давно, – по-английски произнес Старки. – Просто игра, милая. Провести время. Нас это развлекает. Сходи за краской, – велел он старшине Гриффину. – Пожалуй, красную на сей раз. Как ты смотришься в красном, Ванесса? Я думаю, красный – это твой цвет.

Он посмотрел ей прямо в глаза и спустил курок.

Глава 21

В первое утро по приезде в Вашингтон я встал около половины шестого. Все было как прежде, все по-старому, и мне это очень нравилось.

Я натянул форменную майку команды «Визардз», стародавние спортивные шорты времен Джорджтаунского университета и спустился на первый этаж. Свет в кухне еще не горел. Выходит, Нана еще не вставала, что было несколько удивительно.

Что ж, ей тоже положено время от времени немного отдохнуть, уж она-то это заслужила.

Я зашнуровал кроссовки и вышел пробежаться. И тотчас учуял знакомый запах реки Анакостия. Не самый приятный, зато родной. Я поставил себе задачу – не думать в это утро об Эллисе Купере, ожидающем своей участи в камере смертников. Пока что у меня это не получалось.

Наша округа сильно изменилась за последние несколько лет. Политики и бизнесмены сказали бы, что это только к лучшему, но я был не слишком в этом уверен. На шоссе 395-Юг шло строительство, и наклонный въезд на магистраль с Четвертой улицы был навсегда закрыт. Я не ожидал, что у нас в районе это затянется так надолго. Многие старые дома из коричневого камня, в окружении которых я вырос, были снесены.

Вместо них возводились таун-хаусы, которые, на мой взгляд, слишком отдавали духом Капитолийского холма. Появился также вульгарный гимнастический зал под названием «Рекорды». Некоторые дома щеголяли голубыми восьмиугольниками рекламы крупной электронной компании «Эй-ди-ти секьюрити сервис», знак любезности со стороны гигантской корпорации «Тайко». Некоторые улицы, ранее населенные беднотой, планомерно окультуривались. Но наркодельцы по-прежнему тут околачивались, особенно по мере приближения к Анакостии.

Имей мы возможность заглянуть в прошлое с помощью какой-нибудь машины времени в духе Уэллса, то увидели бы, что изначально городские планировщики имели ряд неплохих задумок. Например, через каждую пару кварталов был разбит парк с четко расчерченными тропинками и лужайками. Вероятно, когда-нибудь парки станут востребованы и обычными людьми, а не только наркоторговцами. По крайней мере хочется так думать.

На днях в газете «Вашингтон пост» появилась статья, где утверждалось, что часть местных жителей поддерживает наркодилеров. Что ж, кое-кто считает, что дилеры приносят больше пользы району, чем политики, – например, устраивают местные праздники или летом, в жару, снабжают детей деньгами на мороженое.

Я живу здесь с десяти лет, и, вероятно, мы и впредь останемся в юго-восточной части округа. Этот старый городской район дорог мне не просто как память. Я вижу его таким, каким он может стать в будущем.

Когда я вернулся домой с пробежки, свет в кухне все еще не горел. В голове у меня зазвучал сигнал тревоги.

Причем очень громко.

Я вышел из кухни и по узкому коридору двинулся к комнате Наны.

Глава 22

Осторожно приоткрыв дверь, я увидел, что Нана лежит в постели. Я осторожно проскользнул в комнату. На подоконнике сидела кошка Рози. При моем появлении она негромко мяукнула. Этакая сторожевая кошка на посту.

Я обежал глазами комнату. Увидел знакомый, оправленный в раму постер работы художника Ромаре Беардена[8] с изображением джазовых музыкантов; он называется «Завершая выступление в Лафайете».

На шкафу стояли десятки шляпных коробок. Шляпная коллекция Наны для особых случаев могла бы стать предметом зависти любого миллионера.

Тут я понял, что не слышу ее дыхания.

Я напряженно замер и вдруг почувствовал в голове громкий тревожный гул. С самого моего детства можно было по пальцам пересчитать те случаи, когда Нана почему-либо не встала спозаранку, чтобы приготовить завтрак. Застыв столбом посреди комнаты, я чувствовал, как переполняюсь детскими страхами.

О Господи, нет! Только не это.

Я подошел ближе и тут уловил слабое дыхание. Потом вдруг резко, как от испуга, Нана открыла глаза.

– Алекс? – прошептала она. – Что случилось? Почему ты здесь? Который час?

– Привет, родная. С тобой все нормально?

– Просто устала немного. Какая-то слабость сегодня утром. – Она скосила глаза на старые часы «Уэстклокс» на ночном столике. – Как, уже семь? О Господи. Половина утра пролетела.

– Хочешь, принесу тебе поесть? Как насчет того, чтобы позавтракать сегодня в постели? Я угощаю.

Она вздохнула:

– Наверное, я еще немного посплю, Алекс. Ты не возражаешь? Сможешь сам собрать детей в школу?

– Конечно. Ты уверена, что с тобой все в порядке?

– Поговорим позже. Все отлично. Просто легкая усталость. Разбуди детей, Алекс.

Рози попыталась забраться к Нане в постель, но ей это не удалось.

– Брысь, кошка, – шикнула та.

Я разбудил всех троих – во всяком случае, так мне сначала показалось. Но потом пришлось будить Дженни и Дэймона во второй раз. Я поставил на стол их любимые готовые каши для завтрака и еще какие-то фрукты, а потом сделал себе яичницу-болтунью, причем проделал все особенно тщательно, чтобы компенсировать отсутствие Наны. Я подогрел молока Алексу, потом приготовил его фирменный завтрак и покормил малыша с ложки.

Дети отправились в школу, а я стал прибираться после их ухода. Потом вторично за утро сменил Алексу подгузники и поместил его в свежий нательный комбинезончик с пожарными машинками. Ему понравилось это дополнительное внимание, по-моему, он нашел его прелестным.

– Гляди не слишком-то привыкай к этому, приятель, – предостерег я его.

Я сходил посмотреть, как там Нана, и оказалось, что она все еще отдыхает. Если быть точным, она спала глубоким сном. На всякий случай я пару минут прислушивался к ее дыханию. Вроде бы все в порядке.

Спальня Наны дышала миром и покоем, но в этом умиротворении не было ничего от сахарной старушечьей благостности. В ногах кровати лежал пушистый, очень цветастый коврик, оранжево-пурпурный. Она говорит, что коврик придает легкость ее ногам.

Потом я забрал маленького Алекса наверх, в свою комнату, где собирался сделать кое-какую работу. Позвонил одному приятелю в Пентагон. Его зовут Кевин Кэссиди. Пару лет назад мы вместе работали над делом об убийстве.

Я рассказал ему о ситуации в Форт-Брэгге и о том, как мало времени осталось жить сержанту Куперу. Кевин выслушал, затем призвал меня быть предельно внимательным и осторожным.

– В армии много хороших людей, Алекс. Честных, благонамеренных, достойных всяческого уважения. Просто мы любим сами разгребать свое дерьмо. Посторонние обычно не приветствуются. Ты меня слышишь?

– Эллис Купер не совершал этих убийств. Я убежден в этом почти на сто процентов. Но я отнесусь серьезно к твоему совету. Послушай, Кевин, мы выбиваемся из графика.

– Я провентилирую для вас это дело, – сказал он. – Предоставь это мне, Алекс.

После звонка в Пентагон я позвонил Рону Бернсу, в ФБР. Я рассказал ему о том, как обстоят дела в Форт-Брэгге. С директором Федерального бюро расследований мы сильно сблизились во время неприятностей с Кайлом Крейгом. Бернс уже некоторое время хотел перетащить меня в Бюро, и я всерьез подумывал об этом.

– Ты же знаешь, какими бывают местные копы, – сказал он. – Армейские – и того хуже, когда речь заходит об убийстве.

– Даже если один из своих несправедливо обвинен? Даже если он на пороге казни? Я-то полагал, что они не бросают своих – вот так, на произвол судьбы.

– Если бы они смотрели на это дело твоими глазами, то до суда бы не дошло. Если понадобится, помогу, чем сумею. Дай мне знать. Я не даю пустых обещаний.

– Очень тебе признателен, – сказал я.

Повесив трубку, я отнес маленького Алекса вниз, чтобы дать ему еще молока. Я начинал смутно понимать, сколько трудов и заботы требует дом – каждый день, каждый час. А я ведь еще не занимался уборкой и вообще наведением порядка.

Мне захотелось опять взглянуть, как там Нана.

Я бесшумно отворил дверь в ее комнату. Снова ничего не услышал.

Подошел поближе к кровати.

Тут наконец до слуха донеслось ее дыхание.

Я стоял недвижно, как изваяние, впервые в жизни озабоченный бабушкиным здоровьем.

Она никогда не болела.

Глава 23

В конце концов Нана встала около полудня. Она прошаркала в кухню с толстой книгой в руках – это была новинка под названием «Повесть о рабыне». У меня уже был готов горячий ленч – для нее и для малыша.

Она не пожелала распространяться о том, как себя чувствует, да и есть не особенно хотела: проглотила всего несколько ложек овощного супа. Я попытался было отправить старушку к доктору Родману, но она и слушать не стала. Однако позволила мне приготовить еду на остальную часть дня, поухаживать за детьми и сделать уборку во всем доме, дав мне подробные и исчерпывающие инструкции.

На следующее утро я снова встал раньше Наны. Это было неслыханным делом на протяжении всех лет, что мы прожили под одной крышей.

В ожидании, когда она спустится на кухню, я вглядывался в знакомые предметы. Так сказать, смотрел на привычное новыми глазами.

Над всем нашим кухонным помещением главенствует старинная плита. У нее четыре конфорки, а также широкая поверхность, на которую Нана ставит кушанья остужаться, а продукты – дожидаться своей очереди. Одна к другой примыкают две духовки. На плите всегда стоит большой черный котел на ножках.

Модель холодильника тоже старая, но Нана ни за что не желает с ней расстаться. Холодильник всегда увешан записками и памятками, касающимися нашего совместного бытия: тут и расписания занятий Дэймона в хоре и в баскетбольной секции; и всевозможные планы и графики Дженни; и адресованный мне и Сэмпсону список телефонных номеров, по которым требуется срочно позвонить; и карточка с указанием даты очередного планового обследования маленького Алекса у педиатра; и бумажка в духе дацзыбао, где рукой Наны начертано очередное глубокомысленное изречение: «Никогда не споткнешься, если стоишь на коленях».

– О чем это ты размышляешь? – услышал я вслед за знакомым шарканьем тапочек. Обернувшись, увидел Нану, которая стояла, уперев руки в бока, готовая к бою и к любым превратностям.

– Сам не знаю, – отозвался я. – Может, о призраке вчерашнего завтрака? Как ты себя чувствуешь, старушка? Поболтай со мной. Ты в норме?

Она подмигнула и кивнула своей маленькой головкой.

– Просто прекрасно. А ты как? Ты-то в порядке? Выглядишь усталым. Нелегкая это работа – присматривать за таким домом, а? – сказала она и хихикнула. Ей это так понравилось, что она хихикнула еще раз.

Я подошел к ней, сжал в объятиях и приподнял. Она была такой легкой – наверное, меньше сорока килограммов.

– Поставь меня обратно! – прикрикнула она. – Уймись, Алекс. Я могу сломаться.

– Тогда расскажи мне, что произошло вчера. Ты собираешься навестить доктора Родмана? Разумеется, да.

– Мне, должно быть, просто требовалось чуть больше поспать, только и всего. Это может случиться со всяким. Просто я прислушалась к своему телу. А ты прислушиваешься?

– Да, прислушиваюсь, – ответил я. – Я и сейчас к нему прислушиваюсь, и оно выражает мне серьезное беспокойство насчет тебя. Ты запишешься на прием к доктору Родману, или мне самому тебя записать?

– Опусти меня на пол, Алекс. Я уже договорилась с доктором на эту неделю. Плановый визит, ничего особенного. Ну, а теперь к делу. Какую ты хочешь яичницу сегодня на завтрак?

Как будто для того, чтобы показать мне, как прекрасно она себя чувствует, Нана сказала, что нам с Сэмпсоном следует снова съездить в Форт-Брэгг и закончить тамошние дела. Она настаивала на этом. Мне действительно надо было съездить в Форт-Брэгг еще раз, но я собирался сделать это лишь не раньше, чем приедет тетушка Тия и останется с Наной и детьми. Только убедившись, что все под контролем, я отправился в Северную Каролину.

По дороге я рассказал Сэмпсону, что случилось с Наной, а также подробнейшим образом пересказал свои домашние хлопоты в тот день.

– Что ж, Алекс, ей восемьдесят два года, – ответил он, а потом прибавил: – Ей, вероятно, осталось быть с нами всего каких-нибудь лет двадцать.

Мы оба рассмеялись, но я видел, что Джон тоже обеспокоен. По его же собственному признанию, Нана была ему как мать.

Когда мы приехали наконец в Файетвилл, было почти пять часов вечера. Нам необходимо было найти ту звонившую женщину и расспросить насчет алиби, которое, возможно, могло бы спасти сержанта Купера.

Глава 24

Мы ехали, направляясь к жилому комплексу на бульваре Брэгг, находившемуся менее чем в полумиле от Форт-Брэгга. Над головой все так же летали реактивные самолеты, а вдали, на полигоне, продолжала бить артиллерия. Почти все обитатели работают на базе и живут в этом микрорайоне, где им предоставляется компенсация расходов на жилье. Скидка зависит от уровня жалованья, размера и качества жилья, особенно разительно возрастая вместе с чином и званием домовладельца. Большинство жилищ, которые мы видели, были маленькими, провинциального вида, домиками. Некоторые, судя по виду, требовали серьезного ремонта. Я где-то читал, что более 60 процентов современных военнослужащих женаты и имеют детей. Похоже, что статистика на сей раз оказалась права.

Мы с Сэмпсоном подошли к одному из кирпичных домиков, и я постучал в обитую алюминием, погнутую и обшарпанную дверь. На пороге возникла женщина в черном шелковом кимоно. Она была крупного сложения, довольно привлекательная. Я уже знал, что ее зовут Тори Сандерс.

Из-за спины у нее выглядывали четыре любопытные мордочки.

– В чем дело? – спросила она. – Мы заняты. В зоопарке час кормежки.

– Я детектив Кросс, а это детектив Сэмпсон, – объяснил я. – Капитан Джейкобз сказал нам, что вы знакомая Эллиса Купера.

Она никак не отреагировала. Даже глазом не моргнула.

– Миссис Сандерс, вы звонили мне в отель два дня назад. Я прикинул, что ваш дом должен находиться в радиусе, доступном для пешей ходьбы от базы, коль скоро сержант Купер остановился здесь в ночь убийства. Я кое-что проверил. Выяснил, что именно здесь он был в ту ночь. Можно нам войти? Вы же не хотите, чтобы мы стояли здесь, на глазах у всей округи.

Тори Сандерс наконец решилась. Она привела нас в маленькое жилое пространство, служившее столовой. Потом выставила детей.

– Я не понимаю, зачем вы здесь и о чем толкуете, – сказала она. Руки ее были крепко стиснуты на груди. На вид ей было лет около сорока.

– У нас есть и другие варианты, миссис Сандерс, – вмешался Джон. – Я расскажу вам какие. Мы можем выйти на улицу и расспросить о вас и сержанте Купере у соседей. Можем также привлечь криминальную полицию. Или же вам предоставляется возможность ответить на наши вопросы здесь, конфиденциально, в домашней обстановке. Вы ведь знаете, что Купера собираются казнить через несколько дней?

– Будьте вы прокляты. Оба! – внезапно воскликнула она, повышая голос. – Вы все не так поняли. Как всегда, полиция все понимает превратно!

– Почему бы вам не просветить нас в таком случае? – сказал Сэмпсон, смягчая тон. – Мы здесь затем, чтобы слушать. Вот как обстоят дела, миссис Сандерс.

– Вы хотите, чтобы вас просветили? Вы правда этого хотите? Ладно, пусть будет по-вашему. Да, я действительно звонила вам, детектив Кросс. Это была я.

– Ну, а теперь то, о чем я не сказала по телефону. Я не обманывала своего мужа с сержантом Купером. Это муж попросил меня позвонить. Он друг Эллиса. Так получилось, что он не верит в виновность этого человека. И я не верю. Но у нас нет доказательств, нет свидетельств, подтверждающих, что он не совершал тех убийств. Эллис действительно был здесь в тот вечер. Но это было еще до того, как он напился пьяным, и приходил он повидаться с мужем, а не со мной.

Я внимательно выслушал то, что она говорила. Я ей поверил. Было бы трудно не поверить.

– А сержант Купер знал, что вы собираетесь мне звонить? – спросил я.

Она пожала плечами:

– Понятия не имею. Вам придется спросить об этом сержанта Купера. Мы просто старались сделать что в наших силах. И вам следует поступить так же. Человек приговорен к смерти, а он так же невиновен, как вы или я. Он невиновен. А теперь позвольте мне накормить моих малышей.

Глава 25

Мы не продвинулись ни на йоту, и это было чертовски огорчительно для нас обоих, но особенно – для Сэмпсона. Часы, отсчитывающие время жизни Эллиса Купера, тикали так громко, что я почти непрерывно слышал их неумолимый ход.

Примерно в девять вечера мы с Джоном обедали в популярном местном питейном заведении под названием «Паб неудачников», в торговом центре Стриклэнд-Бридж. Предположительно туда захаживало много отставных офицеров из Форт-Брэгга. Мы все еще рыскали в поисках любой информации, какую могли добыть.

– Чем больше нам известно, тем, похоже, меньше толку, – покачал головой Сэмпсон и отхлебнул пива. – Здесь, в Брэгге, явно что-то не так. И я знаю, что ты сейчас скажешь, Алекс. Что, быть может, очаг неблагополучия заключается в самом Купере. Особенно если это он настропалил Сандерсов позвонить тебе.

Рассеянно теребя кружку, я обвел глазами паб. Большую часть помещения занимал бар, битком набитый и шумный, дым висел коромыслом. В музыке перемежались стили кантри и соул.

– Это не доказывает, что он виновен. Трудно винить Купера за то, что он пытается сделать то, что в его силах, – произнес я наконец. – Он ведь в камере смертников.

– Он не глуп, Алекс. Он способен поднять волну, чтобы привлечь наше внимание. Или чье-нибудь еще.

– Но он не способен на убийство?

Сэмпсон уперся в меня взглядом. Я почувствовал, что он начинает заводиться.

– Нет, он не убийца. Я знаю его, Алекс. Так же, как знаю тебя.

– Купер убивал людей в бою? – спросил я.

Сэмпсон досадливо потряс головой.

– То была война. Многие наши тоже погибли. Ты же знаешь, что это такое. Тебе тоже приходилось убивать людей, – сказал он. – Но это же не сделало тебя убийцей, как ты считаешь?

– Сам не знаю. А ты что думаешь?

Я невольно услышал разговор, который вели между собой мужчина и женщина, сидевшие в баре по соседству с нами:

– Бедную Ванессу полиция нашла в лесу возле дороги I-95. Пропала всего два дня назад. Теперь она мертва. Какие-то уроды ее прикончили. Небось какое-нибудь армейское отребье, – говорила женщина. У нее был сильный южный акцент, голос звучал гневно и вместе с тем испуганно.

Я повернул голову и увидел рыжеволосую, с лихорадочным румянцем, девицу в ярко-синем топе, с тесемкой вокруг шеи и белых слаксах.

– Простите, я невольно подслушал. Что произошло? – спросил я. – Кого-то убили за городом?

– Девушку, которая иногда сюда заходила, Ванессу. Кто-то ее застрелил, – закивала головой рыжая. Ее собеседник, одетый в черную шелковую рубашку и ковбойскую шляпу, походил на прогоревшего исполнителя кантри и ковбойских песен. Ему не понравилось, что женщина беседует со мной.

– Меня зовут Кросс. Я детектив из Вашингтона, специализирующийся на расследовании убийств. Мы с коллегой работаем здесь над одним случаем.

Голова женщины дернулась назад.

– Я не разговариваю с копами, – бросила она и отвернулась. – Занимайтесь своим делом.

Я посмотрел на Сэмпсона, потом сказал вполголоса:

– Если это тот же самый киллер, он не слишком-то осторожен.

– Или те же самые трое киллеров, – добавил он.

Кто-то сильно ткнул меня локтем в спину. Я стремительно обернулся и увидел крупного, мускулистого, светловолосого человека в клетчатой спортивной рубашке и брюках цвета хаки. Он был коротко оболванен. Явно из военных.

– Самое время вам двоим бросить ваши игры к чертям собачьим, – объявил он. За спиной у него стояли еще двое. Всего, значит, трое. Они были в гражданском, но всем обликом определенно смахивали на армейских. – Хорош гнать волну. Ты меня понял?

– Мы разговариваем. Больше нас не перебивайте, – в тон ему ответил Сэмпсон. – Ты меня понял?

– У тебя что, руки чешутся? Думаешь, ты такой крутой парень? – произнес тот, что стоял впереди.

Сэмпсон расплылся в неторопливой ухмылке, которую мне уже случалось видеть у него прежде.

– Угу, думаю. И он тоже крутой парень.

Мускулистый блондин попытался столкнуть его с табурета. Джон не стронулся с места. Один из дружков блондина двинулся на меня. Я быстро переменил положение, он замахнулся и промазал. Я сильно ударил его в живот, и он упал на четвереньки. В следующий момент уже все трое ринулись на нас.

– Ваш дерьмовый друг – убийца, – заорал светловолосый. – Он убил женщин!

Сэмпсон ударил его в подбородок, и он припал на колено. К сожалению, когда их били, эти парни не оставались в долгу. Еще один здоровяк присоединился к ним, и соотношение сил стало четверо против двоих.

Внезапно, перекрывая шум драки, раздался пронзительный свист. Стремительно обернувшись к двери, я увидел, что прибыла военная полиция. А с ней – пара исполненных рвения подручных из полиции Файетвилла. У всех были наготове полицейские дубинки. Я совершенно не понимал, как они ухитрились добраться так быстро.

Они налетели и арестовали всех, кто участвовал в драке, включая нас с Сэмпсоном. Их не интересовало, кто прав, кто виноват. Со склоненными головами и в наручниках, нас провели под конвоем к полицейской машине и грубо втолкнули в нее.

– Все в жизни когда-то бывает впервые, – изрек Сэмпсон.

Глава 26

Вся эта заморочка была нам совершенно ни к чему – особенно сейчас. В маленьком синем фургончике, рассчитанном на десятерых, нас доставили в Камберлендскую окружную тюрьму. Очевидно, в тюрьме Файетвилла имелась всего лишь пара камер. Не было проявлено ни малейшей профессиональной корректности в отношении нас как прибывших из Вашингтона детективов, работавших над делом сержанта Купера.

На случай если вам захочется найти в данной окружной тюрьме контору, где регистрируют задержанных, то сообщаю, что она помещается в полуподвале. На то, чтобы оформить бумажки, снять наши отпечатки пальцев и сделать фотоснимки, местным полицейским потребовалось примерно полчаса. Нас отправили в холодный душ, затем облачили в «рыжие отрепья» – так остроумно охарактеризовали тюремщики оранжевый комбинезон с тапочками, в которые заставляли облачаться узников.

Я спросил, что случилось с теми четырьмя солдатами, которые напали на нас в баре, и получил ответ, что это не мое собачье дело и что те уже переправлены в тюрягу в Брэгге.

Нас с Сэмпсоном поместили в блок для мелких правонарушителей, в общую камеру, также в полуподвале. Камера эта первоначально была рассчитана, вероятно, не более чем на дюжину арестованных, но в ту ночь там набилось человек двадцать. Среди них не было ни одного белого, и мне стало интересно, есть ли в окружной тюрьме другие камеры и поделены ли и там узники по расовому признаку.

Некоторые из сидельцев, похоже, были знакомы друг с другом, очевидно, по предыдущим ночным отсидкам. В целом это была довольно-таки цивилизованная и вежливая публика. Никто из них не собирался задевать ни меня, ни Сэмпсона. Дважды в час милю камеры с проверкой проходил охранник. Я знал эту систему. В течение остальных пятидесяти восьми минут заключенные бывают предоставлены сами себе.

– Сигарету? – спросил парень справа от меня. Он сидел на полу, привалившись спиной к изрытой выбоинами бетонной стене.

– Не курю, – отозвался я.

– Вы ведь детектив, верно? – спросил он, помолчав пару минут.

Я кивнул и смотрел на него более пристально. Не думаю, чтобы я встречал его раньше, но, с другой стороны, это ведь маленький город. Мы достаточно здесь покрутились и помозолили глаза. К тому времени уже куча людей в Файетвилле знала, кто мы такие.

– Странная чертовня происходит, – снова заговорил этот человек. Он вытащил пачку «Кэмела». Оскалил зубы в ухмылке. Выбил одну сигарету. – Я про нынешнюю армию, дружище. «Наша доблестная армия». Что за дерьмо творится?

– Ты военный? – спросил я. – Я так понял, что вас, ребята, отвозят в армейскую тюрьму в Форт-Брэгге.

Он презрительно усмехнулся:

– Чувак, в Брэгге нет никакой армейской тюрьмы. Скажу тебе еще кое-что. Я был здесь, когда привезли сержанта Купера. Он тогда был совсем бешеный, явно крышу сорвало. Они сняли у него отпечатки здесь, внизу, потом потащили наверх. Этот психопат точно кого-то прирезал в ту ночь.

Я молчал и просто слушал. Я пытался уразуметь, что представляет собой этот человек и почему он завел со мной разговор об Эллисе Купере.

– Хочу сказать тебе еще кое-что, для твоего же блага. У нас тут каждая собака знает, что это он прикончил тех женщин. Это был тот еще извращенец.

Мужчина выпустил густые кольца дыма, потом, рывком оттолкнувшись от пола, зашмыгал прочь. «Что, черт подери, происходит? – спрашивал я себя. – Надо ли понимать, что кто-то нарочно подстроил драку в баре? И всю последующую бодягу сегодня ночью? Кто этот парень, который подсел ко мне поговорить? Дать мне совет „для моего же блага“?»

Немного погодя вошел охранник и увел его. Уходя, он кинул взгляд в мою сторону. Потом нам с Сэмпсоном пришлось провести ночь в переполненной вонючей камере. Спали мы по очереди.

Утром я услышал, как кто-то выкрикивает наши имена.

– Кросс, Сэмпсон! – Один из сторожей открыл дверь камеры. Рукой он пытался разогнать пахнувшую на него вонь. – Кросс, Сэмпсон!

Мы с Джоном не без труда оторвали от пола задеревеневшие тела.

– Здесь. На том же месте, где вы нас оставили вечером, – откликнулся я.

Мы проследовали за ним наверх, в приемную, где нас поджидал первый за этот день сюрприз. Там сидел капитан Джейкобз из армейской уголовки.

– Как спалось? – спросил он.

– Это была подстава, – ответил я. – Драка, арест. Вы знали об этом заранее?

– Вы свободны, – сказал он вместо ответа. – Советую вам уезжать. Забирайте ваши манатки и отправляйтесь домой, детективы. Окажете себе большую услугу, если поступите так, пока еще есть возможность. Вы даром теряете время на посылках у покойника.

Глава 27

Неприятные сюрпризы и огорчения продолжали преследовать меня и по возвращении в Вашингтон. Если хотите, они даже усугубились. В моем кабинете меня ожидало электронное сообщение. Письмо от человека, подписавшегося «Пехотинец». Все в этом послании рождало у меня тревогу и недоумение.

Письмо было следующего содержания:

"Детективу Алексу Кроссу.

Информация по интересующей вас проблеме в целом. В настоящее время Пентагон предпринимает шаги с целью хотя бы частично снизить уровень потерь в армии в мирное время, составляющий более тысячи смертей в год. Эти потери происходят в результате дорожных аварий, самоубийств, убийств и смертных казней. За каждый из трех последних лет по меньшей мере восемьдесят армейских офицеров становились жертвами преднамеренных убийств.

Специфическая информация для вашего особого размышления, детектив. Армейский летчик по имени Томас Хофф, дислоцированный на военной базе Форт-Драм, близ Уотертауна, штат Нью-Йорк, был осужден за лишение жизни гомосексуалиста из числа военнослужащих рядового состава базы. Осужденный отрицал свою вину вплоть до самой казни. В его защиту можно сказать, что Хофф не был фактически размещен в Форт-Драме в момент убийства и появился там лишь три месяца спустя после того, как оно совершилось. Однако перед тем, как убийство произошло, он навестил на базе своего друга. Его следы были найдены повсюду на месте преступления.

Послужной список Хоффа до обвинения был безупречен. До предполагаемого совершения убийства он был, что называется, «образцовым военнослужащим».

Еще один судебный случай, предлагаемый вашему вниманию, детектив. Армейский парикмахер, известный среди друзей под кличкой Бабник, был обвинен в убийстве трех проституток за пределами базы Форт-Кэмпбелл, в Кентукки. До этого Санто Мариначчи не имел судимостей. Его беременная жена засвидетельствовала, что в ночь убийства он был дома, вместе с ней. Мариначчи был осужден в результате анализа отпечатков пальцев и анализа ДНК следов, оставленных на месте преступления. А также потому, что в его гараже было обнаружено орудие убийства – спасательный нож. Мариначчи клялся, что нож был туда подброшен. «Ради всего святого, он цирюльник!» – кричала его жена во время казни. Сам Санто Мариначчи вплоть до момента смерти уверял, что невиновен и что его подставили.

Пехотинец".

Я снова перечел послание Пехотинца, потом позвонил Сэмпсону домой и прочел ему письмо. Он тоже не знал, что с ним делать. Он сказал, что после разговора со мной сразу же свяжется с Эллисом Купером. Мы оба спрашивали себя, не сам ли Купер скрывается за этим странным посланием.

Весь день я не мог выкинуть из головы тревожное письмо. Мне была передана информация, которую кто-то считал важной. Никаких выводов там не делалось. Пехотинец предоставлял это мне. Что я, по его мнению, должен сделать с информацией об убийствах в Форт-Драме и Форт-Кэмпбелле? С информацией о возможной подтасовке фактов?

Вечером я устроил себе небольшой перерыв. Пошел посмотреть, как баскетбольная команда Дэймона проводит в Сент-Энтониз игру в своей лиге. Дэймон принес своей команде шестнадцать очков и так ловко забивал мячи в качестве крайнего нападающего – не хуже какого-нибудь старшеклассника. Думаю, он знал это, но хотел услышать мое мнение о своей игре.

– Ты действительно здорово отыграл, Дэймон, – сказал я ему. – Набирал очки, но не забывал и о других игроках команды. Превзошел одиннадцатого номера по всем статьям.

Дэймон, не удержавшись, просиял. Я определенно угодил ему своим ответом. Сказал именно то, чего он от меня ожидал.

– Угу, он классный бомбардир в лиге. Но не сегодня.

После того как мы поговорили, Дэймон сорвался и ушел с товарищами по команде: Рамоном, Эрвином, Кенионом. Это было нечто новое, но я знал, что лучше начинать к этому привыкать.

Придя домой, я опять не мог выбросить из головы Эллиса Купера и электронное послание, касающееся случаев насильственной смерти среди армейского личного состава. По словам Сэмпсона, Купер божился, что не имеет к письму никакого отношения. Тогда кто? Кто-то из Форт-Брэгга? Один из друзей Купера?

В ту ночь, лежа в постели, я не мог отвлечься от мыслей о проклятой записке.

Возможно, были казнены невинные люди.

Сержант Купер уже не первый.

Такое случалось и прежде.

Кто же такой, черт подери, этот Пехотинец?

Глава 28

Мне было необходимо повидаться с кем-нибудь из Армейского уголовного апелляционного суда, и ФБР помогло мне добиться встречи с нужным человеком.

Суд и его административные офисы помещались в скучном, промышленного вида здании в Арлингтоне. Однако внутри атмосфера была гораздо приятнее – эдакая исполненная сдержанного благородства корпоративная канцелярия. Если не считать военной формы, которую носили здесь большинство мужчин и женщин, то привкус армейской жизни не слишком бросался в глаза.

Мы с Сэмпсоном отправились туда на встречу с генерал-лейтенантом Шелли Борислоу. Референт генерала встретил нас и повел в ее кабинет. Мы долго шли через множество длинных коридоров, типичных для правительственных зданий в Вашингтоне.

Когда мы наконец добрались, генерал Борислоу уже ждала нас. Она стояла, прямая, как столб, с отличной выправкой, в прекрасной физической форме. Интересная женщина, годами, вероятно, ближе к пятидесяти.

– Спасибо, что согласились встретиться с нами, – сказал Сэмпсон, пожимая генералу Борислоу руку. Я понял, что он хочет взять на себя инициативу во время этой встречи, справедливо полагая, вероятно, что имеет больше опыта общения с армейскими, но, возможно, и потому, что часы, отпущенные Эллису Куперу, были сочтены.

– Я прочла расшифровку стенограммы судебного процесса, – сказала генерал Борислоу, когда мы расселись вокруг кофейного столика со стеклянной столешницей. – Я также просмотрела записи Отдела уголовных расследований, предоставленные капитаном Джейкобзом. А кроме того, ознакомилась с личным делом сержанта Купера. Итак, чем могу быть вам полезна, джентльмены?

Мне было приятно, что именно генерал придала вопросу гендерный оттенок.

– У меня есть несколько вопросов. С вашего разрешения, генерал? – сказал Сэмпсон. Он чуть подался вперед, положив локти на колени. Глаза его твердо смотрели в глаза генералу Борислоу, которая, в свою очередь, тоже внимательно смотрела на Сэмпсона.

– Задавайте любые вопросы, какие пожелаете. До десяти часов у меня не назначено других встреч. Таким образом, у нас с вами двадцать минут, но мы можем продлить это время, если потребуется. Армии нечего скрывать в этом деле. Это я могу сказать вам твердо.

Взгляд Сэмпсона был все так же прикован к глазам Борислоу.

– Мы с детективом Кроссом работали над несколькими сотнями дел об убийстве, генерал. Кое-что в этом судебном деле сильно нас беспокоит.

– Что конкретно?

Сэмпсон помолчал, потом продолжал:

– Прежде чем приступить к тому, что нас беспокоит, позвольте спросить, не насторожило ли вас что-либо, связанное с судом или расследованием?

Генерал Шелли Борислоу по-прежнему держалась с полным самообладанием.

– По правде сказать, несколько вещей. Полагаю, можно было бы истолковать как неправдоподобно удачное обстоятельство тот факт, что сержант Купер отказался расстаться с орудием убийства. С другой стороны, то был ценный сувенир, память о годах, проведенных во Вьетнаме. Да и память о самих убийствах.

– Вам известно, что квартира сержанта Купера была взломана за день или два до убийства? Мы видели следы взлома, и Купер это подтвердил. Нож могли взять именно тогда, – сказал Сэмпсон.

Борислоу кивнула:

– Бесспорно, это возможно, детектив. Но не является ли также возможным, что сержант сам инсценировал взлом своей квартиры? Именно к такому выводу пришел криминальный отдел.

– Мальчик, проживающий по соседству, видел троих мужчин во дворе дома Тани Джексон примерно в то время, когда было совершено убийство.

– Это правда. Мальчик видел во дворе мужчин. Но он также мог видеть и тени от деревьев. Ночь была темная и ветреная. Мальчику десять лет. Он дал офицерам полиции противоречивые показания относительно той ночи. Я уже сказала, детектив, что досконально изучила материалы дела.

– На месте убийства были найдены следы крови, которая не соответствует крови убитых женщин или сержанта Купера.

Манера поведения генерала Борислоу не изменилась.

– Судья, ведший процесс, сделал звонок с просьбой не привлекать это обстоятельство в качестве улики. Будь я судьей, я бы позволила жюри присяжных услышать о крови. Если это и могло повлиять на вердикт, теперь мы об этом не узнаем.

– Послужной список сержанта Купера до убийств был почти идеальным, – сказал Сэмпсон.

– Он имел превосходный послужной список. Армии это хорошо известно. Это один из факторов, которые придают делу особый трагизм.

Сэмпсон вздохнул. Он почувствовал, что его усилия ни к чему не привели. Я ощущал то же самое.

– Генерал, еще один вопрос, и мы уходим. Мы даже не истратим полностью отведенное нам время.

Борислоу и глазом не моргнула.

– Задавайте.

– Меня озадачивает, что армия не предприняла никаких реальных усилий, чтобы выступить в защиту сержанта Купера. Ни до, ни во время суда. Совершенно очевидно, что армия не намерена попытаться помочь ему и сейчас. Почему?

Генерал Борислоу кивнула, выслушав этот вопрос, и поджала губы, прежде чем на него ответить.

– Детектив Сэмпсон, мы принимаем во внимание тот факт, что Эллис Купер – ваш друг и что вы остались ему верны. Более того, мы восхищаемся этим. Но на ваш вопрос ответить легко. Вся армия, сверху донизу, убеждена в том, что сержант Купер повинен в этих ужасных и хладнокровных убийствах. Мы не намерены помогать убийце уйти от наказания. Боюсь, что я тоже считаю сержанта Купера виновным. Я не стану поддерживать апелляцию. Прошу простить, что у меня нет для вас лучших известий.

После аудиенции референт генерала Борислоу проэскортировал нас с Сэмпсоном обратно, к главной приемной, через лабиринт коридоров. Во время этого долгого шествия оба мы хранили молчание.

Когда мы наконец выбрались на свет божий, Джон повернулся ко мне:

– Что ты об этом думаешь?

– Я думаю, армия что-то скрывает, – ответил я. – И у нас не так много времени, чтобы выяснить, что именно.

Глава 29

На следующее утро Томас Старки получил наглядное представление о том, как далеко зашло для него дело. Проясняющий эпизод произошел менее чем в двух милях от его дома, в Северной Каролине.

Он припарковался в переулке, чтобы купить газеты «Ю-Эс-Эй тудей» и «Роки-Маунт телегрэмм», а также забежать в крупный, в нью-йоркском стиле, магазин деликатесов за рогаликами с изюмом и корицей. В то утро шел сильный дождь, и он с газетами и теплыми рогаликами встал под навесом, ожидая, пока ливень кончится.

Когда дождь немного стих. Старки принялся через глубокие лужи пробираться к своему «субурбану». В это время внимание его привлекла молодая парочка. Мужчина и женщина шлепали по воде через парковку прямо к нему. Они только что вылезли из старенького синего пикапа, оставив фары включенными.

– Эй, послушайте. Вы забыли выключить фары, – крикнул он им, когда те подошли ближе. Женщина оглянулась посмотреть. Мужчина даже не почесался.

Вместо этого он заговорил, и стало ясно, что у него плохо с речью.

– М-мы из Сэ-н Кросс... н-н-правляемся в Ло-онс. З-за-абыл бу-умажник в б-брюках...

Женщина, вмешавшись, перебила его.

– Ужасно неловко, что приходится вас беспокоить. Мы из Сэнди-Кросса, едем в Лоренс, – промолвила она. – Так неудобно... Брат оставил бумажник в других брюках... У нас нет денег даже на бензин, чтобы вернуться обратно.

– Н-не могли бы н-нам п-помочь? – шипя и плюясь слюной, добавил мужчина.

Старки немедленно смекнул, что к чему. Они не погасили чертовы фары у своего фургона, чтобы он первый к ним обратился. Заикание и шепелявость парня были притворными, и именно это вывело Старки из себя. Его сын Хэнк страдал аутизмом. А тут эти двое подонков корежат из себя увечных ради дешевого мухляжа, чтобы выцыганить денег!

В мгновение ока Старки выхватил пистолет. Он и сам не мог бы сказать, что произойдет в следующий момент. Он знал только одно – что взбешен до чертиков. Мать честная, все внутри у него прямо кипело!

– На колени, оба! – рявкнул он, наставив пистолет прямо в небритую, убогую рожу мужика. – А теперь проси прощения, да говори нормально, а не то вышибу тебе мозги прямо на этой долбаной стоянке!

И он ткнул упавшего на колени мужчину в лоб стволом.

– Господи Боже, я извиняюсь. Мы оба извиняемся, мистер. Нам просто нужно было несколько баксов. Не стреляйте! Пожалуйста, не убивайте нас! Мы добрые христиане.

– Так стоять! – приказал Старки. – И чтобы больше я никогда вас здесь не видел. Ясно? Никогда!

Он засунул пушку обратно в карман пиджака и тяжелым шагом затопал к машине. Подойдя к «субурбану», он возблагодарил Бога за то, что его дочь-подросток слушала в этот момент рок-музыку и не видела того, что произошло на автостоянке. Мелани, как обычно, пребывала в своем собственном мире.

– Сматываемся домой, – сказал Старки, с яростным треском хлопаясь на переднее сиденье. – И еще, Мел: не могла бы ты врубить погромче эту чертову музыку?

Только тут дочь подняла глаза и заметила стоящую на коленях парочку.

– А что это с теми двумя? – спросила она. – Они как будто стоят на коленях под дождем.

Старки наконец выдавил тусклую улыбку.

– Видимо, они только что спаслись от смерти и теперь благодарят Создателя, – ответил он.

Глава 30

Холодным днем в начале октября мы с Сэмпсоном вновь совершили шестичасовую поездку в Роли, где находилась Центральная тюрьма. В пути мы говорили очень мало. Время, отведенное Эллису Куперу, истекло.

Двумя днями раньше министерство исправительных учреждений официально уведомило Купера о дате казни. Потом его перевели в тюремный отсек, где приговоренных содержат последние несколько дней. События развивались своим, раз навсегда заведенным и неумолимым чередом.

Отдел тюрем уполномочил нас с Сэмпсоном навестить сержанта Купера перед казнью. Когда мы прибыли в Центральную тюрьму, на парковке у ворот собралось с дюжину протестующих, большинство из которых составляли женщины. Они распевали нежные и печальные народные песни, возвращавшие вас в эпоху шестидесятых или даже раньше. У троих-четверых демонстрантов в руках были плакаты, осуждающие смертную казнь.

Мы поспешили внутрь, но и там, за толстыми каменными стенами, были слышны эти скорбные гимны.

Четыре камеры отсека смертников в Централе вытянулись в цепочку и выходили в одну общую комнату, оснащенную душем и телевизором. На тот момент Эллис Купер был единственным узником в отсеке. Двое офицеров исправительного ведомства несли охранную службу у двери его камеры двадцать четыре часа в сутки. С нами, прибывшими навестить заключенного, они держались вежливо и уважительно.

При нашем появлении Эллис Купер поднял голову. Казалось, он был рад нас видеть. Он улыбнулся и приветственно поднял руку.

– Здравствуй, Эллис, – негромко сказал Сэмпсон, когда мы придвинули к себе стулья. – Вот мы и снова тут. Хоть и с пустыми руками.

Купер сел на маленький табурет по ту сторону барьера. Ножки табурета были привинчены к полу. Сама камера была безукоризненно чистой, с минимальным количеством мебели. Тут были кровать, раковина, унитаз и вделанный в стену письменный стол. Обстановка была угнетающая и порождающая отчаяние.

– Спасибо, что пришли, Джон, Алекс. Спасибо за все, что вы для меня сделали.

– Пытались сделать, – сказал Сэмпсон. – Пытались и потерпели провал. Все усилия пошли прахом.

Купер покачал головой.

– Просто так уж на сей раз легли карты. Вся колода была стасована против нас. Вы не виноваты. Да и никто не виноват, – пробормотал он. – Все равно приятно вас видеть. Я молился, чтобы вы пришли. Да, теперь я молюсь.

Мы с Сэмпсоном знали, что и по сей день продолжаются энергичные усилия, в рамках закона, с целью предотвратить казнь, но какой смысл был сейчас о них говорить? Никакого. Разве что Купер сам затронет эту тему, но он не затрагивал. Мне он показался странно умиротворенным – в таком расслабленном, смягченном состоянии я его еще никогда не видел. Его черные, с проседью, волосы были коротко подстрижены, а тюремная спецовка – опрятной и свежевыглаженной.

Он снова улыбнулся:

– Видите, тут прямо уютная гостиница. Отель класса «люкс». Четыре звезды, пять бриллиантов – что там обозначает высший класс. Эти два джентльмена за мной хорошо приглядывают. Лучшего обхождения мне не найти, при данных обстоятельствах. Они считают меня виновным в трех убийствах, но все равно милы и обходительны. – Потом Купер подался вперед, наклонившись к стальным брусьям перегородки и придвинувшись к Сэмпсону как можно ближе. – Мне нужно сказать тебе кое-что очень важное, Джон. Я знаю, ты сделал все, что мог, и, надеюсь, ты тоже это знаешь. Но, как я уже сказал, колода была стасована против меня. Не знаю, кто хотел моей смерти, но кто-то определенно хотел. – Он посмотрел на Сэмпсона в упор. – Джон, у меня нет ни малейшей причины тебе лгать. Уж точно не сейчас, не на пороге смерти. Я не убивал тех женщин.

Глава 31

Двадцатью четырьмя часами ранее мы с Сэмпсоном подписали документ, удостоверяющий наше согласие подвергнуться обыску перед тем, как войти в комнату исполнения приговора. Был час ночи, шестнадцать мужчин и трех женщин провели в маленькую комнату для наблюдателей, внутри тюрьмы. Одним из мужчин был генерал Стивен Боуэн из Брэгга. Он сдержал свое обещание явиться на казнь. Единственный представитель Вооруженных сил Соединенных Штатов.

В двадцать минут второго черные шторы, скрывающие камеру приведения приговора в исполнение, раздвинулись для свидетелей. Я не хотел там находиться; мне вовсе не требовалось увидеть еще одну смертную казнь, чтобы понять, как я отношусь к ним вообще. По приказу тюремного надзирателя человек, которому предстояло произвести смертельную инъекцию, приблизился к Куперу. Я услышал, как стоящий рядом со мной Сэмпсон судорожно втянул в себя воздух. Я даже и представить себе не мог, каково это ему – видеть, как его друг погибает таким вот образом.

Кажется, это движение палача вывело Купера из оцепенения.

Он в первый раз за все время повернул голову и посмотрел в сторону комнаты для наблюдателей. Надзиратель спросил, не желает ли он сделать заявление.

Купер глазами отыскал нас и впился взглядом. Этот безмолвный контакт, глаза в глаза, был невероятно мощным – последнее «прости» человека на краю глубочайшей бездны.

Потом Эллис Купер заговорил. Его голос, поначалу слабый и дрожащий, постепенно набирал силу.

– Я не убивал Таню Джексон, Барбару Грин или Морин Бруно. Я бы признался, если бы это было так, и принял этот смертельный укол, как подобает человеку, которым меня воспитали. Я не убивал тех трех женщин близ базы Форт-Брэгг. Это сделал кто-то другой. Благослови вас всех Господь. Спасибо вам, Джон и Алекс. Я прощаю армии Соединенных Штатов, которая была мне хорошим отцом.

И Эллис Купер вскинул голову. Гордо и мужественно. Как солдат на параде.

Палач шагнул вперед. Он ввел приговоренному дозу павулона, препарата, полностью расслабляющего мышцы, который должен был парализовать дыхание Купера.

Вскоре сердце, легкие и мозг Эллиса Купера перестали функционировать.

В час и тридцать одну минуту пополуночи тюремный надзиратель Центральной тюрьмы объявил сержанта Купера мертвым.

Когда все было кончено, Сэмпсон повернулся ко мне.

– Мы только что стали свидетелями убийства, – произнес он. – Кто-то убил Эллиса Купера, и преступник ускользнул от возмездия.

Часть вторая

Джамилла

Глава 32

Я стоял в Национальном аэропорту Рейгана, у выхода № 74, встречая ранний рейс. Едва оказавшись в аэропорту, я просто места себе не находил. Нервничал, был сам не свой. Бесспорно, я волновался, но волнение это было приятное – чувство радостного предвкушения. Я встречал Джамиллу Хьюз, которая прилетала меня повидать.

В пятницу, около четырех часов дня, аэропорт был битком набит. Его наводняли толпы усталых, взвинченных людей: одни за компьютером заканчивали недельную работу, другие уже расслаблялись после рабочего дня, сидя в баре или читая журналы и популярные романы – от Джонатана Францена до Норы Роберте и Стивена Кинга. Я присел было, потом опять вскочил. В конце концов, я принялся вышагивать мимо огромных, во всю стену, окон, наблюдая, как большой американский реактивный лайнер медленно подруливает к терминалу. Вот он, долгожданный момент. Готов ли я к нему? А она?

Я увидел Джамиллу, шедшую со второй волной пассажиров. На ней были джинсы, блузка розовато-лилового цвета, черная кожаная куртка автомобилиста, которая запомнилась мне по нашим совместным полицейским слежкам в Новом Орлеане. Мы с ней тогда здорово сдружились во время расследования одного замысловатого убийства. Это расследование началось в ее родном Сан-Франциско, затем перекинулось южнее, прошло через весь Юг, включая Новый Орлеан, и закончилось опять на Западном побережье.

С тех пор мы все время говорили о том, чтобы увидеться снова, и вот сейчас это должно было свершиться. Со стороны нас обоих это был довольно-таки смелый шаг, и очень хотелось, чтобы он не оказался бессмысленным. Сам я так не думал и надеялся, что Джамилла чувствует то же самое.

Господи, я просто не мог устоять на месте: прямо-таки весь издергался, пока смотрел, как она идет мне навстречу. Надо признать, выглядела она потрясающе. Чудесная, широкая улыбка. Что же я так разволновался?

– Где же густые белые облака, которым полагается окутывать город при посадке? Господи, мне было видно абсолютно все: Белый дом, Мемориал Линкольна, Потомак, – улыбаясь, произнесла Джамилла.

Я наклонился и поцеловал ее.

– Не над каждым городом такие клубы тумана, как над Сан-Франциско. Тебе надо больше путешествовать. Как прошел полет?

– Выжата как лимон, – ответила Джамилла и опять ослепительно улыбнулась. – В последнее время я не очень-то люблю летать, но рада, что я здесь. Правда, очень рада, Алекс. Ты нервничаешь почти так же сильно, как я. А ведь у нас никогда не было проблем в общении, когда мы работали вместе. Все будет хорошо, вот увидишь. Просто отлично. Так что расслабься, чтобы и я могла успокоиться. Идет?

Она сжала меня обеими руками, притянула к себе и поцеловала в губы – легко, но приятно.

– Вот, уже намного лучше, – сказала она и аппетитно причмокнула губами. – У тебя приятный вкус.

– Наверное, тебе нравится мятная жвачка.

– Нет, мне нравишься ты.

Мы почувствовали себя гораздо легче и непринужденнее, пока ехали в Вашингтон на моем стареньком «порше». Мы говорили обо всем, что произошло с тех пор, как мы расстались. Поначалу это были служебные дела, но потом разговор перекинулся на всю эту чертовню с террористами, потом на то, как поживают наши семьи. И как обычно, стоило только начать – и мы уже не могли остановиться. И мне это страшно нравилось.

Но стоило подъехать к дому, все вдруг опять начало казаться мне непростым.

– Ты готова к этому? – спросил я прежде, чем мы вышли из машины.

Глаза Джамиллы удивленно округлились.

– Алекс, у меня дома, в Окленде, четыре сестры и трое братьев. Готов ли ты к этому?

– Привози их, – сказал я, подхватывая ее черную дорожную сумку, в которой, судя по весу, был мяч для боулинга, и понес к дому. Я невольно задерживал дыхание, но определенно был рад, что она приехала. Давно уже не ощущал такого радостного волнения. – Я скучал по тебе.

– Угу, и я тоже, – откликнулась Джам.

Глава 33

Бесспорно, Нана потратила некоторое время на обдумывание меню для приличествующего случаю торжественного обеда. Джамилла вызвалась помочь, и, конечно же, Нана наотрез отказала ей в праве даже пальцем пошевельнуть. Но тем не менее Джам все равно двинулась за ней на кухню.

Мы же, остальные, последовали за ними понаблюдать за коллизией. За столкновением двух незыблемых сил. Предполагалась драма высокого накала, на которую стоило посмотреть.

– Ну ладно, ладно, пусть будет так. – Нана хоть и побрюзжала немного, но было видно, что она довольна и ей приятна эта компания. Это давало ей возможность продемонстрировать свои кулинарные таланты, запрячь нас всех в работу и незаметным образом испытать Джамиллу. Она даже принялась, работая, напевать себе под нос «Lift Every Voice and Sing»[9]. А потом и Джамилла к ней присоединилась.

– Как вы относитесь к свиным отбивным с яблочной подливкой, тыквенной запеканке и картофельному пюре? А аллергии на кукурузный хлеб у вас нет, надеюсь? Или на персиковый коблер с мороженым? – задала разом несколько провокационных вопросов Нана.

– Обожаю свиные отбивные, картошку и персиковый коблер, – сказала Джамилла, осматривая продукты. – Нейтрально отношусь к запеканке. Кукурузный хлеб я сама пеку дома. Меня научила бабушка, по рецепту, вывезенному из Сакраменто. Кукуруза кладется в виде протертой кашицы, что придает хлебу больше влажности. Иногда я еще добавляю туда же корку от бекона.

– Хм, – оценивающе качнула головой Нана. – Звучит неплохо, девушка. Надо будет попробовать.

– Утилизация отходов, – хмыкнула Дженни, решив внести свою лепту в дискуссию.

– Всегда будь готова научиться чему-то новому, – сказала Нана, уставив свой скрюченный мизинец в Дженнн. – Если, конечно, хочешь когда-нибудь вырасти, а не остаться на всю жизнь маленькой.

– Я просто вступилась за твой кукурузный хлеб, Нана, – обиженно промолвила девочка.

– Я сама в состоянии себя защитить, – подмигнула старушка.

Обед на сей раз был подан в столовой, под музыкальное сопровождение в виде Ушер, Иоланды Адаме и Этты Джеймс, задаваемое проигрывателем компакт-дисков. Пока все было в полном ажуре. Как говорится, то, что доктор прописал.

– А мы каждый вечер так обедаем, – сказал Дэймон, обращаясь к Джамилле, и прибавил: – Иногда даже завтракаем здесь, в столовой. – Пожалуй, он уже проникся к гостье некоторым обожанием. Да и трудно было бы удержаться.

– Ну, конечно – например, когда президент по пути своего следования заходит к вам на чашку чаю, – ответила Джамилла, подмигивая ему, а затем – Дженни.

– Да, он частенько здесь бывает, – кивнул Дэймон. – Откуда ты знаешь? Тебе мой папа сказал?

– Мне кажется, я видела это в новостях Си-эн-эн. Ты знаешь, мы ведь принимаем их телесигнал у себя, на Западном побережье. У нас же у всех есть телевизоры – установлены рядом с джакузи.

Обед и застольная беседа прошли с успехом – по крайней мере так мне показалось. Непринужденный смех не смолкал большую часть времени.

На протяжении всего времени маленький Алекс сидел на своем высоком стульчике и радостно нам улыбался. В какой-то момент Джамилла вытащила Дэймона из-за стола, и они немного потанцевали под лившуюся из проигрывателя песню Ареты «Кто кого?»[10].

Наконец Нана поднялась из-за стола и заявила:

– Джамилла, категорически запрещаю тебе убирать посуду. Алекс отлично с этим справится. Это его обязанность.

– Тогда пошли, – сказала Джамилла Дженни и Дэймону. – Пойдемте во двор, чуток посплетничаем о вашем папе. И о вашей Нане! Думаю, у вас найдется немало вопросов, у меня – тоже. Обменяемся информацией. И вы тоже, молодой человек, – обратилась она к Алексу-младшему. – Освобождаем вас от кухонной повинности.

Я проследовал за Наной на кухню с полной охапкой грязных тарелок.

– Она симпатичная, – заметила Нана, пока мы шли туда. – Жизнь в ней так и бьет ключом. – И моя бабушка счастливо закудахтала, на манер тех противных, язвительных ворон из старых мультиков.

– Что так насмешило тебя, старушка? – спросил я. – Вижу, ты веселишься от души.

– А почему бы и нет? Ты ведь прямо сгораешь от желания узнать мое мнение. Что ж, скажу тебе: это сюрприз, настоящий сюрприз. Она просто душка. Надо признать, Алекс: умеешь ты находить хороших девушек. Она – хоть куда.

– Только никакого давления, – предостерег я, выгружая грязную посуду в мойку и включая горячую воду.

– Зачем мне это делать? Я уже прошла у тебя хорошую школу. – И Нана вновь принялась хихикать.

Кажется, моя старушка совсем поправилась и снова стала сама собой. Только что она получила от своего доктора заключение, в котором он признавал ее полностью здоровой – во всяком случае, так она мне сказала.

Я вернулся в столовую, чтобы унести остатки посуды, но не мог удержаться и украдкой выглянул из окна – посмотреть, что там делают Джамилла и дети.

Они были во дворе, перед домом, носились за футбольным мячом Дэймона. Все трое смеялись. Я также заметил, что Джамилла по-настоящему хорошо играет – судя по тому, как уверенно она подавала крученый мяч. Кажется, ей было не внове играть с мальчишками.

Глава 34

Джамиллу поместили на втором этаже, в той спальне, которая предназначалась у нас для особых гостей: президентов, королев, премьер-министров и тому подобных. Дети думали, что сейчас мы это делаем, просто чтобы соблюсти внешние приличия. Действительно, мы поступили бы так в любом случае, но истина состояла в том, что мы с Джам еще никогда не были вместе по-настоящему и до встречи в аэропорту даже ни разу не целовались. Джамилла приехала затем, чтобы уяснить для себя, стоит ли нам углублять наши отношения.

Она вошла в дом через кухонную дверь, когда я заканчивал убирать посуду. Дети все еще играли на улице, а Нана хлопотала с чем-то наверху.

Вероятно, прибирала гостевую комнату, а может, и маленькую ванную. Или возилась в бельевом шкафу.

– Я не могу этого выносить, – проговорил я наконец.

– Чего? – спросила она. – Что случилось?

– Ты действительно хочешь знать?

– Конечно, хочу. Мы ведь друзья, не так ли?

Я не ответил, а вместо этого порывисто обнял Джамиллу за плечи и поцеловал в губы. Потом еще раз. При этом одним глазом все-таки настороженно поглядывал, как бы не вошли дети.

Ну, и Нана, само собой.

Ну, и еще наша кошка Рози, которая у нас тоже большая сплетница.

Джамилла засмеялась:

– Они все думают, что мы с тобой делаем кое-что и похуже – твои дети, твоя бабушка, даже эта пронырливая кошка. Привет, Рози. Ты собираешься растрезвонить о том, что мы целуемся?

– Думать и знать – не одно и то же, – возразил я.

– Мне очень нравится твоя семья, – пристально посмотрев мне в глаза, сказала Джамилла. – Включая даже кошку. Ну, Рози, ты расскажешь всем, что мы целовались?

– А мне нравишься ты, – сказал я, не выпуская Джамиллу из своих объятий.

– Очень? – спросила она, чуть отстраняясь. – Лучше бы очень, коль скоро я прилетела к тебе в такую даль. Господи, до чего же я разлюбила перелеты!

– Возможно, так оно и есть. Но я не вижу особого энтузиазма с твоей стороны. Особых ответных чувств не наблюдается.

В ответ она опять сгребла меня в охапку и поцеловала, уже крепче. Она прижалась ко мне и скользнула языком мне в рот. До чего же мне это понравилось! И я уже начал реагировать соответствующим образом, что, пожалуй, было не совсем к месту, учитывая, что мы находились в кухне.

– Шли бы в комнату, – раздалось у нас за спиной. Позади нас стояла смеющаяся Нана. – Позвольте, я позову детей. Хочу, чтобы они тоже видели. Погодите, я принесу свой карманный «Инстаматик», запечатлею вас на пленке.

– Она нас дразнит, – пояснил я Джам.

– Я знаю, – ответила она.

– Черта с два, – сказала Нана. – Просто я болею за то, чтобы Алекс благополучно добрался до первой базы[11]. – И опять закудахтала, как ворона из мультиков.

Глава 35

На следующее утро я проснулся в одиночестве, в окружении разбросанных и смятых простынь. В общем-то я отчасти привык к этому ощущению, но оно мне по-прежнему не нравилось, особенно когда чуть дальше по коридору, в спальне для гостей, спала Джамилла. Я полежал несколько минут, размышляя о других людях, которые просыпаются с чувством одиночества, хотя, возможно, некоторые из них при этом и делят постель с кем-то еще. Наконец я накинул на себя какую-то одежду, не стесняющую движений, и на цыпочках двинулся по коридору проведать, как там Джамилла.

– Я не сплю. Войдите, – тихонько постучав, услышал я ее голос. Приятная это была вещь, ее голос – нежный и мелодичный.

Я толкнул дверь, и она отворилась, чуть скрипнув.

– Доброе утро, Алекс. Я замечательно выспалась, – сказала Джамилла. Она сидела в кровати, одетая в белую футболку с черными буквами аббревиатуры SFPD. Посмотрев на меня, она засмеялась: – Что, сексуальность через край?

– Вообще-то да. Детективы могут быть сексуальными, езде как. Сэмюель Т. Джексон в «Шафте». Красотка Пэм Грайер в «Фокси Браун»[12]. Джамилла Хьюз в гостевой комнате.

– Подойди ко мне. Просто на минутку, – прошептала она. – Ну же, Алекс. Это приказ.

Я повиновался, Джамилла распахнула мне объятия, и я скользнул в них, будто там и родился, – так бы и остался навсегда. Восхитительное ощущение!

– Где ты была ночью, когда мне так тебя не хватало? – пробормотал я.

– Здесь, в гостевой комнате, – улыбнулась и подмигнула она. – Послушай, мне, конечно, тоже не хочется показывать твоим ребятам дурной пример, но...

– Но? – Я вопросительно вздернул бровь. – Но что?

– Просто но. Предоставляю тебе додумать самому.

Когда мы заканчивали завтрак – простой, будничный завтрак, в кухне и без крахмальных салфеток, я сообщил детям и Нане, что мы с Джамиллой собираемся посвятить этот день экскурсионному осмотру Вашингтона. Что нам хочется просто немного побыть друг с другом. Дети спокойно закивали, оторвав мордочки от мисок с кашей; они ожидали чего-то подобного.

– Значит, мне не ждать вас к ужину? – уточнила Нана. – Я правильно поняла?

– Все правильно, – кивнул я. – Мы перекусим в городе.

– Угу, – сказала Нана.

– Угу, – сказали дети.

Мы сели в машину. Я отъехал от дома мили на четыре по Пятой улице. Подкатил к дому 2020 по 0-стрит и заглушил мотор. Если кто-то захочет отыскать этот особняк на 0-стрит или какую-либо информацию о нем, это будет не так-то просто. Снаружи нет никакой вывески, указывающей, что это не частное владение. Большинство гостей приезжают к этому зданию по рекомендации. Мне посчастливилось познакомиться с владельцем через друзей, в ресторане «Кинкидэ», в Фогги-Боттоме.

Мы с Джамиллой вошли внутрь, где я зарегистрировался, а затем нас провели наверх, в комнату под названием «Бревенчатая хижина». Практически каждый угол, щель, ниша были заполнены старинными куклами, литографиями, ювелирными изделиями в стеклянных витринах. Мы впитывали все это молча, не произнеся ни слова.

Когда мы поднимались по ступеням, произошла странная вещь. У меня возникло ощущение дежа-вю. Оно было настолько сильно, что едва не заставило меня осадить и броситься назад к машине. Но какой-то внутренний голос велел не сдаваться, не запирать своих чувств, довериться Джамилле.

До ухода ночного сторожа никто из нас не проронил ни звука.

Глава 36

– Ух ты! К такому недолго и привыкнуть, – прошептала Джамилла, когда мы оказались в комнате одни. – Давай хорошенько осмотримся. Здесь так красиво, просто совершенство, Алекс. Пожалуй, слишком чудесно.

И мы начали осматриваться.

«Бревенчатая хижина» представляла собой потрясающие гостиничные покои из двух этажей, здесь были даже сауна и джакузи. На верхний этаж вела винтовая лестница, там находилась кухня с полным набором всего, что полагается. Полы и стены номера были деревянные. Весь дизайн был основан на простой идее бревенчатого сруба. Сложенный из грубо обтесанных камней камин придавал пространству особый уют и очарование. Здесь был даже аквариум.

Очарованная Джамилла прошлась в быстром, ликующем танце. Она явно одобрила все увиденное, и я – тоже, главным образом потому, что она была счастлива. Несомненно, здесь было гораздо лучше, чем на передних сиденьях машин, где мы с ней провели так много часов, выслеживая подозреваемых в Новом Орлеане.

Обследовав покои, мы обратили все внимание друг на друга. Когда мы перестали целоваться, я снова подумал, что у Джамиллы сладчайшие губы на свете. Не разнимая объятий, мы немного потанцевали. Потом еще немного поцеловались, и я почувствовал, что голова стала легкой и звенящей. Я все еще нервничал и не мог до конца понять почему.

Джамилла медленно расстегнула на мне джинсовую рубашку, а я помог ей выскользнуть из кремовой шелковой блузки. Под блузкой я увидел немудреную тонкую серебряную цепочку. Очень просто и эффектно.

Ее руки мягко и неторопливо расслабили ремень на моих брюках, потом застежку. А я тем временем помогал ей освободиться от ее кожаных брюк.

– Такой джентльмен, – пробормотала она. Я сбросил туфли, она проделала то же со своими босоножками.

Все это в итоге каким-то образом привело нас к центральному предмету гостиничных покоев – широченной кровати.

– Она восхитительна, – прошептала Джамилла, щекоча губами мою щеку. – Самая замечательная кровать, какую я видела в жизни.

Кровать и впрямь являлась центром всей комнаты. Четыре деревянных столбика поддерживали самый настоящий балдахин, но без вычурных оборок. Кровать была покрыта мягким стеганым одеялом с полудюжиной подушек, которые мы немедленно побросали на пол. Обретя некоторый художественный беспорядок, комната стала выглядеть даже лучше.

– Музыку? – спросила Джамилла.

– Было бы неплохо. Поставь что-нибудь.

Она включила радио, музыкальную волну. Зазвучала песня Нины Саймон «Ветер неистов».

– Отныне эта песня будет нашей, – сказала Джамилла.

Мы снова поцеловались. Губы ее были мягкими и нежными. Я был рад обнаружить, что инспектор отдела убийств понимает, что такое нежность. Ее губы продолжали прижиматься к моим, и я почувствовал, что таю. Быть может, именно оттого мне и было страшно. Все будто повторялось заново.

– Я никогда не причиню тебе боли, – прошептала она, как будто угадав мои мысли. – Тебе нечего бояться. Ты только сам не обидь меня, Алекс.

– Никогда.

Несколько минут мы танцевали под звуки песни «Ты и я», и я уже по-настоящему крепко прижимал к себе Джам. Это было так здорово!

Физически сильная, она умела быть мягкой, кроткой, податливой. Еще один сыщик, думал я. Как вам это понравится? Мы двигались вместе ловко и слаженно. Я легонько касался губами ее плеч, потом припал к ямке на шее, у горла, да так и застыл.

– Кусни меня там. Немножко, – прошептала она.

Я принялся нежно покусывать ее плоть, медленно, любовно. Мне не хотелось торопить события. Быть с кем-то в первый раз – это совсем не так, как с кем-то еще. Не всегда лучше – хотя и такое бывает, но всегда иначе: волнующе, загадочно. Джамилла напоминала мне мою покойную жену, Марию, и я подумал, что это хорошо. За внешней повадкой решительной и непокладистой городской девчонки в Джам таились нежность и ласка. Контраст был достаточно необычен и впечатляющ, чтобы по коже у меня побежали мурашки.

Я чувствовал ее груди, тесно прижимающиеся к моей груди, а потом и все ее тело вжалось в меня. Наши поцелуи делались все более глубокими, страстными и продолжительными.

Я расстегнул на ней бюстгальтер, и тот соскользнул на пол. Потом незаметным, скользящим движением стянул ее трусики, а она – мои плавки.

Мы стояли друг перед другом нагие и долго смотрели друг на друга – восхищенно, оценивающе. Точнее – взращивая в себе предвкушение, страсть... и Бог ведает, что там еще возникало в этот момент между нами. Теперь я уже всеми силами желал Джамиллу, но я ждал. Мы оба ждали.

– Разочарован? – прошептала она так тихо, что я едва услышал.

Ее вопрос меня озадачил.

– Господи, нет. С чего ты взяла? Кто вообще мог бы разочароваться на моем месте?

Она ничего не ответила, но, кажется, я догадался, кого она имеет в виду. Ее бывший муж говорил нечто такое, что больно ее ранило. Я притянул Джамиллу к себе и ощутил сильный жар ее тела. Она вся дрожала. Мы опустились на кровать, и она, перекатившись, оказалась поверх меня. Пустилась целовать мои щеки, потом губы.

– Ты правда не разочарован?

– Конечно, нет. Ты красавица, Джамилла.

– На твой взгляд.

Я поднял голову, чтобы дотянуться до ее груди, а она наклонилась ко мне. Я поцеловал одну грудь, потом другую, не желая обижать ни одну. Груди ее были небольшими, как раз подходящего размера. На мой взгляд. Я продолжал изумляться тому, что Джамилла как будто не осознает своей привлекательности. Я знал, что этот ужасный заскок встречается у некоторых женщин. Да и у мужчин тоже.

Я откинул голову назад и некоторое время всматривался в ее лицо, изучая, запоминая. Потом поцеловал ее в нос, в щеки.

Она вдруг улыбнулась – такой улыбки я у нее прежде не видел. Открытая, смягченная, словно оттаявшая, она говорила о зарождающемся доверии, и мне стало от этого очень хорошо. Я почувствовал, что мог бы всю жизнь вот так смотреть в ее бездонные карие глаза.

С облегчением я вошел в Джамиллу, и у меня мелькнула мысль, что это почти совершенство. Я был прав, что доверился ей. Но исподволь прокралась другая, ненавистная, мысль: «Что же на сей раз испортит все дело?»

Глава 37

Джамилла радостно засмеялась, потом облегченно вздохнула:

– Фу-у!

И провела рукой по лбу.

– Что означает это «фу-у»? – спросил я. – Только не говори, что устала до изнеможения. Для этого ты слишком хорошо выглядишь.

– "Фу-у" означает, что я беспокоилась о том, как это у нас пройдет, а теперь больше не беспокоюсь. «Фу-у», потому что некоторые мужчины бывают слишком эгоцентричны или грубы в постели. Или просто остается впечатление, что все не так.

– Имеешь большой опыт? – поддразнил я ее.

Джамилла скорчила шутливую гримасу. Причем весьма привлекательную.

– Мне тридцать шесть лет, Алекс. Я четыре года была замужем, а еще раз была обручена. Иногда я встречаюсь с мужчинами. В последнее время не так уж часто, но все-таки бывает. А как насчет тебя? Разве я у тебя первая?

– Почему? Неужели я произвожу такое впечатление?

– Отвечай на вопрос, умник.

– Я тоже был когда-то женат, – ответил я наконец.

Джамилла легонько ткнула меня кулаком в плечо, потом, перевернувшись, улеглась на меня.

– Знаешь, я по-настоящему рада, что приехала в Вашингтон. Это стоило мне некоторых волнении. Я действительно страшилась.

– Ох, инспектор Джамилла Хьюз подвержена страху! Ладно, если честно, мне тоже было боязно.

– Но почему? Что напугало тебя во мне, Алекс?

– Некоторые женщины слишком эгоцентричны. Или грубы в посте...

Джамилла склонилась ко мне и поцеловала, вероятно, затем, чтобы заткнуть рот. Губы ее были мягкими и сладостными. Мы поцеловались – долгим, медлительным, затяжным поцелуем. Я был опять возбужден, и она тоже. Джамилла притянула меня к себе, и я вошел в нее. На этот раз сверху был я.

– Я твоя смиренная раба. Полностью покорная твоей воле, – прошептала она, дыша мне в щеку. – Я рада, что приехала в Вашингтон.

Наш второй заход получился даже лучше первого и потянул за собой третий. Нет, воистину у нас не было причин страшиться.

Мы пробыли в отеле весь день и захватили часть вечера. Уйти было почти невозможно. Поскольку с самого начала все у нас пошло хорошо, то нам было легко болтать буквально обо всем на свете.

– Послушай, какая странная вещь, – проговорила Джамилла. – И чем дольше мы вместе, тем более странной она мне кажется. Знаешь, мы с моим мужем никогда по-настоящему не разговаривали. Ну, вот как мы с тобой. И все равно поженились. Сама не пойму, о чем я думала.

Чуть позже Джамилла встала и скрылась в ванной комнате. Я заметил, что на ночном столике замигала лампочка телефонного аппарата. Она отправилась звонить.

Если уж ты детектив... О Господи. Вот оно, начинается.

– Мне нужно было позвонить на службу, – вернувшись, призналась она. – В деле об убийстве, над которым я сейчас работаю, черт ногу сломит. Скверное дельце. Прости, пожалуйста. Больше такого не повторится. Я буду хорошей. Или плохой. Как пожелаешь.

– Ну что ты, я понимаю, – сказал я. Конечно, я понимал. По крайней мере насколько мог. Я видел так много общего у нас с Джамиллой... Детектив Хьюз... Наверное, это был хороший признак.

Когда она нырнула обратно в постель, я крепко обнял ее и держал не отпуская. И вот наконец таимая в моем сердце правда вышла на свет. Настала моя очередь исповедоваться.

– Когда-то давно я был в этом отеле с моей женой.

Джамилла чуть отстранилась. Пристально и проникновенно посмотрела мне в глаза.

– Все в порядке, – промолвила она. – Здесь нет ничего особенного. Но все равно мне приятно, что ты чувствовал себя от этого немного виноватым. Это трогательно. Я буду всегда вспоминать об этом, думая о моей поездке в Вашингтон.

– О твоей первой поездке, – уточнил я.

– О моей первой поездке, – согласилась Джамилла.

Глава 38

Время, проведенное вместе в Вашингтоне, пронеслось в мгновение ока. Не успел я оглянуться, как Джамилле уже надо было лететь обратно в Сан-Франциско. И вот в воскресенье, после полудня, мы опять были в переполненном аэропорту Рейгана. К счастью, мой полицейский значок помог нам пробраться к воротам, выводившим пассажиров к самолету. На душе у меня было невесело. Я чувствовал подавленность – мне было грустно, что она улетала, да и ей, думаю, не очень-то хотелось расставаться. Мы долго обнимались возле выхода на летное поле, не особенно заботясь о нескромных взглядах посторонних.

– Почему бы тебе не остаться еще на одну ночь? – спросил я. – Завтра масса рейсов. И послезавтра. И потом.

– Мне было очень, очень хорошо, правда. – Она с усилием оторвалась от меня и начала пятиться назад, отступая шаг за шагом. – До свидания, Алекс. Пожалуйста, не забывай. Скучай без меня. Мне очень понравилось в Вашингтоне.

Служитель аэропорта проводил ее и закрыл ворота. Мы оказались по разные стороны.

Потом Джам пришлось бежать к своему самолету, не то бы опоздала. Господи, даже тем, как Джамилла бежит, нельзя было не залюбоваться. Она просто скользила над землей, плавно, без рывков.

И я действительно сразу же начал скучать. Я чувствовал, что снова влюбляюсь, и меня это пугало.

В ту ночь я долго не ложился – было уже за полночь. В какой-то особенно невыносимый момент я вышел на застекленную веранду и, сев за пианино, заиграл довольно душещипательную мелодию «Кто приглядит за мной?». Я мечтал о Джамилле, преисполнившись чертовски романтическим духом, наслаждаясь каждым мгновением, приносящим сладкую боль.

Я спрашивал себя: что ждет нас с ней дальше? Я вспомнил слова, сказанные однажды Сэмпсоном: «Ни за что не сближайся с Алексом. Быть его девушкой опасно». К сожалению, пока что он был прав.

Только через несколько минут до меня дошло, что в наружную парадную дверь барабанят. Я пошел открывать и сквозь стекло увидел за дверью Сэмпсона, который стоял, привалившись к косяку. Выглядел он не лучшим образом, а по правде сказать – просто ужасно.

Глава 39

Джон был небрит, одежда помята, глаза красные и опухшие. У меня возникло ощущение, что он пьян. Потом я открыл дверь и учуял сильнейший запах спиртного – словно мой друг целиком искупался в алкоголе.

– Прикинул, что ты, наверное, еще не ложился, – невнятно пробормотал он. – Был в этом уверен.

Да, он пил – и много. Я давно не видел Джона в таком виде, может, даже никогда. Настроение у него было хуже некуда.

– Входи, – сказал я. – Входи, Джон.

– Не хочу я никуда идти, – громко огрызнулся он. – Не нужна мне больше от тебя никакая помощь. Уже напомогался, парень.

– Что с тобой происходит? – сказал я и опять попытался ввести его в дом.

Он покачнулся, длинные, сильные руки замолотили в воздухе, как цепы.

– Не понял, что я сказал? Не нужна мне твоя помощь! – закричал он. – Ты уже достаточно напортачил. Великий доктор Кросс! Как же! Черта с два! Не для Эллиса Купера!

Я попятился.

– Потише. В доме все спят. Ты меня слышишь?

– Не учи меня, что делать, мать твою! Не смей мне указывать! – зарычал он. – Ты облажался, блин. Мы оба облажались, но ты же у нас такой умный, важное светило!

В конце концов мое терпение лопнуло.

– Иди домой и проспись! – сказал я Сэмпсону. И закрыл было дверь. Но он опять дернул ее на себя, чуть не сорвал беднягу с петель.

– Не смей от меня запираться! – завопил он.

Потом сильно пихнул меня. Я стерпел, но Сэмпсон пихнул вторично. И тогда я нанес ему резкий удар. Я был сыт по горло его пьяными выходками. Сцепившись, мы кубарем покатились по деревянным ступеням на лужайку. Некоторое время мы боролись, извиваясь на траве, а потом он попытался заехать мне кулаком. Я парировал. Слава Богу, он был не в той форме, чтобы ударить точно.

– Ты облажался, Алекс. Ты позволил Куперу умереть! – заревел он мне в лицо, когда мы оба вскочили на ноги.

Мне совершенно не хотелось с ним драться, но он опять ринулся на меня. Удар пришелся в щеку. Я рухнул, будто и не стоял вовсе. Я сидел на земле оглушенный и хлопал глазами.

Сэмпсон потянул меня с земли, теперь он уже тяжело дышал и яростно хватал ртом воздух. Он попытался схватить меня за голову. Господи, ну и силен же он был! Верзила вцепился в меня, одновременно нанеся сбоку короткий сильный удар в лицо. Я снова упал, но постарался вскочить. Оба мы глухо рычали. Из скулы у меня текла кровь.

Он размахнулся, но промазал на дюйм. Потом тяжелый удар обрушился мне на плечо, было здорово больно. Я мысленно велел себе держаться подальше. Я был в невыгодном положении: с десятисантиметрового расстояния он обрушивал на меня пудовые удары своих кулаков. Никогда еще не видел я Сэмпсона таким пьяным, злым и невменяемым.

Переполненный яростью, он все продолжал и продолжал наседать. Мне необходимо было осадить его во что бы то ни стало. Любым способом. Но как?

Наконец я нанес ему апперкот в живот и ударил в щеку. Потекла кровь. Затем коротким справа резанул в упор, в челюсть. Уж это-то был чувствительный удар!

– Перестаньте! Перестаньте сейчас же! Остановитесь оба! – зазвенел голос у меня над ухом. – Алекс! Джон! Прекратите это безобразие! Остановитесь оба! Немедленно прекратите!

Старушка Нана растаскивала нас в стороны. Она вклинилась между нами, подобно маленькому, но решительному рефери. Ей приходилось делать это и раньше, но ни разу с тех пор, как нам минуло двенадцать.

Мой противник выпрямился и с высоты своего роста посмотрел на бабушку.

– Прости, – неразборчиво пробормотал он. – Прости, Нана. – Вид у него был пристыженный.

Потом он заковылял прочь, не сказав мне ни слова.

Глава 40

На следующее утро я спустился к завтраку около шести. В кухне уже сидел Сэмпсон, поедая свое любимое блюдо – омлет с картофельной мукой. Мама Нана сидела напротив него. Прямо как в старые времена.

Они потихоньку шушукались, словно делясь какими-то глубоко личными секретами, которые никому больше знать не положено.

– Не помешаю? – спросил я, останавливаясь в дверях.

– Думаю, мы уже все утрясли, – сказала Нана.

Она сделала приветливый жест, приглашая меня к столу. Но я сначала налил кофе, шмякнул на тарелку четыре ломтика пшеничных тостов и только потом присоединился к Нане и Сэмпсону.

Перед Джоном стоял большой стакан с молоком. Мне невольно вспомнилось то время, когда мы были детьми. Два-три раза в неделю он вот так же появлялся утром, примерно в это время, чтобы преломить хлеб со мной и Наной. А куда ему было еще податься? Родители были наркоманами. А Нана не только мне, но и ему всегда была вроде матери или бабушки. С десятилетнего возраста мы были с ним как братья. Вот почему вчерашняя драка была такой огорчительной.

– Позволь мне сказать, Нана, – проговорил он.

Она кивнула и отхлебнула чая. Я совершенно точно знаю, почему выбрал своей профессией психологию и кто послужил мне первоначальным образцом. Нана всегда была лучшим психотерапевтом, какого я знаю. По большей части она мудра и сострадательна, но, когда требуется отстоять правду, умеет быть и достаточно жесткой. Вдобавок она умеет слушать.

– Прости, Алекс. Я всю ночь не спал. Я ужасно сокрушаюсь по поводу вчерашнего. Я здорово зашел за грань, – сказал Сэмпсон. Он смотрел мне прямо в глаза, изо всех сил стараясь не отвести взгляда.

Нана наблюдала за нами так, словно мы были Каин и Авель, сидящие у нее на кухне за завтраком.

– Да, ты зашел за грань, – сказал я. – Это уж точно. Кроме того, вчера ты был просто неадекватен. Сколько ты выпил, прежде чем заявиться?

– Джон же сказал, что просит прощения, – вступилась Нана.

– Нана, – он повернулся к ней, потом снова ко мне, – Эллис Купер был мне как брат. Я не могу свыкнуться с его казнью, Алекс. В каком-то смысле я жалею, что пошел смотреть. Он не убивал тех женщин. Я надеялся, что мы сможем его спасти, так что это моя вина. Я ожидал слишком многого. – Он умолк.

– Я тоже. Мне жаль, что у нас ничего не вышло. Позволь показать тебе кое-что. Пойдем наверх. Теперь речь должна идти о возмездии. Не осталось ничего, кроме возмездия.

Я привел Сэмпсона в свой кабинет в мансарде. Повсюду к стенам здесь были пришпилены заметки, касающиеся случаев убийства в армии. Комната напоминала приют сумасшедшего, одного из моих пациентов-маньяков, одержимых идеей убийства. Я подвел Джона к столу.

– Я работаю над этими сообщениями с тех пор, как познакомился с Эллисом Купером. Обнаружил еще два примечательных подобных случая. Один в Нью-Джерси, другой в Аризоне. Тела жертв, Джон, тоже были разрисованы.

И я ознакомил Сэмпсона с данными, не утаив ничего.

– Кстати, я узнал, что Пентагон работает над тем, чтобы положить конец нынешнему положению, когда в мирное время в армии ежегодно происходит больше тысячи смертей – в результате дорожных аварий, самоубийств и убийств. Однако, несмотря на эти усилия, за минувший год было убито больше шестидесяти солдат.

– Больше шестидесяти? – охнул Сэмпсон, изумленно покачав головой. – Шестьдесят убийств за год?

– Большинство случаев насилия – на почве секса и нетерпимости, – пояснил я. – Изнасилования и убийства. Жертвами становились гомосексуалисты, которых убили или забили насмерть. Есть серия гнусных изнасилований, совершенных неким сержантом в Косово. Он не думал, что его схватят, потому что там и без того происходило много подобных преступлений.

– А были еще случаи с раскрашенными телами? – поинтересовался мой друг.

Я покачал головой:

– Только те два, что я раскопал: в Нью-Джерси и в Аризоне. Но и этого достаточно. Это ниточка.

Сэмпсон тряхнул головой и посмотрел на меня:

– Итак, что мы реально имеем?

– Пока не знаю. Трудно выжимать сведения из армии. Происходит что-то мерзкое и отвратительное. Выглядит так, будто военным шьют фальшивые дела. Первый случай произошел в Нью-Джерси, последний, похоже, тот, что с Эллисом Купером. Имеются явные, четко выраженные совпадения: слишком легко обнаруженное орудие убийства, анализ отпечатков пальцев и анализ ДНК, послужившие в качестве улик.

– Все эти люди имели хорошие послужные списки. В расшифровке стенограмм следствия по делу в Аризоне было упоминание о «двух или трех мужчинах» виденных рядом с домом жертвы перед тем, как было совершено убийство. Есть вероятность, что невинных люди подставляют, затем несправедливо предают смерти. Сфабрикованные обвинения, беззаконные казни. И могу добавить еще кое-что.

– Что именно?

– Эти киллеры не столь блестящи, как Гэри Сонеджи или Кайл Крейг, однако ничуть не менее беспощадны. Они мастера своего дела, а дело их – убивать и выходить сухими из воды.

Сэмпсон нахмурился и решительно покачал головой:

– Такого больше не будет.

Глава 41

Томас Старки родился в Роки-Маунт, штат Северная Каролина, и, как и большинство его соседей, до сих пор страстно любил эти места. Он подолгу бывал вдали от дома, находясь на военной службе, но потом вернулся сюда уже навсегда, чтобы поставить на ноги детей и дать им все, что в его силах, все самое лучшее. Он знал, что Роки-Маунт – превосходное место для того, чтобы растить там детей. Черт побери, он ведь и сам вырос в этих местах, не так ли?

Старки был предан своей семье, мало того – искренне любил семьи двух своих ближайших друзей. Он также чувствовал потребность руководить, направлять и держать под своим контролем все и вся, что его окружало.

Почти каждый субботний вечер Старки собирал все три семейства на барбекю. Исключение составляли дни, приходившиеся на футбольный сезон, когда семейства обычно устраивали закусон вечером в пятницу, расставив угощение на откинутой задней дверце грузовичка. Сын Старки Шейн играл защитником за команду средней школы. Спортсмена Шейна старались залучить к себе технические колледжи штатов Северная Каролина, Висконсин и Джорджия, но Старки хотел, чтобы тот прежде, чем поступит в колледж, прошел армейскую выучку. Именно так поступил он сам, и это пошло ему только на пользу. И Шейну это также послужит наилучшим образом.

Трое старых друзей обычно сами делали все закупки и сами стряпали для субботних барбекю и пятничных пикников. Они покупали на фермерском рынке бифштексы, свиные ребрышки и горячие, нежнейшие колбаски. Выбирали кабачки, кукурузу в початках, помидоры, спаржу. Даже готовили салаты: немецкий картофельный салат, салат из шинкованной капусты, моркови и лука с майонезом, иногда салат «Цезарь» – из латука, гренок, вареных яиц, с постным маслом и уксусом. Черт, они даже прибирались после трапезы и мыли посуду. Друзья гордились тем, что умеют подать блюда так, как положено, и сорвать примерно такие же восторженные аплодисменты, что и их сыновья, участвующие в футбольных матчах.

Нынешняя пятница не явилась исключением, и к половине восьмого мужчины были на своем привычном месте, подле двух грилей, установленных так, чтобы ветер относил дым в сторону, и готовили пищу «на заказ», одновременно прихлебывая пиво. Заместитель Старки, Браунли Харрис, любил пофилософствовать. Когда-то он посещал престижный Уэйк-Форестский университет и даже поступал в магистратуру.

– А ведь тут масса иронии, вы не находите? – заметил он, созерцая эту идиллическую семейную картинку. – Я вижу во всем этом изрядный парадокс.

– Уймись, Браунли, ты готов видеть парадокс даже в пареной репе или в групповухе на рисовом поле. Ты слишком много думаешь, – сказал Уоррен Гриффин. – В этом твоя беда.

– Может, наоборот, – твоя беда в том, что ты думаешь мало, – ответил Харрис и подмигнул Старки, которого считал почти Богом. – Завтра мы едем на дело, а сегодня – пожалуйста! – мирно жарим филейные бифштексы для своих домочадцев. Тебе не кажется, что здесь есть какая-то странность?

– Мне кажется, это ты чертовски странен, блин, – вот что. У нас есть работа, которую надо выполнять, – мы ее и выполняем. Никакой разницы с тем, что больше десяти лет делали в армии. Мы делали свою работу во Вьетнаме, в Персидском заливе, в Панаме, в Руанде. Это – работа. Не спорю, так вышло, что я люблю свою работу. Возможно, в этом и есть какая-то ирония. Я семейный человек и в то же время – профессиональный киллер. Ну, так что с того? Происходит всякое дерьмо? Верно, происходит. Ну, так вини армию Соединенных Штатов, а не меня.

Старки кивнул в сторону двухэтажного строения. Этот дом, с пятью спальнями и двумя ванными комнатами, он построил для своей семьи лишь пару лет назад.

– Девушки идут, – бросил он. – Рты на замок. Привет, красавица! – окликнул он свою голубоглазую жену Джуди и сжал ее в объятиях. «Синеглазка» была высокой, привлекательной брюнеткой, которая сейчас выглядела почти столь же соблазнительно, как и в день их свадьбы. Подобно большинству женщин в городе, Джуди говорила с ярко выраженным южным акцентом и обожала улыбаться. Еще она три раза в неделю безвозмездно работала в местном театре. Она была веселая, восприимчивая, хорошая любовница и вообще отличная спутница жизни. Старки был уверен: ему повезло, что он нашел ее, а ей повезло, что она выбрала его. Все трое мужчин и по сей день любили своих жен. Черт возьми, это было еще одним парадоксом, над которым Браунли Харрис мог бы размышлять до поздней ночи.

– Должно быть, мы все-таки совершили в жизни что-то хорошее и правильное, – произнес Старки, держа Джуди в объятиях и провозглашая тост за две другие пары.

– Конечно, сделали, – откликнулась синеглазая Джуди. – Вы, мальчики, правильно женились. Поищите других таких жен, что позволяли бы своим мужьям ускользать каждый месяц на целый уик-энд и верили бы, что те ведут себя хорошо в этом большом и опасном мире?

– Мы всегда все делаем хорошо, – сказал Старки, добродушно улыбаясь друзьям. – Лучше просто не бывает. Мы самые лучшие.

Глава 42

В субботу вечером трое киллеров отправились в маленький городок в Западной Виргинии, под названием Харперз-Ферри. По дороге обязанностью Браунли Харриса было изучать карты AT, как окрестили Аппалачскую тропу многочисленные туристы, регулярно путешествовавшие по этим местам. Та точка маршрута, к которой они держали путь, была особенно популярным местом туристских стоянок.

Сам Харперз-Ферри был крохотным местечком. Городок можно было пройти из конца в конец меньше чем за пятнадцать минут. Поблизости находилась местная достопримечательность, скала Джефферсон-Рок, откуда открывались довольно живописные виды на штаты Мэриленд, Виргинию и Западную Виргинию.

Старки вел машину на протяжении всего пути, не нуждаясь в сменщике. Он любил быть за баранкой – в этом тоже проявлялось желание держать все под контролем. Он также отвечал за культурную программу, везя с собой аудиозаписи хитов Спрингстина, антологию песен Дженис Джоплин, композиций группы «Дорз» и Джимми Хендрикса, а также аудиокнигу популярного писателя Дейла Брауна.

Сидящий на заднем сиденье Уоррен Гриффин на протяжении почти всего рейса проверял снаряжение команды и изучал содержимое рюкзаков. Когда он покончил с этим делом, оказалось, что ранцы с походной выкладкой весят почти пуд – чуть более половины от того, что они имели обыкновение носить во время разведывательно-диверсионных операций во Вьетнаме и Камбодже.

Сейчас он подготовил снаряжение, соответствующее боевой операции под названием «найти и уничтожить» – именно ее запланировал для Аппалачской тропы полковник Старки. Гриффин упаковал стандартного образца походные ящики для посуды, специальный походный паек на каждого, острый соус, чтобы сдобрить вкус этой еды; жестяную банку с кофе. Каждому полагались: стандартный военный боевой нож; упаковка двухцветного камуфляжного грима для лица; легкая, удобная шляпа «буни», на манер панамы, для путешествий по пустыне и тропикам; подстежки в виде пончо, которые могли применяться также в качестве подстилки; очки ночного видения; пистолет фирмы «Глок» и винтовка «М-16», снайперская, с оптическим прицелом. Покончив с работой, Гриффин выдал одну из своих фирменных сентенций: «Если хочешь уморить Бога со смеху, просто поделись с ним своими планами».

Командовал отрядом, как всегда, Старки. В его обязанность входило контролировать каждый аспект дела.

Харрис был дозорным.

Гриффину поручалось прикрывать тыл – после стольких лет он по-прежнему считался младшим в отряде.

Им не обязательно обставлять выполнение боевой задачи именно таким образом. Они могли бы проделать все намного проще. Но именно так любил действовать Старки, именно так «Слепые мышата» всегда совершали свои убийства. То был способ, принятый в армии, к которому они давно привыкли.

Глава 43

Они разбили лагерь примерно в двух кликах[13] от Аппалачской тропы[14]. Нельзя было допустить, чтобы их кто-нибудь увидел, поэтому Старки установил возле лагеря сторожевой пост с поочередной двухчасовой вахтой. Это правило укоренилось с былых времен.

Когда Старки заступил на дежурство, он коротал время, раздумывая не столько над конкретной боевой задачей, которая им предстояла, сколько размышлял об их работе вообще. Они с Харрисом и Гриффином были профессиональными убийцами и являлись ими в течение более чем двадцати лет. Они были головорезами-рейнджерами во Вьетнаме, в Панаме и во время войны в Заливе; теперь, на гражданке, они сделались киллерами, убийцами по найму. Убийцами аккуратными, вдумчивыми, осмотрительными и соответственно дорогими. Эта теперешняя их работа была наиболее прибыльной; за два года они совершили несколько заказных убийств. Забавно, но они не знали имени своего нанимателя. Новое задание они получали только после выполнения предыдущего.

Пристально вглядываясь в темный, тревожный лес. Старки испытывал желание закурить сигарету, но удовольствовался пастилками для освежения дыхания, обладавшими еще и дополнительным антитоксическим действием. Уж эти маленькие паршивцы не позволят тебе уснуть, подумал он. Он обнаружил, что размышляет о светловолосой суке, которую они хлопнули возле Файетвилла, о смазливой Ванессе. Воспоминания крепко забрали его, что помогло скоротать время. Еще во Вьетнаме Старки обнаружил, что ему нравится убивать. Совершение убийства давало могучее ощущение власти, за которым следовала эйфория. Словно бы через тело пропускали электричество. Он никогда не испытывал вины, давно уже не испытывал. Убивал по заданию, но также и в промежутках между заданиями, потому что хотел убивать и любил это дело.

– Странная, жуткая штука, – пробормотал Старки, потирая руки. – Порой я сам себя пугаюсь.

К пяти часам утра все трое были на ногах и во всеоружии. Утро забрезжило пасмурное, все вокруг окутывал густой голубовато-серый туман. Воздух, хотя и прохладный, был неправдоподобно чист и свеж. Старки прикинул, что туман не рассеется по крайней мере часов до десяти.

Из всех троих в наилучшей физической форме находился Харрис, потому и был назначен провести рекогносцировку. Ему самому это было в охотку. В пятьдесят один год он все еще играл в мужской баскетбольной лиге и дважды в год участвовал в троеборье.

В 5.15. он вышел из лагеря и пустился бежать приятной трусцой. Господи, до чего же он любил все это! Он испытывал приятнейшее чувство. Ностальгию.

Едва оказавшись в движении, Харрис ощутил себя бодрым, находчивым, осторожным. Уже через несколько минут пробежки весь его организм полностью включился и великолепно функционировал. Операция «найти и уничтожить» являлась для Харриса, да и для всех троих, прекрасным сочетанием бизнеса и удовольствия.

Харрис был единственным человеком на AT, который бодрствовал в столь ранний час, во всяком случае, на этом конкретном участке маршрута. Он пробежал мимо четырехместной шатровой палатки. Похоже, какая-то скучная, добропорядочная семья. Скорее всего местные туристы, одолевающие отдельную часть пути, в отличие от «сквозных», которые пускаются в путь на шесть месяцев, чтобы проделать весь маршрут целиком и завершить путешествие в местечке под названием Маунт-Катадин, в штате Мэн. Возле палатки он увидел походную плиту и бутылки с горючим для растопки, жалкие шорты и майки, разложенные проветриться. Как цель не годится, решил он и двинулся дальше.

Затем он набрел на парочку в спальных мешках, совсем рядом с тропой. Молодые, по виду из тех, кому захотелось повидать мир. Они спали на надувных матрасах. Со всеми домашними удобствами.

Харрису пришлось подойти совсем близко – на расстояние никак не больше десяти ярдов, – прежде чем, отметя и этот вариант, он решил двигаться дальше. Впрочем, он успел заметить, что девушка красавица. Блондинка, привлекательное лицо, сама лет двадцати. Одно только созерцание ее спящей рядом со своим бойфрендом его порядком завело. Возможно, и неплохая цель.

Он увидел и другую пару, примерно в четверти мили дальше, эти уже встали и разминались возле своей палатки. У них были новомодные, в стиле хайтек, станковые рюкзаки и туристские ботинки за 200 долларов. С виду это были типичные городские снобы, заносчивые шустряки. Они понравились Харрису в качестве потенциальной цели, главным образом потому, что он сразу же проникся к этой парочке неприязнью.

Неподалеку от стоянки снобов он набрел на одинокого туриста, тот явно снарядился в дальний путь. У него был правильный, профессиональный, рюкзак, который выглядел и легким, и вместительным. Вероятно, он нес с собой сухие продукты для длительных переходов, порошкообразные напитки, богатые протеином, – свежая еда была бы слишком тяжела, чтобы тащить ее на себе целый день. Гардероб его тоже был без излишеств – нейлоновые шорты, безрукавки, возможно, длинное нательное белье на случай холодных ночей.

Харрис остановился и несколько минут осматривал стоянку одинокого путешественника. Поджидал, пока волнение утихнет, замедлится сердцебиение и дыхание придет в норму. Наконец он бесшумно ступил прямо на бивуак. Ему не было страшно, он вообще никогда не сомневался в самом себе. Неторопливо и уверенно он забрал то, что хотел. Спящий турист даже не пошевельнулся.

Харрис взглянул на свой хронометр и увидел, что еще только 5.50. Пока все шло превосходно.

Он вернулся на тропу и снова пустился трусцой. Он чувствовал заряд энергии, приятное возбуждение от предстоящей «охоты» здесь, на туристской тропе, среди природы. Мать честная, до чего же ему хотелось кого-нибудь прикончить! Старого или молодого, мужчину или женщину – не имело большого значения.

В следующем лагере, на который он наткнулся, в двухместной шатровой палатке спала еще одна пара. Против воли у Харриса мелькнула мысль, как легко было бы убрать их прямо сейчас. Все тут были до безобразия доверчивы и беззащитны. Словно утки на пруду. Что за стадо недоумков!

Газет, что ли, не читают? В Америке свободно разгуливают киллеры, тучи киллеров!

Еще менее чем через милю он добрался до стоянки другой семьи. Кто-то там уже встал.

Харрис спрятался в сосняке и стал наблюдать. Костер уже вовсю извергал искры. Женщина лет сорока, в красном купальном костюме, возилась с рюкзаком. Кажется, в хорошей физической форме – крепкие, мускулистые руки и ноги, задница тоже славная.

– Подъем, подъем! – прокричала женщина.

Через некоторое время на пороге довольно большой палатки появились две стройненькие девочки-подростки. Они были в цельнокроеных купальниках и похлопывали ладошками по своим маленьким телам, стараясь поскорее согреться и окончательно проснуться.

– Мама-медведица и два медвежонка, – пробормотал Браунли Харрис и подумал: «Интересная идея. Хотя, пожалуй, вызывает ассоциации с Форт-Брэггом».

Он понаблюдал, как три женщины сгрудились на некоторое время у костра, а потом побежал дальше. Вскоре до него донеслись хор воинственно-радостных возгласов и взвизгиваний, смех и громкие всплески. Это «медвежье» семейство дружно бухнулось в ручей, протекавший прямо за лагерем.

Браунли Харрис быстро и бесшумно переместился сквозь заросли туда, откуда было хорошо видно, как мамаша и ее хорошенькие дочки резвятся в холодном потоке. Определенно они напоминали ему трех женщин, зарезанных в Файетвилле. Но все равно, несмотря на это, могли бы послужить добавочной целью.

Разведчик вернулся в лагерь чуть позже половины седьмого. Гриффин уже приготовил завтрак: яичницу с беконом, уйму кофе. Старки сидел в знакомой позе лотоса, размышляя, а может, и замышляя что-то. Прежде чем Харрис успел оповестить о своем прибытии, Старки уже сам открыл глаза.

– Ну что? – спросил он.

Браунли Харрис улыбнулся:

– Все отлично, полковник. Идем строго по графику. Опишу цели, пока будем завтракать. Кофе пахнет хоть куда. Чертовски лучше, чем напалм поутру.

Глава 44

В это утро Старки полностью взял командование на себя.

В отличие от других туристов, путешествующих по AT, его люди, дабы не быть замеченными, держались глубоко в чаще.

Это было нетрудно. В своей прошлой жизни они проводили целые дни, порой недели, в джунглях, оставаясь невидимыми для противника. Враги специально охотились за ними, чтобы найти и уничтожить, однако нередко кончали тем, что сами бывали уничтожены. Однажды таким противником стал отряд из четырех детективов из отдела расследования убийств города Тампа, административного центра Флориды.

Старки требовал, чтобы они относились к каждому делу как к настоящему боевому заданию на настоящей войне. Требование полной тишины было непременным и подлежало безоговорочному выполнению. Большей частью они использовали язык жестов. Если кому-то необходимо было кашлянуть, он обязан был кашлять в шарф или в локтевой сгиб руки. Их рюкзаки были плотно упакованы сержантом Гриффином, так, чтобы ничего не болталось и не дребезжало при ходьбе.

Все трое намазались жидкостью от насекомых, потом наложили камуфляжный грим. Весь день они не курили.

Никаких ошибок.

Старки рассчитал, что поражение цели должно произойти где-нибудь между Харперз-Ферри и местностью под названием Лудун-Хейтс. Маршрут там частично проходил густым лесом, превратившись в сплошной зеленый тоннель, который отлично подойдет для их задачи. Деревья были в основном лиственные, никакой хвои. Много рододендронов и горного лавра. Они обращали внимание решительно на все.

В ту ночь они фактически не разбивали лагерь и с особой тщательностью проследили за тем, чтобы вообще не оставлять следов своего пребывания в этом лесу.

В семь тридцать вечера, как раз перед наступлением темноты, Браунли Харрис был снова отправлен в разведку. Когда он вернулся, солнце уже зашло и сгустившаяся тьма, словно саваном, окутала Аппалачскую тропу. Лес стал напоминать джунгли, но то была лишь иллюзия. Всего в полумиле от места их стоянки пролегало шоссе автодорожной сети штата.

Вернувшийся Харрис доложил Старки:

– Цель номер один находится от нас примерно в двух кликах. Цель номер два – менее чем в трех. Все по-прежнему обстоит для нас удачно. Рапорт сдан.

– Ты у нас всегда готов к операции «найти и ликвидировать», – сказал Старки. – Однако ты прав. Все работает на нас. Особенно это беспечное умонастроение, в духе «возлюби ближнего своего», свойственное всем, кто путешествует забавы ради.

Командир принял окончательное решение.

– Двигаемся к точке между целями номер один и номер два. Там будем ждать. И помните: не впадать в расслабленность и небрежность. Мы слишком долго были асами, чтобы сейчас все испортить.

Глава 45

Почти полная, в три четверти, луна облегчала путь через лес. Про луну Старки разузнал заранее. Он не то чтобы был сдвинут на тотальном контроле – нет, он придавал столь большое значение мелочам просто потому, что недооценка мелочей чревата тем, что сам будешь «найден и ликвидирован». Поэтому сейчас командир доподлинно знал, что они могут рассчитывать на умеренную температуру, слабый ветер и отсутствие дождя. Дождь означал бы грязь, а грязь означала бы массу следов, а следы были бы совершенно неприемлемы для их задачи.

Двигаясь через лес, они не разговаривали. Возможно, в данном случае и не было нужды проявлять подобную осторожность, но то была привычка – именно так их подготавливали к боевым операциям. В них издавна вдалбливалось простое правило: помни, чему тебя учили, и ни в коем случае не геройствуй. Кроме того, дисциплина помогала сосредоточиться. Фокусом их внимания сделался данный, конкретный объект уничтожения.

Но, концентрируясь на общей задаче, каждый одновременно пребывал в собственном мире. Харрис фантазировал насчет предстоящих убийств, воображая все с конкретными лицами и телами. Старки и Гриффин хоть и пребывали мыслями «здесь и сейчас», но при этом надеялись, что Харрис, с его богатой фантазией, не надул их при описании цели. Старки помнил, как однажды Браунли доложил, что добычей является вьетнамская девушка, которую и описал в мельчайших подробностях. Но когда они приблизились к зоне уничтожения, маленькой деревушке в долине Ан Лао, то обнаружили толстую старуху, лет за семьдесят, с черными бородавками по всему телу.

Мечтания их были нарушены мужским голосом, внезапно прорезавшим тишину леса.

Рука Старки взметнулась в предостерегающем жесте.

– Эй! В чем дело? Кто там? – восклицал голос. – Кто там?

Все трое приросли к месту. Харрис и Гриффин посмотрели на Старки, который продолжал держать правую руку поднятой. На крик мужчины никто не отозвался.

– Синтия? Это ты, радость моя? Не смешно, знаешь ли.

Мужчина. Молодой. Явно взволнованный.

Затем пятно ярко-желтого света от вспыхнувшего фонаря метнулось прямо на них, и тут Старки шагнул вперед.

– Эй! – вот и все, что он сказал.

– Какого черта?! Вы, ребята, военные? – в свою очередь, произнес голос. – Что вы здесь делаете? На Аппалачской тропе?

Старки наконец щелкнул выключателем и своего «Маглайта». Луч выхватил из темноты молодого белого мужчину со спущенными до щиколоток шортами цвета хаки и рулоном туалетной бумаги в руке.

Худой малый, кожа да кости. Длинные черные волосы. На лице дневная щетина. Угрозы он не представлял.

– У нас здесь учения. Простите, что вас потревожили, – сказал Старки сидящему перед ним на корточках молодому человеку. Он чуть усмехнулся, потом обернулся к Харрису: – Кто такой, черт подери?

– Парочка, объект номер три. Блин, они, должно быть, отстали от нашей мишени, от второго номера.

– Ладно. Тогда меняем планы, – сказал Старки. – Беру это на себя.

– Есть, сэр.

Старки почувствовал холод в груди и знал, что остальные, вероятно, тоже. Такое случалось в бою, особенно когда что-то не ладилось. Все чувства обострялись, делались сильнее, ярче. Он предельно четко воспринимал происходящее, даже на периферии зрения. Сердце билось ровно, сильно, уверенно. Старки любил эти глубокие, интенсивные ощущения, предшествующие самому важному моменту.

– Вы не могли бы оставить меня в покое? – огрызнулся не вовремя застигнутый молодой человек. – Не возражаете, парни?

Но тут вдруг последовала новая, еще более яркая вспышка – это Браунли Харрис начал снимать очередной видеофильм.

– Эй, это что, камера, мать вашу?

– Она самая, – ответил Старки. И прыгнул на скрючившегося на корточках беднягу прежде, чем тот понял, что происходит. Потом приподнял жертву за длинные волосы и полоснул по горлу армейским боевым ножом.

– Что собой представляет женщина? – обернулся Гриффин к Харрису, который все снимал и снимал своей ручной камерой.

– Не знаю, ублюдок ты озабоченный. Утром, когда я ходил в разведку, девчонка спала. Я ее не видел.

– Дружок был довольно смазливый, – сказал Гриффин. – Так что я полон надежд в отношении цыпочки. Думаю, мы скоро это узнаем.

Глава 46

И вновь мы Сэмпсоном ехали по автостраде 1-95, и на сей раз наш путь лежал в Харперз-Ферри, штат Западная Виргиния. Неподалеку от этого городка произошло зверское убийство. До сих пор ни ФБР, ни местная полиция не могли уловить в нем ни малейшего смысла. Но зато нам оно было абсолютно понятно. Там побывали наши трое убийц.

Уже довольно давно у нас не было случая вдосталь поговорить. В течение первого часа мы являли собой полицейских. Мы рассуждали о жертвах убийства – двух туристах с Аппалачского маршрута, о возможной связи этого преступления с Эллисом Купером или с убийствами в Аризоне и Нью-Джерси. Мы уже успели прочесть отчеты следователей, ведущих дело. Описания эти наводили ужас и уныние. Молодая пара (обоим было по двадцать с лишним), художник-график и архитектор, были найдены с перерезанными глотками. Невинные люди. Ни смысла, ни причины не прослеживалось в этом преступлении. Ни складу, ни ладу. Оба тела были вымазаны красным, и именно поэтому я получил звонок из ФБР.

– Слушай, давай на время оторвемся от обсуждения увечий, – сказал наконец Сэмпсон. К этому времени мы проехали примерно половину пути.

– Хорошая мысль. Мне тоже требуется перерыв. Скоро нам и так придется окунуться в это дерьмо по самое некуда. Какие еще новости? Как вообще поживаешь? С кем-нибудь встречаешься? – спросил я. – Всерьез? Или для развлечения?

– С Табитой, – сказал он. – С Карой, с Натали, с Ла Ташей. Натали ты знаешь. Она юрист в министерстве жилищного строительства и городского развития. Я слышал, на прошлой неделе приезжала с визитом твоя новая подружка из Сан-Франциско. Инспектор Джамилла Хьюз, отдел убийств.

– Кто тебе об этом рассказал? – рассмеялся я. Лоб Джона собрался складками.

– Дай подумать. Нана сказала. И Дэймон. И Дженни. Может, и маленький Алекс что-то прибавил. Подумываешь снова остепениться? Как я понял, эта Джамилла нечто особенное. Что, слишком горяча для тебя, не удержать?

Я продолжал смеяться.

– Чересчур сильный прессинг, Джон. Каждому так и хочется, чтобы меня опять захомутали. Чтобы я поскорее оправился от своего недавнего горестного прошлого. Вернулся к милой, добропорядочной жизни.

– Что ж, у тебя это неплохо получается. Хороший отец, хороший муж. Вот каким видят тебя люди.

– А ты? Каким ты меня видишь?

– Я тоже вижу эти положительные качества. Но я вижу и оборотную сторону. Понимаешь, одна часть тебя хочет быть старым добрым Клиффом Хакстеблом. Но другая часть – это тот самый большой и страшный одинокий волк. Ты толкуешь о том, чтобы оставить работу в полиции? Может, ты так ты и поступишь. Но в душе ты все равно охотник, Алекс.

Я бросил взгляд на своего друга:

– Кайл Крейг сказал мне то же самое. Почти в тех же словах.

Сэмпсон кивнул:

– Вот видишь! Кайл не дурак. Больной, извращенный ублюдок, но не болван.

– Итак, раз мне настолько нравится охота, то кто же из нас остепенится первым? Ты или я?

– Какое тут может быть состязание? Мои семейные ролевые модели никуда не годятся. Отец ушел, когда мне было три года. Возможно, у него и были на то причины. Мать я тоже видел не часто. Ей было не до меня. В основном таскалась по панели да ширялась. Оба меня колотили. Друг с другом тоже дрались. Отец трижды ломал матери нос.

– Боишься, что из тебя получится плохой отец? – спросил я. – Ты поэтому не обзавелся семьей?

Он поразмыслил над моим вопросом.

– Не то чтобы. Я очень даже люблю детей. Особенно когда они твои собственные. Женщин тоже люблю. Может, в этом и загвоздка – уж слишком я люблю женщин, – заключил Сэмпсон и рассмеялся. – А женщины, похоже, любят меня.

– Во всяком случае, в конце концов, ты хотя бы знаешь о себе правду.

– Ну и отлично. Самопознание – первый шаг к успеху, – широко улыбнулся Сэмпсон. – Сколько я вам должен, доктор Кросс?

– Не беспокойтесь. Я вышлю вам чек.

Впереди показался дорожный знак: «Харперз-Ферри – 2 мили». Именно в этом местечке находился человек, арестованный за убийство.

Бывший армейский офицер, ранее несудимый.

Ныне – баптистский священник.

Меня же интересовало, не видел ли кто поблизости от места преступления троих мужчин подозрительного вида. И не снимал ли один из них все происходящее на видеокамеру.

Глава 47

Мы встретились с преподобным Рисом Тейтом в крохотной комнатке внутри скромного тюремного здания в Харперз-Ферри. Тейт оказался худощавым лысеющим мужчиной с четко выраженными бачками, доходившими до мочек ушей. Он вышел в отставку в 1993 году и теперь возглавлял баптистскую общину в Каупенсе, штат Южная Каролина.

– Преподобный Тейт, не могли бы вы рассказать нам, что произошло вчера с вами на Аппалачской тропе? – спросил я, объяснив, кто мы такие. – Расскажите все, что можете. Мы здесь именно затем, чтобы выслушать ваш рассказ.

Недоверчивые глаза Тейта метались между мной и Сэмпсоном. Он беспрестанно и скорее всего бессознательно скреб себе голову и лицо, обводя рассеянным взглядом маленькую комнату. Он выглядел страшно растерянным. Конечно, он нервничал и был испуган, и я не мог винить его за это, особенно если предположить, что его несправедливо обвиняют в двойном преднамеренном убийстве.

– Быть может, вы сначала ответите на некоторые мои вопросы? – наконец не без усилия выговорил он. – Почему вас заботит случившееся там, на туристской тропе? Я не могу взять в толк. Как и всего остального, что приключилось за последние два дня.

Сэмпсон посмотрел на меня. Он хотел, чтобы я объяснил. Я начал рассказывать Тейту о том, что связывало нас с Эллисом Купером и убийствами близ Форт-Брэгга.

– Вы действительно верите, что сержант Купер был невиновен? – спросил он, когда я умолк.

Я кивнул:

– Да, верим. Мы считаем, что обвинение было ложным, улики сфабрикованы. Но мы еще не знаем, в чем причина. Не знаем, кто это сделал и зачем.

– Вы когда-нибудь встречались с Эллисом Купером во время службы в армии? – задал вопрос Сэмпсон.

Тейт покачал головой:

– Я никогда не был дислоцирован в Брэгге. Не помню сержанта Купера и по Вьетнаму. Нет, не думаю, что встречал его.

Я старался держаться умеренно, не пережимать. Рис Тейт был настороженным, сдержанным, церемонным человеком, поэтому я вел беседу в максимально благожелательном тоне.

– Преподобный Тейт, мы ответили на ваши вопросы. Не могли бы вы теперь ответить на некоторые наши? Если вы неповинны в убийствах, мы здесь затем, чтобы помочь вам выпутаться из этого недоразумения. Мы выслушаем вас, причем со всей возможной объективностью.

Казалось, он раздумывал некоторое время, потом заговорил:

– Сержант Купер... его признали виновным, как я понимаю. Он в тюрьме? Я бы хотел с ним поговорить.

Я взглянул на Сэмпсона, потом вновь на Риса Тейта.

– Сержанта Купера нет в живых. Недавно он был казнен в Северной Каролине.

Тейт медленно, сокрушенно качал головой:

– Боже мой. Боже милостивый... Я просто взял отпуск на недельку, решил дать себе перерыв. Я люблю совершать пешие походы, ночевать на открытом воздухе. Это привычка, оставшаяся у меня с армейских времен, но я и раньше это любил. Я был бойскаутом, затем скаутом-орлом[15], в Гринсборо... Звучит забавно при данных обстоятельствах.

Я не перебивал его, давая возможность выговориться. Живущему в его душе скауту-орлу было важно, даже необходимо, облегчить душу.

– Вот уже четыре года, как я в разводе. Походы с ночевкой – это единственный, из доступных мне, благопристойный побег от реальности. Облегчение, разрядка. Я каждый год отвожу для этого пару недель плюс несколько дней там и сям, где сумею выкроить.

– Кто-нибудь знал, что вы планируете путешествие по Аппалачской тропе?

– Знали все в нашей церкви. Пара знакомых и соседей. Я не делал из этого особой тайны. Да и зачем?

– А ваша бывшая жена знала? – спросил Сэмпсон.

Тейт подумал, затем покачал головой:

– Мы не часто общаемся. Наверное, я должен вам сказать, что бил Хелен до нашего развода. Возможно, она сама напрашивалась, но, так или иначе, ей от меня доставалось. Это пятно на мне навсегда, мой вечный грех. Мужчине нет прощения, если он поднимает руку на женщину.

– Вы можете рассказать нам о вчерашнем дне? Обо всех событиях, о ваших делах? Постарайтесь вспомнить как можно больше, – попросил я.

Тейту потребовалось минут десять, чтобы провести нас по всем подробностям злополучного дня. Он рассказал, что проснулся около семи и увидел, что утро туманное. Он не спешил пуститься по маршруту и позавтракал в лагере. В путь он тронулся примерно в половине девятого и покрыл в тот день большое расстояние. По дороге он настиг и обогнал две семьи и одну пожилую пару. Накануне он видел мать с двумя дочерьми и надеялся догнать их, но этого не случилось. Наконец около шести разбил лагерь.

– Почему вы хотели догнать тех трех женщин? – спросил Сэмпсон.

Тейт пожал плечами:

– Просто шальные мечты. Мать была привлекательна, лет сорока с небольшим. Им всем определенно нравилось путешествовать пешком. Я думал, может, нам удастся пройти часть пути вместе. Это обычная вещь на Аппалачской тропе.

– Вы еще кого-нибудь видели в тот день? – спросил Сэмпсон.

– Я не помню никого особенного. Я еще подумаю. Слава Богу, тут у меня есть время. И стимул.

– Хорошо. Значит, там были эти семьи, пожилая пара, мать с двумя дочерьми. А видели вы еще какие-нибудь группы, преодолевающие маршрут? Например, состоящие только из мужчин? Или просто одиноких туристов?

Он покачал головой:

– Нет. Не помню никого подозрительного. И никаких подозрительных звуков ночью. Я крепко спал. Это еще одно из достоинств пеших походов. Встав на следующее утро, я уже в половине восьмого отправился в путь. Это был чудесный денек, ясный, звонкий, как колокольчик, было видно на несколько миль вперед. Около полудня появились полицейские и меня арестовали.

Преподобный Тейт посмотрел на меня. Его маленькие глазки смотрели на меня с мольбой, взывая о понимании.

– Я клянусь, что невиновен. Я никого не трогал в тамошнем лесу. Не имею понятия, как на моей одежде появилась кровь. Я даже не надевал этих вещей в тот день. Я никого не убивал! Кто-то должен мне поверить!

От его слов меня с ног до головы прохватил озноб. Сержант Эллис Купер говорил практически то же самое.

Глава 48

Мое последнее дело в качестве сыщика, специализирующегося на раскрытии убийств. Дело по-настоящему сложное и каверзное. Я очень много и безостановочно размышлял о нем в последние несколько дней, и оно тяжким грузом давило на мозг во время долгого и отупляющего возвращения домой из Харперз-Ферри.

Я пока что не предупреждал начальство о том, что собираюсь уволиться. Почему я этого не делал? Я продолжал заниматься случаями преднамеренных убийств, совершенных в округе Колумбия, хотя большинство из них вовсе не требовало моего вмешательства. В районе многоэтажных трущоб был убит мелкий наркодилер, но кого это могло взволновать? Двадцатилетняя женщина убила своего жестокого мужа, но опять же – из чистой самообороны. По крайней мере, мне это было ясно как день. Эллис Купер был мертв. А вот теперь и человека по имени Рис Тейт обвиняли в преступлении, которого он, по всей вероятности, не совершал.

В тот уик-энд я решил слетать в штат Аризона, в город Темп. Я договорился встретиться там с женщиной по имени Сьюзан Этра, мужа которой обвинили в убийстве рядового, являвшегося гомосексуалистом. Миссис Этра возбудила судебный иск против армии за неправомерную казнь мужа. Она была убеждена, что он невиновен и что у нее достаточно доказательств, чтобы убедить в этом суд. Мне требовалось выяснить, не могло ли быть дело против подполковника Джеймса Этра также сфабриковано. Сколько же всего было жертв?

Открывшая мне дверь миссис Этра выглядела нервной и беспокойной. Я с удивлением увидел у нее в гостиной какого-то человека с бесстрастным лицом. Она пояснила, что попросила присутствовать своего адвоката. Прекрасно.

Адвокат был загорелым мужчиной с зализанными назад седыми волосами, в дорогом темно-сером костюме и черных ковбойских ботинках. Он представился Стюартом Фишером из Лос-Анджелеса.

– Миссис Этра согласилась встретиться с вами, детектив, в интересах установления истины относительно неправомерного ареста и осуждения своего мужа. Я здесь затем, чтобы защищать интересы миссис Этра.

– Понимаю, – сказал я. – Вы были адвокатом подполковника Этра на процессе?

На лице Фишера продолжала сохраняться вежливо-непроницаемая маска.

– Нет. Я юрист, специализирующийся в сфере индустрии развлечений. Хотя и имею опыт ведения дел об убийстве. Я начинал в канцелярии окружного прокурора, в Лагуна-Бич. Шесть лет назад.

Далее Фишер объяснил, что миссис Этра недавно запродала историю своего мужа в Голливуд. Теперь уже мне следовало держать ухо востро.

В течение примерно часа Сьюзан Этра рассказывала мне то, что ей было известно. Ее муж, подполковник Этра, никогда прежде не попадал ни в какие истории. Насколько ей известно, он никогда не проявлял нетерпимости к людям нетрадиционной сексуальной ориентации, будь то мужчины или женщины. И тем не менее, по словам обвинения, Этра вломился в дом к двум солдатам-гомосексуалистам и застрелил их в постели. На судебном процессе утверждалось, что он был якобы безнадежно влюблен в младшего из мужчин.

– Орудием убийства послужил армейский револьвер. Он был найден у вас в доме? Он принадлежал вашему мужу? – спросил я.

– Джим обнаружил пропажу револьвера дня за два до убийства. Он был очень педантичным и скрупулезным человеком, особенно в том, что касалось оружия. Потом нежданно-негаданно, к большому удобству для полиции, пистолет вдруг снова оказался у нас в доме.

Адвокат Фишер, очевидно, решил, что я достаточно безобиден, и откланялся прежде меня. После его ухода я спросил миссис Этра, могу ли я взглянуть на личные вещи ее супруга.

– Вам повезло, что вещи Джима еще здесь, – сказала миссис Этра. – Бог знает, сколько раз я собиралась отнести его одежду в какую-нибудь благотворительную организацию. Насколько помню, я перенесла их в свободную спальню.

Я последовал за ней в ту комнату, затем она оставила меня там одного. Все имело очень аккуратный вид, каждая вещь лежала на своем месте, и у меня сложилось впечатление, что именно так Сьюзан и Джеймс Этра жили до убийства и что наступивший хаос разрушил их жизнь. Мебель представляла собой странную смесь предметов из светлого дерева и более темного антиквариата. Столик у стены был заставлен коллекцией оловянных моделей – пушек, танков и солдат, относящихся к разным войнам. Рядом с моделями в закрытой витрине было выставлено много огнестрельного оружия. На каждом имелся ярлычок.

«Армейский револьвер системы „Кольт“, 1860 года; калибр 44, ствол 8 дюймов».

«Винтовка системы „Спрингфилд Трэпдор“ и патрон к ней; применялась в войнах с индейцами. Штык и кожаный ремень подлинные».

«Винтовка системы „Марлин“, около 1893 года; только черный порох».

Я открыл стоящий рядом платяной шкаф. Одежда подполковника Этры включала как армейскую форму, так и штатское платье. Я двинулся дальше, осматривая разнообразные шкафчики.

Производя досмотр ящиков комода, я наткнулся на соломенную куклу.

В животе у меня похолодело. Точно такую же мерзкую и пугающую куклу я нашел в доме Эллиса Купера, близ Форт-Брэгга. Это была ее точная копия – словно они были куплены в одном и том же месте... Одним и тем же лицом... Убийцей?

Чуть позже, уже в другом ящике, я нашел и лишенный века глаз. Он будто следил за мной, бдительный и неусыпный, хранящий свои темные тайны.

Я перевел дух, потом вышел и позвал в комнату миссис Этра. Показал ей соломенную куклу и это всевидящее око. Она покачала головой и поклялась, что никогда их прежде не видела. В глазах ее читались замешательство и страх.

– Кто побывал в моем доме? Я уверена, что, когда переносила вещи Джима, этой куклы здесь не было, – твердила она. – Я абсолютно убеждена в этом. Как они могли сюда попасть? Кто мог подбросить эти гадкие предметы в мой дом, детектив Кросс?

Миссис Этра позволила мне забрать куклу и глаз. Она не желала терпеть их присутствия, и я не мог винить ее за это.

Глава 49

Между тем расследование продолжалось и на другом фронте. Джон Сэмпсон на своем черном «меркурии-кугаре» свернул с 35-й магистрали в приморское местечко Мантолокинг, в штате Нью-Джерси, и направился в сторону океана. Пойнт-Плезент, Бэй-Хед и Мантолокинг представляли собой граничащие друг с другом населенные пункты на побережье, и, поскольку стоял октябрь, они в значительной степени пустовали.

Припарковав машину на Восточной авеню, Сэмпсон после неблизкого пути из Вашингтона решил размять ноги.

– Господи, вот это пляж! – восхищенно пробормотал он, поднявшись по городской лестнице на гребень дюн. Прямо перед ним, вероятно, метрах в сорока, раскинулся океан.

Денек стоял просто превосходный: тепло, но не жарко; на безоблачном голубом небе сияет ласковое солнце, а воздух неправдоподобно чист и прозрачен. Ему невольно подумалось, что лучшего дня, возможно, не случалось за весь пляжный сезон, когда все эти прибрежные городки были наводнены отдыхающими с их автомобилями.

Сэмпсону очень понравился открывшийся перед ним пейзаж. Тихий и красивый городок на взморье вызывал в нем чувство умиротворения. Трудно сказать почему, но эти последние дни на службе в округе Колумбия показались ему как-то по-особому мрачными и тяжелыми. Его неотвязно преследовали мысли о смерти сержанта Куп ёра, точнее, о преднамеренном его убийстве. В последнее время с головой и впрямь творилось что-то неладное. Здесь же все ощущалось совсем иначе, и ощущение это возникло с первого момента. Джон почувствовал, что здесь способен слышать и видеть все с необычайной ясностью.

Все же он решил, что пора приступить к работе. Было почти половина четвертого, а как раз на это время он договорился о встрече с проживающей здесь Билли Хьюстон. Считалось, что муж миссис Хьюстон, военнослужащий, убил другого солдата близ базы Форт-Монмут. Лицо жертвы было разрисовано белой и синей краской.

Смелее, сказал себе Сэмпсон, открывая деревянную калитку, и зашагал в сторону большого, крытого кровельной дранкой дома, по дорожке, посыпанной ракушками. Сам пляжный дом и вся окружающая обстановка показались ему очень хороши, можно сказать, до неправдоподобия. Ему понравилась даже вывеска: «Обретенный рай».

Миссис Хьюстон наблюдала за ним из окна. Как только его нога коснулась ступеней, дверь-ширма распахнулась, и сама хозяйка вышла на крыльцо, чтобы его встретить.

Это была небольшого роста, миниатюрная афроамериканка, более привлекательная, чем он ожидал. Не кинозвезда, конечно, но было в ней что-то, что зацепило его внимание и не отпускало. На ней были свободные шорты защитного цвета и черная футболка, а обуви на ногах вовсе не было. Ну и крохотная же, подумал Сэмпсон, – ростом, вероятно, не больше пяти футов и весит как перышко.

– Что ж, вы выбрали для своего визита по-настоящему славный денек, – сказала она и улыбнулась. Улыбка у нее тоже была милая.

– В самом деле? А что, здесь не каждый день такая погода? – отозвался он и тоже заставил себя улыбнуться. Поднимаясь по чуть поскрипывающим деревянным ступенькам, он все еще не мог оправиться от удивления, вызванного обликом миссис Хьюстон.

– Вообще-то здесь бывает много таких дней, – ответила она и представилась: – Я – Билли Хьюстон. Но конечно, вы и сами это знаете. – Она протянула ему руку. Сэмпсон пожал ее. Рука была теплая и мягкая и совсем потонула в его ладони.

Он продержал ее в своей руке несколько дольше, чем собирался. Ну а почему бы и нет? Он полагал, что отчасти это можно объяснить тем, что ей довелось пережить. Муж миссис Хьюстон был казнен около двух лет назад, и она во всеуслышание, громко и уверенно, отстаивала его невиновность, вплоть до самого конца, да и некоторое время после. История воспринималась Сэмпсоном как очень знакомая. А может, и в быстрой располагающей улыбке женщины было нечто такое, от чего он ощутил себя комфортно. Сказать по правде, она произвела на него почти такое же яркое впечатление, как и городок и как эта прекрасная погода. Она ему сразу понравилась. В ней не было такого, что могло бы не нравиться. Пока, во всяком случае.

– Почему бы нам не пойти побеседовать на пляже? – предложила она. – Если хотите, можете снять туфли и носки. Вы ведь городской житель, верно?

Глава 50

Сэмпсон последовал совету. Хоть он и занимается сейчас расследованием, но все равно, почему бы не внести в деловую беседу несколько приятных моментов? Песок мягко обволакивал и ласкал босые ноги. Вслед за хозяйкой Джон двинулся вдоль большого дома, потом дорога пошла в гору и привела их на высокую и широкую дюну, покрытую белым песком и струящимся на ветру песчаным тростником.

– Ваш дом – это действительно что-то потрясающее, – обронил он. – Слово «красивый» не дает о нем полного представления.

– Я тоже так считаю, – согласилась она, с улыбкой поворачиваясь к нему. – Конечно же, это не мой дом. Мой собственный – в двух кварталах в глубь материка. Одно из маленьких пляжных бунгало, что вы проезжали по дороге сюда. А этот дом принадлежит О'Брайанам, я присматриваю за ним в зимний сезон, пока Роберт и Кэти живут в Форт-Лодердейле.

– Совсем не дурная обязанность, – заметил он. На самом же деле она показалась ему просто великолепной.

– Нет, конечно, это совсем неплохо. – Билли Хьюстон резко сменила тему: – Вы хотели поговорить со мной о моем муже, детектив. Не угодно ли рассказать, что побудило вас приехать? Я вся как на иголках с тех самых пор, как вы позвонили. Зачем вы хотели меня видеть? Что вы хотите узнать о моем муже?

– Как на иголках? – переспросил Сэмпсон. – Разве кто-нибудь еще говорит так в наше время?

Билли рассмеялась:

– Наверное, я еще говорю. Просто вырвалось. Сразу выдает мою принадлежность месту и времени, да? Я выросла на ферме испольщика в Алабаме, неподалеку от Монтгомери. А уж о дате умолчу. Итак, зачем вы здесь, детектив?

Они начали спускаться по песчаному склону, полого уходящему к морю. Океан представлял собой сплошную мешанину сочных синих, зеленых и пенно-кремовых тонов. Трудно поверить – но вдоль всего взморья, куда хватало глаз, не было почти ни одной живой души. Одни только шикарные дома, даже скорее особняки, и вокруг – никого, кроме чаек.

Пока они брели в северном направлении, Джон поведал миссис Хьюстон о своем друге Эллисе Купере и о событиях в Форт-Брэгге. Он решил не рассказывать об остальных смертях в среде военных.

– Наверное, он был очень хорошим другом, – произнесла она, когда Сэмпсон закончил рассказ. – Вижу, вы не желаете так легко сдаваться.

– Просто не могу. Он был одним из лучших друзей за всю мою жизнь. Мы с ним три года провели во Вьетнаме. Он был первым в моей жизни старшим мужчиной, который жил не только для себя, а думал о других. Понимаете, у меня никогда по-настоящему не было отца.

Она кивнула, но не стала приставать с расспросами. Сэмпсон все еще не мог отделаться от мысли, какая она маленькая. Ему подумалось, что он мог бы подхватить ее под мышку и понести.

– И еще одна причина в том, миссис Хьюстон, что я совершенно уверен: Эллис Купер не виновен в тех убийствах. Назовите это шестым чувством или как угодно, но я в этом убежден. Он так и сказал мне перед казнью. Я не могу отмахнуться от этого. Просто не могу.

Женщина вздохнула, и он увидел, что на лице ее отразилась боль. Чувствовалось, что она тоже не смирилась со смертью мужа и с тем, при каких обстоятельствах смерть произошла. Но при этом она по-прежнему не вмешивалась в его повествование. Это было интересно. Она, несомненно, обладала тактом и деликатностью.

Джон остановился, его спутница – тоже.

– Что такое? – спросила она наконец.

– Вас не так-то легко разговорить, не правда ли? – спросил он.

Она засмеялась:

– О нет, не правда. Мне стоит только начать. Порой я говорю даже слишком много, поверьте. Но мне было интересно услышать, что и как будете говорить вы. Теперь вы хотите, чтобы я рассказала вам о моем муже? О том, что случилось с ним? Почему я уверена, что он тоже был невиновен?

– Я хочу услышать о вашем муже все, – сказал Сэмпсон. – Расскажите, прошу вас.

– Убеждена, что Лоренс стал жертвой убийства, – начала она. – Исполнителем убийства стал штат Нью-Джерси. Но есть еще кто-то, хотевший его смерти. Я хочу знать, кто убил моего мужа, так же, как вы хотите знать, кто убил вашего друга Эллиса Купера.

Глава 51

Сэмпсон и Билли Хьюстон остановились и сели на песок перед растянувшимся вдоль берега пляжным коттеджем, в котором было, вероятно, не меньше дюжины спален. Сейчас он стоял пустой – заколоченный на зиму, окна забраны ставнями, – что представлялось Сэмпсону непростительным расточительством. Он знал людей в округе Колумбия, которые жили в заброшенных помещениях без окон, без тепла, без водопровода.

Он буквально не мог оторвать глаз от этого дома. Дом был трехэтажный, с опоясывающими галереями на уровне двух верхних. Рядом с домом на дюне бросалась в глаза табличка: «Эти дюны являются частным владением. Просьба держаться дорожки. Штраф за нарушение $300». Эти люди серьезно относятся к своей собственности или к красоте, которой владеют, а может, и к тому, и к другому сразу, подумал он.

Устремив взгляд в океан, Билли Хьюстон начала свой рассказ.

– Мне бы хотелось рассказать о вечере, когда произошло убийство, – сказала он. – Я работала медсестрой в муниципальном медицинском центре в Томс-Ривер. В одиннадцать часов освободилась с дежурства и примерно в половине двенадцатого была дома. Лоренс почти всегда дожидался меня, не ложился спать. Обычно мы оказывались дома вместе по вечерам через день. Сидели на диване. Иногда смотрели телевизор, в основном комедии. Он был крупный мужчина, вроде вас, и всегда говорил, что мог бы носить меня в кармане.

Сэмпсон не прерывал, просто слушал, как развивается ее повествование.

– Что мне больше всего запомнилось в том вечере, детектив, – так это то, что он был таким обыкновенным, ничем не примечательным. Лоренс смотрел по телевизору шоу Стива Харви, и, войдя в дом, помню, я наклонилась к нему и поцеловала. Потом прошла в другую комнату переодеться.

– Выйдя из спальни, я налила себе бокал «Шираза» и спросила, не приготовить ли поп-корн. Лоренс сказал, что не надо. Он следил за своим весом, потому что зимой иногда поправлялся. Он был в шутливом, благодушном настроении, очень спокойном и расслабленном. Ничуть не был напряжен, не испытывал ни малейшего стресса. Мне никогда этого не забыть. Пока я наливала себе вина, в дверь позвонили. Я все равно была на ногах, поэтому пошла открыть. Там была военная полиция. Оттолкнув меня, они ворвались в дом и арестовали Лоренса за совершение страшного убийства, которое произошло в этот вечер, всего несколькими часами раньше. Я помню, как посмотрела на мужа и как он посмотрел на меня. Он покачал головой в совершенном недоумении. Такой взгляд просто невозможно изобразить нарочно. Потом он сказал полицейским: «Вы, офицеры, совершаете ошибку. Я – сержант армии Соединенных Штатов». И тогда один из полицейских ударил его дубинкой.

Глава 52

Я постарался на время забыть, что работаю над делом об убийстве. Что таскаю с собой мерзкую соломенную куклу и зловещий неусыпный глаз. Что гоняюсь за убийцами, суровый и беспощадный, как всегда.

Я вошел в вестибюль гостиницы «Уиндхэм-Бьютс-Ризорт» в городе Темпе, и там уже ждала меня Джамилла. Она прилетела на восток из Сан-Франциско повидаться со мной. Таков был придуманный нами план.

На ней была оранжевая шелковая блузка, на плечах – тоже оранжевый, но более темного тона, свитер, на запястьях – тонкие золотые браслеты, в ушах – крохотные золотые сережки. Ее вид как нельзя лучше соответствовал Солнечной долине – именно так, насколько мне известно, принято называть крупную зону-мегаполис, куда входят города Феникс, Скоттдейл, Месса, Чендлер и Темп.

– Полагаю, для тебя это не новость, – сказал я, подойдя к ней и крепко обнимая, – но выглядишь ты сногсшибательно. У меня просто дух захватило.

– Правда? – спросила она, вроде бы искренне удивленная. – Прекрасное начало для нашего уик-энда.

– И я не единственный, кто так считает. Каждый здесь, в холле, может это подтвердить.

Она засмеялась:

– Вот теперь я вижу, что ты меня дурачишь.

Джамилла взяла меня за руку, и мы двинулись через вестибюль. Неожиданно я остановился и, развернув ее к себе, опять заключил в объятия. Некоторое время я смотрел в ее глаза, потом поцеловал. Поцелуй получился долгим и сладостным, потому что я вложил в него все свое долгое ожидание.

– Ты и сам отлично выглядишь, – сказала она, когда мы оторвались друг от друга. – Ты всегда выглядишь первоклассно. Открою тебе секрет. Это у меня захватило дух, когда я в первый раз увидела тебя в аэропорту Сан-Франциско.

Я вытаращил глаза и засмеялся:

– Знаешь, давай-ка лучше сначала доберемся до номера, а не то угодим в какие-нибудь неприятности.

Джамилла прильнула ко мне и еще раз быстро поцеловала.

– А мы ведь можем, еще как! – Последовал новый поцелуй. – Знаешь, Алекс, я ведь обычно так себя не веду. Что со мной творится? Что на меня нашло?

Мы еще раз стиснули друг друга в объятиях, а потом зашагали к гостиничным лифтам.

Наша комната находилась на верхнем этаже, и из окон открывалась панорама Феникса, а также вид на водопад, низвергающийся в бассейн на склоне горы. Вдали виднелись тропинки для пеших туристов и для любителей бега трусцой, теннисные корты и пара площадок для гольфа. Я сказал Джамилле, что футбольное поле, которое виднеется отсюда, это, вероятно, стадион.

– Думаю, именно там играет команда штата Аризона.

– Я с удовольствием послушаю о Темпе и о команде Аризоны, – сказала Джамилла, – но только чуть позже.

– О, конечно.

Я дотронулся до ее блузки, которая была приятно шершавой на ощупь, как это свойственно шелку.

– Мне нравится это ощущение.

– Так и задумано.

Я медленно провел руками по плечам Джамиллы, по выступающим сквозь ткань соскам ее грудей, животу. Я принялся поглаживать ее плечи, а она прильнула ко мне и лишь бормотала протяжно и с наслаждением что-то вроде: «м-м-м-м», «да-а-а», «пожалуйста» и «спасибо». Это было похоже на импровизированный танец, и ни тот ни другой из нас точно не знал, какое движение последует дальше. Как хорошо было вновь оказаться рядом с ней.

– Нам ведь некуда спешить, – прошептала она, – не правда ли?

– Конечно. У нас впереди сколько угодно времени. Целая вечность. Знаешь, в полицейских кругах это называется «провоцировать на уголовно наказуемое деяние».

– Да, да, именно. Я полностью отдаю себе отчет. А еще это называется «нападение из-за угла». Может, тебе следует просто капитулировать?

– Ладно, инспектор, я сдаюсь.

Мы были одни в целом мире. Я понятия не имел, что произойдет в следующий миг, но уже начал овладевать премудростью отдаваться ходу событий, просто плыть по течению, наслаждаясь каждой секундой и не слишком беспокоясь о том, куда приплывешь. С того дня, проведенного с Джамиллой в Вашингтоне, я не встречался с женщинами, у меня с тех пор никого не было. Да и вообще никого уже некоторое время.

– Продолжай. У тебя нежнейшее прикосновение из всех, кого я знаю, – прошептала она. – Неправдоподобно нежное.

– И у тебя тоже.

– Ты, кажется, удивлен.

– Немножко, – признался я. – Наверное, потому что видел жесткую сторону твоего характера, когда мы работали вместе.

– И она тебя пугает? Моя жесткая сторона?

– Нет. Мне и это в тебе нравится. До тех пор, пока ты не будешь уж слишком проявлять ее по отношению ко мне.

В тот же миг Джам сильно толкнула меня назад – так, что я повалился спиной на кровать, потом сама упала сверху. Я стал целовать ее щеки, потом нежные, сладкие губы. У нее были восхитительный вкус и аромат. Слышно было, как пульсирует кровь у нее под кожей. Некуда спешить.

– В детстве, в Окленде, я была девчонкой-сорванцом. Играла в бейсбол, – сказала она. – Я хотела, чтобы отец и братья мной гордились.

– И они гордились?

– О да! Без дураков. Я показывала класс в бейсболе и на беговой дорожке.

– Они и сейчас гордятся?

– Думаю, да. Конечно, да. Папа, правда, немного разочарован, что я не играю за сан-францисских «Гигантов», – засмеялась она. – Он считает, я бы заставила Барри Бондза побегать.

Джамилла помогла мне освободиться от брюк, а я тем временем расстегивал крючки на ее рубашке. Как ни старался я сдерживаться, по телу пробежала дрожь. Впереди целая вечность.

Глава 53

Когда Сэмпсон закончил беседовать с миссис Хьюстон, было уже слишком поздно, чтобы ехать обратно в Вашингтон. К тому же ему понравилось на побережье, поэтому по совету Билли он отправился в местную гостиницу под названием «Коноверс-Бэй-Хед», где предоставляли ночлег и завтрак.

Но не успел он войти в номер на третьем этаже, как зазвонил телефон. Кто бы мог разыскивать его здесь, в «Коноверс-Бэй-Хед»?

– Слушаю, – сказал детектив, снимая трубку. – Джон Сэмпсон.

Последовало короткое молчание.

– Это Билли, – услышал он в следующий момент. – Билли Хьюстон.

Сэмпсон присел на краешек кровати и поймал себя на том, что, несмотря на удивление, улыбается. Безусловно, он не ожидал этого звонка, он вообще не ожидал, что придется еще когда-нибудь услышать ее голос.

– Э... добрый вечер. Я беседовал с вами... не для протокола. Вы что-то забыли мне сообщить?

– Нет. То есть вообще-то да. Понимаете, вы приехали сюда, чтобы помочь реабилитировать Лоренса, а я абсолютно ничего не делаю, чтобы сделать ваш приезд более удобным и приятным. Не пообедаете ли вместе со мной здесь, в доме? Я уже начала кое-что стряпать, так что, пожалуйста, не говорите «нет». В конце концов, что вы теряете? Между прочим, я хорошо готовлю.

Сэмпсон помедлил в нерешительности, он не был уверен, что это такая уж удачная идея. Не то чтобы он полагал обед в компании Билли Хьюстон нудным мероприятием. Просто создавалась, ну, скажем, потенциально неловкая ситуация, возможно даже, злоупотребление служебным положением.

Но в то же время слова, в которые она облекла свое приглашение, не оставляли ему выбора. Да и какой вред, если он с ней пообедает?

– Прекрасная мысль. Я с удовольствием пообедаю у вас. К какому часу мне прийти?

– К какому вам удобно. Ничего сверхъестественного не намечается, детектив, все по-простому. Я запущу гриль, как только вы приедете.

– Что, если через час? Подойдет? Кстати, вам не обязательно обращаться ко мне «детектив». Можете звать меня Джоном.

– По-моему, вы говорили. Ну, а я – Билли, и, если не возражаете, я предпочла бы имя официальному обращению «миссис Хьюстон». Жду вас через час.

Она дала отбой, а Сэмпсон еще некоторое время сжимал в руках телефонную трубку. Теперь чем больше он размышлял насчет обеда с Билли Хьюстон, тем больше ему нравилась эта затея. Снимая с себя одежду и направляясь в душ он уже думал о предстоящей встрече с нетерпением.

«Ничего сверхъестественного» – это звучало очень даже симпатично.

Глава 54

Сэмпсон купил небольшой букет цветов и бутылку красного вина в супермаркете Бэй-Хеда. Добравшись до коттеджа, опять спросил себя, не переборщил ли: цветы, вино? Что вообще происходит?

Может, он испытывал чувство вины за то, что муж этой женщины был несправедливо казнен? Или за то, что она овдовела до срока? Или же это имело какое-то отношение к Эллису Куперу? А может, дело заключалось просто в Билли Хьюстон и в нем самом?

Обойдя дом, он подошел к кухонной двери-ширме. Легонько постучал костяшками пальцев по деревянной дверной раме.

– Билли! – позвал он.

Билли... Стоит ли ему так к ней обращаться?

Почему-то он тревожился за ее безопасность. Странно, ведь ей ничто не угрожает. Никто ведь не собирается причинить вред Билли Хьюстон, разве не так? Тем не менее он чувствовал то, что чувствовал. Истинные убийцы бродили где-то на свободе. Почему бы не в Нью-Джерси?

– Открыто. Входите, – крикнула она. – Я здесь, на крыльце.

Сэмпсон прошел через кухню и увидел, что она накрывает маленький обеденный стол на открытой веранде, с видом на океан. Красивое место для обеда. По всей веранде расставлены адирондакского стиля стулья. Тут же – плетеное кресло-качалка темно-синего цвета и жалюзи в тон.

За вершинами дюн виднелся океан, и кругом – вечно струящийся на ветру песколюб.

Однако взгляд Сэмпсона уже обратился на хозяйку. На ней были хрустящая белоснежная рубашка и выцветшие джинсы. Обуви по-прежнему не было. Зачесанные назад волосы собраны в хвост. Она подкрасила губы, совсем немного.

– Здравствуйте. Я подумала, почему бы нам не пообедать здесь? Надеюсь, не замерзнете? – подмигнула она.

Сэмпсон шагнул на просторную деревянную веранду. С океана долетал легкий бриз, но на крыльце было вполне комфортно. Чувствовался запах моря, к которому примешивался аромат лаванды и астр.

– Просто замечательно! – с чувством ответил он. И это была правда. Температура самая подходящая, как и сервировка, а уж пейзаж просто выше всяческих похвал. Ничего похожего не найти на юго-востоке округа Колумбия.

– Позвольте мне помочь, – сказал он.

– Хорошая мысль. Вы можете нарезать овощи и закончить приготовление салата. Или заняться грилем.

Сэмпсон почувствовал, что улыбается.

– Выбор не слишком богатый. Возьмусь за салат. Да нет, шучу. С удовольствием займусь грилем. Если только не придется нацеплять шапочку или фартук с каким-нибудь хлестким слоганом.

Она рассмеялась:

– Ничего такого не понадобится. По дороге из кухни вы, наверное, видели проигрыватель. Я выложила рядом пачку дисков. Выберите и поставьте, что понравится.

– Это что-то вроде теста? – спросил он.

Билли опять засмеялась:

– Нет, вы уже успешно прошли все тесты. Потому-то я и пригласила вас к ужину. Перестаньте беспокоиться о наших отношениях. Вы их не порушите. Все будет хорошо. Лучше, чем вы думаете.

Глава 55

Она была права, что этот вечер окажется особенным. К своему стыду, Сэмпсон на несколько часов даже забыл об Эллисе Купере. Детектив обычно бывал тих и молчалив с малознакомыми людьми. Причина отчасти заключалась в его огромном росте, из-за которого он испытывал легкую неловкость в любой социальной группе. Но вдобавок Джон был достаточно честен с самим собой, чтобы понимать: ему не хочется терять время на людей, которые ничего для него не значат и никогда значить не будут.

Однако с Билли все было совсем иначе, и он почувствовал это с первой минуты, как она заговорила. Эта женщина обладала удивительной особенностью: Сэмпсону было в радость слушать, о чем бы она ни рассказывала. О своей повседневной работе в Мантолокинге, о двух своих детях (Эндрю был первокурсником в университете Ратджерса, Кэрри заканчивала в Монмуте среднюю школу), об океанских приливах и о том, как они изменяют цвет прибоя, добавляя ему синевы. И о полудюжине других предметов. Помимо того, что присматривала за чужим домом. Билли продолжала на полную ставку работать медсестрой в травматологической клинике. Специализировалась на взрослом травматизме и летала вертолетами медэвакуации в более крупные травматологические центры в Ньюарке и Филадельфии. Когда-то даже была медсестрой в передвижном армейском хирургическом госпитале.

Темы ее мужа они не касались вплоть до конца обеда. Лишь тогда Сэмпсон вновь затронул этот предмет. Похолодало, и они перешли в гостиную. Билли разожгла огонь, затрещали, защелкали дрова в камине, и в комнате сразу сделалось теплее и уютнее.

– Вы не возражаете, если мы еще немного поговорим о Лоренсе? – спросил он, когда оба уселись на маленькую кушетку перед камином. – Если не хотите, то не будем, это вовсе не обязательно.

– Нет-нет, все в порядке. Правда, все нормально. Вы ведь за этим сюда и приехали.

Внезапно что-то бросилось в глаза Сэмпсону. Он вскочил с кушетки и подошел к стеклянной горке возле камина. Протянул руку и вытащил соломенную куклу.

Как странно. Он внимательно оглядел находку. Детектив был уверен, что кукла представляла собой точную копию той, что он видел в доме Эллиса Купера. Обнаружив такую же вещь в доме у Билли, Сэмпсон почувствовал страх. Что делает здесь эта штука?

– Что это? – удивилась она. – Что за отвратительная кукла? От нее мороз по коже. Не помню, чтобы видела ее здесь раньше. Что-то не так? Вы вдруг помрачнели.

– Я видел точно такую же в доме Эллиса Купера, – пришлось признаться Сэмпсону. – Она из Вьетнама. Я во множестве встречал подобные в тамошних селениях. Они как-то связаны со злыми духами и покойниками. Эти куклы – зловещие штуки.

Билли подошла к стеклянному шкафчику и встала рядом с Сэмпсоном.

– Можно мне взглянуть? – Осмотрев соломенного уродца, она покачала головой. – Вероятно, Лоренс привез эту вещь оттуда... не иначе... Что-то вроде сувенира на память о пережитом. «Помни о смерти». Хотя я не помню, чтобы видела ее раньше. Это напоминает мне... Знаете, на днях мне попался в этом же шкафчике большой уродливый глаз. Он был такой... неприятный, что я его выбросила.

Сэмпсон пристально посмотрел ей в глаза.

– Странное совпадение, – проговорил он, качая головой. Он вспомнил, как Алекс отказывался верить в совпадения. – Вы говорите, ваш муж никогда не упоминал имени сержанта Эллиса Купера? – спросил он.

Билли покачала головой. Теперь и она начала немного нервничать.

– Нет. Он вообще редко говорил о войне. Ему там не понравилось. И еще меньше стало нравиться, когда он вернулся и у него появилось время задуматься о своем боевом опыте.

– Я его понимаю. После возвращения с войны я в течение двух месяцев пробыл на базе Форт-Майер, в Арлингтоне. В какую-то из суббот вернулся к себе домой – прямо в военной форме. Сошел с автобуса в Вашингтоне, и тут какая-то белая девушка в джинсах-клеш и сандалиях подошла и плюнула на мою форму. Назвала меня детоубийцей. Мне никогда не забыть этого, до конца дней. Я так разозлился, что повернулся и зашагал прочь. Эта девчонка-хиппи понятия не имела, что там творилось, каково это – когда в тебя стреляют, когда на твоих глазах убивают друзей, каково это – сражаться за свою страну.

Сцепив пальцы, Билли медленно раскачивалась взад и вперед.

– Не знаю, что рассказать вам о Лоренсе. Думаю, он бы вам понравился. Его все любили. Он был очень ответственный. Хороший отец своим детям. Заботливый и любящий муж. Перед самой его смертью я некоторое время провела рядом с ним в тюрьме – я говорю о тех двадцати минутах перед казнью. Он уставился мне в глаза и сказал: «Я не убивал того парня. Пожалуйста, сделай так, чтобы наши дети об этом узнали. Обещай мне, Билли».

– Да, – кивнул Сэмпсон. – И Эллис Купер сказал что-то подобное.

В гостиной стало тихо. Впервые за все время в воздухе повисла неловкая пауза. Наконец Сэмпсон был вынужден ее прервать:

– Я рад, что вы позвонили, Билли. Сегодняшний вечер мне очень понравился. Спасибо. Мне пора идти. Уже поздно.

Она стояла рядом с ним и не двигалась. Сэмпсон наклонился и поцеловал ее в щеку. Господи, до чего же она была маленькая.

– А вы все-таки боитесь за меня, – сказала она, но тут же улыбнулась: – Все в порядке, я крепкая.

Она проводила его до машины. Им очень хотелось опять заговорить – главным образом о ночном небе над океаном, о том, какое оно безбрежное и прекрасное.

Сэмпсон сел в свой «кугар», а Билли зашагала обратно к дому. Он смотрел ей вслед, сожалея, что вечер кончается и он, вероятно, никогда больше ее не увидит. Он также немного тревожился за эту женщину. Как соломенная кукла попала к ней в дом?

На ступенях крыльца Билли остановилась, держась одной рукой за перила. Потом вдруг, словно вспомнив что-то, двинулась обратно к машине.

– Я... хм... – начала она, потом осеклась. Она как будто волновалась, впервые за время их знакомства. Держалась как-то неуверенно.

Сэмпсон взял ее руки в свои.

– Я тут как раз подумал, нельзя ли мне попросить еще чашечку кофе, – произнес он.

Она рассмеялась легко и радостно и покачала головой:

– Вы всегда такой церемонный?

Сэмпсон пожал плечами.

– Нет, – сказал он. – Таким я еще никогда не был.

– Ну, тогда идемте.

Глава 56

Была почти полночь, а мы с Джамиллой сидели, погрузившись по шейку в пенные, бурливые воды горного бассейна. Отсюда, с высоты, открывался вид на вырисовывающийся вдали Феникс и на простершуюся ближе пустыню. Казалось, что этому роскошному небу над нашими головами не будет конца. Реактивный лайнер взмыл в небо из Феникса, и я невольно подумал о трагедии во Всемирном торговом центре. Я спросил себя, сможет ли кто-нибудь из нас когда-нибудь спокойно взирать на летящий в небе реактивный самолет без того, чтобы тотчас не вспомнить об этом.

– Не хочу вылезать отсюда. Никогда, – сказала Джамилла. – Мне здесь так хорошо. Это небо над пустыней бесконечно.

Я крепко прижал к себе Джамиллу, слыша, как бьется у моей груди ее храброе сердце. Ночной воздух из пустыни нес прохладу, и тем приятнее было оставаться в воде.

– Мне тоже не хочется уходить, – прошептал я, прижимаясь губами к ее щеке.

– Тогда зачем же мы делаем все то, что делаем? Живем в большом городе, гоняемся за убийцами, работаем сутки напролет за низкую плату? Зацикленные на убийствах, сами точно маньяки?

Я заглянул в ее серьезные темно-карие глаза. Все это были хорошие вопросы, которые я сам задавал себе десятки раз, но особенно – в последние несколько месяцев.

– Всякий раз в этом находишь что-то привлекательное. Но только не сейчас.

– Значит, ты считаешь, что мог бы отказаться от этой привычки и уйти в отставку? Преодолеть потребность в адреналине? Потребность ощущать, что занимаешься важным делом? Я вот не уверена, что смогла бы, Алекс.

Ранее я сказал Джамилле, что, возможно, оставлю вашингтонское полицейское ведомство. Она тогда кивнула и сказала, что понимает, но я спрашивал себя: так ли это? Интересно, сколько раз приходилось ей укладывать убийц лицом вниз? Случалось ли терять кого-то из товарищей?

– Итак, – продолжала она, – пока мы с тобой просто развлекаемся, наслаждаемся жизнью. Что ты думаешь о нас с тобой, Алекс? Есть ли надежда у двух полицейских на что-то серьезное, кроме развлечений?

Я улыбнулся:

– По-моему, у нас с тобой все идет отлично. Конечно, это всего лишь мое мнение.

– Пожалуй, я к нему присоединюсь, – улыбнулась в ответ Джамилла. – Пока, наверное, слишком рано утверждать наверняка. Но нам ведь хорошо вместе, правда? Я на целый день забыла о том, что я сыщик. Со мной первый раз такое.

Я поцеловал ее в губы.

– Я тоже забыл. И не будь так сурова к развлечениям. Я, например, был бы рад проглотить их намного больше и гораздо больше упиваться жизнью. Это куда веселее, чем распутывать убийства.

– Правда, Алекс? – Она счастливо засмеялась и притянула меня к себе. – Тебя это устраивает – ну, так и меня тоже. На сегодняшний день этого вполне достаточно. Мне так хорошо здесь. В эту ночь. Я доверяю тебе, Алекс.

Я был согласен с ней на все сто.

В этот счастливый час, в эту волшебную полночь.

В бассейне на склоне горы, с видом на маячивший вдали Феникс и распластавшуюся у подножия пустыню.

– И я тебе тоже, – ответил я, и большой реактивный самолет компании «Американ эрлайнз» пролетел над нашими головами.

Часть третья

Пехотинец

Глава 57

В воскресенье в одиннадцать часов вечера я вернулся домой, в Вашингтон. Я не шел, а, скорее, бежал вприпрыжку, а лицо само собой расплывалось в улыбке. На целых два дня я позабыл о жестоких убийствах, о суровых реалиях следственной работы, и причиной тому была Джамилла.

Нана не спала и дожидалась меня на кухне. Что это с ней? Она сидела за столом, но без неизменной своей чашки чаю и без книги. Увидев меня, она приветственно помахала мне, а потом обняла.

– Здравствуй, Алекс. Удачно съездил? Передал мой привет Джамилле? Смотри у меня!

Я заглянул в ее карие глаза. Они показались мне немного грустными. Ей не удалось скрыть от меня эту грусть. Что-то произошло. Страх лег мне на сердце. Не больна ли она? Если да, то насколько серьезно?

Нана покачала головой:

– Нет, ничего страшного, милый. Просто не могла уснуть. Ну, так расскажи мне о своей поездке. Как Джамилла? – Глаза ее заблестели. Джамилла бабушке определенно нравилась, старушка этого и не скрывала.

– Отлично, и она тоже передавала тебе привет. Она по всем нам скучает. Надеюсь, что смогу уговорить ее опять приехать к нам, на восток, но ты же знаешь, в душе она калифорнийка.

Нана кивнула.

– Надеюсь, она вернется, – сказала она. – Джамилла воистину сильная, стойкая женщина. В ней ты нашел пару по себе. Да и то, что она с запада, не умаляет ее достоинств в моих глазах. Что бы там ни говорили, а мне кажется, Окленд больше похож на округ Колумбия, чем Сан-Франциско. Ты не согласен?

– О, совершенно согласен.

Я продолжал всматриваться в глаза Наны. Чего-то я не мог уразуметь. Вопреки обыкновению на сей раз она не стала меня донимать. Что такое? С минуту мы помолчали. С нами это бывает не часто. Обычно мы пикируемся без умолку, пока кто-нибудь не сдастся.

– Ты ведь знаешь, мне восемьдесят два года. Я не чувствовала своего возраста ни в семьдесят, ни в семьдесят пять, ни даже в восемьдесят. Но вот сейчас, Алекс, я вдруг почувствовала себя на свои годы. Мне восемьдесят два. Ни прибавить, ни убавить. И ничего с этим не поделаешь.

Она взяла мою руку и сжала. В глазах у нее опять стояла грусть, возможно, даже страх. Я почувствовал комок в горле. С моей любимой бабушкой было что-то неладно. Что именно? Почему она мне не скажет?

– Тут на днях у меня появилась боль в груди. Стесненное дыхание. То ли ангина, то ли еще что. Хорошего мало, хорошего мало.

– Ты обращалась к доктору Родману? Или к Биллу Монтгомери? – спросил я.

– Я обращалась к Кайле Коулз. Она была тут по-соседству, приезжала к мужчине с нашей улицы, в нескольких домах от нас.

– Кто это – Кайла Коулз? – не понял я.

– Доктор Кайла навещает пациентов у нас, на Юго-Востоке[16]. Она сплотила вокруг себя с десяток докторов и медсестер, которые приезжают и лечат больных в нашей округе. Она изумительный врач и хороший человек, Алекс. Делает у нас в районе много добра. Мне она очень нравится.

Я разозлился:

– Нана, ты не какой-нибудь объект благотворительности. У нас достаточно денег для того, чтобы ты могла обратиться к любому доктору по своему выбору.

Бабушка нетерпеливо зажмурилась.

– Пожалуйста, выслушай. И отнесись внимательно к тому, что я говорю. Мне восемьдесят два года, и я не буду жить вечно. Как бы мне этого ни хотелось. Но пока что я себя берегу и собираюсь делать это и впредь. Мне нравится Кайла Коулз, и я ей доверяю. Она и есть мой выбор.

Нана медленно поднялась из-за стола, поцеловала меня в щеку и, шаркая, отправилась спать. По крайней мере, мы таки вступили в перепалку.

Глава 58

В тот вечер я еще поднялся в свой кабинет в мансарде. Все спали, и в доме было тихо.

Я люблю работать в эти часы, в тишине и спокойствии. Я вновь подступился к делу об убийствах в армии: никак не мог выбросить его из головы. Да и не хотел. Вымазанные яркой краской тела убитых. Омерзительные соломенные куклы, бросающие в дрожь. Еще более ужасный всевидящий глаз. Невиновные военнослужащие, преданные смерти по сфабрикованным обвинениям.

И кто знает, скольким еще людям в военной форме согласно этому адскому замыслу уготована казнь?

Накопилось много материала, который мне следовало проанализировать. Если хотя бы некоторые из этих казней как-то связаны между собой, то это произведет в армии эффект разорвавшейся бомбы. Я продолжил поиски в сети, провел также кропотливые изыскания относительно соломенной куклы и дурного глаза. Я вел поиск с помощью ресурса «Лексис-Нексис», содержащего информацию из большинства местных и общенациональных газет, а также из крупных газет со всего мира. Многие детективы недооценивают пользу анализа прессы, но только не я. Мне не раз случалось раскрывать преступление, пользуясь информацией, переданной в открытую печать полицейскими должностными лицами.

Я прочел отчеты о некоем бывшем рядовом армии, дислоцированном на Гавайях. Этот человек был обвинен в убийстве пятерых мужчин в ходе садистских оргий, которые имели место с 1998 по 2000 год. В настоящее время в камере смертников он ожидал исполнения приговора.

Я двинулся дальше. Я чувствовал, что у меня нет другого выбора, кроме как продолжать заниматься этим делом.

Менее трех месяцев назад в Сан-Диего армейский капитан прикончил двух младших офицеров. Он был признан виновным и тоже ожидал своей участи. Его жена подала апелляцию. Осужден был капитан на основе анализа ДНК.

Я сделал для себя пометку: «Возможно, стоит с ним поговорить».

Чтение мое было внезапно прервано топотом шагов. Кто-то стремительно и шумно взбегал по лестнице ко мне на чердак.

Кто-то приближался.

В лихорадочной спешке.

Волна адреналина окатила меня изнутри, мгновенно мобилизуя весь организм. Сунув руку в ящик стола, я нащупал там пистолет.

Но в комнату вопреки ожиданию ворвался Дэймон. Он весь взмок и выглядел как полоумный. Нана говорила, что он спит в своей комнате. Судя по всему, это было не так. Получалось, что его вовсе не было дома.

– Дэймон! – воскликнул я, вскакивая. – Где ты был?

– Идем со мной, папа! Пожалуйста! Моему другу Рамону плохо! Папа, кажется, он умирает!

Глава 59

Мы оба побежали вниз, к моей машине, и по дороге Дэймон рассказал мне, что произошло с его другом. Он говорил, а у самого тряслись руки.

– Он принимал «экстази», папа. Уже несколько дней.

Мне было известно об «экстази», одном из последних наркотиков, который пользовался популярностью в округе Колумбия, особенно среди старшеклассников и студентов в университетах имени Джорджа Вашингтона и Джорджтаунского.

– Рамон не появляется в школе? – спросил я.

– Нет. Он и дома не появляется. Он отсиживается в лачуге у реки.

Я знал этот район и ринулся туда с красной мигалкой на крыше и включенной, завывающей сиреной. Мне прежде случалось видеть Рамона Рамиреса. Он играл с Дэймоном в одной команде. Рамону было двенадцать лет. Знал я и о том, что родители его музыканты и наркоманы. Меня интересовало, насколько глубоко увяз Рамон, но сейчас было не время для таких расспросов.

Я припарковался, и мы с Дэймоном поспешили в полуразвалившийся барак у реки Анакостии. Дом представлял собой часть сплошного ряда строений, соединенных боковыми стенами. Он был трехэтажным, большинство окон заколочено.

– Ты бывал здесь раньше? – спросил я Дэймона.

– Да, я был здесь, я приходил помочь Рамону. Не мог же я просто так его бросить, правда?

– Рамон был в сознании, когда ты оставлял его?

– Угу. Но у него были крепко стиснуты зубы, а потом его начало рвать. И из носа пошла кровь.

– О'кей, давай посмотрим, что с ним.

Мы поспешили по темному коридору и повернули за угол. В развалюхе стояла вонь от гниющих отбросов и недавнего пожара.

Тут меня ждал сюрприз. В маленькой комнате находились два специалиста Службы спасения и врач; они, склонившись, колдовали над лежащим мальчиком. Виднелись его черные теннисные туфли на резиновой подошве и закатанные штаны «карго». Все это было совершенно неподвижно.

Женщина-врач, склонившаяся над Рамоном, поднялась с колен. Она оказалась высокой, крупной, с приятным лицом. Прежде я никогда ее не видел. Я подошел и показал свой значок, который не произвел на нее особого впечатления.

– Я детектив Кросс. Как мальчик?

Женщина сосредоточила на мне строгий и внимательный взгляд.

– Я Кайла Коулз. Пока не знаю. Мы работаем над ним. Кто-то позвонил по номеру 911. Это ты вызвал Службу спасения? – обратилась она к Дэймону.

Я сообразил, что это была та самая женщина-доктор, о которой говорила Нана.

– Да, мэм, – ответил Дэймон.

– Ты принимал какие-нибудь наркотики? – спросила она.

Дэймон взглянул на меня, потом – на доктора Коулз.

– Я не имею дела с наркотиками. Это глупо.

– Но ведь твои друзья их употребляют? У тебя что, глупые друзья?

– Я старался ему помочь. Вот и все.

Взгляд доктора Коулз оставался суров, но она кивнула:

– Возможно, ты спас жизнь своему другу.

Мы с Дэймоном ждали в гнетущей, смрадной комнате до тех пор, пока не услышали, что Рамон будет жить: его организм справился – на этот раз. Все это время Кайла не отходила от мальчика. Она склонялась над ним, точно распростерший крылья ангел-хранитель. Прежде чем Рамона отнесли в поджидавшую машину «скорой помощи», Дэймону удалось сказать ему несколько слов. Я видел, как мой сын крепко стиснул руку своего друга. Когда мы наконец выбрались из барака, было почти два часа ночи.

– Как ты себя чувствуешь? Все в порядке? – спросил я Дэймона.

Он кивнул, но тут тело его начало содрогаться, и в конце концов он разревелся, уткнувшись мне в руку.

– Все хорошо. Все нормально, – успокаивал я его.

Я обнял Дэймона за плечи, и мы поехали домой.

Глава 60

Томас Старки, Браунли Харрис и Уоррен Гриффин отправились в Нью-Йорк порознь. Они вылетели из одного и того же аэропорта Роли-Дарем, но разными рейсами. Так было безопаснее и гораздо хитрее, а они всегда работали исходя из убеждения, что, как ни крути, являются лучшими в своем деле. Они не имеют права на ошибку, особенно сейчас.

Старки вылетел из Северной Каролины пятичасовым рейсом. Он планировал воссоединиться с двумя остальными в мотеле «Пэлисейд», в местечке Хайленд-Фоллс, штат Нью-Йорк, неподалеку от Военной академии США, что в Вест-Пойнте. Именно там должно было произойти очередное убийство. Точнее, даже два. После чего их долгая миссия будет окончена.

Как сказал Мартин Шин, исполнявший роль командира в фильме «Апокалипсис сегодня»: «Запомните, капитан. Нет никакой миссии. И никогда не было». Старки не мог отделаться от мысли, что для них троих эта работа была чем-то подобным – крупным, значительным куском жизни. Каждое из убийств было сложным и замысловатым. За последние два месяца это была четвертая по счету поездка Старки в Нью-Йорк. Он по-прежнему не знал, на кого работает: так ни разу и не встречал шельмеца.

Но как бы там ни было, в тот вечер, когда самолет авиакомпании «Дельта» поднимался в воздух, полковник чувствовал уверенность. Он позволил себе поболтать со стюардессой, но воздержался даже от безобидного флирта, который мог бы затеять при иных обстоятельствах. Он не хотел, чтобы его запомнили, поэтому уткнулся в триллер Тома Клэнси, купленный в аэропорту. Старки отождествлял себя с героями Клэнси – такими, как Джек Кларк и Патрик Райан.

Как только самолет набрал высоту и были поданы напитки, он еще раз тщательно повторил в уме свой план заключительных убийств. Все подробности хранились у него в голове; ничто и никогда не записывалось. И так же, как и он, разработанный план действий и все его детали держали в уме Харрис и Гриффин. Командир надеялся, что те не вляпаются в какую-нибудь неприятность до того, как он сегодня вечером прибудет в Пойнт. Поблизости от мотеля, в Нью-Виндзоре, имелся грубый, откровенно-непристойный стриптиз-бар под названием «Спальня», но его подельники обещали до поры сидеть у себя в номере.

Наконец Старки откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза и в очередной раз начал производить в голове вычисления. Это был приятный, успокаивающий ритуал, особенно сейчас, когда они были так близки к финалу.

По 100 тысяч долларов на каждого – за первые три успешных попадания.

По 150 тысяч – за четвертое.

По 200 тысяч – за пятое.

По 250 тысяч – за Вест-Пойнт.

По 500 тысяч премиальных – по полном завершении работы.

На данный момент она была почти завершена.

А Старки так и не знал, кто же является заказчиком и почему.

Глава 61

Острые и крутые гранитные утесы окаймляли реку Гудзон в Вест-Пойнте. Старки хорошо знал эти места. Вечером, по прилете, он проехался по главной улице Хайленд-Фоллс, мимо нарядных мотелей, пиццерий и сувенирных лавок. Он миновал ворота Тейер-гейт[17], увенчанные караульной башней, где на часах стоял военный полицейский с каменным лицом. Убийство в Вест-Пойнте, подумал он. Мать честная!

На некоторое время Старки выбросил из головы мысли о работе. Он дал волю воспоминаниям об Вест-Пойнте и вбирал новые впечатления. Когда-то он был здесь зеленым курсантом Военной академии, как вот эти два юнца, что сейчас возвращаются с пробежки к себе в казармы. В свое время, выкрикнув однажды курсантский девиз: «Не искать легких путей, сэр!» – он повторял его потом тысячу раз.

Господи, до чего же ему было все здесь по душе: образ мыслей, отношение к жизни, дисциплина, вся постановка дела.

Кадетская церковь стояла высоко на склоне холма, возвышаясь над плацем. Расположенная между собором в средневековом стиле и крепостью, увенчанная высоким крестом, она и сейчас господствовала над всем пейзажем. Территория академии была густо застроена внушительными зданиями из серого камня, которые создавали эффект крепости. Безмерное ощущение единства и стабильности, которому предстояло вскоре серьезно пошатнуться.

Харрис с Гриффином ждали его на территории. В течение следующего часа все трое по очереди следили за домом Беннета на улице Бартлетт-Луп, в зоне, которая в Вест-Пойнте была отведена для проживания офицеров и их семей. Дом был из красного кирпича, с белым орнаментом, стены густо увивал плющ. Из каменной трубы лениво вился дымок. Жилище представляло собой отдельную квартиру с четырьмя спальнями и двумя ванными. На плане расположения жилой застройки оно было обозначено как Блок 130.

Около половины десятого трое киллеров произвели рекогносцировку на семнадцатой дорожке вест-пойнтского поля для гольфа. Они никого не заметили на холмистой площадке, которая естественным образом ограничивала с одной стороны территорию Военной академии. Прямо к западу пролегала автотрасса 9W.

– Это может оказаться проще, чем мы думали, – заметил Уоррен Гриффин. – Они оба дома. В расслабленном состоянии. Бдительность снижена.

Старки неодобрительно посмотрел на Гриффина.

– Я так не думаю. На этот счет существует правило: «Не искать легких путей». Не забывай о нем. И не забывай о том, что Роберт Беннет служил в спецназе. Это тебе не какой-нибудь столичный архитектор, терзаемый бессонницей на Аппалачской тропе.

Гриффин мгновенно сменил тон и весь обратился во внимание.

– Простите, сэр. Больше не повторится.

Ровно в десять все трое пробрались сквозь заросли ежевики и других низкорослых кустарников, окаймляющие задворки Блока 130. Отведя в сторону упрямую сосновую ветку, Старки увидел дом.

Потом отыскал глазами и полковника Беннета за кухонным окном.

Героя войны, воевавшего во Вьетнаме в составе сил специального назначения, отца семейства с двадцатишестилетним стажем, родителя пятерых детей.

Беннет держал в руках бокал красного вина и, очевидно, следил за приготовлением трапезы. Потом в поле зрения попала и Барбара Беннет, которая как раз и стряпала. Вот она тоже пригубила вина из бокала мужа, а Роберт Беннет поцеловал жену сзади в шею. Для супругов, которые женаты почти тридцать лет, они производили впечатление любящей пары. «Скверно», – подумал Старки, но промолчал.

– Итак, вперед, – сказал он вслух. – Последний фрагмент головоломки.

И это действительно была головоломка – даже для самих киллеров.

Глава 62

Роберт и Барбара Беннет как раз садились за стол, когда через заднюю дверь в кухню вломились трое вооруженных до зубов мужчин. Полковник Беннет увидел их пистолеты и камуфляжное облачение, а также отметил, что ни на одном из них не было маски. Он посмотрел на лица всех троих и понял, что стряслось самое ужасное.

– Кто вы? Роберт, кто они такие? – бессвязно и лихорадочно забормотала Барбара. – Что все это значит?

К несчастью, полковник Беннет боялся, что прекрасно знает, кто они такие, возможно, даже знает, кто их послал. Он не был уверен, но ему показалось, что когда-то, очень давно, знавал одного из вломившихся. Даже вспомнил имя: Старки. Да, Томас Старки. Боже милостивый, почему сейчас? После стольких лет?

Один из незваных гостей дернул вниз цветные занавески на двух кухонных окнах. Свободной рукой смахнул со стола тарелки, блюдо с цыпленком, салат, бокалы; все со звоном грохнулось о плитки кухонного пола. Беннет понял: это для усиления драматического эффекта.

Другой человек крепко прижал дуло автоматического пистолета ко лбу Барбары Беннет.

В кухне воцарилась полнейшая тишина.

Полковник Беннет посмотрел на жену, и у него чуть не разорвалось сердце. Ее голубые глаза были расширены от ужаса, она дрожала мелкой дрожью.

– Все будет хорошо, – произнес Беннет самым спокойным голосом, на который только был способен.

– Да неужели, полковник? – впервые за все время подал голос Старки. Он сделал знак третьему бандиту, и тот схватился за белую блузку Барбары и рванул. Женщина беззвучно вскрикнула и попыталась заслониться руками. Тогда ублюдок стащил с нее бюстгальтер. Это было, конечно, для пущего эффекта, но потом бандит выразительно уставился на грудь Барбары.

– Оставьте ее в покое! Не трогайте! – громко крикнул Беннет, и это прозвучало как приказ – так, словно его положение позволяло командовать.

Человек, которого он знал под именем Старки, ударил его рукояткой пистолета. Беннет упал и подумал, что челюсть сломана. Он было почти вырубился, но усилием воли сумел остаться в сознании. Щека его прижималась к холодным плиткам пола. Ему был остро необходим план действии – сейчас подошел бы самый отчаянный.

Старки стоял прямо над ним. И теперь пошел уже настоящий психоз – этот тип залопотал по-вьетнамски.

Полковник Беннет разбирал некоторые слова. Он провел на войне немало допросов, когда руководил группой разведчиков во Вьетнаме и Лаосе.

Старки опять перешел на английский:

– Страшись, полковник Беннет. Сегодня ночью тебя ждут мучения. И твою жену тоже. На тебе грехи, за которые надо платить. Ты знаешь, что это за грехи. Сегодня твоя жена тоже узнает о твоем прошлом.

Полковник Беннет притворился, что лежит без сознания. Когда один из вооруженных бандитов наклонился над ним, он оттолкнулся от пола и ухватился за его пистолет. Завладеть оружием – единственная мысль, которая стучала в мозгу Беннета. И вот оно у него!

Но уже в следующую секунду он получил сокрушительный удар по голове. Потом удары обрушились на спину и плечи. Жестокое избиение продолжалось под аккомпанемент пронзительных выкриков на вьетнамском. Он увидел, как один из ублюдков ударил его жену прямо в лицо. Просто так, без всякой причины.

– Перестаньте! Пощадите ее, Христа ради!

– Мэй се нхин ко эй чет! (Сейчас ты будешь смотреть, как она умирает!) – взревел Старки.

– Тронг люк тао хои мэй! (Пока я буду допрашивать тебя, свинья!)

– Мэй тхай канх нэй ко кюен кхонг, Роберт? (Что, знакомо звучит, Роберт?)

Потом Старки сунул пистолет в рот полковника Беннета.

– Помнишь это, полковник? Помнишь, что бывает вслед за этим?

Глава 63

Мы с Сэмпсоном приехали в Вест-Пойнт в четверг чуть позже пяти вечера. Казалось, все черти ада вырвались там на волю.

Я получил экстренное сообщение от Рона Бернса из ФБР. В Пойнте произошло убийство плюс самоубийство, что немедленно вызвало подозрения, едва только новость достигла Вашингтона. Полковник, герой войны, награжденный многими орденами и медалями, предположительно убил свою жену, затем – себя.

Мы с Сэмпсоном приземлились в аэропорту Стюарта города Ньюберга, затем я восемнадцать миль вел машину до Вест-Пойнта. Нам пришлось припарковать арендованный автомобиль и последние несколько кварталов до жилого массива, где проживали офицеры, пройти пешком.

Улицы были огорожены веревками и закрыты для сквозного проезда. Тут же, поблизости, крутились представители прессы, но военная полиция не пускала их к месту происшествия. Даже на лицах курсантов застыло озабоченно-заинтересованное выражение.

– Ты в приятельских отношениях с Бернсом из ФБР, – сказал Сэмпсон, когда мы шагали к месту преступления на Бартлетт-Луп. – Он здорово помогает.

– Он вбил себе в голову: а вдруг я захочу у них работать? – ответил я Сэмпсону.

– Ну и? А ты действительно мог бы захотеть?

Я только улыбнулся. Не стал ни подтверждать, ни опровергать.

– Я-то так понял, что ты собираешься отойти от сыскной работы, мой милый. Разве не таков был грандиозный замысел мастера?

– Сейчас я сам пока ни в чем не уверен. Хотя видишь: вот он я, направляюсь вместе с тобой еще на одно проклятое место преступления. День другой – дерьмо все то же.

– Значит, ты по-прежнему торчишь, Алекс? Так же зверски, как всегда, верно?

Я покачал головой:

– Нет, я не торчу, Джон, не само дело меня затянуло. Я просто помогаю тебе. Вспомни, как это начиналось. Возмездие за Эллиса Купера.

– Да, но ты все равно подсел. Тебе не удается сложить эту головоломку. Тебя это злит. И возбуждает адское любопытство. Ты – охотник. Вот кто ты такой, Алекс.

Я энергично затряс головой, но в конце концов улыбнулся.

– Уж такой я здоровяк, – развел я руками. – Как сказал Попай-моряк[18].

Глава 64

Дом Беннетов был обнесен веревками, а вокруг него выставлена охрана. Мы с Сэмпсоном предъявили удостоверения нервозного вида военному полицейскому, дежурившему в оцеплении. Можно было с уверенностью сказать, что прежде ему не доводилось видеть ничего подобного. Мне, к сожалению, доводилось.

После того как мы надели бумажные бахилы, нам было разрешено по трем каменным ступенькам подняться в дом. Там мы отправились разыскивать офицера из армейского уголовного отдела по имени Пэт Конт. Армия пошла на «сотрудничество» из-за других подобных случаев. Армейские власти допустили даже нескольких специалистов из ФБР, чтобы продемонстрировать свою добросовестность.

Я нашел капитана Конта в узком коридоре, ведущем в жилую комнату. Убийства, очевидно, были совершены в кухне. Эксперты снимали отпечатки пальцев и фотографировали место преступления во всех ракурсах.

Мы с Контом пожали друг другу руки, затем он рассказал нам, что знал, или считал, что знает на данный момент.

– Все, что я могу вам сейчас сообщить, – это очевидные вещи. Можно заключить, что у полковника Беннета завязался спор с женой, который, судя по всему, перешел в яростную ссору с применением насилия. Некоторое время она, видимо, защищалась, как могла. Однако потом полковник Беннет достал свой служебный револьвер и выстрелил ей в висок. Затем застрелил себя. Их знакомые сообщили, что полковник с женой любили друг друга, но между ними часто происходили стычки, доходящие порой до драки. Как вы сами видите, инцидент с применением оружия произошел в кухне. Вчера, поздно вечером.

– Именно таково ваше мнение о случившемся? – спросил я Конта.

– На данный момент такова моя формулировка.

Я покачал головой, чувствуя, как во мне закипает гнев.

– Мне было сказано, что из-за возможной связи этих смертей с некоторыми другими мы можем рассчитывать на содействие с вашей стороны.

Капитан Конт кивнул:

– Именно это вы только что и получили – мое полное содействие. Простите, мне нужно работать. – И офицер уголовного розыска свалил от нас подальше.

Мы проводили его взглядом, и Сэмпсон пожал плечами ему вслед.

– Не скажу, что я особенно виню его. Мне бы на его месте тоже не понравилось, чтобы мы с тобой тут околачивались и совали во все нос.

– Ну, тогда идем околачиваться.

Я пошел разведать, нельзя ли выудить что-нибудь из сотрудников ФБР, у так называемой группы по сбору вещественных улик. Они обретались на кухне, как всегда, держась особняком. Учитывая неприязнь, какую обычно вызывает ФБР, можно только дивиться, каким уважением пользуются люди из этого отдела. Причина заключается в том, что они действительно отлично знают свое дело.

Двое из этой команды делали в кухне полароидные снимки места преступления. Еще один, в белом комбинезоне, который прозвали «кроличьим костюмом», пользуясь альтернативным источником света, искал кусочки кожи и волос. Все были в резиновых перчатках и бумажных ботинках. Их старшего звали Майкл Фескоу; я уже встречался с ним в ходе расследования на Аппалачской тропе, где он отвечал за поиск улик в лесу.

– Уголовный отдел и вам тоже оказывает «свое полное содействие»? – спросил я.

Он поскреб светло-русую шевелюру «ежиком».

– Могу изложить вам свою версию, и она слегка отличается от версии капитана Конта.

– Будьте добры, – сказал я.

– Убийцы, – начал Фескоу, – кто бы они ни были, выполнили весь комплекс работ целиком – от подготовки преступления до тщательного заметания следов. Определенно, они уже проделывали это раньше. Они профессионалы до мозга костей. Как и те киллеры из Западной Виргинии.

– Сколько их? – спросил я.

Фескоу поднял три пальца:

– Трое. Трое мужчин. Они неожиданно нагрянули к Беннетам во время ужина. И убили их. Эти люди творят насилие нагло и хладнокровно, без зазрения совести. Здесь вы можете смело на меня положиться.

Глава 65

И вот настало время праздновать! Боевые действия были окончены. В ресторане «Искры», что на Восточной Сорок шестой улице в Манхэттене, Старки, Харрис и Гриффин заказали себе до неприличия громадные бифштексы из филейной части с гарниром из гигантских креветок. Для каждого, кто располагал толстой пачкой зеленых, не было лучшего места, чтобы быстро и от души оттянуться, чем Нью-Йорк.

– Целых три года – и вот наконец мы у финиша, – сказал Харрис, поднимая стакан коньяка, уже четвертый за этот вечер.

– Если только наш таинственный благодетель не передумает, – предостерегающе заметил Старки. – Такое не исключено. Может потребоваться еще один удар. Или возникнет какое-то непредвиденное осложнение. Что вовсе не означает, что мы не должны сегодня пировать.

Браунли Харрис доел свой творожный пудинг и промокнул рот тканевой салфеткой.

– Завтра возвращаемся домой, в Роки-Маунт. Жизнь – хорошая штука. В смысле не такая уж скверная. Мы с триумфом вышли из игры, непобежденными и непревзойденными. Теперь мы недосягаемы.

Уоррен Гриффин только ухмылялся. Он был изрядно вымотан и опустошен. Так же как, впрочем, и Харрис. Но только не Старки, который повторил:

– Но сегодня мы празднуем. Мы чертовски честно это заслужили. Точь-в-точь как в былые дни: в Сайгоне, в Бангкоке, в Гонконге. Ночь только начинается, и мы полны злости и задора. – Он поближе наклонился к друзьям. – Сегодня ночью я хочу мародерствовать. Бесчинствовать и убивать. Это наше право.

Покинув ресторан, трое друзей ленивым шагом двинулись к Восточной Сорок второй улице, между Первой и Йорк-авеню. Строение из темно-красного кирпича, перед которым они остановились, представляло собой четырехэтажный дом без лифта, знававший лучшие времена. Привратника не было. Старки это заведение было известно под названием «Азиатский дом». Он уже бывал здесь.

Он позвонил в звонок парадного и стал ждать ответа.

Из переговорного устройства послышался мурлыкающий женский голос со знойным придыханием:

– Здравствуйте. Будьте добры, назовите пароль, джентльмены.

Старки по-вьетнамски произнес пароль: «Серебро. Мерседес II».

Прожужжал замок, и дверь отворилась, впуская их внутрь.

– Как эм данг чо. Эм деп хетт хэй, – также по-вьетнамски промолвила стоящая на пороге женщина. Что означало: «Дамы ждут вас, и они просто сногсшибательны».

– Мы тоже, – ответил Томас Старки и засмеялся.

Они с Харрисом и Гриффином миновали один пролет выстланной красным ковром лестницы. Когда оказались на первой площадке, открылась простая серая дверь.

На пороге, чуть расставив полусогнутые ноги, стояла эффектная девушка-азиатка, стройная, гибкая и юная, – не старше восемнадцати. На ней были черный бюстгальтер и трусики, чулки с поясом и туфли на высоких каблуках.

– Добрый вечер, – сказала она по-английски. – Я – Ким. Добро пожаловать. Вы очень красивые мужчины. Для нас это тоже будет большое удовольствие.

– Ты сама очень красивая, Ким, – сказал Старки по-вьетнамски. – А твой английский безупречен. – Затем он выхватил револьвер и ткнул дуло девушке между глаз. – Ни слова больше, не то умрешь. Прямо здесь, прямо сейчас, Ким. И твоя кровь разбрызгается по всему ковру и по стенам.

Он втолкнул девушку в комнату, где на двух маленьких кушетках сидели еще три девушки, тоже азиатки, юные и очень хорошенькие.

Все были облачены в шелковые неглиже разных цветов: цвета лаванды, красное и розовое, – и в тон им туфли на шпильках и чулки.

– Молчать, леди. Ни слова! – распорядился Старки, наставляя пистолет на одну, потом – на другую.

– Ш-ш, – поднес к губам палец Браунли Харрис. – Никто не пострадает. Мы тоже этого не хотим. Доверьтесь мне, мои азиатские куколки.

Старки настежь распахнул дверь в задней части гостиной. Он захватил врасплох женщину постарше, вероятно, ту самую, чей голос звучал из переговорного устройства, а также здоровенного вышибалу в черных спортивных трусах и футболке, с напечатанной на ней надписью «CRUNCH». Оба жадно поедали китайскую еду из картонных коробок.

– Никто не пострадает, – произнес Старки по-вьетнамски, закрывая за собой дверь. – Руки вверх!

Мужчина и женщина медленно подняли руки, и Старки застрелил их на месте из револьвера с глушителем. Потом прошел к переговорному устройству с видеокамерой и спокойно вытащил пленку – ведь камера электронного наблюдения перед парадным входом, конечно, зафиксировала их прибытие.

Оставив сползшие на пол бесформенной грудой окровавленные тела, убийца возвратился в гостиную. Вечеринка уже началась без него. Браунли Харрис целовал и ласкал юную красотку, открывшую им дверь. Он приподнял Ким, крепко прижал ее крохотный ротик к своим губам и не отпускал. Та была слишком перепугана, чтобы сопротивляться.

– Мэй каин эй мои дем лай нхью кы ньем (Вот такие моменты и запоминаются), – сказал Старки и улыбнулся своим друзьям и женщинам.

Глава 66

Они проделывали это много раз прежде, и не только в Нью-Йорке. Они «отмечали» таким образом победы в Гонконге, Сайгоне, Франкфурте, Лос-Анджелесе, даже в Лондоне. Все это началось в Южном Вьетнаме, когда они были еще совсем юнцами: лет двадцати или чуть за двадцать, – когда шла война и кругом царило безумие. Старки называл это «жаждой крови».

Четыре девушки-азиатки были насмерть перепуганы, и Старки это заводило. Он начисто съезжал с катушек при виде страха в их глазах. Старки был убежден: то же самое испытывают все мужчины, хотя лишь немногие в этом признаются.

– Бон тао муон лиен хоан! (Теперь мы будем пировать!) Чи лиен хоан тхе тхои! (Это наш праздник!) – прокричал он.

Старки выяснил, как зовут девушек: Ким, Лан, Сузи и Хоа. Все они были хорошенькие, но Ким – настоящая красавица. Стройное тело с маленькими грудями, тонкие черты лица – все лучшее из смешанного наследия, доставшегося ей от предков: судя по всему, китайцев, французов и индийцев.

Харрис нашел в маленькой кухне бутылки виски и шампанского. Он пустил спиртное по рукам и заставил девушек тоже выпить.

Алкоголь их немного успокоил, но Ким продолжала спрашивать, что с хозяйкой. Время от времени внизу, у входной двери, звонил звонок. Ким говорила по-английски лучше всех, поэтому ей было велено отвечать, что девушки на сегодняшнюю ночь все заняты – на частной вечеринке.

– Пожалуйста, зайдите в другое время. Спасибо.

Гриффин забрал двух девушек наверх, на следующий этаж. Старки с Харрисом глянули друг на друга, вращая глазами.

Как только «малыш» ушел наверх, Старки навострил уши. По крайней мере он хоть оставил для них с Браунли двух самых хорошеньких – Ким и Лан.

Старки пригласил Ким потанцевать. В ее раскосых глазах мерцали фиолетовые искорки. Теперь, если не считать туфель на высоких каблуках, Ким была совершенно нага. Из радио лилась старая песня в исполнении группы «Новобранцы». Пока они танцевали, Старки вспомнил, что у вьетнамок существует пунктик насчет своего роста, по крайней мере когда они находятся в обществе мужчин-американцев. Или, может, это у американцев пунктик насчет своего роста? Или длины?

Харрис по-английски разговаривал с Лан. Он вручил ей бутылку шампанского.

– Пей, – приказал он. – Нет, не ртом, другим местом, детка.

Девушка поняла – то ли слова, то ли непристойные жесты. Она пожала плечами, потом опустилась на кушетку и вставила в себя бутылку шампанского. Она влила в себя шампанское, потом потешно вытерла губки.

– Уф, мне так хотелось пить! – произнесла она по-английски.

Шутка имела успех, заслужив добрую толику смеха и разрядив напряжение.

– Бан кунг пхай уонг нуа (Теперь ты), – сказала девушка.

Харрис засмеялся и передал бутылку Ким. Та подняла одну ногу и влила в себя шампанское прямо так, даже не садясь. Она удерживала шампанское внутри, пока танцевала со Старки, разбрызгивая его вокруг по ковру и себе на туфли. Теперь смеялись уже все.

– Пузырьки щекочутся, – сказала Ким, садясь на кушетку. – Теперь у меня чешется внутри. Хочешь почесать? – спросила она Старки.

Пружинный автоматический нож возник, казалось, ниоткуда. Ким ткнула им в Старки, не пронзая, однако, по-настоящему.

– Прочь! – пронзительно крикнула она. – Уходи! А то порежу!

Тогда Старки вынул пушку. Он был холоден и спокоен. Так же бесстрастно он дотянулся до радио и вырубил громко игравшую музыку. Воцарилась тяжелая тишина: самый воздух, казалось, был пропитан ужасом и оцепенением. Только лицо Старки оставалось невозмутимо спокойным.

– Джюнг, джюнг! – закричала девушка. – Хэй деп сунг онг санг мот бен ди бо. (Нет, нет! Уберите пистолет!)

Старки двинулся на миниатюрную Ким. Он не испугался пружинного ножа, как будто точно знал, что ему суждено умереть иным образом. Он вывернул нож из ее руки, затем прижал пистолет сбоку к ее голове.

По гладким щекам девушки побежали слезы. Старки смахнул их рукой. Она улыбнулась ему.

– Хэй йю той ди, анх бан (Займись со мной любовью, солдат), – прошептала она.

Телом Старки находился здесь, в квартире, но мыслями был во Вьетнаме. Ким дрожала, и ему необычайно нравилось испытываемое им ощущение – ощущение полной власти, ощущение зла, на которое он способен, и того электричества, которым это зло наполняет все его тело.

Он посмотрел на Харриса, который теперь тоже достал пушку. Его друг чувствовал момент, он знал, что последует дальше. Просто знал.

Они разрядили пистолеты одновременно.

Девушки отлетели к стене, а потом сползли на пол. Ким вся содрогалась в предсмертных конвульсиях.

– За что? – прошептала она.

Старки в ответ лишь пожал плечами.

Сверху донеслись еще два приглушенных выстрела: пфф. Затем – звук падающих тел: Сузи и Хоа. Уоррен Гриффин дожидался сигнала. Он тоже знал.

Все было точно так, как во Вьетнаме, в долине Ан Лао.

Когда начался пир безумия.

Глава 67

Закончив в доме полковника Беннета, мы с Сэмпсоном зарегистрировались в отеле «Тейер», на территории Вест-Пойнта. Я продолжал думать о трех киллерах и о том, как им постоянно удается выходить сухими из воды. На сей раз не было синей краски, и, кроме того, одна из жертв была представлена так, чтобы выглядеть жертвой самоубийства. Но тем не менее чувствовался тот же самый почерк. Насилие без зазрения совести. Вот как охарактеризовал это эксперт ФБР Фескоу.

Утром мы с Сэмпсоном завтракали вместе в обеденном зале отеля, выходящем окнами на величавый Гудзон. Издали он выглядел серо-стальным и был покрыт белыми пенными барашками. Мы рассуждали о зловещих убийствах в доме Беннета и задавались вопросом, были ли они связаны с теми другими и, если так, почему убийцы вдруг изменили свой почерк.

– А что, если были и другие подобные убийства, о которых мы просто ничего не знаем? – предположил Сэмпсон. – Кто знает, сколько именно человек убито ими на сегодняшний день и как давно все это началось?

Джон налил себе еще чашку дымящегося кофе.

– Все равно ты должен признать, что все указывает на наших трех киллеров. Они побывали здесь, Алекс. Это непременно должны быть те трое.

Я не мог с ним не согласиться.

– Мне надо сделать несколько звонков, и уезжаем отсюда. Хотелось бы удостовериться, что местная полиция выясняет, видел ли кто-нибудь поблизости троих посторонних мужчин, не имеющих отношения к Вест-Пойнту и не проживающих в Хайленд-Фоллс.

Я поднялся к себе в номер и позвонил директору ФБР Бернсу. Его не оказалось на месте, поэтому я оставил сообщение. Решил было позвонить Джамилле, но в Калифорнии было еще слишком рано, поэтому я включил компьютер и послал ей длинное электронное послание.

Потом заметил, что мне самому есть сообщение. Что же на сей раз?

Послание оказалось от Дженни и Дэймона. Они язвительно прохаживались по поводу того, что я опять не ночую дома, пусть даже только сутки. Когда я возвращаюсь? Получат ли они ценный сувенир из Вест-Пойнта? Как насчет новенькой блестящей сабли для каждого из них? А заодно и для маленького Алекса?

Было для меня и второе сообщение.

Уже не от детей.

И не от Джамиллы.

"Детектив Кросс! Пока вы находитесь в Вест-Пойнте, вам следует повидаться с полковником Оуэном Хэндлером. Он преподает политологию. У него могли бы найтись ответы на некоторые ваши вопросы. Он друг Беннетов. Возможно, ему даже известно, кто их убил.

Я просто пытаюсь быть полезным. Вам сейчас требуется любая помощь, какую только удастся добыть.

Пехотинец".

Глава 68

Прямо здесь побывали те трое убийц. Эта мысль не шла у меня из головы, я почти физически ощущал их присутствие.

Мы с Сэмпсоном прошли по главной улице по направлению к воротам Тейер. Какие-то курсанты маршировали на плацу. Подойдя ближе, я увидел, что в площадку были вбиты колышки, обозначая точное место, где курсантам надлежало поворачивать, выписывая свои безупречно правильные углы. Я невольно улыбнулся. Это напомнило мне о том, как много вещей на свете является лишь иллюзией. Быть может, даже те непреложные «факты», что я собирал, работая над этим делом.

– Так что ты думаешь об этой помощи, которую мы постоянно получаем? О нашем электронном корреспонденте, Пехотинце? – спросил Сэмпсон. – Мне это не нравится, Алекс. Уж слишком она своевременна, слишком кстати. Все в этом деле как будто нарочно подстроено.

– Ты прав, у нас нет никаких причин доверять полученной информации. Поэтому я и не доверяю. С другой стороны, все равно мы здесь. Почему бы и не побеседовать с профессором Хэндлером? Вреда от этого не будет.

Мой друг с сомнением покачал головой:

– Хорошо бы так, Алекс.

Я позвонил на кафедру истории тотчас по получении «полезного» электронного совета от Пехотинца. Мне сказали, что профессор Хэндлер проводит занятия с одиннадцати до полудня. Таким образом, нам оставалось убить еще двадцать минут, поэтому мы решили осмотреть некоторые местные достопримечательности. Заглянули в Вашингтон-Холл, просторное, гулкое трехэтажное здание, где одновременно за трапезой мог усесться весь кадетский корпус, в казармы Эйзенхауэра[19] и Макартура[20], в Кадетскую церковь, а также полюбовались несколькими бесподобными видами на реку.

Мимо нас по тротуару стремглав проносились курсанты. Они были одеты в серые рубашки с длинными рукавами и черными галстуками, серые брюки с черной полосой, затянутые ремнями с медными, начищенными до блеска пряжками.

Все здесь двигались ускоренным маршем. Это было заразительно.

Тейер-Холл представлял собой громадное серое здание, практически без окон. Внутри все классные комнаты выглядели одинаково: в каждой из них парты были расставлены в виде подковы, так чтобы каждый сидел в первом ряду.

Мы с Сэмпсоном подождали в пустом коридоре, пока у Хэндлера не закончилось занятие и курсанты не начали по одному выходить из класса.

Они были неправдоподобно спокойны, аккуратны, организованны для учащихся колледжа, что меня в общем-то не удивило, но все равно зрелище было впечатляющее. Почему во всех университетах студенты не могут быть такими же аккуратными и организованными? Потому что никто от них этого не требует? Впрочем, какая, к черту, разница? И все-таки они были примечательны, эти молодые ребята, преисполненные такой целеустремленности. По крайней мере внешне.

Вслед за курсантами неторопливо вышел и сам профессор Хэндлер. Это был крепкий, дородный мужчина лет шестидесяти с небольшим, с коротко подстриженными черными, с проседью, волосами. Я уже знал, что он отслужил два срока во Вьетнаме, имел звание магистра гуманитарных наук, полученное в университете штата Виргиния, и докторскую степень – в Пенсильванском. Так по крайней мере значилось на сайте Вест-Пойнта.

– Детективы Кросс и Сэмпсон, – отрекомендовался я, подойдя к полковнику. – Не могли бы мы поговорить с вами несколько минут?

Хэндлер нахмурился:

– В чем дело, детективы? Кто-то из курсантов попал в историю?

– Нет-нет. – Я покачал головой. – Курсанты производят поистине безукоризненное впечатление.

Рот Хэндлера растянулся в улыбке.

– О, вы не поверите, детектив. Это они только выглядят такими беспорочными. Итак, если речь не об одном из наших подопечных, то о чем же вы хотите со мной поговорить? О Роберте и Барбаре Беннет? Я уже беседовал с капитаном Контом. Я думал, этим занимается наш уголовный отдел.

– Так оно и есть, – сказал я. – Но дело может оказаться несколько более каверзным, чем представляется на первый взгляд. Точь-в-точь как курсанты в Вест-Пойнте.

Как можно лаконичнее я рассказал Хэндлеру о других подобных убийствах, расследованием которых на данный момент мы с Сэмпсоном занимались. Я не стал рассказывать ему об электронном письме Пехотинца, которое привело нас к нему. Пока говорил, я обратил внимание на преподавателя в соседней аудитории. В руках у него были ведро воды и губка, и он мыл доску перед следующим занятием. Все классы были оснащены одинаковыми ведрами и губками. Адская система.

– Мы полагаем, что тут существует связь с чем-то весьма скверным, имевшим место во Вьетнаме, – пояснил я профессору Хэндлеру. – Очень возможно, что причины нынешних убийств коренятся именно там.

– Я служил в Юго-Восточной Азии. Отслужил два срока, – по собственной инициативе сообщил нам Хэндлер. – Вьетнам и Камбоджа.

– Я тоже, – отозвался Сэмпсон. – Тоже два срока.

Ни с того ни с сего полковник Хэндлер вдруг занервничал. Глаза его сузились и заметались по коридору. Курсанты к этому моменту уже ушли, без сомнения, устремившись к Вашингтон-Холлу на ленч.

– Я побеседую с вами, – сказал он наконец, – только не здесь, не на территории Вест-Пойнта. Попрошу вас заехать за мной вечером. Это Блок 98. Оттуда отправимся куда-нибудь еще. Подъезжайте ровно в восемь.

Профессор посмотрел на нас с Сэмпсоном, а затем повернулся и зашагал прочь.

Ускоренным маршем.

Глава 69

У меня было чувство, что мы приблизились к чему-то важному. Это важное находилось именно здесь, в Вест-Пойнте и, возможно, было связано именно с полковником Хэндлером. Странное, трудно определимое выражение мелькнуло в его глазах, когда разговор зашел о Вьетнаме. О том, что именно там коренятся причины нынешних убийств.

Полковник забронировал столик в итальянском ресторанчике «Иль Ченаколо», расположенном, как он выразился, «совершенно не на месте». Ресторан находился в близлежащем городке Ньюберге. Наш автомобиль катил туда по хайвею «Шторм-Кинг» – извилистой, хаотично петляющей горной дороге, больше похожей на «русские горки». Днем отсюда открывались бесподобные виды на протянувшийся в нескольких сотнях футов под нами Гудзон. Сейчас, однако, на живописные окрестности спустилась тьма. Мы ехали в молчании.

– Почему вы не захотели поговорить с нами где-нибудь поближе к дому? – наконец спросил я полковника.

– Двоих моих близких друзей только что убили в Вест-Пойнте, – ответил Хэндлер. Он закурил сигарету и выпустил струю дыма. За окнами машины стояла непроглядная темень, и на горной дороге не было огней, которые бы облегчали наш путь.

– Вы верите, что Беннетов убили? – спросил я.

– Я знаю, что это так.

– И знаете почему?

– Возможно. Вы же слышали о так называемой глухой синей стене молчания в полицейском ведомстве. В армии – то же самое, только стена серая. Она выше, толще и высится здесь уже бог знает сколько времени.

Я почувствовал необходимость задать еще один вопрос. Просто не мог удержаться.

– Скажите, полковник, Пехотинец – это вы? Если так, нам очень нужна ваша помощь.

Но Хэндлер вроде бы не понял.

– Какой еще, к чертям. Пехотинец? О чем вы толкуете?

Я рассказал ему, что таинственный некто периодически сливает мне информацию и что имя «Оуэн Хэндлер» я тоже узнал от этого человека.

– Быть может, вы сочли, что настала пора нам познакомиться поближе? – прибавил я.

– Нет. Сейчас я, пожалуй, мог бы стать для вас источником информации. Но только из-за Боба и Барбары Беннет. Я не Пехотинец. Я никогда вам не писал и ничего не сообщал. Не забывайте, это вы пожелали со мной встретиться.

Как ни убедительно звучали его слова, я не знал, следует ли им верить. Так или иначе, мне необходимо было установить личность Пехотинца. Я спросил у Хэндлера, кто еще может быть нам полезен в расследовании. Он назвал мне несколько человек, которые, возможно, выразят желание посодействовать. Среди них были и американцы, и даже парочка южновьетнамцев.

Из полумрака заднего сиденья автомобиля полковник продолжал:

– Не знаю, кто вступил с вами в контакт, но отнюдь не уверен, что стоит доверять этому человеку. Будь я на вашем месте, в этих обстоятельствах не стал бы доверять никому.

– Даже вам, полковник?

– Особенно мне, – ответил он и рассмеялся. – Черт возьми, я университетский преподаватель.

Я бросил взгляд на зеркало заднего вида и увидел догоняющую нас пару огней. До сих пор машин на дороге было, прямо сказать, немного, и большинство из них проносились к югу, во встречном направлении.

В это время, резко обернувшись к Хэндлеру, в разговор с горячностью вступил Сэмпсон:

– Почему бы вам не рассказать, что же в действительности происходит, полковник? Скольких еще людей ждет гибель? Что вам известно об этих убийствах?

Именно в этот момент я услышал ружейный выстрел и звук разлетевшегося вдребезги стекла. Машина, шедшая позади, уже поравнялась с нами.

Мои глаза метнулись к ней, и я разглядел водителя, а затем и стрелка, высовывающегося из заднего окна.

– Пригнитесь! – громко крикнул я своим спутникам. – Прикройтесь!

Из догнавшей нас машины последовали новые выстрелы. Я неистово крутанул баранку влево. Машину резко занесло вбок и, бросив за двойную сплошную, потащило к горе.

– Осторожно! Господи, осторожно! – закричал Хэндлер.

Слава Богу, в этот момент мы достигли прямого участка дороги. Я надавил на газ, немного выигрывая в скорости. Но все равно не мог оторваться от погони.

Водитель преследующей нас машины вел ее, как положено, по правой стороне, но я-то оказался на полосе встречного движения!

Сэмпсон уже выхватил пистолет и начал отстреливаться. На нашу машину посыпались новые пули.

Седан преследователей так и оставался на одном уровне с нами. У меня никак не получалось от них оторваться. Я выжимал больше девяноста миль, мчась по извилистой дороге, рассчитанной миль на пятьдесят – шестьдесят. Ускользнуть было некуда. Слева была обочина, за ней – отвесная гора; а за правой обочиной – отвесный обрыв к Гудзону и неминуемая смерть.

Я гнал слишком быстро, чтобы разглядеть лица в другой машине. Проклятие, кто же там в ней сидит?

Без предупреждения я со всей силы вдавил тормоз, и автомобиль опасно занесло. Орудуя рулем, я кое-как выровнял машину и развернул в противоположную сторону, на юг.

В следующую секунду мы вновь рванулись с места, но уже обратно, к Вест-Пойнту.

Лихорадочно поддавая газу, я опять стремительно довел скорость до девяноста.

Я промчался мимо двух машин, едущих на север. Обе оглушительно сигналили. Я не мог их винить – я гнал, безбожно вторгаясь в чужое пространство и превышая все допустимые пределы миль на сорок. Вероятно, они решили, что я пьян или сошел с ума, либо то и другое вместе.

Наконец, убедившись, что за нами больше никто не едет, я сбросил газ.

– Хэндлер? Полковник? – окликнул я.

Он не ответил. Сэмпсон перегнулся к нему через спинку сиденья.

– Ему досталось, Алекс.

Я съехал к обочине и включил в салоне свет.

– Как сильно? Он жив?

Было видно, что в Хэндлера попали дважды. Один раз в плечо. И еще один раз – сбоку в голову.

– Он мертв, – сказал Сэмпсон. – Готов.

– Ты сам в порядке? – спросил я.

– Угу. Метили не в меня, а тот парень, в машине, стрелять умеет. Они охотились за Хэндлером. Мы только что потеряли наш первый реальный след.

Я же спрашивал себя, не лишились ли мы также и Пехотинца.

Глава 70

Ничто так не побуждает разум сконцентрироваться, а кровь вскипать, как покушение на твою жизнь.

Конечно, то было заведомо безнадежной попыткой, но мы спешно повезли Оуэна Хэндлера в пункт первой помощи при вест-пойнтском госпитале. Примерно в девять нам официально объявили, что он мертв. Уверен, что он был уже мертв, когда мы его привезли. Неизвестный стрелок определенно был мастером своего дела, профессиональным убийцей. Сколько же людей сидело в догонявшей нас машине? Двое или трое?

Нас допросили местные полицейские, а также офицеры армейского уголовного отдела из Вест-Пойнта. Повидать нас приехал даже капитан Конт, бурно выразивший свое сочувствие и тревогу за нашу безопасность, однако параллельно затеял с нами игру в «двадцать вопросов» – так, словно это мы были подозреваемыми. Конт сообщил также, что теперь расследование взял под свой личный контроль начальник Военной академии генерал Марк Хатчинсон. Уж не знаю, как это следовало понимать.

Затем и сам генерал Хатчинсон появился в госпитале. Я увидел, как он беседует в коридоре с капитаном Контом, затем еще с несколькими мрачного вида офицерами. Но генерал не пожелал поговорить ни со мной, ни с Сэмпсоном. Ни слова заинтересованности, обеспокоенности или ободрения не услышали мы из его уст.

Все это выглядело чертовски странно и несообразно! Эта несообразность повергала в замешательство. «Серая стена молчания», вспомнились мне слова Оуэна Хэндлера. Генерал Марк Хатчинсон покинул госпиталь, так и не пообщавшись с нами. Такого мне не забыть!

Все то время, что я сидел в госпитале, в голове безостановочно крутилось: «Ничто так не побуждает кровь закипать, как покушение на твою жизнь». Я был ошеломлен и взбудоражен нападением на полковника Хэндлера, но, кроме того, еще и зол как сто чертей.

Не этот ли букет эмоций стал одним из побудительных импульсов, приведших к массовой резне в Май-Лай[21] и другим подобным случаям? – думал я. Страх? Ярость? Жажда мщения? Общеизвестно, что вьетнамская война велась необычайно жестокими методами. Одно злодейство влекло за собой другое. В этих условиях невозможно было избежать страшных трагедий. Они были неминуемы, и они всегда происходили. Что же теперь столь тщательно стремится скрыть армия? Кто вчера послал за нами киллеров? Кто и почему убил полковника Хэндлера?

Мы провели еще одну ночь в отеле «Тейер». Генерал Хатчинсон распорядился выставить на втором этаже караул из военных полицейских, дабы нас охранять. Не думаю, чтобы такая мера была оправданна. Если бы вооруженные бандиты охотились за нами, они бы так легко не отстали, позволив нам уйти.

Мне не давала покоя еще одна мысль: в машине, атаковавшей нас, находилось только два человека – водитель и снайпер.

В предыдущих убийствах: и раньше, в Форт-Брэгге, и сейчас, в Вест-Пойнте, – были замешаны трое.

Это обстоятельство не выходило у меня из головы.

Трое, а не двое.

Наконец я позвонил Джамилле и поделился с ней всем случившимся. Как детектив с детективом, как друг с другом. Ей не понравились действия генерала Хатчинсона, как и поведение других военных в этой истории. Простое обсуждение с ней этих вещей помогло мне чрезвычайно.

Я подумывал, не начать ли проделывать это чаще, например каждый вечер.

С этой мыслью я наконец уснул.

Глава 71

На следующее утро нью-йоркские газеты были полны сообщениями об убийстве в Ист-Сайде[22] четырех девушек по вызову, хозяйки заведения и охранника. Убитые женщины были вьетнамками и таиландками, и именно по этой причине я переговорил с детективом, ведущим в Манхэттене следствие. На данный момент полицейское управление Нью-Йорка практически ни на шаг не продвинулось в расследовании этого отвратительного злодеяния. Я подумывал о том, чтобы съездить в Нью-Йорк, но и другие вещи тревожили мой разум, требуя внимания.

Существовала безусловная зацепка, важнейший след, который я даже не начинал как следует разрабатывать. Этой зацепкой был так называемый Пехотинец. Кто же, разрази меня гром, он такой? Или она? И чего ради этот Пехотинец рассылает свои электронные послания? О чем пытается поведать мне эта таинственная личность?

Оуэн Хэндлер назвал мне несколько имен, и я попросил Рона Бернса проверить некоторые из них. Больше всего заинтересовал меня Тран Ван Лю, бывший разведчик армии Республики Вьетнам[23], ныне проживающий в Соединенных Штатах.

Это был знатный улов. Оказалось, что Тран Ван Лю сидит в камере смертников в городе Флоренс, штат Колорадо. Он был признан виновным в убийстве девяти человек в городах Ньюарке и Нью-Йорке. Я немало слышал о федеральной тюрьме во Флоренсе и даже бывал там однажды.

А вот и сенсационное открытие номер два. Там же, в той же самой тюрьме, обретался Кайл Крейг, мой крест, моя кара. Кайл Крейг также ожидал смертной казни.

Тюрьма особого режима во Флоренсе являлась учреждением класса «супермакс» – одним из самых современных пенитенциарных комплексов, оснащенных по последнему слову. Подобные заведения имеются теперь в тридцати шести штатах. Камеры смертников помещались тут в так называемой зоне особого режима, своего рода тюрьме внутри тюрьмы. Внешне она представляла собой песочного цвета здание с повышенными мерами безопасности внутри и снаружи. Это несколько утешало, коль скоро там содержался Кайл Крейг – ведь Кайл относился к тюремным мерам безопасности не иначе как с высокомерным презрением.

Двое вооруженных до зубов охранников препроводили меня в отсек, где содержались смертники. Пока мы шагали по пустым, освещаемым лампами дневного света коридорам (кроме нас, тут никого не было), я совершенно не слышал обычного, характерного для тюрем хаотичного, невнятного гула. Впрочем, мыслями я был далеко, находясь под впечатлением утренних событий.

Надо сказать, что в Колорадо я прибыл лишь около полудня. На домашнем фронте все было гладко, и я надеялся двинуться в путь быстро и без помех и возвратиться в Вашингтон этим же вечером. Нана, однако же, не упустила своего шанса. Прежде чем выпустить из дома, она усадила меня напротив и рассказала одну из своих неизменных притч. Она назвала ее «Повестью о тысяче камушков»[24].

– Эту историю, Алекс, я услышала по Национальному государственному радио. Это правдивая история, и я пересказываю ее тебе, как сама слышала. Якобы действительно жил такой человек, где-то на юге Калифорнии, неподалеку от Сан-Диего; я верю, что так оно и было. Он имел семью, хорошую семью, и работал очень усердно – по многу часов в день и по многу выходных подряд. Знакомо звучит, правда?

– Знакомо, вероятно, множеству людей, – отозвался я. – И мужчинам, и женщинам. Впрочем, продолжай, Нана. Итак, жил-был неподалеку от Сан-Диего этот работящий человек со своей прекрасной семьей. Что же с ним приключилось?

– Ну так вот, история гласит, что у этого человека был любящий дедушка, который обожал и его, и его семью. Он заметил, что внук его трудится слишком усердно, и тогда он сказал внуку о мраморных шариках. Вот что он придумал. Он подсчитал, что средняя продолжительность жизни мужчины примерно семьдесят пять лет. Это составляет три тысячи девятьсот суббот. Три тысячи девятьсот суббот даны человеку для того, чтобы играть, пока он еще мал, а когда станет старше и мудрее – для того, чтобы проводить время со своей семьей.

– Понимаю, – сказал я. – Или наоборот – для того, чтобы играть, когда становится старше и мудрее. Или чтобы читать наставления всякому, кто согласится слушать.

– Ш-ш, молчи, Алекс. Слушай дальше. И вот дед вычислил, что его внуку, которому было сорок три года, осталось прожить примерно тысячу шестьсот шестьдесят суббот. Приблизительно, по статистике. Что сделал дедушка? Он купил два больших кувшина и наполнил их красивыми, как кошачьи глаза, мраморными шариками. И отдал своему внуку. И сказал, что каждую субботу ему надлежит вынимать из кувшина ровно один такой камушек. Только один, просто в качестве напоминания, что ему осталось вот такое-то количество суббот и что они бесценны, как настоящее сокровище. Подумай об этом, Алекс. Если, конечно, найдешь время, – завершила рассказ Нана.

И вот как раз была суббота, а я пребывал с визитом в городе Флоренс, штат Колорадо, в суперсовременной тюрьме повышенной безопасности. Я не думал, что теряю этот день даром, вовсе нет. И все-таки притча Наны запала мне в душу.

Это мое последнее криминальное дело. Должно стать последним. Венец карьеры детектива Алекса Кросса.

И, направляя стопы к камере смертника Тран Ван Лю, я постарался сосредоточить все свое внимание на этом тяжелом и загадочном деле. Возможно, этот заключенный способен сделать так, чтобы потеря нынешнего бесценного камушка не прошла даром.

Во всяком случае, хотелось на это надеяться.

Глава 72

Тран Ван Лю было пятьдесят четыре года, и он поставил меня в известность, что бегло говорит на вьетнамском, французском и английском языках. Его английский был превосходен, и я невольно подумал, что он больше похож на преподавателя колледжа, чем на преступника, осужденного за несколько убийств. Лицо Лю, с длинной седой козлиной бородкой, украшали очки в золотой оправе. Он был философичен – похоже, в отношении всего на свете. Но являлся ли он Пехотинцем?

– Номинально я буддист, – изрек этот человек, сидя передо мной в камере площадью семь на двенадцать футов. Больше половины пространства здесь занимали кровать, табурет и вделанная в стену столешница для письма. Все предметы крепились к полу и стенам при помощи литого бетона, так чтобы заключенные не могли их сдвинуть или разобрать.

– Я проведу для вас исторический экскурс, – сказал он. – Мысленно вернусь в прошлое.

– Вполне подходящее место для начала повествования, – согласно кивнул я.

– Я родился в общине Сон Трак, в провинции Куанг-Бинь, к северу от демилитаризованной зоны. Это одна из беднейших провинций в стране, но они все бедны в большей или меньшей степени. Я начал работать на семейном поле, когда мне исполнилось пять лет. Все мы были вечно голодны, несмотря на то что выращивали продукты питания. По-настоящему мы ели всего один раз в день – обычно батат или маниоку. По иронии судьбы весь рис мы отдавали помещику. Лояльность и патриотизм существовали только в отношении своей семьи – включая предков, – своего клочка земли и своей общины. Идея национального самосознания отсутствовала, стремление к национальной независимости не приветствовалось – как чуждое представление, принесенное с Запада Хо Ши Мином.

В 1963 году моя семья перебралась на Юг, и я завербовался в армию. Альтернативой этому была голодная смерть, и кроме того, меня воспитали в ненависти к коммунистам. Я проявил себя прекрасным разведчиком и был рекомендован в Школу разведчиков. Она была создана при Командовании по оказанию военной помощи Вьетнаму[25] и находилась под началом Сил специального назначения армии США. Таково было мое первое знакомство с американцами. Поначалу они мне понравились.

– Что изменило ваше мнение? – спросил я Лю.

– Многое. В основном то, что вскоре я понял: многие американцы смотрели на меня и моих соотечественников свысока, как на низших. Несмотря на неоднократные обещания, уходя, они бросили меня в Сайгоне. Я стал одним из тех вьетнамских беженцев, кому пришлось спасаться из страны на лодках.

Наконец, в семьдесят девятом, я добрался до Америки. До округа Ориндж в Калифорнии, где сейчас имеется многочисленное вьетнамское население. Единственным для нас способом выжить было воссоздать импортированную с родины структуру семейно-общинных отношений. Я сделал это, создав группировку «Призраки усопших». Мы действовали успешно – сначала в Калифорнии, затем в штате Нью-Йорк, в том числе в Ньюарке. Мне вменяют в вину убийство членов соперничающих кланов в штатах Нью-Йорк и Нью-Джерси.

– А вы их правда убили? – спросил я Лю.

– О, разумеется. Впрочем, имеются смягчающие обстоятельства. Это была война, и мы воевали. – Он замолчал и выжидающе уставился на меня.

– Так или иначе, теперь вы здесь, в тюрьме «супермакс». Вам уже сообщили дату казни?

– Нет. Что представляется мне презабавным. Ваша страна боится казнить осужденных убийц.

– И вам это кажется комичным? Из-за того, что вы видели во Вьетнаме?

– Конечно. Вьетнам – вот моя точка отсчета, моя система координат.

– Зверства и бесчинства, оправдываемые боевыми задачами.

– Это была война, детектив.

– Знали вы кого-нибудь из следующих людей: Эллис Купер, Рис Тейт, Джеймс Этра, Роберт Беннет, Лоренс Хьюстон?

Лю пожал плечами:

– Это было давным-давно. Больше тридцати лет назад. И имеется столько американских фамилий, которые надо помнить.

– Полковник Оуэн Хэндлер?

– Я его не знаю.

Я покачал головой:

– Полагаю, что знаете. Дело в том, что Хэндлер руководил Разведшколой, как раз когда вы осваивали там свою профессию.

Лю улыбнулся, впервые за все время.

– Хотите – верьте, детектив Кросс, хотите – нет, но рядовые скауты не имели обыкновения встречаться со своим высоким начальником.

– И все-таки вы встречались с полковником Хэндлером. Вы помнили о нем вплоть до самого дня его гибели. Можете вы помочь мне разорвать эту цепь убийств? – спросил я Лю. – Вы ведь знаете, что именно произошло там, в те времена, не так ли? Почему вы согласились со мной встретиться?

Он снова равнодушно пожал плечами:

– Я согласился встретиться с вами... потому что меня попросил об этом мой хороший друг. Его зовут Кайл Крейг.

Глава 73

Я почувствовал холод в том месте, где у человека находится сердце. Нет, не может все это дело замыкаться на Кайле Крейге! За все совершенные им художества я засадил его сюда, в колорадскую тюрьму, – и вот теперь каким-то образом он устроил так, что я по собственному почину явился к нему с визитом.

– Здравствуйте, Алекс. Я думал, вы напрочь обо мне забыли, – такими словами, появившись, приветствовал меня Кайл. Мы встретились в маленькой комнате для свиданий рядом с камерой. В голове моей роились параноидные мысли о диковинном совпадении, приведшем меня к нему. Нет, он не мог нарочно это подстроить! Такое даже ему было бы не под силу!

Внешне Кайл изменился. Настолько сильно, что стал больше походить на одного из своих старших братьев – или, возможно, на отца, – чем на себя прежнего. Когда я за ним охотился, то пришлось перезнакомиться со всеми членами его семьи. Он всегда был тощим и длинным, но в тюрьме потерял еще по меньшей мере фунтов двадцать. Голова его была обрита, и с одной стороны черепа обнажилась татуировка: полудракон-полузмея. Теперь он и впрямь выглядел как истинный убийца.

– Садитесь, Алекс. Я скучал по вас больше, чем ожидал. Присядьте, сделайте одолжение. Давайте поболтаем. Наверстайте упущенное, беседуя с добычей.

– Спасибо, я постою. Я здесь не затем, чтобы вести светскую болтовню, Кайл. Что вам известно об этих убийствах?

– Все они были раскрыты, Алекс. Полицией или армейской уголовкой. Виновные изобличены и осуждены, даже казнены – в некоторых случаях. Точь-в-точь как в положенный срок это произойдет и со мной. Зачем вы тратите на них свое время? Я, к примеру, в сотни раз интереснее. Пока есть возможность, вам лучше изучать меня.

Слова произносились им негромко, но они пронизывали меня, словно мощный электрический ток. Неужели Кайл и был тем проклятым недостающим звеном? Нет, не мог он стоять за этими убийствами. Они начались задолго до его ареста. Но имело ли это какое-то значение?

– Итак, вы ничем не можете мне помочь? В таком случае я ухожу. Счастливо оставаться.

Кайл поднял руку:

– Я бы хотел помочь вам, Алекс. В самом деле, я говорю искренне. Все как в старые времена. Мне их очень не хватает. Не хватает ощущения опасности, охоты. Что, если бы я все-таки мог помочь?

– Если можете, Кайл, то помогите. Сделайте это прямо сейчас. Посмотрим, куда это нас выведет.

Кайл слушал меня, откинувшись на стуле. Наконец он улыбнулся. Может, просто потешался надо мной?

– Что ж, коль скоро вы сами не пожелали поинтересоваться... Должен признаться, здесь, в тюрьме, гораздо лучше, чем можно было ожидать. Вы не поверите, но я здесь своего рода знаменитость. И не только среди моих собратьев. У меня бывает много посетителей. Я пишу книгу, Алекс. И конечно, я разрабатываю способ выбраться отсюда. Когда-нибудь это непременно произойдет. Почти что состоялось месяц назад. Да, да, совсем недавно. Я бы тогда непременно пришел вас навестить. Вас, и Пану, и ваших прелестных детей.

– Лю знает хоть что-нибудь? – спросил я.

– О, безусловно. Он весьма начитан. Свободно говорит на трех языках. Мне очень нравится Лю. Мы с ним как братья. Еще мне нравится Тед Кашунски, и Ю Кикимура, японский террорист, и Рамон Мата, прежде входивший в медельинский[26] наркокартель. Интересные соседи, с богатым, интересным жизненным опытом, хотя и более консервативные, чем я ожидал. Не Тед, конечно, но остальные.

С меня было довольно. Я был сыт по горло Кайлом Крейгом, Лю, городом Флоренсом.

– Всего хорошего, – сказал я и двинулся к выходу.

– Вы еще вернетесь, – прошептал Кайл. – А может, в следующий раз я приду навестить вас. В любом случае желаю вам больших успехов в вашем увлекательном расследовании.

Я резко повернулся к нему:

– Ты останешься здесь до конца своих дней! Надеюсь, недолго осталось!

Сидящий в камере смертника Кайл Крейг от души расхохотался. От этого смеха у меня более, чем когда-либо, побежали мурашки.

Глава 74

По мере приближения на машине к Бэй-Хеду, штат Нью-Джерси, Сэмпсон чувствовал, как нарастает в нем радостное волнение. И от этих сладостных ощущений, распускающихся на сердце, как цветы, он невольно улыбался сам себе. Такое нередко творилось с ним в последнее время. Проклятие, если так пойдет дальше, то вся его репутация крутого парня рассыплется в прах!

Черный «кугар» бежал по автостраде 35, мимо растянувшихся вдоль берега пляжных домиков, мимо Центрального рынка и нескольких живописных беленьких церквей. Эта часть побережья в штате Джерси была тихой и, бесспорно, необычайно привлекательной. Детектив не мог не восхищаться здешним спокойствием, безмятежностью и тщательно оберегаемой красотой. Ласковый океанский бриз задувал в открытые окна автомобиля. По сторонам дороги цвели розы и герани, явно любовно высаженные самими жителями городка.

Разве можно было не любить все это? Джон был очень рад снова оказаться здесь. Вдали от округа Колумбия, невольно подумалось ему. Что ж, это даже неплохо. Сменить ритм, отвлечься от бесконечных злодейств.

Выезжая из Вашингтона, Сэмпсон старался убедить себя, что нынешняя поездка на взморье целиком связана с Эллисом Купером и остальными убийствами, но это было не совсем так. Куп действительно занимал большое место в его помыслах, но здесь была также замешана и Билли Хьюстон.

Он думал о ней все время. И что было такого в этой маленькой женщине?

Вообще-то Сэмпсон знал по крайней мере половину ответа. С того момента как он с ней познакомился, на него снизошло какое-то счастливое спокойствие. В Билли он встретил женщину-друга, такую, о которой давно мечтал. Трудно было объяснить возникшее ощущение, но подобного ему еще не приходилось испытывать. Джон чувствовал, что может открыться ей в таких вещах, которые давным-давно запер в душе, тая от всех. Ей он доверял уже сейчас. С ней рядом мог раскрепоститься, выбраться на волю из той башни, что выстроил, стараясь оградить себя от душевных травм.

С другой стороны, у Джона Сэмпсона никогда не было успешных долговременных отношений с женщиной. Он никогда не был женат, даже всерьез не испытывал такого искушения. Потому и сейчас не собирался морочить себе голову, одновременно впадая в слащавую сентиментальность в отношении Билли. Его нынешний приезд в Нью-Джерси имел серьезные причины. Возникла необходимость задать еще несколько вопросов о вьетнамском опыте ее мужа. Кое-что из услышанного от Оуэна Хэндлера нуждалось в дополнении и уточнении. А Сэмпсон твердо пообещал себе докопаться до правды. Тем или иным способом, раньше или позже.

Этот небольшой безжалостный самоанализ несколько приглушил восторженные порывы и романтические чувства, начавшие было распускаться в его душе.

Но как раз в это время впереди, на Восточной авеню, Сэмпсон увидел ее.

Да, верно! Это была она!

Билли как раз выбиралась из своей светло-зеленой машины с откидным верхом, таща целую охапку съестного.

Интересно, для кого это она столько накупила? Вообще-то Сэмпсон позвонил и предупредил, что, возможно, приедет. Уж не ожидает ли она, что он останется на обед? О Господи, ему надо срочно успокоиться! «Остынь. Сбавь обороты, осадил он себя. Ты на службе. Это просто полицейское расследование».

Но в это время Билли тоже заметила его машину и помахала свободной рукой. А уже в следующий миг Джон обнаружил, что высовывается из окна «кугара» и кричит через всю улицу:

– Привет, кроха!

Привет, кроха? Что за ерундовина?

Какая неведомая сила разом успокоила, уняла напряжение, смягчила чувства Джона Сэмпсона? Что вообще с ним происходит?

И почему ему так хорошо от этого?

Глава 75

Билли понимала, что им с Джоном Сэмпсоном надо поговорить о ее муже и его гибели. Именно за этим он опять и приехал – именно по этой, и скорее всего только по этой причине. Билли приготовила кувшин сладкого ледяного чая, и они с детективом вышли на овеваемую океанским бризом веранду. А почему бы и нет, в конце концов, здесь беседовать будет ничуть не хуже. «Только не выставляйся на посмешище», – предостерегла она себя.

– Еще один день в настоящем раю, – произнес ее гость и лучезарно улыбнулся. Несмотря на собственное предостережение, Билли не могла удержаться от того, чтобы слегка не заглядываться на полицейского. Он был силен и красив, а его улыбка, если вспыхивала, всякий раз ослепляла великолепием. Но у Билли было ощущение, что он мало улыбается, и она спрашивала себя почему. Что было там, в его вашингтонском детстве? И дальше, когда он вырос, стал работать? Ей хотелось знать о нем все, и это живое, естественное любопытство было чем-то таким, чего ей не хватало с самой смерти Лоренса.

«Не морочь себе попусту голову», – опять одернула она себя. Он просто полицейский, ведущий следствие, больше ничего. Ты просто им глупо увлеклась.

– Обычный день в раю, – отозвалась она со смехом. Но тут же приняла серьезный вид. – Вы хотели еще поговорить о Лоренсе. Что-то еще случилось, не так ли? Вы ведь поэтому здесь?

– Да нет, я приехал вас повидать. – Тут как раз последовала эта его потрясающая улыбка.

Билли шутливо взмахнула рукой:

– Разумеется. Но все равно: как продвигается ваше следствие?

Сэмпсон стал рассказывать ей о недавней гибели Роберта и Барбары Беннет в Вест-Пойнте, а затем – о том, как застрелили полковника Оуэна Хэндлера. Он разделял их с Кроссом версию о том, что те гипотетические трое мужчин могут быть ответственны по крайней мере за некоторые из расследуемых убийств.

– Все вроде бы указывает на какие-то давние вьетнамские события. Там в ходе войны произошло что-то из ряда вон выходящее – до того скверное, что оно могло послужить мотивом нынешних убийств. Ваш муж, Билли, мог быть каким-то образом в это замешан. Возможно, даже сам того не подозревая.

– Он не любил говорить о пережитом во Вьетнаме, – сказала она, повторяя сказанное еще в прошлый раз. – Я всегда уважала эти его чувства и не настаивала. Но потом началось что-то странное. Пару лет назад он купил несколько книг о войне. «Слухи о войне» – так, помнится, называлась одна из них. Взял напрокат фильм «Взвод», который до этого упорно не желал смотреть. Однако сам о тех событиях по-прежнему говорить не хотел. Во всяком случае, со мной.

Билли опустилась в темно-синее плетеное кресло и уставилась в океанскую даль. Над высокими дюнами кружила стайка чаек. Красивая картина. Далеко на горизонте виднелись неясные очертания океанского лайнера.

– Лоренс всегда употреблял алкоголь, но в последние годы стал пить гораздо больше. Крепкие напитки, вино. Муж не бил, не обижал меня, но я чувствовала: он все больше и больше отдаляется. Однажды вечером, когда уже начало смеркаться, он отправился рыбачить, взял удочку, ведро для улова и отправился по берегу. Было начало сентября, в это время хорошо ловится паламида. Тогда эту рыбу можно черпать прямо ведром.

Я ждала его возвращения, но он все не приходил. Наконец я вышла и пошла его искать. Большинство здешних домов на пляже после Дня труда[27] уже пустуют. Так уж тут сложилось. Я прошла по берегу с милю или больше. Мне уже становилось не по себе.

С собой у меня был электрический фонарь, я включила его и на обратном пути двинулась ближе к дюнам и пустовавшим домам. Вот там я его и нашла.

Лоренс лежал на песке, рядом валялись удочка и ведро. Он прикончил целую пинту[28] виски. Выглядел как уличный пьянчуга, который заблудился и отсыпается прямо на пляже.

Я легла рядом и обняла его. Я стала уговаривать его рассказать мне, чем вызвана его печаль. Он не мог. Это надрывало мне сердце – то, что он не может со мной поделиться. Единственное, что он сказал: «Нельзя убежать от своего прошлого». Получается, что он был прав.

Глава 76

Они говорили о военном опыте и послевоенной армейской жизни Лоренса Хьюстона до тех пор, пока Сэмпсон не почувствовал, что у него начинает болеть голова. Билли же ни разу не пожаловалась. Примерно в четыре часа они сделали перерыв и стали наблюдать за приближающимся приливом. Сэмпсон не уставал изумляться, как это такой протяженный кусок пляжа может быть настолько пуст в столь ясный, безоблачный день.

– Вы привезли, в чем купаться? – с улыбкой спросила Билли.

– Вообще-то я бросил плавки в машину, – тоже улыбнулся Сэмпсон.

– Не хотите поплавать?

– Да. Это было бы славно.

Переодевшись, они снова сошлись на веранде. На Билли был черный цельный купальник. Сэмпсон подумал: она, вероятно, много плавает или просто усиленно работает над собой. Но ее стройная, подтянутая фигура не была между тем фигуркой молодой девушки. Ей было скорее всего уже за сорок.

– Я знаю, что выгляжу неплохо, – сказала Билли и покрутилась. – Вы – тоже. А сейчас айда в воду, пока вы не струсили.

– Я? Не струсил? Вы разве не знаете, что я сыщик из отдела убийств?

– Угу. Температура воды сегодня шестьдесят семь градусов[29].

– Что? Разве это холодно?

– Скоро сами узнаете.

Они вскарабкались на вершину дюны перед домом. Потом со всех ног припустились вниз. Сэмпсон смеялся – главным образом над собой, потому что такого прежде никогда не проделывал.

Высоко поднимая ноги, они с разгону протопали через мелководный прибой, словно резвящиеся на каникулах дети, не обращая внимания на то, что вода была все-таки чертовски холодной, прямо-таки ледяной.

– Вы умеете плавать? – спросила Билли, увидев приближающуюся волну.

Кажется, он кивнул, но точно она не разобрала.

– Джон? – снова окликнула она.

– Я-то умею. А вот вы?

В следующий момент оба нырнули в нависшую над их головами водяную глыбу. Вынырнули они далеко за первым валом. Билли устремилась вперед, сильными гребками прокладывая себе путь к некой точке за бурунами. Сэмпсон последовал за ней, показывая себя хорошим, сильным пловцом. Почему-то ее это очень порадовало. Их головы торчали из воды рядом, подскакивая на поверхности, как мячики.

– Бывает, что дети, выросшие в городе, совсем не умеют плавать, – бросила она плывущему рядом Сэмпсону.

– Это правда. У меня есть хороший друг. Мы вместе выросли в округе Колумбия. Когда мы были детьми, его бабушка заставила нас выучиться. Специально водила нас в городской бассейн. Она говорила: «Или ты плывешь, или тонешь».

Потом Сэмпсон обнаружил, что обнимает Билли. Указательным пальцем она смахнула бусинки воды с его лица. Ее прикосновение было полно нежности. Как и ее взгляд. Что-то завязывалось между ними, и, что бы это ни было, Сэмпсон не был уверен, что готов к этому.

– Что? – спросила Билли.

– Я просто хотел сказать, что вы меня то и дело чем-то удивляете.

Прикрыв на секунду глаза, Билли кивнула. Потом снова открыла их.

– Ты все еще здесь. Это хорошо. Я рада, что ты приехал. Даже если только затем, чтобы меня расспросить.

– Я приехал затем, чтобы увидеться с тобой. Я ведь уже сказал.

– Хорошо, Джон. Как скажешь.

Никто, кроме Алекса и Наны, не называл его Джоном.

Они поплыли обратно к берегу и немного порезвились в пенном, бурливом прибое. Хотя день уже клонился к вечеру, они двинулись вдоль пляжа в южном направлении, мимо все новых и новых коттеджей, накрепко заколоченных на зиму. По дороге у них сам собой сложился удобный, слаженный ритм. У каждого дома им приходилось останавливаться, чтобы поцеловаться.

– В тебе проявляется что-то простое, наивное, старомодное, – сказала Билли. – Тебе это идет. В тебе есть чувствительная струнка, Джон Сэмпсон.

– Угу. Может, и так.

И снова они обедали на широком крыльце. Сэмпсон включил радио. Потом уселись, уютно, любовно прижавшись друг к другу, и Сэмпсон в очередной раз подивился ее размерам. А между тем физически она воспринималась очень удобно, словно сшитая на заказ вещь.

«Одна ночь с тобой», – лилась из динамика песня в исполнении Лютера Вандросса. Сэмпсон пригласил Билли на танец. Он и сам не мог в это поверить. «Я взял да и попросил Билли потанцевать на веранде».

Он крепко прижимал ее к себе, почти накрыв своим телом. Стоя рядом, Билли также отлично соответствовала его телу, приходясь ему точно впору. Они ловко двигались вместе, нисколечко не сбиваясь с ритма. Джон с удовольствием вслушивался в ее дыхание и чувствовал биение ее сердца.

Из проигрывателя зазвучала старая мелодия Марвина Гэя, они потанцевали и под нее тоже. Все происходящее казалось Сэмпсону похожим на сон. Оно свалилось на него внезапно.

Особенно когда примерно в половине одиннадцатого они вместе поднялись наверх. Ни один не произнес ни слова – просто Билли взяла его за руку и повела за собой в спальню. Почти полная луна освещала белые барашки на море. За полосой прибоя лениво скользила парусная шлюпка.

– Ты как? Нормально? – прошептала она.

– Еще как. А ты?

– Да. Мне кажется, я хотела этого с первой минуты, как я тебя увидела. Тебе случалось делать это раньше? – И на лице ее заиграла уже не раз виденная им лукавая и озорная усмешка. Она его дразнила, но Сэмпсону это нравилось.

– Нет, это впервые. Я берег себя для единственной женщины.

– Что ж, давай проверим, стоило ли ради меня столько ждать.

Порой Сэмпсон делал это наспех, кое-как, бывал небрежен и тороплив. И это казалось вполне приемлемым, учитывая стиль вашингтонской жизни. Но сегодня такое не годилось, сегодня все должно быть иначе. Он хотел узнать, прочувствовать все тело Билли, чтобы понять, что ей приятно. Он любовно ощупывал каждую частичку ее тела; целовал каждый его дюйм. Все в этой женщине казалось ему правильным и подходящим. «Что происходит? Я приехал поговорить с этой женщиной о каких-то убийствах. Об убийствах! А не заниматься любовью в мерцающем лунном свете».

Он чувствовал, как вздымаются и опадают ее маленькие груди. Вздымаются и опадают. Он был поверх нее, опираясь на руки.

– Не бойся, ты меня не раздавишь. Ты не причинишь мне боли, – прошептала она.

– Не причиню, никогда.

«Я не причиню тебе боли. Я просто не смогу. И никому этого не позволю».

Она улыбнулась и, вывернувшись из-под него, оказалась сверху.

– Ну как? Так тебе больше нравится?

Сильными руками он провел несколько раз по ее спине, по ягодицам. «Одна ночь с тобой», – промычала она в ответ. Они принялись двигаться вместе, поначалу медленно. Потом быстрее. И еще быстрее. Билли поднималась и с силой, энергично опускалась на него. Ей нравилось именно так.

Когда они наконец поникли в сладостном изнеможении, она заглянула ему в глаза:

– Неплохо для первого раза. Дальше пойдет еще лучше.

Потом Сэмпсон лежал в постели вместе с Билли, уютно приткнувшись у нее под боком. Ему до сих пор было забавно держать в объятиях такую малышку. Маленькое лицо, маленькие руки, ступни, груди. А потом его вдруг поразила – даже ошеломила – одна мысль: он ощущал в себе глубокое душевное спокойствие. Впервые за много лет. А может, даже за всю жизнь.

Глава 77

Возвращаясь в тот вечер домой из поездки в тюрьму Флоренса, я радостно предвкушал встречу с Наной и детьми. Было только семь часов, и я думал сходить с ними куда-нибудь, например в театр IMAX или в Зону ESPN[30] – словом, как-то побаловать ребятишек.

Однако, поднявшись по ступенькам крыльца, я увидел пришпиленную к парадной двери трепещущую на ветру записку.

О Господи!

Записки, оставляемые на дверях дома, всегда вызывают во мне легкую дрожь. Слишком много было нехороших записок такого рода за последние несколько лет.

Я узнал почерк Наны:

"Алекс, мы уехали в гости к твоей тетушке Тие. Вернемся часам к девяти. Все мы по тебе скучаем. Скучаешь ли ты по нас? Конечно, да – по-своему.

Нана и дети".

Я заметил, что в последнее время мама Нана сделалась необычно сентиментальна. Она говорила, что чувствует себя лучше. Ее здоровье на первый взгляд и впрямь вроде бы нормализовалось, но меня беспокоил вопрос: так ли это в действительности? Может, мне стоит поговорить с ее врачом, но я не любил вмешиваться в ее дела. Она всегда прекрасно умела о себе позаботиться.

Я прошел в кухню и достал из холодильника холодное пиво.

На двери холодильника я увидел прилепленный Дженни смешной рисунок, изображающий аиста с младенцем, и вдруг почувствовал, как соскучился по ним по всем. Есть люди – я, во всяком случае, из их числа – для которых дети придают жизни завершенность, сообщают ей совершенно особый смысл, даже если порой доводят до умопомрачения. Все равно дело того стоит. По крайней мере так всегда было у нас в доме.

Зазвонил телефон, и я решил, что это, должно быть, Нана.

– Ура! Ты дома! – раздался долгожданный голос. Вот это сюрприз так сюрприз! Звонила Джамилла, и меня это несказанно воодушевило. Я так и видел мысленно перед собой ее лицо, улыбку, ее сияющие глаза.

– Ура! Это ты! – радостно воскликнул я. – Только что вернулся, а дома пусто, никого нет. Нана и дети меня бросили.

– Не горюй, Алекс, бывает и хуже. А я вот вся в работе. Свалилась мне в пятницу как снег на голову. Противный случай. В районе Тендерлойн убили ирландского туриста. Ну-ка скажи, что мог делать пятидесятиоднолетний священник из Дублина в два часа ночи в одном из самых сомнительных районов Сан-Франциско? Как вышло, что его удавили парой колготок размера XL? Передо мной задача – выяснить.

– Как бы там ни было, судя по голосу, ты совершенно счастлива. – Я почувствовал, что улыбаюсь. Не по поводу убийства, конечно, а по поводу увлеченностью Джамиллы ее работой.

Джамилла тоже радостно засмеялась:

– Что ж, мне доставляет удовольствие тайна. Как продвигается твое дело? Знаешь, вся эта история очень скверно пахнет. Кто-то истребляет армейских офицеров путем фальсификации улик. Создает видимость их виновности в преступлениях, которых они не совершали.

Я ввел ее в курс последних новостей как детектив детектива, потом мы поговорили на более приятные темы – например, о времени, совместно проведенном в Аризоне. Наконец она сказала, что ей пора бежать, возвращаться к своему криминальному делу. Положив трубку, я еще некоторое время думал о Джам. Она любила свою работу в полиции и ничуть этого не скрывала. Я – тоже, но меня донимали демоны.

Я достал еще одну банку пива, потом двинулся к себе наверх. Я все еще размышлял о Джамилле. Это были приятные мысли. Одна сплошная лучезарность...

Я открыл дверь своей спальни, да так и застыл на пороге, изумленно качая головой.

На моей кровати нашли себе приют два больших стеклянных кувшина. Изящные кувшины. Похожие на антикварные.

Кувшины были наполнены красивыми, похожими на кошачьи глаза, камушками. Их там было на первый взгляд тысячи полторы.

Я подошел к кровати. Вытащил один шарик.

Покатал между большим и указательным пальцами. Я вынужден был признать, что он выглядит как настоящая драгоценность.

Те субботы, которые у меня еще остались.

Как я собираюсь ими распорядиться?

Возможно, в этом-то и заключалась самая большая тайна.

Глава 78

В течение следующих нескольких дней у меня было ощущение, что за мной следуют по пятам по всему Вашингтону. Но похоже, я не мог их засечь. Либо они были очень хороши в своем деле, либо я проигрывал им по всем статьям.

В понедельник я снова был на работе. Всю следующую неделю я отдавал время своим прямым служебным обязанностям на подведомственной территории. Я также специально старался проводить несколько дополнительных часов с детьми перед тем, как приступать к сверхурочной работе у себя в кабинете. В этой работе мне немало помог полковник из Пентагона по имени Дэниел Будро. Он прислал мне архивные материалы с армейскими послужными списками времен вьетнамской войны. Куча документации, в которую, судя по всему, годами никто не заглядывал. Он также посоветовал мне обратиться во вьетнамское посольство. У них тоже имелись архивы.

Я просматривал старые архивные документы до тех-пор, пока глаза не начинали слипаться, а сам я со страшной силой клевать носом. Я искал в прошлом малейшие признаки того, что могло бы как-то увязать Эллиса Купера, Риса Тейта, Лоренса Хьюстона, Джеймса Этру, Роберта Беннета или даже Тран Ван Лю с нашей чередой убийств.

Я не обнаружил никакой связи, ничего даже отдаленно обнадеживающего. Возможно ли такое?

Их пути на военной службе в Азии абсолютно не пересекались.

Поздно вечером я получил еще одно электронное письмо от Пехотинца. Иисусе Христе! Получалось, что им все-таки не был Оуэн Хэндлер. Так кто же отправлял мне эти подсказки? Кайл Крейг? Неужто он все еще пытается играть моей головой? Как ему удается отсылать сообщения из тюрьмы строжайшего режима?

Кто-то, однако же, их присылал, и мне это не нравилось. Может ли так быть, что меня тоже подставляют?

"Детектив Кросс!

Я слегка разочарован темпами вашего продвижения вперед. Вы взяли хороший след, затем потеряли. Оглянитесь назад, туда, где вы уже были. Все ответы содержатся в прошлом. Разве не так всегда и бывает?"

И подпись: Пехотинец.

Однако внизу страницы имелось еще кое-что. Очень неприятная картинка – изображение соломенной куклы. Точно такой же, какие мы находили.

На этой же неделе, в среду, я нанес визит в посольство Вьетнама, находящееся в северо-западной части Вашингтона, на Двадцатой улице. Перед этим мне позвонили из ФБР, сообщая о достигнутой договоренности. Я прибыл чуть раньше шести и поднялся на четвертый этаж. Там меня встретила переводчица по имени Тхи Нгуен. Возле ее стола стояли четыре большие коробки, набитые старыми документами, которые сохранило правительство ее страны.

Я сидел в маленьком кабинете мисс Нгуен, а она зачитывала мне отрывки. Можете мне поверить: ее вовсе не радовало это занятие. Догадываюсь, что ради него ей было предписано задержаться на работе. На стене за ее спиной висела эмблема «ПОСОЛЬСТВО СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ РЕСПУБЛИКИ ВЬЕТНАМ», а также портрет Хо Ши Мина.

– Здесь ничего нет, детектив. Ничего нового, – жаловалась она, тщательно проглядывая пыльные бумаги более чем тридцатилетней давности.

Я попросил ее сделать одолжение и продолжать. Она громко вздыхала, поправляла свои старые очки в черной оправе и угрюмо зарывалась в следующую папку. Этот ритуал, сопровождаемый недовольной гримасой, продолжался несколько часов. Я видел, что она чрезвычайно недовольна.

Примерно в девять часов переводчица подняла на меня удивленный взгляд.

– Тут кое-что есть, – сказала она. – Может, это то, что вы ищете.

– Прочтите мне. Только ничего не пропускайте. Передавайте в точности, что вы читаете.

– Именно это я и делаю, детектив. Согласно этим записям, имели место противоправные налеты на небольшие деревни в долине Ан Лао. По всей видимости, убивали мирных жителей. Эти нападения повторялись с полдюжины раз. Очевидно, кто-то из военного руководства был в курсе этих акций. Возможно, даже ваше Командование по оказанию военной помощи Вьетнаму.

– Расскажите все, что там написано, – повторил я. – Пожалуйста, ничего не пропускайте. Переводите прямо по тексту.

От недавней ее скуки и раздражения не осталось и следа. Переводчица вся обратилась во внимание и даже казалась немного испуганной. То, что она читала теперь, ее взволновало.

– Во время войны всегда имеют место прискорбные случайности, – принялась растолковывать мне она. – Но там, в долине Ан Лао, события приняли совершенно иной оборот. Судя по всему, массовые истребления мирных жителей приобрели организованный и методичный характер. Почти как ваши серийные убийства здесь, в Америке.

– В Азии тоже есть серийные убийцы, – заметил я.

Мисс Нгуен вся так и ощетинилась от моего замечания.

– Вот, смотрите... В адрес правительства и армейского командования США были направлены официальные протесты от командования армии Республики Вьетнам. Вы знали об этом? Имеются также повторяющиеся протесты из столицы, из бывшего Сайгона. По мнению командования армии Республики Вьетнам, в юридическом смысле это было самое настоящее убийство. Убийство, а не война. Массовое уничтожение мирных жителей, в том числе детей. – Она нахмурилась и покачала головой. – Вот еще немного о почерке убийц. Расправа творилась над ни в чем не повинными крестьянами: мужчинами, женщинами, детьми. Их тела зачастую были вымазаны краской.

– Красной, белой и синей, – подхватил я. – Краска была визитной карточкой убийц.

Мисс Нгуен испуганно уставилась на меня:

– Как вы узнали? Вам было известно раньше об этих изуверствах? Какова ваша роль во всем этом?

– Я расскажу вам, когда мы закончим. А сейчас, пожалуйста, не останавливайтесь. Это может оказаться тем самым, что я ищу.

Через двадцать минут мисс Нгуен наткнулась на нечто такое, что я попросил ее прочесть вторично.

– В долину Ан Лао был срочно откомандирован экспедиционный отряд армейских рейнджеров. Здесь не вполне ясно изложено, но, похоже, они были отправлены в этот район, чтобы разобраться в обстоятельствах этих массовых убийств. Мне очень жаль, детектив, но из этих записей также не ясно, справились ли они со своей задачей или нет.

– Есть там какие-нибудь имена? – спросил я. – Кто входил в эту группу? – Я уже чувствовал, как волна адреналина захлестывает меня изнутри.

Мисс Нгуен вздохнула и покачала головой. Наконец она поднялась из-за стола.

– На пятом этаже есть еще такие ящики. Пойдемте со мной, детектив. Вы говорите, что людей до сих пор убивают?

Я кивнул и двинулся за Тхи Нгуен наверх. Там была целая стена из коробок, и я помог ей снести несколько штук в кабинет.

Вот так мы с ней проработали допоздна в среду, а затем еще и в ночь с четверга на пятницу, досидевшись аж до обеденного перерыва. Ее тоже захватил поиск. Мы узнали, что некоторые из рейнджеров, посланных в долину Ан Лао, были террористами в военной форме, убийцами-фанатиками в военной форме. К сожалению, архивные документы не были подобраны по датам. Их просто побросали в коробки как попало и оставили собирать пыль, не рассчитывая, что кто-то когда-то еще будет их читать.

В пятницу примерно в два пятьдесят мы вскрыли очередную партию коробок с материалами, относящимися к расследованию военных преступлений в долине Ан Лао.

Тхи Нгуен подняла на меня глаза.

– Я нашла имена профессиональных убийц, – сказала она. – И по-моему, располагаю даже кодовым названием операции. Кажется, она называлась «Трое слепых мышат».

Часть четвертая

Последние раны

Глава 79

Теперь я располагал тремя именами – именами троих мужчин, которые были заброшены в долину Ан Лао, чтобы прекратить там истребление мирных жителей. Обращаться с полученной информацией требовалось крайне осмотрительно, и у нас с Сэмпсоном заняло еще неделю, чтобы выследить этих людей и выяснить о них как можно больше. Последнее необходимое мне подтверждение поступило из ФБР, от Рона Бернса. Он сообщил, что Бюро уже имело некоторые подозрения в отношении этих мужчин в связи с двумя другими профессионально обставленными убийствами. Одной из жертв стал государственный деятель из Цинциннати, другой – жена профсоюзного лидера из Санта-Барбары, штат Калифорния.

Имена убийц были таковы:

Томас Старки Браунли Харрис Уоррен Гриффин Трое слепых мышат.

К концу недели, в пятницу, после работы, мы с Сэмпсоном отправились на машине в городок Роки-Маунт, штат Северная Каролина. Целью нашего рейда было найти людей, сыгравших какую-то важную роль в таинственных акциях насилия в долине Ан Лао тридцать лет назад. Что же, черт побери, произошло там, в конце концов? Почему и по сей день гибнут люди?

Менее чем в пяти милях от границы Роки-Маунта в окружающем пейзаже все еще преобладали фермерские угодья и проселочные дороги с бакалейными лавками на перекрестках. От города мы проехали сначала вглубь сельской местности, затем снова возвратились в город. Промежуточными пунктами на пути стали для нас роки-маунтский аэропорт имени Уилсона, больница «Нэш», а также офисы компании «Хеклер и Кох», где Старки, Харрис и Уоррен работали в качестве торговых агентов, обслуживая несколько военных баз, включая Форт-Брэгг.

Примерно часов около шести мы с Сэмпсоном зашли в местный бар «Хилз», посещаемый любителями спорта. Завсегдатаями бара были автогонщики, а также несколько игроков из «Шарлотских шершней» – баскетбольной команды города Шарлота, штат Северная Каролина. Стало быть, в расовом отношении тут собиралась разношерстная публика. Мы вполне вписывались в эту толпу, шумную и энергичную. Со специальных возвышений громко ревело не менее десятка телевизоров.

Спортивный бар находился меньше чем в миле от фирмы «Хеклер и Кох», где работали многие из присутствующих здесь мужчин и женщин. Фирма являлась не только процветающей корпорацией в сфере высоких технологий – «Хеклер и Кох» была также одним из крупнейших в городе работодателей, уступая в этом лишь компаниям «Эббот лэбраториз» и «Консолидейтед дизель». Я спрашивал себя, может ли фирма по производству оружия иметь какое-то отношение к преступлениям. По всей вероятности, нет, но полностью исключать этого было нельзя.

В баре я завязал разговор с заводским руководителем низшего звена из корпорации «Хеклер и Кох». Мы поговорили о сложном положении «Каролинских пантер», а затем я затронул тему фирмы – производителя оружия. Он положительно отозвался о своей компании, употребляя выражения: «как одна семья» и «безусловно, одно из лучших мест работы в Северной Каролине – штате, где дела с рабочими местами вообще обстоят хорошо». Потом мы поговорили об оружии, в частности о пистолете-автомате «МР5». Он рассказал мне, что «МР5» применялся в спецподразделениях ВМС и некоторых других, но что эти игрушки также нашли дорогу и в гангстерскую среду. А вот эта область применения «МР5» была мне уже известна.

Я вскользь упомянул Старки, Харриса и Гриффина.

– Я удивлен, что Тома и Браунли до сих пор нет. Они обычно заходят сюда по пятницам. Откуда вы знаете этих парней? – спросил он, но вовсе не проявил удивления по этому поводу.

– Когда-то служили вместе, – сказал Сэмпсон. – Давно, в шестьдесят девятом и семидесятом.

Заводской начальник кивнул.

– Вы тоже служили в рейнджерах? – спросил он.

– Нет, просто в регулярной армии. Всего лишь в пехоте.

Мы поболтали еще с некоторыми сотрудниками, и все они говорили о компании только хорошее. Парни, с которыми мы беседовали, знали Старки, Харриса и Гриффина, и также знали, что они служили в десантном диверсионно-разведывательном подразделении. У меня сложилось впечатление, что эти трое пользуются популярностью и, возможно, даже являются местными героями.

Примерно в четверть седьмого Сэмпсон наклонился ко мне и шепнул на ухо:

– Передняя дверь. Взгляни, кого только что принесло. Трое в деловых костюмах. Не очень-то похожи на головорезов.

Я медленно повернулся и посмотрел. Нет, они вовсе не походили на убийц.

– Но именно ими они являются, – отозвался я. – Наемники-террористы, которые выглядят как милейшие парни во всем баре. Может, даже во всей Северной Каролине.

Остаток вечера мы провели, наблюдая за этой троицей – просто изучали трио профессионалов, которые запросто умерщвляют людей.

Глава 80

Мы с Сэмпсоном остановились в гостинице «Холидей инн», рядом с шоссе, соединяющим разные штаты. На следующее утро, к шести, мы были уже на ногах.

Мы позавтракали потенциально губительной для сердца, но довольно вкусной едой в ближайшей точке фирмы «У Денни»[31]: омлет и тушеное мясо по-домашнему. Потом распланировали день, которому предстояло быть насыщенным. Накануне вечером мы узнали, что «Хеклер и Кох» устраивает в этот день большой корпоративный пикник в семейном духе. В наши планы входило заявиться туда без приглашения. Внести, если удастся, некоторое смятение в ряды противника.

После завтрака мы совершили краткую обзорную экскурсию вокруг мест проживания троих подозреваемых. Из автомобильного CD-плейера лилась легкая развлекательная музыка любимой нами группы «Мейз». Приятная антитеза фольклорным мотивам Роки-Маунта. Так сказать, соприкосновение города с деревней.

Дома убийц располагались в очень приличных районах городской застройки; Ноб-Хилл, Фоллинг-Ривер-Уок и Грейстоун. Как мы поняли, там проживало много семей молодых, преуспевающих работников умственного труда. Вот таков он, новый Юг. Тихий, спокойный, со вкусом обустроенный – чертовски цивилизованный.

– Умеют они гармонично вписаться в окружающую среду, – заметил Сэмпсон, когда мы проезжали мимо принадлежащего Уоррену Гриффину двухэтажного, с мезонином, дома в колониальном стиле. – Я имею в виду наших троих приятелей-убийц.

– Все, что делают, они делают качественно, – откликнулся я. – Ни разу не прокололись. Я, право же, не прочь перекинуться парой слов с этими ребятами.

Около восьми мы двинулись обратно, в «Холидей инн», чтобы подготовиться к пикнику и ко всему прочему, что может произойти в этот день. Просто не верилось, что трое бандитов могли так хорошо вписаться в жизнь Роки-Маунта. Это заставило меня задуматься о маленьких, ухоженных, безобидных с виду городках и о том, что, возможно, таится за их симпатичными фасадами. Может, ничего особенного, а может, и все, что угодно.

И я, и Сэмпсон были родом из Северной Каролины, но в сознательном возрасте провели здесь не так много времени, и, к сожалению, большая его часть прошла за расследованием нескольких нашумевших убийств. Корпоративный пикник оружейной компании начинался в одиннадцать, и мы сочли, что нам следует появиться там где-то в час, когда народу соберется побольше. Из вчерашних разговоров мы узнали, что практически все сотрудники «Хеклер и Кох» – от приемщиков почты и кладовщиков до руководителей высшего звена – будут присутствовать с семьями на этом крупном и радостном мероприятии.

А стало быть. Старки, Харрис и Гриффин тоже.

Ну и, конечно, мы с Сэмпсоном.

Настало время получить кое-что по счету.

Глава 81

День стоял жаркий и влажный, и даже повара на корпоративном пикнике, облаченные в фартуки с надписью «Божественное барбекю», не часто подходили к грилю. Гораздо больше им нравилось стоять в тенечке и потягивать безалкогольные напитки «Доктор Пеппер». Похоже, все пребывали в спокойном и расслабленном состоянии, просто наслаждаясь жизнью в этот чудесный субботний день. Вот и еще одного красивого мраморного шарика как не бывало.

Мы с Сэмпсоном сидели под старым тенистым дубом и слушали симфонию птичьих голосов, попивая ледяной чай из пластиковых стаканов, похожих на настоящие, стеклянные. В майках с надписью «„X. и К.“ ВСЕГДА ПЕРВЫЕ» мы выглядели как истинные и давние члены этого сообщества.

В воздухе стоял густой аромат жареных ребрышек. Дым от грилей отгонял мошкару, не позволяя ей испортить праздник.

– Чувствуется, что они знают, как готовить эти ребрышки, – обронил Сэмпсон.

Они знали, но и я тоже знал. Для правильного их приготовления требуется непрямой огонь. Вот и здесь тоже жар поступал от двух горок древесного угля, расположенных по краям, а не под самыми решетками с мясом. Я узнал эту хитрость и набрался прочих кулинарных премудростей от Наны. Она хотела, чтобы я стал таким же асом на кухне, как и она. До этого мне было еще далеко, но по крайней мере я выучил все, как положено. Могу встать на замену, если понадобится.

Я даже знал, что среди мастеров гриля существует дежурный спор о сравнительных достоинствах двух методов подготовки мяса: так называемых сухого и мокрого. Смесь для сухого натирания состоит из соли, перца, красного стручкового перца и желтого сахарного песка и, как утверждают, обладает и достаточной остротой, и достаточной сладостью, чтобы выявить истинный аромат мяса. Основой мокрой смеси служит яблочный сидр с добавлением лука-шалота, очень острого мексиканского перчика «халапеньо», кетчупа, желтого сахара и томатной пасты. Мне одинаково нравятся и сухая, и мокрая смесь – лишь бы только мясо было прожарено до такой степени, когда уже вот-вот отвалится от кости.

– Все наслаждаются так полно, от всей души, истинно по-американски, – произнес Сэмпсон, посиживая под деревом и поглядывая на протекающую вокруг жизнь. – Напомни, чтобы я рассказал тебе о Билли из Джерси.

– Билли? – переспросил я. – Кто это – Билли?

– Расскажу позже, коллега. Сейчас мы на работе. Выслеживаем троих хладнокровных убийц.

Именно так оно и было. С безопасного расстояния мы непрерывно держали под наблюдением семейства Старки, Харрисов и Гриффинов. Я заметил, что Томас Старки раз или два глянул в нашу сторону. Вычислил он нас или нет? Если так, не похоже было, что его это особенно занимает или тревожит.

– Как ты думаешь, это они убили полковника Хэндлера? И как по-твоему, они догадываются, кто мы такие, дружище? – спросил Сэмпсон.

– Если и нет, то наверняка скоро догадаются.

Сэмпсон, похоже, не особенно встревожился.

– Так это и есть твой грандиозный план? Дать им себя прихлопнуть прямо здесь, в Роки-Маунте?

– Они не станут ничего делать в присутствии своих домашних, – возразил я.

– Ты уверен?

– Нет, не уверен. Но так подсказывает мне мое шестое чувство.

– Они же убийцы, Алекс.

– Профессиональные убийцы. Не волнуйся, они своего не упустят.

– Да я и не волнуюсь, – сказал Сэмпсон. – У меня душа горит приняться за этих гадов.

Во второй половине дня вечеринка продолжала набирать силу, и мы как бы невзначай поболтали еще с несколькими сотрудниками «Хеклер и Кох» и с членами их семей. Люди охотно вступали в разговор, и мы перешли с ними на дружескую ногу. Большинство утверждали, что им очень нравится их место работы. Мы с Джоном представились вновь поступившими сотрудниками, и никто не думал подвергать это сомнению. Напротив, почти все отнеслись к нам с сердечным радушием, даже, пожалуй, чрезмерным. Трудно было не проникнуться расположением к людям из Роки-Маунта, во всяком случае, к большинству из них.

За ленчем последовали командные спортивные игры и другие состязания: по плаванию, волейболу, софтболу[32], а также разные спортивные конкурсы для детей.

В конце концов Старки, Харрис и Гриффин снялись с места и потянулись в сторону одного из прилегающих софтбольных полей.

Мы с Сэмпсоном на некотором расстоянии последовали за ними.

Игра началась.

Глава 82

– Нам нужна еще парочка игроков – укомплектовать команду. Вы, здоровяки, в мячик играете? – обратился к нам старик в пыльной футболке с эмблемой команды «Атланта брейвз» и бейсбольной кепке. – Присоединяйтесь к нам. У нас тут намечается небольшая дружеская встреча.

Я бросил беглый взгляд на Сэмпсона. Мой друг улыбнулся и сказал:

– Конечно, мы с удовольствием сыграем.

Оба мы оказались в одной команде, в которую, похоже, подобрался всякий сброд, с бору по сосенке, и которая потому больше нуждалась в подкреплении в виде нас двоих. Старки, Харрис и Гриффин были в другой. Наши весомые противники в этом товарищеском матче.

– Кажется, мы попали в команду бедолаг, которой суждено продуть, – заметил Сэмпсон.

– Мы здесь не затем, чтобы выиграть матч по софтболу.

– Конечно, но и не затем, чтобы его проиграть, – с усмешкой возразил Джон.

Игра вроде бы носила вполне добродушный характер, но все карты были стасованы совершенно не в нашу пользу. Старки и Харрис были отличными спортсменами, и все остальные в их команде тоже выглядели весьма пристойно и явно разбирались в игре. Наша же команда была чертовски неоднородной, несбалансированной, и противники умело использовали эту нашу слабость. После первого иннинга[33] мы отставали от них на две перебежки, а после третьего – на все четыре.

Когда настал наш черед нападать и мы трусцой перебегали через поле, чтобы, в свою очередь, взяться за биту, Сэмпсон ободряюще похлопал меня по заду:

– Здесь уж точно не оплошаем.

В этом иннинге очередь Сэмпсона орудовать битой была третьей. Если кто-нибудь добежит до базы, то моя очередь отбивать будет четвертой. Худой как щепка старый мексиканец начал намеренно коротким одиночным ударом[34] и был поднят на смех нашими противниками-мачо. Они дружно осмеяли его за то, что он, дескать, не мужик и у него кишка тонка. Следующий бэттер[35], пузатый бухгалтер, своим одиночным ударом сильно выбил мяч за пределы внутреннего поля, через голову стоящего на второй базе[36] игрока. От наших противников посыпались новые полушутливые-полуязвительные насмешки.

– Главное – удача, а не умение! – похлопывая себя по пузу, прокричал, обернувшись, наш парень от первой базы.

Теперь в «дом»[37] шагнул Сэмпсон. Он не стал производить тренировочного замаха – лишь коснулся резиновой плитки кончиком самой длинной и самой тяжелой биты, какую только смог отыскать в сетке.

– Большой мастер мощного удара. Отодвиньте-ка лучше назад заграждения! – крикнул Старки с места шортстопа[38]. Сам он выглядел как заправский бейсболист, двигался легко и плавно, подвижный как ртуть – и с битой, и в качестве полевого игрока. Торчащий козырек его бейсболки так и мелькал, изогнутый точно как полагается.

Сэмпсон спокойно стоял, не реагируя, с битой на плече. Никто, кроме меня, не знал, чего ожидать от гиганта, но даже я не всегда могу сказать это наверняка, когда дело касается его. В детстве мы вместе немало поиграли в бейсбол. Вообще-то еще школьником, играя в футбол за юниоров, Сэмпсон был известным на весь город нападающим, всегда открытым для получения паса. Однако в старшем классе Джон уже ни разу не вышел на футбольное поле. Бейсболистом он был даже лучшим, но после Малой лиги[39] тоже никогда не играл в организованный бейсбол. Я стоял наготове в ожидании своей очереди отбивать, пытаясь вычислить, как он сыграет. В действительности на поле не было никаких барьеров, так что он не мог бы выбить мяч за пределы поля, даже если бы захотел.

Первый питч[40] пролетел в воздухе в направлении «дома» – увесистый и аппетитный, но Сэмпсон даже не подумал сорвать биту с плеча. Трудно было себе представить, что какой-то еще более соблазнительный питч может полететь в его сторону.

Броски за свою команду выполнял Уоррен Гриффин. Он тоже был очень неплохим атлетом и занял удачную позицию на поле.

– Что, не понравился бросок? – крикнул он Сэмпсону. – Чем же он плох?

– Ничего интересного.

Гриффин улыбнулся. Он сделал знак Харрису, чтобы тот вышел на возвышение для питчера. Браун Харрис выполнял функции кэтчера[41] и был похож на слегка укороченную версию великого «старика» команды «Ред сокс» Карлтона Фиска. Коренастый коротышка.

Выполняя следующий питч, Гриффин закрутился и, взмахнув битой, как мельница крыльями, послал быстрый мяч в направлении «дома». Бросок по-настоящему легкий и стремительный, что называется, «по-змеиному коварный».

Но и Сэмпсон был не промах.

Он резко опустил, словно уронил, биту и, отбив мяч, отправил его, можно сказать, идеальным броском вдоль линии третьей базы. Противники были настолько изумлены, что он мог бы прошагать до первой базы практически пешком, что и проделал.

– Твоя очередь, золотко, – крикнул оттуда Джон, улыбаясь мне во весь рот, подмигивая и тыча в мою сторону воображаемым шестизарядным пистолетом.

Я тоже заулыбался и шагнул к «дому». В полном соответствии со своими планами Джон обеспечил мне фронт решительных действий.

– Ты тоже любишь подачи позаковырестее? – крикнул Уоррен Гриффин со своего возвышения питчера.

– Ты спец по коротким ударам или любишь лупить на всю катушку? – поддразнил Старки с шортстопа.

Кэтчер, Браунли Харрис, водворился у меня за спиной.

– Что это будет, лихач? Как ты предпочитаешь?

– Удиви меня, – откликнулся я, оборачиваясь к нему.

Уоррен изготовился к «мельничному» замаху, из чего я заключил, что он разошелся не на шутку. Какого черта? Ничего себе дружеская встреча!

Быстрый мяч был пущен чуть высоковато, но пролетал достаточно близко от моей рулевой рубки, так что я не смог устоять перед искушением отбить удар. Бита треснула, а отбитый мяч пулей пронесся прямо над головой питчера и продолжал лететь, набирая скорость и высоту. Он пронесся также и над головой центрального полевого игрока. Наша команда инвалидов разразилась со скамейки сумасшедшими воплями и аплодисментами. Нежданная радость в нашей скромной деревеньке.

Я уже пустился обегать базы. Дотронувшись до второй и проносясь на полном скаку мимо Старки, я поймал его косой, но выразительный взгляд. Было ощущение, что ему известно что-то. Так ли это на самом деле?

Я добежал до третьей базы и увидел впереди по курсу Сэмпсона; он махал мне, чтобы я бежал к «дому». Я даже забыл взглянуть в сторону дальней части поля – мчался на всех парах, не принимая во внимание, что происходит там, ничего не замечая.

Обежал вокруг третьей базы, затем еще наддал жару. Пожалуй, так быстро я не бегал уже многие годы. Вот уж действительно – летел сломя голову.

Браунли Харрис поджидал меня у «дома» – но где же мяч? Я двигался, как сорвавшийся с тормозов скорый поезд, когда вдруг углядел мяч, летящий с дальней части поля. В два подскока он преодолел внутреннее поле. Дьявол, он разобьет меня у «дома»! Проклятие!

Харрис утвердился на своем плацдарме, приняв этот великолепный мяч, переброшенный ему центровым игроком. Теперь я у него в руках. Он получит меня со всеми потрохами – не отвертеться.

А я тем временем все продолжал приближаться к нему, как паровоз. Своим мясистым телом Харрис заблокировал «дом». Если я сильно ударюсь в него, мячик может выкатиться у него из рук. Его темные глаза с набрякшими веками были прикованы ко мне. Он на все сто был готов к столкновению любой силы, какое я только мог бы ему преподнести. По его виду можно было заключить, что он, пожалуй, играл и в футбол – крепкий, упругий, в отличной физической форме. Армейский рейнджер. Киллер. В выражении его глаз было что-то подловатое.

Я целенаправленно мчался на Харриса и, приблизившись, выставил вперед плечо. Пусть видит, что на него движется.

Затем в самый последний миг распрямил плечи и одновременно ринулся вниз. Ловко изогнувшись, я скользнул телом вокруг кэтчера и левой рукой дотронулся до резиновой пластинки «дома» между его крепкими ногами и ее заляпанными грязью креплениями.

– Есть! – воскликнул арбитр, широко раскидывая руки в стороны.

Поднимаясь на ноги, я краем глаза увидел Харриса. Он быстро надвигался на меня. Дело грозило неприятностью. Дружеская игра закончилась, шутки в сторону.

Внезапно он выбросил вперед правую руку и хлопнул пятерней по моей ладони.

– Славная игра! – произнес он. – На сей раз вы нас переиграли, партнер. Будьте готовы в следующий раз к нашему реваншу. Черт, мы ведь теперь с вами в одной команде, верно? Все мы в команде «Хеклер и Кох».

Господи Иисусе, он действительно казался сейчас вполне симпатичным, даже мировым парнем.

Для киллера, конечно.

Глава 83

– Ты бегаешь вполне прилично для потрепанного жизнью копа сорока с лишним лет, – заметил Сэмпсон, когда мы шагали через пыльную автостоянку, заполненную в основном фургончиками и грузовичками. На корпоративном пикнике мы увидели уже достаточно. А после демонстрации своей респектабельности проиграли матч по софтболу в семи перебежках – и могло быть хуже.

– По крайней мере мне не требуется делать намеренно короткие удары, чтобы добраться до базы, – ответил я.

– Ничего такого от тебя и не ожидали, приятель. Сработало, не так ли? Вдобавок мы их разозлили до чертиков.

– Но матч мы им все-таки проиграли.

– Но не войну, – возразил Сэмпсон.

– Это правда. Не войну. Пока, во всяком случае.

Я отъехал от места пикника, держа курс на жилой массив Фоллинг-Ривер-Уок. Там припарковался прямо за углом дома Томаса Старки. Дом был из красного кирпича, с белой отделкой на окнах и черными ставнями. Участок занимал площадь примерно в акр[42] и был засажен рододендронами, тсугой[43] и горным лавром. Содержался он в большом порядке. Мимо буйных зарослей желтых хризантем мы пробрались к боковой двери.

– Значит, вот так оно будет выглядеть отныне? – уточнил Сэмпсон. – Проникновение со взломом средь бела дня?

– Вероятно, они все равно догадались, кто мы такие, – сказал я. – Поняли, что мы здесь из-за них.

– Вероятно. Рейнджеры – элитное подразделение армейской легкой пехоты. Многие из них отличные парни. «Рейнджеры возглавляют путь». Это было их девизом со времен высадки на участке «Омаха», в Нормандской десантной операции 1944 года. Они всегда являлись острием копья.

– Как насчет Вьетнама? – спросил я.

– Много рейнджеров воевало и там. Они выполняли разведывательные задачи. Семьдесят пятая пехотная дивизия. Отборные войска, образцовые солдаты, самые лучшие. Во всяком случае, большинство из них. Вероятно, и киллеры из их числа тоже самые лучшие.

Мне потребовалось меньше минуты, чтобы вскрыть боковую дверь дома Старки, которая вела в небольшую прачечную комнату, пропахшую отбеливателем и стиральным порошком. Мы не услышали воя звуковой сигнализации, однако это вовсе не было гарантией ее отсутствия.

– Как ты думаешь, могли бы они втроем все еще состоять в армии? Выполнять специальное задание? – спросил я.

– Эта мысль приходила мне в голову. Я надеюсь, что это не связано с чем-то таким, что армия пытается скрыть.

– А ты полагаешь, такое в принципе возможно?

– Я уже сказал: надеюсь, что нет. Я действительно люблю армию, мой сладкий. Ур-ра!

Сравнительно новенький дом – не старше нескольких лет – содержался в безукоризненной чистоте и порядке. На первом этаже мы увидели два сложенных из камня камина, сводчатые потолки, игровую комнату с баром и бильярдным столом. Я прикинул, что дом занимает площадь, вероятно, около пяти тысяч квадратных футов и стоит тысяч четыреста. Томас Старки был весьма состоятельным для торгового агента. То же относилось и к Гриффину с Харрисом, судя по виду их новеньких жилищ.

Все было чисто и опрятно; все детские игрушки тщательно и аккуратно разложены по полкам. Старки и его жена определенно воспитывали детей в строгости и дисциплине.

Кухня была обставлена в стиле хайтек и оснащена морозильником. Сияли развешанные над плитой и рабочим столом фирменные котелки и кастрюли из нержавеющей стали. Гигантская чугунная сковорода с длинной ручкой занимала почетное место на правой дальней конфорке.

Рядом с хозяйской спальней располагалась маленькая комната, оказавшаяся кабинетом, так сказать, «берлогой» самого главы семейства. Кабинет украшало множество военных сувениров и фотографий. Я оглядел развешанные по стенам фотоснимки, узнал на некоторых Харриса и Гриффина. Но ни одного из подставленных ими военнослужащих. Честно говоря, я особенно и не рассчитывал найти на стене у Томаса Старки портрет Эллиса Купера, но все равно подсознательно надеялся.

Сэмпсон выдвигал ящики и изучал содержимое нескольких встроенных в стену шкафчиков. Он подошел к шкафу-нише, запертому на висячий замок. Выразительно взглянул на меня.

Я пожал плечами:

– Приступай. За этим мы и пришли.

– Теперь нам уже нет пути назад.

Джон вытащил пистолет фирмы «Глок» и рукояткой ударил по замку. Замок устоял, но петля выскочила из стены. Запор явно предназначался лишь для защиты от хозяйских детишек, да, может, еще от жены.

– Непристойные картинки, – сообщил Сэмпсон, тщательно просматривая содержимое. – Эротические журналы, мерзкие картинки со сценами садомазохизма. Одна – с участием настоящих малолеток. Здесь женщины обриты. Много изображений девушек-азиаток. Этот тип явно любит такие штучки. Возможно, все-таки они прикончили тех девушек в Нью-Йорке.

Сэмпсон проверил шкафчик на предмет двойных стенок.

– Ничего. Просто грязная коллекция порнухи. Его, конечно, не назовешь образчиком добродетели, но, думаю, мы и без того это знали.

Я продолжал искать, но по-настоящему не верил, что найду что-то изобличающее.

– Очевидно, настоящие улики он хранит не дома, а где-то еще. Думаю, нам пора уходить. Оставим все как есть. Я хочу, чтобы Старки знал, что мы тут побывали.

– Могли бы устроить Тому кое-какие неприятности с девочками, – подмигнул Сэмпсон.

– Да еще как! По нему давно уже плачут какие-нибудь неприятности.

Джон и я прежним маршрутом прошли через весь дом обратно и так же, через боковую дверь, выбрались на свет Божий. Птички щебетали в кронах деревьев. Так весело и невинно! В небесной синеве радостно сиял бело-золотой диск солнца. Славный городок Роки-Маунт...

Перед домом, со стороны парадного входа, стоял припаркованный синий «субурбан». Стоящие возле него Старки, Харрис и Гриффин поджидали нас.

Трое слепых мышат.

Снова трое против двоих.

Глава 84

В утонченных церемониях смысла не было. Мы с Сэмпсоном вынули пистолеты. Держали мы их стволами вниз, ни в кого не целясь. Похоже, эти трое не были вооружены. Всего лишь маленький товарищеский матч.

– Здесь никаких эксцессов! – крикнул нам Старки. – Здесь живут моя жена и мои дети. Это респектабельный район. На всей улице, в оба конца, проживают приличные люди.

– И здесь же вы храните свою порнографическую коллекцию, – сказал я. – Садомазохистские картинки. На память о своих военных подружках.

Он тускло улыбнулся и кивнул:

– И это тоже. Вы ведь сыщики, не так ли? Из округа Колумбия? Друзья сержанта Купера? Сдается мне, далековато вы заехали от дома. Не вернуться ли вам обратно, в Вашингтон? Там вам будет гораздо безопаснее, чем здесь, в Роки-Маунте. Уж можете мне поверить.

– Мы знаем о ваших подвигах, – сказал я. – О большей их части, во всяком случае. Пока, правда, еще не знаем причин. Но это вопрос времени. Мы близки к разгадке. Долина Ан Лао во Вьетнаме – что там случилось, полковник Старки? Что-то действительно скверное, верно? Ситуация вышла из-под контроля. Почему «Трое слепых мышат» все еще в действии?

Старки не отрицал убийств, и вообще ничего из мной сказанного.

– Вы ничем не можете нам повредить. Как я уже сказал, думаю, вам лучше вернуться восвояси. Считайте это дружеским предостережением. Мы не какие-нибудь там «плохие парни». Мы просто делаем свою работу.

– А что, если не уедем? – спросил Сэмпсон. – Что, если продолжим расследование здесь, в Роки-Маунте? Вы убили моего друга.

Старки соединил ладони и посмотрел на Харриса и Гриффина. Я мог с уверенностью сказать: они не были склонны к дружеским предостережениям.

– Не смейте приближаться к нашим домам, ни к одному из них! – бросил Старки. Глаза его были холодны и жестоки. Глаза наемного убийцы. – Мы не какие-нибудь «плохие парни». Мы много, много хуже.

Браунли Харрис, который стоял, привалившись к капоту, оттолкнулся от него.

– Слышали, что сказал этот человек? Вы, пара ниггеров! Уразумели, что вам говорят? Советую уразуметь. Ну а теперь валите отсюда на хрен и чтобы ноги вашей тут больше не было! Только попробуйте еще раз сунуться в чужой дом с этой вашей туфтой. Только попробуйте! Вы меня слышите, мать вашу?

Я улыбнулся:

– Ты лихач, горячая голова, из тех, кто горазд лезть в бутылку. Отлично, будем знать. Старки – вожак. Что же остается на твою долю, Гриффин? Ты просто грубая мускульная сила?

Уоррен Гриффин громко расхохотался:

– Точно. Я просто грубая сила. И тяжелая артиллерия. Я тот, кто кушает ребяток вроде тебя на завтрак.

Я не дрогнул ни единым мускулом. Сэмпсон – тоже. Мы продолжали спокойно и в упор смотреть на них троих.

– Меня интересует одна вещь, Старки. Как вы о нас узнали? Кто вам сказал?

Его ответ поразил меня до глубины души.

– Пехотинец, – ответил он.

Потом полковник Томас Старки усмехнулся и легонько дотронулся до своей бейсболки, как бы отсалютовав.

Глава 85

Во второй половине дня старым маршрутом мы опять возвращались в Вашингтон, Я уже начинал тихо ненавидеть или, во всяком случае, уставать от магистрали 1-95, с ее громыхающими, пыхтящими и изрыгающими дым трейлерами.

– Дела могли бы идти и получше, но мне приятно лишний раз побыть с тобой, – сказал я Джону, пока мы тащились в длинном ряду машин. – Ты, однако же, как-то притих. Что стряслось? Тебя что-то гнетет?

Он бросил взгляд в мою строну:

– Ты помнишь тот раз – нам было лет по одиннадцать, – когда я к вам переехал? Провел несколько недель с тобой и Наной?

– Я помню много таких случаев, – отозвался я. – Нана всегда говорила, что мы с тобой братья, разве что не по крови. Ты постоянно был у нас в доме.

– Тот раз был особенный, приятель. Я даже знаю, почему ты его не помнишь. Позволь, я расскажу.

– Валяй.

– Понимаешь, я никогда не имел привычки из школы возвращаться домой. Зачем? Все равно там, как правило, никого не было. В тот вечер я добрался до дома только часов в девять-полдесятого. Покрошил себе солонины на обед. Уселся смотреть телик. Я тогда любил смотреть «Миссия невыполнима», ждал всю неделю. И тут кто-то постучал в дверь. Я пошел посмотреть, кто это, и увидел, что это Нана. Она крепко обняла меня – точь-в-точь как делает до сих пор, когда меня встречает. Потом спросила, не найдется ли и для нее солонины. Сказала, что любит, когда ее заливают яйцом. Потом добродушно захихикала – ну, ты знаешь, как она это умеет.

– Я ничего такого не помню. Почему она оказалась у твоего дома в такой поздний час?

Сэмпсон продолжил свой рассказ:

– Отец тогда сидел в тюрьме – обычная история. А мать в тот день как раз обвинили в хранении героина с намерением продать. Сразу же вынесли приговор. За мной приходили из Службы социального обеспечения, но не застали дома. Кто-то позвонил маме Нане.

– Ну вот, Нана и пришла. Действительно поела немного солянки, что я приготовил. Сказала, что очень вкусно. Что, может, когда-нибудь я стану знаменитым шеф-поваром. Потом объявила, что я некоторое время поживу у вас в доме. Объяснила почему. Каким-то своим, волшебным, образом она сумела уладить вопрос со Службой детского соцобеспечения. Это был первый случай из тех, когда Нана меня спасала. Первый, но не последний.

Я кивнул, продолжая слушать. Сэмпсон еще не закончил своего повествования.

– Именно она помогла мне после школы определиться в армию. Потом, после окончания службы, в полицейскую академию. Она твоя бабушка, но мне она ближе, чем родная мать. И у меня никогда по-настоящему не было отца. Мы оба росли без отцов. Я всегда считал, что поначалу это нас и сблизило.

Это было совсем не в духе Сэмпсона – откровенничать и изливать душу. Я по-прежнему молчал. Не имея представления, куда он клонит, я, однако, давал ему возможность выговориться.

– Так что я всегда знал: не смогу я быть хорошим отцом или хорошим мужем, нет во мне этой жилки. Просто нутром чуял. А ты?

– У меня были некоторые страхи, пока я не повстречал Марию, – сказал я. – Потом они как-то ушли сами собой. Большая часть по крайней мере. Я узнавал Марию – и чувствовал, что мне хорошо с ней. А в тот день, когда я впервые взял на руки Дэймона, остаток страхов почти полностью улетучился.

Сэмпсон вдруг заулыбался, потом начал смеяться:

– Знаешь, Алекс, я познакомился с одной женщиной. Странная штука, но с ней я чувствую себя счастливым и могу доверить ей все свои секреты. Посмотри на меня – я сияю, точно чертова тыква на Хэллоуин.

Теперь мы уже оба смеялись. А почему бы и нет? Я впервые видел Сэмпсона таким, а мы дружили бог знает сколько времени. – Конечно же, я обязательно как-нибудь все испорчу, – добавил он, но все равно продолжал счастливо смеяться. Почти весь остаток пути мы пробалагурили. Мать честная, Джон Сэмпсон влюбился!

Ей звали Билли.

Глава 86

Мама Нана всегда говаривала: «До завтрака смех, к ужину слезы». Если у вас есть семейство, то вы знаете: как бы нелепо эти слова ни звучали, в них есть своя правда.

Когда я в тот вечер приехал домой, то увидел перед нашим домом, на Пятой улице, красно-белый автомобиль «скорой помощи».

Поспешно заглушив мотор моего «порше», я пулей выскочил из машины.

Шел дождь, и резкий, холодный ветер пополам с водой ударил мне в лицо. Почти ничего не видя за пеленой дождя, я, грохоча башмаками, взбежал по ступеням и ворвался в дом. Сердце мое колотилось, как молот, а голос внутри твердил: «Нет, нет, нет».

Я услышал доносившиеся из гостиной голоса и ринулся туда, ожидая самого худшего.

Мама Нана и дети сидели на нашем старом диване. Все они держались за руки.

Напротив них сидела женщина в белом врачебном халате. Я узнал доктора Кайлу Коулз, которая в ту памятную ночь хлопотала над попавшим в беду Рамоном.

– Ты пропустил самое увлекательное, – сказала Нана, увидев, как я вхожу в комнату.

– Можешь себе такое представить, папа, – вступила в разговор Дженни, – ты – и вдруг пропустил что-то захватывающее.

Я перевел взгляд на доктора, сидевшую в мягком кресле.

– Здравствуйте, доктор.

У нее была хорошая улыбка.

– Рада снова вас видеть.

Я опять повернулся к Нане:

– Так что же такое захватывающее я пропустил? Для начала скажи, что делает у дверей машина «скорой помощи»?

Она пожала плечами:

– Я решила, что у меня сердечный приступ, Алекс. Оказалось, это был просто легкий обморок.

– Нана не помнит, как потеряла сознание, – пояснила доктор Коулз. – В это время я как раз была неподалеку, на вашей улице. Я работаю с группой семейных врачей, которые предоставляют медицинское обслуживание жителям Юго-Восточного Вашингтона. Так некоторым людям легче получать медицинскую помощь. Больше персонала и, безусловно, большая доступность.

– Мама Нана потеряла сознание? – перебил я. – И что же потом?

– Дэймон увидел машину «скорой помощи», побежал и привел меня. Нана к тому времени уже пришла в себя. У нее было нарушение сердечного ритма. Это означает, что сердце бьется часто и очень слабо. Частота пульса на руке была меньше реальной частоты биений сердца, а значит, могла быть снижена циркуляция крови. Мы возили ее в больницу сделать некоторые анализы.

Нана передернула плечами, как бы отказываясь воспринимать ситуацию всерьез.

– Потеряла равновесие, грохнулась на кухне. Всегда ожидала, что это случится именно там. Дэймон и Дженни оказались на высоте, Алекс. Вовремя подхватили выпавшее из рук знамя. Теперь для разнообразия они обо мне заботятся. Она засмеялась, а вслед за ней – и доктор Коулз. Я порадовался, что обе способны находить что-то смешное в этой истории.

– Мы вас задерживаем. Уже поздно, – сказал я доктору.

Доктор Кайла улыбнулась. Оптимистичной, ободряющей улыбкой врача у постели больного.

– Нам было так хорошо вместе, что я решила немного посидеть. Мне действительно нужно навестить еще одного пациента, но мистер Брайант вернется с работы не раньше десяти.

– И поэтому вы решили дождаться моего возвращения, – догадался я.

– Да, я сочла, что так будет лучше. Нана говорит, вы большей частью возвращаетесь поздно. Не могли бы вы уделить мне несколько минут?

Глава 87

Мы с ней вдвоем вышли на крыльцо. Дождь лил как из ведра, с шумом обрушиваясь на козырек, и воздух был сырым и холодным. Доктор накинула на себя серый свитер.

– С вашей бабушкой мы уже поболтали об этом, – сказала она. – Нана попросила, чтобы я побеседовала и с вами, ответила на все ваши вопросы. Я бы никогда не позволила себе действовать у нее за спиной или вести себя по отношению к ней снисходительно.

– Это вы правильно рассудили, – отозвался я. – Думаю, вы скоро обнаружите, что по отношению к ней очень трудно держаться снисходительно.

Кайла вдруг засмеялась:

– О, мне-то это хорошо известно. Миссис Реджина Хоуп Кросс учила меня в восьмом классе. Для меня, пожалуй, она до сих пор остается самым вдохновляющим преподавателем из всех, что у меня были. Включая студенческие годы в университете Брандейса[44] и на медицинском факультете в Тафтсе[45]. Подумала, что должна представить вам свое резюме.

– О'кей, оно впечатляет. Так что же такое с Наной?

Кайла вздохнула:

– Она стареет, Алекс. Она сама признает, что чувствует себя на свои восемьдесят два года. Результаты анализов, проведенных нами в Сент-Энтониз, будут готовы не раньше чем завтра или послезавтра. Ребята из лаборатории позвонят мне, и тогда я сама загляну к Нане. Что меня тревожит? У нее уже несколько дней учащенное сердцебиение, слабость, головокружение, одышка. Она вам рассказывала?

Я покачал головой. Неожиданно я почувствовал себя не на шутку смущенным.

– Я и понятия не имел. Она говорила, что чувствует себя прекрасно. Пару недель назад было тяжелое утро, но с тех пор я не слышал от нее никаких жалоб.

– Она не хочет, чтобы вы из-за нее беспокоились. Сегодня в больнице мы сняли электрокардиограмму, эхокардиограмму, сделали обычные лабораторные анализы. Как я уже упоминала, у вашей бабушки нарушение сердечного ритма.

– Из положительного отмечу, что отсутствуют признаки отека легких. Легкие у нее чистые. Нет признаков, что она когда-либо переносила инсульт, даже самый легкий. Общая мускульная сила у Наны очень хорошая для человека ее возраста, и даже для более молодого.

– Так что же с ней? У вас есть какие-то соображения?

– Через день мы получим результаты анализов. Доктор Редд, сотрудник лаборатории, тоже когда-то учился у нее в классе. Если бы мне позволили высказать догадку, я бы остановилась на диагнозе «мерцательная аритмия». Это заболевание захватывает две малых сердечных камеры, они называются предсердиями. Вместо того чтобы как положено эффективно сокращаться, они скорее подрагивают. Поэтому существует определенный риск сгущения крови.

– Вы уверены, что ей не вредно оставаться дома? – спросил я. – Мне бы не хотелось, чтобы ее упрямство помешало поместить ее в больницу, если требуется. Деньги не проблема.

Кайла Коулз кивнула.

– Алекс, мое мнение таково, что сейчас ей находиться дома вполне безопасно. Она сказала, что завтра из Мэриленда приезжает ее сестра. Я думаю, это мудрая предосторожность. Хорошо, если будет кому присмотреть за детьми и домом.

– Я буду помогать ей ухаживать за детьми. И по хозяйству тоже.

Моя собеседница вскинула одну бровь:

– Полагаю, мы уже установили, что вы слишком заняты на работе.

Я вздохнул и не несколько секунд прикрыл глаза. Все эти последние события, свалившиеся как снег на голову, здорово меня подкосили. Теперь предстояло заставить себя сконцентрироваться, чтобы справиться и с новыми реалиями. Нане за восемьдесят, и она больна.

Кайла дружески-ободряюще похлопала меня по руке:

– Она, конечно, выкинула небольшой фокус, но она сильная, и в ней также сильно желание еще долго пробыть с вами. А это очень важно. Алекс, Нана убеждена, что вы с детьми в ней нуждаетесь.

Я наконец сумел выдавить слабую улыбку:

– Что ж, тут она права.

– Не позволяйте ей сейчас излишне напрягаться.

– Ее трудно удержать в бездействии, в кресле или в постели.

– Ну так привяжите ее, если понадобится, – сказала Кайла Коулз и засмеялась.

Что до меня, то мне в этот момент было совершенно не до смеха. Я знал достаточно о сердечных заболеваниях еще со студенческих лет в университете Джонса Хопкинса. Непременно буду теперь внимательнее приглядывать за Наной.

– А вы-то сами, доктор Коулз? Что у вас с рабочим графиком? Сейчас уже почти десять, а у вас еще вызовы.

Она пожала плечами, как будто слегка смущенная моим вопросом.

– Я молодая, сильная и твердо знаю: люди в этой округе нуждаются в качественной и доступной медицинской помощи. Вот я ее и обеспечиваю, во всяком случае, стараюсь, Спокойной ночи, Алекс. Хорошенько ухаживайте за вашей бабушкой.

– О, непременно. Обещаю.

– Благими намерениями... – проговорила она.

– Вымощена дорога в ад, – продолжил я.

Доктор Коулз кивнула и сбежала крыльца.

– Попрощайтесь со всеми от моего имени, – крикнула она и зашагала по улице к месту своего последнего за этот день вызова.

Глава 88

На следующий день я проделал еще кое-какую вспомогательную работу по «Трем слепым мышатам», пришпилил к стене в моем кабинете под крышей новые памятные записки, но мне не удавалось толком проникнуть в суть, никак не удавалось сосредоточиться. После обеда пришли результаты анализов, и Кайла Коулз, как и обещала, сама заглянула к нам. После того как она поговорила с Наной, я имел с ней беседу по телефону.

– Я просто хотел поблагодарить вас за помощь, – сказал я, услышав в трубке ее голос. – Прошу прощения, если был груб вчера вечером в гостиной.

– С чего вы взяли? Вы были немного испуганны, только и всего. Не думаю, что так называемая грубость – это часть вашего характера. Как бы то ни было, позвольте я расскажу о состоянии вашей бабушки. Она страдает предсердной фибрилляцией, или так называемой мерцательной аритмией, но, учитывая обстоятельства, это не такой уж плохой вариант.

– Объясните, почему мне следует ему радоваться, – попросил я.

– Не радоваться. Просто болезнь не требует инвазивного метода лечения, и процент излечивания высок. Я думаю, мы сможем вылечить ее методом катетеризации сердца. Начнем с этого. Она сможет вернуться домой на следующий день после этой процедуры, и, надеюсь, через неделю к ней вернется ее нормальное самочувствие.

– Когда ей надо явиться на эту процедуру? – спросил я.

– Пусть сама решает. Я бы на ее месте не стала ждать больше недели-другой. Она проявила некоторую неуступчивость, когда я заговорила о больнице. Сказала, что слишком занята.

– Я поговорю с ней. Посмотрим, подействуют ли мои уговоры. А какие меры и лекарства нам следует принимать до тех пор?

– Только детский аспирин, не удивляйтесь. Одна восьмидесятимиллиграммовая таблетка в день. Также ей следует ограничить употребление кофеина – будь то кофе или чай. И еще: Нане следует избегать стрессовых ситуаций. Тут хотелось бы пожелать вам удачи.

– Это все? – спросил я.

– На сегодняшний день – да. Пожалуйста, проследите, чтобы она не волновалась. Я всегда к ее услугам, если она захочет меня видеть.

– Знаю, что захочет.

Кайла Коулз засмеялась:

– Прекрасно. Она мудрая, остроумная женщина, светлая голова, не правда ли? Надо постараться, чтобы она встретила свое столетие.

Я рассмеялся:

– Хорошо бы мне дожить до этого момента. Итак, значит, до этой процедуры никаких особых мер предосторожности?

– Да, именно так. Просто постарайтесь не привносить в ее жизнь слишком много волнений.

– Сделаю все, что в моих силах.

– И еще постарайтесь сделать так, чтобы вас не застрелили, – прибавила Кайла Коулз, давая отбой.

Глава 89

Вряд ли меня могли застрелить дома – во всяком случае, так мне казалось. Пару-тройку дней спустя после разговора с доктором Кайлой я, как обычно, спустился в кухню пораньше, чтобы приготовить детям завтрак. Пана сидела за столом, на своем излюбленном месте, а перед ней стояла большая коричневая кружка с дымящимся напитком.

– Ага! – уличающе указал я пальцем.

– Без кофеина, – парировала она. – Не надо на меня накидываться, Алекс.

– Не буду. Даже слова не скажу о том, что сегодня утром ты немного взвинчена. Как спалось, хорошо?

– В моем возрасте никому хорошо не спится. Я назначила день проведения операции. Отправляюсь туда через неделю. Доволен?

– Очень доволен, – сказал я и стиснул ее в объятиях, и Нана ответила мне тем же. Доктор Кайла была права – старушка сильна для своих лет.

В то же утро я имел содержательную беседу с директором ФБР Бернсом. Он сообщил, что поручил кое-кому заняться моей электронной почтой, чтобы выйти на Пехотинца, но пока все было безрезультатно. Бернс также спросил, обдумал ли я серьезно и всесторонне его предложение перейти на работу в Бюро. Я ожидал этого вопроса.

– Я размышлял об этом. Моя жизнь вдруг несколько усложнилась. В первую очередь я хочу каким-то образом завершить это дело, связанное с армией.

– Они помогают или путаются под ногами? Я имею в виду военных, – спросил Бернс.

– И то и другое понемногу. Я познакомился там с несколькими хорошими людьми. Впрочем, военные такие же люди, как и все. Они любят сами разбираться со своими проблемами. У этого дела об убийствах какая-то невообразимо мерзкая подоплека. Они это понимают, и я тоже. Просто печенкой чую: будут еще убийства, они будут продолжаться. Вот чего я боюсь.

– Если я чем-то могу помочь... – сказал Бернс. – Не хочу тебя подгонять, Алекс. Это крупное дело. И такое же важное, полагаю.

– Спасибо, я ценю твое отношение.

Положив трубку, я пошел искать Нану. Она, как обычно, с чем-то возилась на кухне. На своей любимой кухне, в своем доме. В своей вотчине.

– Мне требуется отдых. И тебе тоже, – сказал я ей. – Куда ты хочешь поехать после своей процедуры?

– В Париж, – ответила Нана, не моргнув глазом. – Потом, может быть, в Рим. Конечно же, в Венецию. Просто замечательно было бы побывать во Флоренции. Потом вернуться домой через Лондон. Погостить там и повидать королеву. Что ты на это скажешь? Не слишком жирно, на твой взгляд? Может, ты имел в виду поездку на поезде до Балтимора? – спросила она и засмеялась собственной шутке. Она была уморительная леди, всегда такой была.

– У меня отложены кое-какие деньги, – сказал я ей.

– У меня тоже, – ответила она. – Заначка. Что слышно о Джамилле? Как твоя работа?

– Если бы Джамилле удалось выкроить немного времени, это было бы здорово. Хотя она любит свою работу.

– Знакомо звучит, ты не находишь? Как там твоя коллекция камушков? Может, тебе стоит купить пару кувшинов и для нее?

Я засмеялся. Потом подошел и снова заключил Нану в объятия. В последнее время на меня словно что-то нашло – просто ничего не мог с собой поделать.

– Я люблю тебя, старушка. Я недостаточно говорю тебе об этом, а если и говорю, то это не может полностью выразить моих чувств.

– Как приятно это слышать, – промолвила она. – Иногда ты умеешь быть таким милым. Я тоже тебя люблю, и я всегда признаюсь в этом с полным чувством.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил я.

– Сегодня хорошо. Завтра – кто знает? – пожала она плечами. – Вот готовлю кое-что на ленч. Не спрашивай, не помочь ли мне. Я прекрасно себя чувствую. Я все еще пока по эту сторону земной поверхности.

После ленча я поднялся к себе в кабинет, чтобы обдумать следующие шаги. Меня дожидался факс. Я радостно погрозил ему пальцем: ага-а!

То была копия газетной заметки из «Майами геральд». Я прочел о свершившейся прошлой ночью казни. Человек по имени Тичтер был казнен в тюрьме штата Флорида. Абрахам Тичтер воевал во Вьетнаме. В войсках специального назначения.

Внизу факса было нацарапано:

"Был неповинен во вменяемых ему убийствах. Осужден и казнен по ложному обвинению. С Абрахамом Тичтером их уже шестеро. На тот случай, если вы не ведете подсчет.

Пехотинец".

Но я вел.

Глава 90

Все то время, пока Нана была нездорова, я делал продовольственные закупки и большую часть работы по дому. Обычно я ходил в небольшой филиал супермаркета «Сейфвей» – очень крупный магазин, торгующий в основном едой, но также одеждой и товарами для дома – и брал с собой маленького Алекса. Этим я занимался сразу после полудня.

Я сажал его к себе на плечи, мы выходили из дома через кухонную дверь и по подъездной дорожке шли к машине.

Алекс хихикал и ворковал на свой обычный манер. Этот мальчишка никогда не умолкает и ни секунды не может посидеть на месте. Настоящий прыгающий мячик, чистейший сгусток энергии, и я просто не могу на него нарадоваться. Так бы и проводил с ним все время.

Я рассеянно размышлял над последним посланием Пехотинца, поэтому не смог бы толком объяснить, почему обратил внимание на движущийся по Пятой улице черный джип.

Он ехал со скоростью миль около тридцати, не выходя за установленный предел.

Не знаю, почему он вдруг привлек мое особое внимание, однако это так. Я ни на миг не спускал с него глаз, пока он приближался к нам.

Внезапно из бокового окна джипа высунулся черный ствол. Я стащил вниз ребенка, потом сам упал на землю, стараясь бросить тело вбок, чтобы не придавить маленького Алекса.

В следующую секунду началась пальба.

Поп-поп-поп-поп-поп.

Я пополз на животе по газону, как крылом прикрывая левой рукой моего малыша, а потом потянул его за тенистое дерево. Мне требовалось какое-то укрытие между мной и стрелявшим.

Я не вглядывался пристально в глубь джипа, но заметил, что и водитель, и стрелок были белыми. И их было двое – двое, а не трое.

Я не мог наверняка сказать, были ли то люди из Роки-Маунта. С другой стороны, кто еще это мог быть? Или это те, что стреляли из машины в Вест-Пойнте? Что происходит сейчас на Пятой улице? Кто заказчик?

Поп-поп-поп-поп-поп.

Поп-поп-поп-поп-поп.

Пули ударялись о стену дома, и окно на фасаде разлетелось вдребезги. Мне необходимо было как-то прекратить налет. Но как? Я пополз к крыльцу и достиг его как раз перед тем, как последовала третья очередь выстрелов.

Поп-поп-поп-поп-поп.

Невероятно, даже для Юго-Восточного района.

Я втолкнул Алекса под крыльцо. К этому моменту он уже кричал как резаный. Бедный перепуганный малыш. Я прижимал его к земле, не давая двигаться. Потом приподнял голову и украдкой бросил быстрый взгляд в сторону джипа, приостановившегося перед моим домом.

Поп-поп-поп-поп-поп-поп-поп.

Я выстрелил в ответ. Дал три прицельных выстрела – так, чтобы не задеть никого вокруг. Потом еще два. Есть! Я понял, что попал в стрелка. Кажется, в грудь, но, может, и в горло. Увидел, как он дернулся назад, а затем обмяк на сиденье. Больше выстрелов не последовало.

В следующую секунду джип, визжа шинами, рванул с места и, виляя из стороны в сторону, скрылся за углом.

Я внес Алекса в дом и загнал их с Наной в ее комнату. Велел оставаться на полу и не подниматься. Потом позвонил Сэмпсону, и уже через несколько минут тот подскочил к нашему дому. Я уже оправился от шока и безумного страха за семью и теперь взбеленился, как никогда. Меня просто трясло от ярости и жажды мести.

– Много разбитых окон, несколько дырок от пуль в стенах. Никто не пострадал, – подвел итог Сэмпсон, быстро обойдя дом с инспекционными целями.

– Это было предупреждение. Иначе, думаю, они бы меня убили. Они приехали к моему дому, чтобы донести это сообщение. Точно так же, как и мы у дома Старки в Роки-Маунте.

Глава 91

Было только начало пятого утра, когда Томас Старки неслышно выскользнул из кухонной двери своего дома. Пройдя по блестящей от росы лужайке, он забрался в свой синий «субурбан». Автомобиль завелся с ходу. Старки всегда содержал машину в превосходном состоянии и даже самолично проводил ее технический осмотр и ремонт.

– С каким бы удовольствием я пальнул по этому козлу прямо сейчас, – пробормотал сбоку от меня Сэмпсон. Мы сидели в машине, припаркованной в густой тени в конце улицы. – Вышиб пару-тройку стекол в его доме. Устроил бы маленький ад в его собственном духе.

– Сдержи это желание, – сказал я, потихоньку трогая следом.

Несколькими минутами позже «субурбан» остановился и подхватил Уоррена Гриффина, жившего неподалеку, в жилом массиве Грейстоун. Затем машина двинулась к застройке Ноб-Хилл, где в нее сел Браунли Харрис. Потом автомобиль, набирая скорость, выбежал из Роки-Маунта на 64-е шоссе федерального значения, направляясь в сторону Роли.

– Никто из них не выглядит раненым, – заметил Сэмпсон. – Кого же ты подстрелил на Пятой улице?

– Понятия не имею. Хотя это осложняет дело, ты не находишь? Так или иначе, эти трое что-то знают. Они состоят в этом сговоре, о котором мы постоянно слышим.

– Серая стена недомолвок?

– Вот именно. И похоже, система эта действует безотказно.

Мне не было нужды следовать за синей машиной в непосредственной близости, и даже вообще держать «субурбан» в поле зрения. Чуть раньше, этим же утром, я прикрепил к днищу их автомобиля радиопеленгаторное устройство. Рон Бернс помогал мне всеми доступными ему средствами. Я рассказал ему о стрельбе перед своим домом.

Таким образом, я держался за киллерами на порядочном расстоянии. «Субурбан», не сворачивая с 64-го шоссе, проехал Зебулон, потом по магистрали 1-40 выехал на шоссе «85-Юг». Мы проехали Берлингтон, Гринсборо, Шарлот, Гастонию и, наконец, въехали в Южную Каролину.

Но Сэмпсон, сидевший рядом со мной на переднем сиденье, уснул еще прежде, чем мы добрались до соседнего штата. Накануне он отработал суточную смену и был здорово вымотан. Наконец, уже в Джорджии, он открыл глаза, зевнул и потянулся – насколько позволяли его габариты и стесненное пространство салона.

– Где мы? – спросил он.

– В Лавонии.

– О, приятно знать. А где это?

– Возле Сэнди-Кросса. Мы в Джорджии. Все еще идем по их горячим следам.

– Ты думаешь, намечается еще убийство?

– Увидим.

В Доравилле мы сделали остановку, чтобы перекусить. Прикрепленное к «субурбану» подслушивающее устройство исправно держало след. Представлялось маловероятным, что они могли обнаружить его на данный момент.

Завтрак: омлет с сыром, деревенская ветчина и мамалыга – несколько разочаровывал. Закусочная выглядела вполне прилично и даже запах там стоял очень аппетитный, но щедрые порции оказались не ахти – за исключением, пожалуй, деревенской ветчины, которая, на мой вкус, тоже была солоноватой.

– Вижу, ты продолжаешь развивать отношения с Бернсом? Может, даже поступишь на службу в ФБР? – спросил Сэмпсон после второй чашки кофе. Я почувствовал, что он наконец начал просыпаться.

– Пока сам точно не знаю. Спроси меня этак через недельку. Пока я совершенно не в той кондиции. Как эта еда.

Сэмпсон кивнул:

– Ладно. Прости, что втянул тебя во все это, Алекс. Я даже не знаю, сможем ли мы их осилить. Они дерзкие и наглые, но, когда им надо, действуют очень осторожно.

Я согласился.

– Думаю, они совершают свои преступления исключительно ради денег. Но это только половина объяснения. Что послужило исходным импульсом? Кто стоит за ними? Кто оплачивает счета?

Глаза Сэмпсона сузились.

– Эти трое пристрастились убивать во время войны. Вошли во вкус. Такое иногда случается. Мне приходилось это видеть.

Я положил нож с вилкой и отодвинул тарелку. Я был совершенно не в состоянии прикончить ни омлет, ни ветчину. Едва притронулся к мамалыге, в которой явно чего-то не хватало. Может, «чеддера»? Или жареного лука с грибами?

– Я перед тобой в долгу, Алекс. Это крупный долг, – произнес Сэмпсон.

Я покачал головой:

– Ты мне ничего не должен. Хотя, вероятно, я все-таки что-то получу с этого.

Мы вернулись к машине и в течение еще двух часов следовали за поступающим сигналом. Поездка затянулась с раннего утра до середины дня.

Автостраду 1-75 мы сменили на федеральное шоссе 41, а его – на старое 41-е. Потом оказались на какой-то узкой, извилистой деревенской дороге на территории Национального парка «Кеннесо-Маунтин». Начав путь в Роки-Маунте, мы сейчас преследовали трех киллеров по северной части штата Джорджия, потратив в общей сложности восемь часов и преодолев около пятисот миль.

Вначале я пропустил съезд на боковую дорогу и вынужден был вернуться. Недалеко от поворота сидел гриф-стервятник и следил за нами. Окрестные леса представляли собой сплошную чащу, даже густая листва выглядела зловеще.

Радиопеленгатор показал, что синий «субурбан» больше не движется.

– Нам надо оставить машину где-нибудь у главной дороги. Спрятать как можно лучше. И дальше идти через лес пешком, – сказал я.

– Звучит как настоящий план военной операции, хоть я и сыт по горло этими проклятыми лесами.

Я отыскал маленькую ответвляющуюся тропу, где можно было укрыть машину. Мы открыли багажник и вытащили вещевой мешок, а также пистолеты, патроны к ним и по паре очков ночного видения. Потом, пройдя с полмили через густые заросли, увидели небольшую бревенчатую хижину. Из каменной трубы вился дым.

Уютное местечко. Для чего оно, однако, предназначено? Для каких-то тайных сборищ? Кто там сейчас находится?

Хижина стояла на берегу небольшого озера, питаемого водами реки Джеке, по крайней мере так значилось на карте. Опушку обрамлял плотный темно-зеленый пояс из тсуги, берез и кленов. Толщину некоторых деревьев можно было свободно оценить футов в шесть.

У хижины был припаркован синий «субурбан», но здесь же, рядом, мы увидели и серебряный многоместный «мерседес» с номерными знаками Северной Каролины.

– У них гости. Кто бы это мог быть, черт возьми? – пробормотал Сэмпсон. – Что это – удар судьбы или подарок?

Мы увидели, как дверь хижины открывается. На пороге появился Томас Старки. На нем были зеленая футболка и мешковатые, обтрепанные брюки.

Следом за ним в дверном проеме возник Марк Шерман, окружной прокурор округа Камберленд. Силы небесные!

Это был тот самый юрист, который выступал обвинителем и осудил на смерть Эллиса Купера за три убийства, которые тот не совершал.

Глава 92

– А это еще что за черт? Ты знаешь этого типа? – спросил Сэмпсон. Его внутренний накал стремительно повышался.

– Я его помню. Как ты сказал, возможно, это маленький подарок судьбы. Только вот что делает здесь Марк Шерман?

Мы с Сэмпсоном, скрючившись, припали к земле за группой старых берез ярдах в ста от хижины. Обступавший нас темный лес был зловеще-мрачен и выглядел почти первобытным. Переплетающиеся под ногами корни гигантских деревьев покрывал мелкий папоротник. По дороге сюда мы изрядно исцарапали себе ноги, продираясь сквозь заросли шиповника и ежевики.

– Мы в глубокой заднице, где-то в окрестностях Кеннесо, штат Джорджия. У нас заняло чертову уйму времени сюда добраться. Что дальше? – спросил Сэмпсон.

– Дальше будем ждать. И слушать, – ответил я.

Я запустил руку в матерчатый вещевой мешок и вытащил черную коробку, к которой было приделано что-то вроде серебристого прутика. Аппарат представлял собой микрофон для подслушивания на дальних расстояниях – спасибо моим новым добрым приятелям из Федерального бюро расследований.

Распознав, что это такое, Сэмпсон кивнул:

– Да, чувствуется, что ФБР жаждет тебя заполучить не на шутку.

Я кивнул:

– Так оно и есть. Это новейшая техника. Но лучше подобраться чуть ближе.

Мы еще немного приблизились к хижине, ползя на четвереньках между огромными стволами смыкающихся над нами деревьев. Помимо микрофона дальнего действия, мы с Джоном были оснащены винтовками и девятимиллиметровыми пистолетами фирмы «Глок».

– Возьми вот это. На тот случай, если тебе не нравятся очки ночного видения, – сказал я, вручая ему карманную оптическую трубку, приспособленную для работы и днем и ночью. Полностью выдвинутая, она имела в длину меньше шести дюймов. Еще один ценный предмет, временно предоставленный мне ФБР.

– Думаю, это будет только справедливо, – отреагировал Сэмпсон. – Наверняка у этих ребяток в их скромной бревенчатой хижине тоже есть пара-тройка таких военных игрушек.

– Вот и я так рассудил. И именно этот аргумент использовал в разговоре с Бернсом. Да еще тот факт, что они выследили меня до моего собственного дома. У Бернса у самого трое детей. Он проявил полное понимание.

Сэмпсон бросил на меня взгляд:

– Я думал, ты не был уверен, что в Вашингтоне стреляли именно они, – прошептал он.

– А я и не был. И сейчас не уверен. Но надо же было что-то сказать Бернсу. Я ведь не уверен и в обратном.

Сэмпсон хихикнул и покачал головой:

– Тебя голыми руками не возьмешь.

Оставаясь как можно ближе к земле, я принялся наводить один конец микрофона на хижину. Сейчас мы находились от нее всего в пятидесяти ярдах. Я вертел микрофоном, пока голоса не сделались так отчетливы, словно говорящие находились на расстоянии всего нескольких футов.

Я узнал голос Старки.

– Я решил, что неплохо бы устроить сегодня небольшую вечеринку, советник. Завтра мы едем в горы охотиться на оленей. Вы с нами?

– Мне сегодня же необходимо вернуться, – ответил Марк Шерман. – Боюсь, для меня охота исключается.

Наступило короткое молчание, затем последовал взрыв смеха. В нем участвовали трое из четверых мужчин.

Тут в разговор вступил Браунли Харрис:

– Прекрасно, Шерман. Забирайте ваши замазанные кровью деньги и сматывайтесь. Почему бы нет? Слыхали такой анекдот? Дьявол встречается со своим адвокатом.

– Я его слышал, – сказал Шерман.

– Забавно, Марк. Ладно, все равно расскажу. Дьявол же, он хитер как черт, сами знаете. Я хочу сказать: вам, советник, это отлично известно. И вот дьявол говорит молодому юристу: «Я готов немедленно, прямо сейчас, сделать тебя старшим партнером. Сегодня же». Этот паршивец спрашивает: «Что я должен сделать?» Дьявол говорит: «Хочу получить твою бессмертную душу». Ладно, заметано. «А также бессмертные души всех твоих близких». Тот застывает, обдумывая услышанное, а сам довольно свирепо поедает дьявола глазами. Потом говорит: «Не пойму, а в чем подвох?»

В хижине раздался новый взрыв хриплого смеха. Даже Шерман к нему присоединился.

– Это действительно смешно, даже в четвертый раз. У вас действительно с собой оставшаяся часть моих денег? – спросил он, когда смех стих.

– Ну разумеется. Нам заплатили, и вы тоже должны сполна получить свою долю. Мы соблюдаем условия сделки, мистер Шерман. Можете нам доверять. Мы люди чести.

Неожиданно я услышал громкий шум слева от того места, где, согнувшись, сидели мы с Сэмпсоном. Оба мы проворно обернулись. Это еще что? По грунтовой дороге быстро приближалась красная спортивная машина. Слишком быстро.

– Кого еще черти принесли? – прошептал Сэмпсон. – Очередные киллеры? Может, те снайперы из Вашингтона?

– Кто бы ни были, они подъезжают.

Мы наблюдали, как красный автомобиль подскакивает на ухабистой лесной дороге. Он подкатил к «субурбану» и, визжа тормозами, остановился позади.

Дверь хижины открылась. Старки, а за ним и Харрис вывалились на крыльцо.

Одновременно распахнулись и дверцы спортивной машины. Оба действия произошли с танцевальной синхронностью, точно специально срежиссированные.

Из машины выпорхнули две темноволосые женщины. Азиатки, очень хорошенькие. На обеих были крохотные топики и короткие шорты. А также поражающие воображение туфли на чудовищно высоких каблуках. Водитель вытащил бутылку в серебряной обертке, улыбнулся и помахал Старки.

– Чао мунг да ден вой ам куа чунг той! – крикнул Старки с крыльца.

– Вьетнамки, – пояснил Сэмпсон. – Старки сказал что-то вроде: «Добро пожаловать на наш выпивон».

Глава 93

Мы уже больше двух часов сидели в засаде перед грубой бревенчатой хижиной и теперь увидели, как солнце скрывается за горами. Сильно похолодало, тело у меня изрядно затекло, и сказывалась усталость после долгого сидения за баранкой. В лесу начал свистеть и даже временами завывать ветер. Было ощущение, что он дует прямо сквозь меня.

– Все равно мы их возьмем, – хриплым шепотом произнес Сэмпсон. Думаю, он хотел меня приободрить. – Сегодня или немного позже. Они делают ошибки, Алекс.

Я не мог с этим не согласиться:

– Да, это так. Они не боги. Я даже не уверен, что они сами владеют всей картиной целиком. Они только ее часть.

Нам было слышно, что происходит в хижине – каждое слово. Марк Шерман, по-видимому, решил остаться на вечеринку. Изнутри доносились звуки рок-музыки. Надрывалась Дженис Джоплин, и одна из азиаток ей подпевала. Это было похоже на плохое караоке, но никто не жаловался. Потом зазвучала группа «Дорз». Воспоминание о Вьетнаме, полагаю. «This is the end...» – неслось оттуда.

Время от времени кто-нибудь подходил к окну. Обе азиатки сняли свои топы. Та, что повыше, вышла наружу подышать. Она постояла на крыльце, выкурила косячок, выпуская густые клубы дыма.

Вышел Харрис и присоединился к ней. Стоя на крыльце, они несколько минут поболтали по-английски.

– Я знавал твою маму-сан, – хихикая, сказал Харрис.

– Шутишь? – засмеялась девушка и выпустила струйку дыма. – Конечно, шутишь. Я поняла. Это шутка. – На вид ей было лет двадцать, может, чуть больше. Груди у нее были большие и чересчур круглые, искусственно наращенные. Она слегка покачивалась на своих высоких каблуках.

– Да нет, я ее знал. Я знался с ней во Вьетнаме. Я делал это с ней, а теперь буду делать с тобой. Улавливаешь иронию?

Девушка снова засмеялась:

– Вижу, что ты под кайфом.

– Ну, и это тоже, моя смазливая глупышка. Фокус в том, что ты, может, моя дочь.

Я перестал прислушиваться к их разговору и уставился в очертание двускатной крыши хижины на фоне неба. Домик был похож на какой-нибудь милый домашний коттедж, где семья проводит отпуск. Мы уже услышали, что их троица пользуется этим убежищем несколько лет. Они уже поболтали о совершенных в этих лесах убийствах, но было неясно, кого именно убили и почему. А также где зарыты тела.

Джим Моррисон все еще пел песню «The End». Телевизор тоже работал, передавали футбольный матч. Команда университета штата Джорджия играла против команды города Оберна. Уоррен Гриффин громко и вызывающе болел за Оберн. Марк Шерман, судя по всему, держал сторону Джорджии, и Гриффин осыпал его насмешками и оскорблениями.

Мы с Сэмпсоном продолжали лежать в канавке на безопасном расстоянии. Сделалось еще холоднее, и ветер раскачивал кроны громадных елей и берез.

– Похоже, Старки не участвует в этом веселье, – в конце концов произнес Сэмпсон. – Ты заметил? Чем он там занимается?

– Старки любит быть начеку, за всем присматривать. Он осторожный тип, вожак. Я хочу подползти поближе. Мы уже довольно долго не видим и не слышим другой девушки. Это мне не нравится.

Как раз в этот момент мы услышали восклицание Марка Шермана:

– Господи, не режьте ее! Осторожнее! Эй, парень! Опусти нож!

– Какого дьявола? Почему это мне ее не резать? – во всю глотку заорал Харрис. – На кой ляд она тебе сдалась? А ну давай тогда сам ее режь. Попробуй, тебе понравится! Ну же, прирежь ее, советник! Замарай и свои ручки для разнообразия!

– Я предупреждаю вас, Харрис. Положите свой проклятый нож.

– Ты меня предупреждаешь? Это забавно! Вот тебе, держи свой нож! Получай!

Судейский громко застонал. У меня не было никаких сомнений, что его пырнули.

Девушки подняли визг.

Шерман продолжал стонать, корчась от мучительной боли. В хижине воцарился хаос.

– Кокадау! – вдруг заголосил по-вьетнамски Харрис.

Это было похоже на вопль сумасшедшего.

– "Кокадау" означает «убивать», – перевел мне Сэмпсон.

Глава 94

В мгновение ока мы с Сэмпсоном вскочили и во весь опор понеслись к хижине. Мы достигли передней двери одновременно. Он ворвался первым с пистолетом в руках.

– Стоять! Полиция! – заревел он, перекрывая ревущую рок-музыку и телевизор. – Руки вверх! Быстро!

Я был как раз позади Сэмпсона, когда Старки выхватил свой «МР5». Одновременно с другого конца комнаты Гриффин принялся палить из пистолета. Обе девушки-вьетнамки, пронзительно визжа, бросились к задней двери. У них было достаточно уличного опыта и здравого смысла, чтобы спешно ретироваться. У той, что пониже, я заметил на щеке глубокий порез. По лицу ее текла кровь.

Марк Шерман неподвижно лежал на полу. Стена за телом законника была забрызгана кровью. Он был мертв.

Здоровенный пистолет-автомат вновь взорвался огнем, наполняя комнату дымом и грохотом. В ушах у меня звенело.

– Уходим! – крикнул Старки остальным.

– Ди ди мау! – дурным голосом заорал Харрис и захохотал.

Он что, совсем спятил, этот ублюдок? Вообще в уме ли они? Или это просто шайка помешанных?

Трое убийц выскочили через заднюю дверь и захлопнули ее за собой. Уоррен Гриффин прикрывал отход яростным огнем. Они не хотели устраивать финальной разборки внутри хижины. Старки имел для своей команды какие-то иные планы.

Мы с Сэмпсоном тоже лупили по отступающим бандитам, но им удалось уйти. Медленно и осторожно мы приблизились к задней двери. Никто нас там не поджидал, все было тихо.

Внезапно где-то в стороне раздались выстрелы. С полдюжины глухих хлопков. Пронзительные женские вопли прорезали тишину леса.

Я осторожно выглянул из-за угла хижины. То, что я увидел, было отвратительно. Девушки не успели добежать до своей машины. Обе лежали на грунтовой дороге, сраженные выстрелами в спину. Ни та, ни другая не шевелились.

Я обернулся к Сэмпсону:

– Сейчас вернутся за нами. Они хотят расправиться с нами прямо здесь, в лесу.

Мой друг покачал головой:

– Нет. Это мы с ними расправимся. Как только покажутся – стреляем. Без предупреждения, Алекс. Пленных не брать. Никаких пленных. Ты понимаешь, что я говорю?

Я понимал. Это будет битва не на жизнь, а на смерть. Не полицейская операция, а чистая война. И мы должны играть по тем же правилам, что и враги.

Глава 95

Неожиданно сделалось ужасно тихо. Словно ничего не произошло, словно мы были одни в этих лесах. Стали слышны отдаленный рокот реки и щебет птиц на деревьях. Белка резво пронеслась вверх по стволу тсуги.

И все. И кроме этого – никакого движения. Во всяком случае, ничего, что я бы мог заметить.

Это мертвое затишье отдавало потусторонним ужасом.

У меня начало появляться по-настоящему скверное чувство: мы были в ловушке. Они наверняка знали, что мы последуем сюда за ними, а как иначе? И это была их подконтрольная территория, а не наша. Они чувствовали себя здесь как рыба в воде. Сэмпсон прав: это война. Мы находились в зоне боевых действий, в стане противника, в ожидании неминуемой схватки с врагом. Командовал вражескими силами Томас Старки, а он прекрасно знал свое дело. Все трое были классными профессионалами.

– Мне кажется, одна из женщин шевельнулась, – сказал Сэмпсон. – Я пойду проверю, что с ней, Алекс.

– Мы пойдем вместе, – ответил я, но Сэмпсон уже осторожно выбирался из-под спасительной сени деревьев.

– Джон, – позвал я, но он не оглянулся.

Я наблюдал, как он бежит, низко пригнувшись. Сэмпсон умел быстро передвигаться, согнувшись практически в три погибели. У него это здорово получалось – армейская выучка. Он тоже был там.

Мой друг пробежал почти половину пути до того места, где лежали женщины, когда из чащи, справа от него, прогремел ружейный выстрел.

Никаких стрелявших видно не было – ничего, кроме клочьев дыма, поднимающихся вверх тремя струйками.

Сраженный пулей Сэмпсон тяжело упал наземь. Я увидел его ноги и поверженный торс, повалившийся прямо на куст ежевики. Одна нога конвульсивно дернулась. И все. Ничего больше.

Сэмпсон больше не двигался.

Необходимо было как-то к нему подобраться. Но как? Я пополз на животе к ближайшему дереву. Я ощущал себя невесомо и нереально. Абсолютно нереально, будто во сне. Раздались новые выстрелы. Пули отскакивали от камней, с глухим стуком вбивались в стволы соседних деревьев. Кажется, меня не задело, но они подобрались чертовски близко, обрушивая вокруг шквал огня.

Я увидел с правой стороны поднимающиеся клочья дыма от винтовок и почуял в воздухе сильный запах пороха.

Мне пришло в голову, что нам не выбраться из этой передряги. С моего места было прекрасно видно лежащего Сэмпсона. Он не двигался. Даже не дергался больше. Я не мог к нему подобраться. Они пригвоздили меня к месту. Мое последнее расследование... Я ведь так и говорил с самого начала.

– Джон! – позвал я. – Джон! Ты меня слышишь?

Я подождал несколько секунд, потом снова крикнул:

– Джон, дай знать, шевельнись как-нибудь. Джон? Пожалуйста, откликнись. Пожалуйста, шевельнись.

Но я не получил никакого ответа.

Кроме нового шквала яростного огня из лесной чащи.

Глава 96

Я никогда не испытывал ничего похожего на тот взрыв исступленного бешенства, пополам со страхом, что нахлынул на меня в этот момент. Я понял, что такое случается в бою, и на собственной шкуре оценил весь драматизм таких ситуаций. Солдаты теряли на поле брани товарищей и зверели, слегка трогаясь рассудком. А может, и не слегка.

Не это ли самое имело место в долине Ан Лао? В голове у меня громко гудело, перед глазами вспыхивали яркие разноцветные круги. Весь окружающий мир воспринимался абсолютно сюрреалистично.

– Джон! – опять позвал я. – Если ты меня слышишь, шевельнись хоть немного. Подвигай ногой.

«Не умирай у меня на руках. Не умирай вот так. Не здесь».

Но он не двигался, не вздрагивал, не отвечал. Не было ни малейшего признака, что он жив.

Вообще ничего.

Из лесу снова посыпался град пуль, и я вжался в землю, стараясь как можно теснее слиться с ней, зарываясь лицом в листья и грунт.

Я постарался выбросить из головы погибшего Сэмпсона. Если я этого не сделаю, то все попросту закончится моей смертью, они в конце концов доберутся до меня. На миг возникла душераздирающая мысль о Джоне и Билли. Я резко отогнал и ее. Это было необходимо. Не то я бы сдох от горя прямо на месте.

Беда состояла в том, что я не представлял, как мне перехитрить в лесу троих армейских рейнджеров, особенно на местности, с которой они были хорошо знакомы. Мне противостояла троица испытанных боевых ветеранов. Потому они и не спешили приближаться ко мне, не желая попусту рисковать. Они дождутся, когда окончательно стемнеет.

И ждать им оставалось совсем недолго. Может, с полчаса. После этого меня, очевидно, ждала смерть.

Я лежал за большой тсугой, и масса отрывочных, бессвязных мыслей теснились в моей голове. Я думал о детях. О том, как некстати я их оставляю; как не ко времени эта моя гибель; о том, что никогда их больше не увижу. Я получил от судьбы столько предостережений, столько раз был на волосок от гибели, но тем не менее все равно угодил в эту западню.

Я снова бросил взгляд на Сэмпсона – он лежал все так же неподвижно. Пару раз я осторожно поднимал голову – буквально на секунду. По-змеиному стремительно вытягивал шею, вглядываясь в просветы между деревьями.

В лесу было незаметно никаких движущихся теней. Тем не менее я знал, что эти люди рядом. Трое армейских головорезов под командованием Томаса Старки.

Они бывали здесь прежде и наизусть знают эти места. Они умеют ждать терпеливо, как сама смерть.

Они уже убили уйму людей – и на войне, и в мирной жизни.

Я вспомнил слова Сэмпсона, сказанные перед тем, как он бросился на помощь этим двум женщинам. Как только покажутся – стреляем. Без предупреждения, Алекс. Пленных не брать. Ты понимаешь, что я говорю?

Я это отлично понимал.

Глава 97

Терпение. Это была игра на тактику выжидания, игра под девизом «Кто кого пересидит?», и никак иначе. Вот все, что я понимал о настоящем моменте. Я даже знал военный термин для того, что мне предстояло делать дальше.

«Ускользнуть и спастись». Я осмотрел неровную ухабистую местность позади себя и понял, что могу потихоньку перебраться пониже, в некую впадину на поверхности – что-то вроде маленького овражка, – которая обеспечит мне кое-какое прикрытие, а также позволит перемещаться в боковом направлении, к востоку или к западу. Я мог бы менять свое местонахождение, не обнаруживая себя при этом.

Это дало бы мне маленькое преимущество.

А я готов был сейчас уцепиться за любую соломинку. Я чувствовал себя уже почти покойником. На данный момент я не видел из создавшегося положения никакого выхода. Поэтому та впадина, или ложбина, выглядела для меня ужасно привлекательно.

Я подумал о Старки, Гриффине и Харрисе. О том, как хорошо они натасканы в своем страшном деле, и о том, как страшно хочется мне их свалить, в особенности Старки. Недаром он был лидером – самый хитроумный и жестокий из них троих. Потом мне опять вспомнились слова Сэмпсона: «Пленных не брать». Но только и они думали точно так же.

Я начал потихоньку отползать назад. Я называю это «отползать», но на самом деле я почти вгрызался, кротом вкапывался в мокрые листья и мягкую землю.

Как бы там ни было, но мне удалось добраться до впадины не подстреленным, практически в целости и сохранности. Все ноги и грудь у меня были утыканы колючками и шипами. Я не был уверен, но надеялся, что из леса меня незаметно. Так или иначе, никто не пустил пулю мне в голову. Во всяком случае, пока. Это ведь хороший знак, не так ли? Само по себе уже победа.

Я пополз по ложбине в сторону – медленно, плотно вжимая лицо в холодную землю и листья. Не имея даже возможности толком дышать. Так я продвигался до тех пор, пока не оказался в добрых пятнадцати или двадцати ярдах от моей первоначальной позиции. Я не рисковал поднять голову, но знал, что угол моего местоположения относительно леса и хижины значительно изменился.

Могли они наблюдать за мной откуда-нибудь, прямо из-под бока? Я считал, что нет. Но прав ли я был?

Я прислушался.

Ни хруста веточки, ни шороха отодвигаемого кустарника. Один только ровный шум ветра.

Я прижал ухо к земле, надеясь, что такой маневр даст мне преимущество. Но это не помогло.

Тогда я подождал еще немного.

Терпение.

В голове моей в виде отдельных фактов всплывало некогда слышанное от Сэмпсона о десантниках спецназа. Во время войны во Вьетнаме рейнджеры истребили предположительно по пятьдесят пять вьетконговцев на каждого. Во всяком случае, так гласит история. И они умели позаботиться о себе. Лишь один рейнджер на вьетнамской войне пропал без вести. Все остальные остались в живых, все до единого.

Может, они уже ушли, незаметно скрылись из леса? Но нет, я в этом сомневался. Зачем им оставлять меня здесь живым? Они на это не пойдут. Старки такого не допустит.

Я чувствовал вину за то, что оставил Сэмпсона лежать там, но я не собирался на этом чувстве зацикливаться. Сейчас мне нельзя об этом думать. Только не сейчас. После. Если когда-нибудь наступит это после.

Как увидишь – стреляй.

Без предупреждения.

Понимаешь?

Тем же манером я двинулся дальше, заворачивая, по моим расчетам, к северо-востоку. Перемещались ли и они вместе с мной?

Остановка.

Новое местоположение.

В этом новом положении я переждал некоторое время. Время сделалось страшно емким, каждая секунда тянулась, как целый десяток. Вдруг я заметил что-то движущееся. Господи Иисусе! Что это? Но то оказалась всего лишь рыжая рысь, поедающая собственный помет. Ярдах в двадцати – двадцати пяти от меня. Она не обращала на меня ровно никакого внимания, пребывая в своем, совершенно отдельном мире.

Затем я услышал, как кто-то приближается, и этот кто-то – проклятие! – был совсем рядом!

Как ему удалось подобраться так близко, не будучи услышанным?

Мать честная, он был почти надо мной!

Глава 98

Услышал ли и он меня?

Знал ли, что я прямо здесь, в нескольких футах?

Я затаил дыхание, боясь даже моргнуть.

Он двинулся снова.

Очень медленно, очень осторожно. Как профессиональный солдат. Нет, как профессиональный убийца. Здесь ведь имеется большая разница. Или все-таки нет?

Я не переместился ни на дюйм.

Терпение.

Никаких пленных.

Он был очень близко – почти у самой впадины, в которой я лежал. Он шел прямо на меня, он пришел за мной. Он определенно знал о моем местонахождении.

Который из них? Старки? Гриффин? Харрис, сокрушительного столкновения с которым я избежал во время игры в софтбол? Это он угробит меня сейчас? Или я его?

Кому-то суждено умереть меньше чем через минуту.

Кто это будет?

Кто стоит сейчас там, над моей головой?

Я чуть изменил положение тела – так, чтобы увидеть его в тот самый момент, когда он подберется к краю впадины. Собирается ли он поступить именно так? Что подскажет ему его инстинкт убийцы? Ему уже случалось подобным образом выслеживать дичь. Мне – нет. Не в лесу, во всяком случае. И не на войне.

Он опять передвинулся. Он перемещался понемножку, по нескольку дюймов зараз.

Куда, черт возьми, он направляется? Он был практически у меня над головой.

Я впился взглядом в неровный край впадины и затаил дыхание. Старался даже не моргать. Я чувствовал, как пот катится сквозь мои волосы и стекает по шее и спине. Невообразимо холодный пот. Шум у меня в ушах возобновился.

Кто-то перевалился через край канавы.

Браунли Харрис! Глаза его расширились при виде меня. Мой пистолет уперся ему в лицо.

Я сделал только один выстрел. Бум! И на том месте, где только что был его нос, образовалась темная дыра. Из самой середины его лица струёй забила кровь. Винтовка «M-l6» выпала у Харриса из рук.

– Без предупреждения, – прошептал я, подбирая винтовку. Двигались ли вслед за ним и остальные? Находились ли они поблизости? Я ждал встречи с ними, готовый, как никогда, к стремительной дуэли.

Сержант Уоррен Гриффин.

Полковник Томас Старки.

Лес стоял мрачный и зловещий, тая в себе гибель. Его вновь окутала мертвая тишина. Я поспешил отползти прочь, ныряя под покров темноты.

Глава 99

На небо выплыла полная луна, и это было одновременно и хорошо и плохо. Мне было ясно, что теперь они за меня возьмутся. Это представлялось логичным, но совпадала ли моя логика с логикой убийц?

Сейчас я находился где-то вблизи своей первоначальной позиции. Во всяком случае, так мне казалось.

Затем я почувствовал безошибочную уверенность.

Глаза мои непроизвольно наполнились слезами. Я увидел Сэмпсона, все еще лежащего на том самом месте, где был подстрелен. В лунном свете мне было отчетливо видно его тело. И меня вдруг начало трясти. Случившееся наконец обрушилось на меня во всем своем ужасе. Я провел рукой по глазам. Мне казалось, что сердце мое кто-то сжал железным кулаком и не отпускает.

Я увидел мертвых женщин, лежащих на грязной, немощеной дороге. Мухи жужжали над их телами. С дерева неподалеку прокричала сова. Я вздрогнул. Вероятно, утром ястребы или грифы прилетят клевать их тела.

Я надел привезенные с собой очки ночного видения, надеясь, что они дадут мне преимущество. Может, и нет. Вполне вероятно, что нет. У Старки с Гриффином тоже есть все самое лучшее. Ведь они работают в компании, выпускающей высокотехнологичное военное оборудование, не так ли?

Я не уставал напоминать себе, что вывел из строя Браунли Харриса. Это придавало мне уверенности. Ведь он был вроде бы крайне удивлен, увидев меня. Теперь он был мертв, и вся его заносчивость испарилась, разнесенная моей пулей.

Но смогу ли я так же застать врасплох и Старки с Гриффином? Несомненно, они слышали выстрел. Может, они подумали, что это выстрел Харриса? Нет, они должны были понять, что он погиб.

Несколько минут я рассматривал вариант откровенного бегства. Что, если просто припуститься со всех ног? Возможно, мне удастся достичь дороги. Впрочем, я сомневался. Более вероятно, что меня застрелят при попытке.

Они были знатоками своего дела, но ведь и Харрис был знатоком. Он был тертый калач, но тем не менее лежал сейчас мертвый в канаве. И у меня в руках была его винтовка.

Терпение. Переждать, пересидеть. У них тоже имеются вопросы и сомнения.

Я еще несколько секунд смотрел на тело Сэмпсона, потом отвернулся. Я не мог себе позволить думать сейчас о нем. Не имею права, не то погибну тоже.

Я так и не понял, откуда она взялась – оглушительная очередь оружейного огня. Кажется, кто-то из них, или оба, оказались между мной и хижиной. Я стремительно обернулся в направлении выстрелов. И тут из темноты раздался голос. Он звучал прямо у меня за спиной:

– Опусти оружие. Кросс. Я не хочу тебя убивать. Не сейчас.

Уоррен Гриффин был рядом со мной, в ложбине. Теперь-то я его увидел. Его винтовка была нацелена мне в грудь. В очках ночного видения он выглядел незнакомцем.

Потом возник Томас Старки, также в очках. Он стоял над канавой, глядя в упор сверху вниз. «М-16» в его руках была наведена мне в лицо, и он улыбался отвратительной и страшной улыбкой. Улыбкой победителя.

– Что, не мог оставить это дело в покое, козел. Ну вот, теперь Браунли мертв. Как и твой напарник, – проговорил Старки. – Ты наконец доволен?

– Ты забыл о двух женщинах. И о законнике, – сказал я.

Было странно смотреть на Гриффина и Старки через очки ночного видения, зная, что они видят меня в том же виде. Мне так сильно, просто до боли, хотелось сокрушить их. К сожалению, этому уже не суждено сбыться.

– Что за чертовщина происходила тогда во Вьетнаме? – спросил я у Старки. – Какой механизм запустил все нынешние убийства? Что это было?

– Все, кто там был, знают. Но никто не хочет говорить об этом. Ситуация вышла из-под контроля.

– Конкретно, Старки? Как оно могло дойти до такого состояния?

– Все началось с одного непутевого взвода, сорвавшегося с катушек. Во всяком случае, так нам было сказано. Мы были направлены в долину Ан Лао, чтобы их остановить. Навести там порядок. Вернуть ситуацию под контроль.

– Вы имеете в виду убийство своих же солдат? Таковы были полученные вами инструкции. Старки? Кто, черт возьми, стоит за этим? Почему убийства продолжаются?

Мне предстояло умереть, но я все равно хотел знать ответ. Мне нужно было знать правду. Адская эпитафия: «Алекс Кросс. Умер в поисках правды».

– А, чтоб я сам понимал! – прошипел Старки. – Хрен их разберет. Мне тоже не все известно. И я не намерен больше болтать об этом! А что я намерен, так это разрезать тебя на мелкие на кусочки. Такое там тоже бывало. Я на деле, предметно, покажу тебе, что делалось в долине Ан Лао. Видишь этот нож? Это армейский нож, он называется спасательным. И я им отлично владею. Не так давно практиковался.

– Это я знаю. Я видел некоторые из твоих зверств.

И тут произошла поразительнейшая вещь, какую даже невозможно было представить. У меня буквально снесло крышу, и мозги рассыпались на тысячу кусков.

Я тупо глядел куда-то мимо Старки. Но теперь что-то изменилось там, у него за спиной. Сначала я не мог сообразить, что именно, потом понял, и у меня ноги стали как ватные.

Сэмпсон исчез!

Я больше не видел его лежащего тела. Сначала я подумал, что просто потерял ориентацию. Но потом убедился, что нет. Его тело только что было там – под березой. Но теперь его там не было.

«Без предупреждения, Алекс». «Пленных не брать». «Ты понимаешь, что я говорю?»

Я услышал его слова, эхом отдающиеся у меня в голове. Я буквально слышал самый их звук.

– Опустите оружие, – сказал я Старки и Гриффину. – Положите на землю. Быстро!

Они были слегка озадачены, но и тот и другой продолжали в меня целиться.

– Я изрежу тебя на кусочки, – произнес Старки. – Это будет длиться часами. Мы останемся здесь до утра. Обещаю.

– Бросай оружие! – прозвучал голос Сэмпсона, а в следующий миг и сам он шагнул из-за березы. – И нож тоже! Ты никого не изрежешь. Старки.

Уоррен Гриффин стремительно развернулся в ту сторону. И в тот же миг два выстрела поразили его в горло и верхнюю часть груди. Он дернулся, пистолет выпал у него из рук, а сам он повалился навзничь. Алая артериальная кровь хлынула из ран его мертвого тела.

Томас Старки наводил на меня пистолет.

– Старки, нет! – крикнул я. – Нет!

Пуля угодила ему в верхнюю часть груди. Но его это не остановило. Второй выстрел поразил Старки в бок, развернув вокруг своей оси. Третья пробила лоб, и он затих навсегда, свалившись бесформенной кучей. Его пистолет и спасательный нож упали в канаву к моим ногам. Пустые, мертвые глаза уставились в ночное небо.

Никаких пленных.

Сэмпсон, пошатываясь, шел ко мне. Приблизившись, он прохрипел отрывисто:

– Я живой, я живой.

И без сил рухнул мне на руки.

Часть пятая

Четверо слепых мышат

Глава 100

Так случилось, что после перестрелки в Джорджии Джамилла стала для меня настоящим добрым гением.

Она звонила каждый день, нередко по два и по три раза, и мы разговаривали. Так продолжалось до тех пор, пока ей не стало очевидно, что я пошел на поправку. Физически пострадал не я, а Сэмпсон, и теперь он тоже восстанавливался после ранения. Но выходило так, что из нас двоих психологически именно меня потрепало сильнее. Слишком много смертей вошло в мою жизнь, и слишком долго это продолжалось.

Однажды, ранним утром, доктор Кайла Коулз явилась к нам в дом на Пятой улице. Она прошла прямо на кухню, где завтракали мы с Наной.

– А это что? – вздернула она бровь, одновременно обличительно указывая пальцем.

– Это кофе без кофеина. Жуткая дрянь. Бледная тень настоящего кофе, – с бесстрастным лицом ответила Нана.

– Нет, я не об этом. Я о том, что на тарелке у Алекса. Что это вы едите?

Я перечислил ей ингредиенты:

– Это яичница из двух яиц, зажаренная с обеих сторон. То, что осталось от двух горячих пирожков с сосиской. Жареная картошка, сильно подрумяненная. Воспоминание о булочке с корицей домашней выпечки. Мм-м, вкуснятина!

– Это вы для него приготовили? – в ужасе обернулась она к Нане.

– Нет, это Алекс сам себе состряпал. С тех пор как у меня был приступ, он большей частью сам готовит завтраки. Сегодня он решил себя побаловать, потому что его титаническое расследование наконец завершилось. И ему сильно полегчало.

– То есть, как я понимаю, вы не всегда так завтракаете?

Я ей улыбнулся:

– Нет, доктор. Обычно я не съедаю за один присест яичницу, сосиски, сдобные булочки и плавающую в масле жареную картошку. Я только что избежал в Джорджии верной смерти и праздную, что остался жив. Решил, что уж лучше умру от обжорства. Не хотите ли к нам присоединиться?

Она расхохоталась:

– А я уж думала, вы так и не предложите. Я, еще выходя из машины, учуяла какой-то божественный аромат. Он и привел меня прямо к дверям вашей кухни.

За завтраком Кайла Коулз расспрашивала меня о моем последнем криминальном деле. (Кстати, ее завтрак состоял из одного поджаренного яйца, апельсинового сока и кусочка сладкой булочки.) Отвечая, я опустил некоторые детали, но тем не менее дал ей ясное представление о троих убийцах, о содеянных ими преступлениях и их подоплеке – насколько сам это знал. А знал я и сам далеко не все, но именно так частенько и бывает.

– А где же сейчас Джон Сэмпсон? – поинтересовалась она.

– В Мантолокинге, штат Нью-Джерси. Помимо всего прочего, восстанавливается после ранений. У него личная сиделка. Она там и живет, насколько я знаю.

– Она его подруга, – пояснила Нана. – Для него сейчас это самое важное.

После завтрака доктор Коулз провела Нане медицинское обследование на дому. Измерила температуру, пульс, кровяное давление, с помощью стетоскопа прослушала грудную клетку. Она проверила, нет ли отечности в лодыжках, кистях рук и под глазами. Она визуально обследовала Нане глаза и уши, проверила рефлексы, оценила цвет губ и ногтевых лунок. Я знал все составные части этого теста и, вероятно, мог бы провести такое обследование сам, но Нана любила, когда ею занималась Кайла Коулз.

Во время обследования я не мог оторвать глаз от Наны. Она сидела тихо и послушно, затаив дыхание, и казалась мне маленькой девочкой. Не произнесла ни единого слова, ни разу не пожаловалась.

Когда Кайла закончила, Нана решилась подать голос:

– Ну как, я еще жива? Еще не отошла в мир иной? Может, как в том фильме ужасов с этим... как его... Уиллисом?

– С Брюсом Уиллисом... Нет, Нана, вы по-прежнему с нами. Вы в большом порядке, просто молодчина.

Нана наконец облегченно вздохнула.

– В таком случае, как я догадываюсь, завтра наступает решающий день. Я отправляюсь на свою сердечную... радиочастотную... или как она там зовется.

Доктор Коулз кивнула.

– Вас мигом доставят в больницу, и вы глазом не успеете моргнуть, как уже окажетесь дома. Это я вам обещаю.

Нана подозрительно сощурилась:

– А вы держите свои обещания?

– Всегда, – ответила Кайла Коулз.

Глава 101

В тот же день, ближе к вечеру, мы с Наной на старом, добром «порше» отправились на автомобильную прогулку в Виргинию. По ее просьбе. Она спросила, нельзя ли нам прокатиться, только нам вдвоем. Тетушка Тия осталась дома с детьми.

– Помнишь, как было, когда у тебя только появилась эта машина? Мы ездили кататься почти каждое воскресенье. Я всю неделю ждала с нетерпением, – молвила она, когда мы, оставив позади Вашингтон, выехали на хайвэй.

– Машине теперь почти пятнадцать лет.

– Но все равно она до сих пор очень хорошо ездит, – заметила Нана и ласково похлопала по приборной доске. – Люблю старые вещи, которые долго служат. Когда-то я каждое воскресенье выезжала на автомобильную прогулку с Чарльзом. Это было еще до того, как ты переехал жить ко мне, Алекс. Ты помнишь своего дедушку?

Я покачал головой:

– Хуже, чем мне хотелось бы. Только по фотографиям на стенах. Я помню, что вы с ним гостили у нас, в Северной Каролине, когда я был маленьким. Дедушка был лысый и носил красные подтяжки.

– Ох эти его ужасные, ужасные подтяжки. У него их было десятка два. Все красные.

Бабушка покачала головой. Потом на некоторое время будто ушла в себя. Она не часто говорила о дедушке. Он умер, когда ему было всего сорок четыре года. Он тоже был учителем, как и Нана, только преподавал математику, а она – английский язык. Они познакомились, работая в одной и той же школе в Юго-Восточном Вашингтоне.

– Твой дедушка был прекрасным человеком, Алекс. Любил принарядиться и надеть красивую шляпу. Я до сих пор храню большую часть его шляп. Когда переживешь Великую депрессию, изведаешь, что мы изведали, тебе захочется иногда принарядиться. Это вызывает очень приятное чувство. Чувство самоуважения. – Она бросила на меня взгляд: – Хотя я совершила ошибку, Алекс.

Я повернулся к ней:

– Ты – и вдруг ошибку. Вот так сюрприз! Для меня это потрясение. Пожалуй, лучше съеду на обочину.

Она довольно заквохтала:

– Всего только одну, сколько могу припомнить. Понимаешь, я же знала, какая это хорошая штука – любовь. Я, правда, очень любила Чарльза. Но вот после его смерти никогда не пыталась снова влюбиться. Думаю, боялась обмануться в своих ожиданиях, боялась, что так хорошо уже не получится. Ну разве не жалостливая история? Я побоялась устремиться на поиски самого лучшего, что знала в этой жизни.

Я похлопал ее по плечу:

– Не говори так, будто нас покидаешь.

– О, я вовсе так не думаю. Я очень верю в доктора Кайлу. Она бы сказала, если бы мне настала пора подбивать бабки, сводить дебет с кредитом. Что, кстати, я планирую сделать.

– В таком случае это притча, урок?

Нана покачала головой:

– Не совсем. Просто байка из жизни, которую я тебе рассказываю, пока мы так приятно с тобой гуляем. Поезжай дальше, молодой человек. Продолжай путь. Ты не представляешь, какое наслаждение это мне доставляет. Нам надо чаще вот так выезжать. Например, каждое воскресенье, а? Как ты на это смотришь?

На протяжении всего пути до Виргинии и обратно мы ни разу не заговаривали о предстоящей Нане на следующий день операции. Она явно не хотела это обсуждать, и я с уважением отнесся к ее желанию. Но эта операция в ее возрасте пугала меня не меньше, чем любое расследуемое мною дело об убийстве. Нет, если честно, она пугала меня даже больше.

По возвращении домой я поднялся к себе и позвонил Джамилле. Она была на службе, но все равно мы проболтали почти час.

Потом я засел за компьютер. Впервые после возвращения из Джорджии я поднял свои записи по «Трем слепым мышатам». Как и прежде, в деле оставался один большой вопрос, от которого я не мог просто так отмахнуться. Я чувствовал потребность на него ответить, если смогу. Очень большое «если».

Кто стоял за теми троими?

Кто был главным убийцей?

Глава 102

Я так и уснул за письменным столом и проснулся в три часа ночи. Спустился в спальню и проспал еще пару часов. В пять зазвонил будильник.

Нане было предписано прибыть в больницу Сент-Энтониз к половине седьмого.

Доктор Коулз хотела, чтобы бабушку в тот день оперировали первой, пока весь персонал еще бодр и свеж и находится в полной боевой готовности. Тетушка Тия осталась дома с маленьким Алексом, но Дэймона и Дженни я взял с собой в больницу.

Мы уселись в больничном приемном покое характерного стерильного вида, который по-настоящему начал наполняться народом лишь около половины восьмого. Все люди в этой комнате выглядели нервными, взъерошенными, непоседливыми, но, думаю, мы там переживали больше всех.

– Сколько времени длится операция? – хотел знать Дэймон.

– Недолго. Впрочем, Нана могла пойти и не в первую очередь. Потерпи, Дэймон, не торопи события. Все в порядке. Это простая операция. Электрическая энергия подводится к утолщению в сердце в том месте, где сходятся предсердие и желудочек. Этот ток немного похож на тот, что в микроволновой печи. Он разомкнет перемычку между предсердиями и желудочками и прекратит лишние импульсы, которые вызывают у Наны аритмию. Понял? Не буду ручаться за медицинскую точность, но это очень близко к тому, что в действительности происходит.

– А Нана под наркозом или все видит и слышит? – интересовалась Дженни.

– Вероятно, видит и слышит. Ты же знаешь нашу Нану. Ей дали слабое успокоительное, а потом – местную анестезию.

– А если не подействует? – спросила Дженни.

Так мы перебрасывались репликами и ждали, взъерошенные, взбудораженные, испуганные, и все это продолжалось дольше, чем я предполагал. Я старался удержать мое воображение от написания мрачных картин. Стремился не отвлекаться от реальности, так сказать, «оставаться здесь и сейчас».

Я принялся вызывать в голове добрые воспоминания о Нане, и они были как маленькие молитвы. Думал о том, как много она для меня значит, но и для детей тоже. Никто из нас не был бы тем, что он есть, без преданной, беззаветной любви Наны, без ее веры в нас и даже без ее язвительного поддразнивания – как бы оно порой нас ни раздражало.

– Когда она появится? – Дженни встревоженно посмотрела на меня. Ее красивые карие глаза были полны сомнения и страха. Меня вдруг поразила мысль, что Нана была, по сути, матерью всем нам. Мама Нана была нам больше мамой, чем бабушкой.

– С ней все в порядке? – спросил Дэймон. – Что-то не так, папа? Тебе не кажется, что она там слишком долго?

К несчастью, я и сам так думал.

– С ней все хорошо, – сказал я детям.

Прошло еще немного времени. Оно тянулось медленно. Наконец я поднял глаза и увидел, что в приемный покой входит доктор Коулз. Я коротко втянул в себя воздух и постарался, чтобы дети не заметили, как я на самом деле внутренне трясусь.

И тут Кайла Коулз улыбнулась. Что это была за чудесная, восхитительная улыбка! Такой улыбки я не видел уже довольно долгое время.

– Она в порядке? – спросил я.

– В полном порядке, – ответила она. – Ваша бабушка сильная, несгибаемая леди. Она уже требует вас к себе.

Глава 103

Мы просидели час в послеоперационной палате, рядом с Наной, потом нас попросили уйти. Ей требовался отдых.

В то утро я закинул детей в школу около одиннадцати. Потом поехал домой, чтобы доделать еще кое-какую работу у себя в кабинете.

Я искал кое-что для Рона Бернса. То было одно странное, но любопытное дело, связанное с осужденными преступниками на сексуальной почве. В обмен, в качестве ответной любезности, он добыл мне кое-какие персональные досье на военнослужащих армии США, в которые мне хотелось взглянуть. Некоторые из них поступили из интернетовской базы данных вооруженных сил ACIRS и базы данных правоохранительных органов RISS, но большинство – прямо из Пентагона. Одним из объектов была диверсионная группа «Трое слепых мышат».

Кто был настоящим, первостепенным киллером? Кто отдавал приказы Томасу Старки? Кто санкционировал убийства? Почему мишенями, точнее, объектами подставы стали именно эти мужчины?

И самое главное: почему их подставляли вместо того, чтобы просто приказать «Троим слепым мышатам» их уничтожить? Состояла ли цель в их устрашении? В том, чтобы посеять в них смятение и страх оттого, что кто-то завладел правом распоряжаться их жизнью?

Одновременно я все продолжал думать о Нане, о ее силе и стойкости, о том, как бы мне ее не хватало, если бы этим утром что-то пошло не так. Ужасная, замешенная на чувстве вины фантазия продолжала крутиться в моем сознании – о том, что сейчас вдруг позвонит Кайла Коулз и скажет: «Мне очень жаль, Нана скончалась. Мы не можем понять, что произошло. Мне очень, очень жаль».

Но этот звонок так и не последовал, и я с головой ушел в работу. Завтра Нана будет дома. Необходимо было перестать о ней тревожиться и направить свои мозги на более полезные задачи.

Армейские досье были интересными, но почти столь же угнетающими, как и обследование ресурсов информационно-поисковой системы. Судя по всему, во Вьетнаме, Лаосе и Камбодже имели место какие-то противозаконные акции со стороны военных. Армейские власти – по крайней мере судя по официальным документам – предпочли закрыть глаза на происшедшее и не слишком вникать в обстоятельства. Разумеется, там не существовало гражданских комиссий для рассмотрения жалоб на преступления военных, подобных тем, что расследуют неправомерные действия полиции. Пресса также никоим образом не имела возможности оценить, что происходит. Представители СМИ редко общались с семьями жертв в маленьких деревушках. Мало кто из американских журналистов в достаточной степени владел вьетнамским. Положительными и отрицательными последствиями этого было то, что армии порой приходилось вышибать клин клином. Возможно, то был единственно эффективный способ победить партизанщину. Но я по-прежнему не знал, какие конкретные события стали в последние годы причиной расследуемых нами убийств на территории Соединенных Штатов.

Я провел несколько изнурительных часов, просматривая новые архивные записи, касающиеся полковника Томаса Старки, капитана Браунли Харриса и сержанта Уоррена Гриффина. Я увидел, что вся их армейская карьера была образцово-показательной, по крайней мере на бумаге. Я проследил содержание их послужных списков назад, включая вьетнамский период, и всюду сохранялась та же картина. Старки был заслуженным, удостоенным многочисленных наград офицером; Харрис и Гриффин тоже были отличными солдатами. В послужных списках не было ничего о зверствах и терактах, которые совершало это трио во Вьетнаме. Ни единого слова.

Я хотел понять, когда именно они встретились и где вместе служили. Упорно перелистывал материалы, надеясь это обнаружить, но так и не нашел точек соприкосновения. Ведь теперь я точно знал, что они воевали вместе во Вьетнаме и Камбодже. Я пошел перечитывать каждую страницу по второму разу.

Но нет, ни в одном из архивных документов не было ничего, что бы указывало на их совместную службу в Юго-Восточной Азии. Ни проклятого полсловечка.

Я откинулся на стуле и рассеянно уставился в пейзаж за окном. Имелась только одна возможность, только один вывод, который напрашивался сам собой. И он мне не нравился.

Армейские послужные списки были подчищены.

Но кто это сделал и почему?

Глава 104

Это криминальное дело – мое последнее дело – еще не было закончено.

Я чуял это буквально нутром. Ощущение гнездилось где-то в глубине живота – тошнотворное ощущение неопределенности, незавершенности, и мне оно очень не нравилось. А может, я просто не мог заставить себя выпустить дело из рук. Оставить в покое все эти нераскрытые убийства.

Кто стоял за преступлениями? Кто был главным и подлинным преступником.

И вот неделю спустя после стрельбы в Джорджии я сидел в кабинете Рона Бернса на пятом этаже штаб-квартиры ФБР в Вашингтоне. Помощник Рона, парень лет двадцати пяти, подстриженный ежиком, только что принес нам кофе в красивых фарфоровых чашках. На серебряном подносе лежали свежие маленькие пирожные.

– Нажимаешь на все рычаги? – спросил я директора. – Горячий кофе, сладкие рулеты...

– Цени это. Ты умеешь получить, что тебе надо, – сказал он. – Беззастенчивое манипулирование.

Я знал Бернса не первый год, но только в последние несколько месяцев сотрудничал с ним так плотно. Пока что увиденное нравилось, но мне уже случалось быть одураченным.

– Как поживает Кайл Крейг? – поинтересовался я.

– Мы стараемся сделать его пребывание в Колорадо как можно менее уютным, – ответил Бернс и позволил себе улыбнуться.

Крейг был раньше их старшим агентом, которого я помог засадить в тюрьму. До сих пор точно не знаю, сколько убийств на его счету, но никак не меньше одиннадцати, а возможно, и много больше. Мы с Бернсом всегда считали Кайла своим другом. То было худшее предательство в моей жизни, хотя и не единственное.

– Приходится держать его в одиночке большую часть суток. Для его же собственной безопасности, конечно. Кайл терпеть не может быть наедине с собой. Это сводит его с ума. Не перед кем порисоваться.

– А нет там каких-нибудь психологов, которые попробовали бы его расколоть?

Бернс покачал головой:

– Нет-нет. Не стоит. Слишком для них опасно.

– Вдобавок Кайлу бы понравился интерес к его персоне. Он его страстно жаждет. Без внимания со стороны его ломает, как наркомана.

– Абсолютно точно.

Мы улыбнулись, нарисовав себе образ Кайла в заточении, где, надо надеяться, он и пребудет до конца дней. К сожалению, как мне было известно, он наладил контакты с другими узниками тюремного корпуса строжайшего режима – в частности с Тран Ван Лю.

– Ты не думаешь, что Кайл имел какое-то отношение к этим убийствам? – спросил Бернс.

– Я проверял это, насколько было в моих силах. Нет указаний на то, что он знал Лю до своего водворения в тюрьму Флоренса.

– Я знаю, Алекс, что он туда наведывался, когда работал в Бюро. Он определенно бывал там в корпусе строжайшего режима, как и в блоке смертников. Он мог встречаться с Лю, это не исключено. Боюсь, что когда дело касается Кайла, то ни в чем нельзя быть уверенным.

Мне не хотелось даже задумываться над невероятной возможностью причастности Кайла к дьявольской схеме этих зверских убийств. Хотя такой вариант нельзя было полностью сбрасывать со счетов. И все-таки он представлялся до того неправдоподобным, что я отказывался верить.

– Ты нашел время подумать над моим предложением? – спросил Бернс.

– У меня по-прежнему нет для тебя ответа. Извини. Это серьезное решение для меня и моей семьи. Могу лишь сказать – если это послужит тебе каким-то утешением, – что если уж я где-то приземляюсь, то потом не скачу с места на место.

– О'кей, я согласен ждать еще. Но ты же понимаешь, я не могу держать предложение открытым до бесконечности?

Я кивнул.

– Я ценю то, в какой форме ты преподносишь это дело. Ты всегда такой терпеливый?

– Всегда, когда есть возможность, – ответил Бернс и закрыл эту тему. Он подцепил несколько папок, лежавших на кофейном столике между нашими чашками, и подтолкнул ближе ко мне. – У меня есть для тебя кое-что. Взгляни, Алекс.

Глава 105

– Еще какие-то материалы из загашника ФБР? – улыбнулся я Бернсу.

– Они придутся тебе по вкусу. Это действительно ценные материалы. Надеюсь, они окажутся полезны. Я хочу, чтобы ты наконец завершил это армейское дело. Мы тоже заинтересованы.

Раскрыв одну из папок, я вынул нечто похожее на сложенный обрывок пиджака. Поднял кусок ткани к свету, чтобы рассмотреть подробнее. Лоскут был цвета хаки, и на ткань было нашито что-то вроде арбалета. Кроме того, на лоскуте была соломенная кукла. Страшная и противная соломенная кукла. Точно такая же, как мы нашли в квартире Эллиса Купера.

– Это обрывок пиджака шестнадцатилетнего члена молодежной банды, орудующей в Нью-Йорке. Группировка, к которой он принадлежал, называется «Призраки усопших». Их штаб-квартира размещается то в одном, то в другом кофе-шопе на нью-йоркской Кэнал-стрит. Этот район считается их криминальной территорией, – пояснил Бернс. – Операция, проведенная нами совместно с полицейским управлением Нью-Йорка, увенчалась арестом этого хулигана. Он решил поделиться кое-какой информацией, которая, как он решил, пригодится нью-йоркской полиции. Полиции, однако, она не пригодилась, но может представлять интерес для тебя.

– Каким образом? – спросил я.

– Он говорит, что отослал тебе, Алекс, за прошедший месяц несколько электронных сообщений. Якобы пользовался для этой цели компьютерами одного из нью-йоркских технических училищ.

– Так это он Пехотинец? – потрясенно воскликнул я.

– Нет, но он мог быть просто передаточным звеном. Выполнять при Пехотинце функции курьера. Он вьетнамец. Знак в виде арбалета заимствован из их популярной народной сказки. В этой истории арбалет, выстреливая, мог поразить зараз десять тысяч человек. «Призраки усопших» считают себя очень могущественной организацией. Они широко используют символы, мифы, магические ритуалы.

– Как я уже упомянул, этот парень и его хулиганствующие товарищи проводят большую часть времени в кофейнях. Играют в «тьен-лен», потягивают кофе по-вьетнамски. Банда перебралась в Нью-Йорк из округа Ориндж, в Калифорнии. Начиная с семидесятых годов в этом округе обосновалось свыше ста пятидесяти тысяч вьетнамских беженцев. Эта нью-йоркская группировка предпочла преступную деятельность, окрашенную национальным колоритом. Переброска незаконных иммигрантов (их называют «змеиными головами»), махинации с кредитными карточками, воровство программного обеспечения и детален компьютеров. Это для тебя что-то проясняет?

– Конечно, проясняет! – кивнул я.

Бернс вручил мне другую папку.

– Вот это, возможно, тоже пригодится. Это информация о бывшем главаре банды.

– О Тран Ван Лю?

Бернс кивнул.

– Я тоже воевал в Азии в шестьдесят девятом и семидесятом. Служил в морской пехоте. И у нас тоже были свои отряды разведчиков. Их забрасывали на вражескую территорию – точь-в-точь как Старки с компанией. Вьетнамская война была партизанской, Алекс. Некоторые из наших тоже действовали, как партизаны. Их задачей было сеять страх и разрушение в тылу врага. Это были жесткие, бесстрашные люди, но очень многие из них сделались на удивление невосприимчивыми к чужим страданиям. Зачастую они практиковали ситуационную мораль.

– Сеять страх и разрушение? – переспросил я. – Ты ведь толкуешь о терроризме, разве не так?

– Да, – кивнул Бернс. – Именно так.

Глава 106

На сей раз в штат Колорадо меня откомандировало ФБР. Отныне это дело стало для Рона Бернса и его делом. Он хотел знать того или тех, кто стоял за длинной цепью убийств.

Изолятор для особо опасных преступников в городе Флоренс произвел на меня столь же угнетающее впечатление, что и в первый раз. Вступив на территорию тюремной зоны особого режима, я оказался под неусыпными взорами охранников за пуленепробиваемыми наблюдательными окнами. Двери в помещении были окрашены довольно необычным образом, в оранжевый либо мятно-зеленый цвет. В песочно-желтые стены с интервалом в десять футов были вделаны видеокамеры.

В камере, где я встретился с Тран Ван Лю, имелись стол и два стула – все это было привинчено к полу. На сей раз его привели ко мне трое охранников в бронежилетах и толстых перчатках. У меня сразу возник вопрос, не произошло ли за это время каких эксцессов? Не было ли проявлений насилия или других неприятностей с его стороны?

На время нашего свидания запястья и лодыжки Лю сковали кандалами. Седые волосенки, свисавшие с его подбородка, казались еще длиннее, чем при нашем предыдущем свидании.

Я вынул из кармана куртки тот самый клочок пиджака защитного цвета, что дал мне Бернс.

– Ответьте: что это? Только на сей раз уже без дураков.

– "Духи усопших". Вам ведь об этом и так известно. Арбалет – это просто фольклор. Всего лишь эмблема, дизайн.

– А соломенная кукла?

С минуту он хранил молчание. Я заметил, что руки Лю сжались в кулаки.

– По-моему, я говорил вам, что был разведчиком в американской армии. Иногда военные оставляли в селениях визитные карточки. Одна, как я помню, представляла собой череп и скрещенные кости, со словами: «Когда сильно любишь, отдаешь самое лучшее». Американцы считали, что это очень смешно.

– Что означает соломенная кукла? Это ваша визитная карточка? Ее оставляли на месте убийства? Или же, напротив, в домах подставляемых солдат?

Он пожал плечами:

– Может быть. Это вы мне расскажите, детектив. Я не был на месте убийств.

– Что означает эта визитная карточка? Соломенная кукла?

– Много всего, детектив. Жизнь не так проста. Она не просто набор звуковых фрагментов и заранее известных решений. В моей стране религиозное сознание народа гибко и пластично. Наши религии – это буддизм, пришедший из Китая и Индии, даосизм, конфуцианство... Самая древняя – культ поклонения предкам. Это самое давнее народное верование по всему Вьетнаму.

Я напоминающе постучал пальцем по обрывку пиджака.

– Соломенные куклы принято сжигать или пускать вниз по реке. Это часть ритуала почитания мертвых. Те, кто был убит или после смерти не был погребен надлежащим образом, превращаются в призраков, в духов зла. Соломенная кукла – это грозное, предостерегающее послание, напоминающее обидчику, что по справедливости на месте куклы надлежит быть ему.

Я кивнул.

– Расскажите мне все, ради чего я приехал. Я не хочу возвращаться сюда снова.

– А это и ни к чему. Мне нет никакой нужды исповедоваться. Это, скорее, западная концепция.

– И вы не чувствуете никакой вины за случившееся? За то, что умерли невинные люди?

– И будут умирать впредь. Чего вы от меня хотите? Неужели и впрямь думаете, что я перед вами в долгу по причине вашей блестящей детективной работы?

– Значит, вы признаете, что использовали меня?

Лю пожал плечами:

– Я ничего не признаю. С какой стати? Я был партизаном. Шесть лет выживал в джунглях Ан Лао. Потом я сумел выжить в джунглях Калифорнии и Нью-Йорка. Я использую то, что предоставляет мне жизнь. Стараюсь выжать максимум из ситуации. Уверен, вы делаете то же самое.

– И здесь, в тюрьме, тоже?

– О, в тюрьме особенно. В противном случае даже самый умный и сметливый может сойти с ума. Вы слышали выражение: «наказание несоразмерное тяжести преступления». Камера два на семь футов. Пребывание в ней двадцать четыре часа в сутки. Общение только через щель в двери.

Я наклонился через стол, приблизив лицо к лицу вьетнамца. Кровь стучала у меня в висках. Тран Ван Лю и есть Пехотинец. Никак иначе! И он знает ответы на интересующие меня вопросы. Является ли он также соучастником убийств?

– Скажите, зачем вы погубили сержанта Эллиса Купера? И других? За что им пришлось умереть? Просто слепая месть кому попало? Ответьте мне, что же, черт возьми, произошло в долине Ан Лао. Ответьте, и я уйду.

Он покачал головой:

– Я сказал вам достаточно. Поезжайте домой, детектив. Вам не надо знать ничего больше. Да, я «Пехотинец». Все остальные ответы, которых вы добиваетесь, окажутся слишком тяжелы для людей вашей страны. Оставьте это криминальное дело, детектив. Бросьте его.

Глава 107

Я не тронулся с места, не сделал ни малейшего движения.

Тран Ван Лю бесстрастно взирал на меня некоторое время, потом улыбнулся. Ожидал ли он именно этого? Моего упрямства? Тупости? Непонятливости? Может, как раз за эти качества он на меня и вышел? Консультировался ли по этому поводу с Кайлом Крейгом? Как много ему известно? Вся картина или просто еще несколько фрагментов головоломки?

– Меня очень занимает ваш нынешний многотрудный путь. Не могу понять людей вроде вас. Вы хотите знать, почему и зачем в мире творится зло. Хотите все поправить, всюду навести ажур – хотя бы в тех редких случаях, когда это возможно.

– Вам ведь приходилось и раньше иметь дело с жестокими негодяями. Гэри Сонеджи, Джеффри Шейфер... Кайл Крейг, разумеется. Ваша страна породила так много убийц – Банди, Дамер[46], все прочие. Скажите, почему такое происходит в столь цивилизованной стране? В столь благословенной части мира?

Я покачал головой. Я и сам этого не знал. Но Лю ждал ответа. Задавал ли он тот же вопрос и Кайлу?

– Мне всегда казалось, что это как-то связано с завышенными ожиданиями, – вслух начал размышлять я. – Многие американцы рассчитывают быть счастливыми, быть любимыми. Когда надежды не оправдываются, некоторые из нас впадают в ярость. Особенно если это происходит с нами в детстве. Если вместо любви мы получаем злобу и жестокое обращение. Чего я не понимаю, так это почему столь многие американцы обижают своих детей.

Лю сидел, впившись в меня тяжелым, неприятным взглядом. Я чувствовал, как глаза его испытующе прощупывают меня. Он представлял собой новый для меня тип душегуба – палач-распорядитель, вершитель судеб. Философичный, как будто даже не чуждый совести. Воитель-философ? Насколько он осведомлен? Неужели мое расследование на этом и закончится?

– Зачем кто-то срежиссировал убийство Эллиса Купера? – спросил я наконец. – Это простой вопрос. Согласны вы дать на него ответ?

Он нахмурился:

– Хорошо. Я отвечу. Купер лгал вам и вашему другу Сэмпсону. У него не было другого выбора, как только солгать. Сержант Купер был в долине Ан Лао, хотя в его послужном списке это не значится. Я видел, как он казнил двенадцатилетнюю девочку. Тонкую, красивую, невинную. Он убил девочку, предварительно изнасиловав. У меня нет причин говорить неправду. Сержант Купер был насильником и убийцей. Все они творили бесчинства; все были злодеями: Купер, Тейт, Хьюстон, Этра. А также Харрис, Гриффин и Старки – «Слепые мышата». Эти были из худших, из самых кровожадных. Вот почему я их выбрал. Я назначил им затравить остальных. Да, детектив, я был тем самым человеком. Но я и без того осужден на смерть. Вы уже ничего не сможете мне сделать. Полковник Старки так и не узнал, почему здесь, в Штатах, надлежало совершаться этим убийствам, – продолжал он. – Моя личность была ему неизвестна. Старки был всего лишь наемным убийцей. Он не задавал вопросов. Он просто хотел денег.

Я верю в символику и ритуалы, и я верю в возмездие. Виновные должны понести наказание, соразмерное их преступлениям. Теперь наши непогребенные мертвецы отомщены, и их души могут наконец обрести покой. Ваши солдаты, бесчинствуя, оставляли свои визитные карточки – то же самое делал и я. У меня здесь была масса времени все обдумать, масса времени выстроить свой план. Я жаждал возмездия и не хотел, чтобы кара была простой и легкой. Как говорят у вас, американцев, я желал расплаты. Я получил желаемое, детектив. Теперь я умиротворен.

Все, все оказалось не таким, каким мнилось вначале. Эллис Купер не был до конца откровенен. Он заверял нас с Сэмпсоном, что на нем нет никакой вины. Но я верил Тран Ван Лю. То, что он рассказывал, и как вел повествование было абсолютно убедительно. Он был свидетелем жестокостей, творимых в его стране и, вероятно, даже творил их сам. Как там сказал Бернс? Сеять страх и разрушение. Воздействовать с помощью террора.

– Была одна расхожая поговорка среди военных в долине Ан Лао. Хотите ее услышать? – спросил он.

– Да. Мне необходимо понять как можно больше. Вот что мною движет.

– Фраза была такая: «Все, что движется, есть вьетконговец».

– Не все наши солдаты так себя вели.

– Да, не так уж и многие на самом деле, но они были. Они заявлялись в селения и убивали всякого, кто попадался под руку. «Все, что движется». Их целью было застращать партизан, и они старались вовсю. Они оставляли визитные карточки вроде тех соломенных кукол. И так – в одном селении за другим. Они разрушили целую страну, целую культуру.

Лю помолчал с минуту, возможно, давая мне возможность подумать над услышанным.

– Они любили раскрашивать лица и тела убитых. Излюбленными цветами были красный, белый и синий. Это они тоже считали очень забавным. Убийцы никогда не хоронили трупы, просто оставляли как есть, и близкие потом находили их в таком виде. Вот так и я нашел своих родичей, с лицами, перемазанными синей краской. Их духи и по сей день преследуют.

Я был вынужден прервать его:

– Почему вы никому не сообщали о творимых бесчинствах? Почему сразу же не обратились к армейскому начальству?

Он посмотрел мне прямо в глаза:

– Я обращался, детектив. Я пошел к Оуэну Хэндлеру, своему непосредственному командиру. Я рассказал ему, что делается в Ан Лао. Ему это и без меня было известно. И его командиру тоже. Они все всё знали. Несколько посланных туда диверсионных групп вышли из подчинения. Поэтому он был вынужден направить им вслед других спецназовских головорезов – навести порядок.

– А как насчет невинных жертв здесь? Как насчет женщин, которых Старки и его команда убивали, дабы подставить Купера и других?

– В вашей армии имеется хороший термин на этот случай – «побочный ущерб».

– Еще один вопрос, – попросил я, в то время как все, сказанное Лю, перевариваясь, бурлило в моей голове.

– Задавайте. А потом я хочу, чтобы вы оставили меня в покое. Чтобы больше не приезжали.

– Но ведь не вы убили полковника Хэндлера, правда?

– Нет. Какой мне смысл избавлять его от мучений? Я хотел, чтобы полковник Хэндлер продолжал жить, терзаемый своим малодушием, страхом и стыдом. А теперь идите. Мы закончили.

– Кто убил Хэндлера?

– Как знать? Возможно, существует и четвертая слепая мышь?

Я поднялся, чтобы идти, и к камере подошли охранники. Было заметно, что они боятся Лю, и мне снова подумалось: что же он натворил здесь недавно? Лю был человеком, внушающим неосознанный страх, тяжелым и трудным для понимания. Воистину потусторонним «призраком». Он замыслил и разработал акцию возмездия в виде целой серии жестоких убийств.

– Да, вот еще что, – сказал он под конец и улыбнулся. Улыбка получилась страшная, отталкивающая, наводящая ужас – не улыбка, а гримаса. В ней не было ни капли радости или веселья. – Вам передает привет Кайл Крейг. Мы с ним часто беседуем. Иногда даже о вас. Кайл считает, что вам надо остановить нас, пока не поздно. Что пора усмирить нас обоих. – Лю засмеялся и продолжал смеяться, выходя под конвоем из камеры. – Вам, правда, лучше унять нас, детектив.

– Берегитесь Кайла, – отозвался я, тоже давая ему что-то вроде совета. – Кайл никому не друг.

– Я тоже, – ответил Тран Ван Лю.

Глава 108

Едва конвойные увели Лю, сюда же, в комнату для свиданий в блоке смертников тюремной зоны особого режима, привели Кайла Крейга. Я ждал его. Причем с большим нетерпением.

– Я ожидал, что вы заглянете повидаться, Алекс, – произнес он после того, как трое вооруженных охранников препроводили его в помещение. – Вы меня не разочаровываете. Ни в чем и никогда.

– А вы всегда впереди на полшага, разве не так, Кайл? – отозвался я.

Он невесело рассмеялся, одновременно обводя взглядом камеру и охранников.

– Пожалуй, уже нет. Сами видите.

Кайл опустился на стул по другую сторону стола. Он был неправдоподобно тощий и костлявый – кажется, еще больше похудел за несколько дней. Я чувствовал, что шестеренки в его мозгу бешено вращаются, проделывая внутри этого костлявого черепа оборотов по тысяче в минуту.

– Вас поймали, потому что вы хотели быть пойманным, – произнес я. – Это очевидно.

– О Господи, давайте обойдемся без философского словоблудия. Если вы явились в качестве доктора Кросса, психоаналитика, то можете развернуться и немедленно уходить. А то доведете меня до слез.

– Я сказал это как детектив, специализирующийся на расследовании убийств, – сказал я.

– Это уже немного лучше. Я не в силах выносить вас еще и в качестве ханжи-фараона. Алекса Кросса не назовешь классическим «душеведом». В вас мало от психолога, но, с другой стороны, едва ли это можно считать профессией. Никогда не приносила мне никакой пользы. У меня своя собственная философия: «Убивай всех подряд, Бог разберет своих». Проанализируйте-ка это.

Я ничего не ответил. Кайл всегда любил сам себя слушать. Если он задавал вопросы, то часто лишь затем, чтобы осмеять сказанное в ответ. Он жил ради того, чтобы искушать, дразнить, иронизировать. Я не верил, что он хоть сколько-нибудь изменился.

Наконец мой визави широко улыбнулся:

– О, Алекс, вы умны, не так ли? Порой у меня возникает пугающая мысль, что это именно вы всегда на шаг впереди.

Я продолжал не отрываясь смотреть на него.

– Я так не думаю, Кайл.

– Но вы настырны и упрямы, как самый что ни на есть адский бойцовый пес. Вы не сдаетесь, не знаете ни устали, ни жалости. Разве нет?

– Я не слишком над этим задумываюсь. Если вы так считаете, вероятно, так оно и есть.

Глаза его сузились.

– Теперь вы взяли со мной снисходительный тон. Мне это не нравится.

– А кого сейчас интересуют ваши вкусы?

– Хм-м. Очко в вашу пользу. Я должен это запомнить.

– Я ранее спрашивал, не можете ли вы вместе с Тран Ван Лю помочь мне с пониманием тех убийств, в которые он замешан, однако вы отказались. Ваши взгляды не изменились? Я имею в виду, что на свободе остался еще один убийца.

Кайл покачал головой. Глаза его опять злобно сощурились.

– Я вам не Пехотинец. В мои намерения не входит вам помогать. Некоторые тайны так и остаются неразгаданными. Неужели вы еще не поняли?

Я покачал головой:

– Вы правильно заметили: я не сдаюсь. Я собираюсь разгадать и эту тоже.

Кайл медленно зааплодировал, производя глухой, хлопающий звук.

– Вот таков он, наш мальчик. Вы просто великолепны, Алекс. Какой же вы дурак! Ступайте, ищите своего убийцу.

Глава 109

Сэмпсон поправлял здоровье и восстанавливал силы на побережье, в штате Джерси, под присмотром персональной медсестры Билли Хьюстон. Я заезжал к нему почти каждый день, но не стал рассказывать Джону о том, что узнал о сержанте Купере и остальных.

Я также каждый день звонил Джамилле, порой даже несколько раз на дню, либо она звонила или посылала мне электронные сообщения. Разделяющее нас расстояние все больше и больше становилось проблемой. Ни у кого из нас пока не было приемлемого решения на этот счет. Могу ли я в принципе когда-нибудь переехать в Калифорнию? Может ли Джамилла переехать в Вашингтон? Нам настоятельно требовалось уже в ближайшем будущем хорошенько обсудить это, причем не по телефону.

После моего возвращения из Колорадо я провел пару дней за работой в Вашингтоне. Я знал, что у меня на очереди еще одна важная поездка, но дело требовало дополнительной проработки. Семь раз отмерь, один отрежь. Так всегда наставляла меня Нана.

Я провел несметное количество часов за поисками в системе «Лексис», а также в базе данных вооруженных сил, ACIRS, и базе данных правоохранительных органов, RISS. Я нанес визит в Пентагон и поговорил с полковником Пейсером об актах насилия в отношении мирных жителей со стороны американских солдат, имевших место в Юго-Восточной Азии. Когда я затронул вопрос о событиях в долине Ан Лао, Пейсер резко оборвал беседу и отказался от дальнейших встреч со мной.

Как ни странно, я расценил это как очень хороший знак. Судя по всему, я был совсем рядом с чем-то важным.

Я поговорил с несколькими друзьями, отслужившими во Вьетнаме. Фраза «Все, что движется, есть вьетконговец» была знакома большинству из них. Те, кто знал об этом, оправдывали это, поскольку партизаны Северного Вьетнама постоянно совершали возмутительные акты жесточайшего насилия. Один ветеран армии рассказал такую историю. Он-де случайно услышал, как другие солдаты рассказывали о расстрелянном вьетнамце лет восьмидесяти пяти. «Следует отдать ему должное, – говорил этот сержант-артиллерист. – Человек в таком возрасте пошел добровольно помогать Вьетконгу».

Одно имя постоянно было у меня на слуху, когда бы и с кем я ни беседовал о долине Ан Лао.

На него я то и дело наталкивался в архивных записях.

И вообще всюду, куда бы ни сунул нос.

Одно имя, которое объединяло между собой столь многое из случившегося – и там, и здесь.

Не это ли и есть четвертый слепой мышонок?

Теперь я просто обязан был это выяснить.

Рано утром в четверг я выехал в Вест-Пойнт. Поездка должна была занять часов пять. Мне незачем было особенно спешить. Человек, с которым я хотел встретиться, не собирался никуда исчезать. Он отнюдь не считал, что имеет какие-либо причины скрываться.

Я зарядил CD-плейер музыкой – в основном блюзами, но также и новыми песнями Боба Дилана, которые хотел послушать хотя бы раз. Я запасся термосом с кофе и сандвичами. Нане сказал, что постараюсь вернуться в тот же вечер, на что она лишь коротко ответила:

– Старайся упорнее. Старайся чаще.

Сидя за рулем, я имел время все хорошенько обдумать. Мне нужна была полная уверенность, что, в очередной раз направляясь в Вест-Пойнт, я поступаю правильно. Я задал себе множество прямых и жестких, но необходимых вопросов. Получив на них удовлетворительные ответы, я затем еще некоторое время поразмышлял над ожидающим меня предложением перейти работать в ФБР. Директор Бюро Рон Бернс немало потрудился, чтобы продемонстрировать мне, какими возможностями я буду обладать и к каким средствам и ресурсам получу доступ, работая под его началом. Намек был красноречив и преподнесен умно и умело. Основная мысль была такова: я смогу еще успешнее справляться со своими задачами, работая в ФБР.

Дьявол, но я до сих пор так и не знал, к чему склоняюсь.

Я знал, что теперь мог бы заняться частной психологической практикой – если именно к этому лежит моя душа. Возможно, я смогу гораздо больше времени проводить с детьми и быть за них спокойнее, имея постоянную работу вместо отдельных непредсказуемых задач, которые предполагает деятельность сыщика. Я говорил себе, что смогу тогда разумно и мудро распорядиться оставшимися у меня мраморными шариками, в полной мере насладиться отпущенными мне бесценными субботами. Употребить их на пользу наших отношений с Джамиллой, которая неизменно пребывала в моих мыслях и с которой я не хотел расставаться.

Наконец я обнаружил, что нахожусь на шоссе 9W и следую согласно указаниям дорожных знаков в направлении Хайленд-Фоллса и Вест-Пойнта.

Подъехав ближе к Вест-Пойнту, я проверил свой «Глок» и вставил в него свежую обойму. Я не был уверен, что мне понадобится пистолет. Но, с другой стороны, я ведь не рассчитывал, что он мне понадобится и в ту ночь, когда здесь же, неподалеку, был убит Оуэн Хэндлер.

Я въехал в Вест-Пойнт через Тейер-гейт, в северной части Хайленд-Фоллса.

Весь плац был запружен курсантами, осваивающими строевую науку, и выглядели они все так же безупречно, из нескольких труб на крыше Вашингтон-Холла лениво Поднимался дымок. Мне очень нравился Вест-Пойнт. Я также искренне восхищался многими служащими в армии мужчинами и женщинами, с которыми мне доводилось сталкиваться в своей жизни. Многими, но не всеми, а всякий знает, что может наделать в бочке меда ложка дегтя.

Я остановился перед зданием из красного кирпича. Я пришел сюда за ответами.

Одно имя все еще оставалось в моем списке незавершенных дел. Имя уважаемое. Имя человека вне упреков и подозрений.

Имя генерала Марка Хатчинсона.

Коменданта Вест-Пойнта.

Он уклонился от встречи со мной в ту ночь, когда был застрелен Оуэн Хэндлер. Но теперь это ему не удастся.

Глава 110

Я поднялся по крутым каменным ступеням и вошел в содержащееся в безукоризненном порядке здание, где помещалась канцелярия коменданта Вест-Пойнта. За письменным столом темного дерева сидел солдат со стрижкой «ежиком». Его круглая голова возвышалась между отполированной до блеска медной лампой и аккуратно сложенными в стопки бумагами и папками с «делами».

Он посмотрел на меня, проворно вскинув голову, точно живой и любознательный ученик начальной школы.

– Да, сэр. Чем могу быть полезен?

– Я детектив Алекс Кросс. Полагаю, генерал Хатчинсон не откажется меня принять. Пожалуйста, скажите ему, что я здесь.

Голова солдата оставалась склоненной под тем же самым углом, символизирующим вежливое любопытство.

– Да, сэр... детектив. Не могли бы вы сказать, что именно привело вас к генералу?

– Боюсь, что не могу. Уверен, генерал захочет со мной увидеться. Он уже знает, кто я такой. – Я пересек комнату и сел в мягкое кресло на другом ее конце. – Я подожду прямо здесь.

Солдат за столом был в явном замешательстве: он не привык к такому чисто гражданскому непослушанию, не принятому в военной среде и особенно – в канцелярии генерала Хатчинсона. Он раздумывал над этим некоторое время, наконец поднял трубку стоящего на столе простого черного телефона и позвонил кому-то, занимающему более высокую ступеньку в военной иерархии. Я посчитал это правильным действием – необходимым следующим шагом.

Прошло несколько минут, прежде чем тяжелая деревянная дверь позади массивного стола отворилась. Из нее вышел офицер в форме и двинулся прямо ко мне.

– Я полковник Уокер, адъютант генерала. Вам лучше покинуть помещение, детектив Кросс, – произнес он. – Генерал Хатчинсон не примет вас сегодня. Ваши полномочия сюда не распространяются.

Я кивнул.

– Но у меня есть кое-какая важная информация, которую генералу Хатчинсону следует выслушать. Она касается событий, произошедших во вьетнамской долине Ан Лао в те времена, когда он занимал там должность командующего. Это период с шестьдесят седьмого по семьдесят первый, но в особенности она касается шестьдесят девятого года.

– Уверяю вас, для генерала не представляет интереса ни встреча с вами, ни выслушивание старых военных историй.

– В связи с данной конкретной информацией у меня назначена встреча в газете «Вашингтон пост», – сказал я. – Я полагал, что генералу следует услышать это заявление первым.

Полковник Уокер кивнул, но мои слова, кажется, не произвели на него никакого впечатления и ничуть не встревожили.

– Если в Вашингтоне есть кто-то, желающий послушать ваши байки, вам лучше туда с ними и отправиться. А теперь, будьте добры, покиньте помещение, а не то я велю вывести вас вон.

– Нет нужды задействовать живую силу, – заверил я его и поднялся с обитого тканью кресла. – Я отлично сам справлюсь.

Без посторонней помощи я вышел на улицу и зашагал к машине. Сел и медленно поехал по живописной главной улице, прорезающей Вест-Пойнт насквозь. Я усиленно размышлял о том, что делать дальше. В конце концов припарковался на одной боковой улочке, обсаженной высокими кленами и дубами, откуда открывался грандиозный вид на Гудзон.

И стал ждать.

Генерал меня увидит.

Глава 111

Уже стемнело, когда черный «форд-бронко» завернул на подъездную аллею большого, в колониальном стиле, дома, в тени вязов, обнесенного забором.

Из автомобиля вышел генерал Марк Хатчинсон. На несколько секунд лицо его осветилось падающим из машины светом. Ни малейшего беспокойства не отражалось на его лице. Да и с какой бы стати? Он не раз бывал на войне и всякий раз оставался жив.

Я подождал минут десять, пока он зажжет в доме свет и обустроится. Я знал, что Хатчинсон разведен и живет один. По правде сказать, к этому моменту я уже многое знал о генерале.

Я поднялся по ступеням парадного крыльца генеральского дома точно так же, как ранее взошел по ступеням генеральской канцелярии. Тем же нарочито твердым, размеренным, неторопливым шагом. Чертовски решительный и непреклонный. Я твердо вознамерился не мытьем, так катаньем сегодня же вызвать Хатчинсона на разговор. Мне нужно было наконец поставить точку в этом деле. В конце концов, это было мое последнее дело.

Несколько раз постучал в дверь потускневшим железным молотком в виде фигуры крылатой богини – на мой взгляд, скорее внушительной, чем гостеприимной.

Наконец Хатчинсон появился на пороге. На нем были спортивная рубашка в синюю клетку и отутюженные брюки цвета хаки. Он был похож на респектабельного руководителя компании, застигнутого дома в поздний час докучливым торговцем-разносчиком.

– Я велю арестовать вас за вторжение! – заявил он, увидев меня. Как я и сказал солдату в генеральской приемной, Хатчинсон знал, кто я такой.

– Отдел убийств... – коротко бросил я, решительно шагнув в дом мимо стоящего в дверях генерала. Хатчинсон был широкоплечим мужчиной, но ему было за шестьдесят. Он не пытался меня остановить, вообще ко мне не прикоснулся.

– Вам мало той бучи, что вы уже подняли? – прорычал он. – По-моему, уже достаточно.

– Вовсе нет. Я только приступаю.

Я прошел в просторную гостиную и сел. Обстановку комнаты составляли кушетки, медные торшеры, занавески в теплых голубых и красных тонах. Вероятно, вкус его бывшей жены.

– Это не займет много времени, генерал. Позвольте рассказать, что мне известно об Ан Лао.

Хатчинсон попытался меня оборвать:

– Я скажу, чего вам не известно, мистер. Вы понятия не имеете, как функционирует армия, а также, видимо, мало знаете о жизни во властных структурах. Это дело вам не по зубам. Оно вне сферы вашей компетенции. Убирайтесь! Немедленно! Несите ваши проклятые истории в «Вашингтон пост».

– Старки, Гриффин и Браунли Харрис были военными головорезами, прикомандированными к вам во Вьетнаме, – начал я.

Генерал нахмурился и потряс головой, но вроде бы смирился и сел, соглашаясь меня выслушать.

– Не понимаю, какого черта вы мне толкуете. Впервые слышу об этих людях.

– Вы отправили в долину Ан Лао десантно-диверсионные группы, по десять человек в каждой, специально для устрашения северных вьетнамцев. Вьетнамская война была войной партизанской, и эти отряды получили указания действовать тоже партизанскими методами. Они вершили расправу, убивали и калечили. Они устраивали массовые убийства среди гражданских лиц. И при этом оставляли свою визитную карточку – раскрашенные тела жертв. Этот процесс стал неуправляемым, не так ли, генерал?

В ответ Хатчинсон улыбнулся:

– Где вы нарыли эту смехотворную чушь? Ваше хреново воображение сыграло с вами дурную шутку. Убирайтесь отсюда вон!

Я продолжал:

– Вы убрали в послужных списках этих людей все записи о том, что они вообще воевали в долине Ан Лао. Это же относится и к троим профессиональным убийцам: Старки, Гриффину и Харрису – тем, кого вы откомандировали туда поправить дело. Именно так я впервые обнаружил подлог. Они сами сказали мне, что орудовали там. Но их послужные списки свидетельствовали об обратном.

Генерал не проявлял видимого интереса к моим словам. Однако все это было, разумеется, лишь актерской игрой. Меня так и подмывало вскочить и надавать ему тумаков. Молотить, пока он не скажет правду.

– Но дело в том, что подлинные архивные документы не были уничтожены, генерал, – продолжил я.

Наконец-то мне удалось завладеть его вниманием.

– Что вы там несете, черт подери?

– Только то, что вы слышали. Архивные записи сохранились. Человек по имени Тран Ван Лю, разведчик армии Республики Вьетнам, обратил внимание своего непосредственного командира на творящиеся беззакония. Никого иного, как полковника Оуэна Хэндлера. Конечно, никто не стал его слушать, поэтому Лю украл копии записей и передал их северо-вьетнамской стороне.

Эти материалы хранились в Ханое до 1997 года. Затем ЦРУ удалось снять с них копии. Я получил свои экземпляры от ФБР, а также от посольства Вьетнама. Так что, как видите, я кое-что знаю о жизни в вашингтонских властных структурах. Я даже знаю, что вашу кандидатуру рассматривают на предмет назначения в состав Объединенного комитета начальников штабов. Но не в том случае, если эта история всплывет.

– Вы сумасшедший! – вскипел Хатчинсон. – Вы рехнулись!

– Разве это я? Два отряда по десять солдат, и на счету каждого из них больше сотни истребленных гражданских лиц за шестьдесят восьмой – шестьдесят девятый годы. Вы командовали ими. Вы отдавали приказы. Когда группы вышли из подчинения, вы послали туда Старки и других подчищать за ними. К сожалению, те сами принялись убивать мирных жителей. Уже много позже – сравнительно недавно – вы отдали приказ убить полковника Хэндлера. Хэндлер знал о вашей роли в трагедии Ан Лао. Скажи он правду – и ваша карьера была бы безнадежно погублена и вы могли бы даже оказаться в тюрьме. Вы сами отправились в глубь страны вместе со Старки, Харрисом и Гриффином. Вы тоже были там, Хатчинсон, в долине Ан Лао. Вы несете ответственность за все тамошние преступления. Вы были там – и вместе с вами «Слепых мышат» становится четверо.

Хатчинсон внезапно резко развернулся на стуле.

– Уокер, Таравела! – позвал он. – Можете заходить. Мы достаточно наслушались от этого ублюдка.

Через боковую дверь вошли двое мужчин. У обоих в руках были пистолеты, и они нацеливали их на меня.

– Что ж, теперь вам уже так просто не уйти, доктор Кросс, – сказал полковник Уокер. – Домой вы не вернетесь.

Глава 112

Мои руки оказались туго стянуты за спиной. Потом двое вооруженных мужчин вытолкали меня наружу и втиснули в багажник темного седана.

Я лежал там свернутый, словно одеяло или коврик. Для человека моих габаритов это было чувствительное сдавливание.

Я чувствовал, как машина по подъездной дорожке отъехала от дома Хатчинсона, перекатила через водосточный желоб и повернула на улицу.

Сначала седан бежал на умеренной скорости, не более двадцати миль в час, – это мы ехали по Вест-Пойнту. Потом прибавил ходу, и я понял, что мы выезжаем с территории.

Я не знал, кто сидит в машине. Не ведал, находится ли вместе со своими людьми сам генерал Хатчинсон. Ясным было только одно: меня скоро убьют. Я не представлял себе, каким образом мог бы выкарабкаться на сей раз. Я думал о детях и о Нане, о Джамилле и спрашивал себя: зачем мне снова понадобилось ставить под угрозу собственную жизнь? Было ли это признаком обстоятельности характера и высоких профессиональных качеств или же, напротив, признаком серьезного дефекта личности? Впрочем, какое это уже имеет значение?

Наконец машина свернула с ровной и гладкой шоссейной поверхности на довольно ухабистую дорогу, скорее всего немощеную. Я прикинул, что мы находимся милях в сорока от Вест-Пойнта. Итак, сколько еще мне оставалось жить?

Машина замедлила ход, потом остановилась, и я услышал, как дверцы открываются и с треском захлопываются снова. Затем откинулась крышка багажника.

Первое увиденное мною лицо было лицом Хатчинсона. Я не прочел в нем никаких чувств. Глаза его были совершенно бесстрастны. Точно два наставленных на меня пистолетных дула. В них не было ничего человеческого.

За полковником стояли двое с наведенными пистолетами. Их взгляды также были пусты и бесцветны.

– Что вы собираетесь сделать? – задал я вопрос, ответ на который был мне и так известен.

– То, что нам следовало сделать еще давно, когда вы были вместе с Оуэном Хэндлером. Убить вас, – ответил полковник Уокер.

– С максимальным пристрастием, – добавил генерал.

Глава 113

Меня приподняли, вытащили из багажника и бесцеремонно швырнули наземь. Я тяжело ударился боком. Боль пронзила мое тело. Я знал, что это только начало. Эти подонки были здесь затем, чтобы мучить и пытать меня перед тем, как прикончить. Руки у меня были связаны, и я ничего не мог поделать, чтобы воспрепятствовать этому.

Полковник Уокер протянул руку и разорвал на мне рубашку. Другой человек начал стаскивать с меня туфли, затем – брюки.

Неожиданно я оказался совершенно раздетым и дрожащим от холода посреди какого-то леса в северной части штата Нью-Йорк. Воздух был холодным, вероятно, градусов сорок[47].

– Ты знаешь, в чем состоит моя единственная вина? Знаешь, какую именно ошибку совершил я во Вьетнаме? – спросил Хатчинсон. – Я отдал этот треклятый приказ бороться с партизанами по-партизански. Они истребляли и калечили наших людей. Они практиковали терроризм и садизм. Старались запугать нас любыми средствами. Я не желал быть запуганным, не желал смиряться. Я отвечал им тем же, я сопротивлялся, Кросс. Точно так же, как сопротивляюсь сейчас.

– А также убивали мирных жителей, позорили свои войска и свою армию! – яростно выпалил я ему в лицо.

Генерал наклонился ко мне совсем близко:

– Ты не был там, а потому не смей говорить мне, что я делал, а чего – нет! Мы победили в долине Ан Лао. Там в ту пору мы говаривали, что существуют только два вида, две породы людей – те, кто вздрючивает, и те, кого вздрючивают. Я из первой породы, Кросс. Догадываешься, кто в таком случае ты?

Полковник Уокер и другой человек держали наготове краску и кисти. Они начали наносить холодную краску на мое тело.

– Мы решили, что тебе понравится ощущение, – сказал Уокер. – Я тоже воевал в долине Ан Лао. Ты собираешься сообщить обо мне в газету «Вашингтон пост»?

Я ничего не мог сделать, чтобы им помешать. И поблизости не было никого, кто бы мог помочь мне. Я был гол беззащитен, одинок в целом мире, и сейчас, в эту минуту, меня мазали краской. Оставляли визитную карточку перед тем, как убить.

Меня трясло на холодном воздухе. По их глазам я видел, что убить меня для них ровно ничего не значит. Они убивали и прежде. Того же Оуэна Хэндлера.

Сколько еще мне осталось? Несколько минут? Быть может, несколько часов мучений. И все.

Из темноты раздался выстрел. Он прозвучал откуда-то со стороны передних фар голубого седана, который привез меня сюда. Какого черта?!

На лице полковника Уокера образовалась черная дыра, прямо под правым глазом. Струёй хлынула кровь. Он неуклюже плюхнулся навзничь, с тяжелым стуком ударяясь о грунт. Задней части его головы больше не было, ее просто снесло.

Второй военный попытался пригнуться, и пуля пробила его скрюченный позвоночник. Он пронзительно вскрикнул, упал и перекатился прямо через меня.

Я увидел мужчин, кишащей массой высыпающих из леса, – их было не менее полудюжины. Что за дьявольщина явилась мне на выручку?

Потом в лунном свете стали вырисовываться их лица. Мать честная! Я не знал их имен, но знал, кто они и кто их послал – либо чтобы следить за мной, либо расправиться с генералом Хатчинсоном.

«Призраки усопших».

Люди Тран Ван Лю следили за мной. А быть может, за Хатчинсоном.

Они разговаривали между собой по-вьетнамски. Я не понимал ни слова из их речи. Двое из них схватили генерала и бросили наземь. Они принялись бить его ногами по голове, по груди, по животу, по гениталиям. Он вскрикивал от боли, но избиение продолжалось – так, словно они и не слышали его воплей.

Меня они оставили лежать и пока не трогали. Но я не питал на сей счет иллюзий – я был для них нежелательным свидетелем. Я лежал, прижавшись лицом к земле, и наблюдал за расправой над генералом с наиболее низкой и выигрышной точки. Избиение генерала Хатчинсона выглядело чем-то нереальным и совершенно бесчеловечным, словно выполняли его не люди, а какие-то машины. Теперь они пинали также полковника Уокера и другого военного. Избивали мертвых! Один из них вытащил зазубренный нож и принялся резать Хатчинсона. Истошный вопль генерала пронзил ночную тьму. Было очевидно, что они не собираются его немедленно убивать, их цель – причинить ему физические страдания. Пытать, истязать, устрашать. Сеять террор.

Один из отряда Лю достал соломенную куклу и бросил в Хатчинсона. Потом ударил его ножом в нижнюю часть живота. Хатчинсон закричал снова. Эта рана не должна была быть смертельной. Пытке надлежало продолжаться. И рано или поздно они вымажут краской все наши тела.

«Я верю в символику и ритуалы, и я также верю в возмездие».

Так сказал мне сидящий в тюрьме Тран Ван Лю.

Наконец один из его людей подошел ко мне. Я инстинктивно свернулся клубочком. Теперь уже никто не мог меня спасти. Я знал цель «Призраков» – сеять террор. Мстить за предков, убитых и не погребенных.

– Хочешь смотреть? Или идти? – спросил человек. Голос его был до странности спокоен. – Ты свободный идти, детектив.

Я посмотрел ему в глаза.

– Идти, – сказал я.

«Призрак» помог мне встать на ноги, развязал руки, потом отвел в сторону. Он также бросил мне тряпки стереть краску. Другой человек принес мою одежду и обувь. Оба держались уважительно.

Потом меня доставили к воротам Вест-Пойнта, возле магистрали 9W, где отпустили, не причинив вреда. Не сомневаюсь, что таковы были специальные и недвусмысленные указания Тран Ван Лю.

Я побежал за помощью для генерала Хатчинсона и его людей, хотя и знал, что уже поздно.

Пехотинец покончил с ними.

Глава 114

На следующий день, после обеда, Рон Бернс в конце концов нашел меня дома по телефону. Я был у себя в кабинете, стоял в оконном эркере и смотрел вниз, на Пятую улицу и ее окрестности.

На лужайке перед домом Дженни учила маленького Алекса играть в салки. Пока что она поддавалась своему маленькому братцу, но это ненадолго.

Бернс сказал:

– Алекс, я только что говорил по телефону со спецагентом по имени Мел Гудз. Он позвонил мне из маленького городка на севере штата Нью-Йорк, из Элленвилла. Ты когда-нибудь слышал об Элленвилле?

– Вообще-то нет. Но полагаю, что был там недавно. Я не ошибся?

– Угу, верно, – сказал Бернс. – Именно туда тебя отвезли из Вест-Пойнта.

– А что делает в Элленвилле агент Гудз? – спросил я.

– Нас вызвала тамошняя полиция. Они были озадачены – я бы сказал даже, потрясены – тем кошмаром, который обнаружили в горах этим утром местные охотники на оленей.

– Могу представить. Три жертвы жестокого насилия. Чудовищная картина преступления. Ритуальный характер убийств.

– Три не поддающихся опознанию мужских тела. Это действительно могло потрясти местных полицейских. Они оцепили половину горы. На телах повсюду резаные раны и электрические ожоги. В первоначальном полицейском отчете говорится, что жертвы были «подвергнуты содомии и прижжены каленым железом». Лица размалеваны краской.

– Красной, белой и синей.

Теперь я слушал уже только наполовину. Дженни учила малыша Алекса проигрывать в салки. Он заплакал, и она подхватила его на руки и прижала к себе. Она бросила взгляд вверх, на мое окно, и помахала мне. Сообщала, что у них все в порядке. Что она контролирует ситуацию. Вот такова она, моя Дженни. А я тем временем размышлял о пытках, терроризме, о тех гнусностях, которые вершатся именем войны. Джихад. Или как там еще. Когда же этому наступит конец? Вероятно, никогда или не раньше, чем кто-нибудь взорвет, к чертовой матери, нашу любимую планету. Какое безумие с нашей стороны!

– Я интересуюсь, не можешь ли ты пролить больше света на эти три убийства? – спросил Бернс. – Ты мог бы это сделать, Алекс?

Я помахал детям в окно, потом прошел к столу и сел. Там стояла фотография Марии, она была запечатлена с маленькими Дженни и Дэймоном. Интересно, что бы она сказала обо всем происходящем. О детях? Обо мне? О Джамилле? О жертвах, выкрашенных в цвета американского флага?

– Двое из жертв – это, вероятно, генерал Марк Хатчинсон и полковник по имени Уокер. Третий – рядовой солдат из Вест-Пойнта. Я не разобрал его имени. Хатчинсон был ответствен за некоторые зверства, происходившие свыше тридцати лет назад во Вьетнаме. В конце концов возмездие его настигло.

Я рассказал Бернсу почти все, что знал о минувшей ночи. Как всегда, он показал себя хорошим слушателем. Мне все больше и больше начинало нравиться это его качество. И я начинал чувствовать, что ему доверяю.

– Ты знаешь, кто убил этих троих из Вест-Пойнта? – спросил он в заключение.

Я с минуту поразмыслил над вопросом, потом сказал, что нет. Формально это было правдой. Бернс задал еще несколько вопросов, но наконец вынужден был удовольствоваться тем, что услышал. Это мне тоже понравилось. Это означало, что он принял мой вердикт. Я вынес для себя еще одно суждение – уже в отношении директора ФБР.

– Я принимаю твое предложение. Я пойду к тебе работать. Как ты сказал, это будет потеха.

– А кто тебе сказал, что предложение еще в силе? – сказал Бернс и расхохотался. Это мне тоже понравилось.

Эпилог

Подвязка

Глава 115

Чего я ожидал в этом году меньше всего, так это большой, шумной, радостной свадьбы. Я стоял, держа за руку Джамиллу, и оглядывал живописные окрестности Фоллс-Черч, штат Виргиния.

Декорацией событию служил раскинувшийся луг за маленьким гостиничным рестораном. Площадку перед рестораном украшали гирлянды из желтых и белых лампочек, протянутые между вязами и вдоль перил патио. Повсюду, куда бы я ни поворачивался, глаза мои натыкались на розы, бархатцы и скромные, но бесконечно прекрасные английские ромашки.

Невеста была великолепна в простом белом атласном наряде, без всяких вычурных шлейфов или вуалей. Платье в стиле ампир изящно драпировалось на миниатюрной фигурке Билли, ниспадая блестящими складками. Вместо драгоценностей ее украшали ожерелье и серьги из разноцветных раковин каури, призванные подчеркнуть и восславить ее афроамериканское наследие. Волосы Билли были зачесаны назад и собраны в шиньон с воткнутыми в него веточками подмаренника вместо фаты. Билли вся так и лучилась радостью и счастьем. Ее ослепительная улыбка не гасла на протяжении всего дня.

Улыбка не сходила весь день и с лица Сэмпсона. Он был в сизо-сером костюме и, честное слово, выглядел как настоящий принц. Наш друг, преподобный Джеффри Кэмпбелл, согласился провести эту свадебную церемонию, собравшую почти сотню гостей. Здесь были все мы – те, кто любил Джона и Билли со всем жаром сердец.

Преподобный Кэмпбелл спросил, сделаем ли мы все, что в наших силах, дабы поддержать эту вновь родившуюся семью в нашей общине.

– Да! – последовал дружный и исполненный энтузиазма ответ.

За бракосочетанием последовал торжественный прием, и я, поднимая бокал шампанского, произнес тост.

– Я знаю этого крупного, рослого человека с тех пор, как оба мы еще были мальчишками. По крайней мере я был мальчишкой. Джон всегда был членом нашей семьи и всегда им останется. Джон верный друг, слово его крепко, он благороден, великодушен, добр, щедр. И еще он просто славный парень, хотите – верьте, хотите – нет. Вот, почему он мой лучший друг во всем свете. С Билли я знаком сравнительно недавно. Но она уже нравится мне гораздо больше, чем Джон. За долгую и счастливую совместную жизнь. Я люблю вас, Джон и Билли. А теперь – давайте музыку! Будем танцевать до утра!

Джон с женой танцевали под песню «Давай не разлучаться». Потом к ним присоединились мы с Джамиллой и еще несколько пар.

– Красивая свадьба, – сказала Джам. – Мне нравится, как Джон и Билли смотрятся вместе. Они чудесные.

Народ начал наполнять тарелки праздничной едой. Все щелкали одноразовыми фотокамерами, положенными на каждый столик, стремясь запечатлеть молодых и друг друга. Лучшая подруга Билли еще по школе медсестер запела «Любовь пришла к нам навсегда», и это вышло очень красиво и торжественно. Мы с Джоном дуэтом спели «Любовное исцеление», и это вышло у нас отвратительно, но, наверное, именно потому вызвало бурю веселья. Дети все время вертелись тут же, путаясь под ногами. А Сэмпсон все продолжал сиять.

Потом, уже ближе к вечеру, Дэймон и Дженни схватили меня за руки и потащили во двор.

– Скоро вернусь, – сказал я Джамилле. – Надеюсь, во всяком случае.

Там, водворенная на деревянный стул, сидела Билли, спиной к полудюжине несчастных с виду, даже испуганных, холостых мужчин.

– Не обязательно по-настоящему ловить подвязку, – сказала она, оборачиваясь ко мне и подмигивая. – Просто первый, кто дотронется до нее, и есть счастливый победитель.

Я присоединился с краю к этому сборищу парней, подмигивая и корча смешные рожи Дэймону и Дженни, ну и, конечно, Джамилле. И тут все они вдруг стали указывать на небо.

Я поднял голову – и увидел там пурпурную подвязку, которая, кружась и вращаясь, спускалась по спирали прямо ко мне. Я не смог бы от нее увернуться, даже если бы захотел.

Мне ничего не оставалось, как ее поймать. Вытянув палец, я обмотал подвязку вокруг него.

– Меня это не пугает, – заявил я.

Я посмотрел налево – и увидел там Джамиллу и Нану. Джам смеялась и хлопала в ладоши, а улыбка ее говорила: «Меня – тоже».

Я взглянул чуть дальше – и, ей-богу, там стояла доктор Кайла Коулз. Но она не хлопала, а просто скромно, сдержанно улыбалась. Потом подмигнула мне. Интересно, что бы это значило?

Я тряхнул головой, все еще смеясь. Но в следующий момент увидел еще одно лицо. Лицо директора ФБР Рона Бернса.

Мой новый босс жестами подзывал меня к себе. Под мышкой у него торчало нечто вроде толстой папки, изучать содержимое которой абсолютно не входило в мои планы на этот субботний вечер.

Но мне все-таки пришлось.