Джейн Фэйзер

Алмазный башмачок

Пролог

Париж, 1765 год

— Нет… пожалуйста, не надо.

Эти слова, не громче шепота, слетели с сухих, потрескавшихся уст женщины. Слабой рукой она попыталась отстранить поднесенную к ее рту серебряную чашу.

— Ты должна выпить это, дорогая моя. Тебе будет лучше.

Мужчина заботливо приподнял ее голову рукой. Глаза несчастной были закрыты, и у нее не было сил сопротивляться, когда он влил содержимое чаши в ее приоткрытый рот. Ощутив знакомый сладковато-горький привкус, женщина слабо застонала. Мужчина внимательно посмотрел на прекрасное бледное лицо с такой прозрачной кожей, что сквозь нее просвечивали скулы. Глаза ее медленно открылись. На краткий миг они показались ему такими же ясными и лучистыми, какими были когда-то.

Довольно долго взгляд умирающей следил за ним. Потом ресницы снова сомкнулись, губы слегка приоткрылись, давая путь воздуху, с трудом проникавшему в легкие.

Мужчина взял с прикроватного столика кубок с вином и отхлебнул глоток, не отводя холодного взора от лица женщины. Ждать теперь оставалось недолго.

С другой стороны кровати, возле камина, сидела нянька, покачивая ногой широкую двойную колыбель.

— Поднести ей детей, ваше сиятельство?

Мужчина взглянул на две пары ярких голубых глаз, две пары розовых щечек и на четыре пухлых кулачка, лежащих поверх розовых одеялец.

Были ли они его детьми? Он никогда уже не узнает этого.

Впрочем, теперь это не имело никакого значения.

— Да, — произнес он. — Они утешат княгиню, только не давайте им утомлять ее.

— Разумеется, ваше сиятельство.

Князь снова отхлебнул вина и посмотрел на огонь в камине.

— Ее сиятельство так слаба. Боюсь, она не переживет ночь, — с горечью в голосе сказала нянька.

Князь не ответил. Он продолжал стоять у изголовья жены до тех пор, пока дыхание не прекратилось.

Нагнувшись над недвижимым телом, он прикоснулся к бескровным губам, ощутив их холод, — жизнь уже покинула ее. Медленно выпрямившись, он приподнял хрупкую правую руку покойной. Расстегнув на ней чудный браслет, он приблизил его к тусклому язычку лампы, горевшей в изголовье. Изысканное украшение играло и переливалось, шокирующе фривольное в этой обители смерти. Он опустил браслет в карман и позвал няньку.

Глава 1

Процессия великолепных карет, запряженных украшенными плюмажем, увешанными всякими безделушками лошадьми, которую сопровождали офицеры, облаченные в голубую с золотом форму Версаля, миновала большие золотые ворота дворца и остановилась перед фасадом.

— Только посмотри на эти два экипажа! — произнесла, обращаясь к стоявшей рядом подруге, девушка с причудливой прической, до пояса высунувшись из верхнего окна. — Именно они должны увезти меня во Францию. Какой из них тебе больше нравится, Корделия? Малиновый или синий?

— Не думаю, что это имеет какое-нибудь значение, — отозвалась леди Корделия Бранденбург. — Все выглядит достаточно нелепо. Вот и маркиз де Дюфор скачет так, словно он проделал верхом весь путь из Франции, а не выехал из Вены всего лишь час назад.

— Но ведь так полагается по протоколу! — Принцесса Мария Антония была удивлена до глубины души. — Только так и должно быть. Французский посол должен въехать в Вену так, точно он прибыл сюда прямо из Версаля. И он должен официально просить у императрицы моей руки по поручению наследника престола Франции. После этого я заочно выйду замуж за дофина, а затем отправлюсь во Францию.

— Как будто никто не знает, что ваша рука была обещана. дофину еще три года назад, — заметила Корделия. — Вот начнется суматоха, если императрица откажет послу!

Она проказливо улыбнулась, но ее подруга не поддержала шутку.

— Не говори ерунду, Корделия. Став королевой Франции, я не смогу позволить тебе быть такой дерзкой, — сморщила та носик.

— Принимая во внимание, что твоему жениху только шестнадцать лет, тебе довольно долго придется дожидаться этого, — ввернула Корделия, раздосадованная выговором, полученным от своей августейшей подруги.

— О, ерунда! Ты ничего не понимаешь! Став супругой дофина, я буду первой дамой Версаля.

С этими словами Тойнет резко повернулась на месте», закрутив в воздухе пышную юбку малинового шелка. Сделав изысканный жест рукой, она начала кружиться по комнате.

Корделия только бросила взгляд на нее через плечо и повернулась к гораздо больше занимавшей ее сцене во дворе под окнами дворца.

— А это кто такой? — с внезапным интересом в голосе спросила она.

— Кто? Где?

Тойнет снова подошла к окну и, отодвинув Корделию в сторону, взглянула вниз. Ее белокурая головка являла собой удивительный контраст иссиня-черным кудрям подруги.

— Вон там. Спускается с белого жеребца. Аргамак , мне кажется.

— Да, скорее всего. Стоит посмотреть на его стать.

Обе девушки страстно любили лошадей, и на какое-то время лошадь привлекла их больше, чем всадник.

Мужчина снял перчатки и обвел взглядом двор. Он был высок, строен, одет в черный костюм для верховой езды, короткий, подбитый алым шелком плащ спадал с его плеч. Словно чувствуя, что на него смотрят, он окинул взглядом светло-желтый фасад дворца. Потом сделал шаг назад и снова взглянул на здание, прикрыв ладонью глаза.

— Ну вот, — сказала принцесса. — Он нас заметил. — — Ну и что? — ответила на это Корделия. — Мы же только взглянули на него. Тебе не кажется, что он прекрасен?

— Я не знаю, — с ноткой раздражения в голосе произнесла Тойнет. — Пойдем отсюда. Очень невежливо так пялиться на человека. Что бы сказала об этом мама?

Для Корделии не составляло труда представить, что бы сказала императрица Мария Терезия, если бы обнаружила свою дочь и ее подругу, свесившихся из окна, подобно двум завсегдатаям галерки в опере. И все же какая-то сила удерживала девушку у окна.

Мужчина между тем не отрываясь все смотрел вверх на нее. Корделия проказливо помахала ему рукой и послала воздушный поцелуй. На секунду он было опешил, но тут же рассмеялся и поцеловал кончики своих пальцев, отвечая на поцелуй.

— Корделия! — Принцесса была шокирована. — Я не собираюсь оставаться здесь, если ты будешь так себя вести.

Ведь ты даже не знаешь, кто он такой.

— Да просто гвардейский офицер, — беззаботно бросила Корделия.

Она вынула из стоявшей на подоконнике вазы с полдюжины желтых роз и бросила их вниз. Розы дождем упали вокруг всадника, и одну из них он поймал и воткнул в петлицу своего камзола. Затем он снял шляпу с плюмажем и церемонно-изысканно поклонился, а потом исчез из виду, войдя в здание дворца.

Корделия расхохоталась и отошла от окна.

— Как забавно, — сказала она. — И как здорово, когда люди сразу же понимают и принимают дух игры. — Ее тонкие брови в задумчивости сошлись на переносице. — Но ведь рядовой офицер гвардии вряд ли приехал бы на аргамаке, не так ли?

— Разумеется. — Принцесса все еще не могла оправиться от выходки подруги. — Скорее всего ты флиртовала с одним из старших офицеров версальской гвардии. Он, наверное, принял тебя за служанку или посудомойку.

Корделия пожала плечами:

— Я не думаю, что он в высоком чине. Во всяком случае, он меня не узнает, даже если мы встретимся с ним вплотную.

— Еще как узнает, — усмехнулась Тойнет. — Ни у какой другой нет таких жгучих черных волос.

— Тогда я их напудрю, — заявила Корделия, выбирая виноградину из грозди, лежавшей в хрустальной чаше.

Серебряные каминные часы тоненько прозвонили.

— Боже мой, который же сейчас час? — воскликнула она. — Я должна лететь, а то опоздаю.

— Опоздаешь куда?

На пару секунд Корделия приняла столь несвойственный ей торжественный вид.

— Я обязательно расскажу об этом до твоего отъезда во Францию, Тойнет.

И с этими словами она исчезла из комнаты в облаке желтого муслина.

Принцесса недовольно надула губки. Корделия явно не желала понимать, что их дружба близится к концу. Версаль настаивал на том, чтобы Мария Антония, выйдя замуж за дофина и прибыв во Францию, порвала все связи с австрийским двором. Вплоть до того, что ей не будет позволено взять с собой никого из придворных, ни одной вещи и даже ни одного любимого платья.

Вспомнив об этом, она рассеянно протянула руку к виноградной грозди, раздумывая о том, какие секреты могут быть у Корделии. Та, как и всегда, была живой и проказливой, но порой куда-то исчезала на несколько часов, а потом выглядела так, словно ей пришлось уладить кучу сложных проблем, что совершенно не вязалось с ее характером.

Корделия же, совершенно не ведая о недовольстве подруги, неслась в это время по коридорам дворца, торопясь на тайное свидание и стараясь никому не попадаться на глаза.

На карту было поставлено само благополучие Кристиана. Оно целиком зависело от расположения и доброй воли Полигния, придворного музыканта императрицы. Лишиться его покровительства значило утратить милость самой государыни. А он совершенно определенно лишился бы поддержки Полигния, если бы публично обвинил своего учителя в присвоении музыкальных сочинений учеников. Такое обвинение можно было делать, лишь обладая несокрушимым положением.

Корделия свернула в безлюдный коридор, направляясь к длинной галерее, занавешенной тяжелыми портьерами, за третью из которых она и заглянула.

— Где ты была? Почему ты никогда не приходишь вовремя, Корделия? — Большие карие глаза Кристиана были полны беспокойства, на лице ясно читалась глубокая озабоченность.

— Прости меня. Я засмотрелась на прибытие французского брачного посольства, — объяснила она. — Не сердись, Кристиан. Мне пришла в голову блестящая идея.

— Ты не можешь себе представить, как страшно прятаться здесь, трепеща при каждом мышином шорохе, — живо прошептал он, нахмурив широкие брови. — Что это за идея?

— Предположим, мы сочиним анонимный памфлет, повествующий, что последняя опера Полигния была на самом деле написана его самым талантливым учеником Кристианом Перкоцци.

— Но как мы сможем это доказать? Кто же поверит анонимным обвинениям?

— Ты опубликуешь в этом памфлете свой оригинал партитуры. Подпишем это заявление «Друг истины» или как-то в этом роде. Включим в него образец сочинения Полигния, чтобы всем стала ясна разница. Этого будет вполне достаточно, чтобы начались разговоры.

— Но пока доберутся до истины, он выбросит меня из дворца, — уныло пробормотал Кристиан.

— Какой же ты пессимист! — воскликнула Корделия, невольно повышая голос, — с Кристианом они разговаривали шепотом. — Порой я не понимаю, почему хлопочу о тебе, Кристиан.

Его губы тронула немного сонная улыбка.

— Может быть, потому, что мы друзья?

Корделия только застонала в деланном отчаянии. Кристиан Перкоцци и она дружили уже пять лет. Дружба эта была тайной для всех остальных, потому что в строгой иерархии двора императрицы Марии Терезии нельзя было даже помыслить о возможности приятельских отношений между скромным учеником придворного музыканта и леди Корделией Бранденбург, крестницей императрицы и самой близкой подругой ее дочери Марии Антонии, которую лишь самые близкие ей люди звали Марией Антуанеттой.

— Послушай, — сказала она, обхватив ладонью длинную тонкую руку музыканта, — императрица известна своей любовью к истине. Она может быть неимоверно чопорной, но никогда не позволит Полигнию уволить тебя без справедливого разбирательства. Только надо сделать так, чтобы она познакомилась с этим памфлетом и доказательствами до того, как Полигний будет в состоянии предпринять какие-нибудь действия против тебя. И еще, надо захватить Полигния врасплох. У него не должно быть времени для обороны или контратаки.

По-прежнему держа Кристиана за руку, она привстала на цыпочки и легонько поцеловала его.

— Не отчаивайся, Кристиан. Мы обязательно добьемся своего.

Кристиан обнял ее. Хотя они и испытывали друг к другу нечто большее, чем обычная приязнь, но их наивные эксперименты вскоре убедили обоих, что им не суждено стать любовниками. Но ему все же порой выпадало счастье насладиться прикосновением гибкого тела, облаченного в придворное одеяние, либо нежным ароматом ее кожи и волос.

Корделия запрокинула голову, улыбаясь жадному взгляду карих глаз музыканта и невольно любуясь своеобразной красотой его угловатого лица. Девичьи пальцы зарылись в копну его жестких вьющихся волос.

— Я люблю тебя, Кристиан. Мне кажется, это чувство даже глубже, чем любовь к Тойнет. Постарайся собрать доказательства поубедительней, и тогда мы поговорим. А сейчас я должна бежать.

Кристиан выпустил девушку из объятий, глядя на нее потухшим взором.

Она снова погладила его по щеке, пытаясь передать ему хоть чуточку своего оптимизма. Кристиан был столь чувствителен, так легко падал духом. Разумеется, причиной тому был его несомненный талант, но порой все эти сантименты могли изрядно раздражать.

— Мне надо бежать. Подожди минут пять, а потом уходи.

Приподнявшись на цыпочки, она снова поцеловала его и выскользнула из-за портьеры, оставив Кристиана в ароматном облаке померанцевой воды, которую она употребляла для своих волос, и с ощущением внезапно исчезнувшей радуги.

Корделия неслась назад по длинной галерее. Приподняв пышные юбки, она бесшумно проскользнула мимо двери в дальнем конце галереи и столкнулась лицом к лицу с мужчиной, который получасом раньше сошел с аргамака во дворе перед дворцом.

Он повернулся к ней от гобелена с изображением охотничьей сцены, в созерцание которой был погружен. На его плечах все еще красовался подбитый алым плащ для верховой езды, подчеркивавший безупречную белизну выбивавшейся из-под него рубашки с кружевами.

— Так-так, — произнес он. — Клянусь чем угодно, та самая цветочница. Откуда ты вдруг взялась?

Впервые в жизни Корделия растерялась под направленным на нее пристальным взглядом золотистых глаз, отливавших зеленоватым и светло-коричневым. Сердце ее внезапно забилось. Но она тут же убедила себя в том, что причиной беспокойства являлось опасение, не слышал ли незнакомец их разговор с Кристианом. Однако, помимо страха, какое-то другое чувство заставило девушку смутиться, ладони ее увлажнились.

— Ты проглотила язык? — спросил Он, вопросительно приподняв тонкую бровь.

— Из-за портьеры… я стояла за портьерой, — наконец удалось выдавить из себя Корделии. — Я… я поправляла там одежду… крючок на платье расстегнулся.

Девушка взяла себя в руки, и ее глаза сверкнули вызовом — она всем своим видом давала понять, что это намеренная ложь.

— Все ясно.

Лео Бомонт в упор рассматривал Корделию, не скрывая своего интереса. Что бы она ни делала за портьерой, это явно не имело отношения к ее костюму. Крючки и петли не могли быть причиной такого нежного румянца или столь очевидного смущения. Мужчина посмотрел на портьеру, и в глазах его запрыгали смешинки — он решил, что правильно оценил ситуацию. Тайное свидание, не иначе.

— Все ясно, — повторил он, едва удерживаясь от хохота. — Я уязвлен. Я по наивности полагал, что твои поцелуи предназначены мне одному.

От этих слов у девушки пересохло в горле, и она непроизвольно облизнула губы. Что же с ней происходит? Почему она не скажет язвительно, что это совершенно не его дело?

Но Корделия тотчас же убедила себя, что должна оставаться здесь, дабы не позволить ему заглянуть за портьеру и обнаружить там Кристиана.

— Кто вы такой? — спросила она, надеясь оттолкнуть его своей грубостью.

— Виконт Кирстон к твоим услугам. — Он церемонно склонил голову, ничуть не смущенный ее обхождением.

Английский виконт. Вовсе не офицер гвардии. Корделия снова облизнула губы. Он смотрел на нее в упор, пытаясь поймать взгляд серо-голубых глаз. Вблизи он выглядел не менее привлекательным, чем из окна дворца. Она поймала себя на том, что чересчур внимательно разглядывает его.

Высокий, стройный, волосы, чернотой не уступающие ее собственным, собраны в косичку на затылке.

В чувственном очертании его губ и волевом подбородке с глубокой ямкой было нечто неодолимо привлекательное.

Люцифер! Господи, о чем она думает? Ее мысли перенеслись к Кристиану, скрывавшемуся за портьерой, но образ друга померк под пристальным взглядом английского виконта, усиливающим ее откровенное смущение.

— Теперь вы имеете преимущество передо мной, — мягко произнес он, отметив изысканность се одеяния, серебряную подвеску на шее, вышитую жемчугом повязку в прическе. — Как я понимаю, вы отнюдь не цветочница и не служанка, несмотря на вашу любовь к поцелуям.

Корделия покраснела и принялась неловко оправдываться:

— Я надеюсь, что моя вольность останется между нами, господин виконт.

Губы его изогнулись в улыбке.

— Но я нахожу такое приветствие в честь моего прибытия совершенно восхитительным.

— Все равно с моей стороны было неприлично вести себя подобным образом, — упрямо повторила она. — На меня временами что-то находит, но ведь это была просто игра, и я отнюдь не хотела нанести вам оскорбление, или… или…

— ..позволить себе чрезмерную фамильярность, — услужливо подсказал ей Лео. — Смею уверить, я именно так и воспринял ваш поступок и, чтобы доказать это, позволю себе получить залог на будущее.

Взяв ничего не подозревающую Корделию за подбородок указательным и большим пальцами, он поцеловал ее. Губы его оказались прохладными, нежными и упругими.

Вместо того чтобы отшатнуться в растерянности и гневе, Корделия неожиданно поняла, что отвечает на поцелуй, приоткрывает губы под энергичным натиском его опытного языка, упивается запахом его кожи. Руки мужчины спустились по спине девушки, задержались на ягодицах, обдали жаром, и она прильнула к его телу, дыша горячо, часто и неровно от захлестнувших ее горячих волн страсти. Зубами она впилась в его нижнюю губу, руки погрузились в его волосы, все тело затрепетало, как бы отдаваясь ему.

Лео отшатнулся назад. Он посмотрел на нее сверху вниз, в его взоре медленно гасла страсть.

— Боже мой, — тихо произнес он. — Что это с вами?

Корделия почувствовала, что кровь отхлынула от лица.

Дикая, неподвластная ей страсть отступила, и она поняла вдруг, что наделала. Поняла что, но не почему. Все ее тело горело, ноги подкашивались. Пробормотав что-то невнятное, она резко повернулась и побежала вдоль галереи, держа одной рукой поднятые юбки. Кринолин покачивался из стороны в сторону, украшенные драгоценными камнями каблуки туфелек звонко стучали по мраморному полу.

От изумления Лео только покачал головой. То, что началось как легкий, ни к чему не обязывающий флирт с симпатичной молодой женщиной, приняло удивительный поворот.

Он не привык терять голову от поцелуев юных красоток, но, кем бы ни была эта проказница, она, несомненно, обворожила его мощной магией своей необузданной страсти. В раздумье он потрогал прикушенную губу. Потом, еще раз покачав головой, повернулся, чтобы выйти из галереи.

Сделав пару шагов, он взглянул на портьеру, из-за которой выскочила девушка. Скорее всего за ней скрывался молодой человек, павший жертвой страстной незнакомки. Он постучал костяшками пальцев по деревянному подоконнику и произнес:

— Теперь вы спокойно можете выйти.

Чтобы затаившийся любовник мог скрыться, он, не оглядываясь, направился к покоям для гостей, в глубокой задумчивости нахмурив брови.

Кристиан вышел из-за портьеры, когда тяжелые шаги затихли вдали. Он обвел взглядом галерею. Корделии нигде не было видно. Юноша слышал, как она с кем-то разговаривала, но голоса звучали слишком далеко, чтобы он мог разобрать слова. Затем наступила долгая тишина, нарушаемая только шарканьем подошв по мраморному полу и шуршанием дорогой материи. Потом он различил шаги Корделии, быстро удаляющиеся по галерее. Что же произошло? Кто был этот человек? И что он делал с Корделией?

Нахмурившись, молодой музыкант направился в скромную комнатку над кухней, служившую ему пристанищем.

В салоне, в который выходили апартаменты для гостей, Лео уже дожидался лакей.

— Лорд Кирстон, ее императорское величество хотели бы видеть вас, — торопливо произнес он. — Сейчас она принимает герцога Бранденбургского. Не будете ли вы так любезны последовать за мной?

Лео зашагал вслед за лакеем по коридорам дворца. Ему уже были знакомы запутанные ходы и переходы этого здания — он помнил их с тех пор, как посетил Вену лет шесть назад, когда побывал здесь на приеме у австрийской императрицы по делам своей семьи, состоявшей в дальнем родстве с Габсбургами. Подобно большинству английских родов знатного происхождения, Бомонты имели родственников и знакомых по всему континенту, и при каждом королевском дворе им был обеспечен достойный прием.

Но три последних года Лео провел в основном при версальском дворе, поддерживая и развивая дружеские отношения с князем Михаэлем Саксонским, вдовцом своей сестры Эльвиры, потому что лишь таким образом он мог присматривать за ее детьми.

— Ах, виконт Кирстон, как чудесно, что вы являетесь участником этого исторического события, — сердечно приветствовала его императрица.

Былая красота Марии Терезии в ее теперешние пятьдесят три года после рождения шестнадцати детей изрядно поблекла. Она протянула ему руку для поцелуя, а потом жестом пригласила присесть в кресло.

— Сегодня после обеда, к счастью, нет никаких официальных церемоний, — с улыбкой объяснила она. — Поэтому мы обсуждаем приготовления к бракосочетанию Корделии Бранденбург и князя Михаэля Саксонского.

Лео поклоном головы приветствовал герцога Бранденбургского, сохраняя на лице ничего не выражающую маску опытного дипломата.

— Мой зять доверил мне заменить его во время официальной церемонии бракосочетания, герцог. Хочу думать, что это не встретит возражений с вашей стороны.

— О, разумеется. — Герцог Франц Бранденбургский растянул в улыбке свои мясистые губы, обнажив желтые зубы, острые, как у змеи. — Я изучил брачный контракт, и похоже, все в абсолютном порядке.

Он удовлетворенно потер руки. Цена приданого Корделии была высока, но князь Михаэль Саксонский, посол Пруссии при версальском дворе, стоил таких денег.

Лео в знак согласия с его словами коротко кивнул. Михаэль внезапно для всех вдруг решил снова жениться на юной девице, вознамерившись обзавестись наследником мужского пола. Двух близняшек-дочек, когда придет время, можно удачно пристроить на брачном рынке, но они не имели права наследовать его титул и не могли продлить княжеский род. Корделия Бранденбург, крестница императрицы, была наиболее подходящей кандидатурой на роль невесты князя Саксонского. В свои шестнадцать лет она была отлично обучена светским обязанностям, но в остальном оставалась, по наведенным справкам, неиспорченным, наивным существом и, разумеется, девственницей.

Собственно, самого Лео будущая жена зятя интересовала только как мачеха его племянниц. Сейчас они были в таком возрасте, когда им особенно требовались материнское тепло и участие. Отец девочек, гордый и холодный аристократ, полностью перепоручил все повседневные заботы о них одной из обедневших родственниц, пожилой женщине, которую Лео недолюбливал. Луиза де Неври была чересчур ограниченным человеком, мало подходящим для обучения и воспитания одухотворенных дочерей Эльвиры.

Внезапно он осознал, что его пальцы сжаты в кулаки, а на щеках играют желваки. Он заставил себя расслабиться.

При мысли о смерти сестры душу Лео всегда наполняли непереносимая боль и затаенная ярость. Смерть эта пришла так внезапно и несправедливо! Замужество изрядно изменило Эльвиру: почти угасла восхищавшая его чудная непосредственность, смех ее раздавался все реже и реже. Когда он в 1765 году отправлялся в Рим, она все еще была полна жизни и прекрасна, как всегда. Даже сейчас перед его внутренним взором стояли ее сияющие темно-синие глаза, унаследованные от матери, когда она, улыбаясь, махала ему на прощание рукой. Правда, в их глубине затаилась какая-то тень, объяснимая, впрочем, грустью расставания. Они всегда трудно переносили разлуку друг с другом.

Спустя неделю она умерла. И теперь, когда Лео вызывал в памяти ее образ, он все время видел эту тень в ее взгляде и припоминал, что она появилась много месяцев назад, а ее смех и тогда уже звучал несколько принужденно. Однажды он был изумлен выражением почти животного ужаса, которого ему еще не приходилось видеть на ее лице. Но Эльвира только рассмеялась, когда он попробовал расспросить ее, и Лео не вспоминал об этом вплоть до самой ее смерти. Теперь же он не мог думать ни о чем другом.

— Лорд Кирстон!

Слова императрицы вернули его от воспоминаний к действительности. Императрица обратилась к нему:

— Если я правильно поняла, вы имеете заверения от французского короля в том, что, если Корделия обвенчается с князем Михаэлем, ей будет позволено сопровождать мою дочь в Версаль, — полуутвердительно произнесла императрица.

Строго говоря, эти заверения дала мадам Дюбарри, любовница короля, но, как знали все вокруг, слова фаворитки значили ничуть не меньше, чем воля государя.

— Именно так, ваше величество. Его величество понимает, что принцессе будет очень трудно сразу расстаться со всеми и со всем, что окружало ее до замужества.

— Моя дочь примет Францию как свою новую родину, — заявила Мария Терезия. — Она знает свой долг. Она понимает, что была рождена для повиновения. — Она решительно кивнула головой — А Корделия, разумеется, будет в восторге от перспективы сопровождать Марию Антуанетту и вступить в столь удачный брак. Вы уже говорили с ней, герцог? — обратилась она к Францу с вопросительной улыбкой на устах.

Герцог пожал плечами:

— Не вижу в этом необходимости, мадам. Корделия тоже знает, что рождена, чтобы повиноваться. Теперь самое время рассказать ей, какое блестящее будущее ее ожидает.

Блестящее будущее? На лице Лео ничего не отразилось.

Михаэль был сухим прусским князем с весьма жестким характером; шестнадцатилетняя девушка вполне могла испытывать некоторый скептицизм в отношении своего будущего.

Михаэль вовсе не был столь суровым человеком, когда женился на Эльвире, но ее смерть ожесточила его. Герцог между тем продолжил:

— Итак, моя племянница заочно выйдет замуж за князя Михаэля и будет сопровождать жену дофина в Версаль. Вы, виконт, будете в ее свите, как я полагаю.

— Да, герцог. Это честь для меня.

Лео склонил голову в знак признания, уныло думая о том, как скучно будет сопровождать какую-то глупую дебютантку в столь долгом и трудном путешествии.

— Надо немедленно известить Корделию. Пошлите за леди Корделией. — Императрица сделала жест в сторону секретаря, который поклонился и тут же поспешил к выходу из комнаты. — Я хотела бы уладить все деловые вопросы еще до начала брачных церемоний, чтобы потом с чистым сердцем наслаждаться празднеством.

Сказав это, Мария Терезия милостиво улыбнулась.

Корделия невидящим взором смотрела на лежащий перед ней латинский текст. Слова на листке бумаги утратили какой-либо смысл, грамматические конструкции хранили недоступную ей тайну. Пытаясь заставить себя заняться переводом, она чувствовала удивленное недоумение аббата Вермо, архиепископа Тулузского, бывшего общим наставником и учителем как Марии Антуанетты, так и Корделии. Учение обычно давалось Корделии без труда. Ей доставляло большое удовольствие разбираться в дебрях латыни, так же как и в сложных вопросах философии, истории и математики. В отличие от Тойнет, уделявшей мало внимания занятиям, Корделия всегда была хорошей, внимательной ученицей. Но только не сегодня.

Корделия снова и снова думала о сегодняшнем разговоре с англичанином, ее бросало попеременно то в жар, то в холод, она испытывала то смущение, то гнев. А когда ее тело вновь ощущало его прикосновение сквозь тонкий муслин платья, когда губы вспоминали прохладную упругость мужских губ, а язык — их вкус, стучащая в висках кровь говорила ей, что она должна была испытывать стыд от всего случившегося. Но, заглядывая в свою душу, она не находила там ни капли вины или стыда, а один только чувственный восторг наслаждения.

Она скосила глаза на белокурую головку Тойнет, склонившейся над своими книгами. Принцесса явно убивала время, рисуя на полях своих тетрадей птичек и цветы.

Приходилось ли когда-нибудь Тойнет испытывать такое странное волнение, это предвкушение чего-то неизведанного? Корделия была почти уверена, что нет. Тойнет обязательно поделилась бы столь загадочным ощущением со своей подругой.

В дверь постучали. Тойнет выпрямилась, заморгав от неожиданности. Корделия едва бросила вопросительный взгляд на появившегося в дверях лакея.

— Леди Корделию срочно просят к императрице.

— Что, интересно, понадобилось от тебя матери? — нахмурясь, спросила Тойнет. — И почему она хочет видеть тебя одну?

— Не могу себе представить.

Корделия тщательно вытерла гусиное перо и положила его на подставку рядом с письменным прибором. Такие срочные вызовы были совершенно не в правилах императрицы, но никому не было дозволено заставлять ее ждать.

— Прошу прощения, святой отец, — присела она в реверансе перед архиепископом и направилась к двери.

Войдя в комнату, она быстро обвела взглядом присутствующих. При виде английского виконта, стоявшего за креслом императрицы, она испытала мимолетный испуг и удивление. Потупив глаза, она присела в глубоком придворном реверансе перед императрицей и из-за этого не смогла увидеть выражение глаз виконта.

Ее дядя, опершись своей подагрической ногой на невысокую подставку, а рукой — на серебряный набалдашник трости, лишь коротко кивнул ей.

Лео слегка опустил голову, пытаясь прийти в себя от неожиданности. Так вот кем оказалась Корделия Бранденбург!

Не глупой дебютанткой, но лукавой, своенравной и чувственной молодой женщиной. Именно такой была до своего замужества Эльвира.

— Корделия, дорогая моя, твой дядя составил для тебя прекрасную партию, — сразу перешла к делу императрица. — Князь Михаэль Саксонский сейчас является посланником Пруссии при версальском дворе. В качестве его жены ты займешь при этом дворе подобающее тебе место, а также сможешь остаться подругой и спутницей Марии Антуанетты.

Мысли вихрем пронеслись в голове Корделии. Несколько секунд она не могла разобраться в них. Так ей предстоит выйти замуж, как и Тойнет? И они вместе отправятся во Францию? Это слишком хорошо, чтобы быть правдой, — она сможет наконец избавиться от тирании своего дяди и от строгостей австрийского двора. А взамен ей предстоит жизнь в блеске Версальского дворца, в чудесной сказке королевского двора Франции.

— Виконт Кирстон, шурин князя, будет участвовать в качестве его заместителя в церемонии твоего заочною венчания, которая состоится на следующий день после заочного бракосочетания принцессы с дофином, — произнес ее дядя своим обычным непререкаемым тоном.

Лео медленно повернулся лицом к центру комнаты. Корделия не могла отвести от него глаз.

— Вы… вы будете моим мужем? — пролепетала она, не отдавая отчета в словах, которые сами собой слетали у нее с языка.

— Заочно, дитя мое… заочно, — тут же строго поправила ее императрица. — Твоим мужем будет князь Михаэль Саксонский.

Но Корделия едва слышала слова императрицы. Она не срываясь смотрела на виконта, и горячая волна возбуждения неслась по ее жилам. Она не могла понять весь смысл сказанных здесь слов, но слова эти пробуждали неодолимое волнение в ее сознании и в ее чреслах. Такого удивительного, странного и пугающего чувства ей еще не приходилось испытывать.

Она улыбнулась прямо в лицо Лео и с такой откровенной чувственностью посмотрела ему в глаза, что он даже испугался, что присутствующие перехватят этот взгляд и верно истолкуют его смысл. Он сделал шаг вперед, доставая что-то из кармана.

— Я привез вам свадебный подарок от князя Михаэля, леди Корделия. — Он постарался произнести эти слова ничего не выражающим тоном и не смотреть в глаза девушке, вкладывая в ее руку небольшой предмет. — Там же вы найдете и миниатюрный портрет князя.

С этими словами он сделал шаг назад, уклоняясь от ее взгляда.

Корделия открыла плоскую, обтянутую бархачом шкатулку и развернула сверток. Из него появился на свет золотой, усыпанный жемчугом чудесный браслет, который она тут же поднесла к падавшему из окна солнечному лучу. Дивное украшение заиграло всеми цветами радуги.

— Очень мило, — одобрила императрица.

Лео нахмурился. Ему не приходило в голову поинтересоваться, что именно передал князь в качестве своего свадебного подарка. Он не придавал этому никакого значения. Но браслет в свое время принадлежал Эльвире и был подарен ей князем после рождения двойняшек. Хотя Михаэль и отличался крайней прижимистостью, но все же посылать в подарок невесте вещь, принадлежавшую умершей жене, было по крайней мере бесчувственно.

— О! Взгляните, здесь еще и чудная подвеска! — воскликнула Корделия, приходя в себя от неразберихи чувств Она достала из той же шкатулки усыпанный бриллиантами крошечный золотой башмачок. — Посмотрите, как он великолепен!

Башмачок лежал на ее ладони, бриллианты рассыпали во все стороны солнечные искры.

— Он словно сделан специально для меня.

— Мы отправим браслет и подвеску к ювелирам, Корделия, и они прикрепят башмачок, — быстро произнесла императрица, возвращаясь к делам. — Положи их на стол. Лучше взгляни на портрет князя Михаэля.

Корделия с неохотой положила браслет и развернула небольшой овальный предмет, который тоже был в шкатулке. Из покрытой лаком рамы на нее смотрело лицо будущего мужа. Из-за размеров портрета трудно было составить какое-либо представление о личности изображенного на нем человека. Она отметила для себя светлые глаза под густыми бровями, тонкие, плотно сжатые губы, выдвинутую вперед нижнюю челюсть. Волосы его скрывались под завитым и напудренным париком. Он смотрел без тени улыбки, даже сурово, но она привыкла к этим чертам характера в своем собственном дяде, поэтому они не обеспокоили ее. Изображенный на портрете человек не имел видимых физических изъянов. Впрочем, он явно был человеком не первой молодости, Но если этим исчерпывались недостатки ее будущего мужа, то она счастливее многих девиц своего круга, с холодным равнодушием выданных замуж за тех людей, с которыми посчитали необходимым породниться их семьи.

Ее взгляд снова обратился к виконту Кирстону. Был ли он женат? При этой мысли Корделия снова почувствовала в крови все то же пьяняще-странное ощущение. Округлив глаза, она сделала шаг в его сторону. Но он отступил назад, и она прочитала в его взгляде строгое предупреждение, от которого тут же пришла в себя.

— Как давно сделан этот портрет? — почтительным тоном спросила она.

— В прошлом месяце, — ответил виконт.

— Ясно. А у князя есть мой портрет?

— Да, разумеется, — с ноткой нетерпения в голосе произнес ее дядя. — Не думаешь же ты, что князь Михаэль сделал тебе предложение, совершенно не представляя тебя.

— Да, конечно, — пробормотала Корделия.

— Виконт будет сопровождать тебя в вашей поездке до Версаля, — заявил герцог, пристукнув об пол своей тростью.

— Я буду чрезвычайно признательна ему. — Корделия присела перед виконтом в притворно скромном реверансе. — И я повинуюсь во веем желаниям моей императрицы и моего дяди.

На секунду взгляды ее и виконта пересеклись, и ом снова был ошеломлен тем чувственным пламенем, которое горело в глубине серо-голубых глаз. Что же она такое? Девственница, готовая прикоснуться к восторгам любви? Или женщина, хранящая все секреты страсти в своей крови с момента рождения?

Ясно осознав, что он готов выяснить этот вопрос, Лео почувствовал, как по его спине пробежал холодок, а волосы на затылке поднялись дыбом.

Глава 2

Кристиан прятался в коридоре неподалеку от приемной императрицы. Он знал, что Мария Терезия разговаривает сейчас в приемной с Корделией и ее дядей. Весь дворец бурлил от слухов. Сплетни носились меж слуг быстрее, чем пантера в джунглях, и имя леди Корделии было у всех на устах. При этом ничего конкретного не называлось, но все сходились на том, что прибытие французского посольства имело такое же значение для судьбы леди Корделии, как и для будущего принцессы.

Кристиана снедали беспокойство и любопытство, и он был не в силах спокойно ждать, пока Корделия улучит минуту, чтобы пошептаться с ним. Что-то необычное произошло несколькими часами раньше между ней и тем мужчиной в галерее. Теперь он хотел знать, что именно и как это было связано с происходящим сейчас.

Дверь в комнату для приемов открылась; и оттуда вышел высокий мужчина в темном костюме для верховой езды. С минуту он постоял в коридоре, и его лицо, только что ничего не выражавшее, внезапно оживилось. Кристиан не знал имени этого человека, но взгляд его светло-карих глаз был столь приветлив, что юноша чуть не сделал шаг из своего укрытия около окна ему навстречу. Но вот незнакомец сдвинул брови, и выражение его глаз стало задумчивым. Потом его плотно сжатый рот расслабился, уголки губ тронула симпатичная улыбка. Он зашагал по коридору и миновал Кристиана, не удостоив его и взглядом.

Кристиан не мог отделаться от ощущения ауры исключительности, исходящей от незнакомца. Похоже было на то, что он очаровывал и притягивал к себе окружающих одним своим видом. Следующим из комнаты для приемов появился герцог Франц Бранденбургский, опираясь на свою трость, со своим всегдашним мрачным видом. Он тяжело зашагал по коридору, не обратив на музыканта никакого внимания. Следом за ним, то и дело пускаясь вприпрыжку, спешил слуга, но Корделия по-прежнему оставалась с государыней.

Кристиан выглянул из окна. Пространство перед дворцом было заполнено колясками, каретами и лошадьми, так как надлежало достойно принять и развлечь тех, кому было суждено увезти принцессу в ее новую жизнь.

Легкие шаги обутых в туфельки ног заставили его обернуться. К приемной своей матери танцующим шагом приближалась Мария Антуанетта. Ее редко можно было увидеть идущей степенно.

.Провожая взглядом принцессу, вошедшую в приемную, Кристиан нахмурился. Что же такое случилось, если обеих девушек срочно потребовала к себе императрица? Сгорая от любопытства, он принялся мерить шагами коридор, не обращая внимания на удивленные взгляды сновавших слуг.

А в это время в личных покоях императрицы Мария Антуанетта со слезами счастья на глазах обнимала свою подругу, — Не могу поверить этому, Корделия. Ты поедешь со мной. И я буду не одна.

— Его величество проявил чрезвычайное внимание, дитя мое, — с улыбкой произнесла Мария Терезия, милостиво глядя на обнявшиеся фигуры дочери и ее подруги. Эта дружба всегда радовала ее, тем более что Корделия, будучи на полтора года старше и намного разумнее принцессы, часто оказывала на нее благоприятное влияние. Хотя надо было признать, что живая натура Корделии частенько заводила подружек слишком далеко, но Мария Терезия была уверена, что замужество и напряженная светская жизнь двора, не говоря уже о возможном материнстве, вскоре истребят в обеих излишнюю живость характера.

— Это его портрет? О, дай взглянуть. — Тойнет схватила миниатюру и принялась ее критически рассматривать. — Он очень стар.

— Что за ерунда! — упрекнула ее императрица. — Князь в расцвете сил. Человек весьма состоятельный и обладает большим влиянием при дворе.

— А по какой ветви виконт приходится ему шурином, мадам? Он женат на сестре князя? — Корделия старалась убедить самое себя, что вопрос совершенно естествен, а ответило так уж и интересен.

— Нет, князь был женат на сестре виконта, — ответила императрица. — К сожалению, она умерла несколько лет назад, оставив ему, насколько я помню, очаровательных дочек-двойняшек.

— Так ты сразу же станешь мамой! — воскликнула Тойнет, делая пируэт. — Как тебе это нравится, Корделия?

— Надеюсь, мне удастся заменить им мать, — произнесла она, отдавая себе отчет, что это единственный ответ, который может устроить императрицу.

— Ты должна приколоть миниатюру к своему платью, — сказала Тойнет. — Как это сделала я.

С этими словами она показала на портрет дофина, который теперь красовался у нее на груди, и проворно приколола на муслиновое платье Корделии миниатюру князя.

— Теперь ты по-настоящему помолвлена, как и я.

— Ладно, теперь ступайте к себе. Вам надо переодеться к сегодняшнему вечернему балу, — с довольной улыбкой велела им Мария Терезия. — Вы обе так красивы… две чудесные невесты. — Она потрепала сначала белокурую головку, а потом темную, затем поцеловала их. — Теперь оставьте меня.

Мне надо еще до ужина просмотреть кое-какие бумаги.

Тойнет взяла Корделию за руку и, словно в фигуре менуэта, вышла с ней из покоев императрицы.

— Как чудесно! — снова воскликнула она. — Я в таком восторге! Мне было очень страшно, хотя я и старалась не показывать этого, а теперь я совершенно не боюсь. Мы с тобой возьмем Версаль штурмом, и все будут лежать у ног двух очаровательных дам из Вены.

Засмеявшись, она отпустила руку Корделии и побежала по коридору, кружась словно в танце. Но голова Корделии была полна ее собственными мыслями, и, не разделяя энтузиазма Топнет, она последовала за ней в раздумье.

— Корделия! — Кристиан поймал ее за руку в тот момент, когда она проходила мимо его укрытия, и затащил в свою нишу. — Что происходит? В чем дело? Кто был тот мужчина, который говорил с тобой в галерее?

Корделия оглянулась через плечо.

— Я выхожу замуж, — прошептала она. — Этот человек, виконт Кирстон, будет представлять моего будущего мужа.

Но мы не можем говорить здесь. Приходи в оранжерею на обычное наше место в полночь. Я улучу момент и убегу туда с бала. У меня есть великолепная идея, как решить твою проблему.

У Корделии всегда было полно великолепных идей, но каким образом ее будущее замужество и отъезд из Вены могли решить его проблемы? Скорее, всего он просто потеряет свою лучшую подругу.

Торжественный прием, открывавший неделю празднеств, посвященных бракосочетанию принцессы и наследника французского престола, был организован в большой галерее. В высокие раскрытые окна вливался свет факелов, освещавших парк, в их огнях переливались струи фонтанов, отражаясь в обрамленных золотом зеркалах в простенках галереи.

Корделия не забывала посматривать на часы даже тогда, когда ее увлекали в вихре танца горячие молодые люди в напудренных париках. Обычно она целиком отдавалась танцам, которые очень любила, но сегодня веселье не могло отвлечь ее от мыслей. Несколько раньше Кристиан был представлен гостям как многообещающий молодой музыкант, его прекрасная игра произвела впечатление на всех присутствующих. Полигний только снисходительно кивал, беззастенчиво относя восторги гостей как от сочинения, так и от игры музыканта на свой собственный счет. Ближе к концу торжества императрица пожаловала Полигнию туго набитый кошелек, довольная тем, что ее музыканты так понравились гостям. Покровительство искусствам входило в августейшие обязанности, но тем не менее все музыканты были польщены. Она полагала, что Полигний разделит ее подарок с Кристианом, но Корделия совершенно точно знала, что юноше перепадет из императорского кошелька разве что гинея.

Теперь Кристиан сновал среди гостей по галерее, время от времени танцевал то с одной, то с другой дамой, когда чувствовал, что должен сделать это, принимал комплименты, делая это как человек, живущий монаршими милостями. Никто из гостей не мог бы даже предположить, что он глубоко затаил обиду на Полигния за несправедливое обхождение с ним.

Все придворные и челядь уже знали, что леди Корделии Бранденбург предстояло выйти замуж за прусского князя, посла при версальском дворе, и что принцесса Мария Антуанетта теперь будет не одинока во время своего путешествия во Францию. Но Кристиан впал в глубокое уныние. Париж для него был где-то на краю света. С того времени, как он пять лет назад случайно наткнулся в оранжерее на горько плачущую девочку и утешил ее, Корделия стала его лучшим другом. И ему пришлось утешать ее еще не раз. Она платила взаимностью, поддерживая его во всех конфликтах с Полигнием. Только в обществе Корделии Кристиан не сомневался в своей собственной гениальности.

Во время торжественного приема Корделия избегала Кристиана, как и всегда на людях, но в отношении виконта Кирстона ей не удавалось быть столь же сдержанной. Взгляд ее постоянно скользил по залу, отыскивая виконта. Он ни разу не пригласил на танец ни одну даму, предпочитая стоять в стороне и разговаривать с высокопоставленными французскими или австрийскими придворными. Она заметила, что он не уделял особого внимания женщинам, которые, напротив, не могли оторвать от него глаз — столь привлекателен он был в своем камзоле светло-серого цвета, в черном в полоску жилете, с ненапудренными черными волосами, с серой бархатной лентой в косичке на затылке.

Женат ли он? Была ли у него любовница? Она не могла не думать о нем… не могла не искать его взглядом. Его образ мучил ее, вопросы вихрем проносились в голове. Корделии казалось, что у нее начался приступ мозговой горячки, ее бросало то в жар, то в холод, она, не могла ни на чем сосредоточиться. Танцевавшие с Корделией мужчины чувствовали, что ее мысли далеко отсюда, и почти не приглашали девушку по второму разу.

Но Корделия не замечала, что виконт столь же пристально следит за ней, как и она за ним. Лео не мог отогнать от себя мысль, что она чем-то напоминает ему покойную сестру. Статная белокурая Эльвира внешне резко отличалась от живой темноволосой красавицы Корделии с выразительными глазами, иногда казавшимися синими, едва ли не фиолетовыми, а порой серо-черными. Но он догадывался, что при всех внешних различиях эти две женщины были схожи своим внутренним миром и характером, обе обладали той скрытой страстью и тягой к чувственным наслаждениям, которые могли свести с ума любого мужчину. Он помнил, какой была Эльвира до замужества. Став женой Михаэля, она странным образом утратила жизнелюбивый смех и привычку беззаботно распускать густую копну белокурых волос Князь Михаэль не был ее первым мужчиной, что представлялось вполне естественным для женщины за двадцать, такой страстной и полной жизни, как Эльвира. Она настояла на том, чтобы Михаэль никогда не заговаривал о ее прошлой жизни. Сам будучи светским человеком, он и не ждал, чтобы его жена, тоже светская женщина, хранила до замужества девственность. Но порой Лео задавался вопросом, как же на самом деле складывались ее отношения с мужем. Михаэль с искусством опытного дипломата никогда не заговаривал об этом даже после ее смерти, но Лео было трудно поверить, что под их видимым спокойствием не таились неизведанные глубины.

Лео потягивал шампанское и смотрел, как будущая вторая жена князя двигалась в фигурах менуэта, изящно, но без всякого воодушевления. Ее партнер по танцу явно скучал Вот леди Корделия повернулась, и их взгляды снова встретились. Щеки ее заалели, губы приоткрылись, глаза заблестели.

Он отвел взгляд в сторону. Пресвятая Богородица, что же Корделия делает? Сначала тот бедняга за портьерой, а теперь, похоже, жертвой ее страсти может стать и он сам, храни его Бог!

Часы во дворце стали бить полночь, и гости направились из галереи в обеденный зал.

Лео остался в галерее, уныло глядя в сад. Падавший из окон свет озарял ближайшие газоны и посыпанные гравием дорожки. Снова наполнив бокал, он смаковал свое любимое шампанское. За его спиной музыканты продолжали потихоньку играть, из обеденного зала доносились веселый смех, разговоры, звон хрусталя.

Снаружи, на повороте каменной лестницы, спускавшейся в сад, он увидел женскую фигуру. Женщина скользнула мимо расставленных вдоль террасы горящих факелов, и их свет синими искрами блеснул на ее темных волосах. Платье из легкой газовой материи цвета слоновой кости обвило грациозную фигуру Корделии, когда она повернула па посыпанную гравием дорожку, уходящую между газонами, и быстро направилась в сторону оранжереи.

Куда же теперь она направлялась, ускользнув из дворца в полночь, в разгар празднества? Лео поставил свой бокал на подоконник и зашагал к выходу из галереи, спускаясь по широкой лестнице к дверям, выходящим на каменную террасу.

Если она бежит на новое свидание, то он в качестве доверенного лица ее будущего мужа обязан предотвратить его. Она обручена и не может порхать туда и сюда, словно школьница, бегающая с сачком за бабочками.

Поймав краем глаза в темноте кремовое пятно, удаляющееся в сторону оранжереи, он поспешил за ним.

Войдя в благоухающую стеклянную оранжерею, Корделия уверенно направилась по третьей аллее, ее каблучки звонко цокали по каменному полу.

— Кристиан! Ты здесь? — Ее голос прозвучал неестественно громко, когда она приблизилась к концу аллеи и оглянулась по сторонам в полутьме.

— Здесь. — Кристиан выступил из-за ствола пальмы. Его лицо пятном белело во мраке. — Это правда? Ты уезжаешь во Францию, чтобы выйти там замуж за какого-то прусского князя?

— Правда, — тихо произнесла она. — Но послушай, почему бы тебе не отправиться вместе со мной? Ты сможешь найти себе нового покровителя в Версале и стать там настоящим музыкантом, а не учеником. Если мне удастся убедить императрицу отпустить тебя в качестве подарка к свадьбе, тогда ты сможешь освободиться от Полигния.

— Но даже если императрица даст согласие, на какие средства мне ехать? У меня же нет денег.

— Почему ты всегда ищешь себе трудности? — нетерпеливо произнесла Корделия, стукнув его по плечу своим маленьким кулачком. — Мы что-нибудь придумаем.

Кристиан по-прежнему выглядел озабоченным, но переменил предмет разговора.

— Это он? — спросил Кристиан, показывая пальцем на миниатюру, таким тоном, словно это было нечто неприличное или ужасное.

— Да. Я теперь должна носить эту штуку. Как ты думаешь, он мне понравится?

С этими словами Корделия приблизила миниатюру к его глазам. Кристиан внимательно вгляделся в портрет.

— У него строгий взгляд. Но может быть, это только на портрете. — И добавил, чтобы ободрить ее:

— Люди редко выглядят так, как их пишет художник.

— Ммм . — Теперь пришла очередь Корделии сомневаться. — Интересно, понравлюсь ли я ему?

— Конечно, понравишься. Разве есть на свете человек, которому ты мола бы не понравиться? — С этими словами он крепко обнял ее. — Я буду так скучать по тебе.

— Нет, не будешь, — возразила она, уткнувшись ему в грудь. — Потому что ты поедешь вместе с нами.

— Да вы оба сошли с ума! Более глупого и безрассудного поступка нельзя и придумать. Леди Корделия обручена, дворец кишит офицерами, гостями, чиновниками. А вы двое целуетесь и милуетесь здесь среди апельсиновых кустов, словно пара деревенских пастушков!

Корделия смотрела на Лео не отрывая глаз — он в гневе был просто великолепен.

— Но мы не совершили ничего дурною. И вообще, вас совершенно не касается то, что я делаю, — заявила она, пока Кристиан поправлял сбившийся набок парик.

— Вы ошибаетесь. Я представляю здесь вашего будущего мужа, — оборвал он ее. — И меня более чем касаются ваши проделки, леди. Тем более когда они столь неблагоразумны по отношению к вам самой. Неужели вы не подумали о том, что произойдет, если вас увидят? — Он в упор глядел на них, его гнев внезапно куда-то пропал. — Вы ведете себя как глупые дети.

Повернувшись к Кристиану, который словно язык проглотил, он произнес более спокойно:

— Вам сейчас лучше уйти отсюда. Если вы хотите добра Корделии, держитесь от нее подальше, пока она еще здесь.

Так будет лучше для вас обоих.

Кристиан тупо смотрел на человека, который, как он догадывался, и был виконтом Кирстоном, поскольку аттестовал себя как доверенное лицо будущего мужа Корделии. Потом откашлялся и с достоинством произнес:

— Разумеется, я люблю Корделию, виконт, она мой лучший друг. Но мы отнюдь не влюбленные, если вы имели в виду именно это.

— Да, — резко подтвердила Корделия. — У нас просто дружеские отношения.

— Дружеские отношения — за полночь, в объятиях друг друга, в темной оранжерее! — усмехнулся Лео. — Да за, какого же простака вы меня принимаете?

— Пожалуй, мне лучше уйти, — произнес Кристиан, не сомневаясь, что переубедить Лео ему не удастся. — У нас вовсе не любовное свидание, но вы правы, Корделия не должна быть в моем обществе в такое время. Крестнице императрицы не подобает водить дружбу со скромным музыкантом Он произнес эти слова со спокойным достоинством, коротко кивнул и удалился.

Раздражение Лео постепенно прошло. Самообладание парня свидетельствовало в его пользу. Может быть, сам Лео поторопился с выводами, но нареченная Михаэля просто не имела права на подобные действия, сколь бы невинным ни был ее поступок на самом деле. Он повернулся к Корделии, молча стоявшей в густой тени какого-то дерева, и поманил ее пальцем.

— Прошу вас подойти поближе, леди.

Корделия сделала шаг и оказалась в полоске слабого света. Она не сводила взгляда с виконта. Гнев ее исчез, зато на нее нахлынуло то давешнее странное чувство. Они были одни в темном, пропитанном пряными запахами пространстве оранжереи. Ею владела одна мысль — как развеять зыбкий туман, в который погружалось ее сознание, это обволакивающее томление, которое ее кровь разносила по всему телу с каждым ударом сердца.

— Будьте добры поцеловать меня, как вы сделали это днем.

— Сделать что?

— Пожалуйста, поцелуйте меня, — терпеливо произнесла она. — Для меня это очень важно.

— Боже мой, это просто невероятно!

Не произнося более ни слова, Корделия шагнула к нему.

Он хотел было отойти назад, но не мог сделать ни шагу, словно был скреплен с ней невидимыми узами. Лео ощутил жар ее тела, вдохнул аромат ее кожи и волос. Она молча смотрела на него расширенными и лучащимися глазами.

— Ну пожалуйста.

Подняв руки, она положила ладони на щеки Лео и притянула его голову к себе.

Почему он не сдвинулся с места? Не остановил ее? Он просто не мог противостоять силе ее страсти, не мог сдержать свою собственную тягу к ней. Руки его легли на нежную шею, ощутив биение ниточки пульса. Губы ее приоткрылись навстречу его губам, сквозь них скользнул ее остренький язычок, ощутив гладкую влажность его языка, которым он как раз смочил свои мгновенно пересохшие губы. Груди ее напряглись, поднялись над вырезом глубокого декольте, жаждая его прикосновения. Он погладил пальцами ее белоснежную хрупкую шею, опустил руку ниже, ощутив мягкую волну ее плоти. Затем проник за вырез декольте и коснулся твердого поднявшегося соска. И все эти мгновения ее жадные губы не отрывались от уст Лео, как будто желая до дна выпить всю его душу.

Чрезвычайным усилием воли он вырвался из сладостной паутины, которую она уже свила вокруг него. Паутина эта была соткана из аромата ее волос, вкуса ее плоти, из ощущения гибкого тела, заключенного в его объятия.

— Матерь Божья! Довольно! — Оттолкнув от себя девушку, он провел ладонями по своему лицу, по губам, словно стирая ее следы, оставшиеся на его коже. — Вы колдунья?

Корделия, покачав головой, произнесла с нежным удивлением:

— Никакая я не колдунья. Просто я люблю вас.

— Не говорите ерунду. — Он пытался обрести себя. — Вы просто испорченный и упрямый ребенок.

— Нет, — снова покачала она головой, не соглашаясь с его словами. — Вовсе нет. Я никогда еще никого так не любила. О, правда, вплоть до этого дня мы с Кристианом думали, что любим друг друга. Но я никогда не жаждала, чтобы он целовал меня так, как я хочу вас. Я знаю, что я чувствую.

Лео усмехнулся, отчаянно прикидывая, не удастся ли ему нравоучительной тирадой пробить броню этого пугающего желания завладеть им:

— Вы ничего еще не знаете, дорогая моя девочка. Совершенно ничего Вы захвачены волной чувств, в которых не можете разобраться. Им место — в брачных покоях, вы поймете это достаточно скоро. Я виню только себя. Я не должен был целовать вас.

— Но ведь и я поцеловала вас, — спокойно заметила она. — Потому что так было нужно мне.

Он провел ладонью по волосам, отбросив черную прядь, упавшую на лоб.

— Послушайте меня, Корделия. Во всем виноват только я. Мне не следовало дразнить вас тогда, в галерее. Видит Бог, я не отдавал себе отчета, что играю с огнем. Но теперь вы должны выбросить из головы всю эту чушь о любви Вам предстоит стать супругой князя Михаэля Саксонского. Так вам суждено в жизни. И вы лишь причините себе вред, если не примете этого.

Корделия заправила за ухо выбившийся локон.

— Вы женаты?

— Нет, — не задумываясь ответил он на этот простой вопрос.

— А у вас есть любовница?

— Кто у меня есть? — Мгновенная смена темы разговора чуть не лишила его дара речи.

— Любовница, — повторила она, отбрасывая назад другой локон. — Я хочу знать, есть ли она у вас сейчас.

— Ступайте отсюда, Корделия, пока я окончательно не потерял терпение.

— Хотела бы я взглянуть, как это выглядит, — шаловливо произнесла она, но, когда он шагнул к ней, отступила.

Послав ему воздушный поцелуй, она повернулась и скрылась в темноте. Он постоял, провожая взглядом светлое платье, пока оно не растворилось вдали, и остался один, ощущая ее нежный аромат, витающий в воздухе.

Глава 3

Дождь хлестал по оконным ставням, сырой воздух, ползущий от окон, заставлял колыхаться пламя камина.

Князь Михаэль Саксонский положил перо и наклонился к огню, грея руки. Апрель в Париже отнюдь не всегда является месяцем распускающихся листьев и благоухающих цветов; случаются годы, когда апрельские ветры и дожди живо напоминают зиму.

Михаэль снова взял перо в руки и продолжил свое Занятие, покрывая толстые пергаментные листы переплетенной в кожу книги паучьими наклонными каракулями. Дойдя до конца страницы, он отложил перо в сторону. За последние двадцать лет он ни разу не пропустил ни одной ежедневной записи: в дневник скрупулезно заносились все расходы, записывалось каждое событие, пунктуально фиксировалась любая мало-мальски важная мысль.

Перечитав запись минувшего дня, он посыпал страницу песком и закрыл книгу. Встав, он с книгой в руке подошел к окованному железом сундуку под окном, достал из кармана ключ и открыл бронзовый висячий замок на нем. Сундук этот оставался закрытым даже в том случае, когда хозяин его был в комнате. Уж чересчур много опасных секретов хранилось здесь. Князь поднял тяжелую крышку и поставил книгу последней в ряду точно таких же фолиантов, на корешках которых, глядящих вверх, были вытиснены годы. Рука князя прошлась по корешкам. Его указательный палец остановился на цифре 1765 и выдвинул том. Стоя спиной к огню, он открыл книгу. Она распахнулась на записи, датированной 6 февраля. На всей странице была только одна строчка: «В шесть часов сегодняшним вечером Эльвира поплатилась за свою неверность».

Князь закрыл книгу и вернул ее на свое законное место.

С глухим стуком крышка захлопнулась, князь запер сундук и опустил ключ в карман. В камине зашипело сырое полено, отчего тишина в комнате, да и во всем доме, царящая в этот ночной час, стала особенно ощутима. Князь взял в руку недопитый бокал с коньяком и отхлебнул из него, глядя на пляшущие в камине огоньки, а потом снова подошел к секретеру, за которым писал дневник.

Открыв ящик стола, он достал оттуда миниатюру в рамке из жемчуга. С портрета на него глянуло юное улыбающееся лицо: черные как крыло ворона кудри оттеняли нежную кожу, большие и глубокие серо-голубые глаза сияли, слегка курносый нос придавал своей владелице немного шаловливый вид.

Леди Корнелия Бранденбург. Шестнадцать лет, крестница императрицы, племянница герцога. Безупречные черты лица и очень милое выражение… но никакого сходства с Эльвирой. Корделия была столь же яркой брюнеткой, как Эльвира — блондинкой. Его взгляд перекочевал на портрет, висевший над каминной полкой. На нем была изображена Эльвира сразу же после рождения двойняшек. Она откинулась в шезлонге, с плеч ее спадало платье из малинового бархата. Ее крупная грудь, еще увеличившаяся после родов, выступала из выреза декольте. Складка бархата лежала на бедре. Одна рука Эльвиры небрежно покоилась на коленях. На запястье художник живописал чудный браслет, который Михаэль подарил супруге после рождения детей. Небрежный зритель мог бы и не обратить внимания на редкостность этой вещи, но художник явно был очарован причудливым видом браслета и изобразил его в потоке солнечных лучей, детально выписав драгоценность на фоне складки малинового бархата. На губах Эльвиры играла хорошо знакомая

Михаэлю улыбка, та самая, что порой сводила его сума. Вызывающая и насмешливая. Даже когда она была запугана и он чувствовал ее страх, улыбка не сходила с ее уст.

Сколько же любовников было у нее? Со сколькими мужчинами она изменяла ему? Вопрос этот не давал ему покоя даже сейчас, когда Эльвира не могла больше уязвить его своей вызывающей улыбкой.

Он перевел взгляд на миниатюру, которую держал в руке.

В былые дни он, бывало, жаждал Эльвиру, но теперь ни за что не проявит постыдной слабости. Он должен взять эту девушку потому, что ему нужен наследник. Да еще ему необходима женщина просто для поддержания здоровья. Он не относился к тем мужчинам, которые готовы платить за удовольствие, от купленных ласк у него оставалась оскомина.

Чистая молодая женщина оживит его гаснущие силы, одарит наслаждением и принесет ему плоды своего чрева. И еще она с пользой сможет занять себя, заботясь о двойняшках. Лео полностью прав в том, что они должны получить более серьезное образование, чем их гувернантка в состоянии предоставить. Князь не проявлял особого интереса к детям, но хотел, чтобы они были воспитаны в понимании женского долга, дабы впоследствии могли стать достойными женами. Он уже начал планировать их замужество. Пятилетние дети — самая пора начать присматривать им приличные партии, имея в виду прежде всего новые перспективные связи для самого себя. Пусть впереди еще лет девять-десять до возможных браков, но мудрый человек готовит все заранее.

Их дядю в свои планы Михаэль пока не посвящал, полагая, что это его не касается, хотя сам Лео скорее всего с таким мнением не согласился бы. Он был очень привязан как к детям, так и к их матери. Смерть сестры потрясла и опустошила его Узнав о ее смерти, он меньше чем за неделю добрался из Рима до Парижа, а сразу после похорон на целый год покинул Францию. И потом ни разу не упоминал, где он был или как провел этот ужасный для него год.

Михаэль снова отхлебнул коньяку. Необходимость мириться с чрезмерной преданностью детям Эльвиры, которую питал Лео, представлялась не столь уж высокой платой за его неизменную дружбу. Его шурин был весьма полезным другом. Он знал всех при дворе, с изумительной точностью указывал, чьим влиянием лучше воспользоваться, чтобы быстрее добиться той или иной цели, обнаруживая дар прирожденного дипломата. Вдобавок к этим талантам он всегда был душой компании, остроумным собеседником; прекрасным игроком в карты, страстным охотником и самозабвенным наездником.

Так что никто лучше его не смог бы взять на себя заботы о женитьбе друга и родственника. Михаэль улыбнулся про себя, вспомнив, как воодушевился Лео, узнав о намерении князя снова жениться. Не выказал ни капли сожаления о том, что пустующее место его сестры будет занято, но искренне обрадовался тому, что близнецы обретут мать, а супружеское одиночество его друга окончится.

Да, Лео Бомонт был чудесным человеком… хотя и немного легковерным.

— Ох, Корделия, я так измучена! — Тойнет со вздохом откинулась на спинку шезлонга. — Мне так скучно слушать все эти речи, стоять как манекен, пока все вокруг талдычат о протоколе и прецедентах. Почему я обязана играть сегодня после обеда эту дурацкую комедию — заявлять перед лицом толпы, что я отрекаюсь от всех претензий на австрийский престол? Разве это не очевидно? Кроме того, есть же еще и Иозеф, и Фердинанд, и Максимиллиан, и у каждого из них куда больше прав на престол, чем у меня.

— О, ювелир уже сделал браслет. — Той нет заметила блеск золота в солнечном луче на руке Корделии.

— Да, и он довольно странный. — Корделия, нахмурясь, расстегнула замок и сняла браслет с руки. — Я поначалу не обратила особого внимания на его форму, но теперь разглядела получше — это змея, держащая во рту яблоко. Погляди.

С этими словами она протянула браслет принцессе. Тойнет взяла его и шутливо подбросила на ладони.

— Да, он прекрасен, но… но… как бы это сказать?

— Зловещий? — подсказала ей Корделия. — Отталкивающий?

Тойнет поежилась и коснулась пальцами продолговатой змеиной головы, сжимающей во рту жемчужину-яблоко.

— Что-то в этом роде, не правда ли? Мне кажется, он очень древний.

Возвращая украшение хозяйке, она снова поежилась.

— Средние века, по мнению ювелира. Он был поражен им… сказал, что не видел ничего подобного, только на иллюстрации в псалтыре тринадцатого века. Тебе не кажется странным, что при такой древности на нем только три подвески?

На самом деле даже две, если не считать башмачок, который приделан для меня.

— Возможно, другие были утеряны за столь долгий срок.

— М-м-м. — Корделия потрогала пальцами тонкой работы розу из серебра, в центре которой красовался темно-красный рубин. Рядом с ним на цепочке свисал лебедь, вырезанный из изумруда, воспроизводящий живую птицу во всех деталях. — Я порой думаю: кому все это принадлежало до меня? Где они жили?

— Мне кажется, это очень ценная вещь.

— Да, — согласилась Корделия, снова застегивая браслет. — Мне он и нравится, и не нравится. В нем есть какое-то зловещее очарование, но уж очень хорош башмачок. Когда я смотрю на него, то думаю о Золушке, спешащей на бал — Она рассмеялась при виде изумления, отразившегося на лице подруги. — Боже мой, который час?

С испуганным вскриком: «Ну почему я всегда опаздываю?» — Корделия вскочила на ноги — часы в часовне пробили полдень, их звон разнесся по двору сквозь раскрытые окна.

— Потому что считаешь, что так ты интереснее, — с понимающей усмешкой ответила Тойнет. — Куда ты опоздала на этот раз?

— Я должна была без четверти двенадцать явиться в часовню, чтобы прорепетировать там с капелланом свое собственное венчание. Я вовсе не хотела задерживаться. Это все из-за браслета. Хотя отец Феликс все равно знает, что я редко куда прихожу вовремя.

— Но твой муж может ценить точность, — заметила принцесса, любуясь на свое отражение в маленьком зеркальце, оправленном в серебро.

Корделия усмехнулась:

— Настоящий муж или его заместитель?

— Князь Михаэль, разумеется. Виконт всего лишь марионетка.

— О, я не думаю, что это так, — задумчиво произнесла Корделия. — Лео Бомонт вовсе не марионетка. Во всяком случае, я уверена, что его не будет на репетиции.

Послав Тойнет воздушный поцелуй, она исчезла за дверью.

С памятной встречи с виконтом в оранжерее позавчера вечером она лишь однажды видела его издалека, но нянчила свои думы о нем, как страшную и сладкую тайну, лелеяла его образ, который являлся ей в сновидениях и в предрассветных мечтах, и продолжала пребывать в полусне-полугрезе, чувствуя, как захлестывает ее эта всепоглощающая страстная любовь, пламя которой сжигало изнутри словно лихорадка.

Теперь она была готова снова встретить человека из плоти и крови. Тело ее пело при одной только мысли о том, что она будет стоять рядом с ним, ощущать тепло его тела, вдыхать его запах. Слух ее томился по звуку его голоса, зрение жаждало насладиться красотой его лица и фигуры. Сегодня во время церемонии бракосочетания он будет стоять рядом с ней, занимая место князя Михаэля.

Открыв дверь, она вошла внутрь часовни, в тускло освещенное, напоенное ароматом благовонных курений помещение.

— Прошу вас простить меня за опоздание, святой отец.

Она почувствовала присутствие Лео Бомонта еще до того, как увидела его, нетерпеливо шагающего взад и вперед перед алтарем. Сердце ее рванулось из груди.

— Прошу прощения у вас, виконт. Я не знала, что вы тоже будете присутствовать на репетиции.

— По словам отца Феликса, вам неизвестно, что точность — это вежливость королей, — едко произнес Лео.

— Ох, правда, я знаю, что опаздывать невежливо. — Она быстро приблизилась к нему, на улыбающемся лице сияли голубые глаза. — Но я разговаривала с Тойнет. Ювелир закончил работу над браслетом, и мы восторгались им, а время как-то незаметно пробежало.

С этими словами она протянула к нему руку, демонстрируя браслет, пальцы ее сжали его кисть.

Он осторожно, но решительно освободил свои пальцы и, взяв ее за кисть, поднес к лучу света, падавшему сквозь украшенное розеткой окно над алтарем. Необычная форма браслета всегда несколько смущала его и приводила в замешательство. Змей, который искусил и погубил Еву. Порой ему казалось, что Эльвира была воплощением Евы и Михаэль намеренно выбрал этот подарок с тайным смыслом. Он заметил, что еще одна подвеска — сердечко из жадеита — отсутствует. Именно ее Михаэль в свое время подарил Эльвире.

Скорее всего он решил убрать подвеску, планируя подарить браслет преемнице покойной супруги.

Внезапно пульс Корделии, который он ощущал под своими пальцами на ее запястье, резко участился. Ее рука стала горячей на ощупь. Лео взглянул на лицо девушки, и она так просияла улыбкой ему в ответ, глаза ее были полны таким восторгом наслаждения, что он почти испуганно выпустил из пальцев ее руку, словно это была пылающая головня. И тут же прикрыл глаза, чтобы не замечать ее откровенно зовущего взгляда.

— Ну а теперь, когда вы здесь, перейдемте к делу. Мне сегодня предстоит еще много дел, я не могу терять времени. — Он быстро повернулся к алтарю. — Святой отец, если вы готовы…

Капеллан с оттенком нетерпения выступил вперед.

— Это не займет много времени, милорд. Просто мне хотелось бы убедиться, что вы оба знакомы с церемонией венчания.

Корделия встала рядом с Лео. Ее пышные юбки коснулись его ног.

— Не сердитесь на меня, милорд. Я в Самом деле не хотела заставлять вас ждать.

— Нет никакой необходимости стоять так близко ко мне, ответил он вполголоса, делая шаг в сторону.

Корделия опешила.

— Прошу прощения, милорд, вы что-то сказали? — Капеллан поднял на него взгляд от молитвенника, в котором отыскивал приличествующие поводу строки.

— Нет, — со вздохом покачал головой Лео. — Абсолютно ничего, отец.

Он смотрел прямо перед собой, стараясь не обращать внимания на горящее страстью существо рядом с ним. Как, ради всего святого, ему управиться с ней во время долгого путешествия в Париж? То есть, поправил он себя, как ему удастся не коснуться ее рукой?

Процедура будущего венчания оказалась недолгой, а отец Феликс был только рад поскорее покончить с ней, чувствуя нетерпение виконта и рассеянность леди Корделии. Спустя десять минут он с облегчением закрыл молитвенник.

— Вот это все, что предстоит сделать. Еще пять минут займет церемония освящения колец и, разумеется, обращение к конгрегации. Вы должны получить отпущение грехов до венчания, леди Корделия, чтобы быть в состоянии благодати, давая супружеский обет.

— И милорд тоже?

— Поскольку это бракосочетание по доверенности, виконт Кирстон свободен от этих обязательств.

— Не говоря уже о том факте, что я не исповедую вашу веру, — заметил Лео. — А теперь, если вы меня извините, я займусь другими делами.

Отец Феликс благословил их и исчез в ризнице. Виконт направился к выходу из часовни.

— О нет, подождите меня! — Корделия подхватила свои пышные юбки и пустилась вдогонку за ним. — Не уходите так быстро.

Взяв виконта под руку, она увлекла его в небольшой боковой придел.

— Как хорошо, что мне не надо прямо сейчас исповедоваться. Я становлюсь очень забывчивой, когда приходится вспоминать свои грехи.

Улыбка ее была столь заразительна, что Лео не смог не улыбнуться ей в ответ.

— Да, подобный тип памяти имеет свои преимущества.

— Интересно, а может ли быть грехом влюбленность, — невнятно пробормотала Корделия. — Не знаю, почему так случилось, что я вас люблю, но так оно и есть, и я не думаю, что Господь осудит меня за это.

— Во имя милосердия, Корделия! — с этими словами Лео высвободил свою руку. — Я не знаю, о чем это вы говорите. — Он взглянул на нее сверху вниз.

— Но я определенно знаю, о чем я говорю, — твердо произнесла Корделия.

— Перестаньте нести ваш капризный вздор, Корделия.

Вы меня слышите?

— Я слышу вас. Но я не считаю свои слова вздором. — Она безмятежно улыбнулась ему в лицо. — Сегодня вечером в часовне Хофбурга вы станете моим мужем.

— Доверенным! — всплеснул он руками в отчаянии. — Я только представляю здесь персону вашего мужа!

— Это все мелочи. Разве вы не понимаете, Лео? Это предназначено нам свыше.

— Вы совершенно сошли с ума? — Он беспомощно смотрел на нее.

Она покачала головой:

— Нет. Поцелуйте меня», и вы поймете, что я имею в виду.

— О нет.

Он даже отступил на шаг. Корделия была Евой, и змееобразный браслет на ее тонком запястье блеснул, когда она протянула к нему руку.

— Поцелуйте меня, — повторила она тихим и нежным голосом, притягивая его безмятежным выражением своих глаз и приоткрытыми губами. Руки ее сомкнулись у него на шее. — Поцелуйте меня, Лео.

Он взял ее лицо в свои ладони. Его неотвратимо тянуло к ней, и он не мог противостоять этому влечению. Губы его, казалось, пели при воспоминании об их первом поцелуе, а она глядела на него со всем восторгом пробуждающейся чувственности.

Внезапно он резко опустил руки, повернулся и быстро вышел из часовни, со стуком захлопнув за собой дверь Корделия уязвление поджала губки. В душе она ощутила пустоту, словно ей пообещали нечто, а потом непонятно почему лишили обещанного. И все же она была уверена, что он испытывал чувства, сходные с ее собственными.

Глава 4

Лео скучал, но ни один человек не смог бы догадаться об этом, видя его оживленное внимание к окружающим и веселое лицо, долженствующее выражать удовольствие от приятного вечера. Более всего на свете он терпеть не мог балы-маскарады. На подобном мероприятии в Париже или Лондоне он появился бы в своем обычном вечернем костюме, надев небольшую маску как дань условности таким затеям. Но здесь, в Вене, он был членом делегации, и его несоответствие требованиям карнавала могли расценить как пренебрежение к хозяевам дворца. Поэтому Лео нарядился как римский сенатор — в белую тогу с кровавым подбоем, но, чтобы все-таки обозначить нелюбовь к подобным развлечениям, свою маску он небрежно вертел на одном пальце Переминаясь с ноги на ногу, он нетерпеливо посматривал на часы. В полночь всем предстояло снять маски, и если бы ему удалось незадолго до этого исчезнуть, то вскоре он смог бы вновь появиться в своей обычной одежде, не привлекая нежелательного внимания.

А пока виконт стоял, любезно поддерживая беседу, но мысли его были далеко — он исподволь пытался найти взглядом в гуще веселящихся гостей Корделию. Лео видел ее во время банкета, одетую в платье из небесно-голубой тафты с оторочкой из более светлой ткани. Ее черные как ночь локоны, рассыпанные по обнаженным плечам, были прихвачены на затылке украшенным жемчугом гребнем. На запястье красовался свадебный подарок — браслет с подвесками, и она с задумчивым видом играла ими, когда рукам было нечем заняться.

Он старался не смотреть на нее, но, не преуспев в этом, сосредоточил все свои усилия на том, чтобы не показывать своего внимания к Корделии. Она несколько раз посылала ему вопросительные взгляды поверх необъятного банкетного стола, но он не отвечал на них, сделав вид, что пристально разглядывает стеклянные подвески подсвечников, море хрусталя и сияющие блюда из серебра и золота, которыми был уставлен стол.

Лео не мог отрицать, что она выглядела очаровательно.

Жизнь била в ней ключом, и собеседники Корделии чувствовали это по сиянию ее глаз и звонкому смеху. Она была центром небольшой застольной компании, и Лео снова пришла на ум Эльвира, Ни один человек не мог оставаться в компании с его сестрой, чтобы не стать на какое-то время более остроумным, более красивым, более оживленным. Даже Михаэль в первое время после женитьбы порой заражался от нее этим радостным упоением жизнью.

В Амелии и Сильвии порой проскальзывали черточки характера их матери, но они были запуганы строгой гувернанткой, от которой суровый работодатель требовал, чтобы девочки воспитывались в духе неустанного следования своему женскому долгу, а всякое проявление непосредственных чувств сразу же пресекалось.

Лео, неожиданно сообразив, что на его скулах нервно играют желваки, заставил себя вернуться мыслями в бальный зал. Он оглядел своих соседей, стоявших вдоль одной из стен зала, затем поискал глазами среди танцующих Корделию. Насколько он знал, она хотела после ужина переодеться, и не сомневался, что узнает ее, как бы тщательно девушка ни таилась под маскарадным костюмом. Ничто на свете не могло скрыть сущности ее натуры.

Четыре четверки танцоров двигались в фигурах кадрили.

Он сразу же заметил гибкую фигурку, вызывающе одетую в плотно обтягивающее ее ноги и бедра некое подобие брюк.

Короткая туника прикрывала ноги до середины бедер, но, когда ее хозяйка кружилась в танце, легкая ткань, развеваясь, являла всем на обозрение соблазнительно крутые ягодицы.

Волосы отважной шалуньи были зачесаны назад и стянуты блестящей лентой, черная шелковая маска скрывала верхнюю часть лица, но Лео сразу же узнал Корделию. Что же такое она себе позволяет? Он беззвучно присвистнул и невольно бросил взгляд на возвышение, где сидела императрица в компании дочери, сыновей и высших придворных Франции и Австрии. Имела ли она хоть малейшее представление о том, что именно ее крестная дочь одета столь вызывающим образом? К счастью, герцог Франц из-за своей хромоты не бывал на балах, но ее откровенный костюм мог вызвать неудовольствие императрицы Глаза всех окружающих были обращены на нее. Она была возмутительно притягательна.

После венчания, которое должно состояться после обеда, она будет полностью в его власти, пока он не передаст ее в руки князю Михаэлю. И именно он обязан следить за тем, чтобы она не нарушала общепринятые условности во время поездки через всю Францию. Они должны будут скрупулезно соблюдать все писаные и неписаные правила этикета в период церемониального путешествия с многочисленными остановками для того, чтобы французы смогли лицезреть супругу наследника престола.

Звуки музыки умолкли, и грациозный танец закончился.

Корделия рассеянно улыбнулась своему кавалеру, потом отвернулась от него и, скользя по паркету со всей легкостью, которую позволял карнавальный костюм, направилась вдоль зала. Лео стало совершенно ясно, что она кого-то ищет. Девушка двигалась с прирожденной, какой-то кошачьей грацией, от которой у него по коже побежали мурашки.

Заметив у нее за плечами декоративный колчан со стрелами, он догадался, что владелица костюма изображает Диану-охотницу. Она, похоже, не обращала никакого внимания на впечатление, которое производила на окружающих.

Пристальные взгляды, возмущенный шепот дам и похотливые ухмылки мужчин провожали ее.

Михаэля хватил бы апоплексический удар, если бы он мог видеть ее, подумал Лео. Но вместо того чтобы возмущаться, Лео хотелось смеяться. Абсолютное безумие. Он должен сделать все возможное, чтобы пресечь подобные выходки. Боже, зачем он только взвалил себе на плечи такой груз?

Да, конечно, предполагалась скромная, наивная дебютантка.

А вместо этого…

Нетерпеливо он принялся пробираться через всю комнату, стараясь не упустить ее из виду. Вот она задержалась рядом с молодым музыкантом Кристианом Перкоцци, почтительно слушавшим сентенции какого-то генерала с роскошными бакенбардами. Лео замети;!, что она мимоходом погладила своего друга по руке. Потом чья-то спина закрыла хрупкую фигурку, и Диана-охотница словно растворилась в воздухе.

В растерянности он остановился, оглядываясь по сторонам. Потом увидел, как целенаправленно пробивается юный Перкоцци к дверям, ведущим во двор напротив бального зала.

Совершенно ясно — ему снова назначено свидание. Лео возвел очи горе и поспешил за служителем искусства.

После душного, согретого огнем свечей и разгоряченными телами зала волна холодного воздуха заставила его поежиться в своей тонкой тоге. Звезды над головой сверкали хрустальными огоньками на черном бархате неба. Красная дорожка, посыпанная соломкой, вела от бального зала к главному павильону. Бельведера; пламя светильников освещало аллею, исчезавшую под порталом дворца. Никого вокруг не было видно, но Лео решительно направился в сторону дворца. У входа в него было непривычно пустынно. В этот момент где-то в глубине дворца часы пробили полночь, и он снова торопливо продолжил свой путь.

Лео послышался голос Корделии, негромкий, но торопливый и взволнованный, доносящийся откуда-то слева от парадной лестницы. Достаточно бесцеремонно он вошел в небольшое помещение и с несказанным облегчением увидел их стоящими на вполне приличном расстоянии друг от друга у открытого окна. Несмотря на все их заверения об исключительно дружеских отношениях, он не мог до конца им поверить. Но открывшаяся ему сцена ничем не напоминала свидание двух любовников.

Корделия почувствовала его присутствие и быстро повернулась ко входу.

— О! — произнесла она. — Это вы.

— Да, это я. — Он подошел к ним. — Что это вы, во имя Христа, делаете в таком костюме?

— Именно об этом спросил и я, милорд. — Кристиан взволнованно провел ладонью по волосам. — Ты одета совершенно шокирующе, Корделия. А если императрица узнает, кто именно скрывается под этой маской? Или кто-то расскажет твоему дяде? Можешь себе представить, что он с тобой сделает?

— Очень даже представляю, — весело ответила Корделия — Но он ничего не узнает, точно так же, как и императрица. Знает только Тойнет, а она никогда не выдаст меня.

— Подойдите сюда, Корделия. — Лео взял ее за руку и подвел к висевшему в простенке зеркалу. — Посмотрите на себя и скажите, что вы здесь видите.

— Себя в костюме Дианы-охотницы.

— Не то. Себя, но одетую самым вызывающим и обольстительным образом.

— Но это же бал-маскарад. И удовольствие в том и состоит, чтобы быть никем не узнанной и слегка шокировать окружающих.

— Неужели вы не можете понять, что таким нарядом вы разжигаете всех мужчин.

— В самом деле? — прервала она его. — А вас я тоже разжигаю?

Лео потерял дар речи от такого вопроса, а Кристиан только укоризненно воскликнул:

— Корделия!

— Но не я же первая это сказала, — возразила та. — Кристиан, а тебя я разжигаю?

— Нет… то есть ты вполне можешь сделать это. — Он снова нервно провел ладонью по волосам. — Все это шокирует окружающих, Корделия. Ты ведь крестница императрицы и вот-вот выйдешь замуж…

— Именно так, — подал голос Лео, овладев собой. Он положил ей руки на плечи и, ощутив их нервный трепе г, снова повернул ее лицом к зеркалу. — Посмотрите на себя, Корделия. Вы не даете себе труда задуматься о том впечатлении, которое производите на людей. Каждый мужчина на этом балу исходил слюной, глядя на вас, а вы безмятежно шествовали мимо, подобно волшебному видению.

Должен прямо сказать, вашему будущему мужу не понравилось бы такое поведение.

Он ощутил кожей рук, как из ее хрупкого тела словно ушла кипучая радость. Она вздохнула.

— Не понимаю, почему вы оба так на меня ополчились, ведь никто, кроме вас и Тойнет, не знает, кому принадлежит этот костюм. А сейчас я исчезну, и никого на свете не будет серьезнее и разумнее меня. Кстати, я что-то не замечала, чтобы мужчины пускали слюни, глядя на мою особу.

— И это больше всего огорчило вас, — насмешливо произнес Лео. — Если бы вы могли предугадать производимое вами впечатление, то были бы совершенно чудовищны.

Корделия повернулась и грустно посмотрела в окно. Она уже привыкла к тому, что ее постоянно укоряли за несдержанность и живость, но не в таком тоне, а упреки Кристиана были ей особенно неприятны.

— Возможно, это была моя ошибка, — согласилась она тихим голосом. — Но, пожалуйста, давайте не будем об этом говорить. Мне надо обсудить с вами кое-что гораздо более важное.

— Что-нибудь личное? — спросил Лео, приподнимая бровь.

Корделия повернулась к нему лицом, кожа под черной маской нежно порозовела.

— Нет, я бы хотела, чтобы вы тоже присутствовали, милорд. Я даже питаю надежду, что вы могли бы помочь нам.

— О! — Бровь Лео взлетела еще выше.

— Корделия, мне кажется… — нерешительно начал было Кристиан.

— Виконт Кирстон поможет нам, — оборвала его Корделия. — Ведь вы поможете, не правда ли?

С этими словами она положила свою ладонь на его обнаженное предплечье, не прикрытое коротким рукавом тоги.

Подняв лицо вверх, она моляще посмотрела на него, коснувшись пальцами теплой кожи его руки. Лео почти грубо отдернул руку.

— Пойдите к себе и переоденьтесь, — произнес он, лишь огромным усилием воли удержавшись от окрика. — Я отказываюсь обсуждать с вами что бы то ни было, пока на вас это одеяние.

— Но ведь вы с Кристианом не уйдете отсюда и дождетесь меня? — тут же спросила она. — Я покину вас всего лишь на несколько минут.

— Мы с Кристианом продолжим пока наше знакомство, — холодно ответил он.

— Очень хорошо. — С этими словами она рванулась к двери — Кристиан, а ты, пока меня не будет, объясни ситуацию с Полигнием. Вернувшись, я посвящу вас обоих в мой план.

Проводив ее взглядом, виконт покачал головой:

— Я чувствую, что мне совершенно необходим бокал шампанского, чтобы восстановить равновесие.

Он дернул сонетку, висящую около двери, вызвав звонком лакея.

— Корделия порой действует на людей подобным образом, — с робкой улыбкой произнес Кристиан. — Она всегда настолько полна энергии и планов, что у меня кружится голова.

В ответ на эти слова Лео лишь грустно улыбнулся. Велев появившемуся лакею принести шампанского, он произнес:

— Итак, посвятите меня в ваши проблемы, Кристиан.

Корделия взлетела по лестнице в небольшую комнату, которую она занимала, когда двор пребывал во дворце Бельведер. Комнатка эта ни элегантностью, ни величиной не могла соперничать с ее апартаментами в Шенбрунне, хотя и не была столь тесной, как закуток в древнем Хофбурге, но придворные привыкли к постоянным переездам из одного дворца в другой в зависимости от церемониальных обязанностей императрицы, и Корделия чувствовала себя как дома в любом из них.

Дернув на бегу за сонетку, она бросилась к большому шкафу со своими туалетами, одновременно снимая через голову тунику.

— Да спасут нас все святые! Во что это ты вырядилась, дитя мое? — Матильда появилась в дверях спустя всего лишь пару минут после звонка. В свое время она нянчила Корделию и теперь уже в качестве служанки продолжала пестовать и опекать ее, словно та все еще была неразумным ребенком. — Что бы сказал твой дядя, увидев такое? А императрица?

И с этими словами она поскорее прикрыла за собой дверь.

— Ох, не начинай все сначала, Матильда. — Корделия наконец выпуталась из своей туники и швырнула ее на пол. — Только Тойнет знает, кто был сегодня в костюме Дианы, и она считает, что это чудная шутка Но сейчас я должна переодеться.

— Надо найти что-нибудь вроде мешка, чтобы залезть в него с головой Ничто более откровенное не удовлетворит чопорного виконта Кирстона!

— Да если у кого-нибудь хватило бы терпения заставить тебя одеться в такое, на него следовало бы молиться! — ответила Матильда.

Корделия достала из гардероба платье из цветастого муслина.

— Вот это должно подойти. Я в нем буду столь же соблазнительна, как и стог сена. Зашнуруй меня, Матильда.

Она повернулась к своей наперснице спиной и пригнулась к спинке кровати, чтобы та затянула корсет — Отлично. Спасибо тебе. — Просунув большой и указательный пальцы под пояс, она удовлетворенно кивнула. — Мне кажется, что, когда у меня появятся дети, мои груди станут еще больше. А теперь — где мои чулки?

Не говоря ни слова, Матильда протянула их Она уже привыкла к эскападам Корделии.

— Пелерину, — потребовала Корделия, надевая нижнюю юбку и натягивая через голову платье. — Мне нужна скромная пелерина, под которой никто не узрит ни сантиметра моей груди.

Матильда осуждающе покачала головой и молча протянула ей скромную белую пелерину. Корделия пристегнула ее к вороту своего платья.

— Ох, а мои волосы! Я не могу отправиться с такими лентами в прическе, они нарушат весь замысел — Она быстро вынула шпильки из высоко подобранных волос и рассыпала их по плечам — Будь добра, расчеши меня побыстрее.

Матильда прошлась по волосам щеткой, из-под которой, казалось, вырвались черные искры.

— Ты просто чудо, Матильда, что бы я делала без тебя! — воскликнула Корделия, обнимая служанку и звучно целуя ее. — Не дожидайся меня. Раздеться я могу и сама.

Она схватила веер и, приплясывая, выбежала из комнаты, оставив улыбающуюся Матильду ликвидировать последствия произведенного ею урагана.

Звуки музыки все еще доносились из бального зала, когда Корделия вбежала, перепрыгивая через две ступеньки, по мраморной лестнице. Не переводя дыхания, она пронеслась к небольшому аванзалу. Остановившись в дверном проеме около горящего факела, она притворно-скромно потупила взор.

— Надеюсь, против такого одеяния вы не будете возражать, милорд Кирстон.

С этими словами она подняла на него свои глаза, и свет факела отразился в них двумя темными ирисами.

— Я бы сказал, что так вы выглядите значительно лучше, мадам, — ответил он с холодным поклоном.

— Я буду иметь это в виду, когда попрошу швею сделать мне одно из тех одеяний, в которых восточные женщины ходят в гаремах, — сказала она. — Нечто такое, что закрывало бы каждый сантиметр моей кожи, а окружающие могли бы видеть только мои глаза. Придется ли оно вам по вкусу, милорд? Тогда я уж точно не смогу никого искусить или…

— Придержите свой язык, Корделия — оборвал он ее и, пытаясь скрыть разбирающий его смех, прикрыл глаза. Корделия могла вырядиться даже в мешковину и все равно осталась бы обольстительнейшей женщиной, но не должна была знать этого.

— Так я искушаю вас, милорд?

Она подняла на него притворно-скромный взор, но длинные ресницы ее трепетали в откровенной попытке флирта.

— Корделия! — снова воскликнул Кристиан Ему еще не приходилось видеть, чтобы его подруга вела себя подобным образом. — Ты что, выпила слишком много шампанского?

Она отрицательно покачала головой, не отводя глаз от виконта.

— И все же я искушаю вас, милорд?

— Да, на многое, — ответил тот, внезапно утратив веселое настроение, — и в основном на малоприятные вещи.

— Но я не хотела вас задеть, — сказала она, зная, что это не вполне соответствует истине. Увы, когда она оказывалась в компании с виконтом, в нее словно вселялся дьявол. — Мне кажется, у вас просто нет чувства юмора. Если бы оно присутствовало, вы бы не надели такой скучный, без всякой выдумки костюм.

Лео взглянул на свое отражение в зеркале.

— А что вам в нем не нравится? — спросил он тоном обиженного ребенка.

— Он откровенно неинтересен. Я бы одела вас в костюм римского легионера… в короткую тогу и краги, в военные сандалии с перекрещивающимися ремешками, завязанными у колен. Да, и еще в венок из позолоченных лавровых листьев вокруг головы. Получилось бы очень впечатляюще.

Лео был так захвачен, пытаясь вообразить себя в подобном обличье, что даже не сразу понял, что она снова завладела всем его существом. Он взглянул на Кристиана и увидел, к вящему своему огорчению, что молодой человек улыбается.

— Корделия просто кудесница по части нарядов, милорд, — пришел ему на помощь Кристиан. — Она придумывает все костюмы для домашних представлений императрицы на сцене театра в Шенбрунне. Я понимаю, что ее сегодняшний туалет может шокировать, но он был просто блестящ.

Лео снова взглянул на свое отражение в зеркале и поймал себя на том, что теперь и он увидел, сколь напыщен и скучен его маскарадный наряд. Костюм легионера и в самом деле был бы куда более впечатляющ и свеж. Боже мой! Какие нелепые мысли приходят ему в голову?

— Ладно, — заявил он, — давайте поговорим лучше о деле. Если Полигний присваивает себе сочинения Кристиана, то его проделки следует вывести на чистую воду.

— Разумеется, но если мы сделаем это, то положение Кристиана при дворе станет просто невыносимым, несмотря на поддержку императрицы. У Полигния слишком много друзей и чересчур большое влияние.

— Именно это я и говорил тебе, — заметил Кристиан, — а ты обвинила меня в пессимизме.

— Что ж, я много думала об этом, и вот что мне пришло в голову. Кристиан должен рассказать обо всех проделках Полигния в памфлете, который появится на улицах в тот самый день, когда мы покинем Вену.

Лео сощурил глаза. Так музыкант тоже уезжает?

— Но не будет ли это выглядеть так, что я боюсь постоять за себя? — спросил Кристиан.

— Нет, если твои доказательства неопровержимы, — ответила Корделия. — Во всяком случае, разразится скандал, новости дойдут до Парижа, и когда ты туда доберешься, то будешь уже известен и без труда найдешь себе влиятельного покровителя. Да любой знает, что ты гений. А кто не знает, сразу же поймет это, как только ты заиграешь. Что вы думаете на сей счет, милорд?

Она повернулась к Лео, который с улыбкой следил за их разговором. Их общение совершенно не было похоже на разговор влюбленных с постоянными недомолвками и скорее напоминало ему собственные отношения с Эльвирой.

Горечь утраты, никогда не отпускавшая его снова навалилась на Лео.

Корделия, заметив внезапную тоску во взгляде виконта, оглянулась на Кристиана. Но тот только хмурился, будучи весь погружен в насущные заботы.

— Как вам кажется, мог бы мой муж оказать помощь Кристиану? — спросила она, когда виконт, казалось, отвлекся от тягостных воспоминаний. — Я хочу сказать, только на первых порах, чтобы представить его нужным людям.

— Я бы не питал на это особых надежд, — произнес Лео.

Кристиан повесил голову, но Корделия импульсивно произнесла:

— А если бы я попросила его о таком одолжении в качестве свадебного подарка? Не так уж это и сложно.

Лео не смог удержаться от смешка.

— Дорогая девочка, невеста не может прийти на первое свидание с мужем и тут же потребовать от него подобный свадебный подарок.

— Да, не может, — уныло произнесла она.

— А кроме того, у меня нет денег на такую поездку, — добавил Кристиан.

— О, это не проблема, — с приливом энтузиазма сказала Корделия. — Я могу дать тебе взаймы сколько потребуется.

— Я не хочу брать деньги у тебя, Корделия — Ерунда, ложная гордость, — отмела она его возражения. — Вернешь мне, когда будешь богат, знаменит и всемирно известен. Но тебе необходимо найти в Париже покровителя. Может быть, король…

Она вопросительно посмотрела на Лео.

— Ничего невозможного в этом нет. Король известен как щедрый покровитель искусств, хотя и не так уж просто обратить на себя его внимание.

Корделия прикусила губку. Решение уже созрело в ее воображении, но она подумала, не будет ли слишком дерзко предложить его. Во всяком случае, попытаться стоило. Но лучше сделать это наедине с Лео.

— Я бы выпила лимонада, — произнесла она.

— Я сейчас раздобуду его, — вызвался Кристиан, как она и рассчитывала.

Лео, прислонясь спиной к колонне, иронически Поглядывал на Корделию.

— Я хотела бы попросить вас кое о чем, — сказала она, не обращая внимания на его иронию. — Не сможете ли вы оказать помощь Кристиану?

Лео даже закрыл глаза от неожиданности.

— Будьте так добры. Ведь это не доставит вам излишних хлопот. Он в самом деле гений. Вот увидите.

Он открыл глаза и посмотрел на нее. И тут же пожалел об этом. Она умоляюще глядела на него, щеки пылали румянцем, черные волосы оттеняли нежную кожу ее овального лица. Она нетерпеливо отбросила назад выбившуюся прядь волос, и его взгляд упал на ее уши, которые, казалось, так и просили прикоснуться к ним губами.

— Ну пожалуйста, — тихо попросила она. — Это так много значит для меня. Талант Кристиана не должен здесь пропасть. Это будет просто несправедливо по отношению ко всему миру.

— Ну как я могу лишить мир его будущего гения? — не удержался Лео от непроизвольной улыбки. — Вы можете очаровать птиц небесных и рыб морских, Корделия.

Глаза ее сверкнули, и он понял, что допустил очередную ошибку.

— В самом деле, милорд? — Она нервно закусила нижнюю губу.

Он, не владея собой, обнял девушку, пальцы его запутались в рассыпанных по плечам локонах. Жесткими губами он целовал ее, проклиная себя за то, что они снова не смогли удержаться от безумия. Язык его проник сквозь губы Корделии и властно буйствовал внутри, словно намереваясь дойти до глубины ее души. Он сильно сжал ее лицо ладонями, как бы ища спасения от заволакивающего сознание тумана.

Но она ничуть не испугалась этого страстного порыва.

Губы ее с улыбкой приветствовали его уста, язык пустился в пляс с его языком. Тело ее прильнуло к его телу, руки ее притянули его к себе.

Лео отшатнулся назад. Он взглянул на нее, на ее пылающее лицо, на улыбающиеся губы, на полузакрытые глаза, подернутые дымкой неги.

— Уходите отсюда.

От этих слов Корделия пришла в себя. Она провела ладонями по волосам, отбрасывая растрепавшиеся кудри с лица.

— Не кажется ли вам, Лео, что вы могли бы любить меня?

Не так, не украдкой?

С диким проклятием он оттолкнул ее и быстрыми шагами вышел из комнаты.

Буйство пережитых страстей потрясло ее. Был один момент, когда она испугалась, ощутив в Лео неудержимую силу, способную закружить в водовороте чувств и растворить в себе всю ее самобытность.

Она поежилась, задав себе вопрос, не является ли «вздымающаяся из глубины ее существа горячая волна желанием испытать на себе всю эту не выпущенную пока на свободу силу.

Глава 5

В сотый, наверное, раз за сегодняшний день Корделия доставала миниатюру, изображающую ее будущего мужа, и внимательно разглядывала ее. Вглядываясь в это холодное, ничего не выражающее лицо, она всякий раз пыталась обнаружить какой-нибудь намек на то, что он представлял собой в жизни.

Она знала, что ее собственный портрет как две капли воды похож на нее самое, но даже он все-таки не отражал все особенности ее характера. Скорее всего князь Михаэль пребывает сейчас в таком же раздумье, как и она.

Часы пробили пять. Через час она будет обвенчана по доверенности с человеком, чье лицо взирало на нее из лакированной рамки. А между тем она прекрасно отдавала себе отчет в том, что совершенно не готова к браку, к положению жены, к материнству — ни как мачеха двух маленьких девочек князя, ни как будущая мать, которой предстояло принести в мир своего собственного ребенка. При мысли о том, что ей надлежит с завязанными глазами пуститься в неведомое, по ее коже бежали мурашки от беспокойства и страха.

В комнату вошла Матильда с полной охапкой серебристой ткани.

— Давай собираться, девочка. Время поджимает, дядя будет ждать тебя внизу у лестницы без пяти минут шесть.

Разложив подвенечное платье на кровати, девушка разгладила его руками, щеки ее порозовели. Платье было так обильно расшито серебряной нитью и мелким жемчугом, что весило едва ли не больше самой Корделии.

Она спокойно стояла, пока Матильда шнуровала корсет и затягивала пояс кринолина, скрывая внезапно нахлынувшее на нее чувство опасности. Облачение во все одеяния заняло около двадцати минут. Волосы ее были уложены и посыпаны пудрой уже несколько часов назад, и когда она посмотрелась в зеркало, то увидела в нем женщину, ничуть не напоминавшую ей самое себя. Накрашенная, напудренная кукла на таких высоких, украшенных драгоценными камнями каблуках и в таких тяжелых, негнущихся одеждах, что могла передвигаться только маленькими шажками.

Она привыкла носить парадную одежду по тому или иному поводу с тех самых пор, как закончила учебу, но привычка тем не менее не умаляла неудобств этих пышных одежд.

Герцог Франц Бранденбургский стоял, тяжело опершись на трость, с часами в руках, когда его племянница появилась в малой гостиной императорских апартаментов во дворце Хофбург.

— Вы опоздали, — произнес он своим обычным раздраженным тоном. — Я терпеть не могу расхлябанности.

Корделия скромно присела в реверансе и не стала оправдываться. Часы показывали без четырех минут шесть, но для ее дяди не имело значения, опоздала ли она на минуту или на целый час.

— Пошли. — С этими словами он, прихрамывая, направился к двери. — Было бы величайшей бестактностью заставлять ждать виконта Кирстона. Он проявил необыкновенную любезность, взяв на себя все заботы, и не следует делать эту церемонию еще более скучной, чем она есть.

Лишь у самой двери дядя предложил ей руку.

— Должно быть, виконт очень близкий друг и доверенное лицо князя Михаэля, ежели тот поручил ему столь деликатное дело. Если, конечно, он не в долгу у князя, что вполне может быть, — в раздумье добавил герцог Франц. — Ни один человек в здравом рассудке не станет по доброй воле взваливать на себя подобное бремя.

Мария Антуанетта должна была выйти замуж по доверенности на следующий день, в Августинской церкви, достаточно просторной, чтобы вместить весь двор. Венчание Корделии назначили в небольшой готической часовне неподалеку от конного манежа. Гостей было приглашено немного, но в отношении церемоний никаких послаблений не предполагалось.

Королевская фамилия уже пребывала на своем месте, так же как и главы французского посольства. Герцог, прихрамывая, шел по проходу между двумя рядами деревянных сидений, постукивая тростью при каждом шаге, Корделия опиралась на его согнутую руку. Епископ из собора Святого Стефана стоял у алтаря.

Когда они приблизились к цели, виконт Кирстон выступил из тени каменной колонны, где он стоял, негромко разговаривая, в кругу придворных. Выражением лица он ничем не выделялся из их круга. Корделия, закованная в негнущееся подвенечное платье, с покрытой пудрой прической, ощутила нечто вроде обиды за его равнодушное отношение… к этому событию… к ней… Все-таки это было настоящее венчание. Столь же законное и обязывающее перед Богом, как и любое другое. Венчание, которое ей предстоит еще в Париже, не добавит никаких обязательств к сегодняшнему.

Повинуясь короткому кивку герцога, виконт Кирстон встал рядом с Корделией, но даже не взглянул на нее. Возможно, отношение виконта ко всему происходящему было не слишком серьезным, но его наряд отличался такой же торжественностью, как и ее. Темно-голубой камзол Лео был богато расшит серебряными арабесками. Волосы скрывались под париком с косичкой. На заколке его пышного галстука, на длинных пальцах и на серебряных пряжках туфель поблескивали бриллианты.

Корделия решила, что в своей парадной элегантности он пугающе строг — и все же прекрасен. Она любовалась его гибкой, стройной фигурой, ласкала взором его слегка заостренные скулы, чувственные губы, длинные густые ресницы, столь контрастирующие с напудренным париком. Сердце ее забилось, руки в шелковых перчатках повлажнели.

Голос епископа звучал над головой Корделии, но произносимые им слова не воспринимались ею. Дядя передал ее руку виконту, в его более громком, чем обычно, голосе прозвучало в этот момент явное облегчение, которое она едва заметила. Зато куда яснее донеслись до нее слова виконта, подтверждающие, что он берет эту женщину, Корделию Бранденбург, в свои законные жены. Она намеренно пропустила мимо ушей слова «от имени князя Михаэля Саксонского», почувствовав, как в ней нарастает отвращение к этому имени. Где-то на задворках ее сознания промелькнула было мысль, что она попала в дурацкое положение и стоит здесь, у алтаря, выходя замуж за немилого мужчину и предчувствуя многие несчастья, но эта мысль не смогла омрачить волшебного очарования всего свершающегося сейчас с нею.

А что, если бы она на самом деле выходила замуж за виконта Кирстона? Распаленная этой мыслью, она с такой страстью ответила на обращенные к ней слова, что удивила даже склонившегося к ней в свете свечей епископа.

Услышав, как Корделия произносит перед алтарем слова своего брачного обета, Лео крепко сжал губы. Он прекрасно понял, какие мысли сейчас у нее в голове. Она говорила ему, что любит его, и хотя многое из сказанного можно было отнести на счет девических фантазий, но он не мог не думать о тон искренности, которая звучала в ее дрожащем от волнения голосе, и о ее взгляде, излучавшем любовь.

И еще он не мог не думать о той власти, которую она приобретала над ним вопреки его воле, вопреки укоренившимся убеждениям и всем доводам рассудка.

Епископ благословил кольца, которые вернулись в небольшую золотую шкатулку, откуда их должны были извлечь во время вторичного венчания, когда настоящий жених займет свое законное место.

— Что ж, венчание прошло просто чудесно, — объявил герцог Франц, когда все вышли из часовни в темный, окруженный высокими средневековыми стенами двор. — Надеюсь, ваши обязанности будут для вас не столь трудны, милорд.

Он сунул себе в нос понюшку табаку, потом стряхнул платком с лица крошки, словно сбросил с себя тягостные годы своего опекунства.

Корделия, которую в данный момент поздравляла императрица, слышала, как и все окружающие, эту кислую фразу.

Равнодушие, сквозившее в этих словах, пробило даже ту защитную оболочку, которую она возвела вокруг себя за последние годы. Девушка повернулась, чтобы посмотреть на своего дядю, на ее глазах уже поблескивали слезы обиды.

Мария Терезия ласково потрепала ее по плечу и любезно произнесла:

— Ты всегда была очень дорога нам, Корделия. Я считаю тебя одной из своих собственных дочерей и знаю, что ты и Мария Антуанетта будете и впредь столь же близкими подругами.

Корделия сделала самый глубокий реверанс, какой только могла себе позволить, не потеряв при этом равновесия в своем объемистом туалете.

— Я безмерно ценю каждый знак вашего внимания, которым вы дарили меня все эти годы. Мою благодарность я не могу выразить в словах.

Мария Терезия одобрительно улыбнулась ей и повернулась к стоявшему рядом виконту.

— Полагаю, по дороге во Францию вы сможете познакомить княгиню Саксонскую со всеми тонкостями жизни в Версале, милорд Кирстон. Я знаю, что тамошние обычаи несколько отличаются от наших.

Виконт склонил голову.

— Я приложу все усилия, ваше величество. Ноя бы хотел еще просмотреть сегодня мою почту.

— О, неужели вы будете работать в день вашей свадьбы! — воскликнула Корделия, потеряв осмотрительность. Почувствовав на себе укоризненный взгляд императрицы, она закусила губу. — Прошу прощения, — поспешно присела она в реверансе, — что я перебила ваш разговор.

Императрица задержала на ней свой осуждающий взор еще на несколько секунд, потом повернулась и двинулась в сторону дворца, спокойно и уверенно, как галион под всеми парусами.

— Ты так порывиста, — упрекнула ее Тойнет, целуя подругу. — Даже рассердила маму.

С милой улыбкой она обратилась к виконту:

— Но ведь вы не рассердились, не правда ли, виконт? И вы простите Корделию за то, что в такой важный для каждой девушки день она немного не в себе. Да неужели вам и в самом деле надо сегодня работать над скучными письмами?

Нас ждут семейный ужин и концерт. Месье Полигний сообщил нам, что написал новую пьесу, которую его ученик Кристиан сыграет в честь вашего бракосочетания.

Корделия бросила взгляд на виконта. Он был сдержан, в его взгляде угадывался лишь укор за ее порывистость.

— Как я понимаю, Кирстон, вы не желаете участвовать во всех скучных церемониях, — произнес герцог Франц, засовывая в ноздрю еще одну понюшку табаку. — Все эти балы и приемы… ради парочки разукрашенных павлиньими перьями девчонок… одна капризнее другой…

Лео едва смог сдержать свое отвращение к этому человеку. Корделии не следовало быть на ужине у императрицы в такой день без родственников или без представителя ее мужа.

Тесный же круг присутствующих не позволит ей пуститься в чересчур интимные разговоры.

Коротко поклонившись герцогу, виконт направился вслед за приближенными императрицы в сторону ее апартаментов.

— Виконт, вы все-таки решили не лишать нас своего общества, — с улыбкой приветствовала его императрица.

— По зрелом размышлении мне показалось неудобным отсутствовать на званом вечере по поводу бракосочетания, ваше величество, — с поклоном ответил он, беря бокал шампанского у лакея.

— Я так рада, что вы передумали, милорд.

«Улыбка Корделии подобна солнечному лучу, пробившемуся сквозь затянутое тучами небо», — подумал Лео. Что же происходит с его рассудком, если вдруг приходят на ум столь прихотливые сравнения?

— Я не могла узнать тебя на вчерашнем бале-маскараде, Корделия, — произнесла императрица, занимая свое место за круглым столом и с милостивой улыбкой оглядывая своих немногочисленных гостей. — В каком же костюме ты была?

Вопрос застал Корделию врасплох, взгляд ее метнулся к Топнет, которая тут же закрыла лицо веером, оставив на виду лишь смеющиеся глаза.

— Пастушки, ваше величество, — сымпровизировала Корделия, вспомнив наряд одной из участниц котильона.

— Очень милый костюм. — одобрительно кивнула головой императрица. — Надеюсь, вам тоже понравился маскарад, лорд Кирстон?

Теперь пришел черед Корделии прибегать к помощи веера, из-под прикрытия которого она бросила озорной взгляд на своего кавалера.

Лео не успел открыть для ответа рот, как императрица произнесла, словно никто не сказал ни слова:

— Меня возмутила девушка, появившаяся в вызывающем костюме… Мне кажется, она хотела представить себя Дианой-охотницей. Совершенно бесстыдный костюм. Я была просто в ужасе. Но мне думается, что его обладательницей была одна из приехавших к нам француженок. Мои придворные дамы не осмелились бы появиться в таком виде. Хочу верить, моя дорогая, что ты будешь способствовать улучшению версальских нравов, оказавшись там.

С этими словами она строго посмотрела на дочь.

— Да… да, разумеется, ваше величество, — едва выдавила из-за веера Тойнет, давясь смехом.

Губы Корделии тоже тряслись от смеха, и, чтобы как-то пересилить себя, она кашлянула, прикрываясь салфеткой.

Их живая веселость была столь заразительна, что Лео не сразу смог сообразить, как достойно ответить на внезапно заданный ему императрицей вопрос:

— А вы согласны, виконт, что подобная распущенность вполне в нравах французского двора?

— Правила этикета одновременно строги и свободны, ваше величество, — удалось произнести ему после секундного колебания. Он понимал, что Корделия следит за его словами с неослабевающим интересом. — И порой вполне возможно их нарушить. Во всяком случае, я считаю, что появление в подобном костюме достойно всяческого осуждения.

— Я счастлива слышать это. — Императрица перенесла свое внимание на других гостей, так что Лео получил возможность расслабиться… пока не встретил насмешливый взгляд Корделии.

Она просто скверное создание без капли уважения к приличиям, твердо сказал он себе. И ни в коем случае не может стать образцом для детей Эльвиры — Амелии и Сильвии.

Луиза де Неври, гувернантка девочек, не могла понять, что вселилось сегодня в ее подопечных. С того самого момента, как проснулись, они постоянно хихикали при любом обращенном к ним слове, словно вместе хранили какую-то страшную тайну. И никакие нотации не помогали. Девочки вовсю наслаждались своей любимой забавой — выдавали себя одна за другую. Если они просыпались еще до того, как няня входила утром в их спальню, они перелезали каждая в кроватку своей сестры, и до конца дня Амелия становилась Сильвией, а Сильвия — Амелией. И никто никогда не замечал подмены.

— Вы ведете себя легкомысленно, — упрекнула мадам де Неври едва сдерживающих смех девочек. — Легкомысленно и глупо. Над чем это вы постоянно хихикаете?

Она обвела взглядом комнату для занятий, со стенами, обшитыми темными деревянными панелями, с дубовым паркетом и незамысловатой мебелью. Окна без занавесей были плотно закрыты ставнями, чтобы никакой шум и никакие происшествия окружающего мира не отвлекали девочек во время занятий. Ничто здесь не давало повода для смеха, все было так, как и предписано строгими правилами хорошего тона.

— Князь будет ждать вас. Что это у тебя на руках, Сильвия? Чернила? Что только подумает твой отец! — пробурчала гувернантка. — Ступай к няньке и вымой их хорошенько.

Она бросила взгляд на часы и закусила губу — как бы не опоздать на еженедельную инспекцию у князя.

Луиза была худенькой женщиной с угловатой фигурой и жидкими волосами, которые она собирала в пучок на затылке, скрывая его под чепцом. Всегда раздраженная старая дева, дальняя родственница князей Саксонских, целиком зависела от милосердия князя, за что, как предполагалось, она должна была воспитывать его дочерей. Но так как она сама получила весьма скудное воспитание и образование, то занятия в классной комнате парижского дворца князя на рю де Бак продолжались не так уж долго. Вместо них девочки часами сидели в застывшей позе, с высоко поднятыми головами, расправив плечи и прижимаясь спинами к спинкам парт. От них требовалось умение ходить по дворцовым залам скользящими шагами, так, чтобы они напоминали постороннему взгляду две аккуратные статуэтки и чтобы под их накрахмаленными пышными юбками нельзя было и предположить наличие таких вульгарных понятий, как ноги.

Сама мадам, бегло, но равнодушно играя на спинете, даже не пыталась научить своих подопечных основам игры, так как девочки не выказывали абсолютно никакого интереса к инструменту. Гувернантке не приходило в голову, что методы ее педагогики могли отбить интерес к чему бы то ни было.

Девочки видели своего отца один раз в неделю в течение десяти минут, но его авторитет незримо властвовал в комнате для занятий. Они знали, что в присутствии князя Михаэля у мадам де Неври тряслись поджилки. Они были совершенно уверены в этом, потому что ее лицо становилось еще бледнее и вытянутее, чем обычно. Вдобавок перед каждой еженедельной инспекцией мадам суетилась и бранила их больше обычного.

— Пошли, нам пора.

Гувернантка подтолкнула девочек к выходу из комнаты для занятий и, бросив последний взгляд на своих подопечных, поправила на одной из них байт, на другой одернула кружевную пелеринку.

— Ну а теперь слушайте внимательно: говорите только в том случае, если к вам обратятся, и отвечайте только на вопросы его сиятельства. Вам ясно?

Близнецы присели в книксене и лишь что-то пробормотали себе под нос. Им не надо было напоминать о существующих правилах. Отец был столь величественной и столь редкой фигурой в их жизни, что они и помыслить не могли открыть в его присутствии рот иначе как по прямому приказу.

Гувернантка одернула свои юбки, поправила чепец и направилась к главному залу дома. Ее воспитанницы последовали за ней. Вся их живость тут же пропала. Сестры изо всех сил старались идти маленькими скользящими шажками, держа при этом головы прямо и не горбясь. Они появлялись здесь только во время еженедельных встреч с отцом, но при этом так старались не наделать ошибок, что почти не замечали ничего вокруг и уносили отсюда в памяти только мешанину из богатых ковров, мебели мягких, теплых тонов да постукивания их каблучков по гладкому мрамору пола.

Стоявший у входа ливрейный лакей в пудреном парике склонил голову при их появлении. Девочки никак не прореагировали на него, потому что твердо усвоили: на слуг можно обращать внимание только тогда, когда отдаешь им приказание. Другой лакей открыл перед ними высокую дверь, объявив при этом громким голосом:

— Мадемуазель Амелия и Сильвия. Мадам де Неври.

Девочки вошли в дверь перед гувернанткой, не отрывая глаз от пола, пугаясь громадности ковра, расстилающегося между ними и фигурой их отца, стоявшего в противоположном конце зала. Все в этой комнате казалось им невероятно громадным. Крышка стола, стоявшего у стены рядом с дверью, находилась на высоте их головок. Диваны и кресла, по их мнению, предназначались для гигантов.

Князь Михаэль оглядел их с высоты своего роста. Он был облачен в некое подобие накидки и держал что-то в руке.

Одеяние это предназначалось для посещения двора. Из-под тщательно завитого и напудренного парика на девочек смотрели холодные светлые глаза.

— Докладывайте, мадам.

Сестры затаили дыхание.

Мадам сделала реверанс.

— У Амелии по-прежнему не очень хорошо получаются буквы, а Сильвия порой с неохотой занимается музыкой.

Михаэль нахмурился. Девочки стояли перед ним потупив глазки, но он заметил, что и та и другая судорожно прижимают к груди пухлые ручонки. Они показались ему очень маленькими, и он в очередной раз поразился тому, как два различных существа могут быть столь похожими друг на друга.

— Что-нибудь еще?

— Несколько шаловливы без всяких на то оснований.

Дети не шелохнулись при этих словах.

Как могут быть эти вытянувшиеся перед ним две неподвижные маленькие куколки шаловливыми? Князь Михаэль невероятно удивился этому, но его голова была занята куда более важными делами, и он решил не обращать внимания на подобные мелочи.

— Надеюсь, что ваша мать исправит все недостатки, — объявил он.

Луиза вздрогнула всем телом, словно от удара кнутом.

— Я… я прошу прощения, ваше сиятельство. Их… их мать?

Амелия и Сильвия забыли про свои страхи и взглянули вверх, подняв на отца две пары широко раскрытых голубых глаз, два пухлых розовых ротика и два курносых носика. Именно такой была Эльвира. В чертах лиц дочерей он не видел ни одной своей черточки, но проблема отцовства не интересовала его. Будь они мальчиками, это было бы куда важнее. Но девочки являли собой не более чем валюту, которой ему предстояло распорядиться наилучшим образом. Стань они столь же красивыми, как Эльвира, им не будет цены, и он без труда сможет выгодно и удачно выдать их замуж.

— Н… но… но наша м… мама мертва, милорд, — в унисон пролепетали они.

— Ваша первая мама, — поправил он их с ноткой нетерпения в голосе. — Но теперь у вас будет новая мама. Вы можете взглянуть на нее.

С этими словами он протянул им миниатюру, которую держал в руке.

Девочки посмотрели на портрет женщины и ничего не сказали.

Луиза почувствовала, что земля уходит у нее из-под ног.

То, что в доме появится новая хозяйка, было плохой новостью для гувернантки. Ей придется как-то подлаживаться к новой жене князя, которая вполне может стать угрозой ее былому непререкаемому авторитету по части воспитания девочек.

— Позвольте мне поздравить вас, князь. — Она присела в книксене. — Могу я знать, как скоро состоится бракосочетание?

— Оно проходит в эти дни в Вене по доверенности. Виконт Кирстон привезет княгиню сюда вместе с супругой дофина.

Он протянул руку за портретом. Девочки тут же вернули ему миниатюру и потупили глаза.

Луиза сделала все возможное, чтобы на ее лице не отразились досада и раздражение. Ее не удивило, что князь даже не намекнул на грядущие перемены в своей жизни.

Куда более удивительным казалось то, что об этом молчал и виконт Кирстон. Он всегда был так озабочен судьбой девочек, что от него она могла бы услышать хоть полсловечка. Мадам решила тоже взглянуть на портрет, но князь уже спрятал миниатюру в карман.

— Вы свободны.

Девочки снова присели и спиной попятились к двери.

Их гувернантка, в свою очередь, сделав реверанс, последовала за ними. Никто не произнес ни слова, пока они не вернулись в комнату для занятий, где Амелия даже подпрыгнула от восторга.

— Она такая красивая!

— Да, как настоящая княгиня, — подтвердила Сильвия, кружась на месте. — И месье Лео тоже скоро вернется к нам.

— Немедленно прекратите! — оборвала их гувернантка, глядя строго и раздраженно. — Вам не подобает прыгать и крутиться, как неотесанной деревенщине.

Девочки успокоились, но глаза их по-прежнему сияли.

Теперь у них было преимущество перед гувернанткой. Они знали, что та не видела портрета новой княгини и злилась из-за этого. Ей хотелось задать один-единственный вопрос: сколько лет этой новой княгине Саксонской? Но она не могла терять достоинство, обращаясь с вопросами к своим подопечным. Мажордом сможет удовлетворить ее любопытство.

Месье Брион всегда все знал раньше всех. Спрашивать у него было в равной степени унизительно для мадам де Неври, но тут уж ничего не поделаешь.

— Вам пора ложиться спать, — объявила гувернантка.

Девочки наверняка знали, что сейчас слишком рано.

Солнце еще не село, а они не ужинали. Дети в удивлении воззрились на гувернантку.

— Сегодня вы обе на редкость плохо вели себя, — заявила мадам. — Ваши смешки мне положительно надоели, и я должна их прекратить. Вы получите вместо ужина хлеб с молоком и потом сразу же отправитесь в постель.

Девочки знали, что любые возражения приведут лишь к большим неприятностям. Они прекрасно понимали, что причиной всему было уязвленное самолюбие гувернантки. В постели по крайней мере можно укрыться за плотно задернутыми полотнищами балдахина и вдоволь нашептаться о таком удивительном событии, представляя, как они будут жить с этой красивой девушкой, которая скоро поселится вместе с ними.

А вместе с ней появится и месье Лео. Они не виделись уже много недель и скучали по нему, как по яркому лучу солнца, который не столь уж часто освещал их однообразно серую жизнь.

Глава 6

—Прощай, моя дорогая дочь. Делай как можно больше добра людям Франции, чтобы они могли сказать, что я послала им ангела.

С этими словами Мария Терезия в последний раз обняла свою рыдающую дочь. Вся императорская фамилия Габсбургов, все придворные, самые родовитые дворяне присутствовали при прощании матери и дочери в парадном зале дворца Хофбург.

— Бедная Тойнет, — пробормотала Корделия, тоже смахивая с глаз слезы. — Прощаться у всех на глазах. Она же так любит мать! Как только она будет без нее?

Виконт Кирстон ничего не ответил. Прощальная сцена тронула и его сердце. Супруга наследника престола знала, что она скорее всего никогда больше не увидит свою мать — жестокое испытание для девушки, которой не исполнилось и пятнадцати лет. Но чувствам обычных людей не было места на этих высотах международной дипломатии. Брак австрийской принцессы и наследника престола Франции должен был скрепить жизненно важный союз двух держав как ничто другое.

Все еще всхлипывая, Тойнет в сопровождении придворных была препровождена из дворца к карсте, на которой ей предстояло отбыть на новую родину. Принцессу сопровождал также ее брат, наследник престола Иозеф, которого, казалось, ничуть не трогали переживания младшей сестры. Тойнет умоляла мать, чтобы Корделии позволили находиться при ней и в карете, но императрица наотрез отказала в этой просьбе. Ее дочь должна была достойно вести себя во время церемониального отъезда из страны своих отцов. Она должна выглядеть для всех сильной, взрослой и готовой принять на свои плечи королевские обязанности.

Карета, покачиваясь, двинулась к выезду из двора. Сквозь стекло можно было видеть, как Тойнет откинулась на спинку сиденья и забилась в угол, прикрыв лицо рукой с платком, но, когда проезжали через ворота, она выглянула из окна, бросая последний взгляд на отчий дом. По лицу ее струились слезы. Рука брата легла на ее плечо, и головка Тойнет исчезла в карете.

— Брат вряд ли способен утешить ее, — заметила, наблюдая эту сцену, Корделия. — Он такой чопорный и официальный.

— Вы сможете ехать вместе с ней после Мелька, — ответил на это Лео. — А сейчас вам лучше попрощаться со всеми.

Императрица попрощалась со своей крестницей куда более сердечно, нежели герцог Франц. Мария Терезия подарила Корделии серебряный медальон со своим портретом и тепло обняла ее на прощание. Герцог лишь холодно кивнул присевшей перед ним в реверансе племяннице и в качестве прошального напутствия велел ей во всем слушаться мужа. Этот брак, по его словам, был устроен наилучшим образом, и она должна быть благодарна всем тем, кто позаботился о ее интересах.

Если она ни разу в жизни больше не увидит своего дядю, то не прольет по этому поводу ни слезинки, подумала Корделия, направляясь к своему экипажу, у которого ее ждал Лео.

На бортах кареты красовались родовые гербы князей Саксонских.

— У вашего дяди довольно суровые манеры, — нахмурившись, заметил Лео. — Как я могу догадаться, он не любит проявлять свои чувства.

Корделия, поднимаясь с его помощью в карету, взглянула на него.

— Вам незачем искать для него оправданий, виконт. Заверяю вас, наши чувства друг к другу обоюдны. — Лицо ее в этот момент не выражало ничего, по в глазах стояла горечь. — Будь мои родители живы, возможно, этот отъезд был бы для меня очень тяжелым. А так — пусть все будет как есть.

Она устроилась на обтянутом малиновым шелком сиденье великолепно сделанного экипажа, аккуратно уложив пышные юбки по обе стороны и заполнив ими все пространство.

Лицо ее снова обрело прежнюю живость.

— А Версаль в самом деле столь чудесен, как о нем говорят?

— Только для наивных простушек, — сухо ответил он, ставя ногу на ступеньку складной лесенки.

— Но я отнюдь не считаю себя простушкой, — возразила она.

Он усмехнулся, впрочем, вполне добродушно, и сел в карету.

— Моя дорогая, вы новичок в этом мире и ничего не знаете о темной стороне придворной жизни, но если хотите лелеять в своем воображении блестящие картины, то вольны в этом. Жизнь при дворе вскоре развеет самые наивные мечты.

С этими словами он уселся на противоположном сиденье и тщательно, стараясь не задеть ее пышные юбки, устроил сбоку свою шпагу.

Карета двинулась с места. Корделия выглянула из окна, чтобы обозреть далеко растянувшуюся за ними процессию.

Где-то там, ближе к хвосту колонны, ехала и Матильда, приглядывая за вещами Корделии. По обеим сторонам процессии двигался конный эскорт, по ветру развевались знамена, солнце сияло на затканных золотом одеждах, на серебре конских удил и стремян. В самом конце солдаты вели запасных лошадей, среди которых были ее Люсетта и аргамак виконта.

— А Кристиан едет вместе с вашими слугами?

— Думаю, да. Но он волен сам выбирать, как ему двигаться.

— Хотела бы я посмотреть, как завтра будет выглядеть Полигний, когда на всех заборах появится памфлет, — улыбнулась Корделия, внезапно почувствовав, что с нее как будто свалилась громадная тяжесть.

Лео ничего не ответил на это. Он не очень верил в то, что Корделия и Кристиан, даже во всеоружии правды, смогут сокрушить такого пройдоху, как Полигний, но этого человека следовало по крайней мере заклеймить позором, особенно за присвоение произведений собственных учеников, которые принесли ему большую славу и доходы.

— Императрица была очень любезна с Кристианом, когда он попросил отпустить его, — продолжала Корделия, не обескураженная молчанием своего спутника. — Она подарила ему кошелек с деньгами.

— Угу.

— А как далеко до Мелька?

— Пятьдесят километров.

Виконт явно был не в настроении поддерживать беседу:

Им предстояло остановиться на ночлег в бенедиктинском монастыре в Мельке, и болтаться пятьдесят километров по разбитой дороге в тяжелом молчании едва ли было приятно.

Корделия сделала гримаску.

— У меня есть идея, как дам занять себя в дороге, милорд.

Она порылась в своей дорожной сумке и с торжествующей улыбкой достала оттуда пару игральных костей.

— Вот. Чтобы скоротать время, мы можем сыграть в кости.

Жестом опытного игрока она перебросила кости из одной руки в другую. Лео удивленно взглянул на нее. Страсть к игре была общим грехом всех придворных при каждом королевском дворе на континенте, в том числе и в Сент-Джеймсском дворце в Лондоне. Каждый вечер при дворах проигрывались целые состояния и терялись репутации. Не был исключением из этого правила и князь Михаэль, хотя он предпочитал костям карты. Но станет ли он снисходительно взирать на серьезную игру своей жены — в этом виконт совершенно не был уверен. Хотя, возможно, она ограничится маленькими ставками или бумажными фишками.

— Предлагаю играть на большую выпавшую сумму, — небрежно промолвила она, катая кости в руках. — Какова будет ваша ставка, милорд?

— Три экю, — сказал он, решив уступить ей.

— О, но это же детская ставка! Я ставлю четыре луидора.

Корделия явно не собиралась играть на бумажные фишки.

— Надеюсь, вы сможете покрыть такую ставку?

Ее глаза негодующе блеснули в ответ.

— Вы оскорбляете меня, милорд.

Он умиротворяюще поднял руки:

— Ни в коем случае, уверяю вас, мадам. Я только не был уверен, имеете ли вы при себе такую сумму.

Корделия снова порылась в сумке и достала оттуда тяжелый бархатный кошель. , — Здесь у меня пятьсот луидоров банкнотами и звонкой монетой, — сообщила она. — Это свадебный подарок моего дяди. Он не мог дать повод для обвинения в том, что пренебрег обязанностями в отношении своей племянницы. — И с саркастической улыбкой добавила:

— Во всяком случае, деньги по праву принадлежат мне. Они получены с имения моей матери, хотя герцог Франц предпочитает делать вид, что я обязана лишь его великодушию. — Губы ее насмешливо изогнулись. — Я совершенно точно знаю, что, согласно завещанию матери, унаследованное от отца имущество переходит ко мне после моего замужества. Думаю, что мой муж окажется благородным человеком и не будет претендовать на него.

Лео нахмурился. Он не думал, что Михаэль пожелает наложить руку на приданое своей супруги, хотя вряд ли позволит ей самостоятельно распоряжаться им без его вмешательства.

— Не принято, чтобы женщина распоряжалась своим приданым. Я уверен, что муж назначит вам щедрое содержание.

— Содержание на мои собственные деньги! Это несправедливо.

Лео пожал плечами:

— Возможно. Но так живет весь мир, и этот порядок не изменится от девической прихоти.

— Я бы не стала судить столь безапелляционно, милорд. — Корделия подавила раздражение и снова встряхнула кости. — Ладно, давайте лучше играть. Здесь нет ровного места, но мы можем бросать кости на сиденье рядом с вами. Неудобства будут для каждого из нас одинаковы.

Она нагнулась, шаль соскользнула с ее плеч, открыв глубокую ложбинку между грудями. Запах ее волос, оказавшихся так близко от него, заполнил его дыхание. Кости скользнули на бархат сиденья рядом с Лео, и он с облегчением повернулся, чтобы взглянуть на них.

— Четыре и шесть. — Корделия с торжествующей улыбкой откинулась на спинку. — Посмотрим, бросите ли вы удачнее, милорд.

Вздохнув, Лео бросил кости. На них выпали три и два.

— Ага! Я выиграла.

Она схватила кости и протянула руку за выигрышем.

Лео достал кошелек и отсчитал четыре луидора, которые она спрятала с таким радостным видом, что он не мог удержаться от смеха.

— Как же вы любите выигрывать! Надеюсь, проигрываете с достоинством.

— Я редко проигрываю, — самодовольно заявила она, снова катая кости в руках. — Повысим ставку до пяти?

Это был относительно безобидный способ убить время, а нескрываемая радость Корделии при выигрыше забавляла его.

Она выигрывала каждую партию.

Лео запоздало, но понял, что такая удача весьма подозрительна. Его подопечная уже успела выиграть у него двадцать луидоров, прежде чем в душу Лео закрались первые сомнения. Скосив глаза, он стал внимательно наблюдать за тем, как именно Корделия бросает кости. Странные движения ее пальцев привлекли его внимание. В обычной игре этот изгиб кисти никто бы даже не заметил, но его уже насторожило это необычайное везение.

— Ха! Я снова выиграла! Вы должны мне еще пять луи, милорд.

И она привычным жестом протянула руку за выигрышем.

— Что же мне так не везет, — задумчиво произнес он, подбирая кости с сиденья. Они выглядели совершенно обыкновенными. В течение примерно получаса он бросал их без каких-либо подозрений. Лео взглянул на свою попутчицу. На ее лице явно читалось волнение, она опустила протянутую ладонь. Он подбросил кости на ладони, не спуская строгого взгляда с лица девушки, и отметил легкий румянец, появившийся на ее щеках, и поникший взор.

— Они как-то утяжелены с одной стороны, не правда ли?

Да или нет? — повторил он, когда она не ответила на его первый вопрос.

— Как вы можете подозревать меня в таких вещах? — Щеки ее уже пылали, нижняя губа была закушена.

— Ах вы маленькая мошенница! — произнес он, бросая кости ей на колени. — Покажите мне, как вы это делаете.

— Я намеревалась вернуть вам мой выигрыш. — Глаза ее от волнения расширились, лицо приняло необычно серьезное выражение.

— Простите меня за то, что я этому не верю, — сухо произнес он. — Лучше покажите, как вы это проделываете.

— Хорошо. — Корделия наклонилась вперед, едва ли не к его коленям, зажав кости в руке. — Одно ребро у них чуть тяжелее. Если бросить кости на ребро, они упадут шестеркой или четверкой вверх. Не всегда, но в большинстве случаев.

Она почти прижималась к нему. Исходящий от нее аромат, глубокая ложбинка на груди, иссиня-черная масса кудрей кружили ему голову, а когда она, улыбаясь, подняла на Лео свои голубые сияющие глаза, у него перехватило дыхание.

— Это всего лишь невинная шутка, милорд. — В ее голосе одновременно слышались извиняющиеся и защитные нотки. — Я никогда не позволила бы себе этого, если б мы играли всерьез.

— Право, я не заметил, чтобы мы играли на бумажные фишки. Заверяю вас, Корделия, если бы я играл с мужчиной, который выкинул такой трюк, то проучил бы ею кнутом.

— Разве вы не вызвали бы его на дуэль? — удивленно спросила Корделия, сразу же позабыв про собственный конфуз.

— Нет. Я не стал бы марать свою шпагу его кровью, — резко ответил он.

— О! — Она закусила нижнюю губку, потом снова пошарила в сумке. — Возьмите. Здесь все до последнего луидора. — С этими словами она сунула ему в руку горсть монет. — Допускаю, что поступила нехорошо, но я так люблю выигрывать. Добавлю, что никогда не позволяю себе подобных выходок за игровым столом.

Это прозвучало так обезоруживающе покорно и простодушно, что справедливое раздражение Лео мгновенно испарилось. На нее было просто невозможно долго сердиться, несмотря на столь вопиющий проступок.

— Я вас искренне предостерегаю от таких поступков. Если кто-нибудь застигнет вас за такими проделками в салонах Версаля, вас изгонят из общества, и даже супруга наследника престола будет не в силах помочь, — сказал он, нахмурясь. — А если вы навлечете подобный позор на голову мужа, он получит право постричь вас в монахини.

— Но я никогда этого не сделаю! — запротестовала Корделия, ужаснувшись от одной мысли, что он может заподозрить ее в подобной глупости. — Мы позволяли себе такие шутки только в семейном кругу. Тойнет столь же азартна, как и я; порой нам никак не удавалось обыграть ее братьев. А они, в свою очередь, отвратительно вели себя, когда выигрывали, и нам приходилось выполнять по их желанию всякие дурацкие фанты.

— Что ж, придется и мне потребовать от вас выполнения фанта, — задумчиво произнес он, пристально глядя на нее.

— Что? — От этих слов она едва заметно вздрогнула и подалась к нему всем телом. — Как вы хотите наказать меня, милорд?

Лео слишком поздно понял свою ошибку. Как только он чуть ослаблял контроль над собой, сразу же попадал в какую-нибудь ловушку. Ее губы призывно приоткрылись, между ними показался нежный розовый язычок — все это столь откровенно, что Лео на мгновение опешил. Корделию явно не пугали разговоры о фантах.

Он откинулся на спинку сиденья и равнодушно произнес:

— Я нахожу все это довольно скучным.

Закрыв глаза, он откинул голову на подголовник и сделал вид, что пытается уснуть.

Корделия нахмурилась:

— С вашей стороны так скверно притворяться спящим. Я бы не стала вам мешать, если бы вы в самом деле спали, но это же не так. И мне надо о столь многом спросить вас.

— О серьезном? — с подозрением спросил он.

— В высшей степени серьезном. Императрица сказала, что во время нашего путешествия вы будете моим наставником по части жизни в Версале. У Тойнет таким консультантом будет графиня де Нуалли, а у меня есть только вы.

— Что ж, отлично. — Надо же как-то скоротать время, а эта тема выглядит безобидной и полезной. — Что бы вы хотели узнать?

— О, такое множество вещей… Но, прежде чем мы начнем, я хотела бы еще раз сыграть с вами… нет… не в кости и не на деньги, — добавила она, заметив, как помрачнело его лицо. — Давайте загадаем точное время прибытия в Мельк.

Выигрывает тот, кто окажется более точным.

— И какова будет ставка? — Почему он сразу же согласился на это, имея столь печальный опыт, Лео так и не понял.

— Если выиграю я, то мы завтра поедем верхом, вместо того чтобы трястись в этой душной карете.

— А если выиграю я? — Черная бровь вопросительно приподнялась.

— Требуйте все, что пожелаете.

— Довольно заманчиво. — Он почесал подбородок, раздумывая. — Если выиграю я, то вы не будете докучать или провоцировать меня в течение всего дня. Мне нежелательны ни ваш откровенный флирт, ни ваши фокусы. В моем присутствии вы будете вести себя прилично и говорить только тогда, когда к вам обратятся. Согласны?

Корделия закусила губу. Ставки казались ей неравными, но выбора не было. Оставалось только надеяться на выигрыш. Она пожала плечами, соглашаясь.

— Тогда напишем каждый свое время и спрячем записки до нашего прибытия.

С этими словами она достала все из той же бездонной сумки свинцовый карандаш, небольшой блокнот и протянула их Лео.

Виконт не медлил. Он быстро написал цифру, вырвал страницу из блокнота и спрятал ее в карман своего камзола.

Блокнот и карандаш перешли в руки Корделии. Она отчаянно нахмурилась и стала жевать кончик карандаша, пытаясь сообразить, как долго они находятся в пути. Им предстояло сделать остановку для отдыха и смены лошадей, при этом неизбежны знаки внимания со стороны местных жителей, что должно было занять довольно много времени.

— Математика отнюдь не ваш конек? — с сочувствующей улыбкой спросил Лео.

— Как раз наоборот, — возразила она. — Это один из моих самых любимых предметов.

Уязвленная его замечанием, она закончила вычисления и написала цифру. Потом сунула листок в свою сумку и выпрямилась.

— Посмотрим, кто из нас окажется прав.

— Итак, у вас есть какие-то вопросы.

— Когда умерла ваша сестра?

Он не ожидал этого, но вопрос показался ему оправданным.

— Четыре года назад. Девочкам было тогда по девять месяцев.

Лицо его ничего не выражало, глаза смотрели вниз.

— От чего она умерла?

— Это имеет какое-нибудь отношение к жизни в Версале? — Голос его был холоден, губы плотно сжаты.

— Простите меня, — сразу же произнесла она. — Вам больно говорить о ней?

Она не могла себе представить, как тяжело было ему вспоминать те дни. Сестра, так любившая жизнь, сгорела за одну ночь. В глубине его существа поднялась волна ярости от бессмысленности этой смерти. Он заставил себя расслабиться и ответить на первый вопрос Корделии, оставив без внимания второй.

— Она умерла от лихорадки… от очень сильной простуды.

— Вы очень любили ее? — осторожно спросила она, глаза ее потемнели от волнения, выражение лица стало озабоченным.

— Мои чувства к Эльвире не имеют ничего общего с вашей новой жизнью, Корделия, — сказал он, стараясь, чтобы это не прозвучало грубо. Он не мог заставить себя говорить о своей сестре даже с Михаэлем, который, в свою очередь, всегда хранил понимающее молчание.

— Эльвира. Какое чудесное имя. — Корделия, похоже, не слышала его слов. — Она была старше вас?

Она явно не собиралась умолкать.

— Мы были с ней близнецами, — кратко ответил он.

— Ох, — сказала Корделия. — Близнецы особенно привязаны друг к другу, не правда ли?

— Да, так говорят. Может быть, нам стоит теперь поговорить о Версале?

— Ваша сестра тоже родила близнецов. Должно быть, это ваше семейное, — продолжала свое Корделия. — Возможно, когда вы женитесь, также станете отцом близнецов Вы когда-нибудь хотели жениться?

— Вряд ли стоит обсуждать это, — холодно заявил он. — Если вы хотите продолжать нашу беседу, помарайтесь ограничиться уместными вопросами.

— Я вовсе не хотела показаться вам назойливой, — нахмурясь, отвечала она. — Мне интересно все, связанное с вами.

Лео прикинул в уме, в самом ли деле она столь бесхитростна, но потом решил, что не желает знать этого. Разговор, казалось, иссяк, но уже через минуту она произнесла:

— Расскажите о моем муже. Что он за человек?

По крайней мере это была более чем законная область интереса.

— Он мужчина в расцвете лет. Завзятый охотник, за что его высоко ценит король. Князь Михаэль постоянно вращается при дворе. Вы убедитесь в этом, когда вас станут приглашать погостить в королевских дворцах — Фонтенбло, Трианон. Отель де Виль. Двор переезжает из дворца во дворец четыре-пять раз в году. Король начинает скучать, когда чересчур долго живет в одном месте.

Корделия внимательно слушала, но было совершенно ясно, что сведения о переездах двора мало занимают ее, поскольку ничего не дают для понимания мужа.

— Но понравится ли он мне?

Лео беззаботно пожал плечами, всеми силами стараясь отстраниться от сводящей с ума близости с ней.

— Как я могу знать это, Корделия? Многим людям он нравится, хотя и у него есть враги. Да они есть у всех пас.

— Он добрый человек? — настаивала Корделия, положив руку ему на колено. — Он хорошо относится к своим детям?

На самом деле Михаэль был холодным, равнодушным отцом, именно поэтому Лео так беспокоился о том, чтобы девочки попали под присмотр заботливой, любящей мачехи.

Но он тем не менее решил не посвящать Корделию во все подробности.

— Их воспитанием занимается гувернантка. Отец уделяет им не так уж много времени.

Такое отношение к собственным детям тоже было в достаточной степени распространено в аристократической среде. Она открыла было рот, чтобы задать следующий вопрос, но в этот момент раздалось пение фанфар.

— Похоже, мы останавливаемся. Как будет здорово размяться.

Лео распахнул дверцу кареты, как только она остановилась в центре небольшой деревни. Выпрыгнув на посыпанную щебнем площадь, он протянул Корделии руку, чтобы помочь ей выбраться вместе со своими юбками из тесного экипажа. Как только она ступила на землю, он тут же отнял Руку.

Но Корделия не отпустила его.

— Вы должны сопровождать меня, мой доверенный муж, — тихо произнесла она. — И не можете позволить себе обращаться со мной недостойно.

Он строго посмотрел на нее сверху вниз. Как он и ожидал, она улыбалась ему, в глазах светилось откровенное поощрение.

— Я пока еще не проиграла пари, милорд.

Он ничего не ответил, потому что к ним приближался местный мэр, явно желавший предложить все гостеприимство своей деревушки. Для супруги наследника французского престола и ее брата уже были поставлены кресла в самом центре площади, на устланном ковром невысоком помосте.

Местные женщины накрыли для них стол с вином и закусками, а окрестные жители стали собираться вокруг, чтобы поглазеть на столь высоких гостей.

Корделию и виконта проводили до постоялого двора, где был сервирован стол для свиты принцессы. В тесную комнату с низким потолком набилось столько народу, что находиться здесь из-за жары скоро стало совершенно невыносимо. Корделия то и дело вытирала лоб платком.

— Прошу простить меня, милорд, — произнесла она, отпуская его руку и направляясь к выходу из комнаты.

— Куда это вы собрались?

— По делу, требующему одиночества, милорд.

Она игриво улыбнулась ему и стала пробираться к двери.

Лео с тяжестью на сердце осушил кружку с пивом. Неужели он выдержит двадцать три дня в ее обществе?

Корделия безошибочно определила искомый домик позади постоялого двора по длинной очереди придворных, жаждущих уединиться в нем. При виде узкой дверцы она сморщила нос. Туалет явно не был предназначен для женщин с юбками пяти футов в ширину. Повернувшись, она направилась в расстилающиеся вокруг деревушки поля. Большой куст смородины дал ей вполне сносное укрытие, воздух здесь был куда свежее, несмотря на окруживших ее коров, изумленных появлением в их обществе столь изысканного создания.

Она как раз приподнимала свои юбки, когда услышала за кустом звук приближающихся шагов. Принесло же сюда кого-то из деревенских в самый неподходящий момент!

— Корделия, какого черта вы там делаете? — Голос виконта звучал обеспокоенно и очень близко. Сквозь ветки куста были видны его ноги.

— Я здесь, — поспешно ответила она. — Ближе не подходите.

— Какого дьявола… Ох! — В голосе его послышался смех. — Прошу прощения.

Корделия оправила юбки и вышла из своего импровизированного туалета.

— Не очень-то любезно преследовать меня, милорд.

— Когда я вижу, что моя подопечная спешит куда-то в поле, а в этот момент принцесса и наследный принц собираются садиться в карету, мне ничего другого не остается делать, — возразил он. — Но почему вы не пошли в туалет, как все остальные?

— Именно потому, что туда пошли все остальные, — ответила она, расправляя складки на своих юбках. — В таких случаях женщины находятся в ущемленном положении, лорд Кирстон.

Он снова засмеялся:

— Я понимаю, что вы хотите сказать. Но нам надо идти.

Кареты сзади нас не могут тронуться, пока мы не отправимся.

Он взял ее за руку и повлек через поле, забыв, что решил не прикасаться к ней. Корделия ничуть не возражала против столь бесцеремонного обращения с ней.

Они приблизились к величественному зданию монастыря в Мельке около шести часов вечера. К тому времени, когда карета князя Саксонского въехала в западные ворота монастыря, возвышавшегося на берегу Дуная, принцесса и ее брат уже расположились в своих королевских апартаментах.

Корделия взглянула на свои изящные карманные часы, висевшие на цепочке у пояса, потом открыла дорожную сумку и достала оттуда сложенный лист бумаги.

— Какое время прибытия вы предсказали, милорд?

Лео достал свою записку.

— Шесть тридцать, — с довольной усмешкой произнес он. — Полчаса разницы, учитывая тяжесть дороги, вряд ли стоило принимать во внимание.

Но Корделия при этих словах рассмеялась, радостно блестя глазами.

— Шесть двадцать семь. Смотрите. — Она показала ему свою бумажку. — Я никогда не загадываю точное время, потому что в реальной жизни ничто не происходит точно. Итак, я выиграла.

— Да, вы выиграли. Но это не повод кричать от радости.

— И все-таки я оказалась предусмотрительнее, — не унималась она.

Лео вышел из кареты.

— Что ж, поезжайте завтра верхом, — сказал он, подавая ей руку. — А я буду весь день наслаждаться тишиной кареты.

Ее лицо приняло столь разочарованное выражение, что он почувствовал себя отомщенным.

— Но как вы можете добровольно обречь себя на муки путешествия в такой тряской карете?

— Как я уже сказал, в ней будут царить завтра мир и спокойствие… Ага, вот и святой отец, который проводит вас в отведенные апартаменты.

К ним приблизился улыбающийся монах, отрекомендовавшийся отцом Корнелиусом, ответственным за размещение высоких гостей монастыря.

— Вашу служанку направят в ваши апартаменты, княгиня, как только она прибудет. — Он сделал изысканный жест по направлению ко входу в здание. — Ее высочество принцесса просила устроить вас неподалеку от королевских апартаментов.

Корделия поколебалась, потом повернулась к Лео.

— Так вы не поедете завтра верхом вместе со мной?

Тот не устоял перед маленькой местью:

— Наше пари не предусматривало этого.

Но Корделия не могла позволить, чтобы последнее слово осталось за ним:

— Заверяю вас, милорд, что впредь я буду более тщательно формулировать наши пари.

Она присела перед ним в безупречном реверансе и уплыла вслед за отцом Корнелиусом, оставив Лео размышлять о том, выиграл он или проиграл пари по существу.

Глава 7

—Я так несчастна, Корделия! — С этими словами Тойнет бросилась в объятия подруги, едва лишь Корделия вошла в будуар принцессы. — Как только я вынесу такую долгую разлуку?

— Успокойся, успокойся Тойнет, ты умаляешь свое достоинство, — запротестовал Иозеф, не зная, как ему справиться со слезами своей младшей сестры. Не то чтобы Йозефу были незнакомы эмоции вообще, просто будущего императора с детства приучили держать свои чувства в упряжке, и теперь он был обескуражен несдержанностью Тойнет.

— В самом деле, успокойся. — Корделия погладила ее по спине. — Скоро ты поймешь, что все не так уж и плохо Вспомни о том, как ты всегда мечтала стать королевой Франции. Подумай об аристократах Версаля. Обо всех наслаждениях… о свободе делать все, что захочешь.

— А ты прочитала уже письмо мамы? То самое, которое она дала тебе при прощании?

При этих словах Тойнет подняла заплаканное лицо и взяла письмо, протянутое ей одной из придворных дам.

— Нет, еще не прочитала.

— Тогда поскорее сделай это, — поторопила ее Корделия. — Оно должно придать тебе силы.

Йозеф облегченно вздохнул и одобрительно кивнул, кода Тойнет сломала сургучную печать и открыла длинный конверт, на котором была сделана надпись убористым почерком Марии Терезии. В комнате наступило долгое молчание, время от времени прерываемое только вздохами Тойнет. Все остальные затаили дыхание, моля про себя Бога, чтобы приступ горя не повторился. Супруге наследника престола не подобало восседать за ужином со следами слез на щеках.

У Тойнет, когда она читала письмо, словно бы звучал в ушах родной голос, заклинавший ее быть сильной, поддержать честь семьи и оправдать уроки морали, преподанные ей матерью. Она должна выполнять свой долг, потому что принадлежит теперь не себе, а народу Франции.

— Madame ma mere просит меня не поддаваться слабостям, — произнесла она вслух, складывая письмо. — Что ж, я буду стараться. Но сегодня я поужинаю одна в своих апартаментах… Корделия составит мне

компанию.

— Боже мой, сестренка, что ты делаешь! — запротестовал Йозеф. — Мельк предоставил тебе все самое лучшее, что у него есть. И будет непростительным оскорблением запереться ото всех.

— Йозеф прав. Топнет, — пришла ему на выручку Корделия. — Ты не должна пренебрегать нашими хозяевами.

Обняв подругу за плечи, она повлекла ее к двери, ведущей в опочивальню.

— Ты наденешь сегодня бриллиантовое колье, которое прислал тебе король Франции?

Парочка исчезла в соседней комнате, и оттуда вскоре донесся голос Тойнет, отвечавшей на оживленную болтовню Корд ел и Йозеф вздохнул с облегчением. Корделии всегда удавалось успокоить Тойнет во время случавшихся с той эмоциональных срывов.

— Я вскоре вернусь, чтобы сопровождать принцессу на ужин, — объявил он дежурной камеристке и направился отдохнуть в тишине собственных апартаментов.

Когда Корделия спустя час выходила из спальни Тойнет, супруга наследника престола уже обрела свойственное ей бодрое настроение. Корделия рассмешила ее мимическими пародиями на кое-кого из сопровождавших их французов и теперь улыбалась, направляясь в свою спальню, расположенную неподалеку от королевских апартаментов.

Матильда ждала ее с нетерпением.

— Следовало появиться но крайней мере за полчаса до того, как зайдет виконт, чтобы сопровождать тебя к ужину, — упрекнула она Корделию. — Час назад он прислал посыльного с известием, что ты должна быть готова к восьми, а сейчас уже половина восьмого.

Сердце Корделии невольно вздрогнуло, когда она узнала, что ей снова суждено быть в обществе виконта.

— Ее высочество задержала меня. — С этими словами она сняла перчатки, бросив их на кресло. — О, я не хочу надевать к ужину это платье, Матильда, оно мне не к лицу. — И она сделала недовольный жест рукой в сторону платья из скучной желтой тафты, уже разложенного на постели.

— Что за вздор! — заявила Матильда. — Это платье больше всего подходит для ужина в монастыре. Оно обнажает грудь меньше, чем другие.

— Но я вовсе не намереваюсь скрывать мою грудь, — возразила Корделия, распахивая дверцы гардероба. — Пусть это и монастырь, Матильда, но все наденут к ужину свои парадные туалеты, и я не хочу выглядеть как деревенская простушка.

— Ладно, но только поспеши, — сказала Матильда, убирая отвергнутый наряд. — Я не хочу, чтобы виконт ругал меня за твое опоздание.

— Он даже не подумает ругать тебя за это. — Корделия выбрала платье алого шелка и вертелась теперь перед высоким зеркалом, приложив платье к себе. — Он уже знает, что медлительность — один из моих многочисленных грехов.

Она склонила голову набок, разглядывая свое отражение.

— Думаю, сегодня вечером я буду в этом.

— Алый цвет в монастыре! — негодующе воскликнула Матильда, расстегивая дорожное платье Корделии.

— О, да ты у меня жеманница. — Корделия, повернувшись, расцеловала ее в обе щеки. — Ну и что, кардиналы тоже ходят в алом, разве нет? Так что это вполне подходящий цвет.

Она выступила из сползшего к ее ногам платья.

— У меня есть время умыться? После этой поездки я вся в пыли.

Она подошла к умывальному столу, окунула в воду губку и принялась яростно тереть лицо, потом грудь и плечи.

— Может, кардиналы и ходят, — бурчала Матильда, сбрызгивая носовой платок лавандовой водой. — Но не очень-то скромно ходить по монастырю с открытой грудью. Какое же ты все-таки неуемное существо. Сядь сюда и дай мне причесать тебя.

Она усадила Корделию у туалетного столика, дав ей надушенный лавандой носовой платок.

Корделия подушила лавандой между грудями, под мышками и за ушами.

— Вот так-то лучше. Я так взмокла в карете.

— Да угомонись ты!

Матильда погрузила щетку в копну черных волос, чтобы расчесать их, прежде чем уложить в пышную прическу. Она выпустила несколько локонов, которые должны были обрамлять лицо Корделии по бокам, и закрепила все сооружение гребнем с жемчугом. Полюбовавшись на свою работу в зеркало, она нахмурилась. Потом молча кивнула и принялась надевать на Корделию алое платье.

Корделия знала, что этот цвет очень идет ей, да и сейчас как нельзя лучше соответствует ее настроению. Она сгорала от предвкушения чего-то прекрасного, кровь горячей волной бежала по жилам. Она сказала себе, что причиной этому является переполняющее ее чувство свободы от жестокого этикета, господствовавшего при австрийском дворе. Новая, вольная жизнь открывалась перед ней, где-то далеко маячило неясное золотое зарево Версаля.

Резкий стук заставил ее повернуться лицом к двери, и замирая сердцем она уже знала, что за ней пришел он. Это была любовь — неуправляемая, безрассудная, неодолимая.

На пороге стоял Лео. Перед ним замерла изящная девушка в блестящем платье из алого шелка, с черными как смоль локонами, с лучистыми глазами цвета сапфира, с полуоткрытым ртом, в котором влажно поблескивали белоснежные зубы, и с небольшой, гордо посаженной на длинной стройной шее головой. Высокая грудь царила над декольте.

Талия красавицы была столь тонка, что он спокойно мог бы обхватить ее руками. В последние дни он много раз виделся с ней, но теперь ему показалось, что увидел впервые. От Корделии словно бы исходили искушение и опасность. Воздух вокруг нее был насыщен страстью, он как будто слышал потрескивание электрических разрядов. Любой прикоснувшийся к, ней сейчас был бы сожжен этой энергией на месте, подумал он, и холодок предчувствия пробежал по его спине.

— Видите, я уже готова, милорд. — Корделия присела в реверансе, скрывая свои истинные чувства под слегка насмешливым тоном. — Матильда не одобряет мой наряд. Она считает, что алый цвет не следует носить в доме Бога. Но я напомнила ей, что кардиналы носят красные шапки. А вы что скажете по этому поводу, милорд?

Она медленно поднялась с кресла, кокетливо склонив голову набок.

— Не думаю, что ваше платье вызовет неодобрение, потому что все внимание будет обращено на супругу наследника престола и на принца, — обескураживающим тоном произнес он. — Если вы готовы, тогда пойдем.

Он отступил в сторону, пропуская ее из комнаты.

— Как это негалантно с вашей стороны, — заметила Корделия, проходя мимо него. — Я могла бы обидеться на такой выговор.

— Но вы ведь не обиделись, — сухо ответил он.

Она искоса взглянула на него:

— Ни в малейшей мере, милорд, потому что единственный взгляд, который мне важен, — ваш.

Меня бы вполне устроило, если б для всех остальных я стала невидимкой.

Лео произнес сквозь стиснутые зубы угрожающим шепотом:

— Прекратите нести чепуху, Корделия. Предупреждаю вас, что я начинаю терять терпение.

— Но я ведь выиграла пари, — улыбнулась ему Корделия, беря виконта под руку. — И не смотрите на меня столь яростно, а то люди будут теряться в догадках, что такое случилось с новобрачными.

У него не было времени сказать все, что он считал нужным, так как они уже входили в самый большой зал монастыря, где собрались сливки местного общества, чтобы разделить вечернюю трапезу с настоятелем монастыря и придворными.

Тойнет, немного бледная, но вполне владеющая собой, сидела во главе стола между своим братом и настоятелем.

Княгиня Саксонская вместе с сопровождающим были тут же усажены рядом с королевскими особами, и Лео оставалось только тупо улыбаться и чертыхаться про себя, чувствуя полное бессилие в борьбе с неискоренимым кокетством своей подопечной. Во время всего ужина лучезарная улыбка не сходила у нее с лица, застольные разговоры вокруг нее не смолкали, и Лео с нескрываемым удивлением наблюдал за тем, как она постепенно обворожила всех присутствующих своим обаянием. Даже настоятель монастыря поддался чарам Корделии и в конце ужина принялся добродушно похлопывать ее по руке, смеясь шуткам проказницы.

Корделия изо всех сил старалась за двоих, зная, что Тойнет сейчас не в состоянии поддерживать застольную беседу.

Бледность и молчание супруги наследника престола не были замечены присутствующими под прикрытием веселого смеха ее подруги.

— А теперь насладимся музыкой, — очень вовремя провозгласил настоятель, когда слуги убрали вторую смену блюд. — Я нахожу, что это весьма способствует пищеварению.

Из дальнего конца зала донеслась мелодия псалма, и общество застыло в подобающем молчании, слушая, как звук растет, заполняя все пространство и взмывая под купол. Под эти звуки настоятель пригласил всех присутствующих в часовню для благословения.

— Мне казалось, вы не принадлежите к нашей вере, милорд, — вполголоса заметила Корделия, преклонив колена на каменном полу и расправив вокруг себя юбки.

— Ничего не поделаешь, — холодно ответил он, тоже становясь на колени.

— Я люблю вас, — прошептала она.

Эти слова вырвались совершенно непроизвольно. Корделия не собиралась признаваться в любви, но он находился так близко к ней, что она ощущала даже слабый запах сухой лаванды и розмарина, которыми явно было переложено его белье. Воздух вокруг нее был так насыщен его присутствием, что она на мгновение забыла про все вокруг.

Лео молил Бога даровать ему выход из этого положения.

Как он мог сопротивляться ее страсти? Это чувство выдавали синие искры в ее глазах, смотревших на него из-за ладони, которой она закрывала лицо от остальных молящихся. Об этом говорили ему и плавный изгиб ее шеи, маленькое ушко, проглядывающее между черными локонами, ее вздымающаяся и опускающаяся грудь. Он не уставал твердить себе, что она жена другого мужчины, его родственника, но это казалось почти нереальным в окружающей их обстановке.

Служба закончилась, и усталые путешественники получили возможность отправиться на покой. Тойнет попросила Корделию проводить ее.

— Я знаю, что ты устала, Корделия, но мне так хочется, чтобы ты побыла со мной, пока я отойду ко сну. Мне очень одиноко.

Это был королевский приказ, замаскированный под мольбу подруги о помощи. К таким вещам Корделия уже давно привыкла.

Лео удалился в собственные апартаменты. Слуга ждал своего господина там, чтобы помочь виконту раздеться, но Лео попросил налить ему графин коньяку, снять башмаки и камзол, после чего отправил его спать. В камине весело трещал огонь. Апрельский вечер был довольно прохладен, а массивные каменные стены монастыря хранили зимний холод едва ли не до середины лета.

Лео, оставшись в тонкой рубашке и в чулках, сел к огню и подтянул поближе к себе небольшой столик с инкрустированной столешницей в виде шахматной доски. Нахмурясь, он принялся расставлять фигуры одного этюда, который не мог решить уже неделю. Это могло на какое-то время занять его мысли и остудить разгоряченную кровь. Вряд ли он внесет спокойствие в свою душу, но мудрая простота шахматных фигур и ясная логика шахматного этюда могли хотя бы отчасти помочь ему.

Корделия сидела у Тойнет, пока ее подруга не заснула, потом, зевнув во весь рот, направилась в свою комнату. Матильда дремала у огня и при появлении Корделии сонно поднялась из кресла.

— Ты только расстегни мне платье и расшнуруй корсет, Матильда, а со всем остальным я управлюсь сама, — сказала Корделия, снова зевая. — Тебе тоже нужно выспаться.

Она потерла глаза, потом принялась вынимать шпильки из прически, а Матильда стала расстегивать крючки ее платья.

— Я завтра собираюсь ехать верхом. Ты достала мою амазонку?

— Достану завтра утром. — Матильда стянула с нее алое платье и повесила его в шкаф. — Мы встаем завтра очень рано и сразу отправляемся, как я понимаю. Утром я разбужу тебя заранее, чтобы ты успела собраться.

С этими словами она поцеловала Корделию и отправилась спать в отведенную для слуг комнату.

Корделия лежала в своей тонкой ночной рубашке, глядя на расшитый полог кровати, настолько усталая, что у нее не было сил забраться под одеяло. Глаза ее стали слипаться. Внезапный шорох заставил ее сесть на постели с бьющимся сердцем. Она обвела взглядом комнату, пытаясь понять, что за звук ее разбудил.

По полу пробежала мышь и скрылась в норе, прогрызенной под плинтусом.

Корделия встала с кровати и подошла к туалетному столику, чтобы привести в порядок волосы — она знала, что стоит заснуть сейчас с прической, и завтра ее невозможно будет расчесать. Тишина ночи нарушалась только потрескиванием дров в камине да еле слышным тиканьем часов на каминной полке. Корделия поняла, что от усталости она едва ли сможет заснуть. В голове роились мысли, один за другим всплывали вопросы. Какая жизнь ждет ее впереди? Что за человек ее загадочный муж? Как сложатся отношения с его детьми? Ждут они ее появления или уже заранее боятся?

Девушка не могла ни избавиться от этих мыслей, ни прогнать растущие опасения. Сон бежал от нее.

Она принялась бесцельно бродить по комнате. Одну ее стену целиком занимали книжные полки. На первый взгляд ни один из стоявших на них толстых томов не был способен успокоить томящуюся душу. Корешки переплетов блестели золотом имен авторов, писавших в основном на латыни и греческом. Она прошлась рукой по корешкам и остановилась на томике стихов Катулла. Все легче, чем высокоумные строки Ливия или Плиния.

Корделия достала тонкий томик и прислонилась плечом к полкам, быстро листая страницы книги. Неожиданно стена под ее весом как бы подалась внутрь. Заинтригованная этим, Корделия нажала посильнее, и стена вместе с полками, скрипя и потрескивая, стала поворачиваться. Все произошло так неожиданно и быстро, что Корделия не успела ничего толком понять. Часть полок повернулась, как дверь, и Корделия очутилась по другую сторону стены в каком-то помещении, с удивлением глядя на образовавшееся отверстие.

Лео услышал у себя за спиной какой-то странный треск, исходивший от стены с полками книг. Он повернулся и с открытым от удивления ртом уставился на немыслимую картину. Босая Корделия в одной ночной рубашке тонкого полотна стояла в его комнате, с изумлением глядя на странные полки с книгами.

— Как… как это случилось?

С этими словами она повернулась, не слишком удивленная тем, что перед ней стоит именно он. По сравнению с удивительным открытием потайного хода это показалось ей не таким уж большим чудом.

— Ох, Лео, это вы. Я даже не представляла себе, что мы с вами соседи. Только взгляните сюда! — Она снова показала пальцем на стену. — Она… она открылась. Я оперлась на нее плечом, и вот — произошло чудо. Я только хотела найти что-нибудь почитать.

Она протянула ему томик Катулла, словно в доказательство истинности своих слов.

Лео довольно быстро пришел в себя. Сначала он подумал, что Корделия намеренно устроила этот трюк, но ее изумление было совершенно искренним, да и откуда она могла узнать про секреты монастырских стен?

— Возвращайтесь к себе в комнату, а я постараюсь закрыть потайную дверь с этой стороны.

— О, как это скучно! — Она сделала несколько шагов в комнату Лео, оправдывая все его опасения. — Разве вам не интересно, почему здесь такая штука?

Волосы ее иссиня-черной волной ниспадали по плечам, темные локоны оттеняли бледность лица, глаза, казавшиеся сейчас серыми, поблескивали в свете свечей, как живые угольки.

— Может быть, это сделано для любовных свиданий? — Ее глаза заговорщически блеснули, хотя он и не мог заподозрить ее в обычной игривости. Она, похоже, искренне захвачена необычайной ситуацией. — Но ведь это же монастырь.

Как шокирующе!

Она повернулась и снова посмотрела на темное отверстие в стене.

— Хотя ведь это помещения для гостей. Какой же архитектор придумал такую штуку? — Голос ее искрился едва сдерживаемым смехом. — Наверное, у монахов есть свои тайны.

— Безусловно, есть. А теперь, пожалуйста, вернитесь к себе тем же путем, каким вы пришли.

— Мне не спится. Я так взволнована, страшусь того, что мне предстоит… — доверчиво сообщила она. — Но ведь и вам не спится, если вы играете в шахматы. Вы разгадываете этюд?

Мне тоже нравится это. А поскольку мы оба не спим, давайте сыграем?

И она нагнулась над шахматным столиком, без лишних слов смахнула фигуры этюда и принялась расставлять их для игры.

— Корделия, я же решаю этюд! — запротестовал он. — Как вы можете сметать плоды моих трудов!

— О, прошу прощения. — Она взглянула на него сквозь упавшие на лицо кудри. — Не хотелось бы показаться бесцеремонной, но я решила, что вы согласились сыграть со мной партию.

И снова он понял, что она ведет себя совершенно искренне. Это так похоже на порывистую, непосредственную Корделию, которая бросила из окна букет цветов совершенно незнакомому ей человеку.

— Ни на что я не соглашался. Вы даже не дали мне возможности вставить словечко, — упрекнул он ее. — Оставьте, шахматы в покое и отправляйтесь наконец спать.

Он шутя шлепнул ее по руке в тот момент, когда она устанавливала черного короля на доске.

— Ой! — воскликнула Корделия, потирая руку. — Мне больно. Ну почему мы должны оба сидеть без сна, когда можно приятно провести время за игрой, не мучаясь от бессонницы.

Она произнесла это с таким обиженным выражением лица, что Лео почувствовал, как в его груди рождается уже знакомый ему беспричинный смех. Смех и столь же знакомая тяга к очертаниям ее стройного тела под тонкой тканью ночной рубашки. Пока он старался обрести самообладание, Корделия сумела воспользоваться его секундным замешательством. Зацепив кончиком ноги стул, она подтащила его к шахматному столику. Сняв с доски черную и белую пешки, она спрятала их за спиной и протянула ему сжатые в кулаки руки.

— В какой руке, милорд?

Похоже было, что коль скоро ему не удалось избавиться от незваной гостьи, то теперь придется сыграть с ней партию в шахматы. Достаточно невинно, не правда ли? Сдаваясь, он коснулся ее правой руки.

— Ваши черные! — заявила она с торжествующей ноткой в голосе, уже знакомой ему по послеобеденному пари. — Стало быть, я хожу первая.

Развернув столик так, чтобы перед ней оказались белые фигуры, она сделала ход королевской пешкой. Потом откинулась на спинку стула, выжидающе глядя на него.

Они молча двигали фигуры, и Лео намеренно сосредоточил все свое внимание на игре, чтобы не думать о более чем откровенно одетой девушке, сидящей напротив него. Корделия играла очень хорошо для женщины, но его позиция заметно укрепилась, потому что она позволяла себе рисковать, порой на грани авантюры и не могла играть, когда дело шло к проигрышу..

Привстав с кресла, она резко вытянула руку и даже наклонилась над шахматным столиком, словно передвижение маленькой деревянной фигурки требовало большого напряжения. Коленями она при этом задела край стола, пошатнув его, отчего вся комбинация рассыпалась, а добрая половина фигур оказалась на полу.

— Ах, какая досада! — И она ловко поймала падающий стол.

— Что вы наделали! — Разъяренный Лео тоже вскочил.

Перегнувшись через столик с остатками шахматных фигур, он схватил ее за плечи, яростно тряхнул и притянул к себе.

— Но я сделала это не нарочно! — воскликнула Корделия. — Честное слово, я не хотела. Это чистая случайность.

— И вы думаете, я вам поверю?

Он снова резко тряхнул ее, не очень хорошо представляя, что собирается с ней делать. На мгновение Лео потерял голову от бешенства, негодуя на нее за такой глупый детский трюк с шахматами. В запале он схватил ее за локти, почти приподняв над столом. Он тряс ее, как тряпичную куклу, она вопила, губы его едва не касались ее губ. Крики внезапно прекратились. Его руки крепко сжимали ее плечи, тело ее было прижато к его телу. Рот Корделии сам собой приоткрылся, словно приглашая в свою глубину. Инстинктивно чувствуя, что поступает правильно, она опустила руки на его ягодицы, обтянутые темным шелком панталон. Его плоть оказалась как раз напротив ее лона, и она тут же прижалась к нему своим телом, в то время как ее язык предпринял свою решительную атаку на его уста, изучая, взывая, требуя. Она не думала ни о чем и лишь следовала велениям своего тела. Волна желания ошеломляющей силы поднялась от ее чресел, двинулась по жилам, застучала в висках. Все, что она испытала ранее, было лишь слабой тенью этого неистового разгула страстей.

Лео попытался обрести ясность мысли, но лишь больше запутывался в изгибах ее тела. Жар этого тела обжигал его ладони, когда он ласкал ее, запоминая каждую выпуклость, каждую ложбинку. Захватив на спине тонкую материю ее рубашки, он натянул ткань так, что девичье тело обрисовалось словно нагое. Он завороженно глядел на розовые груди, волнующиеся под белизной ткани, на твердые соски, венчающие их, на темный треугольник внизу живота, просвечивающий сквозь рубашку. Все надежды на торжество разума разлетелись вдребезги.

Он восторженно рассматривал ее, и губы еще призывнее приоткрылись, дыхание участилось. Она положила его руки себе на бедра и с вызовом подняла лицо, на котором сверкали страстью и желанием потемневшие глаза. Учащенно задышав, он снял с нее через голову сорочку и жадно приник к ее нагому телу. Он грубо и быстро ласкал ее руками, и при каждом их движении дыхание девушки все учащалось от вздымающегося в ней желания, толкающего тело к нему, требующего все новых и новых ласк, от которых кожа ее загоралась красными пятнами.

От напора его тела Корделия упала спиной на шахматный столик. Острые грани шахматных фигур впились в ее кожу, но она не замечала этого, утонув в красном тумане страстного желания. Ноги раскрылись навстречу его рукам, ласкающим самые сокровенные части ее тела и прикоснувшимся к самому средоточию ее страсти. Внизу живота вздымались волны, постепенно достигнув невыносимо страстного крещендо, и ей казалось, что она вот-вот умрет. И девушка в самом деле умерла. С алых высот любовного экстаза она медленно погрузилась в мягкую черноту, лишившую ее всех сил, и услышала как бы со стороны свой собственный захлебывающийся крик неистового восторга.

Лео прижимал Корделию к себе, поддерживая на шахматном столике, пока накатывающиеся волны наслаждения сотрясали ее тело. Но вот глаза ее открылись, и она улыбнулась ему. Прекрасное лицо светилось неописуемым наслаждением.

— Что вы со мной сделали?

— Господи Боже! — Он убрал из-под нее руки и выпрямился. Золотистые глаза Лео, ставшие сейчас почти черными, не отрывались от ее тела, трогательно и беспомощно распростертого на столе.

— Да встаньте же скорее! — Голос его стал хриплым от волнения. Он рывком поднял ее со стола и поставил на ноги. — Наденьте рубашку!

С этими словами он подтолкнул ее к скомканной рубашке, белеющей на полу. Девушка нагнулась, и он увидел глубокие отпечатки шахматных фигур у нее на спине.

— Глазам своим не верю, — пробурчал он и только тут ощутил тянущее чувство, причиной которого было его собственное возбуждение.

Корделия повернулась к нему, прижимая смятую рубашку к груди.

— Я все же не понимаю, что случилось. — Глаза ее все еще были затуманены только что испытанным наслаждением. — Ведь мы не…

— Да, мы не, — хриплым голосом прервал он ее. — Но то, что я сделал, просто безобразно. Ради всего святого, Корделия, отправляйтесь спать и оставьте меня одного.

Возникший было протестующий ответ замер у нее на устах. Она направилась ко все еще отодвинутым книжным полкам, по-прежнему прижимая рубашку к груди. Он старался не смотреть на ее стройную спину, нежные очертания ягодиц, прекрасные длинные ноги. Старался, но не преуспел в этом.

Около книжных полок она произнесла, взглянув на него через плечо:

— Я в самом деле не хотела перевернуть столик. Это чистая случайность.

— Не имеет значения, — устало ответил он.

— Нет, имеет. Не хочу. — чтобы вы думали, будто я способна совершить такое.

Лео хрипло рассмеялся:

— Моя дорогая девочка, после всего совершенного этой ночью ваш поступок едва ли стоит упоминания.

— Это разные вещи, — едва слышно произнесла она. — Чудо, что вы сотворили со мной, не может быть чем-то дурным.

Лео прикрыл глаза.

— Вы понятия не имеете, о чем говорите, — заметил он. — А теперь отправляйтесь спать.

Корделия проскользнула сквозь отверстие в свою спальню и водворила полки на их законное место. Больше всего она нуждалась сейчас в житейской мудрости Матильды, но приходилось смиренно ждать утра. Упав на кровать, она свернулась клубочком, как котенок, и сразу же заснула.

Глава 8

Утреннее небо едва светлело, когда Матильда вошла в спальню Корделии в сопровождении служанки, которая несла дымящийся кувшин с горячей водой. Она поставила его на туалетный столик, после чего стала раздувать угли в камине, чтобы прогнать холод раннего утра.

Корделия непробудно спала за задернутым пологом, пока Матильда раскладывала ее платье для верховой езды и упаковывала в сундук те одежды, в которых она провела предыдущий день.

— Принеси княгине кофейник, девочка. Ей надо выпить чего-нибудь горячего, здесь так холодно.

Служанка присела в книксене и вышла из спальни, которую уже согревал огонь камина. Матильда распахнула полог кровати.

— Просыпайся, милая. Минут десять назад прозвонили к заутрене, а завтрак будет подан в большом зале в семь часов.

Корделия перевернулась на спину и открыла глаза. В первое мгновение она не могла понять, где находится. Потом события предыдущего дня всплыли у нее в памяти. Она села в постели, потерла кулачками глаза и печально посмотрела на Матильду.

— Я влюбилась.

— Святая дева Мария, надеюсь, не в этого молодого музыканта! — воскликнула Матильда. — Пусть он и неплохой парень, но никак не для такой девушки, как ты, моя дорогая.

— Нет, не в Кристиана. — Корделия села в кровати, скрестив ноги. — В виконта.

— Матерь Божья! — перекрестилась Матильда. — И когда же это произошло?

— Как только я его увидела в первый раз. Мне кажется, он тоже ко мне неравнодушен, только боится в этом признаться.

— Надеюсь, что он в своем уме. Как может уважаемый всеми человек говорить про свои чувства к чужой жене? — Матильда сердито заправила седой локон, выбившийся у нее из-под накрахмаленного чепца.

— Матильда, я никогда не полюблю своего мужа, — тихо, но убежденно произнесла Корделия.

— Что ж, теперь уже ничего не поделаешь, девочка. Так было и с твоей матерью. Да и почти со всеми женщинами твоего круга. Они выходят замуж за тех, к кому их ведет не сердце, а положение.

— Положение мужчин, — горько произнесла Корделия, и Матильда не нашла ничего, чтобы возразить ей. — А мать не любила моего отца?

Матильда кивнула:

— Да, твоя мать любила другого человека, любила всем сердцем. Но она ни разу не сделала ничего такого, чего могла бы стыдиться. — С этими словами Матильда воздела вверх палец. — Она хранила свою честь до смертного одра.

— И была несчастлива?

Матильда поджала губы, но тут же вздохнула и согласилась:

— Да, дитя мое. Совершенно несчастлива. Но она знала, в чем состоит ее долг, и ты тоже должна понять это.

Корделия, нахмурясь, принялась массировать ногу.

— Моя мать всю жизнь провела при австрийском дворе.

Там никогда не было свободы. Возможно, если бы она оказалась в Версале…

— Не смей говорить об этом, — прервала ее Матильда. — Если ты позволишь себе хотя бы задуматься над этим, то неприятностей не оберешься.

— Думаю, они уже начались, — медленно произнесла Корделия, изо всех сил растирая пальцами подошву и не отрывая от нее взгляда.

Матильда тяжело опустилась на край кровати, лицо ее вытянулось.

— Что ты говоришь, дитя мое? Неужели виконт обладал тобой?

— И да, и нет. — Корделия, покраснев и закусив губу, взглянула на нее. — Того, что происходит между супругами, не было, но он ласкал меня… касался самых интимных мест… и со мной случилось что-то чудесное. Хотя я и не совсем поняла, что же это было.

— Храни нас Господь! — всплеснула руками Матильда. — Расскажи мне толком, что произошло.

Корделия рассказала, запинаясь на каждом слове, с горящим от стыда лицом, хотя Матильда была ее няней с самого детства и знала все ее тайны.

— Но, Матильда, если не было соития, то что же это такое? — закончила она вопросом.

Матильда вздохнула. Уж лучше бы ее воспитанница потеряла невинность, забывшись в угаре страсти. Как бы импульсивна она ни была, но в этом случае вряд ли получила бы удовольствие. Но сейчас, когда она, вкусив наслаждение, осталась девственницей…

— Встречаются мужчины, которые хотят и умеют доставить женщине радость любви, дитя мое. Но гораздо чаще они думают только о своем собственном удовлетворении. Разумнее всего забыть то, что с тобой случилось. И мечтать о хорошем муже, которому ты принесешь столько детей, сколько сможешь. Это самое лучшее, о чем может мечтать каждая женщина.

Корделия потупила глаза и резко произнесла:

— Я не верю в это, Матильда. И думаю, ты сама не веришь в то, что говоришь.

Матильда, нагнувшись к ней, обеими руками взяла ее лицо и повернула к себе.

— Послушай меня, дорогая, и хорошенько запомни. Ты должна мудро принять то, что тебе суждено в этом мире. Мне не хотелось бы видеть, как ты сгораешь от неосуществленных желаний, как это случилось с твоей матерью. Ты ведь сильная. Такой тебя сделала я. Ты должна стремиться к тому, что можешь иметь, и забыть про то, что не можешь.

— Мать не любила моего отца и…

— Она не нашла времени рассмотреть то, что в нем было достойно любви, так как слишком много внимания уделяла недостижимому. — Матильда выпустила из рук голову Корделии, лицо ее внезапно стало жестким. — Я вырастила тебя не для того, чтобы ты стремилась к невозможному. Я всегда готовила тебя к тому, что предназначено судьбой. А теперь вставай и одевайся. Мы не можем здесь болтать все утро.

Корделия спустила ноги с кровати и встала. Именно в это мгновение в комнату вошла служанка, неся кофейник.

— О, как чудесно. Благодарю тебя. Я так соскучилась по кофе. Спасибо, что позаботилась обо мне.

И она так тепло улыбнулась служанке, что та просияла и присела в книксене, наливая чашку кофе и протягивая ее полуобнаженной княгине.

— Мне не составило это труда, ваше сиятельство.

С улыбкой на лице служанка вышла из комнаты.

— Сказать по правде, я совершенно не ожидала этого от виконта, — пробормотала Матильда. — И если бы не знала твою настойчивость, то никогда бы не поверила в услышанное. Он выглядит вполне достойным человеком.

— Но он и есть достойный человек. — Корделия сразу же бросилась на защиту Лео. Она сделала изрядный глоток кофе, сразу же вернувший ее к жизни. — И я вовсе не искала случая, все произошло само собой. Кстати, он сам остановился, хотя это и далось ему нелегко.

— Ну что ж, он должен был это сделать, — угрюмо сказала Матильда.

Размышляя над всем, этим, она зашнуровала корсет своей подопечной туже, чем обычно.

Корделия безропотно дала затянуть себя. Когда Матильда впадала в такое настроение,

лучше было не трогать ее и ждать, когда она обретет обычное спокойствие. Непроизвольно девушка бросила взгляд на книжные полки. Интересно, смогла бы она снова открыть их? Корделия толком не знала, как ей удалось сделать это прошлой ночью. Нажала ли она случайно на какую-то потайную кнопку или повернула рычажок? Или ненароком коснулась определенной книги? Вряд ли ей удастся найти секрет. Через час они уже будут далеко от этого места.

— Ну, с тобой все, — сказала Матильда, застегивая последний крючок. — Теперь поспеши.

Она махнула рукой, выгоняя свою воспитанницу из комнаты. Корделия не могла понять, то ли ее няня была рассержена, то ли просто озабочена.

Глубоко задумавшись, она вышла в коридор как раз в тот момент, когда Лео, тоже в костюме для верховой езды, появился из дверей соседней комнаты.

— Доброе утро.

Корделия почувствовала какое-то странное смущение.

Потупив глаза, она присела в реверансе.

— Доброе утро.

Выражение его лица было мрачным, глаза потухшие, рот плотно сжат. Скупым жестом руки предложив ей следовать вперед, он стал вслед за ней спускаться по лестнице, ведущей в зал.

Корделия, что было необычно для нес, не могла связать и двух слов. Во время официального завтрака она сидела, не отрывая глаз от его рук и вспоминая, как они ласкали ее тело. Эти сладкие воспоминания наполняли жаром все ее существо. К счастью, завтрак скоро закончился, и Корделия направилась на церемонию прощания супруги наследника престола с братом Иозефом, которому предстояло вернуться отсюда в Вену, оставив сестру на дороге в Страсбург, где ее ждал официальный прием французской стороны.

Тойнет попрощалась с братом куда спокойнее, чем со своей матерью. Завершением церемонии стал тот торжественный момент, когда Йозеф в последний раз усадил свою сестру в карету.

— Я вижу, вы тоже решили сегодня путешествовать верхом, мой господин.

Корделия сделала жест рукой, имея в виду костюм для верховой езды Лео. Она заговорила с ним в первый раз с того момента, когда пожелала ему доброго утра около лестницы.

Предполагалось, что это будет ни к чему не обязывающее замечание, но се голос дрогнул и странно прозвучал в воздухе монастырского двора.

— Да, — кратко ответил он. — Мы поедем верхом вслед за конным конвоем и в стороне от кареты.

Он обвел взглядом двор, наблюдая, нахмурившись, как его грум ведет их лошадей.

— Но что заставило вас изменить ранее принятое решение? — снова спросила Корделия. — Ведь вы сказали вчера, что хотите ехать в тишине и спокойствии кареты, пока я буду двигаться верхом.

Его брови почти сошлись.

— Вы под моей опекой, княгиня. Как бы я ни плакался, я отвечаю за вас. Если вы намерены обречь ближнего своего на муку, то пусть уж им буду лучше я, нежели какой-нибудь бедный грум.

Он дал груму знак помочь Корделии сесть в седло.

Непринужденно оседлав коня, он дождался, когда Корделия устроится в седле, подобрал поводья и вставил ноги в стремена. Его аргамак был хорошо выезжен. Лео сообразил, что, поскольку Корделия выросла вместе с членами семьи Габсбургов, она тоже должна быть прекрасной наездницей и ему можно не беспокоиться, справится ли она со своей лошадью. Но, зная ее, он понял, что Корделию будет раздражать необходимость держаться на определенном месте в процессии.

— Мы поедем шагом, — предупредил он ее. — Мы не должны обгонять карету супруги наследника престола, иначе будет нарушен протокол. Похоже, поездка окажется довольно скучной.

— Но мы можем покинуть процессию, — предложила Корделия. — Проехаться по полям, а потом снова влиться в нее.

— Именно поэтому я не рискнул оставить вас на попечении грума, — сердито произнес он.

Корделия лишь крепко сжала губы, чтобы не пуститься в возражения, и пустила свою кобылу рядом с аргамаком Лео.

Процессия двигалась по берегу Дуная, лучи солнца понемногу разгоняли утренний туман. Лео не произносил ни слова, и Корделия в конце концов не смогла вынести этого молчания.

— Пожалуйста, поговорите со мной, Лео, а то я ощущаю себя наказанной, хотя не понимаю, в чем я провинилась.

Он мрачно ответил:

— Мне кажется, вы не осознаете случившегося, Корделия. То, что имело место этой ночью, просто чудовищно, и я виню в этом только себя — я совершенно забылся.

— Вам кажется, что вы предали своего друга и моего мужа, — рискнула произнести она.

Лео ничего не ответил. Дело обстояло именно так. Он чувствовал также, что предал и Корделию. — Она доверилась ему, а он обманул это доверие.

— Я ничего не знаю об этом человеке — моем муже, — произнесла Корделия в наступившей тишине. — И не могу считать, что предала его, так как даже не знакома с ним, зато совершенно определенно знаю, что люблю вас.

Она ослабила поводья и даже выпустила их совсем из рук. Ее кобыла подняла умную морду и пошла вперед, высоко поднимая ноги, словно на цыпочках.

— Я много думала о сложившейся ситуации, — задумчиво продолжала Корделия, пока Лео пытался прийти в себя после ее признания. — Если уж случилось так, что я вышла замуж за князя Михаэля, то не вижу причин, почему не могу стать и вашей любовницей. Ведь это обычное дело во Франции, как мне говорили, — поспешила сказать она, чтобы не дать ему вставить слово. — Если двое любят друг друга, но не могут пожениться, то все с пониманием относятся к их неофициальному союзу.

— И кто же вам все это рассказал? — спросил он, обретя способность говорить.

— Двоюродный брат Тойнет. Он еще сказал, что мужья сплошь и рядом говорят своим женам: «Я позволяю тебе делать все, что хочешь, так как сам веду род от принцессы крови и лакея». — Она вопросительно посмотрела на него:

— Это в самом деле так?

— То, что справедливо для одних, не обязательно относится к другим, — сухо заметил он.

— Но ведь таковы же отношения и при дворе. Я имею в виду, что у короля есть любовница, куда более близкая ему, чем королева. Мадам Помпадур в течение двадцати лет оставалась самой влиятельной женщиной при дворе. И разве сейчас ее место не принадлежит мадам Дюбарри? А еще мне известно про Олений парк, где король держит своих наложниц, — добавила она с видом воина, наносящего coup de grace . — Ведь все это правда, не так ли?

— Да, — кивнул он головой, будучи не в силах отрицать ее слова.

Корделия оказалась куда более осведомленной, чем можно было ожидать от девушки, воспитанной в атмосфере строгой морали австрийского двора.

— Тогда никаких трудностей не предвидится. Я могу быть одновременно вашей любовницей и женой князя Михаэля.

И она посмотрела на него своими голубыми глазами с совершенно серьезным и искренним выражением на лице.

— Моя дорогая девочка, похоже, вы представляете Версаль неким волшебным местом, где обычные законы не действуют, и достаточно только взмахнуть рукой, чтобы все исполнилось по вашему желанию. — Волнуясь, он заговорил быстрее, чем обычно:

— Даже если предположить, что все это похоже на правду — а это отнюдь не так, — неужели вам не приходило в голову, что я могу отклонить подобное предложение?

— О! — Это и в самом деле не приходило Корделии в голову. — А у вас уже есть любовница?

— Это не имеет отношения к делу, — холодно ответил он, сам не понимая, почему поддерживает нелепый разговор, вместо того чтобы прекратить его.

— Я так не думаю. Если у вас она уже есть, то положение осложняется, потому что мне не хотелось бы незаслуженно оскорблять ее чувства.

— Корделия, у меня нет ни малейшего желания делать вас своей любовницей. Ни желания, ни намерения, — довольно резко заметил он, глядя вперед на поднятое кавалеристами облако пыли.

— О! — снова произнесла она. — Тогда, стало быть, я вам безразлична?

Он не посмел взглянуть на нее.

— Мне небезразличны другие вещи, — решительно сказал он. — Прошлой ночью я воспользовался вашей неопытностью, Корделия, за что прошу прощения. Могу объяснить это только тем, что слишком увлекся прекрасным коньяком.

Впредь это никогда не повторится.

— Но я хотела бы, чтобы это повторилось, . — просто сказала она. — Я не хочу, чтобы вы сочли мое желание дерзким или… безнравственным, хотя, возможно, со стороны оно видится таковым. Матильда сказала мне, что очень немногие мужчины знают, как доставить наслаждение женщине, а не только получить удовольствие от нее. Поэтому тот, кому посчастливилось встретить на своем пути такую редкость, должен изо всех сил держаться за нее.

— Да кто такая Матильда, черт ее побери? — Это было все, что он мог произнести в ответ на столь простодушную речь.

— Моя наставница… она нянчила меня еще в младенчестве, а потом, когда умерла моя мать, растила и воспитывала меня. Она была служанкой матери и, насколько я знаю, ее ровесницей. Матильда знает все обо всем и на удивление умна.

— И вы рассказали ей о прошлой ночи? — Лео даже немного ослабил пояс брюк. Ему вдруг показалось, что сегодня на редкость жаркий день.

— Мне хотелось понять, что случилось. Я не была уверена, что вы расскажете, если я вас спрошу.

— Я скажу вам совершенно точно, что именно произошло, — произнес Лео с холодным ожесточением. — Я позволил себе зайти так далеко, что потерял самообладание. К счастью, мне удалось вскоре овладеть собой, и самого худшего не последовало. Теперь вам лучше всего забыть о прошлой ночи. И прекратите нести чушь про любовь и нашу возможную связь. Впредь вы будете общаться со мной только с приличного расстояния, как и я с вами. Вы слышите меня, Корделия?

Она кивнула:

— Я вас слышу.

— Тогда помните об этом.

Он послал аргамака шенкелями, и конь рванулся вперед рысью, оставив Корделию далеко позади.

Она поняла, что сейчас не следует пытаться догнать его.

Корделии пришлось молчаливо скакать в одиночестве, не отрывая взгляда от прямой спины виконта Кирстона, едущего впереди. Она надеялась, что Лео будет более любезным и общительным, когда они остановились, чтобы передохнуть.

Но Тойнет попросила свою подругу составить ей компанию во время пикника на живописном берегу речушки. Лео, увидев, что она сидит в тени деревьев рядом с супругой наследника престола Франции в окружении местных жителей, с облегчением удалился, и Корделия лишь проводила его бессильным взглядом.

Лео шел вдоль цепочки экипажей, лошадей, вьючных мулов и телег. Мысли витали далеко, внимание было рассеяно, и поначалу он даже не услышал за спиной у себя женский голос, окликавший его. Лишь после повторного «Милорд, прошу вас на пару слов» он оглянулся назад.

Высокая угловатая женщина с поредевшими седыми волосами, выбивающимися из-под накрахмаленного чепца, присела перед ним в книксене, но во всем ее облике и манерах не было ничего раболепного. Она посмотрела ему прямо в глаза со спокойным достоинством и скрытым вызовом.

— Меня зовут Матильда, милорд, — представилась она, видя его удивление.

— Ах да, конечно. — Он потер рукой подбородок.

Это была няня Корделии — та самая женщина, которая знала про все случившееся прошлой ночью. Однако в ее взгляде он не мог прочитать осуждения. Хотя Лео не привык думать об отношении слуг к нему, сейчас он с удивившим его самого беспокойством поймал себя на мысли, что не желал бы оказаться среди врагов матушки Матильды.

— Я хотела бы поговорить с вами о Корделии, — сказала та.

Виконт сразу понял, что с таким человеком нет необходимости прибегать к каким бы то ни было уловкам. Он жестом предложил Матильде следовать за ним вдоль берега реки, где было спокойнее.

— Как я понимаю, княгиня Саксонская посвятила вас в события, которые имели место прошлой ночью, — холодно произнес он.

— Я в курсе всего, что происходит с моей девочкой, милорд.

— Понимаю.

— Вам надо знать, милорд, что девочка — вылитая мать.

Если она любит, то любит от всей души. И для нее тогда не существует ничего, кроме ее любви.

— Я не совсем понимаю, Что вы имеете в виду, — мягко произнес Лео. — Она замужем за князем Михаэлем.

— Ну да, замужем за ним, но любит вас, милорд.

— Неужели вы вместе с Корделией сошли с ума? — Лео в сердцах стегнул стеком по ракитовому кусту. — Что бы она себе ни вообразила, это не может изменить ее положения.

Матильда понимающе кивнула головой:

— Я так ей и сказала, милорд. Но она не имеет обыкновения обращать внимание на то, что ей мешает.

— И, как я понимаю, мое отношение к данному предмету тоже не имеет никакого значения, — заметил он, втянув сквозь зубы воздух.

— Надо думать, вы не поощряли ее глупости?

— Разумеется, нет. Я же не какой-нибудь хладнокровный развратник.

— Тогда вам надо как-нибудь развеять ее заблуждение, милорд. Я сомневаюсь, что она по доброй воле откажется от вас, — без обиняков произнесла Матильда.

Лео поймал себя на том, что его не оскорбил ни совет женщины, ни ее манера выражаться. Она говорила истинную правду. У него было куда больше опыта, рассудительности, воли, чем у шестнадцатилетней Корделии. И уладить ситуацию, в которую они были вовлечены вдвоем, предстояло именно ему. Мельком пришло на ум, что до появления няни задача представлялась ему куда более простой, чем сейчас.

— Я не причиню ей вреда, Матильда.

Она несколько секунд смотрела на него, потом сказала:

— Конечно… конечно, я верю вам, милорд. И это только к лучшему, потому что человек, причинивший вред моему ребенку, причинил бы его и мне.

И добродушная тетушка в этот миг исчезла, сменившись античной фурией с грозным потемневшим взглядом, все знающей и предостерегающей.

Лео едва не отшатнулся от Матильды, ему пришла на ум мысль о колдовстве. Это была не просто заботливая няня, защищающая свою подопечную. Перед ним стояла женщина, ведающая о таких вещах, о которых мужчинам лучше не знать.

— Но и вам было бы неплохо предостеречь ее от неразумных поступков, — грубовато произнес он, едва удерживаясь, чтобы не убежать со всех ног. Потом кивком головы попрощался с ней, повернулся и направился к живописному пикнику.

Супруга наследника престола вернулась к своему экипажу, горько жалуясь Корделии на то, что официальное положение обрекает ее ехать в парадной карете, тогда как Корделия вольна носиться верхом.

— Не такая уж это свобода, Тойнет. Мы не можем обогнать твою карету, поэтому обречены плестись за ней. — Корделия заглянула в окно кареты. — Бедная Люсетта не понимает, почему она должна идти шагом.

— Но ведь между нами ничего не изменилось. — Тойнет недовольно нахмурилась.

Корделия от всего сердца расхохоталась:

— Да нет, изменилось. Тебе предстоит стать королевой Франции, ты помнишь?

Она отступила назад, так как кучер королевской кареты взмахнул бичом, трогаясь с места.

— Пойдемте, Корделия. Мы не можем заставлять людей ждать, — произнес у нее за спиной Лео. Он удерживал на поводу Люсетту, его грум стоял чуть поодаль, держа в руках поводья аргамака. — Позвольте мне помочь вам сесть в седло.

Он подставил сложенные лодочкой ладони и подбросил ее в седло. Улыбка, которой она одарила его, была столь ослепительна, что у него перехватило дыхание.

— Может быть, теперь нам можно ехать вместе? — спросила она совершенно искренне. — Сегодня утром мне было так одиноко.

Она направила свою лошадь бок о бок с его аргамаком, когда они заняли место в процессии сразу же за конным эскортом.

— Мне бы только не хотелось глотать их пыль.

— Мы можем двигаться чуть в стороне, — предложил Лео, тут же приводя свои слова в действие. Корделия последовала за ним.

— Не заключить ли нам еще одно пари на время сегодняшнего прибытия? — Она искоса взглянула на Лео, не скрывая своей радости от его общества.

— И какова ставка на этот раз? — Голос его прозвучал преувеличенно радостно, как если бы он шутил с неразумным ребенком.

Корделия нахмурилась. Такой тон был куда хуже, чем прежний, раздраженный. Она беззаботно пожала плечами:

— О, я не знаю. Я предложила пари, чтобы скоротать время, но не думала, что вы найдете это забавным.

— А какие предметы вы изучали в Шенбрунне? — спросил он бесстрастным тоном, только чтобы поддержать разговор.

К его изумлению, отвечая на дежурный вопрос, Корделия совершенно серьезно и пространно стала рассказывать про философию, начала математики, немецкую и французскую литературу. Девушка оказалась куда более образованной, чем было принято для ее пола, и он поймал себя на мысли, что Михаэль едва ли отнесется с восторгом к этому достоинству своей супруги. Эльвира как-то призналась, что Михаэль с презрением отзывается о «синих чулках», и ей приходится скрывать от него свои интеллектуальные интересы.

Тогда Лео не придал этому значения. Многие мужчины с предубеждением относились к образованным и красноречивым женщинам. Он лишь догадывался о том, что сестра имела доступ к библиотеке своего мужа, была вхожа в литературные салоны, которые стали появляться в Париже, и имела представление о современных научных идеях. Эльвира была старше и опытнее Корделии, а также более сдержанной и не такой прямодушной. Сумеет ли Корделия достаточно быстро понять, что с ее стороны было бы весьма разумно не афишировать перед мужем свои познания?

Когда они остановились, чтобы пересечь один из притоков Дуная, Штайр, Лео поручил Корделию заботам грума и отошел переговорить кое с кем из французского посольства. Корделия прогуливалась по берегу реки в обществе грума, бросая время от времени взгляды на массивные кареты, которые медленно, со скрипом двигались по узкому мостику, переваливаясь с боку на бок.

— Корделия!

— Кристиан!

Она обернулась с возгласом восторга. Кристиан неловко сидел верхом на худощавом гнедом иноходце и выглядел далеко не так изысканно, как дома. Впрочем, он никогда и не был настоящим всадником.

— Как я мечтала о том, что ты найдешь меня и мы сможем немного поболтать. Мне нельзя удаляться от моего места в процессии. Протокол. — Она сморщила нос от смеха. — Как я вижу, у тебя все в порядке, ты выглядишь чудесно.

Могу я что-нибудь сделать для тебя?

— Нет, ничего не надо. — Кристиан взглянул на красный шар солнца, опускающийся к горизонту на западе. — Сегодня утром нас догнал скороход с известиями из Вены. Он принес мне письмо от Хьюза. Ты помнишь Хьюза, он играл у Полигния на скрипке?

— Конечно, помню, — кивнула головой Корделия. — И что он пишет?

— Там целая история, — сообщил Кристиан с довольной улыбкой. — Паш памфлет наделал шума. Все его читают и перечитывают. Полигний пытается оправдываться, но Хьюз пишет, что люди ему не верят и показывают на него пальцами. Императрица пока еще никак не высказалась, но во дворце только и разговоров, что она думает дать ему отставку.

— Как чудесно! — захлопала в ладоши Корделия. — Эта история станет известна в Париже задолго до того, как мы туда доберемся. Ты сразу же станешь знаменитостью.

Кристиан в задумчивости посмотрел на нее, потом потрепал по морде своего иноходца.

— Я думал о том, что мне, возможно, следует вернуться в Вену. Если Полигнию в самом деле дадут отставку, тогда я мог бы… — Он замолчал, ибо всегдашняя скромность не давала ему закончить фразу.

— Тогда откроется вакансия Придворного музыканта, и никто не сможет с большим правом претендовать на нее, чем его лучший ученик, — закончила за него Корделия. Она пожала ему руку. — Милый мой, я желаю тебе самого лучшего.

Но мне будет не хватать тебя. Особенно сейчас, когда все так завертелось.

— А что случилось?

— Да это все из-за того, что я влюбилась в виконта, — со вздохом отчаяния произнесла она. — А после прошлой ночи вообще все смешалось…

— И что произошло прошлой ночью? — прервал ее Кристиан.

Корделия почувствовала, что краснеет.

— Понимаешь, произошло такое… Я совершенно случайно забрела к нему в комнату и тут…

— Но он не покусился на тебя? — Глаза Кристиана внезапно вспыхнули недобрым огнем.

— Нет-нет, — поспешила заверить она его. — Ничего подобного не случилось. Но все же… события приняли неожиданный поворот.

Она беспомощно посмотрела на него с печальной улыбкой на губах. Кристиан нагнулся поближе к ней, на его худощавом лице сверкали гневом карие глаза.

— Неужели виконт похитил твою девственность, Корделия? Если это так, то я убью его.

— О нет. Ты не станешь этого делать! — воскликнула Корделия. — Да он и не виноват ни в чем, — добавила она, видя, что Кристиан вот-вот свалится с коня. — Я всего лишь оказалась в неловком положении.

— Доброго вечера, Кристиан. Корделия, ваша очередь переправляться через мост, — донесся до них голос Лео, подошедшего к ним по берегу.

— Надеюсь, вы удобно устроились, Кристиан, — добродушно кивнул он музыканту, приблизившись.

Кристиан, все еще с огнем в глазах, посмотрел на виконта, но румянец гнева уже сошел с его щек.

— Да, благодарю вас, — чопорно произнес он.

— Кристиан рассказывал мне о том впечатлении, которое произвел в Вене наш памфлет, — восторженно произнесла Корделия. — Все развертывается так, как мы и надеялись.

Кристиан уже подумывает о том, не следует ли ему вернуться назад и попытаться занять место Полигния.

— Я уже больше об этом не думаю, — заявил Кристиан столь же чопорно, как и раньше. — Я остаюсь с вами.

Строго посмотрев на безмерно удивленного виконта, он ударил иноходца каблуками и унесся вперед. Его обычно грациозное тело сейчас болталось в седле, как мешок с овсом.

Что это с ним такое? — спросил Лео, беря под уздцы лошадь Корделии и ведя ее к мосту.

Корделия пробурчала что-то неразборчивое и выхватила уздечку Из рук виконта. Она понимала, что Лео вряд ли одобрит то, что события прошлой ночи стали предметом обсуждения. И он совершенно не принял бы во внимание ее потребность поделиться с кем-нибудь, будь это даже такой близкий друг, как Кристиан.

Глава 9

Князь Михаэль остался недоволен апартаментами, отведенными ему с супругой в Компьенском замке. Но, принимая во внимание, что отделка соседних апартаментов для супруги наследника престола еще не была полностью закончена, потому что рабочим вовремя не заплатили, он счел бестактным жаловаться на недостаточно роскошную меблировку своих покоев.

Князь прибыл в Компьен, чтобы вместе с королем и наследником престола встретить Марию Антуанетту. Приезд супруги дофина ожидался на следующий день. Людовик решил оказать честь своей новой внучке, встретив ее здесь. Он был в отличном расположении духа и пришел в восторг от мысли, что князь Михаэль может составить ему компанию, встречая свою жену. Князь с приличествующей случаю радостью выразил благодарность за приглашение, хотя предпочел бы встретить ее дома. Выехать навстречу Корделии значило бы оказать ей чересчур большую честь. В конце концов, девчонке всего лишь шестнадцать лет, и ему не следовало баловать ее чрезмерным вниманием.

Тем не менее он приехал в Компьен и на следующий день после обеда собирался выехать вместе с королем и двором километров за четырнадцать к опушке леса, чтобы встретить там свою вторую жену.

Он снова достал из кармана миниатюру и, нахмурившись, посмотрел на нее. Юная девушка выглядела прелестно, но теперь князь различил в ее облике нечто такое, что ему решительно не понравилось. В посадке ее головы определенно чувствовался вызов, она смотрела из усыпанной жемчугом рамки смело и независимо.

Брови князя Михаэля сошлись почти вплотную.

Он раздраженно щелкнул пальцами слуге, распаковывающему княжеские кофры с одеждами. Слуга поспешил поднести к вытянутой руке своего господина бокал вина.

Михаэль отхлебнул вина, не отводя взгляда от миниатюры. Когда он впервые взглянул на нее, то не обнаружил никакого сходства с Эльвирой. Но тогда он сосредоточил внимание прежде всего на цвете волос и чертах лица. Теперь же он разглядел в выражении лица девушки что-то до боли ему знакомое и тревожащее. Впрочем, Корделия была куда моложе, чем Эльвира в момент венчания, вдобавок она воспитана в строгих правилах чопорного австрийского двора. Как она могла быть похожа на ветреную, живую, легкомысленную англичанку, которая едва не разрушила его мир?

Пальцы его сжали ножку бокала. Происшедшее с ним не должно повториться. Он, безусловно, берет в жены неопытную, неискушенную в жизни простушку и воспитает ее на свой лад. Если он увидит в ней хотя бы одну черточку характера Эльвиры, то без всякого угрызения совести уничтожит подобное зло в ней. Тем более что проделать это будет куда проще с таким юным существом, нежели со зрелой Эльвирой. И у него будет покорная, честная, преданная своему долгу жена, знающая свои обязанности и старающаяся во всем угодить мужу.

— Ваше сиятельство… рука!

Голос слуги прервал его раздумья. Михаэль взглянул на свою кисть. Видимо, он так сильно сжал в пальцах стеклянную ножку бокала, что она треснула, и острые осколки порезали кожу.

— Боже мой! — воскликнул он, бросив разбитый бокал в камин. — Быстрее перевяжи мне руку! И не стой чурбаном!

— Завтра мы приедем в Компьен, где король и наследник престола будут встречать Марию Антуанетту. — Говоря это, Лео пытался сохранить абсолютно спокойное выражение лица.

Их процессия расположилась в Суассоне, местечке в тридцати восьми километрах от Компьена. Сейчас он стоял рядом с Корделией у двери ее спальни в небольшом постоялом дворе, где разместилась на ночь царственная компания.

— Я знаю, — безучастно ответила Корделия, наматывая на палец черный локон и отправляя волосы в рот.

До конца путешествия оставался один дневной переход верхом, и ее обычная запальчивость почти сошла на нет.

Всю дорогу Лео выказывал любезность и расположение, но его отношение к Корделии было подчеркнуто родственным, к тому же он тщательно избегал оставаться с ней наедине, за исключением переездов верхом. Любые ее попытки заговорить об их будущих взаимоотношениях наталкивались на ледяное молчание с его стороны. Но ей было необходимо общение с ним, и Корделия быстро научилась вести себя так, как он настаивал. Пока перспектива встречи с законным мужем маячила где-то вдали, такое поведение не составляло для нее груда. Но сейчас времени почти не оставалось. Как только она окажется под покровительством мужа, обязанности Лео будут исчерпаны, а ей предстоит окунуться в совершенно неизвестную сферу жизни.

— Вам приходило в голову, что ваш супруг тоже может ждать вас в Компьене?

— Да. — Она пожевала кончик локона. В последнее время это приходило ей в голову не раз. — Хотя я предпочла бы, чтобы он ждал меня в Париже.

— Вполне может быть и так. Но у меня такое чувство, что он будет в Компьене.

— Я не хочу делить с ним ложе, пока не будет официального венчания, — тихо произнесла она скорее для себя с полным волос ртом.

Но Лео услышал ее, и эти невнятные слова напомнили ему, в какой степени она принадлежит другому человеку.

Корделия глубоко вздохнула. У нее оставалась единственная возможность.

— Лео, я знаю, что вы не хотите взять меня в любовницы… Нет… нет, пожалуйста, выслушайте меня, — молила она, видя, что он намерен заставить ее замолчать. — Позвольте мне в последний раз все высказать до конца.

— Не позволю, если вы хотите сказать именно то, что намереваетесь сказать, — резко ответил он. — Я уже много раз говорил вам, что не желаю слышать подобную ерунду…

— Нет, это вовсе не ерунда, — перебила она его. — Я ведь замужем за князем не по-настоящему, только по доверенности. Обряд не был завершен, поэтому брак может быть аннулирован, не правда ли?

— Что? — в изумлении воззрился он на нее. — Вы что, совершенно сошли с ума? Вы столь же законно замужем за князем Михаэлем, как если бы вас венчал сам папа римский в соборе Святого Петра. Все обязательства подписаны, ваше приданое здесь… Боже мой, да у вас голова просто забита нелепыми фантазиями.

Он провел ладонью по своим темным волосам, которые этим вечером не были покрыты париком.

— Я все равно не поверю, что этого нельзя сделать, — упрямо повторила она. — И никогда не поверю, что не могу выйти замуж за вас.

— Ну а теперь выслушайте меня. — Он взял ее за плечи и заговорил, едва разжимая стиснутые губы:

— И как следует запомните. Я не женился бы на вас, даже если бы вы были единственной женщиной на всем белом свете.

Он встряхнул ее, чтобы придать большую убедительность этим резким словам, и испытал какое-то извращенное удовлетворение, видя, как в ее взоре исчезают надежда и страстный пыл, сменяясь неприкрытой болью.

— Похоже, вы думаете, что стоит вам лишь возжелать кого-нибудь, и ваше желание тут же исполнится. Но вы забываете, Корделия, что ваши прихоти затрагивают и других людей, имеющих свои собственные мнения и желания. Я не хочу быть жертвой ваших причудливых капризов. Вы поняли? Достаточно ли ясно я выразился?

И он снова встряхнул ее. Корделия остолбенела от той энергии, с которой были произнесены эти слова, от страстности его отрицания.

— Я… мне казалось, я вам нравлюсь, — пробормотала она с полными слез глазами, сдерживаясь, чтобы не зарыдать.

Лео пробурчал под нос себе ругательство.

— Нравитесь вы мне или нет, не имеет к делу никакого отношения. Мне до смерти надоело, что вы втягиваете меня в свои фантастические планы будущего устройства вашей жизни.

— Неужели вы не останетесь мне даже другом? — с болью в голосе произнесла она. — Разве не могу я с вами просто разговаривать, как с Кристианом?

— Вы обсуждаете с Кристианом подобные вещи?

— Я все рассказываю Кристиану. Мы знаем все тайны друг друга.

Лео на секунду прикрыл глаза.

— И как я могу догадываться, вы рассказали вашему другу про Мельк?

Он не стал дожидаться ее признания. Конечно, рассказала! Молодой музыкант волком смотрел на него с тех самых пор, как они переправились через Штайр. Корделия ничего не ответила, но не отводила от него потемневших серых глаз, полных боли.

— Великий Боже! — прошептал он в полном отчаянии.

Он не мог перенести, когда она на него так смотрела.

Она и в самом деле нуждается в дружеской поддержке как в ее новой семейной жизни, так и в первых шагах по зеркальным паркетам Версаля. И отказать ей в этом он не мог, как бы ни желал сделать это.

— Я останусь вашим другом, — тем же тоном произнес он.

С этими словами он повернулся и открыл дверь в ее спальню.

— Спокойной ночи, Корделия.

— Спокойной ночи, милорд.

Она проскользнула в спальню, не глядя на него. Ее встретил испытующий взгляд Матильды. Ее воспитанница была очень бледна, глаза подернуты поволокой.

— Мне кажется, скоро мы встретимся с князем, — вскользь бросила она, расстегивая платье и распуская корсет Корделии.

— Возможно, даже завтра. — Корделия вытащила шпильки из прически. Голос ее дрожал от сдерживаемых слез. — Но я не намерена ложиться на супружеское ложе, пока церемония венчания не закончена.

— Угу. — Матильда позволила себе лишь согласно хмыкнуть.

Воспитанница ее сейчас была особенно чувствительна ко всем замечаниям, и не надо было ломать голову, по какой причине. Виконт скорее всего вдребезги разбил все надежды Корделии, и Матильда отнюдь не собиралась залечивать ей сердечную рану своими утешениями и соболезнованиями.

Сейчас обязанностью верной служанки было подготовить Корделию к первой брачной ночи. Но она успеет посвятить ее в тайны брачных отношений накануне самой ночи, когда Корделия сможет лучше воспринять мудрые слова.

Она бережно уложила Корделию в постель, как будто та снова вернулась в детство, поцеловала ее на ночь, задула свечи и тихонько вышла из комнаты.

Оставшись одна, Корделия накрылась одеялом с головой, как будто укрываясь от мира. Она не хотела выходить замуж ни за кого, кроме Лео. При мысли о том, что кто-то другой прикоснется к ней, Корделию охватили страх и отвращение. Как вытерпеть то, что ей предстояло?

Она решительно откинула с головы одеяло и легла на спину. Жалость к себе не давала облегчения.

Она должна понять, чего боится, и взглянуть в лицо своим страхам.

Неожиданно подумалось, что Лео относится к ее мужу отнюдь не по-родственному. Осознание этой истины мгновенно как вспышка молнии высветило ее смутные подозрения. Лео никогда ничего не говорил об этом, но каждый раз при упоминании князя в глазах его появлялось тяжелое, задумчивое выражение, которое исчезало так быстро, что порой казалось, будто ей мерещится. Может, это как-то связано с сестрой Лео? Неужели в супружестве князь Михаэль оказался тираном?

Тогда, может быть, ей следует бояться чего-то более серьезного, чем плотская любовь? Не следует ли ей страшиться самого этого человека?

Эта мысль так взволновала ее, что Корделия даже села в постели. Безусловно, Лео предупредил бы ее, если бы знал что-либо плохое про князя Михаэля. И разумеется, он не стал бы поощрять этот брак, принимая в нем самое деятельное участие. Лео, будучи безупречно честным, не смог бы пойти против своих убеждений, это она хорошо усвоила на собственном опыте.

Корделия снова улеглась, свернувшись калачиком под пуховым одеялом. Девушка чувствовала, что ей еще предстоит многое узнать. Она отправилась в это путешествие, как в чудесную сказку. Восторги пришедшей к ней любви окрашивали все окружающее в волшебный розовый цвет. Впереди ее ждали золотой дворец Версаля и новая жизнь, свободная и полная наслаждений. И что ж? Эта сверкающая картина разлетелась осколками от соприкосновения с действительностью.

Она больше не нежилась в живой воде прекрасного будущего, но трепетала от нервной дрожи, замерзшая и испуганная, в первый раз после отъезда из Вены ясно осознав свое положение.

Она перевернулась на бок, подогнув ноги, и постаралась расслабиться. Ей просто необходимо было выспаться, но сон не приходил. Она крутилась с боку на бок, в ее голове теснились обрывочные мысли и неясные страхи. Корделии подумалось, не происходит ли то же самое с Тойнет, и захотелось провести ночь вместе с ней, как они часто делали в детстве, забираясь в одну кровать и делясь сокровенными тайнами и мечтами.

Наконец, уже под утро, она впала в тяжелый сон и проснулась неотдохнувшей и разбитой от того, что Матильда распахнула занавеси кровати.

— Достань, пожалуйста, мой верховой костюм, Матильда. Лишь свежий воздух воскресит меня. Тогда, может быть, наконец проснусь.

Зевнув, она села на краю кровати, все ее тело болело и ломило. Матильда понимающе взглянула на нее:

— Плохо спала?

— Да, не выспалась и совершенно разбита. — Корделия подалась вперед и прижалась лицом к груди Матильды, ища у нее утешения. — Я несчастна и боюсь грядущего.

Матильда обняла ее и погладила по голове.

— Ну, будет, будет, дорогая.

Корделия прильнула к ней всем телом, как часто делала в детстве, и, как всегда, силы Матильды влились в нее. Спустя минуту она выпрямилась и улыбнулась повлажневшими глазами:

— Теперь мне лучше.

Матильда кивнула и потрепала ее по щеке:

— Дела всегда обстоят лучше, чем это кажется со стороны. Я тут припасла для тебя немного сока алоэ.

Она протянула тряпочку, пропитанную соком, и Корделия, вытянувшись на спине, положила ее на свои покрасневшие глаза, а Матильда принялась приводить в порядок костюм для верховой езды из голубого бархата, отделанный серебряным позументом.

Вскоре, выходя из комнаты, Она, несмотря на бледность, чувствовала себя гораздо лучше. Лео стоял в гостиничной конюшне, наблюдая, как конюх седлает их лошадей. Заметив Корделию краем глаза, он повернулся и приветствовал ее кивком головы. Брошенный украдкой на него взгляд сказал ей, что вряд ли он провел ночь лучше, чем она. Он также выглядел бледным и усталым. Возможно, и ему вчерашний разговор дался нелегко. Но как могла она после всего, сказанного им, утешиться этим? Надо было перестать витать в мечтах.

— Мне кажется, я могу ехать сегодня верхом, милорд?

С этими словами она щелкнула хлыстом по своему высокому сапогу. Она решила, что будет разговаривать с ним, словно ничего не произошло, как будто между ними не было того ужасного разговора и она не слышала его страшных слов. Но ее голос прозвучал слишком неестественно, в горле стоял тугой комок, и она поняла, что не сможет взглянуть ему в глаза.

— С утра можете. Но после обеда вам придется пересесть в карету. Ваш муж должен видеть, что вы путешествуете в соответствии с распорядком, — ответил он без выражения.

— Потому что иное не вязалось бы с моим положением?

— Именно так.

Лео едва справился с желанием погладить Корделию по щеке, чтобы смягчились ее напряженно сжатые губы и пропало горькое выражение лица. Но это было бы чистым сумасшествием. Он должен удержаться на занятых позициях, иначе вся его жестокость по отношению к ней будет лишена смысла.

— Неужели князя так заботят статус, престиж и тому подобные условности? — Она обвела взглядом процессию, готовящуюся покинуть Суассон.

— Этому придают значение в Версале.

Почему он не отвечает прямо на ее вопрос?

— А мой муж? — настойчиво повторила она.

— Думаю, он тоже, — ответил виконт, поднимаясь в седло. — Как я вам уже говорил, Версаль придает чрезвычайно большое значение правилам этикета.

Корделия поставила ногу на сложенные ладони грума, который ждал момента, чтобы помочь ей сесть на Люсетту.

— Но князь в этом смысле даже больший педант, чем версальские придворные? — Она натянула поводья, направляя лошадь рядом с аргамаком виконта к выезду со двора.

Лео похолодел. Эльвира как-то пожаловалась ему, что Михаэль оказался человеком очень суровых правил. Он, по ее словам, терпеть не мог никаких отклонений от неписаных законов благопристойности и придерживался неизменных ритуалов. Но когда Лео стал настаивать на подробностях, сестра рассмеялась и сменила тему. Этот разговор оставил У него совершенно определенное ощущение какой-то мрачной тайны. Сказать по правде, многие из разговоров, которые велись им с сестрой незадолго до ее смерти, приводили его в недоумение. Тревожило и то, что Эльвира отказывалась разъяснять, что дает ей повод для этих разговоров.

— Милорд? — поторопила его с ответом Корделия.

Он потряс головой, освобождаясь от теней былого, и резко ответил:

— Я не знаю. Михаэль прежде всего дипломат, политик.

Он следует правилам своих игр. Его волнует произведенное впечатление, как и всех остальных в Версале. Да вы и сами со временем поймете это.

У Корделии не хватило духу продолжать свои расспросы, и всю первую половину дня они скакали в напряженном молчании пока не остановились для полуденного отдыха и обеда на правом берегу одного из притоков Эны.

Местные жители окружили столы, живописно расставленные для супруги наследника престола и ее свиты. Мария Антуанетта была очарована пейзажем и отсутствием сковывающего протокола. Она пригласила Корделию сесть за свой столик и трещала как сорока.

Тойнет явно не была ничем озабочена, и маловероятно, что она провела бессонную ночь. Корделия отметила про себя, что удрученная разлукой девушка исчезла, а ее место заняла восхитительная и восхищенная принцесса, принимающая знаки внимания и преданности окружающих как само собой разумеющееся.

— Пойдем поговорим с народом. — Тойнет, вся в облаке розоватого шелка, поднялась из-за стола. — Надо поприветствовать их. Теперь это мои подданные, поэтому я хочу, чтобы они полюбили меня.

И в самом деле, было похоже, что люди очень расположены к своей будущей королеве и, когда пришло время занять места в каретах, не хотели расставаться с ней.

Люсетта была расседлана и вернулась на свое место в хвосте процессии, а карета с гербом князей Саксонских уже ждала их. У подножки кареты стоял Лео. Когда Корделия направилась в его сторону, из толпы появился Кристиан, ведя в поводу лошадь.

Лицо Корделии вспыхнуло от радости. В обществе Кристиана она могла быть совершенно открытой и уверенной в полном понимании. Его дружба с оттенком влюбленности много значила для нее. Она подхватила свои пышные юбки и бросилась ему навстречу.

— Кристиан, как ты? — Не обращая внимания на окружающих, она привстала на цыпочки и поцеловала его. — Я озабочена тем, где ты остановишься в Париже.

— Корделия, вы прекрасно знаете, что такое выражение чувств на публике не принято, — упрекнул ее Лео, приближаясь к ним. — И к вам это тоже относится, Кристиан. Вы отлично осведомлены, что близкие чувства лучше не демонстрировать всем и каждому.

Кристиан покраснел.

— Я прекрасно знаю, где проходят границы дружбы, милорд, — ответил он.

— Милорд, вы представляете, а куда должен направиться Кристиан, когда мы прибудем в Париж? — быстро спросила Корделия.

— Мне не нужна помощь виконта, Корделия, — упрямо возразил Кристиан. — Я прекрасно позабочусь о себе сам.

— Но это такой странный город, а лорд Кирстон покровительствует тебе. И он, конечно, поможет найти пристанище, не так ли? — Она повернулась к виконту, взглянув на него громадными фиолетовыми глазами. — Надеюсь, вы не откажетесь от нашей договоренности, милорд?

Почти с облегчением он прочитал в этих огромных глазах гневный вызов, а не растерянность человека, доверие которого было внезапно обмануто. Не обращая внимания на вызов, он холодно произнес, обращаясь к Кристиану:

— Я дам вам адрес приличного и недорогого пансионата.

Там будет вполне удобно, пока вы не устроитесь.

Лео открыл дверцу кареты.

— Пора садиться, процессия уже трогается.

Он подал Корделии руку, помог ей сесть и занял свое место в карете.

Корделия высунулась из окошка.

— Мы еще поговорим об этом, когда прибудем в Компьен, Кристиан.

Она проводила его взглядом и откинулась на спинку сиденья.

— Ведь вы поможете ему, не правда ли?

— Если он примет мою помощь.

Лео отвернулся и стал смотреть в окно. Его миссия по отношению к Корделии и Михаэлю была окончена. Не однажды он едва удерживался от искушения, но все же устоял перед ним, хотя это было чуть ли не самое трудное испытание в его жизни. Теперь искушение не грозило ему. С того самого момента, как он представит Корделию супругу, она будет душой и телом принадлежать Михаэлю. Но эта мысль почему-то делала его глубоко несчастным.

К трем часам дня они приблизились к небольшому городку Бернюиль неподалеку от Компьенского леса. Двое всадников из свиты короля уже поджидали их с известием, что его величество решил лично сопровождать свою новую внучку в Компьен. Он и наследник престола находились всего в пяти минутах верхом от этого места.

— Неслыханная честь, — заметил Лео. — Король обычно куда более сдержан.

Видя, что Корделия никак не реагирует на это, Лео вышел из кареты.

— Прошу вас. — И он протянул ей руку.

Корделия едва коснулась его руки, когда спустилась на землю. Выйдя наружу, она подняла лицо и огляделась по сторонам. Во всем облике девушки была такая явная попытка обрести силу духа перед неизбежным, что сердце Лео рванулось к ней.

— Ваш муж вполне сможет понять, что вы устали от путешествия, Корделия. Вам не обязательно говорить не умолкая, но следует постараться хранить улыбку на лице.

— Я не желаю выходить за него замуж, — яростным шепотом произнесла она. — Я люблю вас, Лео.

— Довольно! — резко приказал он, — Такие разговоры ни к чему хорошему для вас не приведут.

Корделия изо всех сил закусила губу. Они приблизились к супруге наследника престола и ее свите, которые стояли рядом с каретами, ожидая прибытия короля. Тойнет оглянулась через плечо и поймала взгляд Корделии. Она притянула ее к себе, и на какой-то момент обеим показалось, что их прежняя озорная дружба вернулась, хотя Корделия и не могла найти в своей душе отклика на нее. Потом стук копыт и грохот окованных железом колес по немощеной дороге заполнили все вокруг, и супруга наследника престола поспешно отвернулась, расправляя плечи.

Королевская процессия въехала на городскую площадь под торжественные звуки барабанов, труб, цимбал и гобоев.

Она представляла собой пеструю смесь стражников, солдат, кавалеров и карет.

Из первого экипажа вышел король, за которым следовал молодой человек, выглядевший напряженным и нервным посреди этой веселящейся компании.

— Это наследник престола? — шепотом спросила Корделия у Лео, отвлекаясь от собственных переживаний.

— Да. Он очень застенчив.

Корделия хотела было заметить, что молодой человек весьма мало располагал к себе, но удержалась от комментариев, заметив, что Тойнет опустилась на колени перед королем, который поспешил поднять ее, тепло поцеловал и подвел к своему внуку. Луи Август смущенно расцеловал свою супругу в обе щеки под одобрительные аплодисменты окружающих.

Князь Михаэль Саксонский пробирался сквозь толпу к своему шурину. Через несколько минут он уже различил юную девушку, стоявшую рядом с виконтом. Она была облачена в весьма элегантное платье, как он и ожидал. Выражение ее лица было очень серьезное, почти сердитое.

Что ж, в своей семейной жизни он видел чересчур много ветрености, ее хватило бы на несколько браков, отметил мысленно князь, отнюдь не разочарованный ее мрачным видом Может быть, ей и удастся пресечь ту склонность его дочерей к легкомыслию, на которую сетовала Луиза де Неври. Правда, он не мог представить, чтобы какая-нибудь из дочерей позволила себе хотя бы улыбнуться, но полагался на мнение гувернантки.

— Виконт Кирстон, — церемонно приветствовал он своего шурина.

Лео следил за его приближением и поклонился в ответ со словами:

— Князь Саксонский. Позвольте мне представить вам княгиню Саксонскую.

Корделия глубоко присела в церемонном придворном реверансе. Муж поцеловал ее руку, затем легонько прикоснулся губами к щеке.

— Мадам, я приветствую вас.

— Благодарю вас, ваше сиятельство. — Никакие другие слова не пришли Корделии в голову.

Князь был очень похож на свой портрет. Михаэля нельзя было назвать несимпатичным. Волосы его скрывал парик, но брови уже поседели. Фигура князя слегка расплылась, но отнюдь не чрезмерно, хотя, глядя на стройного, атлетически сложенного Лео Бомонта, поневоле хотелось оспорить это мнение.

Корделия заставила себя улыбнуться и взглянула в его светлые глаза. Лео, стоявший рядом с ней, смотрел куда-то между ними. Князь неожиданно нахмурился, в глубине его глаз мелькнула какая-то тень. Очевидно, ему что-то не понравилось.

— Мы остановимся на сегодняшнюю ночь в Компьене, — сообщил князь ровным, несколько в нос голосом, в котором не слышалось ни одной теплой нотки. — Я устроил так, что обряд венчания будет завершен в Париже, куда мы доберемся завтра вечером. Событие это будет отмечено скромно, но я надеюсь, Лео, что вы почтите нас своим присутствием.

Он повернулся к своему шурину и улыбнулся ему. Эта скользнувшая по лицу князя улыбка почему-то напомнила Корделии раскрытую пасть гадюки. Она бросила взгляд на Лео. Лицо виконта ничего не выражало, но он поклонился и пробормотал что-то об оказанной ему этим приглашением чести.

Корделия снова поразилась исходящей от Лео неприязни к князю. Враждебность эта проявлялась не в его словах, но во взгляде. Девушка инстинктивно чувствовала волну ненависти, излучаемую виконтом. Недоумевая, она перевела взгляд в пространство между двумя мужчинами. Князь Михаэль в это время протянул виконту свою табакерку. Лео взял понюшку табаку, признательно кивнув князю. Внешне вся эта сцена выглядела весьма импозантно, но Корделия кожей ощущала истинное положение вещей.

В чем же причина такой неприязни? Наверняка что-то связанное с Эльвирой. Но только что?

Как это случалось и раньше, Лео боролся с водоворотом чувств, который всегда вызывало в нем общество зятя. Михаэль благоденствует, а Эльвира лежит в могиле. Лео был слишком далеко от сестры в час ее кончины. Вплоть до известия о смерти Эльвиры он ничего не знал про ее болезнь. Сделал ли Михаэль все возможное, чтобы спасти ее? Вопрос этот уже давно не давал ему покоя, так же как и раздумья о быстроте, с которой наступила смерть. Скоропостижность и неожиданность смерти сестры потрясли Лео. Совсем недавно она стояла, залитая лучами солнца, полная жизни, сияющая и румяная. И вот — ее застывшее тело в гробу. А его не оказалось в роковой час рядом с ней, он не имел возможности спасти любимую сестру, не мог разделить ее страдания. И никогда уже не узнает, все ли было сделано для ее спасения.

— Пошли, нам надо вернуться в карету. — Князь кивнул на королевскую свиту, направлявшуюся к своим экипажам. — Я намерен поехать с вами. Надеюсь, место для меня найдется?

С этим любезным вопросом он повернулся к шурину.

Лео постарался прогнать одолевающие его призраки прошлого и вернуться в яркий солнечный полдень.

— Я оставлю вас наедине с женой, Михаэль, чтобы вы могли с ней спокойно познакомиться. А сам с удовольствием проедусь верхом. Позвольте попрощаться с вами, Корделия.

Лео поклонился и протянул руку застывшей в молчании Корделии, которая со страхом поняла, что он в самом деле собирается покинуть ее здесь. Она присела в реверансе и протянула ему руку. Глаза ее расширились, стали беспокойными, в голосе зазвучало непривычное отчаяние.

— Я так привыкла к вашему обществу, милорд, что даже представить не могу, как буду без него обходиться.

Ведь мы увидимся с вами в Компьене?

— Нет. Думаю, я вернусь отсюда прямо в Париж. Теперь вас сопровождает муж, и мое общество будет лишь в тягость, миледи.

Он пристально посмотрел на девушку, желая, чтобы с ее лица сошло выражение искреннего отчаяния, которое непременно привлекло бы внимание Михаэля.

— Тогда позвольте поблагодарить вас за все хлопоты обо мне.

Похоже было, что она смогла обрести самообладание. Губы ее изобразили несколько вымученную, но все же улыбку.

— Не стоит благодарности. Это доставило мне огромное удовольствие. — С этими словами он поднес ее руку к губам и поцеловал.

Прикосновение его губ обожгло кожу даже сквозь шелковую перчатку, и на какую-то предательскую долю секунды любовь просияла в ее взоре с такой силой, что Лео был вынужден отвести свой взгляд в сторону. Затем она взяла мужа под руку и отвернулась от него.

Лео проводил взглядом княжескую чету, прокладывающую себе путь сквозь бурлящую толпу, потом повернулся на каблуках и направился прочь. Он чувствовал себя опустошенным, мысль о Корделии наедине с Михаэлем была непереносима для него. При воспоминании о ее нежной коже, о прикосновениях к самым интимным уголкам ее тела в горле у Лео вставал ком. Эльвира никогда не делилась с ним впечатлениями о любовных пристрастиях Михаэля, и он никогда не поднимал сам этого вопроса, уважая ее чувства, хотя эта сдержанность была несколько странна в его от природы откровенной сестре. Теперь мысль об этом не давала ему покоя.

— Лорд Кирстон!

Он задержался и обернулся на возглас Кристиана Перкоцци. Выражение его лица было отнюдь не обнадеживающим. Он совершенно не хотел бы слышать упреков молодого музыканта по поводу всего происшедшего. Но Кристиан выглядел столь же обездоленным и поникшим, как и сам Лео.

Волосы его были взлохмачены, в карих глазах застыла боль.

— С ней все будет в порядке? — задыхаясь, спросил Кристиан.

— Она при своем муже.

— Да, но что он за человек? — Кристиан ломал свои тонкие пальцы. — Знает ли он о том, какое нежное существо Корделия? Сможет ли он оценить ее?

Лео перевел дух.

— Надеюсь, что да, — произнес наконец он, отворачиваясь было от Кристиана, но тут же вспомнив, что молодой человек в какой-то мере зависим от него. — Когда вы доберетесь до Парижа, ступайте в «Прекрасную звезду» на улице Сент-Оноре. Сошлитесь там на меня. Через пару дней я вас найду.

— А сейчас вы направляетесь в Компьен?

— Нет. Я собираюсь прямо в Париж. До встречи, Кристиан.

Он помахал рукой молодому человеку и зашагал прочь, оставив того в одиночестве посреди стремительно пустеющей городской площади. Спустя минуту Кристиан принялся разыскивать свою лошадь. Он должен последовать за процессией в Компьен. Даже если не удастся поговорить с Корделией, то по крайней мере он будет где-нибудь поблизости от нее. Уму непостижимо, что виконт оставил ее в тот самый момент, когда бедняжке более всего нужно видеть рядом с собой знакомое лицо.

А в это время Лео толкнул дверь и вошел в таверну с низким сводчатым потолком.

— Вина, хозяин!

Трактирщик выбежал из-за стойки и тут же вернулся с кувшином красного вина и кружкой. Лео угрюмо кивнул ему и наполнил кружку. Он целеустремленно вливал в себя кружку за кружкой, явно намереваясь провести всю вторую половину дня в компании с Вакхом. Завтра должно состояться бракосочетание Корделии, и он решил присутствовать на нем с трещащей головой и притупленными чувствами.

Князь Михаэль помог Корделии сесть в карету, а потом забрался в нее и сам. Он долго усаживался, аккуратно раскладывая на сиденье полы своего затканного золотом придворного костюма и пристраивая шпагу.

Как суетливы его мелкие движения, подумала Корделия.

Человек, зацикленный на мелочах, более всего озабочен тем, чтобы все вокруг было устроено как следует. Полная противоположность ей самой.

— Я польщена тем, что вы выехали сюда мне навстречу, — отважилась произнести она, надо же было как-то сломать лед между ними.

— Не стоит благодарности, — ответил князь, сочтя свой костюм устроенным достойно, и взглянул на нее. — При обычных обстоятельствах я, разумеется, ждал бы вас в Париже, Но так как король выразил желание отправиться навстречу кортежу, мне было приличнее сопровождать его.

Сух как старое дерево. И безусловно, он мог бы найти слова потеплее, более обнадеживающие, что ли. Она взглянула на свои руки. Солнечный луч как раз играл на змеистом браслете, украшавшем ее запястье. Она коснулась его пальцами и предприняла еще одну попытку установить более человеческие отношения.

— Я должна также поблагодарить вас за этот чудесный свадебный подарок, милорд. Алмазный башмачок просто обворожителен. — Маленькая подвеска заплясала в воздухе от движений ее руки. — Я все думала, кому же принадлежали другие.

Он пожал плечами:

— Понятия не имею об их истории. Они уже были на этом браслете, когда я купил его для моей…

Он резко оборвал сам себя, подумав, что было бы, наверное, бестактно упоминать предыдущую хозяйку браслета. Вещица казалась ему чересчур хорошей, чтобы валяться без дела; а он терпеть не мог бессмысленных расходов.

Михаэль подарил в свое время браслет Эльвире по случаю рождения девочек, это был с его стороны экстравагантный и капризный жест, о котором он теперь сожалел. Тогда он подумал, что вычурный фасон браслета самым лучшим образом соответствует женской душе, и оказался как нельзя более прав. Браслет в виде змеи, держащей яблоко, был сделан словно специально для Эльвиры — искусительницы, обманщицы, лгуньи, распутницы. Она уже была распутницей тогда, когда он впервые познал ее на супружеском ложе, и оставалась ею вплоть до смертного часа.

Давняя ненависть заполнила его душу, и он закрыл глаза, пока снова не овладел собой. Все это позади. Эльвира своей смертью заплатила за все. У него была теперь новая жена.

Он открыл глаза и внимательно посмотрел на нее. В этой женщине тоже таилась дерзость. Он заметил это, когда в первый раз взглянул в ее глаза. Она должна была бы потупить очи перед своим мужем, но вместо этого прямо, с каким-то открытым вызовом, который ему сразу же не понравился, ответила на его взгляд. Впрочем, она еще юна и невинна.

Полная противоположность Эльвире. Он сумеет справиться со всеми ее нежелательными привычками.

Корделия подивилась про себя, почему он не закончил фразы, но не настаивала на ответе. Лицо князя было замкнуто и мрачно. Что же за человек ее муж? Очень скоро ей предстоит это узнать.

Глава 10

Вплоть до конца вечера, проведенного в Компьене, Михаэль так и не смог окончательно составить мнение о своей жене. В ней явно не хватало почтительной скромности, которую он ожидал увидеть в столь юной особе, выросшей при дворе Марии Терезии. Но голос девушки звучал нежно, мягко и мелодично, а в ее разговорах и в поведении он не мог заподозрить и намека на самонадеянность или неповиновение.

В пользу ее говорило и то, что она чувствовала себя при дворе как рыба в воде. Во время представления королю она держала себя с безупречной грацией, не была ни скованна, ни излишне развязна, и его величество явно остался доволен ею. Жена, удостоившаяся благосклонного внимания короля, да к тому же еще и ближайшая подруга супруги наследника престола, являла собой весьма достойную партию.

Он решил воздержаться от окончательных выводов, пока не узнает ее поближе. Когда королевская фамилия удалилась на покой, он направился к Корделии, которая в эту минуту разговаривала, вернее сказать, внимала монологу престарелой герцогини.

— С вашего позволения, мадам, я бы хотел удалиться со своей женой.

Корделия обернулась на звук несколько гнусавого голоса, прозвучавшего у нее за спиной; и в ее глазах совершенно отчетливо отразилось облегчение — она была избавлена от. общества малоприятной собеседницы. Но тут же потупила взор, так как приближался момент, о котором она с ужасом думала весь вечер. Что ожидает ее сегодня? Будет ли супруг настаивать на плотской близости? При одной только мысли о чем-либо большем, чем поцелуй, ее бросало в дрожь.

— О, разумеется, я более не смею занимать вашу жену, князь. — Герцогиня прикрыла лицо распахнутым веером и с проказливой улыбкой продолжала:

— Я прекрасно понимаю, как страстно должен желать свою молодую жену муж несколько… почтенного возраста, так сказать.

Князь Михаэль слегка поклонился, на его лице не отразилось ни тени эмоций.

— Позвольте пожелать вам спокойной Ночи, герцогиня.

Корделия присела перед герцогиней в реверансе и, сделав шаг назад, взяла своего мужа под руку.

— Ну и ведьма! — произнесла она.

— Что вы сказали? — Михаэль не мог поверить своим ушам. Он даже оглянулся по сторонам — не слышал ли кто совершенно неприличного замечания.

— Я сказала, что она ведьма, — повторила Корделия, по всей видимости, даже не замечая произведенного ее словами эффекта. — Ведь она явно хотела оскорбить… нас обоих.

— Вы привыкли выражаться таким языком в Вене? — ровным тоном произнес он.

— О! — Корделия поняла свою ошибку. Было похоже, что первый блин вышел у нее комом. — Прошу прощения, милорд. Боюсь, что мне порой не удается себя сдерживать.

Она застенчиво улыбнулась ему.

— Вам придется бороться с такими привычками, моя дорогая, — заявил он, явно не тронутый ее улыбкой. — И вы вскоре поймете, что язвительность герцогини — почти ничто по сравнению с нравами Версаля. Если вы будете обращать внимание на такие вещи, то сделаетесь всеобщим посмешищем. Уверяю вас, что я не потерплю подобного в моей жене.

Замечание прозвучало столь неожиданно и резко, что она не смогла скрыть выражение испуга во взгляде, улыбка сошла с ее лица.

Михаэль с удовлетворением наблюдал за ее замешательством, отметив для себя, что лучистые глаза Корделии совершенно прелестны, особенно в моменты смущения. Волна желания поднялась в нем.

К своему ужасу, девушка прочла это желание в глазах мужа. Корделия уже научилась распознавать вожделение за последние пару лет, с тех пор как ее положение при дворе изменилось и недавняя девочка-подросток стала выходящей в свет дебютанткой, притягивающей внимание многих придворных помоложе. Но похотливое выражение во взоре мужа заставило ее поежиться. Кроме желания, в нем была явная безжалостность.

— Надеюсь, вы меня поняли, — произнес он.

Даже слишком хорошо. Корделия кивнула в ответ:, — Вы выразились вполне ясно, милорд.

— Отлично. Ежели вы и впредь будете столь же внимательно прислушиваться к моим словам, мы вполне поладим.

А теперь я провожу вас в наши апартаменты.

С этими словами князь плотно прижал ее руку локтем к себе. Корделия обреченно подумала, не захочет ли он, оставшись с ней наедине, тут же удовлетворить свою внезапно возникшую потребность.

— Вы будете играть в карты, милорд?

Шум, доносившийся из комнаты для карточной игры, примыкавшей к салону, ясно свидетельствовал, что завзятые поклонники фортуны уже занимают свои места за столами.

— Нет, только не сегодня, — коротко бросил он, шествуя с ней по залу, раскланиваясь налево и направо и улыбаясь своей змеиной улыбкой на приветствия знакомых. — Завтра предстоит трудный день. Король милостиво предложил нам завершить обряд венчания в его личной часовне в Отель де Виле в Париже.

— Как я поняла из ваших слов, это будет весьма скромная церемония.

Корделия изо всех сил старалась, чтобы он не заметил дрожи в ее голосе, и попыталась обрести самообладание. Она была совершенно не готова к брачной ночи, по крайней мере сегодня. Она уже настроилась встретить неизбежное завтра, но мысль о том, что может случиться в ближайший час, представлялась непереносимой.

— Безусловно. Будут лишь виконт Кирстон и несколько самых близких друзей.

— А ваши дочери?

— Боже, а для чего им при этом присутствовать?

Казалось, он был искренне удивлен подобным предположением.

— Мне думалось, это вполне соответствует обстоятельствам, — пробормотала Корделия. Очевидно, она сделала еще одну ошибку.

— Совсем наоборот, — веско произнес он, открывая дверь в комнату Корделии. — Они будут ждать дома, чтобы приветствовать вас.

Корделия состроила гримаску, повернув лицо в сторону, и вошла в комнату. Не очень-то похоже на то, что ее будет ждать в доме мужа теплый и обнадеживающий прием. Князь последовал в комнату за ней, закрыв за собой дверь. Дурнота снова подступила у нее к горлу. Но по крайней мере он не набросится на нее прямо на глазах у Матильды.

Матильда поднялась из кресла, сидя в котором она подшивала одну из разорванных оборок на платье Корделии, и присела в книксене перед своим новым хозяином.

— Как я понимаю, вы служанка княгини.

— Да, милорд. Зовут меня Матильда. Я нянчила мою госпожу, когда она была еще совсем ребенком.

И Матильда снова присела в книксене, являя собой воплощенную покорность. Сейчас в этой смиренной служанке не было и следа той решительной женщины, какой она предстала перед виконтом Кирстоном. Матильда с ходу поняла, что если придется не по нраву князю Михаэлю, он выставит ее без малейшего промедления, — Матильда была моей первой няней.

Михаэль нахмурился:

— Вам нужна служанка, более искушенная в придворных обычаях. Пожилая нянька вряд ли годится в камеристки жене прусского посла.

Корделия быстро прикинула в уме сложившуюся ситуацию.

— Пусть будет так, как вы сказали, милорд, — сказала она, стараясь, чтобы ее голос выражал одну только покорность воле мужа. — Вы, конечно, искушены в таких вещах больше меня. Но Матильда пользовалась расположением императрицы Марии Терезии. Она порой приглядывала и за будущей супругой наследника престола — так доверяла ей государыня.

Михаэль задумался. Хотя они и далеко от Вены, всем было прекрасно известно, что у Марии Терезии есть глаза и уши при каждом королевском дворе. Вряд ли стоит прусскому послу досаждать императрице Австрии даже по столь незначительному поводу, как устранение постаревшей служанки.

— Ладно, поглядим, как она будет работать. И если возникнет необходимость, я найму для вас более подходящую камеристку, а бывшая нянька станет работать под ее началом в качестве портнихи и белошвейки.

Корделия бросила взгляд на Матильду, которая так и оставалась в книксене с ничего не выражающим лицом.

— Я совершенно уверена, что вы сами убедитесь — Ма-, тильда столь же хорошо знает свои обязанности, как и любая другая служанка, милорд.

Михаэля, похоже, рассердила подобная настойчивость.

— Я разберусь. Вряд ли кто-нибудь из вас совершенно точно знает, что требуется от прислуги человека такого положения при дворе. Да и откуда вам это знать?

Он сделал нетерпеливый знак рукой Матильде.

— Помоги своей госпоже лечь в постель, женщина, и сообщи мне, когда она будет готова.

Ладони Корделии моментально вспотели.

— И поторопись, — велел князь, поворачиваясь и выходя из комнаты.

— Я совершенно не готова, Матильда. — Корделия принялась нервно мерить шагами комнату. — Думаю, я не перенесу, если он притронется ко мне сегодня ночью.

— Ты вынесешь все, что тебе предстоит, как все женщины до и после тебя, — холодно заметила Матильда. — Но мне кажется, князь не будет сегодня домогаться тебя. Он из тех людей, что живут только по правилам.

Она принялась расстегивать платье Корделии.

— Откуда тебе это известно? — Корделия сбросила нижнюю юбку.

Матильда пожала плечами, не переставая трудиться над шнуровкой корсета.

— Я знаю куда больше, просто не стоит говорить об этом.

Одно я все-таки скажу. Этот человек мне не нравится. Если присмотреться к нему получше, можно увидеть что-то неприятное внутри.

— А что именно? — Корделия принялась вынимать шпильки из волос. Матильда обладала даром чувствовать потаенные свойства людских характеров, и интуиция почти никогда не обманывала ее.

— Я еще не совсем уверена, — ответила Матильда, укладывая платье в шкаф. — Я чувствую в нем что-то зловещее… он скрывает какую-то тайну. Время покажет.

Корделия сочла эти слова не слишком обнадеживающими, но не решалась настаивать на более подробном ответе.

Уложив Корделию в постель, Матильда слегка взбила у нее под головой подушку и разгладила покрывало.

— Я пошлю сейчас за твоим мужем, — сказала она, поправляя на голове Корделии обшитый кружевами чепец. — Хороша, как картинка, — добавила она вполголоса, направляясь к выходу из комнаты:

— Или как ягненок на заклание для этого типа.

К оставшейся в одиночестве Корделии вернулись все ее прежние страхи. Она намотала на палец локон и стала покусывать его зубами, размышляя над словами Матильды о князе.

Михаэль появился в ее спальне, облаченный в домашний халат из коричневого бархата. Парик он снял, а его седеющие волосы были собраны на затылке. На макушке поросль начала заметно редеть, являя резкий контраст с кустистыми бровями.

Матильда осталась у двери. Князь приблизился к кровати. Внимательно оглядев свою жену, он неожиданно улыбнулся. Но Корделии снова пришел на ум звериный оскал, и она не позволила этой улыбке обмануть себя. Она поймала себя на том, что все еще держит локон во рту, и поспешила заправить его, весь мокрый от слюны, за ухо.

— Совершенно детская привычка, — заметил князь, присаживаясь на край кровати. — Хотя что удивляться — вы очень молоды.

— Я вырасту, милорд. — Корделия решила не показывать ему своего испуга и посмотрела прямо в глаза.

Михаэль с минуту не двигался, а потом бросил через плечо Матильде:

— Оставь нас, женщина.

Дверь мягко захлопнулась за Матильдой. Михаэль наклонился над кроватью, взял Корнелию за подбородок и прижался к ее губам. Корделия от отвращения закрыла глаза и, когда он еще крепче прижался к ней, лишая воздуха, стала биться, чтобы вздохнуть. Она ощутила, что его язык пытается проникнуть к ней в рот, и изо всех сил сжимала губы, чтобы не позволить ему этого. В конце концов он выпрямился, отпустив ее подбородок. Открыв глаза, она по его оттопырившемуся халату поняла, что князь возбудился.

— Вот как, вы девственны и неопытны? — с нескрываемым удовлетворением произнес он. — Вам следует научиться с большей готовностью откликаться на желания мужа, дорогая моя.

Поднявшись с кровати, он несколько секунд смотрел на девушку, уперев руки в бедра, и она видела, как вздрагивает под халатом его возбужденная плоть.

Она и в самом деле весьма соблазнительна, думал Михаэль. Испуг и невинность делали ее очень привлекательной.

Отнюдь не менее привлекательной, чем изысканная опытность Эльвиры. А исходящий от нее аромат юности, свежесть ее кожи, серо-голубые глаза в обрамлении иссиня-черной волны волос представляли собой великолепный контраст тем случайным проституткам, с которыми он развлекался время от времени после смерти Эльвиры.

— Начнем завтра, — произнес он, поворачиваясь к выходу. — Рано утром мы выезжаем в Париж.

— Но мне казалось, что королевское семейство останется здесь еще на несколько дней, — удивилась такому повороту событий Корделия.

— Нам нет необходимости оставаться здесь с ними, — процедил князь — Вы не состоите при дворе супруги наследника престола, моя дорогая. И от вас не требуется постоянно находиться при ее особе. Вас ждет собственная жизнь.

Дверь за ним захлопнулась. Корделия провела тыльной стороной ладони по лицу, пытаясь избавиться от ощущения его губ. Сколько она себя помнила, жизнь Тойнет постоянно переплеталась с ее собственной. С самого раннего детства они делились друг с другом тайнами, радостями и тревогами.

Обе они представляли себе, что принцессу ждет великое поприще, тогда как Корделии суждено будет погрузиться в частную жизнь, навязанную ей равнодушными людьми. И все же вплоть до этого момента Корделия не совсем еще понимала, как далеко разойдутся их жизни, когда каждой придется пуститься в будущее своей дорогой.

И только теперь она осознала, как одинока.

— Мы увидим сегодня вечером нашу новую маму, мадам? — спросила Сильвия, засовывая в рот кончик большого пальца и тут же сплевывая. От волнения девочка совершенно забыла про мерзкого вкуса пасту, которой он был намазан.

— Начало венчания назначено на шесть часов, — отвечала мадам де Неври. — И я совершенно не представляю, в котором часу ваш отец и его жена вернутся домой. Но так как князь ничего мне не сказал, то, полагаю, к тому времени вы уже будете спать. Думаю, княгиня захочет увидеть вас утром.

Гувернантка взяла в руки Библию.

— Ну а теперь заканчивай свое шитье, Сильвия. Амелия, шов получился у тебя косым. Распори его и сделай заново.

Произнеся это, Луиза возобновила чтение вслух книги Иова.

— Интересно, понравимся ли мы ей? — прошептала Амелия сестре еле слышно, так что никто, кроме Сильвии, не смог бы разобрать ее слов. Они привыкли общаться таким образом, едва шевеля губами, склонив головы друг к другу.

При этом они не прекращали работу над шитьем.

— Может, и не понравимся, — отвечала ей сестра. — Возможно, она будет совсем как папа. Все время будет занята при дворе.

— Ты что-то сказала, Сильвия? — бросила на них острый взгляд из-под пенсне гувернантка.

— Нет, мадам, — покачала головой Сильвия, подняв на-;. нее полный невинности взгляд от двух измятых кусочков материи, которые она пыталась сшить.

Гувернантка подозрительно посмотрела на сестер. Две абсолютно одинаковые головки склонились над шитьем, две пары пухлых ручонок сражались с иголками и нитками.

— Я не хочу слышать от вас ни одного слова, пока не закончу чтение, — объявила она, снова принимаясь за Священное писание.

Маленькая ножка Амелии наступила на ножку сестры.

— Могу я спросить вас, мадам, придет ли после венчания месье Лео?

— Понятия не имею.

Амелия замолчала. Месье Лео явно был нежелательной темой для гувернантки. Она питала искреннюю антипатию к виконту.

Приближался вечер. Луиза слегка осоловела после обильного обеда. Голова ее начала склоняться на грудь, а голос — прерываться на полуслове. Она задремала. Испустив легкий храп, мадам уронила голову на свою увядшую грудь, но тут же вздрогнула и выпрямилась. Взглянула на своих подопечных, сидевших прямо напротив нее, с сияющими от смеха глазами.

Гувернантка кашлянула, укрепила на носу пенсне и снова принялась за чтение. Девочки усердно работали иголками, но у Луизы было не доставляющее ей никакого удовольствия подозрение, что они давятся от сдерживаемого хохота. И вдобавок ко всему она не могла сказать на этот счет ни единого слова, чтобы не потерять свое достоинство. Монотонный голос наставницы висел в воздухе комнаты, пока часы не пробили шесть вечера.

Амелия и Сильвия при первом же ударе часов подняли головы от шитья и обменялись взглядами. Наступил час венчания.

Виконт Кирстон занял свое место в первом ряду в домашней часовне короля в Отель де Виде. Играл орган, звуки хорала возносились под готические своды часовни, избавляя его от необходимости принимать участие в разговорах. Все вокруг шушукались только о невесте князя. Ни один из присутствующих на венчании гостей не был в Компьене и не видел эту девушку. Лео засыпали вопросами о ней с того самого момента, как он переступил порог часовни. Красива ли она? Одобрил ли король выбор князя? Сколько ей лет? Он отвечал на эти вопросы очень сдержанно, не желая быть втянутым в досужие разговоры, и мало-помалу недовольные его замкнутостью гости отступились.

Вновь ощутив пульсирующую в голове боль, он прикрыл глаза. Простое красное вино компьенской таверны справилось со своей задачей даже слишком хорошо, свалив его в постель ранним вечером. Он проснулся довольно поздно, с раскалывающейся от боли головой, с подступающей к горлу тошнотой и в прескверном расположении духа.

— Вы ведь были в Вене, Кирстон, когда там разразился скандал из-за музыканта императрицы? — Полный джентльмен из второго ряда в алом с золотом костюме из бархата нагнулся над его плечом, отгоняя от себя клубы ладана. — Говорят, что главный герой нашумевшей истории приехал сейчас в Париж.

Лео заставил себя собраться. Ведь Корделия совершенно определенно вручила судьбу Кристиана а его руки.

— Да, и я даже опекаю этого молодого человека, пока он не найдет себе патрона, — сказал Лео, зная, что герцог де Карилльяк почитает себя щедрым покровителем искусств. — Юноша отмечен печатью таланта, — продолжал он. — И я уверен, что, как только король услышит его, никакого другого покровителя ему просто не понадобится.

— Ах, — поскреб подбородок де Карилльяк, его маленькие глазки живо поблескивали в толстых складках кожи. — Но сейчас, как я понял, он прозябает в нищете. Вы пока что не предложили ему своего покровительства?

— Это меня не привлекает, милорд, — холодно произнес Лео.

Статус удачливого покровителя искусств обязывал человека иметь куда больше, чем просто влияние и положение в среде власть имущих. К числу сказочно богатых людей, с жаром борющихся между собой за славу наиболее удачливого мецената, относился де Карилльяк, один из самых ярых участников подобного рода схваток. Если бы Кристиан пришелся герцогу по душе, то для молодого музыканта лучшего нельзя было бы и пожелать.

— Отлично, отлично, — бормотал де Карилльяк, кивая своим собственным мыслям:

— Мы еще поговорим с вами по этому поводу.

От входа в часовню донесся шум. Лео повернулся в ту сторону. В первый момент его покрасневшие глаза различили только золотое сияние. Приблизившись к нему, сияние превратилось в Корделию. Ее черные волосы были распущены по плечам из-под золотой сетки и некоего подобия тиары, усыпанной бриллиантами; на фоне черной волны лицо девушки выделялось особой бледностью. Проходя мимо, она взглянула прямо на него, и Лео отметил, что сейчас ее глаза потемнели от волнения, а в их глубине тают блестящие искорки. Затем она взяла князя под руку, и, когда они приблизились к алтарю, орган, выдохнув последние аккорды, смолк.

Кристиан прошмыгнул в дверь часовни, когда церемония уже началась, и пробрался ближе к алтарю по боковому нефу. У него, разумеется, не было приглашения, но он чувствовал, как важно для него находиться сейчас около Корделии. На венчании с ней рядом не было ни одного друга детства. Топнет все еще пребывала в Компьене, а виконт едва ли знал се так, как Кристиан.

Кристиан скрылся в тени мраморной колонны, откуда мог видеть стоящую перед алтарем пару. Князь производил впечатление своей дородной фигурой, облаченной в богатый костюм из дамасковой ткани кремового цвета, обшитый по краям серебряной лентой. Широкие плечи князя держались прямо, впереди несколько выступал плотный живот. Он напоминал сильного, мускулистого атлета, начинающего полнеть. Но от него исходила атмосфера уверенности и значительности человека, имеющего власть и влияние. Корделия, несмотря на расшитое золотом платье и блеск бриллиантов в прическе, казалась хрупкой, почти бестелесной по сравнению со своим мужем.

Князь взял руку Корделии в свою и надел ей на палец одно из благословленных еще в Вене колец. Кристиан не отрываясь следил, как Корделия, в свою очередь, сделала то же самое. Обряд был свершен. Кристиан взглянул через проход, туда, где в первом ряду находился виконт Кирстон. Лицо виконта было словно вырублено из камня. Он сидел очень прямо, держась руками за поручни. Кристиан заметил, что костяшки его пальцев побелели. Этому человеку Корделия открыто призналась в любви, а он отверг ее любовь, потому что отказался верить собственному сердцу. Кристиану показалось, что в этот момент в полутемной часовне Лео Бомонт испытывает чувство, которое можно определить только как сильнейшую боль.

Новоиспеченные супруги шли по проходу между рядами.

Лицо Корделии было еще бледнее, чем до венчания. Ее рука в перчатке покоилась на рукаве парадного камзола мужа. На этот раз она не бросила ни одного взгляда на Лео, но смотрела не отрываясь на освещенный вечерней зарей четырехугольник выхода из часовни. Корделия изо всех сил пыталась не обращать внимания на ритуал венчания, так похожий на церемонию в Вене, и в то же время столь отличный от нее.

Она физически ощущала присутствие Лео, воспринимала излучаемую им волну эмоций и готова была рыдать от непоправимости всего свершающегося сейчас, проклинать свою долю. Но сделать что-либо было уже невозможно.

Когда они вышли во двор часовни, прохладный вечерний воздух освежил ее голову и очистил от ладанного тумана.

Девушка отстранение, как во сне, воспринимала все окружающее, откуда-то издалека слышала поздравления, ощущала направленные на нее любопытные взгляды, в которых ясно читалось, что она — еще один колоритный аксессуар замкнутой жизни Версаля, не более того. Она была уверена лишь в существовании князя Михаэля, чувствуя своей рукой его весьма основательное присутствие рядом с собой.

— Княгиня, извольте принять мои поздравления.

Голос Лео вернул ее к реальности. Она взглянула на него, боясь, что щеки ее сейчас зальются внезапным румянцем.

Лицо Лео было ничего не выражающей маской с пустыми глазами. Он склонился перед ней в поклоне.

Корделия присела в реверансе.

— Благодарю вас, милорд, — произнесла она сдавленным голосом, испытав сильнейшее чувство беспомощности.

Ей захотелось броситься ему на шею, умолять, чтобы он сгреб ее в охапку и увез отсюда куда глаза глядят. На одно мгновение любовная мечта затмила ужас происходящего с ней в действительности.

— Лео, вы окажете честь поужинать с нами на рю де Бак? — улыбнулся ему князь Михаэль.

Он выглядел довольным собой. Невеста была просто очаровательна в своем золотом одеянии, а ее маленькая ручка покоилась на его руке с извинительным для девственницы трепетом. Грядущая ночь обещала ему восторги наслаждения. Приглашая Лео, он покрыл ее руку своей ладонью жестом собственника.

Лео заметил это движение. В горле у него застыл комок.

— Я буду вынужден извиниться, князь, — сказал он, снова церемонно поклонившись.

— О нет, ни в коем случае. Вы оказали мне такую услугу, мой дорогой Лео. Ну же, Корделия, давайте попросим Лео — вместе. Мы должны выразить виконту нашу признательность за его любезное внимание к вам во время поездки. Так давайте же умолять его разделить нашу радость. Право, виконт, вы не можете не быть у нас.

Несколько секунд Лео искал приличный предлог для отказа. Потом он взял князя под руку, отвел в сторону и заговорил с ним вполголоса:

— Я должен просить извинить меня, Михаэль. Это событие… такое радостное для вас… заставило меня вспомнить Эльвиру в такой же день… Я боюсь, что испорчу вам весь вечер.

Михаэль неохотно сдался:

— В таком случае не смею настаивать. Но вы ведь навестите нас?

— Разумеется. — Лео повернулся к Корделии, тщетно старавшейся подслушать их разговор, изображая при этом воплощенную скромность. — Прошу простить меня, мадам.

К сожалению, у меня есть совершенно неотложные дела. Еще раз примите мои поздравления и пожелания счастья.

Она вздернула подбородок и сказала резким тоном:

— Мне хочется верить, что вы вскоре придете к нам, чтобы навестить дочерей моего мужа. Вы часто говорили мне, как сильно к ним привязаны.

Лео молча отвесил поклон и уже собирался отойти, как вдруг увидел Кристиана, топчущегося в нескольких шагах от них.

— Михаэль, позвольте мне представить вам Кристиана Перкоцци. Он только что приехал из Вены, где был одним из учеников придворного музыканта.

С этими словами он кивком головы подозвал молодого человека.

— Кристиан — мой очень близкий др… знакомый, — вставила Корделия, тепло улыбаясь склонившемуся в поклоне перед князем Кристиану. Она даже забыла на мгновение собственные заботы, обрадовавшись возможности сделать что-нибудь хорошее для своего друга. — У него не сложились отношения с Полигнием, его учителем, который присваивал работы Кристиана, так что теперь он ищет нового покровителя. Виконт Кирстон был весьма любезен, предложив ему свою помощь.

И, протянув руку, она вытащила Кристиана из толпы гостей. Михаэль холодно посмотрел на покрасневшего молодого человека.

— Вы знакомы с моей женой?

— Мы вместе росли, — сказала Корделия.

— Я не спрашивал вас, мадам, — ледяным тоном произнес Михаэль. — Так же как не привык к тому, чтобы меня перебивали.

При этом выговоре, сделанном в присутствии всех гостей, Корделия покраснела до корней волос. Язвительные слова уже готовы были сорваться у нее с языка, и только сильнейшим усилием воли она удержала их. Взгляд ее метнулся к Лео, стоявшему рядом с нахмуренным лицом. Кристиан потерял дар речи.

— Я полагаю совершенно невозможным, чтобы имя моей жены связывалось в чьем бы то ни было представлении с простым музыкантом, тем более учеником, — все тем же тоном продолжал Михаэль. — Виконт Кирстон волен покровительствовать вам, но княгиня Саксонская не может признать вашего с ней знакомства.

Он кивнул головой Лео, потом повернулся.

— Пойдем, Корделия.

С этими словами он взял ее за руку и повел к карете.

Корделия взглянула через плечо на обескураженного Кристиана и нахмуренного виконта, а потом решительно произнесла:

— Милорд, я протестую против таких публичных унижений. Не было никакой необходимости так со мной обращаться в присутствии моих друзей.

— Вы не будете считать людей, стоящих ниже вас, в числе ваших друзей, — ответил князь. — Вы равным образом не будете ни прерывать меня, ни высказывать собственное мнение, пока вас не спросят. Такое поведение неприлично, и я не переношу, когда моя жена пытается красоваться на людях.

Полагаю, я выразился достаточно ясно.

Они уже приближались к экипажу, который должен был отвезти их в дом Михаэля на рю де Бак. Гнев и смущение переполняли Корделию. Никто до этого не обращался с ней в столь оскорбительной манере. Корделия всегда оказывалась в центре внимания общества, потому что была интеллигентна, начитанна, к тому же совершенно очаровательна. Она ощущала себя личностью, сопричастной всем современным проблемам, а этот человек хотел насильно ограничить ее кругозор домашним мирком, лишить права на собственное мнение. О Боже, какую же жизнь она начинает?

Михаэль помог ей подняться в карету, на лице его было написано удовлетворение, как будто он свершил нечто значительное, Войдя вслед за женой в карету и усевшись на противоположном сиденье, он уставился на нее из-под полуопущенных век взглядом хищника. Корделия откинулась на спинку своего сиденья и прикрыла глаза. Девушка не могла вынести, когда он смотрел на нее так самодовольно… и с такой жадностью.

Глава 11

Ночь еще только опускалась на город, когда последний из приглашенных на празднование гостей покинул дом князя на рю де Бак. Свадебный вечер был скромным и чопорным, и опасения Корделии, что ее уведут в спальню на глазах у всех гостей, не сбылись.

Ее проводили вверх по лестнице три пожилые дамы, дальние родственницы князя, которым даже в голову не пришло как-то ободрить новобрачную. Они так оживленно тараторили между собой, обсуждая гостей, что Корделия почувствовала себя лишь некой помехой в их разговоре.

— Мадам, Матильда вполне справится с моим туалетом, — решилась произнести она, ежась в тонкой рубашке, поскольку одна из этих своеобразных помощниц, державшая ее роскошную ночную рубашку, похоже, забыла свои добровольные обязанности, занятая подробным обсуждением прически мадам Дюбарри.

Матильда фыркнула и ловко взяла рубашку из рук родственницы князя, пробурчав при этом:

— Еще минута, и княгиня замерзнет до смерти.

Корделия состроила гримаску и перехватила предостерегающий взгляд Матильды. Ее няня поджала губы, поднимая над головой Корделии расшитую серебром ночную рубашку.

Шуршащая ткань рубашки заглушила трескотню женщин. Матильда расчесала волосы новобрачной, оправила все складки и повернулась спиной к кровати, в которой уже устроилась Корделия.

— Моя госпожа уже легла, — громко произнесла Матильда, сложив руки под передником и глядя на трех женщин.

— О, тогда наша миссия окончена, — с удовлетворением заявила одна из них, склоняясь над укрытой одеялом Корделии. — Позвольте пожелать вам спокойной ночи, моя дорогая.

— Мадам, — повернула к ним голову Корделия, — я чрезвычайно признательна вам за заботу.

Ирония в ее голосе осталась незамеченной. Они заулыбались, послали ей воздушные поцелуи и вышли из комнаты, оживленно треща.

— Я управилась бы и без этих бесполезных чучел, — заявила Матильда.

Корделия откинулась на подушки, лицо ее выделялось своей бледностью даже на фоне наволочек.

— Как бы я хотела, чтобы это произошло не со мной.

— Чепуха. Ты теперь замужняя женщина, а жены должны отдаваться своим мужьям, — резонно заметила няня. Она протянула Корделии небольшую мраморную баночку. — Помажь этой мазью, перед тем как муж возьмет тебя. Так будет легче.

Это будничное замечание, как ничто другое, вернуло Корделию к реальности происходящего. Она сняла крышку баночки.

— Что это такое?

— Мазь из трав. Она поможет телу принять твоего мужа и уменьшит боль, если он будет неосторожен.

— Неосторожен? Как это? — спросила Корделия, погрузив палец в мазь без всякого запаха. Она привыкла к тому, что любой совет Матильды заслуживает серьезного отношения, но сейчас слова служанки доносились до нее словно издалека.

Матильда поджала губы.

— То, что произошло между тобой и виконтом, должно облегчить прощание с девственностью, — пояснила она. — Но в такие моменты мало кто из мужчин способен думать о чувствах жен. Так что быстрее воспользуйся мазью. Твой муж должен прийти с минуты на минуту.

Корделия повиновалась, но действовала как автомат, словно все манипуляции проделывал кто-то другой, а не она сама.

Дверь в спальню открылась в тот самый момент, когда она возвращала мраморную баночку Матильде. Та быстро спрятала ее в карман своего фартука и проворно повернулась к князю, присев перед ним в глубоком книксене.

Корделия успела заметить двух мужчин, стоявших за спиной ее мужа в коридоре. Скорее всего это был церемониальный эскорт, сопровождавший новобрачного до опочивальни.

Михаэль что-то негромко сказал им через плечо. Послышался смех, затем дверь за князем закрылась. Михаэль вошел в комнату. Он был одет в роскошно расшитый домашний халат. Когда он взглянул на неподвижную фигурку Корделии в громадной кровати, девушка снова заметила все тот же хищный блеск его глаз и самодовольный, почти торжествующий изгиб губ.

— Оставь нас, женщина, — проскрипел его гнусавый голос.

Матильда бросила взгляд на кровать. Несколько секунд она не отрываясь смотрела на Корделию, потом едва заметно ободряюще кивнула ей и вышла из комнаты, осторожно закрыв за собой дверь. Но, оказавшись в коридоре, она затаилась в полутьме, почти слившись с висевшим на стене гобеленом, и приготовилась ждать. Единственное, что она могла сейчас сделать для своей воспитанницы, это быть рядом с ней.

Корделия полными ужаса глазами следила, как ее муж приближается к супружескому ложу. Не говоря ни слова, он наклонился и задул свечи, стоявшие на прикроватном столике. Потом выпрямился и задернул тяжелый полог балдахина, погрузив их в непроглядную темноту пещеры. Слабый вздох облегчения, изданный Корделией в этой черной тишине, потерялся в скрипе пружин, когда он опустился на кровать рядом с ней. Халат князь так и не снял.

В последовавшие за этим ужасные минуты не было произнесено ни слова. Страх и отвращение девушки были столь велики, что тело ее оставалось скованным, несмотря на мазь Матильды. Тем не менее ее сопротивление, похоже, только радовало Михаэля. Она услышала в темноте его довольный смешок, когда он устраивался поудобнее, входя в нее со свирепой, чуждой ей силой, заставившей бедняжку содрогнуться до глубины души. Она уловила его довольное урчание, после чего он вышел из нее и тяжело рухнул рядом на постель.

Она не могла сдержать дрожь, бившую ее от пережитого шока. Ночная рубашка оказалась где-то у живота, и она, всхлипнув, поспешила одернуть ее, чтобы прикрыть наготу.

Горячая влага меж ног внушала ей отвращение, но Корделия была слишком испугана и не смела обеспокоить спящего князя своими движениями. Лежа на спине, она пыталась унять нервную дрожь, успокоить дыхание и проглотить горячий ком, стоящий в горле.

Отвратительные контакты повторялись на протяжении этой бесконечной ночи несколько раз. Сначала она отчаянно сопротивлялась, отталкивала его, извивалась всем телом, пытаясь не дать ему возможности взять ее. Но ее сопротивление только раззадоривало князя. Он закрывал ей ладонью рот, пытаясь приглушить крики, и заламывал руки за голову, лишая возможности двигаться. Потеряв голову от отчаяния, она попыталась укусить его за руку, но он, навалясь всей тяжестью своего тела, буквально пригвоздил несчастную к постели и снова овладел ею.

Она хорошо запомнила преподанный ей урок, и в следующий раз лежала совершенно неподвижно, пока он не насладился ею. И снова он не издал ни единого звука, лишь под конец она расслышала что-то вроде грубого восклицания. Засыпая, Михаэль сопел и храпел, потом, когда просыпался и снова был готов к соитию, наваливался на нее. Корделия не сомкнула глаз ни на мгновение, она лежала с подступающей к горлу дурнотой и растущим внутри ее гневным отвращением как к человеку, который обращался с ней как с рабыней, так и к самой себе, к своей слабости, которая была причиной такого подчинения.

Воспоминания о минутах наслаждения с Лео в Мельке принадлежали словно другому

человеку и относились к какой-то другой жизни. Она уже никогда не узнает, какие восторги могли последовать за теми волшебными мгновениями, не поймет, что значит подарить свое тело любимому человеку.

Когда занялся рассвет, Корделия твердо решила для себя, что должна каким-то образом вырваться из этого замужества.

Даже если она формально останется женой Михаэля, то будет сама решать, с кем и когда ей делить ложе. Она должна сохранить для любви свое собственное «я», подняться над этим ужасным ритуалом супружеского обладания, спасти свое достоинство. Лишь таким образом она не потеряет уважение к самой себе, что куда более значимо, чем любое истязание ее тела.

Михаэль снова заснул, тяжело храпя. Очень осторожно Корделия сползла с кровати, задернув за собой полог, чтобы слабый свет разгорающегося утра не разбудил его. Кровь запятнала простыни, пропитала ее ночную сорочку, запеклась на ногах. Все тело болело и ломило; она, как старуха, еле добрела до умывальника.

— Корделия! Что ты делаешь? Где ты? — Михаэль сел на кровати, подслеповато мигая со сна.

Он отвел в сторону полог, потом раздвинул его и бросил взгляд на простыни. Все та же торжествующая улыбка скользнула по его губам. Князь взглянул на Корделию, стоящую около умывальника с губкой в руках. Михаэль разглядел кровь на ее ночной сорочке, заметил, как она затрепетала под его взором, решив, что он снова хочет наброситься на нее.

— Думаю, вам надо позвать служанку, — сказал он, вставая с кровати и потягиваясь всем телом.

Халат, в котором он так и пребывал всю ночь, лишь развязав пояс, при этом его движении распахнулся. Корделия поспешила отвести взгляд.

Михаэль усмехнулся, довольный прошедшей брачной ночью. Он протянул руку и потрепал Корделию за подбородок.

Она отпрянула, и он снова довольно усмехнулся.

— Вы скоро научитесь не противиться мне, Корделия.

Научитесь и тому, как доставлять мне наслаждение.

— Разве я не доставила вам его этой ночью, милорд? — Несмотря на подавленное состояние Корделии, в тоне ее голоса прозвучал вызов, но Михаэль был полон самодовольства и слышал лишь то, что хотел слышать.

— Да, как только девственница и может усладить мужчину, — небрежно бросил он, завязывая пояс халата. — Я не буду требовать, чтобы вы брали на себя инициативу в таких вопросах, но вам следует научиться с большей готовностью отвечать на желание мужа. Тогда вы в полной мере удовлетворите меня.

Он сделал несколько шагов по направлению к двери, потом приостановился.

— Позовите служанку. Вам надо привести себя в порядок.

Сказано это было добродушным голосом — Михаэль упивался столь ярким доказательством своей мужской силы.

Корделия несколько секунд смотрела на закрывшуюся за ним дверь, пытаясь овладеть собой. Потом сорвала испачканную сорочку и принялась яростно тереть себя губкой, точно хотела уничтожить следы его рук.

Матильда несла вахту всю ночь и, как только князь появился в коридоре, тут же выступила из своего укрытия.

— Могу я войти к моей госпоже, милорд?

— Боже мой, женщина! Откуда ты выпрыгнула? Я же только секунду назад сказал княгине, чтобы она позвала тебя.

— Я не ложилась и ждала, не понадобятся ли ей мои услуги.

— М-м-м. Да ты по крайней мере предана своей госпоже. Ступай к ней. Ей нужна твоя помощь.

Он махнул рукой, жестом отпуская ее, и снова самодовольно улыбнулся. Юная жена получила доказательства его супружеской приязни, он не мог припомнить, когда в последний раз был так полон желания и мужской энергии. Во всяком случае, не в то время как начал подозревать Эльвиру в неверности.

Но все неприятности остались в прошлом. У него теперь новая жена и еще один шанс в жизни. Корделия не разочарует его, он был в этом совершенно уверен.

Матильда поторопилась войти в слабо освещенную утренней зарей спальню.

— Его сиятельство выглядит весьма довольным собой.

— Он отвратителен, — гневно сказала Корделия, понижая голос. — Вряд ли я смогу перенести, если он еще раз до меня дотронется.

Матильда подошла к ней вплотную, всмотрелась в ее осунувшееся лицо, заметила еще не прошедший ужас в серо-голубых глазах.

— И все же ты говоришь сейчас глупости. Так или иначе, но он твой муж и имеет свои права на тебя. Ты скоро научишься, как миллионы женщин до тебя и еще миллионы, которым только предстоит прийти в этот мир.

— Но как? — Корделия отбросила рукой спутанные волосы со лба. — Как можно научиться переносить такое?

Матильда увидела царапины на запястьях своей воспитанницы, и выражение ее лица внезапно изменилось.

— Позволь мне осмотреть тебя.

— Со мной все в порядке, — ответила Корделия. — Я только чувствую себя вывалянной в грязи. Мне нужно принять ванну.

— Я велю наполнить ванну, как только осмотрю тебя, — хмуро ответила Матильда.

Корделия была вынуждена вытерпеть краткий осмотр няни, во время которого Матильда, обнаруживая очередные царапины, хмурилась все больше и больше.

— В довершение всего он еще и грубая скотина, — пробурчала в конце осмотра Матильда, дергая висящую у двери сонетку звонка. — Я так и знала, что в нем есть что-то темное.

— Это все из-за того, что я пыталась сопротивляться ему, — устало объяснила ей Корделия.

— Что ж, именно это я от тебя и ожидала. Но есть ведь и другие способы, — произнесла Матильда едва ли не для себя Она повернулась к двери, чтобы отдать приказание пришедшей по звонку горничной. — Наполни ванну для своей госпожи… И принеси завтрак, — напомнила она, когда горничная присела в реверансе и повернулась, чтобы уйти.

— Я не могу есть. При одной только мысли о еде меня всю переворачивает.

— Чепуха. Тебе нужны силы. Ты же не будешь раскисать от жалости к себе. — Матильда была не склонна извинять даже оправданную слабость. Корделии понадобятся все силы души и тела, чтобы не сломаться от такого обращения со стороны мужа. — Прими ванну, плотно позавтракай, а потом познакомься с хозяйством. Здесь есть мажордом, некий месье Брион, с которым стоит поладить, как мне кажется. А потом еще и гувернантка.

— А что собой представляет гувернантка? — Голос Матильды, как всегда, успокоил Корделию. В конце концов, она не кисейная барышня, чтобы развалиться на куски после одной брачной ночи. В ее новой жизни будет много всего, а не только унылые супружеские ласки. Стоит подумать об этом вечером, когда, возможно, все повторится. Она пожала плечами и выбросила из головы неприятные мысли. Не следует позволить страху перед ночью затмить собой радости дня.

Матильда повернулась от гардероба, где она выбирала платье.

— Высохшая старая дева, как я поняла со слов экономки. Держится особняком, считает себя слишком благородной для общества других слуг. Какая-то дальняя родственница князя.

— А дети? — Ноги Корделии вдруг подкосились, и, чтобы не упасть, она села на край кровати.

— Они почти не показываются. Гувернантка держит их всегда при себе.

Матильда подошла к кровати, держа в руках домашний халат. Корделия набросила на себя свежую рубашку.

— А что, князь много времени уделяет детям?

Матильда нагнулась, поднимая с пола замаранную кровью ночную рубашку, сброшенную Корделией.

— Едва видит их. Но все порядки в детской устанавливает именно он. Их гувернантка, ее зовут мадам де Неври, трепещет перед ним. По крайней мере по словам экономки. — Она бросила острый взгляд на Корделию. — В этом доме витает страх. Все они боятся князя.

— У них есть для этого основания, как мне кажется, — сказала Корделия и нахмурилась. — Интересно, почему виконт не сказал мне этого, когда я спрашивала его о своем муже. Я дала ему понять, что хочу знать все, даже самое плохое.

— Вероятно, он просто не в курсе. У человека может быть одно лицо для внешнего мира и совсем другое — для своих домашних. И надо жить в доме, чтобы почувствовать его дух.

— Да, но сестра Лео — Эльвира? Она жила здесь, она должна была знать. Неужели она ему ничего не говорила?

— Как мы можем знать? — Матильда покачала головой, не желая продолжать эту тему. — Нам следует позаботиться о собственных проблемах.

Корделия всегда непоколебимо верила в способность Матильды справляться с любыми трудностями. Хотя она не всегда знала, как это у нее получается, но ей еще не приходи-, лось сталкиваться с ситуацией, которая поставила бы старую няню в тупик. Эта мысль придала Корделии новые силы и энергию.

— Я приму ванну, оденусь и первым делом побываю в детской. Что мне лучше надеть, как тебе кажется? Наверное, что-нибудь веселое и яркое. Я хочу, чтобы девочки восприняли меня как веселого человека, а не как зануду.

Матильда не могла сдержать улыбки при мысли, что кто-то может счесть Корделию занудой.

Корделия погрузилась в горячую воду со стоном облегчения. Матильда разбросала по поверхности воды засушенные ароматные травы и опорожнила в ванну душистое содержимое небольшой склянки. Корделия сразу же почувствовала, как унялась боль в ее изломанном теле. Она опустила голову на медный край ванны и закрыла глаза, вдыхая нежный, возвращающий ее к жизни аромат трав.

Матильда поставила поднос с завтраком на табуретку рядом с ванной, и вскоре Корделия стала отламывать кусочки бриоши, класть их в рот и запивать горячим дымящимся шоколадом. Ее прирожденный оптимизм в конце концов победил все еще витавший над ней ужас ночи. Самое худшее уже было позади, потому что она знала теперь, что это собой представляет. А теперь две маленькие девочки в детской ждали знакомства с ней. Боятся ли они ее, подумала она.

Мадам де Неври пребывала в отвратительном настроении. Амелия и Сильвия, хорошо изучившие ее характер, знали, что им предстоит ужасный день. Едва рассвело, она вошла к ним в детскую и велела няне приготовить для девочек холодную ванну.

— Ваш отец хочет, чтобы вы привыкли переносить такие неудобства, — заявила мадам, собирая волосы Сильвии в плотный пучок на макушке.

Справедливости ради надо заметить: князь на самом деле сказал всего лишь, что девочек не следует баловать, но гувернантка предпочла понять данные ей указания в соответствии со своим настроением.

Мадам нетерпеливо барабанила пальцами, ее лицо было вытянуто и напряжено, губы и кончик носа слегка посинели, как будто она испачкала их в чернилах. На щеках горели два ярких пятна нездорового румянца.

Одевшись после ванны, девочки никак не могли согреться, и скудный завтрак, состоявший из хлеба с маслом и жидкого чая, мало способствовал этому. Но синий нос мадам порозовел, а щеки стали еще ярче, чем были, когда она завершила свое чаепитие. Девочки знали, что такое происходило с ней всегда, когда она добавляла в чашку какую-то жидкость из небольшой фляжки.

— Сегодня мы с вами будем изучать географию. — С этими словами Луиза сделала указкой выпад в сторону большого глобуса. — Сильвия, найди на нем Англию и назови столицу этой страны.

Сильвия уставилась на лабиринт стран и континентов.

Все изображенное на глобусе выглядело для нее совершенно одинаково. Она закрыла глаза и ткнула пальцем в первое попавшееся место.

Луиза утвердила на носу пенсне и внимательно вгляделась в эту точку на глобусе. Если бы кто-нибудь попросил ее самое проделать то, что она потребовала от Сильвии, наставница испытала бы несомненные трудности. Но палец Сильвии угодил куда-то в горы, а Луиза была искренне убеждена в том, что Англия отнюдь не гористая страна.

Именно в этот момент распахнулась дверь, и их взорам предстало яркое, сверкающее зрелище, особенно контрастирующее с невыразительной обстановкой комнаты для занятий.

— Доброе утро. Меня зовут Корделия, и я пришла, чтобы познакомиться с вами.

Девочки, раскрыв от неожиданности и удивления рты, уставились на вошедшую в комнату черноволосую девушку в платье из светло-лилового шелка, весело цокающую каблучками по дубовому паркету. Губы ее, красные и мягкие, улыбались, большие голубые глаза словно притягивали к себе.

Она наклонилась и протянула руку Сильвии. Лео что-то говорил про цветные ленточки в волосах, но она не запомнила, кому какой цвет принадлежал.

— Ты Сильвия или Амелия?

— Сильвия. А вот Амелия.

Корделия взяла руки девочек в свои, ошеломленная их миниатюрностью. До этого она не испытывала к детям никаких особых чувств, но эти двое, глядевшие на нее с таким доверием, тронули ее сердце.

— Княгиня, мы не ждали вас.

Ледяной тон этого голоса заставил Корделию выпрямиться.

— Вы, должно быть, гувернантка девочек. Мадам де Неври, если я не ошибаюсь? — Она улыбнулась как можно нежнее, заметив, что едва ли возможно преодолеть отчуждение этой неприступной женщины.

— Именно так, княгиня. Как я уже сказала, мы не ждали вас. Князь ничего не сказал мне о том, как вас принять.

Она пыталась не показывать, какое испытала потрясение от того, что настоящая Корделия совершенно не совпала с созданным в ее воображении образом новой княгини Саксонской. Эта девушка сама только вышла из школьного возраста и была невероятно привлекательна. Даже завистливая и желчная Луиза не могла отрицать, что от новой княгини исходит трепещущее обаяние молодости и красоты.

— Наверное, потому, что он не мог знать, куда я пойду, — дружелюбно произнесла Корделия. — Я решила, что будет куда лучше, если познакомлюсь с Сильвией и Амелией без всяких формальностей.

Она снова повернулась к девочкам, по-прежнему смотревшим на нее с открытыми ртами.

— Мы с вами подружимся, как вы думаете? Я так надеюсь на это.

И она снова взяла их за руки.

— О да, — в унисон ответили малышки, едва не задохнувшись от восторга. — А вы знаете месье Лео? Он тоже наш друг.

— Да, я знаю месье Лео, — ответила Корделия, не обращая внимания на бормотание гувернантки. — Я очень хорошо знаю его, так что мы все будем друзьями. — И она снова попыталась включить в разговор гувернантку; — Как я поняла со слов мужа, виконт Кирстон часто навещает своих племянниц.

— Может быть, это и так, — произнесла Луиза не пошевельнувшись, — но, если княгиня извинит меня, девочки должны сейчас заниматься.

— Ах, какая досада, что вы должны заниматься даже в час моего первого визита!

Корделия наморщила нос и переместилась поближе к гувернантке, сделав вид, что хочет поближе рассмотреть глобус.

— У вас сегодня урок географии?

— Да, мы занимались географией, — с намеком произнесла Луиза.

Корделия кивнула головой, подозрения ее подтвердились.

От женщины исходил тяжелый запах алкоголя, хотя было всего лишь девять часов утра. Без сомнения, Михаэль не мог знать, что гувернантка его дочерей запойная пьяница. Пока было разумнее не посвящать никого в свое открытие. Ей предстояло узнать еще много про здешние дела.

— Тогда я вас на какое-то время оставлю, — рассудительно сказала она. — Но я хотела бы, чтобы девочки навестили меня в будуаре перед обедом. Пожалуй, будет лучше, если они придут одни. — Она ослепительно улыбнулась гувернантке. — Скажем, в час дня. — Наклонившись, она чмокнула детей. — Вскоре мы с вами познакомимся поближе.

С этими словами она вышла из комнаты, оставив Сильвию и Амелию в приятном изумлении, а их гувернантку — в состоянии, близком к столбняку.

— Приступайте к чистописанию, — велела та девочкам, указывая им жестом на стол с разложенными на нем ручками и листами пергамента.

Гувернантка опустилась на кресло рядом с незажженным камином и уставилась на свое отражение в начищенной каминной полке. Украдкой она достала из кармана небольшую серебряную фляжку и быстро отхлебнула из нее. Она не могла поверить, что князь одобрил неожиданное посещение детей своей женой. Распорядок детской был расписан им до мелочей, как и вообще вся жизнь дома. Но как князь мог выбрать себе в жены такую ветреную и безразличную к общепринятым правилам поведения женщину?

Луиза сделала еще один глоток. Она хорошо знала своего родственника — он не сможет долго мириться с подобными чертами ее характера.

Корделия вернулась в парадную часть дома и начала спускаться по полукруглой лестнице в напоминающий пещеру зал с колоннами и необъятным пространством мраморного пола.

Когда она поставила ногу на последнюю ступеньку лестницы, рядом с ней из ниоткуда возник месье Брион со склоненной в поклоне головой.

— Могу я чем-нибудь помочь вам, княгиня?

— Да, пожалуйста, я хотела бы осмотреть дворец. И еще хотела бы поговорить с экономкой и поварихой.

Улыбка Корделии была очень теплой, но мажордом интуитивно почувствовал, что его новая хозяйка не из тех людей, которых легко обвести вокруг пальца.

— Если у вас есть какие-нибудь распоряжения для поварихи или экономки, мадам, я с удовольствием передам их.

Корделия покачала головой.

— Не думаю, что это так уж необходимо, месье Брион. Я вполне способна сама отдавать распоряжения. Пожалуйста, попросите их прийти ко мне в будуар около полудня. А пока будьте добры показать мне весь дом.

— Корделия, вам что-нибудь надо?

Она повернулась на голос мужа. Он стоял в дверном проеме и, судя по салфетке в руке, только что прервал свой завтрак. Взор ее задержался на его руках. Квадратные, с толстыми пальцами, они были покрыты седоватыми волосами. При воспоминании о прикосновениях этих рук к ее телу Корделия почувствовала, как по коже забегали мурашки. Лишь громадным усилием воли она удержалась от того, чтобы не отпрянуть назад.

— Я просила месье Бриона сопровождать меня при осмотре дворца, милорд.

Михаэль обдумал эту фразу и не мог найти в ее желании ничего преступного.

— Да, разумеется, — кивнул он головой месье Бриону. — Я собираюсь около часа провести в библиотеке. Возможно, вы присоединитесь ко мне, мадам.

Корделия присела перед ним в реверансе и подождала, пока он не вернулся к прерванному завтраку, а потом обратилась к мажордому:

— Итак, вперед?

Месье Брион склонил перед ней голову. Новая хозяйка отличалась от предшественницы своей естественностью и пренебрежением к осторожности, кроме того, он сразу почувствовал в ней изрядную внутреннюю силу. В этом доме каждому приходилось искать себе союзников где только возможно.

— Откуда бы вы хотели начать, мадам?

Спустя час месье Брион почтительно ввел новую хозяйку в библиотеку. Он все еще пребывал в некотором раздумье по поводу княгини. Она была на редкость дружелюбна в разговорах со слугами, но многие из ее вопросов, связанных с домашним хозяйством, доставляли мало удовольствия. Он скоро убедился в том, что его первоначальная оценка была справедлива — за ее милой внешностью скрывалась железная воля.

Михаэль тщательно вытер кончик гусиного пера и аккуратно положил его на край письменного прибора, прежде чем поднял голову от секретера, за которым работал, когда в библиотеку вошла жена.

— Надеюсь, вы удовлетворены увиденным, мадам.

Корделия не могла заставить себя сделать еще хоть шаг в глубь комнаты, потому что это приблизило бы ее к мужу.

— У вас самый прекрасный дворец из всех, какие мне приходилось видеть, милорд. Меня особенно восхитила роспись Буше в малом салоне.

Она должна научиться поддерживать с этим человеком самый обычный разговор, привыкнуть видеть в нем джентльмена днем и насильника — ночью. Если она не сможет сделать это, то будет, как муравей, раздавлена под его сапогом.

Михаэль повернулся к своему секретеру. Коротким точным движением он посыпал исписанную страницу песком, чтобы просушить чернила, и закрыл переплетенную в кожу книгу.

— Вы заметили в картинной галерее полотно Рембрандта?

— Да, но мне больше понравился Каналетто.

Она проследила взглядом, как он отнес книгу к окованному железом сундуку под подоконником, достал из кармана ключ, отомкнул сундук и таким же точным движением поставил в него книгу, потом опустил крышку и замкнул замок.

Корделия не могла рассмотреть содержимое сундука, но ее страшно удивило, что он держит свои записи под замком.

Потом ей пришло в голову, что там хранятся дипломатические тайны и секретные сведения.

— Каналетто великолепен, но его сюжет куда как более фриволен, чем у Рембрандта.

Корделия не стала оспаривать такую точку зрения. Ее взгляд, обегая комнату, упал на портрет, висевший над камином. Она сразу узнала женщину, изображенную на нем. Внешнее сходство ее с Лео Бомонтом было несомненно. И хотя глаза женщины были голубыми, а не карими, как у Лео, сходство таилось в их выражении, в форме носа, в изгибе чувственных губ.

— Ваша покойная жена?

Она всматривалась в дивный облик Эльвиры с глубоким интересом и некоторым страхом, понимая, что знакомство с этим двойником Лео каким-то странным образом сближает ее с самим виконтом.

— Да. Один из шедевров Фрагонара.

Тон князя явно свидетельствовал, что он не расположен к дальнейшему обсуждению этой темы, но Корделия не отвела взгляда от живописного полотна. Искусный художник так мастерски передал прелесть изображенной на портрете женщины, что Корделии захотелось коснуться мягкого изгиба белой руки, поблескивающих белокурых волос. Неужели и ей пришлось пережить такую же ужасную ночь?

— У нее на руке такой же браслет, — с изумлением произнесла она, поднимая свою руку и обнажая запястье.

— Браслет был моим подарком Эльвире по случаю рождения дочерей, — произнес Михаэль деланно спокойным тоном. — Это бесценное произведение искусства и, как я полагаю, вполне достойный свадебный подарок. Я не хотел бы долее обсуждать данную тему.

Корделия несколько минут помолчала, сравнивая браслеты на своем запястье и на руке Эльвиры.

— Но на том браслете есть еще одна подвеска, — произнесла наконец она. — Сердечко. Нефрит?

Губы Михаэля вытянулись в тонкую линию. Неужели она так глупа или так упряма, что продолжает затронутую тему, хотя он достаточно ясно дал понять, что не желает больше об этом слышать?

— У вас есть своя подвеска. Браслет принадлежит теперь вам. А сейчас я хотел бы переговорить с вами о совместном пребывании в Версале по случаю бракосочетания наследника престола.

Корделия коснулась пальцами изысканного алмазного башмачка. Она поняла, что князь счел такой подарок вполне приемлемым, заменив одну подвеску на браслете специально для новой жены. Но ей было не по себе носить на запястье украшение покойницы, как бы великолепно оно ни выглядело.

— Виконт Кирстон говорил, что вам выделены апартаменты в Версале, — сказала она, отводя взгляд от портрета, но все же невольно касаясь пальцами змейки, обвивающей ее запястье.

— Да, король был столь милостив, что отвел мне несколько комнат на третьем этаже. Вы, безусловно, найдете их достаточно просторными.

Корделия знала, что апартаменты в Версале, королевском замке в тридцати милях от Парижа, были всеобщей завистью и предназначались только фаворитам короля и лицам чрезвычайной важности и влияния.

— А у виконта Кирстона есть апартаменты в Версале? как бы мимоходом спросила она.

— Ему в большей степени протежирует мадам Дюбарри Благодаря ее влиянию виконту отведена небольшая комната в верхней галерее.

Это прозвучало не очень-то впечатляюще, но, возможно, для холостяка считалось вполне достаточным. Настроение у нее поднялось. По крайней мере он тоже будет в Версале. И он обещал ей свою дружбу.

— Я намереваюсь приказать гувернантке привести дочерей перед обедом в гостиную, чтобы они могли засвидетельствовать вам свое почтение.

Михаэль сменил тему разговора, начиная раздражаться обсуждением вопросов, не имеющих ничего общего с текущими проблемами.

— О, я уже виделась с ними, — небрежно бросила Корделия. — Некоторое время назад я заглянула в комнату для занятий. Такие славные дети.

— Что вы сделали? — Михаэль в изумлении воззрился на нее.

Корделия застыла на месте. Очевидно, она снова совершила ошибку.

— Мне не пришло в голову, что вы можете быть недовольны этим, милорд. Мне не терпелось увидеть их.

Михаэль приблизился к ней, и она едва подавила в себе желание сделать шаг назад.

— Впредь, будьте добры, не позволяйте себе таких самовольных поступков, вы слышите меня, Корделия? Этим домом правлю я, так что даже не пытайтесь присвоить себе мои полномочия.

— Но… но как может мое посещение комнаты для занятий подорвать ваш авторитет? — возразила она, забыв от такого оскорбления весь свой страх перед этим человеком.

— Вы не будете делать ничего… ничего — вы поняли меня? — без моего на то разрешения. В этом доме никто не смеет сделать и шагу без моего ведома.

Он положил руку ей на плечо, и она почувствовала, как ее начала бить дрожь.

— Но эти люди — ваши слуги, милорд. А я ваша жена, — сказала Корделия.

Она не будет отступать перед ним. И не станет показывать свой страх.

Его пальцы сжались на плече оцепеневшей женщины, заставив вспомнить об ужасе прошедшей ночи. Она чувствовала исходящий от его кожи мускусный запах, почти душивший ее, как и в те страшные ночные часы. И снова он причинял ей боль.

— Вы столь же в моей власти, дорогая, как и любой из слуг. — Голос его звучал негромко, но напряженно. — И вам не стоит рисковать, поступая по своему усмотрению. Вы меня поняли?

Корделия изо всех сил сжала губы. Она отвернулась от него, чтобы ее не вырвало от отвращения.

— Отвечайте мне! — потребовал он.

— Вы делаете мне больно.

Это было все, что он услышал в ответ на свой вопрос.

— Отвечайте мне!

— Милорд, я прошу объяснить мне, какими вы видите мои отношения с вашими дочерьми.

Она решила не обращать внимания на боль в плече. Такого рода столкновения ей приходилось иметь не раз с собственным дядей. Тогда она не уступала ему, не уступит теперь и своему мужу.

— Виконт Кирстон выразил желание, чтобы я заменила им мать. Я не смогу сделать этого, если буду видеть их только с вашего разрешения.

Потрясенный Михаэль заметил, что «она спокойно выдержала эту мастерски разыгранную им сцену гнева.

— Об этом не может быть и речи, — строго произнес он. — Гувернантка занимается их образованием и заботится о повседневных надобностях девочек. Но у нее нет опыта поведения в свете. Вы будете ответственны за их подготовку к жизни при дворе. Вы также начнете готовить дочерей к будущему замужеству. Вам совершенно незачем входить в подробности их повседневной жизни. Вам это понятно?

— Но девочки еще чересчур малы, чтобы думать об их замужестве! — воскликнула она.

— Это совершенно не ваше дело. — Для придания веса своим словам он даже грубо встряхнул ее. — И вы будете держать свое мнение при себе.

Все же он не мог удержаться От того, чтобы не добавить с тщеславной гордостью:

— У меня есть все основания для того, чтобы составить им самую выгодную партию. И вполне возможно думать о самых известных дворах Европы. Там полно младших принцев, для которых брак с княжнами Саксонскими отнюдь не будет мезальянсом.

Корделия поняла, что должна сейчас пренебречь своей гордостью, дабы помочь двум маленьким девочкам избежать такой судьбы. Она сможет сделать это, если не вступит в открытое противоборство со своим мужем. Пора было предпринять стратегическое отступление.

— Разумеется, решать это должен их отец, — потупила она взгляд.

Он холодно произнес:

— Демонстрации неповиновения не принесут вам ничего хорошего, моя милая. Вы это понимаете?

Ему хотелось услышать от нее выражение покорности.

Михаэль помнил ее нежную хрупкость под своим телом этой ночью и то сопротивление, которое он так легко победил.

Она еще очень юна и может делать ошибки. Он призван исправлять их.

Она не произнесет слов, которые он ждет от нее. Напряженная, почти осязаемая тишина повисла в комнате. Стук в дверь заставил их обоих вздрогнуть. Он опустил руки и повернулся к двери с грубым возгласом:

— Ну что там еще?

— Виконт Кирстон, милорд, — возвестил месье Брион.

И сразу же после этих слов в библиотеку непринужденно вошел Лео на правах старого друга дома. Он был одет во все черное, единственным ярким пятном выделялась голубая подкладка короткого плаща для верховой езды. В одной руке он держал перчатки, другая покоилась на эфесе его шпаги. Глаза смотрели остро, своим выражением напоминая две ледышки.

Сердце Корделии забилось быстрее, ладони сразу же увлажнились. Вдруг он заметит на ее теле следы, оставленные Михаэлем? Увидит в выражении ее глаз ужас прошедшей ночи? Лео не должен всего этого знать. Она не перенесет, если он узнает.

— Князь Михаэль, княгиня Саксонская, ваш покорный слуга, — склонился перед ними в поклоне виконт.

Корделия присела в реверансе. Он поднес к губам руку Корделии, и кожа ее загорелась от этого прикосновения. На секунду она вскинула свой взор и тут же потупила его. В его глазах читался безмолвный вопрос, на который она не могла ответить. С милой улыбкой княгиня отняла руку и отступила назад, отводя взгляд в сторону.

— Добро пожаловать, Лео. Выпейте бокал вина по случаю нашего бракосочетания,

поскольку вчера вас не было. — Михаэль взял графин с рейнвейном с небольшого столика. — Корделия, составьте нам компанию.

Последние слова были произнесены тоном приказа. Корделия взяла бокал белого вина. Короткое молчание, потом Лео поднял свой бокал и тихо произнес:

— За ваше счастье.

Все с той же вежливой улыбкой Корделия пригубила вино.

Она знала, что он сказал эти слова искренне. Что бы ни лежало между ними, он не мог не желать ей счастья.

Михаэль улыбнулся и опорожнил весь бокал.

— Благодарю вас, дорогой друг.

Корделия не могла более выносить этого. Она поставила свой едва початый бокал на стол.

— С вашего позволения, милорды, я должна быть сейчас в своем будуаре, потому что попросила экономку и кухарку зайти ко мне в полдень.

— Вам нет необходимости заниматься ежедневной рутиной, мадам, — резко произнес Михаэль. — Я уже объяснил ваши обязанности. И не стоит общаться со слугами, которые прекрасно знают свое дело.

— Разве слуги не должны знать свою хозяйку, милорд?

Она снова противоречит ему! Михаэль отказывался верить своим ушам. Но в присутствии Лео он не мог ничего поделать. Князь лишь сделал шажок по направлению к ней и, сверкнув глазами, произнес:

— Я уже сказал вам все, что считаю необходимым.

Лео прочитал по выражению ее глаз, что она хотела бы сейчас навсегда исчезнуть из этой комнаты.

Порой такое же выражение мелькало в глазах Эльвиры, и именно в те моменты, когда в воздухе особенно часто раздавался ее веселый смех. Но, когда он начинал было расспрашивать сестру о причине беспокойства, она уходила от ответа, меняла тему разговора, а тень в ее взоре исчезала так же быстро, как и появлялась. В те времена Лео казалось, что все это плод его воображения. Теперь он не был совершенно в этом уверен. Корделия еще не привыкла скрывать свои чувства.

— Как вам угодно, милорд, — сдавленным голосом произнесла Корделия, склоняясь в реверансе. — Позвольте пожелать вам всего хорошего, виконт Кирстон.

Дверь за Корделией неслышно закрылась.

Глава 12

Лео провел со своим родственником еще около часа, стараясь не показать тому, как он встревожен. Корделии публично нанесено оскорбление ее собственным мужем. Это не удивило виконта. Михаэль дал понять, что намерен держать свою жену в ежовых рукавицах, когда речь зашла о Кристиане. Лео знал, что Корделия так просто с этим не смирится.

Но что произошло между ними, отчего в ее глазах появилась постоянная тень ужаса? Великий Боже, это так напомнило ему выражение глаз Эльвиры!

Михаэль не заметил ничего подозрительного в поведении Лео. Как обычно, шурин непринужденно болтал о придворных новостях, слухах и сплетнях, со вкусом живописуя смачные детали, — он знал, что князь питает острый интерес ко всему, что может оказаться полезным для его дипломатических или личных амбиций.

Со дня смерти Эльвиры Лео прилагал все силы, чтобы внушить Михаэлю представление о себе как о праздном придворном, любящем крутиться в высшем свете, всезнающем и всеми обожаемом. Образ человека, которому можно позволить общаться с дочерьми Эльвиры, который не станет покушаться на авторитет отца или настаивать на принятии решений относительно их будущего. Михаэль не постеснялся бы запретить Лео общение с дочерьми, если бы тот стал претендовать на более глубокое участие в судьбе малышек.

Желание Лео быть рядом с племянницами после смерти их матери стало определяющим в его жизни.

Именно поэтому он остался в Париже, а не вернулся в свою родную Англию. Михаэль был в значительной мере равнодушен к своим дочерям. Лео знал, что он смотрит на девочек как на дипломатическую валюту, желая продать их по максимально высокому курсу. Лео готов был начать сражение за их судьбу, когда придет время, но пока что играл роль добродушного и безобидного дядюшки. Когда Михаэль смотрел на брата Эльвиры, он видел перед собой неизменно улыбающегося, с полуопущенным взором, элегантно одетого щеголя, всегда безалаберно расслабленного. В отличие от Корделии он почти не находил в нем внутреннего сходства с Эльвирой.

Что ж, подумал Лео, теперь ко всем мыслям о домочадцах Михаэля добавилась забота о благополучии Корделии.

— Так вы возьмете княгиню в Версаль на празднование бракосочетания? — спросил он, лениво отхлебывая вино и небрежно закидывая ногу на ногу.

— Я отдал распоряжение мажордому подготовиться к нашему трехдневному отсутствию. Прибудем туда, когда королевская семья вернется из Компьена.

— Надеюсь встретиться там с вами. — Лео поставил бокал на стол. — Король самым любезным образом настаивал на том, чтобы я присутствовал на церемонии. Я подозреваю, что это было сделано по настоянию мадам Дюбарри.

Он слегка усмехнулся и встал.

— Фаворитка его королевского величества щедра по отношению к своим любимчикам, — продолжил Лео. — Ее присутствие на вашем венчании вчера — знак уважения.

Князь, в свою очередь, поднялся из кресла, на лице его была написана досада.

— Мне претит, когда приходится заискивать перед любовницей короля, чтобы вызвать его расположение.

— Но я думаю, вы поощрите Корделию вести себя таким образом, — с любезной улыбкой сказал Лео.

Михаэль пожал плечами.

— Корделия, конечно, будет любезна с ней. Но я не вижу причин, почему она должна вращаться в кругу мадам Дюбарри. Для этого нет ни малейшей необходимости.

— Именно так. — Лео позволил себе сухой ответ. — Поскольку я у вас, мне бы хотелось взглянуть на девочек. Я не видел их уже несколько недель.

Князь Михаэль холодно произнес:

— У них сегодня был довольно сумбурный день.

Утром Корделия устроила знакомство с ними. Я полностью доверяю их гувернантке, которая опасается, не слишком ли много для них на сегодня событий.

Может быть, именно этим и объяснялась натянутость отношений между Михаэлем и его женой. Он знал Михаэля достаточно хорошо, чтобы с уверенностью сказать, что тот не одобрит никаких самовольных действий Корделии.

— За время путешествия у меня составилось впечатление, что у Корделии несколько порывистый характер, — примирительно произнес он. — Но ее поступки всегда продиктованы самыми лучшими побуждениями.

Похоже было, что это замечание удивило и задело Михаэля. Он упрямо ответил:

— Возможно.

Лео счел за лучшее оставить эту тему.

— Будьте покойны, я не стану злоупотреблять вашим временем, — сказал он с любезной улыбкой и откланялся.

Поднявшись по черной лестнице в комнату для занятий, он обнаружил там только гувернантку, которая при его появлении тут же взволнованно встала из кресла.

— Мадемуазель Сильвия и Амелия сейчас у княгини, — сообщила она, приседая в реверансе. — И я не могу понять, почему княгиня не позволила мне сопровождать их. Это совершенно не в правилах нашего дома, трудно поверить, что князь Михаэль одобрил столь вольное поведение.

Горя нетерпением высказать негодование по этому поводу, она даже на какое-то время забыла свою всегдашнюю враждебность к виконту.

Что же теперь замыслила Корделия, подумал Лео. Он обратил внимание на винный перегар, исходивший от гувернантки, и подивился тому, как мог не замечать его Михаэль.

Хотя скорее всего тот общался со своей родственницей чересчур редко, чтобы заподозрить что-то неладное.

— Как долго, по вашему мнению, девочки будут заняты со своей мачехой?

— Понятия не имею, — всплеснула руками женщина. — Мне было сказано отправить их в будуар к часу дня. Я знаю только, что они, может быть, будут с ней обедать. Представить не могу, к чему это может привести. Слуги с ног сбиваются, накрывая здесь обед для детей, а они не захотят есть. А как же я? Неужели мне предстоит обедать здесь, в комнате для занятий, в одиночестве? Если я не смогу вызволить своих подопечных оттуда, то мне только и остается сидеть здесь и кусать от досады локти.

Лео выслушал страстную речь, едва скрывая свое нетерпение. Когда мадам наконец умолкла, щеки ее вдруг порозовели — она задним числом сообразила, что сама себя представила в дурацком виде перед человеком, которого терпеть не могла. Лео не без иронии ответил на это:

— Я совершенно уверен, что княгиня посвятит вас в свои планы, мадам. Вам надо только спросить ее об этом. Мне не приходилось сталкиваться с се неискренностью.

Краска на щеках гувернантки стала еще гуще.

— Посмотрим, что скажет на это князь, — пробормотала она.

Лео холодно кивнул ей и вышел из комнаты. Похоже, за то короткое время, которое Корделия провела на рю де Бак, она внесла в жизнь дома изрядную сумятицу. Она нажила себе врага в лице гувернантки, привела в ярость мужа и, кажется, собиралась продолжать избранную линию поведения.

Она явно лишена тонкости и изощренности Эльвиры, умевшей поступать по-своему, не вызывая неприятностей. Корделия была чересчур юна и слишком прямолинейна.

Но удавалось ли Эльвире в самом деле избегать неприятностей? Этот вопрос с какой-то поры беспокойно засел в его сознании. До этого Лео никогда не приходило в голову, что его сестра не ладила с Михаэлем. Надо сказать, что самому Лео сразу же не понравился муж сестры. Тот был слишком чопорен и эгоистичен. Но Эльвира по доброй воле вступила в этот брак. Она только подсмеивалась над опасениями брата, находя, что высокое положение при версальском дворе стоит занудного мужа. Эльвира мечтала завести свой литературный салон. Она была близкой подругой мадам де Помпадур, и ее привлекали власть и влияние, которые умная женщина могла достичь в Версале. Она рассматривала свой брак с прусским посланником как шаг, необходимый для реализации ее грандиозных планов.

Эльвире не приходилось встречать человека, с которым она не могла бы поладить — причем самым любезным образом. А Михаэль всегда казался вернейшим и преданнейшим из мужей. У Лео никогда не было повода поставить под сомнение его отношение к жене, несмотря на странные всплески меланхолии у Эльвиры. Впрочем, она всегда находила правдоподобные объяснения этому. И уж во всяком случае, он никогда не был свидетелем сцен, подобных тем, что Михаэль позволял себе с Корделией. Оставалось предположить, что Михаэль видел в своей второй жене прежде всего ребенка, которого предстоит еще много учить и воспитывать.

Что ж, довольно реалистичный взгляд, особенно учитывая разницу в их возрасте. И все же его резкость приводила Лео в смущение.

Из детской он спустился по главной лестнице на первую площадку, и из-за двойных дверей, ведущих в комнату Корделии, до него донеслись веселые детские голоса.

Он помнил эту комнату. Когда-то здесь был будуар Эльвиры. У него вдруг сразу же пропало желание заходить туда.

Когда он в последний раз видел здесь Эльвиру, она, радуясь его приезду, была весела и полна жизни. У него в ушах все еще звучал этот смех, он даже ощутил ее прощальный поцелуй на своей щеке. Лео туг же вспомнил Эльвиру, лежавшую на смертном одре. Тогда он едва узнал ее исхудавшее тело под белым покрывалом. Его поразило, что когда-то золотые пышные волосы сестры поредели и стали ломкими. Какой же ужасный недуг так страшно изуродовал ее за столь короткое время?

Усилием воли он заставил себя открыть двери и остановился на пороге. Обе девочки говорили одновременно, каждая из них старалась завладеть вниманием Корделии. Лео не мог сдержать улыбки. Он затруднялся припомнить, когда они говорили с такой ничем не сдерживаемой живостью. Без дальнейших колебаний он переступил порог.

Корделия сидела на невысоком стульчике, близнецы примостились на полу рядом с ней. Они устраивали колыбель для кошки, и одна из девочек пыталась передать сплетенное из ниток подобие гамака своей сестре.

Почувствовав вошедшего Лео, Корделия взглянула на него. Ее лицо побледнело, но тут же обрело свой обычный цвет. Она улыбнулась ему поверх детских головок, и откровенная радость, отразившаяся в этой улыбке, заставила его сердце сжаться. В улыбке Корделии таким странным образом смешались и уязвимость, и страх, что ему захотелось обнять и утешить ее, как обиженного ребенка. Или повернуться и со всех ног убежать отсюда.

— Месье Лео! — Амелия, если судить по ленточке в волосах, первой из сестер увидела его.

Девочки вскочили на ноги, рванувшись к нему, но тут же присели в реверансе, руки Амелии все еще были заняты колыбелью для кошки.

— Виконт Кирстон. — Корделия тоже встала и сделала реверанс, — Какое неожиданное удовольствие!

Голос ее звучал чарующе, глаза сияли двумя чистейшей воды сапфирами. В этом взгляде не было ни тени прежнего страха.

— Я хотел повидать детей. — Он старался говорить холодно и только по существу, не поддаваясь ее обаянию. — Их не было в комнате для занятий, и мадам де Неври сказала мне, что я смогу найти девочек у вас.

Не выдержав ее пристального взгляда, он опустил глаза на два детских личика, обращенных к нему.

— А как поживают мои маленькие подружки? — , с улыбкой спросил он.

— Очень хорошо, благодарим вас, милорд! — воскликнули они в унисон, снова сделав реверанс.

Похоже было на то, что девочки ждали разрешения подойти к Лео. Они, обернувшись, смотрели на Корделию, глазенки их от нетерпения расширились, и тут только она с изумлением поняла, что в отсутствие гувернантки полномочия последней переходят к ней.

— Амелия, Сильвия и я привыкаем друг к другу, — сказала она, подходя к девочкам и осторожно кладя руки им на плечи. — Но, разумеется, вы с ними старые друзья.

— О, месье Лео — наш друг с тех пор, как умерла мама, — доверчиво произнесла Амелия, теряя всю свою скованность. Она взяла Лео за руку.

— Мы же всего только дети. Как он может быть нашим другом? — удивилась Сильвия, подбегая к Лео и беря его за другую руку. — Дети не могут дружить со взрослыми.

— Нет, могут. Ведь правда, месье Лео?

Лео усмехнулся:

— Мне кажется, вполне могут.

— Я же тебе говорила! — в восторге воскликнула Амелия, толкая сестру.

Сильвия не осталась в долгу, щеки ее порозовели от Возбуждения.

— Нет, не могут, не могут.

— А кто хочет взглянуть, что я принес? — спросил Лео, прекращая готовый разгореться спор и запуская обе руки себе в карманы.

Девочки крутились вокруг него, подпрыгивая от нетерпения, пока он не протянул каждой из них по небольшому свертку.

— О, у меня пони! — У Сильвии оказалась в руках миниатюрная фигурка из фарфора. — Это для нашей коллекции, Мелия.

Пальчики Амелии даже дрожали от нетерпения, пока она развертывала свой сверток, извлекая из него фигурку кошки.

— Ох, какая красивая. Я буду звать ее котенком. — И она прижала фигурку к щеке.

— У них есть коллекция животных из фарфора, — негромко объяснил Лео Корделии.

— И похоже, у них нет других игрушек, — так же тихо ответила та. — Но одобрит ли эти фигурки их церберша?

Лео не мог сдержать улыбки.

— Мне плевать на то, одобрит она или нет.

Корделия прикоснулась к его руке, но он сразу же отдернул ее. Какое-то время они молчали. Потом Лео снова заговорил, понизив голос:

— Мне кажется, с вашей стороны не очень осмотрительно с первого же дня обострять отношения с мужем.

Корделия ответила не сразу. Она, нахмурившись, смотрела прямо перед собой на расписную деревянную панель, словно стараясь определить, какие именно цветы изображены на ней. Потом задумчиво произнесла:

— Я буду делать то, что считаю разумным. Он не желает, чтобы я заменила детям мать, но я знаю, что должна стать им другом, хочет он этого или нет.

— Это делает вам честь, — все так же тихо ответил он. — Но вы должны действовать осторожно.

Корделия внезапно вздрогнула. Движение это было совершенно непроизвольным, и он снова увидел некую тень в ее взоре. Потом она пожала плечами, изображая беззаботность:

— Я не боюсь делать то, что считаю правильным, Лео.

Но тень в ее глазах обозначилась еще сильнее.

— Как я понял, Михаэль будет сопровождать вас в Версаль на свадебное торжество. — Лео решил сменить тему.

— Мы встретимся там? — обрадовалась она этой перемене с таким облегчением, что даже не сумела его скрыть.

— Я буду при дворе.

— Скажите, вам удастся как-нибудь помочь Кристиану? — Она не смотрела ему в глаза, словно неожиданно испугалась, что не сможет вынести этот взгляд.

— У меня есть на примете один патрон для него. Герцог де Карилльяк, — небрежно бросил он, скрывая под светским тоном свое беспокойство.

— Месье Лео, вы возьмете нас с собой покататься в карете, если разрешит мадам де Неври?

Внезапный вопрос Амелии и Сильвии, сжимающих в руках фарфоровые фигурки, к общей радости, прервал их разговор.

— Если я вам разрешу, то, конечно, вы можете сделать это, — сказала Корделия.

Она взглянула на Лео, подбородок ее непроизвольно вздернулся, бросая вызов. Корделия словно ждала, что он будет возражать ей.

— Значит, мадам, вы более важны, чем мадам де Неври? — Дети в изумлении смотрели на нее.

Корделия задумалась над этим вопросом, в глазах ее загорелся обычный озорной огонек.

— Что ж, мне кажется, это именно так, — произнесла она. — Потому что я ваша мачеха. И вам не следует звать меня «мадам». У меня есть имя — Корделия.

Лео деликатно кашлянул.

— Я думаю, как они будут к вам обращаться, должен решать князь Михаэль. У него могут быть свои собственные соображения.

При этих словах Корделия нахмурилась, но признала для себя их правоту. Если она хочет добиться благотворных перемен в судьбе детей, то должна тщательно готовиться к грядущим сражениям.

— Думаю, что месье Лео нрав, — сказала она. — , Мы поговорим об этом с вашим папой.

— Но можем ли мы покататься в вашей карете, милорд? — На Лео смотрели две пары глаз, так похожих на глаза Эльвиры.

— Сегодня я приехал верхом, но в следующий раз обязательно буду в карете.

— И тогда мы все сможем поехать покататься, — заявила Корделия. — Войдите, — произнесла она, поворачиваясь к двери, в которую кто-то тихонько постучался.

Вошедший слуга поклонился.

— Мадам де «Неври хотела бы знать, будут ли мадемуазель обедать у себя наверху, миледи.

Корделия колебалась с ответом, но Лео поспешил произнести:

— Да, разумеется, они сейчас же идут к себе.

Он наклонился к девочкам, с преувеличенной церемонностью целуя их ручонки.

— Мадемуазель, я в отчаянии от того, что должен вас покинуть.

Разочарование на детских личиках сменилось улыбками, они дружно присели в реверансе и, путаясь в платьицах, выбежали за слугой.

Корделия взяла со столика веер и стала играть им, похлопывая себя по ладони.

— Он хочет, чтобы я начала готовить их к замужеству, — сказала она, — Ему совершенно не надо, чтобы я полюбила их или подружилась с ними.

Губы Лео сжались от мысли, насколько равнодушен, по существу, Михаэль к своим детям. Но ему пришлось сдержать желание поговорить с Корделией о своей роли в судьбе племянниц.

— Михаэль придает очень большое значение четкому соблюдению распорядка в комнате для занятий. Если вы хотите сделать их жизнь более светлой, вам придется действовать очень осторожно. И если вы позволите возобладать вашей обычной порывистости, то в этой семье ничего не добьетесь.

— Этот совет основывается на опыте вашей сестры, милорд? — спросила Корделия, раскрывая веер и пытаясь замаскировать нетерпение, с которым ждала ответа на свой вопрос. Что он знал о жизни Эльвиры в этом доме?

— Замужество моей сестры имеет мало общего с вашим, Корделия. Это был совет друга. Человека, который в течение нескольких лет знает вашего мужа.

Не слишком обнадеживающий ответ. Но она не могла поверить, что он, зная все обстоятельства, по доброй воле позволил бы ей войти в эту тюрьму. Возможно, Михаэль совершенно иначе вел себя с Эльвирой. Она была старше, мудрее и куда опытнее Корделии. Все это могло определить его отношение к Эльвире.

Он приблизился к Корделии, словно влекомый магнитом. Лео знал, что чем ближе подходит к ней, тем большую опасность испытывает, но не мог оставить ее одну, терзаясь смутными подозрениями. Взяв ее руку, он произнес тоном искреннего участия:

— Я желаю вам только счастья, Корделия. Проза брака с князем Михаэлем может не оправдать ваши фантазии, но в этом союзе есть много преимуществ, если вы научитесь использовать их. Вас ждут Версаль и его восторги. Если вы не будете озлоблять мужа, то найдете в такой жизни много приятных сторон.

— Да, разумеется, — сказала Корделия, отводя глаза.

Она убрала свою руку из его ладоней и заправила за ухо выбившийся локон.

Лео снова взял ее руку и повернул, чтобы лучше рассмотреть багровые царапины у нее на запястье.

— Как это случилось?

Корделия с силой вырвала руку.

— Я ударилась о край ванны сегодня утром. Поскользнулась, когда вставала в нее. Там было мыло… или… что-то еще… — Корделия запнулась.

Лицо Лео помрачнело еще больше, но он оставил ее в покое.

— Я должен идти. Мне предстоит как можно быстрее организовать встречу Кристиана с герцогом де Карилльяком.

Она наградила его милой улыбкой, напомнившей ту, прежнюю Корделию, к которой он уже привык.

— О, это было бы чудесно. Я знала, что вы сможете помочь ему.

— Ваша искренность трогательна, — ответил он. — До встречи при дворе, Корделия.

Она кивнула головой и улыбнулась, с тоской понимая, что через минуту он оставит ее в этом враждебном, мрачном доме. Но у нее была Матильда, а поддержка любящей няни стоила больше, чем армия пехотинцев.

Эта мысль помогла ей не разрыдаться от отчаяния, когда Лео выходил из будуара. Он вышел из главного входа у с минуту постоял у пролета лестницы, похлопывая перчатками по ладони столь знакомым ей жестом, что она ощутила прилив страстного желания. Пережив ужасную брачную ночь, полную боли и унижения, она заслужила испытать счастье, которое мог бы принести этот акт любви. Теперь она желала Лео со страстью, которую рождала в ней даже не любовь, но просто его симпатия. Она хотела чувствовать его тепло, осязать руками кожу, вдыхать запах, ощущать вкус Лео. Хотела ощутить его внутри себя, почувствовать его частью себя самой. Ей не довелось испытать восторгов истинной любви, но всем существом она предчувствовала такую возможность.

Желание это было так сильно, что с губ ее сорвался тихий стон. Прижавшись лбом к оконному переплету, она коснулась кончиком языка стекла, представляя себе, что под языком сейчас не холодное стекло, а теплый мускулистый живот Лео. Она почти наяву видела четкие очертания его восставшей плоти, ощущала пальцами ее живое напряжение.

Он мог бы доставить ей такое наслаждение, которое сотрет из ее памяти ужасное воспоминание о совокуплении с мужем.

Но ее чувственная мечта скрылась за густым туманом реальности. Реальностью же был этот человек, ее муж, а не Лео, оставивший ее на милость насильника.

Он вошел в комнату, со стуком захлопнув дверь за собой.

— Судя по словам мадам де Неври, вы снова пренебрегли моими указаниями касательно дочерей.

Корделия встала, почувствовав легкую дурноту. Во взоре Михаэля она увидела странное выражение. В нем явно читалось желание, но было еще и хищное удовлетворение, предвкушение крови, заставившее ее содрогнуться.

— Я хотела только подружиться с ними, милорд.

— Но ведь я дал понять, что вы можете видеть их только с моего разрешения. Вместо этого вы намеренно нарушили распорядок дня девочек, привели их к себе во время занятий, поощрили неповиновение гувернантке…

— Нет, этого я не делала, — возразила она.

— Не перебивайте меня, — ледяным тоном произнес он, и ужаснувшее ее предвкушение в его взгляде, казалось, усилилось. — Будете вы следовать моим совершенно ясным распоряжениям в отношении детей или нет?

Возразить на это было нечего. Корделия вздернула подбородок и прямо посмотрела ему в глаза.

— Если вы этого хотите, милорд. Но я считала, что выполняю свой долг по отношению к падчерицам.

— Ваши обязанности, мадам, буду определять я сам, ивы должны привыкнуть к этому. Прошу.

Он пересек комнату и приблизился к двери в спальню Корделии.

— Прошу, — повторил он, и Это короткое слово просвистело в воздухе как удар плети.

Он открыл перед ней дверь в спальню.

— Что вы хотите от меня? — не удержалась она от вопроса, хотя голос дрогнул, выдав ее страх.

В его глазах снова зажегся огонь извращенного удовлетворения.

— Я хочу иметь жену, которая знает свое место, дорогая моя. И я намерен добиться этого. Прошу! — Он держал дверь открытой.

Корделия обреченно прошла в спальню. Он вошел вслед за ней, и она услышала, как в замке повернулся ключ.

Виконт ехал верхом по левому берегу Сены к «Прекрасной звезде», где он велел Кристиану ждать его.

Но как только он свернул с берега в глубь квартала, то сразу же увидел музыканта, с задумчивым видом переходившего улицу.

— Кристиан!

Тот встрепенулся, взглянул, моргая, на всадника, явно пытаясь вернуться от своих мыслей к презренной действительности.

— О, виконт Кирстон! — смущенно улыбнулся он. — А я думал о Корделии. Все волнуюсь за нее. Вы виделись с ней, милорд? Этот человек… ее муж… он кажется таким суровым?

Так разговаривать с ней в присутствии гостей! Я даже не мог спать от беспокойства.

— Думаю, она столь же беспокоится о вас, — небрежно бросил Лео, сам не понимая, почему он не хочет посвящать музыканта в свои сомнения.

— Вам приходилось слышать о герцоге де Карилльяке? — спросил его Лео.

Кристиан кивнул.

— Он известен даже в Вене Как щедрый покровитель искусств.

— Что ж, мне думается, он готов к тому, чтобы предложить вам свое покровительство.

Глаза Кристиана заблестели.

— В самом деле? Неужели это правда, милорд?

— Истинная правда, — с улыбкой произнес Лео. — Я обещал привести вас к нему сегодня вечером… если вы, разумеется, свободны.

— Конечно, я буду свободен… чем же еще мне заниматься? — Кристиан от волнения даже начал заикаться. — Вы так добры ко мне, милорд. Мне была ненавистна мысль, что я доставляю вам хлопоты, поэтому я бы никогда не посмел просить вас об этом, но…

— Но у Корделии таких колебаний нет, — закончил за него Лео, снова улыбнувшись.

— Она ваш верный друг, как я мог заметить.

— И я тоже готов сделать все для нее, — сказал Кристиан, но восторг в его глазах пропал. — Мне не нравится ее муж, милорд. И это меня беспокоит.

И меня тоже. Вслух говорить это Лео не стал. Тщательно выбирая выражения, он произнес:

— Князь Михаэль старше Корделии лет на тридцать. И вполне понятно, что он хочет воспитать ее для себя.

— Но Корделию нельзя воспитать, — страстно прервал его Кристиан. — И вы сами это прекрасно понимаете, милорд. Ведь вы знакомы с ней куда дольше князя. У нее вполне сложившийся характер.

— Да, я это понял, — тихо произнес он. — Но ей все-таки придется как-то приспосабливаться к нему, Кристиан, и с этим необходимо смириться.

— Но почему ее муж запретил нам поговорить? — предпринял новый выпад Кристиан. — Разумеется, я всего лишь обычный музыкант, но все же у меня есть положение. Если герцог станет моим патроном, я буду при дворе. Я» смогу играть при дворе. Почему же нам нельзя поговорить?

— Князь Михаэль очень чувствителен ко всему, что касается его положения в обществе, — как можно небрежнее произнес Лео. — Это у пруссаков в характере. Но Корделия, я в этом уверен, сможет смягчить его, когда князь привыкнет к ней, а она к нему. А до тех пор… — Он помолчал, прикидывая, как бы поделикатнее выразить свою мысль. — А до тех пор с вашей стороны было бы разумнее держаться от нее подальше. Это лучше как для вас, так и для Корделии. Карилльяк весьма дружен с князем Михаэлем. И вам нет никакого резона мешать самому себе.

— Вы видели ее после свадьбы? — Кристиан уже задавал этот вопрос, но не получил на него ответа.

— Сегодня утром. — Лео старался держаться спокойно и деловито.

— Как она выглядит?

— Превосходно. И мечтает о поездке в Версаль.

Тревожное выражение не сходило с лица Кристиана.

— Я бы хотел поговорить с Корделией. Как вы думаете, я могу написать ей?

— Дайте мне письмо, а я постараюсь передать. — Лео затруднялся сказать, почему он вдруг вызвался сыграть роль почтальона. Возможно, потому, что Корделии было бы приятно получить весточку от старого друга.

Лицо Кристиана осветилось радостью.

— Тогда, с вашего позволения, милорд, я вернусь на постоялый двор и напишу свое

послание. Вручу его вам сегодня после обеда.

Лео подтверждаюше наклонил голову.

— Заеду за вами в три часа дня.

Кристиан рассыпался в благодарностях и поспешил оставить Лео в одиночестве. Тот не мог избавиться от гложущего его беспокойства, несмотря на то что развеял страхи Кристиана.

Глава 13

Время приближалось к полудню, когда Корделия вышла из кареты посреди обширного двора перед Версальским дворцом. Выехав с рю де Бак еще затемно, они несколько часов плелись в длинной веренице экипажей, вытянувшейся по узкой дороге, преодолевая тридцать миль от Парижа до Версаля. Казалось, что по крайней мере половина жителей Парижа отправилась поглазеть на свадьбу наследника престола.

На бракосочетание в королевской семье парижане смотрели как на праздник, на котором имеет право повеселиться каждый. Корделия прислушивалась к досужим разговорам, поджидая месье Бриона, который сопровождал своих хозяев и в эту минуту собирал носильщиков и слуг, чтобы те занялись их вещами. Судя по этим разговорам, парижане уже обожали супругу наследника. Они судачили о ее доброте, красоте и явной способности принести своему мужу здоровых сыновей.

Корделия едва сдержала дрожь, когда вслед за ней из кареты вышел муж, и лишь огромным усилием воли не отодвинулась в, сторону, когда он жестом собственника положил руку ей на плечо. Она уже знала, что любое проявление страха возбуждает его точно так же, как малейший намек на неповиновение влечет за собой отвратительное наказание. Даже за видимость своеволия он карал ее своим телом в темноте за задернутым пологом кровати, подавляя протестующую плоть Корделии с яростью, которая, казалось, питает сама себя.

Лишь когда она едва ли не теряла сознание от унижения и отвращения, он достигал пика наслаждения и, самодовольно улыбаясь, удалялся в собственную спальню.

В это утро, судя по всему, князь был целиком поглощен какими-то важными делами, временно отвлекшими его от воспитательного измывательства над юной женой.

— Нам надо выбраться из этой толпы, — сказал он, поднося к лицу надушенный платок и дыша сквозь него. — Эти люди смердят. Брион проводит вас в наши апартаменты, где вы и будете ждать часа, когда мы отправимся в часовню. Я же должен немедленно явиться в Королевский Совет, чтобы засвидетельствовать свое почтение королю. — Он повернулся и исчез в толпе, по-прежнему прижимая к лицу платок, слуги громкими криками расчищали для него путь.

— Прошу вас сюда, миледи.

Месье Брион жестом пригласил ее к ступеням лестницы, ведущей во дворец. Расчищая для княгини путь, он медленно двигался впереди, чтобы она на своих высоких каблуках не отстала от него. Он прекрасно знал, что если потеряет госпожу, то сможет найти ее только через несколько часов, так как она тут же заблудится в лабиринте лестниц и переходов грандиозного сооружения.

Апартаменты князя, просторные и элегантно обставленные, располагались в северном крыле замка неподалеку от королевских покоев. Две спальни, каждая с отдельной гардеробной, открывались в салон — квадратную, комфортабельно обставленную комнату с обеденным альковом у одной из стен. В помещении была даже небольшая кухонька, где их собственная кухарка могла приготовить кушанья, если князь и княгиня обедали у себя.

Матильда появилась через несколько минут в сопровождении посыльного, несшего на плече обшитый железными полосами кожаный сундук, который князь Михаэль обычно держал в своей библиотеке на рю де Бак. Она тяжело дышала после долгого блуждания по лестницам и переходам дворца.

Корделия сочувственно кивнула ей головой, наблюдая между тем, как посыльный под присмотром месье Бриона устанавливает сундук в гардеробной князя. Она мельком подумала, что содержащиеся в нем бумаги чрезвычайно важны, если должны быть постоянно под рукой у князя.

— Нам лучше заняться парадным платьем, — сказала Матильда. — Да и прическа твоя несколько растрепалась, а времени у нас немного.

В четыре часа дня Матильда застегнула последнюю пуговицу на широком платье алого Дамаска с пелериной из шелка цвета слоновой кости, шитой жемчугом. Усыпанная крупными жемчужинами тиара поблескивала на черных волосах Корделии, гармонируя с жемчужным ожерельем и серьгами.

— Я готова убить за чашку кофе, — заявила Корделия. — Месье Брион, вы не могли бы ее раздобыть?

Мажордом колебался. Гордость не позволяла сознаться, что он не может исполнить кое-какие желания своей хозяйки — случилось так, что повар и слуги еще не прибыли или по крайней мере пробивались сейчас сквозь толпу.

— Не знаю, все ли готово на кухне, мадам.

— О, предоставьте это мне. Только покажите дорогу, месье, — махнула рукой Матильда, отметая все возражения.

Месье Брион уже решил для себя, что Матильде лучше всего не прекословить. Она мало чем напоминала обычную. служанку, и опытный мажордом чувствовал, что ничто на свете не может лишить ее привычной властности. Сказать по правде, все домочадцы немного побаивались горничную княгини, хотя она была со всеми приветлива и никогда не повышала голоса, но все же порой во взгляде женщины мелькало нечто такое, отчего ее собеседника пробирала дрожь.

Корделия вошла в спальню, которая, если судить по обстановке, явно предназначалась для женщины. Ей пришла в голову мысль — бывала ли здесь Эльвира и как эта спальня выглядела в то время? Был ли князь настолько деликатен, что сменил с тех пор обстановку? Но тут же губы ее скривились в горькой усмешке. Среди достоинств князя деликатность отнюдь не числилась.

Оглядев свою гардеробную, она, повинуясь какому-то порыву, открыла дверь, которая вела в гардеробную князя. В глаза ей сразу же бросился сундук, стоявший под небольшим, высоко расположенным окном. Корделия, поколебавшись, вошла в комнату. Хотя Михаэль в этот приезд в Версаль еще здесь не побывал, она чувствовала себя нарушительницей какой-то невидимой границы. Ее нога ни разу не ступала в спальню князя на рю де Бак, более того, при одной только мысли об этом ее передернуло от отвращения.

Нагнувшись над сундуком, она осмотрела небольшой висячий замок и с изумлением обнаружила, что дужка замка не закрыта, но лишь вдета в петлю. Неужели Михаэль допустил такую оплошность? Или замок сам собой открылся во время поездки? Не в силах сдержать себя, с замирающим от сладкого ужаса сердцем, она подняла крышку сундука и взглянула на тайны своего мужа, разложенные сейчас перед ней. Она вторглась в частную жизнь Михаэля, но его постоянное насилие над ней было куда ужаснее этого преступления.

Сверху лежала книга в пурпурном переплете. Она взглянула на ее название. «Кухня дьявола». Что бы это могло значить? Она перевернула несколько листов и похолодела. В ее руках оказался справочник отравителя. Едва дыша, она быстро перелистала всю книгу. Здесь были собраны рецепты разнообразных ядов, дающих возможность расправиться с тьмой людей множеством самых коварных способов. Каждое смертоносное зелье было самым тщательным Образом описано, его дозировки и симптомы действия проанализированы с холодящим душу спокойствием.

Для чего Михаэлю нужна такая книга? Неужели у него есть своего рода академический интерес к искусству отравителя? Она достаточно хорошо знала историю, чтобы допустить такую возможность. Лукреция Борджа… Екатерина Медичи… они избавлялись от своих врагов надежно и с дьявольской изобретательностью. Отравленные перчатки, смертоносные поцелуи, духи. Но яд почти всегда был женским оружием, и интерес к нему со стороны Михаэля выглядел по крайней мере странным.

Она положила книгу и продолжила осмотр содержимого сундука. Ее внимание привлек целый ряд книг в одинаковых переплетах, обращенных корешками кверху. На каждом из корешков красовались цифры определенного года. Она взяла в руки том, датированный текущим годом. Страница с датой предыдущего дня была заложена красной закладкой. Это оказался своего рода дневник. Она прочитала отмеченную страницу, затем предшествующую. Все ощущения Михаэля были описаны с мельчайшими подробностями, с тошнотворной тщательностью, вплоть до качества и силы его оргазма. Свое удовлетворение он напрямую связывал со степенью боли и унижения, которые доставил своей жене. Корделия подозревала нечто в этом роде, но не предполагала, что столь извращенное поведение может быть осознанной позицией Михаэля. И вот перед ее глазами предстало доказательство, записанное с холодной объективностью медицинского заключения.

Она бросила рукопись с дрожью отвращения. Какие еще откровения содержатся в описаниях каждого дня жизни ее мужа? Наверняка там обнаружится что-нибудь и про Эльвиру. Она сможет узнать, обращался ли он с покойной супругой так же, как и с ней.

— Святая Мария! Дитя мое, что это ты делаешь? — воскликнула с тревогой в голосе Матильда, входя в комнату и застыв у порога.

— Не могла устоять. — Корделия покраснела до корней волос. — Я знаю, что читать чужие дневники отвратительно, но…

Быстрым движением она повернулась к сундуку, нагнулась, поставила книгу на место и закрыла крышку. Потом вытащила из замка ключ, подошла к умывальнику и прижала его к куску мыла, лежавшему в мыльнице.

— Знаю, что я сумасшедшая. Это совершенно ужасно, но здесь описаны такие вещи, которые мне обязательно надо выяснить, Матильда.

Ока произнесла это, словно уговаривая самое себя, а между тем очистила ключ от мыла и снова вставила его в замок.

Матильда глядела на нее так, словно ее воспитанница и в самом деле сошла с ума.

— Если князь застанет тебя здесь… — начала было она.

— Даже не думай об этом, — передернула плечами Корделия. — А теперь уходим к себе.

Она прошмыгнула в свою гардеробную и закрыла дверь в комнату Михаэля. Сердце ее отчаянно колотилось, ладони обильно покрылись потом. Она взглянула на кусок мыла в руке. Бородка ключа отпечаталась на нем глубоко и четко.

— Ты знаешь, где можно заказать ключ по отпечатку, Матильда?

— Что ты задумала, Корделия? — Матильда уставилась на свою воспитанницу, уперев руки в бедра и гневно нахмурясь. — Да этот человек заживо сдерет с тебя шкуру, если заподозрит неладное.

— Я знаю, но не могу позволить ему сломать меня, Матильда, — с горячей убежденностью заговорила Корделия. — У него там в сундуке целая куча жутких секретов, и они могут мне помочь. Если я буду знать про него все, это принесет только пользу, неужели ты не понимаешь?

Матильда с сомнением покачала головой, однако взяла кусок мыла, завернула его в носовой платок и опустила в карман фартука.

— Я закажу ключ, и тогда мы посмотрим, — недовольно произнесла она. — А теперь тебе надо поесть. Идет вторая половина дня, и совершенно неизвестно, удастся ли перекусить до банкета.

Коротким жестом няня указала на поднос, где стояли кофейник и ваза с фруктами и сладостями, которые она раздобыла словно из-под земли.

— Интересно, как себя чувствует Тойнет, — неразборчиво произнесла Корделия, прожевывая изрядный кусок миндального кекса. — Месье Брион Сказал, что она прибыла сюда сегодня в половине одиннадцатого, но спальня супруги дофина до сих пор не готова, и ее устроили в другой комнате.

— Полагаю, с принцессой все в порядке, — сказала Матильда. — Надеюсь только, что ее не забыли покормить. Когда она возбуждена чем-то, то забывает абсолютно про все. Не хватает еще ей упасть в обморок перед алтарем.

Корделии захотелось оказаться рядом со своей подругой. Ей, должно быть, особенно трудно одеваться под венец в обществе почти незнакомых людей. Корделия чувствовала себя в этот миг намного старше, чем ее подруга детства. Тойнет было сейчас четырнадцать с половиной лет, а ей шестнадцать. Разница в возрасте никогда раньше не чувствовалась. Теперь было похоже на то, что ее отделяет от подруги срок куда больший, чем восемнадцать месяцев.

Спустя полчаса в апартаментах появился князь Михаэль.

Корделия в это время находилась в салоне, тщательно оберегая свое пышное платье, приведенное в полный порядок Матильдой. Первая мысль князя, когда он вошел в комнату, была вовсе не о жене.

— Брион, мой сундук на месте?

— В вашей гардеробной, милорд.

Князь прошел прямо туда. Корделия содрогнулась от страха. Сквозь полуоткрытую дверь она наблюдала, как он склонился над сундуком. И тут же его обуяла ярость.

— Брион! Брион! Кто трогал мой сундук?

— О, ваше сиятельство… никто… что вы имеете в виду. что случилось? — Брион с округлившимися от страха глазами со всех ног спешил с кухни.

Князь бушевал от ярости:

— Сундук открыт! Посмотри сюда! Ключ оставлен в замке!

Он замахнулся тростью, и Брион от ужаса прижался к стене, вся его важность в одно мгновение испарилась.

— Ваше сиятельство, я не прикасался к сундуку. С тех пор как Фредерик принес его из кареты, я даже близко не подходил к нему, — бубнил он, отступая спиной к двери.

— Где Фредерик? — Трость обрушилась на кресло с ужасным, но безвредным треском.

Корделия быстро подошла к окну и принялась разглядывать цветники, тщательно изображая полное равнодушие ко всему происходящему.

Брион во все горло позвал Фредерика, явно испытывая облегчение от того, что ему удалось обратить ярость хозяина на кого-то другого. Слуга со всех ног прибежал с кухни.

— Что случилось? Что я натворил?

Брион кивком головы указал ему на гардеробную, и Фредерик опасливо вошел туда. Мажордом последовал за ним.

Корделия повернулась, чтобы видеть все происходящее. Зрелище было не из приятных. Князь с побелевшими от ярости губами охаживал несчастного слугу тростью, а Фредерик кричал, что он ни в чем не виноват.

Приступ ярости прошел так же быстро, как и наступил. Слуги с белыми от страха лицами выскочили от князя и поспешили укрыться в относительной безопасности своих закутков, а в гардеробной наступило затишье. Корделия на цыпочках подошла к двери. Михаэль стоял на коленях перед открытым сундуком и, едва не засунув голову внутрь, тщательно осматривал его содержимое. Сердце ее снова заколотилось. Не сдвинула ли она что-нибудь с привычного места, не оставила ли какого-то другого следа своего вторжения?

Но вот наконец Михаэль поднял голову. Он опустил крышку, закрыл ее на замок и спрятал ключ в карман. Когда он вернулся в салон, на его лице не было видно ни малейшего следа бурных эмоций, лишь бьющаяся на лбу жилка свидетельствовала о той ярости, которая обуяла князя несколько минут назад.

— Супруга наследника престола будет препровождена в помещение Совета для встречи с королевской семьей. Мы же должны немедленно отправиться в примыкающий к Совету салон Геркулеса и ожидать там..

Произнося все это, он тщательно рассматривал свою жену.

— А чем замечателен этот салон Геркулеса? — вздернула подбородок Корделия.

Прекрасно понимая, что Михаэлю не найти в ее внешности и костюме недостатков, она не могла удержаться от того, чтобы не продемонстрировать ему свою обиду на придирчивый осмотр.

— Помещение, которое примыкает непосредственно к королевской часовне. Мы последуем за королем и его родственниками на церемонию венчания. Большая честь для нас, — нахмурившись, сообщил он.

Вызывающе вздернутый подбородок был решительно неуместен. Придется как-нибудь проучить ее и заставить вести себя прилично, но сейчас ситуация к этому не располагала.

Недовольно сжав губы, он предложил ей руку.

Зеркальная галерея дворца была заполнена стоящими вдоль стен блестящими придворными, ожидающими выхода короля. Михаэль величественно прошествовал между ними, улыбаясь и кланяясь одним, надменно не замечая других, пытавшихся поймать его взгляд. Корделия во все глаза смотрела по сторонам, пытаясь запомнить мелькающие перед ней лица.

Они прошествовали по длинной анфиладе комнат, отведенных для официальных церемоний, и вышли в салон Геркулеса. Здесь людей было куда меньше, и Корделия догадалась, что в салоне собрались счастливцы, удостоенные высочайшего приглашения. Ее муж прошествовал в самый центр зала. Он приветливо кивал каждому из присутствующих, встретившись с ним взглядом, и Корделия, выполняя долг вежливости, в свою очередь, приседала в реверансе.

Одним из немногих избранных был и виконт Кирстон.

Изумрудно-зеленый костюм, обильно затканный серебряной нитью, оттенял его карие глаза. Он стоял, разговаривая с мадам Дюбарри, наискосок от Корделии и ее мужа. Увидев их, он поклонился. В глазах его ясно читались беспокойство и немой вопрос. Королевская фаворитка благосклонно улыбнулась им и сделала короткий реверанс. Корделия ответила ей тем же.

После своего замужества она виделась с Лео уже дважды.

Во время второй встречи он передал ей письмо от Кристиана и с явной неохотой взял ее ответ. В последний раз она старалась держаться подальше от падающего из окна света, пальцы ее нервно теребили накидку, скрывающую шею. Царапины, прикрытые муслином, несмотря на примочки Матильды и толстый слой пудры, были еще видны. Она постаралась тогда свести общение к минимуму и заметила, что такое поведение удивило и встревожило его.

Сейчас же Корделия плотно сцепила свои облаченные в длинные перчатки-руки, так что ногти врезались в ладони, и попыталась беззаботно улыбнуться в ответ на его вопрошающий взгляд. Лео не должен ничего знать. Но она заметила его беспокойство в чересчур плотно сжатых губах, в бледности лица, в напряженности плеч. Искоса она бросила взгляд на своего мужа. Тонкие губы, несколько обрюзгшее лицо, холодные глаза. Она почти наяву ощутила руки, сомкнутые на ее теле, почувствовала на себе его тяжесть, вспомнила, как он, насытившись, валился с нее на бок и храпел, пока снова не набирался сил. От нахлынувшего отвращения Корделия прикрыла глаза.

Прозвучали трубы герольдов. Стоявшие рядом с ними люди зашевелились, слегка подались вперед, глядя вдоль длинной анфилады комнат. Оттуда приближался король в окружении родных и свиты.

Тойнет казалась совсем крошечной. Ее хрупкая, почти детская фигурка сверкала бриллиантами. Но она смотрела по сторонам, отвечая на поклоны придворных с изяществом и достоинством, которые контрастировали с ее детской внешностью. Рядом с ней шествовал наследник престола, выглядевший куда более болезненным, чем его невеста. На одно мгновение Тойнет поймала взгляд Корделии, но в следующий момент принцесса прошла мимо, и Корделия так и не смогла понять, веселье или печаль прочитала она в голубых глазах своей подруги.

Пока шла церемония венчания, в залах были расставлены столы с колодами карт и игральными костями, чтобы король и придворные могли скоротать время до начала банкета.

Натянутые шелковые шнуры отделяли глазеющую толпу простолюдинов от играющих придворных.

Корделия увидела мужа и Лео за королевским столом, где играли в ландскнехт. Придворные дамы, в том числе и супруга наследника престола, тоже принимали участие в игре.

Корделия прошлась среди столов, раздумывая, сыграть ли ей в кости или подсесть к одной из карточных компаний. Когда она проходила мимо своего мужа, король оторвал взгляд от карт и обратился к ней:

— Княгиня Саксонская, присядьте, пожалуйста, к нам.

Если вы не играете, то, может быть, принесете удачу вашему мужу.

— С удовольствием, ваше величество, и хотела бы сыграть. — Взор Корделии внезапно стал острым.

Ландскнехт, карточная игра, пришедшая из Германии, был весьма популярен при австрийском дворе. Она и Тойнет достигли большого искусства в этой игре и часто брали верх даже над великими князьями.

Корделия опустилась в кресло, тут же принесенное для. нее слугой, устроила в нем свои пышные юбки и одарила милой улыбкой сидящих за столом.

Лео тут же узнал озорную, расчетливую, исполненную внутреннего ликования улыбку. Ему уже приходилось лицезреть эту улыбку в карете, когда они метали кости, чтобы скоротать время в дороге, и в ту памятную ночь, когда они сидели над шахматным столиком. Теперь он вновь увидел ее, только на этот раз Корделия сидела за одним столом с королем в Версале, окруженная придворными и глазеющими любопытными.

Он послал ей предостерегающий взгляд, но она лишь ослепительно улыбнулась ему в ответ и взяла сданные карты.

Тогда он произнес:

— Думаю, вам не приходилось играть в Шенбрунне при таком скоплении зрителей, княгиня. Австрийский двор куда менее открыт миру.

— О, я привыкла играть под взглядами любопытных, милорд, — ответила она чарующим голосом.

Лео сжал зубы. Он взглянул на Михаэля, который равнодушно слушал этот разговор. Тот был готов к тому, что его жена примет участие в игре. Играли абсолютно все. Это была одна из форм светского общения.

Банк держал король.

— У нас высокие ставки, княгиня, — предупредил он с игривой улыбкой на лице. — Но я думаю, за вас сделает ставку муж. В качестве свадебного подарка, князь, а?

В ответ князь несколько натянуто улыбнулся, но все же достал из кармана своего камзола замшевый кошелек и, протянув его жене, покровительственно произнес:

— Если вы будете играть со всем вниманием, моя дорогая, этого вам хватит на несколько партий.

— Надеюсь, вы скоро сами убедитесь, что я играю со всем возможным вниманием, милорд, — безмятежно ответила она, открывая кошелек.

Разложив на столе перед собой несколько золотых луидоров, она одним опытным движением руки развернула карты веером.

Лео простонал про себя и взял свои карты. Больше он ничего не мог сделать, чтобы предотвратить катастрофу.

Корделия постоянно выигрывала. Она играла в полную силу, с серьезным выражением на лице, разве только в конце партии торжествующе улыбалась, собирая свой выигрыш. Эта сияющая улыбка была так неотразима, что даже король улыбнулся ей в ответ и вслух заметил, что она превосходный игрок, но беззастенчивый победитель.

Михаэль, однако, все больше и больше мрачнел. Он проигрывал своей жене, и золотые луидоры из его кармана столбиками выстроились перед Корделией. Ее триумф заставлял князя вертеться как на иголках, он воспринимал его как личное оскорбление. Каждая улыбка Корделии, посланная ему, была словно пощечина. Она наслаждалась каждым мгновением своего торжества. Даже мысль об ожидающей дома расплате не могла лишить ее терпкого наслаждения победой.

Если бы она вела себя скромно и смиренно, Михаэль пережил бы ее успех, но это неприкрытое ликование было для него невыносимо.

Лео пытался понять секрет успеха Корделии. Он следил за ее руками, за тонкими белыми пальцами. Рукава платья прикрывали ее руки только до локтей, так что спрятать карты ей было бы затруднительно. Не делала она и каких-либо внезапных отвлекающих движений. Он решил уже, что Корделия совершенно потеряла голову от своего успеха, но она тут же рассеяла все его подозрения, хладнокровно проиграв три следующие партии.

Играя, она преследовала какую-то определенную цель, куда более серьезную, чем просто выигрыш, и ему потребовалось время, чтобы заметить это. Она проигрывала, когда находила нужным, но никогда не уступала своему мужу. Она перебивала его ставки, переигрывала его, вытаскивая из карманов Михаэля все до последнего луидоры, которые там были. Она улыбалась с таким бесстыдным удовлетворением, не обращая внимания на мертвенно-бледное лицо Михаэля, что все сидящие за столом игроки посмеивались заодно с ней.

Все прекрасно понимали, что пусть не явно, но смеются они над ее мужем. А когда она, мило улыбаясь, предложила ссудить ему какую-то сумму из тех денег, которые он дал ей в начале игры, весь стол рухнул от смеха.

— Да, князь, мы заполучили достойного партнера; — провозгласил король. — Если вам когда-нибудь понадобится поправить дела, будет достаточно посадить вашу жену за игральный стол.

Михаэль едва заметно улыбнулся, а Лео подумал, замечает ли кто-нибудь, кроме него самого, ту неприязнь и напряжение, которые витают сейчас над игральным столом. В конце концов князь взглянул на полученные карты, со смехом признал поражение, придвинул по столу свою ставку Корделии и попросил у короля позволения выйти из игры.

— Мне всегда говорили, что главный талант игрока — вовремя закончить игру, — тут же произнесла Корделия. — Позволит ли его величество закончить и мне? Я чувствую, что удача вот-вот меня покинет.

— Вы лишаете нас удовольствия взять реванш? — улыбнулся король. — Но мы непременно сделаем это в следующий раз, дорогая княгиня.

Он тоже бросил на стол свои карты.

— Леди и джентльмены, я позволю себе отдохнуть перед банкетом.

Игравшие с ним тут же поднялись на ноги, их примеру последовали и все остальные. Король пересек зал и предложил руку своей новой внучке:

— Пойдемте, дорогая моя.

Голова Корделии раскалывалась от боли, но она все еще была полна своим триумфом. Пусть позднее ей придется расплатиться за него, но игра стоила свеч. Пока все провожали взглядом уходящего короля, она сложила свой выигрыш в сумочку и скрылась до того, как Михаэль хватился ее.

Первые впечатления Корделии от дворца слились в пеструю смесь сверкающих зеркал, блестящих мраморных полов, роскошных гобеленов, великолепных картин. Но здесь ожидало ее и кое-что другое.

Она беспрепятственно прошла сквозь целую вереницу залов, держась поближе к барьерам, отделяющим придворных от простой публики, дошла до конца галереи и свернула вбок, в небольшой аванзал. За ним тянулся длинный коридор с окнами по сторонам, который, как она прикинула, уводил вниз, к одному из выходов в парк. Она направилась по этому коридору.

Лео прервал разговор, заметив краем глаза приметную фигурку в алом, вошедшую в аванзал.

— Прошу простить меня.

Он небрежным шагом последовал за ней, рассчитывая догнать в тот момент, когда они будут достаточно далеко, чтобы никто не услышал их разговора.

— Какого черта, Корделия! Какую игру вы ведете? — спросил он, схватив ее за руку и развернув лицом к себе.

— Ландскнехт, — ничуть не удивившись, ответила она с горящими от возбуждения глазами. — Разве мы не вместе играли в нее, милорд?

— Как вам это удалось? — Он не стал реагировать на ее шутку, будучи не в состоянии думать о чем-либо, кроме того скандала, который разразился бы, если б ее проделки открылись.

— Я выиграла, — ответила она. — Только и всего.

— Черт возьми, Корделия! Скажите мне, как вы это проделали?

— Только не сердитесь, Лео. — Она положила ладонь на его руку. — Ничего плохого не случилось, а я раздавила Михаэля, как клопа. Разве не так?

Горькое торжество и ненависть прорывались в ее голосе, светились в глазах, читались в изгибе губ.

Лео был поражен этой гаммой эмоций. Такая ожесточенность была совершенно неожиданна в Корделии. Ему случалось видеть ее шаловливой, безрассудной, она бывала решительной, искренней, порой гневной, но озлобленной… никогда, — Вы ведь видели, как он побледнел? — продолжала она все тем же тоном. — Разве это не великолепно? Все смеялись над ним, а я обыграла его.

Ее прекрасные губы плотно сжались.

— И я не позволю… — Она прервала фразу на полуслове, осознав, с кем сейчас говорит, и поняв, что сказала куда больше того, что можно допустить.

— Не позволите что, Корделия? — тихо спросил Лео. Он взял ее руки в свои и крепко сжал их. — Что вы хотите этим сказать?

Она попыталась рассмеяться, потом отвела взгляд в сторону.

— У вас какие-то неприятности, Корделия? — Взгляд Лео не отрывался от нее, требуя ответа.

Она покачала головой.

— Я имел в виду отнюдь не игру, и вы прекрасно это понимаете. У вас что-то неладно. Что случилось?

— Абсолютно ничего. И я наконец попала в волшебную сказку. Как же еще можно назвать это место, Лео? Здесь даже чудеснее, чем я себе представляла. Не могу дождаться, когда смогу осмотреть эти парки и…

— Прекратите! — резко прервал он ее. — Что вы пытаетесь скрыть от меня?

Если Михаэль обращался с Эльвирой, как и со своей второй женой, то неудивительно, что она ничего не рассказала своему брату. Корделия осознала это, исходя из собственного опыта. Забота Лео была столь же искренней, как и его недоумение. Он всей душой любил сестру, и теперь, после ее смерти, ему показалась бы непереносимой мысль о том, что ей пришлось претерпеть от рук своего мужа.

Ей оставался только один путь, чтобы отвлечь его внимание.

— Я пытаюсь скрыть, что я вас люблю, — просто произнесла она. — Я замужем за одним человеком, но люблю другого. Все дело только в этом, Лео. И ни в чем больше. Все это вы и так уже знаете. Я разрываюсь пополам. Мне приходится все время обманывать мужа. Все время, — голосом подчеркнула она. — В постели, в…

— Довольно! — бросил он, не в состоянии выслушивать все это, не в силах избавиться От тех сцен, которые рисовало ему воображение. — Если вы не способны вернуться к реальности, Корделия, то обречете себя на ужасную жизнь.

Разве вы этого не понимаете?

Она саркастически повела бровью. Ничто не могло быть более ужасным, чем реалии ее жизни с князем Михаэлем.

— Кристиан договорился с герцогом де Карилльяком?

Столь внезапная смена разговора заставила его отшатнуться. Но говорить о Кристиане было проще, чем обсуждать эту невозможную любовь.

— Мне кажется, Карилльяк сделал ему прекрасное предложение, — нейтральным тоном произнес он. — И скорее всего Кристиан появится в Версале уже во время этих свадебных празднеств. Карилльяк сгорает от нетерпения блеснуть им.

— Интересно, удастся ли нам с ним поговорить, — задумчиво произнесла Корделия. — У Михаэля должно быть много всяких официальных обязанностей, встреч, на которых он должен присутствовать. Надеюсь, он не сможет следить за мной все время, Внезапно она покачала головой и ослепительно улыбнулась ему.

— Прошу простить, мне надо привести себя в порядок.

Сказав это, она удалилась в сторону одной из комнат, отведенных для отдыха дам, но ее улыбка, казалось, осталась в воздухе, светлая и хрупкая, как кристалл.

Лео подошел к одному из длинных окон, выходящих в парк, и уставился на моросящий за стеклом дождь. Почему она считает, что Михаэль следит за ней? Мужья так не поступают. Она чего-то недоговаривает ему, даже лжет. Но почему?

Глава 14

—А где Матильда? — Корделия в упор смотрела на краснощекую девушку, вскочившую со стула, как только она вошла в свою спальню. Девушка присела в реверансе, щеки ее от волнения просто пылали.

— Я не знаю, миледи. Месье Брион велел мне прислуживать вам, миледи. Могу я помочь вам сиять платье?

Развернувшись на каблуках, Корделия вышла из салона, слабо освещенного двумя свечами, стоявшими на каминной полке.

— Месье Брион! — изо всех сил позвала она и принялась мерить шагами турецкий ковер, стиснув руки так, что костяшки пальцев побелели. — Княгиня, вы звали меня? — Брион возник из кухни и встревоженно смотрел на княгиню.

— Где Матильда? И что эта девушка делает в моей спальне? — набросилась она на него с вопросами, взволнованная настолько, что даже голос ее изменился.

Мажордом нервно поскреб подбородок.

— Князь велел мне вызвать Элси, с тем чтобы она прислуживала вашей светлости, — объяснил он.

— Но где Матильда? — Она сделала шаг к нему, и он непроизвольно отступил назад.

— Князь сказал, что Матильда должна куда-то уйти, — произнес Брион извиняющимся тоном,

ломая руки под взглядом разъяренной фурии, наступающей на него.

— Куда? Куда она ушла?

Он удрученно покачал головой.

— Князь не сказал этого, миледи.

— Но Матильда должна же была что-нибудь сказать.

Предположение, что Матильда исчезла, не сказав ни слова, казалось совершенно немыслимым.

— Я не видел ее, миледи. Знаю только, что она была в вашей спальне, когда туда зашел перед банкетом князь и разговаривал с ней. С тех пор она исчезла.

Корделия ощутила, что мир вокруг нее погружается в безумие. Этого не могло случиться, все это было наваждением.

— Но ее вещи. Она взяла их с собой?

— По-моему, нет, мадам.

Он с облегчением заметил, что гнев княгини начал стихать. Безумная ярость в ее глазах потухла, голос обрел свой обычный тон и силу.

— Вам ведено куда-нибудь их отправить?

Он покачал головой:

— Нет, мадам. ;

Корделия медленно кивнула:

— Очень хорошо. Благодарю вас.

С этими словами она повернулась и вошла в свою комнату, тихо закрыв за собой дверь.

Элси по-прежнему стояла посередине комнаты, озабоченно глядя на дверь, сквозь которую исчезла — а теперь снова появилась — ее хозяйка.

— Могу я помочь вам, миледи?

Корделия, похоже, не услышала этого вопроса. Она снова принялась мерить шагами комнату, покусывая губы.

Почему Михаэль удалил Матильду? Как он сделал это?

Так просто Матильда ни за Что не покинула бы Корделию.

Он пришел сюда перед началом банкета, после того как она разбила его в пух и прах за карточным столом. И за весь вечер он не обмолвился с ней ни единым словом.

Этот злосчастный банкет начался в здании оперного театра в десять часов вечера и тянулся бесконечно, пока первые лучи зари не окрасили небо. Михаэль сидел рядом с ней, насупившись, едва поддерживая разговоры, которые возникали вокруг них. Окружающие были незнакомы Корделии и, поскольку ее муж не обращался к ней, не делали этого и они.

Корделия чувствовала себя невидимкой в каком-то стягивающемся вокруг нее холодном коконе. И лишь когда наследник престола со своей невестой и в окружении свиты покинули оперу, князь едва слышно холодно приказал ей вернуться в свои апартаменты и ожидать там его прихода.

Корделия не была столь наивна, чтобы предположить возможность выбора, поэтому молча присела в реверансе и удалилась. Войдя в спальню, она сразу же обнаружила исчезновение Матильды. Неожиданность этого удара также входила в расчет Михаэля.

Голова у нее снова разболелась, а тело от усталости дрожало мелкой дрожью. Она оставалась на ногах и в парадной одежде почти двадцать четыре часа, так что тяжесть Дамаска и планки корсета воспринимались как адская пытка. Ей просто необходима была помощь Матильды. Мысли о том, что Михаэль мог сделать с ее няней, гудящим роем носились в голове. Корделии казалось невозможным, чтобы кто-то мог запугать Матильду, вынудить сделать что-то против ее воли.

Но как же ему удалось ее устранить?

— Вам помочь, мадам? — нерешительно спросила Элси.

— Да… очень хорошо, помогите мне, пожалуйста, — рассеянно ответила Корделия.

Обрадованная Элси бросилась к ней и принялась расстегивать и расшнуровывать ее одежду почтительными движениями. Корделия стояла не двигаясь, почти не помогая служанке, вся поглощенная мыслями о том, что произошло.

Потом, закутавшись в белый бархатный халат, который Элси набросила ей на плечи, она присела к туалетному столику и принялась распускать прическу.

— О, я должна помочь вам сделать это, — рванулась к ней Элси. — Мне никогда раньше не приходилось прислуживать дамам, — созналась она, поспешно вынимая шпильки. — Надеюсь, я делаю все правильно.

Взяв с туалетного столика оправленную в слоновую кость щетку, она начала расчесывать густую волну иссиня-черных волос, упавшую на спину Корделии.

Корделия ничего не ответила. Она была вся погружена в свои думы. Матильда не может исчезнуть. Она обязательно проберется к ней, даже если князь запретил ей. Если только она в состоянии физически сделать это.

Дверь за спиной Корделии открылась, и сердце ее дрогнуло. Она взглянула в зеркало. На пороге спальни стоял князь.

Он снял шпагу, но, за исключением этого, по-прежнему был облачен в парадный придворный костюм с золотым гербом Пруссии на лацкане камзола.

Она поплотнее запахнула полы халата и. Встав на ноги, повернулась лицом к нему:

— Где Матильда, милорд?

Эти слова Корделия произнесла совершенно спокойно, лишь глаза ее пылали гневом и презрением. Но в них не было ни тени страха. Она уже пережила свой страх.

— Я заменил вашу служанку, — со змеиной улыбкой произнес он. — Я уже говорил, что вам нужна женщина, более искушенная в своих обязанностях, особенно здесь, в Версале, а не состарившаяся нянька.

— Понятно. — Голос ее по-прежнему звучал ровно. — Правда, Элси сказала мне, что до этого вообще не служила дамам, не говоря уж о Версале. Полагаю, вы решили, что она приобрела опыт каким-то другим путем, например, впитала его с молоком матери или получила во сне.

Бесцветные глаза Михаэля округлились. С минуту он не мог поверить в то, что услышал. Этот оскорбительно-саркастический тон в устах сопливой девчонки и в присутствии служанки! Затем судорога свела его щеку, на лбу забилась жилка, а в глазах появилось мертвенно-холодное выражение.

Корделия поняла, что вызванный ею гнев превосходит все случаи его недовольства, и в груди у нее разлился холодок страха. Она смогла подавить его, заставив себя спокойно выдержать угрозу, исходящую из этих ужасных глаз. Мог ли он сделать ей что-то хуже того, что уже сделал?

— Убирайся отсюда! — бросил князь, повернувшись к оцепеневшей от ужаса Элси.

Та, испуганно ойкнув, уронила на туалетный столик щетку и вылетела из комнаты.

Михаэль закрыл за ней дверь. Потом подошел к Корделии, при его приближении не сдвинувшейся с места. Высоко подняв голову, она с вызовом глядела ему в лицо.

— Клянусь всем святым, — негромко проговорил он, — я сломлю вас, мадам. Укрощу, как своевольную кобылицу.

Распахнув полы ее бархатного халата, он пожирал глазами обнаженное тело, чье совершенство портили лишь следы его предыдущих обладании им.

Спустя час Михаэль вышел из ее комнаты. По дороге в гардеробную он довольно напевал себе под нос, к удивлению лакея, ждавшего его, чтобы уложить в постель. За время, проведенное у Корделии, он не снял с себя одежды, кроме той, что мешала осуществлению его целей, и теперь, все еще что-то мурлыкая, он позволил слуге раздеть себя и со всеми предосторожностями уложить парадный костюм в гардероб. Потом слуга помог князю надеть домашнюю куртку и сложил руки, ожидая дальнейших приказаний своего господина.

— Принеси коньяк и оставь меня.

Слуга повиновался, с поклоном пожелал спокойной ночи и беззвучно вышел из комнаты, благодаря Бога за то, что он больше в этот вечер не нужен князю. Вряд ли он смог бы еще раз вынести те ужасные крики, которые доносились из спальни княгини.

Михаэль осушил бокал одним большим глотком. Достав из кармана куртки ключ, который он автоматически переложил туда из костюма, князь подошел к сундуку, отомкнул его и достал дневник. Наполнив бокал, он стоя просмотрел последние записи. Отхлебнул коньяку и пожевал губами. Смакуя коньяк, он снова ощутил чувство тревоги. Неужели кто-то намеренно открыл замок вчерашним утром? Он не мог себе представить, что это вообще могло случиться. Во всяком случае, ни одна вещь в сундуке не была тронута. Невероятно, чтобы он оказался таким рассеянным, но этому могло быть только одно объяснение — накануне вечером он забыл закрыть замок. Скорее всего он чересчур спешил посетить жену.

Князь прошел в примыкающую к гардеробной спальню и положил дневник на секретер. Потом вернулся к сундуку и достал оттуда том за 1765 год. Перечитывая записи в нем, он все больше мрачнел и плотнее сжимал губы. Судя по записям, Эльвира с каждым днем хорошела, ее красота расцветала как роза. Не этой ли красоте обязан он тем, что превратился в рогоносца?

Захлопнув старый дневник, он снова осушил бокал. Поставил том на законное место в сундуке и вернулся к секретеру. Обмакнув перо в чернильницу, принялся тщательно описывать прошедший день. Написать было о чем, в том числе о церемонии бракосочетания, о словах и поступках членов королевской фамилии, о последующих празднествах. Лишь после этого он перешел к описанию того часа, который провел с женой.

Затем Михаэль аккуратно положил перо на письменный прибор и невидящим взглядом уставился на чернильницу.

Корделия явно выказывала все признаки того, что она становится столь же своевольной женой, как Эльвира. Что ж, с Эльвирой он потерпел поражение. Этой же он не позволит себя одурачить. Девчонку он в конце концов обломает.

Корделия лежала на кровати, свернувшись клубочком, тело ее конвульсивно сотрясалось, из горла вырывались судорожные всхлипы. На этот раз ей пришлось хуже… гораздо хуже, — чем обычно. Если бы он поступил с ней так в припадке ярости, то, наверное, ей было бы легче перенести такое. Но он унижал ее, причинял боль с холодной расчетливостью, низводя ее до положения животного, лишенного души и дара речи, стоящего не больше горсти песка.

Корделия знала, что в самые страшные моменты она кричала, хотя поклялась себе, что не раскроет губ. Теперь эта слабость наполняла ее презрением к себе. Возможно, она заслужила такое обхождение с собой. Даже поощрила его своим трусливым раболепием. Из глубины ее существа поднялась волна тошноты, и она со сдавленным стоном скатилась с кровати, едва успев добраться до ночной вазы. Она увидела себя как бы со стороны, скорчившуюся на полу, выворачиваемую наружу спазмами от шока и отвращения к самой себе.

Дрожащее, запуганное, избитое животное.

Но по мере того как желудок извергал свое содержимое, а холодный туман застилал взор, мозг ее просветлился. Странно, но рвота очистила ее как физически, так и духовно. Она неуверенно встала на ноги и оглянулась вокруг в поисках чего-нибудь, чтобы прикрыть свою наготу. Халат, который он сорвал с нее, лежал на полу. Она закуталась в него. Потом обвела взглядом темную комнату. Смутные очертания мебели проступали сквозь серый сумрак. Окно едва обрисовывалось темным квадратом, но за ним уже различались первые признаки рассвета.

Спать она не могла, как не могла заставить себя снова лечь в, эту постель. Где же Матильда? Только она может ее утешить. Так упавший ребенок инстинктивно ищет мать.

Без какого-нибудь определенного намерения она вышла из спальни, миновала салон и выскользнула в коридор. Свечи в настенных бра освещали безлюдное пространство, и, когда дверь их апартаментов закрылась за ней, она испытала громадное облегчение. Она была свободна. Вырвалась на волю из душной темноты своей тюрьмы. Куда теперь направиться и что делать — об этом не хотелось даже думать. Застонав от боли в изломанном теле, она забралась на широкий подоконник окна, выходящего во внутренний дворик, поудобнее завернулась в халат, опустила голову на согнутые колени и принялась ждать утра. Ждать Матильду.

Лео вышел из-за карточного стола, когда небо окрасилось первыми лучами солнца. Он заметно покачивался от солидной дозы коньяка. Карты и коньяк в обществе друзей были для него единственным спасением от все возрастающего беспокойства, не дающего возможности заснуть. В глубине души он не мог отделить Корделию от Эльвиры. С обеими он был связан некими узами, идентичность которых не мог до сих пор объяснить самому себе. Эльвира была его сестрой, его близнецом. Он самозабвенно любил ее. Он считал себя ответственным за ее благополучие. И теперь его постоянно мучила мысль, что он, возможно, не смог обеспечить ей это благополучие.

Что касается Корделии, чья жизнь случайно на несколько недель пересеклась с его жизнью… Он страстно желал ее, если быть искренним до конца. Но одной только плотской страстью и ответственностью за юную женщину отнюдь не исчерпывались те чувства, которые он питал к Корделии.

Эти смутные думы продолжали роиться в его отуманенной винными парами голове, когда он шел в свою тесную комнату наверху лестницы в северном крыле замка. По какому-то необъяснимому капризу он слегка отклонился от своего пути и поднялся по боковой лестнице, которая выходила в коридор, ведущий к апартаментам князей Саксонских. Чем ближе подходил он к этой двери, тем все большее беспокойство овладевало им. Словно какие-то отвратительные миазмы, исходящие оттуда, растекались по натертому мрамору коридора.

Он миновал двойные двери их апартаментов. Потом, недоуменно дернув плечом, повернулся и направился назад тем же путем, которым пришел сюда. И вдруг резко остановился. Затем сделал несколько осторожных шагов. На широком подоконнике Лео увидел скорчившуюся фигурку. Она была совершенно неподвижна, и он с первого взгляда ее даже не заметил.

Блестящая волна иссиня-черных волос струилась у нее по спине. Лицо было повернуто к окну, голова покоилась на коленях.

— Корделия, — тихо произнес он, опуская ладонь на ее плечо.

Вздрогнув, она повернула к нему голову. Глаза ее были двумя темными провалами на бледном лице, которое выделялось даже на фоне белого халата.

— Я поджидаю Матильду.

Лео нахмурился:

— В коридоре? А где она?

— Я не знаю. Михаэль выгнал ее. Но она не может меня бросить. Я знаю, она не может.

Даже в полумраке он заметил царапину на ее щеке. И осознал наконец то, что так старательно отвергал. Очень осторожно он отвернул ворот ее халата. На нежной коже темными пятнами выделялись следы пальцев. Волна ярости нахлынула на него. Он вспомнил Эльвиру, тень страха в ее глазах. А теперь перед ним сидела Корделия, потухшая, без следа прежней живости, смелости, смеха.

Нагнувшись, он поднял ее с подоконника, прижал к своей груди. Она не произнесла ни слова, когда он понес ее прочь.

Он нес ее по безмолвным коридорам, вверх по пустынным лестницам, и сердце его пылало от ярости и гнева. Она прикорнула у него на груди, обхватив шею руками. Глаза ее были закрыты, густые ресницы оттеняли смертельную бледность лица, и он было подумал, что она уснула. Она глубоко и ровно дышала, сквозь ткань халата он ощущал биение ее сердца.

Поднявшись по каменным ступеням, он открыл узкую деревянную дверь, за которой оказалась небольшая комната.

Из мебели в ней были только диван, гардероб, умывальник и два кресла, да еще круглый стол, стоявший под небольшим окном, выходившим на Мраморный дворик. Судя по спартанскому убранству комнаты, в ней явно жил холостяк.

Когда Лео осторожно уложил Корделию на диван, она открыла глаза. Сначала в них мелькнуло удивление, потом испуг, но вот мало-помалу взор ее прояснился, и Лео с облегчением понял, что, она совершенно пришла в себя — пустой поначалу взгляд стал осмысленным.

Нагнувшись над ней, он расстегнул ее бархатный халат и, осторожно подведя ей под спину руку, слегка приподнял, чтобы снять его совсем. Пока он осматривал раны, нанесенные Михаэлем, губы ее были плотно сжаты, а глаза мрачны.

Раны эти выглядели не слишком серьезными, но он понимал, что по-настоящему тяжело ранено ее сердце, ее высокий, решительный, кипучий дух.

Под его взглядом Корделия лежала не шелохнувшись, устремив на него глаза, в которых уже не было ни капли страха. Она согрелась, и ужасная дрожь, сотрясавшая ее тело, наконец-то прекратилась. Воздух комнаты, казалось, был наэлектризован яростью Лео и его болью за нее. Когда он касался тела бедняжки или переворачивал ее, мужские руки были нежнее пуха, но глаза горели негодованием.

— Не думаю, что он так же обращался с Эльвирой, — негромко произнесла Корделия. — Она очень отличалась от меня. Скорее всего умная женщина просто не давала ему повода. Я не могу себе представить, чтобы она специально провоцировала его.

Лео не удивило, что она догадалась, какие мысли блуждали сейчас в его голове. Он уже обратил внимание, как проницательна была эта юная девушка, когда дело касалось ее друзей. Он погладил ее по щеке кончиками пальцев, и она улыбнулась в ответ.

— Это из-за того, что я выиграла у него в карты, — сказала она, подняв руку и взяв Лео за кисть, чтобы задержать его ладонь на своем лице. — Он прогнал Матильду потому, что я публично выставила его на посмешище. — Она прижалась лицом к его ладони и поцеловала ее. — Пожалуйста, возьми меня.

Лео сел на диван и, притянув к себе любимую, обнял ее.

Своей хрупкостью она напомнила ему сухой осенний лист.

Ощутив пальцами нежность и теплоту ее кожи, он осторожно переместил одну руку на округлость ее груди. Она прильнула к нему и, подняв руку, начала развязывать шейный платок.

Справившись с узлом, она поцеловала пульсирующую жилку у него на шее. Все ее существо дышало жаждой любви и страстным желанием.

— Мне очень надо, чтобы ты показал мне, как это может быть, — прошептала она, нежно торопя его. — Я хочу убедиться, что любовная страсть не сводится к гнусности или унижению человека. Однажды ты приблизил меня к этому чуду. Покажи же мне теперь все, Лео. Ну пожалуйста, верни меня к жизни, — прошептала она, приподнимая голову и целуя его в губы.

Корделия слегка шевельнулась у него на коленях. Он провел рукой по ее телу, любуясь изысканными формами.

Руки его бережно гладили ее шею. Пальцами нежными, как пух, он стирал с нее грубые отметины, оставленные Михаэлем. Сейчас Лео уже знал, что поступает совершенно правильно: только уничтожив на теле любимой метины Михаэля, он сможет исцелить ее.

От его прикосновений в ее тело, казалось, возвращался дух жизни, всегда обитавший в ней; она раскрывалась навстречу Лео, как бутон под лучами весеннего солнца.

— Ты точно знаешь, что хочешь меня сейчас, милая? — негромко спросил он. — Ведь так недавно он издевался над тобой. Готова ли ты к этому?

Глаза его потемнели, в них теперь нельзя было ничего прочитать, но они, казалось, втягивали в себя все ее существо. Она чувствовала, как кровь запульсировала в жилах от прикосновения его пальцев.

— Ну пожалуйста, — снова произнесла она.

Эти слова прозвучали жалобно и моляще. Желание, горящее в ее взгляде, не оставляло места для сомнений. Она молила его не о буйной страсти, но о нежности, о целительном прикосновении, от которого бы затянулись нанесенные ей раны.

Он провел руками по ее лицу, очертил нежные изгибы скул, мягкие губы. Он боялся причинить ей боль, сделать неловкое движение, испугать ее. Лео ласкал ее трепетными прикосновениями рук, а когда пальцы благоговейно коснулись сосков, он не отрываясь глядел ей в глаза, чтобы при первом же признаке тревоги прервать ласку. Но, не увидев во взгляде любимой ничего подобного, он склонил голову и, поцеловав ее грудь, захватил губами соски и стал их ласкать, то втягивая, то отпуская, пока не почувствовал, как напряглись и затвердели они под его языком.

Голова Корделии склонилась на его грудь, обнаженное тело наискось покоилось у него на коленях. Она чувствовала себя открытой и беззащитной, доступной его взгляду, его губам, его рукам и прекрасно понимала, что эта открытость и беззащитность не только не опасна с Лео, но и необходима как часть восторгов любви. Она лишь подошла к осознанию этих восторгов, но уже совершенно точно знала, что испытает их в полной мере.

Губы его перебрались с ее грудей на ямку в основании шеи.

— Я так боюсь причинить тебе боль. Я хочу ласкать тебя, но мне надо знать, позволишь ли ты мне это.

— Пожалуйста, — прошептала она. — Пожалуйста, ласкай меря.

Сейчас она не могла даже пошевелиться, тело ее совершенно расслабилось, как у задремавшей на солнце кошки, лишь под кожей все быстрее и быстрее струилась по жилам кровь.

Пальцы Лео спустились к ее слегка раздвинутым ногам.

И снова он приостановился, боясь, что она судорожно сожмет их, но Корделия, доверяя ему, осталась недвижимой, хотя тело ее пылало любовным жаром, грудь вздымалась и опускалась, а чувствительный бугорок внизу живота затвердел и поднялся навстречу его нежным пальцам. Он посмотрел ей в лицо. Глаза ее были закрыты, но алые губы трепетали, а на щеках играл нежный румянец.

— Милая!

Глаза ее открылись. Она изогнулась от его ласк.

— Я люблю тебя, Лео.

Он улыбнулся, погладил Корделию своей увлажнившейся ладонью по животу, поудобнее усадил на коленях, так, чтобы голова пришлась на сгиб его руки, потом поцеловал ее, на этот раз с растущим нетерпением. Язык Лео коснулся ее губ, прося, но не требуя пустить его дальше. Губы ее тут же приоткрылись, давая ему дорогу в сладостный грот зева. Она изогнулась в объятиях Лео, и ее язык сплелся с его.

Корделия испытала странное состояние, тело как бы перестало принадлежать ей. Оно само знало, что ему делать, как отвечать на ласки Лео. В глубине ее чрева вздымалась жаркая волна, отзывающаяся теплой влажностью в чреслах.

Она повернулась в его объятиях и прижалась к нему всей своей обнаженной плотью.

Лео встал, держа Корделию на руках. Она взглянула на него и робко улыбнулась:

— Пора?

— Только если ты хочешь этого, — тихо ответил он, прижимая ее к груди и наблюдая за выражением лица.

Она протянула руку и провела по его губам подушечкой пальца, и этот чувственный жест сказал все, что он хотел знать. Лео снова опустил ее на диван и быстро снял с себя одежду. До этого момента Корделия ни разу не видела обнаженного мужчину. Она не могла оторвать взгляда от его стройного мускулистого тела, плоского живота и узких бедер, от длинных сильных ног. И тут же все ее тело плотно сжалось, отпрянуло от него, словно стараясь не допустить в себя непрошеного гостя.

Лео присел на диван и принялся поглаживать Корделию по животу, пока не почувствовал, как расслабились ее мышцы, а все тело снова стало отвечать на его ласки. Теперь он только ждал знака, и она дала его. Полузакрыв глаза, она протянула руку и коснулась его восставшей плоти, познавая ее форму и строение. Делая это, она снова как бы со стороны удивилась тому, как прекрасно и естественно все происходящее. Направляя его плоть к самому сокровенному уголку своего тела, она знала, что хочет слиться с этим человеком телом и душой.

Он пристально посмотрел ей в лицо, словно хотел, заглянуть в самую душу.

— Скажи мне, что ты чувствуешь, милая.

Она поняла Лео. Он хочет услышать, что она жаждет его всем своим исстрадавшимся телом, это ей просто необходимо сейчас, без этого она никогда не поправится, никогда не обретет себя вновь.

— Ты так мне нужен. Я очень люблю тебя; — повторила она, облизнув внезапно пересохшие губы. — И я так хочу, чтобы ты взял меня, Лео.

Он положил ее ноги себе на плечи, провел по ним руками, остановившись на ягодицах. Потом одним сильным, но нежным движением вошел в нее.

И, ощутив его внутри себя, Корделия словно взмыла ввысь с какого-то высоченного обрыва. Она как будто кувыркалась в воздухе, легче перышка невесомо паря в золотистом эфире.

Горло ее сразу же пересохло, откуда-то издалека до нее доносились не то всхлипы, не то вскрики, и она с удивлением поняла, что эти звуки исходят от нее самой. Потом, когда тело вновь обрело под собой опору, на нее обрушилась волна блаженства, и она прильнула к своему любовнику, который неутомимо двигался в ней, разделяя с любимой это блаженство, вскоре разрешившееся живительной теплой волной.

Когда он, обессилев, бездыханным упал на нее, она погладила его по спине. Раскинув ноги, она лежала с глухо бьющимся сердцем, слабая, как только что появившийся на свет котенок.

Но вот Лео перекатился на бок, освободив ее от тяжести своего тела. Он лег на спину, распластав одну руку поперек ее живота и прикрыв ее глаза другой. Лео ждал, что будет испытывать упреки совести, грызущее презрение к самому себе, но его душу заполняла только неимоверная радость, как будто он преподнес чудесный подарок и тут же получил ответный дар.

— Я смогу вынести все, если ты любишь меня, — прошептала Корделия, гладя его руку, лежащую на ее животе. — Ты сделал меня снова сильной, Лео. Ты возродил меня к жизни.

Он неотрывно смотрел на лепку сводчатого потолка, его радость внезапно иссякла, как вода, ушедшая в песок. Если он любит, то как же сумеет вынести ее возвращение к Михаэлю?

— Я заберу тебя у Михаэля, — сказал он. — Но мне нужно все продумать. Если мы будем спешить, ничего не получится. Он начнет преследовать нас и сможет сделать все, что угодно, с бежавшей женой. Ты меня понимаешь, Корделия?

Он сел на диване, взял ее за плечи и повернул к себе, потом обнял дорогое лицо. Она кивнула в ответ и доверчиво улыбнулась ему.

— Да. Я подожду. И я все выдержу. — Она погладила его по щеке. — И уверяю тебя, что теперь, когда я знаю о твоей любви, мне не будет так тяжело. Отныне уже ничто не способно победить меня, Лео. Ничто и никто.

Он покачал головой, плохо веря, что чувства могут служить надежным щитом.

— А теперь ты должна вернуться домой, — с трудом произнес он. — Я буду делать все возможное, и как можно быстрее, но сейчас…

— Да, я понимаю, — сказала она со знакомой робкой улыбкой, которую он долго не хотел понимать. — Если бы мне только удалось узнать, что же случилось с Матильдой. — Улыбка исчезла с ее лица, сменившись страхом. — Не мог же он велеть убить ее… или… засадить в тюрьму?

— Нет, конечно, не мог, — произнес Лео с уверенностью, которой на самом деле не испытывал.

Вряд ли Михаэль стал бы марать руки убийством, но для него не составляло труда упечь непокорную служанку в какой-нибудь застенок.

Он быстро оделся, Корделия накинула на себя халат. Цвета жизни снова вернулись к ней, и белый бархат теперь оттенял се нежную прелесть, а не подчеркивал, как прежде, мертвенную бледность лица.

— Я понесу тебя. Ты замерзнешь босиком.

Мраморные полы Версаля были задуманы не для босых ног, и Корделия не стала возражать, когда он взял ее на руки.

Теперь она чувствовала себя совершенно по-другому. Куда более сильной, твердой.

— Я смогу победить Михаэля, — прошептала Корделия ему на ухо. — Я сильнее его. И мне нет необходимости терзать людей, чтобы почувствовать Свою силу. Я выиграю у него в его собственной игре, Лео.

— А что получилось, когда ты попробовала сделать это? — сухо спросил он. Радуясь внутреннему возрождению Корделии, он в то же время до боли боялся за нее.

— Я буду осторожна, — через какое-то время ответила она. — И не повторю тех ошибок, что уже наделала.

Они повернули в коридор, в который выходили апартаменты князей Саксонских, и Лео почувствовал, как напряглось в его объятиях тело Корделии. Губы его сжались. При мысли о том, что ему придется вернуть ее обратно в эту адскую обитель, все его существо содрогнулось. Но другого выхода не было. Во всяком случае, пока.

Когда они приблизились к двери, из тени портьеры навстречу метнулась какая-то тень.

— Матильда! — вскрикнула Корделия, не веря, своим глазам.

Она попыталась высвободиться из объятий Лео. Он поставил ее на ноги, и она босиком Побежала навстречу протягивающей к ней руки женщине.

— Девочка, моя девочка, — мурлыкала Матильда, гладя ее по волосам и по спине.

Взор ее, острый, ясный и пронзительный, впился в лицо виконта поверх головы воспитанницы. Выражение этого лица, надо полагать, сказало ей все необходимое, потому что она кивнула головой, и мрачная усмешка тронула ее губы.

— Что он сделал с тобой, Матильда? — Корделия выпрямилась, отвела рукой волосы с лица, снова становясь взрослой. — Он бил тебя?

— Господь с тобой, девочка, нет, — живо ответила Матильда. — Просто выгнал меня на улицу, не дав ни копейки, без рекомендательного письма. Но не терзай себя, Корделия, ему не удастся разлучить нас.

— Но что ты будешь делать? И куда пойдешь? Разумеется, я дам тебе денег, но…

— Ну, в этом дворце есть много мест, куда я смогу приткнуться, — сообщила ей Матильда. — Это целый город, здесь хватает укромных уголков — под лестницами, в разных закоулках. Где-нибудь спрячусь, дорогая. И буду присматривать за тобой, не попадаясь ему на глаза.

Она не сказала, щадя чувства Корделии, что князь предложил ей на выбор — либо исчезнуть, не поднимая шума, либо провести остаток жизни в тюрьме по обвинению в воровстве. Угроза заключения продолжала висеть над ней, и попадаться на глаза князю не следовало.

Она не сказала всего этого, но Корделия поняла без слов.

Она взглянула на Лео с безмолвным вопросом.

— Я позабочусь о Матильде, — сказал он, поворачиваясь к пожилой женщине. — Вы понадобитесь Корделии, когда я заберу ее от мужа. Я спрячу вас и постараюсь устроить так, чтобы вы почаще виделись с ней.

Матильда пристально посмотрела на Корделию, потом перевела взгляд на виконта. Затем кивнула, но теперь уже с явным удовлетворением.

— Что ж, все шло к тому, — сказала она. — Я всегда знала, что так оно и будет. Моя малышка может любить только раз в жизни. Как и ее мать.

Она притянула Корделию к себе и поцеловала ее.

— Я припасла для тебя кое-что. Это позволит тебе на время избавиться от жестокости мужа.

— А что это такое? — сразу же заинтересовалась Корделия.

— Тебе не надо этого знать.

— Послушай меня, Корделия, — быстро произнес Лео. — Ты должна обещать мне, что не будешь снова провоцировать его.

— Я не могу показать ему, что он победил меня, — неприязненно ответила она.

— Забудь на время про свою гордость. До тех пор, пока я все не устрою. — Он взял ее пальцами за подбородок, заставив посмотреть себе в глаза.

— Я буду очень осторожна, — уступила она ему.

— Этого мало! Ты любишь меня?

— Ты прекрасно знаешь, что люблю.

— Кроме того, во всей этой мерзкой ситуации ты положилась на меня. Разве не так?

— Да, но…

Она заколебалась, желая ответить согласием, но зная в то же время, что ее гордость никогда не позволит дать Михаэлю хотя бы видимость победы.

Позади них в коридоре послышались шаги. Каблуки звонко цокали по мрамору пола. Голоса приближались. Корделия, подобно белому призраку, метнулась к двери апартаментов и исчезла, а Матильда словно растворилась в тени портьеры, хотя сам Лео не успел даже пошевелиться.

Корделия закрыла дверь, ведущую в салон; В дверях кухни стоял месье Брион, с изумлением глядя на босоногую княгиню в одном только домашнем халате. Корделия невозмутимо встретила его взгляд. Она прекрасно понимала, что он, как и все остальные слуги в доме, великолепно осведомлен о том, что произошло предыдущим вечером за дверями ее спальни. Она знала также, как дурно обращался со слугами Михаэль в угоду своим садистским наклонностям. И вот теперь, устремив на месье Бриона кристально-ясный взор, она предлагала мажордому дружественный союз.

Месье Брион поклонился.

— Доброе утро, мадам. Его сиятельство еще не требовал кофе к себе в спальню.

— Спасибо. Попросите Элси через десять минут принести мне чашку шоколада.

Месье Брион снова поклонился, и Корделия прошла в свою комнату. Здесь она сбросила халат и забралась в постель. Простыни были прохладны. Она натянула одеяло и улыбнулась своим мыслям. Теперь она не даст себя сломить.

Она обрела любовь на всю жизнь. Теперь она знает, что такое любовь. И сила любви

защитит ее от всех невзгод.

Глава 15

Корделия оставалась в постели до десяти часов утра. После всего происшедшего она испытывала изрядную слабость, хотя ей совершенно не хотелось спать. Не хотелось ей и вставать, ведь лежать в полудреме было так приятно. Но около десяти часов пришел слуга с запиской, что супруга наследника престола просит Корделию навестить ее. При одной только мысли о том, что она сможет поболтать наедине с подругой после напыщенных официальных встреч последних недель, всю слабость Корделии сняло как рукой. Ей не терпелось узнать, как чувствует себя Тойнет в новом качестве, услышать ее впечатления о муже, наследнике престола.

Полуодетая, она поспешила в салон, чтобы поставить в известность своего мужа. Он сидел за завтраком и при появлении жены с интересом воззрился на нее.

Она поняла, что он всматривается в следы, которые предыдущей ночью оставил на ее коже. Михаэль внимательно изучал взглядом кровоподтек на скуле, царапины на шее, оставленные им, когда он прижимал се к кровати. Она заметила, как в глазах его зажглось торжествующее удовлетворение.

Она выдержала этот осмотр с холодным достоинством и, к своей радости, заметила, как померкло в его взоре довольство, сменившись недоумением. Он ожидал увидеть ее дрожащей от страха, истерзанной, смирившейся со своей участью. Но увидел совсем другого человека. Что бы там ни было, но она чувствовала себя сейчас сильнее, чем когда-либо, и знала, что буквально излучает эту силу.

Намеренно не торопясь, она присела в реверансе.

— Доброе утро, милорд.

С этими словами она протянула ему принесенную слугой записку.

— Я должна навестить сегодня утром супругу наследника престола. Мне кажется, вы захотите узнать про это.

Он взял лист бумаги из ее рук и пробежал глазами, после чего бесстрастно произнес:

— Это хорошо, что она продолжает питать к вам расположение. Мне не хотелось бы, чтобы вы стали одной из ее приближенных — придворные обязанности отнимают слишком много времени, — но вы можете теперь быть уверены, что она по-прежнему благосклонна к вам.

— Она моя подруга, милорд. И наши отношения не имеют ничего общего с придворными интригами.

Сказав это, она сверкнула глазами и вздернула подбородок. Пусть убедится, что она ненавидит и презирает его.

Он потемнел лицом.

— Неужели вы еще не поняли, Корделия, сколь неразумно будить мой гнев?

— Есть вещи, которые мне чересчур трудно понять, милорд, — ответила она, снова вызывающе приседая перед ним в реверансе.

Он встал из-за стола, подошел к ней, и с мрачным восторгом она прочитала в его взгляде растерянность.

— Вы научитесь этому, — тихо произнес он. — Только не наделайте ошибок, дорогая.

— Эльвира тоже вызывала ваш гнев, милорд?

Она пожалела об этих словах сразу же, как только они сорвались с ее губ. Она пообещала Лео, что не будет специально злить Михаэля, но было уже слишком поздно. Он шлепнул ее рукой по губам.

— Вы испытываете мое терпение, мадам.

Шлепок этот не был настолько сильным, чтобы причинить ощутимую боль, но неожиданность и унижение пронзили Корделию до глубины души. Она не смогла скрыть мелькнувший в ее взоре страх и поняла, что он заметил это. Ей не оставалось ничего, как отступить, оставив поле битвы за ним — Прошу извинить, милорд, мне надо одеться для визита к супруге наследника престола.

Ничего не ответив, он повернулся к ней спиной и возобновил прерванный завтрак. Корделия вышла из комнаты.

Уединившись в спальне, Корделия мельком коснулась кончиками пальцев губ и внимательно рассмотрела их в зеркале. С губами все в порядке, но кровоподтек на скуле весьма заметен. Как лучше сделать — постараться закрыть его косметикой или оставить все как есть и придумать какую-нибудь отговорку? Тойнет постесняется спросить о его происхождении.

— Какое платье вы наденете, миледи?

Корделия вздрогнула. Она совершенно забыла про Элси.

— Давай-ка я сама посмотрю.

Она подошла к шкафу, быстро обежала взглядом висевшие там платья. Сегодня ей нужен туалет, закрывающий шею.

Она отыскала шифоновое платье с нижней юбкой из зеленого атласа и с муслиновой пелеринкой, под которой удалось бы скрыть следы «нежных» объятий Михаэля. Элси почтительно достала платье.

— Вы будете пудрить волосы, миледи?

— Нет, к этому наряду не буду, — ответила Корделия. — Это принято на официальных церемониях, но не к повседневному платью.

— Как плотно я должна шнуровать вас, миледи? — Элси предстала перед ней с корсетом в руках.

Корделия снова подавила вздох раздражения.

— Я скажу тебе, когда будет достаточно. Но сначала — чулки.

— Белого шелка?

— Да, белого шелка, — подтвердила Корделия.

После часа бесконечных вопросов и поиска необходимых частей туалета она наконец была голова к выходу. Элси не произнесла ни слова по поводу царапин, лишь молча протянула Корделии коробочку пудры телесного цвета, Корделия припудрила синяк на скуле. Скрыть совсем его не удалось, но по крайней мере ссадины, на шее и на руках были незаметны под платьем, а про щеку она сможет что-нибудь придумать.

Месье Брион уже ждал ее в салоне, чтобы проводить к апартаментам супруги наследника на первом этаже дворца.

Она не видела его с момента того странного молчаливого союза, заключенного сегодняшним утром. Она совершенно естественно улыбнулась ему и пожелала доброго утра. Он поклонился в ответ, и едва заметная заговорщическая улыбка скользнула по его лицу, обычно хранящему торжественно-напыщенное выражение.

— Надеюсь, вы хорошо спали, мадам?

— Хорошо спится тогда, когда знаешь, что окружен друзьями, месье Брион.

— Сущая правда, миледи.

Тойнет все еще была в утреннем неглиже и порывисто поднялась с кресла, когда служанка объявила о появлении Корделии.

— О, Корделия, как я скучала по тебе. Пойдем в мой будуар, там мы сможем поговорить наедине.

Сказав это, она взглянула на графиню де Нуалли с вызовом и в то же время с мольбой во взоре. Несмотря на свое новое положение супруги наследника престола Франции, она все еще испытывала страх перед этим суровым арбитром придворного ритуала.

— У вас не более получаса, мадам, потом надо будет одеваться для посещения оперы.

— Там будут давать «Персея», если не ошибаюсь? — Тойнет сморщила носик. — Это такая серьезная вещь, и музыка там на редкость скучна.

— Выбор сделан его величеством, — сообщила графиня, кладя конец дискуссии.

— Может быть, опера ему и нравится, но я все равно думаю, что это скучная и тяжелая вещь, — с улыбкой заявила Тойнет, закрывая за собой дверь в будуар и обнимая подругу. — Мне так хотелось поболтать с тобой. Что обо мне говорят?

Ты слышала что-нибудь?

— Люди не сводят с тебя глаз, — ответила Корделия, довольная тем, что может сообщить своей подруге то, что та хочет знать. — Все только и говорят о твоей красоте, прелести и грации. Считают, что Луи Августу очень повезло.

Тойнет опустилась в шезлонг.

— Как прошла твоя брачная ночь, Корделия?

Корделия села в соседнее кресло. Вопрос, ответить на который ей было не так-то просто.

— Точно так же, как и твоя, полагаю, — без особой охоты ответила она.

Тойнет отрицательно покачала головой:

— У меня она прошла никак! Просто никак. Муж поцеловал меня у дверей спальни, ушел и не вернулся.

Корделия недоверчиво уставилась на подругу.

— Ты так и не стала по-настоящему его супругой, Тойнет?

— Именно так, — бессильно пожала плечами та. — Что же мне делать?

— Твои придворные дамы знают об этом, разумеется.

— Конечно. Точно так же, как и приближенные моего мужа. Полагаю, кто-нибудь из них известит короля. Но разве я виновата, Корделия? — схватила подругу за руку Тойнет. — Что ты делала для того, чтобы соблазнить своего мужа? Ты ведь знаешь, что я должна родить ребенка.

— Мне не приходится ничего делать, чтобы соблазнить мужа, — с горькой ноткой в голосе ответила Корделия. — Он и так чересчур активен.

— Тогда я просто не нравлюсь своему мужу, — простонала Тойнет.

— Чепуха, — поспешно сказала Корделия. — Даже если бы это и соответствовало истине, он мог бы делить с тобой ложе, чтобы подарить тебе ребенка.

— И я так думаю. Тогда в чем же дело?

— Не могу себе представить, — протянула Корделия. — Возможно, он еще девственник и боится.

— Может быть, мне следует написать madame ma mere? — подумала вслух Тойнет. — Но это все так трудно объяснить, Корделия. Я подозреваю, что мне чего-то не хватает.

— Вовсе нет, — заверила ее Корделия. — Если кому-то и не хватает, то это Луи Августу.

— Tсc! — Тойнет прижала пальцы к губам, чтобы заглушить смешок. — Ты не должна так говорить про наследника престола.

Корделия улыбнулась:

— Наедине мы можем говорить обо всем.

— Только не оставляй меня. — Тойнет вцепилась в руку Корделии, смех ее тут же пропал. — Я так одинока здесь. Не знаю, как мне поступать. От мадам Нуалли нет никакой помощи. Она только крутится вокруг меня, вынюхивает все и выслушивает, сует нос во все щелки. Вся трещит от крахмала, мне кажется, она все свободное время проводит с утюгом.

Корделия, услышав за вымученной шуткой слезы в голосе подруги, обняла ее.

— Все будет хорошо, вот увидишь.

— Только в том случае, если муж будет делить со мной ложе и я понесу ребенка, — с мрачной усмешкой поправила ее Тойнет.

Несмотря на то что едва вышла из детства, она уже понимала, почему ее выдали замуж за наследника престола Франции. Ей предстояло родить детей, которые должны были скрепить собой альянс между Аварией и Францией и похоронить давнюю неприязнь, существовавшую между двумя странами.

— Ну а что ты? Расскажи мне про своего мужа. — Тойнет, забыв все мрачные мысли, перенесла свое внимание на Корделию. — Что у тебя со щекой? Ты обо что-тo ударилась?

Она осторожно прикоснулась кончиками пальцев к полускрытому под слоем пудры синяку.

Что ж, откровенность за откровенность.

— Если уж ты заметила, — решительно произнесла Корделия, — то знай, что я ударилась о руку своего мужа.

— Что ты хочешь этим сказать? — непонимающе воззрилась на нее Тойнет. — Он грубо обходится с тобой?

Корделия пожала плечами:

— Скажем так, если бы князь Михаэль не питал интереса к супружескому ложу, я была бы самой счастливой женщиной.

— Ох! — Тойнет схватила ее за руку и прижала к себе. — Может быть, мне надо сказать об этом королю?

— Нет, ни в коем случае! — в ужасе воскликнула Корделия. — Король не станет вмешиваться в супружеские дела.

Муж может обращаться с женой, как он считает нужным.

Если король скажет хоть слово Михаэлю, не знаю, чем все это закончится для меня.

— Но это же ужасно. — Тойнет с яростью посмотрела на ни в чем не повинную хрустальную вазу с орхидеями, стоявшую на столике. — Мы должны что-то предпринять. А как его дети? Он так же жесток и с ними?

— Нет, не думаю. Они целиком и полностью на попечении гувернантки, — нахмурилась Корделия. — И здесь еще один камень преткновения, Тойнет. Он запрещает мне заменить им мать. Я должна учить их и готовить к замужеству, но не могу играть с ними или стать им подругой.

— Ты не должна заменять им мать? — в негодовании воскликнула Тойнет.

Ее мать всегда была для нее самым значительным человеком в жизни, да и теперь во многих отношениях оставалась главным авторитетом.

Корделия сокрушенно покачала головой.

— Они такие чудные дети, Тойнет. Похожи как две капли воды и очень забавные. Я знаю, они любят смеяться, но не могут себе этого позволить в том сумрачном склепе, где ими командует тощая мадам де Неври.

Лицо Тойнет внезапно просветлело.

— У меня есть идея. Почему бы не привезти их сюда?

— Сюда? В Версаль? Михаэль никогда этого не позволит.

— Но я как-никак супруга наследника престола. И первая леди Версаля, — заявила Тойнет, гордо вскинув голову. — Я могу приказывать любому, даже твоему мужу.

— И что ты предлагаешь? — с горящими от нетерпения глазами спросила Корделия.

— Я скажу твоему мужу, что хотела бы познакомиться с его дочерьми. Скажу, что ты много рассказывала мне о своих падчерицах и теперь я, как твоя подруга, хочу с ними познакомиться.

— Ты хочешь сказать, что велишь ему привезти девочек в Версаль?

Тойнет не всегда была изобретательна во взаимоотношениях с людьми, но сегодня она превзошла самое себя.

— Именно.

— Тойнет, ты гений. — Корделия обняла подругу и звонко чмокнула ее в щеку. — Это может получиться.

— Ну конечно, получится, — безапелляционно заявила Тойнет. — А поскольку король любит меня, он поддержит мою просьбу. Я сейчас же напишу твоему мужу записку с соответствующими указаниями — А вот это вряд ли стоит делать, — с сомнением произнесла Корделия. — Я не хотела бы стать вестником неприятностей. Эта идея ему не понравится, а получив свою записку из моих рук, он разозлится еще больше.

— Да, ты, пожалуй, права. — Тойнет задумалась, потом вдруг захлопала в ладоши:

— Я сообразила. — Она вся загорелась от возбуждения. — Сегодня в опере я приглашу вас обоих навестить меня в ложе, а там вроде бы случайно заведу разговор с князем о детях и попрошу его представить их. Как тебе такой план?

— Отлично, — кивнула головой Корделия. — Ты настоящая подруга, Тойнет.

— Разве есть что-то, чего я не сделала бы ради тебя? — страстно спросила Тойнет, — Как только ты можешь быть замужем за человеком, которому нравится причинять тебе боль?

Ее возмущение было искренним, и Корделия понимала, что это в самом деле мучает Тойнет. Она уже собиралась сказать, что теперь все в порядке и недалек тот день, когда Лео освободит ее от супружеских уз. Однако что-то удержало ее от желания поделиться с подругой своей тайной.

— Будем надеяться, что все устроится, — небрежно бросила она. — И не стоит больше говорить об этой удручающей ситуации.

— Хорошо, — согласилась Тойнет, снова с легкостью переходя к другой теме. — Я решила для себя, что не могу согласиться с присутствием при дворе мадам Дюбарри.

— Но почему?

— Она распутница. Императрица ни за что не допустила бы такую женщину при дворе, и я не вижу необходимости терпеть ее присутствие.

Тойнет гордо взглянула на Корделию, и перед той па мгновение возник образ ее матери. Корделия поняла, что Тойнет может навлечь на себя изрядные неприятности.

— Но мадам Дюбарри — фаворитка короля. Любое притеснение ее может быть воспринято как оскорбление государя.

Тойнет покачала головой, ее хорошенький ротик упрямо сжался.

— Она распутная женщина, а король живет во грехе. Он не может получить отпущение грехов, пока содержит любовницу, так что мне самим Богом суждено помочь ему ступить на праведный путь.

Корделия слушала подругу не веря своим ушам. Она знала, что Тойнет может прийти в голову какая-нибудь навязчивая идея, которая захватит ее целиком. Не секрет, что императрица воспитала всех своих детей в духе искренней преданности религии. Но Мария Терезия, несмотря на свои высокие моральные требования к людям, оставалась прагматиком и не одобрила бы дочь, ставшую в оппозицию королю.

— Мне кажется, ты должна все очень тщательно обдумать, — сказала она. — Здесь нечто большее, чем простая распущенность.

— Я знаю свой долг, — заявила Тойнет, поджимая губы. — И знаю, чего требует от меня моя вера. Я не могу позволить быть при дворе этой вульгарной распутнице.

Корделия поняла, что разумнее прекратить обсуждение этого вопроса. Оставалось только надеяться, что в суматохе свадебных торжеств отношение Тойнет к королевской любовнице останется незамеченным.

— Мадам, вам пора одеваться. — В комнату вошла графиня де Нуалли.

Корделия поднялась.

— Увидимся в опере, Тойнет. — С этими словами она поцеловала ее, потом отступила на шаг и присела в глубоком придворном реверансе. — Прощу вашего разрешения удалиться, мадам.

Тойнет только улыбнулась, к совершенному неудовольствию графини.

— Перед будущей королевой Франции положено делать три реверанса.

Корделия так и сделала, с каждым реверансом отступая спиной все дальше и дальше к выходу. Она не сводила с Тойнет проказливого взгляда, а та, сама готовая рассмеяться во все горло, ответила ей надменным кивком.

Задумчивая, но все еще улыбающаяся, Корделия вышла из королевских покоев. В прихожей, заполненной сплетничающими придворными и спешащими лакеями, она поискала глазами месье Бриона. Однако его и след простыл По дороге сюда мажордом сказал, что если она не сможет найти пучь обратно, то любой лакей проводит ее до апартаментов князя. Хотелось верить, что князь ничего не знает о том, где она находится. Вряд ли он шпионит за ней, скрываясь в толпе. Стоило рискнуть и попытаться встретиться с любимым.

Но удастся ли ей припомнить дорогу? В ту памятную ночь, когда Лео нес ее на руках в свою комнату, она была почти без сознания, а на обратом пути рассудок ее был полон воспоминаниями об их любви, о его объятиях, о близости его тела.

Она прошла сквозь толпу к стоявшему у подножия лестницы лакею. При ее приближении он почтительно поклонился.

— Не знаете ли вы случайно, где остановился виконт Кирстон?

— Его комната рядом с одной из боковых лестниц, мадам.

— Вы можете рассказать поточнее?

Глаза лакея сощурились. Он понятия не имел, с кем из сотен совершенно незнакомых гостей сейчас разговаривает, но весь опыт долгой службы в Версале говорил ему, что здесь кроется какая-то интрига.

— Я провожу вас, мадам.

— В этом нет необходимости. Просто расскажите мне.

Она внимательно слушала его объяснения. Путь к комнате Лео был достаточно прост, а если она заблудится, то всегда может спросить кого-нибудь еще. Поблагодарив за информацию кивком головы, она растворилась в толпе, оставив заинтригованного лакея предаваться своим догадкам.

Когда Корделия добралась до лестницы, на площадку которой выходила комната Лео, она так устала, словно прошла много миль. Она узнала кое-какие запомнившиеся ей приметы и уверилась в том, что сможет найти дорогу отсюда к своим апартаментам.

Корделия подняла было руку, чтобы постучать в узкую деревянную дверь, но передумала. Смело отодвинув задвижку, она открыла дверь. Комната была пуста. Она вошла, тихо притворив за собой дверь, и облегченно вздохнула. На какое-то время она избавилась от посторонних глаз. Она с удивлением огляделась вокруг. Все было так, как ей запомнилось.

Комната казалась наполненной присутствием Лео. Она почти наяву ощущала в воздухе присущий только его телу аромат. Корделия провела ладонью по дивану, отыскивая взором следы его тела, вспоминая восхитительные подробности ночи любви.

Она открыла гардероб и провела ладонью по одеждам Лео, испытывая тайную радость от прикосновения к вещам, которые касались его кожи. Увидев камзол красного бархата, в который он был одет в Компьене, она прижалась к нему щекой.

— Корделия, что ты тут делаешь?

Она вздрогнула и обернулась. В дверном проеме стоял Лео.

— Что случилось?

С этими словами он захлопнул дверь и приблизился к ней.

— Ничего. — Она прильнула к нему, обняв за талию. — Ничего не случилось, просто я хотела убедиться, что все было наяву. Неужели было? Ты правда меня любишь, Лео? — Она взглянула ему в глаза, потом снова прижалась лицом к его груди. — Скажи, что все это мне не приснилось.

— Тебе это отнюдь не приснилось, — с неопределенной усмешкой ответил он. — Но тебе не надо было приходить сюда, Корделия.

— Меня никто не видел, — ответила она, отпуская его талию, и, встав на цыпочки, поцеловала. — Докажи, что это был не сон, любимый.

В глубине ее глаз светилась одна только страсть, и Лео почувствовал, что его недовольство испарилось. Она, тихонечко застонав, пришла в его объятия, обратив лицо вверх для поцелуя; глаза ее широко распахнулись, губы приоткрылись, на щеках появился легкий румянец. Она была совершенно неотразима.

Лео припал к ее губам, ощутив их трепет, почувствовал, как обмякла Корделия в его объятиях, и понял: разожми он руки, и она упадет на пол.

Он мягко опустил ее спиной на диван. Она откинулась назад в пене шуршащих юбок, обнимая его за шею и притягивая к себе. Корделия ни на секунду не прервала поцелуя, не разомкнула рук, словно рот его был некой драгоценной чашей, из которой она пила целебный напиток.

Ему пришлось взять ее за запястья и разомкнуть объятия, чтобы встать рядом на колени. Она распласталась перед ним, высоко взбив юбки. Она не отрывала от него взгляда, облизывая языком пересохшие губы, округлив глаза от возбуждения.

Он поднял ее юбки до талии, обнажив длинные ноги цвета сливок, обтянутые батистовыми панталонами.

На секунду он выпрямился, не в силах оторвать взгляд от разгоревшейся в порыве страсти женщины, жаждущей его, разбросавшей ноги и даже непроизвольно двигающейся из стороны в сторону от нетерпения.

Снова наклонясь над ней, он расстегнул пояс своих кюлот и освободил восставшую плоть, глубоко и часто задышав.

Она улыбнулась ему, подняла бедра навстречу, помогая войти в себя. Все произошло так, словно она давно знала, что надо делать.

Радость этого слияния была так велика, что оба даже вскрикнули от изумления. Лео медленно двигался в ней, пытаясь отдалить пик наслаждения, хотя и прекрасно понимал, что это бесполезно. Уж слишком неожиданно все случилось, и он был не в состоянии сдержать свою собственную страсть.

— Нет… нет, — быстро зашептала она, почувствовав, что он вот-вот выйдет из нее. — Не оставляй меня.

Он был бы рад навсегда остаться в этом сладком плену ее тела. Но осторожность все-таки победила.

Он целовал ее, удерживая себя от заключительного аккорда, пока не почувствовал конвульсивные содрогания ее тела.

Тогда, быстро выйдя из нее, он тяжело упал на нее с гулко бьющимся сердцем, так, что Корделия ощутила эти удары, словно его сердце старалось вырваться из плена грудной клетки и слиться с ее собственным сердцем.

Закрыв глаза, чтобы подольше оставаться в теплой темноте, она погладила его по голове. Ей было хорошо и спокойно, словно она вернулась в родной дом. Плотский голод ее тела был на время успокоен, она смогла выразить любовь, которую испытывала к этому человеку. Она чувствовала, что и он вложил в эти восторги плоти столь же страстную любовь к ней.

Лео медленно поднял голову, снова встал на колени и взглянул на нее.

Она проказливо улыбнулась в ответ:

— Мне кажется, я довольно быстро учусь этому искусству, не правда ли?

Забросив руку за голову, она попала ею в солнечный луч, блеснувший на браслете со змеей. Алмазный башмачок нестерпимо ярко переливался на белой коже ее запястья.

Он взял ее за руку и повернул, чтобы рассмотреть браслет поближе. Змея, которая соблазнила Еву, которая, в свою очередь, соблазнила Адама.

Но он, Лео, вкусил от этого яблока, в полной мере понимая последствия такого шага, и теперь эта женщина навсегда была в его сердце. Он будет любить и защищать ее.

— О чем ты думаешь? У тебя такой суровый вид.

Она почти испуганно коснулась пальцами его губ. Он улыбнулся.

— Я думаю о бремени любви, — легко ответил он. — Вставай и приведи себя в порядок. Тебе надо поскорее возвращаться.

Корделия поднялась с ложа и оправила юбки. Глядя в зеркало, причесала растрепанные волосы. Кожа ее на солнце казалась полупрозрачной, губы налились алым, глаза горели от восторга.

— Я даже выгляжу безнравственно, — с некоторым испугом произнесла она.

Лео встал у нее за спиной. Положив руки ей на плечи, он взглянул в глаза ее отражению в зеркале.

— Ты не должна рисковать, Корделия. Ты меня поняла?

— Я не буду рисковать понапрасну, — пообещала она — Ты пристроил Матильду в какое-нибудь безопасное место?

— Она находится в квартире Кристиана в городе, — отрывисто ответил он. — Немного позже я дам вам возможность встретиться.

— Ты опять сердишься, — упрекнула Корделия, поворачиваясь к нему от зеркала. — Я так не люблю, когда ты на меня сердит.

— Тогда делай так, как я тебе велю, — произнес он все тем же тоном. — Ты совершенно несносный ребенок.

— Теперь уже не ребенок, — сказала она все с той же проказливой улыбкой. — Дети не знают того, что знаю я.

Она снова привстала на носки, целуя его.

— И дети не могут делать то, что делаю я.

Вихрем пробежав к двери, она послала ему через плечо воздушный поцелуй и исчезла, оставив его укоризненно качать головой пустому пространству.

Глава 16

Когда Корделия вернулась в свои апартаменты, Михаэль уже поджидал ее.

— Где вы находились все это время?

Лицо князя было мрачно, она почувствовала в его словах едва сдерживаемый гнев. В такой ситуации ей ничего не оставалось, как следовать предостережениям Лео. Как бы ни хотелось подразнить Михаэля, снова выносить его побои ей совершенно не улыбалось.

Она ответила, вежливо присев в реверансе:

— Меня вызвала к себе супруга наследника престола, милорд. Я вам об этом говорила.

— Вы вышли из королевских покоев более часа назад, — сообщил он, приближаясь к ней. — Я послал лакея, чтобы он проводил вас сюда. Он сообщил мне, что к его приходу вы уже ушли.

Похоже было, что избавиться от надзора ей не удастся.

— Выйдя от ее высочества, я прогулялась по парку, милорд Вчера у меня не было времени сделать это.

Михаэль не знал, верить ей или нет. Она выглядела слегка растрепанной, прическа была в некотором беспорядке, брыжи на рукавах сбились назад.

— Вы неаккуратны, мадам. Меня не устраивает, когда все вокруг видят вас в таком виде, словно вы спали в одежде.

Сравнение было настолько близко к истине, что Корделия едва не рассмеялась. Но ситуация не располагала к юмору.

— В парке было довольно ветрено, милорд. Когда я поняла, что уже поздно, то поскорее отправилась домой. Именно поэтому моя одежда и растрепалась.

— Несмотря на вежливые ответы и реверансы, Михаэль совсем не был убежден в том, что в конце концов укротил ее.

Нечто в глубине ее сверкающих глаз не позволяло ему поверить в это.

Эльвира в свое время преподала ему хороший урок, научив быть начеку к проделкам и хитростям хорошенькой женщины. Он твердо запомнил — они выглядят всего невиннее именно тогда, когда что-нибудь замышляют.

— Если вы позволите мне, милорд, я пойду в спальню, чтобы привести себя в порядок.

С этими словами она снова присела в безупречном реверансе.

Михаэль смерил ее холодным взглядом. По тому, как она вскинула голову и ответила ему столь же пронизывающим взором, он понял, что прав. Она явно не желала смириться.

— Ступайте. Через час мы отправляемся в оперу.

Пренебрежительным жестом отпустив ее, он отвернулся.

Корделия прошла в свою спальню и позвала несчастную Элси.

Когда она вернулась в салон, князь Михаэль что-то писал, стоя у секретера. Корделия застыла на пороге. Кажется, он даже не заметил ее появления. Затаив дыхание она следила за ним. Неужели он снова пишет что-то в дневнике?

Внезапно он повернулся все с тем же угрюмым выражением на лице.

— Что вы там подкрадываетесь?

— Вовсе нет. Я только что вошла в комнату. И не хотела мешать вам.

Он повернулся к секретеру, посыпал написанное песком, чтобы просушить чернила, и захлопнул книгу. Корделия сделала несколько шагов вперед. Это был гроссбух.

— Неужели вы сами ведете счета по хозяйству, милорд?

Она была так удивлена этим, что вопрос сам собой сорвался с ее уст.

— Когда я считаю это необходимым, — ответил он, и Корделия увидела на его лице холодную ярость, хотя на этот раз причиной была и не она. — Когда я вижу противоречия со счетами моего поставщика вина. Когда вино, которое я пью, отличается от того, которое я купил.

Схватив гроссбух, он бросил его в ящик секретера, закрыл ящик на ключ и прошагал в свою гардеробную, громко хлопнув за собой дверью.

Неужели месье Брион обкрадывает своего хозяина? Обычно все слуги грешат этим. В самых аристократических домах пропажа пары-тройки бутылок была привычным делом. Но не мог же Брион оказаться столь недалеким, чтобы оставлять следы своих проделок. Скорее всего Михаэль только подозревает его. Если так, то теперь он ищет доказательства.

Михаэль вышел из спальни все с тем же холодным и отсутствующим выражением на лице. Предложил Корделии руку, и они вышли из дворца, чтобы влиться в поток карет, направляющихся к опере. Хозяева карет спешили занять свои места до прибытия королевской семьи.

Вдоль колоннады, которая окружала здание оперы, были развешаны светильники; стоявшие позади них зеркала отражали свет и отбрасывали его в пространство двора. Зал оперы был залит светом четырнадцати массивных хрустальных люстр, свешивавшихся на голубых канатах, их цвет гармонировал с холодной синевой занавеса. Корделия привыкла к великолепию дворцовой обстановки, но она потеряла дар речи при виде этого зала. Толпа придворных, мужчин и женщин, казалось, сверкала, когда свет люстр падал на усыпанные драгоценностями туалеты. Невнятный шум голосов поднимался к расписанному куполу и смешивался со звуками струн, несущимися из оркестровой ямы, где музыканты настраивали свои инструменты.

Медленно продвигаясь сквозь толпу к своей ложе, князь раскланивался с многочисленными знакомыми. Корделия то и Дело приседала в реверансах, бормотала вполголоса любезности, но взгляд ее не упускал ни единой детали.

Их соседи по ложе уже сидели на своих креслах, но два передних места были оставлены для князя и княгини. Корделия опустилась на невысокий мягкий стул, специально сделанный с учетом широких дамских туалетов, расправила свои юбки, развернула веер и осмотрелась по сторонам. Михаэль был занят разговором с соседями, так что на какое-то время она осталась без присмотра.

Она увидела Кристиана, пробирающегося к своему месту в оркестровой яме, и сердце ее дрогнуло. Она нагнулась вперед, оперлась рукой на обитый бархатом барьер ложи и начала обмахиваться веером так, чтобы перья скрыли ее лицо от мужа. Кристиан взглянул вверх, и она сурово свела брови, давая ему знак глазами. Его взор осветился было радостью, и он принялся пробираться к их ложе, но вовремя опомнился и остановился на полдороге. Взор его, теперь исполненный холодной ярости, перекочевал на ее мужа. Корделия с удивлением поняла, что ее мягкосердечный, покорный судьбе друг в этот момент готов убить человека. Возможно, он был уже обо всем осведомлен, поскольку жил под одной крышей с Матильдой.

Она почувствовала стыд. Как перенести то, что люди знают о ее унижении? Особенно невыносимо это было для нее, всегда такой несокрушимо оптимистичной, уверенной в себе, внушавшей уверенность в своих друзей. Но ведь Кристиан не посторонний ей человек, напомнила она себе. Точно так же, как и Тойнет. Они были ее друзьями, и нет ничего позорного в том, что она тянулась к своим друзьям за помощью и утешением. Не всегда ей быть самой сильной в их союзе, она тоже может выказать слабость.

Она одними движениями губ передала Кристиану известие, он кивнул головой и стал пробираться сквозь толпу обратно к своему месту.

В ложу напротив них вошел Лео Бомонт. Повернувшись, он что-то сказал женщине в малиновом тюрбане, над которым качались украшенные мелкими бриллиантами павлиньи перья. Та рассмеялась, и до Корделии донесся ее визгливый смех, когда она шлепнула виконта веером по руке. Лео только улыбнулся в ответ на это и опустился в свое кресло. Оглянувшись по сторонам и заметив Михаэля, он церемонно склонил голову. Михаэль поклонился в ответ, Корделия тоже кивнула головой. Казалось, она чувствует в воздухе то напряжение, которое испытывал Лео.

Михаэль, похоже, даже не подозревал, что в зале было два человека, готовых вызвать его на смертельный поединок.

Рассеянно оглядываясь по сторонам, он достал из кармана табакерку и взял из нее щепотку табаку. Корделия всю свою жизнь провела при дворе и знала, что правила этикета запрещают открытую вражду между придворными. Это было бы оскорблением короля. Даже смертельно ненавидевшим друг друга в обществе полагалось сохранять видимость взаимной вежливости.

Появление королевской семьи положило конец ее рассуждениям — она поднялась, как и все остальные, в приветствии. Король и его близкие заняли свои места в королевской ложе, все присутствующие снова сели, и музыка полилась.

Опера оказалась и в самом деле скучной, музыка была напыщенной и утомительной. Во время представления люстры продолжали гореть, так что главным развлечением зрителей стало разглядывание друг друга, в то время как на сцене развивалось действие. Тойнет явно скучала, ерзала в своем кресле, шепталась с ближайшими соседями.

Корделия дала волю своим мыслям, пока не зазвучала балетная интерлюдия, знаменовавшая приближение конца первого акта. Тойнет, обожавшая танцы, выпрямилась и подалась вперед, внимательно глядя на сцену.

Балет был отменно хорош, но больше всего Корделию поразил сольный номер юной балерины. Девушка была изысканна, прелестна и ко всему еще и превосходная танцовщица. Корделия наклонилась над барьером ложи-. Кристиан сидел в первом ряду в яме, сразу же за оркестром. Корделия узнала наклон его головы и поняла, что он весь ушел в музыку, не видит и не слышит ничего больше…

Интересно, привлекла ли его эта танцовщица, подумала Корделия с оттенком любопытства. Они могли бы стать прекрасными партнерами. Музыка Кристиана и вдохновенный танец девушки. Она поймала себя на мысли, что их творческий союз мог бы перерасти во что-нибудь большее. Кристиану был нужен человек, который бы заботился о нем, любил его за гениальность и отгонял бы его мрачные мысли. Она сама теперь уже не всегда сможет делать это. Только если Лео не увезет ее… При мысли об этом ее ногти впились в кожу ладоней, она учащенно задышала.

— Вы не находите, что эта балерина чрезвычайно талантлива? — обратилась она к своему соседу. — Она часто танцует при дворе?

— Ей выпало большое счастье привлечь взор короля, — ответил герцог де Февр.

Его супруга усмехнулась, прикрываясь веером:

— А мы все знаем, что это значит. Малышке Клотильде уготована роль в частном балете Оленьего парка.

Личный бордель короля — это совсем не совпадало с фантазиями Корделии.

— Она родом из респектабельной и набожной купеческой семьи, как мне рассказывали, — заметил князь Михаэль. — Насколько мне известно, отец плясуньи очень противился ее появлению на сцене. Можно себе представить, чем будет для него переселение дочери в Олений парк, даже если сам король почтит ее своей любовью.

— Но неужели он осмелится противиться воле своего суверена? — удивился герцог. — Droit de seigneur …

И он рассмеялся неприятным мелким смехом.

— Разве девушек выбирает не мадам Дюбарри? — спросила Корделия, поглядывая из-за веера широко открытыми глазами.

— Король обычно предпочитает делать это сам, мадам, — любезно сообщила ей герцогиня.

Корделия заметила, что Михаэль недоволен тоном разговора. Он беспокойно ерзал в своем кресле, поджав губы.

— Вам нравится балет, милорд? — спросила она, выжав из себя притворно скромную улыбку.

— Сказать по правде, я предпочитаю оперу, — ответил он тоном человека, уважающего необходимые условности общества.

— Именно «Персея», милорд, или оперу вообще? — Она сложила веер.

Михаэль открыл было рот, чтобы ответить, но в ложу вошел лакей.

— Ее высочество супруга наследника престола просит князя и княгиню Саксонских почтить ее своим присутствием.

Михаэль выглядел польщенным. Корделия встала. Ей пришла в голову мысль, что он польщен тем влиянием, которое имеет на супругу наследника престола его жена. Что ж, к концу визита в царственную ложу ему будет уже не до улыбок, хотя он и не посмеет обвинить в этом ее.

Она положила руку на локоть князя, и они направились к королевской ложе. Шедшие впереди них лакеи расчищали им путь криками: «Дорогу князю и княгине Саксонским!» На сцене продолжалось действие, на которое уже почти никто не обращал внимания.

Король дружески приветствовал Михаэля, а Корделии протянул руку, добродушно сказав:

— А, это та самая маленькая венка. Карточный игрок.

Вам надо знать, что я всегда благосклонен к тем, кто прибыл из Шенбрунна.

Корделия присела в глубоком придворном реверансе и поцеловала протянутую ей руку. Наследник престола приветствовал ее чопорным кивком головы, в котором сквозило скорее нездоровье, чем высокомерие. Тойнет тоже протянула ей руку для поцелуя.

— Я уже наслышана о ваших успехах в ландскнехте, моя дорогая. Вы должны поделиться с нами вашим умением. — При этих словах ее глаза сверкнули смехом.

— Полагаю, что вы не менее меня опытны в игре, мадам, — скрывая улыбку, ответила Корделия.

Взгляд Тойнет перекочевал на шелковую сумочку Корделии, висящую у нее на запястье. Корделия только кивнула в ответ. Они обе знали, что в ней имеется крошечное зеркало.

Это зеркальце целиком скрывалось в ладони, которую затем можно было как бы случайно задержать на ручке кресла своего партнера по картам.

— Как вам нравится опера? — сменила тему разговора Тойнет.

— Самая скучная и тяжелая вещь, которую я знаю, мадам, — мрачно, но со смеющимся взглядом ответила Корделия.

— Вряд ли это можно считать ответом на вопрос моей невестки, — с усмешкой произнес король. — Находите ли вы ее такой же скучной, какой, очевидно, считает ее большинство присутствующих?

— Возможно, я не такой уж большой знаток, ваше величество, — снова присела в реверансе Корделия и была вознаграждена еще одним добродушным смешком короля.

— По вашим глазам вижу, мадам, что вы меня дразните.

Стыдно смеяться над собственным монархом. Князь Михаэль, вам очень повезло с такой веселой женой.

— Княгиня обладает очень тонким чувством юмора; сир.

Корделии пришло в голову, что эти слова дались Михаэлю с большим трудом. Он произнес их так, словно они обжигали ему рот. Она послала ему любезную улыбку. — Мой муж чересчур добр ко мне.

— Расскажите, князь, о ваших детях, — обратилась к нему Тойнет своим звонким, как колокольчик, голосом. — Перед отъездом из Вены Корделия и я много говорили о том, удастся ли ей заменить детям мать. Как девочки, довольны ли своей новой мамой?

Михаэль поклонился, явно ошарашенный таким неожиданным поворотом разговора.

— Мои дочери послушные дети, мадам. Они уважают и почитают свою мачеху.

— Мне очень хотелось бы познакомиться с ними! — безыскусно воскликнула Тойнет. — Нельзя ли устроить Так, чтобы они до конца свадебных торжеств побывали в Версале?

С этими словами она порывисто повернулась к королю, не дав Михаэлю собраться с мыслями.

— Могу я пригласить их ко двору, grandpere ? Пусть они будут моими первыми гостями в этом дворце.

Король явно обожал свою новую внучку. Он потрепал ее по щеке:

— Что ж, прекрасная идея. При дворе еще никогда не появлялись дети. Пошлите за ними без промедления, князь.

Мы будем в, восторге от них.

Внимание короля всегда было знаком особой милости как для отца, так и для самих детей. Михаэль поклонился и произнес приличествующие случаю слова. Корделия подмигнула Тойнет.

— Пошлите за ними прямо сейчас, князь, — повелела Тойнет. — А будет еще лучше, если вы сами привезете их Пока вы будете заняты, мы присмотрим за вашей женой. — И она ослепительно улыбнулась, повернувшись к королю:

— Разве я плохо придумала, сир?

— Как тебе угодно, дитя мое, — одобрительно кивнул головой король. — И я льщу себя надеждой поближе познакомиться с княгиней Саксонской. Она должна побольше времени проводить в вашем обществе.

— Это доставит нам массу удовольствия, — ответила на это Тойнет.

— Вы оказываете мне величайшую честь, мадам, — присела в реверансе Корделия.

Стоявший рядом с ней Михаэль все еще не мог до конца прийти в себя от удивления и досады. За какие-то пять минут он был пусть на время, но удален от двора, а его жена вознеслась к подножию престола и удостоилась особого внимания короля. Конечно, на него тоже падал отблеск ее успеха, но его не покидало чувство, что им вертят как хотят. Присмотревшись к супруге наследника престола и к своей жене, он перехватил их заговорщические улыбки.

Неужели его юная жена куда умнее, чем он мог себе представить? Умнее даже Эльвиры? По его спине пробежал холодок.

Появление в королевской ложе новых посетителей было для них сигналом окончания аудиенции. Прощаясь с Корделией, Тойнет украдкой погладила ее по руке, одновременно вслух произнося, больше для князя:

— Буду рада видеть вас завтра утром, Корделия. Мы попробуем придумать какое-нибудь развлечение для ваших падчериц, ожидая их приезда сюда.

Корделия присела в реверансе, бормоча слова признательности. Тойнет зашла даже дальше, чем они договорились, но она не имела ничего против того, чтобы провести без мужа еще одну или даже две ночи.

Михаэль чопорно подводил ее к ложе, когда оркестранты начали настраивать инструменты перед вторым актом.

— Вы позволите мне на минуту покинуть вас, милорд?

Мне надо заглянуть в дамскую комнату, — пробормотала Корделия, вытягивая руку из-под его локтя.

С лица его не сходило мрачное выражение, но она понимала, что он не может поставить ей в вину волю супруги наследника престола, подкрепленную благосклонным одобрением короля. Даже если Михаэль подозревает, что она подстроила всю ситуацию, он не может быть в этом уверен и не будет открыто возражать. Не ответив на вежливую просьбу, он просто прошествовал в ложу, оставив ее позади.

Она пробралась сквозь запруженное людьми театральное фойе, где зрители шатались взад и вперед, болтали друг с другом, явно предпочитая такое времяпрепровождение действию на сцене. Кристиан ждал ее рядом с обтянутой гобеленом перегородкой, наполовину скрывавшей вход в дамскую комнату.

Она подошла к перегородке, даже не взглянув на Кристиана, и принялась с несколько преувеличенным интересом разглядывать вышивку на ней.

— Как ты? — прошептал Кристиан, едва двигая губами и глядя в толпу. — Этот негодяй… Я даже не могу себе представить, Корделия.

— Я смогу это вытерпеть, — успокоила она его — Я смогу перенести все, пока у меня есть друзья и любовь. Ты, Лео и Матильда. — Впервые за все время ее голос дрогнул. — Хуже всего было тогда, когда он прогнал Матильду. Без нее я чувствовала себя такой одинокой в этом аду.

— Она посылает тебе письмо. — Рука Кристиана оказалась рядом с ее локтем. — И еще это.

Корделия шевельнула рукой, и в ее ладони оказались небольшой стеклянный предмет и сложенный кусочек пергамента, в котором прощупывалось что-то твердое.

— Что это такое?

— Я не знаю. Думаю, что в письме все сказано. Что я могу сделать для тебя, Корделия? — В голосе его слышалась боль.

— Не волнуйся. Я счастлива даже от того, что ты рядом. — С несколько наигранной веселостью она сменила тему разговора:

— Что ты думаешь об этой балерине?

— Божественна, — тут же ответил Кристиан, его большие карие глаза на миг потеряли свое обычное меланхолическое выражение.

— Ее зовут Клотильда. Отец — торговец в городе. Почему бы тебе не познакомиться с ней? Думаю, кто-нибудь из музыкантов должен ее знать.

— Но разве я могу быть интересен для нее? Она прелестна, а я просто бедный музыкант. Я ей тут же надоем.

— Идиот! — с насмешливой улыбкой бросила ему Корделия. — Да ты можешь предложить ей куда больше, чем кто бы то ни было, и…

— Ступай в комнату! — прервал ее слова яростный шепот Кристиана, и, ни секунды не задерживаясь, она скользнула за перегородку и скрылась в весело щебечущей толпе женщин.

Кристиан сделал пару шагов в сторону и затерялся среди придворных. У входа в фойе, спиной к залу, стоял князь Михаэль и, нахмурившись, разглядывал толпу. Для посещения дамской комнаты Корделия что-то чересчур задерживалась.

Сложив руки на груди, он прислонился к колонне, отыскивая ее взглядом.

Корделия пробралась сквозь вереницу женщин, терпеливо ожидающих своей очереди воспользоваться какой-либо из двух кабинок, и отыскала укромный уголок в той части помещения, где дамы могли привести себя в порядок. Она развернула записку Матильды, и в ее руке очутился небольшой ключ от висячего замка. С затаенным восторгом она опустила ключ в сумочку. Теперь оставалось только дождаться подходящего случая. Затем она пробежала глазами записку. Ей надо было добавить Михаэлю в бокал с коньяком три капли жидкости из стеклянного флакона, перед тем как он посетит ее. Вскоре муж крепко заснет.

Корделия отправила флакон вслед за ключом в сумочку и поднесла записку к пламени свечи. Она занялась, съежилась и упала на стол хлопьями серого пепла. Поймав несколько любопытных взглядов, она весело улыбнулась и направилась к выходу.

Как только она вышла из дамской комнаты, ей тут же бросился в глаза стоящий у колонны Михаэль. В груди у нее похолодело. Вовремя ли предупредил ее Кристиан?

Заставив себя улыбнуться, она направилась к мужу.

— Там целая толпа женщин и всего лишь две кабинки, милорд.

Тень отвращения скользнула у него по лицу от столь откровенного объяснения.

— Пошли, — коротко бросил он. — Невежливо оставлять наших соседей по ложе в одиночестве.

Весь остаток вечера Корделия время от времени нащупывала сквозь шелк сумочки стеклянный флакон. Если чудесное зелье усыпит Михаэля, то ей не придется переносить более одного акта его любви за ночь. И еще у нее есть ключ.

Впервые за несколько дней она почувствовала, что снова обретает право распоряжаться собственной жизнью. Теперь она сама может что-то решать, а не быть в роли беззащитной жертвы.

И она вместе с Лео оставит Версаль…

Как только в зале прозвучал последний аккорд, она сразу же поднялась.

— Я провожу вас в наши апартаменты, после чего увижусь с друзьями, которые пригласили меня, — холодно произнес Михаэль — Я могу самостоятельно найти дорогу домой, милорд.

Вам нет необходимости утруждать себя, — с излишней поспешностью произнесла Корделия.

— Мне это не трудно, мадам, — возразил он. — Моей жене не пристало бродить по дворцу в одиночестве. Сегодняшнее утро больше не повторится.

Корделия закусила губу. Слова эти прозвучали неприкрытой угрозой взять ее под стражу, но она ничего не сказала в ответ. Проследив, как она скрывается за дверями апартаментов, он удалился, коротко предупредив, чтобы она никуда не выходила до его возвращения примерно через час.

Войдя в свою комнату, Корделия позвонила в колокольчик, и месье Брион сразу же явился на ее зов.

— Могу я что-нибудь для вас сделать, миледи?

Корделия повернулась от окна, через которое она задумчиво глядела во двор. Наступил чудесный тихий вечер, просторы парка, казалось, приглашали на прогулку.

— Да, принесите мне, пожалуйста, чаю.

— Сию минуту, мадам. — Он с поклоном повернулся, собираясь удалиться на кухню.

— Кстати, месье Брион!

— Да, мадам.

— Мне кажется, с вашей стороны было бы весьма разумно проверить приходно-расходные книги и счета, — небрежно произнесла она. — И как можно быстрее.

Особенно те из них, которые имеют отношение к винному погребу.

Он бросил на нее острый взгляд, щеки его слегка порозовели, в глазах мелькнула тень страха. Она как ни в чем не бывало улыбнулась. Мажордом откашлялся.

— Я тотчас же сделаю это.

Краткое молчание. Он склонил голову:

— Благодарю вас, миледи.

— Услуга за услугу, месье Брион, — безмятежно ответила она, поворачиваясь снова к окну.

— Разумеется, мадам. Сейчас я принесу вам чай.

Дверь за ним закрылась.

Корделия улыбнулась про себя. Заводить друзей нравилось ей куда больше, чем наживать врагов. А в давящей атмосфере этого дома каждый из домочадцев князя Михаэля просто обязан знать, кто является его союзником.

Глава 17

—Вот что значит иметь влиятельных друзей! — торжествующе воскликнула Корделия, закрывая за собой следующим утром дверь, ведущую в будуар супруги наследника престола. — Михаэль отправился в Париж за девочками и вернется с ними не ранее следующего утра, так что я на целые сутки свободна как ветер. Как это ты только додумалась послать за детьми его самого!

— Правда, здорово вышло? — самодовольно спросила Тойнет. Потом лицо ее стало озабоченным. — Как бы я хотела отослать его подальше, и навсегда, Корделия. Как ужасно, что он так с тобой обращается. Почему бы мне не рассказать про это королю?

— Ты знаешь почему. — Корделия свернулась клубочком в углу дивана, сбросив туфельки и поджав под себя ноги. Она была в утреннем неглиже и наслаждалась свободой движений — кринолин и корсет отсутствовали. — Король будет разгневан, если узнает про эту мерзость. Ты же знаешь, как он не любит слушать неприятные вещи.

Она отщипнула виноградину от кисти, лежащей на блюде на боковом столике.

— Мне кажется, он уже слышал о неудаче моего мужа… о его нежелании… О, я не знаю, как назвать это, Корделия. — Тойнет отрезала небольшую веточку винограда маленькими серебряными ножницами. — Мне так неудобно. Все только и шепчутся об этом. А если он не наградит меня ребенком, брак может быть расторгнут и меня отправят домой.

С минуту она сумрачно жевала виноград.

— Можешь себе представить, что значит быть отправленной обратно в Вену с позором? Несостоявшаяся жена! Я даже боюсь помыслить о таком исходе!

— Да, это было бы ужасно, — согласилась Корделия. — Но этого не будет, потому что кто-то должен разобраться в этом и все устроить.

— Но что, если виноватой окажусь я? — всхлипнула Тойнет.

— Как это может быть? Ты прекрасна, ты дочь императрицы, ты молода и очаровательна. Половина жителей Франции уже в тебя влюблена, да и сам король обожает тебя.

Щеки Тойнет порозовели.

— Да, похоже, все так и есть, не правда ли?

Корделия едва заметно улыбнулась. Как бы она ни любила свою подругу, но не могла не замечать ее тщеславия. Ее всегда было так просто вывести из удрученного состояния сказанным к месту и вовремя комплиментом.

— Твой муж очень был раздосадован тем, что ему пришлось ехать, за дочерьми? — спросила супруга наследника престола, снова обретая свое обычное веселое настроение.

— Да, но по крайней мере он не смог обвинить в этом меня, — произнесла Корделия, наливая две чашки кофе. — Честно говоря, он даже не пришел сегодня ночью ко мне.

— Ага. — Тойнет, похоже, это известие не удивило. — Я слышала, что король позволил прошлой ночью нескольким своим приближенным посетить Олений парк и как следует там порезвиться. Возможно, среди этих счастливцев был и твой муж?

— Возможно, — вслух подумала Корделия.

В Оленьем парке к услугам Михаэля было сколько угодно проституток, чтобы он мог отвести свой гнев. Хотя он мог и просто не явиться к ней, решив, что с его стороны не особенно умно вымещать свою ярость на жене, которой утром предстоит визит к супруге наследника престола.

— Но как ты об этом узнала? — спросила она.

Тойнет слегка покраснела.

— Я слышала, как, мадам Дюбарри говорила об этом с Нуалли.

— Неужели ты подслушивала? Как только тебе не стыдно! — со смехом воскликнула Корделия. — Ты едва удостаиваешь Дюбарри кивком головы и в то же время подслушиваешь ее разговоры.

— По крайней мере я не плутую во время игры с королем, — парировала Тойнет. — Не могу себе представить, как ты отважилась на это, Корделия.

— Что ж, в иных обстоятельствах я бы никогда не посмела. Но уж больно мне хотелось оставить в дураках своего муженька.

— Ты использовала наш трюк с зеркалом?

— Да, и он великолепно сработал.

— Ты невыносима, Корделия! — воскликнула Тойнет.

Корделия счастливо рассмеялась, почувствовав себя совсем как в былые времена, когда они с Тойнет резвились в своих частных апартаментах в Шенбрунне. Ее смех слился со смехом Тойнет, и никто из них не услышал, как дверь в комнату открылась.

— Сколь приятно слышать ваш чудесный смех.

Подруги вскочили на ноги. В дверях со снисходительной улыбкой на лице стоял король. Выражение лица стоящей у него за спиной графини де Нуалли было гораздо менее обнадеживающим.

— Сир… я… я… не… вы оказываете мне слишком много чести.

Заикаясь от неожиданности, Тойнет присела в реверансе. Корделия, опередив с реверансом подругу, лихорадочно размышляла, удастся ли ей ногой достать опрометчиво сброшенные туфельки.

— Княгиня Саксонская, вы выглядите совершенно очаровательно. Встаньте… встаньте. — Король сопроводил свои слова жестом руки. — Не позволите ли вы мне поговорить наедине с ее высочеством супругой наследника престола?

Обрадованная Корделия, делая реверансы, отступила спиной к двери, подхватила свои туфельки и выскочила из комнаты. Последнее, что она видела, было настороженное выражение лица Тойнет. Король, как правило, не посещает без предупреждения даже свою внучку.

Она почти выбежала из королевских покоев. Подхватив руками юбки, она бежала по лестничным маршам, которые вели к апартаментам Тойнет, наслаждаясь свободой движений, возможностью делать большие шаги, а не семенить по паркету. Завернув на полном ходу за угол на верхней площадке лестницы, она с полного разбега налетела на виконта Кирстона и, чтобы остановиться, раскинула в стороны руки.

— О, я не видела, куда бегу! — воскликнула она, обнимая его руками за талию. — Но до чего удачно, что именно ты спас меня от падения.

Она посмотрела на него, по-прежнему не разжимая рук.

— Ты можешь поверить, что я пять минут назад была босиком в присутствии самого короля?

Веселье, переполнявшее Корделию, лучилось в ее глазах и играло в голосе, и Лео мгновенно вспомнил ту беззаботную, проказливую девушку, которая бросила ему цветы в Шенбрунне. Но теперь он видел под внешним покровом веселья темный полог обретенного опыта, и это наполнило его душу горьким состраданием. Корделии, увы, никогда не суждено снова стать той девушкой. Со слишком многими иллюзиями она рассталась за чересчур короткое время, чтобы обрести былую беззаботность.

— Послушай, Корделия, отпусти же меня! — со смехом запротестовал он, бросая взгляд через плечо.

К счастью, коридор в этот момент был пуст.

— Нет, — ответила она ему, улыбаясь. — Ты теперь снова мой муж по доверенности и в твои обязанности входит держать меня, чтобы я не упала.

— О чем ты говоришь? — Не в силах удержаться, он улыбнулся ей в ответ.

Она была совершенно очаровательна, и тело ее, не закованное в корсет, так и играло под тонким муслином платья.

— Михаэль уехал в Париж по повелению короля и супруги наследника престола, — сияя глазами, рассказала она ему. — Они послали его привезти девочек, чтобы они были представлены королю. О, если бы ты видел в этот момент его лицо! Ему пришлось сказать, что польщен такой честью, но он едва не скрипел зубами от злости. Итак, у меня временно нет мужа, и я снова перехожу под твое покровительство. А еще завтра будет охота, — добавила она. — Не могу дождаться, я целую вечность не ездила верхом.

Руки ее по-прежнему обвивали талию Лео. Склонясь к ней, он увидел свое отражение в бездонных озерах ее глаз.

— И я смогу прийти к тебе ночью. — Голос ее стал едва слышным, но полным чувственного напряжения. — Мы сможем провести целую ночь вместе, Лео.

Можно мне прийти?

Он попытался здраво взглянуть на вещи, но видел перед собой только громадные сверкающие глаза, зовущие его ринуться в бурю ее чувственных страстей. Наполовину смеясь, наполовину раздраженно, он завел руки за спину и попытался освободиться от ее объятий.

— Ради Бога, Корделия, вспомни, где мы находимся. Пусти меня, девочка!

— Я все еще нетвердо стою на ногах, — капризно произнесла она, крепко сплетая пальцы. — И в любом случае одна из обязанностей моего супруга по доверенности — поддерживать меня.

Лео снова огляделся по сторонам. В дальнем конце коридора появились двое придворных. Лео бросилась в глаза приоткрытая дверь, которая вела в смежную с коридором комнату. Ему наконец удалось вырваться из объятий, и, схватив Корделию за руку, он затащил ее в эту комнату, ногой захлопнув за собой дверь.

— Ты совершенно невыносимое создание.

Корделия только улыбнулась в ответ.

— Мы здесь в полной безопасности, не правда ли?

Быстрым движением она проскользнула у него за спиной и повернула в замке ключ.

Она прислонилась спиной к двери, глаза ее сверкали, губы приоткрылись.

— Я люблю тебя, — прошептала она.

— И я, ко всем своим грехам, люблю тебя, ужасная девчонка!

Он притянул ее в свои объятия и принялся крепко целовать, потом отстранил от себя.

— Ну а теперь, будь добра, расскажи мне все с самого начала. Объясни, о чем это ты болтала в коридоре.

— Я не болтала, — возразила она. — Просто я на время свободна от Михаэля и скоро здесь появятся девочки. И мы можем провести вместе целую ночь!

— Но куда уехал Михаэль?

— Он должен привезти девочек. — Она рассказала ему про хитрый план Тойнет. — И, коль скоро они окажутся здесь, я намереваюсь многое изменить в их жизни. Если супруга наследника престола и король проявят к ним участие, то быть при них должна я, а не мадам де Неври, разве не так?

Лео нахмурился.

— Да, хорошо бы. Но я не могу себе представить, как на это среагирует Михаэль. Он не сказал тебе, когда вернется?

— Нет, он вообще не говорил со мной с того вечера в опере. Я даже не знаю, где он провел прошлую ночь. Михаэль не пришел ко мне, а месье Брион сказал, что он уехал утром на рассвете. — Она снова вскочила на

ноги. — Мы можем провести вместе целую ночь.

— Но Брион узнает, что тебя не было дома, .

— Ах, мы с Брионом заодно, — сказала она, кивая головой. — Ты должен знать, что я обзавожусь союзниками.

Взгляд его стал острым.

— Объясни.

Она кратко поведала ему о своем молчаливом союзе с мажордомом.

— Я становлюсь мастером политических интриг, милорд, — закончила она, снова кивая головой.

Он не мог не усмехнуться ее проделкам, но одновременно не таил своего восхищения. Корделия была еще очень юна, но в скором времени обещала стать весьма опытной придворной дамой.

— Приходи ко мне в полночь, — сказал он, скрывая под внешней небрежностью охватившее его желание.

Эту ночь он собирался сделать такой, чтобы Корделия запомнила ее до конца своей жизни.

— Не знаю, смогу ли я вынести такое ожидание, — произнесла Корделия севшим от волнения голосом. — Как же мне дотерпеть до полуночи? Ведь сейчас только одиннадцать часов.

— Скоро ты поймешь, моя милая, что у ожидания есть свои прелести, — ответил он. Глаза его горели золотым пламенев, в них ясно читалось обещание счастья. — Но нам надо обсудить другие проблемы. Если ты покинешь Михаэля в моем обществе, то будешь обречена на жизнь в изгнании О таком скандале будут знать все европейские дворы, и мы станем при них нежеланными лицами. Вдобавок над тобой будет все время висеть угроза преследования со стороны твоего мужа. Ты готова ко всему этому, Корделия?

— Да, разумеется. Но ведь мы можем жить как частные лица, разве нет? Жить как обычные граждане в твоем поместье или где-нибудь еще Ведь у тебя же есть поместье в Англии?

— Да, конечно. Но, я надеюсь, ты представляешь себе, что это будет за жизнь…

— О, конечно, представляю, — страстно прервала его она. — Жизнь с тобой, в любви и согласии. Только мы двое, и никого больше. Я и мечтать не могу о чем-нибудь более желанном.

Больше всего на свете он хотел бы согласиться с ней, но должен был за двоих думать о реалиях жизни. Страстная любовь не длится без конца. И как он может быть уверен в том, что увлеченность Корделии сможет пережить годы и годы их , совместной жизни?

— Моя милая, ты должна хорошенько все взвесить, — помрачнев, произнес он. — Тебе ведь только шестнадцать лет. Жизнь в позорном изгнании, в английской глуши может очень быстро наскучить. Если у нас появятся дети, у них не будет никаких прав. Ты подумала об этом?

— Нет, не подумала. — Она нахмурилась, сияние в ее взоре погасло. — Но ведь мы будем их любить…

— Маленьким этого хватит, но они будут обречены носить груз своего происхождения всю жизнь. Подумай об этом, Корд ел и я.

— Тогда, возможно, нам не надо заводить детей, — предположила она. — Нам хватит и твоих племянниц, разве не так? Не можем же мы оставить их с Михаэлем.

Она выпалила первое, что пришло ей в голову. Все это настолько неожиданно обрушилось на голову Корделии, что у нее не было возможности обдумать все варианты — так полно поглотила ее любовь. Но разумеется, дети тоже были частью любви, ее будущим.

У Лео, наоборот, было очень много времени для размышлений. Он взял ее за руку.

— Нет, я не могу оставить их Михаэлю. Не представляю себе, что я готов для этого сделать. Они дети Эльвиры, и я несу ответственность за них.

— Да, конечно, я все понимаю, — нетерпеливо произнесла она. — Ведь именно это я и хочу сказать…

— Послушай, Корделия, — он взял в руки и вторую ее ладонь, — похитить у мужа жену — это одно дело. Михаэль может дать тебе развод, чтобы стать свободным и взять себе другую жену. Это вполне вероятно. Но похищение детей является уголовным преступлением и карается смертью. По доброй воле Михаэль никогда не отдаст своих детей.

— Тогда нам останется сбежать куда-нибудь на край света и взять себе другие имена, — просто сказала она.

Лео замолчал, хмуро глядя на пол, машинально отметив на толстом слое пыли цепочку тонких следов. Вероятно, их оставила мышь. Корделия, почувствовав неловкость от наступившего продолжительного молчания-, глубоко вздохнула и сказала:

— Ты больше не хочешь увезти меня, Лео? Может быть, ты обдумаешь все еще раз? Я пойму, не беспокойся. Девочки — это твоя кровь и плоть. И в первую очередь нам надо думать о них.

— Нет, я не изменил своего мнения, — поднимая голову, ответил он. — Я только хотел объяснить тебе, как все это сложно. Я ведь не волшебник из сказки, дорогая. И у меня нет волшебной палочки.

— Понимаю, — сдавленным голосом произнесла она.

— Ты ведь не можешь возвратиться в Вену…

— Нет, конечно, не могу! — воскликнула она. — Мой дядя тут же отправит меня обратно к Михаэлю.

— Как я уже и говорил, — подавленно продолжал он, — ты не можешь вернуться в Вену. Если я раздобуду для тебя паспорт, то, возможно, ты сможешь отправиться инкогнито в Англию. Моя сестра и ее муж приютят тебя.

Его лицо при этих словах стало еще более хмурым. Лиззи была пылким созданием с головой, полной романтических образов. Она всем сердцем и душой приняла бы участие в таком приключении, но ее муж Френсис вряд ли разделил бы ее энтузиазм. Ему едва ли окажется по душе идея скрывав под крышей своего дома супружескую неверность, особенно если сбежавшую жену разъяренный муж преследует по всему континенту. Корделия, крестница императрицы и жена князя, была, в отличие от него, далеко не простая обывательница.

— А ты разве не будешь со мной? — робко спросила она.

— Не сразу. Будет слишком много подозрений, если мы исчезнем одновременно.

— А что с девочками?

— Пока не найду способа выкрасть их у Михаэля, я должен иметь возможность присматривать за ними. Поэтому я буду поблизости от них.

— Да, я понимаю, — едва слышно произнесла она.

Лео любит ее. И любит так, что готов спасти ее от нелюбимого мужа. Но его любовь к детям сестры и ответственность за них пересиливают любовь к ней. Она должна смириться с этим. И не должна пытаться что-либо изменить. Лео еще предстоит найти выход из сложного положения. Она должна помочь ему сделать это.

— Я уже сказала тебе, Лео, что, пока у меня есть твоя любовь, я неуязвима. Я могу оставаться мужней женой, если буду знать, что мои друзья со мной. Матильда, Кристиан, Тойнет и ты.

В глазах ее блестели слезы, взор светился искренностью.

— Я буду оставаться с Михаэлем, пока мы не придумаем, как взять с собой девочек. Если ты не откажешься от меня, Лео, я смогу вынести все.

И он снова с горечью подумал о том, что если любовь может сделать такое ожидание более сносным для Корделии, то она же делает это невозможным для него. Он хотел бы отправить ее к Лиззи как можно скорее, как только удастся организовать это. А потом он стал бы устраивать девочек.

Но, если уж Корделия не хочет, чтобы он отправил ее одну, необходимо держать свои планы в тайне.

— Ладно, я что-нибудь придумаю, — убежденно сказал он. — Но я хотел бы, чтобы ты подумала обо всех тех проблемах, которые преподнесет нам жизнь. Подумай хорошо, любовь моя, ибо то, что мы сделаем, нельзя будет изменить.

— Я знаю это. Неужели я не понимаю? — сказала она, сжимая его руки. — И я вовсе не хочу изменять это, Лео. Не захочу никогда.

— Никогда — довольно длинный срок, — ответил он, и радостная улыбка озарила его лицо.

Брат одной из обитательниц Оленьего парка служил начальником полиции парижского района Ситэ. Так что паспорт, если хорошенько попросить, можно будет раздобыть через него. Он мог бы отправить Корделию из Парижа недели через две.

А пока что у них впереди целая ночь. И в его воображении уже рисовались картины одна греховнее другой.

— Если хочешь, сегодня после обеда я могу проводить тебя, к Матильде.

Голос Лео был спокоен, как океан при штиле, но он надеялся, что Корделия сможет прочитать в нем его эротические мечты.

— О, это было бы прекрасно! — воскликнула она. — Я так по ней скучаю. — Она подалась к нему и погладила по щеке. — Мы сделаем это, Лео, я верю, нам это удастся.

Убежденность наивной юности? Или неисправимой оптимистки? Повернув голову, он губами дотянулся до ее ладони и поцеловал ее.

— Приходи ко мне, когда пробьет полночь, — сказал он, осторожно беря ее за подбородок и целуя губы, полуопустившиеся ресницы, кончик носа. — А теперь тебе надо идти.

Он встал, привлек ее к, себе, открыл дверь так, чтобы створка скрывала его от проходящих по коридору людей.

— Ступай и не оглядывайся.

Подождав пять минут, он тоже вышел из комнаты, сделал несколько шагов по коридору и смешался с толпой придворных, торопившихся к утреннему выходу короля. Высокий стройный мужчина в светло-сером сюртуке с красной шелковой подкладкой небрежно шествовал куда-то в толпе спешащих людей. И никто не смог бы угадать, что его спокойная полуулыбка скрывала за собой изысканные эротические мечты и жестокую прозу жизни.

Князь Михаэль сидел, сложив руки на груди и откинувшись на спинку сиденья, пока его карета пробиралась по узкой дороге из Версаля в Париж. В ногах у него стоял все тот же кожаный сундук. Сам он невидящим взором уставился в тускло освещенное пространство кареты.

Перед его глазами еще стоял тот хитрый взгляд, которым обменялась супруга наследника престола с Корделией. Они смеялись над ним. Но последним смеяться будет все-таки он, угрюмо пообещал себе князь.

У него не было другого выхода, как только повиноваться приказу короля, но если он отошлет Корделию из Версаля, то, разумеется, у его дочерей не будет оснований оставаться при дворе. Кстати бы пришелся какой-нибудь несчастный случай, который заставит отправить ее обратно в Париж.

Например, сотрясение мозга при падении с лошади…

Князь понимал, что это было бы только временным решением проблем, связанных с Корделией. Каждый ее поступок убеждал в том, что она столь же не соответствует его, представлениям об идеальной жене, как и Эльвира. Пока что ему нравилось делить с ней ложе, но вскоре он пресытится этим. Ему нужен сын, и, как только она принесет наследника, надобность в ней минует. Если ему удастся устроить свой отъезд из Версаля и возвращение в Пруссию, он сможет состряпать там обвинение в супружеской неверности и заключить ее в монастырь. Это будет наилучшим выходом из ситуации и вполне заслуженным наказанием для такого своевольного и легкомысленного создания.

Лишь ближе к вечеру он добрался до своего дома на рю де Бак. Помощник мажордома почтительно склонился в поклоне, как только князь переступил порог дома.

— Когда вам будет угодно отобедать, милорд?

— Позднее, — раздраженным жестом отмел князь его предложение. — Принесите кларет в библиотеку и немедленно пошлите за мадам де Неври.

Луиза сражалась со своей простудой, голова ее была увенчана тюрбаном из полотенца, на плечах красовался плед, в руках она держала бокал с настойкой из целебных трав, обильно разбавленной жидкостью из заветной фляжки. Девочки сидели за столом, прилежно переписывая в свои тетрадки буквы из учебника. В комнате царила тишина.

— Милорд просит гувернантку зайти к нему в библиотеку, — намеренно наглым тоном провозгласил появившийся в дверях слуга.

Гувернантка не только не пользовалась любовью домочадцев, но к ней относились с едва скрываемым презрением.

Дети подняли взгляды от своих тетрадок, в их глазах светилось любопытство. Луиза кашлянула и уставилась на слугу.

— Князь Михаэль сейчас в Версале, — гундосо просипела она.

— Отнюдь нет. Он в своей библиотеке и требует вас к себе сию же минуту.

Слуга втянул воздух носом. Густой запах бренди смешивался с ароматом травяной настойки. Слуга отвесил шутовской поклон и удалился, даже не позаботившись закрыть за собой дверь.

Луиза в волнении вскочила на ноги. Плед упал на пол, когда она стала развязывать плотно накрученный тюрбан.

— О Боже мой! Почему это князь так неожиданно вернулся? Как я могу показаться ему в таком виде? Где парик? О Боже, да я же в старом платье! Что он обо мне подумает?

Наконец причитания Луизы затихли — подхватив юбки, она поспешила по коридору в сторону библиотеки, размышляя на ходу о том, заметит ли князь измазанный грязью подол ее нижней юбки.

Амелия и Сильвия бросили на стол перья, одновременно вскочили на ноги и пустились по комнате в беззвучном танце, празднуя краткий миг свободы. Так они делали каждый раз, ; когда оставались без присмотра гувернантки.

— Как ты думаешь, мадам Корделия тоже приехала вместе с папой? — задохнувшись, Амелия упала в кресло.

— Да, да, да! — захлебываясь от радости, затараторила ее сестра, кружась в танце, как восточный дервиш, в центре комнаты. — И месье Лео вместе с ней!

Амелия снова вскочила, схватила сестру за руки, и они закружились по комнате, из причесок во все стороны посыпались шпильки. Устав прыгать, девочки с размаху упали на пол.

— Что это вы делаете на полу? — разбил их мечты разъяренный голос гувернантки.

Девочки тут же вскочили на ноги, оправили юбочки и сложили ручонки, виновато глядя на гувернантку. Луиза выглядела так, словно пережила какое-то невероятное потрясение. Парик сбился набок, сквозь слой пудры на щеках пробивались пятна румянца.

— Садитесь за стол, — резко бросила она, — и продолжайте заниматься.

Потом повернулась к открытой двери и визгливо позвала:

— Мари… Мари… ну где же ты, девочка?

— Здесь, мадам, — запыхавшись, влетела в комнату няня.

— Собери лучшие платья мадемуазель Амелии и Сильвии, а также все необходимое для поездки.

Нянька замерла на месте с приоткрывшимся от удивления ртом. Дочери князя никогда не покидали дворец на рю де Бак, за исключением скучных прогулок с гувернанткой в соседнем парке да редких поездок в карете с виконтом Кирстоном.

— А куда мы поедем, мадам? — спросила Сильвия, грызя от волнения ногти и даже не замечая горького вкуса пасты, которой они были намазаны.

— Не ваше дело! — бросила в ответ гувернантка, испытывая извращенное удовольствие от того, что держит их в неведении. — Делайте уроки, не то останетесь без ужина.

Девочки послушно склонили головки над столом, но молча переглянулись горящими от восторга глазенками. Что же сегодня творится?

Луиза открыла заветную фляжку и сделала такой изрядный глоток, что его хватило бы даже лесорубу после долгого трудового дня. Она все еще не пришла в себя.

Девочек потребовали в Версаль, чтобы представить их там королю и супруге наследника престола! Это была неслыханная честь. Но, хотя князь и не распространялся о событиях, которые этому предшествовали, гувернантке было совершенно ясно, что он почему-то крайне недоволен этим. Он дал Луизе понять, что поведение детей станет мерилом ее педагогического таланта, но во дворце она в основном будет сидеть в отведенных для них комнатах. На публике девочки будут появляться в сопровождении молодой княгини.

В том, что это проделки княгини, гувернантка ни минуты не сомневалась. Эта своенравная, не признающая авторитетов, фривольная девчонка внесла сумятицу в тщательно налаженную жизнь Луизы. И вдобавок ко всему это нездоровье! Хотя князь даже не обратил внимания на ее покрасневший нос и слезящиеся глаза. Он пил вино и отдавал распоряжения, уставясь взором в какую-то точку на стене поверх ее головы.

Что-то бурча, гувернантка вновь намотала полотенце на голову и приложилась к фляжке. Сильвия и Амелия, блестя глазенками от смеха и восторга, в очередной раз обменялись взглядами.

Глава 18

Когда часы пробили полночь, Корделия притворно зевнула, деликатно закрывшись веером, и тихонько сказала своему кавалеру по менуэту, что валится с ног от усталости. Ее карета, как у Золушки, вот-вот превратится в тыкву, если она не отправится без промедления в постель.

Он улыбнулся, постаравшись придать своему лицу оттенок сожаления, но с готовностью проводил ее до двойной двери, которая вела в бальный зал.

Корделия как бы случайно обвела взглядом толпу гостей, кружащуюся по залу в свете тысяч свечей, горящих в сотнях массивных хрустальных канделябров. Лео нигде не было видно. Неужели он уже ушел? И ждет ее в своей комнате? Он сказал, что она не должна приходить раньше полуночи Скорее всего потому, что он должен присутствовать на церемонии отхода короли ко сну, имевшей одно неоспоримое преимущество. После ее свершения двор до утра был свободен от монарших глаз.

Корделия вышла из салона, оставив у себя за спиной ярко освещенный шумный зал. В аванзале было гораздо тише Немногих сидящих здесь игроков в карты услаждали своей игрой музыканты. В начале вечера Кристиан играл для короля.

Это было знаком величайшей милости, и королю Кристиана, но всей видимости, понравилась, потому что герцог де Карилльяк, покровитель Кристиана, весь так и светился от гордости и довольства. Корделия подумала про себя, что будущее друга, до сих пор не вполне определенное, теперь обретает более или менее ясные очертания. Но ее радость была омрачена тем, что будущее ее самой и Тойнет, ранее, казалось, совершенно понятное, теперь подернулось зыбким туманом Но все мрачные мысли тут же вылетели у нее из головы — она спешила по пустынным коридорам и узким лестницам куда менее парадной части дворца на свидание, и каждый шаг приближал ее к Лео.

Дверь его комнаты на верхней площадке мраморной лестницы была приоткрыта Корделия замедлила шаг и бросила взгляд вниз. Никого не было видно. Другие двери, выходящие на ту же площадку, были закрыты, в настенных светильниках тускло горело несколько свечей. Корделия осторожно толкнула дверь, и та беззвучно раскрылась Корделия вошла в комнату. В ней никого не было. На открытых окнах колыхались шторы. Над маленьким столиком и на каминной полке ярко горели новые свечи. На столе стоял графин вина, рядом с ним — наполовину полный бокал. — Лео?

Она сделала еще один, на этот раз очень осторожный шаг, чувствуя себя незваным гостем. Сердце ее дрогнуло, по спине побежали мурашки. Она почувствовала, что находится в комнате не одна.

Что-то мелькнуло в воздухе перед ее глазами, и в следующее мгновение она погрузилась в мягкую бархатистую темноту.

— Лео? — снова прошептала она, чувствуя, как повязку на глазах затягивают узлом у нее на затылке. Дверь за спиной тихо закрылась.

— Не бойся, — мягко произнес его голос, глубинами нежность которого обещали ей восторги страсти.

— Я не боюсь, — сказала она, стоя неподвижно и стараясь сохранить ориентацию, несмотря на повязку на глазах.

Ее растущее возбуждение теперь смешалось с чувством проникновения в какую-то неведомую и опасную область.

Почувствовав, что он подошел и встал перед ней, она протянула вперед руки и коснулась его тела. Он был обнажен Сердце ее забилось быстрее. Она стояла перед ним во всем великолепии своего придворного туалета, застегнутая на все пуговицы и крючки, затянутая в корсет и кринолин с тремя нижними юбками, в тяжелом платье из затканной золотой нитью тафты. Внезапно она всей кожей ощутила каждый предмет одежды на своем теле, тугие подвязки на ногах, скользкость шелковых чулок, тесноту корсета, стягивающего ее так, чтобы полуобнаженные груди выступали над низким вырезом декольте. Ощутила формы и нежность своей плоти.

Руки ее двигались по его телу, каждый палец стал заменой глазам. Лишенная зрения, она почувствовала, что ее пальцы стали невероятно чувствительными. Они, казалось, видели то, к чему прикасались, запечатлевали каждый бугорок и складку кожи любимого, когда она гладила его грудь, отыскивая соски. Осторожно облизнув кончики пальцев, она коснулась их влажными подушечками сосков и почувствовала, как от этого прикосновения они затвердели и поднялись Она прислушалась к его дыханию и поняла, что в окружающей их тишине можно различить куда больше звуков, чем раньше.

Легкое потрескивание фитильков свечей, хруст ее накрахмаленной нижней юбки, его внезапно замершее дыхание, когда она провела руками по его груди и опустила их ниже, к плоскому мускулистому животу. Поласкав влажными пальцами впадинку пупка, она обняла его узкую талию.

Он положил руки ей на голову и не сильно, но нетерпеливо нажал, посылая ее тело вниз. Она опустилась на колени, собрав вокруг себя юбки пышным хрустящим облаком.

Положив ладони на его ягодицы, она нащупала большими пальцами выступающие кости таза и вслепую прижалась лицом к животу, лаская его языком. Ощутив его восставшую плоть, она втянула се ртом.

Не снимая ладоней с ягодиц Лео, она начала играть языком, лаская его плоть. Ноздри ее ощущали мускусный запах его тела, на языке чувствовался солоноватый вкус.

Лео, утопая в блаженстве, взглянул на нее. Ее лицо, обращенное кверху, казалось, светилось изнутри, и черная бархатная повязка у нее на глазах, не позволявшая ему заглянуть ей в душу, особенно оттеняла этот идущий откуда-то из-под кожи свет. Голова Корделии запрокинулась, отчего хрупкая шея изящно выгнулась вперед, сама она была целиком захвачена тем, чтобы доставить ему удовольствие. Взглянув на закрытое повязкой лицо, он понял, что все ее мысли полны только его телом, так тесно прижатым к ней, его вкусом, ароматом, и… кровь взбурлила в его жилах.

Корделия была захвачена ощущением силы, энергии, которую она вливала в Лео, лаская его. Она ощущала его наслаждение кончиками своих пальцев, чувствовала его своим языком, своим небом. Она обожала его тело, восторгалась тем, что проделывала с ним, с трепетом ожидая момента, когда ее ласки приведут его на вершину блаженства… И вот этот момент настал, его восторженный стон заполнил всю комнату, пальцы его переплелись в густой волне ее волос, словно это была единственная опора в бушующем море страсти.

Но вот пальцы его ослабли, хотя она, прижавшись лицом к его животу, все так же оставалась коленопреклоненной. Ноги его были напряжены, словно он боролся с какой-то идущей на него извне силой; но руки мягко касались ее лица, лаская округлости щек, приподнимая подбородок, чтобы ощутить и приласкать нежную кожу под ним. Потом он взял ее под локти и решительно поставил на ноги.

— Ты хочешь, чтобы я снял с твоих глаз повязку?

Корделия отрицательно покачала головой:

— Нет, только если этого хочешь ты.

Лео улыбнулся и поцеловал ее, ощутив на губах солоноватый вкус своего тела.

— Какая же ты чудесная и отзывчивая любовница, моя милая.

Корделия улыбнулась.

Он потянул ее в глубь комнаты, и она ухватилась обеими руками за его руку, делая маленькие осторожные шажки, чтобы не споткнуться и не упасть.

— Ну а теперь стой и не шевелись.

Она поняла, что он сделал несколько шагов в сторону, и внезапно ощутила себя потерянной в пространстве, но всего лишь на какое-то мгновение. Потом он возник у нее за спиной, и она почувствовала, как его пальцы коснулись застежки платья на спине. Она не шевельнулась, когда он неспешными движениями стал раздевать ее, сладострастно медленно возясь с каждым крючком, каждой пуговицей, каждой завязкой. Наконец она осталась в одной сорочке, корсете, чулках, подвязках и туфельках. Ощутив на своей обнаженной коже прохладу ночного воздуха, она заморгала под повязкой на глазах, увидев себя мысленным взором со стороны так же четко, как если бы заглянула в зеркало.

Она ждала, что он развяжет ей шнуровку корсета, и затаила дыхание, когда услышала звяканье ножниц и почувствовала, что корсет падает с нее.

Руки Лео скользили по ее телу, лаская его сквозь тонкую ткань сорочки, огибая полукружия грудей и изгибы ягодиц.

Губы его целовали ее шею, язык скользил по нежной коже щек, по контурам ушей. Корделия, едва сдерживая дрожь, ожидала того невыносимо приятного мгновения, когда его язык проникнет в завиток ее уха. Он знал, что от восторга она вознесется на вершину блаженства, но оттягивал этот момент, дразняще лаская кожу за ухом, осторожно и нежно покусывая мочку. Повязка на глазах, лишив ее зрения, в то же время обострила все чувства. Она не могла видеть его, только чувствовала ласкающие прикосновения и не хотела даже допустить мысль, что этот восторг может прекратиться.

Но вот он нежно ив то же время решительно сжал ее голову обеими руками, и она, поняв, что долгожданный момент наступил, забилась в его руках. Его язык проник в завиток ее уха, отчего она выгнулась в пароксизме страсти, и грань между мукой и наслаждением перестала существовать.

Он засмеялся, по-прежнему крепко обнимая ее, и его горячее дыхание смешалось с влажностью всюду проникающего языка. Корделия попыталась было отстраниться, сквозь смех умоляя его прекратить эту сладкую муку. Но с каждой безнадежной попыткой вырваться из крепких объятий восторг ее все возрастал, так что в конце концов она перестала понимать, какая именно часть ее тела отвечает на ласки.

Наконец он сжалился и оторвался от нее. Корделия прильнула к его груди, обессилев от борьбы, от желания, исходящего из ее лона.

— А теперь сними с себя все остальное сама.

Его голос негромко, но настойчиво прозвучал в бархатной темноте, и она догадалась, что Лео отступил назад, оставив ее в прохладной пустоте ночи.

Она сбросила туфли и ощутила грубость ковра под ногами. Потом приподняла подол сорочки и развязала подвязки.

Осторожно скатала чулки до колен, а потом стянула их. Повязка на глазах придавала каждому ее движению особую остроту и прелесть. Она знала, что его глаза неотрывно следят за ней, но об их выражении могла только догадываться.

Бросив чулки на ковер, она выпрямилась. Но где же он?

У нее за спиной, сбоку или прямо перед ней? Она стояла очень тихо, пытаясь почувствовать его присутствие. Но она не слышала его дыхания, не улавливала тепла его тела. Она медленно повернулась и повела руками вокруг себя, ощутив только воздух.

— Сними повязку, если хочешь, — донесся голос из-за спины.

Она обернулась.

— Нет… нет, я не хочу. Я просто не знала, где ты — Но почему ты не хочешь снять повязку?

В голосе его звучало искушение, приглашение войти в мир, созданный им лишь для них двоих.

— Я хочу узнать, что будет дальше, — ответила она, не задумавшись ни на секунду. — Я чувствую себя… совсем по-другому… словно все это происходит, со мной в первый раз.

— Сними сорочку.

Корделия захватила подол своей тонкой сорочки, подняла и через голову сняла ее. Она отбросила сорочку в сторону и выпрямилась, обнаженная. Ветерок из открытого окна обвевал ее разгоряченное тело.

— Повернись.

Она послушно стала спиной к нему, опустив руки вдоль туловища, каждый сантиметр ее кожи жил своей собственной жизнью, ощущая все вокруг и с предвкушением ожидая, когда и где к ее телу прикоснутся его пальцы. Но вокруг царило полное молчание. И совершенная темнота.

Лео медлил, заставляя себя не двигаться с места и только взглядом лаская ее. Он восторгался ее стройной фигурой, хрупкость которой подчеркивали чуть выступающие лопатки, которые так и манили его прикоснуться к ним кончиком языка; ложбинкой позвоночника, убегающей вниз; сужением талии, тут же переходившей в крутость бедер и в плотную округлость ягодиц. Он медлил, прекрасно понимая, что, пока она так стоит, тело ее, жаждущее ласки и любви, все больше распаляется под волшебными токами, которые создает ее воображение.

И когда он едва коснулся ее лопаток кончиками пальцев, она от неожиданности и полноты желания негромко вскрикнула. Он погасил этот крик, задержав руку у нее на плече, потом провел вдоль ложбинки на спине подушечкой большого пальца. Его ладонь погладила упругость бедра, потом скользнула между ног. Корделия вздрогнула, и он снова успокоил ее, сжав плечо другой рукой, в то время как пальцы уже проникли в нее и ощутили, что она готова принять его.

Язык его коснулся выступающего позвонка на ее шее, а лежавшая на плече рука скользнула вниз и задержалась на груди, играя с соском. Горячая влажная ласка на шее не прекращалась, в то время как пальцы другой руки, глубоко проникшие в ее тело, ласкали твердую пуговку внутри ее.

Корделия уже не могла понять, какая именно часть ее тела отвечает на эти изысканные ласки. Ей казалось, что тело зыбко тает, теряя свои очертания, и она погружается в какой-то другой мир, где не действуют прежние законы природы. Взор ее теперь был обращен внутрь себя самой, ей казалось, что она видит, как кровь все ускоряет бег по венам, как розовеют и набухают от растущего желания губы внутри ее тела, как бьется ее глухо стучащее сердце.

И все же пароксизм страсти захлестнул ее совершенно неожиданно. Словно бушующее пламя поглотило ее, кожа загорелась, по жилам понеслась не кровь, а расплавленная лава.

Свист и шум пламени еще звучали у нее в ушах, когда Лео нагнул ее вперед. Она ощутила животом обтянутый мягкой тканью валик дивана, руки сами собой вытянулись вперед, ноги по-прежнему касались ковра. Придерживая ее за» бедра, он вошел в нее, а пламя еще бушевало вовсю, и это ощущение плоти, проникающей извне, лишь добавило пищи пламени. Она уже не знала, кто или что она такое, знала только, что их тела неразрывно слились в одно существо.

Лео чувствовал, что его переполняют любовные силы. Он словно бы воспарил над их слившимися в экстазе телами, чтобы вознестись к высшим пределам чувственного блаженства. Его сжигало желание привести свою любовницу на вершину страсти, доставить ей такой восторг, который она никогда еще не испытывала. И он готов был сделать это не один, а много раз за отпущенные им судьбой несколько ночных часов.

Если Михаэль овладевал силой, нащупывая ее слабости, он даст ей вкусить чистое наслаждение покорности. Проведя раскрытой ладонью по спине, он пальцами нажал ей на поясницу. Она тут же послушно прогнулась, мышцы ее напряглись вокруг него. Он снова провел, на этот раз ногтями, вдоль ее спины и ниже, и снова почувствовал сокращение ее мышц.

Подавшись назад, он затем снова, еще глубже, вошел в нее, ощутив ответ ее тела.

Корделия стонала от наслаждения, стоны ее тонули в мягких подушках дивана. Она почувствовала, как Лео снова оказался внутри ее. Его рука проскользнула у нее под животом, лаская ее. Мышцы ее живота напряглись, и блаженство охватило ее, как бурный поток, завихряясь и заполняя собой все За какой-то миг до того, как этот поток был готов вырваться из берегов, Лео вышел из нее. Повернув ее на диване лицом вверх, он оперся на валик коленями, положил ее ноги себе на плечи и снова вошел в нее.

Она было подумала, что Не сможет перенести еще одного своего растворения в пространстве, еще одного невыразимого блаженства, но оказалось, что смогла. И не один, но много таких моментов суждено ей было испытать за эти несколько ночных часов. Вместе со зрением она словно утратила всякий рассудок, превратившись в ненасытное существо.

За окнами на небе побледнели звезды, первые краски рассвета окрасили облака. Никто из них не заметил этого, они были поглощены только друг другом. Лео присел на диван, Корделия, устроившись сверху на коленях любовника, положила руки ему на плечи, запрокинула голову назад, лишь напряжением мышц своего лона удерживая его в себе.

За мгновение до того, как волна восторга снова захлестнула их, Лео откинулся назад, плотно прижимая ее к себе, потом перекатился на бок, и наконец их слившиеся тела разъединились.

Корделия лежала недвижимая, не имея сил пошевелиться. Когда Лео повернул ее голову к себе и снял с нее повязку, она слабо запротестовала. Она так свыклась со своей темнотой, что вторжение внешнего мира воспринималось как насилие. Даже слабый свет утра заставил ее закрыть глаза, и она, обессиленная, тут же провалилась в глубокий сон без сновидений, сон, скорее похожий на обморок.

Правая рука Лео покоилась на груди Корделии, другая обнимала ее за талию. Обессиленное тело виконта глубоко утонуло в мягком матрасе, и даже утренний свет в комнате и сознание того, что наступает самое опасное время, не удержало его от провала в сон.

Лео довольно быстро очнулся, весь собранный, сердце его учащенно забилось, когда он

услышал донесшиеся из коридора звуки. Там ходили и разговаривали люди. Со двора донесся чистый звук трубы герольда — сменилась ночная стража.

— Черт возьми! — пробормотал он себе под нос, приподнимаясь на локте и глядя на неподвижную фигуру рядом с собой.

Несмотря на свое беспокойство, он улыбнулся и отвел с ее щеки упавший локон. Корделия во сне была невыразимо прекрасна. И какая чудесная любовница! Ни разу не отшатнулась от него, не взмолилась об отдыхе, не ошиблась в исполнении его желаний.

Она свила вокруг него невидимые цепи, тонкие как паучинка цепи любви, прочнее которых не было на свете.

Как могло случиться, что за несколько недель эта юная девушка своим колдовством лишила его всякого здравого смысла?

Взор Лео перекочевая на браслет, без которого он, кажется, никогда ее не видел. Эльвира, насколько он мог помнить, тоже всегда носила эту безделушку. Браслет являл собой неординарное произведение ювелирного искусства, созданное превосходным мастером, и все же в нем было нечто отталкивающее. Любопытно, что обе владелицы практически не снимали его. Неужели браслет и в самом деле символизировал для них брак с Михаэлем? Тяжкие узы супружества с этим отвратительным человеком? Но Корделия изо дня вдень пытается разорвать эти узы. А Эльвира? Неужели она тоже страдала в этом браке? И, не сумев смириться, умерла?

Корделия пошевелилась, веки се задрожали и открылись Она перехватила взгляд Лео еще до того, как он отвел его, чтобы скрыть свои мрачные мысли.

— Что случилось? — Она протянула руку и погладила его по щеке. — Ты думал об Эльвире?

Ее проницательность всегда поражала его. Лео взял ее за руку, чтобы подробнее рассмотреть браслет.

— Почему ты никогда не снимаешь его?

Корделия нахмурилась.

— Даже не знаю, никогда не задумывалась. Для тебя это имеет значение? Ну конечно, он ведь принадлежал Эльвире.

Я сразу же заметила его на том портрете в библиотеке на рю де Бак.

— Она тоже никогда не снимала его, — заметил он. — Надо сказать, мне он не нравится.

Корделия пристально посмотрела на украшение.

— Это совершенно уникальная вещь, я уверена, что другого такого браслета в мире не существует. Мне рассказал об этом придворный ювелир в Шенбрунне. Хоть выглядит он несколько зловеще.

— Искушение Евы, — сказал Лео. — Но почему ты носишь свадебный подарок Михаэля, если этот брак не принес тебе ничего, кроме страданий?

Корделия помрачнела еще больше. Она никогда не думала о браслете в таком аспекте, просто привыкла видеть его у себя на запястье.

— Я не буду его носить, если он тебе не нравится, — медленно произнесла она. — Но подумал ли ты о том, что Михаэль начнет задавать вопросы, если заметит, что я сняла его?

— Да, ты права, — ответил он, небрежно кивнув головой. — Не придавай значения моим словам, Корделия. Меня просто всегда поражала его вычурная форма. — Он поднялся с дивана. — Однако имеет значение то, что тебе надо поспешить обратно в свои апартаменты, не привлекая ничьего внимания. Весь дворец уже на ногах.

Корделия даже заморгала от растерянности, увидев бесформенную кучу своей одежды посреди комнаты.

— Но я не смогу надеть все это.

— Похоже, другого выхода у нас нет. Давай я тебе помогу.

Корделия тоже вскочила было с дивана, но тут же охнула.

— У меня болит все тело, — пожаловалась она. — Отчего бы это?

Лео не мог удержаться от смеха.

— Попробуй сообразить сама. И утешайся тем, что ты не одинока в своих страданиях.

— Но я даже не смогу сидеть верхом, — произнесла она с проказливым выражением на лице, обнимая милого руками за шею и прижимаясь к нему обнаженным телом. — А ведь нам ехать на охоту сегодня утром.

Лео взглянул через плечо в окно, залитое потоком солнечных лучей.

— Меньше чем через час, — безжалостно заметил он, заводя ее руки назад и разрывая объятия. — Будь благоразумна, Корделия.

Он поднял сорочку и протянул ей.

— Поспеши.

— О Боже! — простонала Корделия. — На тонкой ткани сорочки красовались неоспоримые свидетельства страстно проведенной ночи. — Придется надевать такую…

— Я не буду возиться с чулками и подвязками, все равно под юбкой незаметно… Но как быть с корсетом? Я не могу надеть его, если вся шнуровка разрезана.

Она надела первую из нижних юбок.

— Да, мне следовало бы сообразить. — С этими словами Лео набросил на себя халат и подошел к окну.

Весь двор кишел лошадьми, каретами, солдатами. Очередной день вступил в свои права.

Корделия скомкала чулки и подвязки и зажала их в кулачок. Присев на стул, она надела туфли прямо на босые ноги.

— Ладно, теперь я как будто бы одета. Можно мне идти?

— Нет, подожди минуту.

Он подошел к двери, приоткрыл ее, придерживая рукой, и окинул взглядом коридор и лестницу.

— Никого нет, поспеши!

Корделия рванулась к двери, но приостановилась, чтобы поцеловать его. Лео ожидал мимолетного поцелуя на бегу, но она обхватила его за шею и приникла к его губам со всей страстью, разбуженной в ней этой ночью. По-прежнему держа дверь приоткрытой, он едва ли не грубо разорвал ее объятия.

— Будь благоразумной, Корделия! У нас меньше часа времени.

Он пропустил ее в коридор и захлопнул дверь у нее за спиной.

Корделия усмехнулась и, пританцовывая, понеслась по лестнице вниз. Несмотря на бессонную и бурно проведенную ночь, она была полна сил и энергии. Впереди ее ждал целый день на охоте в обществе Лео. При мысли о верховой езде, которая в других обстоятельствах привела бы ее в восторг, она слегка поморщилась. Матильда смогла бы своими травами унять боль, которая сидела во всем теле. Но вместо Матильды в ее распоряжении была только глупенькая, хоть и расположенная к ней Элси. Что ж, проблемы для того и существуют, чтобы их преодолевать, сказала сама себе Корделия, и свернула в коридор, ведущий к их апартаментам.

В салоне никого не было. Накануне вечером она велела Элси не дожидаться ее, а если месье Брион и догадывался. что госпожа провела всю ночь вне дома, то был достаточно деликатен, чтобы не смущать ее своим присутствием.

Проскользнув в свою комнату, она сбросила одежду, швырнув ее комом в угол, натянула ночную рубашку и прыгнула в холодную несмятую постель. Пошарив рукой, она дернула сонетку звонка, потом легла, натянув на себя одеяла, и закрыла глаза.

— Мне надо принять ванну, Элси, — сонным голосом произнесла она, когда запыхавшаяся служанка несколько минут спустя появилась в ее комнате, неся в руках поднос с завтраком. — Через час я еду на охоту и хочу освежиться.

Говоря это, она отбросила одеяла и поднялась на нога — Поспеши, девочка.

Элси присела в реверансе и исчезла. Корделия налила себе чашку горячего шоколада и набросилась на завтрак.

Она так проголодалась, словно не ела несколько дней.

Уложив несколько толстых ломтей ветчины между парой кусков ржаного хлеба, она усердно заработала зубами, пока Элси прилежно наполняла фаянсовую сидячую ванну горячей водой из медных ведер.

Позавтракав, Корделия порылась в сухих травах Матильды, пытаясь сообразить, какую из них надо бросить в воду, чтобы мышцы лучше расслабились. Выбрав несколько веточек, она кинула их в ванну и со стоном наслаждения погрузилась в горячую воду.

— О, как хорошо. Приготовь мой костюм для верховой езды, Элси. Тот, зеленого бархата, и треуголку с черным пером.

Спустя сорок пять минут, чувствуя себя значительно лучше, Корделия присоединилась к охотничьей компании, собравшейся во дворе. Ее грум держал под уздцы Люсетту. Лео, сидя в седле, пил что-то из чашки, поданной ему слугой.

— Доброе утро, княгиня. Надеюсь, вы спали хорошо?

— Отлично, благодарю вас, милорд, — ответила она, мимолетно улыбнувшись и ставя обутую в сапог ногу на сложенную лодочкой ладонь грума.

— Как это чудесно, Корделия, снова охотиться верхом, с собаками! — донесся до нее восторженный голос Тойнет с той стороны, откуда к ним приближался король с ближайшими друзьями и родственниками. — Скачи сюда, и вспомним былые времена.

Корделия послала Лео разочарованный взгляд и повиновалась зову супруги наследника престола. Король приветствовал княгиню весьма любезно, наследник престола небрежно кивнул и отвел взгляд. Тойнет вся светилась от предвкушения охоты.

Главный егерь протрубил в рог, и группа пестро одетых всадников, блестя на ярком утреннем солнце серебряными удилами, направилась в глубину густого леса, окружающего Версаль.

Глава 19

Рассыпавшаяся широким фронтом кавалькада охотников углубилась под сень деревьев. Просвечивающее сквозь молодые листочки солнце пятнало их зеленью и «злотом. От почвы, взрытой копытами сотен лошадей, поднимался запах влажной земли. Впереди кавалькады неслась свора гончих, за ними следовали загонщики на своих неказистых, но выносливых лошадях. Пешие загонщики продирались сквозь чащу, поднимая дичь и гоня ее под луки охотников.

Первое время Корделия скакала рядом с Тойнет вместе с королевской группой, но, когда наследник престола поравнялся с молодой женой и начал какой-то напыщенный разговор, она деликатно извинилась и отстала от них. Похоже, что наследнику потребовалось собраться с мужеством, чтобы начать беседу с собственной женой. Подивившись замысловатости человеческих отношений, Корделия вскоре оказалась рядом с Лео, который все это время держался чуть поодаль.

При ее приближении он чопорно поприветствовал ее, приподняв шляпу:

— Надеюсь, княгиня, вы довольны прогулкой верхом.

— Чрезвычайно довольна, — виконт, особенно в такую великолепную погоду, — ответила она в том же тоне и добавила с знакомым Лео плохо скрываемым торжеством:

— Я подстрелила уже двух фазанов.

Но, не в пример карточной игре, сплутовать с луком было невозможно. Стрелы попали точно в цель, сбив птиц на лету.

Собаки лишь собирались наброситься на них, как пешие загонщики уже подняли добычу и уложили в специальные мешки.

— Вот это да! — забавляясь, воскликнул Лео. — Да вы вдобавок ко всему прекрасная лучница, хотя и несколько нескромная.

Корделия усмехнулась его словам и положила новую стрелу на тетиву лука, покоившегося у нее на седле. Уздечку она держала одной рукой, лук и стрелу на нем — другой, в обращении с конем и оружием были видны опыт и мастерство.

Голос ее понизился до заговорщического шепота:

— Лео, вы можете вообразить себе какую-нибудь причину, по которой наследник престола до сих пор не сделал свою жену женщиной?

— Что? — не поверил своим ушам Лео.

— Это истинная правда. Бедная Тойнет не находит себе места. Каждый вечер он провожает ее до спальни и прощается у порога. Должно быть, кто-то из его свиты сообщил об этом королю, потому что вчера он говорил с Тойнет. Он пришел к ней в будуар, когда мы сидели там в неглиже, а я еще и босиком. Тойнет рассказала мне, что король был очень деликатен, и ей пришлось признаться, что она не понимает, в чем дело.

— Великий Боже! Бедное дитя, что она может понимать в подобных вещах! Может быть, его надо показать врачу?

— Да, она сказала, что король намеревается отдать приказ о врачебном осмотре. И она с трепетом ждет, что последует дальше.

— Ну и дела, — протянул Лео, поневоле задумавшись о собственных проблемах.

Что, если Корделия уже носит ребенка Михаэля? На этот вопрос нельзя было больше закрывать глаза. Если Корделия родит Михаэлю сына, то, может быть, он согласится дать развод жене в обмен на наследника мужского пола? Но сможет ли Корделия отдать ему свое дитя? Способен ли кто-то из них хотя бы на секунду представить беззащитного ребенка в руках этого чудовища? Да и Михаэль наверняка готов будет своротить горы, чтобы доказать свои права на сына. У них не будет ни покоя, ни безопасности, если только они не поселятся где-нибудь на краю света, среди дикарей, которых совершенно не волнуют проблемы отцовства. Как он может обречь беспомощных дочерей Эльвиры на такое будущее? Что же делать? Смириться с жизнью Корделии в беспощадных руках князя Михаэля?

Он постарался обуздать свои мысли и, чтобы отвлечься, загадал: если они первыми пересекут мост, к которому приближалась кавалькада, то Корделия беременна.

Но, не доезжая до моста, всадники свернули в широкую аллею, где их ждала группа экипажей. В одном из них — открытом ландо — сидела, грациозно держа вожжи в руках, мадам Дюбарри. Король придержал своего коня и приветствовал ее. Наследник престола тоже поклонился ей. Супруга наследника смотрела в сторону.

— О, Тойнет, ты ведешь себя неблагоразумно, — шепотом заметила Корделия, внимательно наблюдавшая издали за подругой.

Сосредоточенные размышления Лео были нарушены.

— Что? Что она делает?

— Она не хочет замечать мадам Дюбарри. Говорит, что это было бы поощрением того аморального поведения, в котором погряз двор. Кроме того, она хочет показать Дюбарри, кто первая леди при дворе.

— Она обожжет себе крылышки, — предсказал Лео.

— Я уже сказала ей это» но она сейчас не хочет меня слышать.

Лео покачал головой и придержал шарахнувшегося в сторону аргамака. Он посмотрел вниз, чтобы понять, что испугало животное, и увидел подходившего бочком к лошади маленького замурзанного мальчишку.

— Что ты тут делаешь? — строго спросил он.

Парнишка покачал головой:

— Ничего, милорд. Я просто люблю лошадей.

Сказав это, он перевел взгляд на Корделию. На его худом, изможденном лице с провалившимися глазами застыло взрослое выражение, страдания состарили его.

— Ты хочешь есть? — порывисто спросила его Корделия.

Ребенок кивнул и вытер сопливый нос грязным рукавом.

— Держи.

Корделия наклонилась, чтобы положить монетку в его грязную ручонку, и мальчишка исчез, прошмыгивая среди лошадей и уклоняясь от размахивающих плетками охотников.

— О, похоже. Топнет зовет меня к себе. Надеюсь, супруга наследника не думает, что я весь день буду рядом с ней.

И она направила лошадь туда, где стояла Тойнет, держась боком к группе всадников, столпившихся вокруг экипажа мадам Дюбарри.

— Поговори со мной, — трагическим тоном прошептала Тойнет. — Никто не обращает на меня внимания, все почитают за честь болтать с этой шлюхой.

— Эта шлюха — любовница короля, — мягко напомнила ей Корделия. — И пока что у нее больше влияния при дворе, чем у вас, моя дорогая подруга.

— О, тогда уходи! — обиженно воскликнула Тойнет. — Если ты намерена ругать меня, то я не хочу с тобой разговаривать.

Корделия кивнула и послушно подалась назад, намереваясь оставить супругу наследника престола наедине с ее мыслями.

— Миледи!

Свистящий шепот донесся до нее из-за кустов рядом с аллеей. Корделия натянула поводья, и из кустов показался давешний мальчишка.

— Моя мама смертельно больна, миледи, — сказал он. — Помогите ей, пожалуйста.

— Сейчас я дам тебе денег…

Мальчишка отчаянно затряс головой:

— Денег не надо, миледи. Ей нужна помощь.

Нищий мальчишка отказывается от денег! Нечто неслыханное! Заинтересовавшись, Корделия знаком велела ему показывать путь и последовала за ним под полог леса. Мальчишка бежал прямо перед мордой Люсетты, которая осторожно выбирала путь среди густого подлеска. Внезапно юный проводник куда-то пропал.

Корделия натянула поводья и огляделась по сторонам. Она позвала мальчишку, но ответом ей были только стук дятла да карканье грачей. Над головой сомкнулись ветви старых деревьев, солнечные лучи с трудом пробивались сквозь чащу, а в воздухе висел густой аромат влажного мха и прошлогодних листьев, Корделия почувствовала себя неуютно. Люсетте, похоже, передалась неуверенность хозяйки, потому что она принялась беспокойно переступать на месте и подняла свою изящную голову, к чему-то принюхиваясь.

— Давай возвращаться, милая. Думаю, он просто хотел позабавиться.

С этими словами Корделия потрепала лошадь по шее, поворачивая ее.

Вдруг из-за деревьев выскочили два человека и так быстро бросились к ней, что она только и успела, что затаить дыхание. Один из них схватил Люсетту под уздцы, а другой вцепился в стремя. Люсетта была слишком хорошо вышколена для того, чтобы без приказа податься назад, поэтому она только раздула ноздри и выкатила глаза.

В голове Корделии не мелькнуло ни тени сомнения. Одним стремительным движением она подняла лук, натянула тетиву и выпустила стрелу. Человек, державший Люсетту под уздцы, зарычал от боли и упал на спину — стрела вонзилась ему чуть ниже ключицы.

Вторая стрела оказалась не менее проворной и точной, чем первая. Человек, державший стремя, уронил руку и с глупым удивлением уставился на стрелу, пронзившую ему бицепс.

— Ну-ка, Люсетта, покажем им! — воскликнула Корделия, и Люсетта поднялась на дыбы, взбросив передние ноги высоко в воздух.

Мужчины упали на колени с выражением ужаса на лицах, когда копыта Люсетты оказались над их головами.

— Боже праведный!

Лео, с охотничьим ножом в руке, вырвался уа прогалину из густого подлеска. Из-под копыт его аргамака во все стороны летели сучья и мох.

— Что за черт!

Он натянул поводья, и его Юпитер тут же встал как вкопанный. Корделия опустила Люсетту на все четыре ноги.

— Грабители, — сказала она. Теперь, когда опасность миновала, ее голос слегка дрожал от пережитого. — Тот мальчишка заманил меня сюда, а потом исчез. Думаю, они хотели меня ограбить.

— Я заметил, что ты отделилась от охоты. — Лео спустился с коня и приблизился к стоящим на коленях фигурам.

— Отпустите нас, ваша честь, — взмолился один из них. — Нас ведь наверняка повесят.

— Такая смерть была бы милостью для вас, если только подумать, что вы хотели сделать с этой леди, — холодно ответил Лео, похлопывая клинком ножа по обтянутой перчаткой руке.

— Нет, мы не собирались убивать ее, ваша честь! — Говоривший даже отшатнулся от высокого стройного англичанина, столь холодно и пронзительно смотрели его глаза.

— Оставь их, Лео.

Он удивленно повернулся к ней:

— Оставить их? Бог весть, что они собирались сделать с тобой.

— Они голодны, — ничего не выражающим тоном произнесла она. — И их семьи тоже голодают. Тот изможденный ребенок скорее всего сын кого-нибудь из них. — Она достала из кармана кожаный кошелек. — Держите.

Они уставились на упавший перед ними на землю предмет, не веря собственным глазам.

Лео вложил нож в ножны и снова сел в седло. Что ж, стрелы доставят им немало хлопот, так что совсем безнаказанными они не ушли.

— В следующий раз тебе стоит быть сдержаннее в твоих гуманных порывах, — сказал он Корделии, когда они выехали из леса. — Раненый зверь куда опаснее.

— Это не их вина, — равнодушно ответила она.

Он искоса взглянул на нее, думая о том, что она продолжает открываться ранее неведомыми ему сторонами. Этих граней у нее было множество, как и положено настоящему бриллианту. Да и ценность ее была не ниже, чем у драгоценного камня.

Он представил себе, что с ней могло случиться, и у него заныло сердце. Хотя Диана-охотница оказалась способной постоять за себя, тем не менее она все еще была слегка бледна, и он заметил, что поводья в ее руках слегка дрожали.

— Давай вернемся во дворец.

— И не будем больше охотиться сегодня? — удивленно спросила она.

— Мне кажется, для одного дня ты получила слишком много впечатлений.

— Но я же не ребенок, — решительно запротестовала Корделия. — Тем более со мной ничего не случилось. Давай поскачем наперегонки. Я хочу тебя обогнать.

Кажется, я слышу рожки охотников.

Сказав это, она пустилась галопом вслед за ушедшей далеко вперед охотой.

Лео с минуту колебался, потом последовал за ней. Да, с Корделией и в самом деле ничего не случилось, но в этом происшествии было что-то непонятное ему. Все знали, что грабители, замыслившие что-нибудь против участника королевской охоты в лесах Версаля и попавшиеся с поличным, будут без промедления отправлены в петлю. Да и какую добычу могут представлять собой охотники? В лесных дебрях вряд ли кто-то имеет при себе деньги или драгоценности.

Нет, во всем этом происшествии концы с концами не сходились.

Амелия, Сильвия и мадам де Неври ехали в карете, которая тащилась по пятам за каретой князя. Двойняшки были так возбуждены, что едва могли сдерживаться, и только хмурый вид гувернантки и ее угроза рассказать про их поведение отцу удерживали девочек от того, чтобы встать на сиденья коленями и во все глаза смотреть на проплывающие за окнами восхитительные виды и на прохожих. Они сидели плечом к плечу, держась за руки, их ноги болтались при толчках кареты, а глазенки сверкали от восхищения. Наконец сон сморил гувернантку, и они вскарабкались на сиденье, чтобы смотреть по сторонам. Их шепот, когда они обменивались впечатлениями, был еле слышен и не мог разбудить похрапывающую Луизу, проснувшуюся лишь тогда, когда карета въехала сквозь громадные, украшенные королевским гербом ворота во двор Версаля.

Она выпрямилась, дрожащими руками поправила сбившийся набок парик. Девочки с совершенно невинным видом сидели напротив нее, держа руки на коленях и глядя прямо ей в глаза. Гувернантка откашлялась, быстро сделала глоток из фляжки и выглянула из окна. Она никогда не была в Версале и даже слегка отшатнулась при виде великолепных желтых зданий с блестящими в лучах вечернего солнца красными крышами и ставнями.

Девочки выбрались из кареты, как только были опущены складные ступени, не заметив от волнения протянутую им руку слуги в напудренном парике. Оказавшись на земле, они огляделись по сторонам, напуганные необъятностью двора, раскинувшегося перед огромным величественным дворцом.

Прибывший раньше их князь стоял чуть поодаль, разговаривая с месье Брионом, которого гонец предупредил о приезде хозяина.

Михаэль через плечо бросил взгляд на своих дочерей. Они выглядели совсем крошечными и испуганными, как и должны были выглядеть, отметил он про себя. Дворец был местом не для маленьких детей.

— Уведите их отсюда, — бросил он Бриону. — Я полагаю, для них приготовлена отдельная комната.

— Вне всякого сомнения, милорд. Княгиня сама надзирала за всеми приготовлениями, с одобрения супруги наследника престола.

— Думаю, княгиня чувствует себя хорошо? — неожиданно мягким тоном спросил князь, втягивая понюшку табаку.

— Совершенно чудесно, милорд.

Михаэль внезапно чихнул и вытер лицо носовым платком.

— Насколько мне известно, она должна была участвовать в охоте.

— Именно так, милорд. Мне кажется, у нее был очень удачный день.

Князь с трудом сдерживал свое разочарование.

— А король уже вернулся с охоты?

— Час тому назад, милорд.

— Тогда я сначала засвидетельствую ему свое почтение.

С этими словами Михаэль двинулся вперед, не удостоив и взглядом своих дочерей и их ошеломленную всем увиденным гувернантку.

Весь двор пребывал в королевских апартаментах, обсуждая за карточными столами перипетии сегодняшней охоты.

Король оторвался от своего любимого ландскнехта, когда князь почтительно склонился перед ним.

— А, князь, я вижу, вы уже выполнили нашу просьбу.

Надеюсь, вы привезли детей? Госпожа супруга наследника сгорает от нетерпения познакомиться с ними.

— Они сейчас здесь вместе со своей гувернанткой, сир, и ждут, когда супруге наследника будет благоугодно познакомиться с ними.

— О да, конечно. Что ж, мне думается, вам не терпится увидеть вашу очаровательную жену. Она была вместе с нами на охоте и оказалась великолепной лучницей. Мы все были в восторге… она подстрелила по крайней мере двух птиц.

Король благосклонно кивнул, давая этим понять князю, что тот свободен.

Князь прошел сквозь анфиладу залов, кивая в ответ на приветствия, ловя на ходу обрывки сплетен и разговоров. Этот человек не мог прожить и дня, чтобы не прослышать про какой-нибудь скандал. Корделии нигде не было видно, хотя супруга наследника престола азартно играла за одним из столов со своими дамами. Князь взял бокал вина с подноса у одного из лакеев и подошел к окну, выходившему во двор.

Редкостные идиоты! Провалить такой отличный план!

Надо было лишь опознать свою жертву по совершенно четко данным им приметам и буквально следовать его указаниям.

Случайное падение, удар головой о землю и несколько часов, проведенных в беспамятстве в лесной чащобе, пока ее не хватятся и не отрядят за ней спасательную партию. Как они могли опростоволоситься с таким простым заданием?

— Наверное, мои племянницы очень рады своим новым комнатам?

Михаэль повернулся на голос. Ему любезно улыбался неслышно подошедший Лео. Еще один идиот, подумал про себя Михаэль, но поклонился и произнес сквозь зубы:

— Надеюсь, гувернантка сможет справиться с ними после этого.

И, повернувшись, пошел дальше.

От ярости кровь бросилась Лео в лицо. Михаэль явно не в духе, и, зная его повадки, можно было не сомневаться, что свое раздражение он выместит на Корделии. Он взглянул на карманные часы. Пять вечера. Обитательницы Оленьего парка сейчас готовятся к вечерним занятиям. И у них еще нет посетителей. Пожалуй, подходящий момент, чтобы узнать, удалось ли Татьяне переговорить с братом насчет фальшивого паспорта.

Михаэль, преисполненный холодной ярости, направился в свои апартаменты, где, по его мнению, должна была в эти минуты находиться жена, целая и невредимая и такая же упрямая и своевольная, как всегда. Он обнаружил се сидящей перед зеркалом в туалетной комнате, старательно наводящей макияж. При его появлении она тут же поднялась и приветствовала его реверансом.

— Добрый вечер, милорд.

Он не ответил на ее холодное приветствие.

— Вы были на сегодняшней охоте?

— И имела успех с луком и стрелами, — ответила она, садясь и складывая руки на коленях с притворно покорным видом, за которым, однако, он не мог не видеть ее обычной наглости. — Король был так добр, что похвалил меня.

— Никаких происшествий не было? — Он прищурил глаза, чтобы не упустить ее реакции на этот вопрос.

Корделия пожала плечами:

— Ничего заслуживающего внимания, милорд.

Тень злобного разочарования промелькнула в бледной глубине его глаз. С едким удовольствием он произнес:

— Охота не очень спокойное занятие. Я начинаю думать, что вам лучше оставить его.

Корделия взглянула прямо на него. В выражении ее лица он прочитал именно ту степень обеспокоенности, какую и надеялся увидеть.

— Оставить, милорд?

— Если вы носите ребенка, это не слишком разумно, — произнес он с неприятной усмешкой. — Я не хотел бы рисковать моим наследником.

Корделия не знала, беременна она или нет, но поняла, что он снова извращенно издевается над ней. Она не даст ему насладиться зрелищем своего несчастья!

— Уверена, что вы лучше знаете эти вещи, милорд, — ответила она, с безразличием пожав плечами. — Дети, я думаю, уже устроились в своих комнатах. Вы хотите навестить их?

Отвлекающий маневр удался. Михаэль побагровел от ярости.

— Нет, не хочу. Я также настаиваю, чтобы они оставались там со своей гувернанткой, пока их не призовут к себе члены королевской фамилии. В этом случае их будете сопровождать вы, но, в свою очередь, в обществе стражника.

— Стражника, милорд? — Она приподняла от удивления бровь. — Какая опасность может мне грозить в Версале?

— Вы будете делать так, как я сказал, вам это понятно?

— Конечно, милорд.

С этими словами она встала и снова присела в реверансе, излучая такую наглость, что он даже шагнул к ней, сжав губы и воздев руки. Пересилив себя и остановившись, он улыбнулся своей змеиной улыбкой:

— Мы еще поговорим, когда я приду к вам ночью, мадам. Приготовьтесь.

Он повернулся и вышел из комнаты.

Уже знакомая ей дрожь возникла было глубоко в теле, но Корделия усилием воли подавила ее. У нее теперь есть заветный флакон, который дала ей Матильда. Михаэль всегда выпивал бокал коньяку перед тем, как лечь с ней.

Он каждый раз держал его в руке, когда стоял рядом с кроватью, глядя на нее, беспомощно лежащую перед ним, пытающуюся скрыть свой страх. Пытающуюся и так часто не преуспевающую в этом…

Но больше такое не повторится. С этого момента он не сможет обнаружить в ней ни крупицы страха. Сегодня ночью она испробует на нем средство Матильды.

Глава 20

Михаэль вошел в свою гардеробную сразу же после полуночи. Первым делом он закрыл на замок дверь за собой, потом — дверь, ведущую в гардеробную жены.

Затем он открыл замок окованною железными полосами сундука и вынул из него книгу в пурпурном переплете. «Кухня дьявола». Да, чрезвычайно полезная книга. Если не вышел номер с несчастным случаем, он сможет найти здесь что-нибудь такое, что приведет его жену к серьезному недомоганию. Вполне подходящий предлог, чтобы покинуть Версаль.

Гораздо вернее, когда сам занимаешься подобными делами, подумал он.

Он не собирался прибегать к серьезным средствам, которые привели Эльвиру к смерти. Скорее что-нибудь вроде пищевого отравления. Ничего страшного, просто достаточно неприятно И уж во всяком случае, такое, что не повлияет на возможную беременность.

Захлопнув книгу, он возвратил ее в сундук и запер его.

Потом отомкнул дверь в свою гардеробную и позвонил в колокольчик, вызывая слугу. Из гардеробной жены не доносилось ни звука. Поскольку он велел ей вернуться в их апартаменты, как только королевская фамилия уйдет после вечернего концерта, то сейчас она должна быть в постели. Лежать и ждать, сознавая, что днем вызвала его неудовольствие. Сознавая, какая расплата последует за этим. Его охватило вожделение.

— Коньяку! — щелкнув пальцами, бросил он вошедшему слуге.

Изрядный глоток спиртного несколько успокоил его. Как только он увезет Корделию из Версаля, все остальное будет куда проще. Ему надо изолировать жену от всех ее друзей, от всех, кто когда-то знавал ее. И главное, от супруги наследника престола. Нет ничего проще, чем наладить просмотр ее переписки, и, когда она останется одна, он сможет сделать с ней все, что захочет.

Внезапно он нахмурился. Ему пришла в голову мысль, что Лео Бомонт может стать в этом плане неожиданной помехой. Он вполне способен начать задавать неприятные вопросы, если вдруг Корделия пропадет с горизонта. Но с Лео он сможет справиться. Единственное, что того трогает, — это его племянницы. Он, Михаэль, в любой момент может бросить ему какую-нибудь подачку, связанную с ними, и следить за тем, чтобы он общался с Корделией только в его обществе. Этот хлыщ легковерен, и его нетрудно обвести вокруг пальца.

До Корделии, лежавшей в постели без сна, донесся звон колокольчика, и по ее коже поползли мурашки. Михаэль проведет еще минут пятнадцать — двадцать в обществе слуги, а затем пожалует к ней.

Во время свидания с Матильдой накануне вечером Корделия узнала, что снотворное средство должно подействовать минут через тридцать — сорок после приема: Михаэль был крупным мужчиной.

Но получаса более чем достаточно, чтобы учинить расправу над ней, печально подумала Корделия. То, чего нельзя избежать, следует вытерпеть. Сегодня ночью он не сможет овладеть ею больше одного раза, поэтому если она соберет свою волю в кулак, то сумеет вытерпеть. Ведь случалось же ей терпеть такое и раньше.

Но предательская дрожь в животе все усиливалась по мере того, как она прислушивалась к шагам мужа, приближающимся к ее дверям. Ладони ее покрылись потом, сердце отчаянно колотилось в груди. Но, когда дверь в спальню открылась и массивная фигура мужа появилась в дверном проеме, заслонив на секунду льющийся из соседней комнаты свет, ею овладело холодное спокойствие. Пальцы ее сомкнулись на маленьком флаконе и открыли пробку.

Михаэль вошел в комнату, закрыв за собой дверь. Пока он пересекал комнату, держа в руках бокал с коньяком, Корделия выскользнула из постели. Она встала рядом с кроватью, на ее губах играла испуганная улыбка.

— Добро пожаловать, супруг мой.

Михаэль удивленно взглянул на нее. Будучи редкостным педантом, он приготовился к тому, что Корделия ожидает его в постели. Потом по его губам скользнула усмешка. Эта демонстрация страха и раскаяния скорее всего преследовала цель разжалобить его. Запоздалая попытка, но все же похвальная. Он приблизился к ней и остановился, возвышаясь своей громадной фигурой. Под его холодным, безжалостным взором она потупила глаза. По телу ее пробежала дрожь, и тишина в комнате стала почти осязаемой. Он молча смотрел, наслаждаясь, как с каждой секундой ужас вес больше завладевает ею. Поставив бокал на столик рядом с кроватью, он захватил в ладони ее длинные волосы, с обеих сторон ниспадающие на грудь, и, притянув к себе, впился в ее губы поцелуем, скорее напоминающим укус. Но в это мгновение он владел только ее устами. Корделия усилием воли не позволила себе лишиться способности действовать. Она вслепую пошарила руками вокруг себя и нащупала край бокала. Наклонив флакон, она капнула в бокал снотворного, надеясь, что туда попало именно три капли. Матильда говорила ей, что снадобье не имеет ни вкуса, ни запаха, но речь тогда шла только о трех каплях. Если она накапала в бокал большую дозу, он мог почувствовать это. Но не могла она и рисковать, вливая чересчур малую порцию. Ощупью вставив пробку, она опустила руки, спрятала флакон в складках ночной рубашки и только тогда стала сопротивляться его воле — этого он и ожидал от нее. Она сражалась с ним за глоток воздуха, пытаясь освободить свои волосы из его безжалостных рук.

Наконец он внезапно отстранился, повернул ее к себе спиной и грубо толкнул на кровать. Она затаила дыхание.

Прижав ее поясницу коленом, он одним глотком осушил содержимое бокала. Рука Корделии, держащая флакон, оказалась прижата к постели ее собственным телом. Когда он рывком поднял ее рубашку и грубо вошел в нее, она закусила зубами складку одеяла, чтобы не закричать во весь голос от боли и отвращения. Скоро все будет кончено…

Спустя полчаса Корделия лежала, прислушиваясь к дыханию своего мужа. Его тяжелое тело глубоко погрузилось в матрас рядом с ней, так что она едва удерживалась От того, чтобы не скатиться к нему. Она готова была поклясться, что дыхание его изменилось. Более легкое раньше, теперь оно стало глубже, затрудненнее. Что-то изменилось и в самом теле, оно словно налилось тяжестью, стало более массивным. Очень осторожно она коснулась его кончиками пальцев. Кожа была покрыта испариной. Он не шевелился.

Корделия осторожно отодвинула полог, позволив проникнуть лунному свету, лившемуся из окна. Он по-прежнему не шевелился. Она приподнялась на локте и наклонилась над ним, глядя на его лицо. Словно маска — никакого движения. Она прикоснулась пальцами к его губам. Никакой реакции.

С сердцем, рвущимся из груди, она встала с кровати. Он не шелохнулся. Пошарив рукой под матрасом со своей стороны постели, она нащупала ключ к его сундуку. Сердце ее колотилось так сильно, что она даже испугалась, не разбудит ли Михаэля его стук. Но Матильда хорошо знала свое дело.

Корделия, пятясь, двинулась было к выходу из спальни, не отрывая взгляда от массивной фигуры на кровати. Внезапно, застонав, он перекатился на бок, зарывшись лицом в подушку. От страха ей стало дурно.

Но его храп стал размеренным, даже заглушенный подушкой, он разносился по всей комнате. Она застыла у кровати, нервно теребя ключ в руках. Наконец у нее появилась уверенность, что проснется он не скоро.

Если она намеревается выполнить свой замысел, приступать к этому надо именно сейчас. Корделия пересекла спальню, потом свою гардеробную и вошла в комнату Михаэля.

Она закрыла за собой дверь, зажгла лампу и опустилась перед сундуком на колени. Ключ легко вошел в хорошо смазанный маслом замок. Корделия повернула его и услышала щелчок. Замок открылся. Она подняла крышку. Все внутри выглядело точно так же, как и в прошлый раз. Поверх дневников покоилась книга о ядах.

Ее рука безошибочно нащупала том 1764 года — предшествующего смерти Эльвиры. Дрожащими пальцами она открыла первую страницу.

Книга со стуком упала на пол, когда из ее спальни раздался громкий крик, похожий на рев раненого животного.

Он понял. Он догадался, что его сундук открыт.

Великий Боже! Она застыла на месте, ожидая, что он вот-вот ворвется в комнату и застанет ее на месте преступления.

Несомненно, он убьет ее. Еще один крик достиг ее ушей, но он не появлялся.

Очень медленно, обливаясь холодным потом, она заставила себя выпрямиться и на подламывающихся ногах двинулась к спальне. Со страхом она открыла дверь и заглянула внутрь. Михаэль сидел на кровати с обнаженным торсом, полы его халата распахнулись. Глаза его, казалось, смотрели ей прямо в лицо. Корделия содрогнулась, зубы ее застучали, в груди разлился холод — ей почудилось, что он готов броситься на нее. Однако он просто сидел, уставясь перед собой. Глаза его были открыты, но он по-прежнему пребывал во власти тяжелого сна. И медленно, очень медленно взор его погас. Похоже, его мучили какие-то кошмарные видения.

Поняв это, она испытала такое облегчение, что едва не рухнула на пол. Снадобье, очевидно, было способно на большее, чем просто повергнуть человека в сон: оно еще и выпускало на волю всех демонов спящей души. Видимо, Матильда немало поработала над его составом. Зло должно быть наказано!

Она вернулась в гардеробную Михаэля, подняла упавший на пол дневник, села на ковер, прислонившись спиной к открытому сундуку, и начала читать. В комнате воцарилась тишина, нарушаемая только тиканьем часов и шорохом переворачиваемых страниц. Медленно, с растущим в душе ужасом она знакомилась с событиями 1764 года.

Михаэль весьма тщательно вел свои записи. В феврале 1764 года он начал подозревать Эльвиру в неверности. В дневнике была записана каждая мелочь, каждый оттенок подозрения, каждое доказательство виновности. Его ночные попытки заставить ее покориться были занесены в дневник с теми же тошнотворными деталями, которые Корделия знала по собственному опыту. Эльвира страдала от них, но, если подозрения Михаэля были небеспочвенными, она брала реванш с любовником.

Этот раздел дневника напоминал судебное дело как тщательностью аргументации, так и каждодневно собранными уликами. Чтение его было подобно страшной экскурсии по закоулкам сознания человека, одержимого маниакальной мыслью, что жена сделала из него посмешище и рогоносца. И , все же Корделия не смогла найти доказательств, которые невозможно было бы опровергнуть. Михаэль видел их… или в своем безумии просто выдумал?

Корделия забыла про то, где она находится, про бегущее время, про угрожающую ей опасность. Закрыв дневник 1764, года, она поставила его на место и принялась за следующий том. И прочитала про смерть Эльвиры. Ужас и сомнение обуяли ее. Каждый этап ухудшения состояния Эльвиры был зафиксирован в дневнике — ее слабость, приступы рвоты, ухудшение зрения, выпадение ее прекрасных когда-то волос, ужасные телесные боли, при которых она не могла обходиться без настойки опия. Бесстрастное описание медленного отравления организма сопровождалось подробными записями о дозировке и свойствах ядов, которые он испытывал на своей жертве.

Каждая порция снадобья, которое Михаэль давал своей жене, аккуратно фиксировалась. Три раза в день, вплоть до смертного часа. Сама смерть тоже была зафиксирована: «Сегодня вечером в 6.30 Эльвира заплатила за свою неверность».

Корделия закрыла дневник и невидящим взглядом уставилась на каминную решетку. Пламя лампы подрагивало, масло почти все выгорело. Она вернула дневник на место и взяла книгу ядов. С растущим в душе отвращением она пролистала ее, ища и страшась найти описание яда, который убил Эльвиру. Но отвращение все же пересилило, и она захлопнула книгу. Казалось, ее руки покрылись слоем грязи от одного только прикосновения к ней. Да и вся она словно извозилась в нечистотах от этого путешествия по закоулкам мрачной, мстительной души убийцы.

Единственная мысль билась в ее мозгу, когда она тщательно проверяла, все ли на месте, закрывая и запирая сундук: она обязана спасти себя и детей от Михаэля. Какие бы беды ни грозили ей в дальнейшем, ничто не могло сравниться с той опасностью, которой она и дети подвергались каждую минуту под крышей дома князя. И любые сомнения Лео относительно их будущего разлетались как дым по сравнению с перспективой вообще лишиться будущего.

Она обвела взглядом гардеробную, погасила почти догоревшую лампу и вернулась в спальню. Михаэль снова лежал на спине, на этот раз с закрытыми глазами. Корделия спрятала ключ под матрасом и задернула полог вокруг кровати.

Начинало светать. Лео и другие мужчины-придворные собирались поутру отправиться в лес на охоту на кабана. Михаэль тоже намеревался присоединиться к ним, но она не станет будить его. У нее мелькнула мысль, что, может быть, она дала ему чересчур большую дозу снадобья и он не проснется. Но для умирающего он слишком сильно храпел.

Корделия поплотнее завернулась в домашний халат и, забравшись с ногами в кресло, принялась дожидаться того часа, когда будет прилично вызвать Элси и слугу Михаэля. Ее сознание было холодно и ясно. Она обдумывала новую проблему, стоящую перед ней. Когда ее муж проснется, сможет ли она не только вести себя как обычно, но и скрыть свое возросшее отвращение к нему? Ведь при малейшем подозрении он убьет и ее.

Когда Михаэль проснулся, в окно широким потоком лились лучи солнца. Тело ломило и с трудом повиновалось ему.

Голова была тяжелой, словно он чересчур много выпил накануне вечером. В первый момент он даже не сразу понял, что проснулся в постели жены. Похоже, он провел с ней всю ночь. Он повернул голову. Место рядом с ним пустовало.

Он сел на кровати, пожалуй, слишком резко: голова отозвалась такой болью, словно по ней молотили кирками. Глаза резал свет, во рту пересохло и ощущался какой-то мерзостный вкус. Наверное, он выпил чересчур много коньяка, перед тем как лечь. Нет, все же не больше, чем обычно. Он закрыл руками лицо, пытаясь собраться с мыслями.

— О, вы уже проснулись, милорд. — Голос Корделии прервал его попытки обрести здравый ум. — Вам нездоровится?

Вы неважно выглядите.

В этом холодном голосе не было и намека на сострадание.

Он поднял голову, снова отозвавшуюся болью. Корделия, в прозрачном неглиже, с распущенными волосами, стояла в ногах постели.

— Который час?

— Начало десятого. Вы сегодня долго спали.

Начало десятого! Никогда в жизни он так поздно не просыпался.

— Мне кажется, вам нездоровится, милорд. — Корделия смотрела на него все так же бесстрастно. — По-моему, у вас небольшой жар. Вы не могли где-нибудь простудиться?

— Не говори ерунды, женщина. Я в жизни ни дня не болел.

С этими словами он откинул одеяло и встал. Тут же комната поплыла по кругу, а ноги под ним подкосились. Он тяжело осел на край кровати и подумал: а не права ли Корделия? Может, он и в самом деле заболел?

— Я позвоню вашему слуге. — Корделия дернула сонетку звонка.

— Что произошло? — сипло произнес Михаэль. — Прошлой ночью? Что случилось?

Темная пелена застилала мозг, он не мог отделаться от впечатления, что произошло нечто страшное, хотя и неясно, что именно.

— Да абсолютно ничего, все как всегда. — Корделия подошла к кровати. — Если не считать того, что вы потом сразу же заснули.

Она не смогла скрыть раздражение, но почему-то ей казалось, что это пройдет для нее безнаказанно. Михаэль был сейчас чересчур озабочен своими проблемами, чтобы обращать внимание на ее тон..

Он медленно покачал головой. Что-то было не так. И очень здорово не так. В дверь постучал и вошел слуга.

— Что-нибудь случилось, милорд? Вы хотели принять участие в утренней охоте, но не вызвали меня.

Охота! Какого черта угораздило его так долго спать? Пропустить королевскую охоту! Такого с ним в жизни, не случалось.

— Дай мне руку, — хрипло произнес он.

Опираясь на поданную слугой руку, он тяжело поднялся, лицо его сморщилось от усилий скрыть невероятную слабость.

— Принеси мне горячего молока и бифштекс. Потом вызови цирюльника, чтобы сделать кровопускание.

Запахнув халат, поддерживаемый слугой, он направился в свою комнату.

Корделия мрачно улыбнулась. Надо будет узнать у Матильды, как долго продлится недомогание Михаэля. Если ему придется какое-то время оставаться в постели, то это можно будет использовать.

Когда она звонком вызвала Элси, часы на каминной полке отбили полчаса. Охотники должны были вернуться обратно около десяти. Четырех часов этого жестокого спорта было вполне достаточно даже для короля, который буквально жил охотой.

— Приготовь мое серое платье, Элси, — велела она служанке.

Элси присела в реверансе и робко улыбнулась, ставя на стол поднос с завтраком Корделии, а затем принялась наполнять ванну горячей водой.

В десять часов Корделия появилась в салоне, где месье Брион раскладывал на журнальном столике последние столичные издания.

— Как себя чувствует князь? — небрежно спросила она, .на ходу оглядывая себя в зеркале над камином.

— Я сразу же послал за цирюльником, миледи, и он, как я понимаю, велел князю оставаться в постели, — ответил не моргнув глазом Брион.

— Если он спросит обо мне, не будете ли вы так добры сказать, что я жду выхода супруги наследника престола. Предполагается, что я представлю ей мадемуазель Амелию и Сильвию сегодня утром.

— Как вам будет угодно, мадам, — склонил голову мажордом.

Корделия улыбнулась. Они с месье Брионом слегка кивнули друг другу, потом мажордом поспешил открыть перед ней дверь.

Корделия со всей скоростью, которую позволяли ей высокие каблуки и широкий кринолин, спустилась по парадной лестнице дворца и вышла в сад. Пройдя по посыпанным гравием дорожкам, она через боковые ворота вышла к конюшням. Именно сюда должна была вернуться королевская охота.

Минут через пять по гравию глухо застучали копыта коней, и первые охотники во главе с королем въехали во двор конюшни. Кровью и грязью были измазаны обтягивающие их брюки и перчатки, даже на лицах некоторых запеклись капли крови. Сопровождавшие их слуги несли оружие, ножи и копья, которые господа пустили в ход в отчаянной схватке не на жизнь, а на смерть с теряющим последние силы, загнанным в угол собаками и людьми, но все же смертельно опасным зверем.

Женщины никогда не принимали участия в подобной охоте. Она считалась опасной и чересчур кровавой для них. Нередко такая охота заканчивалась для собак и лошадей ужасной смертью, а многие загонщики всю оставшуюся жизнь носили на себе страшные отметины клыков или копыт.

Но сегодня охотникам явно сопутствовала удача. Несколько загонщиков несли подвешенного на ременных носилках громадного кабана, из перерезанного горла которого еще капала кровь. Гончие лаяли и носились вокруг него, дожидаясь своей законной части добычи. Острый залах крови был так силен, что даже Корделия, с раннего детства привыкшая к таким забавам, вынуждена была отойти подальше.

Со второй группой охотников появился Лео. Он тоже был забрызган кровью, а высокие кожаные ботинки измазаны грязью. Вероятно, он был в числе тех, кто, спешившись, добивал зверя в заключительной схватке, один на один. Это не удивило ее. Но все же она поймала себя на мысли, что лучше бы он оставил эту безрассудную, рискованную браваду для других и находился бы в безопасности верхом на лошади, издали наблюдая за поединком.

— Княгиня Саксонская, — услышала она обращенные к ней слова и, обернувшись на голос короля, присела в глубоком реверансе. — Какое чудесное утро, не правда ли? Но мы надеялись охотиться в компании вашего мужа. — И он вопрошающе поднял бровь.

Корделия грациозно вышла из реверанса.

— К сожалению, у моего мужа недомогание, сир. Он просил меня передать его глубочайшие сожаления.

Король нахмурился:

— Недомогание? Надеюсь, ничего серьезного?

— О нет, ничего страшного, сир, — поспешно ответила она.

— Тогда мы надеемся увидеть его вечером, — провозгласил его величество, опираясь на протянутую конюшим руку, чтобы спешиться.

Корделия снова сделала реверанс и поспешила исчезнуть из поля зрения короля. Лео стоял чуть сбоку, обнажив голову в присутствии короля, похлопывая хлыстом по ладони.

— Что случилось с Михаэлем? — понизив голос, спросил он, когда она подошла и остановилась рядом с ним.

— Снадобье Матильды. Но я должна поговорить с тобой.

Это очень важно, Лео.

Все это она произнесла, глядя куда-то вдаль, стараясь говорить спокойно, чтобы со стороны казалось, что они обсуждают сегодняшнюю погоду. Но Лео было не так-то просто провести, и сердце его сжалось от нехорошего предчувствия. Корделия была не из тех людей, которые легко впадают в панику. Оглянувшись по сторонам, он сказал:

— Ступай в лавровый грот, я сейчас подойду туда.

— Но побыстрее, Лео.

Она поспешно удалилась, оставив его в беспокойстве. Лео оглядел свои грязные руки, заляпанную грязью и порванную одежду. Брызги грязи засохли и на его лице. Он должен сначала привести себя в порядок. Иначе его вид может привлечь чье-нибудь нежелательное внимание.

Корделия уже с полчаса поджидала его у входа в лавровый грот.

Но где же Лео? И как рассказать ему про то, что она узнала? Как сказать ему, что его единственная и обожаемая сестра была коварно убита? Как он перенесет такой страшный удар судьбы, зная, что ничего не сделал, чтобы помочь ей?

Наконец она увидела его стройную фигуру, облаченную в голубовато-зеленый камзол. Торопясь к ней, он не стал надевать парик, и легкий ветерок трепал его волосы. Несмотря на то страшное, о чем она должна была рассказать ему, ее охватило желание. Как он красив. И любит ее. Она поспешила отступить поглубже в грот, чтобы никто не увидел ее.

Лео деланно небрежной походкой двинулся в направлении грота.

— В чем дело? — тихо спросил он, входя.

Лицо его было бледно, голос тревожен. Корделия заломила руки. Как бы она ни настраивалась на печальный рассказ, в этот момент все приготовленные слова вылетели у нее из головы.

— Михаэль отравил Эльвиру, — наконец выдавила она из себя. — Прости, что я принесла тебе эту весть.

Лицо его превратилось в ужасную маску, глаза потемнели, на скулах заиграли желваки.

— Что ты сказала?!

Корделия облизнула губы. Она коснулась было рук Лео, но он отдернул их с таким видом, что она даже испугалась, хотя и понимала его состояние.

— Прошлой ночью я читала дневник Михаэля. Он ведет его ежедневно. Думаю, что все годы его сознательной жизни отражены в отдельных фолиантах. И я прочитала об Эльвире…

— Рассказывай, — поторопил он. — Все, что ты помнишь.

— Я помню все, — с болью в голосе произнесла она. — Это… это очень страшно.

— Все равно рассказывай.

И он принялся шагать по узкому проходу между высокими кустами лавра, пока она слово в слово старалась пересказать прочитанное в дневнике Михаэля. Когда она замолчала, он не остановился и не произнес ни слова.

— Могла… могла Эльвира ему изменить? — Корделия не нашла в себе сил выносить его молчание.

Лео поднял на нее взгляд.

— Возможно, — кратко бросил он. — Но разве это может быть оправданием убийства?

— Нет… конечно, нет. Прости меня.

— Яд! — От негодования он даже сплюнул на землю. — Какое гнусное средство! Подлое, трусливое, женское оружие!

Корделия не осмелилась произнести ни слова в защиту своего пола. Она осознавала бессмысленность каких-либо доводов или действий в эту минуту. Лео наглухо замкнулся в своем горе и всем своим видом отталкивал ее от себя. Она оказалась черным вестником, а такие вестники всегда страдают. Но сердце ее невыносимо болело за пего, ей хотелось как-то утешить любимого, хотя она и понимала, что нет сейчас такой силы, которая могла бы развеять его горе и гнев.

Даже ее любовь была бессильна в это! час.

— Оставь меня!

Эти слова прозвучали как приказ, он произнес их, не глядя на нее.

Корделия покинула грот и смешалась с придворными.

Глава 21

При первых звуках охотничьего рожка — как раз в это время королевская охота выезжала со двора — Амелия толчком в бок разбудила свою сестру. Сильвия открыла глаза и сразу же села в постели.

— Где это мы? — Она с удивлением обвела взглядом незнакомую спальню с драпировками голубого бархата и сводчатым потолком. В высокое открытое окно в комнату вливался свежий, напоенный ароматами парка воздух.

— Во дворце, глупая, — прошептала ее сестра, тоже садясь рядом с ней. — Нас должны представить королю.

Рот Сильвии от удивления округлился — она уже все вспомнила.

— И Корделия будет с нами.

Только в присутствии посторонних они почтительно обращались к своей мачехе «мадам».

— Да, а не мадам де Неври. — Амелия прижала ко рту подушку, чтобы заглушить готовый вырваться из груди смешок. — Давай поменяемся местами, Сильвия.

И она попыталась было перебраться на место своей сестры.

— Но мы не можем делать такое здесь, — рассудительно возразила Сильвия. — Что скажет король?

— Он об этом и не узнает, — просто заметила Амелия. — И вообще никто не заметит.

— А что о нас подумает Корделия?

— Да она тоже не узнает, — начала говорить Амелия, скрывая свою неуверенность под маской бравады. — Никто не будет знать, кроме нас с тобой. Как и всегда.

Но открылась дверь, и в комнату в сопровождении няни вошла гувернантка в утреннем неглиже.

Луиза заставила девочек натянуть рубашонки, стянула им волосы назад, заколола их шпильками и так туго заплела косы, что малышкам стало казаться, будто кожа вместе с волосами вот-вот сползет у них с головок.

Когда их маленькие тельца были затянуты в корсеты, втиснуты в кринолины и облачены в парадные, богато шитые золотом платья, гувернантка повела детей в небольшую гостиную, с которой сообщалась спальня. Там она усадила сестер рядышком на диван, обтянутый скользким шелком, подставила им под ноги скамеечки, чтобы они не съехали с него, и велела сидеть не шевелясь. Здесь они будут ждать, объяснила она, когда за ними зайдет княгиня, чтобы отвести их к супруге наследника престола.

Амелия бросила взгляд на сестру, которая при этих словах даже приоткрыла рот от страха. Стрелки изящных часов, стоявших на каминной полке, ничего не говорили им, но дети знали, что сейчас еще очень рано для этого визита. Накануне Корделия сказала им, что она придет не ранее одиннадцати часов утра. Супруга наследника престола раньше не поднималась.

Луиза велела няне присматривать за девочкаками особенно за тем, чтобы те не испортили своих туалетов, и удалилась в свою комнату, дабы переодеться.

— А завтракать мы не будем? — спросила Сильвия, живот которой сводило от голода.

— Не знаю, мадемуазель, — ответила няня.

Она тоже была голодна и чувствовала себя совершенно потерянной в этом громадном дворце. При комнатах, отведенных девочкам, не было кухни, так что ей пришлось спать в тесной каморке, выходящей в коридор. Она не знала, как раздобыть еду или по крайней мере разжиться огнем и водой, и чувствовала себя столь же стесненной во всем, что касается личных удобств, как последний из узников Бастилии.

Спустя полчаса Луиза вернулась с подозрительно румяными щеками, с увлажненным взором покрасневших глаз.

Она строго посмотрела на девочек.

— Разве мы не будем сегодня завтракать, мадам? — спросила на этот раз уже Амелия.

— Мы так голодны, — добавила Сильвия.

Мадам тоже хотела есть, но она не больше няни была знакома с обычаями Версаля. Накануне вечером кто-то из слуг принес им ужин без какой-либо просьбы с их стороны.

Но как повторить эту процедуру — ей было неведомо. Признаться же в своей неосведомленности перед подопечными, да еще в присутствии няни, она не могла.

— Вам придется подождать, — строго произнесла она. — Некоторое самоограничение полезно для души.

Настроение девочек упало — они поняли, что гувернантка не представляет, как раздобыть для них еду. И четыре нескончаемых часа они сидели плечом к плечу на диване, не смея пошевелиться, наблюдая, как гувернантка все чаще прикладывается к заветной фляжке, чтобы заглушить терзающий ее голод.

Но вот дверь в гостиную распахнулась, и вошла Корделия в своем сером платье с розовой пелериной, с рассыпанными по нежно-розовой коже плеч черными локонами.

— Желаю вам, милые, всем доброго утра, — произнесла она, наклоняясь, чтобы взять в свои ладони детские ручонки, и целуя девочек в щеки.

Взгляд ее был грустен, но она все же нашла в себе силы улыбнуться всем присутствующим.

— Но вы же совсем замерзли! — воскликнула она, коснувшись губами щек девочек. — Как это вам удалось в такой чудный день?

Она с удивлением посмотрела на гувернантку, которая, растерянно мигая, поднялась с кресла.

— Их надо было напоить чаем, чтобы они согрелись.

— Мы хотим есть! — хором протянули малышки.

— Есть? Неужели вы не завтракали?

Луиза пренебрежительно фыркнула:

— Князь полагает, что его дети обязаны переносить временные неудобства.

— Я уверена, что это только похвально, — едко сказала Корделия, — но не могу представить, что он хочет уморить их голодом.

Она бросила гневный взор на гувернантку, потом перевела взгляд на побледневшую няню.

— Может быть, вы просто не знали, как заказать завтрак? — недоумевающе произнесла она.

Вихрем пронесясь по комнате, она дернула сонетку звонка, висевшую у двери.

— Этот звонок проведен в наши апартаменты. Сейчас сюда придет Фредерик, и через него вы можете заказать все, что вам угодно. Как долго вы здесь сидите?

— С раннего утра, мадам, — произнесла няня, осмелевшая из-за голода и явного смущения гувернантки.

Корделия развернулась лицом к Луизе.

— Вы превышаете свои полномочия, мадам, — произнесла она ледяным тоном, глаза ее горели недобрым огнем. — Насколько мне известно, вам платят за то, чтобы вы заботились о детях князя, а не издевались над ними!

В этот момент в комнате открылась дверь, и Корделия резко повернулась, взметнув в воздухе розовато-серую волну y пышных юбок.

— Фредерик, принесите детям шоколад, бриоши и джем, а потом покажите няне, где она может перекусить.

Когда слуга вышел, сопровождаемый няней, в комнате воцарилось напряженное молчание. Гувернантка исходила гневом, грудь у нее вздымалась, как у испуганной лягушки. Дети с блестящими от любопытства и восторга глазами тихонько сидели на диване, не сводя глаз со всемогущей Корделии. Та мерила шагами гостиную, лихорадочно соображая, как ей поступить. Она нарушила одно из правил, установленных в этой новой жизни ею самой: объявила гувернантке войну, вместо того чтобы предложить ей союз. Но женщина была так отвратительна, что сдерживаться она уже не могла.

— Княгиня, я возражаю против такого тона, — обрела наконец голос гувернантка. — Мой родственник, князь Михаэль, вверил своих детей моему попечению с самого раннего возраста и…

— А, вот и Фредерик, — довольно грубо прервала это бурное начало Корделия. — Фредерик, поставьте поднос вот туда.

Корделия склонилась над столом, разломила бриоши, намазала их джемом и жестом пригласила детей, не нуждавшихся ни в каких приглашениях, приступить к завтраку, который так разительно отличался от их обычного жидкого чая и хлеба с маслом.

Когда Луиза поняла, что для нее места за этим столом не предусмотрено, она направилась в свою комнату, хлопнув за собой дверью. Корделия показала ей вслед язык, а дети при этом прыснули горячим шоколадом, усеяв стол брызгами.

— Я капнула себе на платье, — простонала Амелия, в ужасе глядя на небольшое коричневое пятнышко на своем парадном платье.

— Ну и что, ничего страшного. — Корделия плюнула на уголок салфетки и потерла пятно. — Никто даже не заметит.

— Но… но что скажет король? — Две пары глаз глядели на нее с другой стороны стола.

— А что он должен сказать? — произнес голос от двери.

— Это месье Лео! — хором воскликнули сестры. — Вы нашли нас?

— Похоже на то, — ответил он, закрывая за собой дверь. — Меня послал король, который хочет познакомиться с моими племянницами.

Последние слова были адресованы скорее Корделии, чем девочкам.

С ничего не выражающим лицом, с изысканными манерами, Лео являл собой идеал придворного, мастерски владеющего собой. Лишь в его глазах она смогла прочесть подлинные чувства, испытываемые им сейчас. В них больше не было его обычной живости, взгляд горел ужасной, еле сдерживаемой ненавистью и таким отчаянием, что у Корделии зашевелились волосы на голове. Она поняла: во всем он винил самого себя. Она знала, что именно такой и будет первая реакция Лео на принесенную ею весть, и не представляла себе, как утешить его в безысходном горе. Но даже самые обычные слова сочувствия, сказанные сейчас, были бы восприняты им как оскорбление, тем более страшное оттого, что она не знала Эльвиру.

Михаэль скорее всего еще лежал в постели. Князь знал, что Корделия должна сопровождать детей к Тойнет, так что с его стороны опасности не предвиделось. Едва ли он поставит ей в вину, что она повиновалась королевскому приказу, в то время как он приходил в себя.

— Тогда мы не должны опаздывать, — дипломатично произнесла она.

Корделия не смотрела на Лео, потому что знала — в ее взгляде он прочтет сочувствие к нему и страх за себя, а это лишь добавит груз к той тяжкой ноше, которую он взвалил на свои плечи. Она только вытерла остатки шоколада с личика одной из девочек и сладкий джем — с пальцев другой.

Дверь в комнату гувернантки открылась, и в проеме показалась Луиза, с молчаливым осуждением смотревшая на эту картину.

Лео произнес тоном спокойного превосходства:

— Я послан королем, чтобы привести для представления ему ваших подопечных. Может быть, вам стоит проверить, в порядке ли их туалеты.

— Княгиня ясно дала понять, что мои услуги не требуются, — обиженным тоном произнесла Луиза, поджав губы. — Княгиня полагает, что она может справиться со своими падчерицами без посторонней помощи. Хотя я занималась этим почти четыре года и князь был мной доволен.

Лео не снизошел до ответа на эту реплику, он просто смотрел сквозь Луизу, словно ее не существовало на свете Корделия кратко произнесла:

— Как бы вы ко всему этому ни относились, мадам, сейчас не время и не место для разбирательств.

Затем она сняла Амелию, а потом Сильвию с кресел, одернула их юбочки и поправила муслиновые пелеринки. Амелия, не переставая беспокоиться о посаженном на платье пятне, поскребла его ногтем, опасливо поглядывая на гувернантку.

— Пойдемте. — Лео взял племянниц за руки. — Нельзя заставлять короля ждать нас.

Луиза не покинула свое место у двери, пока вся четверка не вышла из комнаты. Потом она поспешила к столу и принялась подъедать остатки детского завтрака, давясь бриошами, словно не ела неделю, черпая джем ложкой и запивая его уже остывшим шоколадом.

Она решила пожаловаться Князю'. Он, без всякого сомнения, воспримет нанесенное ей оскорбление как дерзкий вызов себе. Ведь не случайно домочадцы шептались о том, что он держит свою молодую жену в ежовых рукавицах, как и всех остальных в доме.

Покончив с завтраком, она завершила пиршество изрядным глотком из фляжки. Потом опустилась в кресло у камина и задумалась. Ей было совершенно ясно, что у княгини подозрительно близкие, отнюдь не только родственные отношения с виконтом. Это делало ситуацию еще более запутанной, но могло сработать в ее пользу при разговоре с князем. Отец девочек не станет терпеть союз между мачехой и дядей его дочерей. Князь Михаэль привык править единолично.

Корделия и Лео с детьми направились по коридору к королевским покоям. Улыбка сбежала с лица Лео, уступив место затаенной тревоге.

— Через пару дней у меня будет паспорт для тебя и для детей, — сказал он чуть слышно, еле шевеля губами. — Мне надо найти предлог, чтобы увезти девочек из Версаля. Тогда их несколько часов никто не хватится.

— С нами поедет и Матильда, — ответила точно так же, почти беззвучно, Корделия.

Этот обмен репликами выглядел так, словно между ними все давно уже решено и оставалось только договориться о времени и характере действий. Обоим было ясно, что Лео не поедет вместе с ними. Михаэль может подозревать, что тот вовлечен в заговор, но у него не будет никаких доказательств.

А заботиться о безопасности детей предстоит ей самой.

Девочки, идя буквально на буксире за ними, во все глаза смотрели на великолепие дворца, не забывая делать скользящие шаги, как их учили. Зал для королевских приемов был полон придворных, но единого слова Лео, сказанного одному из советников короля, хватило для того, чтобы перед ними распахнулись двери в помещение, где сидел государь в обществе наследника престола и его супруги Амелия и Сильвия почти потеряли дар речи к тому моменту, когда предстали перед лицом короля. И лишь увидев склонившуюся в глубоком поклоне перед монархом Корделию, они вспомнили, что им тоже надо сделать реверанс.

Тойнет подалась вперед в своем кресле, подзывая детей к себе.

— У меня здесь есть кое-что вкусное для вас, — тепло произнесла она, делая знак лакею, державшему в руках серебряную вазу с пирожными и сладостями.

Дети посмотрели на Лео и Корделию, от волнения не решаясь пошевелиться. Король засмеялся, выбрал из вазы две марципановые розы и дал по розе каждой из девочек, потом с доброй улыбкой повернулся к мадам Дюбарри, давая этим знак, что аудиенция окончена.

Тойнет поднялась с кресла.

— Давай прогуляемся с детьми, Корделия. Вы составите нам компанию, виконт Кирстон?

Последняя фраза прозвучала как неприкрытое оскорбление, потому что была обращена к Лео, оживленно разговаривавшему с мадам Дюбарри, стоявшей справа от короля.

Лео любезно улыбнулся в ответ, но, склоняя голову перед молодой особой, заносчиво вздернувшей подбородок и демонстративно отвернувшейся от королевской любовницы, он несколько приподнял бровь:

— Я весь к вашим услугам, мадам.

— Тогда я велю вам сопровождать нас, — распорядилась Тойнет, стараясь произнести это как можно непринужденнее.

Но ее попытка сгладить свою бестактность по отношению к мадам Дюбарри несколько запоздала — та уже стояла с пылающим взором, по щекам фаворитки пошли розовые и белые пятна гнева. Король тоже выглядел озадаченным, но Тойнет предпочла сделать вид, что ничего не замечает.

— Давайте пойдем в парк и покажем Амелии и Сильвии павлинов и фонтаны.

Девочки, которые уже начали приходить в себя от церемонии приема у короля и со все возрастающим интересом осматривали экзотические пейзажи, пришли в восторг от этих слов и принялись тянуть Лео за руки.

Лео поклонился супруге наследника престола с ироничным видом. У него были куда более земные проблемы.

— С вашего позволения, мадам, я вас покину.

Тойнет едва кивнула ему головой.

— У меня в апартаментах сегодня после обеда концерт.

Корделия, ты обязательно должна привести на него детей.

Ты помнишь синьора Перкоцци? Из-за его творений, присвоенных Полигнием, в Вене разразился настоящий скандал Сегодня он будет нам играть. А еще выступит подающая большие надежды балерина.

— Какая балерина?

— Ее зовут Клотильда, если я правильно запомнила. Он очень просил, чтобы она непременно была.

— О! — Несмотря ни на что, Корделия улыбнулась от удовольствия. Кристиан осмелился предпринять какие-то шаги. — Вы берете уроки музыки, Сильвия?

— Нас учит мадам де Неври.

— Но нам кажется, что она не умеет играть, — добавила Амелия. — У нее так ужасно получается.

— Думаю, мне удастся найти для вас более достойного учителя музыки, — сказала Корделия.

— Его сиятельство сегодня не принимает, — высокомерно сообщил месье Брион гувернантке, стоявшей в коридоре перед дверьми апартаментов князя. Он загораживал вход своей широкой спиной.

— Но когда князь будет принимать? — попыталась возвысить голос Луиза.

Как-никак она была родственницей князя, и ее нельзя было отвадить, как простую служанку.

— Он ничего не сказал. Думаю, вам следует вернуться в свою комнату, мадам, а я сообщу, если он будет готов вас видеть.

С этими словами Брион сделал шаг назад в комнату и стал закрывать дверь.

— Но вы скажете ему, что я хотела поговорить с ним? — взмолилась в отчаянии Луиза, однако дверь закрылась прямо у нее перед носом. Ответа не последовало.

Она побрела по коридору, что-то бормоча себе под нос.

Она не верила, что Брион передаст ее просьбу или по крайней мере сделает это вовремя. А между тем ей было крайне важно рассказать все князю как можно быстрее.

Луиза с беспокойством посмотрела на свои карманные часы. Приближался час дня, дети ушли с Корделией около двух часов назад. Больше всего ей хотелось вернуться в собственную комнату, но она надеялась, что князь выйдет из своих апартаментов. Слова Бриона о том, что князь не принимает, еще ничего не значили. Брион — просто глупое животное и наслаждается тем, что ей приходится ждать, подумала она, поджимая губы.

— Мадам де Неври! — донесся до нее голос княгини. — Вы кого-то здесь ждете? — Корделия, вопросительно подняв бровь, посмотрела на покрасневшую гувернантку. — Дети с няней находятся в своей комнате. Их следует накормить обедом и дать им отдохнуть перед тем, как они отправятся на музыкальный вечер у супруги наследника.

Надменный и холодный тон княгини тут же разбудил все обиды гувернантки. Она выпрямилась и вскинула голову:

— Насколько я понимаю, вы приняли на себя всю ответственность за детей, княгиня. Вы совершенно ясно дали мне понять, что в моих услугах нет надобности.

— Вы, как мне кажется, хотели обсудить данную проблему с моим мужем? — прищурив глаза, тихо спросила Корделия.

Луиза при этом вопросе даже подалась назад.

— Я хотела прояснить свое положение в разговоре с моим двоюродным братом.

Корделия с минуту стояла молча, наморщив лоб.

— Слушайте меня внимательно, — продолжала она. — Мне кажется, князь просто не замечает, что от вас постоянно несет перегаром, как из винной бочки, но, смею уверить вас, все остальные это знают. Я имею в виду себя, виконта Кирстона, месье Бриона и абсолютно всех домочадцев, вплоть до последнего поваренка.

Луиза от неожиданности даже поперхнулась.

— Я не собираюсь выслушивать…

— Тихо! — прервала ее Корделия. — Вам придется меня дослушать, мадам. Я намереваюсь принять участие и в воспитании детей, и в решении всех вопросов их обучения. Вы не скажете об этом князю Михаэлю, а я обещаю не говорить с ним о ваших слабостях. Если вы скажете ему хоть слово, то он узнает, что его дети находятся на попечении горькой пьяницы. Последствия вы вполне можете себе представить.

Луиза была уничтожена. Она лишь хватала ртом воздух, как выброшенная на берег рыба, лицо ее посерело. Ей никогда не приходило в голову, что ее общение накоротке с серебряной фляжкой может быть замечено. Она даже не думала, что от нее все время исходит запах коньяка. Не представляла, что ее покрасневшие глаза и неуверенная походка могут стоить ей места. Она чувствовала себя в совершенной безопасности в тиши комнаты для занятий в обществе двух крошек.

— Надеюсь, мы понимаем друг друга, мадам? — спросила Корделия, играя веером в свободной руке. — Итак, ваше молчание в обмен на мое.

Голова Луизы шла кругом. Больше чем когда бы то ни было ей хотелось приложиться к своей заветной фляжке, чтобы привести мысли в порядок.

— Я… я буду все отрицать. Как вы только осмеливаетесь говорить со мной подобным образом, — выдавила она наконец.

Корделия лишь усмехнулась:

— Слишком много тому свидетелей, чтобы отрицать это, мадам. Могу вас заверить, что стоит мне сказать хоть слово, и они подтвердят это под присягой.» Вы сами знаете, как к вам относятся, — добавила она и тут же сменила тактику, произнеся почти льстиво:

— Я делаю это только в интересах детей и думаю, что вам они также небезразличны. Так будем же вместе способствовать тому, чтобы они были счастливы.

Ответом Луизы было невнятное мычание, но Корделия решила, что победа за ней.

— Давайте завтра же и начнем, — добродушно предложила она. — Я познакомлю девочек со своим другом, придворным музыкантом, который и станет заниматься их музыкальным образованием. А так как я уверена, что под его началом они вскоре достигнут заметных успехов, их отец будет весьма доволен. И отнесет это за ваш счет.

Она остановилась на пересечении двух коридоров, один из которых вел к комнате детей.

— Ну так что вы скажете?

Лицо Луизы пылало, но никакие слова не приходили ей в голову. Она лишь кивнула головой, что можно было истолковать как согласие, и удалилась.

Корделия закусила губу, раздумывая, не слишком ли она надавила на гувернантку, чтобы заставить ее замолчать и ничего не замечать какое-то время? Лео сказал, что он достанет паспорт через два дня. Если она сможет водить детей в город к Матильде в те меблированные комнаты, где живет и Кристиан, то они сделают значительный шаг в сторону осуществления своего плана. Лишь бы только Луиза помалкивала о предполагаемых уроках музыки.

Она повернулась и торопливо зашагала к своим апартаментам. Когда она вошла, Михаэль сидел в салоне и выглядел бледным и ослабевшим.

— Король был в восторге от ваших дочерей, милорд, — равнодушно произнесла она. — Супруга наследника престола гуляла с ними в парке, и они приглашены сегодня вечером на концерт в ее салон.

Михаэль хмуро посмотрел на нее. Цирюльник выпустил ему довольно много крови, и он чувствовал себя слишком слабым, чтобы обращать внимание на ее тон.

— Я сам буду сопровождать их, — заявил он, делая большой глоток горячего молока, чтобы восстановить кровообращение.

Корделия сделала реверанс.

— Если вы чувствуете себя в силах, милорд.

— Черт подери! Разумеется, я вполне оправился!

Он взглянул на нее, и чудовищное подозрение закралось в его душу — не она ли все это подстроила? Каким-то образом за то время, пока он был без сознания, неведомая злая сила наполнила его мозг такими страшными образами, такими ужасными видениями, что они преследовали его даже при ярком свете дня.

Его жена? Да ведь она почти ребенок! Непокорный, испорченный, упрямый ребенок!

Под его неподвижным взором Корделия чувствовала себя немногим лучше, чем кролик в клетке с удавом. Но даже ей не могло прийти в голову, какие подозрения скрываются за этим безжалостным взглядом. Неужели он так же смотрел на Эльвиру, когда решил убить ее?

О Боже, помоги мне. Слова молитвы звучали в ее голове.

Только он ей теперь мог помочь.

Глава 22

Преподаватель фехтования опустил клинок и отступил назад, когда острие рапиры виконта Кирстона с надетым на нее специальным наконечником коснулось его плеча.

— Этот выпад неотразим даже для меня, — покачал он головой, вытирая пот со лба кружевным платком. — Вы сегодня в ударе, виконт Кирстон.

Лео покачал головой, отметая комплимент, и тоже утер лоб. Хотя стояло только раннее утро, жара наступающего дня уже ощущалась в галерее над конюшнями, где придворные оттачивали свое мастерство, сражаясь на рапирах против маэстро Леклерка. Лео регулярно бывал здесь и тренировался с маэстро по несколько часов в день, если время позволяло ему это. Но сегодня у него была гораздо более серьезная причина для занятий, нежели любовь к спорту. Серьезность повода для занятий фехтованием выдавал своей предельной напряженностью каждый мускул его тела и взгляд, жесткость которого не могло скрыть даже бесстрастное выражение лица.

— Вы задумали дуэль, милорд? — Леклерк не привык ходить вокруг да около, а многолетний опыт давно научил его безошибочно определять такие признаки.

Лео в ответ только усмехнулся и взял графин с водой, стоявший на невысокой скамье рядом с ними. Сделав несколько жадных глотков, он запрокинул голову и плеснул на себя холодную влагу. Вода омыла потное лицо, и Леклерк вновь обратил внимание на суровые очертания его плотно сжатого рта.

— Мне жаль того, кому придется испытать на себе вашу рапиру, милорд, — флегматично произнес Леклерк, в свою очередь делая несколько глотков из графина. — Еще схватку?

Действия ног при выпаде у вас несколько далеки от совершенства. — И он продемонстрировал этот разрыв, чуть-чуть раздвинув большой и указательный пальцы.

Концерт у супруги наследника престола должен был начаться не раньше трех часов пополудни. Лео поднял клинок, приветствуя своего учителя, и в галерее снова воцарилась тишина, нарушаемая только лязгом стали да глухими шагами фехтующих.

Пока они сражались, в галерее стали собираться придворные, желающие скрестить свои клинки с мастером по фехтованию. Некоторые, не дожидаясь, разбились на пары и начали фехтовать, другие, отмечая возгласами особенно удачные выпады, наблюдали за поединком Лео и Леклерка. Лео боковым зрением обвел собравшихся. Стараясь не думать об устремленных на него глазах, он сосредоточился только на клинке своего противника, сверкающем и неустанно ищущем ошибку в его обороне. Он намеренно отождествлял своего соперника с одним лишь клинком, зная, что ему придется так сделать, когда он встретится с настоящим противником.

Тогда на него тоже будет устремлено множество глаз, да и зрители соберутся гораздо менее выдержанные, чем обступившие их сейчас записные дуэлянты. Будут слышны шуршание юбок и вскрики женщин, да еще томные замечания денди и щеголей, предпочитающих менее рискованные занятия. Все это он должен будет выбросить из головы, если ему дорога Корделия. Корделия…

Клинок его дрогнул. Месье Леклерк тут же прорвал оборону Лео, тонкий клинок его рапиры, изогнувшись изящной дугой, коснулся тупым наконечником его груди. Лео опустил свой клинок и поклонился.

— Великолепный удар, месье.

— Вы подумали о чем-то постороннем, милорд, — просто ответил маэстро. — Это было видно по вашему взгляду. А о чем — знаете только вы.

Лео кивнул ему толовой и поднял с кресла свой камзол.

Отвечая на приветствия друзей и случайных знакомых, он снова вытер лоб, сменил легкие туфли на башмаки и на минуту присел передохнуть на низкий подоконник, вытянув вперед длинные ноги.

Глядя на этого небрежно развалившегося человека, любующегося игрой клинков, ни один сторонний наблюдатель не смог бы заподозрить, какой гнев пылал в его душе, гнев на самого себя за допущенную ошибку. А в бою одна ошибка может стоить ему жизни. Он мог победить Михаэля только в том случае, если не позволит ни одной посторонней мысли нарушить свою предельную собранность. Князь великолепно владел клинком и был знаменит этим искусством во всей прусской армии. Хотя теперь он старше и грузнее Лео, но во времена своей юности Михаэль отправил к праотцам с десяток юнкеров, осмелившихся скрестить с ним клинки на дуэли. Князь не утратил своего мастерства до сих пор, с почти религиозным фанатизмом тренируясь каждый день. Его рука не дрогнула бы, нанося смертельный удар.

Придется на какое-то время отрешиться от всех мыслей о Корделии. Если он падет от клинка Михаэля, то Корделия и дети не смогут укрыться от княжеского гнева, разве что исчезнут с лица земли. Сестра Лео может приютить их на какое-то время, если им удастся добраться до Англии, во всяком случае, пока не уляжется скандал.

И он должен постараться забыть даже то, что Корделия получит свободу, если ему посчастливится убить князя.

Эльвира будет отомщена, Корделия станет свободна, а двойняшки перейдут под его опеку. Все три цели будут достигнуты одним удачным выпадом рапиры. Но он должен держать в голове только одну мысль: отмщение Эльвиры. У него есть законное и моральное право наказать ее убийцу. Если он позволит себе думать о чем-то другом — о счастье, о жизни с Корделией и их общими детьми, растущими в любви и спокойствии, — он может потерять собранность, оружие столь же важное, как и клинок в его руках. Ту самую собранность, которая сможет защитить его от смертельного удара Михаэля.

— Я восторгался вашим мастерством, лорд Кирстон.

Лео поднял взгляд на произнесшего эти слова. Кристиан Перкоцци улыбался ему несколько неуверенно. Он все еще немного смущался виконта.

— Мне не хотелось бы быть дерзким, но позволю заметить, что вы выглядели очень жестоким, словно это был настоящий поединок.

Лео рывком поднялся с подоконника.

— Вы очень наблюдательны. Пойдемте прогуляемся немного. Мне надо кое о чем переговорить с вами.

Кристиан, обрадованный таким приглашением, последовал за Лео вдоль галереи. Но лицо виконта было мрачным и замкнутым, блеск глаз напоминал холодное мерцание стали, и тот, кто бросил бы на него сейчас взгляд, смог бы заметить, какие страсти бушуют в его душе. От предчувствия дурного известия у Кристиана заныли виски.

Спустившись во двор, они направились по посыпанной гравием аллее между фонтанами — двое придворных, казалось бы, занятых светской беседой, подобно множеству других таких же парочек вокруг. Но эти вели разговор, от которого кровь стыла в жилах.

— Я намереваюсь вызвать мужа Корделии на дуэль, согласно древнему обычаю Божьего суда, — говорил Лео абсолютно спокойным голосом, хотя предмет разговора к этому не располагал. — Я выдвину обвинение перед лицом короля и потребую публичного поединка. Корделия не должна присутствовать при этом. В случае моей гибели ей будет грозить опасность со стороны мужа, и она должна иметь возможность покинуть Францию вместе со своими падчерицами.

— Вы обвините его и будете сражаться из-за того, что он дурно обращается с Корделией? — нерешительно спросил Кристиан.

Он понимал, такое заявление сразу же породит поток сплетен об отношениях между виконтом и женой князя.

— Нет, — просто ответил Лео. — Я обвиню его в убийстве первой жены, моей сестры Эльвиры.

Кристиан побледнел и раскрыл рот от неожиданности.

— Неужели он сделал это?

— Да, — ответил Лео и сорвал розу с куста, мимо которого они проходили, — Он сделал именно это. И я, как член семьи, буду настаивать на своем праве отомстить ему за смерть сестры.

— Но… ведь куда проще… предъявить ему обвинение в суде, — запинаясь, пролепетал Кристиан.

— Возможно. Но он отравил мою сестру, и я пролью его кровь.

Несмотря на эти слова, ни голос, ни лицо Лео ничего не выражали, и Кристиан понял, что виконт готовится к решающей схватке и, охваченный страшным гневом, не дает эмоциям вырваться наружу.

— И что… чем я могу быть полезен?

Ответ Лео был краток:

— Я хочу, чтобы в случае моей смерти вы сопроводили Матильду, Корделию и моих племянниц до побережья, а там организовали их переправу на пакетботе в Дувр. Князь Михаэль почти наверняка устроит погоню, и, хотя у вас будут паспорта и все необходимые бумаги, вам придется передвигаться с большой осторожностью. Как вам кажется, вы сможете сделать все это ради Корделии?

— Да, да, я приложу все усилия к этому, — решительно ответил Кристиан. — Но Корделия, не сомневаюсь, сама захочет предпринять все необходимое. Она всегда так делает.

Сознаваясь в этом, он выглядел несколько смущенным, словно в чем-то не оправдал ожиданий Лео, но виконт только улыбнулся, впервые за время их разговора. Улыбка его тут же погасла, но она все же обнадежила Кристиана.

— Да, я тоже думаю, что она сделает все по-своему. Но мне надо знать, что рядом с ней будет друг, который всегда и во всем поможет ей.

— Даю вам слово. — И Кристиан, повинуясь минутному порыву, протянул руку.

Лео пожал ее своей сухой, твердой ладонью.

— Отлично. Благодарю вас, друг мой.

Потом, кивнув музыканту, он бросил на дорожку сорванную розу, повернулся и зашагал по направлению к дворцу.

Оставшись один, Кристиан машинально поднял брошенный цветок, сел на низкую каменную скамью и задумался. Когда виконт собирается осуществить свой план?

Проклятие! Как же он забыл спросить об этом? И теперь не знал, сколько имеет времени для подготовки — день, неделю или месяц.

Взглянув на свои карманные часы, он вскочил на ноги, вскрикнув от ужаса. Часы показывали половину третьего, а ровно в три он должен играть для супруги наследника престола, Опоздать на столь ответственный журфикс было немыслимо. Он понесся со всех ног и, совершенно запыхавшись, влетел в небольшую овальную комнату — музыкальный салон, смежный с зеркальной галереей.

Вытерев со лба пот, он пробежался по клавишам клавикордов. Это был элегантный инструмент, инкрустированный красным деревом, с мягким ходом клавиш слоновой кости.

Как только он сел на обтянутый голубым бархатом табурет и взял несколько нот, прислушиваясь к звучанию инструмента, весь смутивший его душу разговор с виконтом тут же выветрился из головы.

— Надеюсь, инструмент вас устраивает, синьор Перкоцци?

— Да, благодарю вас, — с отсутствующим видом ответил он склонившемуся в поклоне слуге, почти не обращая внимания на движение в комнате у себя за спиной, где лакеи принялись расставлять рядами легкие стулья и устанавливать на столиках графины с напитками и подносы с фруктами, печеньем и сладостями.

— Если вы не возражаете, синьор, позвольте нам расстелить здесь ковер, — извиняющимся тоном произнес один из слуг.

Кристиан удивленно взглянул на него, но покорно встал и отошел чуть в сторону, чтобы дать возможность лакеям раскатать на натертом дубовом паркете турецкий ковер.

— Но для чего здесь ковер?

— Для балерины, мадемуазель Клотильды, синьор.

Ах да! Как же он мог забыть об этом? Кристиан невольно улыбнулся. Прибегнув к влиянию своего покровителя, он настоял на том, чтобы танцевала именно Клотильда. Ее отец был в восторге от чести, оказанной его дочери, и, похоже, начал благосклонно относиться к молодому синьору Перкоцци. Кристиан еще не знал, как к нему отнесется сама Клотильда, ведь молоденькие девушки так изменчивы.

Отойдя от клавикордов, он подошел к высокому окну, выходящему в парк. Ему вспомнились лицо Лео и его голос, его настоящая, а не искусно разыгранная ярость.

В задаче, которую возложил на него Лео, не было ничего от игры или интриги. Решался вопрос жизни или смерти — спасти Корделию и двух маленьких детей от убийцы.

В последний раз он видел ее в меблированных комнатах, куда она пришла повидаться с Матильдой. Уже тогда он знал, что Корделию и виконта связывает глубокое чувство. Еще он понял, что семейная ситуация молодой женщины так сложна, что любое неосторожное слово или действие может еще более осложнить ее. Все это сплотило Лео, Корделию и Матильду в тесный союз, куда ему ранее доступа не было. Но теперь он тоже был в курсе дела и допущен в их круг. Огонь решимости вспыхнул в его душе, вдохновляя на героические подвиги во имя близких. Спасать друзей! Что может быть важнее?

— Прошу прощения, синьор… но… могу я узнать, какие вещи вы предполагаете исполнить?

Кристиан обернулся на робкий голос, раздавшийся за спиной. Там стояла хрупкая девушка с каштановыми волосами, в простом платье белого муслина, зачесанные назад волосы открывали овал ее бледного лица.

— О, Клотильда!

Он улыбнулся ей и испытал чудесное чувство собственной силы и опыта по контрасту с этим хрупким существом.

Ведь он был человеком, на которого возложена ответственная миссия.

— Добрый день, синьор. — Она сделала грациозный реверанс.

— Не надо бояться меня, дитя.

Он взял ее двумя пальцами за подбородок, поднял лицо вверх, покровительственно улыбнулся ей и подумал — до чего она мала и хрупка. Робость, благоговение в глазах, которые она не сводила с него — признанного гения, который играл перед всеми королевскими фамилиями на Европейском континенте.

— Я никогда еще не танцевала на частном королевском вечере, синьор, — застенчиво созналась она, снова приседая в реверансе и обнаруживая на секунду свои обутые в туфельки узкие, совсем детские ступни.

— Ну, вам совершенно нечего бояться, — сказал Кристиан, всем своим видом показывая, что обладает громадным опытом выступлений при дворах. — Что вы хотите, чтобы я сыграл? — Он нежно взял ее за руку, увлекая к клавикордам. — Что бы вы хотели станцевать?

— Все, что вам угодно, синьор, — все так же трепетно ответила Клотильда.

Он сел за клавикорды, взял ее за руку и привлек поближе к себе.

— Позвольте мне сыграть отрывок из балета Кавалли.

Посмотрим, знаком ли он вам.

Клотильда слушала его игру, слегка склонив голову набок, потом лучисто улыбнулась.

— Эта мелодия мне прекрасно знакома, синьор.

— Тогда мы развлечем наших слушателей Кавалли, — сказал он, снова улыбнувшись. — Сколько вам лет, Клотильда?

— Четырнадцать, синьор.

Она почти одного возраста с супругой наследника, отметил про себя Кристиан. Но Клотильда выглядит намного моложе и невиннее…

В аванзале, примыкающем к музыкальному салону, послышался шум. Кристиан встал, приветствуя супругу наследника престола, вошедшую в комнату под руку с мужем в окружении небольшого числа приближенных. Он сделал общий поклон, Клотильда присела в реверансе, супруга наследника ответила наклоном головы, а

потом опустилась в кресло, стоявшее в центре первого ряда.

Корделия, в платье оранжевого шелка, с эффектным топазовым ожерельем, под руку с мужем вошла вслед за ними, позади них робко шли две маленькие девочки с глазенками, горевшими восторгом при виде окружающей их красоты.

Тойнет поманила к себе Корделию, позвав ее высоким, звонким голосом:

— Будь добра, сядь рядом со мной, Корделия. И дети пусть тоже сядут.

Корделия взглянула на мужа. С лица его еще не сошел землистый оттенок, на лбу выступила испарина от слабости, но взгляд бесцветных глаз был так же холоден, как и всегда.

— С вашего позволения, милорд, — вежливо произнесла она, вставая, чтобы подвести Амелию И Сильвию к подруге.

Михаэль устроился двумя рядами кресел дальше королевской четы. Прямо перед его глазами маячил затылок жены — темная масса локонов, венчающих изящную белоснежную шею. Бросив пристальный взгляд на музыканта, он узнал в нем того самого молодого человека, которого Корделия представила ему как друга детства. Губы его презрительно скривились. Необходимо в ближайшие дни удалить Корделию из Версаля, но он чувствовал себя чертовски слабым, чтобы продумать во всех деталях соответствующий план. Но, вне зависимости от состояния, он не спустит с нее глаз. Сложив на груди руки, князь угрюмо уставился прямо перед собой.

Спустя несколько минут в музыкальный салон вошел Лео.

Остановившись на пороге, он оглядел присутствующих. Отметив, что Корделия сидит рядом с супругой наследника, а не с Михаэлем, он невольно испытал некоторое облегчение, хотя и знал, что, находясь в обществе, Корделия могла не бояться своего мужа.

— Я решила, что тебе будет приятно сесть отдельно от твоего супруга, — вполголоса сказала ей Тойнет.

— Подзови синьора Перкоцци, — тоже шепотом ответила ей Корделия. — Я хочу кое-что сообщить ему, но муж запретил мне с ним разговаривать.

Тойнет повиновалась без малейшего колебания. Она прекрасно знала, что Кристиан и Корделия были друзьями еще по Шенбрунну.

Кристиан приблизился и склонился перед ними в поклоне.

— Ваше высочество, вы оказываете мне слишком большую честь.

— Отнюдь, — с улыбкой ответила Тойнет. — Мы всегда рады поддержать нашего друга прошлых дней. — Она повернулась к своему мужу:

— Ваше высочество, я хотела бы представить вам Кристиана Перкоцци. Он был самым выдающимся протеже моей матушки.

Кристиан покраснел от удовольствия. Наследник престола приветствовал его кратким кивком головы и движением губ, которое лишь при большом желании можно было истолковать как улыбку. Кристиан повернулся и склонился перед Корделией.

Она улыбнулась ему и, прикрываясь веером, протянула руку. Целуя ее, Кристиан почувствовал в ладони сложенную бумажку и со всеми предосторожностями опытного конспиратора спрятал записку между пальцами, чтобы потом опустить в карман. Затем он вернулся к клавикордам.

Зрители, рассаживающиеся в креслах, напомнили ему стайку ярких птиц, облепившую куст. В почтительных выражениях Кристиан приветствовал их и представил балерину.

Тепло улыбнувшись, он заставил смущенную девушку выйти вперед, чтобы она продемонстрировала изящный реверанс.

— Клотильда несколько смущается, мадам и месье, — произнес он. — Но я уверен, что вы по достоинству оцените ее искусство.

Он заиграл, и мелодия сразу же захватила его. Он играл только для девушки, которая танцевала под исполняемую им музыку. Звуки зачарованно лились из-под пальцев, да и он сам растворялся в колдовской мелодии. Первый раз в жизни он играл не просто для себя или Корделии, которая многократно слышала, как он разучивал и сам создавал мелодии.

Сейчас мелодия сама собой возникала на кончиках его пальцев, отражалась в его сияющих глазах, и слушатели завороженно внимали ей, а танцовщица, казалось, взлетала в воздух вместе с каждой нотой, рожденной им к жизни.

На какое-то время Корделия смогла забыть даже про Михаэля, не спускавшего взгляда с ее затылка. И только когда пальцы Кристиана окончательно затихли на клавишах, к ней вернулось ощущение опасности. Она чувствовала, что Михаэль в очередной раз задумал что-то недоброе против нее. Но все, что она могла сделать в данный момент, — это сохранять спокойствие. Сейчас еще не время бежать. Хотя она кое-что уже придумала, но каждая деталь этой операции должна быть тщательно отработана, чтобы им не пришлось испытать на себе весь ужас нового пленения.

Внезапно она кожей ощутила, что Михаэль приблизился к ней, и напряглась, инстинктивно положив руки на плечи девочек, которые по-прежнему сидели у ее ног.

— Думаю, представление понравилось вам, мадам, — с холодным равнодушием в голосе произнес Михаэль.

— Да, весьма, — кротко ответила она, поднимаясь с кресла.

— Их высочества дочери короля выразили желание познакомиться с моими детьми, — сообщил ей князь. — Вам следует проводить девочек и представить их.

Втянув понюшку табаку, он бесстрастно взглянул на дочерей, которые при его приближении поспешно встали и теперь смотрели на него, держась за руки.

— Как бы я ни был настроен против присутствия детей в обществе взрослых, полагаю, что королевская воля должна быть исполнена.

Корделия присела в несколько ироничном реверансе, взяла детей за руки и направилась с ними в ту часть салона, где мадам де Франс и незамужние дочери короля стояли перед окном, потягивая шампанское и заедая его маленькими кусочками вкуснейшего торта с подноса, который держал в руках неподвижный слуга. Когда Корделия с детьми подошла ближе, они одновременно повернулись к ней.

— Какие милые! — произнесла принцесса Аделаида. — Просто две совершенно одинаковые куколки. Попробуйте засахаренный миндаль, крошки.

Она взяла из вазы два орешка и положила их прямо в детские ротики. Сильвия и Амелия удивленно взглянули на нее, но благодарно кивнули головами.

— Боже мой, но как же их различают? — воскликнула принцесса Софи, в изумлении всплескивая руками.

— С большим трудом, — ответил на вопрос с легкой улыбкой Лео и повернулся к Корделии.

— Супруга наследника желает говорить с вами, княгиня.

Позвольте мне проводить вас.

— Доверьте нам детей на то время, пока вы будете разговаривать с супругой наследника, — предложила принцесса Софи.

Корделия взяла Лео под руку, направляясь с ним к супруге наследника.

— У меня есть план, — еле слышно произнесла она.

— Я приведу детей в меблированные комнаты Кристиана под предлогом урока музыки. Гувернантка возражать не будет. Я передала Кристиану записку, в которой описала этот план, и уверена, что он согласится помочь нам.

— Я хочу, чтоб ты и дети покинули дворец завтра после обеда. Ничего не бери с собой и отправляйся прямо к Матильде и Кристиану. Они будут знать, что надо делать.

— Но что собираешься делать ты?

Они уже приближались к Тойнет, и Лео, не отвечая на ее вопрос, произнес:

— Мадам, как вы мне приказали, я передал ваше желание княгине.

— Отлично. Корделия, я хочу сыграть в пикет. — Тойнет протянула ей колоду карт. — Мы с тобой не играли целую вечность.

— Ин горестно, сможете ли вы провести друг друга так же успешно, как это удается со всеми остальными, — беззаботно произнес Лео, отодвигая для Корделии кресло у карточного стола — Какая клевета, лорд Кирстон! — воскликнула Тойнет, густо покраснев. — Что заставило вас подозревать такие вещи?

— Долгое путешествие в компании княгини, — с милой улыбкой ответил Лео.

— Дело в том, что нам с Тойнет нет ни малейшей надобности прибегать к нашим талантам в обществе друг друга, — ответила Корделия с гордым видом, тут же принимая игру, предложенную им. Достаточно вольные шутки с долей легкого флирта были в обычае при дворе. — Мы лишь разработали стратегию, как я вам и говорила, которая позволяет нам противодействовать коварству окружающих.

Говоря это, она бросила взгляд через плечо, а лукавое выражение глаз придало ее словам совершенно другое значение. Лео только улыбнулся, поклонился и, оставив их, направился к центру зала.

По всей комнате были расставлены столики для карточных игр. Дети куда-то исчезли вместе с дочерьми короля.

Михаэль уже сидел за столом для виста. Лео показалось, что он с большим трудом удерживает прямо свое тело в кресле.

Плечи его заметно ссутулились. Впервые Лео вспомнил о снадобье Матильды и рассказ Корделии о причине, не позволившей Михаэлю принять участие в охоте на кабана. За это время случилось столь много всего, что он совершенно забыл про это.

За столом, стоявшим за спиной у Михаэля, сидело только трое игроков. Лео поклонился им.

— Могу я поучаствовать в вашем роббере ? Или вы кого-нибудь ждете?

— Вовсе нет, дружище. Присаживайтесь. — Один из игроков, с крошками табака на носу, весело помахал рукой в сторону свободного кресла.

Услышав его голос, Михаэль взглянул через плечо и ответил на улыбку Лео высокомерным кивком головы. Выглядит он ужасно, подумал про себя Лео. И тут ему пришло на ум, что если Михаэль болен, то не сможет драться на дуэли.

Значит, придется повременить с поединком до тех пор, когда его противник будет в полном здравии.

Но пока он может бросить ему вызов. Если Михаэль получит вызов, Корделия будет вне опасности, поскольку вопрос перейдет под юрисдикцию короля до тех пор, пока не разрешится так или иначе.

Получив свою сдачу, он принялся раскладывать карты по мастям. Лео намеревался бросить обвинение Михаэлю в самой драматичной обстановке. Завтра днем по окончании представления он поднимется на сцену и при всех обвинит Михаэля. Он уже приготовил свою речь — она останется в памяти двора на многие годы.

Он побил десятку тузом пик и задумался, с чего бы ему пойти. Его локоть тронула детская пухлая ручонка.

— Месье Лео.

Он перевел взгляд на двойняшек, подбежавших к его креслу. Увидев, что он обратил на них внимание, девчушки присели в реверансе и как-то неуверенно взглянули на него.

— Мадам Корделия сказала, что можно побеспокоить вас.

Мы хотим что-то спросить. Что такое паспорт, месье Лео?

Лео, в этот момент раскладывавший свою новую сдачу, похолодел.

— Но почему ты меня об этом спрашиваешь?

— Вы сказали мадам Корделии, что собираетесь достать его для нас, — вставила Амелия. — Это подарок?

— Не знаю, о чем ты говоришь, Амелия, — ответил Лео с мимолетной улыбкой, разглядывая пришедшие к нему карты. — Но твердо уверен в том, что дети с чересчур большими ушами точно не получат никаких подарков.

Лица девочек приняли удрученное выражение, но было уже поздно.

— Ступайте к мачехе, — велел он им. — Вы мешаете мне играть.

Они растерянно присели в реверансе и поспешили прочь, успев, впрочем, взять по дороге по кусочку земляничного торта с подноса, протянутого им слугой.

— Какие чудные детишки, — произнесла вдовая герцогиня. — И так похожи на свою мать. Совершенно те же глаза.

Слегка развернувшись, она сказала, адресуясь к сидящему спиной Михаэлю:

— Я только что говорила, князь… Ваши дети… они так милы… и точная копия их матери, да покоится она в мире, — набожно прибавила герцогиня, осеняя себя крестным знамением.

Михаэль бросил взгляд через плечо. Глаза его ничего не выражали.

— Сколь приятно слышать это от вас, мадам.

С этими словами он повернулся к своим партнерам по игре.

Глава 23

Михаэль взял бокал бургундского с подноса у проходившего мимо лакея и медленно осушил его. Это был четвертый бокал, выпитый им в течение часа, но, несмотря на уверения медика, вино не придало ему силы после перенесенного утром кровопускания. Он по-прежнему ощущал себя слабым, а руки все время мелко дрожали.

— Надеюсь, вы чувствуете себя лучше, милорд, — услышал он голос жены, стоявшей сбоку от него.

Дурнота и слабость волной накатились на него, и он схватился за спинку кресла, чтобы не упасть.

— Вам явно нездоровится, милорд. Возможно, вам следует отдохнуть, — снова заговорила Корделия, которую нимало не обеспокоило бы, окажись он даже на смертном одре.

Ясно было одно — в таком состоянии он скорее всего не сможет прийти к ней нынешней ночью. Эта мысль приводила ее в восторг.

Но вот он посмотрел на нее, и уже привычная дурнота и дрожь снова охватили ее. Он ненавидел ее. Злоба в его взгляде была куда сильнее того, что ей приходилось когда-либо видеть до этого вечера. Взор его, казалось, проникал до самых дальних уголков ее души.

— Я отдохну, мадам, кот да сочту нужным, — ответил он. — И когда сочту это необходимым, приду к вам. Ожидайте меня сегодня.

Корделия отвернулась, не в силах вынести тяжести этих глаз. Всего минуту назад ей казалось, что он сегодня ночью не сможет издеваться над ней, но теперь она уже сомневалась в этом.

Губы Михаэля изогнулись в подобии улыбки. Он обошел кресло, не выпуская его спинки из рук, и тяжело опустился в него. Паспорта. Девочка болтала с Лео что-то там о паспортах. Якобы как о подарке, обещанном дядей.

Лео Бомонт сопровождал жену Михаэля всю долгую дорогу от Вены. Двадцать три дня в его обществе. Более чем достаточно для того, чтобы между ними что-то возникло.

Неужели она поделилась с ним всеми тайнами своего брака?

Конечно, она вполне могла доверить их любовнику. А пылкий любовник тут же стал бы придумывать, как увезти ее.

Жирные черви подозрения зашевелились в голове Михаэля сразу же, как он услышал вопрос, заданный дочерью сегодняшним вечером. Эльвира была обманщицей. Эльвира была неверна ему. Почему же ее брат должен отличаться от нее? Михаэль никогда не испытывал приязни к брату Эльвиры. Он порой пользовался его услугами, но никогда до конца не доверял ему. И особенно после смерти Эльвиры. В нем было какое-то лукавство. Особенно же странной Михаэлю казалась его упрямая забота о близнецах. Ну какой же взрослый человек без серьезных причин будет проявлять такое внимание к существам, которые никак не могут отплатить ему?

Однажды зародившиеся в нем подозрения росли и крепли, как это было и в истории с Эльвирой, и всего за несколько часов переросли в логически обоснованную убежденность.

Лео планировал похитить детей своей сестры и намеревался сбежать вместе с его женой. Михаэль твердо знал, что не ошибся в своих подозрениях, как и всегда, доверяясь внутреннему голосу. Он обладал обостренным чутьем, когда какая-то преграда вставала у него на пути или что-то угрожало его убеждениям, его гордости, самому его существованию. И еще маленьким ребенком он знал, как устранить эту преграду. Он всегда был прав, действуя инстинктивно.

На могиле своей матери Михаэль был готов поклясться, что жена его была девственницей, когда он познал ее на брачном ложе. Но если с тех пор она была ему неверна, то теперь могла носить в себе ребенка от Лео Бомонта. Дети Эльвиры совершенно не были похожи на законного отца, но лишь после их рождения он стал подозревать супругу в неверности. Но теперь уж он не даст свое имя еще одному чужому ребенку. Ему нужен наследник, в происхождении которого он не будет ни на йоту сомневаться.

Сегодня вечером он начнет действовать, а потом решит, что делать с братцем Эльвиры. Он закрыл глаза — голова его раскалывалась. Откинувшись на спинку кресла, он попробовал отвлечься, но мучительное видение белоснежного тела Корделии, переплетенного с жилистым телом Лео Бомонта, не выходило из головы. Это видение переполняло ревнивца, наливая его душу таким страшным гневом, что он почувствовал позывы рвоты и сжал пальцами ручки кресла.

— Князь, вы выглядите нездоровым.

Михаэль открыл глаза. Один из королевских конюших смотрел на него с деланно заботливым, но в то же время и недовольным выражением налицо.

— Его величество обратил внимание, — объяснил конюший.

Для Михаэля этого намека было вполне достаточно, остальное он понял без слов: ему не следует омрачать королевский взор видом хилого и разваливающегося тела.

Михаэль поднялся с кресла, не в состоянии скрыть, каких усилий это ему стоило.

— Мне кажется, я несколько устал, — сказал он. — Передайте его величеству, что я прошу извинить меня.

С этими словами он направился к выходу из салона, с большим трудом передвигая ноги.

Неужели его обманщица жена навела на него порчу? Он никак не мог избавиться от этой мысли. Хотя скорее всего это проделки наперсницы Корделии — Матильды. Он с первого же взгляда распознал в ней ведьму, и, возможно, она сглазила его потому, что была им изгнана.

Пошатываясь, он вошел в свои апартаменты, вызвал звонком Бриона, велел принести коньяк и закрылся в гардеробной. До возвращения жены он должен кое-что приготовить.

Лео, нахмурясь, смотрел за тем, как Михаэль покидал салон. Ему явно нездоровилось, и Лео поймал себя на том, что проклинает снадобье Матильды. Ведь именно из-за этого снадобья он не мог приступить к выполнению своего плана.

Плана, который можно было осуществить только тогда, когда Михаэль снова будет в полном здравии.

Мог ли Михаэль слышать лепет Амелии насчет паспорта? Хотя девочка говорила очень тихо, полной уверенности у него не было. Было бы жесточайшей иронией судьбы, если бы человек, никогда не обращавший ни малейшего внимания на своих дочерей, услышал именно те слова, которые ему не надо было слышать. Но если он все же услышал их…

Впрочем, сейчас ничего уже не поделаешь. А после завтрашнего представления все это не будет иметь никакого значения.

— Лео, Михаэль ушел, — услышал он откуда-то из-за плеча слова, произнесенные запыхавшейся Корделией. — Не могу поверить, что он оставил меня без присмотра, но тем не менее это так.

— Я вижу.

Взглянув на нее, он почувствовал, что хочет обнять ее.

Хочет сжать в объятиях и ощутить горячую сладость ее губ, гибкую стройность ее тела, вдохнуть аромат ее кожи. Она прочитала это в его глазах, и ее ответный взгляд наполнился страстным желанием.

— Куда мы можем спрятаться?

Он едва удержался от смеха, так эти слова были типичны для Корделии. Никаких околичностей, никаких раздумий, сразу к делу. Но время беззаботных смешков и занятий любовью миновало, и, чтобы его вернуть, надо всерьез позаботиться о будущем.

Он отрицательно покачал головой и увидел разочарование, промелькнувшее в ее взоре.

— Дорогая моя, сейчас мы не можем рисковать. Прогуляйся со мной по галерее.

С этими словами он предложил ей руку. Корделия оперлась на нее, с трудом скрывая любопытство.

— У тебя появился план, — сказала она, когда они двинулись сквозь толпу. — Посвяти меня в него.

Они остановились у высокого окна И, делая вид, что ведут светский разговор, принялись тихо обсуждать план Лео.

— Я хочу, чтобы ты завтра взяла детей и ушла вместе с ними к Матильде и Кристиану.

— Но зачем?

— Чтобы проверить, может ли это получиться, — просто ответил он. — Генеральная репетиция, если хочешь.

И он стал загибать пальцы, говоря при этом тихо, но убедительно:

— Мы должны быть уверены, что гувернантка не поднимет переполох, а также убедиться, можно ли вам всем вместе покинуть дворец, не вызывая ненужных пересудов. И наконец, хотелось бы проверить, не будут ли дети в тягость, ведь они еще слишком маленькие и не понимают, что в самом деле происходит. — Он взглянул на нее. — Это тебе понятно, Корделия?

— Мне кажется, да, — с сомнением в голосе произнесла она.

Почему у нее такое чувство, что он что-то скрывает? Она подняла на него взгляд.

— Ведь ты не будешь обманывать меня, Лео, не правда ли?

— Для чего мне это делать? — с легкой иронией спросил он, вопросительно приподнимая бровь.

Корделия пожала плечами.

— Я не знаю, но мне кажется…

Несмотря на все его заверения, она не могла избавиться от сомнений.

Лео вновь перебрал в голове доводы, по которым ни Корделия, ни дети не должны присутствовать на завтрашнем представлении. Одно необдуманное ее слово или поступок, когда она поймет, что он собирается сделать, может раскрыть всем их отношения и лишить его вызов Михаэлю глубинного смысла. Дети не должны даже подозревать о том, что отец сделал с их матерью. Но как только вызов будет брошен и начнутся приготовления к дуэли, она и дети должны отправиться в Англию под присмотром Кристиана… просто на тот случай, если все обернется плохо…

Но этого не будет. Отчаянная решимость победить на дуэли убеждала его в том, что он правильно поступает, не раскрывая своей возлюбленной весь план.

Корделия убрала свою ладонь с его руки.

— Ты говоришь мне не правду! — горько произнесла она, повышая голос. — Я это чувствую и читаю в твоих глазах.

Он покачал головой.

— Ты просто устала, Корделия. И совсем не спала прошлую ночь, да еще у тебя был такой длинный и хлопотный день.

Все это была истинная правда. Но все же она знала, что она права.

— Если ты таишься от меня, то я ничего не могу с этим поделать. — В ее глазах сквозила обида. — Я сделаю так, как ты говоришь, потому что я тебе верю. Позвольте пожелать вам спокойной ночи, милорд.

С этими словами она присела в реверансе и удалилась.

Неимоверная усталость навалилась на Корделию, когда она возвращалась в свои комнаты. Усталость, разочарование, а теперь еще и чувство одиночества. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы рядом сейчас оказалась Матильда. Чтобы та уложила ее в постель, принесла горячего молока, положила холодный, пропитанный ароматом лаванды платок на лоб и успокоила, сказав, что все будет хорошо.

С внезапной решимостью она повернула на лестницу, ведущую из королевских покоев. По крайней мере сегодня Михаэль вряд ли станет домогаться ее, и маленькая Элси сможет спокойно подготовить ее ко сну.

Войдя в спальню, она улыбнулась дожидающейся ее горничной и бессильно рухнула на диван.

Элси изо всех сил старалась заменить Матильду, но у нее ничего не получалось, и спустя минуту Корделия взяла щетку из ее рук и сама стала расчесывать волосы.

Со вздохом облегчения забравшись в постель, она утонула в мягкой пуховой перине.

— Задуй свечи, Элси, и задерни полог.

Когда служанка задергивала полог, Корделия уже спала глубоким сном без сновидений.

Михаэль ждал, подремывая в кресле, стоявшем в гардеробной. Ему нужно было улучить момент, когда жена по-настоящему заснет, потому что он еще не чувствовал себя достаточно сильным, чтобы справиться с ней, если она будет сопротивляться. Он вспомнил, как дал Эльвире первые дозы яда в бокале с шампанским, которое она так любила. Спустя пару дней, когда зелье стало действовать и она ослабела настолько, что не смогла бы сопротивляться, даже зная, чем ее потчуют, он уже делал это открыто. Но ей даже в голову не приходило, что он ей дает. И лишь в последние часы она догадалась — он прочитал это в ее глубоко запавших глазах.

Но сейчас у него не было причин скрывать от Корделии своих намерений. Сказать по правде, он и не собирался этого делать.

Около двух часов ночи он начал чувствовать, что слабость отступает. Каждый раз, просыпаясь после краткого забытья, он чувствовал себя все более сильным и решительным, а головокружение, к его величайшему облегчению, отпустило его. Встав с кресла, чтобы проверить это, он понял, что голова больше не кружится. Наверное, решил он для себя, это была какая-то незначительная инфекция, затуманившая его сознание. Абсурдно было бы подозревать, что на него навели порчу.

Дворец был тих, и в его собственных апартаментах царила полная тишина. Слуги давно лежали в своих кроватях.

Корделия вернулась в свою спальню около часа тому назад.

Теперь она наверняка уже спит.

Он взял в руки четыре куска витого шелкового шнура, подергал, проверяя на прочность. Этот шнур удержит в постели хрупкое тело Корделии, несмотря на ее сопротивление.

Намотав шнур на руку, он взял с туалетного столика неглубокую серебряную чашку и понюхал ее содержимое. Горькая усмешка скользнула по его губам. Настойка можжевельника.

Не зря на языке сутенеров и повивальных бабок она называется «покров стыда». И еще она известна как «восстановитель стройных фигур и честных репутаций» и именно для этих целей и будет использована этой ночью.

Он осторожно прошел в гардеробную Корделии и повернул ручку двери, ведущей в спальню. В комнате было темно, лишь слабый свет луны падал сквозь полуоткрытые занавеси на окнах. Подойдя к, кровати, он беззвучно отодвинул полог в головах постели. Фигура Корделии неясно обрисовывалась под одеялом. Она крепко спала лежа на спине, руки ее были заброшены за голову.

Зайдя за спинку кровати, он привязал ее правую руку к деревянной балясине. Но даже в глубоком сне она почувствовала, что к ней приближается нечто ужасное, и стала постепенно приходить в себя. Она лишь наполовину проснулась, пытаясь понять, что происходит, когда веревка обвила ее другую руку. И эта рука тоже оказалась привязанной к спинке кровати, пока она открывала рот, чтоб вскрикнуть.

— Кричи, если хочешь. Никто не поможет тебе.

Холодный голос Михаэля донесся до нее словно из длинного туннеля. Она забилась, пытаясь освободиться, и наконец увидела его темную фигуру.

О Боже, что он собирается делать? Неужели убить?

Она снова попыталась вырваться, подняла ноги, чтобы ударить его. Он увернулся, схватил в руки одно колено и засмеялся. По лицу, освещенному луной, скользнула довольная улыбка, и она поняла, что оказываемое ему сопротивление только усиливало его удовольствие.

— Нет! — Протестующий крик вырвался у нее из груди, когда он вытянул ее ногу и привязал к кровати. — Нет!

Но он, не обращая никакого внимания на ее крики, привязал и другую ногу, так что она оказалась распростерта на кровати с протянутыми в стороны руками и ногами и смотрела на него глазами, потемневшими от ужаса.

— Ну а теперь, моя дорогая, — произнес он, присаживаясь на кровати у изголовья, — я хочу дать тебе кое-что выпить. И чем скорее ты это выпьешь, тем быстрее окончатся твои неприятности.

Она покачала головой, распущенные волосы упали вдоль ее лица, оттеняя своей чернотой его смертную бледность. Он собирается убить ее точно так же, как убил Эльвиру.

Она попыталась снова крикнуть, но звуки застряли у нее в горле — так силен был внушаемый им страх. Когда он поднес к ее губам серебряную чашку, она отвернула лицо.

Тогда он нагнулся над ней и вылил содержимое чашки прямо ей в горло. Она закашлялась и проглотила горьковатую, пахнущую травами и какими-то лекарствами жидкость.

Он еще немного подержал ее, пока не убедился, что она проглотила зелье до последней капли, потом отпустил ее и встал.

— Ты не родишь ублюдка, — жестоко произнес он. — Кого бы ты ни носила сейчас, к утру ты избавишься от него.

А потом, проклятая сука, ты будешь лежать подо мной день и ночь, пока» не зачнешь моего сына.

Не понимая, она уставилась на него взглядом, полным ужаса от того, что ей сейчас пришлось пережить.

— Теперь я оставлю тебя наедине с твоим воображением.

С этими словами он развязал удерживающие ее веревки, потом выпрямился, и она разглядела змеиную улыбку на его губах.

— Сомневаюсь, что тебе предстоит приятная ночь, но уверен, что наказание соответствует проступку.

Он вышел из комнаты. Она услышала, как хлопнула дверь и снаружи в замке повернулся ключ. Она осталась одна.

Милосердный Господь, что же Михаэль дал ей? Она попыталась перебороть объявший ее ужас, чтобы не лишиться способности рассуждать. Как он сказал? «Ты не родишь ублюдка».

Теперь она поняла, что за снадобье он заставил ее выпить. Нечто такое, что прерывает беременность. Должно быть, он каким-то образом узнал про их отношения с Лео. Но как? И в довершение всего она даже не знает, действительно ли беременна. Даже если она и носит в себе ребенка, то это наверняка ребенок Михаэля. Лео всегда был в этом отношении осторожен.

Она села в постели. Когда же зелье начнет действовать?

И как его действие проявится? Сама мысль о том, как некая чужеродная субстанция начала внутри ее свою разрушительную работу, была столь страшна, что черная пелена ужаса едва не затмила ее сознание, но она усилием воли заставила себя успокоиться.

Она закрыла глаза, чувствуя, как по щекам сбегают горячие слезы, и постаралась заснуть. Пусть побыстрее пройдет эта ужасная ночь.

Под утро начались судороги. Она стонала, скорчившись от боли, стараясь в то же время как-то расслабить сведенные мышцы живота. Боль была куда сильнее, чем обычно во время месячных, да и кровь текла обильнее. Внезапно она почувствовала такую слабость, что не могла пошевельнуться, не могла посмотреть, что с ней происходит.

Простыни под ней промокли от крови, слабость наваливалась волнами.

Неужели она погибнет от потери крови? Корделия открыла рот и крикнула. Она кричала еще, и еще, пока от усилий не заболело горло. Но вот в салоне послышались какие-то звуки, затем голоса и чьи-то шаги. Ручка двери повернулась, но замок не позволил двери открыться. Она снова закричала.

Дверь гардеробной открылась, и в комнату вошел Михаэль.

— Прекрати мяукать, сука!

Он подошел и отбросил в сторону одеяло, с отвращением глядя на лужу крови, в которой лежала Корделия. Потом перевел взгляд на ее лицо и спокойным тоном довольно произнес:

— Теперь ты не родишь ублюдка.

Сил у Корделии почти не осталось, но она снова вскрикнула. Это было единственное, что она еще могла делать. В голосе ее звучали боль, ужас и ненависть.

Михаэль снова посмотрел на красную лужу. В его планы не входило, чтобы она умерла от потери крови. Он открыл дверь в салон и крикнул:

— Брион, сходите за лекарем!

Корделия приподнялась, опираясь на локоть. Не спуская с него запавших глаз, она сказала:

— Если вы не хотите, чтобы я умерла, пошлите за Матильдой. — Она произнесла это медленно, через силу, с трудом выдавливая из себя слова. — Матильда знает, как остановить это. — И снова упала в постель.

Михаэль колебался. Он совсем не хотел, чтобы она умерла. Он хотел лишь проучить ее. Наказать. Вырвать из нее ту жизнь, которая не была его собственной кровью и плотью. И он еще не довел до конца весь свой замысел.

— Где она?

Даже в таком состоянии Корделия понимала, что, раскрывая местопребывание Матильды, она может поставить под угрозу все их планы, но не хотела умирать. Ведь только Матильда могла ей помочь. Возможно, Михаэль проделал все это только для того, чтобы вырвать у нее адрес Матильды, но она должна была пойти на риск.

— В городке. В меблированных комнатах «Голубой кабан».

Новый приступ боли заставил ее закрыть глаза.

Когда она снова открыла их, то первым делом увидела лицо Матильды, и слезы ручьем хлынули у нее из глаз.

Матильда наклонилась и поцеловала ее.

— Все хорошо, моя крошка. Все хорошо.

— Я умру?

— Нет, Господь с тобой. — Она улыбнулась, но эта улыбка не смогла стереть угрюмость, сквозившую в ее взгляде. — Кровотечение почти остановилось.

— Но как?..

— О, у меня свои методы, дитя мое. Лучше сядь и выпей вот это.

С этими словами она просунула руку под спину Корделии и усадила ее в постели.

Теперь под ней были чистые хрустящие простыни, новая ночная рубашка свежевыглажена. Ничто в комнате не напоминало о боли и кровавом ужасе этой ночи. Разве что красная жидкость, чашку с которой Матильда поднесла к ее губам.

— Что это такое? — С инстинктивной гримасой на лице Она попыталась оттолкнуть ее от себя.

— Выпей все до дна. Тебе надо восстановить силы.

— Это кровь? — Она с отвращением на лице посмотрела на свою няню.

— И еще кое-что.

Корделия, закрыв глаза, выпила теплую, отвратительно пахнущую жидкость, которая странным образом оказалась на вкус не так уж плоха. И во всяком случае, не имела специфического соленого привкуса крови.

— Через час тебе придется выпить еще порцию, — сказала Матильда, забирая у нее чашку.

Корделия откинулась на подушки, чувствуя, как по телу разливаются тепло и приятная сонливость.

— Матильда!

— Да, милая? — обернулась к ней няня.

— Что со мной? Я хочу сказать, я и правда…

— Даже если бы и была беременна, то еще слишком рано, чтобы что-то сказать определенно, — быстро ответила Матильда.

— А где Михаэль?

— Этот негодяй! — Матильда не стала проклинать его вслух, но выражение ее лица говорило о многом. — Я еще с ним не закончила.

— Он здесь?

— Нет. Он ушел, чтобы присутствовать при утреннем туалете короля, и до его прихода я должна уйти отсюда, — уязвленно ответила она.

— Он что-нибудь сказал тебе?

Матильда покачала головой.

— Просто сказал, что у тебя, как ему кажется, выкидыш и что я должна позаботиться о тебе.

— Он дал мне выпить что-то, чтобы это случилось, — ничего не выражающим, слабым голосом произнесла Корделия. — Не знаю, что это было такое. Но он, похоже, узнал про Лео.

Матильда взглянула на нее и с минуту не сводила с Корделии непроницаемый взор своих черных глаз. Потом кивнула головой и все с тем же выражением лица вернулась к прерванному занятию — она упаковывала мешочки и пакетики в кожаный баул, который всегда был при ней. За годы, прожитые с Матильдой, Корделия привыкла верить содержимому этого баула столь же безоговорочно, как она верила его хозяйке.

— Как девочка? — спросила Матильда, кивая по направлению к гардеробной. — Такая же глупая, как и ее глупая мордашка?

Слабая улыбка скользнула по лицу Корделии.

— Да, но добрая и очень старается.

Матильда усмехнулась и сказала:

— Что ж, тогда я скажу ей, что и когда тебе надо давать.

— Скажи мне. Я чувствую себя сейчас гораздо лучше.

— Ты потеряла много крови, — сообщила ей Матильда. — И тебе надо восполнить эту утрату.

Она наполнила кувшин красной жидкостью.

— Принимай по чашке каждый час, пока все не выпьешь.

— А что это? — снова спросила Корделия.

— Костный мозг, разные травы, имбирь… О, Да много такого, чего тебе не следует даже запоминать, — ответила Матильда, ставя кувшин на столик рядом с кроватью. — Ну что ж, если кровотечение снова станет сильным, больше, чем при обычных месячных, пошли девушку за мной.

Корделия кивнула.

— Матильда, Лео хочет, чтобы детей сегодня после обеда не было во дворце. Их гувернантка будет знать, что они занимаются музыкой. Вчера после обеда я передала Кристиану записку, в которой просила его официально уведомить гувернантку, что завтра в три часа дня он ждет детей на урок музыки в своих меблированных комнатах в юроде. Я собиралась сама отвести их туда, но теперь, мне кажется, не смогу.

Ты можешь сделать так, чтобы они пошли туда?

— Ах, предоставь это мне. — И Матильда снова склонилась над ней, убирая упавшие на лоб волосы. — Скажи только, как найти их в этом муравейнике.

Корделия подробно рассказала ей дорогу, и Матильда кивнула головой в знак того, что она поняла.

— Я пригляжу за этим, девочка. Ты уже немного порозовела. А как боли?

— Не больше, чем обычно при месячных.

— Не вставай сегодня с постели, и завтра ты будешь в полном порядке. — Она поцеловала свою подопечную и потрепала ее по щеке. — Мы справимся с этим, не бойся.

Корделия улыбнулась в ответ слегка вымученной улыбкой. Ее немного удивило, что Матильда никак не прореагировала на сообщение о роли Михаэля во всем этом деле, но мудрая женщина и раньше порой удивляла ее. Няня еще раз поцеловала подопечную и скрылась в гардеробной, давая там исчерпывающие указания Элси.

Корделия подумала, что она ни за что бы не выдержала весь этот ужас, если бы не знала, что очень скоро скроется от него навсегда. Теперь она желала этого, как никогда ранее.

Она поняла, что Михаэль пойдет на все, что только заблагорассудится его извращенному сознанию.

Но что же на самом деле планировал Лео? Он так и не привел ей все доводы, почему он хотел, чтобы она покинула Версаль сегодня после обеда. И, как бы Корделия ни старалась убедить себя, что он сказал всю правду, в глубине души она сознавала, что это не так. Она снова закрыла глаза, размышляя. В четыре часа пополудни в театре, построенном мадам Помпадур, должно состояться представление. Тойнет уже заранее была в восторге от великолепия постановки и роскоши декораций, так напоминающих ей театральные представления ее детства в маленьком театре Шенбрунна, в котором дети императорской семьи выступали перед заезжими знаменитостями и придворными.

Почему же Лео не хотел, чтобы она присутствовала на этом спектакле?

— Миледи, вам ничего не нужно? — услышала она голос Элси и открыла глаза.

— Да, налей мне лекарство из кувшина, — сказала она.

Если она решила выбраться из постели и все-таки быть на этом представлении, то ей понадобятся силы.

Когда князь Михаэль вернулся в апартаменты, он нашел жену мирно спящей в постели. Что ж, Матильда отлично выполнила свою работу и после этого убралась, как ей и было ведено. Он внимательно оглядел Корделию. Она выглядела совершенно как всегда, на щеках ее играл легкий румянец. Если бы ее нянька, эта колдунья, не преуспела в порученном деле, гнить бы ей в Бастилии. Что ж, она даже заслуживает вознаграждения. И пока она не будет попадаться ему на глаза, он позволит ей жить на этом свете.

Ресницы Корделии затрепетали, она открыла глаза, и на какое-то мгновение в их синей глубине проступил откровенный страх, когда она поняла, что муж, нахмурясь, рассматривает ее.

— Вам уже лучше, как я вижу.

Она лишь еле кивнула головой в ответ. Похоже, силы еще не до конца вернулись к ней, и лучше не трогать ее сегодня.

— Вы должны оставаться в постели, — произнес он, потом резко повернулся на каблуках и вышел из спальни.

Она останется в постели ровно до четырех часов дня, подумала она, закрывая глаза. А потом соберет все силы и дотащится до театра, чего бы ей это ни стоило.

Глава 24

—А где Корделия? — вскочил из-за спинета Кристиан, .когда Матильда с Амелией и Сильвией вошли в его комнату в гостинице «Голубой кабан». — Виконт сказал, что она придет вместе с девочками.

Он провел руками по волосам с растерянным и озабоченным видом — именно так он и выглядел все время, после того как виконт посвятил его в суть заговора и возложил на него такую трудную миссию»

— Она сегодня не может подняться с постели, — ответила Матильда, наклоняясь, чтобы развязать ленты детских чепчиков.

— Она заболела? — Голос Кристиана звучал едва ли не панически. — Виконт хотел, чтобы она оставалась здесь до вечера.

— Не больна, просто женские неприятности, — флегматично ответила Матильда, не обращая внимания на внезапно покрасневшие щеки Кристиана. — Лучше перестаньте болтать и займитесь девочками.

Кристиан взял себя в руки. Даже в обществе Матильды ему не следовало показывать, как он растерян. Он перенес все внимание на двух маленьких девочек, которые с благоговением и любопытством смотрели на него.

— Мы видели вас на концерте, с балериной, — произнесла одна из девочек.

— Она такая красивая, — добавила другая. — Хотела бы я, чтобы мы умели так танцевать. Корделия сказала, что вы будете нас учить.

— Познакомьтесь, это Амелия, а это Сильвия, — по очереди указала Матильда на каждую из них.

Девочки удивленно посмотрели друг на друга Матильду они видели второй раз в жизни. Как же она могла различить их?

Матильда безмятежно улыбнулась им.

— Меня вам не удастся провести, мои дорогие.

Кристиан был несколько сбит с толку, но все же взял протянутые ему ладошки и с самым серьезным видом пожал их.

— Я буду давать вам уроки музыки. Идите сюда. — Кристиан подвел их к спинету и сел за него. — Послушайте и скажите мне, звучит ли это как музыка или нет.

Он заиграл какую-то легкую вещь, но мысли его были далеки от музыки. Корделия не смогла прийти вместе с девочками, как предполагалось. Как же он сможет выполнить обещание, данное виконту, если планы изменились? Виконт сказал, что вряд ли они уже сегодня вечером покинут Версаль, но Кристиан должен быть начеку. Карета и упряжка быстрых лошадей готовы были пуститься в путь по одному его слову. Матильда раздобыла мальчишескую одежду для детей, а для Корделии — штаны и кафтан кучера У Кристиана были паспорта и все необходимые бумаги.

Не было только Корделии. А без нее они не могут пуститься в путь. Кристиан был расстроен и напуган. Даже без неожиданных осложнений вся операция представлялась ему достаточно рискованной.

Он взял на клавишах заключительный аккорд и застыл неподвижно, задумчиво глядя на трещину в стене над спинетом. Матильда, казалось, была ничуть не обеспокоена происшедшим. Да и вообще сегодняшний день был чем-то вроде генеральной репетиции. Корделия будет на месте, и тогда все пойдет точно по плану. А если у него сейчас не хватает сил сохранять спокойствие, то что же он будет делать, когда наступит время действовать?

Он повернулся на табурете и посмотрел на детей, рука об руку стоявших рядом.

— Ну что, похоже это на музыку?

Они одновременно кивнули головками, соглашаясь.

— И вы хотели бы научиться так играть?

Новый кивок головок.

— Тогда садитесь сюда… Покажите мне, как вы умеете играть сейчас.

Матильда тоже была посвящена в планы виконта и понимала, что Корделия не может раньше времени покинуть дом своего мужа. Сделать это будет возможно лишь тогда, когда состоится вызов на дуэль. Тем более в своем нынешнем состоянии она не может покинуть сегодня вечером свое ложе, не вызвав подозрений.

Матильда плотно сжала губы. Она знала только одно снадобье, которое может вызвать преждевременную и обильную менструацию, — можжевельник. Князь заставил Корделию принять сок или настойку можжевельника.

На своем веку Матильде не раз приходилось помогать при выкидышах, и при этом так или иначе можно было различить тело зародыша. Она не нашла ничего подобного в кровавой массе сегодня утром, но князю Михаэлю все равно придется дорого заплатить за акт бессмысленной жестокости.

Корделия стояла в темноте последних рядов театра, выстроенного во дворце хлопотами мадам де Помпадур для развлечения своего августейшего любовника. Чтобы иметь хоть какую-то опору, Корделии пришлось прислониться к колонне. Она с удовольствием присела бы, но здесь, в темноте, ее никто даже не заметит. И еще — надо сделать вид, что представление интересует ее не больше, чем многочисленных придворных, уже подуставших от длящихся неделю свадебных торжеств и нуждающихся в чем-нибудь более занимательном, чтобы подхлестнуть притупившиеся чувства. Даже сам король выглядел утомленным, а августейшие новобрачные — скучными и недовольными.

Корделия передвинулась немного вперед, так, чтобы видеть большую часть присутствующих в театре. Ее муж сидел с друзьями в ложе первого яруса, как раз напротив королевской ложи. Глаза его были прикрыты, он явно не испытывал никакого интереса к происходящему на сцене. Корделии неожиданно пришла в голову странная мысль — сможет ли она когда-нибудь смотреть на него без страха. Прошлой ночью ему все-таки удалось сломить ее, и он это понимал. От этой мысли на нее волной снова накатила слабость, ноги подкосились. Она схватилась за колонну и прислонилась щекой к холодному камню, пережидая приступ слабости. Как только представление закончится… как только она поймет, почему ее присутствие здесь было нежелательно… она сразу вернется в постель.

В первом ряду партера она увидела Лео, который смеялся и что-то весело обсуждал с соседом. Он ни разу не взглянул в сторону князя Михаэля и вел себя так, словно ничто в целом мире не могло его озаботить. Знал ли он, что случилось с ней? Или думал, что она находится вместе с девочками у Кристиана, как они договорились? Она снова почувствовала слабость от предчувствия чего-то недоброго.

Финальные аккорды музыки вызвали жидкие аплодисменты, зрители уже начали было расходиться, когда Лео легким движением поднялся с кресла и едва ли не играючи вспрыгнул на сцену.

Сердце Корделии бешено застучало в груди, на какой-то страшный миг ей показалось, что она вот-вот упадет в обморок. Она снова уцепилась за колонну, не отводя взора от стройной, облаченной в черный костюм фигуры на сцене.

Лео подошел к самому краю сцены, отвесив поклон королю, который продолжал сидеть в ложе.

— Ваше величество, в соответствии с законом я обращаюсь к вам с просьбой.

Голос его звучал ясно и спокойно. Зрители, начавшие было расходиться, остановились, заинтригованные его словами. Король тоже выглядел удивленным. Придворные постоянно обращались к нему с просьбами о чинах, пенсиях, теплых местечках для родственников, но всегда частным образом и только через министров.

— Вы удивляете нас, виконт Кирстон, — произнес он, опуская скрещенные руки на голубой бархат барьера ложи. — Это что, третий акт представления?

Он улыбнулся, и все окружающие тотчас расплылись в угодливых улыбках.

— Пожалуй, можно сказать и так, ваше величество, — ответил Лео не моргнув глазом. — Согласно древнему праву братского родства, я требую отмщения на поединке за смерть моей сестры.

Реакция слушателей на эти слова была на редкость единодушной. Все присутствующие уставились друг на друга, но никто не произнес ни слова. Говорить по такому поводу надлежало только королю.

— Не сказать, чтобы это был приятный повод, виконт.

В голосе короля ясно читалось недовольство. Все, отягчающее бытие, было запрещено в Версале королевским декретом.

— Вы совершенно правы, сир, — ответил Лео, потом повернулся и в упор посмотрел на князя Михаэля. — Если вы изволите приказать произвести обыск, то я готов предоставить вам доказательства того, что князь Михаэль Саксонский отравил леди Эльвиру Бомонт, свою первую жену.

На этот раз удивленные возгласы раздались в зале. Взоры присутствующих обратились к ложе князя Михаэля. Он сидел скованный, мертвенно-бледный.

В тени позади всех Корделия старалась прийти в себя от неожиданности. Что имел в виду Лео? Что такое — отмщение на поединке?

— В чем заключаются эти доказательства, лорд Кирстон?

— В собственноручных дневниковых записях князя Саксонского, ваше величество.

При этих словах Михаэль дернулся, словно марионетка на веревочке, и, пораженный ужасом, непроизвольно перевел взгляд на короля, который ответил ему полным презрения взором.

— Вы будете возражать, милорд, если я отдам приказание произвести подобный обыск? — в мертвой тишине хрипловатым от волнения голосом спросил король.

Взгляды всех присутствующих были прикованы к Михаэлю. Он привстал с кресла, облизнул языком сразу пересохшие губы и попытался найти достойный ответ. Его обвинитель спокойно стоял внизу на сцене — высокая стройная фигура в черном, четко выделяющаяся на пурпурном с золотом заднике театра.

Ничто не нарушало установившейся в театре тишины. И в этой тишине снова прозвучал холодный от гнева голос короля:

— Вы возьмете на себя труд дать указания нашим людям, как найти упомянутые доказательства, лорд Кирстон?

— Да, ваше величество. Но я продолжаю настаивать на поединке.

Сказав это, Лео снова взглянул на Михаэля, и холодное торжество, светившееся в его взгляде, ледяным клинком пронзило князя до мозга костей.

— Князь Саксонский! — жестко произнес король. — Вам угодно принять вызов виконта Кирстона?

Михаэль выпрямился во весь рост. Он поклонился сначала королю, а потом Лео.

— Согласно древнему праву, я докажу мою невиновность на поединке, ваше величество.

— Как у вызванного на поединок, выбор оружия за вами.

— Я выбираю рапиры, сир.

Корделия изо всех сил сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. Голова гудела, ей хотелось закричать во весь голос, наброситься на Лео и хорошенько отколотить его. Как только он мог сделать это? Поставить на карту абсолютно все? Свою жизнь, их будущее. Судьбу детей. Какая же это месть, если клинок столь же легко может поразить и взывающего к этой мести? Неудивительно, что он не хотел, чтобы она была свидетельницей этого гордого, но самоубийственного вызова.

— Публичный поединок состоится завтра на рассвете на городской площади, — провозгласил свое решение король. — Вы оба должны удалиться за пределы дворца до тех пор, пока инцидент не будет исчерпан и нам не дадут знать о его исходе.

Король повернулся и вышел из ложи, за ним последовали наследник престола с супругой. Все придворные стояли с непокрытыми головами, пока королевская фамилия не удалилась.

Корделия, не помня себя от ужаса и от неожиданности всего услышанного, бросилась к выходу из театра, подгоняемая гулом толпы, которая с уходом короля обрела голос. Только бы добраться до спальни и успеть лечь в постель до того. как вернется муж! Сейчас самым главным для нее было прикинуться невинной овечкой, что бы там ни подозревал Михаэль, а потом уже решать, как поступить.

Лео бросил ее. Если он погибнет от руки Михаэля, то с ней все кончено. Но, пока она бежала на подкашивающихся ногах домой, гнев от кажущегося предательства начал стихать. Лео ведь хотел, чтобы ее и детей не было во дворце, когда его вызов взбудоражит весь Версаль. Но какой смысл в этом бегстве, если будущее не сулит им ничего? Она смогла бы ждать Лео даже год, будь в этом необходимость. Но если он останется лежать на месте дуэли бездыханным, существование утрачивало для нее всякий смысл. Бросив вызов, он отказался от нее, от их общего счастья ради своей личной мести.

Ее сознание нарисовало картину распростертого на земле тела Лео, истекающего кровью от рапиры Михаэля. Может быть, Лео и победит на дуэли. Она может вынести что угодно, лишь бы знать это наверняка, но в дуэли нет и не может быть ничего определенного.

Она ворвалась в апартаменты, едва дыша от слабости.

Месье Брион посмотрел на нее сначала с удивлением, а потом с сочувствием.

— Мадам… что-нибудь случилось?

— Пошлите ко мне Элси.

Она, пошатываясь, пересекла салон и вошла в спальню.

По дороге она мимоходом увидела свое отражение в зеркале и поняла, почему Брион выглядел таким изумленным. На мертвенно-бледном лице выделялись одни только обезумевшие глаза, волосы растрепались. Глядя на нее, можно было подумать, что она встретилась с привидением и бежала от него.

Она принялась торопливо раздеваться, ее покрытые холодным потом пальцы скользили по металлу крючков и пуговиц.

В комнату вбежала Элси.

— О, мадам, вы не должны были вставать с постели, — произнесла она, ломая руки. — Вы еще не выздоровели. Позвольте, я позову лекаря.

— Не надо, просто помоги мне лечь в постель.

Через пять минут Корделия уже лежала в постели, молясь о том, чтобы утихло бешено бьющееся в груди сердце.

Она чувствовала себя чрезвычайно слабой — скорее всего от вновь начавшегося кровотечения.

Дверь в салон распахнулась, и за стенкой раздался резкий голос Михаэля:

— Брион, соберите мой чемодан и пошлите Фредерика с ним в город, в гостиницу «Золотой петух». Пусть ждет меня там. И поторопитесь! Да не глядите на меня как идиот.

Корделия затаила дыхание, прислушиваясь к гневным выкрикам. Потом дверь в спальню распахнулась от удара, и в комнату ворвался Михаэль.

— Убирайся! — бросил он испуганной Элси, которая автоматически присела в реверансе и выбежала из спальни.

Михаэль подошел к ее кровати. Лицо его было бледно. Он посмотрел на нее, пронзая насквозь своим холодным взором.

— Как ты узнала про это, шлюха?

Голос его звучал на удивление мягко. Корделия ничего не ответила и только отвернула голову в сторону. Грубо выругавшись, он наклонился над ней и, крепко взяв пальцами за подбородок, снова повернул ее лицо к себе.

— Вы с ним решили провести меня? Как он узнал про дневники?

Пальцы больно сжимали ее подбородок, и она стиснула зубы, чтобы не застонать. Только бы он не заметил, что ей страшно.

— Я не знаю, о чем вы говорите, милорд. Я весь день провела в постели. Вы можете в этом убедиться.

— Ты больше не обманешь меня, подлая дрянь, — бросил он, приблизив к ней свое лицо так близко, что она могла ощутить кислый запах у него изо рта. — Я убью твоего любовника, а потом, клянусь Богом, шлюха, ты будешь в моих руках до тех пор, пока я не решу, что тебе пора умереть. Ты меня попомнишь!

Губы его почти касались ее рта в какой-то пародии на поцелуй.

— Ты меня поняла?

Брызги слюны обильно покрыли ее лицо.

— Я поняла вас. — Ей удалось произнести это, несмотря на подступавшее к горлу отвращение. — Поймите и вы, что вам никогда не удастся сломать меня. Я скорее умру.

Он рассмеялся и резко отбросил ее подбородок.

— Я уже сломал тебя, моя дорогая женушка. Неужели ты этого еще не поняла? — Он выпрямился во весь рост. — Немедленно отправляйся вместе с детьми в Париж. Ты должна ждать меня там на рю де Бак. Когда я убью твоего любовника, я займусь тобой.

Корделия откинулась на подушки, вытирая лицо углом простыни.

— И как же вы собираетесь убить его, милорд?

Он удивленно воззрился на нее:

— Вы не знаете?

— Как я могу это знать, милорд?

Она холодно посмотрела ему в лицо и испытала удовлетворение, заметив тень неуверенности, скользнувшую в его взоре.

— Завтра на рассвете я насажу его на кончик моей рапиры; — медленно и четко выговорил Михаэль. — Мне очень жаль, дорогая, что вы будете лишены возможности видеть это, но я предпочитаю, чтобы вы сидели дома, подальше от этого. Из-за вашего любовника, будь он проклят, мы станем после этой дуэли persona non grata при дворе, пока король не соизволит забыть эту пошлую историю.

Губы Михаэля скривились, когда он произнес последние слова, передразнивая жеманный эвфемизм короля, употребляемый для обозначения дуэли на смерть, которая должна была произойти в его присутствии.

— И никакая супруга наследника престола вас не защитит, мадам.

Он задержался на секунду, чтобы посмотреть, какое впечатление произведут на нее эти слова, но Корделия осталась недвижима, равнодушно наблюдая, как его взгляд становился все более и более неуверенным. Затем он повернулся на каблуках и вышел через ее гардеробную.

Корделия не могла себе представить раньше, что можно испытывать такую ненависть к человеческому существу. Хотя Михаэля вряд ли можно было считать человеком, подумала она. Он был дьяволом, монстром, появившимся откуда-то из глубин ада. И он вернется в то адское пламя, которое породило его. Лео своей шпагой отправит его обратно в преисподнюю. Она не должна позволять себе даже думать о возможности другого исхода поединка. А теперь ей надо составить план дальнейших действий. Разумеется, ни в какой Париж она не поедет. Она должна остаться здесь. Она должна быть здесь, когда все свершится. Детей сегодня же вечером надо отправить куда-то в безопасное место. С ними отправится Матильда, потому что она сама не может этого сделать.

Во всяком случае, не теперь.

Она еще перебирала в голове детали своего плана, когда в комнату вернулась Элси, не сводившая глаз с письма, покоившегося на серебряном подносе в ее руках. На письме красовалась печать супруги наследника престола.

— Это было доставлено с курьером от ее высочества, мадам.

И она протянула поднос, не смея прикоснуться к августейшему письму.

Корделия сломала печать. В письме было всего несколько строк, явно написанных Топнет под диктовку скорее всего мадам де Нуалли: «Уважаемая княгиня Саксонская, я чрезвычайно сожалею, что не смогу принимать вас у себя до тех пор, пока его величество не даст на это свое соизволение.

Мария Антония».

Корделия закусила губу, уставившись на эти холодные строки, означавшие собой официальное прекращение их дружбы. Но тут она заметила, что один уголок письма загнут. Она отогнула его и прочитала приписку: «Милая моя, я ничего не могу сделать. Но я всегда буду любить тебя. Т.».

Корделия поднесла записку к губам, символически прощаясь с подругой. Когда все будет позади, она найдет способ переписываться с Тойнет. Ведь всегда есть и неофициальные способы.

Элси все еще стояла около кровати, широко открыв глаза, ошеломленная быстрой сменой событий. Взор ее был полон сочувствия к своей госпоже. Подумать только, лишиться ребенка, а утром, возможно, еще и мужа! Просто ужасно.

— Пожалуйста, принеси мне чашку чаю, Элси, — сказала она.

Но тут пожаловал месье Брион.

— Князь велел мне немедленно проводить в Париж вас и мадемуазель Сильвию и Амелию. Не будете ли вы добры попросить горничную помочь вам собраться?

— Месье Брион, сегодня вечером я не намерена возвращаться в Париж, — объявила ему Корделия. — Точно так же, как и дети.

— Но, мадам! — Взгляд его стал тревожным.

— Это не будет поставлено вам в вину, обещаю, — сказала она. — Если князь победит на дуэли, то я дам вам необходимую сумму, чтобы вы могли не отягощать себя работой на него.

Она откинула одеяло и неуверенно встала на подкашивающиеся от слабости ноги. Подойдя к туалетному столику, она открыла свою шкатулку с украшениями.

— Вот. Это только задаток, месье. — Она протянула ему кольцо с сапфиром. — Надеюсь, вы сможете продать его?

Брион кивнул, медленно пряча кольцо. У него были знакомые в Париже, готовые заплатить хорошую цену, не задавая при этом лишних вопросов. Он выручит достаточно для того, чтобы купить уютный постоялый двор в маленьком городке провинции Коньяк, где он вырос. Этого ему хватит на всю оставшуюся жизнь.

— Что мадам изволит мне приказать?

— Просто скажите князю, что все приготовлено для нашего отъезда. Пусть кучер проедет в карете по городку. Удостоверьтесь, что отъезжающую карету и вас в ней все видели.

Да, будет лучше, если вы возьмете с собой мадам де Неври, — добавила она, подумав. — Скажите ей, что в соответствии с распоряжением князя вы должны взять детей после урока музыки и отвезти их в Париж. Когда вы поедете по городку, то, если возможно, постарайтесь проехать мимо гостиницы, где расположился князь, но быстро, чтобы он вас не остановил. После этого вы можете ехать вместе с гувернанткой в Париж, либо вернуться, либо поступить как-то еще — это ваше дело, и я не буду вас спрашивать.

Обессилев, она опустилась в кресло.

— Очень хорошо, мадам, — склонился в поклоне Брион. — Я хотел бы только сказать, что мне

было очень приятно служить вам.

От удивления Корделия улыбнулась и поймала ответную улыбку мажордома.

— Благодарю вас, Брион.

— Я хотел бы пожелать вам наилучшего исхода завтрашнего поединка, — добавил он.

— Благодарю вас, — повторила она.

Он вышел из комнаты, а она откинулась на спинку кресла, обретая новые силы, уверенная в том, что он в точности выполнит ее указания. На какое-то время можно было не опасаться Михаэля. А теперь ей надо разыскать Лео. Рассказать ему, что он наделал. Подготовить все необходимое для отъезда детей. Она на минуту прикрыла глаза.

Как он мог так поступить? Как мог принести в жертву их любовь и их будущее? Совершенно ясно, что эта любовь и это будущее стоят для него на втором месте после любви к убитой сестре.

От обиды ей захотелось закричать во весь голос.

Глава 25

—Где Корделия? — спросил Лео, входя в комнаты Кристиана в гостинице «Голубой кабан».

Ему не надо было осматриваться по сторонам, чтобы понять, что ее здесь нет. Он всем существом почувствовал бы ее трепетное присутствие.

— Месье Лео! — воскликнули девочки спрыгивая с табурета, стоящего перед спинетом. — А у нас урок музыки. И мы уже много узнали, не правда ли, милорд?

Но, к удивлению сестер, их дядя не только не поздоровался, но даже и не улыбнулся им.

— Где она? — снова спросил он.

— Она сегодня проведет весь день в достели, милорд, — сообщила ему Матильда со своим обычным спокойствием.

— Она больна?

— Женские дела, — ответила Матильда. — Ей надо отдохнуть.

— Она весь день лежит в постели?

Голос его стал хриплым от волнения. Матильда кивнула:

— Насколько я знаю, да, милорд. Я побывала у нашей малышки сегодня сразу после обеда.

— Ну как, вы сделали то, что хотели? — неуверенно спросил у Лео Кристиан.

Лео коротко кивнул головой.

— Король назначил поединок на восходе солнца завтра утром. Поэтому я хочу, чтобы вы увезли детей и Корделию прямо сейчас. Это даст вам добрых двенадцать часов форы.

— Но Корделии нет, — заметил Кристиан.

— Матильда, сходите за ней. Король велел князю, как и мне, покинуть дворец, так что нет опасности нарваться там « на него.

«Но может быть, он увез ее с собой в город?»

— Черт побери! Ну почему Корделия ничего не делает так, как договорились? — воскликнул он, понимая всю несправедливость собственных слов, но не в силах сдержать разочарование от крушения своего плана.

— А вот и Корделия!

Лео рванулся к окну, у которого стоял Кристиан. Корделия как раз выходила из-за угла на улицу, ведущую к гостинице. Она была одета в свою амазонку, с темной шляпкой на голове, а поверх всего этого — плащ с капюшоном, глубоко надвинутым на лицо. Душу его заполнило облегчение. Теперь он мог действовать.

Но, когда она открыла дверь и вошла в прихожую, ее бледность, ее глубокие тени под глазами, ее выражающий муку прекрасный рот и бросающаяся в глаза хрупкость заставили его броситься к ней с возгласом испуга. Она выглядела как в тот день, когда он застал ее на подоконнике, поджидающей Матильду. С той ночи, казалось, прошла целая жизнь, хотя на самом деле это было всего лишь неделю назад.

— Милая, ты больна. — Он взял ее за обе руки. — Зачем же ты ходишь по улицам?

Он забыл, как хотел, чтобы она была здесь, забыл обо всем, видя страдание, которое излучало все ее существо.

— Я не больна, — нетерпеливо ответила она, хотя эти слова явно расходились с ее видом. — Что ты наделал, Лео!

Она вовсе не собиралась набрасываться на него с упреками, но эти слова сами собой вырвались у нее.

— Я была там, — гневно сказала она. — Я видела тебя. И все слышала.

— Я погуляю с детьми в саду, — сказала Матильда, давая головой знак Кристиану, и вышла из комнаты, на что ни Корделия, ни Лео не обратили внимания.

Лео выпустил ее руки и отошел к окну.

— Я же просил тебя не ходить туда.

— Ты обманул меня.

Она была готова разрыдаться. Она не хотела, чтобы ее слова прозвучали так горько, но ничего не могла с собой поделать — понимание происходящего покинуло ее.

— Я не обманывал тебя, Корделия. Я просил тебя верить мне, — спокойно произнес он. — Я не мог допустить, чтобы мой вызов был поставлен под сомнение твоим неосторожным словом или действием.

— А почему ты не рассказал мне всего?

— Я не мог, — просто ответил он.

— Потому что тогда я сказала бы тебе все то, что говорю сейчас.

Она шагнула к нему.

— Но ведь ты не сделаешь этого, Лео. Ты не должен сражаться с Михаэлем. Ведь ты можешь погибнуть. — Она моляще сложила руки, во взоре ее сквозило отчаяние. — Ты не должен делать этого, Лео. Ты и сам это понимаешь.

Он не взял ее руки в свои. Он просто произнес:

— Это именно то, что я собираюсь сделать, Корделия. Я должен отомстить убийце моей сестры.

— Но ты не сможешь сделать этого, если он убьет тебя! — воскликнула она, хватаясь за его руку, в своем отчаянии удержать его рядом с собой не думая ни о гордости, ни о изяществе движений. — Ты будешь мертв, как и Эльвира, а Михаэль будет торжествовать.

Она попыталась тряхнуть его, но с тем же успехом она могла взывать к стволу дерева.

— Я выбрал этот путь, — произнес он голосом, ставшим внезапно холодным и бесстрастным, как бы отстраняющим ее. — И я готов принять свою судьбу.

Ее ладони бессильно соскользнули с его рук.

— Но почему ты просто не возбудил обвинение, представив в качестве доказательства его дневники? Почему не позволил правосудию сделать свое дело?

Но она уже и сама слышала в своем голосе нотки обреченности.

— Я не мог, — просто ответил он.

— Не понимаю.

— Каждый из людей — загадка для других, Корделия. Не думаю, что ты сможешь понять все то, что чувствую я. Эльвира поняла бы меня, если б могла знать.

Она и сама готова была аплодировать ему. Он Мог бы заметить едва уловимый кивок ее головы, которым она согласилась с его действиями. Ведь они всегда понимали мотивы поступков друг друга, даже если и не соглашались с ними.

И все же его слова невыносимо терзали ее.

— Ты не любишь меня, — тихо произнесла она.

Лео не мог позволить себе думать в этот момент ни о чувствах Корделии, ни о чем-либо другом, кроме победы над Михаэлем.

— Я люблю тебя, — спокойно произнес он. — Но я должен отомстить за смерть сестры. После того как это будет сделано, наша жизнь обретет спокойствие и ясность.

— У нас не будет ничего, если ты погибнешь.

Разговор зашел в тупик, и оба понимали это. Лео сделал несколько шагов по комнате, голос его стал спокойным и оживленным.

— Ты с детьми должна уехать сегодня вечером вместе с Матильдой и Кристианом. Тогда к утру вы будете уже далеко.

— Дети уедут. Я остаюсь.

— Корделия, ради Бога! — шагнул он к ней.

— Ты ждешь, чтобы я поняла и приняла то, что ты считаешь необходимым. Но тогда ты должен принять то, что важно для меня. Если тебе суждено погибнуть, то я хочу видеть тебя до твоей последней минуты.

Она отвернулась и набросила капюшон на голову.

— С детьми могут отправиться Кристиан и Матильда. Михаэль думает, что дети и я отбыли в Париж, так что у них будет время уехать как можно дальше. А если Михаэль победит, то моя дальнейшая судьба мне абсолютно безразлична. — Она пожала плечами. — Если я смогу, то убегу. Пусть это облегчит вашу смерть, милорд.

И, не прибавив ни слова, она вышла из комнаты.

Лео подошел к окну, чтобы увидеть, как она выходит на улицу. В сердце его была пустота. Он смотрел, не чувствуя ни горечи, ни обиды от ее несправедливых упреков. И тут ему сами собой пришли на ум уроки фехтования, когда он приучил себя видеть перед собой только одно — клинок противника. Он научился не думать больше ни о чем, не видеть, не замечать ничего другого.

Он заставил себя забыть обо всем, даже о Корделии. Он слышал ее слова, но это были только ничего не значащие звуки. Мысли о Корделии, об их возможном будущем теперь никак не повлияют на эту схватку, где ставками являются жизнь и смерть. Ничто не заставит его усомниться в своей правоте: Эльвира будет отомщена!

Когда Корделия спустилась с лестницы, ей встретилась возвращающаяся из сада Матильда, немного опередившая Кристиана с детьми. Лицо Корделии было мертвенно-белым, глаза наполнены болью и страданием.

— О, дитя мое! — рванулась к ней Матильда. — Все будет хорошо. Обещаю тебе, все будет хорошо.

Корделия покачала головой:

— Я… я думала, что он любит меня. Я не могу понять, ведь он для меня все. — Она подняла лицо, искаженное отчаянием. — Он так холоден со мной, Матильда. Так холоден…

Как же он может не чувствовать того, что чувствую я, Матильда?

— Женщине не так-то просто понять мужчину, над которым тяготеет вопрос чести, — ответила Матильда, поглаживая Корделию по голове.

— Неужели я такая дура? — жалобно спросила Корделия. — Наивная, обманывающаяся глупышка?

Она отстранила Матильду, выражение ее лица вдруг стало решительным.

— Ты и Кристиан должны вечером увезти детей.

— А ты остаешься здесь? — спросила Матильда, не сомневаясь в ответе. — Тогда и я остаюсь с тобой, дитя мое.

— Нет, ты должна уехать.

Корделия повернула голову: в дверях стоял Кристиан, держа девочек за руки.

— Бумаги при тебе, Кристиан?

— Да-да, конечно. Но ты тоже должна уехать, так сказал виконт.

Он постарался придать своему голосу незыблемую уверенность, хотя наперед знал, что и эта попытка обречена на провал.

— Лео знает, что я остаюсь. Но детям пора ехать.

— А куда мы едем? — воскликнула тоненьким голосом Сильвия.

— О, вам предстоит очень интересное путешествие, — сказала Корделия. — Вы поедете в Англию, чтобы познакомиться с сестрой вашей мамы, с тетей Элизабет.

— А наш папа знает? — испуганно спросила Амелия, губки ее подрагивали, но глаза блестели в предвкушении поездки.

— Да, — уверенно ответила Корделия. — А я выеду вслед за вами, но это будет чуть попозже. И догоню вас еще до того, как вы сядете на корабль.

— На корабль? — Последние остатки тревоги пропали во взглядах девочек.

— Это будет очень интересное приключение, — улыбаясь, заверила их Корделия. — Все будет чудесно, и вам совершенно нечего бояться. Ведь так, Кристиан?

— Ну конечно, — с деланной небрежностью ответил он. — Это будет очень занятно, вот увидите.

— А Матильда…

— Я остаюсь здесь, — упрямо произнесла Матильда. — Молодой человек управится на первых порах сам. А мы достаточно быстро догоним его.

— Но, Матильда…

— У меня есть еще здесь дела, — сквозь зубы произнесла женщина. — И довольно об этом. Отправляйся в постель, Корделия, и не жди меня до утра.

С этими словами она, не оглядываясь, вышла из гостиницы.

— Н-да. — Корделия не ожидала такого поворота событий. — Прости, Кристиан, но тебе придется отправиться одному. Ты должен сделать это. Девочки будут одеты как мальчики, так что на одежде не будет этого множества пуговиц и застежек. Ты будешь воспитателем, сопровождающим детей, едущих навестить своих родственников. Никто не станет обращать внимания на такую компанию, и вас ни в чем не заподозрят. Это куда спокойнее, чем путешествовать всем вместе.

Прежде чем Кристиан смог что-нибудь возразить, она повернулась к детям:

— Быть мальчиками куда интереснее, чем девочками. Я всегда так думала. А их одежду носить удобнее. В брюках вы сможете бегать, прыгать и даже лазить по деревьям.

Корделия крепко сжала руку Кристиана:

— Пожалуйста, Кристиан. Во имя нашей дружбы.

Просьбу Корделии, высказанную таким умоляющим тоном, он не мог отвергнуть. Да и ее доводы выглядели вполне резонными. Никто не станет искать воспитателя с двумя маленькими мальчиками.

— Ладно, одевай их, — ответил он. — Одежда в спальне Матильды. А я предупрежу кучера и соберу бумаги.

Она привстала на носки и поцеловала его.

— Я догоню вас в Кале. Если будет попутный ветер, то не ждите меня там, а садитесь на корабль, и а этом случае мы встретимся в Дувре.

Если ей удастся, они с Матильдой как-нибудь туда доберутся. Вдвоем они смогут двигаться куда быстрее, чем Кристиан со своими подопечными.

Кристиан печально кивнул головой. Если дело дойдет до поездки в Англию на корабле, его карьере как протеже герцога де Карилльяка наверняка не суждено будет продолжиться. Объяснить поездку в Кале и обратно он еще как-нибудь сможет, но морской вояж?.. Однако в таких обстоятельствах на все соображения личного плана оставалось только закрыть глаза.

Спустя полчаса воспитатель и два молчаливых мальчика с широко раскрытыми от восторга глазами выехали из городка Версаль в неприметной карете, влекомой упряжкой быстрых лошадей.

Корделия вернулась во дворец и стала ждать восхода солнца.

В кухне гостиницы «Золотой петух» Матильда, удобно устроившись у плиты, болтала с поварихой, с которой она познакомилась несколькими днями раньше, после своего изгнания из состава челяди князя. Ее былая принадлежность к княжескому дому делала Матильду желанной гостьей сегодняшнего вечера. Весь городок бурлил, живо обсуждая события сегодняшнего дня и завтрашнюю дуэль.

Любые обрывки сплетен воспринимались слушателями как откровение свыше, так что Матильда могла легко представить события в самом выгодном для нее свете.

Фредерик, слуга князя, тоже сидел на кухне — его мнение также высоко ценилось слушателями, которые так искренне жалели бедняжку княгиню, терпящую еженощные муки от своего грубияна мужа.

— Бедное маленькое дитя, — произнесла кухарка, раскатывая лепешку теста на столе. — Ей ведь всего шестнадцать?

— Ага. — Матильда рассеянно помешала содержимое огромного котла с супом, висевшего над очагом неподалеку от нее. — Маленькая невинная овечка.

— Но она так волнуется за князя, — заявил Фредерик, отрываясь от громадной кружки пива. — Старина Брион сказал, что у него просто сердце разрывается, когда он смотрит, как она места себе не находит.

По теплой, духовитой кухне со сводчатым прокопченным потолком пробежала новая волна вздохов и бормотания.

Матильда едва заметно улыбнулась, продолжая помешивать в котле.

Князь Михаэль ужинал в лучших апартаментах гостиницы, когда в дверь раздался почтительный стук и в прихожей появился хозяин заведения.

— Надеюсь, милорд, вы довольны ужином?

— Весьма недурно, — ответил ему Михаэль, отправляя в рот изрядный кусок барашка, приготовленного с луком и артишоками. — Однако принесите мне еще бутылку вашего кларета и скажите моему слуге, чтобы он разбудил меня в четыре часа утра. А на завтрак подайте жаркое и пиво.

Хозяин почтительно склонился перед ним. Очевидно, легендарная дуэльная храбрость князя за прошедшие годы ничуть не пошла на убыль. Только в высшей степени уверенный в себе человек мог рискнуть выйти на смертельный поединок с полным желудком.

Спустившись по лестнице, хозяин передал это указание Фредерику, который мог не бояться, что проспит, так как на гостиничной кухне начинали готовить примерно за час до этого времени.

Матильда поудобнее устроилась в кресле с намерением подремать в нем несколько часов.

Михаэль вылил в бокал остаток кларета из бутылки и медленно смаковал вино, уставившись куда-то в пространство. Взгляд его был ясен, голова совершенно чиста, словно не он только что выпил две бутылки. Но он и не ждал, что опьянеет от этого количества. Он всегда выпивал немало вина перед тем, как лечь спать. Это помогало ему расслабиться.

Глаза его обежали комнату, остановившись на кожаном сундуке, который едва не стал свидетелем его преступления.

Михаэль до сих пор не мог понять, каким образом Лео прочитал его дневники. Но теперь это не имело значения. Этот горделивый глупец решил отомстить за смерть своей сестры столь ненадежным способом, как поединок.

Глаза его снова пробежали по комнате и на этот раз остановились на длинном плоском кожаном ящике, который стоял у стены рядом с сундуком. Способ, ненадежный для Лео Бомонта, но не для его противника. Михаэль слегка улыбнулся, потягивая вино. Он вовсе не собирался вверять свою жизнь только своему дуэльному опыту, как бы высоко он сам его ни оценивал. Лео был моложе, подвижнее и скорее всего выносливее, хотя и не был таким признанным виртуозом клинка, как князь. Но молодость может дать ему значительные преимущества, а Михаэль не был склонен вступать в игру с неясными шансами на победу.

Отставив пустой бокал в сторону, он поднялся из-за стола и подошел к ящику, открыл его и достал две рапиры. Смертоносные клинки великолепной закаленной стали с эфесами чистого серебра. Никаких инкрустаций или гравировок — оружие должно надежно лежать в руке. Он согнул клинки, сделал выпад, потом попробовал их острие большим пальцем.

Выпитое вино никак не повлияло на изящество и быстроту его движений, и он улыбнулся, довольный собой. Как вызванный на дуэль, он будет иметь преимущество, сражаясь знакомым ему клинком. Лео ни разу в жизни не держал в руках эти рапиры. Ему придется сначала приноровиться к весу оружия в руке, прочувствовать положение рукояти в ладони. Но даже этого преимущества явно недостаточно.

Поупражнявшись минут пять, Михаэль осторожно положил одну из рапир на стол, а другую прислонил к стене. Потом наклонился над кожаным сундуком и открыл его.

Когда он выпрямился, в руке у него был небольшой флакон. Поставив его на стол, он снова наклонился над сундуком, достав из него пару замшевых перчаток. Натянул их на руки, тщательно расправив на пальцах. Взял в руки лежащую на столе рапиру. Открыв крышку флакона, он погрузил ее острие в жидкость, находящуюся во флаконе. Лицо его было сосредоточенно и напряженно.

Кураре. Ничтожного количества этого яда, попавшего в рану, будет достаточно, чтобы вызвать паралич и смерть. Хватит самой маленькой ранки, и Лео сразу начнет спотыкаться.

Движения его замедлятся, как если бы он устал, тогда он нанесет последний смертельный удар. Его победа будет чистой. Никто не сможет заподозрить его в нечестности. И таким образом Михаэль, как истинный рыцарь, в соответствии с древним обычаем докажет всем и каждому свою невиновность. Да, конечно, эта история долго будет у всех на слуху.

И король какое-то время не будет принимать его у себя. Но он вполне может подождать. У него будет Корделия. Одна, без всякой защиты. Вся в его воле.

Он достал из кармана обрывок нитки и повязал вокруг эфеса другой рапиры, стоящей у стены. Потом, не снимая перчаток, осторожно уложил оба клинка в длинный ящик и закрыл крышку.

Перейдя в спальню, он снял башмаки и лег не раздеваясь на кровать, подложив руки под голову. Улыбка по-прежнему временами кривила его губы, но глаза оставались холодными, как стекло.

Внизу, в кухне, единственными признаками жизни были потрескивание углей в очаге, тиканье часов да похрапывание Фредерика, сладко заснувшего на лавке. Матильда уже проснулась. Короткий сон все же освежил ее. Она не сводила взгляда с часов. До того как князю подадут жаркое и пиво, оставался один час.

Фредерик проснулся, и кухарка показала на поднос, уставленный едой.

— Это завтрак для князя.

Фредерик внимательно все осмотрел, взял поднос и пошел будить князя.

Матильда нагнулась к очагу и бросила в огонь небольшую бумажную облатку. Когда пламя охватило ее, послышалось шипение — это сгорали остатки порошка, который там был. Что ж, она сделала все, что могла. Выйдя из кухни в сером свете начинающегося дня, она направилась во дворец к своей дорогой девочке.

Корделия была уже одета в простое утреннее платье из голубого муслина, когда в комнату вошла Матильда. Парадный придворный туалет сегодня не понадобится. Со вчерашнего дня она была при дворе persona non grata, и, кто бы ни встретил ее, он не обратит на нее никакого внимания. Плеснув в лицо холодной водой из кувшина, она расчесала волосы и заплела их, уложив косы короной на голове. Все это она проделала автоматически. Мысли ее были вместе с Лео, тоже приводящим себя в порядок в эти холодные предрассветные часы. Как бы ей хотелось быть сейчас вместе с ним. Но она знала, что он не хочет этого. Когда она почувствовала, что Лео стал органичной частью ее жизни, частью ее души, то поняла, что до встречи с ним и не жила по-настоящему. Она отбросила свое прошлое ради него. Но Лео не мог ответить ей тем же. У него было прошлое, на которое она не могла претендовать.

Она порывисто Обернулась, когда в комнату вошла Матильда.

— Ну где же ты была? — спросила она, с тяжелым вздохом бросившись в объятия старой няни. — Мне так одиноко.

— Я знаю, дорогая, но мне надо было завершить одно дело.

Матильда отстранила ее от себя и внимательно посмотрела в лицо.

— Как кровотечение?

— Совершенно прекратилось, — ответила, нахмурившись, Корделия.

— Тогда пойдем. — Матильда набросила на плечи Корделии накидку. — Тебе это пригодится. На открытом воздухе довольно прохладно.

На городской площади уже собрались местные жители. В толпе сновали продавцы булочек и вина. Ночью на площади были установлены скамьи для придворных, которые присутствовали здесь в полном составе, даже самые отъявленные сони. Король в окружении нескольких приближенных сидел под бархатным навесом. Корделия надвинула капюшон на голову и вместе с Матильдой пробилась и встала в первом ряду, сразу же за скамьями для придворных.

Михаэль спокойно стоял в центре площади. Рядом с ним двое секундантов дотошно осматривали рапиры, которые должны быть одинаковыми по весу и длине. На руки у них были надеты перчатки, чтобы не порезаться об острые лезвия. Но и они не знали, насколько один клинок страшнее и смертоноснее другого.

Но вот шум в толпе усилился. На площади появился виконт Кирстон. Секунданта при нем не было. Он приветствовал кивком головы князя, который вежливо поклонился ему в ответ. Противники сбросили камзолы, сделали несколько шагов вперед и склонили головы перед королем.

— Да направляет Бог руку правого, — провозгласил король. — И да простит Он не правого.

Корделия как завороженная смотрела на дуэлянтов. Казалось, что она застыла на месте, руки и ноги ее оцепенели.

Она не могла ни мигнуть, ни шевельнуть губами и лишь едва дышала. Все окружающие пропали для нее, она видела только двух человек в центре площади.

После формального приветствия клинками поединок начался. Противники кружили друг около друга по свежему песку, которым была посыпана площадь, присматриваясь, оценивая мастерство соперника. Михаэль не спешил нанести Лео первую рану, которая должна была принести ему победу. Уверенный в успехе, он позволил себе фехтовать с соперником снисходительно, как бы демонстрируя ученику свое мастерство.

Над туманным горизонтом быстро поднимался красный диск солнца. Лео целиком слился с танцующим острием своей рапиры. Все его существо обратилось в глаза и волю, сосредоточившиеся на сверкающем серебре рапиры противника. Он не испытывал страха. Чувство опасности пропало. Он знал, что должен измотать своего соперника. Тот, человек в летах, должен устать скорее, чем он сам. Но для этого Лео было необходимо не давать ему передышки, заставлять его все время двигаться, постоянно наступать и в то же время не оказываться слишком близко к нему.

Лишь через несколько минут после начала поединка Михаэль понял, что произошло. Поначалу князь считал, что именно он ведет схватку, но потом внезапно осознал, что только отражает удары, а не наносит их. Это сложилось неожиданно для него, и теперь он чувствовал себя словно прижатым к стене, хотя знал, что к его услугам вся городская площадь. Парировав очередной удар соперника, он пошел в наступление и сделал выпад. Но Лео вовремя отпрыгнул назад, и рапира Михаэля лишь слегка задела его сорочку.

Лео легко дышал. Глаза его блестели, как острие рапиры.

Михаэль приблизился к нему едва ли не вплотную. Лео сделал выпад, но его нога поскользнулась, и он упал на одно колено. Рапира Михаэля успела рассечь рукав рубашки на той руке, в которой он держал оружие. Но Лео снова вскочил на ноги и отпрянул назад с проворностью зайца. Он перебросил рапиру в левую руку почти незаметно для Михаэля, и перед князем оказался новый противник. Левша, удары которого далеко не просто парировать.

Лео владел рапирой, держа ее левой рукой, не так свободно, как правой, но он знал, что это дает ему преимущество, по крайней мере до тех пор, пока Михаэль привыкнет к этой перемене. И он должен использовать эти несколько минут.

Михаэль перешел в наступление. Задел ли его клинок тело соперника? Хотя рукав не окрасился кровью, для действия яда хватило бы мельчайшей царапины. Солнце светило ему прямо в глаза, он моргнул и отступил назад, пытаясь повернуть своего противника против солнца. Но тут взор его в самом деле помутился, он попытался было вытереть глаза рукавом, но противник не давал ему ни малейшей передышки. Отступив еще дальше, он повернулся спиной к солнцу и снова моргнул, пытаясь избавиться от пелены на глазах. Но пелена осталась. Лео, словно танцуя, сделал изящное движение, клинок его просвистел где-то совсем рядом, и Михаэль понял, что он отразил выпад чисто инстинктивно. Он снова потряс головой, пытаясь прочистить свой взор, моля Бога, чтобы Лео хоть на мгновение ошибся или поскользнулся. Зацепил ли он его тогда клинком? «Прошу тебя. Боже, сделай так, чтобы я его ранил».

И вдруг его зрение само собой прояснилось. Но эта ясность и свет солнца были столь же ослепляющи, как и та пелена на глазах, которая застилала их прежде.

Что-то явно странное происходило у него со зрением. Он невольно снова потянулся рукой к глазам.

Корделия, стоявшая по-прежнему как каменная статуя, уловила все же легкое движение Матильды и услышала, как она что-то прошептала.

Пока Михаэль пытался отогнать от себя страх и неуверенность, Лео снова сделал выпад, выбросив вперед рапиру на всю длину руки. Михаэль, за секунду до того как его зрение снова заволокла пелена, увидел в этом последнюю надежду для себя и попытался применить froisse — прием, которым, если провести его с достаточной силой, можно обезоружить противника. Но Лео отпрянул с легкостью циркового гимнаста, и их клинки только скрестились со звоном. Рука Михаэля была вытянута на всю длину. На то, чтобы снова принять боевую стойку, ему потребовалось бы не больше секунды, но именно в эту секунду рапира Лео проскользнула под рукой Михаэля и глубоко вонзилась между его ребрами.

Лео медленно сделал шаг назад, вырвав клинок из раны.

Михаэль рухнул на колени, прижимая ладонь к ране, между его пальцами обильно струилась кровь.

На площади царило полное молчание, все затаили дыхание. Корделия не шевелилась. Ужас так сковал ее, что она не могла сдвинуться с места, даже когда Михаэль упал на колени в песок. Лео возвышался над ним с оружием в руке, кончик рапиры был алым от крови.

Но вот по рядам прошло движение, и Корделия, выбравшись из толпы, рванулась к двум мужчинам в центре площади.

— Не смей! — воскликнул Лео, увидев, что ода с восторгом во взоре хочет броситься к нему.

Он произнес это не очень громко, но так весомо, что она остановилась на бегу. Дело еще не было закончено. И она не могла обнять его при всех над телом умирающего мужа, как бы страстно ни желала этого.

Она застыла рядом с ними, глядя на мужа, который все еще стоял на коленях, отчаянно зажимая рану, словно веря в то, что таким образом он может остановить кровотечение и исцелиться. Глаза его как-то странно косили.

— Я ранил тебя, Лео? — тихо произнес он. — Ведь правда, я же ранил тебя?

Лео взглянул на свой рассеченный рукав. И в этот момент, собрав последние силы, Михаэль схватил свою рапиру и попытался в выпаде достать ею Лео. Стоявшая рядом Корделия интуитивно успела ударить ногой по. клинку так резко, что Михаэль боком упал на вылетевший из руки клинок, и песок под ним снова окрасился кровью.

Лео с презрением посмотрел на тело поверженного врага.

— Умрите в бесчестии, милорд, — тихо произнес он, и это прозвучало как проклятие.

Взор Михаэля стекленел, он еще чувствовал, как холодит его тело отравленная сталь. По лицу князя пробежала мучительная судорога, глаза его закрылись.

Оцепеневшие было люди сорвались со своих мест. Лекари, секунданты, стражники окружили умирающего человека, которому уже не требовалась никакая помощь.

Лео сделал несколько шагов в сторону. Корделия снова рванулась к нему. Он движением руки остановил ее порыв, и она замерла на месте.

Лео пересек площадь и приблизился к навесу, под которым сидел король. Склонившись перед королем, он громко произнес, перекрыв шум и разговоры:

— Правосудие свершилось, ваше величество. Прошу вас принять мою отставку.

— Ваша отставка принята, виконт Кирстон.

С этими словами король встал и вместе с семьей покинул площадь. Тойнет через плечо украдкой бросила взгляд туда, где одинокая фигура Корделии застыла над телом мужа.

Корделия слышала слова Лео, обращенные к королю, и они проникли в ее сознание, как горячий нож в масло. Лео официально просил позволения удалиться из Версаля. Придворный протокол предусматривал, что гость короля не мог оставить двор без позволения монарха. Значило ли это, что он покидает также и ее? Теперь, казалось, он стал ей совсем чужим, и она уже не знала, чего ждать от него.

Он подошел к ней с неожиданно помолодевшим лицом, с сияющими глазами, в которых уже не было прежней тревоги. Он выглядел совсем как в тот день, когда она впервые увидела его и бросила ему розы, а он засмеялся, глядя на ее лицо в окне. С тех пор прошла целая вечность, полная ужасов, страстей и разочарований. За это время она из ребенка превратилась в женщину, в которой едва узнавала себя прежнюю.

И вот теперь она ждала, какие он произнесет слова — слова, которые будут означать конец этому этапу ее биографии и вместе с тем конец ее счастья или начало их новой жизни.

Лео взял ее руку, которую все еще охватывал браслет со змеей. Он расстегнул браслет и подбросил его на ладони, в последний раз наблюдая, как причудливо рассылали солнечные искры алмазы, которыми был усыпан башмачок, как мягким светом блеснула серебряная роза, а изумрудный лебедь осветился изнутри глубоким зеленым светом. Все эти подвески были для него напоминанием о зле и смерти.

— Больше ты не будешь это носить, — сказал он.

Встав на колени рядом с телом Михаэля, он разжал его еще теплую ладонь. Вложил в нее браслет и сомкнул вокруг него мертвые пальцы.

— Пусть этот символ зла уйдет в могилу вместе с ним.

Выпрямившись, он обнял взволнованную Корделию и улыбнулся, глядя на нее сверху вниз, той же улыбкой, что и в самый первый раз.

— Теперь пойдем со мной, Корделия.

Она взглянула в его излучающие золотистый свет глаза, и горящая в его взоре радость сразу же согрела ее.

— Так ты все же любишь меня?

— Ах ты мой маленький скептик, — сказал он.

Взяв ее лицо руками, он поцеловал ее на виду у всех жителей городка Версаль и у всех придворных, остановившихся, чтобы посмотреть на них. Корделия поняла: это было и публичное признание, и прощание со своим прошлым, и устремление в будущее, которое теперь не было связано ни с мраком мести, ни с приторно-сладким двором французских королей.

Эпилог

Постоялый двор «Отдых рыбака». Кале

Где же они? Куда они спрятались? Кристиан обвел взглядом заставленный сарай, примыкающий к постоялому двору, вглядываясь в темноту его углов. В лучах солнца, проникающего внутрь, играло множество пылинок — наверху сарая находился сеновал, и пол был усыпан толстым слоем соломы.

— Девочки! — негромко позвал он.

Он мог позволить себе это — вокруг не было никого, кто бы подивился воспитателю двух маленьких мальчиков, обращающемуся к ним столь странным образом.

Он постоял прислушиваясь. Девочки еще глубже зарылись в пахучее сено на сеновале, зажимая ладошками рты, чтобы унять смех. До них доносились снизу нетерпеливые шаги Кристиана и его голос, настойчивым шепотом зовущий их. В этот момент травинка попала в нос Сильвии, и она чихнула.

Кристиан взглянул на сеновал и с обреченным вздохом стал взбираться по лестнице. Слегка прикрытые сеном, две фигурки скорчились едва ли не в футе от того места, где он стоял на лестнице. Он вытянул руку и коснулся их ног.

— Вы бы ни за что не нашли нас, если бы я не чихнула, — весело сказала Сильвия, ничуть не протестуя, когда Кристиан сгреб обеих девочек в охапку и стал спускаться с ними по лестнице.

— Мадам Буше уже приготовила вам ужин, — упрекнул он их. — И просто невежливо заставлять ее ждать, не говоря уже о том, что я полчаса потратил на ваши поиски. — Он еще раз оглядел их, и в его взоре отразилось отчаяние. — А где ваши шапочки?

— Должно быть, мы потеряли их на сеновале, — робко. произнесла Амелия.

Сильвия вскарабкалась по лестнице, а он остался ждать внизу, держа за руку ее сестру.

— Нашла! — донесся до него сверху ее торжествующий возглас.

От восторга девочка оступилась и сверзилась с сеновала вниз головой прямо в его руки.

— Стойте спокойно.

Он пригладил спутанные Локоны девочек и надел на их головки шапочки.

Кристиан как раз выходил с ними из сарая, когда во двор въехали два всадника, за которыми следовала карета, запряженная четверкой лошадей.

— Это же месье Лео! — в восторге взвизгнула Амелия.

— И Корделия! — присоединилась к ней Сильвия.

Кристиан облегченно вздохнул — с его плеч свалился громадный груз ответственности за двойняшек.

Корделия спустилась с седла минуту спустя после Лео, который уже прижимал к себе девочек. Он был удивлен и обрадован изменениями, произошедшими с девочками. Их чопорные, искусственные манеры задерганных воспитателями детей изменились столь же радикально, как и их одежда.

Поворачиваясь то к Лео, то к Корделии, они с восторгом, перебивая друг друга, принялись рассказывать о проделанном ими чудесном путешествии, о встреченных в дороге великолепных людях, о кораблях, стоящих в бухте через дорогу от их постоялого двора.

— Помилуй Бог, ну и трещотки! — произнесла Матильда, выбираясь из кареты и опираясь на руку, предупредительно протянутую ей грумом.

— И Матильда с нами! — разом воскликнули девочки. — Мы все едем в Англию?

— Нет, — несколько поспешно и нервно ответил Кристиан.

— Бедный мой! — воскликнула Корделия, сразу же все поняв. — Ты совсем измотался. Досталось тебе?

Кристиан улыбнулся, когда она нежно обняла его. Дети смотрели на него во все глаза.

— Да нет, не особенно. Но боюсь, я так никогда и не научусь управляться с девочками. Это куда труднее, чем я себе представлял.

— Кристиан, я у вас в неоплатном долгу, — сказал Лео.

— Пустяки, — ответил молодой человек, слегка покраснев.

Он посмотрел в глаза Лео поверх темной головы Корделии, и в ответ на его непроизнесенный вопрос Лео утвердительно кивнул. Все было кончено.

— Я должен вернуться в Париж, — сказал Кристиан.

— Разве ты не поедешь с нами в Англию? — Корделия заслонила глаза ладонью от последних ярких лучей заходящего солнца. — Ах да, конечно. Ведь тебя же ждет Клотильда. И твой патрон. Разумеется, ты должен вернуться.

— А наш папа едет в Англию?

За вопросом Амелии наступило минутное молчание, затем Лео опустился перед ней на колени и взял ее руки в свои.

— С вашим папой произошел несчастный случай, — тихо сказал он.

— И он умер? — спросила на этот раз Сильвия.

— Как наша мама?

— Да.

Лео заключил их в свои объятия, и с минуту они стояли, прижавшись к его груди, каждая посасывая палец, осваиваясь с новой ситуацией.

Затем Сильвия произнесла:

— Но вы и Корделия едете?

— Да. Теперь мы будем одной семьей, — ответила Корделия, тоже вставая на колени рядом с Лео и улыбаясь двум устремленным к ней серьезным маленьким личикам. — Вы двое, Лео, я и Матильда.

— Но не мадам де Неври?

— Нет. Она уже вернулась в Париж.

Снова последовало минутное молчание, а затем дети выбрались из объятий Лео, взялись за руки и принялись в восторге кружиться, поднимая тучи пыли.

Корделия выпрямилась, с умилением глядя на них.

— Я не хочу бросить тень на память твоей сестры, Лео, но как ты думаешь, неужели они в самом деле дети Михаэля?

Стоявший рядом с ней Лео еще раз взглянул на кружащихся девочек.

— В высшей степени сомнительно, — наконец произнес он.

— После этих танцев их не уложишь спать без слез, — заявила Матильда. — А теперь пора ужинать.

— Да, ужин уже готов, — внезапно спохватился Кристиан. — Мадам Буше, наверное, потеряла вас.

— Тогда мы пойдем и успокоим ее, — сказала Матильда, беря детей за руки и направляясь к двери постоялого двора.

Кристиан, Лео и Корделия, улыбаясь, стояли, освещенные красными лучами закатного солнца.

— Но ты ведь будешь навещать нас? — спросила Корделия, протягивая руку Кристиану.

— Конечно, — ответил он, крепко пожимая ей руку. — И еще мы будем писать друг другу.

— Да, обязательно. Ведь ты же женишься на Клотильде?

— Да, — решительно произнес он, и они оба улыбнулись.

— Будьте счастливы, — поцеловала его Корделия.

— А я уверен, что вы тоже, будете счастливы.

— Да. — Она с сияющими глазами повернулась к Лео. — Да и разве может быть как-то иначе? Я не могу поверить в свое счастье. Уверена, что я его еще не заслужила.

— После всего, что ты перенесла… — начал было Кристиан, внезапно помрачнев.

— Все уже позади, — жестом остановила его она.

Лео подошел к ней сзади, положил руки на плечи и притянул к себе.

— До свидания, Кристиан. И не забывай, что я у тебя в громадном долгу… когда бы ты ни решил вспомнить про него.

Он протянул руку, и Кристиан взволнованно пожал ее.

Затем со смущенной улыбкой на лице он направился на постоялый двор.

— Вот теперь на самом деле все закончилось, — вполголоса произнесла Корделия, опуская свои руки поверх рук Лео.

— Любовь моя, все только начинается, — прошептал он, целуя ее в ухо.

Она вздрогнула от этого поцелуя, повернулась в его объятиях и поцеловала в губы.

Матильда, за спиной у которой сидящие за обеденным столом дети за обе щеки уплетали ужин, не переставая болтать при этом, удовлетворенно смотрела через окно во двор.

Корделии суждено было провести жизнь, полную истинной любви, не в пример ее матери. Она обрела настоящую любовь и будет ей верна до конца своих дней.