1. Лучи Того, в Ком сила всех движений,[1]
Все проникают, хоть в неравной доле:
Здесь ярче и светлее, там же меней.

4. Я в небе был, где слава та всех боле,
И видел, что ни передать понятно
Ни рассказать вернувшимся оттоле;[2]

7. Зане сознанье, к цели благодатной[3]
Приблизясь, так спешит упиться светом,
Что память уж нейдет оттоль обратно.

10. Но те красоты, из явленных мне там,
Что будто клад сознанье сохранило,
Для песен ныне будут мне предметом.

13. Да буду я твоей сосудом силы,[4]
О Аполлон, в труде последнем ныне,
Чтоб мне твой лавр приять достойно было!

16. До сих пор я доволен был единой
Главой Парнасса; ныне ж непременно
Нужны мне обе той горы вершины!

19. Вселись в меня могуче, вдохновенно,
Каким ты был, когда в кровавом ложе
Ты Марсия распутал мощно члены![5]

22. Обвей меня могуществом, Дух Божий,
Чтоб область Твоей твари первозданной
Изобразить я мог хоть тенью схожей,

25. Да к древу Твоему я невозбранно
Приближусь, за величие предмета
Листвой, какой достоин я, венчанный!

28. О заблужденье! О позор для света!
Как редко лист срывается лавровый
К триумфу цезаря или поэта!

31. Восторгов бог восторга любит слово,
Коль скоро за пенейскими листами
Стремиться люди хоть слегка готовы.

34. От искр великое родится пламя;
Быть может, люди, жаждя гласов в Кирре,
Молиться станут лучшими словами![6] —

37. Чрез много окон свет рассеян в мире,[7]
Но больше всех ему отверстье мило,
Где в три креста сошлось кругов четыре.

40. Сильней его теченье, и светила
Ясней; на воске праха в большей мере
Кладут печати дух его и сила.

43. День поднимался в небе с этой двери,[8]
А с этой ночь; свет с этой половины,
А в той темно казалось эмисфере.

46. Стояла слева Беатриче, в длины
Небес вперяя взгляд, как не глядится
В сверкающее солнце взор орлиный.

49. Как луч другой от первого родится
И блещет вверх, стремясь туда обратно,
Как путник в край родимый, возвратиться,

52. Так взор ее, проникнув благодатно
В меня, зажег такую же алчбу там —
И стало в солнце мне смотреть приятно.

55. Там места нет чувств наших внешних путам
И взоры наши там светлей и чище,
В краях, что сделал Бог для нас приютом!

58. Не долго я глядел, но видел: прыща,[9]
Как сталь в горниле, искр снопом багровым,
Сверкало солнца яркое огнище;

61. И мнилось мне, что днем зажегся новым
День, уж сиявший; и что солнцу брата
Воздвиг Всевышний всемогущим словом.

64. К вращенью неба взоры без возврата[10]
Вперила Беатриче; и в нее же
Вонзил я взор, от горних сфер отъятый.

67. Глядясь в нее, я делался похоже
На Главка, что, от некого растенья[11]
Вкусивши, вдруг семье стал равен божьей.

70. В словах сказать про то перерожденье
Нельзя, но и тому примера нету;
Лишь благодать дарует разуменье!

73. Был ли я духом? Ты лишь знаешь это,[12]
Любовь творящая, своей рукою
Подъявшая меня в то царство света!

76. Когда твое движенье вековое[13]
Опять мое вниманье пробудило
К гармонии, уставленной тобою, —

79. Я видел: столько неба охватило
То пламя, что поток иль дождь ужасный
Едва ль бы разлились с подобной силой.

85. И звуков новость и тот свет прекрасный
Зажгли мне в сердце жажду знать такую,
Что век не ощущал я боле страстной!

85. Но та, кто зрит меня, как сам не зрю я,
Ко мне успокоительное слово
Вещала ранее, чем попрошу я:

88. – Ты призраком пленен фальшивым снова,
Того не видя, в чем сам убедиться
Ты б мог, с себя стряхнувши лжи оковы.

91. Тебе, что на земле мы, верно, мнится;
Но ты несешься к высоте безбрежной,
Как молньи луч чрез небеса стремится, —

94. Но чуть свободен от ошибки прежней,
Я вновь повергнут был в туман сомненья
От слов, мне сказанных с улыбкой нежной,

97. И молвил: От большого удивленья
Свободен я; но все ж меня пугает[14]
Мое над всем легчайшим возношенье.

100. Тогда она, вздохнувши, направляет
Взгляд на меня, с тем кротким взглядом схожий,
С которым мать сыновний бред внимает, —

103. И начала: Людских законов строже
Законы есть и в небе; и вселенной
Законы те даруют образ Божий;

196. И виден в них семье духов блаженной
След вышней силы, – цели той конечной,
Для коей создан строй тот неизменный.

199. И весь тот ряд сознаний бесконечный
Имеет склонности, в различной мере
Его ведущие к той цели вечной.

112. Чрез море бытия к единой двери
И пристани, различными путями
Плывет всяк, своему инстинкту веря,

115. И тот инстинкт луне приносит пламя;
Другой сцепляет шар земли совместно;
Людскими третий властвует умами.

118. Тот лук не только твари бессловесной
Шлет стрелы, но и первенцам творенья
Чарует ум любовью небесной.

121. Слив части все в едино, Провиденье
Сбирает их, покой им давши в крае[15]
Быстрейшего и первого движенья.

124. И нас мчит сила именно такая,
Все в мире к цели общей и прекрасной,
Единственной неся и направляя.

127. Хоть часто форма твари несогласна
С намереньем Творца и для идеи
Материя бесчувственно безгласна,

130. Или, бороться силы не имея
Нередко тварь на ложный путь вступает,
Коль скоро правда скроется пред нею, —

133. И лживой красотой ее прельщает
Земля и, изменивши путь первичный,
Она во прах и долу ниспадает.

136. Но как воде стремиться вниз обычно,
Презрев преграды гор и камней груды, —
Так духу к небесам взлетать прилично.

139. Когда б ты не взлетал, то было б чудо,
Как если б, на земле пылая, пламя
Не рвалось всею силой вверх оттуда.[16] —

142. И в небо вновь она впилась очами.

1. О вы, чей утлый челн, хоть мал и тесен,[17]
Вслед одинокому стремится бегу,
Каким корабль моих несется песен!

4. Домой вернитесь, к верному ночлегу:
Лишь я из виду скроюсь, – бесполезно
Заблудитесь в пучинах вы без брегу.

7. Мне путь в еще не пройденные бездны.
Минерва – ветр мой; Феб мой руль; имею
Я новых Муз вождями в край надзвездный!

10. Немногие ж, кто протянули шею,
Стремясь за пищей Ангелов святою,[18]
Чтоб жить, во век не насыщаясь ею, —

13. Плывите смело в океан за мною,
Пока в глазах у вас я там предъйду;
Но след мой вмиг сотрется вновь волною.

16. Дивиться будете, как не дивились виду
Пастушьему великого Язона
Герои, что отправились в Колхиду![19]

19. Мы возносились жаждою врожденной[20]
Зреть царство то, что носит образ Божий, —
Со скоростью вращения вселенной.

22. Глядела Беатриче вверх; я тоже
Все на нее глядел; и сроком меней,[21]
Чем в луке бы стрела слетела с ложа, —

25. Примчался в область я, где в восхищенье
Стал нем я. Та ж, пред коею напрасно
Скрывать я стал бы смену ощущений, —

28. Рекла, столь радостна, как и прекрасна:
Стремись к Творцу душою благодарной!
До первых звезд взнесен ты силой властной.[22]

31. Мы, мнилось, были скрыты пленкой парной,
Блестящей, толстой, словно грань алмаза,
Средь коей пал луч солнца светозарный.

34. В сей вечный перл мы погрузились сразу, —
Как света луч проходит в бездне водной,
Хоть гладь осталась ровною для глазу.

37. Пусть склонен думать разум земнородный,[23]
Что равные несовместимы длины
И что для тела тело непроходно.

40. Тем боле потому узнать причину
Должны мы быть желанием влекомы,
Что с Божеством сливает нас в едино!

43. Должны без доказательств верить в то мы,
Как, в мир вступая, разум наш наглядно
Первичные приемлет аксиомы.

46. Я ей в ответ: Мадонна, сердцем жадно
Стремлюся я к той Мощи животворной,
Меня несущей к высоте отрадной.

49. Но молви мне: что порождает черный
Мрак пятен, что в земной убогой сфере
О Каине рассказ рождает вздорный.[24] —

52. Она в ответ с улыбкою: Я верю:
Ключ внешних чувств, опора вашим мненьям[25]
В духовный мир вскрывает плохо двери.

55. Не будь врасплох застигнут удивленьем,
Затем, что каждый орган чувств животный
Ваш, разум лишь приводит к заблужденьям.

58. Но молви, как ты мыслишь сам? – Охотно,
Я отвечал, – Причина, без сомненья,[26]
Что вещество то жидко там, то плотно. —

61. Она ж в ответ:,В подробном объясненьи
Когда бы правду я тебе открыла —
В своем ты убедился б заблужденьи

64. В восьмой из сфер небесных есть светила,[27]
И в многочисленной семье их славной
Они различны свойствами и силой.

67. Будь вещество тому причиной главной —
Оно б разлилось во вселенной целой
Иль в густоте различной или в равной.

70. Различие в достоинстве есть дело[28]
Начал, дающих форму; те ж начала
Ты исключил догадкой неумелой.

73. Когда бы плотность пятна те рождала,[29]
Там вещество должно в зерно бы слиться,
А там совсем оно б оскудевало.

76. Иль как в зверях, – там толще жир сгустится,
А там спадет, – так книга сей планеты
Имела бы различные страницы.

79. Конечно, обнаружилось бы это
Немедленно при солнечном затменьи,
Являя для лучей его просветы.

82. Но не бывает так. Предположенье,
Поэтому, такое неудачно.
Рассмотрим же твое второе мненье.

85. Коль скоро тело не было б прозрачно,
Тогда предел найдется, до какого
Дойдя, луч поглотится в массе мрачной.

88. И он воротится обратно снова,
Как от стекла он должен возвратиться,
За коим сзади лист лежит свинцовый.

91. Конечно, можешь ты отговориться
Еще предположением возможным,
Что в большей глубине он отразится.

94. Но мненье то ты вновь признал бы ложным,
Коль опыты тебе б то доказали, —
Родник всем вашим знаньям ненадежным.

97. Три зеркала, – два ближе, третье дале
Поставив, – так стань сам, чтоб этом ряде
Твои глаза меж первых двух стояли.

100. Пускай на них свет упадает сзади —
И всеми зеркалами отраженный
Луч, возвратясь, в твоем сольется взгляде;

103. То отблеск в нем, настолько ж напряженный
Родится, (хоть совсем не столь пространный)
Поверхностью самой отдаленной.

106. Но как луч солнца воскресит багряный
Первичный цвет в цветах, что мрак полночнынй
Успел одеть в покров холодный льдяныий,

109. Так истиною просвещенный точной
Блести теперь, и пусть ее зарею.
Растопятся твои сомненья мощно!

112. Есть тело в небе вечного покоя,
Что жизнь в себе как свойство заключает
И бытие кружась родит. Второе[30]

115. Небес пространство, что на нас взирает
Столь многими очами, сей первичный
Источник бытия распределяет.

118. Другие сферы с силою различной,
Жизнь в ряд причин и целей неизменный
Связав, ведут в вселенной строй обычный.

121. Ты видишь, эти органы вселенной
Несут все сверху принятое ниже,
Его распределяя постепенно.

124. Заметь, как ныне подошла я ближе
К ядру причин, тебе столь непонятных,
Да истину сам впредь отыщешь ты же!

127. Мощь и движенье сфер сих необъятных,
Точь в точь от кузнеца удар кузнечный, —
Все от Вождей исходит благодатных.

130. То небо, что блестит в красе предвечной
Столь многих звезд, сияет отпечатком
И мудрости подобьем бесконечной.

133. Как в вашем прахе жизненным порядком
Дух разовьется, с телом слитый тесно,
Способностей различных став начатком, —

136. Так мудрость развивается в небесной
Семье светил, чтоб вновь неразделимой
Сойтись с их совокупности совместной.

139. Различье сил с камнями дорогими
Сливается, им жизни дав основу
И словно жизнь, срастаясь крепко с ними.

142. Рождаясь от источника святого,
В звездах сияньем силы те сияют,
Как радостью блеск зрачка живого.

145. И силой их лучи не совпадают
Не от различной плотности; начала,
Дарующие форму, освещают

148. По мере сил их, – много или мало,

1. То солнце, коим страстию любовной[31]
Зажжен я в детстве был, лучами спора
Открыло мне лик правды безусловной.

4. Разбитым ею, побежденным скоро
Признав себя, – как сделать было надо, —
Я поднял голову для разговора.

7. Вдруг мне явилось зрелище, для взгляда
Столь сладкое, что даже угасало
Сознание пред этою отрадой!

10. Точь в точь сквозь грани чистые кристалла,[32]
Иль сквозь струю прозрачного потока,
(Чтоб только дна она не затемняла),

13. Черты лица бледнеют, так что око
Жемчужную на белой шее нить
Едва лишь различает издалёка, —

16. Я видел лица с жаждой говорить —
И был в ошибке противоположной
Той, что могла Нарцисса погубить.[33]

19. За отраженья в зеркале их ложно
Принявши, повернулся я назад,
Чтоб мне лик к лику зреть их было можно,

22. И – никого не встретив, был объят
Я удивленьем; но подобно мати
Она улыбкой встретила мой взгляд.

25. – Не подивись, что на шаги дитяти
Я улыбаюсь; но пока для ног
Твоих непрочна почва благодати,

28. И стоит каждый шаг тебе тревог.
То – истинные сущности и лица
Тех, кто обет свой выполнить не мог.

31. Так говори ж и слушай, чтоб дивиться;
И верь: свет, всех животворящий, оный
От истины не даст им уклониться.[34] —

34. Тогда к душе, всех боле к речи склонной,
Я подошел, к беседе столь приятной
Излишне пылкой жаждою смущенный.

37. – Дух, что рожден для доли благодатной,
Вкушающий ту сладость и красоты,
Что всем, их невкушавшим, непонятны!

40. Прошу тебя, открой и молви, кто ты,
И назови живущих здесь над твердью.
– Тогда душа ответила с охотой:

43. – Вскрыть жажде правой дверь в нас есть усердье,[35]
Зане всю свиту милостью Богатый
Себе уподобляет в милосердии.

46. Я инокинею была когда-то
И, – хоть теперь прекрасней я, – но взоры
Вперив острей, узнать бы мог меня ты.

49. Пиккарда я, причисленная к хору[36]
Блаженных, и блаженства пью струи я,
Витая в сфере, хоть всех мене скорой.[37]

52. Но Дух Святой, что наши симпатии
Один возжег, внушил нам – сферы эти
Любить, Его уставы чтя святые.

55. Удел наш, столь завидный в вашем свете,
Нам дан за то, что мы обеты наши
Не соблюли, небрегши об обете., —

58. Я молвил: Лик ваш просветляет краше —
Не знаю я – божественное что-то,
Преобразив черты земны ваши.

61. В узнаньи был я медлен оттого-то.
Но речь твоя ко мне была подмогой,
Чтоб ум восстановил твои красоты.

64. Но молви: вы, кто счастливы столь много,
Желаете ль себе вы места выше,
Чтобы полней любить и видеть Бога? —

67. Она переглянулась, это слыша,
С другими и ответила с такою
Улыбкой, как любовью первой пыша:

70. – Брат! Добродетель милости в покое
Нас ублажает; мы не хочем боле
Того, что есть; нас не влечет другое.

73. Когда б вздыхали мы о лучшей доле,
Желанье наше не было в согласьи
С верховной, здесь нас водворившей волей,

76. Что невозможно в этих сферах счастья,
Суть коего любовь; необходимо
Жить в ней, чтоб в радости приять участье.

79. Вся суть блаженства, коим здесь горим мы, —
Чтоб волею Божественной единой
Желанья наши были разрешимы.

82. Здесь лествицей поставлены мы длинной, —
Как будет царству и Царю желанным,
Чья воля нашей быть должна причиной.

85. В ней – мир наш; и она-то океаном
Струит мир без предела и без края
Всем, ею и природою созданным.[38] —

88. Я понял: всюду в небе – сладость рая,
Хоть и неравномерно в нем разлита
Любовь, блаженство льющая, святая.

91. Как блюдом мы одним бываем сыты,
А потому хотим и ждем другого,
К тому уж не имея аппетита, —

94. Явил я – чрез движенье и чрез слово —
Желание узнать об этой ткани,
Которая осталась неготовой.

97. – Здесь покрывало девственниц желанней;»
Она рекла – высоким сим заслугам
Здесь в небе выше степень воздаяний.

100. Как те, кто жить по смерть хотят с Супругом,
Что принимает всякие обеты,
Согласные с Его желаний кругом, —

103. Я в молодости отреклась от света
И избегала лжи его прелестной,
В покровы иноческие одета.

106. Но человек, привыкший к злу, бесчестно
Меня увлек из моего приюта.
Что было дале – Богу лишь известно.

109. Сиянье то блестящее, как будто
Весь свет родился из его утробы,
Которое там видишь, в том краю ты, —

112. То ж о себе, как я, сказать могло бы,
Лишенное покрытия святого
И не соблюдши тень его до гроба.

115. Но против воли в мир вернувшись снова,
Средь мира и его неправды дикой,
Она с души все ж не сняла покрова.

118. То блещет свет Констанции великой;[39]
Родившей гром последний Швабской славе
Грозе второй от Швабского языка. —

121. Пиккарда смолкла и запевши Аѵе
Исчезла, как, попав в поток глубокий,
В кристалле струй исчезнет камень въяве.

124. Мой взор следил за нею так далёко,
Как только мог; и вновь мной овладела
Отрады жажда, более высокой.

127. Я в Беатриче взор вперил всецело.
Ее лицо еще ясней зажглось;
Сперва поник я взглядами несмело,

130. А после – был подвигнут на вопросы.

1. Меж двух равно далеких вкусных блюд[40] —
Граница для решительности всякой;
Ослу между двух копен выбор в труд.

4. Меж двух ягнят остался б одинако,
За кем погнаться, не решившись —
А меж двух серн охотничья собака, волк,

7. И я так в нерешительности смолк;
Свою Владычицу спросить не смея,
Мои сомненья взять не мог я в толк.

10. Я был безмолвен; лик мой тем яснее
Мое недоумение явил,
Как если б речь о том я вел пред нею.

13. И Беатриче – словно Даниил[41]
Сон угадал Навуходоносора,
И ярость тем неправую смирил, —

16. Сказала мне: «В тебе подъемлют споры
Два рода мучащих», тебя сомнений;
Ты их страшишься вверить разговору.

19. Ты молвишь: чем заслуга малоценней,[42]
Коль скоро, при насилии свершенном,
Пребудет воля чистой тем не меней?

22. Другой вопрос: ты в мнении с Платоном
О преселении на звезды схож,
Коль скоро дух с земным простится лоном;

25. И как обоими равно гнетешь
Ты разум свой, то раньше уясним мы
Сомненье то, в котором боле ложь.

28. Обожествясь всех боле, серафимы,
Два Иоанна и сама Мария,
И Моисей, и кто всех выше чтимы, —

31. Витают в том же небе все святые,
Не долговечней в счастье и не кратче,
Чем ведшие с тобою речь другие.

34. Но в круге высшем все ж, различно знача,
Они располагаются различно,
Дух вечный меней чувствуя иль паче.

37. В тех, что объемлет этот круг первичный,
Тебе нижайший их отдел показан,
Их меньшей добродетели приличный.

40. Зане ваш дух вещественностью связан,
И путь один, доступный пониманью,
Вам чрез посредство внешних чувств указан

43. Вот почему, к вам снисходя, Писанье
Вам кажет правящую Божью силу
Десницей Вышнего, – в иносказанье.

46. Вот почему оно изобразило
В подобье плотском спасшего Товита,
И Михаила тоже, и Гавриила.

49. Так видишь в рассуждении души ты,
Что мысль Тимеева другого рода,
(Когда иного смысла в ней скрыто)

52. Коль он в возможность верует восхода
Души в тот мир, где ранее витала,
Чем с формой сопрягла ее природа.

55. Но если речь его и недосказала
Всего и смысл сокрытый в ней остался,
Насмешек не достоин он нимало.

58. Сказав: след их влиянья возвращался
К светилам тем иль честью иль позором,
До цели правды лук его касался.

61. И заблужденьем стало то, которым
Мир приведен был скоро к поклоненью
Юпитеру, Венере, звездным хорам.

64. Не вредно столь второе заблужденье:
Ты от меня, твоим сомненьям вверясь,
Не станешь в столь пространном отдаленье.

67. Что наша правда, вашей правдой мерясь,[43]
Для ваших взглядов кажется вам лживой,
Ученье веры то, не злая ересь.

70. Но так как эту б истину могли вы
Понять, – исполню я твое желанье,
И станет ясно все тебе на диво.

73. Коль кто насильем принужден к деянью,
Страдательно покорствуя, то все же
Ему насилье то – не оправданье.

76. Не гасит волю сила, уничтожа;
Зане с огнем, на зло ветрам и вьюгам,
Несущимся горе, в нас воля схожа.

79. Такая воля век не будет другом
Насилью! Но так сделать не умела
Чета, что первым сим объята кругом.

82. Когда бы воля их осталась целой,
Как до конца пребыли тверды строго
Лаврентий на решетке, муций, смелый, —

85. То, чуть освободившись, на дорогу
След этой волей был бы им указан;
Но смертных с волею такой – немного.

88. Коль принял ты, – как сделать ты обязан —
Мои слова, – то, верно, устранили
Они всю ложь и узел твой развязан.

91. Но эти объясненья послужили
В тебе к недоумению такому,
С каким бороться ты не будешь в силе.[44]

94. Вложила я в твой ум, как аксиому,
Что дух блаженный быть не может лживым,
Всегда первичной истиной влекомый.

97. И перед разумом твоим пытливым
Могла любовь Констанцыи к покрывалу
Моим речам быть противоречивым

100. Нередко и с тобою, брат, бывало:
Опасности бояся малодушно,
Чего не надо, делал ты, пожалуй.

103. И Алкмеон так сделал благодушный,
И нечестивым стал из благочестья,
И мать убил свою, отцу послушный.

106. И вот к чему твой ум хочу привесть я:
Коль сила с волей заодно, – верховной.
Такой проступок не оправдан местью.

109. Назло согласья в воле безусловной
Нет: но она согласна, быть отказом
Своим бояся более греховной.

112. О воле безусловной так рассказом
Пиккарда говорит, я ж про другую
Речь повела; мы обе правы разом.[45] —

115. Так, мир неся и душу мне чаруя,
Текли того источника струи,
Что правду зарождает в нас любую.[46]

118. – Любовь Первоисточника любви![47]
Тобой душа моя воспламенилась
И силы обновляются мои!

121. Моя любовь не столько укрепилась,
Чтобы воздать тебе; пусть все Могущий
И зрящий все воздаст тебе за милость.[48]

124. Наш ум не сыт ничем иным, как сущей
Во веки истиной, пред коей ложным
Предстанет всякий призрак, нас влекущий.

127. Как зверь в берлоге, так умом тревожным
Почием в ней мы, и успокоенье
Вне этой правды, станет невозможным.

130. Так, у подножья истины сомненье[49]
Родится и дарует смертным силы
Вздыматься на ступень вслед за ступенью.

133. Вот что меня зажгло и окрылило
Вас вопросить, Мадонна, да ответом
Я уясню все, что темно мне было.

136. Хочу я знать: нарушенным обетам
Возможно ль возмещение какое
Делами, что столь ценны в царстве этом? —

139. Она взглянула на меня с такою
Любовью, в искрах глаз ее открытой,
Что, побежденный, пристыженный вдвое,

142. Поник я взглядом в землю, как убитый.

1. – Коль скоро я огнем любви блистаю
Сильней, чем вынесть можно оком тленным,
И светом твое зренье затемняю, —

4. То не дивися: в зренье совершенном
Окрепнув, обсужденье поспешает[50]
Сравняться с восприятием мгновенным.

7. Уж отблеск и в твоих глазах блистает
Того, что свет зажег тебя незримый,
Что всяким веяньем любовь рождает.

10. И коль в другом добро какое чтим мы,[51]
То, значит, этот отблеск, нам невнятный,
Нам тайно осенил предмет любимый.

13. Ты хочешь знать: пред правдой благодатной[52]
Какой ценой возможно искупленье,
Когда обет нарушен святотатно?

16. Так искрами святого поученья
Владычица мне просветляла очи,
Не прерывая слов своих теченья:

19. Дар высший, данный Божьей дланью отчей,
Гласящий про любовь Его всех боле,
Им выше ценится, чем всякий прочий.

22. Тот дар великий есть свобода воли,
Что им дана разумному творенью,
Хотя всему, но никакому боле.[53]

25. Отсель – обета важное значенье:[54]
Приносишь волю в жертву ты, коль скоро
Господь твое приемлет приношенье.

28. Представ пред Богом с жертвою, с которой
Ничто другое в мире не сравнится,
Ты с Богом связан силой договора.

31. Как или чем той жертве замениться?
Как милостыня краденым преступна,[55]
Преступно так обетом поступиться.

34. Но с этим мысль поставив совокупно:
Дар церкви разрешать обеты ведом!
Душа твоя сомненьям вновь доступна.

37. Пребудь еще покуда за обедом,
И если тяжело варима пища,[56]
За ней лекарство дам тебе я следом, —

40. Да будешь высшей мудрости жилище:
Ведь слышать мало, надобно усвоить;
Усвой мои слова полней и чище!

43. Два пункта в жертве могут мысли стоить,
И первый пункт – какой избрать предмет;
Второй – как крепкий договор устроить.

46. Последнему замены в мире нет:
Как свят он, объяснила уж тебе я,
И научил тебя в том мой ответ.

49. Но допускали в жертвах Иудеи,[57]
Как сам ты знаешь, иногда замену,
В законе разрешение имея

52. Заменою, обету равноценной, —
Без совести упреков и утраты
Пред Богом, – искупать обет священный.

55. Но лишь ключом из серебра и злата, —
И никакою прочей волей в мире, —
Быть может ноша прежняя отнята.[58]

58. Обет же новый тяжелей и шире
Быть должен по сравненью с тем, что сложен:
Будь новый шесть, коль прежний был четыре!

61. Дабы он, на весы суда возложен,
Перетянул на вечном коромысле,
И выкуп новый не был пуст и ложен.[59]

64. О смертный, не шути с обетом! В мысли
Всегда имей поступок Иефеая
И наперед последствия исчисли;

67. Но помни: зло, что сделал сознавая,
Ты прекратить скорей всегда обязан,
Чем продолжать, обет свой соблюдая.

70. Тому пример в истории указан,
Как был за Ифигению сонм целый
Вождей стыдом и горестью наказан.

73. Не будь, христианин, столь скор до дела,
Как пух, по ветру двигаться готовый:
Не всякой влагой моешься добела!

76. Дарован Ветхий вам Завет и Новый;
Блистают церкви пастыри пред вами, —
Вам полно для спасенья Божья слова.[60]

79. А вы, страстям дурным покорны, сами
Бессмысленно влечетесь вы, как стадо,
На срам перед соседями жидами![61]

82. Вам на ягнят похожим быть не надо,
Что покидают мать высокомерно
И убегают дерзко за ограду!

85. Она рекла, вперивши взгляд усердно
В сиянье боле светлое, в стремленье
К иным ступеням жизни сей бессмертной.

88. Молчанье, перемена в выражении
Лица у ней – мне замолчать велели
И прекратить вопросов предложенье,

91. И быстро, – как стрела подходит к цели,
Не истощивши быстроты до сыта, —
Мы во второе царство прилетели.

94. Была Мадонна радостью облита:[62]
Та радость в новом блеске ярком света
И новом рдении была открыта.

97. Кто б видеть мог – так как я видел это,
По всем путям прошедший мир, – улыбки
И измененье в смехе сей планеты!

100. И как, при появленьи корма, рыбки[63]
Зеркальную струю пруда встревожат,
Сбираясь стаею, легки и гибки, —

103. Огни отвсюду мчались так, быть может,
Меня увидевши и восклицая:
Вот кто любовь, нас жгущую, умножит!»

106. Когда же к нам приблизилась их стая,
Я видел, как блаженство в них кипело,
Их переполнив счастьем свыше края.
109. Читатель! Сам представить опыт сделай, —
В то время как все видел, и молчал я,
Какая жажда знать во мне кипела!

112. И ты поймешь, как жаждой той сгорал я,
Про жребий их узнать стремясь сердечно, —
И оком жадным блеск их созерцал я.

115. – Блаженный дух, ты, кто узреть предвечный
Престол триумфа призван, ты, о воин,
Еще борьбы не ведавший конечной!

118. Мы зажжены тем светом, что удвоен
И приумножен дале; мы готовы
Сказать все, чем твой будет глад спокоен.» —

121. Так дух один промолвил мне, и снова
Мадонна мне сказала: Говори же
И верь той речи словно Божью слову!» —

124. – Дух, кого в свете собственном я вижу,
И этот свет в твоем сказался взгляде,
Когда с улыбкой ты подходишь ближе![64]

127. Кто был ты и каких деяний ради
На этот светоч ты вселен, который
Для смертных в скромном кажется наряде?[65]

130. Так с духом тем вступил я в разговоры,
Что речь со мной повел – и глядь! волнами
Свет загустел, блистая ярче взору.

133. Так солнца блеск, закутан облаками
В тот миг: когда рассеются туманы,
Себя скрывает в собственное пламя.

136. Беседою обрадован желанной,
Сей свет в огней сокрылся веренице,
И речь со мною он повел пространно,

139. О чем в грядущей песни говорится.

1. После того, когда полет орлиный,
Что вслед Энею так привык стремиться,
Перевернули руки Константина, —

2. Сто и сто лет и боле Зевса птица
В соседстве гор, где древле обитала,
На Европейской жизнь вела границе.[67]

7. Так крыл ее священных покрывало,
Храня державу всех окрестных стран,
Ту власть из длани в длань передавало.

10. Я цезарь был, я был Юстиниан.[68]
И мне любовь первичная велела,
Чтоб мной закон очищенный был дан.

13. Но прежде чем свершил я это дело,
Я в вере был слепым монофизитом;
Такая вера мне вполне довлела;

16. Но пастырем великим Агапитом
Наставлен был, его высокой речью
О таинстве, в учении том сокрытом.

19. Не видит так мышленье человечье, —
Как вижу я мои ошибки ясно, —
Ложь с истиной в любом противоречье![69]

22. Чуть стал я верить с церковью согласно,
Мне Божья милость стала велика,
На славный труд меня подвигнув властно.

25. Вручил я Велизарию войска,[70] —
И знаком, что приятно Богу это,
С ним Божия являлася рука.

28. Но к первому вернемся мы предмету[71]
Беседы; замечаньями однако
Я должен пояснить свои ответы,

31. Чтоб видел ты и смысл святого знака,
И прав ли, кто, себе его присвоя,
С ним борется, в противность правде всякой.[72]

34. Теперь мы взглянем, доблестью какою
Он вознесен с минуты знаменитой,[73]
Как пал Паллант за его славу в бое.

37. Ты знаешь, что на Альбе было свито
Гнездо орла по день, когда три брата
Тремя другими братьями побиты.[74]

40. Ты знаешь то ж, – с сабинского захвата[75]
До слез Лукреции его держава
Семью царей правлением поднята.

43. Ты знаешь, он предшествовал со славой
Войскам в сраженьях с Бренном или с Пирром,
Руковождая ход их величаво;

46. Потом ему достали власть над миром
Торкват, власатый Квинтий, Деций, Фабий, —
И славу, мне служившую кумиром,

49. Предел поставив гордости арабьей
В то время, как прошли сквозь Альпы Пуни
Чрез кормящие По ключи и хляби.

52. И Сципион возвысился им юный;
Помпей увенчан славою военной,
Горе, где ты родился, шля перуны.[76]

55. Но небо восхотело дать вселенной
Мир, коего в нем образ; цели эти
Счел Цезарь Рима волею священной.

58. Его деянья стали славны в свете.
Их зрели Рейн, Изера, Сена, Сона
И Роны дол, цветущий в счастья цвете;

61. И что по переходе Рубикона
Так быстро эта птица совершила,
Перо или речь не передаст поденно.

64. В Испанию и в Дураццо устремила[77]
Она войска, так поразив Фарсалу,
Что стало больно пламенному Нилу.

67. Антандр и Симоис, где ей начало,
Узрела вновь и прах детей Гекубы;
Потом на Птоломея вновь напала;

70. Там разразилась, словно гром, на Юбу[78]
Она – и вновь ее пути свернуты
На запад ваш, Помпея слыша трубы,

73. Встал знаменосец следующий – Бруту[79]
И Кассию скорбь суждена до ныне;
С Перузою Модена в скорбь замкнуты,

76. И Клеопатре искупить кручиной
Пришлося, от орла скрываясь в горе,
Миг, как укус был избран ей змеиный.

79. На Красное орел помчался море,
Всеобщий мир в краю упрочив всяком,
И Януса храм заперт был ей вскоре.

82. Но все, что свершено святым сим знаком,
Иль будет свершено на этом свете,
Ему покорном, – пустяком и мраком

85. Покажется, когда деянья эти
Глаз просветленный наш рассмотрит здраво.
В сравненье с тем, что сделал Цезарь третий;[80]

88. И чрез меня вещающее право
Верховною его почтило честью,
За Божий гнев ему отмстить дав славу!

91. Дивись, к чему тебя стремлюсь привесть я:
Потом орел при Тите местью грянет
Над древнею греха людского местью.[81]

94. Ломбардский зуб святую Церковь ранит —
И под ее крылами в блеске власти
Великий Карл на помощь ей предстанет![82]

97. Суди же тех, кого я в первой части
Беседы обвинял; недаром то мы
Считаем корнем наших всех несчастий!

100. Противоставил знаку мировому
Тот лилии – а этот – кто повинней? —
Так своему его присвоил дому!

103. Пусть гибеллины действуют отныне
Под новым знаком, чтобы прежний лживый
Уж отклика не встретил в гибеллине!

106. Знай, Карл, над ним смеющийся кичливо
Путем своих захватов и покупок:
Те когти льву сильней сорвали гриву!

109. Оплачет сын отеческий проступок![83]
Свое оружье Бог не переменить!
В Его руках меч с лилиями хрупок. —

112. Сиянье сей звезды всех тех оденет,
Чьи от добра не уклонялись ноги,
Но кто заслуги в мире со славой ценит.

115. Когда желанья, отдалясь с дороги,
Нас к славе и к заслугам отвлекают,
Лучи любви уже не столь в нас строги.

118. Заслуги те нас частью насыщают;
Вот почему не меней и не боле
Блаженства наши души ощущают.

121. Насытить Божья правда нас дотоле,
Сердца у нас любовию покоя,
Что к злу дороги нету нашей воле.

124. Различье звуков разрешится в строе
Приятном, и различие удела
Гармонией становится святою.[84]

127. А вот блистает в этой искре белой[85]
Ромео, чье не знало воздаянья
Великое и доблестное дело;

130. Но не гордится пусть его изгнаньем
Прованс, зане тот дурен нестерпимо,
Кто злоупотребит благодеяньем!

133. Когда на тронах королевских чтимы
Раймонда Беранже четыре дщери, —
Заслуга то Ромео пилигримма.

136. Когда ж Раймонд, злым языкам поверя,
Изгнал его, обидев злобой ярой,
Семь за пять получил он, – не потери!

139. И тот ушел, беспомощный и старый,
Но если б мир проведал, как ходил он,
Куска вслед за куском моля, как дара,

142. Его бы еще боле восхвалил он![86] —

1. – Осанна Богу истины и силы,
Которого сиянье сих блаженных
Духов огни сугубо просветлило![87]

3. Так снова к миру песен вдохновенных
Вернулась сущность та, блестя в повязке
Удвоенной красой лучей нетленных.[88]

7. С другими свет умчался в стройной пляске,[89]
Сверкая, как на синем небосклоне
Блестящих искр во тьме сверкают глазки.

10. – Скажи скорей, скажи своей Мадонне»,
Скажи ей все», – мне сердце говорило:
Где ты вождя отыщешь благосклонней?

13. Все ж то почтенье, что мне сродно было
При буквах В и ИСЕ, – мощной властью[90]
Как сонному мне голову клонило.

16. Но Беатриче молвила, участье
Являя мне улыбкою столь сладкой,
Что дать могла сжигаемому счастье:

19. – Как верно мне гласит моя догадка,[91] —
В возмездье должном справедливым карам
Не видишь ты законного порядка.

22. Но положив конец сомненьям старым,
Тебя терзать я не желаю доле
И подарю великих истин даром.

25. Не потерпев узды полезной воле,
Муж не рождённый получил проклятье,
И проклят род, что произошел оттоле; —

28. И род его погиб бы без изъятья,
Не будь тот праотец людскому роду
Всевышнею избавлен благодатью.

31. И со Творцом далекую природу
Любви предвечной действом слило Слово,
Решению предвечному в угоду.

34. Внимательней меня ты слушай снова:
Природа вся в начале, возникая,
Была к общению с Творцом готова,

37. Хотя сама себя лишила рая,
От жизни и от истины небесной
Свой путь по произволу отвращая.

40. Венец терновый с тяжкой мукой крестной
Природе, что приял за нас Распятый,
Был справедливой карою возмездной.

43. Несправедлива ж кара та стократы,
Когда мы личность примем в счет, какою
Мучения те были все подъяты.

46. Та смерть рождает следствие двойное:
Она приятна Богу и евреям;
Рай чрез нее открылся пред землею.

49. Еще ты помни: суд над Назореем
Свершал единый судия законный,
Которого мы на земле имеем.

52. Твой ум, от мысли к мысли увлеченный,
Теперь, я вижу, в новом сплетенье
Запутался в сети неразрешенной.

55. Ты говоришь: мне эти рассужденья
Понятны; но зачем путь столь жестокий
Был надобен для нашего спасенья?

58. Брат, тайна та темна земному оку
И не вместится в разуме убогом,[92]
Что не согрет лучом любви глубокой;

61. Но ты поймешь, по размышленье строгом,
Что путь, который вам столь ненавистен,
Достойнее всех прочих признан Богом.

64. Есть благость, пламень коей бескорыстен,[93]
И самобытным светом он сияет,
Первоисточник всех красот и истин.

67. Что без посредства благость та рождает,[94]
То бесконечно, ибо неизменна
Ее печать во веки пребывает.

70. Что без посредства, от нее рожденной, —
И не зависит и вполне свободно
От силы всяческой второстепенной.

73. Чем существо с ней будет ближе сродно, —
Тем рвенья в нем священного начаток
Сильней, и тем оно с ней боле сходно.

76. В природе человека отпечаток
Ее полней, чем в прочем всем; но вредно
Хотя б один иметь ей недостаток.

79. Тем недостатком служит грех наследный;
Затем-то полнота ее сиянья
На человеке искрится столь бледно.

82. И человек в первоначальном сане
Мог возблистать лишь только, очищая
Грязь похотей святым огнем страданий.

85. Но праотца грехом природа злая
Была обречена на зло и бедства
И навсегда отторгнута от рая.

88. И чтобы то печальное наследство
На прежний сан переменить, лишь было
Возможно для Всевышнего два средства;

91. Иль чтобы милость Божья грех простила,
Иль чтоб свои грехи Адама чадо
Страданьем добровольным искупило.

94. Так, углубив в совет предвечный взгляды,
Ты мне теперь внимай, чтоб убедиться,
Зачем нам искупленье было надо.

97. Ведь человек в естественной границе
Грех возместить свой быть не мог способен,
Бессильный к послушанью возвратиться.

100. За не непослушаньем был он злобен
И до конца испорчен был душою;
Путь первый, значит, был бы неудобен.

103. II нужно было, чтоб Своей рукою
Бог совершил деянье искупленья
Одним из этих средств – иль чрез обои.

106. Но чем дороже для Творца творенье,
Чем сердца создающего благого
Полней оно являет отраженье;

109. И благость вечная сама готова,
Свое спасая в мире отблистанье,
Пустить все средства, чтоб поднять нас снова.

112. Величественней не было деянья
(И не могло произойти иначе)
Меж первым и последним днем создания!

115. Зане, спася его самоотдачей,
Не просто даровав ему прощенье, —
Великодушнее Господь тем паче.

118. Иные средства были малоценней
Пред вечной правдой, если бы Сын Божий
Сам не унизился до воплощенья.

121. Но я и прочие сомненья тоже
Тебе рассею, чтобы понимая
Твои глаза с моими были схожи.

124 Ты говоришь: На воздух я взираю[95]
И на огонь, как это быстротечно
Все погибает, в порче исчезая,

127. А будь они субстанцией – конечно,
Они б тогда не делались негодны,
Не портилися, существуя вечно,

130. Брат! Ангелы с той областью свободной,
Что зрим мы, пребывают лишь такие,
Как созданы в их цельности природной;

133. А названные мной сейчас стихии
Со всем из них возникшим, – породило
Воздействие одних сил на другие.

136. Лишь вещество их создано, и сила,
Дающая им образ, в поднебесье
Витает, где вращаются светила.

139. Из вещества живого звезд, под смесью
Влияний, жизни низменной животной
Родится бытие и равновесье.

142. А наш дух без посредства от бесплотной
Субстанции рожден, что зажигает
Любовью негасимо доброхотной.

145. Отсель и воскресенье истекает,
Коль скоро размышлять о том ты станешь,
Как тело человека возникает,

148. Или про прародителей вспомянешь.

1. Рискуя благом, верил мир когда-то
В то, что Кипридой, в третьем эпицикле[96]
Вращающейся, страсть любви зачата;

4. И жертвы в честь нее тогда возникли,
И гимны, – так как в древнем заблужденье
Все не ее лишь древле чтить привыкли,

7. Но воздавали матери почтенье,
Дионе; почитали и Эрота,
Возжегшего Дидоны увлеченье.

10. С той, с коей начинаю песнь, – с нее-то
Звезду зовут, что кроет солнцу двери,
Сопутствуя ему с такой охотой.[97]

13. Не слышал я, как я взошел к сей сфере,
Но знал я то, увидев, что прекрасной
Еще Мадонна стала в высшей мере.

16. И как в огне нам искры видны ясно,
И как мы голос различаем в речи,
Что преходящ иль постоянен властно —

19. Так в свете зрел сиянье я далече —
То ярче то бледнее, – как в зерцале
Свет вечный отразив, его предтечу.

22. Из хладных туч во век не вылетали[98]
Столь быстро ветры, зримо иль незримо,
И были столь стремительны едва ли,

25. Как к нам огни сошлись неисчислимо,
От той великой радости призванные,
Где хороводы водят Серафимы.

28. Из уст их изливалось Осанна
Столь сладко, что звук пения такого
На веки пребывает мне желанный.

31. Один из них, приблизясь, молвил слово:
Во всем, что можно нашему стремленью,
Мы быть тебе приятными готовы.

34. В одном кругу, полете и движенье
Мы здесь живем, покорствуя как дети
Вождям небес, о коих есть реченье:

37. Vоi ch’intendento il terzo Ciel movete.[99]
Мы так полны любви, что, коль угодно,
Готовы мы оставить пляски эти.

40. Возведши взоры к той, что путеводной
Звездой была мне, я ответ безмолвный
Приял на то от дамы благородной;

43. И молвил к светочу, что так любовно
Себя мне предложил, ответив:
Кто ты?» Большим участием проникнут словно.

46. О, как внезапно в новые красоты
Его возвысил радости начаток,
Что я к беседе изъявил охоту![100]

49. Он отвечал: Мой путь был в мире краток;[101]
А будь он доле, горькая обида
Печальных следствий верно б не дала так.

52. В сем свете моего не зришь ты вида:[102]
Я радостью одет, какой горю я,[103] —
Точь в точь закрыта шелком хризалида.

55. Меня любил ты – за любовь такую,[104]
Не кинь так скоро я земное лоно,
Я дал бы боле, чем листву простую.

58. А левому всему прибрежью Роны
От устья Сорги, – всей округе этой
Я в жизни был властитель прирожденный,

61. И вместе всей Авзонии, с Гаэтой,[105]
Кротоном, Бари, где текут кончая
Свой путь и Троит и Верде; и надета

64. Была корона на меня в том крае,
Где, чрез немецкие проникнув горы,
Спокойно катятся валы Дуная.[106]

67. Прекрасная Тринакрия, что скоро
Темнеет вновь, от Эвра дуновенья
В заливе меж Пакино и Пелоро, —

70. Не от Тифея, а от испаренья
Подземной серы, – ждать могла бы мною
Рожденного Рудольфа поколенья,[107]

73. Когда бы в ней правление дурное,
Каким всегда восстания подъяты,
К восстанью не подвигнуло и к бою.[108]

76. И будь у моего прозренье брата,
Бежал бы он их нищенства скупого,
Чтобы избегнуть плена и захвата.

79. Коль не свой ум, хотя бы чужое слово,
Друзей увет ему быть должен громок:[109]
От груза барка де тонуть готова!

82. Скупой отца столь щедрого потомок,[110]
Хоть щедрым он доверился б слугам,
Чтоб не был так сундук сокровищ ломок —

85. – Как рад я, государь, твоим словам,
Мне для тебя рассказывать не надо:
То видишь ты, как я не вижу сам,

88. Глядя туда, где всякая отрада
Родится и умрет; и знать мне сладко[111]
Что зришь ее ты, нежа в Боге взгляды.

91. Но просвети меня хотя бы кратко, —
Зане мой ум в сомнения отраве, —
Про горький плод от сладкого зачатка[112] —

94. И он в ответ:
Когда рассудишь здравей,
Как ты спиной повернут в правде, зренью
Так твоему она предстанет въяве.

97. Благо, родящее во всем движенье[113]
И мир, – к нему ж стремление твое, —
В вождя телам сим дало провиденье.

100. Вся тварь найдет не только бытие
В объятьях его мысли совершенной,
Но и благополучие свое.

103. Все, что спускает лук сей, неизменно
Все с цели направляется единой,
Заранее и строго предреченной.

106. Не будь того, – не следствия с причиной
Живую цепь твое узрело б око,
А лишь бессмыслиц жалкие руины.[114]

109. Но быть того не может – без порока
Вождя звездам сим, зорко столь водимым,
Создал, сам беспорочный, Дух высокий.

112. Желаешь ли, путем яснее зримым
Чтоб вывод был тебе оттоль указан —
– Нет, верно естество в необходимом.

115. А дух: Добро ли то, что быть обязан[115]
Всяк на земле гражданственности членом? —
Да, я сказал, тот вывод уж доказан. —

118. – Коль так, промолвил дух, то быть сплетенным
Из звеньев разных обществу прилично?
Учитель ваш счел это непременным.

121. И рассужденья поведя обычно
Дух заключил: Так следствия от века,
Различные причинами, различны.

124. И мы встречаем в том Мельхиседека,
Солона, Ксеркса в том, – вождя народа, —
В том ловкого в науках человека.

127. Печать на смертный воск кладя, природа
Сих сфер небесных поступает здраво,
Не отличая друг от друга рода.

130. Иаков с детства разен от Исава,
И Ромул, чье рожденье не известно,[116]
Все ж Марса сыном быть приемлет славу.

133. Природа рождих с плодом слита тесно,
Но все ж тесней была б, когда б так сильно
На сих двух Промысл не влиял небесный.

136. Теперь, приявши правды дар обильный,
Богат твой ум, но мне еще угодно
Тебе добавить аргумент посыльный:

139. Всегда природа быть должна бесплодна,[117]
Когда она с Фортуной не согласна,
Как семя, в почве брошено негодной.

142. Когда б мир следовал – началам, ясно
Природою в нем вложенным так строго, —
То люди не были бы столь несчастны, —

145. Что часто нарушается и много:
Кому бы меч лишь по руке годился,
У нас нередко тот служитель Бога.

148. От этого с пути давно мир сбился.

1. Еще твой Карл, прекрасная Клеменца,
Повел про тяжкие измены речь[118]
Его потомкам от одноплеменца,

4. Окончив так: Оставим время течь!
И понял я, услышав это слово,
Что грозных кар измене не избечь.

7. И к Солнцу жизнь сияния святого,[119]
Как к благу, в чем довольным всем быть можно,
Его наполнившему, – обратилась снова.

10. О семя нечестивых! Род безбожный,
Отрекшийся тех благ святых напрасно
И по дороге заблудивший ложной!..

13. И се! еще один огонь прекрасный
Свою охоту дать мне утоленье
Явил мне, близясь, силой света ясной.

16. И мне дала Мадонна разрешенье
Ко мне, как прежде, устремленным взглядом —
Беседой утолить мое томленье.

19. О, дух, причастный неземным отрадам!
Когда в тебе, что мыслю, отразилось, —
Яви мне то! – я рек к сиянью рядом.

22. И дух, из глуби коего струилась
Сначала песнь, еще незримый въяве,
Сказал, как тот, кто рад, сотворив милость:

25. – Средь той земли, которой нет лукавей[120]
Между Риальто с краем, где истоки
И Бренты зарождаются и Пьяви, —

28. Есть замок на холме, хоть не высокий,
Но факел в нем зажжен, могуч и жёсток;
Пожар зажег он страшный и далекий.

31. Вот от какого корня я отросток.
Куницца я; и на сию планету
Привлечена красою ее блесток.[121]

34. Без грусти я довольна долей этой,
И я судьбе покорна неизменно,
Хоть вашему понять то трудно свету.

37. Но сей рубин, столь редкий и столь ценный,[122]
Что рядом, в нашем же кругу, светится,
Славней меня был славою нетленной.

40. Пять раз еще столетье обновится,
Пока от жизни, может быть, первичной[123]
Другая жизнь подобная родится.[124]

43. Увы! О том подумать непривычна
Толпа на Тальяменте и на Эче, —
И карой не исправлена приличной,

46. И рвы, Виченцы крепостей предтечи,[125]
За долг почтет наполнить кровью, в пыле
Жестокости своей нечеловечьей.

49. И там, где Каньян единится с Силе,[126]
Державит некто с гордостью надменной,
Уже попав в свою же сеть насилий.

52. Я вижу: Фельтро плачет за измену
Его же пастыря – и грех подобный
На Мальте не являлся сокровенный!

55. Сосуда в мире нет – вместить всю, злобно
Пролитую кровь жителей Феррары,
И унц за унцом свешать неспособно!

58. Он явит тем, какой сторонник ярый
Он партии своей; но люд тяжелый
Привычен к столь погибельному жару![127]

61. Через зеркала, зовомые Престолы[128]
Сияет свыше Бог нам правосудный,
Да отразится справедливость долу![129]

64. Она рекла и обратилась к чудной[130]
Сияний цепи, где ее для глазу,
Что впечатлений полн, заметить трудно.

67. Другое счастье, рдея ярче, сразу
Тогда в моем преобразилось взгляде,
Как перед солнышком игра алмаза.

70. Здесь суждено блеск прибавлять отраде,
Точь в точь в лице улыбке; а страданье
Мрачит лицо и на земле и в аде.

73. Все зрит Господь, – а взор твой с ним в слиянии
Сказал я, – погрузясь в Него, конечно,
Вся Его воля у тебя в сознанье.

76. Что ж медлишь гласом, песнею сердечной
С хвалою пламенников шестикрылых
Горе-горе сплетающимся вечно,

79. Мне жажду утолить в ответах милых?
Быстрей тебя я был бы на ответы,
Будь я тобой стать, как ты мною, в силах! —

82. – Есть дол, меж всяких водоемов света
Он мне сказал, – наиболее пространный,
Меж двух враждебных берегов продетый

85. Столь длинно, (исключая океана),[131]
Что горизонт одной его границы
Брегам противным – путь меридиана.

88. Меж Магрой и землей, где Эбро длится,
У брега суждено мне быть зачатым,
Где от Тосканы Генуя делится.

91. Единочасны восходом и закатом
Буджея и мой град, который грел
Свой порт той кровью, что в ручьях текла там.

94. При жизни Фолько имя я имел.
Звезда, чей луч, любовью сердце грея,
Светил мне, – ныне мне дана в удел.

97. Сравню ли с тем Дидоны страсть к Сихею[132]
Иль страсть Креузы, взросшую в обиде,
Как пламенел я юностью моею?

100. Любовь ли Демофона к той Филиде,
Что после он покинул столь беспечно,[133]
Иль страсть, что Иолой зажжена в Алкиде?

103. Но боли мы не чувствуем сердечной,
Омытые от памяти греховной,
И видя лишь порядок мира вечный

106. Да силу, что миры с любовью ровной[134]
И красит и приводит к лучшей цели,
Жизнь низшую светля другой – верховной.

109. Но я не кончу речь, чтобы имели
Покой желанья те, которых ради
До этих сфер вошел ты, в самом деле!

112. Взгляни, сей огонь в твоем блестящем взгляде
Так отразившийся как отразится
Луч солнышка в блестящей водной глади;

115. Знай – это блещет так Рахав блудница,[135]
Приятая в наш круг со славой равной,
И всем огнем планеты сей светится.

118. Искуплена Христа победой славной,
Она вознесена к звезде прелестной,[136]
К которой всходит тень земли лукавой.

121. В борьбе быв в обе руки ранен крестной,
Из ада вынес Он сию трофею
Себе на честь во всей стране небесной;

124. Зане Навин впервой введен был ею
В едва ль, по мненью папскому, достойный
Забот от пап, святой край Иудеи.

127. И город твой, сын первой злобы знойной[137]
И зависти, от Бога отводящей,
С алчбою злата, вечно неспокойной, —

130. Есть сеятель алчбы той вредной вящий;
И пастыря он превращает в волка,
Овец столкнув с дороги настоящей.

133. О Библии меж вас уже нет толку.
За то по пятнам книг заметно стало,
Что декреталии – в чтенье без умолку!

136. Читает папа их и кардиналы:
До Назарета ж, града благовестья,
И прочих мест святых, им дела мало.

139. Но Ватикан с священным храмом вместе,
Где Петр убит и мучеников гробы,
От изменивших Божией невесте

142. Избавится – от их алчбы и злобы! —

1. С любовью вечной созерцая Сына, —
(Ея ж и в Нем и в Ней живут начатки), —
Первичная и вечная Причина.[139]

4. Мир, зримый нам, ведет в таком порядке,
Что всякий, созерцающий создание,
Восторг, в нем углубись, вкушает сладкий.

7. Возвысь, читатель, взор и пониманье[140]
Со мной в мир, где в движении двояком
Скрестилося небесных сфер вращанье, —

10. Да будешь к Зодчего искусству лаком,
Зане Он сам, в нем утешая взгляды,
Блестит в нем отраженья светлым знаком!

13. Оттоль, в различных степенях по ряду[141]
Круг, косо правящий светил движенье,
В мир жаждущий чрез них лиет отраду.

16. Будь скошена его дорога меней, —
Небес без толку тратилась бы сила
И корень умер бы земных творений.

19. Едва ж его движенье б уклонило
От прямизны свой путь и криво стало, —
То в беспорядке б на земле все было.[142]

22. Теперь останься здесь, читатель, мало —
Обдумать цену истине добытой;
Всласть насладись, покуда не усталый!

25. Я взнес тебя к ней, – пей же сам досыта,
Зане мои усилья и подходы
Вели к тому, что узришь впереди ты.

28. Служительницу высшую природы, —
Мощь неба делящую в звездном хоре,
Времен и лет собою меря ходы, —

31. Перед очами я увидел вскоре,
В таком спиральном шедшую вращенье,
Когда она быстрей сменяет зори.[143]

34. Я в Солнце был, но местонахожденье
Мое лишь было чаяньем понятно,
Как мысль, не осветившись в разуменье.

37. Мадонне лучше ведомо и внятно,
Как в благе блага высшие возникнут,
На рост не тратя мига, благодатно!

40. Предстал мне некто, солнцем весь проникнут,
Не красками, но светом так сияя,
Что очи к распознанью не привыкнут.

43. Искусство, дух и ум я напрягаю,
Чтоб в слове то понятье отразилось,
Но – только верить мне предоставляю.

46. И, если сил фантазия лишилась,[144]
То высоту предмета помнить надо;
Как в солнце взор, в ней песня утомилась.

49. В четвертый круг там были слиты чада[145]
Всевышнего, открывшегося им,
Век их питая брашнами отрады.

52. Мадонна молвила: Как херувим, —
Стремись ты, видимое солнце зрячий,
Душой к огню, что только духом зрим![146] —

55. Едва ли сердце человека паче
Когда стремилось к высоте верховной
В столь полной, внутренней самоотдаче, —

58. Как я, порыв познав к Творцу любовный,
Горе взлетел душой, что было мочи,
И – Беатриче позабыл я, словно.

61. Она не осердилась; но очи
Зажглись сильней улыбкою небесной —
И, их увидя, мир я вспомнил прочий.[147]

64. А души, в круг поющий свившись тесно,[148]
Избрали центром нас, огней короной
Обвивши нас и песнею прелестной.

67. Таким венцом обвита дочь Латоны
В час, как, покровом облачась туманным,
В нем кроет лик, сияньем окруженный.

70. При сем дворе, богатом и пространном,[149]
Нет счета драгоценнейшим алмазам,
Которых вынести оттоль нельзя нам.

73. Такой алмаз была та песнь; чей разум
Не знает сей полет широкопарный, —
Тот от немых доволен будь рассказом!

76. Точь в точь рой звезд столб окружит полярный,
Обвив нас трижды, вправо взяв и влево, —
Остановился хор сей лучезарный.

79. Так к музыке прислушаются девы[150]
И станут в миг, не прерывая пляски,
Чтоб такт поймать и новые напевы.

82. – Коль благодати зажигают ласки,
Любовью зажженные истомной,
В тебе любовь, – из светлой опояски

85. Мне дух изрек, – ты, милостью огромной
Взнесенный в высь, куда попав однажды
Назад никто не спустит мост подъемный![151]

88. Как дождь, не властный пасть на море, каждый
Из нас лишен бы столь же был свободы,
Своим вином твою не встретив жажду![152]

91. Узнай же, из цветов какого рода
Венок, что песней радостного лика
К дальнейшему вас побуждает всходу.

94. В благословенном стаде Доминика
Я был; кто верен был трудам подъятым,
Для тех руководитель он великий.[153]

97. И звался я Фомою Аквинатом;[154]
Здесь радуюсь я с вместе помещенным
Альбрехтом Кельнским, – и вождем и братом.[155]

100. Коль хочешь, исчисленьем поименным
Всем имена сейчас давать я буду
Цветам, в венке блестящем сем сплетенным.

103. Вот Грациан, согласье давший суду
Церковному с гражданским; и в столицу
Небес за то он преселен оттуда.[156]

106. А вот и славный лептою вдовицы —
Сокровищем для церкви, – в нашем клире,[157]
Ломбардец Петр отрадою светится.

109. Сей пятый светоч – в царственной порфире[158]
Мир удивлял премудростью целый,
И, если только правда – правда, в мире

112. Еще та мудрость равных не имела.
Досель о его месте настоящем
Вопрос решить не может разум смелый.[159]

115. В том светоче, лучистом и блестящем,[160]
Витает, кто про ангельские чины
Понятие нам дал в прозренье вящем.

118. Сей малый пламень, в скромности единый, —
Защитник христианства и начальный[161]
Ключ многому в писаньях Августина.

121. Но не покинь мой перечень похвальный,
И напряги взор духа! Там видна нам
Еще звезда большая блесткой дальной.

124. В свой разум углубленьем постоянным
Она нам в жизни многое открыла,
Разоблаченье дав мирским обманам.

127. Сей дух отторгнут был от плоти силой
В Сьельдоре, и, покинув скорбь и беды,
Здесь жизнь его в блаженстве опочила.[162]

130. Исидор там сияет вместе с Бэдой
И Ричард с ними: он по созерцанью
Был выше человеческих мер, ведай!

133. С другого края вслед за мной сиянье —
Дух, угнетенный жизнью убогой,
К покою смерти правивший желанье.

136. Сигьери то, чей взор и разум строгий
На стыд глупцам, под крышей из соломы,
Открыл для мира гадких истин много. —

139. Как звуками курантов Божья дома
Невеста Божья, сон прогнав спокойный,
Песнь утра жениху воспеть влекома,[163]

142. Чтобы любви Его пребыть достойной, —
И дух ее возносит вдохновенно
Динь-динь, их бой ласкающий и стройный, —

145. Так зазвенела песней переменной
Сих благородных светочей корона
Столь сладко, что понятно лишь блаженной

148. Семье святых духов у Божья трона.

1. О, смертных безрассудные усилья!
Как унизительны те силлогизмы,
Что долу ваши направляют крылья.

4. Тот право изучал, тот афоризмы,[164]
А тот в духовном сане ищет счастье,
Тот в ход пускает силу и софизмы;

7. Тот кражей, тот общественною властью
Прельщался, этот – леностью негодной,
А этот пил утехи сладострастья.

10. А я, от этого всего свободный,
С Мадонной к небу взлетал далече,
Где ждал меня прием столь превосходный.

13. Когда все возвратились к месту встречи,
И всяк там был, где прежде находился,
Все стали – словно на шандалах свечи.

16. И улыбнулся мне, – меж тем как лился
Звук из него, – свет, молвивший в начале[165]
И – от улыбки чище становился.

19. В твоем уме, – мне звуки те вещали —
Как он мне ясно виден в свете вечном —
Уже сомненья некие восстали,

22. Прикрытые желанием сердечным,
Чтоб ясным их рассеял я языком
Перед твоим понятьем человечным.

25. О руководстве я сказал великом
И мудрости, всех выше вознесенной,[166] —
И пред твоим явлю то ясно ликом.

28. Знай, Промысл руководствует вселенной
С такой наукой, что уж в предисловье
Ум смертный поникает побежденный.

31. Чтобы невесту сочетать с любовью[167]
Того, Кто в смертном тягостном боренье
С ней обручился собственною кровью,

34. Для верности ее и укрепленья,
Дал двух вождей он, чтоб руководима
Она была в двояком направленье.

37. Один по рвенью – образ серафима,[168]
Другой, – со своей наукой светоч велий, —
Был отблеском сиянья херувима.

40. Я об одном скажу – зане на деле,
Того ль нам иль другого взять угодно,
К одной они нас руководят цели.

43. Между Тупиною и лентой водной,[169]
С Убальдова сбегающей приюта,
С горы наклон нисходит плодородный,

46. Где зной и хлад Перуджья пьет в минуты,
Как горы плачут, Гвальдо же с Ночерой
Под игом ледяным еще согнуты.

49. Там, где тот спуск уже не крут чрез меру,
Как светоч сей, рождающийся в ризе
Блестящей с Ганга, встало солнце веры.[170]

52. И пусть то место не зовут Ассизи!
Его достойно именем востока
Назвать, его значенье не принизя.

55. И это солнце, не успев высоко[171]
Еще взойти, уж разлило под твердью
Свет добродетели своей широкой.

58. Вступивши в распрю с родшим – по усердью
Любовному к жене, пред коей двери
Все закрывают, словно как пред смертью,

61. В нее день ото дня все боле веря,
Решил он браком с нею соединиться
Пред алтарем, ей предан в высшей мере.

64. Покинутая ото всех вдовица
Была по смерти первого супруга[172]
Одиннадцать веков должна томиться.

67. Не помогло ей то, что без испуга[173]
Она с Амиклом ужас повсеместный
Снесла с презреньем; ни ее заслуга

70. В том, что она подверглась муке крестной,[174] —
Которой не вкусила и Мария, —
Как распят был ее жених небесный.

73. Но прочь иносказания такие!
Франциск и Бедность – вот кто эти двое,
Чьи рассказать хочу тебе судьбы я.

76. Их радостные лица, их святое
Согласие, их единенье в Боге
Все побеждали в мире пред собою.

79. Бернард почтенный обнажает ноги
Бежать им вслед, да срящет мир надежный
И, быстрый, мнит, что медлен он в дороге!

82. О вечное богатство! блеск неложный!
Эгид, соревнованьем беспокоясь
С Сильвестром, вслед ему бежит тревожно.[175]

85. Отец же и учитель, удостоясь
Союза их, с супругой и с семьею
Приходит в Рим, сменив веревкой пояс.

88. Свое презрев рождение простое,
И жизнь, мирской избавленную славы,
Не дрогнул он испуганной душою

91. И перед папой царски величаво, —
Да братству тот дарует одобренье, —
Подробно изложил свои уставы.

94. И при дальнейшем стад увеличеньи
У пастыря, чья жизнь столь знаменита,
Что ангелов заслуживает пенья,[176]

97. Через Гонория вторым обвитый,[177]
Венцом, вновь папой подтвержден был каждый
Святой устав сего архимандрита.[178]

100. И мученичества зажженный жаждой,
Перед султаном гордым возвестил он
Христа и церкви славу не однажды.

103. Но как неверных тем не обратил он,
Пожать тот плод, что сеял он когда-то,
В Италию оттуда поспешил он.[179]

106. Холм, между Тибром с Арно в высь подъятый,[180]
Был местом, где до смерти за два года
Он получил последние стигматы.

109. Когда ж изволил Тот, Кому в угоду
Подъял он подвиг доблестный, награду
Ему воздать за боли и невзгоды

112. Свою супругу избранному стаду, —
Наследникам законным, – поручая,[181]
Он завещал им в ней искать отраду.

115. Но, в царство с лона бедности вступая,[182]
Не пожелал себе сей Божий воин
Иного гроба, как земля сырая.

118. Подумай же, кто был вести достоин[183]
Петров корабль в открытом океане,[184]
Который бурен так и неспокоен!

121. То патриарх наш был, и знай заране,
Что добрым обеспечены товаром
Хранители его всех приказаний.

124. Но стадо, пренебрегши кормом старым,
Рассеялось по пастбищам различно
И пропадает зачастую даром.

127. Чем более блуждать оно привычно,
Тем выдоенными в пустыне чаще
Овец его встречаем мы обычно.

130. Коль есть еще, кто бдит в усердье вящем,
То им сукна на рясы надо мало:
Немного их при водчем, руль держащем!

133. Когда твое вниманье не устало,
Когда мои слова тебе все ясны
И твоя память все их удержала, —

136. Пей утоленье твоей жажде страстной:
Ты видишь то, где без листвы растенье;
И оговорку понял ты прекрасно,

139. Про руководство, коль не заблужденье.

1. Едва еще успел ли разлететься
Последний речи звук в дали окружной, —
Небесный жернов начал вдруг вертеться,[185]

4. Но круг еще не кончил он, как, дружно
И в пляске тот же такт поймав и в песни,
Иных огней явился круг жемчужный.

7. Настолько-ж было пенье то прелестней
Сирен и муз земных, как отраженный
Луч меркнет пред лучом звезды небесной.

10. Как радугой двойной одновременно,
И по цветам и по окружи ровной,
Свод неба красит иногда Юнона,

13. Одна с другою столь-же схожей, словно
Речь с той, кого, как росу полдень жаркий,
Так некогда истаял жар любовный;

16. И как на память людям о подарке
Господней снисходительности к Ною
Возникли в мире обе эти арки,[186] —

19. Так вокруг нас вращалось в равном строе
Двойное вечных, алых роз сплетенье,
Во всем одно копируя другое.

22. Когда ж затихло пляски их круженье,
И песен хор, и светочей блестницы,
И в друге друг взаимоотраженье, —

25. Раз в раз потщились все остановиться,
Точь в точь в одно мгновение закрыты
Или открыты двух очей зеницы;

28. И глас исшел из цепи, внове слитой,
К нему-ж всем существом я был направлен
Как к полюсу глядит игла магнита

31. Подвинут я примером, что мне явлен,[187]
Второго пастыря представить в яве,
Чьим сыном мой учитель так прославлен.

34. Хвалясь одним, хвалить другого в праве
Всяк, ибо к цели доблестной единой
Единый дух привел их в равной славе.

37. Искупленные Господом дружины
Влачилися, усталы и несчастны,
Ослабши от невзгоды и кручины,

40. Как Кесарь, в вечном, как и в бренном властный,
(Из милости, не по заслугам чести)
Призвал их поддержать в борьбе опасной

43. И чем помочь Своей святой невесте
Двух рыцарей, чье слово, как и дето,
Распуганных овец собрало вместе.

46. В том крае, из которого предела[188]
Зефир струится, вешних дней начало
И новый лист неся Европе целой,

49. Невдалеке от волн морских привала,
Где, совершив длиннейшую дорогу,
Спешит укрыться солнца лик усталый,[189]

52. Стоит счастливый город Калларога[190]
Под кровом многомощной той монеты,
Где подчинен лев – подчинитель строгий.[191]

55. Подруге верной Бог борца – атлета
Там возрастил в приюте одиноком.
Врагам он грозен, присным – полн привета.[192]

58. Едва создан, отмечен он в высоком[193]
Пареньи духа даром благодати,
И не рожденный он уж был пророком.[194]

61. И воссиял от дивного дитяти,
Чуть обрученного крещенья бане,
И на востоке свет и на закате;

64. И восприемнице его заране[195]
Открыл во сне чудесном Вседержитель
Про плод ее учений и стараний.

67. Ему дал имя светлый небожитель
И с ангельского назван он языка,
Да явится всем, кто его властитель.[196]

70. Так получил он имя Доминика,[197]
Как вертоградарь быв в саду Христовом
К работе призван важной и великой.

73. Глашатаем и трудником Христовым
Пребыл он и любовью просветился,
Первейшим повелением Христовым.[198]

76. На спрос, зачем так долго он молился
На землю пав во прахе и в молчанье,
Он отвечал: На это я родился.

79. О, как прилично Феликса прозванье[199]
Его отцу! А матери Иоанны
По истине дано именование!

82. Не пищи, для сынов земли желанной
В писаньях Остиензе иль Фаддея,[200] —
Искал везде он лишь небесной манны.

85. Великий доктор, Божье семя сея,
Всем сердцем он старался плевел вредных
В сад Божий не пустить виной своею.

88. Престол, в былые дни приют для бедных,[201]
Теперь чрез заместительские вины
От подвигов отрекшийся наследных,[202]

91. Он не просил о даче десятины
Иль льготе от повинности платежной
За взятое неправдою бесчинной, —

94. Он испросил, для битв с доктриной ложной,
Посев, как видишь ты, произрастивший
В дважды двенадцать раз свой плод надежный,

97. «Апостольскому долгу посвятивши
Всю силу, все познания, всю волю,
Весь чувств родник, ключом обильным бивший.

100. Его струи победно побороли
Мощь ереси на смерть в бою жестоком,
С сопротивленьем рос наплыв их боле,

103. И многих рек он сделался истоком,
Чтоб плодоносье церкви вознеслось
Прекрасной зеленью пред Божьим оком.

106. Широким кругом он вступил в колеса[203]
Для боевой за церковь колесницы,
Когда междоусобье в ней велось.

109. С его вращеньем призванном сравниться
О колесе другом теперь размысли,
О ком в предшедшей речи говорится.

112. Но ныне руки чуждые нависли
Над тех колес возвышенным полетом,
И в кислый уксус Божьи вина вскисли.[204]

115. Иным они отдалися заботам,
Простря персты туда, где были пяты;
Назад движенье видно оттого там.[205]

118. Как сгнили эти семена, стократы
При жатве будет видно, – и сравненья
Потребует с пшеницей злак проклятый!

121. Согласен я, лист за листом при чтеньи
Средь нашей книги лист ты сыщешь вмале,
Гласящий: Вот я, вот мое значенье! —

124. Но лишь не в Акваспарте иль Казале:[206]
Сей наших уз ослабил слишком снуры,
При том – они излишне туги стали!

127. Знай: пред тобою жизнь Бонавентуры,[207]
В ком, пред святым призванием, когда-то
Умолк любой другой позыв натуры.

130. Там Августин, там зришь Иллюмината,[208] —
Из нас, что нищетою Богу служим
И вервием, два первозванных брата.

133. А там сияет с Гуго, славным мужем,
Петр, светом чьих двенадцати писаний
Блеск ложный мира ясно обнаружим.

136. Еще о Златоусте Иоанне
Упомяну и о Донате, славном
Искусством, что в ряду других всех ране.

139. Раван, Ансельм, Наеан – провидец равным
Сиянием блестит с Иоахимом,
Провидцем из Калабрии недавним.

142. А рыцарь церкви славный – мной хвалимым
Быть должен, ибо похвалой Фомы
Растроганный, молчать я сил не имам,

145. Как тронуты и все ей были мы.

1. Желающий, что зрел я в то мгновенье,
Себе представить ясно и понятно,
Окамени в своем воображенье

4. Пятнадцать звезд, чьи световые пятна,
Светя сквозь мглу, обходят столб полярный
В местах различных сини необъятной;

7. Созвездье Колесницы лучезарной,
Чье дышло, чтоб и день и ночь кружиться,
Объемлет небо в ход свой быстропарный,

10. И то, куда отверстьем Рог глядится,
Коснувшись острием той оси хладной,
Вкруг коей сфера первая вертится;

13. Пусть все те звезды в выси неоглядной
Венцом двойным совьет (подобно свитым
На небе в память смерти Ариадны),

16. Лучом друг друга взаимно облитым,
Причем, коли вперед вращенье правит
Один, обратно вертят позади там.

19. Подобие он тем себе представит
Того огня, что, двойственно венчанный,
Всегдашней пляской свет центральный славит,[209]

22. Пред чьим познаньем наше – тож, что Кьяны
Ленивый вал пред самым отдаленным[210]
Вращеньем сферы, боле всех пространной.[211]

25. Не пели так в честь Вакха с Аполлоном,
Как в Трех Единому и Богу-Слову
Воспето было хором упоенным!

28. Когда ж угасли пляс и песнь святого
Огня, он обратился в вечном счастье
К нам, от отрад стремясь к отраде новой;[212]

31 И сих богов, исполненных согласья,
Прервав молчанье, речь повел к другому
Свет, мне Франциска славивший бесстрастье.[213]

34. Он молвил: Я опустошил солому,
Дабы зерно оттуда ты извлек;
Но молотить ее должны еще мы.[214]

37. Ты думаешь о той груди, чей бок
Господня власть в жену преобразила,
Чье нёбо мир весь искупить не мог;

40. Как и о той, что копье пронзило,
Такую давши жертву правосудью,
Что тяжесть всю греха нам облегчило;

43. Они всех выше в общем многолюдьи;
Свет всякий, человечеству возможный
Вдохнут ему то той, то этой грудью.

46. Ты думаешь: я не сказал ли ложно,
Столь мудрым называя светоч пятый,
Что перед ним другие все ничтожны?

49. Открой же очи и пойми меня ты,
Да будем оба истиной всесильной
Мы, словно центр окружностью, объяты.

52. Все – и бессмертное и прах могильный,[215] —
Все есть лишь отблеск творческой идеи,
Чем мыслит наш Господь любвеобильный.

55. Но этот жизни свет, исток имея[216]
От изначальной творческой причины,
Не разлучась (как и с любовью) с нею, —

58. Свой отражает в цепи тварей длинной[217]
Чрез девять сфер небесных отпечаток,
В союз сливая бытие единый.

61. Спускаясь вниз, сей жизненный начаток[218]
Лишь преходящей твари, слившись с нею,
Дарует жизнь, и блеск его в ней краток;

64. Под преходящей же я разумею[219]
То, что ход неба создает обычный
Или бессемянно иль семя сея.

67. В них как различен воск, печать различна;[220]
Там слабее, там же ярче переходы
И отблеск силы творческой первичной, —

70. Точь в точь растения того же рода
Плодом то сладким, то дурным и жестким
Дарить земная вздумает природа.

73. Имея дело с совершенным воском,[221]
Ясней бывает оттиск первородный,
А если нет, – тварь будет недоноском.

76. Но нету безупречности природной,
И как художник склонный к погрешеньям,
Природа от ошибок не свободна.

79. Одной перволюбови дуновеньем[222]
Дается бытие в верховной мере
Прекрасным, совершеннейшим твореньям.

82. Ком глины естество превысив зверя,
Стал бытия славнейшего предтеча,
Как и прошедший славно девства двери.

85. Согласны в том мы оба: человечий
Дух выше не был век, чем оба эти,
И о ступени высшей в нем нет речи.

88. Мое согласие с тобой заметя,
Ты при вопросе мог-бы усомниться:
Как вне сравненья мог еще быть третий?

91. Но чтоб открыть все, что во тьме таится,
Подумай то, – на разрешение Божье
Проси! о чем он восхотел молиться.

94. Ты из моих же слов узнать мог тоже, —
О том, что может быть царю полезно
И что для управленья царством гоже.

97. Он не хотел знать ни о сфере звездной,[223]
Ни сущности с случайным разделенья,
Ни логики прославленные бездны,

100. Ни тайный ключ первичного движенья,
Ни то, что треугольник в полокружной
Дуге прямоуголен, без сомненья.

103. И равных ему не было, – наружно
Смысл моей речи выведешь сейчас ты, —
В том, что царю для управленья нужно.

106. Нет равных, – лишь царей касалось касты,
Что, как сознаться опыт в том принудить,
Разумны редко, неразумны часто.

109. Пусть ясно это разум твой рассудит,
Да вера, что Отец благой дарует
И наше стадо, в споре с ним не будет

112. Пусть то твои стопы как цепью скует
Чтоб тихо подходил ты, как усталый,
К да или к нет, коль правды ум нечует.

115. Между глупцов ты бы видеть мог, пожалуй.
В презренье тех, кто да иль нет в безвластье
Решают быстро без раздумки малой,

118. На ваше мнение еще, к несчастью,
Ошибки и условья жизни давят,
И к лжи оно ведомо часто страстью.

121. Те ж, кто свой разум к истине направят
Без логики, – те не придут обратно,
Отплывши, и себя лишь обесславят,

124. Что на Меллиссе с Бриссом нам понятно
И Пармениде, не достигших цели
Искания святой и благодатной.

127. В безумье-ж впали Арий и Савеллий
И как кривые шпаги, слово Божье[224]
Кося собою, сами раскосели.[225]

130. Судя поспешно, не пленяйтесь ложью,
Подобные купившим хлеб на корне,
Испортившийся в гниль от многодождья

133. Зане нередко я видал: на терне
Зимой холодной розы расцветали;
Как знать нам, кто готовит промысл горный?

135. И корабли видал я, что вначале
Отправившись столь гордые в дорогу,
У пристани почти что погибали.

139. Как и не придавай значенья много
Мартина или Берты благочестью
И ревности; знай, что по слову Бога

142. Погибнут те, а эти встанут с честью![226]

1. От центра с краю круглого сосуда[227]
Вода стремится иль с краев к средине,
Смотря, извне-ль толчок или оттуда.

4. Вот что внезапно в ум пришло мне ныне,
Когда жизнь славная Фомы скончала
Свои слова о попранной святыне.

7. Сравненью, приведенному сначала,
Подобно, чуть он кончил речь, Мадонна,
Возвыся голос к ним, опять сказала:

10. – Еще в нем ищет дух неутоленный
(Хоть словом не сказал, умом не сметил)
Иного знанья корень отдаленный.

13. Тот свет, что ныне ярко вас расцветил,
Останется ль навек, дабы могли вы
Сиять так ликом, как он ныне светел?

16. И если да, то молвите нелживо,
Когда в телесной вы будете природе,[228]
Не ослепит ли это вас огниво? —

19. Как на земле танцоры в хороводе
Восторг являют, мчася в пляске новой,
Во взгляде и движеньях и в подходе —

22. Излился так восторг венца двойного
Вертящегося в пляске перекрестной,
И в поступь н в движение и в слово.

25. Кто плачется на жребий смертноносный,
Знай то, что смерть приносит впереди нам
Не мало счастья в пажити сей росной!

28. Пред Троинственным, Двояким и Единим,
Кто, в Троице двойствен и в единстве вечен,
Сам не объемлем, грань всем ставит длинам.

31. Сей миг хвалой был тройственной отмечен, —
И высший подвиг этих звуков честью
Мог награжден быть и увековечен!

34. В круг меньший слух и взор спешил вознесть я.
Где лился голос, скромностью прелестной
Не уступая гласу благовестья:[229]

37. Как долго длится праздник сей небесный,
Дотоль любовь живет в нас, сообщая
Нам свет, каким извне она известна.

40. Тот свет есть ясность зрения, какая
В нас множиться все боле не устанет,
Нас в благодати умиротворяя.

43. Когда ж из праха славно плоть воспрянет, —
Полнее свет зажжется наш и доле
Затем, что совершенней строй наш станет.

46. И напряженней будет пламень воли,
Зане причастней ближе будем благу —
Верховный свет приять и видеть боле;

49. И новую получит взор отвагу,
И жарче огнь любви воспламенится,
И ярче свет наш будет шаг от шагу.

52. Как уголь темный, в коем жар таится,
Соприкасаясь с пламенем, зардеет,
И все, что в нем сокрыто, обнажится, —

55. Так жар любви, что в нашем духе тлеет,
Воскреснет, вновь плотской одевшись грудью,
Едва над прахом жизни дух повеет.

58. Зане угодно Божью правосудью,
Чтоб для блаженства было в нашей плоти
Довольно сильно каждое орудье. —

61. – Аминь! в раз грянуло в круговороте
Духов, свидетельствуя в говоривших
Об их к приятию телес охоте, —

64. И не одних своих, в могилах сгнивших,
Но всех, кто прежде дороги и; милы
До прохожденья их чрез пламень бывших.[230]

67. И се! наш светоч новым блеском пыла[231] —
Тому подобным, коим солнца стрелы
Денницу зажигают, – осенило.

70. Как в час вечерний свод небесный целый
Мерцает блестками, чей свет столь нежен,
Что чуть их видишь в выси посинелой, —

73. Явился, столь бесчисленно-безбрежен,
Огней ряд новый за двумя кругами,
Что глазом он едва мог быть услежен.

76. О блеск святой, что возжигает пламя
Святого Духа! Ты воспламенился, —
И я ослеп поникшими очами.

79. Когда ж я к Беатриче обратился,
То не сказать, как взор ее прекрасный
Таким огнем и радостью светился,

82. Что новой силой им зажжен был властно
Мой дух; а что летим мы к новым странам
По возбужденью сил мне было ясно,

85. И впрямь, в полете том, издалека нам
Уж улыбалось новое светило
Огнем до непривычности багряным.[232]

88. Наречием, что вечно сердцу мило[233]
И что всегда и всем равно понятно,
Моя душа восторг Творцу излила;

91. И жертвы пламень не угас, – обратно
Меня почтили Небеса подарком
В знак, что мольба моя для них приятна:

94. В огне со мной уж рдели столь же жарком
Блаженных хоры и воззвал я сладко:
Как, Гелиос, их жжешь ты в блеске ярком![234]

97. Как от сияний многих отпечатка
Путь Галаксии с севера до юга —
Для мудрых вековечная загадка, —

100. Две ленты, пересекшие друг друга,
На Марсе знак являли, что четыре
Квадранта, образуют середь круга.

103. Здесь моя память слов ничтожных шире:
Чтоб описать на том кресте Иисуса
Какое слово отыщу я в мире?

106. Кто, взявши крест, идет вслед Иисуса,
Простит, что не даю я описаний
Сиявшего на древе Иисуса!

109. От верху к низу и от длани к длани
В кресте летал рой искр огненноносный
И, сталкиваясь, вспыхивал в сиянье.

112. Так на земле луч солнца перекрестный
Прорежет тьму, и виден каждый атом,
Вращающийся быстро или косно

115. В пространстве, тем сиянием объятом,
Тот сумрак просветляющим попутно,
Что человек устроил для себя там.[235]

118. Как в арфе совокупность струн иль в лютне,
Восторг подъемлет часто музыкальный
И в тех, кто звуки порознь слышит смутно, —

121. Так из сиявших мне первоначально
Огней лилася песнь, и в восхищенье
Пришел я, не усвоив гимн похвальный;

124. Но было в нем высокое хваленье,
Зане (хоть мне не ясное) «Воскресни
И победи»! я слышал выраженье.

127. В таком восторге я от этой песни[236]
Что вещи во вселенной я не знаю,
Чьи узы были б слаще и прелестней.

130. Быть может, смело я предпочитаю
Отраде звуков этих светоч сладкий
Прекрасных глаз, где я покой вкушаю,

133. Хоть в нем красот блестящей отпечатки
Становятся по мере возвышенья,
Но в них теперь смотрел я без оглядки.

136. Пусть извинят, что в самообвиненье
Себя я извиняю, это слыша:
Зане ее красе нет объясненья,

139. И тем полней она, чем всходит выше.

1. Доброжелательство, в каком всех боле
Является порыв любови честной
(Как жадность обнажает злую волю)

4. Молчанье в лире разлило прелестной,
На струнах чьих рождаются слова
Лишь только под перстом руки небесной.

7. Могли ль быть глухи эти существа
К мольбе моей, столь страстной и сердечной,
Возжегши жажду знать во мне сперва?[237]

10. Как в жалобе прав смертный бесконечной,
Утрату и лишение терпящий
В своей к тому приязни, что не вечно!

13. Тому подобно, как в лазури спящей
Порой внезапный огонек блистает
И привлекает блеском взор блудящий,

16. Явясь звездой, что место изменяет,
(Хоть призрак нас обманывает ложью,
И в крае том ничто не погасает)

19. Так справа, вплоть до крестного подножья
Сошла звезда от сих светил соитья,[238]
Что сочетала в небе сила Божья;

22. Но этот жемчуг не расстался с нитью,[239]
Лишь молнией скользнул по злату ризы,
Как светоч в алебастровом прикрытье.

25. Столь доблестной явилась тень Анхиза,[240]
Как наша славная гласит нам муза,
Узрев Энея над землею низу.

28. – О sanguis meus, о super infusa
Gratia Dei, sicut tibi, cui
Bis unquam coeli janua reclusa?[241]

31. Так пламенник промолвил; потому я
Направить взгляды поспешаю к Даме
И столбенею, увидав такую

34. Улыбку и в очах такое пламя,
Что, мнилось, счастье поры далекой
Моего рая вижу я очами.[242]

37. А дух, и слуху сладостный и оку,
Еще к той речи сделал прибавленье,
Но я не понял смысл его глубокий,

40. Хоть не по умыслу ее значенье
В своих словах он выразил неясно:
Мысль не вмещалась в смертном разуменье.

43. Когда же лук ослабнул жажды страстной
И слово к цели снизошло, доходной
До пониманья смертных, – громогласно

46. – Благословен, воззвал он, верховодныий
Вожатый, что до этого предела
Путь в небо указал душе мне сродной!

49. И продолжал: Желанье, что горело[243]
Во мне при чтенье книги той громадной,
Где вечно все, что черно и что бело,

52. Насыщено тобой, в той страсти жадной,
И благодарность я хочу вознесть
Тебя вознесшей в этот край отрадный.[244]

54. Источник моего познанья есть
Тот, из чьего единства истекает
Необходимо три и пять и шесть.[245]

58. Без слов узнал бы я, что побуждает
Меня к сильнейшей радости и кто я,
Кто всех приветливей тебя встречает.

61. Здесь все – и малое, как и большое, —
Глядится в зеркале, где отразится
Мысль прежде, чем сложилась головою.

64. Но да любовь святая утолится,
(В ней бодрствую я, созерцатель вечный,
И все мое стремленье в ней гнездится).

67. Пусть голос твой уверенный, сердечной
Суть жажды явит, да ее уважу
Ответом я, – готовым уж, конечно![246] —

70. На Беатриче я взглянул; она же
Так улыбнулась, слыша спрос безмолвный,
Что мой порыв вспорхнул мгновенно даже!

73. – Любовь, сказал я, с силою верховной,
Вас приобщив первичных равенств чарам,
Вас тяжестью отяготили ровной.

76. В том солнце, что своим вас греет жаром
И светом вас светлит, они столь равны,
Что все сравненья пропадают даром.

79. Но воля с силой смертных, как издавна
Вам хорошо понятно и знакомо,
Не вечно рядом шествуют исправно.

82. Я, смертный, сим неравенством гнетомый,
Словами не небесными, земными
За ласку вас благодарю приема![247]

85. Но ты, живой топаз, меж дорогими[248]
Камнями Бога в этой низке горней,
Молю тебя, открой свое мне имя.

88. – Потомок мой, от моего ты корня,
И долгое тебя я ждал здесь время,
Обрадован теперь тем непритворней.

91. Тот, от кого прозвалось ваше племя,
Столетие проведший напоследок,
На горное всходя под гнетом темя, —

94. Он был мой сын и твой далекий предок.[249]
Его усталость сократи делами,
Чтоб слезный ток ему был меней едок.[250]

97. Флоренция, обвитая стенами,[251]
Что третий час ей били и девятый,
Мирна, трезва и нравственна сынами

100. Жила при мне. Ни диадем из злата,[252]
Ни поясов еще она не знала
Ценней, чем грудь, что поясом объята.

103. Рождаясь, дочь отца не устрашала
Грозой расходов свадебных несметной,
И время свадьбы срок не преступало.

106. Но не было зато семьи бездетной;[253]
Явивших вам, на что годны покои,
Сарданапалов не было заметно.

109. Пред Монтемалою Учелатойя[254]
Не уступала в низости ей тоже,
Как ей не уступает высотою.

112. Был опоясан старый Берти кожей;[255]
Лицо свое пред зеркалом немажа,
Его супруга покидала ложе.

115. Простою шкурой прикрывались даже
Веккьо и Нерли с женами, примерно
Лишь веретена знавшими да пряжу.

118. Счастливицы! В родимой достоверно
Земле лежать надеялись, постелей
Пустых не ждя из-за французской скверны,[256]

121. Одни сидели ночь близ колыбели
И песни, ведомые в нашем быте,
Столь сладкие отцу и детям, пели;

124. А те, с веретена свивая нити,
Рассказ вели внимательным ребятам
Из римских иль отеческих событий.

127. Чьянгелла б необычна столь была там,[257]
Как необычна ныне – слава Рима —
Корнелия была-бы с Цинциннатом!

130. В гражданственности сей невозмутимой,
В сей жизни мирной, в сей отраде честной
Родился я на свет, руководимый

133. Зовомой в криках Девою небесной, —
Качиагвидой и христианином[258]
В крестильне назван древней и известной.[259]

136. Того ж отца был Элизео сыном;
С долины По жену я взял, и надо[260]
Вести оттуда прозвище семьи нам

139. В войсках у императора Конрада[261]
Я бился и за подвиги был даже
Я удостоен рыцарства наградой,

142. За собственности наших братьев кражу
(Как пастыри в том наши виноваты)
Преследуя народ неверный вражий.

145. Там я, оружьем той орды проклятой
От всех сует освобожденный, к коим
Привязанностью столько душ объято,

148. За смерть в бою увенчан сим покоем.

1. О, жалкое дворянство нашей крови!
Коль человек тобою так гордится
Здесь на земле, – пустыне для любови, —

4. Теперь уже не стану я дивиться;
Зане и там, где страсть не извращает
Наш путь, – и там тобой я мог хвалиться!

7. Ты – плащ, из коего всяк вырастает,
Каймы к нему не прибавлявший новой,
Затем, что время вкруг его кромсает.[262]

10. С тем вы, какое древле Рим суровый,
Не дав его потомкам, ввел в обычай,
Приветное к нему я молвил слово.

13. Став одаль улыбнулась Беатриче
(Как про Джинервы первое паденье,
Нам говорит о Лапчелоте притча).[263]

16. – Отец! Меня, я молвил, позволенье —
Беседу с вами весть – так возвышает
Что больше я, чем есть, в сие мгновенье.

19. Моя душа в один исток сливает
Теперь все струйки радости и ветки —
И не разбитой радость отражает.

22. Скажите ж мне, кто были ваши предки;
Исчислите, о стебель мой желанный,
При вас событья, что в обычных редки;

25. Скажите про овчарню Иоанна
И назовите мне, какие мужи
При вас верховной почестью венчаны.» —

28. Как бурный вихрь, в пространстве вольном кружа
Огонь раздует в углях, – благодатный
Сей блеск, на ласку ласку обнаружа,

31. Прекрасней стал и ярче многократно;
И нежный глас, в лучей отверстых зеве,
Еще нежней ответ мне дал обратный:

34. – С тех пор, как Аvе ангел молвил Деве,
До мига, как, – ликующая в свете
Небес, – мать зачала меня во чреве,

37. Пятьсот и восемьдесят раз планете
Сей было надобно воспламениться,
Под Львом в созвездия вступая эти.

40. Моим отцам и мне пришлось родиться.
В последнем града вашего сестире,
Где бег ваш ежегодно повторится.

43. Кто были мои предки в этом мире, —
Поверь мне, прекратить удобней речи
Об этом, чем распространяться шире.

46. Все те, кто вплоть от Марса до Предтечи
Вооружались, – пятой части ныне
Живущих не достигнули б далече.[264]

49. Но кровь граждан, роднящихся с Фиггине[265]
И Кампи, – в совокупности их целой
Была чиста в последнем мещанине.

52. Пусть лучше-б их Флоренция имела
Соседями, чем, как теперь, надменно
До Треспиано расширять пределы,

55. Но принимать в свои мерзавцев стены
И нюхать вонь крестьян из Агульона,[266]
Для коих совесть потеряла цену!

58. Когда бы люд, всех боле развращенный,[267]
Не мачехой для цезаря явился,
Но словно мать его приял бы в лоно, —

61. Любой меняла, что у вас прижился,
С позором вновь зажил бы в Симифонте,
Где попрошайкой нищим он родился,

64. И в Монтемурло б оставались Конти[268]
И из Аконы Черки-бы не бывало
И в Вальдигреве жили-б Бондельмонти!

67. Для государства – бедствия начало
При первом к смеси всех сословий шаге,
Точь в точь как к порче тела шаг – завалы.

70. Погибнет вол слепой скорей в овраге,[269]
Чем агнец, и одною ранят сталью
Больнее, тем десятком лезвий шпаги.

73. Когда-б ты видел Луни, Урбисалья,[270]
Их процветание и их паденье,
И Кьюзи после них и Синигалья, —

76. Для твоего не стало-б новым зренья
То зрелище, как исчезают роды,
Точь в точь как городов исчезновенье.

79. Все ваши вещи – гибнущей природы;
Коль что вам вечным кажется – то юно[271]
И долголетно, ваши ж кратки годы.

82. Как брег морской затоплен силой лунной
И ей быть может вновь осушен сразу,
Так делает с Флоренцией Фортуна.

85. Не удивляйся ж моему рассказу
О флорентийцах древних, живших ране,
Чьи имена в былом не видны глазу!

88. Я видел роды Уги и Ормани,
Филиппи, Кателлини, Альберики,
О коих нет теперь воспоминаний;

91. Я видел, – столь же древни, столь велики,
Сияли роды Арка и Сапелла,
Ардинги, Сальданьери и Бостики.[272]

94. Дверь, что изменой столь отяготела
И над погибелью теперь на склоне, —
А, наклонясь, корабль утопит целый, —

97. Нуждалась в Равиньяни к обороне
И в Гвиде вместе с теми, кто зовомы
Великим именем Беллинчионе.[273]

100. Державство было Прессе уж знакомо;
Ефес и ручку шпаги Галигайа[274]
И прочие позолотили домы.

103. Росла колонка Шапки, расцветая[275]
С Саккетти, Джокки, Галли и Баруччи,
С тем, кто краснел, про гарнец вспоминая;

106. Был славен стебель доблестный Кальфуччи;[276]
Курульных кресел уж для дел державных[277]
Достигли Сидзи вместе с Арригуччи.

109. Но погибал гордец, не знавший равных![278]
Шар золотой был семенем расцвета[279]
Флоренции во всех деяньях славных.

112. Подумай, что отцы свершали это[280]
Тех самых, кто всегда толсты и жирны,
Когда епископа на месте нету!

115. Кичливый род, что притаится смирно[281]
Пред тем, кто кажет зубы им, но вместе
Кусает всех, кто кротки или мирны, —

118. Столь не имел достоинства и чести
И столь был низок, что еще Донато[282]
Родства с ним не хотел дозволить тестю.

121. Переселяется как раз тогда-то[283]
Уж с Фьезоле на рынок Капонсакко
И процветают Джуда с Инфангато.

124. Скажу я диво, верное, однако:[284]
Был вход в стене, вкруг града обнесенной,
От роду Пера прозванный; и всякий,

127. Кто носит герб великого барона,
Чье имя и чья слава ежегодно
На день Фомы бывают обновлены,

130. И рыцарство и герб свой благородный
Приял оттоль; хоть раз тот герб доставший
Примкнул по воле к партии народной.[285]

133. Цвел Гвальтеротти, доблестью сиявший,
И Борго было-бы миролюбиво,
К себе соседей новых не призвавши.[286]

136. Дом, где себе погибель всю нашли вы,[287]
Что ваше погубил навеки имя
И разлучил вас с жизнию счастливой, —

139. Сиял со всеми присными своими.
О, Бальдемонт! Какой ты сделал промах,
Наученный бежать союза с ними!

142. Сияла б радость в многих скорбных домах,
Когда-б Господь оставил в Эме скрытым
Тебя от нас, покуда не знакомых!

145. Но надо, чтоб на камне том разбитом,[288]
Что на мосту Флоренции остался,
В последний мира день ты был убитым!

148. Вот, с этими родами наслаждался
Наш город в столь незыблемом покое,
Что мир в нем повседневный продолжался;

151. Чрез них я видел родину такою
Могучей, что ее не обесславить
Лилеей на копье вниз головою,[289]

154. Как и нельзя раздорам окровавить!

1. Того, чье безрассудство к детям строже[290]
Отцов творит, кто у Климены слову
Насмешки жаждал объясненья, – тоже

4. Я представлял для пламени святого,
Что из креста сияющих объятий
На встречу мне подвигнуться готово.

7. Мадонна молвила: Здесь будет кстати
Излить все то, что так тебя тревожит,
Будь лишь на воске чище след печати.

10. Хоть твой рассказ нам знанье не умножит,
Яви ту жажду, коей ты невольник,
Да утолить ее другой возможет. —

13. – Мой стебель дорогой и сердобольник!
Ты, зрящий так, как зрим мы невозможность,
Чтоб два прямых вместились в треугольник,

16. Земных судеб случайность всю и ложность,[291]
Все созерцая в светлом том зерцале,
Где вечность в миг сбирает непреложность![292]

19. Когда еще с Виргилием вначале
Я обходил мир мертвых или гору,
Где грех искуплен, духи провещали

22. Мне то, что ждет меня в грядущем скоро.
Хоть твердостью окреп я крепче башен,
Противящихся грозных бурь напору,

25. Но все ж пусть будет голод мой угашен,
И станет мне судьба моя известна:
Удар стрелы известной меней страшен! —

28. Огню, со мной мелодией прелестной
Речь ведшему, по воле Беатриче,
Так откровенно молвил я и честно.

31. И не иносказанием иль притчей,
Как до явленья Агнца в человечьей
Природе Бог вещать имел обычай, —

34. Нет! Прямо и в латинской ясной речи
Сказал, светясь улыбкой чрезвычайной
Мой прародитель в мире и предтеча:

37. Что на земле вам кажется случайно,[293]
Все в вечном предусмотрено прозренье;
Оно в себе все отражает тайны.

40. Хотя свободна тварь притом неменей,
Как наблюдаемый на водной глади
Свободен челн в избрании движений.

43. Как звук органа в ухе, все, что сзади
Грядущих лет таят судьбины недра,
В моем все отразилось вещем взгляде.

46. Как изгнан Ипполит изменой Федры,[294]
Из родины так будешь ты сурово
Извергнут, клеветой облитый щедро.

49. Того хотят, затем и строят ковы,
Того добиться тем безбожным надо,[295]
Кто каждый день Христа продать готовы.

52. Изгнанью клевета прибавит яду;
Но правду Божья месть объявит мукой
Гонителям и карой без пощады.

55. Со всем, что мило, ждет тебя разлука,
И будет эта боль тебе знакома
От первых стрел карающего лука.

58. Ты будешь к хлебу привыкать чужому,
Узнаешь то, как горек он и солон,
Как лестница крута к чужому дому.

61. Чтоб жребий был изгнанический полон, —
Сброд обществом тебе быть предназначен;
И будет горше всех тебе тяжел он!

64 Им всякий след пристойности утрачен;
Но их – не твой лоб оттого краснее
Печатью срама будет всеж означен!

67. И явится их глупость тем яснее,
И все твои усилия направит,
Чтоб сам ты стал всей партией своею.

70. Гостеприимством пред тобой прославит
Себя Ломбардца щедрого десница,
Что лестнице своей орла доставит.

73. Так благосклонен он к тебе явится,
Что до тебя его благодеянье
Дойдет скорей, тем просьба народится.

76. И ты узнай – планеты сей сиянье[296]
Его рожденье ярко освещает,
Свой отпечаток дав ему заране.

79. Еще покуда мир его не знает,
Так как с его рождения девятый
Свой круг движенье солнца совершает.

82. С дня, как обманет Генриха проклятый[297]
Гасконец, – впредь уж эту добродетель
Ни труд не в силах устрашать ни траты.

85. Отыщется ему подобный в свете ль
По щедрости, – покажет само дело,
А доблести – его же враг свидетель.

88. В изгнании ему доверься смело!
Взводя и низлагая правосудно,
Изменит многих смертных он уделы.[298]

91. Знай будущее – но лишь ты!» И чудный
О будущем рассказ он вел поряду,
Во что и очевидцам верить трудно,

94. Прибавив: Сын мой! Вот что ведать надо,
Да, путь свой пред тобою обознача,[299]
Тебе не строит будущность засады.

97. Но не завидуй ты врагов удаче,
Зане поверь, тебя еще живого
«Достигнет весть о горе их и плаче» —

100. На том прервал блаженный светоч слово,
Явив безмолвьем, что покончил с тканью,
Которой подал я ему основу.

103. И я, как обратившийся в незнанье
К тому, кто доброхотный и совестный,
Разумно помогает в обстоянье:

106. Отец! сказал, мне видно и заметно,
Как время даст коню несчастья шпоры,
Что бьет тем резче тех, кто безответны.

109. Но осторожность я возьму в опору,[300]
Да, изгнан с родины, стихом беспечно
Других приютов не лишусь в ту пору;

112. Зане в краю, печальном бесконечно,
И на горе, отколь был уготован
Восход мой в небо, и в стране, ей вечной

115. Не раз был мне то там то здесь дарован
Извет, приятный далеко не всюду
Для тех, чей вкус лишь сладким избалован.

118. А коль я правде робким другом буду,
Меж тех, кому наш век уж станет старым
Боюся я за то приять остуду[301]

121. Так я сказал, и светлость новым жаром,
Как зеркало пред солнца ясным взором,
Нате слова зарделася недаром

124. И молвила в ответ мне: Те, которым[302]
Свой тяжек срам или чужого срама
След, – у язвятся те твоим укором.

127. Но все что видишь, расскажи все прямо;
Тем, у кого свербит, оставь чесаться
И без утайки все являй упрямо.

130. Пускай на пробу горькими явятся
Твои слова, – но смысл их сладок станет,
Когда в уме они переварятся.

133. Пусть песнь твоя подобно буре грянет,
На потрясение во всем высоком,
Да вновь оно тем жизненней воспрянет!

136. Знай, что перед твоим открыты оком
В пути чрез Ад и Гору в эти сферы
Лишь души славные – не ненароком.

139. Затем, что ум внимание и веру
Достачно и долго не дарует
Из темного источника примеру.

142. Лишь то, что славно, то людей волнует!

1. Блаженный дух уж радовался речи
Своей один, и я остался, меря
Блаженством Рая бедствия предтечи;[303]

4. Но мне открывшая блаженства двери
Сказала: «Прочь тоску! Приидет вскоре
Вознаградящий щедро все потери!»

7. И столько я нашел любви во взоре,
Что так меня небесной лаской манит,
Что не сказать в обычном разговоре!

10. Не только слов на это не достанет,
Но память, столь высоко возлетая,
Над тем, что выше смысла, не воспрянет.

13. Одно могу сказать лишь про себя я,
Что все забыл я, что душа желала,
Владычицы красоты созерцая,

16. Пока блаженство вышнее сначала,
Что без посредства зреть в ней стало мочи,
Меня, в ней отражаясь, освещало.

19. Она ж рекла, блестнув улыбкой в очи:
Рай не во мне одной лишь безусловно;
Внимай и слушай все, – весь мир сей прочий. —

22. Как на земле улыбкою любовной
Страсть, сердце зажигающая, ярко
Всю душу на лицо выводит словно, —

25. Так предка дух, горя в сияньи жарко,
Своих речей хотел умножить цену
Ценой еще слов нескольких подарка:

28. Святого древа пятое колено,[304] —
Берущего свои с вершины соки
И плод дарующего неизменно, —

31. Тех душ святых являет сонм высокий,
Дела которых в мире славой грозной
Произвели поэзии потоки.

34. Гляди ж теперь: они на перекрёстной
Черте креста, при их упоминаньи,
Себя объявят вспышкой молньеносной.[305] —

37. И се! мгновенною вспышкою сиянья
При имени Навин, воспламенился.
Я свет воспринял разом и прозванье.

43. И Маккавей, как шар вертясь явился
И, радости веревкою тянуть,
Как кубарь, под кнутом ее, кружился.

46. Вильгельм и Ревуард сверкнул еще там,
И Роберта Гискара призрак грозный;
Готфрид, что для Сиона был оплотом.[306]

49. Потом, как бы соскучив реять розно,
Блаженный дух исчезнул в блеске славы,
Слиясь с хвалебной песней виртуозной.

52. И, к Беатриче обратясь направо,
Я вновь мой долг прочесть в глазах старался
И в жестах моей дамы величавой.

55. И вот, такой восторг в ней отражался,
Как ни в каком ином небес созданьи
Мне до сих пор ни разу не являлся.

58. И как, коль наше доброе влиянье
На что-либо другое нам известно,
В нас доблести мы чуем возрастанье, —

61. Я зрел, – при перемене той чудесной
Полет мой вправо ширился и влево,
И ярче мне сверкал простор небесный.

64. И как волнение стыда иль гнева
На белизне ланитной полотняной
Багрец рождает у невинной девы, —

67. Точь в точь и я, увидев свет багряный[307]
На фоне ослепительно сребристом,
Познал, что в новыя взнесен я страны.

70. Огни планеты Зевса, в строе чистом,
На нашем языке изобразиться
Приветствием старалися лучистым.

73. Как с берега поднявшиеся птицы
На ветлы новые несутся дале
То кольцами, то длинной вереницей,

76. Так с пением вокруг меня порхали,
Горя, святым огнем, блаженных с гаи
И D да I да L изображали,

79. В такт песни опускаясь и взлетая
И умолкая с буквой – шрифтом равным
Влекли за словом слово вплоть до края.

82. О Каллиопа! ты, что пеньем славным
Чаруешь нас, даруя песней сладкой
Бессмертие самим царям державным!

85. Даруй мне мощь дать в слове отпечатки
Тому, что зрел я, лад сих слов прекрасных
И прелесть сообщая риеме краткой.

88. Счел пятью семь я гласных и согласных;
Их сочетанье в память мне запало
В пять слов латинских, разуменьем ясных

91. Diligite justitiam сначала;
Сказуемое ж первое затем
Qui judicatis terrain дополняло.[308]

94. А после все слилось в единый М;
Сей буквою заканчивая фразу,
Весь хор духов недвижен стал и нем.[309]

97. И чудо новое явилось глазу:
На крышу М посыпались струею
Огни еще, к ней прилипая сразу.

100. Как головню колотят головнею,[310]
Чтоб так, как искры, сыпались червонцы,
Кто научен в том глупостью людскою, —

103. Так, сверху М как крыша или донце
Нависши, пополам себя согнуло
Духов собрание, блестя как солнце.

106. Когда ж умолкло рокотанье гула,
На месте стало все – и, пламенея,
Подобие орла из М блеснуло.[311]

109. Художник неба, сам себе довлея,
Творит и образцов не знает силе,
Рождая в гнездах формы вместе с нею.[312]

112. Еще огни, что, мнилося, почили,
Вкруг подлетели слева, как и справа,
Украсивши орла венцом из лилий.

115. Так видел я звезды, что семя права
Внедряет в нас и дух наш к правде манить,
Великую на небе честь и славу.

118. О, пусть ее ведущий гений взглянет[313]
На этот чад удушливый и черный,
Что на земле ее лучи туманит!

121. Пусть вострепещет перед ним позорный
Земной блюститель правды, кем сквернится
Храм, созданный, ей в честь, столь чудотворно!

124. О светлый сонм, не уставай молиться
За бедных, кто, влача покров телесный,
Должны дурным примером уклониться!

127. Оружьем прежде мучили; бесчестно
Теперь нам хлеба не дают святого,
Который даровал нам Царь небесный!

130. Ты, пишущий, чтобы стереть все снова!
Для попранного вами винограда
Петр с Павлом пали, – но их живо слово!

133. Ты ж думаешь: Когда мне только надо
Того, кто жизнь провел один в пустыне
И умер пляски мерзостной наградой, —

136. То что мне до Петра и Павла ныне?

1. Являлся мне с четою крыл открытой
Прекрасный образ, где в отраде мирной
Венцом благие духи были слиты.

4. Всяк в нем являл рубина цвет порфирный,
На солнце рдея так, что в смертном глазе
Весь солнца блеск воспроизвел всемирный.

7. Что надо мне отпечатлеть в рассказе, —
Чье мне перо опишет то и чья же
Речь оперит полет моих фантазий?

10. Я зрел орла, его я слышал даже;
И хоть я ухом слышал я и мой,
Но смысл воспринимал в том мы и наше.[314]

13. Он говорил: «За милость с правотой
Меня Всевышний славно так прославил,
Что все желанья низки предо мной.

16. Такую память в мире я оставил,
Что и порочным слава та понятна,[315]
Хотя моих не исполняют правил. —

19. Как много углей теплотой приятной
Одною греют, так в одно сказанье
Любви излился отзвук многократной.

22. О цвет невянущего ликованья,
Я молвил, – в ком отдельный запах каждый
Сливается в одно благоуханье!

25. Да усладит ваш аромат ту жажду,
Которая доселе не узнала
Еще себе услады ни однажды.

28. Я знаю, – Божья правда есть зерцало[316]
Не этой сферы лишь, но в вашей сфере
Она вам ведома без покрывала.

31. Вам ведомо самим, в коликой мере
Алкаю я, – пусть голос ваш излечит
Мне голода столь долгого потери.[317] —

34. Точь в точь, как, колпака лишившись, кречет
Вдруг охорашиваясь, встрепенется,
Бьет крыльями и взгляды в небо мечет,

37. To ж было и с орлом, что создается,
Из хвал Творцу; а внятны лишь те хвалы
Тем, кем та песнь хвалебная поется.

40. – До граней мира циркуль изначала
Раздвинувший, внедрив между рогаток
И тайного и явного не мало,

43. Не сообщил вселенной отпечаток,
Столь полный, коего не превзошло бы
Его же Слово, твари всей начаток;[318]

46. Что первый доказал гордец тот злобный,
Рассвета не дождавшийся, ни шагу
Дозреть еще верховней неспособный.

49. Для меньших тварей тщетнее отвага
Попыток дерзостных – обнять пучину
Само себя лишь мерящего Блага;

52. И что есть слабый разум персти сына?
Лишь луч и отблеск Существа, в Котором
Материал и первая причина.

55. Ему ли в глубь смотреть, когда с позором
Он, своего-ж источника не зная,
Стремится в большее проникнуть взоромъ?

58. В пределы вечной правды проникая,
Не дале видит разум ваш негодный,
Чем глаз ваш в синеве морской без края.

61. Он видит дно у берега свободно,[319]
Но в океане – труд напрасен, право;
А дно все ж есть, хоть скрыто в бездне водной

64. Нет света, кроме света Вечной Славы
Не меркнущего: прочее все – тьма,
Иль плоти тень, или ее отрава.

57. Вот, вскрыт покров от твоего ума,
Рождавшего мучительный вопрос,
И истина ясна тебе сама.

70. Ты говорил – коль скоро довелось
На Инде жить кому, и век не знал он
И не слыхал совсем, кто был Христос,

73. Меж тем всегда по правде поступал он
И в мере той, как смертному возможно
Без благодати, совершенным стал он, —

76. Погиб ли он без веры безнадёжно?
Его ль вина, что кар он не избавлен?
Или Господня правда судит ложно?[320]

79. Но кто ж ты, кто так высоко поставлен,
Чтобы взглядом на сто миль судить кичливо,
Коль путь судьбы тебе лишь вмале явлен?

82. Конечно тот, кто ищет кропотливо,[321]
Мог сомневаться; но ему Писанье
Все удалит сомнения и дива.

85. Скоты земли! Ум грубый! Ведь желанье
Первичное всегда с собой согласно,
Само себе служа лишь только гранью.

88. Что с ним едино – право и прекрасно.
Родившаяся от него ж сначала
Земная тварь судить его не властна[322] —

91. Как самка аиста, что напитала
Птенца, и как наевшийся до сыта
На мать свою взирает птенчик малый —

94. Так стал и я и знак тот знаменитый,
Чьи крылья многих думою совместной
И приподняты были и открыты.[323]

97. И пел тот знак: «Таков закон небесный,
В божественном являющийся праве,
Для вас, ничтожных смертных, неизвестный.

100. И пламень духа, почивая въяве[324]
Еще на знаке, данном благодатью
Небесной к наивящей Рима славе,

103. Мне вновь изрек: Сюда, в мои объятья
Не вшел никто, не веря в Иисуса,
Иль после мук Его иль до распятья.

106. Сколь много призывают Иисуса,
Но на суде Он место им укажет
Ничтожней, чем не знавшим Иисуса!

109. Суд Ееиоп тем христианам скажет,[325]
Когда последний день всех земнородных
К блаженству призовет или накажет.

112. Что скажет Перс о королях, нам сродных,[326]
Когда раскрыто узрит он писанье,
Где писано об их делах негодных?

115. Альбрехта узрят там одно деянье,[327]
О коем на проклятие осудит
Всю область Пражскую воспоминанье.

118. Подделка денег Францию принудит[328]
Сгореть от пожирающего срама
За власть того, чья смерть от вепря будет;

121. И гордость, Скоттов с Англами упрямо[329]
Ведущая в чужбину из за риску,
Явится нескрываемо и прямо!

124. Испанец! Явен там разврат твой низкий,[330]
И Чех, что был от храбрости вдали
И никогда ее не видел близко!

127. Хромец Ерусалимский! Там твои[331]
Чрез М означат гнусные пороки,
А добродетель выразится в I!

130. За скаредность услышит там упреки
Властитель края, где, римлян начатку,
Анхизу дан могилы сон глубокий.

133. Немногоценность его жизни гадкой
Объявит летопись немногословно:
В ней много будет сказано, хоть кратко!

136. Узнают все как брат единокровный[332]
Его и дядя гнусны, две короны
Двух наций столь гнетущие греховно.[333]

139. И стыд Норвежцев станет обнаженный
И Португальский; Рашьи герцог черный
Придет, подделкой денег пристыженный,[334]

142. Пусть Венгрия не терпит гнет позорный![335]
Плотней и безопасней пусть Наварра
Как крепостью, повьется цепью горной!

145. Грядущей мести первые удары[336] —
Проклятья Фамагусты с Никозией
И жалобы, что зверь там правит ярый,

148. Угроз не устрашаясь как другие.

1. Когда весь мир светлящая лампада,
Простившись с нашей неба половиной,
От нашего спешит сокрыться взгляда;

4. И цепью многочисленной и длинной
Зажгутся звезды в небесах, но пламя
Их мириад огонь зажжет единый, —

7. Являлось пред моими тож очами,
Когда сей знак над нашим миром власти
Замолк благословенными устами.

10. Зане его все органы и части
Зарделися еще сильный при пеньи
От непонятнаго для смертных счастья[337]

13. О, рдящее в улыбке воплощенье[338]
Любви, в их сердце и уме зажженной,
Лишь в Бога устремляющем мышленье!

16. Когда ж умолкнул пояс драгоценный,
(Каким шестой из светочей окован)
С своею песней ангельской, – мгновенно

19. Мой слух был словно речкой очарован,
По камням сыплющей, хвалясь им, водный
Запас, что в роднике ей уготован.

22. Как звук, у рукоятки лирной, сродной
Ему одеян формой иль в свирели
Мелодией родится ветр свободный, —

25. И у орла шло сотрясенье в теле,
Как чрез отверстия трубы свирельной
Через гортанные проникнув щели;

28. И, в голос обратясь членораздельный,
Глагол ко мне желанный обратило,
Что в памяти моей остался цельный:[339]

31. Взгляни на орган, коим дня светило —
Вещала мне та цепь огней поющих —
Земному созерцать орлу под силу!

34. Из всех огней, сей образ создающих,
Те светочи, кем глаз изобразится,
Возвышенней всех, в прочих членах сущих

37. И тот, кто место занял в нем зеницы,
Есть царь, Святого Духа восхвалявший,
С ковчегом ездя в поисках столицы.

40. Его почтил его же Вдохновлявший
Особой почестию и любовью,
Ему в орле такое место давши.[340]

43. Из пятерых, являющихся бровью,
Узнай того – с той стороны, где перед —
Кто, войско задержав, внял просьбу вдовью.

46. Блаженство тех, кто в Сына Божья верит,
И кто искуплен жертвой милосердной,
Теперь он прежнею невзгодой мерит.[341]

49. С ним рядом тот, который час свой смертный
На полтора десятка лет отсрочил,
Пред Богом пав с моли и вою усердной.

52. Он здесь себе уверенность упрочил.
Что неизменны те судьбе святые,
В которых Бог свои решенья почал.[342]

55. От следующего за ним руки я
(На зло, хоть с доброй волей) в новом крае
Был поселен на взморье Византии.

58. Здесь видит он, что цель его благая, —
Хоть следствием ее вы все гнетомы, —
Достичь ему не помешала Рая.[343]

61. За ним Вильгельм, близ брови перелома,
О коем слезы подданных, – хоть живы
На слезы лишь потомки его дома[344]

64. А чтобы убедиться в том могли вы,
Что государи – Божии посланцы,
Бог водворяет здесь его счастливо.

67. Но кто-б поверил мне, что в сем багрянце,
Что пятым тебе виден здесь, сокрылось[345]
В лучах Рифея бытие, троянца?

70. Здесь он изведал всю Господню милость,
Осведомлен о следствий нити тонкой,
Что на земле в зерне причин таилась.[346] —

73. Как в вольном небе пенье жаворонка,
Что с песнею по воздуху порхает
И смолкнет, сыт последней трелью звонкой, —

76. Таков был образ тот, что отражает
Верховный свет, в котором бытие
Неложное мир смертных обретает.

79. С боязнью скрыл я мнение свое[347]
(Не боле, чем стекло блеск разноцветный
Картины). Но не вынес он ее.[348]

82. Вновь потрясенье голоса заметно
В нем обозначилося, и, немея,
Вновь я восторг в нем видел искрометный;

85. Да не во тьме пребуду я, коснея
В сомненьях, что в моей душе возникли,
Он начал речь, воспламенясь сильнее:

88. – Ты веришь мне, я вижу, но проник ли
Умом ты в то, что так необходимо, —
Не молча, как мы тайны чтить привыкли?

91. Нередко знаем мы предмета имя,
Но его сущность скрыта остается,
Доколь не обнаружена другими.

94. Но царство Божье силою берется,
Когда любовь с надеждой соединены,
И Божью волю дух склонить возьмется,

97. Не словно смертный, сдаться принужденный, —
Бог побеждает, даже отдаваясь,
Да победит, любовью побежденный!

100. Ты видишь, в моей брови, удивляясь,
И первое и пятое сиянье,
Что блещут в ней, блаженством раскаляясь.

103. Но умерли они как христиане:
Тот после, тот вперед, – их зрели вежды
Пронзенные ль, пронзаемые ль длани.[349]

106. Тот из темницы, что ни разу прежде
Не отдавала жертв, был призван снова,
Благодаря живительной надежде,

109. Которая просила Трисвятого[350]
Его известь из той страны унылой,
Да будет жив, по истинному слову.

112. И в тело славная душа вступила
На краткий срок, чтоб верить, почитая
Изведшую его оттуда силу.

115. И в вере той зажглася в нем такая
Любовь, столь пламенно и столь глубоко,
Что в смерти он второй достоин рая.

118. Другой по благости, что смертных оку
Век неизведанна в своем теченье
Или в пучинах своего истока,

121. За правду жизнь всю посвятив боренью,
Из милости был возвышаем в милость
И дар приял от Бога – искупленья.

124. В него он верит – этим освятилась,
Омывшись от языческого гноя,
Душа его и в нем любовь явилась.

127. Ему крещенье заменили трое
И до крещенья пребывавших выну[351]
И ведших колесницу пред тобою.

130. О благодати Божией пучины,
Чьи смертное неопытное зренье
Найти не в силах корни и причины!

133. Так осторожен будь в своем сужденье,
О человек! не всех сынов избранья
Нам в яве кажет Божье провиденье.

136. И нам такое сладостно незнанье;
Их счастье наше лишь усугубило,
И наша воля – Божие желанье.[352] —

139. Так слово, что изрек знак, Богу милый,
Деяний Промысла неясных целью
Мое недоуменье исцелило.

142. И как аккомпаньятор чудной трелью
Певцу закончить помогает песню,
Ей умножая слушавших веселье, —

145. В ответ орлу зажглись еще прелестней
И ярче два огня благословенных[353]
Сверкая дивной радостью небесной,

148. Как две зеницы, молньей просветленных.

1. Уж я молчал, внимание и взоры
В лицо моей владычице вперя
И о всем прочем позабывши скоро.

4. Она не улыбалась говоря:
Когда-б я улыбнулась, как Семелу
Улыбкой в прах тебя сожгла бы я.[354]

7. И красоту, – что, как чрез путь свой целый
Ты наблюдал в обители сей вечной,
Росла сильней, чем выше я взлетела, —

10. Когда-б я не умерила, конечно,
Разбит ты был бы, словно дуб столетний,
В золу сожженный молньей быстротечной.

13. К седьмой мы сфере поднялись планетной,
Чей свет к вам чрез созвездье Льва струится
Своих лучей семьею искрометной.[355]

16. Но духом тщись, как взором, возноситься,
Да в духе отразишь ты, как в зерцале,
Все то, что в сем зерцале отразится.[356] —

19. В ее глазах, что ярко мне блистали,
Своим я стал искать приют прелестный
Для отдыха, чтоб вновь напречь их вмале, —

22. И радости для смертных неизвестной,
Вкусить, в повиновении впивая
Усилию восторг противовесный.[357]

25. В кристалле, что объемлет мир, без края,
Царю тезоименном, в чьем правленьи[358]
И именем исчезла воля злая,

28. Я лествицы узрел изображенье[359]
Из золота, проникнутой лучами,
В высь простирающейся дальше зренья,

31. Усыпанной столь многими огнями,
Что, мнилося, со всей округи дальней
Излили небеса свое все пламя.

34. Как вследствие привычки натуральной
Вороны скачут стаею крылатой,
Чтобы согреться тем в час дня начальный,

37. А после – те умчатся без возврата,
Те возвратятся к месту отправленья,
А те на месте топчутся стократы;

40. В сияньях сих я видел то ж движенье,
Что вместе с тучей двигались сначала,
Пока не встал всяк над своей ступенью.[360]

43. И то из них, что ближе прочих стало,
Зарделось так, что обратив вниманье:
Вот как любовь тебя, я мнил, объяла!

46. Но та, чьей воли к речи иль молчанью
Я жду, была недвижима, и благо,
Что я молчал, хоть вопреки желанью.

49. Зане она, зря в Том, пред Кем все наго,
Страдание неведенья недугом
Побудила к решительному шагу.

52. И начал я: Не по моим заслугам,
Но ради той, которая несытый
Мой дух на круг возводит вслед за кругом,

53. Блаженный дух, в своем блаженстве скрытый,
Открой, прошу, чем ты ко мне так тесно
Приближен; и, молю, еще скажи ты,

58. Почто сей круг безмолвен и прелестной,
Святой мелодии лишен, – которой,
Проникнут сладостно весь край небесный? —

61. – Твой слух, – он молвил, – смертен как и взоры,
Затем то и улыбки свет рассеян,
Затем то и не слышны песен хоры;

64. И я к тебе спуститься вниз содеян, —
Чтобы тебе доставить праздник словом
И светом ярким, коим я одеян, —

67. Не большею любовью готовым:
Огонь любви сильнее там над твердью,
Как по лучам узнать возможно то вам.

70. Нет! вышнее (сам зришь ты) милосердье,
Что воле, миром правящей, угодно,
Служить всему вселяет в нас усердье.[361] —

73. – Я вижу, свет святой, любви свободной
Довольно, – я ответил, – в сей палате,
Чтоб быть слугою цели верховодной.

76. Но вот что свыше всех моих понятий:
Зачем тебя, а не кого другого,
Коснулося избранье благодати? —

79. Едва лишь я успел окончить слово,
Свет сделал центр изо своей средины,
Кружась быстрее жернова любого.

82. – В меня внедряется любви пучина, —
Любви внутренне действие вещало —
Пройдя сквозь ризу света ив едино

85. С моим прозреньем слившись, эта сила
Меня собой настолько возвышает,
Что зрю я сущность, что ее родила.

88. Отсель та радость, что во мне сияет,
И ясность та, с какой все мною зримо,
Во мне сиянья ясностью сияет.

91. Твои ж едва ль вопросы разрешимы
Хотя-бы зреньем в вышине надзвездной
Парящего всех выше серафима.

94. Зане они столь углубились в бездну
Решений вечных, что их доискаться
Очам созданий всяких бесполезно.

97. А час придет в мир бренный возвращаться, —
Там объясни, да к столь непостижимым
И страшным целям люди не стремятся.

100. Дух, здесь светящий, там явится дымом;
Что-ж может сделать смертный с бездной темной
И недоступной даже херувимам? —

103. На то пришел я в ужас столь огромный,
Что я с вопросом распростился прежним
И кто он? духа вопросил я скромно.

106. – Меж тем и этим краем прибережным
Твоей отчизны выси есть такие,[362]
Что молньям не подняться быстробежным.

109. Меж них есть холм, прозванием Катрия;[363]
У ног его есть скит святой, где строго
Уставы соблюдаются святые. —

112. Так он сказал и помолчав немного
Добавил третью речь скудно речивый
Огонь; Там я окреп в служеньи Богу.

115. И там, питаясь лишь плодом оливы,
Я жил, терпел и хлад и жар несносный,
Одним лишь созерцанием счастливый.

118. Тот скит, для нашей сферы плодоносный,
Теперь стал столь бесплоден, что я стану
Еще грозить измене сей поносной.

121. Я в мире прозван был Петр Дамиано,[364]
(А Петр Пеккатор жил у Приснодевы
В обители Равеннской) и не рано

124. Приял я плащ, направо и налево
Разданный меж столь недостойным людом
Во исполнение Господня гнева!

127. Апостол Петр на проповедь с Сосудом
Избранья бедный шел и босоногий,
И нет конца лишеньям их и худам!

130. Теперь от паствы просит пастырь строгий
Весть под руки его, подперши сзади
(Так он тяжел!), переставляя ноги.

133. Коня попоной кроют, в наряде
Суконном щеголяют два животных! —
О, долго-ль Божьей ждать еще пощаде!

136. Потом я видел сонм духов бесплотных,
Бежавший вниз ступень вслед за ступенью
Горя ясней в движеньях поворотных;

139. Став рядом с ведшим это рассужденье,
Все подняли при том крик столь смятенный,
Что для него нет на земле сравненья,

142. И я его не понял, оглушенный.

1. Объявшее мой разум удивленье
Меня к моей Вожатой обратило,
Как к матери дитя бежит в смущенье.

4. Она ж ко мне, подобно маме милой,
Слезами лечащей испуг дитяти
И голосом ему дающей силы,

7. Рекла: Иль ты не в царстве благодати?
Здесь все, что деется из доброй воли,
Все к доброй цели деется и кстати.

10. И почему ты не смутился боле
Отсутствием улыбки с гимном ныне,
Когда ты криком сим смущен дотоле?

13. Но знай ты крика этого причины,[365]
Ты видел бы приготовленья к карам,
Какие узришь до твоей кончины.

16. Не поспешает и не медлит даром
Меч Божий, чьи возмездия нависли
На всех, дрожащих под его ударом.

19. Но на другое тщись направить мысли
И, взор свой обратив сюда охотней,
Духов сих славных множество исчисли». —

22. Я взоры обратил, узревт: несчетней,
Чем искры в мраке рассыпает пламя,
Друг друга крася, сфер блистали сотни.

25. Но, любознательности уязвлен шипами,
Боялся я сказать, излишне смело
Мое желанье выразив словами.

28. Тогда из этих перлов самый белый,[366]
Приблизившись ко мне, полет оперил
Желанья, что во мне так пламенело.

31. – Когда-б любовь, нас жгущую измерил,
Из ясности промолвил голос звездный,
Ты мне свое желание б доверил,
34. Да не придешь ты к цели слишком поздно
Так долго ждав – отвечу я заране
Столь бережно таимой жажде слезной.

37. Гора – оплот Кассины оснований[367] —
До дней моих скужителям порока
Обманутым служила для собраний.

40. Впервые я Того явил их оку,
Кто истину нам дал, богообразно
Подъемлющую здесь нас столь высоко,

43. И благодать мне помогла от грязной
Исторгнуть нечисти весь край окрестный,
Для гибели служивший и соблазна.

46. Все эти светочи зажег небесный
Тот пламень, что, во век не угасая,
И цвет растит, и плод дает прелестный.

49. Здесь Ромуальд, Макарий и святая[368]
Семья отвергших мир ваш, добровольной
Темницей кельи сердце укрепляя. —

52. – Любовь, – я рек, – сквозящая невольно
В твоих словах, (а как узнал теперь я,
Ее и в этих всех духах довольно),

55. Столь многое внушила мне доверье,
Каким раскроет солнце в розе дикой[369]
Все лепестки и все листочков перья,

58. Но взор мой твоего сподобив лика,
Меня вволочь сообщником соделай,
Коль милости я стою столь великой. —

61. – Коль так высоко жаждешь ты и смело, —
Твое желанье всякое безмолвно
В последнем круге замолчит всецело.[370]

64. Там совершенно, цельно все и полно,[371]
Все части слиты в вечном постоянстве,
Всех – и моих – желаний стихнут волны;

67. Зане тот круг великий – вне пространства,
Но наша лествица к нему стремится,[372]
И внятны нам красы его убранства.

70. Вотще она могла когда-то сниться Иакову!
Вотще он зрел со страхом
На ней духов блаженных вереницы!

73. Никто теперь поднять ноги над прахом
Уже не хочет, и мои законы[373]
В писаньи упражнением монахам

76. Давно не служат, – нет! Давно в притоны
Соборы обратились и карманом
С мукою затхлой стали капюшоны.

79. Иуда с сердцем от стяжанья пьяным,
Для Бога не явился б столь порочным,
Как инок мой в стяжаньи постоянном!

82. Предписано законом церкви точным:
Именье церкви нищим отдается, —
Не братьям и не сыновьям побочным!

85. Но плоть слаба, и редко удается
То семя, что от добрых сил зачато,
Покуда в дуб сей желудь разовьется.[374]

88. Петр начал дело без сребра и злата;
Молитва, как и пост, – мое начало,
Смирение одно – Франциска брата.

91. А если посмотреть, уже не мало
Начал прекрасных возросло на горе,
И белое вначале – черным стало!

94. Но Чермное делящееся море[375]
Есть чудо большее пред тем, которым
Исправлены они б могли быть вскоре*'. —

97. Так дух изрек и вновь с блаженным хором
Соединился, и весь хор с исподу
К вершине вдруг взметнулся вихрем скорым.

100. Мадонна воззвала меня к восходу,
Восторжествуя над моей влекомой
Ее призывом низменной природой.

103. Здесь, где падение быстрей подъема,
Едва ль, читатель, было-бы понятно
Столь страстное влеченье к Божью дому;[376]

106. И – пусть, коль лгу, я не вернусь обратно
На это празднество, о коем страстно
Лью слезы я и каюсь многократно,

109. Но тщился-б ты сравнять со мной напрасно,[377]
Обжегшись, от огня перста отъятье, —
Как над Тельцом достиг я сферы ясной.

109. О знак святой, отколе мог приять я
Все – много или мало их скопилось —
Мой ум и силы все – все без изъятья!

115. Средь вас взошла, средь вас же закатилась
Жизнь земнородного всего творенья,[378]
Когда впервой дыханье в грудь мне лилось.

118. Когда превознесен я в те селенья,[379]
Верховной благодатью вознесенный, —
Тому причиной – к вам мое стремленье.

121. Пребудьте ж и отныне благосклонны,
К дальнейшему пути мне влив отвагу,
К чему влеком я всей душей смущенно!

124. – К последнему настолько близясь благу, —
Тогда мне Беатриче говорила, —
Готовь твой взор к столь дерзостному шагу;

127. И прежде, чем твоя нога вступила,
Взгляни сперва, как много сфер пройденных
У твоего подножия почило,

130. Чтоб радостней предстать меж просветленных,
Столь радостно несущихся в круженье
Под сводом сих небес превознесенных.

133. Я вниз взглянул и увидал вращенье
Земли в столь жалком виде и ничтожном,
Что даже улыбнулся от презренья,

136. И одобряю всех, красотам ложным
Презренье шлющих, ум всегда вперяя
Сюда, в обитель истин непреложных!

139. Без пятен, на которыя взирая,[380]
Я прежде заблуждался, дочь Латоны,
И всю в сияньи видел здесь тебя я.

142. Тебя я видел, сын Гипериона,[381]
И не поникнул взором; за тобою
Вращались дети Майи и Дионы.[382]

145. Юпитер мне в точнейшем мерном строе[383]
Предстал, отца умеривши и сына —
Здесь ясно их движенье круговое;

148. И все семь сфер, широты их и длины,
Их отдаленья, ход их непреложный
И равномерности его причины —

151. Все видел я, – с той точкою ничтожной,
Чей вид от вечных Близнецов явился
С горами, с бездною морей тревожной,[384]

154. И вновь к прекрасным взорам обратился.

1. Как ночью в теплом гнездышке касатка, —
Чуть мрак падет со светом чередуясь, —
Хранит своих малюток спящих сладко,

4. Их милыми головками любуясь
И отыскания пищи (долг хоть трудный,
Но сладкий!) ожиданием волнуясь,

7. И средь ветвей, почивших непробудно,
Внимательно в зарю вперяясь взором,
Рожденья дня миг выжидает чудный;

10. Точь в точь к пределу обратясь, в котором
Движенье тени медленней, Мадонна[386]
Внимательно глядела вверх упором;

13. И я, ее столь видя углубленной,
Стал, словно тот, кто в новом ожиданье
Спокоится, надеждой подкрепленный,

16. Но ждал не долго, как узрел сиянье
Светила дня, блиставшего в пространстве,
Все в новом и сильнейшем пребыванье.

19. – Вот, – вскрикнула она, – во всем убранстве
Полки Христа и вот триумф Господний![387]
Вот плод твоих чрез эти сферы странствий!

22. Ее лицо зажглось столь превосходней
Без примеси блаженством, что не властны
Мои слова то рассказать сегодня;

25. И полная луна в лазури ясной
Средь вечных нимф, своих подруг, играя,[388]
Едва ль так улыбается прекрасно,

28. Как ясность средь всех ясностей живая, —
Как звезды солнца свет зажжет обычно, —
Зажглась, вокруг себя все зажигая.

31. И засиял свет сущности первичный
Сквозь этот свет так ясно мне, что очи[389]
Такую яркость вынесть непривычны.

34. – О, Беатриче, дорогой мой водчий,
– Воскликнул я, а мне она сказала:
– Ты добродетель зришь вне всякой прочей.

37. То силы и премудрости начало,
Открывшей путь меж небом и землею,
Чего так долго вся земля желала.

40. Как пламя, сжато тучей грозовою,
Прорвется, вопреки своей природы
Стремяся вниз, – я взрос сам над собою,[390]

43. Созрев умом от этого восхода,
И что горе я видел, то нельзя
Поведать языком людского рода!

46. – Взгляни теперь, взгляни какая я,
Меня узрев, ты будешь зреть способным
То, как улыбка светится моя![391] —

49. Я был воспоминавшему подобным,
Забытое какое-то явленье
Восстановляя в образе подробном,

52. Как услыхал внезапно предложенье,
Достойное быть принятым и в прежнем
Во веки не найдущее забвенья.

54. Пусть зазвучали б сонмищем безбрежным
Все языки, священной Муз семьею
Питаемые млеком самым нежным, —

58. Того я сотой доли не открою,
(Так мой язык и жалок и ничтожен!)
Что явлено улыбкою мне тою!

61. И при изображеньи их возможен
Такой скачек в священной сей поэме,
Как тот творит, чей выход загорожен!

64. Но кто поймет, сколь тяжко это бремя
И смертную мою воспомнит спину,
Не укорит тот потугами теми!

67. Для челнока ль с пловцом, пугливым выну[392]
Пред тяжестью им принятой излишней,
Дорога та, какую я покину?

70. – Улыбкою привычной и давнишней
Зачем ты упоен дотоле снова,
Что сад тебя не привлекает вышний?

73. Там Роза, в коей плотью стало Слово;[393]
Там лилии, что запахом прекрасным
Показывают след пути прямого! —

76. Я вновь таким Мадонны словом властным
Был побужден напрячь в усильи око, —
И то усилье не было напрасным:

79. Мои глаза, хотя в тени глубокой, —
Увидели в цветах блестящих поле
Под солнцем, мглу раздвинувшим широко.

82. Там ясностей еще блистало боле.
Источник света, очи мне пленивший,
Их зажигал неведомо отколе.

85. О, светоч, их сугубо осветивший!
Так вознестись ты счел необходимым,
Мое плохое зренье пощадивши.[394]

88. Цветка красавца сладостное имя,[395]
К которому я по утру взываю[396]
И ввечеру с молитвами моими,

91. Мои глаза влекло к светилу Рая,
Что как блистает на земле недужной,
Так и горе тож царствует, сияя.

94. Из высей диадемою окружной[397]
Спустился свет и вкруг, звезды обвился,
Ее венчая с песней славы дружной;[398]

97. И лучший гимн, каким бы дух пленился
До полноты в подлунном жалком мире,
Лишь громом, сыном молнии, б явился

100. При этой херувимской сладкой лире,[399]
Хвалящейся небесно сладким тоном[400]
О небеса сапфирящем сапфире!

103. – Я – ангелов любовь! Век упоенным
Вкруг радости мне суждено кружиться,[401]
Чьим цель желаний всех носима лоном!

106. С Тобой я буду, когда Ты, Царица,[402]
Блаженна всходом в сферы неземные,
Приедешь с Сыном в них соединиться. —

109. И слышал я, что все огни святые
И все блаженные созданья в мире
Пропели имя сладкое Марии.

112. Все сферы слившись в царственной порфире,[403]
Вздымавшейся при Божьем дуновенье,
Все боле расширяясь в даль и шире,

115. Терялись в столь громадном отдаленье,
И у нее конца не видно было,
Как и мое не досягало зренье;

118. Зане еще не получил я силы
Венчанное следить в полете пламя,
Что к Сыну-Богу в пламя восходило.

121. И как дитя, что вскормлено сосцами,
Почуяв, как в нем к матери явилось
Доверие, к ней тянется руками, —

124. Так сих огней верхушка удлинилась
И та любовь, какой они горели
К блаженной Деве, ясно мне открылась;

127. И загремела общая отселе —
Так сладко, что я, право, впал в забвенье, —
Ей в честь, святая песнь Regina coeli.[404]

130. Вы, кто в труде и тягостном боренье
Изгнанниками на земле живете, —
Какой вы здесь пожнете плод терпенья!

133. В какой здесь быть вам славе и почете!
Вы, бедные, на стогнах Вавилона
Влачащие дни в скорби и заботе, —
136. Здесь ваш триумф, близь Девы просветленной
Сияньем Сына, здесь, где уготован
Заветов двух союз у Божья трона,

139. Где тот, кому ключ этих царств дарован!

1. – Избранники трапезы Агнца тайной,
Питающей вас так, что ваша воля,
Насыщена всегда до меры крайней!

4. Коль милость Вышнего сему на долю
Дарует с вашего стола крупицы,
Пока смерть к нам взведет его оттоле, —

7. Умерьте жажду, ксей он томится,
Зане все из источника вы пьете,
Отколе ныне мысль его струится. —

10. На голос Дамы – существа без плоти,
Как сферы вокруг полюсов на оси
Вдруг завертелись в круговом полете;

13. И как в часах вращаются колеса, —
Пока недвижно первое обычно,
Меж тем последнему лететь пришлося, —

16. Сии гирлянды пляской различной —
Различной счастья степени согласно[405] —
Верх радости являли безграничной.

19. Из той, что мнилась самою прекрасной
Изшел огонь в столь счастливом горенье
Что вкруг другой не виделся столь ясный.

22. Он трижды обошел ее при пеньи,
И гимн, пропетый им при том, столь сладок,
Что слабнет здесь мое воображенье,

25. И падает перо, следя упадок
Фантазии; очей не удоволит[406]
Земная краска для столь нежных складок!

28. – Блаженная сестра, кто так нас молит,
Что зов твоей молитвы умиленной
Покинуть высший круг меня неволит», —

31. К моей Вожатой пламенник блаженный
Направил дуновенье и ему же
Звук речи сообщил, здесь приведенной.

34. Она ж: О, вечный свет святого мужа,
Кому Бог дал ключ к радостям неложным
Для смертных ими милость обнаружа!

37. Спроси сего, спроси и по ничтожным
И важным пунктам о той мощной вере,
Что путь твой в море сделала возможным.[407]

40. Любовь, надежду, веру в должной мере
Имеет ли он – все тебе известно,
Зане твой ключ все отпирает двери.

43. Но лишь чрез веру граждане в небесный
Сей входят град, – так пусть пред вами всеми
Открыто веру явит он и честно![408] —

46. Как бакалавр готовится – в то время,[409]
Чуть он узнал о спрошенном предмете, —
К защите иль решенью данной теме,

49. Так я готовился в мгновенья эти,[410] —
Да разум мой не будет затуманен
Пред вопрошателем таким в ответе.

52. – Ответь, скажи, о добрый христианин,
Молвь, что есть вера? – И постигнув разом
Вполне вопрос, на сколько он пространен,

55. Я Водчую спросил безмолвно глазом
О побуждающем к ответу жаре
И знак приял – излить его рассказом.

58. – Пусть Тот, Кто о, святой примипиларий,
Меня к тебе на исповедь приводит,[411]
Поможет мне, да буду я в ударе!

61. Мой ум у брата твоего находит
(Благодаря чьему с твоим старанью[412]
По доброму пути Рим ныне ходит)

64. Ту мысль, что вера сущность ожиданья,
Невидимого ж довод; таково вот
То ж и мое о вере пониманье. —

67. Он мне в ответ; «Ты ясноль видишь повод
Сказать, что вера сущность совокупно
С тем, что она есть в то же время довод?» —

70. – Есть вещи, чье значение столь крупно,
Что, видимые здесь, – вне этой двери
Они земному оку недоступны.

73. Их бытие – лишь только в этой вере,
И лишь на ней надежда почивает;
Итак, она есть сущность в этой мере.

75. От ней исшед, наш разум рассуждает,
Но с ней его сужденье неразлучно, —
Чем вера всякий довод заменяет.

79. – Когда бы все, что на земле научно,
Усваивалось ясно так, как это,
Софистике бы там не плодиться скучной»,

82. Дохнула мне любовь та в знак ответа,
Добавивши: Довольно испытаний
По качеству и весу сей монеты!

85. Но молви, есть она в твоем кармане?[413]
Я отвечал: «Конечно, и не мало;
Во мне сомненья нет в ее чекане.

88. – То клад бесценный!» ясность мне сказала
На это. «В нем же всяких благ основа
И всякой добродетели начало.

91. Отколь он у тебя? А я: Святого
Божественного Духа дождь, столь сочно
Дождящий все, что ветхо и что ново[414]

94. В Писаниях, был силлогизм, столь точно
Меня приведший к выводу, пред коим
Не может быть ничто другое прочно. —

97. – А те Писанья, – столько отчего им
Ты дал цены, мня, что при их посредстве
Твой вывод на верховной правде строим?

100. Я отвечал: Мой вывод в ряде следствий:
Напрасно не кует природа стали,
И на пустяк нет нужды в сильном средстве.

103. А он ко мне: А если б доказали,
Что надо доказать, дела те худо?[415]
В другом есть доказательство едва ли!

106. – Коль мир поверил во Христа без чуда
Сочту я столь чудесно непонятным,
Что о другом и думать я не буду.

109. Зане ты в поле бедным шел и гладным,
Что ныне только тернием богато,
А прежде было садом виноградным.[416]

112. Потом запела вышняя палата:
Тебя мы песнею прославим, Боже,
На небесах поэмою стократы».[417]

116. И вопрошавший так меня вельможа
С ветвей на ветви и мало-помалу
Подвел меня к последним листьям тоже.

118. – Тот, милость чья твой разум осеняла,
Твоим устам великий был помощник,
Чтобы выразить им все, как надлежало.

121. Ты добрый был великих тайн общник.[418]
Во что ж ты веришь? Мне скажи подробно
И укажи мне веры той источник».

124. – Святой отец! Ты, ныне зреть способный
Все то, во что ты веровал столь страстно,[419]
Что младший бег отстал в пещере гробной!

127. Я молвил: ты настаиваешь властно,
Чтоб свою веру формулой недлинной
Подробно мог я изложить и ясно.

130. Отвечу я: я верю, Бог единый,
Недвижен сам, любовию своею
Есть всякого движения причина.[420]

133. Я в подтвержденье веры той имею
Тьму доказательств, их же перед нами
Являет истина, дождем их сея

136. В Евангелии, в Псалмах и в том, что вами
Написано, которых осеняло
В писании Святого Духа пламя.

139. Я верую в трех вечных лиц; начало
Столь тройственное их – столь единично,
Что к ним и есть, и суть равно пристало.[421]

142. И тайна Божьей сущности привычно
Из тех писаний усвоялась мною,
Являясь многократно и различно.[422]

145. В них ключ, в них искра, в бытие живое
Взрастающая и в моем понятье
Небесною блестящая звездою. —

148. Как примет господин в свои объятья,
Едва дозволив кончить суть рассказа,
Слугу с желанной вестью, – благодатью

151. Своей меня благословив, три раза
Апостольский меня обвил так свет
За речь, что я вел по его приказу;

154. Так по душе ему был мой ответ.

1. Когда угасит эта песнь святая[424]
С печатью от неба и земли,
Меня столь многи годы изнуряя,[425]

4. Вражду, меня держащую вдали
Овчарни, в коей агнцем я ютился,
Враг тем волкам, что буйствуют внутри,

7. Хоть волос мой и голос изменился, —
На родину я возвращусь поэтом
Приять венец у вод, где я крестился;

10. Зане вкусил я веры в месте этом,
В которой духа с Богом сочетанье, —
За что чело мне Петр украсил светом.

13. Тут подошло второе к нам сиянье,
Для нас с наместником Христова трона
Покинувши святых огней собранье.

16. «Узри», – ликуя молвила Мадонна,
Того, кого взыску ют пилигримы
В Галисии, светлейшего барона![426]

19. Как голубки, огнем любви палимы,[427]
Счастливый свой хваля движеньем жребий,
Кружатся быстро около и мимо, —

22. Птенцов величия и славы в небе
Я видел, честь друг другу воздававших,
Хвалившихся об их питавшем хлебе.

25. Приветствия взаимные сказавши,
На месте всякий стал, свой свет великий
В лице умножив, взоры ослеплявший.

28. О, свет святой, – с улыбкой на лике
Сказать моей угодно было Даме, —
Явивший радость нашей базилики![428]

31. Молвь о надежде теми же словами
Как ты о ней был молвить удостоен,[429]
Когда преобразился Бог пред вами. —

34. – Подъемли взор, мой брат, и будь спокоен;[430]
Зане посев, что сделан в смертном крае,
Быть должен здесь окончен и устроен. —

37. Так ясность мне промолвила вторая,
И к светлым поднял я свой взор громадам,[431]
Что мне его давили, пригибая.

40. – Когда наш Кесарь хочет персти чадам
В палате сокровенной настоящей
Дать честь – с своими графами стать рядом —

43. Всю правду знай про этот двор блестящий,[432]
Чтобы зерно надежды насадило
В тебе и прочих мощь любви крепящей.

46. Скажи, что есть надежда? Что за сила
Ее расцвет соустрояет здешний?
Так ясность мне вторая говорила.

49. Блаженная жена, полет мой грешный
Вознесшая на горные вершины,
Предупредила мой ответь поспешно:

52. В воинствующей церкви всей нет сына,[433]
Который был бы столь к надежде годен,
Как кажет мне все зрящий Свет единый.[434]

55. За то ему дозволит суд Господень,[435]
Египет кинув, быть в Ерусалиме,
Хоть от борьбы еще он не свободен.

58. Но с пунктами он справится с другими
Пусть сам, чтобы чрез то могла явиться
Та добродетель тем неоценимей.

61. Твоим вопросом он не затруднится.
Ответ ему послужит не в бахвальство,
Но в помощь – благодатью укрепиться.

64. Как школьник, изучив предмет с измальства,
Готовится сказать в довольстве пущеме,
Чтоб знатоком себя явить начальству. —

67. – Надежда есть – уверенность в грядущем,
Что благодатью Божией дается
Благодаря заслугам предыдущим,[436]

70. От многих звезд мне этот свет лиется,
Но больше всех мне знанья проливает,[437]
Кто Божией хвалы певец зовется,

73. В Феодии своей он возглашает:
Надейся всякий, ведающий имя
Ею – из верных кто ж его не знает?

76. И ты меня ученьями своими
В послании так наводнил до края,
Что дождь его я лью и над другими.[438]

79. Пока я это говорил – сверкая,
Дрожало пламя яркое святое
Так быстро, словно молнья огневая,

82. Добавивши еще: Любовь, какою
Я к добродетели пылаю этой,
Меня сопровождавшей в жизни бое, —

85. От уст твоих иного ждет ответа,
Да объяснишь сполна и ясно мне в нем
Даруемые ей тебе обеты. —

88. – В Писаньи новом, молвил я, и древнем
Душ, с Богом дружных, цель во всей прямизне[439]
Пред взором мне является душевным:[440]

91. Исайя молвил: «На своей отчизне[441]
Свою одежду примем мы двукраты»
И та отчизна будет счастье жизни.

94. Ясней у твоего святого брата[442]
В писаньи, обещающем нам точно
Риз белых облачение в отплату. —

97. Так я сказал, и клик поднялся мощный.
Sperent in te! мне в подтвержденье, всяк
В гирлянде этой возгласил цветочной.

100. И заблистал единый пламень так,[443]
Что целый месяц мог зимою мрачной
Нам день сиять, блести так в небе Рак.[444]

103. Как девушка, в веселости горячной
Сзывая в пляску, подбежит к подругам,
Чтоб честь воздать той пляской новобрачной,

106. Тот пламень, к первым двум, что друг за другом,
Как свойственно любви, в святом их хоре
Пылающей, кружились вечным кругом,

109. Приблизился, их песни песней вторя.
Мадонна-ж, как супруга, неустанно
Следя их с неподвижностью во взоре

112. – Вот тот, кто на груди у Пеликана[445]
Когда-то возлежал, от выси крестной[446]
Исполнить сына важный долг призванный! —

115. Сказавши мне, за ясностью небесной,[447]
Что ее взоры так влечет и манит,
По-прежнему следила повсеместно.

118. И будто тот, кого мечта обманет,
Что солнечное видит он затменье —
Глядя на солнце видеть перестанет,

121. Так я ослеп, вперяя в пламень зренье.
– Нет места здесь твоих исканий цели,
Мне он сказал: К чему ж такое рвенье?

124. Земля земле в моем отдана теле,
Доколь не будем полны мы в том счете,
Как вечные намеренья велели.

127. Два существа лишь здесь в одежде плоти,[448]
Что и скажи ты на земле, пожалуй,
О том, что ищешь ты в такой заботе». —

130. Тогда гирлянда огненная стала[449]
На сложный звук мелодии похвальной,
Что гласов троичность образовала;

133. Точь в точь, назло усталости печальной
Чете двух весел, песней ободренной,
Свисток вдруг стой» промолвит моментально.

136. Ах! как я опечалился смущенно,
Когда я к Беатриче обратился
И не увидел вдруг моей Мадонны,

139. Хоть близь нее в Раю я находился.[450]

1. Ослепнув, я смутился горько духом,
Но из огня, что вспыхнул метеором,[451]
Вдруг голос над моим провеял ухом;

4. И он сказал мне: В ожиданье скором
Минуты той, как зренье возвратится,
Вознаградись за время разговором;

7. Скажи, к чему твоя душа стремится,[452]
И крепко верь, – твои земные взгляды
Ослеплены, но не должны закрыться.

10. Зане Жена, тебя в сей край отрады
Ведущая, могуществом Ананьи
Наделена от Божьего Чада[453] —

13. – Потом иль ныне – пусть ее желанье
Излечит мне глаза, что были входы,
Куда вошли ее очарованья!

16. Во Благе том, Каким сыт без исхода
Весь этот мир, – основа и вершина
Всего, что мне внушит любви природа! —

19. Так голос, что прогнал мою кручину,
Меня подвиг на речь, когда открыта
Была мне ослепления причина.

22. – В мельчайшее теперь просейся сито!
На это он ответил: к цели этой
Чем твой направлен лук? теперь скажи ты.

25. А я: То философии заветы,
В которых мне любви значенье наго,
И с неба сшедшие авторитеты.

28. Зане Бог – благо высшее; а благо,
Поскольку благом в нас оно сочтется,
Любовь воспламеняет шаг от шагу.

31. А что людьми за благо признается
Вне этой сущности святой, – не боле,
Как луч, что от ее сиянья льется.

34. К ней должен быть направлен ум и воля
Всех зрящих, что тем доводам опора —
Свет истины, сияющий оттоле.[454]

37. Такое мненье книгой, по которой
Любовь есть первенец субстанций вечный,
Впервые моему открыто взору.[455]

40. Так и Создатель разумел, конечно,
Как к Моисею рек: до грани крайной
Я в благости откроюсь бесконечной.

43. Так молвил ты, кто с силой чрезвычайной
Благую весть открыл, столь громогласно
Явившую пред нами неба тайны. —

46. – Как разум ват земной велит, согласный
С авторитетом более верховным, —
Пылай к Творцу любовью самой страстной!

49. Другие ж струны не влекут ли ровно[456]
Тебя? и сколькими зубами раны
Тебе еще дает укус любовный? —

52. Орла Христова не укрылись планы
От взора моего; я догадался,[457]
В какие речь мою ведет он страны.

55. – Укусы все, какими направлялся
Мой дух, – я молвил, – к цели вожделенной,
В уме своем я совместить пытался:

58. И жизнь моя и бытие вселенной,
И Бога смерть, чтоб людям возродиться, —
Во что я верю верой неизменной —

61. И знание, – о чем ране говорится, —
Покинуть все меня влекло шиповник
И к розе благородной обратиться.

64. Все листья, коими благой Садовник
Свой красит сад, мне дороги и милы,
Поскольку отражен в них их Виновник! —

67. И Свят, свят, свят! тогда запели Силы
Небесные; и голос их был звонок.
Мадонна ж вслед за ними говорила.

70. И как, когда разбудит свет, спросонок
Та яркость, что тревожит больно зренье,
На перепонку сходит с перепонок;

73. И, устрашен в внезапном пробужденье,
Дотоле глаз неведеньем подавлен,
Пока на помощь не придет сужденье, —

76. Точь в точь был я от всякой мглы избавлен[458]
Мне милых глаз лучами золотыми,
Чей блеск сквозь дали тысяч миль направлен.

79. Глазами видеть став ясней моими,
Спросил я, кто четвертый был свидетель,
Которого заметил я меж ними.

82. – То первая душа, что Добородетель[459]
Первичная создала, средь лучей
С восторгом зрит Того, Кто ей содетель. —

85. Как верх листвы, которую Борей
Склоняет, восклонится тотчас снова
Со всею силою, присущей ей, —

88. Так сделал я, дивясь на это слово,
Смирив желанье, что во мне горело,
Тем, что оно родиться в речь готово.

91. – О яблок, что единый создан зрелый,[460]
О древний праотец, что здесь возвышен,
Кому все жены – дочери! О, сделай

94. Мне милость и да буду я услышан,
Зане ты взором видишь все бесплотным
И пересказ мольбы тебе излишен. —

97. Как иногда волнуются в животном[461]
Настолько чувства, что необходимо
Излиться им в движенье безотчетном, —

100. Свое волненье дух являл мне зримо,
Обильно расточая света волны,
Общенья жаждою со мной палимый.

103. И молвил он: И твой вопрос безмолвный
И жажду знать, которой ты снедаем, —
Как ты земной предмет, – я вижу полно.

106. Все-то в правдивом зеркале мы знаем,
Где следствия все видны и причины
И где ваш всякий помысл отражаем.

109. Ты хочешь знать, с какой поры старинной
Вселен я был Всевышним в кущи сада,[462]
Куда по лествице взведен ты длинной;

112. И долго ль чаровал мои он взгляды,
Какой был повод вышнего презренья,
Какой язык создать мне было надо.

115. Мой сын! причина долгого томленья[463] —
Не то, что плод мои уста вкусили,
А то, что я нарушил повеленье.

118. И там, отколь подвигнут был Виргилий,[464]
Четыре тысячи триста два года
При мне движенья солнца совершили,

121. А девятьсот и тридцать раз обходы
Свои свершить светило дня успело,
Пока средь своего витал я рода.

124. Задолго мой язык погас всецело,[465]
Как люди по Немвродову глаголу
Взялись за неоконченное дело, —

127. Как все, что от людского произвола
Рождается, – все бренно, переходно;
Зане влиянье сфер всем правит долу.

130. Способность в людях к речи – дар природный
Но те или другие речи звуки
Меняют люди так, как им угодно.

133. Пока я не спустился к адской муке
Ею звался тот Верховный на земли,[466]
Чьи к бытию меня воздвигли руки.

136. Потом его уж стали звать Eli.
Так быть должно! людей обыкновенья,
Как цвет полей, цвели и отцвели!

139. На высшем из земных всех возвышений
Жил с часа первого я до такого,
Что следует вторым с того мгновенья,

142. Когда в квадрант вступает солнце новый.[467]

1. – Хвала Отцу, и Сыну, и Святому,
Божественному Духу! – гимн раздался
Столь сладкий, что я весь пришел в истому.

4. Казалось мне, вкруг мир весь улыбался;
Святым восторгом перед ним объятый,
И зреньем я и слухом опьянялся.

7. О, радость! О, блаженство без заката!
О, жизнь в любви, отраде и покое!
О, мир, отсутствием алчбы богатый!

10. Четыре светоча в прекрасном строе
Сияли дружно рядом; но светился
Всех ярче тот, кто прежде был со мною.

13. Едва ли бы Юпитер с ним сравнился,
Когда бы с Марсом, превратившись в птицы,
Он перьями потом переменился.

16. И Провиденье, что своей десницей
Предел кладет и срокам и занятью,[469]
Молчанье их послало веренице.

19 – Дивишься ль ты, – был должен услыхать я,[470] —
Что от стыда я цветом изменен?
Но изменились со мной все братья.

22. Поруган на земле мой трон, мой трон,
Мой светлый трон – Зане пустеет праздно
Перед очами Божья Сына он;

25. И гроб мой сделался клоакой грязной[471]
Убийств и скверны; те, кто с неба пали,
Над оргией глумятся безобразной! —

28. И видел я – все небеса блистали
Смущенья краской, такою ж точно,
Какой заря окрашивает дали.

31. Как та, чья добродетель безупречна,[472]
Краснеет от стыда, когда известно
Ей о падении другой – порочной, —

34. Так Беатриче страдала; небесный
Весь край затмился в тьмы густой покрове,
Какой пал в миг: Господней муки крестной.

37. А Петр речь продолжал, столь грозный в слове
И голосом столь измененным дрожью,
Что не был самый вид его суровей:

40. – Не для того супругу Сына Божья[473]
Я, Лин и Клит, мы кровию питали,
Чтобы срамить ее алчбой и ложью;

43. И не затем любовно проливали
Сикст, или Пий, или Каликст с Урбаном
И кровь, и слезы скорби и печали,[474]

46. Чтобы питомцам нашим, христианам —
Бесстыдством там воссевших вслед за нами
Направо и налево быть разодранным;[475]

49. Иль чтобы мне врученными ключами
Приосенивши их мечи, на брата,
На христиан вражды воздвигнуть знамя;

52. Иль чтобы стал я оттиском печати,
Скрывающей претензий лживых груду,
Так что мне стыдно дара благодати!

55. Под пастырской одеждой волки всюду
Скрываются и истребляют стадо.
О, Божий суд! Доколе ждать я буду?[476]

58. Кровь нашу пьет Кагор, Гаскони чадо.[477]
Прекрасное начало! Для чего же
Тебе прийти к концу плохому надо?[478]

61. Но славе мира прежде Промысл Божий,
Пославший Сципиона для защиты,
И ныне Риму, знай, поможет то же.

64. А ты, мой сын, коль скоро вновь к земли ты
Воротишься, то возвести угрозу,
Не скрой того, что мной тебе не скрыто. —

67. Как хлопья пара в воздухе с морозу
В снег превратятся в месяце, в котором
Небесную обнимет солнце Козу,[479] —

70. Такое ж превращенье было с хором
Сих испарений, полных ликованья,
Что с нами обменялись разговором.

73. И я следил за формой их сиянья
До самой середины непрерывно,
Где двигаться мешало расстоянье.

76. И голос Водчей слышал я призывный:
Взгляни, взгляни, склонивши взоры ниже,
Какой мы поворот свершили дивный!

79. Я опускаю очи в миг и вижу,
Что всю дугу мы протекли обратно,
Что первый климат делает, – не ближе!

82. Я вижу путь Улиса святотатный[480]
И брег, где перед прочей ношей всякой
Европа стала самою приятной.[481]

85. Немного больше б я узрел однако,[482]
Но под моими солнце шло ногами
Уж одного немного далей знака.

88. Влюбленный ум моей прекрасной Даме
Вослед летел; в алчбе душа горела —
Ее красой упиться вновь очами.

91. Когда природы иль искусства дело,
В живом лице или в изображенье,
Глазами душу изловить умело, —

94. То это все еще ничто в сравненье
С сиянием ее улыбки милой,
Божественной отрады отраженья!

97. Улыбкой той дарованная сила,
С гнезда подъемля Леды, верховодно[483]
Меня к быстрейшей сфере устремила,

100. Которой так все части однородны,
Что я сказать теперь не в состоянии,
Куда меня ей было взнесть угодно.

103. Она ж, мое увидевши желанье,
Рекла с такой улыбкой, что Всевышний
Как бы сиял в ее ликовствованьи:

106. Движения природа неподвижно
В средине здесь источник свой имеет,
Отсюда изливаясь сфере ближней.

109. Ни в чем другом то солнце пламенеет,
Как в разуме божественном, откуда
Любовь с движеньем, что любовь ту сеет.

112. Любовь и свет вокруг него отовсюду,
Как этот круг вокруг всего – Единым
Объят Творцом, Его созданья чудо.

115. Движенье то посредственным причинам
Не подчиняется, но правит всеми,
Как целое начальник половинам.

118. И можешь ты теперь понять, как время
Свои пустило в этом небе корни,
Меж сферами листву имея теми.[484]

121. Что ж может быть презренней и позорней[485]
Алчбы гой гнусной, жадности той гадкой,
Влекущей вас к своей пучине черной?

124. Так воля расцветает в смертных кратко,[486]
Но превращают скоро в вашем свете
Дожди в терновник, – плод сначала сладкий!

127. Невинность с верою хранят лишь дети:
Чуть появился пух лишь у подбрадий, —
Уж добродетели исчезли эти!

130. Тот чуть лепечет – и томится в гладе,[487]
Не в силах будучи свою утробу
Насытить всласть, разнузданности ради.[488]

133. Иной младенцем любит мать – и злобу
Такую к ней возросши ощущает,
Что рад ее скорей приблизить к гробу!

136. Так дочь того, кто свет нам доставляет[489]
Пришедши, уходя же мрак оставит, —
Лик белоснежный черным помрачает.

139. Чему ж дивиться? Кто землею правит?
Затем то и ваш глаз так часто видит,
Что род весь человеческий лукавит.

142. Но из зимы совсем январь не выйдетъ
Виною небрегомой вами сотой,
Как ход иной на эти круги снидет;

145. Фортуной, жданною с такой охотой
Корма на место носа повернется,
И прямо будет направленье флота,[490]

148. И добрый плод за цветом разовьется!

1. Так, истину о тягостной вскрывая
Несчастных смертных жизни настоящей,
Она мой разум возводила к Раю.

4. И словно ране в отраженьи зрящий, —
Чем в мысль или в глаза ему явится, —
Внезапно факел, в зеркале горящий,

7. Спешит взглянуть назад, чтоб убедиться,
Что видимость с действительностью боле,
Чем с музыкой напев пригодны слиться;

10. Так я от глаз прекрасных тех, – отколе[491]
Меня любовь, в союзе с ними в сети
Поймала и мою связала волю, —

13. Взор отвратил и вот явились мне те
Явленья, что лишь внятны тем, кто сами
Проникнуть были в силах в сферы эти.

16. Я в точке зрел пронзительное пламя[492] —
И перед острием его ослеп
Сожженными его огнем очами.

19. Мельчайшие из звезд небесных все б[493]
Сияли, с ней поставленные рядом,
Крупнее, чем перед звездами Феб.

22. Как вкруг луны блестящая ограда
Появится полуночной порою,
Когда сгустится круг паров и чада, —

25. Вкруг точки круг вращался с быстротой
Такой, что неба быстрое движенье
Наверно бы он перегнать мог вдвое.[494]

28. Другой за ним на том же протяженье,
И третий, и четвертый вслед, и пятый;
За пятым вслед, шестой сиял в круженье;

31. За ним седьмой, столь далеко разъятый,
Что узкою посланница Юноны[495]
В сравненье с ним казалась бы стократы.

34. Восьмой за этим, боле замедленный
В движенье, и девятый – самый косный,
Всех более от искры удаленный.

37. Всех чище свет в кайме огнеколесной
Той был, чьи удалялись обходы
От искры ближе всех огненосной.

40. Мадонна ж утолила мне невзгоды
Неведенья; От точки сей срединной
Зависят небеса и вся природа.

43. Коль медленнее всех круг самый длинный
И всех быстрей при этом самый краткий, —
Их водчая – любовь тому причиной.[496] —

46. Я отвечал: Когда б в таком порядке
Был зримый мир расположен, я верю,
Мне эти объясненья были б сладки.

49. Но сферу тем верховной в большей мере
Мир чувственный показывает целый,
Чем дальше путь от центра к этой сфере.

52. А потому, коль знанья жажде смелой
Есть утоленье в херувимском храме,
Которому любовь и свет пределы,

55. То я узнать стремлюся тем упрямей,
Что копию с своим оригиналом
Несходной ныне вижу я очами. —

58. – Коль силы нет твоим перстам усталым
Сей узел развязать, тогда не диво,
Что стянут он усилием столь малым, —

61. Она в ответ, – приемли ж мой нелживый
Рассказ о том; но чтоб остаться сытым,
Полнее напряги твой ум пытливый.

64. Что до миров вещественных – круги там
Кольцом раздались, узким иль широким,
Согласно силам, в тех кругах разлитым

67. И добродетель большая – истоком
Благ больших служит; благо же большое
В пространстве боле действенно далеком,

70. И больше в круге, правящем собою
Вселенной всей движенье и устройство,
Любви и знания, чем в прочем строе;

73. А если ты в вниманье примешь свойство,
А не пространство, то недоумений
В тебе навеки стихнет беспокойство;

76. И ты увидишь ряд соотношений,
Закону сочетания послушных
Большого с большим, малых – с тем, что меней. —

79. Как в эмпсфере областей воздушных
Не тускнет свет созвездий вышних чистый[497]
От веяний Борея меней душных,

82. Но лишь туман рассеян будет мглистый,
То всею красотой на мир наш дольный
Вдруг улыбнется свод небес лучистый, —

85. Так был и я, ответами довольный
Прекрасной Дамы; правда мне сияла,
Как луч звезды в лазури неба вольной;

88. И лишь ее беседа перестала, —
Вмиг, словно сталь, растопленная в горне,
Система вся кругов блестящей стала.[498]

91. Рождали искры искры, к выси горней
Взносясь в таком числе, что сам шахматные
Изобретатель не считал проворней.[499]

94. Неслось от хора к хору перекатно
«Осанна!» в самый центр, что, неподвижен
Сам, этот мир весь движет необъятный.

97. А зревшая, как разум мой принижен[500]
Незнаньем, мне рекла: То херувимы
И серафимы, к коим центр приближен.

100. Чтобы с ним сходствовать, неодолимо[501]
Влечет их цепь любви, столь близко дружной
С ступенью, в сходстве ими восходимой.

103. Наполнен сей триады круг наружный
Престолами божественного взгляда,[502]
Собой замкнувши первый ряд окружный.

106. Им в истину полней внедряться надо,
Где мир себе приемлет пониманье,
Чтоб испытать тем большую отраду.

109. Отсель поймешь ты – счастье в познаванье,
А не в любви, которой появленье
Есть следствие лишь в нем преуспеянья.

112. А познаванье есть вознагражденье,
Которым небо подвиг награждает;
Оно ж ведет ступень вслед за ступенью.

115. Другая тройца, что произрастает
Среди весны сей радостной и вечной,
Ее ж ночной Овен не обнажает,

118. Осанна! воспевает бесконечно,
Звучащее по трем различьям счастья
На три напева радости сердечной.

121. Здесь три семьи Богов: сначала Власти, —
А во втором кругу Господствий слава,
И Силы пребывают в третьей части.

124. А в предпоследних двух – Начал держава;
Архангелов вослед за ними домы;
В кругу последнем – Ангелов забавы.[503]

127. Их взоры, кверху Господом зовомы,
На дольный мир влияньем облеклися,
Все за собой влача, одним влекомы.

130. Их различил и видел Дионисий
С такою вещей; ясностью во взоре,
Капая нам доступна в этой выси.

133. С ним разнился в порядке их Григорий,[504]
Но над собою сам потом смеялся,
Когда впервые стал он в этом хоре.

136. Я не хочу, чтоб так ты удивлялся
На их познанья смертными пример:
Ему открыл их, кто сюда вздымался[505]

139. И знал другие тайны этих сфер.

1. В минуту, как в единый неба пояс[506]
Латоны дети обняты любовно,
В нем под Весами иль Овном покоясь,

4. Зенит на вышине их держит ровно;
Потом они теряют равновесье,
Переменившись эмисферой словно.

7. Улыбку Беатриче в наднебесьи
Так точки приковала красота,
Которою был очарован весь я.

10. Потом она отверзла так уста;
– Что хочешь знать, все вижу я неложно
Там, где слились все как, где и когда.

13. Не совершенствуясь, – что невозможно,[507] —
Но чтоб полнее блеск ее убранства
Я существую мог сказать, умножен,

15. Вне времени витая и пространства,
Жизнь девяти любви разрядам разным
Дало любви предвечной постоянство, —

19. Не потому, чтоб прежде было праздным:
Ни встарь, ни после, бывший безустройствен,
Не наблюдал мир в хаосе бессвязном.

22. Материя и образ, что ей свойствен,
Единым актом созданы, – хоть стрелы.
Тройного рода, как и лук сам тройствен.

25. Как в маосе хрусталя иль стекол белой
Между паденьем света интервала
Нет и меж разлагаемостью целой, —

28. Трекформного явления начало,
Вполне и вдруг восстав, в миг самый краткий,
Из творческого лона воссияло,

31. Тогда же установлены в порядке
Те сущности, на мировой вершине,
В ком действенности чистые зачатки.

34. Способность (стала ниже; по средине
Матерья с формой слиты неделимо,
И неразрывен этот узел ныне.

37. За многие века, по Ерониму,
Был создан раней мир духов бесплотный,
Чем мир другой, вещественный и зримый.

40. И правду, мной открытую охотно,
В Писании найдешь ты многократно,
Когда ее поищешь ты заботно.

43. Отчасти это разуму понятно:
Не допускает он без совершенства,
Так долго быть семье их благодатной.

46. Узнавши, как возникнул для блаженства.
Сей мир, из моего повествованья,
Твоих желаний гаснуть три главенства.

49. Скорей, чем двадцать ты сочтешь, – созданья[508]
Часть некая отпала и смутила
Мир, высший в дерзостном своем восстаньи.

52. Другая-ж часть вошла с тем большей силой
В движенье, не преставшее и ныне,
Которое тебя так восхитило.

55. Падения же ключ – того гордыня,
Безумная и дерзкая отвага,
Кого всей тягой давит мир в средине.

58. Здесь видишь ты от дерзостного шага
Пребывших верными и признающих,
Что знанье – дар божественного блага.

61. Во взглядах их, столь полно счастье льющих
По благодати и по их заслугам, —
Ты познаешь их всех, как с волей сущих.

64. Но не томись сомнения недугом!
Знай, что любовью нераздельно слиты
Заслуга с благодатью друг с другом.

67. Но свойственны, – как учат в вашей школе
Для ангельской природы благодатной
И память с восприятием, и воля.

70. Скажу, чтоб стала для тебя понятной
Вся правда, на которой заблужденьем
Наложены столь тягостные пятна.

73. Те сущности, блаженны лицезреньем
Творца, не отвращаются от лика,
Пред коего ничто не скрыто зреньем.

76. Их взгляд не прерван новизною дикой,
В них нет воспоминанья, – нераздельно
Их мысль погружена в сей свет великий.

79. Снам на земле потворствуют бездельно,
Иль веря иль не веря им; конечно,
Коль первое не срам, то ложь всецельно!

82. Единый путь покинув, разум грешный[509]
Блуждать готов, когда вас увлекает
Мысль лишь о том, как сделать облик внешний.

85. Ha заблуждения людей взирает
Без осужденья Вышний и не строго
Когда Писанья то не искажает

88. Чтобы его посеять в мир, так много
И крови было надобно и пота!
Блажен, смиренно следующий. Богу!

91. Увы! Казаться мудрыми забота
Вас портить: где в Евангельи ни слова, —
В проповедях сплетаются тенета!

94. Тот молвит: в миг страдания Христов:
Луна назад вернулась, пленкой мрака
На светоч солнца наложив покровы.

97. Другой, – что свет исчез в то время всякий
И что испанцы, так же как индусы,
Во тьме в тот миг остались одинако,

100. И стольким Лапи не найтись, клянуся,
Иль Бинди средь нам родственного, града,
Как много небывальщин в этом вкусе!

103. И, ветром вздуто, зачастую, стадо[510]
Несытым в хлев воротится надменно;
Но их неведению нет пощады.

106. Не небылицы сеять во вселенной
Христос отправил монастырь свой малый
Но дал им тему истины священной.

109. И им она так сильно прозвучала,
Что если их вражда и опорочит,
Она им щит и крепкое забрало!

112. Острит вития, слушатель хохочет;
Как шутовской колпак поднялся клобук, —
И ни о чем заботиться не хочет;

115. Но мой народ, кто с клобуком бок о бок
Гнездо свивает птичкой перелетной,
Он верит отпущеньям испкл робок!

118. Вот отчего как развелось несчетно.
Безумия без веры, без просвета, —
Что обещаниям верит беззаботно.

121. Свинья Антония тучней чрез это
И. те, кто с ней в сравненье – хуже много
И без чеканки раздают монету.

124. Но после длинных отступлений строго —
Чтоб сократить себе и путь, и время, —
Взор на прямую впредь направь дорогу.

127. Столь численно природы этой семя,
Что, следуя за ними вглубь ли, ввысь ли,[511]
Их не оиояшсюгь уж пулями всеми!

130. Имея речи Даниила в мысли[512]
О тысячах, не понимай их точно,
Но словно не исчисленное числи.

133. Первичный свет во всей природе мощно
Разлит, – не только светит плоти с кровью,
Но в многом он блистает животочно;

136. Как созерцанье об руку с любовью, —
Ея огонь то много, а то мало
Является в них, глядя по условью.

139. Пойми ж величье Вечного Начала,
Светящего сим бытия вершинам
Чрез многие различные зеркала, —

142. «Оставшись несмотря на то единым!»

1. Шесть тысяч миль к востоку полдень дальний
Приводит утро к нам; зарей облитый,
Мир клонит тень почти горизонтально;

4. И много звезд, сияющих с зенита,
Уже в безбрежной неба середине
От наших глаз сияньем сокрыто;

7. И с приближеньем светлой дня рабыни
Темнятся небеса от света к свету
До первосвета в глуби ярко-синей;

10. Так праздник, вкруг слепящей точки этой —
Играемый всегда и ежечасно,
И как бы тем, что он одел, одетый —

13. В моих глазах потух; и мглой неясной.
Закрытые глаза мои хотели
В Вожатой обновиться вновь прекрасной

16. Когда б все, что о ней я рек доселе,
В хвале одной сойтись было готово,
Все б это было меней чем на деле.

19. Перед красой ее, возросшей снова,
Мое воображение так немо,
Что лишь Творца ее опишет слово.

22. Сознаюсь, местом сим моей поэмы
Я ныне побежден столь безнадежно,
Как то понять не можем на земле мы.

25. Как глаз томит луч солнца белоснежный
И ослабляет взор, – не так едва ли
Ослабла память с той улыбки нежной.

28. С мгновенья, как черты, ее предстали,
Впервые мне, – их воспевать упрямо
Досель мои стихи не уставали,

31. Теперь я пред красой, прекрасной Дамы
Художнику подобен, что пред гранью
Искусств – в бессилье сознается прямо

34. Ее я предоставлю воспеванье
Трубе славнейшей и спешу начатый
Тяжелый подвиг свой окончить ранней.

37. Она ж рекла, как опытный вожатый;
– В круг, из лучей чистейших состоящий,
С славнейшего из тел вошел сюда ты, —

40. В бесплотный свет, любовию кипящий
Любовью к истине, как и отрадой,
Отрадой, все и всех превосходящей.[514]

43. Тебе предстанут здесь блаженства, чада,
В том самом – древнем новейшем строе
Как на последний суд предстать им надо. —

46. Как молния, вдруг лучом окрестность кроя,
Способность она видеть отнимает.
И станет глаз наш слеп и на большое, —

49. Так этот свет, который ослепляет
Земные очи, яркий без покрова,
Скрыл от меня все то, что окружает;

52. – Любовь, от коей мир рожден наш, новым,
Пришельцам всем такие шлет приветы,
Чтоб сделать воск к горению готовым. —

55. И лишь меня достигло слово это.
Как я сознал, – как бы превознесенный
Над собственною силою, согретый

58. Святым восторгом жизни обновленной, —
Что в небе не найдется свет столь чистый,
Какой не снес бы глаз мой напряженный!

61. Я свет узрел, как гладь реки лучистой
Меж берегов, украшенных богато
Каймой растений чудных пестролистой.

64. Живые искры сыпала река та,
Что искрились в цветах каймы прибрежной,
Точь в точь рубин с оправою из злата.

67. Средь ароматов сих в истоме нежной,
Их вновь себя впитая, вновь их бросит
На луг цветной – поток сей быстробежный.[515]

70. – Та жажда, что себе ответа просит
О том, что зренью твоему предстало,
Тебя подъемлет, мне ж восторг приносит.

73. Но надо, чтоб испил ты струй сих мало,
Да эта жажда утолится сразу.
Так солнце глаз моих на то сказало. —

76. Река и льющиеся из нее топазы,
Улыбки трав и аромат сей чудный —
Преддверье правды, скрытой все ж для глазу;

79. Не потому, чтобы понять то трудно,
Но сам твой разум, не довольно чуткий,
Их не постигнет, спящий непробудно —

82. Не так к сосцам питающим малютку
Поспешно побуждают торопиться
В час корма настояния желудка, —

85. Как я свои преобразить зеницы
Спешил в столь совершенные зерцала,
Склонясь к струям, чтоб силой в них упиться.

88. И – чуть был кончик век омочен мало,
Река, что мне сперва являлась длинной,
Отныне круглой предо мной предстала.

91. Точь в точь как люди, скрытые личиной,
Преобразятся, внешности заемной,
Лишившись, вида нового причины, —

94. И искры, и цветы, и запах томный
Удвоились, и без покровов оку
Предстал полк Божий двойственный огромный.

97. О, свет святой, явивший мне высокий
Триумф господства истинный
Уменье Дай мне сказать о том внизу глубоко!

100. Там выше свет сияет для творенья,
В котором Божество для твари зримо;
Там все живится в Божьем лицезренье!

103. И свет тот стлался в круг неизмеримый,
Широким мне казавшийся излишне,
К движений солнца кругу применимый;

106. И все, что в мире видимо иль слышно,[516]
Есть отблеск, коим Двигатель Первичный
Блистает от начальной силы вышней.

109. Как холм, каймой растений пестроличной
Обрамленный, склонясь над гладью водной
Любуется на свой убор отличный, —

112. Кругом – кругом реки той огнеходной,
В ней отразясь стократно, длинной снизкой?
Являлся сонм избранных благородный.[517]

115. Коль это небо в части самой низкой[518]
Так пышно, ослепительно сияло,
Что ж в области, всех боле к Богу близкой?

118. Ни ширь ни даль от ока не скрывала
Сей прелести: оно, блуждая мимо,
Количественно праздник усвояло.

121. И в отдаленьи там равно все зримо!
Где Божий без посредства отпечаток,
Законы естества неприменимы.[519]

124. В глубь Розы, что листками расцвела так,
Гимн порождая ими благовонный
В честь Солнца, в коем их весны начаток, —

127. Меня войти подвигнула Мадонна, —
Молчальница, кому вещать бы надо!
– Вот сонм, в одеждах белых облеченный![520]

130. Любуйся широтой святого града
Взгляни, как ряд в нем переполнен всякий,
И вам в нем мест немного, персти чада?[521]

133. В седалище, где царственные знаки,
Теперь тебе приют достойный явлен,
Где сядет – до тебя – на этом браке

136. Великий Генрих, на земле прославлен[522]
Тем, что на край направит он удары,
Что так озлоблен весь и излукавлен;[523]

139. Но жадности слепой творят вас чары
Подобными ребенку, что с укором
Кормилицу прочь гонит с злобой ярой.

142. Префект воссядет на Господень форум,
Что запятнает сам себя заране
И тайным и открытым с ним раздором.

145. Не долго Бог его в священном сане
Почтит – и в бездну кинет, где прияли
Волхв Симон с братьей горечь воздаяний, —

148. Аланца же еще утопит дале!

1. И вот как ныне предо мной являлся —
Как белоснежной розы цвет блестящий —
Полк, с коим Агнец кровью сочетался;[524]

4. А полк других, летающий и зрящий
И гимн любви поющий, в них зажженном,
И благости, такими их творящей, —

7. Точь в точь рой пчел, в цветах распределенный,
Иль возвратящийся к родному крову,
Чтоб плод трудов оставить благовонный, —

10. То опускался в глубь цветка большого,
То к точке, – цели их любови страстной, —
С листков цветочных возвращался снова.

13. Их лик казался мне как пламень красные
Их крыльев цвет – цвет золота прелестны!
А с остальным равнялся б снег напрасны

16. И сеял их полет черезлепестный
В движеньи, чрез их крыльев опахала,
Приемлемый от Бога мир небесный.[525]

19. Хоть меж цветком и Богом пролетала
Пернатая семья их, но для взгляда
Ни широте ни блеску не мешала,

22. Зане сей блеск, поскольку это надо
Во освещенье мира, так поставлен,
Что всюду нипочем ему преграды.

25. И в сонме сем блаженном, что составлен[526]
Из древней и из новой половины,
Взгляд, как любовь, воедино был направлен.

28. О свет троякий, что звездой единой
Чарует взор и дух покоит властно,
Проглянь на наши бури и кручины!

31. Как варвар с берегов, что равночасно[527]
Геликой покрываются, за чадом
Бегущею всегда с любовью страстной,

34. Дивится Риму и его громадам, —
И Латерану, что из рода в роды
Над всем земных прославлен, – то как надо

37. От персти мне дивиться переходу
К божественному, к вечности от срока,
От Флорентийцев к правому народу!

40. Как поражен я должен быть глубоко!
Безмолвны стали в этом удивленьи
И слух мой и мои уста и око!

43. И как паломник входит в восхищеньи
В храм, где исполнились его обеты,
О нем рассказов чуя предвкушенье, —

46. Так я, живое пламя видя это,
Вверх, вниз и вкруг пронизывал глазами,
Читая в лицах милости советы,

49. Блаженными пронизанных лучами,
С улыбкой, жизни свойственной загробной,
И полных всеми добрыми делами!

52. План общий Рая охватить способный,
Ни на какой его отдельной части
Остановиться я не мог подробно, —

54. И повернулся к Даме, в новой страсти
Познания, чтоб разрешить сомненья,
Меня державшие в обычной власти.

58. Так ждал я, – но иначе исполненье!
Не Беатриче, – старца пред собою
В одежде света зрел я в то мгновенье.

61. Благоволенье зрелось в нем такое,
И столько в взгляде было ликованья,
Что как отец он нежен был со мною

64. – А где ж она? извлек я восклицанье.
– Я послан Беатриче, он ответил,
Чтобы исполнить все твои желанья.

67. Круг третий в ряде, что всех боле светел,
Ее делам приличный, в этом крае
Ее теперь вместил. – Я не ответил,

70. Воззрясь туда, где виделась святая,
Из отражений вечного светила
Себе венок сияющий свивая.

73. От недр небес, где грома дремлет сила,
Едва ль столь протяженно отдаленье
До недр морей неуследимых было,

76. Как Беатриче до меня; но зренье
Преграду дали перешло, на вежде
Ее изобразивши отраженье.

79. – Жена святая, жизнь моей надежде!
Ты удостоила, меня спасая,
В аду свои следы оставить прежде.

82. Твоя благожелательность святая
Меня в моем руководила ходе
До этого блаженнейшего края.

85. От рабства ты ведешь меня к свободе
Путей всех совокупностью целой,
Какия есть в моей земной природе.

88. Храни любовь, которую имела
Досель ко мне, до страшного мгновенья,
Когда душа отделится от тела! —

91. Так я молил; на это в отдаленьи
Ее улыбки светоч был мне явлен, —
И в Бога вновь ее вперилось зренье.[528]

94. – Дабы полнее был твой путь прославлен
Его концом, мне молвил старец, надо
Чтоб ты мольбой с любовью был направлен.

97. По этому взлетая взором саду,
Горе ты устремляй его усердно,
Да вечный свет возмогут вынесть взгляды,

100. И Дева, к коей я нелицемерной
Любовию горю, тебя богато
Ущедрит; я ж – ее, Бернард я верный.[529]

103. Как путники далекие – Кроаты[530]
Умильно смотрят нашу Веронику,[531]
Благоговением немым объяты,

106. И восклицанье не сойдет с языка:
– О Иисусе, милосердный Боже!
Вот Твоего изображенье лика»!

109. Таков и я, немой, пред тем был тоже,
Кто на земле был горним равносущен,
С духами в неземном экстазе схожий.

112. – Сын благодати! молвил он: допущен
Не будешь в Рай ты, – будь тебе известно, —
Коль не престанет взгляд твой быть опущен.

115. Но в даль смотри и в высший круг небесный,
Пока не узришь ты престол Царицы,
Которой предан весь сей сонм прелестный.

118. Я поднял взор – и будто свет денницы
Вечерней превосходит свет авроры, —
Пока я тщился взором возноситься,

121. Подъемлясь будто из долины в гору,
Узрел одно я место небосклона,
Слепившее всех прочих ярче взоры.

124. Как там, где ожидают – Фаэтона
Сведенную оплошностью упрямой, —
Повозку, небо ярче освещено,

127. А далее – темней; так орифламма[532]
Спокойная, пред коей все тускнело,
Виднелася мне посредине прямо.

130. Сонм ангелов ширококрылых белый,
Различных блеском, внешностью и славой,
К средине той стремился стаей целой.

133. Улыбкою их песни и забавы
Встречала Красота, восторгов пламя
От всех святых собрав к себе по праву.

136. Будь мыслью я богаче, чем словами,
Я не осмелился бы, упоенный,
Восторг изобразить, что рос пред нами.

139. Бернард, меня увидев углубленным
В предмет своей любви, что было мочи
В него вперился взором напряженным,

142. Чем и мои воспламенил он очи.

1. И созерцатель, в счастье утопая,[533]
Учителя долг принял добровольно,
Святой беседой все мне объясняя.

4. – Умащенный Марией сердобольно, —
Красавицею, у ног Ее сидящей,
Впервые мир был окровавлен больно.
7. Круг третий, из седалищ состоящий,
Как видишь сам, вместил с Рахилью старой
Ту, кем ты в край ведом был настоящий.

10. Ревекка с ними, и Юдис, и Сара
С прабабкой, чей потомок и пророк
Помилуй! пел, испуган правой карой.

13. Чтоб ты подряд их всех увидеть мог,
Я называть их буду постепенно,
От лепестка сходя на лепесток.

16. С седьмого ряда донизу в блаженный
Хор, как и сверху до седьмого ряда,
Еврейские повсюду слиты жены.

19. Затем, что следуя на Агнца взгляду,
Которому нас учит Божье слово
Они – священных ступеней ограда.

22. Где лепестков развитие готово, —
Помещены те, кто спаслися, веря
В грядущее пришествие Христово

25. Где ж лепестки еще не в полной мере
Развиты, тем Христа страданье, явно
Открывшееся, в Рай открыло двери;

28. И как отсель престолом Девы славной
И прочими приютами раздрано
Пространство на отделы столь неравно, —

31. То против – место почести, возданной
Пустыню, смерть страдальца, муки ада
Два года вынесшему Иоанну.

34. А ниже вслед твои увидят взгляды
Франциска, Бенедикта, Августина
И прочих, до сих мест сходя по ряду.

37. Дивись теперь божественной причине,
Открывшей, дополняя их друг другом,
Рай той и этой веры половине;[534]

40 Знай: в стороне, с черты за этим кругом,
С плодом, разрезанным на двое сходной,
Нет никого по собственным заслугам;

43. Но по чужим, – скорее земнородной
Их плоти вынужденные лишиться,
Чем выбор совершить могли свободный.

46. Внимание на младенческие лица
Вперив и звук младенческого слова,
Ты мог бы тотчас в этом убедиться.

49. Вот ты теперь сказать боишься снова.
Но будь свободен! Я разрушу вмале
Лукавого сомнения оковы.

52. Средь этих царств обширности и дали
Случайное настолько ж необычно,
Как голод или жажда иль печали.

55. Здесь властвует во всем закон первичный,
Проникнув всюду полно и глубоко;
Как перстень пальцу, месту все прилично.

58. Дух, жизни истинной вкусив до срока,
Вселен бывает здесь, различно стоя,
Иль более иль менее высоко.

61. Царь это царство держит столь в покое
И так его своей любовью холит,
Как не дойдет желанье никакое;

64. Создав для радости духов, изволит
Он разно наделять их благодатью, —
И пусть тебя тот вывод удоволит.

67. Писанье вам о сем даст понятье,
Открывши, как средь матерней утробы
Уже от гнева трепетали братья.[535]

70. И Провиденье мзду воздать могло бы
Хотя б за цвет волос, узнав заране
В них признак добродетели иль злобы.

73. Так удостоен здесь различной дани
Возмездия, той иль другой ступенью,
Зародыш не свершившихся деяний.

76. Сперва довольно было для спасенья
Немногого, и награждалось – сыном
Отцовской веры доброе храненье.

79. Настал конец тем временам старинным —
Обрезание надобно дитяти
К развитью сил его крылам невинным;

82. А дети, в наше время благодати,
В преддверье Ада вселены, Христова
Крещения не получив печати.[536]

85. Взглянь на лицо теперь, что на Христово
Похожей всех; оно окажет милость
До лицезренья взвесть тебя Христова. —

88. И то лицо так радостью дождилось,
Несомой сонмом сих благих созданий,
Все множество которых к Ней стремилось, —

91. Что все, увиденное мною ранней,
Восторги не внушало мне такие
И стольких не дало очарований.

94. И та любовь, которая впервые
Рекла: Ave Maria, gratia plena!
Пред Ней раскрыла крылья золотые.

97. Со всех сторон на эту кантилену,
Ей вторили блаженных душ глаголы,
Возвыся лик тем боле просветленный.

100. – Святой отец, оттоль сошедший долу,
Где серафимским сопричастный хорам,
Поешь ты близ небесного престола!

103. Скажи, молю, кто ангел тот, в котором
К Царице порывается вся сила,
С такой любовью в Ней вперившись взором? —

106. С таким вопросом я прибег под крылы
Того, кто Девой просветлен прекрасной,
Точь в точь заря от дневного светила.

109. – Мощь с благодатью, ангелам причастной.
Как и душам, – как то желанно всеми
Из нас, – он рек, – слилися в нем согласно…

112. Зане принес он пальмы ветвь в то время,
Пред Девой с вестью став благословенной,
Как Сын Господень поднял плоти бремя.
115. Приблизься же теперь и постепенно,
По исчисленью, замечай глазами
Патрициев империи священной.

118. Те двое, что сидят вверху над нами,
Что к Августе приближены наградно,
Как бы служа для Розы сей корнями, —

121. То праотец, плода вкусивший жадно,
Род человеческий за прегрешенье
Заставивши томиться безотрадно.

124. Другой из них, в противном направленье, —
То пастырь церкви древней знаменитый,
Приявший ключ сей Розы во владенье.

127. Провидца можешь видеть невдали ты[537]
Того, кто видел будущую славу
Супруги, крестной мукою добытой.

130. А далее тот муж, под чьей державой
С небес питаем был чудесно манной
Народ неблагодарный и лукавый.

133. Насупротив Петра ты видишь Анну,
Столь счастливую мать, что, неподвижно
Уставясь взором в дочь, поет Осанну.

136. Ряд к праотцу семьи великой ближний,
Вмещает ту Лючию, чье старанье
Тебя с дороги отвело облыжной.

139. Высокий сон твой близок к окончанью,[538]
А потому ты, как портной умелый,
Крой по остатку, бережливый с тканью;

142. И в Первую Любовь попытку сделай
Взор устремить, чтоб мог твой вынесть взгляд,
Проникшийся сияньем, свет сей целый.

145. Но, чтобы ты не двинулся назад
И крыльями не двигал бесполезно,
Мня возлетать, – стремлением объят —

148. Той милости прославленную бездну,
Что в силах взнесть, со мною призови
И слейся сердцем всем с молитвой слезной. —

151. И вот молитвы начал он свои.[539]