Андрей Посняков

КАПИТАН-КОМАНДОР

Глава 1

Чарлстон. Южная Каролина

Быстрый Гонсалес

— Плыви, плыви, милая!

Сеньор Андреас Громахо — Андрей Андреевич Громов — попытался было помочь своей спутнице, но та отмахнулась, заулыбалась весело, бросила по-каталонски:

— Не надо! Я хорошо плаваю, ты же знаешь. Смотри, еще и тебе помогу. А вообще-то…

Девушка вдруг наморщила носик, фыркнула, ненароком глотнув из набежавшей волны водицы. — Вообще-то, мы куда плывем? И что это за мост такой странный?

— Обычный мост, — Громов перевернулся на спину — немного передохнуть — и помахал девчонке рукой. — Устала?

— Нисколечко! Только вот где наш корабль? Что-то не видно.

Еще бы не видно… Молодой человек улыбнулся, он прекрасно знал, что произошло пару минут назад с ними обоими. Знал и пока еще не придумал — как сказать любимой девушке, Бьянке. Точнее — баронессе Кадафалк-и-Пуччидо, юной синеглазой бестии с длинными каштановыми волосами и гибкой фигуркою, рожденной… гм-гм… году так примерно в тысяча шестьсот восемьдесят шестом!

Две минуты назад… впрочем, уже — три… они, взявшись за руки, прыгнули в море с высокого борта трехмачтового судна под названием «Красный Барон» — «Барон Рохо», — прыгнули специально, чтобы вернуться назад, в свою эпоху, вернее, в свою эпоху вернулся Громов, баронессу же просто прихватил с собой, как бы цинично это ни звучало. Просто не мог расстаться с любимой женщиной, не смог оставить, бросить на произвол судьбы: баронесса, это в прошлом, а потом вдова, жертва сектантов, гонимая преступница и едва не угодившая на костер ведьма!

На костер-то ее именно здесь хотели отправить, в Чарлстоне или в Чарльз Тауне — городе короля Карла — как именовался Чарлстон в начале восемнадцатого века. Громов угодил туда, спасая одну девушку, так похожую на Бьянку. Взобрался на борт «Барона Рохо», схватил Владу (так звали девчонку) за руку, прыгнул… И оказался все на том де берегу Коста дель Маресм в Каталонии, близ курортного городка Калелья. Только уже в тысяча семьсот пятом году!

Как раз шла война за испанское наследство, и — волей-неволей — Андрею пришлось в ней участвовать, даже получить капитанскую должность помощника коменданта крепости Монтжуик, захваченной войсками, верными австрийскому эрцгерцогу Карлу — одному из претендентов на освободившийся испанский трон. Второй — куда более удачливый — претендент — Филипп Анжуйский, он же — Филипп Бурбон, внук французского короля Людовика Четырнадцатого, уже стягивал войска, намереваясь выбить конкурента из Арагона… Или выбил уже? Бог весть. Громов точно не помнил, хотя по специальности и был историком, даже диссертацию успел защитить, правда, на весьма далекую от той войны тему — «Крестьяне-отходники Тульской губернии в русской революции 1905–1907 гг».

Защитился, женился — открыл транспортную контору (с деньгами помог тесть) — потом как-то быстро развелся, и вот надумал развеяться в Калелье с очередной подружкою, оказавшейся… вовсе не такой, какой Андрей хотел бы видеть свою супругу.

А в восемнадцатом веке он встретил Бьянку, юную баронессу, как раз такую, о какой мечтал, казалось, всю свою жизнь. Умную, красивую, с добрым сердцем… и как две капли воды похожую на Владу.

И что же с ней теперь делать-то? Адаптировать как-то надо бы… надо… И еще — прививки, обязательно — прививки, иначе…

— Ого! Да тут течение… или это просто волны, — обернувшись, крикнула Бьянка. — Нас во-он к тому мысу несет. Я там бывала и раньше, но… что-то не узнаю местность. Дома какие-то стоят… высоченные. Вроде их раньше не было.

— Тут… тьфу… много чего не было, — отплевываясь, Андрей усмехнулся и, глядя на мыс, добавил: — Смотри-ка, а там загорают. И это славно.

— А еще славно, что вода не очень холодная, — загребая, заметила девушка. — Ой! А я юбку сбросила… как же теперь на берег выйду? Надо какое-нибудь безлюдное место выбрать, хотя бы за мысом.

— Доплывем?

— Спрашиваешь! Что тут плыть-то?

Громов и сам уже избавился от тяжелых башмаков с пряжками, пошел на дно и пояс со шпагой, остались лишь короткие штаны — кюлоты, чулки, да белая кружевная сорочка, такая же, что и на баронессе, только та была куда как длиннее.

— Ах, все же лишь бы никого не встретить!

Андрей улыбнулся:

— А если б все вокруг вдруг оказались голыми?

Бьянка ничего не ответила, лишь снова фыркнула и рассмеялась.

Между тем гонимые ветром волны несли пловцов прямо на мыс, на песчаный пляж, полный загорающими людьми… Ну не то чтобы так уж полный, но человек двадцать имелось точно! Правда, никто не купался — это для Громова было тепло, а для изнеженных американцев — явно холодновато.

Америка, черт побери! Чарлстон, штат Южная Каролина. Российского консульства тут, конечно, и в помине нет. Что-то придется делать, как-то выбираться, тянуть Бьянку…

— Слышь, милая… Помнишь, я тебе говорил? Ты только ничему не удивляйся, ладно? И не бойся — это самое главное. Все же мы вместе — не пропадем!

— Бояться? — девушка насупилась и, опустив голову, шумно выдохнула в воду. — Да я уж отбоялась… пришлось. Сожгли бы ведь, как бы не ты да не твой амулет.

Амулет — иконка Пресвятой Богородицы Тихвинской из нержавеющей стали — Громов подарил баронессе давно, и с помощью подарка этого — по его следам — и отыскал девчонку впоследствии, надо сказать — очень даже вовремя. И вправду: опоздал бы — сожгли бы Бьянку, как ведьму!

— Ой, какой прибой! Милый, давай во-он к тем кустикам.

На самой оконечности мыса, метрах в двадцати от воды, и впрямь росли кустарники и какие-то небольшие деревья, не слишком густые, но вполне достаточные для того, чтоб укрыться на первое время — привести себя в порядок и обдумать стратегию дальнейших действий.

— К кусточкам? Давай!

Бьянка оказалась на берегу чуть раньше Андрея, выбралась, побежала по пляжу, вымокшая батистовая сорочка вовсе не скрывала всех прелестей ее стройной фигурки… Пара абсолютно голых парней, оказавшихся как-то уж слишком близко, проводили девушку восхищенными взглядами, один даже выкрикнул что-то, и пробегающий мимо Громов показал обоим кулак. Парни не обиделись, наоборот — расхохотались и, повернувшись, замахали кому-то руками. Андрей скосил глаза, увидав бегущую к ним нагую девчонку — черноволосую, загорелую, тощую, с упругой, мило покачивающейся на бегу грудью.

— Они тут все голые, — раздвинув ветки кустов, без всякого удивления сообщила юная баронесса. — Видать, общественная купальня. Как раньше, в старину, даже городские бани были общими — и мужские, и женские одновременно. — Ой! Кажется, гроза начинается.

— Нет, это не гроза, — обняв девчонку за талию, Громов проводил взглядом пролетевший в синем безоблачном небе реактивный лайнер. — Летучий корабль. Во-он он блестит, видишь?

— На корабль совсем не похоже! — отмахнулась Бьянка. — Все шутишь, милый. Ой! — баронесса вдруг встрепенулась, словно вспомнила что-то важное: — А нам ведь в город нельзя, Андреас! Там же преподобный отец Джозеф, солдаты… Они ж сжечь меня собирались! Ой… зря мы сюда вернулись, надо было в Новую Англию плыть, там затерялись бы. Только там… В Каталонию-то нам с тобой ходу нету!

— А нам никуда ходу нету, — стаскивая через голову рубашку, негромко заметил молодой человек и, перейдя на русский, пропел: — Я мотаюсь между Ленинградом и Москвой, я здесь чужой, я там — чужой… Старая такая песня, «Алиса».

— Какая еще Алиса? — тут же насторожилась Бьянка.

— Группа такая. Кинчев. Хотя… не бери в голову, лучше сорочку сними да посуши.

— Ага, сними, — девушка настороженно обернулась на загорающих. — А если эти придут, голые?

— Ну так и мы голые будем — примут за своих, за нудистов, — весело расхохотался Андрей.

— За кого?

— Ну… здесь так тех называют, кто любит голышом загорать и купаться.

— Голышом… А как же еще-то?

— Ну снимай рубашечку-то, снимай.

— А-а-а…

— И я тоже разденусь.

Миг — и оба уже сидели голыми на песке, тесно прижавшись друг к другу. Громов размышлял, ласково поглаживая девушку по волосам, Бьянка же смежила веки — то ли от усталости, то ли от удовольствия, вытянула ноги, улыбалась, только что не мурлыкала, словно пригревшаяся на солнце кошка.

— Хай! — кто-то бросил сзади.

— Хай.

Обернувшись, Андрей вежливо приветствовал двух парней — тех самых, что околачивались рядом на пляже — и девчонку. Конечно же голых. Парень — смуглый, тощий, с небольшими усиками, явный латинос, как и девчонка — красивая, ровесница Бьянки, с вьющимися темными, с заметным рыжеватым оттенком, волосами и черными жгучими глазами, настоящими «очас неграс».

— Я — Мигель, но все зовут — Майк… Майк Гонсалес или — Быстрый Гонсалес, ну как рок-н-ролл у Пэта Буна, знаете. А это моя девушка — Лина.

— Вообще-то я — Магдалина!

— И приятель — Боб.

— Очень приятно, — дружелюбно улыбнулся Громов. — Я — Эндрю, а это — Бьянка.

— Привет, Бьянка!

— Буэнас диас, — распахнув глаза, машинально отозвалась баронесса, еще даже не успев смутиться.

Впрочем, тут никто никого не стеснялся.

— О, сеньорита знает испанский? — обрадованно подскочил Мигель-Майк. — Ты слышала, Лина?

Тут уже удивилась Бьянка:

— Вы говорите по-кастильски… Здесь? Во владениях англичан?!

— Кастильский? — Майк и Лина озадаченно переглянулись. — Нет, мы с Кубы. Из тех, знаете, кто не любит красных. Всяких там Фиделей и прочих. Бьянка, мы с тобой, случайно, не земляки, а?

— Нет. Я из Барселоны.

— О! Барселона!!! — Майк ударил себя по ляжкам. — Она испанка! Ты слышала, Лина?

— Не испанка, а каталонка! — приподнявшись, гордо пояснила баронесса и тут же, покраснев, прикрыла руками грудь.

— А вы новенькие, я смотрю, — вступил в разговор второй парень, пузатенький и белобрысый Боб.

Громов вскинул глаза:

— Новенькие?

— Ну и наших, из натуристов.

— А, да, да, — Андрей рассмеялся. — Мы, кстати, не местные. Так, приехали не надолго.

— И правильно сделали! — вновь вступил в беседу Майк. — Здесь сейчас самое то! Не жарко, и вообще — красота. Ты, Эндрю, судя по выговору, тоже из эмигрантов? Поляк? Немец?

— Да нет — русский.

— Русский?!!!

Удивлению всех троих не было предела! Непосредственный до простоты Майк даже несколько раз с восторгом хлопнул Громова по плечу:

— Настоящий русский?! Вот это да! Все ж таки выбрал свободу — молодец! Здорово!

Андрей так и не сообразил, о какой такой свободе идет речь, впрочем, и особо на эту тему не парился — голова болела о другом.

— Слушайте, у нас по пути документы и деньги украли. Мы автостопом ехали…

— Так, наверное, в какой-нибудь машине забыли, искоса поглядывая на Бьянку, вслух предположил Боб. — Со мной вот в прошлом году случай был…

— Нет, дружище, — оправдывая свое прозвище, Майк быстро перебил приятеля. — Документы они, конечно, могли потерять, а вот денежки — точно слямзили. Наверняка в каком-нибудь мотеле, там ворюг — пропасть!

— Да-да-да, — сверкнув черными глазами, поддержала своего дружка Лина. — У меня весной сумку в мотеле подрезали, Майк, помнишь? Как же он назывался-то… ага — «Черный Флинт»… или… нет… «Медовый месяц» — вот как! Там еще музыкальный автомат стоял, с пластинками Рики Нельсона, Элвиса, Литтл Эвы… Я как раз Рики Нельсона ставила — он такой милашка, вчера в «Америкэн Бэндстэд» опять его показывали. Хэлло-о-о, Мэри Лу-у-у… Да вы слышали.

— Хорошая песня, — на всякий случай похвалил Андрей. — Забавная.

— Вот! — Лина бросила на Майка взгляд, полный уничижающего торжества, коим, верно, Александр Македонский смотрел на поверженного Дария. — А ты, милый, говоришь, что Рики Нельсон и Фрэнки Авалон только девчонкам нравятся.

— И еще — гомикам!

— Ты хочешь опять со мной поссориться?! — гневно уперев руки в бока, голая Лина грозно нахмурила брови, став вдруг похожей на рассерженную домохозяйку на коммунальной кухне, или, если быть ближе к местным реалиям — на одну из тех девчонок, что зарабатывают немалые деньги, борясь друг с дружкой в грязи на потеху публике.

— Эй, эй, дай задний ход, подруга! — Майк вмиг сделал испуганное лицо и даже поклонился. — Прости, если обидел. Ведь не хотел. Точно — не хотел, клянусь святой девой Гваделупской! Хочешь, на обратном пути в музыкальный магазин заедем?

— В магазин? Ой, хочу, хочу!

Живо сменив гнев на милость, девчонка радостно захлопала руками и, бросившись дружку на шею, чмокнула его в губы.

Они казались очень похожими, эти двое — Майк и Лина — оба невысокие, юркие, смуглые, оба брюнеты, только Лина, пожалуй, темнее, да и глаза — черные, а у Майка, как ни странно — светлые — зеленые… или серо-голубые, как у Андрея, только без непреклонно-стального оттенка, скорее такие хитренькие, себе на уме. Такие глаза Громов видел в старых советских фильмах у сельских прохиндеев — колхозных лентяев конюхов или нечистых на руку счетоводов. Хотя эта парочка производила впечатление людей весьма дружелюбных, веселых и легких… Ну а как же! Нудисты ведь… натуристы. Люди непосредственные, словно дети — все хотят быть ближе к природе.

— А вы зачем в Чарлстон приехали? — присев рядом с Бьянкою на песок, поинтересовалась Лина. — У вас здесь родственники? Друзья?

— Вообще-то мы не сюда ехали… — что именно говорить, Андрей соображал на ходу. — А во Флориду.

— Я так и знала, что во Флориду! — Лина хлопнула в ладоши. — Мы в прошлом году ездили, у Майка там дядя, в Орландо. А вы, верно, на побережье хотите? Дайтон-бич — неплохой городок или уж дальше — в Майами.

— В Майами, верно, дорого, — засомневался Громов. — Да нам теперь везде дорого — деньги-то украли.

— И много у вас было денег?

— Баксов триста.

— Ого! Порядочно! — перебив подругу, Майк задумчиво покусал губу. — И что же вы теперь думаете делать?

Андрей пожал плечами:

— Честно? Не знаю. Может быть, подработать где-нибудь можно, так, без официального оформления. Я шофером могу быть или, там, грузчиком.

— Грузчиком? — Майк с завистью окинул взглядом мускулистую фигуру Громова. — Пожалуй, грузчиком ты, Эндрю, вполне сможешь. Впрочем, и насчет шофера… посмотрим, может, я тебе в чем и помогу. Но! Точно не обещаю.

Андрей едва сдержал радость — хорошо бы помог! Судя по золотой цепочке с крестиком, висевшей на смуглой шее, Майк был парнем не бедным. Еще б посмотреть на его одежду, а еще лучше — на авто…

Не закончив разговор, все пятеро вдруг разом вздрогнули! За кустами послышался какой-то шум, чьи-то голоса, звук сирены…

— Облава! — сплюнув, испуганно воскликнул Боб. — Небось, опять какая-нибудь мегера шерифу жалобу написала. Мы ведь здесь неофициально. Ну бежим, что ли? Или потом откупаться будем?

— Ну уж нет! — вскочив на ноги, Лина обвела всех неожиданно суровым взглядом. — Ничего я этим козлам платить не буду! Пусть сначала попробуют поймать.

— Так поймают… — приподняв ветку, Майк между тем уже следил за отрядом полицейских, деловито окружавших пляж. — Много их, гадов. Похоже, на этот раз не уйти. Ах, черт! Не знаю, как ты, Боб, а мы с Линой на этот раз можем штрафом и не отделаться. Посадят. Месяца на два — как минимум. Судья еще в прошлый раз пригрозил.

— Уйдем! — наблюдая за растянувших цепью полицейскими, уверенно бросил Громов. — Морем — запросто.

— Как это — морем?

— А вы что, плавать не умеете?

— Так холодрыга же!

— Ну тогда в тюрьму отправляйтесь. Бьянка, идем!

Выскочив из кустов, Андрей и баронесса быстро побежали к пляжу, где уже царила вызванная внезапным появлением представителей власти паника — кто-то бегал, кто-то проворно одевался, а одна рыжая девушка, хохоча, плясала, прижав к груди транзисторный, старинного вида, приемник:

— Я, ведущий программы «Песенный вечер» Лесли Донеган, от имени радиостанции «Голос Каролины» и компании «Эн-Би-Си», приветствую вас, парни и девчонки, старенькой, но забористой песенкой Пэта Буна «Спиди Гонсалес»! Итак, слушаем, подпеваем, танцуем! Ла-ла-ла… ла-ла-ла-ла…

Вот под эту мелодию беглецы и вбежали в море, поднимая брызги, нырнули…

— Ой! Святая дева Гваделупская!

— Ничего, Лина! — подбодрил Громов. — Выплывем. А ну-ка, поднажмем. Вон туда, за мыс. Кто быстрее?

— Да-да, — отфыркиваясь, Майк радостно поддержал идею. — Последний ставит всем пиво, ага?

Впрочем, у некоторых все равно денег нет… Ла-адно, разберемся!

Наверное, полицейские все ж таки догнали б пловцов — срезали бы по берегу, побежали бы к мысу — если б хотели, если б вплотную не занялись оставшимися на пляже нудистами.

Бросившийся было в воду Боб — а следом за ним и еще парочка смельчаков — тут же выскочили из воды, зябко обхватив руками плечи. Кто-то рванул по самой кромке пляжа в порт и не прогадал — за этим тоже не гнались, видать, для «палок» вполне хватало и тех, кто остался.

— Х-хуху… — выбравшись на каменистый берег, выдохнул Быстрый Гонсалес. — Думал — точно замерзну. Вода-то, Эндрю, как у вас, в Сибири! А с пари ты здорово придумал — я старался.

— А я — куда лучше тебя старалась! — поежившись, засмеялась Лина. — Сразу за Бьянкой приплыла… Эй! Ты-то хоть не замерзла, подруга?

— Я? — девушка с улыбкой моргнула. — Н-нет.

Баронессу Кадафалк-и-Пуччидо, владетельную аристократку начала восемнадцатого века, уж конечно, покоробило бы столь вольное обращение, если бы… Если бы она и оставалась аристократкой и светской дамой, а не беглой преступницей, приговоренной к сожжению на костре ведьмой, уже давно потерявшей все остатки салонной барселонской спеси. Тем более что и сложившаяся ситуация вовсе не способствовала чванливому проявлению барства: на «ты» так на «ты», чего тут, в таком-то виде, скроешь?!

А у Громова так и вообще сложилось впечатление, будто он эту сладкую парочку — Майка и Лину — знает уже тыщу лет!

Андрей и продолжил прерванную появлением полиции беседу первым:

— Ну? Похоже, сбежали. Куда теперь? По городу так и пойдем?

— А что? — засмеялась Лина. — Я так бы запросто. Мужики бы все шеи свернули, верно, Бьянка?

— А? Да-да. Верно.

Тут Лина не удержалась, согнулась, зашлась в хохоте:

— Не обижайся, подруга, но твой английский такой смешной! Так говорили, я как-то по телевизору видела, в одной старинной пьесе, где все в завитых париках, кринолинах, при шпагах.

Еще б не смешной… Громов хмыкнул, представляя, какой кажется классическая английская (или испанская — кастильская — речь) современному, не отягощенному особым образованием человеку. Все эти дурацкие — «да, это так», «нет, это не так», «соблаговолите войти» и прочее. Примерно так же — по канонам восемнадцатого века — кстати, учили иностранным языкам в советских школах… впрочем, наверное, и в российских так же учат — не далеко ушли! С точки зрения властей — все правильно: зачем честному человеку со всякими там иностранцами разговаривать? Пусть лучше стоеросовый текст зубрит — «Москва — наша любимая столица».

— Не, так не пойдем — поймают, — рассмеялся Майк. — У нас тут машина недалеко, на пустыре, брошена. Место не особо-то людное — проберемся.

— Ну тогда пошли! — Андрей поднялся на ноги и протянул руку Бьянке. — Чего тут сидеть-то? А то что-то есть хочется… прямо переночевать негде!

Машина — шикарный ретро-автомобиль, или, скорей, репликар — спокойно дожидался своих хозяев за мусорными баками в компании двух бродячих собак и облезлой, непонятной масти кошки, флегматично поглядывавшей на псов с выкрашенной светло-голубой краской крышки бачка.

Зеленовато-серое, с плавными обводами авто — двухдверный седан — мордой напоминало Громову знаменитую «Победу» — клиновидный капот, широкие, с круглыми фарами, крылья, массивная хромированная облицовка и бампер. Сзади же машина выглядела поизящнее — шире, чем у «Победы», стекло, объемистый багажник.

— «Плимут» Спешиал Де Люкс сорок девятого года, — открывая дверцу, как-то слишком уж безразлично — пижон! — пояснил Майк. — Уж конечно, не «Корвет» и не «Кадиллак», но… тоже машина. И очень надежная… Слышь, ты поведи, я выпил с утра.

— Надежная, надежная, — усаживаясь за руль, поддакнула Лина, как показалось Андрею — с ехидцей. — Все такие — в такси. Ну? — запустив двигатель, девчонка обернулась назад. — Все уселись? Едем!

Выехав с пустыря, «Плимут» вывернул на шоссе и, медленно набирая скорость, покатил, рыча мощным двигателем.

— Шесть цилиндров? — с любопытством поинтересовался Громов.

— Ну да, — покивал Майк. — Шесть.

— Небось, бензина жрет, как сумасшедшая лошадь!

— Да уж немало. Да черт с ним, с бензином — мелочь.

Да-а-а… Андрей покачал головой. А эти Майк с Линой точно — не бедные. Литров двадцать пять, а то и все тридцать на сотню — для них мелочь.

И все же — красивая машина! Особенно — бамперы и хромированные накладки на крыльях.

На скорости баронессе стало плохо — девушка побледнела и совсем спала с лица, казалось, что ее вот-вот вырвет.

Громов тут же попросил остановиться. Вышел вместе с Бьянкой к кустам… Вновь усадил девчонку на заднее сиденье…

Водитель проезжавшего мимо авто — старинного вида «Кадиллака» — углядев на обочине голую пару, радостно надавил на клаксон.

— Смотрю, в канаву не заедь, гринго! — высунувшись из-за руля, бросила ему вслед Магдалина.

— Может, ей впереди лучше будет? — опуская свое — рядом с водителем — кресло, осведомился Майк.

Его разбитная подружка обернулась и, внимательно глянув на бледную пассажирку, хмыкнула:

— А ты не беременна часом, а?

— Да нет, — вздохнув, Бьянка махнула рукой. — Не должна — я б и раньше чувствовала. Просто… непривычно все.

Громов обнял девушку, успокаивающе поглаживая по волосам. Шепнул:

— Ну что случилось-то? Ты же обещала ничего не бояться.

— Я и не боюсь… просто… укачало. Ну как морская болезнь.

— Так, может, вперед сядешь?

— Ой, нет! Нет. Я уж лучше здесь, с тобою.

Тронув с места, Лина покрутила рукоятку магнитолы — тоже весьма архаичной, как и положено в ретро-авто.

— И снова с вами Лесли Донеган и «Песенный вечер». Чабби Чеккер! Все танцуем твист!

— Уау! Уау! — Лина весело хлопнула в ладоши. — Твист! Майк, дорогой, пойдем в субботу в дансинг? Тьфу, ты черт! Вот придурок!

Дав предупредительный сигнал, машину Гонсалеса в ревом обошел грузовик, мордой похожий на знаменитый «колун» — Зил 157-й.

— Дорогая, может, скорость прибавишь?

— А корыто твое не развалится?

— Ничего, — Майк обернулся к Громову. — Вот подкоплю денег — куплю себе «Шевроле» — «Корвет»… или «Импалу», уж на нее-то точно хватит. И поедем на ней во Флориду — в Орландо, в Майами. А, крошка? Что скажешь?

— Могли б и на этой съездить, сейчас, — поводив головой, Лина свернула к бензоколонке, небрежно кивнув подбежавшему негру в потертом джинсовом комбинезоне. — Двадцать литров плесни!

— Слушаюсь, мэм!

Молодецки выпятив грудь — прикалывается? — негр поклонился и со всем рвением бросился исполнять указанное.

— Все двадцать литров, мэм!

— Спасибо.

Дав заправщику на чай несколько центов, Лина вновь вывернула на шоссе, и, проехав еще пару километров, свернула к белевшим среди кленов и лип домикам.

— Мы тут бунгало снимаем, — пояснил Майк. — Не бог весть что, но все-таки. Четыре комнаты, кухня, веранда.

— Главное, соседи не слишком любопытные, — сбросив скорость, Лина ловко припарковала авто у покосившегося забора. — В этом вот доме вообще никто не живет, а в том, двухэтажном, — она кивнула направо, — какой-то старый усатый черт со своей старухой.

— Весьма приличные люди, любимая!

— Ага, приличные! — девушка дернулась, неприязненно покосившись на особняк, маячивший сквозь аккуратно подстриженные заросли ивы. — То-то на прошлой неделе в полицию настучали — мол, музыка громко играет. А я люблю громко! И ведь не поздно было еще. Кстати, кто-то про музыкальный магазин говорил!

— Сейчас… переоденемся только.

— Скорей уж — оденемся. Ха! А здорово мы этих копов с носом оставили! — хлопнув в ладоши — была у нее такая привычка — радостно заявила Лина. — Рассказать кому — не поверят. Надо же — в море! А уже октябрь на дворе. Нет, это же надо отметить, обязательно отметить, ага! Ну выходим…

Оглянувшись по сторонам, вся нудистская команда покинула автомобиль, вбежав на гостеприимно распахнутую расторопным Майком — вот уж, действительно, Спиди Гонсалес! — дверь на веранду, заставленную старыми креслами, продавленным диваном и колченогим круглым столом, подобный которому стоял — как вдруг вспомнил Громов — в деревенском доме его бабушки.

— Проходите! — обернувшись на пороге гостиной, Магдалина махнула рукой. — Можете пока у нас пожить, коль такое дело. Может, мы еще и сами во Флориду соберемся, верно, Майк?

— Угу…

— Сейчас покажу вам комнату… Вон сюда, за мной, проходите. Вот…

— Спасибо.

К слову сказать, все внутреннее убранство дома, вся обстановка вызывала у Андрея, мягко говоря, несколько странное чувство, вероятно, рожденное неким вопиющим несоответствием великолепно отреставрированной и весьма недешевой (это уж понятно!) машины и потертой мебелишкой в стиле шестидесятых годов — откровенным кичем, усугубленным прикнопленными к выцветшим обоям портретами каких-то эстрадных звезд, среди которых Громов не узнал никого, кроме Элвиса Пресли. А вот Пресли был хорош — молодой, глянцевый, в полосатой черно-желтой футболке.

— Нравится Элвис? — не преминула справиться Лина.

— Так, кое-что. «Тюремный рок», например.

— О!!! Обожаю «Тюремный рок». Ну что встали-то? Проходите, располагайтесь! Сейчас я одежку принесу…

— А компьютер или ноутбук у вас где? — Андрей рассеянно оглянулся в дверях. — Что-то я не вижу. Хотелось бы воспользоваться… с вашего позволения. Понимаю, что наглый…

Магдалина недоуменно обернулась — она уже успела накинуть короткий халатик, вовсе не скрывавший прелестных ножек:

— Ноут… Нотная книга? Хм… нету. У нас только пластинки, и вон — радиола в углу. Хорошая радиола, между прочим…

Посмотрев в угол, Громов углядел стоявшую на небольшом столике радиолу, тоже конечно же ретро: ламповую, с «зеленым глазом» в корпусе полированного дерева, подобно нашим «Днепру» или «Ригонде». А, похоже, эта парочка предпочитает старинный стиль. Ноутбука у них нет! И всяких там айпадов-айфонов что-то незаметно. Даже мобильников! Ну… что возьмешь с натуристов? Может, они специально так вот живут, стараясь не пользоваться достижениями цивилизации.

— А телевизор у нас сломался недавно, — вернувшись, Лина бросила на тахту ворох каких-то стираных джинсов, рубах и платьев. — Ничего, завтра заедем в прокат, возьмем. Ну! Выбирайте, одевайтесь. Не бойтесь, все чистое… боюсь, только рубашки тебе, Эндрю, не впору будут, ты ведь у нас вон какой силач! По магазинам с нами поедете? Или останетесь отдыхать?

— Лучше отдохнем, — честно признался Громов. — Пожалуй.

— Ну как хотите! Чао!

Махнув на прощанье рукой, девушка улыбнулась и убежала. Заурчав двигателем, отъехал от дома «Плимут».

— Какие славные люди, — рассматривая принесенные платья, тихо протянула Бьянка. — Нет, в самом деле, славные. К нам — как к родным… Не всякий так вот сможет! В свой дом пустили, оставили… Совсем не боятся, что украдем что-нибудь.

— Так мы ведь вроде бы на воров и не похожи, — натянув джинсы, Андрей хохотнул, глядя, как баронесса рассматривает белые шортики.

— Это… надеть, да?

— Ну если хочешь…

— Я бы лучше платье какое-нибудь… Ой… что ты делаешь… что ты…

Погладив девушку по спине, Громов привлек ее к себе, поцеловал грудь, кончиком языка лаская ставшие упругими сосочки…

— Ах, милый…

Затем оба улеглись на диван, сливая в поцелуе губы… Рука Андрея, пробежав по спине девушки, скользнула к лону. Скрипнули пружины…

— Ой…

— Тебе больно?

— Нет! Что ты! Ах…

Нет, диван все же не развалился, выдержал, хоть напор и оказался силен и неудержим, как торнадо! Как сияли глаза! И от сплетенных молодых тел, казалось, исходило сияние, то самое, которое некоторые называют неземным сиянием любви, а еще — колдовским, волшебным… За что в старые времена запросто можно было угодить на костер, а ныне… ныне — разве что под завистливые взгляды ханжей.

— Славные люди… — расслабленно глядя в потолок, повторила юная баронесса. — Это и есть — люди твоего мира, о котором ты говорил?

— Да.

— Если так — то он мне уже нравится. Нравится, несмотря на ту самобеглую повозку с ужасным запахом… Как ловко управлялась с ней эта девушка, Магдалина!

— А ты хочешь научиться так же?

— Я?!

— Ну да. Ты. Ничего такого сложного в этом нет, вышивать бисером — куда сложнее.

— Уж ты скажешь… А я смогу?

— Конечно, сможешь! Ты ж у меня смелая.

— Смелая… да-а… И все же для начала надо как-то постепенно привыкнуть… Эти солдаты, — помолчав, вдруг вспомнила девушка. — Зачем они за нами гнались? Или их послали по велению отца Джозефа Стенпоула?

— Нет. Никакого отца Джозефа здесь нет! — Андрей с нежностью погладил Бьянку по руке. — И этот город, не тот Чарльз Таун, который ты знаешь. Совсем другой!

— И мы здесь будем жить?

— Попытаемся. И знаешь, думаю, у нас все получится, ты только верь мне, ладно?

Баронесса выбрала для себя белое, в крупный синий горошек, платье, простенькое, но со вкусом, девушку лишь несколько смущали слишком уж оголенные — гораздо выше колен — ноги, впрочем, к этому она быстро привыкла. Красивых-то ножек чего стесняться-то?! Наоборот — пусть завидуют, восхищаются!

— Какая же ты у меня красивая! — одев оказавшиеся коротковатыми джинсы и растянутую желтую майку с эмблемой «Юнайтед Фрут компани», искренне восхитился молодой человек. — Там, в прихожей, зеркало — посмотрись, причешись.

— А и правда! Так что солдаты? Все никак не могу забыть.

— Они просто выслеживали тех, кто купался нагишом.

— А что, здесь так нельзя?

— В людных местах — нет.

— Хм… Так в людных-то нагишом никто и не станет! Ой… а платье-то мое…

— Что, разве не красиво?

— Да красиво, — оторвав взгляд от зеркала, девушка смущенно посмотрела на свои ноги. — Только оно… ну, как ночная рубашка!

— Не переживай! — весело рассмеялся Громов. — Тут все так ходят.

— Да-а-а уж… Я видела — как…

Подойдя к радиоле, Андрей с любопытством осмотрел стопку грампластинок, больших — лонг плеев — и маленьких — на пару песен — синглов. Как и следовало ожидать, все попадались древние — Пресли, «Притендерс», «Дрифтерс», Джейн энд Дин…

— Может, пока музыку послушаем, милая?

— Ты пригласишь музыкантов?!

— Они уже здесь.

— Здесь?!

— Вот в этих конвертах… Сейчас услышишь. А ну-ка…

Включить радиолу молодой человек не успел — снаружи послышался звук мотора и пара коротких гудков. Выглянув в распахнутое окно, Андрей помахал рукою.

— А мы новую пластинку Чабби Чеккера купили! — вылезая из-за руля, похвасталась Лина. — И в прокат заехали — телеприемник взяли.

— Лучше б было в рассрочку купить, — пробурчав, Майк допил бутылку пива и, поставив ее на ступеньки невысокого крыльца, позвал Громова помочь.

Своим дизайном — а, похоже, «сладкая парочка» предпочитала именно такой стиль! — телеприемник (надо же, слово-то какое!) ничуть не уступал радиоле: солидное, покрытое темным лаком дерево — местами, правда, побитое — полукруглый экран, никелированные ручки… и весило сие произведение старинного искусства, надо сказать, немало — с пуд, а то и чуть больше.

Осторожно притащив телевизор в гостиную, Майк с Андреем поставили его на буфетный стол, после чего уселись в кресла пить пиво.

— О!!! — при виде вышедшей из комнаты Бьянки Гонсалес просто не смог сдержать восхищения. — Вот это да!

Лина же хлопнула в ладоши, как всегда и делала, удивляясь чему-нибудь или, вот, восхищаясь:

— Ну подруга! Блеск! Тебе это платье — ну прямо очень идет. А я уж хотела выбрасывать… Кстати, я тоже платья люблю без белья носить. А ты ничего девочка, продвинутая, верно, Майк?

— Бьянка, пиво будешь?

— Да погоди ты со своим пивом, — отмахнулась Лина. — Лучше б еду да продукты из машины принес — я ужин сделаю.

— Сейчас принесу, допью только.

Быстрый Гонсалес «на выход» приоделся в цветастую — с обезьянами и пальмами — безрукавку и светлые джинсы с сандалиями, его же подружка предпочла минимум — белые — довольно забавные — шорты с ярко-красной, завязанной большим узлом на животике рубашкой апаш.

Пока Лина возилась на кухне с ужином — разогревала что-то из банок и жарила на большой сковородке яичницу, — Майк настраивал телевизор… нет, лучше уж именовать сей антикварной аппарат телеприемником.

Приобняв усевшуюся на подлокотник кресла Бьянку, Громов про себя удивлялся: ну надо же, какие их новые друзья упертые! Накупили дорогих старинных вещей и весьма активно ими пользуются. Ну машина — понятно, проехаться на таком авто на зависть соседям — самый шик, ну радио — ясно, что в деревянном-то корпусе звук куда как качественнее и благороднее, нежели в какой-нибудь дурацкой пластмассе… Но телевизор-то! Неужто этот древний аппарат смотреть будут? А, похоже, так оно и есть!

— Я помогу! — соскочив с подлокотника, Бьянка убежала на кухню, словно была не урожденной каталонской аристократкой, а обычной девчонкой.

— Эй, Майк, давай быстрее! — бухнув на жестяную подставку шипящую яичницей сковородищу, Магдалина нетерпеливо кивнула на висящие на стенке часы с большим маятником и блестящими позолоченными стрелками. Тоже, конечно — «бабушкины».

Гонсалес уже включил телеприемник и теперь ждал, пока нагреются лампы. На экране что-то замельтешило, появилась голова диктора…

— Президент Джон Фитцджеральд Кеннеди…

…исчезла…

Вновь появилась:

— Никита Хрущев и Кастро…

Явно какая-то историческая передача. Но все равно, куда лучше было бы на плазме посмотреть — а так только глаза портить.

Лина принесла бутылку вина, а вызвавшаяся ей помочь Бьянка — бокалы.

— Ты поймал уже Филадельфию, дорогой?

— Настраиваю, не видишь? — не оборачиваясь, буркнул Майк.

— Так быстрее давай! Сейчас уж начнется.

— Сейчас… сейчас… Ага! Есть!

Усевшись за стол, Гонсалес обрадованно потер руки и, ловко откупорив бутылку, разлил по бокалам вино.

— Это хорошее, калифорнийское, — похвасталась Лина. — Ой! Смотрите, смотрите. Началось!

В динамиках зазвучала джазовая мелодия, а на черно-белом экране появился какой-то хлюст в пиджаке и белой рубашке с узким черным галстуком:

— Итак, для тех, кто не знает… для тех, кто забыл… ха-ха! Наверное, есть такие… Дамы и господа, вас приветствует Филадельфия и шоу Дика Кларка, то есть — мое, ха-ха — «Америкэн Бэндстед». Пять раз в неделю на экранах ваших телевизоров — самые модные танцы, музыкальные новинки, лучшие певцы и танцоры… Сейчас для вас танцуют великолепные, потрясающие Джо и Мэри Энн… И самый модный на прошлой неделе танец — «картофельное пюре»… Да-да-да, дорогие мои, мы нынче начнем со старенького, а кроме того, сегодня у нас в программе… девушки, трепещите! — неповторимый и юный Пол Анка! А также — феерический Фрэнки Авалон и, конечно же, конечно же — Рики Нельсон! И — в самом конце — сюрприз… О, вы не прогадаете, дорогие мои! Не переключайте канал, весь вечер с вами я, Дик Кларк, и — «Америкэн Бэндстед».

После слов ведущего музыка зазвучала куда как громче… собственно, под нее и выпили, и вино, к удивлению Громова, оказалось очень даже неплохим. Даже Бьянке понравилось.

Юная баронесса вела себя молодцом, как и обещала — телепередаче не удивилась ни капельки, по крайней мере, ничего такого не показала, держала себя в руках. Впрочем, этот мерцающий черно-белый экранчик с бестолково мельтешащими фигурками вовсе и не вызывал никакого эффекта присутствия. Это хорошо, что на стене не висела огромная плазма, вот уж, глядя в нее, Бьянка вполне могла испугаться. А здесь что? Так, пшик один. Ну музыка, ну танцы…

— Кстати, насчет работы, Эндрю, — приговорив яичницу, Гонсалес откинулся на спинку стула и протянул руку к лежащей рядом на подоконнике пачке «Кэмэл». Протянул, но не взял, наткнувшись на нехороший взгляд свой подружки.

— Твоя девчонка тоже не курит, Эндрю?

— Я и сам не курю, — улыбнулся Громов.

— Жаль, — похоже, Майк искренне огорчился. — Так бы пошли с тобой на веранду, поговорили б…

— Ну пойдем. — Андрей пожал плечами. — Ты покуришь, а я с тобой постою, попью пива. Отпустите нас? А, девчонки?

— Да уж проваливайте! — захохотала Лина. — Своими разговорами только передачу смотреть мешаете… Ну что, подруга? Еще по бокальчику?

Раскрасневшаяся от уже выпитого Бьянка улыбнулась:

— А, пожалуй! Соблаговолите налить.

— Ой… как ты говоришь! Чума просто!

— Чума?!

— Бокал-то давай, а!

Выйдя на веранду, молодые люди уселись на старый диван. Гонсалес, щелкнув зажигалкою, закурил, Андрей отхлебнул пиво, глядя, как невдалеке от дома, под липами, лениво пинают мяч трое белых подростков. Проходивший мимо другой парнишка — черный — завистливо покосился на игроков и, втянув голову в плечи, ускорил шаг. Видать, были дела. Рядом стоял молоковоз — бело-голубая цистерна на шасси… что-то похожее на «Зил-157» или даже ЗИС, и пара огромных, словно морские баржи, легковушек самого пижонского вида — со стабилизаторами-крыльями на задних крыльях. «Кадиллаки», блин…

— Вот что я думаю, Эндрю, — выпустив дым, Майк уставился на своего гостя совершенно серьезным, расчетливо-холодным взглядом, какие бывают у прожженных дельцов в момент заключения крупной сделки. — Ты и твоя девчонка в Штатах не так давно, я думаю — месяц, максимум — два. Если бы дольше — уже говорили бы иначе, почти как все.

Громов хотел было что-то возразить, но его вдруг оказавшийся таким деловым собеседник нетерпеливо махнул рукой:

— Подожди, не перебивай, сначала выслушай. Да-да, вы здесь недавно, видно по всему. И… — Гонсалес хитро прищурился. — Я так думаю — нелегально. И документов у вас никаких не крали — их и не было… Или — все же были? Тогда вопросов нет — завтра отвезу тебя в участок, все честь по чести…

— Знаешь, — честно признался Андрей. — Я с этим как-то не тороплюсь. Ты сказал — на временную работу можешь устроить?

Майк пожал плечами:

— Могу.

— Я хоть сейчас готов!

— А что же не спрашиваешь — что делать?

— Надеюсь, не заказными убийствами промышлять?

— А ты шутник! — бросив окурок в стоявшую подле дивана жестяную банку, Гонсалес закурил снова. — И это даже неплохо, знаешь. В общем, так! В одной конторе срочно требуется грузчик. Ну такой парень, как ты — сильный и без вредных привычек. Завтра суббота… думаю — с понедельника и начнешь, если, правда, не спешишь никуда. Платят не то чтобы очень, но неплохо. Через пару недель, глядишь, на дорогу скопишь. Ну что, пойдет?

— Отлично! — искренне обрадовался Андрей. — Спасибо тебе, Майк, за все.

— Ладно, ладно, спасибо потом скажешь! Пошли в дом — там девчонки, кажется, уже пляшут…

Открывшаяся глазам обоих картина оказалась довольно забавной: сдвинув обеденный стол к стене, обе девушки, то и дело пялясь в телевизор, разучивали какой-то танец, точнее говоря — Лина учила Бьянку танцевать.

— А теперь правую ногу сюда — вот. И руками — так… А бедрами — этак покачивай… Видишь?

— Как-то это не совсем и прилично…

— Ой, брось, подруга! Что у нас вообще приличного-то?

— А ничего у вас получается, — облокотившись на дверной косяк, заценил Громов.

Майк хохотнул, открывая пиво, а баронесса, увидев вошедших мужчин, смущенно забилась в кресло.

— Неплохо танцуешь, красотка! — ободряюще улыбнулся ей Спиди Гонсалес. — Эй, слышишь, Эндрю? Чего это твоя девчонка такая скромница? Что-то на пляже я за ней такого не замечал.

Лина тут же протянула смутившейся Бьянке бокал вина:

— А ну-ка, выпей, подруженька! Вообще, этот танец называется — ватуси. А сейчас…

— А сейчас — обещанный сюрприз, друзья мои! — радостно скалясь, выпалил с экрана Дик Кларк. — Сегодня у нас… и у вас, дорогие мои, Чабби Чеккер с бессмертным хитом «Пусть снова будет твист»!

— Уау!!!

Подпрыгнув, словно ужаленная змеей, Лина заверещала и, схватив Бьянку за руку, потащила с кресла:

— А ну-ка, давай твист! Оп-па!

Баронесса, похоже, уже ничего и никого больше не стеснялась, да и танец оказался простым — знай ногами-руками шуруй! Молодые люди, переглянувшись, тут же присоединились к девчонкам под заводную мелодию Чабби Чеккера — веселого и приятного, но совершенно безголосого парня, едва попадавшего в такт.

Когда «Америкэн Бэндстед» закончилась и ее ведущий, шоумен Дик Кларк, заговорщическим тоном попрощался со зрителями до следующей недели, Магдалина быстро врубила радиолу, вытащив из конверта диск все того же Чабби Чеккера — разумеется, с твистом! И даже, скосив глаза, похвалила:

— А ты тоже неплохо танцуешь, Эндрю! Где научился?

Громов ответил, как полагается:

— А чего тут учиться-то? Это ж вам не лезгинка, а твист!

— Лез-ги-н-ка… — по слогам повторила Лина. — Это тоже танец такой? Типа ватуси или «картофельного пюре»?

— Типа того, да, — отмахнувшись, разошедшийся не на шутку Андрей попросил Майка принести с веранды окурки. А дальше — все, как в классическом фильме: — Левый окурок давите левой ногой. Правый — правой ногой… А теперь — вместе… оп-па оп! Летс твист эгэ-эйн! Чабби Чеккер рулит!

Они даже сексом как следует с Бьянкой не занялись — уснули почти сразу же, еще бы: вымотались за день, устали. Сначала — морской заплыв, потом бег и снова заплыв. Под конец еще вино, пиво и танцы… Кого угодно сломает!

Правой рукой обнимая девушку, спал Громов крепко, без сновидений, словно бы провалился в черную бездонную яму. И проснулся — первым. Баронесса еще спала, безмятежно разметав волосы по подушке, сладкую парочку тоже было не слышно.

Осторожно поднявшись на ноги, молодой человек натянул джинсы и, выйдя в гостиную, глянул на часы, показывавшие около шести утра.

Однако рановато!

Спать, правда, совсем не хотелось, и Андрей, устроившись в кресле с бутылкой оставшегося от вчерашнего пира пива, тихонько включил радио…

— …приветствует вас на коротких волнах… наша частота… с самого утра с вами наши дикторы… сегодня четырнадцатое октября тысяча девятьсот шестьдесят второго года, местное время шесть часов, температура воздуха…

Что?!

Громов поперхнулся пивом. Что он сказал? Какого, какого года? Не-ет… не может быть… неужели…

Покрутив ручку настройки, молодой человек наткнулся на новости… Говорили о президенте Кеннеди, о Хрущеве, о Фиделе Кастро…

О том же — и на других волнах…

— Президент Кеннеди встретился с сенаторами в Белом доме, обсуждалась проблема Кубы… Русский посол Добрынин вчера заявил в ООН, что руководство Советского Союза не позволит…

О боже!!! Неужели правда шестьдесят второй год? Вот так промахнулись.

— А теперь Пэт Бун с песенкой «Быстрый Гонсалес»… Ла-ла-ла-а-а-а…

Глава 2

Октябрь 1962 г. Южная Каролина

Кузькина мать

Быстрый Гонсалес выполнил свое обещание, уже в понедельник — шестнадцатого октября тысяча девятьсот шестьдесят второго года — пристроив Андрея грузчиком в небольшой продуктовый магазинчик на тихой, усаженной тенистыми липами улочке. Где-то рядом находился автовокзал — колыхаясь, словно океанские корабли, мимо частенько прокатывали разноцветные, сверкающие никелем автобусы с плавными обводами и привязанным на крыше багажом.

Как оказалось, никакая это не ретро, а вполне себе обычная жизнь. Обычная жизнь американской глубинки начала шестидесятых годов двадцатого века. Впрочем, Чарлстон все же был портовым городом, в его гавань даже заходили европейские суда, так что не совсем уж провинция, не какой-нибудь там Арканзас или Кентукки! Вполне можно было жить, выправить бы документы. Хоть какие, хоть как, лишь бы зацепиться — не в Советский же Союз пробираться, насчет коммунистического режима Громов особых иллюзий не питал. Даже если и спрячешься на каком-нибудь советском корабле — хотя таковые в Чарлстон не заходили, — а потом что? А потом лет десять, как шпиону… Ну учитывая хрущевские, почти вегетарианские, времена — пятерка. Незаконное проникновение на судно, нелегальный переход границы «организованной группой» (двое ведь, сам Андрей да Бьянка) — примерно на такой срок и потянет, если еще примут во внимание какое-нибудь «деятельное раскаяние» и помощь следствию. Но как этому следствию помочь-то? Правду сказать? Мол, из восемнадцатого века явились… а кое-кто — и из двадцать первого. Да уж… врагу не пожелаешь, доблестные сотрудники госбезопасности колоть будут — мало не покажется. В Штатах, конечно, легче, но и тут можно в ФБР угодить — тоже приятного мало. Что же теперь — всю жизнь скрываться? По поддельным документам жить? А ведь так и придется — как же еще?

— Андреас, только что Энрике звонил, что задержится со сливами. Ты не мог бы после работы полчасика подождать? Я тоже задержусь… Ладно?

— Хорошо, Мария, как скажешь.

— Ну заходи минут через пять, кофейку выпьем.

Глянув на висевшие над дверью часы — кстати, очень точные, — Андрей принялся сдвигать на полках остатки товара — освобождать местечко для нового.

Торговавший овощами и фруктами магазинчик назывался красиво — «Орландо», Мария Фернандес — смешливая, вполне симпатичная женщина лет тридцати пяти — являлась и продавцом и хозяйкой, но, как подозревал Андрей — подставной. Магазин принадлежал кубинцам — и этим все было сказано. Именно кубинцам, а не мексиканцам, не пуэрториканцам и прочим испаноязычным, кои промеж собой, мягко говоря, не дружили. Вот и на «Орландо», как поведал Майк, давно уже пытались наложить загребущие лапы парни из Пуэрто-Рико. Но кубинцам покуда удавалось отбиваться, тем более что серьезных наездов не было, так, пару раз побили витрины — и все.

Кроме Марии и вот, Громова, еще имелся Энрике, смуглый и немногословный мужичок лет пятидесяти, водитель небольшого пикапа, развозивший товар по небольшим торговым точкам — кубинцам принадлежал вовсе не один магазин, а несколько, пять или шесть.

Работенка была непыльная, но в магазине приходилось торчать постоянно — Энрике делал по три рейса в день, иногда выходило и по четыре. Вот как сегодня.

Андрея пока все устраивало — вообще-то все могло бы и куда как хуже сложиться. Угодили бы с Бьянкой в полицию, в ФБР… Да, еще хорошо, что в Штаты попали, не в СССР, уж там-то точно без документов не прожили бы, разве что в Сибири промышлять — бичами в геологоразведочных партиях.

С другой стороны — все ж таки двадцатый век, тем более вторая его половина, — не восемнадцатый: комфорт, медицина, цивилизация: всякие там разные автомобили, радио-телевидение, дансинги. Интернета еще нет, это плохо, но… не так чтоб уж совсем убийственно.

Что же касаемо баронессы, то та — тьфу-тьфу, чтоб не сглазить! — к новому миру привыкла быстро, от самодвижущихся повозок уже почти что и не шарахалась, под ручку с Андреем отваживалась гулять по улицам, а пять раз в неделю вместе с новой своей подружкой во все глаза смотрела по телевизору «Америкэн Бэндстед», заодно — совершенствовала свой английский и в популярной музыке разбиралась куда лучше многих, Рики Нельсона с Фрэнки Авалоном не путала, а вот Громов, к примеру, этих смазливых красавчиков вовсе не различал — пели-то они одинаково… как и вся продукция из шоу Дика Кларка.

Кстати, в следующую субботу Лина подбивала своих новых друзей к походу в дансинг, располагавшийся в двух кварталах от магазина «Орландо» в приземистом, украшенном многочисленными разноцветными лампочками здании бывшей прачечной. А что? И сходить! Развеяться, поплясать, почему бы и нет-то?

В дальнейших планах Громова на первом месте, естественно, стояла скорейшая легализация, а именно — получение удостоверений личности, прав и медицинской страховки, причем не только на себя, но и на Бьянку.

Похоже, что с документами мог помочь Гонсалес, и это нужно было использовать, хоть Андрей и чувствовал в этом внешне приветливом и улыбчивом парне какое-то второе дно. О многих вещах Майк говорил намеками, иногда даже обрывал разговор либо резко переводил тему на что-то другое, особенно если дело касалось его иных доходов, работы и прочего. Не то чтоб сей вполне приятный молодой человек жил на широкую ногу, но ведь жил — и неплохо! Снимал дом — дом! Не комнату, не квартиру — имел приличный, пусть и не очень новый, но вполне надежный, автомобиль, содержал нигде не работающую подружку, и все это — не занимаясь никакой конкретной деятельностью. По крайней мере, Андрей никогда не замечал, чтоб Быстрый Гонсалес мчался каждое утро на работу.

Занимался каким-нибудь мелким бизнесом? Управлял мелкими магазинчиками? Тоже не очень-то похоже. Тогда на какие доходы жил?

Громов, конечно, подозревал — на какие: наверняка парень был тесно связан с эмигрантской кубинской мафией, со всеми теми, кого сторонники Кастро называли «гусанос» и у которых были какие-то свои не вполне законные дела по всему южному атлантическому побережью — от Каролины до Флориды. Являясь представителем столь опасного сообщества, Майк мог заниматься чем угодно — торговлей наркотиками, рэкетом, вербовкой наемников, крышеванием этнических публичных домов, даже нелегальной торговлей алкоголем — тем же ромом — или сигарами.

И вместе со всем этим молодой Гонсалес оставался вполне приятным и разговорчивым до определенных пределов молодым человеком, этаким даже денди, из тех, кто всегда кажется вполне комильфо.

Собственно, и черт с ним, с Майком. Это даже хорошо, что он наверняка мафиози — уж точно с документами сможет помочь. Потом, конечно, потребует ответных услуг… но их ведь — если уж далеко зайдет — можно и не оказывать, просто сбежать, уехать, скажем, куда-нибудь в Калифорнию или в Орегон, Монтану, в Солт-Лейк-Сити — к черту на кулички, Америка страна большая, никто никогда не найдет! А там… а там потихоньку раскрутиться, купить, скажем, лесопилку или транспортную контору открыть — дело знакомое, со временем можно во всю ширь развернуться, тем более, здесь все по закону можно, а не так, как в России, где на одного с сошкой семеро с ложкой в лице полицейских и налоговых органов, прокуратуры, Госпожнадзора, госветнадзора, СЭС и даже какой-нибудь инспекции по маломерным судам. По крайней мере, сеньора Фернандес ни пожарникам ни санитарной инспекции мзду не носила. Хотя… может, с ними кубинцы напрямик договаривались.

— Так я говорю, Энрике десять ящиков слив везет, — налив из небольшого медного, начищенного до золотого блеска кофейника кофе, Мария уселась на стул и протянула присевшему рядом, прямо на деревянный ящик из-под апельсинов или помидоров, Громову пачку сахара. — Берите, сколько хотите, Андреас. Да! Десять ящиков слив. И двадцать — апельсинов. До семи сможете разгрузить?

— Управлюсь!

Махнув рукой, молодой человек размешал сахар и, сделав долгий глоток, блаженно зажмурился:

— Ах, какой вкус!

— Вкус родины… Кубинский.

— Вот не знал, что на Кубе кофе выращивают.

— Выращивали, — Мария тяжко вздохнула. — У моего отца небольшая плантация была близ Сантьяго. Да у многих… Эти сволочи все отобрали, все разрушили! Ах, Андреас, и за что нам такое? Жили себе и жили, и вот на тебе — революция.

— Что, все так уж хорошо и жили? — не удержался, поддел Андрей.

— Ну не все, конечно… Но со временем, думаю, выправилось бы. Вон, в Мексике тоже ведь, как у нас, живут — и ничего, никаких революций.

Хозяйка и ее новый грузчик пили кофе прямо за прилавком, на котором сверкал никелированными кнопками массивный кассовый аппарат, а чуть позади вертелся воткнутый в розетку вентилятор: несмотря на вполне сносную температуру на улице — плюс двадцать два — в небольшом, заставленном прилавками помещении все же было душновато.

Посетителей, ввиду вечернего времени, уже практически не было — местные домохозяйки предпочитали делать покупки утром — так, зашел с полчаса назад один седобородый дед в соломенной шляпе, купил килограмм апельсинов, на том все покупатели и закончились.

— А выручка сегодня неплоха, — заглянув в кассу, довольно сообщила Мария. — Так бы и всегда — хватило бы Пепито на бассейн.

— А сколько вашему Пепито лет-то?

— Двенадцать. Уже совсем большой.

Порыв свежего ветерка, залетевший в открытую дверь, принес с улицы медвяной запах лип и чего-то еще такого, вкусного… И тут же запахло бензином — вальяжно покачиваясь, проехал сине-белый междугородний автобус «Чарлстон — Саванна», он всегда в это время проходил.

— Негры каштаны жарят, — подняв голову, Мария посмотрела на улицу и втянула ноздрями воздух. — Сейчас, небось, за маслом да специями прибегут. Обслужишь их, Андреас? А я в подсобку отлучусь, погляжу, куда сливы с апельсинами ставить — скоро, небось, и Энрике явится — рейсовый вон, прошел уже.

— Конечно, обслужу, — новоявленный грузчик с улыбкой пожал плечами. — Что мне, трудно, что ли? Негры ведь тоже люди.

Обернувшись на пороге ведущей в подсобку двери, Мария погрозила пальцем:

— Ах, Андреас, опасный вы человек! Негров за людей держите… А я вот все время боюсь, как бы местные не узнали, что мы иногда и черным продаем. Не будут тогда в наш магазин ходить, и все. К мексиканцам, на рынок, поедут, хоть у нас кое-что и дешевле, не намного, правда, но все-таки.

— Ничего, Мария, такого не будет, — засмеялся Андрей. — Никуда ваш бизнес не денется, никто никуда не уйдет! Чай, не старые времена на дворе.

— Так-то оно так, — сеньора Фернандес покачала головой совсем по-советски. — Да ведь вы здешних-то людей не знаете! Уж тут такие снобы живут — будьте нате. Не дай бог, скажут — мол, что-то черные зачастили в «Орландо».

— Так наши-то негры молодцы — только под вечер приходят. Да и вообще — берут-то немало и каждый день.

— Ах, Андреас… это все хорошо, конечно. Ладно, пошла я. А то вон, легки твои покупатели на помине, еще не хватало, чтоб меня с ними увидели.

— Ничего, ничего, Мария, — я разберусь.

На улице, за витриной, и впрямь промелькнула долговязая фигура негра, довольно молодого — лет двадцати пяти — и, как полагал неплохо разбирающийся в людях Громов, весьма неглупого парня по имени Танцующий Джордж. Танцующий — это потому что все время пританцовывал, напевал.

Андрей нарочно включил погромче стоявший на столике радиоприемник — как раз передавали «Тутти-Фрутти» — знаменитый рок-н-ролл Литтл Ричарда, а Литтл Ричард-то был — черный. Да-а-а… верно, таким ребятам в шоу Дика Кларка не место! Там беленьких смазливеньких мальчиков подавай, типа Фрэнки Авалона.

— Би-боп-а-лу-ла… — отбивая ритм пяткой, подпевал Андрей.

Песенка-то была ему хорошо знакома, еще со студенческих времен.

— Привет, масса Эндрю! Черную музыку слушаем? Смотрите, хозяйка за такие дела прогонит!

Хороший был парень этот Джордж, с юмором.

— И тебе не хворать, дружище, — Громов протянул руку. — Как жизнь?

— Как в песне у Чака Берри — «кружится, кружится, кружится». «Ролл овер Бетховен» — слышал?

— Еще бы не слышал! — расхохотался грузчик. — Клевая вещь!

Кстати, Чак Берри тоже был негр.

— Тебе, как всегда — три литра кукурузного масла и соль?

— Еще перец не забудьте, масса Эндрю! И помидор… Я б еще и апельсинов купил дочке, да что-то не вижу у вас…

— Если не торопишься, так их скоро привезут, — хмыкнул Громов, наливая масло в принесенную Танцующим Джорджем бутыль. — Или завтра зайди вечерком, я для тебя оставлю, скажи только — сколько?

— Да пару кило.

— Все. Заметано. Получай свое масло, а вот — соль.

— Эх, хороший вы человек, масса Эндрю, — убрав бутыль с солью в мешок, посетитель почему-то не слишком спешил уходить, наоборот, зачем-то оглянулся несколько раз на открытую дверь и, понизив голос, сказал: — Хочу предупредить кой о чем, масса Эндрю.

— И о чем же? — сразу насторожился Андрей.

— Джанго, мексиканца, знаете? Его еще прозвали Джанго Нос.

— Слыхал. Насколько знаю, тип неприятный.

— В точку! Именно так, — негр снова оглянулся по сторонам и, убедившись, что в магазине никого нет, быстро шепнул: — Сегодня Джанго со своими парнями нападет на ваш магазин.

— Откуда ты…

— Я везде хожу, масса Эндрю. Много чего знаю, — загадочно улыбнулся Танцующий Джордж.

— Но нас вообще сегодня вечером не должно было быть, — возразил Громов.

Собеседник пожал плечами:

— Им не вы нужны — магазин. Так что мой вам совет, масса Эндрю, — берите ноги в руки да сваливайте отсюда побыстрее!

Махнув рукой, Джордж вскинул мешок на плечо и танцующей походкой направился к выходу. На пороге оглянулся:

— Пока! Все-таки сделайте, как я советовал, масса Эндрю.

Афроамериканцев в Чарлстоне проживало много, даже очень много, по прикидкам Андрея — каждый третий на улице прохожий был черным, правда, вели они себя скромно, проповеди Мартина Лютера Кинга до этих мест, видать, еще не дошли. А вообще здесь, на юге, в бывших рабовладельческих штатах, негров традиционно презирали и всячески третировали. Нет, к примеру, впрямую-то недавно вышедший закон о совместном обучении белых и черных не нарушали, но если ты черный, то попробуй своего ребенка в «белую» школу отдай! Проблем себе наживешь — выше крыши!

Быстро заперев дверь, Громов бросился было в подсобку, как вдруг услышал сильный удар в дверь — словно бы тараном стукнули, а, скорее, с разбегу — ногой! Обернувшись, молодой человек увидал за витриной нескольких молодых парней, судя по виду — латиносов, настроенных явно не дружелюбно.

Черт! Все, как и предупреждал Танцующий Джордж — не иначе, как Джанго Нос со своими молодчиками пожаловал. Быстро они…

— Мария, живо звоните в полицию, — крикнув, Андрей подбежал к двери, на ходу думая. Чем бы ее подпереть… Хотя бы стоявшей за прилавком метлой… Нет, метлой — вряд ли выйдет, скорей уж столом или прилавком.

Из подсобки выглянула удивленная хозяйка:

— Что случилось, Андреас? Что за шум здесь?

В дверь снова пнули, да так, что та задрожала, словно плохо построенные дома во время торнадо или землетрясения.

— Похоже, у нас незваные гости. Мария. Звони!

— Ага.

Быстро сообразив, что к чему, женщина бросилась к телефону, покрутила диск… и тут же оторвала трубку от уха, тревожно посмотрев на Андрея:

— Не работает.

— Значит, провод перерезали, — нехорошо усмехнулся Громов. — Мария, бегите через двор, а я постараюсь их задержать…

— Хорошо, но… как же вы-то?

— Не беспокойтесь. Бегите. Времени не теряйте, ну!

Сеньора Фернандес засуетилась, потом бросилась к кассе за выручкой…

— Да скорей же!

— Бегу уже. Бегу!

Андрей не успел подтащить прилавок — с четвертой попытки гопники вышибли дверь и ворвались в магазин, четверо дюжих смуглых парней, у троих в руках были короткие палки, четвертый — наглый, с квадратной, с трехдневной щетиною, челюстью и перебитым носом — как видно, это и был главарь, Джанго — выхватил из-за пояса нож, размерами похожий на абордажную саблю. Наваха — так, кажется, называется эта штука.

— Рад видеть вас, господа, — медленно отходя за прилавок, светски улыбнулся Громов. — За овощами пожаловали?

— Ага, за перцем пришли, — Джанго Нос ухмыльнулся и, зловеще поиграв навахой, кивнул своим парням. — А ну-ка, отделайте этого проходимца, что-то уж он больно веселый!

— А запросто, босс! Только скажи!

Молодчики заулыбались, двое вскочили на прилавок, один подошел к кассе… и, разочарованно обернувшись, доложил:

— Пустая, шеф!

— Сам вижу, что пустая. Ну! Чего вы ждете?

Резко дернувшись в угол, Громов схватил метлу, а дальше действовал ею, как обычной кавалерийской пикой — благо палка оказалась крепкой, прутья же отлетели вмиг. Без всяких раздумий Андрей бил на поражение, и первый его удар был направлен ближайшему молодчику в пах…

— У-у-у-у! — согнувшись, тот выронил палку и с грохотом полетел на пол.

Второй, закричав от боли, схватился за шею, третьему — тому, что у кассы — Громов едва не вышиб глаз, и в том, что не вышиб, вины Андрея не было, просто парень оказался расторопным. Живо отпрыгнул в сторону, махнул палкой…

Ловко отбив удар — уроки фехтования, когда-то данные еще в Барселоне месье Кавузаком, — не прошли даром… как и уроки танцев — весьма полезные в таких вот схватках, где умение двигаться и чувствовать партнеров частенько означало жизнь!

Сейчас, конечно, в драку должен был вступить главарь. И вступить так, чтоб показать свое лицо, не уронить бандитской чести! На его месте Андрей действовал бы навахой — убил бы, так и плевать, главное — сохранить имидж.

В оранжевых лучах заглянувшего сквозь пыльную витрину вечернего солнца зловеще сверкнуло лезвие… Громов бросил взгляд на висевшие над входной дверью часы. Без одной минуты семь. Сейчас семичасовой на Джорджтаун пройдет… Ага! Вот, уже слышится…

— Ну вот и полиция, господа!

Опустив палку, молодой человек расхохотался бандиту в лицо!

И тотчас же на улице послышалось урчание мощного двигателя.

— Сваливаем!

Забыв про палки, молодчики вслед за своим главарем бросились к выходу… едва не уткнувшись своими дурными головами в сверкающий лаком автобус с синим — с белой звездой и пальмою — флагом Южной Каролины.

— Эй, парни… Да он нас…

Как только разъяренный до полного отупления Джанго Нос сунулся в дверь, спокойно поджидавший в дверях Громов с размаху хватанул палкой по его глупой башке! Обливаясь кровью, бедолага повалился наземь… остальные замешкались.

В этот момент вывернувший из-за угла зеленый пикап с визгом затормозил рядом, под липами. Тут же, следом, столь же эффектно остановился и черный, похожий на большое старое корыто «Эдзель Рэнджер», из-за ублюдочной облицовки радиатора прозванный «лошадиным черепом». Из пикапа выбрался Энрике с парой незнакомых парней, а из «Черепа» — Быстрый Гонсалес и еще человек семь — уместились в «Эдзеле» запросто, в шестидесятые и обычные седаны салонами напоминали небольшие автобусы, и объемы двигателей имели приличные — меньше трех литров уже как-то и несолидно. Горючего жрали, как лошади, но бензин в те времена сущие гроши стоил.

Поняв, что дело пахнет жареным, молодчики Джанго Носа подхватили своего незадачливого главаря под руки и живенько убрались в припаркованный невдалеке «Кадиллак» с треснутой левой фарою. Их никто не преследовал — пусть себе едут, в самом деле, не убивать же!

— Чем это ты их так? Метлой, что ли? — проводив мексиканцев тяжелым взглядом, поинтересовался Майк.

— Выходит, что метлой, — Громов почесал затылок и наконец поставил палку к дверям.

— Вы слышали, парни? — вдруг расхохотался Гонсалес. — Наш новый грузчик отделал метлой Джанго Носа и его парней! Вот это прикол, да-а-а.

— А вообще, это плохо, что метлой, — пересаживаясь вместе с Андреем из «Эдзеля» в «Плимут», задумчиво заметил Майк. — Теперь весь город об этом болтать будет, насмехаться…

— Как бы меня в полицию не потащили!

— Не потащат, мексиканцы привыкли сами свои проблемы решать, — запустив мотор, Быстрый Гонсалес неспешно покатил по усаженной тополями и липами набережной реки Эшли. — Тут в другом дело. Джанго — парень хоть и тупой, но обидчивый, мстительный. Боссы, конечно, его одернут, они ведь тебя калечить не собирались — так случайно вышло… Но Джанго с головой не дружит — ко всему готовым надобно быть. Хотя, может, и обойдется все… О, гляди, какой «Корвет»! У Боба такой был.

Переключив передачу, Майк кивнул на стрелой пронесшееся мимо белое приземистое «купе» самой изящной формы, с вычурным, похожим на мотоциклетный эжектор бампером, и двойными — как и положено — фарами.

— Ах, нет, номер не его. Да и за рулем какая-то деваха. А Боба еще недели через две только выпустят. Ох, Боб, Боб… Натурист, ага!

— А вы сами-то что, не натуристы? — усмехнулся Громов.

— Да нет, просто иногда прикалываемся. А тогда Боб и позвал. Мы с ним с полгода назад в кабаке познакомились. Хороший парень, сестра у него в Эйкене живет… ну где водородные бомбы делают.

— Что делают? — удивленно переспросил Андрей. — Бомбы?

— Ну может, и не сами бомбы, но всякую к ним начинку. Поначалу-то, когда завод строили, в тайне все хранили, так ведь тамошние-то жители любители языками почесать. Деревенщина, она деревенщина и есть — на чужой роток платок не накинешь.

— Однако, — Громов покачал головой. — Так там должна быть закрытая зона.

— Ну ближе к заводу-то, понятно, закрытая, а в городе неплохо оторваться можно. Или на реку съездить, там Саванна течет, хорошая река, красивая. Эх! Интересно, что наши девки сегодня сготовят?

Недели две после столкновения с мексиканцами в магазине тетушки Марии дежурила парочка присланных Быстрым Гонсалесом парней. Однако ничего плохого не происходило — никто не врывался, не бил витрины, не угрожал. А потом парней-охранников вообще убрали, и Майк как-то вечером пояснил сквозь зубы, мол, большие боссы договорились. Что ж — ну и славно. Вот только как с документами быть?

— Поможем, поможем с документами, — отмахивался Гонсалес. — И тебе, и девчонке твоей. Сейчас, видишь, некогда, а зимой съездим в Орландо, к брату.

Однако уезжать пришлось гораздо быстрее, нежели задумывал Майк. И не в Орландо…

Все произошло 22 октября, взяв выходной, Андрей с самого утра шлялся с Бьянкой по магазинам, тратя полученную недавно зарплату — надо было подкупить кое-чего по мелочи, да и из одежды — не ходить же все время в обносках? За девять долларов Громов обзавелся вполне приличными джинсами, пошитыми здесь же, в Каролине, издавна славившейся своим текстилем, также купил пару рубашек — баксов за пять, и — для любимой девушки — за тридцатник модную синюю юбку и голубую блузку с красивым рисунком. С рисунком взял специально — бюстгальтера Бьянка не носила, так чтоб не слишком внимание привлекать.

Еще потратились на всякие там ремешки, сумочку, босоножки и прочее — юная баронесса прям расцвела от удовольствия, как и любая бы женщина на ее месте. И конечно же, едва придя домой, принялась мерить обновки.

На взгляд Андрея, юбка все ж была длинноватой, доходя едва ли не до колен… с другой стороны — очень даже пристойно, скромно, как в провинции и положено.

— А блузку-то что ж до конца не застегнула, милая?

— А зачем? — загадочно улыбаясь, Бьянка присела на диван, рядом. — Все равно потом расстегивать. Или… может быть, ты мне расстегнешь?

Погладив девушку по бедру, Громов нежно поцеловал ее в губы… получив такой страстный ответ, что потом долго не смог оторваться, все целовал, целовал, целовал, пока не утонул в широко распахнутых, синих, как бушующее море, глазах, полных желания и неги.

Баронесса сама сняла с парня рубашку, стянула джинсы, и Андрей, медленно расстегнув блузку, принялся ласкать языком вздымавшуюся девичью грудь…

В гостиной диван не скрипел — прочный, — зато за окном вовсю пели птицы. Правда, поглощенные друг другом влюбленные не слышали их совсем…

Лишь только запах… Погладив Бьянку по плечу, Громов вдруг ощутил сильный запах бензина, донесшийся вдруг откуда-то с улицы. И тотчас же потянуло дымком! Что-то горело…

Вскочив на ноги, молодой человек бросился к окну…

— Вот дьявол! Мы же горим, милая! А ну-ка, одевайся. Скорей!

С веранды в комнату уже клубами валил дым, плотный, горячий, едва успев надеть блузку, баронесса закашлялась, едва не упала… Упала бы, если б Андрей не подхватил ее на руки.

Из-за входной двери уже вырывались грозные языки пламени, все вокруг трещало. Вот вспыхнула занавеска, повисла на миг дрожащим огненным языком… и пропала… Пламя жадно перекинулось на карниз, побежало по обоям…

Из последних сил Громов успел выбраться в окно, оттащил Бьянку к мусорным бакам и уже оттуда наблюдал за поднимавшимся к небу черным столбом дыма. Завывая сиренами, подъехали пожарная машина и «скорая», следом за ними — очень быстро — показался серо-зеленый «Плимут» Гонсалеса.

— Эй, Майк, Лина! — высунувшись из-за баков, Громов помахал рукой.

— О, Пресвятая Дева! — подбежав, Лина всплеснула руками. — Вы как, живы?

— Да, вроде бы да! — слабо улыбнулась Бьянка. — Только голова сильно болит.

— Это ты дыму наглоталась, подруженька, — погладив баронессу по волосам, жалостливо протянула кубинка. — Поехали-ка пока в какой-нибудь мотель, отлежимся. А Майк тут все уладит, не сомневайтесь — дом-то не наш, хозяин неплохую страховку получит… Он, верно, и поджег, бандит! Ну что — едем?

Они сняли апартаменты в мотеле «Белая пальма», километрах в трех от сгоревшего дома — по американским автомобилизированным меркам — совсем рядом. Поспав пару часиков и выпив заботливо принесенный Линой бокал красного вина, пострадавшая быстро пришла в норму и даже заулыбалась, глядя, как ее бескомплексная подружка настраивает телевизор.

— Ох, славно! «Америкэн Бэндстед» посмотрим!

Лина возилась с телеприемником долго, но все никак не могла найти нужный канал. Щелкала переключателем, ругалась, пока наконец не сообразила, что по всем каналам почему-то показывают одно и то же — какую-то жуткую заставку с видом Белого дома и титры с анонсом чрезвычайно важных новостей…

Никаких песен и танцев в эфире не было, а появившийся вместо жизнерадостного Дика Кларка диктор в строгом черном пиджаке с галстуком вдруг произнес скорбно-торжественным тоном:

— Уважаемые сограждане! Сейчас, как мы и обещали, с обращением к американскому народу выступит Президент Соединенных Штатов Америки Джон Фитцджеральд Кеннеди!

Появившееся на экране симпатичное лицо президента тоже не светилось радостью, а выглядело каким-то усталым, да и его слова не несли ничего веселого:

— …агрессивные устремления, не получившие резкого отпора, в конечном итоге приводят к войне… Мы не намерены рисковать без крайней необходимости и ввергать мир в пучину ядерной войны, в которой плодами обиды будет пепел…

— Пепел! — Лина возбужденно хлопнула в ладоши. — Черт побери! Хорошо сказал.

— …но у нас хватит духа, — продолжал президент, — пойти на такой риск, когда это станет неизбежно. Соединенные Штаты Америки будут рассматривать запуск советских ракет с Кубы, направленный в любую страну Западного полушария, как нападение Советского Союза на США, что повлечет ответ!

Еще президент говорил о коммунистической угрозе, о размещаемых на Кубе русских ракетах, чего никак невозможно терпеть! После чего в ультимативной форме потребовал от СССР вывода ракет и объявил блокаду Кубы.

— Вот и Карибский кризис начался, — зевнув, лениво заметил Андрей. — Сейчас Хрущев с Кеннеди нервишки друг другу — и всему миру — потреплют. Но ничем таким страшным не кончится, хоть и обещал Никита Сергеевич показать капиталистам кузькину мать.

— Что показать?

— Водородную бомбу!

— Ох ты ж, святая дева Гваделупская! — всплеснув руками, Лина с надеждой уставилась на Громова. — Так, говоришь, войны не будет?

— Нет.

— Я тоже так думаю!

— А я не думаю — знаю!

Расхохотавшись, молодой человек обнял обеих девчонок за плечи и, прижав к себе, по очереди чмокнул каждую в щечку.

— И все равно — плохо, — пригладив волосы, вздохнула кубинка. — Неужели «Америкэн Бэндстед» не покажут сегодня?

«Америкэн Бэндстед» показали. Только — чуть позже и с двумя перерывами для повторов обращения президента. Между Чабби Чеккером и Фрэнки Авалоном.

— Ой, какие все эти президенты скучные дядьки! — откинувшись на спинку дивана, Лина вытянула стройные ножки. — Даже наш — вроде бы милашка. А русский так вообще на хомяка похож!

— Скорей уж — на поросенка.

На следующий день Быстрый Гонсалес, как обычно, завез Громова в магазин, на работу, словно бы ничего такого и не случилось. Пока все четверо жили в мотеле, но Майк сказал, что подыскивает более удобное жилище, на что Андрей ответил, что теперь — на зарплату — он мог бы и сам снимать жилье, конечно, дешевое.

— Ладно, помогу вам с жилищем! — с усмешкой пообещал кубинец. — Какую-нибудь квартирку подберем.

— Было бы здорово!

Громов и не скрывал радости — всяко уж лучше жить самим по себе, чем чувствовать себя приживалами.

— Боба завтра выпустят, — вечером, за ужином, обмолвился Майк. — А поджигателя, кстати, поймали. Знаете — кто?

— Догадываемся, — Лина всплеснула руками. — Конечно же — этот придурок Джанго Нос, больше некому!

— Свои же боссы его и выдали, — потягивая пиво, пояснил Гонсалес. — Совсем с катушек съехал. Что хочет, то и воротит. Кому такой неуправляемый нужен? Ла-адно, завтра получит от судьи пару лет, а то и пятерку!

— Неужто — пятерку? — Андрей изумленно покачал головой.

— А что ты думал? За умышленный-то поджог! Ладно, черт с ним, что хотел — то и получит.

Они сидели в уютном кафе мотеля, за столиком близ распахнутого настежь окна, выходящего прямо на дорогу и видневшееся за ней бескрайние кукурузные поля, тянувшиеся, казалось, до самых Аппалачских гор. В голубом, с веселыми снежно-белыми облаками небе, клонясь к закату, висело нежаркое осеннее солнышко, вокруг мотеля росли аккуратно посаженные пирамидальные тополя и пальмы, а чуть дальше, меж полей, виднелась дубовая рощица, за которой виднелась чья-то ферма.

Идиллию нарушали лишь время от времени проносившиеся по шоссе грузовики и автобусы да небольшие группы велосипедистов из Американской ассоциации студентов, считавших своим гражданским долгом орать на ходу, что есть мочи, какую-нибудь дурацкую песню в столь популярном здесь, на юго-западе, стиле кантри.

Судя по работавшему в кафе радио, хозяину мотеля — добродушного вида толстяку с свисающими, как у бульдога, щеками — подобная музыка нравилась.

— Всякое там старье — деревенщины, — скривившись, пояснила Лина. — Билл Монро с Блюграсс Бойз, Хэнк Вильямс и прочий хлам. Нет, чтоб Чабби Чеккера!

— Или Пресли, — с улыбкой согласился Андрей. — А что, музыкальный автомат здесь не работает?

— Не работает! — Лина возмущенно округлила глаза. — Я в первый же вечер пыталась включить. Сколько времени прошло, а этот старый черт так его и не починил. Деревенщина — она и есть деревенщина, на что ему Пресли? Ты еще скажи — серф!

Громов едва смог дождаться завтрашнего вечера, когда, заехав за ним в магазин, Быстрый Гонсалес должен был — как уговаривались — что-нибудь сообщить о квартире.

Должен был… Однако не сообщил! Голова Майка оказалась занята совершенно другим, да вообще, сидя за рулем, кубинец заметно нервничал и даже не пропустил помеху справа — какую-то изысканно одетую даму в дорогущем кабриолете.

— Козел!!! — ударив по тормозам, громко выругалась дама.

И это еще было самое приличное слово из тех, что хлынули из ее уст ниагарским водопадом.

— Ведьма старая!

«Обласкав» женщину, Гонсалес выскочил на загородное шоссе и прибавил газу, подрезая недовольно вякнувший клаксоном автобус.

— Что-то случилось, дружище? — осторожно поинтересовался Андрей. — Ты просто сам не свой какой-то.

— Случилось, а как же! — Майк с остервенением стукнул ладонью по рулю. — Этот придурок Джанго Нос прямо с судебного заседания сбежал!

— Ничего себе!!! — присвистнул Громов.

— Вот и я о том… Констеблю съездил по уху, идиот, хорошо — не шерифу… И сбег! Только его и видели, — нервно хохотнув, кубинец обогнал грузовик через двойную сплошную. — Облажались судейские, теперь будут ловить…

— Думаю, поймают, — настороженно поглядывая на дорогу, усмехнулся Андрей. — Куда ему, дураку, деться-то?

— Да, поймают, конечно, — закуривая, Гонсалес мрачно кивнул. — Только ведь до этого какое-то время пройдет, а Нос — парень мстительный, тем более — безголовый.

— Понятно — отморозок!

— К-кто?

— Говорю — придурок полный.

— Согласен, — чуть снизив скорость, Майк свернул к мотелю. — Только этот придурок теперь все сделает, чтобы нас с тобою достать. И наших девчонок! А знакомых у него в городе полно, быстро наш мотель вычислит…

— Тогда надо уехать куда-нибудь за город, — предложил Громов. — Ну на время. Пока не поймают этого Джанго.

— Уехать, говоришь? — подъезжая к парковке, кубинец задумчиво почесал за ухом. — А это идея! Куда-нибудь не очень далеко… но где никто искать не будет. Понимаешь, не за себя боюсь — за девчонок. Не будешь же их везде за собою таскать.

— Кстати! У меня и хорошая новость есть, — заглушив двигатель, неожиданно улыбнулся Майк. — Боба Краймана освободили из-под ареста. Ну того, натуриста. Сегодня к нам в гости заедет — выпьем, поговорим!

Боб приехал часа через два, когда уже начинало смеркаться. Свет мощных двойных фар его авто отразился в окнах кафе, словно луч прожектора пограничного катера или фрегата. Припарковавшись, Боб выскочил из машины с каким-то свертком подмышкой и, завидев выглянувшего в окно Гонсалеса, помахал рукой:

— Привет, парни! И вы, девчонки, привет.

— А что он один? — тихо спросила Бьянка. — Ни жены, ни любовницы нет?

— Тише, тише, подруга! — оглянувшись на баронессу, Лина всплеснула руками. — Сколько раз тебя учила: нехорошо говорить — любовница, лучше сказать — подружка, герл-френд.

— Да, — чуть подумав, согласилась аристократка. — Так, пожалуй, лучше. Но и любовница — неплохое слово, иные любовницы при глупых государях царствами правили! Так нет, значит, подружки у этого Боба?

— Была когда-то любовь, — вздохнув, негромко промолвила Магдалина. — Со школьной скамьи еще. Несчастная. Девчонка его за другого замуж вышла, а Боб потом вены резал… Ничего, сейчас вроде как успокоился.

— А-а-а, — баронесса поправила блузку. — Вон оно как! Бедный Боб! Бедолага.

— Вы только посмотрите, на какой тачке этот бедолага прикатил! — засмеялся Майк. — Ладно, хватит лясы точить, пошли в кафе, что ли.

Только что освободившийся из-под ареста Боб был горд и весел. Горд тем, что все ж таки натуристов разогнали не сразу — и в местных газетах даже вышла по этому поводу не одна статья, ну а весел — от встречи с друзьями.

— Знаете, я только с вами и отдыхаю как следует, — по очереди обнявшись со всеми, молодой человек уселся за столик и, пригладив белобрысые волосы, развернул сверток, вытащил бутылку вина. — Знаете это что? Бордо урожая сорок девятого года!

— Сорок девятого? Ого! — Лина хлопнула в ладоши. — У тебя новая машина? А где «Корвет»?

— Был «Корвет» да сплыл, — улыбнулся бывший арестант. — Теперь вот «Импала». Честно говоря, тоже не бог весть что.

— А смотрится шикарно!

— А слоган знаете? — осведомился Боб. — «Роскошный автомобиль, доступный для каждого»! Для каждого — так вот! Объем двигателя пять и семь, турбо… в других моделях есть еще три и девять, но я б вам такой не посоветовал. Это пятьдесят восьмого года модель, вообще классно смотрится! А вот с шестидесятого они такой гнусный дизайн ввели — не машина, а какое-то, прости господи, гнусное громыхающее корыто или даже, лучше сказать — чемодан угловатый, ничуть не лучше пресловутого ублюдочного «Эдзеля». Ладно, черт с ними… Ну… выпьем, что ли? Кстати, Бьянка, а тебе какие машины нравятся?

— «Бьюик-Скайларк», — смущенно призналась девушка. — Такой голубой, красивый…

— Пятьдесят четвертого года модель! — пояснив, Лина пригубила из бокала. — А ничего… А машинка ничего, тот «Скайларк».

Боб засмеялся:

— Еще бы! Четыре тысячи баксов!

— Главное — трансмиссия автоматическая, чтоб Бьянке легче учиться.

— Так ты что? — Громов недоверчиво глянул на свою подружку. — Ездила, что ли?

— Немножко, — призналась юная баронесса. — Очень понравилось — и мягко, и быстро. Вот только запах…

— Слышь, Эндрю. Будут бабки — подари ей «Бьюик-Скайларк». Только обязательно пятидесятых годов, с молдингами!

Просидели до поздней ночи; Боб, с которым Громов, по сути-то, по-настоящему только сейчас и познакомился, оказался весьма остроумным собеседником и человеком легким, как показалось Андрею, без всякого двойного дна. Болтали, выпивали, играли в карты — тут Бьянка сделала всех! А как же, навострилась еще в аристократических салонах Барселоны!

Боб тут и заночевал, а с утра, уезжая, вдруг вспомнил о просьбе Гонсалеса, высказанной вчера — точнее, уже сегодня — перед самым отходом ко сну, в несколько туманной форме.

— Ты говорил, что хочешь пожить немного в каком-нибудь малолюдном местечке?

— О! — удивился Майк. — Вспомнил-таки.

Гость пожал плечами:

— Я ж все-таки менеджер! Так как?

— Хотим, да, — быстро кивнул кубинец. — Не я один, все мы хотим.

— Так нет ничего проще! — хохотнув, Боб весело подмигнул приятелю и попытался щелкнуть пальцами, как делали герои ковбойских фильмов.

Не получилось, но молодой человек не расстроился, а лишь развел руками — увы.

— У моей сестры Рэйчел, той, что живет, в Эйкене, помнишь, Майк, я вас как-то знакомил…

— Ну… помню, правда, честно сказать, не очень.

— Да светленькая такая, блондинка лет тридцати пяти… Впрочем, не в этом дело, — Боб смешно наморщил нос и продолжил: — В общем, у нее в Эйкене, не в городе, в округе, на реке Южный Форк есть небольшая ферма, от покойного мужа осталась, почти заброшенная, и хозяйства там никакого нет, но жить можно. Эх. Там бы ремонт, но… электричество есть, дорога тоже — что еще надо? А рыбалка там какая раньше была! Правда, как завод построили, так лучше не рыбачить — иногда и с двумя головами рыбку можно поймать…

— Там что, так опасно?! — подскочил Майк. — Радиация?

Засмеявшись, Боб махнул рукой:

— Да в норме там радиация. Не верите, так могу счетчик Гейгера подогнать, сами за всем следить будете. Короче, если решитесь, ты, Майк, знаешь, где меня найти — заедешь за ключами. А сестре я позвоню, предупрежу.

— Что ж, — почесав голову, Быстрый Гонсалес обернулся к Громову и девчонкам. — Едем, что ли?

— Конечно, едем, — немедленно отозвалась Магдалина. — Тут и думать нечего. Давно мечтала пару месяцев где-нибудь в деревне пожить. Небось, этот сумасшедший мексиканец туда не доберется. Слышь, Боб! А дансинги в этом Эйкене есть?

— Есть и в Эйкене. А в соседнем Оранжбурге так и вообще отличная танцплощадка! — похвастался Боб. — Со всех ближних графств едут.

— О, надо же — со всех графств! Со всех деревень, хотел ты сказать. Небось, выйдут старые пердуны с банджо да затянут что-нибудь типа «Gazolin Alley» или «Iren Good Night», в общем что-нибудь такое тоскливое-претоскливое, под что еще моя бабушка танцевала.

— Ох и язва ты, Лина! — подойдя к своему «Шевроле Импала», обернулся гость. — Всегда знал, что ты язва, да!

В ответ на эти слова кубинка весело расхохоталась:

— Ты сам-то к нам туда приедешь, а, Боб? В эту дыру!

— Может быть, и загляну, если время будет. А насчет дыры… Так ты ж сама хотела в деревню.

— Ой, уел, Бобби! Уел!

Вечером, разложив на полу карту штата, обе парочки принялись рассчитывать путь. Причем Лина почему-то держала себя за главную — всеми командовала, всем распоряжалась. Впрочем, она всегда так себя вела… быть может, поэтому Быстрый Гонсалес еще до сих пор не сел.

— Через Колтон поедем, вот, по этому шоссе… как раз в Ватерборо заедем, там очень хороший секонд-хэнд…

— А почему не через Сент-Джордж?

— Ты что, глухой, дорогой? Я ж тебе сказала — в Ватерборо Очень! Хороший! Секонд-хэнд! Обязательно заглянем, верно, Бьянка? Накупим себе всякой деревенской одежки — всяких там джинсов, шорт…

— Резиновые сапоги не забудьте, — внимательно разглядывая карту, пошутил Громов. — Для колхозной дискотеки — в самый раз!

— Для чего в самый раз? — Лина непонимающе моргнула.

— Для сельских танцев!

— О! — кубинка радостно хлопнула в ладоши. — Мы и вам обновки купим… Какие-нибудь дурацкие ковбойские шляпы… Да! Майк, ты ключи-то взял?

— Взял, взял… Эндрю, кстати, в магазине ночевать придется, чтоб деньги не терять.

— Ой!

— Но пару-тройку раз в неделю я его вам гарантирую! Как и себя…

Ферма на реке Южный Форк оказалась вовсе не такой развалюхой, как со слов Боба представлял себе Громов. Довольно просторный дощатый дом из пяти комнат и обширной столовой, во дворе — колодец, сарай и заброшенный, с протекающей крышей, гараж, полный всякого железного хлама.

— Металл можно в скупку сдать, — заглянув, усмехнулся Андрей. — Если денег не будет.

Весь день новоявленные жильцы приводили дом в более-менее приличное состояние — Лина вымыла пол, баронесса же занималась занавесками, постельным бельем и всем таким прочим. Тем временем мужчины чуть прибрались в гараже, проверили на меткость обнаруженное там же старое охотничье ружье и на всякий случай приделали к выходной двери внутренние запоры.

— Жаль, телефона нет, — усевшись на старую скамью, Громов покачал головой. — Ну хоть электричество — и то неплохо.

— К выходным телевизор сюда привезу, — пообещал Майк. — А сейчас пускай радио слушают. Пошли, антенну натянем.

Растянув найденный в гараже кусок медной проволоки между двумя липами, молодые люди подключили импровизированную антенну к старинному, годов еще тридцатых, приемнику, напоминавшему отделанный красным полированным деревом дворец; Гонсалес покрутил ручку настройки…

— …правительство Хрущева предложило созвать трехсторонние переговоры по скорейшему урегулированию кризиса… Военные круги полагают… В Пентагоне требует немедленных военных действий…

Сплюнув, Магдалина бросила выжатую тряпку в ведро:

— Ты лучше музыку поискал бы!

— Так я ее и ищу, — пожал плечами Майк. — Да тут на всех волнах одно и то же… Ага! Вот!

Из приемника донеслось что-то похожее на твист или шейк…

— Карл Перкинс, — тут же определила кубинка. — Ну пусть хоть это.

Ранним утром Гонсалес и Андрей уехали в Чарлстон и вернулись лишь через четыре дня, двадцать седьмого октября вечером. Вернулись довольные — с деньгами, с телевизором, с радиолой, чем немало порадовали добровольных затворниц.

— Уау! — Быстрый Гонсалес едва успел выйти из-за руля, как Лина с визгом бросилась ему на шею. — Ну наконец-то явились! А мы уж хотели пешком на танцы пойти — машины-то нету. Телевизор привезли? Радиолу? Ой, как я тебя люблю, милый! Дай поцелую… у-у-уммм… Ну что там в городе делается?

— Да все прям как с ума сошли, с этим ракетами красными, — отмахнулся Майк. — Паникуют, войны боятся.

— Это мы и по радио слышали, — Магдалина разочарованно покачала головой. — Ты скажи, как там знакомые наши, бизнес?

— Да с этим-то все в порядке…

— Ну вот! А ты говоришь — война.

Пока обнимались-целовались, пока перетаскивали в дом привезенные вещи, уже начало смеркаться и, как всегда на юге, почти сразу обрушилась темнота. Лишь узенький серп луны светился в ночном темно-синем небе, да как-то уныло, безрадостно, сверкали звезды.

— Вы надолго? — поставив на стол опустевший бокал, негромко спросила Лина.

— На два дня, — погладив девушку по руке, отозвался Майк. — Ты ж уже спрашивала, у машины, не помнишь?

— Конечно, не помню. Я ж целовалась тогда! Это хорошо, что на два дня. Завтра на танцы съездим… в этот… как его? Эйкен.

Гонсалес покривил губы:

— В Эйкен не получится — там документы проверить могут. Лучше в Барнвелл или Оранжбург. А хотите — в Салюду.

— Ты б еще сказал — в Кентукки! — разливая по бокалам вино, презрительно скривилась девушка. — Деревня — она деревня и есть.

— Э, милая! — подняв бокал, Майк рассмеялся. — Для тебя все, что не Чарлстон — деревня.

— Ну почему. Еще Колумбия… Кстати! — Лина обрадованно всплеснула руками. — А почему бы туда завтра не съездить? Тем более, не намного и дальше, чем какой-нибудь задрипанный Оранжбург!

— Ничего себе — не намного дальше! — возмутился Гонсалес. — Больше чем в два раза! Почти в три.

— Я сама авто поведу, милый.

— Ага! А обратно — как? Как всегда, пьяными? Там полиция вообще-то — все ж таки столица штата.

— Да я могу и не пить!.. много. О! — девушка снова хлопнула в ладоши. — А еще можно Бьянку за руль посадить — пусть учится. Ой…

Бросив взгляд на старинные часы, стоявшие на комоде, Лина соскочила со стула и бросилась к телевизору:

— Чего не включаете-то? Сейчас «Америкэн Бэндстед» начнется. Ой, как же я соскучилась…

— По Рики Нельсону или Фрэнки Авалону? — съязвил Майк.

— По обоим! И не только по ним одним… Черт! А вы антенну-то подключили?

Поглядев на туманное мерцание экрана, девчонка с размаху заехала по телеприемнику кулаком.

— А ну, гад, показывай уже! Ах ты та-ак… не хочешь?! А ну-ка, вот тебе, вот!

— Эй, эй, милая! Потише! — подбежав к Лине, Быстрый Гонсалес обнял ее за талию, оттаскивая от телевизора. — Этак ты аппарат вмиг расшибешь.

— Может, лучше я попробую? — неожиданно предложила Бьянка.

У Громова отвисла челюсть:

— Ты-ы?!!!

— Ну да, я… У нас когда-то кошка была — ну такая злая! А я с ней лаской — вот она одну меня и слушалась, любила.

С недопитым бокалом в руке баронесса подошла к телевизору и, погладив его по лаковому деревянному боку, прошептала:

— Ну хороший мой, не ленись. Покажи как нам Дика Кларка!

Ничего не помогло — ни кулаки Магдалины, ни увещевания Бьянки, ни даже Гонсалес с отверткой, снявший, наконец, заднюю крышку и задумчиво уставившийся на внутренности аппарата:

— Лампы все горят… Значит — антенна. Эндрю, залезь на крышу, покрути…

— Кстати, и по радио что-то с полудня одно шипение, — вдруг вспомнила кубинка. — А еще…

И тут вдруг наступила тьма! Резко, словно кто-то вырубил рубильник. Так ведь и вырубил! Разом погасло все — мерцающий экран телевизора, зеленый «глазок» приемника, люстра, лампочка во дворе… все!

— Боюсь спросить… — глухо произнес невидимый во тьме Громов. — А сестра Боба за электроэнергию всегда вовремя платила?

— Я заплатил, — Гонсалес осторожно подошел к окну и распахнул занавеску, впустив в комнату мертвенный свет звезд. — У меня и квитанция осталась.

— Значит — авария.

— Значит. Девчонки, фонарика в доме нет? У меня где-то в машине был, но без батареек…

— Фонарика мы не видали, — послышался в ответ голосок Лины. — А вот свечки на глаза попадались. На кухне где-то.

Бьянка встрепенулась:

— Я знаю — где. Принесу.

Желтый свет стеариновых свечей сразу придал комнате какой-то радостный рождественский вид.

— Еще только елки не хватает! — зашлась хохотом Лина. — И — Санта Клауса. Ну что сидишь, дорогой? Вино уже кончилось?

— Да нет, много еще.

— Так открывай!

— Вы напрасно сразу столько свечек зажгли, — пододвинув бокал, Громов покачал головой. — А вдруг электричества долго не будет? Скажем, дня три!

— Ну ты и сказанул, Эндрю! Быть такого не может никогда, — убежденно отозвался Майк. — Здесь все же Америка, а не Куба. Починят завтра, думаю, к обеду уже, максимум — к вечеру. Ты что смеешься-то, Лина?

— Да фонарик твой вспомнила, который без батареек, — девушка взяла в руку бокал, посмотрев сквозь рубиново-красное вино на свечи. — Это типа того, как с моей тетушкой случай вышел. Давно, лет десять тому… У нее тогда у одной на всей улице был телевизор, а тетушка — царствие ей небесное — человек добрый, все соседских детишек мультфильмы смотреть пускала, вот они и повадились чуть ли не каждый день. Тетушка на работу, а они ей — можно телевизор посмотреть? Она так и ответила: можно! Только не включайте.

— Ну? — непонимающе моргнул Майк. — И к чему ты это рассказала?

— Не знаю, — Лина повела плечом. — Наверное, к электричеству. Ну! Выпьем, что ли? За то, чтоб был свет! Эх, жаль не потанцевать… не под что.

— Ого! — бросив взгляд в окно, Гонсалес резко поставил на стол недопитый до конца бокал и поднялся на ноги. — Это еще что такое?

— Где?

— Да вон, на дороге… Смотрите — свет фар.

— Так машины едут… и что?

— Да ничего, — молодой человек нервно обернулся. — Просто вы только гляньте, сколько их! Откуда, куда в таком количестве, на ночь глядя? Прямо какой-то исход.

— Да ну тебя — исход, — язвительно отмахнулась Лина. — Скажешь тоже. Просто молодежь, как всегда, катается. Видать, какой-нибудь местный праздник, день урожая или типа того. Вообще, может, съездим, посмотрим?

— Съездим, — допив вино, Гонсалес согласно кивнул. — Только надо ружье на всякий случай с собой прихватить.

— Ружье? О, святая дева!

На тянувшемся вдоль реки шоссе из Эйкена в Бамберг и в самом деле творилось что-то странное — легковые автомобили, переполненные автобусы, набитые скарбом грузовики тянулись один за другим сплошным потоком, напоминающем огромную, с мириадами светящихся глаз — змею. Прохладный ночной воздух дрожал от гула моторов и шелеста шин.

Выйдя из машины, Майк задумчиво побарабанил пальцами по капоту:

— И куда ж они все, интересно? Может, мы чего-то не знаем?

Конечно, они не знали. Но могли бы и догадаться уже!

— Так давайте спросим! — предложила Бьянка. — Остановим кого-нибудь и спросим.

Напрасно они размахивали руками — не останавливался никто, всех словно бы охватило какое-то непонятное сумасшедствие, тщательно скрываемая — а, скорее, уже и не скрываемая — паника. Насколько можно было рассмотреть, люди ехали целыми семьями — со стариками, с детьми…

Вот одно из авто, по виду — родом из тридцатых годов — наконец, остановилась метрах в двадцати от ведущей с фермы грунтовки. Хлопнула дверца.

— «Хадсон Терраплан» тридцать третьего года, — направляясь к застывшей на обочине машине, Гонсалес с ходу определил марку. — Шесть цилиндров, коробка трехступенчатая, объем… не помню уже, какой у него объем. Но тачка мощная! Старая, правда… Эй, как поживаете, сэр?

Застегнув штаны, водитель — средних лет мужчина в очках и мятой пиджачной паре — затравленно обернулся:

— Если вы хотите со мной, то напрасно. Имейте в виду, у меня револьвер!

— А у нас ружье, — натянуто хохотнул Громов. — Да и своя машина имеется.

— Так что случилось-то, может, скажете? — выступив вперед, Лина преградила незнакомцу дорогу.

Тот, сняв очки, нервно протер их подолом выпроставшейся из брюк рубашки:

— А вы что же, ничего не знаете?

— Так газет не выписываем, а радио целый день молчит, шипит только.

— Наши бомбили Москву, Ленинград, Киев… — тихо промолвил мужчина. — А русские нанесли ракетный удар по Нью-Йорку и Вашингтону.

— Вранье! — Громов саркастически рассмеялся. — Нет никакой войны, понимаете? И не будет! Поверьте мне, я знаю.

— Что вы знаете?!!! — незнакомец неожиданно перешел на фальцет. — Не знаю, кто уж из них там первый начал — наши или русские, а Нью-Йорка нет уже! Один пепел! И Эйкена вот-вот не будет — такой-то завод, лаборатории… разве русские это оставят? Вот все и бегут… куда-нибудь подальше.

— Врут, — уже не столь убежденно пробормотал Андрей. — Не может такого быть, не может! Ну был Карибский кризис, да… и Третья мировая едва не началась из-за размещенных на Кубе ракет. Но Хрущев с Кеннеди договорились… договорятся…

Уже не было не только Нью-Йорка. Не было и всей Новой Англии, и вместо Лос-Анджелеса, Хьюстона, Санта-Фе пылали ядерные костры! То же самое можно было сказать о Москве, Ленинграде, Киеве… о всех крупных городах СССР.

Пущенная с Кубы советская ракета немножечко сбилась с цели, угодив не в плутониевый завод, а на пару десятков миль восточнее… к реке Южный Форк.

Тысячи солнц разом вспыхнули в небе, вздыбилась мать-земля, и огромный, грозно колыхающийся гриб атомного взрыва встал над Эйкеном во всей своей ужасающей красоте!

Правда те, кто ехал по шоссе на Бамберг, так и не смогли ее оценить. Просто не успели. Испепелились. Превратились в молекулы. В пар.

Вот вам глупые амбиции политиков и генералов, вот вам Третья мировая война, вот вам — водородная бомба, знаменитая хрущевская «кузькина мать»!

Почти ничего не осталось. И почти никого. Лишь радиоактивная пыль да догорающие развалины городов. И ядерная зима — как альтернатива для немногих уцелевших. Мрачная, прямо скажем, альтернатива.

Глава 3

Каролина

Сбежал негр…

Кто-то сильно щекотал щеку. Вот перестал. Потом — чуть погодя — опять! Еще сильнее.

Фыркнув, Громов проснулся и, распахнув глаза, сдул щекотную травинку, щурясь от бьющего прямо в глаза солнца.

— Доброе утро, милый, — сонным голосом произнесли за спиной. — Чего это мы в траве-то уснули? В каком-нибудь баре перепились? О, святая дева — ничего же не помню! — Бьянка поднялась на ноги, старательно отряхивая прилипшие к джинсам и блузке листья и пожухлую от солнца траву. — А вроде мы куда-то ехали… На ночь-то глядя. Интересно, а Лина с Майком где?

— Вот именно — где?!

Застонав, Андрей уселся в траве, скрестив ноги и обхватив руками голову, вспомнил до мелочей вчерашний вечер — или сегодняшнюю ночь? Как внезапно погас свет, как поехали на «Плимуте» к шоссе, посмотреть на колонну автомобилей… Как расспросили случайного мужичка, и тот им наговорил тако-ое! Третья мировая война, ядерная война началась! Полмира исчезло, превратившись в груду радиоактивных развалин и дымящийся пепел! Громов поначалу не поверил, но потом в ночном небе вдруг вспыхнуло сто тысяч солнц. Ядерный взрыв! И… ничего… И — вот здесь они с Бьянкой — вот здесь, и, похоже, что живы, а вот где Майк и Лина? Где все, кто ехал в ту ночь по шоссе на Бамберг и дальше — к морю, стараясь сбежать из Эйкена, подальше от завода по производству начинки для водородных бомб. Какой-нибудь обогащенный уран, плутоний, тритий… Его, этот завод, и накрыла советская ракета с ядерным зарядом! А заодно — испепелила и обезумевших от предчувствия огромного несчастья людей. Беженцев…

Черт! Черт! Черт!

А не привиделось ли все это? Ведь они-то с Бьянкой — живы и невредимы. И мир вокруг — солнечный, напоенный чудесным запахом трав — вовсе не напоминал выжженную атомным взрывом пустыню! Ну конечно, не напоминал. Ничуть!

— Хорошо как! — подойдя, юная баронесса обняла молодого человека за плечи. — Ах, как хорошо.

И, главное, голова не болит… и из носа кровь не идет, значит — не облучились. А, может, и не было никакого взрыва? Да и не могло быть! Никак не могло. Да, 27 октября 1962 года мир стоял на грани ядерной войны, Громов, как историк, хорошо знал это, как и то, что у Хрущева и Кеннеди все же хватило ума послать на три буквы свое военное лобби и прийти к соглашению. Может быть, именно это и стало причиной убийства Кеннеди? И — отставки Хрущева?

Впрочем, что гадать — Третья мировая война все же не случилась, не было ее. Не бы-ло! А что же тогда было? Вот именно этой ночью.

— Милая, ты не помнишь, куда мы вечером ездили?

— К дороге, на машины смотреть, — девушка пожала плечами. — Ты не помнишь, что ль?

— Да помню, — покусал губу Андрей. — Посмотрели, а дальше что?

— Дальше с мужчиной каким-то беседовали, он из старой колымаги вылез.

— Из чего?

— Ну так Лина его авто обозвала. Еще смеялась.

— Мужчину и я помню. А потом? Что потом-то было?

— Что потом? — баронесса насмешливо сверкнула синими, как море, глазами и вдруг сникла. — Ой… не помню.

— И я не помню, милая. Вот то-то и оно.

— Наверное, мы в какую-нибудь таверну заехали, — несмело предположила Бьянка. — И там, как тут принято говорить — набрались.

— Тогда б голова раскалывалась! И у меня, и у тебя, милая.

Девушка неожиданно рассмеялась и, щелкнув любимого по носу, наставительно заметила:

— От хорошего виски голова никогда не болит! Сколько бы ни выпито.

— Ого! — изумился Громов. — Это кто ж тебе такое сказал? Лина?

— Лина… и Майк, — девчонка согласно кивнула и вновь встрепенулась. — Так мы идем их искать или нет?

— Идем, конечно!

Хохотнув, Андрей обнял Бьянку за талию, поцеловал… Девушка сразу отозвалась, поначалу — слабо, а потом — все сильней и сильней, так, что молодой человек напрочь забыл о том, что только что собирался куда-то идти, кого-то искать… Нашел уже! Горячие губы, томный взгляд синих глаз, влекущих, зовущих, тянущих в самый глубокий омут…

Не выпуская друг друга из объятий, влюбленные опустились на колени в траву, Андрей медленно расстегнул на баронессе блузку, погладил упругий животик, поласкал грудь, тяжело вздымающуюся, упругую и такую нежную, что ее просто невозможно было не поцеловать. Накрыв губами сосок, Громов привлек девушку к себе, чувствуя, как ласковые руки ее стягивают с него рубашку… И снова их губы слились, сорванные джинсы полетели в траву, заколыхалось небо…

— Как жаворонок красиво поет! А?

— Красиво, — погладив любимого по груди, мягко улыбнулась Бьянка. — Только это не жаворонок, а малиновка. А вот, слышишь, пеночка… А вон там, за кустиками — коростель, тут болота кругом, а он влагу любит.

— Расслабились мы что-то, — Громов погладил девушку по волосам, снова поцеловал в губы и шепотом, на ушко, спросил:

— Ну так что? Пойдем, поищем?

— Пойдем, — баронесса накинула блузку. — Поищем. Только вначале выкупаемся, я употела вся.

Андрей потянулся в траве:

— И я б не прочь искупаться. Только вот — где?

— Так здесь же рядом река, не помнишь?

— Как же не помню! Южный Форк. Правда, можно ли в ней купаться?

— А почему ж нельзя? — девушка громко расхохоталась и, протянув Громову руку, крикнула:

— Ну вставай же. Идем!

Субтропический климат Южной Каролины, конечно, способствовал купанию даже в конце октября, и вода в реке наверняка еще была теплой, только вот Андрея беспокоили те двухголовые рыбки, про которых рассказывал Майк. Плутониевый завод недалеко… а с радиацией шутки плохи!

— А мы с Линой купались уже, пока вас не было! — перекинув джинсы через плечо, похвалилась Бьянка. — Да там все купаются — небольшой такой пляж. Мы даже там с ребятишками в мяч играли!

— В бейсбол, что ли? — удивился молодой человек.

— Не… в этот… как его… в волейбол, во!

— Ну раз уж, говоришь, купалась уже… Тогда идем.

— Ага. Пошли уж.

Речка и в самом деле обнаружилась совсем рядом, за кустами рододендронов и зарослями ив. Прозрачная, кристально чистая вода с играющими серебристыми рыбками, мягкий песочек, солнышко. Идиллия!

Сбросив блузку, Бьянка вошла в воду и обернулась:

— А ну, кто быстрей до того берега?!

— Давай-давай, плыви.

Купались, впрочем, недолго — водичка оказалась не очень-то теплой, скорее, холодноватой, бодрящей, по мысли Андрея — как раз то, что нужно.

Освежившись, молодые люди быстро оделись и зашагали прямо через заросли к лугу, за которым виднелся густой лес из южных хвойных пород — сосны, туи и прочее. Где-то здесь, совсем рядом, параллельно реке и проходила автодорога Эйкен — Бамберг — Сент-Джордж. Где-то здесь… здесь же… или — вон там?

— А ну-ка, постоим, послушаем, — остановившись, Громов приложил палец к губам. — Шум двигателей, сигналы… Ничего такого не слышишь?

— Не-ет.

— И я — нет.

— Это потому что тут — глушь, — неожиданно заявила девушка. — Так Лина сказала.

— Для Лины все, что меньше Чарлстона — глушь, — молодой человек засмеялся и махнул рукой. — Ладно, пойдем дальше.

— Главное — дорогу не пройти.

— Да не пройдем. Уж никак не минуем.

Однако поиски шоссе неожиданно оказались весьма трудной задачей — по прикидкам Андрея, они с Бьянкой прошагали уже километра три или даже пять — а дороги все не было. Может, не в ту сторону шли?

— Может, мы не в той стороне ищем? — озвучила мысли Громова баронесса. — Заблудились. А что — местность-то кругом незнакомая. Давай вернемся к реке и оттуда снова начнем. Тем более — я что-то пить захотела.

— И я б попил, — внимательно оглядываясь вокруг, молодой человек рассеянно кивнул и, вдруг заметив растущую невдалеке раскидистую кривую сосну, азартно, совсем как Лина, хлопнул в ладоши. — Милая, ты меня пока здесь обожди немножко.

Не прошло и полминуты, как Андрей вскарабкался почти на самую вершину дерева, внимательно осмотрелся вокруг, однако никакого шоссе не увидел, даже речку — и ту едва заметил — блеснуло что-то такое за деревьями.

— Ну тут и заросли, — спустившись, разочарованно доложил Громов. — Честно сказать — ни черта не видно! Ладно, пойдем обратно к реке.

Немного отдохнув и напившись, молодые люди вновь повторили рейд, увы, все с тем же результатом, вернее — с его отсутствием. Кругом расстилались почти непроходимые заросли ив и ракитника, в лесу густо росли рододендроны и туя, никакой дорогой и близко не пахло, не было далее тропинок, не говоря об асфальтированном шоссе.

— Национальный парк! — после очередной неудачи Андрей уселся близ воды на корягу и хватил себя по лбу ладонью. — Вон нас куда занесло. И как же я раньше-то не догадался!

— Что такое, милый? — присев рядом, озабоченно поинтересовалась Бьянка.

— Говорю, мы здесь долго можем бродить.

— Так что же, Лина с Майком нас не ищут?

— Думаю, что ищут. Ты пей водичку-то, пей.

Молодой человек успокоительно погладил девушку по плечу и задумался. Если эта река — Южный Форк, то и шоссе должно быть где-то совсем рядом, рано или поздно оно обнаружилось бы, чай, не иголка… А вот если эта речка вовсе не Южный Форк? Ведь кто знает, как они с Бьянкой тут очутились? Может, и в самом деле, вечером в баре траванулись каким-нибудь пойлом, вышли подышать, прогуляться… вот и зашли черт те куда. А утром, придя в себя, почему-то решили, что эта речушка — именно Южный Форк. А вот — не факт! Тем более если учесть вдруг постигшую обоих амнезию.

— Милая, ты точно больше ничего с ночи не помнишь?

— Кроме того мужика с колымагой — ничего!

— И в бар мы никакой не заезжали?

— Да не помню я!

— И я не помню… Вот так погуляли! Слушай! — Громов покусал губу, стараясь прогнать нахлынувшие вдруг в голову мысли… скорее, даже намек на них, но намек не то чтоб неприятный — ужаснейший! — А ты вспышку помнишь? Ну словно солнце… ночью.

— Вот вспышку — помню! — охотно кивнула Бьянка. — А после нее — ничего.

Андрей похолодел. Нет! Быть такого не может! Ведь он сам — живое доказательство того, что никакой Третьей мировой не было… однако…

— Я пойду, — девушка поднялась на ноги. — Туда… недалеко. Ну мне надо.

Пописай, пописай…

Махнув рукой, молодой человек отвернулся и стал смотреть на воду, на бурное, местами даже с пенными завихрениями течение, на желтую отмель и черное спокойствие омута с нависшими ивами и ракитой.

От созерцания его отвлек громкий крик Бьянки.

— Что такое?!

Едва не упав в воду, Андрей стремглав бросился на зов… что ж такое могло случиться? Не дай бог, укусила змея!

— Эй, милая! Ты как?

Да нет… судя по всему — не змея. Юная баронесса, как ни в чем ни бывало стоявшая посреди небольшой поляны, обернувшись на зов, показала рукой на опушку:

— Смотри-ка, хижина! Пойдем, глянем.

— Идем!

Радостно переведя дух, Громов обогнал девушку, подбежав к хижине первым. Горбыль, маленькое — без всякого стекла — оконце, крытая соломою крыша, грубо сколоченная дверь с деревянной — из коряги — ручкою.

— Хижина дяди Тома, — улыбнулся молодой человек. — А ну-ка, посмотрим, что там у тебя внутри?

Из мебели внутри оказался только небольшой самодельный стол, больше напоминавший картофельный ящик, да неширокие нары, застланные какой-то плетенной из травы циновкою. На прибитой прямо над нарами полке стояли какие-то туеса и небольшая деревянная шкатулка, похожая на ящичек для сигар. В шкатулке обнаружилась металлическая пластинка, кресало и трут — огниво! В одном из туесов белела на самом донышке серовато-белая россыпь. Громов осторожно понюхал, попробовал на язык…

— Соль! Похоже на охотничий домик. Только вот это… огниво — слишком уж экзотично, могли б и спички оставить. Хотя в сезон дождей спички, конечно, отсырели бы.

— Глянь-ка, милый, — острога!

Бьянка взяла стоявшую в углу палку с примотанным бечевою обломком лезвия:

— Удобная вещь — рыбу бить можно!

— Тут, видно, охотники на ночлег останавливались. И рыбаки…

Да, скорее всего, именно так дело и обстояло — обыкновенная охотничья избушка, правда, хиленькая, сибирским заимкам не чета, так тут ведь сибирских морозов не бывает, да и снег — редкий год выпадет — и тут же растает. Основательно — из бревен — строить незачем, достаточно вот горбыля… Впрочем, нет, это не горбыль — какие-то тоненькие деревья, что-то типа хвороста.

Обычный домик. И все же немного странно… Странно, что на стенах не было ни одной картинки, к примеру, вырезанных из какого-нибудь журнала полуголых девушек или чего-то подобного, не имелось никакого ведра, котелка или, скажем, кофейника, пусть даже самого старого, жестяного. Да и рыбаки, и охотники наверняка оставили бы запас круп в какой-нибудь пластиковой или стеклянной таре, уж точно не в туесах из коры! И ножик бы где-нибудь обнаружился, и топор — как без топора-то? Впрочем, топор может быть…

— Надо бы снаружи топор поискать…

— Тсс!!! — отвернувшись от окна, баронесса приложила палец к губам.

— Что такое? — шепотом осведомился Громов.

— За нами кто-то следит! — девушка тревожно моргнула и на всякий случай покрепче сжала только что найденную острогу.

— Следит?

— Наблюдает. Во-он, за барбарисовыми кустами — смотри.

— Никого не вижу! — всмотревшись, честно признался молодой человек.

— Плохо смотришь, — Бьянка фыркнула, подавшись вперед, словно почуявшая дичь охотница. — Не видишь, как шевельнулась ветка? А ветра-то, между прочим, почти что и нет.

— Так сейчас выйдем да спросим, что ему надобно? — пожав плечами, решительно заявил молодой человек. — Заодно и дорогу узнаем…

— Стой! — баронесса быстро схватила Андрея за руку и нетерпящим возражения тоном тихо повторила: — Стой. Он следит за нами тайно, значит — боится. Ты точно его спугнешь! Убежит — не поймаем.

Громов лишь головой покачал:

— Бред какой-то! И что ты предлагаешь?

— Предлагаю его сюда заманить, в хижину. А потом быстренько захлопнуть дверь и оп! — птичка в ловушке!

— Хорошо, так и сделаем, — чмокнув девушку в щеку, прошептал Андрей. — Правда, хочу заметить, что в тебе просыпаются весьма неожиданные таланты. Однако… как мы его заманим?

— А уж это предоставь мне! — азартно сверкнув глазами, Бьянка усмехнулась и потерла руки. — Как выйдем, я буду говорить, а ты во всем соглашайся и кивай. Договорились?

— Ага… А как ты думаешь, кто это?

— Не знаю. Скорее всего, какой-нибудь подросток. Чего-нибудь натворил, а теперь прячется.

— Да, это может быть. Вполне, — согласился Андрей. — Только не обязательно натворил, и не обязательно один — может, их двое или больше. Эти ребята просто здесь играют, как мы когда-то в детстве. Где ведь только не лазили! Может, не стоит их никуда заманивать… просто поговорить?

— Хотели б поговорить — уж давно б показались бы, — резонно возразила баронесса. — Точно говорю: будешь звать — убегут. Ну пошли, чего тут сидеть-то?

Щурясь от яркого, бьющего в глаза солнца, Бьянка с Андреем вышли на улицу. Сейчас, в конце октября, и здесь, в Южной Каролине, особой-то жары уже, слава богу, не чувствовалось, так, градусов двадцать — двадцать два, вряд ли больше.

— Ах, милый, — девушка томно потянулась, показав пупок, и, обернувшись к Громову, громко спросила: — Так мы что, все в этой хижине так и бросим? А вдруг кто-нибудь украдет?

— Так здесь нет никого, — сообразив, сымпровизировал молодой человек.

— Ты прав, милый. Да и вернемся мы быстро… через пару часов. Не-ет, никто на наши вещички не позарится… а тащить тяжело… Сам знаешь, что там.

— Еще бы не знать!

— Иди вперед, — обнимая Андрея, прошептала баронесса. — Да погромче шуми и на меня не оглядывайся.

— Как скажешь, милая.

Громко кашлянув, Громов зашагал к реке, продираясь сквозь кустарники, словно бульдозер. Остановился лишь за деревьями, услышав торжествующий крик Бьянки. И тут же побежал обратно.

— Попалась дичь! — кивая на припертую хворостиной дверь, гордо усмехнулась девушка. — Тут… в клетке!

— Ловко ты! — Андрей одобрительно хмыкнул. — Ну и кто там?

— А сам-то взгляни!

За оконцем маячила какая-то жуткая рожа со сверкающими белками глаз!

— Негр! — удивился Громов. — Ну надо же.

Он подошел к окну, и негр тут же отпрянул, затаившись в глубине хижины.

— Эй, парень! — молодой человек постучал ладонью по стенке. — Ну что, может, поговорим? Клянусь, мы ничего тебе плохого не сделаем. Просто кое о чем спросим, ладно? А потом — выпустим. Богом клянусь, поговорим и отпустим, договорились?

Чернокожий торопливо кивнул:

— Я никого не убил, не гневайтесь, масса!

— А что ж тогда прячешься? Впрочем, твое дело, — Громов махнул рукой и подошел поближе к окошку. — Лучше скажи, в какой стороне дорога?

— Это вам смотря какую надобно, масса, — охотно отозвался пленник. — Если ту, что к поместью сэра Беркли, то это на той стороне, а если ту, что к Саванне-реке, так это почти рядом.

— Покажешь?

— Конечно же, разрази меня гром! Я не обману, масса, не беспокойтесь, я такой же христианин, как и вы… Ой! — негр вдруг испуганно замолк и тут же поправился: — Я хотел сказать — тоже христианин.

— А звать-то тебя как?

— Татави… так покойная матушка назвала, а полковник Роджер кликал Томом. Или — Черный Том, я у него был грумом, а потом… Небось, слыхали о полковнике Роджерсе? Он — потомок одного из тех самых лордов, которым славный король Чарльз подарил все эти земли, от Вирджинии до Саванны-реки.

— Аристократ, стало быть, недорезанный, — хмыкнув, пошутил Громов.

Эта шутка его, не очень-то и смешная, неожиданно оказала на запертого в хижине собеседника самое благоприятное воздействие: чернокожий взглянул на молодых людей куда более внимательно и, как вдруг показалось Андрею, с явной симпатией и надеждой.

— А вы хороший человек, масса! Видать, тоже не очень-то жалуете полковника. Да его здесь мало кто любит, все знают, что это за тип.

— А мы так, честно говоря, про такого и не слыхали, — заглянув в окошко, улыбнулась Бьянка. — Так что, выпускать тебя, черная голова?

— Хо! Не слыхали? — негр удивленно хлопнул себя по ляжкам. — Полковника Роджерса в самом Чарльз Тауне знают! Он со всеми тамошними господами в друзьях, а первый его дружок — преподобный отец Джозеф Стейнпоул, что, говорят, сжег уже немало самых гнусных ведьм!

— Сам ты — гнусная ведьма! — баронесса обиженно надула щеки и что-то бросила Громову, да тот ее не услышал…

А просто сел в траву!

Отец Джозеф Стейнпоул, один из столпов чарлзтаунского общества, был хорошо знаком и ему, и Бьянке, которую едва не сжег именно как ведьму! И было это все летом и в начале осени 1706 года. Так что же, выходит…

— Том, а год сейчас на дворе какой?

— Одна тысяча семьсот шестой от Рождества Христова, — покинув свое узилище, тут же отозвался чернокожий. — Точнее — двадцать девятое число, месяца октября. А вы что спрашиваете, проверяете — грамотный ли? Так вот — Священное Писание знаю!

Том вдруг сделал бросок в сторону, явно порываясь убежать — так и убежал бы, да вот остановился сам по себе, удивленный реакцией этих двух белых. Никто за ним не гнался!

— Ну девочка, — погладив Бьянку по волосам, тихо промолвил Андрей. — Теперь поняла, где мы?

— Поняла, чего уж, не дура, — тяжко вздохнув, девушка вдруг расправила плечи и задорно подмигнула любимому. — А я опять в своем мире, не в твоем… Что ж — зато тут все привычно. Вот только жаль, «Америкэн Бэндстед» не посмотреть.

— Да уж, — издевательски посочувствовал Громов. — Вот уж, действительно, большое несчастье!

Он, конечно, был ошарашен, и вовсе не от того, что вновь оказался в начале восемнадцатого века, а от способа, каким его и Бьянку выкинуло в эту эпоху. Именно выкинуло. Ядерным взрывом! Показал-таки Хрущев Кеннеди кузькину мать! Или… это генералы… и с той стороны, и с другой. Вполне могли, сволочи тупорылые. Что же, эти придурки все же спалили мир? Хватило ума… то есть — глупости! Ну идиоты, ну надо же… Стоп! Однако ведь Андрей точно знал, что никакой Третьей мировой войны не было! Никто ни в кого никакими ядерными ракетами не пулялся, Карибский кризис завершился вполне мирно… правда, в последний момент, а то бы… а то бы, пожалуй, рвануло!.. Как недавно, ночью — тысячи солнц! Так что же, выходит, это был какой-то иной, параллельный мир? В котором таки разразилась Третья мировая… ядерная… А выходит, так! Именно поэтому, наверное, их с Бьянкой сюда и выкинуло… обратно в свой мир… то есть это, смотря для кого — свой.

Боже, боже! Бедные Майк и Лина! И Боб. И сеньора Мария со своим сынишкой.

— Так, Майк и Лина… — слово бы почувствовав что-то, тихо спросила девушка. — Мы уже можем их не искать? Они остались там, да?

— Да, — отвернувшись, промолвил Громов. — Искать их точно не нужно. А вот помолиться на всякий случай стоит! Да подумать, как нам дальше быть.

— Ничего! — обняв, юная баронесса попыталась утешить любимого. — Зато тут, у нас, все понятно и просто. Этот вот черный парень — явно беглый негр.

— А я смотрю, господа, вы и сами беглые!

Том уже раздумал бежать и, прислонившись к дереву, с интересом рассматривал белых. Насмотревшись, вежливо спросил:

— Можно я скажу, масса?

— Да говори, — отмахнулся Андрей. — И перестань называть меня масса! Мы ж тебе не хозяева.

— Это точно, разрази меня гром! — весело расхохотался негр. — Так я скажу?

— Говори, сказал же!

Том улыбнулся, показав ослепительно-белые зубы:

— Места здесь безлюдные, а вы — без лошадей, одни, к тому ж и одеты… Бумажные штаны, рубахи — извините, но так даже уважающие себя бедняки не одеваются!

— Ишь ты, — неприятно ухмыльнулся Громов. — Я вижу, глаз у тебя наметан! Только все же мы не беглые, а так… Идем к морю, в какой-нибудь порт.

— Так вам в Чарльз Таун надо, — чернокожий повел плечом. — В таком случае мне, господа, с вами не по пути. Дорогу-то я покажу, извольте!

— Нет, нет, — дружно замотали головами молодые люди. — Чарльз Таун нам не подойдет!

— Ха! А говорите — не беглые, — Том нагло расхохотался и хлопнул себя руками по ляжкам. Одет он был в широкие светло-серые штаны из хлопка и такую же рубаху, из-под ворота сверкал золотом крест… ну нет, не золотой, конечно — медный.

— Вы, я так думаю, все же не с плантации сбегли — белых невольников там давно уже не осталось, все перемерли, а скорее всего — от суда, верно? Может, задолжали кому, может, что украли по мелочи. Не мое это дело, разрази меня гром!

— Гром, кстати, не разит, — с усмешкой поправил Громов. — Разит молния.

— Один черт, — Том отмахнулся и, вновь улыбнувшись, предложил: — Пойдемте тогда вместе, а? Втроем-то веселей, а и удобнее — по очереди можно спать. Мне тоже к морю-океану надо — доберемся до Саванны-реки, а там сладим плот. А там, у самого океана, селение, небольшое, но спрятаться, переждать можно.

— А чего будем ждать? — заинтересованно спросила Бьянка.

Негр снова захохотал:

— Как чего? Попутного судна! Вы — в Новую Англию, а я — во Флориду. Там таких, как я да вы, беглецов, полно, один не останусь, разрази меня гром! Нам сейчас главное — потихоньку пробраться, вот что я вам скажу.

— Ловят? — Андрей прищурил глаза, соображая, нужен ли им такой проблемный спутник. В конце концов, плот они и сами уж как-нибудь смогли бы соорудить, а уж дальше…

— Те, от кого сбежал, уже нет, — убежденно отозвался Том. — Я уже неделю в бегах. Смогли бы — поймали б. А вот не вышло у них ничего, обставил я самого полковника Роджерса, разрази меня гром!

— Тебе ж сказали — не гром, а молния, — баронесса одернула блузку и, строго взглянув на негра, спросила:

— А долго на плоту до моря-океана плыть?

— Да не так чтоб очень, дней за пять, думаю, доберемся… ну за неделю. На плоту-то — это ж не пешком.

— А вдруг дожди зарядят? — не отставала девушка. — Что тогда? А они ведь должны бы уже и начаться.

Том радостно улыбнулся:

— Вот и хорошо бы! Дожди, туман — никакой поганый индеец нас на реке не заметит!

— А если заметят? — снова напряглась Бьянка.

— Это смотря какие индейцы, — негр рассудительно развел руками, показав выжженное на левом запястье клеймо — «C.R».

«Colonel Rogers, — догадался Андрей. — Полковник Роджерс…»

— Что значит, смотря какие? — баронесса все продолжала допытываться, причем — вполне по делу.

— Если дикие — ямаси, — так те могут сразу убить, могут в плен взять да потом продать кому-нибудь, а могут и отпустить или в своем племени предложить поселиться — я про такие случаи слыхал, разрази меня гром! — покладисто пояснил чернокожий беглец. — Не так уж и плохо у них в племени: останешься — будешь жить, как родной! Хоть они дикари и язычники, а все ж и там лучше, чем у полковника!

— Нет, — Громов качнул головой. — Не хотелось бы к дикарям, еще суп из нас сварят.

— Не сварят, ямаси людей не едят.

— А что другие индейцы? — уточнила Бьянка. — Которые не дикие.

Том шмыгнул носом и нервно зевнул:

— Другие — это кусабо: ашпу, комбаи, куза и прочие. Их еще индейцами в поселении зовут, они с белыми дружат и беглецов ловят да возвращают хозяевам, за что имеют деньги, оружие и все такое прочее. Хотя… могут и просто убить. Но это вряд ли, разрази меня гром! Они ж не дикари — порох, ружья да денежки кому ж не нужны-то?

— Да-а, — выслушав, протянул Андрей. — С этим кусабо нам уж точно встречаться никак не с руки. А где они проживают-то?

— Саванна — их река, — чернокожий беглец вздохнул и потер запястья. — И ямаси Саванну своей считают.

— Враждуют?

— Еще бы, разрази меня гром!

— Так нам, похоже, незаметно вообще никак не пробраться, — посмотрев на небо, озадаченно промолвила Бьянка. — Дикари — следопыты известные…

Негр неожиданно засмеялся:

— Так ведь не так уж и много их! На столько-то земель — раз-два и обчелся. К тому ж и Саванна — река широкая, а плот — низенький, незаметный… А коли дожди пойдут — так и вообще хорошо, ни один индеец на своей лодке на реке не покажется, разрази меня…

— Понятно! — встав на ноги, перебил Громов. — Ну коли такое дело, пошли к реке — чего тут выжидать-то?

К реке шли два дня и добрались, слава богу, без всяких приключений. Беглый раб Том, к слову сказать, оказался весьма ценным спутником и как проводник, и как охотник — всю дорогу он учил Громова ставить силки и устраивать различного рода ловушки, в одну их которых на исход первого дня весьма кстати попался болотный кролик. Снасти, соль и острогу с огнивом — все, что нашлось в хижине, путники, естественно, прихватили с собой, да и у Тома оказался изрядных размеров ножик.

Плот соорудили, связав сплетенными из травы веревками упавшие стволы деревьев и хворост, вышло устрашающе и неказисто, зато надежно — получившееся плавсредство уверенно выдерживало троих. Потратили почти целый день, умаялись, но деваться-то было некуда! Громов еще предложил установить на плоту шалаш, на случай дождя, да и вообще, для удобства, однако чернокожий беглец сразу же резко запротестовал против такого дела — с шалашом плот был бы слишком заметен.

— Лучше набросаем на него побольше травы: и мягко и в случае чего — сойдет за плавающий островок, разрази меня гром!

— А если зарядят дожди?

— Лучше уж вымокнуть, чем попасться.

С этим утверждением спорить было трудно, и Громов идею с шалашом — и впрямь недостаточно продуманную — оставил, тем более что юная баронесса не высказывала никаких претензий да и вообще вела себя достойно, стойко перенося все трудности и лишения неожиданного путешествия.

Качнувшись, толкаемый Андреем и Томом плот медленно отчалил от берега и, величаво покачиваясь, поплыл по течению реки. Быстро забравшись на борт, мужчины сноровисто взяли в руки шесты, отталкиваясь от дна и выводя плот на стремнину, ближе к середине реки. Там шесты уже не годились, приходилось по необходимости орудовать импровизированными веслами, вырезанными из древесной коры.

К удивлению Громова, сплав проходил довольно комфортно: дождей не было, в небе ярко светило уже не жаркое, а вполне себе приятное солнышко, болотистые, заросшие густым кустарником берега казались безлюдными, а кишевшая в речке рыба клевала буквально на всё! Даже пустой крючок хапала!

Ближе к вечеру беглецы выбирали какую-нибудь отмель, приставали, жгли костер, пекли на углях пойманную за день рыбу, на ночь же — в целях безопасности — снимались с отмели и пристраивали плот под каким-нибудь кустом.

А утром вновь выводили плавсредство на середину реки — вот и вся работа! А потом лежи себе на мягкой травке, лови рыбу, болтай, загорай! Наверное, можно было бы плыть и ночью, да опасались налететь на мель или, того хуже, камни. И так уже пару раз вытягивали плот с песка. Что же касаемо камней, то перекаты были хорошо видны — и слышны — еще издали, можно было обогнуть или, спрыгнув в воду, провести плот через отмель.

Дующий почти все время ветерок иногда угонял плот к берегу, зато уносил комаров и прочую кровососущую нечисть, которой, впрочем, сейчас, поздней тропической осенью, было куда как меньше, чем летом.

С каждым днем река становилась все шире, и на плот уже начинали накатываться большие, малоприятные волны, так что путники быстро промокли, хотя столь же быстро и высохли на солнце и на ветру.

Болтая, Андрей и Бьянка вспоминали своих прежних друзей, Барселону и некое судно под названием «Красный Барон», корабль, обладающий волшебным свойством каким-то образом перемещаться во времени… правда, как выяснилось, вовсе не обязательно в ту самую эпоху, где до этого был. Америка шестьдесят второго года… сожженная ядерной войной! Другой, параллельный, уже — увы — не существующий мир. А где же тогда тот, родной? Кто бы знал, кто б смог ответить.

Громов покачал головой и, зевнув, заложил за голову руки. Юная баронесса прильнула нему, положив голову на грудь, и, кажется начинала подремывать. Устроившийся впереди с шестом беглый негр Том вполголоса напевал какую-то тягучую прилипчивую мелодию, отдаленно напоминавшую блюз.

— Вот тебе и «Америкэн Бэндстед», — пошутил молодой человек. — Рики Нельсон!

— Скорее уж, Чабби Чеккер, — открыв левый глаз, заметила девушка. — Томас! А ты что такое поешь?

— Так просто, песня, леди, — негр улыбнулся во всю ширь.

— Ты упорно называешь меня леди, — подняла голову Бьянка. — Почему?

— Ваше воспитание, моя госпожа! Настоящую, с рождения, леди видно сразу. По всему, разрази меня гром! Походка, грация, манера говорить.

— По твоей речи тоже не скажешь, что ты простой раб!

— Я же был грум! Меня учили. На свою голову, как позже заметил полковник Роджерс!

— А почему ты ничего не рассказываешь про свою жизнь? — любопытная девушка никак не хотела отставать, донимая бедолагу вопросами, на которые Том отвечал уклончиво, но с неожиданным достоинством и с крайней степенью вежливости.

— О, милая леди! Поверьте, в моей прежней жизни нет ничего такого, о чем стоило бы рассказать! Какая жизнь может быть у раба? Одни побои, унижения, слезы… Ничего интересного, разрази меня гром!

— Кажется, по левому борту — деревня, — встрепенувшись, сообщил Андрей. — Во-он там, где дымы.

— Да, селение, — пристально взглянув на сизые, вздымающиеся к небу дымки, согласно кивнул беглый. — Думаю, это кусабо. Скорее всего, коптят рыбу. Нам с вами надо быть сейчас тише воды ниже травы! А на ночлег хорошо бы пристать к правому берегу. Если, конечно, сможем.

Не смогли. Не получилось. Шесты давно уже не доставали дно, а выгребать поперек течения кусками коры — затея изначально пустая.

— Да бросьте вы, все равно не выгребем, — махнув рукой, Бьянка села на край плота и поболтала в воде ногами.

Джинсы свои девушка, по совету Андрея, давно уже обрезала, сделав что-то вроде бриджей или длинных шорт, хоть сейчас и днем-то было, в общем-то, не жарко, а ночью так и вообще откровенно холодно.

— Думаю, все же лучше будет провести эту ночь на плоту, — щурясь от отражавшегося в воде солнца, предложила баронесса. — Вообще не приставать к берегу.

— А вдруг камни или мель?

— Ничего, не такое уж тут и сильное течение. К тому же мы ведь не будем спать.

— Леди права! — без раздумий согласился Том. — Так нынче и сделаем, а завтра утром посмотрим. Скоро уже и гавань, разрази меня гром!

Лицо Бьянки, пристально смотревшей в сторону левого берега, вдруг напряглось и побледнело.

— Лодки, — показав рукой, тихо промолвила девушка. — Там — лодки! Кажется, плывут к нам.

— Не к нам, а просто — в нашу сторону, — быстро сообразив, что к чему, негр махнул рукой. — А ну, живо все легли… нет, пожалуй, даже лучше — в воду. Поплывем с той стороны, рядом с плотом…

Беглецы тотчас же так и сделали, даже не раздевались — некогда, да и в таком случае их движения могли бы заметить. Успели лишь прикрыть травой нож, острогу, огниво…

— Похоже, мимо плывут… — осторожно выглянув, прошептала баронесса. — О, Пресвятая Дева, холодно-то как!

— Так не май месяц, — Громов погладил девушку по руке. — Еще немного потерпи, милая.

— Случайно, здесь крокодилы не водятся?

— Ты ж сама сказала… Раз уж тебе холодно, то им — и подавно.

— Тсс!!!

Лодки проплыли мимо метрах в полсотне от плота, похоже, что переправлялись на тот берег. Нельзя сказать, чтоб орудовавшие веслами люди — судя по всему, индейцы — совсем не обратили внимание на плот, но так, бросили взгляды мельком, полностью поглощенные каким-то своим, куда более важным делом.

Слабое течение медленно несло плот и державшихся за него беглецов к пологой излучине, густо поросшей высоченной — почти в человеческий рост — осокою, напоминавшей какой-то инопланетный лес.

— Там мель, — кивнув, прошептал Том. — Надо бы взять шесты.

— Возьмем! — Громов посмотрел на тот берег — лодка с индейцами уже еле-еле виднелась, похоже, опасность миновала и вполне можно было забраться обратно на плот и продолжить плавание, тем более — с шестами-то нужно было бы поспешить.

— Забираемся!

Андрей первым вылез на плот и, протянув руку, помог выбраться Бьянке. Быстро оглянувшись по сторонам, беглецы взяли шесты, тут же упершиеся в илистое дно.

— И-и-и… раз!

Несмотря на все старания, течение неумолимо несло плот на мель. Заросли осоки были уже совсем близко, рядом, вот-вот — и плот плотно сядет в песок, да так, что не сгонишь.

— Ах, черт! — в руках Громова выстрелом сломался шест.

Бросив бесполезные обломки, молодой человек соскочил в воду — глубины-то оставалось всего по пояс — и изо всех сил уперся руками в плот.

То же самое проделали и остальные, задержали, повели свое утлое плавсредство вдоль косы на быстрину.

— А все же вовремя мы спрыгнули! — Бьянка улыбнулась, устало вытирая выступивший на лбу пот. — Еще б немного и сели бы.

— Иисус нам помог! — осматриваясь вокруг, радостно промолвил негр. — Еще б пару деньков и…

Том резко замолк; черное, лоснящееся от пота, лицо его резко изменилось, глаза округлились от ужаса, словно беглец вдруг увидел перед собой змею. Дрожащей рукой негр показал на излучину:

— Там, там…

Андрей быстро обернулся, увидев выплывавшие из камышей лодки — три индейских каноэ из древесной коры. В намерениях сидевших в них людей можно было не сомневаться — лодки окружили плот, словно волки загнанного оленя.

— Добрый день, господа! — издевательски ухмыляясь, произнес один из индейцев с красивым смуглым лицом и одетом прямо на голове тело красном кафтане с серебряными позументами и пуговицами. — Прошу вас пересесть в наши лодки, иначе…

Красноречивым кивком индеец указал на сидевшего позади него здоровяка с огромным мушкетом:

— Он не промахнется, поверьте мне. Бежать не советую… Посмотрите на берег.

Андрей оглянулся и выругался: по всему берегу, и на излучине, стояли индейцы в перьях, с луками и ружьями. Было их никак не меньше трех дюжин, так что пытаться бежать не имелось никакой реальной возможности.

— Сдаемся, — бросил Громов сквозь зубы. — Пока…

Глава 4

Осень 1706 г. Каролина

Индейцы

— Я — суб-лейтенант армии Ее величества королевы Анны Красная Сосна, — ухмыляясь, представился индеец. — А тот, что с мушкетом — сержант Сильный Кулак. Смею вас заверить, стреляет он метко.

Пленников, связав руки, поместили на разных лодках, Громов как раз оказался в челне суб-лейтенанта, с железным, произведенным в Англии специально для торговли с индейцами, томагавком за поясом, в кожаных, с бахромою, штанах-леггинсах и красном английском мундире.

Впрочем, слово мундир в начале восемнадцатого века было понятием весьма относительным, по своему покрою он по сути являлся обычным гражданским платьем, разве что карманы побольше, да всегда яркие обшлаги — по цвету полков. Офицеры отличались от рядовых качеством материи и пошива, золоченой (или посеребренной) шпагой, короткой, с бахромой и прочими украшениями, пикой — эспантоном, да шейной бляшкой — горжетом, золотой, серебряной или из позолоченной стали.

Ни эспантона, ни шпаги у индейца в кафтане не было, а вот бляшка имелась, и носилась — видно по всему — с гордостью, выделяясь на фоне мускулистой загорелой груди. Лицо суб-лейтенанта сильно походило на лица европейцев, разве что чуть смуглее, чуть пошире скулы, да чуть поуже глаза, но в общем — вполне обычное, даже приятное, чистое, без всяких дикарских татуировок и прочего. Кроме горжета, шею Красной Сосны украшало ожерелье из медвежьих — или волчьих клыков, а в волосы было вплетено несколько перьев.

Здоровущая орясина Сильный Кулак — сержант, как его представили — в качестве знака своей принадлежности к армии королевы Анны имел лишь оборванный по подолу камзол без рукавов, но с оловянными пуговицами, явно здоровяку маловатый, зато мушкет был в самый раз — граненый, длиной метра полтора, ствол калибром никак не менее двадцати пяти миллиметров, кремнево-ударный замок, удобное — отполированное от частого употребления — ложе. Эта огнестрельная штуковина весила около десяти килограмм, а ее пятидесятиграммовая пуля напрочь прошибала кирасу и проламывала самые толстые доски, правда, управляться с таким ружьем было весьма непросто, потому-то все армии постепенно перешли на облегченные — в два раза — ружья — фузеи, не требующие при стрельбе никакой поставки и, в случае рукопашного боя, оснащавшиеся острием — багинетом — или, чуть позднее — штыком, что сделало ненужными пикинеров.

Судя по крутым плечищам и «говорящему» прозвищу, этому сержанту поставка для стрельбы не требовалась, в мощных его лапах даже огромный мушкет выглядел небольшим кавалерийским карабином.

Кроме Красной Сосны и его здоровущего оглоедушки мушкетера, все остальные индейцы — смуглые молодые парни — ничего, что могло бы опознать в них английских солдат — не имели: обычные раскрашенные дикари в оленьих куртках и леггинсах, вооруженные луками, томагавками и ножами. Впрочем, у парочки имелись и ружья — как смог заметить Андрей — старинные, с фитильным замком, аркебузы. Ну а что еще-то могли им продать англичане? Не пистолеты же — у всех индейцев денег на пару не хватит, пистолет в те времена — штука дорогая и ненадежная, потому и продавался всегда парой, чтоб в ближнем бою (а в дальнем от сей игрушки, естественно, никакого толку!) успеть хотя бы два выстрела сделать. Шотландцы, кстати, использовали полностью железные пистолеты — с железной рукоятью и ложем, увесистые, чтоб, в случае чего, метнуть противнику в лоб!

На протяжении всего пути — а плыли они вниз по течению где-то с полчаса — Андрей пытался завести разговор с суб-лейтенантом, однако тот на провокации не поддавался, сидя с гордо поднятой головой. Надо же! А ведь поначалу показался любителем поболтать и даже поддержать светскую беседу.

Примерно через полчаса на левом берегу показалось селение: пара дюжин шатров из оленьих шкур — вигвамов или типи — дикарский тотемный столб с изображением то ли ворона то ли цапли, и — напротив столба — небольшая часовенка с золоченым крестом, в чем не было ничего странного, как поведал Том, многие кусабо уже давно приняли христианство из рук священников англиканской церкви.

На реке, близ селения, имелись дощатые мостки — причал и, по всей видимости, купальня, — у которых, кроме каноэ, виднелись и куда более вместительные челны, один даже походил на шестивесельный ял, что, выбираясь из лодки, тут же отметил для себя Громов.

Нет, не ял… Шлюпка! Мачта только снята, видать, не умеют индейцы под парусом.

Особого ажиотажа появление пленников в деревне не вызвало, наверное, потому, что все ее жители были заняты делом — подростки ловили рыбу, женщины и девушки, сидя на берегу, чинно плели циновки с корзинами да валяли из глины горшки, старики присматривали за совсем уж малыми детьми, возившимися у тотема.

Миновав мостки, Красная Сосна — а по его примеру, и все остальные — перекрестился на часовню и, поклонившись тотемному столбу, направился к самому просторному вигваму, откуда ему навстречу — как и увидели-то? — вышли три седовласых старца с диадемами из птичьих перьев, по всей видимости — это были вожди.

Поклонившись. Красная Сосна недолго поговорил с ним о чем-то на своем языке, потом сказал «Хоп!» и, оглянувшись, махнул рукой пленным:

— Пошли. Сначала я вас допрошу, а потом решу — что делать.

— Допросит… — бедняга Том совсем спал с лица, со страхом глядя на окружавших его индейцев. — Как бы они нас не съели… эти дикари.

— Не ты ли говорил, что они людей не едят? — шепотом переспросила идущая рядом Бьянка.

— Как же не едим?! — в момент обернулся суб-лейтенант, по-видимому, обладая весьма острым слухом. — Очень даже едим, особенно если с бобами пожарить. Особенно — черных, они ведь вкуснее белых, давно замечено.

— Что вы, что вы, сэр! — негр испуганно дернулся. — Смею вас заверить — я невкусный!

— Издеваетесь? — поймав на себе внимательный взгляд индейца, усмехнулся Андрей.

— Шучу!

Состроив презрительную гримасу, Красная Сосна подошел к стоявшему на самом краю селения шатру, и, распахнув полог, обернулся:

— Входите. Поговорим. Сначала — с тобой, черный.

Суб-лейтенант уселся на небольшое возвышение, по бокам которого Громов, к своему изумлению, увидел четыре двенадцатифунтовых чугунных орудия на корабельных — с небольшими колесиками — лафетах.

Откуда у этих индейцев корабельные пушки?! Вероятно, оттуда же, откуда и шлюпка.

Положив на постеленные оленьи шкуры мушкет, уселся на левую пушку здоровяк сержант с бычьей шеей и косою саженью в плечах. Кроме него, Красной Сосны и пленных больше никто в шатре не остался, впрочем, снаружи слышались приглушенные голоса.

— Итак, черный… — привстав, индеец вытянул руку и вытащил из ствола пушки свернутую в трубочку бумагу, показал ее негру. — Этим листком полковник Роджерс обещает за тебя дюжину гиней! Двенадцать полновесных золотых монет с портретом доброй королевы Анны! Это немало, так?

— Так, разрази меня гром, — переглотнув, кивнул беглый. — Только не понимаю, сэр, при чем здесь я?

— Приметы — тощий, высокий, грамотный. Любит повторять — «разрази меня гром». К тому же, — усмехнулся суб-лейтенант. — На твоем запястье клеймо полковника Роджерса. Так что разговора больше с тобой нет.

В отчаянье сверкнув глазами, Том опустил голову.

— Увести!

Повысив голос, индеец хлопнул в ладоши, и тотчас же появившиеся в шатре молодые воины, подхватив под руки, вывели беглого из шатра.

— А теперь — с вами! — Красная Сосна обвел пристальным взглядом оставшихся пленников. — Сдается мне, и вы где-то набедокурили, нет?

— Мы просто плыли к морю…

— Ах! — всплеснув руками, перебил суб-лейтенант. — Они плыли к морю, надо же! Почему ж не в Чарльз Таун? Там и море, и гавань, и корабли. А? А я вам скажу, почему вы плыли к морю по Саванне-реке! Потому что там, на морском берегу, собирается всякий сброд, всякого рода разбойники, пираты… Проходимцы, которым самое место на виселице! А эта девушка…

— Это моя жена! — Андрей вскинул голову и, покосившись на сидевшего, словно изваяние, сержанта, вкрадчиво спросил: — Может, мы могли б с вами договориться, сэр? Если, конечно, ваши старейшины не будут против…

— При чем тут старейшины? — резко перебил индеец. — Вы — мои пленники, а не их! И вообще — я, офицер Ее величества королевы, в этом селении — главный!

— Кто бы спорил, — поспешно согласившись, пленник кивнул на орудие. — Это что, у вас двенадцатифунтовки в качестве мебели?

— Что-что? — тут же переспросил Красная Сосна. — Так ты что же, разбираешься в орудиях?

— Я — канонир! — гордо заявил молодой человек, вспомнив добрым словом старого артиллериста капрала Джона.

— Ну! — суб-лейтенант обрадованно ухмыльнулся. — Я же говорил, что ты — пират. Но…

Индеец немного потянул время, сверля Громова самым пристальным взглядом, и затем наконец закончил:

— Мне как раз нужен толковый канонир. Правда… это испанские пушки, не английские.

— Без разницы! — усмехнулся Андрей. — Калибр-то я и отсюда вижу. Хотите установить их на подходе к селению?

— Нет, у реки, — Красная Сосна мотнул головой. — Там могут появиться ямаси, наши враги. Приплыть на множестве лодок и плотов. Вот мы их тогда и встретим!

— На вашем месте я бы немного переделал лафеты, — поглядывая на пушки, задумчиво протянул молодой человек. — Да, а порох, ядра? Они у вас есть?

— Порох есть, хороший, зерненый, — немедленно уверил суб-лейтенант. — Да достать — не проблема, лорды помогут всегда. С ядрами тоже — но они тяжелы, надо везти. У нас, правда, есть еще с полдюжины.

— Маловато, — Громов повел плечом. — Ладно, всегда можно использовать картечь. Даже еще лучше, корабли-то на вас по реке не попрут — точно!

— Да уж, корабли не попрут, — посмеялся индеец.

— И… мне и жене нужно будет жилище…

— Обеспечим!

— И… некоторая свобода действий.

— Некоторую — получите. Я же здесь все ж таки — вождь, — гордо вскинув голову, Красная Сосна тут же скривил губы и предупредил: — Только не вздумайте бежать! Даже не пытайтесь. Поверьте — уйти отсюда невозможно, кругом болота, к тому же селение и реку круглые сутки стерегут наши самые зоркие воины. Высматривают ямаси… и таких, как вы, бродяг.

— А еще мне нужен толковый помощник, — Андрей осторожно продолжал гнуть свою линию. — Тот негр, Том, как раз бы вполне подошел.

— Так берите, — безразлично повел плечом молодой вождь. — Пока я пошлю людей к полковнику Роджерсу, пока они доберутся до его поместья, пока — обратно… Да и согласится ли еще полковник заплатить дюжину гиней. Время есть. И бездельничать чернокожему незачем.

В качестве жилища «супругам» предоставили небольшую хижину — имелись в деревне и такие, — располагавшуюся на самой околице, между сосновой рощицей и заросшим густой осокой болотом. Устланная циновками комнатушка размерами метров пять на пять, посередине — очаг и конечно же никакой мебели, кроме все тех же циновок. Впрочем, около очага имелась небольшая полка с плетеными корзинами и горшками.

Посланные вождем подростки быстро принесли хворост для костра, лепешки, вареное мясо и рыбу, а также объемистый кувшин с чистой родниковой водой, сдобренной слегка забродившим ягодным соком и вполне приятной на вкус.

Наскоро перекусив, Громов, как и обещал, вернулся в вигвам с пушками, оставив «жену» на хозяйстве. У шатра уже ошивался немного озадаченный Том в сопровождении дюжины молодых воинов в набедренных повязках, Красная Сосна с сержантом ожидали внутри, у пушек.

— Раз вы канонир, — не тратя времени даром, сказал суб-лейтенант, — так научите моих людей обращаться с орудиями, для начала заряжать и наводить на цель, ну и покажите, как произвести выстрел.

— А в поле тренироваться не будем? — Андрей покосился на вошедшую в шатер индейскую молодежь и, видя, что вождь его не совсем понял, поправился: — Ну в смысле — на улице. Пальнули бы пару раз в реку или в болотину! Ах да, у вас же зарядов почти нет…

— Не в зарядах дело, — покачал головой Красная Сосна. — В соседнем селении был небольшой запас. Порох и ядра, правда, с ядрами полная неразбериха — завтра с вами съездим, заберем те, что нам подойдут. А пока… Скажите, как канонир, возможно ли производить выстрелы по реке прямо отсюда?

— Отсюда? — не понял Громов. — Из шатра?

— Шатер мы уберем перед самым выстрелом, — невозмутимо пояснил вождь. — Я очень не хочу, чтоб наши пушки разглядел кое-кто с той стороны реки.

— Ямаси?

— Да. Они там, на том берегу, я это знаю. И готовятся напасть. У них плоты и лодки.

— Понял вас, господин суб-лейтенант, — кивнул Андрей и улыбнулся. — Думаю, до реки мы отсюда достанем. Только надо перенацелить пушки… чем сейчас и займемся. С такими-то молодцами управимся — а чего ж?!

Выйдя на улицу, молодой человек прикинул примерную траекторию, затем послал Тома — измерить расстояние в шагах, после чего долго рисовал прутиком на песке цифры — бормоча себе под нос, высчитывал требуемые углы.

— Вы говорите громче, господин канонир, — попросил с любопытством наблюдавший за всеми операциями Красная Рука. — Поясняйте, что делаете, а я буду переводить, коли уж что не поймут.

— А вы хорошо знаете английский, сэр, — Громов задумчиво почесал прутом затылок. — Где научились?

— В Чарльз Тауне, — охотно пояснил суб-лейтенант. — В детстве я провел там два года. В заложниках. Можно считать — там и вырос.

— В заложниках? — Андрей уже пожалел о своем любопытстве.

Впрочем, вождь не выказал никакой злобы, скорее даже наоборот.

— Да, в заложниках. Мой покойный отец — Черная Рука — был великий вождь, его все боялись и уважали. Белые колонисты — тоже. Он долго с ними воевал, потом замирились, и гарантией этого мира стал я. И теперь являюсь, только уже не как заложник, а как союзник, более того — как английский офицер!

— Неплохая карьера, сэр! — похвалив, Громов махнул прутом. — Однако же вернемся к нашим баранам. Спрашиваете, что я тут пишу? Это цифры. От этого шатра до реки — около двухсот шагов, то есть — сто метров, плюс еще метров пятьдесят по реке — выходит очень даже неплохо! Для вас, я имею в виду, неплохо, а для ваших врагов — хуже некуда.

— А у того берега мы их не достанем? — переспросил вождь.

Новоявленный канонир скривился:

— Достать-то достанем, сэр, но уж больно будет велик разброс. К тому же один выстрел с ближней дистанции эффективнее четырех — с дальней. Впрочем, вам, я так понимаю, не корабли топить. Цель — скопище плотов и лодок, идущих к пристани, к мосткам. В другом месте враги высадиться не могут?

— Нет, там болотистый берег, много воинов сразу не пройдут.

— Тогда именно сюда и наведем, сейчас, я рассчитаю угол… Да! Заряды у вас стандартные? В бумажных картузах?

Красная Сосна озадаченно покачал головой:

— Те шесть, что есть, по-моему, да. В остальном — у нас просто порох. И — в соседнем селении — мы завтра его весь можем забрать.

— Посмотрим.

Кивнув, молодой человек зашел обратно в шатер, где с помощью индейского молодняка принялся таскать и перенацеливать пушки. Сначала, задрав полог — по горизонтали, затем — памятуя полученные цифры — и по вертикали, пользуясь штатными лафетными цапфами.

Двенадцатифунтовое морское орудие вместе с лафетом весило около тонны, и парни управлялись весьма проворно, после чего Громов тем не менее устроил короткий отдых, во время которого, как мог, в двух словах, изложил теоретические основы артиллерийской стрельбы.

— Самый главный наш враг — дождь, ребята! И еще — ветер.

— Они спрашивают — неужели ветер может сдуть ядра? — немного погодя перевел вождь.

Андрей засмеялся:

— Да нет, здесь не сдует, конечно. Я не так сказал, не ветер страшен, а его отсутствие. Дым, понимаете? Дым! В безветрие или при слабом ветре после первых выстрелов мы просто не увидим, куда стрелять — все будет заволочено дымом! И какой тогда выход?

— Какой?

— Выставить наблюдателей и подготовить гонцов! Ну вестовых, чтоб огонь корректировали. У вас, кстати, приспособления для зарядки есть?

— Кое-что есть, — суб-лейтенант несколько смущенно кивнул в угол. — Типа большого шомпола.

— Это — шуфла, — подойдя, определил Громов. — Ею картуз с порохом в ствол запихивают. Еще есть пробойник… ну обойдемся, а вот без банника — никак. Ствол-то после выстрела прочищать надобно!

— И где же мы его возьмем, этот банник?

— Сделаем! Какая-нибудь ненужная оленья шкура найдется?

Уже к вечеру индейский вождь Красная Сосна проникся к пленному канониру если и не доверием, то уважением — точно. На ужин в хижину принесли вкусные и сытные яства — печеную рыбу, бобы и прочее, а также и кувшинчик неплохого красного вина, который осушили на четверых — Андрей с Бьянкой и сам суб-лейтенант со своим здоровяком адъютантом. Тому, как слуге, было дозволено спать в хижине на полу, но к столу индейцы его, естественно, не допустили, на баронессу-то косо смотрели — не принято у них было, чтобы мужчины и женщины за одним столом… вернее — циновкою, и все же вождь допустил слабину, памятуя положение женщины у цивилизованных европейцев.

— Сам Иисус и Великий Дух Охоты послали вас нам, — в заключение заметил индеец. — Теперь кровожадные дикари ямаси получат достойный отпор! И пушки… О, это будет сюрприз, как говорят англичане.

На следующий день они выплыли на трех лодках — двух маленьких и юрких каноэ с Красной Сосной, Громовым и полудюжиной воинов, и одной — большой, для перевозки пороха и ядер. Утро стояло прохладное, с обильной росою, по берегам реки клубился плотный желтовато-серый туман, сквозь который едва проглядывал тусклый кружочек солнца.

Хоть и против течения, но продвигались быстро: гребцы были хоть куда, да и большая лодка — пока что пустая — задерживала путников не особенно сильно. Сквозь туман проглядывал низкий заболоченный берег, густо поросший ивой, тростником и осокою; вот прямо из-под весла выпорхнула утка, а вот где-то совсем рядом истошно закричала выпь.

Добирались где-то около двух часов — ничего себе соседнее селение! По прикидкам Андрея выходило километров пятнадцать, уж никак не менее. Пока плыли, туман медленно, но неуклонно таял, исходил упорно цепляющими клочьями за кусты и осоку. Над головами индейцев и их бледнолицего спутника показалась просинь, выглянуло, весело заиграв на воде, нежаркое осеннее солнышко. Сразу сделалось теплее, казалось, даже птицы загомонили громче.

Причалив, индейцы молча — они все делали молча, и вовсе не потому, что не любили поговорить — спрятали лодки в осоке и некоторое время шагали вдоль берега зыбкой болотистою тропой, несколько раз заставившей Громова невольно вспомнить один не самый радостный эпизод из легендарного советского фильма «А зори здесь тихие». Слава богу, болотина вскоре закончилось, начался раскидистый, с красными папоротниками и ракитником, лес, холодный и влажный, почти как и болото, так же чавкало под ногами, однако хотя бы тропинка не колыхалась, вот-вот готовая ухнуть в бездонную засасывающую трясину.

Чем дальше от реки и болота, тем идти становилось легче, суше, вот уже и деревья стали куда реже, пошли рододендроны, можжевельники, а сквозь густую листву все чаще и чаще сверкали золотистыми столбиками теплые солнечные лучи.

Не пройдя и километра от берега, индейцы насторожились, принялись пробираться вперед с осторожностью, то и дело прислушиваясь и присматриваясь буквально ко всему вокруг.

Наконец, Красная Сосна и вовсе велел всем остановиться, да, закрыв глаза, с шумом втянул в себя воздух, словно глотнул его, перекатывая во рту и пробуя на вкус. Все остальные индейцы, даже здоровяк Сильный Кулак с верным мушкетом на плече, усевшись на корточки, смотрели на суб-лейтенанта с благоговением и плохо скрытым ужасом, показавшимся Громову весьма неожиданным. Они же были односельчане, эти индейцы. Чего так уж бояться собственного вождя?

Красная Сосна стоял не шевелясь, словно бы прислушивался к чему-то, смуглое бесстрастное лицо его, однако, нельзя было бы назвать безмятежным, было в нем нечто такое, что напоминало вошедшего в транс колдуна или, исходя из местных реалий, шамана. Руки вождя, поначалу опущенные, медленно поднимались, словно крылья, потом снова опускались, прижимаясь к бедрам… вот левая рука скользнула к ожерелью из медвежьих клыков… что-то еще висело на груди Красной Сосны, что-то такое, что — судя по реакции враз зажмурившихся индейцев — не следовало бы видеть никому.

А Громов не зажмурился — присмотрелся! Что ему до каких-то дикарских верований! Однако, как ни старался, не увидел ничего… Вождь просто что-то сжимал в кулаке, что-то очень небольшое… Нательный крестик? А почему бы и нет? Впрочем, потом можно будет понаблюдать, посмотреть на вождя повнимательнее.

Напрягшись, Красная Рука вдруг дернулся и, вытянув руку вперед, выкрикнул что-то на своем языке. Андрей все же разобрал знакомое слово — «ямаси»!

Ямаси… Враги. Так что же, выходит, враги здесь? И вождь их почуял?

А ведь все именно так и обстояло: индейцы вытащили ножи и томагавки, кто-то приготовил стрелы и лук, а сержант Сильный Кулак с неожиданной сноровкой и ловкостью принялся заряжать свой огромный мушкет, больше напоминавший крепостное орудие.

— Двигайтесь как можно более тихо, — взглянув на Громова, шепотом предупредил суб-лейтенант. — Ямаси уже ушли, но могли оставить лазутчиков. Не отставая идите за мной.

Раскинувшееся на лесной опушке, близ заросшего осокой ручья, небольшое — три вигвама и две хижины — селение казалось вымершим, — не было видно ни одного человека, лишь от небольшого, едва тлеющего костерка меж вигвамами поднималась вверх тоненькая струйка дыма. Поперек костра лежало какое-то толстое, обуглившееся посередине бревно, в котором Андрей, присмотревшись, признал тотемный столб.

Суровые лица индейцев исказила гримаса гнева, по знаку Красной Сосны четверо парней вытащили из костра обгоревший тотем, оттащив к одной из хижин. Вождь вполголоса приказал тщательно осмотреть все, и воины кусабо разбрелись по деревне. Громов тоже подошел к ближайшей хижине, сложенной из переплетенных меж собой прутьев и крытой листьями сабаловой пальмы, и, откинув циновку, заглянул внутрь.

В нос ударил запах свежей крови и смерти! Прямо поперек входа лежал совершенно раздетый труп женщины… баз головы! Рядом, на земляном полу, притулились трупики детей, пронзенные — как видно — копьями и тоже без голов. Лужи темной крови привлекали множество жирных зеленых мух, их плотоядное жужжание отдавалось в ушах гнусным протяжным эхом.

— Господи!

Выскочив из хижины, молодой человек хотел кричать, позвать кого-нибудь, но осекся, увидев, как воины вытаскивают из вигвамов такие же обезглавленные трупы, аккуратно складывая их напротив тотема, который двое парней сноровисто вкапывали в землю.

— Ямаси убили всех, — увидев Андрея, тихо промолвил вождь. — Не только воинов. Стариков, женщин, детей… даже самых маленьких.

— Сволочи!

— Вам, белым, наверное, кажется, что это зверство, — скривившись, Красная Сосна покачал головой. — Однако это не так. Разорить селение врага — высшая доблесть! Убить мужчин — чтобы у врага не было силы, убить женщин — чтоб они не нарожали воинов, убить детей — чтоб из них не выросли мстители, которые в один прекрасный момент вот так же явятся в деревне врагов и убьют там всех!

Громов молча сплюнул: что ж, определенная логика в словах суб-лейтенанта имелась. Логика первобытного дикаря! Именно так первобытные люди и жили. Именно такие войны и вели. Именно так! На уничтожение! Все против всех. И не важно, ребенок ты или взрослый, враг не должен жить, враг не должен мстить, враг не должен размножаться.

Прекрасно понимая это (все ж таки историк!), молодой человек тем не менее спросил, почему это ямаси не взяли пленных?

— Им что, не нужны рабы? Деньги?

— Не так нужны, как нам, — дернув шеей, пояснил вождь. — Ямаси — дикие и держатся старых традиций. Нас же считают предателями, холуями белых, хоть мы долго воевали с англичанами и только потом заключили с ними взаимовыгодный союз, не утратив наших обычаев. Разве что многие поверили в Иисуса Христа… но не отринули и Великого Духа! Ямаси же — закоренелые язычники, жестокие дикари. Они обезглавили убитых, чтобы мы не смогли достойно их похоронить, а это очень важно!

— И что вы собираетесь делать?

— Что-нибудь придумаю, — Красная Сосна неожиданно улыбнулся. — Уже придумал! Мы похороним павших со всей подобающей честью. Увы, весь порох ямаси забрали с собой, остались лишь ядра. Во-он в той хижине, она использовалась как амбар. Сходите, отберите, какие подойдут.

— Да, конечно, — глядя на трупы, рассеянно кивнул Андрей.

— Подождите… — вождь жестом остановил его. — Я дам вам в помощь Синюю Молнию, он сообразителен и немного знает английский.

Обернувшись, суб-лейтенант что-то сказал на своем языке, и один из молодых воинов бросился вслед за Громовым.

— Лейтенант сказал — ты говоришь по-английски? — на полпути обернулся Андрей.

Воин — молодой, тощий, с разрисованной синей и красной красками грудью и решительным, но вполне юным лицом — учтиво склонил голову:

— Да, сэр. Говорю. Немного.

— Хорошо.

Пригнувшись, молодой человек вошел в амбар и сразу же увидел лежащие в больших плетеных корзинах ядра, большинство которых годились лишь для фальконета, однако попались на глаза и несколько двенадцатифунтовых, одно из которых Громов и вытащил, показал индейцу:

— Вот такие отбирай, складывай.

— Только железные? — тут же переспросил юноша.

— Каменные тоже. Ну и… Вообще-то это не простое железо — чугун.

Андрей неожиданно для себя улыбнулся: а парень-то и вправду оказался сообразительным, и даже чем-то напоминал Громову незабвенного Саланко, молодого вождя одного из маскогских племен, друга, с которым когда-то — не так уж давно — делил каторгу, а затем — и воинскую славу. Эх, Саланко, Саланко… вот бы кого встретить!

— Маскоги — ваши друзья или враги? — положив ядро в пустую корзину, тихо спросил Громов.

— По-разному, — в голосе молодого воина сквозило безразличие. — Когда как. Но это давно было. Сейчас они близ Чарльз Тауна живут, к нам не лезут. Некоторые. А некоторые — давно ушли во Флориду или дальше еще, на закат солнца, к берегам большой и широкой реки.

— А в этих местах их нет?

— Нет. Здесь мы… и ямаси. Которые тоже много куда уходили и вот снова явились на нашу землю!

— Понятно… Вон ту корзину проверь, — Андрей указал рукой и продолжил расспросы: — А у самого моря, вниз по Саванне-реке, какое племя живет?

— Ямаси живут, — подумав, ответил индеец. — Уходили, потом вернулись. Но это не те ямаси, которые дикие. Эти, что на побережье Большой Воды, с белыми дружат… как и мы.

— А вы все равно друг друга на дух не переносите, ведь так?

Громов усмехнулся и, тщательно осмотрев очередное ядро, аккуратно положил его в корзину.

— Ямаси всегда нашими врагами были! — гордо ответил Синяя Молния. — Они — подлые предатели, гнусные убийцы и твари. На словах — помогают белым, однако при случае не прочь напасть на их селения.

Андрей удивился:

— Что же, в Чарльз Тауне об этом не знают?

— А кто расскажет? Ямаси убивают всех! И как делают — потом оставят на пепелище кисеты маскогов или чероки, даже томагавки — вроде бы кто-то случайно обронил, хотя… Можно ли случайно обронить оружие?

— Понимаю, — кивнул молодой человек. — По узорам, по украшениям, по резьбе запросто можно определить, чей это кисет или томагавк — маскогов, чероки или ямаси.

— Да, можно, — юный индеец вытащил очередное ядро. — Смотрите-ка, сэр, трещина! Берем?

— Возьмем — для картечи сойдет. А ты очень хорошо говоришь!

Юноша довольно улыбнулся — не так уж кусабо и скрывали свои чувства, особенно молодежь.

— Красная Сосна учил меня!

— Сам вождь?

— Он мой брат!

— Ах, вон оно что… — перебирая оставшиеся ядра, протянул Громов. — А почему у тебя такое имя — Синяя Молния?

— Просто три года назад, когда мне было тринадцать и я собирался стать воином, мне явился дух — Синяя Молния. Видение, понимаете? Хотя белым и не нужно этого понимать, а нам — кусабо, маскогам, чероки… даже ямаси — нужно! Никак нельзя без духа, никак.

— Но ты же веришь в Иисуса Христа! — Андрей кивнул на серебряный крестик, висевший на тонкой шее подростка.

— Верю, — искренне кивнул юноша. — Но и без духа — никак. Он не всем является, далеко не всем… а мне вот явился!

Последнюю часть фразы юный воин произнес с непостижимой гордостью, почти выкрикнул.

Громов поспешно спрятал улыбку — это вранье, что индейцы не любят хвастать и похваляться. Любят, да еще как!

— Я помню все, как сейчас!

Судя по лицу Синей Молнии, ему было приятно вспомнить сей волнующий в жизни каждого индейца момент — обретение духа-покровителя — важное и деликатнейшее событие, которым никто, конечно же, не делился с чужаками, но вот этот парень почему-то счел нужным все рассказать… видать, просто больше некому было — и так все в племени знали и наверняка во всех подробностях.

— Я ждал своего видения, давно, с самого детства, — с гордостью промолвил парень. — И знал, что оно не приходит само, просто так. Нет, тут уж нужно постараться — три дня я ничего не ел, бродил один в джунглях, колючками расцарапал себе в кровь грудь, ноги и руки… Шел, не глядя, не знаю, куда, едва не утонул в болоте — выбрался из трясины из последних сил… И тут увидел его! Это было уже на четвертый день. Ударил гром, что-то сверкнуло в небе… но я-то знал, что это была не простая молния, а Он! Мой дух! Он явился ко мне, явился… Мало того! На пути домой я увидел еще одного духа — на этот раз в виде Желтой Совы! Желтой, понимаете!

— Понимаю, — Громов наклонился к очередному ядру, лежащему на самом дне корзины.

Еще бы не понять! Тринадцатилетний мальчишка три дня голодал, скитался по лесам да едва не утонул в болоте, в грозу вот попал — тут у многих крыша бы съехала! А, может, он еще и…

— Синяя Молния, а ты тогда ничего не курил, не глотал, не нюхал?

— Немножко, — с неожиданной откровенностью признался индеец. — Наш пономарь, Черная Ящерица, он ведь еще и шаман. И отец его был шаманом, и дед, и отец деда. Так вот, Черная Ящерица и дал мне снадобье из ядовитых грибов. Сказал — на четвертый день выпить… Я выпил. И не отравился!

— Так у тебя, выходит, два духа? — с любопытством уточнил Андрей. — Синяя Молния и Желтая Сова!

— Ну-у-у нет! — юноша весело рассмеялся. — Так не может быть, чтобы сразу два духа, вполне достаточно одного. Для себя я оставил Синюю Молнию — он ведь явился первым, — а Желтую Сову продал своему другу Тапи. Он очень уж был невезучий, и никак ему не удавалось поймать видение, не удавалось, хоть ты тресни. Конечно, я ему и продал лишнего духа, за две куньих шкурки отдал, он же мой друг! И теперь Тапи зовут — Желтая Сова, и он очень удачливый воин!

— Одна-ако, — потрясенно протянул Громов. — Значит, лишнего духа-покровителя вполне можно продать?

— Обычное дело!

— Да-а-а…

Пока Андрей с Синей Молнией отбирали ядра, Красная Сосна организовывал похороны, все тела погибших были аккуратно сложены на штабеле смолистых стволов и хвороста, причем каждому в изголовье был положен скрученный из осоки клубок, имитирующий голову.

Что и говорить, суб-лейтенант вышел из непростого положения довольно-таки остроумно, если здесь будет уместно употребить это слово. Как бы то ни было, а погребение выглядело вполне достойным: выстроив всех воинов в круг, вождь прочел молитву и еще какое-то заклинание, после чего велел поджигать.

Занявшееся вмиг пламя погребального костра вознеслось к вершинам деревьев, и черные клубы дыма затмили небо. Хворост трещал, разбрасывая жаркие искры.

— Мы отомстим! — тихо промолвил суб-лейтенант по-английски, после чего, повысив голос, разразился краткой, но страстной речью, в которой, по-видимому, призывал всех воинов к тому же, о чем сказал вначале.

Наверное, устроенная ямаси жуткая бойня произвела бы на Андрея куда более гнетущее впечатление, если б он давно уже не сжился с этой достаточно жестокой эпохой, где человеческая жизнь частенько не стоила ни гроша. Тем более — жизнь индейцев. Но и так впечатлений было более чем достаточно: обезглавленные трупы, кровь, костер и тошнотворный запах паленого мяса.

Пепел сожженных зарыли здесь же, после чего индейцы, упав на колени, дружно молились неизвестно кому — может быть, Иисусу Христу, а может — Великому Духу, а скорее всего — и тому, и другому одновременно.

В родное селение отряд Красной Сосны явился лишь к вечеру, когда уже начинало темнеть. Еще немного, и ночь застала бы воинов в пути, впрочем, все они наверняка прекрасно знали реку, так что могли бы спокойно плыть и во тьме, тем более что кусабо здесь не от кого было таиться… разве что от рыщущих по тому берегу ямаси. Хотя… судя по недавней кровавой бойне, ямаси обретались не только на другом берегу.

Разгрузив большую лодку от ядер — хоть немного, а все ж пригодятся, когда каждое ядрышко на счету — неженатые воины отправились спать в свой вигвам, а Красная Сосна с сержантом, распрощавшись с Громовым до утра, отправились доложить обо всем старейшинам.

В хижине Андрея ждал роскошный ужин — тушенный с пахучими травами кролик, свежие маисовые лепешки и… ягодная бражка в пузатой бутылке из черного стекла.

— Патент Джона Кольнета, — поясняя, Том щелкнул ногтем по стеклу. — У полковника Роджерса таких бутылок много.

— Ну ешьте уже, — мило улыбнулась Бьянка. — А то все остынет. На меня не смотрите, я уже поужинала с женой местного вождя. Ее зовут Вешнее Облако, очень милая женщина, немного знает английский.

— Ого! — промычал Громов, уписывая кролика за обе щеки. — Так вы с ней говорили?

— Поболтали кое о чем.

— И о чем же?

— Она сказала, что вождь и старейшины с утра еще отправили гонцов в Чарльз Таун, за помощью. Ямаси — слишком уж много, одним их натиск не выдержать. Продержаться бы до прихода подмоги!

— Если она будет, эта подмога, — хмуро буркнул Андрей. — В чем я далеко не уверен.

— А вот Вешнее Облако — уверена.

— Не понимаю, — покачав головой, молодой человек посмотрел на подругу. — Какой смысл англичанам влезать в индейские распри? Разве что — на стороне потенциальных победителей.

— О, милый, — тихо расхохоталась баронесса. — Эти кусабо ведь здесь, на реке, не просто так сидят. Прикрывают границу! А ямаси, хоть и живут с колонистами мирно, но это, как утверждает Вешнее Облако, до поры до времени. В Чарльз Тауне ямаси не верят. Тем более вот таким — пришельцам, диким. А ты что скажешь, Том?

— Думаю, англичане просто захотят показать свою силу, — негр положил на циновку аккуратно обглоданную косточку. — Случай удобный. И кусабо помочь, и ямаси предупредить — чтоб впредь были посговорчивей. Раз дикари явились сюда, значит, хотят поселиться на землях Каролины. Должны просить разрешения. А если им тут англичане по голове настучат, так и будут просить, и даже — униженно. Что колонистам и надо.

— Ты умный парень, Том, — выплюнув на ладонь косточку, бросил Громов. — Верно рассудил — теперь и я думаю, что так оно и есть на самом деле. Не были бы кусабо уверены в помощи — никаких бы гонцов не отправляли, просто ушли бы. А ведь не уходят и, похоже, не собираются — границу держат, а по совместительству и полицейские функции исполняют — беглых ловят.

— Кстати, о беглых, — резко прервав беседу, Бьянка с плохо скрытой жалостью посмотрела на Тома. — Вешнее Облако сказала, что отправленные за помощью гонцы заодно сообщат и о тебе.

— Думаю, и о нас с тобой доложить не забудут, — невесело усмехнулся Андрей. — Бежать отсюда надо, и чем скорее, тем лучше. Ямаси, конечно, сволочи, но и встревать в местные распри нам никакого резона нет.

— Бежать… — Бьянка растерянно моргнула. — Но здесь кругом болота, а еще эти кровожадные дикари…

— Река, девочка моя! — хлебнув бражки, пояснил Громов. — По реке мы сюда добрались, по реке и уйдем. Том! Ты на у мосточков шлюпку видел? Ну такую большую лодку… Надо только починить бушприт, сделать мачту и гафель — рей для косого паруса, река вполне позволяет лавировать, ловить ветер.

На следующий день, с утра уже, Андрей принялся вновь гонять индейских парней — будущих артиллеристов. Раз десять подряд они заряжали и разряжали пушки, учились правильно выполнять команды канонира и корректировать огонь. Для последней цели Громов испросил у Красной Сосны несколько самых надежных жердей, сплетенные из осоки веревки — других в селении не имелось — и изрядный кусок тонко выделанной оленьей шкуры — якобы для устройства наблюдательного пункта. Шарившийся по мосткам — старательно измеряя шагами расстояние — Том, пользуясь относительной свободой, тщательно осмотрел шлюпку, после чего вполне толково доложил уже за ужином:

— Лодка не гнилая, хорошая, весла хранятся в соседней хижине — амбаре, мачты я не видел нигде.

— О мачте я позаботился, — усмехнулся молодой человек. — Как и о многом другом. Теперь осталось научить вас вязать морские узлы!

— Нас?! — переглянувшись, хором воскликнули Бьянка и Том.

Андрей хмыкнул:

— Именно вас, друзья мои. Быть может, уходить придется быстро — я просто физически не смогу все сделать сам. Да вы не бойтесь, не так уж это и сложно — узлы. Научитесь быстро, а что куда привязывать, я вам покажу не раз.

С неделю или даже больше того — пленники потеряли счет дням — все было спокойно — никакие ямаси не нападали, а натренированные Громовым индейцы показывали чудеса ловкости, заряжая орудия с проворством, достойным самых лучших канониров Англии! В реальном бою эти парни никак не должны были подвести, о чем Андрей с гордостью доложил заглянувшему с проверкой суб-лейтенанту.

— Хорошо, — довольно кивнул тот. — Ямаси нападут скоро, очень скоро, быть может — даже завтра. Мы послали за помощью — и она вот-вот придет. И все же первый натиск мы должны выдержать сами. Если вдруг завтра… вот-вот. Да! А как с наблюдательным пунктом?

— Строим, — обнадежил молодой человек. — Как раз сегодня и гляну, что там да как.

Ямаси напали внезапно, на рассвете. Было довольно прохладно, едва ли градусов десять выше нуля, над рекою еще клубился туман, и мало что было видно, но враги выступили, надеясь на поднявшийся ветер, и в самом деле быстро разнесший туман, но притащивший черные тучи, внезапно разразившиеся градом!

С устрашающим завыванием и посвистом враги выбежали со стороны болот, с тыла, отвлекая внимание кусабо от плывущих с того берега многочисленных лодок и плотов, полных жестокосердных воинов, метких лучников, метателей томагавков и стрелков. Впрочем, огнестрельного оружия у ямаси оказалось мало. Зато было много воинов, раз в десять больше, чем у кусабо.

Если бы не град и хлынувший затем дождь — пусть и недолгий — зажженные стрелы врагов сожгли б все селение дотла, и это хорошо понимали молодой вождь и старейшины, специально создавшие из младших подростков целый отряд пожарных. Юркие пареньки проворно накрывали горящие стрелы рогожками из оленьих шкур, забрасывали, тушили песком и водою. Слава Иисусу и Великому Духу, отряд ямаси, выдвинувшийся из болот, оказался не слишком-то многочисленным, всего человек с полсотни.

Но и с ними пришлось повозиться, дюжина головорезов даже успела ворваться в селение, и натворила б там немало бед, если бы не решительность командующего — Красной Сосны, чувствующего себя в своей стихии. Его стремительная фигура в красном развевающемся кафтане появлялась то тут, то там, вождь отдавал указания, подбадривал, а если надо — и угрожал, и лично возглавлял контратаку.

— Они там, там, уже у нашей хижины! Уже с другой стороны! — черным ураганом ворвался в артиллерийский вигвам Том. — Я видел, как они бежали… Враги! А госпожа Бьянка… она же там одна…

— Я сейчас!

Взяв в руки увесистую шуфлу, Андрей выскочил из шатра и, как мог быстро, понесся к хижинам. Да, если ямаси ворвались с той стороны, значит, их никто и не видел, никто не ждал. А замаскированный пост — двух юных воинов — враги наверняка вырезали.

Правда, может быть, это Том ошибся, принял за врагов своих.

— Не думаю, чтоб ошибся, масса Эндрю, — на бегу оправдывался негр. — Я точно видел троих — почти голых, разукрашенных, с прическами, словно лошадиные хвосты!

— Эх, Том, они все тут голые и разукрашенные!

Бабах!!!

Слева, метрах в трехстах, где и разворачивалась основная схватка, гулко бабахнул мушкет Сильного Кулака. Послышались жуткие вопли, потом улюлюканье, свист стрел… затем снова раздался выстрел. Краем глаза Громов видел схватившихся врукопашную индейцев, ямаси и кусабо — с томагавками, с ножами и просто голыми руками — они дрались, как черти! И словно сам сатана, Красная Сосна, суб-лейтенант войск Ее величества королевы Анны, наводя ужас на врагов, ловко орудовал широкой абордажной саблей.

Это все было там, за мысом. А вот здесь… здесь все казалось тихим, спокойным. Да и как могли сюда прорваться враги? Через сплошную линию обороны… Разве только через болото прошли, но тогда нужен был проводник. Или так, сами… на свой страх и риск?

— А ну, глянем!

Перемахнув через невысокий забор из серых от времени жердей, Громов отбросил циновку и, едва не зацепившись за притолочину шуфлой, ворвался в хижину… где застал троих краснокожих: один деловито шарил в очаге, а двое других плотоядно срывали с вырывающейся Бьянки одежду. Девчонка не давалась, уже успев расцарапать рожи обоим, и рассвирепевшие дикари схватились за томагавки…

Андрей ударил обоих шуфлой — быстро, как пуля — вначале одного и тут же сразу — другого — раз-раз!

Тому, что слева — с ходу вышиб глаз, правому — повредил челюсть, а того, что шарил в очаге, молодой человек просто пнул что есть силы ногою:

— А вот тебе, гадина, получай!

Дикари разъярились, Громов допустил ошибку — нужно было бы сразу бить насмерть, да неудобно оказалось шуфлой-то. И теперь за случайный гуманизм пришлось расплачиваться.

Скрипя зубами и устрашающе рыча, они бросились на Андрея все трое — включая и того, что с выбитым глазом… которого оказавшаяся за спинами врагов баронесса тут же угостила по черепу выхваченным из очага камнем!

— Молодец, девочка! — Громов вновь саданул шуфлой, теперь он уже держал ее наперевес, словно офицерский эспонтон или кавалерийскую пику.

Оп! Вражина метнул томагавк — да места-то в хижине оказалось мало, не набрал бросок силу, Андрей и Том вовремя уклонились, и бессильный топорик озлобленно шмякнулся в стенку. Да-а… но у краснокожих чертей еще оставались ножи, длинные и острые, словно когти ягуара!

— Ах вы ж, дьяволы!

Выкрикнув, негр схватил босой ногой остававшийся в очаге пепел и ловко метнул его в глаза индейцам… Враги замешкались на пару секунд… И Громов тут же отоварил каждого шуфлою!

Закаленный стальной прут гулко соприкоснулся с головами ямаси — бумм… бумм… А тот, что остался без глаза, потянулся к ножу… чего не видели ни Громов, ни Том, ни Бьянка…

— А, вы тут, — заглянув в дверь, Красная Сосна ловко метнул в одноглазого томагавк, раскроив череп. — Скорее, господин канонир! Враги уже выплыли.

— Иду, иду, — чмокнув Бьянку в щеку, закивал Громов. — Однако, а как же тут с этими?

— А с этими вы уже управились, — суб-лейтенант усмехнулся и положил руку на эфес сабли. — Не беспокойтесь, я пришлю людей. С суши мы, слава богу, отбились. А вот как на реке сложится…

— Их так много?

— Увидите сами. Идемте.

На реке врагов оказалось такое великое множество, что даже воды не было видно — черным-черно от плотов, от переполненных воинами лодок. Ямаси что-то орали, словно тучи надоедливых москитов, запели в воздухе стрелы. Стреляли так просто — от куража, слишком уж велико было расстояние для того, чтобы наверняка поразить цель.

— Пижоны дешевые! — легко уклоняясь от летящей на излете стрелы, Андрей заглянул в вигвам и приказал новоявленным артиллеристам убрать полог и жерди. Парни исполнили все проворно и быстро, а исполняющий обязанности сержанта Синяя Молния, вытянувшись, доложил, как учили:

— Расчет к бою готов, сэр!

— Заряжай! — распорядился Громов.

Расчеты проворно зарядили все четыре орудия, уже нацеленные на середину реки, где, в клочьях плывущего тумана показались плывущие орды врагов.

— Первое и второе ор-рудия-я-я… Огонь! — сплюнув, Андрей отдал приказ.

Две пушки, подпрыгнув, изрыгнули пламя, окутались клубами густого дыма. Ядра ударили в скопление плотов и лодок, сея вокруг разрушение и смерть.

— Заряжай! Четвертое-третье — огонь!!!

Пушки грянули одновременно — бабах!!!

— Заряжай!

Вновь установив отброшенные отдачей орудия на позиции, пушкари ловко прочистили банником стволы, забили картузы с порохом, пыжи, закатили ядра. Канониры — Синяя Молния и Желтая Сова — с тлеющими фитилями в руках застыли в ожидании приказа. Ветер развеял дым.

— Огонь!

Снова дернулись, подпрыгнули пушки, просвистев в воздухе, ядра угодили в цель! Да и трудно было бы промахнуться по такому-то скопищу!

С реки донесся злобный вой, видно было, как ямаси направили часть лодок в сторону… туда же Громов велел повернуть орудия, на этот раз зарядив их картечью.

— К выстрелу готовы, сэр!

— Огонь!

С ужасающим воем картечь просто смела уже готовых выбраться на песчаную косу дикарей, остальное завершили лучники и стрелки Красной Сосны. Основные силы врагов так и не смогли высадиться на берег и, подгоняемые огнем пушек и мушкета Сильного Кулака, повернули свои плавсредства обратно, что защитники селения встретили бурными воплями.

— Они вернутся, — подойдя, промолвил суб-лейтенант. — Даже могут попытаться напасть ночью… ближе к утру.

— Я б на их месте просто высадился чуть выше по течению, — Андрей задумчиво посмотрел на реку. — Потом прошел бы вдоль берега, по кустам, и напал растянутой цепью.

— Думаю, они так и сделают, — поправив отвороты кафтана, согласно кивнул вождь. — Да и сделали бы, если б знали про пушки.

— Теперь — знают.

— Но и мы ждем подкрепления буквально со дня на день, — Красная Сосна усмехнулся, глядя на беспорядочно отступающих врагов. — Здесь примерно пятьсот ямаси… А к нам придет целый полк! Настоящие английские солдаты с мушкетами… не такими мощными, конечно, как у моего сержанта, но все же.

— Да уж, мало врагам не покажется! — улыбнулся Громов. — Если только помощь вовремя придет.

— Придут, — уверенно отозвался индеец. — По времени — уже должны бы. Может быть, завтра. Или сегодня уже.

На ночь по берегу реки были выставлены усиленные караулы, последний — километрах в трех выше по течению, так что новое нападение ямаси, уж по крайней мере, не явилось бы внезапным.

Развернув в нужную сторону пушки и оставив дежурных по расчету, Андрей отправился отдыхать в свою хижину, где его уже ждали Бьянка и Том.

— О, Пресвятая Дева! — стоя на коленях, истово молилась девушка. — Покарай этих проклятых язычников, не дай им победить.

Опустившись на циновку, Громов прижал баронессу к себе и тихо спросил:

— Ну как ты, милая?

— Ничего, — устало прикрыв глаза, шепотом отозвалась Бьянка. — Одежду вот разорвали. — Она показала на блузку, завязанную на животе узлом. — Все пуговицы отлетели. Надо бы спросить, пришить.

— Я спрошу, мэм! — Том встрепенулся и вскочил на ноги. — Я видел у индейцев… знаю… Сбегаю прямо сейчас!

Не дожидаясь ответа, парень махнул рукой и выбежал из хижины.

Вечерело, но на улице еще было достаточно светло — ветер разогнал облака, и выглянувшее солнце быстро разогрело воздух градусов до семнадцати.

— Милая моя, — Андрей нежно поцеловал девушку в губы и прошептал: — Представляю, как ты испугалась тех раскрашенных дикарей!

— Что ты, вовсе нет, — тихо рассмеялась Бьянка. — Просто не успела. Да и я ж все-таки дворянка, не к лицу мне пугаться каких-то там дикарей!

Обняв любимого, юная баронесса принялась целовать его в шею, в щеки, в губы, рука Громова скользнула вниз, погладила нежную девичью кожу на пояснице… Затем, словно бы сам собою, развязался узел рубашки, и Андрей принялся целовать упругую, трепетно вздымающуюся грудь. На тронутой нежным загаром шейке блеснул образок Пресвятой Богоматери Тихвинской… Нержавеющая сталь! Подарок Громова…

Обрезанные джинсы полетели в сторону, послышался томный вздох… вскоре перешедший в стоны…

— Ой! — возникший на пороге Том тут же ретировался обратно.

Влюбленные живо оделись, и выглянувший на улицу Громов негромко позвал негра:

— Э-эй! Ты где там, парень?

Уже стало темно, пусть и не совсем так, как ночью, но все же. Тем более что здесь, как и везде на юге, сумерки долго не держались, быстро переходя в самую непроглядную тьму.

— Я здесь, — Том выглянул из травы.

— И чего ж ты там прячешься? — удивился Андрей.

— Боюсь! — честно признался чернокожий.

— Все боятся… Хоть и не говорят.

— Нет, не диких индейцев — белых! — Том затравленно оглянулся по сторонам. — Понимаете, сэр, там пришла подмога из Чарльз Тауна, целый полк…

— Ну слава богу! — с облегчением рассмеялся Громов. — Теперь-то уж никакие дикари нам не страшны.

— Да, это хорошо… наверное… — тревожный шепот негра чем-то походил на шуршание камыша. — Только не для меня!

— Но…

— Прибывшими из Каролины войсками командует полковник Джереми Роджерс!

— Хм… — Андрей ненадолго задумался. — Не слышал о таком! Хотя… тьфу! Ну конечно же… Твой плантатор, так?

— Увы, — беглый раб развел руками. — Вас, кстати, звали на ужин в шатер вождя. Там будет и полковник Роджерс, и его офицеры, даже священник.

— Священник? — выглянув из хижины, насторожилась Бьянка.

— Да, он прибыл с войском, — подтвердил Том. — Говорят, один из самых влиятельных в городе людей… из тех, что хотят, чтоб Чарльз Таун и весь юг Каролины стали бы отдельной колонией. Отец Джозеф, так его зовут.

— Отец Джозеф?!!!

— Да, так… худощавый такой, по виду — настоящий фанатик! Отец Джозеф Тейн… Стен…

— Стейнпоул!

Громов и баронесса хором произнесли имя своего давнего врага, священника англиканской церкви и одного из столпов Чарльз Тауна, гнусного извращенца и ханжу, едва не отправившего Бьянку на костер по обвинению в колдовстве. Так ведь и сжег бы, кабы не Андрей!

— Уходим сейчас же! — решительно заявил молодой человек. — Сначала — на наблюдательный пункт, потом — к шлюпке. Надеюсь, не забыли, как узлы вязать?

Никто их не остановил, ни один часовой или просто проходящий мимо индеец. Наоборот, все почтительно приветствовали одного из героев сегодняшнего сражения. Английские войска, насколько мог судить осмотревшийся на скорую руку Громов, стали лагерем примерно в километре от селения, меж рекой и болотом, и все еще разбивали палатки и шатры. Повсюду горели костры, в их желтоватом свете мелькали знаменитые красные мундиры англичан. Этот цвет был выбран не так уж и давно, исключительно потому, что красная краска оказалась самой дешевой. Была бы дешевой синяя — ходить бы англичанам в синем.

Слава богу, дежурным наблюдателем оказался Желтая Сова, немного понимавший по-английски.

— Переносим пункт, — подойдя, деловито распорядился Андрей. — Помогай разбирать. Потом поможешь дотащить до реки и вернешься к орудиям.

— Вы сказали про реку, сэр? — сноровисто снимая оленьи шкуры, уточнил молодой индеец.

Громов кивнул и хлопнул краснокожего по плечу:

— Все верно! Мы просто перевезем все на лодке… Нет, нет, помогать нам там не надо — управимся сами. Ты лучше иди службу неси!

Находившиеся на мостках часовые-индейцы внимательно всматривались в противоположный берег, уже погруженный во тьму. Впрочем, она не была такой уж полной и непроглядной, словно звездами, расцвеченная многочисленными искорками костров.

Никто не сказал беглецам ни слова. Не потому, что индейцы не любили болтать — просто не осмелились, Громов ведь был старший, сам вождь благоволил ему, а уж как этот белый дьявол расправился сегодня с ямаси! Только щепки летели!

— А ну помогите-ка, парни!

Андрей ничуть не скрывался, действуя уверенно и нахально, даже вот привлек часовых — те помогли поставить мачту, привязать снасти, установить импровизированные паруса на гафеле и бушприте. Даже притащили весла и пожелали успеха!

— И вам всего доброго, парни! — отталкиваясь веслом от мостков, вполне искренне отозвался Громов. — А ну, Том, навались…

Негр орудовал веслами, Андрей же, едва только лодка отошла от мостков, принялся ловить парусами ветер. Ветер оказался такой, какой надо — дул под углом в корму, и небольшое суденышко, пару раз рыскнув носом, ходко пошло бакштагом вниз по реке.

Темнело. Лишь далеко на западе переливался алым и золотым светло-синий кусочек неба.

Глава 5

Декабрь 1706 г. Река Саванна

Канонир

Хоть ночь и выдалась звездной, но все же Андрей не рискнул вести шлюпку в темноте, опасаясь налететь на камни, мель или просто упереться в берег, к которому, в конце концов, и причалили, спустившись вниз по реке километров на пять — до тех пор, пока на западе еще играло закатными красками небо.

Здесь же, в шлюпке, и заночевали, укрывшись парусом, и рано утром, на заре, пустились в дальнейший путь. Ветер вел себя странно — то совсем стихал, так, что лодка медленно плыла по течению, то вдруг задувал так, что едва не переворачивал суденышко вместе с беглецами, а пару раз так забросал всех градом — едва не утонули!

Ночи стояли холодные, и путники грелись у костра, около него же и спали, укрывшись оленьими шкурами-парусами, кои вспомнивший корабельную классификацию Громов мысленно расположил где-то между парусиной номер три — «весьма крепкой» — и «пятеркой».

Питались в пути, естественно, рыбой, днем бывали дожди, но чаще — град, большую же часть пути над головами сверкало солнце, хоть чуть-чуть согревая замерзших в своей легкой одежонке бедолаг. Андрей всерьез опасался за Бьянку — не простудилась бы, не заболела, ведь даже пустяковый бронхит в эти — без антибиотиков! — времена вылечить было трудно, а уж воспаление легких — так и вообще неминуемая смерть. Громов даже отрезал часть паруса-шкуры, сделав для баронессы нечто вроде пончо.

Несмотря на все эти трудности, путешествие проходило спокойно, никто беглецов не преследовал, да и не должны были — и у полковника Роджерса, и у Красной Сосны имелись дела и поважнее, нежели гоняться за беглым рабом и канониром, тем более что обученные Андреем артиллеристы-кусабо уже свободно могли действовать и самостоятельно.

В первые дни молодой человек невольно прислушивался — не донесется ли отдаленная канонада? Нет, ничего такого не слышалось, то ли ямаси не напали, то ли напали, да не там — вот и обошлось без орудий.

Расширившаяся река казалась пустынной, ни рыбацких лодок, ни селений по низким, заросшим корявым кустарником и осокою берегам, наверняка покрытым непроходимой трясиной. Лишь на исходе седьмого дня, где-то в полдень, у левого берега показалась темная точка, в которой Андрей, всмотревшись, опознал узкую индейскую лодку, а в ней — человека с удочкой и в шляпе — рыбака, судя по всему, вовсе не индейца, а белого или негра.

— Сворачиваем! — потянувшись к веревкам, решительно заявил молодой человек. — Поговорим. Спросим.

Том растерянно обернулся:

— Но, масса… А если он…

— Не сможет, — Андрей усмехнулся. — Нас все-таки трое, да и паруса имеются — ветер попутный, на веслах шлюпку не догнать, тем более — одному.

— Тем более у нас есть ножи! — обернувшись, весело заверила Бьянка. — А уж обращаться с ними мы умеем.

Громов посмеялся в усы: ножи действительно имелись — трофейные, от тех трех дикарей-ямаси.

— Добрый день! — подплыв к рыбаку ближе, молодой человек привстал и вежливо поздоровался по-английски, а затем, подумав, добавил испанское: — Буэнас диас!

Рыбак — жилистый седобородый мужичок лет пятидесяти с обветренным смуглым лицом и цепким взглядом светлых, глубоко посаженных глаз, конечно же, давно заметил шлюпку, однако убегать не спешил, хотя черт его знает — кто бы мог в этой шлюпке быть? Вдруг да какие-нибудь лиходеи? Правда, а что с этого рыбачка и взять-то? Драный, с заплатками на рукавах, кафтанишко грубого сукна да меховой, из куницы, плащик? Разве что лодка — юркий индейский челн, да таких лодок на Саванне-реке полным-полно и цена им в базарный день — медяха!

— Здравствуйте, — приподняв шляпу, ухмыльнулся рыбак. — Не спрашиваю, куда путь держите — видать, вы и сами не прочь меня об этом спросить, так?

Ушлый старик сразу же раскусил беглецов — ибо кто бы это еще мог быть в столь драной одежке, в лодке с парусами из оленьих шкур? Понятливый оказался дедок, шустрый — подведя шлюпку ближе, Громов заметил в рыбацком челне небольшое укороченное ружье, какие использовали кавалеристы.

— Далеко ли до моря? — первым делом поинтересовался Андрей, раз уж рыбак сам предложил спрашивать.

Старик прикрыл ружьецо оленьей шкурой:

— Ты, верно, хотел спросить — до океана, не так?

— Пусть так, — не стал спорить Громов. — Так далеко?

— Да не особенно, — незнакомец поправил шляпу и показал рукой. — Вон, за тем мысом, считай и океан.

— А селение там есть?

— А какое вам надобно? — хитро улыбнулся дед.

— Самое большое и многолюдное.

Андрей давно уже знал, что ответить и что спросить, однако дополнил:

— Такое, где бы можно было найти ночлег, ну и кое-что заработать.

— А что ты умеешь? — сверкнув глазами, быстро переспросил рыбак. — Лазать по выбленкам или, может, землю пахать?

Молодой человек отвечал честно:

— Насчет земли — не скажу, а вот по выбленкам лазать приходилось. Стаксель от брамселя отличу.

— Вот это славно!

— Но вообще-то я больше по пушкарному делу.

Закрываясь от ветра, дел приложил руку к уху:

— Что-что?

— Артиллерист, говорю. Канонир.

— И что же господин канонир делает в краденой шлюпке? — прищурившись, старик замахал руками. — Не-ет, не-ет, не говорите мне, что эта лодка не краденая, хоть бы и так, да мне все равно. Лучше скажи-ка, мил человек, какая пушка лучше — бронзовая или железная?

— Ясно — бронзовая, — громко расхохотался Андрей. — Она и легче, и безопасней — прежде чем разорваться, скажет — на том месте и вспухнет, где вот-вот рванет.

— Молодец, — скупо похвалил дед. — Вижу, не врешь. Ладно, если что — проверим. А это кто с тобой? Нет, нет, молчи, я сам скажу — беглый негр, это уж и слепому ясно, и — беглая женка, полюбовница твоя, от мужа сбежавшая. Так ведь?

— Я, между прочим, вдова! — обиделась баронесса. — Даже два раза.

— Почтенные вдовушки, милая, по рекам на краденых шлюпках не шастают, — старик хрипло засмеялся и махнул рукой. — Ладно, не мое это дело. Говорите, селение ищете?

— Ну или какой-нибудь корабль… Нам бы до Новой Англии…

— Корабль? — дед снова прищурился. — И заплатить есть чем? До Плимута или Бостона неблизок путь.

— Я матросом могу, — угрюмо буркнул Андрей.

— Ага, а девчонка твоя — юнгой!

— Я не девчонка!!! Я…

— Ладно, — не очень-то вежливо прервав Бьянку, незнакомец махнул рукой. — Хватит болтать. Коль хотите в селение, так давайте за мной, пристраивайтесь вон, за кормою. Весла-то есть?

— Да есть.

— И то слава богу.

— А как ваше имя, таинственный незнакомец?

— Местные дядюшкой Сэмом кличут.

«О как — дядюшка Сэм! — подивился про себя Громов. — Ему б еще козлиную бородку подлинней да цилиндр со звездно-полосатым флагом».

Челнок дядюшки Сэма привел беглецов к мысу, за которым, по словам лодочника, как раз и начиналось море. Здесь же, на мысу, по всему берегу тянулись какие-то труднопроходимые кустарники, леса и болота. Оставив лодки у большого серого камня, едва заметного в зарослях ив, путники, вслед за своим провожатым, зашагали по узкой, петлявшей средь кустов и деревьев тропинке, местами переходившей в столь же узкую гать.

— Чужой тут дороженьки вовек не найдет, не-ет, — обернувшись, как-то похвалился старик. — Сгинет! Утонет в трясине.

— Да-а, — беглый канонир согласно покачал головой. — Болота здесь знатные. Небось, и змей много?

Дядюшка Сэм засмеялся, показав редкие желтые зубы:

— Да есть! Это сейчас им холодновато, а в жаркие-то времена, бывает, едва проберешься. Правда, некоторые их едят — змей-то — мясо белое, вкусное, мягче, чем у кролика. Но опять же — готовить надо уметь.

— А ты умеешь, дядюшка? — с опаской посмотрев под ноги, поинтересовалась Бьянка.

— Умею, — старик скривил губы в улыбке. — Как-нибудь, выпадет время, научу.

Шагавший сразу за провожатым Том испуганно сплюнул наземь и перекрестился:

— Упаси Господь от такой пищи!

Баронесса же, судя по загоревшимся глазам, заинтересовалась новым рецептом всерьез, и Громов, глядя не нее, вдруг подумал, что было бы очень хорошо выбраться отсюда как можно быстрее. Устроиться матросом на какое-нибудь попутное судно, идущее в Новую Англию с грузом табака или чернокожих африканских рабов, отработать за себя и любимую, а там… Черт!

Споткнувшись о какой-то замысловато изогнутый корень, молодой человек чуть было не полетел в кусты, удержав равновесие в самый последний момент. И все потому, что подумалось вдруг — а зачем, собственно, в Новую Англию? Быть может, куда лучше было бы остаться здесь, попытаться отыскать «Красного Барона» — проклятое колдовское судно, обладавшее чудесной способностью пронизать время! Жаль только, что способность эта, судя по всему, возникала спонтанно, ее никак невозможно было предугадать и, уж тем более, вызвать. А, может, это сможет сделать какая-нибудь ведьма? Так и Бьянка, вон, ведьма… если верить преподобному Джозефу Стейнпоулу, чтоб ему пусто было!

Ладно, там видно будет. Сейчас главное — добраться в хоть какое-нибудь более-менее цивилизованное место, заработать денег, немного перевести дух, подумать.

— Назад вы тоже одни нипочем не выйдете! — миновав очередное болото, на всякий случай предупредил проводник.

В ужасе округлив глаза, Том схватился за голову:

— Так куда ж вы нас завели-то, масса Сэм?!

— Куда надо — туда и завел, — неожиданно расхохотался старик. — Вы ж сами просили — в селение. Да не беспокойтесь — никакие власти, никакие солдаты сюда никогда не пройдут!

— Хоть с этим повезло, — невесело вздохнув, беглый негр с надеждой взглянул на Громова. — Правда?

— Поживем — увидим, — философски отозвался Андрей и, нагнав старика, спросил: — Ну что — долго еще?

— А вот и пришли уже! — радостно сообщил провожатый. — Во-он за деревьями, где ручей, гляньте-ка!

— Ого!

Присмотревшись, Бьянка удивленно воскликнула:

— Да тут целый город!

Первое, что бросилось в глаза Андрею, было вовсе не большое количество амбаров и не сложенные из подручных материалов дома — иные и двухэтажные, — располагавшиеся ровными и прямыми улицами, а установленная на ручье добротная водяная мельница с большим верхнебойным колесом, крутящим мощный вал, уходящий в приземистый и длинный сарай, вдоль которого, на жердях, сушились куски разноцветной ткани — красные, синие, желтые.

— Мануфактура! — восхищенно ахнул молодой человек. — Хлопчатобумажная мануфактура. А сырье где берете? Неужели сами выращиваете?

— Где надо, там и берем, — уклончиво ответил старик.

— Надо же! Мануфактура! — Громов не уставал удивляться. — Прям моногород. Какое-нибудь Пикалево. Или нет — Иваново!

— Вон таверна — там сейчас отдохнете, — показал рукой проводник.

— Но у нас совершенно нет денег! — всплеснув руками, Бьянка задумчиво намотала на палец каштановую прядь. — И я даже не представляю, где мы их возьмем.

— Ничего, — ухмыляясь, успокоил дядюшка Сэм. — Как-нибудь устроитесь.

Пока шли к таверне, путники во все глаза смотрели по сторонам, время от времени отпуская удивленно-восхищенные возгласы.

— И это все на болоте, в лесу!

— Нет, ну надо же, разрази меня гром!

— А это что за дом с колоннадою — ратуша?

Кроме амбаров, мануфактуры и трактира, Андрей насчитал штук двадцать добротных домов и десятка полтора самых разнообразных хижин, сгрудившихся около леса. Судя по всему, население этого столь надежно укрытого от чужих глаза лесного поселка составляло человек триста, а может, и чуть больше, но меньше — едва ли. Чем они все тут занимались? Работали на мануфактуре? Ага… пахали по пять смен от звонка до звонка… с трудом верится! Скорее — промышляли чем-нибудь противозаконным — контрабандой, торговлей живым товаром, а то и пиратством — море-то рядом. Целый океан! К тому же не зря ж хитрющий лодочник так настойчиво расспрашивал Андрея о пушках! Видать, хорошие канониры им тут нужны… Не мануфактуру же охранять, право слово.

На улице — а было их тут всего две, пересекавшихся на небольшой круглой площади с аккуратно подстриженными (!) деревьями, скамейками (!) и двумя — беглецы глазам своим не поверили — фонарями со вставленными за стекла свечками! Так восхитивший юную баронессу особнячок с колоннами как раз располагался здесь же.

И все же чего-то не хватало… Цирка, что ли… Да нет! Церкви! Точно — церкви.

Время уже близилось к вечеру, а народу на улицах было мало — двое мускулистых негров пронесли какой-то тюк, с любопытством поглядывая на незнакомцев, прошла с корзиной на плече какая-то смуглая девушка, судя по одежде — служанка, с веселым криком и посвистом пробежали куда-то мальчишки. Все, как в обычном поселке… только все-таки как-то маловато на улицах людей!

— Как-то маловато на улице людей! — озвучила вопрос Бьянка. — А вроде бы и вечер.

— Тут сейчас только женщины, дети да старики… да еще кое-кто, — глухо пояснив, дядюшка Сэм поправил на голове шляпу.

— А где же мужчины?

— А мужчины на промысле, милая, — пожав плечами, криво улыбнулся старик.

— Рыбу, что ли, ловят?

— Угу… рыбу… Вон, пришли уже, заходите.

Сложенная из серых камней и тонких бревен таверна почему-то именовалась по-французски — «Флер дез Онфлер» — «Цветы Онфлера». Онфлер… Громов хорошо помнил этот маленький уютный городок в Нижней Нормандии, где когда-то довелось побывать.

Столь же уютным оказалось и питейное заведение, изнутри напоминавшее корабль — всюду торчали балки, на стенах были развешаны весла и рыбацкие сети, а полку над дверью украшала изящная модель трехмачтового судна с тщательно исполненными деталями — даже видны были золотые королевские линии на выкрашенной в темно-голубой цвет корме.

Андрей — сам судомоделист в прошлом — сразу же оценил высокое качество работы, человек, сделавший этот кораблик, вложил в него не только свое недюжинное мастерство, но и душу.

— Нравится? — кивнув дядюшке Сэму, поинтересовался пробежавший служка… или даже сам хозяин: среднего роста мужчина лет тридцати, блондин с приятным, несколько сухощавым лицом с резко очерченными скулами и холодным взглядом светло-голубых глаз. Небольшая, тщательно подстриженная бородка и мушкетерские усики дополняли портрет. Одет трактирщик был по-простому — серая полотняная сорочка с темным бархатным жилетом и широкие матросские штаны с чулками — но носил он свое одеяние с изяществом, выдававшим истинного аристократа.

— Да, очень нравится, — искренне похвалил Громов. — Я, знаете ли, когда-то и сам подобные делал.

— Понятно, — незнакомец покивал и улыбнулся. — Для церкви?

— Почему для церкви? — удивился молодой человек.

— Ну обычно в церквях такие ставят. Для того, чтоб Господь и Святая Дева уберегли от разных напастей.

— И вы тоже для церквей делали?

— Есть одна небольшая церквушка в Нормандии, на плато де Грас, рядом со славным городом Онфлером, — глаза трактирщика неожиданно затуманились. — Очень красивая, называется — Нотр-Дам де Грас… из двадцати таких вот судов там половина — моей работы.

— Эт ву франсе? (Так вы француз?) — по-французски спросил Андрей.

— О, да! — мужчина скривил губы в улыбке. — Вижу, и вы знаете этот язык?

— Немножко, — поскромничал молодой человек. — Ан пе.

Давно уже стоявший рядом дядюшка Сэм, наконец, решил вмешаться:

— Этот парень — канонир, — тихо произнес он, кивая на Громова. — Утверждает, что может неплохо обращаться с орудиями.

— С какими именно? — тут же поинтересовался трактирщик.

Андрей пожал плечами:

— Со многими — двенадцать фунтов, двадцать четыре… фальконеты тоже.

— Славно, — француз потер руки и заговорщически подмигнул Громову. — Чувствую, мы с вами тут наделаем дел! На морских судах когда-нибудь хаживали?

— Крюйсель от брамселя отличу.

— Славно, славно… — снова повторил трактирщик. — И людьми доводилось командовать?

— Плутонгом. И даже ротой, — на всякий случай поскромничал молодой человек, не так уж и давно носивший капитанское звание.

— Я ж говорю, Эндрю — парень стоящий! — дядюшка Сэм снял шляпу и рассмеялся.

Улыбнувшись, француз покивал, не спуская с собеседника пристального, совершенно серьезного взгляда:

— Так вот вас как зовут — Андрэ. А я — Антуан. Антуан де… Впрочем, фамилия моя вам без надобности. Местные кличут меня просто — Шкипер.

— Вы и в самом деле шкипер? — поинтересовался Андрей.

Трактирщик махнул рукой:

— Увидите! Ну господа мои, прошу к столу… Как я понял, это ваша женщина? — галантно поклонившись Бьянке, Шкипер скосил глаза на скромненько мявшегося у дверей Тома. — А это — слуга. Его тоже покормят. Остановитесь, господа, у меня — на втором этаже имеются вполне приличные комнаты.

— Но… нам совершенно нечем заплатить, — честно признался Громов.

— Ничего! — снова рассмеялся француз. — Добрый канонир может жить у меня и авансом!

В том, что в этом отдаленном селении вдруг оказался француз, не было ничего особенного — в те времена Франции принадлежала куда большая часть территории будущих США, нежели англичанам. Великие озера и самые широкие реки — Миссисипи, Миссури, Арканзас, Тенесси, Огайо — все было французским, англичане теснились лишь на восточном берегу и далеко на севере, у Гудзонова залива.

Предоставленная гостям комната и в самом деле оказалась вполне уютной — небольшая, вкусно пахнущая сосновой смолой, с дощатыми, без всякой обивки, стенами и узким — со ставнями — оконцем. Кровать — широкое, но довольно жесткое ложе на простой деревянной раме — была застелена большим лоскутным одеялом, напротив, у стены, стоял небольшой стол с бронзовым подсвечником, рядом располагался платяной шкаф довольно грубой работы, впрочем, взгляда он не притягивал.

Вежливо постучавший слуга — юркий темноволосый парнишка — принес звонкий медный таз и корыто, поставив все это у порога:

— Верно, хотите вымыться с дороги, господа? Я притащу с кухни теплой воды и пришлю служанку.

— Не надо служанку! — с улыбкой отмахнулся Громов. — А воды — притащи, помыться и впрямь неплохо. Тебя как звать-то?

— Анри.

— О, да ты тоже француз?

— Конечно, месье! — поклонился мальчишка. — Здесь, в «Онфлере» у нас все французы. Я-то родился уже здесь, в колониях, а вот матушка моя из Гавра.

— Знаю я Гавр, — глянув в окно, покивал молодой человек. — Красивый город.

— А я вот не был там никогда, — Анри похлопал ресницами. — И вряд ли когда буду. Но здесь ведь тоже неплохо, правда?

— Конечно, неплохо, — поддержала гарсона юная баронесса. — Тре бьен!

— О, вы тоже говорите по-французски, мадам?! Так я побежал за водой?

— Беги, беги!

Мальчишка проворно выскочил за дверь, но тут же вернулся:

— Совсем забыл сказать, господа. Здесь, в шкафу — кое-какая одежда, не новая, правда, но чистая. Выбирайте, что подойдет, не ходить же вам… так…

Поклонившись, Анри выбежал из комнаты, Бьянка же, глянув на свой голый животик, покраснела:

— А ведь этот негодник прав!

И, подскочив к шкафу, принялась выкладывать всю нашедшуюся там одежду на ложе.

— Та-ак, посмотрим, посмотрим, что тут есть… Бумажная рубашка… кофта, юбка… ага — вот и платье! Хорошее, шерстяное, даже с шелковыми вставками! Простоватое, правда, но… за неимением другого… А ну-ка, милый, помоги переодеться… Ой! Отпусти мою грудь… ну пожалуйста, не целуй меня… Позже, позже… сейчас гарсон с водою придет. Посмотри — вот как раз для тебя кафтан! Серо-голубой, под цвет твоих глаз. А вот штаны, чулки… Интересно, башмаки впору придутся?

Громов, конечно, лучше оставил бы кеды, но, увы, те давно уже разорвались и держались на честном слове. Модные — с пряжками — башмаки немилосердно жали, и Анри, подумав, притащил для «дорогого гостя» старые индейские мокасины — вполне еще крепкие.

— Как раз впору! — примерив, довольно улыбнулся Андрей. — То, что доктор прописал. Спасибо, друг Анри, удружил, не забуду: будут деньги — заходи. Да! Хватит воды-то… Нет, нет, служанку не зови, сказали уже. Как-нибудь сами управимся.

Ох, какое это был наслаждение, мыть спинку красивой молодой женщине, обливать ее из кувшина теплой водой, любоваться прекрасным телом…

…и не только любоваться…

— Ой… что ты делаешь… отстань… ну…

— А ну-ка, милая, наклонись…

Влюбленные не заметили, как прошла ночь, поглощенные друг другом, несмотря на усталость. Удобство, комфорт, теплая постель и сытный ужин с вином? И любовь. Страстная, до умопомрачения. Что еще нужно для счастья?

Андрей и Бьянка уснули лишь под утро, так и не закрыв ставни, и утренний лучик солнца, заглянув в окно, игриво пощекотал веки.

А потом кто-то громко забарабанил в дверь!

— А?! — Громов, словно ужаленный, подскочил на кровати. — Что такое? Кто там?

— Это я, Том, масса Эндрю. Хозяин и дядюшка Сэм ждут вас внизу. Велели разбудить, да. Я бы сам не осмелился, разрази меня гром!

— Надеюсь, они только меня ждут, — быстро одеваясь, пробурчал молодой человек. — Без моей… супруги.

— Только вас, сэр! Мадам может спокойно спать.

Андрей улыбнулся, присел на секунду на ложе, нежно погладив любимую по плечу:

— Я ухожу, милая.

— Куда?!

— По делам. А ты спи.

Поцеловав девушку, Громов быстро накинул кафтан и спустился в залу:

— Говорят, вы меня ждете, господа?

— Да! Пройдемте-ка во двор, месье. Мы вам кое-что покажем.

Это «кое-что» оказалось вполне обычным морским орудием малого калибра — фальконетом — стрелявшим исключительно картечью по живым целям, ну и по всяким малоразмерным судам, типа шлюпок. Обычно такие орудия устанавливались на поворотных тумбах, вот и у этого имелись цапфы…

— Неплохая штука, — присев в сарае на корточки — фальконет хранился именно там — Громов погладил ладонью длинный — метра три — ствол и одобрительно цокнул языком. — Только, увы, для вас бесполезная.

— Это почему же бесполезная? — хмыкнув, спросил дядюшка Сэм.

— По весу, друг мой, по весу, — Андрей с сожалением покачал головой. — Калибр — так вот, на глаз — четыре фунта, вес — фунтов сорок пять, почти двести кило — такую дуру на плече, при всем желании, не потаскаешь — без плеч останешься. Стационарное оружие, да. Но — мощное, что и говорить, куда там Сильный Кулак с его мушкетом!

— Сильный Кулак? — удивленно переспросил Антуан.

— А, не вникайте, это я так, о своем. Говорю — жаль, крепости у вас нет.

Трактирщик и дядюшка Сэм переглянулись:

— Да хотели когда-то построить небольшой форт, но не стали — к чему? С индейцами мы мирно живем, а против регулярных войск никакой форт не поможет — народу у нас немного.

— Понятно, — молодой человек усмехнулся. — Потому и фальконет у вас заржавел.

— А что, если его на шлюпку поставить? — неожиданно предложил француз. — Та, на которой вы приплыли — думаю, как раз подойдет.

— Не подойдет, — Андрей категорически мотнул головой. — Отдача замучает.

— Что-что?

— Потонет, говорю, от отдачи, либо развалится.

— Жа-аль… — дядюшка Сэм сдвинул на затылок шляпу и вдруг, хитро прищурившись, спросил: — А что бы вы, сэр, посоветовали нам с ним делать? Как бы приспособить к борьбе против чужих кораблей?

— Кораблей? — удивился Громов. — Так ведь тут у вас болота одни.

— Это со стороны реки — болота, — быстро поясняя, Антуан показал рукою. — А вон за той рощицей — море. Чувствуете — ветер?

— Ну да, ну да… Так там ваш фальконет и установите!

Трактирщик и старик вновь переглянулись.

— Место там слишком уж открытое, — заметил француз. — А хотелось бы, чтоб выстрел оказался внезапным. Второго может не быть… или можем не успеть.

— Поня-а-атно…

Молодой человек, конечно, давно уже догадался, чем промышляли эти двое (наверняка и не только эти двое, а куда больше людей) — пиратство, что же еще-то? Судя по всему, своего-то корабля у них нет, вот и задумали заманить ближе к берегу какое-нибудь торговое судно и…

— Чтобы знали, этот поселок доживает последние дни, — неожиданно промолвил дядюшка Сэм. — Да-да! Что вы так смотрите? Через неделю-другую здесь будут войска полковника Роджерса.

— Что-о? — Громов и в самом деле был удивлен.

Да что же такое делается-то? Буквально только что едва унесли ноги, и вот опять…

— Я думаю, вы тоже его не жалуете, — тихо произнес Антуан. — Как и он не жалует беглых.

— С чего вы взяли, что мы беглые?!

— Дядюшка Сэм, прочти!

— А вот, — старик с готовностью вытащил из кармана два бумажных свитка, как видно, приготовленных заранее, для пущей доходчивости беседы. — Извольте, прочту. Впрочем, вы, верно, и сами грамотный? Тогда гляньте!

С кривоватой усмешкой молодой человек развернул бумагу:

«Сбежал негр. На вид двадцать лет, тощий, на левом запястье клеймо — „C.R“. Хозяин, полковник Роджерс, дает нашедшему дюжину гиней».

Том… Бедолага Том! И здесь про него знали. Громов вздохнул… однако второй свиток оказался куда интереснее!

«Разыскивается ведьма! Испанка, двадцати лет. Каштановые волосы, синие глаза, телосложения тонкого. Когда задумывается, может крутить на пальце локон».

— Ну как? — чуть выждав, поинтересовался трактирщик. — Прочли? Прониклись? Только не говорите, что это вам безразлично. Полковнику Рождерсу все равно.

— Вы так его опасаетесь? — усмехнулся Андрей. — Что же раньше-то… Мельницу построили, мануфактуру, целый город. А теперь — дрожите? Ах, полковник Роджерс идет. Он что, раньше не мог прийти?

— Раньше мы платили лордам одну треть всех доходов. И все были счастливы, — старик поиграл желваками. — А теперь они захотели семьдесят пять процентов.

— Три четверти! Вот волки позорные!

— Три четверти. Или заберут всё, — трактирщик зло сплюнул наземь и продолжал: — Мы — я и Сэм — хозяева всего этого. Мануфактуры, таверны и прочего… что приносит доход. Который очень скоро достанется полковнику Джереми Роджерсу! Думаете, он зря выступил на помощь индейцам поселений? Как же, держи карман шире! Одним выстрелом — двух зайцев убил: дикарям ямаси показал, кто тут хозяин, и наложил лапу на наше дело… В смысле — наложит! Обязательно! А нас отправит на виселицу, как давно обещал. И вас, думаю, тоже не помилует, а? Скажете, не так?

— Так, — честно признался Громов. — Я так понимаю — вам нужен корабль?

— Именно! — француз рассмеялся. — Любое морское судно, которое только мы будем в состоянии захватить. Иначе — смерть. Поймите, нам не уйти: с одной стороны — полковник, с другой — кровожадные дикари ямаси. Мы ведь теперь даже до Флориды не доберемся. По суше, я имею в виду.

— Сколько у нас времени? — быстро сообразил Андрей.

— Неделя. Максимум — полторы.

— А судно? Вдруг да его не будет?

— Будет! — дядюшка Сэм уверенно махнул рукой. — Начинается зима, бури. Множество кораблей уже сейчас пережидают непогоду за мысом.

— Я должен осмотреть мыс, — подумав, решительно заявил молодой человек. — И еще мне понадобится хороший кузнец, четверо дюжих парней — носильщиков, боеприпасы и какое-нибудь уединенное место для тренировки прицельной стрельбы. Найдется у вас все это?

— Сыщем! — радостно ухмыльнулся старик. — Видишь, Антуан, что я говорил? Это — наш парень! Старый Сэм кого попадя не приведет!

Место на мысу и впрямь оказалось открытым, никаких тебе зарослей, даже травы, вместо которой — выгоревшая пустошь.

— Корабельщики тут все и сожгли, — осматриваясь, пояснил дядюшка Сэм — Сэмюэль Хопкинс, если полностью. — Каждую весну жгут… и летом, и осенью — не дают траве расти, опасаются. — А вон там, меж мысом и рифами — фарватер.

— Не зря опасаются, — Громов прикинув расстояние до фарватера — выходило где-то метров сто пятьдесят — сто тридцать, — даже для ружейного выстрела самое то!

— Жаль, конечно, что фальконет — не двенадцатифунтовка! — почмокал губами старик. — Не то бы ка-ак жахнули!

— И в клочья б разнесли какую-нибудь мелкую шхуну, — молодой человек пнул подвернувшийся под ногу камешек. — Думаю, крупные суда вряд ли сюда заглянут.

— Не, крупным тут не пройти, — согласно кивнул дядюшка Сэм. — Шхуны, барки — самое большее.

— А сколько у вас людей? — вскинув голову, быстро поинтересовался Громов. — Ну ладно, ладно, не мнитесь — не из пустого любопытства спрашиваю. Тоже ведь неохота на веревке висеть!

— Четыре дюжины парней, думаю, наберется, — старик почмокал губами. — Все — люди решительные, проверенные, готовые на всё!

— То есть тоже — висельники!

Андрей усмехнулся, прикидывая, что для управления небольшим торговым парусником — шхуной, бригантиной, бригом — водоизмещением тонн в сотню-полторы — вполне достаточно человек двадцать, ну двадцать пять, самое большее — тридцать, считая вспомогательный персонал. Торговцы обычно экономили: меньше команда — меньше жадных ртов — больше прибыль. Даже пушек много не ставили — так, пара-другая фальконетов на носу и корме — некуда было ставить, да и обслуживать некому. А от пиратов предпочитали спасаться бегством, благо парусное вооружение позволяло, или — изредка — шли караваном, наняв для охраны какой-нибудь фрегат.

В принципе, на каждую тонну водоизмещения можно было взять человека, как делал Колумб, отправляясь в свои знаменитые экспедиции, так что с полсотни человек на любом торговом суденышке расположились бы вполне вольготно, даже можно сказать — с комфортом.

— Лодок у вас много? — на всякий случай уточнил молодой человек.

Дядюшка Сэм пожал плечами:

— Достаточно. Считая вашу шлюпку — восемь. Плюс еще индейские челноки.

— Что-то я их тут не вижу!

— Приведем. Когда надо будет.

С помощью местного кузнеца — довольно понятливого малого с рыжей разбойничьей бородой и хитроватым взглядом — Громов несколько реконструировал фальконет, приспособив к нему мушку с целиком и массивную железную вилку, как на ручных пулеметах, только куда основательней и тяжелее, так что четверо мускулистых негров — носильщики — едва таскали модернизированное орудие от таверны на небольшую поляну, среди рододендронов и магнолий, где молодой человек, пользуясь избытком боеприпасов, упражнялся в прицельной стрельбе, используя в качестве заряжающего Тома. Фальконет мог стрелять гораздо чаще, нежели более тяжелая пушка, делал четыре выстрела в минуту — чего Андрей и добивался, а, добившись, был очень рад.

— Ты теперь завзятый артиллерист, Томми!

— Ох, масса Эндрю. Сказать по правде, я никогда не хотел убивать людей.

— Я тоже не хотел, — хмуро отозвался Громов. — Но — пришлось. Иначе б они убили меня и тех, кто мне дорог. А ну-ка, парень, прибьем сейчас вот эти жерди во-он к той сосне. Тут как раз шагов двести будет.

— А зачем их туда прибивать, масса? Забор хотите сладить?

— Не спрашивай — делай.

На жердях Андрей и оттачивал меткость, приноравливаясь к орудию, а заодно развивая глазомер. Кроме того, рядом, меж двумя туями — высокими, похожими на сосну, деревьями с мягкими иголками-листьями — по указанию Громова были приколочены доски, имитирующие корабельный борт, на которых, под руководством дядюшки Сэма и — иногда — Антуана — тренировались местные головорезы, парни, которым приход английских войск не сулил ничего, кроме виселицы. Среди них были и англичане, и французы, и немцы, даже испанцы и человек десять негров, естественно, беглых рабов.

Так продолжалось с неделю, точнее, даже дней десять, пока как-то вечером в комнату Громова не постучался француз с важным известием о том, что войско полковника Роджерса двинулось к океану. Часть солдат шла пешком по берегу, но большинство сплавлялось вниз по реке, в том числе — используя захваченные у ямаси плоты и лодки.

— Лазутчики донесли — англичане в двух днях пути отсюда, — Шкипер многозначительно постучал пальцами по столу. — Нам следует поспешить.

— У меня все готово, — пожал плечами Андрей. — Лишь бы появилось подходящее судно.

— Об этом не беспокойтесь. Полагаю, к ночи что-нибудь да зайдет. Мы выступим утром, как можно раньше.

— Опять море, — после ухода француза Бьянка со вздохом качнула головой. — Опять корабли, кровь…

— Милая, здесь нам оставаться нельзя, ты же знаешь.

— Я понимаю, — кивнув, баронесса прижалась к любимому. — Знаешь, Андреас, мне почему-то страшно. Словно бы все опять повторяется по новому кругу! Опять захватываем какое-то судно, опять поплывем неизвестно куда…

Громов с нежностью погладил девушку по плечу:

— У нас нет другого выхода, милая. В Испанию нам нельзя — мы враги для обеих сторон. Вздернут, разбираться не станут. А в Новой Англии мы постараемся отыскать старых друзей. Рамон Каменщик, Деревенщина Гонсало, Мартин с Аньезой… помнишь их?

— Да уж не забыла. Только где их искать? В Бостоне, в Плимуте? А, может быть, они сошли с корабля где-нибудь в Новом Амстердаме или вообще — в Филадельфии… Иголки в стоге сена! Впрочем, я понимаю, что выбирать не из чего. Или захват корабля, или смерть на виселице… а для меня — так и на костре, чего уж хуже? Дашь мне фузею или пистолет?

— Нет, милая. Уж тебе-то точно не придется брать судно на абордаж, — тихо промолвил Андрей. — А вот лодки в бурном море — не избежать, так что готовься.

— Я давно ко всему готова, мой дорогой, — Бьянка сверкнула глазами и неожиданно рассмеялась. — Кто бы мог подумать каких-нибудь два года назад, что баронесса Кадафалк-и-Пуччидо, бывшая владелица земель в Калелье, Матаро и Манресе, наследница знатного и древнего рода, вдруг окажется никем. Никем! И никому не нужной!

— Неправда! — поцеловав девушку в губы, резко возразил молодой человек. — Ты нужна мне! Очень нужна, поверь.

Бьянка вновь засмеялась:

— Я знаю. Наверное, это и есть сейчас самое главное, остальное — не так уж и важно. Но… я буду переживать за тебя! Ведь захватом одного корабля, думаю, дело не кончится. Более того, полагаю, что с этого-то все и начнется!

— Умная ты у меня, — целуя девичье ушко, с улыбкой произнес Громов.

— Просто я хорошо знаю людей. Ой… мне щекотно! Ну… перестань же!

— Разве тебе не нравится? — Ладонь Андрея скользнула за лиф платья, нащупав упругую грудь.

— Нравится, — прикрыв глаза, прошептала девчонка. — Очень…

— Так что же ты говоришь — перестань?

— Понимаешь… вовсе не всегда мужчина должен слушать женщину. Не всегда… ах…

Словно в омут, молодой человек бросился в синие глаза, полные страсти и неги, утонул, да и хотел утонуть, ощутив на губах соленую терпкость поцелуя, гладя руками горячую кожу, стройную линию позвоночника, возбуждающую ямочку пупка…

Освобожденные от одежд тела лежали на широком ложе, и старое лоскутное одеяло согревало их, как могло. А еще согревала — любовь…

Едва только забрезжил рассвет, как Громов с баронессой Бьянкой, шкипер Антуан, Том и четыре негра-носильщика уже были на мысе. Андрей проворно установил фальконет на ножки, выбирая удобный для обстрела сектор, куда, как указал француз, погонят добычу пиратские лодки.

— Там, на рейде, как раз стоит подходящая шхуна или барк, точнее не скажешь — паруса-то опущены, да и темно было — не разглядеть.

— А куда кораблик погонят?

— Вон… видите? Там уже наши лодки. Сторожат.

Присмотревшись, Андрей заметил притаившиеся меж плоским берегом и рифом суденышки, в числе которых узнал и свою, угнанную у индейцев кусабо, шлюпку, правда, вместо оленьих шкур у нее уже имелся настоящий парус, пока что зарифленный.

Над океаном вставало солнце. Сверкающая золотая дорожка протянулась по синим волнам до самого мыса, и это сильно затрудняло прицеливание.

Если только перенести биссектрису огня градусов на пятнадцать к северу… или к югу. Впрочем, к югу уже было не успеть — за мысом показались мачты какого-то небольшого судна. Ветер — пусть и не очень сильный — дул с моря, и корабль, зарифив часть парусов, шел галсами — то и дело лавировал, ловя ветер косым парусом на бушприте — кливером.

Две мачты, на передней — фок-мачте — паруса прямые, на задней — грот-мачте — косые. Полушхуна-полубриг — бригантина водоизмещением тонн двести. Не столь уж и утлый кораблик под белым с красным крестом английским флагом.

Бабах! — с невысокой кормы бригантины ударила пушка, целя ядром в скопище преследующих судно лодок.

Тут же прозвучал еще один выстрел, на чем едва начавшаяся канонада и оборвалась — судя по всему, корабль имел лишь две кормовые пушки, кои Громов, как опытный канонир, определил по звуку выстрелов как восьмифунтовые. Для шлюпки — и такое ядро — смерть, вот только попасть бы!

Синие холодные волны лизали низкий берег длинными пенным языками, пахло водорослями и солью.

Андрей оглянулся на шкипера. Тот, кивнув, махнул рукой неграм, со всей поспешностью поднявших длинную жердь с прицепленной к ней синей тряпкой — вымпелом, знаком.

Завидев условный сигнал, с другой стороны мыса, наперерез кораблю, словно стая голодных волков, выскочили пиратские шлюпки, полные вооруженных головорезов, среди которых Андрей узнал и дядюшку Сэма… точнее — просто заметил знакомую шляпу.

Заметив внезапно появившихся прямо по курсу разбойников, на бригантине засуетились: дали жиденький фальконетный залп и принялись проворно ставить косые паруса на грот-мачте.

— Пора сигналить красным, иначе уйдут! — нетерпеливо бросил Антуан. — Пойдут галсами — наши их не догонят вовек!

— Ничего, — опустившись наземь, Громов хладнокровно навел фальконет, совмещая целик с мушкой. — Никуда они не денутся! Оп!

Громыхнул выстрел, и выпущенное ядро продырявило жертве кливер. Всего-то!

— Заряжай! — разозленно приказал канонир. — Живо! Да… Пожалуй, вы правы, Антуан, — пора сигналить.

Взметнулся к небу красный вымпел. Негры под руководством Тома деловито засуетились, и не прошло и пятнадцати секунд, как орудие снова было готово к действию.

Андрей нацелил ствол… чуть подправил…

— Ну, с Богом!

Бабах!!!

— О-ля-ля!!! — с восторгом закричал француз, увидев, как бушприт преследуемого пиратами корабля разлетелся в щепки!

Бригантина сразу же превратилась в неуправляемую баржу — рыскнула, быстро теряя скорость.

— Всё, — Громов поплевал на руки. — Мы свою работу сделали.

— Они тоже сделают, — шкипер кивнул на тут же налетевшие на обреченное судно лодки. — Не сомневайтесь, месье.

— На абордаж!

С лодок послышались громкие вопли и выстрелы. На борт бригантины полетели кошки… а на ее фок-мачте взвился белый флаг.

— Сдаются, — несколько меланхолично заметил трактирщик. — Иного я, признаться, и не ожидал. Не могут две дюжины человек сопротивляться полсотне отчаянных головорезов. Тем более — торговцы. Эта братия всегда стремится уйти, а если не удается — сдается.

С борта захваченного корабля ударила пушка. Антуан поднял подзорную трубу и ухмыльнулся: — Старина Сэм выслал за нами шлюпку. Что ж, поглядим, что там попалось за судно.

Глава 6

Зима 1706–1707 гг. Багамские острова

Капитан Гром

Захваченная бригантина оказалась работорговым судном, везущим живой товар из Африки в Каролину. Бедолаги невольники размещались в трюме, разделенном на столь низкие отсеки, что чернокожие не имели возможности даже нормально сидеть. Невыносимая вонь, скученность, запах мертвечины — команда «Святой Анны» — так именовался корабль — не успевала вовремя убрать трупы, а таковых имелось множество, впрочем, в рамках коммерчески допустимых потерь.

Когда Громов со шкипером забрались на борт бригантины, ее сдавшиеся на милость победителей офицеры — трое неплохо одетых мужчин с физиономиями висельников — во главе с давно небритым типом в шикарном кафтане — капитаном — хмуро маячили у правого борта. У левого борта, напротив, выстроились матросы — человек двадцать, точнее — двадцать два, из которых четверо оказались неграми, в чем не было ничего необычного: беглые невольники частенько нанимались на какой-нибудь корабль или — чаще всего — прибивались к пиратам. Никто их не третировал, относились почти так же, как к белым, правда, и до офицерских должностей не допускали — ни торговцы, ни пираты.

Матросики тоже стояли, понурив головы, но — нет-нет да и бросали заинтересованный взгляд на только что поднявшихся на борт людей — Антуана и Громова — безошибочно определив в них старших.

— Я с ними поговорю, — кивнув подбежавшему Сэму, француз повернулся к капитану. — Сэр! Вам и вашим людям я даю шлюпку, убирайтесь куда хотите, хоть к черту! Вот прямо сейчас.

Что-то зло буркнув, бывший командир «Святой Анны» (а, может быть, и владелец) и сопровождавшие его офицеры быстро покинули судно, спустившись по штормтрапу на предоставленную им шлюпку — уж этого-то добра было не жаль!

— Теперь — с вами! — проводив покинувших корабль людей презрительным взглядом, шкипер повернулся к матросам. — Парни! Кто желает примкнуть к нам и заняться… гм… довольно опасным, но веселым и весьма доходным делом, прошу сделать два шага вперед!

Дюжина человек, в том числе и все четыре негра, разом выступили вперед, преданно глядя на француза. Остальные поглядывали друг на друга и смущенно переминались с ноги на ногу.

— Песчаный карьер… — по-русски пробормотал Громов. — На сегодня нарядов не прислал.

Один из оставшихся — здоровенный, лет тридцати, бугай, с буйной рыжею бородищей — вдруг вскинул голову и, сделав шаг вперед, уставился на Андрея с какой-то трудно объяснимой радостью и удивлением:

— Так ты, господине, русский, что ли?

— Русский, — молодой человек с интересом взглянул на амбала. — Только никогда в России не был. А ты, я смотрю, земляк?

— Русский… — моргнув, верзила пригладил бороду и размашисто перекрестился. — Вот ведь встретились… Господи! Тогда я, пожалуй, останусь. Надо же — здесь земляка встретить — вот так чудо-то!

— Кто этот человек? — с любопытством поинтересовался шкипер. — Как-то быстро вы его завербовали.

— Мой земляк, — улыбнулся Андрей. — Русский!

— А вы не признавались, что русский, — Антуан шутливо погрозил пальцем. — Честно сказать, я чувствовал, что с вашим английским что-то не так… Но принимал вас за голландца. А вы мои сомнения не развеивали.

— А зачем? — пожал плечами молодой человек. — Какая разница — русский, голландец… негр?

— Верно, никакой! — захохотав, шкипер одобрительно тряхнул головою. — А вы здорово придумали с этими вымпелами — военного человека видно сразу. Кстати, какое у вас было звание в той… прежней жизни? Лейтенант? Капитан? Майор? Вы ж, кажется, говорили, что командовали ротой или плутонгом?

— Крепостным гарнизоном, — хмуро напомнил Андрей. — Вы ведь не зря это спрашиваете?

— Не зря, не зря, — хохотнув, француз подмигнул дядюшке Сэму и, вновь повернувшись к Громову, предложил: — Ну так командуйте, коль вы офицерского звания. Я — шкипер, мое дело паруса, секстант, астролябия… Старина Сэм сойдет за боцмана, а вы… Ну, что смотрите? Нас, между прочим, сносит на рифы!

— Так… — быстро собравшись, Громов оглядел моряков. — Плотники есть?

— Я, господине, плотник, — обрадованно доложил рыжий верзила. — Завсегда в артели за старшого был, покуда в солдаты не взяли… а потом — плен, неволя…

— Выбери себе помощников, и живо замените бушприт! Боцман!

— Слушаю, сэр! — дядюшка Сэм вытянулся во фрунт и, казалось, помолодел лет на двадцать.

— Измерьте глубину — доложите! И назначьте вахтенных.

— Есть, сэр! Сию минуту, сэр.

— Встанем на якорь здесь, на рейде, — взглянув на шкипера, негромко заметил Андрей. — Починимся, а за это время подумаем — куда нам дальше идти.

— Да подумаем, — на тонких губах француза заиграла улыбка. — Только, по всем морским законам, это сейчас не мы должны решать — вся команда.

— Что ж, пусть и решит. Но — сначала дело. Иначе наскочим на рифы — и ничего уже решать не придется.

— Глубина пять футов под килем! — подойдя, с озабоченным видом доложил дядюшка Сэм, ныне исполняющий обязанности боцмана.

— Отдать якорь! — Андрей махнул рукой. — Вахтенным быть настороже, остальным — размещаться, устраиваться.

В кормовых каютах разместились капитан, шкипер и женщины с детьми — Бьянка, жены и дети головорезов и смешливая рыжеватая девица лет шестнадцати — племянница дядюшки Сэма Камилла.

Починились быстро, установили кливер и, подняв часть парусов, пошли левым галсом, пока — подальше от рифов, а дальше уж будет видно, куда.

Пока большая часть команды отдыхала, Громов, Антуан (оставивший за штурвалом вахтенного из бывших матросов «Святой Анны») и дядюшка Сэм тщательно осмотрели корабль от трюма до клотика, четко установив имеющиеся припасы, коих, увы, хватало лишь на пару суток, и то при условии самой строжайшей экономии. Сухари, солонина, пресная вода — всего этого оставалось в обрез, как раз до Чарльз Тауна, куда и планировал идти бывший капитан бригантины.

Шкипер Антуан внимательно осматривал такелаж и рангоут, время от времени делая замечания по существу дела — что-то там подтянуть, где-то заменить канат, подлатать парус — Громова же интересовали пушки и вообще оружие: кроме шести восьмифунтовых пушек и двух (считая и модернизированный, громовский) фальконетов на борту нашлось четыре мушкета, ничуть не уступавшие массивностью знаменитому огнестрелу Сильного Кулака. Ну и конечно же, имелись ружья и у головорезов, это не считая палашей и абордажных сабель, так что защититься от нападения «Святая Анна» вполне смогла бы… если б нападавшим не оказался какой-нибудь быстроходный фрегат, без разницы, английский или испанский. Сорок двадцатичетырехфунтовых пушек, команда человек в пятьсот… да пусть даже и триста — против фрегата бригантина шансов не имела никаких! Разве что тупо спастись бегством. Кстати, и бегству можно было бы потом придать славу — победоносный бой славного брига «Меркурий» с турецкими линейными кораблями! Ага… победоносный бой немецкого легкого танка Т-1 против нескольких ИС-2 или КВ. В обоих случаях — игра слов и чистейшая ненаучная фантастика… как и бой бригантины с фрегатом, в исходе такого сражения можно было бы не сомневаться, несмотря на совершенствованное Андреем чудо-орудие — фальконет с мушкой и целиком, ныне устанавливаемый плотниками на корме. В центре судна имелась поворотная тумба — массивное бревно, проходящее через палубу к килю, на котором был закреплен еще один фальконет, калибром шесть фунтов, однако для более-менее прицельной стрельбы — Андрей льстил себя надеждой, что таковая, пусть в полный штиль и на очень коротком расстоянии, но все же возможна — лучше было использовать корму, дабы попытаться отстрелить погнавшемуся врагу бушприт, сделав корабль неуправляемым, как совсем недавно Громов поступил со «Святой Анной», правда, стрелял он тогда с твердой земли. Вообще же, прицельная стрельба с корабля по другому судну — в условиях вечной качки — в ту эпоху казалась пустой и маловразумительной тратой времени и сил, дело решали залпы. Подойдет фрегат поближе, повернется фрегат бортом — двадцать орудий разом бабахнут, швырнут ядра! А если — линейный корабль, да с полсотни орудий с каждого борта врежут?! Что-нибудь да накроют… если Бог даст.

Общее собрание назначили сразу, как только починили бушприт и взяли неспешный курс к югу, стараясь не слишком отдаляться от берега. Все свободные от вахты матросы и переселенцы — беглецы — собрались на палубе, ближе к корме, с которой и выступил с зажигательной речью самозваный боцман дядюшка Сэм.

Как и предполагал Андрей, захватом судна дело не ограничилось — большинство беглецов, вынужденных спасаться бегством от войск полковника Роджерса, вовсе не собирались спокойно переселяться в Новую Англию или еще куда, а желали — и это их желание прекрасно чувствовал старина Сэм! — подзаработать немножко (а если повезет — то и много!) деньжат, всяких там дублонов, гиней и прочих пиастров.

Начало уже было положено — само судно и живой товар — африканские негры-рабы, бесполезные в качестве моряков и вообще не знающие и слова ни на каком цивилизованном языке. Они и рассматривались беглецами именно в качестве груза, добычи, которую хорошо бы было выгодно продать. А вот насчет продажи судна речь что-то не заходила, не за тем бригантину захватывали, чтоб сразу же продавать, а затем… чтоб заняться, как выразился шкипер, опасным, но веселым и прибыльным делом — пиратством.

— Предлагаю выбрать нашим капитаном господина Эндрю! — закончив выступление, неожиданно предложил дядюшка Сэм. — Он — человек военный, и это судно досталось нам во многом благодаря ему! Вы все видели, как ловко сэр Эндрю отстрелил торговцу бушприт?!

— Да! Да! — возбужденно закричали головорезы. — Ловко!

— Мало того, это именно он придумал всю затею с вымпелами, — встал рядом с Громовым француз шкипер. — Этот месье умеет командовать людьми, и я лично за то, чтоб мы избрали его своим капитаном! Что скажете, моряки?

— Любо!!! — взобравшись на ванты, по-русски закричал рыжий верзила плотник.

Звали его, как потом выяснил Громов — Спиридон. Спиридон Рдеев, сын опального стрельца Онисима Рдея, казненного самим царем Петром за известные прегрешения.

— Согласны! — загомонили все. — Сэра Эндрю — в капитаны!

Француз с улыбкой протянул руку Андрею:

— Поздравляю вас, сэр! Вы теперь капитан, бог и король всех этих людей и этого судна, которое я предлагаю переименовать в «Жозефину».

— Почему в «Жозефину»? — машинально переспросил Громов.

— Да статуя на носу подходящая, — Антуан весело рассмеялся. — Голая девица, мало похожая на святую. Скорей, на портовую шлюху… Знавал я в Гавре одну, ее как раз Жозефиной звали. Красивая и мудрая женщина, она не долго оставалась шлюхой, успела даже покомандовать судном в Онфлере и совершила много славных дел… пока беднягу не повесили англичане.

— Что ж, пусть будет «Жозефина», — новоявленный командир судна обреченно махнул рукой и добавил: — А вот о капитанстве моем поговорим вечером.

Антуан, как и полагалось, был избран шкипером, а ушлый дядюшка Сэм — не только боцманом, но и квартирмейстером, — которому в решении повседневных вопросов подчинялся и сам капитан, главный на корабле и на поле боя. Таким образом пираты просто избегали сосредоточения слишком уж большой власти в одних руках. Квартирмейстер, так же как и капитан, получавший при разделе добычи дополнительную долю, представлял интересы экипажа — этакий профсоюзный босс, — а, кроме того, распределял среди пиратов обязанности, продовольствие и предметы первой необходимости, а также мог наказывать за небольшие прегрешения, например — поркой, но только после общего голосования. Квартирмейстер — второй человек на корабле — частенько вел команду на абордаж, он же и решал, брать ли с захваченного судна какой-либо массивный груз — естественно, кроме золота и серебра — это-то брали в любом случае.

Вечерний разговор вышел не то чтобы тяжелым, но не простым. Начать с того, что Андрея вовсе не привлекала карьера пиратского вожака, он бы предпочел — как и собирался — осесть где-нибудь в Новой Англии и…

— И что вы там будете делать, сэр, позвольте спросить? — хватанув бокал вина — несколько бутылок нашлось в капитанской каюте, — язвительно осведомился шкипер. — Нищенствовать? Или найметесь на какое-нибудь судно, что возит живой товар и каждодневно рискует вот так же оказаться захваченным? У вас красавица-жена, дорогой Андре, а такой женщине нужна достойная оправа. Двухэтажный особнячок на набережной Бостона, приносящее изрядный доход поместье, прислуга…

Дядюшка Сэм шмыгнул носом и закашлялся.

— Ты чего, старина? — скосил глаза шкипер. — Вино не в то горло пошло?

— Нет, не вино, — откашлявшись, признался старик. — Просто тоже хочу двухэтажный особнячок… и поместье!

— Все мы не хотим бедствовать, — бывший трактирщик с мягкой улыбкой взглянул на задумавшегося капитана. — К тому же — вас выбрали люди, и теперь вы за них ответственны волею Бога и провидения!

— Идите вы к черту, Антуан! — угрюмо отмахнулся молодой человек, уже понимавший, что обратного хода, увы, нету!

Вляпался! Влез по самое некуда. Не собирался проливать кровь, а вот… Пиратство! Вот уж действительно — «веселое и прибыльное» дело. И самое гнусное, что шкипер-то по большому счету прав — кому он и Бьянка нужны в Новой Англии, да и не только там — везде? Удел бедняка — убогая хижина и — в лучшем случае — дырявая рыбачья лодка. Выдержит ли такую жизнь юная баронесса? Андрей остро ощутил свою ответственность за эту влюбившуюся в него девчонку, которую и сам полюбил больше, чем кого бы то ни было еще. Кстати, и за всех этих людей, беглецов, Громов тоже был ответственный — они ведь и впрямь его выбрали, доверились. Что же, теперь из всех кинуть? Струсить, уйти?

— А вас не пришлось долго уговаривать, — разливая вино, со смехом заметил француз. — О, да наш боцман, кажется, спит.

Шкипер похлопал по плечу уронившего голову на стол приятеля и покачал головой:

— Теперь уж и пушкой его не разбудишь. Эй, кто там есть? Том! Бери еще юнгу и тащите старину Сэма спать. Да! Там, в его каюте, сейчас красавица Бьянка и племянница Сэма. Похоже, они подружились. Так ты, Том, скажи — пусть идут сюда. Вино у нас еще не закончилось!

— Все сделаю, масса!

Молодой негр и явившийся на зов белобрысый мальчишка из беглецов по имени, кажется, Дик или Джонни, только что назначенный юнгой, с трудом подняли храпящего боцмана из-за стола и, взяв под руки, утащили прочь.

— Хочу вам еще кое-что сказать, дорогой Андрэ, — оглянувшись на дверь, шкипер перешел на французский. — Знаете, я ведь тоже не собираюсь пиратствовать долго — полгода, от силы — год… Торчать всю оставшуюся жизнь здесь, в колониях, у черта на куличках — нет, это не для меня!

Последнюю фразу Антуан выкрикнул с надрывом, словно бы доказывал что-то невидимому оппоненту:

— Я вернусь! Вернусь обратно в Нормандию, отсужу свое поместье… и пусть какой-нибудь вшивый суперинтендант только попробует мне его не отдать!

— Что ж полгода — приемлемый срок, — со вздохом согласился Громов. — Имейте в виду, лишней крови я проливать не собираюсь.

Француз неожиданно рассмеялся:

— А что, при захвате «Святой Анны» кровь лилась рекой?

Вскоре явились Бьянка с Камиллою, племянницей дядюшки Сэма, особой недурной наружности и весьма приятной в общении — этакая простушка-хохотушка, чем-то напоминавшая Андрею незабвенную Магдалину-Лину. Правда, Лина, несмотря на манеру поведения, внешность и искреннюю любовь к шоу Дика Кларка, простушкой все-таки не была.

Как и — это выяснилось уже почти сразу — и Камилла.

Когда разговор зашел о выборе дальнейшего пути, дочь боцмана без раздумий предложила Багамские острова.

— Почему именно Багамы? — просто так, чтоб поддержать беседу, переспросил Андрей. — Есть ведь еще Тортуга. Ямайка.

— Ямайка? Да Порт-Роял после землетрясения, пожаров и испанских набегов давно уже не тот, что раньше, и живет лишь былой славой, — со знанием дела заявила девушка. — Тортуга или, лучше — Пети-Жуав — может быть… Может быть, мы и нашли бы общий язык с французским губернатором, но там ошивается слишком уж много любителей удачи, наследников былой славы Граммона, де Граффа. Ван Хорна. Нам нужны конкуренты? На Багамах их куда меньше, это частные острова и там, после недавнего испанского налета, похоже, так и не поставили губернатора. Безвластие! Это ведь для нас неплохо — делиться не нужно почти ни с кем. Тем более — Нью-Провиденс куда ближе, а это ведь для нас сейчас немаловажно, правда? И до Флориды оттуда — всего двести миль, а гавань в Нассау такая, что только такие суда, как наше, и могут зайти — фрегатам ничего не светит — мелко. Хорошее, очень хорошее место. Дядя вам то же самое скажет.

— Так это от дядюшки у вас такие познания! — рассмеялся француз. — Что ж, пусть будет Нью-Провиденс, и в самом деле — ближе.

— Вот уж никогда не мечтал стать пиратом, — когда наконец все разошлись, признался Андрей возлюбленной.

Та повела плечом, задумчиво намотав локон на палец:

— Камилла мне все уши прожужжала про эти Багамы. Мол, только туда. Странно — Тортуга или Ямайка, насколько я знаю, в смысле убежища вовсе не хуже, и возможностей там больше. Правда, у нас для этого маловато людей, и не очень-то крупное судно. Что же касается пиратства… не переживай, милый! В океанах этим промыслом занимаются все — и торговцы, и военные. Сейчас война — каперов полно. Нам бы тоже нужно раздобыть патент, Багамами вроде как английские лорды владеют. Камилла сказала — патентами торгуют в Филадельфии, Новом Амстердаме. Может даже — и в Чарльз Тауне тоже. Но там фрегаты.

Андрей лишь головой покачал — а что он хотел-то? Слезливый ханжеский гуманизм остался в веке двадцатом, во второй его половине. А в эти отнюдь не вегетарианские времена морской разбой был промыслом вполне достойным даже для вполне добропорядочных джентльменов, месье и сеньоров. Правда, в централизованных государствах — в той же Англии, Голландии, Франции — уже начинали понимать, что свободная торговля приносит куда больше барышей, нежели тривиальный разбой, морской гоп-стоп, торговле — а следовательно, и прибылям — по сути, мешающий. Правда, пока было не до пиратов — война за испанское наследство в полном разгаре, и тут уж — кто кого. Эту войну здесь, в колониях, называли войной королевы Анны. Все топили всех! Французы и испанцы — англичан, англичане — испанцев и французов; прочим же — всяким там голландцам, датчанам, фламандцам — так и вообще странно было сунуться. Испанский фрегат не станет разбираться — за кого там воюет Дания, да и воюет ли вообще? Увидит — нападет сразу! Да что там говорить о пиратах — все были хороши!

Ветер дул в левый борт судна, и «Жозефина», не торопясь, шла на юг левым галсом или — галфиндом, как говорят моряки. При таком режиме требовалось как следует работать с парусами, часто маневрировать, менять углы поворота рей. Экипаж, под руководством опытного шкипера Антуана, трудился в поте лица. Громов тоже ко всему присматривался, не стесняясь учиться, работал с астролябией, секстаном, лоцией.

Живой товар по-прежнему держали в трюме, не обращая никакого внимания на стоны несчастных рабов, и даже новоявленный капитан ничего не мог с этим поделать — не выбрасывать же невольников в море? А выпустить их на палубу — чревато бунтом, да и экипаж такого гуманизма не понял бы. Правда, в голове Громова некоторое время бродила совсем уж безумная мысль — просто пристать к берегу да отпустить рабов на все четыре стороны… что означало то же самое, как и выбросить в море груз серебра! Чернокожие невольники — общая добыча команды, не столь уж и малый приз, — которых можно выгодно продать в том же Нассау, поделив вырученные деньги так, как того требовал обычай, точнее — заключенный между новоявленными пиратами и их командирами договор, согласно которому пять долей добычи шла капитану, шкиперу и квартирмейстеру — по три доли, плотнику и врачу — по две, остальным всем по доле — поровну.

Громов все же не считал себя полным придурком, чтоб попытаться отпустить рабов, правда, он все же приказал поить и кормить их вдоволь… насколько позволяли запасы — а позволяли они очень и очень немногое, поэтому, отойдя с полсотни миль к югу, Андрей приказал сворачивать к берегу искать удобное для стоянки место — пополнить запасы продовольствия и пресной воды.

Вряд ли кто мог сейчас сказать наверняка, кому принадлежал этот низкий и болотистый берег, заросший густым кустарником и пальмами, с видневшейся неподалеку дубравой. То ли эта земля принадлежала англичанам, то ли была испанской Флоридой, а скорее всего — просто пограничье, до которого у обеих сторон еще не дошли руки. Впрочем, люди тут жили — невдалеке от дубовой рощи посланный на разведку отряд обнаружил крытые пальмовыми листьями индейские хижины. Сами индейцы — коренастые люди, встретили незваных гостей не особо радушно, но и без враждебности, даже помогли таскать к берегу воду в бочонках и больших глиняных горшках, за что получили презент — мешок пороха и четырех чернокожих рабов. После такого подарка индейцы пришли почти в полное благодушие и даже сами приняли участие в охоте, показав выводки диких свиней, а также снабдили экипаж «Жозефины» кукурузной мукою и фруктами, что оказалось весьма неплохим подспорьем для изголодавшихся беглецов.

Пополнив запасы воды и пищи, бригантина пошла круто к ветру — в открытое море, точнее говоря — в океан, где, милях в двухстах на юго-запад, располагались Багамские острова, принадлежащие каким-то там лордам. Ветер дул в скулу, судно шло в бейдевинд, часто меняя галс и уклоняясь дрейфом под ветер. Все члены экипажа трудились как проклятые, что, впрочем, не мешало всеобщему веселью — слава богу и капитану Эндрю Грому, нынче на корабле в достатке имелась и пресная вода, и пища, а впереди лежала вполне конкретная цель, к которой сейчас и шли, моля Господа об избавлении от ураганов, коих в этих местах бывало с избытком. Нынче, правда, везло — небо радовало почти безоблачной синью, волны казались небольшими, ласковыми, однако все время дул почти встречный ветер… Так что приходилось пахать! И тем не менее все были довольны.

Земля показалась лишь на исходе четвертых суток, зеленые холмы, синие горы, белые домики с крышами, крытыми коричневой черепицею и желтоватыми листьями пальмы. Город выглядел игрушкой — аккуратные домики, маленькие, стоявшие у причалов суда, скалистый остров, деливший вход в гавань на две неширокие части.

— Я бы поставил там форт, — глядя в подзорную трубу, заметил Андрей.

— А тут и была крепость, вон развалины. Должно быть, испанцы разрушили.

Стоявшая на носу, рядом с капитаном, Камилла улыбнулась, пригладив рукой растрепавшиеся на ветру волосы, и Громов уже в который раз подумал о том, как же много знает эта, казавшаяся с виду глупенькой, девушка. Знает о том, чего, казалось бы, знать не должна.

— Эй, эй! — передав Камилле подзорную трубу, молодой человек поспешно подошел к бушприту, подхватив за локоть несколько увлекшуюся Бьянку:

— Смотри, милая, как бы тебя кливером не сбило!

Девушка обернулась с улыбкой:

— Не собьет! Я ловкая.

— Да уж, что и говорить — егоза! Егоза, а не баронесса!

— Смотри, за егозу получишь, ага!

— Какие у вас отношения интересные, — присев на фальшборт, подивилась Камилла. — Прямо завидую! Ты, подруга Бьянка, похоже, совсем не боишься своего строгого мужа.

— Вовсе он и не строгий, — обняв Громова за шею, засмеялась юная аристократка. — С чего ты взяла?

— Да уж вижу.

Камилла конечно же была не такой яркой красавицей, как синеглазое чудо Бьянка Кадафалк-и-Пуччидо, однако в этой еще достаточно юной девушке явственно просматривался некий весьма заметный, с легкий налетом авантюризма, шарм, столь привлекающий мужчин… и невзгоды. Карие лучистые глаза племянницы квартирмейстера всегда смотрели прямо, с вызовом, чуть тонковатые для эталона красоты губы постоянно кривила улыбка, не поймешь — то ли вполне искренняя, то ли с некой — мол, я сама по себе и все про вас знаю — насмешкой.

Пока «Жозефина», тщательно промеряя глубину, осторожно входила в гавань одним из проливов, Камилла рассказывала об острове:

— Здесь рядом все главные торговые пути, вот только плохо, что Флорида, Сан-Августин, всего-то в двухстах милях, испанцы несколько раз уже нападали, все жгли, видите — город еще не до конца отстроился. А так здесь хорошо, удобно: есть и небольшие реки, озера, ручьи, так что пресной воды в достатке, тут и леса растут — дубы, буки, сосны, там водятся много очень вкусных диких свиней, а местные жители держат и домашних животных.

— Вы все так подробно рассказываете, — похвалил девушку Громов, — как будто сами здесь жили.

Камилла сразу отпрянула, замахала руками:

— О, нет, нет, что вы! Я здесь не была никогда. Мне просто много чего рассказывал дядюшка, а уж он Новый Свет повидал, можете не сомневаться.

Присмотревшись, Громов насчитал в гавани около полсотни судов, в большинстве своем мелких, рыбацких, но было и несколько шхун, и даже, судя по рангоуту, — барк — правда, полуразвалившийся от старости.

— Ой, смотрите — лодка! — воскликнула вдруг глазевшая на медленно проплывавший по левому борту островок Бьянка. — Плывет к нам!

— Не плывет, а идет, — педантично поправил Громов.

Опершись на фальшборт, он хорошо видел, как четырехвесельная шлюпка едва не ткнулась носом в борт. Сидевший на носу суденышка молодой мулат в черной голландской шляпе с узкими полями, радостно замахал руками:

— Приветствую вас в Нассау, сэр! Думаю, вам просто необходим лоцман.

— Да не помешал бы, — дивясь наглости парня, улыбнулся Андрей.

— Возьму всего-то пару восьмериков, или, как их называют испанцы — пиастров!

— Две серебряхи просит, — подойдя ближе, шепнула Громову Камилла. — Это слишком дорого. Не давайте!

Капитан махнул мулату рукой:

— Это ты, что ли, лоцман?

— Один из лучших в этом городке!

— Два пиастра — дороговато будет!

— Хорошо, — покладисто согласился парень. — Пусть будет один.

— Ну поднимайся…

Жестом подозвав вахтенных, сэр Эндрю Гром — так прозвали капитана пираты — приказал спустить трап — веревочную лестницу с выбленками-ступеньками, по которой нахальный мулат живо забрался на борт «Жозефины».

— Вот мой шкипер — сэр Антуан, — Андрей указал на штурвал. — А ты кто будешь?

— Меня зовут Эдвард, или просто Полушка Эд, — поклонился лоцман. — Полушка — это потому что не белый и не черный, средний.

— Понятно, — отмахнулся молодой человек. — Посмотрим, чего ты стоишь, любезнейший господин Эд Полушка! Свой пиастр получишь, когда судно встанет бортом во-он у того причала.

— Тот не советую, сэр, — Эд тряхнул курчавой головою. — Глубины там для вас вряд ли хватит. Лучше взять чуть левее, там, где сгоревший склад, видите?

— Это ты шкиперу скажи, — хмыкнул Громов. — Ну давай, давай, работай уже, работай!

Бригантина подошла к причалу легко и спокойно, без всяких досадных мелочей, типа неожиданно взявшейся прямо по курсу мели или вдруг сорвавшегося со стоянки судна. Настланные поверх черных камней мостки из светлых досок еще пахли смолою, двое выскочивших из шедшей впереди лодки негров проворно приняли концы, и сэр Эдвард велел спускать трап — нормальные деревянные сходни с веревочными перилами.

Первым, по обычаю, на землю сошел сам капитан в сопровождении следовавших за ним девчонок и квартирмейстера. Шкипер и все матросы, кроме нескольких прихваченных с собой для охраны и пущего антуража негров (включая и Тома), пока оставались на корабле, как сказал Громов — до выяснения обстоятельств.

— Если хотите, могу проводить вас к губернатору, сэр, — получив свой пиастр, довольно улыбнулся лоцман. — Или, если хотите, сначала можете заселиться в какой-нибудь заезжий дом, могу посоветовать…

— Пусть ведет к губернатору, — шепнул Андрею дядюшка Сэм. — Засвидетельствуем свое почтение — первым делом. Да, думаю, там же и договоримся уже.

— О чем? — не сразу понял Громов.

Старик ухмыльнулся:

— Сами подумайте, сэр! Судов здесь много, лихого народцу тоже хватает. Конечно, не в пример меньше, чем в старые добрые времена в Порт-Рояле, или даже здесь же лет десять назад, но хватает, хватает… Испанцы испанцами, а жизнь-то идет, и все хотят кушать. Так что без высокого покровительства мы с вами вряд ли обойдемся, помяните мои слова, сэр! Слишком уж большой риск.

— И за крышу, конечно же, придется платить, — поглядывая на раскинувшийся на склоне холма город, задумчиво протянул молодой человек.

Дядюшка Сэм удивленно повернул голову:

— За что платить?

— За покровительство. Интересно — сколько?

— Как договоримся, — ухмыльнулся старый пират. — Думаю, по нынешним временам, после испанского раздрая, губернатор не так уж и много возьмет. Обычно после всяких потрясений людишки любой мелочи рады. Ой… смотри-ка — церковь построили! И склады чинят… А улица какая… широкая… прям не узнать!

— Так вы раньше здесь бывали? — уточнил Громов.

Квартирмейстер махнул рукой:

— Так… пару раз. Давно уже!

На тему своей прошлой — довольно-таки бурной — жизни, как давно уже заметил Андрей, дядюшка Сэм почему-то предпочитал не распространяться, так, проговаривался иногда да кое-что рассказывал своей рыжеволосой племяннице.

— Так что — к губернатору? — видимо, надеясь на еще один пиастр, не отставал лоцман.

Судя по его нахальной настырности, чисто профессиональных заработков здесь еще было мало.

— К губернатору? — остановившись, старый пират оглядел всю компанию и хмыкнул. — В таком виде? Ну нет. А ну-ка, парень, веди в самую дорогую лавку! Где всякие там кафтаны да платья…

— Так, может, лучше к портному? Я знаю тут одного…

— Нет! К портному пока некогда, веди в лавку.

Этот белый, под пальмами, город даже сейчас, зимой, источал какую-то негу, особую ауру, свойственную большинству южных городов, этакий легкий флер беззаботности, сексуальности и смешанного с навязчивым гостеприимством нахальства. Пока шли, к путникам уже несколько раз подбегали мальчишки — предлагали купить свежие лепешки и воду, зазывали в какие-то подозрительные таверны и публичные дома.

— Это все потом, — отмахивался старик. — Эй, Полушка, ну и где ж твоя лавка?

— Скоро придем, господа. Во-он за тем поворотом, за церковью.

Во время своих налетов испанцы все же не успели сжечь город дотла, еще оставались совершенно нетронутыми весьма красивые здания, украшенные колоннами, пилонами и каменным узорочьем, этакое колониальное барокко, смотревшееся весьма неплохо, хотя, может быть, кое-где — и с перебором. Неширокая улица, по которой шли новоявленные моряки, была вымощена серым булыжником, аккуратными кругами обходившим давно росшие на этом месте деревья — пинии, туи и пальмы, оттенявшие белизну стен оград и довольно-таки приличных по виду зданий, на одно из которых — весьма помпезный, с колоннами и узорным фронтоном — особняк, и указал Полушка:

— А вот и губернаторский дом… Но вы ведь сказали — сначала в лавку.

— В лавку, в лавку! Да где же она, черт бы все тут побрал?

— Говорю же, скоро придем, господа. Уже очень скоро.

Чуть замедлив шаг, капитан придержал квартирмейстера под руку, свистящим шепотом осведомившись — на какие, с позволения сказать, шиши тот собирался приодеться?

— Ах, это, — скривившись, старый пират отмахнулся. — Да не берите в голову, сэр, пустое дело.

— И все-таки!

— Я же вам докладывал — в капитанской каюте мы сразу отыскали тайник с полусотней гиней, оставленных мной на корабельные нужды. Вот на них и купим одежду — не оборванцами же ходить, тем более, нам нужно будет еще пополнить команду, а здесь по одежке встречают, к оборванцам никто не пойдет, да и губернатору следует выказать уважение.

— Черт с вами! — Андрей сплюнул под ноги. — Наверное, вы и правы. Хотя команде нужно тоже что-нибудь дать — не пустыми же выпускать на берег?

— Дадим, а как же! — хмыкнул дядюшка Сэм. — Еще б и негров продать. Может, губернатор и купит? А мы ему — скидку.

— А вот в этом вопросе, дядюшка, торопиться не надо! — обернулась прислушивающаяся к беседе Камилла. — Что значит — скидку? Губернатор, если живой товар и возьмет, так не для себя, а для плантаторов… или продаст на какой-нибудь торговый корабль, отправляющийся в Виргинию или в Каролину. В порту несколько шхун, между прочим, судя по осадке — три из них точно с опустевшими трюмами. Так что с неграми торопиться не надо, выждем денек-другой, уж прокормим как-нибудь. А тем временем — шхуны эти пустые навестить.

— Молодец, девчонка! — старый пират восхищенно присвистнул. — Вот уж не думал, что у тебя столь внимательный взгляд.

— Обычно женщины все внимательны, дядюшка.

— А вот и лавка, господа! — остановившись, Полушка Эд обвел широкие, призывно распахнутые настежь двери торгового заведения с таким видом, будто сей промтоварный магазин принадлежал лично ему или, уж по крайней мере, он там работал старшим продавцом, товароведом или приказчиком.

— Что ж, вот, получи!

Дядюшка Сэм сунул в подставленную ладонь парня пресловутый пиастр или песо — испанский талер, серебряную монету весом в двадцать пять грамм и достоинством в восемь реалов (восьмерик), отчеканенную из американского серебра в неимоверном количестве и фактически — наравне с золотыми дублонами (они же — пистоли), игравшую роль мировой валюты. Этакий серебряный доллар раннего Нового Времени.

Для Громова в лавке отыскался вполне приличный, выкрашенный в цвет индиго кафтан доброго английского сукна с шелковыми фестонами, пришедшийся Андрею впору, и, вкупе с такого же цвета кюлотами, шелковая белая сорочка и старые, но вполне еще крепкие туфли, составившие вполне приличный костюм. Подумав, капитан еще прикупил темно-синюю шейную ленту и алую шелковую перевязь с легкой парадной шпагой, да модную, обшитую золотистым галуном шляпу с загнутыми треугольником полями. Конечно же все продававшееся в лавке добро было краденым, точнее — добытое в ходе лихих пиратских рейдов, чего вовсе и не скрывал хозяин промтоварного заведения — усатый, чем-то похожий на турка толстяк, представившийся как Джефри Мидлтон, купец.

— О, эта шпага, сэр, принадлежала какому-то важному французскому кавалеру, шевалье, а может быть, даже маркизу или графу… Не желаете ли золотой перстень с изумрудом?

— Пока нет, — поскромничал Громов, не желавший слишком уж тратить корабельную казну.

— Жаль, жаль. Хорошее кольцо — уйдет враз, потом такого не купите.

Прощелыга купец скривил тонкие губы в хитроватой улыбке, свойственной продающим краденую лошадь цыганам, главам нетрадиционных религиозных сект и вороватым российским чиновникам, вызванным к начальству на ковер по какому-то уж совсем мелкому делу.

— Ах, ты ж боже мой! — примеривший очередной камзол боцман с восхищением посмотрел на появившихся из смежной комнаты девушек в новых, только что купленных платьях.

Надо сказать, обе юные дамы вполне заслуживали восхищения и в простых своих одежках (а лучше — без оных), однако теперь было совсем другое дело! Грациозная, в муаровом, цвета морской волны платье, сшитом по последней французской моде — с глубоким вырезом — декольте — Бьянка выглядела истинной королевой, а ее подружка — принцессой: к пышным рыжеватым волосам Камиллы очень шел желтый цвет, плюс еще зеленые шелковые вставки, бантики, бисер…

— Ну девки, — дядюшка Сэм по-простецки хлопнул себя по ляжкам. — Вам бы еще брильянты…

— Лучше какие-нибудь башмаки, дядюшка, — показала босую ногу Камилла. — Мои-то старые как-то не особо к этому платью подходят.

— Будут, будут башмаки! — распушив усы, хозяин лавки истово перекрестился на висевшее в углу торгового зала массивное золотое — или, скорее всего, позолоченное — распятие. — Клянусь Святой Девой Гваделупской — будут! Уже к вечеру… или, самое крайнее — завтра к утру.

— Завтра и загляну, — тряхнула рыжими волосами девчонка. — Обязательно. Только вы меня ждите, господин Мидлтон, ага?

— Договорились, моя госпожа!

Приложив руку к сердцу, купец галантно поклонился и, проводив важных покупателей до самой улицы, еще долго махал им вослед рукою, а, когда вся процессия скрылась из виду, подозвал из лавки мальчишку-приказчика:

— Беги за ними, парень, все разузнай — кто такие, оттуда, надолго ли в наши края? Понятно тебе, бестолочь?

— Понял, хозяин, — пригладив темные волосы, поклонился мальчишка. — Все сделаю, как вы и сказали.

— Ну беги тогда, что стоишь?

— Бегу, господин!

Сверкнув грязными пятками, лавочный мальчик скрылся за углом, без труда нагнав покупателей, уже подходивших к губернаторскому дворцу.

— Прошу вас, господа! — отворив резные ворота, поклонился дюжий привратник, пропуская гостей в обширный, с небольшим круглым прудом, двор.

По всему видно было, что недавно назначенный хозяевами острова губернатор привык жить на широкую ногу, правда, ввиду местной специфики, много чего опасаясь: окна дворца прикрывали массивные металлические решетки и ставни, у ворот стояли на часах вооруженные фузилеры, а по обе стороны от крыльца располагались две двадцатичетырехфунтовые пушки на полковых — с большими колесами — лафетах. Как успел заметить проходивший мимо Громов, пушки были хорошие, бронзовые.

— О вас доложить, как о людях с только что пришвартовавшегося судна? — обернувшись, осведомился слуга.

Андрей хмыкнул — либо этот парень обладал завидной проницательностью, либо слухи здесь распространялись весьма даже быстро.

— Да, именно так и докладывай, — кивнул молодой человек. — Я — капитан Эндрю Гром, это моя жена Бьянка и мой квартирмейстер с племянницей. Только что прибыли в Нассау на «Жозефине» — так называется наше судно — и вот явились засвидетельствовать свое почтение.

— Хорошо, — слуга поклонился и, оставив гостей в просторном холле, взбежал по широкой лестнице на второй этаж.

— А неплохо губернатор устроился, — оглядывая обстановку, усмехнулся дядюшка Сэм. — Небось, все за счет таких бедолаг, как мы. Больше не на что!

— Проходите, почтенные господа! — проворно спустившись с лестницы, слуга вновь поклонился и продолжил самым торжественным голосом: — Господин Томас Миллз, эсквайр, губернатор Нассау и Нью-Провиденс, отрываясь от дел, счастлив принять вас в своем рабочем кабинете. Следуйте за мной, джентльмены! А ваши слуги пусть подождут здесь.

Кабинет, куда привел гостей слуга, вовсе не выбивался из общего стиля особняка: в меру просторный, с резной конторкою для письма и диваном, со стенами, обитыми зеленым сукном, и массивным столом красного дерева, с бронзовым чернильным прибором и подсвечником из потемневшего серебра.

За столом, обмакнув в чернильницу гусиное перо, что-то писал узкоплечий человечек лет пятидесяти в огромном для столь узкого лица парике и красном, с золотою тесьмой, мундире, всем своим обликом здорово напоминавший Громову знаменитого французского комика Луи де Фюнеса.

— Эгхм… Здравствуйте, сэр! — вежливо покашлял молодой человек.

«Де Фюнес» тут же поднял голову, одарив вошедших самой доброжелательною улыбкой, словно бы встретил вдруг старых добрых друзей:

— А!!! Это вы с «Жозефины»? Рад, рад вас приветствовать, любезнейшие господа и дамы. Вот, извольте, присаживайтесь. Сейчас слуги принесут кофе… А, может быть, хотите угоститься табачком — так вы не стесняйтесь!

— Спасибо, — сдержанно поблагодарил Громов, представил губернатору всех своих спутников, после чего сразу перешел к делу — собственно, этого господин Томас Миллз от них и ждал — так чего было зря время тянуть?

— Видите ли, сэр, мы бы хотели заняться здесь кое-каким промыслом… чем занимаются иногда и самые благородные люди… вы понимаете, о чем я?

— О, да, друг, мой. Да.

Маленькие темные глазки губернатора цепко смотрели на гостей, губы кривились в показной улыбке, сухонькие ручки алчно пристукивали по столу. Ну совсем как российский средней руки чиновник в ожидании распила бюджетных средств!

— И мы бы хотели, сэр, — продолжал Андрей, — прежде чем начать свое предприятие, заручиться, так сказать, негласной поддержкой властей… в вашем лице, уважаемый господин губернатор! Ибо прекрасно понимаем, что без этого любое наше начинание обречено на трудности и неуспех.

— Рад, что вы это понимаете, капитан Эндрю Гром. — Улыбка на какой-то миг улетучилась с сухонького лица Томаса Миллза, он теперь ничуть не походил на комика, скорее — на инквизитора, палача… — И вообще, мне нравится ваша откровенность! — губернатор снова заулыбался. — Люблю, знаете, деловых людей, не расточающих драгоценное время на сантименты. Позвольте и мне быть столь же откровенным: треть!

— Э… извините, не понял?

Губернатор потер ладони:

— Что же тут непонятного? Треть всех ваших доходов — мне. А за пользование гаванью придется платить уже с этого дня — полпиастра в сутки, и это еще по-божески, в других портах вас обдерут как липку!

— Да и здесь, похоже, все к этому идет!

В беседу вступил дядюшка Сэм, а следом за ним и Камилла:

— Вообще-то, мы рассчитывали процентов на пятнадцать! Как принято в Порт-Рояле…

— Э, милая девушка, — замахал руками чиновник. — Порт-Роял уже не тот, что раньше, в былые веселые времена. Не сомневайтесь — здесь, у нас, в Нассау, через год-другой будет ничуть не хуже, чем когда-то было на Ямайке! Все к тому идет, господа мои. Такие люди, как вы… поймите, никого не хочу обидеть — пока еще имеют убежища, склады, агентов во всех портах колоний Ее величества, от Чарльз Тауна до Филадельфии и Новой Англии. Но ведь этому приходит конец, и вы это знаете не хуже меня, а? Вам напомнить, сколько вполне достойных джентльменов там вздернули на виселицы за последние пять-шесть лет? А у нас — благодать. Есть где разгуляться… спокойно сбыть добы… свой товар, спокойно отремонтироваться, укрыться, в конце концов! А за спокойствие надо платить, господа мои. Двадцать процентов!

— Гм…

— И стоянка в гавани каждый нечетный день — бесплатно.

Камилла и дядюшка Сэм разом кивнули, и Громов озвучил общую мысль:

— Мы согласны.

— Вот и славно, — встав, губернатор радостно потер руки. — Рад, что мы с вами пришли к сердечному согласию. Еще встретимся, поболтаем… А сейчас, извините — дела.

— Во волк! — едва выйдя на улицу, хмыкнул боцман. — Видал наглецов… но таких наглых… Теперь придется двадцать процентов с каждой добычи отдавать этому упырю и еще радоваться, что не четверть! Ну что? Возвращаемся на корабль, пообедаем… Нам еще жилье снять — женщинам на судне невместно, особенно — при задуманных нами делах.

Насчет женщин старый пират был прав: о том, чтоб оставить их на корабле и брать с собой в плавания не могло быть и речи. И не только потому, что женщина на корабле — плохая примета, а и чисто житейски — морякам ведь тоже хочется секса, а в море вдруг так выйдет, что у кого-то он есть, а у кого-то нету! Несправедливо. И вызывающе. К тому же Громов вовсе не собирался подвергать опасности жизнь возлюбленной.

— Господам офицерам тоже приличнее селиться на берегу, — весьма кстати промолвила Камилла. — Надо снять приличные апартаменты в каком-нибудь заезжем доме со столованием и прислугой.

— О, господа мои! — вдруг возопил Том. — Прошу меня извинить, но в качестве прислуги вам вполне сгожусь я! К тому же мне не очень-то нравится в море, разрази меня гром. Укачивает.

— Вот и славно! — Бьянка радостно улыбнулась. — Будешь всегда здесь, при нас.

Громова и дядюшку Сэма это, в принципе, тоже вполне устраивало — ну не хочет парень присоединиться к свободному братству морских разбойников, что ж, его дело, никто силком не тянет. Тем более чернокожему все равно до капитана не дорасти никогда, такая уж доля — всю жизнь в слугах.

— Да, верный слуга нам не помешает, — согласно кивнула рыжеволосая бестия. — А какой тут самый приличный постоялый двор, дядюшка?

— Хм… — старый пират почесал бороду. — Лет десять назад я бы посоветовал «Черную голову», это таверна, и апартаменты при ней, шикарные меблированные комнаты, эх! Но сейчас…

— А, может, она и сейчас еще есть, эта «Черная голова», — вслух предположила Бьянка.

Боцман поспешно замахал руками:

— Нет, нет, что вы мадам, что вы! Если и сохранилась еще сия таверна, так уж, верно, не та, что прежде. Лучше уж чего поновей поискать… Эй, малый! — дядюшка Сэм проворно схватил за шиворот пробегавшего мимо чумазого мальчишку, по которому было трудновато судить — белый он, мулат или негр. — Ты чей?

— Джерома Клея, углежога, — заканючил грязнуля. — Ой, дяденька, отпусти — чего я тебе сделал?

— Ах, углежога! Теперь поня-атно…

Старый пират полез в карман и, вытащив оттуда мелкую монетку, показал ее пареньку:

— Хочешь?

— Хо!!!

— Тогда веди нас к самому приличному заезжему дому! Что б было тихо, спокойно и чтоб комнаты были — любо-дорого посмотреть. Меблированные!

— Хм… — сунув палец в рот, сын углежога озадаченно покосился на боцмана. — Что-то я никак не пойму — вам шикарные апартаменты нужны или спокойные? Если шикарные, тогда господам и дамам прямая дорога в «Золотой глаз» или в «Черную голову», а если спокойные… Знакомая отца сдает на окраине полдома. Тихо, спокойно… сама же она и готовит и убирает. Зовут тетушка Марта, набожная, тихая женщина. Но… — парнишка замялся. — Шикарными я бы ее комнаты не назвал. Но так все хорошо, чисто.

— Подойдет, — разом кивнули девчонки. — Других нам, наверное, и не надо. Так где, говоришь, искать твою тетушку?

— Готов хоть сейчас проводить, мои господа! — спрятав монетку, грязнуля радостно улыбнулся и махнул рукой. — За мной идите.

— А ты нам по пути все рассказывай, — бросила любопытная Бьянка. — Что тут да где.

Сын углежога рассмеялся:

— Да что тут показывать-то? До испанского-то набега куда веселей было!

— И что, сильно испанцы зверствовали?

Парень пожал плечами:

— Да не особо, простых людей почти никого не тронули, даже угольную печь у отца не разрушили.

Чернокожих рабов в тот же день удачно сбагрили на соседнюю шхуну под смешным названием «Кукла моря». Уж конечно, в Вирджинии, куда и направлялась шхуна, тамошние плантаторы дали бы за этих отощавших бедолаг раза в три больше, но Громову выбирать не приходилось — не тащиться же ради продажи в Вирджинию? Нужно было пополнить команду, закупить дополнительное вооружение и запасные паруса — деньги требовались здесь и сейчас, и желательно — много.

Получив свои доли за счет полученного от продажи живого груза дохода, экипаж «Жозефины» сошел на берег, радостно потирая руки в предвкушении кутежей, чему господа офицеры никак не препятствовали, понимали — людям надо хоть немного расслабиться.

О появлении нового корабля и новой команды в городе стало известно сразу, как и о том, что ушлый «капитан Гром» уже заручился покровительством губернатора. Коллеги-конкуренты покуда молчали, не пытались что-то узнать и не предлагали никаких совместных действий, для которых новоявленным рыцарям удачи еще надо было себя зарекомендовать.

Как раз этим и занялся господин капитан, разместив женщин в доме тетушки Марты — в уютных комнатах на втором этаже расположенного на окраине дома с небольшим садом и цветочными клумбами у ворот.

Душа Андрея вовсе не лежала к разбою, просто дергаться теперь было уже поздно: назвался груздем — полезай в кузов. Тем более, нужно было подкопить денег на Новую Англию или — чем черт не шутит — вернуться в Европу. Только вот — куда?

А еще молодой человек никогда не забывал о судне под названием «Барон Рохо» — «Красный Барон», о его волшебном свойстве пронизать время. Да, в последний раз вышло не совсем так, как хотелось бы — если судить по ядерному взрыву, по все же разразившейся из-за Карибского кризиса Третьей мировой войне — Громов и Бьянка явно попали в какой-то параллельный мир, где вся история шла совсем иначе, да, похоже, в тысяча девятьсот шестьдесят втором году и закончилась.

Да, попали не туда… Так, может быть, стоит попытаться еще раз? Попытка не пытка… тем более, юная баронесса уже привыкла к достижениям современной цивилизации — к автомобилям, радио, телевизионным шоу…

Можно — нет, нужно! — попытаться еще раз! Вот только где сейчас «Красный Барон»? А скорее всего — в Чарльз Тауне, спокойно несет охранную службу в качестве фрегата Ее величества королевы Анны, под командованием славного капитана Джереми Лоусона. Попробуй теперь достань «Барона Рохо»! Возьми за рубль, за двадцать… Разве что… Нет! Плохая идея! Захватить фрегат — это ж сколько крови прольется! К тому же силой одной лишь «Жозефины» этого никак не сделать — воинской мощи не хватит. Не-ет, тут нужно придумать какую-то хитрость, как-то иначе попасть на борт, причем в грозу — именно в грозу-то, как успел заметить Андрей, все и происходило.

Но это все — в будущем, пока же — просто по возможности начать собирать сведения — действительно ли «Красный Барон» — в Чарльз Тауне или, может быть, где-нибудь у берегов испанских колоний с — по сути — пиратским рейдом.

Тайное дело сие Громов получил Бьянке и Тому: баронесса должна была разговорить на эту тему свою новую подружку Камиллу, типа: повспоминать прежнюю жизнь, а беглый негр, решительно предпочитавший положение слуги вольной жизни пирата — пошататься по рынкам, лавкам и разным злачным заведениям типа «Черной головы» — может, и там что-нибудь узнать удастся.

Отдав все более-менее важнее распоряжения, капитан Гром и его офицеры вплотную приступили к тому, чего от них ждали все — и команда, и конкуренты-коллеги, и сам губернатор — планированию лихого рейда! Предложенную стариком Сэмом идею ограбить какое-нибудь прибрежное селение в испанской Америке Громов и Антуан отвергли сразу как несостоятельную — чего там пограбишь-то?

— Все уже ограблено до нас, — заявил француз почти как в старом фильме «Операция Ы». — И — не по одному разу.

Старый пират виновато развел руками, мол — идиот, согласен — и тут же предложил отойти миль на сотню на север да лечь в дрейф на перекрестье торговых путей.

Вот с этим предложением шкипер охотно согласился, заявив, что испанцы — тема давно исчерпанная, а все товары и деньги сейчас крутятся у берегов английских и французских колоний.

— Впрочем, если вдруг попадется какой-нибудь испанский «серебряный» галеон… Правда, они ходят караванами… но ведь и охрана далеко не та, что раньше. К тому же солдаты охраняют груз вовсе не от разбойников, а от собственной команды — слишком уж велик соблазн.

— Однако для такого дела нам не худо бы разжиться еще одним судном, а лучше двумя, — раскурив трубку, задумчиво молвил старый пират. — А вдруг ведь и разживемся? Главное, никого случайно не утопить.

Француз хохотнул:

— С нашими-то пушечками — не утопим.

Вообще, пираты использовать большие пушки боялись — вдруг да и вправду утопнет намеченное для грабежа суденышко — кого тогда грабить-то? Не-ет, так дела не делались, уж лучше — на абордаж с перевесом живой силы раз в шесть — в восемь, а еще лучше — просто предложить сдаться, как произошло с «Жозефиной», когда она еще была «Святой Анной».

Ранним нежарким утром конца декабря 1706 года пиратская бригантина под командованием капитана Эндрю Грома отправилась в свой первый поход. Недавно отгрохотали шторма, а ныне ласково светило солнышко. Темно-голубое, чуть тронутое белыми кучевыми облаками небо казалось до невозможности прозрачным и чистым, ветер дул слева в корму — распустив все паруса, «Жозефина» ходко резала волны, глотая милю за милей.

Экипаж откровенно бездельничал — управляться с парусами сейчас не было никакой необходимости, правда, все были наготове — а вдруг? Посаженный на фок-мачту юнга зорко высматривал добычу, тем же сами занимались практически все — кто-то из моряков толпился у бушприта, кто-то, прикрывая от солнца глаза, всматривался в синие волны с корм и бортов.

В первую половину дня встретились два судна под английским флагом — таким же, что реял на флагштоке «Жозефины». Пришлось пропустить, отсалютовав холостым залпом, тем более, судя по курсу, кораблики шли в Нассау, а таковые губернатор лично просил не трогать.

— Ничего, — опустив подзорную трубу, осклабился дядюшка Сэм. — После полудня, думаю, настоящую-то охоту и начнем.

Потянулись часы томительного ожидания, выматывающие куда больше самой схватки или быстрого догоняющего броска. Команда изнывала, уже почти не слышались скабрезные морские шутки, а юнгу на мачте сменил другой матрос… а тот, подкрепившись обедом, снова вскарабкался на свое место…

И тут же радостно закричал:

— Парус! Парус на норд-вест. Паруса!

— Паруса?

Громов отдал приказ всем быть наготове, правда, пушки еще заряжать не велел — было слишком рано.

— Шкипер — курс норд-вест!

— Слушаюсь, сэр!

— Боцман — всем — к повороту!

— Да, господин капитан! Эй, там! Фоковые — на фок, гротовые — на грот, канониры — к пушкам.

— Паруса! — с марсовой площадки вновь закричал юнга. — Там не один корабль.

— Считай! — Громов приложил подзорную трубу к правому глазу. — Сколько там судов?

— Много, сэр! Дюжины две — уж никак не меньше.

— Сам вижу, что много… Убрать паруса! Ложимся в дрейф. Эта добыча нам не по зубам. Переждем, а то как бы самим не оказаться добычей.

Шкипер одобрительно кивнул, передавая штурвал помощнику.

— Думаю, это большой торговый караван с колониальными грузами. Идет в Европу под защитой пары фрегатов. Вы абсолютно правы, сэр, — нам с ними не тягаться.

— Да, будем ждать, — подойдя, дядюшка Сэм бросил взгляд на север, где далекий горизонт белел тающими в синем мареве парусами. — Хорошо, что они за нами не погнались, верно, не заметили.

— Скорей, не сочли нужным.

И снова ожидание, и усилившийся боковой ветер, качка — кое-кто из бывших жителей поселения на Саванне-реке уже изрыгал съеденный обед за борт.

— Ничего, привыкнут, — хмыкнул старый пират. — Да-а, ждать в рейде — самое нудное дело.

Как и любой хороший командир, Громов вовсе не думал долго давать команде бездельничать — матрос или солдат всегда должен быть чем-то занят, тогда не будут лезть в голову всякие дурацкие мысли.

Ухмыльнувшись, Андрей взмахнул шпагой:

— Второй плутонг — вахта, первому и третьему строиться на баке с мушкетами! Оружие не заряжать! — оглядев две полуроты солдат — сирень джентльменов удачи, — капитан скривился. — Да-а-а… не очень-то вы похожи на регулярное войско. Ничего! Будем тренироваться. Сержанты! Когда скажу «заряжай» — сейчас заражаете холостыми, пули в стволы не забивайте. Всем ясно?

— Так точно, ясно, сэр!

Громов кивнул на правый борт:

— Представьте, что оттуда к вам подходит враждебный фрегат с явно абордажными намерениями… Итак! Целься! Ха-ха! И куда же вы целитесь, позвольте спросить? Примерно какой высоты борт фрегата? Ага, вот так, выше… Растянулись в три шеренги вдоль всего борта… Первая — залп!!! На колено — заряжаем… Вторая — залп. На колено… Третья — залп… Первая — залп! Да-а… мушкет, конечно, хорошая штука… но уж слишком тяжел, надо будет при первой же возможности заменить на фузеи… И с багинетами! Пуля — дура, штык — молодец. Особенно — в абордажной схватке… Э! Это кто там орет, будто его режут?

— Это юнга, сэр!

— Сержант, чего он там хочет?

— Говорит, что видит корабль, сэр.

— Корабль? А ну-ка всем к бою!

На этот раз это было одинокое судно, шедшее в бейдевинд, судя по курсу — куда-то к берегам Новой Англии.

— Поднять паруса! — быстро приказал Громов. — На перехват, живо.

«Жозефина» догнала чужой корабль где-то через час, судя по оснастке — две несущие прямые паруса мачты — это был бриг, а с прямым парусом не очень-то попрешь против почти встречного ветра. Вот и бриг едва плелся, время от времени ложась в дрейф. На фок-мачте реял какой-то непонятный вымпел, столь же непонятный — с разноцветными полосками — флаг развевался и на корме.

— То ли датчанин, то ли фламандец, то ли курляндец, — внимательно посмотрев в оптику, с усмешкой промолвил шкипер. — В общем, плакать горючими слезами по этому кораблю никто не будет. Главное, из пушек не палить — судно-то неплохое.

— Да, неплохое. — Стыдно признаться, но Андрей и сам чувствовал сейчас какой-то непостижимый азарт. — Нагоним, предложим сдаться. А не захочет — отстрелим бушприт, а там поглядим!

Команда бригантины принялась за работу. Чуть повернув, «Жозефина» обошла бриг с левого борта и, дав предупредительный выстрел, легла на параллельный курс. Оба судна казались примерно равны по силе, и бриг вовсе не собирался сдаваться, наоборот, дал артиллерийский залп из всех имеющихся на борту орудий, на этом расстоянии и при такой качке — бесполезный, но вполне устрашающий.

— Даже двенадцатифунтовок нет, — по звуку определил Андрей. — Пара восьмифунтовых, остальные — фальконеты. Шкипер! Перебиваем курс. Команде — ложиться на левый галс!

Совершив поворот, разогнанное ветром пиратское судно, подрезав бриг, подставило свой правый борт! На торговом судне зашевелились, забегали — ломать бушприт не хотелось никому, в таком случае корабль неминуемо становился неуправляемым.

— Если они повернут и встанут под ветер — вполне могут уйти, — старый пират живо разгадал готовящийся на бриге маневр.

Громов уже был на середине палубы, у поворотной — с фальконетом — тумбы… С нее и выстрелил едва ль не в упор!

Бабах!!!

Конечно же от вражеского бушприта ничего не сталось!

Капитан тут же взмахнул шпагой:

— Огонь!

С борта ударили восьмифунтовки — били по такелажу, стараясь не особенно-то повредить атакуемый корабль.

— Поворот оверштаг! К борту!

Скрипнули снасти. Суда стали борт о борт — примерно равные по своей силе, однако у Громова было куда больше людей, решительных и готовых на все!

— К абордажу — готовсь!

— Первый плутонг готовы, сэр!

— Второй…

— Третий…

— Отлично! Мушкетеры — залп!

Бабах!!!

Облако едкого порохового дыма уже в который раз окутало корабли, так что на какое-то время стало не видно ни зги, лишь с палубы брига донеслись проклятья и стоны. Да, моряки не зря любили тяжелые мушкеты, от которых давно уже отказались в сухопутных войсках. Увесистая мушкетная пуля, разогнанная солидным пороховым зарядом и длинным граненым стволом, даже не пробивала, а просто-напросто проламывала любой фальшборт, не давая никакой возможности укрыться.

— Второй плутонг… Залп!

Гром выстрелов. Дым. Ветер…

— На абордаж!

Со свистом полетели абордажные крючья, и пираты атаковали вражеский борт, подобно ринувшимся на косулю волкам.

На бриге не могли не понимать, что они обречены, что рано или поздно пираты сделают свое дело. Понимали и тем не менее готовились к схватке.

— Идиоты! — в сердцах выругался шкипер.

— Э, — присмотревшись, дядюшка Сэм вдруг замахал руками. — Что это у них на корме происходит?

— Похоже, они выбросили за борт своих офицеров, — ухмыльнулся француз. — Уж капитана — точно. Ха! Глядите-ка — машут белым флагом. Сдаются!

— Ну наконец-то проявили хоть каплю благоразумия, — убрав шпагу в ножны, Громов ухватился за канат. — Ну что, господин квартирмейстер? Идемте, глянем — что там нам за добро досталось?

Глава 7

Зима-весна 1707 г. Багамские острова — Куба

Пиастры, пиастры, пиастры!

Авторитет нового пиратского капитана после возвращения на базу с взятым на абордаж бригом не то чтобы взлетел на недосягаемую высоту, нет… просто с Громовым стали считаться всерьез, до того он был просто один из многих искателей наживы, а после удачного рейда превратился в солидного и уважаемого всеми предпринимателя, под вымпел которого были бы не прочь встать многие, и не только те, кому нечего было терять.

Два корабля — это уже было немало! По всем пиратским законам новым капитаном курляндского брига, переименованного без долгих затей в «Саванну», должен был стать квартирмейстер дядюшка Сэм. Он и стал, и даже, проявив благородство, не стал обирать Громова, переманивая с «Жозефины» людей, просто набрал других, в том числе оставив охочих людей из бывшей команды, так вовремя избавившейся от своего фанатичного командного состава.

Курляндец вез в Новую Англию промышленные товары из Мекленбурга — всякие там лопаты, кирки, токарные станки и прочее, что, к удивлению Андрея, довольно-таки быстро ушло, принеся неожиданно неплохую прибыль. Ну конечно, не золото, не серебро — но все же неплохо, тем более что теперь в распоряжении капитана Грома имелось целых два неплохих и довольно быстроходных судна, да и губернатор поимел свою долю — кстати, взял токарными станками, видать, задумал открыть какую-нибудь ремонтную мастерскую. А что? Милое дело, пиратским судам постоянно требовался ремонт.

В январе погода резко испортилась, постоянно штормило, и, казалось, огромные языки волн вот-вот слизнут островок, прикрывающий вход в гавань. Пользуясь выпавшим отдыхом, матросы спускали полученную добычу в портовых кабаках и лупанариях Нассау, правда, Андрей им не давал особенно расслабляться, то и дело устраивая какие-нибудь учения и тренировки. Пираты роптали, конечно, но не особенно: в надежде на будущую крупную добычу, ссориться с удачливым капитаном охотников находилось мало.

Громов и Бьянка вели вполне светскую жизнь — посещали местные ассамблеи, и даже время от времени бывали приглашены на губернаторские обеды, в пригласительных билетах Андрей, как и все прочие подобные ему капитаны, значился как «господин Эндрю Гром, купец». Ну не писать же — пираты, к коим губернатор благоволил, потому как от них же кормился, и весьма неплохо, однако приличия должны быть соблюдены обязательно!

— Ханжи! — изрядно выпив — а что еще делать-то? — ругался молодой человек. — Совсем как российские.

Земляк Громова, страдавший от безделья Спиридон Рдеев, пират, а в прошлой жизни — плотник, по совету своего капитана вспомнил свое бывшее занятие и оказался у местной публики нарасхват — после испанского погрома город быстро отстраивался, хорошие плотники ценились на вес золота.

В свободное время Спиридон захаживал в гости к капитану, и тот запросто, не чинясь, болтал с ним по-русски, как равный с равным, что все окружающие воспринимали без особого шока — земляки все-таки! Да еще из такой чужедальней сторонки, что мама дорогая!

Домовладелица, тишайшая тетушка Марта — одинокая богобоязненная вдова лет пятидесяти пяти — на Рдеева едва ль не молилась, — он как-то в свободный вечер играючи починил тетушкину ограду, а в саду сладил беседку с удобными лавками и небольшим столиком, за которым они с Андреем и сиживали иногда вечерами, запалив свечу и не обращая внимания на льющий беспрерывно дождь, коий, по словам тетушки Марты, уже очень скоро должен был смениться на вполне ясную погоду.

— Правда, очень холодную, господа мои. Очень!

— Хо, тетушка! — гулко хохотал плотник. — Не видала ты еще настоящего-то холода, ага! Нет, вы посмотрите только — дождь для них — холод! А ну-ка — снег? Да морозец трескучий!

— Не, Спиридон, — посмеивался Громов. — Мороза они бы не выдержали.

— О! Вот и я толкую — что русскому хорошо, то немцу — смерть.

В беседке обычно пили ром — тягучую, из сахарного тростника, самогонку, с едким запахом и вкусом — закусывая солеными помидорами и маринованными огурцами. Иногда приходили девчонки — Камилла и Бьянка, — тогда готовили пунш или даже варили из красного вина грог или глинтвейн, изрядно добавляя корицу и перец. Впрочем, то было редко — девушкам дождливый холод не нравился, они предпочитали проводить время дома, а днем в каких-нибудь заведениях.

Исполняя поручение возлюбленного (а здесь для всех — мужа), Бьянка почти каждую ночь докладывала о разговорах с Камиллой, так что сплетен о жизни чарльзтаунского общества Громов наслушался в избытке, а вот к цели своих расспросов не приблизился ни на шаг — о «Красном Бароне» ничего не услышал. Даже о капитане Лоусоне — увы, ничего. Зато о внебрачных связях похотливой губернаторской женушки…

Такого рода сплетен хватало и здесь, в Нассау, городе, когда-то тоже называвшемся Чарльз Таун, по имени короля Карла Стюарта, а затем, в угоду политике, переименованный в честь нового короля — Вильгельма, принца Оранского-Нассау. Вот эти — последние — сплетни, кстати, оказались весьма интересны.

Опять же, по заданию капитана их собирал Том, черный слуга, не брезговавший общаться и с окончательно падшими людьми, типа старого спившегося индейца, откликавшегося на имя Пьер, что постоянно околачивался на заднем дворе таверны «Черная голова», довольствуясь объедками и стаканом самого гнусного рома.

— Здесь стали вновь вспоминать некоего капитана Эвери, сэр, — сидя в беседке, поведал Том. — Генри Эвери, а еще его называли Бенджамин Бриджмен или Длинный Бен, и какое из этих имен настоящее — не знает никто. Он жил здесь, в Нассау, а потом ходил на частном судне с каперской грамотой от испанцев, уже там, в Европе — ловили французских контрабандистов. А однажды, в Кадисе, матросы самовольно захватили очень хороший корабль, переименовали судно в «Фантазию», выбрали Эвери капитаном и отправились искать удачи к берегам Африки, а затем — и в Красное море. И вот там-то Длинному Бену несказанно повезло, сэр! Он захватил два индийских судна, из тех, что перевозили паломников в Мекку, на них обнаружилась целая уйма золота и драгоценных камней! Все люди Эвери вернулись в Нассау состоятельными и уважаемыми людьми, сам губернатор — им тогда был некий Томас Трот — устроил этим молодцам самую теплую встречу. Думаю, не за просто так! Пираты отдали ему и свой пришедший в полную негодность корабль, он и сейчас догнивает на берегу, неподалеку. В ноябре того же года англичане уволили Тротта, однако позволили ему увезти с собой нажитое состояние. И знаете, где поселился бывший губернатор?

— И где же? — зевнув, переспросил Андрей.

— В Каролине, масса Эндрю! Имел в Чарльз Тауне особняк, года три назад умер.

— А что пираты? — привстав с лавки, Громов сладко потянулся. — С этим, как его, с Эвери…

— Все пираты разбежались, опасаясь англичан, вынужденных вступиться за индийцев. Сам же Эвери с несколькими своими людьми купил небольшой шлюп и отплыл в Ирландию, где и затерялся вместе со своими сокровищами. А тех, кто остался здесь, в скором времени арестовали англичане, некоторых даже повесили, а вот о Длинном Бене с тех пор — ни слуху ни духу.

— И кто тебе все это рассказал? — молодой человек усмехнулся. — Тот самый пьяница-индеец, как его… Пьер?

— Этот индеец Пьер, однако, очень неглуп, масса! — поспешно заверил Том. — Правда — только когда трезвый.

— Увы, нечасто…

— Но он-то мне и рассказал, с чего б это вдруг здесь, в Нассау, вспомнили то, что случилось лет десять назад! С того, масса Эндрю, что с недавних пор кое-кто начал очень настойчиво наводить справки о Длинном Бене! И этого кое-кого вы прекрасно знаете, разрази меня гром! Вернее будет сказать, не этого, а эту…

— Что?

— Это наша Камилла!

— Камилла? — Андрей рассмеялся. — Господи! Вот ведь любопытная Варвара. Ладно, сегодня за пуншем ее про эту историю и спрошу.

— Может, лучше не надо спрашивать, масса? — оглядываясь по сторонам, зашептал негр. — Думаю, не просто же так это все молодой госпоже надобно.

— Да, наверно, ты и прав, — чуть помолчав, Громов поднялся на ноги. — Не стоит, мало ли — обидится еще. В конце концов — кому какое дело до чужих интересов?

— Я тоже так думаю, масса Эндрю. Как говорил полковник Роджерс, чтоб он поскорей сдох, — меньше знаешь, крепче спишь.

— Золотые слова, Томми!

Приготовленный тетушкой Мартой пунш пили в доме, на первом этаже, в небольшой столовой с овальным столом и стульями, обитыми красным сукном. Столовую украшали две картины в резных деревянных рамках, изображавших плывущие в ревущем море суда, причем корабли были выписаны в стиле поздних импрессионистов, а море… уж точно не Айвазовский, скорей, Пиросмани.

Глядя на картины, Громов завел разговор о море, о гавани, об острове Нью-Провиденс и знаменитых пиратах. В гости как раз заглянул поддержавший беседу шкипер Антуан, и упоминание о капитане Эвери вплелось в разговор весьма органично, правда, особо никого не задело — Камилла даже ухом не повела, наверняка давно уже удовлетворив свое любопытство.

С разбойников прошлых лет беседа плавно перетекла на нынешних, собственно — на самого Андрея и его людей.

— Как только закончатся шторма, сразу же выйдем в море, — заверил шкипера Громов. — Думаю, не долго осталось ждать, уже бывают проблески — вчера днем так часа два мирно светило солнышко, я даже подумал — лето пришло…

— Лето, — улыбнулась Бьянка. — Хорошо бы лето! А то как-то сыро да холодно — брррр!

— Не видали вы холода, — посмеялся Андрей, вовсе не считавший некомфортной температуру воздуха градусов в пятнадцать-двадцать по Цельсию, а именно такой она сейчас и была.

— Кстати, наш дорогой господин квартирмейстер намеревается пошататься на «Саванне» по окрестным островкам, — сделав быстрый глоток, заметил шкипер. — Говорит — сплотить экипаж, кое-чему обучить, проверить. Не отпрашивался еще?

Андрей пожал плечами:

— Нет. Но я возражать не буду, мыслит старый Сэм верно. Кстати, а что у него за люди-то?

— Фламандцы, голландцы, немцы. Обычные моряки, но и переселенцев хватает, — пояснив, Антуан едва подавил зевок.

— Ну значит, все правильно. Врача он себе нашел?

— Там и отыскался, в команде, верней — из переселенцев, — француз поставил кружку. — Совсем еще молодой парень, но, говорят, знающий. Курляндский немец, зовут Генрих Штамм.

— А вы откуда так подробно про него знаете? — стрельнув глазками, мило улыбнулась Камилла.

— Так старина Сэм не далее как вчера целый вечер хвастался! Мол, очень хороший лекарь, не чета нашему старому Хью, что остался на «Жозефине».

— Этот ваш Хью вообще коновал!

Всплеснув руками, племянница старого пирата презрительно расхохоталась, но тут же осеклась, глядя на Бьянку — баронесса учила ее хорошим манерам, и кое-что уже получалось, правда, еще далеко не все.

— Да, да — коновал! Только и умеет, что перевязывать раны да кости вправлять!

— Но… в плаванье это то, что надо.

— Ни за что б не обратилась к нему! Даже если б тяжело заболела.

Камилла словно накаркала, призвала на свою голову несчастье, почувствовав себя плохо уже буквально на следующий день. Утром девушка даже не встала с постели, ссылаясь на головокружение и ломоту в костях и допуская к себе лишь подругу да слугу Тома, притащившего приготовленный домохозяйкой глинтвейн.

— Ей врач нужен, — вернувшись в свою комнату, Бьянка взволнованно посмотрела на Громова. — Бедняжка.

— Да уж, не повезло, — сочувственно покивав, Андрей набросил на плечи кафтан. — Температура у нее есть?

— Что?

— Ну лихорадка.

— Есть… наверное. Она к себе близко никого не подпускает, лишь просит врача… Того самого, с «Саванны». Милый, ты ведь все равно сегодня со старым Сэмом встретишься? Вот и попроси. Ах, Камилла, Камилла… верно, простудилась — погода-то! А ведь еще пару дней назад бегала к дядюшке, просила, чтоб взял ее с собой на «Саванну» — просто воздухом подышать, от скуки. Хорошо хоть у старика хватило ума отказать — иначе чтоб сейчас делала эта бедняжка?

— Лечилась бы у курляндского немца, — Громов подавил усмешку и, надев шляпу, спросил: — А, может, местного врача ей найти, городского?

— Нет, нет, она местным не доверяет!

— Да что ты!

— Сама только что мне сказала — чтоб был свой. Тем более, ему и платить не надо. Не забудь сказать об этом Сэму!

— Не забуду, душа моя.

В отличие от Камиллы, Бьянка никогда не просилась в плаванье, Громов объяснил ей все с самого начала, да и сама баронесса была девушкой умной и все хорошо понимала. Настолько хорошо, что Андрей постепенно доверил ей все хозяйственно-финансовые дела, касающиеся «Жозефины». Покупка снаряжения и припасов, сбыт кое-какой не имеющей особо назойливого спроса мелочи, типа бычьих кож или тех же токарных станков и многое другое — всем этим занималась юная баронесса, проявляя не свойственную ее возрасту осмотрительность и даже, без всяких преувеличений — талант. Кстати, во всех подобных делах ей всегда помогала Камилла, девушка тоже неглупая и энергичная, которую дядюшка Сэм, в силу весьма живучих у немолодых людей предрассудков, не подпускал к своему кораблю ни на шаг. А как же — дурная примета! Даже вот покататься по островам — и то не взял!

А вот лекаря отпустил, даже справился о здоровье племянницы, правда, тут же погрузился в пространные рассуждения о необходимости сплочения команды в коротком учебном плаванье и, получив от капитана Грома карт-бланш, радостно оскалил зубы:

— Мы будем выходить с утра и возвращаться к вечеру, и даже раньше. С завтрашнего дня и начнем, а лекаря я сегодня же пришлю, тотчас же!

Доктор Генрих Штамм, немец из Митавы, оказался молодым человеком лет двадцати, несмотря на свои годы, уже достаточно социализированным и успевшим много чего повидать, в отличие от своих сверстников начала двадцать первого века, по сути — подростков, детушек, живущих за родительский счет и при маминой юбке, и высшим проявлением крутизны считающих курение травки (только чтоб мама не узнала!), самое скотское траханье (иногда и просто разговоры об этом) и катание по ночам на купленной родителями машинке в компании таких же недорослей обоего пола — чем быстрее, тем круче (опять же, чтоб мама… ни-ни!). Здесь такие штуки не проходили, разве что в очень обеспеченных семьях, но таковых было мало — от силы процентов пять населения, да и то далеко не везде.

Юный Генрих — как выяснилось, по специальности вовсе не врач, а аптекарь — после посещения больной, которая тут же почувствовала себя значительно лучше, не отказался отобедать к компании обеих девушек, которым прислуживал Том. За обедом молодой лекарь держал себя скромно и с достоинством, благосклонно улыбаясь всем шуткам Камиллы, даже самым скабрезным.

— Очень приятный молодой человек, — уже вечером рассказывала возлюбленному Бьянка. — Воспитанный, но… так, как принято среди простых горожан, бюргеров, видно, что не из кабальеро. Не сказать, что красавец, но видно, что за собой следит. Лицо бритое, волосы светлые, длинные — свои, а не парик, подбородок немного безвольный, бюргерский… А вообще, дело свое он, кажется, знает — Камилла за обедом на больную не походила ничуть. Он зайдет завтра вечером, как только судно вернется с островов. Может, нам оставить на ужин сего славного юношу? Думаю, наша больная была бы счастлива.

Повесив кафтан в шкаф, Громов обернулся и хмыкнул:

— Ты думаешь?

— Я же вижу, какими глазами она на него смотрела!

— Как кошка на мышь?

— Хуже! Как на сметану.

На следующий день лекарь и в самом деле явился, как обещал — к вечеру, и с видимым удовольствием остался на ужин. За столом держал себя скромно, иногда даже краснел от взглядов, украдкой (это она так думала, что украдкой) бросаемых Камиллой, о себе рассказывал мало — вырос в семье аптекаря, разорился и — по примеру многих — решил попытать счастья в чужедальней стороне. С владетельными особами? Нет, не знаком, что вы! Какая там Анна Иоанновна, какой герцог? В этих домах простых аптекарей не принимали!

О только что прошедшем плаванье гость рассказал еще меньше: подошли к какому-то островку — бог его знает, что за остров — да под руководством недавно назначенного капрала учились целиться и стрелять.

— А дядюшка? Дядюшка что в это время делал? — выслушав, громко спросила Камилла. — За вами смотрел?

— Дядюшка? — лекарь поначалу не понял, о ком идет речь.

— Ваш капитан — господин Сэмюэль Хопкинс, — пояснил Андрей.

— Ах, капитан… Да ничего такого не делал, сэр. Прохаживался себе где-то по острову, гулял.

Молодой человек отвечал как-то односложно, зажато, особенно когда речь заходила о плаванье «Саванны» — как видно, старый пират запретил особо распространяться на эту тему, а, может быть, герр Штамм просто был молчуном, что, кстати сказать, не особо-то импонировало Андрею, который и сам любил не болтать, а слушать — качество для начала двадцать первого века весьма редкое, обычно бывало наоборот, и сам Громов когда-то знавал немало таких вполне приятных и дружески расположенных к нему людей, которые — особенно в подпитии — начинали грузить всех своими проблемами… и даже не проблемами, а всем тем, что они считали для себя важным, именно для себя — не для других, другим до этого не было совершенно никакого дела… как и подобного рода рассказчикам до других. Иногда любители поболтать совсем съезжали с рельсов — и, начав с армейских воспоминаний (в большинстве случаев только им самим и интересных) опускались до пересказа просмотренных фильмов, что становилось уже совсем невыносимым даже для такого покладистого и терпеливого человека, как Андрей.

Но! Он все же любил слушать, а не болтать, а молодой лекарь Генрих Штамм к болтунам, похоже, не относился.

Камилла быстро поправилась, но тут же нашла у себя еще какие-то недомогания, которые нужно было лечить — доктор Штамм стал в особнячке постоянным гостем, и Бьянка прекрасно понимала — почему, о чем и говорила Громову с мягкой улыбкой.

— О, наша рыжая бедняжка наконец-то обрела любовь!

— Боюсь, дядюшка оторвет этому аптекарю-доктору ноги, как только узнает, — ухмыльнулся Андрей. — Думаю, он вряд ли считает нищего и во всем зависящего от него самого парня достойной партией для своей чудной племянницы. Так что я б на месте наших влюбленных — если уж речь действительно идет о любви — вел бы себя весьма осмотрительно!

— Они и так осторожничают, — искоса взглянув на возлюбленного, Бьянка повела плечом. — Камилла просила меня, чтоб я никому ничего не рассказывала… ну и чтоб об этом же попросила тебя.

— Зачем и просить-то? — улегшись на ложе, потянулся капитан Гром. — Болтать о чужих радостях — совсем уж последнее дело. Разве что позавидовать…

— Позавидовать?! — синие глаза баронессы сверкнули обидой. — Тебе есть чему завидовать, милый?

— Ах, душа моя! — вскочив на ноги, молодой человек привлек к себя девушку и крепко поцеловал в губы. — По ходу, это нам все завидовать должны.

— Слава богу, Камилла теперь не завидует…

— Ах, милая…

Андрей уже расстегивал на Бьянке платье, развязал на спине шелковые тесемки, туго стягивающие лиф… Обнажил спинку и сахарные плечики, погладил, поцеловал, нежно поласкал ладонью грудь, пропустив между пальцев сосок — быстро твердеющий, упругий…

Шурша, скользнуло к ногам платье… Скрипнуло ложе… И в прикрытых от неги глазах влюбленных вспыхнул яростный свет всепоглощающей страсти, уносящейся ввысь, к небесам!

Погода постепенно налаживалась, капитаны и шкипер совещались все чаще — готовили корабли к рейду, задумав повторить недавний успех. Еще поднабрали немного людей из местных — с этим никаких проблем не возникло, слава об удачливом капитане Громе уже давно бежала впереди него самого. Совещались в этот раз на «Саванне», в просторной кормовой каюте брига, на стенах которой висела какая-то карта… островки, море… быть может — именно Багамские острова?

— Да, Багамы, — отзываясь на тихо заданный вопрос, пояснил шкипер. — Нью-Провиденс и множество островков помельче, — оглянувшись на бывшего боцмана, француз повысил голос: — Старина Сэм, что означают вот эти крестики?

— Какие еще крестики? — старый пират скривился, словно от зубной боли. — Ах, эти… это я… я помечаю места, где есть пресная вода.

Шкипер весело засмеялся:

— Вижу, почти на всех островках она есть. Даже на самых маленьких.

— Есть, есть, а как вы думали? — махнув рукой, пробурчал капитан Хопкинс. — Где ручьи, а где просто большие лужи. Недавно ведь шли дожди. Ну что? Прошу к столу, друзья мои! Посидим, помозгуем — как, с кем и куда.

— Что значит — с кем? — Антуан удивленно прищурился. — Разве у нас не хватает людей и судов?

— Для серьезного дела — не хватает, — покивал дядюшка Сэм. — К тому же ко мне приходили посланцы от неких местных людей, помнящих меня еще… в общем — со времен давних. Просили поговорить с тобою, Эндрю, — как бы ты отнесся к совместному рейду, такому, чтобы взять хороший куш, такой, чтобы на всю жизнь хватило?

— Хорошо бы отнесся, — не задумываясь, отвечал молодой человек. — Вполне положительно. Только вот хотелось бы знать подробности.

— Подробностей пока не знает никто, — вздохнув, пояснил квартирмейстер. — Просто у некоторых здесь есть свои глаза и уши в мексиканском порту Веракрус.

— Откуда отправляются «серебряные» галеоны?! — с блеском в глазах уточнил Антуан.

Дядюшка Сэм ухмыльнулся с видом человека, только что выигравшего в лотерею автомобиль:

— Именно так, мои господа! Но! Покуда мы ничего толком не знаем… надобно ждать гонца, а он не замедлит прибыть — погода-то наладилась. Совсем скоро весна.

— Да, весна, — улыбнулся Громов. — По нашим меркам — ваша весна это самое настоящее лето. Впрочем, оно же и сейчас, только малость дождливое… Что ж, будем ждать вестей! Однако все равно какую-нибудь небольшую вылазку сделать надо — взбодрить поистратившийся за зиму народ!

— А вот тут ты прав, Эндрю! — старый пират всплеснул руками. — Взбодрим! В такую-то погодку чего зря ошиваться в порту?

Простившись, Громов и Антуан сошли с борта «Саванны» и какое-то время шли вместе по узенькой припортовой улочке, полной носильщиков, мелких торговцев и деловито таскающих камни и балки чернокожих рабов.

— Небось, наш Спиридон дом кому-то строит, — негромко промолвил Андрей.

— Кто строит?

— Да плотник, земляк.

— Это хорошо, когда есть земляки, — француз покусал усы и вдруг предложил Громову заглянуть сегодня вечером на «Жозефину»: — Приходите с супругой, дорогой Андрэ. И прошу вас, не берите с собой никого лишнего.

«Лишней», судя по всему, была Камилла, которую обычно Громов и Бьянка брали на «Жозефину» с собой. Наверное, сейчас девушка обиделась бы, что не пригласили… хотя нет, не должна. Как раз сегодня племянница старины Сэма встречалась с лекарем.

Андрей как в воду глядел — Камилла ничуть не обиделась тому, что друзья не берут ее с собой, наоборот — едва скрывала радость, и тому, верно, имелись причины. Простившись с девушкой, Громов и баронесса отправились на «Жозефину», где их уже дожидался француз, читая какую-то толстую книгу.

— Рад, рад видеть вас, друзья мои! — отбросив чтение, Антуан тут же пригласил гостей за стол.

Впрочем, Громов тут все же был за хозяина, хоть и собрались они нынче в шкиперской не шибко-то просторной каюте.

— «Американские морские разбойники», — кивая на книгу, француз ловко откупорил пузатую бутылку вина, похожую на большую аптекарскую склянку. — Сочинение господина Александра Эксквемелина, моего земляка из Онфлера. Издана в Голландии лет тридцать назад и кое в чем уже устаревшая — того пиратского раздолья, что было еще не так давно, в Америке уже почти нет. А скоро и совсем трудновато придется… Ну выпьем же, друзья мои, выпьем за то, чтобы все наши мечты сбылись поскорее!

Громов подозревал, что шкипер пригласил их не зря, не зря завел разговор об Эксквемелине и о пиратском промысле, все время подливая гостям вина, надо сказать — весьма неплохого. Вообще же, француз не любил тратить время даром и вскоре приступил к делу.

— Ах, господа мои, если б вы знали, как часто вспоминаю дом. Родной дом у себя в Нормандии, в Онфлере… Кстати, я давно заметил, что и вы, друзья мои, тоже тяготитесь нынешним своим положением… Не то чтоб оно вам совсем не в радость, но все же, думаю, вы — как и ваш покорный слуга — хотели бы его изменить.

Андрей насторожился: как-то раз шкипер уже заговаривал с ним на подобную тему, но дальше общих слов беседа тогда не пошла.

— Скажите мне, пожалуйста, — галантно разливая вино, между тем продолжал Антуан. — Зачем вам Новая Англия? У вас там родственники, друзья?

— А вы хотите предложить что-то иное? — Андрей отозвался не совсем вежливо, вопросом на вопрос, впрочем, его собеседник сейчас не обращал никакого внимания на подобные мелочи.

— Да, хочу, — уверенно заявил француз. — Хочу предложить отправиться со мною в Нормандию и занять в тамошнем обществе место, коего вас когда-то лишили и которое принадлежит вам по праву!

— Вы о чем? — Громов грустно улыбнулся.

— О, только не делайте вид, что не понимаете, — шкипер замахал руками. — Я сам — дворянин шпаги и, поверьте, могу отличить людей из высшего общества от всех прочих. Ах, сударыня, — он повернулся к Бьянке. — Ваших манер не спрячешь. Кем вы были в прошлой жизни? Графиней?

— Баронессой, — опустив глаза, скромно призналась девушка. — Баронессой — по первому мужу, я ведь вдова…

— О, прошу меня извинить…

— Ничего. Но и род моих покойных родителей — род кабальеро!

— Это видно по всему, мадам! Так как?

Андрей покачал головой:

— Боюсь, в Испании нам ничего не светит.

— Не об Испании нынче речь… Хотя — может так статься, что вспомним и о ней! Вернем все ваши родовые земли… их ведь захватили, так?

— Ну… так, — неохотно призналась Бьянка.

— Уверяю вас, друзья мои, во Франции вы обретете все, что, увы, потеряли в Испании, и чего у вас никогда не будет в Нассау! — встав, напыщенно произнес шкипер. — И даже в Новой Англии — весьма сомнительно, чтобы вас там так вот запросто приняли в общество, особенно если вы там не знаете никого!

— Мы и во Франции никого не знаем.

— Вы знаете меня! А я — вас. Этого вполне достаточно. Тем более, мы вернемся не нищими, и пусть наши враги трепещут! Ну так как? — француз протянул Громову руку. — Вы со мною, друзья?

— Нам надо подумать, — посмотрев на Бьянку, Андрей покачал головой. — И думаю, скорее всего, мы согласимся.

— Соглашайтесь! — склонившись над столом, Антуан зябко потер ладони. — И вы не пожалеете, уверяю вас. К тому же знаете, что в Новой Англии вас вряд ли оставят в покое… какая-нибудь случайная встреча — в тот же Бостон частенько заходят пиратские корабли… И не только пиратские — могут предъявить претензии! А вдруг? Нынешнее английское правосудие весьма строго к пиратам… а у нас ведь нет каперского патента. Зачем вам все это? Подумайте, друзья мои, очень хорошо подумайте.

Франция — это был бы неплохой вариант, тем более Громову и Бьянке было все равно, где осесть. Если не в Новой Англии, то почему б не во Франции? Кстати, союзнице Мадрида и противнице Каталонии, пока еще верной австрийскому эрцгерцогу Карлу. Пока что… Как и большинство российских историков, Андрей не очень-то хорошо разбирался во всех перипетиях войны за испанское наследство, однако все же помнил, что королем Испании станет Филипп Анжуйский Бурбон, внук Людовика Четырнадцатого, знаменитого «короля-солнце». Филипп обретет испанский трон ценой отказа от французской короны… где-то лет через семь, примерно так. Испания несколько оправится от полного разорения, правда, с каталонскими вольностями будет покончено на очень и очень долгое время. Лишь в конце двадцатого века на одном из зданий площади Каталонии напишут лозунг: «Каталония — свободное государство Европы», а до этого пройдет еще ого-го сколько лет!

Так под это дело можно все Бьянкины земли вернуть, даже те, что ей не давал покойный супруг. Отсудить после победы! Тем более, один из друзей баронессы — весьма влиятельный иезуит, а будущий король Испании — добрый католик, как и все ее население.

— Я бы, честно говоря, согласилась, — уже подходя к дому, тихо промолвила баронесса. — Пусть будет Франция — хоть где-то осесть, завести нормальный дом со слугами, детишек… Ты, кстати, замуж-то меня возьмешь? Извини за наглость — у Лины набралась, да и Камилла всегда говорит — «спросить — не украсть»!

— Правильно говорит… А замуж я тебя давно зову!

— Что-то не помню.

— Правда, ты отвечаешь как-то неконкретно. А я ведь тебя люблю!

Прижав девчонку к себе, Андрей прямо на улице принялся целовать ее в губы.

— И я… Ой, что ты делаешь? Неприлично.

— Да не видит никто… темновато уже стало.

— Пойдем-ка лучше поскорее домой, милый. Тихонько поднимемся и…

Незаметно проникнуть домой влюбленным не удалось: внизу с ним поздоровалась тетушка Марта, а на втором этаже, едва не сбив обоих, пронеслась, вылетев из умывальной, голая рыжая молния!

Пронеслась, юркнула в свою комнатку… и, тут же выглянув в дверь, улыбнулась:

— А мы вас так рано не ждали! Давайте сегодня попозже поужинаем, ага?

Конечно же, Андрей и Бьянка сразу догадались, с чего бы это их соседка бегает по дому голышом. Тому были причины… в виде молодого доктора Штамма, поспешно покинувшего особняк минут через десять.

— И чего скрываться-то? — отойдя от окна, Громов присел на ложе, погладив по голой спине расслабленно лежавшую баронессу. — Подумаешь.

— Ах, они, наверное, думают о приличиях, милый, — девушка, перевернулась, уселась, обняв руками притянутые к груди колени. — А вот мы с тобой — нет.

— Для всех мы — супруги, — обняв Бьянку, тихо промолвил Андрей.

Каштановые локоны обиженно дернулись.

— Вот именно — для других. Живем с тобой в грехе.

— Тебе не нравится, милая?

— Нравится… Только я каждый день молюсь святой Монтсерратской Деве.

— Как ты думаешь, милая, у Камиллы с этим лекарем — все серьезно? — поцеловав девушку в губы, молодой человек ловко перевел разговор на других.

— Хм… — сразу перестав сердиться, Бьянка задумалась, по привычке наматывая на палец золотисто-каштановую прядь. — Не знаю, что и сказать. Они живут в грехе — это очевидно. Может быть, они, как и мы, влюблены. Генрих приходит сюда почти каждый день, а еще они иногда катаются на яле.

— На яле? — удивился Андрей. — Вот как? И где ж они его взяли?

— Наняли вместе с гребцами в порту. Для того чтоб почаще быть вместе, — баронесса загадочно улыбнулась. — Нет, наверное, это все-таки любовь.

Капитан покачал головой:

— Интересно, куда же они плавают?

— По островкам, — потянувшись, Бьянка сладко зевнула. — Пару раз меня с собой брали, я тебе рассказывала, помнишь?

— Нет, — честно признался молодой человек.

Девушка взъерошила ему волосы:

— Это потому, что ты частенько и вообще не слушаешь, о чем это я говорю.

— Да что ты, милая! — Андрей поспешно погладил возлюбленную по плечу. — Я всегда тебя слушаю, можно сказать, каждое твое слово ловлю.

— Ага… тогда б знал…

— Так куда, говоришь, вы плавали?

— Да по разным островкам, недалеко здесь. Я потом стала отказываться — пусть уж побудут вдвоем, чего мешать-то?

— И правда — чего мешать?

Поднявшись с ложа, Громов закрыл ставни и улегся рядом с Бьянкой, погладил ее по волосам:

— Ну что, милая? Пора, пожалуй, и спать.

Недели через две, когда «Саванна» и «Жозефина» вернулись в Нассау после не слишком удачного рейда, обоим капитанам через портового нищего передали приглашение провести вечер в таверне «Черная голова», где и произошла встреча с теми весьма важными и влиятельными на острове людьми, о предложениях которых давно намекал дядюшка Сэм.

Чарльз Бенингхэм, Дирк ван Эйсен, Жозеф Лафорт — эти три имени много чего значили на Нью-Провиденс! У Бенингхэма имелось три корабля — две небольшие шхуны и шлюп, ван Эйсен владел четырьмя шлюпами, а Лафорт — большим трехмачтовым судном, бывшим торговцем, свободно принимающим на борт пятьсот человек. Все три пиратских капитана, однако, хорошо понимали, что их судов для задуманной операции маловато — достаточной быстротой и вооруженностью обладали только шхуны, шлюпы опасались ходить круто к ветру, а судно Лафорта вообще было не очень-то поворотливым, тем более из-за своей осадки даже не могло войти в гавань Нассау, и пират держал его у причала одного из соседних островов, в случае надобности добираясь до своего корабля на шлюпке.

Хорошо вооруженные и прекрасно управляемые суда — бригантина и барк — очень бы пригодились багамским пиратам, собственно, именно для этого они и пригласили «потолковать» Громова и старого Сэма.

Сели в отдельной небольшой зале, кою хозяин «Черной головы», некий ушлый одноглазый голландец по кличке Лодочник Хамс, предлагал специально для таких случаев. Длинный и узкий стол, уставленный всякой снедью, ярко горящие свечи, обитые бархатом стулья, на стенах — засиженные мухами картины в богатых рамах.

Беседу начал Чарльз Бенингхэм по кличке «Бугай» — судя по качеству судов, он был тут за главного. Невысокого роста, колченогий, с широкими плечищами и большими красными руками, пират, похоже, вообще не заботился о своей внешности, не считал нужным. Пегая всклокоченная бородища, как у какого-нибудь пастуха, грязные ботфорты, засаленный, непонятного цвета кафтан, однако за поясом — пара весьма дорогих пистолетов, оправленных в золото и серебро. Поговаривали, что с этими пистолетами Бенингхэм не расставался никогда, даже с ними и спал. В обоих ушах пирата золотом горели драгоценные серьги.

Смерив гостей пристальным взглядом светлых, слегка навыкате, глаз, Бугай добродушно усмехнулся и кивнул на большой серебряный кувшин, только что принесенный лично трактирщиком:

— Добрый пунш! Но выпьем мы позже. Не возражаете, если сначала поговорим о делах?

Что ж, предложение было разумным — как ни странно, именно Бенингхэм пользовался в здешних вполне определенных кругах репутацией светлой головы, именно поэтому он переговоры и вел.

— О делах так о делах, — любезно улыбнулся Громов. — Именно за этим мы сюда и пришли.

— Я вас плохо знаю, сэр, — Бугай почесал бороду и прищурился, глядя прямо в глаза Андрею. — Однако много чего хорошего слышал… да ваши суда говорят за вас! Тем более мне давно знаком ваш напарник.

Дядюшка Сэм сдержанно кивнул.

— И вот, — чуть помолчав, продолжал пират. — Мы — я и эти двое почтеннейших джентльменов — хотели бы предложить вам провести совместный рейд. Да, забыл представить, мало ли вы их не знаете… Это — господин Лафорт…

Бенингхэм показал рукой на высокого и худого человека с сильно вытянутым желтоватым лицом и слегка раскосыми глазами, всем своим обликом наводивший на мысль о смешении французской (судя по имени) крови с азиатской. Впрочем, его так и звали — Жозеф Китаец или просто — Китаец.

Оправив голубой, обшитый серебряным позументом кафтан, Лафорт привстал и слегка поклонился, придержав шпагу.

— А это — наш славный капитан Дирк ван Эйсен, — с довольной усмешкою Бугай представил третьего участника встречи. — Больше известный как Бешеный Дирк.

Голландец тоже усмехнулся и сухо кивнул. В черном, безо всяких украшений, кафтане и черных чулках, выглядел он, словно строгий школьный учитель, последователь великого педагога Яна Амоса Каменского. Обычное, ничем не примечательное лицо с небольшим шрамом на переносице, светлая, аккуратно подстриженная бородка, небольшие усы. Из все этой троицы он показался Громову наиболее вменяемым и вполне симпатичным… вот только прозвище, скорее, говорило о другом.

— Эндрю Гром, — встав, в свою очередь, поклонился Андрей. — А это мой…

— О, старину Сэма мы неплохо знаем, — Бугай рассмеялся. — Много чего о нем слышали, хоть и времени-то прошло немало… ох, немало.

— Представляю, джентльмены, что вам обо мне наплели! — старый пират хохотнул и быстро отвел разговор со своей скромной персоны: — Так что вы нам хотели предложить? Я, конечно, кое-что уже слышал, но хотелось бы поконкретней.

— Мы просто хотим предложить вам, господа, вместе с нами атаковать «серебряный» караван! — убрав с лица усмешку, со всей серьезностью поведал капитан Бенингхэм. — Предвидя ваши вопросы, сразу же скажу, что знаю. У меня есть свои люди в мексиканском порту Веракрус, давно прикормлены, оказывают услуги — вот и сейчас, явившись с попутным судном, сообщили — 17 февраля из Веракруса в Кадис отправится очередной серебряный караван… Точнее говоря — уже отправился, сегодня ведь уже двадцатое, значит, уже очень скоро он будет у берегов Кубы… Нам нужно поспешить с выходом!

— «Серебряный» караван! — задумчиво покачал головой дядюшка Сэм. — Огромные галеоны повезут в Испанию золото и серебро Нового Света. Лакомый кусок, ничего не скажешь! Однако он наверняка хорошо охраняется.

— Только морская пехота, — Бенингхэм довольно ухмыльнулся. — И то — больше от своих же собственных матросов, чтоб не взалкали. Пятнадцать судов… понимаю, что нам их всех не взять.

— Пятнадцать судов, — сухо заметил ван Эйсен. — Для океана — это ничто, меньше чем иголка в стогу сена. Испанцы уже давно не посылают с караваном фрегатов — фрегаты им позарез нужны здесь, тем более что «серебряные» галеоны обычно перехватывают уже у европейских берегов, так что фрегаты их встречают у острова Мадейра, и то не всегда.

— Он прав, — Жозеф Китаец наконец тоже вступил в беседу. — Испанцы нас совершенно не опасаются, ведь наши корабли в сравнении с галеоном просто — тьфу!

— Зато на галеонах почти нет тяжелых орудий, — показал хорошее знакомство с предметом капитан Гром. — Экономят вес. Однако, как верно изволил заметить господин Бенингхэм, солдат там хватает. Хороший мушкетный залп — тоже приятного мало. И наверняка еще есть фальконеты и прочая досадливая мелочь. А наши пушечки такому кораблю, как скажем, «Сант-Яго» или «Сан-Хоакин» — что слону дробина.

— На «Сант-Яго» — восемьдесят пушек, — ван Эйсен потеребил ус. — Больше, чем у фрегата. Суда такого типа обычно возят драгоценный груз в одиночку, ни в каком сопровождении не нуждаясь. Или сами сопровождают других — нам это нужно иметь в виду.

— Но списочный состав каравана нам хорошо известен! — шмыгнув носом, ухмыльнулся Бугай. — Нет там ни «Сант-Яго», ни «Сан-Хоакина», дьявол всех побери! Собрали, что было — с миру по нитке, голому платье.

Вскочив на ноги, Бешеный Дирк хватанул кулаком по столу:

— И все же — нужно быть ко всему готовыми! Предлагаю немедленно обсудить наш план во всех подробностях, буквально каждую мелочь.

— Эй, эй, обожди, старина! — гулко расхохотался капитан Бенингхэм. — Нам еще не дали согласие.

— Соглашайтесь, — дядюшка Сэм незаметно подмигнул напарнику. — Если что — потом можно все переиграть.

— Что ж, мы согласны!

Громов и Хопкинс по очереди пожали руки всем пиратским вождям.

— Рад, что мы договорились, почтенные господа! Тогда начнем.

Улыбнувшись, Бенингхэм протянул руку к суме, висевшей на спинке стула и, вытащив оттуда большой лист бумаги, разложил его на столе.

— Вот карта — здесь глубины, мели… Тут — небольшой островок, за ним можно укрыть наши суда, а потом внезапно ударить.

— Или попасть под бортовой залп последнего судна, — меланхолично перебил Бешеный Дирк. — Не держите испанцев за круглых дураков, господа! Они, конечно, ленивы и часто надеются лишь на помощь Святой Девы, но элементарные меры предосторожности примут, можете не сомневаться — поставят многопушечный корабль позади всех.

— Да не будет там никакого многопушечного корабля! Обычные торговые суда, только что с тремя мачтами и большие.

— Я считаю, господин ван Эйсен совершенно прав, — вставил свой голос Андрей. — А если и в самом деле будет фрегат или вооруженный многочисленной артиллерией галеон?

— Да не…

— Постойте, Бенингхэм, — ухватив Бугая за полы кафтана, Жозеф Китаец бесцеремонно посадил его на стул. — Капитан Гром прав — давайте продумаем и этот вариант. Что, кто-то куда-то сильно торопится?

Пираты продумали все, их суда, снявшись с якоря уже на следующий день, взяли курс на Кубу. С погодой везло, хоть и дул не слишком-то благоприятный ветер, однако справлялись — команды работали не покладая рук.

Первыми шли юркие шхуны Бенингхэма, затем — «Жозефина» с «Саванной», за ними все пять шлюпов, замыкали шествие трехмачтовый корабль Китайца под претенциозным названием «Черная Роза» и еще одно совсем уж старое суденышко, взятое по настоянию Громова и ван Эйсена.

Без всяких приключений пираты обогнули западную оконечность Кубы и, встав на рейде за островком, принялись терпеливо ждать — очень и очень недолго. Уже утром следующего дня вахтенные заметили белевшие на юго-западе паруса — как раз оттуда, и как раз в это время и должен был появиться «серебряный» караван.

— Может, это они? — шкипер Антуан взглянул в подзорную трубу и хмыкнул. — Хотя нет… Здоровенные трехмачтовые корабли — смотреть страшно! Один, два… восемь…

К обеду показались все — «серебряные» галеоны шли в кильватер друг другу, четырнадцать покатых судов с высоченными бортами, на пятнадцатом же отчетливо выделялись пушечные порты.

— Шесть, семь, восемь… — прячась на островке за кустами, шепотом считал Бенингхэм.

— Там сорок пушек, — Бешеный Дирк отвел мешавшую обзору ветку. — Я знаю этот корабль — «Сан-Габриэль», весьма мощное и быстрое судно.

— Что ж, — азартно потер руки Жозеф Китаец. — Будем действовать по плану капитана Грома.

Пиратские суда догнали караван довольно быстро, прихваченный по совету Громова старый кораблик сразу же пошел наперерез «Сан-Габриэлю», уже успевшего дать пушечный залп кормовыми орудиями и грозно поворачивавшегося к разбойникам бортом. Один сокрушительный залп и…

Однако нагло зашедшая с кормы галеона «Черная Роза» уже успела отнять у врага ветер всеми своими парусами, «Святой Габриэль» на глазах терял скорость и управляемость, собственно, быстро маневрировать парусные суда могли только скоростью, чтобы совершить поворот, нужно было время. А если уж отняли ветер… Снова громыхнули орудия, бесполезно вспенив ядрами море. При таких волнах одиночные выстрелы не стоили ровным счетом ничего, а с борта к «Сан-Габриэлю» никто не подходил — лишь старый корабль, разогнавшись, все так и шел наперерез, уже убрав часть парусов, дабы не разминуться с галеоном, где, заметив опасность, матросы рванулись на ванты. Паруса-то они взяли на рифы, успели, да вот только инерция по-прежнему толкала судно вперед, угрожая столкновением, самым страшным результатом которого мог оказаться сломанный бушприт, что прекрасно понимал капитан галеона.

«Святой Габриэль» все-таки поймал ветер блиндом — прямым парусом на бушприте, — отвернул в самый последний момент, удар пришелся лишь по касательной… но со старого судна уже летели абордажные крючья… а вот прогрохотал взрыв, и в небо сверкающим оранжевым столбом взметнулось пламя!

— Сработал наш брандер! — оглянувшись, усмехнулся Андрей.

Шкипер тоже оглянулся назад, правда — с тревогой:

— Что-то он не очень-то хорошо горит. Боюсь, как бы не потушили.

— Да бог с ним, пускай себе тушат. Пока потушат, мы свое дело сделаем.

Громов был полностью прав — пока Жозеф Китаец с помощью брандера сковывал самый опасный корабль, все остальные пиратские суда, не тратя времени даром, бросились на добычу, отрезав от каравана последний галеон — ему подставила борт «Саванна»! Удар… хруст бушприта… что-то разбилось на камбузе, упало в каютах…

Залп! По такелажу!

Суда заволокло дымом, чем воспользовались «Жозефина» и шхуны, подойдя ближе и в свою очередь окатив мачты галеона скованными цепями ядрами и картечью. Выстрелили — и тотчас убрали паруса, сразу же потеряв скорость. Ответный — наугад! — залп пришелся впустую, в дым, добавив еще больше копоти и смрада.

— Их пушки пусты! — Громов взмахнул шпагой. — Ставить все паруса. На абордаж! Живо!

Все пиратские корабли — бригантина, шхуны, шлюпы — по сравнению с галеоном казались такими мелкими и смешными. Однако разбойники действовали быстро, напористо и умело!

И — бесстрашно, в отличие от команды вражеского корабля, громадного, словно айсберг! Высоченные борта галеона возвышались над мелкими суденышками пиратов неприступными крепостными стенами, которые нужно было взять, взять во что бы то ни стало, иначе зачем все?

Снова полыхнула пушка, ей тут же ответили забравшиеся на мачты мушкетеры — били с залпами с высоты.

— На аборда-а-а-аж!!!

Со свистом полетели крючья, цепляясь за канаты, разбойники ринулись на штурм со всех сторон. Пахло пороховым дымом, и лица матросов казались черными, словно у негров. Упрямо, с саблями и кортиками в зубах, пираты лезли на борт испанского корабля, подобно тому, как альпинисты штурмуют неприступную высоту.

Ох, непросто все это было, очень непросто — борт галеона не просто высок, он еще и завален внутрь, так, что не перепрыгнешь, приходилось закидывать крючья, карабкаться, резать противоабордажные сетки, срываться, падать… некоторым — и тонуть.

Один галеон. А против него — бригантина, барк, две шхуны, пять шлюпов. Триста испанских солдат плюс команда… А пиратов — около тысячи, и они лезли, лезли, лезли, подбадривая себя дикими воплями и залихватским свистом.

Кто-то, сорвавшись, полетел в море, изрыгая проклятия и подняв тучу брызг. Прямо над головой жахнули мушкеты — стрелки сидели на реях, снизу им подавали заряженные стволы.

— Пожалуй, пора уже и глянуть — как там?

Махнув рукой шкиперу, Громов сунул шпагу в ножны и, ухватившись за спущенный с вражеского борта штормтрап — дело уже дошло и до этого, — быстро поднялся на широкую палубу галеона.

Судя по развернувшейся атаке, оставалось захватить лишь корму, укрепившись на которой, испанцы во главе с капитаном и шкипером методично обстреливали пиратов из фузей и мушкетов.

— Ах, вы так… — Андрей бросился к укрепленному на поворотной тумбе шестифунтовому фальконету, быстро зарядил, благо припасы оказались под ногами, и, наведя орудие на корму, громовым голосом потребовал сдаться.

Ответом был пистолетный выстрел — с головы пиратского капитана пуля сшибла шляпу.

— Пижоны дешевые! — выругался молодой человек. — Для пистолета тут, пожалуй, далековато будет. А вот для фальконета — в самый раз.

Бабах!!!

Шестифунтовый фальконет — по сути полковая пушка! Да, небольшая, но ведь пушка все-таки! Ка-ак жахнуло! У самого-то стрелявшего тут же заложило уши, а выпущенное им ядро, проломив балюстраду, сшибло в море весь расчет кормовой пушки.

— Мушкетеры, на мачты! — оглядев своих орлов, скомандовал капитан «Жозефины». — Живо!

С кормы сразу же открыли плотный огонь по лезущим на ванты пиратам, однако о прицельной стрельбе из мушкета речи не шло и в ходе полевого боя, а уж тут-то — при качке — и говорить нечего. Так что унеслись тяжелые пули в белый свет, как в копеечку!

А вот с высоты, с рей — то уже было совсем другое дело, здесь-то имелась групповая цель — на корме народец толпился кучно.

Оставшиеся внизу пираты, не прекращая обстрел врагов с палуб, передали на мачты заряженные мушкеты. Сплюнув на скользкие от крови доски, Громов взмахнул шпагой:

— Огонь!

И, довольно проследив за разрушительным действием мушкетерского залпа, вновь взялся за фальконет, который, кстати, уже успел зарядить какой-то худенький белобрысый парнишка — юнга с «Жозефины»… К стыду своему, Андрей даже не вспомнил сейчас, как того зовут, лишь крикнул:

— Молодец, юнга!

И, выстрелив, запоздало подумал — а что вообще этот малец делает здесь, в кровавой гуще битвы?

— Я заряжу, сэр! Я умею.

— Вижу, что умеешь. Ты вообще как здесь?!

— Меня с вант сбило, упал… — мальчишка погладил окровавленную щеку — видать, неплохо приложился к доскам.

— Отсюда никуда не уходи, — внимательно посмотрев на корму, строго приказал Громов. — Если махну шпагой — стреляй. Умеешь?

— О да, сэр!

Юнга гордо вытянулся и щелкнул бы каблуками, ежели б они у него имелись, а так пришлось — голыми пятками.

Выстрелами с вант пираты живо повыбили на корме почти всех офицеров, ориентируясь на золоченые позументы и парики, и последний рывок врукопашную быстро довершил дело, так, что даже не пришлось больше стрелять.

Матросы и солдаты весьма многочисленного экипажа галеона, именовавшегося цветисто и длинно: «Нуэстра сеньора дель Розарио и Сан-Хосе», в большинстве своем давно уже сдались в плен и сейчас переминались с ноги на ногу у обоих бортов под зорким присмотром пиратов. С особенным страхом пленные посматривали на водившего длинным фальконетным стволом юнгу — не дай боже, выстрелит.

С галеоном все было кончено, и пиратские квартирмейстеры, спустившись в трюм, деловито подсчитывали добычу. Паруса «серебряных» галеонов уже маячили где-то на горизонте, похоже, так никто и не пытался помочь попавшим в беду судам. Да и как могли бы? Развернуться, идти против ветра, атаковать? Шалишь! Не пароходы все-таки.

Галеон решили увести с собой, разгрузив его уже вблизи гавани, куда захваченное судно, в силу своей осадки, все равно никак не смогло бы зайти. Плененной команде, по обычаю, предложили встать в ряды братства, тех же, кто отказался, высадили по пути на безлюдном островке — а пусть как хотят! Пусть спасибо скажут, что не утопили, хоть, может, и стоило бы.

Команде «Сан-Габриэля» удалось сбить пламя на брандере, и теперь моряки распутывали снасти и деловито меняли поврежденные пиратским огнем такелаж и рангоут. Их никто не трогал — кому охота испытать на себе всю мощь двадцатичетырехфунтовых — а то и калибром побольше! — орудий? Пущай ремонтируются да с богом уходят, догоняют свой караван, воевать больше пираты не собирались — захваченной добычи хватало вполне! Как, возбужденно размахивая руками, рассказывал вахтенным «только одним глазком» заглянувший в трюм галеона юнга.

— Там полным полно серебра, братцы! И в слитках, и монеты… Я никогда в жизни такой огромной кучи не видел. Представляете, заглянул внутрь… а там — кругом — пиастры, пиастры, пиастры!

Глава 8

Весна 1707 г. Багамские острова — Флорида

Корабль смерти

После возвращения с богатой добычей — шутка ли, целый «серебряный» галеон! — авторитет пиратских капитанов взлетел на небывалую высоту! Получивший свой людоедский процент губернатор тоже остался доволен. Правда, выдать каперский патент не мог, не имел права — поскольку подчинялся хозяевам острова, а вовсе не находился на службе у государства.

Отпущенные на берег матросы, как обычно, предались кутежам — а что еще делать-то? Библиотек да музеев в Нассау пока что не было, куда пойти? Только в таверны да дома с разбитными девицами, коих в городке имелось предостаточно.

Камилла и баронесса с утра, в сопровождении Тома, отправились по промтоварным лавкам, и вернулись лишь к обеду, а во второй половине дня за племянницей старого Сэма заглянул ее воздыхатель Генрих, и молодые люди, как обычно, отправились кататься на лодке. Звали и Андрея с Бьянкой, однако те отказались — зачем друг другу мешать? Ясно же, что Камилла и молодой пиратский лекарь хотели бы побыть наедине, наслаждаясь прекрасной природой… и друг другом.

Этим последним как раз и собрались заняться «супруги», сразу, как только простились с друзьями, да вот не успели даже раздеться, как в комнату вежливо постучал Том, исполнявший обязанности слуги сразу для двух молодых хозяек.

— Масса Эндрю, тут пришел какой-то мальчишка из лавки, торгующей всяким разным добром.

— Мальчик из лавки? — Бьянка проворно одернула платье. — Не из той ли, куда мы заглядывали утром? Да ты заходи, Том, за дверью-то не стой.

— Из той самой, мэм, — войдя, поклонился слуга. — Я сразу его приметил, разрази меня гром! Спрашивает госпожу Камиллу, о чем-то она с хозяином уговаривалась, вот я и подумал — может, вы ей потом что передадите? Мне-то этот чертов мальчишка ничего толком не говорит.

Услыхав это, Громов громко расхохотался:

— Ну так гони его в шею! Камилла все равно только к вечеру будет.

— Подожди, милый, — баронесса тронула возлюбленного за плечо. — А вдруг там что-то важное? Камилла и в самом деле о чем-то говорила с хозяином, что-то спрашивала… может быть, искала какую-то вещь.

— Да у нее этих вещей! — с хохотом отмахнулся молодой человек.

— Ну и что? — Бьянка взглянула на него с неожиданной строгостью, как смотрит на провинившегося ученика опытная учительница, отчетливо осознающая, что, кроме вот этого взгляда и, если потребуется — истеричного крика — юного хулигана она ничем наказать не может. Ну разве что линейкой по рукам или указкой по кумполу — а это уж чистый криминал, уголовная статья — побои.

— Женщина и должна иметь безделушки, — обняв возлюбленного за шею, наставительно продолжила баронесса. — Всякие там заколки, статуэтки, шкатулки. На то она и женщина! Эй, Томас, зови мальчишку, зови, пока не ушел. Может, он нам что-нибудь скажет, коли уж тебе не захотел?

Завидев столь важных и шикарно одетых господ, босоногий лавочный мальчик заметно смутился и покраснел, наверное, даже и убежал бы, да Андрей вовремя схватил его за руку и грозно рявкнул:

— Говорят, ты кого-то здесь ищешь?

— Ищу… — испуганно пролепетал подросток. — Госпожу Камиллу — так она себя назвала. Она сама же меня и просила, если вдруг кое-что увижу или кто принесет, а она хотела бы купить, так бы поторопилась, а то кто-нибудь другой купит — мало ли?

Мало что поняв, Громов помотал головою — ну загрузил, пацан!

— И что же такое Камилла хотела купить? Что искала? — подойдя к мальчишке, мягко улыбнулась Бьянка. — Говори, не стесняйся. Видишь ли, нужной тебе госпожи сейчас нет, и она еще очень нескоро будет. А мы — ее лучшие друзья. И могли бы заплатить, если уж ты говоришь — срочно.

Переминаясь с ноги на ногу, подросток быстро закивал:

— Срочно, да, есть у нас в городе один дед, старый господин Кавендиш, так он подобные вещи скупает. Боюсь, как бы и сейчас не купил, обычно он как раз после обеда прохаживается по лавкам. О, он такой, что…

— Сколько? — баронесса быстро перебила мальчишку.

— Ну… может быть, целый пиастр, а может — и все два, мой хозяин, господин Мидлтон, знаете ли, честно говоря, скуповат.

— А, Мидлтон! — вспомнил вдруг Громов. — Усатый такой, похожий на турка. Торгует кра… тьфу ты — комиссионным товаром.

— Вот тебе два пиастра… — заглянув в шкаф, Бьянка вытащила из небольшого сундучка монеты. — И вот — медяшки — лично тебе за труды.

— Спасибо, любезнейшая госпожа, — мальчишка проворно спрятал деньгу и поклонился. — Так я побегу, ага?

— Двигай! И живо принеси сюда ту саму вещь… что, кстати, за вещь-то?

— Воин, — обернулся на пороге подросток. — Маленький красный воин с круглым серебряным щитом и саблей. Вот такой! — парень показал пальцами.

— Дюйма полтора, — пробурчал Громов. — И за эту безделицу — пятьдесят граммов чистейшего мексиканского серебра?! Два пиастра!

— Беги, беги, милый, и никого здесь не слушай.

Выпроводив парнишку, Бьянка послал Тома вниз, за вином… «и еще попроси тетушку Марту пожарить немного рыбы, как пожарит, так и неси… и вино тогда же».

Молча поклонившись, молодой негр вышел, осторожно прикрыв за собой дверь. Шаги его гулко загрохотали по лестнице — бывший невольник уже успел прикупить себе самые настоящие башмаки, пусть и поношенные!

— Ах, милый… Я больше не могу сдерживаться!

Презрев всякие приличия, Бьянка набросилась на возлюбленного с самыми горячими поцелуями. Скинув с него кафтан, стащила сорочку…

Андрей тоже не терял времени даром: уже успев обнажить девчонку до пояса, пылко целовал упругую грудь, пусть небольшую, но столь аппетитную, что, верно, могла бы заменить собой изрядный жареный окорок!

— Миленький мой… ах…

Дрожа от нетерпения, юная баронесса закатила глаза…

И тут в дверь опять постучали!

— Масса Эндрю…

Бьянка проворно прыгнула в постель, накрывшись покрывалом.

— Господи, Том, — с досадой покусав губу, Громов приоткрыл дверь. — Ты как-то совсем уж незаметно подобрался… даже башмаками не стучал. Что случилось-то? Тетушка Марта уже успела пожарить рыбу?

— Нет, масса. Просто прибежал давешний мальчик из лавки.

Баронесса замахала рукой:

— Зови его, милый, зови… И помоги мне застегнуть платье.

— Который раз уже собираюсь приделать сюда небольшой засов, — не удержавшись, молодой человек погладил возлюбленную по спине, такой шелковистой, теплой… а если провести рукой чуть ниже…

— Ну милый! Давай же уже!

Вот и пойми этих женщин — то кричит, что терпеть не может, а то…

— Здесь вот потуже… ага… Думаешь, если сделать засов, так стучать не будут?

Громов сноровисто затянул шнурки:

— По крайней мере, не войдут.

— Сюда и так никто не входит без нашего слова.

Снова раздался стук, послышался громкий голос Тома:

— Так его заводить, масса Эндрю?

— Заводи уже.

Лавочный мальчик честно исполнил обещанное, протянув на ладони небольшую, размером в полтора дюйма, статуэтку самой изящной работы, изображавшей красного воина с серебряной саблей и круглым щитом, тоже серебряным.

— Какая прелесть! — взяв статуэтку в руки, искренне восхитилась Бьянка. — Это делал великий мастер, и похоже, что в давние времена. Не пойму только — это краска или просто материал такой, красный.

— Разве может быть красной слоновая кость? — тихо промолвил молодой человек, рассматривая покупку с ничуть не меньшим любопытством.

— И правда… — Бьянка накрутила на палец свой золотисто-каштановый локон, как всегда делала, когда о чем-то задумывалась.

— Если госпожа Камилла спросит — мой хозяин, господин Мидлтон, может кое-что рассказать о том, кто принес эту вещицу в лавку, — промолвил так и стоявший в дверях лавочный мальчик. — Так я пойду, господа?

— Иди, иди, — подняв глаза, баронесса ласково улыбнулась. — Не беспокойся, мы все передадим госпоже Камилле.

Молча поклонившись, мальчишка ушел, шлепая босыми ногами по лестнице вслед за провожающим его Томом.

— А наша подружка, видно, решила собрать коллекцию, — глядя в окно, задумчиво заметила Бьянка. — Что-то подобное она уже когда-то покупала… да-да, покупала, я помню, только вот тогда не обратила особого внимания. И еще долго разговаривала с продавцом на рынке… я как раз выбирала веер в соседнем ряду… Что такое?!

В дверь осторожно стукнули:

— Масса Эндрю!

— Опять ты, Том! Что, хозяйка уже нажарила рыбу?

— Нет, но я не о том, — чернокожий слуга вошел и поклонился, бормоча извинения. — Просто я забыл кое-что вам сказать. Думаю, мало ли да господам будет интересно узнать, раз уж они так смотрели на фигурку? И, разрази меня гром, еще я подумал…

— Да говори уже! — хрястнул кулаком по столу Громов. — Надоело уже вокруг да около ходить.

— Так я и говорю, масса! — от звука удара бедолага негр аж присел и хлопнул глазами. — У старого моего хозяина, полковника Роджерса, было две подобные фигурки. Он как-то хвастал, что еще давно, лет пять или семь назад, выиграл их в Чарльз Тауне в карты у какого-то заезжего богача.

— Такие же воины? — покрутив локон, уточнила Бьянка.

Том замотал головой:

— Нет, хозяйка. Не простые воины. Один — на слоне, другой — на колеснице. Но точно такой же работы, уж в этом-то я понимаю — вот с таким же саблями, щитами, только не из серебра, а из золота. А еще там были драгоценные камни, думаю, даже изумруды и рубины, мои господа! И цвета — другие. Слон с воином — зеленый, а тот, что на колеснице — черный. И кони в колеснице тоже черные, ах какие изящные кони, да как сделаны — просто чудо какое-то, разрази меня гром!

— Спасибо, Том, — поблагодарив, Громов выпроводил слугу за дверь и с загадочной улыбкою повернулся к Бьянке:

— Кажется, ты что-то хотела мне предложить, любимая? А повернись-ка спинкой…

— Потом, — девушка нетерпеливо отмахнулась и, зачем-то понизив голос, неожиданно предложила прокрасться (она так и выразилась — «прокрасться») — в комнату своей рыжей подружки и «кое-что там посмотреть».

— Ну ту, покупку… ты забыл, что ли?

Андрей, конечно, забыл, но не признался:

— Нет, что ты! Как я могу забыть?

— Тогда пошли… Только — тсс!!! Не хочу, чтоб тетушка Марта знала. И даже Том.

Громов, конечно, предпочел бы сейчас другое… но если женщина просит…

Словно два заговорщика, они выглянули в коридор и прислушались. Снизу, из примыкавшей к столовой кухни, доносились довольные голоса Тома и тетушки Марты, а вкуснейший запах жареной рыбы вызывал такую слюну, что Андрей едва удержался, чтобы не сплюнуть.

Двери в комнатах дома, естественно, не запирались — даже мировая философская мысль еще не дошла до таких извращенных вершин индивидуализма, как отдельный замочек с ключом, запирающий отдельную — слава богу, хоть это уже было — комнату. В этом смысле Андрея всегда умиляла старая — сороковых-пятидесятых годов — мебель: массивные шкафы, смешные серванты и комодики — все с запирающимися на ключики ящиками! От кого их закрывали, бог весть — то ли от не в меру любопытных соседей по коммуналкам, то ли от пьяных мужей, то ли от детишек.

— Ну вот он! — едва войдя, Бьянка кивнула на валявшегося — именно что валявшегося — на прикроватном столике воина, точно такого же, как и тот, что принес лавочный мальчик купца Джефри Мидлтона, только этот был черный, а щит и сабелька — золотые.

— Что-то не очень-то она его бережет, — усевшись на кровать, молодой человек поставил статуэтку.

— Нет-нет, милый! — быстро среагировала баронесса. — Оставим тут все, как есть. Как-то не хорошо шарить по чужим жилищам…

— Ха! — Громов едва не вскрикнул — кто бы говорил!

— Все, что нужно, мы уже увидели, милый. Теперь можно и уходить.

Сказав так, девушка тут же заглянула под кровать — больше в этой комнатенке и прятать-то негде было — вытащив оттуда… кипу географических карт или, точнее — лоций.

— Понятно, — бегло просмотрев листы, ухмыльнулся молодой человек. — Это все местные островки — думаю, нашим юным друзьям они вполне пригодились во время их вояжей. Вот и сегодня, уплыв, они наверняка прихватили с собой нужную схему. Смею заметить — осмотр достопримечательностей поставлен госпожой Камиллой на весьма твердую и научную основу — недаром она племянница старого пирата, ха-ха.

— Смотри, тут какие-то крестики, стрелки, — не отрывая глаз от развернутой, первой попавшейся, лоции, Бьянка покрутила локон.

— Карта пиратских сокровищ! — расхохотался Громов.

— Тихо ты! — девушка тихонько стукнула его ладонью по губам.

— Молчу, милая, молчу! — Андрей еле-еле сдерживал смех. — Тут все сокровища ищут, такое уж место. Если верить местным сплетням — золота и драгоценных камней под каждым кустом полно. Только вот что-то никто их не находил пока что. Ой… вот только не говори, что плохо искали.

Девушка не отвечала, обиженно надув губки.

— Да и что в них толку, в сокровищах? — снова рассмеялся капитан Гром. — У меня уже сокровище есть. Ну? Все посмотрела?

— Идем, — Бьянка ловко засунула карты обратно под кровать. — Денег у нас твоими, милый, стараниями, вполне хватает. Здесь, в Нассау — хватает, если же перебираться в Старый Свет или даже в Новую Англию… ой-ой-ой — там другие деньги нужны, куда большие! Дом купить, нанять слуг, жить на что-то. Кстати, я бы первым делом пилораму открыла — доски всем нужны.

— Откроем, — выглянув из двери, молодой человек прислушался и, обернувшись, поманил Бьянку рукой. — Все спокойно. Пошли.

— Ху-у-у-у!!! — добравшись наконец до своей комнаты, баронесса устало перевела дух. — Ну и пусть их, пусть сокровища ищут, авось и найдут, хотя — вряд ли. Я же не дура — понимаю, их тут многие искали до нас… и будут искать еще долго. А наши — пусть ищут… только вот Камилла могла бы об этом сказать. Подруга называется! Ах… милый… ты мне платье помнешь!

— Ничего, дорогая, я осторожно…

Зайдя сзади, Громов едва успел ослабить завязки и поцеловать возлюбленную между лопатками, как вдруг… точнее уже — как всегда — в дверь вежливо постучали.

— Опять черт этого Тома принес! — шепотом выругался капитан. — Может, не отвечать? Постоит да уйдет.

Стук немного погодя повторился. И тут же послышался голос, не имевший ничего общего с голосом молодого негра:

— Любезнейшие господа мои! Я принесла вам вино и жареную рыбу.

— Тетушка Марта! — поспешно поправив платье, баронесса всплеснула руками. — Иди, открывай… Нет, постой! Сначала завяжи все, как было… Да-да, тетушка Марта, мы сейчас…

— Прошу! — распахнув дверь, Громов галантно пропустил в комнату хозяйку дома.

— Извините уж, если помешала… — опустив серебряный поднос на небольшой, стоявший рядом с кроватью столик, женщина принялась ловко расставлять посуду. — Это все Том, черная башка! Увидел господина плотника, побежал показывать сарай — там ведь крыша прохудилась, так господин Спи-ри-дон обещал починить. С утра еще должен был заглянуть, да, видно, задержался где-то. Ах, Спи-ри-дон… — сложное имя плотника эта славная женщина всегда выговаривала по слогам. — Это такой умелец! Ума не приложу, зачем ему заниматься вашим опасным промыслом, почтеннейший господин Эндрю? С такими-то золотыми руками. Ну не буду мешать — кушайте, пейте вино… А за посудой я попозже зайду.

— Вроде и есть неохота, — затворив дверь, пожал плечами Андрей. — Не так и давно обедали.

— И мне — неохота. — Ах, как прямо баронесса держала спинку! Просто загляденье… и… так сексуально, что… — Но мы будем есть, ведь попросили же приготовить и принести.

— Я бы, честно говоря, только вина выпил, — молодой человек подошел к окну и оглянулся. — Что, отказаться и впрямь неприлично будет?

— Очень неприлично. Для благородных кабальеро — непозволительно. — Бьянка поджала губки. — Так ведут себя только нувориши — неизвестно как разбогатевшие и купившие титул самодуры-купчишки, у которых за душой ничего, кроме груды какого-то презренного золота.

Ишь ты — «презренное золото», усмехнулся про себя Громов. А на сокровища-то стойку сделала будьте-нате! Или — это просто извечное женское любопытство?

— Ах, милый, я лопну — но съем всю эту рыбу! — девушка томно закатила глаза и потянулась с такой грацией, что молодой человек облизнулся, хотя вовсе не был голоден.

— Любимая, так, может, все же займемся чем-нибудь иным? — с надеждой переспросил Андрей.

— Займемся! — баронесса глянула на него холодно, с усмешкой. — Но сначала — съедим рыбу… пусть даже не всю.

— Слушай! — глянув в окно, молодой человек подмигнул возлюбленной с самым заговорщическим видом. — Я, кажется, знаю, кто всю эту рыбу съест!

— Спиридон? — Синие глаза блеснули весельем. — Всегда знала, что ты — сама хитрость, милый! Ну не стой же! Выгляни в окно, позови Спиридона сюда!

Потомок опальных стрельцов, Спиридон Рдеев, несмотря ни на что, был для юной баронессы — «человеком оружия», кабальеро, правда, труд плотника Бьянка уж никак не посчитала бы благородным занятием… как и любую работу… Раньше б не посчитала, пока не побывала в тысяча девятьсот шестьдесят втором году неизвестно какой эры! Там все трудились, даже Громов. Да и сам Иисус, говорят, в свое время плотничал, а плотник — у джентльменов удачи профессия уважаемая, недаром при дележе добычи плотнику лишнюю долю дают!

Тем более Спиридон был земляком Андрея. Единственным.

Рыжий — куда более рыжий, нежели Камилла — Спиридон, войдя, с достоинством поклонился и, сняв круглую голландскую шляпу, перекрестил лоб.

— Садись, садись, Спиридон, рад, что ты к нам заглянул… Извини, оторвали тебя от работы…

— Ох, господине, — плотник махнул рукой. — Там доски нужны, завтра погляжу, где их взять. Так что нет работы сейчас, можно и выпить. С утра еще заглянуть собирался, да старина Сэм на суденышко свое пригласил, кое-что в каюте подладить. Хо! Интересные у вас штуковины!

Спиридон взял в руки воина, на которого едва не сел.

— Татарин.

— Почему же татарин-то? — изумилась Бьянка.

— Или индус — вон одет как… Господи, — плотник почесал бороду. — А я ведь такое уже видал.

— Видал?! — «супруги» переглянулись и хором уточнили: — Где?

— Да на «Саванне», ремонт там сегодня делал в капитанской каюте, говорил уже.

— И что в капитанской каюте? — настороженно спросила Бьянка. — Такой же воин?

Спиридон пригладил волосы и хмыкнул:

— Не, не такой. Но похожий. На желтом слоне! И сам весь желтый, с копьем серебристым.

— Странные фигурки, — качнув головой, юная баронесса покрутила локон.

— И ничего странного! — с неожиданной веселостью вдруг возразил Громов. — Если б не цвета — я б сказал: обыкновенные шахматы!

— Шахматы!!! — девушка всплеснула руками. — Ну конечно же, шахматы, клянусь Святой Девой, «Смуглянкой» с горы Монтсеррат! Только не простые, а индийские.

— А чем отличаются? — заинтересовался Андрей. — Цветом?

— И цветом, и количеством фигур — их там меньше, да и вообще — войска не два, как у нас — белые и черные, а четыре — верные, желтые, красные и зеленые. Индийские шахматы, да… Называются — чатуранга.

— Почти как «черт побери», — капитан Гром разлил по бокалам вино и ободряюще кивнул гостю. — Ты, Спиридон, рыбку-то кушай, не стесняйся.

— А и скушаю, чего ж? Благодарствую, господине Андрей Андреич.

Отпив немного вина, Бьянка встала и подошла к окну, снова накручивая локон на палец, и, посмотрев вдаль, задумчиво, себе под нос, прошептала:

— Индийские шахматы… А ведь кто-то из местных пиратов ходил походами далеко-далеко, и даже грабил индийские корабли. А потом все сокровища куда-то и исчезли… Выходит — не все? Ой, Камилла… То-то я смотрю — все кругом какие-то тайны, катание на островки…

— Садись к нам, милая! — обернувшись, позвал Андрей. — Чего стоишь там, как неродная?

Наверное, можно было бы уже собираться во Францию, взять с собой корабль и охочих людей, тех, кому давно надоело зыбкое пиратское счастье… таких, правда после удачного нападения на караван осталось не очень-то много, в чем откровенно признался Громову шкипер.

— Да, дорогой мой месье Тоннер…

«Месье Тоннер» — «Господин Гром» — так, на французский манер, Антуан называл капитана в частных беседах.

— …боюсь, как бы у нас не возникло проблем с экипажем! Клянусь святой Женевьевой, нынче маловато найдется людей, готовых отправиться с нами. Как бы не пришлось ждать до осени… или до первой крупной неудачи, чего уж никак не хотелось бы!

— Чего не хотелось? — Громов пригладил волосы. — Ждать или — неудачи?

— И того, и другого, мой дорогой друг! — рассмеялся шкипер. — И того, и другого.

Они сидели в узкой каюте француза на «Жозефине», куда оба явились с утра — решать вопросы снабжения и небольшого ремонта, а также составить кое-кое планы на ближайшее будущее. Кроме вахтенных, вся команда еще спала — разгулявшиеся матросы вернулись на корабль далеко за полночь, и то далеко не все, многие остались в веселых домах, осыпая остатками серебра разбитных доступных девиц, коими — как и любой пиратский притон — так славился Нассау. Что ж, матросы — тоже люди и имели право немного расслабиться, тем более — после столь громкого дела.

— Добрый ямайский ром! — достав из висевшего на стене каюты шкафчика серебряную фляжку, шкипер плеснул в кружки немного темно-коричневой жидкости с запахом паленого сахара. — За удачу!

— Еще по одной — и все, — выпив, капитан Гром напомнил приятелю о предстоящей сегодня вечером встрече в таверне «Черная голова».

— Да, помню, помню, — наполнив кружки до половины, француз убрал флягу в шкафчик. — Кстати, наши дорогие друзья — капитан Бенингхэм, Бешеный Дирк и прочие — хотят предложить нам одну рискованную авантюру.

— Авантюру? — нахмурился Андрей. — И вы, Антуан, как всегда, знаете об этом куда больше, чем я!

— Потому что французов в Нассау много, а русский — один! — потеребив бородку, рассмеялся шкипер.

— Снова вести из Веракруса? — Громов вскинул глаза, внимательно посмотрев на собеседника.

— Отнюдь, — отмахнулся тот. — Из Сан-Августина.

— Из Сан-Августина!!! — молодой человек не смог сдержать удивленный возглас — когда-то, не так уж и давно, он провел в этом городе не самое лучшее время, находясь в испанском плену.

— А что вы так вздрогнули, друг мой? Бывали там?

— Довелось, — сдержанно ответил Громов. — А что?

— Ничего, — француз пожал плечами. — Просто нашим друзьям стало известно, что эскадра адмирала Ригальи, пришедшая из Кадиса в Сан-Августин еще осенью, уже месяц тому назад отправилась в Мексику… или даже в Маракайбо — похоже, там снова скопилось изрядное количество золота и серебра… Сан-Августин… — шкипер произнес название по-французски — Сент-Огюстен —…богатый город, и флота там сейчас нет! Приходи и бери, чего хочешь!

— Это вам сказали наши друзья? — скептически усмехнулся Андрей.

— Не сказали, но скажут. Уже сегодня, в таверне «Черная голова».

Капитан «Жозефины» махнул рукой:

— Пусть не обольщаются! Сан-Августин — не такая уж и легкая добыча, как им кажется. Там есть весьма опасная крепость — форт, гастилло Сан-Маркос!

— Думаю, они о ней знают.

— И что? Лавры Френсиса Дрейка не дают покоя?

— Скорее — алчность, — шкипер покачал головой. — Форт они хотят обойти, незаметно высадив десант в каком-нибудь укромном местечке. В форте Сан-Маркос, полагаю, не так уж и много солдат. А помощи ждать неоткуда.

Громов покусал губы.

— Может быть, вы и правы, мон шер ами, может быть. Только вот… врываться в дома, убивать мирных жителей…

— Ну тут уж всякое может случиться, — безразлично пожал плечами француз. — Хотя чести в этом мало. Впрочем, наших славных друзей вряд ли интересует такое понятие, как честь! Кстати, есть и хорошая весть — я уже набрал девять человек для нашей затеи, дружище! С нами — одиннадцать, еще б столько же и…

— Еще Бьянка… Она вполне может стоять за штурвалом.

— Ах, мой дорогой Андрэ, я вас умоляю! — шкипер поморщился, словно от зубной боли. — Женщина на корабле, да еще у штурвала… пусть даже такая красавица, как ваша юная супруга. Боюсь, моряки не поймут. Пусть уж лучше прохаживается по палубе в своем самом красивом платье!

— Послушайте, Антуан, — едва речь зашла о возлюбленной, как Андрей вспомнил-таки ее просьбу. — Обо всем, что делается в Нассау, вы осведомлены куда больше, чем я.

Шкипер с улыбкой развел руками:

— Здесь хватает французов, я уже говорил.

— Так, может быть, вы знаете, кто их местных пиратов грабил индийские корабли? Не сейчас, а в недавнем прошлом.

— Да, были когда-то лихие времена, — искатель удачи ничуть не удивился вопросу. — Лет десять назад многие местные парни хаживали и к берегам Африки, и на Мадагаскар, и в Красное море. С капитанами из Новой Англии — Фарреллом, Уэйком, Тью. Еще, дай бог памяти, был некий Уильям Уонт из Филадельфии… Ха! Да тот же Эвери, Длинный Бен! Он же у них и был в Красном море за адмирала! Отсюда, из Нассау, Бен и отправился… вернулся лет через пять, богатым, как Крез! Они взяли несколько индийских судов с богатейшей добычей, немало перепало и тогдашнему здешнему губернатору, Тротту, позже сбежавшему в Каролину. Кажется, я уже это рассказывал… не вам?

— Может, и мне, — Громов повел плечом. — Да я не очень-то вслушивался.

— Длинный Бен потом смылся в Европу, купил с несколькими моряками шлюп и отплыл в Ирландию.

— А почему в Ирландию?

— А черт его знает, может, и не в Ирландию, но так было сказано. Из отправившихся с Эвери моряков многие были ирландцами… У нас они тоже будут, пока что трое. Ла-адно! — Антуан неожиданно рассмеялся. — После налета на Сан-Августин я предложу нашу идею еще нескольким надежным парням. Вдруг согласятся? Кстати, ваш земляк, плотник — он как?

— Не знаю, — честно признался Громов. — По-моему, ему и здесь хорошо — в Нассау заказов много.

— Хорошие плотники везде нужны, — француз многозначительно улыбнулся и, побарабанив пальцами по столу, кивнул на шкафчик. — Еще по одной?

— Пожалуй… давайте. За удачу в задуманном нами деле!

— За удачу! Надеюсь, испанская эскадра не вернется в Сан-Августин как раз к нашему приходу. То-то было бы весело. Сколько там кораблей?

Шкипер пожал плечами:

— Точно не знаю, но, полагаю, уж никак не меньше пары дюжин, из них штук пять-семь фрегатов, остальные — мелкие суда, всякие там шхуны, бриги. Адмирал дон Франсиско де Ригалья-и-Альберон — опытный флотоводец и человек, я бы сказал, весьма авантюрного склада. Месяца два назад — улучив момент между штормами — он наведался в Чарльз Таун! Правда, в город десант не высаживал, а захватил стоящие в гавани суда, многие из которых были когда-то захвачены англичанами у испанцев.

— Откуда вы это знаете, мон шер ами?

— Оттуда же, откуда все здесь знают об эскадре в Сан-Августине, — рассмеялся француз. — У таких людей, как старина Бэнингхэм, Бешеный Дирк или Жозеф Китаец, в каждом крупном порту — свои надежные люди. С оказией передают весточки. Не за так, конечно.

Встреча в таверне «Черная голова» прошла в точности так, как и предвидел Антуан Шкипер. После короткого обмена любезностями пиратские главари предложили Громову принять участие в нападении на Сан-Августин, ныне оставшийся почти без прикрытия с моря.

Неплохо зная город, гавань и — самое главное — форт Сан-Маркос, Андрей лично разработал весь план, даже, послав к кабатчику за чернилами и бумагой, начертил схему, к которой проявили живейший интерес все участники сходки.

— Вот форт, — поясняя, капитан Гром показал на только что нарисованный им четырехугольник с выступающими ромбиками-бастионами. — А вот — гавань. Если мы хотим находящиеся там суда, то… смотрите — вот сектора обстрела — здесь, у первых двух пирсов, артиллерия крепости не оставит от нас и щепок, тут вот, чуть дальше — еще можно попытаться кого-нибудь увезти, ну а здесь… здесь обычно только рыбацкие суденышки толкутся, хотя глубина вполне подходящая, можно даже выставить там один из наших пушечных кораблей, хотя б ту же «Жозефину» или захваченный галеон, надеюсь, вы его уже отремонтировали, уважаемый господин Бенингхэм?

— Да, он почти готов, — заверил собравшихся пиратский вожак. — Осталось кое-что по мелочи… Кстати, Эндрю, не дадите ли мне на завтра своего плотника? Я ему неплохо заплачу.

— Хорошо, передам, — кивнул Громов. — Куда ему подойти?

— На «Эсмеральду», мою шхуну — а там уж на галеон.

— Ну вот, галеон еще не готов, — заворчал Жозеф Китаец, — а мы уже отправляться собрались.

— Вот послезавтра и отправимся. Завтра-то пятница — кто в пятницу дела начинает?

Все моряки, а уж пираты — в особенности, всегда отличались крайними суевериями, а потому всегда носили на себе разного рода заговоренные амулеты, частенько делали щедрые подношения церквям своих конфессий, одновременно признавая авторитет различного рода предсказательниц и даже колдуний, одна из которых — весьма колоритная, полная, лет пятидесяти, мулатка в ярких одежках и с ожерельем из засушенных змеиных голов — как раз и дожидалась кого-то из пиратских вождей внизу, в общей зале, где все обращались со всем надлежащим почтением, смешанным с некой толикой откровенного страха. А кто их, колдуний, знает? Возьмет да и превратит в какую-нибудь жабу — запросто! Или порчу наведет. Сжечь бы такую заразу, от греха — да слишком многие ей тут обязаны, слишком многие услугами пользуются, вот как сейчас — отстав от честной компании, к мулатке тотчас же подошел Жозеф Китаец, что-то тихо сказал, и колдунья в ответ энергично кивнула, отчего объемная грудь ее заколыхалась, как море в ветреный день, а змеиные черепа на шее затряслись, словно в лихорадке.

Уходя, Громов не видел, как, обернувшись, кивнул на него Китаец, как ухмыльнулась колдунья, и в смуглой руке ее, блеснув на мгновение, исчез золотой дублон.

Уже ближе к ночи, когда Андрей возвращался домой, его неожиданно окружили нищие — облаченные в рубища белые, мулаты и негры, где-то с полдюжины человек — старик и дети.

— Ай, ай, господин! — протянув руку, прошамкал беззубым ртом какой-то противный старик, чем-то напоминавший незабвенного Георгия Милляра в роли Бабы-Яги. — Пода-ай денежку на пропитание. Пода-а-ай!

Остальные попрошайки запрыгали вокруг, заорали… что-то вдруг сверкнуло, клацнуло… Нож?

Кинув оборванцам мелочь, молодой человек выхватил шпагу:

— А ну пошли прочь!

Бродяги поспешно ретировались, разбежались по сторонам, будто их и не было.

— Вот так-то лучше будет.

Сунув клинок в ножны, молодой человек без всяких приключений добрался домой, поужинал вместе с любимой, да, положив голову ей на колени, задремал — умаялся за день.

Бьянка нежно гладила возлюбленного по волосам… и вдруг тихонько засмеялась.

— Что такое? — Андрей приоткрыл левый глаз.

— У тебя сзади… как будто сострижена прядь. Хотя… не особо и видно.

— Да ну, — лениво потянулся Громов. — У цирюльника я только бороду подстригал. А о просьбе твоей я не забыл, исполнил — кое-что про пиратов узнал.

Девушка улыбнулась:

— Спасибо, что не забыл. Расскажи!

— Ага… — хитровато щурясь, молодой человек поласкал Бьянкину грудь, пикантно круглившуюся под тонким батистом ночной сорочки. — Сначала поцелуй меня, ладно?

— Хорошо, поцелую. Только… ты что же это — одетым собрался спать?

Одежда полетела в шкаф. На пол упала сорочка… Позабыв про усталость, Андрей упивался гибким телом возлюбленной, ее стройными бедрами и нежной шелковистою кожей, ласкал обворожительную ямочку пупка… и другие, не менее пленительные и милые, ямочки, те, что на пояснице… Синие глаза юной баронессы вспыхнули нешуточной страстью, грудь ее взволнованно вздымалась, тяжелое дыхание быстро перешло в томный стон…

Их разбудили с утра, едва только взошло солнце, хотя Громов вовсе не планировал вставать нынче рано, намереваясь хорошенько выспаться перед завтрашним выходом в море.

В дверь постучал Том, хорошо хоть этот добродушный черный парень нынче не прервал интимных ласк, как обычно бывало, а всего лишь разбудил…

— Там к вам пришли, масса.

— Пришли? — молодой человек недовольно выглянул из-под одеяла. — И кто же? Шкипер или дядюшка Сэм?

— Ни тот, ни другой, сэр. Толстая черная женщина!

— Кто-то?!

— Какая женщина? — тут же приподняла голову Бьянка. — Молодая?

— Я б так не сказал, госпожа. Скорей, старая, пожилая. И очень некрасивая, да.

Девушка сладко потянулась, прикрыв глаза, и с хитрецой посмотрела на Громова:

— Старая негритянка…

— Скорее, мулатка, госпожа.

— Пусть мулатка… И какие же у тебя с нею дела, милый?

— Сам хотел бы знать!

Быстро одевшись и прицепив шпагу, молодой человек спустился следом за слугой в сад, однако никого там не обнаружил.

— Она на улице, у калитки, — показал Том. — Сказала, что будет ожидать вас там.

— Ладно, посмотрим.

Выйдя на улицу, Андрей озадаченно покрутил головой, однако кроме играющих в какую-то незамысловатую игру вроде «чижа» пацанов никого не увидел.

— И где же твоя мулатка?

— Не могу знать, масса! — негр выглядел не менее обескураженным. — Только что была. И ведь сказала…

— Вы кого-то ищете, сэр? — один из мальцов — самый чумазый, — бросив игру, вдруг подбежал к Андрею.

— А-а-а! Сын углежога! — узнал мальчишку капитан Гром. — Все такой же грязный… Так что ты хотел?

— Вас ждет одна черная дама, сэр. Здесь, неподалеку, в харчевне. Сказала, чтоб я проводил.

Громов хмыкнул:

— А-а-а, ну раз сказала, тогда веди. Том, можешь быть свободным.

— Понял, сэр.

Харчевня с огромной кружкой вместо вывески располагалась примерно в двухстах шагах от особняка тетушки Марты, на первом этаже — а, скорее, в подвале — обычного двухэтажного дома, каких в Нассау — да и не только здесь — имелось множество. Узкое, вытянутое в длину помещение, старые столы со скамейками, полутьма и — никого, наверное, ввиду раннего времени. Впрочем, в дальнем углу кто-то сидел, сливаясь с темной стеною.

— Она? — Андрей оглянулся к мальчишке, но того уже и след простыл.

В углу как-то зловеще засмеялись:

— Входи, молодой господин, присаживайся. Это я звала тебя.

— В таком случае — доброе утро, — молодой человек с усмешкой уселся напротив мулатки, в которой сразу признал вчерашнюю колдунью, что поджидала Жозефа Китайца в таверне «Черная голова».

Говорят, она и вправду раньше там была, самая настоящая черная голова — высушенная каким-то индейским племенем голова негра! Была, да сплыла — то ли украл кто-нибудь, то ли кто-то из испанских солдат захватил в качестве экзотического трофея.

Глядя на мулатку, Громов почему-то об этой голове вспомнил… а еще вдруг появились мысли о кровавом культе вуду, каких-то заговорах-наговорах и прочем… Волосы-то у него — состригли, ага! А старушка интересная… правда, она как-то устало выглядит… изможденно даже.

— О, Великий Никто!!! — едва капитан Гром уселся, как колдунья с воплем бросилась пред ним на колени. — Отпусти меня! Пожалуйста, отпусти — я не желала тебе ничего плохого.

— А кто желал? — подавив удивление, вкрадчиво осведомился Андрей. — Жозеф Китаец?

— Он… И еще — тот, которого все зовут Бешеный Дирк.

Вздохнув, мулатка кивнула и, не вставая с колен, посмотрела на Громова, как ему показалось, с надеждой:

— Так ты отпустишь меня, могучий господин Ниоткуда?

— Пожалуй, отпущу, зачем ты мне сдалась? — почесав затылок, молодой человек решил подыграть колдунье, а заодно и вызнать кое-что о своих, так сказать, друзьях-компаньонах, с которыми завтра предстояло отправиться в рейд.

Андрей покусал губу: ну Китаец! Ну Бешеный Дирк! С чего это они его заколдовать собрались? Хотя… можно догадаться — с чего. Конкурент! И конкурент сильный. А союзник — вынужденный, просто сообща сейчас легче.

— Так, женщина! А ну-ка, встань, — непререкаемым тоном заявил Громов. — Точнее — сядь, где сидела!

— Да, Великий Никто, слушаюсь! — Мулатка поспешно вскочила на ноги и, глубоко кланяясь собеседнику, уселась на свое место, сложив на столе жилистые, с набухшими венами, руки с короткими, унизанными дешевыми перстнями пальцами.

— Вот так-то лучше будет, — одобрительно кивнул капитан Гром. — Тебя как звать?

— Что, Великий Господин? — колдунья по-прежнему смотрела на Андрея со страхом.

— Зовут как — спрашиваю!

— О, Могучий Никто, зачем тебе мое имя? Или ты все-таки решил погубить меня?

Молодой человек озадаченно потеребил бородку и, положив на стол треуголку, спросил:

— В этой чертовой таверне подают ли выпивку?

— Подают, Великий Господин. Только надо кликнуть хозяина… Я ему запретила входить.

— Так разреши! — хмыкнул Андрей. — Сама-то что будешь — вино или ром?

— Э… ром, да.

— Давай заказывай.

Явившийся на зов колдуньи хозяин, длинный и тощий старик с всклокоченной бородой и желтою кожей, с поклоном принес ром в больших жестяных кружках.

— Ну, вздрогнули… — Громов поднял кружку, то же самое, хрястнув змеиными головами, поспешно проделала и его колоритная собеседница.

Оба выпили, зажевали моченым горохом.

— И как же к тебе обращаться? — все же спросил Андрей.

Колдунья отозвалась неожиданно легко:

— Люди зовут Катанга…

— Катанга так Катанга… Давай-ка выпьем еще! Ох… хороший ром!

— Да, Могучий Никто, неплохой. Я и сама частенько посылаю сюда за выпивкой.

После второй кружки мулатка взбодрилась и совсем перестала бояться, снова попросила ее отпустить.

— Не понял? — удивился молодой человек. — Я тебя держу, что ли?

— Не ты, Великий Господин, но твой «лоа»!

— Кто-кто?

— Тот, кто живет в тебе и явился ко мне сегодняшней ночью. Твой дух! — выпалила Катанга. — Он пришел… потому что я… я сама вызвала его.

Услышав такие слова, Громов усмехнулся — теперь понятно, зачем у него срезали прядь и кому все это надо!

— Твой «лоа» оказался сильнее моего, — опростав третью кружку, пояснила колдунья. — Он оседлал меня сразу, и я ничего не смогла сделать. Я была лошадью, а твой «лоа» — всадником, он загонял меня так, что я еле выжила… и сегодня придет опять… и завтра… пока не умру! Отпусти меня, Могучий Никто!

— А почему ты меня так странно называешь — Никто? — наконец поинтересовался Андрей.

— Потому что ты — Никто! Из Ниоткуда! — В темных глазах колдуньи вновь вспыхнул ужас. — Тебя нет здесь! Не должно быть никак. И все мое колдовство — бессильно, мало того — обернулась на меня саму… О, прости меня, Могучий! Я больше никогда не буду пытаться причинить тебе зло, клянусь святым Георгием — великим железным богом Огуном, и святым Иеронимом, еще именуемым повелителем грома Шанго!

— Ладно, ладно, не юродствуй!

Молодой человек покладисто махнул рукой и тут же, снова вогнав мулатку в страх, осведомился, как она узнала, что он — человек из ниоткуда, которого в этом мире быть не должно?

— Да ты не дрожи так, любезная Катанга, — лучше выпей!

— Да-да… лучше выпить, ага.

— Так откуда узнала?

— От твоего «лоа»! Он явился ко мне ночью… вышел из сверкающей кареты, движимой колдовской силой — без лошадей.

— А какого цвета была карета? — быстро перебил Андрей.

— Хм… — колдунья озадаченно нахмурилась, отчего ее смуглое толстощекое лицо с широким — картошкою — носом приобрело довольно-таки забавный вид. — Кажется, синяя… Да-да — синяя! С такими черными колесами, огромными стеклянными окнами и пылающими глазами — тоже из стекла! А как она рычала, о! Видать, двигали-то ее злобные демоны.

Синяя карета… Громов сразу припомнил — был у него когда-то синий «Рено-Логан»… Но откуда об этом может знать Катанга?! Описала-то, между прочим, четко… Значит, есть что-то такое в ее колдовстве… есть…

— А, скажи-ка, тетушка, что я должен сделать, чтоб мой… как его… дух, что ли…

— Лоа, Великий Господин, — подсказала колдунья.

— Чтоб мой лоа больше не приставал к тебе.

— Как что? Вступить с ним в связь, сказать ему! — Катанга повела плечом.

— Прямо сейчас?

— О… любезнейший Никто… — изрядно захмелевшая мулатка немного опешила и не смогла сдержать довольной улыбки. — Если тебе не трудно.

— Да не трудно… Эй, кабатчик! Тащи еще рому!

— Уже принес, господин, — подбежав, ушлый кабатчик принес объемистую бутыль черного английского стекла, заткнутую вместо пробки обглоданным кукурузным початком. — Пейте на здоровье! Нет, нет, платить не надо, это просто угощение. Друзья тетушки Катанги — мои друзья.

Махнув рукой, Громов поднял кружку:

— Ну, будем!

— Будем!

Колдунья и капитан чокнулись, выпили и — разом — хмыкнули, новая порции огненного напитка оказалась куда забористее прежней. Или это просто так показалось? На пустой-то желудок. С утра.

— Так, говоришь, мой «лоа» к тебе на синем «Рено» приезжал? — подъедая горох, уточнил молодой человек, уже чувствуя, что начальная стадия алкогольного опьянения не миновала и его самого.

— Угу, на синем… на синей повозке. Без лошадей, ага!

— Ха! Без лошадей?! Да там семьдесят лошадок! Или больше… не помню уже. В общем, так, — посмотрев на мулатку, капитан Гром грозно сдвинул брови. — Я от тебя кое-что узнать хочу, между прочим. Ежели спрошу — ответишь? Только честно.

— Отвечу, угу, — бросив в рот изрядную горсть гороха, Катанга громко икнула и посетовала: — Ох, и забористый же ром нынче в этой корчме! Всегда хороший был, а сейчас — еще лучше! Спрашивай, господин, о чем хочешь! Отвечу!

— Что еще ты обо мне знаешь? — молодой человек снова ожег собеседницу взглядом.

Та замотала головой:

— Больше ничего, клянусь железным богом Огуном, Великим Ме и Господом нашим Иисусом! Если желаешь, могу прямо сейчас, в подтверждение, выпустить из вен всю свою кровь.

— Не надо, — брезгливо покривил губы Андрей. — Крови только еще нам и не хватало! Лучше скажи — а как мне вернуться обратно? Ну… туда… в никуда, как ты говоришь.

— Корабль, — не задумываясь, отозвалась колдунья. — Есть проклятый корабль — и ты его знаешь.

Громов ничуть не удивился — в принципе чего-то подобного он и ждал — лишь посетовал, что в прошлый раз попал куда-то не туда.

— А ты пытайся, Великий Никто! — пьяно улыбнулась мулатка. — Проклятый корабль — пушка, ты — ядро… выстрел может быть и не в ту сторону.

— Еще б знать, кто канонир, — Андрей покусал губы и плеснул в кружки ром.

— А канонир — он!

Хохотнув, Катанга кивнула на небо, имея в виду непонятно кого — то ли Иисуса Христа, то ли железного бога Огуна, то ли загадочного Великого Ме.

— Понял, не дурак, — Громов азартно хлопнул в ладоши. — Что ж, спросим иначе — где мне этот проклятый корабль найти?

— Ну сейчас даже дети знают — в гавани Сан-Августина, вестимо. Там он, голубчик, и стоит… мертвый!

— Что значит — мертвый?

— Сам увидишь, Великий Господин, сам все увидишь.

— И обязательно в грозу надо? — опрокинув кружку, продолжал допытываться Андрей. — В спокойную погоду — никак?

— Никак! Гром нужен, молния — великий Шанго!

— А место? — не отставал молодой человек. — В любом можно?

— Пушке все равно, где стрелять. Главное — куда… и — в кого.

— Я так и думал… точнее — знал. Слушай, тетушка Катанга… а скажи-ка еще…

Ничего конкретного Громов больше не добился, то ли колдунья уже была сильно пьяна, то ли не так уж хорошо и разбиралась во всей этой теме, проявляя лишь самые поверхностные знания, примерно такие же, как у самого Андрея по истории средневековой Японии, той, что до сегунов.

А «Барон Рохо» — мулатка называла его — «Большой корабль цвета крови» — ей как-то привиделся во сне, точнее говоря — явился. И тотчас же — буквально на следующий день — зашел в гавань Нассау. Катанга уже точно знала — это проклятый корабль, и кому надо об этом шепнула, за что поимела пару гиней и доброе к себе отношение.

— А, ла-адно, — махнув на все рукой, Громов схватил кружку. — Ну что? Выпьем… бедная подружка… дряхлой юности моей!

Потом молодой человек торжественно приказал своему «лоа» больше не садиться в синий «Рено» и не ездить по ночам в 1707 год, к тетушке Катанге, особе не злобной, а вполне добропорядочной и даже, как вскоре выяснилось — хорошо знакомой с местным священником, отцом Теодором.

— Вот к нему мы сейчас и пойдем, господин Эндрю! Я племянниц своих позову: Анну-Марию, Консуэлу, Летицию… Отец Теодор их любит. Вина попьем, песен попоем, потанцуем! Знаешь, как Анна-Мария танец змеи пляшет? О! Тебе понравится, клянусь святым Георгием и железным Огуном!

Предложение, конечно, было захватывающим. Но, на взгляд Громова, слишком уж авантюрным — какие-то подозрительные мулатки, танцы… А вдруг еще Бьянка узнает? Нассау — городок маленький.

Не пошел! Выпил на посошок, облобызался с колдуньей, слезно обещавшей направить все свое колдовство против громовских врагов, да отправился домой — обедать. Что и сказать, с утра росинки маковой во рту не было… если не считать моченого гороха да пары-тройки литров доброго ямайского рома!

Домой Андрей явился в настроении самом хорошем и добром — тянуло петь что-нибудь в стиле Боба Марли, шутить, смеяться и всех-всех любить — особливо Бьянку, обнаруженную Громовым в беседке, в саду, в обществе тетушки Марты.

— Ах, душа моя! Дай поцелую…

Бьянка смешливо отбивалась и фыркала, правда недолго — тетушка Марта проворно принесла из подвала кувшинчик красненького винца. Холодненького! Как раз хорошо — сверху-то на ром, так сказать — полирнуть.

— Ай, молодец! — глядя на Громова, смеялась квартирная хозяйка, вообще-то — женщина весьма богобоязненная и строгая. — Вот и мой старик когда-то так же — уйдет, бывало, с утра, по делам — вернется к обеду пьяным!

Море было спокойным, дул легкий бриз, и три дюжины пиратских судов, включая самый большой — недавно захваченный «серебряный» галеон, переименованный в «Ветер удачи», — легли в дрейф неподалеку от низкого берега и спокойно высадили десант.

— Удачи вам, парни!

Провожая своих людей, капитан Гром лично распоряжался погрузкой фальконетов, и даже двух двенадцатифунтовых пушек.

Последние весили тонну — с борта галеона на берег перевезли лошадей и телеги с импровизированными лафетами, сделанными все тем же плотником Спиридоном. Без артиллерии пираты просто не смогли б обойтись — кроме форта, город окружала крепкая каменная стена с мощными — единственными — воротами, так что пушки — даже фальконеты — здесь пришлись бы впору.

Десантом командовали Бешеный Дирк и Жозеф Китаец, Андрей взял на себя морскую часть операции, а «Бугай» Бенингхэм осуществлял общее руководство, сменив капитанский мостик галеона на корму небольшой, но юркой и проворной шхуны. План в основном составил Громов, плюс ко всему Бенингхэм присоветовал пару дельных вещей, с неприкрытым восхищением оценив задумку капитана «Жозефины» с пушками. Спиридон не подвел — изготовил лафеты вовремя, на вид они казались вполне надежными и, по всему, никак не должны были развалиться сразу после первого же выстрела.

Главное в придуманном Андреем плане, кроме внезапности нападения, составляла еще и четкая слаженность действий с суши и с моря, для чего была разработана четкая связь через эстафету. Все дело в том, что, одновременно со штурмом города с суши, где было задействовано подавляющее число людей, Громов намеревался встать на рейде у входа в гавань, наглухо закупорив все оказавшиеся там суда. Кроме «Жозефины» в таком деле задействовали бриг и две шхуны, установив на них дополнительные пушки с других кораблей.

От места высадки десанта до городских ворот было, по прикидкам Громова, около пяти километров, которые пираты — с учетом перевозки пушек — должны были пройти часа за два, если исключить все досадные случайности, вполне способные сильно задержать вторжение — типа сломавшегося колеса или оси. Для таких случаев и была предусмотрена эстафета — расставленные в прямой видимости бойцы, в чьи обязанности как раз и входила подача условных сигналов, ведь ветер вовсе не был попутным, и оставшиеся под командованием капитана Грома суда вынуждены были маневрировать, идти галсами, на что требовалось не так уж и мало времени.

Едва последняя шлюпка отчалила от борта «Жозефины», Андрей приказал ложиться на заданный курс — в гавань Сан-Августина. Маневр сей, вслед за флагманской бригантиной, проделали и другие суда, уже потерявшие из виду большую часть углубившихся в прибрежную рощу пиратов.

Меж кораблями и берегом, на мелководье, шла небольшая лодка с четырьмя гребцами и востроглазым Лесли Смитом, белобрысым юнгой, ныне отвечающим за важную часть эстафеты — парнишка должен был вовремя заметить поданный с берега сигнал и продублировать его, подняв шест с вымпелом.

Зарываясь носами в волну, суда, одно за другим, вновь сменили галсы, повернув к берегу. Громов схватил подзорную трубу, разглядев на уже оказавшейся весьма далеко лодке синий вымпел, означавший, что все идет по плану, никаких задержек нет.

Покусав губы — все ж-таки волновался, — капитан перевел взгляд на мыс, за которым виднелись дома и мрачные стены крепости Святого Марка.

— Все спокойно, Антуан. Идем в гавань. Команда! Готовиться к смене галса!

Матросы ринулись к парусам, часть парусов встрепенулась, а часть, наоборот, взяли на рифы…

— Хорошо, — круто переложив штурвал, усмехнулся шкипер. — Сан-Августин… Когда-то давно, у самого устья реки, здесь стоял форт Кэролен, его основали французы, гугеноты. Испанцы их выбили, форт сожгли и построили город, а затем и свой форт. Вон этот — гастилло Сан-Маркос. Так, говоришь, его пушки вполне способны поразить цель на рейде?

— Способны добросить ядро, — пояснил Громов. — А уж попасть — это как бог даст. Но и мы тоже не должны изображать из себя мишени и подставлять врагу борт! Будем маневрировать и под шумок попытаемся прорваться в гавань — всё, что там есть — наше.

— Прорваться-то прорвемся, — мрачно кивнул француз. — Вот как потом обратно вырваться? Не думаю, чтоб наши сумели захватить форт.

— Мы и не собираемся его захватывать, — Андрей снова приложил подзорную трубу к глазу. — Я хорошо знаю форт и уверен — дело это бесполезное и пустое. Только людей зря положим. А вот сделать вид… Вот мы и проскользнем, воспользовавшись суматохой.

— Дай-то бог, дай-то бог, дорогой Андре, — устало промолвил шкипер. — Надеюсь, уже очень скоро мы будем очень далеко отсюда. Ах, Франция! Скорей бы, скорей… Знаете, друг мой, я уже устал ждать. Эх, если б было в достатке людей! С дюжиной-то мы не сможем управиться даже с небольшим шлюпом. А что шлюп? Вот «Жозефина» — совсем другое дело, хотя и она маловата… вот если бы под королевские лилии встал какой-нибудь фрегат! Это было бы совсем другое дело, это бы оценили… впрочем, уверен, и «Жозефину» оценят. Лишь бы найти людей. Кстати, вы говорили с плотником?

— Он согласен, — Андрей улыбнулся и невольно вздрогнул, услышав донесшийся с берега долгожданный пушечный залп!

— Наши пушки! — потер ладони француз. — Ну наконец-то!

— Идем в гавань. Только осторожно — нужно обогнуть по пологой дуге форт.

— Верно, там уже заметили наши паруса, — шкипер переложил штурвал и неожиданно рассмеялся. — Ну вот, сейчас начнется потеха! На берегу-то они уже забегали… а по нам даже не дали предупредительный залп.

— Просто не знали, кто мы, — Андре вновь поднял подзорную трубу, которую так и не выпускал из рук. — Четыре небольших кораблика — бриг, шхуны — скорее всего, торговые, — чего нас бояться-то? А вот сейчас, когда все началось…

Бабах!!!

Пушки крепости, наконец, громыхнули, послав ядра в показавшиеся у входа в гавань суда. Выстрелили, само собой, для острастки, слишком уж велико было расстояние, да и вообще — попасть в небольшую верткую цель вряд ли было бы для тогдашней артиллерии реальным делом. Вот если бы на рейде встали фрегаты или — еще лучше — эскадра огромных и неповоротливых линейных кораблей, вот тогда бы, конечно, попали бы. Кстати, название «линейные» произошло вовсе не от слова «линия» — во время боя эти суда все ж-таки выстраивались не в линию, а в колонну, а линейными их называли по такому же принципу, что и, к примеру — «линейная пехота» — не потому что сражается в линии, а потому что — главная, основная.

С капитанского мостика, всегда располагавшегося на корме корабля, как самого наиболее быстро очищающегося от порохового дыма места, вид вперед заслоняли паруса, и что-то толком разглядеть можно было только при смене галса… Вот, как сейчас, при входе в гавань…

— Черт побери! — повернув штурвал, восхищенно выругался француз. — А вот такой кораблик нам бы не помешал!

Он кивнул на стоящее вдалеке от форта, у рыбацкого причала, судно — большой трехмачтовый корабль с изящными формами и выкрашенными в густой красный цвет бортами и кормою.

— Вот это фрегат… — любуясь, протянул шкипер. — Красавец! Сорок пушек — и это как минимум! А порты, похоже, прорезали совсем недавно…

— Конечно, недавно, — Громов нервно побарабанил пальцами по подзорной трубе. — Когда-то это был просто очень хороший торговый пинас, построенный где-то на северной верфи — то ли в Швеции, то ли в Дании.

— А может — во Франции? — не отрывая от парусника взволнованно-алчного взгляда, прошептал Антуан. — Он очень похож на «Ля Коронне», одно из лучших французских судов… только, конечно, меньше. Послушайте, друг мой, мы обязательно должны взять его, взять!

— Возьмем, — спокойно согласился Андрей. — Это «Красный Барон», действительно, весьма неплохое судно.

— Так вы его знаете?

Громов повел плечом:

— Раньше оно принадлежало союзникам англичан — каталонцам, затем англичанам, а сейчас, судя по всему… увы…

— Дайте-ка посмотреть, — взяв у капитана подзорную трубу, француз внимательно всмотрелся в красивое красное судно. — А вы знали его последнего капитана, мон шер?

— Приходилось встречаться, — сдержанно отозвался Андрей. — А что?

Шкипер отдал ему оптику:

— Тогда взгляните, не он ли там висит на грот-мачте?

— Где?!

— На нижней рее… В ряду других бедолаг, коих, как видно, испанцы, захватив судно, повесили за все и подвиги. Дураки! Нечего было сдаваться!

— А ведь давно висят… — внимательно разглядывая повешенных, тихо протянул Громов. — Уже почти разложились. А с чего вы взяли, что они сдались?

— С корабля, мон шер ами, с корабля! — шкипер засмеялся и хмыкнул. — Присмотритесь внимательней, на нем нет ни пробоин, ни вообще следов от ядер… Разве что свежие доски ближе к корме… уже заделали. Однако адмирал Ригалья почему-то этот кораблик с собой в плаванье не прихватил. Может, людей не хватило…

— Скорее, это просто частное судно, — вслух предположил Громов. — Захваченное… или проданное после захвата какому-либо влиятельному лицу, может быть, даже коменданту крепости или градоначальнику… Да! Так и есть, черт побери!

— Что? Что вы там такое заметили?

— Они уже заделали часть портов. Думаю, нынешний хозяин намерен использовать корабль в качестве торгового судна. «Красный Барон» — добрый океанский парусник и вполне способен приносить своему владельцу весьма неплохую прибыль.

— Так мы его берем, любезный месье Тоннер?

— Конечно, мон шер амии. Обязательно! Команде — курс зюйд-вест.

Хлопнули паруса, судно резко повернуло, взяв круто к ветру…

— Убрать марселя!

Бабах!!! Из форта снова жахнули пушки, ядра просвистели мимо «Жозефины». Едва не повредив такелаж.

— Сигнальщик! — Андрей быстро подозвал вахтенного матроса. — Передай остальным — пусть остаются на рейде и прикрывают выход.

Быстро пройдя покрываемую выстрелами крепостных пушек зону, ведомая рукой опытного кормчего бригантина взяла южнее, к красному кораблю, гордо возвышающемуся среди рыбацких лодок, к которым уже неслись со всех ног люди, пытающиеся спастись от пиратов.

Даже здесь, в гавани, были слышны выстрелы и громкие крики, город уже горел, и густой клубящийся дым поднимался в небо черными, ложащимися под ветер столбами. Увидав «Жозефину», бегущие к лодкам люди испуганно остановились и бросились к форту, где уже обрели защиту почти все жители Сан-Августина, накопившие немалый опыт спасения от разбойничьих английских рейдов, по сложившейся традиции всегда заканчивающихся сожжением города дотла.

Чувствуя себя виновным в постигших бедах несчастных горожан, Громов старался не думать о том, что сейчас делается в городе. Как пираты, врываясь в дома, убивают не успевших укрыться жителей, насилуют всех попавшихся на пути женщин, грабят, жгут. Впрочем, испанцы, напав на тот же Нассау или любую другую английскую колонию, вели себя ничуть не лучше, хотя были вовсе не пиратами, а представляли собой регулярные колониальные части Его величества короля Филиппа Анжуйского, коего, правда, еще не признала вся Испания… и никак не хотели признать Англия, Голландия, Австрия… Скоро признают. Когда Филипп выполнит все их условия и откажется от французской короны. По сути, незачем было и воевать столько лет из-за каких-то дурацких амбиций.

Андрей невольно усмехнулся: и в самом деле, если разобраться, дурацкая складывалась ситуация! Он, Громов, собирался поселиться во Франции, а французы были союзниками испанцев, тех, кого сейчас весело громили пираты. В точно таком же положении, кстати, был сейчас и шкипер Антуан.

— Думаете о странных переплетениях судьбы? — француз словно бы подслушал мысли. — Да, испанцы — союзники нашего короля Людовика… Но мы с вами лично им ничего плохого не сделали — никого ведь не зарезали, не пристрелили. Просто катаемся себе на кораблике… да берем ничье. Вот, как этот «Красный Барон»… что-то я нигде не вижу его владельца! И вы не видите, мон шер ами? Ай-ай-ай! Похоже, корабль-то — ничей. А мы его нашли! Так, случайно. Ну и заберем себе, не оставлять же такого красавца гнить у причала? Это было бы слишком жестоко, а мы — люди добрые… Ого, господин капитан! Там, на борту, какие-то люди… Спасаются, словно крысы! Ой, ой, ой — даже прыгают в воду!

«Жозефина» мягко подошла к причалу, и остатки ее экипажа, ведомые лично капитаном, не встречая сопротивления, заняли красный корабль!

Андрей все никак не мог поверить, что «Красный Барон» теперь находился в его руках… впрочем, судно еще было нужно вывести из гавани под пушками форта, и сделать это как можно скорее — похоже, на суше все уже подходило к концу, задуманный Громовым план вполне удался.

На суше — да, а вот на море… тут следовало еще постараться!

— Возьмите все эти большие лодки, — подумав, распорядился Андрей. — Набейте их порохом, паклей и всем, что хорошо горит. Бегом!

Матросы ринулись исполнять приказание, не прошло и часа, как готовые брандеры покачивались на волнах в ожидании команды капитана.

— Что ж, ветер как раз такой, какой надо, — Громов покусал губы. — Ставьте паруса, поджигайте запалы… Остальным! Сниматься с якоря, поднять брамсели и блинд. Малым ходом вперед, помолясь!

Реи уже избавили от трупов, сложив останки у левого борта, чтоб потом опустить бедолаг в пучину — достойные похороны моряков. Вся оснастка «Барона Рохо» оказалась в полном порядке, вот только пушек осталось маловато — парусник действительно готовили под торговое дело.

«Красный Барон» шел к выходу из гавани первым, бывшая сейчас в единовластном управлении шкипера «Жозефина» скромно держалась позади, повторяя все маневры захваченного пинаса — или просто «судна», как назвали все подобные корабли, трехмачтовую, проверенную временем, классику.

С форта громыхнули орудия, бастионы окутались дымом, медленно и неохотно уносящимся ветром. Одно из ядер угодило в корму «Жозефины», слава богу, расстояние оказалось слишком велико, для того чтобы даже и двадцатичетырехфунтовое ядро смогло бы причинить слишком уж серьезные повреждения. Так, разнесло часть палубы и фальшборт, да кормовой фонарь сшибло.

И все же это было неприятно — получить такой вот гостинец!

— Черт! Что с брандерами? — пробираясь к бушприту, выругался Громов. — Ну! Давайте же, ну!

Брандеры вспыхнули один за другим, почти разом, рванули желто-красным пламенем, задымили — и ветер услужливо понес густой дым на бастионы форта.

— Поднять все паруса! — быстро распорядился Андрей. — Полный вперед! Уходим.

Со стороны крепости снова грянул залп. Ясно, что стреляли абы как — в дым, в потемки, совершенно не представляя, где, в каком именно месте находится цель. И все же Громову стало не по себе — пушки форта наверняка были пристреляны…

Ветер развеял дым. Показалось небо и светло-синие волны там, впереди! Запоздало ахнул пушечный залп.

— Салют! — оглядываясь, капитан Гром улыбнулся. — Прощальный салют, да. А ведь сладилось всё! Получилось!

«Красный Барон» был тем якорем, что надежно удерживал Громова в здешних морях, давая хоть какую-то надежду на возвращение в свой привычный и казавшийся нынче таким далеким и нереальным мир. Теперь проклятый корабль в его, Андрея, руках, пытаться прорваться сквозь время можно в любом месте — так сказала колдунья, и Громов ей верил, эта хитрая мулатка знала много того, чего никак не должна была знать.

Пушка стреляет с любого места, главное — канонир. И — гроза. Энергия средней грозы, как вычитал когда-то молодой человек, равна энергии небольшого ядерного взрыва — пятнадцать-шестнадцать тысяч тонн в тротиловом эквиваленте. Примерно такой взрыв произошел и там, в Эйкене… А здесь взрывов не будет, здесь только молния, гроза… Одна надежда. И, слава богу, есть корабль, тот самый, с помощью которого только и можно вернуться. Желательно туда, откуда пришел. Но, как сказала захмелевшая колдунья — надо пытаться…

Выйдя из гавани, «Барон Рохо» и «Жозефина» присоединились к дожидающимся их судам и, сменив галс, взяли курс к пиратской эскадре.

Люди Китайца и Бешеного Дирка взяли в Сан-Августине немало добычи, которая, однако, меркла перед захваченным в гавани призом. «Красный Барон» — это судно вызывало явную зависть. Впрочем, покуда пираты веселились! Рейд прошел вполне удачно, немного разжились золотишком и серебром, но большей частью — разного рода добром и рабами. Погибших — в том числе и повешенных с «Барона Рохо» — с молитвами предали морю, и с нарастающим весельем пустились в обратный путь.

Весь Нассау гудел две недели! Пираты проматывали добычу в лупанариях и кабаках, а как-то, устроив салют, чуть было не сожгли город дотла. Губернатор Миллз по этому поводу сильно ругался и даже велел дать зачинщикам плетей, чего Громов, Бьянка и их сотоварищи уже не увидели, ибо, соблазнив приличным жалованьем неких, уже спустивших все свое добро, гуляк, набрали матросов и, наконец, отправились к далеким нормандским берегам. Ушли на «Красном Бароне», «Жозефину» же продали «Бугаю» Бенингхэму с большой скидкой. Гостеприимный берег Нью-Провиденса остался далеко за кормой, впереди — через много недель — ждала Франция, а может быть — Андрей никак не оставлял эту мысль — и хорошая гроза с канонадным громом и молниями, сверкающими, как тысячи солнц!

Океан казался спокойным и пустынным, лишь где-то далеко на юге Громов, глянув в окуляр подзорной трубы, как-то заметил белые лоскутки парусов, быстро пропавших из виду.

Это была эскадра решительного испанского адмирала дона Франсиско де Ригалья-и-Альберона, возвращавшаяся в сожженный пиратами Сан-Августин с грузом американского золота. Узрев разрушенный город, адмирал тотчас же выделил для мести часть кораблей, в том числе — и все свои красавцы-фрегаты. Виноватых особо не искали, просто выбрали два ближайших крупных поселения «проклятых английских собак» — Нассау и Чарльз Таун, — потом дон Франсиско лично швырнул игральные кости… Не повезло Нассау — стоявшие на рейде фрегаты обстреливали город часов пять, после чего в дело пошли войска…

Кто-то из жителей сумел бежать в горы, губернатор — откупился. Опытный и далеко не глупый пиратский капитан Бенингхэм, при виде многочисленных чужих парусов, отплыл на шхуне неизвестно куда, вскоре объявившись в Джеймстауне, где вновь занялся своим привычным делом. А вот Жозефу Китайцу и Бешеному Дирку удача изменила — оба были пойманы испанцами при попытке бежать, опознаны и после короткого, но справедливого суда повешены на реях собственных кораблей. Говорят, этих всегда удачливых парней предал кто-то из их ближайших соратников — испанцы точно знали, кого и где искать. Может быть, не обошлось и без предательства, но по всему вновь отстроившемуся через некоторое время Нассау ходили упорные слухи о сверхъестественной подоплеке этого дела. По крайней мере, все мулаты и негры знали — Китаец и Бешеный Дирк обидели самого Великого Ме! Вот тот и наказал обоих. И поделом. А не ссорьтесь с чужими богами и духами! Никогда.

Глава 9

Лето 1707 г. Онфлер, Нижняя Нормандия

Флаги над городом

Утро выдалось хмурым, дождливым, безрадостным. С моря одна за другой наползали свинцово-сизые тяжелые тучи, словно бы их каким-то образом пересылали через пролив извечные враги — англичане. Был праздничный день — в честь какого-то из многочисленных святых, по сему поводу приехавший из Руана епископ отслужил торжественную мессу в длинной, чем-то похожей на корабль, церкви Святой Екатерины, располагавшейся неподалеку от недавно приобретенного Громовым дома. Впрочем, в этом маленьком нормандском городке понятия «далеко» не существовало вовсе.

Упоминавшийся еще в одиннадцатом веке в качестве владения нормандского герцога Ричарда Плантагенета, он быстро превратился в важный торговый центр на перекрестке путей из Руана в Англию, в период так называемой Столетней войны неоднократно переходил из рук в руки, а в пятнадцатом веке стал прибежищем многочисленных пиратов, чьи небольшие суда могли, в случае надобности, спокойно скрываться от врагов в устье Сены, великой реки, на которой — точнее, при впадении ее в море (пролив Ла-Манш, или просто — Манш, как говорят французы) и располагался город.

В семнадцатом веке городские жители сильно разбогатели на торговле с Америкой, именно по этой причине к началу войны за испанское наследство Онфлер, а не находящийся напротив — через Сену — портовый, и куда больший по размерам, Гавр, представлял собой лакомый кусок для рейдов английских каперов. Город нужно было защищать, а вот должности адмирала, который бы занимался именно этим, не существовало вовсе. Подобные посты традиционно занимали люди родовитые, дворяне крови, жаждавшие к своей дворянской чести прибавить еще и немаленькое королевское жалованье, чего престарелый Людовик Четырнадцатый никак не мог себе позволить ввиду полного расстройства финансов из-за непомерных имперских амбиций и патологической жажды роскоши.

Чемпионатов мира по футболу и всяких там олимпиад-универсиад Людовик, конечно, не проводил, надо полагать, ввиду полного отсутствия у него нефти и газа, но все его военные авантюры, страсть к «ручному управлению» через лично назначаемых интендантов, бесконечные поборы и взятки, тупая жадность придворных олигархов оздоровлению экономической ситуации вовсе не способствовали, подталкивая оную к полному краху. Народ и простые дворяне, еще десятка два лет назад не смевшие произносить королевское имя без надлежаще выказываемого благоговения, нынче откровенно смеялись над своим монархом и сочиняли про него скабрезные песни. Мало того что сочиняли — не стеснялись и петь, орали по вечерам во всех портовых тавернах! Авторитет королевской власти, некогда весьма высокий, упал так, что людям стыдно стало смотреть другу другу в глаза, политически корректные лозунги — типа «Франция, вперед!» орали только полные идиоты, подлецы и подонки.

Правда, король сильно поднял жалованье военным: в основном жандармам и конно-полицейской страже — все за счет новых поборов, конечно, тяжесть которых легла исключительно на плечи простого народа, хотя король-солнце и декларировал, что будут платить все!

Какого-либо авторитета подобными действиями все больше впадавший в маразм монарх не добился: несмотря на повышение жалованья, жандармы и военные его презирали, как презирают любого слабого, обожающего только болтать, тирана, с претензиями на абсолютную власть, народ же своего короля открыто ненавидел и уже больше не боялся, ибо как можно бояться того, кто стал так смешон, про кого на всех углах пели веселые песни?

Но все же, все же, до тысяча семьсот восемьдесят девятого революционного года было еще далеко, и все как-то приспособились, жили, помаленьку воруя где только можно и по привычке поругивая свою бестолковую власть. Этакое серенькое вонючее болото, можно сказать — «стабильность», а можно — «застой», когда никакие проблемы не решаются никак, лишь забалтываются, копятся годами, десятилетиями, а потом — ка-ак рванет!!! И вот вам, пожалуйста — якобинцы, «враги народа», Робеспьер с гильотиной и революционными трибуналами.

Но это — когда еще. А пока — все хорошо, прекрасная маркиза, все хорошо, все хо-ро-шо! Спокойно — главное. Правда здесь, вот здесь, в Онфлере, не очень — богатства жителей городка вызывали сильную зависть у англичан, но, опасаясь сильной французской армии и целого полка местной конно-полицейской стражи, высаживать десант английские рейдеры не рисковали, ограничиваясь тупой бомбардировкой города и ультиматумами, без всяких политических пошлостей предлагавшими горожанам просто-напросто откупиться.

Вот за это Громов англичан уважал — по крайней мере — честно! И был у британских каперов как бельмо на глазу со своим сорокапушечным «Красным Бароном», надежно защищавшим город до подхода подкрепления из Гавра. Такую уж роль отвел ему старый приятель Антуан, воспринятый «высоким» онфлерским обществом с большим почтением и честью. Маркиз Антуан Мари-Жан де Флери де Сент-Обан — так теперь именовался бывший пиратский шкипер, с удовлетворением — и некоторой толикой удивления — обнаруживший полное отсутствие своих давних врагов по всей Нижней Нормандии, от Шербура, Авранша, Сен-Ло и до Пэй-д'Ож включительно. Все его враги давно перебрались в Париж, точнее сказать в — Версаль, куда маркиз де Сент-Обан тотчас же и отправился, заручившись письмами от всего местного истеблишмента. Он был здесь свой, и многие кое в чем на него надеялись. Как заметила одна не первой молодости дама: «Антуан уехал в Америку юношей, а вернулся настоящим рыцарем, шевалье!»

Пристроить — если в данном случае будет уместно столь одиозное слово — Громова на приличную его капитанскому званию должность для маркиза, как он и обещал ранее, не составило совершенно никакого труда, как сильно подозревал Андрей — потому что никто из местных дворян не горел особым желанием возглавить военно-морскую оборону города, флот которой насчитывал три шлюпа и одну старую шхуну. А тут нате вам, словно подарок с небес на головы свалился — славный капитан Андре де Тоннер с личным фрегатом! Да еще и с состоянием, непонятно как накопленным… то есть если человек из Америки прибыл богатым, так понятно — как…

Таким образом, с легкой руки своего друга, маркиза де Сент-Обан, кандидат исторических наук, бывший предприниматель в области логистики и транспортных перевозок, Андрей Андреевич Громов, он же — капитан Эндрю Гром, он же — шевалье де Тоннер, стал помощником губернатора Онфлера — сухонького и глуховатого старичка, барона де Риля — по военно-морскому делу.

Первое, что сделал Андрей на сем поприще, это полностью освободил один шлюп от фальконетов, мушкетов и прочего, облегчив его, насколько возможно, и превратив в довольно быстрое посыльное судно, главной задачей которого было в случае опасности добраться через Сену до Гавра, за помощью.

Старичок губернатор никакой помощи не оказывал, но и в дела Громова не вмешивался — спасибо и на том. Правда, как-то раз все же высказался, шутливо погрозив новому заместителю пальцем:

— Не сильно-то надейтесь на Гавр, любезный месье Тоннер! Пока до него доберутся, пока они пришлют подкрепление… пришлют, конечно же, попробовали бы не прислать — у них там целый жандармский полк, все молодцы в красных мундирах, один к одному! — однако торопиться с этим не будут, Гавр — город молодой, нашему славному Хонфлеу — завистник и первый конкурент. Так что не очень-то на подмогу надейтесь!

Замечание было весьма существенное, несмотря на старомодную манеру губернатора произносить слова и строить фразы. Даже город он называл по-старому — Хонфлеу, слово то было не французским — норвежским, ибо город когда-то основали именно норвежские викинги, и приставка «флеу» произошла от норвежского — «флот» — «устье реки». Так город и назывался — Хонфлеу, — и лишь в последнюю сотню лет название постепенно офранцузилось — перестали произносить первую букву, а окончание — «флеу» переделали в понятное всем «флер» — «цветок».

Кстати, губернатор здесь почти ничем не распоряжался, лишь олицетворяя собой традиции, вся власть, как и везде в провинциях, да и в Париже тоже, принадлежала различного рода интендантам — полиции, правосудия, финансов — полномочным представителям короля, лично им назначаемым и обладавшим самыми широкими полномочиями. Прежний сюр-интендант Онфлера, некий месье де Брюи, не так давно был отозван со своей должности, отозван за вопиющие злоупотребления и самое наглое воровство, причем все это, естественно, не дало бы никакого повода для отставки, если бы не могущественные враги и их интриги.

Де Брюи, по слухам, когда-то был лавочником, затем разбогател на торговле лесом, получив назначение на губернаторскую должность за крупную взятку, сунутую нужным людям в Версале. Они и пролоббировали его назначение, и сам король пожаловал новоявленному губернатору дворянское звание… далеко не за просто так. Брюи — благородную приставку «де» — «из» — он получил вовсе не при рождении — был из простолюдинов, обычный пройдоха-нувориш, никаким уважением местных шевалье никогда не пользовавшийся… вот они и интриговали, правда, и бывший лавочник тоже поднаторел в подобных делах, быстро скушав зачинателя всех интриг — старого маркиза Жан-Мари де Сент-Обана, вскоре скончавшегося «от огорчения». Его сын Антуан — ныне вернувшийся — тотчас же воспользовался ситуацией и, заручившись поддержкой местной аристократии, бросился со всех ног в Версаль — восстановить честное имя отца, ну и заодно… может, чего еще выгорит?

В результате всех пертурбаций высшая власть в Онфлере пока находилась в таком вот подвешенном состоянии, мягко говоря, вовсе не способствуя действенной обороне города от английских рейдеров.

Кроме зама по морским делам — шевалье де Тоннера — Громова, — поддержанного местным дворянством с подачи молодого маркиза, еще имелся заместитель, так сказать, «по сухопутью» — командир полка конно-полицейской стражи барон Жан-Батист д'Эвре, высокий, всегда подтянутый, мужчина с красивым и мужественным лицом, очень похожий на молодого Жана Маре.

И был еще господин Эмиль Дюпре, хозяин приносящей весьма солидный доход лесопилки и, по совместительству, начальник местной милиции — так тогда именовалось городское ополчение, здесь, в Онфлере, насчитывающее около трехсот человек, что, в общем-то, немало. Месье Дюпре к благородному сословию никакого отношения не имел, и выглядел соответствующе — невысокого роста, крепенький, с круглым крестьянским лицом и хитроватым, себе на уме, взглядом.

После обедни Громов заглянул домой — Бьянка уже ушла на рынок в компании недавно нанятой служанки — сбросил, ввиду прояснившегося неба и резкого потепления — плащ, прихватил «верного грума» Тома и, прицепив шпагу, отправился делать запланированные еще вчера визиты. Собственно говоря, нужно было навестить-то всего двоих — полковника и главного милиционера.

Начал Андрей с милиции — что было куда ближе, полк конно-полицейской стражи квартировал чуть ли не за городом… впрочем, тоже не особенно далеко, — а вот месье Дюпре и его милицейская рота, как и договаривались, ожидали визита «господина капитана» на просторной площади близ приземистой, но с высокой округлою башенкой, церкви Святого Леонарда.

«Рота» — около пяти дюжин человек, вооруженных кто во что горазд и столь же разнообразно одетых — по не особо-то молодцеватой команде своего командира попыталась отсалютовать гостю одновременно поднятыми на плечи ружьями… Получилось плохо — некрасиво и невпопад, а несколько тщедушных пареньков с мушкетами вообще не смогли вскинуть на тощие плечи свое тяжеленное оружие.

— Здравствуйте, господа милиционеры! — вытянувшись, громко поздоровался Громов, краем глаза отметив, что провальное приветствие ополченцев не отразилось на круглом лице их командира вовсе никак.

Ни тени смущения! Словно все так и должно было быть.

— Кто уж пришел, — месье Дюпре обвел свое воинство рукою. — Кого сумели позвать. Но вы не переживайте, господин капитан, — когда надо, эти молодцы соберутся быстро.

— Надеюсь, — скептически ухмыльнулся Андрей. — Пушек у вас, я так понимаю, нет?

— Пушки у старых ворот, в бастионе, — начальник ополчения флегматично пожал плечами, словно бы речь шла не о жизненно важном деле, а о погоде или о видах на урожай. — У нас вот мушкеты. А эти мальчики — Анри, Клод, Жан-Пьер и прочие — смею вас уверить — отличные стрелки.

— Хорошо, — не выдержав, скривился господин капитан. — Но по английскому десанту лучше стрелять залпами и с короткого расстояния, так что особая меткость здесь не очень-то и нужна.

— Совершенно с вами согласен, месье! — начальник милиции закивал, натянув на лицо весьма одиозную улыбку. — Это все хорошие, проверенные в деле, парни, которые, случись чего, будут защищать своих жен, матерей и детей! Они, правда, не умеют маршировать, становиться во фрунт и все такое прочее, но ведь это не главное, верно?

— Да, наверное…

Махнув рукой, Громов обескураженно поправил на голове треуголку, обшитую золотым галуном, и поспешно распрощался с ополченцами и их неотесанным командиром.

Что и сказать — то еще было воинство… Похоже, все эти зачем-то оторванные от своих дел людишки ни черта не умеют, да и не стремятся уметь, так что один Бог знает, как они будут действовать в случае высадки англичан?! И как они вообще действовали? Наверняка палили куда попало, выпучив от страха глаза.

Да-а… на ходу обернувшись, Андрей неожиданно подмигнул почтительно шедшему позади Тому:

— Будем надеяться, что воины конно-полицейской стражи окажутся куда боеспособней! А эти, что ж… одно слово — милиция! Да и начальничек у них — тот еще тип. На редкость неприятный!

— Он чем-то похож на полковника Роджерса, сэр! — улыбнулся грум.

Громов закивал:

— Ну да, ну да — одного поля ягоды.

До расположения полка конно-полицейской стражи молодой человек не дошел. В гавани вдруг ударила пушка, судя по выстрелу — огромное девяностошестифунтовое орудие, установленное в небольшой крепости, прикрывавшей вход в порт со стороны моря. Зря такая пушка не вякала — подавала сигнал, услышав который, все горожане понимали — случилось нечто экстраординарное.

— Беги, позаботься о Бьянке, — озабоченно распорядился Андрей. — А я — на фрегат!

Фрегат — так теперь именовался «Красный Барон», да он им и был — грозным сорокапушечным кораблем, рейдером, способным вести бой где угодно. Экипаж — кроме тех матросов, что пришли на судне из Америки вместе с Громовым и изъявили желание остаться — был пополнен отрядом морской пехоты в количестве полторы сотни человек; по большей части — молодые новобранцы, которых еще нужно было как следует подготовить.

Юркнув в узкий проулок, Громов выбежал на набережную Сен-Этьен, застроенную большими каменными домами. Напротив, через залив, отражались в воде узкие здания набережной Святой Катерины. Все эти набережные, в нынешнем своем виде обустроенные лет двадцать назад по приказу тогдашнего королевского фаворита сюр-интенданта Кольбера (умного и дельного мужика с несчастливой судьбою), представляли собой изумительно красивый открыточный вид, придающий всему городку неповторимое романтическое очарование, позднее запечатленное на картинах Будена, Моне и прочих великих художников, по большей части — импрессионистов.

Впрочем, со всех ног несущегося к покачивающейся у причала разъездной шлюпке Громова сейчас не трогали никакие красоты.

«Красный Барон», повернувшись левым бортом к морю — стоял на якоре чуть в стороне от причала, где позволяла глубина.

Андрей быстро поднялся по сходням.

— Господин капитан… — бросился с докладом вахтенный.

— Сам вижу! — оборвал его капитан. — Боцман! Лейтенант! Снимаемся с якоря. Канонирам зарядить орудия. Всем — готовиться к бою. Сигнальщики — на мачты. Сигналить — «делай, как я»!

Матросы подняли якорь. Упали на бушприте паруса — блинд и бом-блинд — хлопнули, поймали ветер.

— Поднять марселя! Курс — норд-норд-ост!

Пронзительно засвистела боцманская дудка.

Поднимая паруса, забегали по вантам матросы. Судно дернулось, легло на левый галс и, развернувшись, плавно пошло навстречу вражеской флотилии, состоявшей их девяти кораблей под белыми, с красными большими крестами, флагами Ее величества королевы Анны.

Позади фрегата послушно следовали все остальные суда Онфлера — три шлюпа и шхуна. Моряки прекрасно понимали своего капитана — запертый в узкой гавани флот, лишенный всякой возможности маневрирования, был бы обречен на гибель.

Английские рейдеры, при ближайшем рассмотрении, оказались вовсе не такими уж и страшными, по большей части представляя собой достаточно небольшие суда — шхуны и шлюпы. Большим был только один — с виду раза в полтора мощнее, нежели флагманский корабль капитана Тоннера.

С мощным бушпритом и тупорылой надстройкою на носу, он шел, гонимый боковым ветром… вот изменил галс…

— Самый главный наш враг, — опустив подзорную трубу, сухо заметил Громов. — Правый галс! Вы что смеетесь, Шарль?

Шарль Дюбуа — молодой, но уже достаточно опытный шкипер, сменивший на этом посту маркиза, еле сдерживал смех:

— Я, кажется, знаю это судно, месье капитан.

— Знаете?

— Это «Соверен», раньше называвшийся «Морская дева». Весьма вместительный работорговый корабль, ныне ставший фрегатом, да ему сто лет в обед… ну не сто, так уж восемьдесят — точно.

— Да уж, — Андрей задумчиво поднял подзорную трубу. — А пушек-то на него наставили с избытком! Черт! А ведь он от нас отворачивает! Не решается биться.

— Зато остальные решаются, месье капитан!

— Вижу!

Здоровенный английский флагман трусливо повернул к югу, да так неловко, что ветер стал сносить его к берегу… Однако все остальные суда бесстрашно шли на французов, а некоторые уже открыли огонь из носовых пушек, не причинивших никакого вреда.

— Не стрелять! — сразу предупредил капитан. — Подпустить ближе. Мушкетеры — заряжай. Приготовиться к левому повороту… Поворот!

Хлопнул блинд. Дернулись стеньги. Взяв на рифы часть парусов, «Красный Барон» резко ухватил ветер и повернулся так быстро, что вырвавшиеся вперед вражеская шхуна и шлюп вдруг оказались прямо напротив борта фрегата.

— Огонь! — не мешкая, приказал Громов.

Корпус судна вздрогнул от выстрела двадцати пушек, большая часть которых метала солидные двадцатичетырехфунтовые ядра, удар которых на таком расстоянии вряд ли бы выдержал и фрегат, тем более — дешевый, выстроенный из сырого леса, или старый… как «Соверен».

Первый же залп «Барона Рохо» разнес шлюп и шхуну в щепки! Правда, это стало видно лишь минут через десять, когда развеялся дым… Тем временем артиллеристы перезарядили орудия.

— Залп!

Корабль снова содрогнулся от огневой мощи, правда, вражеские корабли стали куда осторожнее, живенько развернувшись к фрегату бушпритами, а кое-кто — и кормою. Теперь уж точно не попасть. Разве что подойти ближе…

— Поворот правый галс! Догнать цели!

Ага, догони… Юркие суденышки, оставив одни косые паруса, уже разбегались в разные стороны — их преследованием занялись мелкие суда французской эскадры, «Красный Барон» со всей поспешностью направился к «Соверену», опасно приблизившемуся к городу и уже успевшему сделать бортовой залп.

В подзорную трубу Андрей хорошо видел, как со стороны южных складов, за церковью Святого Этьена, поднялся густой черный дым, также видно было, как с английского фрегата спустили шлюпки, высаживая десант. А черт знает откуда взявшиеся в гавани вражеские шлюпы уже шли к причалам.

— Возвращаемся! — принял решение капитан. — Обойдем «Соверен» с носа, сделаем залп — и в гавань. Канонир! Правый борт заряжай ядрами, левый — картечью.

— Слушаюсь, месье капитан!

Английский фрегат снова окутался дымом, потом, чуть погодя, еще… и еще…

Город горел в нескольких местах, а первые добравшиеся до причалов шлюпки уже высаживали десант — Андрей это все хорошо видел, вот только сделать пока ничего не мог, слишком уж слабым был нынче ветер.

— Ничего, господин капитан, — утешил шкипер. — Там их есть кому встретить. Милиция, конно-полицейская стража…

— Милиция, — Громов хмыкнул. — Невелика надежда! А вот полицейские стражи, те да, те, похоже, могут…

— На парадах они маршировать могут! — бросил месье Дюбуа с неожиданной злостью. — Ах, какая выправка, ах как они печатают шаг — засмотришься! Но вот воевать… Ну нет, это совсем другое дело! Знаете, месье, я как-то больше все же на ополченцев надеюсь.

— Ну надо же! — удивленно покачав головой, Громов махнул рукой. — Канониры, приготовиться… Огонь!!!

На вражеском фрегате, конечно, спохватились, но разгадали громовский маневр… не то чтобы слишком поздно — английские моряки вовсе не были идиотами — но… Просто «Соверен» оказался слишком уж неповоротливым судном, тем более здесь, в устье Сены, где легкий ветер уравновешивался течением реки.

Пройдясь правым бортом мимо тупого носа английского фрегата, «Красный Барон» залпом разрядил свои пушки, в щепки разнеся и бушприт, и надстройку, и часть носовой палубы! Мало того, не выдержала и фок-мачта — с громким треском переломилась пополам и легла на воду со всеми своими парусами и такелажем!

— Все! — довольно прищурился капитан де Тоннер. — Этот корабль — теперь не боец!

— Прикажете его добить, месье? — обернулся от штурвала шкипер. — Иначе экипаж может спастись бегством — вон, к «Соверену» уже поворачивает шхуна… и шлюпы.

— И черт с ними, — Андрей озабоченно вглядывался в берег, где всю красивую набережную уже заволокло черным пороховым дымом. — Мы должны охранять город, а не пытаться взять англичан в плен. Боцман! Возвращаемся в гавань. Сигнальщики — дать знак остальным!

Бросив поверженного врага на произвол судьбы, «Барон Рохо», уверенно маневрируя, бросил якорь напротив набережной Святого Этьена, разрядив в мечущихся врагов всю свою картечь!

— Заряжай! — снова скомандовал Громов и, оставив за себя шкипера, возглавил поспешно высадившийся на берег отряд морской пехоты, вооруженный фузеями и палашами.

Красные мундиры английских солдат кровавыми пятнами расползлись по всей набережной, от церкви Сен-Этьен до огрызавшегося редкими выстрелами форта. В город врагов не пускали, умело перегородив узкие переулки телегами и баррикадами, на которые выставили стрелков.

Прозвучал залп. В колонне англичан упало сразу пятеро.

— По всему — из мушкетов жахнули! — обернувшись к Андрею, ухмыльнулся седоусый суб-лейтенант д'Арризо. — Прикажете ударить с флангов, месье капитан?

— Да! Только смотрите, в запарке не перестреляйте своих.

Отправив суб-лейтенанта на правый фланг англичан, Громов лично занялся левым, сразу же расставив пехотинцев цепью.

— Стреляйте! Но будьте готовы в любой момент вставить в стволы багинеты.

Новобранцы едва успели сделать первый выстрел — подбадривая себя воплями, англичане бросились в контратаку, врукопашную… почти что на абордаж! Однако вовсе не толпа на толпу — их встретили строгие порядки каре, с вставленными в дула фузей тесаками! А, подкравшись слева, дали прицельный залп стрелки ополчения! Те самые худющие мальчики-мушкетеры, парни лет по семнадцати-двадцати. Пилорамщик Эмиль Дюпре на соврал, стреляли они, надо сказать, сноровисто и метко. Да с такого-то расстояния трудно было бы не попасть в скопище красных мундиров!

— Окружаем! — взмахнув шпагой, приказал Андрей. — Ежели надумают сдаться, пленных отводить к старым воротам. Вперед!

Запели сигнальные трубы, и не прошло и двадцати минут, как морская пехота с «Барона Рохо» совместно с ополченцами довершила дело! Враг оказался разбитым наголову — вставший напротив причала фрегат просто не пропустил подмогу, в щепки разбивая шлюпки картечью.

— Молодцы ваши парни! Черт побери — молодцы!

Сунув шпагу в ножны, Громов искренне поблагодарил подошедшего месье Дюпре, выглядевшего все таким же рохлей, однако… однако карие глаза его смотрели смело и дерзко, а ладонь лежала на рукояти пистолета, одного из двух, небрежно засунутых за широкий пояс.

— Вы тоже вовремя подошли, — улыбнулся Дюпре. — Теперь я попросил бы вас послать солдат на окраину, к холму де Грас. Там есть тропинка, мои люди покажут. Англичане вполне могли обойти и спуститься в город оттуда.

— Хорошо, — резко наклонив голову, Андрей подозвал командира морпехов. — Выполняйте, месье суб-лейтенант!

Ближе к вечеру все было кончено. В городе атака англичан захлебнулась, с холма де Грас они также спуститься не смогли, задержанные вовремя посланным отрядом морской пехоты, на обратном пути едва не принявшим за врагов жандармов, приплывших из Гавра на шлюпах помогать в отражении атаки врагов. Мундиры у жандармов были, как и у англичан — красные, хорошо, суб-лейтенант д'Арризо вовремя заметил белое королевское знамя!

Жандармы успели еще немного повоевать, прогоняя остатки английского десанта с плато, чем занимались и воины конно-полицейской стражи. Ну хоть на это сгодились, к главному-то блюду опоздали.

Зато как гарцевал на белом коне их боевой командир, барон д'Эвре, какие произносил слова — о Родине, о чести, о славном короле Людовике! Слова-то были красивые, правильные и вроде бы к месту… Только вот… лучше бы конные полицейские поспели вовремя! Меньше было бы жертв среди ополченцев.

Супругу свою (по сути — уже давно супругу, пусть и гражданскую!) Андрей отыскал в госпитале при церкви Святой Катерины — в числе других женщин и девушек Бьянка умело перевязывала раненых, облачившись в длинное серое платье и такой же чепец — чтобы волосы в глаза не лезли.

— Ах, милый, — выйдя с Андреем на улицу, девушка устало потерла глаза. — Вот и здесь — кровь. Кажется, нам никуда от нее не деться. Может быть, это потому так, что мы с тобой — любовники, в грехе живем.

— Так давай обвенчаемся, — легко согласился молодой человек. — Священнику скажем, что хотим устроить свадьбу, все повторить.

— Никогда! — юная баронесса сурово поджала губы. — Не хватало еще священнику врать! Нет, любимый, мы обвенчаемся тайно.

— Тайно? — спрятав усмешку, Андрей вскинул глаза. — И как же это у нас получится?

— Я еще не знаю как… — честно призналась Бьянка. — Но обязательно придумаю. Найду подходящего священника, церковь… или часовню.

— Тебе в этом помочь?

— Нет, — девушка покачала головой. — Давай я сама, ладно?

— Как хочешь.

Пожав плечами, Громов еще около часа ждал у паперти, пока возлюбленная не закончит с ранеными. Просто стоял, потом присел на скамейку, смотрел на небо с беловато-серыми, похожими на плотный овсяный кисель облаками, думал. Он, конечно же, как и подавляющее число россиян, считал себя человеком верующим, православным, на том основании, что красил яйца на Пасху и по большим церковным праздникам посещал храм. Ну в отличие от многих — еще мог прочесть Символ веры и знал на память несколько коротких молитв, правда, иногда слова путал… все же искренне верующим Андрея, наверное, назвать было бы нельзя, как выразился как-то его знакомый батюшка — «невоцерковленный христианин», — вот так примерно. Отнюдь не фанатик, Громов, как и большинство современных людей, никогда не руководствовался в общественных и личных вопросах какими-то бы ни было церковными понятиями, и, оказавшись в совершенно иной эпохе, частенько забывал, что здесь-то, в прошлом, сознание людей было чисто религиозным… Почти у всех. А у родившейся в католической Испании Бьянки — тем более! Эта девчонка относилась к религии более чем серьезно… тем более, от страшной смерти ее когда-то спасли именно иезуиты — спецназ воинствующего католицизма, если можно так выразиться.

И если уж баронесса заявила, что берет все в свои руки — с этим нужно было считаться. Хотя, наверное, правильней было бы, чтоб именно жена перешла в веру мужа — приняла православие… Вот только согласилась бы на это Бьянка? Наверное, все-таки согласилась бы скрепя сердце, но это оказалось бы для нее очень тяжелым делом… в отличие от полуатеиста (вот именно так — полуатеиста, как и девяносто шесть процентов россиян) Громова, которому было по большому-то счету все равно, каким образом верить — главное, чтоб в Христа. И заставлять возлюбленную отступиться от своей веры он не считал правильным, по крайней мере — пока. Вот вырваться на свободу… сиречь — вернуться в свое время, домой, вот тогда… тогда и посмотрим.

Идею о возвращении Андрей не забывал никогда, тем более что он ныне командовал «Красным Бароном», а это кое-что значило: он и Бьянка не пропустили ни одной грозы, постоянно прибегая на корабль при первом же громе и проблеске молний. Правда, таких уж особых гроз пока что и не было, так, пару раз сверкнуло.

Служанка, она же и горничная — смешливая кудрявая девчонка по имени Мари-Анж, нанятая баронессой в первый же день после аренды дома — уже накрывала на стол в обеденной зале, недавно отделанной все тем же плотником Спиридоном шикарными шпалерами из орешника, когда на первом этаже, в прихожей, вдруг послышался звон колокольчика — несмотря на позднее время, кто-то решил заглянуть в гости.

— Том, открой, — поднявшись на ноги, Андрей оперся на балюстраду, ограждавшую залу от лестницы и находящейся внизу прихожей, с отгороженным плотной занавеской углом, выделенным для проживания кухарки и горничной.

— Извиняюсь, что слишком поздно, — послышался чей-то резкий, полностью лишенный и намека на музыкальную приятность голос, скорее даже — сипение, принадлежащее… начальнику городской милиции месье Эмилю Дюпре, чьи ополченцы буквально только что сражались столь героически и, самое главное, умело, что не принять сейчас их командира значило бы проявить чрезвычайное неприличие.

— Заходите, господин Дюпре, — любезно улыбаясь, Громов вышел навстречу гостю. — Прошу к столу, выпьем вина или сидра. Или… вы предпочитаете кальвадос?

— От стаканчика не откажусь, — услыхав про ядреную яблочную самогонку, начальник милиции кашлянул в кулак и зябко передернул плечами. — Что-то продрог, знаете ли.

Андрей тоже плеснул себе огненного, пахнущего яблоками напитка, коим так славилась Нормандия, и, подняв стакан, предложил помянуть погибших.

— Верно, помянем, — сухо кивнув, Дюпре тут же, не поморщившись, выпил и, отказавшись от закуски, многозначительно глянул в сторону слуг. — Поговорить бы, месье капитан.

— Поговорим.

Громов махнул рукой Тому и служанке, тут же спустившихся вниз; за ними, сославшись на какие-то неотложные хозяйственные дела, деликатно удалилась и Бьянка, оставив мужчин одних.

— Вы кажетесь мне честным человеком, месье Тоннер, — решительно начал гость. — Да и дрались вы нынче славно, и организовали все, как надо… До вас-то было — хоть караул кричи! Так вот, господин капитан… — командир ополчения понизил голос. — Хочу поделиться с вами кое-чем.

Молодой человек ободряюще улыбнулся:

— Я — весь внимание, месье Дюпре!

— Мне очень не понравился английский фрегат! — оглянувшись, произнес гость едва ли не шепотом. — И не только он, впрочем — еще две шхуны и шлюп, которые бомбардировали город.

— Мне они тоже не понравились, — согласился Андрей. — Как и все англичане, которым мы, смею думать, задали хорошую трепку.

— Две сукновальные мельницы, оружейная мануфактура, склады, — прищурившись, перечислил месье Дюпре. — К ним еще добавить старый амбар возле церкви Святого Леонарда, с недавно привезенной пенькою. Они все сгорели! Сгорели от английских ядер, господин капитан!

— Постойте-ка! — Громов напрягся, уже понимая, куда клонит припозднившийся визитер. — Вы полагаете, англичане стреляли раскаленными ядрами… и точно знали — куда?

— Именно так, месье, — угрюмо кивнув, собеседник задумчиво повертел в руках оловянный стакан и, отказавшись от предложенного кальвадоса, продолжал все тем же глуховатым тоном: — Допустим, воротная крепость — на виду, но склады и мануфактура — нет… хотя о них враги могли знать и заранее. А вот старый склад — пеньку туда привезли только вчера! И одну их мельниц — ту, что ближе к плато — отремонтировали совсе-е-ем недавно.

— Кто-то знал, — спокойно согласился Андрей. — Сообщил или, скорее, подал сигналы.

— Думаю, что так.

— И на английских судах очень хорошие канониры, — молодой человек пощипал бородку. — Поверьте, я знаю, о чем говорю — сам артиллерист. Не так-то просто попасть из морской пушки даже в крупноразмерную цель. По сути, на совести канонира лишь вертикальная наводка, горизонтальная производится всем корпусом корабля — по-другому быть просто не может, это же не полевая артиллерия, где можно запросто повернуть лафет. Морские пушки на такой маневр неспособны… Значит, знали заранее — сообщили.

— Фрегат именно так и действовал, — сухо кивнул гость. — А шхуны били по новым целям… Им кто-то указывал, корректировал огонь.

— Черт побери!!! — Громов подпрыгнул на месте. — Так и фрегат же не мог просто так палить — ветер в гавани слабый, дым долго стоит! А пушки молотили почти беспрерывно. Верно, дорогой мой месье Дюпре! Верно! Был корректировщик… или — корректировщики. Их надо как можно скорей вычислить, найти. Проверить крыши высоких домов — быть может, что-то…

— Нет, — с усмешкой прервал визитер. — Сигналы подавались с плато де Грас! Места лучше просто не придумаешь. Высоко и недалеко, а видно — только с залива. С набережной — дома мешают.

— А мы вот что-то ничего подобного не заметили, — капитан почесал затылок. — Никаких сигналов.

— А вы смотрели на плато? — ехидно осведомился гость.

Громов пожал плечами:

— Ну вообще-то — нет. Как-то не до плато было.

— Вот именно! Вы просто не обратили внимания… А вот англичане все, что им было нужно, увидели, обстреляли, причинив нам весьма существенный ущерб.

— Думаете, стоит опросить матросов? — подумав, высказал идею Андрей.

Командир ополчения снова покрутил стакан:

— Можно. Только не уверен, что это хоть что-то даст. А вот поискать на плато, поговорить с людьми — пастухами, церковными служками — там ведь часовня, кладбище.

— Привлечь местную сыскную полицию?

— Нет! — Дюпре дернулся, словно от удара током. — Не надо никого привлекать, сказать по правде — я далеко не во всех здесь уверен.

— А во мне, значит, уверены? — усмехнулся Андрей.

— Вы — здесь чужой, прибыли недавно, издалека.

— А, может, меня подослали англичане?!

Наклонив голову, гость бросил на Громова быстрый и весьма проницательный взгляд:

— Я знаю про вас все, месье де Тоннер. Что-то рассказал молодой маркиз, что-то — ваш чернокожий слуга, кое в чем проболталась служанке ваша молодая супруга.

Услыхав такое, молодой человек обескураженно покачал головой:

— Да-а-а… Вижу, обложили вы меня плотно.

— А что делать? — прищурился месье Дюпре. — Доверяй, но проверяй! На губернатора и конно-полицейскую стражу надежда слабая, а в вас я, по крайней мере, уверен, во всяком случае — пока.

— Пока?

— Пока вы не успели обрасти связями, — поморщившись, словно от зубной боли, пояснил визитер. — Так что, господин капитан? Составите мне компанию в прогулке по плато? Повод есть — заказать доски для ремонта пострадавших судов на моей лесопильне. Возьмите лошадей в городской конюшне, да поезжайте не один — с женой, со слугою. Вроде бы — заодно и на прогулку. Пусть все это видят, знают… пусть не видят ничего подозрительного. Вот за это и выпьем, да!

Хмурое, с ползущими языками тумана, утро выдалось не слишком-то подходящим для прогулки верхом, однако делать было нечего — уговор дороже денег, тем более что и сам Андрей считал не очень-то правильным тянуть с разоблачением шпионской сети. Да, налет отбили, но ущерб городскому хозяйству меткие английские пушки и в самом деле причинили значительный.

От старых городских ворот на плато де Грас вела широкая дорога, там же и раздваивающаяся — одна повертка уходила прямо на юго-восток, в Руан и далее — к Парижу, другая сворачивала на запад — в Нижнюю Нормандию, к Кану. С другой стороны, на плато можно было запросто попасть и напрямик — с южной части городка, по козьей тропинке, которой обычно и пользовались все горожане, если не нужно было везти чего-нибудь на телеге.

Вокруг тропинки, там и сям, виднелись окруженные плетнями пастбища, впереди возвышались холмы, поросшие густым кустарником и лесом. Вырываясь из города, тропинка забирала круто кверху, так что путешественникам пришлось спешиться. Точнее, с лошадей слезли лишь господа — Андрей и Бьянка — Том же, как и положено слуге, всю дорогу шагал вслед за всадниками на своих двоих.

— Ах, как красиво! — обернувшись, выкрикнула убежавшая вперед баронесса.

В синих, широко распахнутых глазах девушки отражался лежащий внизу как на ладони город, за котором угадывалась прячущаяся в зыбком тумане река, весьма широкая и почему-то казавшаяся капитану тревожной.

— Да, красиво, — глянув с края плато, Андрей согласно кивнул — вид и впрямь был хорош, особенно сейчас, когда сквозь туманную взвесь начинало проглядывать солнце.

Сквозь ажурную вязь листвы прекрасно просматривался порт и весь город — старые фахверковые дома, склады, церкви.

— Да пошлет вам удачу Господь и все святые! — послышался позади хриплый голос командира городского ополчения.

— Ах, месье! — Бьянка обрадованно оглянулась. — Как вы вовремя — нам даже и ждать не пришлось, а ведь выехали мы рано.

— Как вам прогулка, мадам? — с учтивым поклоном осведомился Дюпре. — Вроде бы дождя нет, хвала святой Катерине!

— Да прекрасно все! — баронесса весело засмеялась. — А далеко ли до вашей лесопильни, месье?

— Да не очень, — поправив на голове шляпу, начальник милиции указал на видневшуюся невдалеке буковую рощицу. — Во-он там у меня лошадь привязана. Там и мои слуги — принесли корзинки с едой и вином… Вы пока располагайтесь, мадам, а мы с вашим любезным супругом быстренько съездим на лесопильню, уладим все дела.

— Бросаете меня одну? — хлопнув пушистыми ресницами, баронесса лукаво посмотрела на «мужа» и улыбнулась. — Что ж, бросайте. Я понимаю — дела есть дела.

Отъехав от рощицы шагов на двести, месье Дюпре спешился, привязав лошадь к дереву. То же самое сделал и Громов. Оба подошли к склону холма, глядя на расстилавшийся внизу город и пастбища.

— Пастухи не приметили ничего, — тихо сообщил глава ополчения. — Ну правильно, они же смотрели на гавань, а не себе за спину. А когда англичане высадили десант — убежали.

— И никого подозрительного не видели?

— Понимаете, в чем дело… — Дюпре задумчиво скривился, став похожим на запеченную свиную голову. Еще бы зеленью его обложить… или яблоками… — …во время схватки, естественно, никто тут не шастал, а вообще — это весьма оживленная тропа. Там, на плато — множество деревень, мельницы…

— И еще есть дорога, — оглянувшись, напомнил молодой человек. — Кстати, она далеко отсюда?

— Не очень, — ополченец махнул рукой. — Но все равно — крюк. Не думаю, чтоб те, кто нас интересует, пользовались бы дорогой — слишком уж неудобно, да и долго. Не-ет, они пришли по тропе. И пришли заранее, точно зная, когда придут англичане.

— А как они могли точно знать? — сразу же усомнился Громов. — Когда ни телеграфа, ни радио, не говоря уже о сотовой связи!

— Э? — собеседник хлопнул глазами… впрочем, как это ни странно, без особого удивления. — Видите ли, месье Тоннер, я, конечно, знаю, что вы — русский. Но русского языка я не знаю вовсе, так что…

— Я говорю, вряд ли они могли точно знать дату высадки… — пояснил Андрей. — Если только англичане не высаживают десанты точно по графику, скажем — каждый третий вторник месяца или каждую вторую среду.

— Каждую вторую среду! — месье Дюпре гулко расхохотался и хмыкнул. — Ну уж вы, господин капитан, скажете! Хотя я вашу мысль понял — те, кого мы ищем, явились заранее, принесли сигнальные флаги…

— Подождите! — вдруг оборвал Громов. — А как вы думаете, какого размера эти сигнальные флаги… или что там еще… могут быть? Ну чтоб их было хорошо заметно с залива?

— Хм… — ненадолго задумавшись, глава ополчения, хитро скривив губы, окинул взглядом лежащий под ногами город. — А ну-ка, любезнейший господин капитан… кажется, я видел у вас подзорную трубу. Не дадите ли воспользоваться?

— Да пожалуйста! — Андрей протянул оптику. — Пользуйтесь на здоровье.

— Ага… — приложив окуляр к правому глазу, задумчиво промолвил Дюпре. — Вывеску корчмы «Три корабля» я вижу, правда, буквы не могу прочитать… Вот примерно такими и должны быть сигнальные флаги — локтей шесть на восемь, уж никак не менее.

— И флаг нужен не один — несколько, хотя бы три-четыре, — прищурился молодой человек. — Весьма заметный груз, месье! В заплечной суме не утащишь!

— Не утащишь, — соглашаясь, ополченец опустил трубу и хмыкнул. — Хотите сказать, сигнальщики прячут флаги где-то здесь, на плато?

— Именно так, месье! И именно в том месте, откуда лучше всего просматриваются все подходы к гавани.

— А пойдемте-ка! — резко развернулся Дюпре. — Кажется, я знаю одно такое местечко!

Место оказалось совсем недалеко от того обрыва, откуда только что любовалась открывающимся видом Бьянка.

— Гляньте-ка, здесь следы, месье! Вот прямо под дубом.

— Деревянные башмаки, — начальник милиции разочарованно почмокал губами. — Это просто пастухи… хотя — вот и другой башмак, с подбитой гвоздиками подошвой. Простолюдины!

— Или — слуги, — задумчиво дополнил Андрей. — Кстати, жерди они тоже должны где-то прятать — не карабкаться же с флажками на дуб! Не очень-то удобно, да и быстро действовать невозможно. Нет, жерди они тоже прячут, может быть даже во-он в тех кустах. Или — в папоротнике.

— Идемте, посмотрим. Вдруг да найдем?

Они обшарили почти всю траву и орешник, но так ничего и не нашли — ни жердей, ни флагов, разве что обрывки льняной бечевки, которою, конечно, могли бы использовать и сигнальщики… а могли и просто крестьяне. И пастухи…

— Здесь еще кладбище недалеко.

Капитан усмехнулся:

— Ну на кладбище они вряд ли прячут. Хотя… все может быть, глянем и там… А скажите-ка, месье Дюпре, нет ли тут поблизости — именно поблизости — какого-нибудь сарая? И не простого, а чтоб запирался, чтоб сторож был? Вы только представьте, ежели б эти флаги нашел какой-нибудь пастух или крестьянин? Это ж какое богатство-то! Столько ткани привалило! И вряд ли это тяжелое и грубое сукно. Скорее — полотно тонкой выделки, а то и шелк!

— Шелк! Ну вы и скажете. А сарай, наверное, где-то есть — рядом с часовней Нотр-Дам де Грас. Сейчас туда и сходим.

Изящная, сложенная из желтовато-белого кайенского камня часовня с полукруглыми абсидами и невысокой башенкой — колокольней, по фасаду была украшена резными узорами, а прямо над крыльцом под свинцово-серой, по виду напоминавшей панцирь черепахи, крышей, располагалась ниша с Мадонной.

Внутри не было никого — пустой гулкий зал, скамейки, витражи, статуи… и деревянные кораблики — модели, и — многочисленные дощечки с надписями «Мерси» — «Спасибо». Моряки благодарили свою Святую Деву, знать было — за что.

— Здравствуйте, господа, — звучно приветствовал посетителей заглянувший в часовню высокий сухощавый монах в коричневой рясе. — Рад, что не забываете нашу Мадонну.

— И вас да не оставят своими милостями Иисус и Святая Дева, отец Анатоль, — склонив голову, вежливо ответил Дюпре. — Шли вот, заглянули, товарищей погибших помянуть, помолиться за их души.

— Хорошее, богоугодное дело, — отец Анатоль ласково покивал, сложив на груди руки, смуглость которых еще больше оттеняла изящный серебряный крест. — Говорите, просто зашли?

— Да, сейчас уезжаем — дела.

— И я ухожу, — улыбнулся священник. — В соседнюю деревню собрался, навестить паству.

— Жаль, не по пути, — месье Дюпре с сожалением причмокнул губами. — А то б поговорили.

— Жаль, — спокойно согласился отец Анатоль. — Жаль.

— А то вот мы думали чем-нибудь помочь, — главный ополченец улыбнулся. — Крышу перекрыть или еще что-нибудь. Не течет крыша-то?

— Да, слава Пресвятой Деве, нет.

— А в пристройке? Или… у вас, кажется, сарайчик есть?

— Да есть, — опустил веки священник. — Наш пономарь, Жак, им занимается, он и выстроил — хранит там лопаты, грабли…

— Надо же — пономарь, — Дюпре покачал головой. — Такой длинный, нескладный парень? Ему передавала поклон тетушка Дарисса, та, что живет в старом доме возле церкви Святой Катерины.

— А он как раз туда и отправился, в город, — развел руками отец Анатоль. — Небось, зайдет к своей тетушке наш добрый пономарь Жак.

— А, ну зайдет — тогда, конечно… Нам, кстати, тоже пора.

— И мне, дети мои. И мне.

Простившись со священником, Громов и Дюпре еще минут пять выждали, пока тот не скрылся из виду, а уж затем принялись искать сарай, который обнаружили далеко не сразу — в густых зарослях орешника напротив часовни.

— О, да тут и не заперто! — обрадовался молодой человек.

Месье Дюпре хмыкнул:

— От кого запирать-то? У нас ведь тут гугенотов нет, все добрые христиане-католики. Хотя сейчас такие времена, что и не скажешь, кто для нашего доброго короля хуже — то ли разбойники-гугеноты — камизары, как их еще называли, небось, слышали — то ли католики янсенисты. И те, и другие нехороши!

Янсенисты, камизары… Что-то такое Андрей — как историк да и вообще кандидат наук — слышал, но так, смутно, поскольку к теме его диссертации об участии крестьян-отходников Тульской губернии в революции 1905–1907 годов ни те, ни другие не имели никакого отношения вообще — абсолютно. Однако в здешних реалиях подобное знание могло внезапно сделаться необходимым — ведь кто знает, с кем придется столкнуться и как с ними себе вести? Но… об этом, верно, лучше расспросить Бьянку.

— Ну что, зайдем? — оглядевшись вокруг, деловито осведомился ополченец. — Раз уж дверь не заперта.

— Конечно, зайдем! — охотно кивнул Андрей. — А как же?

Скрипнули петли…

Проникавший сквозь щели сарая зыбкий дневной свет, еще не успевший напитаться уже кое-где проглядывающим сквозь прорванные небесной синью облака солнцем, выхватывал из пыльной полутьмы развешанные по стенам хомуты, сельхоз-инвентарь — грабли, лопаты, метлы, — предназначенный, как видно, для уборки, какие-то старые рассохшиеся бочки, ящики, доски.

— А вот здесь и посмотрим! — Громов пристукнул по одному из бочонков ладонью.

— Почему именно здесь? — обернулся милицейский начальник.

— Потому что тут пыли меньше. А ну-ка, помогите, месье Дюпре! Хотя нет… дайте-ка во-он тот крючок…

— Это коса!

— Ну — косу, значит… Ага!

Крышка поддалась с неожиданной легкостью и почти без скрипа. Сунув руку в бочонок, молодой человек нащупал внутри что-то мягкое, гладкое… ухватил, вытащил… с торжествующей усмешкою обернулся:

— Ну! Что я говорил, месье? Чистейший шелк, к бабке не ходи!

Глава 10

Лето 1707 г. Онфлер

Ностальгия?

Они сидели в зарослях черемухи, уже давно отцветшей, но еще не налившейся черными, с приторно вязким вкусом, ягодами: Андрей со своим земляком Спиридоном и начальник муниципальной милиции месье Эмиль Дюпре с двумя молчаливыми молодыми людьми — зятем и шурином, как пояснил ополченец — такие уж сейчас времена наступили, что можно было доверять лишь самым близким людям. В этом смысле Громов его как-то не очень понял — ведь речь-то шла не о каких-нибудь там частных интригах, а о деле государственной важности — вскрыть и уничтожить вражескую шпионскую сеть, шутка ли! И зачем тогда нужно было скрывать это от собственных офицеров? Или прихватили бы с собой солдат, ополченцев…

— Понимаете, месье Тоннер, всякое может случиться. Вдруг да что-то пойдет не так? Или что-то нужно будет держать в самой строжайшей тайне? А в этих парнях я уверен, один — брат жены, другой — муж старшей дочери. Не продадут — мы ж все же одно семейство.

Громов только плечами пожал — спрашивается, и чего господин Дюпре опасался? Наверное, было чего, командующий городским ополчением представлялся Андрею человеком опытным, тертым.

— Чу! — месье Дюпре вдруг подался вперед, отводя от лица черемуховую ветку. — Слышите? Идет кто-то. И это не один пономарь — и другие голоса слышатся. Тсс!!!

Через своего знакомого контролера полиции и пожарной охраны ополченец строил дело так, будто бы сарай при часовне являлся явно пожароопасным строением и на этом основании требовал самого тщательного осмотра, каковой и был назначен на завтра — и вот, людишки — кому надо! — поторопились, явились ближе к ночи, пришли — нервишки, видать, не выдержали, сдали, потребовалось срочно перепрятать улики.

— На этом мы их и возьмем, — потирал руки Андрей. — Жаль вот, нет других представителей власти.

— Нет-нет, — ополченец дернулся. — Сейчас мы их брать не будем, просто посмотрим. Ага! Вот они, голубчики, вот.

В свете луны, бесстыдно выкатившейся на небо медным, ярко блестевшим тазом, были хорошо видны не только фигуры, но даже и лица сигнальщиков — кроме нескладного пономаря Жака, еще трое молодых, судя по приглушенному смеху, вполне уверенных в себе парней в башмаках и добротных кафтанах…

— О, Святая Дева! — выпучив глаза, прошептал один из парней Дюпре — то ли зять, то ли шурин. — Да это же…

— Тихо! — резким шепотом оборвал милицейский глава. — Ага… выносят… Понесли, понесли…

Где-то неподалеку, за часовней, вдруг послышалось лошадиное ржание.

— Ого! — Спиридон навострил уши. — У них и кони…

— Что будем делать? — поинтересовался Андрей у главного организатора засады. — На лошадях-то незаметно проследить не удастся.

— А и не нужно больше ни за кем следить, — вытерев пот со лба, ополченец отозвался как-то понуро, безрадостно, словно бы изначально предчувствовал какую-то гадость, и вот она вам, пожалуйста — нате, кушайте, смотрите не подавитесь!

— Помните, я вас кое о чем предупреждал, господин де Тоннер?

Громов сдержал усмешку: ну конечно, предупреждал. Вот оно!

— Я так полагаю, вы очень хорошо знаете всех этих молодцов, месье Дюпре?

— Еще бы не знать, — скривился командир ополчения. — Двое — слуги господина судьи, третий — личный адъютант полковника конной полиции Жана-Батиста д'Эвре.

— Полиция и правосудие, — Андрей презрительно сплюнул. — А ничего компания подобралась, в самый раз. Я полагаю, слуги и адъютант тут не без ведома своих господ ошиваются?

— Верно полагаете, — кивнув, Дюпре со злостью выругался в спины уходящим парням. — Вот дьявол! Мы ничего и никому не докажем! Даже если б взяли их сейчас с поличным…

— Кто бы сомневался, — понятливо хмыкнув, Громов вдохнул в себя вкусный запах черемухи. — У нас в Российской Федерации тоже все примерно так же!

— У вас в России — варварство, — резко перебил ополченец. — А Франция все же цивилизованная страна… по крайней мере, таковой считалась. Я и раньше слыхал, что у господина судьи есть финансовые интересы в Англии… А вот что подвигло барона?

— Вы о ком?

— О д'Эвре. Не понимаю! Хотя… как-то быстро он разбогател, женился… — Дюпре размышлял вслух свистящим шепотом. — Все думают, что он поправил свое положение выгодным браком… А вот, оказывается, не все так просто!

Громов передернул плечом:

— И что же теперь? Так и дальше позволять этой мрази предавать своих земляков? Нет, то, что никто ничего не докажет — это я понимаю, можете не говорить…

— В следующий раз я просто пошлю сюда небольшой отряд, — тихо промолвил месье Дюпре. — С фузеями, пистолетами, палашами…

— Тоже выход, — согласился Андрей. — Только, увы, временный.

— Разве что какой-нибудь влиятельный человек нам поможет, — выходя их кустов на поляну, глава ополчения поправил едва не сбитую веткой шляпу и, оглянувшись, взглянул собеседнику в глаза. — Говорят, молодой маркиз де Сент-Обан — ваш старый приятель?

— Антуан? — молодой человек не стал скромничать. — Ну да, он мой друг… еще с американских времен. Не так уж он и молод — лет тридцать пять, пожалуй.

— Тридцать два. Здесь его все знают. Так вы с ним поговорите?

— Обязательно поговорю, любезный месье Дюпре! — гулко рассмеялся Громов. — Уж в этом не сомневайтесь!

— А я и не сомневаюсь, — ополченец усмехнулся. — Там поглядим! А сейчас приглашаю вас к себе домой, господин капитан. Кое-что обсудим да выпьем — что еще нам остается?!

Дом главного городского ополченца, узкий — в два окна — зато каменный и в целых пять этажей, располагался на набережной Святого Этьена, в полсотне шагов от одноименной церкви, выстроенной вроде бы в готическом стиле, только с каким-то странным массивным шпилем, выкрашенным в веселый ярко-зеленый цвет — цвет надежды.

Внутри все помещения оказались куда просторнее, нежели думалось, глядя на дом снаружи, все потому, что узенькое по фасаду здание было сильно вытянуто вглубь. Обстановка в комнатах — по крайней мере, в тех, что видел Громов, поднимаясь на третий этаж в кабинет хозяина, являла собой пример пуританской скромности, разбавленной кое-каким излишествами в виде шпалер из мореного дуба и картин в резных золоченых рамах. Натюрморты, пейзажи — все тщательно выписанное, четко, как на фотографиях — до импрессионизма еще было далеко. В укрепленных на стенах подсвечниках жарко горели свечи.

— Присаживайтесь, господин капитан!

Гостеприимно кивнув на небольшой, обитый темно-голубым велюром диванчик, хозяин дома уселся в широкое резное кресло, но тут же вскочил и, позвонив в колокольчик, позвал слугу, сделав распоряжения насчет выпивки и закуски.

Отцепив шпагу, Громов устало вытянул ноги и принялся с любопытством разглядывать обстановку — массивный, покрытый зеленым сукном двухтумбовый стол, заваленный многочисленными бумагами, резной столик поменьше — как раз напротив дивана, у левой стены — изящное бюро с полочками, на которых были расставлены различного рода мелочи-безделушки — лаковые табакерки, резные — из слоновой кости — шкатулки, статуэтки… среди которых Андрей отчетливо увидел небольшого, дюйма в полтора, короля — или царя — зеленого, с золотой саблею и тюрбаном.

Черт побери!

— А это у вас не шахматная фигурка, случайно?

— Шахматы, — обернувшись, улыбнулся Дюпре. — Только она от индийских шахмат, супруга как-то купила… Давненько уже — лет восемь назад, что ли, а то и десять. В лавке старика Марсье и купила, еще жив был тогда старик, хороший человек, кстати.

— А у Марсье откуда взялась эта фигурка? — Громов понимал, что задает глупый вопрос, но все же не удержался, полюбопытничал.

Ну конечно, такой же ответ и получил:

— А черт его знает, откуда? Наверняка продал кто-то из моряков.

И правда… Тряхнув головой, молодой человек взял любезно поданный хозяином серебряный стаканчик, до краев наполненный кальвадосом, и, крякнув, выпил, закусив поданными на большом медном блюде орешками.

Об увиденной фигурке Андрей все же не забыл рассказать возлюбленной сразу, когда вернулся домой. Описал во всех подробностях.

— Ну да, это чатуранга, — свесив ноги с кровати, Бьянка задумчиво покрутила локон. — Наверное, моя подружка Камилла была бы рада ее найти.

— Да, Камилла, — снимая ботфорты, рассеянно отозвался Андрей. — Где-то они с Генрихом сейчас есть? Добрались ли до Митавы?

— Они в этот собирались… как его… Ревель!

— Ну там рядом.

Камилла и ее любовник, судовой врач «Красного Барона» Генрих Штамм, почти сразу же после прихода в Онфлер принялись искать корабль до Ревеля или Риги. Генрих собирался вернуться на родину, причем не один, а с невестой, о чем честно предупредил своего капитана еще в океане. Громов не стал мешать влюбленным, наоборот, даже выплатил врачу повышенное жалованье, а потом, вместе с Бьянкой, пожелал молодым удачного пути. Племянница дядюшки Сэма и ее возлюбленный сели на заглянувший в Онфлер попутный корабль — шведское торговое судно. Никакое иное свободно добраться до Ревеля не могло — Балтийское море все давно уже именовали не иначе как Шведское озеро, ибо, стараниями своего великого короля Густава-Адольфа, Швеция владела по его берегам всем, чем только было можно. Почти все в том регионе подчинились шведам, а кто не подчинился — тот боялся. Корабль — добротный трехмачтовый парусник водоизмещением в шестьсот тонн — носил гордое название «Биргер-ярл», по имени основателя Стокгольма и вообще личности неординарной, которому, если верить путаным новгородским летописям, святой князь Александр, гораздо позднее прозванный «Невским», «возложи копием печать на чело». Впрочем, никакого шрама на лице Биргера никто никогда не видел, и карьера его резко пошла в гору как раз после Невской битвы, сражения, по своим масштабам довольно-таки мелкого, скорее просто — большой драки.

«Биргер-ярл» уже давно должен был достичь Ревеля — тут и ходу всего-то неделя, — так что влюбленные уже наверняка обвенчались, что и собирались сделать в первой же ревельской кирхе. Камилла, правда, исповедовала англиканство — веру хитрую, вроде бы по повадкам и католическую, однако римского папу не признававшую и полностью подчинявшуюся королю… а в данном случае — доброй королеве Анне.

— Интересно, — зевнув, протянул Громов. — Камилла, верно, веру мужа возьмет — куда ей деваться-то?

— А ты — мою, — Бьянка обняла возлюбленного за шею. — Ортодоксальных храмов здесь нет. Пока так… в вот потом… кто знает?

— Как скажешь.

Молодой человек устало махнул рукой — вопрос веры не был дня него таким уж принципиальным: не ислам — уже слава богу. Тем более, устройством будущего тайного венчания, как и уговаривались, занималась Бьянка, частенько встречаясь с какими-то загадочными личностями, коих именовала «добрыми католиками», один из них — вполне воспитанный и умный мужчина лет сорока пяти, скромный, с безукоризненными манерами и изящной бородкой — даже как-то заночевал в доме Громова, и Андрей проговорил с ним почти до утра — настолько было интересно! Тема беседы была чрезвычайно широкой — от устройства Вселенной до тактики парусных флотов. По первому пункту плана незнакомец, представленный баронессой как «почтенный голландский бюргер господин Мартин Флай», спокойно допускал существование множества обитаемых миров, однако, в отличие от Джордано Бруно, был почему-то уверен, что и там, на иных планетах, проживает подавляющее большинство христиан, а точнее говоря — католиков.

Громов даже заспорил было:

— Ну вы и скажете! Что, Дарт Вейдер католик, по-вашему? А мудрый Йода и другие рыцари Джедай?

— Джедай? Не знаю такого ордена, но раз они рыцари — значит, католики, тут и думать нечего! Или вы что же, знаете какие-нибудь гугенотствующие ордена? Хоть один назовите!

— Не стану и спорить, уважаемый господин Флай.

А вот по второму вопросу Андрей был согласен практически со всем, что говорил гость, язвительно критиковавший новомодную линейную (или, как тогда говорили — «кильватерную», тактику морского боя.

— Вот вы, месье Тоннер, конечно, читали сочинения Павла Госта, кстати, доброго католика и даже члена Ордена иезуитов?

— К сожалению, нет. Просто не смог достать.

— Охотно верю. Весь вышедший в Париже тираж был тут же распродан полностью! Так вот… — выпив вина, продолжал «почтеннейший бюргер». — Месье Гост много лет ходил судовым священником на самых крупных кораблях французского флота, а затем преподавал математику в морском училище и состоял на службе у знаменитого адмирала графа д'Эстре, по указанию которого и написал свою книгу. И что там было сказано? А я вам сейчас расскажу! Главное оружие — артиллерия, наилучший боевой строй — кильватерная колонна, исход боя решает артиллерийская атака…

— Ну с этим-то согласится любой!

— Подождите, еще не все! Перед атакой флот должен обязательно занять наветренное положение…

— А как же! — хохотнул Андрей. — Не займешь — не сможешь маневрировать. А вот врагам это сделать затруднительно.

— Зато не затруднительно просто отстреляться и спокойно уйти, — собеседник язвительно улыбнулся. — Пусть потом догоняют. Кстати, англичане возвели тактику кильватерного боя в догму! Даже издали строгую инструкцию, где подробно описали все три фазы боя, изложенные Гостом: построение линии с наветренной стороны, сближение и артиллерийский бой. Англичане — догматики, я вам точно говорю! Даже поражение от де Ритера при острове Тексель их мало чему научило.

Беседа тогда затянулась почти до утра, а утром «господин Мартин Флай» ушел, горячо поблагодарив за гостеприимство.

Вот этого-то человека и вспомнила вдруг Бьянка, лежа в постели с возлюбленным:

— Месье Флай сделал все, как я и просила.

Громов с удивлением повернул голову:

— И что ты просила, милая?

— Сегодня утром ко мне заходил отец Анатоль… часовню на холме де Грас помнишь?

— Да знаю я отца Анатоля! Близко, правда, не знаком, но встречались. Так что, зачем он приходил?

— Он обвенчает нас уже на следующей неделе, в ночь со среды на четверг! Тайно!

Выпалив эту фразу, юная баронесса вдруг засмеялась так весело и счастливо, что и Андрей тоже улыбнулся.

— Так мы с тобой совсем скоро истинными супругами станем!

— Конечно, милый… Хватит уже в грехе жить!

Ближе к концу недели, в пятницу, в город пожаловал высочайший гость — всем хорошо знакомый маркиз Антуан де Сент-Обан, пожалованный Его величеством королем Франции Людовиком Четырнадцатым званием сюр-интенданта правосудия, полиции и финансов! Правда, только в Нормандии — но и то уже была великая честь. Маркиз, устроивший по такому случаю бал в городской ратуше, и не скрывал своей радости, потирая руки и приговаривая:

— Сегодня — Нормандия, а завтра — Париж!

Громов имел с новоявленным сюр-интендантом («глаза и уши короля»!) весьма обстоятельную беседу, сопровождавшуюся, кроме обильных возлияний, еще изрядной толикой американских воспоминаний и — самое главное — настоятельной просьбой Андрея сместить с должностей кое-каких людей.

— Вообще-то хорошо бы их судить…

— Судить? — Сент-Обан расхохотался. — Мы ничего не докажем. От действий своих слуг они отопрутся легко и непринужденно. Да и древность рода, богатство, связи… А тут — такое обвинение! Не-ет, судить никак не получится. А вот сместить с должности — это запросто. Тут к чему хочешь придраться можно. Сместим, не переживайте, мон шер Андре, коль уж вы так этого добиваетесь. Сместить легко. Вот только — кого назначить?

— Я тут поговорю кое с кем, — уклончиво отозвался капитан. — А завтра и решим — хорошо?

— Договорились.

Таким образом, откровенные высокопоставленные предатели — судья и полковник конной полицейской стражи — были отстранены от своих должностей официальным приказом господина сюр-интенданта Нормандии с расплывчатой формулировкой «служебного несоответствия». Гадить родной стране все эти люди — и их сообщники — теперь могли лишь частным образом, что было очень неплохо, однако, вне всяких сомнений, влекло за собой целое море интриг и откровенных наездов — отстраненные прекрасно понимали, с чьей легкой руки они лишились своих хлебных мест. Тем более, все их влияние и богатство никуда не делись… как и хорошие отношения с губернатором, которого никто не сменял. Правда, вся власть принадлежала сюр-интенданту… но и губернатор (особенно в маленьких провинциальных городках) не был такой уж чисто декоративной фигурой.

В Париж — точнее говоря, в Версаль — рекой потекли доносы, пользуясь отсутствием маркиза, подняли голову его давние столичные враги, и Сент-Обан снова засобирался в Версаль, именно там все дела и решались.

— Ничего! — прощаясь, маркиз был настроен весьма решительно, по-боевому. — Вот увидите, дорогой Андре, уже к осени я разберусь со всеми своими врагами! А вы готовьтесь к должности адмирала… Не сразу, конечно, но годика через три — обещаю! А сейчас вы себя еще как-нибудь проявите, мой друг, — сожгите какой-нибудь английский городишко… или хотя бы деревню — нашему славному королю сейчас так нужны добрые вести!

Так сказал господин сюр-интендант, сказал и уехал, предоставив Громову все полномочия по военно-морскому делу и назначив Эмиля Дюпре командиром полка конно-полицейской стражи. Дело оставалось за полковничьим званием — и это маркиз тоже обещал к осени. Все — к осени, в том числе и финансы. А люди — особенно моряки и морская пехота — уже давно поиздержались, людям буквально нечего стало есть, и в этом плане предложение маркиза разграбить какой-нибудь английский городок или деревню показалось Андрею более чем актуальным. Противным, но актуальным, увы…

Сразу после отъезда маркиза, в субботу, шевалье де Тоннер объявил о подготовке к рейду, что сильно воодушевило матросов и еще больше укрепило личный авторитет их капитана. Горожане, кстати, тоже восприняли новость с радостью — наглым английским пиратам давно хотелось отомстить!

Громов собрался выйти в море уже в понедельник, и, опасаясь утечки информации, на ближайшие двое суток объявил мораторий на выход всех гражданских судов, что почти всеми было воспринято с пониманием.

Погода радовала — дул легкий ветер, и в голубом небе радостно сверкало солнце, напоминавшее сияющую золотую гинею. Снявшиеся с якорей корабли ходко шли в сторону Англии. К эскадре Онфлера присоединились еще и семь кораблей из Гавра, шхуны, шлюпы и даже один легкий фрегат, переделанный из торгового судна.

Маршрут разработали заранее — пройтись по всем прибрежным деревням на острове Уайт, ошеломить внезапным натиском, в массовых масштабах захватив скот, муку и все, что требуется для пропитания, да и вообще — что под руку попадет. Главное — налететь, ошеломить, разграбить — и как можно быстрее ретироваться, рядом, в Портсмуте стояла эскадра, та самая, что не так давно бомбардировала Онфлер.

— Пока местные пошлют за помощью, — стоя рядом со шкипером, прикидывал по пути Андрей, — пока эскадра выйдет из гавани… пусть даже не вся, пусть только фрегаты… Как минимум часа три у нас есть. Думаю, этого вполне достаточно. Я сам возглавлю операцию, а вы, Шарль, — лично следите за временем и за полчаса подайте уловный сигнал — просто выпалите два раза из пушки.

— Все сделаю, господин капитан! — шкипер молодцевато вытянулся. — Не извольте беспокоиться.

По сведениям Громова, в Портсмуте нынче находилось не так уж и много боевых судов, большая часть тамошней эскадры в составе военно-морских сил королевы Анны ушла к Шербуру, но и того, что оставалось, с избытком хватало для того, чтобы, в случае удачи, отправить на морское дно все корабли французов, поэтому все нужно было делать расторопно и быстро — именно в таком духе Андрей и инструктировал команду перед отходом из порта.

Погода, слава богу, не портилась, вот только ближе к обеду бывший до того почти что попутным ветер изменил направление, задув с зюйд-веста. Мало того, впереди вдруг показались паруса!

— Англичане! — громко закричал марсовый. — Я вижу английские флаги. Враги нас заметили. Идут к нам.

— К бою! — капитан Тоннер быстро приказал подать сигналы другим своим судам и, взяв подзорную трубу, пристально всмотрелся в английские корабли. В числе которых насчитал несколько шлюпов и восемь огромных многопушечных судов, прозываемых «линейными».

— Если мы позволим им подойти и дать залп, от нас не останется ничего, — грустно констатировал Громов и, протянув подзорную трубу шкиперу, попросил: — Гляньте-ка повнимательнее, Шарль. Что скажете?

— Это портсмутская эскадра, месье, — тотчас же доложил шкипер. — Я вижу знакомые корабли — «Элизабет», «Морской Пес», «Куин Мэри»… Думаю, они галсами шли к Шербуру… и вот заметили нас, повернули. Хитро повернули — идут по ветру, а нам… Нам, похоже, не уйти, господин капитан. Пока развернемся…

— Я же сказал — к бою. Да! И готовиться к развороту… Взять ближе к северу… путь враги повернут, инструкция требует от них вступать в бой с наветренной стороны.

— Именно так, месье! Они смогут маневрировать… а мы — нет.

— Ничего… — Андрей стиснул зубы. — Ничего… поглядим еще, поглядим. Слушай мою команду — всем судам встать бортом к врагу… Готовиться к залпу!

Получив приказ, матросы проворно полезли по вантам, беря на рифы часть прямых парусов. Суда поворачивались бортами… а враги шли вперед.

— Залп! — выждав, пока все корабли выполнят маневр, приказал Громов.

Жахнули пушки, не причинив врагам никакого ущерба.

— Представляю, как они сейчас над нами смеются! — с обидой прошептал шкипер Шарль Дюбуа.

А вражеские корабли уже разворачивались, вставали в кильватер, с наветренной стороны, добросовестно выполняя все, утвержденные в высокой канцелярии фазы подготовки к артиллерийскому бою.

— Они развернулись бортами, месье! — шкипер округлил глаза. — Сейчас будут стрелять.

— Лечь на правый галс! — спокойно скомандовал капитан. — Поднять все паруса. Курс — норд-ост. Уходим!

Команды всех французских судов выполнили приказание деловито и быстро: не прошло и пяти минут, как корабли повернулись и, подняв все паруса, полных ходом пошли прочь, издевательски паля из кормовых пушек.

— Ха-ха! — весело смеялся шкипер. — Представляю, как они там сейчас ругаются! А преследовать — губа тонка. Пока сейчас повернут, пока перестроятся… там более — такие-то слоняки!

Громов покачал головой:

— Они за нами и не пойдут, во-первых — уже не догонят, а во-вторых — у этой эскадры наверняка имелась какая-то своя задача. Они ведь куда-то направлялись, черт их дери! Вот туда и пойдут, преследование уж никак не вписывается в их планы… Как и мы вовсе не планировали ступать в бой с английскими линейными кораблями. Не планировали — и не вступили. Зачем?

— Они разворачиваются! — закричал с марса юнга — все тот же славный белобрысый Лесли из Нассау. — Ложатся на прежний курс. Уходят!

— Пусть уходят.

Загадочно улыбаясь, Андрей дождался, когда паруса англичан почти исчезли вдали, и приказал резко менять курс.

— Все-таки решили идти на остров, месье?

— Нет, — Громов скрестил руки на груди и весело засмеялся. — Зачем нам какой-то остров? Отправимся в Портсмут, друзья мои! Думаю, там нас сейчас никто не ждет.

Французские каперы (теперь у Андрея имелся оформленный по всем правилам патент с большой круглой печатью и подписью самого короля-солнца) ворвались в гавань с ходу — Громов оказался прав, их там никто не ждал, а город прикрывали лишь крепостные орудия, которые удалось обойти, взяв чуть левее. Правда, пару кораблей — шхуну и шлюп — англичане все ж-таки потопили, однако оборону организовать не смогли — просто не успели, не ожидая подобной наглости!

— А вот здесь у нас есть время до вечера, — поглядывая на притихшую гавань, потер руки капитан де Тоннер. — Возьмем, что сможем — и к ночи уйдем. Поболтаемся в море. Так! В город не лезть: достаточно будет портовых складов и стоящих здесь, в гавани, судов.

— Брать на шпагу все корабли подряд? — подкрутив седые усы, осведомился бравый суб-лейтенант д'Арризо, командир онфлерской морской пехоты.

— Нет! — подумав, Громов погрозил ему пальцем. — Только английские, голландские, немецкие — если таковые найдутся. А вон те, под шведским флагом — не трогайте.

— Слушаюсь, господин капитан!

Грабеж был организован аккуратно и со всей необходимой поспешностью — исполняя суровый приказ своего капитана, в уличные бои нормандские каперы не ввязывались, в дома горожан не лезли, женщин и девок не насиловали и на свои корабли не тащили… Хватало и в Онфлере да Гавре веселых девиц! Зато забитые товарами склады да вместительные трюмы торговых судов опустошили со всей тщательностью, взяв весьма достойную добычу! Лес, сукно, токарные станки, медные и железные крицы, проволока, пенька — за все это можно было выручить весьма приличную сумму, которой нынче с лихвой хватало и на пропитание, и на самые веселые кутежи. Даже отложить на старость — если кто хочет.

Правда, поначалу каперы это не оценили, даже ворчали — ну как же, им же запретили под страхом смертной казни врываться в чужие дома, тащить золотую посуду, деньги, различные красивые безделушки… Ворчали. Некоторые даже ругались.

А вот когда капитан де Тоннер лично объявил призовую награду каждого… Вот тогда над городом прокатилось громовое «Ура»!

День клонился к вечеру. Дымно горели опустошенные дерзким налетом портовые склады, с кораблей с уныло повесившими носы командами (попробуй-ка рыпнись!) каперы тащили оставшееся добро. Нейтральные — в большинстве своем шведские — суда, во исполнение строгого приказа, не трогали, за что их капитаны благодарно раскланивались, а один — с трехмачтового парусника, что стоял у того причала, к которому приткнулся и «Красный Барон» — даже прислал вахтенного офицера, пригласить «господина французского адмирала» на чашку кофе.

— Гере Йохан Свенсон, капитан и владелец «Биргер-ярла», будет рад приветствовать вас на своем корабле…

— Как-как вы сказали? — что-то припоминая, перебил Громов. — «Биргер-ярл»?

— Да. Именно так называется наше судно. Кстати, не так давно мы заходили в Онфлер.

— Помню, помню, — задумчиво покивав, Андрей махнул рукой. — Ладно, зайду, коли зовут. Было бы не совсем вежливо отклонить приглашение. Загляну! Правда — ненадолго.

Вопреки ожиданиям Громова, шведский капитан вовсе не походил на викинга — изящный, среднего роста, шатен с лицом и манерами университетского профессора, он встретил высокого гостя на палубе и учтиво проводил на корму, в собственную каюту, обставленную великолепной резной мебелью, сделавшей бы честь лучшим домам знати.

— А здесь у вас уютно, — осматриваясь, похвалил Андрей и вдруг вздрогнул, увидев фигурки, стоявшие на полке за толстым зеленоватым стеклом. — Это что у вас, шахматы?

— Шахматы тоже есть, — улыбнулся швед. — А это лишь отдельные фигуры… Индийские… — сдвинув стекло, капитан «Биргер-ярла» взял двух миниатюрных воинов — красного и черного — и протянул их гостю. — Ими расплатились одни пассажиры… видите ли, у них не хватило денег, вот и дали.

— Понимаю, — вернув фигурки, покивал капитан де Тоннер. — А вы довольно быстро вернулись из Ревеля!

— Из Ревеля? — гере Свенсон непонимающе вскинул брови. — Но мы там не были.

— Не были?!

— Мы ходили в Ирландию, в Дублин, — пояснил швед. — Видите ли, у меня там был договор на партию очень хороших кож.

— А… А пассажиры? — Громов обескураженно моргнул и ущипнул себя за мочку уха. — Рыжая такая девчонка и парень, курляндский немец.

— Так вы их знаете? И я хорошо помню обоих, — неожиданно улыбнулся владелец «Биргер-ярла». — Забавные, веселые люди, особенно — девушка. Они и договаривались со мною на Дублин, там и сошли.

Хмыкнув, Андрей потеребил бородку:

— На Дублин, говорите, договаривались? В Ирландию, значит… Ну Камилла, ну забубенная голова!

— Что-что?

— Авантюристка, говорю, рыжая, господин Свенсон.

На редкость удачный рейд еще более укрепил авторитет капитана Тоннера, которого все, понимающие толк в военных и морских делах, считали весьма здравомыслящим и умным командиром, знающим толк и в финансовых делах.

Токарные станки Андрей продал оптом и с большой скидкой все тому же Эмилю Дюпре, с его же помощью реализовал и остальной, захваченный у англичан товар, выплатив морякам двойное жалованье и пошив у лучших портных шикарное шелковое платье для будущей супруги — цвета морской волны с ослепительно-белыми брабантскими кружевами и с бисером по декольте. Кроме платья и золотых украшений, Громов подарил баронессе дюжину ночных рубашек, как шелковых, так и льняных, а также установил в доме чугунную ванну, заместо большой деревянной кадки, которую обычно использовали для отдохновения и мытья. Бьянка, надо сказать, любила купаться, без разницы — в море, реке или вот, в кадке, и теперь могла наслаждаться теплой водою хоть каждый день, что и делала, к большому одобрению неравнодушного к гигиене Андрея.

Капитан и его… почти супруга начали вести вполне светскую жизнь, благо образовавшиеся доходы это вполне позволяли. А еще баронесса специально наняла одного шустрого молодого человека шестнадцати лет и, снабдив его всем необходимым, послала в Каталонию, в Барселону — узнать, что там да как?

А вообще Бьянка и здесь не скучала — иногда устраивала небольшие балы, или — по здешнему — ассамблеи, куда приглашала наиболее интересных — или важных для упрочения своего положения в обществе — людей, столпов местного истеблишмента. Известие о том, что ее американская подружка Камилла со своим любовником подалась вовсе не в Ревель, а в Ирландию, баронесса восприняла с изрядной толикой юмора, заметив, что индийские сокровища капитана Эвери никак не дают покоя рыжей племяннице старого пирата!

— Бог ей судья, пусть ищет. Быть может — найдет.

— Приключений на свою задницу найдет — точно! — ухмыльнулся Громов. — И парня этого захомутала, Генриха… наверное, не зря. Впрочем, нам что? Жаль вот, уехала, прикольная была девчонка.

— Какая-какая?

— Веселая, говорю.

— Это да. Без нее иногда так скучно! Как и без Лины… Помнишь?

— Еще бы!

— Я вот вспоминаю ее иногда. Ее и Быстрого Гонсалеса, Майка. Знаешь, милый, может, ты, конечно, меня не поймешь но… Иногда ну так хочется телевизор посмотреть, прямо хоть из дому беги! Так бы и включила «Америкэн Бэндстед»… Я даже песни некоторые помню — Би-боп-а-лу-ла, Джонни Би Гуд, Лет Зе Твист Эгейн… Да много!

Вот тут Андрей удивился. Уж кто бы говорил… Хорошо хоть стремления стать звездой рок-н-ролла он за своей будущей женушкой пока что не замечал. Впрочем — еще не вечер.

А Майка с Линой Громов вспоминал тоже, причем почему-то гораздо чаще, чем прежнюю свою — в двадцать первом веке — жизнь. Жалко было ребят — неужели и впрямь в огне ядерного взрыва сгорели?

Прежних своих американских знакомых — уже из этой бурной эпохи — всех тех, кто последовал за ним в Онфлер и сейчас был рядом — Спиридона, Тома, белобрысого юнгу Лесли Смита, капитан «Красного Барона» не забывал и старался помочь во всем, не отказывая ни в каких просьбах. Другое дело, что эти славные парни и не просили-то ничего, хотя и могли бы. А с другой стороны — тот же чернокожий грум Том жил нынче, как у Христа за пазухой, иначе и не сказать, исполняя весьма необременительные обязанности домашнего слуги. Что касается Спиридона, то он и тут в свободное время промышлял плотничеством, причем — при покровительстве господина Дюпре — весьма успешно и выгодно. Даже собирался ставить дом и, быть может, жениться, однако вот на ком — пока еще не выбрал, хотя красивых девчонок в Онфлере не то что было в избытке, но… имелись, имелись — иногда такие цыпы на рынок с корзинками шли: глянешь — последний ум потеряешь, потом не найдешь!

Спиридон-то, кстати, и свел своего именитого земляка с неким молодым человеком, среднего роста блондином с приятным бритым лицом, то ли датчанином, то ли норвежцем, по имени Нильс Лундгрем, весьма неплохо говорившим по-русски!

— Это потому, что я в Санкт-Питер-Бурхе и на Москве жил, — пояснил Нильс при встрече с Андреем. — И нынче — одному важному русскому господину служу. Мой господин в Париже живет, а ныне уж месяц как проездом в Кане, и про вас, уважаемый Андрей Андреевич, все уже знает, паче того, очень хочет с вами увидеться.

— Так пусть приезжает, — Громов махнул рукой. — И мне самому будет интересно с ним пообщаться. Земляк ведь!

Таинственный русский земляк, навестивший Андрея уже на следующий день, оказался человеком вполне светским, в дорогом синем кафтане и белых чулках, при шпаге и парике, он бегло говорил по-французски, а также знал и английский, правда, не так хорошо. Впрочем, беседа, естественно, проходила на русском:

— Ах, любезнейший мой Андрей Андреевич! — соловьем разливался гость. — Если б вы только знали, как сильно Отечество наше нуждается в таких вот людях, как вы! Опытный капитан, мореплаватель, еще и канонир, зело дело свое ведающий. Нам бы таких побольше — давно бы свею шею свернули! Но покуда своих маловато, приходится из иных земель приглашать… Вот и я к тому — присматривался во Франции, Голландии да в немецких землях к людишкам, кого и позвал — около сотни человек набралось, все люди надежные, справные, вот думаю теперь — как их в Россию-матушку переправить? В Саксонии, Польше и прочих землях — войска свейского короля Карла. А, Андрей Андреич? Может, присоветуешь что?

Светлые глаза гостя смотрели на Громова с холодной серьезностью, хоть тонкие губы и кривила самая любезная улыбка.

— Чую, куда вы, Данила Петрович, клоните, — усмехнувшись, Андрей искоса глянул на Бьянку.

Та все прекрасно поняла, удалилась, сославшись на неотложные дела, так, чтоб оставшиеся наедине мужчины могли без помех говорить о главном. Да, собственно — и начали уже.

Данила Петрович Райков, дворянин российский, был, как давно уже догадался Громов, представителем новой российской дипломатии, по наказу царя Петра, заменяющей прежнюю систему посольств, бывших в Европе лишь наездами и своим заскорузлым поведением вызывавших лишь плохо скрываемый смех.

Новые же «птенцы гнезда Петрова» проживали в крупных европейских городах постоянно, знали языки, прекрасно разбирались в местных реалиях, шпионили помаленьку, добывая важные для своей страны сведения, или вот, как Райков, вербовали нужных людей.

— Так что, Андрей Андреич? — хитро улыбнулся гость. — У вас — корабль, у меня — надежные люди. Не рвануть ли в Россию? Нет, нет, я понимаю — шведы, так мы под курляндским флагом пойдем, а то можно и под французским — французы ведь шведам вроде бы не враги. Торговыми людьми скажемся, патенты у меня готовы, все честь по чести — комар носа не подточит. Тем более, в Ревеле и Риге свои люди есть, они все, что надо, сделают.

— Авантюра! — Громов рассмеялся прямо в глаза собеседнику.

Тот ничуть не обиделся, лишь ухмыльнулся да испросил разрешения закурить трубку.

— Курите, курите, — махнул рукой капитан. — Вон свеча — прикуривайте, а я открою окно.

— Хорошо тут у вас, — выпустив изо рта клубы ароматного зеленоватого дыма, Райков расправил плечи и с лукавым прищуром спросил:

— Домишко-то неужели свой?

— Арендую, — хмыкнул Андрей. — Неужто не знаете?

— Да знаю, конечно, — гость не стал прекословить. — Так просто, для беседы, спросил. И, кстати, хочу заметить — вы б могли в Санкт-Петербурге иметь ничуть не хуже. И не арендованный, а свой!

— Да неужели?!

— Очень даже запросто! Царь Петр Алексеевич нужных людей ценит вельми.

— Однако ведь и службу потребует? — покусав губу, капитан разлил по стаканчикам кальвадос. — Как вам мое питье, Данила Петрович?

— Замечательно! — искренне похвалил гость. — Куда лучше дрянной мекленбургской водки. Да! А насчет службы царской скажу так: все точно то же самое, что и здесь. Порт, корабли, рейды. Только заметьте — не за короля Людовика, а за Родину. Нет ничего слаще, нежели Отечеству своему услужить! Что так щуритесь?

— Громких слов не люблю, — капитан Гром улыбнулся. — Да, признаться, таковым и не верю. Весь пафос — он для глупой толпы.

— А толпа и не бывает умной, — тут же парировал дипломат. — Хоть афинский охлос, хоть римский плебс… Помните — «Хлеба и зрелищ!». С тех давних времен ничего не изменилось, да. А вы умный человек, Андрей Андреевич… Впрочем, я навел справки.

— Интересно, — Громов покачал головой. — Что вы обо мне еще знаете, любезнейший Данила Петрович?

— Да все, — развел руками Райков. — Если хотите — скажу. Правда, не вдаваясь в подробности. Так рассказать?

Андрей молча кивнул.

— Вы, друг мой, из небогатых дворян, — с улыбкой продолжил гость. — Поверьте, понимающему человеку это хорошо видно по вашему воспитанию и манерам. Попали в Америку, скорее всего — через немцев, завербовались в наемники — или сначала шведский плен, а уж потом немцы, не важно. Потом вас продали англичанам — ганноверцы целыми полками продавали, англичане вас увезли в свои колонии — воевать с французами за испанскую корону, а откровенно говоря — мексиканское серебришко под себя подгребать. Ну таскать для других каштаны из огня вам быстро надоело, и вы бежали, нашли охочих людей, захватили корабль, много чего натворили, прославились не хуже, чем какой-нибудь Лолоне или Морган, и, по примеру последнего, приняли верное решение поступить на государственную службу, правда, не в колониях, а в Европе. Что ж, Франция — неплохой выбор, и король Людовик — не хуже других. Правда, он уже далеко не в прежней своей силе. Что, друг мой, Андрей Андреевич? Так все было?

Громов развел руками:

— Ну как-то так.

— Вы вот еще что поймите, — докурив, Райков положил трубку на стол. — Прошлое ваше никого в России интересовать не будет, берем вас таким, какой есть — и в том, поверьте, заинтересованы преизрядно. Служба та же самая, правда, не скажу точно — где, в Архангельске или в Санкт-Петербурге. Родине будете служить… Тьфу, что это я?! Жалованье — в три раза больше! И от всех призов — треть вам и команде.

— И каперский патент от царя Петра? — грустно ухмыльнулся капитан. — В Шведском-то озере.

— Может, еще и замиримся со свеями, — гость покрутил ус. — Царь Петр Алёксеевич по всей Европе посредников ищет, был бы на месте Карла кто-нибудь другой — давно бы договорились. А этот, вишь, Ингрию требует, Санкт-Петербург — отдай, мол! Черт упрямый, тупой солдафон! Погоди, изведаешь еще русской дубины!

— Изведает, — согласно кивнул Андрей. — Да еще как! Мало не покажется.

— Вот-вот! — Райков весело засмеялся и, подняв стакан, предложил выпить за победу.

— За нашу победу! — посмеиваясь, уточнил капитан.

— Так что с моим предложением? — выпив, осведомился Данила Петрович. — Принимаете?

— Мне надо подумать, — Громов покусал губу, задумчиво глядя в окно на чистое голубое небо и видневшиеся вдали деревья на плато де Грас, там, где часовня.

— Конечно, подумайте! — всплеснув руками, расхохотался Райков. — Я же вас не неволю. Только давайте уговоримся — ровно через неделю вы мне дадите ответ. Видите ли, мои парни… их надо как можно скорее отправить. Не получится с вами, с кораблем, придется искать иные пути, ведь саксонский король Август Сильный нам нынче не друг — договорился тайно с Карлом в Альтранштеде, признал Лещинского польским государем. А царь Петр Алексеевич Августу, как брату, верил. Да, Андрей Андреич, не в службу, а в дружбу — вы не могли бы опытным своим глазом посмотреть набранных мною людей? Знают ли воинское дело, может, с парусами кто управляться умеет? Они здесь недалеко, на старом хуторе в Бомон-ан-Ож, верст десять-двенадцать отсюда. В субботу поехали бы с супругой своей на верховую прогулку — как раз и посмотрели бы. А? Как?

— Ну что с вами делать, любезнейший Данила Петрович? — подумав, Громов махнул рукой. — Так и быть — заеду, погляжу. Только не в субботу — дела — а, скажем, в воскресенье.

— Хорошо, в воскресенье, — покладисто согласился гость. — Как скажете, милостивый мой государь!

Ярко светила луна. Шумели деревья, и гонимые ветром облака плыли по темно-синему небу к проливу и дальше — в Англию. Продравшись сквозь заросли ежевики, Громов поворотил коня и, оглянувшись на следующих за ним по пятам всадников, приказал всем спешиться.

— Мы дальше пешком, — Андрей протянул руку Бьянке. — А вы ждите здесь.

— Не беспокойтесь, Андрей Андреевич, — гулко прошептал Спиридон. — Чужаков не пропустим. А пастухам, буде набредут, скажем — мол, в город идем, да припозднились малость.

— Хорошо, — махнув рукой, Громов решительно повел возлюбленную по тропе, идущей на холм де Грас, к часовне Пресвятой Девы.

Позади остались верные люди, те, кому Андрей доверял — кроме Спиридона Рдеева, еще, конечно, Том, белобрысый юнга Лесли Смит… и все, иных больше не было — а никого лишнего и не нужно! Том, кстати, последовал сразу же за капитаном и баронессой — он был нынче свидетелем, пусть хотя бы один, свидетельницы не нашли, да, честно говоря, не очень-то и искали, опасаясь нарушить тайну.

Слева, почти под ногами, с гулким криком вспорхнула ночная птица, взлетела, громко хлопая крыльями, уселась на дерево.

— Черт бы тебя… — вполголоса выругался Том. — Эй, масса Эндрю, вы где?

— Здесь, — Андрей глухо рассмеялся. — Ну догоняй же, на ходу-то не спи.

— Ага, я сейчас, масса!

Том передвигался достаточно шумно, пару раз так и вообще чуть было не упал в ежевичные кусты. Громов и Бьянка, оглядываясь на неловкого слугу, лишь посмеивались, все вокруг — черные кружевные деревья, сияющая луна, звезды — нынче казалось им каким-то особенно благостным, волшебным.

Всем троим и в голову не могло прийти, что кто-то крался за ними от самого Онфлера, не спуская глаз, точней, шел на слух, ибо уже давно наступила ночь. И этот — кто-то — ловкая бестия! — весьма хорошо знал местность, куда лучше, нежели те, кто поднимался сейчас к часовне, и также лучше тех двоих, кто ожидал неподалеку, внизу.

— Пришли? Прошу, проходите.

Приглушенный голос священника прозвучал в ночной тишине, скрипнула дверь, и дрожащее пламя свечей, освещающих внутренне убранство храма, легло узкой желтой полоской на землю… легло лишь на миг, и тут же пропало, пропустив четыре темные тени в часовню Нотр-Дам де Грас.

— Ага! — кто-то притаившийся в кустах, как видно, прекрасно узнал голос. — Отец Анатоль тайно совершает требы?! Так-так… Что ж, будет что доложить.

А внутри, в часовне ярко горели свечи, и облаченный в праздничные одежды священник начинал великое таинство венчания, начинал с простых вопросов, вовсе не торжественных, обычных, просто спрашивал то, что должен был спросить:

— Веруете ли вы в Господа нашего Иисуса Христа и в то, что Он был распят на кресте за грехи людские, и воскрес во искупление грехов?

— Веруем! — хором отозвались трое.

— Теперь спрошу о конфессиях, — отец Анатоль понизил голос. — Кто из вас принадлежит к святой католической церкви?

— Я! — с гордостью отозвалась Бьянка.

Священник перевел взгляд на Громова.

— А ты, сын мой?

— А я — православный, — не стал скрывать Андрей. — По-вашему — ортодокс. И что?

— Да ничего, — улыбнулся отец Анатоль. — Просто вы должны знать, что нужен еще один обряд — венчание по ортодоксальному обряду, раз уж вы с невестою принадлежите к разным верам.

— Ага, — кивнув, Громов довольно потер руки. — Мы обязательно такой обряд совершим, святой отец, при первом же удобном случае!

— Хорошо, — удовлетворенно кивнув, священник перевел взгляд на Тома. — А ты, сын мой?

— Я принадлежу англиканской церкви, святой отец.

— Что ж, это допускается, чтобы один из свидетелей принадлежал к иной вере… Правда в данном случае свидетель всего один… Свидетельницу-то не нашли?

— Не нашли, святой отец, — со вздохом призналась Бьянка. — Просто хотим сохранить тайну.

— Как хотите… Ладно! Помолясь, начнем, — отец Анатоль торжественно поднял руки. — Раз уж нынче исключительный случай, обряд совершается ночью, а не, как положено, днем.

Опустив глаза, священник принялся читать по латыни Евангелие, читал минут десять, по окончании чего, вскинув голову, задал все те вопросы, которые обычно задают брачующимся в загсе:

— Бьянка, урожденная девица Сеньерра, вдова де Кадафалк-и-Пуччидо, согласна ли ты…

— Согласна!

— По доброй ли воле и без принуждения…

— По доброй…

— Андре де Тоннер, урожденный Громов, согласен ли…

— Согласен!

— Освящается брачный договор и этот перстень, коий верная супруга должна вечно носить на левой руке в знак своего брака и любви…

Ах, как сияли синие глаза юной баронессы! Как струилось шелком платье. Жаль, что на такую красу почти некому было взглянуть!

— А теперь — поцелуйте друг друга!

— Ах, милый… как я тебя люблю!

— И я тебя…

Не били колокола, многочисленные родственники не размазывали по лицам пьяные слезы, и дети не осыпали брачующихся нежными лепестками роз. Ничего этого не было, все проходило тайно, и эта тайна стоила не таких уж и великих денег, на ремонт часовни Андрей пожертвовал всего-то дюжину луидоров, золотых королевских монет, отчеканенных по образцу испанских дублонов.

Простившись со священником, влюбленные — уже хотя бы наполовину муж и жена — быстро спустились вниз, к лошадям и верному Спиридону с юнгой. В небе ярко светила луна внизу, под ногами — лежал ночной город, лежал спокойно и тихо, лишь слышно было, как на стоящих в гавани кораблях отбили колоколами склянки.

Копыта коней гулко процокали по мостовой у церкви Святой Катерины, длинной и чем-то похожей на корабль. В расположенном неподалеку доме скрипнула дверь… в окнах вспыхнули свечи…

— Так-так, — ловкий малый с неприметным лицом, кравшийся за всей компанией от самого леса, шепотом подвел итог: — Эти двое, плотник, отец Анатоль, черный слуга и… что за мальчишка? Юнга? Надо будет завтра узнать. А так — хорошо! Надеюсь, месье д'Эвре окажется нынче щедрым!

Шелковое, цвета морской волны, платье, шурша, упало под ноги, и обнаженная Бьянка, восхитительно прекрасная, как только что рожденная из пены Афродита, шагнула навстречу мужу, едва только супруги остались одни. Светало, и сквозь щели в ставнях в комнату просачивались тонкие лучики призрачно-дрожащего света, напоминавшие отражающиеся от воды блики в облачный день, когда подсвеченные солнцем облака — нежно-палевые, золотисто-желтые, розовые — неспешно плывут над морем, жемчужными россыпями уходя к горизонту.

Обняв супругу за талию, Андрей погладил ее по спине и принялся целовать в губы, жарко и страстно. Возлюбленная отвечала с тем же, если не с большим, пылом, синие очи ее закатились, и томно вздымалась грудь, изящная, упругая, с небольшими, быстро твердеющими сосками… кои молодой человек тоже накрыл поцелуями, и, подхватив Бьянку на руки, осторожно уложил в постель…

Они пришли в себя лишь к обеду, и тут Громов вспомнил об обещанной Райкову прогулке.

— Милая, а не поехать ли нам прокатиться? Тем более лошади во дворе.

— Опять на плато де Грас? — с улыбкой уточнила баронесса.

— Да нет, здесь ведь немало иных, не менее красивых мест, скажем — Бомон-ан-Ож.

— Там я еще не была…

— Вот видишь!

Молодоженов сопровождали двое — Том и весьма кстати заглянувший в гости Спиридон, охотно согласившийся немного прокатиться. Так все трое и ехали, никуда не спеша и любуясь природой, Том, как и положено чернокожему слуге, почтительно шагал рядом, время от времени переходя на бег.

Около хутора Райков встретил их лично: поклонился, галантно приподняв шляпу, помог Бьянке спешиться:

— Проходите, проходите, дорогие гости. У меня уж и стол накрыт.

Стол был накрыт на открытой террасе, располагавшейся близ просторного, правда, довольно старого и требующего ремонта шато, серого, с высокими печными трубами и вентиляционными вытяжками. Клонившиеся ивы, густые кусты акации и голубые заросли вереска придавали пейзажу весьма живописный вид, а уж стол просто ломился от яств: Данила Петрович и здесь, за границей, демонстрировал широту русской души.

— Это вот — паштет из соловьиных язычков, откушайте, здесь, рядом — суфле с грибами, а в том серебряном блюде — салат из спаржи с мелко нарубленными жаворонками, сейчас принесут гуся и жаркое… Кушайте, дорогие гости, прошу!

В кустах весело пели птицы, ивы давали прохладную тень, и легкий ветерок уносил ослепительно-белые облака куда-то далеко к морю.

— За гостей! За то, что приехали!

Выпили вина и пуншу, всем стало весело, и даже скромно прислуживающий за столом Том получил свою долю вина и кушаний.

— Сейчас подадут десерт, — Райков кивнул на молчаливых слуг — молодых плечистых парней с бесстрастными лицами статуй, — а мы с господином капитаном пока пройдемся, поговорим кой о каких делах. Ах, прекраснейшая мадам, ничего, если мы вас ненадолго оставим?

Бьянка махнула рукой и рассмеялась:

— Оставляйте, уж что с вами поделать? Дела есть дела.

Чмокнув жену в щечку, Андрей быстро последовал за Райковым. Миновав небольшой сквер, они обогнули шато слева и оказались на просторном заднем дворе, где собралось около сотни молодых мужчин и парней в скромных, без всяких украшений кафтанах.

— Ну, — Данила Петрович скосил глаза на Громова, — командуйте, господин капитан!

— Как скажете, — Андрей пожал плечами и повернулся к парням:

— Та-ак! Слушай мою команду… В три шеренги… становись! Р-равняйсь! Я сказал — равняйсь… выровняли носочки… так… Смирно! Подняли головы… ага! Я вижу, в армии служили немного. Ладно… Кто умеет обращаться с фузеями — шаг вперед!

Переглянувшись, вперед выступило две трети собравшихся. Хмыкнув, Райков довольно потер руки.

— Теперь — канониры. Два шага вперед!

Помявшись, вышло человек десять.

— Кто хаживал в море? Умеет обращаться с парусами?

Парни обескураженно переглянулись, из строя вдруг вышел мужчина лет сорока, с красным обветренным лицом и уверенным взглядом:

— Мое имя Жан-Жак Лефевр. Парни просто не поняли вопроса, господин капитан. В море ходили немногие, но с парусами управиться смогут — я их кое-чему научил.

— Так вы моряк, месье?

— Боцман, господин капитан.

— Так-так… — задумчиво протянул Громов. — А ну-ка, проверим… Вот вы! — он ткнул пальцем в первого попавшегося парня — белобрысого, стриженного по-крестьянски, в кружок. — Грот-марсель — это где?

— Верхний парус на средней мачте, господин капитан! — без запинки выпалил белобрысый.

— А блинд?

— Блинд, господин капитан, на бушприте.

— Что ж, неплохо.

Искоса поглядывая на Райкова, Андрей опросил еще несколько человек, после чего развел руками и улыбнулся:

— Моряки — хоть куда. Правда, пока только в теории.

Данила Петрович окинул гостя цепким взглядом и, понизив голос, спросил:

— Ну так как? Согласны?

— М-м-м… — скривился молодой человек. — Признаться, еще даже не думал. Как-то было не до того.

— Жаль, жаль, — Райков скривился и вздохнул. — Вижу, не особенно-то вы рветесь на родину, дорогой мой Андрей Андреич.

— Да как вам сказать…

Громов и в самом деле не рвался, он и здесь-то, в Онфлере, можно сказать, только жить начинал, наконец вот женившись. А что в России? Дикий сатрап Петр Алексеевич? Боже упаси, там и в двадцать первом-то веке — в чистейшем виде территориально-отраслевой феодализм с многочисленными и своевольными вассалами типа «Газпрома» или РАО «РЖД», с «вертикалью власти» по типу типичной древневосточной деспотии, основной принцип которой — «я начальник — ты дурак!» Нет уж, не надобно такого счастья! В прежней своей жизни Громов имел немало знакомых эмигрантов, уехавших кто в девяностые, а кто в «тучные» далеко не для всех нулевые, в Финляндию, Францию, Германию, Чехию… Обратно «домой» никто не рвался, и никакой ностальгии не испытывал. Вообще, это понятие — ностальгия — как заметил Андрей, почему-то поднимали на щит люди, нигде кроме какой-нибудь пошлой «все включено» Турции не бывавшие, а то и вообще загранпаспорта не имевшие, зато всерьез полагавшие, что в чужедальней-то сторонке русского человека грусть-тоска обязательно до смерти заест. Да не заест! Никого еще не заела, и не спился никто «от тоски». Спиваются-то — в России, большинство тех, кто по привычке полагает, мол, российское государство — это же их, родное — что давно уже далеко не так.

Так что никакая ностальгия Громова, как умного человека, не мучила, в Россию образца начала восемнадцатого века он не стремился ничуть. А вот туда, туда в двадцать первый… в цивилизацию… Перед каждой грозой таскал ведь Бьянку на корабль, надеясь — а вдруг?

Так что, наверное, и была ностальгия… не — упаси боже! — по государству — по временам, по эпохе.

А Райкову почему-то неудобно было сразу отказать, однако Андрей все же пересилил себя:

— Знаете, Данила Петрович, — думаю, что нет.

— Ну что ж, — дипломат не особенно-то и обиделся. — Жаль, конечно, но, как говорится — хозяин — барин. Не буду неволить, спасибо, Андрей Андреевич, что людей моих посмотрели. Молодцы ведь — один к одному, а?

Ближе к вечеру гости уехали, со всей искренностью поблагодарив гостеприимного хозяина за теплый прием. Данила Петрович долго махал им вслед, а когда всадники и идущий рядом негр скрылись в рябиновой рощице, хмыкнул в кулак и, утробно высморкавшись, промолвил себе под нос:

— Думаешь, избавился от меня, господин капитан? А вот шалишь! Все одно по-моему выйдет, все одно! Чего вам, месье Лефевр? — Райков скосил глаза на подошедшего боцмана.

— Там человечек какой-то… Нездешний, говорит, что за кроличьими шкурками едет.

— И что?

— Да больно уж востроглаз. И кроликов тут никто не держит.

— Так ты полагаешь…

— Да, мой господин — соглядатай. Королевский шпион, тут и думать нечего! За гостями нашими следил, с ними и явился. Прикажете его… того…

— Нет-нет, — подумав, ухмыльнулся Райков. — Пусть о том, что видел, доложит, а мы… А мы подождем… не здесь, а близ Гавра. Пора уже туда перебраться… Жан-Жак — объявите о том людям, пусть собираются. Да! И парней, тех, кто половчее, отправьте в Онфлер… за соглядатаем этим.

На следующий день, в понедельник, с утра уже за Громовым и Бьянкой явился небольшой отряд конно-полицейской стражи во главе с незнакомым офицером, представившимся лейтенантом Брюссо и вежливо попросивший «господина капитана и его домочадцев» следовать за ним в здание городского суда.

— А что случилось? — изумился Андрей. — Что, вас господин Дюпре послал?

— Господин Дюпре смещен со своего поста еще в субботу! — лихо отрапортовал лейтенант. — Приказом нового сюр-интенданта полиции, графа д'Арно, наш прежний командир, шевалье д'Эвре восстановлен в своей должности… как и господин судья, к которому мы сейчас с вами и направляемся.

— Ах, вон оно как… — одеваясь, Андрей лихорадочно размышлял о случившемся. — А что же с маркизом де Сент-Обан?

— Арестован, господин капитан, — пожал плечами офицер. — Насколько я знаю, маркиз де Сент-Обан обвинен в злоупотреблении служебным положением и в ожидании суда помещен в Бастилию.

— В Бастилию! — непритворно ахнул Андрей. — Ну надо же! И что? Думаете, он оттуда уже не выберется?

— Может, и выберется, — Брюссо нехорошо ухмыльнулся и многозначительно поправил висевшую на новенькой перевязи шпагу. — Но нескоро.

— Так-та-ак…

— Вы собрались уже, господин капитан?

— Меня что, тоже вознамерились арестовать?

— Насколько знаю — господин судья лишь собирается предъявить вам обвинение. А дальше, в ожидании суда — домашний арест.

Надев треуголку, Громов покачал головой:

— Интересно, и в чем же меня хотят обвинить?

— А вот судья вам и скажет, — вполне логично объяснил офицер. — Вам и вашей супруге.

— При чем тут моя супруга?

— В суде все и узнаете.

Андрей был ошеломлен — ну надо же, ни с того ни с сего — словно гром с ясного неба! Ладно, с ним самим, пользуясь арестом маркиза, явно пытались свести счеты — было кому! Но вот Бьянка… к ней-то какие претензии?

— Ничего, милый, — набросив на плечи легкий шелковый плащ, баронесса подбодрила супруга. — Я уверена — все очень скоро разъяснится, уладится.

Громов, кстати, думал сейчас точно так же. Ну враги-завистники, интриги — понятно. Однако под его командованием — почти целый флот! Моряки, морская пехота. Неужели посмеют арестовать? Это трусоватый-то судья? Вряд ли… Прав этот Брюссо — домашний арест, самое большее. От командования, конечно, отстранят — ну и черт с ним! Друзей много, еще поборемся!

В сумрачном зале суда, за трибуной уже собрались заседатели во главе с самим судьей — морщинистым старикашкой с желчным отечным лицом и недобрым взглядом, парик которого напоминал нечто среднее между вороньим гнездом и куском старой пакли. Солнечные лучи, падавшие сквозь украшенные витражами высокие стрельчатые окна, окрашивали лица заседателей в синий и зеленый цвета, придавая сим достойным гражданам сходство с ожившими мертвецами.

— А, месье де Тоннер! — хриплым, каким-то каркающим голосом промолвил судья после доклада Брюссо. — Давно, давно вас ожидаем, как и супругу вашу… если ее вообще можно считать супругой.

Андрей возмущенно вскинул брови:

— Как это — можно считать?!

— А сейчас и узнаете, дорогой мой, вот прямо сейчас… Это кто еще?

Рассерженно тряхнув париком, судья вызверился на вошедших в зал жандармов в красных мундирах. Полдюжины человек во главе с широкоплечим молодцом — офицером. Вооружены алебардами и палашами, у офицера, кроме шпаги, еще эспантон и пара пистолетов за поясом. Жандармы конвоировали какого-то безусого юнца, почти мальчика, с наглым ухмыляющимся лицом и связанными за спиною руками.

— Что это? Кто? — возмущенно закаркал судья. — Я вас что — приглашал, господа жандармы? Какого ж черта вы сюда ворвались?

— Доставили преступника, господин судья! — кивнув на задержанного, молодцевато доложил офицер.

— Какого еще преступника?

— Это — Ансельм Обиши, тот самый обидчик женщин из Хулгата! Наконец-то попался, голубчик! Мы б его снаружи посторожили, на улице, да там девчонки с рынка — так мы боимся, кабы его до суда не разорвали.

— О-о-о! — с интересом взглянув на ухмыляющегося парня, судья потер руки. — Так это значит, тот самый Обиши и есть! Обидчик женщин. Надо же — а по виду совсем еще молокосос. И где вы его поймали?

— В гавани, господин судья. В таверне «Черный жук».

— Ах, вон оно что. В «Жуке», значит. Ладно, сидите пока здесь, ждите… Только смотрите мне — не гомонить!

— Еще одно только слово, господин судья, — глянув на синие мундиры солдат конно-полицейской стражи, учтиво испросил разрешения жандарм. — Не вам, а вот этому господину офицеру.

— Говорите, — судья махнул рукой. — Только быстро.

— Не вы ли будете лейтенант конно-полицейской стражи месье Брюссо?

— Я, а что? — лейтенант вытянулся.

— Да ничего особенного, — его собеседник светски улыбнулся. — Просто я встретил по пути вашего командира, полковника д'Эвре, так он объявил общее построение и срочный сбор!

— Да, но у нас вот тут… — Брюссо растерянно обернулся на Громова.

— Так мы его можем сопроводить, если нужно, — пожав плечами, жандарм посмотрел на судью.

— Сопроводите, — похожий на паклю парик раздраженно дернулся. — А вы… — судья кивнул лейтенанту. — Можете уходить, тут и без вас народу много.

Солдаты конно-полицейской стражи поспешно покинули зал заседания, и достойнейшие представители нормандского правосудия наконец-то смогли приступить к своим непосредственным обязанностям.

— Итак, господин де Тоннер, имею честь сообщить, что вы, равно как и ваша… гм-гм… супруга, обвиняетесь сразу по нескольким пунктам, — с ухмылкой прогнусавил судья. — В предательстве национальных интересов и в предательстве интересов веры!

— Что? — дернулся молодой человек. — Каких еще интересов?

— Извольте, разъясню, — похожий на паклю парик колыхнулся, словно корабль в бурю. — По первому пункту — вы постоянно поддерживали связь с нашими врагами англичанами…

— Ну надо же!

— Посредством вашего юнги… кстати, урожденного англичанина, по имени Лесли Смит, уже давшего все необходимые показания высокому суду.

— Интересно, каким путями вы их выбили?

— По второму пункту обвинения имеются два подпункта, — судья глянул на Громова с торжествующей усмешкой, словно все дело было уже давно доказанным и требовалось лишь соблюсти все необходимые формальности. — Подпункт «а» — вы тайно встречались с врагами нашего короля и католической веры, последователями некоего голландца Янсения, посланец которого, по имени Мартин, скрывался в вашем доме.

Тут уж не выдержала Бьянка:

— Что вы такое говорите, господин судья? У вас имеются свидетели?

— Конечно имеются! Кроме того, некий господин Анатоль, что служил при церкви Нотр-Дам де Грас, тоже — янсенист, закоренелый враг нашего короля и веры!

— Отец Анатоль?! Янсенист?

— Это еще не все, господа! — судья повернулся к заседателям. — Не далее как вчера обвиняемые так же сношались с еще одними недобитыми врагами — с мятежниками камизарами! Гугенотами, коих, вне всяких сомнений, очень скоро ждет костер, и…

— Ну до костра, я полагаю, все ж не дойдет дело, — судью неожиданно прервал чей-то гулкий голос.

Громов, Бьянка и все остальные обернулись, увидав идущего к трибуне человека в красном жандармском платье и с двумя пистолетами в руках.

— Райков! — удивленно воскликнул Андрей. — Данила Петрович! Ты-то как здесь? Зачем?

— За тобой, — выстрелив в потолок, Райков громко расхохотался и кивнул жандармам. — А ну-ка, парни, вяжите их всех. Нет, нет, своих-то не трогайте. Ну что, Андрей Андреевич, скажете, что я не вовремя? Они бы вас вздернули, честное слово. И вашу дражайшую супругу бы не пощадили.

— Что ж, спасибо, — Громов покусал губу. — Я так полагаю — мы идем сразу на корабль? Слава богу, морских пехотинцев там сейчас нету, месье д'Арризо увел их тренироваться в лес. А ваши люди, господин Райков, они здесь?

— Недалеко от Гавра, — Данила Петрович по-отечески взглянул на Андрея и улыбнулся. — Надо будет за ним свернуть.

— А сейчас — освободить юнгу.

— Уже!

— Быстро же вы управились! — с уважением промолвил Громов.

Райков рассмеялся, убирая пистолеты за пояс:

— На том и стоим, друг мой, Андрей Андреич, на том стоим!

Уже через полчаса «Красный Барон» вышел из гавани и лег на правый галс, к Гавру, точнее, к тому местечку в устье Сены, где дожидались завербованные Данилой Петровичем парни. Кто их знает, может, и впрямь — камизары, повстанцы-гугеноты, не до конца разгромленные войсками Его величества короля Франции.

Глава 11

Лето 1707 г.

Балтика

Из Северного моря в Балтику «Красный Барон» прошел без всяких эксцессов, в числе подобных ему торговых голландских судов, следующих в Любек, Ригу или Ревель. Полосатый голландский флаг щедро пожертвовал Райков, также у него нашлись и русские стяги — полосатый триколор с андреевским косым синим крестом, ныне тщательно спрятанные в особом тайнике в трюме. Судно «голландского купца Яна Песториуса», по всем документам, вышло из Амстердама с грузом сахара и кофе, оный груз тоже предоставил все тот же Райков, перегрузив в устье Сены на лодках, и яснее ясного намекнул, что и кофе и сахар очень ждет в Риге один тамошний купец по имени Ганс Фидлер, по словам Данила Петровича, настроенный к России весьма лояльно. Часть денег за товар Фидлер предоставил заранее, еще весной, совершив так называемую фьючерсную сделку через Амстердамскую биржу, а часть — девяносто восемь тысяч талеров — должен был уплатить непосредственно в Риге, для чего Райков, тщательно проинструктировав Громова, дал ему к купцу рекомендательное письмо, кое тоже надлежало хранить в тайне, правда, тайна сия — в отличие от всех других — была чисто коммерческая. Просто уважаемый Данила Петрович, наряду с дипломатическими и чисто шпионскими делами еще и при удобном случае проворачивал чисто личные гешефты. Почему бы и нет? Поэтому судно должно бы обязательно зайти в Ригу, а из девяноста восьми тысяч талеров пять получал лично Андрей и еще пять делилось на всю команду. После Риги, сделав портовую отметку для возможной проверки со стороны шведских военных судов и прихватив попутный груз все от того же купца Фидлера, судну надлежало идти в Ревель, а уж оттуда — по бумагам — в Выборг, на самом же деле — свернуть в Санкт-Петербург (тогда еще — Санкт-Питер-Бурх, никакая не столица), можно даже и под голландским флагом, с подачи царя Петра Алексеевича голландцев в будущей столице любили и всячески жаловали, даже сам царь иногда подносил капитану чарку. К царю же Райков дал Громову письмо и просил заходить, не чинясь, ибо «вас, господин капитан, с собственным-то фрегатом и командой сам черт в друзья примет!». Так что дело все, казалось, было уже на мази, от Онфлера никто за беглецами не гнался, вот только Балтийское море все же не зря называли Шведским озером, а могущественная Швеция находилась с Россией в состоянии войны, король Карл упрямо требовал Ингрию с Санкт-Питер-Бурхом. Так что, ежели б шведы хорошенько проверили липового «голландца», могли бы возникнуть весьма нехорошие коллизии… впрочем, Андрей — а, вернее, его новая команда, предоставленные Райковым люди, вполне могли бы сказаться теми, кем на самом деле и были: французскими мятежниками-гугенотами, беглыми «камизарами», как их называли за белые рубашки (камиза, по-итальянски и южно-французски), надеваемые поверх одежды — нечто вроде мундиров, чтобы отличить своих. Камизары выступали за возвращение норм Нантского эдикта, коим славный король Генрих Четвертый когда-то даровал свободу веры, и ныне давно отмененного, а также собирались установить какое-то мифическое «царство равенства и братства», что заставляло Громова относиться к своим навязанным матросам с известной долей осторожности — он вообще не очень любил фанатиков и предпочитал не иметь с ними никаких дел.

Однако рекомендованные Райковым парни производили впечатление людей вполне здравомыслящих и толковых, в морском деле набирались опыта быстро и капитана искренне уважали, тем более — у последнего и выбора-то никакого не было, не идти же в дальний поход с командой из двадцати человек, а именно столько оказалось «охочих». Плюс плотник Спиридон, ныне используемый за шкипера, плюс Том, плюс юнга Лесли — с парусами, положим, управиться и можно бы, при не особенно сильном ветре, однако вот вести бой — совершенно нереально!

У острова Рюген все суда задержались — пережидали внезапно налетевший шторм, а потом при почти полном штиле ждали попутного ветра. Пользуясь вынужденной остановкой, кто-то красил суда, кто-то устраивал купальню, а беглецы-камизары долго молились, опять же — с разрешения господина капитана.

Старшим среди них бы старый знакомый Жан-Жак Лефевр, крестьянин из Виваре, боцман, имевший — как он уклончиво выразился — некоторое отношение к морю. Какое именно — Андрей быстро догадался, глянув на его крутые мускулы и мозолистые ладони — галерный гребец, кандальник! Что ж, дело ясное.

Том гугенотов откровенно побаивался, хотя и сам принадлежал почти что к протестантской церкви, каковой можно было считать англикан, не признававших главенство папы, Бьянка же, наоборот, нашла с ними общие темы и даже по вечерам, после ужина, долго говорила с Жан-Жаком, довольно смело сравнивая последователей упертого швейцарского протестанта Кальвина и голландского католического богослова Янсения…

— Ну ведь и там, и там — божественное предопределение судьбы, самосовершенствование, строгость нравов! Это же все близко, не так?

— И вовсе не так, любезнейшая мадам Тоннер! Янсенисты все же — католики и…

— И иезуиты католики! А сторонники Янсения их ненавидят…

— А король Людовик гнобит и тех, и других, — встряв в разговор, Громов кивнул на небо. — Похоже, завтра с утра все-таки поднимется ветер. Даже ночью уже.

— Мы будем готовы, господин капитан, — месье Лефевр почтительно поднялся. — Ах, этот король Людовик… Эта проклятая война, разорившая нас. Господин Райков уверил, что царь Петр очень хорошо относится к людям нашего рода?

— Вы имеет в виду веру? — уточнил Андрей.

— Именно так, господин капитан.

— Тогда — да. А мятежников, скажу откровенно, ни в одном государстве особо не жалуют.

— Ого! Как там весело!

Вскочив на ноги, Бьянка подбежала к фальшборту, глядя, как сигают в воду моряки стоявшей невдалеке шхуны под английским флагом.

— А корма у них — зеленая, радостная! — присмотревшись, добавила девушка. — И цветы какие-то нарисованы… Ромашки! Как видно, тамошний капитан — человек веселый.

Рига встретила суда — от Рюгена они так и шли вместе, почти что в кильватер — отражающимся в бирюзовых волнах залива солнцем, голубым, с редкими бегущими облаками, небом и звоном колоколов, плывущим над широкой Даугавой, от самого города — к заливу. У причалов и на рейде стояло немало судов, в большинстве своем голландских, немецких и шведских, над красными крышами бюргерских домов гордо возвышались зеленые колокольни церквей Святого Якоба и Святого Петра, а — посередине, между ними — длинный основательный шпиль кафедрального собора, тоже выкрашенный радостной изумрудно-зеленой краской.

— Красивый город! — закрываясь от солнца рукой, Бьянка во все глаза смотрела на набережную. — И с погодою повезло. Только вот ветер — какой-то слишком прохладный.

На взгляд Громова, ветер был как раз тот, что нужно, как и температура воздуха — градусов восемнадцать-двадцать… ну да, для жительницы Барселоны, конечно, холодновато.

— Ой! А вон тот веселый корабль, с ромашками! — хлопнув в ладоши, кивнула юная баронесса. — И название — по-латыни… я могу прочитать — «Белая ромашка»!

— Да, забавное судно, — глянув на причаливающую к пирсу шхуну, Громов крутанул штурвал влево и отдал приказ готовиться к швартовке.

Добропорядочного рижского купца герра Ганса Фидлера Андрей отыскал там, где и говорил Райков — в недешевой харчевне недалеко от Ратушной площади и вычурного дома торговой корпорации «Черноголовых», названной так по знаку их покровителя, святого Маврикия — Черной голове. Харчевня так и именовалась «У дома», хозяин ее — здоровенный, с длинными белыми волосами и бородой, чем-то похожий на викинга, мужичага, откликавшийся на имя Борис, — услыхав про купца, кивнул и, попросив Громова немного обождать, указал на пустующий стол.

— Я велю принести вам пива, — по-английски отозвался трактирщик.

Именно на этом языке, по совету Райкова, и обратился к нему Андрей.

— У меня очень хорошее пиво, сэр. Найдется и ром, не хуже, чем на Ямайке… Вы ведь примерно из тех мест?

Громов повел плечом:

— С чего вы взяли?

— Ваш загар, сэр! Такой — точно из тропиков.

— Так вы и сами, видать, там бывали?

— Бывал, — без обиняков признался Борис. — В молодости служил у Моргана.

— Ого!

Услыхав имя знаменитого пирата, ставшего впоследствии губернатором, молодой человек не смог сдержать восхищенный возглас… и не стал уточнять, на каком именно этапе карьеры господина Моргана изволил служить почтеннейший владелец таверны, ответивший на возглас посетителя самой радушной улыбкой:

— Сколько лет прошло… А я всегда признаю своих, сэр! Пожалуй, я принесу вам и рому… и тотчас же пошлю мальчика за купцом, тот должен быть дома.

Кивнув, капитан «Красного Барона» расположился за столиком со всеми удобствами и, потягивая вкусное пиво в ожидании встречи, с любопытством разглядывал разные, украшавшие стены харчевни штуки типа старых штурвалов, обломков весел, рыбацких сетей и прочего. На небольшой полочке, отдельно, виднелась корабельная астролябия и какая-то мелочь, в числе которой…

Черт возьми! Показалось?

Поставив кружку, молодой человек рывком поднялся на ноги и, подойдя к полке, потрогал накрепко приклеенные к толстой сосновой доске фигурки — трех желтых, с серебряными саблями, воинов. Пешки!

— Ну вот, сэр! Нужный вам человек скоро прибудет. Совсем немного просил подождать.

Обернувшись на незаметно подошедшего хозяина, Андрей посмотрел ему в глаза и спросил прямо, без экивоков:

— Откуда это у вас?

— Чатуранга… — кабатчик хмыкнул и довольно пригладил бороду. — Эти индийские шахматы, должно быть, повидали немало. Один человек подарил их мне лет десять тому назад… Знаете, сэр, он тоже был загорелый, из наших.

— А как его звали?

— Уж и не помню, — пожал плечами Борис. — Да он и не назвался, скорее всего… а если и назвался, так не своим именем, вы ведь понимаете всё, сэр.

— Так он в Риге?

— Никогда больше его не встречал! Такой высокий седой мужчина. Кажется, он добирался в Стокгольм… или оттуда уже возвращался. Ага! — кинув взгляд на распахнутую дверь, владелец харчевни помахал рукой. — Доброго здравия, герр Фидлер! Прошу, прошу сюда…

— Да-а… — погладив фигурки указательным пальцем, пробормотал молодой человек себе под нос. — Вон оно как интересно! Что ж, наша милая рыженькая Камилла со своим дружком лекарем, выходит, в Ирландию-то подалась зря.

— Гутен таг, здравствуйте, — герр Фидлер — высокий, не старый еще мужчина, с обветренным умным лицом, в дорогих башмаках с пряжками и в синем кафтане доброго сукна — поздоровался с Громовым сразу на двух языках. — Вы меня искали?

— Да, вот письмо.

— Ах… — оглянувшись по сторонам, купец быстро пробежал послание глазами и тут же спрятал его за отворот рукава. — Ах, Райков, Райков… Вы говорите по-немецки?

— Нет.

— Тогда, быть может, перейдем на русский?

— Извольте, уважаемый герр!

Умные серые глаза собеседника азартно блеснули, чисто выбритое лицо напряглось, а тонкие губы сложились в улыбку, или скорее, в то, что должно было обозначать улыбку.

— Так у вас — корабль! — тихо промолвил купец. — Данила Петрович все же нашел, что искал. — Значит, можно вывезти медь… Опасно, конечно, но — кто не рискует, тот не живет, слыхали такую пословицу?

Андрей улыбнулся:

— У нас говорят — кто не рискует, тот не пьет шампанского!

— Всегда предпочитал бургундское или, уж в крайнем случае, бордо… Впрочем, это сейчас неважно, — герр Фидлер спрятал улыбку, посмотрев на собеседника со всей возможной серьезностью и, выдержав небольшую паузу, спросил: — Что у вас за судно, господин капитан?

— Добрый трехмачтовый корабль с вместительными трюмами и высокой кормой.

— Не тот красный, что вошел в гавань совсем недавно?

— Он и есть.

— Славно! — потерев ладони, собеседник понизил голос почти до шепота: — Теперь слушайте меня внимательно и делайте в точности так, как я вам скажу. Не прогадаете, смею вас уверить! Итак, под погрузку встанете последним, так, чтобы освободить трюмы лишь к вечеру… а загрузить — ближе к ночи. Со старостами грузчиков и портовыми ратманами ругайтесь на эту тему, как можно сильнее — мол, задержали до самой темноты! По бумагам — у вас коровьи шкуры, на самом деле — медь. Будьте осторожны, если узнают шведы… Ну вы человек опытный. Да! По навигационной карте — вы идете в Ревель, так на таможне и заявите. Деньги я чуть позже занесу прямо на ваш корабль. Все, до единого талера, в том числе — вашу долю и долю вашего экипажа, герр капитан. Если вы доставите груз в Санкт-Петербург, получите еще немало. Ну все! Удачи! Увидимся вечером, господин капитан.

Допив пиво, купец вытер с губ пену и откланялся, попросив Громова еще чуть-чуть посидеть в таверне. Так, на всякий случай.

В очередь на таможню Громов, как и договаривались, встал последним, сразу за разбитным огненно-рыжим малым с веснушчатым лицом ярмарочного забияки, судя по выговору — ирландцем. Рыжий оказался капитаном «Белой ромашки», того самого веселого судна, что всю дорогу от Рюгена до Риги шло чуть впереди «Красного Барона» и вызвало такой интерес Бьянки.

— Вот ведь скоты безрогие! — громко ругался «ромашечный» (или «ромашковый») капитан. — У меня, между прочим, кроме кофейных бобов, кои нужно срочненько выгрузить, еще и цветочные луковицы, нежнейший товар! Вы знаете, сколько они стоили еще лет восемьдесят назад на Амстердамской бирже?! За дюжину можно было купить очень приличный особняк! Да-да! Что вы смеетесь, сэр? Не верите?

— Нет, почему же? Верю, — Громов все же был историком, и случившуюся в Голландии в первой половине семнадцатого века «тюльпанную лихорадку» прекрасно помнил. Еще бы — такой-то курьез! Луковицы тюльпанов, по сути, заменили деньги, никто не работал, все бросились выращивать цветы, искусственно взвинченные цены на тюльпаны росли, как на дрожжах. И, конечно, все кончилось крахом.

— И кто же в наши дни интересуется цветами? — саркастически спросил Андрей. — Впрочем, извините — это совершенно не мое дело, куда вы их везете и кому хотите продать.

— Ну… так… есть одно местечко, сэр…

Ирландец почему-то замялся, и весь его задор куда-то пропал, правда, минут через пять капитан «Белой ромашки» снова начал орать — на этот раз уже на грузчиков, по его мнению, двигавшихся, словно сонные мухи.

— Э, дьявол вас разрази! Этак вы и до утра не управитесь, парни!

Громов тоже присоединился к проклятиям, так, что портовый чиновник в темно-зеленом кафтане и небольшом паричке, покачав головой, скривился и сделал приглашающий жест: мол, заходите уже.

В таможне, как ни странно, управились быстро: может, ратманы и в самом деле устали от криков, а может, просто торопились по домам и делали свою работу быстро.

— О, герр капитан! И вы — в Ревель?

— В Ревель, господа мои, в Ревель!

— Сахар, значит, везете, кофе… Ага! А портовый сбор?!

— Вот, господа. Пожалуйста!

Андрей старательно и без спешки отсчитал деньги, после чего один из ратманов, грузный, с одышкой, мужчина, приложил к навигационной грамоте зеленую восковую печать.

— Можете следовать в Ревель, герр капитан. Советую отправиться завтра утром, тут уже много кого набирается — и тот рыжий ирландец, что был до вас, и еще кое-кто… А главное — «Густав Ваза», шведский фрегат. Недавно пришел, верно, видали уже его на рейде? Сорок больших пушек — не шутка! С таким сопровождением сам черт не страшен!

— Да-да, — прощаясь, рассеянно ответил Громов. — Это просто замечательно! Замечательно просто…

Когда капитан «Барона Рохо» покинул таможню, уже начинало смеркаться. На пришвартованных к причалам судах зажигали кормовые фонари, а у выхода в гавань, на рейде, точно нарисованные углем, маячили высокие мачты фрегата под шведским — голубым с тремя золотыми коронами — королевским флагом.

Кто-то еще — коренастый, в куцем смешном кафтане, чем-то напоминавшем русский зипун — стоял спиной к городу, внимательно рассматривал фрегат. Вот обернулся.

— Что скажете?

Рыжий!

Узнав ирландца, Андрей повел плечом:

— Доброе судно.

— Доброе? — не скрывая раздражения, капитан «Белой ромашки» сплюнул себе под ноги. — Ну это для кого как, сэр! А вдруг он вздумает нас проверять? Или, скажем, проводить до самого Ревеля под конвоем? Оно нам надо?

— А куда деваться-то? — хмыкнув в кулак, спокойно заметил Громов.

Рыжий со вздохом кивнул:

— Оно верно, деваться некуда — против сорока пушек не попрешь. Да и парусов на нем много — ходко пойдет, тем более, там только матросы да канонир, никаких лишних людей нету.

— А кого вы подразумеваете под лишними людьми, уважаемый? — быстро поинтересовался молодой человек.

— Солдат! Морскую пехоту. Они возьмут их в Ревеле — за тем туда идут, — собеседник снова сплюнул, на этот раз постарался — далеко, в воду.

Громов покусал губу:

— А вы откуда знаете про солдат?

— Ха-ха, дружище! — неожиданно весело расхохотался ирландец. — Да разве в порту от моряка что-нибудь скроешь?

Грузчики торопились, хоть никто их и не подгонял, так боцман (бывший галерник Жан-Жак Лефевр) орал для показухи. Никто не подгонял, но парни с мешками и носилками сновали проворно и живо, разгружая и загружая подходившие один за другим возы, как видно, грузчикам не очень-то хотелось возиться здесь до утра, хоть ночной труд и оплачивался щедрее дневного. Не намного, но все-таки.

Погрузкой распоряжался герр Фидлер. Придерживая рукой треуголку, он подозрительно косился на шведский фрегат, загораживающий выход из гавани.

— Вам лучше его обогнать, — кивнув на корабль, посоветовал купец подошедшему Громову. — Или наоборот — отстать, так чтоб вас и видно не было. Самое плохое, если он встанет на рейде в Ревеле и будет внимательно осматривать море.

— Мы просто возьмем севернее, — успокоил Андрей. — Ничего, проскочим, все ж-таки это море, а не озеро.

— Да, именно так. Имейте в виду — все подступы к Нарве контролирует эскадра адмирала Горна, так что проходите мимо, а у Котлина не забудьте поднять русский флаг и взять лоцмана, — посматривая на грузчиков, озабоченно напомнил немец. — Там такой сложный фарватер.

— Не забудем. Поднимем. Возьмем.

— Ах, дьявол тебя разрази!

Один из грузчиков — молодой косоротый парень — вдруг споткнулся, уронив носилки с мешком… В мешке что-то глухо звякнуло.

— Осторожнее, осторожнее! — воскликнул купец. — И не спешите вы так — успеете.

Когда закончили погрузку, в черном, усыпанном сверкающими звездами небе уже светила луна, и призрачная тень стоящего на рейде фрегата, казалось, заслоняла всю гавань.

— Да нет, — стоя на корме, Громов поднял подзорную трубу. — Места там вполне достаточно, пройти можно. Шкипер!

— Да, месье капитан?

— Когда будет лоцман?

— Как вы и сказали, сразу на рассвете, месье капитан.

— Прекрасно.

Потерев руки, Андрей направился в свою каюту, да по пути встретил поднявшуюся на корму Бьянку и уже с ней прошел на балюстраду под зажженным кормовым фонарем.

— Как тихо! — чуть постояв, заметила баронесса. — Не слышно ни шума попоек в тавернах, ни песен припозднившихся рыбаков.

— Наверное, тут запрещено нарушать ночную тишину, милая.

— У нас, в Барселоне, тоже запрещено. Однако это никому не мешает… Знаешь, милый… я так тоскую! — девушка еле слышно вздохнула и продолжала прерывающимся шепотом: — Тоскую по теплому морю, по каталонским песням, по сардане — этот такой танец, где все пляшут вместе, встав в круг…

— Я знаю, милая, — обняв жену, молодой человек нежно поцеловал ее в щеку. — Я тоже тоскую… иногда.

— У тебя всегда есть какие-нибудь важные дела.

— А еще есть ты, милая! Я ведь тебя люблю, ты не знала?

— И я тебя…

Супруги крепко поцеловались. Задумчиво глядя в ночь, Бьянка намотал локон на палец:

— Как славно, что мы сейчас вместе… Пока вместе. Но пройдет совсем немного времени, и все опять станет, как раньше, как всегда — ты в море, я на суше… жду. Это самое плохое — ждать, на что-то надеяться. Знаешь, там, в той стране, где была Лина с Майком… и много суеты. Но я всегда чувствовала рядом с собой тебя! Ты не покидал меня надолго, и та страна… другая Америка… я чувствовал себя там, как дома. И ты — рядом, каждый день, и было с кем поболтать, посмеяться… «Америкэн Бэндстед» посмотреть! Даже гнусно пахнущие железные повозки без лошадей — я бы и к ним привыкла, тем более Лина обещала научить меня управлять…

— Тебе в самом деле там все понравилось?! — с радостным удивлением переспросил Андрей. — И тоска по родному краю не мучила?

— Знаешь, не мучила, — девушка покачала головой. — Как-то все весело было, и… без крови! Вокруг никто никого не убивал, не казнил… Я даже виселиц в городе не видала.

— Не убивал?!

Громов вдруг отчетливо вспомнил ядерный взрыв… и поспешно захлопнул рот — не хватало еще расстраивать любимую супругу.

— Что ты сказал, милый?

— Говорю — поздно уже. А завтра — отходим. Пошли спать, дорогая?

— Пошли… — сделав пару шагов по палубе, Бьянка остановилась и, обняв мужа, спросила, заглядывая в глаза: — Ты говорил мне, что хочешь вернуться… в свою страну.

— Да, милая. Ты же знаешь. Мы вернемся туда вместе.

— Она… твоя страна — похожа на ту, где были Майк и Лина?

— Хо! Конечно же! Только еще лучше.

— И… и «Америкэн Бэндстед» там тоже есть?

— «Америкэн Бэндстед»? — молодой человек закашлялся. — Ну… думаю, в Интернете можно найти. Или — на дисках. Слушай, милая… ты и впрямь авто… самобеглых повозок перестала бояться? А что скажешь об огромных железных птицах, внутри которых, быть может, придется лететь?

— Ты забыл, что я — древнего дворянского рода! Баронесса! — отпрянув, сверкнула глазами Бьянка. — Кабальеро, а не какая-нибудь забитая крестьянка. Я даже дьявола не боюсь, тем более — каких-то там дурацких железных птиц и самобеглых повозок, коими может управлять и ребенок.

— Ладно, ладно, милая, успокойся. Это я так просто спросил, — Громов поспешно погладил жену по руке. — Нам бы только уйти…

— Я помню, — спокойно кивнула девушка. — Нужен «Красный Барон» и сильная гроза, море. Ты должен взять меня в непогоду с собой!

— Обязательно, милая. Обязательно! Уверен, уже очень скоро нам с тобой повезет. А как же! — взяв жену за руку, молодой капитан мечтательно посмотрел в небо. — Быть может, мы даже поселимся в Барселоне… там, в моем мире, тоже есть Барселона, и даже кое-что из старины осталось… тебе понравится. Купим апартаменты где-нибудь на проспекте Диагональ… или — на Меридиане. На верхнем этаже, с балконами. Представляешь, с одного балкона — Парк Гуэль видно и Саграда Фамилиа, а с другого — старый город, бульвар Рамбла, колонна Колумба, порт…

— А в порту — наш корабль — «Красный Барон»… Нет! Давно уже пора новое имя придумать.

— Вот и придумай, милая.

— Обязательно! С утра этим займусь.

— Вот-вот…

Они еще долго простояли на корме, взявшись за руки, смотрели на луну и звезды, мечтали, планируя свою будущую жизнь в том, куда более счастливом мире, который юная баронесса уже смогла оценить. Горевшие за толстыми стеклами кормового фонаря свечи отбрасывали мерцающе-желтые отблески на черные волны, а совсем рядом, по левому борту, в воде отражалась луна.

У Громова почему-то было такое чувство, что все его (нет — их!) затянувшееся путешествие подходит к концу, что еще немного, совсем чуть-чуть, и они с Бьянкой вернутся в другой мир, и тогда… Что конкретно «тогда», Андрей пока не думал — просто мечтал. Вернуться бы, а там — видно будет.

Как и собирались, «Красный Барон» отошел от причала с рассветом, пользуясь легким попутным ветром и повинуясь коротким командам лоцмана. Шведский фрегат с едва трепыхающимся королевским флагом на корме, казался мирно спящим исполином, до поры — до времени спрятавшим пушки в порты.

— Гляньте-ка! — обернувшись, воскликнул юнга, указывая на отшвартовывающуюся шхуну с веселой зеленой кормою в ромашках. — И они — с нами?

— Да, этот корабль — в Ревель, — кивнул капитан. — Как сей шведский фрегат!

Юный Лесли округлил глаза:

— Мы что же, идем вместе этим фрегатом, сэр?

— Надеюсь, до этого не дойдет.

Хмыкнув, Громов бросил последний взгляд на шведское судно и, расплатившись с лоцманом, лег на правый галс — к Ревелю, — велев поднять все паруса, благо ветер как раз задул в корму, день начинался весьма даже благоприятно.

— Что? — толстый, чем-то похожий на добродушного кабана, ратман, отдышавшись, хмуро взглянул на невысокого, стриженного в кружок, немного косоротого парня, одетого в короткую куртку, какие обычно носили всякие там артельные мастера — каменщики, плотники, грузчики…

— Что ты сказал, Иоганн?

— Я, герр Шварц, говорю, что они все же грузили медь. Ну тот большой красный корабль, ага.

— И что с того? — удивленно моргнул ратман. — Ну медь — и что? Они же в Ревель идут?

— Но… вы же сказали, герр Шварц, что если вдруг замечу что подозрительное… чтоб докладывал, ага. Вот я и явился.

— Ага, явился он… Хотя… постой.

Отперев большой замок, висевший на резных дверях приземистого, сложенного из кирпича здания портовой таможни, чиновник — а он нынче пришел на службу первым, и вовсе не от показного усердия, просто проснулся рано — первым делом просмотрел таможенную книгу… Напротив голландского торгового судна «Красный Барон» (хозяин — купец Ян Песториус из Амстердама) никакой меди указано не было… но курс был — Ревель.

— Та-ак… — озадаченно протянул Шварц. — Портовый сбор они, значит, решили уплатить только наполовину. А ведь за медь-то еще немало талеров полагается! В Ревеле заплатят… а нам? Да и в Ревеле наверняка тоже что-нибудь этакое провернут, хитрые голландские морды! Ладно…

Поднявшись на ноги, ратман выглянул в дверь, подозвав грузчика:

— Вот что, Иоганн. Деньги свои ты нынче заработал.

— А я и не сомневался, почтеннейший герр Шварц!

— Но получишь их позже, сейчас же иди, найди лодочника, пусть ждет меня у ближнего пирса…

— Понял — у ближнего пирса, — кивнув, парень поправил круглую матросскую шляпу и уточнил: — А ежели лодочник спросит — куда плыть?

— До «Густава Вазы» и обратно. Скажешь — городская казна заплатит, пусть особо не беспокоится.

— Угу, угу… Так я побежал, герр Шварц?

— Беги, Иоганн, беги.

За кормой «Красного Барона» виднелись паруса, одни — милях в двух правее, другие, наоборот, ближе к берегу.

— Ну это — шхуна, — посматривая в подзорную трубу, бросил Громов. — А там, мористее, судя по всему — фрегат. Хорошо идет, сволочь шведская! С полным ветром. Видно, что легкий, без людей, провианта и груза — один балласт.

— Ничего такого, — кутаясь в наброшенный на плечи плащ, усмехнулась стоявшая рядом Бьянка. — Насколько я знаю, все эти суда тоже должны были идти в Ревель. Вот и идут. А фрегат, кстати, нас нагоняет.

— Ну как же? — Андрей погладил чисто выбритый подбородок. — Это же военное судно, специальной постройки, а «Красный Барон» — урожденный торговец, не такой уж и узкий, зато выдержит любой шторм, да и трюмы — хоть куда.

— И все же, мне это кажется подозрительным, — покрутив локон, призналась юная баронесса. — Куда эти шведы так спешат? И — смотри-ка — свернули к нам! Похоже, они за нами гонятся!

— Да не с чего им за нами гнаться, милая, — Громов взял из рук супруги оптику, приложил к глазам. — Хотя… да… почти к нам в кильватер пристроился… Боцман!

— Да, месье капитан! — браво доложился возникший, словно из ниоткуда, боцман Жан-Жак Лефевр — главарь мятежников-камизаров, ныне, собственно, и составляющих команду «Барона Рохо». — Чего изволите?

— Заряжайте все пушки, готовьте людей к возможному бою. Видите во-он тот фрегат?

— Прекрасно, господин капитан, — спокойно кивнул боцман. — Пушек… м-м-м… около полусотни… интересно, сколько там людей?

— Пушек — сорок, — с усмешкой поправил Андрей. — А людей — думаю, вряд ли больше полсотни. Матросы, судовые офицеры и сам капитан — все.

— И еще — профос, — вспомнив галеры, Лефевр недобро прищурился. — Корабельный палач. На вашем судне, кстати, его почему-то нет, месье Тоннер.

— И никогда не было! — расхохотался Громов. — Скажу более — и вряд ли будет. Немного чести пытать собственных матросов.

— Иногда это просто необходимо, месье. Так мы готовимся к бою?

— Да. И побыстрее — очень скоро фрегат нас догонит и вполне может дать бортовой залп.

Повинуясь приказу, моряки шустро забегали по палубе, артиллеристы спустились вниз, к пушкам, а сам господин капитан ласково погладил длинный ствол массивного шестифунтового фальконета, укрепленного на поворотной тумбе рядом с кормовым фонарем.

А фрегат нагонял, становясь все ближе и ближе! Вот уже стал отчетливо виден такелаж и позолоченная деревянная статуя на носу, под бушпритом. А вот предупредительно громыхнула пушка!

— Приказывают лечь в дрейф, сэр! — покусав губы, доложил юнга.

— Хорошо! — оглянувшись на Тома, Громов велел ему увести в каюту Бьянку — нечего делать женщине на палубе в морском бою! — и только после этого продолжил командование — спокойно и вполне уверенно, как и всегда.

А вот капитан «Густава Вазы» действовал, скорее, самоуверенно — ну конечно, Балтийское море — Шведское озеро — кого бояться-то? Все должны трепетать!

И на этой глупой самоуверенности можно было сыграть, тем более ветер начал заметно свежеть, а по морю побежали барашки. При большом — а даже и при среднем — волнении особо-то не повоюешь, тем более — на борту фрегата лишь только команда, без морской пехоты. Матросикам надо и с парусами управляться — не дай бог, оказаться к волне бортом, — и с пушечками управляться, и помпами водичку из трюмов откачивать — для пятидесяти-то человек дел невпроворот, какой уж тут бой, так что совершенно напрасно затеял шведский капитан все это дело. Верно, надеялся, на «стоять-бояться»! Ну как же, он же швед! А перед шведами все трепетать должны.

Велев взять часть парусов на рифы, Громов не то чтобы лег в дрейф, но резко снизил скорость примерно до семи-восьми миль в час. И еще мог снизить, убрав остатки парусов, да вот с этим пока не спешил — имелись мысли.

Высокий борт «Густава Вазы» с хищно открытыми орудийными портами поравнялся с «Красным Бароном». Повинуясь приказу своего капитана, шведские матросы поспешно убирали паруса, а вот — спустили шлюпку.

Андрей благодушно демонстрировал миролюбие, улыбался, галантно помахивал шляпой и даже велел стыдливо приспустить флаг — естественно, голландский — республики Объединенных Провинций.

Пусть, пусть вышлют проверяющего офицера с матросами — еще больше людей на борту фрегата убавится, а ведь у них сейчас каждый матрос на счету! Заигрался герр шведский капитан, заигрался, нюх потерял совсем. Впрочем, понятно — море-то их, шведское!

Громов хотел было выделить из фальконета хорошо ему видимого вражеского капитана — может, и попал бы! — да побоялся спугнуть раньше времени. Впрочем, пора было уже и начинать — уравнять скорости парусных судов никогда не получалось — постройка у всех разная, днище — тоже. «Густав Ваза» даже чуток поотстал, и его матросы бросились на ванты — ставить на фок-мачте брамсель — самый верхний парус. Поставили… и фрегат понесло вперед.

— Залп! — бросив на палубу треуголку, скомандовал Громов.

Корабль дернулся всем своим корпусом, левый борт его окутался густым и едким дымом… в том дыму те, кому надо, живо обезоружили уже поднявшихся на борт проверяльщиков…

Андрей махнул шпагой:

— Все паруса — долой!!!

Потеряв ветер, корабль застопорился, и промешкавший с ответными выстрелами швед дал залп в пустоту — в море! Впрочем, и ядра «Красного Барона» причинили врагу не слишком-то большой урон, на пистолетный выстрел корабли не сближались, да и волнение на море было весьма ощутимым. Так, фальшборт кое-где проломили, да одно ядро влетело на камбуз, оставив шведов без обеда.

«Густав Ваза» проскочил вперед, и теперь ветер был у Громова! Теперь можно было делать, что хочешь, маневрировать как угодно — «Красному Барону». А вот шведу — против ветра-то — очень даже затруднительно!

— Левый галс! Орудия заряжай!

Повернув, Андрей прошелся бортом к вражеской резной корме, разрядив в нее все свои пушки, так, что с капитанского мостика вмиг снесло всех и все, а, чуть погодя, выкинув белый флаг, шведы попросили о сдаче! А что им еще оставалось делать? Дожидаться абордажа? Или попытаться уйти — с поврежденной-то бизанью? Тем более, капитан, шкипер и все старшие офицеры судна наверняка уже отправились в иной мир, а нанятые по всей Балтике матросы умирать за шведскую корону почему-то совсем не желали.

Всем желающим Громов, по примеру южных морей, предложил остаться на судне… только уже подчиняться — ему, на что согласилось человек двадцать, остальным была предоставлена шлюпка — берег-то был не очень-то далеко, рядом.

Вечером в честь славной виктории устроили пир, и разделенная пополам (по числу судов) команда весело салютовала друг другу из пистолетов и ружей. Конечно же, «Красный Барон» и бывший «Густав Ваза», пока еще остававшийся безымянным, ни в какой Ревель не пошли, оставив далеко по правому борту плоский эстляндский берег. Позади снова возникли паруса, правда, близко они не приближались, так в некотором отдалении и маячили вплоть до самого Котлина — наверное, какое-то судно тоже шло в Санкт-Питер-Бурх, в «новый парадиз», как называл новый, строящийся «на костях» город государь Петр Алексеевич. А вообще-то собирался назвать Новым Амстердамом. Хорошее имя, голландское…

— Российские флаги на мачты! — скомандовал Громов в виду грозной крепости Кроншлот.

— Дать салют из кормовых орудий!

Бабахнули двенадцатифунтовые пушки. Им в ответ отсалютовали огромные орудия форта. Видно было, как от низкого берега проворно отчалила шлюпка.

— Лоцман, — довольно усмехнулся капитан. — А, похоже, добрались уже! Закончилось плаванье.

Глава 12

Лето-осень 1707 г. Санкт-Питер-Бурх

«Бьюик-Скайларк»

Царь Петр Алексеевич принял Громова довольно милостиво и даже, можно сказать, по-простому: угостил водкою, пожаловал сотню талеров и тут же произвел в чин капитан-командора, равный гвардейскому подполковнику или в армии — бригадиру (среднему между полковником и генерал-майором), пожаловав к тому же и землицей — здесь, невдалеке, в Санкт-Питер-Бурхе, близ старой мызы немецкого майора Канау, где примерно через сотню лет возведут Михайловский замок. Место было хорошее, правда — шумное — город представлял собой сплошную стройку, да еще постоянно кто-нибудь переезжал, устраивая новоселье, а то и просто собирались на ассамблеи — попивали кофе и водку, в картишки поигрывали и обязательно устраивали фейерверки по поводу и без оного. Тут же, рядом, во фруктовом саду, переименованном в Летний, царь выстроил себе летний домик, а затем — и дворец, где тоже соблюдением тишины особо не заботились, скорее наоборот.

Новоявленному офицеру российского флота Андрею Андреевичу Громову было приказано — именно так, приказано! — строить на выделенном месте каменный дом в три этажа и в пять саженей по фасаду, с большим окнами и балконом. Средств на будущий особнячок никаких не выделили, предполагалось, что «господин капитан» раздобудет их во время пиратских… пардон — каперских… рейдов на побережье Швеции. Разграбит там какой-нибудь… ну не Стокгольм, так Або или Выборг, большую часть денег — в казну, ну а что положено в качестве приза — как раз на домик и хватит. Не за один раз, так за несколько. Еще Петр Алексеевич обещал поместьице, как только — так сразу, но пока поместья не было, а было жалованье, выплачивающееся, впрочем, крайне нерегулярно.

Новый всероссийский самодержец произвел на Андрея двойственное впечатление — этакий обаятельный, но довольно нервный, сатрап, длинный, с мощными бедрами и круглой, несуразной для тощего тела, головой на тонкой шее. Узкие плечи, зато весьма крепкие кисти рук, выглядывавшие из-под куцых рукавов зеленого кафтана Преображенского полка. Подобное — довольно забавное — телосложение имели в те времена все дворяне, естественно, никаким физическим трудом (о спорте речь вообще не шла, еще и понятия такого не появилось) отродясь не занимавшиеся, зато много фехтовавшие, много ездящие верхом. Отсюда — плохо развитая грудная мускулатура, зато чрезвычайно сильные бедра (посиди-ка днями в седле!) и жилистые предплечья — от постоянных упражнений со шпагой и саблею.

Надо сказать, будущая столица возводилась вовсе не на пустынном месте, издавна здесь, кроме различных поместий и мыз (того же Канау, а также Де Ла Гарди, Биркенхольма и прочих шведских дворян) полно было многолюдных деревень и сел, в большинстве своем финских — Каллила в устье Фонтанки, Антоллала, где позднее будет устроено Волковское кладбище, Риттова — где Александро-Невская лавра, наконец — Усадиссаан на месте Зимнего дворца. Попадались и русские селения, и во множестве — Купчино, Волково, Одинаково, Спасское, — но самым многолюдным конечно же был до основания разрушенный Петром портовый шведский город Ниен, что стоял на реке Охте с крепостью Ниеншанц, называемый в народе Канцы и насчитывающий около двадцати тысяч жителей, среди которых было и множество вполне лояльных шведской короне русских — Бутурлиных, Пересветовых, Рубцовых…

Бьянке Санкт-Питер-Бурх не очень-то нравился — как-то не по-домашнему суетно, сыро, да и с погодою не очень-то повезло — с начала августа частенько шли дожди, и над свинцовыми волнами нависали тяжелые серые тучи.

— Ничего! — утешал молодую женушку Громов. — Скоро тут такого понастроят, не город получится — загляденье! Истинный парадиз.

Впрочем, господину капитану скучать было некогда, государь пригласил его (и подобранных Райковым камизаров) на службу вовсе не за красивые глаза, а чтоб шведам тошно стало.

Французам, кстати, высочайшим повелением было разрешено поставить свою — протестантскую — церковь, за что сии бедолаги просто боготворили Петра Алексеевича и готовы были по одному его слову немедленно отправиться хоть в преисподнюю, хоть к самому черту! Так время и прошло — пришло донесение из Або от верных людей, о том, что на ремонт там встали два крупных корабля — фрегата, причем ремонт вот-вот должен был закончиться, а никаких других военно-морских сил в городе пока не имелось — отошли в Выборг.

Петр Алексеевич намекнул без обиняков: мол, приведешь, господин капитан, фрегаты — быть тебе шаутбенахтом — генерал-майорам, если по-сухопутному — подотчетному лишь генерал-адмиралу Апраксину! Добавим кораблей с Олонецкой верфи — вот уже и эскадра — командуй.

Легко сказать — привести фрегаты. Для этого нужно было их захватить, что означало неминуемую схватку с гарнизоном Або (по-фински — Турку), а город сей, как навел справки дотошный Громов, являлся ныне столицей Финляндии, имел университет, книжный магазин, типографию… Тем более, до Стокгольма было рукой подать — через море, так что, ежели бой вдруг сильно затянется, вполне можно сгонять за подмогой.

Все необходимо было тщательно распланировать, чем и занялся господин капитан Громов совместно с Лефевром и сивоусым поручиком Федосеевым, командиром приданного кораблям десанта — четыре сотни добрых молодцов-фузилеров. Кроме «Красного Барона», который все некогда было переименовать, и «Гордость Виваре», как с подачи гугенотов стал называться бывший «Густав Ваза», в состав громовской эскадры входил шестипушечный шлюп с парусным вооружением шхуны и три небольшие галеры, точнее сказать — скампавеи, отличавшиеся от галер меньшими размерами и большей маневренностью. Недавно выстроенные в Олонце скампавеи несли на себе несколько пушек и по полсотни человек солдат. Вообще, они считались перспективными судами, куда более пригодными для маневрирования в узких и извилистых шхерах, нежели чисто парусные корабли.

Вот эти-то самые скампавеи и доставили Громову немало неприятностей, как только налетевший ветер погнал волну. Низкие парусно-гребные суда едва не затонули, пришлось срочно укрываться в шхерах, где, как тотчас же выяснилось, фрегаты маневрировали ничуть не хуже, а может, и лучше галер. Все дело — в выучке экипажа.

За ночь волнение почти улеглось, задул неплохой ветер, почти попутный — суда шли в бейдевинд. Боже, как кидало на волнах, словно камбалы, галеры! Грести на них в такую погоду было довольно затруднительно, лишь косые паруса на хиленьких мачтах кое-как хватали ветер. Громов, посматривая назад, хмурился — гребные суда становились обузой, в чем он, как хороший судомоделист и историк, ни капли не сомневался — Балтийское море не Средиземное, штиль бывает редко, а в шхерах — для которых галеры, собственно, и предназначались, как выяснилось, обычные чисто парусные корабли действуют ничуть не хуже. Тем более тягаться с крупными линейными кораблями и фрегатами… даже со шхунами! — скампавеи не могли, если только не налетали в огромном количестве, пользуясь мелководьем и слабым ветром, как было при Гангуте или Гренгаме, где от гребных судов и впрямь вышла большая польза. Правда, после сих славных баталий все галеры отправились на дрова.

На следующий день по правому борту показался скалистый берег — судя по лоции, полуостров Гангут, коему в 1714 году будет суждено стать победным символом петровского флота!

Миновав полуостров, русские суда повернули на север, осторожно пробираясь между множества островков к Або. Опытный лоцман Григорий — молодой, лет тридцати, мужик с умным востроносым лицом и внимательным взглядом, вел корабли уверенно и спокойно, словно прогуливался по собственному саду. Лишь один раз перекрестился, когда слева по борту внезапно возникли паруса, впрочем, быстро исчезнувшие из виду.

— Свей, — проводив глазами паруса, негромко заметил лоцман. — В Ревель пошли. Хорошо — мы с ними не столкнулись, помогла Богородица Тихвинская!

— Помогла, — Андрей согласно кивнул и, улыбнувшись, добавил, даже скорей похвастался: — И у меня иконка с Тихвинской есть — жене подарил, чтоб оберегала. Там же, в Тихвине, и купил, в монастыре, где икона.

— Так вы бывали в Тихвине, господин капитан-командор? — обрадовался Григорий.

— Бывал… но так, проездом только. Дорог, правда, в нем нет, а так — городок славный.

— Не городок — посад… И хорошо — был бы город! А когда вы у нас, господин капитан-командор, бывали?

— Ты, стало быть, Григорий, на лоцмана выучился?

— В Тихвине, лоцманов много, как и толмачей, почитай, издавна в Стекольну ходили… Ага!

Взяв подзорную трубу, лоцман пристально всмотрелся в медленно проплывающий по правому борту берег, скалистый, изрезанный шхерами и поросший мрачноватым еловым лесом, сквозь который кое-где проглядывали домишки — мызы.

— Одначе скоро и Або. Во-он за тем мыском. Прикажете сразу в гавань идти, господин капитан-командор?

— Подождем, — Громов задумчиво скривился. — Сначала скампавею пустим, пущай поглядит. Эй! Сигнальщик!

Одна из галер, получив указания, споро бросилась за мыс, вернувшись примерно минут через двадцать. Слаженно махая веслами — этакий смешной водяной таракан, — скампавея подошла к самой корме «Красного Барона».

— Нет никого! — выкрикнул галерный капитан Важнов, моложавый мужчина с жестоким лицом и насмешливо-плутоватым взглядом уверенного в себе сибарита.

— Совсем никого? — так же громко уточнил Андрей. — А фрегаты?

— Один только, — Важнов махнул рукой. — Другой, видать, уплыл — починили. Фрегат у крайнего пирса, без парусов, остальные суда малые — рыбаки, торговые шхуны.

— Хорошо… Делаем все по плану.

Спустившись в привязанную за кормой разъездную шлюпку, капитан-командор перебрался на низкий борт галеры и приказал спускать паруса. Оба фрегата — «Красный Барон» и «Гордость Вивере» представляли собой прекрасную мишень для мощных беговых орудий Або, взять нахрапом хорошо укрепленный форт было бы невозможно, и Громов вовсе не собирался так рисковать, подставляя корабли и людей. Хотя затея сия, ввиду немногочисленности гарнизона крепости, вполне возможно, могла бы увенчаться успехом, но это был пустой, глупый риск — действовать таким образом Андрей не любил и не стал, оставив фрегаты на рейде и пустив в гавань лишь скампавеи и шлюп — места для десанта на галерах вполне хватало, брали они по сто пятьдесят человек, четыре сотни вполне помещалось.

Расположившись на рейде, фрегаты встали бортами к берегу и дали залп, не причинивший крепости никакого вреда. Зато получившуюся от выстрелов тучу густого дыма ветер медленно понес в гавань, с этой тучей и проскользнули малые суда Громова, пока в крепости увлеченно занялись стрельбой по фрегатам.

Русские скампавеи (шлюп сразу направился к ремонтируемому кораблю) ворвались в гавань, подобно волкам — быстро, неудержимо и хищно. Никто в городе и опомниться не успел, как на набережной уже появился отряд лихих молодцов в темно-зеленых кафтанах, с фузеями! Едва только шведские солдаты высунули нос, фузилеры дали залп! Потом еще, и еще… С галеры и шлюпа били пушки и мушкеты, Андрей использовал свою старую тактику — запереть осажденных на городе, в жилые дома не соваться, взяв на шпагу портовые склады и все, что ошивалось в гавани. Все, как когда-то в Портсмуте. Только здесь, кроме складов, был еще и главный приз — только что отремонтированный фрегат, на котором высаженные со шлюпа молодцы уже поднимали паруса.

— Огонь! — покручивая усы, поручик Федосеев лихо командовал фузилерами. — А ну, молодцы, примкнуть багинеты!

Выбрав удобную позицию у портовых складов, Громов осуществлял общее руководство, глядя, как слаженно действует морская пехота, заперев врагов в узких городских улочках.

— Ай, Федосеев, ай, молодец, поручик!

Пока на набережной шла перестрелка, часть фузилеров, бросив ружья, деловито перетаскивала на захваченный фрегат все содержимое складов — добротное сукно, амуницию, медь и железо в прокованных крицах — укладах.

— Металл — это славно! — довольно улыбался Андрей. — Ах, как, черт побери, славно! Теперь только не сглазить бы.

Все шло хорошо, как и было задумано — вялая перестрелка, бесполезные залпы фрегатов и форта, наполняемые захваченным добром вместительные трюмы шведского — бывшего шведского! — корабля…

И вдруг!

Словно бы сам дьявол подслушал слова капитан-командора — на окраине города вдруг запылали обывательские дома! Сначала один — двухэтажный, за ним другой.

— Черт побери! Что такое?

Вскочив на реквизированную лошадь, Громов махнул рукой:

— За мной!

Прихватив с собой часть солдат, Андрей смерчем пронесся по набережной — а на окраине, как раз напротив захваченного фрегата, уже разгоралась нешуточная схватка между отрядом галерного капитана Важнова и разномастными городскими ополченцами, настроенными весьма решительно — еще бы, ведь грабили-то теперь не какие-то там склады, а их собственные дома!

Превратившиеся в тривиальных грабителей солдаты никак не хотели бросить добро — кто-то тащил дорогую шаль, кто-то — серебряные подсвечники, а кое-кто — чей-то портрет в золоченой раме. Не хватало только гусей под мышками и…

Гулко громыхнул слаженный ружейный залп — почти все грабители разом повалились наземь, и серебряный подсвечник со звоном покатился по мостовой, а портрет в золоченой раме, упав, окрасился кровью.

И снова залп!

Надо признать, шведские ополченцы действовали умело и лихо, слава богу, только в том, что непосредственно касалось лично их…

Впрочем, рассуждать сейчас было некогда — шведы могли запросто отбить фрегат, а потом… а потом пришлось б действовать долго, что совсем не входило в планы капитан-командора.

— На корабль! — спешившись, живо приказал Громов. — А вы двое — на ближайшую галеру, пусть живо дует сюда и развернет фрегат к городу правым бортом. Ну а вы что? — Андрей оглянулся на сходнях. — Вперед — выручайте наших чертей, что уж.

— Господин ка… — вытянулся с докладом мичман со шлюпа.

Убрав шпагу, Громов махнул рукой:

— Отставить! Как у вас дела?

— Почти все готово, госпо…

— Канониры на судне есть?

— Я сам канонир!

— Отлично! Орудия правого борта заря-жай! Картечью!

— Здесь нет картечи, господин капитан-командор, — озадаченно доложил мичман. — Одни только ядра.

— Тогда ядрами. Живо!

Ополченцы явно теснили мародеров, обывателей было куда больше, да и бились они за свое, личное, к тому же и командир у них, похоже, был парнем толковым. Зря не суетились, в рукопашную схватку не вступали — просто стреляли из-за угла, из-за заборов, из окон и даже с крыш. И с каждым залпом силы осаждавших таяли.

Притяпавшая, наконец, скампавея, ткнулась тупым носом фрегату в борт.

— Отдать концы! — Андрей поправил на голове треуголку. — Эй, на галере! Разворачивай давай, да шевелитесь уже!

Скампавея спешно развернула отваливший от причала фрегат.

— Еще две сажени! — примерно прикинув траекторию, командовал капитан-командор. — Полторы… Ага! Эй, канонир, к выстрелу готовы?

— Давно готовы, господин ка…

— Огонь!!!

Громыхнул залп, и угодившие в дома ядра сильно охладили боевой пыл ополченцев, чем и воспользовался Громов, вновь подойдя к пирсу и взяв на борт всех оставшихся на берегу солдат, в том числе и галерного капитана Важнова — тот бежал из города не один, тащил за руку какую-то полуодетую малолетнюю девку.

— Девчонку отпусти, черт! — ругаясь, Андрей сбежал по сходням и буквально вырвал несчастную из рук славного российского офицера. — Беги домой, дура!

— Как домой? — неожиданно взъярился галерный. — Это — моя добыча! Эй, стой! Ты куда? Ах ты ж, сука!

Выхватив из-за пояса пистолет, Важнов тут же выстрелил… и попал бы, кабы Андрей не двинул его под локоть да не гаркнул в ухо:

— Ты что творишь, сволочь? А ну, живо на галеру, это приказ! Уходим!

Плюясь и ругаясь, капитан галеры, однако, побоялся ослушаться приказания и дальше действовал без эксцессов, по плану, согласно которому все суда — в том числе и только что захваченный фрегат — спешно покидали гавань, для чего «Красный Барон» и «Гордость Виваре» снова организовали дымовую завесу. Правда, крепостные пушки все же сумели разворотить на одной из галер корму и даже свалить бизань на бывшем своем же фрегате… Бизань быстро поправили плотники во главе с верным Спиридоном, что же касается галеры — не так уж там все сильно и разворотили, вполне можно было плыть.

— Жалко, Антипку не убило, — хмыкнув, поручик Федосеев с видимым сожалением покачал головой.

— Какого еще Антипку?

— Да Важнова, галерного капитана. Теперь будет на нас доносы писать, вот увидите, господин капитан-командор.

Вот насчет этого Андрей почему-то не сомневался, а потому, будучи человеком опытным и даже где-то житейски мудрым, живенько усадил за написание встречных кляуз всех, кого можно:

— Пишите, парни, все! Как этот черт едва не сорвал всю операцию — из-за какой-то шведской девки!

Инспирированные хитрым Громовым доносы попали к царю первыми — уж об этом капитан-командор позаботился сразу же, как только судно ошвартовалось у пристани Санкт-Питер-Бурха. Отправил бумаги с нарочным, а уж потом, выкупавшись в Неве и приодевшись, отправился на доклад к государю, с чувством глубокого удовлетворения пропустив мимо себя вышибленного с крыльца летнего царского дворца Важнова Антипку, жалостливо вопящего и державшегося за левое ухо. Видать, сам царь приласкал — запросто!

А вот капитан-командора Петр Алексеевич принял очень даже милостиво:

— А! Андрюша! Видел, видел фрегат… Ну давай, рассказывай про свои подвиги, а заодно… — тут царь как-то нехорошо прищурился, и круглое, похожее на котовью морду, лицо его исказилось внезапно нашедшей злобой. А голос… голос-то как загремел!

— А заодно поведай, Андрюш, с чего это ты обывателей свейских тако возлюбил?

И этому вопросу капитан-командор ничуточки не удивился, давно к нему был готов и ответ вовремя продумал — слава богу, время на обратном пути имелось в избытке:

— Не свеев я возлюбил, ваше величество государь Петр Алексеевич, а людей своих поберег: одно дело, когда чужой флот торговые склады грабит — обыватели-то их, может, и сами б пограбили с большим удовольствием, и совсем другое дело, ежели начинают врываться в дома. Тогда против нас не только гарнизон, но весь город будет.

— Что ж, — царь неожиданно расхохотался и хлопнул Громова по плечу. — Хитер ты, Андрюша, и рассуждаешь здраво. Только замашки-то свои южные брось! Это у тебя там, в теплых морях, люди на счет шли, а здесь, брат, Россия — людишек жалеть нечего, бабы ишшо нарожают! Усек?

— Усек, Петр Алексеевич.

— Ну и молодец. Жалую тебя шубой со своего плеча и золотыми аглицкими часами — поставь их на пол, владей!

— Благодарю, ваше величество, поистине царский подарок!

— Владей, — Петр Алексеевич милостиво махнул рукой и напомнил: — О шаутбенахтстве твоем после поговорим. Да! На ассамблею сегодня вечерком к Меншикову приходи, да не один — с молодой супругой, она у тебя, говорят, красавица с земли гишпанской?

— Ну да, оттуда, из Барселоны.

Сдержанно отозвавшись, Андрей отвесил глубокий поклон и удалился, простившись с государем до вечера.

Царская шуба оказалась, хоть и покрыта золотистой парчою, да изрядно трачена молью, а часы были сломаны, что, впрочем, ничуть их красоты и изысканности не умаляло.

— Ничего, починим, — смеялась Бьянка. — А и не починим, так пусть просто так стоят. Главное, не подарки, а милость государя. Кстати, милый, знаешь, у нас тут рядом, на набережной знакомое судно ошвартовалось — то самое, зеленое, с ромашками! Ну что в Ригу с нами шло, помнишь?

— А, «Белая ромашка», — Андрей тоже рассмеялся. — Ирландская торговая шхуна… в смысле — английская, но капитан — ирландец.

Вечером, на ассамблее, приставучий, как клейкая лента — скотч, — Меншиков пил с Бьянкой на брудершафт, так что Громову сильно захотелось разбить «светлейшему князю» морду, впрочем, тот быстро переключился на какую-то графиню с огромной — арбузами — грудью и вычурной прической в виде парусного корабля. Не прическа, а настоящее произведение искусства, сотворенное на клею, крахмале и пудре с мукою… правда, Андрей затруднялся себе представить — как можно с такой прической спать? Да и вообще, блох там и вшей — видимо-невидимо, никакие меха-блохоловки не помогают, да и не почесаться никак — паруса мешают! Впрочем, красота требует жертв, что графиня доказывала своим стойким поведением — изящно танцевать с таким сооружением на голове тоже было проблематично, а сия гламурная красавица не пропускала ни одного танца, напропалую флиртуя и с Менщиковым, и с самим государем, всерьез вознамерившимся услать «светлейшего» куда-нибудь подальше, тем более и повод был — Карл Двенадцатый, просидев около года в Польше, наконец, двинул свои войска на восток — явно против России.

— На свою погибель, — тяпнув водки, Громов громко хохотал, положив локти на стол. — Ох, наваляем мы им под Полтавой, ох и наваляем! Бока-то намнем!

— Вот это правильные мысли! — усевшись рядом, одобрительно рассмеялся Петр. — Давай-ка, Андрюша, за наши будущие победы и выпьем! Эй, все слышали? За будущие и настоящие российские виктории! Виват!

Супруги вернулись домой поздно, к утру, Громов без сил упал на постель, не раздеваясь, только что и смог снять туфли, Бьянка же — все же не водку пьянствовала, а вино, — распахнув окно, долго смотрела на луну, сиявшую в темном августовском небе, дувший с Невы ветер трепал ее распущенные по плечам волосы, а на тонкой шее баронессы поблескивал висевший на цепочке кулон из нержавеющей стали — Богоматерь Тихвинская, подарок Андрея.

— Голова, милый, не болит? — обернулась юная женушка.

Громов вздохнул:

— Да не знаю. Завтра поглядим. А сейчас — спать.

Спать… А вот Бьянку, наоборот, изрядно тянуло поговорить, пообщаться, пусть даже и с разбуженным грумом Томом, если уж родной супруг твердо намеревается спать, не реагируя даже на соблазнительно обнаженное плечико.

— Милый, помнишь, ты меня просил как-нибудь по-другому «Барона Рохо» назвать? Так я придумала… Эй, эй, ну не спи же!

— Да слышу я, зая. И что ж ты придумала? Надеюсь, не яхта «Беда» и не «Черная Каракатица»?

— Сам ты каракатица! — девушка обиженно отвернулась, впрочем, дулась недолго, а, мечтательно глядя на луну, прошептала:

— Назовем наш корабль — «Бьюик-Скайларк»!

— Как-к-как? — Громову неожиданно заикалось.

— «Бьюик-Скайларк»! Такой красивый темно-голубой кабриолет пятьдесят четвертого года, — Бьянка томно вздохнула. — Мы такой как-то брали напрокат, с Линой. Весь блестит, сиденья — мягкие-мягкие, и такой же мягкий ход. А скорость! И ничего впереди, у ног, не торчит, ничего переключать не надо…

— Коробка-автомат, — машинально промолвил Андрей.

— Какая еще коробка?

— Трансмиссия, говорю автоматическая… Две педали. А вообще — машинка недешевая. Хоть и красивая, согласен. Да в пятидесятые все тачки красивыми были, а потом пошли одни «дровяные баржи», без страха не взглянешь.

— Так тебе, милый, не нравится?

Шелковая ночная рубашка сползла с плеча девушки, обнажив пленительно вздымающуюся грудь, такую упругую, теплую… зовущую…

— Ну почему же не нравится? — теряя остатки сна, молодой человек поласкал грудь рукою, — «Скайларк» так «Скайларк». Ничуть не хуже, чем «Красный Барон», так что — пусть будет.

Шелковая рубашечка уже сползла до пояса, и капитан-командор, погладив жену по животику, нежно поцеловал темную ямочку пупка и быстро сбросил одежду…

— Ах, милый… Ах… А ко мне Меншиков так приставал… Ах…

Примерно через неделю, во время которой не произошло ничего мало-мальски важного, не считая торжественного переименования «Красного Барона» в «Скайларк» (не в «Бьюик» — и то ладно!), царь Петр Алексеевич, исходя из полученных известий о пришедших в нехорошее движение шведских войсках, немедленно отослал царевича Алексея (которому в то время, до появления «наследника» от Екатерины, очень даже доверял, поручая, без всяких опасений самые важные дела) в Москву для возведения дополнительных укреплений на случай нападения Карла, сам же с ближайшими сподвижниками отъехал ненадолго в Лодейное Поле, а затем — в Олонец, проверить, как идут дела на верфях, чтоб, в случае чего, по-отечески грозно подбодрить корабельщиков.

В отсутствие государя немедленно подняла голову всякая сволочь, действуя в полном соответствии со старой пословицей «кот из дому — мыши в пляс». Тут же начались драки, сведения старых счетов, и — по-тихому откровенное воровство со складов, оставленных на попечение явно не тех людишек, каким бы, по уму, следовало бы.

В тот самый момент в гости к Андрею явился старый знакомый и друг Спиридон Рдеев, быстро нашедший в Санкт-Питер-Бурхе применение своему недюжинному плотницкому таланту и уже успевшему сколотить артель. Рдеев явился смурным и сразу пожаловался на странную пропажу юнги Лесли Смита, коего еще с американских вод держал под своим покровительством и кое-чему уже успел научить.

— А у меня Бьянка с Томом с утра еще на рынок ушли, — вдруг забеспокоился Громов. — Да с тех пор и нет! А дело-то к обеду уже, давно должны бы вернуться, обычно они так долго не задерживались… Может, в дурную историю попали? Народец тут всякий, тем более — без царя-то батюшки — распоясались!

— Важнова людишки около твоего дома крутились, — скупо заметил Спиридон. — Ну помнишь — капитана галерного?

Андрей насторожился:

— Еще бы!

— Сей капитан злопамятен, говорят, зело. А пленников своих Важнов в Ниенской крепости держит… там несколько бастионов осталось, подвалы… когда-то целый город шумел! Я вот что, Андрей Андреич, думаю, — чуть помолчав, продолжал плотник. — Важнов этот, Антип, давно под тебя копает! Да ты и сам то знаешь.

— А ну-ка, пошли! — резко поднявшись на ноги, капитан-командор потянулся за шпагой. — Проверим, расспросим…

Поначалу дела шли неважно — мало уже торговцев осталось, время-то позднее, но потом Рдеев, с помощью своих знакомых, отыскал-таки одну зеленщицу, которая и показала, что красивую боярышню и черного, как черт, слугу, хорошо заприметила еще с утра, а потом видела, как их усаживали в карету…

— Что значит усаживали? — резко переспросил Громов.

— А то, батюшка, и значит, — зеленщица почмокала губами и махнула рукой. — Колымага-то, она быстро подъехала. Потом так же скоро — фьють! И обоих уж нету, ни сударушки, ни арапа. Одна корзинка со снедью валяться осталась — так и ту подобрали быстро.

— Та-ак… — нервно моргнув, Андрей положил руку на эфес шпаги. — А что за карета была?

— Да колымага как колымага — черная.

Спиридон потянул Громова за рукав:

— А уж это, Андрей Андреич, мне позволь. Не так и много в городе колымаг, а уж мои-то плотники да столяры — почти каждую знают. Домой, господин капитан-командор, возвращайся, да погодь немного, ага.

Рдеев явился через полчаса весьма озабоченным, сразу с порога и бросил:

— Все так, как я и думал. Узнали карету-то, и кучера узнали! Важновская колымага, к крепости покатила.

— Так скорее туда! — Громов взмахнул шпагой. — Собирай людей, Спиридон, супругу мою да людей отбить надобно.

— То ясно, что отбить, — задумчиво протянул плотник. — Но там ведь крепость, пусть и полуразрушена, а с наскока — ружьишками да шпажками — не взять. Пушку бы хорошо!

— Пушку? — на секунду опустив голову, капитан-командор вдруг радостно встрепенулся, в холодных серо-стальных глазах его вспыхнул злой неистово-авантюрный азарт. — Будет им пушка… Пушки даже! Мало не покажется! А ну пошли, Спиридоне.

— А люди как же? Надо ведь позвать, собрать…

— Люди есть, друг мой! Думаю, одних вахтенных. Идем, идем, нечего время терять — ветер-то нынче попутный, с моря!

Примерно через полчаса фрегат российского флота под новым названием «Скайларк», стоявший у Спасской пристани, отдал швартовы и, подняв часть парусов, медленно направился вверх по Неве. Слева величаво проплыла Петропавловская крепость, по правому борту показался Летний дворец, дворец царевича Алексея.

— Готовиться к смене галса! — завидев впереди излучину, скомандовал лично стоявший у штурвала капитан.

Забегали по вантам матросы. Хлопнув, встрепенулся над бушпритом блинд. Осторожно повернув, судно направилось к видневшимся впереди бастионам, после постройки Кроншлота и Петропавловской крепости давно уже потерявшие всякое оборонительное значение. Пушки с крепости были сняты и увезены в тот же Кроншлот, так что никаких неприятных сюрпризов фрегату опасаться не приходилось. Разве что сесть на мель… Однако река была достаточно глубока, да и широка преизрядно — стоявший на том месте Ниен, бывало, принимал по полтора десятка судов в день, и судов вовсе немалых — шведских, голландских, английских…

— Пушки заряжай! — глядя на затаившийся бастион, приказал Громов.

— К выстрелу готовы, господин капитан-командор!

Дождавшись, когда левый борт корабля поравняется с бастионом, Андрей махнул рукой:

— Огонь!

Судно дернулось, окутавшиеся дымом пушки с грохотом выплюнули ядра, обрушив часть крепостной стены, давно уже не поддерживаемой в должном состоянии.

После первого же залпа над зубцами бастиона взвилось белое полотнище…

— Ура-а-а! — закричал Спиридон. — Они сдаются, господин капитан-командор.

А Громов уже спускался в шлюпку…

Выбежавшие из крепости люди старательно размахивали белым флагом и кланялись:

— Господине капитан-командор, не губите!

— Я вот вам дам — не губите. Пленники где?

— Сейчас приведем, господине. Всех, до единого. А вот токмо Антипа Борисыча не смогем — сбежали незнамо куда.

Андрей махнул рукой:

— Да и черт с ним! Велите, кто есть… Ой… Ну слава богу!

Выбежавшая из ворот крепости Бьянка в сером дорожном платье (специально для похода по рынкам и всяких домашних дел) бросилась Андрею на шею:

— Ах, милый, ты даже представить себе не можешь, кого я только что встретила!

— И кого же?

— А вон, сам смотри!

Молодой человек повернул голову… с удивлением увидав за радостно улыбающимися Томом и юнгой знакомые рыжие космы…

— Господи… Камилла!!! Генрих!!! Вы-то как здесь?

Вдруг вспомнив шахматные фигурки, Громов весело рассмеялся:

— Поди, за пиратскими сокровищами явились? Ну и как? Нашли?

— Нашли, — покусав губы, призналась девчонка. — Только их сразу же один местный дьявол отобрал, а нас в подвалы кинул. Давно за нами следил, злодей чертов!

— Именно что злодей… — хмыкнув, капитан-командор махнул рукой. — Рад вас видеть в добром здравии. Прошу на судно. Кстати, о сокровищах! Сейчас мы всю крепость перевернем…

— Вот это правильно! — радостно потерев руки, Камилла тут же сникла. — Думаю, самое ценное наш враг прихватил с собой. Осталось лишь так, мелочь…

«Мелочь» в крепости отыскалась — изысканные, усыпанные драгоценными камнями курильницы, серебряные блюда, золотые статуэтки Будды… и усыпанная драгоценностями шахматная доска!

Сокровища сразу же перенесли на корабль под счастливым взором юной рыжеволосой красавицы.

— Мы согласны отдать треть, господин капитан. Ах, какие здесь были алмазы, изумруды, сапфиры! Все — красоты неописуемой… Увы… Надо срочно изловить того гада, что их украл!

— Бог даст, изловим…

Громов был настолько рад тому, что с Бьянкой — и Томом с юнгой Лесли — ничего плохого не случилось, что совершенно не забивал себе голову какими-то там дурацкими сокровищами, черт-то с ними, любимая супруга — вот истинное сокровище, вот кого надо беречь!

Над головой вдруг сверкнула молния, ударил гром — за всеми делами никто и не заметил, как к вечеру собрались тучи.

— Все на корабль! — быстро приказал Громов. — Уходим.

Снявшись с якоря, «Скайларк» поплыл по течению, озаряемый синими сполохами молний. Курляндский лекарь Генрих крестился, озабоченно поглядывая на огромную грозовую тучу, застившую половину неба.

— Может быть, зря мы отплыли?

О нет, не зря! Андрей улыбнулся — он точно знал, что не зря. И юная баронесса — знала, поглядывая на грозу и искоса бросая взгляды на мужа. Стояла у фальшборта, болтала о чем-то с Камиллой. Капитан-командор прислушался…

— Здесь вот, на месте разрушенного города мы их и нашли. Сундуки с драгоценностями и пиастрами!

Господи… опять эти тупые сокровища! Все бабло поганое… Поизящнее-то тему не могли найти?

— …как раз на том самом месте, где раньше стоял дом моего приемного отца…

Хм… дом отца? Чьего отца?

— Да-да, милая подруженька, мой приемный отец — знаменитый капитан Генри Эвери, он же — Длинный Бен… и он же — Геннадий Амонин, русский швед из Ниена. То есть — шведский русский.

Услыхав такое, Андрей навострил уши, уже не обращая внимания на грозу — интересно! Ну надо же — знаменитый багамский пират, оказывается, из Ниена, города на Охте-реке! Впрочем, ничего удивительного — разрушенный по велению Петра Ниен лет пятнадцать-двадцать назад был крупным торговым портом, ничуть не хуже какого-нибудь Портсмута или Гавра!

— Отец покинул родину давно, лет двадцать назад — какая-то неприглядная история с займами и сгоревшими складами. Позвал с собой друзей, они скинулись, купили корабль и отправились в Африку за рабами. Потом — в Америку: продать невольников и поправить свои дела, так делали многие… Ну дальше ты знаешь, милая Бьянка… Каперский патент, пиратская флотилия, снова Африка, Красное море — и два огромных индийских корабля, набитых неисчислимыми сокровищами — «Фатех-Мохамед» и «Гангсвэй». Потом отец вынужден был бежать. Сначала — в Ирландию, затем — домой, сюда, в Ниен… Умер незадолго до осады города русским царем. Знаешь, милая, мой приемный отец давно расстался с матерью — он встретил ее в Нассау, а меня никогда не любил… но вот ближе к старости, похоже, какие-то чувства все же шевельнулись в его душе. Отец оставлял знаки, наверное — для меня.

— Шахматные фигурки?

— Они… А в Ирландии он прямо указал, куда отправился — в Ниен, на родину, на покой. Сказал об этом владельцу одной портовой таверны в Дублине. Оставил ему фигурку — красного слоника — да велел держать на видном месте.

Покосившись на тучу, Громов презрительно сплюнул за борт — сокровища, фигурки — вроде взрослые люди, а устраивают какой-то цирк! Не лучше ли было бы сразу приемной дочке хоть что-то оставить? Или только на пути в Ирландию совесть заела?

— Еще до того, как в Нассау стали прижимать всех, связанных с капитаном Эвери, мы с матерью уехали в Каролину, — между тем продолжала Камилла. — Помог бывший губернатор, он тоже бежал туда. И дядюшка Сэм! Да, он мой двоюродный дядя… и много чего знал про Длинного Бена. Сам искал сокровища, мне ничего не говорил, но я за ним следила, я же не дура. Особенно там, на Нью-Провиденс. Мы почти разом напали на след, и я все время боялась вдруг встретить дядю в Ирландии или даже здесь, в Санкт-Питер-Бурхе. Не встретила… — девушка неожиданно вздохнула. — Значит, уж нет дядюшки Сэма в живых.

— А как вы добрались сюда? — поинтересовалась Бьянка. — На «Белой ромашке»?

— На ней… Мы видели «Красный Барон» в море. Узнали. И прятались, не выходили на палубу… дураки!

Опять блеснула молния, ударил ливень…

— Мост!!! — с ужасом закричал с носа юнга Лесли Смит.

— Какой к черту, мост? — удивился стоявший за штурвалом шкипер. — Не было тут никакого моста.

— Да мост же, говорю вам! — юнга снова закричал, на этот раз уже куда громче.

И какой же тут может быть мост?

Схватившись за фальшборт, Андрей всмотрелся вперед…

Ну как это какой?

Литейный, вот какой!

А вон и Арсенальная набережная, мчащиеся в грозу автомобили, знаменитые Кресты…

— Спустить все паруса! — волнуясь, скомандовал Громов. — Бросить якорь! Бьянка, милая… — подбежав к жене, капитан-командор протянул руку. — Нам пора в шлюпку. Идем!

Баронесса бросила на супруга недоуменный взгляд… красивое, с тонкими аристократическими чертами лицо ее вдруг озарилось улыбкой:

— Идем! Думаешь, на этот раз все получится?

— Ну вот же он, мост! — прыгнув в привязанную за кормой шлюпку, Андрей принял на руки жену. — Вон и Кресты…

— Какие кресты?

— Эй, эй! — свесившись с кормы, заволновалась Камилла. — Вы куда это? Эй!

— Да есть еще дела… — отрубив шпагой швартовочный конец, капитан-командор взялся за весла. — Смотри, смотри, милая! Видишь, там, на набережной — машины, авто! Кто-то кажется, мечтал о «Бьюике-Скайларке», нет?

— Да-да! — радостно заулыбалась Бьянка. — Кабриолет пятьдесят четвертого года, ага!

Сверкнула молния… Радостно — словно пропуск в новую жизнь.

Громов заулыбался довольно, как, наверное, никогда прежде:

— Коробка-автомат, милая!

— Точно! И обитые синим, бархатом сиденья…